Аннотация: Прелестная Линдсей Гранвилл отвергала одного поклонника за другим, пока не встретила Эдварда де Уорта, виконта Хаксли, мужчину, которого полюбила всем сердцем, которому покорилась душой и телом. Девушка не подозревала, что Эдвард решил жениться на ней… дабы отомстить ее сводному брату! Однако, начав жестокую игру, виконт запутался в собственных сетях, и то, что началось как отмщение, вскоре обратилось для него в жгучую, неистовую страсть.


---------------------------------------------


 Стелла Камерон
 Мимолетное прикосновение


  Посвящается Джейн Энн Кренц, моему необыкновенному другу, с любовью 



 Глава 1


 Конечно, лучше было бы вообще обойтись без девчонки, но, увы, без нее привести план в исполнение невозможно. Уродина или хорошенькая, кокетка или «синий чулок» — не важно. Собственно говоря, внешность и характер мисс Линдсей Гранвилл из Трегониты абсолютно никакой роли не играют.
 Необходимо снискать ее расположение как можно скорее. Если удастся — скомпрометировать, а дальше — предложение, брак, постель… И наконец, поселить ее со всеми удобствами, но где-нибудь подальше от себя… и тоже как можно скорее.
 Выехав на крутой обрыв, откуда открывался превосходный вид на величественное корнуоллское поместье Гранвиллов, Эдвард Ксавье де Уорт, шестой виконт Хаксли, натянул поводья своего разгоряченного скакуна и рассеянно потрепал его по шее. Скачка была нелегкой, ибо всадника гнали вперед ненависть и нетерпение.
 — Держись, Рубака, — пробормотал Хаксли. — Мы на вражеской территории. Лучше как следует изучить эти земли, прежде чем они станут нашими.
 И он зловеще улыбнулся, раздувая ноздри и прищурив глаза, которые часто называли «ставнями его души». Сейчас Эдварда радовала подобная характеристика. В ближайшие дни он, без сомнения, еще возблагодарит Бога за дарованную ему способность скрывать свои чувства. Как бы там ни было, но он воспользуется любыми дозволенными и недозволенными средствами, дабы осуществить задуманный им обман.
 А какова же цена? Месть!
 — Час настал! — Выпрямившись в седле, Хаксли легонько тронул шпорами бока Рубаки.
 Словно слившись воедино, конь и всадник во весь опор понеслись вниз по каменистому склону среди чахлых пастбищ, где овцы уныло жались к изгородям, радуясь даже такому скудному укрытию от февральского мороза.
 Пригибаясь, чтобы увернуться от голых ветвей ив, виконт выехал на просеку, которая должна была его на парадную аллею поместья Трегонита. При дыхании изо рта у него вырывались облачка белого пара. Эдвард стиснул зубы. Лучше излить всю накопившуюся ярость в стылый воздух, чем на того человека, что скоро впервые сведет знакомство с виконтом Хаксли. Он не должен почувствовать от своего гостя ни малейшего намека на угрозу. Роджер Латчетт, приговоренный к тому единственному наказанию, которого из-за свое преступление, сегодня, не подозревая, и судью, и суд присяжных… и еще не раз проклянет их встречи.
 Через считанные минуты Хаксли остановился перед готическим фасадом старинного помещичьего дома Гранвиллов и собирался уже спешиться, но замешкался, услышав позади себя торопливые шаги.
 Когда молодой человек спрыгивал с коня, к нему метнулся маленький смерчик из темно-синего бархата и буйных золотистых локонов. Распознав в этом стремительном явлении молоденькую девушку, Хаксли машинально укрылся за массивным плечом Рубаки. Поскольку, по слухам, девица Гранвилл была крайне сдержанна, застенчива и редко показывалась на людях, то незнакомка, без сомнения, была служанкой. Но Эдвард все равно не хотел рисковать.
 — Разве Калвин не передал вам, чтобы вы ехали лесом? — раздался прерывающийся голосок, а бледное личико его обладательницы заглянуло поверх шеи коня. — Пожалуйста, поторопитесь. Если вы… да вы… не могли бы вы…
 В лицо Хаксли тревожно заглянули огромные глаза одного цвета с темно-синей ротондой, которая, как разглядел теперь виконт, была сильно поношенной и на пару размеров больше, чем следовало. Овальное личико, маленький, задорно вздернутый носик, полные, чуть приоткрытые губы, из-за которых выглядывали ровные белые зубки… Над синими озерами глаз трепетали густые длинные ресницы. А в довершение всего это дивное, необыкновенно прекрасное лицо казалось до смешного юным.
 Если я… или не мог бы я — что, мисс?
 Ой! — Незнакомка прижала к губам пальчики, утопавшие в огромной и необыкновенно прочной на вид кожаной перчатке, и очаровательно покраснела. — Ну, если вы не хотите, чтобы у Сары из-за вас начались неприятности, то не могли бы вы поскорее отправиться на конюшню и спрятать там лошадь? — Словно спохватившись, она присела перед молодым человеком в неловком реверансе, чем немало его позабавила. — Ну вот, если вы не против. Густые ресницы опахалом взметнулись к красиво изогнутым бровям.
 Эдвард хлопнул хлыстом по голенищам высоких гессенских сапог.
 — Что ж, почему бы и нет. Показывайте дорогу.
 Бедняжка явно пришла в смятение, а для его замыслов — как знать? — такой неожиданный поворот событий при первом появлении у Латчетта мог даже сулить какие-нибудь преимущества.
 Девушка (ибо незнакомка, судя по миниатюрности и хрупкости ее фигурки, явно была совсем еще молоденькой девушкой, если не сказать девочкой) снова удивила Хаксли: бесцеремонно ухватила его за руку и потащила за собой по тропинке, откуда она появилась. Даже под грубой кожей перчатки чувствовалось, какая у нее крошечная ладошка.
 — И как это я сразу не догадалась, что Сара не сможет толком объяснить вам, как важно сохранять полнейшую тайну. Мне следовало ожидать, что вы забудете остановиться у домика Калвина.
 Она изо всех сил тянула Хаксли за собой, словно полагала, что сам он не в состоянии двигаться иначе, чем медленным шагом. Вороной конь, все еще не отдышавшийся после скачки, легкой иноходью трусил рядом с хозяином.
 — А что, собственно… — виконт покосился на свою провожатую, — так что, по вашему мнению, Сара не смогла мне объяснить?
 — Ах, да столько всего! — Девушка завернула за угол, и молодые люди оказались в маленьком мощеном дворике перед конюшней. — Видите ли, я ей не верила. Сара всегда выдумывает столько всяких небылиц. Я согласилась с ее планом просто потому, что сочла его очередной игрой. Я и не думала, что вы существуете на самом деле.
 — Уверяю вас, я в самом деле существую, — выдохнул Хаксли.
 Незнакомка замялась.
 — Простите, пожалуйста. Наверное, вышло грубо, просто я так разволновалась, что самой смешно. Все говорят, я такая. Ну вот… а Саре следовало бы получше втолковать вам, как важно, чтобы вас никто не видел. И не только у домика священника, но и здесь тоже. Пожалуйста, поторопитесь.
 Конюхов возле конюшни видно не было, и Хаксли позволил девушке ввести его в конюшню. Там она взяла у него из рук уздечку и с ловкостью человека, привыкшего обращаться с лошадьми, ввела вороного в стойло, накрыла попоной и позаботилась, чтобы у него было вдоволь воды и сена.
 — Ну вот. — Она повернулась к виконту, смахивая с лица пряди непокорных волос. — Должно быть, вы замерзли и проголодались.
 Хаксли подавил улыбку. Вот потешная пигалица, просто прелесть. Он вдруг понял, что обуревавший его гнев утих. Пожалуй, оно и к лучшему — для предстоящего дела потребуется холодная голова.
 — Мне тоже достанется уютная попонка и клочок сена? Девушка нахмурилась, запирая стойло, а потом снова залилась румянцем.
 — Вы думаете, я ужасная невежа? Все так думают. Если мы не будем терять времени понапрасну, то можем пойти на кухню, а там очень даже тепло. Надеюсь, я сумею найти вам что-нибудь перекусить, а потом решим, что же делать. Видите ли, вы разминулись с Сарой. Она сейчас уехала с отцом в Сент-Остелл и еще долго не вернется.
 Пожалуй, вам стоит позвать дворецкого, а? — Хватит с него загадок. Этот ребенок, несомненно, принимает его за кого-то другого.
 Огромные синие глаза не дрогнули.
 — Ох уж мне эта Сара. В самом деле, ну и кашу заварила. До чего же удачно вышло, что я заметила, как вы подъезжаете. Понимаете, она не живет здесь. Это поместье Трегонита. А домик священника находится рядом с деревней. В нескольких милях отсюда. — Между белыми безупречными зубками на миг показался кончик розового язычка. — Еще слава Богу, что Сара так хорошо вас описала!
 Хаксли вдруг сделалось очень неспокойно, почти так же неспокойно, как лошадям, которые переминались с ноги на ногу в своих стойлах.
 — И как эта… как именно Сара меня описала? Он не сообщал Латчетту точного дня своего прибытия, но теперь, перед встречей с заклятым врагом, был очень взвинчен. Девушка наморщила лобик, словно припоминая.
 — Знаете, у нее только и разговору, что о своем отважном офицере, который сражается бок о бок с герцогом Веллингтоном и ужасно страдает от разлуки с ней… То есть, я имею в виду, она всегда заводит о вас речь, как начитается своих романтических стихов. Вот почему до сегодняшнего дня я ей не очень-то верила.
 Хаксли одолело любопытство.
 Вот как? И что же она говорит?
 — Она говорит… — Незнакомка устремила на него пристальный взгляд и начала, точно повторяя заученные фразы:
 — Высокий, смоляные кудри развеваются по ветру, в глазах пылает огонь, а рот… рот твердый и четко очерченный. Широкие статные плечи, на которых мундир сидит как влитой. А ноги… — Тут она вдруг захлопнула рот. — Боже ты мой! Ради всего святого, не пересказывайте Саре, что я вам наговорила.
 Позабавленный до глубины души, Хаксли провел рукой по «развевающимся по ветру смоляным кудрям».
 Клянусь, Саре ни слова. А вы всегда так… — Он чуть не сказал «порывисты», но побоялся смутить девушку. Непосредственность была редким и драгоценным качеством у молодых дам его круга. — Вы всегда так прямодушны?
 — Ой да. Все так говорят. — Впрочем, в тоне ее не слышалось ни малейшего сожаления. — Знаете, лучше нам все-таки спрятаться на кухне, пока вас не заметили.
 Она провела его через мощеный дворик и сводчатый каменный проход в садик перед кухней, даже зимой носивший следы явного пренебрежения и запустения. Замерзшие высохшие стебли растений торчали уныло и одиноко. Хаксли приподнял бровь. Для человека, поставившего на карту столь многое ради того, чтобы заполучить это поместье, Латчетт проявлял на удивление мало заботы о его благосостоянии.
 — Сюда, — торопливо шепнула ему провожатая. Тяжелая дверь открывалась в коридор на задней половине дома, идущий мимо сыродельни и кладовых с мясом и рыбой. От каменных стен веяло холодом. Вскоре девушка ввела Хаксли в большую и уютную кухню, где в камине еще теплились неостывшие угли.
 — Садитесь сюда. — Девушка придвинула к камину деревянную табуретку. — Грейтесь. Хаксли машинально сел, протянув руки к тлеющим углям. Пожалуй, и вправду удачно все получилось. Известно, что Латчетт готов пятки лизать любому, кто вхож в светское общество. Как же он сконфузится, когда узнает, что виконта ввели в его дом с кухни! Хаксли презрительно скривил губы. А где остальные слуги?
 — Я не… Ой, ну ладно. У кухарки сегодня выходной. Дидс — дворецкий — скорее всего занимается счетами. Остальные… — Она неопределенно махнула рукой. — Когда никаких гостей не ждут, вся прислуга занята чем-нибудь по дому.
 — А вы? — Виконт через плечо покосился на девушку. — Кто вы и где сейчас полагается находиться вам?
 Положив тяжелые перчатки на огромный, чисто выдраенный стол, она развязывала потрепанные ленты ротонды. Вопрос явно застал девушку врасплох.
 — Я… я… гм… — Она слабо улыбнулась, продемонстрировав очаровательные ямочки на щечках, но в глазах ее затаилась тревога. — Вы и сами уже должны были догадаться, кто я, сэр. Я Берта, Сарина горничная.
 Да, лгунья из нее никудышная. Хаксли нахмурился, убежденный, что девчонка бессовестно врет.
 — Ну ладно. Вы Берта. И что вы тогда делаете здесь, в этом доме, если Сара живет в домике священника?
 Девушка снова покраснела.
 — Сара попросила. Она, наверное, объяснила вам, что следует приехать именно в Трегониту и ждать у конюшни, оттого что ее папа, — юная заговорщица придвинулась поближе к гостю и привстала на цыпочки, — преподобный Уинслоу, очень добрый человек, но, знаете ли, ужасно старомоден в сердечных делах. Словом, Сара решила, что, если вы придете сюда и подождете ее в конюшне, она сможет встретиться с вами так, чтобы ее батюшка ни о чем не догадался.
 — Понимаю. И мы… Выходит, Сара предупредила вас, что встреча назначена именно на сегодня?
 — Да нет же.
 Внимательно осмотрев каждую щелку на полу кухни, девушка опустилась на колени и принялась расшатывать надбитый угол одной из плит. Вскоре ей удалось сдвинуть ее в сторону и вытащить из образовавшейся щели какой-то тяжелый узел, завернутый в старую шаль. Тяжело. дыша от натуги, девушка выпрямилась и торжествующе опустила сверток Эдварду на колени.
 — Надо спешить. Сара говорила мне, что вы можете появиться со дня на день и следует все время быть начеку. Так что я заметила сегодня ваше приближение благодаря чистой случайности, хотя и очень счастливой. Держите. Здесь мясной пирог, сыр и яблоки. Это скрасит вам ожидание в конюшне. Как только смогу, принесу вам немножко эля.
 — Вы слишком щедры, — сохраняя полнейшую серьезность, заявил виконт, гадая про себя, подозревает ли Латчетт, что его слуги потихоньку таскают припасы из кладовых и оделяют ими своих сомнительных друзей. Если не знает, то от — него, Хаксли, не узнает и подавно.
 Пожав плечами, Берта скинула тяжелую ротонду, небрежно бросила ее на стул и снова опустилась на колени, чтобы водрузить на место сдвинутую плиту.
 У Хаксли перехватило дыхание. Подобного наряда не носила ни одна служанка его родового поместья. Теперь, когда Берта сняла ротонду, первое его впечатление о том, что она мала и хрупка, подтвердилось. Но в остальном он ошибся. Миниатюрная — да, но во всем остальном — вполне взрослая девушка. Бледно-лавандовое муслиновое платье оттеняло молочную белизну кожи. Распущенные золотистые локоны струились по безупречным плечам, спадая на высокую, пышную грудь. Хаксли беспокойно заерзал на табуретке. Платье мнимой горничной было сильно поношено, как и выцветшая шелковая лента, перепоясывавшая ее гибкий стан, но этот непритязательный наряд лишь подчеркивал скрывавшиеся под ним соблазнительные округлости и изгибы.
 — А почему вы не в мундире? — поинтересовалась тем временем она, сидя на корточках и двумя руками водружая на место непослушный камень. От этой возни лиф ее платьица грозил вот-вот соскользнуть, а тонкая прямая юбка как нельзя лучше обрисовывала округлые бедра.
 Хаксли с усилием взял себя в руки. Он не привык соблазнять горничных и служанок.
 Впрочем, думаю, вы решили, что так вы будете выглядеть менее подозрительно, — продолжала девушка, не дождавшись его ответа.
 Да, вроде того, — неопределенно ответил он, поднимаясь. — Ну а теперь, полагаю, вам пора возвращаться в… гм…домик священника.
 Из осторожности виконт не стал спрашивать, привыкла ли она каждый день наведываться в Трегониту на случай, если туда нанес визит отважный офицер этой самой Сары, кем бы там ни была сия мифическая персона.
 «Да, кстати, — промелькнуло у него в голове, — отчего это чужая горничная прячет еду здесь на кухне?»
 Берта не слишком грациозно поднялась с пола и шагнула к виконту.
 — Я должна вам кое-что сказать.
 Ослепительное видение с шелковистой нежнейшей кожей и сияющими глазами, во всем блеске расцветающей женственности, оказалось так близко к Хаксли, что он увидел, как быстро бьется тоненькая голубая жилка на шее девушки, и ощутил едва уловимый аромат роз. У него мгновенно пропал дар речи.
 — Я должна вам кое-что сказать, — сбивчиво бормотала Берта. — И скажу. Непременно. Вот только сперва удостоверюсь, что Сара на меня не рассердится.
 Эдвард сглотнул.
 — Разумеется. Никак нельзя сердить вашу госпожу. А теперь…
 Она положила руку ему на локоть.
 — Пока скажу просто, что все обстоит не совсем так, как кажется. Но я уверена, стоит вам только встретиться с Сарой, как все тут же разъяснится само собой.
 — Несомненно. — Едва сдерживая смех, виконт легонько провел рукой по персиковой щечке служанки. Он взглядом охватил стройную фигурку с головы до ног, но девушка, похоже, ничего не замечала. — Вы можете идти. Я сам найду дорогу.
 Вовсе ни к чему сообщать ей, куда он сейчас намерен отправиться. Да и всем остальным ни к чему знать, как это вышло, что почетный гость нежданно-негаданно проник в Трегониту с черного хода.
 — Нет. — Девушка отчаянно затрясла головой. Белокурые пряди упали ей на лицо. — Сара никогда не простит мне, если я не позабочусь о вас.
 Двусмысленное заявление, подумал Хаксли, но тут же осторожно отстранился от Берты. — Я настаиваю…
 Его прервал резкий стук, дверь распахнулась, и в кухню ворвался какой-то белобрысый толстяк.
 — В чем дело? — Реденькие сальные волосы уныло обрамляли круглую кирпичную физиономию. Пухлые ярко-красные губы недовольно надулись, а маленькие бесцветные глазки, буквально утопающие в жирных щеках, злобно уставились сперва на Хаксли, а потом на Берту.
 — Объяснитесь, сэр. Какого дьявола вы делаете на моей кухне:
 Его кухне? Так, значит, этот… таракан и есть заклятый враг Хаксли, его доселе незнакомый противник?
 — Добрый день, — учтиво поздоровался виконт, медленно поднимаясь на ноги и незаметно задвигая узел с едой за табуретку.
 И без того маленькие глазки толстяка сузились в еле заметные щелочки. Необъятный подбородок, покоящийся на жестком накрахмаленном воротнике, затрясся от возмущения.
 — Кто этот тип? Давно он здесь? — набросился он на Берту, и Хаксли не преминул заметить, что взгляд хозяина дома застыл на уровне выреза платья девушки.
 — Он… я…
 — Хватит! — Латчетт вскинул руку. — С тобой я позже разберусь.
 Хаксли сжал зубы, сдерживая приступ лютой ненависти.
 — Полагаю, в первую очередь вам следует поговорить именно со мной, сэр. — Этот молодчик явно был законченным негодяем и развратником, и не требовалось особого воображения, чтобы догадаться, как именно предпочел бы он разбираться с девушкой. — Боюсь, я случайно свернул не туда. А эта молодая особа была столь добра, что направила меня на путь истинный.
 Что бы ни случилось, нельзя терять голову и наносить удар прежде, чем месть его будет тщательно подготовлена.
 Латчетт угрожающе покачивался на толстых ногах, обтянутых желтыми рейтузами. Огромное брюхо выпирало вперед. Насколько знал Хаксли, хозяину дома было всего тридцать три года, однако от невоздержанной разгульной жизни он выглядел гораздо старше своих лет.
 — Кого вам нужно? — требовательно спросил Латчетт у молодого человека.
 — Он случайно заехал не туда! — вдруг выкрикнул чистый и звонкий голосок Берты. Девушка в отчаянии стиснула руки. — Вы же знаете, как легко сбиться с дороги по пути из Фови и вместо деревни оказаться здесь. Я с радостью провожу его…
 — Помалкивай! — Широкая грудь Латчетга так и вздымалась от негодования.
 «Разжиревший деревенский денди», — подумал Хаксли. — Слабовольный, самовлюбленный, жадный… и смертельно опасный». С каким бы удовольствием он выдавил жизнь из этого борова прямо сейчас. Заманчивая мысль, но это слишком легкая и милосердная смерть.
 Хаксли улыбнулся трясущейся от страха Берте:
 — Сейчас я все улажу, детка. — И повернулся к Латчетту. — Сэр, произошло досадное недоразумение. Полагаю, вы — мистер Роджер Латчетт?
 Да, это я, — презрительно фыркнул тот.
 Так я и думал. В таком случае, сэр, мне кажется, нам есть, что обсудить.
 — Но… — снова пискнул дрожащий голосок.
 — Тише, малышка, — негромко бросил Хаксли девушке. — Все будет хорошо. Полагаю, мистер Латчетт, вы уже получили мое письмо?
 — Письмо?
 — В котором я изъявлял желание арендовать ваш дальний дом — о нем любезно упомянули мне мои друзья Тревисы из Мевагисси.
 Он слышал, как сдавленно ахнула Берта у него за спиной, но даже не обернулся в ее сторону.
 Вид ошарашенного Латчетта доставил виконту немалое удовольствие.
 — Дальний дом, — выдавил толстяк, отшатываясь. — Да-да, разумеется. Так, значит, вы… — Рука его описала широкий круг в какой-то смехотворной пародии на учтивый приветственный жест, и он попробовал было поклониться, однако толстое брюхо препятствовало этой попытке. Вы… Виконт Хаксли, — докончил молодой человек, небрежно складывая руки за спину. Тревисы из Мевагисси были, но сути говоря, Бертрамом Тревисом, частным сыщиком. Благодаря ему Хаксли знал о Роджере Латчетте достаточно, чтобы в будущем, когда час расплаты наконец придет, этот презренный червь ползал у его ног, моля о пощаде, — Надеюсь, дом еще не сдан?
 — О… это и в самом деле райский уголок… милорд. Но пойдемте, освежитесь с дороги, заодно и обсудим наше дельце. — Латчетт буквально пританцовывал на своих коротеньких толстых ножках, обутых в домашние туфли из красного Бархата. — Прошу вас, милорд, не удостоите ли вы меня своим обществом в библиотеке?
 Хаксли едва не скрипнул зубами. — Само собой.
 Латчетт вежливо указал на дверь, и Хаксли вежливо склонил голову в знак согласия, но чуть задержался в дверях, чтобы ласково улыбнуться Берте. Та стояла словно громом пораженная. Глаза ее потемнели от смятения.
 В тот же миг взгляд Латчетта тоже остановился на девушке.
 — Это, — объявил он ей, — виконт Хаксли из Хаксли-плейс в Девоншире.
 Горничная, потупившись, присела в очередном неуклюжем реверансе.
 — Милорд, — продолжал Латчетт, — позвольте представить вам мою сводную сестру, мисс Линдсей Гранвилл.




 Глава 2


 Семейство Гранвиллов было очень богато. Основу его благосостояния заложила прибыль от медных и оловянных рудников, однако это было еще не все. Немалую сумму каждый год приносила десятина от живших на землях поместья рыбаков, а налог с арендаторов еще больше приумножал золотой поток, щедро струящийся в фамильные сундуки Гранвиллов. Ходили слухи, будто Трегонита может похвастать таким богатством, что многим именитым владельцам куда более прославленных поместий впору полопаться от зависти.
 Сидя в темно-красном кожаном кресле, Хаксли задумчиво поглядывал на бриллиант размером с воробьиное яйцо, украшавший булавку для галстука Латчетта. Да, Гранвиллы в свое время явно сколотили огромное состояние, а этот жирный паук не тратил времени даром, бросая на ветер результаты чужих трудов.
 Сам же Латчетт стоял перед камином в этой изящной и со вкусом обставленной библиотеке, которую так нахально величал своей. Время от времени он прочищал горло и откашливался, бросая быстрые взгляды на Хаксли и тотчас же снова отводя глаза. Виконт не торопил его, все еще смакуя приятное, хотя и слегка шокирующее открытие, что потешная и донельзя соблазнительная девушка, притворявшаяся горничной, и есть его будущая супруга!
 — Просто не представляю, как это Дидс не услышал вашего приближения, — наконец начал Латчетт. Его гнусавый голос звучал удивительно напыщенно. — Крайне досадное недоразумение. Надеюсь, вы не затаите на нас обиды. Подумать только, самому заводить в конюшню лошадь! Попасть в дом через кухню!..
 Он сокрушенно покачал головой и снова умолк. Хаксли заметил, что его левая рука на подлокотнике кресла сама собой сжалась в кулак, и поспешил разжать пальцы. Необходимо, просто жизненно необходимо подобраться как можно ближе к цели — и как можно скорее. Судя по всему, мисс Линдсей Гранвилл наверняка осаждают толпы пылких поклонников. Не хватало еще разбираться с кучей соперников. Не то чтобы он сомневался в своей способности справиться с ними — но просто это ведь такай докука. Одно хорошо — невинные глазки и прелестная фигурка красотки Линдсей обещают сделать этот вынужденный брак не таким уж и неприятным. Подобный приз всякому лестно заполучить.
 Второй раз за день его вдруг охватило возбуждение. Черт возьми! Эта едва выросшая из пеленок девчонка горячила ему кровь, как ни одна из тех зрелых женщин, каких он только успел узнать за свои двадцать восемь лет.
 Дальний дом, — коротко напомнил он Латчетту.
 Ах да! — Толстяк грузно оперся о красивый дубовый стол перед высоким окном, откуда открывался прекрасный видна лужайку перед домом. — Помнится, ваше письмо гласило, что вы хотели бы снять Пойнт-коттедж сроком на год. Там, правда, не упоминалось, ради какой цели.
 «Глупец клюнул на наживку», — подумал Эдвард, поднимаясь с места и подходя к камину. Что ж, не одна мисс Гранвилл умеет разыгрывать представления. Он тяжело вздохнул и уставился на огонь.
 Трудно объяснить. Скажем, я хочу обрести тихий и укромный уголок, где можно… гм… как бы получше выразиться, излечиться от весьма болезненного разочарования. Уголок, где никто не станет меня искать.
 Латчетт снова откашлялся.
 — Ясно. Могу ли спросить, не замешана ли в этом… кха-кха…разочаровании какая-нибудь дама?
 — Можете, — отозвался Хаксли. — Но, надеюсь, как джентльмен, вы поймете меня, если я не стану отвечать на этот вопрос.
 О да, — с глубокомысленным видом закивал Латчетт. — Ну разумеется, я все понимаю. Если не ошибаюсь, мы еще не обсуждали соответствующую… кха-кха… сумму?
 А какую сумму вы посчитали бы приемлемой? — Всякий , раз, как Эдвард глядел на хозяина дома, от ненависти у него темнело в глазах. Руки так и чесались сжать это жирное горло и сжимать до тех пор, пока глаза Латчетта не вылезут из орбит. Находиться в двух шагах от врага и не давать себе воли — какая же это мука!
 — Надо сказать, дальний дом просто находка. И расположен исключительно удачно.
 Сразу видно, этот кровопийца почуял близкую наживу. Как будто у него и без того денег мало. Хаксли промолчал.
 — Собственно говоря, мы в Трегоните не так уж гонимся за дополнительными источниками дохода…
 Ну да — не гонятся, но уж если выпадет такая возможность, своего не упустят. Надо же иметь какие-то средства на удовлетворение страсти Латчетта к картам — еще одна пикантная деталь, которую выяснил Тревис.
 — Тем не менее, — продолжал гнуть свое толстяк, — как опекуну мисс Гранвилл, а также попечителю всего имения и, разумеется, ее любящему сводному брату, мне надлежит заботиться о том, чтобы ее интересы были всегда должным образом соблюдены.
 Надо понимать, ветхое и заношенное платьице и необходимость украдкой таскать еду в собственном доме также являлись результатом неуклонной заботы любящего сводного брата об интересах сестры.
 — Разумеется, — пробормотал виконт и вдруг, не удержавшись, спросил: — А сколько лет мисс Гранвилл?
 Латчетт, погрузившийся было в перечитывание письма Хаксли, так и дернулся.
 — Скоро двадцать, — бросил он. — Милая, очень милая девочка, но — увы! — не блещет хорошими манерами и дарованиями, которые так ценятся в женщинах. Признаться, забота о ней — немалое испытание для меня. — Он вздернул подбородок. — Но каждый должен выполнять долг. Я от своего никогда не уклонялся.
 Хаксли пригубил бренди, чтобы скрыть свое отвращение. — Похвально. Насколько я понимаю, сей долг лег на ваши плечи довольно неожиданно?
 В самом деле. — Латчетт с рассеянным видом выглянул в окно. — Мой брат Уильям погиб на море два года назад. В битве, знаете ли. Это был настоящий удар. Страшная весть убила моего отчима. За отсутствием другого… кха… сына, мне не оставалось иного выбора, кроме как посвятить жизнь заботам о моей сводной сестре и ее наследстве.
 Ее мать, видите ли, умерла при ее рождении, а моя бесценная матушка вышла замуж за Бродерика Гранвилла, когда Линдсей была совсем еще крошкой, и столкнулась с немалыми трудностями, воспитывая двух отпрысков моего отчима… хотя, разумеется, она никогда не жаловалась и не роптала. Я рад, что смог дать ей отдохнуть от этой ноши.
 Хаксли отметил про себя, что Латчетт говорил как по писаному — должно быть, так часто повторял эту историю, что выучил ее наизусть.
 И как сейчас здоровье вашей матушки?
 О, сейчас моя бесценная матушка поживает настолько хорошо, насколько этого можно ожидать в ее положении. Она просто обожала моего отчима и много месяцев была безутешна. Теперь же, благодарение Господу, она чувствует себя великолепно. Отчим проявил по отношению к ней исключительную щедрость, она и по сей день живет здесь.
 С каждой секундой виконту становилось все яснее, с чем ему предстоит столкнуться. Очевидно, вдова Бродерика Гранвилла по-прежнему оказывает огромное влияние на своего сына и на все поместье Трегонита.
 — Похоже, вы замечательно со всем справляетесь. Так какое вознаграждение вы сочтете подходящей платой за дом?
 Толстяк ничего не ответил. Он не отводил взгляда от окна. Поигрывая бокалом, Хаксли бесшумно зашагал по мягкому ковру вдоль книжных полок, притворившись, будто разглядывает кожаные переплеты, пока не оказался в двух шагах от своего собеседника.
 Теперь он видел, что же отвлекло внимание Латчетта от темы, которая, похоже, была ему всего милее, — денег.
 У подножия мраморных ступеней террасы стояла Линдсей Гранвилл, несмотря на холод не накинувшая ротонды. Она увлеченно беседовала о чем-то с другой девушкой, жгучей брюнеткой. Без сомнения, это Сара, решил Хаксли.
 Мисс Гранвилл яростно жестикулировала, а ее подруга, в старомодном шерстяном платье для верховой езды, прижимала руки к раскрасневшимся щекам. Виконт резонно предположил, что речь идет о его персоне.
 Латчетт буквально прилип к стеклу, и Хаксли заметил, что толстяк медленно провел языком по губам.
 Бледное зимнее солнце, проглядывавшее сквозь низкие матовые облака, очерчивало четкий силуэт тонкой талии, округлых бедер и стройных ножек Линдсей, играло золотыми отсветами в белокурых локонах девушки. Виконт сжал зубы. Нельзя терять голову лишь оттого, что столь лакомый плод, сам просящийся в руки, скоро станет принадлежать ему. Он снова сосредоточился на Латчетте. В алчном взгляде, который толстяк устремил на сестру, можно было разглядеть что угодно, но только не братскую заботу.
 Так назовите же вашу цену, — резко напомнил о себе Хаксли. Ему в голову вдруг закралась новая, тревожная мысль. Ведь, если разобраться, Латчетт всего лишь сводный брат Линдсей Гранвилл, они не связаны кровными узами. Как же он не подумал об этом раньше? Роджер Латчетт — сын второй жены Бродерика Гранвилла от ее первого брака, а значит, у него нет никаких законных препятствий для женитьбы на Линдсей. Стоило Эдварду вообразить себе эту картину, как ему вдруг сделалось мучительно больно на душе. Не бывать такому! Тем паче что у него имелось множество других, несравненно более веских причин позаботиться о том, чтобы ни за что не допустить подобного брака.
 Итак, ваша цена? — настойчиво повторил он.
 — К чему спешить, милорд? — Латчетт не шелохнулся. — Вселяйтесь в дом, устраивайтесь там, как вам будет угодно. Чувствуйте себя как дома.
 Ему сейчас явно не до деловых разговоров.
 Спасибо, — быстро проговорил Хаксли. — Тогда подпишем все необходимые бумаги позднее.
 Какую бы цену ни запросил Латчетт, он заранее на все согласен.
 Я переговорю со своим поверенным, — рассеянно отозвался толстяк.
 Ваша сестра, похоже, весьма живая и энергичная девушка. — заметил Хаксли словно невзначай. Пора подготавливать почву, чтобы никто не удивился, с чего это вдруг он начинает искать руки Линдсей.
 — Живая? Энергичная? — Вопрос явно задел Латчетта за живое. Резко отвернувшись от окна, он уставился на виконта. — Уверяю вас, милорд, вы ошибаетесь. Линдсей необычайно застенчивая и набожная молодая особа. Я ведь уже говорил вам, скоро двадцать, давно пора бы уж и о женихах подумать.
 Хаксли старался сохранить на лице непринужденное выражение.
 — Ну, не так уж и давно, сэр.
 — Она наотрез отказалась выезжать в свет. — Латчетт потупился. — Вполне естественное решение для женщины, решившей посвятить свою жизнь Господу.
 Лишь несколько секунд спустя Хаксли вновь обрел дар речи.
 — Боюсь, я вас не понимаю.
 — Все очень просто. Моя сводная сестра собирается уйти в монастырь. К сожалению, когда она сделает это, на меня ляжет тяжкий груз ответственности за судьбу поместья.
 — Ну что. теперь веришь? — Линдсей втолкнула Сару Уинслоу в конюшню. — Вот. Вороной. Разве ты раньше видела такого чудесного коня?
 Лицо Сары скрывала широкополая шляпка, однако черные локоны вздрагивали, словно девушка плакала.
 — Ой, Сара, прости. Зря я так на тебя рассердилась. Не плачь, ну пожалуйста.
 Сдавленный всхлип был ей ответом. Сара подняла голову, и на Линдсей глянули огромные сияющие черные глаза.
 — Ужасно, — еле выговорила юная плутовка, задыхаясь от смеха. — Неподражаемо, бесподобно. Жаль, я не видела, как ты с ним говорила.
 Линдсей возмущенно выпрямилась. Она очень любила Сару, свою самую лучшую подругу, но временами та бывала просто несносна.
 — Еще бы. Так и знала! Небось не отказалась бы полюбоваться еще и тем, как я вручаю ему свою старую шаль со всякой ерундой, которую собиралась отнести бабушке Уоллен. Думаю, ты была бы вне себя от восторга.
 Хрупкое тело Сары содрогалось от душившего ее хохота.
 — Да, уж это точно. Виконт, Линдсей, ты только подумай — всамделишный виконт!
 Дочка преподобного Уинслоу питала безграничное почтение к знати, хотя вряд ли повидала на своем веку много аристократов.
 — Мне надо непременно найти способ сегодня же ночью улизнуть и отнести эту еду бабушке Уоллен. Из-за Роджера они с дочерью вряд ли смогут наскрести денег хотя бы на уплату аренды. Не могу же я позволить им голодать.
 Сара вмиг посерьезнела.
 — Какая же ты добрая, Линдсей. Знаешь, с жалованья священника не так уж много выкроишь, да и милый старый Босток всегда приглядывает за кладовой в оба глаза. Но все равно я постараюсь тоже принести хоть что-нибудь.
 — Спасибо, — вздохнула Линдсей. Будь жив ее отец, ей бы не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы хоть немного облегчить участь злополучных арендаторов, из которых Роджер вытягивал все соки… Глаза девушки наполнились слезами, и она крепче сжала губы. Ради Уильяма, его памяти и того, что она поклялась сделать — поклялась его именем! — ей надо быть сильной, надо уметь достойно встретить любое испытание. — Признайся, ты ведь просто-напросто выдумала своего отважного офицера? — с тихой улыбкой спросила она.
 — Ну ладно, раз уж тебе так досталось, сознаюсь. Я его выдумала. Но все равно в один прекрасный день он еще явится. Вот помяни мое слово.
 — В один прекрасный день, — кивнула Линдсей, подходя к стойлу, чтобы погладить вороного жеребца по носу, — в один прекрасный день за тобой еще явится твой волшебный принц, но не за мной.
 — Не говори глупости, — запротестовала Сара. — Ты ведь такая красивая. Вот увидишь, ты выйдешь замуж, причем очень скоро. Думаю, уж в этом году ты непременно поедешь в Лондон и все самые лучшие женихи будут у твоих ног.
 Ее выразительные глаза мечтательно затуманились.
 Линдсей даже спорить не стала. Порой ей отчаянно хотелось разделить свою тяжкую ношу с Сарой, ведь, кроме нее, она не могла довериться никому, ни единой живой душе, разве что Антону, а тот вряд ли понял бы девичьи страхи и чаяния. Все же он вполне понимал, какому риску она неоднократно подвергалась в темные, ненастные ночи — риску, при одной мысли о котором Сара затрепетала бы от ужаса. Антон, лучший друг ее покойного брата, с самого начала был против того, чтобы Линдсей появлялась в бухте Солеваров, по давно сдался и прекратил попытки разубедить юную упрямицу.
 — О чем ты задумалась? — поинтересовалась Сара.
 — О виконте Хаксли, — быстро нашлась Линдсей и, надо сказать, была не так уж далека от истины.
 Сара обвила рукой плечи подруги.
 — Наверное, дальний дом — просто предлог. Скорее всего он услышал о тебе и просто ищет способ познакомиться.
 — Ой, Сара, — засмеялась Линдсей. — Если бы ты его видела, ты бы так не говорила.
 Скоро придется под каким-нибудь предлогом отослать Сару домой. Надо еще хорошенько подготовиться к тому, что предстоит нынче ночью.
 — А как он выглядит?
 Линдсей нахмурилась и, дразня подругу, состроила гримаску преувеличенного восхищения. Сара, заливаясь смехом, ущипнула ее за бок.
 — Ну ладно. Виконт высокий. Очень-очень высокий. Чтобы заглянуть ему в лицо, я только что шею не сворачивала. И широкоплечий. Причем, по-моему, ему не приходится подбивать сюртук ватином, чтобы лучше сидел. И брюки тоже.
 Сара хихикнула.
 — Вот уж не думала, что ты так хорошо его разглядела. А лицо какое?
 — Очень привлекательное, — поразмыслив, признала Линдсей. — Загорелое, как будто он много бывает на солнце. Длинный прямой нос, нижняя губа чуть толще верхней, но твердоочерченная, а уголки чуточку загибаются вверх. На подбородке, вот тут, — она дотронулась до своего подбородка, — маленькая ямочка, скулы высокие, а глаза черные-пречерные. Брови прямые и такие же черные, как волосы. А довольно длинные волосы вьются и спадают на воротник.
 Сара взволнованно провела рукой по вороту платья.
 Он очень красивый, да? Очень-преочень?
 Да. И явно с сильным характером. Я бы сказала, что виконт Хаксли самый красивый и привлекательный мужчина из всех, кого я видела. Если бы я могла допустить хоть одну мысль о браке, то надеялась бы, что мне сделает предложение именно такой человек.
 Услышав сзади какой-то сдавленный звук, Линдсей вихрем обернулась и ахнула.
 — Боже мой, — пробормотала она. — Боже мой.
 Виконт Хаксли слегка улыбнулся, а Линдсей в который раз забыла сделать ему реверанс.




 Глава 3


 Вся округа в один голос твердила, что с Антоном Поллаком трудно совладать, уж слишком он упрям и непреклонен. Ходили слухи, будто у этого высокого рыжеволосого силача, в чьих серых глазах застыла гранитная непреклонность, ум острее разбойничьего клинка, а на том месте, где положено находиться сердцу — лишь холодная пустота. Хотя ему исполнилось уже двадцать девять, он все еще не избрал себе спутницу жизни. Но Линдсей Гранвилл тоже могла быть упрямой и непреклонной. Она не собиралась терпеть, чтобы с ней обращались, словно с глупенькой девочкой, и отсылали домой, когда предстоят важные дела. А кроме того, она знала, как мало правды в том, что болтают про человека, стоявшего сейчас рядом с ней.
 — Антон, капитан Клод будет ждать тебя.
 — Ну так он меня не дождется. — Стоя на берегу бухты Солеваров, Антон мрачно вглядывался во тьму. Над морем разрозненными клочьями клубился туман, нагоняемый холодным порывистым ветром. — И хватит об этом. Я провожу тебя верхом через лес. Как доберешься до Трегониты, зажги свечу в окне, чтобы я знал, что все хорошо.
 Линдсей выпрямилась во весь свой небольшой рост, в который раз жалея о том, что уродилась такой крошкой. Недаром Уильям дразнил ее «хвостиком от запятой». Милый Уильям. Как же недоставало ей любимого брата! Он был на одиннадцать лет старше, кумир ее детских лет. С самого детства его и Антона связывала неразрывная дружба — о чем и не подозревал добрый отец юного Уильяма, ненавидевший все семейство Поллаков. Для Бродерика Гранвилла отец Антона навсегда остался «этим треклятым браконьером». Линдсей печально улыбнулась. Бедный милый папочка так и не узнал, что браконьер из солеварни, что стояла над глубокими водами бухты Солеваров, использовал свою репутацию умелого стрелка как удачное прикрытие для куда более противозаконных делишек. Мистер Поллак слыл одним из самых ловких контрабандистов страны, а его сын, Антон, был вынужден следовать по стопам покойного родителя. Два года назад Линдсей умудрилась уговорить его позволить и ей войти в дело. И вот сейчас очередная вылазка находилась на грани срыва…
 — Я поеду с тобой на французский корабль. Как будто я не могу грузить…
 — Ни за что! — Антон резко повернулся к девушке. Его худое лицо, едва видное в слабом лунном сиянии, пробивающемся сквозь туман, застыло в строгой гримасе. — Клянусь Богом, ты ничего подобного не сделаешь, Линии. Ох, я вообще жалею о том, что втянул тебя в это дело.
 — Но я ведь не оставила тебе выбора, — напомнила она, глядя в его серые глаза, казавшиеся в ночном мраке непроглядно черными. — Я же сказала, что, если ты не позволишь мне участвовать в твоих ночных вылазках, мне найдется, о чем побеседовать с Фарром, главным таможенником. А уж он-то всегда будет рад любому поводу поговорить со мной. Я ведь вижу, какими глазами он на меня смотрит.
 — Хватит, — прорычал Антон, в бешенстве запуская обе руки в рыжие пряди, словно боясь дать им волю. — Держись подальше от этого старого распутника Фарра. Если он посмеет хоть издали глазеть на тебя, непременно скажи мне. Уж я позабочусь, чтобы он в жизни больше никуда не пялился, будь то девушка или его проклятая подзорная труба. Я ему…
 — Антон, — Линдсей схватила друга за руку, — мы зря теряем время. Ты говоришь, что не можешь отправиться на французский корабль потому, что Нед заболел, а тебе без помощника не обойтись. Так я и буду этим самым помощником.
 Антон бережно взял обе крохотные ручки девушки в свои.
 Сама знаешь, малышка, меня не одурачить. Тебе это никогда не удавалось. Ты рисковая девчонка, но сердечко у тебя нежное и мягкое — слишком нежное и мягкое для выпавшего на твою долю жребия.
 Ну пожалуйста, поедем. — Линдсей потянула Антона за рукав, но молодой человек не двинулся с места. — Тебе нужны деньги на рыболовную флотилию, ты ведь так о ней мечтаешь. И мы оба знаем, почему мне тоже позарез нужно поскорей получить свою долю.
 Позволь напомнить тебе, девочка, наш договор… точнее сказать, договор, к которому ты меня принудила. А он таков: ты хранишь товары в амбарах Трегониты, а я плачу деньги, чтобы ты могла помогать нищим арендаторам, которых грабит этот сквалыга Латчетт. Но ты, малышка, всего лишь хранитель ключей, не больше. Уильям вышиб бы мне оба глаза, узнай, что я позволяю тебе скакать ночью через лес в мальчишеской одежде и возить контрабанду.
 — Уильям мертв, — негромко проговорила Линдсей. — И он первый понял бы, что я просто обязана делать все, что в моих силах. Сейчас, кроме меня, некому облегчить страдания наших арендаторов.
 Антон резко отвернулся и зашагал вдоль кромки воды. Слышался тихий плеск волн, густой туман приглушал шаги. В ноздри Линдсей ударил запах соли. Сердце щемило. Бедный Антон, бедная она сама. Девушка понурилась.
 — Антон, мы оба столько потеряли. И что бы мы ни делали, чтобы уменьшить боль этих утрат, — все правильно.
 Антону еще не пришло время узнать, что страдания арендаторов — лишь малая часть тяжкой ноши, лежащей на ее плечах.
 — За все должен быть в ответе только я, — еле слышно произнес Антон. — Уильям был моим лучшим другом. И мне, мне одному надлежало позаботиться о том, чтобы все шло, как он хотел. Ты ведь, в конце концов, только молоденькая девушка
 Линдсей рассмеялась.
 — Я рисковая девчонка, ты сам сказал. И Уильям был мне братом. Знаешь что, давай больше не будем спорить, кто что должен. Нам обоим нужны деньги, а возможность их раздобыть стоит вон там, на якоре, — и она мотнула головой в сторону моря. — Идем же.
 Сопротивление Антона было сломлено, и он направился к маленькому деревянному пирсу посреди бухточки. Миновав большой баркас, в котором он отправился бы, не подведи его сегодня заболевший Нед и второй подручный, контрабандист спрыгнул в маленькую рыбачью лодку, бережно посадил туда Линдсей и, сняв с пирса сети, швырнул их на дно.
 — Если удача обернется против нас и встретятся таможенники, притворись, будто ставишь сети, — предупредил он, отчаливая. — Я подниму парус, когда выплывем из бухты.
 Он приналег на весла, уверенной рукой направляя лодку сквозь белые клубы тумана. В ночной тишине глухо зашлепали по воде весла. Уключины были обмотаны тряпками, чтобы заглушить шум.
 Сердце девушки бешено колотилось от волнения. Сидя на носу лодки, она вся подалась вперед, стараясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь туманную мглу.
 — А они точно будут нас ждать, да?
 Будем надеяться, что нас ждут только купцы и никто больше, — мрачно отозвался Антон и пробормотал, досадуя на себя самого: — Не следовало мне все-таки брать тебя с собой. Как доберемся до места, молчи. Ни единого слова. Поняла?
 — Да, «но»…
 — Никаких «но», мисс. Эти французские моряки уже давным-давно не сходили с корабля. Они не должны знать, что со мной на лодке женщина.
 — Но ведь бедняжки, наверное, соскучились по женам и дочерям. Быть может, несколько женских слов хоть немного утешат их.
 — Антон застонал.
 — Несколько женских слов? Ты меня в гроб вгонишь. Молчи как рыба. Ясно?
 — Да, — покорно согласилась она. Порой Антон бывал и в самом деле очень резок.
 За мысом волны разошлись не на шутку. Утлая лодчонка так и заходила ходуном. Высокие валы захлестывали борта, Линдсей пришлось отчерпывать воду.
 — Вот видишь, — не преминула заявить она. — Я гожусь не хуже любого мужчины. И я не трусиха.
 Антон промолчал. Бросив весла, он некоторое время оглядывался по сторонам и наконец уазал вдаль:
 — Там. Слышишь?
 Линдсей прислушалась. Скоро и она явственно различила глухие удары волн о корпус корабля. Несколько раз мигнул фонарь. Антон спешно подал ответный сигнал. Через считанные минуты лодка уже пристала к шхуне.
 Повинуясь указаниям своего спутника, Линдсей поймала спущенный со шхуны канат и крепко уцепилась за него. Антон же вступил с французским капитаном в краткую беседу, в результате которой в шлюпку с большого корабля было переправлено изрядное количество увесистых бочонков. Линдсей старалась не кряхтеть под тяжестью каждого очередного груза, проходившего через ее руки. Капитан явно был разочарован тем, что сделка оказалась намного меньше, чем он ожидал. Антон клятвенно заверил его, что в следующий раз приплывет на баркасе с двумя помощниками.
 Когда наконец рыбачья лодка отчалила от французского судна и Антон поднял маленький парус, девушка облегченно вздохнула.
 Ее спутник угрюмо и зловеще молчал, то и дело меняя галс как будто видел во тьме что-то скрытое от глаз своей спутницы.
 — В чем дело? — наконец не утерпела она. — Антон?
 — Тише. Бросай сеть.
 Она повиновалась и, переведя взгляд на Антона, увидела, что он начал привязывать поплавки к длинному тонкому линю, который уходил в воду.
 — Что ты делаешь?
 — Ни слова, — коротко бросил Антон. — Они почти настигли нас.
 Странно. Линдсей не замечала ничего подозрительного! Она обернулась и в ужасе схватилась за голову. Сквозь поредевший туман отчетливо вырисовывались очертания корабля таможенников.
 Что они с нами сделают? — Ее голос сорвался на хриплый вскрик.
 — Если они поймают нас, скажем, будто ловим рыбу. То есть это я скажу, что ловим рыбу. А затем станем уповать на судьбу. Но, быть может, они нас и не поймают.
 Сердце так громко колотилось в груди Линдсей, что слова Антона едва доходили до ее сознания. Собравшись с духом, она склонилась над сетью, старательно притворяясь, будто знает, что делает.
 Немедленно ложитесь в дрейф! — прогремел над водой чей-то голос.
 Не слушай их, — пискнула Линдсей. — Быстрей! Быстрей! Они ждут, что мы остановимся. Они сами уже замедляют ход. Торопись! Вдруг нам удастся уйти.
 Антон только насмешливо хмыкнул. Девушка была слишком перепугана, чтобы одернуть его. Но все же он последовал ее совету. Лодка снова изменила курс и стрелой понеслась к берегу.
 — Все напрасно. Им стоит только повернуть — и они успеют в бухту Солеваров раньше нас, — убито вымолвила Линдсей — Там-то они и будут нас ждать. Придется вышвыривать за борт товар.
 — В одном ты права, малышка. Они и впрямь отправятся именно в бухту Солеваров. А мы нет.
 Контрабандист снова хмыкнул и кивнул в сторону преследователей.
 Линдсей тоже обернулась и снова ахнула — на сей раз от восторга. Туман, неожиданно сделавшись их союзником, сгущался буквально на глазах, отгораживая маленькое суденышко от корабля таможенников. Девушка улыбнулась Антону, и тот, на миг прервав работу, ответил ей долгим пристальным взглядом. Сын моряка, он с молоком матери впитал умение обращаться с морем. Приоткрыв рот от восхищения, девушка заворожено следила, как лодка обогнула мыс рядом с бухтой Солеваров и скользнула к узенькому пляжу.
 Одним прыжком оказавшись на берегу, Антон обмотал швартовы вокруг зазубренной сваи.
 — А теперь делай, что я велю. — И он без церемоний вытащил Линдсей из лодки, легко, как ребенка, поднял на руки и зашагал со своей ношей вверх по прибрежным дюнам.
 — А что с лодкой? — ухитрилась выдавить она. — С бренди?
 — Насчет этого не тревожься. Я провожу тебя через лес и один вернусь в бухту Солеваров.
 — Но ведь там будут таможенники.
 — Но не будет бренди. Я затоплю лодку среди скал, вернусь в бухту, горько стеная, что сардина нынче не ловится, и приду за товаром, когда все утихнет.
 Антон все так же размашисто шагал, прижимая девушку к груди, пока не добрался до деревьев на вершине холма. Это уже были земли Трегониты, и оба они знали там каждый куст.
 Опусти меня, — потребовала Линдсей. — Я не ребенок. Могу и сама идти.
 — Даже с тобой на руках я все равно иду быстрее тебя, безразлично отозвался Антон. — Сколько раз я тебя носил, когда ты и в самом деле была ребенком.
 И он продолжил путь через лес и вниз по крутому склону лощины за бухтой Солеваров, пока не остановился, наконец, под сенью деревьев очередной рощицы. Там он опустил девушку наземь возле старой кобылки, запряженной в телегу.
 — Иди, — велел он.
 Линдсей знала: он часто ни с того ни с сего вот так мрачнел и замыкался в себе. И каждый раз это происходило именно в моменты, когда они, казалось бы, были наиболее близки друг другу.
 — Я отпрягу телегу, чтобы ты быстрее доехала, — добавил Антон.
 — А здорово было. — Линдсей сгорала от желания поговорить о ночном приключении. Вот было бы замечательно рассказать о нем Саре. Но разумеется, об этом и думать не приходилось.
 Если бы нас поймали, ты бы так не говорила, — буркнул ее товарищ. — Больше такого не повторится, Линии. Чем бы нам ни пришлось пожертвовать, но в море ты со мной больше не выйдешь. Ни за что нельзя рисковать тобой.
 Ей показалось, что голос его звучит как-то странно, но славный Антон всегда вел себя так загадочно…
 — Когда мне возвращаться за бочками?
 — Я дам тебе знать. Калвин уж как-нибудь ухитрится с тобой связаться.
 Калвин служил в Трегоните главным егерем. На службе Гранвиллов он провел без малого тридцать лет, но Линдсей знала, что теперь он остается в поместье лишь ради нее.
 — Хорошо бы поскорей, — сказала она Антону. — Я… мне нужны деньги.
 Тот уперся руками в бока.
 — Я же тебе говорил. Я могу и подождать. Возьми деньги, что я отложил на…
 — Нет! Ты ждать не можешь. Как-нибудь перебьюсь и тем, что есть. Это мой долг.
 — Линдсей, тебе уже девятнадцать. — Антон поднял голову и замолчал. — Скоро стукнет двадцать.
 — И что?
 — Самое время для девушки… для молодой леди вроде тебя выйти замуж.
 — Не бывать этому! — вскричала она, отворачиваясь и, в свою очередь, начиная возиться с оглоблями. — Никогда, ни за что. Я не могу сейчас выйти замуж. Это слишком опасно.
 — Почему? — Антон схватил ее за плечо, но девушка не поднимала на него глаз. — Линии, почему ты говоришь такие ужасные вещи? Почему тебе опасно выходить замуж?
 У Линдсей болезненно сжалось сердце. Какая неосторожность. Два года полнейшей тайны — и вдруг такая нелепая оговорка. Изобразив на лице беспечную улыбку, она засмеялась:
 — О, да ты меня знаешь. Я всегда мелю чушь. Я ведь тебе говорила, что собираюсь уйти в монастырь.
 В глазах Антона появилось какое-то темное, непонятное выражение.
 — Было бы чертовски жаль.
 Линдсей расправила плечи.
 — Не тебе судить.
 — Пожалуй, ты права. Если я правильно понял, у вас в дальнем доме поселился какой-то очень знатный господин?
 Резкий поворот темы обескуражил Линдсей. После вчерашнего фиаско с Хаксли она пыталась, хотя и безуспешно, выбросить неожиданного гостя из головы.
 — Нед говорит, он виконт.
 — Нед слишком много болтает, — обрезала девушка, притворяясь, будто ей эта тема совсем неинтересна. — Виконт, бедненький, судя по всему, хочет залечить в глуши и уединении какие-то сердечные раны.
 И она вздохнула, снова представив себе черные глаза, непокорные пряди волос и чуточку изогнутые губы.
 Антон не шелохнулся.
 — А с чего вдруг ты заговорил о виконте? — И с чего это ее сердце начинает биться так часто и неровно всякий раз, когда она вспоминает это сильное высокое тело, мимолетное прикосновение его пальцев к ее щеке? Вот и сейчас Линдсей невольно поднесла руку к лицу.
 — С того, что… — Антон резко умолк, отвернулся и принялся помогать девушке отпрягать лошадь.
 — Антон? — Она положила руку ему на плечо и ощутила, как напряглись его мускулы под ее пальцами.
 — А тебе не кажется странным, что привыкший вращаться в светском обществе виконт, у которого, как мне говорили, денег куры не клюют и поместий больше чем предостаточно, вдруг воспылал жаждой поселиться в таком забытом Богом уголке?
 — Я, например, эти края очень люблю.
 — Я тоже. Но это тебе не Лондон.
 Объясни, что ты имеешь в виду. — Линдсей с любопытством уставилась ему на спину.
 Антон пожал широкими плечами.
 — Разве не может оказаться, что кто-то упомянул ему, что здесь проживает некая очаровательная девушка? Разве его светлости не могло прийти в голову приехать сюда и самолично поглядеть на тебя?
 — Глупенький, — рассмеялась Линдсей. — Даже если и так, теперь он меня уже видел. И если бы он и впрямь подыскивал себе изысканную леди, то, уж верно, передумал и не стал бы здесь задерживаться, правда? Антон промолчал.
 — Ну как ты сам не понимаешь? А вместо этого он вернулся в город, чтобы уладить все формальности и провести следующие несколько месяцев здесь. Сказал, собирается что-то писать, размышлять и вести уединенную жизнь. Антон, он и вправду очень славный, и добрый… и очень привлекательный.
 Она снова улыбнулась при воспоминании. Хаксли и вправду был именно такой. И поскольку Линдсей не сомневалась, что совершенно не в его вкусе и из всех женщин мира он обратил бы на нее внимание в последнюю очередь, то вывод напрашивался один, просто виконт точно так же вел бы себя даже с самой скучной дурнушкой.
 Подняв голову, девушка обнаружила, что Антон повернулся к ней. С минуту он смотрел на девушку пристальным серьезным взглядом, а потом ухватил за талию и без долгих церемоний водрузил на лошадь. Поскольку Линдсей была в брюках, то уселась в седло по-мужски.
 — Твое мнение о виконте меня совершенно не интересует, — решительно заявил он. — Я просто хочу, чтобы ты держалась от него подальше. Знаю я их, аристократов, им только дай поволочиться за невинными молоденькими девушками
 Порой Линдсей казалось, что Антон самый невинный из мужчин.
 — Уверяю тебя, я совершенно не во вкусе лорда Хаксли. И даже если бы дело обстояло иначе, она приложила бы все силы, лишь бы заставить виконта передумать — ради его же собственного блага.
 — А какие женщины, по-твоему, в его вкусе?
 Глядя вниз на лицо Антона, Линдсей неожиданно подумала, что и он тоже весьма и весьма привлекательный мужчина. Нет, непременно надо уговорить его жениться.
 — Ну, думаю, ему подошла бы девушка с живым характером, чтобы он всегда гадал, что она сделает в следующий миг, и чтобы ему всегда было с ней интересно. И чтобы она была модной, образованной и очень-очень умной.
 — В самом деле? — Антон скрестил руки на груди.
 О да. Я очень хорошо разбираюсь в людях. Все так говорят.
 — Тогда ты, пожалуй, права. Вряд ли лорд Хаксли заинтересуется такой скучной домоседкой вроде тебя. Всякий мужчина, достойный этого названия, хочет быть уверен, что всегда найдет свою жену у очага с рукоделием на коленях. Или за клавикордами.
 Линдсей нахмурилась.
 — Белла говорит, я рукодельничаю хуже малого ребенка. Ее мачеха частенько твердила, что чем скорее Линдсей затворится в монастыре, тем лучше, потому что только там позволительно сидеть за вышиванием, сложив руки. Разумеется, если в это время молиться. Линдсей лукаво сощурилась Единственный ее талант, если можно было так выразиться состоял в способности писать душераздирающие романтические истории. Об этом не знала ни единая живая душа, даже, Сара — та, без сомнения, потребовала бы прочесть их и задушила бы подругу в порыве восторга. При одной только мысли об этом Линдсей заранее становилось страшно.
 — Что-то, Линии, ты покраснела, — заметил Антон.
 Думала о гаммах, — нашлась девушка. — Я все время сбиваюсь с ритма.
 — Гм… Надо бы тебе потренироваться в подобных вещах, Линии, — глубокомысленно произнес Антон и шлепнул кобылу по крупу. Она медленно затрусила прочь. — Но смотри держись подальше от виконта.
 Он сам будет держаться подальше от меня! — прокричала Линдсей, оборачиваясь и трясясь в седле. — Такие, как он, не любят скучных простушек, помяни мое слово.
 Но в глубине души ей почему-то хотелось, чтобы она ошибалась.




 Глава 4


 — Все сплошное вранье. — С этими словами вдовствующая графиня Баллард грациозно вплыла в свой будуар и остановилась на пороге, чтобы бросить неласковый взгляд на Хаксли. Явно удовлетворенная увиденным, она прошла по бледно-голубым коврам на свое излюбленное место. Будуар ее утопал в роскошных синих и голубых тканях с тяжелыми, отделанными золотом кистями на драпировках. Графиня непоколебимо придерживалась обычая, заведенного еще в пору юности, — принимать ранних гостей, явившихся до полудня, в этом изысканном гнездышке, похожем на ларчик для драгоценностей.
 Вышколенная горничная появилась на минутку, чтобы подсунуть под спину хозяйки вышитую подушечку, и тут же вновь исчезла. Графиня взбила серебристые букли и аккуратно расправила на коленях пышные юбки. Оставшись вдовой более тридцати лет назад, она до сих пор не снимала траура по покойному мужу и вся, от кончиков миниатюрных туфелек до украшенного лентами чепца, была облачена в черное… хотя изобилие драгоценнейших украшений на этом траурном платье всегда вызывало завистливый и восхищенный шепоток среди великосветских дам.
 Виновато улыбнувшись, виконт заложил руки за спину и принялся ждать продолжения. В глубине души виконт сомневался — мудрую ли линию поведения со своей тетушкой он выбрал. Впрочем, лорд Хаксли принадлежал к числу тех железных мужчин, что никогда не поддаются слабости и, однажды приняв решение, не меняют его.
 — Ты слышишь меня, Эдвард? — Графиня щелкнула золотым лорнетом, которым пользовалась скорее чтобы произвести впечатление и поддержать свою репутацию весьма эксцентричной особы. — Я сказала — все сплошное вранье.
 Надо признать, ее зоркие синие глаза и без помощи лорнета могли как нельзя лучше пронзить провинившегося убийственным взглядом.
 — Что именно сплошное вранье, Антония? — спокойно осведомился Эдвард.
 Она повелительным жестом приказала ему подойти поближе.
 — Ну разумеется, что я смертельно больна. Подобное заявление лишило Хаксли душевного равновесия. Поспешно усевшись в нелепое кресло с позолоченными витыми ножками, он участливо взял унизанную кольцами руку тетушки.
 — Ну-ка говори, — потребовал он. — Что еще ты от меня скрываешь?
 Он просто обожал свою вздорную, но исключительно умную и одаренную родственницу, с ранних лет заменившую мать ему и его брату Джеймсу. Родная мать мальчиков, младшая сестра Антонии, много хворала и была слишком поглощена заботой о своем здоровье, чтобы заботиться еще и о двоих ребятишках. Когда же отец Эдварда погиб в результате несчастного случая на охоте, виконтесса зачахла буквально за несколько месяцев — как сказал доктор, от нежелания жить без мужа.
 Антония надменно улыбнулась.
 — Милый мой мальчуган, я решительно ничего от тебя не скрываю. Но тебе, несомненно, наговорили, будто я смертельно больна. Как же иначе понимать тот факт, что ты уже бог весть когда вернулся с островов и добрую неделю живешь в городе, а ко мне до сих пор так и не заглянул?
 Эдвард закрыл глаза и со вздохом покачал головой.
 — Ну конечно. Мне следовало догадаться, что твои шпионы донесут тебе о моем приезде.
 Хвала небесам, она хотя бы не знает о том, что он целый месяц провел в поместье!
 — Шпионы! — Графиня гневно хлопнула его по руке веером из черного дерева. — Кого это ты называешь шпионом? Свою невесту? Тебе, мой мальчик, должно быть стыдно, что я узнаю о твоем прибытии в город… и о скорой помолвке… от леди Клариссы Симмондс.
 V Хаксли вскипела кровь в жилах.
 Леди Симмондс! — Черт бы побрал эту мегеру. А он-то считал, что его долгое отсутствие и пренебрежение плюс пылкие ухаживания графа Фэддоуна заставят эту особу отказаться от навязчивой идеи сделаться виконтессой Хаксли.
 Антония с любопытством покосилась на него.
 — Что ж, вижу, ты тоже от нее без ума.
 — Без ума? — только и выговорил Эдвард.
 Графиня раскрыла веер, продемонстрировав замысловатый узор из перламутровых бабочек с янтарными глазками.
 Виконт вскочил на ноги и зашагал по комнате.
 — И что она тебе наговорила?
 — Что ты приехал в город, чтобы повидаться с поверенными и начать подготовку брачных документов.
 Виконт схватил с серебряного подноса, стоявшего на бронзовом египетском, хрустальный графин, налил себе полную рюмку мадеры и залпом осушил ее.
 — Эдвард?!
 Гром разрази эту несносную женщину! — взорвался он. Да, в одном она права. Я действительно велел своим поверенным, чтобы они подготовили кое-какие бумаги. И как только я выясню, кто именно из прохвостов пользуется благосклонностью этой интриганки в обмен на информацию о моих личных делах, уж он у меня света белого невзвидит!
 — Эдвард! — Антония яростно принялась обмахиваться веером. Подчеркнутое выражение оскорбленной невинности возымело желанное действие, и Хаксли засмеялся.
 — Ну, так-то лучше, — улыбнулась ему тетушка. — Пожалуй, я и сама выпью рюмочку. Конечно, еще рановато, но в медицинских целях…
 Пожалуй, по обычным меркам, было еще и вправду рановато». Графиня Баллард обычно принимала «первую дозу лекарства» около одиннадцати утра.
 Хаксли налил еще одну рюмку мадеры.
 — Я бы не женился на Клариссе, будь она даже единственной женщиной на земле.
 Он мысленно прикидывал, когда огорошить тетушку следующей новостью.
 — Ну конечно, — облегченно вздохнула Антония. — Слишком уж она безмозгла. И… как бы выразиться… ну, скажем у нее слишком много обычных человеческих слабостей.
 «Еще сколько», — подумал Хаксли, припомнив, как соблазнительная грудь Клариссы Симмондс прижималась к спине… животу… и как умело она пользовалась прочими частями своего тела — и его, к слову сказать, тоже.
 — Да, — пробормотал виконт. — Безмозглая и не без слабостей.
 И место ей — в его прошлом.
 — Повезло же семейству, что ее так рано сплавили замуж за старого Симмондса, — продолжала Антония. — Не то она непременно опозорила бы всю родню.
 Это было чистой правдой. В свои двадцать три Кларисса, вот уже два года как вдова, успела прославиться беспрестанными любовными похождениями и обширным списком побед.
 — Так что за бумаги ты велел подготовить? — Казалось графиня всецело занята своим веером,
 Всякие формальности по поводу моей будущей свадьбы.
 Твоей… — Графиня подалась вперед, но тут же взяла себя в руки и отпила глоток мадеры. — Но ты же только что сказал мне, что не собираешься вступать в брак.
 — С Клариссой Симмондс.
 — С кем же тогда? — Антония слегка повысила голос. Ты это всерьез? Или решил пошутить?
 — Я никогда еще не был столь серьезен.
 — Но ты ведь вернулся в Англию недавно. Кого же ты успел встретить, так что я даже не слышала об этом?
 Хаксли опустил веки. С этого момента он вступал на очень, очень хрупкий лед.
 — Ты не знаешь эту девушку, тетя.
 — Я знаю всех, — напыщенно заявила графиня. — Всех, кто хоть что-нибудь собой представляет. И к чему такая таинственность, Эдвард? Почему ты мне сразу не сказал?
 Она ни в коем случае не должна знать, что он вернулся из Индии уже несколько недель назад и провел это время в ожидании окончательных результатов расследования Тревиса. Виконт намеревался посвятить в свою тайну лишь самого старого и близкого друга — Джулиана Ллойд-Престона. И даже Джулиану незачем знать обо всех тех законных и незаконных мерах, что предпринял Хаксли со своими поверенными, дабы наглухо перекрыть Роджеру Латчетту все пути к спасению. Ловушки расставлены, все готово. Хаксли оставалось лишь совершить первый и самый важный шаг своего замысла — обольстить прелестную и наивную мисс Гранвилл.
 — Эдвард? — Антония с возрастающим раздражением хлопнула веером. — Перестань наконец меня дразнить. Кто эта девушка?
 Прислонившись к стене рядом с одним из очаровательных херувимчиков, что украшали камин, Хаксли скрестил руки на груди.
 — Запомни, я сообщаю это тебе лишь потому, что ты моя ближайшая и дражайшая родственница. Не будет ни великосветского обручения, ни пышных торжеств — никакой шумихи. После свадьбы мы просто объявим о свершившемся факте — и дело с концом.
 Антония сжала губы. Эдвард мгновенно вспомнил, что имеет дело с женщиной, которая на протяжении последних тридцати лет успешно управляла огромным имением своего покойного мужа. Вдовствующая графиня Баллард так долго оставалась вдовой не потому, что не могла выйти замуж вторично, а потому, что обладала всем, что только могла пожелать: несметным богатством, неограниченной властью и свободой менять любовников как перчатки. Естественно, она не собиралась мириться с попытками племянника окутать свои брачные планы завесой тайны.
 Она величественно поднялась с места.
 — Так кто эта девушка?
 Бестрепетно выдержав ее взгляд, Хаксли неторопливо отпил еще глоток вина.
 То, что я тебе сейчас сообщу, не должно просочиться дальше твоего дома, пока я не решу, что эту тему можно обсуждать в обществе.
 Леди Баллард недовольно фыркнула, но кивнула.
 — Молодая особа, о которой идет речь, — наследница одного поместья в Корнуолле между Мевагисси и Фови. Сейчас из всей семьи осталась в живых лишь она одна.
 — Сирота? — Глаза Антонии сузились. — А как насчет побочных ветвей?
 — Ты просто не сможешь не полюбить Линдсей. — Виконт снова приложился к рюмке. — Она молода — еще и двадцати не исполнилось — совершенно наивна и… гм… застенчива
 А еще безыскусственна, ничего не смыслит в правилах хорошего тона и значительно лучше умеет обращаться с лошадьми, чем с людьми. Вряд ли его светская тетушка могла одобрить подобные качества будущей племянницы.
 Молчание графини действовало ему на нервы.
 — Она будет жить в Хаксли, и я скорее всего не стану возить ее в Лондон, — поспешил добавить он. — Она по природе так робка, что, без сомнения, придет в ужас при одной только мысли о поездке в город.
 Скромна? — медленно повторила Антония. — Придет в ужас при одной мысли о поездке в Лондон? Робка? Эдвард! Кто она? Что ты наделал, раз теперь тебе приходится жениться на девушке, которая столь явно тебе не подходит?
 — Скоро ты с ней познакомишься. — Как только ему удастся умыкнуть ее из-под бдительного ока сводного братца — желательно с его согласия, но в крайнем случае и без оного. — В поместье Хаксли. Она тебе понравится.
 Последнее было крайне сомнительно, но подобные незначительные мелочи виконта не останавливали.
 — Ах, как жаль, что с нами нет Джеймса, — со вздохом посетовала графиня. Эдвард заледенел.
 Мне тоже, — негромко произнес он. — Несказанно жаль. Будь он здесь, он бы посоветовал мне жить так, как я считаю нужным..
 Кроме того, будь здесь Джеймс, Эдварду было бы вовсе незачем пускаться во все эти опасные и неприятные интриги.
 — А как ты повстречал эту свою Линдсей?.. — Леди Баллард вопросительно приподняла бровь.
 Линдсей Гранвилл, — добавил Хаксли. — Мне ее представил один знакомый, которому показалось, что она может меня заинтересовать.
 В конце концов, дело обстояло примерно так.
 — И она наследница?
 — Да.
 А вот это было уж и вовсе чистой правдой.
 — Какого титула?
 — Никакого.
 Во время предшествующих реплик Антония отвернулась в сторону, по при этих словах медленно повернулась и заглянула в лицо племяннику.
 — Без титула?
 — Я хочу жениться на ней, — твердо заявил Эдвард и замолчал. Гори оно все огнем, но он вдруг понял, что не лжет! Он вправду хочет жениться на Линдсей. Просто наваждение какое-то. — Я все решил. Я женюсь на Линдсей Гранвилл и поселю ее в Хаксли. И, как уже говорил, сообщаю о своем решении лишь потому, что отношусь к тебе с величайшим почтением. И верю — ты ни единым словом не обмолвишься об этом, пока я не разрешу.
 Выражение лица леди Баллард слегка изменилось. Синие глаза стали еще проницательнее.
 — Она беременна?
 Нет! — Но идея интересная. Если другие способы не помогут, придется испробовать ее на практике.
 Ну ясно, ты влюбился.
 Крыть было нечем.
 Это замечательно… и уму непостижимо. Все эти годы я считала, что ты — истинный сын своего отца. В том смысле, что не способен испытывать к женщине глубокие чувства. Хорошо, очень хорошо. — Графиня, в свою очередь, принялась мерить шагами будуар. — Но, мой мальчик, нельзя все устроить по-твоему. Так не пойдет, совсем не пойдет.
 — Не понял…
 — Сейчас поймешь. Дата свадьбы еще не назначена?
 — Нет, но…
 — Великолепно. Первое, что нужно исправить в твоих планах, — это глупое решение похоронить бедное дитя в Хаксли Тебе надо все подготовить к ее приезду в Лондон. Кто опекун девушки?
 — Ее сводный брат, но…
 Антония одним движением руки заставила его умолкнуть.
 — Я рада, что у нее есть хоть какая-то родня. Надо сказать этому сводному брату, что мисс Гранвилл отправится в Лондон и поселится у меня.
 — Что? — Эдвард яростно затряс головой.
 — Поверь, в обычных обстоятельствах я просто-напросто топнула бы ногой и запретила тебе жениться на этой девице. Ее положение в обществе слишком отличается от твоего.
 Хаксли рассмеялся. Тетушка не имела никакого права указывать, на ком ему стоит жениться, а на ком нет, но говорить ей сейчас об этом было бы весьма неразумно с его стороны.
 — Ты хоть отдаешь себе отчет, что твой план покроет позором всю семью?
 — Не стоит сообщать мне очевидное. Однако заверяю тебя, что если я обзаведусь тихой маленькой женушкой, спрятанной от посторонних глаз, но при этом она не принесет мне наследника через пять месяцев после свадьбы, то устои общества не поколеблются. Это вызовет легкий шепоток — не более.
 — Напротив, Эдвард. Ты сам прекрасно знаешь, что не пройдет и нескольких часов, как ты станешь (и справедливо) изгоем во всех гостиных Лондона. Как тебе известно, в этом году сезон начинается рано — собственно говоря, с бала у Камберлендов. Вот там-то и произойдет первое появление мисс Гранвилл в свете.
 — Нет! — Хаксли предостерегающе поднял руку. То, что предлагает тетушка, просто немыслимо. Она сама не понимает, о чем говорит. — Говорю же тебе, Линдсей Гранвилл — тихая мышка… — Он умолк, испугавшись, что неосторожно проговорился. — То есть, я хочу сказать, она тяготится светскими обязанностями.
 — Насколько я поняла, она хороша собой? — Графиня Баллард села, тщательно расправила юбку и неодобрительно уставилась на племянника.
 — Ну да. — Хоть в этом ему повезло. — Очень хороша.
 — Гм… само собой. Значит, тема закрыта. Постарайся привезти девушку ко мне как можно скорее. Я позабочусь о ее гардеробе и как следует вышколю к дебюту. Не будем объявлять о помолвке, покуда ее не примут в свете. А ее там примут, Эдвард. С моим титулом в этом можно не сомневаться.
 Хаксли не находил слов. Какая непоправимая ошибка — рассказать все тете раньше времени. Теперь выбора нет — придется повиноваться.
 — Так ты уверен, что дата еще не назначена?
 — Уверен, но…
 — Вот и славно. Я дам тебе знать, когда решу, что девушка к этому готова. А тогда устроим все как полагается. Это будет самая громкая свадьба года.
 Хаксли молча проклинал себя за неверное решение. Он-то хотел, чтобы все было как можно быстрее. А тут такая проволочка. Придется пройти через все эти никчемные светские условности, черт их дери! А это ведь столько времени и хлопот.
 — Я правильно поняла, что со сводным братом проблем не будет?
 — С Латчеттом? — Виконт вновь сосредоточился на леди Баллард и с минуту размышлял над ее вопросом, а потом расплылся в довольной улыбке. И как это он сам раньше не додумался? — Нет-нет, никаких проблем. Ни малейших.
 Ну конечно, проблем не будет. Хаксли же знал, что Латчетт уже неоднократно, хотя и без малейшего успеха, пытался пролезть в какой-нибудь престижный лондонский клуб. Стоит толстяку понять, что положение опекуна будущей виконтессы Хаксли волшебным образом откроет перед ним все двери, сам будет на коленях умолять виконта жениться на Линдсей. Он и не почувствует, что наживка отравлена.
 — О чем ты думаешь, Эдвард?
 Виконт вздрогнул и улыбнулся.
 — Да так, ерунда. Просто не терпится снова увидеть мисс Гранвилл.
 — Так, значит, ты позаботишься побыстрее отправить ее ко мне?
 Как только ему удастся убедить девушку, что она жаждет выйти за него замуж.
 — Разумеется, тетя.
 Вряд ли эта задача окажется такой уж трудной. Он ведь уже слышал, как Линдсей говорила, что если бы захотела выйти замуж, то выбрала бы именно его. Хаксли нахмурился. Хотя секунду спустя глупая девчонка заявила, что собирается уйти в монастырь.
 — Тебя что-то смущает?
 — Смущает? — Ну, это как сказать. Придется бороться за невесту с церковью. Мысль не из приятных. — Нет-нет, ровным счетом ничего. Налить тебе еще мадеры?
 — Спасибо. Так ты назвал ее тихой мышкой?
 Эдвард усмехнулся.
 — Слова. Просто я хотел подчеркнуть невинность и нежность ее натуры и не знал, как получше описать тебе столь чистую и уступчивую душу.
 — Ясно.
 По правде говоря, Хаксли весьма и весьма сомневался, что, узнав его невесту поближе, графиня согласится с подобной. Оценкой.
 — Я всегда считал, что жена должна быть ласковой, покладистой и послушной. У мужчины и без того проблем хватает.
 — Разумеется. Так эта девушка тебя полностью устраивает?
 — Всецело. Уверен, ты ее одобришь. Она, правда, чуть более наивна и проста, чем тебе бы хотелось, но уверен, быстро всему обучится. — Хаксли снова заткнул графин пробкой. — Не сомневаюсь, тебе, как и мне, понравится, что поступки моей будущей жены всегда можно будет предсказать заранее.
 — Предсказать?
 — Именно. Она будет довольствоваться домом и детьми, рукоделием или что там еще сочтет приличествующим положению моей супруги.
 Антония как-то странно поглядела на него.
 — И ты уверен, что юной леди не надоест тот образ жизни, который ты ей так старательно готовишь?
 — Нет. Мисс Гранвилл не из тех, кто способен на авантюру.




 Глава 5


 Отдаленный рокот грома не заставил Линдсей передумать. Милая старушка Минни, гнедая кобылка, много лет верой и правдой служившая девушке, упрямо отказывалась передвигаться быстрее, но всадница все равно нашептывала лошади всякие ласковые словечки, умоляя хоть чуть-чуть прибавить ходу.
 День, проведенный с Сарой в доме священника, окончился довольно неожиданно. Вдоволь начитавшись романов из «тайного» собрания преподобного Уинслоу, девушки выпили с ним чаю. Именно поэтому Линдсей и пребывала сейчас в таком волнении.
 До викария успели уже дойти вести о «новом госте наших краев», виконте Хаксли, и за чаем добрый старик вскользь поведал кое-какие подробности о прошлом виконта. Он говорил, как всегда устремив карие глаза куда-то вдаль и не ведая, что каждое его слово для Линдсей подобно взорвавшейся бомбе. Подыскав удобный предлог, чтобы откланяться, девушка вознамерилась немедленно посетить дальний дом.
 Кто бы мог подумать, что у них с виконтом столько общего. Еще с первой встречи Линдсей ощутила, что их связывают некие невидимые узы, но только теперь поняла, какие именно. Если Хаксли позволит, она непременно попытается ему помочь.
 Минни неторопливо взбиралась на вершину голого холма в нескольких милях от Трегониты. Отсюда уже открывались вершины деревьев возле дальнего дома. При виде струйки дыма над трубой Линдсей охватила странная смесь радости и неясных опасении.
 Похоже, виконт уже въехал. Скорее всего, она застанет его дома.
 Фыркнув, Минни так же неторопливо побрела вниз, время от времени останавливаясь, словно совсем позабыв, куда держит путь.
 — Вперед, Минни, вперед, — ласково понукала ее всадница. — Давай, старушка, мы почти у цели.
 По небу снова прокатился гром, но вместо ожидаемого перед грозой затишья налетел порывистый ветер, захлопал подолом зеленой амазонки Линдсей. Девушка знала, что зеленое ей не очень-то к лицу, но Белла всегда приказывала перешивать для падчерицы свои старые наряды. Зато зеленая шляпка в пару к амазонке была совсем новенькой, и Линдсей нравилось спадающее на ухо пышное перо.
 Двухэтажный дом из белого камня с черепичной крышей, стоял на опушке леса, откуда открывался великолепный вид на море. Вокруг царило полнейшее запустение. Единственным признаком жизни был вьющийся над кровлей дымок.
 Теперь уже никто и не помнил, зачем именно в свое время выстроили коттедж, но Уильям когда-то обожал этот укромный уголок, и Линдсей приходила сюда, сохраняя память о брате. Не доезжая нескольких ярдов до покосившейся двери, она натянула поводья и на миг застыла в седле. На глаза навернулись слезы. Сколько воспоминаний об Уильяме связано с этим домом! Сюда он приходил тайком встречаться со своей ненаглядной Марией.
 Но сейчас некогда было предаваться воспоминаниям. Следовало сделать то, что любая девушка с добрым сердцем сделала бы для одинокого гостя, у которого, наверное, тоже накопилось немало печальных воспоминаний.
 Удачно вышло, что она услышала о его злоключениях именно сегодня и могла незамедлительно поговорить с ним. Ведь позже будет уже не до того. Вечером надо встретиться с Антоном и взять у него свою долю денег — они понадобятся завтра. Завтра? Ах да, завтра — грядущий день обещает ей несколько счастливых часов, величайшую радость в ее жизни… после опасностей, что всегда ждут на пути от Трегониты к ветхой лачуге на Бодмин-мур, невдалеке от трактира «Ямайка».
 Линдсей уже две недели ждала, когда Роджер наконец снова соберется в Лондон и возьмет с собой Беллу. Но завтра они все же уезжают. И едва карета скроется за воротами, как Линдсей скажет Дидсу, что собирается погостить пару деньков у викария, и отправится в дорогу, но не на старенькой Минни, а на рысаке Беллы. Хорошо, что Белла всегда берет с собой в Лондон Гвин, их общую горничную.
 Сара знала о тайных вылазках подруги, но полагала, что Линдсей уезжает лишь с целью отвезти немного продуктов кому-то из дальних арендаторов. А Антон вообще не знал об отлучках своей юной сообщницы. Ему и не полагалось ничего знать, она ведь обещала, что будет свято хранить тайну.
 Но все это могло подождать до завтра, сейчас перед девушкой стояли другие задачи. Соскользнув со спины кобылки, он отвязала от луки седла корзинку. Ох, как ей подойти к виконту? Что сказать? Не рассердится ли он на такое бесцеремонное вторжение?
 Ничего, она ведь храбрая. Антон всегда так говорит, а он-то ее хорошо знает… Увидев в ветхой конюшне сбоку от дома вороного красавца по кличке Рубака, Линдсей отбросила страх, поднялась на низенькое крыльцо и постучалась.
 В ответ не раздалось ни звука — ни голоса, ни шума шагов.
 — Милорд, — негромко окликнула девушка, скребясь в дверь.
 Может, он ушел в лес за хворостом? Хотя вряд ли виконты сами собирают хворост. А вдруг он спит? Нельзя же его будить.
 Нахмурившись, Линдсей нервно теребила свисавший со стены побег виноградной лозы. А с другой стороны, вдруг виконт не спит, а заболел?
 Прижав кулачок к груди, она усиленно соображала, как поступить. На третий ее стук ответа снова не последовало, на дверь под рукой вдруг поддалась.
 Нерешительно войдя внутрь, девушка оглядела просторную гостиную. В очаге, отбрасывая веселые светлые искорки, ярко полыхал огонь. Немногочисленная мебель — всякая рухлядь из Трегониты — стояла на обычных местах. У окна — обшарпанный стол, в центре комнаты — обеденный стол с четырьмя стульями, перед камином — диван и два кресла, обитые выцветшим персиковым шелком. На полу лежало несколько шкур. Однако каких-либо вещей самого виконта видно не было.
 Линдсей на цыпочках прокралась к двери в необжитую кухню. Там было пусто, промозгло… и ужасно грязно! Наверх девушка подниматься не осмелилась. А может, снова выйти и подождать на крыльце, пока виконт сам не появится? А потом быстренько все ему сказать и ехать домой.
 Точно! Так она и поступит.
 Остановил ее какой-то слабый звук. Стон? И тут Линдсей заметила, что из-за ручки дивана, стоящего перед камином спинкой к двери, торчит сапог. Да-да, до блеска начищенный черный сапог.
 Поднявшись на цыпочки и затаив дыхание, девушка осторожно прокралась к камину и заглянула за спинку дивана. О Господи! Она едва успела зажать себе рот, чтобы сдержать возглас удивления.
 Прямо перед ней лежал виконт Хаксли — теперь она знала его полное имя: Эдвард Ксавье де Уорт. Он растянулся на спине, закинув одну руку за голову, а вторую уронив на пол. Виконт крепко спал.
 Вся трепеща, Линдсей осторожно обогнула диван и заглянула в лицо к спящему. Вид у него был вовсе не больной. Честно говоря, вид у него был… потрясающий. Вот только подбородок каким-то слишком черным. Но это, сообразила Линдсей, что виконт давно не брился. Она ведь видела, каким бывал по утрам Уильям, и тот ей все объяснил. Густые длинные ресницы молодого человека покоились на щеках, а уголки тонко черченных губ слегка загибались вверх.
 Свесившаяся с дивана рука была очень большой, но изящной и аристократической. Он и весь был таким — изящным и аристократическим… но просто огромным. Нервно сглотнув, Линдсей попятилась. Белая рубашка Хаксли с кружевным жабо была расстегнута до самой талии. На широкой груди виконта отчетливо выступали твердые мускулы. Покрывавший ее черный пушок золотился в отсветах пламени. Сердце девушки забилось чаще. Светлые рейтузы виконта плотно обтягивали стройные сильные ноги — такие же сильные стройные ноги Линдсей видела на картинках с изображением борцов. Широкие отвороты сапог из буйволовой кожи столь туго прилегали к икрам молодого человека, что сразу же становилось ясно, почему он завалился спать, не удосужившись разуться.
 Похоже, он очень устал после путешествия из… откуда он там ни приехал сегодня. И, судя по запустению в кухне, даже не перекусил с дороги. Линдсей от души порадовалась, что захватила с собой корзинку с провизией. Сейчас она отправится прямиком на кухню и проверит, сможет ли вспомнить уроки старой кухарки. Как там готовится жаркое? В корзинке как раз сыщется кусок баранины и немного овощей. Так, что еще? А да, побольше воды.
 — Постой, не уходи.
 Вскрикнув от ужаса, девушка подпрыгнула… и выронила из рук корзинку — прямо на виконта.
 — Боже мой! Какая же я неловкая! Все так говорят.
 Она торопливо принялась собирать рассыпавшиеся по белоснежной рубашке картошку и репу. Слава небесам, хоть не выпали баранина, сыр и ломоть фруктового пирога.
 А ну-ка хватит! — Сильная рука ухватила Линдсей оба запястья сразу, и, к своему ужасу, девушка уселась прямо на живот виконту Хаксли.
 По всему ее телу пробежала горячая волна, но Линдсей не смела шелохнуться.
 Все еще сжимая ее запястья, виконт приподнялся на локте, и от этого движения пленница плавно соскользнула с его живота на сиденье дивана.
 — Простите, — пролепетала она, — я не хотела вас пугать. Я просто принесла… — И она жалобно кивнула на овощи, теперь разлетевшиеся по всему полу вокруг корзинки. — Я услышала, что вы здесь, и подумала, что могу для вас что-нибудь сделать.
 Хаксли молчал, не спуская с нее серьезных глаз.
 Набрав полную грудь воздуха, девушка продолжала: Когда я услышала о вашем приезде, то подумала — может, вы забыли позаботиться о припасах и о том, чтобы кто-нибудь тут вам все расчистил и убрал и вел хозяйство. Я просто хотела по-соседски присмотреть, чтобы человек, тем более новый в наших краях, был хорошо устроен, а уж особенно если он такой… ну, то есть не привык сам управляться со всякими домашними мелочами.
 — По-соседски? — Виконт лениво улыбнулся. — И кто вам это объяснил? Ваш сводный брат?
 Линдсей заворожено глядела на него. Просто удивительно, как хорошо она запомнила этот голос — глубокий, очень глубокий, но вместе с тем мягкий и ровный. Он даже немного пугал ее — хотя она сама толком не знала почему.
 Так кто же научил вас, как приветствовать гостей, чудесное видение? — продолжал Хаксли. — Кто был вашим наставником в правилах хорошего тона? Матушка?
 По лицу девушки скользнула легкая тень. Нет. Мама умерла во время родов. А у моей мачехи — она всегда добра ко мне — никогда не хватает времени поучать меня. Папочка всегда позволял мне посещать уроки у преподобного Уинслоу. Его преподобие очень хороший учитель, он и до сих пор отвечает мне на все вопросы.
 — Насколько я понимаю, преподобный Уинслоу — это батюшка мисс Сары Уинслоу?
 Линдсей кивнула. Девушке сделалось еще неуютнее. И угораздило ее допустить ту злосчастную ошибку, когда виконт впервые приехал в Трегониту!
 — А отважный офицер мисс Уинслоу до сих пор так и не появился?
 Не сдержав улыбку, Линдсей покачала головой.
 Нет. Вы, должно быть, считаете меня полной дурочкой. Я вас не виню.
 — Как благородно с вашей стороны. Вы, верно, очень милы и добры, но я никогда не считал вас дурочкой.
 Не в силах больше выносить его взгляд, Линдсей потупилась. Что бы он сказал, узнай, какая она способная лгунья?
 Секунды уносились одна за другой, а виконт все так же не сводил с девушки своих черных глаз. Линдсей беспокойно заерзала. Не то чтобы она смущалась или робела, но отчего-то вдруг остро осознала, как близко они сидят на диване — почти вплотную, касаясь друг друга… и еще она неожиданно ощутила, как в ней разгорается какой-то странный, незнакомый жар.
 Когда вы вошли, я спал, — наконец, нарушил молчание Хаксли.
 — Знаю. Мне так жаль, что я вас разбудила.
 — Почему?
 Рука, сжимавшая ее запястья, шевельнулась, накрыла ладони девушки и крепко прижала их к широкой груди виконта! Линдсей стало еще жарче.
 — Я… сама не знаю. Наверное, потому, что у вас был очень усталый вид, и мне хотелось, чтобы вы отдохнули.
 Пальцы ее коснулись шелковистых волосков у него на груди.
 Так вы заботились обо мне? О совершенно незнакомом человеке?
 Я… — В романах Линдсей неоднократно читала о том, что происходит с молоденькими девушками, оставшимися наедине с бессердечными повесами, но никто толком так и не объяснял ей, как вести себя с мужчинами. Да и, успокаивала она себя, виконт никакой не повеса. Она вздернула подбородок. — Я вовсе не считаю вас совершенно незнакомым человеком. Мне случилось узнать, что у нас с вами много общего. И вы правы, я действительно заботилась о вас… Я… я вообще заботливая, докончила она чуть менее уверенно.
 — И что же у нас общего?
 Девушка наморщила лоб. Ей предстояла нелегкая задача — объяснить, что она догадалась о причинах, заставивших его искать уединения и поселиться в этом коттедже на отшибе. Но подступать к этой теме надо было крайне деликатно и осторожно, чтобы виконт не заподозрил, будто она усомнилась в его силе духа и способности достойно пережить боль утраты.
 — Мы оба… мы оба благородные люди, способные глубоко чувствовать.
 Неплохое начало.
 — Уверен, что насчет себя вы правы, чудесное видение. Но что дает вам повод судить так обо мне?
 Линдсей попыталась выдернуть руки из его хватки. Напрасно.
 — Вы ведь не выдали меня Роджеру, когда я так глупо ошиблась, — выпалила она единым духом. — Вы почувствовали, что у меня будут огромные неприятности, если он узнает всю правду о нашей встрече.
 Девушка сама понимала, что оттягивает время, боясь того, что собирается сказать, — но даже самым храбрым людям требуется некоторое время, дабы собраться с мыслями. Виконт резко сел на диване, выпустив руки Линдсей.
 — А что, Латч… ваш сводный брат наказал бы вас? Лицо его словно окаменело. Линдсей даже испугалась. Не стоило, наверное, заводить речь о Роджере. И не потому, что она испытывала к сводному брату уважение или сестринскую преданность, — совсем нет, просто жизнь научила ее предельно осторожно относиться ко всему, что касалось Роджера Латчетта.
 — Понимаете, Роджер ведь мой опекун. И он очень серьезно относится к своим обязанностям, милорд.
 — Не сомневаюсь. Кстати, меня зовут Эдвард.
 — Я знаю, — кивнула она, невзначай выдав себя с головой.
 — В самом деле? — рассмеялся Хаксли. — Откуда же?
 Ах, что она наделала? Ведь необходимо соблюдать условности.
 Преподобный Уинслоу сказал. — Линдсей так и замерла, боясь, как бы виконт не начал выяснять, что еще сказал преподобный Уинслоу. Однако тот ничего не спросил.
 Я принесла вам немного еды, — промолвила девушка, когда снова обрела силы продолжать. — И еще, я подумала, быть может, вы будете рады, если я посмотрю, нельзя ли, выделить вам кого-нибудь из прислуги, чтобы здесь убирала и стряпала для вас, милорд.
 Ну вот видите? — Улыбка его была ехидной, но какой же обаятельной!
 Что вижу? — слабо пискнула Линдсей.
 ;
 Я был прав — вы очень добры и благородны. И возможно, не откажетесь называть меня Эдвардом? Хотя бы когда мы одни?
 Ох, не следовало им находиться наедине! Как ни была Линдсей проста и неискушенна, но все же прекрасно понимала, что благовоспитанным молодым девицам не пристало проводить время наедине с мужчиной. А уж тем более чуть ли не у него на коленях!
 — Мне пора идти.
 Хаксли небрежно свесил ноги на пол и уселся бок о бок гостьей.
 — Почему же? — Он снова взял ее за руку.
 — Потому что… потому… — Ну что бы сказать? Ведь на самом деле ее никто не ждет.
 Ну так я и думал. Можете оставаться здесь сколько хотите. И кстати, пока вам не пришла на ум глупейшая идея, будто вы мне мешаете… — Он поднес пальчики Линдсей к губам, но по-прежнему не сводил глаз с ее лица. — Так вот имейте в виду, вы мне абсолютно не мешаете. А вам уже кто-нибудь говорил, какие у вас изумительные синие глаза? И какие они загадочные? Темные и таинственные.
 — Нет, милорд. — Внутри у нее все так и сжалось.
 — Эдвард?
 Девушка затравленно огляделась.
 — Эдвард.
 Может, если открыть окно, у нее не будет так кружиться голова?
 — После нашей прошлой встречи я очень много думал о вас.
 — Правда?
 — О еще, как много. И знаете, я просто измучился от желания задать несколько вопросов, хотя и не чаял выяснить все так скоро. — Его дыхание щекотало ей пальцы. Наконец он легонько прижал их к губам и опустил ее руку к себе на колено. — Полагаю, вы привыкли к преследованиям поклонников?
 О чем это он?
 — Н-нет.
 — Да бросьте вы. Не надо скромничать. Много ли предложений руки и сердца вы выслушали в прошлый бальный сезон?
 — Я… я никогда не посещала бальный сезон, милорд.
 — Эдвард.
 — Эдвард.
 — У вас такой необыкновенный голос, Линдсей. — Хаксли произнес ее имя, точно смакуя его на языке, разделив на два четких, нежных слога. — Низкий… чарующий. Ласкающий слух.
 — Спа… спасибо.
 Под ладонью Линдсей ощущала твердые крепкие мускулы. Сказать правду, хотя виконт и накрыл ее руку своей, но так осторожно, что девушке не составило бы никакого труда высвободиться. Но она не хотела.
 — Просто не могу поверить в свою удачу. Так вы не обручены?
 — Нет! — Ну это уже слишком.
 Виконт ласково погладил локоны девушки. Движение его было таким быстрым, что Линдсей не успела даже понять, как это произошло.
 — А какие у вас мягкие и светлые волосы. Знаете, когда я открыл глаза и увидел, что вы склоняетесь надо мной в отсветах камина, мне показалось, что вы не земной дух, а чудесное видение.
 …Никто раньше не говорил ей таких красивых слов…
 — Вы прелестно краснеете. — Хаксли коснулся ее щеки. Это едва ощутимое прикосновение опалило ее подобно огню. — Вам скоро двадцать, да, Линдсей? Я не ошибся?
 — Откуда вы знаете?
 И с чего бы это такой красивый и светский мужчина интересуется, сколько ей лет?
 — Я специально узнавал. И просто не могу поверить, вы еще ни с кем не сговорены.
 Девушке казалось, будто внутри ее все так и тает, невольно качнулась к виконту.
 — Жизнь в Трегоните очень уединенная, ми… Эдвард. И у меня столько дел.
 Вот именно, множество важных дел, и забывать о них нельзя. Так почему же ей хочется лишь одного — оставаться здесь, снова и снова ощущать его прикосновения, оказаться в его объятиях? У Линдсей перехватило дыхание.
 Хаксли нахмурился и полуобнял ее за плечи.
 Вам нехорошо?
 Да… нет.
 Лицо его было так близко, что она могла разглядеть даже крохотные морщинки, разбегавшиеся от уголков его глаз. Брови у него были густые и прямые — вразлет. Одна из них поползла вверх в безмолвном вопросе.
 Девушка понимала, что неприлично так глазеть на мужчину, но разве она могла перестать?
 — Значит, преподобный Уинслоу был вашим наставником и в мирских делах? — негромко осведомился виконт, не сводя глаз с ее губ.
 — Да.
 — И что он рассказал вам про отношения мужчин и женщин?
 — Боюсь, я не понимаю.
 Эдвард скользнул рукой по шее девушки, провел пальцем вверх до ямочки у нее на подбородке.
 — А по-моему, все же понимаете. Признайтесь, вы ведь сейчас что-то чувствуете? Со мной?
 Бедняжка затрепетала.
 Да.
 Я в этом не сомневался. Я сам тоже ощущаю это, а так бывает лишь тогда, когда чувство взаимно. Я никогда не испытывал подобного прежде.
 Правда? — Линдсей застенчиво улыбнулась.
 — Ты сама невинность. — Виконт засмеялся, но в глазах его не было и тени улыбки. — Ей-богу, воплощение невинности. Я и не верил, что в наши дни еще встречаются такие редкие исключения.
 Слова его ставили девушку в тупик.
 — Но я очень много читала… Эдвард. Его преподобие говорит, я очень даже много чего знаю, даже больше, чем следовало бы юной леди. Хотя я не так уж и молода.
 — Ты еще совершенное дитя, — ласково проговорил Хаксли. — Подумай-ка еще раз. Что говорил твой учитель о мужчинах и женщинах и о том, что происходит, когда они остаются вдвоем?
 Линдсей объяло смутное беспокойство. Может, виконт пытается ей что-то втолковать, а она никак не понимает? Но ведь он же не имеет в виду тот пережитый ужас, что роднил их! Она собралась с мыслями.
 — Он говорил, что мужчины и женщины очень не похожи друг на друга.
 — Какая проницательность!
 — Он говорил, есть какой-то… гм… химический элемент, и из-за него, когда мужчины остаются наедине с женщинами, которые им… ну, в общем, нравятся, им хочется согрешить.
 Хохот виконта удивил и испугал Линдсей. Она отпрянула, было, но Хаксли удержал ее.
 — Согрешить? — Он снова засмеялся, но взял себя в руки. — А славный преподобный отец объяснял тебе, что такое грех?
 — Не очень ясно, — совершенно серьезно отозвалась девушка.
 — Но, кажется, я и сама знаю.
 — Ага. — Нагнувшись ближе, Эдвард прижался щекой к ее щеке. — И скажи, исходя из того, что тебе известно, ты считаешь, что грешить очень дурно?
 Его щека была шершавой — восхитительно приятно-шершавой и колючей. Слабея, Линдсей оперлась рукой о широкое плечо виконта.
 — Ну наверное, нет. Разумеется, если мужчина и женщина… небезразличны друг другу.
 — В одном его преподобие прав. Ты очень много знаешь — по крайней мере в этом вопросе, мое дивное видение. — Он приподнял ей подбородок, так что она была вынуждена смотреть ему прямо в глаза. — А тебе не хотелось бы погрешить со мной? Самую малость, просто чтобы понять, как тебе это понравится?
 — Я… — Потеряв дар речи, девушка только и смогла, что открыть рот, жадно ловя воздух.
 В следующий миг Эдвард уже целовал се. Линдсей уперлась ладонями ему в грудь, но стальные руки, обвившиеся вокруг нее, подавили возможность какого-либо сопротивления. Девушка со слабым стоном закрыла глаза и вновь открыла их, лишь почувствовав, что его губы ритмично двигаются, плотнее прижимаясь к ее губам.
 — Ну как, ты еще не хочешь, чтобы я остановился? — поинтересовался Эдвард, нежно поглаживая ее за ухом и приподнимая золотистые локоны, чтобы прочертить дорожку жарких поцелуев вниз по ее шее. — Я слышал, что далеко не каждой женщине нравится грешить.
 Продев руку ему под рубашку, девушка скользнула ладонью вверх по могучей груди и, обвив виконта за шею, робко запустила пальцы ему в волосы.
 — А мне, кажется, очень нравится.
 — Какая у тебя горячая ладошка. — Эдвард прижался губами к уголку ее рта. — Давай-ка я помогу тебе снять жакет.
 Напрочь потеряв способность соображать, Линдсей безропотно позволила Хаксли расстегнуть ряд пуговок у нее на груди, а когда он начал стягивать с нее жакет, даже сама подставила руки, чтобы ему было удобнее. Справившись с жакетом, виконт развязал ленты у нее под подбородком и медленно снял с девушки шляпку.
 — Дай я на тебя полюбуюсь. — Вместо того чтобы снова прижать Линдсей к сердцу, на что она втайне надеялась, он чуть отодвинул ее от себя, нежно поглаживая обнаженную кожу ее рук ниже коротких присборенных рукавов. — Какая же ты красавица. Его взгляд — восхищенный, жаркий — усиливал то непонятное, призывное томление, охватившее Линдсей и волной поднимающееся откуда-то из глубин ее существа. Может, она слишком испорченная? В некоторых из прочитанных ею романов упоминались какие-то «дурные женщины», хотя она не совсем понимала, что означают эти слова.
 Эдвард осторожно опустил ее на мягкие подушки дивана и склонился сверху.
 Мне никогда не надоест смотреть на тебя вот так. Сердце ее билось столь громко и часто, что девушке чудилось: виконт просто не может не услышать!
 Ты ведь не боишься меня, правда, Линдсей? Она покачала головой:
 О нет.
 О да! Она боялась до полусмерти — но не столько Эдварда,
 сколько себя самой.
 — Вот и хорошо. Я бы ни за что не хотел напугать тебя. Он снова медленно прильнул к ее губам, но на сей раз более настойчиво. Зубы его легонько прикусили нижнюю губу девушки. Линдсей сладко вздохнула и поудобнее изогнулась под его сильным телом.
 — Милая моя, — бормотал он. — Ты прелесть. Пальцы его ласково поглаживали атласную кожу девушки у самого выреза платья. Линдсей едва дышала. Но, наверное, думала она, все так и должно быть? Эдвард ведь сказал, что не хочет ее пугать.
 Он прижимался к ней все сильнее. Его рука будто невзначай скользнула под вырез.
 — Эдвард! — вскрикнула девушка.
 — Да? — В глазах его сверкали яркие искры — Что такое, мое дивное видение?
 Но он не дал ей ответить, закрыв рот очередным поцелуем. Линдсей ощутила, как его язык проник между се губ, но вместо ужаса испытала лишь все нарастающий восторг и пылко выгнулась навстречу виконту.
 — Да, Линдсей, да. — Эдвард шутливо ущипнул девушку за подбородок, и она почувствовала, как он возится со шнуровкой на лифе ее платья. — По-моему, ты готова погрешить еще немножко.
 Не успела Линдсей понять, что он делает, как почувствовала прохладное дуновение на своей груди. Девушка инстинктивно попыталась прикрыться, но Эдвард ловко перехватил ее руки и прижал к дивану.
 — Не волнуйся, — шепнул он. — Ты прекрасна и просто создана для этого… со мной. Скоро ты все поймешь. Доверься мне.
 Линдсей бессильно поглядела на склонившуюся над ее грудью макушку Эдварда. Разметавшиеся по белоснежной коже черные кудри подрагивали в такт движениям виконта. Девушка попыталась высвободиться, но он словно бы даже и не наметил. И вдруг на нее нахлынули такие восхитительные ощущения, что Линдсей не сдержала крика. В ответ на этот крик губы Эдварда стали требовательнее, язык нашел внезапно отвердевший сосок и приник к нему.
 «Нет!» — хотелось закричать ей, но, рассудку вопреки, она еще более страстно прижалась розовым бутоном к его губам, ища утоления своей жажды, пылкого желания… и чего еще? Тело ее настоятельно молило о чем-то большем — но о чем? Линдсей не знала.
 — Да. — Голос Эдварда странно переменился. — О да, мое маленькое сладострастное видение — какая дивная грудь, какое изумительное тело. Я и не смел, надеяться, что ты окажешься именно такой.
 Слова его казались Линдсей бессмысленными, но сейчас она ничего не соображала.
 Осторожно продев руку ей под колени, Эдвард уложил совершенно беспомощную девушку на кушетку и плавно подтянул вверх подол ее юбки. Складки пышными сборками легли вокруг бедер Линдсей, и девушку обжег новый порыв безрассудного, опаляющего желания. Она крепко ухватилась за руку виконта.
 — Положись на меня, — негромко рассмеялся он. — Позволь показать тебе, каким сладким бывает грех.
 Девушка задыхалась, Эдвард подложил одну из подушек ей под спину; груди ее, устремленные вверх, свободные от каких-либо покровов, словно сами просили его о ласке — и он внял этому безмолвному призыву. Скоро Линдсей показалось, что она вот-вот умрет от невыносимого наслаждения, но виконт снова легонько прикусил один из розовых упругих бутонов — и все ее тело, каждый нерв, каждая клеточка, вздрогнуло от нового, еще не испытанного ощущения.
 Она изо всех сил вцепилась в плечи Эдварда, впиваясь ногтями в разгоряченную влажную кожу.
 — Нет! — отчаянно взмолилась она, извиваясь в тщетных попытках обрести свободу.
 Тише, тише, глупенькая, — задыхаясь, возразил он. — С тобой ничего плохого не случится. Ты лишь получишь удовольствие.
 Не-е-ет, — простонала она, но свет уже мерк в ее глазах. Сильные ловкие пальцы Эдварда скользнули между ее ногами, осторожно прикасаясь к мягкой плоти, ища дорогу именно к тем уголкам тела, что наиболее страстно жаждали новых и новых ласк.
 Не противься мне. — Рука виконта продвинулась чуть дальше.
 Взор Линдсей окончательно помутился. Среди затопившего ее рассудок кромешного мрака вспыхивали ослепительные искры, сливаясь с огнем, что разжигали в ней прикосновения Эдварда. Девушка без сил откинулась на подушки, не желая больше протестовать. Одно испепеляющее мгновение — мгновение, когда губы Эдварда в очередной раз сжали ее грудь, а пальцы с изумительным мастерством продолжали свои коварные ласки, — ей чудилось, будто она балансирует на краю какой-то неведомой пропасти, а потом ее омыла новая волна наслаждения, такого жгучего и всеобъемлющего, что Линдсей почти без чувств судорожно забилась и обмякла в объятиях Эдварда.
 Шли секунды. Линдсей лишь смутно ощущала их бег, словно во сне чувствуя, как Эдвард приподнимает ее и, поправив платье, бережно усаживает на диване, прислонив головкой к своему надежному плечу.
 Сладко вздохнув, она прижалась к нему покрепче. Что это было? Снедавший ее жар начал спадать, и, на миг, приоткрыв глаза, девушка увидела, что пламя в очаге тоже пошло на убыль. Над головой раздался жуткий треск, и она поняла, что гроза, наконец, пришла и теперь бушует над самым домом.
 Я обо всем позабочусь, — тем временем говорил виконт.
 Да, — пробормотала она. Конечно, она будет счастлива, если Эдвард даст ей еще один урок этой дивной науки, но только, пожалуйста, не сейчас. Пока с нее хватит. Девушка ощущала странную усталость и сонливость.
 Я устрою так, чтобы ты поскорее могла отправляться в Лондон и немного погостить у моей тети, вдовствующей графини Баллард.
 Линдсей медленно открыла глаза. Должно быть, она ослышалась.
 Она — старшая сестра моей покойной матушки. Я зову ее Антонией. Тетя сама скажет, как тебе ее звать.
 Что ты такое говоришь? — Линдсей выпрямилась, безуспешно пытаясь привести в порядок растрепавшиеся волосы.
 Эдвард улыбнулся в ответ.
 Тебе ведь надо будет появиться в свете перед нашей свадьбой, вот тетя и предложила опекать тебя. Не правда ли, крайне любезно с ее стороны? Там будет множество приемов, и званых вечеров, и балов, и…
 Нет!
 Виконт нахмурился.
 — Вот я и говорю, чем скорее ты поедешь в город, тем лучше. Антония хочет представить тебя светскому обществу на балу у Камберлендов. А он уже через несколько недель.
 Линдсей вскочила на ноги.
 — Нет! О чем ты говоришь? Лондон? Свадьба? Немыслимо. Эдвард тоже медленно поднялся и, выпрямившись во весь свой огромный рост, посмотрел на нее сверху вниз. Рубашка его окончательно выбилась из брюк, кулаки угрожающе упирались в стройные бедра.
 Почему это немыслимо, мое чудесное видение? Несколько секунд назад ты, если не ошибаюсь, не могла вдоволь нарадоваться этому… как ты выражаешься, греху.
 Я не могу выйти замуж. Я никогда не выйду замуж. — Объятая паникой, девушка схватила жакет и трясущимися руками принялась натягивать его. — Забудьте, что я вообще сюда приходила.
 Кое-как совладав с жакетом, Линдсей нахлобучила шляпку, завязала ленты под подбородком и заторопилась к двери. Одним неспешным движением виконт преградил ей путь.
 Как я могу забыть об этом, моя прелесть? Я же человек чести и как таковой просто обязан теперь явиться к твоему опекуну и просить твоей руки.
 Линдсей издала сдавленный крик.
 Если вы это ради меня, то, умоляю, не надо — Внезапно ее обожгла новая ужасная мысль. — Ну, конечно же, я теперь опозорена. Вот о чем вы мне говорите. То, чем я с вами занималась… Я теперь падшая женщина.
 Она заметила, как одна бровь виконта на долю секунды взлетела вверх, а в глазах промелькнуло какое-то непонятное выражение, но на смену ему тут же пришла прежняя непроницаемая маска.
 — Совершенно верно. Теперь ты падшая женщина. Ты была скомпрометирована, и я должен исправить положение, женившись на тебе. Что там ни говори, а мы, Хаксли, джентльмены.
 Не задерживаясь, чтобы застегнуть жакет, Линдсей метнулась мимо Эдварда, ловко увернулась от его рук и выскочила за дверь. Однако когда она подбегала к дереву, где ржала напуганная грозой Минни, виконт снова настиг ее.
 — Стой! — велел он. — Не заставляй меня применять силу.
 Уже начался дождь, земля вмиг размокла. Струи приятно холодили пылающие щеки девушки. Она отвязала Минни.
 — В данной ситуации вам вовсе незачем вести себя как джентльмену. Что бы ни случилось, во всем виновата я одна. Это я вас заставила. Я воспользовалась вашей… вашей усталостью.
 Эдвард громко расхохотался, запрокинув голову назад. Его белые зубы особенно ярко выделялись в наступивших сумерках. Черные волосы намокли от дождя и плотно облепили лоб. Линдсей с дрожью подумала, что сейчас Хаксли похож на огромного и очень сильного зверя… дикого, опасного хищника.
 — Завтра я приеду в Трегониту, — пообещал он, пока она залезала в седло. — И надеюсь, тебе хватит здравого смысла с должной застенчивостью принять предложение, которое я сделаю твоему сводному брату.
 Предложение? О Боже праведный, что она натворила?! Только бы выбраться из этой ужасной ловушки — и не столько ради себя, сколько ради того, у кого нет иных защитников, кроме ее одной, Линдсей. Если она выйдет замуж за Эдварда, каким бы заманчивым ни казался подобный брак, то уже не сможет выполнить то, что обещала, то, что должна сделать любой ценой. Не говоря уже о том, что этот брак вообще невозможен — и в первую очередь ради самого же Эдварда.
 Девушка ударила пятками в бока Минни. Кобылка отозвалась обиженным ржанием.
 — Ну же, старушка, иди, иди. Пожалуйста, Минни. Подумать только, она так и не сказала ему того, ради чего, собственно, приехала, а другой возможности уже не представится.
 Завтра я за тобой приеду, — произнес Эдвард. — Смотри скачи осторожнее, мое чудесное видение. Вот увидишь, утром твою нерешительность как рукой снимет.
 Никогда, — воскликнула девушка, цепляясь за соломинку. — Все равно Роджер ни за что не согласится.
 Сейчас она впервые в жизни была благодарна судьбе за строгость, в какой ее держал сводный брат.
 Поживем — увидим! — На лице виконта играла уверенная улыбка.
 Говорю же, никогда и ни за что! — Минни наконец-то тронулась с места, но еле-еле. — Мы больше никогда не увидимся.
 Через несколько метров Линдсей обернулась. Эдвард стоял, небрежно прислонившись к дереву. Поймав ее взгляд, он помахал ей рукой.
 Не волнуйся, моя радость. Мы с тобой еще погрешим вдоволь.
 Никогда! — яростно выкрикнула она. Пожалуй, бесполезно ссылаться на намерение уйти в монастырь. После недавней сцены Эдвард лишь поднимет ее на смех.
 — Уверяю тебя, все так и будет, — крикнул он вслед. — Видишь, мне только стоит сделать Роджеру Латчетту это предложение, и он ухватится за него руками и ногами.
 Линдсей почти всерьез захотелось и в самом деле уйти в монастырь.
 Нет! — прокричала она напоследок, и Минни затрусила прочь.
 Да! — донеслось до нее издали. — А пока предвкушай нашу новую встречу. Следующую возможность погрешить. День нашей свадьбы!




 Глава 6


 «Напыщенный фат!»
 Хаксли из-под опущенных век следил за Роджером Латчеттом. Презренный, самодовольный франт. Сегодня толстяк щеголял в расшитом золотом лимонно-желтом жилете, а галстук его — неопрятный, неуклюже завязанный узел, в котором виконт не без труда распознал подражание одному из фасонов знаменитого Брюммеля, — был сделан из желтенького в цветочек муслина. На всем наряде Латчетта лежала неизгладимая печать безнадежной провинциальности.
 — Ваш визит — большая честь для нас, — лебезил толстяк.
 — Такой добрососедский жест. Мы собирались выехать в Лондон уже несколько часов назад, но, узнав, что ваша светлость намерены вновь почтить наш дом своим присутствием… просто пришли в восторг, что задержались. Ей-богу. Вот нам и матушка подтвердит.
 Белла Латчетт Гранвилл, пухлая напомаженная блондинка неопределенного, но далеко не юного возраста, с настоящей вавилонской башней на макушке, наклонила голову жестом, который Хаксли расценил как попытку изобразить надменность. Но унизанные кольцами руки хозяйки дома, нервно теребившие кружевную оборку шелкового носового платка, выдавали крайнюю степень возбуждения..
 — Я высоко ценю ваше гостеприимство, миссис Гранвилл, — учтиво произнес виконт, гадая про себя, все ли ее украшения были «одолжены» из наследства Линдсей. — С вашего позволения — и, разумеется, с позволения вашего сына — мне бы хотелось обсудить с вами одно весьма деликатное дело.
 Светло-голубые глаза Беллы Латчетт, обрамленные густо накрашенными ресницами, метнулись на сына. Роджер скривил надутые губы в улыбке.
 Милорд, я уже выслал своему поверенному все необходимые распоряжения и велел связаться с вашими адвокатами. Уверен, что мы сможем достигнуть взаимовыгодного соглашения относительно аренды дальнего дома.
 Безусловно, — согласился Хаксли. — Местечко, где он находится, пришлось мне по душе. Славный уголок.
 Да, славный уголок, мирный и спокойный, а главное — оттуда очень удобно приглядывать за этой кровожадной пиявкой в человеческом облике, не страдая при этом от необходимости терпеть ее общество.
 — Скажу без лишней скромности, дом обставлен очень дорогой мебелью, — продолжал Роджер, помахивая жирной розовой рукой.
 С трудом подавив отвращение, Хаксли отвернулся и зашагал по бледно-зеленой гостиной, изображая восхищение обстановкой и украшениями. Надо признать, и то и другое заслуживало интереса — заслуга тут, без сомнения, принадлежала покойному Бродерику Гранвиллу и его первой жене.
 — Этому комоду буквально цены нет, — заметил Латчетт. — Его купила первая жена моего покойного отчима.
 — Изумительно! — Хаксли помедлил перед черным лакированным рабочим столиком и приоткрытым комодом, внутри которого виднелись ящички с нитками и иголками. Из одного ящичка свисал краешек небрежно смятого вышивания.
 Латчетт откашлялся.
 — Так вы уверены, что не хотите бренди, милорд?
 Сам он уже успел щедрой рукой налить себе полный бокал.
 — Совершенно уверен. — Хаксли в последний раз обдумывал, что и как сказать. Бессознательно оттягивая время, он взял вышивку и повертел ее в руках. Даже на несведущий взгляд, стежки были сделаны умелой и терпеливой рукой.
 Преувеличенно громкий вздох привлек его внимание к Белле Латчетт. Внушительная грудь достопочтенной матроны бурно вздымалась под покровом парчового платья оттенка спелой сливы. Над могучим бюстом трепетала белая кисейная косынка.
 — Вы хотели что-то сказать, мадам? — Виконт с трудом выдавил из себя улыбку.
 — О, да так, ничего особенного. — Вытащив веер слоновой кости, Белла принялась томно обмахиваться, раздувая копну мелких завитых локонов, обрамлявших ее одутловатое лицо. — Линдсей, моя падчерица, так часто ставит меня в неловкое положение. Я бы давным-давно выучила ее прилично вышивать, но она ни как не хочет учиться. Никакой усидчивости. Абсолютно безнадежна.
 — Так и есть, — поддакнул Роджер. — Безнадежна, зато безвредна. Уверен, в монастыре от нее будет много пользы.
 Хаксли невольно пожалел прелестную Линдсей. Пусть для него она всего лишь послушное орудие в его замыслах, но думать о том, как эти два ястреба терзают свою кроткую жертву, было не слишком приятно.
 Воздержавшись от каких-либо замечаний, он осторожно отложил вышивку на место.
 Кстати, именно о мисс Гранвилл я и пришел поговорить с вами, — произнес он, стараясь придать голосу оттенок безразличия.
 О Линдсей? — Роджер озадаченно почесал уголок рта мясистым мизинцем. — Ума не приложу…
 Она совершенно неуправляема. — Веер Беллы заходил чаще. — Скачет по лесам и холмам, как мальчишка какой-то. Да-да, как необузданный деревенский мальчишка. Я же тебе столько раз говорила, Роджер, пора ее приструнить и поскорее Наверняка она уже и виконту успела досадить. Нет, пора тебе заставить этого старого дурня Уинслоу…
 Успокойтесь, матушка. — Глаза Роджера сузились, однако заметив, что Хаксли наблюдает за ним, толстяк расплылся в улыбке. — Бедная матушка никак не оправится от своей потери. Малейшее напряжение для нее просто губительно, а она так беспокоится за Линдсей. Мы оба за нее беспокоимся. Но это не важно. Так расскажите же нам, что случилось.
 А что, собственно, вы хотите от преподобного Уинслоу, мадам? Это как-то касается мисс Гранвилл? — Виконт умолк, разглядывая великолепный гобелен на стене. У него возникло неприятное ощущение, что он уже знает ответ.
 Моя падчерица решила посвятить жизнь служению Господу. Весьма благоразумно с ее стороны, поскольку для иного… гм… образа жизни она никоим образом не пригодна. Уинслоу — наш викарий. Он наставляет Линдсей на избранном ею поприще. Но до сих пор настаивает, что она еще не готова затвориться в монастыре.
 «А викарий не дурак», — подумал Хаксли. Однако надлежало действовать без проволочек.
 — Вынужден просить вас запастись терпением. — Он развернулся лицом к Латчетту и его матери. — Дело в том, что дело довольно щекотливое… для всех нас. Я пришел к вам сегодня, дабы просить руки мисс Гранвилл.
 В комнате повисла напряженная тишина.
 Бокал с бренди выпал из руки Латчетта и со звоном разбился о голову медного дракона, украшавшего камин. Белла Гранвилл взвизгнула.
 Чертыхнувшись, Роджер ногой откинул осколки в сторону.
 — Я ослышался, сэр. Должно быть, я просто ослышался.
 Хаксли изобразил на лице дружелюбную извиняющуюся улыбку.
 — Боюсь, что нет. Всецело понимаю ваше изумление. Столь внезапное предложение… Но я уверен, такой светский человек, как вы, повидал на своем веку немало подобных неожиданных и бурных увлечений. Поверьте, я пришел к нам не под влиянием первого порыва и успел уже всесторонне обдумать этот вопрос.
 О, еще как всесторонне! Ловушки, наконец, были расставлены, и теперь виконт с трудом сдерживал радостное и азартное возбуждение. Словно сидишь за карточным столом и знаешь, что игра твоя и противник полностью в твоих руках. Победа близка!
 — Роджер! — Голос миссис Гранвилл звучал надтреснуто. — О чем это он? Что происходит?
 Успокойтесь, матушка. Не нервничайте. Кажется, мы неверно поняли вас, милорд.
 Что вы. — Лицо виконта излучало саму невинность. — Уверен, вы поняли меня правильней некуда. Но прежде чем мы попросим мисс Гранвилл присоединиться к нам, наверное, следует обсудить еще кое-какие детали.
 Белла, бледнея, упала на подушки.
 Мне дурно, — пробормотала она.
 Мадам, поверьте, это будет наилучшим разрешением всех проблем. Не сомневаюсь, вы с радостью освободитесь от тяжкой ноши, какую возлагает на ваши плечи опека над мисс Гранвилл. Вы же оба говорили мне, что после смерти мистера Гранвилла девица стала для вас тяжким испытанием.
 Линдсей никогда не была для меня обузой, — запротестовал Роджер. — Милорд, вы не так истолковали мои слова.
 С трудом сохраняя на лице спокойствие, виконт вскинул руку.
 — О, вы безмерно благородны. И все же прошу, выслушайте меня. Мои планы волей-неволей затрагивают и вас, по этому я надеюсь, что мое предложение не пойдет вразрез с вашими удобствами.
 — Нашими удобствами? — слабо пролепетала Белла Латчетт. — Роджер, ты должен остановить это прежде, чем…
 — Тише, матушка. — Бесцветные глазки Латчетта вдруг приобрели стальной блеск. — Боюсь, вы так ничего и не поняли, милорд. Моя сводная сестра твердо решила уйти в монастырь. Я даже представить себе не могу, что заставляет вас домогаться ее руки — а, насколько понимаю, вы именно это и делаете, — но о том, чтобы она вышла замуж, не может быть и речи.
 «Ну, разумеется, не может быть и речи о том, чтобы из жадных лап этого мерзавца выскользнул такой лакомый кусочек, как богатое поместье».
 — Все же я думаю, — произнес Хаксли, благоразумно не поднимая глаз, — что, выслушав мое предложение до конца, вы сами согласитесь, что это в высшей мере приемлемое соглашение.
 Миссис Гранвилл почти истерически обмахивалась веером.
 — Маменька, если вы нездоровы, — резко одернул ее Роджер, — будьте добры удалиться к себе.
 — Любезные, — Хаксли заложил руки за спину, — я глубоко тронут силой вашей привязанности к девушке, которая, если разобраться до конца, даже не приходится вам кровной родственницей. Но именно из-за того, что вы так любите Линдсей, нам с ней понадобится ваша помощь на протяжении нескольких недель до… свадьбы.
 Белла в ужасе зажмурилась.
 — Графиня Баллард, моя тетя, старшая сестра моей незабвенной матери, возьмет мисс Гранвилл в свой особняк на Брайнстон-сквер и выведет в свет.
 — Брайнстон-сквер, — закатила глаза миссис Гранвилл, — свет. Высшее общество.
 — Об этом не может быть и речи! — взревел Латчетт. Виконт похлопал его по спине.
 Ну что вы, дружище. И не думайте отказываться. Это никакое не одолжение, напротив, великая честь. Я счастлив буду оказать вам эту услугу. Мисс Гранвилл воздаст мне за все — я имею в виду, став моей женой.
 Об этом не может быть и речи, — почти неслышно повторил Латчетт.
 Да полно вам, старина, — засмеялся Хаксли, — вы слишком уж скромны. Я знаю свой долг и не привык от него уклоняться. Разумеется, я отдаю себе отчет, что допускаю неслыханную дерзость, попросив вас и вашу драгоценную матушку приехать в Лондон на бальный сезон и присутствовать на всех утомительных, но необходимых формальностях, связанных со свадьбой. Но уверен, вы не хуже меня понимаете, что вам просто необходимо немного повращаться в свете, чтобы там повидали родственников моей избранницы.
 Хаксли едва осмеливался взглянуть Латчетту в лицо, уж слишком смешной была произошедшая с толстяком разительная перемена — от невыразимого отчаяния к жадному предвкушению.
 Так вы предлагаете, чтобы мы с матушкой временно переехали в Лондон?
 Понимаю, вам это неудобно — столько хлопот. Но лишь до того времени, как мы с Линдсей поженимся, а тогда, само собой, вы вольны будете вернуться к вашим наиважнейшим обязанностям здесь, в Корнуолле.
 Роджер…
 Матушка, прошу вас, — резко оборвал Латчетт сварливый голос матери. — Быть может, милорд, вы сформулируете ваше предложение поточней?
 — Мне казалось, я уже сформулировал. — Хаксли небрежно подошел к серебряному подносу, где поблескивал хрусталь, и поднял графин с бренди. — С вашего позволения?
 Латчетт кивнул. Виконт довольно улыбнулся, наливая себе рюмку. Похоже, этот жирный мотылек летел прямиком в паутину.
 — Все предельно просто. Я хочу жениться на мисс Гранвилл. Моя тетя обучит ее разным тонкостям, которые должна знать жена виконта. А с вашей стороны, мои дорогие, было бы крайне благородно и любезно согласиться пробыть в Лондоне, пока все это не будет улажено. Вам, разумеется, понадобится собственное жилище. Предвкушая ваше согласие, я взял на себя смелость заранее позаботиться и об этом. Изумительный маленький домик в Челси, обслуживаемый лучшими слугами.
 Виконт говорил чистую правду. Вот только глава пресловутого компетентного персонала, некая миссис Феллинг, была компетентна не столько в домохозяйстве, сколько в умении играть на самых низменных инстинктах низменных мужчин. Хаксли счел, что так будет проще всего выяснить сексуальные пристрастия Латчетта. Когда придет срок, миссис Феллинг поможет довершить падение этого гнусного типа.
 Мечтательный взор Латчетта тем временем был устремлен куда-то вдаль.
 — И потом я вернусь в Трегониту… — искательно произнес он шелковым голосом и облизнул губы. Руки его были сложены на груди, точно для молитвы.
 Хаксли прикрыл глаза.
 — Спору нет, Трегонита — лакомый кусочек, но, сами понимаете, у меня и так уже более чем достаточно имений, за которыми глаз да глаз. Дополнительная ответственность — нет уж, увольте. Кроме того, учитывая, сколько вы сделали для моей будущей жены, буду лишь рад, если вы согласитесь принять Трегониту в знак моей признательности.
 И вы отдадите приданое… Неужели после заключения брака вы откажетесь от наследства вашей жены?
 Не хочу обманывать вас и притворяться, будто не ценю Трегониту по достоинству. Ценю, поверьте. Но, учитывая все, что вы сделали, будет лишь справедливо, если поместье останется вам.
 От Хаксли не укрылось, что Белла Гранвилл резко выпрямилась и подалась вперед. Ее сынок нервно потирал руки. Скрывать свои чувства он совершенно не умел. За карточным столом он был бы ни дать ни взять бездомный птенец, ожидающий когтей первого же попавшегося хищника. Подавив улыбку, виконт отпил превосходного бренди из подвалов Лат-четта. Карточные столы, до которых, по его сведениям, Латчетт был превеликим охотником, тоже играли немалую роль в его замыслах.
 Я понимаю, что вы стремитесь вернуться сюда, — продолжал виконт. — И все же пока вы будете в городе, надеюсь, вы позволите мне ввести вас в какой-нибудь из наших клубов — например в «Клуб кутил». Все издержки я, разумеется, беру на себя.
 Как благородно с вашей стороны, — буркнул Латчетт.
 Знай он, что сделают с ним эти самые клубные друзья виконта Хаксли, он бы запел иначе. Но виконта мысль о грозящих толстяку неприятностях не огорчала. Точнее, даже радовала.
 А почему все-таки вы хотите жениться па Линдсей? — Пронзительный голос Беллы Латчетт прервал приятные раздумья Хаксли. — Когда и как вы встречались с этой девчонкой? Что там произошло у нас за спиной?
 Маменька, — Роджер склонился над ней, — уверен, нам вовсе незачем вдаваться в подобные подробности. Вы же видите, его светлость…
 Ответьте, — не унималась Белла. — Когда вы встречались с моей падчерицей?
 Хаксли снова умудрился сдержать улыбку.
 Мадам, я джентльмен. Довольно будет сказать, что есть вещи, которые джентльмены предпочитают не обсуждать.
 Белла побагровела.
 Не зря я всегда говорила про эту девчонку — в тихом омуте черти водятся. Вечно ее где-то носит. Как понадобится, никогда под рукой нет. Видите ли, занимается с преподобным Уинслоу. Ха!
 Маменька! — сдавленно взвизгнул Роджер. — Его светлость здесь совсем недолго. Не можете же вы предполагать…
 Что мисс Гранвилл была скомпрометирована? — негромко докончил за него Хаксли. Что она согрешила? Ему стоило огромных усилий не усмехнуться.
 Так это правда? — поджала губы миссис Гранвилл.
 Скомпрометирована ли очаровательная мисс Гранвилл? Приходилось признать, что, как ни грустно, — нет, во всяком случае, не в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово. Но и того, что красавица Линдсей понимала под грехом, вполне хватило, чтобы Хаксли провел всю предыдущую ночь без сна. Даже сейчас, вспомнив об этом, он вынужден был отвернуться к камину. Да-да, всю ночь он метался по постели, представляя себе белоснежную, соблазнительную грудь, молящую о поцелуях. Будь что будет, а он получит ее — всю, до последней клеточки. Он возьмет ее, неторопливо и наслаждаясь каждой секундой, он пробудит в этой воплощенной невинности огонь страсти и необузданного темперамента, что до поры до времени дремал в глубине ее девственного тела.
 Лорд Хаксли?
 Нет, миссис Гранвилл. Молодая леди не скомпрометирована.
 Хотя, надо признать, ее ножки, облаченные в белые чулки, буквально трепетали от желания уступить. Девушка не знала, что она чувствует или почему, но горела жаждой выяснить эту тайну.
 Так когда вы хотели бы видеть нас в Лондоне? — жадно спросил Латчетт.
 …Над белыми чулками приоткрывались такие нежные и мягкие полоски кожи. А когда он касался ее самых сокровенных уголков…
 Если нам предстоит поселиться там на продолжительное время, то перед путешествием придется уладить множество различных вещей и как следует подготовиться.
 …Тело Линдсей так и трепетало под его опытными пальцами… Хаксли закрыл глаза и сжал зубы. Хорошо, что он стоял спиной к собеседникам и они не могли заметить его состояние.
 Мне бы хотелось видеть мисс Гранвилл. Надо же посвятить ее во все это.
 Вовсе ни к чему, — отрезала Белла. — Я сама уведомлю ее.
 Давайте скажем ей вместе.
 «Лучше не спускать с этой гадюки глаз, мало ли что она может выкинуть».
 По приказу Латчетта Дидс, престарелый, скорченный в три погибели дворецкий с седыми клочковатыми волосами, отправился на поиски Линдсей Гранвилл и через несколько минут появился вновь, распахивая дверь перед девушкой. Хаксли выпрямился. Мышцы его невольно напряглись. Сегодня Линдсей была еще прекраснее, чем грезилось его воспаленному воображению в ночные часы после ее вчерашнего отъезда, когда она ускакала во тьму и бурю.
 Вы хотели меня видеть? — звонко произнесла мисс Гранвилл, не заходя в гостиную, а останавливаясь на самом пороге. До виконта вдруг дошло, что девушка и не подозревает о его присутствии. Он стоял в дальнем конце комнаты, в тени, и его черная одежда почти сливалась с темной обивкой стен.
 Где ты шаталась, ты…
 Маменька, — сладким голоском вмешался Роджер с фальшивой улыбкой на губах, — сегодня у Линдсей особенный день. Торжественнейший день в ее жизни. И нам надо обращаться с ней очень-очень деликатно, чтобы уберечь от нервного потрясения. Входи, моя дорогая, присядь со своей мамочкой.
 Линдсей открыла рот, и Хаксли догадался, что девушка собирается сказать Роджеру Латчетту, что ее мамочка умерла уже много лет назад. Однако взгляд ее привлекло легкое движение в темном углу. Она отшатнулась, нашаривая руками дверь.
 А ну зайди, Линдсей. — Напускная мягкость Латчетта вмиг сменилась суровостью. — Сегодня к нам пришел очень важный гость.
 Девушка не шелохнулась.
 На кого ты похожа! — сердито воскликнула Белла Гранвилл, воздевая руки в притворном отчаянии. — Ума не приложу, и что только его светлость в тебе нашел.
 Хаксли бросил на сварливую мачеху неласковый взгляд. Из этой достойной парочки, матери и сынка, Белла была осторожнее и потому опаснее. Она подозревала, что увидеть падчерицу замужем — по сути, то же самое, что наблюдать, как все дорогое ее сердцу ускользает из рук. И ему, Хаксли, надо было во что бы то ни стало убедить миссис Гранвилл в безосновательности этих страхов.
 Ничего он во мне не нашел. — Необычно хриплый голос девушки нарушил повисшую в комнате томительную тишину. Огромные голубые глаза устремились на Хаксли. — Вам вовсе незачем думать обо мне милорд. Незачем!
 Роджер шагнул к сводной сестре.
 Линдсей…
 Ничего-ничего, Латчетт, — вмешался виконт, выходя из своего угла. — Просто мисс Гранвилл очень застенчива, скромна и не привыкла быть в центре внимания.
 «Особенно, — мысленно добавил он, — в этом доме».
 — Гмм… — Миссис Гранвилл скрестила руки на груди. — У тебя просто кошмар на голове, дурочка. Чем ты там занималась? Скакала по кустам?
 Не обращая внимания на мачеху, Линдсей неотрывно смотрела на Хаксли. Да, прическа у нее и впрямь растрепалась, в этом Белла не погрешила против истины, но Хаксли скорее назвал бы результат очаровательным. Золотистые волосы спутанными прядями струились по лицу и плечам девушки, как будто она только что вернулась с верховой прогулки по открытым всем ветрам холмам. На любой другой девице сильно поношенная коричневая шерстяная амазонка показалась бы неряшливой и безвкусной, но на Линдсей потертая ткань плотно облегала округлые соблазнительные формы, точно гладя их любящей рукой, и дразнила воображение, словно предлагая ему дорисовать прелести, скрывающиеся под складками платья. Линдсей взволнованно обвела пухлые розовые губки языком — и глаза молодых людей встретились.
 Хаксли ощутил возбуждение, резкое и внезапное, как удар в живот. Какой бы юной и неопытной ни была его будущая жена, но, даже несмотря на всю свою невинность, она умела понять, когда мужчина вожделеет ее.
 Все четверо молчали, но виконт мог бы наслаждаться молчанием сколь угодно долго — лишь бы глядеть и глядеть на это упоительное видение. Наконец Роджер Латчетт откашлялся.
 Его светлость пришел к нам с определенным предложением. Он…
 Нет!
 Белла замахнулась на девушку веером.
 — Тихо, дурочка. Не забывай о хороших манерах. Сядь рядом со мной.
 Линдсей не оторвалась от двери. Какой-то момент Хаксли даже всерьез ожидал, что она вот-вот сорвется с места и убежит. Тогда ему оставалось бы лишь догнать и как следует приструнить беглянку. Заманчивая перспектива.
 Ты выходишь замуж, — объявил Роджер, широко раздувая грудь в аляповатом жилете. — Согласно пожеланию его светлости, ты отправишься в Лондон, и некоторое время погостишь у его тети, графини…
 Он вопросительно поднял бровь, косясь на Хаксли.
 Баллард, — подсказал тот. — Антония, графиня Баллард. Она подготовит вас к появлению в высшем свете и к роли моей жены.
 Ее гардероб, — пробормотала Белла, обращаясь скорее к самой себе, чем к кому-либо из присутствующих. — Ее надо будет одеть с головы до ног.
 Это станет одним из моих подарков невесте, — поспешно произнес Хаксли. Ему не жаль было никаких денег ради достижения цели.
 Вы более чем добры. — Белла многозначительно поглядела на виконта. — Мы займемся всеми необходимыми приготовлениями прямо здесь. У меня отличная портниха. Когда вы хотите видеть Линдсей в Лондоне?
 Хаксли заметил, что личико девушки сделалось совсем восковым, а глаза потемнели от ужаса.
 — В течение двух недель. Ее первый выход в свет состоится на балу у Камберлендов. Но тете потребуется некоторое время на ее обучение. — Он протянул руку Линдсей и негромко добавил: — Подойдите сюда, Линдсей. Мы с вашим опекуном заключили соглашение, которое вас совершенно не касается, но мне все же хотелось бы видеть на вашем личике хоть какое-то подобие радости от выпавшего вам жребия.
 Словно загипнотизированная, девушка сделала несколько шагов вперед, пока Хаксли не смог поймать ее маленькую ледяную ручку, и что-то неразборчиво пробормотала. Виконт, нахмурившись, нагнулся поближе, и Линдсей, привстав на цыпочки, прильнула губами к его уху. Хаксли едва сдержал страстный порыв прижать ее к себе.
 — Не делайте этого, милорд, — прошептала она. — Умоляю вас, ради вашего же блага, не настаивайте на этой безумной затее.
 Хаксли резко выпрямился, вдыхая ее свежий и сладкий аромат. Полевые цветы и холодный морской ветер.
 — Обычное дело. Девушки всегда несговорчивы. — Он улыбнулся. — Ничего, это скоро пройдет.
 Роджер Латчетт залился понимающим хохотом, и виконт стиснул зубы.
 Внезапно Линдсей выдернула руку из его ладони.
 — Я не выйду за этого человека, — громко произнесла она. Хаксли тяжело вздохнул. Идти на крутые меры не хотелось, но если без этого не обойтись — что ж, он готов.
 Просто он джентльмен, — пролепетала Линдсей. — Всегда и во всем настоящий джентльмен. Он сам так сказал. Сказал, когда мы…
 Когда вы что? — Белла вскочила на ноги. — Так я и знала, тут что-то кроется. Когда вы встречались? Что между вами произошло? Нет, Роджер, — она одним жестом заставила Латчетта замолчать, — не вмешивайся. Недаром мне не верилось, что этот человек, за которого любая знатная дама в любой миг выйдет, вдруг ни с того ни с сего захотел жениться на Линдсей. Он явно желает пустить пыль нам в глаза, чтобы замять последствия своих гнусностей с минимумом неудобств для своей персоны.
 Маменька…
 Молчи, тебе говорят. Если этот негодяй опозорил невинную девушку, предназначенную для монастыря, ему так легко не отделаться. Он не заставит нас замолчать, позволив оставить то, чем мы и так уже владеем по праву. О нет. И этот домик в Челси, где мы будем прозябать, пока он не сможет избавиться от нас, — этого тоже мало. Немыслимо мало.
 Наглость этой мегеры на миг не только ошеломила, но даже и восхитила виконта. Однако в следующую секунду Линдсей отшатнулась и застыла на месте, вытянувшись во весь свой небольшой рост, и Хаксли срезу же позабыл и о Латчетте, и о его гнусной мамаше.
 Забудьте об этом, мадам, — отчеканила девушка тихим, но твердым голосом. — Выкиньте из головы. И это ко всем вам относится. Слышите?
 Полно, полно, — урезонивающе произнес Роджер.
 Нет. — Линдсей откинула назад копну волос и подбоченилась. — Действительно, была совершена роковая ошибка, но совершил ее не виконт. Это я во всем виновата.
 Мисс Гранвилл…
 Позвольте мне договорить, — прервала Хаксли девушка. — Вы правы. Я падшая женщина.
 Белла задохнулась, ловя ртом воздух, и без сил опустилась на диван.
 Так я и знала.
 Сэр, вы — негодяй, — провозгласил Латчетт, но глаза его довольно сверкнули.
 Неправда! — воскликнула Линдсей. — Его светлость не виноват в том, что я падшая. Это я виновата, только я. Это я вызвала химическую реакцию между нами. — Она отважно переводила взгляд с лица на лицо, пока наконец ее горящие глаза не остановились на виконте. — Я пришла к его светлости, когда он спал, и заставила его согрешить. Я… я соблазнила его, сонного, и склонила согрешить со мной. И я приношу ему свои извинения и освобождаю от ложно понятого чувства долга передо мной. Роджер, я хочу, чтобы ты немедленно увез меня в монастырь, любой монастырь.
 Хаксли буквально разрывался на части. Ему было крайне неловко — но вместе с тем и смешно, невероятно смешно, как еще ни разу в жизни. Отвернувшись, он уставился в окно на темное грозовое небо.
 — Я согрешила! — исступленно кричала Линдсей.
 Откинув назад голову, виконт прикрыл глаза, моля Бога ниспослать ему терпения.
 — Хаксли? — Латчетт говорил с неописуемым хладнокровием.
 — Просто она еще совсем ребенок, — произнес Хаксли, чувствуя, как на него навалилась внезапная усталость. — И донельзя наивна. Чего и следовало ожидать. Моя тетя будет ждать ее, как мы с вами условились.
 И с того дня, молча поклялся он, Линдсей Гранвилл, будущая виконтесса Хаксли, будет делать и говорить лишь то, что придется по вкусу ее будущему мужу.




 Глава 7


 — Вас поймают, мисс. Вот помяните мои слова, непременно поймают. — Гвин, горничная Беллы, заламывая руки, семенила вслед за Линдсей по спальне, то и дело забегая вперед и заглядывая хозяйке в глаза. — А не поймают, так мне же хуже. Вот помяните мои слова. Будет мне на орехи. Если вообще не уволят.
 Последняя фраза явно выдавала глубокое убеждение злополучной служанки, что смерть предпочтительнее перспективы лишиться места и остаться без всяких рекомендаций и надежды на новое.
 Заглянув в лицо трясущейся от страха девушке, Линдсей взяла ее холодную руку в свои.
 Гвин, пойми, я сейчас хочу услышать от тебя только одно.
 Да, мисс?
 Я могу на тебя рассчитывать? Ты ведь никому не выдашь мои планы на следующие несколько дней? Обещаешь?
 О, мисс…
 Линдсей внушительно наклонилась поближе к горничной. Ей самой не нравилось то, что она собиралась сказать, но выбора не было.
 Гвин, если ты кому что и расскажешь, только себе навредишь. Тебе никто не поверит. Я просто даю тебе шанс помочь мне в одном очень важном деле.
 Гвин шумно всхлипнула.
 Хорошо, мисс, даю вам слово. — Она поспешно перекрестилась: — Вот вам крест. Ни единая живая душа от меня и полсловечка не услышит.
 Замечательно. Тогда поспешим.
 В последний миг Роджер и Белла Латчетт отложили визит в Лондон, и это не лучшим образом сказалось на планах Линдсей.
 Ой-ой-ой, мисс. Мне страшно. Знаю, я страшная трусиха, но…
 Перестань хныкать, Гвин! — прикрикнула Линдсей. Чтобы ни случилось, горничная не должна заподозрить, что хозяйка напугана не меньше ее самой. — Я сто раз это проделывала, и никогда со мной ничего плохого не случалось.
 (Если не считать жуткого душевного напряжения — о скольком сразу надо подумать, ничего не забыть, ведь никогда не знаешь заранее, скоро ли снова удастся выкроить несколько дней, чтобы улизнуть из дома.)
 Но такой трудный путь, мисс Линдсей. И куда это только вы уходите в такой тайне? — Гвин робко потрогала Линдсей за руку. — И зачем вам непременно идти одной?
 Хватит, Гвин. Сейчас не время что-либо объяснять.
 И время для объяснений никогда не настанет. Никто и никогда не узнает, зачем, вопреки всем трудностям, Линдсей снова и снова в одиночку пускается в дикие края Бодминмура.
 Хаксли. Вспомнив об этом упорном молодом человеке, девушка застыла на месте, судорожно вцепившись в груботканый шейный платок. Нужно что-то сделать, как-то предотвратить ужасную катастрофу, которой может обернуться для виконта свадьба с ней, Линдсей. И она обязательно приложит все силы, чтобы нарушить приготовления Роджера, — о только не сейчас, а попозже, через несколько дней, когда вернется из задуманного путешествия. А может, даже и не здесь, а уже в самом Лондоне, когда дурацкий маскарад начнется по-настоящему. Там-то и будет время показать этому бедненькому, благородному… бедному, симпатичному… Тьфу ты, пропасть, словом, там-то и будет время убедить бедного, очаровательного… Как бы там ни было, а эта свадьба не должна состояться! Ей-то, наивной, казалось, впереди еще долгие годы — когда-то там еще исполнится двадцать пять и она вступит во владение наследством и будет вынуждена вплотную подумать о том, как совладать с Роджером и уладить все то, что надо уладить. Но теперь, сразу же после свадьбы, поместье перейдет во владение ее мужа — во всяком случае, очень на то похоже. Но ведь Роджер ни за что не допустит ничего подобного! Почему, интересно знать, он вообще сразу же не прогнал Хаксли, когда тот явился просить ее руки?
 Перед мысленным взором девушки предстало замкнутое, суровое лицо виконта, черные проницательные глаза, в глубине которых поблескивали искорки затаенного смеха… сильные ловкие руки… И как умело эти сильные руки наполняли ее совершенно неведомыми раньше, но такими упоительными ощущениями. Вот бы он никогда-никогда не отпускал ее от себя…
 Линдсей вздрогнула. Глупые мечты! Пора покончить со вздорными девическими охами и ахами, распирающими ее грудь всякий раз, как она вспоминает о нежданном женихе. Следовало бы стыдиться (а разве она не стыдилась?!) — своего бессовестного поведения. И подумать только, что два дня назад, в свой последний визит, виконт обращался с ней с таким уважением и добротой. Разве она заслуживает подобного снисхождения? Да не больше, чем любая другая особа с сомнительной репутацией. Какой позор! А он все-таки настаивал, что хочет на ней жениться. Уму непостижимо!
 «Сосредоточься!» — одернула себя Линдсей. Ведь еще неизвестно, что задумал Роджер. Мало ли что может быть у него на уме. Одно ясно — он намерен неплохо поживиться на упорном заблуждении Хаксли насчет джентльменского долга. И не менее ясно — сразу же после свадьбы ничего не подозревающий виконт встретит жестокий конец, а сам Роджер останется с набитыми карманами и Трегонитой в придачу. Однако не напутала ли она чего-нибудь, возможно ли, чтобы виконт и в самом деле решил подарить поместье Латчеттам? Неужели Роджер удовлетворился этим обещанием? Девушка поежилась. Нет, нельзя идти на подобный риск.
 Занятая своими мыслями, Линдсей машинально натянула пару грязных башмаков, заправила в них мешковатые штаны и застегнула грубый шерстяной жилет.
 Ох, мисс, ну скажите, что вы пошутили, — причитала Гвин. — Скажите, что передумали, что вы не станете этого делать.
 Невозможно. У меня нет выбора. И мне нужно, чтобы ты отправилась со мной.
 Ситуация сейчас сложилась столь сложная, что ее священный долг — на сей раз привезти побольше всяких припасов, а одна лошадь столько не увезет. И отказаться от этого Линдсей не заставило бы ничто на свете. Но одинокий всадник, ведущий в поводу вьючную лошадь, может показаться слишком заманчивой добычей для любого разбойника, что рыщет в тех опасных краях.
 Гвин умолкла. Линдсей резко развернулась к ней — и с размаху врезалась в тщедушную низкорослую горничную, чьи приятные, но простоватые черты сейчас выражали лишь крайний испуг, а щеки стали белее снега. Из-под присборенного чепчика на Линдсей взирали широко распахнутые карие глаза.
 Гвин, ну что с тобой? Возьми себя в руки.
 От… отправилась с вами, мисс? Верхом на лошади? Ах, я не смогу.
 Глупая гусыня! Сможешь как миленькая. — И Линдсей указала на смятую груду одежды. — Бери-ка надевай. И никому ни слова. Если спросят, я скажу, ты мой младший брат и немой от рождения.
 Линдсей крупно повезло, что среди всего прочего Хаксли снабдил ее мачеху и новой горничной на время проживания в Челси, а Гвин благодаря этому осталась в полном распоряжении мисс Гранвилл.
 О, мисс, ну как вы объясните, зачем вы, девушка, обрядились в мужское платье?
 В моем голосе есть свои преимущества, — мрачно отозвалась Линдсей. — Надо только хрипло шептать — и никто никогда не усомнится, что я мальчик, но просто ростом не вышел. К нам никто не пристанет. Поторапливайся, Гвин. Путь предстоит неблизкий, а Белла с Роджером вернутся через четыре дня, как только накупят всего в городе.
 Наконец, когда Линдсей уже стала отчаиваться, Белла с Роджером все-таки надумали отправиться в Лондон. Роджер заявил, что прежде, чем окончательно перебраться в пресловутый коттедж в Челси, должен его осмотреть. А Белла настаивала на том, чтобы самолично выбрать материалы для новых платьев Линдсей, хотя престарелая деревенская швея уже начала в срочном порядке переделывать для девушки старые наряды Беллы. Линдсей ужасно боялась, как бы в результате, к ее окончательному смущению, не выяснилось, что все виконтовы денежки пошли на новые украшения для его… Она зажмурилась, не в силах даже мысленно назвать себя женой Хаксли, а Беллу — его сводной тещей.
 Придя в ужас от одной только мысли об этом, девушка поспешно добавила к своему маскараду последние штрихи: широкополую шляпу и бесформенный серый плащ. Нельзя терять времени, тем более — на пустые мечтания о человеке, чье мужественное лицо и сильное тело словно бы сами собой вторгались в ее сознание всякий раз, как ей случалось на миг отвлечься или зазеваться. Никакой свадьбы не будет — не должно быть, если Хаксли хоть сколько-нибудь дорожит своей жизнью. Но как ей, беспомощной маленькой провинциалке, предотвратить катастрофу?
 Пошевеливайся, — поторопила она Гвин, которая так и застыла столбом, не надев еще ни единой вещи из причитающегося ей мальчишеского костюма. — Перед тем как пойдем через топи, надо будет заехать еще в пару мест.
 Через топи, мисс? — простонала несчастная горничная. — Что это вы выдумали? Мой брат однажды побывал там и говорит, дорога практически непроходима.
 Еще как проходима, если идти, как я поведу, — сурово отрезала Линдсей, хотя и не без внутренней дрожи. — И тебе не придется заходить дальше трактира «Ямайка». Остаток пути я проделаю в одиночку.
 Трактир «Ямайка», — взвизгнула Гвин. — Там же кишмя кишат всякие разбойники! Контрабандисты и прочие негодяи.
 Линдсей с трудом удержалась от улыбки. Что бы сказала малодушная горничная, узнай, что ее госпожа — пусть и тайно — является одним из тех самых контрабандистов, о которых Гвин отзывалась с таким ужасом.
 Переодевайся, — напомнила юная авантюристка. — У меня есть еще дела внизу. Встретимся в конюшне.
 Не прошло и часа, как обе девушки — Гвин верхом на Минни, Линдсей на рысаке Беллы — пустились в дорогу навстречу ненастному утру. Трава и торчащие вдоль облетевших живых изгородей сухие стебли подернулись тонкой пеленой инея, над замерзшими лугами витали клочья тумана. Линдсей знала эту дорогу наизусть, не хуже, чем тропу к бухте Солеваров, по которой ей пришлось еще раз проехаться прошлой ночью, чтобы забрать свою долю денег, вырученных предприимчивым Антоном за последнюю партию отличного беспошлинного бренди, проданного охочим до легкой наживы перекупщикам. Теперь в поясе на талии Линдсей, глубоко под плащом и курткой, таился солидный запас золотых монет.
 У Беллы водилось в обычае на время своих с Роджером отъездов отсылать большую часть слуг, выходцев из соседней деревни, по домам. Она преподносила это как благородный жест, чтобы дать прислуге возможность отдохнуть. Однако Линдсей давно уже не принимала эти слова за чистую монету. Ведь в это время жалованье никому не выплачивалось, а сэкономленные деньги шли в карман Латчеттам. Тем не менее, несмотря на низменные побуждения миссис Гранвилл, сегодня Линдсей и сама радовалась, что в поместье не осталось лишних глаз и некому будет приглядеть за ней. Даже дворецкий Дидс и кухарка воспользовались отсутствием господ, чтобы без помех заняться своими делами. Дворецкий без тени сомнения выслушал незамысловатую историю, поведанную ему Линдсей. Пожалуй, увидь он сейчас ее с Гвин, дело бы так просто не обошлось.
 Пологий подъем привел девушек в облетевшую тополиную рощу. Кора деревьев растрескалась от старости и холода. По ту сторону холма, в укромной лощине, теснилось несколько кособоких домишек.
 А сюда-то нам зачем, мисс? — спросила Гвин, наклонившись в седле и держась не столько за уздечку, сколько за гриву бедняжки Минни.
 Тихо, — оборвала Линдсей, погруженная в раздумья о том, что ждало впереди. — Я же тебе говорила, перед дорогой мне надо еще кое-что сделать.
 А я думала, мы уже выступили в дорогу, — жалобно пискнула горничная.
 Линдсей сжалилась над страдалицей.
 Ну разумеется, выступили. Я просто имела в виду, что по-настоящему почувствую себя в путешествии, лишь когда мы выберемся за пределы поместья. Наберись немного терпения, пока я не повидаюсь кое с кем из арендаторов.
 Похоже, Гвин наконец осознала, что чем меньше болтать, тем скорее пойдет дело. Вскоре Линдсей поймала себя на том, что ежесекундно оглядывается, проверяя, не сбежала ли втихомолку ее спутница. И каждый раз Гвин храбро махала рукой в ответ, но тут же снова судорожно вцеплялась в гриву лошадки.
 Поравнявшись с вереницей домишек, Линдсей заскользила от двери к двери, обмениваясь с каждым арендатором парой коротких дружеских слов. Гвин она велела держаться чуть поодаль, чтобы та не видела, как из ее рук в руки крестьян переходят щедрые порции золота в обмен на обернутый в холстину окорок, бочонок селедки, отрез теплой шерсти, мешок муки или горшок маринованных овощей.
 Наконец, когда обе лошади были до предела навьючены драгоценной поклажей, Линдсей добралась до маленького опрятного домика бабушки Уоллен, вокруг которого в два ряда тянулись аккуратные грядки. Весной здесь благоухало море цветов — бабушка и ее глухая дочь Джоси продавали их на рынке.
 Бабушка уже ждала у дверей, зорким взглядом оглядывая Линдсей, Гвин и нагруженных лошадей.
 — Неприятности? — спросила она, впуская девушку в комнатку с плотно утоптанным земляным полом. В неровном каменном камине потрескивало пламя, на столике у очага стыли кукурузные лепешки. Джоси, склонившаяся над прялкой крестьянка уже не первой молодости, подняла голову и радостно улыбнулась вошедшей. Несмотря на вопиющую нищету, висевшие на стенах охапки ароматных сухих трав и цветов, яркое стеганое покрывало на старенькой кровати и неиссякаемая жизнерадостность хозяек делали бедную хижину матери и дочери Уоллен приятным и согревающим душу уголком.
 Отвернувшись от дочки, старушка в упор поглядела на Линдсей.
 — Что-то неладно с…
 — Нет! — Линдсей многозначительно кивнула на стоявшую у выхода Гвин. — Там все в порядке. Я сама сейчас как раз туда еду. Но не знаю, когда смогу выбраться в следующий раз, так что надо все хорошенько организовать.
 — Что случилось? Он что-то пронюхал? Линдсей вздохнула.
 — Слава Богу, нет. Но почти так же ужасно. Мне сделали предложение, и Роджер сказал, я помолвлена.
 Бабушка нахмурилась.
 — Но…
 — Сейчас не время. Пожалуйста. Мне удалось собрать не так уж много припасов, но я принесла тебе вот это… — Она вручила старушке тяжелый кошель, при виде которого та снова нахмурилась. — Пожалуйста, не спорь и ни о чем меня не расспрашивай. Только пообещай, что в случае необходимости сумеешь вместо меня пробраться в Бодмин-мур и прислать мне весточку, если я буду нужна там.
 Где ты будешь? Как я тебя…
 Тише. Не волнуйся ты так. Я позабочусь, чтобы ты знала, где я. Если совсем уж не обойтись, используй в качестве гонцов Сару Уинслоу или Калвина. Калвин ничего не боится и непременно разыщет меня, если сама Сара не сможет. Но смотри не проговорись никому о нашей тайне. А теперь мне пора.
 Когда они с Гвин снова поскакали прочь, оставив встревоженную бабушку Уоллен стоять на пороге, у Линдсей стало легче на душе. Не хотелось взваливать подобную ношу на плечи старой женщины, но зато теперь девушка была уверена, что предприняла все возможное на случай, если в следующие несколько недель случится что-то непредвиденное.
 К поклаже, навьюченной на бедных лошадок, добавилось еще несколько тюков с драгоценными травами и отварами бабушки. Их можно было использовать двояко — продать, если кончатся деньги, или пустить в дело, если кто-нибудь заболеет. К наступлению темноты Линдсей уже выбралась на последний отрезок пути до топей. Земля покрылась свежевыпавшим снегом, путницам приходилось нагибать голову, чтобы хоть как-то уберечь лицо от резкого ветра пополам с ледяной крошкой. Последнюю короткую передышку они устроили на мельнице, где их встретила молчаливая, но честная чета, обрадовавшаяся приезду Линдсей даже больше, чем щедрой плате за купленные у них несколько мешков с зерном.
 Наконец впереди тускло засветился фонарь и из тьмы показались очертания приземистого длинного строения. То был трактир «Ямайка». Линдсей подстегнула коня. Здесь она собиралась оставить Гвин, доверив ее попечению трактирщика и его жены — людей хотя грубоватых и неотесанных, но порядочных и добросердечных. Остаток пути ей предстояло проделать одной. Вопреки гнетущей девушку постоянной озабоченности и неясной печали, при мысли о тех, кого она встретит в укромном маленьком домике неподалеку от озерца Доузмари, сердце ее забилось чаще и веселее.
 — Мисс Линдсей! Ой-ой, мисс Линдсей! На помощь! — Вопль Гвин окончился сдавленным визгом, и Линдсей развернула своего рысака как раз вовремя, чтобы увидеть, как какой-то забулдыга в черном стаскивает маленькую горничную со спины Минни.
 Не успев даже подумать, девушка решительно поскакала на выручку. Грабитель обернулся, крепко сжимая извивающуюся и брыкающуюся Гвин.
 — А ну слезай с лошади, — завопил он. — И не подходи близко, не то твой приятель умрет.
 Линдсей резко осадила коня.
 — Конечно. — В ушах девушки бешено стучала кровь. — Отпусти… пожалуйста, отпусти его. У него нет ничего, что тебе пригодилось бы.
 Разбойник сильнее стиснул несчастную Гвин и загоготал противным, похотливым и булькающим хохотом.
 — Не скажи. Судя по тому, что я нащупал, мне тут найдется чем поживиться. Но чуть позже. Делу время, потехе час. С потехой придется подождать, пока я не заберу вас и ваш товар куда-нибудь подальше, где нас никто не найдет. — Он снова загоготал и потянулся к Линдсей. — Сейчас я вас аккуратненько свяжу и отправлюсь к напарнику. Вот уж не ждали сегодня ночью напасть на такое сокровище. Пара премилых курочек, которых как раз пора пощипать. А ну-ка подходи, — и он поманил пальцем Линдсей.
 Конечно, она могла бы убежать, но нельзя же бросить Гвин в лапах этого негодяя. Соскочив на землю, девушка медленно направилась к ним, на ходу запустив руку в карман.
 Мой младший брат болен, — начала она, стараясь, чтобы не дрожал голос. — Отпусти его. Уверен, мы сможем как-нибудь договориться.
 Фу-ты ну-ты, — затряс головой бандит. — Какие мы сильные да храбрые, а? Младший братец, скажите пожалуйста. У маленьких братцев не бывает того, что тут у меня под рукой.
 Гвин снова завизжала, и Линдсей отчаянно рванулась к ней — но напрасно. Ловко перехватив ее бросок, разбойник пребольно вывернул ей руку.
 — Не рыпайся, а не то твоей подружке каюк, — предупредил он. — Раз уж вас двое, так тем лучше для нас. Мы с напарником сможем и поменяться. — С этими словами он запустил руку под плащ девушке и, нашарив грудь, сжал ее. — Ох ты, Господи! С тобой, красотка, нам уж точно повезло.
 Пусти! — Что бы ни задумал этот негодяй, но, без сомнения, лучше смерть, чем подобная участь. Если не предпринять чего-нибудь, причем немедленно, им с Гвин уже не спастись. — Пусти, тебе говорю!
 В ответ бандит лишь сильнее стиснул ей грудь и, выпустив Гвин, ухватил Линдсей обеими руками, разрывая ее рубашку. Он тяжело пыхтел, грязное дыхание обжигало Линдсей лицо.
 Рука его потянулась к поясу штанов девушки.
 — Нет, мне невтерпеж. Набей получит свою долю, когда я закончу.
 Сглотнув тошнотворный комок в горле, Линдсей вынула руку из кармана.
 — Кто-то идет, — с убеждением в голосе проговорила она
 Негодяй поднял голову — и тут же в глаза ему полетело все содержимое кулака девушки.
 Его громкие вопли наконец-то привлекли помощь из трактира. Сквозь тьму послышались ответные крики, закачались факелы спешащих на выручку людей.
 — Сюда! Сюда! Скорее!
 Одним рывком поставив на ноги рыдающую и ничего не соображающую Гвин, Линдсей поспешно поправила одежду.
 В считанные секунды на месте происшествия оказался рослый человек, в котором она узнала Дензила Молетта, трактирщика, с разношерстной компанией дюжих молодцов.
 Кто это? — Подняв фонарь над головой, Дензил воззрился на Линдсей. — Ага, маленькая мисс. А кто это с вами?
 Это… это мой друг. Я была бы очень признательна, если бы вы приглядели за… гм… ним, пока меня не будет. Я вернусь через день.
 Что ж, — Дензил понимающе оглядел Гвин и переключился на разбойника, все еще корчившегося на снегу у их ног. — А это у нас что за птица? Никак приятель Набей? — Он пинком перекатил разбойника на спину. — Ну точно, он самый. Предупреждал же я его, что будет, если он осмелится снова показаться в наших краях.
 Воздух огласила очередная серия воплей. Нагнувшись, Дензил оторвал руки негодяя от лица, усмехнулся и, выпрямившись, захохотал во весь голос.
 — Следовало ему быть умнее и не связываться с вами, мисс Линдсей. И где это вы научились такой штучке?
 Прежде чем ответить, девушка снова вскочила в седло и взяла Минни за повод.
 — Прочла, Дензил. Знаешь, библиотеки — полезнейшая вещь. Особенно книги про путешествия по всяким опасным местам. В каком-то романе про одну даму я вычитала, что были такие разбойники, они швыряли своим жертвам в лицо смесь табака и перца, а потом убегали, унося с собой их добро.
 Мужчины засмеялись. Линдсей попыталась напустить на себя высокомерный вид.
 Ну конечно, я не собиралась никого грабить. Просто подумала, что на всякий случай… И, надо сказать, это пришлось как раз кстати. — Она ударила пятками коня по бокам. — Пожалуйста, позаботьтесь обо всем, пока я не вернусь.
 Разумеется, мисс. Будьте спокойны, — сказал Дензил ей вслед. — Но вы уж и храбрая. Всякому следовало бы знать, на что он напрашивается, когда пристает к мисс Линдсей.
 Медленной рысью отъезжая прочь по узкой каменистой тропе, ведущей от трактира к озеру Доузмари, Линдсей все еще слышала за спиной отчаянные вопли своего недавнего обидчика. Хорошо, что Дензил и его дружки, считавшие ее такой храброй, не видели, как стучали у нее зубы при одном воспоминании о пережитом ужасе.
 Когда путешественница достигла озерца, снег прекратился. Ясная луна, выглянув из-за туч, лила серебристый свет на странно-спокойные воды, куда, согласно древним легендам, сэр Бедивер бросил Экскалибур по повелению короля Артура. Впрочем, сейчас Линдсей было не до того, чтобы вспоминать предания минувших лет или хотя бы даже любоваться давно знакомым пейзажем.
 Наконец она увидела цель своего путешествия. Как и всегда, в окошке опрятного домика, стоящего на укромной полянке, приветливо мерцал огонек. Милая старенькая нянюшка Томас каждый вечер зажигала лампу в окне «просто на всякий случай». То есть на случай неожиданного приезда Линдсей. Лунное сияние серебрило горбатый сугроб на черепичной крыше домика, ветви кустов и небольшой хлев, где нянюшка держала корову и кур.
 Оставив лошадей у двери, Линдсей торопливо постучалась и вошла внутрь.
 — Боже мой! — Высокая худощавая женщина, вынянчившая в свое время Линдсей и ее брата Уильяма, порывисто вскочила из кресла-качалки перед очагом и бросилась к девушке с распростертыми объятиями. Лицо ее раскраснелось от радости. — Линдсей! Ну, наконец-то! Я ждала тебя уже два дня назад.
 — И зажгла лампу в окошке. — Линдсей, улыбаясь, прижалась к груди нянюшки Томас — той самой груди, на которой всегда находила утешение и понимание в детстве. — Мне пришлось задержаться. Произошли кое-какие события, причем неприятные. И теперь у меня на все про все есть всего одна ночь. А утром уже придется уезжать.
 — Но…
 — Нянюшка, ну пожалуйста, не спорь. Мне так много надо тебе рассказать. И надо на всякий случай придумать, что делать.
 — На какой еще всякий случай?
 — Ну не гляди на меня так испуганно. Все будет хорошо. — Как же Линдсей хотелось самой в это верить! — Нельзя терять времени. Но прежде чем мы поговорим, дай мне поглядеть на него.
 Снова улыбнувшись, няня прошла в угол комнаты и отдернула занавеску, загораживающую колыбельку.
 — Иди полюбуйся. Он стал еще красивее и с каждым днем все больше похож на тебя.
 Сглотнув от волнения, девушка склонилась над спящим малышом, которому скоро предстояло встретить свой второй день рождения.
 — Да, Джон хорошеет не по дням, а по часам. Роджер ни за что не должен узнать о его существовании. Ведь если он только узнает…
 Нянюшка ободряюще пожала руку своей воспитанницы.
 Роджер никогда его не найдет. Пока мальчик не вырастет и не сможет сам вышвырнуть вон этого гнусного негодяя и потребовать то, что принадлежит ему по праву.
 Так и будет, — негромко поклялась Линдсей, втайне желая убедить в этом не столько няню Томас, сколько себя саму. — Я должна любыми способами сдержать обещание, которое дала Марии перед ее смертью. Ведь это Роджер приказал убить ее мужа… моего милого брата…
 Боль, охватившая ее при воспоминании об Уильяме и его нежной ласковой жене, заставила девушку умолкнуть. Уильям женился на Марии втайне от отца и скрывал брак, поджидая благоприятного времени, чтобы во всем признаться родным. Теперь Линдсей была благодарна судьбе за то, что это время так и не пришло, ибо только завеса глубочайшей тайны спасла жизнь крохотного создания, мирно спавшего сейчас в своей колыбельке в этой ветхой хижине. Девушка осторожно коснулась рыже-золотых кудрей мальчика.
 О чем задумалась, деточка? — тихо спросила няня.
 О том, что Роджер еще заплатит за все свои злодеяния. Он не узнает о том, что у Уильяма остался сын. Не узнает, пока Джон не потребует Трегониту назад.




 Глава 8


 — Наконец-то! — негромко, но выразительно пробормотал виконт Хаксли. — Ну, наконец-то!
 Слова эти относились к его собственному городскому экипажу фамильной зелено-золотой расцветки. На козлах восседал кучер в роскошной ливрее, четверка лоснящихся вороных бойко цокала копытами по мостовой, везя карету мимо ряда фешенебельных особняков.
 Сеть, раскинутая вокруг Роджера Латчетта, неумолимо смыкалась.
 Из окна будуара леди Баллард молодой человек видел перед собой Брайнстон-сквер как на ладони. В этот ненастный день сад посреди площади выглядел по-зимнему пусто и уныло, немногочисленные прохожие — слуги и торговцы — торопились по своим делам. Однако появление богатого экипажа вызвало некоторое оживление, и возле дома тут же собралась группка зевак.
 Так, значит, она наконец здесь, Эдвард?
 Что? — Хаксли вздрогнул. На несколько секунд он совершенно забыл о том, что не один. Тетушка стояла у него за спиной.
 Я сказала, — язвительно повторила графиня, — она здесь.
 Верно. — За две недели, прошедшие с тех пор, как Эдвард последний раз видел Линдсей Гранвилл, он только и делал, что пытался (по большей части безуспешно) выкинуть ее из головы.
 Шелест шелковых юбок и постукивание костяного веера выдавали недовольство леди Баллард. Она не привыкла к тому, чтобы на нее не обращали внимания. Но виконт не мог заставить себя отвернуться от окна, пока не убедится, что его драгоценная добыча доставлена в целости и сохранности.
 А вот и Латчетт! Дверцы кареты распахнулись, и оттуда показалось сперва обширное брюхо, выпирающее из-под разукрашенного серебром сюртука, а затем и толстяк собственной персоной. Вперевалку спустившись с подножки, он повернулся, чтобы подать руку пухлой даме в розовом бархатном плаще, подбитом лебяжьим пухом, и замысловатой розовой шляпке. Присоединившись к сыну, миссис Гранвилл выудила из-под складок плаща огромную муфту. Хаксли склонился к окну. Похоже, эта особа не жалела средств на наряды для путешествия в Лондон, ведь это путешествие явно представлялось ей началом новой и восхитительной карьеры в высшем свете.
 Виконт поджал губы. Что там ни говори, пусть Белла Гранвилл и досадная помеха, но до чего же незначительная и легкоустранимая по сравнению с последней пассажиркой кареты.
 Отлично. — В голосе леди Баллард слышалось нескрываемое раздражение. — Я тебе верю.
 Виконт непонимающе оглянулся.
 Ты мне веришь? — Порой привычка Антонии с непогрешимым видом оглашать собственные, абсолютно ни на чем не основанные выводы, не имеющие никакого отношения к реальности, забавляла Эдварда, но сейчас ему было не до смеха.
 Поднявшись с кушетки, графиня подошла к племяннику и лукаво похлопала его веером по руке.
 — Верю, что ты и в самом деле очарован этой девушкой. Поэтому начнем приводить в действие мой маленький план.
 Эдвард уже открыл было рот, чтобы спросить, что она имеет в виду, но решил, что не время.
 — Наверное, пора спускаться вниз и…
 Он снова бросил взгляд в окно и умолк, не докончив фразы. Латчетт и его родительница скрылись из виду — должно быть, уже поднялись на крыльцо. В дверцах кареты неуверенно мешкала маленькая заброшенная фигурка, которая не могла быть никем иным, кроме мисс Гранвилл.
 Неуверенно? Или ей не хотелось делать последние несколько шагов к жилищу тетушки своего жениха? Виконт досадливо пожал плечами. Какая разница, мечтает ли эта глупая девчонка вновь увидеться с ним или нет? Все равно у нее нет выбора.
 Господи!
 Хаксли обернулся к тетушке.
 — Прошу прощения?
 — Это и есть твоя невеста?
 Хаксли проследил ее взгляд. Кучер наконец-то заметил, что Латчетт оставил мисс Гранвилл на произвол судьбы, и бросился помогать девушке сойти.
 — Что ты имеешь в виду, Антония? Да, это моя невеста — мисс Линдсей Гранвилл. Уверен, ты будешь просто очарована.
 — Поживем — увидим.
 Эдвард мысленно воззвал к небесам, молясь, чтобы мисс Гранвилл вела себя тише воды ниже травы — хотя бы до тех пор, как научится сдерживать язычок и не выпаливать наобум первое, что придет ей в голову… что уж там, премилую головку. Вздохнув, он наблюдал, как кучер ведет девушку к дому. О Боже, только бы она сумела понять и освоить наиглавнейшее правило поведения здесь, идущее вразрез со всеми ее прежними привычками! А именно: строжайше следить за собой, выполнять все положенные светские ритуалы и неукоснительно слушаться Антонию, свою наставницу.
 Помнится, ты говорил, что она появится с приличествующим случаю гардеробом, — фыркнула леди Баллард. — Я предлагала тебе самой об этом позаботиться, но ты сказал, семейство все сделает.
 Именно. Я дал Латчетту столько денег, что хватило бы в пух и прах разодеть целый выводок девиц на выданье. Если бы не все эти глупости с гардеробом, мы бы покончили со всякими вздорными формальностями по меньшей мере неделю назад. Будь моя воля, мадам, помолвка уже была бы оглашена. Уже успели бы сделать пару оглашений в церкви и оставалось бы не больше двух недель до этой распроклятой… — Он закашлялся. — Можно было бы через две недели сыграть свадьбу.
 Сложив руки на груди, Антония смерила племянника проницательным взглядом голубых глаз.
 — Судя по всему, ты в таком восторге от этой девицы, что готов огрызаться на всех кругом. Так и быть, я закрою глаза на твою дерзость, Эдвард… до поры до времени. А теперь, будь так добр, выслушай.
 Она величественно вернулась к оттоманке и изящно раскинулась на сине-золотых подушечках. Хаксли терпеливо ждал, что она скажет. Ему было немного смешно, но хотелось поскорее покончить с этим разговором.
 — Первое, чем необходимо заняться. Горчично-желтое. Эдвард, как можно?
 Не понял…
 Графиня сердито топнула крохотной ножкой в черной туфельке.
 Молодой человек, точно вам говорю — вы совсем слуха лишились. Я сказала: горчично-желтое! На девушке надето горчично-желтое платье с коричневой ротондой. Более неподходящее сочетание цветов и представить-то трудно, тем более что, насколько я разглядела, она хрупкая блондиночка. И, если глаза меня не обманули, все безнадежно вышло из моды. — Лорнет леди Баллард, забытый в те краткие секунды, что леди обозревала с третьего этажа разыгрывавшуюся внизу сцену, теперь был устремлен на Эдварда. — Полагаю, конкретно этот наряд обошелся тебе в считанные гроши.
 Виконт не осмелился признать, что был слишком поглощен своими мыслями, чтобы разглядеть костюм мисс Гранвилл.
 — Право, это совершенно не важно.
 — Напротив, именно это-то и важно. Но ничего, я этим займусь, причем немедленно. И помни — чтобы никто из широкой публики и слова не слышал о помолвке, пока девушка не покажется в свете.
 — Но…
 — Ты понял, Эдвард? Ни слова! Пусть сперва свет убедится, что она — само совершенство. Конечно, все сразу же начнут гадать про нее, кто она да откуда, но нам это только на руку. Помни, в тот миг, как возникнет хотя бы малейшее подозрение, что неуловимый лорд Хаксли помышляет о женитьбе, весь цвет общества пожелает увидеть особу, которая сумела соблазнить самого выгодного и недоступного жениха сезона.
 — Проклятие!
 — Я вовсе не намерен ждать. Или разбираться с возможными соперниками.
 Графиня раскрыла веер.
 — Предоставь это мне. Я знаю, что делаю. Так ты даешь слово меня слушаться?
 Чего доброго, откажись он, тетушка ему такое устроит, что он еще десять раз пожалеет, что не согласился. Не хватает еще выяснять отношения с любимой родственницей.
 — Как пожелаешь, — холодно отозвался виконт.
 — Очень мудро с твоей стороны, Эдвард. А что до всего остального, запомни, пожалуйста, я состою в родстве — правда, со стороны мужа и в очень дальнем — с корнуоллскими Гранвиллами.
 Наконец ей удалось всецело завладеть его вниманием.
 — В родстве?
 О Боже! Прекрати наконец повторять за мной, точно попугай. Что за утомительная привычка! Да, я состою с ними в родстве. — Не глядя на племянника, графиня отколола с лифа жемчужную брошку и с довольным видом полюбовалась искусным узором. — В дальнем, очень дальнем, но тем не менее…
 На лице Хаксли медленно появилась улыбка. Видно, он и впрямь так поглощен своими заботами, что разучился думать обо всем прочем.
 — Подумать только, что я совсем выпустил из виду такой важный факт.
 — Да. Только подумать. Гранвиллы очень… Ты говорил мне, что мисс Гранвилл — последняя в роду? — Дождавшись его кивка, графиня продолжала: — Да-да, помню. Я и сама знала. Итак, Гранвиллы были очень достойной семьей. Знаешь, пожалуй, я даже довольна, что ты решил жениться на мисс Гранвилл, — по крайней мере столь благородный род не угаснет совсем. Удачно получается.
 — Гм. Удачно. — Лучше поздно, чем никогда. Антония наконец-то загорелась идеей его брака с мисс Гранвилл. Ее восторженная поддержка и помощь в организации этой свадьбы позволят ему сберечь время и заняться более важными делами. — Итак, теперь мы наконец-то можем приветствовать наших гостей?
 — Нет.
 Хаксли, уже протянувший руку тетушке, чтобы сопровождать ее вниз, замер как вкопанный
 — Нет?
 — Ох, полно тебе, в самом деле. — Леди Баллард поднялась на ноги. — Это уже чересчур. Ты должен подождать здесь, по крайней мере полчаса. Потом можешь спускаться к нам.
 — Но…
 — Потом, Эдвард. Важно сразу же задать нужный тон. Я понимаю, конечно, что тебе неймется увидеть свою пассию, но коль скоро уж я отвечаю за то, чтобы подготовить ее к выходу в свет, мне нужно сперва посмотреть, какова она. А если вы с ней будете ворковать, как два голубка, это нас отвлечет.
 — Ворко… — Эдвард сдержался. Ворковать, как два голубка? — Как хочешь, тетя.
 Весь этот любовный вздор, однако, начинает уже изрядно действовать на нервы. Ну ничего, только бы дотерпеть, пока мисс Гранвилл станет его виконтессой, а там уж сплавить ее в какое-нибудь из девонширских поместий. Там ей будет хорошо, даже очень. И они прекрасно смогут прожить остаток дней друг без друга.
 — Да, кстати, — уже собираясь уходить, спохватилась Антония. — Сегодня утром здесь оставил свою карточку мистер Ллойд-Престон. Очевидно, он заходил на Кавендиш-сквер и не застал тебя дома.
 — Не знал, что Джулиан вернулся из Дорсета.
 Благодаря достопочтенному Джулиану Ллойд-Престону Хаксли ухитрился в младые годы избежать всех тех «закаляющих характер» мучений, что выпадают на долю каждого новичка в Итоне. Добросердечный Джулиан сразу же взял его под свое покровительство, и с тех пор между молодыми людьми зародилась нерушимая дружба.
 Я взяла на себя смелость пригласить его сегодня вечером.
 Сегодня вечером? — Виконт покачал головой. — В смысле, куда ты его пригласила — сюда или на Кавендиш-сквер?
 Леди Баллард отворила дверь.
 — Сюда, конечно. После того как Латчетты отбудут в Челси, а мы с мисс Гранвилл немного пообщаемся, я довольно рано удалюсь к себе… разумеется, дав ей первый урок. Я знаю, днем у тебя найдутся и другие дела, но если надумаешь вернуться… — В потеплевших глазах графини сверкнула понимающая улыбка. — Вероятно, мисс Гранвилл будет рада скоротать вечер в новом окружении. И Джулиан заверил меня, что появится очень поздно.
 Она вышла, и Хаксли медленно закрыл за ней дверь. Скоротать вечер? Сколько многообещающих возможностей кроется в этой фразе.
 Готовясь к встрече с гостями, леди Баллард позаботилась заранее навести о них справки и теперь знала, что Бродерик Гранвилл был намного старше своей второй жены. Должно быть, когда они встретились, Белла как раз находилась в самом расцвете своей пышной и чуть вульгарноватой красоты. Заставив себя благосклонно улыбнуться в ответ на глупую улыбку миссис Гранвилл, Антония подумала, что Бродерик, вероятно, женился на этой женщине лишь ради ее тела — об интеллекте в этом браке явно речи быть не могло.
 Так вы говорите, миледи, Хаксли к нам вскоре присоединится? — Роджер Латчетт развалился в кресле перед камином в парадной гостиной. Не прошло и десяти минут со времени их знакомства, а он уже заглотал второй бокал превосходной мадеры из запасов хозяйки дома.
 Лорд Хаксли скоро появится, — с нажимом поправила Антония. Она была до глубины души возмущена — этот расфранченный толстяк уже начинал фамильярничать. И о чем только думал Эдвард, заводя знакомство с подобными людьми! Впрочем, взглянув на мисс Гранвилл, графиня изменила мнение. Это прелестное юное существо могло вскружить голову любому.
 Линдсей! — Белла Гранвилл раздраженно покосилась на падчерицу. — Прекрати расхаживать туда-сюда. Я уверена, ее светлости неприятно, что ты мечешься среди всех этих прелестных вещей, точно зверь в клетке.
 — Пусть себе бродит, — с напускным добродушием махнула рукой Антония. — После длительных поездок хочется поразмяться, особенно молодым. Она сегодня уже насиделась.
 Правду сказать, это беспрестанное кружение по комнате и впрямь удивляло графиню. Она-то думала, что Линдсей будет смирненько сидеть в уголке, сложив руки на коленях, и терпеливо ждать, пока старшие не соизволят обратить на нее внимание. Впрочем, вся эта ситуация с самого начала, как только Эдвард рассказал о том, что собирается жениться, выглядела как-то странно.
 В голову леди Баллард вдруг пришла восхитительная мысль.
 — О, что же это я, простите великодушно, — с неожиданным дружелюбием произнесла она. — Мистер Латчетт, вы с вашей почтенной матушкой, наверное, изрядно устали с дороги, это ведь так утомительно. Позвольте мне распорядиться, чтобы вас сразу же отвезли в ваше новое жилище.
 — Нет-нет, — пронзительным голосом возразила Белла. — Мы и не подумаем уезжать, пока не повидаемся с нашим новым родственником. Ни за что.
 Новым родственником! Антонию охватила непривычная злость.
 — Я все же настаиваю. — Поднявшись, она позвонила Норрису. Он прослужил у нее дворецким вот уже более тридцати лет и по выражению лица госпожи должен был понять, что надо поторапливаться. — Не то лорд Хаксли никогда не простит мне подобного пренебрежения долгом учтивости.
 Через миг на звонок появился пожилой дворецкий, и графиня велела ему проводить Латчетта и его мать к коляске.
 Белла неохотно встала, и уголках ее губ затаилось глубокое разочарование.
 — Но мы не можем уехать, не повидавшись с его светлостью. Я отчетливо помню, он сказал, что нам еще надо обсудить все… гм… приготовления. И уж конечно, ему захочется поздороваться с Линдсей.
 Антонии потребовалось несколько секунд на то, чтобы переварить, что семейство мисс Гранвилл, по-видимому, отнюдь не поняло, какие от них требовались «приготовления». Или предпочло забыть о договоре.
 — Поверьте, он очень скоро поздоровается с мисс Гранвилл. Она остается здесь. Впрочем, вы ведь наверняка и сами это знаете. Сундуки мисс Гранвилл уже внесли в дом, Норрис?
 Дворецкий кивнул.
 — Да, ваша светлость.
 Лицо его отражало почтительное неодобрение таких малопочтенных гостей.
 Но мне казалось, Линдсей будет жить с нами, — заявила Белла Гранвилл, словно по рассеянности развязывая ленты на шляпке. — Я думала, что буду сопровождать ее, когда она начнет выезжать в свет… ну и вас, разумеется, ваша светлость. И Роджер тоже.
 Именно, — подтвердил Латчетт, с видимым сожалением отставляя бокал в сторону. — Это самое меньшее, что мы можем для нее сделать.
 Леди Баллард без труда представила, сколько упоительных планов уже успели составить Латчетты. Выскочки!
 — Ну что вы. Мы и помыслить не могли о таких посягательствах на ваш досуг. И потом, мне нужно, чтобы мисс Гранвилл несколько недель неотлучно находилась при мне. — Как графиня ни старалась, но не заставила себя сказать «перед свадьбой». — Мы очень скоро снова встретимся. Не стесняйтесь, и если что потребуется, тут же сообщите мне.
 На то, чтобы окончательно выпроводить недовольную парочку из гостиной, потребовалось еще несколько минут, но наконец шум колес под окном возвестил об отъезде кареты. Графиня облегченно перевела дух. Одной проблемой меньше. Молчаливое кружение девушки по комнате тем временем начало уже не на шутку раздражать ее. Антония кинула взгляд на затейливые эмалированные часы над каминной полкой. Через десять минут того и жди Эдвард спустится вниз и окончательно смутит эту пугливую провинциалочку.
 — Ну же, дорогая моя мисс Гранвилл, — начала она, стараясь придать голосу больше радушия, чем испытывала в данный момент. — Пора нам получше познакомиться. Лорд Хаксли много рассказывал мне о вас, но…
 — Он ровным счетом ничего обо мне не знает. Антония удивленно воззрилась на гостью. Уж не ослышалась ли она?
 — Не сомневаюсь — вы быстро всему научитесь и станете Эдварду достойной женой.
 — Что-то не верится.
 На этот раз никаких сомнений не оставалось. Она услышала именно то, что и было сказано. Подойдя к девушке, Антония ободряюще потрепала ее по плечу.
 Дорогая, вы просто нервничаете. И неудивительно. Я и пригласила-то вас именно затем, чтобы помочь вам выдержать предстоящие трудные недели.
 Похоже, предстоящим неделям суждено было стать не просто трудными, а очень трудными.
 — Он совершенно меня не знает. — Мисс Гранвилл опустила густые ресницы и вся съежилась. Тонкие плечики подрагивали, довершая общую картину полнейшего уныния. — Все это — чудовищное недоразумение, и он непременно отошлет меня домой, как только придет в себя.
 От волнения голос девушки сделался хрипловатым и низким. Заинтригованная до предела, леди Баллард решила подождать с расспросами и поглядеть, что из этого выйдет. И она не ошиблась. Линдсей уже не могла молчать.
 — Просто незыблемое чувство чести заставляет лорда Хаксли жертвовать собой. — Темно-синие глаза умоляюще заглядывали Антонии в лицо. — Миледи, умоляю, ради него же самого, убедите его выбросить из головы саму мысль об этом браке.
 В растерянности Антония раскрыла веер, снова захлопнула его и многозначительно приложила к подбородку.
 — Ах, как хорошо я помню собственные девичьи страхи, когда мой незабвенный муж сделал мне предложение. — Она лихорадочно обдумывала сложившуюся ситуацию. Незыблемое чувство чести, скажите на милость! И что бы, интересно, это могло означать? — Хаксли от вас без ума, и теперь я вижу почему. Дорогая моя, вы просто прелестны. Чудо как хороши. Естественно, мой нетерпеливый племянник жаждет поскорее отвести вас к алтарю, как какой-нибудь юнец.
 Вместо ожидаемого смеха или хотя бы улыбки на губках девушки графиня с ужасом увидела, что бедняжка залилась слезами. Эдвард оказался прав — его невеста и впрямь удивительно невинное, нежное и робкое создание. Антония распрямила и без того совершенно прямую спину. Вопрос чести? Неужели этот очаровательный разгильдяй… Нет, немыслимо! Даже Эдвард не стал бы… Она оглядела гладкую белоснежную кожу девушки, каскад золотистых локонов, изгиб хрупкой шейки, высокие бугорки груди под этим ужасным платьем — искусно сшитым, но давным-давно вышедшим из моды. Похоже, непослушный племянник рассказал далеко не все, но тем не менее леди Баллард отдала ему должное за вкус в выборе материала, из которого надлежало вылепить безупречную виконтессу. Кроме внешней красоты, графиня чувствовала в Линдсей нечто особенное, редкое, какую-то печать исключительности, доброй и благородной натуры. А еще она чувствовала то, что всегда умела ценить превыше всего — вызов.
 Лихорадочно подыскивая, чем бы отвлечь девушку, Антония указала на красовавшуюся над камином картину.
 — Лорд Баллард, — не без гордости пояснила она. — Мой покойный муж.
 Уловка сработала. Забыв о своих печалях, мисс Гранвилл подняла заплаканные глаза на портрет.
 — Какое привлекательное лицо, — задумчиво сказала она. — И глаза смеются. Мне это в людях ужасно нравится. У него такой вид, будто он не принимает себя слишком всерьез. А то большинство джентльменов всегда кажутся такими холодными, далекими… погруженными в себя. Ужасно важными. По-моему, ваш покойный муж был не таким. Наверное, вам его очень недостает. А давно… Ой! — Она прижала пальчик к губам и залилась румянцем. — Боже мой. Я слишком много болтаю. Все так говорят.
 — Значит, все ошибаются, — возразила Антония, сама удивляясь своему порыву. — Вы просто прелесть. И на диво проницательны. Мой муж действительно был совершенно не обыкновенным человеком, и я очень его любила. К несчастью, он умер через несколько лет после свадьбы.
 Милый Баллард, такой добрый, отзывчивый. В ней никогда не угаснет благодарность за то, что он оставил ее единственной наследницей.
 — Как грустно, — негромко произнесла мисс Гранвилл. — И вы до сих пор оплакиваете его.
 Графиня спрятала улыбку. Привычка носить черное в очередной раз сослужила ей добрую службу.
 — Для иных людей внешние знаки траура играют большую роль. Я принадлежу к их числу и хочу вечно отдавать должное памяти того, кого я любила и потеряла.
 Она не кривила душой, но умалчивала о том, что у траурного платья было и еще одно назначение — удерживать воздыхателей на расстоянии. Взять, например, пылкого и страстного лорда Эйрсли, последнего из длинной череды ее возлюбленных, — он так и жаждет упрочить их союз. Тем более что его оскудевшему карману куда как кстати пришлись бы капиталы богатой вдовушки. Однако Антония не собиралась отказываться от своей свободы… и полной власти над кровной собственностью.
 Тем временем, похоже, мисс Гранвилл снова задумалась о своем.
 — Мне было крайне жаль узнать и о вашей утрате. Девушка вздрогнула и побледнела.
 — Ах, простите? О, вы знали Уильяма? — Явно смутившись, она задела край столика у стены. Размещавшаяся на нем драгоценная коллекция китайского фарфора жалобно за дребезжала. — Ой, еще раз простите. Какая же я неловкая.Все так говорят.
 Судя по всему, решила леди Баллард, эти самые «все», кем бы они ни были, немало постарались, чтобы лишить бедную девочку какой бы то ни было уверенности в себе.
 — Не думайте об этом. Признаться, я не имела удовольствия лично встречаться с вашим братом или отцом. И лишь после того как Эдвард упомянул вашу семью, я вспомнила о наших родственных связях.
 Мисс Гранвилл недоуменно поглядела на нее.
 — Эдвард?
 С трудом подавив желание одернуть гостью, графиня заставила себя мило улыбнуться.
 — Да, дорогая. Эдвард. Мой племянник. Тот самый, который просил вашей руки.
 Быть может, среди молодежи сейчас модно — все время повторять за собеседником?
 — Ах да! — Прелестное личико снова затуманилось. Неужели, недоумевала графиня, неужели может быть хотя бы ничтожнейшая возможность того, что нежные чувства Эдварда безответны? Даже думать смешно!
 — Итак, о чем это я? Ах да, после того как Эдвард упомянул вашу семью, я вспомнила о наших родственных связях.
 — Родственных связях?
 — Бог ты мой! — На сей раз леди Баллард не сумела окончательно скрыть раздражение. При первой же возможности надо справиться у Эрнестины Сибил, чья дочка хотя еще и не вышла замуж, но и не успела пополнить ряды безнадежных старых дев. Эрнестина должна быть в курсе всех этих новомодных глупостей.
 Родственные связи… вы… мы… неужели?.. Графиня одарила девушку новой улыбкой.
 Зовите меня тетей. Да, мы в родстве. Насколько я помню, кузина моего мужа — к сожалению, она уже умерла — была замужем за троюродным братом — он, к несчастью, тоже уже скончался, — но он, то есть муж кузины моего мужа, состоял в родстве с корнуоллскими Гранвиллами… — Как ни странно, но мисс Гранвилл не выказала никаких особых эмоций и явно слушала лишь из вежливости — Словом, раз уж мы родня, пусть и дальняя, то будет совершенно естественно, если вы станете звать меня тетей.
 — Да, пожалуй.
 — Замечательно. А я буду называть вас Линдсей. Мне хочется, чтобы чуть позже вы рассказали мне о себе. Однако в первую очередь займемся вашим обучением.
 — Обучением?
 Антония лишь горестно закрыла глаза.
 — Вам надо многому научиться. — Открыв глаза, она зорко оглядела мисс Гранвилл. — Хотя, быть может, все и не так уж страшно.
 — Лорд Хаксли мог бы выбрать себе девушку под пару, из своего круга, которую не надо ничему учить. — Нежные губы мисс Гранвилл сложились в удивительно твердую линию. Надеюсь, вы посоветуете ему именно так и поступить.
 Ситуация и впрямь развивалась в высшей степени неординарно!
 — Вряд ли Эдварду понравится, если я стану указывать ему, на ком жениться. Верно ли я понимаю, что вам не надо объяснять, как правильно пользоваться веером?
 — У меня никогда не было веера. Графиня едва не застонала.
 — Значит, нам есть что обсудить. На сегодня я дам вам один из своих вееров. Потом, когда будем заказывать вам все остальное, что потребуется, вы сможете сами выбрать себе веера по вкусу.
 — По-моему, тот, что у вас сейчас, просто великолепен.
 В голосе Линдсей сквозила едва заметная застенчивость, смягчившая сердце леди Баллард.
 — Спасибо. У меня есть второй точно такой же. Его я вам и отдам.
 Она старалась говорить как ни в чем не бывало. В конце-то концов, оставался еще немалый шанс, что Эдвард все же очнется от наваждения и пойдет на попятную. До официального объявления помолвки это проще простого.
 — Из-за меня вам столько хлопот.
 Вот это верно, но тут уж ничего не поделаешь.
 — Ну что вы. А кстати, какое у вас… гм… любопытное платье.
 — Спасибо. По-моему, материал очень хороший.
 — Вам оно нравится?
 Огромные синие глаза Линдсей твердо взглянули на графиню.
 Оно очень практичное. И материал хороший.
 Леди Баллард без труда догадалась о подоплеке всего происходящего. Дорожный костюм Беллы Латчетт был превосходного качества и сшит по самой последней моде. Без сомнений, бессовестная женщина воспользовалась возможностью обновить за счет Эдварда собственный гардероб, а падчерицу, которой все эти деньги предназначались, одела в старые обноски. Какая гнусность! И все же, несмотря на такое сомнительное обращение, девушка пыталась сохранить лояльность по отношению к Латчеттам. Глупо — но похвально.
 — Эдвард говорил, что позаботился, чтобы вы обзавелись новыми нарядами для предстоящего бального сезона.
 Девушка так мучительно покраснела, что даже Антонии стало за нее больно.
 — Мне вовсе не нужно, чтобы все было совсем новым, — почти неслышно пролепетала бедняжка. — У нас были платья, которые… А это еще вполне…
 — Понятно. — Ни к чему понапрасну мучить это нежное созданьице. — Думаю, вы привезли с собой много красивых новых нарядов.
 — Да.
 Лицо девушки стало таким несчастным, руки так растерянно теребили юбку, что графиня не на шутку рассердилась. Что бы там ни произошло между Эдвардом и этой девочкой, но надо непременно позаботиться о том, чтобы Латчетты поплатились за свою черствость.
 — Я тоже все еще оплакиваю брата.
 Неожиданное заявление Линдсей поставило Антонию в тупик.
 — Уильяма? Он же умер два года назад.
 — Да. Я бы и до сих пор носила по нему траур, да вот только выросла из всех черных платьев.
 Даже беглого взгляда на миниатюрную, но цветущую и соблазнительную фигурку девушки было достаточно, чтобы сразу же поверить этим словам.
 — Возьмите, — подчиняясь первому побуждению, леди Баллард порывисто вложила в маленькую ручку Линдсей брошь. — Она чудесно подойдет к вашим прелестным золотистым волосам. Носите ее в память об Уильяме.
 Линдсей обескураженно посмотрела на драгоценность у себя на ладони.
 — Ой, ну что вы. Она слишком дорогая.
 — Ерунда. Пустяковая безделушка. И мне хочется подарить вам ее по случаю вашего приезда.
 Графиня сама себе удивлялась. Что это с ней? Откуда эта неожиданная глупая сентиментальность? Должно быть, годы берут свое. Она тряхнула головой и напустила на себя прежнюю суровость.
 — Однако к делу. Вы танцуете?
 — Не по-настоящему. — Мисс Гранвилл впервые за все это время улыбнулась — и эффект был просто ошеломляющ. Глаза ее засияли, а губы лукаво изогнулись, приоткрывая ряд маленьких ровных зубов. — Но моя подруга Сара — то есть мисс Сара Уинслоу — отлично играет на пианино, и я частенько…
 Бледные щеки девушки вновь вспыхнули румянцем, и она потупилась.
 — Что вы частенько?
 — Вы сочтете меня совсем дурочкой.
 — Прошу вас, ответьте.
 — Представляю, как будто нахожусь в бальном зале, и принимаю всякие позы. Наверное, ужасно дурацкие, хотя Сара утверждает, что нет. Но она ведь моя подруга.
 — И вам нравится представлять, что вы танцуете?
 — Да, очень.
 Все в этой девушке дышало пленительной свежестью и непосредственностью. Антонию охватило волнение. Подумать только, открыть такое сокровище, бриллиант чистой воды — и показать его в свете. Да это же будет гвоздь сезона!
 — Коли так, Линдсей, то вы будете просто счастливы, узнав, что я для вас приготовила. Очень скоро вы встретитесь с месье Гонди, прославленным учителем танцев.
 Если эта новость и впрямь осчастливила мисс Гранвилл, то девушка невероятно хорошо сумела скрыть свою радость.
 — И я наняла еще одного молодого человека, — не сдавалась леди Баллард, — чтобы он убедился, что вы достаточно хорошо умеете играть на пианино. Вы хорошо поете, моя милочка?
 Грудь девушки затрепетала от тяжелого вздоха.
 — Боюсь, что нет.
 — Ну ничего, — с напускной веселостью произнесла графиня, хотя ей было совсем не до смеха. — Постараемся сделать что сможем. Уверена, успех превзойдет все ожидания. В первую очередь необходимо просмотреть ваши платья и решить, что еще следует купить. — Если интуиция ее не обманывала, то покупать придется решительно все. — Вот увидите, скоро вас с головой затянет в водоворот развлечений. На Лондон в бальный сезон стоит поглядеть. Сколько будет приемов, обедов и музыкальных вечеров! Дорогая моя, у вас и минутки свободной не останется. И она с преувеличенным восхищением всплеснула руками. Напрасно. Линдсей глядела на нее с убитым видом. Нет, только ради Эдварда леди Баллард могла выдержать подобное испытание! В эту минуту дверь отворилась и в комнату шагнул Эдвард собственной персоной.
 — Добрый день, Линдсей. — В его ровном спокойном голосе таилась едва заметная нотка какого-то глубокого чувства, хотя Антонии не хотелось даже гадать — какого именно. Линдсей предприняла жалостную попытку улыбнуться в ответ. Эдвард — высокий, стройный, в безупречно сшитом, но неброском костюме — казался сейчас самим воплощением мужественной силы и красоты. Его черные глаза буквально пожирали девушку, и графине не составило труда понять, что выражал этот пламенный взгляд — страсть. Глубокую, яростную, жаркую и собственническую страсть к той, кого виконт Хаксли выбрал себе в жены. На мгновение Антонию охватила дрожь. Ведь это был ее племянник — сдержанный, волевой человек, не привыкший становиться жертвой какой бы то ни было слабости, грозящей нанести урон его независимости. И графине стало даже страшно за невинное создание, на которое был устремлен этот горящий взор.
 — Линдсей, — повторил он чуть мягче. — Скажи, милая, как прошло путешествие?
 — Хорошо, — пробормотала она.
 Эдвард шагнул ближе.
 — И ты тоже выглядишь не то что хорошо, а великолепно. Видно, и правду говорят — любовь слепа. Антонии на это ужасное платье и взглянуть лишний раз было страшно. Спору нет, Линдсей в любых лохмотьях останется красавицей, но гнусную горчичную тряпку необходимо снять, и поскорее. Так неужели это любовь? Открыв веер, графиня украдкой разглядывала Хаксли. Похоже, он действительно влюблен. А чем еще объяснить его жгучее, пристальное внимание к мисс Гранвилл? Вот забавно. Эдвард влюблен — это он-то, столько раз утверждавший, что любовь — не более чем миф, красивая сказка.
 — Ты так бледна, — тем временем говорил виконт, склонившись к Линдсей. — Не бойся, радость моя.
 — А я и не боюсь, милорд.
 — Я же велел тебе называть меня Эдвардом.
 Девушка не ответила.
 Внезапно виконт резко отвернулся от нее, обегая глазами гостиную. Лицо его исказилось от гнева.
 — Где он? — Голос Эдварда был резким, точно скрежет стального клинка о скалу. — Где Латчетт?
 — Эдвард! — Возмущенная леди Баллард демонстративно схватилась за сердце. — Что за тон! В моем доме?
 — Где… Прости, Антония. А где же мачеха и сводный брат мисс Гранвилл? Я думал, они приехали с ней.
 — Да, приехали, — холодно ответствовала графиня. — Но, поскольку они утомились с дороги, я предложила им прямиком отправиться в Челси. Им необходим отдых. У нас еще будет время достойно принять их.
 Эдвард, нахмурившись, мерил шагами комнату, не глядя на Линдсей, которая съежилась в самом темном уголке, словно желая провалиться сквозь землю.
 — Присядьте, Линдсей, — предложила леди Баллард, неодобрительно глядя на племянника. — Выпьем чаю, а потом вам покажут ваши комнаты.
 — Вынужден покинуть вас, — ни с того ни с сего заявил виконт.
 Он направился к двери, но, словно спохватившись, вернулся к тетушке и поцеловал ее в щеку.
 Прости, пожалуйста, — шепнул он ей на ухо. — Я все объясню, но только не сейчас. Меня призывает одно неотложное и очень важное дело — вопрос чести. Веришь?
 Графиня кивнула, и Эдвард улыбнулся.
 — Спасибо. Не забывай, что сегодня ты собиралась лечь спать пораньше.
 — Будь осторожен, Эдвард. Что бы там ни происходило, умоляю, будь осторожней.
 Упоминание о вопросе чести глубоко растревожило почтенную леди.
 — Не бойся. Бояться абсолютно нечего. — Глаза тети и племянника на миг встретились, а потом виконт повернулся к мисс Гранвилл. — До свидания, Линдсей. Скоро увидимся. Очень, очень скоро, моя радость.




 Глава 9


 В зеркале на трюмо мерцали огоньки свечей и отсветы камина. Эмма, приставленная графиней в камеристки мисс Гранвилл, стояла за спиной своей новой госпожи, методично проводя посеребренным гребнем по роскошным волнам, спадавшим на плечи девушки.
 — Какие прекрасные волосы, мисс. — На розовощеком круглом личике Эммы не отражалось и тени печали, карие глаза восхищенно разглядывали отражение в зеркале. — Ни дать ни взять — золотистый шелк.
 Линдсей улыбнулась. Она совсем не разделяла восторгов служанки по поводу своей внешности.
 — Когда мы про вас услышали, мисс, так прямо диву дались, — беспечно щебетала Эмма. — Мы-то думали, у ее светлости и в помине нет никакой родни по мужу, а тут вдруг вы объявились. Вот здорово-то. Оказывается, она не одна-одинешенька на белом свете.
 Происшедший день был перенасыщен впечатлениями, поэтому Линдсей очень утомилась и впала в какое-то приятное, бездумное оцепенение, она слушала болтовню горничной, практически не вникая в смысл.
 — Конечно, — продолжала Эмма, высокая крепкая девушка не старше самой Линдсей, с загадочным видом нагибаясь к уху юной госпожи, — ее светлость не то чтобы совсем одинока, раз уж у нее есть он. Но от него трудно ожидать хоть какого-то утешения для чувствительной и мягкосердечной дамы.
 Хотя графиня и подарила сегодня Линдсей изумительную брошь, девушка все равно изумилась, что кто-то считает леди Баллард чувствительной. После чая сия «мягкосердечная» особа несколько часов напролет безжалостно муштровала Линдсей, наставляя о том, что требуется знать и уметь «благовоспитанной леди из высшего общества». Под конец бедняжка едва сдерживалась, чтобы не закричать. Ей хотелось лишь одного — опрометью выбежать прочь, вскочить на коня и во весь опор мчаться назад, в любимый Корнуолл.
 Что же делать? Как выбраться из этой ужасной переделки? И что подумает Антон, если в самом скором времени не увидит свою сообщницу или хотя бы не получит от нее весточки? До сих пор Линдсей почему-то надеялась, что, увидев ее в Лондоне, виконт и его тетушка в ту же секунду поймут, до чего она не подходит к их изысканной жизни, — и немедленно отошлют домой.
 — Вам, верно, хочется побольше узнать о нем. Знаете, мисс, о нем такие истории ходят, что просто в дрожь бросает. Вы меня понимаете?
 Под прилежными взмахами расчески голова Линдсей легонько покачивалась туда-сюда.
 Нет, лениво размышляла девушка, правильно, что она не сказала Антону о сделанном ей предложении. Наверняка он разозлился бы и стал угрожать Хаксли. Бедный Хаксли ведать не ведает, какой опасности подвергается из-за своих матримониальных планов.
 Только тут до нее вдруг дошли последние слова Эммы.
 — Ты говоришь о лорде Хаксли?
 — Ну да, мисс, о нем. Ах, какой красавчик, любая голову потеряет, но такой мрачный, прямо беда. С таким связываться опасно.
 Линдсей уставилась в зеркало на камеристку.
 — Что… — Она и сама чувствовала, что теряет голову, и это ощущение наполняло ее приятной истомой. — Какие еще истории о нем рассказывают?
 Эмма неопределенно помахала расческой.
 — Ну… всякие. О его поездке в Индию, например, где он приобрел немало странных и загадочных привычек. И что сердце у него каменное, а не настоящее. И что стоит ему захотеть, любая леди вмиг становится его рабыней, но он быстро их всех бросает. И еще говорят, мужчины боятся его не меньше, чем женщины.
 — Почему? — Линдсей испуганно поднесла руку к горлу.
 — Ой, я толком и не знаю. — Эмма принялась с новым пылом орудовать гребнем. — Я просто упомянула об этом, что бы вы с ним держали ухо востро. Вам, верно, придется водить с ним компанию, так что помните. Вы ведь такая красивая и со всем еще молоденькая.
 У Линдсей перехватило дыхание, сердце затрепетало в груди, а откуда-то изнутри вновь поднялось непонятное жаркое томление. Хаксли… Сегодня, несколько часов назад, он склонялся над ней. Эти прямые черные брови, сверкающие глаза, темные кудри мерещились ей и сейчас. Он улыбнулся — перед тем как рассердиться непонятно на что, — и изгиб его рта почему-то напомнил девушке тот день в Пойнт-коттедже, когда его губы касались ее губ, глаз, шеи, а потом… Вспомнив, как щекотали кожу волосы виконта, пока он целовал ее грудь, Линдсей невольно закрыла глаза.
 — Мисс, что с вами? Вам дурно?
 Резкий голос Эммы заставил девушку открыть глаза.
 — Нет-нет, — умудрилась произнести она чуть слышно. «Какая же ты испорченная девчонка! Должно быть, именно таких миссис Радклифф в своих романах и называет „распущенными“». Линдсей не сомневалась, что порядочной девушке не пристало быть распущенной.
 — Нет, мисс, у вас совсем больной вид. Позвольте я уложу вас в постель. Вам сегодня нелегко пришлось.
 — Все хорошо, — покачала головой Линдсей. — Честное слово.
 Рано еще спать — надо подумать. И составить хоть какой-то план действий. А еще для успокоения не мешало бы на сон грядущий написать очередную главу последней выдуманной истории.
 — Ну как скажете. Но завтра ее светлость повезет вас на Бонд-стрит. И я сама слышала, как она говорила, что вы поедете к мистеру Уорду — галантерейщику — на Стрэнде. А после урока с месье Гонди вами займется ее собственная модистка. А потом…
 — Снова танцы? — простонала Линдсей. — Но ведь сегодня месье Гонди уже дал мне один урок, и я уверена, что он остался мной ужасно недоволен.
 Эмма хихикнула, прикрывая рот ладошкой.
 — У него всегда такой вид, точно он жабу проглотил. Вот вам и показалось, будто он вами недоволен. Не сомневаюсь, что вы прекрасно танцуете. Такая красавица не может плохо двигаться.
 Эмма, пожалуй, перехваливала ее, но Линдсей все равно была ей признательна.
 — По-моему, месье Гонди так не считает. — Она вздернула нос. — «Грациознее, мадемуазель, грациознее. Вы что, трость проглотили? Наклон! Покачайтесь! Представьте, что вы — гибкая лоза на теплом летнем ветру».
 Они дружно засмеялись, и Эмма, отложив расческу, принялась расправлять фиолетовые шелковые ленточки на воротнике почти прозрачного белого пеньюара, который Линдсей накинула поверх ночной рубашки.
 — Ее светлость просто чудо, — заявила горничная, бросая восхищенный взор на хозяйку, когда Линдсей встала из-за трюмо. — Послала Тома — это один из лакеев — к Томасу на Флит-стрит и написала все, что требуется прислать. Они и прислали. А до чего же впору — словно на вас шили. Вы сейчас такая хорошенькая, мисс, как картинка. Прямо обидно, что, кроме меня, вас сейчас никто и не видит… — Она снова закрыла рот рукой и залилась румянцем. — Прошу прощения, мисс. Я забылась. Вы ведь не скажете ее светлости, правда? Это мое первое место камеристки и мне ужасно хочется при вас остаться.
 Линдсей потрепала ее по плечу.
 — Мне тоже этого хочется.
 Может, стоит сказать Эмме, что до сих пор у нее не было личной горничной, если не считать Гвин, да и то — на двоих с мачехой? Собственно говоря, ей камеристка и ни к чему, разве что как подруга и наперсница в чужом доме.
 Убедив Эмму, что потеря места ей не грозит, девушка отослала ее спать и попыталась собраться с мыслями. Перед глазами стояли лица Антона и маленького Джона. Каким же чудесным будет день, когда она наконец познакомит Антона с племянником, сыном его единственной сестры! Сперва Антон, конечно, ужасно рассердится, что ему раньше ничего не говорили, но тут уж ничего не поделаешь. Хотелось бы с самого начала посвятить его во все — но риск слишком велик. Никто не должен ничего знать, пока Джону не исполнится двадцать один год, нельзя доверять никому, кроме няни Томас и бабушки Уоллен.
 Девушка в смятении расхаживала по мягкому розовому ковру, устилавшему пол роскошной спальни. Высокий балдахин над кроватью и покрывало на кресле перед камином тоже были розовыми, но более глубокого, насыщенного цвета. Линдсей еще не приходилось видеть подобного великолепия, ее прежняя спальня — просторная и уютная — была очень скромной.
 Однако вся эта роскошь не радовала сердце девушки. Подойдя к зеркалу, она чуть помедлила перед ним, разглядывая свое отражение. Тонкая, почти невидимая ткань рубашки и пеньюара просвечивала, отчетливо обрисовывая очертания стройного тела. Линдсей смущенно отвернулась. Ну и пусть этот наряд нескромен, ей он все равно нравился. Графиня была так щедра, что подарила ей пеньюар и ночную рубашку. Должно быть, хозяйке дома, настоявшей на том, чтобы лично присутствовать при распаковывании сундуков гостьи, не слишком понравилось простенькое и практичное ночное белье Линдсей.
 Нет, сейчас она не могла думать. Не могла строить никаких планов. И уж тем более не могла писать про несчастную леди Араминту, почти потерявшую надежду на появление капитана карабинеров, который обещал увезти ее от жестокого дяди. Юная романистка сама понимала, что этот сюжет ей навеяли Сарины россказни про отважного лейтенанта, а жестокий дядя весьма смахивал на Роджера Латчетта — но так ли это важно?
 Чем скорее она убедит леди Баллард, будто полностью смирилась с необходимостью учиться всем этим ужасам — а значит, и с перспективой сделаться виконтессой Хаксли, — тем скорее ей удастся придумать способ сбежать в родной Корнуолл. Пока девушка гнала от себя мысли о тех сложностях, что возникнут сразу же после осуществления ею подобного подвига.
 Виконтесса Хаксли. Линдсей вздрогнула, обхватив руками тоненькую талию. Невеста Эдварда. Интересно, каково это — быть его женой? Как ни мало сведуща была Линдсей в этих вопросах, но все же представляла, что мужья и жены обычно спят хотя и в разных комнатах, но расположенных так, чтобы они могли проводить ночные часы вместе. Каково это — лежать в одной постели с Эдвардом, в объятиях его сильных рук, соприкасаться с ним ногами?
 Нет, видно, она и впрямь распущенная! Надо выбросить подобные мысли из головы. Никакой свадьбы не будет! Никогда им с Эдвардом не лежать в одной постели. Вот и все.
 Тетя Баллард. Как же все-таки странно, что до сих пор она не слышала о ней. Впрочем, чему удивляться — после того как мать Линдсей умерла при родах, отец, и без того от природы молчаливый, совсем помрачнел и не поощрял бесцельной болтовни. Где уж тут было обсуждать фамильную историю.
 «Сосредоточься!» — одернула она себя. Надо думать лишь о том, что делать дальше.
 Самое трудное — танцы. Ничуть не похоже на выдуманные позы, что она разучивала с Сарой в домике викария.
 Приподнявшись на цыпочки, девушка заложила руки за спину и попробовала покачаться из стороны в сторону. Интересно, а где те глупые схемы с рисунками, которые оставил месье Гонди? Ах да, на столе в музыкальной комнате. Вместе с той брошкой, что подарила графиня и которую она, Линдсей, чем бы ни закончилась вся эта плачевная история, будет вечно хранить как священную реликвию. И как это она умудрилась забыть ее, поднимаясь наверх? Если графиня увидит, что ее подарок валяется где ни попадя, то наверняка сочтет Линдсей неблагодарной девчонкой.
 Схватив со столика возле кровати свечу, Линдсей вышла из спальни и, стараясь не шуметь, направилась к балкону перед широкой парадной лестницей. Помедлив на верхней ступеньке, она оглянулась в ту сторону, где, по словам Эммы, располагались покои графини. Темень, тишина. На первом этаже тускло светила лампа, но и там, похоже, никого не было. Наверное, все домочадцы уже отошли ко сну.
 Музыкальная комната с роскошными шпалерами и до блеска отполированным полом находилась в глубине дома, за библиотекой. Линдсей осторожно прокралась мимо темного провала библиотечной двери, за которой во мраке вырисовывались неясные очертания книжных полок. А вот и цель ее путешествия. В камине все еще тускло поблескивали угли. Слабый огонек свечи тонул в темноте, но через узкое окно лилось бледное сияние холодной луны.
 Лунный свет совершенно преобразил комнату, все казалось не таким, как днем, странным и незнакомым. Девушка на миг замерла, а потом, уже медленнее, побрела к длинному столу, куда месье Гонди клал свою скрипку, рисуя ученице схемы различных па. Да, она не ошиблась. Листы со схемами и брошка лежали именно там.
 Зажав брошку в руке, девушка поставила свечу на стол и, взяв рисунки, подошла к окну, чтобы лучше видеть. Как же все сложно! В жизни не запомнить! Откашлявшись, чтобы прочистить горло, она принялась напевать мотив, который выводил на скрипке месье Гонди. Француз играл самозабвенно, слегка покачиваясь, прикрыв глаза, и из-под смычка лились удивительно чистые, нежные звуки… Зато стоило ему открыть глаза, как музыка прерывалась и он начинал сокрушенно качать головой и делать Линдсей все новые и новые замечания.
 Окно музыкальной гостиной выходило на огражденный высокой стеной маленький садик. В лунном свете белели изящные мраморные скульптуры, размещенные в узорных беседках. Кругом теснились розовые кусты. Не пройдет и нескольких недель, как садик будет утопать в цветах…
 Хватит мечтать! В комнате было тепло. Теперь, когда все в доме уснули, ей никто не помешает. Самое подходящее время и место, чтобы попрактиковаться в этих глупых па и фигурах.
 Снова положив листок на стол, Линдсей склонилась к нему, чтобы при свете свечи разобрать разрозненные наброски месье Гонди. Вдоволь насмотревшись, она шагнула на освещенный луной прямоугольник на полу и снова стала мурлыкать мотив, стараясь выполнить нужную последовательность движений и внимательно глядя на кончик своей фиолетовой, в тон лентам на пеньюаре, туфельки.
 Наконец уловив ритм, она отдалась на волю мелодии и грациозно заскользила в танце. Воздушные, невесомые складки пеньюара развевались вокруг. Все такое легкое — как будто на тебе совсем ничего нет! Девушка улыбнулась и закружилась.
 — Ах, Сара, жаль, тебя здесь нет, — произнесла она вслух. — Ты бы мне поиграла.
 — За неимением Сары буду рад сам поиграть для тебя, — раздался из темноты спокойный мужской голос.
 Линдсей испуганно вскрикнула и оглянулась. Ни души. Сердце ее билось так часто и бурно, словно желало выскочить из груди.
 — Кто здесь? — Попятившись к столу, она оперлась рука ми о край. — Где вы?
 — Это Эдвард, Линдсей. — В освещенную полосу шагнула высокая статная фигура. — Я не хотел тебя пугать.
 Девушка лихорадочно попыталась плотнее укутаться в тонкий пеньюар.
 — Я ничуть не испугалась. — Что там говорила Эмма? Странные и загадочные обычаи. Каменное сердце. Его боятся не только женщины, но и мужчины. — Я тут… я тут забыла одну вещь.
 — И как, нашла? — Виконт подошел ближе. Тени делали его лицо еще суровее, чем обычно.
 Линдсей испуганно и завороженно следила за ним, пока он не остановился в нескольких дюймах от нее. Большой, ловкий и гибкий, Эдвард напоминал грациозного дикого хищника.
 — Я спросил, разыскала ли ты свою потерю? — негромко повторил он. — Или на самом деле ты хотела просто потанцевать в лунном свете, как маленькая фея?
 Этот человек безумно смущал ее. Слова его звучали как настоящая поэзия, но отчего же тогда Линдсей явственно различала в них скрытую угрозу? Или она просто глупая пугливая дурочка с разыгравшимся воображением, как часто говорил ей ехидный Уильям?
 — Ну, мое дивное видение?
 Хотелось бы ей набраться храбрости, чтобы сказать, что если она и дивное видение, то уж точно не его.
 — Я нашла то, за чем приходила. Благодарю вас, милорд. А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи.
 Виконт засмеялся.
 — Что за ерунда, крошка. Когда я вошел, ты вовсе не торопилась уходить. Не бросай из-за меня свои занятия, это ведь так важно. Ты разучивала движения, верно?
 Жаль, что она и так уже прижалась к столу — дальше отступать было некуда.
 — Откуда… откуда вы появились, милорд? Я вас не видела.
 — Я сидел в библиотеке и видел, как ты прошла.
 — Но там было темно.
 Эдвард кивнул и придвинулся еще ближе.
 — Мне нравится тетин дом. Особенно библиотека. А сегодня надо было о многом подумать, вот я и устроился там в уголке. Когда я пришел, все уже легли. Я и не надеялся тебя увидеть, но…
 — Простите, что помешала…
 — Но фортуна улыбнулась мне, Линдсей, — продолжил виконт, словно не слыша ее слов. — Во плоти ты куда обольстительней, чем… чем в плотском воображении. Знаешь, я ведь в библиотеке именно тем и занимался, что думал, представляя тебя.
 Девушку бросило в жар. Что он за человек? Сидит в темной библиотеке, точно зверь в засаде.
 — Мне пора. — Несмотря на глупую ошибку, которую она допустила в Корнуолле, несмотря на свою погубленную репутацию, Линдсей все равно твердо знала, что им не подобает оставаться наедине, даже здесь.
 — Когда я вошел, ты была целиком поглощена своими занятиями. Быть может, лучше даже сказать — зачарована. Настолько, что даже не слышала моих шагов.
 Линдсей никак не могла понять, отчего виконт так неотступно преследует ее — этот светский лев, которому, по словам камеристки, «стоит лишь захотеть, как любая леди вмиг становится его рабыней, но он их всех быстро бросает». Так отчего же ему вдруг понадобилась именно она?
 — Я потревожил тебя, Линдсей? Сердце ее стучало все чаще и чаще.
 — Боюсь, это я потревожила вас, милорд. — В ней все сильнее крепло странное ощущение, будто он полностью поработил ее. — Ведь вы пришли сюда искать одиночества.
 — Я пришел сюда, мое милое невинное создание, в надежде провести наедине с тобой хоть пару минут. И узнав, что ты уже удалилась к себе, очень огорчился.
 — А как… — Линдсей охватила дрожь. — Слуги уже легли, милорд. Как вы попали в дом?
 Эдвард пожал плечами, и девушка различила в темноте, что он улыбается.
 — У меня есть свой ключ. Тетя хочет, чтобы я приходил и уходил, когда вздумаю. И сдается мне, я буду пользоваться этим правом очень часто — по крайней мере до тех пор, пока мы не поженимся, и, чтобы найти тебя, мне достаточно будет просто отворить дверь собственного дома.
 Удары пульса в висках девушки казались ей барабанной дробью.
 — Милорд, — она едва могла шептать — не то что говорить, — мне кажется, такое поведение не слишком разумно.
 — Такое поведение? — ухмыльнулся виконт. — А какое, собственно?
 Теперь он стоял почти вплотную к девушке, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Шейного платка на нем не было, ворот рубашки распахнут. Линдсей неожиданно подумала, что другие мужчины должны не только бояться его, но и завидовать — ведь ему не требовалось никаких ухищрений, чтобы показать себя в наилучшем свете. Он и так обладал великолепной фигурой.
 Коснувшись кончиками пальцев ее щеки, Эдвард ласково улыбнулся.
 — Ну, милая, иди же сюда. Не бойся. Скажи-ка, что ты имела в виду? То, что происходит между нами?
 — Не знаю. — Единственное, что она знала в тот миг, — это что одновременно и боится виконта, и жаждет вновь ощутить его прикосновение. — Вы, должно быть, устали, милорд.
 — Устал? А что, интересная мысль. — Он запрокинул голову, и лунное сияние осветило сильную шею. — Нет, пожалуй, не устал. Скорее — сгораю от нетерпения быть с тобой, как-то заведено меж мужчиной и женщиной. Какая уж там усталость. И кстати, для тебя я — Эдвард. Ну-ка повтори.
 — Эдвард.
 — Громче, — пророкотал виконт. — Не слышу. Бедняжка усиленно подыскивала предлог для спасительного отступления.
 — А вдруг слуги услышат.
 — О нет, уверяю тебя, Линдсей, никто сюда не придет. Мы совершенно одни и в полной безопасности.
 Про себя девушка такого, пожалуй, не сказала бы. Она вовсе не чувствовала себя в безопасности.
 Я устала, — слабо пролепетала она. — Эдвард.
 — Уже лучше, — отрывисто похвалил он. — Мне нравится слышать, как твои прелестные губки произносят мое имя. Танцуй а я для тебя поиграю.
 Она так растерялась, что не могла придумать ответ. Лорд Хаксли и так уже видел бог знает что, пока она тут неуклюже выделывала па, не подозревая о присутствии постороннего. Но выставлять себя на посмешище специально, зная, что он смотрит, — нет уж, увольте!
 Шагнув к пианино, Хаксли уселся за инструмент, развернувшись, чтобы лучше видеть девушку.
 — Как ты относишься к Моцарту?
 — Ну, — нерешительно начала Линдсей. Честно говоря, что тут дурного — иметь собственное мнение и открыто выражать его? Но ведь графиня специально предупреждала ее, что молодая девушка не должна слишком много знать и что, если хочешь понравиться джентльмену, лучше всего притворяться, что ровным счетом ничего не смыслишь и ни в чем не разбираешься. — Не знаю…
 И тут ее осенило.
 — То есть, конечно, знаю, — спохватившись, с жаром вскричала она. — Мне ужасно нравится музыка Моцарта. Особенно концерты для фортепьяно. У нас… у нас в доме редко музицируют, а вот у Сары — постоянно. Преподобный Уинслоу играет не очень хорошо, зато с энтузиазмом. И Сара чудесно играет. Но вот мистер Эдмондс, соседний викарий, который иногда заходит туда в гости, — вот чья игра меня просто пленяет.
 — Пленяет?
 Как странно порой звучит мужской голос!
 — Ну да. Мистер Эдмондс просто чудо. Мне больше всего нравится, когда он играет отрывки из Двадцать первого концерта Моцарта. Там такая восхитительная музыка — то веселая, а то туманная, очень мечтательная. Чудесно.
 Ну вот, дело сделано. Разве виконту захочется брать в жены девушку, которая так неприлично себя ведет и высказывает собственное мнение?
 Однако Хаксли, казалось, совсем не рассердился — напротив, улыбнулся, изгибая бровь.
 — А ты и впрямь постоянно преподносишь сюрпризы, Линдсей. — Он пробежал пальцами по клавишам. — Причем всегда приятные, но лучше уж тебя буду пленять я, а не мистер Эдмондс.
 И тишину комнаты нарушила дивная музыка. Сразу стало ясно, что за пианино сидит опытный музыкант. Завораживающие звуки притягивали девушку, точно мотылька — пламя свечи, и, отбросив опасения, она невольно придвинулась ближе. Виконт склонился над клавишами, так что сейчас она не могла разглядеть его лица. Кудри молодого человека слегка покачивались в такт музыке.
 Линдсей не могла прийти в себя от изумления. Она-то думала, что джентльмены из высшего общества не тратят времени на музыку. Они фехтуют, упражняются в боксе, стреляют — но только не играют Моцарта, да еще так самозабвенно.
 Когда мелодия смолкла, девушка в восторге прижала руки к груди, умирая от желания слушать снова и снова.
 — Сыграйте еще, — взмолилась она. — В жизни не слышала ничего подобного!
 — Неужели у меня получается лучше, чем у мистера Эдмондса?
 — Мне даже плакать захотелось.
 Эдвард поднял голову и поглядел на пылкую слушательницу так нежно, что у нее перехватило дыхание.
 — Потанцуй для меня, — ласково попросил он. — Сейчас, в лунном свете. Чтобы я запомнил тебя такой и память об этом утешала меня сегодня ночью и все томительное время до нашей свадьбы.
 О чем это он? Линдсей почти ничего не понимала, но, повинуясь виконту, медленно вышла на середину комнаты.
 — Я чувствую себя ужасно глупо. Я танцую, как жердь. Месье Гонди так и сказал.
 — Ну, слава Богу, на сей раз ты хотя бы не ссылаешься на своих вечных «всех», которые «так говорят».
 — Прости?
 — Да так, пустяки. Я сыграю один деревенский мотив, совсем простенький, так что тебе будет легко попадать в такт.
 Линдсей узнала мелодию — как-то ее исполнял мистер Эдмондс, — но названия она не знала. Сперва девушка так смущалась, что двигалась с трудом, но потом серебристые звуки успокоили ее, и, отдавшись на волю музыки, она начала кружиться, подняв руки над головой, как учил месье Гонди. Тело ее покачивалось в такт мелодии, воздушная ткань пеньюара невесомой паутинкой вздымалась и опадала вокруг. Музыка оборвалась.
 Девушка замерла, все еще держа руки над головой, дыхание ее вырывалось из груди судорожными вздохами. Хаксли ушел. Вот так — просто взял и ушел. Холодный сквозняк привел ее в чувство. Девушка невольно опустила взгляд — и ахнула. Так вот почему он ушел — чтобы пощадить ее скромность. Ведь, несомненно, прозрачный ночной наряд не столько скрывал фигуру, сколько выставлял напоказ. Он все видел! Она танцевала перед ним, точно падшая женщина, демонстрирующая свои прелести.
 — Не останавливайся.
 Второй раз за вечер Линдсей испуганно подпрыгнула и тут же ощутила, как кончики пальцев виконта скользят по ее спине, между лопатками вниз, к талии.
 — Танцуй, радость моя. — Сильные руки повернули девушку так, что она почти уткнулась лицом в полуобнаженную грудь Эдварда. — Какая ты тоненькая. Такая обольстительная, но совсем крохотная. Теперь, куда бы я ни пошел, ты так и будешь стоять у меня перед глазами — такой, как сейчас. Как очаровательно ты кружилась. Ты очаровала меня, мое прелестное видение.
 Жар его тела обжигал Линдсей.
 — Я не хотела никого очаровывать, честное слово. Сильная мужская рука у нее на талии была такой горячей, словно касалась голой кожи.
 — Ты просто чудо. Сдается мне, этот зануда месье Гонди не учил тебя вальсу.
 Линдсей задохнулась.
 — Ну конечно. И графини специально предупреждала, что вальс считается неприличным танцем. Особенно для леди и джентльменов из высшего света.
 Хаксли рассмеялся, запрокинув голову.
 — Антония-то? Бьюсь об заклад, она при случае сама не прочь выставить ножку в вальсе, если блажь в голову придет. Да ведь… — Он тряхнул головой и чуть подвинул руку на талии девушки вверх, так широко расставив пальцы, что едва не касался кончиком большого пальца ее груди. — Хватит об Антонии. Уверяю тебя, вальс нередко танцуют на балах. Словом, успокойся.
 Девушка не могла сдержать любопытства:
 — Но почему, милорд? А тетя Баллард говорила, есть еще худшие танцы. Насколько я понимаю, любая дебютантка скорее умрет, чем согласится их танцевать.
 — Абсолютно верно. И когда-нибудь ты сама все поймешь, если захочешь… когда станешь моей женой. Вот тебе, кстати, и ответ на твой вопрос. Балы — все равно что ярмарка невест. А ты не ищешь мужа. Ты уже нашла.
 Линдсей с трудом сглотнула и, набравшись мужества, чуть откинулась на поддерживающую ее сильную руку, чтобы заглянуть в лицо Эдварду.
 — Об этом-то я как раз и хотела с тобой поговорить, Эдвард.
 Но говорить было трудно. В жизни она не то что не видела — даже не могла представить себе такого красавца.
 — Я решил научить тебя вальсу. Дай-ка руку. — Эдвард так и не оставил своей возмутительной привычки делать вид, будто не слышит, что она к нему обращается. Вдобавок он придвинулся ближе, так что девушке пришлось еще сильнее откидываться назад, чтобы смотреть ему в лицо.
 — Вот так, — похвалил он, беря ее за руку. Линдсей и не думала сопротивляться. — А вторую положи мне на плечо.
 Еле дыша, Линдсей коснулась кончиками пальцев рукава Эдварда чуть повыше локтя. Класть руку на плечо партнеру было бы довольно затруднительно, ведь девушка едва дотягивалась туда макушкой.
 — Отлично. А теперь я тебя поведу.
 Вздрогнув от неожиданности, она попыталась отстраниться, но виконт удержал ее, крепче притягивая к себе — так крепко, что тела молодых людей соприкоснулись.
 Негромкий ласковый смех взъерошил локоны у нее на макушке.
 — Не дергайся. — Эдвард начал напевать медленный приятный мотив низким, басовитым голосом, его грудь находилась в опасной близости от лица Линдсей. — Слушайся меня. И раз, и два, и раз, и два, поворот, и раз, поворот, и раз, и два. Молодец.
 — Хорошо.
 Не так уж и хорошо. Девушка спотыкалась на каждом шагу и вздрагивала от каждого прикосновения.
 — Ну-ка успокойся. — Голос виконта стал строже. — И слушайся, моя нареченная. Пора тебе научиться делать то, что положено.
 — Я как раз и собиралась поговорить с тобой об этом, — повторила Линдсей, снова цепляясь за его слова, и серьезно заглянула в лицо Эдварда. — На самом деле я не…
 Она умолкла. Наклонив голову набок, Хаксли так пристально смотрел на ее губы, что это смущало, мешая говорить.
 — Я не думаю…
 — Ну и не думай, любовь моя.
 Твердые, но нежные губы Эдварда снова подчинили девушку своей власти, и она покорно запрокинула голову ему навстречу.
 Как сладко твое дыхание. Ты готова любить, готова стать моей.
 Поцелуй стал более настойчивым. Виконт легонько потянул зубами нижнюю губу девушки, и она ощутила, как его язык скользнул внутрь ее рта.
 Линдсей услышала слабый блаженный вздох. Неужели ее собственный? Неужели в нем звучала мольба? Они все еще покачивались на месте, и через несколько секунд Хаксли оторвался от ее губ и, подняв голову, снова принялся напевать медленный вальс. В уголках темных, обсидиановых глаз тоже затаилась улыбка.
 Линдсей только что не висела в его объятиях. А что оставалось делать, раз уж он так крепко прижимал ее к себе? Рубашка Эдварда распахнулась, и лишь тоненький пеньюар отделял грудь девушки от его тела. Закрыв глаза, Линдсей почувствовала, что ею завладевает какая-то неведомая сила. Затвердевшие груди мучительно ныли.
 — Да, — прошептал виконт, словно поняв, что с ней творится. — Да, моя прелесть, ты готова к любви. Уже скоро.
 Девушка рванулась прочь, но и эта попытка увенчалась лишь тем, что он еще сильнее притиснул ее к себе.
 — Скоро. — В голосе его появилась легкая хрипотца.
 И когда это его мощная нога нашла путь между ее ногами? Эдвард так сильно прижимал к себе трепещущую пленницу, что та уже почти оседлала ее. Бессильная противостоять буре ощущений, что вызвало в ней это положение, Линдсей откинула голову назад.
 — Какая ты теплая, — прошептал Эдвард. — Я хочу тебя видеть.
 Чуть отстранившись от девушки — поток упоительных ощущений, захлестывавших ее, на миг прервался, — виконт развязал завязки пеньюара. Облачко шелка с шелестом сползло на пол и сверкающей лужицей растеклось у их ног.
 — Ну, Линдсей. Пришло время дать тебе еще один урок.
 — Снова танцы? — пробормотала она, разочарованная сама не зная чем. — По-моему, с меня хватит на сегодня.
 — Увидишь, тот танец, что я придумал, тебе понравится. Не выпуская ее руки, он отвел безропотную девушку к окну, к серебристому лунному свету, и, встав у нее за спиной, обвил рукой тонкий стан, заставив опереться головкой ему о плечо.
 — Я хочу научить тебя танцу твоего тела, радость моя, чудесным вещам, которые ты можешь делать с моей помощью.
 — Я… я не понимаю тебя. Эдвард опустил руку ей на бедро.
 — Всего сразу не понять, малышка, всему сразу не научиться. Обещаю, если мы не пожалеем времени на обучение, наше наслаждение от этого только возрастет. Начнем. — С этими словами, игнорируя слабые попытки Линдсей вырваться, он накрыл ладонью ее высокую грудь. — А теперь смотри, как твое тело скажет мне, чего хочет.
 И Хаксли не ошибся. Под тончайшей тканью ночной рубашки на груди девушки отчетливо обозначились два затвердевших бугорка.
 — Гляди, радость моя.
 Девушка застенчиво опустила взгляд. Палец Эдварда легко скользнул за низкий вырез ночной рубашки и легонько пощекотал сосок.
 — Ах!.. — выдохнула она, откидывая голову ему на плечо.
 Виконт рассмеялся.
 — Нет-нет, моя милая. Смотри, как эти розовые бутоны просят меня о ласке.
 Она пошатнулась и тут же ощутила, как рука его осторожно проникает между ее ногами, нашаривая путь к самым тайным уголкам тела. Почти приподняв безвольную, податливую как воск девушку, Эдвард приник губами к скрытому под рубашкой тугому бугорку у нее на груди, а несколько упоительных мгновений спустя перешел ко второму. Словно во сне Линдсей услышала сдавленный стон виконта и, невольно ища опору в этом шквале страсти, слепо зашарила руками по его телу. Пальцы ее сомкнулись на чем-то длинном и твердом.
 — О да, — пылко пробормотал виконт. — Да, тысячу раз — да. Ты способная ученица, крошка.
 Девушка с криком отдернула руку. В книгах ведь встречались упоминания о подобных вещах — неясные, завуалированные намеки… А она-то еще не верила.
 Снова засмеявшись, Эдвард поднял голову.
 — А теперь смотри, Линдсей. Смотри, о чем говорит мне твое тело.
 — Нет!
 — Да.
 Подчинившись против воли, Линдсей посмотрела вниз. Сквозь тонкую ткань лифа просвечивали розовые, полные желания соски. Никакие слова не могли быть убедительнее.
 — Ну что, видишь? Она подавленно кивнула.
 — А теперь смотри сюда.
 Не успела она пошевелиться, как Эдвард приподнял подол длинной ночной рубашки. Холодный воздух коснулся ее коленей, бедер… живота.
 — Нет! Так нельзя! — Но в глубине души она не хотела, чтобы он останавливался.
 — Можно, — прошептал Эдвард. — Еще как можно. Собрав ткань сзади у нее на талии, он опустился перед девушкой на колени и прижался лицом к нежным бедрам. При первом же прикосновении его губ у Линдсей перехватило дыхание, и девушка едва не упала. Бережно поддерживая ее ладонями сзади, он продолжал целовать ее, проникая языком все глубже.
 — Нет! — хотелось закричать ей, но с пересохших губ не сорвалось ни единого звука. В голове помутилось, разум словно подернулся жаркой пеленой. Разве может быть дурно то, что приносит такое наслаждение?
 — Держись за меня, — тихонько велел виконт. Девушка повиновалась, жадно ища новых неземных ощущений, которые дарили ей его губы. Внезапно она почувствовала спиной край стола и оперлась на него. Руки Эдварда поползли вверх, к лифу ночной рубашки. Раздался треск разрываемой ткани — и грудь Линдсей оказалась на свободе. Твердые пальцы настойчиво и умело теребили два тугих холмика, и томительное чувство где-то внизу, в самой глубине ее существа все нарастало, пока не вырвалось, точно бушующее подземное пламя.
 Всепожирающее, дикое пламя, неуемный огонь…
 Всхлипнув, девушка запустила пальцы в густые кудри виконта. Она задыхалась. Лоно пульсировало в упоительной, тягучей истоме.
 — Я… я больше не могу. Это уже слишком, — пролепетала она, вцепившись ему в плечи. — Грех между мужчиной и женщиной — это так странно.
 — Это чудесно. — Хаксли поднялся, опустил ее рубашку и, накрыв ладонями груди девушки, принялся по очереди ласкать их, пока Линдсей не закричала, слабо отталкивая его прочь. Он прижался к ней лицом, и она кожей ощущала, как губы его изогнулись в улыбке. — Так что непременно помни, как это чудесно и что именно поэтому мы должны как можно скорее стать мужем и женой.
 Почему-то девушку вдруг начало клонить в сон.
 — Как жаль, что мне нельзя и дальше приносить тебе такое замечательное удовольствие.
 — Не потрудишься ли объяснить чуточку яснее, моя дорогая? — Крепко обхватив Линдсей одной рукой, Эдвард набросил ей на плечи пеньюар.
 — Тебе ведь от этого так же хорошо, как и мне, да? В смысле, когда мы грешим друг с другом. Если да, то я отлично понимаю, как тебе хочется заниматься этим снова и снова.
 Ледяное молчание в ответ слегка насторожило Линдсей — но только слегка. Она была слишком занята тем, что помогала виконту справиться с завязками пеньюара над разодранной ночной рубашкой. И что только подумает графиня? А Эмма? Непременно нужно как-нибудь починить рубашку, а еще лучше — притвориться, что потеряла ее.
 И вдруг на девушку снизошло озарение — изумительное, восхитительное озарение.
 — Эдвард! О, Эдвард! Придумала!
 Стараниями виконта ночному костюму Линдсей было придано хоть какое-то подобие благопристойности, хотя бы на первый взгляд.
 — И что же ты придумала? — усмехнулся он.
 — Все так просто. Сама не понимаю, и как это раньше не пришло мне в голову. Ой, Эдвард, это решит абсолютно все проблемы.
 Он оперся руками о край стола, зажав девушку перед собой.
 — Ну, так скажи.
 — Ты ведь понимаешь, какая ужасная из меня получится жена? Правда?
 — Вовсе нет.
 — Брось. Все ты отлично понимаешь. Просто грешить так здорово, что ты совсем голову потерял. Запомни — я признаю, что меж нами и в самом деле существует то самое, что преподобный Уинслоу называл особым химическим притяжением между мужчиной и женщиной, но хватит об этом. Мы вполне сможем заниматься этим… То есть быть вместе всякий раз, как ты будешь навещать меня в Корнуолле.
 Лунный свет бил Эдварду в спину, так что лицо оставалось в тени. Виконт молчал, и Линдсей не знала, как он воспринимает ее слова.
 — И к тому же я, как тебе известно, решила прожить жизнь в одиночестве, — продолжала настаивать она. — Я не могу… то есть не хочу выходить замуж. Но совсем не плохо время от времени наслаждаться тем особым даром, что дан нам двоим. Можно даже как-нибудь устроить, чтобы заниматься этим почаще.
 — Гм. Идея неплохая. Я тоже хочу устроить так, чтобы заниматься этим почаще, — похвалил Эдвард и невнятно прибавил что-то вроде «И даже более того», но Линдсей не была уверена, что правильно разобрала. — Поэтому мы поженимся как можно скорей. Ты не согласна?
 — Нет, не согласна, — резко ответила Линдсей, сердясь на такую настойчивость и непонятливость. — Ты женишься на ком-нибудь, из кого выйдет хорошая виконтесса, а я вообще не выйду замуж.
 — Боюсь, я тебя не понимаю, Линдсей.
 Привстав на цыпочки, девушка поцеловала его в уголок рта и проворно, так что виконт не успел схватить ее, поднырнула ему под локоть и отбежала за стол.
 — Все очень просто, Эдвард. Все устроится лучше некуда. Я про такое читала. Ты женишься, а я буду ждать, когда ты сможешь выбраться и навестить меня. Свидания назначать будем в Пойнт-коттедже. Я стану твоей тайной любовницей. — Она испуганно прикрыла рот рукой, сама стесняясь этого неприличного слова. — Ну разумеется, тебе не придется делать мне дорогие подарки и платить по моим счетам, потому что мне не хочется становиться… ну, ты понимаешь. Но мы сможем регулярно предаваться греху.
 — Линдсей…
 — Надеюсь, ты позаботишься о моем возвращении в Корнуолл. Думаю, чем скорее, тем лучше, согласен?
 — Линдсей…
 — Жду твоих инструкций. Доброй ночи, Эдвард. — Пытаясь не обращать внимания на то, что в голосе Эдварда звучал несомненный протест, она повернулась и выбежала из комнаты, не слушая его возражений.
 Глава 10
 — Браво, Эдвард. У меня чуть коленки не подкосились. Эдвард хлопнул дверью библиотеки с такой силой, что петли так и задребезжали.
 — Черт тебя побери, Джулиан! Ах ты, соглядатай несносный.
 Достопочтенный Джулиан Ллойд-Прсстон лениво облокотился о каминную полку.
 — Не вини меня, старина. Все мы люди, все мы человеки. Я, видишь ли, пришел, начал тебя искать, вдруг слышу — из музыкальной комнаты какой-то вздох. Скорее даже стон. Такой, знаешь ли, полный неги стон, если понимаешь, о чем я.
 Виконт бросил на друга грозный взгляд.
 — И ты, значит, пробрался в библиотеку и воспользовался смотровой щелкой, которую я, заметь, тебе ни разу не демонстрировал.
 — Ну, что-то в этом роде. Только, если ты не знаешь, это смотровая щелка твоей тетушки. А я и подглядывал-то всего минуточку.
 — Ну конечно, Джулиан. Одну минуточку, не больше. Джулиан слегка приподнял тонко очерченную бровь. Добродушное лицо приняло обиженное выражение.
 — Ну уж, скажу тебе, старина. В конце концов, я джентльмен. Неужели я не заслуживаю доверия?
 — Как посмотреть.
 Джулиан задумчиво разглядывал кончики ногтей на своей холеной руке.
 Надо отдать тебе должное, это лакомый кусочек. Какая потрясающая грудь.
 — Ах ты… — Эдвард резко шагнул вперед, но взял себя в руки. — Ты не должен был подглядывать. Впрочем, я тебя не виню, — уже более миролюбиво докончил он, сбавив тон. — Садись. Только сперва плесни нам по стаканчику мадеры.
 Гром и молния, он никак не мог успокоиться. Эдвард и не помнил уже, когда еще так долго пребывал в подобном состоянии, разве что когда зеленым юнцом заглядывал за корсажи молочницам. Впрочем, виконт и по сей день не оставался равнодушен к пышной груди, готовой вот-вот предстать взору во всем своем великолепии. Но тут он ощутил такое стеснение в чреслах, что поспешил направить мысли по новому руслу. Черт побери, эту Линдсей Гранвилл! И почему, скажите на милость, она не оказалась скучной плоскогрудой простушкой, которую виконт ожидал увидеть? Тогда все было бы гораздо проще. Женился — и дело с концом. Отправил бы ее тихо-мирно в Девоншир, а затащил бы в постель уже когда-нибудь потом, когда понадобится наследник. — Хочешь поговорить об этом?
 Виконт хмыкнул. Похоже, теперь основная проблема состояла не в том, чтобы пересилить отвращение и лечь в постель со своей будущей женой, когда это станет необходимо, а в том, чтобы удержаться и не сделать этого прямо сейчас. Слишком уж Линдсей хороша.
 — Я ошибаюсь, или наша неприступная мечта девичьих грез наконец-то сдалась? Теперь главное — не отступать.
 Увы, главное состояло теперь именно в том, чтобы отступить, пока не поздно.
 Не мели чушь, Ллойд-Престон. Джулиан всунул Эдварду в руку стакан.
 Приканчивай, а я налью тебе следующий. Если я видел на своем веку человека, которому необходимо срочно промыть мозги, — так это ты.
 — Не пытайся читать мои мысли, — обрезал виконт, но все же взял стакан, одним глотком осушил его и протянул обратно Джулиану.
 — Признаться, я разочарован, — ни с того ни с сего заявил Джулиан, в очередной раз вытаскивая пробку из графина. Мадера с бульканьем потекла в стакан.
 — В чем еще дело? — раздраженно осведомился виконт. — Что тебя разочаровало?
 — Ну, грех, конечно, жаловаться, но тебе не кажется, что не очень-то вежливо опускать занавес, не дождавшись окончания пьесы?
 Эдвард медленно повернулся к другу.
 — В каком это смысле? — очень тихо спросил он.
 — В том, что эта девчонка, кем бы там она ни была, отдалась бы тебе по первому требованию где хочешь. — Молодой человек засмеялся, сверкнув двумя рядами белых зубов. — Причем в буквальном смысле — где хочешь. Я уже надеялся проверить, улучшилась ли твоя техника с тех пор, как я наблюдал ее в последний раз. Защищайся и нападай — и вперед, к победе. Помнишь те деньки?
 — К несчастью, все мы в юности совершаем немало глупостей. Виконт хотел бы забыть некоторые события своей жизни, особенно те, что относились к началу его учебы в Кембридже и двум престарелым девицам легкого поведения, которые с радостью согласились посвятить двух юных выпускников Итона в самые экзотические способы плотских утех.
 — Знаешь, Эдвард, и сейчас найдется немало тех, кто не откажется закатить небольшую оргию. Буквально на днях кто-то из приятелей советовал мне посетить некий монастырь в определенный час ночи. Похоже, старый добрый клуб Адского Пламени еще не канул в Лету.
 Эдвард с отвращением скривил губы.
 — Не выношу этих старых шлюх, обряженных тринадцатилетними девственницами, с повадками и гоготом, как у пропитых извозчиков. И всяких французских извращенцев тоже не выношу.
 — Честно говоря, в данный момент его могла бы заинтересовать лишь одна девственница в мире. А возможно, и не только в этот момент, но и вообще… Виконт шумно перевел дух. — Словом, все эти глупости в твоем вкусе мне не по душе.
 — Отнюдь нет, ни в каком не в моем. — Джулиан развел руками. — Ты и представить не можешь, что происходит со мной при одном упоминании о подобных мерзостях. Просто, полагаю, сцена, которой я только что невольно стал свидетелем, пробудила какие-то эмоции даже в моей бесчувственной и аскетичной натуре. Страшно эротично, старина. Эти груди в лунном свете. А ножки. А…
 — Хватит, Джулиан, — оборвал его Эдвард, внимательнее приглядываясь к другу. — Верю, что ты и впрямь впечатлен. Ты совсем не в своей тарелке. Что, проблемы с женщинами?
 — Пфа! Ты же знаешь, у меня нет времени на такую ерунду. Подчеркнутое отсутствие у Джулиана интереса к противоположному полу ни на миг не обмануло Эдварда. У младшего Ллойд-Престона, отпрыска благородной, но небогатой семьи, всегда было туго с деньгами. Два года назад он до безумия влюбился в некую девицу, без зазрения совести променявшую его на более выгодного жениха. В день, когда объявили об их помолвке, Джулиан умудрился напиться до бесчувствия. А на следующий день, пока Эдвард поддерживал голову друга над умывальником, несчастный влюбленный поклялся никогда больше не влюбляться вновь. Вплоть до сегодняшнего дня он свято выполнял эту клятву, но виконт Хаксли знал, какой вулкан страстей пылает под холодной и сдержанной внешностью Джулиана.
 — Слыхал последние новости о тебе, Эдвард. — Ллойд-Престон поигрывал полным стаканом. Линии его губ стали тверже, и Эдвард догадался, что друг тоже вспомнил свою утраченную любовь.
 — И какие именно, позволь спросить? — Виконт с размаху бросился в кресло и вытянул ноги. Черт возьми, он все еще не может успокоиться.
 — О твоем скором браке. Надо сказать, я очень удивлен. Вот предприимчивая особа! Ухитрилась-таки захомутать тебя.
 От неожиданности Эдвард даже выпрямился в кресле.
 — Где ты слышал? Ведь мы не собирались никому говорить, покуда тетя Антония не даст добро.
 — Даже неподражаемая графиня не в состоянии заставить роскошную… в смысле прекрасную, Клариссу держать рот на замке.
 — Ах это… — Перевернув вверх дном пустой стакан, Эдвард вновь откинулся на спинку кресла. Пора угомонить Клариссу. Задача не из трудных. Стоит припугнуть ее публичным осмеянием во всех светских гостиных Лондона — и она тотчас же вернется к своему старику Фэддоуну. Завтра он повидается с этой смазливой интриганкой. Или послезавтра — какая разница?
 — Значит, это правда? — спросил Джулиан.
 Эдвард прикусил нижнюю губу. Жаль, он не из тех мужчин, которые могут найти утешение в объятиях соблазнительной и податливой любовницы. Ведь Кларисса так соблазнительна… а уж до чего податлива. Но увы, подобный выход не для него.
 — Признаюсь, я изумлен.
 — Джулиан. Ты прекратишь говорить загадками или нет?
 — Сосредоточься, все поймешь. Во-первых, не думал я, что ты позволишь себя окрутить какой-то распутнице. А во-вторых, раз уж позволил, зачем тратишь любовный пыл, который тебе понадобится для Симмондс, на какую-то служаночку?
 Эдвард на миг опешил, но сумел взять себя в руки.
 — Мы не собираемся сейчас обсуждать мой пыл, Джулиан. А также, позволительно или нет мне заводить интрижку, когда подвернется удобный случай. И я вовсе не женюсь на распутнице. А девушка, которую ты только что… невинная девушка, которую ты осквернил своим грязным подсматриванием, вовсе не служанка.
 — Ага. — Джулиан прислонился к каминной полке. В его ясных серых глазах плясали веселые чертики. — Так, значит, Симмондс соврала.
 — Не усложняй себе жизнь. Завтра я с ней поговорю.
 — Жаль бедняжку. — Насмешник с преувеличенным вздохом вытащил из жилетного кармана лорнет и принялся помахивать им перед собой. — Тогда это объясняет то, что я видел.
 — Ты видел, — виконт угрожающе приподнялся, — жениха и невесту, которые улучили минутку, чтобы хоть чуть-чуть побыть наедине.
 Насмешливая улыбка медленно сползла с губ Джулиана.
 — Ты шутишь.
 На лице его отразилось такое потрясение, что Эдвард даже позлорадствовал.
 — Не совсем. А ты, мой друг, поклянись держать то, что я тебе скажу, в тайне, пока я сам не разрешу об этом рассказывать.
 — Она же совсем ребенок, — прошептал Джулиан. — Прелестный ребенок.
 Эдварда снова бросило в жар. Невыносимое напряжение стиснуло чресла, заставив виконта беспокойно заерзать на сиденье.
 — Ей уже скоро двадцать. А в остальном ты прав, она действительно прелестна, но это не имеет ровным счетом никакого значения.
 Ах, если бы он мог убедить в этом и самого себя!
 — Но кто она, Эдвард? Как ее зовут?
 Джулиан придвинул кресло поближе к Эдварду и сел, откинув назад фалды фрака темно-вишневого цвета.
 — Давай расскажи мне все по порядку. Можешь ничего от меня не утаивать, все равно я так хорошо тебя знаю, что сам догадаюсь, если ты о чем-то умолчишь.
 — Именно это я и собираюсь сделать. — Эдвард устало провел рукой по глазам. — То есть не умолчать, а поделиться с тобой. Мне может потребоваться твоя помощь. Хотелось бы знать, что ты на моей стороне.
 — Ну так расскажи, в чем дело. Ради Бога, Эдвард, старина, объясни мне, что происходит. Кому ты вообще можешь довериться, если не мне? Да ведь если бы не ты, я…
 — Давай не будем об этом. — Эдвард жестом заставил друга замолчать. Тот злосчастный эпизод с неудавшейся любовью мог бы обойтись Джулиану гораздо дороже, чем мучительное похмелье после нескольких бутылок мадеры, но именно рука Эдварда вовремя отвела дуло пистолета от его виска.
 — Тут скрыта какая-то страшная тайна. — Джулиан побледнел. — Я чувствую, дело неладно. Эх, как бы мне хотелось, чтобы с нами сейчас был Джеймс.
 — Мне тоже. — Эдварда захлестнула горечь. — Тогда бы во всем этом не было никакой необходимости. Джулиан, даешь слово, что все, что ты узнаешь сегодня ночью, останется в тайне?
 Тот кивнул.
 — Ну конечно. — Эдвард прикрыл глаза. — Я бы доверил тебе даже свою жизнь. Собственно, сегодня я именно так и поступаю.
 — Эдвард…
 — Послушай меня. Джеймс был убит.
 Наступила такая долгая пауза, что Эдвард подался вперед и крепко стиснул руку друга.
 — Ты слышишь? Он погиб вовсе не от французской пули. Он был убит. Заколот насмерть каким-то англичанином, да покарает его Господь.
 — Послушай, но это же бессмысленно. Джеймс погиб в морском сражении два года назад. Ты же сам разговаривал с королевским гонцом. Что еще за новая напасть? И при чем тут эта девушка?
 — Ко мне пришел один человек по имени Кертц. Он служил матросом на том самом корабле, где погиб Джеймс. Говорить на эту тему было для виконта все равно что поворачивать нож в ране. С того рокового дня, когда моряк разыскал Эдварда в Индии, молодой человек еще ни разу не рассказывал никому свою страшную тайну — даже сыщику Тревису, который был достаточно умен, чтобы выяснить истинную причину неожиданного интереса виконта Хаксли к семейству Гранвиллов. Однако Тревису хватило сообразительности не выказывать своих сомнений по поводу того, что человек с таким положением в обществе, как виконт Хаксли, пустится в столь долгий путь лишь затем, чтобы своими глазами взглянуть на какую-то провинциалочку.
 — Продолжай, — негромко попросил Джулиан.
 — Я собираюсь отомстить за Джеймса. — Виконт поднялся на ноги. — Отомстить медленно, причинив убийце как можно больше страданий.
 — Верю, — отозвался Джулиан, подходя к другу и кладя руку ему на плечо. — Скажи, чем я могу тебе помочь.
 — Поддержи меня. Будь рядом. Не бойся, я не заставлю тебя рисковать жизнью.
 — Ну а если даже и так? А этот моряк объяснил тебе, как найти того, кто… Он сказал тебе, кто убил Джеймса?
 — Он сам не знает имя того, кто нанес удар.
 — Но ему хотя бы известно, где и как его найти?
 — Нет.
 Джулиан развернул друга лицом к себе.
 — Тогда как мы его отыщем?
 — Никак.
 — Ничего не понимаю.
 — Сейчас поймешь. — Эдвард улыбнулся, но в этой мрачной улыбке не было и тени веселья. — Мне нет дела до конкретного исполнителя. Мой враг не он. Я собираюсь разделаться с тем негодяем, что подослал убийцу. И я так с ним разделаюсь, что он еще будет ползать у моих ног, моля о пощаде. И только тогда, в самом конце, я скажу ему, почему погибло все, что было ему дорого, его позор, полное падение, ничтожество и гибель — вот в чем будет состоять моя месть. Джулиан опустил голову.
 — Не хотелось бы мне оказаться на его месте. Но уж этого-то человека ты знаешь?
 — Да. — В душе Эдварда вновь запылала раскаленная добела ярость. Но он всегда умел выжидать и сдерживать свои чувства. — Джеймс пытался спасти другого человека, на которого во время битвы напал свой же соотечественник. Царило такое смятение, что никто, кроме Джеймса и этого Кертца, который разыскал меня, не видел наемного убийцы. Джеймс попытался предотвратить злодеяние, но был смертельно ранен и умер на руках у Кертца. А тот слышал его последние слова и передал мне послание моего дорогого брата. Он…
 На Эдварда вдруг нахлынула дурнота. Молодой человек поднес руку к лицу и прислонился к стене, прижавшись пылающим лбом к холодному дереву.
 — Давай уйдем. — В голосе Джулиана смешались сочувствие и тревога. — Моя карета у дверей. Поедем на Кавендиш-сквер, я проведу с тобой ночь, а к этому разговору вернемся завтра. Ты слишком вымотался.
 — Я должен закончить. Тогда ты все поймешь. Негодяй, которого я уничтожу, нанял убийцу, чтобы завладеть тем, что по праву принадлежало другому.
 — А нельзя передать это дело в руки властей? — осведомился Джулиан, хотя и без всякой надежды.
 А доказательства? Слова какого-то моряка, который продал свой рассказ за немалую сумму, а потом пропал? Какие могут быть улики по делу об убийстве двухлетней давности? И даже если бы власти согласились принять дело к рассмотрению, их приговор — пусть даже справедливый — меня не удовлетворит.
 Джулиан вздохнул.
 — Сам знаешь, мой друг, для тебя я готов на все. Проси чего угодно, любой помощи — я к твоим услугам.
 — Спасибо.
 — Но теперь, Эдвард, ты должен рассказать мне и все остальное. Мне почему-то кажется, что худшее еще впереди.
 Эдвард лихорадочно прикидывал, какую часть правды может доверить другу.
 — Девушка, которую ты видел, через несколько недель станет моей женой.
 — Понимаю. Но об этом можно поговорить и потом.
 — Нет, Джулиан. В этом-то вся суть моего плана. Ее брата звали Уильям Гранвилл, его-то и пытался спасти Джеймс. А ее сводный брат — Роджер Латчетт — и есть тот самый негодяй, подославший убийцу.
 Глава 11
 Линдсей легко взбежала по ступенькам на крыльцо дома леди Баллард, но не успела постучать, как дверь отворилась и на пороге появился Норрис. Нос дворецкого был надменно задран.
 — Добрый день, Норрис, — дружески поздоровалась девушка в нарушение всех правил тети Баллард. Та постоянно учила ее, что в общении со слугами необходимо хранить величественное превосходство и обращаться к ним лишь тогда, когда надо отдать какой-либо приказ. Линдсей сие правило казалось донельзя глупым. Дома, в Корнуолле, все слуги были ее друзьями — так зачем ей в Лондоне вести себя иначе? Тем более что она не собирается задерживаться здесь надолго.
 Молча поклонившись, Норрис учтиво распахнул дверь пошире.
 — Заходите, — через плечо позвала Линдсей свою новую приятельницу, с которой познакомилась сегодня, и Эмму. — Скорее.
 С утра графиня Баллард жаловалась на простуду и не пожелала выходить из дому, поэтому Линдсей отправилась в очаровательный маленький салон леди Сибил на Беркли-сквер лишь в сопровождении верной Эммы. Однако там камеристка мигом скрылась на половине прислуги, а бедняжка Линдсей осталась совершенно одна и едва не умерла от робости и страха.
 Однако хотя с утра ей совсем не хотелось никуда ехать, теперь девушка не жалела о том, что графиня проявила настойчивость и все-таки отправила ее в гости — потому что там она нашла новую подругу, а друзья сейчас были ей нужны как воздух.
 У леди Сибил велись такие умные и светские разговоры, что сперва Линдсей боялась, как бы не ляпнуть что-нибудь невпопад и не опозориться, выказав свою глупость и необразованность. Однако, на ее счастье, речь зашла о романах вообще и о стихах пылкого лорда Байрона в частности. Признаться, Линдсей не очень-то любила лорда Байрона, но не посмела высказать своего мнения перед столь блестящим обществом.
 — А где… тетя Баллард? — спросила она у Норриса. За неделю, проведенную в доме графини, она так и не привыкла к неожиданному родству. — В будуаре?
 Дворецкий возмущенно выпрямился.
 — Уже больше пяти, мисс Гранвилл.
 Эта фраза содержала в себе недвусмысленный намек на то, что госпожа не остается в будуаре позднее полудня. С другой стороны, Линдсей уже было известно, что чопорная леди частенько удаляется туда и в другое время… особенно во время визитов высокого и утонченного красавца лорда Эйрсли.
 — Ее светлость в гостиной, — доложил Норрис, снимая с девушки плащ.
 — Спасибо, — мило улыбнулась Линдсей. — Эмма, и тебе спасибо, что проводила меня сегодня. Не могла бы ты теперь заняться тем небольшим поручением, что я дала тебе утром?
 Горничная на миг остолбенела, но тут же сообразила, в чем дело.
 — Да, мисс. Сию минуту, мисс.
 Она покраснела, быстро сделала реверанс и чуть ли не вприпрыжку помчалась вверх по лестнице.
 Разгадка ее странного поведения была проста — на днях, выяснив, что Эмма жаждет научиться читать и писать, Линдсей взялась давать ей уроки. Горничная оказалась смышленой девушкой и схватывала все буквально на лету. Она уже выучилась читать и переписывать самые простенькие слова и фразы, которые Линдсей специально писала ей крупными буквами. И теперь две заговорщицы старались выкроить любую свободную минутку для занятий.
 — Пойдем, — повернулась Линдсей к своей новообретенной подруге. — Тетя Баллард будет в восторге, что я наконец-то подружилась с ровесницей. А то она уже начала поговаривать о том, чтобы подыскать мне компаньонку. Вот ужас-то! Ты уж, пожалуйста, помоги мне ее переубедить.
 Тем более, добавила Линдсей про себя, что ей и впрямь ни к чему еще одна надзирательница — и так уже не знаешь куда деться. Еще одна пара лишних глаз — и можно навеки распрощаться с мечтой о побеге.
 Не дожидаясь ответа, девушка порывисто распахнула двери гостиной, но замерла на пороге. Сколько же бесконечных часов провела она в этой комнате, каждое утро расхаживая перед леди Баллард с противной тяжеленной книгой на голове! «Плавно, Линдсей. Еще плавнее. Подбородок вверх! Не спеши. Тише, тише. Джентльмены любят, чтобы дамы грациозно скользили, а не скакали вприпрыжку».
 Впрочем, несмотря на строжайшие замечания, щедро отпускаемые по адресу Линдсей, графиня оказалась на диво приятной и доброй тетей, так что девушка старалась всячески угождать ей, пока не удастся наконец придумать что-нибудь дельное — способ заставить Хаксли отказаться от обручения. Поело того вечера, когда она сделала ему памятное «предложение», о виконте не было ни слуху ни духу. При одном воспоминании о той сцене Линдсей поежилась и сжала зубы. Ничего, первая неудача ее не запугает. Уговоры, лесть, скандалы или шокирующие сюрпризы — она на все пойдет, лишь бы добиться своего. А понадобится, так и на все сразу.
 Вздохнув, она приподняла подбородок и, бегло оглядев прелестное муслиновое платье светло-сиреневого цвета — не помялось ли? — чинной походкой вплыла в гостиную.
 — Линдсей, — приветливо улыбнулась графиня со своего любимого кресла перед камином. — Ты просто ослепительна, милая моя. Как провела время? Интересно было?
 — О, еще как! Я страшно рада, что поехала. — Ничего не поделаешь, пока не удастся вырваться из Лондона и вернуться в родной Корнуолл, приходится радоваться и тому, что есть. Говорят же, нет худа без добра. Кто знает, выдастся ли ей еще хоть одна возможность повидать подобные чудеса. — Леди Сибил была так добра ко мне. И ее дочь тоже. Мы разговаривали про…
 — А кто это с тобой? — Тетя Баллард вдруг поднесла к глазам лорнет.
 — Ой, простите. — Отступив в сторону, Линдсей взяла за руку шедшую за ней гостью. — Я подумала, вам будет очень приятно познакомиться с Клариссой.
 Тетя Баллард опустила лорнет. Лицо ее выражало что угодно, кроме радости.
 — Это леди Кларисса Симмондс, — продолжала Линдсей чуть менее уверенно. — Я рассказала ей, что первый раз в Лондоне и что живу у вас… И что вы — моя тетя, хотя, разумеется, родство между нами очень далекое, через вашего покойного мужа. — Графиня словно застыла на месте, сложив руки на коленях. Теперь на лице ее появилось совершенно бесстрастное выражение. — И вот когда Кларисса (она так добра ко мне и настаивает, чтобы я звала ее по имени) услышала, что я не знаю в свете никого, кроме леди Сибил, то сразу же со мной подружилась. И она так мне помогла — все про всех рассказала: и кто кому родня, и все прочее. Я ей говорила, что вам хочется, чтобы я завела дружбу с кем-нибудь из ровесниц, — запинаясь, договорила она.
 — Охотно верю. Вот только меня удивляет — как это леди Симмондс не упомянула тебе, что мы уже знакомы, — ответила леди Баллард. — Причем довольно давно.
 Линдсей вопросительно оглянулась на Клариссу, но та лишь расплылась в улыбке. Уголки губ ее задорно вздернулись вверх, на круглых щечках появились очаровательные ямочки, а огромные фиалковые глаза засияли.
 — Хотела удивить вас, леди Баллард. Ну разве это не чудесное совпадение, что мы с Линдсей вдруг так неожиданно встретились! Я и сама буквально умирала со скуки среди этих престарелых чопорных «синих чулок».
 — Едва ли Эрнестину Сибил назовешь «синим чулком», — резко отозвалась графиня. — И она по меньшей мере на пятна дцать лет младше меня. А кстати, разве ее Изабелла не того же возраста… то есть нет, разве Изабелла не младше вас, леди Симмондс? И несомненно, на приеме были также сестры Кларидж. Мне доподлинно известно, что они…
 — О-ля-ля! — Кларисса так изящно и грациозно порхнула прямиком к леди Баллард и присела перед ней в реверансе, что Линдсей едва не позеленела от зависти. — Там и впрямь было целое столпотворение, верно, Линдсей?
 — Ну да…
 — Вот видите! Линдсей просто растерялась среди такой шумной толпы, да и я тоже.
 Новая подруга Линдсей была одета в платье из тончайшего батиста цвета морской волны, вопреки правилам приличий декольте на нем было чересчур глубоким. Пышная грудь леди Симмондс чуть не выпрыгивала из открытого лифа, а полупрозрачная ткань выгодно обрисовывала тоненькую талию и очертания крутых бедер. Густые рыжевато-каштановые локоны обрамляли лукавое личико, волнами спадая па молочно-белую кожу. Замысловатую прическу украшали искусственные цветы в тон платью и жемчуг. Признаться, подобным наряд показался Линдсей слегка вычурным и излишне пышным для дневного приема, но, рассудила она, Клариссе виднее, и к тому же платье ей очень к лицу.
 — Кларисса удивительно славная. Девушка почувствовала отчаянное желание защитить это милое и замечательное создание, которое так дружелюбно отнеслось к ней, хотя Линдсей была всего-то дальней родственницей графини Баллард. — И знаете, она встречалась с лордом Байроном!
 Кларисса затрепетала ресницами. Линдсей ужасно хотелось научиться делать так же, но, как ни странно, оказалось, что это целое искусство.
 — Ах, этот волнующий взгляд исподлобья, — восхищенно протянула Кларисса. — Клянусь, когда он посмотрел на меня, я едва не лишилась чувств.
 — Вот уж не сомневаюсь, — едко заметила леди Баллард. — А еще о чем вы сегодня беседовали?
 — Да так, ничего занимательного. — Кларисса проворно развернула веер. — Довольно скучный приемчик. Нет, ну разве не изумительно? Мы с вами и так уже лучшие подруги, а теперь еще и Линдсей станет нашей милой наперсницей! Жду не дождусь возможности стать ее компаньонкой. А раз уж я скоро буду членом…
 — Надеюсь, Изабелла Сибил уже выздоровела? — Тетя Баллард почему-то поторопилась перебить гостью. — Вы же знаете, бедняжка слаба здоровьем.
 Кларисса скорчила гримаску и приподняла тонкую бровь.
 — В самом деле? Вот уж не знала. Неудивительно, что она обречена залежаться на полке. Этакая девица в стиле «вода с молоком». Проста, точно девонширские сливки. И столь же безвкусна.
 — Позволь возразить, Кларисса. В наших девонширских сливках нет абсолютно ничего простого, а уж тем более безвкусного. А самые лучшие сливки производятся в поместье Хаксли — во всяком случае, так мне говорили люди, приезжавшие туда издалека специально, чтобы их отведать.
 Линдсей вихрем развернулась ко входу, едва не потеряв равновесие. В дверях стоял виконт Хаксли, мрачный, как грозовая туча. Сердце девушки неожиданно забилось так же бурно, как в тот раз, когда он учил ее вальсу. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Нет, надо навсегда стереть из памяти все, что последовало за тем ночным уроком танцев! С тех пор Эдвард и Линдсей ни разу не виделись, но сейчас минувшие дни, казалось, исчезли, растаяли без следа. Молодые люди словно снова остались наедине.
 — Эдвард! — В голосе Клариссы появились новые нотки, тихие, мягкие, чуть ли не нежные. — Я знала, что ты в Лондоне, но занят подготовкой к некоему… скажем, делу. Я ждала тебя каждый день. Ах, как нехорошо с твоей стороны так долго мучить меня ожиданием.
 — Я был занят, — коротко ответил Хаксли. Вслед за ним в гостиную вошел высокий и стройный молодой человек. — Мы с Джулианом были очень заняты, правда, Джулиан?
 — Именно.
 Линдсей решила, что очень и очень многие девушки сочли бы этого Джулиана весьма привлекательным молодым человеком. И в самом деле, он был хорошо сложен, а черты лица имел приятные и тонкие — сильный подбородок, твердый решительный рот, серые глаза под высокими бровями. Каштановые волосы слегка вились, а на кончиках были чуть светлее и золотистее, словно выгорели на солнце.
 Но по сравнению с Эдвардом Джулиан — будь он хоть самым что ни на есть красавцем — казался всего лишь безжизненной, пусть и со вкусом одетой, тенью.
 Но до чего же странная перемена произошла с Клариссой! Она вся вспыхнула, затрепетала и потупилась, бросая на Хаксли томные взоры из-под длинных ресниц. Линдсей вдруг ощутила самую настоящую опасность. Фи, да неужели… Да-да, самую настоящую ревность. С чего бы это? Что ей за дело до этого темного и загадочного, точно сам Люцифер, человека? Правда, она не очень-то точно представляла себе, как именно должен выглядеть Люцифер. Преподобный Уинслоу пытался описать его, но в самых общих чертах, да и сам, казалось, был не очень-то сведущ в этом вопросе.
 — Линдсей, я сказал — добрый вечер.
 Звуки глубокого, мужественного голоса вывели девушку из забытья. Она вздрогнула и густо покраснела.
 — Простите. Добрый вечер, милорд.
 Неприлично было и дальше тупо пялиться в пол. Собрав всю свою решимость, Линдсей заставила себя поднять глаза. Взгляд ее скользнул по высоким сапогам виконта… коленям… сильным мускулистым бедрам… Она вздрогнула и стремительно вскинула голову. Глаза молодых людей встретились. Взор виконта не выражал ничего, кроме пристального внимания к девушке.
 — Эдвард, — нарушила их молчание Кларисса. — До чего же все чудесно сложилось. Я так по тебе скучала. А ты, подумать только, хранишь такие чудесные планы в тайне. Знаешь, как мне трудно было никому не проболтаться…
 — Ах, не стоило зря мучиться, дорогая, — перебил ее Эдвард. — Вполне естественно, что весь круг твоих знакомых знает, что я в Лондоне. Правда, ума не приложу, им-то какое до этого дело. Линдсей, Кларисса рассказала тебе, что ее покойный муж был другом моего отца?
 Девушка ошеломленно покачала головой. Кларисса казалась такой юной. Бедняжка! Должно быть, жестокая семья выдала ее замуж за старика, когда она была еще совсем девочкой.
 — Мой дорогой муж был для отца Эдварда все равно что еще один сын, — тут же отозвалась Кларисса, не глядя на Линдсей, и тяжело вздохнула. — Мы с Френсисом так мало успели пробыть вместе.
 Глаза Линдсей наполнились слезами.
 — Какая же ты храбрая, Кларисса. Я бы ни за что не догадалась, что ты уже успела так настрадаться.
 Неожиданный бурный взрыв кашля привлек ее внимание к другу Эдварда. Тот отвернулся, закрывая лицо носовым платком.
 Хаксли не обратил на этот небольшой инцидент ни малейшего внимания.
 — Кларисса и в самом деле очень храбрая. Надеюсь, она простит мне, что я до сих пор не успел ее навестить. Я сделаю это завтра. Скажем, около одиннадцати, идет?
 — Как угодно. — Полные губки Клариссы улыбнулись. — А можно и раньше. Как тебе больше нравится.
 — Джулиан, не стойте на пороге, проходите в комнату, — внезапно сказала графиня. — Линдсей, раз уж Эдвард, по всей видимости, напрочь забыл о хороших манерах, позволь мне самой представить тебе достопочтенного Джулиана Ллойд-Престона. Они с Эдвардом вместе учились в Итоне и Кембридже. Вы приехали в своем экипаже, Джулиан? Или с Эдвардом?
 — В своем, миледи.
 — Замечательно. Леди Симмондс, без сомнения, утомилась. Не будете ли вы столь любезны сопроводить ее домой?
 — О, но я вовсе не устала, — запротестовала Кларисса. — И я уверена, Эдвард хочет…
 — Я и в самом деле очень хочу с тобой побеседовать, — виконт улыбнулся краешком губ. — Но мне кажется, тетя со свойственным ей отсутствием эгоизма просто намекает, что устала и хотела бы немножко побыть в кругу семьи. — Он повернулся к Линдсей и добавил: — Мы с Клариссой старые друзья. Как она и говорила, ее муж был моему отцу точно сын родной. Гак что, сама понимаешь, Кларисса мне все равно что сестра.
 — Да, — слабо кивнула девушка.
 Тетя Баллард дернула за шнурок, и через несколько мгновений на звонок явился Норрис со своей обычной чопорно-неодобрительной миной. Между тем Джулиан Ллойд-Престон выпроводил все еще протестующую Клариссу из гостиной, но напоследок та успела-таки пообещать своей новой подруге, что очень-очень скоро снова заедет навестить ее.
 Едва дверь за ними захлопнулась, как Линдсей отвернулась и принялась нервно расхаживать среди столов и шкафчиков с бесценными коллекциями фарфора, серебряных и золотых безделушек и прочих милых пустячков, украшавших гостиную.
 — Я обдумал твои слова, тетя, — начал виконт. — Про успехи Линдсей.
 Девушка лишь большим усилием воли сдержалась, чтобы не оглянуться на него.
 — И что же ты надумал? — осведомилась графиня. — Все складывается просто чудесно. Сам видишь, Линдсей выглядит прекрасно.
 — Не просто прекрасно, а восхитительно, — отозвался Эдвард, и девушка залилась краской.
 — Линдсей осознала разумность нашего решения подождать с оглашением помолвки до тех пор, пока она немножко не освоится в свете, — заметила леди Баллард.
 Линдсей закрыла глаза, моля Господа надоумить ее, как найти выход из сложившейся ситуации.
 — Пока еще мне не представилась возможность обсудить дальнейшие приготовления с мистером Латчеттом и его матерью, — продолжала ее почтенная наставница.
 — Зато мне представилась, — ответил виконт. — Мистер Латчетт с головой ушел в свои личные дела и, по его словам, полностью удовлетворен тем, как его приняли в Лондоне.
 — Безусловно. — Девушке показалось, что в голосе графини послышались язвительные нотки. — А миссис Гранвилл?
 — Как раз собирался сказать. Старая ка… Миссис Гранвилл тоже нашла чем заняться. Если не ошибаюсь, она пополняет свой гардероб. Хотя, не скрою, она действительно выражала некоторое… ну, скажем, разочарование. Она надеется, что ей еще выдастся случай покрасоваться в том, на что она потратила мои… Словом, ей бы хотелось тоже поучаствовать в приготовлениях к нашей с Линдсей свадьбе.
 — Но она хоть понимает, что пока нельзя об этом рассказывать?
 — Понимает, что мы так хотим. Что же до нее самой, то она жалуется, что не желает страдать, как она выразилась, от заточения в Челси.
 — Непременно приглашу миссис Гранвилл к чаю. Позову каких-нибудь подходящих гостей.
 Все, чаша ее терпения переполнилась! Не в силах больше сдерживаться, Линдсей возмущенно повернулась к беседующим.
 — Нет, право! Послушайте, я ведь тоже здесь. По-вашему, обо мне можно говорить так, словно меня нет или я какая-то безгласная тень?
 — Линдсей, никто не хотел тебя обидеть, — невозмутимо отозвалась тетя Баллард. — Правда, Эдвард?
 — Чистейшая. — Он, в свою очередь, повернулся к девушке. — Сегодня ты прекрасно выглядишь, Линдсей. Хотя разве бывает иначе?
 Резко развернув сиреневый шелковый веер, Линдсей принялась лихорадочно им обмахиваться, чтобы скрыть смущение. Пожалуй, от этой вещицы, которой она так быстро научилась пользоваться, и впрямь немалая польза. Под взглядом Эдварда девушку буквально бросило в жар.
 — Да, вы будете очень красивой парой, — негромко промолвила графиня.. Линдсей удивленно поглядела на нее. — Но, дабы соблюсти приличия, нельзя так явно демонстрировать свои чувства.
 — Ты, разумеется, как всегда, права, — кивнул Эдвард, но его неотрывный, жадный взор, охватывавший с головы до ног стоявшую перед ним хрупкую фигурку, явно не вписывался в принятые в обществе рамки дозволенного. — Именно об этом я и собирался с тобой поговорить. Надо обязательно раздобыть для Линдсей компаньонку на ближайшие несколько недель.
 — Разве я тебе об этом раньше не говорила?
 — Ну конечно, Антония.
 — Леди Симмондс как раз предлагала свои услуги…
 — Не стоит об этом, — коротко оборвал виконт. — Во время пребывания в Корнуолле я познакомился с мисс Сарой Уинслоу, самой близкой подругой Линдсей.
 Девушка задохнулась от неожиданности.
 — Правда? Я и не думала…
 — Иначе говоря, — он сделал широкий жест рукой, — ты так живо и образно рассказывала мне о ней, и с такой нежностью, что мне уже кажется, будто я и в самом деле с ней встречался. Как бы там ни было, я решил, что мисс Уинслоу будет для тебя наилучшей компаньонкой. Согласна?
 Сердце Линдсей затопила буйная, невероятная радость. Сара? Милая, чудесная… надежная Сара! Вот на кого можно положиться, если попытки убедить Хаксли отказаться от дурацкой затеи со свадьбой потерпят крах.
 — Да! О, Эдвард, да, да. Это просто замечательно. Тетя Баллард, пожалуйста, согласитесь. Я знаю, Сара вам понравится. Она дочь священника, — торжественно заключила девушка свою речь, уверенная, что эта веская деталь непременно развеет любые сомнения, которые только могут возникнуть у графини.
 Тетя Баллард фыркнула.
 — Дочка деревенского священника? Едва ли она будет способствовать твоему совершенствованию по части светской беседы, безупречных манер и умению держаться.
 — Ой… Да нет, что вы. Сара такая воспитанная и образованная, вы просто не представляете. Даже мой папа, упокой Господь его душу, всегда твердил, до чего Сара очаровательна и хорошо воспитана. Она гораздо лучше меня обучена светским манерам. Все так говорят.
 Эдвард издал какой-то сдавленный звук, и Линдсей перевела глаза на него. Но виконт, казалось, пребывал в глубокой задумчивости.
 — Милорд, вы же уже встречались с Сарой, а я и забыла. Правда, ненароком, в конюшне, как раз когда я рассказывала ей про чудовищное недоразумение, когда я подумала, что вы — ее…
 — Именно так. Нет, я не забыл, просто предпочел не упоминать об этом, чтобы не смущать тебя лишний раз. Итак, — он подарил тетушке обольстительную улыбку, — договорились? Можно послать за мисс Уинслоу прямо сейчас, без дальнейших отлагательств?
 — Ну, раз уж вы так настаиваете, — поморщилась графиня. — Надеюсь, девица действительно воспитанна и образованна.
 — Очень-очень, — поспешила заверить Линдсей. — Просто безупречно.
 — Как продвигаются дела с новыми туалетами? — поинтересовался Эдвард у тети. — Вот дьявольщина. — Он умолк и бросил быстрый взгляд на Линдсей, но потом собрался с мыслями и продолжил: — Не очень-то, знаешь ли, приятно было обнаружить, что твоя мачеха предпочла полностью обновить себе гардероб, а старое тряпье перешить для тебя.
 От унижения у девушки едва не подкосились ноги.
 — Это совсем не старое тряпье, милорд. И платья очень искусно переделаны. И все до одного сшиты из прекрасной ткани.
 — И с отменным вкусом, — пробормотала леди Баллард себе под нос. — Ничего, Эдвард, пустяки. Должно быть, произошло недоразумение. Как бы там ни было, отвечая на твой вопрос, скажу, что моя модистка утверждает, будто работать с Линдсей просто сказка. Французы так эмоциональны… Разумеется, теперь Линдсей носит все новое. С помощью мадемуазель Натали мы обо всем позаботились. Остались лишь последние штрихи — и все готово.
 Да, на наряды денег и впрямь не пожалели. Линдсей даже страшно было думать, сколько же потратила графиня на ее обновки. На эти деньги можно было кормить арендаторов Трегониты несколько лет. Но девушка не лгала себе — что там ни говори, а беспрестанный парад роскошных тканей, модных фасонов и совершенно немыслимых украшений приводил ее в неописуемый восторг.
 — Ты улыбаешься, — тихонько заметил Эдвард. — Возможно ли, что ты наконец-то начала радоваться жизни хотя бы немножко?
 Линдсей вмиг напустила на себя серьезный вид.
 — Я думала о приезде Сары. А когда? Когда она приедет?
 — Как можно скорей. Я же вижу, как много это для тебя значит. Мне приятно радовать тебя.
 При этих любезных словах Линдсей вспыхнула от удовольствия. Тетя Баллард откашлялась.
 — До бала у Камберлендов осталось всего несколько дней. Эдвард, ты непременно там будешь, понял?
 — Проклятие!.. Прошу прощения. Ненавижу балы.
 — Лучший танцор Лондона утверждает, будто ненавидит балы?
 У Линдсей перехватило дыхание. Эдвард? На балу? Танцевать с Эдвардом?!
 — Подобные мероприятия изобилуют людьми посредственными, — пожал плечами Эдвард. — А я терпеть не могу посредственностей.
 — Этот бал станет исключением. Для успеха нашего плана необходимо сделать из Линдсей королеву сезона. Брюммель уже обещал удостоить ее кивком.
 — Черта лысого он пообещает хоть что-то ни с того ни с сего! — Эдвард ухмыльнулся и придвинул стул к креслу тетушки. — Как ты ухитрилась этого добиться?
 — У меня есть свои способы.
 Теперь, когда рядом с графиней, держа ее за руку, сидел любящий племянник, она сразу как-то смягчилась, стала добрее и проще. Ласково покачивая головой, она не отводила взгляда от Эдварда.
 — Ты так добра ко мне, Антония, — произнес он. — Ума не приложу, зачем ты взвалила на себя столько хлопот.
 — В самом деле? Нет, мой мальчик, меня твой взрослый вид не проведет. Я знаю тебя с колыбели. Ты был таким хорошеньким малышом. И он все еще прячется внутри тебя, каким бы циничным ты ни притворялся.
 Вздор, — буркнул Эдвард, однако не вынул руки из тетиной ладони.
 Линдсей невольно залюбовалась этой парой. Пусть Хаксли обычно был суров и мрачен, пусть он привык всегда поступать по-своему, но и у него имелись положительные качества.
 — Мы с Линдсей появимся на балу чуть раньше тебя. Не слишком рано, но до тебя. А тебя, наверное, следует ждать где-нибудь около полуночи?
 — Я думал сыграть несколько партий в вист и…
 — Значит, около полуночи. Линдсей как раз хватит времени, чтобы завести новые знакомства и потанцевать вдоволь, чтобы все решили, будто она еще не сговорена.
 — Я бы все же предпочел, чтобы она не танцевала. — Эдвард резко вскочил и сразу как-то весь напрягся. — То есть я даже требую, чтобы она не смела танцевать с другими мужчинами.
 — Линдсей будет танцевать. — Графиня словно не заметила бунта на корабле. — Ты появишься, станцуешь пару раз с какими-нибудь другими девушками, потом подойдешь ко мне. Твой первый танец с Линдсей будет выглядеть всего лишь знаком почтении ко мне. По ходу вечера, пожалуй, будет разумно, чтобы ты… гм… просил еще несколько танцев, с нарастающим пылом. Вы даже можете сделать вид, что начали интересоваться друг другом.
 — Антония, послушай…
 — Да-да, так и сделаем. — Графиня тоже поднялась. — А теперь прошу меня простить, я устала. Окажи мне любезность, Эдвард, побудь немного с Линдсей перед уходом. Знаю, что у тебя полно дел, одно важней другого, но Линдсей еще не вполне освоилась со шлейфом.
 — Но я не ношу шлейфов, — вмешалась Линдсей, отчаянно пытаясь спастись от того, что предлагала леди Баллард.
 — У Камберлендов ты будешь в платье со шлейфом. Насколько я помню, мы остановились именно на нем. Или нет? В таком случае мне надо немедленно проконсультироваться с мадемуазель Натали.
 — Да, оно со шлейфом.
 — Замечательно. Значит, сейчас просто представь, будто ты в нем. — Графиня гордо прошествовала к двери. — Эдвард отлично разбирается в подобных вещах. Уверена, что и ему пора хоть чуть-чуть потрудиться, чтобы подготовить тебя к этой свадьбе. Он посмотрит, как у тебя получается ходить со шлейфом, а если что не так, поправит.




 Глава 12


 Эдвард молча ждал, пока за Антонией закроется дверь. Что там ни говори, а его тетушка, несмотря на всю свою напускную суровость, неисправимый романтик.
 Линдсей стояла, легонько опираясь рукой на спину древней-предревней китайской фарфоровой собаки. Сказать «цветущая» — значило бы отдать лишь безгранично малую дань той прелестной картине, что являла собой девушка.
 — О чем задумалась? — Присев в кресло, откуда только что встала леди Баллард, виконт закинул ногу на ногу. — Пожалуй, глупый вопрос. Без сомнения, ты думаешь о нашем обручении и о том, что скоро станешь моей женой.
 И в самом деле интересные мысли, особенно последняя.
 — Да, милорд, мне бы хотелось поговорить с вами именно на эту тему. — Огромные голубые глаза сверкнули. От слез или от возмущения? Впрочем, следующие слова девушки показали Эдварду, что от возмущения: — До сих пор я надеялась, что вы сами рано или поздно образумитесь, без моей помощи. Но похоже, пришло время посвятить вас в некие детали, которые сумеют исправить ваше ошибочное суждение обо мне.
 — Линдсей, мы же с тобой не фехтуем. И мне казалось, для нас стадия официальных любезностей давным-давно миновала. Пора уже тебе обращаться ко мне попроще.
 — На уроках светских манер, — девушка вздернула подбородок, — меня научили, что, напротив, приличествует обращатьсяк вам именно так — формально, — поскольку мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга.
 Засмеявшись, виконт вскочил на ноги.
 — Недостаточно хорошо знаем друг друга? Сильно сказано. По-моему, любая молодая леди, знающая мужчину так близко, как ты меня, просто возмутилась бы, посмей я обратиться к ней официально, а не по имени.
 Линдсей нервно теребила пальцами складку на платье, но упрямо не отводила глаз от его лица.
 — Вовсе незачем напоминать мне, что я… Да, я поддалась слабости, а вы… Вы единственный, кто знает о моих порочных наклонностях. Но к делу, сэр. Учитывая, что вам известны обо мне такие компрометирующие вещи, я полностью принимаю ответственность за все произошедшее на себя и освобождаю вас от ложно понятого чувства долга.
 Ее грудь бурно вздымалась, и взор Эдварда невольно застыл именно там. Так, значит, Линдсей его освобождает?
 — Об этом не может быть и речи, — тихо, но твердо произнес он. Не может быть и речи. И причины были уже не так просты, как казались тем солнечным утром в Корнуолле, когда он впервые увидел этот полураспустившийся бутон.
 — Тогда вынуждена напомнить вам о предложении, которое… Ну помните, тогда вечером, я предложила другой выход из создавшегося положения.
 Нельзя смеяться. Даже улыбаться — и то нельзя. Бедняжка и не подозревает, что ее полнейшая житейская неискушенность лишь подогревает, а не охлаждает его пыл.
 — Как не помнить. Очень мило с твоей стороны. Знаешь, Линдсей, у меня создалось впечатление, что ты просто-напросто боишься меня, вот и хочешь куда-нибудь убежать и спрятаться.
 Девушка с трудом сглотнула.
 — Я ничего не боюсь, сэр. — В доказательство она грозно сжала крошечные кулачки. — Я всего лишь предложила вам достойный выход из совершенно немыслимой ситуации. Но поскольку, видимо, мое решение вас не устраивает, можно сделать и по-другому. Давайте скажем всем, что мы не подходим друг другу. Я вернусь в Корнуолл, и мы оба забудем, что вообще встречались.
 Эдварда на миг охватило сомнение — но лишь на миг. Не может же быть, чтобы он внушал девчонке отвращение! Нет, скорее всего просто он, сам того не желая, с самого начала напугал маленькую глупышку — вот и объяснение всем этим девичьим страхам. Отныне надо обращаться с ней поделикатнее, а это дело не из легких, учитывая, что каждый раз, увидев ее, он мигом забывает о первоначальных причинах, толкнувших его на подобный брак.
 — Вам не кажется, что это было бы разумнее всего? — не унималась Линдсей. Виконта растрогали жалобные, даже умоляющие нотки, сквозившие в ее голосе.
 — Нет, дорогая. — Он старался говорить как можно ласковее. — Ты просто не понимаешь некоторых вещей. Постараюсь тебе объяснить. Соглашение о нашем браке уже подписано… — Главное — не проболтаться, что все эти формальности по большей части были улажены еще до первой встречи с будущей невестой или даже Роджером Латчеттом. — Твой сводный брат, твой опекун по закону, принял предложенные мной условия. Пути назад нет, это чревато слишком серьезными осложнениями, включая и пятно на моем имени. А пятна на своем имени я никогда не допущу.
 — Но… — Девушка шагнула к нему. — Для такого человека, как вы, я буду просто ужасной женой. Вы же сами видели, я вам совсем не подхожу. Милорд, умоляю вас, ведь официального объявления о помолвке еще не было. Неужели… — Она запнулась и нерешительно дотронулась до его груди. — Милорд, так будет лучше… для вас же.
 Розовые мягкие губки, полуоткрытые и умоляющие, оказались совсем близко от лица Эдварда. Пусть он и славился своим умением сдерживать чувства и владеть собой, но и он, в конце концов, был всего лишь человек.
 Медленно, бережно, чтобы девушка не испугалась и не отпрянула, он поднес руку к ее щеке, провел пальцами по нежной коже к уху, коснулся шелковистых волос. Какие мягкие блестящие локоны. По руке его скользнула золотая прядь.
 — Нет, — улыбнулся он, заглядывая в глаза Линдсей. Цвет их неожиданно изменился, в глубокой синеве засияли темно-фиолетовые искры. — Нет, Линдсей, для меня так будет вовсе не лучше, и для тебя, по-моему, тоже.
 Не выдержав, он легонько поцеловал ее в шею. Девушка вздрогнула.
 Эдвард — Имя слетело с ее губ еле слышным вздохом. — Пожалуйста, не надо. Когда ты касаешься меня, я совершенно не могу думать.
 Виконт самодовольно улыбнулся и нагнулся еще ниже, к молочно-белому основанию двух высоких бугорков. Линдсей и не пыталась отстраниться. Дыхание вылетало из ее груди короткими резкими вздохами, две маленькие ручки легли на плечи Эдварда.
 Тот весь так и напрягся, стараясь, чтобы тело не реагировало на ее прикосновения так бурно. Напрасно. Но контролировать себя по крайней мере он мог. Борясь с жаркими вспышками, пронизывавшими его чресла, виконт чуть приспустил легкую ткань лифа девушки и ощутил, как под его поцелуями затвердевают бутоны ее сосков.
 — Нет, — простонала Линдсей, но сама же крепче вцепилась в Эдварда, буквально повиснув на нем. — Перестань.
 Он на миг поднял голову, чтобы взглянуть на тающую словно воск девушку, и это зрелище чуть не лишило его способности держать себя в руках. Линдсей трепетала. Поцелуи виконта сделались жарче — куда жарче, чем он собирался вначале. Любовно исследовав нежную ложбинку между грудей девушки, он накрыл ладонью одну из них, жадно ища губами губы невесты, уже не в силах остановиться. Уста ее приоткрылись навстречу ему, и, ощутив призывную сладость се губ, он проник языком дальше, вглубь, неистово лаская рукой требовательно напрягшуюся грудь. Она невольно выгнулась на встречу, со слепым и наивным пылом прижимаясь к нему всем телом.
 Нет! Не сейчас!
 — Вот видишь. — Эдвард с усилием оторвался от Линдсей. Собственный голос казался ему каким-то чужим, хриплым и резким. — Между нами, радость моя, и впрямь существует то, что ты называешь чем-то химическим. Даже если бы и не были уже связаны соглашением, от которого поздно отказываться, я бы тебя все равно никому не уступил.
 Еще не пришедшая в себя Линдсей уставилась на него затуманенным взором. Щеки ее медленно залились румянцем. Глядя на обнаженную девичью грудь, на розовые, влажные от его поцелуев соски, Эдвард ощутил новый острый прилив желания.
 — А теперь, Линдсей, пожалуй, мне пора помочь тебе освоиться со шлейфом на бальном платье.
 Ее учащенное, взволнованное дыхание безумно волновало и будоражило виконта. Черты лица девушки словно заострились от смущения и испуга.
 — Ну, мое дивное видение, покажи-ка мне, как ты с ним управляешься.
 Не отводя от него глаз, она неловко махнула рукой за спиной.
 — Повернись.
 Она послушалась, но по-прежнему оглядывалась на него через плечо, пытаясь встретиться с ним взглядом. Эдвард сглотнул. Нет, эта девушка его с ума сведет. Во всем свете второй такой не сыщешь. Никогда еще он не чувствовал себя так, как в эту минуту.
 Шагнув к невесте, он взял маленькую холодную ручку.
 — Вот так вот, малышка. При повороте легкий взмах рукой и движение бедрами. Ручаюсь, ни один мужчина от тебя глаз не отведет.
 А если она еще и выглядеть будет так же, как сейчас, все просто на колени попадают. Эдварда заранее охватила ревность. Пусть только кто-нибудь попробует слишком долго глазеть на его невесту! У такого глупца надолго пропадет охота попадаться на глаза лорду Хаксли.
 Осторожным, почти незаметным движением Эдвард ухватился за бедра девушки и притянул к себе, прижимая к той части своего тела, что уже не могла скрывать охватившее его желание. Линдсей не сопротивлялась, лишь бросила на него пламенный, лихорадочный взгляд. Стараясь взять себя в руки, виконт принялся поправлять платье у нее на груди, невольно продлив это нехитрое действие так долго, что ему показалось, что у него вот-вот подкосятся ноги.
 Стоп! Он ведь затеял все это сватовство не ради своих плотских желаний. Им движет иная цель, а влюбляться вовсе не входило в его планы.
 Эдвард шагнул назад. В жилах неистово пульсировала кровь. Любовь? Да нет никакой любви, все это вздорные выдумки поэтов и романтиков, годные лишь на то, чтобы морочить глупых женщин.
 — Прости.
 — Что? — Уж не ослышался ли он? — Что ты сказала? Девушка плакала — беззвучно, почти без слез, но, несомненно, плакала.
 — Прости, я не хотела… Наверное, я слишком… несдержанная, да? Я читала про таких, как я, но никогда не думала, что у меня и у самой обнаружатся такие наклонности. Боюсь, я совсем не могу себя контролировать, когда доходит до… Я сама себя не понимаю.
 Внезапно Эдвард почувствовал себя очень старым — старым и умудренным жизнью. Бедная крошка. Бедная маленькая Линдсей. Она хочет, но сама не знает — чего.
 — Милая, не думай об этом. Просто пойми, что таким женщинам, как ты, лучше быть замужем.
 Впредь надо постараться поменьше бывать с ней наедине, а не то он вконец голову потеряет. Нельзя ни на шаг отклоняться от задуманного пути. Настоящее испытание настанет, когда они наконец поженятся и он будет волен делать с молодой женой все, что пожелает. И вот тогда-то ему лучше облечься в броню — не то искушения не избежать.
 — Эдвард, — прервала она поток его размышлений, — ради Бога, отошли меня обратно домой.
 Ответ мог быть только один. Брак их состоится — но останется фиктивным, пока с Латчеттом не будет покончено и он не покинет пределы Англии.
 — Ну, пожалуйста, Эдвард. Ты слишком дорог мне, чтобы… — Она испуганно прикрыла рот ладошкой.
 Виконт сузил глаза.
 — Наша свадьба состоится в ту минуту, когда мы с Антонией… ну и твоим сводным братом, разумеется, сочтем, что пришло для этого время, — ни раньше ни позже.
 Он знал — Линдсей вовсе не хотела сказать, что он ей и в самом деле дорог, она не то имела в виду. Нет, просто девочку испугали внезапно проснувшиеся в ней плотские желания.
 — Эдвард. — Голос Линдсей вдруг зазвучал совсем иначе. Виконт насторожился. С чего бы это — внезапно распрямившиеся плечи, непокорный огонек в только что безвольно потухших глазах? Девушка дерзко встряхнула головой, отбросив с лица выбившиеся из прически пряди волос. — Я тебя предупреждаю. Лучше оставь эту затею.
 — Вы меня предупреждаете, мисс? — Спору нет, она прекрасна и в гневе. Однако восхищение восхищением, но пора и честь знать. — Я постараюсь забыть, что ты пыталась так глупо запугать меня.
 — Я говорю серьезно.
 Лорд Хаксли резко повернулся на каблуках и направился к выходу.
 — Достаточно, — отчеканил он, открывая дверь. — Больше мы обсуждать эту тему не станем. Будь добра, во всем слушайся тетю. Увидимся на балу у Камберлендов.
 И с этими словами он решительно вышел из комнаты, оставив Линдсей в одиночестве.




 Г лава 13


 Карета мчалась сквозь тьму. В окна хлестал бешеный ливень. Наклонившись вперед, Джулиан протер запотевшее стекло. Редкие прохожие, скользя и оступаясь на залитых водой булыжниках, торопились добраться домой. С плащей их струились потоки дождя.
 Карета тряслась па ухабах, колеса жалобно поскрипывали. Тяжело подпрыгнув на сиденье при очередном толчке, Джулиан искоса поглядел на своего спутника. На суровом, точно вырезанном из гранита лице Эдварда застыло выражение мрачного упорства.
 Наконец Джулиану стало невмоготу переносить затянувшееся молчание.
 — А ты, друг мой, похоже, очень торопишься.
 Виконт лишь неразборчиво пробормотал что-то в ответ и снова отвернулся к окну со своей стороны.
 — Знаешь, к тому времени как я доставил Симмондс домой, она уже успела разбушеваться не на шутку.
 — Забудь об этом. Завтра я сам разберусь с этой распутницей.
 Да, в чем, в чем, а в том, что Эдвард сможет укротить леди Симмондс и держать ее в смирении, Джулиан ничуть не сомневался. Но сегодня ночью им предстояли дела поважнее.
 Снова воцарилось безмолвие. Карета с громыханием пробиралась сквозь лабиринт ночных лондонских улиц. Несмотря на мрачность окружающей обстановки, Джулиан остро ощущал, что в их сегодняшней вылазке есть и что-то неуловимо шутовское.
 — Ты уверен, что это хорошая идея, Эдвард? — Виконт появился у дверей друга, едва тот успел доставить домой Клариссу Симмондс и вернуться к себе.
 — А почему бы и нет? — Тон Эдварда явно показывал, что сейчас лорд Хаксли не в том настроении, чтобы обсуждать разумность своих поступков. — Еще слово, Джулиан, и я велю кучеру тебя высадить.
 — Ты не в духе, друг мой, — заметил Джулиан, понимая, что ледяной тон лишь прикрывает снедающую виконта тревогу. — Что бы нам ни предстояло, я с тобой. Как всегда.
 Эдвард беспокойно заерзал на кожаном сиденье.
 — То, что нам, как ты говоришь, предстоит, касается негодяя, которого я намерен раздавить.
 — Это-то я и хотел с тобой обсудить.
 — Я тебе уже говорил, никаких обсуждений. Скольким бы ни был обязан Джулиан лорду Хаксли, но все же он не собирался покорно сносить припадки плохого настроения друга.
 — А мне все же кажется, нам есть что обсудить. Ты просил меня помочь, и я уже кое-что для тебя выяснил.
 — Замечательно. Так какой из него игрок?
 Молодой Ллойд-Престон пожал плечами. Последние несколько дней по просьбе Эдварда он провел с Роджером Латчеттом, незаметно приобщая его к карточным играм в «Клубе кутил», где делались самые высокие ставки во всем Лондоне.
 — Довольно неловко, никакой тонкости. Ты не ошибся, он предпочитает кости, но проницательно догадывается, что джентльменам все-таки больше пристало играть в вист. У него ни выдержки, ни мозгов. А вдобавок он уверен, что ты за него всегда заплатишь, и от этого постоянно зарывается.
 — Чудесно. Я на то и рассчитывал.
 — А как ты умудрился провести его к «Кутилам»?
 — Кое-кто задолжал мне небольшую услугу.
 Джулиан снова покосился на друга. Это резкое, волевое лицо не ведало снисхождения. Человек, навлекший на себя ненависть виконта Хаксли, достоин лишь жалости. Лучше ему бежать, скрыться в самом темном и незаметном уголке земного шара.
 — А в клубе Латчетт так пыжится и задирает нос, что все от него шарахаются. Знаешь, просто невероятно, до чего же он доволен собой и своей удачей. По-моему, ему кажется, что его приняли за своего. — Джулиан покачал головой. — Ты бы только посмотрел на его галстуки! А носовые платки? Чудовищно.
 — Этот человек — зло. Вот и все, что меня волнует. Чтобы жизнь была хоть сколько-нибудь сносной, зло необходимо искоренять.
 Джулиан призвал на помощь все свои дипломатические способности… а заодно и мужество.
 — Линдсей Гранвилл очень красива.
 — Тебе виднее.
 — Пусть так. И я знаю, что ты способен оценить настоящую девушку. Эдвард, она-то ведь ни в чем не виновата.
 — Линдсей тут ни при чем.
 Показалось ли ему, или голос Эдварда и впрямь чуть-чуть изменился? Уж не оправдывается ли он?
 — Смею выразить свое глубокое убеждение, что она в отличие от сводного братца очень добрая и славная. Или я ошибаюсь? Как тебе кажется?
 Лицо Эдварда подернулось дымкой задумчивости.
 — Нет, — медленно произнес он. — Ты не ошибаешься. Она действительно очень мила и… Она — сама невинность, в глубине которой пылают огни настоящей страсти. Жаль, что мы не встретились при других…
 — При других обстоятельствах? — докончил за него Джулиан. — Именно. Кажется, мой друг Железное Сердце, эта девушка могла бы глубоко затронуть твою душу.
 — Что за вздор, — скривил губы виконт. — Ни одна женщина не в силах затронуть мою душу. Сам знаешь.
 Джулиан сознавал, что в сердечных вопросах он не самый подходящий советчик.
 — Нет, я знаю только, что ты сам так решил много лет назад.
 — И так оно и есть.
 — Как скажешь, — кивнул Джулиан. Что толку спорить? Эдвард сейчас не в том расположении духа, чтобы хотя бы на миг предположить, что и он может пасть жертвой нежного чувства. — Ну что ж. Судя по моему собственному впечатлению о Линдсей Гранвилл, по явному расположению к ней леди Баллард, да и твоей к ней, скажем, несомненной склонности, я догадываюсь, что ты и в самом деле нашел наконец себе подходящую кандидатуру на роль жены.
 — Спасибо на добром слове, — ядовито отозвался виконт.
 — Да ради Бога, — небрежно отмахнулся Джулиан, решив на время забыть о дипломатии. — Эдвард. Не стану ходить вокруг да около, умоляя внять голосу разума. Черт возьми, старина! Просто позор использовать милую, невинную и прелестную девушку так, как ты собираешься использовать Линдсей. Я же тебя знаю, Эдвард. Ты будешь ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь. Ты ведь неспособен на бессмысленную жестокость.
 — Бессмысленную жестокость? — взорвался виконт, поворачиваясь к другу. — А чем, как не бессмысленной жестокостью, было убийство моего брата? Его честь, моя честь — да что там, честь всей нашей семьи, из которой теперь остался в живых только я один, — зависит от моего мщения за смерть Джеймса. Я отомщу — и видит Бог, ничто меня не удержит. Слышишь — ничто!
 — Но при чем тут эта девочка? Она же ничего не…
 — Да, она ничего не сделала, — процедил Эдвард сквозь плотно стиснутые зубы. — И я не причиню ей никакого вреда. Я всегда буду благодарен ей за те возможности, которые предоставляет мне этот брак. Иначе добиться полного и окончательного отмщения было бы гораздо сложнее.
 Похоже, сейчас уговаривать его бесполезно. Он бы и слушать не стал.
 — Но я видел, какими глазами она смотрела на тебя сегодня.
 Снова уткнувшись в окно, Эдвард сидел мрачнее тучи. То, что собирался сказать Джулиан, было чревато огромным риском, но молчать он не мог.
 — Линдсей любит тебя.
 Наступила такая тишина, что он услышал, как бьется сердце у него в груди. Сначала Эдвард не шелохнулся. Наконец губы виконта исказились в холодной гримасе.
 — Это просто смешно.
 — А по-моему, нет. Зачем тебе убивать эту любовь? Ради чего? Почему бы тебе не принять ее и не забыть обо всем остальном? Джеймс мертв. Ты ничего уже не исправишь.
 — Ты что-то расчувствовался, — пробормотал Эдвард. — Я же говорил тебе, я не причиню Линдсей ни малейшего вреда. Она станет моей женой и будет жить в роскоши, какую только может предоставить это положение. Когда-нибудь, когда вся эта история закончится, мы даже, быть может, успеем еще стать добрыми друзьями. Но пока она всего лишь карта, козырная карта в последней игре Роджера Латчетта. И эта карта — в моей руке.
 Крыть было нечем, признал Джулиан.
 — Ты все-таки не обижай ее, — негромко попросил он, сам удивляясь силе чувства, которое вызвала у него эта почти незнакомая девушка. — Она такая нежная, мягкая. Я прочел это у нее на лице. Нежность и сила. Могущественное сочетание, Эдвард. Только полный идиот откажется от возможности назвать такую женщину своей.
 Он ожидал новой вспышки гнева, но друг лишь бросил на него странный задумчивый взгляд. Должно быть, вспоминал о тех злополучных днях, когда сам Джулиан очертя голову бросился в водоворот несчастной любви. Любви, которая привела его сперва к границам счастья, а потом — к границам смерти. И тогда Джулиан поклялся, что никогда не взглянет ни на одну женщину иначе, чем как на источник наслаждения. Должно быть, Эдварду казалось странным, что такой человек теперь заступается за любовь. Джулиан и сам себя не понимал, но в этой девушке, Линдсей Гранвилл, он безошибочно распознал нечто особенное, поднимавшее ее над всеми остальными представительницами ее пола.
 Экипаж замедлил ход.
 — Челси, — произнес Эдвард, словно очнувшись от сна. — Мы почти на месте. Миссис Шеллинг велела нам оставить карету поодаль, чтобы не было видно из дома. Пройдем через сад, а потом — через черный ход.
 Джулиан пересел так, чтобы видеть лицо друга.
 — А ты уверен, что нам нечего опасаться подвоха с ее стороны?
 — Почему ты спрашиваешь? Я же тебе сказал, миссис Феллинг считает, что сегодня мне стоит увидеть все собственными глазами.
 — А что, если нас заметит Латчетт или его мать?
 — Поэтому-то мы и проникнем в дом через сад… Латчетт и миссис Гранвилл не знают о потайной лестнице с черного хода.
 Почему-то от заверений Эдварда тревога Джулиана лишь возрастала.
 — А ты уверен, что эта особа не задумала поймать нас в ловушку? Или ты именно потому и захотел взять меня с собой? Знай — я всегда готов поддержать тебя, если понадобится моя помощь в трудной и опасной переделке.
 — Мы с миссис Феллинг знакомы уже несколько лет. Я тебе до сих пор не рассказывал об этом эпизоде — просто случая не выпадало. На нее напала шайка негодяев, а мне случилось оказаться рядом и прийти ей на выручку. Ничего особенного. Сущие пустяки. Но с тех пор она только и твердит, что хочет отплатить мне за доброту.
 Карета остановилась. Не успел кучер слезть с козел, как виконт уже нетерпеливо распахнул дверцу и спрыгнул на мостовую. Джулиан последовал его примеру. Кучеру было велено ждать возвращения господ.
 Лорд Хаксли решительно зашагал прочь от кареты, но Джулиан поймал его за руку.
 — Так, значит, миссис Феллинг выпал случай отплатить тебе за доброту, сыграв роль домоправительницы при Латчетте и его мамаше?
 В темноте блеснули зубы Эдварда.
 — Не совсем. Хотя, уверен, миссис Гранвилл видит все именно в этом свете. Миссис Феллинг ведет для них хозяйство, но у нее имеются и иные… как бы получше выразиться… дарования.
 — Дарования? — Джулиан закинул голову назад. В мозгу его забрезжил луч понимания. — Ясно-ясно… Миссис Феллинг… а это-то какое отношение имеет к делу?
 — Ровно такое же, как и твои развлечения у «Кутил», — хмыкнул Эдвард. — Старания миссис Феллинг ускорят окончательный крах мистера Латчетта.
 — Что-то не пойму…
 — Ладно, Джулиан, хватит расспросов. Миссис Феллинг сообщила, что в деле наметился существенный прогресс. Она понимает, что я обязан отомстить. Я решил взять тебя, чтобы ты сам услышал все, что она нам скажет. Знаешь, способная женщина может поставить любого негодяя на колени. А она очень способная. Она поможет тебе убедиться, что моя месть справедлива.
 Поняв, что никакой аргумент не в силах поколебать решимость друга, Джулиан повыше поднял воротник и последовал за высокой, закутанной в плащ фигурой по неровным булыжникам мостовой. Дома, куда лежал путь друзей, были обнесены небольшими садиками. Без колебаний свернув к одному из них, Эдвард повел своего спутника по узенькому проходу меж двух оград.
 — Эдвард, — настойчиво зашептал Джулиан. — А почему бы вам с ней не встретиться где-нибудь в другом месте? Зачем тебе рисковать, приезжая сюда?
 — По ее настоянию.
 И Эдвард внял настояниям какой-то женщины? Смех, да и только!
 — Мне это не нравится.
 — Я уже понял. Ну вот, дошли. Теперь в эту калитку. Тише, Джулиан. Если можешь, потише.
 Подавив очередной протест, Джулиан свернул за Эдвардом в скрипучую калитку в высокой стене и ощутил под ногами скользкие, шаткие плиты садовой тропинки. Из-за отсутствия луны дорога была небезопасна. В ветвях деревьев завывал ветер. Стоило Джулиану поднять голову, как дождь с новой силой бил ему в лицо. Пахло мокрыми листьями и сырой землей.
 — Тсс.
 Эдвард предостерегающе вскинул руку, тяжело угодив Джулиану в грудь. Молодой человек невольно вскрикнул.
 — Да тише же. Нам в эту дверь.
 Джулиан поднял голову к невидимым во тьме небесам, моля ниспослать ему терпения.
 В доме их встретила кромешная мгла. Джулиан притянул Эдварда к себе.
 — Это безумие, — горячо зашептал тот. — Лучше…
 — Тсс, — зашипел ему на ухо виконт. — Я уже научился не задавать миссис Феллинг лишних вопросов. Во всех ее поступках таится глубокий смысл. Теперь нам надо подняться по лестнице. Наверху будет комната. Миссис Феллинг велела нам ждать там, пока она не придет с отчетом о своих успехах. А потом мы уйдем той же дорогой. По ее словам, нам никто не помешает. И она сказала, Джулиан, что я буду более чем доволен.
 Джулиан все больше убеждался, что с его стороны было чистейшей глупостью лезть в это дело.
 Молодые люди пробрались через темную кухню, полную различной рухляди. Джулиан чертыхался себе под нос, ежесекундно задевая то локтем, то коленом за какие-то острые углы. Эдвард же шагал легко и бесшумно, точно призрак, наделенный даром видеть во тьме. За пыльными занавесями обнаружилась обещанная лестница. На счастье, она вела только к одной комнате, так что ошибиться и попасть не туда было невозможно.
 Итак, — пробормотал Джулиан, — мы здесь. Но где же твоя миссис Феллинг?
 — Скоро придет. — Голос виконта звучал так невозмутимо, что Ллойд-Престон почти успокоился. Почти, но не совсем.
 Стоя плечом к плечу и не обмениваясь ни единым словом, друзья ждали, что же будет дальше. Эдвард первым заметил слабое алое мерцание и впился в плечо Джулиана.
 — Гляди, — еле слышно выдохнул он.
 Джулиан огляделся. Алое мерцание, казалось, исходило из какого-то квадрата в стене. Беззвучно шагнув вперед, молодые люди остановились в нескольких дюймах от этого квадрата.
 — Будь я проклят, — прошептал Джулиан. — Что это еще за дьявольщина?
 Эдвард не ответил. По ту сторону от отверстия в стене стояла небольшая плетеная ширма. Тонкие бамбуковые стебли полностью скрывали отверстие от посторонних глаз, позволяя в то же время наблюдателям видеть все, что происходит в комнате. Рядом в пурпурных стеклянных светильниках размещались свечи.
 — Что…
 Эдвард с такой силой стиснул руку Джулиана, что у того перехватило дыхание.
 — Ни звука, — предостерегающе прошипел виконт, наклонившись к уху друга.
 Молодые люди в едином порыве сделали еще шаг вперед. Теперь комната по ту сторону отверстия была перед ними как на ладони. В центре ее размещалась огромная кровать с балдахином — на кроваво-красном атласе, развевавшемся от слабого сквозняка, как живые, шевелились золотые изображения каких-то существ, не то людей, не то животных, гротескные фигуры сплетались в причудливых объятиях. Стены комнаты были обтянуты пурпурным шелком, на алом ковре тут и там валялись беспорядочно разбросанные красные с золотом подушечки. Другой мебели в комнате не наблюдалось лишь кровать и огромный лакированный комод черного дерева на четырех коротеньких ножках, вырезанных в форме когтистых лап. Ящички комода были украшены инкрустациями в виде длинных, переплетающихся змей с крохотными рубинами вместо глаз.
 — Боже праведный… — Слова замерли на губах Джулиана. В комнате кто-то был. Прямо перед его пораженным взором складки балдахина затрепетали, и из-за них появилась женщина, необыкновенно прекрасная. Свободное белоснежное одеяние, казалось, излучало светлое пламя, особенно на красном фоне этой роскошной до безвкусия комнаты. Черные как ночь волосы волнами струились по мраморным плечам незнакомки. Голову венчала гирлянда белых цветов. Подобные одеяния носили весталки. Чудилось, это неземное видение возникло из ничего.
 Джулиан с трудом сглотнул. В горле у него пересохло. Волшебное видение тем временем скользнуло к их потайному укрытию — так быстро и плавно, словно плыло по воздуху. Он невольно попятился, но твердая рука Эдварда удержала его на месте.
 Девушка остановилась перед самой ширмой, твердо глядя перед собой — прямо на них. В голове у Джулиана все помутилось. Он забыл, как дышать.
 Нет, не девушка. Взрослая женщина — лет двадцати восьми или даже тридцати. Но прекрасная такой экзотической, зрелой, цветущей красотой, с которой не могла бы сравниться ни одна юная девушка.
 Незнакомка улыбнулась и сощурила темные глаза.
 — Вы здесь, милорд? — В звучном голосе слышался едва уловимый восточный акцент, придававший ему еще большую прелесть.
 — Да, миссис Феллинг, — негромко отозвался Эдвард. Однако пальцы, судорожно впившиеся в руку Джулиана, наглядно демонстрировали, что за невозмутимым голосом может таиться целая буря чувств.
 — Замечательно. А теперь затаитесь. Ни звука. Смотрите и слушайте. Обещаю, вы останетесь довольны. Ваш скользкий червь уже заглотил наживку. Его аппетиты растут не по дням, а по часам. — Она засмеялась, обнажив ряд удивительно белых и крепких зубов. — Сегодня ему предстоит узнать, что всякое удовольствие имеет свою цену.
 — А вам это ничем не грозит? — спросил виконт.
 — Нет. — Она покачала головой, прижала палец к губам и бесшумно отпрянула к кровати. В ту же секунду шелковая занавеска на двери поползла в сторону. Но к тому времени как на пороге показался коренастый белобрысый мужчина, миссис Феллинг уже лежала на кровати в соблазнительной позе. Глаза ее были закрыты, волосы разметались по подушке — казалось, она крепко спит.
 Роджер Латчетт. Джулиан завороженно разглядывал черный халат толстяка, перехваченный на необъятном брюхе шелковой лентой. В руках Латчетт держал огромнейший кубок старинной работы.
 Подойдя к постели, он жадно приложился к кубку. До слуха Джулиана донеслось бульканье. Икнув и покачнувшись, толстяк перевел взгляд на спящую. Руки его тряслись. Согнувшись — с видимым усилием, — он припал одутловатыми губами к ее устам. Она тихонько вскрикнула и поднесла руку ко лбу, изображая внезапное пробуждение. Латчетт тут же поднес кубок к ее губам и заставил отпить глоток.
 — Пей, дева, — напыщенно произнес он нетвердым голосом. — Пей, так с тобой будет легче сладить.
 Однако вместо того, чтобы снова предложить ей вина, он сам присосался к кубку, а потом повернулся к комоду.
 — С сегодняшней ночи ты будешь рада вниманию повелителя твоего, Сатаны.
 Джулиан немало повидал на гноем иску различных черных и мистических ритуалов, однако этот не имел ни с одним из них ничего общего. Судя по тему, Латчетт просто сделал сборную солянку из всего, что хотя бы краем уха слышал о подобных вещах, или просто изображал что-то, когда-то виденное. Даже голос его звучал безжизненно и монотонно, точно повторял хорошо затверженные слова.
 Эдвард разжал руку, и Джулиан почувствовал, как напряжен его друг.
 Латчетт, смешной и нелепый в своей величественной позе, отставил кубок на комод и достал из ящика кусок плетеного золотого шнура. Медленно, словно в трансе, он вернулся к женщине, в чьих широко открытых глазах застыл ужас.
 — Не противься, моя девственница, моя завоеванная добыча, — провозгласил Латчетт. — Не то мне придется побитьтебя. Тебе это не понравится.
 Яростно замотав головой, «добыча» покорно подставила ему запястья. Обмотав их шнуром, толстяк потянул его вверх, понуждая женщину подняться с кровати. Теперь они стояли лицом к лицу.
 — Я научу тебя, как ублажить мужчину. — Латчетт вдруг резко шагнул назад. — Нет, ты слишком хрупка. Слишком невинна. Я не в силах смотреть на тебя в узах.
 И с этим он размотал веревку и хотел было отбросить ее на ковер.
 Все произошло так быстро, что Джулиан чуть не подпрыгнул на месте и даже Эдвард резко перевел дух.
 Быстро, как молния, как бешеный вихрь, миссис Феллинг подхватила падающий шнур, развернула Латчетта и, одним движением заломив ему руки за спину, связала их. Надо сказать, тот и не пытался сопротивляться. В считанные секунды решительная дама накрепко примотала охотника, ставшего жертвой, к столбику балдахина.
 Латчетт обмяк. Даже издалека Джулиан видел, что глаза его приобрели стеклянный, бессмысленный блеск. Соблазнительница медленно, уверенными, расчетливыми движениями развязала на нем пояс и распахнула халат.
 — Это я, я сама хотела тебя, — знойно и страстно промурлыкала она. — Это я, я поджидала тебя здесь. И теперь ты мой. Я вольна делать с тобой все, что захочу.
 И с протяжным стоном она всем телом приникла к Латчетту, стаскивая халат с его плеч. Толстяк корчился от страсти. Звуки, которые он издавал, уже не казались монотонными и затверженными.
 — Я хочу тебя, — заявила миссис Феллинг, принимаясь ласкать Латчетта опытными, проворными руками. Толстяк закатил глаза, как будто находился на грани невыносимого блаженства — или неминуемой смерти.
 Несколько секунд спустя он забился, пытаясь высвободиться.
 — Не так быстро, мой маленький Сатана, — осадила его гетера. — Пришла очередь девственницы.
 Она дернула за завязки, и белоснежный пеньюар медленно стек по ее ногам на пол. Теперь тело ее было прикрыто лишь прозрачной ночной рубашкой, столь соблазнительно обрисовывавшей тело, что Джулиан не сдержал восхищенного вздоха. Рука Эдварда накрепко зажала ему рот.
 Любовники в соседней комнате были так заняты друг другом, что ничего не услышали.
 Миссис Феллинг снова прижалась к Роджеру. Из горла толстяка вырывались сладострастные стоны, он мотал головой из стороны в сторону, безуспешно пытаясь овладеть обольстительницей тут же, на месте.
 — Нет, нет, — с притворной скромностью пролепетала она, но тут же издевательски рассмеялась и шагнула назад, остановившись в заманчивой, но недосягаемой близости от связанного толстяка. — Придется тебе потерпеть, я же терпела, мой черный дьявол.
 Джулиану хотелось повернуться и бежать прочь — но еще сильнее хотелось остаться и досмотреть представление до развязки. Не успел он догадаться о намерениях миссис Феллинг, как та подняла руки и молниеносно разорвала свою ночную рубашку до самой талии, обнажив тяжелую упругую грудь с такими огромными сосками, каких Джулиану еще не доводилось лицезреть. Запрокинув назад голову и заливаясь смехом, гетера начала покачиваться, извиваться из стороны в сторону, касаясь кончиками грудей тела Латчетта, спускаясь все ниже и ниже.
 Джулиана бросило в пот — и, к величайшему своему смущению, он обнаружил, что крайне возбужден. Просто смешно! Нет, возмутительно! Нельзя подсматривать за такими вещами… Однако он тут же одернул себя. Ведь все это ровным счетом ничего не значит. Всего лишь часть хитроумного замысла Эдварда.
 А сцена в соседней комнате меж тем все продолжалась и продолжалась. Когда под воздействием хитроумных ласк миссис Феллинг стоны Латчетта превратились в истерические, безумные смешки, она освободила его, толкнула на кровать, а сама проворно вспрыгнула сверху и дразнящим движением скользнула по его телу на бедра, позволив ему войти в себя. Но вопреки ожиданиям распаленного сластолюбца прелестница сразу же снова приподнялась и села возле него на корточки, отвечая на все мольбы вернуться звонким дразнящим смехом.
 — А теперь, дружок, нам хочется самого главного?
 — Да, о да.
 — Что ж, мы и это получим. Только сперва пообещай подарить своей маленькой девственнице хорошенький подарочек.
 Утратив всякую способность думать, Латчетт страстно закивал.
 — Проси чего хочешь.
 — Твоя маленькая девственница хочет пять тысяч гиней. В соседней со спальней комнатке снова раздался приглушенный шум, на сей раз — сдавленный смех Эдварда.
 — Я непременно подарю тебе какой-нибудь чудесный подарочек, моя прелесть, — пылко пообещал Латчетт.
 — Пять тысяч гиней, — негромко, но отчетливо повторила миссис Феллинг.
 От обиды Латчетт даже захныкал.
 — Ну что ты. Невозможно. Ну приди же ко мне. Пожалуйста.
 Он обвил руками пышные бедра гетеры.
 — Ой, да полно тебе, мой Сатана. Ну конечно же, все возможно. — Она поглядела на него сверху вниз, соблазнительно покачивая грудью. — Да не переживай ты. Я дам тебе время собрать эту сумму. А ты заодно докажешь мне, как высоко меня ценишь.
 — О да, — задыхался толстяк, не сводя глаз с покачивавшегося над ним обольстительного тела. — Я непременно тебе что-нибудь дам. И очень скоро. Обещаю. Только приди же ко мне.
 — А может, ты не в состоянии собрать столько денег? Уверена, виконт Хаксли сам заплатит, стоит мне только к нему обратиться. Ты же говорил, он обручен с твоей малюткой подопечной. Если я скажу ему, что мы с тобой договорились, он никуда не денется, придется платить.
 Латчетт внезапно застыл. Миссис Феллинг продолжала покачиваться из стороны в сторону, точно змея под флейту факира. Голос ее стал сонным и мечтательным.
 — Хотя, пожалуй, быть может, лучше пойти сразу к этой его чудаковатой тетушке, она-то мигом раскошелится. Если ты, конечно, не соврал. Она поймет, как важно заплатить мне. Особенно учитывая, что вы сделаетесь родственниками, а такой почтенной семье, как у нее, ни к чему скандалы. Она не допустит, чтобы кто-нибудь из ее вздорного высшего света пронюхал про наши невинные развлечения.
 — Нет, не смей обращаться к ним. — Латчетт в ужасе уронил руки. — Не смей им ничего рассказывать.
 — Правда? — Миссис Феллинг изогнула бровь. — Ах да, они и вправду могут возмутиться, если узнают, что ты соблазнил скромную вдову, бедную экономку, с трудом зарабатывающую на жизнь.
 — Миссис Феллинг, не шутите так.
 — Шутить? А я никогда не шучу. Если не ошибаюсь, вы сейчас вращаетесь в самых светских кругах. Подумайте, захотят ли там с вами знаться, если я расскажу, как вы со мной обошлись и что заставляете меня делать.
 — Но ты говорила, тебе это нравится, — взвизгнул вконец перепуганный Латчетт. Джулиану едва не стало дурно.
 — Ну, — лукаво потупилась миссис Феллинг, — что правда, то правда, дружок. Да вот только беззащитной женщине приходится самой заботиться о себе и своем будущем. Если я сейчас не отложу немножко деньжат на безбедную старость, после их взять будет уже неоткуда… когда все это, — и она многозначительно погладила себя по груди, — будет уже не тем, что сейчас. Разве я не права, а, мой Сатана?
 Точно загипнотизированный, Латчетт протянул руку к ее груди и коснулся пальцами розового соска. Куртизанка склонилась над ним, позволив ему ненадолго припасть губами к заветной цели. И когда она снова выпрямилась, толстяк судорожно обхватил ее бедра.
 — Ты получишь свои пять тысяч гиней, — хрипло пообещал он. — Я сумею раздобыть их тебе, любыми средствами. Это мой долг.
 — Ты дашь мне их завтра? Когда мы снова придем сюда поразвлечься?
 — Да. Завтра. Клянусь. Это мой долг. Знаешь, в клубе есть один парень, он мне ссудит любые деньги. Имя Хаксли там на вес золота. А он же пообещал покрывать мои издержки. Да вдобавок скоро этот влюбленный болван переведет Трегониту на мое имя — и тогда я подарю тебе все, чего ты только не пожелаешь.
 Миссис Феллинг вновь склонилась над Латчеттом, а Эдвард потянул Джулиана прочь из комнаты. Бесшумно спустившись по темной лестнице, друзья покинули особняк той же дорогой, что и пришли.
 За садовой калиткой Джулиан остановился. Виконт Хаксли повернулся к нему.
 — Что такое, старина? Пойдем отсюда.
 — Да, — тихонько ответил Джулиан. — Несчастный глупец, без сомнений, заплатит свой долг. Эта твоя миссис Феллинг и в самом деле «очень способная». На мой взгляд, она чудесно справляется с заданием. Он уже поставлен на колени. Вот уж не думал, что, стоя на коленях перед женщиной, мужчина может быть одновременно и на вершине блаженства, и на пути к неминуемой гибели.
 — Лиха беда начало, — отозвался Эдвард, снова срываясь с места. Пройдя несколько шагов, он бросил через плечо: — Ни за что не позволю, чтобы Линдсей вновь оказалась в руках этого человека. Ни за что. Никогда.
 Джулиан задумчиво поглядел другу вслед. Этот человек утверждает, что поглощен лишь стремлением уничтожить врага и не думает ни о чем другом, что он совершенно равнодушен к своей невесте — и вместе с тем так ревностно печется о ее безопасности.
 Интересная загадка.




 Глава 14


 Это сработает! Непременно сработает. Просто не может не сработать. Линдсей поплотнее запахнула отделанный горностаем плащ и бегло оглядела себя, проверяя, чтобы ни краешка платья не торчало наружу.
 — Как ты, дорогая? — поинтересовалась тетя Баллард. Облаченная в величественное черное бархатное одеяние, отделанное соболем, она возвышалась напротив Линдсей на мягком сиденье роскошной кареты.
 — Чудесно. — Девушка искренне улыбнулась. — А как же иначе? Ведь вы так добры ко мне.
 Жаль, что очень скоро, едва ее хитроумный план раскроется, тетя Баллард не захочет больше разговаривать с ней, не то что числить в родственницах.
 — Как голова? Больше не болит?
 — Ничуть не болит, спасибо. — У Линдсей имелись свои причины, чтобы, сославшись на жуткую головную боль, просидеть весь день, вплоть до отправления на бал, у себя в спальне.
 Графиня не сводила с девушки глаз.
 — Ты как-то странно выглядишь, дорогая. Как будто о чем-то глубоко задумалась. Может, поделишься своими размышлениями и со мной?
 Каким бы облегчением было и вправду поделиться хоть с кем-то своими мыслями, сбросить с плеч непосильный груз забот и ответственности! Но пока это, увы, невозможно. Особенно здесь и сейчас.
 — Вы слишком обо мне беспокоитесь. — Ослепительно улыбнувшись, Линдсей притворилась, будто с интересом разглядывает пейзаж за окном неспешно движущегося экипажа. — Как же чудесно! Столько карет кругом — наверное, не на одну милю растянулись. И все такие красивые. И столько любопытных. Как будто все заранее знали, что тут будет настоящий парад мод.
 Графиня рассмеялась. Черные перья плюмажа заколыхались над сверкающей лентой, разукрашенной рубинами и бриллиантами.
 — Милая моя дебютанточка, все эти люди действительно собрались здесь, чтобы полюбоваться этим, как ты очаровательно выразилась, парадом мод. Ни одно важное событие бального сезона не обходится без скопления публики. — Выглянув в окно кареты, леди Баллард с чарующей улыбкой помахала рукой. В ее волосах и ушах сияли драгоценности, и Линдсей подумала, что в жизни не видела такой блистательной дамы.
 Вечер бала у Камберлендов! Линдсей бросило в дрожь. Хотя она и задумала для себя этот вечер как отнюдь не праздничный, но все же ее невольно волновал и будоражил такой торжественный день. Первый бал!
 — И все эти кареты едут на один и тот же бал? — Ах, как жаль, что Сара не видит этого великолепия! Может, и ей бы удалось вкусить хоть толику от такого волшебства — если бы ей посчастливилось приехать до того, как Линдсей с треском вышибут из дома графини.
 — Ну разумеется. Всякая хоть мало-мальски значительная персона едет на бал.
 Они достигли входа в парк. Здесь уже скопилось столько различных экипажей, что движение еще больше замедлилось. Карета леди Баллард еле ползла, влившись в общий поток. Склонившись к окну, Линдсей разглядывала яркие ливреи лакеев на запятках соседних карет. Выезд графини также сопровождали лакеи, а впереди, на увешанных кистями козлах, гордо красовались два рослых грума.
 — А далеко еще до Камберлендов?
 Тетя Баллард ни на миг не переставала расточать толпе зевак приветственные кивки и улыбки.
 — Совсем близко. У них великолепный особняк. Не сомневаюсь, ты будешь в восторге. Он выходит окнами на парк, к тому же там вокруг дивный сад. Должно быть, тебе захочется осмотреть его получше.
 В чем, в чем, а в этом Линдсей весьма сомневалась. У нее имелись самые веские основания полагать, что ее пребывание на балу будет очень недолгим.
 — Но если это так близко, зачем мы едем в карете? Всем, кто живет поблизости, было бы куда проще просто прийти пешком, а не тащиться в этой нудной давке.
 Заливистый смех тети Баллард заставил ее покраснеть. Да что ты, душечка! Ты не поняла самого главного. Мы едем в карете именно потому, что это так медленно и предоставляет такую замечательную возможность показаться на людях. Это… ну, скажем, такой ритуал. Не менее важная часть вечера, чем сам бал. Ну ничего, ты еще научишься разбираться в подобных тонкостях.
 — Да-да, теперь ясно, — торопливо кивнула девушка, боясь признаться, что ровным счетом ничего не поняла.
 — Не забыть бы сказать Эдварду, как я тобой довольна, Линдсей. Ты так замечательно освоила все, чему тебя учили. Моему племяннику достанется изумительная жена. Как раз такая ему и нужна. — Почтенная леди с видом заговорщицы нагнулась к собеседнице. — Видишь ли, дорогая моя, ему требуется невеста с характером. Уж слишком он мрачен и своеволен. Умная жена умеет оставаться сама собой, получать все, что захочет, и при этом еще держать супруга в твердом убеждении, будто он ее всевластный господин и повелитель. Запомни мои слова.
 Линдсей не удержалась от улыбки.
 — Непременно. Спасибо, тетя Баллард.
 — Научи его снова смеяться. — Графиня вдруг посерьезнела. — И не обращай внимания на глупые сплетни. Эдвард никакой не бессердечный повеса. В детстве, маленьким мальчиком, он много смеялся. Несмотря на своего негодного отца и мою самовлюбленную… Эдвард никогда не унывал и не вешал носа. Ты же знаешь, у нас с мужем не было детей. Эдвард с Джеймсом были мне как родные.
 — А Джеймс был братом Эдварда? Графиня поглядела на девушку в упор.
 — Так он не говорил с тобой о Джеймсе? Что ж, пожалуй, удивляться нечему, раз уж он не касается этой темы даже со мной.
 — Он вообще не упоминал мне о Джеймсе. — Линдсей чувствовала себя крайне неуютно. — Преподобный Уинслоу, это мой наставник, как-то прочел, что пятый виконт Хаксли погиб в морском сражении. Я поняла, что Эдвард его младший брат, но больше мне ничего не известно. Мне стало так жаль его, ведь мой милый брат погиб в той же битве. Но мы с Эдвардом никогда не обсуждали эту тему.
 «А теперь уже никогда и не обсудим», — с горьким сожалением добавила она про себя.
 — Я и не думала, что ты сама заведешь об этом речь, — откликнулась графиня. — Эдвард все еще скорбит по брату. Сдается мне, скорбь ожесточает его сердце. И с твоей стороны было бы очень неразумно и опрометчиво навлекать на себя накопившийся у него в душе гнев.
 Линдсей мысленно согласилась с этим высказыванием. Если бы в день ее визита в дальний дом все сложилось иначе, ей, быть может, и представилась бы возможность выразить Эдварду свое горячее сочувствие. А там, кто знает, вдруг бы им удалось помочь друг другу притушить снедавшие их горечь и гнев?
 Толпа любопытных поредела, разбилась на отдельные группки. Прохладный вечер окутал тенистые аллеи парка туманной голубовато-зеленой поволокой, над травой и вокруг стволов деревьев вилась белая дымка. Оглядываясь через плечо, Линдсей видела марево закатного солнца. На фоне пламенеющего неба чернели плоские силуэты домов.
 — Линдсей, Эдвард ведь тебе небезразличен? Подпрыгнув от неожиданности, девушка едва успела подхватить слетевшую с колен крохотную вечернюю сумочку.
 — Да! — Небезразличен? Во рту у нее вдруг пересохло. — Да, совсем небезразличен.
 И это была чистая правда! Пусть судьба не дала ей возможности стать женой виконта и провести с ним всю жизнь, но чувства Линдсей к нему от этого не становились менее глубокими. Графиня вздохнула и улыбнулась. Когда она улыбалась вот так — тихой, светлой улыбкой, — становилось совсем нетрудно представить себе ту юную красавицу, какой она когда-то была.
 — Вы счастливы? — спросила Линдсей.
 Ответом ей было дружеское, ласковое движение тонкой руки, затянутой в черную перчатку.
 — Это ты делаешь меня счастливой, милая моя девочка. Я молилась, чтобы Эдвард нашел себе женщину, которой хватит воли и живости, чтобы приручить его и заставить выбросить из головы все те ужасные мысли, которые, я знаю, осаждают его. Ты можешь это, Линдсей. Я чувствую.
 Линдсей нервно теребила серебряные бусинки на тонком ремешке сумочки. До чего же жестока судьба! Она уже сейчас страдала от чувства утраты, охватывавшего ее при одной только мысли о том, как счастливы могли бы быть они с Эдвардом и его любящей тетей, если бы обстоятельства сложились иначе.
 — Ты же знаешь, как сильно Эдвард хочет жениться на тебе, Линдсей.
 — Да. — И она знала, как сильно сама хочет выйти за него замуж. Теперь она постоянно вспоминала о том, что происходило между ними, стоило им остаться вдвоем. Девушка вновь и вновь переживала те упоительные минуты. Даже сейчас ее залихорадило, а где-то глубоко-глубоко вновь затеплилось странное, тягучее и томительное ощущение. Если падшие женщины тоже обуреваемы подобными страстями, то она может хотя бы посочувствовать образу жизни, что они вынуждены вести.
 — Дитя, все же ответь мне — о чем ты думаешь? Для счастливой девушки, которая должна скоро соединиться узами брака с человеком, который ей дорог и которому дорога она сама, в тебе что-то мало радости.
 Вот уж воистину мало!
 — Просто произошло слишком много всего сразу, — чистосердечно призналась Линдсей. Эдвард же говорил ей, что такой страстной женщине, как она, лучше быть замужем. Наверное, он прав. Замужем за ним… О, коварная судьба, поманившая ее этой чудесной, восхитительной, но совершенно неосуществимой мечтой!
 Джон. Вот о ком надо подумать. Маленький Джон. Поскорее бы снова увидеть его, прижать к сердцу. И Антон… Антон, верно, места себе не находит, гадая, куда она так внезапно пропала. Надо обязательно найти способ сообщить ему.
 — Ну вот, почти приехали.
 Словно очнувшись, Линдсей отвернулась от окна и услышала резкие возгласы кучеров и цоканье подков. Карета поравнялась с рядом величественных зданий.
 Сердце Линдсей вело себя самым непостижимым образом, желудок сжался. Тетя Баллард поправила волосы и попышнее взбила мех на воротнике.
 — Ну как, Линдсей, ничего не забыла? Помнишь, как себя вести?
 — Кажется… — Однако в голове вместо мыслей царила непонятная пустота. Девушка понимала, что должна бы помнить наставления графини, но почему-то напрочь позабыла их все до единого.
 Однако не успела она собраться с мыслями и придумать хотя бы, о чем спросить в первую очередь, как карета остановилась. Через несколько секунд предупредительный лакей уже отворял дверцу и подставлял к ней лесенку, чтобы дамам было удобнее спускаться.
 — Подбородок вверх, — сквозь зубы скомандовала тетя Баллард, милостиво улыбаясь на все стороны сразу. — Плавнее, Линдсей, плавнее.
 Линдсей послушно вздернула подбородок и плавной походкой заскользила вслед за графиней — сумочкой прочно придерживая полы плаща, чтобы тс, не дай Бог, не распахнулись.
 — О, тетя Баллард! — Она даже споткнулась, заглядевшись на огромный, точно настоящий дворец, дом. Впрочем, Линдсей было трудно судить — она не видела еще ни одного настоящего дворца. — Какая прелесть! Столько окон, не меньше сотни. И все залиты светом.
 — Грациознее, Линдсей.
 — Точно ледяной дворец, а внутри сияют звезды. — Сердце девушки трепетало. Впереди, по парадной лестнице, такой широкой, что там могло бы выстроиться в ряд несколько карет, тянулась вереница нарядных дам и джентльменов. — Ой, какие все красивые!
 По сравнению со всеми ими она должна казаться серенькой и неуклюжей деревенской мышкой!
 — Не глазей по сторонам, — одернула ее графиня, едва шевеля губами. — Люди смотрят. Они не упустят ни одного твоего промаха. Нам ни к чему сплетни.
 От волнения у девушки кружилась голова. Сколько же сплетен будет ходить о ней после этого вечера! На этом-то, собственно, и основывался весь ее план. Но сейчас ей стало страшно.
 Вверх, по мраморным ступеням, мимо ряда напудренных лакеев в раззолоченных ливреях… Шелка, атлас, блеск драгоценных камней… Все плыло у Линдсей перед глазами.
 Наконец они оказались в огромном каменном зале с уходящими ввысь белыми колоннами. Вдоль стен в овальных нишах выстроились статуи.
 — Бальный зал на втором этаже, — прошептала леди Баллард. — Когда будем подниматься, улыбайся и разговаривай со мной.
 — А о чем мне говорить? — Линдсей едва не оступилась на первой же ступеньке.
 — Кивай головой и шевели губами. Линдсей неуверенно повиновалась.
 — Помни, ты должна быть загадкой для всех, кто тебя видит, — напомнила графиня.
 — Но я ведь уже кое-куда выезжала. Меня уже видели.
 — Да, и ты поразила всех умом и непосредственным обаянием. Эрнестина Сибил от тебя просто без ума. Она тут на днях расписывала мне, как замечательно вы поладили с Изабеллой.Это, знаешь ли, мало кому удается.
 Что мало кому удается? В глазах тети Баллард на миг вспыхнул огонек раздражения.
 Мало кому удается поладить с Изабеллой Сибил. Она слывет девицей непокладистой и резкой на язык.
 А по-моему, она очень мила, — возразила Линдсей. — И в ней нет никакой жеманности, не то что у всех прочих дам. А как хорошо она разбирается в литературе…
 — Да, кстати, вот тебе и еще один плюс. Все говорят, ты весьма начитанна.
 Линдсей потупилась.
 — Да, я очень люблю романы.
 Она ожидала порицания за свои легкомысленные вкусы, но графиня лишь наклонилась поближе к ней.
 — Я тоже, — негромко прошептала она. — Надо нам как-нибудь сравнить наши вкусы.
 — Ой, это было бы замечательно. — Линдсей пожалела, что ей вряд ли еще доведется нести с тетей Баллард задушевные разговоры о чем-либо.
 — Значит, договорились. Ну вот ты и улыбнулась. Улыбка у тебя просто прелесть, душенька. Знаешь, точно тихий, бездонный омут.
 — В котором черти водятся? — Лукаво спросила девушка. Графиня засмеялась и остановилась, шутливо погрозив своей подопечной веером.
 — Нет! Тихий и таинственный. Но знаешь, девочка, я ведь своего добилась. Мне и хотелось, чтобы ты вела себя именно так. Будь сама собой. Большего я не прошу.
 Линдсей охватило сознание собственной вины.
 — Постараюсь.
 Пути назад нет. Что сделано — то сделано. Но можно хотя бы постараться выполнить задуманный план с грацией, уверенностью в себе и изяществом манер, которые так настойчиво вбивала в нее леди Баллард.
 — Сперва надо оставить плащи в гардеробной, — наставляла графиня, когда они с Линдсей добрались до верхней площадки. — А потом помни — от меня ни на шаг. Тебя будут приглашать потанцевать — смотри на меня, кивну ли я. В зависимости от того, кто приглашает. Поняла?
 — Да.
 — Некий джентльмен улыбнется тебе и назовет по имени. Это мистер Брюммель. Когда он обратится к тебе, веди себя с ним как можно любезней и почтительней.
 — Да.
 Впереди, по бокам от распахнутой двойной двери, замерли навытяжку лакеи. Из двери несся шум праздника, смех, отголоски музыки, но разглядеть, что происходит внутри, Линдсей пока не могла.
 — Линдсей!
 Девушка вздрогнула от неожиданности.
 — Антония, как я рада вас видеть! — Это была леди Кларисса Симмондс, прелестная в воздушном бальном платье из бледно-розового муслина с разбросанными по нему атласными розочками. На груди у нее переливалась искрами бриллиантовая брошь, подчеркивавшая глубокое декольте. Миниатюрные туфельки, выглядывавшие из-под платья, также сверкали розовыми бутончиками с бриллиантиками.
 Лицо графини приняло то странное выражение, которое всегда появлялось на нем в присутствии Клариссы.
 — Добрый вечер, леди Симмондс.
 Кларисса присела в реверансе, застенчиво покачивая вплетенными в волосы розеточками из атласа и бриллиантов. Признаться, такая прическа показалась Линдсей слишком детской. Как, собственно, и все платье в целом. Но впрочем, ей ли судить? Что она смыслит в модах? Ведь Кларисса — ее милая подруга, а это главное. Линдсей испытала неимоверное облегчение, увидев дружественное лицо среди моря незнакомых лиц.
 — Позвольте мне помочь Линдсей. Надо проверить, все ли в порядке с платьем.
 — Не думаю…
 — О, но я настаиваю. Ну что вы имеете против? — Кларисса повысила голос. На них уже начали оглядываться. — Я же знаю, Линдсей рада будет посмотреть на эту прелестную обстановку, прежде чем с головой окунуться в глупую бальную суматоху.
 Графиня кивнула кому-то из знакомых среди толпы. Губы ее неодобрительно сжались.
 — Ну хорошо. Только, пожалуйста, потом сразу же отведите ее ко мне. Я буду в дальнем конце бального зала, как раз напротив лестницы.
 — О, благодарю вас! — Леди Симмондс склонилась в очередном грациозном реверансе. — Так чудесно встретить столь очаровательную воплощенную наивность вроде Линдсей. Она изумляется решительно всему, что видит.
 Тетя Баллард свела брови.
 — Линдсей просто всем интересуется. Весьма любезно с ее стороны, леди Симмондс. Будьте добры, верните мне ее как можно скорей. Все мои друзья сгорают от желания познакомиться с ней.
 Едва дождавшись, пока поток гостей унесет с собой почтенную леди, Кларисса схватила Линдсей за руку.
 — О-ля-ля! Обожаю Антонию, но временами она бывает ужасной занудой.
 — Тетя Баллард вовсе не зануда, — вступилась девушка. — Она просто заботится обо мне.
 — Ну, разумеется. Это я так сболтнула, от волнения. Идем. Снимем твой плащ и минутку поговорим по душам перед возвращением. — Она хихикнула и понеслась прочь, увлекая за собой Линдсей.
 — Сюда. — За дверью оказался будуар, прекраснее которого Линдсей в жизни ничего не видела. — Взгляни только на зеркала. Ну разве не само совершенство? Можно разглядеть себя со всех сторон.
 И Кларисса с довольным видом принялась вертеться перед огромным, от пола до потолка, зеркалом.
 — О-о-о…
 Девушка буквально потеряла дар речи. Ее изящные туфельки утопали в мягком ковре всевозможных оттенков розового. По бокам зеркала были украшены инкрустациями с изображением лебедей, другие лебеди плыли по панелям на стенах, обтянутых тускло-розовым шелком. Такой же шелк обтягивал сиденья перед рядом маленьких туалетных столиков, уставленных серебряными коробочками и бутылочками со всевозможными духами, пудрами, притираниями и ароматическими маслами.
 Присев перед одним из столиков, Кларисса озабоченно погляделась в зеркало.
 — Мне до смерти хотелось поговорить с тобой наедине. Но не думала, что это окажется гак легко. Просто поверить не могу своей удаче.
 — Я тоже рада, — пробормотала Линдсей, вся дрожа от волнения.
 — Я хотела тебя кое о чем попросить. — Кларисса не сводила глаз с отражения Линдсей. — Мне нужна твоя помощь.
 — Ну конечно, — пылко пообещала та. — Я сделаю все, что только могу.
 Кларисса ведь была к ней так добра. Леди Симмондс вихрем обернулась к ней
 — О, я так и знала, что ты согласишься. И мне кажется, ты и в самом деле можешь мне помочь. Только сначала поклянись.
 — Поклясться? А в чем?
 Кларисса от нетерпения топнула ножкой
 — Что никому не расскажешь о том, что я тебя попрошу.
 — Клянусь.
 — Положи руку на сердце.
 Линдсей послушно прижала руку к груди.
 — Клянусь всем сердцем.
 — Отлично. Надо торопиться, а то графиня меня убьет. Несколько дней назад я… Словом, случилось кое-что совершенно неожиданное. Я думала, что кое-что должно произойти, а мне вдруг сообщили, что я ошиблась. Но не верю, что тот, кто мне это сказал, имел в виду именно то, что сказал. Очевидно, он находится под чьим-то влиянием, вот я и хочу выяснить, что происходит, и уничтожить причину. Понимаешь?
 Девушка озадаченно покачала головой.
 — Фи! — Кларисса нервно откинулась на спинку стула. — Я знаю, что некий джентльмен хочет… Линдсей, кто-то встал между мной и моим упоительным счастьем с самым красивым, блестящим, замечательным… Ой, снова я все смешала в одну кучу. Короче, один человек любит меня больше жизни, и я его тоже. А теперь он вынужден жениться на женщине, которую терпеть не может, даже презирает, — а все просто потому, что считает, будто это его долг. Вот я и хочу, чтобы ты помогла мне убедить его, что это неправильно. Поможешь?
 — Я… не знаю, получится ли у меня.
 Где уж ей суметь. Она ведь совсем еще новичок в подобных делах.
 — Сможешь, сможешь. Я знаю.
 — А кто та женщина, на которой он считает нужным жениться?
 — То-то и оно! — Кларисса сжала кулаки. — Как раз этого-то я и не знаю. Он мне не сказал. Ссылается на какое-то глупое чувство долга, и весь разговор. Но я уверена, ты можешь это выяснить. Тогда уж я с ней разделаюсь.
 — Разделаешься?
 — Ох, не глупи. Я просто имею в виду, что уведомлю ее, что она никогда не сможет найти счастье с человеком, который любит другую.
 — Понимаю.
 — Ну, отлично. Итак…
 Дверь снова отворилась, впуская в будуар трех запыхавшихся, беспрестанно хихикающих девиц. Все три щеголяли в платьях белого муслина, отличающихся друг от друга лишь отделкой из белого же шелка, лент и бусин. Не обращая на Линдсей и леди Симмондс никакого внимания, девицы подлетели к зеркалам и стали прихорашиваться, оживленно щебеча между собой. Кларисса состроила недовольную гримаску и жестом подозвала подругу к себе. Линдсей так и не сняла плаща. Больше всего на свете ей хотелось сейчас потихоньку, а главное — так и не снимая плаща, — покинуть этот дом и никогда сюда не возвращаться.
 — Говорят, он очень богат, — тараторила одна из вошедших девушек, накручивая на палец рыжие кудряшки. — Но разве он не ужасен? Этот мрачный взгляд… А черные глаза — смотрят на тебя, точно совсем ничего не видят. Или наоборот — видят слишком даже хорошо.
 Она выразительно приподняла пухлые плечики и снова захихикала.
 — Мэри! Ты хочешь сказать, он и в самом деле на тебя глядел?
 — Еще бы. — Рыженькая Мэри свысока поглядела на своих более худеньких и ничем не примечательных подружек. — На музыкальном вечере у Грегори. А мама сказала, чтобы я на него не заглядывалась. Она говорит, он страшно опасный тип и оставляет за собой шлейф из разбитых сердец.
 — Боже мой! — хором вскричали обе слушательницы.
 — Вот так. И еще говорят, будто он умеет проделывать всевозможные… ну, словом, что он склонен применять самые странные методы, чтобы добиться цели. На лице Клариссы читались откровеннейшая досада и раздражение. Встретившись с Линдсей глазами, она знаком пригласила ее присесть рядом. Хотя девушке и было любопытно узнать про возлюбленного Клариссы, но все равно хотелось поскорее уйти отсюда.
 — А ты не знаешь, сегодня он будет? — спросила одна из худеньких подружек.
 — Мама говорит, что, судя по слухам, да, — ответила всезнайка Мэри. — Она меня специально предостерегла.
 — А что ты сделаешь, если он пригласит тебя танцевать? Рыженькая дернула завитую прядь.
 — Откажусь, разумеется. Только, говорят, он больше не танцует. Хотя будто бы отличный танцор.
 — Он просто великолепен, — замирающим голоском пролепетала вторая подружка, мечтательно сжимая руки на груди. — А какой из него вышел бы завидный жених. Если он пригласит меня на танец, ей-богу, я тотчас же лишусь чувств.
 — Ну, уж тебя-то он точно не пригласит, — неласково отрезала Мэри. — Знаешь же, графиня Баллард — его тетка. Мама сказала, если он и придет, так только ради того, чтобы ей угодить. Маме кажется, графиня сейчас носится с какой-то особой, которую подыскала ему в виконтессы. Ну конечно, это будет просто брак по расчету.
 Не веря собственным ушам, Линдсей судорожно впилась руками в краешек стула.
 — Мэри! Какие ужасы ты говоришь. Мэри надула губки.
 — Поверьте, я в таких вещах разбираюсь. Брак состоится лишь для того, чтобы подарить Хаксли наследника. А там он тотчас вернется к своим гнусным привычкам. Жаль мне эту бедняжку, вот что я вам скажу.
 Хорошо, что Линдсей уже сидела! Встать сейчас она не смогла бы ни за какие блага мира.
 — А как ты думаешь, кто эта бедняжка? — жадно спросила одна из подружек. — Мы ее знаем?
 Кларисса отвернулась, так чтобы Линдсей не было видно ее лица. Девушка молила небеса, чтобы та подольше не поворачивалась и дала бы ей время прийти в себя и напустить равнодушный вид.
 Мэри вздернула носик. Глаза ее сверкали от сознания собственной значимости.
 — По всей видимости, какая-то простушечка из провинции, дальняя родственница покойного мужа графини. Говорят, полнейшее ничтожество. Прямо-таки невольно пожелаешь несчастной избежать подобной участи.
 — Избежать подобной участи! — засмеялась та из двух подружек, что была повыше. — Скажешь тоже. На мой взгляд, выйти замуж за виконта Хаксли не такое уж тяжелое испытание, что там ни говори.
 — Тебе-то откуда знать, Бернетта? язвительно осведомилась Мэри.
 — Да нет, конечно, ниоткуда. — Улыбка сменилась виноватым румянцем. — Ну конечно, Мэри, ты абсолютно права. Наверное, пора нам возвращаться к мамам, пока они не решили, что мы потерялись.
 И девушки унеслись в вихре белого муслина и накрученных локонов. Дверь хлопнула, заглушив их удаляющийся щебет.
 Несколько долгих, показавшихся Линдсей вечностью секунд Кларисса внимательно разглядывала сложенные на коленях руки.
 Бедняжка зажмурилась, мечтая оказаться где-нибудь за тридевять земель, сама не зная, стоит ли благодарить судьбу за то, что все сложилось именно так. Подумать только, если бы не болтовня Клариссы, она могла бы уже давно быть в бальном зале и не слышать всех этих сплетен.
 Мягкая рука, нежно обвившая плечи девушки, заставила открыть глаза. Рядом с ней стояла Кларисса.
 — Линдсей, бедная моя милочка. Теперь мне все ясно. И как я могла быть такой слепой дурой?
 Линдсей сама не могла ничего понять. Тетя Баллард же говорила, что никто не должен знать о готовящейся свадьбе.
 — Ну что ты, Кларисса. Не о чем и говорить.
 Во-первых, она ни за что не выйдет за Эдварда. А во-вторых, свет, похоже, и так обо всем догадался, без всяких официальных объявлений.
 — Ах да, понимаю, — с проницательным видом кивнула Кларисса. — Ты поклялась молчать. Я все прекрасно понимаю, мне ты смело можешь довериться.
 — Кларисса…
 — Нет-нет, — вскинула та руку и, нагнувшись, быстро поцеловала девушку в щеку. — Я твой друг. Запомни. Твой лучший друг в час испытания. Но кто бы ни спросил о том, что для тебя готовится, я ничего не знаю. И если ты предпочтешь ничего мне не рассказывать, я не обижусь и не стану на тебя давить. Но, пожалуйста, обещай, что обратишься ко мне, если тебе вдруг понадобится моя помощь — в чем угодно.
 — Ты так добра, — вздохнула Линдсей. Однако пора было уже идти в зал. — Надо вернуться к тете Баллард.
 — Да. Сними плащ. Здесь с ним ничего не случится. Линдсей вдруг вспомнила, что подруга собиралась ее о чем-то попросить.
 — А ты говорила, я могу и сама тебе чем-то помочь.
 — Ах, забудь мои мелкие проблемы! С ними можно подождать. Поговорим об этом потом, если я сама все не улажу.
 — Ну, хорошо. — Линдсей была слишком подавлена, чтобы спорить. Отвернувшись, чтобы не видеть реакции Клариссы, она расстегнула плащ и скинула его с плеч.
 До ушей ее донесся сдавленный вскрик леди Симмондс.
 — О, Линдсей, — в ужасе прошептала та, — что ты наделала?




 Глава 15


 Не обращая внимания на возглас Клариссы, Линдсей выпрямилась, гордо подняла голову и, глядя прямо перед собой, зашагала к выходу.
 — Линдсей! Постой!
 — Тетя Баллард, наверное, и так уже гадает, куда я делась.
 — Да, — кивнула Кларисса, с видимым трудом пытаясь овладеть собой. — Да, конечно. Надо немедленно разыскать ее.
 Стиснув зубы, Линдсей вышла из будуара в холл и зашагала вперед меж группок беседующих гостей — решительно, но ровно и плавно, как учила тетушка. Кларисса, похожая на розовую тропическую бабочку, следовала за ней по пятам. И там, где они проходили, гул и гомон светской болтовни стихали, точно под дыханием ледяного ветра.
 — Помни, — пробормотала Кларисса, — я твой друг. Признательная и за такую кроху утешения, девушка ухитрилась улыбнуться.
 — Спасибо. Она вошла в зал.
 Просторная площадка выводила па широкий пролет ступеней, по бокам огражденных золочеными перилами. Снизу, в зале, колыхалось живое море — на паркетном полу грациозно скользили пары танцующих, вдоль стен стоили и сидели зрители. Однако стоило Линдсей появиться в дверях, как шум голосов в зале затих. Девушка сообщила свое имя распорядителю — проворному человечку в напудренном парике, ало-золотом камзоле, белых атласных рейтузах и белоснежных шелковых чулках. Лицо его осталось невозмутимым, однако в блестящих глазах под густыми бровями девушка различила огонек осуждения.
 — Мисс Линдсей Гранвилл, — объявил он на весь зал. Голос его отдавался в ушах бедняжки точно раскаты грома.
 Оглянувшись, она заметила, что Кларисса немного приотстала, поправляя какую-то неполадку с замочком на браслете. Однако Линдсей не замедлила шагов. Что бы там ни было, а эту чашу ей предстоит испить в одиночестве.
 На верхней ступеньке она чуть помедлила, оглядывая водоворот бала. Перед ее взором проносился парад роскошных, богато одетых мужчин в вечерних костюмах или военных мундирах и женщин в бальных платьях. В зале безраздельно царили белый и светло-пастельные цвета, каждый новый наряд казался изысканнее и элегантнее предыдущего. Иные леди постарше щеголяли более яркими красками, но таких было немного. Искрились огнями бриллианты, над толпой витала прекрасная музыка. Шум голосов и взрывы негромкого смеха вплетались в узор мелодии.
 Лишь усилием воли заставив себя не краснеть и вперив взор в огромную люстру, переливающуюся мириадами свечей, Линдсей начала спускаться в зал.
 Не успела она достичь нижней ступеньки, как до слуха ее отчетливо донесся ропот. Гости попятились в стороны, освобождая ей проход.
 Сердце девушки билось так сильно, что ей казалось, она вот-вот потеряет сознание. Превозмогая себя, она, точно неживая, шла туда, где должна была ждать графиня Баллард. — Какой разврат!
 Линдсей невольно вздрогнула. В тихом шипящем возгласе звучало столько яда! Впрочем, чего же еще она ждала? В том-то и состоял весь план. Уж небось после такого публичного скандала Эдвард и тетя Баллард сами рады будут сплавить его виновницу обратно в Корнуолл.
 Она медленно пробиралась сквозь толпу гостей — и всюду ей сопутствовали то же затишье и тот же сдавленный рокот возмущения. Атмосфера неловкости постепенно захватила весь зал, музыка стихла, светская болтовня оборвалась. Гости в ужасе расступались перед девушкой, как клонится высокая трава под напором бури. И ропот, гул недовольных голосов постепенно набирал силу.
 Линдсей отчаянно старалась ничего не слушать, ничего не замечать.
 — Потаскушка, — отчетливо произнес позади нее женский голос.
 — Небось оперная певичка, — приглушенно отозвался какой-то мужчина. — И кто только впустил ее сьда?
 — Гнать ее взашей, — подхватил кто-то еще.
 Девушке казалось, зал никогда не кончится, она так и будет вечно идти вперед под обстрелом враждебных глаз и насмешками толпы. Ничего, теперь ей разрешат уехать. Эдвард наверняка больше и знать ее не захочет. Не захочет и говорить с ней. Хорошо, что помолвка еще не объявлена официально и ему не придется краснеть за свою невесту.
 Вот бы оказаться дома! Глаза щипало и жгло. Дома? Но ее дом в Корнуолле. Сперва придется вернуться к тете Баллард, каким-то образом связаться с Роджером и Беллой и договориться об отъезде.
 Роджер и Белла. Она почти не вспоминала о них приезда в Лондон. Да и они ни разу ее не навестили. Интересно, какое наказание придумает дли нее Роджер, когда узнает, как она опозорилась?
 — Возмутительно, — проворчал у нее над ухом мужской голос. — И кто, интересно знать, она такая?
 «Я Линдсей Гранвилл, — хотелось ей закричать во весь голос. — И я не такая, как вы, напомаженные и расфуфыренные попугаи. И я не хочу оставаться здесь»
 В напряженной, словно предгрозовой тишине слышались лишь шелест платьев и шарканье множества ног.
 Набрав полную грудь воздуха, Линдсей задрала подбородок еще выше и смело поглядела прямо перед собой… в лицо тети Баллард.
 Сердце ее сделало отчаянный рывок. Воздух вдруг стал густым и душным. Девушка мигнула, сдерживая слезы. Несколько ярдов, отделявших ее от той, что стала безгранично дорога ее сердцу, казались бесконечными, как широкий и непреодолимый океан.
 Глаза ее встретились с глазами графини. На миг во взоре почтенной дамы отразилось что-то вроде потрясения, однако в следующую секунду тетя Баллард уже улыбалась, протягивая руки навстречу девушке.
 — Линдсей! Ну, вот и ты, милая моя девочка. Пойдем же, познакомься с моими друзьями.
 От неожиданности у девушки подкосились ноги и она едва не упала. Тщательно сохраняемое самообладание разбилось вдребезги. Она была готова к чему угодно — только не к такому радушному приему.
 Идем же, — повторила графиня погромче, чтобы слышали все кругом. Гости в задних рядах, не разобрав ее слов, переспрашивали тех, кто стоял ближе. По ассамблее прокатился невнятный гул.
 Твердые руки поддержали ослабевшую Линдсей, и тетя Баллард ласково расцеловала ее в обе щеки.
 — Я как раз рассказывала друзьям, какая же ты отважная девочка, моя дорогая. Мы все считаем, что с твоей стороны необычайно благородно даже на бал носить черное в память о твоем бесценном брате.
 Люди с обеих сторон от них испустили общий вздох. На миг затихший гул возобновился с новой силой, но в нем уже не слышалось осуждения. Леди Эрнестина Сибил, которой удивительно не шел ее вычурный наряд из красного атласа, так печально затрясла головой, что из пурпурного бархатного тюрбана вывалилось пышное перо и плавно спланировало на ее внушительную грудь.
 Тетя Баллард мило улыбалась соседям. — Линдсей внесла в мой дом столько радости она показала мне, что такое подлинная широта души и искренние неувядающие чувства. Признаться, я не знаю второй такой юной и очаровательной девушки, которая пожертвовала бы собой, чтобы почтить память бесстрашного молодого человека; он погиб, защищая свою родину от врага, более двух лет назад. Но Линдсей хочет поделиться с братом, которого до сих пор оплакивает, удовольствием от предстоящего вечера. Вот почему сегодня она оделась во все черное.
 Теперь со всех сторон раздавались возгласы сочувствия.
 Склонившись еще раз поцеловать юную родственницу в щеку, графиня едва слышно прошептала ей на ухо:
 — А вам, сударыня, следовало бы выдумать что-нибудь похлеще, чтобы застать меня врасплох. Мотивы вашего странного поведения мы обсудим позже и не здесь. — Она поцеловала Линдсей во вторую щеку и добавила: — Кстати, если ты хотела изуродовать себя таким нарядом, то твой замысел с треском провалился. Сегодня ты хороша как никогда.
 — Да. Линдсей, ты благородна, — с пылким энтузиазмом произнесла она вслух. — Какая честь для семьи!
 Спохватившись, что так и замерла с разинутым ртом, незадачливая нарушительница спокойствия поспешила закрыть его и сделать вид, что все в порядке, не произошло ровным счетом ничего особенного. В словах графини слышалось лишь горячее одобрение, однако сердитый блеск в глазах и чуть поджатые уголки губ предвещали ослушнице ту еще нахлобучку по возвращении домой.
 — В самом деле, поступок весьма благородный, — заметил какой-то надменный господин, одетый столь щегольски, что даже не искушенная в подобных вопросах Линдсей обратила внимание на искусный узел его серого шелкового галстука. — Я в восторге, что вижу вас, мисс Гранвилл.
 Бедняжке не оставалось ничего иного, кроме как позволить ему поднести ее руку к губам. Должно быть, это и был мистер Брюммель.
 — Благодарю вас… мистер Брюммель. — Нельзя же доставлять тете Баллард новые неприятности в такую минуту. — Вы очень добры, сэр.
 Слабая улыбка чуть тронула губы надменного господина. Он коротко поклонился и отошел.
 В тот же миг, точно по волшебству, гости возобновили прерванную болтовню, оркестр заиграл — сперва несколько неуверенно и не в лад, но скоро всеобщее напряжение схлынуло и музыка полилась свободно и плавно. Танцоры начали выделывать прерванные фигуры танца, лишь те, кто стоял вокруг графини Баллард и Линдсей, не сразу перестали переглядываться и что-то вполголоса обсуждать. Несколько раз до девушки донеслось имя Брюммель, произносимое самым благоговейным тоном. — Подойди поближе, дорогая, — сказала леди Баллард нормальным своим голосом. — Я много рассказывала о тебе, так что все не могут дождаться, пока я их с тобой познакомлю.
 Следующие несколько минут пролетели для девушки точно затянувшийся ночной кошмар. Остатки силы воли уходили у нее на то, чтобы высоко держать голову, улыбаться и делать реверансы. Незнакомые имена и лица сменялись одно за другим.
 — Так и быть, — донесся до нее голос леди Баллард. — Только поосторожнее с ней, Тони. Она ведь вела крайне тихую и уединенную жизнь после смерти несчастного Уильяма.
 Совсем оглушенная всем происходящим, Линдсей вдруг обнаружила, что какой-то приятный молодой человек в военном мундире ведет ее на середину зала, ловко пробираясь среди танцующих пар. Когда он наконец повернулся к ней лицом, она поразилась, как же молодо, просто до смешного молодо, выглядит ее первый кавалер.
 Он учтиво поклонился, продемонстрировав копну светлых кудрей, и танец начался.
 — Просто не верится, что графиня ухитрилась до сих пор хранить ваше существование в тайне, — сказал молодой человек, придвигаясь ближе к партнерше. — Ума не приложу, как вообще можно было скрывать от света столь очаровательную девушку.
 Линдсей задохнулась от смущения и неловко улыбнулась. Должно быть, он льстит ей.
 — Вы слишком добры ко мне… милорд. — Она смутно припоминала, что тетя Баллард представляла его ей как лорда Какого-то.
 — Друзья зовут меня Тони. Надеюсь, что и вы не откажетесь зачислить меня в число своих друзей.
 Такой молодой. И такой пылкий. Линдсей кивнула.
 — Да… да, конечно.
 Он был, как вдруг осознала Линдсей, вероятно, на несколько лет старше ее, но она почему-то ощущала себя намного взрослее юноши. Неужели годы, прошедшие после смерти Уильяма, настолько ее ожесточили?
 Ах да, Уильям. Линдсей неохотно признала, что недооценила противника — графине хватило выдержки и находчивости, чтобы разрушить все ее планы. Хотя надо сказать, черное платье с глубоким, тщательно рассчитанным так, чтобы не нарушить приличия, но и вызвать как можно больше неодобрения, вырезом было мастерским ударом, предназначенным ужаснуть все сборище. Юные девушки, впервые появляющиеся в высшем свете, всегда надевали самые светлые, если не вовсе белые платья. Мало кто даже из числа более зрелых дам позволял себе носить более яркие тона. И никто и никогда помыслить не мог о том, чтобы вырядиться в черный шелк, да еще с таким глубоким, на грани дозволенного, декольте.
 — Ваша тетя говорила, вы живете в Корнуолле.
 — Да.
 Ничего, нельзя огорчаться при первой неудаче. Это графиня не рассердилась. А вот когда Эдвард слышит о том, что натворила его невеста, он придет в ярость и непременно отошлет ее собирать вещи. Можно не сомневаться.
 — Чертовски не повезло вам… ну, то есть я имею в виду вашего брата… и все такое.
 — Спасибо.
 Вспомнив о вежливости, Линдсей поглядела на партнера и вспыхнула. Он не сводил глаз с ее груди. Квадратный вырез платья едва прикрывал соски и сейчас, в быстром танце, из-под края декольте то и дело показывался легкий намек на нежно-розовые окружности. Днем, сославшись на головную боль и отсиживаясь у себя в спальне, девушка поэкспериментировала перед зеркалом. Тогда, разглядывая свое отражение, она была преисполнена твердой решимости, но теперь… Ох, и почему только она не выбросила эту вздорную затею из головы?
 Надо попробовать как-то отвлечь молодого человека от этого неприличного созерцания.
 — А вы сами участвовали в сражениях?
 — Я сражался при Альбуэре. — В голосе юноши слышалась гордость.
 Линдсей порылась в памяти, припоминая историю наполеоновских войн.
 — Альбуэра… — Да, преподобный Уинслоу упоминал это название. — В Испании. Кровопролитная битва. Вам было очень страшно?
 Молодой человек приосанился:
 — Я выполнял свой долг, мисс Гранвилл. — Но потом он улыбнулся, и его лицо стало еще моложе. Однако суровый опыт, скрывавшийся в глубине ярко-голубых глаз, странно противоречил этой молодости. Понизив голос, Тони признался: — На самом деле, мисс Гранвилл, это был какой-то кошмар. Да, мне было страшно. Ни один человек в здравом рассудке не мог бы вынести это без страха.
 Тони начинал ей нравиться.
 — Хорошо, что вы уцелели. Прошу вас, зовите меня Линдсей. Щеки юноши вспыхнули радостным румянцем.
 — Спасибо, — пробормотал он. — Я польщен.
 Музыка прекратилась, и Тони галантно предложил девушке руку, чтобы проводить ее обратно. Не доходя нескольких шагов до леди Баллард, он повернулся к Линдсей.
 — Боюсь, сегодня вечером мне уже не удастся пробиться к вам, чтобы пригласить еще раз.
 Линдсей озадаченно поглядела вперед. Там, где она оставляла тетю Баллард, сгрудилась целая толпа кавалеров, нетерпеливо поглядывавших в ее сторону.
 — Нельзя ли мне хотя бы просить у вас позволения на днях нанести вам визит?
 Девушка рассеянно перевела взгляд на молодого человека.
 — О… ну да, наверное. Конечно. Если желаете.
 — Еще как желаю, — горячо заверил он, склонившись над ее рукой. И добавил, выпрямившись и преданно глядя ей в глаза: — Настолько, что до тех пор не смогу думать ни о чем другом.
 Весь следующий час Линдсей перелетала от партнера к партнеру, разрываясь между упоительным восторгом и необоримым смущением. И почему столько блестящих кавалеров рвутся потанцевать с ней? Хотя не со всеми было так уж интересно танцевать. Какой-то граф вконец подавил девушку не слишком приятной привычкой каждую минуту склоняться к ней и бормотать: «Очаровательна, совершенно очаровательна». Престарелый герцог, годящийся ей в отцы, похоже, не сомневался, что ей безумно интересно послушать про его поместья в Йоркшире — «Добрая половина графства, сами понимаете» — и про то, что он одинокий вдовец и рад был бы разделить все свое состояние с «подходящей» особой женского пола.
 Время от времени Линдсей поеживалась, ловя на себе неприязненные взгляды разряженных дам. Отчего это, интересно знать, все мужчины кругом так милы и любезны с ней, а женщины косятся со столь откровенным осуждением?
 Кавалеры же наперебой просили разрешения как-нибудь навестить ее. Наверное, решила девушка, они говорили это только из вежливости.
 Наконец, обессилев от танцев, Линдсей взмолилась о передышке. Очередной партнер тотчас же всунул ей в руку бокал шампанского. Мундир на этом молодом человеке очень напоминал мундир Тони. Но стоило Линдсей невзначай упомянуть об этом, молодой человек, представленный ей как лорд Бентли, поднял брови.
 — Тони? — недоуменно переспросил он.
 Тетя Баллард поспешила прийти Линдсей на помощь.
 — Маркиз Грэвисток, — просветила она нового поклонника. — Похоже, он очарован моей племянницей.
 — А разве мы все не очарованы? — отозвался лорд Бентли, но Линдсей показалось, что лицо у него вытянулось. — Можно мне как-нибудь нанести вам визит? — тут же добавил он.
 Линдсей согласилась, и лорд откланялся. Пока девушка глядела ему вслед, тетя Баллард воспользовалась краткой паузой, чтобы преподнести подопечной очередное наставление.
 — Лорд Бентли — игрок и охотник за приданым. Я слышала, сейчас у него в карманах пусто и он заложил все, что только мог, чтобы поприличнее одеться. Он вечно играет у Вайтса и в других, менее фешенебельных салонах. Мне думается, ты показалась ему выгодной партией.
 — Понимаю.
 — Сомневаюсь. Однако слушай и мотай на ус. Тебе надо знать все тонкости жизни высшего света. — Графиня смерила Линдсей властным взглядом. — Ведь этот мир станет и твоим миром. Можешь даже не сомневаться. По каким-то непонятным мне причинам — скорее всего из страха — ты сопротивляешься намерению Эдварда жениться на тебе. Сдавайся, милая моя девочка, сдавайся. Эдвард хочет получить тебя, а он всегда добивается того, чего хочет.
 Девушку охватил новый приступ паники. Она ждала, что тетя Баллард увезет ее домой, едва она снимет плащ, так что перспектива встретиться с Эдвардом сегодня, в этом вызывающем платье, даже не приходила ей в голову.В полном смятении распахнув черный шелковый веер, она принялась нервно обмахиваться.
 — Я… Тетя Баллард, мне что-то нехорошо.
 — То же самое недомогание, что и утром, когда ты так ловко заперлась у себя в комнате? — Графиня мило улыбнулась проходящей мимо них паре. — Не очень-то это было хорошо с твоей стороны, Линдсей. Солгать, чтобы втихомолку подготовиться к столь глупой выходке… Фи!
 — Простите, мне очень жаль, — честно пролепетала девушка. — Ну пожалуйста, можно я уйду?
 — Нет.
 — Кучер отвезет меня домой, а потом вернется за вами.
 — Нет.
 Мольбы были бесполезны. Линдсей попробовала подойти к делу с другой стороны.
 — Вам не кажется, что Эдварду лучше не видеть меня в этом платье?
 Ответный смешок тети Баллард ошеломил ее.
 — Напротив, моя прелесть. Я просто умираю от нетерпения поглядеть на выражение лица Эдварда, когда он увидит тебя в нем. Мой племянник не каменный. А ты сегодня выглядишь так, что даже самый самовлюбленный денди загорится от страсти. Какие тут еще нужны слова?
 Брак по расчету. Бедняжка, обреченная родить Хаксли наследника, после чего виконт снова возвратится к своим гнусным привычкам. Линдсей сглотнула. Каким это, интересно знать, гнусным привычкам? Ведь очень может статься и так, что у нее не будет иного выбора, кроме как выйти замуж за виконта, чтобы обрести свободу потом, когда она ему наконец надоест. Но все-таки о чем это говорила Эмма, а потом и та рыженькая?
 Танцы ненадолго прервались. Над залом повис гул голосов, звякали бокалы, раздавались взрывы смеха. И вдруг над этим гулом и гамом отчетливо и громко разнесся голос распорядителя:
 — Эдвард Ксавье де Уорт, шестой виконт Хаксли. И достопочтенный мистер Джулиан Ллойд-Престон.
 — Ой, — только и выдохнула Линдсей. И в следующий миг она увидела его — высокая, статная и мужественная фигура возвышалась над толпой наверху широкой лестницы.
 — Какой красавец, а? — раздался у нее над ухом голос тети Баллард. — И он хочет на тебе жениться, Линдсей.
 Девушка не смогла вымолвить ни слова в ответ.
 — А вот и я, душечка.
 Линдсей растерянно оглянулась. Кларисса, куда-то подевавшаяся с тех самых пор, как девушка вошла в зал, теперь подлетела к подруге и взяла ее под руку.
 — Давно пыталась добраться до тебя, но никак не могла. Прямо отбою нет от этих кавалеров — каждый рвется со мной потанцевать.
 — Да ничего, все в порядке. — Девушка рассеянно погладила Клариссу по руке, не в силах оторвать глаз от неторопливо спускающегося вниз по лестнице высокого мужчины в черном камзоле. По сравнению с ним все остальные бледнели и казались чуть ли не уродами.
 — Ничего себе, — покачал головой какой-то мужчина недалеко от нее. — Да чтоб мне провалиться на месте, это же Хаксли. Его лет сто в свете в глаза не видели.
 Мысли Линдсей метались, как птицы в клетке. Как же быть? Может, ей еще удастся потихоньку затеряться среди гостей и улизнуть незамеченной?
 Словно догадавшись о том, что творится в голове у ее подопечной, графиня встала чуть позади девушки и ласково, но твердо придержала ее за локоть.
 — Умираю, до того хочу увидеть его лицо, когда он тебя заметит, — шепнула она так, чтобы слышала только Линдсей. — Буду крайне удивлена, если результат не окажется совершенно противоположным тому, что ты, дурочка, задумывала.
 Деваться было некуда. Полуослепнув от страха, девушка едва могла дышать. Спустившись, виконт ненадолго скрылся из виду, но скоро его черноволосая голова показалась над толпой.
 Он направлялся прямо к ним.
 — Не волнуйся, — заговорщически прошептала Кларисса. — Я понимаю, как ты стремишься избежать этой ужасной, чудовищной участи. Положись на меня. Я его отвлеку.
 Линдсей слышала — однако не понимала, не могла сосредоточиться на словах Клариссы. Виконт подошел уже совсем близко, но задержался возле группки окликнувших его джентльменов. Неброская аскетичность его черного, но идеально скроенного костюма лишь сильнее подчеркивала, до чего же Хаксли не похож на остальных гостей на балу. Среди расфранченных модников он казался могучим орлом, по ошибке попавшим в вольер с изнеженными тропическими птицами.
 Услышав над ухом дрожащий вздох Клариссы, девушка снова погладила подругу по руке. Вот добрая душа. Незачем ей так волноваться. Это ведь исключительно ее, Линдсей, проблема.
 Не ведая о терзаниях своей невесты, Эдвард тем временем беседовал с приятелями. Казалось, разговор всецело увлек его — но лишь до тех пор, пока виконт не бросил взгляд в сторону Линдсей. И тут невозмутимый, бесстрастный лорд Хаксли переменился в лице. Уголки чувственных губ дрогнули и опустились вниз, глаза расширились. Он в упор разглядывал девушку.
 Эдвард продолжал терпеливо выслушивать пространные разглагольствования лорда Уортинга про нескончаемую войну с расплодившимися в его йоркширских поместьях браконьерами. Он слышал — но не слушал. Слова собеседника скользили по поверхности, не задевая разума, не проникая внутрь.
 И зал, и гости — все кругом вдруг слилось в одно бесформенное, расплывчатое пятно. Единственное, что видел сейчас виконт — но с кристальнейшей, почти болезненной ясностью, — это дивное, искушающее видение в черном шелковом платье. И какого дьявола бестолковая девчонка надумала вырядиться на бал столь неподобающим образом? Но на самом деле виконта это не волновало. Ничего, он выяснит это, причем в самом скором времени. Пока же он лишь наслаждался представшим его взору великолепным зрелищем.
 Контраст между светло-золотистыми волосами и молочно-белой кожей девушки и черным платьем был так разителен, что перехватывало дыхание. Каким-то непостижимым образом Линдсей умудрялась выглядеть одновременно и трогательно-хрупкой, почти воздушной, и до предела соблазнительной. Глубокий вырез почти не скрывал высокую грудь девушки, а узкая юбка, плотно обхватывавшая стройные бедра, переливающейся черной волной ниспадала на серебристые туфельки. Тоненькую шейку облегала скромная нитка жемчуга с несколькими серебряными бусинами. Такая же нитка была вплетена в волосы, обрамлявшие нежное личико пышными мягкими локонами.
 И она тоже смотрела на него.
 Эдварду не надо было заглядывать Линдсей в глаза, чтобы понять — она чувствует его безмолвное восхищение. Глаза его сползли с лица девушки вниз — на расшитый серебром лиф платья. Линдсей не сдержала замирающего вздоха.
 По чреслам виконта пробежал огонь. Вот чертовка! Грудь ее взволнованно вздымалась — эта несравненная полная грудь, не ведавшая до сих пор ничьих прикосновений… кроме, разумеется, его. Над краем выреза проглядывал легчайший намек на розовую округлость сосков. Эдвард стиснул зубы. Проклятие! Отныне ни одному мужчине не дозволено будет лицезреть то, что принадлежит только ему, ему одному. Уж он об этом позаботится.
 Интересно, а сама-то она понимала, что должен неминуемо испытать любой мужчина, хоть раз увидевший ее в подобном наряде? Должно быть, да. Должно быть, в этом и состоял ее план — заставить его ревновать.
 При этой мысли на губах виконта заиграла улыбка. Он не из тех, кого можно заставить ревновать. Рассердить — это да, сколько угодно, но не более того. Глупышка скоро на собственном опыте убедится, сколь небезопасно выкидывать подобные фортели со своим будущим мужем.
 — Вы уже встречались с маленькой протеже вашей тетушки? — полюбопытствовал Алистер Мак-Брайд, самый наблюдательный из приятелей Эдварда. — Малютка просто очаровательна, не находите?
 Эдвард задумчиво наклонил голову набок и оценивающе поглядел на Линдсей. Почему бы не изобразить более быстрое развитие событий, чем предусматривал план Антонии?
 — Да, в самом деле. Очаровательна.
 — Говорят, она надела сегодня черное в память о брате. Он вроде бы погиб в каком-то сражении на море.
 Виконт насторожился.
 — Неужели?
 — Говорят. Но, надо признать, если она хотела изобразить из себя скромную сестричку, до сих пор оплакивающую погибшего брата, это у нее не вышло. Правда, старина? При взгляде на нее в голову лезут совсем иные мысли. Ну например, как здорово было бы стянуть с этого белого тела весь глупый черный шелк, распустить эти шелковистые волосы и поглядеть, много ли они прикрывают. Бьюсь об заклад — ровно столько, чтобы у любого мужчины вконец голова пошла кругом. Не говоря уже о прочих радостях, которые сулит подобный опыт.
 Эдвард невероятным усилием воли заставил себя сдержаться. — Вам виднее, — отозвался он, смеривая сэра Алистера неласковым взглядом. Чем скорее он уведет из этого гнусного места ту, что по праву принадлежит ему, тем лучше. Сознание того, что сотни глаз пялятся на его невесту с откровенным вожделением, отнюдь не умиротворяюще действовало на состояние духа виконта. — Приглашу-ка, пожалуй, ее танцевать, — протянул Алистер, отставляя бокал на поднос проходящего официанта.
 — Лучше пропустите еще стаканчик. — Эдвард взял у того же официанта новый бокал и насильно впихнул его в руку приятеля, Следующий танец леди танцует со мной.
 С этими словами он решительно зашагал прочь, и, наконец, оказавшись прямо перед Линдсей, отвесил ей короткий поклон.
 — Добрый вечер, — процедил он сквозь стиснутые зубы, не скрывая бушующей в нем ярости. — Могу ли пригласить вас?
 Невероятно, но Кларисса Симмондс проворно выскочила вперед и, заслонив собой Линдсей, протянула Эдварду руку.
 — Добрый вечер, Эдвард. Как приятно видеть тебя тут. Вот уж не ожидала.
 Виконт рассвирепел. Он ведь уже объяснился с Клариссой, четко и ясно сказал ей, что их мимолетному роману пришел конец.
 — Добрый вечер, Кларисса. Надеюсь, тебе весело, — ответил он, словно бы не замечая ее протянутой руки.
 — Да, особенно теперь, — ослепительно улыбнулась она. — Ведь с тобой в танцах никто не сравнится, Эдвард. Как мило, что ты пригласил меня.
 Виконту не хотелось проявлять чрезмерную жестокость. Оглянувшись, он нашел взглядом Джулиана и мотнул ему головой. Правильно поняв тайный знак, выработанный друзьями на случай подобных затруднений, Джулиан поспешил на помощь.
 — Всем доброго вечера, — широко улыбнулся он, напуская на себя вид легкомысленного весельчака и повесы. — Славный бал выдался, а?
 Эдвард даже не потрудился ответить ему.
 — Джулиан, со мной тут две прелестные дамы, а я — вот беда — не могу танцевать сразу с обеими.
 — Еще бы, — согласился Джулиан. — Не то я первый обвинил бы тебя в жадности.
 — Ну уж меня никто в жадности не обвинит. — Бросив взгляд на лицо Антонии, Эдвард едва не расхохотался, такое на нем светилось радостное ехидство. — Я доставлю тебе удовольствие, предложив в партнерши леди Клариссу Симмондс — разумеется, если она окажет тебе честь и ответит согласием.
 Кларисса уже успела вцепиться в его руку. Виконт повернулся к Джулиану, чьи честные глаза выражали исключительно восторг при мысли о подобной чести. Низко поклонившись, он только что не отодрал Клариссу от Эдварда. Та чудовищно покраснела и неохотно последовала за Джулианом на середину зала.
 — Ну что, наш черед? — Виконт Хаксли предложил руку Линдсей и через ее голову улыбнулся тетушке. — Добрый вечер, Антония. И спасибо. За все.
 Он не сомневался, что леди Баллард была бессильна предотвратить дикую выходку Линдсей. Собственно говоря, скорее всего именно она и спасла положение. А сейчас тетушка откровенно радовалась неудаче, постигшей нахалку Клариссу в попытке отвлечь его внимание от Линдсей.
 — Эдвард, — настойчиво произнесла Антония, — на два слова.
 Не выпуская руки девушки, виконт нагнулся к леди Баллард.
 — Будь с ней поласковей, мальчик. Она такая ранимая. И должно быть, очень испугана. Иных объяснений произошедшему я придумать не могу. — Антония умоляюще дотронулась до руки племянника. — Но лучшей жены тебе не найти. В этом ты совершенно прав. Так что поступай, как сочтешь необходимым.
 Эдвард на минуту задумался.
 — Ладно, — произнес он наконец. — Доверься мне. Кстати, можно попросить тебя еще кое о чем?
 Графиня кивнула. Эдвард что-то прошептал ей на ухо и быстро увлек Линдсей в круг танцующих.
 Плутовка хорошо усвоила урок, одобрительно признал он. Опустив глаза и не глядя на партнера, она грациозно скользила в танце, непринужденно справляясь с самыми сложными па. Лишь легкий румянец на щеках и учащенное дыхание выдавали ее смятение.
 За несколько пар впереди он заметил Джулиана с Клариссой, пронзившей его убийственным взором. Виконт ответил ей сногсшибательной улыбкой, отчего красавица гневно топнула ножкой в розовой туфельке, навлекая на себя недоуменные взгляды остальных танцоров. Кларисса надменно вздернула подбородок и отвернулась. Сейчас виконт сам удивлялся — и что только он когда-то нашел в этой женщине. Однако он тут же вспомнил, что именно, и улыбнулся себе под нос.
 Впрочем, в следующую же минуту Эдвард начисто выбросил леди Симмондс из головы. Взгляд его вернулся к миниатюрной фигурке в черном, этой наивной искусительнице, не ведающей всей силы своих чар. Нахмурив лоб от усердия, она сосредоточенно танцевала рядом с ним.
 Любой мужской взгляд, брошенный в ее сторону, приводил Хаксли в ярость. Надо сдерживаться, одернул он себя. Надо придумать способ, как согнать с этого милого нахмуренного личика тень вечной тревоги, а потом выбрать подходящий момент, чтобы дать ей понять — она никогда, никогда больше не должна сердить его.
 — Тебе тут нравится, Линдсей? — Они как раз встретились при очередном па.
 — Нет! — выпалила девушка с таким пылом, что брови Эдварда сами собой взлетели вверх.
 — Нет? И отчего бы это?
 — Прошу вас, не играйте со мной. — Ее хрипловатый от волнения голос еще больше распалил огонь, бегущий по жилам виконта. — Я не привыкла к странным шарадам, принятым в высшем свете. Не привыкла — и не хочу привыкать.
 А малышка-то оказалась с характером, не без удивления отметил Эдвард. Что бы там ни думала Антония — может, Линдсей и вправду чем-то напугана, однако она не из тех, кем легко управлять. Он усмехнулся. Что ж, капелька непокорности, немного сопротивления только придадут погоне дополнительную остроту, и тем слаще будет победа. Но победит все равно он.
 — Мне не нравится этот танец, — заявила Линдсей, когда прихотливый узор танца снова свел их вместе. — Я устала и предпочла бы вернуться на Брайнстон-сквер.
 — Не сомневайтесь, мадам, вы вернетесь туда достаточно скоро.
 Девушка снова подняла голову. Синие глаза сверкнули.
 Чем скорее, тем лучше.
 Несколько пар сошлись вместе, и Эдвард приветственно кивнул танцору слева от себя. Линдсей же он сказал только:
 — Знаешь, крошка, я бы тебе не советовал больше говорить со мной подобным тоном.
 — Я вам не крошка.
 — Кое в чем ты разбираешься удивительно хорошо. В остальном же… скажу тебе, крошка, я все же лучший судья в таких вопросах, чем ты.
 — Вы, сэр, абсолютно невыносимы. Кровь Эдварда быстрее побежала по жилам.
 — Ты много танцевала сегодня, Линдсей?
 — Каждый танец, — вызывающе ответила девушка. — Ни одного не пропустила. И ни одного не пропущу, когда все это злосчастное недоразумение наконец закончится.
 — Посмотрим. Так ты надела черное в память о погибшем брате?
 Линдсей пошатнулась. Блеск глаз ее мгновенно угас.
 — Нет, — пробормотала она так тихо, что виконту приходилось напрягать слух, чтобы расслышать ее. — Я надела его, чтобы опозорить себя и показать вам, что я не подхожу для…
 — Тсс, — оборвал он, оглядываясь по сторонам. — Сейчас не время и не место.
 — А когда будет время для этого разговора?
 Когда я решу. Если я вообще захочу об этом разговаривать. Спокойная чинная мелодия закончилась, танцоры остановились, обмениваясь вежливыми репликами перед тем, как разойтись.
 Линдсей собиралась уже стрелой умчаться прочь, но Эдвард оказался быстрее и, поймав ее за руку, повернул лицом к себе. И тут оркестр заиграл снова. Со всех сторон раздались изумленные восклицания. Зал охватило какое-то приподнятое, трепетное состояние.
 — Вальс! — ахнула дама рядом с Линдсей.
 Глянув поверх голов, виконт высмотрел среди зрителей по бокам зала тетушку и послал ей улыбку тайной признательности. Пусть сама графиня и не слишком жаловала такой «новомодный и вызывающий» танец, как вальс, но все же пустила в ход все свое влияние, чтобы угодить племяннику.
 Эдвард решительно привлек Линдсей к себе. — Никогда больше не пытайся уйти от меня. Девушка подняла голову и заглянула ему в лицо. Со щек ее сбежал последний румянец. В глубине огромных расширенных глаз мерцали таинственные темно-фиолетовые искорки. Она глядела прямо в лицо виконту — и не дрогнула. Подумать только, эта храбрая, прекрасная и загадочная девушка была той самой невестой, которую он заранее представлял себе не иначе как скучной провинциальной старой девой. Линдсей Гранвилл — старая дева? Смешно!
 — По-моему, ты обещала мне этот вальс. — Он и не пытался скрыть свое удовольствие.
 Однако Линдсей не спешила склониться в его объятия, как того требовал танец, и не двигалась с места. Взгляд виконта скользнул по ее лицу и задержался на приоткрытых розовых губках. Девушка растерянно провела по ним кончиком языка.
 — Так мы будем танцевать, мадам? — осведомился Эдвард. — Или мне поцеловать вас прямо здесь, на виду у всей ассамблеи?
 Очередной трепещущий вздох заставил ее грудь так приподняться, что над краем выреза снова показались два розовых пятнышка. Однако девушка еще не сдалась. Взгляд ее явственно выражал, что она не намерена уступать.
 Эдвард положил руку ей на талию. Они стояли до того близко, что тела их почти касались друг друга. Отведя взгляд в сторону, Линдсей упорно смотрела на накрахмаленную грудь его рубашки.
 Виконт усмехнулся. Что ж, если она может ждать, то он и подавно. Еще неизвестно, у кого больше терпения.
 — Вот ведьмочка, — прошептал он. — Маленькая недотрога. Сдавайся. Погляди на меня.
 Линдсей не шелохнулась.
 Рука Эдварда скользнула чуть выше, теперь он дотрагивался большим пальцем до основания груди девушки.
 Сопротивление ее наконец было сломлено. Она медленно, словно против воли подняла голову и вложила крохотную ручку в ладонь виконта.
 Эдвард чувствовал устремленные на них жадные взгляды, слышал приглушенный шепоток за спиной. Он прекрасно понимал, сколько пищи для кривотолков дает тот спектакль, что они с Линдсей разыгрывают у всех на глазах. Но теперь уже ему не хотелось шевелиться, не хотелось нарушать этой внезапно возникшей между ними близости, стеной отгородившей их от всего света. Глаза Линдсей из темно-синих сделались фиолетовыми, из фиолетовых — непроглядно темными, почти черными. В них застыл немой вопрос, и виконт понимал, что этот вопрос девушка задает не столько ему, сколько самой себе. Ее мягкие губы затрепетали, и на Эдварда вдруг нахлынуло странное, незнакомое ощущение — могучее, непреодолимое желание оберегать и защищать ее. Душа его разрывалась от невыразимой нежности.
 Это просто безумие!
 Он закружил девушку в вальсе. Этот танец был ему не внове, в Европе он много вальсировал, и каждая женщина Парижа мечтала танцевать именно с ним. Но теперь, здесь, с Линдсей, он танцевал словно впервые в жизни. Музыка овладела всем его существом, унося его точно на крыльях, а Линдсей оказалась идеальной партнершей. Однако виконт изо всех сил старался стряхнуть с себя наваждение. Нельзя отдаваться мыслям о Линдсей, об этой девушке, трепещущей в преддверии страстной женственности. Такие мысли слишком опасны. Так ведь недолго и растерять всю решимость, требующуюся для осуществления его замысла. Он чувствовал, что девушка глядит на него, но боялся опускать на нее глаза.
 — Ты замечательно танцуешь. — Нежный голосок дрожал и срывался.
 — Спасибо.
 — От этого танца становится так странно. Он так волнует… Бедняжка, думал Эдвард, бедненькое напуганное создание.
 Ищет его поддержки. Она в своем наивном неведении даже не понимает, что с ней творится, и думает, что сама во всем виновата. Боится и сгорает от желания. Но — черт возьми! — ему нельзя сейчас отвлекаться от главной цели.
 — Эдвард…
 Он все кружил ее в танце. Девушка казалась в его объятиях ужасно легкой, почти невесомой, ноги ее едва касались пола.
 — Эдвард, я тебя рассердила. И даже знаю чем. Нет. Этого ей не понять.
 — Я ведь надела это платье не ради Уильяма. Я не вспоминала о нем, когда все это придумывала и убеждала мадемуазель Натали, что тетя Баллард полностью одобряет выбранный мной фасон и цвет. — Линдсей не отрываясь смотрела на него, так что виконт наконец вынужден был ответить на ее взгляд. На губах ее дрожала робкая, умоляющая улыбка, от которой внутри у него все перевернулось.
 — Жаль. Уж лучше бы я поступила так ради него. Быть может, тогда моей глупой выходке имелось бы хоть какое-то оправдание. Пожалуйста, прости меня.
 Эдвард нахмурился. Нельзя ни на мгновение смягчаться, а не то он не выдержит и бросится к ее ногам, точно влюбленный юнец.
 — Пойми, пожалуйста, я извиняюсь не за то, что пыталась отговорить тебя от этого брака. Нет, только за то, что получилось, словно я насмехаюсь над настоящим трауром.
 — Ты слишком много болтаешь. И слишком красноречиво. Так ты не сможешь танцевать в заданном темпе.
 — Ты же можешь, — возразила она. — И я должна снова попросить тебя… нет, потребовать, чтобы ты отказался от своего нелепого плана. Ну пожалуйста, завтра же позови к себе моего сводного брата и поставь его в известность, что мы решили расторгнуть помолвку.
 И тут Эдвард понял, что надо делать. Они как раз танцевали возле ряда дверей, выводящих на террасу. Не прекращая танцевать, он ловко развернулся так, чтобы следующий поворот вальса вынес их в одну из этих дверей.
 Схватив Линдсей за руку, он увлек ее за собой — через белоснежную мраморную террасу и дальше, вниз по витой лестнице в сад, мимо гуляющих пар, любопытными глазами провожавших его и его спутницу. — Эдвард, стой!
 Он не остановился, лишь немного замедлил шаги, чтобы она могла успевать за ним. Молодые люди оказались на тропинке, уводящей в глубь сада, за дом. — Куда ты меня ведешь?
 Сдавленный возглас Линдсей наконец заставил виконта остановиться и повернуться к ней. Луч света из окна выхватывал из темноты густые ресницы девушки, трепетавшие на побледневших щеках.
 В голосе ее звучала какая-то странная нотка. Ожидание? Волнение? Надежда?
 — А куда мне отвести тебя, мое дивное видение?
 Девушка лишь покачала головой. Виконт ласково обнял ее за плечи.
 — Ответь мне.
 — Нет.
 Ага! Она не могла — или не хотела! — просто потребовать, чтобы он отвел ее домой. У Эдварда стеснилось в груди от резкого, неистового возбуждения. Он стиснул зубы.
 — Так куда бы ты хотела пойти со мной, а, Линдсей? Куда-нибудь подальше? Чтобы мы остались вдвоем и нам никто не мешал? Нагнувшись, он дотронулся губами до нежного ушка девушки. Эдвард понимал, что бессовестно дразнит не только ее, но и себя, но ему до смерти хотелось услышать в ее голосе то же желание, что обуревало и его.
 Линдсей промолчала.
 Виконт хотел сегодня уйти с бала пораньше. Но сперва он не мог отказать себе в наслаждении еще раз вкусить чар, что уже начинали преследовать его и днем, и ночью.
 — Поцелуй меня, Линдсей, — прошептал он. — Забудь все, что тебя волнует, и поцелуй меня.
 Дыхание девушки стало прерывистым. Она помотала головой.
 Эдвард двумя пальцами приподнял ее подбородок и, сдерживая свой пыл, начал покрывать нежными поцелуями подбородок, щеки, закрытые глаза, лоб, ушки девушки. Линдсей невольно вздрогнула — и он ощутил эту дрожь.
 — Поцелуй меня, Линдсей, — настойчиво пробормотал он. — Поцелуй.
 — Я не умею.
 По жилам его разлилось упоительное ощущение победы.
 — Я тебя научу. Открой глаза и смотри на мои губы. Ресницы девушки затрепетали сильнее. Она открыла глаза и еле слышно вздохнула.
 — Встань на цыпочки.
 Привстав, Линдсей для равновесия оперлась руками о грудь Эдварда, машинально засунув их ему под камзол.
 — Молодец. Теперь смотри. Я наклонюсь — вот так. А ты поднимай голову сюда, мне навстречу.
 — Так?
 — Именно. А теперь дотронься губами до моего рта.
 — По-моему, у меня ничего не выйдет.
 — А по-моему, еще как выйдет. Давай, Линдсей. Ну не бойся, моя прелесть.
 Медленно, точно во сне, она потянулась навстречу ему, невинно прижимаясь грудью к его груди, и вот наконец ее сладкие губы коснулись его легкой, почти бесплотной, но неимоверно чувственной лаской. Эдвард почувствовал, что просто сходит с ума, и непременно сойдет окончательно, если не сделает ее своей. Сейчас же. Немедленно. Прямо здесь.
 Так правильно?
 Виконт боялся, что голос откажется повиноваться ему.
 Абсолютно правильно. А теперь вот так.
 Чувствуя, как бешено, пульсирует желание у него в чреслах, он провел языком по нижней губе девушки, легонько дотронулся до уголка рта, пробежал по соблазнительно выгнутой линии верхней губы.
 Вот так, Линдсей.
 На этот раз она не спорила. Эдварду казалось, будто его медленно опускают в кипящую смолу. Закрыв глаза, он недвижно стоял, пока язычок Линдсей, послушно повторяя полученный урок, обрисовывал контуры его рта. Внезапно осмелев, она прикусила его нижнюю губу и нежно потянула.
 Земля ушла у него из-под ног. Потеряв голову от страсти и забыв о сдержанности, он яростно припал к губам девушки. Лишь когда ее слабый стон пробился сквозь тяжелый туман, застлавший его воспаленный разум, Эдвард вдруг осознал, что прижимает Линдсей к стене… что поцелуй его давно уже стал поцелуем завоевателя… что белокурые волосы девушки, выбившись из прически, пышными прядями рассыпались по ее плечам. Подняв голову и жадно хватая ртом воздух, он неожиданно сделал и еще одно ошеломляющее открытие — что его проворные руки успели уже справиться с лифом платья и выпустить на свободу ее высокую грудь.
 — Эдвард… Нельзя… Это уже слишком… Этот слабый, невинный протест лишь сильнее распалил виконта. В серебристом лунном сиянии груди Линдсей казались еще белее, они манили и очаровывали Эдварда — и он без устали целовал их, то одну, то другую, ощущал в ладонях их сладостную, упругую тяжесть, пока ему не показалось, что он вот-вот взорвется от бушующего, кипящего томления между бедер.
 — Милая, — прошептал он, зарываясь лицом в шелковистую ложбинку меж двух мягких холмов и с новой силой лаская их. Линдсей закричала от страсти и вцепилась обеими руками ему в волосы.
 Просунув колено между ногами девушки, он властно потянул ее вверх по своему бедру. С губ ее срывались бессвязные восклицания, тихий горячечный лепет. Эдвард обхватил ладонями лицо возлюбленной и снова приник поцелуем к ее губам. Пальцы его зарылись в мягкие кудри Линдсей.
 — Эдвард, о, Эдвард…
 Сперва робко и неуверенно, но со все нарастающим пылом она прижималась к ноге виконта. Он ухватил девушку за бедра, направляя ее движения выше, к себе.
 — Эдвард? Эдвард, я к тебе обращаюсь!
 — Проклятие! — Молниеносным движением опустив Линдсей на ноги, виконт крепко прижал ее к себе, загораживая от посторонних глаз. — Замри, — предупредил он ее.
 — Эдвард! Ты здесь? Это Джулиан.
 Мысленно кляня все на свете, Эдвард дрожащими руками поспешно поправил на девушке платье и откинул за спину разметавшиеся локоны.
 — Так вот ты где… Ох, черт. Прости, старина.
 — Какого дьявола тебе тут понадобилось? — прорычал виконт. Личико Линдсей прижималось к его груди, хрупкое тело сотрясалось от дрожи. — Пропади оно все пропадом, Джулиан. Ты что, не видишь, что ты не вовремя?
 Однако вместо того чтобы торопливо уйти, Ллойд-Престон, напротив, шагнул ближе и пристально поглядел в глаза друга.
 — Тут возникло одно маленькое дельце, настоятельно требующее твоего внимания. Ты первый мне спасибо скажешь, что я тебя разыскал. Помнишь наш проект?
 Эдвард немедленно весь обратился в слух.
 — Ну?
 — Со мной тут связался один мой приятель. Наш с тобой любимый почтовый голубок вляпался в какие-то неприятности. Похоже, жадного маленького Люциферчика поймали, когда он пытался ощипать другую птичку.
 Эдвард без труда разгадал нехитрый код Джулиана. Так, значит, Латчетт попал в серьезную переделку.
 — Где он сейчас?
 — В надежной клетке. По-моему, чтобы его снова выпустили порхать на свободе, тебе нужно съездить туда самому и привести… гм… веские доводы в его защиту.
 Отлично! Злобный глупец добровольно лез в расставленную виконтом ловушку. Итак, его поймали на шулерстве, а он назвал имя виконта Хаксли как своего поручителя, который непременно выкупит его из тюрьмы. Да, выкупит. На этот раз. Тем самым еще сильнее уверив Латчетта в своем «покровительстве». Тем легче будет в дальнейшем послать его прямиком в ад, которого он заслуживает.
 Линдсей плотнее прильнула к нему.
 — Джулиан, кажется, мисс Гранвилл замерзла. Как бы она не простудилась. Будь так добр, отведи ее к моему экипажу и проводи до тетушкиного дома.
 Мягко отцепив от своей талии руки девушки, Эдвард шагнул прочь.
 — Эдвард!
 Виконт не ответил на этот умоляющий оклик — боялся, что не выдержит взятой на себя роли. Можно сказать, ему повезло, что пришел Джулиан, — иначе кто знает, чем все это могло бы закончиться. А сейчас ему как раз требовалось найти иной предмет для размышлений. Уже поворачиваясь, чтобы уйти, он поймал на себе взгляд Джулиана, полный самого решительного неодобрения. Однако сейчас не было времени выяснять, в чем дело.
 — Отвези ее домой, — повторил он. — Я придумаю какой-нибудь предлог для Антонии. То, что только что случилось между ним и Линдсей Гранвилл, не должно повториться вновь, пока Роджер Латчетт не станет лишь далеким воспоминанием. К тому времени убийца понесет заслуженное наказание. А Линдсей будет женой Эдварда. Вынужденное промедление лишь сделает грядущую победу еще более упоительной.




 Глава 16


 Потягивая шерри, графиня Баллард делала вид, что увлечена невероятно скучным романом, лежащим у нее на коленях.
 — Бентли принес изумительные розы, — предприняла она очередную попытку привлечь к себе внимание Линдсей. — Тридцать шесть красных роз. Красивый жест. Только вот не понимаю, как он их донес — такую охапку.
 Линдсей, полулежавшая на голубом бархатном диванчике, невидящим взглядом глядела в огонь и молчала.
 — Линдсей! — Антония резко захлопнула книгу. — Да что с тобой? Ради Бога, скажи, что тебя так терзает!
 — Ничего, — безжизненно отозвалась девушка. Все три дня после бала у Камберлендов она была необыкновенно задумчива и рассеянна.
 — Все еще переживаешь из-за той истории с черным платьем? — Леди Баллард выжидательно умолкла, но так и не получила ответа. — Если да, то, пожалуйста, и думать об этом забудь. Спору нет, ты плохо себя вела и я так тебе прямо и сказала. Но ведь все обернулось к лучшему. Ты стала царицей бала. Эрнестина Сибил призналась мне, что тоже уговаривает свою Изабеллу на следующий прием надеть черное. Похоже, она обратила внимание, что в нем любая девушка становится куда эффектней.
 — Я устала, — пожаловалась Линдсей, откровенно не слушая болтовню графини.
 Антония подозрительно сощурилась.
 — Устала? Какая жалость. Наверное, нуждаешься в чем-нибудь подкрепляющем. Велю Норрису налить тебе капельку шерри. — Похоже, размышляла она, хитрая девчонка решила добиться своего не мытьем, так катаньем, и теперь делает вид, что чахнет и тоскует. Но на самом деле графиня ни на миг не допускала мысли, что Линдсей могла оставаться равнодушной к Эдварду. — Знаешь, девочка, я не удивлюсь, если к концу сезона все дебютантки будут щеголять в черном.
 — Скажите, тетя Баллард, — уныло проговорила Линдсей, — вы ведь надели траур, когда были не намного старше меня. А носите его до сих пор. Почему?
 — Привычка. — Леди Баллард вовсе не собиралась делиться своими маленькими тайнами. Взгляд ее невольно скользнул по часам на каминной полке. Милый и очаровательный лорд Эйрсли прибудет с минуты на минуту.
 — Тони очень славный, правда? — все тем же унылым тоном осведомилась девушка.
 — О, очень славный, — живо подхватила Антония, радуясь хоть какой-то инициативе со стороны ее подопечной. Бедный Тони! Третий день подряд является к ним с визитом, не подозревая, что даром тратит время. — А что было в той коробочке, которую он принес тебе сегодня утром?
 На губах Линдсей наконец-то появилась слабая улыбка. Девушка показала графине прелестный фарфоровый ларчик в форме сердца. Внутри на бархатной подкладке лежала игрушечная синяя птичка.
 — Заводная. — Линдсей подкрутила механизм и, склонив голову, залюбовалась, как машут крохотные крылышки. — Ну разве не прелесть? Тони сказал, оперение у нее под цвет моих глаз.
 Она вдруг покраснела и поспешно убрала игрушку обратно.
 — Сегодня птичка. Вчера музыкальная шкатулка. Позавчера — орхидеи из собственной теплицы. Похоже, молодой человек не на шутку увлекся.
 — Но это же бесполезно, — отозвалась девушка. — Я ему сегодня прямо так и сказала, но предложила остаться друзьями. Тони один из самых милых людей, каких я только видела.
 Неподдельное очарование и самообладание Линдсей приятно поразило графиню. Мало кто настолько лишен благоговения перед громким титулом и рангом.
 — А что он ответил на твое предложение? Девушка вздохнула.
 — Что на некоторое время перестанет приходить сюда, потому что ему слишком больно видеть меня и сознавать, что надеяться не на что, кроме как на роль друга. Нет, в самом деле, все это уже слишком. Три дня подряд — сплошные гости. Ужасно утомительно.
 — Все три дня сплошные кавалеры, — поправила графиня. И, если честно, Линдсей не выглядела такой уж утомленной. Пусть воздушной и почти бесплотной, но не усталой. Свежая кожа девушки чуть-чуть побледнела, но сохранила свой прелестный золотисто-абрикосовый оттенок. Волосы были убраны в высокую прическу, лишь несколько тонких локонов спадали, обрамляя лицо. Заплетенные в прическу пряди поддерживала тонкая шелковая лента оттенка спелых персиков. Того же цвета было муслиновое платье, из-под которого время от времени проглядывал краешек нижней юбки, расшитой золотыми розами.
 — А тебе не нравится повышенное мужское внимание, Линдсей?
 — Ничуть.
 — Большинство девушек на твоем месте себя бы не помнили от счастья, что одним махом собрали такой шлейф поклонников. — Антония снова открыла книгу и откашлялась. — Будем ли передавать их предложения мистеру Латчетту?
 — Предложения? — Линдсей вскинула голову. — Что вы имеете в виду?
 — Не притворяйся, будто ничего не поняла. Джентльмены не навещают девушку с такой настойчивостью, если не имеют в мыслях нечто большее, чем просто слагать к ее алтарю дань своего восхищения.
 — А-а-а. — Девушка снова откинулась на спинку дивана, подперев голову рукой. — Нет. Я вовсе не собираюсь ни за кого из них замуж. Очень жаль, если доставила им столько хлопот.
 — Ба! — Графиня снова захлопнула книгу. — На рынке невест женихов всегда ждет подобный риск. Знают, на что идут. Хватит о них. Расскажи лучше, отчего ты так чахнешь.
 — Я вовсе не чахну.
 — Может, ты надеялась, что тебе нанесет визит еще кто-то, а он все не идет? — Про себя Антония поклялась при первой же встрече с Эдвардом как следует отчитать племянника за эти глупые игры с затянувшимся молчанием. — Линдсей, может, тебе хотелось бы кого-то увидеть?
 — Нет!
 Не слишком ли выразительно она это воскликнула?
 — А ты уверена, что не скучаешь по моему несносному племяннику? — ласково спросила леди Баллард.
 — Нет! — Линдсей яростно затрясла головой и отвернулась. — Нет, ничуть. Надеюсь, я вообще никогда его больше не увижу.
 Антония довольно улыбнулась.
 — Ну конечно, милочка. Как глупо с моей стороны было даже подумать об этом.
 Не глупо — проницательно, ведь это чистая правда. — Что ж. — Линдсей по-прежнему смотрела в сторону. — Не думаю, что сегодня еще будут гости.
 — Да, вряд ли. — Девочка сохнет по Эдварду. Это замечательно! — Приятно тебе было сегодня увидеться с мачехой? Днем приходила Белла Гранвилл. Такого скучнейшего, утомительнейшего чаепития графиня не помнила за всю свою жизнь. Линдсей промолчала.
 — Похоже, она всегда знает, о чем поговорить.
 — Да никогда она ничего не знает… — Линдсей испуганно закрыла рот ладошкой. — Ой. Простите. Я не хотела… Белла немного… ну, то есть у нее ведь не было возможности расширять кругозор.
 — Ты совершенно права.
 Мачеха Линдсей и в самом деле не умела ни разговаривать, пи думать ни о чем, кроме себя.
 — По-моему, — продолжала Линдсей, — она ожидала, что этот визит в Лондон будет сплошным вихрем светских удовольствий.
 — Пожалуй, ты и в этом права.
 При мысли о том, как Белла Гранвилл расхаживает по салонам высшего света, мельтеша оборками безвкусных платьев и раздуваясь от тщеславия — причем выступает в роли будущей родственницы леди Баллард, — почтенная леди пришла в ужас.
 — А Эдвард ведь был в Индии, правда?
 — Да. — Антония готова была петь от восторга. — Несколько лет. Он добился там большого успеха.
 — Мне кажется, Эдвард добивается успеха во всем, за что берется..
 Леди Баллард спрятала улыбку.
 — Да, мне тоже так кажется. Он с самого рождения твердо знает, чего хочет.
 — А-а-а. Он вообще какой-то… магнетический. Вы согласны, тетя Баллард?
 — О, крайне магнетический.
 — И еще… ну, я хочу сказать, только слепой не заметит, что он… что на него… очень приятно посмотреть.
 — О, еще как приятно! — Графиня еле сдерживала восторг. Свершилось ее самое заветное желание.
 — Вам не кажется, что где-то в глубине… Совсем глубоко… ну так, что сразу и не видно… То есть, как вам кажется, может быть, что сердце у него на самом деле доброе, только он боится показать это, чтобы его не сочли недостаточно мужественным? — Да, и я того же мнения. — Антония ничуть не кривила душой. — Попроси его как-нибудь поиграть для тебя на рояле — тогда ты поймешь, какая чувствительная у него душа. Какой-то сдавленный звук с дивана заставил графиню наклониться вперед.
 — Что ты говоришь? — резко переспросила она.
 — Я уже слышала, как Эдвард играет. Совсем недолго. В тот вечер, когда я приехала. Мне не спалось, и я спустилась в музыкальную комнату. А он пришел навестить вас, но вы уже легли спать. Вот он по доброте и поиграл мне немножко. Ах, так замечательно, я думала, что…
 — Понятно. — Выходит, скрытный мальчишка даром времени не терял и ухитрился побыть с девочкой наедине. Интересно, как часто он это проделывал?
 — Он играл так чудесно, что просто сердце разрывалось. — Линдсей прижала руки к сердцу и мечтательно закрыла глаза. — Но всего несколько минут. Если бы он и вправду был таким добрым, он бы не стал…
 Антония еще сильнее наклонилась вперед. Щеки девушки залились румянцем, но глаз она так и не открыла.
 — Не стал бы что, Линдсей?
 — Ой, не знаю. Мне кажется, было бы хорошо, если бы он все-таки решился сейчас встретиться со мной. Видите ли, я понимаю, что произошло. Он наконец пришел к выводу, что я ему совершенно не подхожу, а теперь пытается решить, как бы деликатно отправить меня обратно, не обидев. Вот мне и хочется, чтобы он не раздумывал так долго, а просто сделал это и дело с концом.
 Однако графиня прекрасно понимала, что на самом деле именно этого Линдсей и не хочется. Понимала также и то, что именно этого Эдвард делать вовсе не намерен. Где бы сейчас ни находился ее непутевый племянник, Антония не сомневалась, что он ждет не дождется свадьбы и старается приблизить ее. Хотя это, разумеется, вовсе не извиняло его нынешнего пренебрежения обществом невесты.
 Дверь отворилась, и в нее, как всегда по-журавлиному церемонно, словно на ходулях, вошел Норрис. Он открыл уже рот, чтобы что-то произнести, как вдруг из-за спины его выскочила какая-то совсем молоденькая девушка и стрелой выбежала на середину комнаты.
 Леди Баллард была так шокирована, что потеряла дар речи.
 Столь бесцеремонно ворвавшаяся особа, одетая в зеленое дорожное платье и такую же пелерину, подбитую кроличьим мехом, являла собой прелестную картинку. Черные как смоль локоны в очаровательном беспорядке вились вокруг ее раскрасневшегося личика, вырываясь из-под зеленой соломенной шляпки.
 Норрис явно был шокирован не меньше своей госпожи.
 — Мисс Уинслоу, миледи, — запоздало доложил он.
 — Здравствуйте, — весело поздоровалась девушка, заметив хозяйку дома. — Я Сара. А скажите, пожалуйста, где Линдсей?
 — Сара! — растерянно вскрикнула Линдсей со своего диванчика. — Сара! Как ты оказалась здесь так быстро? Я вообще понятия не имела, что за тобой уже послали!
 Не успела Линдсей подняться с дивана, как подруга вихрем подлетела к ней и уселась рядом, сжимая ее в объятиях.
 Девушки нежно прильнули друг к другу. Леди Баллард заметила, что из-под густых ресниц Линдсей выползли и медленно покатились вниз по щеке две слезинки.
 — Я так замечательно провела время, Линдсей, — защебетала Сара, наконец разжимая объятия и развязывая ленты на шляпке. — Почему же ты не рассказала мне все? Я-то думала, ты просто поехала в Лондон с гнусным Ро… с Роджером и твоей мачехой. И когда к нам вдруг во весь опор прискакал этот твой красавчик виконт, старого Бостока, беднягу, чуть удар не хватил. И папу тоже. Не говоря уже обо мне.
 — Ой, Сара, как приятно тебя видеть! — Линдсей взяла черноволосую девушку за руки. — Я так по тебе скучала.
 — Вот уж не верится. — Сара положила шляпку на диван. — Но не важно. Главное, что лорд Хаксли сумел-таки убедить папу, что за мной тут хорошо присмотрят. Быть твоей компаньонкой в Лондоне! Вот красота! Его светлость говорит, ты буквально покорила весь город и, хотя гостей на свадьбе будет очень немного, но все равно она станет одним из главных событий сезона.
 Антония чопорно выпрямилась. Ну, ничего, пусть только Эдвард явится ей на глаза, он у нее еще получит. Наглый мальчишка! Ничего толком не обсудил, а уже действует.
 — Ой, Сара, о чем я только думаю? Это леди Баллард. Тетя Баллард, это моя лучшая подруга…
 — Сара Уинслоу. Да, я догадалась. Рада познакомиться с вами, Сара. — Пожалуй, рассудила графиня, общество этой девушки сейчас как раз то, что нужно. Может, это поднимет Линдсей настроение. — Хорошо ли добрались?
 Сара выпрямилась. Глаза ее засверкали от приятных воспоминаний.
 — О, просто замечательно. Мистер Ллойд-Престон был так любезен со мной. Он мне рассказывал про все, мимо чего мы проезжали, и, кажется, вовсе не думал, что ужасно глупо дожить до моих лет и до сих пор ни разу не выезжать за пределы Корнуолла.
 — Джулиан? — Линдсей удивленно поглядела на Антонию. Почтенная дама пожала плечами и вдруг заметила какую-то фигуру, маячившую в дверях. Это оказался Эдвард, как всегда во всем черном. Он с явным удовольствием наблюдал разыгрывавшуюся перед ним сценку. Поймав взгляд тетушки, виконт заговорщически приложил палец к губам.
 — Сначала к нам прискакал лорд Хаксли. Он договорился обо всем с папой, а потом следом в карете приехали мистер Ллойд-Престон и совершенно замечательная горничная. Ой, Господи, все вышло так стремительно, я даже опомниться не успела, не говоря уже о том, чтобы позаботиться о приличном гардеробе. Правда, виконт уверял меня, что этим можно заняться и в Лондоне. Он сказал, ты наверняка не откажешься походить со мной по магазинам на Оксфорд-стрит и прочим модным местам. — Сара захлопала в ладоши от восторга. — Ну, разве не весело нам будет?
 — Да, конечно. — Однако встревоженное выражение на лице Линдсей свидетельствовало, что девушка думает о чем-то другом.
 — А ты знакома с мистером Ллойд-Престоном?
 — Он очень добрый человек, — ответила Линдсей, осторожно подбирая слова и почему-то чувствуя себя неловко. Леди Баллард пришла в еще большее недоумение. Неужели произошло что-то такое, о чем она не имеет ни малейшего понятия?
 Сара меланхолически вздохнула.
 — Да, мне тоже так кажется. И знаешь, в нем чувствуется какая-то тайная грусть, которую он старается скрыть.
 Антония снова поглядела на Эдварда. К чему весь этот разговор о молодом Джулиане Ллойд-Престоне? Неужели он уже успел вскружить голову подружке Линдсей?
 — Вижу, вы обе рады встрече. — Эдвард наконец-то показался из-за двери и вошел в гостиную, на ходу сбрасывая черный дорожный плащ. — Линдсей, любовь моя, прости, что не успел посоветоваться с тобой прежде, чем ехать за Сарой. Просто меня призвали в Девоншир неотложные дела, вот я и решил заодно поговорить с отцом Сары.
 «Любовь моя». Леди Баллард спрятала улыбку за веером. Линдсей, забыв о привычной сдержанности, глядела на Эдварда с откровенным обожанием, прижав руки к сердцу.
 — Какой ты добрый, Эдвард, — тихо пролепетала она.
 — Мне хотелось сделать тебе приятное. — Эдвард подошел к ней. — Мне нравится делать тебе приятное Бог ты мой, да мальчик, когда захочет, умеет отлично говорить комплименты!
 — Джулиан тоже сейчас придет. Он чуть задержался — проследить, чтобы сестру моего лакея отвезли домой, — продолжил Эдвард, а для тетушки добавил: — Сестра Стоддарта во время поездки была у Сары горничной.
 Хорошо, что вы позаботились о приличиях, — одобрительно заметила Антония.
 — А вот и ты, Джулиан. — Эдвард повернулся к двери. — Входи. Теперь все в сборе.
 Отвесив низкий поклон хозяйке дома, Джулиан прямиком подошел к Саре, как будто это было его привычное место. Происходящее все больше и больше забавляло леди Баллард.
 Придвинув стул к диванчику, на котором сидела Линдсей, виконт сел и, взяв девушку за руку, нежно нагнулся к невесте.
 — Прости, что не навестил тебя на следующий же день. Линдсей залилась густым румянцем.
 — Ничего страшного, забудь.
 Графиня отметила, что девушка непременно вырвала бы руку, не удержи ее Эдвард. Между ними явно что-то произошло, причем уже после того, как Эдвард пригласил Линдсей на танец.
 — Если бы я мог, непременно отложил бы поездку в Девоншир, но…
 — Поверь, я и так была ужасно занята. Просто минутки свободной не было. — Свободной рукой Линдсей открыла крышку фарфорового ларчика, подаренного лордом Грэвистоком. — Гляди, Сара, ну разве не прелесть? Заведи ее. Она машет крылышками.
 — Это Линдсей подарил сегодня маркиз Грэвисток. Он каждый день заходил к нам с визитами. — В леди Баллард неожиданно проснулось ехидство. — Сказал, что голубое оперение под цвет глаз Линдсей.
 — Грэвисток? — Эдвард скрипнул зубами. — Что он тут забыл?
 Графиня красноречиво пожала плечами.
 — То же самое, что и сэр Стюарт Лонг, и этот твой друг Алистер, и лорд Бентли… да что там, всех не перечислишь.
 — Алистер мне вовсе не друг, — зло заявил виконт, поднимаясь со стула. — А Бентли просто-напросто расфуфыренный охотник за приданым. Черт побери, что тут происходит?
 Леди Баллард перевела взгляд на Линдсей. Та сидела с самым невозмутимым выражением лица, делая вид, будто пристально разглядывает, не обломался ли ноготь. «Слава Богу, — подумала Антония, — у малышки есть характер. Он ей еще понадобится в обращении с таким ревнивым мужем».
 — Антония?!
 Графиня едва не велела племяннику попридержать язык.
 — Наша Линдсей имела большой успех на балу, а потом, на следующий вечер, мы с ней посещали Королевский театр. На сегодня уже четверо просили ее руки.
 — Что? — Эдвард недобро сощурился. — И ты позволяешь посторонним мужчинам являться сюда и домогаться руки моей невесты?
 — Ну, тебя же все равно не было в Лондоне, — самым невинным тоном заметила графиня. — По крайней мере я так считала, хотя мы понятия не имели, где ты. Не могли же мы с Линдсей грубо обойтись с такими очаровательными джентльменами? Ты согласен, Джулиан?
 Тот не ответил — все его внимание было устремлено на прелестную мисс Сару Уинслоу. Антония раздраженно фыркнула.
 — Что там Джулиан думает по этому поводу, к делу совершенно не относится, — устрашающим голосом прорычал Эдвард.
 Все взгляды мгновенно устремились на него.
 — И вообще, Антония, — продолжал он, — я крайне разочарован тем, что, оказывается, не могу безбоязненно доверить тебе Линдсей. Но в будущем я сам об этом позабочусь и сам огражу ее от навязчивых и нежелательных ухаживаний.
 — Эдвард…
 Виконт жестом заставил тетю умолкнуть.
 — Подожди, я еще не закончил. У меня хватает и других важных дел, но сперва я хочу, чтобы все тут поняли и как следует усвоили мои планы на следующую неделю.
 — Знаешь, Эдвард, а тебе не кажется, что об этом вы с Линдсей договорите потом и наедине? — встревожено нахмурился Джулиан.
 — Ничего подобного. Это касается всех присутствующих. — Эдвард кивнул Саре. — Я уже объяснил мисс Уинслоу, что она будет подружкой Линдсей. Ты, Джулиан, разумеется, будешь моим шафером. Я решил устроить свадебный завтрак на Кавендиш-сквер. Антония, никому, кроме тебя, я не доверю приглядывать за всеми этими приготовлениями.
 Графиня пробормотала невнятное согласие, боясь при посторонних выдать, что все эти скороспелые решения приводят ее в ужас.
 Линдсей медленно, точно во сне, зашевелилась и встала с дивана..
 — А вам не пришло в голову сперва посоветоваться со мной, милорд? — осведомилась она так тихо, что Антонии стало не по себе. — Ну там об оглашении, о фасоне моего платья. Или хотя бы о том, готова ли я к этой свадьбе. Готова ли я к свадьбе вообще!
 Несколько секунд пролетело во всеобщем потрясенном молчании. Наконец Эдвард опомнился и снисходительно улыбнулся девушке.
 — Не волнуйся так, любовь моя. Ты слишком взволнованна, чтобы входить во все эти подробности, так что я займусь всем сам — за нас обоих. Завтра утром в «Пост» и «Тайме» появятся объявления о нашей помолвке. А сама свадьба будет назначена на следующую субботу. — Он помолчал, что-то прикидывая. — То есть через пять дней. Антония прекрасно справится со свадебным платьем и прочей ерундой. Джулиан, ты бы не мог приглядеть, чтобы кто-нибудь показал Саре ее комнату?
 — Я позову Норриса, — слабо произнесла графиня.
 — Не стоит — возразил Эдвард каким-то чужим голосом. — Джулиан, дружище, займись этим сам, ладно?
 Хотя сейчас Антонию больше всего волновало напряженное лицо и стиснутые губы Линдсей, но она краем глаза заметила, каким осуждающим взглядом наградил виконта Джулиан, выводя ошарашенную Сару из гостиной.
 — Замечательно, — угрожающе повернулся Эдвард к невесте, едва дверь за ними закрылась. — А теперь мне пора идти. Вопросы есть?
 — Неужели в субботу? Так скоро? — недоверчиво переспросила леди Баллард.
 — С архиепископом я уже обо всем договорился. Завтра у меня на руках будет специальная лицензия.
 — Но, Эдвард, что скажут люди? К чему такая неприличная спешка?
 — В любви, мадам, ничего неприличного нет. И поскольку через пять месяцев на свет не — появится никакого ребеночка…
 — Эдвард!
 У него хватило совести покраснеть.
 — Прошу прощения. У меня… Мне надо еще все подготовить. А времени осталось совсем не много.
 — Платье будет готово…
 — Вовремя, — закончил Эдвард вместо нее. — Детали обсудим позже. Разумеется, можешь приглашать всех, кого сочтешь нужным, хотя чем меньше народу, тем лучше. Церемония состоится в церкви Святой Марии ровно в девять. Время уже назначено.
 Маленький яростный вихрь абрикосового муслина заставил виконта замолчать. Подбежав к жениху, Линдсей схватила его за руку. Глаза ее сверкали.
 — А что со мной, милорд? Разве я не могу высказать свое мнение? Как вы смеете так вольно распоряжаться моей жизнью?
 Леди Баллард заметила, как в черных глазах Эдварда мелькнула неуверенность. Но эта тень исчезла столь же быстро, как и появилась.
 — Ты забываешься, Линдсей, — сурово произнес он. — Когда это ты была вольна сама распоряжаться своей жизнью? Ты станешь моей женой — это уже решено. Твой законный опекун принял мое предложение. Все необходимые документы уже подписаны.
 — О! — Девушка попятилась. — Вы… да вы… Отныне вы мне совершенно безразличны, так и знайте! Но мне не безразлично… Словом, за вас я замуж не пойду!
 Глаза Эдварда сузились до двух черных щелочек.
 — Я безразличен вам отныне? Какое обнадеживающее заявление, мадам! Оно предполагает, что до сих пор вы были ко мне отнюдь не безразличны.
 Леди Баллард хотелось оказаться где-нибудь за тридевять земель отсюда. Она сидела тихо, как мышка.
 — Надеюсь, вы и в дальнейшем снова станете ко мне не безразличны, — ровным тоном продолжал виконт. Он шагнул к Линдсей и вынул из кармана какую-то маленькую коробочку и открыл ее. — Теперь это по праву принадлежит тебе.
 Линдсей растерянно уставилась внутрь. Виконт извлек золотое кольцо с овальным сапфиром размером с воробьиное яйцо. Но вместо того чтобы надеть его на палец невесте, он взял ее за руку, повернул ладонью кверху и опустил туда кольцо.
 — Голубое под цвет твоих глаз, Линдсей, — произнес он с таким сарказмом, что графиня поежилась. — Его носила моя мать. А до нее бабушка. Оно принадлежит моей семье уже больше ста лет.
 — Мне оно не нужно, — несчастным голосом пробормотала девушка.
 Эдвард уже уходил. На пороге он остановился.
 — Оно твое. Наденешь его в субботу… когда станешь моей женой.




 Глава 17


 — Сара, это безумие!
 — Тише, Линдсей. Вечно ты слишком много болтаешь,
 — Это я-то слишком много болтаю?
 — Тсс. — Сара решительно тащила Линдсей за собой. Возле стены, окружавшей сад леди Баллард, было темно, все кругом утопало в тенях. — Ради Бога. Делай, что я говорю. Только быстро и тихо. Вот увидишь, сама же будешь рада, что пошла со мной. Прежде чем нас хватятся, мы сто раз успеем вернуться домой.
 Линдсей вся словно, одеревенела. Ее бросало то в жар, то в холод. Это была самая жуткая ночь в ее жизни. Точнее — самая жуткая ночь в жизни ей предстоит завтра. Завтра она выходит замуж, завтра она станет женой Эдварда и все труды, мечты и надежды двух последних лет ее жизни пойдут прахом.
 Сара, согнувшись чуть ли не вдвое, торопилась к садовой калитке.
 Линдсей машинально плелась за ней, размышляя о своем. После завтрашнего бракосочетания ей придется мучительно выжидать, дрожа от страха, когда Роджер нанесет свой удар. А он не станет медлить. Несколько дней назад, когда Эдвард так возмутительно себя вел, девушка почти поверила, что отныне он ей противен и судьба жениха ей абсолютно безразлична. Но с тех пор он каждый день навещал ее, засыпал всевозможными подношениями — по большей части очень дорогими фамильными драгоценностями. Но не в драгоценностях было дело, она просто не могла больше думать ни о чем, кроме безопасности своего будущего мужа. Нет, два простых слова похитили ее сердце. Два простых коротких слова: «Прости меня». И проникновенный взгляд, сопровождавший эти слова.
 — Сюда, — прошептала Сара. Девушки бесшумно повернули к конюшне, над которой на втором этаже располагались комнаты семейных слуг. — Нам надо пробраться в тот сад, что посредине площади.
 — Это же опасно, — испугалась Линдсей.
 Сара, не слушая, спешила вперед, крепко сжимая холодную ладошку подруги.
 Линдсей вновь и вновь задавала себе все те же вопросы. Что делать? Два человека нуждаются в ее защите — Эдвард и Джон. Но Джон сейчас в относительной безопасности, а Эдвард — нет. Значит, в первую очередь надо думать именно о нем. «Прости меня, — сказал он ей. — Я был слишком груб и нетерпелив. Просто прежде я никогда не хотел ни на ком жениться, а теперь очень хочу, вот и потерял голову. Знаешь, радость моя, когда ты станешь моей женой, тебе будет хорошо. Обещаю». И он поцеловал ее, но не с той жаркой страстью, воспоминания о которой преследовали девушку много ночей подряд, а с нежностью, от которой у Линдсей мучительно заныли сердце и душа.
 Поспешно перебежав через площадь, Сара юркнула в сад. За высокой изгородью таился кромешный мрак. Линдсей почувствовала, как тает, растворяется в этой непроглядной темноте.
 — Линдсей, — хрипло окликнул из этой темноты мужской голос, а в следующее мгновение девушка оказалась в чьих-то крепких объятиях. — Линдсей, Линдсей. Это ты! Наконец-то! Грудь девушки стеснилась, бедняжка едва могла дышать.
 — Антон? — Воздух обжигал ей горло.
 — Да, Линии, это Антон.
 Он чуть отодвинул ее от себя, но сквозь мрак она могла разглядеть лишь очертания высокого стройного тела. Сара придвинулась к ним ближе.
 — Я едва с ума не сошел от беспокойства, — с упреком произнес Антон. — Почему ты не предупредила меня, что уезжаешь?
 Линдсей лихорадочно пыталась придумать, как бы все объяснить, чтобы не встревожить друга еще больше.
 — Я вообще никому не сказала… — Ох, Сара не должна знать о контрабанде! — Антон, все хорошо, мне ничто, не грозит. Я завтра выхожу замуж за замечательного человека, который будет мне хорошим мужем. Но у нас с тобой ничего не изменилось. Понимаешь?
 Антон промолчал, и у девушки отлегло от сердца. Он слишком умен, чтобы сболтнуть что-нибудь лишнее при Саре. Однако молчание отчего-то затягивалось, пауза казалась почти бесконечной.
 — Если бы Сара не догадалась связаться со мной, — наконец произнес Антон, — я бы волновался за тебя до сих пор. Да чтоб он лопнул, этот высокородный дьявол. Так я и знал, что у него были веские основания поселиться в Трегоните»
 Линдсей обвила Антона руками и прижалась щекой к его груди.
 — Антон, ты мой самый лучший друг. Уильям доверял тебе, как никому другому.
 Череда приглушенных проклятий, сорвавшихся с губ Антона, потрясла девушку, но Линдсей прижалась к нему еще крепче,
 — Виконт вовсе не дьявол, — негромко сказала она, хотя сама неоднократно называла так своего загадочного жениха. — И мы встретились с ним чисто случайно.
 Нельзя же рассказывать Антону, как страстно ей хочется избежать этого брака, — он разозлится, и Эдварду будет грозить еще большая опасность.
 — Ну, коли ты так считаешь… — Антон неловко погладил ее по спине. — Тогда уж пусть будет любезен хорошо с тобой обращаться и ничем не огорчать. Если я только узнаю, что он тебя обижает, — убью собственными руками.
 Улыбнувшись, Линдсей потерлась щекой о грубую куртку Антона.
 — Хорошо. Если Эдвард меня обидит, немедленно обращусь к тебе за помощью.
 Антон что-то недовольно буркнул.
 — Линии, мне тоже понадобится твоя помощь. — От его настойчивого тона у девушки прошел мороз по коже. — Скоро. Очень скоро.
 — Но чем Линдсей может тебе помочь, Антон? — удивилась Сара.
 Линдсей спохватилась, что совсем забыла о подруге.
 — У кого-то из арендаторов неприятности? — торопливо спросила она.
 — Мда. — Слава Богу, Антон всегда все ловил на лету. — Понимаешь, дополнительные налоги… и все такое. Только ты одна сможешь все уладить.
 Девушка нахмурилась. Неужели Роджер увеличил и без того непосильные поборы? Она вопросительно подняла глаза на Антона. Во мгле видно было лишь, как поблескивают у него глаза и зубы.
 Молодой человек наклонился, словно для того, чтобы поцеловать ее в щеку.
 — Роджер угрожает выселить тех, кто не может платить, — прошептал он. — Я делаю что могу, но у меня уже несколько недель не было встречи с нашими иноземными партнерами. Однако скоро мне представится такая возможность, так что понадобятся и те товары, что хранятся в подвалах Трегониты.
 Линдсей кивнула. Сердце ее едва не выскакивало из груди. — Но я не могу попасть туда без ключа. А ключ остался в поместье.
 — Сколько времени у нас в запасе?
 — Эй, что это вы все шепчетесь? — раздался вдруг обиженный голосок Сары. — Я ведь не ребенок. Мне тоже можно все рассказать. Я же, например, прекрасно понимаю, что гнусный Роджер — свинья.
 Линдсей прыснула со смеху, и даже угрюмый Антон усмехнулся.
 — Ну, это-то все знают, юная Сара, — произнес он и добавил, повернувшись к Линдсей: — Я дам знать, когда потребуется твоя помощь.
 — Но что я тогда буду делать? — Девушка шагнула назад, но куртку Антона не отпустила. — Что я могу сделать, находясь здесь?
 — Предоставь это мне. — Антон бережно отцепил ее руки. — Знаешь, не хочу, чтобы твой виконт застукал нас в такой позе.
 Как же Линдсей хотелось поделиться с другом всеми своими заботами, сложить на его широкие плечи весь груз одолевавших ее проблем!
 — Линдсей, — настойчиво позвала Сара. — Пора возвращаться. Бедная Эмма лежит у тебя в постели, притворяясь тобой на случай, если вдруг кто-нибудь заглянет. Но если это произойдет на самом деле, боюсь, она умрет на месте.
 — Сара, да что ты говоришь! Бедненькая Эмма. Антон, нам пора. Как ты думаешь, когда мы снова увидимся? Антон?
 Девушка изумленно огляделась по сторонам, но Поллак уже исчез.
 Джулиан приоткрыл скрипучую дверь ризницы и осторожно заглянул в часовню, где должны были венчаться Эдвард и Линдсей. Гулкие беспрестанные шаги у него за спиной были постоянным напоминанием о том, в каком волнении находился Эдвард.
 — Куда больше гостей, чем я предполагал, — заметил Джулиан. — Графиня потрясающая женщина. Не знаю, кто бы еще умудрился собрать столь блистательную публику за столь короткий срок.
 — Пожалуйста, Джулиан, не говори «публика», — раздраженно перебил его виконт. — Это тебе не какая-нибудь пьеска.
 — Ну, это смотря для кого, — вполголоса пробормотал Джулиан.
 — И для кого же именно, скажи на милость?
 — Да нет, это я так, — поспешно заверил Джулиан. — В высшей степени торжественное мероприятие.
 — В высшей степени торжественное, — эхом отозвался Эдвард.
 Джулиан подавил улыбку. Может, он и ошибается, но весьма похоже на то, что невозмутимый виконт Хаксли сам не свой от волнения.
 — Тревис прислал письмо, — ни с того ни с сего заявил виконт. — До него донеслись слухи, что Латчетт выжимает из арендаторов Трегониты последние соки. Бедняги. Чем скорее мы вышвырнем этого мерзавца из страны, тем лучше.
 — Он уже глубоко увяз, Эдвард. По самые уши. Заявил кредиторам, что скоро получит кругленькую сумму. А значит, рассчитывает, что ваш брак развяжет ему руки в Корнуолле и позволит творить в поместье все, что в голову взбредет. Пока Латчетт был опекуном, власть его хоть как-то ограничивали. Но когда последние препятствия исчезнут, просто страшно подумать, что он там натворит.
 — Глупец. Придется поунять его на какое-то время. — Эдвард расправил галстук и одернул манжеты. Вопреки всем традициям он настоял на том, чтобы даже в этот праздничный день надеть черное. — Не хочу, чтобы Линдсей хоть что-то узнала.
 Ллойд-Престон приподнял бровь.
 — Ты имеешь в виду свои планы насчет Латчетта?
 — Старик, подумай как следует! Я не хочу, чтобы она узнала, отчего это я внезапно передумал дарить Трегониту Роджеру.
 — Понятно, — самым невинным тоном отозвался Джулиан. — Наверное, тебе также не очется, чтобы она узнала, почему ты собираешься выгнать его из Англии.
 — Нет! У нее слишком нежное сердце, Джулиан. Она такая хрупкая, ранимая. Просто не знаю, что с ней будет, если она выяснит, что ее сводный брат подстроил убийство Уильяма Гранвилла. Она этого не переживет. А я не вынесу ее горя.
 — Ясно. Но должно быть, ей будет не слишком приятно узнать и то, что ты женился на ней лишь для того, чтобы завладеть ее наследством.
 — Да к черту ее наследство Мне оно и даром не нужно.
 — Ну конечно, как же иначе.
 Джулиан тоже поправил галстук и снова выглянул за дверь. Церковь была забита народом. Выставка драгоценностей и знаменитостей потрясала своим великолепием.
 — Я лишь пытаюсь сказать, — рассеянно произнес виконт, — что не вижу никакого смысла в том, чтобы пугать добрую и ласковую девушку, которая и так уже запугана этой свадьбой.
 «Нежное сердце. Хрупкая. Ранимая. Добрая и ласковая». И все эти эпитеты из уст человека, который клянется, будто ему нет до девушки никакого дела?
 — Эдвард, ты ей небезразличен.
 — Что? — Виконт в остолбенении уставился на друга. — Какого дьявола ты мелешь?
 — Линдсей Гранвилл не на шутку увлеклась тобой. Больше того, я почти уверен, что она тебя любит. — Помоги ей Боже!
 — Вздор!
 — И, думаю, она тебе тоже небезразлична.
 — Чушь! У тебя просто ум за разум зашел от постоянных ахов и охов вокруг этой девицы Уинслоу.
 Настала очередь Джулиана остолбенело уставиться на Эдварда.
 — Знаешь что, мог бы придумать что-нибудь получше, чем пытаться заговорить мне зубы. Эдвард, почему бы тебе не быть честным с Линдсей? Открой ей свой план. Не делай из нее пешку в твоей игре.
 Эдвард вытащил часы из жилетного кармана и бросил взгляд на циферблат.
 — Друг мой, — серьезно продолжал Джулиан, — не каждому выпадает случай связать судьбу с женщиной, которая по-настоящему достойна любви. Тебе выпал этот счастливый случай. Так, ради Бога, не упусти его.
 — Пора идти.
 — Эдвард…
 — Слишком поздно, Джулиан. И я не сверну с выбранного пути. Женщины не могут участвовать в предприятиях вроде того, что я замыслил; они слишком слабы — и духовно, и физически.
 Джулиан открыл было рот, но передумал. Такого упрямца, как Эдвард, не отговорить.
 Из церкви донеслась медленная органная музыка.
 — Ну что ж, Эдвард, — сказал Джулиан. — Теперь и в самом деле пора. Скоро ты станешь женатым человеком.
 С бесстрастным выражением на лице Эдвард медленно и торжественно шагал, из ризницы к началу прохода между рядами. Джулиан шел на шаг позади него. У подножия ступеней перед алтарем с Библией в руках стоял улыбающийся церковнослужитель, присланный самим архиепископом.
 Виконт повернулся лицом к собранию, нарочно избегая смотреть в сторону расфранченной Беллы Гранвилл, напыщенно восседавшей на первой скамье. Взгляд его упал на Антонию, и виконт еле заметно подмигнул тете. Ради торжественного случая тетушка не только сменила черное платье на серебристое (в первый раз на его, Эдварда, памяти), но и поминутно подносила к глазам изящный батистовый платочек. Вообще-то излишняя сентиментальность всегда раздражала лорда Хаксли, но сегодняшнее волнение Антонии растрогало его.
 Сыграв вступление, органист перешел к величавому и трогательному маршу..
 На другом конце прохода появилась Линдсей. Застыв в проеме сводчатой арки, она казалась ожившей картиной. Эдвард стиснул зубы. Даже издалека было видно, как ослепительна его невеста, просто дух захватывало.
 Словно шагнув за раму холста, Линдсей медленно двинулась вперед, навстречу жениху. Отвратительный Латчетт вел ее под руку, следом, отстав на шаг, шла Сара Уинслоу.
 — Боже, — прошептал Джулиан, — как хороша! Ангел.
 — Она ангел, — согласился Эдвард. — И она — моя.
 — Да я о Саре, — прошипел Джулиан.
 Виконт озадаченно нахмурился и бросил взгляд на подружку невесты. Высокая, темноволосая, в безупречном платье из темно-зеленого шелка, она и впрямь была необычайно красива.
 — Ну да, конечно, — поспешно ответил Эдвард. — Но я-то говорил о Линдсей.
 А та, о ком он говорил, была уже в нескольких шагах от него. Эдвард просто представить не мог, как это Антонии удалось раздобыть такое умопомрачительное подвенечное платье за считанные дни — но его это, в общем, и не волновало. Главное — сейчас Линдсей выглядела так, что могла навеки разбить сердце любому. Девушка могла бы выбрать, составить себе любую, самую завидную партию — и всякий с восторгом и радостью взял бы ее в жены.
 Умелые руки уложили густые локоны Линдсей в высокую плетеную корону и вплели туда нити с бриллиантами. Лишь самые тонкие пряди обрамляли нежный овал прекрасного лица. Однако на этом прекрасном лице не видно было и тени улыбки. В глубокой синеве огромных глаз мерцала неописуемая грусть. Тончайшая вуаль белого шелка спадала назад с высокой прически на длинный шлейф белого атласного платья.
 Невольно подавшись вперед, Эдвард не сводил глаз со своей невесты, нежно улыбаясь ей, чтобы та поняла — бояться нечего, он не обидит ее, он будет о ней заботиться и защищать. Линдсей ведь такая нежная, кроткая, она неповинна в гнусных преступлениях негодяя, ведущего ее сейчас под руку. И он, Эдвард, станет ее защитником. Ей, бедняжке, наверное, потребуется время, чтобы свыкнуться со своим положением, — и он даст ей его. Пусть сперва попривыкнет к мужу, а уж он тем временем успеет выдворить Латчетта из Англии и сможет целиком сосредоточиться на семейных обязанностях. Линдсей стояла перед женихом. Ее дрожащие губы чуть приоткрылись, во взгляде сквозили тревога и смятение. Виконт едва сдержался, чтобы не взять ее за руку, дабы успокоить, объяснить, что все будет хорошо.
 — Эдвард! — предостерегающе шикнул Джулиан.
 Виконт не слышал. Девушка, на которой он решил жениться лишь для достижения своих целей и сведения личных счетов, оказалась созданием, сошедшим со страниц волшебной сказки — прекрасной и чарующей принцессой. Атлас платья придал еще большую белизну безупречной коже Линдсей. Низкий квадратный вырез, отделанный жемчужными цветочками с крохотным бриллиантом в сердцевине каждого цветка, подчеркивал соблазнительность высокой полной груди. Такие же цветы украшали манжеты облегающих рукавов и спадали сверкающими гроздьями с талии почти до самого подола широкой юбки.
 Едва Линдсей появилась на пороге, по толпе зрителей прокатился восхищенный рокот. Эдвард ощутил прилив гордости. Да, тетя Антония постаралась на славу, сотворив из его прелестной непорочной невесты невиданное, ослепительное видение, совершенное, как звездное сияние на снегу. Раз увидев подобную красавицу, забыть ее уже невозможно.
 — Эдвард! В голосе Джулиана звучала паника. Виконт с улыбкой повернулся к священнику. Линдсей встала рядом с женихом, и он поглядел вниз на ее юное личико, блестящие золотистые волосы, мягко вздымающуюся грудь.
 «Я буду беречь ее, — мысленно поклялся он. — Всю жизнь».
 Ее новый лондонский дом. Линдсей осматривала огромную столовую дома Эдварда на Кавендиш-сквер. Она здесь впервые, но уже в качестве хозяйки — виконтессы Хаксли, жены Эдварда.
 Переполненная впечатлениями, она покосилась на поразительно красивого мужчину рядом с собой — своего мужа. Он сидел рядом с ней во главе стола, застеленного крахмальной скатертью и обильно заставленного лучшим фарфором, тяжелым столовым серебром и старинным французским хрусталем. В высоких канделябрах мерцали дюжины свечей. Подножие каждого канделябра было оплетено белыми розами. За изысканно сервированным столом собралось пятьдесят тщательно отобранных гостей.
 — Ты ничего не ешь, моя дорогая, — привлек внимание Линдсей голос тети Баллард, сидевшей с другой стороны от виконта. — Попробуй хотя бы пирожное.
 Линдсей с улыбкой покачала головой.
 — Спасибо, я не голодна.
 — Дайте девочке пирожное, — прогудел краснолицый толстяк, лорд Сибил. До этого дня Линдсей его и в глаза не видела. — Ей надо беречь силы, а, Хаксли?
 Он заговорщически подмигнул и раскланялся в ответ на шквал смешков и перешептываний.
 Эдвард повернулся к своей новобрачной.
 — Поешь хоть немножко, — негромко попросил он и подал лакею знак положить девушке пирожных. — Ты пережила трудное время, но больше волноваться не о чем. Все уже позади.
 — Спасибо. — Линдсей подняла на виконта глаза. До чего же он красив! Тонкие, аристократические черты серьезного лица, черные брови вразлет, прямой нос, сильный, волевой подбородок, четко очерченные губы заставили бы любую женщину обратить на него внимание. Вот он склонился ближе к девушке, чтобы подложить ей еще немного земляники со взбитыми сливками, и близость его крупного, мускулистого тела, исходившая от него атмосфера силы и энергии захлестнули Линдсей, точно теплая волна.
 Девушка сжала кулаки. Она рада, что стала его женой! Она хотела выйти за него замуж!
 Гости за столом между тем вели оживленную беседу. За исключением Беллы Латчетт, чье слегка осоловелое выражение лица свидетельствовало о том, что она не отказывалась ни от одного из подносившихся напитков, каждый присутствующий мог похвастаться весьма впечатляющим титулом.
 Девушку охватила будоражащая смесь страха и восторга. Скоро им с Эдвардом настанет время подняться из-за стола и покинуть гостей.
 — Ты выглядишь просто прелестно, душечка, — завистливо крикнула со своего места Белла. — Можешь гордиться собой.
 Почему-то вслед за этим возгласом воцарилась общая тишина. Все взгляды обратились на Линдсей. Девушка обворожительно улыбнулась гостям.
 — Спасибо. Надеюсь, лорду Хаксли не придется раскаяться в своем выборе.
 Столовая чуть не взорвалась от разноголосицы протестующих мужских голосов.
 — Ну еще бы!
 — Какое там!
 — Конечно, нет!
 Эдвард склонился к ее уху:
 — Ну, разумеется, нет, милая.
 Девушка вспыхнула как маков цвет. Все женщины в зале вздохнули, а мужчины многозначительно ухмыльнулись.
 Линдсей сидела сама не своя от волнения. Ей все сильнее хотелось наконец-то остаться с Эдвардом наедине. Она попыталась взглядом сообщить ему об этом, но он уже отвернулся. Подавив разочарованный вздох, девушка принялась рассеянно ковырять ложечкой пирожное на тарелке, пока оно не рассыпалось бесформенной грудой.
 Ты такая хорошенькая, Линдсей, — окликнула ее Кларисса, сидевшая на дальнем конце стола.
 Как тетя Баллард ни твердила, что на всех места в столовой не хватит, Линдсей все же настояла на том, чтобы ее новую подругу включили в число приглашенных на свадебный обед.
 — Спасибо, Кларисса, — благодарно отозвалась она.
 Кто-то из гостей спросил миссис Гранвилл, где же Роджер. Линдсей напрягла слух, чтобы разобрать ответ, но среди общего гама различила лишь слово «дела». Тем лучше. Девушка радовалась, что Роджера сейчас нет с ними.
 Сбоку от Линдсей сидел Джулиан, но почти не разговаривал с ней — все его внимание было поглощено беседой с Сарой. Линдсей почувствовала себя заброшенной и одинокой. Проворные слуги убрали тарелки и заменили их новыми. На столе появились груды свежих фруктов, вазочки с вареньем всевозможных сортов, корзинки с хрустящим печеньем, горшочки с шоколадом и ароматными кремами. Линдсей диву давалась, как это большинство гостей умудрились сохранить аппетит и поглощать одно лакомство за другим. Вино тоже текло рекой, к каждому блюду полагался новый сорт.
 По мере того как веселье за свадебным столом разгоралось все жарче, девушка начала ощущать, что виконт становится все тише и сдержаннее.
 Она робко дотронулась до его руки. Эдвард вздрогнул и поглядел на невесту. Глаза их встретились. Линдсей чуть не вскрикнула. Какое странное у него лицо… точно его снедает какая-то неотступная тревога.
 Внезапно Эдвард встал из-за стола.
 Прошу вас, развлекайтесь и веселитесь, — громко объявил он. — Чуть позже будут устроены всякие развлечения. Танцы. Для желающих — карты. Мой дом… — Он бросил быстрый взгляд на Линдсей и, подав ей руку, поправился: — Наш дом к вашим услугам в этот особенный день. Но сейчас мы должны вас оставить.
 В ответ раздалась такая оглушительная буря аплодисментов, что Линдсей невольно зажала уши.
 Взяв молодую жену за руку, Эдвард повел ее к выходу. Сара немедленно вскочила с места и расправила шлейф Линдсей. Когда маленькая процессия достигла изящной лестницы в холле, виконт повернулся к Саре.
 — Спасибо, — торжественно сказал он. — Пожалуйста, передайте Эмме, что мы с Линдсей хотим немного побыть одни. Линдсей позовет, когда вы или Эмма ей понадобитесь.
 Сара покраснела, присела в глубоком реверансе и заторопилась обратно к гостям. Ей предстояло временно остаться в доме на Кавендиш-сквер в качестве компаньонки Линдсей, а Эмму графиня Баллард уступила новоиспеченной виконтессе Хаксли в качестве горничной.
 Эдвард повел Линдсей наверх. Девушке еще не приходилось видеть, чтобы он, обычно столь стремительней, двигался так медленно, однако она скоро сообразила, что он специально приспосабливается к ее медленному шагу. Идти быстро в пышном платье было совершенно невозможно.
 Бедняжке казалось, что она сейчас задохнется. От волнения она едва понимала, куда ее ведут. Мимо изумительных картин с изображением охоты… вдоль чудесной коллекции ценнейших миниатюр с изображениями кораблей… Все выше и выше. Лестницу покрывал мягкий ворсистый турецкий ковер; деревянные перила, как следует навощенные в честь торжественного события, матово поблескивали. Всюду чувствовалось незримое присутствие вышколенных слуг, которые умудрялись выполнять все требования, не попадаясь господам на глаза.
 — Как ты? — Эдвард испытующе поглядел на девушку. Почему-то теперь, когда они наконец остались одни, лицо его сделалось совершенно бесстрастным и не отражало ровным счетом никаких эмоций.
 Сердце Линдсей забилось сильнее.
 — Да, Эдвард, все хорошо. Немного устала, вот и все. Впрочем, она тут же испуганно прикусила нижнюю губу.
 Наверное, новобрачной не следует жаловаться на усталость!
 — Да, тебе сегодня, должно быть, пришлось нелегко. Столько переживаний… — тусклым голосом отозвался виконт. — Надеюсь, ты одобришь то, что я для тебя тут устроил.
 Проведя свою спутницу по длинному коридору второго этажа, он остановился у высокой двустворчатой двери. Сердце Линдсей стучало все громче. Он привел ее в свои комнаты! Легонько обняв девушку за плечи, виконт притянул ее к себе.
 — Твоя спальня здесь, — и широко распахнул дверь. Но не ту, широкую и двустворчатую, а другую, рядом с ней, ведущую в соседнюю комнату. Пропустив девушку вперед, Эдвард внимательно поглядел на нее. — Ну, что скажешь? Я специально советовался со специалистом по части интерьера, и он заверил меня, что это должно подойти.
 Должно подойти? Это слишком слабо сказано! Они стояли у входа в роскошную спальню, отделанную, как показалось Линдсей на первый взгляд, исключительно в темно-синей с серебром цветовой гамме. Свисавшие с трех узких окон синие бархатные шторы, перехваченные серебряным шнуром, не до конца закрывали более тонкие занавески из полупрозрачного шелка. Темно-синий ковер покрывал пол. Синий с серебром полог свешивался с высоких столбиков балдахина над кроватью. Таким же синим бархатом, как на шторах, были застелены диванчик и несколько кресел. Перед одним из окон стоял трельяж. Ахнув от восторга, Линдсей поднесла руку к горлу. На трюмо хозяйку ждал великолепный набор расчесок с серебряными ручками и множество всевозможных хрустальных флакончиков.
 — Тебе нравится? — Линдсей еще не приходилось слышать, чтобы голос Эдварда звучал так неуверенно. — Если нет, только скажи, мы все тут поменяем. Мне хотелось сделать тебе сюрприз.
 — Тебе это удалось. Нет, Эдвард, пожалуйста, не надо ничего менять. Все замечательно, лучше некуда. Я так тебе благодарна.
 — Это я благодарен, — мрачно отозвался виконт. — Ведь это я выбрал синий цвет.
 Линдсей удивленно подняла брови.
 — Ты?
 — Ну да. Ведь на тебе было синее платье в тот день, когда ты была Сариной горничной, Бертой.
 От слабой улыбки на его щеках появились маленькие ямочки.
 Линдсей с трудом сглотнула, как зачарованная глядя ему в лицо. Она любила его. Внутри у нее все трепетало, словно она падала в какую-то неведомую бездну.
 — Какой же глупой девчонкой, наверное, я тебе показалась.
 — Нет, не глупой. Прекрасной и желанной. — Эдвард погладил ее пальцем по щеке. — Ты и сейчас кажешься мне такой. Нет, еще прекраснее и желаннее.
 Она закрыла глаза.
 — Рядом есть еще небольшая гостиная. — Эдвард шагнул в сторону, отняв руку от ее щеки. У Линдсей болезненно заныло сердце. Виконт тем временем открыл дверь в гостиную, тоже всю в синих тонах, только там ткани были расшиты серебряными цветами. На низких золоченых столиках стояли со вкусом подобранные фарфоровые статуэтки, стеклянные фигурки, хрусталь и прочие безделушки.
 Линдсей восторженно рассматривала все это великолепие, перепархивая от столика к столику.
 — Как красиво…
 В камине, выложенном изразцовыми плитками, жарко полыхал огонь.
 — Рад, что ты одобряешь.
 Скрестив руки на груди, Эдвард внимательно следил за ней.
 — Все — само совершенство.
 Взгляд Эдварда не дрогнул. Казалось, он проникал в глубину души девушки.
 Смутившись, Линдсей отвернулась и снова принялась бродить среди драгоценных безделушек, которые кто-то старательно подобрал, чтобы порадовать будущую хозяйку этой комнаты.
 Почему он застыл на месте? Почему ничего не скажет? Интересно, он собирается снова обнять ее… поцеловать? Ей так этого хотелось… Ее снова захлестнула горячая волна.
 — А эта дверь ведет в мою спальню.
 Проследив за направлением его взгляда, Линдсей обнаружила в дальней стене еще одну дверь. Значит, эта гостиная разделяла их спальни. Так вот как, оказывается, женатые пары умудряются проводить ночи вместе… Девушка нахмурилась.
 — Тебя что-то волнует?
 Покачав головой, Линдсей вернулась к себе в спальню. Хотя, надо признать, она и впрямь была взволнована. Разве мужу с женой не стоит спать в одной спальне?
 — Тебе не холодно?
 — Нет-нет, что ты.
 В спальне тоже затопили камин, но на самом деле даже здесь Линдсей было довольно прохладно в своем тонком атласном платьице.
 — Тут сыр и вино на случай, если ты проголодаешься, — взяв Линдсей за руку, Эдвард отвел ее к невысокому столу перед камином. — Позволь, налью тебе бокал вина, тебя это успокоит.
 Что-что, а успокоиться сейчас Линдсей совсем не мешало бы. Каждый нерв у нее дрожал от волнения.
 — Твоя мать умерла, когда ты родилась? Линдсей недоуменно нахмурилась.
 — Да, а что?
 — А Белла Гранвилл ничего не рассказывала тебе про то… то, что происходит между мужчиной и женщиной после свадьбы?
 — Нет, — выдохнула Линдсей.
 — И преподобный Уинслоу был единственным твоим наставником в подобных вопросах?
 Каких вопросах? Линдсей честно подумала минутку.
 — Ну, не то чтобы преподобный и вправду об этом говорил. Он говорил, что такие вещи, как отношения между мужем и женой, вполне можно будет обсудить и попозже, когда возникнет необходимость.
 Из груди Эдварда вырвался резкий вздох, чуть ли не стон. Линдсей даже испугалась.
 — Что тут плохого? Ему не следовало этого говорить? Ой, ну да, — она небрежно махнула рукой, — ты хочешь знать, что конкретно он говорил про грех между мужчиной и женщиной.
 Эдвард ошалело уставился на девушку. Линдсей поспешно продолжала, с тайным страхом гадая, что за непонятное выражение, уж не гнев ли, сверкает в его черных глазах.
 — Уверяю, я уже полностью освоилась со всем процессом. Теперь меня уже ничто не возмутит и не шокирует.
 — Совсем ничто? — Послышалось ей, или в его тоне и впрямь таилась угроза?
 — Ну разумеется, — заверила девушка, стараясь придать голосу спокойную беззаботность. — Мы ведь уже столько тренировались, и, боюсь, мне это даже понравилось. Ты же говорил мне — хорошо, что я теперь замужняя женщина, потому что у меня оказался несомненный… талант, что ли? ну, скажем, склонность к таким вещам.
 Линдсей умолкла и поглядела на виконта. Он стоял прямо и неподвижно, губы его были твердо сжаты…
 — Выпей. — Он налил ей бокал вина. — Мне хочется, чтобы теперь ты считала этот дом своим. Скоро я отвезу тебя в поместье Хаксли в Девоншире. Там ты узнаешь много всяких тонкостей, которые положено знать жене.
 — Например, как вести домашнее хозяйство? Эдвард испустил очередной тяжелый вздох.
 — Ну, среди прочего.
 Отглотнув вина, Линдсей придвинулась к виконту и прижала бокал к его губам.
 — Эдвард, выпей. Тебе, наверное, тоже надо чуть-чуть расслабиться. Наверное, стать мужем тоже очень страшно.
 — Страшно? — Виконт улыбнулся, впервые с тех пор, как молодожены поднялись наверх. — Главное, это чтобы ты поскорее отбросила старые страхи.
 — О, непременно, — пообещала девушка, подставляя ему губы для поцелуя.
 И Эдвард не разочаровал ее. Губы его были мягкими, теплыми, от них исходил легкий привкус вина.
 Закрыв глаза, Линдсей припала к нему. Груди ее вдруг сделалось тесно в обтягивающем лифе подвенечного платья.
 — Проклятие! — сдавленно выругался Эдвард, резко нарушив тихую чувственность этого мига. — Я от тебя с ума схожу!
 — Эд…
 Губы его, ставшие вдруг жесткими и твердыми, запечатали уста девушки. Этот поцелуй не был похож ни на один из тех, что ей запомнились раньше. Эдвард свирепо атаковал губы Линдсей, приоткрывая их языком, настойчиво и решительно пробираясь вперед, пока не одержал полную победу. Руки его всесильнее стискивали девушку, так что она наконец совершенно обмякла в этих стальных объятиях.
 Линдсей попыталась ответить ему, но безуспешно — так крепко виконт держал ее, пресекая всякую попытку пошевельнуться. Губы его покрывали короткими, жалящими поцелуями ее лицо, шею, грудь…
 На глаза девушки навернулись слезы.
 — Эдвард, — еле слышно прошептала она. — Я чем-то рассердила тебя?
 Он выпустил ее так же резко, как и схватил.
 — Рассердила? — Виконт рассмеялся таким горьким смехом, что Линдсей невольно зажала уши. — Рассердила, маленькая моя дурочка? Да я всю жизнь мечтал о такой жене, как ты.
 Он резко отвернулся и направился к выходу. У порога виконт обернулся.
 — Я велю лакею послать к тебе твою горничную. Я сейчас ухожу, когда вернусь, не знаю. Но не скоро.
 Дверь за ним затворилась. Линдсей без сил опустилась в кресло. В голове ее роились миллионы вопросов. Если Эдвард всю жизнь мечтал о такой жене, как она, то отчего вдруг так рассердился? Почему не обнял ее, не поцеловал, как прежде. Ведь у них все было так чудесно. И почему он ушел и сказал, что вернется не скоро?
 Тихий стук в дверь заставил ее поднять голову.
 — Эдвард?
 Но это оказался не Эдвард. На пороге стояла Кларисса Симмондс. Однако Линдсей сейчас была не в состоянии ни с кем общаться.
 — Кларисса, уйди, пожалуйста. Мне хочется побыть одной.
 — Случилось что-то плохое, да? Что-то не так? Так я и знала, что этим кончится. Вот почему я тайком пробралась сюда и подождала за дверью.
 Владевшее Линдсей напряжение прорвалось наружу, но не отчаянием, а гневом.
 — Да нет ничего плохого, что нельзя было бы поправить, если бы мужчины не были такими идиотами!
 Кларисса шагнула к ней.
 — Эдвард оставил тебя. Когда он вернется? — Ох, не знаю, — зло ответила Линдсей. — И, если говорить честно, мне это неинтересно. Кларисса, прости, пожалуйста, но мне сейчас что-то не хочется болтать. Давай лучше поговорим потом, например, завтра, когда я выясню, как благоразумные жены умудряются справляться со своими невозможными мужьями.
 Две бутылки мадеры не столько смягчили, сколько усугубили дурное настроение Эдварда, все сильнее разжигая снедавшее его пламя. Он был сам себе противен, но не мог ничего поделать и обуздать свои бушующие первобытные страсти.
 Было уже далеко за полночь. Не в силах заснуть, виконт метался по кровати, кляня себя распоследними словами. Подумать только, как жестоко он обошелся с бедной девочкой. Она ведь тоже, наверное, страдала. Не так сильно, как он, разумеется, ведь она всего лишь женщина, но все равно ей пришлось несладко.
 Виконт приподнялся на локте. Будь проклят негодяй Латчетт! Да будут прокляты все мерзавцы, творящие преступления ради наживы.
 Может, еще бутылочку мадеры? Откинувшись на подушку, Эдвард протер горящие глаза. Да нет, пожалуй, не стоит больше пить, только хуже будет. Вечерний воздух, вливающийся в комнату сквозь раскрытые окна, приятно холодил его обнаженное тело.
 А Линдсей ведь сейчас лежит буквально в двух шагах от него, в серебристо-синем будуаре, который он так любовно готовил для нее. Шелковистая ткань ночной рубашки ласкает ее белое, соблазнительное тело…
 Черт возьми! Это он, ее законный муж должен ласкать это тело, а не какая-то бездушная тряпка! Виконт ощутил жгучее возбуждение в чреслах.
 — Погоди, — приказал он себе сквозь стиснутые зубы. — Имей терпение, выполни свою клятву и дождись, пока Латчетта изгонят из страны.
 Как раз сегодня он повстречался с толстяком у «Кутил», и Латчетт, сославшись на «долг чести», ссудил у него две тысячи гиней. Однако Эдвард знал, куда пошли эти деньги. Позже вечером, в одном из игорных притонов, где никто не интересовался именами и титулами посетителей, виконта разыскала миссис Феллинг. Она хотела отдать ему эти две тысячи, но он настоял на том, чтобы она оставила их себе «за лишние хлопоты». Внутри у него все так и переворачивалось, когда он вспоминал о гнусных домогательствах Латчетта по отношению к миссис Феллинг, и утешала виконта лишь мысль, что эта достойная дама сама избрала себе подобный род деятельности.
 Линдсей! Линдсей! Эдвард напрасно ворочался, стараясь устроиться так, чтобы не ощущать томительной тяжести между бедер. Если он не выдержит, овладеет своей женой сегодня, сейчас, то уже не сможет сосредоточиться на том, чтобы достойно завершить свою главную цель — отомстить. Ни за что!
 Встав с постели, он набросил на плечи шелковый халат, бесшумно подошел к двери гостиной, разделявшей их с Линдсей спальни, и вошел туда. В крохотной комнатке царил полумрак, лишь тускло мерцали догорающие угли в камине.
 Всего одна дверь, один заслон — и он может взглянуть на спящую Линдсей. Если соблюдать осторожность, то девушка даже не шелохнется, пока он не скользнет к ней в постель и не заключит свою сонную добычу и объятия. Она ведь его жена! Его невинная, непорочная жена, жаждущая, чтобы он наконец сделал ее своей. И его право — нет, даже долг! — сделать это, причем сегодня же ночью.
 Виконту показалось, будто его пронзает дюжина раскаленных клинков, — так велико было снедавшее желание.
 Стараясь не дышать, он осторожно зашел в спальню Линдсей. Здесь камин уже догорел, было так темно, что виконт едва различал очертания маленькой фигурки на кровати.
 Толстый ворс ковра поглотил звуки шагов. Вот Эдвард уже у постели. Еще миг — и сорвал с себя халат. Еще мгновение — и ринулся под одеяло, притягивая к себе спящую девушку.
 Безмолвие ночи прорезал пронзительный вопль. Эдвард отпрянул.
 — Линдсей! — воскликнул он, хватая бьющуюся на постели девушку. — Линдсей!
 Она визжала и отбивалась. На Эдварда сыпался град ударов и пинков. До сих пор он даже и не подозревал, что его хрупкая невеста так сильна.
 — Линдсей! Успокойся. Тебе будет совсем не больно. Обещаю, радость моя.
 — Я не Линдсей!
 — Тише, говорю же тебе. Ти… — И тут до него вдруг дошло. Жаркий огонь в крови угас, точно под порывом северного ветра.
 Девушка у него в руках дрожала всем телом, но по-прежнему старалась вырваться.
 Шатаясь, виконт встал с кровати, накинул халат и ощупью нашел свечу. Неровный слабый огонек осветил кровать.
 — Кто ты? — все еще ничего не понимая, спросил он пухленькую растрепанную девушку в глухой фланелевой рубашке.
 — Эмма, сэр. Горничная мисс Лин… то есть леди Хаксли. У Эдварда голова пошла кругом.
 — А что ты делаешь в постели своей госпожи? Девушка растерянно схватилась за воротник рубашки.
 — Мисс Уинслоу сказала, мне надо лежать здесь. На случай, если кто заглянет. Она сказала, все подумают, что это госпожа, и уйдут прочь.
 — Она сказала, что я взгляну и уйду? — Виконт не верил собственным ушам. В голосе его клокотала с трудом сдерживаемая ярость.
 — Ну да… наверное, сэр. Мисс Уинслоу сказала, что леди Хаксли уверена, что вы не станете заходить и что все это ненадолго.
 — Понятно. — Да убережет его Господь от глупых идей невежественных девственниц! — И зачем, скажи на милость, все это затеяно?
 Миловидное личико горничной заметно успокоилось.
 — Потому что леди Хаксли понадобилось срочно уехать… — На место облегчению пришел неприкрытый ужас. — Ох ты, Господи! Я ведь обещала никому не говорить!




 Глава 18


 — Я же велел тебе оставаться дома и отдыхать, — сердито заявил Антон, глядя на Линдсей поверх борта маленькой рыбачьей лодки, бившейся о доски причала бухты Солеваров. — Ты ведь не мужчина, а всего-навсего слабая девушка.
 Линдсей воинственно подбоченилась.
 — И что с того? Я ничуть не слабее многих мужчин.
 «И ничуть не слабее любого мальчишки», — могла бы с полным правом добавить она, поскольку в эту ненастную ночь оделась в мальчишеский наряд.
 Нед, подручный, вылез из лодки на причал, неуклюже приподнял шляпу, приветствуя Линдсей, и поспешил закрепить брошенный Антоном канат.
 — Возвращайся в дальний дом, — велел Антон девушке. — Поспи. Когда надо будет, я тебя разбужу.
 — Не могу. Я ведь теперь замужняя женщина, а покинула дом мужа в первую брачную ночь. Два дня назад, Антон. Причем даже записки не оставила. Все, что должно быть сделано, нужно сделать как можно быстрей, чтобы я могла поскорее вернуться в Лондон.
 Бросив взгляд на Неда, Антон убедился, что тот уже далеко.
 — Знаешь что, — заявил он, — если бы твой муж находился там, где ему полагалось находиться в первую брачную ночь — то есть со своей молодой женой, — то Сара не смогла бы передать тебе мое послание. И тебе не удалось бы сбежать со мной в Корнуолл.
 Возразить было нечего. Потерев рукой воспаленные глаза, Линдсей устало присела на толстый моток каната.
 — Я никому не позволю дурно отзываться о моем муже… слышишь, никому.
 После долгой скачки ноги девушки болели и ныли. Она провела в седле более восемнадцати часов кряду, лишь с двумя недолгими передышками на почтовых станциях, когда им с Антоном меняли лошадей.
 Антон пристально смотрел на Линдсей. В неверном белом сиянии луны, пробивавшемся сквозь клочковатые облака, казалось, будто глаза контрабандиста таят какую-то странную печаль, от которой у девушки переворачивалось сердце. Что с ним? Неужели он уже и не надеялся, что они смогут и дальше общаться, как всегда — как два старых-престарых друга, что провели вместе больше времени, чем иные женатые пары?
 Глухой плеск волн между лодкой и причалом Стал громче.
 — Скоро пойдет дождь, — озабоченно сказала Линдсей, стремясь отвлечь друга от мрачных мыслей. — На какой час ты назначил встречу с Калвином?
 — Он встретит нас в кузнице возле мельницы. Я послал ему весточку с шурином Неда. Калвин будет ждать нас до рассвета, Если мы не приедем сегодня, он вернется туда завтра ночью.
 — Значит, у нас в запасе еще несколько часов, — С облегчением вздохнула Линдсей. — До кузницы два часа езды, а сейчас только полночь. Пока ты навещал капитана Клода, я успела запрячь мою старую кобылку. Сперва погрузим то, что ты привез, а потом заглянем и в подвалы Трегониты.
 Лодка покачивалась на волнах. Ветер усилился, принося с собой запах соли и дегтя. Опущенный парус суденышка трепыхался по палубе. А Антон так и стоял столбом, свесив руки, не делая даже попытки ваяться за работу.
 Линдсей владела лишь одна мысль — поскорее уладить все дела здесь и вернуться в Лондон.
 — Ну, Антон, выгружай бочки. Надо спешить.
 Теперь Эдвард наверняка уже обнаружил ее исчезновение. Даже представить страшно, в каком он, должно быть, гневе. Наверняка Саре и Эмме крупно влетело за то, что они помогли Линдсей бежать. Хорошо еще, что муж не знает, в каких опасных делах она замешана.
 По доскам причала зазвучали быстрые шаги — это бежал Нед с какими-то двумя незнакомыми Линдсей рыбаками. Выстроившись в цепочку, они принялись проворно перекидывать бочки и деревянные ящики на берег.
 Линдсей потерянно стояла в сторонке. Что она скажет Эдварду? Может, просто отправиться в Трегониту и притвориться, будто уехала туда с самого начала в припадке уязвленной гордости?
 Нет, только не так. Этого ей не вынести.
 Из лодки выгрузили последние товары, и Антон, выпрыгнув на причал, подошел к Линдсей.
 — Грузите все в телегу, — велел он подручным.
 — Давай тоже поможем, — робко предложила девушка. — Так будет быстрее.
 Антон мягко опустил ладонь ей на шею и повернул Линдсей лицом к себе.
 — Они и без нас в два счета справятся. Линии, ну не надо тебе возвращаться в Лондон.
 Она заморгала. Горячие слезы защипали глаза. Что толку плакать? Но в голосе Антона она услышала такое глубокое сочувствие, даже любовь — братскую любовь, похожую на любовь того, кого она до сих пор оплакивала.
 — Ты меня слышишь?
 — Да, Антон, слышу.
 Не могла же она объяснить ему, что случилось самое невероятное. Каким-то загадочным, непостижимым образом Эдвард похитил ее сердце, заставил полюбить себя.
 — Этот твой муженек — просто позорище. Кто еще оставил бы такую прелестную жену одну в первую брачную ночь?
 Девушка лишь бессильно покачала головой. Эдвард тоже называл ее прелестной — и все же покинул именно тогда, когда, как ей казалось, ему захочется остаться с ней, насладиться ее обществом. Раньше ведь ему так нравилось быть с ней. Отчего же все вдруг изменилось?
 — Линии, ответь. Зачем возвращаться к человеку, который отверг тебя? Он явно не в своем уме.
 По небу прокатились отдаленные раскаты грома.
 — Оставайся со мной. — Голос Антона был тих и настойчив. — Я построю для тебя чудесный дом. У тебя будет все, что пожелаешь.
 Милый, добрый Антон. Он хотел заменить ей брата…
 — Нет, Антон, не могу. — Линдсей ласково обняла его и похлопала по плечу. Даже если бы ее не снедала тоска, жадное желание хоть каких-то знаков внимания со стороны Эдварда, все равно ничего бы не изменилось. Она же торжественно клялась — клялась перед Господом. Возврата нет. Кроме того, необходимо позаботиться не только об Эдварде, но и о Джоне. Ради Джона надо самой проследить за тем, чтобы Эдвард не вздумал взять назад свое обещание подарить Роджеру Трегониту. До того как Джон сможет по закону притязать на свое наследство, осталось еще целых девятнадцать лет За эти годы еще будет время придумать, как разделаться с Роджером.
 Антон обхватил лицо девушки обеими руками, пытливо заглянул ей в глаза.
 — Я знаю, малышка, ты еще передумаешь. Непременно передумаешь. Я подожду.
 Линдсей хватило ума промолчать и не советовать Антону сделать то, о чем она давно мечтала, — найти себе подходящую жену и завести детишек. Тогда, верно, он будет слишком занят чтобы постоянно тревожиться о сестре погибшего друга. Зато она сама, Линдсей, будет за него очень рада!
 — Пообещай, что обязательно обратишься ко мне, если тебе понадобится помощь. — Антон надвинул шерстяную шапку поглубже на лоб девушке и поднял повыше воротник ее бесформенной старой куртки.
 — Я всегда буду помнить, что ты мой друг, — произнесла она, в глубине души надеясь, что он не заставит ее дать клятву, которую она никогда не сможет сдержать.
 — Антон! — Тревожный возглас Неда заставил обоих вздрогнуть.-Антон!
 — Черт побери этого болвана! — буркнул контрабандист. — Этак он и мертвого разбудит, не говоря уж о таможенниках.
 — Вон там. на утесе, мелькает какой-то свет. Небось фонари! — Нед уже бежал им навстречу. — Над самым обрывом. Вон там. Видите?
 Линдсей проследила за направлением его указательного пальца, Нед показывал на поросший густым лесом утес к востоку от бухты.
 — Надо поторапливаться! — Она ухватила первый попавшийся тюк из кучи товаров. — Может, еще ничего страшного. Но если это все-таки офицер Фарр и его шайка, то они не так-то быстро сюда доберутся. Мы еще успеем погрузить товар и двинуться к кузнице.
 — А ну отдай! — Антон вырвал у нее тюк. — А теперь иди-ка отсюда. Живо! Отправляйся в Трегониту, туда они не заявятся.
 В ответ девушка лишь ухватила из кучи другой тюк, пятясь, дотащила его до телеги и не мешкая помчалась за следующим, игнорируя приглушенную ругань Антона.
 И тут, в довершение всех бед, полил дождь. Земля под ногами мгновенно превратилась в разбухшее месиво.
 — Еще фонарь! — крикнул второй помощник. — Видите? Они уже ближе.
 — Придержи язык, — резко оборвал его Антон. — Ветер относит звук как раз в ту сторону.
 — Ничего, дождь все заглушит, — поспешила снять напряжение Линдсей. — Но у нас нет времени. Если здесь останется хоть что-то, они наконец получат улику против нас.
 Она работала наравне со всеми, не считая Антона, успевавшего больше, чем все остальные, вместе взятые. Скользя по вязкой грязи, они сновали взад-вперед со своим драгоценным грузом. В желудке у Линдсей похолодело от страха, но она усилием воли старалась выбросить из головы все, кроме непосредственной задачи. Казалось, этот лихорадочный труд тянется уже целую вечность. Наконец Антон остановился.
 — Все, — выдохнул он.
 Вытирая мокрое от дождя лицо, Линдсей поглядела на утес.
 — Что-то не видно… Ах нет, вон они. Ближе. Гораздо ближе. Не думала, что они успеют так быстро.
 — Нед, — отрывисто приказал Антон] — Сэм и ты, Лен. Бегите вперед. Я поведу телегу, но мне понадобится ваша помощь в Трегоните.
 Линдсей одним прыжком вспрыгнула на спину лошади.
 — Антон, беги домой. Ложись и делай вид, будто не выходил из дома с тех пор, как вернулся с ловли. Скажи Фарру, сегодня рыба что-то не ловится.
 Антон схватил лошадь за уздцы.
 — Ты что, спятила? А ну слезай!
 — Антон, ну послушай меня. Делай, что я говорю. А вы все, — повернулась она к Неду, Сэму и Лену, — тоже отправляйтесь по домам. Там вам ничто не угрожает. Быстрее!
 Она не успела еще договорить, а все трое уже бежали прочь.
 — Какого черта…
 — Антон, умолкни, — с отчаянием в голосе взмолилась девушка. — Это наш лучший выход. Я заведу телегу поглубже в Миртовый лес, оставлю ее там и поскачу в Трегониту. Если это таможенники, они обязательно придут сюда и, если не найдут никого ни в доме, ни в рыбном сарае, примутся искать следы и поедут по ним. Но если ты встретишь их сам и заговоришь им зубы, то сможешь задержать их настолько, что они уже ни за что не догонят меня. А дождь тем временем успеет смыть все следы. Вот, держи ключ от подвалов Трегониты. Просто на всякий случай.
 И она швырнула ему тяжелый ключ. Антон ловко поймал его на лету.
 — На какой еще всякий случай?
 — Сам знаешь. Если со мной что-то случится, позаботься об арендаторах. Но со мной ничего не случится. Ровным счетом ничего. Не волнуйся.
 — Нет, я не позволю тебе сделать это.
 — Придется, Антон, потому что я не позволю тебе меня остановить. Завтра ночью Калвин снова вернется в кузницу. К тому времени мы успеем все снова собрать и довершить начатое. А теперь отпусти меня.
 — Линии…
 — Завтра fвечером в Миртовом лесу, — произнесла Линдсей, ударяя пятками по бокам лошади. — Телега будет в лощине за развалинами дома. Я накрою ее папоротником. Будь там завтра через час после наступления темноты.
 Девушка уже стиснула промокшими коленками бока безропотной кобылки.
 — Ну же, Кэткин. Но! Но! Вперед!
 Кэткин вытянула шею, напряглась, но не тронулась с места. Телега, груженная тяжелыми бочонками с коньяком и ящиками с чаем, табаком и первосортным французским шелком, глубоко увязла в жидкой грязи.
 Линдсей то молила, то понукала, и, наконец, телега медленно, с усилием двинулась. Девушка облегченно вздохнула, но туг неожиданный рывок вперед заставил ее потерять равновесие. Едва не свалившись, она испуганно оглянулась, боясь, что весь груз рассыпался. Однако груда товаров высилась, как и прежде, — это Антон, навалившись плечом на телегу сзади, сумел высвободить колеса из грязи.
 Кэткин, оскользаясь и едва не падая, помаленьку побрела вперед. Помахав рукой Антону на прощание, Линдсей сосредоточила свое внимание на поводьях в руках.
 Пока телега, скрипя, влачилась первые несколько ярдов, девушке казалось, что сердце ее подступает к самому горлу. Они находились на открытом пространстве, а лошадь громко ржала и шла еле-еле. Слава Богу, хоть луна спряталась за тучи. Но дождь так и хлестал всаднице в лицо. Одежда ее вся промокла и прилипла к телу. Потоки воды струились с промокшей шляпы и волос на лицо.
 Если те огни на утесе означали приближение отряда таможенников — а Линдсей в глубине души была уверена, что так оно и есть, — то, значит, они ехали по единственной тропе, ведущей с утеса к берегу. И, как назло, эта тропа nepeceкалась с единственной дорогой, по которой можно было выехать из бухты на телеге.
 — Но, Кэткин, но, вперед, — понукала Линдсей так громко, как только осмеливалась. — Вперед, девочка, вперед.
 Старая кобылка старалась как могла. За спиной девушка слышала громыхание и стук ящиков, колеса телеги скрипели, из-под копыт лошади летели комья глины.
 — Вон! Вон! — раздался крик с утеса. Сперва звук был четким и ясным, но вскоре тот же порыв ветра, что принес его, унес крик прочь. Линдсей невольно зажмурилась и съежилась в седле, словно стараясь спрятаться. Значит, преследователи заметили ее. Она не знала, что делать. Остановить телегу — но куда скрыться? Ехать дальше — все равно что самой лезть в лапы таможенникам. Они услышат приближение телеги и в два счета догонят ее.
 Единственный шанс на спасение заключался в том, чтобы первой успеть к перекрестку и спрятаться в лесу. Девушка припала к шее лошади и вся подалась вперед, словно могла этим убыстрить движение.
 — Свет!.. — донесся до нее новый крик.
 — Ой! — вырвалось у Линдсей, но девушка тотчас зажала себе рот рукой. О каком свете они говорили? Значит, Антон уже успел вернуться домой и зажечь свет.
 Темная полоса леса приближалась — но до чего же медленно! Из ноздрей Кэткин вырывались облачка белого пара, скрип колес громом отзывался в ушах Линдсей. Таможенники услышат ее, непременно услышат!
 — Ну же, старушка, вперед! — Линдсей как заведенная ерзала на спине кобылки, словно подталкивая ее. Казалось ли ей, или они и впрямь продвигались быстрее? Да, несомненно пусть с усилием, пусть мучительно, но быстрее.
 Перекресток был уже совсем близко. По лицу Линдсей, сливаясь с каплями дождя, ползли слезы.
 — Только бы успеть! Только бы успеть!
 Наконец телега, громыхая, миновала место схождения двух дорог и покатила дальше. Линдсей бросила испуганный взгляд на склон, но никого не увидела — ни людей, ни огней. Снова обхватив Кэткин за шею, она несколько раз стукнула каблуками по тяжело вздымающимся бокам. Девушке не хотелось так жестоко обращаться с бедной животиной, но выбора не было.
 Вон они — деревья. Теперь все зависело от того, успеет ли Фарр со своими молодчиками добраться до перекрестка раньше, чем Линдсей заведет Кэткин с телегой в густую чащу, нависавшую над каменистой тропой.
 Ветер взревел с новой силой, и девушка обрадовалась его неистовству. Теперь даже она едва слышала пронзительный скрип колес. И дождь, все с той же неумолимостью хлеставший с небес, теперь тоже стал ее союзником — ведь он смывал все следы контрабандного груза.
 Напряжение, владевшее девушкой, не то чтобы спало, но чуть-чуть уменьшилось. Она почувствовала, что совершенно выбилась из сил и задыхается. Надо остановиться, отдохнуть несколько минут самой и дать передышку бедной Кэткин.
 Линдсей осмелилась обернуться и поглядеть назад. Увиденное так поразило ее, что, если бы она и так вся не заледенели от дождя и ветра, то непременно похолодела бы. Сквозь просвет деревьев она различила туманные очертания бухты Солеваров и покачивающийся ряд приближающихся к берегу фонарей.
 Сердце девушки забилось глухо и часто, а потом словно оборвалось. Так вот в чем дело! Она не сумела опередить таможенников. Это они опередили ее. К тому времени как она, задыхаясь и спеша, делала последний отчаянный рывок к лесу, отряд Фарра уже давно миновал перекресток и, стремясь выиграть время, пустился к бухте напрямик, сойдя с тропы. Тем самым враги дали Линдсей время, необходимое для того, чтобы достичь безопасности под сенью леса.
 Теперь успех предприятия зависел от Антона, от того, сможет ли он задержать погоню. Если да, то Линдсей в целости и сохранности доберется со своим драгоценным грузом до лощины в Миртовом лесу. Там она оставит телегу, а сама отправится в Трегониту верхом на Кэткин. Поскольку сейчас хозяева имения находятся в Лондоне, дом совершенно пустой, слуги временно распущены.
 В Трегоните можно будет наконец вымыться и отоспаться. Но самое главное — Линдсей предстояло еще решить, что она скажет Эдварду по возвращении в Лондон.
 Жеребец, которого Эдварду дали на последней почтовой станции, конечно, не мог идти ни в какое сравнение с Рубакой, но тоже был отличным скакуном, сильным и выносливым, иначе он ни за что бы не выдержал этой бешеной скачки сквозь мрак, дождь и ветер. Словно вросший в седло, Эдвард зорко всматривался в темноту.
 Черт бы побрал этот дождь! И так темно, а с ним и вовсе ничего не видно. А сегодня ночью Эдвард мог рассчитывать лишь на остроту зрения и интуицию. Он не нашел тропинки, ведущей на холм, и теперь мчался по бездорожью практически наугад, ориентируясь на черный гребень холма, вырисовывавшийся на фоне мрачного неба. Кое-где виднелись отдельные островки деревьев. Эдвард знал, что по ту сторону гребня, ниже по склону, должен располагаться лес, а за ним — укромная бухта, куда он держал путь.
 Кровь в его жилах кипела от негодования. Черная ярость, копившаяся в душе виконта с того самого дня, как он узнал о том, как именно погиб его брат, готова была выплеснуться на поверхность. Ну, попадись только ему в руки его «нежная» молодая женушка, три дня сидеть не сможет! Она опозорила его, унизила в глазах всех слуг и домочадцев. Ни один человек, будь то мужчина или женщина, не смел унизить виконта Хаксли и не пострадать.
 Пока что погоня не дала ощутимых результатов. В деревушке близ Трегониты он нашел Гвин, горничную Латчеттов, и как следует, припугнул ее. Трясущаяся от страха девушка направила его к хижине какой-то старой карги по имени Уоллен. Хотя, надо отдать карге должное, она оказалась удивительно хладнокровной и осторожной старушенцией. Лишь когда виконт сообщил ей, что является мужем Линдсей, старуха ворчливо предложила ему поискать жену в бухте Солеваров. «Если Линдсей и в самом деле в Корнуолле, в чем я лично сомневаюсь, — заявила старуха настороженно, — то Антон Поллак знает, где ее искать». И еще имела наглость добавить: «А уж казалось бы, такому важному господину, как вы, следовало самому знать, где находится его жена». Эдвард скрипнул зубами. Да, ему и впрямь следовало бы самому знать, где его жена. И когда он отыщет ее на этот раз, то уж непременно позаботится о том, чтобы в будущем подобное не повторялось.
 Выехав на гребень, виконт постоял там несколько минут, оглядывая окрестности, а потом погладил вспотевшую шею коня и медленно начал спуск вниз — еще более опасный, чем недавний подъем. Хотя Хаксли уже несколько раз бывал в этих краях, но еще ни разу не забирался так далеко на запад. Если бы не старуха Уоллен, он и не знал бы о существовании этой выходящей к океану долины, спрятанной среди лесов и скал.
 Внезапно конь вскинул голову и тревожно заржал. Мгновенно насторожившись, Эдвард привстал на стременах, вглядываясь в дождь и тьму.
 Ага! Вот что испугало коня — далеко, ниже по склону, чуть ли не у самого берега, двигался ряд каких-то огоньков — должно быть, людей с фонарями в руках.
 — Тсс, — ласково прошептал виконт коню, — тише, малыш. Еще дальше, справа от фонарей, вспыхнула новая точка света. По-видимому, рассудил виконт, это и была пресловутая солеварня, к которой он держал путь.
 Порывы бешеного ветра швыряли в лицо Эдварду струи ледяного дождя, едва не выбивая его из седла. Невольно поежившись, виконт поплотнее запахнул плащ.
 — Но, Кэткин! Давай, старушка, скорей, пошевеливайся! — донесся до него вдруг чей-то тоненький голосок. Виконт обернулся. Судя по всему, возгласы раздавались из темной полосы, которая, по представлениям Эдварда, знаменовала собой опушку леса. Да, он не ослышался. В шуме ветра явственно различались скрип колес и натужное ржание загнанной лошади.
 Нахмурившись, Эдвард повернул коня в ту сторону. Буквально через несколько ярдов он уже четко видел полоску деревьев. Оказывается, лее находился гораздо ближе, чем он представлял. Не зная, как поступить, виконт перевел взгляд с леса на ряд фонарей. Они уже почти достигли солеварни. Решение было принято. Легкое движение в седле — и послушный скакун осторожно, но быстро двинулся вниз, к берегу.
 Скрип колес раздался уже ближе, а вместе с ним и умоляющий дрожащий возглас:
 — Давай, Кэткин, вперед. Ну постарайся, милая. Еще чуть-чуть — и мы в безопасности.
 Виконта охватило небывалое изумление. Не может быть! Должно быть, расшалившееся воображение сыграло с ним злую шутку!
 — Еще какая-то миля, ну две на худой конец. Ты же у меня молодец. Мы их обогнали. Антон их задержит, чтобы они не погнались за нами, пока дождь не смоет все следы.
 Эдвард сжал кулаки. Дьявольщина! Да что тут происходит?
 Нет, наверное, ой просто сходит с ума. Покачав головой, молодой человек уже собрался было тронуть шпорой коня и продолжить путь… как вдруг из темноты раздался новый шум. Ветер? Нет, не похоже. Снова вытянувшись во весь рост на стременах, Эдвард вгляделся в мглистую даль. На фоне туманных фонарей пронеслись две быстрые тени — то мчались во весь опор два всадника в развевающихся плащах.
 Сперва путь их лежал на восток, должно быть, вдоль берега, но буквально через несколько секунд они резко свернули, направляясь как раз в сторону того неизвестного путника, что так медленно и с таким трудом пробирался по лесу недалеко от Эдварда.
 Ясно было, что погоня настигнет беглеца в считанные минуты.
 Медлить было нельзя. Эдвард решился. Одним толчком ноги послав коня вперед, он точно стал с ним одним существом. И благородное животное доказало, что виконт не ошибся — пусть конь под ним и не Рубака , но тоже великолепный скакун.
 — Вон! Прямо! — раздался голос у него за спиной. — Всадник! Я так и знал, что нельзя верить ни единому слову Поллака!
 Пригибаясь к шее коня, виконт ворвался под сень первых деревьев и, вытирая с лица струи дождя, устремил пристальный взгляд перед собой. Внезапно из мрака возникли очертания какой-то полуразвалившейся лачуги. Рядом, возле ограды того, что, по-видимому, некогда было садом, стояла понурая лошадка со скорчившимся оборванцем на спине. Лошадка была впряжена в доверху груженную какими-то ящиками телегу.
 Сзади, в нескольких сотнях футов, на дороге зазвучали возбужденные голоса, послышался стук копыт. Это подоспевшие преследователи решали, куда ехать дальше.
 Эдвард был не единственным, кто услышал шум погони.
 — О нет! — только и успела испуганно вскрикнуть жалкая маленькая фигурка на спине загнанной клячи. И в следующую секунду Эдвард вихрем пролетел мимо, нагнувшись, одним молниеносным движением подхватил под мышку трепыхающийся узел старого тряпья и во весь опор поскакал дальше в чащу.
 — Ни звука! — приказал он, швырнув свою пленницу лицом вниз поперек седла.
 — Вы ошибаетесь, — умудрился пролепетать этот до боли знакомый, чуть хрипловатый голос. — Все эти товары приобретены по закону и за них должным образом заплачено.
 — Молчи!
 — Я сама внесу за них пошлину. И поделюсь с вами процентом от прибыли. Это все была моя идея. Я сама ездила к французскому капитану. Больше никто в этом не замешан.
 Три тысячи чертей! Контрабанда!
 Пока Эдвард лихорадочно соображал, как поступить, за спиной снова раздался стук копыт. Оставался только один выход.
 — Только пикни — умрешь на месте. — Угроза должна была образумить эту маленькую дурочку. — До твоих краденых товаров мне и дела нет. Я забираю тебя с собой.
 — Вы меня похищаете? — сдавленно заверещала девушка. — По какому праву? Чертыхнувшись, виконт сорвал с шеи платок.
 — Ты слышишь, громила? Немедленно отпусти меня, а не то я пожалуюсь своему мужу. А он очень важная персона… и… и не знаю, что он сделает, когда узнает, что я замешана в контрабанде.
 Бросив умоляющий взгляд на небеса, Эдвард заткнул ей рот платком.
 — Рад, что вы уже начали тревожиться об этом, мадам, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Зато я отлично знаю, что именно сделает ваш муж, по крайней мере что он будет делать, пока не разберется до конца со всей этой историей. А знаю я это потому, что я и есть ваш муж.
 Возня у его колена мигом прекратилась.




 Глава 19


 — Просыпайтесь, мадам!
 Линдсей с трудом разлепила веки, но тотчас же снова зажмурилась. Когда успело взойти солнце? Каждый толчок и рывок отдавались в голове девушки болью, все тело, буквально каждая косточка, мучительно болело и ныло.
 — Миледи! Просыпайтесь!
 Вздрогнув, Линдсей дернулась в седле, хватаясь руками за воздух. Теперь она вспомнила все!
 — Тише ты, непоседа! Сядь прямо. Скоро ты увидишь Хаксли-плейс, твой новый дом.
 Девушка со стоном постаралась смахнуть с лица растрепанные, слипшиеся от грязи волосы. За долгие, показавшиеся ей вечностью часы скачки она умудрилась где-то потерять шляпу, наспех заплетенные косички расплелись, и теперь локоны беспорядочно спадали на лицо и плечи девушки.
 — Глядите хорошенько, мадам. Надеюсь, вам понравится то, что вы увидите, потому что впредь вам очень и очень долго не придется видеть ничего иного. А быть может, и никогда.
 Впрочем, пока единственным, что видела Линдсей, была нескончаемая серая каменная стена, густо оплетенная плющом. За стеной угадывался густой лес.
 — У меня все болит, — жалобно проговорила девушка. — Мы, наверное, не слезали с седла уже несколько дней.
 — Ну, не совсем так.
 Если Эдвард и устал, то никак этого не выказывал. Хотя, по правде, с того ужасного момента, как Линдсей поняла, что это именно он сдернул ее со спины Кэткин, она не осмеливалась взглянуть ему в лицо.
 — А нельзя нам остановиться?
 — Уже скоро. Потерпи. И не задавай больше вопросов.
 — Эдвард…
 — И уж, Бога ради, не надо ничего объяснять.
 — Я вовсе не…
 — Молчите, мадам. Шейный платок все еще при мне, так что я могу при необходимости пустить его в ход.
 Линдсей испустила глубокий, душераздирающий вздох. Да, хоть за одно Эдварду спасибо — за то, что он снял с ее рта эту мерзкую душащую тряпку. Теперь по крайней мере дышать можно свободно. Надо отдать Эдварду должное — он не так уж надолго заткнул ей рот. Совсем ненадолго. На минуточку. Поймав себя на этих мыслях, девушка сердито нахмурилась. Какая там минуточка — целая вечность. И она, Линдсей, ему этого никогда не простит.
 Рука виконта обвивала ей талию, точно стальной канат. Но он хотя бы не заставил ее всю дорогу лежать вниз лицом поперек седла, а усадил перед собой, едва беглецы выбрались из Миртового леса. А то больно уж было унизительно так лежать. И этого она, Линдсей, тоже ему никогда не простит. — Тебе следовало дать мне распрячь Кэткин…
 — Что? — прогремел Эдвард. — Я слышу ваш голос, мадам?
 — Нет-нет, — покорно согласилась девушка. — Я просто беспокоюсь за Кэткин. Она ведь уже старая лошадка, очень нежная и…
 — Придержи язык, ты… ты, преступница. Не смей больше при мне даже упоминать об этой гадости. Я тоже, так и быть, постараюсь об этом забыть.
 Он-то, может, и забудет, а вот ей никогда не забыть. Слава Богу, она успела отдать Антону ключ от подвалов Трегониты. Только бы Антон догадался забрать товары. У нее тогда не будет, болеть сердце за арендаторов и за то, сумеют ли они откупиться от поборов Роджера.
 Ох, но до чего же все это сложно!
 Эдвард на всем скаку повернул коня в проем между двумя массивными каменными столбами, на вершинах которых стояли каменные изваяния оленей. Ветвистые рога величественно вырисовывались на фоне яркой синевы весеннего неба. До чего же этот сияющий погожий денек в Девоншире отличался от вчерашнего стылого ненастья в Корнуолле!
 Перед путниками простиралась широкая подъездная аллея. Линдсей затаила дыхание.
 — Эдвард… Это и есть твое поместье?
 — Да. А теперь придержи язык, И так слуги бог знает что подумают. Хорошо еще, что при этом им хватает здравого смысла хранить свое мнение при себе. Готовься, уже подъезжаем.
 Впрочем, на то, чтобы «подготовиться», у Линдсей оставалось еще несколько миль. Эдвард снова погнал жеребца во весь опор. По бокам дороги высились вековые дубы, пасшиеся меж них олени поднимали головы, чтобы взглянуть вслед проезжавшим, птицы стайками слетали с ветвей и темных кустов. В зеленой траве синели целые поля колокольчиков, там и сям виднелись островки нарциссов. Здесь, в этой мирной лесной тиши, все ужасы и опасности минувшей ночи казались не более чем сном — точнее, ночным кошмаром. Однако опасность, исходившая от разъяренного мужчины, державшего Линдсей, была вполне реальной.
 Впереди показалась вторая толстенная каменная стена, разделенная надвое высокими воротами, над которыми, образуя мост, стоял домик привратника. Должно быть, оттуда открывался великолепный вид на много миль окрест. За стеной Линдсей разглядела широкий мощеный двор и фасад старинного дома. Когда копыта коня загремели под сводами ворот, на ступенях лестницы, ведущей в сторожку, появился круглощекий толстяк в мешковатой одежде.
 — Стоять! — грозно закричал он, размахивая подзорной трубой, но тут же попятился, срывая с головы потрепанную шляпу. — Мистер Эдвард, сэр? Вы ли это?
 Виконт осадил коня.
 — Нет, старина Сайнс, всего лишь мой бесплотный дух. И будь благодарен судьбе, что я не велю спустить с тебя шкуру за подобную наглость.
 — Эдвард! — в ужасе воскликнула Линдсей. — Как ты можешь так жестоко разговаривать со стариком?
 Эдвард кашлянул. Привратник тем временем сорвал со стены висевший там старинный охотничий рог.
 — Ну пожалуйста, Эдвард, — умоляюще сказала девушка. — Ты его, наверное, до смерти перепугал.
 — Ох уж мне эти женщины, — презрительно пробормотал виконт. — Ну ладно. Добрый день, Сайнс. Мы с ее светлостью заехали сюда ненадолго. То есть это я ненадолго. А ее светлость… А, к черту!
 Уже не обращая внимания на сбивчивые попытки Эдварда объясниться, Сайнс приложил охотничий рог к губам. Тишину поместья огласил пронзительный хриплый звук, прерывавшийся всякий раз, как старик делал передышку, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Линдсей схватилась за голову.
 — Хватит! — услышала она сдавленный вопль Эдварда. — Этак он поставит на ноги всю чертову прислугу.
 — Сию минуту, сэр… то есть, я хочу сказать, милорд, — улыбнулся Сайнс, явно гордясь собой. — Фамильный рог Хаксли сказал свое слово, Добро пожаловать домой, милорд.
 — Ну ладно…
 — И еще. — Саинс подошел ближе, подслеповато вглядываясь в Линдсей. — Вы ведь сказали, будто это ее светлость, верно?
 — Именно.
 — Ясно-ясно. И очень… очень интересная. — Старик снова шагнул в сторону, комкая в руках и без того потерявшую всякий вид шляпу. — Госпожа Хаксли-плейс. Какое событие. Ах, событие-то какое.
 Пробормотав себе под нос что-то невразумительное, чего девушка, к своему счастью, не разобрала, виконт пустил коня рысцой. Линдсей наклонилась помахать рукой Сайнсу.
 — Не фамильярничайте со слугами, мадам, — шепнул Эдвард ей на ухо. — Ох ты, Господи, я и забыл про этот чертов рог. Теперь все сюда сбегутся, вплоть до последней судомойки.
 Линдсей огляделась. По обеим сторонам двора, огражденного безукоризненно подстриженной живой изгородью, раскинулись клумбы с розами. В центре лежало небольшое круглое озерцо, посередине которого стояла изящная скульптура — женщина с вазой в руках. Из вазы бил прозрачный фонтан.
 — Еще один дворец, — благоговейно прошептала Линдсей.
 — Прости, не понял.
 — Еще один дворец. — Девушка осмелилась повернуться к своему спутнику и робко улыбнуться. — Как дом Камберлендов в Лондоне. Он ведь тоже настоящий дворец.
 Уголки губ Эдварда чуть дрогнули. Девушка слегка воспряла духом. Неужели ей удалось нащупать трещинку в его неуязвимой броне?
 — Погляди только! Тут ведь, наверное, не меньше дюжины каминных труб, а окон и балконов сколько — и не сосчитаешь, и…
 — Согласен, дом немаленький, — холодно отозвался Эдвард, однако голос его слегка утратил былую непримиримость. — Но дворцом его все же не назовешь. Ну вот, а сейчас ты познакомишься сразу со всеми слугами.
 Только теперь Линдсей заметила, какое испытание ждало ее впереди, на широких ступенях парадной лестницы перед внушительными дубовыми дверьми, обшитыми медью. Вдоль мраморной балюстрады протянулась длинная шеренга выстроившихся слуг.
 — Боже мой, — прошептала девушка. — Ой, Эдвард, пожалуйста, не надо. Я не могу.
 — Чего вы не можете, мадам?
 Мальчик-грум бросился навстречу господину принять поводья коня.
 — Не могу сейчас встречаться со всеми… в таком-то виде.
 — Ну, у тебя все равно нет выбора, и виновата во всем ты сама.
 И, не сказав больше ни слова, виконт спешился, ухватил Линдсей за талию и как перышко снял с седла.
 За долгие часы скачки ноги девушки совершенно затекли и теперь у нее подкосились колени. Но, не успела она упасть, как Эдвард поймал ее и поднял на руки. Из шеренги слуг послышался неясный ропот.
 — Отпусти меня, — негромко потребовала Линдсей. — Я просто оступилась. Немедленно поставь меня. Ну пожалуйста,
 — Эдвард.
 Виконт нахмурился, внимательно разглядывая ее лицо.
 — Тебе нехорошо? У тебя нездоровый вид.
 — Я абсолютно здорова. Поставь меня.
 Если Эдвард и слышал сдавленные смешки, то не подал виду.
 — Зря я заставил тебя так долго скакать без передышки.
 — И вправду зря, — язвительно согласилась она. — А теперь отпусти меня. Это ведь будут мои слуги, верно?
 — Абсолютно верно. — И на губах виконта вновь появилась неотразимая улыбка.
 — Ну тогда дай мне достойно поприветствовать их, — потребовала Линдсей, хотя на самом деле понятия не имела, чего именно от нее ждут. Она читала про подобные вещи в романах, но плохо представляла, как все происходит на самом деле.
 — Как хочешь. — Эдвард поставил девушку на ноги и еле слышно пробормотал: — Делай как я. Улыбайся и кивай. И все. Пока хватит.
 Линдсей повиновалась и пошла вверх по лестнице вдоль выстроившихся слуг, к своему ужасу обнаружив, что после долгой езды походка становится крайне неуклюжей и подпрыгивающей. Сперва перед ней предстали несколько совсем молоденьких девушек с сияющими мордашками и в чепчиках. При приближении новой госпожи они смущенно потупились и присели в неловких реверансах.
 Добрый день — благосклонно поздоровалась Линдсей, но тут же охнула от боли, почувствовав, как сводит судорогой икры ног. Ей даже пришлось на несколько секунд остановиться и переждать, пока боль отпустит.
 Из общей шеренги вперед навстречу виконту шагнул стройный седовласый человек неопределенного возраста, но явно занимающий высокий пост в поместье Хаксли.
 — Добро пожаловать домой, милорд. Мы уже слышали последние новости. Примите самые горячие поздравления с женитьбой. — Он перевел взгляд на девушку, но в глазах его не мелькнуло и тени хоть каких-нибудь эмоций. — И вам добро пожаловать, миледи. Мы приложим все усилия, чтобы достойно служить вам.
 — Спасибо, Мак-Байн, — отозвался Эдвард. — Спасибо, миссис Джили. — И он ласково улыбнулся полной женщине с некрасивым, но располагающим к себе лицом. Одета она была во все черное, лишь на поясе поблескивала связка ключей. — Линдсей, Мак-Байн — наш дворецкий здесь, в Хаксли, а миссис Джили — наша домоправительница. И оба очень сведущие люди.
 — Не сомневаюсь, — пробормотала девушка, одаривая старших слуг улыбкой и горько жалея, что в первый раз появилась в поместье одетая, как последняя побирушка.
 Виконт двинулся дальше, и Линдсей побрела за ним, шаркая и оступаясь в слишком больших, спадающих с ног башмаках и тщетно пытаясь сохранить хоть видимость спокойствия и достоинства. Памятуя наставления Эдварда, она коротко кивала и улыбалась каждому слуге.
 К несчастью, прислуга стояла по обе стороны ступеней, так что бедняжка еле успевала вертеть головой.
 Что-то тихонько стукнуло ее по колену. Опустив взгляд, Линдсей, к своему ужасу, увидела, что это конец толстой веревки, которой она подпоясала штаны, чтобы те не сваливались. Объятая паникой при мысли о том, чем ей это грозит, девушка поспешно прихватила рукой верх штанов сквозь еще не просохшую толстую куртку.
 Еще несколько шагов — и она остановилась, окончательно выбившись из сил и в полном отчаянии. Какой же жалкий и смехотворный, наверное, у нее сейчас вид! Грязная, в мальчишеской мешковатой одежде, растрепанная. Пугало, да и только. Подозрительно шмыгающие носы слуг лишь довершили ее смущение.
 Эдвард обернулся к ней. У него тоже был такой вид, точно он с трудом сдерживает смех. Линдсей пронзила его свирепым взглядом. Виконт откашлялся.
 — Ее светлость… гм… слегка устала с дороги.
 Смешки и перешептывание вмиг оборвались. — Она закончит знакомиться с вами попозже.
 — Ну вот еще. Чепуха. — Девушка попыталась свободной рукой откинуть волосы с лица, но они тут же упали обратно. — Мы, маленькие люди, выносливые, — подмигнула она крошечной горничной. Та смущённо покраснела и радостно улыбнулась.
 — Тебе вовсе не обязательно это делать, — еле слышно прошептал Эдвард.
 — Ничего, справлюсь, — в тон ему ответила Линдсеи. Она сама не помнила, как умудрилась проделать казавшийся путь по лестнице. На верхней ступеньке она обернулась и, все еще сжимая одной рукой спадающие штаны, второй помахала слугам,
 — Спасибо всем, что вышли познакомиться со мной.
 В ответ раздались аплодисменты и несколько робких смешков. Но тут Эдвард твердо взял жену под локоть и увлек за собой в огромный холл размерами не меньше церкви, где они обвенчались.
 На Линдсей вновь нахлынули дурные предчувствия и страх. Без единого слова Эдвард повел ее по гулким каменным переходам мимо темных дубовых стен, увешанных холстами с портретами каких-то важных нахмуренных господ — должно быть, многочисленных предков Эдварда,
 Девушка была так подавленна, что даже не глядела по сторонам, у нее лишь осталось смутное впечатление, что все в доме богато и со вкусом обставлено, — но и только. Через несколько минут она оказалась в комнате с высокими сводчатыми окнами. В камине жарко горел огонь. Над камином была прибита большая эмблема, в которой Линдсей узнала фамильный герб Хаксли. На стенах висели полки с книгами. Почетное место в комнате занимал массивный стол красного дерева.
 — Мой кабинет, — небрежно пояснил виконт, — Итак, мадам. Садитесь.
 Плотнее закутавшись в свои жалкие лохмотья, девушка послушно опустилась в темно-красное кресло.
 — Ты была просто неподражаема, Линдсей, — сказал Эдвард. Девушка уже была готова улыбнуться, но он продолжил: — Я восхищен твоим мужеством, но возмущен тем, что ты натворила. Мы еще, поговорим об этом.
 Если бы не страх перед грядущим объяснением, Линдсей просто-напросто закрыла бы глаза и тотчас же погрузилась в сон. Однако сейчас ей было не до сна — предстояло выдержать гнев Эдварда.
 — Я могу все объяснить, — начала она. — Дай мне немного времени.
 — Ну что ж… — Эдвард присел на краешек стола и с непреклонным видом скрестил руки на груди. — Тогда объясни для начала, как так вышло, что женщина, пять дней назад ставшая моей женой, замешана в преступной контрабанде.
 — Просто в беспошлинной торговле. Виконт изогнул бровь.
 — О, простите, мадам. А что, есть какая-то разница? Линдсей беспомощно пожала плечами и села в кресле попрямее.
 — Ну, некоторая все же есть. Только объяснить слишком сложно. — Не говорить же, что вся разница лишь в том, что второе определение звучит мягче.
 — Мне совершенно очевидно, что ты ввязалась в эту авантюру лишь для того, чтобы досадить и отомстить мне, — заявил Эдвард таким тоном, словно весь этот разговор был лишен для него всякого интереса.
 — Ты думаешь… — А что, пожалуй, неплохое объяснение! Не стоит его разубеждать.
 — А что мне еще думать? Все ясно как Божий день. Твоя гордость была уязвлена, потому что я оставил тебя одну в ночь после свадьбы, вот ты и решила привлечь мое внимание дурацкой выходкой. Знаешь ли, у мужчин есть занятия и поважнее, чем гнаться через всю страну за безмозглыми женами.
 Ну да! А еще мужчины бывают поразительно тщеславны и тупы.
 — Я готова. — Линдсей скромно потупилась.
 — Готова?
 — Ко всему, что бы ты ни решил со мной сделать.
 — Вот как? Ты уверена?
 — Совершенно. Но я хочу, чтобы и ты тоже кое-что мне пообещал.
 Виконт резко поднялся со стола и повернулся спиной к девушке. Плохой знак, огорчилась она. Как и тот странный приглушенный возглас, что он испустил. Ее бросило в жар.
 — Понимаю, ты считаешь, что я не вправе ничего от тебя требовать. Но я взываю к лучшей стороне твоей натуры.
 — К лучшей стороне моей натуры?
 — Да. Пожалуйста, не сердись на Сару и Эмму. Они умоляли меня не уезжать, но я… Боюсь, милорд, я слишком упрямая…
 — Я заметил. Что ж, я обдумаю твою просьбу.
 Не так уж много, но хоть какое-то начало переговоров. Линдсей оставалось лишь надеяться, что Сара и Эмма, как и обещали, сказали Эдварду, что она сама решила уехать в Корнуолл. Ей не хотелось втягивать еще и Антона. Бедняга и так уже, наверное, с ума сходит, гадая, куда она запропастилась.
 — Можно мне умыться и надеть чистую одежду?
 — Ты имеешь в виду, не только чистую, но и приличную?
 — Что-что?
 — Ничего. Потерпи немного. Сперва я сообщу тебе, что решил относительно твоего непосредственного будущего.
 До чего же зловеще это прозвучало!
 — Так вот, ты будешь безвыездно оставаться тут, в Хаксли.
 — Но…
 — Нет, Линдсей. Даже не думай спорить. Ты не покинешь поместье. Ты вообще никуда и никогда больше не поедешь без моего разрешения.
 — Но…
 — Нет, Линдсей. — Эдвард наконец-то развернулся лицом к девушке. — И придержи свой неугомонный язычок. Уверен, тебе здесь понравится. В будущем, если ты докажешь мне, что тебе можно доверять, тебе будет позволено гулять по окрестностям. Мы вернемся к этой теме, когда я в следующий раз загляну сюда из Лондона.
 Линдсей в ужасе уставилась на Эдварда. Весь страшный смысл его слов обрушился на нее точно ушат холодной воды.
 — Ты уезжаешь, Эдвард? Прямо сейчас? И оставляешь меня тут одну?
 — У меня нет выбора. — Избегая встречаться с Линдсей взглядом, виконт опустил глаза на кучу конвертов на столе. — О тебе тут будут хорошо заботиться.
 — Нет! — Пулей вылетев из кресла и не обращая внимания на боль в ногах, она стремглав бросилась к Эдварду и ухватила его за руку. — Пожалуйста, не бросай меня!
 Бедняжка так разволновалась, что напрочь забыла про спадающие штаны. Не успела она опомниться, как Эдвард уже притянул ее к себе, бережно расстегнул ветхую куртку и, обращаясь с девушкой, как с малым ребенком, натянул штаны на надлежащее место и аккуратно завязал веревку.
 — Ну вот, — выдохнул он. — Теперь надежно… до поры до времени.
 Его загадочные черные глаза встретились с ее глазами. Губы Эдварда улыбались, но в глубине глаз застыло какое-то иное, непонятное ей выражение.
 — Линдсей, попроси меня еще раз.
 Девушка зачарованно смотрела, как движутся его губы, как поблескивает полоска белых крепких зубов. — О чем я должна тебя попросить?
 — Попроси не бросать тебя. — Эдвард ловко поймал одной рукой оба тонких запястья Линдсей. — Или ты совсем не то имела в виду?
 Линдсей сглотнула. Что это с ней? Отчего это, стоит ей только оказаться рядом с Эдвардом — если тот не злится на нее, — как она в один миг теряет голову?
 — Нет, Эдвард, я имела в виду именно это. — Она опустила глаза. — Я хочу, чтобы ты остался со мной. Я… ты мне небезразличен.
 На мгновение пальцы его сжали ее руки сильнее, чуть ли не до боли. Но Эдвард тут же ослабил хватку и выпустил девушку.
 — Вы сами не знаете, что говорите, мадам.
 Она-то знала. Это он из них двоих ничего не понимал.
 — А можно мне доказать, что я имела в виду именно то, что сказала? Она автоматически приподнялась на цыпочки и потянулась к нему губами.
 На мгновение виконт застыл, точно не зная, отстранить ее или привлечь к себе, но потом все-таки привлек.
 — Ну ладно, малышка. Доказывай.
 Вспоминая полученные от Эдварда восхитительные уроки, Линдсей дотронулась кончиком языка до уголка его губ и медленно, осторожно обрисовала очертания сперва нижней, более полной, а потом верхней, тонкой и изогнутой, губы. Потом, легонько прикусив его нижнюю губу, она потянула ее на себя и, понемногу смелея, скользнула языком внутрь его рта. Из горла виконта вырвался хриплый стон. Прильнув к груди Эдварда, девушка обвила руками его шею. Поцелуй ее становился все более пылким. Не выдержав, молодой человек яростно прижал ее к себе.
 — Ты маленькая колдунья, — прошептал он, зарываясь губами ей в щеку. — Искусительница с ангельски-невинным личиком, но ты меня с толку не собьешь.
 Отпрянув от неожиданности, Линдсей во все глаза уставилась на него. Распухшие губы побаливали. Лицо Эдварда казалось застывшей неподвижной маской, лишь едва-едва подрагивала жилка у виска. Не отводя взгляда от лица девушки, он просунул руку под ее мешковатую куртку и ахнул, когда ладонь его легла на ее полную, ничем более не прикрытую грудь.
 — Ты никогда, никогда не удерешь больше из дому в такой одежде. Поняла?
 — Да, Эдвард.
 — Ты ведь могла оказаться среди такого сброда, что тебе не поздоровилось бы. Понимаешь?
 — Да, Эдвард. На самом деле сейчас она уже ровным счетом ничего не понимала. Она даже дышать не могла — так действовало на нее нежное поглаживание пальцев Эдварда, скользивших взад-вперед по ее напрягшемуся соску.
 — Итак. Теперь твоя задача — выучить все необходимое, чтобы стать мне хорошей и послушной женой. Поняла?
 — Да, Эдвард. — С широко распахнутыми глазами Линдсей безвольно качнулась навстречу ему. Тела их соприкоснулись, и, к своему изумлению, она ощутила что-то твердое и пульсирующее у него в области бедер. И это что-то подрагивало, словно жило своей, совершенно отдельной жизнью. — Ой, Эдвард! У тебя там что-то движется!
 У виконта в буквальном смысле слова отвалилась челюсть. Он растерянно помотал головой, но потом наконец сообразил и расхохотался.
 — Какая же ты… — Смех душил его. — Нет, мне пора уходить. На сей раз и в самом деле пора.
 Девушке хотелось плакать, но гордость удержала ее. Нет, она не будет больше умолять.
 — Конечно, ты зол на меня. Я тебя не виню. Я бы не винила тебя, даже если бы ты запер меня здесь на всю жизнь и забыл вернуться.
 С тяжелым вздохом виконт наклонился к жене и поцеловал в губы, а затем быстро собрал письма со стола, запихнул их в карман и шагнул к двери.
 — Зато, если бы я не вернулся, я бы сам себя не простил, — сказал он. — Тогда всякий бы мог смело заявить, что меня пора упрятать в сумасшедший дом.
 Линдсей несмело улыбнулась.
 — Спасибо. Я постараюсь научиться быть тебе хорошей женой. Правда.
 — Постарайся, — бросил виконт выходя. Однако в следующую секунду из двери снова появилась его голова: — Но не волнуйся, когда я вернусь, то почту за долг приложить все силы, чтобы для тебя в этом деле больше не осталось никаких загадок. Сапоги его, удаляясь, загремели по каменному полу, и до Линдсей донесся его смех и возглас: «У тебя там что-то движется!» Хлопнула наружная дверь — и все стихло.




 Глава 20


 Эдвард решительным шагом вошел в холл своего дома на Кавендиш-сквер. Вымуштрованным слугам хватило одного взгляда на господина, чтобы тотчас же скрыться с глаз долой. Они знали, когда следует держаться в тени.
 Стоявшие перед подъездом элегантное ландо и видавший виды небольшой экипаж предупредили виконта, кого он скорее всего застанет у себя в гостиной.
 — Добрый день, Антония, — поздоровался он, не успев даже до конца открыть дверь. — Привет, Джулиан. Надеюсь, вам нравится мое гостеприимство.
 Слова его были встречены гробовой тишиной. Нахмурившись, Эдвард обозрел представившуюся его взгляду картину. Антония, привольно раскинувшись в его излюбленном кресле перед камином, продолжала читать. Джулиан, склонившись над мисс Уинслоу и легонько касаясь рукой ее плеча, судя по всему, обучал девушку какой-то карточной игре!
 — Прелестная картинка, — раздраженно сказал Хаксли, войдя в комнату и швырнув перчатки и хлыст на кресло. — Похоже на открытие занавеса в лучшей пьесе Королевского театра. Нежное семейство в сборе.
 — Сарказм тебе не идет, Эдвард, — промолвила Антония, не отрывая глаз от книги. — Равно как и твое поведение в последнюю неделю.
 — Мое поведение? — хмыкнул виконт, расстегивая плащ. — После всего, что выпало на мою долю за последнюю неделю, ты еще меня осуждаешь? Я так понимаю, вы уже получили мое послание из Хаксли? Мне еще надо было до отъезда из Девоншира уладить одно небольшое дельце, но я думал, вы ждете не дождетесь весточки от моей почтительной женушки.
 — Вы, сэр, иногда бываете поразительным грубияном. Замечание Джулиана, исполненное тихой ярости, так ошарашило виконта, что он едва не выронил плащ из рук.
 — Прощу прощения?
 — Мне кажется, ты достаточно хорошо меня слышал.
 — Пожалуй. Так с каких это пор, позволь узнать, ты взялся критиковать мои поступки и поведение?
 — С тех пор, как ты завел обыкновение непочтительно разговаривать с юными благородными леди.
 Сделав над собой усилие, Эдвард сдержался и с необыкновенной тщательностью повесил забрызганный плащ на спинку стула.
 — По-моему, я один волен судить, как, что и почему я делаю.
 — Черт побери! — Джулиан выпрямился, но рука его по-прежнему касалась плечика Сары. — Иногда ты бываешь поразительно… несносно…
 — Самонадеянным, тупоголовым, несправедливым. — Леди Баллард на миг умолкла, а потом докончила, сердито сверкая глазами: — Наглым!
 Стиснув зубы, Эдвард пружинистыми шагами подошел к камину и остановился, повернувшись спиной к огню.
 — Наглым, говоришь? — Сощурившись, он перевел взгляд на Сару: — Мисс Уинслоу, вы еще не высказались. Только не говорите мне, что вам нечего добавить ко всему вышеперечисленному.
 Девушка подняла на него огромные черные глаза, полные немого укора.
 — Вы… вы были так грубы со мной, милорд. — К полному его ужасу, по щекам ее беззвучно поползли слезы. — Бедненькая Линдсей. Она такая мягкая, ранимая. Она всегда старалась помогать тем, кто беднее и несчастнее ее. А теперь… теперь вы заточили ее в каком-то ужасном месте.
 Эдвард не верил своим глазам. Прямо перед его пораженным взором Джулиан бросился на одно колено и заключил всхлипывающую девушку в объятия. Темная головка доверчиво прижалась к его плечу. Гневное лицо Джулиана выражало полнейшее отвращение к виконту.
 — Подумать только, оставить невесту в первую брачную ночь! — Графиня возмущенно захлопнула книгу и поднялась на ноги. — Сперва ты умудряешься какими-то способами, которые я решительно отказываюсь понимать, заставить бедное невинное дитя согласиться на этот брак. Затем, когда твое самолюбие уязвлено теми знаками мужского внимания, какими общество — что более чем естественно! — осыпает столь прелестное создание, ты сломя голову начинаешь приготовления к свадьбе, причем с самой неприличной спешкой, какую мне когда-либо доводилось видеть.
 — Я вовсе не…
 — Помолчи, Эдвард. Ты лишил бедную девочку всех радостей, какие она могла получить от столь важного события. Никогда, ни на одну секунду ты не думал о Линдсей как об умной и энергичной личности, чья воля может оказаться не слабее твоей. — Грудь Антонии бурно вздымалась под черным шелком платья. Многочисленные нити черного янтаря с бриллиантовыми искорками так и ходили ходуном у нее на шее. — Разве тебе никогда не приходило в голову, что всякий — всякий, — кто, много лет прожив под одной крышей с людьми вроде Роджера Латчетта и его мамаши, сохранил бы такой здравый ум и такое чувство юмора, как у этой малышки, явно является человеком неординарным?
 — Ну…
 — Ну конечно, ты об этом и не задумывался. Слишком уж спешил войти в свои права. И еще, Эдвард, ты глубоко оскорбил Сару. Будь это не ты, я такого человека вообще никогда бы не простила.
 — Вот-вот, — решительно отозвался Джулиан, все так же прижимая девушку к груди.
 Эдвард поглядел на друга. Черт побери! Парень по уши втюрился в легкомысленную девчонку.
 — А Эмма, Эдвард, Эмма…
 Виконт устало перевел взгляд на тетушку.
 — Так мне выслушивать нотации еще и оттого, что я нашел какую-то глупую горничную в…
 — Перестаньте! — Сара вскочила на ноги. — Не надо об этом! Это слишком… слишком неприличная тема. И вы так испугали бедняжку Эмму, что она с тех пор боится выйти из комнаты.
 Эдвард в состоянии крайнего изумления переводил глаза с одного обвиняющего лица на другое. Ему было трудно сосредоточиться, все тело онемело и ныло после многих дней бешеной скачки и недосыпания. Но, прах его разбери, должно быть, во всем, что ему только что наговорили, есть доля истины. Перед мысленным взором его невольно предстала Линдсей — его маленькая Линдсей! — стоящая на ступенях Хаксли-плейс, одной рукой поддерживающая эти свои смехотворные штаны, и изо всех сил старающаяся выглядеть перед слугами уверенно и с достоинством. Такое не скоро забудешь!
 — Ты весь в грязи, Эдвард, — внезапно сменила тему Антония. — Не ботфорты, а комок глины.
 — Знаю.
 — Дурной тон — появляться в таком виде перед светским обществом.
 — Но я столько дней не слезал с седла, — попробовал оправдаться Эдвард. — Нелегкие выдались деньки.
 — Не у тебя одного, — заметил Джулиан, устремив на друга многозначительный взгляд, намекающий, что им еще найдется, о чем поговорить наедине.
 — Я уже довольно долго жду, пока ты наконец соблаговолишь сообщить мне то, что я хочу слышать, — сказала леди Баллард. — Итак. И будь добр, не выводи меня из терпения пустыми отговорками. Где она?
 Виконт провел рукой по волосам. Скоро ли ему удастся уладить все дела тут, в Лондоне, и вернуться к Линдсей?
 — Эдвард, где она?
 Молодой человек тряхнул головой, стараясь выбросить непрошеные мысли.
 — Где она? — непонимающе повторил он.
 — Боже мой! Не начинай снова свои шуточки. Где сейчас Линдсей? Что ты с ней сделал?
 Эдвард все размышлял о своем. Нет, пожалуй, проволочка будет совсем недолгой, пара дней — и он снова отправится в Хаксли и наконец-то осуществит то, о чем так давно мечтал, — назовет Линдсей своей. Совсем своей.
 В мозгу у него наконец прояснилось, и он любезно улыбнулся Саре.
 — Простите, если был резок с вами, мисс Уинслоу. Не забывайте, я ведь никогда раньше не выступал в роли жениха, а столь новое и ответственное положение сопряжено с известными трудностями.
 Личико Сары мигом изменило выражение.
 И если бы я мог просить вас, — продолжал виконт, — оказать мне еще одну любезность и сказать Эмме, что нам с ней лучше забыть о том… недоразумении…
 — Непременно скажу, — перебила Сара. Голос ее звенел от радости.
 — Антония, — Эдвард повернулся к тетушке, — в одном ты, безусловно, была права. Мне надо переодеться.
 Графиня распахнула веер и сурово поглядела на племянника.
 — Ты так и не ответил на мой вопрос.
 — А ответ прост. Моя виконтесса там, где ей и надлежит находиться. В Девоншире. В Хаксли-плейс.
 Еще раз лучезарно улыбнувшись всей троице, он развернулся и вышел из гостиной.
 — Латчетт? — вихрем отвернувшись от окна библиотеки, виконт Хаксли сделал несколько шагов навстречу своему высокому молодому лакею. — Он здесь, Гэррити? В этот час?
 — Да, милорд. Я проводил его в гостиную. — Гэррити деликатно кашлянул. — Он кажется слегка взволнованным. Эдвард заложил руки за спину. А он-то как раз обдумывал, где и когда ему встретиться со своим противником. Ну что ж, теперь думать больше не о чем.
 — Приведи его сюда.
 Через несколько минут дверь распахнулась, и на пороге показался раскрасневшийся, отдувающийся Латчетт. За его плечом маячило озабоченное лицо Гэррити. Отирая вспотевший лоб носовым платком, толстяк вошел в комнату и подождал, пока слуга не удалится.
 — Знаю, что уже поздно, — с места в карьер начал он. — Но решил, что вы бы и сами не захотели, откладывать.
 Виконт молча опустился на стул перед окном, опершись спиной о темно-зеленую штору. Латчетт же прямиком направился к серебряному подносу с хрустальным графином.
 — Не возражаете, если я… — И он сделал выразительный жест в сторону графина.
 Эдвард кивнул, и толстяк плеснул себе щедрую порцию бренди.
 — Чертовски досадно все получилось. — Он покосился на виконта. — Уверен, это всего лишь вопрос времени. Но понимаете, старина, время-то как раз меня и поджимает. Чуете, к чему я клоню?
 Отрицательно покачав головой, Эдвард закинул ногу на ногу и положил руку на колено. Он твердо решил, что этот презренный червь не дождется от него ни слова поддержки.
 Латчетт нервно зашагал по ковру, машинально стараясь ступать лишь, на зеленые полосы пушистого персидского ковра. Наконец он снова повернулся к хозяину дома. Эдвард все так же выжидающе молчал.
 — Надеюсь, вы не забыли о нашем соглашении? — откашлявшись, осведомился толстяк.
 — Освежите мою память.
 — О… Ну словом, если вы забыли… Короче, так. По вашему настоянию я начал вращаться в свете и принимать участие в… кха-кха… благородных забавах. Чертовски увлекательно. Но чертовски разорительно.
 Эдвард вздернул подбородок.
 — Ну конечно, не так уж разорительно за такое удовольствие и такое общество, — поспешно добавил Латчетт. — Но, как бы там ни было, кажется, вы забыли… кха-кха… заплатить по счетам, верно?
 Эдвард позволил себе несколько секунд подождать.
 — О чем вы говорите? — наконец спросил он удивленным и несколько надменным тоном. — Я всегда плачу по счетам. И уж тем более я изумлен тем, что вы взяли на себя смелость обсуждать мои личные дела.
 — Нет-нет, — поморщился Латчетт. — Кажется, я неясно выразился. Это по моим счетам до сих пор не уплачено.
 — Ах вот как. — Виконт внимательно рассматривал ногти на руке. — И вы хотите, чтобы я попросил ваших кредиторов подождать, пока вы соберете деньги?
 Толстяк издал такой сдавленный всхлип, что Эдварду даже не потребовалось поднимать голову, чтобы понять, какой удар он нанес.
 — Вы же говорили, что сами оплатите Мне все расходы. — Латчетт наконец обрел дар речи. — Это входило в наше соглашение. И это, и еще кое-какие необходимые траты, на которые мне пришлось пойти во время нашего с матерью пребывания в городе.
 Эдвард вскинул на него глаза.
 — Еще кое-какие необходимые траты? Что вы имеете в виду? — На самом деле он отлично Понимал. Безусловно, миссис Феллинг полностью подпадала под роджеровские понятия о «необходимом». Как и карты.
 — Если бы не ваше желание, чтобы мы с матушкой приехали в Лондон на время, пока эта… пока Линдсей не будет выдана замуж, как полагается, мы бы ни за что не пошли на такие огромные расходы, каких требует проживание в Челси.
 Эдвард знал, о чем идет речь. Сущие пустяки. Каких-то пять тысяч фунтов миссис Феллннг. Еще три тысячи карточных долгов. Три тысячи здесь, две тысячи там. Да плюс еще деньги, пошедшие на то, чтобы добиться освобождения Латчетта, когда в одном из игорных притонов на Джермин-стрит его обвинили — скорее всего ложно — в жульничестве. Поскольку тот притон пользовался особенно дурной славой, виконт почти не сомневался, что на этот раз жирный мошенник сам стал жертвой обмана. Но его это не волновало.
 — Я ведь внес за вас деньги на Джермин-стрит, — негромко заметил он.
 Кровь бросилась Латчетту в лицо.
 — О, разумеется. Чертовски любезно с вашей стороны. Но ведь есть еще маменькины расходы. Всякие милые пустячки, сами понимаете. И различные мелкие траты в Челси. Ну и сколько конкретно вам надо заплатить в Челси?
 — О-о-о, — Латчетт пожал плечами, — ну, около пятнадцати.
 — Пятнадцать гиней?
 Латчетт остолбенело уставился на виконта.
 — Пятнадцать тысяч гиней, и это не считая маменькиных расходов.
 Эдвард нахмурился, однако промолчал.
 — Однако сперва давайте разберемся с «Кутилами», — продолжил толстяк. — Сегодня вечером меня туда вообще отказались пустить. Чертовски неприятно.
 Эдвард изо всех сил старался скрыть удовольствие, которое испытал от этих слов.
 — Но уж не собираетесь ли вы просить меня об очередном займе?
 — Займе? — Латчетт захлопал глазами. — Займе? Да нет, конечно. Вижу, милорд, вы и впрямь все забыли. Вы согласились оплатить мои расходы у «Кутил».
 Эдвард нагнулся вперед, положив руки на колени, а потом неторопливо поднялся.
 — Похоже, вышло какое-то недоразумение. Маленькое недоразумение. Я согласился ввести вас в «Клуб кутил». И сдержал слово. — Добавим; к большому недовольству многих членов клуба. — Но уж конечно; я не брал на себя обязательств полностью оплачивать вам все долги.
 Латчетт разинул рот.
 — Но… но вы же обещали. Если бы я не думал… если бы… Я бы… Хочу сказать, милорд, я очень и очень рассчитывал, что вы заплатите мои долги.
 — В самом деле? — Эдвард оскорбительно засмеялся. — Большинство джентльменов, сэр, обычно сами платят свои долги.
 — Но счет слишком велик, — Латчетт залпом осушил бокал бренди, — Уж само собой, я не собирался за свой счет оплачивать тот расточительный образ жизни, что приличествует родственнику настоящего виконта — сводному брату его будущей жены.
 Эдвард пристально поглядел на него.
 — Что ж. Наше недоразумение наконец разъяснилось. Вам придется самому изыскивать средства для уплаты.
 До сих пор все это было лишь прелюдией. Теперь предстояло самое интересное.
 Не спрашивая разрешения хозяина дома, толстяк налил себе новую порцию бренди и одарил виконта мрачной усмешкой.
 — Ладно, поговорим о «Кутилах» попозже. Тогда давайте пока разберемся с вопросом, касающимся моих собственных средств, коли уж вы так настаиваете. Мои поверенные до сих пор не получили все необходимые бумаги о передаче Трегониты в мое владение.
 — Передаче, мистер Латчетт? Глаза толстяка налились кровью.
 — Именно, милорд. Вы уже добрую неделю как женились на моей сводной сестре, а сами до сих пор так и не выполнили свою часть брачного соглашения.
 Вытащив из жилетного кармана часы, Эдвард бросил рассеянный взгляд на циферблат и принялся покачивать изящную вещицу на цепочке.
 — Это просто смехотворно. Боюсь, вы в корне неправильно истолковали мои намерения. Насколько я помню, я тогда сказал, что мне очень не хочется забирать Трегониту из-под вашего попечения, поскольку на ваших плечах лежал груз заботы о Линдсей после смерти ее отца и брата.
 — Ну да, так и было.
 — Но я никогда не утверждал, что отдам вам наследство моей жены, сэр. Это была бы чистейшая несправедливость по отношению к ней.
 Лицо Латчетта, и в обычном состоянии чересчур румяное, сейчас стало просто багровым, рот его открывался и закрывался, точно у рыбы на суше, а из горла вылетали какие-то непонятные, но необычайно противные звуки, выражавшие явный протест — не то рев, не то хрип.
 — Вам дурно, сэр? — участливо осведомился Эдвард.
 — Что? — проскрежетал его задыхающийся собеседник. — А в чем, собственно, по вашему мнению, состоят ваши обязательства по брачному соглашению?
 Виконт развел руками.
 — В том, что я обязуюсь заботиться о Линдсей — отныне и до конца жизни. Она носит звание моей жены со всеми вытекающими из этого последствиями. По-моему, я смогу обеспечить ее всем, что может ей понадобиться или чего она только сможет пожелать.
 — А что со мной? — завопил Роджер, трясясь всем телом. — Неужели мне только и остается, что вернуться к положению, которое я и без того имел до тех пор, как девчонка раздвинула перед вами ножки?
 Тон Эдварда, если это только было возможно, сделался еще суше.
 — Хочу напомнить, что вы говорите о моей жене.
 — Я говорю о лакомом кусочке, который вам не терпелось заполучить милорд, — толстяк придвинулся так близко к виконту, что тот видел, как выступают вены у него на висках. — Я говорю о том, что вы у меня купили, милорд. О славненькой паре премилых штучек, за которые всякий не отказался бы подержаться.
 — Мистер Латчетт…
 — Не перебивайте меня, милорд. — Мерзавец забыл уже об осторожности. — Вы приобрели тело, которое вам, жеребцу этакому, приглянулось. О, вы, конечно, выражались иначе, но на самом-то деле вам хотелось первому сорвать цветок ее девственности, милорд. Она ведь такая свеженькая, но уже вполне созревшая для того, чтобы сделать из нее хорошенькую игрушку, милорд. А теперь вы уже успели вдоволь наиграться ею.
 Эдварда охватила безумная ярость. Из последних сил сдерживаясь, он застыл на месте, стиснув кулаки. Середе его заледенело, кровь застыла в жилах. Он едва мог смотреть в лицо гостю, чтобы не взорваться.
 — Ну и как она вам? — не унимался Латчетт. — Какой она была? Послушненькой? Способной ученицей? Или кричала и отбивалась? А если и так, тем лучше, уж мы-то, люди светские, знаем в этом толк, верно, милорд?
 И он залился скабрезным смехом.
 — Кажется, вы, не отдаете себе отчета в ваши словах, — промолвил виконт, для пущей надежности засовывая руки в карманы, чтобы случайно не дать им воли. Сейчас так было безопаснее. — Пусть ваш кучер отвезет вас домой, где вы сможете проспаться.
 — Вы купили у меня товар, — вопил толстяк. — И, клянусь Богом, вы за него заплатите. Начиная с долгов, которые обещали мне заплатить у «Кутил», и кончая моими расходами в Челси — весьма значительными расходами. Весьма значительными. Мне, знаете ли, приходилось чем-то развлекаться, когда меня не приглашали на все эти ваши светские приемы. Да плюс еще траты моей матери. Я набросаю вам на листочке все цифры, подсчитаю общую сумму — и вы все уладите. Понятно? Ваш чек меня вполне устроит.
 — Нет. — Эдвард шагнул в сторону и устремил взгляд на огонь в камине. Он столько времени мечтал об этой минуте — но сейчас внутри у него все переворачивалось от брезгливости. Оказывается, он и не представлял себе, до чего противно иметь дело с отбросами человечества.
 — Нет? — Латчетт ринулся к нему. — Должно быть, я ослышался.
 — Я сказал, — отчетливо повторил Эдвард, поворачиваясь к толстяку, — нет. Я не буду платить ваши карточные долги. И не дам ни пенни в счет ваших издержек в Челси.
 — Но миссис… — Латчетт кашлянул и сделал видимую попытку взять себя в руки. — Ладно, не стоит спорить. Мы ведь, в конце-то концов, родственники. Просто с утра первым делом позаботьтесь уладить все формальности по поводу передачи Трегониты мне — и мы останемся лучшими друзьями.
 — Никакой передачи не будет, — отчеканил Эдвард. — Просто не представляю, как вам вообще могла прийти в голову подобная мысль.
 Латчетт в отчаянии вцепился в рукав черного сюртука Хаксли.
 — Вы же говорили, я заслужил поместье за все, что сделал для Линдсей.
 — Мне казалось, что после замужества мисс Гранвилл поместье переходит к ее мужу.
 — Да, но…
 — Я ведь не дурак, сэр. Я не мог сказать, что отдам его вам.
 — Да я могу это доказать!
 — В самом деле? Мы подписывали письменные обязательства?
 Латчетт побледнел.
 — Я думал, слово джентльмена — лучшее обязательство.
 — Ах, сэр, не заводите речь о том, о чем не имеете ни малейшего представления. А сейчас я устал. Так что, с вашего позволения…
 — Значит, мне остается лишь вернуться в поместье, которое должно было принадлежать мне, всего-навсего наемным управляющим?
 Эдвард покачал головой.
 — Если бы этот глупец, мой отчим, не откинул копыта так не во время, ничего бы подобного не произошло, — выкрикнул Роджер.
 — Объяснитесь, будьте любезны.
 — О, но это же очевидно. — Латчетт махнул рукой. — После гибели своего дурня сынка старик рад был сделать меня наследником. Бродерик Гранвилл ни за что бы не рискнул оставить поместье безмозглой девчонке или какому-то проходимцу, которого ей взбредет в голову выбрать в мужья.
 Эдвард улыбнулся.
 — Ах, какая жалость, что Линдсей не последовала своему призванию. Наверное, вам следовало бы отвергнуть мое предложение. Как было бы удобно! Девушка в монастыре, ни мужа, ни наследника. Тогда поместье уж точно стало бы вашим.
 — Именно, — подтвердил толстяк. Язык у него и так уже заплетался, но Латчетт плеснул себе еще бренди. — Но вы ведь сказали, оно все равно достанется мне, вот я вам и поверил.
 — А зря, — негромко отозвался виконт. — А теперь прошу вас, покиньте мой дом.
 — Ваш отказ заплатить мои долги дорого обойдется поместью, — пригрозил Латчетт.
 — Он не будет стоить поместью ни пенни.
 — Как вы смеете… — Латчетт повернул голову и попытался сосредоточить расплывающийся взгляд на Эдварде. — Что вы имеете в виду?
 — Я уже нанял нового управляющего для Трегониты. — Эдвард потянул за шнурок, вызывая Гэррити. Лакей не случайно был молод и крепко сложен. — Гэррити проводит вас к выходу. У вас есть неделя на то, чтобы выехать из моего коттеджа в Челси. А еще через неделю я рассчитываю, что вы вывезете все ваше имущество из Трегониты.
 — Вы… вы не посмеете.
 — Уже посмел.
 — Да я сперва увижу, как ты сдохнешь!
 «Что ж, — подумал Эдвард, — попробуй». Он понимал, что отныне и вплоть до момента, пока с этим гнусным мерзавцем будет окончательно покончено, придется быть максимально бдительным.
 — Гэррити, — повернулся он к вошедшему слуге, — будь так добр, отвези мистера Латчетта в Челси,
 Латчетт, сжимая кулаки, бросился на виконта, но тот отбил нападение легким движением руки. Рослый лакей ухватил толстяка за воротник и поволок к двери.
 — Ваша мать, — сказал Эдвард вслед Латчетту, — вздорная, тщеславная женщина, но всего лишь женщина, Я подыскал ей место в одном поместье в Йоркшире. Поскольку она ничему не обучена, то мало чем может быть полезна, однако мой друг любезно согласился, чтобы она присматривала за порядком и чистотой в фамильной часовне.
 — Да вы… да я…
 Не слушая, Эдвард вышел из библиотеки и быстрым шагом поднялся на второй этаж. Мысли его вернулись в привычную колею. Сколько часов прошло с тех пор, как он оставил Линдсей, свою милую маленькую Линдсей? Ее обожающие синие глазки так пылко молили не покидать ее.
 Обожающие?
 Эдвард помедлил на верхней площадке лестницы, глядя вниз, на Гэррити, который тащил через холл вопящего и упирающегося Латчетта. Сегодняшняя ночь — лишь начало стремительного падения, уготованного подлому убийце. Но виконт недолго думал о враге. Правда ли, что Линдсей глядела на него, Эдварда, с нежностью? Он медленно побрел по коридору. Любовь? Возможно ли, чтобы она полюбила его?
 Хочется ли ему, чтобы она его любила?
 Прислонившись к стене, Эдвард засунул руки в карманы. Да, он хотел ее, хотел… Грязные оскорбления Латчетта воспламенили его мозг. Да как смело это ничтожество так говорить о чужой жене?
 Проклятие! Но ведь сам он, виконт Хаксли, понятия не имел о том, что такое любовь. Да и есть ли она вообще на белом свете? А если и есть, то лишь для глупцов и поэтов — но он-то не из их числа.
 Еще одна ночь, а утром он поскачет во весь опор в Девоншир… к Линдсей.
 Когда виконт проходил мимо двери ее спальни, его вновь охватило волнение. Как ни устал Эдвард, но тело его помнило шелк волос девушки, нежность ее кожи. Он помнил, как прелестно выглядела Линдсей, дрожащая и трепещущая, в белом наряде невесты.
 Не пройдет и двух дней, как невеста наконец станет женой.
 В спальне виконта встретил приятный ровный огонь камина, заботливо разобранная постель и графинчик с бренди на тумбочке возле изголовья.
 Налив себе немного, Эдвард встал перед огнем, покачивая бокал и следя, как плещется янтарно-золотистая жидкость.
 Нет! Ему не хотелось оставаться здесь одному. Оставаться здесь без Линдсей. Залпом осушив бокал, Эдвард отставил его на столик, снял галстук, сюртук и рубашку и оперся о каминную решетку, нежась в уютном тепле.
 Внезапно сзади раздался какой-то еле слышный шелест, но не успел виконт даже обернуться, как талию его обвили две тоненькие руки.
 — Бедненький мой Эдвард, — промурлыкал нежный голосок, — я знала, что понадоблюсь тебе этой ночью.
 У виконта не дрогнул ни один мускул. Но совладать с внезапным и резким возбуждением он не мог. Его плоть, словно обретя собственную жизнь, затвердела.
 Спиной Эдвард безошибочно чувствовал прикосновение того, что не спутаешь ни с чем иным, — пышной женской груди. Крепкие соски нежно терлись о его кожу, точно два шершавых камушка.
 Виконт медленно выпрямился, и руки, скрещенные у него на животе, тотчас же скользнули вниз, начав умелый массаж. Эдвард почти бесстрастно следил, как движутся тонкие длинные пальцы. Наконец одним жестом он остановил их.
 — Я же умею доставить тебе удовольствие, Эдвард, — зазывно пробормотал тот же голосок. — Дай мне приласкать тебя.
 Резко выдохнув, он ухватил хрупкое запястье и, обернувшись, оказался лицом к лицу с леди Клариссой Симмондс.




 Глава 21


 Искушение приходит во многих обличьях, но обычно человеку приходится прилагать усилия, чтобы оно пришло и к нему. Редко случается, чтобы воплощение самых пылких чувственных фантазий свалилось, словно спелый плод, буквально просящийся в рот.
 Эдвард замер на месте. Красавица, покачивавшаяся перед ним в свободном бледно-голубом одеянии, несомненно, приложила немало стараний, чтобы выглядеть точно картина художника — и, надо сказать, ей это удалось.
 — Любовь моя, какой у тебя усталый вид, — проворковала Кларисса. — Но я-то знаю, как превратить эту усталость в крепкий здоровый сон. Тебе ведь тоже об этом известно, правда, мой жеребец?
 Точно так же его назвал и негодяй Латчетт. Эдвард прикусил губу.
 — Кларисса, не надо. Одевайся и иди домой.
 — Домой? — Прекрасные, но пустые, алчущие глаза леди Симмондс расширились. — Нет, как же я уйду, не дав того, что тебе сейчас необходимо.
 Эдвард тяжело вздохнул.
 Кларисса пробежала пальчиками по его груди.
 — Твое тело является мне во снах каждую ночь. А проснувшись, я вижу его наяву. Эти черные волоски у тебя на груди, и на длинных стройных ногах… и везде. — Она улыбнулась с деланной застенчивостью. — Люди только и знают, что болтать всякую ерунду, но мне до них и дела нет. Я могу ведь все время видеть тебя мысленно. Тебя всего, с головы до ног. Я могу даже вкушать тебя.
 И она выразительно покосилась на бугорок у него в области бедер.
 Похоже, тратить сарказм на эту женщину было совершенно бессмысленно, но Эдвард все же не удержался:
 — Надеюсь, мадам, у вас не бывает потом несварения желудка.
 Кларисса лишь засмеялась и шагнула к нему, расправив плечи и вскинув голову. Эдвард едва не ахнул. Теперь он понял, почему несколько секунд назад, когда соблазнительница прижималась к нему, ему казалось, будто он ощущает ее голую кожу.
 Свободное одеяние было так искусно скроено, что казалось цельным — но лишь пока та, что носила его, не хотела продемонстрировать наряд в полной мере. Стоило Клариссе откинуть голову, длинные разрезы ткани у нее на груди разошлись, обнажая два белоснежных кургана, которые когда-то так интриговали виконта Хаксли. Даже теперь, когда недолгое увлечение виконта Клариссой растаяло как дым, голос плоти воззвал к нему с былой силой.
 — Ласкай меня, Эдвард, — призывно прошептала она, выгибаясь всем телом. — Ласкай, как умеешь только ты один, губами, языком. Возьми меня, Эдвард. Будь груб. Я хочу, чтобы ты был груб и необуздан со мной.
 Эдвард с трудом сглотнул, не в силах отвести взгляд от розовых набухших сосков, для блеска намазанных каким-то ароматным маслом.
 — Давай, жеребец. — Ее влажный язычок облизал приоткрытые полные губы.
 Виконт не сделал ни одного движения ей навстречу, однако Кларисса сама с тихим страстным стоном провела рукой по груди, а потом поднесла палец ко рту Эдварда, смазав ему губы сладковатой жидкостью.
 — Отведай этого, Эдвард. Отведай меня.
 Дымка, окутавшая взор виконта, начала потихоньку проясняться. Эдвард несколько раз глубоко вздохнул. Теперь он ясно видел, что стоявшая перед ним женщина находилась в каком-то глубоком трансе — эротическом трансе. А сам Эдвард был нужен ей лишь для того, чтобы придать ее грезам завершенность.
 Но тело, ее прекрасное тело, олицетворяло мечту любого сластолюбца…
 — Возьми меня, — умоляла Кларисса, проворной рукой стаскивая брюки с бедер Эдварда. — Я дам тебе то, чего никогда не сможет дать тебе твоя пугливая жена. Неудивительно что ты оставил ее, даже не удосужившись лечь с ней в постель.
 Эдвард промолчал, не мешая ей продолжать. Мужское естество напряглось и пульсировало, но он не ощущал ни стыда, ни неловкости — ничего, кроме всепоглощающего, острого желания, что испокон веков сжигает весь род мужской.
 — О, милый!.. — Кларисса прильнула к нему, прижимаясь всем телом и отбрасывая назад полы пеньюара. Взяв безвольную, отяжелевшую руку Эдварда, она провела ею по своей груди, издавая бессвязные, судорожные вскрики.
 Через миг она отпрянула и опустилась на колени у ног виконта. Глаза ее лихорадочно блестели.
 — Мы так давно не были вместе, — пробормотала она. — Я скучала по тебе. С новым стоном, но теперь — стоном удовлетворения, она прильнула к нему губами. Густые каштановые локоны разметались по бедрам виконта.
 Эдвард сжал колени.
 — Довольно, — сказал он, когда почувствовал, что может снова доверять своему голосу.
 В смехе Клариссы послышались истерические нотки. Легко вскочив на ноги, она сорвала с себя накидку, отшвырнула ее на пол и, хохоча, точно обезумевшая вакханка, вспрыгнула на кровать и улеглась там в сладострастной позе.
 Эдварда захлестнула волна острого отвращения — и к себе самому, и к этой легкомысленной похотливой женщине. Грудь Клариссы бурно вздымалась. Ей не терпелось наконец предаться тому, чем они с Эдвардом когда-то так часто и так бурно занимались.
 Но больше это не повторится. Решение его было неколебимо. Быть может, он и не заслужил такой награды, какую подарила ему судьба в виде прелестной крошки жены, такой юной, невинной и любящей. Но он твердо вознамерился сделать все, что только будет в его силах, чтобы Линдсей была счастлива. И он обещал хранить ей верность, обещал перед Богом и людьми.
 Отвернувшись от раскинувшейся красотки и стараясь не обращать внимания на доносящиеся с кровати причитания, Эдвард натянул брюки и рубашку. Надев теплую удобную куртку и ботфорты для верховой езды, он вышел из комнаты.
 Виконт не мог больше ждать. Он отправится в Девоншир сегодня же ночью.
 Причитания у него за спиной перешли в яростные вопли.
 Навстречу виконту, путаясь в полах халата, накинутого поверх ночной рубашки, выбежал Стоддарт.
 — Милорд? Что происходит наверху?
 — Ты хочешь сказать, в спальне? — поправил молодой человек, сбегая вниз по ступенькам. — Пожалуйста, позаботься отправить даму домой. И, Стоддарт, будь готов к тому, что на тебя набросятся с кулаками. Я буду в поместье Хаксли с виконтессой.
 Эдвард добрался до поместья лишь к вечеру второго дня. Сумерки принесли с собой туман и слабый теплый дождик. В воздухе витал аромат первых роз.
 Как и в прошлый раз, виконту не удалось помешать Сайнсу огласить вечернюю тишину хриплым ревом фамильного рога. Так что, к тому времени как копыта коня прогремели по каменным плитам перед парадной лестницей, из конюшни навстречу хозяину уже выскочили два грума, а широкие двери были распахнуты настежь.
 Приветственно улыбаясь, Эдвард спрыгнул с седла, чувствуя, как ноет усталое тело.
 — Обращайтесь с ним хорошо, — велел виконт, кидая грумам поводья скакуна — третьего по счету, которого он сменил в своей сногсшибательной скачке. Но в следующий миг, уже забыв обо всем, оглянулся по сторонам, сияя от радости и ожидая вот-вот увидеть в дверях застенчивую Линдсей.
 Но вместо нее к нему с необычной поспешностью устремился взволнованный мистер Мак-Байн.
 — Не ждали вас так быстро, милорд.
 — Пожалуй. — Эдвард стянул перчатки для верховой езды. — Я и сам не думал, что так быстро улажу все дела в столице — Говоря начистоту, он уладил далеко не все дела, но остальное могло и подождать. — А где ее светлость?
 За спиной Мак-Байна показалась миссис Джили. Казалось, она тоже пребывает в крайнем смятении. Даже издали виконт видел, как судорожно теребит она связку ключей у себя на поясе.
 Грудь его стеснилась от дурного предчувствия.
 — Что такое? Что тут происходит?
 — Гм. Ну, милорд, просто не знаю, с чего начать, — произнес Мак-Байн. — Все сложилось крайне неудачно, весьма неудачно.
 — Что такое? — Не помня себя от страха, Эдвард взбежал по ступенькам. — Где моя жена?
 Мак-Байн лишь развел руками. Эдвард едва мог дышать.
 — С ней что-то случилось? — Каким же он был глупцом! Разве можно было оставлять бедняжку одну в незнакомом месте? Месть Латчетту можно было и отложить.
 — Она… Леди Хаксли сейчас нет, милорд, — вмешалась миссис Джили. — К ней приходила… гм… посетительница. И после этого ее светлость немедленно отбыла.
 — Какая еще посетительница?
 — Из низшего сословия, милорд, — поджала губы домоправительница. — Ее светлость очень разволновалась и сказала, что ей необходимо немедленно уехать.
 — Куда? — прогремел Эдвард.
 — Она заверила, что успеет вернуться до вашего приезда. — В голосе мистера Мак-Байна звучало отчаяние. — Прошу вас, ваша светлость, заходите, отдыхайте. Поужинайте, выспитесь. Я уверен, что ее светлость вернется в ближайшее время.
 Эдвард вихрем развернулся.
 — Грум! Седлать мне Рубаку! — Он сурово поглядел на дворецкого. — Ответьте мне на один вопрос, только без уверток. По вашему мнению, моя жена поехала в Корнуолл?
 Мак-Байн кивнул.
 — Да, милорд, думаю, что так. Та женщина, что явилась за ней, разговаривала с акцентом, как уроженка Корнуолла. Она сказала, у ее светлости осталось там одно незаконченное дело. — Он нервно сглотнул. — О Боже, я надеялся, мне не придется сообщать это вам, но я слышал, как та женщина сказала, что это вопрос жизни и смерти.
 На сей раз Эдвард не мешкал на обрыве над бухтой Солеваров. В ясном дневном свете земля перед ним была видна как на ладони. Сегодня виконта привела сюда интуиция. Он не верил, что сможет найти Линдсей в Трегоните, да к тому же туда мог вернуться, Латчетт, а сейчас не время ввязываться в новую ссору с этим негодяем. Виконт помнил, как в прошлый раз старуха посоветовала ему отыскать Антона Поллака в бухте Солеваров, поэтому решил и теперь начать с него.
 Двинувшись вдоль опушки леса, он вскоре выехал на тропу, ведущую вниз, к бухте, но не стал гнать коня во весь опор. Только глупец сломя голову лезет на незнакомую территорию. Как и говорила старуха, бухта напоминала формой заостренный серп. Вскоре виконт заметил развилку, где от дороги отходила вторая тропа, поуже первой, снова прячущаяся под сенью леса. Должно быть, именно здесь и ехала Линдсей со своей допотопной колымагой. Но сейчас Эдвард поехал вниз по более наезженному пути.
 К берегам подступал прилив, от пляжа осталась лишь узенькая полоска темно-золотого песка. У неказистого причала стояли на приколе два небольших суденышка — одномачтовая лодка и маленький рыбачий сейнер для ловли в открытом море. Эдвард на миг остановился. Сейнер с черным дном и зелеными боками являл собой приятную для глаза картину. Прищурившись, виконт прочитал название — «Линни».
 Джеймс любил море.
 Отогнав непрошеное сентиментально воспоминание, Эдвард отвернулся от берега — и оказался лицом к лицу с высоким рыжеволосым мужчиной.
 — Кто вы? Что вам тут понадобилось? — Глаза незнакомца были серыми, как корнуоллское небо зимой.
 Тот же инстинкт, что привел виконта сюда, подсказал ему, что он нашел того, кого искал.
 — Антон Поллак?
 Широко расставив ноги и упершись кулаками в поджарые бедра, незнакомец вздернул подбородок и вызывающе уставился на чужака. Морской ветерок играл его непокорными огненными кудрями.
 — А кому надо знать, кто я такой?
 — Я ищу Антона Поллака. — Эдвард сам не знал, отчего ему не хочется сообщать свое имя и титул. — Вдова Уоллен сказала, что я найду его здесь.
 Взгляд незнакомца утратил толику воинственности.
 — Поллак — это я.
 Эдвард редко обращал внимание на рост, могучее сложение и бьющую в глаза силу других мужчин, но не обратить внимание на Поллака было просто невозможно. Как и на то, что он очень красив.
 — Вдова думала, что вы, может быть, знаете, где… — Виконт замялся. Ему неприятно было сознаваться, что он ищет собственную жену. — Она думала, что вам может быть известно местопребывание виконтессы Хаксли.
 На миг ему показалось, будто сильное, мускулистое тело Поллака застыло и словно бы подобралось. А взгляд на лицо рыбака лишь подтвердил это впечатление.
 — Так это вы, — процедил Поллак сквозь стиснутые зубы и ухватил Рубаку под уздцы. Бросок его был столь стремителен, что застал виконта врасплох. — А вы не слишком-то торопились, верно? Ни один нормальный мужчина не оставил бы такую жену одну в постели в первую брачную ночь. А если бы она исчезла в эту самую ночь, не стал бы ждать две недели, прежде чем пускаться на поиски.
 Эдвард выпрыгнул из седла. Ладонь его твердо легла на руку Поллака, сжимавшую поводья коня.
 — Откуда вам знать, что произошло или не произошло в мою первую брачную ночь?
 Поллак сглотнул и отвел глаза. — У меня есть свои источники информации.
 — Она приезжала сюда, верно? — Виконт давал собеседнику возможность сказать правду — и от всего сердца надеялся, что эта правда окажется не так страшна, как он боялся.
 Поллак не дрогнув встретил его взгляд.
 — Да, приезжала.
 — И вы втянули ее, в авантюру, которая могла стоить ей жизни.
 Поллак схватил Эдварда за плечо и со всей силы сжал. От неожиданности виконт едва не потерял равновесия.
 — Откуда вы знаете? Где она сейчас? С ней что-то случилось? — Антон попытался встряхнуть Эдварда. — Отвечайте. Я обшарил всю округу, разыскивая Линдсей. Телега стояла в лесу, но там же была и старая Каткий. И рядом — следы чьей-то чужой лошади. Без сомнения, кого-то из людей Фарра. Я думал, девочку забрали в Сент-Остелл, но там о ней никто и не слышал.
 Эдвард сбросил руку Поллака с плеча. Теперь он был готов поставить душу под заклад за то, что стоявший перед ним мужчина питал к Линдсей самые нежные чувства.
 — Кто бы там ни был этот Фарр, но Линдсей забрали не его люди. Ее увез я. Я ее муж и приехал забрать ее с собой. И, замечу, как раз вовремя. Не пойму, как мог взрослый мужчина втянуть женщину, почти девочку, в такое опасное предприятие.
 — Линдсей так объяснила вам произошедшее? Эдварду все это крайне не нравилось.
 — Линдсей мне вообще ничего не сказала. Даже не назвала вашего имени. Но я прекрасно понимаю, что девушка благородного происхождения не станет заниматься контрабандой, если ее не заставят силой.
 На губах Поллака промелькнула и тут же угасла мимолетная улыбка, но Эдвард успел заметить ее.
 — Не будем зря тратить времени, — пожал плечами контрабандист. — Ума не приложу, зачем вы ищете вашу жену сейчас, если сами говорите, что увезли ее десять дней назад.
 Эдварду ненавистно было сознаваться в своей полной неспособности контролировать действия жены, но иного выхода не было.
 — Мне надо было заняться делами, и я оставил ее в Девоншире. А вернувшись, обнаружил, что она… Насколько я понял, она решила вновь посетить Корнуолл.
 — Похоже, не очень-то хорошо вы знаете свою новобрачную, а, милорд?
 — Знаете что, Поллак, лучше отвечайте, видели ли вы мою жену с той ночи, когда использовали ее в ваших противозаконных делишках.
 — Я не использовал ее! Я никогда не использовал Линдсей.
 — Вы утверждаете, будто ей самой пришла в голову идея провозить контрабандные товары, да еще под самым носом у таможенников?
 Поллак, прищурившись, смотрел на бледное солнце.
 — Вы взяли в жены настоящее сокровище. Не мне говорить вам, что вашей жене цены нет. Если бы я думал, что так для нее будет лучше, то охотно сказал бы вам, что вовлек ее в контрабандный промысел против воли. Но я в это не верю. Ей нужны были деньги. Вот почему она на это пошла.
 Эдвард смерил рыбака недобрым взглядом.
 — Как моя жена, Линдсей не знала недостатка в деньгах.
 — Пожалуй, так оно и было бы, доверяй она вам. Но, судя по всему, она вам не доверяет.
 Виконту хотелось отвесить наглецу хорошего тумака за столь дерзкое предположение.
 — Вы знакомы с Роджером Латчеттом? Вопрос изумил Хаксли.
 — Разумеется.
 — И он ваш друг?
 — Ненавижу… То есть это не ваше дело.
 — Вы уже ответили мне, милорд. Спасибо. После гибели брата, а Линдсей тогда только-только шестнадцать исполнилось, она делала все, что только могла, чтобы встать между Роджером и арендаторами Трегониты. Латчетт готов их по миру пустить. А Линдсей помогает им сносить его грабительские поборы. Деньги, которые она зарабатывала, — по ее же собственному настоянию на контрабанде, шли на выручку тем беднягам, кто имеет несчастье проживать на землях Трегониты. В этой девочке больше храбрости, чем в любом мужчине. Но сердце у нее все равно нежнее, чем у любой другой.
 Эта необычайно длинная для Поллака речь заставила Эдварда призадуматься.
 — Латчетт заплатит мне еще и за это, — медленно произнес он наконец, не беспокоясь о том, что его слышат. — Он уже начал платить.
 Поллак промолчал и отвернулся.
 — Раз уж вы увезли Линдсей с собой, то зачем теперь ищете ее?
 Эдвард рассудил, что если рыбак ничего не знает о нынешнем местопребывании Линдсей, то лучше его ни во что не посвящать.
 — С моей женой все хорошо. — Про себя он молился, чтобы это действительно оказалось так. — Я приехал просто для того, чтобы выяснить всю правду о том, что тут произошло. Теперь я знаю.
 И теперь, мог бы добавить виконт, он стал лишь сильнее уважать свою виконтессу. Но в то же время ему очень хотелось, чтобы впредь она хоть немного думала, прежде чем пускаться во всякие рискованные предприятия.
 Хаксли вновь вскочил в седло.
 — Лучше, если наша встреча останется в тайне.
 — От меня никто и слова не услышит. — Поллак преградил Эдварду путь. — Вы позволите Линдсей написать мне? Я дружил с ее братом. Она всегда была мне как сестра — сестра, которую я потерял.
 — Я обдумаю вашу просьбу, — отозвался виконт. Контрабандист шагнул в сторону.
 — Всего хорошего.
 — И вам того же.
 И Эдвард не оглядываясь поскакал прочь. Когда он уже снова сворачивал на тропу, уводящую в глубь побережья, на глаза ему снова попался сейнер «Линни». Так, значит, этим уменьшительным именем Поллак звал Линдсей, девушку, которая была ему как сестра…
 Отбросив сомнения, Эдвард помчался назад, вверх по склону, и, преодолев гряду холмов, очутился в долине, где стоял домик вдовы Уоллен,
 В саду возле соседнего дома работал какой-то крестьянин. При появлении знатного господина он выпрямился и с любопытством уставился на чужака. Не удостоив любопытного и взглядом, Эдвард собирался уже спешиться, как вдруг внимание его привлекла какая-то торопящаяся фигура. Это оказалась миловидная женщина средних лет. Она со всех ног бежала к виконту по садовой тропинке меж грядок с цветами и отчаянно размахивала обеими руками, словно призывая его не покидать седла.
 Эдвард, по своему обыкновению, пустился в путь без шляпы, так что не смог приветствовать женщину подобающим образом, но все же при ее приближении учтиво оклонился в седле.
 — Добрый день. Я лорд Хаксли, Я уже один раз разговаривал с вдовой Уоллен. Мне хотелось бы перекинуться с ней парой слов.
 Незнакомка яростно затрясла головой и оглянулась.
 — Сюда, — произнесла она неестественно громким и монотонным голосом и, не дожидаясь ответа Эдварда, зашагала к лугу неподалеку от дома.
 Эдвард послушно направил Рубаку ей вслед.
 — Стойте, — прокричала странная женщина, когда их уже нельзя было расслышать от дома, и указала на себя. — Джоси Уоллен! Глухая! Вы муж Линдсей?
 Виконт кивнул:
 — Да.
 Сердце его вновь сжалось от страха. Что пришлось испытать Линдсей после гибели брата? И где она теперь? Джоси расплылась в улыбке.
 — Она вас любит!
 Эдвард ощутил непривычное стеснение в груди.
 — Вы ее видели?
 Джоси непонимающе нахмурилась. Молодой человек протянул руку вперед.
 — Линдсей? — Его охватило беспомощное отчаяние. На ладонь ему легла тонкая и удивительно гладкая рука.
 — С моей матерью. Хотела вернуться домой раньше вас. Эдвард испытал ни с чем не сравнимое, почти эйфорическое облегчение.
 — Где? — Он снова вопросительно поднял руку. — Где?
 — Бодмин-мур. Хижина возле озера Доузмари.
 Виконт так и сник. Подумать только — по пути из Девоншира в Корнуолл он проезжал буквально в нескольких милях от этого места. Но унывать было некогда. Зато теперь он знает, где его жена! Нашарив в кармане соверен, он вложил его в ладонь Джоси. Та поглядела на монету и, густо покраснев, замотала головой, стараясь впихнуть подарок обратно. Эдвард настойчиво сжал ее пальцы и улыбнулся.
 — От Линдсей, — произнес он.
 Немножко подумав, Джоси тоже заулыбалась.
 Повернув коня, Эдвард во весь опор помчался прочь, но, достигнув вершины следующего холма, обернулся. Джоси стояла на прежнем месте. Поймав его взгляд, она вскинула руку вверх — и Эдвард махнул в ответ, хлестнул коня и скрылся за холмом.
 На легкой ряби, игравшей на глади озера Доузмари, неярко поблескивали последние лучи заходящего солнца. Не будь Рубака и его седок столь усталыми после долгой скачки, они бы поспели сюда на час-другой раньше. Рубака брел медленным шагом, и виконт даже не пытался подгонять его. Пошатываясь в седле от утомления, он то и дело прикрывал усталые глаза.
 Внезапно в лицо ему повеяло запахом дыма — и добрую половину усталости как рукой сняло. Так, значит, неподалеку жилье. Трудно было отыскать крошечный домик, пользуясь более чем расплывчатым описанием Джоси Уоллен, но Эдвардом двигало отчаяние. Хотя после стольких часов пути он уже начал не на шутку сомневаться, удастся ли ему когда-нибудь отыскать желанную цель.
 Въехав в рощицу у кромки воды, виконт остановил коня. За деревьями, на прогалине, стояла крытая соломой хижина, к которой притулился амбар. Рядом на полянке паслись мул и та самая лошадь, на которой Линдсей приехала в Пойнт-коттедж в тот день, когда Эдвард впервые поцеловал ее. Тот первый день…
 Эдвард соскочил с седла. Невинная девушка, пришедшая к нему тогда, и по сей день оставалась столь же невинной, но теперь он знал то, о чем не мог догадываться в первый день: что она смела до безумия. Сегодня же виконт в очередной раз дал себе твердый зарок — найти способ выполнить задуманное, больше не обижая Линдсей. Стать ей таким мужем, какого она заслуживает.
 Преодолевая усталость, он шагнул на крыльцо и постучал. Без сомнения, великодушная девушка приехала сюда, чтобы оказать помощь каким-то очередным беднякам. Но нельзя допускать, чтобы она снова пускалась в подобные опасные вылазки по безлюдным краям. Он сумеет завоевать ее доверие, и тогда Линдсей позволит, чтобы в дальнейшем обо всех, за кого она чувствует себя ответственной, заботился он, Эдвард, ее муж.
 Прошло несколько минут. Эдвард уже поднял руку, чтобы постучаться вторично, как дверь отворилась и на пороге показалась Линдсей с маленьким ребенком на руках.
 — Боже праведный, ты хоть понимаешь, как меня напугала? Девушка испуганно покачала головой и попятилась. Эдвард хотел обнять ее, но она увернулась. По щекам ее поползли слезы.
 — Милая… — Он не мог видеть, как она плачет. — Я все знаю. Я не сержусь. Только тебе Не стоило сражаться с Латчеттом в одиночку.
 Вдова Уоллен сидела в комнате на кресле, а у стола, накрывая к ужину, стояла еще какая-то женщина.
 — Линдсей, не надо, не гляди на меня так. — Он коснулся ее руки. Девушка вздрогнула и снова отпрянула. — Мы как-нибудь сумеем обо всем позаботиться. Справедливость восторжествует. Доверься мне.
 — Джоси, — сокрушенно покачала головой вдова Уоллен. — Это Джоси сказала ему.
 Линдсей растерянно поглядела сперва на вдову, а потом на Эдварда.
 — Вряд ли. Она ведь ни с кем не разговаривает, кроме нас с тобой, бабушка.
 — Со мной она стала разговаривать, — негромко произнес виконт. — Она сказала, ты любишь меня.
 — Да, — еле слышно выдохнула Линдсей. — Да, люблю. И не хочу, чтобы ты жил во лжи. Это нечестно.
 Эдвард, ничего не понимая, покачал головой. Девушка плотнее прижала к себе ребенка, баюкая его на руках.
 — Он был сильно болен. Лихорадка. Вот почему им пришлось послать за мной. Но он не умрет. Ему уже лучше.
 — Замечательно. Линдсей…
 — Джоси солгала ради моего блага. Он — мой сын. Джон мой. Ты понимаешь? Мой!
 Руки Эдварда безвольно упали. Девушка от волнения, сама не замечая того, повысила голос почти до крика. Мальчуган у нее на руках проснулся и, протерев кулачком глаза, с любопытством уставился прямо на виконта. Глаза у него были серые — гранитно-серые, а волосы отливали бронзой.
 — Линдсей, о чем ты?
 — Это Джон, — словно оправдываясь, сказала она. — Ему скоро два, и он мой.
 Холод, сковавший сердце Эдварда, вдруг сменился лихорадочным огнем. Виконт шагнул к жене. Рыжие волосы и серые глаза.
 — Твой?
 Девушка кивнула. Обе старшие женщины за ее спиной казались виконту бледными недвижными тенями.
 — Теперь на имя Хаксли навсегда ляжет позорное пятно, да? Если кто-нибудь выяснит, что ты женился на женщине с ребенком? Преподобный Уинслоу объяснил мне, что такое рогоносец. Это тот, кто женился на женщине, у которой уже есть ребенок.
 Ее путаные, сбивчивые слова звенели в голове у Эдварда, не доходя до сознания. Да, впрочем, слова были ему уже не важны.
 — Никто не узнает, — глухо произнес он.
 — Хорошо. Тогда оставь меня здесь и уезжай. Когда будешь в Лондоне, говори всем, что я в Девоншире. А в Девоншире говори всем, что я в Лондоне.
 Огонь, бушевавший в крови у Хаксли, готов был вот-вот вырваться на свободу и испепелить все на своем пути.
 — Отдай ребенка старухе, — велел он, а для вдовы Уоллен добавил: — Одно слово — хоть одно — кому-либо будет стоить тебе куда дороже, чем ты сумеешь заплатить.
 Та в ужасе покачала головой.
 — Скоро ты получишь от меня указания, что с ним сделать. А вы миледи, пойдемте со мной.
 Девушка открыла рот, словно желая возразить, но передумала и молча отдала мальчугана второй, незнакомой Эдварду, женщине.
 Чтобы не смотреть, как она надевает жакет костюма для верховой езды, молодой человек повернулся и вышел за дверь.
 Он-то, дурак, считал ее невинной девушкой. Невинной? Ну разве что только на словах. Нет, он не был рогоносцем — он ведь не стал еще мужем Линдсей, когда она зачала этого ребенка, он был всего лишь круглейшим, невероятнейшим болваном.
 Перед глазами его вдруг возник черный борт маленького суденышка и надпись, выведенная крупными зелеными буквами: «Линни».
 Антон Поллак еще заплатит за свою роль во всей этой истории. Но сперва придется заплатить Линдсей!




 Глава 22


 Джон, благодарение небесам, выздоравливал, но все остальное было хуже не придумаешь. Все, чем дорожила и о чем заботилась Линдсей, лежало в развалинах.
 На фоне Рубаки малютка Минни казалась совсем крошечной и жалкой. Гнедая кобылка едва ли доходила огромному вороному жеребцу до груди. Эдвард сдерживал скакуна, чтобы Линдсей не отставала от него. Девушку осаждали невеселые мысли.
 Расскажет ли Эдвард Роджеру про Джона?
 И что он сделает с ней самой, с Линдсей?
 Спустилась ночь, а виконт так и не заговорил с ней, не сказал ни слова. Ни единого слова с тех пор, как они покинули домик няни Томас. Исподтишка поглядывая на грозного мужа, Линдсей видела вырисовывающуюся в сумраке высокую мрачную фигуру в развевающемся за спиной плаще. Эдвард глядел прямо перед собой, не удостаивая спутницу даже взглядом. Сердце девушки сжималось от боли, ей хотелось коснуться любимого, сказать ему: «Джоси не солгала. Я люблю тебя, но вынуждена продолжать свою игру — ради Уильяма, Марии и Джона».
 …Нет. Уж пусть лучше думает, что Джон — сын Линдсей, а не Уильяма. Девушка до сих пор удивлялась, как нелюдимка Джоси ухитрилась объяснить Эдварду обстоятельства гибели Уильяма. Но разве можно было иначе истолковать обещание Эдварда самому разобраться с Латчеттом? Значит, он все знал! Хотя теперь, похоже, все мысли о том, что Роджер убил Уильяма, начисто вылетели у виконта из головы. Впрочем, чего еще ждать от обманутого мужа?
 — Прости! — наконец воскликнула Линдсей, не в силах долее выносить молчания. — Я бы ни за что не уехала из Хаксли, если бы не узнала, что Джон болен.
 Несколько минут ей казалось, что Эдвард так и не ответит. А когда он все-таки заговорил, она об этом пожалела.
 — Никакого Джона не существует. — Голос виконта был резок и холоден. — Запомните это, мадам. С сегодняшнего дня его имя не должно упоминаться. Ты забудешь, что он вообще был на свете.
 Линдсей задохнулась от ужаса.
 — Нет! У него никого нет, кроме меня. У тебя ведь не хватит жестокости, чтобы…
 — Чтобы запретить матери видеться с родным сыном? — Виконт зло усмехнулся, не поворачивая головы. — У тебя нет сына. Подумать только, а я-то, дурак, уже успел убедить себя в твоем благородстве и честности.
 Линдсей не понимала, о чем это он.
 — А Поллак, верно, рад-радешенек, что обвел меня вокруг пальца всеми этими разговорчиками о том, как ты щедро и благородно защищаешь несчастных обиженных арендаторов от Роджера Латчетта. Я даже хотел помочь тебе, невзирая на то, что не женское это дело — ввязываться в мужские дела. Я собирался простить тебе все твои глупые выходки. Да что там, уже простил! Вот болван!
 Девушка прижала руку к груди.
 — Ты говорил с Антоном? И он сказал тебе, что Роджер дурно обходится с арендаторами?
 Возможно ли, что никто и не думал рассказывать Эдварду о том, что Джон — сын Уильяма? Возможно ли, что о мальчике вообще никакой речи не шло?
 — Что ж, могу только поздравить тебя с завидной изобретательностью. Какой предлог для всех отлучек! Наверняка вы с Поллаком придумали это вместе на случай, если я дознаюсь о вашей связи.
 Линдсей лихорадочно обдумывала ситуацию. Теперь сомнений уже не оставалось — она самым ложным образом истолковала слова Эдварда при его появлении в домике няни Томас.
 — Ты собираешься рассказать об этом Роджеру? О контрабанде? И о Джоне?
 Эдвард развернул коня поперек дороги, и девушка едва успела дернуть поводья Минни.
 — Роджер не услышит об этом ни слова. Ни от меня, ни от тебя. Поняла?
 — Да.
 — И как ты умудрилась… — Глаза его угрожающе сверкали во мгле. — Как вышло, что никто не знает об этом бастарде — кроме, разумеется, Поллака?
 — Джон вовсе… — Нет. Нельзя говорить ничего, что позволило бы виконту догадаться, кто настоящие родители мальчика. — Антон не знает о Джоне. И не должен узнать.
 Эдвард гарцевал на коне, пока не оказался лицом к лицу с Линдсей.
 — Так ты ничего не сказала отцу этого бастарда? Девушка растерянно замигала.
 — Ты думаешь, будто Антон — отец Джона?
 — Не думаю, а знаю. Но да, вполне возможно, ты ничего ему и не говорила. Похоже, ты вообще привыкла дурачить мужчин. И немало в этом преуспела.
 Девушка была в ужасе. Если Эдвард докопается до истины, то, без сомнения, немедленно отправится прямиком к Роджеру и заявит тому, что нашелся настоящий владелец Трегониты. А Роджер ради поместья уже пошел на убийство и перед вторым не остановится. И так уже плохо, что приходится опасаться за жизнь Эдварда, но маленького Джона необходимо держать в стороне от всех этих ужасов.
 — Антон не должен ничего знать, — заявила она, стараясь придать голосу твердость.
 — Ха! Еще бы, миледи, даю вам слово. Ни Поллак, ни Латчетт никогда не узнают, что вы за птица.
 Корчась от страха и стыда под презрительным взором мужа, Линдсей в то же время не переставала надеяться, что если Эдвард так и будет продолжать думать, будто Антон — отец Джона, то это поможет ей уберечь людей, которых она любит.
 — А ты непревзойденная актриса, — вдруг ни с того ни с сего заметил виконт. — Какая потеря для сцены!
 — Спасибо. — Линдсей не знала, что и сказать. Она частенько не понимала некоторых высказываний Эдварда.
 — Мне бы и в голову не пришло, что ты уже дала жизнь ребенку. Что же до остального… — Он вздернул подбородок, и она разглядела, как сжались его губы. — Грех, как ты мило выражаешься. Пожалуй, не мешает побольше поговорить о твоем опыте по части греха.
 Линдсей была с Марией, когда родился Джон, и до сих пор помнила ужас, испытанный ею при виде страданий милой жены ее брата, и горькую скорбь, когда Мария умерла. Она понимала, почему Эдвард решил, будто Антон — отец малыша. Брат и сестра Поллак были очень похожи — рыжие волосы, серые глаза, правильные черты лица, — и маленький Джон пошел весь в дядю. Сейчас Линдсей даже радовалась этому, потому что теперь виконт не станет доискиваться, от кого завела ребенка его жена.
 Бросив робкий взгляд на мужа, бедняжка разглядела лишь неясно видневшуюся во тьме грозную тень. Мысли девушки текли своим чередом. А отчего вообще появляются дети? Неужели от поцелуев? Вот было бы хорошо. Тогда у них с Эдвардом еще может появиться ребеночек — вдруг это смягчит его сердце? Ей казалось, Эдвард любит детей. Даже на Джона сперва он смотрел ласково.
 — Путь еще далек, — внезапно заявил Эдвард, вырывая поводья Минни из рук девушки и прицепляя себе на луку седла. — С этого дня я всегда сам буду вести вас, мадам… во всем.
 — Хорошо, — слабо согласилась она, цепляясь за гриву Минни.
 — Кроме, разумеется, тех вещей, которым мне будет отрадно поучиться у вас, миледи.
 Нерадостным вышло возвращение в поместье Хаксли. Когда Эдвард в прошлый раз оставил здесь молодую жену и уехал в Лондон, миссис Джили с гордостью продемонстрировала новой госпоже приготовленную для нее спальню, где все сияло свежестью и новизной, а яркие солнечные лучи, игравшие на медово-желтых занавесках и драпировках, подчеркивали уют и удобство комнаты.
 Те несколько дней, которые Линдсей провела здесь до появления бабушки Уоллен, девушка только и успевала, что радоваться окружавшей ее роскоши, ей необычайно приятно было обнаруживать все новые и новые пустячки и милые вещицы, свидетельствующие о том, что Эдвард заботится о ней. Из Лондона прибыла коляска с вещами новоиспеченной виконтессы, и не прошло и нескольких часов, как появилась местная модистка, чтобы снять с Линдсей мерки для множества самых модных и элегантных костюмов для верховой езды и платьев, более подходящих для жизни в имении, чем все городские туалеты, заказанные графиней Баллард.
 А миссис Джили, неизменно подчеркивая свое почтение к юной госпоже столь большого поместья, тактично обучала девушку ее новым обязанностям.
 Теперь ей уже не видать всех этих маленьких радостей… Линдсей вздохнула.
 …Через час после возвращения в Хаксли-плейс она лежала в широкой мягкой кровати, невидящими главами уставившись на тусклое мерцание углей в камине, в свете которого желтый полог кровати казался темно-золотым.
 Когда виконт с виконтессой добрались до дома, Мак-Байн и миссис Джили тотчас же возникли на пороге с таким видом, будто и не помышляли о сне, хотя уже перевалило за полночь. Оба выказывали Линдсей глубочайшее почтение, совсем как до всей этой злосчастной истории. Но бедняжка едва сознавала происходящее — перед взором ее все еще стоял гневный взгляд, которым одарил ее Эдвард напоследок за миг до того, как развернулся и резко вышел из холла.
 Не в силах обрести покой, Линдсей ворочалась с боку на бок. Эдвард сейчас где-то внизу. Наверное, в своем кабинете…
 Он сердит — сердит на нее. Он никогда ее не простит, ей придется до конца дней сносить его ненависть и презрение.
 Ну уж нет! Внезапно на смену подавленности и отчаянию в девушке проснулась решимость. Она ведь не какая-нибудь там робкая рафинированная особа! Она участвовала в контрабандных вылазках наравне с самыми ловкими контрабандистами страны! Она несколько лет воспитывала и берегла хрупкого ребенка и заботилась об арендаторах, не возбудив ни малейшего подозрения в злом и опасном негодяе! И лорду Хаксли, что бы там он о себе ни воображал, не удастся превратить жену в беспомощную, опустившую руки плаксу. Она не даст ему вычеркнуть ее из своей жизни, пока хотя бы не попытается снова помириться с ним!
 Откинув одеяло, Линдсей выскочила из постели. До смешного прозрачная ночная рубашка на ней была одним из свадебных подарков леди Баллард. Милая тетя Баллард! Как Линдсей недоставало добросердечной леди. Поеживаясь от холода, девушка накинула атласный пеньюар, украшенный многими ярдами фиолетовой шелковой ленты. Спору нет, этот изящный наряд был едва ли не произведением искусства, но от ночной прохлады защищал не многим лучше ночной рубашки.
 Отважно тряхнув головой, девушка потянулась за свечой, но ее остановил какой-то глухой стук, как будто что-то уронили — или, скорее, со страшной силой швырнули на пол. Звук доносился из-за стены, за которой, по словам домоправительницы, находились комнаты Эдварда.
 Отпрянув в испуге, Линдсей чуть не упала обратно на кровать, но снова взяла себя в руки.
 — Нет, — произнесла она так громко, как только осмеливалась. — Вы меня не запугаете, милорд.
 Добравшись в угасающем свете камина до стены, девушка в нерешительности остановилась. Ей еще не приходилось открывать эту дверь.
 Войти к нему? И что? Что сказать, чтобы помириться с Эдвардом, но не подвергать опасности Джона?
 Может, просто попросить прощения? Вдруг это его разжалобит? Набрав полную грудь воздуха, она тихонько отворила дверь и оказалась в гардеробной виконта. Там было темно. В слабых отсветах, проникавших из ее спальни, девушка разглядела неясные очертания висящей на стене одежды. Из мебели здесь стояла лишь простая кушетка.
 Склонив голову, девушка готовилась сделать последний решительный шаг. Казалось бы, все так просто. Постучаться к нему, войти — если он позволит — и заговорить, но как же трудно отважиться…
 Собравшись с духом, она подняла голову… и вдруг оказалась лицом к лицу с виконтом Хаксли. На долю секунды колени ее подогнулись, и она едва не упала. С онемевших губ не могло сорваться ни единого звука.
 — Вышли на разведку, миледи? — Голос его был холоден и тих. За спиной Эдварда виднелось огромное, во всю дверь, зеркало, в котором Линдсей смутно различала бледный призрак — свое отражение.
 — Похоже, вы оказались здесь раньше меня, милорд, — кое-как выдавила она. — Тоже на разведку?
 Эдвард небрежно прислонился к стене и приподнял бровь.
 — Мне тут разведывать нечего. Это ведь моя гардеробная.
 — Но она ведет и в мою комнату.
 — Совершенно верно. И конечно, вы знаете зачем. Линдсей покачала головой.
 Эдвард возвел глаза к потолку.
 — Хватит играть со мной, миледи. — Рубашка его была расстегнута, виднелась голая грудь.
 — Если ты намерен и дальше разговаривать и таком тоне, пожалуй, мне лучше вернуться в постель.
 Эдвард сорвался с места — так быстро, что девушка не успела даже догадаться о его намерениях.
 — Не волнуйтесь, мадам, вы вернетесь в постель, но в какую — это уж мне решать.
 Дверь ее спальни с грохотом захлопнулась. Гардеробная погрузилась в кромешную тьму, и Линдсей услышала, как поворачивается ключ в замке.
 — Эдвард! Я ничего не вижу.
 Она чувствовала, что виконт где-то рядом, и протянула руку, ища его. Пальцы ее скользнули по теплой обнаженной груди, покрытой мягкими волосками, но Эдвард тотчас отпрянул назад.
 — Эдвард! — Девушка пыталась сохранять спокойствие; — Я не люблю темноты.
 — Зато я люблю.
 Голос раздавался откуда-то слева. Линдсей повернулась туда, но руки ее нащупали лишь пустоту.
 — Знаешь ли, я с детства наделен способностью видеть в темноте. Удобно, правда?
 Теперь он был справа.
 — Эдвард? — Она снова попыталась нащупать его, но снова безуспешно.
 — К чему нам свет? Мы ведь и так знаем, кто из нас как выглядит. Хотя я лично пытаюсь об этом забыть. Ты слишком красива, моя дорогая. Слишком хороша, чтобы быть такой, какая ты на самом деле.
 В душе Линдсей шевельнулось первобытное чувство тревоги.
 — Зачем ты это сделал?
 — Ты ведь пришла ко мне, Линдсей. Вывод ясен — решила показать, как хорошо справляешься с определенными вещами. Я же говорил, что мне будет отрадно поучиться у тебя. И еще не переменил решения. Только вот, боюсь, мне не захочется в это время видеть твое лицо.
 — Пожалуйста, отопри дверь.
 — А что тут такого, Линдсей? Ты предпочитаешь, чтобы в этих вопросах все было только так, как тебе захочется?
 — В каких вопросах?
 — Хорошо же. — Виконт оказался уже у нее за спиной. — Валяй, играй в свои игры. Будем считать, что мы говорим о грехе.
 Линдсей резко развернулась к нему.
 — Да ты смеешься надо мной!
 — А почему бы и нет? Сколько времени ты надо мной смеялась!
 — Выпусти меня отсюда.
 — Всему свое время.
 Он снова проскользнул мимо нее. Теряя голову, девушка рванулась наугад — и буквально врезалась в его твердое крепкое тело. Линдсей замерла. По крайней мере теперь, вплотную к Эдварду, ей было не так страшно.
 — Сгораете от страсти, миледи? — Она не узнавала его голоса. Казалось, с ней говорит незнакомец. — Ладно. Я передумал. На этот раз мы сыграем в твою игру по моим правилам. Думаю, они тебе понравятся. Они будут полностью гармонировать с твоей настоящей сущностью.
 — Ну пожалуйста, Эдвард, — прошептала девушка. Внезапно Эдвард с силой ухватил Линдсей за волосы и запрокинул ее голову назад. Бедняжка едва не задохнулась от боли и неожиданности, на глазах выступили слезы. Нет! Он не дождется, чтобы она плакала и умоляла. Линдсей плотнее стиснула зубы.
 — Знаешь, у тебя это здорово выходило, — сказал Эдвард за миг перед тем, как приникнуть губами к ее губам. Его поцелуй был исполнен ярости и властного огня — не ласка, а острое, ранящее оружие. Виконт силой заставил ее открыть губы и просунул между ними язык. Казалось, им движет одна цель — унизить и сокрушить девушку, полностью подчинить ее себе.
 Когда Линдсей уже боялась, что вот-вот задохнется, он прервал поцелуй и, тяжело дыша, поднял голову.
 — Что у меня хорошо получалось? — осмелилась спросить Линдсей. Губы опухли и болели после его свирепого натиска.
 — Как что? Разыгрывать святую невинность, разумеется. Я почти поверил, что ты — хрупкое нежное создание, которое надлежит холить и лелеять. И не надо больше шептать таким слабеньким голосочком. Покажи мне, на что способна на самом деле.
 — Не понимаю, о чем ты. — Девушка сама удивилась невесть откуда прорезавшейся в голосе твердости. Ноги у нее дрожали, но подбородок воинственно вздернулся.
 — Ах, не понимаешь? Позволь тебе не поверить. Ты изумительно разыгрывала роль. И удачно. Глупец попался на удочку. Не знаю уж, для какой цели ты ее забрасывала, но непременно выясню.
 — Забрасывала удочку? — возмущенно воскликнула Линдсей, но губы Эдварда вновь закрыли ей рот, заглушив рвущийся протест. Тяжесть сильного тела притиснула девушку к стене, и в спину Линдсей больно врезалось что-то деревянное — должно быть, полка.
 Сегодняшние ласки Эдварда ничуть не походили на прежние, по которым Линдсей уже успела соскучиться. Эти горячие, жалящие поцелуи безжалостно обдирали нежную кожицу с внутренней стороны ее губ. Голова ее безвольно моталась из стороны в сторону. И все время виконт одной рукой крепко держал густые локоны жены, а другой сильно жал и мял ее грудь.
 Наконец Эдвард снова поднял голову, чтобы глотнуть воздуха.
 — Я вовсе не просила вас жениться на мне, милорд! — закричала девушка. — Это ты настоял, и, заметь, против моей воли.
 — Замолчи!
 — Напротив, я умоляла тебя оставить эту затею.
 — Заткнись, тебе говорят!
 — Если ты не любишь меня, зачем тогда целуешь?
 Из горла Эдварда вырвался хриплый рык, похожий на рев дикого зверя.
 — Любовь? — Рык перешел в злой смех. — Никакой любви нет на свете, мадам. И пусть это слово даже не слетает с твоих лживых губ. Как и любое другое, покуда я сам не позволю тебе говорить.
 Линдсей попыталась вырваться, но Эдвард лишь сильнее, притиснул ее к стене.
 — Отпусти! — Она ухватила его за край рубашки и услышала резкий звук рвущейся ткани. — Говорю же тебе, ты делаешь мне больно. Пусти меня. Сейчас же!
 Он снова заставил ее замолчать все тем же испытанным средством и властно взялся за пояс атласного пеньюара. Девушка потеряла последние остатки самообладания.
 — Перестань!
 Она яростно впилась зубами в нижнюю губу Эдварда — и ощутила солоноватый привкус крови. Виконт прошипел сдавленное проклятие.
 Стараясь высвободиться, бедняжка отчаянно молотила кулачками по плечам и голове Эдварда и брыкалась что есть сил, но лишь пребольно ушибла босые ноги.
 В ответ Эдвард просунул колено между ног девушки, приподнял ее с пола и, усадив верхом себе на ногу, грубо потянул вверх, буквально вминая мягкую плоть в свое твердое, словно стальное бедро. Линдсей казалось, в легких не осталось больше ни капли воздуха.
 ТЬМА, царящая в комнате, грозила заполонить весь разум Линдсей. Девушка прикрыла глаза, но ничего не помогало — под закрытыми веками плясали красные всполохи.
 Но она не сдавалась.
 Эдвард снова нашел губами ее рот — и она снова укусила его, заставив отдернуть голову. Чертыхнувшись, разъяренный молодой человек одним рывком разорвал непрочную ткань пеньюара и ночной рубашки от ворота до подола. Холодный воздух обдал разгоряченную кожу девушки.
 А рука Эдварда уже скользнула ей между ног, нащупывая ту самую чувствительную точку, прикосновение к которой всегда заставляло девушку терять голову и забывать обо всем на свете. Линдсей разозлилась еще больше. Каков негодяй! Хочет унизить ее, заставить снова ощутить то, что прежде, когда им было так хорошо вдвоем. Ну нет, такого она ему не позволит!
 Но, вопреки этому твердому решению, по телу ее уже начала расходиться жаркая волна желания. Эдвард ХОРОШО Знал, что делает.
 — Нет! Прекрати! — Она наугад зашарила по полке у себя за спиной, выискивая хоть что-то, что можно было бы пустить в ход против своего мучителя. — Немедленно перестань! Кому я сказала!
 Но зубы виконта легко прикусили ее сосок — и возмущенный возглас оборвался слабым вскриком. Линдсей словно бы пронзали раскаленные стрелы, одна за другой. Забившись в руках виконта с новой силой, она пыталась не поддаться его колдовскому влиянию, но жгучие ласки наполняли ее истомой, хотя сегодня к этой истоме примешивалось острое унижение. Внезапно пальцы девушки сомкнулись на чем-то холодном — ножке тяжелого медного кубка.
 — Так вот что вам нравится, миледи? — Эдвард страстно целовал ее ноющую грудь. — Драться. Рад вам угодить.
 — Драться! — Линдсей занесла над головой руку с массивным кубком и со всех сил опустила его, метя по затылку виконта. — Я тебе покажу драться.
 Но она промахнулась, и удар пришелся Эдварду по плечу. Вскрикнув от боли, он ловко поймал запястье девушки и вырвал кубок.
 Потеряв равновесие в пылу борьбы, Линдсей наступила на еще болтавшийся на ней последний лоскут разорванной одежды и упала. А когда попыталась подняться, Эдвард одним толчком снова отбросил ее на пол.
 — Я тебе покажу, покажу… — Из горла ее вырывались судорожные всхлипы. Но Эдвард удерживал ее на полу, не давая встать, а сам с чем-то возился в темноте рядом. До слуха ее доносился шелест поспешно снимаемой одежды.
 Он раздевался! Прямо возле нее! Несколько мучительно долгих мгновений — и он уже снова схватил ее обеими руками за плечи, приподнимая с пола и притягивая к себе.
 — Покажите-ка мне ваши таланты, мадам. Дьяволица. Искусительница. Ты прекрасно знаешь, что делать. Давай же. Покажи мне, чему тебя обучали.
 — Вы обезумели, милорд, — слабо прошептала девушка. — Довольно. Опомнитесь, не то сами пожалеете.
 — Угрожать мне вздумала, ведьма? — недобро засмеялся виконт и прижал ее лицом к своему животу, вниз, где подрагивало и пульсировало то самое непонятное, твердое и продолговатое, что уже ощущала девушка несколько раз, когда Эдвард обнимал ее прежде. — Ваша очередь, миледи.
 Не может же он… Линдсей задохнулась. Нет, невозможно.
 — Давай-давай, что ты медлишь? — процедил Эдвард сквозь стиснутые зубы.
 Пронзительно завизжав, девушка полоснула его ногтями и рванулась вверх, встать, однако виконт молниеносно опрокинул ее навзничь, на скомканную груду тряпья, должно быть, представлявшего собой жалкие остатки нарядного пеньюара, а сам навалился сверху, придавливая Линдсей к полу и зажимая ей рот рукой.
 — Хорошенького понемножку, мадам. А то слуги, чего доброго, переполошатся от таких громких изъявлений нашей взаимной страсти. Лучше изливай свои чувства телодвижениями, моя маленькая дикарка..
 Линдсей забилась, пытаясь выскользнуть из-под него. Тело его было таким тяжелым, горячим… и совсем другим на ощупь, чем ее нежное, хрупкое тело. Даже в пылу отчаянной борьбы девушка вновь ощутила прилив испепеляющего желания, тем более острого и мучительного, что сейчас к нему примешивался страх. Эта странная смесь страха и чувственного наслаждения становилась все сильнее и непереносимее. Девушка невольно выгнулась навстречу Эдварду.
 — О да, — прошептал тот ей на ухо — Да, моя красавица. Время пришло.
 Одной рукой удерживая оба запястья девушки у нее за головой, он снова впился поцелуем ей в губы, но тут же отдернулся, решив, что она собирается снова пустить в ход зубы.
 — Отличная забава, верно?
 — Ах, я для тебя — забава? — злобно прошипела Линдсей. — Ну погоди. Ты у меня запомнишь эту ночь.
 В ответ он прильнул губами к ее шее и заскользил вниз, меж грудей девушки, по животу и еще ниже. Глаза ее распахнулись. Она хотела закричать — и не могла. Не могла даже пошевелиться.. Тело сковала вдруг непонятная слабость, изнеможение. Язык Эдварда раздвинул шелковистые волоски у нее между ног и достиг той точки, прикосновение к которой всегда возносило Линдсей на вершину блаженства…
 — А-а-а. — Девушка тщетно пыталась вырваться из стальной хватки виконта. — Нет!
 Эдвард не ответил. Движения его губ и языка делались все настойчивее — и наконец, не выдержав этой сладкой муки, девушка начала корчиться и извиваться, задыхаясь, совершенно теряя рассудок, качаясь на границе чего-то небывалого, чего она и жаждала, и боялась.
 — Эдвард! Пожалуйста!
 Против воли она сама прижималась бедрами к губам Эдварда.
 — О Боже, да!
 Но в тот миг, когда ей уже казалось, что этот вихрь ощущений вот-вот увенчается каким-то упоительным взрывом, виконт вдруг оторвался от нее.
 — Эдвард?
 — Сейчас, сейчас. Не бойся, ты получишь то, чего так хочешь.
 Он снова навалился на нее всем телом, и Линдсей ощутила там, где только что были его губы, что-то твердое и горячее, неуверенно продвигающееся вперед, точно разведывая дорогу. Девушка замерла. Сердце ее бешено забилось.
 Та непонятная вещь продолжала протискиваться между ее бедер, а сам Эдвард двигался, покачиваясь взад-вперед над девушкой. Тела их соприкасались, и Линдсей чувствовала, какой влажной и скользкой стала кожа виконта.
 — Да!
 Одним мощным движением он рванулся вперед — и лоно Линдсей пронзила острая боль. Девушка почувствовала, как то твердое входит внутрь ее и продвигается все глубже, оставляя за собой боль и жгучее ощущение, будто ее плоть раздирается надвое. Она закричала.
 — Линдсей! — В голосе Эдварда звучало отчаяние и изумление. — Линдсей! Что это, во имя всего святого? Я уже не могу остановиться.
 Новый рывок — и внутри девушки что-то разорвалось, но в следующий миг Эдвард уже оставил свою жертву и вскочил на колени рядом с ее безвольно обмякшим телом.
 Не в силах даже плакать, Линдсей лишь жалобно всхлипывала.
 — Боже мой, что я наделал! — вскричал виконт. — Но зачем? Зачем ты сказала, что… О Господи! Нет! Нет!
 Вскочив, Эдвард поспешно отворил дверь к себе в спальню. Снова упав перед Линдсей на колени, он взял бедняжку на руки и как можно осторожнее, боясь опять причинить ей боль, отнес ее на кровать, откинул одеяло, бережно уложил ее на белую простыню и накрыл.
 Вода, которую Стоддарт подал для вечернего умывания, еще не успела остыть. Виконт торопливо схватил салфетку, налил в миску немного воды и поставил на тумбочку возле кровати.
 Линдсей безмолвно глядела на него. Ее огромные синие глаза напоминали ночное небо при восходе луны.
 — Зачем ты сказала мне, будто это твой ребенок? Она молчала, все так же глядя на мужа. Покачав головой, Эдвард снова приподнял одеяло. Вид прелестного обнаженного тела, такого хрупкого и нежного, наполнил его благоговейным восхищением — и отвращением к себе самому. Ведь видно же было, что перед ним — сама невинность, а он не поверил собственным глазам и надругался над ней. Он вел себя гнусно, непростительно, он недостоин того великого дара, который предлагала ему Линдсей, — доверия.
 Что бы там ни было с этим ребенком, это может и подождать. Сейчас девушка слишком потрясена и измучена, чтобы что-либо объяснять. Да, впрочем, она и не обязана ничего объяснять, если сама не захочет — особенно после того, что он с ней сделал.
 Смочив салфетку, Эдвард протер лицо Линдсей, дюйм за дюймом омыл ее шею, плечи, безупречную грудь. Но когда попробовал чуть раздвинуть плотно сжатые ноги, она закричала и закрыла лицо руками.
 — Все хорошо, родная. Не бойся. Я хочу только умыть тебя.
 Девушка немного расслабилась, и виконт узрел, что он натворил. Намочив новую салфетку, он тщательно вытер кровавые дорожки, страстно желая уничтожить все следы страданий, причиненных девушке его вероломным поведением.
 — Спи, Линдсей, милая. — Он снова укрыл ее. — Тебе больше нечего бояться.
 Он уже повернулся, чтобы уйти, но дрожащий голосок с кровати остановил его: — Не бросай меня.
 — Что ты сказала? — Должно быть, он ослышался!
 — Пожалуйста, не уходи. Нам еще так много надо узнать друг о друге, Эдвард. Ничего, если ты ляжешь рядом со мной?
 Виконт вернулся. Бедная девочка. Наверняка она просто бредит после перенесенного потрясения.
 — Никто тебя больше не обидит.
 — Нет. — Она покачала головой и протянула ему руку. — Что сейчас произошло? После этого у женщин и появляются дети, да?
 У Эдварда все так и перевернулось внутри от жалости.
 — Не думай больше об этом.
 Вот глупец! Сам лишил себя такого сокровища.
 — Обними меня. — Голос у нее стал сонным.
 Боясь, что в любой момент Линдсей может опять разрыдаться, Эдвард устроился рядом с ней под одеялом. Девушка уютно прижалась к его груди, обвив руками шею и уткнувшись лицом ему в плечо. Виконту показалось, что у него вот-вот разорвется сердце — это ведь из-за него Линдсей сейчас так похожа на больного, обиженного и беззащитного ребенка, тянущегося к ласке и теплу.
 Он бережно погладил ее по волосам.
 — Любимая моя. То, что сейчас произошло, совершенно возмутительно. И я должен буду сам пожинать плоды того, что натворил.
 На несколько часов Линдсей забылась прерывистым, беспокойным сном и при любой попытке Эдварда тихонько встать лишь сильнее жалась к нему. Наконец ему удалось бесшумно выскользнуть из комнаты и принести новую ночную рубашку. Когда он натягивал ее на сонную жену, та проснулась и что-то пробормотала, но тут же заснула снова.
 Лишь когда за окном забрезжила первая заря, девушка, наконец, перестала вскрикивать во сне и прижиматься к виконту. Теперь она спала глубоким ровным сном, и Эдвард надеялся, что она не проснется еще долго.
 И в эти часы виконту Хаксли предстояло предпринять то, что только и оставалось ему в этой ситуации.




 Глава 23


 Записка лежала на подушке, приколотая изысканной сапфировой брошкой в оправе под пару кольцу, что Эдвард подарил своей нареченной перед свадьбой.
 Просыпаясь, Линдсей машинально потянулась к возлюбленному — но постель была пуста. Лишь письмо на подушке, Стряхнув сон, она обнаружила, что бережно закутана в одеяло и одета в свежую ночную рубашку.
 И тут ей вспомнилась минувшая ночь, Безумие, сменившееся нежностью, ярость, на смену которой пришли тихая забота и ласка, наполнившие сердце девушки любовью и сожалением. Почему она сразу не доверилась Эдварду? Отчего не открыла ему всю правду? Но теперь пришла ему пора все узнать. Иного пути нет.
 Порывисто сев, Линдсей ощутила боль во всем теле. Интересно, сколько на ней синяков? Ну да не важно, главное сейчас — поскорее увидеть Эдварда..
 В спальне было тепло — по-видимому, пока она спала, в камине все время поддерживался огонь. Девушка торопливо отколола брошку. Она еще ни разу не видела почерка Эдварда, но в глаза ей сразу бросилось его имя, подписанное снизу твердыми уверенными буквами. Записка была явно адресована ей.
 Зажав брошку в руке, Линдсей с замирающим сердцем впилась глазами в строчки:
 «Милая Линдсей!
 Если на свете и существуют слова, способные выразить все, что я сейчас чувствую, то я таких слов не знаю. Оставляю тебя человеком отчаявшимся и сознающим, что не заслужил душевного покоя.
 Вероятно, настанет день, когда мы сможем быть вместе — хотя бы друзьями. Я буду молиться об этом и ждать. Тем временем, дорогая жена, всякое твое желание будет тотчас же удовлетворяться. Только скажи, что тебе надо, — и немедленно получишь все, что захочешь. Твое благополучие отныне станет моей главной заботой.
 И пожалуйста, помни, что тебе больше нечего бояться. Я сам никогда больше не потревожу тебя без приглашения. Миссис Джили будет ждать за дверью, пока ты не позовешь ее. Она женщина славная и скромная.
 Остаюсь, бесценная моя госпожа, твоим защитником и рыцарем.
 Нежно преданный тебе Эдвард.
 P.S. Я улажу вопрос с арендаторами. Тебе больше незачем рисковать жизнью».
 Линдсей так долго глядела на листок, что буквы начали расплываться у нее перед глазами. Наконец она аккуратно сложила письмо и опустила его на колени. Послание Эдварда растрогало ее до глубины души. Бедный. Он ведь приехал к нянюшке Томас, считая себя рыцарем и защитником Линдсей, — и оказался в дураках. Да, она была тронута. Но до чего же сердита!
 — Ох уж эти мужчины! Если бы они только могли выучиться тому, что женщины умеют в совершенстве — говорить! — Она завернулась в одеяло. — Миссис Джили!
 В ту же секунду дверь отворилась, и почтенная матрона — слегка растрепанная, но в остальном столь же безупречная, как всегда, — едва ли не вприпрыжку вбежала в комнату.
 — Ах, миледи. Вы наконец проснулись. Как вы себя чувствуете?
 Девушке бросилась краска в лицо. Не мог же Эдвард… Ну конечно, он никому не рассказал о том, что между ними произошло.
 — Лорд Хаксли сказал, вы не совсем здоровы. Велел тщательнейше заботиться о вашем здоровье.
 Линдсей обрела дар речи.
 — Со мной все замечательно. А сам лорд Хаксли сейчас завтракает?
 На лице миссис Джили отразилось крайнее изумление.
 — Нет, миледи. — Она раздвинула шторы. Комната залилась ярким солнечным светом. — Уже полдень. Милорд с утра отбыл в Лондон.
 Забыв, что одета лишь в полупрозрачную ночную рубашку, Линдсей отбросила одеяло и вскочила с кровати.
 — Он уехал в Лондон?
 — Да. На заре.
 — Болван! — чуть ли не простонала девушка. — Миссис Джили, скажите, все мужчины такие идиоты?
 Домоправительница смущенно улыбнулась,
 — Велите оседлать мне коня. Немедленно. Как только оденусь, последую за мужем.
 — О нет, как можно?
 — О да, миссис Джили.
 — Нет, миледи. Лорд Хаксли нам этого никогда не простит. Знатной леди не пристало скакать в Лондон верхом.
 — В самом деле? Что ж тогда его светлость без зазрения совести волок меня в седле столько… — Она опомнилась. — Словом, я еду.
 Миссис Джили решительно выпрямилась.
 — Только не верхом. Коли вы уж так настроены отбыть в Лондон, я велю запрягать карету.
 Девушка собиралась возразить, но встретила возмущенный взгляд домоправительницы.
 — Ну хорошо. Пусть запрягают, но я хочу выехать еще до темноты.
 Линдсей еще не приходилось испытывать ничего подобного. Дни и ночи, прошедшие с момента ее отъезда из поместья Хаксли, словно слились воедино. Она останавливалась только для того, чтобы сменить лошадей и дать перекусить кучерам и лакеям. Лишь изредка забываясь коротким сном, когда даже тряска на рытвинах и ухабах не могла больше помешать сомкнуться усталым векам, девушка вновь и вновь повторяла про себя то, что очень скоро предстояло высказать вслух.
 Но на крыльце перед парадной дверью дома виконта на Кавендиш-сквер храбрость неожиданно покинула ее, и Линдсей почти пожалела о том, что не поддалась настойчивым уговорам миссис Джили и не захватила с собой горничную. Собравшись с духом, она позвонила. Ну должен же хоть кто-нибудь быть дома!
 Наконец Стоддарт отворил дверь. Юная виконтесса подала кучеру, ожидавшему в карете возле крыльца, знак ехать в конюшню.
 — Леди Хаксли! — В голосе Стоддарта звучала тревога. — Вы приехали! Благодарение небесам!
 В роскошном холле Линдсей сбросила на руки камердинеру серый бархатный плащ и осталась в светло-сером дорожном платье, перепоясанном темно-оранжевой лентой. Такая же лента украшала верх серых атласных туфелек. В руках путешественница нервно сжимала вышитую сумочку.
 — А где Гэррити? — спросила она, удивляясь, что Стоддарт снизошел до обязанностей простого лакея. — Заболел?
 — Лорд Хаксли распорядился, чтобы все слуги, кроме меня, оставались на своей половине вплоть до дальнейших распоряжений.
 — Не понимаю.
 — В самом деле? — Камердинер осекся и деликатно кашлянул. — То есть я хотел сказать… словом, выразить уверенность в том, что вам удастся все наладить, ваша светлость.
 — Ну да… — Линдсей не очень-то понимала, что именно ей надо наладить. — А что, его светлость сердит на кого-то из слуг?
 — Нет, миледи.
 — В высшей степени странно. А вы ему и за едой прислуживаете?
 — Если его светлость и ест по-человечески, то не здесь. А он не выходил из дома с тех самых пор, как вернулся из Девоншира.
 — Два дня!
 — Скорее три. Должно быть, он скакал, точно за ним черти гнались. — Стоддарт приложил палец к губам и заговорщически придвинулся ближе. — Сидит у себя в кабинете, миледи. Он оттуда почитай, что и не выходит. Его что-то гложет, ох как гложет. Знаю, мне не подобает спрашивать, но не скажете ли вы, что это с нашим господином? Он нуждается в помощи, а я ничего не могу поделать.
 Линдсей с деланным испугом поднесла руку ко лбу.
 — Спасибо, Стоддарт, но можете со спокойной душой предоставить лорда Хаксли моим заботам. Собственно говоря, — она удостоила камердинера самой уверенной улыбкой, которую только могла изобразить, — думаю, вам не помешает устроить себе выходной до завтра. Стоддарт не спорил. Отвесив госпоже короткий поклон, он удалился, бормоча бессвязные слова благодарности.
 Линдсей никогда еще не была в кабинете Эдварда, но без труда догадалась, где он находится. Дорогу подсказали звуки рояля. Неуверенными шагами, миновав вход в тот самый зал, где проходил свадебный завтрак, и, следуя на звуки музыки, Линдсей добралась до уединенной комнаты в самой глубине дома.
 Дверь была полуоткрыта. Линдсей немного помедлила на пороге, вслушиваясь в завораживающую мелодию. До сих пор ей лишь раз довелось слышать игру Эдварда, но она понимала, что это именно он извлекает сейчас из клавиатуры дивные звуки. Осмелев, она шагнула за порог — и увидела мужа.
 Он сидел спиной к двери перед роскошным роялем лакированного красного дерева. В почти том же костюме, в каком был в тот раз, когда… Сердце ее сжалось от нежности. Было что-то бесконечно трогательное и беззащитное в том, как он сидел и грустил, не ведая о том, что она рядом.
 Линдсей подошла чуть ближе. Черные волосы виконта, как всегда, спадали непокорными прядями, точно он то и дело взъерошивал их длинными сильными пальцами, о прикосновениях которых так страстно мечтала его молодая жена.
 Мелодия была незнакома Линдсей. Мускулистые плечи Эдварда двигались в такт музыке. Комната, освещенная единственной лампой, утопала в тенях, в камине мерцал угасающий огонь.
 Эдвард все не замечал ее. Что делать? Окликнуть его? Ласково коснуться плеча?
 На цыпочках, затаив дыхание, она подобралась совсем близко к виконту и остановилась рядом, так что уже различала твердые очертания его подбородка, закрытые глаза, скорбно опущенную линию губ.
 Присев на краешек скамейки рядом с мужем, Линдсей отвернулась в сторону.
 Музыка оборвалась.
 — Сыграй для меня, Эдвард, — еле слышным шепотом пролепетала девушка.
 — Линдсей…
 — Играй, пожалуйста. Это так прекрасно.
 — Ты пришла.
 — Я не могла не прийти.
 — Ты ведь могла отправить ко мне гонца с любым посланием.
 — Такое послание ни одному гонцу не доверишь.
 — Скажи мне.
 — Лучше поиграй.
 — Садись ближе.
 Линдсей придвинулась, плечо ее касалось его руки. Эдвард снова пробежал пальцами по клавишам.
 — Пачибел, — объявил он. — Его «Канон».
 — Я никогда раньше его не слышала. Как красиво. Просто сердце замирает.
 — Он был написан для трубы и виолончели.
 — Но на рояле звучит чудесно.
 — Мелодия слишком простенькая.
 — Зато завораживающая.
 Эдвард снял руки с клавиатуры.
 — Это ты чудесная и завораживающая. Я и не думал, что кто-нибудь сможет так завладеть моим сердцем. Я никогда не перестану упрекать себя за… за мою жестокость с тобой.
 Линдсей прижала руку к щеке и склонила голову Эдварду на плечо.
 — Ты был зол на меня. Не просто зол, а в ярости. И это я тебя рассердила. Но знаешь, Эдвард, Джон не мой сын.
 Прошло несколько секунд, прежде чем виконт нежно погладил ее рассыпавшиеся по его плечу локоны.
 — Я знаю, душа моя. Моя маленькая нетронутая девочка.
 — Ты узнал, когда… когда мы…
 — Да. Такие вещи дочь должна узнавать от матери. А если матери нет, то еще от кого-нибудь. Кому-нибудь следовало непременно поговорить с тобой. Знаю, многие мужчины со мной не согласятся, но я считаю, что выдавать замуж ничего не смыслящую девушку — настоящее преступление. Линдсей разгладила юбку на коленях.
 — А то, что между нами произошло… от этого потом и получаются маленькие, да? И поэтому ты понял, что у меня нет никакого опыта, верно?
 — Да. Но, — он тяжело вздохнул, — понимаешь, Линдсей, такие вещи нельзя делать со злости. Тот человек, которого ты видела, — это был не я, не настоящий я. Если… Между нами больше никогда не будет такой ярости.
 Линдсей отчаянно хотелось, чтобы Эдвард не ограничивался лишь простым поглаживанием по голове, но он убрал руку.
 — Теперь я расскажу тебе всю правду, Эдвард. Так будет правильно.
 — Правду? У тебя такой озабоченный голос. — Эдвард тихонько рассмеялся. — Какую правду? Что этот малыш — один из твоих подопечных? Нечего сказать, церкви и впрямь крупно не повезло, когда я вырвал тебя у нее. Ты бы прославилась безграничной благотворительностью и неизбывным милосердием. Но я рад, что успел жениться на тебе, покуда ты не затворилась в монастыре. — Голос его прервался, и до слуха Линдсей донесся очередной вздох. — И надеюсь, то есть смею надеяться, в один прекрасный день ты тоже этому обрадуешься.
 — Я уже рада.
 Резко повернувшись, виконт обвил руками стан возлюбленной и, нагнув голову, впился глазами в ее лицо.
 — Даже боюсь допытываться, что ты имеешь в виду. Девушка застенчиво улыбнулась.
 — И не надо. Эдвард, мы говорим об очень серьезных вещах. И я вынуждена просить тебя об одолжении. Джон — мой родственник. И Антона тоже, хотя Антон не догадывается о его существовании и не должен ничего знать. Пока не должен.
 — Что-то подсказывает мне, мадам жена, что вы претворяете в жизнь очередной сумасбродный план.
 — Нет, не сумасбродный, — покачала головой Линдсей. — Хотелось бы мне, чтобы все это было ерундой. Джон — сын моего брата.
 Руки Эдварда сжались у нее на талии. Линдсей вся так и закоченела..
 — Я боялась рассказать тебе. Трегонита не принадлежит и никогда не будет принадлежать мне. Но со дня рождения Джона я твердо знала, что мой долг — сохранить его законное наследство. Эдвард, Роджер пойдет на все, чтобы завладеть поместьем. На все.
 Двумя пальцами взяв Линдсей за подбородок, Эдвард повернул ее лицо к себе. Девушку немного обеспокоил лихорадочный блеск, вдруг появившийся в глубине его черных глаз, но сегодня она уже ничего не боялась.
 — Расскажи мне, — настойчиво сказал он. — Все без утайки.
 — Мой брат тайно женился на Марии Поллак, сестре Антона. Наш отец и старый мистер Поллак друг друга терпеть не могли, чуть ли не до открытой вражды доходило. Папа считал мистера Поллака гнусным браконьером. О браке Уильяма и Марии знали лишь я да няня Томас, а потом родился Джон, и Мария тяжело заболела. Мы позвали бабушку Уоллен, но было уже поздно. Мария умерла.
 — А почему Антон ничего не знал о замужестве сестры?
 — Он до смерти разозлился бы на Уильяма, что тот держит брак в тайне. А потом, после смерти Марии, я боялась ему рассказать, чтобы эта весть не долетела до ушей Роджера.
 Сбиваясь и захлебываясь, девушка выложила все остальное — и как Мария, умирая, молила позаботиться о Джоне, пока он не достигнет возраста, когда сможет войти в право владения наследством, и о контрабандных рейдах, деньги от которых шли на безбедную жизнь няни и малыша, и о том, как они сплели какую-то сторию для Антона о смерти Марии — благо, во время вех этих событий Поллак находился в чужих краях.
 Эдвард слушал молча, не перебивая жену. Лишь когда Линдсей умолкла, он нарушил олчание.
 — А почему ты так уверена, что Роджер непременно сделает Джону что-нибудь плохое?
 Но прежде чем поведать Эдварду всю правду до конца, Линдсей хотела попросить его об одной вещи.
 — Скажи, ты ведь поможешь мне умаслить Роджера? Ты же подготовил документы, чтобы передать ему Трегониту?
 — Нет.
 Девушка метнула на виконта сердитый взгляд.
 — Ну так займись этим поскорее. Умоляю. Любое промедление чревато опасностью, которую я уже не в силах буду предотвратить.
 — Какой еще опасностью?
 — Ну как ты не понимаешь! Я должна обеспечить тебе и Джону безопасность.
 Эдвард держал в ладонях ее лицо.
 — Безопасность мне?
 Линдсей обвила руками его шею.
 — Уильям погиб не просто в сражении. Его убил Роджер.
 — Ты знаешь? — Эдвард в полнейшем изумлении подался навстречу девушке. — Знаешь, что Уильяма коварно убили?
 — Да. И я боюсь, что если ты не дашь ему, чего он хочет, он и тебя попытается убить. Ах, Эдвард, этого-то я и опасалась, когда ты хотел на мне жениться.
 — Так ты боялась за меня, — медленно произнес он. — И знала, что Уильяма подло убили. А я-то все это время думал, что должен мстить лишь за себя одного.
 Девушка запустила пальцы в шевелюру виконта и легонько потянула, заставив его чуть отклонить голову назад.
 — О чем ты говоришь?
 — Мой брат Джеймс, мой старший брат — его убил тот же негодяй, что отнял жизнь у Уильяма. Джеймс пытался предотвратить преступление. Мне рассказал об этом один моряк по имени Кертц, когда я был еще в Индии. Линдсей заглянула Эдварду в глава.
 — К нам с Марией тоже пришел именно Кертц. Он сказал, что сам все видел.
 — И ты заплатила ему за информацию?
 Девушка кивнула.
 — Понятно. — Виконт бесцветно улыбнулся. — Ладно, о Роджере Латчетте можешь больше не беспокоиться. И не бойся за малыша. Он в надежном месте.
 — Но Трегонита не моя, — несмело заметила Линдсей. — У меня нет никакого приданого.
 Эдвард засмеялся, запрокидывая голову назад. Блеснула ровная полоска белых зубов.
 — Есть, и еще какое! Ты подарила мне себя, а иного приданого мне не надо!
 Когда он вот так откидывал голову, Линдсей хотелось погладить его по шее. Заставив себя отвернуться, она открыла сумочку.
 — Брошь, которую ты мне оставил, просто прекрасна. Совсем как кольцо. А я тоже привезла тебе подарок. — Вытащив из сумочки свое самое дорогое сокровище — золотые мужские часы, — девушка протянула их Эдварду. — Это Уильяма. Когда пришла весть о гибели моего брата, Антон был в Плимуте, договаривался с какими-то рыбаками о лодках. Он поехал туда и привез мне часы. Пожалуйста, прими их от меня. Хорошо?
 Эдвард повертел часы в руке. На крышке сзади были выгравированы инициалы — У.Б.Г.
 — Спасибо, — благодарно отозвался он, осторожно убирая золотую вещицу в карман. — Я сохраню их до тех пор, пока мы не сможем передать их Джону.
 Да, она не ошиблась в своей первой оценке Эдварда. Он обладал истинным благородством и широтой души. Девушка смахнула слезы.
 — Мне бы хотелось послать весточку бабушке Уоллен и няне Томас. Боюсь, после нашего отъезда они волновались за меня.
 — Пожалуй, у них имелись для этого веские основания. — В голосе виконта звучало веселье. — Бедняжки, надо полагать, считают, что ты вышла замуж за чудовище. — Внезапно он помрачнел. — Что ж, коли так, не мне их винить. Я вообще во всем виню лишь одного себя. Милая, я до сих пор не приду в себя от изумления, что ты решилась приехать сюда.
 Ну до чего же непонятливы иногда мужчины!
 — Должно быть, я тут за эти дни вконец застращал слуг. Ну не беда, мы быстро найдем тебе горничную. Ты, наверное, с ног валишься от усталости. — Поднявшись, Эдвард предложил жене руку. — Тебе надо поесть и поспать.
 — Не надо никого звать, — поспешно предупредила Линдсей, в свою очередь поднимаясь. — Я знаю дорогу наверх и совсем не голодна.
 Эдвард шагнул ближе. Рука его была теплой и крепкой. Он молча повел Линдсей через холл к подножию лестницы.
 — Надеюсь, ты найдешь там все, что нужно, — пробормотал он у нижней ступеньки. — Пожалуйста… прошу тебя, ничего не бойся. Я останусь у себя в кабинете.
 Но девушка лишь крепче сжала его руку. Пальцы молодых людей переплелись. Шагнув на первую ступеньку, Линдсей оглянулась.
 — Знаешь, кажется, я забыла дорогу, — пожаловалась она и лукаво прикусила нижнюю губу.
 Эдвард нахмурился.
 — Но ты ведь не хочешь звать горничную.
 — Не хочу. — Она выразительно замотала головой. Виконт продолжал хмуриться
 — Эдвард, проводи меня.




 Глава 24


 Эдвард медленно шагнул к Линдсей. Она поднялась еще на ступеньку, виконт — за ней. Наконец — видимо, опомнившись — он тоже улыбнулся ей и повел наверх. У двери ее спальни он остановился.
 — Как недавно я в первый раз привел тебя сюда — но сколько же всего успело случиться с нами с тех пор.
 — Мне кажется, прошла целая жизнь, — отозвалась она.
 — Камин уже разожжен, — предупредил Эдвард. В голос его вернулось беспокойство. — Я велел постоянно топить здесь, просто потому… ну, на случай…
 — На случай, если я вернусь домой?
 От улыбки на щеках виконта заиграли ямочки.
 — Сдаюсь, — только и сказал он.
 Когда Эдвард улыбался, он выглядел таким по-мальчишески задорным и в то же время неотразимо обольстительным, что Линдсей невольно прижала руку к бурно вздымающейся груди.
 — Признаюсь, я немножко устала.
 — Тогда ляг поспи. — Виконт шагнул назад.
 — Боюсь, одна я не засну. — Линдсей опустила ресницы и почувствовала, как заливаются краской щеки. — А вот если бы ты со мной чуть-чуть посидел, мне было бы спокойней.
 Наверное, он сочтет ее слишком развязной, но, в конце-то концов, что тут такого? Они ведь муж и жена.
 Не проронив ни слова, Эдвард ввел ее в спальню. Там все выглядело точно так же, как в тот вечер, когда Линдсей сбежала из этого дома. Только со спинки кресла исчезло прекрасное подвенечное платье. Зато ночная рубашка, приготовленная для первой брачной ночи, так и лежала на подушке.
 — Я подожду в гардеробной, — сказал виконт. — Если захочешь, позови меня, когда ляжешь, и я посижу с тобой. Линдсей, это из-за того, что я натворил, тебе теперь страшно засыпать?
 — Ничего подобного.
 Из груди его вырвался вздох облегчения. Линдсей смущенно отвела взгляд в сторону — бежевые рейтузы так плотно облегали мускулистые ноги и бедра Эдварда, что не требовалось большого воображения, чтобы представить себе все изгибы его фигуры.
 Эдвард тоже отвернулся и вышел в маленькую гардеробную, смежную со спальней. Линдсей слышала, как скрипнуло кресло, когда он садился.
 Отложив сумочку, девушка подошла к трюмо; уселась перед зеркалом и распустила волосы.
 Кресло вновь скрипнуло.
 — Эдвард…
 — Да?
 — Ты не мог бы подойти ко мне?
 Не поворачивая головы, она следила в зеркале, как муж вошел в спальню и остановился за спинкой ее стула.
 — Знаешь, оказывается, я устала гораздо больше, чем думала. Я не оторву тебя от каких-нибудь важных дел, если попрошу помочь мне приготовиться ко сну?
 Глаза их встретились на серебристой глади стекла. Виконт взял с трюмо одну из дорогих расчесок.
 — Для меня нет дел более важных, чем вы, миледи. Одной рукой он приподнял пышную гриву волос девушки, едва касаясь шершавыми костяшками пальцев ее шеи. Линдсей сладко зажмурилась от удовольствия. Сперва движения Эдварда были медлительны и осторожны, словно он боялся больно дернуть запутавшийся локон, но постепенно уверенность вернулась к нему, взмахи расческой стали шире и плавнее.
 И при каждом взмахе пальцы виконта дразнящей лаской касались кожи Линдсей.
 — Твои волосы всегда напоминали мне расплавленное золото. — Голос его был тих и нежен. — Они сияют подобно золотому шёлку. Отложив расческу, он за плечи притянул девушку к себе. Линдсей открыла глаза. Эдвард улыбался ей сквозь зеркало, тыльной стороной ладони поглаживая ее щеку.
 — Наверное, миледи, теперь вам хочется остаться одной.
 — Почему? — Она накрыла его ладонь рукой. — Я не хочу, чтобы ты уходил.
 — Ho но я мужчина, Линдсей. А ты женщина. Прекрасная и желанная. И мы одни.
 — И я твоя жена, — негромко напомнила Линдсей. Эдвард нагнулся к ней.
 — Да, ты моя жена. — Он легонько куснул ее за мочку уха. Линдсей едва не вскрикнула, почувствовав, как бедра наливаются томительной тяжестью.
 — А я когда-нибудь говорил тебе, что твой голос сводит мужчин с ума?
 Линдсей наклонила голову, чтобы ему было удобнее.
 — Не помню, может быть.
 Ее вдруг пробрала дрожь.
 — Замерзла? — Шепот Эдварда обжигал ей шею.
 — Вроде бы нет. — Причесать тебя еще немножко?
 Линдсей кивнула.
 Словно стремясь убежать от расчески, шаловливые пряди рассыпались у нее по спине, плечам, даже груди, но рука Эдварда находила их повсюду.
 Линдсей обвела губы языком — и заметила в зеркало, что взгляд Эдварда устремился на ее рот. Рука его застыла, где была — на одном из пышных холмиков, пальцы несильно сжимали сквозь пелену кудрей вздымающуюся плоть. Сгорая от неуемного желания, чтобы он поскорее погладил ее по-настоящему, девушка откинула назад волосы и снова накрыла его руку своей, прижала сильнее. С губ ее сорвался дрожащий вздох. Склонившись над возлюбленной, Эдвард принялся покрывать жаркими поцелуями ее шею и плечи, спускаясь все ниже и ниже.
 — Эдвард! — выдохнула она. — Ах, Эдвард!
 — Да, радость моя. — Губы его уже достигли выреза платья. Девушку охватило нетерпеливое предвкушение. Ему остается только…
 — Ах.
 Словно услышав безмолвный зов ее тела, Эдвард просунул язык под вырез, с новым пылом приникнув к жаждущему ласки розовому соску.
 На Линдсей накатила вдруг тягучая приятная слабость, горячая и непреодолимая, исходящая откуда-то из глубины лона и волной разливающаяся по всему телу.
 Эдвард тем временем уже успел стянуть лиф ее платья ниже.
 — Боже Всевышний, — простонал он. — Линдсей, до чего же ты хороша.
 Она закрыла глаза.
 — Нет, — возразил виконт. — Смотри сюда, милая. Учись. Смотри на меня и на себя. Ты очень страстная и нежная. Погляди на себя.
 Она послушно поглядела в зеркало на свою белоснежную грудь с розовеющими бутонами сосков. На фоне белой кожи загорелая рука Эдварда казалась еще темнее. Эта картина подействовала на Линдсей столь волнующе, что бедняжка едва не лишилась чувств. Глаза Эдварда сияли, а пальцы неустанно ласкали ее грудь, скользили вверх-вниз, вверх-вниз, пока девушка, слабея, не попыталась поймать его запястье. Безуспешно. Виконт лишь рассмеялся.
 — Пожалуй, помогу тебе раздеться, — сверкнул он широкой улыбкой, слегка подтрунивая над ней. — Держу пари, тебе хочется пощеголять той милой рубашечкой, что лежит на кровати. Хотя бы поначалу.
 Сердце Линдсей сделало вдруг неожиданный скачок. Сейчас снова произойдет то, что произошло той ночью. На нее накатила паника. Было так больно…
 — Что с тобой, Линдсей? — Эдвард мигом уловил перемену ее настроения. — Испугалась? Она покачала головой, но потом кивнула.
 Порывисто отодвинув ее стул от трюмо, виконт бросился перед ней на колени.
 — Тебе нечего бояться, поверь мне.
 — Я тебе верю. — Линдсей постаралась улыбнуться, чтобы убедить его.
 Обняв ее, виконт проворно расстегнул ряд пуговок на спине, стянул платье с плечиков девушки и осторожно высвободил ее руки из рукавов. Она чуть приподнялась, чтобы он мог стащить платье, — и виконт одним движением откинул его в сторону.
 На Линдсей оставалась лишь тончайшая белая рубашка, расшитая по подолу серебряными цветами, и белые атласные чулки с такими же серебряными цветами на щиколотках.
 Схватив жену в объятия, Эдвард баюкал ее у себя на груди. — Никогда, ни за что больше не обижу тебя, Линдсей. Клянусь. И никому не позволю обидеть.
 Он потянул подол рубашки вверх по прозрачным чулкам. Раздался слабый шелест. Вся, дрожа, Линдсей прильнула к Эдварду и несмело просунула руку ему под рубашку, с восторгом касаясь теплого сильного тела, стальных мышц. Но ей этого было мало. Неловкими пальцами она расстегнула пуговицы и вытащила рубашку из-за пояса брюк.
 Эдвард зарылся лицом ей в грудь, осыпая ее тысячей нежных поцелуев, скользя языком по мягкому подъему. Рука его вкрадчиво нащупала колено девушки и поползла вверх.
 Наконец виконт оторвался от груди Линдсей и нащупал губами ее губы. От поцелуя — крепкого, властного — у нее даже закружилась голова. Эдвард улыбнулся.
 — Помнишь, чему я тебя учил? Она кивнула.
 — Настало время для очередного урока. Просунь язык мне между губами, обними меня, Линдсей, прижмись ко мне.
 Она повиновалась. Не отрываясь от уст Линдсей, Эдвард поднял ее рубашку на бедра и принялся умело стягивать с дрожащей девушки тонкие чулки. Вот он легонько прикусил ее пухлую нижнюю губу — и сдернул первый чулок. Шутливо пощекотал подбородок — и стащил второй.
 — Ты уже готова стать моей, любимая. — Спустив с плеч ее рубашку, Эдвард залюбовался прекрасной обнаженной грудью возлюбленной, как томящийся путник, мечтающий утолить жажду. — Почти готова.
 Следующий поцелуй пришелся на пылающий сосок, а через миг Эдвард уже припал к бедрам Линдсей, осторожно раздвигая ей ноги, погружаясь во влажные глубины, изнывающие от предвкушения ласк. Язык его трепетал, порхая вокруг той пульсирующей острым желанием точки, прикосновениями к которой Эдвард так хорошо умел возносить Линдсей на вершину блаженства. Бедра девушки словно сами собой заскользили по стулу. Эдвард обхватил ее за ягодицы, приподнимая чуть вверх, навстречу своим губам, и Линдсей закричала от невыносимого наслаждения. Мир вокруг стал темным, бурлящим пространством, и она отчаянно впилась ногтями в голую спину виконта, содрогаясь в такт проносившимся по ней новым и новым волнам упоительных ощущений.
 — Эдвард! — С ней творилось что-то невероятное. Она чувствовала себя одновременно как никогда сильной — ей хотелось кричать и смеяться буйным, неудержимым смехом — и в то же время как никогда слабой и уязвимой. — Эдвард, я хочу… — Чего же она хочет? — Хочу быть с тобой.
 Сжав ее бедра, Эдвард откинулся, сидя на корточках напротив девушки. В глазах его она читала отражение своей собственной радости и что-то еще, какой-то непонятный вопрос.
 — Эдвард, скажи мне, — просто попросила она. Ей предстояло еще так много всего узнать и понять.
 — Сказать тебе? — Эдвард поднялся на ноги и потянул ее за собой. — Что мне сказать тебе, радость моя? Что ты — лучшее, что у меня есть? Что то, чему я не верил, оказалось правдой? И что я узнал это лишь потому, что ты открыла мне глаза?
 — Опять ты говоришь загадками. — Линдсей стояла перед ним, совершенно обнаженная, не стыдясь, однако, своей наготы, а, напротив, радуясь взгляду, которым возлюбленный ласкал ее тело. — На что я открыла тебе глаза? Ты поступаешь так, что я возношусь на небо. А тебе так же хорошо? Ты это хотел мне сказать?
 — Мне тоже хорошо. Но скоро станет стократ лучше. Я хочу взять тебя к себе в постель, Линдсей. Понимаешь?
 Она покачала головой. Эдвард вздернул подбородок.
 — Конечно. Откуда бы тебе это знать?
 — Наверное, тебе предстоит еще многому меня научить.
 — Но вовсе не обязательно учиться всему сразу. Линдсей вздохнула. Медленный огонь в глубине ее лона еще не утих. Ноги дрожали и подгибались от волнующей слабости.
 — По-моему, мне надо еще кое-что узнать прямо сейчас, Эдвард.
 Виконт начал снова ласкать ее тело — то легкими, дразнящими прикосновениями, то медленными и настойчивыми поглаживаниями, разжигавшими новый пыл в местах, еще восхитительно чувствительных после недавней сцены.
 — Что, по-твоему, тебе надо узнать прямо сейчас, милая? Линдсей придвинулась к нему, и он не замедлил обхватить ее за талию, большими пальцами нежно надавив на маленькую впадинку у основания позвоночника. Она ахнула.
 — Эдвард, понимаешь, я хотела спросить… почему мне все еще хочется… чего-то большего… сейчас и с тобой. Не то чтобы мне уже и так не было замечательно, совсем нет. Больше того, я надеюсь, ты и дальше будешь так делать… ну, когда захочешь, конечно. Но у меня все равно такое ощущение, что могло бы быть и… Ох, Эдвард.
 — Тсс… — Он заставил ее замолчать одним страстным поцелуем, от которого у Линдсей перехватило дыхание и вконец помутилось в голове. — Иногда ты слишком много говоришь. Попробуй снова, только покороче. Так что это за ощущение? На ней уже не осталось ни клочка ткани, а он был одет. Так нечестно! Привстав на цыпочки и чувствуя себя ужасно смелой, девушка потянула рубашку вниз по плечам виконта, лукаво улыбаясь ему из-под опущенных ресниц. Улыбнувшись в ответ, Эдвард опустил руки, помогая ей. Вскоре рубашка отлетела на пол.
 — Так расскажи мне про ощущение, Линдсей. Чмокнув мужа в ключицу, Линдсей. потерлась щекой об упругие волоски у него на груди н дотронулась пальчиками до плоского соска. Эдвард резко перевел дух.
 — Мадам! Я задал вам вопрос. Если вы не прекратите ваши развратные действия, боюсь, у меня не хватит терпения дожидаться ответа.
 Девушка прижалась губами к его соску, и Эдвард крепко стиснул ее, прижимая к себе, так что она не могла даже пошевелиться..
 — Нет, наверное, мне еще хочется кое-что узнать, — единым духом выпалила она. — Точно-точно. Наверное, это что-то вроде того, что у нас было тогда, в гардеробной. Только… только… мне опять будет больно?
 Эдвард издал какой-то непонятный звук — не то вздох, не то рычание — и подхватил Линдсей на руки.
 — Знаешь что я тебе скажу, дорогая. Ты схватываешь все на лету. Слишком быстро учишься. И слишком любопытна. Предоставь-ка все мне.
 Двумя шагами он вынес ее в гардеробную, а оттуда — в смежную комнату с другой стороны.
 — Ой, — только и вымолвила Линдсей. Они оказались в спальне — просторной и непривычно обставленной, но роскошной.
 Эдвард провел губами по щеке возлюбленной.
 — Ой? Больше тебе о моей спальне сказать нечего. «Ой» — и только?
 — Как красиво. А вся эта обстановка с Востока?
 Ее восхищенный взгляд блуждал по черным лакированным сундукам с инкрустациями в виде странных существ с огненными глазами, по красно-золотым столикам, чьи витые ножки кончались подобием когтистых лап, по огромной постели, покрытой черным стеганым покрывалом, на котором в живописном беспорядке валялась груда всевозможных подушек и подушечек, рас шитых золотыми кистями и драгоценными камнями. С высоких окон свисали бархатные черно-красные шторы с золотыми шнурами.
 — Да. Нравится? Или вернемся к тебе?
 По телу Линдсей пробежала восхитительная дрожь.
 — Еще как нравится.
 Эдвард рассмеялся. Девушка уже научилась любить этот озорной, немножко ехидный смех — он заставлял ее гадать, уж не скрывается ли в ней какая-то вторая, незнакомая Линдсей, затаившаяся до тех пор, пока Эдвард не придет выпустить ее на волю.
 — Я рад, — произнес он, бережно опуская свою драгоценную ношу на покрывало и улыбаясь ей сверху. Она покорно ждала, приподнявшись на локте, пока виконт торопливо стягивал сапоги. — Мне здесь тоже нравится, Линдсей. Особенно когда ты лежишь на постели и выглядишь, как сейчас.
 Линдсей невольно оглядела себя и покраснела. Бессознательно она умудрилась принять самую что ни на есть соблазнительную возу — одна нога вытянута, другая согнута в колене, волосы, которые так старательно расчесывал Эдвард, разметались по груди, не скрывая, однако, следов страстных поцелуев. Подумать только, Эдвард ее всю зацеловал! Девушка чуть качнула бедрами и заметила, что Эдвард неожиданно застыл. Застыл-потому что залюбовался ею.
 Наконец, словно выйдя из забытья, он начал снимать брюки. Откинувшись на подушки, Линдсей во все глаза следила за ним. До чего красиво его стройное тело! Плоский живот, узкие бедра.
 — Ой! — Она невольно зажмурилась, но тут же заставила себя снова открыть глаза. Та самая часть его тела, с которой она до сих пор была знакома лишь на ощупь, выпрыгнула на свободу — могучая и… Сердце у девушки забилось как безумное. Отшвырнув одежду, Эдвард выпрямился, уперев руки в бедра и оценивающе глядя на Линдсей.
 — Я что-то не так делаю, Эдвард? — испугалась она, неверно истолковав этот взгляд, и попыталась сесть. Но виконт опустился на кровать рядом с ней и одним движением руки пресек эту попытку.
 — Ты все делаешь правильно. И теперь мне осталось лишь посвятить тебя в некоторые детали.
 Рука его скользнула между ног Линдсей. Девушка вздрогнула, но заставила себя успокоиться. Ведь сколько наслаждения уже доставил ей Эдвард таким образом.
 — Мне нравится, когда ты так делаешь.
 — Знаю. — Он поцелуем запечатал ей рот, не дав возможности сказать ничего больше. Не прошло и нескольких минут, как его умелые ласки, движения рук, губ, языка вновь привели ее к исступленному восторгу, который ей хотелось переживать вновь и вновь.
 Внезапно он остановился. Линдсей широко распахнула глаза.
 — Эдвард?
 — Мы подходим к очередной ступени твоего образования. — Голос его звучал как-то странно, но Линдсей сейчас была не в том состоянии, чтобы здраво соображать. Она приподняла бедра навстречу виконту, молча моля завершить начатое.
 Наклонившись над девушкой, Эдвард просунул под нее руки. Глаза его горели.
 — Будет немного больно, но совсем чуть-чуть и недолго. — Расположившись между ее ног, он заставил ее согнуть колени. — Вот чего ты хочешь, Линдсей. Вот что нужно тебе, чтобы прочувствовать все до конца. И вот что нужно мне.
 Судорожно схватившись за плечи мужа, Линдсей приготовилась терпеть. Она снова ощутила меж бедер уже знакомые тычки, затем — рывок, скольжение, и Эдвард вошел в нее. Крик девушки перешел в низкий, грудной стон. Она закрыла глаза.
 — Как ты, Линдсей? Любимая, умоляю… — Он осторожно начал двигаться вместе с ней, чуть отступая, но лишь затем, чтобы в следующий миг проникнуть дальше. — Линдсей? — В голос его закралась тревога.
 — Изумительно. — Иных слов сейчас она подобрать не могла. Кожа Эдварда была горячей и влажной, на руках и плечах перекатывались тугие бугорки мышц. Линдсей обвила ногами его талию. Новые ощущения — испепеляющие, обжигающие — сплошным потоком перетекали из его тела в ее.
 — Одно, — задыхаясь, пролепетала она. — Мы одно! Губы Эдварда накрыли ее губы, а завораживающий ритм движений подчинил себе все тело.
 — О-о-о, — простонал он, вонзаясь в нее последний раз, и уткнулся лицом ей в шею. — Одно? Ты имеешь в виду — мы с тобой?
 — Да, — прошептала она перед тем, как снова закричать. Он все еще находился в ней, а она все еще неслась на гребне волны. Закрыв глаза, Линдсей крепче вцепилась ему в плечи.
 — Господи, — прошептал Эдвард. — Спасибо, Линдсей, спасибо.
 Последний взрыв жаркой судороги отхлынул, оставив Линдсей обессиленной и ослабевшей. Девушка истомлено запустила руку в густые кудри Эдварда и прижала его голову к себе.
 — За что ты меня благодаришь?
 Он перевернулся на бок и вытянулся рядом с ней.
 — За то, что ты показала мне, что на свете есть любовь. Линдсей откинулась, чтобы видеть его лицо. Спутанные повлажневшие волосы спадали виконту на лоб, глаза стали нежнее и мягче — как безлунное небо летом. Полные губы припухли от поцелуев. Линдсей чувствовала, что и у нее тоже губы горят и распухли. Но это была приятная боль.
 — Я всегда знала, что на свете есть любовь, — тихонько отозвалась она. — Но все равно рада, что и я смогла тебя чему-то научить.
 Эдвард со вздохом привлек жену к себе.
 — Ты меня столькому научила — подумать страшно. Я люблю вас, миледи.
 Глаза Линдсей заволоклись слезами, но на смену им пришел смех.
 — А я люблю тебя.
 — Знаешь, я ведь приехал в Корнуолл, чтобы жениться на тебе и получить возможность отомстить. Ты догадывалась об этом?
 — Да, Эдвард. Как только ты рассказал про своего брата, я сразу все поняла.
 — И ты на меня не сердишься?
 — Я люблю тебя. А ты меня. Разве мы можем друг на друга сердиться?
 — Нет, — покачал головой он. — Только любить. Деликатное постукивание в дверь отозвалось в их ушах громом небесным. Эдвард подскочил.
 — Кто там?
 — Стоддарт, милорд, — донесся робкий ответ. — Простите, что помешал, но пришло важное сообщение. Я решил, это срочно.
 — Говори, в чем дело! — Голос Эдварда был похож на рык.
 — Да, милорд. Приходил какой-то человек. Из низов. Сказал, его зовут Кертц. Сказал, вы его знаете.
 Сев на постели, Линдсей схватила Эдварда за руку.
 — Спроси…
 Эдвард бережно прижал палец к ее губам.
 — Что еще он сказал?
 Стоддарт помялся.
 — Что у него есть для вас важная информация, которую вы непременно захотите услышать. Вы должны встретиться с ним в шесть часов вечера послезавтра. За вами кто-то придет и проводит вас к нему…
 — Продолжай!
 — Сказал, есть новые доказательства, но они дорого стоят, так что пусть вы захватите с собой побольше… гм… финансов. И добавил, что если вы не сделаете, как он хочет…
 — Да говори же наконец! Не томи!
 — Сказал, что вы должны сделать все в точности, как он хочет, а не то… не то кое-кто, кто вам дорог, умрет.
 Глава 25
 — Если лорд Хаксли сказал, что все будет хорошо, значит, так оно и будет. — Сара Уинслоу энергично тряхнула головой, откидывая с лица прелестные черные локоны. — На мой взгляд, лорд Хаксли — один из самых привлекательных мужчин, каких я только встречала.. И она откинулась на спинку зеленой парчовой кушетки, украшавшей гостиную дома на Кавендиш-сквер.
 Не внемля словам подруги, Линдсей продолжала уныло слоняться по комнате. Ей хотелось лишь одного — чтобы Эдвард был дома. Немедленно. Сейчас же.
 Сара сердито отложила роман.
 — Линдсей! Ты меня слышишь или нет?
 — Ага. А кто самый привлекательный? — Несмотря на снедавшую ее тревогу, Линдсей развеселилась при виде того, как неожиданно смутилась Сара.
 — Не скажу, — фыркнула та, пряча взор за густыми черными ресницами. — Можешь не бояться. Лорд Хаксли почти так же хорош. И тебе следует ему верить.
 — Да я пытаюсь, — вздохнула Линдсей. — Но Эдварду не следовало уходить в одиночку.
 — Ну и что, что в одиночку? Куда он пошел? — Сара притворялась, будто увлеченно разглядывает узор на веере.
 — Ты же знаешь, я не имею права рассказывать, — покачала головой молодая виконтесса. — А ты обещала не допытываться.
 — А разве я допытываюсь? Просто когда тебя ни с того ни с сего вытаскивают из постели, чтобы на несколько часов развлечь лучшую подругу… Да-да, Линдсей, именно развлечь. Кучер лорда Хаксли именно так и объяснил дворецкому графини. И сам лорд Хаксли сказал мне то же самое — что волнуется о твоем спокойствии в его отсутствие. Само собой, я начинаю теряться в догадках о том, что у вас тут происходит.
 — Не знаю. — Линдсей говорила чистую правду. — И если ты в самом деле хочешь успокоить меня, то давай оставим эту тему.
 — Как хочешь, — покладисто согласилась Сара, складывая руки на коленях. В расшитом жемчугом золотисто-медовом платье она выглядела просто обворожительно.
 — Какая ты сейчас хорошенькая, — задумчиво заметила Линдсей.
 — Спасибо.
 — Кстати, Сара, по-моему, в четыре часа дня трудно сказать, что тебя ни с того ни с сего вытаскивают из постели. Засиделась вчера вечером?
 — Наслаждаюсь светской жизнью, — капризно отмахнулась юная кокетка. — Графиня настаивает, чтобы я вращалась в свете, раз уж все равно вынуждена находиться в Лондоне. Тебе ведь время от времени нужна будет компаньонка.
 Линдсей не хотелось разочаровывать подругу, напоминая ей, что она, Линдсей, теперь замужняя дама, а значит, компаньонка ей уже ни к. чему. Разве что при таких необычных обстоятельствах, как сегодня.
 — Знаешь, как-нибудь на днях мы с Эдвардом непременно устроим небольшой обед, — внезапно воодушевилась она. — Позовем тебя с тетей Баллард, леди Сибил с Изабеллой и, конечно, мистера Ллойд-Престона..
 Сара захлопала в ладоши.
 — Ой, как здорово. Графиня с радостью примет приглашение, я уверена. И Джулиан наверняка тоже…
 Она неожиданно умолкла и залилась таким очаровательным румянцем, что Линдсей невольно засмеялась. Однако смех ее быстро утих. Ведь сегодня Эдвард встречался где-то с человеком по имени Кертц — девушка не знала ни где назначена встреча, ни кто проведет туда ее возлюбленного. Боясь разоблачения, Кертц ничего не сказал, кроме того, что встреча произойдет в шесть часов. А до шести времени оставалось совсем немного. Бедняжка отчаянно боялась за мужа.
 — Линии, — произнесла Сара задумчиво-мечтательным тоном, который Линдсей так хорошо знала. — Скажи, а приятно быть замужем?
 «Я считаю, просто преступление выдавать замуж девушку, которая абсолютно ничего не знает об отношениях мужчины и женщины». Эдвард прав, он вообще почти во всем всегда прав.
 — Да, Сара, приятно. Очень приятно.
 Сара ведь тоже была лишена материнской опеки и ничего не знала, но Линдсей еще не чувствовала себя достаточно подготовленной, чтобы просвещать подругу — во всяком случае, пока.
 — По-моему, ты ужасно увлечена своим лордом Хаксли, — промолвила Сара. — А он тобой. У вас такой вид, словно вы друг без друга и минуты прожить не можете.
 Линдсей снова представила себя в объятиях Эдварда, в его постели.
 — Да, замужняя жизнь может быть сказочной. — Она невольно улыбнулась.
 Последние два дня они практически не вылезали из кровати. Ей так и не довелось еще спать в своей новой комнате, и Эдвард клялся, что никогда ее туда не отпустит.
 Дверь гостиной отворилась, пропуская Гэррити. На лице лакея читалось почтительное неодобрение тому, что его на несколько дней практически отлучили от службы.
 — К вам один… джентльмен, миледи, — доложил он. — Говорит, вы его знаете. Мистер Антон Поллак.
 Линдсей перевела взгляд с Гэррити на Сару.
 — Антон? Немедленно проводите его сюда. Немедленно, Гэррити.
 Сара же вскочила на ноги и бросилась к двери.
 — Антон Поллак! Вот замечательно. Скажи, Линдсей, ну разве не замечательно снова повидать Антона?
 — Да, конечно. — Однако в серых глазах, которые Линдсей так хорошо знала, сейчас не было ни радости, ни спокойствия. — Что привело тебя в Лондон, Антон?
 Для визита в такой приличный дом контрабандист надел свою лучшую, хотя и сильно поношенную, голубую куртку и бежевые штаны. Видно было, что он пытался пригладить упрямые рыжие кудри, но тщетно — они вились во все стороны сильнее обычного.
 — Антон? — повторила Линдсей, в душу ей закрался страх. Поллак многозначительно кивнул на лакея, который вопросительно смотрел на госпожу.
 — Я позвоню, если понадобятся ваши услуги, — сказала Линдсей, и Гэррити удалился.
 Сара в ту же секунду схватила Антона за руку и закружила его по комнате.
 — Какие новости из дома? Ты видел моего отца? Антон хмуро покосился на нее.
 — В последнее время — нет, не до того было. Линдсей, в свою очередь, тоже нахмурилась. Отчего это Антон такой мрачный? Отчего поджимает губы и смотрит на Сару таким недовольным взглядом?
 — Ты приехал в Лондон по делу? — осведомилась она.
 — Можно сказать и так. — Антон снова покосился на Сару, а затем, казалось, наконец собрался с мыслями. — Я принес тебе одно очень важное сообщение, Линдсей. Думал застать тебя одну.
 — Все, что ты намерен сказать Линдсей, смело можешь выкладывать при мне, — отчеканила Сара. — У нас нет секретов друг от друга.
 Линдсей встретилась глазами с Антоном. Подумать только, и он, и Сара — ее лучшие, довереннейшие друзья, а сколько у нее тайн от них обоих. Увы, ничего не поделаешь.
 — Линни, мне нужно, чтобы ты пошла со мной.
 — С тобой? Куда? Я должна ждать здесь, пока… — Смешавшись, она умолкла. Эдвард же велел ей ни слова никому не говорить о том, куда и зачем он ушел.
 Отвернувшись от нее, Антон взял обе руки Сары в свои.
 — Сара, помоги мне. Ты же знаешь, я не стану делать ничего такого, что не пойдет на пользу Линдсей?
 Девушка кивнула.
 — Тогда уговори ее довериться мне и делать, как я скажу. Нельзя терять времени, нам надо немедленно выезжать.
 Сара кивнула, она сильно побледнела. — Я верю тебе, — прошептала она. — Линдсей, случилось что-то ужасное. Я это чувствую. Пожалуйста, послушай Антона.
 — Эдвард велел мне оставаться здесь, — упрямо покачала головой Линдсей. — Я никуда не уйду.
 Лицо Антона исказилось от глубокой душевной боли.
 — Сара, обещаешь, что никому ничего не скажешь? Что останешься здесь и подождешь нашего возвращения? Что не позволишь никому ничего заподозрить?
 — Да.
 — Хорошо. Линдсей, я спешил сюда со всех ног. Один человек — вы оба с Эдвардом знаете его имя — замышляет недоброе.
 Линдсей прижала руку к груди.
 — Роджер?
 — Нет. — Тревога в глазах Антона еще усилилась. — Линни, этого человека зовут Кертц. Эдвард послал меня за тобой. Я должен привезти тебя к нему.
 Оборванный мальчуган скользил впереди Эдварда, точно куча грязного тряпья. Маленькая фигурка проворно пробиралась по окутанному тьмой лабиринту перепутанных улиц и переулков, даже не оборачиваясь, чтобы убедиться, следует ли виконт за ним. Стоило Эдварду ровно в шесть часов выйти из дома на Кавендиш-сквер, как мальчишка вырос словно из-под земли и, торопливо шепнув: «Хозяин сказал, чтобы вы шли за мной», — понесся прочь. И вот уже добрых два часа виконт Хаксли преследовал ускользающую тень.
 — Постой! — не выдержал он наконец. — Погоди минутку. Маленький провожатый чуть замешкался, но, едва Эдвард приблизился, снова рванулся прочь. Первая часть пути привела их в какой-то заброшенный склад на Темз-стрит. После часа мучительного ожидания — мальчишка в одном углу пустой, похожей на сарай комнаты, Эдвард в другом — чертенок снова выскользнул на улицу, словно уловив какой-то сигнал.
 — Постой, говорю, — повысил голос Эдвард. — Да не буду я к тебе подходить, не бойся.
 — Чего надо? — Мальчишка помедлил у извилистого входа в огромную сточную трубу. — Хозяин ждет.
 — Зачем нам сюда? — спросил Эдвард. — Куда конкретно мы направляемся?
 — Я всего лишь делаю как велено. Сейчас нам сюда.
 Эдвард задумался, не повернуть ли домой. До него доносилось зловонное дыхание реки. Должно быть, труба ведет к ней. А в этот час берег реки не самое подходящее место для прогулок, разве что для закоренелых отбросов общества.
 Черт побери! Но отступать поздно.
 Мальчишка уже захлюпал по скользкой грязи на дне канавы. Сжав зубы, Эдвард последовал за ним. В желудке у него все переворачивалось от удушающей вони.
 Наконец снова повеяло свежим воздухом, но ненадолго. Они оказались на узкой тропинке, идущей вдоль берега, и в ноздри снова ударила густая волна тошнотворных запахов. Радуясь, что надел сегодня высокие сапоги на толстой подошве, Эдвард пробирался за сорванцом, стараясь не слишком глубоко вдыхать речные ароматы. Деготь, гнилые овощи, тухлая рыба и прочие, еще менее приятные отходы жизнедеятельности перенаселенного города образовывали тлетворную мерзкую слизь, сочившуюся по топким берегам реки.
 Сквозь мрак вдали замаячил какой-то темный массивный силуэт, нависающий над водой.
 — Это мост Блэкфрайерз? Мальчишка не ответил.
 Эдвард попытался собраться с мыслями. Если он окончательно не потерял ориентацию, то Нью-Бридж-стрит находилась справа спереди от него. Значит, они и вправду приближались к Блэкфрайерз.
 — Сюда, ваша светлость, — раздался вдруг новый голос откуда-то из тьмы прямо над ухом у виконта.
 Эдвард остановился.
 — Куда?
 .
 Крепкая рука ухватила его за плечо и потянула глубже в тень. Эдвард оглянулся, но маленького провожатого и след простыл.
 — Деньги принесли?
 Эдвард положил ладонь на рукоять пистолета, предусмотрительно засунутого за ремень под плащом.
 — Может, принес, а может, и нет.
 Став так, чтобы оказаться спиной к стене, он ожидал, что будет дальше.
 Темная фигура приблизилась.
 — Лучше бы принесли. Если, конечно, хотите выбраться отсюда живым.
 — Назови свое имя, — потребовал Эдвард. Он явственно чувствовал исходящий от этого человека страх. Его собеседник был напуган до полусмерти.
 — Вы знаете мое имя.
 — Назовись.
 — Гоните денежки.
 — Назови мне свое имя.
 — Кертц, — брызжа слюной, выпалил человек. — А теперь давайте деньги.
 — Сперва скажи мне что-нибудь, за что не жаль заплатить. Молчание окутало их плотной пеленой. Эдвард решил ни за что не заговаривать снова первым. Неуверенность и страх собеседника были его оружием.
 — Я ведь в первый раз попросил у вас совсем немножко, самую капельку, — захныкал наконец Кертц. — И сейчас тоже не многого прошу.
 — Иными словами, ты хочешь сказать, что у тебя нет никакой новой информации? — И, не дожидаясь ответа, Эдвард решительно развернулся и зашагал к мосту — навстречу приветливому свету фонарей.
 — Эй! Подождите! — завопил Кертц. — Не уходите. У меня есть для вас новости. Наберитесь терпения.
 Только теперь Эдвард смог разглядеть своего сомнительного незнакомца как следует. Несколько месяцев, минувшие со времени их последней встречи, не пошли Кертцу на пользу — на голове прибавилось седых волос, костюм совсем поизносился и обтрепался. Весь он был грязный и жалкий.
 — Выкладывай мне что знаешь и давай покончим с этим. Я человек занятой.
 — Да-да, конечно, милорд. Ваш брат велел мне разыскать вас. Эдвард тяжело вздохнул.
 — Это я уже слышал.
 — А еще он рассказал, тот второй говорил, будто убийцу нанял Роджер Латчетт.
 Эдвард сгреб Кертца за воротник.
 — Ты зря тратишь мое время. За эту информацию тебе давно заплачено.
 — Ваш брат погиб только потому, что вмешался, — заверещал тот.
 — Чтоб тебя черти взяли. — Виконт презрительно отшвырнул жалкого мошенника в сторону. — Моя жена, должно быть, уже с ума сходит от волнения — и все понапрасну.
 — Но я наверняка сумею вспомнить еще что-нибудь. Что-нибудь важное, за что не жаль заплатить. — Кертц едва не плакал, голос его срывался и дрожал.
 Бросив на него взгляд, Эдвард вытащил из кармана часы. Этот человек вызывал у него чувство омерзения.
 — Ты назначил встречу на шесть. А сейчас почти девять. И ты позвал меня сюда ни за чем. Что, черт побери…
 — Где вы это взяли?
 — Прошу прощения?
 — Вот это. — Кертц схватил виконта за руку. — Часы. Откуда они у вас?
 Сегодня Эдвард взял часы, подаренные ему Линдсей. Дрожащими пальцами Кертц дотронулся до золотой вещицы на ладони Эдварда, но тут же отдернул руку, словно обжегся.
 — Что с тобой, парень? Теперь-то что стряслось?
 — Часы. Где вы их взяли? Кто их вам дал? Он?
 — Проклятие! Какой еще «он»? Что значит вся эта галиматья? Часы — это подарок.
 Кертц разразился грубым хохотом, но попятился еще дальше.
 — Подарок дьявола. Я-то знаю, кто последним носил эти часы.
 — Они принадлежали Уильяму Гранвиллу. Человеку, спасая которого погиб мой брат.
 — Верно, — прохрипел Кертц. — А снял их с тела Гранвилла тот, кто убил обоих.
 Эдвард остолбенел.
 — Не может быть! — Мозг его бешено работал. — Ты ошибаешься.
 — А вот и нет. Я видел убийцу. Видел, как он забирал у Гранвилла часы. Не знаю его имени, но лица-то уж никогда не забуду. — Повернувшись, Кертц кинулся бежать и на бегу бросил через плечо: — Высокий он был — настоящий великан. А глаза — точно два кинжала. Серые и холодные. И огненно-рыжие волосы.




 Глава 26


 — Гэррити! — Швырнув кебмену пригоршню монет, Эдвард вихрем взлетел на крыльцо и ворвался в холл. — Гэррити! Да куда ты, во имя всего святого, запропастился?
 Через несколько секунд в холле торопливой трусцой появился лакей.
 — Милорд?
 Виконт швырнул ему плащ и перчатки.
 — У меня появились дела в Корнуолле, — сообщил он. — Леди Хаксли останется здесь. И никому — запомни хорошенько мои слова — никому не позволяется входить сюда без мистера Ллойд-Престона.. Если кто-нибудь появится и пожелает видеть ее, тотчас же посылай за ним.
 — Милорд…
 — Кстати, немедленно пошли человека к мистеру Ллойд-Престону и проси его срочно приехать сюда.
 — Милорд…
 — Леди Хаксли еще в гостиной?
 — Милорд…
 — Ну что еще? Разве не видишь, мне некогда?
 — Мистер Ллойд-Престон уже в гостиной, милорд.
 — Ах вот как. — Пригладив ладонью растрепавшиеся волосы, Эдвард обошел столбом застывшего посреди холла лакея и направился к гостиной. — Мог бы и сам сообразить, что Джулиан уже здесь.
 Он не добавил, что последнее время Джулиан вообще неотступно следовал за мисс Уинслоу, словно вконец потерявший голову мотылек за особенно яркой свечой.
 В эту секунду в дверях появился и сам Ллойд-Престон.
 — А вот и ты, Эдвард. Заслышав шум, мы так и подумали, что это ты.
 Эдвард ворвался мимо него в гостиную.
 — Где Линдсей?
 Мисс Уинслоу стояла возле стола. Вид у нее был, как показалось Эдварду, слегка смущенный. За спиной раздались шаги Джулиана.
 — Как поживаете, мисс Уинслоу? С вашей стороны было необыкновенно мило согласиться приехать сюда и посидеть с Линдсей.
 А Сара, конечно, не преминула использовать это как предлог, чтобы повидаться с Джулианом наедине. Наверняка Линдсей, при ее-то романтической натуре, вспомнила про какие-нибудь «неотложные дела» и оставила парочку вдвоем. Я заглянул к графине, чтобы выразить ей свое почтение, — сказал Джулиан. — А она сообщила мне, что Сара… мисс Уинслоу поехала сюда составить Линдсей компанию, вот я и решил заехать — проверить, все ли в порядке.
 — Все в порядке. — Эдвард лгал, но не хотел пугать Сару Уинслоу. Как только девушка уедет, он скажет Джулиану, что ему делать. — Мне нужно было уладить одно небольшое дельце, вот я и подумал, что будет славно, если Линдсей и мисс Уинслоу проведут время вместе.
 Он приветливо улыбнулся Саре, но в ответ губы девушки лишь слабо вздрогнули. Сара встревоженно смотрела на дверь за спиной виконта.
 Эдвард повернулся к Джулиану. Тот тоже бросал непонятные взгляды на дверь.
 — Джулиан, будь другом, проводи мисс Уинслоу домой. — Он многозначительно повел бровью, — А потом поскорей приезжай обратно. Хочу попросить тебя об одном одолжении. Джулиан не шелохнулся.
 Вот дьявольщина! Из-за того, что он застал их вдвоем, они теперь ведут себя как капризные дети. Ну ладно, поведению Сары еще можно найти оправдания. Но Джулиан-то! Что за мальчишество!
 Внезапно Эдвард понял, как может вывести их из столбняка.
 — Понимаю, все это чертовски неудобно, но мне нужно разобраться с одной проблемой в Корнуолле. Боюсь, Линдсей не очень понравится, что я так скоро покину ее. — Oн старался не встречаться глазами с Джулианом. — Возможно, вы тоже сумеете мне здесь помочь, мисс Уинслоу. Я был бы очень признателен, если бы вы с Джулианом несколько дней не давали Линдсей скучать.
 Не давали скучать — и заодно приглядели, чтобы с ней ничего не случилось. Эдвард сам не знал, откуда появилось это с не давшее его безотчетное чувство тревоги.
 Черт возьми, но двое немых так и не обрели дара речи. Эдвард начал сердиться.
 — Ну как, мисс Уинслоу, могу я рассчитывать на вашу поддержку?
 — Линдсей… — Девушка мучительно побледнела. — Я буду счастлива остаться с Линдсей… А где она, лорд Хаксли? Поднялась к себе?
 Эдвард тяжело вздохнул.
 — Поднялась к себе? Ну что ж, очень может быть, если она вам так и сказала. Позвоню Гэррити и попрошу его сходить за ней.
 Он потянулся уже к звонку, но Джулиан остановил его:
 — Эдвард, ты не так понял. Сара спрашивает, неужели Линдсей поднялась к себе сразу, как вошла в дом?
 Эдвард изумленно уставился на него.
 — Сразу, как вошла в дом?
 — Ну да. Только что. С тобой.
 У Эдварда опустились руки.
 — Может, кто-нибудь из вас все-таки объяснит мне, что происходит?
 — Приходил Антон Поллак, — почти беззвучно выдохнула Сара.
 Эдвард невольно сжал кулаки.
 — Сюда? Поллак? Ради Бога, когда? Сердце его забилось с удвоенной силой.
 — Похоже, вскоре после твоего ухода, — ответил Джулиан, ободряюще улыбаясь мисс Уинслоу. — Сара говорит, он был чем-то сильно встревожен.
 Эдвард рванулся к двери.
 — Давно он ушел? А сказал, куда собирается? Похоже, мне вовсе не придется ехать в Корнуолл.
 — Эдвард…
 — Мне надо срочно видеть Линдсей. Джулиан ухватил Эдварда за рукав.
 — Поллак появился вскоре после твоего ухода. Он пробыл здесь всего несколько минут.
 — Он не говорил, куда направляется?
 — Боже мой, — тихо прошептал Джулиан. — Тут творится что-то неладное. Эдвард, ты посылал с Поллаком сообщение для Линдсей? Просил ее приехать с ним к тебе?
 — Нет! — Повернувшись лицом к другу, Эдвард крепко схватил его за плечи. — А почему ты спрашиваешь?
 — Потому что он убедил Линдсей уйти с ним. Сказал, что ты велел привезти ее к тебе. Эдвард пошатнулся.
 — Джулиан… Господи! Джулиан, сегодня вечером этот негодяй Кертц заманил меня в какую-то чертову дыру.
 Сара все слышала, но Эдварда это больше не беспокоило.
 — Тот моряк?
 — Он самый. По ходу дела я взглянул на часы, — виконт показал другу память об Уильяме Гранвилле, — и у Кертца стал такой вид, будто он встретился с привидением. Он сказал, что убийца забрал часы с тела Гранвилла. И у этого убийцы были серые глаза и рыжие волосы.
 Сара в ужасе вскрикнула. Эдвард многозначительно кивнул.
 — Да-да, милая леди. Лучше присядьте. И если вы любите Линдсей, примите все, что услышите сегодня вечером, поближе к сердцу.
 — А где ты взял эти часы? — поинтересовался Джулиан.
 — Антон! — пролепетала Сара срывающимся голосом. — Антон говорил, что, услышав о смерти Уильяма, поспешил в порт, куда пришел корабль, и привез оттуда эти часы старому мистеру Гранвиллу. А после смерти отца они перешли к Линдсей.
 — А Линдсей отдала их мне, — докончил Эдвард, тщетно стараясь взять себя в руки и успокоиться. — Джулиан, судя по описанию Кертца, убийцей Уильяма и Джеймса может быть только один человек — Антон Поллак.
 Судорожно вскрикнув, Сара упала в кресло. Эдвард нетерпеливо вызвал звонком Гэррити и велел принести нюхательной соли.
 — Убийцу нанял Роджер Латчетт, — с расстановкой произнес Джулиан. — Во всяком случае, ты мне так говорил.
 — Именно. А отсюда вывод — Латчетт вознамерился расправиться со мной через Линдсей. А кто сумеет заманить ее в ловушку лучше, чем все тот же негодяй, которому моя жена безоговорочно доверяет?
 — Челси. — Джулиан отошел в сторону, пропуская горничную к бесчувственной Саре. — Надо немедленно мчаться туда.
 Вдруг из холла раздались громкие голоса, один из них женский. У двери явно вели жаркий спор.
 — Это еще что? — удивился Эдвард, но в следующее мгновение, застав его врасплох, перед ним предстала миссис Феллинг.
 — Его королевское высочество не желало впускать меня сюда, — вызывающе подбоченившись, заявила она, кивая на возмущенного Гэррити. — Хаксли, объясните этому недотепе, что я ваш друг.
 Эдвард неопределенно махнул лакею рукой.
 — Так-то лучше. — Миссис Феллинг, с необычной для нее скромностью облаченная в коричневое шерстяное платье, подбежала к виконту: — Выслушайте меня, а потом действуйте. Не надо никаких вопросов, нужно спешно принимать меры.
 — Милорд, вы уверены, что эта особа…
 — Можешь идти, Гэррити, — резко прикрикнул на злополучного слугу Эдвард.
 — Наш друг, — многозначительно начала миссис Феллинг. — Вы знаете, кого я имею в виду. Во всяком случае, он исчез. Его мамаша все еще продолжает распоряжаться в доме, но сам он славно сквозь землю провалился. А перед тем закатил напыщенную речь. Все распространялся про вас и вашу леди, и что он, мол, собирается окончательно завладеть тем, что принадлежит ему по праву.
 Эдвард встретился взглядом с Джулианом.
 — Миссис Феллинг, прошу вас, припомните все, что он говорил, все до единого слова. И поскорее.
 — Не волнуйтесь. Я вас не задержу, а не то будет слишком поздно. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление, — Она протянула Эдварду клочок бумаги. Латчетт не знает, что я успела переписать инструкции, которые он давал тому рыжему типу.
 Виконт старался не обращать внимания на плач Сары Уинслоу.
 — Продолжайте, миссис Феллинг.
 — Этот рыжий сказал, что Линии уже ждет в карете. Это он ее так называл, Линни. Я обратила внимание, потому что помнила, что так зовут вашу леди. Во всяком случае, наш друг велел этому типу везти ее вот сюда, тут нарисовано, как ехать. Он сказал, что потом пошлет вам записку с требованием выкупа, и вы дорого заплатите за все зло, что ему причинили. Торопитесь. Наш друг сказал, что с величайшим наслаждением заберет ваши деньги… и жизнь в придачу. А как он смеялся… Хотя шуточка не из лучших.
 Карета, увозившая Линдсей все дальше от Лондона, двигалась на восток. Вскоре фешенебельные особняки знати остались далеко позади, уступив место разрозненным домикам менее удачливых и богатых англичан, а потом и они закончились. Кучер без остановки гнал лошадей к опушке густого и, по-видимому, совершенно безлюдного леса.
 Дверца к кучеру была открыта настежь, но за все эти часы он не проронил своим седокам ни слова. Антон тоже всю дорогу молчал, не поднимая глаз и плотно сжав губы.
 Карета остановилась. Выйдя из оцепенения, Антон помог своей спутнице спуститься и все так же молча зашагал прочь. Пустившись вдогонку, Линдсей ухватила друга за руку.
 — Ты уверен, что Эдвард велел тебе привезти меня именно сюда?
 — Мы еще не пришли, — сквозь зубы процедил он. Казалось, Поллак твердо знал, куда идти. В нескольких ярдах, за купой деревьев, паслась оседланная лошадь. Все так же молча, ничего не объясняя, Антон подсадил Линдсей в седло и сам вскочил сзади.
 Ночь стояла чудесная — теплая и безветренная. Ярко сияла луна. Одной рукой крепко обхватив Линдсей за талию, Антон уверенно направлял лошадь по ему одной ведомой тропе среди леса.
 Бедняжка уже потеряла счет времени и не знала, сколько продолжалась эта ночная скачка. Наконец она уже не могла больше молчать.
 — Антон, куда мы едем? Как вышло, что Эдвард послал тебя за мной? Почему?
 — Наберись терпения, Линдсей. Скоро сама все узнаешь.
 — Но у меня уже не осталось терпения. Я уже вообще ничего не понимаю.
 — Охо-хо, — пробормотал Антон, останавливая коня. — Линии, ты веришь мне?
 — Ну конечно!
 — Тсс! Не так громко. Знаешь, я на своем веку сделал немало такого, чем вряд ли стоит гордиться. Но я собираюсь загладить свою вину.
 Линдсей жалела, что не видит его лица.
 — Антон, перестань говорить загадками. Какое отношение это имеет ко мне или Эдварду?
 — Прошу тебя, помни все, что я делаю… Ох, до чего же мне хочется оказаться сейчас за тридевять земель отсюда, но выбора нет. Я постараюсь все исправить, Линдсей. Только верь мне.
 В груди у нее стеснилось.
 — Антон, ты пугаешь меня.
 — Знаю. — Спешившись, он снял ее с коня и бережно опустил на землю рядом с собой. — Хотя уж этого я бы хотел меньше всего на свете. Пойдем.
 Разве у нее оставался выбор? Но ведь Антон позаботится о ней. И Эдвард ни за что не подвергнет ее никакой опасности.
 — Куда мы идем? Где Эдвард?
 В ответ Антон подхватил ее на руки и легко зашагал, пробираясь среди густого подлеска.
 — Пожалуйста, пусти, — запротестовала она. — Я прекрасно могу идти и сама.
 — Только не в этом платье. И не по такой чаще.
 Наконец деревья расступились, и путники оказались на прогалине. Слева виднелся приземистый дом, в окошке которого тускло мерцала одинокая свеча. Лунный свет серебрил каменные стены и крышу.
 Не останавливаясь, Антон зашагал к строению.
 — Зачем Эдвард приехал сюда? — Линдсей была уже не на шутку перепугана. — Антон, ради Бога, ответь мне.
 — Всему свое время. — Рыжеволосый великан одним ударом ноги распахнул дверь и, склонив голову к самому личику побледневшей спутницы, снова шепнул: — Помни. Верь мне. Закрыв дверь, он опустил свою ношу на каменный пол скудно обставленной комнаты. В камине не горел огонь, лишь на каминной полке стояла зажженная свеча.
 Линдсей поплотнее запахнулась в подбитый лебяжьим пухом плащ.
 — Эдвард? — с надеждой позвала она. — Эдвард… я здесь.
 Имя возлюбленного замерло у нее на губах. В дверном проеме, ведущем в соседнюю комнату, показалась приземистая широкая фигура — Роджер Латчетт. За его спиной виднелись отблески красного пламени. Линдсей сглотнула, в горле у нее мгновенно пересохло.
 — Добро пожаловать! — Роджер шагнул вперед. — Я же объяснил мистеру Поллаку, что нам не составит труда уговорить тебя приехать сюда. Особенно когда твой муженек занят делами и бросает тебя одну-одинешеньку.
 Толстяк был облачен в черную атласную хламиду.
 Линдсей вихрем бросилась к двери. Но между ней и выходом, широко расставив ноги, застыл Антон. Взгляд его был устремлен поверх головы леди Хаксли на Латчетта.
 — Где Эдвард? Почему я здесь?
 — Всему свое время, — засмеялся Роджер. — Пойдем со мной, моя милая. Я приготовил для тебя сюрприз.
 — Письмо готово? — спросил Антон странным сдавленным голосом.
 — Письмо подождет, — ответил толстяк. — Я сам решу, когда его посылать. А теперь убирайся, пока я тебя не позову.
 — Вы сказали, что пошлете письмо с требованием выкупа сразу, как только я привезу к вам Линдсей.
 — Выкуп? — Бедняжка попятилась, обводя взглядом обоих мужчин. — Какой еще выкуп?
 Антон отвернулся.
 — Скажи ей. — Роджер снова загоготал. Его редкие волосы, тщательно уложенные вокруг одутловатого лица, маслянисто поблескивали — похоже, он густо смазал их каким-то жиром. — Расскажи, как я устроил, чтобы ее мужа сегодня не было дома, а сам велел тебе заманить ее сюда. Расскажи ей всю правду, коли тебе так хочется. Скажи ей все, Поллак, все. Антон медленно покачал головой.
 — Латчетт, вы же дали мне слово. Я же поверил…
 — В самом деле? — Подойдя к Линдсей, Роджер двумя пальцами приподнял ее подбородок. — Похоже, Антон против того, чтобы я показал тебе свой сюрприз, но мы над ним здорово посмеемся, правда?
 И он впился в ее губы поцелуем.
 — Перестань! — Линдсей отшатнулась в сторону и вытерла рот тыльной стороной ладони. — Антон, что происходит? Ну ответь же мне. Ради Бога!
 — Антон не в курсе, — произнес Роджер. — Но зато я тебе скажу. Все скажу.
 — Латчетт! — В голосе Антона прозвучала недвусмысленная угроза.
 — Кертц. Слышала это имя? — спросил Роджер. — Ну конечно, как не слышать. Эдвард ведь от тебя без ума, он тебе все рассказал — все, что сам знает. Он сказал тебе, что Кертц назначил ему встречу на сегодняшний вечер. А рассказывал он тебе заодно и ту прелестную историю про то, что я, мол, виновен в гибели пятого виконта Хаксли?
 Ноги Линдсей вдруг ослабели, и она растерянно вцепилась в застежку плаща.
 — Вижу, ты и об этом слышала. Что ж, тогда не будем тратить впустую драгоценное время — наше время, Линдсей. Все это, разумеется, чистая правда, да разве дело в этом?
 Схватив сводную сестру за руку, Роджер притянул ее к себе.
 — Вот что, Латчетт, — грозно произнес Антон. — Отпусти ее. Живо.
 Что-то сверкнуло. С быстротой молнии достав из-под складок хламиды нож, Роджер прижал Линдсей к себе и поднес лезвие к ее горлу.
 — Кажется, возникают проблемы? А я-то так тебе доверял. Знаешь, Линдсей, я ведь нанимал убийцу расправиться с Уильямом, а вовсе не с виконтом.
 Пленница устало закрыла глаза. Отчего это Латчетт вдруг ни с того ни с сего решил признаться в своем преступлении?
 — К несчастью, Кертц все видел и решил использовать информацию ради жалкой выгоды. — Негодяй фыркнул. Гнилое дыхание обдавало волосы Линдсей. Ей стало нехорошо. — Но я сделал это лишь затем, чтобы сохранить то, что принадлежит мне по праву. Я старше Уильяма. Трегонита моя.
 — Но ты не сын моего отца. Ты… — Острие ножа, кольнув кожу, заставило ее замолчать.
 — Если бы Кертц не разыскал твоего муженька и не принялся клянчить у него деньги в обмен на информацию, ничего бы не произошло. Но в конечном итоге мошенник сыграл мне на руку. Глупец просадил все деньги, что дал ему Хаксли, и решил выудить немножко и у меня. Я пообещал щедро заплатить ему, если он сегодня выманит Хаксли из дома. Так что, моя милочка, поэтому мы здесь.
 — Латчетт, — Антон сделал шаг вперед, — если тебе так уж нужно поиздеваться над кем-нибудь, пусть это буду я. Я это заслужил. Оставь Линдсей в покое.
 — Еще один шаг, болван, и мне придется попортить ей шейку. Такую прелестную шейку. — Роджер провел пальцем вдоль подбородка заложницы. Бедняжка содрогнулась от отвращения.
 — Уходи, Антон. — Она вдруг ужасно испугалась за своего друга. — Скорее уходи.
 Антон даже не посмотрел на нее.
 — Ему некуда идти, — хихикнул Роджер. — Куда податься убийце?
 — Ты же обещал, что не скажешь ей! — в ярости закричал Аитон.
 — Какая жалость. Я передумал. Знаешь, Линдсей, мне довелось узнать, что наш общий друг промышляет контрабандой. Можешь представить себе более постыдное занятие? Каков отец, таков и сын. Браконьер. Контрабандист. Мошенник.
 Линдсей не смела сопротивляться. Наконец ей удалось встретиться глазами с Антоном. Взгляд его был полон муки. Может, ему еще удастся найти путь к спасению?
 — Пожалуй, душа моя, открою тебе всю правду — так будет по-честному. Твой муж женился на тебе лишь для того, чтобы отомстить за смерть брата. Больше ты ему не нужна. Завладев тобой, он надеялся получить и Трегониту, но из этого тоже ничего не выйдет. Он умрет, а я женюсь на тебе. И все станет так, как должно было быть.
 На миг Линдсей показалось, будто она вот-вот потеряет сознание.
 — Этому никогда не бывать, — негромко отчеканила она. — Эдвард не допустит подобного злодейства. И Антон не допустит.
 — Антон-то? Ха! Так ты еще ни о чем не догадалась, глупышка? Как ты думаешь, почему, по-твоему, сегодня мне удалось убедить этого человека привезти тебя ко мне? Он ведь вожделеет тебя, раскрой глаза.
 Антон кинулся вперед.
 — Гнусная свинья…
 — Фу-ты ну-ты! — Роджер снова прижал нож к шее своей жертвы. — Я смог убедить его, потому что держу его жизнь в своих руках. Видишь ли, Антон Поллак так мечтал обзавестись собственной рыболовной флотилией, что испугался, когда я пригрозил рассказать таможенникам о его ночных делишках.
 — Нет! — Антон закрыл лицо руками.
 — Да, — отозвался Роджер. — Антон ничем не лучше других. И у него есть своя цена. Не деньги, нет. Мое молчание в обмен на небольшую работенку. Линдсей, душечка моя доверчивая, когда погиб Уильям, Антон вовсе не лодки покупал. Он был с Уильямом. Это Антон убил его.
 Перед глазами Линдсей поплыли разноцветные круги. Она зашаталась, хватая руками воздух, но рука Роджера не дала ей упасть. Ладонь толстяка фамильярно легла ей на грудь.
 — Нет, Антон, — пролепетала Линдсей, инстинктивно хватаясь за сальную руку, грубо тискавшую ее. — Только не ты.
 — Он самый, — невозмутимо подтвердил Латчетт. — Так что теперь он как миленький уберется в свою жалкую лачугу и больше никогда нас не побеспокоит. Убирайся, Поллак. Мне не терпится показать Линдсей сюрприз. А потом я, как и собирался, отправлю Хаксли письмо. Когда виконт приедет, я подожду, пока этот наглец не налюбуется на то, какой именно сюрприз ждал его маленькую женушку, а потом… он умрет,
 И толстяк снова залился булькающим смехом.
 — Нет! — На смену болезненной дурноте пришла слепая ярость. — Нет!
 И Линдсей изо всей силы вонзила в ногу Латчетта острый каблук.
 Взвыв от боли, Роджер отпустил ее. И в тот же миг Антон, рыча от ярости, бросился на него.
 — Сын Сатаны! — вскричал он и, обхватив Роджера обеими руками, вместе с ним повалился на пол.
 Линдсей в ужасе попятилась.
 Сдавленный короткий вопль заставил ее без сил осесть на пол. Мелькнула сталь. По полу растеклась ярко-красная лужица. Кровь.
 — Антон! — Обезумев от ужаса, Линдсей на четвереньках поползла вперед, не обращая внимания на то, что кровь пачкает белоснежную подбивку плаща. — Антон?
 Нет, он не мог убить Уильяма. Он же был лучшим другом ее брата.
 Протянув руку, Линдсей коснулась широкого плеча друга. Антон медленно перекатился на спину и застыл. В груди его торчал нож. Рукоятка еще подрагивала.
 Линдсей погладила Антона по щеке.
 — Он мертв. — Роджер бесстрастно взирал на нее. Черный атлас его одеяния был запятнан кровью. — Именно он убил Уильяма, но теперь это уже не важно. Теперь все пойдет как по писаному. В голове у Линдсей начало проясняться. Она видела широко распахнутые неподвижные глаза Антона, рану, из которой уже не текла кровь. Мертв.
 Точно в трансе, она поднялась на ноги и бросила последний взгляд на своего старого друга. Друга? Она закрыла глаза и тихонько всхлипнула.
 — Эдвард, где же ты?
 — Пойдем со мной. — Роджер, в свою очередь, неловко встал с пола и повелительно указал на дверь. Скрестив руки на груди, Линдсей покачала головой, но он лишь рассмеялся и грубо притянул оставшуюся без защиты пленницу к себе. — Все такая же чистая и непорочная, как и должно быть.
 Обхватив Линдсей за плечи, он поволок ее в соседнее помещение.
 В центре комнаты располагалась огромная кровать с ярко-красным — кроваво-красным — балдахином. Линдсей покачнулась. В плечо ей пребольно впились пальцы Латчетта. В кроваво-красных стеклянных светильниках горели свечи, на кровати лежала прозрачная белая рубашка.
 Толкнув пленницу к постели, Роджер поднял с покрывала тонкую ткань.
 — Наденешь это, — велел он. — Девственно-белое для моей девственной невесты.
 — Ты сошел с ума, — прошептала Линдсей. — Сошел с ума. Ладонь Роджера с размаху хлестнула ее по лицу, отбросив назад. Линдсей закусила губу, чтобы не закричать, и почувствовала во рту привкус крови.
 — Так-то лучше, — вздернул подбородок толстяк. — Хватит дерзостей. Надевай рубашку.
 — Линдсей снова покачала головой.
 — А ну живо. Я начинаю терять терпение.
 Схватив девушку за плечи, он нащупал застежку плаща и расстегнул ее. Плащ отлетел в сторону, а Роджер уже запустил руку в вырез платья, между высоких грудей Линдсей. Тонкий муслин затрещал и начал рваться. Линдсей боролась изо всех сил. Пиналась, брыкалась и царапалась. Издевательский смех Роджера парализовал ее, лишая сил, но она все же полоснула врага ногтями по лицу.
 — Давай, моя прекрасная девственница. Защищай свою девственность. — Толстяк обеими руками рванул платье на своей жертве вниз, разорвав его до талии, а затем одним ударом опрокинул ее на кровать.
 — Боже мой!
 В глазах Линдсей все стало мутно-красным, сознание помрачилось, но она все же осознала, что этот голос принадлежит не Роджеру. А ее мучитель тем временем уже навалился сверху, раздвигая ей ноги и ловя ртом обнаженную грудь.
 И вдруг он исчез. Задыхаясь, она попыталась собрать на груди лохмотья платья и приподняться.
 Сперва она увидела Джулиана — прижав Роджера к стене, он в ярости избивал толстяка. А в следующую секунду рядом оказался Эдвард. Тяжело дыша, он изо всех сил стукнул кулаком о косяк двери и, бросившись к жене, заключил ее в объятия.
 — Моя милая, — лихорадочно бормотал он, — любимая. Что этот негодяй сделал с тобой?
 Сбросив плащ, он бережно закутал в него дрожащую Линдсей.
 — Ничего, — прошептала она. — Но он сказал… — Продолжать она не могла.
 — Латчетт постарался на славу, — прорычал виконт сквозь сжатые зубы, оглядываясь на жалкую фигуру, скорчившуюся под натиском Джулиана. — Не приканчивай его, Джулиан. Это было бы слишком…
 Гром выстрела оборвал его фразу на полуслове. Покачнувшись, Джулиан медленно отшатнулся от Роджера, а тот улыбался широкой, счастливой улыбкой, сжимая в руке маленький дымящийся револьвер.
 — Мое, — провозгласил он. — Все мое, дураки несчастные. Я же говорил, что всегда получаю все, что захочу.
 — Джулиан, — позвал Эдвард. — Ты ранен?
 — Можно сказать и так. — Скривив губы в болезненном подобии улыбки, молодой человек сполз по стене на пол. Линдсей заметила, что он обеими руками зажимает кровоточащую рану в левом боку.
 Роджер театрально вздохнул.
 — Я из тех мужчин, с которыми остальные должны обращаться с осторожностью, — заявил он. — Поди сюда, Хаксли. Нет, пожалуй, лучше — на колени рядом с твоим другом. Должно быть, человек чести вроде тебя получит символическое удовлетворение от того, что умрет рядом с другом.
 И он помахал револьвером.
 — А рядом с кем собираешься умереть ты, Роджер? — спросил незнакомый голос. — Насколько я помню, друзей у тебя никогда не было.
 Линдсей не верила собственным глазам.
 — Удивлен, Роджер? — осведомился вновь прибывший, заходя в комнату. Он был высок, светловолос и заметно прихрамывал. Одежда его сильно износилась и запылилась с дороги, к башмакам налипла грязь.
 — Нет, нет, нет! — Латчетт попятился, закрывая лицо руками. — Ты же мертв!
 — Правда? Погляди на меня, Роджер, повнимательнее. Я мертв? — Лицо незнакомца поражало своей худобой, но былая красота не поблекла. Даже рваный белый шрам через всю щеку, от виска до подбородка, лишь подчеркивал мужественную привлекательность говорившего.
 — Ты же мертв! — вскричал Роджер.
 Расстегнув рубашку, мужчина настежь распахнул ее. Линдсей ахнула. Грудь его покрывала густая сеть шрамов и следов плохо заживших ран.
 — Да, я должен был умереть, — медленно произнес он. — А может быть, и умер. Должно быть, я пришел сюда лишь затем, чтобы утащить тебя в ад.
 Роджер трясся всем телом. Побледневшие губы дрожали, из глаз текли слезы.
 — Нет, — простонал он. — Нет.
 Не успела Линдсей догадаться, что он задумал, как Роджер уже поднял руку с пистолетом к виску и нажал на курок. Снова брызнула кровь — и Латчетт бесшумно повалился навзничь.
 Она протянула руку — и встретила твердое пожатие Эдварда.
 — Он мертв, — растерянно произнесла она. — Роджер мертв.
 — Да, — кивнул виконт. — Тебе больше нечего бояться. Мы спасены, любовь моя.
 Лнндсей потянулась навстречу неожиданному избавителю.
 — Да, мы спасены. Эдвард, одному Богу ведомо, как это могло случиться, но познакомься с моим милым братом — Уильямом Гранвиллом.




 Эпилог


 — Знаешь, иногда я ужасно боюсь, Эдвард, — пожаловалась Линдсей. — Просыпаюсь в страхе, что мое счастье — только сон.
 — Знаю, радость моя. Но ты ведь просыпаешься в моих объятиях, правда?
 Она ласково улыбнулась ему.
 — Правда. Ты только погляди! — И Линдсей показала на простирающиеся вокруг имения Трегониты зеленые лужайки, где весело возились Уильям и маленький Джон. — Уильяму нелегко смириться со смертью Марии, но Джон наполнил его жизнь новым смыслом.
 Виконт положил руку на плечо жены.
 — Твой брат вернулся уже несколько месяцев назад, а мне все еще не верится, что он уцелел. Подумать только! Его оставили умирать, и он попал к французам в плен. Тюрьма. Бегство! И вот — миссис Феллинг и Сара в нужный момент посылают его к нам на выручку. Невероятная история.
 — Чудесная история, — пылко сказала Линдсей, обвивая рукой талию Эдварда, и потянула его за собой на террасу. Теплый летний ветерок приносил ароматы роз, гвоздик, левкоя и множества других цветов, в изобилии произраставших вокруг дома. — Ах, Эдвард. Спасибо, что привез меня сюда погостить.
 Он насмешливо изогнул бровь.
 — А разве у меня был выбор? Ты умоляла меня со слезами на глазах. А моя бесстрашная маленькая жена ни за что не стала бы плакать по пустякам. Значит, это для тебя очень важно. — Пальцы его вкрадчиво скользнули по мягкой шее девушки за шелковистое ушко. — А что важно для тебя, то важно и для меня.
 Линдсей потупила золотистую головку, пряча лицо. Эдвард ведь еще не знает, почему ей так захотелось приехать сюда именно теперь.
 — И тете Баллард, похоже, здесь по душе.
 — Гм-м. — Обнимая жену, виконт зашагал рядом с ней по лужайке от дома. — До сих пор удивлен, что тетя вообще сюда приехала. Она же вечно твердит, что терпеть не может сельскую жизнь.
 Графиня сидела в изящной позе на скамье неподалеку, прикрываясь от солнца маленьким шелковым зонтиком. Рядом примостился преподобный Уинслоу. Время от времени ветер доносил отголоски их дружного смеха.
 — Ну, это ведь не первый ее визит сюда, — напомнила Линдсей. — Первый раз она приехала в Корнуолл, чтобы убедить преподобного Уинслоу позволить Саре почаще выбираться в Лондон.
 — Да знаю, знаю. И про ответные визиты его преподобия в Лондон тоже наслышан. Диковинная выйдет парочка, а?
 Линдсей ошеломленно уставилась на него:
 — Ты думаешь, что тетя Баллард и преподобный Уинслоу…
 — Ничего я не думаю. Просто радуюсь, что тетя наконец-то решила расстаться с траурными платьями. А что будет дальше — к чему гадать?
 — Ну ладно, — покладисто согласилась Линдсей. — Эдвард, давай немножко прокатимся верхом, а?
 — Прямо сейчас? — Виконт нахмурился.
 — Да. Я взяла на себя смелость распорядиться, чтобы седлали коней. Так что все готово.
 — Но мы же не одеты для верховых прогулок. — Это так важно?
 Эдвард покачал головой:.
 — Ну в общем, нет, моя маленькая своевольная женушка. Хочешь прокатиться — едем.
 Помахав руками Уильяму с Джоном, они направились к конюшне и в просвет между кустами увидели на укромной лужайке Джулиана.
 — Похоже, выздоровление идет полным ходом, — заметил виконт.
 — Он просто отдыхает, — Линдсей потянула мужа вперед, — а Сара помогает ему восстанавливать силы.
 — Да, сдается мне, валяться на траве — лучший путь к выздоровлению. А поцелуи Сары, безусловно, помогают лучше лекарств.
 — Точно, — лукаво согласилась юная плутовка. — Думаю, они поженятся.
 Молодые люди вошли во двор конюшни.
 — А я думаю, — в голосе виконта слышался смех, — что тебе лучше заниматься своими делами и предоставить всем остальным самим решать свою судьбу.
 Через несколько минут молодожены уже мчались к гряде холмов.
 — Ну разве здесь не замечательно? — воскликнула Линдсей. Эдвард скакал чуть позади жены, предоставив ей самой выбирать путь.
 — После Девоншира — это лучшее место на земле, — отозвался он с притворной ворчливостью.
 Засмеявшись, Линдсей пришпорила гнедую кобылку. Ветер доносил сюда соленое дыхание прилива, и ей не терпелось оказаться на обрыве над океаном. Золотистые волосы ее разметались от безудержной скачки, щеки разрумянились. Эдвард с восхищением глядел на нее.
 — Ты скачешь, как маленькая дикарка, — крикнул он. — Маленькая необузданная дикарка. Куда ты?
 Под ними, далеко внизу, ревело, разбиваясь о скалы, сине-зеленое море. Увенчанные седой пеной валы с грохотом накатывали на берег.
 — Не задавай вопросов, держись за мной, — прокричала прекрасная всадница в ответ. — Здесь недалеко.
 Когда среди деревьев показался Пойнт-коттедж, Линдсей придержала коня. Молча, без единого слова, они с Эдвардом бок о бок проделали оставшуюся часть пути до памятного обоим домика.
 Не дожидаясь, пока муж поможет ей спешиться, Линдсей соскочила с седла, привязала лошадь на лужайке и поднялась на крыльцо. Через миг виконт уже стоял рядом с ней. Лицо его тоже раскраснелось, в глубине глаз плясали озорные чертики.
 — Ты, моя радость, неисправимо романтична.
 — Почему? — с самым невинным видом осведомилась Линдсей и, войдя в коттедж, присела на краешек дивана перед камином.
 — Потому, — встав у нее за спиной, Эдвард оперся руками о спинку дивана, — что тебе захотелось снова посетить место, где мы впервые были вместе — я имею в виду, по-настоящему вместе.
 — Верно, — согласилась она. — Но должна тебя поправить — наша встреча протекала немножко не так. Сейчас я тебе объясню, что имею в виду, только сперва скажу одну вещь. Знаешь, на днях меня твердо заверили, что мы можем ждать первенца не позже чем через шесть месяцев. Но, возвращаясь к нашей первой встрече…
 — Что ты сказала? — медленно выпрямился Эдвард.
 — Возвращаясь к нашей первой встрече — мы ведь вовсе не были «по-настоящему вместе», как изволили выразиться вы, милорд. Просто ты воспользовался невинностью скромной девушки и заставил ее поверить, будто она скомпрометирована.
 Обойдя диван, Эдвард сел рядом с женой и, обхватив обеими ладонями ее лицо, пытливо заглянул в глаза.
 — Ребенок? У нас будет ребенок? Наш ребенок?
 — Ну а чей же, по-твоему, еще? — засмеялась она в ответ. Черные глаза Эдварда засияли от счастья, губы расплылись в торжествующей улыбке.
 — Подумать только, через шесть месяцев я увижу тебя с ребенком на руках!
 — Это тебя не огорчает?
 — Огорчает? Да я в жизни не был так счастлив! — Склонившись к жене, он заключил ее в объятия и ласково поцеловал в губы. — Да, я обманул тебя, радость моя. И никогда о том не пожалею.
 — Я тоже. Но знаешь, хорошо было бы выяснить, намного ли я продвинулась вперед в том вопросе, что мы тогда здесь с тобой обсуждали.
 Эдвард нахмурился.
 — А что мы обсуждали?
 Линдсей вздохнула.
 — Ох уж мне эти мужчины. Что бы они вообще делали без женщин? Кто бы напоминал им о таких важных вещах?
 Незаметным движением скользнув ближе к мужу, она принялась расстегивать его рубашку.
 — И чем это вы, по-вашему, занимаетесь, мадам? — Откинувшись на спинку дивана, Эдвард наблюдал за ней из-под полуопущенных век.
 — Как это чем? — Линдсей нежно провела пальчиками по его груди. — Ну, разумеется, практикуюсь в искусстве грешить.