Аннотация: Повеса, обольститель, авантюрист… Свет обожал и ненавидел лорда Люсьена Найта — блестящего и гордого лондонского аристократа. Однако никому в голову не приходило, сколь тонкую игру ведет человек, которого все считали всего лишь охотником за удовольствиями…
 Никому — кроме юной и невинной Элис Монтегю, которую Люсьен должен полностью подчинить своей воле. Гордая красавица не поддается чарам коварного соблазнителя, а он, сам того не желая, привязывается к ней всем сердцем!


---------------------------------------------


 Гэлен Фоули
 Мой пылкий лорд


  Нечто злое приходит по этой дороге. 

    Шекспир



 Глава 1


  Лондон, 1814 год 
 С высоты балкона он смотрел на переполненный бальный зал. При мерцающем свете свечи, колеблемом ветром, казалось, что человек то выступает из небытия, то вновь возвращается обратно. Неровный свет отражался на его волосах цвета воронова крыла и выхватывал из темноты глаза цвета ртути, взгляд которых наводил на мысль о бессмертии Макиавелли.
 Терпение. Все в порядке. Самое важное — это подготовка, а он занимался ею особенно тщательно. С циничной усмешкой лорд Люсьен Найт поднес к губам свой хрустальный бокал с бургундским, подержал его, вдыхая насыщенный аромат вина, а потом выпил. Он еще не знал лиц и имен своих врагов, но чувствовал, что они приближаются, словно стая шакалов. Его это не пугало — он готов. Он поставил ловушку и снабдил ее хорошей приманкой, пустив в ход распутство и соблазнительный флер опасной политической интриги, перед которым не устоит ни один шпион.
 И теперь ему оставалось только наблюдать и ждать.
 Весной этого года подошли к концу двадцать лет войны. Наполеон потерпел поражение, отрекся от престола и отправился в ссылку на остров Эльба, расположенный в Средиземном море. Наступила осень, и главы европейских правительств собрались в Вене, чтобы подписать мирное соглашение; но любой здравомыслящий человек понимал, что, пока Бонапарта не перевезут в более безопасное место где-нибудь в Атлантике, войну нельзя считать законченной. Эльба — это всего лишь скала, оторванная от итальянского берега, но ведь есть и такие, кому мир не по душе, — те, кто в возвращении на французский престол короля Людовика XVIII Бурбона не видит для себя никакой выгоды, кто хотел бы вернуть Наполеона. Будучи одним из самых опытных тайных агентов английского правительства, Люсьен получил приказание от министра иностранных дел виконта Кэслри не терять бдительности, пока мир не будет ратифицирован.
 Он сделал еще глоток, и его серебристые глаза грозно сверкнули. Пусть приходят. Он заманит их в ловушку и сокрушит, как сделал это со множеством других. Право же, он сумеет поставить их на колени.
 Внезапно снизу, из бального зала, донеслись приветственные возгласы, и толпа взволнованно загудела. Ну-ну, герой-победитель! Люсьен наклонился вперед и прислонился плечом к перилам балкона, наблюдая, как его брат-близнец, полковник лорд Деймиен Найт, входит в парадные комнаты. Он выглядел очень представительно в своей алой военной форме, держался сурово, с достоинством архангела Михаила, только что победившего дракона. Блеск его парадной шпаги и золотых эполет, казалось, создавал вокруг Деймиена сверкающий ореол. Всем известные суровость и не улыбчивость полковника не обескуражили рои очарованных им женщин, пылких адъютантов, младших офицеров и разного рода подхалимов, всегда готовых выказать свое преклонение перед героем. Все они мгновенно окружили его. Деймиен всегда был любимцем обитателей олимпа.
 Люсьен покачал головой. При виде триумфа Деймиена он почувствовал мрачное удовлетворение, однако его улыбка и надменный взгляд скрывали боль, с недавнего времени поселившуюся в его душе. Деймиен, как старший из близнецов, вскоре станет графом в результате некоего выверта в их родословной. Однако Люсьен испытывал не досаду на превратности судьбы, а скорее недоумение от того, что его бросил самый верный союзник. Деймиен был единственным человеком, который действительно понимал его. Большую часть своей жизни близнецы Найт были неразлучны. Во времена их разгульной молодости, а сейчас им было по тридцати одному году, друзья прозвали их Люцифером и Демоном, и встревоженные матери девиц, начинавших выезжать, предостерегали дочерей от «этой пары дьяволов». Но те беспечные денечки давно остались позади.
 Деймиен так и не принял решения Люсьена оставить армию ради тайной службы в дипломатическом корпусе. Как правило, офицеры считали шпионаж делом недостойным. Для Деймиена и ему подобных шпион ничем не отличался от змеи. Деймиен был прирожденным воином — всякий, кто хоть однажды видел его в бою, с лицом, испещренным черным порохом и кровью, переставал сомневаться в его предназначении. Но без постоянного потока информации, которую посылал ему Люсьен, при чем посылал против предписаний, рискуя своей жизнью, потому что информация эта касалась вражеских позиций, сил, численности войск и наиболее вероятных планов атак, — без этой информации не было бы всех этих многочисленных побед. Конечно, гордость великого командира сильно уязвляло, что он не добился бы такой славы без помощи брата-шпиона.
 «Ну и пусть, — цинично подумал Люсьен. — Все равно именно я знаю лучше кого бы то ни было, как заставить этого титана вернуться с небес на землю».
 — Люсьен! — внезапно окликнул его кто-то тихим шепотом.
 Он повернулся и увидел в дверном проеме соблазнительный силуэт Кейро.
 — О, дорогая леди Гленвуд, — промурлыкал он, с мрачной улыбкой протягивая ей руку. Вот уж разозлится Деймиен.
 — Я везде вас искала! — Женщина бросилась к нему, шелестя черным атласом, и кукольные локоны, свисавшие по обеим сторонам ее лица, взметнулись вокруг нарумяненных щек. Она робко улыбнулась, открыв очаровательный маленький зазор между двумя передними зубами, взяла его за руку и позволила ему привлечь ее к себе. — Здесь Деймиен…
 — Кто? — пробормотал Люсьен, скользя губами по ее губам.
 Кейро тихонько застонала под его поцелуем и припала к нему, черный атлас ее платья чувственно скользнул по белой парче его вечернего жилета. Накануне ночью вот так скользила по его коже ее кожа.
 Двадцатилетняя баронесса носила траур по своему покойному мужу, однако Люсьен сомневался, что она пролила хоть одну слезинку. Муж для такой женщины, как Кейро, — досадная помеха в погоне за удовольствиями. У ее черного платья был узкий лиф, в котором едва помещались пышные груди. Платье цвета полуночи делало ее кожу похожей на алебастр, а малиновые губы гармонировали с розами, украшавшими темно-каштановые волосы, уложенные в затейливую прическу. Спустя мгновение Кейро попыталась прервать поцелуй, упершись ему в грудь руками, затянутыми в перчатки.
 Когда баронесса отодвинулась, он увидел, что она торжествует — щеки пылают, а глаза, похожие на темный изюм, сверкают в предвкушении окончательной победы. Люсьен скрыл свою оскорбительную улыбку, а Кейро коварно опустила ресницы и погладила лацканы его черного вечернего фрака. Конечно, она считает, что совершила невозможное, то, что никогда не удавалось совершить ни одной из ее соперниц, — заманила в ловушку близнецов Найт, покорила их и теперь может играть ими обоими, теша свое тщеславие. Увы, эту леди ждет большой сюрприз!
 Люсьен знал, что он человек дурной, но все же не устоял перед искушением и решил немного поиграть с ней. Не отрывая пристального взгляда от ее лица, он облизнул губы, потом со значением посмотрел на соседнюю стену, окутанную тенью.
 — Никто нас здесь не увидит, дорогая. Вы не откажетесь?
 У баронессы вырвался самодовольный смешок.
 — Вы порочный дьявол, я дам вам больше — но потом. А теперь я хочу, чтобы мы пошли повидаться с Деймиеном.
 Люсьен поднял бровь, продолжая игру с совершенным мастерством.
 — Вместе?
 — Да. Я не хочу, чтобы он решил, что у нас есть что скрывать, — она бросила на него хитрый взгляд из-под ресниц и пригладила его белый шейный платок, — мы должны вести себя естественно.
 — Я попытаюсь, ma cherie [1] , — сказал Люсьен.
 — Прекрасно! Так пойдемте же. — Она просунула руку в перчатке ему под локоть и потащила его к маленькой витой лестнице, которая вела вниз, в бальный зал. Люсьен шел с добродушным видом, и это должно было бы подсказать баронессе, что он что-то задумал. — Поклянитесь, что вы ему ничего не говорили!
 — Mon ange [2] , я никогда не пророню ни слова. — Люсьен счел излишним уточнять, что взаимопонимание между полными близнецами таково, что им почти не требуется слов для обмена информацией. Взгляд, улыбка, манера поведения могут сказать очень многое. Противно было думать, что эта маленькая распутная интриганка, хотя и очень красивая, чуть не женила Деймиена на себе. К счастью для последнего, этот змей — его брат-шпион — снова пришел на помощь. Кейро не выдержала испытания.
 Люсьен склонился к ее уху.
 — Полагаю, вы не раздумали отправиться со мной в Ревелл-Корт в конце недели?
 Она бросила на него беспокойный взгляд.
 — По правде говоря, дорогой, я… я не уверена.
 — Как? — Люсьен остановился и с сердитым видом повернулся к ней. — Отчего же нет? Я хочу, чтобы вы были там.
 Она слегка раскрыла рот и посмотрела на него с таким видом, словно могла в ответ на его просьбу достичь высшей точки страсти не сходя с места.
 — Люсьен…
 — Кейро, — возразил он. Его настойчивость вдохновлялась не преданностью любовника, но тем простым соображением, что полезно иметь под рукой красивую женщину, когда пытаешься обнаружить вражеских шпионов.
 — Вы не понимаете! — сказала она, надув губки. — Мне хочется поехать. Но я сегодня получила письмо от Гуди Два Башмака. Она пишет…
 — От кого? — с удивлением переспросил Люсьен. Если память ему не изменяла, то Гуди Два Башмака — это действующее лицо в классическом детском рассказе Оливера Голдсмита.
 — От Элис, моей невестки, — пояснила баронесса, раздраженно отмахиваясь. — Возможно, мне придется поехать домой в Гленвуд-Парк. Она пишет, что мой ребенок, кажется, заболевает. Если я не приеду домой и не помогу ухаживать за Гарри, Элис снимет с меня голову. Хотя я совершенно не умею обращаться с малышами, — она фыркнула, — увидев меня, он поднимает крик, вот и все.
 — Но ведь с ним нянька, не так ли? — недовольно поинтересовался Люсьен. Он знал, что у Кейро есть трехлетний сынишка от покойного мужа, хотя, как правило, она забывала об этом факте. Ребенок был одной из причин, почему Деймиен так хотел жениться на этой женщине. Кроме каких-то причудливых отцовских чувств к ребенку, которого он никогда не видел, Деймиен хотел получить жену, уже доказавшую свою способность родить сыновей. В конце концов, графу нужны наследники. К несчастью, Кейро оказалась женщиной нестоящей, поскольку она весьма быстро и от всего сердца поддалась на соблазны Люсьена. Получив такой удар по своей гордости, Деймиен, конечно, взовьется, но Люсьен никак не мог допустить, чтобы его брат женился на той, которая не любит его до самозабвения. Женщина, достойная Деймиена, не попалась бы в шелковые сети Люсьена.
 — Разумеется, нянька у него есть, но Элис пишет, что ему нужна… в общем, ему нужна я, — с неудовольствием заявила Кейро.
 — Но мне вы тоже нужны, дорогуша. — И он просяще улыбнулся, подумав при этом, испытывала ли подобные угрызения совести его собственная покойная матушка. Что это было за создание — скандальная герцогиня Хоксклифф! Осталось не так уж много мужчин, обойденных ее вниманием.
 — Да и отцом близнецов был вовсе не муж, а ее преданный многолетний любовник, могущественный и таинственный маркиз Карнартен. Маркиз недавно умер, оставив Люсьену львиную долю своего состояния и свою печально известную виллу Ревелл-Корт, расположенную в нескольких милях к юго-западу от Бата.
 Глядя на Кейро, Люсьен понял, почему ему так не хотелось, чтобы Деймиен женился на этой женщине. Она мало, чем отличалась от их матери. Резко отвернувшись, он зашагал по коридору, оставив Кейро там, где она стояла.
 — Это не имеет значения, любезнейшая. Поезжайте домой к вашему отпрыску, — пробормотал он, — а я найду себе другую усладу.
 — Но, Люсьен, я хочу поехать с вами! — возразила баронесса, поспешая за ним.
 Он шел по коридору, глядя прямо перед собой.
 — Вы нужны вашему мальчику, и вы это знаете.
 — Нет, не нужна, — голос ее звучал так слабо, что Люсьен вопросительно посмотрел на нее, — он меня даже не знает. Он любит только Элис.
 — Вы так думаете?
 — Это правда. Я никуда не годная мать.
 Люсьен покачал головой и досадливо вздохнул. Какое ему дело, если ей так нравится лгать самой себе?
 — Так пойдемте же. Деймиен ждет. — И Люсьен решительно увлек баронессу навстречу ее судьбе.
 Освещенный ярким светом шарообразных люстр, бальный зал походил на вполне цивилизованное место для тех, кто видел только внешнюю сторону вещей; но для Люсьена мраморный пол из черных и белых квадратов был огромной шахматной доской. Прикрываясь маской распущенной, любящей потакать своим желаниям личности, Люсьен внимательно разглядывал толпу гостей. Все его чувства обострились, он пытался отыскать какую-либо незначительную деталь, которая помогла бы ему сориентироваться. Ничто никогда не лежит на поверхности, вот почему он выпестовал в себе манию преследования и никому не доверял. По опыту он знал, что именно люди с самой заурядной внешностью и совершают подчас тяжелейшие преступления. Странные личности, как правило, безвредны; на самом деле Люсьен испытывал симпатию к тем, кто не желал соответствовать общепринятым меркам. Это предпочтение определилось после многочисленных знакомств с людьми дурной репутации, со странными существами, с изгоями, с разного рода сластолюбцами, с мятежниками, с растрепанными научными гениями из Королевского общества; и теперь причудливые эксцентрики всех сортов кивали ему, тайком выказывая свое уважение.
 «Ах, моим приспешникам не терпится вернуться на праздник в Ревелл-Корт», — подумал он, чрезвычайно довольный. Люсьен подмигнул раскрашенной леди, которая приветствовала его из-за своего раскрытого веера.
 — Ваше дьявольство, — шепнула она, бросив на него призывный взгляд.
 Он склонил голову:
 — Bon soir, madame [3] . — Потом краешком глаза заметил, что Кейро, держа бокал с вином, смотрит на него с обожанием, слегка раскрыв губы. — Что такое, дорогая?
 Она бросила взгляд на разодетых в бархат негодяев, кланяющихся ему, потом с лукавым видом посмотрела ему в глаза.
 — Я представила, как стала бы обходиться с вами мисс Гуди Два Башмака: Мне это показалось забавным. Интересно было бы посмотреть, как вы ее совращаете.
 — Приведите ее как-нибудь, а я уж постараюсь.
 Баронесса усмехнулась:
 — Она, пожалуй, упадет в обморок от одного вашего взгляда, эта маленькая ханжа.
 — Молодая?
 — Не очень, ей двадцать один год. — Кейро помолчала. — На самом деле я сильно сомневаюсь, что даже вам удастся проникнуть в ее башню из слоновой кости, если вы понимаете, о чем я говорю.
 Люсьен нахмурился.
 — Объясните, пожалуйста.
 Кейро пожала плечами, и насмешливая улыбка изогнула ее губы.
 — Не знаю, Люсьен, это будет нелегко. Элис настолько же хорошая, насколько вы — плохой.
 Он поднял бровь и так застыл на мгновение, потом снова заговорил, потому что в нем проснулось любопытство.
 — Она действительно образец всех добродетелей?
 — Ах, меня просто тошнит от нее, — тихонько ответила Кейро, кивая налево и направо, пока они пробирались сквозь толпу. — Она не любит сплетни. Она никогда не лжет. Она не смеется, если я делаю остроумное замечание по поводу смешного платья какой-либо женщины. Она не подвержена тщеславию. Она даже никогда не пропускает службу в церкви!
 — Боже мой! Примите мои соболезнования по поводу того, что вам приходится жить рядом с таким чудовищем. Как, вы сказали, ее зовут? — кротко поинтересовался Люсьен.
 — Элис.
 — Монтегю?
 — Да, это младшая сестра моего бедного Гленвуда.
 — Элис Монтегю, — задумчиво повторил Люсьен. «Дочь барона, — подумал он. — Добродетельна. Не замужем. Хорошо относится к племяннику. Кажется, превосходная кандидатка в невесты Деймиену». — Она красива?
 — Терпима, — равнодушно ответила Кейро, избегая его взгляда.
 — Хм… — Он испытующе посмотрел на баронессу, и глаза его лукаво сощурились при виде ревности, отразившейся на ее красивом лице. — До какой степени терпима?
 Она бросила на него уничтожающий взгляд и промолчала.
 — Ну же, отвечайте!
 — Оставьте ее!
 — Мне просто любопытно. Какого цвета у нее глаза?
 Баронесса демонстративно кивнула какой-то даме в тюрбане с перьями.
 — Ах, Кейро, — игриво прошептал Люсьен, — неужели вы ревнуете к свежести двадцати одного года?
 — Не говорите вздор!
 — Тогда в чем же дело? — не унимался он, подзадоривая ее. — Скажите, какого цвета глаза у Элис?
 — Синие, — выпалила она, — но они тусклые!
 — А волосы?
 — Белокурые. Рыжие. Не знаю. К чему все это?
 — Ну, будьте же любезны!
 — Вы настоящий бич Божий! Если уж вам так нужно знать, то волосы Элис — это предмет ее гордости. Они достают до талии, и вы, вероятно, назвали бы их белокурыми, — брюзгливо сказала баронесса. — Но в них всегда полно крошек от всяких там булочек, которые ребенок ест на завтрак. Ужасно противно! Я сто раз говорила ей, что длинные, ниспадающие, как у Рапунцель, волосы — помните, она спускала их с башни вместо веревочной лестницы? — совершенно немодны сейчас. Но она пропускает мои слова мимо ушей. Ей так нравится. Теперь вы удовлетворены?
 — Звучит восхитительно, — прошептал Люсьен ей на ухо. — Можно, я возьму ее в Ревелл-Корт вместо вас?
 Кейро отпрянула и ударила его своим черным кружевным веером.
 Люсьен все еще смеялся над ее гневом, когда они натолкнулись на группу военных в красных мундирах.
 — Ах, взгляните, леди Гленвуд, — с легкой иронией проговорил он, — вот и мой дорогой брат. Привет, Демон! Я привел кое-кого посмотреть на тебя. — Сунув руки в карманы своих черных панталон, Люсьен медленно покачивался с носка на пятку, и циничная улыбка играла на его губах. Он ждал начала представления.
 Офицеры, приятели Деймиена, пренебрежительно посмотрели на Люсьена, простились со своим полковником и демонстративно отошли. «Дабы не запятнать свою честь заразой», — ехидно подумал Люсьен. Лицо Деймиена посуровело в сражениях, однако он не утратил любезности светского льва, поэтому, оторвавшись от широкой колонны, которую он до этого подпирал, полковник чопорно поклонился Кейро.
 — Леди Гленвуд, весьма рад снова встретиться с вами, — пророкотал он.
 «Деймиен держится так серьезно, словно не со своей избранницей здоровается, а объясняет план сражения своим капитанам», — подумал Люсьен. Действительно, после того как Деймиен, приняв участие почти во всех главных военных кампаниях, вернулся домой, оказалось, что взгляд его стал безразличным, ледяным, и это очень тревожило Люсьена, но здесь он ничем не мог помочь, поскольку брат почти с ним не разговаривал.
 — Надеюсь, миледи, вы нашли сегодня вечером развлечения себе по душе, — заметил Деймиен.
 Кейро улыбнулась ему улыбкой, в которой были странно смешаны терпение и вожделение, а Люсьен подавил желание закатить глаза при виде натянутой официальности брата. Деймиен может отрубить голову врагу одним ударом палаша, но подведите его к красивой женщине, и матерый полковник становится таким же робким и неуверенным, как школьник-переросток. Великосветские дамы — это нечто вроде облитых сахаром сладостей, и он, кажется, опасается, что они сломаются, если он к ним прикоснется. Военному герою легче со смелыми девицами, которые промышляют по ночам в Сент-Джеймсском парке. Люсьен забавлялся, наблюдая, как Деймиен мучительно ищет тему для разговора.
 — Как Гарри? — внезапно поинтересовался он.
 Люсьен на мгновение закрыл глаза и раздраженно ущипнул себя за кончик носа. До чего же его брат несообразителен в обращении с противоположным полом! Просто невозможно явственнее показать, что ему нужна высокородная племенная кобыла! Ни тебе красивых комплиментов, ни приглашения на танец. Удивительно, что женщины вообще соглашаются иметь дело с таким грубияном.
 Даже Кейро смутилась — для нее признать, что она произвела на свет ребенка, означало, что первое цветение молодости миновало. И она не упомянула о болезни мальчика, а поспешно перевела говор в другое русло. Глядя на них, Люсьен убедился, что брату нелегко удается изображать внимание к пустой болтовне Кейро.
 — Как чудовищно скучен этот малый сезон, вам не кажется? Сливки общества разъехались по поместьям ради осенней охоты либо в Париж и Вену…
 Мгновенно заскучав, Люсьен обвил рукой талию Кейро и притянул ее к себе.
 — Что ты думаешь об этой красивой девочке, а, Деймиен?
 Взвизгнув, она упала ему на грудь:
 — Люсьен!
 — Разве она не искушает тебя? Меня вот она искушает просто до предела, — многозначительно прошептал он, проведя рукой по изгибу ее бедра медленным ласкающим движением.
 Деймиен ошеломленно уставился на него. «Что ты делаешь, черт побери?» — этот вопрос был написан на его сердитом лице, но возможно, он ощутил во вкрадчивой улыбке своего близнеца что-то дьявольское, поскольку не стал делать поспешных выводов и настороженно посмотрел на Люсьена. Лучше, чем кто-либо другой, он знал, что брат ничего не делает просто так.
 — Разве она не восхитительна сегодня? Тебе следовало бы сказать ей об этом.
 Деймиен бросил взгляд на Кейро, потом на брата.
 — Воистину.
 Это единственное зловещее слово вырвалось из его груди как отдаленный раскат грома. Он внимательно посмотрел на молодую женщину, пытаясь понять, что скрывается за ее нервной улыбкой, поскольку он не имел прирожденного дара, как Люсьен, мгновенно схватывать суть вещей.
 — Отодвиньтесь от меня, Люсьен, на нас смотрят, — смущенно прошептала Кейро, упираясь плечом в его грудь в попытке высвободиться.
 — Что такое, mon ange? Вы хотите, чтобы я прикасался к вам только тайком? — ласково спросил он, продолжая крепко держать ее.
 Она похолодела и смотрела на него с потрясенным видом, ее карие глаза казались еще темнее на побледневшем лице.
 — Пора исповедаться, дорогая! Вы пытались манипулировать мной и моим братом, но то дело не пройдет. Скажите Деймиену, где вы были вчера вечером.
 — Я не знаю, о чем вы говорите, — прошептала Кейро.
 Бросив на баронессу взгляд, который способен был испепелить ее, Деймиен потихоньку выругался и отвернулся. Люсьен тихо засмеялся и позволил Кейро высвободиться из его рук.
 — Деймиен, не слушайте его — вы же знаете, что он лжец!
 — И вы станете хлопать передо мной ресницами после того, как спали с моим братом? — неистово прошептал полковник, отталкивая от себя ее цепляющиеся руки.
 — Но я… это не моя вина, это он виноват!
 — Вы наглы, сударыня. Больше того, вы глупы.
 В отчаянии она резко повернулась к Люсьену.
 — Вы слышали, как он отозвался обо мне? Вы не должны разрешать ему употреблять подобные выражения!
 Но единственным ответом Люсьена был тихий и довольно зловещий смех.
 — Что здесь происходит? — спросила она дрожащим голосом.
 — Кейро, сердце мое, этот человек отнюдь не дурак. Вчера вечером я забыл сказать вам одну вещь — Деймиен намеревался сделать вам предложение.
 У Кейро отвисла челюсть. На мгновение вид у нее стал такой, словно корсет, тесно сжимающий великолепные шары ее грудей, мешает ей дышать; потом ее потрясенный взгляд устремился на Деймиена.
 — Это правда?
 — Я полагаю, нет нужды обсуждать это! — прорычал тот.
 — Вот как?! — воскликнула она.
 — Я просто считал, что будет полезно дать отца вашему ребенку, поскольку родного он потерял. — Ледяной взгляд Деймиена скользнул по ее телу, задержавшись на бедрах. — Жаль, что вы не можете обуздать свою похоть. — Его сердитый взгляд устремился на Люсьена. — На одно слово, сэр.
 — Как вам угодно, брат!
 — Люсьен! Вы не можете меня так оставить! — И, совершенно забыв о приличиях, баронесса схватила его за руку.
 — Кейро, киска моя… — Он поднял ее руку и поцеловал, а потом отпустил и пошел прочь. — Брат прав, боюсь, вы не выдержали испытания.
 — Испытания? — В ее глазах мелькнуло непонимание, а потом ярость. — Ах вы, дьявол!
 Ублюдок! Оба вы ублюдки! Вот вы кто!
 — Ну, милочка моя, это давно не тайна, — сказал, улыбаясь, Люсьен. — Наша матушка была еще большей шлюхой, чем вы.
 С яростным воплем Кейро швырнула в него своим пустым бокалом, но Люсьен поймал его на лету — реакция у него была как у кошки — и осторожно поставил на поднос проходившего мимо лакея, а потом рукой в белой перчатке послал баронессе воздушный поцелуй. Насмешливо и спокойно поклонившись ей, он повернулся и вышел из зала вслед за братом.
 Братья Найт дружно пересекли соседний зал и спустились по великолепной лестнице на первый этаж. Люди глазели на них, но близнецы привыкли к такой реакции. Шагая в ногу, они миновали несколько роскошно убранных гостиных с буфетами и, наконец, добрались до бильярдной, расположенной в углу анфилады. Они вошли в это полутемное мужское святилище с дубовыми панелями на стенах, и Деймиен очистил комнату от посторонних одним своим сердитым взглядом. Люсьен с издевательским видом придержал дверь для двух джентльменов, которые погасили свои сигары и поспешили выйти, оставив в комнате ядовитое облако дыма, расплывавшееся над тремя бильярдными столами.
 Кивнув последнему из уходивших, Люсьен выглянул за дверь и увидел, что Кейро, поспешившая за братьями, уже находится в коридоре. Казалось, она не смеет подойти ближе. Ее руки в перчатках были сжаты в кулаки, темные глаза метали искры. Она закусила алую губу, чтобы не выкрикивать оскорбительные слова в его адрес. Он тихонько засмеялся и захлопнул дверь у нее перед носом. Расправившись с леди Гленвуд — и это было самым интересным, — он не сомневался, что всегда сможет вернуть ее, все загладив несколькими ласковыми словами, и привезти ее к себе на виллу в конце недели на вечеринку, как они и планировали до ссоры — вне зависимости от того, болен у нее ребенок или нет. Ведь Кейро твердо вознамерилась узнать, в конце концов, действительно ли сборища в Ревелл-Корте так безнравственны, как она слышала.
 Повернувшись, он увидел, что Деймиен внимательно смотрит на него, угрожающе сложив на груди руки. Грозный полковник с задумчивым видом гладил подбородок. Насторожившись, Люсьен подошел к ближайшему бильярдному столу и принялся катать по его зеленой бархатной поверхности восемь блестящих черных шаров. Он вертел их, как волчки, и смотрел, как они крутятся под его рукой в белой перчатке, и походил при этом на некое божество, которое из прихоти забавляется с земным шаром: куда бы это мне наслать голод, куда чуму?
 — Разве мы не заключили договор о том, о никогда не позволим женщине стать между нами? — спросил Деймиен.
 — Ну, как же, заключили, в наш восемнадцатый день рождения. Я прекрасно помню об этом.
 — Вот как?
 Деймиен ждал объяснений. «Пусть подождет», — подумал Люсьен.
 — Ну?
 — Что? — Он с невинным видом посмотрел на брата. — Да брось ты, не будь таким серьезным!
 — Вы совершенно правы — я крайне серьезен!
 Когда Деймиен повышал голос, целые полки трепетали от страха, но Люсьен всего лишь устремил на брата страдальческий раздраженный взгляд.
 — Я не могу извиняться, если не чувствую за собой вины.
 Глаза у Деймиена сузились и превратились в серо-стальные щелки.
 — Иногда мне кажется, что вы злой человек. Люсьен тихо рассмеялся.
 — Какую игру вы ведете теперь? — Деймиен сделал шаг к брату. — Вы к чему-то клоните, и я не понимаю, к чему именно. Дайте мне четкий ответ, иначе я за себя не ручаюсь. Черт побери, Люсьен, не будь вы моим братом, я бы убил вас за такие вещи!
 — Из-за Кейро Монтегю? — спросил Люсьен с сомнением.
 — Вы сознательно унизили меня.
 — Напротив, я спас вас от унижения. Вы должны поблагодарить меня, — возразил Люсьен. — Теперь вы, по крайней мере, знаете, чего стоит ваш ангел. Господи, да ведь я старался для вашего же блага!
 Деймиен презрительно фыркнул:
 — Признайтесь, что вы соблазнили Кейро для того, чтобы отомстить мне, дабы сравнять счет.
 Люсьен помолчал и бросил на брата угрожающий взгляд.
 — Сравнять счет?
 — Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. О титуле.
 — Плевать я хотел на ваш титул. — В глазах Люсьена сверкнуло разгорающееся пламя, но Деймиен не обратил внимания на его слова и продолжал свои обвинения:
 — У вас нет никаких оснований обижаться на меня. Ваше состояние теперь в порядке, поскольку Карнартен сделал вас своим не ограниченным в правах наследником. Честно говоря, я никогда не собирался жить на половинном жалованье до конца своих дней. Я принимаю графский титул, и вам придется с этим смириться. Между прочим… — Когда Деймиен остановился совсем рядом с братом и устремил на него холодный взгляд, казалось, что он смотрит в злое зеркало — те же черные волосы, те же пристальные серые глаза. Оба они были слишком горды, чтобы признать, что приобретенный за время войны опыт оказал на каждого из них сильнейшее, хотя и различное, влияние.
 — Да? — спросил Люсьен с прозаическим видом.
 — Надеюсь, что вы не собираетесь соблазнять каждую женщину, которая мной заинтересуется, потому что дважды я не спущу такого оскорбления. Даже вам!
 Люсьен долго смотрел на него с недоверчивым видом.
 — Вы что же, угрожаете мне?
 Взгляд Деймиена не оставлял сомнений в том, что он говорит совершенно серьезно. Ошеломленный Люсьен отвернулся. Он растерянно провел рукой по волосам, потом засмеялся — тихо и горько.
 — Ах ты, самодовольный негодяй! Лучше бы я позволил тебе жениться на этой шлюхе, и пусть она наставила бы тебе рога со всем Лондоном! Наш разговор окончен?
 Деймиен пожал плечами.
 — Вот и прекрасно! — Быстрым, как молния, движением Люсьен подкатил шар к остальным, лежащим на столе. Он ударил в них с громким треском, и они, смешавшись, раскатились в разные стороны. Люсьен повернулся и направился к двери.
 «Как удобно, что моя жизнь повернулась именно так», — подумал он, шагая по бильярдной. Последние два с половиной года он работал один, постоянно меняя обличья, как перевертыш. Люсьен натягивал на себя новую личину всякий раз, когда приступал к очередному заданию, появляясь в жизни множества людей и исчезая из нее, как призрак, никогда не заводя прочных связей. Теперь даже брат-близнец не желает его знать. Он, лорд Найт, игнорирует правила джентльменского поведения. Его охватили отчаяние и отвращение к себе. Если он больше ничего не значит для Деймиена, тогда для кого же? Ни для кого, понял Люсьен, ощутив противную пустоту в душе. Он совершенно одинок.
 — Задержись на минуту, — окликнул его Деймиен.
 Люсьен обернулся с угрожающей и элегантной надменностью.
 — Да?
 Деймиен вздернул подбородок.
 — О вас ходят странные слухи, весьма эксцентричные.
 — Расскажите.
 — Говорят, будто бы вы воскресили старое тайное общество нашего отца. Шепчутся… о непристойных делах, творящихся в Ревелл-Корте, о каких-то странных ритуалах.
 — Ну что вы, — вежливо возразил Люсьен. Деймиен всматривался в него.
 — Судя по всему, многие думают, что вы просто устраиваете буйные вечеринки, но кое-кто считает, что вы вовлечены в какой-то… языческий культ вроде того, который существовал в старом клубе «Преисподний огонь».
 — Ужасно интересно, — промурлыкал Люсьен.
 — Это правда?
 Люсьен молча улыбнулся брату мрачной усталой улыбкой, повернулся и покинул бильярдную.
 Утреннее солнце позолотило окрестности Гэмпшира мягким сиянием осени и проникло в высокие окна уютной гостиной Гленвуд-Парка. Элис Монтегю, нахмурившись, вытащила из своих волос крошки от булочки, которой позавтракал Гарри, и, тихонько напевая, принялась укачивать его. Обходя комнату, она беспокойно вглядывалась в полукруглое окно, поскольку с минуты на минуту ожидала появления кареты Кейро. Во всяком случае, Элис надеялась на ее появление.
 Всю неделю Гарри капризничал, что было совсем ему несвойственно. Вчера он уснул на полу гостиной, засунув в рот палец и закутавшись в одеяло, в то время как Элис старательно вышивала новый костюм для лихого мистера Уэмбли, деревянной куклы на шарнирах. А утром выяснилось, что предсказания старой няни Гарри сбылись. Крошечный барон Гленвуд разбудил всю прислугу негодующими воплями — сердитого, несчастного мальчугана лихорадило, он весь покрылся сыпью. У него началась ветрянка.
 За завтраком Гарри чесался, капризничал и плакал, и вот, наконец, расстроенный, задремал на руках у Элис.
 — Мама, — слабым голосом прошептал малыш. Он звал Кейро все утро.
 — Она скоро приедет, милый, — пообещала Элис, продолжая укачивать его. — Она уже едет.
 — Сыпь.
 — Да, я знаю, что у тебя сыпь, ягненочек мой. Она бывает у всех. И у меня была, когда я такой же маленькой, как ты. — К несчастью мальчугану сначала станет хуже и только потом полегчает.
 — Три.
 — Да, тебе три годика. И ты такой умный мальчик! — Элис ласково погладила его, не обращая внимания на боль в пояснице. Он был уже слишком тяжел, чтобы носить его на руках, как младенца; но невыносимо было смотреть, как он мучается, и ничем его не утешить.
 — Смотрите! — вдруг сказал Гарри, подняв свою головенку, покрытую пушком персикового цвета, и указывая через плечо Элис в окно.
 — Что там такое?
 — Мама!
 — Неужели? — с сомнением в голосе переспросила Элис. Подойдя к окну, она раздвинула занавеси.
 Гарри взволнованно указывал в окно своим крошечным пальчиком, потом заглянул ей в глаза, впервые в этот день широко улыбнулся, показав мелкие белые зубки. Для Элис его улыбка была все равно, что луч солнца, пробившийся сквозь облака. Она ласково посмотрела в его небесно-голубые глаза, на мгновение, забыв о приближающейся карете. Когда Гарри улыбался, он становился, так похож на ее брата Филиппа, что у нее на глаза наворачивались слезы.
 — Мама! Мама! — закричал мальчуган, сильно пинаясь ногами и вытягивая шею, чтобы получше разглядеть далекую карету.
 — Разве я не говорила тебе, что она едет? — поддразнила племянника Элис, скрывая облегчение — баронесса отнюдь не относилась к людям, на которых можно положиться. У нее была привычка то появляться в жизни своего ребенка, то исчезать из нее, руководствуясь собственными прихотями, но три дня назад Элис написала ей, предупреждая, что мальчик заболевает.
 — Я пойду! — Гарри вывернулся из ее рук и торопливо засеменил к двери, таща за собой одеяло.
 — Мама! Мама!
 Элис послушала немного, как крики ее племянника затихают в коридоре — мальчика перехватила его няня Пег Тейт, крупная крепкая женщина.
 Он так сильно разволновался, ожидая увидеть эту блестящую незнакомку, его мать, что чуть не разбило Элис сердце. Ему отчаянно хотелось сблизиться с матерью, но всякий раз, когда появлялась Кейро, она уезжала именно тогда, когда маленький Гарри начинал к ней привыкать. Мальчик оставался, выбитый из колеи и недовольный, а тревога Элис касательно ее будущего усиливалась. Она тихонько вздохнула, повернулась и долго смотрела на светлую просторную комнату, где проводила большую часть времени. Взгляд Элис переместился от большой затейливой клетки из окрашенного в белый цвет тростника, которую она смастерила для любимой канарейки, к круглому столу, за которым проводила долгие часы своей безоблачной деревенской жизни в Гленвуд-Парке, занимаясь разным рукоделием, весьма подходящим для молодой леди спокойного нрава. Но все же она не могла не чувствовать, что живет здесь как во сне, а настоящая жизнь проходит мимо.
 Ее снедал голод по чему-то такому, чего Элис не могла определить; порой голод этот становился таким сильным, что она просыпалась по ночам. Элис разрывалась между преданностью племяннику и ведением хозяйства в Гленвуде, с одной стороны, и необходимостью жить своей жизнью — с другой. Но самое главное, Гарри нуждался в ком-то, кто был бы с ним здесь постоянно, а не только когда захочется. Поскольку его мать уклонялась от выполнения своего долга, таким человеком оказалась Элис.
 Девушка сунула руки в карманы своего фартука и стояла неподвижно, солнце согревало ей лицо, блестело на светлых, рыжевато-золотистых волосах. Она попыталась избавиться от внутреннего напряжения, причинявшего ей боль, и принялась разглядывать вазу с сухими ветками цветущей камнеломки, которые она поставила туда накануне вечером. Цветы украшали середину стола. Рядом с ними лежали изящные шелковые кошельки, которые Элис вышивала как рождественские подарки для своих лондонских подруг, и ее изящные, покрытые черным лаком орудия труда, положенные так, чтобы Гарри не мог до них дотянуться. Последняя ее работа, затейливая шкатулка для драгоценностей, была наполовину готова. Все ее увлечения носили художественный характер, но в глубине души девушка сознавала, что в каком-то смысле то были просто способы отвлечься, унять свое беспокойство.
 Услышав, как карета баронессы с грохотом остановилась, Элис, как полагается, подошла к окну, чтобы приветственно помахать рукой, но, вглядевшись, широко раскрыла глаза. Ее ждал приятнейший сюрприз — то было не модное желтое ландо Кейро.
 У подъезда стояла почтовая карета. Элис побледнела и прижала руку к губам, сразу же поняв, что это значит. Письмо. Всего лишь письмо! Она не приедет. Ей просто-напросто все равно, узнав это, Элис сначала растерялась, а потом пришла в ярость.
 Ее темно-голубые глаза сузились, а на бледном лице, отражавшемся в окне, выразилась вся нерастраченная пылкость, которая скрывалась в ее душе за безмятежной внешностью.
 Элис отошла от окна и направилась из гостиной в холл. Подойдя к парадной двери, она расплатилась с почтальоном и посмотрела на сложенное письмо, потом они обменялись тревожными взглядами с Пег, которая тоже вышла в холл, вытирая свои большие натруженные руки о передник.
 Пег Тейт, няня Гарри, нянчила еще Элис и Филиппа, когда те были маленькими. Элис относилась к ней скорее как члену семьи, нежели как к прислуге. Но как ни была добросердечна Пег, даже она становилась скептиком, когда дело касалось леди Гленвуд.
 — Должно быть, хорошие новости, — проворчала она.
 — Это не от Кейро, — с натянутым видом сказала Элис, рассматривая письмо, — это от мистера Хаттерсли. — Хаттерсли был их лондонским дворецким, который заведовал элегантным особняком Монтегю в Лондоне.
 — Ах ты, Господи, надеюсь, ничего не стряслось, — пробормотала Пег, и ее морщинистый лоб от волнения покрылся испариной.
 По спине Элис пробежал холодок предчувствия. Она давно уже опасалась, что беспечная погоня ее невестки за наслаждениями закончится крахом.
 — Где Гарри? — в смятении спросила она.
 — Нелли его умывает, прежде чем он покажется своей маме.
 Элис кивнула и сломала печать.
 — «Дорогая мисс Монтегю, — тихо прочитала она, — получил ваше письмо позавчера. С сожалением сообщаю вам, что леди Г. вчера уехала из Лондона в обществе лорда Люсьена Найта». — Элис остановилась и удивленно посмотрела на Пег. — Люсьена Найта? А я думала, что это лорд Деймиен… Ах, Кейро! — Эна тяжело вздохнула, сразу же поняв, что натворило это безответственное создание. Едва этой женщине удалось заинтересовать порядочного человека — человека, который стал бы превосходным отчимом Гарри, — как она все разрушила, умчавшись куда-то с его братом.
 Элис до сих пор помнила разговор, состоявшейся у нее с невесткой некоторое время назад, она впервые похвасталась, что обратила на себя внимание национального героя. Она упоминала, что у лорда Деймиена есть брат, полный близнец, лорд Люсьен, состоящий при дипломатом корпусе. Демон и Люцифер — так назвала их Кейро. Элис хорошо это помнила, потому что баронесса вздрогнула, и в глазах ее появилось странное зачарованное выражение. «Я никогда бы не стала иметь дело с Люсьеном Найтом, — сказала она тогда. — Он меня пугает». А великолепную леди Гленвуд мало, что могло испугать!
 — Что еще пишет мистер Хаттерсли? — трепеща, спросила Пег.
 — Господи, я просто боюсь читать. — Элис поднесла письмо к глазам и продолжила: — «Они направились в загородный дом этого джентльмена, Ревелл-Корт, который, как я выяснил, находится в двенадцати милях от Бата. Ее милость не ждут раньше следующей недели. Поскольку баронесса приказала мне ничего вам не говорить, я не хочу вызвать какие-либо недоразумения. Жду совета. Ваш покорный слуга Дж. Хаттерсли».
 Пег в недоуменном молчании почесывала щеку.
 Некоторое время Элис молчала, уставившись в пол. Потом задумчиво огляделась и увидела, что старая женщина смотрит на нее и взгляд ее выражает терпеливую стоическую тревогу. Некоторое время она тоже, прищурившись, смотрела на Пег, потом резко сунула ей письмо и пошла к лестнице.
 — Я отправляюсь за ней.
 — Ах Господи, да ни в коем случае! — воскликнула Пег.
 — Придется, этому скандальному поведению нужно положить конец. Немедленно.
 — Но этот человек с вами не знаком, он негодяй, вот чего я боюсь! Если ее милости угодно вести себя так безобразно, это ее дело.
 — И мое тоже! Разве я не обещала Филиппу в его смертный час, что позабочусь о них — о них обоих? Гарри необходима мать, а Кейро необходимо вернуться домой. Неужели вы в самом деле думаете, что она нужна этому человеку?
 Пег с сомнением пожала плечами.
 — И я тоже этого не думаю. Скорее всего на этот раз она оказалась замешанной в какое-то мелкое соперничество между братьями. — Элис помолчала. — И потом, вы же знаете: если в конечном счете разразится скандал, это отразится и на моей репутации тоже.
 — Но Бат так далеко, милая барышня!
 — Отсюда всего лишь один день езды. Я хорошо знаю дорогу. Я довольно часто там бывала. — Элис посмотрела на французское окно в белой изящной раме, похожей на причудливые прутья клетки ее канарейки. Осмелится ли она вылететь отсюда в просторный и опасный мир?
 Элис знала, как на это ответил бы Филипп — решительным отказом. Ее брат сказал бы, что это немыслимо — для прилично воспитанной молодой леди проехать пол-Англии без охраны родственника мужского пола или по крайней мере без опеки старшей дамы, но на данный момент у Элис не было выбора. Кроме того, только решительными действиями можно было предотвратить надвигавшийся скандал, который Кейро спровоцировала своим опрометчивым поступком.
 Элис повернулась спиной к обеспокоенной Пег.
 — Погода прекрасная, и если я уеду прямо сейчас, то к ночи буду на месте и завтра вечером привезу Кейро домой. Все будет хорошо, — твердо сказала она с самоуверенностью, которой отнюдь не ощущала. — Митчелл повезет нас, а Нелли будет меня сопровождать.
 — Ах, милочка моя, — грустно сказала Пег, — мы с вами отлично знаем, что здесь она только будет мешаться. Мы спокойно обойдемся без нее.
 В это мгновение из коридора, ведущего на кухню, появился Гарри. Он налетел на юбки Пег и прижался к ней, потом поднял голову и посмотрел на Элис, стоявшую на лестнице.
 — А где мама?
 Элис ласково улыбнулась ему. Как ей было больно!
 — Она потерялась, ягненочек. — Девушка и Пег обменялись многозначительными взглядами. — Но я знаю, где ее найти, и сразу же привезу домой. Обещаю.
 — Я тоже поеду!
 — Нет.
 — Не чешитесь, — проворчала Пег, отводя его руку от головы. Он зашипел и зафырчал на нее, точно рассерженный котенок.
 Глядя на его рассерженное личико, испещренное красной сыпью, Элис разрывалась надвое. Невыносимо было оставить ребенка в таком состоянии даже ради того, чтобы найти его заблудшую мать, но она понимала, что Кейро ни за что не приедет домой до тех пор, пока Элис не предстанет перед ней лично и не заставит ее поступить как должно. Она знала, что благодаря Пег ей нечего опасаться за благополучие Гарри. За свои шестьдесят с лишним лет Пег Тейт довелось ухаживать за множеством детей, болевших ветрянкой и страдавших более серьезными недугами, и она знала больше обо всем этом, чем весьма самоуверенный здешний врач.
 — Ну, стало быть, — сказала старая женщина, приглаживая взъерошенные волосы Гарри, — чем скорее вы тронетесь в путь, тем скорее вернетесь. Я велю Митчеллу готовить лошадей. — Она наклонилась, подняла мальчугана, обняла его своими мясистыми руками и запела шутливую песенку, чтобы отвлечь его от неприятных переживаний.
 Подхватив юбки, Элис помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Быстро и ловко она упаковала в сумку все, что понадобится ей на ночь, потом сняла передник и утреннее платье и надела красивое дорожное платье из темно-синего тонкого сукна. У платья были длинные узкие рукава, присобранные у плеч, а подол украшала красивая лента.
 Подойдя к зеркалу, Элис аккуратно застегнула лиф с высоким воротником, нахмурилась, заметив, что руки у нее слегка дрожат. Она не привыкла путешествовать одна, а таинственный соблазнитель Кейро пугал ее. Пожалуй, ему не понравится, что она так скоро явится в Ревелл-Корт, чтобы вырвать свою невестку из его объятий. Элис не отличалась особой смелостью, но она знала, что вынесет все ради Гарри.
 Натянув строгие белые перчатки, девушка внимательно посмотрела в зеркало и расправила плечи, готовясь к бою. «Наслаждайтесь вашими выходками, леди Гленвуд, ибо скоро им придет конец. Что же до вас, лорд Люсьен Найт, кто бы вы ни были, готовьтесь к большим неприятностям!»




 Глава 2


 Прошла тысяча часов — по крайней мере так казалось Элис, — а она все сидела в подпрыгивающей карете, напряженно вцепившись холодной вспотевшей рукой в кожаную петлю. Они так и не достигли места, куда направлялись. Полная луна вела их по ухабистой петляющей дороге мимо торфяных болот, словно лукавый факельщик с фонарем — один из тех сомнительных лондонских уличных пострелят, которые за монету сопровождают пешехода домой по городу после наступления темноты, но с таким же успехом могут доставить прямо в воровское логово.
 Девушка то и дело выглядывала из окна, будучи в полной уверенности, что она и двое ее слуг наткнутся в этом уединенном месте на разбойников. Они безнадежно заблудились среди Мендинских холмов, далеко от всяких признаков цивилизации: то карета двигалась вверх по очередному склону сквозь дубовые и буковые леса к дикой, продуваемой ветром вересковой пустоши вроде той, которую они пересекали сейчас; потом опять вниз, в глубокое ущелье или ложбину, потом снова и снова вверх и вниз. Уставшие лошади спотыкались, тянули из последних сил, ночной воздух окутывал их липким сырым холодом; и все гадали, сколько им еще быть в пути. Единственное, в чем Элис не сомневалась, так это в том, что она просто свернет Кейро шею за все свои мучения.
 Они обменялись мрачными взглядами с испуганной Нелли, горничной, и хотя ни одна не проронила ни слова, обе женщины подумали, что им следовало бы заночевать в Бате.
 Элис уже начала сомневаться, не нарочно ли солгал ей метрдотель в элегантной кондитерской «Памп рум», где они остановились выпить чаю, сказав, что Ревелл-Корт расположен всего лишь в пятнадцати милях к юго-западу. Может, то было всего лишь его воображение, но ей показалось, что она заметила неодобрительное презрение в его взгляде, когда она спросила, как туда проехать. Из-за того, что торопились и к тому же были уверены, что преодолеют это расстояние за два часа, они единодушно решили ехать дальше, несмотря на то что октябрьское солнце уже село.
 Теперь же, когда ночь с каждым мгновением становилась все темнее, она поняла, что если им все-таки удастся найти Ревелл-Корт, то придется провести ночь там, приняв гостеприимство Люсьена Найта — если, разумеется, он им его окажет. Кто может сказать наверняка, чего ожидать от человека, который соблазнил избранницу брата? Элис уповала только на то, что он не настолько жесток, чтобы отправить путешественников обратно в глухую ночь, потому что и она, и ее слуги умирали с голоду и безмерно устали после целого дня езды по английским дорогам.
 Вспомнив день, проведенный в пути, Элис покачала головой. После того как они выехали из Бата, путешественники, встреченные на дороге, показались им весьма странными. Почти двадцать экипажей — безвкусные, яркие или элегантные — проехали мимо них с головокружительной скоростью, при этом все пассажиры казались либо безумными, либо пьяными. Взрослые люди, мужчины и женщины, принялись строить им рожи, как испорченные дети, когда кареты их, накренившись, пролетали мимо; пассажиры высовывали языки и выкрикивали насмешливые оскорбления. Элис молча покачала головой, все еще пребывая в недоумении.
 Дорога спускалась в очередную мрачную долину. Выглянув в окно, девушка смотрела на деревья, четкие лохматые силуэты которых раскачивались в небе цвета индиго. Лунный свет озарял жуткие и величественные известняковые утесы, так что они казались белыми, точно кости, а ненадежная дорога парила над лесом, лепясь над кручей по склону отвесной горы. С другой стороны дороги зияла темная пустота. Элис передвинулась на край сиденья и смотрела вниз поверх головокружительной крутизны на лесистую лощину. «Бросишь туда камень — и он будет падать бесконечно», — подумала она. В то время как ее взгляд пронзал глубочайшие тайники черного бездонного леса, она внезапно увидела отблеск далекого огня.
 — Там свет! Нелли, вы видите? Вон там, в долине! — взволнованно указывала девушка. — Вон там!
 — Да, я вижу! — воскликнула горничная, хлопая в ладоши. — Ах, мисс Элис, наконец-то Ревелл-Корт! Должно быть, это он!
 Сразу же воспрянув духом, девушки окликнули Митчелла, кучера, который в унынии трясся на козлах. Увидев огонь, который горел в долине, как сигнальный костер, он тоже испустил радостный крик:
 — Клянусь Юпитером, мы будем там через десять минут!
 Даже лошади побежали резвее, вероятно, почуяв приближение конюшни. Элис показалось, что в тело ее вливается новая жизнь. Она поспешно порылась в своем ридикюле, вынула гребни и попыталась привести в порядок волосы.
 — Ах как хочется залезть в теплую постель! — с жаром сказала она. — Я буду спать до полудня!
 — Фи, постель! Мне уже два часа как нужно сходить в туалет, — возразила горничная шепотом, застегивая накидку на своей пышной груди.
 Элис фыркнула. Они спустились в долину, карета запрыгала по крепким бревнам деревянного моста над маленькой быстрой речушкой. Девушка отпрянула, увидев водопад, срывающийся по уступам дикого камня. Ниспадая потоками в молочно-белой пене, вода сверкала в лунном свете, закручиваясь и разбухая под мостом бесчисленными миниатюрными завитками.
 — А вон и дом! — воскликнула Нелли, указывая на освещенное окно.
 Элис нетерпеливо посмотрела туда. Вдали возвышались огромные высокие чугунные ворота, чьи грозные колонны увенчивались вставшими на дыбы каменными конями. За воротами на дворе озабоченно суетились слуги в бордовых и желто-коричневых ливреях возле дюжины экипажей, выстроившихся у подъезда. «Кажется, у хозяина прием», — смущенно подумала Элис, которой показалось, что она узнает некоторые из экипажей, встреченных сегодня на дороге. Дом был покрыт плющом и выстроен из красного кирпича в стиле Тюдоров; он охватывал двор полукружиями двух больших флигелей с фронтонами, которые симметрично выступали из его торцов, и их стены из окон отражали блеск огромного факела, который стоял посреди мощеного двора в железном светце.
 Это-то огненное колесо и поманило их издали, поняла Элис. И, глядя на пляшущее пламя, которое корчилось и взметалось в черное бархатное небо, она вдруг испытала странное чувство уверенности в том, что неведомый предмет, которого потаенно жаждет ее сердце, находится очень близко. Потом ее замешательство превратилось в страх, потому что около дюжины вооруженных стражников — крупных, угрожающего вида мужчин в черных плащах — материализовались из мрака и направились к ее карете, и каждый держал наготове ружье. Грубыми криками они приказали ее кучеру остановиться.
 Появление вооруженной стражи было для Митчелла такой же неожиданностью, как и для Элис, но поскольку люди лорда Люсьена кричали, что он должен развернуть карету и уезжать, негодование Элис очень быстро пересилило страх. Не сказав ни слова, она выпрыгнула из экипажа и направилась защищать своего кучера. Она была слишком раздражена, возмущена, голодна после напряженного дня, чтобы согласиться на такое обращение со стороны прислуги. Не обращая внимания на просьбы, больше походившие на завуалированные приказания убираться обратно в карету, она, стоя на холоде, вступила в пререкания, продолжавшиеся с четверть часа. Оказалось, что существует список гостей, а ее имени, разумеется, в нем нет. Но то было всего лишь начало. Когда Элис сказали, что она должна назвать пароль, если хочет войти в дом, она подбоченилась и произнесла резко и возмущенно, не скрывая насмешки:
 — Слушайте-ка, я не имею никакого отношения к таким вещам, как пароли и тайные рукопожатия. Видит Бог, приехать сюда за леди Гленвуд меня вынудило срочное дело — у нее серьезно болен ребенок. Позвольте мне выразиться откровенно, леди Гленвуд — любовница лорда Люсьена. Если вы не дадите мне увезти ее — если вы заставите меня уехать, — она придет в негодование. Она набросится на вашего хозяина, а лорд Люсьен, в свою очередь, набросится на вас. Вы этого хотите? Я слышала, что он из тех, кто не терпит, когда ему перечат.
 — Ага, мэм, этого-то мы и боимся. Идите сюда, ребята, — нерешительно сказал главный. Сердито ворча, стражи отошли и принялись совещаться.
 Элис чувствовала на себе тревожные взгляды Нелли и Митчелла, но все ее внимание было устремлено на стражей, она пыталась подслушать, о чем они беседуют. Она сказала себе, что не уедет отсюда без Кейро, и упрямо вздернула подбородок.
 — Горячая дамочка, верно? — прошептал первый стражник.
 — Она не из этих, я ее никогда здесь не видал, — ответил второй.
 — Ясное дело, ты ее не видал. Ты посмотри на нее. Она же совсем невинная, — пробормотал крупный малый со шрамом на лице. — Слушайте, давайте пропустим ее.
 — Если мы ее пропустим без пароля, он нас просто убьет! — резким шепотом проговорил второй.
 — Но она же говорит, что его полюбовница — ей родня! Если мы завернем эту девчонку обратно, он нас точно убьет за такое дело!
 — Вот черт, — проворчал парень со шрамом, — ему не угодишь!
 Очевидно, лорд Люсьен вызывал у прислуги ужас, но именно потому что они боялись впутать его в неприятности с его любовницей, они в конце концов решились пропустить Элис и ее слуг в ворота. Элис не понравилось, что Нелли и Митчелла отделили от нее и поспешно увели в помещение для прислуги, но возражать она не осмелилась, опасаясь, что ее вообще не пропустят. Могучий стражник со шрамами провел ее в господский дом и передал на попечение сурового седовласого дворецкого, мистера Годфри.
 Пока сторож тихим таинственным голосом давал дворецкому какие-то указания касательно Элис, та бросила взгляд на пустые темные комнаты, примыкавшие к украшенному богатой резьбой холлу, и пришла в еще большее недоумение.
 Где же все гости? На первом этаже царила жуткая тишина, и в просторных комнатах не горело ни одной свечи. Здесь происходит нечто весьма странное, подумала девушка. Она ведь видела множество экипажей и целую армию слуг, она лично просмотрела лист с именами приглашенных, стало быть, лорд Люсьен, несомненно, устраивает сегодня вечером прием; но в доме не чувствовалось никаких признаков жизни. Тут она услышала отрывок из разговора между дворецким и стражем, от которого ее любопытство разгорелось еще сильнее.
 — Проследите, чтобы она оставалась в своей комнате. Ей не следует спускаться в Грот.
 — Понимаю, мы доложим его милости о приезде молодой леди завтра утром.
 Элис быстро обернулась и внимательно посмотрела сначала на одного, потом на другого. Мистер Годфри, заметив, что на него смотрят, поклонился.
 — Пожалуйте сюда, мисс Монтегю, — добродушно проговорил он. — Я покажу вашу комнату.
 И, вынув из настенного держателя подсвечник с несколькими свечами, он взял сумку Элис и повел ее наверх по темной дубовой лестнице, на столбах которой стояли прекрасно вырезанные из дерева статуи рыцарей и святых. Большой портрет знатного человека в дублете и брыжах по моде XVI века с надменным видом смотрел с площадки, где лестница делала поворот. У человека были проницательные серо-стальные глаза и едва заметная хитрая улыбка. Казалось, он разглядывал Элис, когда та проходила мимо.
 — Кто это? — спросила она, с трепетом глядя на портрет.
 — Это первый маркиз Карнартен, мэм. Он выстроил этот дом, чтобы жить здесь во время охотничьих сезонов. — Мистер Годфри испустил долгий тревожный вздох, но больше ничего не сказал.
 Озираясь в полумраке, Элис шла за ним по скрипящим ступеням и темному коридору. Они поднялись по другой лестнице, поскромнее, на третий этаж и, пройдя по лабиринту поворотов, вышли наконец в коридор, где мистер Годфри достал тяжелое кольцо с ключами, отпер дверь и открыл ее перед Элис.
 — Ваши апартаменты, мэм. Не желаете ли поужинать?
 — Ну конечно, благодарю вас. Я просто умираю с голоду.
 Пол комнаты покрывал толстый персидский ковер, здесь же стояла кровать под пологом, а над ней располагался прекрасный лепной потолок. В камине уже горел огонь, словно приезда Элис кто-то ждал. Пока мистер Годфри ходил по комнате и зажигал свечи, из темноты проступили очертания огромного гардероба в елизаветинском стиле. Элис посмотрела на него, а потом на дворецкого, не в силах скрыть свое любопытство.
 — Мистер Годфри, а что, леди Гленвуд ушла в Грот? — с невинным видом спросила она.
 Дворецкий, который зажигал два развесистых канделябра, стоящих на камине, обернулся через плечо с видом настороженного удивления.
 — Да, мисс, некоторое время назад.
 — Она там с лордом Люсьеном?
 — Полагаю, что так.
 Она улыбнулась ему очаровательной улыбкой.
 — А мне тоже можно туда пойти?
 — Тысяча извинений, мисс, но, к сожалению, это невозможно.
 Элис опустила глаза, отказ ее не удивил, но она всегда была существом настойчивым.
 — Почему же? — равнодушно поинтересовалась она.
 — Это не понравится хозяину. Список э-э… гостей очень избирателен.
 . — Понятно, в таком случае не пошлете ли вы сообщить леди Гленвуд, чтобы она пришла сюда ко мне?
 — Я попытаюсь, но обычно гости его милости не любят, чтобы их беспокоили, когда они в Гроте.
 — Интересно, почему?
 — Я не знаю, — вежливо ответил дворецкий.
 Элис усмехнулась. Лучшего дворецкого просто не придумаешь — скрытный и преданный своему господину.
 — Благодарю вас, мистер Годфри.
 На его морщинистом лице выразилось облегчение.
 — Очень хорошо, мисс. Сейчас придет кто-нибудь из прислуги, принесет вам ужин и вино. Если вам понадобится что-то еще, потяните за эту ленту. Это звонок. Всего хорошего. — Он поклонился и закрыл за собой дверь.
 Когда дворецкий ушел, Элис обошла комнату, рассматривая ее тонущие в сумраке углы. Какое странное место! Усталость, вызванная долгим путешествием, исчезла, уступив место девичьему любопытству. Крадучись она подошла к огромному гардеробу и осторожно отперла его. Потом распахнула деревянную дверцу, и та громко скрипнула в тишине. Заглянув внутрь, девушка увидела, что там висит всего лишь одно одеяние. Она вытащила его и расправила перед огнем, чтобы лучше рассмотреть.
 Это оказалось церковное облачение, сутана вроде тех, что носили средневековые монахи — странствующие или жившие в монастырях, только эта была совсем новая и чистая. У нее были широкие объемные рукава, большой капюшон и пояс из веревки. Неожиданно Элис услышала взрыв смеха. Несколько человек прошли по коридору за ее дверью. «Ага, не все гости исчезли», — подумала она. Услышав, что голоса удалились, она поспешила к двери, открыла ее и выглянула в коридор. Несколько человек, одетых в длинные одеяния с капюшонами, вроде того, что висело в ее гардеробе, проскользнули мимо. Когда они исчезли в сумрачном коридоре, Элис тихонько закрыла дверь, задумчиво покусывая губу. Вот, значит, для чего эта сутана. Очевидно, вечеринка лорда Люсьена — это что-то вроде костюмированного бала. Легкое недовольство выразилось на ее лице при мысли о том, что Кейро, как всегда, развлекается вовсю, а ей остается только скучать.
 Немного раздраженная несправедливостью жизни, Элис сняла свое дорожное платье и надела удобное утреннее. Потом распустила волосы и расчесала их. Вскоре горничная принесла поднос с ужином, и Элис принялась за роскошную еду — миндальный суп с горячим-хлебом, говяжье филе с грибами, абрикосовый пудинг, — запивая ее стаканом прекрасного бургундского. После чего девушка лениво прилегла на просторную кровать и задремала, ее длинные волосы раскинулись по подушке, тело уютно согрелось от вина. Элис положила голову на руку, глядя на отблески каминного огня и поджидая с нарастающим нетерпением, когда же мистер Годфри приведет к ней Кейро.
 Она уже начинала беспокоиться. Может быть, дворецкий забыл о ее просьбе или решил проигнорировать ее? Элис хорошо знала свою невестку. Если Кейро пошла на костюмированный бал, она выпьет лишнего, и у нее разболится голова, и в результате баронесса не сможет пуститься в дорогу завтра на рассвете, а именно так они должны поступить, если хотят вернуться в Гэмпшир засветло, как обещали. Ну ладно же, подумала Элис, рывком садясь на кровати с решительным выражением на лице, если слуги лорда Люсьена не намерены привести к ней Кейро, она возьмет и отправится на маскарад и сама найдет баронессу. На ней надето простое утреннее платье, волосы свободно распущены по плечам — конечно, так не годится появляться на людях, но все это можно скрыть под монашеским одеянием. И потом, она ведь войдет только на минутку, размышляла Элис, чтобы отыскать Кейро.
 Спустя несколько минут девушка выскользнула из своей комнаты, и ее синие глаза блестели из темной глубины коричневого капюшона. Никем не замеченная, она тихонько прокралась по коридору в том же направлении, куда ушли остальные гости; сердце ее билось от такого забавного приключения, а отчасти из-за вина. Жаль, что с ней нет ее подруги, Китти Паттерсон, они бы смеялись на каждом шагу, как школьницы, сбежавшие с урока. А если быть честной, то этот дом, похожий на лабиринт, вызывает оторопь.
 Пробираясь вперед в одиночестве, Элис исследовала паутину тускло освещенных коридоров, несколько раз свернула не туда, прежде чем отыскала вторую, меньшую лестницу, по которой мистер Годфри привел ее сюда. Она спустилась по ступенькам и заглянула в разные коридоры; наконец заметила великолепную лестницу из темного дуба, на площадке которой висел портрет маркиза. Казалось, он лукаво подмигивал ей с видом заговорщика, пока Элис спускалась вниз, закусив губу, чтобы сдержать нервный смешок. В вестибюле у подножия лестницы лакей в бордово-желтой ливрее внимательно посмотрел на нее. Она глубже спрятала голову в просторный капюшон, пряча лицо.
 — В Грот, мэм? — вежливо спросил он, не узнав ее.
 Элис кивнула. Пальцем в белой перчатке он указал вперед и влево по коридору. Заметив мистера Годфри, который делал выговор одному из слуг в соседней комнате, она поспешила дальше, пока никто не обнаружил ее исчезновения из спальни. В конце следующего коридора ждал еще один лакей; он также указал ей дорогу. Третий лакей, рядом с которым она оказалась, открыл перед ней скромную с виду деревянную дверь и жестом указал на темноту, простирающуюся за дверью.
 — Сюда, мэм.
 Элис в смятении приблизилась к черному, точно деготь, проходу, потом с сомнением посмотрела на лакея. Он, конечно, шутит? Но его любезная улыбка не исчезла. И Элис заглянула за дверь.
 Узкая лестница вела вниз. Девушка решила, что это винные погреба, находящиеся под Ревелл-Кортом. Внезапно из недр дома до нее донеслись обрывки смеха, и она поняла, что это действительно дорога к Гроту. Господи, дело принимало непредвиденный оборот! Слабый голосок у нее в голове посоветовал повернуть обратно, но она решила во что бы то ни стало отыскать Кейро. Элис взяла себя в руки и ступила на лестницу.
 Сразу же кожу ее лизнул влажный холодок, похожий на липкий поцелуй царевны-лягушки. Держась за перила, Элис спустилась в темноту. Она успела сделать всего несколько шагов, как осознала, что где-то раздается неумолчный, шелестящий шепот; шепот казался знакомым, но она никак не могла понять, что это такое. Когда она добралась до земляного пола погреба, никакого смеха уже не было слышно, только очередной любезный лакей в ливрее стоял на посту у зияющего входа в пещеру. Он поклонился Элис и широким жестом указал на этот вход.
 По спине Элис пробежал холодок. Что же это за человек, с которым связалась ее невестка? Кейро описывала Люсьена Найта как светского, искушенного, опасно хитрого charge d'affaires [4] , который говорит на шести или семи языках, но кем же нужно быть, чтобы расставить по всему дому целое войско вооруженной охраны, требовать пароля у ворот и устраивать вечера в подземной пещере? Элис понимала, что ей следует повернуть обратно, но тихий шепчущий звук увлекал ее вперед. Сердце у нее гулко забилось, и она медленно вошла в пещеру.
 На стенах горели факелы, освещая там и сям поблескивающие сталактиты, похожие на огромные зубы дракона. Пройдя в пещеру глубже, Элис услышала, что таинственный звук стал громче; потом она почувствовала бодрящий свежий запах воды и внезапно поняла, что это такое — подземная река. Она ведь видела водопад, вырывающийся из-под скалы, когда ее карета ехала по деревянному мостику. Ее предположение подтвердилось, когда она, пройдя по изгибу тоннеля, оказалась на берегу. Наконец-то она увидела людей. На этот раз лакеи помогали гостям, одетым в сутаны, садиться в нарядные гондолы. На носу каждой игриво выгнутой лодки пылал факел, отражаясь в блестящей ониксовой поверхности подземной реки. Один из слуг жестом пригласил Элис сесть в лодку.
 — Прошу вас, мадам, поторопитесь. Мы можем посадить вас вот сюда, — отрывисто сказал он.
 Элис колебалась; сердце у нее бешено билось. Если она сядет в эту гондолу, у нее, конечно же, больше не будет никакой возможности повернуть обратно. Но тут люди в лодке стали звать ее так же громко и нетерпеливо, как делали это тогда, на дороге.
 — Поторопитесь!
 — Вы что, мадам, потеряли голову?
 — Что вы там стоите? Мы и так уже опаздываем!
 Элементарное упрямство не позволило ей обратиться в бегство. Не смея подумать о том, что сказал бы об этом ее дорогой брат, Элис бросилась вперед и, опершись о руку слуги, взошла на борт гондолы. Когда она уселась, лодочник оттолкнулся шестом и медленно повез пассажиров в глубину известняковых пещер. Элис подобрала под себя ножки в туфельках и скромно сложила руки на коленях.
 — Теперь мы еще больше опоздаем, — сердито проговорил кто-то у нее за спиной.
 Элис беспокойно оглянулась. Ее охватили страх и тревога, но теперь уже было поздно.
 — Ну и ладно, — сказал, слитно выговаривая слова, дородный пьяница, сидевший рядом с ней. Низенький и лысеющий, он походил на брата Тука, монаха из сказаний о Робин Гуде; широкая бурая сутана плотно обтягивала его бочкообразный живот. — Мы, наверное, пропустили службу, но лично я пришел на вечеринку.
 — Службу? — удивилась Элис, с трепетом глядя на него.
 Он ей улыбнулся. Веки у него набрякли от усердных возлияний.
 — А вы? — спросил он, вызывая девушку на разговор. — Вы любительница наслаждений или искренне верующая?
 Элис настороженно посмотрела на него и молча отодвинулась подальше. Гондола изящно скользила по чернильно-черной воде. Элис не имела обыкновения разговаривать с людьми незнакомыми, в особенности с пьяными мужчинами, с вожделением смотрящими на нее. Кроме того, приходилось скрывать, что она понятия не имеет, о чем идет речь.
 Он рассматривал ее, и в его маленьких глазках мелькнула проницательная искра.
 — Можете звать меня Орфеем.
 Он говорил, твердо произнося «р» и акцентируя гласные, как американец, что было странно, поскольку Англия и Америка находились в состоянии войны. Газеты сообщали, что британские суда все еще блокировали залив в Новом Орлеане, как это было начиная с 1812 года. В эту минуту ее внимание привлекли летучие мыши, пролетевшие над головой. Она быстро подняла голову и, скривившись, обхватила себя руками, но тут же поняла, что с Орфеем следует быть поосторожнее — он придвинулся к ней с легкой похотливой усмешкой.
 — Вы ведь новенькая, не так ли? Робкая крошка. И молоденькая, — прошептал он, кладя руку ей на бедро.
 Она с такой силой рванулась от него, что лодка накренилась на бок.
 — Сэр!
 Орфей убрал руку и засмеялся.
 — Не бойся, крошка, я знаю правила. Сначала тебя попробует Дракон. — Он вытащил флягу из недр своего плаща и откупорил ее. — За Дракона, Аргуса, Просперо — Властелина Иллюзий и Господина Лжи, — сказал он цинично. — Не сомневаюсь, ты ему понравишься!
 Элис потрясенно смотрела на этого человека.
 — Кому? — вырвалось у нее.
 — Как кому, дорогуша? Люциферу. Кому же еще?
 Она судорожно втянула воздух. Сердце у нее билось тяжело и быстро. Лодочник остановил гондолу у слегка покатой площадки. Кажется, будет весьма неосторожным выйти из лодки; но спутники Элис весело сошли на площадку. Они выходили из гондолы и поднимались по неглубоким ступенькам, вырезанным в известняке и ведущим к низкой полукруглой дверце.
 — Пошли, малышка, пошли. Не мешкай! — Орфей схватил ее за руку и потащил следом за остальными.
 Элис зажмурилась от отвращения, увидев резьбу, украшающую полукруглую дверцу и изображающую веселого, похожего на гнома Приапа, древнегреческого бога мужской плодовитости, совершенно обнаженного, с широкой ухмылкой и забавно гипертрофированным фаллосом. Приап был изображен с пальцем, прижатым к губам, словно он призывал всех входящих в эту дверь хранить тайну.
 — Он очень похож на меня, тебе не кажется? — спросил Орфей, фыркнув; тут человек, шедший впереди, открыл дверь.
 Из подземной огромной пещеры, расположенной за дверью, донеслись музыка и громкие голоса. Музыка поразила Элис. Наполовину она состояла из монотонного пения, наполовину из барабанного боя под яркие удары цимбал и низкое жужжание экзотических турецких инструментов. Из сырой черноты за открытой дверью наплывал запах ладана.
 — Пошли, синие глазки! — игриво пригласил Орфей.
 Конечно, идти за ним в эту черноту было глупо. Элис ощущала, что здесь опасно, но не идти было нельзя — ведь она знала, что где-то здесь находится ее невестка. Во что бы ни впуталась Кейро, было ясно, что именно она, Элис, должна вытащить ее, как это уже бывало не раз. Пряча лицо в капюшоне, девушка призвала на помощь всю свою храбрость и последовала за дородным американцем в полукруглую дверь.
 То, что она увидела внутри, заставило ее похолодеть и застыть на месте. Это мгновение она запомнит до конца дней своих; оно разделило ее жизнь надвое: ее наивное существование до Ре-велл-Корта — и после; в это мгновение у нее открылись глаза на существование другого мира, мира тайн.
 Мира Люсьена.
 Запах ладана наполнял ноздри. Повсюду среди светящихся сталактитов горели свечи. Элис пыталась обрести ясность сознания; она была потрясена гротесковой сценой, которая открылась перед ней в огромном пространстве пещеры; казалось, это ожили картины Иеронима Босха. Завораживающая музыка омывала ее змеиными чарами, убаюкивала чувства, отупляла удивленное сознание.
 Она наконец поняла, что никакой это не костюмированный бал.
 — Пошли! — нетерпеливо проговорил Орфей и повел ее по ступенькам, вырезанным в ноздреватом песчанике, вниз, в огромную подземную пещеру, которая кишела людьми в сутанах, смотревшими с благоговением на огромного, высеченного из песчаника отвратительного зубастого дракона. Каждая чешуйка была тщательно вырезана. В провалах его глаз сверкали жаровни с красными углями. Раскрытая пасть была размером с человека, и из ее черных недр в большую пещеру струились пузырящиеся горячие потоки. Потоки природной горячей воды вытекали, закручиваясь, и из ноздрей дракона, словно в любой момент чудовище могло дохнуть огнем. Горячие потоки превращались в мелкие ручейки и сбегали в хрустальный бассейн, совсем как Бате. Бассейн украшали мозаика из изразцов и свободно стоящие коринфские колонны, которые, вероятно, были помещены сюда еще древними римлянами.
 Никогда в жизни Элис не видела столько обнаженных тел. Она изумилась, с какой быстротой ее потрясение и моральное негодование сменились чисто художественным интересом. Вероятно, дело здесь было в ее страсти к искусству, в особенности к изображению человека. Хотя многие погружались в воду нагими, большинство были еще одеты, и различия между людьми скрывали бурые сутаны. Некоторые для полной анонимности были в масках, но все казались занятыми в представлении, которое разворачивалось на похожей на сцену платформе, устроенной на спине змея, вырезанной с очевидной целью — походить на седло. Главным предметом на сцене был каменный алтарь, позади которого стоял бледный молодой человек, чью высокую худощавую фигуру окутывало одеяние священника. Опустив руки, он пел на каком-то незнакомом языке — возможно, то был просто набор звуков — чистым, как свирель, голосом. Присутствующие принимали участие в этом издевательстве над церковной службой, отвечая ему через равные промежутки времени. Элис в смятении содрогнулась.
 Когда они подошли к подножию лестницы, Орфей сразу же принялся проталкиваться сквозь густую раскачивающуюся толпу. Элис коснулась его плеча.
 — Мне нужно найти леди Гленвуд! — крикнула она, перекрывая громоподобные удары барабанов. — Вы ее знаете?
 — Никаких имен, крошка! — Сердито посмотрев на нее, он огляделся, словно желая убедиться, что никто не слышал Элис, а потом наклонился к ней поближе. Она немедленно отметила, что теперь он вовсе не кажется пьяным. — Никогда не произносите здесь ничьих настоящих имен, — резко сказал он. — Господи, вы ведь новенькая, да? Нет, я не знаю эту женщину. А теперь идите за мной и ни с кем не разговаривайте, иначе попадете в очень неприятное положение.
 Элис, получив выговор, подчинилась и пошла за Орфеем, который пробирался в толпе, состоявшей, как она прикинула, примерно из сотни человек. Она всматривалась в море лиц, ища Кейро, а Орфей занял позицию в середине толпы. Они остановились и повернулись к сцене. Мелодичный голос бледного молодого человека зазвучал громче. Гости отвечали в унисон; Элис не понимала их слов, но чувствовала, как в голосах нарастает ожидание. Произнеся еще несколько причудливых заклинаний, бледный человек снова повернулся к собравшимся, подняв руки. Быстрота произносимых им непонятных слов и резкость его звучащего в нос тенорка нарастали вместе с возбуждением толпы.
 — Дракон!
 При звуках этого имени ударили цимбалы. Огни вспыхнули в жаровнях на концах сцены — это помощник священника разжег угли масляной лампой. Хор и глухое жужжание смолкли, но барабаны все еще били, хотя и не так громко, и все вокруг тихо твердили:
 — Дракон, Дракон!
 В конце сцены распахнулась двустворчатая дверь. Элис, вглядываясь, встрепенулась. Высокая сильная фигура выплыла из открытой двери и прошла по сцене, лицо же было скрыто низко надвинутым капюшоном плаща из черного шелка. Плащ вздымался вслед идущему с каждым его решительным шагом. Он вышел на середину сцены с грацией огромной черной пантеры. Блестящая ткань отражала мерцание огней, которые словно ласкали его, когда он шел мимо. Впереди плащ был распахнут, были видны черные панталоны и сапоги и свободная белая рубашка с глубоким присборенным V-образным воротом, частично открывавшим загорелый скульптурный торс. Элис с удивлением смотрела на этого человека. Дракон остановился и повернулся к толпе. Когда он вытянул крупные, невероятно изящные руки, из-под рукавов плаща показались белые кружевные манжеты. Элис не могла оторвать от него глаз. Хотя его глаза и верхняя часть лица были затенены капюшоном, девушка очарованно смотрела на его квадратную точеную челюсть и сильный подбородок. Тут человек заговорил, и его глубокий, завораживающий голос прокатился над толпой, наполнив собой всю пещеру.
 — Братья и сестры!
 Раздался рев восхищенных голосов.
 — Мы собрались здесь сегодня, чтобы приветствовать двух новых посвященных, вступивших в наше весьма мерзкое и бесстыдное общество. — Услышав эти оскорбления, толпа отвечала бешеными приветственными криками; легкая улыбка показалась на мгновение на его лживых губах. — Их испытали и испробовали старейшины, как и всех вас, — промурлыкал он, — и сочли достойными. — Новопосвященные, выйдите вперед, вам предстоит пройти заключительный обряд. — Он сдвинул с головы капюшон, явив присутствующим воплощение пылающей и сатанинской мужской красоты.
 У Элис дух захватило, она была очарована, в ней зрело предчувствие чего-то судьбоносного, что должно произойти в ее жизни. Люсьен Найт. Достаточно было один раз взглянуть на него, чтобы понять, кто это. У него было самоуверенное лицо патриция и дерзкого авантюриста, серебряные глаза, сверкающие как бриллианты. Блестящие пряди его волос обрамляли загорелое лицо и порочную белозубую улыбку.
 Но тут Элис ахнула — две обнаженные женщины вскарабкались на сцену и поползли к нему на четвереньках. Господи, только бы это не была Кейро! Женщины замерли у его ног, и Элис чуть было не упала в обморок, поняв, что ее невестки среди них нет. Дракон положил руку на голову каждой и начал творить заклинания на том же непонятном языке, на котором пел бледный молодой человек. Женщин»! стонали, непрестанно лаская его. Элис видела, как руки их двигаются по его крепкому гибкому телу, словно они не могли насытиться, и в ее наивное создание начала проникать чувственность Грота, от которой корчились присутствующее. Она не могла не смотреть на красивого и злого любовника Кейро. «Неудивительно, что его называют лорд Люцифер, — подумала она. — Он создан, чтобы искушать».
 Завершив свои молитвы, Люсьен наклонился и поцеловал каждую женщину в лоб. Они искали его губ, но с жестокой и восхитительной улыбочкой он отверг их; потом бледный молодой человек закутал женщин в белые плагйи и увел со сцены. Прихожан Дракона начало охватывать беспокойство. С нарастающей неловкостью Элис увидела, что все вокруг стали разбиваться на пары и более необычные сочетания. Повсюду люди обнимались, целовались, скидывали бурые сутаны. Служба, кажется, подходила к концу.
 Внезапно Орфей напугав ее, схватил за руку. — Поцелуйте нас, синие глазки. — Он хрюкнул, струя пота побежала по его круглому красному лицу.
 Она отпрянула.
 — Пустите меня!
 — Ты что же, девственница?
 — Убирайтесь вон!
 Некоторое время они боролись, и он опять попытался поцеловать ее, но Элис оттолкнула его изо всех сил. Пробормотав грубое ругательство, Орфей сердито ушел и смешался с толпой, оставив Элис в одиночестве.
 Потрясенная девушка дрожащими руками отвела назад волосы, потом огляделась и стала на цыпочки, пытаясь найти взглядом Кейро. Она начала пробираться сквозь толпу, повсюду высматривая блудливую баронессу. Дудочники снова завели свое жужжание, издавая волнообразные звуки, от которых кружилась голова и которые словно скручивалась и корчились, проникнув в ее тело. С каждым шагом Элис слышала все новые и новые языки, на которых говорили присутствующие. Она поняла, что здесь собрались люди со всей Европы — и они уже начинали давать волю своей распущенности. Сутаны сбрасывались. Огромный бассейн наполнялся смеющимися нимфами и сатирами, как и маленькие темные «уголки любви», вырезанные в стенах пещеры. Эротические чудеса расцветали вокруг Элис, как цветы из другого мира. Она видела, как леди в маске секла мужчину, который был привязан к коринфской колонне, его руки были подняты у него над головой; всякий раз, когда она ударяла по его нагой спине кнутом для верховой езды, его тело дергалось, и он кричал от удовольствия, а другие смотрели на это. В нескольких шагах от них Элис увидела двух женщин, замерших в страстном поцелуе. Она не отрывала от них глаз, пока проходила мимо, удивленная и совершенно сбитая с толку. Повсюду гости делали друг с другом такое, что она и вообразить себе не могла. Все это окончательно ошеломило ее, и девушка поняла, что осмыслить все она попытается потом. А пока нужно просто сосредоточиться на своей задаче — найти Кейро и отвезти ее домой к Гарри.
 При мысли о племяннике в голове у нее прояснилось, а решимость окрепла. Ради Гарри Элис принялась расталкивать толпу более агрессивно, не обращая внимания на соития, естественные и противоестественные, и на многочисленные оскорбительные предложения, которые делали ей совершенно незнакомые люди, когда она проходила мимо. Наконец Элис добралась до края большого бассейна.
 Пока она при тусклом полусвете вглядывалась в лица купающихся, пар, поднимающийся от горячего источника, увлажнил пряди ее волос, обрамлявшие лицо. Спустя какое-то время сердце у нее упало — она поняла, что ее невестки здесь нет. Элис прижала руку ко лбу. О Боже, что, если Кейро уединилась где-нибудь с Люсьеном Найтом? Она посмотрела на сцену. Светловолосый человек был все еще там, но Дракон исчез.
 Нахмурившись, Элис опустила руку, надеясь, что ей удастся избежать немыслимой перспективы прервать любовную игру невестки с ее демоническим любовником. Не важно, она накинет на Кейро одежду и отведет домой за ухо, если потребуется. Решив обыскать укромные уголки и ущелья, расположенные по абрису пещеры, Элис повернулась — и тут же ударилась о голую мускулистую грудь какого-то мужчины.
 Прямо перед ее глазами была расстегнутая белая рубашка, глубокий ворот которой открывал бархатистую кожу. С этого близкого расстояния Элис видела каждый скульптурный мускул его живота, каждую твердую выпуклость его великолепного торса; она просто чувствовала солоноватый вкус пота, блестевшего у него на коже. Сердце у нее забилось где-то в горле — она сразу же узнала этого человека; мысли разбежались, как куры при виде лисы, забравшейся в курятник.
 «Ах нет!» — подумала она, задыхаясь.
 Медленно подняв глаза, Элис откинула голову назад и уставилась прямо в серебристые насмешливые глаза Люсьена Найта.




 Глава 3


 Незадолго до этого Люсьен бродил в толпе, и его беспечный вид скрывал крайнюю настороженность. У него был штат из пятерых повес — молодых агентов, которые помогали ему в этой операции. Каждый из четверых отвечал за четверть Грота, а пятый, Толберт, использовал свои способности актера и словоблуда, играя роль жреца. На жалованье у Люсьена состояли шесть великолепных куртизанок, и каждая знала свои обязанности — подпаивать иностранных агентов, предлагать свои милости и соблазном вытягивать из них информацию. Свободно смешиваясь с толпой, эти молодые люди и женщины узнавали все, что могли, а в конце ночи докладывали Люсьену. Он же, со своей стороны, свободно бродил по Гроту, все, подмечая и резко останавливаясь, если его внимание привлекал хотя бы намек на информацию, касающуюся его врагов.
 Но ведь нельзя же все время заниматься делами. Разнузданная сексуальность, окружавшая его, горячила кровь. Ему нужна была женщина, и немедленно. Не Кейро — она надоела ему еще во время долгой поездки в экипаже из Лондона в Ревелл-Корт. Он уже подумывал об одной из новопосвященных, а может, и об обеих, когда заметил эту девушку.
 Она все еще была полностью одета. Это, прежде всего, обратило на себя его внимание. Это было не по правилам. Поскольку ее лицо скрывал капюшон, невозможно было узнать, кто это, но каким-то образом Люсьен сразу же понял, что она здесь посторонняя.
 «Но ведь этого не может быть», — подумал он. Он знает всех и все, что происходит в Гроте. Он все держит под полным контролем. Невозможно, чтобы эта простушка запросто проникла сквозь его заграждения.
 Потом Люсьен заметил, что она одна, и все его неистовое внимание устремилось на нее. Он наблюдал, как она крадучись ловко и осторожно пробирается сквозь толпу.
 Люсьен решил посмотреть на нее поближе. С небрежным видом он шел за ней в толпе, а пульс у него бился сильно и грубо. В жилах его корчилась жажда неистового совокупления, кожей к коже. То было лучшее, на что он мог надеяться, поскольку с горечью сознавал, что в этом мире не существует того, что ему действительно нужно. Но любовь, как и все прочее, тоже можно симулировать. Ему хотелось, чтобы его обнимали так, словно он последний мужчина на земле; хотелось сражаться, пока, он не утонет в поту, потерять себя, обожая женское тело, и может быть, хоть на мгновение забыть об окружающей его пустоте.
 Подойдя к ней совсем близко, он наслаждался ее скромной манерой двигаться и почувствовал, как его тело отзывается на изящное покачивание ее бедер, когда она приблизилась к бассейну. Люсьен предвкушал, как сейчас девушка снимет плащ и покажет ему свою нежную наготу, но вместо этого она просто остановилась, словно искала кого-то. В голове у него мелькнула мысль, что, подойдя к этой девушке, он либо возьмет ее силой, либо задержит. Люсьен и сам не знал, что предпримет, когда отрезал ей путь к отступлению.
 Она испуганно смотрела на него из темных складок своей сутаны, а он подумал, что смотрит в самые синие глаза из всех, какие когда-либо видел. Только раз в жизни Люсьен встречал такой глубокий оттенок кобальта — в цветных стеклах окон шартрского кафедрального собора.
 Погрузившись в синюю, как море, глубину этих глаз, он забыл об окружающей толпе. «Кто ты?» Люсьен не произнес ни слова, не спросил у нее разрешения. Со спокойной самоуверенностью мужчины, который уже снизошел до всех женщин, находившихся в этом помещении, он схватил ее за подбородок — крепко, но осторожно. Она вздрогнула, когда он прикоснулся к ней, и в глазах ее промелькнул панический ужас.
 При виде этого его жесткий взгляд несколько смягчился, но тут же его едва заметная улыбка исчезла, потому что он ощутил, как шелковиста ее кожа. Одной рукой он поднял лицо незнакомки к тусклому свету факела, а другой мягко отвел назад ее капюшон. И тут Люцифер онемел, оказавшись перед такой красавицей, подобных которой он еще не встречал.
 Пока Люсьен смотрел на нее, затаив дыхание из опасения, что это видение исчезнет, его душа почтительно притихла. У нее были светлые локоны, сияющие, как золотое пламя рассвета, и большие испуганные глаза неземного синего цвета. В течение одного мгновения Люсьен был до того уверен, что это падший ангел, что почти ожидал увидеть серебряные крылья, скромно сложенные под грубой бурой одеждой. Судя по виду, ей было от восемнадцати до двадцати двух — здоровая, нет, девственная красота, трепетная чистота. Он мгновенно понял, что она совершенно нетронута, как ни невероятно это казалось в таком месте.
 Лицо у нее было гордое и настороженное. Ее атласная кожа мерцала при свете свечей, бледная и тонкая, но при виде ее мягких, сочных губ в нем внезапно заиграло желание, как шампанское в бокале, и это желание разлилось по его жилам. В ее тонком лице были ум и трепетная ранимость, при виде которой его охватила ноющая боль об участи всего, что невинно.
 Благородная юность, требовательная юность, и если она явилась, чтобы убить Дракона, то уже поразила его в черное неистовое сердце. Люсьену показалось, что она видит его насквозь, так же как он видит всех остальных. Это испугало его и приковало к месту. Если только…
 Когда его первоначальное изумление прошло, реальность обрушилась на него. Ведь он ее не знает. Он никогда не видел эту девушку прежде, тем более не проверял ее.
 «Боже милостивый, — подумал он с внезапным ужасом, — это как раз то самое оружие, которое послал бы против меня Фуше!»
 Он тут же сильнее, уже довольно жестоко стиснул ее лицо, ибо невинность также может оказаться поддельной.
 — Ну-ну, — прорычал он, — что это у нас здесь? Вы очень хорошенькая, не так ли, крошка?
 — Пустите меня!
 Он зло засмеялся, видя ее сопротивление. Она обхватила руками его запястье и попыталась ослабить безжалостную хватку. «Как же, крылья!» — подумал он, испытывая отвращение к самому себе. Уставился на нее точно юнец, ужаленный любовью! Единственное, что эта девчонка, наверное, прячет под монашеским одеянием, — это кинжал, который Фуше прислал ей, чтобы она всадила его Люциферу между ребер!
 Он был в ярости из-за того, что она чуть было не обманула его — пусть даже на одну секунду, — но ему не хотелось устраивать сцену в присутствии иностранных агентов. Ему нужно побыть с ней наедине, узнать, кто она, и выяснить, на кого работает.
 Не сомневаясь, что она прячет какое-то оружие, Люсьен не дал ей возможности достать его, грубо заведя девушке руки за спину и притиснув ее к себе. Маленькая ведьма боролась, корчилась и выворачивалась, отталкивая его. — Пустите меня, говорю вам! Она задела бедром по его причинному месту, и он издал похотливый смешок.
 — М-м, мне это нравится, — промурлыкал Люсьен, прижимая к себе ее гибкое тело.
 — Вы, чудовище, прекратите это! — закричала она. — Вы делаете мне больно!
 — Вот и хорошо. — Он заглянул ей в лицо, угрожающе блеснув глазами. — А почему бы нам, красавица моя, не пройти куда-нибудь в укромное местечко?
 Она вдруг перестала сопротивляться, ее синие глаза расширились, милое личико из алого сделалось белым. Без предупреждения Люсьен перекинул ее через плечо. Пронзительный вопль девушки потонул в похотливых криках окружающих. Люсьен, подобно варвару, понес ее в свою личную комнату для наблюдений, скрытую за горящими глазами дракона.
 Его широкие плечи под ее животом казались твердыми, как железо, и от всего его тела исходил гневный жар, как от печки. Люди аплодировали Люсьену Найту, полагая, что он выбрал ее с единственной целью. Элис была в ужасе, потому что они, по-видимому, были правы.
 Ее протесты, угрозы и мольбы были тщетны, их заглушала пульсирующая музыка и барабаны. Когда ей удалось высвободить руки, она стала молотить его по спине, но это не возымело ни малейшего эффекта. Охваченная бешеным стремлением освободиться, Элис даже попробовала вырвать у него клок волнистых черных волос, но в результате он всего лишь добродушно шлепнул ее по заду.
 — Как вы смеете? — ахнула она, тело у нее напряглось, глаза защипало, хотя от шлепка скорее пострадала ее гордость, чем тело.
 — Перестаньте терзать мои волосы, иначе в следующий раз я стукну вас по голой заднице.
 От такой непристойно грубой угрозы Элис пришла в ярость! Тому, кто вроде бы говорит на семи языках, не следовало употреблять такие вульгарные выражения! Никогда в жизни она не была так возмущена. Элис чувствовала себя беспомощной, и это было невыносимо — точнее, он был невыносим. Ах как жаль, что ее брата уже нет в живых! Филипп всадил бы в него пулю, если бы увидел это; сначала Кейро, а теперь она!
 Между тем Люсьен направлялся к огромному дракону-статуе, и Элис на время прекратила борьбу, поняв, что физически он намного сильнее ее и что лучше ей поберечь свои силы, пока они не пришли туда, куда ее несут. Ей понадобится весь ее ум, если она не хочет, чтобы этот дьявол взял ее силой.
 Сторож в длинном черном плаще открыл перед Люсьеном дверь, находившуюся под локтем дракона. Люсьен вошел, дверь закрылась за ним, и оглушительная музыка и голоса теперь слышались приглушенно. Элис уперлась руками в изгиб его поясницы и попыталась повернуться, чтобы видеть то, что происходило впереди.
 — Куда вы меня несете? — дрожащим голосом спросила она.
 — А вы хотите это узнать? — ответил он противным голосом.
 Она заморгала от этого насмешливого тона, притиснутая к его крепкому телу, в то время как Люсьен начал подниматься по узкой витой лестнице, высеченной в камне. Он не знал усталости. Наверху лестницы очередной сторож открыл перед ним еще одну дверь. С Элис, все так же висящей у него на плече в весьма непристойной позе, Люсьен вошел в маленькую комнатку с куполом. В комнатке было сумрачно и очень жарко. Там стояли кушетка и деревянный стол с двумя креслами; в помещении было два овальных окна из красного витражного стекла, выходивших на Грот и большой бассейн. Поняв, что они находятся внутри драконьего черепа, Элис встрепенулась.
 Люсьен наклонился и поставил ее на пол.
 — Не двигайтесь!
 Приказ не возымел действия. Она уже двигалась, инстинктивно пятясь от него, как от дикого хищного зверя. Он сунул руку под рубашку и вытащил пистолет, который хладнокровно нацелил ей между глаз.
 — Я сказал — не двигайтесь, дорогая. Элис замерла на месте, в изумлении глядя на ствол пистолета. Внутри у нее все сжалось от ужаса.
 — Отдайте ваше оружие.
 — Что? — прошептала она, и ее потрясенный взгляд метнулся с дула пистолета на его безжалостное красивое лицо. Мрачный красный отсвет от витражных глаз дракона омывал гармонические очертания его щек и лба, обрисовывал резкие углы величественного носа и решительный квадратный подбородок. Его соболиные волосы, спряденные из шелковых теней, были чернее, чем ночь в преисподней. Его серебристые глаза блестели, как у дикаря, когда он подошел к ней.
 — Вы не собираетесь идти мне навстречу, не так ли? — проговорил он, и в его бархатном голосе прозвучала угроза. — Прекрасно, дорогая. Если вы предпочитаете, чтобы я вас обыскал, я охотно сделаю это. Снимите сутану.
 — Милорд!
 Он сделал жест пистолетом.
 — Снимите.
 Она посмотрела в его стальные глаза и мгновенно решила, что не стоит спорить с безумцем, у которого в руках пистолет. Дрожащими пальцами Элис развязала прочную веревку-пояс, потом сняла сутану через голову. Под ней было скромное хлопчатобумажное платье, в которое она переоделась, прежде чем выйти из своей спальни.
 Люсьен медленно изучал ее обжигающим взглядом.
 — Бросьте сутану на пол. Она подчинилась.
 — Положите руки за голову.
 — Прошу вас… вы ошибаетесь…
 Но он прищурился и предостерегающе посмотрел на нее, и Элис замолчала и быстро сплела пальцы на затылке. Он сунул пистолет в потайную кожаную кобуру под плащом и подошел к ней, твердо положив руки ей на талию. Потом похлопал девушку по бокам, обошел вокруг и принялся обыскивать каждый дюйм ее тела своими безумными, неумолимыми руками. Слабо вскрикнув, она попыталась увернуться от его прикосновений, но он схватил ее за запястья и опять завел ей руки за голову.
 — Лучше бы вы помогли мне, mademoiselle.
 — Это нелепо! У меня нет оружия! — возразила она, полыхая румянцем.
 — Успокойтесь и стойте смирно, иначе я сорву с вас всю одежду, причем сделаю это с великим удовольствием.
 Она чуть не задохнулась. Господи, во что она влипла? Зачем не осталась в своей комнате! Элис прикусила язык и изо всех сил постаралась не вздрагивать и не корчиться, пока его крупные руки блуждали по ее телу, обыскивая.
 — Вы очень соблазнительны, знаете ли, — сказал он мелодичным голосом, — но я несколько обижен тем, что ко мне прислали такую дилетантку. Или они хотели, чтобы вас убили?
 — Я… я не понимаю, о чем вы говорите.
 — Ну конечно, вы не понимаете! Милочка, вам лучше побыстрее обдумать, как вы хотите сыграть вашу партию, потому что я знаю таких, как вы, слишком хорошо. Я знаю, зачем вас послали — лечь со мной, а потом заколоть меня во сне.
 Услышав такое, Элис разинула рот.
 — И все же… — его губы приблизились к ее уху, а руки медленно скользили по животу, — я почти уверен, что с вами оно того стоит. — Он приподнял ладонями ее груди. Слабо вскрикнув, Элис отшатнулась и уперлась в его торс, твердый, как стена; сердце у нее билось от смятения, волнения и страха.
 Тело ее напряглось, отчего груди еще полнее наполнили его ладони, но дыхание застряло у нее в горле. Она не могла говорить, она могла только чувствовать, как жар его рук проникает сквозь тонкую ткань платья, зажигая непонятные силы в ее крови. Его сильные руки обнимали ее, и она чувствовала каждый дюйм его стройного мощного тела, прижатого к ней, — угловатые выступы его колен терлись о ее ноги сзади, сильные бедра прижимались к ягодицам, скульптурная плоскость живота — к спине, и голова ее упиралась в его мускулистый торс.
 — Какая жалость, — прошептал он. — Мы так подходим друг другу.
 Смущенный трепет пробежал по ее телу при этих словах; но он пошевелился и снова стал ее обыскивать.
 — Что вы делаете? — с трудом проговорила она срывающимся голосом, когда он пригнулся к ее правому бедру и рука его скользнула ей под юбку.
 — Ничего особенного. — Неторопливо и с удовольствием Люсьен провел рукой по ее ноге, обтянутой чулком, и, сунув палец под подвязку, обвел им вокруг ее ноги.
 Предательская дрожь охватила девушку. Шипящее тепло побежало по нижней части тела, и она вспыхнула от унижения.
 — Как вас зовут? — пробормотал он, легко погладив ее под коленкой.
 Голова у Элис кружилась. Она хотела солгать или оказать сопротивление, но думала только о его руках, шарящих по ее телу. Пылающая кожа вдруг стала до безумия чувствительной к каждому его прикосновению. Унизительно, когда твое тело так реагирует на этого дьявола! Задрожав, она невольно отпрянула, возбужденная и возмущенная, а он продолжал свое дело.
 — Ваше имя, дорогуша?
 — Элис, — ответила она сквозь стиснутые зубы. — Уберите руки!
 Он поднял голову и уставился на нее, внезапно замолчав.
 — Элис, а дальше?
 — Элис Монтегю, я приехала, чтобы найти Кейро — спасти ее от вас!
 Судя по его глазам, он был потрясен. Она закинула голову, чтобы встретиться с его ошеломленным взглядом, потому что он был больше шести футов ростом, а плечи у него были в два раза шире, чем у нее.
 — Вы — Элис Монтегю?
 — Вы что, не расслышали?
 Он взял длинную прядь ее волос и принялся скептически разглядывать.
 — О-о, — прошептала она, когда он слегка потянул ее голову, — отпустите мои волосы.
 — Не волнуйтесь, — пробормотал он. Некоторое время Люсьен изучал цвет ее волос, потом резко отпустил их. Волосы упали ей на плечи, а он подбоченился и сердито воззрился на нее.
 — Что такое? — спросила она, в тревоге отшатываясь от него.
 — Вы — Элис, — сказал он обвиняющим тоном.
 — Да.
 — Невестка Кейро.
 — Да.
 — Та, которая заботится о ее ребенке. — Он чуть было не фыркнул.
 — Да! Она рассказала обо мне?
 Его глаза вспыхнули, как у волка, который собирается загрызть овечку.
 — Элис, черт побери, Монтегю! Как это вы проникли в мой дом? — заорал он вдруг.
 — Не кричите на меня!
 По-прежнему подбоченившись, он ждал ее объяснений. Элис решила не показывать, что ей страшно. Она сердито глянула на него и пробурчала, не желая сдаваться:
 — Я же вам объяснила — я приехала, чтобы увезти Кейро домой. Стражники у ворот пытались не пустить меня, но, к счастью, я сумела убедить их в срочности моего дела; потом ваш дворецкий сказал, что приведет Кейро ко мне, но не сделал этого, поэтому я пошла искать ее сама. Я решила, что у вас костюмированный бал. Его левая бровь взлетела вверх.
 — Костюмированный бал?
 — Да.
 Похоже, что ее ошибка показалась ему весьма забавной, хотя его улыбка была далеко не любезной.
 — Вы же понимаете, что все это очень легко проверить. Единственное, что мне нужно сделать, — это привести сюда Кейро и выяснить, на самом ли деле вы та, за кого себя выдаете.
 — Я мечтаю, чтобы вы это сделали. Я проехала три графства, чтобы найти ее, — сказала девушка с усталым вздохом. — Сын ее очень болен.
 Издевательское выражение тут же исчезло с его лица, он посерьезнел.
 — Гарри? Что с ним такое?
 — У него ветрянка, — ответила Элис, удивившись, что он знает, как зовут ребенка, и проявляет при этом нечто вроде озабоченности. — Он все время зовет мать, — добавила девушка; она по-прежнему держалась настороженно, но немного успокоилась. — Через несколько дней ему станет хуже, сегодня утром появилась сыпь.
 — Вам было чертовски трудно добраться сюда. К вашему сведению, ветрянка не такая уж серьезная болезнь.
 — Это серьезная болезнь, если вам три года! — с возмущением возразила Элис.
 — Ладно, вы меня убедили, — отозвался Люсьен. Покачав головой, он повернулся и пошел к столу, стоявшему у окна — драконьего глаза, потом подвинул девушке стул. — Садитесь, — приказал он, подошел к двери и распахнул ее. — Найдите леди Гленвуд и немедленно приведите ко мне, — приказал он крупному человеку, одетому в черное, застывшему у дверей на страже.
 — Слушаюсь, милорд.
 Элис опустилась на стул; ей стало легче. Человек отправился выполнять приказание. Нервно сложив руки на коленях, Элис сунула ноги под стул и с трепетом смотрела, как Люсьен медленно закрывает дверь. Он постоял там немного, опустив голову, и красный свет играл на его широкой спине и атлетических плечах; потом повернулся и устало прислонился к двери. Его лицо скрывали тени.
 Он сунул руки в карманы панталон и смотрел на Элис, настороженно держась на расстоянии. В голове у нее еще было живо впечатление от его рук, скользивших по ее ноге. Она быстро опустила голову, чтобы избежать его пронзительного взгляда.
 — Мисс Гуди Два Башмака, — мягко поддразнил он ее.
 Она насторожилась, бросила на него хмурый взгляд.
 — Я не люблю, когда меня так называют. Его взгляд оскорбительно скользнул по ее телу.
 — Я слышал, что вы — просто маленькая святая.
 — По сравнению с кем? С Кейро?
 При этом возражении его циничная усмешка превратилась в настоящую улыбку.
 — Пожалуй, сегодня ночью у вас было настоящее приключение, а?
 — Скорее, испытание.
 — Ну, судя по всему, вы весьма храбро прошли его. — Люсьен оторвался от двери и направился к ней.
 Когда он приблизился, сердце у Элис снова неистово забилось. Люсьен остановился рядом, и его талия, опоясанная ремнем, оказалась на уровне ее глаз. Она чувствовала пульсирующий жар, исходящий от его тела, ощущала мускусный запах самца, видела большую цилиндрическую выпуклость под его панталонами. Выпуклость была слишком крупной, чтобы ее игнорировать. Элис оторвала взгляд от этой части его тела и выругала себя за то, что смотрела на нее, но раз заметив этот его мужской атрибут, она, кажется, никогда уже о нем не забудет.
 Элис вздрогнула, потому что Люсьен снова схватил ее длинные пряди и медленно пропустил их между пальцами, как атласную ленту. Возмущенная раздражающей дерзостью этого жеста, она сердито посмотрела на него и тут же была захвачена его пылким, завораживающим взглядом.
 Когда он заговорил интимным шепотом, его голос проник до самых глубоких тайников ее сердца.
 — Девственная Элис Монтегю! Скажите, что вы думаете об увиденном здесь сегодня ночью?
 Она покачала головой и, вспыхнув, отвела глаза.
 — Не знаю.
 Он поднял ее подбородок, заставив смотреть прямо в его глаза.
 — Это вас возбудило?
 Элис была настолько шокирована его вопросом, что не нашла в себе сил отчитать его за дерзость. Однако он не дал ей ответить.
 — Не лгите, — с упреком произнес он бархатным шепотом, удерживая ее за подбородок кончиками пальцев, чтобы она не могла отвернуться. Он смотрел на нее так, словно его пронзительные глаза заглядывали прямо в глубину ее сердца и видели там то, о чем она никому никогда не говорила, — неуправляемость ее страстей, голод, снедающий ее недра. Казалось, он принял все это как должное. — Скажите, — тихо попросил он, — дайте мне возможность вспомнить, каково это — быть такой невинной, как вы. — Он замолчал, хотя она ничего не отвечала. — Вы никогда раньше не видели, как люди ласкают друг друга?
 Широко раскрыв глаза, Элис собрала всю свою волю и спустя какое-то время покачала головой. Лицо его смягчилось. Он с нежностью посмотрел на нее. Никогда прежде она не видела в мужских глазах такого голода, такого явного, мучительного одиночества. Элис вздрогнула, охваченная очень странными чувствами, а он взял ее руку и поднес к губам.
 Люсьен запечатлел на ее ладони осторожный поцелуй, потом прижал девичьи пальцы к своей мощной груди. Тихий возглас сорвался с ее губ — не только от того, что он так поступил, но и от ощущения его обнаженной кожи под ее ладонью.
 Элис потрясенно воззрилась на него.
 — Милорд… — с трудом прошептала она.
 — Ш-ш, Элис, я все вижу по вашим глазам. Продолжайте! Я не кусаюсь. В этом месте все дозволено. Ваше любопытство… оно совершенно естественно, — хриплым голосом заверил ее Люсьен.
 Она нерешительно посмотрела на свою руку, такую бледную и изящную рядом с его загорелым телом. Элис закусила губу, понимая, что играет с огнем, но ведь он красив как бог! Она не смела даже двинуть пальцем, чтобы удовлетворить свое любопытство, но и руки не отвела.
 — Как сильно бьется у вас сердце, — сказала она.
 Глаза его светились, как звезды; лицо же оставалось в тени. Люсьен погладил ее шею, его пальцы замерли возле пульсирующей жилки.
 — У вас тоже.
 О Боже, как ей хотелось поцеловать его! Элис закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его мощной, необыкновенно крупной руки, хотя и понимала, что каждая секунда его близости приближает ее к краю пропасти. Просто безумие — поощрять этого человека, но его прикосновение было удивительно ласковым.
 Когда Элис с трудом открыла глаза, желание довело ее почти до агонии. Она скользнула взглядом вниз, по его вздымающейся груди и стройному телу, потом ниже и увидела во всей полноте доказательство его возбуждения. Его глаза смотрели на нее умоляюще, прося прикоснуться к нему, он провел ласкающим жестом по ее руке до самых пальцев. Элис чуть не потеряла сознание, когда поняла, что ей этого хочется. Она опять подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Они смотрели друг на друга. Ее дыхание стало прерывистым, а он увлекал ее руку вниз, так что она ощущала каждую мускулистую выпуклость его живота.
 Внезапно раздался стук в дверь, разрушивший чары как раз в тот момент, когда ее рука была уже на его талии. Услышав стук, Элис мгновенно очнулась. Господи, что же она делает? Ахнув, девушка вырвала руку словно ошпаренная.
 — Вы наглы, сэр!
 — А вы вспыхнули. — Он улыбнулся ей очаровательной улыбочкой и пошел к двери.
 От негодования и смущения у нее стучало в висках. Она положила руку себе на колени; рука все еще ощущала покалывание. Элис нахмурилась, возмущенная собственным возбуждением, которое смущало ее. Никогда еще она не бывала в таком состоянии. Все внутри у нее болело; она крепко сжала колени под юбкой, пытаясь напомнить своему телу, что ею руководят голова и мораль. В отличие от Люсьена. Вряд ли похоть — это то чувство, к которому она стремится. Элис бросила осторожный взгляд в его сторону, удивляясь, почему он до сих пор не открыл дверь. Люсьен стоял, опустив голову и держа руку на дверной ручке. Потом она поняла, что он старается обуздать свое великолепное тело.
 Словно почувствовав ее взгляд, он медленно обернулся и посмотрел ей в глаза. Какое-то время они молчали, охваченные совершенно неожиданным влечением, от которого кружилась голова.
 — Могу я прийти к вам сегодня ночью? — совершенно спокойно спросил он.
 — Нет! — изумленно воскликнула Элис.
 Видит небо, чем скорее она заберет свою невестку и покинет это порочное место, тем лучше! Утром она поспешит уехать домой в Гленвуд-Парк и забыть все, что видела этой ночью, — в том числе и его. В особенности его.
 Она услышала его раздраженный страдальческий вздох, потом щелкнул замок. Едва он растворил дверь, как Кейро ворвалась в комнату и обвила его шею руками.
 — Милый!
 Брови Элис высоко взметнулись, когда она увидела надменную баронессу, подвыпившую и растрепанную, с волосами, мокрыми после купания в бассейне, в бурой сутане, держащейся на одном ее голом белом плече. Она прижалась к Люсьену, не замечая Элис, застывшую в другом конце комнаты.
 — Вы соскучились по мне? Вы хотите меня, мой нехороший мальчик? — Она провела рукой между его ногами, прикасаясь к нему там, где Элис не посмела этого сделать. — Вы ревновали? Так и надо, — упрекнула она его с пьяным смешком. — Здесь я просто потеряла голову. Я готова! Но, видите ли, у меня есть план. Я разжигалась медленно, сохранив на конец самое лучшее. То есть вас.
 Элис хотела поздороваться с ней, но слова замерли у нее на языке. Потрясенная, смотрела она, как ее невестка трется о Люсьена, как она подняла ногу и обхватила его бедро. Потом Кейро просунула руку в ворот его расстегнутой рубашки и притянула его к себе.
 — Возьми меня, Люсьен, — пропыхтела она, кусая его за мочку уха.
 Элис прижала руку к губам. Господи! Неудивительно, что Люсьен фыркнул, когда она сказала, что приехала, чтобы спасти от него Кейро. Какое тошнотворное зрелище! Люсьен, во всяком случае, нуждается в том, чтобы его спасли прежде, чем баронесса его проглотит.
 Он откашлялся и торопливо оторвал руки Кейро от себя.
 — Э-э… леди Гленвуд, вас хотят видеть. — Он повернулся и указал на Элис с беспристрастным интересом зрителя, равнодушно наблюдающего за развитием событий в театральной пьесе.
 Кейро проследила за направлением его взгляда и увидела Элис. Похотливая радость мгновенно исчезла с ее побледневшего как воск лица. Издав болезненный крик, она машинально подняла руку, чтобы пригладить свои мокрые спутанные волосы.
 — Элис! Боже мой, ч-что вы здесь делаете? — слабым запинающимся голосом пролепетала баронесса.
 Элис не могла заставить себя встретиться глазами со своей невесткой. Она бросила затравленный взгляд на Люсьена, но он не произнес ни слова, и Элис поняла, что происходящее его совершенно не волнует. Как она жалела, что не осталась дома с Гарри! Пребывала бы в полном неведении касательно глубины падения Кейро. Конечно, она совершила ошибку, приехав сюда.
 — У Гарри ветрянка, вам следует вернуться домой. Мы выедем на рассвете, — наконец проговорила она.
 Баронесса беспомощно смотрела на нее, словно видела перед собой самое правдивое из зеркал. От ее самоуверенности не осталось и следа. Кейро растерянно повернулась к Люсьену, который подбоченясь молча взирал на нее. Молчание было долгим, изматывающим и мучительным. Потом, совершенно неожиданно, Кейро яростно набросилась на них.
 — Как вы посмели явиться сюда? — закричала она на Элис, и лицо ее исказилось от ярости. Она рванулась к девушке с таким видом, точно хотела выцарапать ей глаза, но Люсьен остановил ее, схватив за руку. — Выгоните ее отсюда, Люсьен! Как вы могли позволить ей прийти сюда? Клянусь вам, Элис, если вы скажете мне хотя бы слово, я вышвырну вас из Гленвуд-Парка! Вы никогда больше не увидите Гарри!
 — Успокойтесь, — коротко приказал ей Люсьен.
 — Пустите меня!
 Он грубо тащил ее к дверям, а она осыпала его потоком грязных ругательств.
 — Леди Гленвуд слишком много выпила, проводите ее в комнату и заприте там, — коротко приказал Люсьен.
 — Ах ты негодяй! Дьявол! Пусти меня, свинья ты эдакая! — неистово кричала Кейро. — А ты не смей смеяться надо мной, маленькая ведьма! — обратилась она к Элис, сопротивляясь охранникам, пытавшимся совладать с ней. — Ты думаешь, ты такая чистая? Он заставил меня сделать это — и тебя тоже заставит! И тогда ты увидишь, что ты ничуть не лучше меня! Покажите ей, Люсьен! Сделайте то, что у вас лучше всего получается! По крайней мере одну вещь вы можете сделать так же хорошо, как и Деймиен!
 Люсьен захлопнул дверь у нее перед носом с такой силой, что та чуть не слетела с петель. Дрожа, Элис прижала руку ко лбу. В комнате было слишком жарко, и она чувствовала, что вот-вот расплачется. Люсьен тоже молчал. Он стоял к ней спиной, но Элис чувствовала, какая ярость терзает его тело.
 — Она пьяна, не обращайте внимания. Она сказала это просто от стыда. — И когда Элис ничего не ответила, он повернулся и бросил на нее настороженный взгляд. — С вами все в порядке?
 — Я даже не знаю, почему я приехала, — прошептала Элис; подбородок у нее задрожал, но она изо всех сил сдерживалась.
 — Почему вы приехали? — тихо переспросил Люсьен.
 Элис не хотелось отвечать, но слова вырвались сами, а из глаз потекли сердитые слезы.
 — Потому что я обещала брату, когда он лежал при смерти, что буду заботиться о Гарри и о ней; и вот какова благодарность! Она губит мою жизнь! Я люблю своего племянника, но… — Резко оборвав свою пылкую речь, Элис отвернулась, размазывая слезы. Она вытирала их дрожащими руками, поворачиваясь к Люсьену, которого обвиняла во всем. — Что вы с ней сделали? — спросила она, вздрагивая от негодования. — Кейро сказала, что вы что-то с ней сделали. Что именно?
 Люсьен бросил на Элис тяжелый взгляд.
 — Она сама это с собой сделала.
 — Зачем вы явились и разрушили все между ней и вашим братом? Зачем?
 — Разве это не очевидно? Вы видели, как она вела себя. Я сделал это, чтобы защитить его.
 — Лорд Деймиен — взрослый человек!
 — Он не умеет обращаться с женщинами.
 — А вы?
 — Иногда.
 — Тогда где же ваша жена, Люсьен? Где человек, который любит вас? — выпалила Элис.
 Его лицо разом осунулось, и на мгновение она увидела его именно таким, каким он был под своими многочисленными масками, — потерянным, испуганным, отчаянно желающим, чтобы кто-нибудь протянул ему руку.
 — Ну, Элис, такого человека не существует, — сказал он, почти оставив свой обычный сарказм.
 — Совсем как у меня. — С огорчением почувствовав себя виноватой при виде того, как ее резкие слова попали в цель, Элис быстро вытерла слезы и попыталась смягчить тон. Пусть он и потерянная душа, может быть, он просто не знает ничего лучшего. — Любовь меняет людей, Люсьен, вот что она делает. Если бы вы позволили им быть вместе, возможно, лорд Деймиен сумел бы помочь Кейро перемениться. И тогда Гарри, возможно, получил бы опору в жизни, отца, который научил бы его, как со временем стать человеком.
 Его резкое, угловатое лицо внезапно сердито вспыхнуло — Люсьен почувствовал, что виноват.
 — А это уже не моя проблема! В чем-то лорд Деймиен не знает себе равных, в чем-то — ничего не смыслит. — Он презрительно рассмеялся. — Вы действительно вознамерились прочесть мне лекцию о любви? Что вы о ней знаете? Ставлю об заклад мой дом, что вас никогда толком никто не целовал! Проклятие! — И неожиданно он двумя шагами преодолел разделяющее их расстояние, грубо схватил ее в объятия и впился губами в ее рот прежде, чем она успела ахнуть.
 Первое, резкое, обжигающее прикосновение его губ уничтожило напрочь ее девические представления об идиллических поцелуях. Его левая рука грубо запуталась в ее волосах, а правой он прижал Элис к себе. Люсьен целовал ее так, словно хотел поглотить, его горячий, алчный язык раздвинул ее губы. То был акт обладания, его яростная требовательность душила ее. Она слабо уперлась ему в грудь; он слегка развел ее ноги и немного вдвинул между ними колено, а его руки принялись гладить ее спину. Ошарашенная, Элис припала к нему, чтобы не упасть, и ее охватил исходящий от его стройного мускулистого тела жар. Элис попыталась отвернуться, отказаться от опасного удовольствия, испытать которое он вынуждал ее, но поскольку он проводил руками по ее спине вверх и вниз, ее реакцию было невозможно скрыть.
 Дрожащая и неуверенная, она постепенно перестала сопротивляться и шире раскрыла рот, медленно, нерешительно коснувшись языком его языка. Люсьен гортанно застонал, его мощные объятия разом ослабли. Его поцелуй стал глубже и проникновеннее, и она таяла в его объятиях.
 Спустя какое-то время он замер и прервал поцелуй, но его тонкие губы все еще медлили рядом с ее губами. Он прижался к ней лбом, его торс возвышался над ее грудью…Элис чувствовала мягкое тепло его тяжелого дыхания у своих влажных губ, а его ладони скользили по ее рукам.
 — А как насчет вас, Элис? — отрывисто прошептал он. — Кто любит вас?
 Она неуверенно встретила его неистовый взгляд.
 — Многие…
 — Кто же? — грубо допрашивал он.
 — Это не ваше дело…
 — Я вам ответил, ответьте и вы.
 — Это мой племянник Гарри, — запинаясь сказала Элис.
 — Он ребенок.
 — Он человек!
 — Позвольте мне прийти к вам ночью!
 — Вы сошли с ума? Пустите меня! — Она вывернулась из его рук и отошла, стирая его поцелуй со своих губ тыльной стороной кисти.
 Когда Люсьен увидел, что она уничтожает следы его поцелуя, в глазах его вспыхнул адский огонь. В это мгновение вид у него был такой яростный, что Элис не знала, что он с ней сделает. Ощетинившись, точно сердитый волк, он напугал ее неистовым выражением своего лица и откровенной похотью, горящей в глубине глаз. Люсьен прошел мимо нее к двери и, грубо щелкнув пальцами, подозвал к себе стоявшего на часах человека.
 — Проследите, чтобы мисс Монтегю благополучно доставили в ее комнату.
 — Слушаюсь, милорд, — ответил стражник и коротко кивнул. — Мисс, следуйте за мной, прошу вас.
 Элис смущенно посмотрела на Люсьена. Он наблюдал за ней, и в глазах его сверкало какое-то враждебное вожделение, которое встревожило ее гораздо меньше, чем хитрая, довольно жесткая полуулыбка, кривившая его губы.
 — До свидания, милорд, — проговорила она через силу, но с вызовом. Если повезет, она убежит из этого дома завтра утром и ей не придется больше встречаться с ним.
 Он сунул руки в карманы и, опершись плечом о дверной косяк, следил за каждым ее движением.
 — Доброй ночи, дорогая.
 Элис повернулась и пошла вслед за стражником по прихожей, ощущая на себе жгучий взгляд Люсьена. Когда человек в черном плаще начал спускаться по винтовой лестнице, она в последний раз бросила на Люсьена взгляд через плечо. Он все еще стоял там же, его высокая сильная фигура тонула в тени, и, судя по блеску его светлых обманчивых глаз, он что-то замышлял.
 Ролло Грин из Филадельфии, известный в Гроте под именем Орфея, вытер пот со своей лысой головы. Его грудь тяжело вздымалась от чрезмерного количества выпитого вина и от волнения. Ему повезло, что сердце не подвело его в этой сырой, перегретой атмосфере Грота. Он оторвал взгляд от голой девушки, танцевавшей неподалеку от него, потому что заметил, как Люсьен Найт вышел из своих тайных апартаментов, расположенных внутри дракона. Американец видел, как Люсьен унес с собой красивую молодую нимфу с синими глазами, поступив именно так, как Орфей ей и предсказывал.
 «Быстренько управился», — подумал он с ухмылкой, глядя, как их хозяин легко пробирается сквозь толпу. Ролло не огорчался из-за того, что ему не удалось сорвать поцелуй у этой девушки. Вряд ли он может соперничать с человеком с такой внешностью, как у Люсьена Найта, и с его умением очаровывать, когда речь идет о женщинах, но он с удовольствием подумал о том, что равен Люсьену, по крайней мере, в мастерстве и хитрости.
 Между ним и Люсьеном Найтом установилось настороженное профессиональное понимание, хотя они принадлежали к противоборствующим сторонам в этой войне. Ролло был одним из немногих, кто понимал, что снисходительный светский дипломат лорд Люсьен Найт был также безжалостным британским агентом, чье кодовое имя Аргус заставляло трепетать министров иностранных дел многих стран и даже наводило страх на Фуше, наполеоновского шпиона высшего класса.
 Ролло и Люсьена никак нельзя было назвать врагами, потому что в прошлом они несколько раз обменивались сведениями, но и от дружеских отношений они были весьма далеки. Ролло знал, что Люсьен испытывает к нему неприязнь из-за его купеческих замашек и недостатка благородного блеска, а Ролло, со своей стороны, обижало физическое и интеллектуальное превосходство англичанина, не говоря уже о его высокомерии.
 Однако сегодня ночью Ролло наслаждался тем, что он знает нечто такое, что неизвестно всезнающему Люциферу.
 Нечто грандиозное!
 И он, Ролло Грин, находится в центре этого, он все подготовил. Возможно, он недостаточно жесток и низок, чтобы переиграть такого, как Люсьен Найт, но он проложил путь для человека, который во всем равен Люсьену, а пожалуй, в чем-то и пострашнее его.
 При мысли о том, кто должен появиться, на сердце Ролло словно пала холодная тень, заставив его оторвать взгляд от покрытой потом танцующей девушки. Нужно заняться делом! Он оглядел толпу, и его взгляд остановился на высокородном молодом повесе, ради вербовки которого он и пришел сюда.
 Достопочтенный Итан Стаффорд был младшим сыном графа и идеально подходил для целей Ролло. Обладатель мальчишески красивого лица и золотых кудрей, Итан Стаффорд был хорошо воспитанным модным молодым распутником, имевшим обширные знакомства в высшем свете. Хотя высший свет не знал тайны Итана Стаффорда — не знал, что он погубил себя карточной игрой.
 Будучи лишен наследства своим богатым отцом, Стаффорд избежал долговой тюрьмы и публичного извещения о своем разорении только потому, что выполнял сомнительного свойства поручения для теневых фигур, обитающих на дне общества, вроде жестокого ростовщика, который и рассказал Ролло об этом юноше.
 К счастью, молодой мистер Стаффорд не был пьян, когда Ролло приблизился к нему, с трудом волоча ноги и проталкиваясь сквозь толпу. Стаффорд стоял с полудюжиной других молодых гуляк, поглощенный зрелищем того, как леди в маске давала урок кнутом своему очередному добровольному рабу.
 — Простите, сэр! — обратился Ролло к Стаффорду, а потом понизил голос. — Я слышал, что вас может заинтересовать кое-какая работенка.
 Молодой человек глянул на него искоса; взгляд его стал сосредоточенным. Ролло поощрительно кивнул. Стаффорд с настороженным видом последовал за ним. Они отошли в сторону.
 — Мне сказали, что на вас можно положиться. Вы добыли кое-какие сведения для одного моего друга.
 — Верно, — осторожно согласился Стаффорд.
 «Бедный мальчуган, — подумал Ролло. — Не может жить без сладостей».
 — Что нужно сделать для вас? — тихо спросил Стаффорд, надменно вздернув породистый подбородок.
 — Через неделю или около того приезжает мой добрый друг из Пруссии, требуется вести его в общество, показать ему Лондон.
 — И это все? — недоверчиво поинтересовался Стаффорд.
 Ролло издал веселый гулкий смешок.
 — Да, мой мальчик, это все!
 — Сколько вы заплатите?
 — Триста фунтов. Никаких вопросов — Ни пенни больше.
 — Триста фунтов? — повторил Стаффорд. — А в чем здесь подвох?
 — Никаких подвохов, — весело ответил американец. — Мой друг очень богат и преисполнен решимости произвести хорошее впечатление на лондонское общество. Я свяжусь с вами, когда придет время, и помните — конфиденциальность, прежде всего. — И Ролло положил палец на губы, совсем как статуя Приапа у входной двери, призывая молодого человека хранить молчание.
 Стаффорд кивнул и вернулся к своим друзьям. Отвернувшись, Ролло увидел неподалеку Люсьена, болтавшего в группе гостей. Ролло попробовал ускользнуть, но Люсьен заметил его и бросил на него довольный взгляд.
 — Сегодня вечером у вас вид удачно потрудившегося человека, — протяжно проговорил Люсьен своим низким, ласкающим голосом. — Прижимаете ухо к земле?
 — Я пришел сюда только ради женщин, старина, — ответил американец с добродушной усмешкой. — Ваши приемы — это единственное место, где я могу чувствовать себя свободно.
 Люсьен рассмеялся и пошел дальше.
 — Счастливой охоты, Орфей.
 — И вам того же. — Ролло следил, как Люсьен фланирует среди обожающих его гостей.
 Американец испустил долгий вздох. Он чувствовал себя, как участник пикника, на которого напал волк и которому удалось остаться невредимым. Сделав свое дело, Ролло поставил стакан с вином и огляделся, надеясь найти женщину, пьяную настолько, что она согласится ему отдаться.
 Почти светало, когда слуги Люсьена очистили Грот от последних гостей. Сторожа в черных плащах подбирали пьяных дураков, бродивших там и сям, и уносили в их комнаты, а Люсьен в это время собрал у себя свой штат молодых повес и смекалистых шлюх. Они пили кофе, обсуждали то, что видели этой ночью, и сообщали собранные сведения.
 Люсьен прислонился к окну с красными стеклами, сложив руки на груди, и слушал сообщения каждого по очереди, но сосредоточиться ему было трудно, поскольку мысли его, представлявшие собой смесь желания и раздражения, то и дело возвращались к Элис Монтегю.
 Как посмела она так с ним обойтись? Кем она себя воображает? И почему, скажите на милость, он не может выбросить ее из головы? Какая нелепость. Его, Люсьена Найта, безумно влечет к какой-то маленькой девственнице с глазами лани. Эта девица — ханжа. Неудивительно, что она довела Кейро до сумасшествия своей повышенной стыдливостью. Ее нравоучения до сих пор злили его. «Вот что такое любовь, Люсьен! Вот что она делает!» «Любовь», — подумал он, презрительно фыркнув. Однако Люсьена немного напугала Элис Монтегю. Ясность ее взгляда и прозрачность чувств обескуражили его циничную натуру. Она была настоящей, каким он не чувствовал себя уже много лет.
 «Элис опасна, вот в чем дело», — подумал он. Она угрожает его пониманию жизни, доставшемуся с таким трудом, жизни со всей ее безжалостностью. Жизнь лишила его всех идеалов и иллюзий — и все же он пожертвовал бы чем угодно, лишь бы встретить человека, который воскресил бы в нем былую веру.
 Но на самом ли деле она столь добродетельна? Люсьен мысленно усмехнулся. Существуют ли вообще добродетельные люди? Эта девушка уязвила его, и он решил отплатить ей за оскорбление, показав, что на самом деле она вовсе не такой образчик добродетелей, какой кажется сама себе. Ему не хотелось причинять ей боль, но он приготовился хорошенько напугать ее, чтобы доказать свою правоту — мисс Два Башмака точно так же не является непогрешимой, как и все остальные. Элис была так чиста, и это задевало его, но гораздо легче сбить с нее спесь, чем тщетно пытаться подняться в ее сферы.
 В голове у Люсьена мелькнула беспокойная мысль: «Что, если ты подвергнешь ее испытанию, а она его выдержит? Что, если она докажет, что ты ошибаешься?»
 Взрыв смеха, раздавшийся в комнате, оторвал Люсьена от размышлений. Марк подал ему список различных агентов, побывавших этой ночью в Гроте. Все нации, союзные Англии, были здесь представлены — Россия, Австрия, Пруссия, Португалия и прочие. Люсьен рассеянно изучал список, огромным усилием воли на мгновение выбросив Элис Монтегю из головы.
 Проще говоря, так называемый орден Дракона был инструментом контрразведки, который существовал со времен королевы Елизаветы и ее зловещего тайного вдохновителя Вальсингама, истинного отца шпионажа в Англии и личного друга первого маркиза Карнартена. Сутаны и прочая таинственная дребедень существовали как часть вековой связи между шпионажем и оккультизмом. Оккультная чепуха притягивала бунтарей, авантюристов и недовольных людей из общества; эти люди, в свою очередь, притягивали тайных агентов. Умные агенты умели высматривать сочувствующих союзников среди изгоев и неудовлетворенных, ничего не подозревающих людей, которых можно было использовать в своих планах, — простофиль, которые одалживали им деньги, или тех, кто мог бы ввести их в те круги общества, куда они хотели проникнуть.
 Протеже Люсьена, которых он ласково называл Север, Юг, Восток и Запад, и, разумеется, Толберт, играли именно эту роль. Им было примерно по двадцать пять лет, все из хороших семей. Молодые люди смешивались с толпой гостей не только чтобы следить за закрепленными за ними четвертями круга, на которые был разделен Грот, но также чтобы играть роль неугомонных, темпераментных повес, которых искал какой-нибудь умный агент, строящий очередные заговоры.
 Эти молодые люди стали отличными помощниками Люсьену, и поскольку никакого официального курса для королевских агентов не существовало, он задумал после войны обучить их всему, что знал сам, как и его отец, маркиз, учил его. Они были молоды и все еще в достаточной степени идеалисты, поэтому не испугались, когда Люсьен предупредил их, чтобы они не рассчитывали даже на благодарность за свои труды. Они занимались этой работой ради приключений и ради того, чтобы, ходя по лезвию ножа, ощущать трепет жизни. Когда собрание закончилось и небогатый набор ценных сведений был выложен, молодые женщины и мужчины начали посматривать друг на друга, думая уже об отдыхе, поскольку свое дело они сделали.
 — Есть еще кое-что, — сказал Марк Скип-тон, отвечающий за западный сектор.
 Люсьен подавил зевок.
 — Да?
 — Я подслушал одного из агентов царя — как бишь его имя?
 — Леонидович?
 — Да, верно. Я слышал, как он говорил одному из австрийцев, что Клод Барду жив и работает на американцев.
 Люсьен уставился на него, чувствуя, как холодеет кровь. Лицо его стало пепельным, и вполне вероятно, что сердце у него на мгновение перестало биться.
 — Жив? — с трудом проговорил он, стараясь, чтобы голос его звучал небрежно. — Как же это может быть?
 — Леонидович сказал, что он не знает, есть ли у этих слухов какое-либо основание, — ответил Марк, лениво пожав плечами, — но говорят, что Барду сам запалил огонь в Париже. Инсценировал свою смерть, а потом бежал в Америку.
 О Боже! Эта новость потрясла Люсьена. Сразу же перед его мысленным взором возникло лицо видавшего виды ирландца Патрика Келли. Он быстро опустил глаза и отвернулся, чтобы скрыть свое смятение.
 Проклятие! Он ведь слышал, что Барду мертв — не пережил падение Наполеона. Когда Люсьен узнал о том пожаре в Париже, он отметил кончину этого чудовища, выпив своего лучшего портвейна. Единственное, о чем он жалел тогда, что не он сам убил Барду.
 За спиной у него Стюарт Кайл, ответственный за восточный сектор, тихонько свистнул.
 — Барду — личность легендарная! Если он стал наемником и предложил свои услуги американцам… — Молодой человек многозначительно передернул плечами.
 — Помните рассказ о том семействе купца, которое он уничтожил в Вестфалии, заподозрив, что купец тайно работал против короля Джерома? — мрачно добавил Марк. — Это просто проклятое отродье дьявола.
 — Хватит! — резко приказал Толберт. — Здесь дамы.
 Марк и Кайл торопливо пробормотали извинения смущенным девушкам, но Люсьен не обратил на это никакого внимания. В горле у него застрял комок, и холодный пот выступил на теле. Он вытер влажные ладони о панталоны и беспокойно заходил взад-вперед, стараясь собраться с мыслями.
 Клод Барду, французский агент, известный под кличкой Тритон, был шпионом высшей категории и главным человеком Фуше, его тайным оружием. Между ним и Люсьеном произошел некий инцидент, о котором молодые люди, находившиеся в комнате, ничего не знали.
 Кровавая история!
 Люсьен никогда не рассказывал ни Деймиену, ни Кэслри, вообще ни одной живой душе о том, как его схватили и подвергли пыткам вражеские агенты полтора года назад, весной 1813 года. При побеге он убил всех людей Барду; теперь только два человека из живущих на земле знают о чудовищном испытании, через которое он прошел, — сам Барду, истязавший его, и Люсьен, вынесший все мучения.
 Позднее он узнал, что Барду выполнил приказания Фуше не оставлять видимых следов пыток на его теле, однако этому животному удалось запечатлеть боль в глубинах его сознания. Люсьен считал, что он похоронил воспоминания, узнав о смерти Барду, но все мгновенно воскресло, кошмар вновь погрузил его в то дикое состояние, в котором он прожил последние дни перед побегом, точно загнанный зверь. Ненависть растекалась по жилам, как едкая кислота, как яд. «Ей-богу, Патрик, — мрачно думал Люсьен, — если этот французишка, этот ублюдок действительно жив, я отомщу за вас». Нет ничего неправдоподобного в том, что теперь Барду работает на американцев, размышлял Люсьен, потирая затылок и расхаживая по комнате в тревожном возбуждении. На побережье бывших колоний война бушевала с 1812 года. Дипломаты обеих сторон начали обсуждать эту проблему почти два года назад в голландском городе Генте, но достигли немногого. Сражения продолжались, равно как и блокада. Тем временем падение Наполеона оставило французских шпионов вроде Барду без работы, они не могли вернуться во Францию, где восстановленные на троне Бурбоны смотрели на них как на предателей, нежелательных лиц во всей победоносной союзной Европе.
 Америка была, пожалуй, единственным местом, где разбросанные по свету шпионы Наполеона могли найти убежище, для настоящих же фанатиков вроде Барду это было место, куда они могли уехать, если жаждали бороться против британцев. Осажденная администрация президента Медисона, находящаяся в Вашингтоне — или в том, что осталось от новой американской столицы после того, как британские оккупационные войска сожгли ее почти дотла два месяца назад, — разумеется, с радостью встретит людей, подобных Барду.
 Люсьен с мрачным видом повернулся к своим помощникам — когда он начал раздавать приказания, голос его походил на тихое рычание.
 — Сначала мы должны удостовериться в этом. Кайл, ступайте в гостевой флигель и приведите ко мне Ролло Грина. Если среди американцев ходят какие-то слухи, он узнает, в чем дело. За деньги он все скажет.
 — Ролло Грина уже нет — он уехал несколько часов назад. Я посмотрел в списке отъезжающих, — сообщил Роберт Дженкинз, ответственный за южный сектор.
 Люсьен выругался. Умные агенты — точно осторожные уличные кошки, которых приходится выманивать оттуда, где они прячутся. Если они не хотят, чтобы их обнаружили, они могут растаять как дым. Это особенно относится к двойным агентам вроде Ролло Грина, которые живут, постоянно опасаясь мести со стороны тех, кого они продали.
 — Хотите, мы попытаемся его догнать? Я думаю, он поехал по дороге на Бат, направляясь обратно в Лондон, — предложил Марк.
 Люсьен долго обдумывал это предложение. — Давайте. Толберт, вы останетесь, и мы вместе допросим Леонидовича. А вы четверо поезжайте верхом, но если не найдете Ролло к тому времени, когда доберетесь до дороги в Уэльс, возвращайтесь в Ревелл-Корт. Это может быть уловкой.
 — Уловкой? — недоуменно переспросил Марк.
 — Вы можете считать себя непобедимыми, но если в дело замешан Барду, вы не должны пытаться завербовать его. Во всяком случае, мы устроим следующий прием через неделю, считая от сегодняшнего дня. Если вы не найдете Грина, я уверен, что он вернется. Пока же мы выжмем наши собственные источники информации касательно предполагаемого воскрешения Барду. Идите.
 Отпустив также и девушек, Люсьен послал Толберта найти Леонидовича, после чего остался ждать в своем наблюдательном пункте наедине со своими демонами. Клод Барду, будь он трижды проклят!
 Вид у него был растерянный. Он тяжело вздохнул и сел в ожидании, когда Толберт приведет Леонидовича. Опершись локтем о грубый деревянный стол, он прижал к глазам кончики пальцев. Господи, как ему хочется забыть о том, что произошло тогда, но стоит закрыть глаза, как Он видит подвал, где его держали в темноте и одиночестве несколько недель, голодного и избитого. Люсьен все еще ощущал вкус крови во рту — последствия самой изобретательной пытки Барду, когда его связали ремнем и вытащили два коренных зуба, чтобы наказать за отказ говорить. Но физическая боль — ничто в сравнении со стыдом, который он испытывал от сознания, что Барду удалось, в конце концов, вытянуть из него одно имя — Патрик Келли.
 Люсьен содрогнулся от мучительного стыда. Отец посвятил Люсьена в тонкости дипломатии, однако именно Келли, ирландец с отважной душой, научил его практическим умениям разведчика. Доведенный пытками до безумия, крича в полусознательном состоянии, Люсьен, в конце концов, выдал местонахождение Келли. Когда ему удалось сбежать из тюремной дыры, было уже поздно предупреждать ирландца, что его ищут французы. Келли исчез. Больше Люсьен не видел его и ничего о нем не слышал.
 — Милорд?
 Он в изнеможении открыл глаза, но попытался скрыть это, когда обернулся через плечо с вопрошающим видом. Лили, самая красивая из нанятых им куртизанок, прислонилась к стене в призывной позе.
 — Вам что-нибудь нужно? — сухо осведомился Люсьен.
 — У вас обеспокоенный вид. Я подумала, что вам, наверное, нужно общество. — Лили, гипнотизируя его взглядом сирены, пробежала пальцами по оборчатому вырезу своего платья.
 Отойдя от стены, она с томным видом направилась к Люсьену.
 Его взгляд скользнул по ней, во взгляде этом был голод настолько глубокий, что насытить его такие, как она, были не в состоянии.
 — Лили, соблазнительница вы эдакая, — проговорил он заученным праздным тоном, — вы же знаете, что я не смешиваю дело с развлечением.
 Люсьен напрягся, когда она положила руки ему на плечи и обошла вокруг его стула. Он вгляделся в ее лицо; Люцифер был в опасном настроении.
 Она обвила его шею руками.
 — Как вы всегда говорите, милорд, правила существуют для того, чтобы их нарушали!
 — Но не мои правила, крошка.
 — Что бы там ни случилось, я могу сделать так, что вам полегчает. Все, что от вас требуется, — это лечь и позволить мне ублажать вас. Возьмите меня к себе в постель, когда покончите с делами. — Она поцеловала его в щеку и прошептала: — Это будет бесплатно.
 И она принялась целовать его в шею и ласкать, а он сидел равнодушный, как камень. Потом Люсьен закрыл глаза. Дрожь вожделения пробежала по его телу, но в голове у него была только Элис Монтегю. «Вот что такое любовь, Люсьен. Вот что она делает!» «Господи, ну кто говорит о любви в наше время или хотя бы верит в нее?» — подумал он, в то время как запах шлюхи наполнял его ноздри — мускусный аромат пота, перебиваемый тошнотворно-сладкими духами. Люсьен прекрасно понимал, как можно уронить свое достоинство просто для того, чтобы оказаться в чьих-то объятиях на всю ночь, но он не хотел алкать того, чего не существует. Любовь — это для поэтов, а надежда — для дураков. Когда Лили стала с профессиональным умением ласкать его поверх панталон, тело отозвалось мгновенно, но ум пребывал в отчаянии. «Боже, помоги мне», — подумал Люсьен, погружаясь в очевидную пустоту бессмысленного обряда. Больше он не мог этого выносить. Схватив куртизанку под мышки, он оттолкнул от себя ее руки и отстранился. Потом встал со стула и отошел к окну с красными стеклами, повернувшись к Лили спиной.
 — Я привез из Лондона свою любовницу. Лили ничего не ответила, хотя он и чувствовал, что она оскорблена. Спустя мгновение он услышал, что она встала и вышла из комнаты — прошелестели ее юбки, простучали шелковые туфельки, — и Люцифер опять остался в одиночестве. Печально смотрел он сквозь красные стекла окон на изящные колонны и бассейн для забав. Говорят, что эти воды обладают целебными свойствами, но ему они никогда не помогали. Люсьен скрестил руки на груди, опустил подбородок и мысленно привел себя в порядок, потому что ночная работа еще не закончена. Единственная женщина, с которой он согласился бы разделить этой ночью ложе, была Элис Монтегю. Но она, руководствуясь несокрушимым здравым смыслом, отвергла его домогательства.
 Вернулся Толберт, они расспросили Леонидовича — и ничего не узнали. Когда расспросы подходили к концу, появились Марк и остальные молодые люди — с пустыми руками. Ролло Грин ускользнул от них. Они расстались почти на рассвете, выполнив свой долг, молодые люди направились в бункер, устроенный на военный манер рядом с конюшнями, а Люсьен, совершенно измученный, ушел, в конце концов, из Грота и вернулся в тихий спящий дом.
 Вскоре после этого он вошел в свою просторную элегантную спальню и направился к восточному окну, снимая через голову рубашку. Раздевшись в жемчужно-серой полумгле, он лег в постель, слишком усталый, чтобы снять покрывало. Люсьен решил поспать хотя бы два часа до наступления дня, но стоило ему закрыть глаза, как появлялась отвратительная физиономия Клода Барду, а иногда — смеющееся лицо Патрика Келли. Он отогнал оба мучительных видения, погрузившись в мысли о юной восхитительной Элис Монтегю. Ее робкая скептическая улыбка, которая появлялась так неохотно и оттого была еще более драгоценной, — эта улыбка даже сейчас казалась ему очаровательной. В ней была некая цельность и простота, действовавшие на него успокаивающе. Он начал расслабляться, смакуя воспоминания о том, как прикасался к ней, как его руки ощущали шелковую, нежность ее бедер, сладостную мягкость грудей. Вспомнил, как она удивилась, когда он испробовал ее теплые девственные губы. «Какая невинная», — подумал Люсьен. Ему доставляло удовольствие сознавать, что он прикасался к ней там, где никто еще не прикасался, что он первым поцеловал ее.
 И пока он лежал в постели, его посетило дьявольское вдохновение, которое очень быстро приняло некие четкие очертания. Люсьен уставился в потолок широко раскрытыми глазами, потом резко сел, сердце его бешено забилось.
 Нет, это нехорошо! Дурной, сумасшедший план — но ведь не первый же у него. Разве может умирающий с голоду отказаться от пиршества?
 Другого шанса с Элис Монтегю у него никогда не будет. Это он должен понимать так же твердо, как и то, что женщина вроде нее может все изменить в его жизни. Если он встретит ее в Лондоне, она отвернется от него, как и всякая порядочная молодая барышня. Ведь Элис знает его только как Дракона, вождя языческого культа. Даже если он попытается обратиться к ней самым приличным образом, Кейро, ее ревнивая опекунша, никогда не позволит ему близко подойти к девушке после нынешней ночи. Хуже того, понял Люсьен, в Лондоне Элис непременно встретится с Деймиеном, а в сравнении с братом он, Люсьен, будет выглядеть еще отвратительнее. Вряд ли он сможет это вынести.
 Несколько ошеломленный тем, как сильно поразил его собственный возмутительный план, он снова опустился на кровать и, сложив руки за головой, начал искать ответы в темноте. Осмелится ли он попробовать?
 Она рассердится. Ей это не понравится, но она сама виновата — возразила порочная часть его сознания. Элис по собственной воле проникла туда, где ей не место. Она явилась к нему в дом, в его жизнь, и теперь он не выпустит ее, пока не получит удовлетворения. Люсьен знал, что она собиралась уехать рано утром, но он этого не допустит. Может быть, таинственная связующая нить, которую он ощущал между ними, была ничем, а может быть, это его спасение.
 Задумчиво повернув голову на подушке, Люсьен посмотрел в окно спальни на отдаленное свечение рассвета на горизонте. Ему показалось, что солнечный восход цвета золотого пламени в точности повторяет цвет ее волос.




 Глава 4


 Элис спала как опоенная — долго, крепко и без сновидений. Проснувшись через двенадцать часов, она полежала спокойно в постели, пахнущей лавандой, и сознание происходящего постепенно вернулось к ней. Ласковый утренний свет проникал сквозь ресницы. Открыв глаза, она увидела незнакомую комнату. Сначала Элис испугалась, потом все вспомнила, с тяжелым вздохом снова легла и зарылась лицом в подушку.
 Люсьен. Прежде всего она вспомнила его, но тут же мстительно отбросила мысль об этом дьяволе с серебристыми глазами. Ей хотелось никогда больше не думать ни о нем, ни о прошлой ночи, ни о безнравственности, царящей в Гроте. Сегодня она уедет домой в Гленвуд-Парк и забудет вообще, что подобные вещи существуют, но видит Бог, ей не хочется торопиться. Перспектива провести следующие пятнадцать часов в тесной карете в обществе злобной невестки заставила ее содрогнуться.
 Услышав громкий топот за окном своей комнаты, Элис соскользнула с высокой кровати и пошла, выяснить, что происходит. Посмотрев через щель между занавесями, она увидела, что несколько карет с гостями шумной вереницей отъезжают от Ревелл-Корта.
 Она резко отодвинулась от окна. Сколько же сейчас времени? Если вакханалия в Гроте уже закончилась, должно быть, утро в самом разгаре! Часы на камине подтвердили ее предположения. Одиннадцать часов! Элис тяжело вздохнула. Теперь они поздно отправятся в дорогу, и опять им придется проделать заключительную часть пути в темноте, но, по крайней мере, дорога домой лучше знакома, чем горы Сомерсета.
 Она поспешила к комоду, налила там воды из кувшина в фарфоровый таз — при этом мысли о Люсьене не переставали терзать ее. Ополаскивая кожу, свежей, бодрящей холодной водой, Элис пыталась выкинуть его из головы. Он хитрый и опасный. Элис никак не могла разобраться в нем, но вряд ли это бесстрастный дипломат, которого она ожидала увидеть. Он свиреп, как тигр, быстр, как гадюка, и хитер, как лисица. Когда ему это выгодно, подумала Элис, чувствуя, как несколько капель воды чувственно скатываются по ее шее в ложбинку между грудями, он может быть неотразимо очаровательным.
 Она вздрогнула и закончила умывание, вытерев полотенцем лицо и грудь. Потом надела свежую сорочку и чистые чулки, лежавшие у нее в дорожной сумке. Натягивая тонкие белые чулки и пристегивая их к подвязкам, Элис старалась не обращать внимания на легкие волнующие обрывки воспоминаний о его руках, которые так умело, обшаривали ее бедра. Что за мысли! Девушка приказала себе думать только о маленьком бедном Гарри, который ждет, не дождется ее возвращения домой.
 Облачась в свое темно-синее дорожное платье, она пожелала себе никогда не встречаться с Люсьеном в обществе — в особенности в этом сезоне, потому что потом ей исполнится двадцать два года, что на деле является последним шансом для женщины. Это значит, что пришло время раз и навсегда решить, кто из ее давних поклонников годится ей в мужья.
 Проклятие! Она совсем запамятовала о своих поклонниках вчера ночью, когда Люсьен спросил, кто же любит ее! К несчастью, Элис знала, почему забыла об их существовании в этот момент, — рядом с ним они не выдерживали никаких сравнений. Однако Дракон. — существо, погибшее окончательно; если и найдется та, что станет его женой, Элис будет ее очень, жаль.
 Трое ее поклонников были приятными молодыми людьми, из хороших семей и с прекрасным, будущим; все ухаживали за ней, как рыцари, «взглядами», в течение последних четырех сезонов, начиная с ее первого появления в свете. Роджер был умен, Том храбр, а с Фредди было весело. Только вот в глубине души Элис мечтала о таком человеке, который обладал бы всеми этими качествами, а вдобавок еще и множеством других. Благослови их, Боже, они были с ней так терпеливы, так долго ждали, когда же она сделает выбор. Но ее сдержанным отношением к своим поклонникам не исчерпывались все сложности. Гораздо серьезнее было то, что она не могла оставить Гарри на Кейро, учитывая, какая это легкомысленная и безответственная мать. Не могла она и бросить его на попечение прислуги, какой бы доброй и умелой ни была Пег, да и остальные тоже. Чтобы расти, как полагается, человеку нужно быть окруженным семьей — это Элис знала по собственному опыту. Если Кейро не начнет относиться к своему сыну как мать, Элис никогда не сможет выйти замуж и покинуть Гленвуд-Парк. И останется старой девой, и у нее никогда не будет своих детей, которых она могла бы любить. Горестно вздохнув, девушка опустилась на табурет, стоявший у туалетного столика, и принялась укладывать волосы в гладкий пучок на затылке, позволив только нескольким завиткам резвиться у шеи.
 В этот момент раздался стук в дверь. Элис посмотрела на отражение двери в зеркале. — Войдите!
 В ответ на приглашение дверь отворилась, и пухленькая веселая горничная внесла поднос с завтраком. Сняв серебряную крышку, Элис увидела под ней весьма соблазнительный набор различных печений и поджаренных хлебцев, а также всевозможные варенья, мед, фрукты и кусок местного чеддерского сыра, но глаза у нее расширились при виде розовой розы, лежащей вдоль серебряного прибора. Элис была польщена и заинтригована. Под шипастым стеблем лежал ли сточек прекрасной льняной бумаги, сложенный втрое и запечатанный каплей алого воска.
 Элис тут же протянула руку к записке, в то время как горничная наливала чай. Девушка дрожащими руками сломала печать и развернула бумагу. Читая, она мысленно слышала его небрежно-соблазнительный глубокий голос с плавными модуляциями.
 «Доброе утро, Элис! Придите ко мне в библиотеку, как только сможете.
 Ваш покорный слуга Л.К.Н.».
 Приказание! Ну что ж, этого следовало ожидать. Его высокомерие возмутило ее, но при мысли о том, что она еще раз увидит Люсьена, голова у нее слегка закружилась. Элис пять раз перечитала записку, и сердце у нее сильно билось от страха и глубокого волнения. Что ему еще от нее нужно? Может быть, вообще не стоит обращать внимания на эту записку?
 После получения известия есть она уже не могла. Горничная заботливо подала чашку чая, но руки у Элис дрожали так, что она пролила немного чаю на блюдце и чуть не испортила свое платье. Девушка смогла проглотить только кусочек поджаренного хлеба с вареньем. Элис надеялась ускользнуть из Ревелл-Корта, не повидавшись с ним, но ей не следовало забывать, что этот человек слишком развращен, чтобы позволить ей сделать это. Возможно, он собирается извиниться за свои непристойные ухаживания прошлой ночью — или хочет предпринять еще одну попытку. Элис решила, что снизойдет до него на пару минут. В конце концов, она слишком горда, чтобы прятаться.
 Как только Элис покончила с завтраком и наскоро почистила зубы, ома бросила обеспокоенный взгляд в зеркало, нахмурилась, увидев, что щеки у нее горят от предвкушения встречи, пригладила волосы, а потом попросила горничную проводить ее в библиотеку.
 Спустя несколько минут Элис уже шла по лабиринту коридоров на верхнем этаже. Наконец они выбрались на главную лестницу, где первый маркиз Карнартен следил за происходящим со своего портрета. Группа спорящих гостей, готовых пуститься в путь, толпилась в холле. Мистер Годфри и полудюжина лакеев сновали во всех направлениях, пытаясь удовлетворить последние требования отъезжающих, в то время как два мускулистых вооруженных стражника в черных плащах стояли, точно задумавшиеся колонны, в противоположных углах холла.
 Верные сподвижники Дракона казались смущенными в свете солнечного дня и теперь прятали свои лица друг от друга под полями цилиндров и дамских шляпок. Кое-кто из дам даже опустил вуаль, чтобы получше скрыть лицо, но портрет маркиза ухмылялся, глядя на них с лестничной площадки; его хитрая улыбка, казалось, говорила, что, как бы они ни прятались, он прекрасно осведомлен об их грязных секретиках.
 Элис пошла за горничной по тихому коридору, где уже не было видно гостей и не слышно их пререканий. Она увидела елизаветинское великолепие Ревелл-Корта при свете дня, и у нее закружилась голова. Идя по коридору, Элис заглядывала в разные комнаты — высокие, с дубовыми балками помещения, стены, украшенные лепкой кремового цвета, величественные ренессансные камины и красочные, выцветшие от времени ковры, покрывающие полы из серо-коричневых гранитных плит. Солнечный свет лился сквозь стекла ромбовидных окон со средниками, танцевал на прямоугольной тяжелой мебели, покрытой густой патиной времени, и согревал богатые старинные гобелены, изображающие сцены соколиной охоты или травли оленя.
 Суровая, мужественная атмосфера этого места была необычайно далека от расслабляющей, просторной легкости Гленвуд-Парка с его комнатами пастельного цвета и уютными кушетками с завитушками, но строгость дома Люсьена успокаивала. Элис понравилось, как здесь пахнет — кожей, пчелиным воском, которым было натерто все темное дерево, и слабым ароматом трубочного табака. Наконец горничная остановилась перед закрытой дверью в конце главного коридора.
 — Библиотека, мисс, — прошептала она, быстро присев в реверансе.
 — Благодарю вас. — Кивнув, Элис протянула руку к дверной ручке, но поскольку она помнила полученный вчера ночью урок насчет появления в тех местах, куда ее не приглашали, собралась с духом и постучалась.
 Сильный голос Люсьена ответил:
 — Войдите!
 И сердце у нее екнуло.
 Элис расправила плечи и открыла дверь. Она увидела его сразу же. Он стоял в другом конце комнаты. Лениво прислонившись к книжному шкафу у окна, он читал тонкую книжку в кожаном переплете, и утреннее солнце играло на его черных волосах, которые были зачесаны назад и, как она заметила, все еще не высохли после утренних омовений. Глядя на него, Элис сделала два осторожных шага по комнате, ошеломленная переменами, произошедшими в его внешности. В это утро он был одет с небрежной элегантностью, как одевается сельский лорд в свободное время. Его утренний фрак густого цвета бургундского вина был надет на однобортный шелковый жилет и рубашку с высоким стоячим воротником, дополняли наряд панталоны желто-рыжего цвета. Склонив голову над раскрытой книгой, Люсьен не поднял взгляд на Элис. Она же мгновенно отвлеклась на то, как он держит книгу — концы его пальцев слегка поглаживают кожаную обложку. Руки у него крупные и мужественные, очень сильные, но невыразимо изящные. Элис оттолкнула сладкое до дрожи воспоминание о том, как эти гладкие горячие руки скользнули ей под юбку.
 — Вы хотели видеть меня, милорд? — спросила она официальным тоном, не снимая руки с дверной ручки.
  Пойдем, любимая, со мною 
  Сидеть над тихою рекою, 
  Где ловят счастье рыбачки 
  На серебряные крючки [5] . 
 Элис заморгала от удивления.
 — Прошу прощения?
 Он посмотрел на нее обезоруживающим, довольно коварным взглядом и продолжал мелодичное чтение низким, чарующим голосом:
  Пойдем, любимая, со мною 
  Сидеть над тихою рекою, 
  Где ловят счастье рыбачки 
  На серебряные крючки. 
  Когда надумаешь купаться, 
  Любой карась начнет пытаться, 
  Не в силах превозмочь искус, 
  Тебя попробовать на вкус. 
 На щеках Элис появился румянец, способный поспорить цветом с розой, которую он прислал ей, но она ответила ему лукавым взглядом. Неужели этот грубиян действительно полагает, что она клюнет на это?
 — Закройте дверь, Элис.
 Она подчинилась с хитрой усмешкой, а потом сложила руки за спиной и медленно и осторожно пошла к нему, а он снова принялся за чтение.
  Стыдиться ли тебе светила? - 
  Его ты попросту затмила! 
  И, глядя на тебя в волне. 
  Иных светил не нужно мне! 
 — Это Эндрю Марвелл?
 — Нет.
 — Кристофер Марло?
 — Невежественная девушка, это Джон Донн, «Приманка». Так я продолжу? — спросил он с деланным раздражением.
 — Непременно, — ответила она с такой же деланной серьезностью. Он негодяй и грубиян, но на свой лад весьма забавен.
  Пускай другой стоит с удою 
  Столбом в осоке над водою, 
  Иль сети ставит без конца, 
  Иль ладит в жерлицу живца. 
 — «Иль ладит в жерлицу живца», — повторил Люсьен, качая головой. — Это великолепно.
 — Недурно, — согласилась она. Подойдя к нему совсем близко, Элис посмотрела на текст и прочла вслух следующие стихи:
  Иль тащит рыбку-бедолагу, 
  Залезши дланью под корягу, 
  Иль ниток шелковых пучок 
  Для дури садит на крючок. 
 Он прервал Элис, бросив на нее искоса упрекающий взгляд.
  Тебе же не нужна фальшивка - 
  Ведь ты сама и есть наживка! 
  И тот, кто не пропал на ней, 
  Увы и ах! — меня умней! 
 Улыбнувшись, Элис увидела, что он смотрит на нее и его серые глаза сверкают, как поверхность озера, волнуемая бризом. Она выдержала этот взгляд, не думая о том, что стоит слишком близко к нему — так близко, что ощущает жизненное тепло его тела и всю силу его подавляющего магнетизма. Так близко, что на мгновение ей показалось — сейчас он опустит голову и опять поцелует ее. Элис не сознавала, что затаила дыхание, пока Люсьен не захлопнул книгу со стихами, и от этого звука она очнулась.
 Он взял ее руку и поднес к губам, чтобы запечатлеть на ней вежливый поцелуй.
 — Элис, — сказал Люсьен легко и доброжелательно, — надеюсь, вы спали спокойно. — Подав ей руку, он повел ее от окна к кушетке.
 — Благодарю вас, вполне спокойно. — Элис мысленно упрекнула себя за то, что сердце у нее учащенно забилось, и за легкое разочарование из-за того, что он больше не делает ей непристойных предложений. — А вы, милорд?
 — Люсьен, — поправил он ее с короткой интимной улыбкой. — Полагаю, мы можем обойтись без формальностей. Присядьте.
 — Благодарю вас! — Вряд ли стоило беспокоиться и указывать ему, что неприлично с его стороны обращаться к ней по имени. Она скоро уедет, так что это не имеет значения, и если Богу будет угодно, она никогда больше его не увидит.
 От этой мысли Элис почему-то стало одиноко. Она нервно опустилась на краешек кушетки, а Люсьен сел напротив. Потом с усталым видом прислонился своей черноволосой головой к высокой кожаной спинке кресла и посмотрел на нее изучающим взглядом. Элис отвела глаза, вспомнив, что оказалась наедине с опасным мужчиной — без старшей дамы, без горничной, даже Кейро не было, чтобы присмотреть за ней. В Лондоне репутации девушек погибали и из-за менее серьезных вещей, но сейчас она находилась в мире Люсьена, а здесь обычные правила не действуют.
 — Вы хотели меня видеть? — спросила она.
 — Да. — Он подпер подбородок рукой и с улыбкой посмотрел на нее.
 — И что же?
 Ответа не последовало. Люсьен молча улыбался ей, два пальца скрывали его лживые губы, потому что он опирался локтем о подлокотник кресла. Его упорный взгляд нервировал ее, она быстро отвела глаза.
 — Хм… ну ладно… — Сжав руки, лежащие на коленях, Элис принялась с интересом рассматривать элегантно убранную комнату.
 Библиотека была длинная и узкая, вдоль стен стояли книжные полки, окна, расположенные на равных расстояниях одно от другого, поднимались от пола почти до потолка, глубокие сиденья прятались за занавесями цвета темного рубина. Бронзовые бюсты наверху книжных полок смотрели на нее и Люсьена совсем как любопытные светские сплетники. Она пожала плечами, чтобы хоть немного снять напряжение, взгляд ее блуждал по картинам, висящим на стенах, по гобелену и продублированным на полотне панелям; все это время Люсьен внимательно изучал ее. Она разглядела шахматный столик, где фигурки из слоновой кости и эбонитового дерева были брошены на середине партии, потом изучила завитушки узора на ковре. Наконец положение стало невыносимым.
 — Милорд, неприлично так меня рассматривать.
 — Простите. — Он лениво вытянул перед собой длинные ноги, обутые в сапоги, и скрестил их. — Оказывается, вы еще соблазнительнее, чем мне запомнилось.
 Элис чопорно вздернула подбородок, проклиная румянец, вспыхнувший на ее щеках от его слов.
 — Скажите, пожалуйста, зачем вы хотели меня видеть? Прошу прощения, но я немного спешу.
 — Вы вызываете у меня любопытство, Элис. Мне очень хочется продолжить наше знакомство.
 Сердце у нее дрогнуло. Она уставилась на Люсьена, потом опустила голову.
 — Это невозможно, при всем моем уважении к вам.
 — Жестокая дама! — кротко воскликнул он, ничуть не удивившись. — Почему же?
 Она бросила на него уничтожающий взгляд.
 — Вы действительно хотите это знать?
 — А вы намерены отрицать, что нас необыкновенно влечет друг к другу?
 Этот дерзкий вопрос, заданный таким небрежным тоном, чуть не лишил Элис дара речи.
 — Вы действительно воображаете, что можете претендовать на мою симпатию после того, как соблазнили мою невестку?
 — А вы действительно считаете, что можете устоять? — поинтересовался Люсьен, и его серые глаза злобно вспыхнули.
 Элис вскочила на ноги, намереваясь величественно удалиться, но его рука быстро схватила ее за запястье. Она повернулась к нему с укоризненным видом.
 — Пустите меня! Стоило мне подумать, что вы вполне приятный человек, как вы снова меня шокируете! Вы, сэр, выходите за всякие рамки! То, что вы говорите, тот образ жизни, который вы выбрали… вы человек скандальный, неистовый и… дурной!
 — Знаю, знаю. Неужели вы не видите, что мне нужна помощь, mon ange? Ясное дело, чтобы исправить меня, нужна самая строгая в нашем королевстве Гуди Два Башмака.
 — Исправляйте себя сами! Если вы вызвали меня сюда только для того, чтобы поиграть, то позвольте сообщить, что я не хочу иметь с вами ничего общего. Право же… — Элис рванула руку, но чем сильнее она тянула, тем сильнее он ее стискивал, — если я, к несчастью, встречусь с вами на людях, то не признаю нашего знакомства!
 — Вы грозите мне самыми строгими карами, — серьезно проговорил Люсьен. — Конечно, я должен измениться, но как это сделать? Постойте — у меня есть идея.
 — Почему-то меня это не удивляет, — отозвалась Элис.
 Он нагнулся вперед, устремив на нее ангельски кроткий взгляд.
 — Может быть, ваши хорошие качества смогут меня очистить. Может быть, ваше влияние поможет мне измениться. Что это вы сказали вчера ночью? Насчет любви?
 — Мне следовало бы знать, что вы настолько низки, что превратите мои же собственные слова в обвинения против меня.
 — Но ведь они были правильны, да? Вы не хотите спасти меня, Элис? Женщины вечно стараются спасти меня… но, конечно, ни одной еще не удавалось чего-либо добиться. Я надеялся, что вам захочется попытаться.
 Она посмотрела ему прямо в лицо.
 — Это прекрасная и, должна добавить, оригинальная лесть, лорд Люцифер, но я не дура. У вас нет ни малейшего желания меняться. Что же до любви, то лебеди на озере и волки в лесу знают о ней больше, чем когда-нибудь будете знать вы, при всем вашем уме. А теперь извините…
 — Я изменился бы ради вас, если бы вы могли заставить меня поверить, если бы вы могли показать мне, зачем вообще быть хорошим. — Люсьен прижал ее руку к своему чисто выбритому подбородку. — Научите меня, Элис, у меня открытый ум. А у вас?
 Она выдержала его взгляд.
 — Как жестоко — вот так играть мной, — с трудом проговорила она.
 — Я говорю серьезно. Настойчивость его взгляда начала пугать ее.
 Элис попыталась высвободить руку, но его хватка оказалась неумолимой. Люсьен слегка повернул голову и запечатлел поцелуй на ее ладони, опустив на мгновение свои длинные ресницы.
 — Не думайте, что я пришел к вам с пустыми руками. Мне так хочется помочь вам, Элис. — Он открыл глаза и нежно посмотрел на нее. — Вы слишком молоды, чтобы понять это, но я знаю, что будет с вами.
 — Вот как? — прошептала она, смущенно вглядываясь в глубину его глаз.
 — Я уже видел это тысячу раз. Вас превратят в такую же, как они, но я могу защитить вас, вашу светлую, прекрасную душу. Сейчас вы в клетке и даже не знаете об этом, но я могу вас освободить. Разрешите мне взять вас под свою опеку. Я могу научить вас, как перехитрить их, если вы позволите мне сделать это. Я не дам им превратить вас в очередную хорошенькую, пустую оболочку в лентах и французском шелке. Для такой участи вы слишком хороши.
 Эти слова, произнесенные тихим голосом, потрясли Элис. Казалось, он прочел ее сокровенные желания. Она смотрела на него как зачарованная.
 — Чего вы хотите от меня?
 — Того же, чего и вы от меня, милочка, — сказал Люсьен, успокаивающе поглаживая ее руку. — Мы оба хотим, чтобы нас воспринимали такими, какие мы есть на самом деле.
 — А что вы собой представляете, Люсьен? — спросила она дрожащим голосом.
 — Оставайтесь со мной и узнайте.
 — Ну, скажу я вам! — раздался, грубый голос от двери. — Мы что же, объявляем о помолвке? Мы уже выбрали цветы? Церковь?
 — Кейро! — Элис вырвала руку, которую осторожно сжимал Люсьен, и почувствовала, что щеки у нее запылали.
 Он спокойно наблюдал за ней.
 — О Господи, меня пригласили сюда, но я надеюсь, что не помешала, — презрительно бросила Кейро, входя в библиотеку. Из безукоризненной прически баронессы не выбивался; ни один волосок, одета она была по обыкновению элегантно. Тем не менее, ее глаза были налиты кровью, и излишек румян на щеках не скрывал смертельной бледности — Я бы могла прийти после того, как вы закончите, ваш маленький tete-i-tete, но меня ждет сын. Элис, вы готовы ехать?
 — Иду…
 — Не так быстро, моя дорогая. — Люсьен встал, чувства, выражавшиеся на его лице, незаметно спрятались за маской надменности и светской самоуверенности. — Леди Гленвуд, войдите и присядьте. Я пригласил вас обеих по важному делу.
 «Значит, он действительно пригласил в библиотеку и Кейро тоже?» — удивилась Элис, поворачиваясь, чтобы взглянуть на него, когда он шел мимо нее к баронессе.
 — О да, мне кажется, это ужасно важно, — пробормотала та.
 — Вам, сударыня, почаще следует вспоминать о вежливости. — С этими словами Люсьен схватил баронессу за локоть и потащил к креслу, стоявшему напротив кушетки.
 Усевшись, Кейро бросила на Элис надменный угрожающий взгляд. Она облокотилась о подлокотник и обхватила лоб пальцами — истинное воплощение человека, страдающего от последствий чересчур обильных возлияний. «Поделом тебе», — подумала Элис, бросив на золовку ответный вызывающий взгляд.
 — Мисс Монтегю, прошу вас, сядьте. — Люсьен замер между ними. — Я знаю, что вам нужно уехать как можно скорее, поэтому буду предельно краток. — Он повернулся и неторопливо пошел к стоявшему неподалеку шахматному столику. — Последнее время меня тянет к общению, — сказал он. — Я обдумал это и принял решение.
 Склонив набок голову, Люсьен рассматривал доску, потом переставил черного коня, побив белую королеву. Сняв с доски фигурку из слоновой кости, он посмотрел на Кейро, потом на Элис и сказал ровным голосом:
 — Я разрешу уехать только одной из вас.
 Недоумевая, женщины дружно уставились на него.
 — Прошу прощения? — удивленно проговорила Кейро.
 Элис сидела прямо, как палка, и смотрела на него, охваченная ужасным предчувствием.
 — Что вы хотите сказать? Как это — вы разрешите уехать только одной из нас?
 — Одна может уехать, другая останется на некоторое время в качестве моей компаньонки и будет развлекать меня — вы же понимаете, что здесь, в деревне, очень скучно. Но я оставляю решение на вас, Элис, кто поедет домой к Гарри, а кто останется в Ревелл-Корте… со мной.
 Выражение ее лица было очень забавным, но Люсьен сумел удержаться от улыбки. Глаза его были непроницаемы, но видит Бог, она вызывает у него желание. Наплевать, что поступок его немыслим. Он решил и не намерен отступать, слишком это важно для него.
 Ее милое личико побледнело, кажется; она потрясена. Люсьен подавил мрачную улыбку. Настал момент выяснить, действительно ли его славная девочка так благородна и верна? Он в точности знал, как заманить ее в ловушку — используя обещание, которое Элис дала у смертного ложа брата, о чем она неразумно сообщила ему вчера ночью, и ее преданность племяннику.
 Конечно, он испытывал ее, заставляя пройти по краю пропасти. Это был единственный верный способ обнаружить, что она на самом деле за человек, заставить ее раскрыться. Если Элис сделает выбор эгоистичный, обретя свободу под тем предлогом, что маленькому Гарри нужна именно она, то окажется обманщицей, тогда ее таинственная власть над ним тут же рассыплется, и потеря будет невелика. Его разум и сердце мгновенно освободятся от ее чар, и он разрешит обеим уехать без дальнейших споров.
 Но если она предпочтет погубить свою добродетель, тогда он оставит ее здесь, при себе, и будет относиться к ней с почтением и узнает тайну ее невинности. В любом случае он будет в выигрыше. Это действительно превосходный план, и он чертовски доволен, что сумел его придумать.
 Обе женщины все еще в оцепенении смотрели на него.
 — Ах вы, дьявол, — в ужасе прошептала, наконец, Кейро.
 Люсьен равнодушно посмотрел на нее, потом снова устремил алчный взгляд на девушку.
 — Итак, Элис, кто это будет — Кейро или вы?
 Глаза у нее были огромными, строгий пучок подчеркивал аристократическое строение лица — плавный лоб и высокие скулы, вздорный подбородок и длинную изящную шею. Люсьен бросил на Элис взгляд, пояснявший, что, если она останется, его намерения относительно ее будут чисто сексуальными, он рассчитывал напугать и заставить быть правдивой. Страх и вожделение наравне с призрачной надеждой сделали его безжалостным.
 — Вы, разумеется, шутите, милорд, — с трудом проговорила Элис.
 — Он говорит серьезно, — тихо сказала Кейро, качая головой. — Я знаю этот блеск у него в глазах. В голове у него мечется какой-то извращенный дьявол, и он не успокоится, пока не получит то, чего хочет.
 — Итак? — спросил Люсьен.
 — Это нелепо! — Элис вскочила с кушетки, охваченная высокомерным негодованием, но ее глаза от страха стали цвета индиго, а кожа побледнела. — Пошли, Кейро, мы уезжаем отсюда.
 — Сядьте, мисс Монтегю, — бросил Люсьен сурово. — Вам не удастся избежать этого выбора. Скажите еще спасибо, что я разрешил уехать одной из вас, потому что мне страшно хочется оставить вас обеих, — но кто в таком случае утешит маленького Гарри?
 — Люсьен, прекратите это! — Кейро резко встала, вглядываясь в его лицо. — Мой ребенок болен. Я должна ехать к нему.
 — Теперь вы решили проявить заботу о нем? — Люсьен презрительно покачал головой. — Поговорите с Элис, в ее власти освободить вас.
 — Значит, вот какова ваша цель! Люсьен, она девственница.
 — Значит, она и останется — если таков будет ее выбор.
 Леди, о которой шла речь, тревожно вскрикнула.
 — Это совершенно немыслимый разговор! Милорд, вы же прекрасно знаете, что нельзя удерживать здесь ни одну из нас против нашей воли. Это похищение! Мы сделаем так, что вас арестуют!
 — Ах, дорогая, я бы не стала так беспокоиться. — Кейро скрестила руки на груди и вопросительно посмотрела на нее. — Лорд Люсьен просто испытывает вас. Вы не первая и не последняя. Полагаю, ему просто хочется узнать, можно ли вас развратить. Именно так забавляются черти — тычут в людей кочергой, пробуют их, пытаясь выяснить их слабости. Он не сойдет со своей дороги, чтобы причинить вам вред, но если споткнетесь — вы пропали.
 — Ну-ну, миледи, пожалуй, это сильно сказано, — с упреком заметил Люсьен.
 — Я поняла, зачем вы это делаете, — сказала Элис дрожащим голосом, с вызовом делая шаг ему навстречу, — чтобы наказать меня за то, что я проникла в Грот. Но ведь я не собираюсь никому рассказывать о вашем грязном культе! Да и кому могла бы я рассказать? Мне было бы стыдно даже упомянуть о нем!
 — Да я не стал бы вас ни за что наказывать, Элис, — отозвался он увещевающим тоном. — Кто я такой, чтобы вас наказывать? Ваш отец? Муж?
 Услышав это, она побледнела.
 — Вы не можете заставлять меня остаться здесь! Гарри нужна…
 — Его мать, — оборвал Люсьен.
 — Я ему тоже нужна! — Элис отчаянно старалась сохранить спокойствие. — Милорд, если вам так нужно дружить с кем-то, хорошо, можете зайти ко мне весной в Лондоне… — Тут она услышала его мрачный тихий смех, и голос ее замер.
 — Вряд ли я стремлюсь к этому, милочка.
 — Но я погибну! — жалобно сказала она.
 — Ну-ну, дорогая, давайте без театральных эффектов. Никто не собирается вас губить. Я могу похвастаться определенными умениями хранить тайны, — скромно возразил Люсьен. — Никто никогда не узнает, что вы были здесь. Даю слово.
 — Ваше слово — слово Дракона? Не смешите меня! — Элис указала на дверь. — Люди в холле меня видели, что, если они вернутся в Лондон и расскажут всему свету, что я здесь?
 — Во-первых, они не вернутся в Лондон. Они разъедутся каждый в своем направлении, вернутся в свои загородные дома — вы знаете, что осенью высший свет разъезжает по всей стране. Во-вторых, даже если они вас и узнали, им не больше, чем вам, хочется, чтобы упоминали их имена. Здесь, в Ревелл-Корте, мы соблюдаем конфиденциальность. Вам нечего бояться.
 — Не делайте этого, Люсьен, умоляю вас. Вы же знаете, что это невозможно!
 — Почему? Или вы думаете, что мне есть дело до осуждения света? — резко спросил он, внезапно потеряв терпение, поскольку ее очевидный отказ все-таки уязвил его. — Жизнь чертовски коротка, чтобы играть по их правилам. Я беру то, что хочу, а хочу я, чтобы вы остались здесь. Так выбирайте же, черт побери!
 Элис потрясенно уставилась на него. Люсьен стойко выдержал ее взгляд, желая напомнить ей, как она млела в его объятиях, как открылась его поцелую. Как она погрузилась в свою собственную яростную страсть, когда начала целовать его в ответ, охваченная сладостной, мучительной похотью.
 Элис отвернулась и пошла к двери.
 — Я еду домой к Гарри, и вы не сможете меня остановить. Леди Гленвуд, прошу вас, пойдемте.
 — Мои слуги получили приказ! — крикнул Люсьен ей вслед, и тело его напряглось от волнения. — Они не позволят вам выйти без моего разрешения.
 Кейро осталась стоять на месте, внимательно вглядываясь в него. Люсьен молча бросил на нее взгляд, а потом пошел за своей добычей в коридор. Честно говоря, он с трудом поверил, что она еще не сказала «нет». Она не отказалась напрямик и не возложила немедленно задачу на Кейро, как он ожидал. Вместо этого Элис старалась вообще избежать принятия решения, хотя в глубине души понимала, что ее натура взывает к ней, требуя поступить достойно.
 Элис тем временем очень скоро обнаружила, что путь ей преграждают два стражника в черных плащах, стоящие у передней двери.
 — Выпустите меня отсюда! — крикнула она им, но те и глазом не моргнули.
 — Убедились? — спросил Люсьен, подходя к Элис и останавливаясь у подножия лестницы.
 Она круто повернулась и сердито посмотрела на него, стиснув кулаки.
 — Будь мой брат жив, он вызвал бы вас за это на дуэль.
 — Жизнь, милочка, существует, чтобы жить. Она заглянула ему в глаза.
 — Почему вы так со мной поступаете?
 Люсьен напрягся, почувствовав себя голым под этим взглядом. Его нервировало то, как она проникала в самую его сущность и оценивала его. Он уклонился от ее испытующего взгляда, улыбнувшись самой надменной из всех своих улыбок.
 — Потому что меня это забавляет! Перестаньте уклоняться от ответа, Элис. Вы или Кейро? — Он вынул свои карманные часы и посмотрел на них, пора уже увеличивать ставки. — Если через десять секунд я не получу ответа, я оставлю здесь вас обеих, и бедному Гарри придется страдать в одиночестве.
 — Идите к черту! Я не желаю вас слушать! — Элис пошла было по другому коридору, но снова дорогу ей преградили угрожающего вида стражники.
 — Отзовите их, Люсьен.
 — Нет.
 — Вы не можете так поступить!
 — Если вам нужен лучший из двух близнецов, вам следовало поехать к Деймиену. Десять! Девять! Восемь!
 — Кейро! — Элис повернулась к невестке, которая тоже подошла к ним. — Этот человек безумен! Он не желает слушать никаких увещеваний! Вы должны остаться с ним!
 «Ага, вот оно», — подумал Люсьен, скрывая под усмешкой разочарование.
 — Но вы же знаете, Элис, что я нужна Гарри. Разве не ради этого вы сюда приехали? Я его мать, и я должна быть с ним.
 — Теперь вы, наконец, решили позаботиться о нем? — воскликнула девушка.
 — Как вы смеете? Я люблю сына! Все дело в вас, Элис. Это вы всегда стояли между нами!
 — Семь, шесть, — считал Люсьен. Задыхаясь от возмущения, Элис воззрилась на баронессу.
 — Это вздор! Вы убежали и забыли о его существовании. Если бы не я, у ребенка никого не было бы, кроме слуг.
 — Пять, четыре… — «Если бы кто-нибудь осмелился вот так поговорить с моей матерью, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Гарри», — язвительно подумал Люсьен. Тогда и он, и его братья, наверное, росли бы в совсем другой обстановке.
 — Вы обращаетесь с ребенком просто безобразно, — продолжала Элис. — Известно ли вам, в каком он остается смятении после очередного вашего отъезда? Да, он начинает плакать, когда вы уезжаете, — но разве вы не понимаете почему?
 Зачарованный игрой чувств на ее лице, Люсьен начал считать помедленнее:
 — Три…
 Кейро уставилась на Элис, потом опустила голову и отвернулась.
 — Разрешите мне побыть с моим малышом один раз, и обещаю вам, что все будет совсем по-другому.
 — Вы мне обещаете? — с горечью повторила Элис.
 — Да.
 — Два…
 Последовало долгое молчание. Элис испытующе смотрела на невестку.
 — Один. — Когда Люсьен захлопнул свои карманные часы, негромкое щелканье прозвучало как пушечный выстрел среди осязаемого молчания, воцарившегося в коридоре.
 Люсьен затаил дыхание.
 — Ну что ж, хорошо, — чуть слышно проговорила Элис. — Останусь я. — Она повернулась к нему так неожиданно, что он едва успел скрыть недоверчивый взгляд. — Но если вы против моей воли посмеете прикоснуться ко мне, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы добиться вашего ареста, и обязательно выдвину против вас обвинения. Если вы так жаждете скандала, милорд, вы его получите!
 Люсьен покачал головой, приходя в себя от изумления.
 — Считаю, что я должным образом предупрежден.
 — Закона он не боится, — заметила Кейро, бросив на него уничтожающий взгляд. — Нет, дорогая, если он причинит вам вред, мы не станем терять времени и звать констебля. Мы все расскажем Деймиену.
 Упоминание о его благородном брате заставило Люсьена внезапно остановиться. Он бросил на Кейро презрительный и сердитый взгляд. Перед его мысленным взором мелькнуло лицо полковника — честное и открытое. Он почти услышал голос брата: «Не смейте задерживать эту девушку. Вы убедились в своем предположении — теперь отпустите ее». Люсьен понимал, что исполнение этого воображаемого приказания брата было единственным достойным поступком, который он мог совершить. Пусть он изображает из себя Дракона, но добро от зла он еще способен отличить. Но мысль о том, что он потеряет Элис, внезапно испугала Люсьена. Как же он может теперь позволить ей уехать, узнав, что она настоящая? Он никак не мог выговорить слова о том, что она свободна. Он не мог отпустить ее.
 Элис Монтегю оказалась редчайшим цветком, прекрасной цельной женщиной. Человеком, которому он со временем, возможно, осмелится довериться. Люсьен обшарил весь свет в поисках такого человека. Он крепко держит ее. Как же можно дать ей выскользнуть из рук? Это глупо, упрекнул его здравый смысл, ему нужно заниматься делом. Разве Клод Барду не жив и не на свободе?
 Именно сообщение о том, что Барду воскрес, ужас, охвативший Люсьена при воспоминаниях о пережитом, ослабили его, заставили потянуться к этой девушке. Он больше не мог оставаться с прошлым один на один. С того мгновения, когда он заглянул в ее небесно-голубые глаза, его охватила жгучая потребность в ком-то чистом, добром и непорочном. Подобное отчаянное желание, Люсьен ощутил в той черной адской дыре, когда ему хотелось пить, а люди Барду не давали ему воды два дня.
 Больше он не узник. Он свободен действовать, спасти себя любыми доступными способами — даже если это означает проклясть себя, швырнуть в огонь то, что еще оставалось от его благородства. Завоевать ее тело и душу — оно того стоит.
 Чтобы успокоить совесть, Люсьен решил, что если не управится за неделю, то отпустит Элис. Конечно, он прекрасно умеет вести переговоры, чтобы добиться гораздо большего, чем на самом деле рассчитывает получить.
 — Я отошлю ее домой в моей карете через две недели, не причинив ей никакого вреда.
 — Две недели! — в ужасе ахнула Элис. — Совершенно исключено! Самое большее — один день!
 Люсьен повернулся к ней.
 — Десять дней.
 — Два!
 — Ах, бросьте! Это будет забавно, милочка. Останьтесь на восемь дней.
 — Три, и ни часом больше! — крикнула она.
 — В таком случае — одну неделю. И я не стану особенно стараться соблазнить вас, — предложил Люсьен с порочной полуулыбкой.
 — Неделю? — в отчаянии повторила Элис.
 — Лучше соглашайтесь, дорогая. Если он твердо решил… — Кейро многозначительно вздохнула.
 Очевидно, раздраженная ее бодрым голосом, Элис обернулась к золовке.
 — Вам все это кажется очень забавным, верно?
 Та пожала плечами.
 — Я не просила вас приезжать сюда, не стоило этого делать.
 Элис воззрилась на нее в недоумении.
 — Ведь я приехала, чтобы помочь вам! — воскликнула она.
 — Что ж, вы только поставили нас обеих в затруднительное положение.
 — Как вы можете позволять ему так со мной обращаться? Это вы должны остаться!
 — Возможно. — Кейро посмотрела на потолок и сказала, тщательно выбирая слова: — Откровенно говоря, Элис, будучи старше и опекая вас, я нахожу, что вы относитесь ко мне без должного уважения. Это весьма раздражает, и я не вижу человека, который лучше научит вас знать свое место, чем Люсьен Найт. Мне смертельно надоело видеть рядом с собой святошу. Вы считаете, что гораздо лучше меня, но мы еще посмотрим, какая вы возвышенная и сильная, когда он с вами разделается.
 — Вы… я… вы еще хуже, чем он!
 — Вот как? Ладно, — мягко сказала Кейро, — не будем забывать, милочка, кто дал вам приют и кормит вас. — Она взглянула на Люсьена. — Что же до вас, дорогой, то играть с человеческими жизнями — милое дело, но давайте четко обговорим следующее…
 — Что именно, милочка? — спросил Люсьен, оборачиваясь к ней.
 — Если она забеременеет, вы на ней женитесь.
 Улыбка исчезла с его лица, стук сердца отдавался в ушах. В течение одного томительного мгновения Люсьен внимательно смотрел на Кейро, изо всех сил стараясь сохранить маску пресыщенной беспечности.
 — Это, в общем, справедливо, — согласился он.
 Его самого испугало, что он сказал об этом как о решенном деле, а Элис просто пришла в ужас.
 Она едва не упала в обморок. Когда Люсьен осторожно посмотрел на нее, девушка резко повернулась, подобрала юбки и, промчавшись мимо него, взлетела вверх по лестнице.
 Кейро бросила на Люсьена презрительный взгляд и пошла прочь, крича, чтобы ей подали карету. Люсьен сунул руки в карманы панталон и с сомнением устремил взгляд на лестницу в том направлении, куда ушла Элис, радуясь втайне своей победе и удовлетворенно веселясь, что, в конце концов, он настоял на своем.




 Глава 5


 Влетев в свою комнату, Элис захлопнула дверь, заперла ее, забаррикадировав к тому же еще и деревянным креслом. С сильно бьющимся сердцем она запустила руки в волосы и принялась взволнованно расхаживать взад-вперед по комнате. «Этого не может быть! И что мне теперь делать?»
 — Проклятие! — вскричала она, и жаркие слезы ярости хлынули из ее глаз. Элис подошла к своей подушке и принялась дубасить ее кулаками, охваченная негодованием, отнюдь не приличествующим леди. Вот если бы это была не подушка, а самодовольное, красивое лицо Люсьена Найта! Жестокий, безжалостный, порочный человек! Пройдя несколько раз взад-вперед по комнате, Элис, в конце концов, остановилась и прижалась лицом к столбику кровати. Как он мог решиться на такой скандальный поступок? Впрочем, чего еще ожидать от Дракона? Тысячи вопросов вертелись у нее в голове. «Если она забеременеет, вы на ней женитесь… женитесь…» Эти ужасные слова отдавались у нее в голове как удары колокола. И он еще посмел ответить, что это справедливо. По отношению к кому? Да, ей хотелось со временем иметь ребенка, но ведь не от этого принца преисподней!
 Вскоре Элис услышала под окном стук колес по брусчатке. Она подняла голову и подбежала к окну. Увидев, как ее карета выезжает за чугунные ворота Ревелл-Корта, она вцепилась в подоконник. Ее кучер Митчелл, не останавливаясь, оглянулся через плечо с хмурым и обеспокоенным видом. Элис попробовала помахать рукой, чтобы привлечь его внимание, но он уже устремил взгляд на дорогу. Элис оставалось только удивляться, какую сказку сочинила их слугам эта предательница Кейро, объясняя, почему Элис не едет с ними.
 Она в полном расстройстве смотрела в окно, пока карета не проехала по деревянному мосту через речку и не начала подниматься в гору, после чего исчезла из виду среди деревьев. Элис долго еще стояла у окна, медленно осознавая, что в Ревелл-Корте, затерянном в укромной долине, царит глубокая тишина. Гости уехали, везде было спокойно. По дому, выстроенному в тюдоровском стиле, беззвучно двигалась армия вышколенных слуг. Теперь здесь остались только лорд Люцифер и она. Девушку охватила дрожь. Элис в смятении огляделась, потирая руки. Как она соскучилась по лепету Гарри! Лучше уж самые дурные вспышки раздражения племянника, чем эта жуткая тишина. Она подошла к кровати, села, прислонившись к изголовью. Подняла колени и обхватила их руками, решив оставаться в своей комнате, пока этот дьявол с серебристыми глазами не утратит к ней интерес. Если ей повезет, она найдет способ убежать.
 Внезапный шум в коридоре заставил ее устремить взгляд на дверь спальни. Быстрый, безжалостный ритм тяжелых шагов пронзил оглушительную тишину. Шаги приближались со стороны коридора. Как быстро он пришел! Конечно, она не может вечно запираться от него. Элис молча скользнула с кровати, озираясь в поисках оружия, которым можно было бы защитить свою добродетель, если понадобится. На цыпочках девушка подошла к камину и взяла в руки кочергу, потом подкралась к забаррикадированной креслом двери. Шаги приближались, Элис затаила дыхание. Люсьен тихо постучал.
 — О, Элис, крошка моя, выходите поиграть, — вежливо позвал он.
 Она покрепче стиснула кочергу вспотевшими руками.
 — Убирайтесь! Я не желаю вас видеть!
 — Тсс, дорогая, я знаю, что вы упрямы, но…
 — Упряма? — воскликнула Элис, с негодующим видом шагнув к двери. Она осмелела, считая, что он не сможет до нее добраться, а если все же и сумеет, она размозжит голову этому наглецу. — Это слово не соответствует тому, что я чувствую, Люсьен Найт! Что я должна думать о вас? То вы целитесь в меня из пистолета, то тут же начинаете читать мне стихи!
 — Но я решил, что вы любите стихи!
 — Вы прекрасно понимаете, что дело не в этом. Вы узурпировали контроль над моей жизнью и полагаете, что я упаду в обморок у ваших ног?
 — Ну, это было бы недурно…
 — Как вы смеете обращать все в шутку? — закричала Элис, и лицо ее покрылось пятнами от негодования.
 Последовало продолжительное молчание, потом она услышала его раздраженный вздох.
 — Вы собираетесь всю неделю прятаться в своей комнате, трусиха?
 — Говорите что угодно, мерзкий наглец! Я не собираюсь оставаться здесь целую неделю.
 — Понятно! Ну что же, если вы намерены оскорблять меня, дорогая, а также нарушить вашу клятву, выйдите, по крайней мере, и скажите мне об этом прямо в лицо.
 — Ха! — возразила Элис. — Вы думаете, я настолько глупа? Я прекрасно знаю, чего вы от меня хотите. Если я открою дверь, вы меня изнасилуете!
 — Послушайте, — упрямо возразил Люсьен, — я никогда в жизни не прикасался к женщине против ее воли. Или вы боитесь именно того, что это произойдет не против вашей воли? Что вам самой захочется?
 — Вы меня шокируете, сэр! Вам должно быть известно, что я вас презираю.
 Он лениво рассмеялся и вздохнул:
 — Ну ладно! Будь что будет, но пожалейте меня, Элис. Выходите, я вас не укушу. А еще лучше — позвольте мне войти.
 — Войти сюда? — изумилась она. Вдвоем с ним, наедине, в спальне? Как такое могло прийти ему в голову? За кого он ее принимает? Своим поклонникам Элис не позволяла даже коснуться ее обнаженной руки. И она немедленно решила, что не позволит Люсьену Найту ухаживать за собой, даже если он будет ее умолять, стоя на коленях.
 — Выходите ко мне, золотце! Обещаю вести себя примерно, — донеслись до нее льстивые слова из-за крепкой дубовой двери. Элис сердито сверкнула глазами. — Пойдемте со мной в сад. Таких теплых дней, как нынешний, немного уже осталось до наступления холодов. Вы смотрели в окно? Листва пылает, трава как изумруд, небеса синие, как ваши глаза. Неужели вас это не прельщает? Мы здесь свободны, Элис, совершенно свободны.
 «Свободны?» — удивилась она. Что это значит? Элис пыталась устоять перед его опасным очарованием и оглянулась на окно, а потом ее вдруг осенило.
 — Если у вас найдется для меня лошадь, мы могли бы проехаться верхом.
 — Очень ловко, — укоризненно проговорил он. — Если я посажу вас на лошадь, вы ускачете в Гэмпшир, как жокей в Ройял-Аскоте.
 Уголки ее губ мрачно напряглись, но Элис не могла не улыбнуться, представив себе такую картину. Потом покачала головой, упрекая себя за такое предательское желание, потому что ей отчасти хотелось быть с ним. И она продолжала сопротивляться.
 — Знаете, — с вызовом произнесла Элис, — я хотела сказать вам одну, вещь относительно нашего разговора вчера ночью.
 — Вот как?
 — Да. Мы говорили о том, кому мы дороги. Вы помните?
 — А, да… или об отсутствии таковых.
 Элис положила кочергу на деревянное кресло вниз наконечником, глаза ее сверкали.
 — Чтобы вы знали — у меня есть несколько совершенно очаровательных поклонников.
 Последовало молчание.
 — Я в этом уверен, милочка, — сказал Люсьен, и в голосе его прозвучало вежливое превосходство.
 Она весело улыбнулась, радуясь, что ей удалось пробить брешь в его надменности. Настало, наконец, время ей поиздеваться над ним!
 — Первый — Роджер Маннерз, племянник герцога Ратленда. Он делал мне предложение трижды. Совершенства его натуры слишком многочисленны, чтобы их перечислять, и у него очень красивые темные глаза — от них я просто таю. Потом есть еще Фредди Фоксхем, он потрясающе модный и ужасно забавный, и к тому же близкий друг красавца Браммела…
 — Да, есть чем похвастаться!
 — И еще Том де Вер, который завоевывает хвост всякий раз на охоте на лису. Мои поклонники хранят мне верность с того вечера, когда я в первый раз появилась в свете. Они-то совершенные джентльмены, они-то никогда не похитили бы меня.
 — Они не вожделеют вас так, как я! — жарко прорычал Люсьен в дверную щель.
 Ее глаза широко раскрылись, сердце екнуло.
 — Их предложения по крайней мере были приличными!
 — Вот как? Тогда почему же вы до сих пор не приняли ни одно из них?
 Элис уставилась на дверь, пытаясь придумать колкий ответ, а он сказал смягчившимся голосом, который очаровывал ее и вызывал слабость в коленях:
 — А я знаю почему! Потому что вам нужно больше. Вы чувствуете, что этим людям не удалось уловить того, что действительно ценно в вас. Всякий мужчина, который понял бы, какая вы редкостная, необычайная драгоценность, не стал бы колебаться и поступил так, как я сегодня. Да он даже не остановился бы перед тем, чтобы вас похитить, как вы это называете, если то был единственный способ заполучить вас. Не заставляйте меня раскаиваться в этом, Элис, я никогда не раскаюсь. Выйдите ко мне, клянусь, что буду вести себя хорошо.
 Он замолчал, а Элис опустилась в кресло, которое придвинула к двери. Она облокотилась на спинку и положила щеку на руку, устремив взгляд в окно на живописный осенний день. Ее терзали сомнения.
 — Вы поступаете несправедливо по отношению к самой себе и ко мне, полагая, что вызываете у меня только физический интерес, — говорил Люсьен. — Я уже сказал, что мне не терпится продолжить наше знакомство. Мне хочется узнать, что вы думаете о разных вещах, чего ждете от жизни, о чем мечтаете. — Он немного помешкал. — Элис, мне хотелось бы добиться вашего доверия.
 — Как я могу доверять вам, когда вы меня окончательно скомпрометировали?
 — Я не причиню вам вреда и не позволю, чтобы вам причинили вред из-за меня. Я знаю, что делаю.
 — Вы слишком самоуверенны!
 — Да, да, это мы уже выяснили, — нетерпеливо сказал Люсьен, — но если вы узнаете меня, вы, возможно, поймете, почему я так поступил.
 Элис опустила голову и немного помолчала.
 — Я вовсе не стремлюсь вас узнавать, — спокойно сказала она. Но, произнося эти слова, Элис знала, что это ложь — хладнокровная ложь ради самозащиты.
 — Я вижу.
 Она вздрогнула, услышав в его словах тщательно скрываемую боль. Она поняла, что не просто рассердила его, а ранила. Элис почувствовала раскаяние, и это сбило ее с толку, но она не смогла заставить себя сказать, что сожалеет о своей резкости.
 Элис заходила по комнате, в отчаянии ломая руки. Не сама ли она навлекла все это на себя, каким-то образом поощрив его? Вчера ночью она определенно уступила его поцелую.
 — Элис!
 Она резко повернулась к двери, юбки обвились вокруг ее ног.
 — Да?
 — Вы знаете, что у меня в руке?
 — Нет.
 — Попытайтесь угадать.
 — Вилы? — спросила она с деланным легкомыслием, надеясь разбудить в нем прежнее игривое настроение.
 — Нет, дорогая моя, — сухо ответил он. — Ключ от вашей комнаты.
 — Что?! — возмутилась она.
 — Мне бы очень не хотелось им воспользоваться.
 — У вас есть ключ от этой комнаты?
 — Разумеется.
 Она шагнула к двери, горло ее стиснул панический страх.
 — Вы блефуете!
 — Хотите, чтобы я вам это доказал?
 — Нет! — Она прислонилась спиной к стене. Придется сделать так, как он говорит, ведь Люсьен поклялся, что не прикоснется к ней. Хотя Элис и не верила ему, ей ничего не оставалось, кроме как поймать этого негодяя на слове. Единственный способ сохранить свое достоинство в неприкосновенности — это добровольно выйти и встретиться с ним лицом к лицу. Все ее тело горело от непокорного, неприятного волнения, когда она отодвинула стул, подошла к двери и взялась за щеколду.
 Элис решила, что ни в коем случае не покажет, как боится его и как сильно ее влечет к нему физически. Она не доставит ему такого удовольствия! Собрав всю свою храбрость, Элис распахнула дверь и сердито посмотрела на Люсьена.
 Он стоял, прислонившись к стене рядом с дверью. Послав ей очаровательную улыбку, он сказал:
 — А вот и она, моя прекрасная юная гостья. Не забудьте надеть плащ, дорогая. Погода в этих краях часто меняется.
 — Вы хотите отправиться на прогулку? — спросила Элис, и глаза ее сузились, превратившись в сердитые щелки. — Ну что ж, пойдемте! Все, что вам угодно, милорд. Ведь в вашем распоряжении всего лишь несколько дней. Полагаю, вы должны провести их с толком, потому что, когда они подойдут к концу, вы меня никогда больше не увидите. — Она оттолкнула огромного мускулистого детину, стоявшего у нее на дороге, и пошла мимо него по тускло освещенному коридору.
 — Все, что мне захочется, да? — плутовато спросил Люсьен у нее за спиной.
 Не останавливаясь, она закатила глаза.
 Когда Люсьен спустя мгновение поравнялся с ней, в руках у него оказалась ее обшитая мехом ротонда. Элис остановилась, увидев, что он держит ротонду перед ней, потом просунула руки в рукава, и хотя девушка по-прежнему сердито смотрела на него, он улыбнулся с понимающим видом и ничего не сказал. ***
 Люсьен владел Ревелл-Кортом не очень долго и не успел определить границу между парком и лесом, не говоря уже о том, чтобы должным образом ухаживать за окружающими лесами. Привести конюшни в рабочее состояние было само по себе делом нелегким. И парк, и леса задичали за последние два-три года, по мере того как здоровье маркиза Карнартена постепенно ухудшалось, потому что своим поместьем он управлял сам, не доверяя управляющему такую необычную собственность.
 Люсьен с Элис прошли через террасу, где сорные травы, плющ и золотарник буйно укрывали цветочные клумбы, разбитые вдоль террасы, выстроенной из выветренного камня. Три замшелые ступеньки, ведущие вниз, в сад, почти полностью заросли купами синей камнеломки. Он сошел по ним, направляясь к круглому фонтану; Элис следовала за ним. При их приближении два голубя, сидевшие на величественной каменной чаше фонтана, улетели, воркуя. Элис остановилась у фонтана и с отсутствующим выражением стала смотреть на листья кувшинок, плывущих с мечтательной неспешностью по поверхности мелкой воды, точно маленькие суденышки. Она смотрела на все это, пытаясь запомнить, а Люсьен смотрел на нее, смотрел, как ветер играет ее одеждой и прядками волос, с его помощью выбившимися из аккуратной прически.
 Эти развевающиеся золотисто-рыжие волосы, синие глаза, кожа цвета слоновой кости, и целомудренная отчужденная строгость ее лица вызвали у него в памяти Венеру Боттичелли, встающую из моря на гребенчатой раковине.
 — Так как же? — пробормотал он.
 Элис рассеянно оторвалась от задумчивого созерцания листьев кувшинок.
 — У вас прекрасный сад.
 Он пожал плечами и огляделся.
 — Сад запущен.
 — Да, но в нем есть потерянная, жуткая красота, которая мне по душе. Жаль, что у меня нет здесь акварельных красок.
 Люсьен поднял брови.
 — Ах, неужели вы, мисс Монтегю, художественная натура?
 Элис невольно улыбнулась:
 — Меня научили мазюкать.
 Люсьен тихо рассмеялся, это признание ему понравилось. Художница. Ну разумеется! Такие красивые руки, такой проницательный взгляд. Страстность, бурлящая под холодной, скромной внешностью.
 — Каким родом живописи вам больше всего нравится заниматься? — спросил он, когда они шли мимо некогда конических тисов, теперь разросшихся в огромные темно-зеленые глыбы.
 — Рисовать лица.
 — Вот как?
 — Я хорошо делаю портреты углем, но люблю акварель и всякого рода рукоделие. Покрывать лаком, делать причудливые вышивки.
 Внезапно он повернулся к ней.
 — А вы любите красивые виды? Здесь есть эффектный вид на долину, который восхитит ваш глаз художника, но туда примерно полторы мили в один конец. Как вы думаете, вы сможете проделать такой путь пешком?
 Она кивнула с заинтересованным видом.
 — Я привыкла каждый день совершать прогулки.
 — Вот и отлично! Тогда пойдемте. Я покажу вам дорогу.
 Стараясь сдержать свой энтузиазм, Люсьен повел ее по направлению к прогалу в разросшейся зеленой изгороди, где два куста мускусной розы образовали тернистый турникет, обозначая выход из сада на поле под паром и лес за ним. Они остановились, чтобы набрать в легкие восхитительное медвяное благоухание мускусной розы. Вскрикнув с неподдельной радостью при виде столь позднего цветения роз и их красоты, Элис осторожно обхватила рукой в перчатке один из кремово-белых цветков. Люсьен сорвал розу, снял с нее шипы и протянул девушке. Она молча приняла ее, настороженно вглядываясь в лицо Люсьена, потом повернулась и пошла дальше. Люсьен постоял, глядя на нее, надеясь, что не сделал никакого ложного шага.
 Они неторопливо шли по лугу и смотрели, как легкий ветерок шевелит высокие золотистые травы, и все время жаворонки в небе пели им серенады. Потом они ступили на извилистую тропу, ведущую в полный шепотов лес. Птицы порхали с ветки на ветку, следуя за ними. Подхваченные ветром листья взлетали перед Люсьеном подобно маленьким завихрениям трепетного восторга, который охватывал его при виде того, как Элис переходит через ручей, изящно переступая с одного замшелого камня на другой.
 Пока они шли по лесу, минуты убегали с непререкаемой последовательностью, точно падающие одна за другой костяшки домино, и время шло все быстрее и быстрее. От этого ускорения у него кружилась голова, как и от дымных, преображавшихся облаков, непрестанно и торопливо двигавшихся по вечернему небу. Постепенно Элис расслабилась и стала обращаться с Люсьеном дружелюбнее.
 Она все чаще улыбалась ему, когда они болтали ни о чем, указывая друг другу на разные цветы и время от времени появлявшихся обитателей леса. Они видели пухлых белок на деревьях, фазанов в кустах, рогатого оленя и его робких, грациозных подруг, неслышно скользящих в лесном сумраке.
 Трижды Люсьен заметил, что Элис смотрит на него дольше, чем следует. Глядя на нее в мягком свете осеннего вечера, он чувствовал себя рассеянным, завороженным и мучительно живым. Ее роскошные волосы ослепляли его. Ее невинность захватывала, ее простодушная чистота исцеляла. Он чувствовал себя, как человек, который вышел из лихорадочного состояния и которого охватил восторг от первого, робкого прилива сил — он все еще оставался слабым, но его уже бодрила надежда на скорое исцеление. Однако болезнь его души предъявляла к нему свои ревнивые требования. Не менее часто и быстро наплывали холодные плотные облачные тени, пролетая над его головой, точно призраки, окрашивая собой пейзаж и погружая Элис в серый полусвет, так что его охватывало желание привлечь ее в свои объятия и укрыть, пока эти тени не пройдут, но он не делал этого. Слишком рано. Она отпрянет. Люсьен прекрасно понимал, что ему удалось пока что только выманить Элис из ее комнаты, пустив в ход угрозу самостоятельно отпереть дверь. И он не мог рисковать, отпугнув ее. Тем временем солнце катилось к западу, как монета, выпавшая из рук скряги. День умирал, запах опавших листьев, всплывавший при каждом его шаге, напоминал ему об этом, пока Люсьен шел за Элис вверх по крутой извилистой лесной тропинке. Твердо, решив завоевать ее доверие, он спрятал нетерпение за добродушной улыбкой, когда она оглянулась на него через плечо.
 — Вы идете, ленивец? — бодро спросила она. Лицо ее порозовело от подъема в гору и свежего прохладного воздуха.
 — Я ленивец? — усомнился Люсьен.
 — Ну а что вы делаете там, сзади? — поинтересовалась она. — Считаете камешки под ногами? — И, продолжая подъем, Элис приподняла подол платья, бессознательно продемонстрировав Люсьену свои хорошенькие ножки.
 — Я всего лишь любуюсь видами, — сказал он, наслаждаясь движениями девичьих бедер. Но когда это пристальное внимание привело его к опасно соблазнительным мыслям, он обогнал Элис и решительно возглавил шествие, и его черный шерстяной плащ развевался на ходу. — А вы, сапоги, лучше не отставайте! Опоздавшие лишаются довольствия.
 — Сапоги?
 — Так на армейском жаргоне называют новобранцев. Поспешите, мы почти пришли. Мы как раз успеем увидеть, как садится солнце.
 — Так вы были в армии? — воскликнула Элис, торопясь следом за ним.
 — Пять лет.
 — Вы шутите?
 — Нет, — со вздохом ответил Люсьен, — к сожалению, не шучу.
 — Вы — ив армии! — Она рассмеялась. — Это трудно себе представить.
 — Мне тоже.
 — Мне показалось, что вы не из тех, кто подчиняется приказам. А в каком полку вы служили?
 — В сто тридцать шестом пехотном.
 — Вот как, — проговорила она с сомнением в голосе.
 — Я знаю, что это не особенно модный полк. — Люсьен подал ей руку и помог взобраться наверх по древесному корню, который образовал крутую ступеньку на тропинке. — Мы намеревались вступить в конную гвардию, но Деймиен хотел на самом деле сражаться на войне, а не слоняться по Лондону в красивом мундире, что, уверяю вас, было бы для меня вполне приемлемо.
 — Вы с ним вместе вступили в армию?
 Люсьен кивнул.
 — Мы приняли боевое крещение в Дании, а потом отправились в Испанию.
 Она рассмеялась с таким видом, словно не могла в это поверить.
 — И в каком же вы чине?
 — Капитан.
 — Капитан лорд Люсьен! — повторила Элис, громко смеясь. — Вы купили чин или заслужили?
 Ошарашенный, он засмеялся, одновременно удивленно и возмущенно.
 — Какая дерзость! Уверяю вас, я его заслужил. К вашему сведению, мы с Деймиеном командовали действиями лучшего фланга нашего полка. Я был…
 — Нет, не рассказывайте! Лучше я сама догадаюсь. — Насмешливо глядя на него, Элис задумчиво покусывала губу. — Вы не гренадер. Гренадеры рослые, дюжие мужчины, первые в сражении, по крайней мере, мне так рассказывали.
 Он поднял бровь, не понимая, оскорбиться или нет.
 — Нет, — завершила она. — Вы, наверное, командовали легкой инфантерией. Они находчивы, и стрелки отличные.
 — Как вы догадались?
 — Я в этом разбираюсь, — сказала Элис рассудительно, а потом повернулась и пошла дальше, совершенно довольная собой.
 Люсьен смотрел ей вслед с улыбкой на лице. Помоги ему Бог, он совершенно очарован!
 — Откуда вам известно о том, как действуют полки?
 — Разумеется, от моего брата, — ответила девушка. И гордо добавила: — Он состоял в сорок третьем.
 — Прославленный сорок третий, — согласился Люсьен, на которого это произвело впечатление. — Я наслышан о храбрости, проявленной лордом Гленвудом при Витгории. Это был смелый человек и выдающийся офицер.
 — И хороший брат, — тихо добавила Элис. — А вы были при Витгории, Люсьен?
 — Нет, я вышел в отставку за год до этого, после битвы у Бадахоса.
 — У Бадахоса, — пробормотала она, и ее лицо посерьезнело. — Филипп говорил, что это было самое страшное сражение за всю войну.
 Люсьен не знал, как много рассказал Элис ее брат. Когда она мгновение спустя ласково прикоснулась к его руке, он молча посмотрел на нее, осознав, что она впервые сделала это по собственному желанию.
 — Капитан Люсьен, вы внезапно помрачнели, — прошептала она. — Вам пришлось очень туго в той битве?
 — Там всем пришлось туго, — возразил он, пожимая плечами и отводя глаза. Люсьен устремил взгляд на сумрачный лес, пытаясь изгнать из памяти воспоминания о клубах черного дыма, который рассеялся ровно настолько, чтобы открыть взгляду более тысячи тел в красных мундирах, наваленных грудами у опаленных солнцем стен древней испанской цитадели. Британская армия разрушила сочувствующий французам город и овладела им. — Дело не столько в самой осаде, но… в ее последствиях, — с трудом проговорил он. — Ваш брат ничего не рассказывал вам об этом?
 Элис серьезно посмотрела ему в глаза.
 — Кое-что.
 — Такие вещи обычно не рассказывают молодым леди… Но ведь я обещал, что не стану отгораживать вас от того, что действительно бывает в жизни, верно?
 Элис кивнула:
 — Я хочу знать.
 — К тому времени, когда город пал, мы понесли уже столько потерь, что войска просто пришли в ярость. То были наши соотечественники — англичане, — но они превратились в зверей. Они грабили, насиловали, убивали горожан. Нам, офицерам, потребовалось три дня, чтобы снова заставить их подчиняться. — Люсьен наблюдал за ее лицом. Кажется, Элис отнеслась к этому спокойно. Лицо у нее было взволнованное, но ничего истеричного в нем не было, а ему, со своей стороны, нужно было выговориться. — Мы построили виселицы и вздернули самых отчаянных мародеров. После этого я ушел из армии, решив, что, наверное, существует какой-то лучший путь.
 — И вступили в дипломатический корпус?
 Люсьен кивнул.
 Элис рассматривала его с задумчивой улыбкой.
 — За это я вами восхищаюсь, — неожиданно объявила она. — Я уверена, что многие ваши товарищи осудили ваш выбор, но дипломатия — вещь более цивилизованная, чем война. Какая у вас, должно быть, сильная воля, чтобы пренебречь мнением большинства. Мне бы хотелось, чтобы мой брат поступил так же, как вы, или, точнее, чтобы у него была такая же сильная воля… Можно я расскажу вам, почему Филипп ушел на войну?
 — Вы можете рассказывать мне обо всем, — ответил Люсьен, ощутив укол совести из-за ее похвалы, которая на самом деле к нему не относилась. Роль, которую он играл в дипломатическом корпусе, была вовсе не миротворческой, но не мог же он рассказать ей о своей истинной роли шпиона. При мысли об этом его передернуло. Если она узнает правду, это непременно оттолкнет ее, как уже оттолкнуло Деймиена. Он не может пойти на это. И потом, такая осведомленность опасна.
 — Кейро поставила под сомнение мужество моего брата, — сказала Элис, и на ее тонком лице появилась горечь. — Ей просто хотелось избавиться от него, чтобы дурно вести себя в Лондоне, чтобы муж не мешал ей развлекаться. К несчастью, Филипп не разобрался в ее замыслах. Он принял ее слова близко к сердцу — и ушел.
 Люсьен покачал головой.
 — Из гордости мужчины часто совершают глупые поступки, — с сожалением заметил он.
 — Его привезли домой с ужасными сабельными ранами, которые воспалились. Мы с Пег — это наша старая няня, которая сейчас пестует Гарри, — ухаживали за ним днем и ночью, зная при этом, что брат не выживет. Филипп тоже об этом знал, но, по крайней мере, он повидал Гарри, а мы смогли с ним проститься.
 — Вы были близки? Элис кивнула.
 — Мы потеряли родителей в раннем возрасте, и это нас сблизило.
 Люсьен насторожился, внимательно вглядываясь в нее.
 Она отвела глаза.
 — Прошло три недели после его возвращения, а потом он умер. Ему было двадцать девять лет.
 — Мне очень жаль, — прошептал Люсьен. Элис долго молчала, потом улыбнулась.
 — Не жалейте. Будь Филипп жив, он вызвал бы вас на дуэль за все это и убил.
 — Ах, — с досадой сказал Люсьен, а Элис отвернулась с укоризненной улыбкой и пошла дальше.
 Люсьен, который почувствовал некоторое раскаяние, вскоре догнал ее, а потом обогнал и довел до перекрестка тропинок, где стал искать свой обычный ориентир — сухое искривленное дерево. Пройдя мимо него, он вышел на известняковый карниз, который и был целью их путешествия. Порода выступала из горы, образуя площадку с потрясающим видом на долину во всем октябрьском великолепии, освещенную огненным шаром солнца, которое как раз начало садиться.
 Люсьен остановился на краю утеса; порыв ветра, который свободно гулял здесь, на открытом месте, взъерошил ему волосы и буйно взметнул за ним его черный шерстяной плащ.
 — Смотрите, сударыня, — проговорил он с широким жестом, исполненным театрального величия, когда мгновение спустя появилась Элис, порозовевшая от подъема. — Вот владения моих предков.
 Он повернулся и предложил ей руку. Элис нервно глянула на пропасть, но руку приняла и медленно последовала за ним. Он привлек ее к себе, и они встали рядом.
 — Ах, Люсьен, это великолепно, — тихо произнесла она.
 — В самом деле, — пробормотал он, глядя на ее изящный профиль и молочную кожу, освещенную ослепительным светом. Потом Люсьен снова устремил взгляд на долину, чтобы Элис не заметила, что он ее разглядывает. — Как все это, в конце концов, оказалось моим — это за пределами моего понимания, но здесь действительно очень спокойно.
 Она заслонила глаза от солнца.
 — Я и не знала, что маркизы Карнартен состояли в родстве с вашей семьей и герцогами Хоксклифф.
 — А они и не состояли, — сухо ответил Люсьен. — Если быть точными, Карнартенов больше не существует. Эта линия прекратила свое существование. Увы. Со смертью десятого маркиза законная ветвь пресеклась, а титул исчез.
 — А существует незаконная ветвь? Он опустил руки.
 — Она перед вами.
 Ее глаза расширились, а пальцы взметнулись к губам.
 — Ах! Прошу прощения…
 — Не за что, — искренне сказал Люсьен, наслаждаясь ее смущением. — Моим отцом был Эдуард Мерион, последний маркиз Карнартен, большой любитель рома, и я горжусь, что во мне течет его кровь, по закону или нет. Древние владения Карнартенов в Уэльсе и еще два огромных поместья отошли после его смерти к Короне. Но к счастью для меня, Ревелл-Корт не был майоратным владением, поэтому маркиз мог оставить это поместье кому хотел. Вы шокированы?
 — Ну… да! Я-то думала, что ваш отец — герцог Хоксклифф!
 — Так и сказано в моем свидетельстве о рождении, — отозвался Люсьен, пожав плечами. — Разумеется, это ложь.
 — Вы сообщаете мне, что вы… бастард. — Последнее слово Элис проговорила шепотом.
 Он усмехнулся:
 — Ну и что с того? Это такая же хорошая семья, как и всякая другая, к которой можно принадлежать. Этот клан происходит из местности, расположенной вокруг горы Сноудон. Лорды Карнартен даже могут похвастаться своим кусочком древних уэльских знаний. Отец говорил мне, что мы происходим от колдунов и воинов-берсерков. Что вы об этом думаете?
 Элис с сомнением посмотрела на него.
 — Я думаю, что это скорее ваше дурачество.
 — Это такая же, правда, как то, что я здесь стою. Он сказал моей матери, что Деймиен и я — это последнее цветение нашей ветви. Как вы знаете, близнецы — существа волшебные.
 Она нерешительно фыркнула, посмотрев на него так, словно не знала, чему и верить.
 — Говорю вам, это правда. Деймиен и я всегда обладали этим суеверным знанием, которое мы обрели, когда были еще совсем маленькими. Мы узнали, что вдвоем мы непобедимы, что ничто не может никогда причинить вред одному из нас, когда второй рядом. Это единственная причина, по которой я вступил в армию. Я был уверен, что Деймиена убьют, если меня не будет поблизости. Но когда я вышел в отставку, оказалось, что он вполне способен сам себя защитить, — добавил Люсьен с грустной улыбкой, словно их отчуждение не было одним из главных терзаний его сердца.
 Элис не знала, шутит он или нет.
 — Так кто же вы — колдун или воин?
 — Ах, дорогая, это ведь всего лишь старая народная сказка, — сказал Люсьен, застенчиво улыбаясь, и, поднеся ее руку к губам, запечатлел на ней легкий поцелуй. — Но все-таки странно думать, что однажды ночью моя мать отправилась в Грот, встретилась с моим отцом, и… voila [6] .
 Ее изумленное восклицание прервало его речь. Элис выдернула руку. Когда он снова посмотрел на нее, глаза у нее были круглыми, как фарфоровые блюдца.
 — Ваша мать была в Гроте?
 — К сожалению, это так. С другой стороны, если бы этого не произошло, меня бы не существовало, и где бы я тогда был? Герцогиня Джорджиана была неистовой, пламенной распутницей, упокой, Господи, ее душу, но она была честна и верна себе. Нужно отдать ей должное, она была оригиналкой. У вас все еще шокированный вид! Элис в замешательстве не знала, что сказать. Люсьен придвинулся к ней и, понизив голос, прошептал тоном заговорщика:
 — Прекрасно, дорогая мисс Монтегю, я посвящу вас в наши семейные тайны, хотя мне казалось, что они известны всем в высшем обществе. Только мой старший брат Роберт, нынешний герцог Хоксклифф, и младшая сестра леди Джасинда действительно одной крови. Остальные, как говорится, кукушата в чужом гнезде. Муж Джорджианы признал нас своими, только чтобы избежать унижения из-за того, что жена наставляет ему рога.
 — Мне кажется, — серьезно сказала Элис, — что пора пить чай.
 Его улыбка исчезла. Люсьен сунул руки в перчатках в глубокие обширные карманы своего плаща и посмотрел на мыски своих начищенных черных сапог.
 — Из-за моих родителей вы стали думать обо мне хуже.
 — Нет…
 — Да, это так. Я вижу это по вашему лицу.
 — Нет, Люсьен, дело не в этом. Я… я в растерянности. И не знаю, что о вас думать, — просто сказала Элис, качая головой. — Конечно, это причиняет вам боль и причиняло всю жизнь, но при этом вы смеетесь. Я не понимаю. И я не привыкла вести разговоры на такие интимные темы, в особенности с мужчиной, которого я почти не знаю.
 — Элис… — Он повернулся к ней и заглянул в глаза, заставляя себя держать руки в карманах, хотя ему страшно хотелось заключить ее в объятия. Ее вопросительный взгляд был таким серьезным, таким беззащитным. — Прошу у вас прощения. Я этого не хотел. Мне нравится с вами разговаривать.
 Она нерешительно улыбнулась, ветер играл легкими прядями ее волос.
 Он улыбнулся ей в ответ, медленно вынул руку из кармана и осторожно отвел волосы с ее лица. Ее улыбка стала шире, и на щеках вспыхнул румянец.
 — Кто может это объяснить? — прошептал он. — Бывают люди, которых мы знаем всю жизнь… и все же чувствуем, что совершенно их не знаем. Но бывают другие люди… — И, не устояв перед соблазном, он ласково, точно перышком, провел костяшками пальцев, затянутых в перчатку, по ее щеке. Кобальтовая глубина ее глаз блеснула, отзываясь на этот жест, но Элис ничего не сказала, впитывая каждое его слово. — Бывают люди, которых мы встречаем в один прекрасный день, и нас мгновенно охватывает ощущение, что мы знали их всю жизнь.
 Не сводя с него глаз, она уклонилась от его прикосновения.
 — Скольким женщинам вы это говорили?
 Люсьен поморщился и, охваченный внезапным гневом, сдвинул брови, хотя и понимал, что заслужил отповедь.
 — Я с вами не играю, — сказал он низким и тяжелым голосом. — Наверное, бывали времена, когда я делал это, но я уже не мальчик. Я видел слишком много смерти и слишком много страданий, и теперь единственное, чего я хочу… — Голос его оборвался.
 — Чего, Люсьен? Чего вы хотите? — прошептала Элис.
 Его растерянный взгляд упал на ее губы. Он опустил руку и, прикоснувшись к ее подбородку, запрокинул ей голову. Шагнув к ней, стал совсем рядом. В синих глубинах ее глаз он заметил отблеск желания и смущения, а потом закрыл глаза и, опустив голову, начал ласкать ее губы своими губами. Люсьен осторожно привлек ее к себе, и в то волшебное мгновение, когда он почувствовал, как ее стройное тело восприимчиво — Но… я не умею.
 — О нет, вы умеете, — прошептал он. Элис не отпрянула. Беспомощно вспыхнув, она опустила взгляд на его губы, потом снова посмотрела ему в глаза. Он придвинулся к ней, предлагая себя. Люсьен наклонил голову так низко, что чувствовал ее дыхание на своих губах, дыхание теплое и нежное, несмотря на резкий холодный ветер.
 Мгновение спустя она повторила его движение, склонив голову в другую сторону. Она опустила ресницы, а губы ее задрожали, чуть ли не касаясь его губ.
 — Я не умею, — снова возразила она чуть слышно, потом положила руки ему на плечи и, закрыв глаза, поцеловала его легко, как ангел.
 Люсьен замер, охваченный таким наслаждением, что ему захотелось умереть, лишь бы это не кончалось. Она обвила его шею руками и снова поцеловала, на этот раз крепче. Ее стройное тело дрожало рядом с ним, и он обнял ее стан. Элис была нерешительна, осторожна, но ее грудь вздымалась рядом с его грудью, а глаза, когда взоры их встретились, приобрели чувственный оттенок полуночной синевы. Ресницы ее сомкнулись, и Люсьен перестал сознавать что-либо в мире, кроме нее, когда она притянула его к себе и просунула кончик языка ему в рот.
 Потрясенный и очарованный, он покорился ее воле, стремясь выполнить любой ее каприз. Она тяжело вздохнула, исследуя его глубже, запустив пальцы ему в волосы. Потом провела руками по его подбородку, шее, лишая его способности соображать, — и вдруг остановилась и попятилась.
 Когда Люсьен снова попытался обнять ее, Элис уперлась руками ему в грудь, удерживая на расстоянии.
 — Нет! — В ее глазах пылал огонь цвета кобальта, и он отпрянул. Губы у нее были влажными и припухшими. — Достаточно, — сказала она, задыхаясь. Грудь ее быстро вздымалась и опускалась.
 Вся его прославленная хитрость сошла на нет. Его ум затуманило вожделение. Его язык, опьяненный вкусом ее губ, утратил единственную связующую нить, которой можно было вернуть ее обратно. Она отняла руку от его груди и пошла прочь, неуверенно ступая.
 — Элис… — задохнулся Люсьен.
 Не останавливаясь, она вышла на тропу в сумрачном лесу. Он постоял, ущипнул себя за переносицу, пытаясь собрать остатки здравого смысла. Потом провел рукой по волосам и тихонько, совсем как пьяный, засмеялся. Господи, он и не заметил, как это произошло! Он пошел за ней по лесу, где серая мгла уже опустилась. Она опередила его на несколько ярдов и теперь бежала к дому.
 — Элис!
 Ответа не последовало. Она даже не остановилась.
 — Подождите!
 Элис отмахнулась от его зова, раздраженно пожав плечами. Люсьену пришлось ускорить шаг, но когда он ее догнал, она не обратила никакого внимания на его вопросительный взгляд, ее темно-синяя юбка раздувалась, как парус на ветру, она шла не останавливаясь.
 — Элис! — начал, было, он.
 — Не приближайтесь ко мне!
 Он заметил на ее щеках алые пятна и понял, что она чувствует унижение из-за того, что с таким вожделением ответила на его ласку. Распутная улыбка осветила его лицо.
 — Милая моя, здесь нечего смущаться…
 — Вы заставляете меня забыть о моем обещании брату, что я буду заботиться о Гарри. Вы это понимаете? Или вам безразлично?
 Люсьен схватил ее за руку и остановил. Элис резко повернулась к нему.
 — Прекратите, — спокойно приказал он, но заметил, что в глазах у нее метнулся страх — не перед его, а перед ее собственными чувствами. Она не была готова принять свою страсть или хотя бы его страсть к ней.
 — Я не такая! Я вам не игрушка…
 — Не нужно повторяться. Я знаю, что вы не игрушка. Элис, я сказал вам, что я искренен. Я никогда в жизни не был так серьезен. Или это-то вас и пугает?
 — Вы меня пугаете! Вы, Люсьен… Дракон… кто бы вы ни были! Вы только и думаете что о себе, о своих удовольствиях! Вам когда-нибудь приходило в голову, насколько вы эгоистичны? Вы в состоянии понять это? — Элис вывернула руку из его пальцев. — Если нет, то позвольте напомнить, что вы держите меня здесь против моей воли. Вы принудили меня к этому. Я не хочу здесь оставаться, и я не собираюсь связываться с… пресыщенным негодяем, который только и думает, как бы обольстить меня! — Она выдернула из бутоньерки белую мускусную розу, которую он ей дал, швырнула ее на землю и решительно зашагала прочь.
 — Я одинок, Элис.
 Эти пронзительные слова удивили даже его самого и остановили ее, когда она уже дошла до луга.
 Девушка настороженно обернулась, ее длинная тень потянулась по выгоревшей траве. Люсьен казался себе голым в ее глазах — нетерпеливый, отчаявшийся, но не мог остановиться. Как-то же нужно заставить ее понять.
 — Неужели вы не видите? — отчаянно умолял он. — Мне нужно… Я не знаю, что мне нужно. Я знаю только, что я одинок. Совершенно… одинок.
 Он не сводил с нее взгляда, надеясь на ее милосердие. Люсьен видел, что Элис борется с собой, но она гордо замкнулась в своей добродетели и не дрогнула.
 Элис бросила на него уничтожающий взгляд.
 — Ничего удивительного.
 Люсьен опустил глаза. Она развернулась и ушла.




 Глава 6


 Спустя несколько часов Люсьен промчался через ворота Ревелл-Корта верхом на своем андалузском скакуне и выехал в черную, ветреную ночь. Лошадиные копыта прогремели по деревянному мосту, жеребец размашистым, энергичным галопом преодолел подъем в гору и помчался по дороге.
 Люсьен скакал, низко пригнувшись, туго натянув поводья, и ветер трепал его волосы и лошадиную гриву. Лес вокруг казался живым — от порывов ветра трещали ветви, шелестели сухие листья. Коню это не нравилось, он угрожающе фыркал, запрокидывая голову.
 Люсьен вспомнил, что сельские жители говорили, будто в такие ночи бродят призраки. Настроение у него было таким же мрачным и угрюмым, как небо, на котором не было луны. Мохнатые облака тяжело надвигались на четкие и изящные очертания созвездий, точно огромные серые овцы, подгоняемые ветром. Ночной холод и быстрый галоп помогли Люсьену избавиться от боли и гнева, терзавших его, развеяли страсть, бушевавшую в его жилах. Слова Элис ранили его, но все равно он как дурак ждал, что она выйдет из своей комнаты, несколько часов занимался какой-то чепухой, будучи не в состоянии ни на чем сосредоточиться, пока горничная не сказала ему, что барышня просит подать ужин ей в комнату.
 Люсьен понял, что Элис приготовилась к осаде. Он достаточно долго пробыл в армии, чтобы возненавидеть этот вид борьбы, осады всегда заканчиваются разрушениями. Он не собирался заставлять Элис голодать, но решил больше не полагаться на льстивые речи. Конечно, ключ у него оставался, и он мог бы им воспользоваться, но вряд ли такую победу можно будет назвать достойной. Если он просто накинется на нее, это только вызовет у девушки еще большее отвращение. Люсьен начал понимать, что не сможет выиграть с помощью какого-либо своего обычного метода. Во что он, черт побери, влип? Люсьен решил пустить коня помедленнее, чувствуя, что первый взрыв оживления, охвативший жеребца, когда его выпустили из великолепной конюшни, пошел на убыль.
 Как и следовало ожидать, конь сбавил темп. Люсьен благодарно похлопал его по бархатистой шее. Выехав из леса на покрытые вереском пустоши, они пошли неторопливым легким галопом. После полуторачасовой езды показалась цель Люсьена — уединенный трактир для кучеров, примостившийся на вершине соседнего склона. Трактир назывался «Голова Джорджа». То был внушительного вида каменный прямоугольник с шиферной крышей и узкими опрятными окнами в рамах, выкрашенных белой краской. В «Голове Джорджа» подавали самое лучшее в графстве горькое пиво. Трактир стоял в уединенном месте, трактирщик Гас Морган был человеком надежным и скрытным, и это побудило Люсьена использовать его как свой почтовый ящик для тайных сообщений, присылаемых лордом Кэслри и его собственными повсюду разбросанными осведомителями. Подъезжая к таверне, Люсьен был готов, если понадобится, схватить шпагу, висящую на боку, либо в мгновение ока вытащить пистолет, спрятанный под фраком. Всегда можно было ожидать засады вражеских агентов, и Люсьен привык с этим жить.
 Когда он въехал на устланный соломой двор, из-под копыт его коня с кудахтаньем разбежались куры. Люсьен огляделся, потом спешился. Юный сын Моргана подбежал к нему, чтобы присмотреть за лошадью, пока Люсьен будет сидеть в трактире. Люсьен направился к дому, стягивая на ходу черные перчатки для верховой езды. Движения его были плавны и неторопливы, однако взгляд стал цепким, а на лице появилось внимательное и сосредоточенное выражение. Протянув руку к двери, он услышал хриплый смех крестьян и почувствовал запах дыма, исходящий от очага, и аромат жареной дичи. Когда он открыл дверь и вошел в общую комнату, освещенную теплым светом, с низкими потолками, в ней воцарилось молчание.
 Люсьен окинул взглядом скромное заведение. Там было около двух десятков местных жителей. Они хорошо знали, кто он такой, и теперь смотрели на него так, точно встретились с самим дьяволом. Люсьен закрыл за собой дверь и медленно прошел через зал к стойке, где Гас Морган протирал стаканы углом своего грязного передника и ставил их на полку, висевшую у него над головой. Трактирщик был дюжим и рослым человеком с румяными щеками, на его лысине блестел пот. Увидев подходящего Люсьена, он оперся мощными руками о стойку.
 Процедура была хорошо известна им обоим.
 — Могу предложить вам пинту пива, милорд? — спросил Морган. Это был пароль.
 — Горького, — ответил Люсьен, кивнув, повернулся и оперся бедром о край соседнего табурета. Теперь тело его согнулось под таким углом, что он видел все помещение и входную дверь. Он облокотился о стойку, а Морган открыл кран и налил пива с пенистой шапкой. Потом поставил оловянную кружку перед Люсьеном, а тот поднес ее к губам, наслаждаясь густым, вкусным напитком.
 Постепенно посетители начали дышать и двигаться, хотя разговор они теперь вели шепотом. Морган отправился на кухню, чтобы дать указания кухарке, и вскоре вернулся. Люсьен с задумчивым видом посмотрел в свою кружку, почти жалея, что не относится к тому сорту мужчин, которые могут запросто обсудить с отзывчивым трактирщиком сложные отношения с женщиной. Но это было не в его власти.
 Неужели она не в состоянии понять, что если человек живет, всю жизнь, сознавая, что смерть подстерегает его на каждом углу, то ему ничего не остается, кроме как протянуть руку к дару, упавшему с небес? Вероятно, это неразумно, но ему хочется, чтобы Элис раскрыла ему свои объятия без всяких условий. Да, даже как Дракону, вождю языческого культа и человеку, который превратил ее в драгоценную гостью в своем доме. Только если она докажет, что сумеет полюбить худшее в нем, он сможет доверить ей ту информацию, которая отдаст всю его жизнь в ее руки.
 Наконец Люсьен поставил, пустую кружку на стойку.
 — Прекрасное пиво, мистер Морган. Квадрат отраженного света на лысине Моргана зашевелился, когда тот добродушно кивнул.
 — Ага, сэр, самолучшее в западном графстве, — подтвердил он ухмыляясь.
 — Чем у вас сегодня потчуют?
 — Пирогом пастуха, сэр.
 Услышав это, Люсьен втайне обрадовался. Такой ответ означал, что для него есть сообщение. Обычно Морган отвечал:
 — Рыба и жареный картофель, сэр. Это означало, что новостей нет.
 — Принести вам, сэр?
 — Нет, спасибо. — Люсьен встал, остро ощущая, что посетители бросают на него исподтишка испытующие взгляды. Бросив на стойку щедрую плату за пиво, он медленно двинулся к двери, натягивая перчатки. Потом вышел в ветреную ночь, согревшись от пива, а также от острого любопытства насчет прибывшего сообщения. Пройдя по двору к платной конюшне, он раскрыл деревянную дверь и вошел в тускло освещенный проход, где крепкий паренек все еще пытался поладить с его черным жеребцом.
 — Отец тебя ищет, малый, — сказал Люсьен, протягивая ему несколько монет за присмотр за лошадью.
 — Спасибо вам, сэр! — Паренек поклонился и побежал обратно в дом.
 Люсьен похлопал лошадь по шее и проверил подпругу. Вскоре он услышал, как дверь конюшни снова открылась, и вышел в проход. Это Морган принес ему послание.
 — Чертовски славное пиво, мистер Морган, — улыбаясь, сказал Люсьен, вкладывая в руку трактирщика небольшой матерчатый кошелек с двадцатью золотыми соверенами.
 Крупный лысый трактирщик склонил голову.
 — Рад быть полезным, сэр.
 — Благодарю вас. Это все.
 Морган — воплощенное не многословие и конфиденциальность — кивнул еще раз и поспешил вернуться на кухню.
 Люсьен поднес к окну маленькое письмецо, сложенное и запечатанное. Облака разошлись настолько, что появился слабый свет луны, и улыбка показалась на его лице, когда он заметил обратный адрес — Испания. На письме стояло имя Санчес, но то было лишь одно из многих вымышленных имен его старинного друга, отца Гарсии.
 До сего дня Люсьен так и не узнал, на самом ли деле отец Гарсиа священник. Кое-кто считал, что этот человек на самом деле андалузский граф по имени Сантьяго, посредством своего брака связанный с королем Асенсьона, острова в Южной Атлантике. Люсьен знал только, что этот испанец — превосходный воин. Падре Гарсиа и его отряд выносливых оборванных мятежников помогли британцам изгнать Наполеона из Испании. Гарсиа обладал неограниченными возможностями, и его сведения всегда были очень ценными. Насмешливо улыбнувшись по адресу своего бесстрашного испанского друга, Люсьен сунул письмо в нагрудный карман и снова вывел лошадь в ночную тьму.
 Ей снилось, что каждый докрасна раскаленный уголек, пылающий в жаровне, — это алая роза, и в Гроте никого нет, кроме них двоих: ее и Люсьена.
 Шелковые прядки дремоты погружали Элис в ее самые тайные фантазии, а за окнами спальни дул дикий ветер. Его мускулистые бедра и стройные ноги казались стальными под ее рукой, когда она ласкала его, стоя на коленях, целуя его точеный живот, а его крупные ласковые руки гладили ее по плечам и волосам. Элис чувствовала, как его таинственная, твердая, как камень, плоть трется о ее шею. Сдерживаемая преградой его облегающих черных панталон, плоть эта была вспухшей и жесткой. Она понимала, что он ее хочет, и это ей нравилось. Во сне ее не было никаких звуков, кроме его страстного шепота: «Отдай это мне. Отдай все это мне».
 «Да, — думала она, выгибаясь всем телом, — да».
 Под бурой сутаной она была голая и мучительно возбужденная и остро чувствовала прикосновение грубой шерсти к своему нежному телу. Ей хотелось избавиться от сутаны, но Элис терпеливо ждала, сплетая гирлянды осторожных розовых поцелуев вокруг его живота, потому что знала, что он ее насытит. Когда Люсьен коснулся ее лица, осторожно приподняв за подбородок, она взглянула на него и встретилась с его взглядом.
 Пробудила ее именно эта напряженность взгляда его серебристых глаз, таких неистовых и настойчивых, таких требовательных даже во сне. Испуганно хватая воздух, Элис села в постели. Сердце у нее гулко билось. В комнате было темно. Девушку лихорадило, а внизу живота все пульсировало от вожделения. Она с трудом сглотнула и медленно вернулась к действительности. «О Боже», — подумала она и, охваченная стыдом, закрыла лицо руками. В голове у нее проносились непристойные подробности ее сна. Элис провела рукой по волосам и постаралась совладать со своим телом.
 Нужно выбраться отсюда! Если она этого не сделает как можно скорее, то станет не лучше беспечной и порывистой Кейро.
 Лавандовый запах простыней и даже мягкость одеяла подстегивали ее голодное желание. Элис отбросила одеяло и выбралась из теплого гнездышка постели. Дрова в камине уже прогорели и превратились в золу, зато прохладный воздух умерил ее возбуждение.
 После недолгого сна Элис захотелось пить, и она подошла к секретеру, где стоял поднос с ужином. От ужина оставался холодный чай. Сладкий и густой сироп со дна чашки омыл ее язык, и ее охватила дрожь при воспоминании о восхитительном рте Люсьена.
 Отрицать это не имело смысла. Ей нужен этот отвратительный грубиян, нужен ее телу и душе, и это приводило Элис в ужас.
 «Я одинок», — сказал он, а она бессердечно оттолкнула его. Будь это любой другой человек, Элис ни за что не стала бы говорить так холодно, но когда Люсьен стоял рядом с ней, предлагая себя с такой захватывающей искренностью, она растерялась. Дракон растревожил ее в тот момент сильнее, чем когда она смотрела в дуло его пистолета.
 Элис осторожно поставила чашку на поднос. В темноте она тяжело села и прислушалась к тихому, пронзительному свисту ветра, проникавшему сквозь щели в окнах. Стекла дрожали, об них бешено бились взметенные листья. Несколько крупных серебристых капель дождя упали с неба и ударились об окно, но темные тучи все еще не разразились во всю силу холодным осенним дождем. Элис знала, что сейчас это произойдет. Она чувствовала, как в воздухе сгущается напряжение. Она надеялась, что Люсьен не попадет под дождь. При мысли о нем в глазах ее появилось грустное выражение. Она оперлась лбом о кончики пальцев и крепко смежила веки.
 Дьявол его побери! Она стыдилась своих жестоких слов, сказанных ему, сильнее своего непристойного сна или даже того страстного поцелуя, который подарила ему на выступе скалы. Элис обвиняла его в том, что он играет ею, но при этом прекрасно понимала, что его молчаливый взгляд просил чего-то более глубокого, чем телесное наслаждение. Ему нужно было что-то, чего она не понимала, равно как не понимала своего собственного желания дать ему все, что он захочет.
 Она подтянула колени к груди и обхватила их руками, задумчиво глядя на пепел в камине, уже сама не зная, что плохо, а что хорошо. Элис не могла не чувствовать, что должна извиниться перед Люсьеном, но это ведь нелепо. Она ничего ему не должна! Этот человек удерживает ее у себя против ее воли. И хотя общество и собственная гордость требовали от нее резкого негодования, она чувствовала совсем другое.
 На самом деле Элис испытывала угрызения совести из-за того, что ранила человека уязвимого и незащищенного, и за то, что не говорила правды о своих собственных чувствах. Ведь ее необычайно сильно тянуло к Люсьену Найту.
 Вдали послышался раскат грома, и дождь припустил всерьез. Встав с кресла, она беспокойно заходила по тускло освещенной комнате, остановившись, чтобы поворошить кочергой в камине, пока по поленьям не заплясали золотые, оранжевые, синие и зеленые язычки пламени. И тут Элис услышала стук копыт на дворе. Бросив кочергу, она подкралась к окну и, посмотрев вниз, увидела, как Люсьен промчался через ворота, сидя верхом на большом вороном коне.
 Посреди двора, не поддаваясь ливню, пытавшемуся загасить его, стоял на тумбе горящий факел. Элис смотрела в полном восхищении, как пламя облило всадника и коня своим ярким блеском. Он был одет в черное, лицо у него в эту бурную ночь было яростное и несчастное. Не зная, что она следит за ним, он соскочил с коня, отдал поводья груму и остановился, чтобы ласково обнять животное за морду. У Элис защемило сердце. Дождь застучал еще сильнее, барабаня по брусчатке. Люсьен быстро повернулся, отмахнулся от зонта, предложенного слугой, и бросился в дом.
 Когда он исчез из вида, Элис прислонилась к оконному стеклу с томительным трепетом. Она смотрела, как грум уводит лошадь Люсьена, от ее вздоха окно запотело. Поразмыслив, Элис повернулась лицом к огню в камине.
 Теперь, когда он вернулся домой, наверное, пришло время снова беспокоиться о том, воспользуется или не воспользуется он своим ключом, чтобы войти ночью в ее комнату. С другой стороны, вряд ли Люсьен захочет что-то сделать с ней прямо сейчас, после ее жестоких слов. Проклятие, зачем она опять прячется в своей комнате? Сегодня субботняя ночь. И ей хочется быть с ним. Он прав — она не свободна, потому что не осмеливается сделать то, чего ей хочется. Она боится того, что может произойти — произойдет с ее разрешения. Она боится того, чего он может заставить ее захотеть. Элис сомневалась, что оба они сумеют вести себя достойно в бархатной тьме ночи, среди интимного шепота дождя и чувственного волшебства его чар. Ее собственное вожделение вызывало у нее желание убежать, найти способ спастись, хотя целая армия зорких слуг и стражей, одетых в черное, охраняла границы его владений. Он был необычайно опасен — и все же Люсьен Найт заставлял ее сердце петь, как этого не удавалось никому. Как могла она отринуть его только потому, что он уклонился от обычных процедур ухаживания? Светские мужчины совершенно не вызывали у Элис воодушевления.
 «Ах, очень хорошо, — подумала она нетерпеливо, невзирая на здравый смысл. — Я дам ему шанс». Она все начнет сначала завтра утром, потому что в воскресенье даже дьявол с серебристыми глазами должен вести себя примерно. Она подошла к кровати, легла под одеяло и лежала без сна, глядя на дождь и ожидая с широко раскрытыми глазами, когда наступит утро.
 Люсьен въехал в ворота Ревелл-Корта в тот момент, когда несколько крупных капель дождя, упавших на него и на его коня во время возвращения домой, превратились в потоп. Пряча от дождя голову, он старался не распахнуть плащ и защитить от стихии письмо Гарсии, лежавшее в нагрудном кармане жилета. Дверь перед ним распахнулась, и он вбежал в дом.
 Торопливым движением Люсьен скинул на руки дворецкого насквозь промокший плащ.
 — Я буду в кабинете, мистер Годфри. Не беспокойте меня.
 — Слушаю, милорд, — ответил дворецкий, почтительно склоняя голову.
 Люсьен взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, промчался по лабиринту коридоров на верхнем этаже, потом поднялся по еще одной лестнице, узкой и деревянной, которая вела наверх, на чердак.
 В темноте дождь барабанил по крыше у него над головой, и ветер свистел на карнизах. Люсьен занял небольшую часть этого пыльного, мрачного помещения над комнатами прислуги для того, чтобы работать в одиночестве. Он отпер дверь в кабинет и нашарил коробочку с трутом, потом зажег свечу. Когда разгорелось слабое пламя, он закрыл за собой дверь и снова ее запер. Из-за тайного характера его работы никому, кроме его самого, даже мистеру Годфри, не разрешалось ни в коем случае заходить в священное пространство кабинета Люсьена, даже чтобы вытереть пыль на книжных полках, что было просто необходимо. Люсьен сел за письменный стол, вынул письмо от Гарсии и неторопливо сломал печать. Взглянув на бумагу, он довольно усмехнулся при виде изобретательности друга. Гарсиа превратил зашифрованное послание в несуществующий счет от содержателя гостиницы за неоплаченные услуги. Стоявшие под гневным текстом сеньора три колонки цифр содержали секретное закодированное сообщение. Каждая дата, количество и расход, стоящие в списке, соответствовали пронумерованной странице католической Библии, которую Гарсиа подарил ему, чтобы пользоваться ею для расшифровки. Каждый номер соответствовал определенной странице Библии, строчке и нужному слову в определенной строке. Собственные имена ключевых фигур и действующих агентов отличались от других цифр тем, что были обведены кружочком. Например, единица в кружочке обозначала папу, двойка — Наполеона, тройка — короля Георга, четверка — принца-регента, пятерка — русского царя и так далее.
 Просматривая список расходов, Люсьен побледнел, увидев очерченное число «двадцать семь». У каждого известного действующего агента был кодовый номер — у Люсьена это был номер двадцать один. И хотя он и не знал на память номер каждого агента, но помнил, что двадцать седьмой — это Клод Барду.
 Пока Гарсиа бранился по поводу того, что он сломал, съел или иным образом употребил за время своего воображаемого пребывания в испанском пансионе, Люсьен обмакнул перо в чернильницу и начал перелистывать Библию соответственно указанным цифрам. Быстро и тщательно он восстановил послание. Когда он написал слова, соответствующие цифрам, оставалось только перевести их с библейской латыни. ***
 «Приветствую, друг мой. Надеюсь, это письмо застанет вас в добром здравии. Спешу предупредить вас, что Клод Барду жив и на свободе. Мы узнали, что он собрал небольшую банду верноподданных. Что же до их миссии, то здесь мои источники противоречивы. Один говорит, что Барду намерен атаковать Венский конгресс. Другой считает, что он организует спасительную миссию, чтобы вызволить Наполеона с Эльбы. Нам следует подготовиться к обоим вариантам. Храни вас Бог!
 Гарсиа».
 Люсьен откинулся к спинке стула, поглаживая подбородок. Взгляд его стал тяжелым. От его медленного, сильного выдоха пламя свечи заколебалось. Гарсиа ничем не подтвердил сообщение Леонидовича о том, что Барду, возможно, работает на американцев. «Вот тебе и третьестепенные слухи», — подумал он. Люсьен взял перо и тут же начал писать своим коллегам, находящимся в Италии и Австрии. Мысль о том, что Наполеон может быть вывезен с острова Эльба и возвращен во Францию, была возмутительной, но угроза конгрессу расстроила его еще сильнее, потому что там находились четверо членов его семьи.
 Его старший брат Роберт, герцог Хоксклифф, был назначен одним из помощников Кэслри. Роберт взял с собой свою молодую жену Бел, чтобы вместе с ней наслаждаться роскошными празднествами, а также свою младшую сестру леди Джасинду и ее компаньонку Лиззи Карлайл, которая была подопечной Роберта и как бы второй сестрой братьев Найт. Сердце его сжималось от страха, пока он писал Роберту и Кэслри без всякого шифра, предупреждая их в самых сильных выражениях об опасности.
 Когда письма были закончены и запечатаны, Люсьен задумал связаться с Софией Вознесенской, чтобы выяснить, не знает ли та чего-нибудь о новой миссии Барду или о его теперешнем местонахождении. Эта темноволосая красавица была одним из самых вероломных созданий царя Александра, русским агентом, чья последняя миссия заключалась в соблазнении Барду, чтобы собирать информацию о его деятельности.
 Барду и София работали вместе со времени заключения Тильзитского мира, на протяжении пяти лет, когда Россия была союзником Франции. Хотя обе эти нации снова стали врагами, София увлекла Барду весьма сильно. София была женщиной твердой и беспощадной, но она так и не сумела освободиться от прав, которые предъявлял на нее Барду. Люсьен знал об этом потому, что у него тоже некогда был с ней короткий роман. Покачав головой, он решил не разыскивать Софию. Это для нее слишком опасно. Барду относился к этой женщине как к своей собственности, он доходил в этом до безумия. И потом, Люсьен никогда полностью не доверял ей.
 Горькие воспоминания переполняли его, и он подумал, было пойти к Элис и искать утешения в ее объятиях. Как жаждал он омыть свой дух в исходящем от нее свете, в ее невинности, мягкости, придающей твердость! Но эта девушка сегодня практически уничтожила его, у мужчины тоже есть гордость. В следующий раз, видит Бог, она придет к нему сама.
 Клубился туман, и его объятия скрыли за своими сырыми покровами очертания близлежащих лондонских домов, когда Ролло Грин ждал, волнуясь, за рекой на угольной пристани Ламбет, вниз по течению от Вестминстерского моста. Он увидел, как сквозь туман приближается лодочный фонарь, отбрасывая слабый луч света на маслянистую поверхность Темзы.
 Точно по плану.
 Он ниже натянул на глаза свой цилиндр, радуясь, что в его прогулочной трости спрятан нож. Окружающие пакгаузы, пивоваренные заводы и склады пиломатериалов были темны и тихи. Его экипаж ждал неподалеку в тени. Лодка подошла ближе, борясь с течением, и он рассмотрел мачты и висящие сети рыболовного ялика. Когда команда ввела лодку в док, Ролло нервно облизал губы и изобразил радушную усмешку.
 Но усмешка эта исчезла, когда огромный, громоздкий силуэт выступил из освещенного фонарем тумана. Человек, стоявший на носу лодки с сигарой, зажатой в зубах, был, наверное, ростом около двух метров и весил больше ста килограммов. Господи Боже! Кончик его сигары светился красным светом. Чудовище спрыгнуло на мол, приземлившись с ужасающей ловкостью, потом оно движением плеч поддернуло лямку дорожной котомки на своем глыбообразном плече.
 Ролло молча ахнул, когда белокурый великан с квадратным лицом не останавливаясь направился к нему прихрамывающей походкой. Как-то Ролло заставил себя пошевелиться, выпрямиться во весь свой небольшой рост и пошел к французу, продолжая бодро улыбаться исключительно от страха.
 Великан окинул его насмешливым взглядом. Глаза у него были бледно-голубые, леденящие и злые. Ролло поклонился.
 — Меня зовут Ролло Грин, сэр. Наши уважаемые друзья из Виргинии поручили мне помогать вам.
 Барду посмотрел на прогулочную трость Ролло с таким видом, словно сразу же понял, что в ней спрятано оружие. Факт этот его абсолютно не тревожил. Он вынул изо рта сигару, выпустил клуб дыма, потом швырнул окурок на мол.
 — У вас есть мои бумаги? — спросил он твердым бесцветным голосом. Его французский акцент был сильнее, чем ожидал Ролло.
 Он слышал, что Барду родом из крестьян, но сумел подняться по социальной лестнице в разгар беспорядков во Франции и превратил себя в достаточно образованного человека. «Надеюсь, — подумал Ролло, — достаточно образованного, чтобы подражать манерам аристократа, в особенности немецкого». Английское общество довольно доверчиво, его нетрудно одурачить, в особенности если человек притязает на родство со старинным прусским боевым генералом Блюхером.
 — Все в порядке, сэр. Если вы сядете в экипаж, я отвезу вас в лучшую гостиницу. Там останавливался даже русский царь во время своего визита прошлым летом.
 Барду недоверчиво посмотрел на Ролло, потом внимательно изучил экипаж и, прежде чем сесть в него, заглянул внутрь.
 — Странное чувство, не так ли — находиться на вражеской территории? — заметил Ролло на беглом французском, когда карета тронулась. Он вынул бутылку вина и два стакана, потом осторожно налил и предложил стакан Барду. — Это с вашей родины. Я взял его с собой в вашу честь. Пейте, — с улыбкой вложил он стакан в руку Барду. — Наши друзья в Виргинии вряд ли обрадуются, если я вас отравлю, месье Барду. Я у вас на службе.
 Барду со скептическим видом взял у него стакан и подождал, пока Ролло выпьет первым.
 — Вы устроили мне прикрытие?
 — Да, разумеется, сэр. Вы познакомитесь с лондонским обществом под видом барона Карла фон Даннекера из Пруссии. Я нашел молодого джентльмена с хорошими связями, который представит вас высшим кругам.
 — Деньги?
 — На счете, все устроено.
 Барду долго смотрел в окно экипажа, пока они пересекали Вестминстерский мост.
 — А моя София, — тихо спросил он, — она все еще в Лондоне?
 — Я видел ее в Воксхолле неделю назад. Красива, как всегда! — Ролло вздохнул.
 — Что такое Воксхолл? — серьезно поинтересовался Барду.
 — Увеселительный сад на берегу реки. Там есть театр, танцевальный зал, устраиваются фейерверки. Можно славно поразвлечься.
 — Мне понадобится София, — сказал Барду. — Она всегда полезна.
 Ролло наморщил лоб. Клод Барду был нанят могущественной группой разъяренных плантаторов, друзей президента Мэдисона, которому хотелось отомстить красным мундирам за то, что они сожгли Вашингтон. Хотя американские сундуки с золотом были пусты из-за британской блокады, гордость джентльменов-южан распалилась от унижения, которое они испытали, когда сожгли их блестящий новый Капитолий, и они начали оплачивать услуги Барду из своих собственных карманов, которые набивали за счет африканских рабов. Ролло не знал, как отнесутся виргинцы к тому, что Барду прибегнет к посторонней помощи.
 — Мистер Барду, должен сказать вам, что о размере вашего гонорара уже договорились. Вы действительно считаете, что мадам Вознесенская согласится помогать?
 — София будет делать то, что я ей прикажу. — Барду встретился с ним глазами, и не потребовалось слов, чтобы понять — Ролло ради его же блага лучше последовать примеру Софии. Он сделал еще глоток вина.
 Поймав леденящий взгляд бледно-голубых глаз, Ролло побледнел. Ему совершенно определенно намекнули переменить тему разговора.
 — Где вы научились говорить по-немецки? — неловко спросил он.
 — В Вестфалии. Мне поручили некоторое время охранять короля Жерома.
 — А, маленького братца Наполеона, да? Барду кивнул.
 — Месье Грин, вы знаете некоего лорда Люсьена Найта?
 Ролло не знал, что побудило его солгать, но когда его внутреннее чутье подсказывало ему что-то сделать, он так и поступал. Он покачал головой.
 — Слышал о нем, но не знаком. Почему вы спрашиваете?
 Барду молча посмотрел на него, в свете проносившихся мимо уличных фонарей лицо его выглядело отталкивающим. Последовала еще одна неловкая пауза. Ролло прочистил горло, усвоив, что ему не стоит задавать слишком много вопросов. Ему это не понравилось. Он заставил себя сконцентрироваться.
 — Мистер Барду, когда вы ознакомите меня с вашими планами?
 Барду обдумывал его вопрос, глядя в окно, в то время как они проезжали Вестминстерское аббатство.
 — Пятнадцать лет службы, — прошептал он, — и вот я не могу вернуться домой. Меня там осудят и казнят. Я не сделал ничего плохого, я служил своей стране. Вы знаете, что это такое, мистер Грин? Поражение — очень горькая чаша. Эти гордые, надменные англичане сами должны испробовать, какова она на вкус.
 — Э-э! Да…
 «Аккуратно вывернулся», — подумал Грин. Он, Ролло, не питает к англичанам никаких недобрых чувств. Он находится в Лондоне два года, и хотя он патриот и, как всякий американец, возмущен блокадой и сожжением Вашингтона, но вопреки самому себе полюбил англичан. В конце концов, его предки были трудолюбивыми корнуэльцами. Ему нравилась их пища, их женщины, их эль.
 Барду сделал еще глоток.
 Первым вашим поручением будет отыскать для меня производителя взрывчатки. Скажете, что вы инженер, которому нужно разрушить ветхий мост прежде, чем строить новый. Вы поместите заказ на селитру. Я скажу вам, какое количество потребуется, когда увижу цели собственными глазами.
 — О, вы уже наметили цели? — удивленно спросил Ролло. — И каковы же они?
 Барду промолчал и только холодно улыбнулся.




 Глава 7


 Элис уже проснулась, оделась, и ей не терпелось начать день, когда пришла горничная, точно по расписанию, но вместо того, чтобы принести ей поднос с завтраком, пухлая служанка передала сообщение о том, что его милость приказали больше ничего не подавать мисс в ее комнату. «А, Люсьен решил выманить меня отсюда голодом», — подумала Элис, тихо рассмеявшись. Ей не терпелось увидеть, как он будет потрясен ее благожелательностью.
 Они спустились в холл, где горничная передала ее в руки ливрейного швейцара, стоявшего у двери.
 — Я отведу вас к его милости, мисс. — Слуга поклонился Элис и открыл входную дверь. — Сюда.
 — Он не в доме?
 — Его милость каждое утро тренируется в своей студии, — вежливо сказал слуга. — Подать вам накидку?
 — А далеко ли идти?
 — Нет, мисс.
 — Тогда идемте.
 Он кивнул и вывел ее из дома. Утро было яркое, прохладное и многообещающее. Элис потерла уши, а когда заговорила, изо рта у нее вылетел парок.
 — А что это за студия?
 — Спортивная студия, мисс. Милорд там упражняется в фехтовании, а также в боксе.
 — В боксе! Боже мой, мне это неприлично — идти туда! — Молодая леди не может войти в храм мужской силы. Сегодня воскресное утро, и ей следует пойти в церковь, а не в частную спортивную студию, где холостой мужчина занимается боксом!
 Лакей бросил на нее угрюмый сочувственный взгляд.
 — Тем не менее, мисс, он приказал подать вам завтрак именно туда.
 Действительно, Люсьен еще раз бросил ей перчатку, пытаясь выманить ее на свободу кусочком сыра, как мышку, каковой она и была на самом деле. Элис пожала плечами, разозлившись на себя, потому что не могла не признать, что ей любопытно увидеть то, что остальные молодые леди никогда не увидят даже мельком, и последовала за лакеем без дальнейших замечаний. Он провел ее через усыпанный гравием двор по подъездной аллее, шедшей вокруг дома. Садовники уже вовсю трудились, подстригая фигурные кусты, украшавшие дом, и обрезая плющ, который карабкался по кирпичным стенам. Они прикоснулись кончиками пальцев к своим шляпам, увидев Элис, которая шла за лакеем от дома вниз по аллее, извивавшейся среди зеленых лугов с пасущимися на них лошадьми и по полям с убранной люцерной, где, точно крепости, стояли золотые скирды. Дальше, за полями на краю леса, под солнцем возвышались деревья во всем своем осеннем великолепии.
 Элис поспешала за лакеем. Ветерок донес до нее резкий запах конюшни, и ее нетерпение усилилось, когда они подошли к внушительного вида зданию, выстроенному из того же красного кирпича, что и дом, крышу украшал маленький изящный купол. Несколько холеных лошадей Люсьена высунули свои тонкие морды из вырезанных в стенах окон, словно желая взглянуть, что сегодня делается на свете. Жуя сено, они смотрели на проходившую мимо Элис с комическим выражением дружелюбного любопытства.
 Они подошли к выгулу и увидели конюха, который гонял на корде великолепного черного жеребца. Девушка остановилась, чтобы полюбоваться этим царственным животным. Поигрывая бархатистыми мышцами, вороной словно плыл, так замедленно-ровны были его движения. Восхищенная его благородным величием, Элис нехотя отошла от выгула, огражденного белой изгородью, и пошла за лакеем к другому квадратному зданию средних размеров, с высокими окнами. Не успел еще слуга открыть дверь в студию Люсьена, как Элис услышала яростный металлический звон шпаг.
 Мужской голос с иностранным акцентом издавал регулярные резкие возгласы, подчеркивая утреннюю тишину. Элис заколебалась, но когда она заглянула в дверь, ее взгляд тотчас же упал на стол, уставленный сладостями и сверкающим чайным серебром. Ах какой соблазн! Чувство приличия молило ее не входить, но она твердо решила преодолеть свою робость, которую люди вроде Кейро принимали за девственную добродетель. Люсьен был первым, кто разобрался в ней.
 Собравшись с духом, Элис вошла в студию, напустив на себя беспечный вид, словно посетила лавку модистки.
 Смуглый мастер фехтования и пятеро аристократических повес, тренировавшихся вместе с Люсьеном, едва взглянули в ее сторону, словно их заранее предупредили, что на нее не следует обращать внимания. И спокойную сосредоточенность Люсьена ее появление тоже не нарушило. Она мельком увидела его лицо и заметила, как неистово сверкают его глаза, а на шпаге отражается утреннее солнце.
 Стараясь никому не мешать, Элис медленно обошла студию по периметру и оказалась у стола, где ее ждал завтрак. Слуга придвинул для нее стул к столу, пока она наливала себе чашку чаю из чайника в виде урны с краном. Она изо всех сил старалась казаться хладнокровной, словно в животе у нее не урчало от голода. Если бы только она могла управлять своим румянцем! Положив в чай немного сахара, Элис усилием воли уняла дрожь в руке, взяла чашку с блюдцем и повернулась с любезным видом, чтобы посмотреть на джентльменов; но, увидев Люсьена, она тут же опустилась на деревянный стул, потому что у нее ослабели колени.
 Если в таком темпе он тренируется, ей не хотелось бы увидеть, как он сражается всерьез. Смуглый испанский мастер фехтования стоял в стороне, отдавая указания и короткие приказы. Угловатое лицо Люсьена застыло в смертоносной сосредоточенности, в то время как тело его мастерски и с изящным неистовством вытанцовывало круговую защиту, выкладываясь до предела. Пятеро молодых людей, тренировавшихся вместе с ним, были расставлены на равных расстояниях по внешнему кругу. Люсьен держал каждого в состоянии обороны, вступая в сражение с каждым, петляя взад и вперед между противниками с головокружительной скоростью, и казалось, что он ни разу не повернулся спиной ни к одному из них.
 Пот тек с него градом, его черные обтягивающие панталоны обрисовывали каждую линию его атлетических ног и исчезали в элегантных черных сапогах. Поверх белой рубашки на нем был надет защитный кожаный жилет. Лямки, перекинутые через его сильные плечи, закреплялись по обеим сторонам его гибкой талии. Элис не заметила, что затаила дыхание, но вздохнула она, только когда тренировка закончилась.
 Люсьен небрежно отсалютовал противникам и отдал свое оружие; грудь его тяжело вздымалась. Мастер-фехтовальщик поздравил его с превосходным представлением. Элис с волнением ждала, что он сейчас подойдет к ней, но вместо этого он направился к скамье, стоявшей в противоположном конце спортивной студии, сел с краешку и, взяв большую железную гантель, стал сгибать правую руку снова и снова, упершись локтем в бедро.
 Когда он поставил спортивный снаряд на пол, Элис с восхищением увидела, как он закинул руки за голову и выгнул плечи с роскошной легкостью крупной кошки. После чего Люсьен поработал левой рукой, а потом легко отжался от скамьи и принял маленькое полотенце от слуги. Он вытирал им лицо, слушая одновременно какие-то указания мастера-фехтовальщика. Элис заметила, что он возвышается над этим человеком на полфута.
 Девушка ждала с нарастающим нетерпением и недоумевала — неужели он решил полностью ее игнорировать? Но зачем было заставлять ее приходить сюда, если за вчерашние слова он все еще так сердится на нее, что даже не хочет разговаривать? Поняв, что открыто, уставилась на Люсьена, она оторвала от него взгляд и устремила его на пятерых молодых людей. Они тоже поднимали гантели и делали различные упражнения, хотя гораздо ленивее, пошучивая при этом друг с другом. Интересно, кто это такие? Двое казались ей смутно знакомыми; она задумалась — не встречалась ли с ними в Лондоне или просто видела в Гроте? Когда трое из них украдкой посмотрели в ее сторону и понизили голоса, она поняла, что они обсуждают ее. Элис быстро отвела взгляд, охваченная запоздалым стыдом, в надежде, что они не приняли ее нескромное любопытство всерьез.
 Когда она уже окончательно расстроилась, решив, что Люсьен безразличен к ее присутствию, тот кивнул в знак благодарности мастеру-фехтовальщику и пошел через студию к ней, вытирая шею полотенцем, которое затем перекинул через плечо. Пока он приближался, Элис позволила себе окинуть его взглядом.
 — Мисс Монтегю, какое неожиданное удовольствие!..
 Второй слуга подал ему флягу с водой, когда он проходил мимо.
 — Весьма впечатляющее зрелище, — ответила она с лукавой улыбкой.
 — Благодарю. — Люсьен вытащил пробку и сделал глоток, закинув голову. Даже горло у него блестело от пота, адамово яблоко ритмично двигалось вверх и вниз, пока он пил. Элис с восхищением смотрела на него, пока он не облизнул губы.
 — Мне бы хотелось, — сказал Люсьен, — чтобы вы посетили сегодня со мной одного человека.
 — Кого это?
 — Одного мудрого старого человека, — ответил он с легкой искоркой в серебристых глазах. — Мне нужно еще полчаса, чтобы завершить занятия. Вы останетесь здесь и будете смотреть, а я буду, уверен, что с вами все в порядке. Согласны?
 Элис ничего не сказала, огорчившись, что его приказание доставило ей удовольствие. Он развязал тесемки, на которых держался его защитный кожаный жилет, и снял его через голову. Потом отдал жилет слуге, а Элис закусила губу и попыталась отвести глаза. Она увидела, что его тонкая белая рубашка прилипла к мокрой от пота коже, ощутила острый сильный запах мужчины, исходящий от него, и в крови ее проснулось что-то первобытное. Люсьен подмигнул ей, отвернулся и пошел к своим противникам, чтобы приступить к следующей стадии занятий.
 На смену мастеру-фехтовальщику пришел коренастый, крепкий, сердитый с виду человеком, который оказался бывшим боксером-профессионалом. О Господи, подумала Элис, вздрогнув. Одно дело — упражнения в фехтовании, но вряд ли она выдержит, когда увидит, как Люсьен и его приятели ставят синяки, бьют и колотят друг друга до бесчувствия. Но когда Люсьен стянул с себя рубашку, она смутилась окончательно.
 Увлекшись как художница и охваченная желанием женщина, она смотрела на него, завороженная игрой бронзовых мускулов на спине. Руки у него были мощные, торс гладкий, скульптурный, блестящий. Он начал обматывать костяшки пальцев кожаной лентой, чтобы смягчить удары кулаков.
 Ей подумалось, что за все время, пока она училась рисованию, у нее ни разу не было возможности нарисовать самый классический из всех сюжетов — обнаженного мужчину. До того как она приехала в Ревелл-Корт, самая мысль об этом заставила бы ее потянуться за нюхательной солью, но с тех пор, как она встретила Люсьена Найта, все казалось возможным.
 Тренировка началась с таким ожесточением, что Элис вздрогнула, но отводить глаза было бесполезно, потому что нельзя было не слышать сопутствующих ей звуков, гораздо более неприятных, чем во время урока фехтования. Слышались тяжелые удары по человеческому телу, тихое грубое уханье того, кто получил удар в живот, плебейский акцент старого боксера, безжалостно подстегивавшего молодых повес. Люсьен нокаутировал молодого человека, которого называли Запад, четким ударом в подбородок. Хотя молодой человек встал на ноги, усмехаясь, Элис поклялась, что никогда не позволит Гарри попробовать свои силы в этом виде спорта, равно как никогда не позволит ему вступить в армию.
 Рыжеволосый молодой человек, которого здесь называли Югом, оказался следующим соперником Люсьена. Он вышел на ринг и сумел нанести Люсьену удар в лицо прежде, чем в свою очередь оказался на полу. Это повторилось несколько раз, и больше Элис не могла этого вынести.
 — Стойте! — Она вскочила на ноги.
 Все замерли и оглянулись на нее в замешательстве.
 — Это нужно прекратить, пока вы не покалечили друг друга, — сказала она, смущенно покраснев.
 Люсьен и старый боксер обменялись веселыми взглядами, а молодые люди прочистили горло и проглотили усмешки. Он подошел к ней, вытирая рукой пот со лба. Элис не удержалась и проследила взглядом, как пот стекает по его блестящей груди, и покраснела еще больше.
 — Никого мы не покалечим, дорогая. Это всего лишь спорт, — сказал Люсьен, стараясь отдышаться.
 — Это жестоко.
 — Но мужчина должен заниматься этим, чтобы суметь хотя бы защитить честь своей дамы, — сказал он, сверкнув глазами. — Я тронут сверх меры, что вы опасаетесь за мою безопасность.
 — Я скорее беспокоюсь о них, — возразила она, кивнув в сторону юношей, которые, не скрываясь, слушали их разговор. Когда она на них оглянулась, они усмехнулись.
 — Вздор. Вы должны беспокоиться обо мне, — с возмущением заявил Люсьен. — Число противников превосходит в пять раз, и все они по меньшей мере на пять лет моложе меня. Полагаю, что все преимущества — на их стороне.
 — Ну что ж, я не хочу видеть и того, как они бьют вас!
 Он проказливо улыбнулся.
 — Вот видите? Вас это заботит. Я думаю, вы против собственной воли начинаете относиться ко мне с симпатией. А теперь, девушка, сядьте и попробуйте проникнуться спортивным духом. — Он потряс сжатыми кулаками и, повернувшись, направился к своим приятелям. — Она сказала, ребята, что вы не должны бить меня в лицо. Особенно она просит, чтобы вы постарались не разбить мне губы.
 Молодые повесы засмеялись и сделали вид, что возмущены тем, что скрывается за этой просьбой, а Элис нахмурилась, стараясь скрыть улыбку. Как этот человек ее раздражает, подумала она и тихонько вздохнула.
 Люсьен не знал, какой ангел посетил Элис в середине ночи и уговорил ее смягчиться. Казалось, свершилось чудо, потому что Элис на самом деле была сегодня с ним очень мила. Такая перемена что-то да значила. Если она смогла найти в себе силы сделать к нему шаг, в таком случае он очень хочет встретиться с ней на полпути. По природе своей Люсьен не был склонен к компромиссам, но, может быть, неразумно с его стороны ожидать, что девушка примет его как Дракона со всей его дурной славой. Он решил, что будет неплохо, если она услышит хороший отзыв о нем.
 Быстро, но тщательно вымывшись и переодевшись в свежее платье, Люсьен провел ее через лес на ту же тропинку, где они проходили вчера. После дождя дорогу развезло. Они направлялись в маленькую деревушку, расположенную в долине, чтобы посетить некоего Сеймура Уитби, старика, бывшего учителем Люсьена в детстве.
 Если сегодня Люсьен шел медленнее, это объяснялось тем, что каждый мускул в его теле уже ощущал избыточные усилия, которые он вложил в тренировку. Сообщение о том, что Барду где-то неподалеку, заставило Люсьена выжимать из себя все, учитывая, конечно, что при этом Элис наблюдала за ним. Он чувствовал ее взгляд, устремленный на него, с того мгновения, когда она на цыпочках вошла в студию. Люсьен был уверен, что она запрется у себя в комнате и будет весь день дуться, но когда она появилась, ему удалось скрыть свое ликование. Его уловка помогла.
 Алчное восхищение в ее взгляде наполнило его похотливой радостью. Просто позор, до чего он жаждет ее внимания, подумал Люсьен, но лекарства от этого, кажется, нет. Он вознамерился держаться с ней сегодня несколько отчужденно, но все его решения рухнули от одного взгляда ее глаз, синих, как стекла в витраже шартрского собора.
 Они шли через лес в согласном молчании, кожаную сумку с книгами он примостил повыше на своем ноющем левом плече. В ней лежали последние тома, которые он выписал для мистера Уитби у своего любимого лондонского книготорговца. Элис, в свою очередь, несла корзину, в которой находились с полдюжины сдобных булочек и бисквитный пирог, а также кувшин с минеральной водой из горячего источника под Ревелл-Кортом. Мистер Уитби твердо верил в пользу вод. Их целебные качества, говаривал он, замечательно действуют на его подагру.
 Как и вчера, они ненадолго задержались у известкового карниза и полюбовались видом. Небо затянули тучи, предвещая дождь. Пока они смотрели на долину, стоя бок о бок, Люсьен ощущал ее нервозность, словно это место напомнило ей, как страстно она его целовала.
 Он искоса бросил на нее исполненный надежды взгляд, но если она и почувствовала это, виду не подала. Люсьен улыбнулся про себя, рассматривая ее с тихим восторгом. Какие изящные, длинные ресницы! Губы у нее были цвета розовой розы, покрытой росой. Охваченный желанием снова схватить ее в объятия, он быстро взял себя в руки, как следует обуздав свои порывы, потому что твердо решил не делать никаких ложных шагов. Сегодня он намерен показать ей, каким славным мальчиком может быть, если захочет.
 Элис повернулась и снова зашагала по тропинке. Он покорно поплелся следом.
 — Люсьен! — начала она задумчиво. Звук его имени, слетевший с ее уст, обдал его приятным трепетом. Казалось, подул свежий ветерок.
 — Да?
 — Могу я спросить вас кое о чем?
 — Да, — осторожно согласился Люсьен, взяв ее за затянутую в перчатку руку, поскольку она переступала через упавшее дерево, преграждавшее тропинку.
 Элис спрыгнула с дерева, и корзинка в ее руках закачалась.
 — Я любопытна. Почему ваш отец оставил Ревелл-Корт вам и ничего — вашему брату лорду Деймиену?
 — Вообще-то Деймиен станет графом на основании родословного древа нашего отца.
 — Вот как? — воскликнула она.
 — Да. Как я уже говорил, у Карнартена не было законного наследника. Он был настолько предан моей знаменитой матушке Джорджиане, что так и, не женился — и пустил ко всем чертям свою четырехсотлетнюю родословную. Мать была любовью всей его жизни. Он не хотел жениться на другой. Как бы то ни было, его многочисленные друзья в палате лордов понимали его положение. Они говорили: «Сначала здесь решает Бог, потом — мы», — и после его смерти они объединились и подали петицию королю, чтобы он учредил новый титул и обеспечил — даже если имя Карнартенов исчезнет — сохранность древнего рода. Поскольку Деймиен старше меня на двадцать минут, титул достанется ему. Конечно, на это решение повлияли слава Деймиена как награжденного орденами героя войны и репутация смелого и честного человека, не говоря уже о том, что он лично уверял премьер-министра — дескать, тот может рассчитывать, что он и его потомки будут голосовать за тори в течение трех поколений.
 — Понятно. Наверное, лорд Карнартен безумно любил вашу матушку, если из-за любви отказался от наследника, — сказала Элис с благоговейным восторгом.
 — Это так. Он встретил ее, когда она была молодой девушкой, еще до того, как она обвенчалась с герцогом Хоксклиффом. Но он ее проглядел. Отец рассказал мне эту историю в прошлом году, когда умирал.
 — Ах как мне жаль!
 — Благодарю вас, это было к лучшему. Он был очень болен.
 — Хорошо, что вы были с ним. А Деймиен тоже был рядом с его ложем?
 — Нет, Деймиен не мог уехать из Испании. И потом, Деймиен предпочитает игнорировать наше настоящее происхождение и просто делает вид, что он действительно сын Хоксклиффа.
 Элис сочувственно взглянула на Люсьена.
 — Я же предпочитаю правду. Хотите услышать их историю?
 — Да, очень.
 — Джорджиана провела год в Сорбонне, чтобы закончить свое образование, прежде чем появиться впервые в свете. Эдуард — так звали Карнартена — был денди двадцати одного года и совершал большое путешествие по Европе. Он впервые увидел мою мать с ее соученицами в солнечный день, на занятиях по искусству в Версальском саду.
 — Как романтично, — с улыбкой прошептала Элис.
 — Да, но, к несчастью, он почти не обратил на нее внимания — был слишком занят французскими куртизанками. Когда отец увидел ее в следующий раз, она была свежеиспеченной молодой светской замужней дамой. Он понял, что совершил роковую ошибку, позволив ей уйти. Они были созданы друг для друга, но, конечно, было уже слишком поздно. — Люсьен не сказал вслух, какое наставление дал ему Карнартен в самый важный момент этого разговора. «Когда ты найдешь ее, мой мальчик, схвати ее в свои объятия и ни за что не отпускай. Другой шанс тебе, может быть, никогда не подвернется». — Он умолял ее развестись с Хоксклиффом, — продолжал Люсьен, — но она не захотела, потому что герцог ни за что не позволил бы ей взять с собой детей. Тогда у нее уже были Роберт и Джек. Как бы то ни было, мы с Деймиеном появились на свет. У Хоксклиффа были разные любовницы, у Джорджианы был Карнартен. Это все продолжалось тихо и мирно, пока нам с Деймиеном не исполнилось по четыре года.
 — А что произошло потом?
 — Видите ли, Карнартен был морским офицером высокого ранга. Время от времени ему приходилось уходить надолго в море. Когда мне было четыре года, он вернулся и узнал, что моя матушка утешалась в его отсутствие с…
 — Неужели со своим мужем, герцогом? — изумилась Элис.
 — Нет. Нет, для Джорджианы это было бы слишком банально, — сухо ответил Люсьен. — На сей раз то был сэр Филипп Престон Лоренс из «Друри-Лейн», актер, игравший в пьесах Шекспира и славившийся скорее своей внешностью, нежели талантом. И Джорджиана снова ждала ребенка.
 — Господи! — сказала Элис, вспыхнув.
 — Вы знаете моего младшего брата, лорда Алека?
 — Конечно, — ответила Элис, — его все знают. Мой друг, Фредди Фоксхем, не купит даже жилет, не узнав, одобряет ли лорд Алек этого портного.
 — Да, Алек таков. Это кровь человека, привыкшего жить напоказ, — с усмешкой сказал Люсьен. — Вы сделаете добрый поступок, если предупредите вашего друга ни в коем случае не садиться с ним за карты. Алек — шулер, и ему чертовски везет в карты.
 — Предупрежу, — сказала Элис с улыбкой. — У вас интересное семейство, но вот что мне хотелось бы знать. Неужели вас совсем не беспокоит, что лорд Деймиен станет графом, а вы — нет?
 — Совсем, — тут же ответил Люсьен. — Он этого заслуживает. И потом, я привык находиться в тени Деймиена и ничего не имею против.
 — Люсьен, — возразила Элис, — я уверена, что вы не находитесь в его тени.
 — Конечно, нахожусь, вы говорите просто из вежливости. И всегда находился. — Люсьен остановился, выжидая, пока Элис обойдет скользкое грязное место.
 — Полноте, Люсьен.
 — Это так, спросите кого угодно. Существует Деймиен и тот, другой. Другой — это я. Я ничего не имею против, правда, зачастую начинаешь казаться себе лишним.
 Тихо и ласково рассмеявшись, Элис подошла к нему и погладила по спине.
 — Я не думаю, что вы лишний. Если это вас утешит, то я считаю, что именно Деймиен всегда будет «другим».
 — Разумеется, мисс Монтегю. — Люсьен грустно усмехнулся. — Это действительно очень большое утешение.
 — Вот и хорошо. — Она весело улыбнулась ему; пестрые тени от листьев играли на ее гладкой кремовой коже. — Пойдемте же.
 — А вы?
 — Что — я?
 — Расскажите мне об Элис Монтегю то, чего никто не знает.
 Она бросила на него насмешливый взгляд.
 — Вы имеете в виду какую-нибудь глубокую мрачную тайну?
 — Да, вот именно!
 — Сожалею, но таковой не имеется.
 Люсьен улыбнулся и пошел дальше, проглотив замечание — прежде чем оно сорвалось с его губ, — что у него таких тайн столько, что достанет на них обоих.
 — Тогда расскажите мне о чем-нибудь хорошем. Расскажите о самом лучшем дне в вашей жизни.
 — Это нетрудно. Это праздник в честь моего десятого дня рождения. Отец подарил мне мою первую лошадь. Уже не пони — это означало, что я ужасно взрослая. Там были все.
 — Все?
 — Матушка, отец, Филипп, няня Пег. — Элис пожала плечами. — Это был мой последний день рождения перед тем, как заболела мама.
 Почувствовав в ее голосе тщательно скрываемую горечь, Люсьен резко вскинул голову.
 — Что с ней случилось?
 Когда она взглянула на него, у него сжалось сердце при виде ее грустной, отчужденной улыбки.
 — Она была полной жизни, деятельной красивой женщиной тридцати шести лет, но однажды у нее начался кашель, который становился все сильнее и сильнее, и через несколько месяцев она уже не могла подняться по лестнице, чтобы не задохнуться. Врачи не знали, что с этим делать. Сначала они думали, что это чахотка, потом — плеврит, хотя у нее не было никаких других признаков этих болезней. Наконец они обнаружили, что это скрытая опухоль в груди, которая распространилась на легкие. Они ничего не могли сделать. Ей давали от боли болиголов, а это вызывало у нее тошноту, и только.
 — Мне страшно жаль, Элис, — тихо сказал он.
 — Мне тоже. Она до конца оставалась женщиной изящной, с юмором. Я все еще помню, как сидела рядом с ее кроватью и читала ей светскую хронику из «Морнинг пост». Она подшучивала над светским обществом и говорила, как великолепно я буду выглядеть, когда дебютирую в свете. — Девушка замолчала. — Отец умер через два месяца, после того как упал с лошади, на которой ему не следовало ездить, совершив прыжок, который ему не следовало совершать, в особенности выпив целую бутылку дрянного джина.
 Люсьен остановился и посмотрел на нее. Она окинула его нерешительным взглядом, словно не была уверена, стоит ли продолжать.
 — Дальше, — мягко подтолкнул он.
 — После ее смерти папа совсем развалился. Они очень любили друг друга. Мне кажется, он был рад умереть. Я так скучаю по ним! — Она отвела глаза. — Когда я смотрю на Гарри, я до сих пор вижу их. Я так рада, Люсьен, что он у Меня есть. Я для него все сделаю… — Здесь голос ее прервался, и глаза наполнились слезами.
 — .Я верю, что сделаете, — прошептал Люсьен, резко притянув ее в свои объятия. Он крепко и долго держал Элис, а бурые мертвые листья летали вокруг на ветру. Закрыв глаза, он запечатлел пылкий поцелуй на ее волосах.
 В это мгновение, пока он обнимал ее, в нем произошли какие-то перемены. Он и сам не понял, какие именно. Сначала Люсьен пытался унять ее боль, а в следующее мгновение почувствовал себя так, словно кузнечный молот пробил зияющую дыру в самой большой, самой толстой стене, которую он выстроил вокруг своего сердца. Оттуда хлынул свет — живительный свет, от которого ему стало больно.
 Он немного отодвинулся и обхватил ее нежное лицо обеими руками, чтобы она могла посмотреть ему в глаза. Своими большими пальцами он вытер слезы, катившиеся по ее щекам.
 — Если вам что-нибудь будет нужно — что угодно, — прошептал он неистово, — я хочу, чтобы вы пришли ко мне. Вы понимаете?
 — Ах, Люсьен, — начала Элис, пытаясь высвободиться.
 Он удерживал ее нежно, но крепко.
 — Я говорю серьезно, вам не придется быть одной. Я ваш друг и всегда буду им для вас. И для Гарри.
 — Почему? — прошептала она с заметным вызовом. — Какое вам до нас дело?
 Ее вопрос напомнил ему снова, что она по-прежнему не доверяет ему. Люсьен покачал головой, опять его ловкое красноречие подвело его.
 — Потому что вы мне нравитесь, — просто сказал он.
 — Вы меня почти не знаете.
 — Я знаю достаточно. Вам не нужно прямо сейчас верить мне, Элис. Со временем вы поймете, что это правда. Пойдемте, — сказал он, заставляя себя выпустить ее из своих объятий после короткой неловкой паузы. Его потрясло, как яростно захотелось ему защитить ее от всякого зла. — Мы почти пришли.
 Спустя мгновение, все еще не придя в себя от его удивительного обещания, Элис пошла за ним. Люсьен шагал перед ней по тропинке — широкоплечий, властный. Он смотрел на нее все внимательнее и внимательнее, и она не знала, радоваться этому или ужасаться. Она бы вообще не поверила его клятве верности, если бы не тот факт, что свое обещание защищать ее он распространил и на Гарри. Этого Элис никак не ожидала.
 Из леса они вышли на раскисшую дорогу, которая поворачивала к кучке из пяти или шести коттеджей, стоявших неподалеку. Поднялся ветер, донесший до них гостеприимный запах печного дыма из труб. Придерживая клетчатую салфетку, закрывавшую корзину, чтобы ее не сдуло ветром, Элис посмотрела на свинцовые тучи, наползавшие с запада, потом заметила ворон, встревожено летевших по небу, которое стало унылого белесого цвета.
 — Мы ненадолго, — пробормотал Люсьен. — Судя по всему, пойдет дождь.
 Она кивнула. Подойдя к этой необычной деревушке, Люсьен подвел ее к очаровательному домику с белеными стенами, толстой соломенной крышей и аккуратными белыми ставнями. Он провел ее в калитку, доходившую до пояса, и дальше по дорожке, по обеим сторонам которой росли хризантемы. Потом постучал в дверь, но не стал ждать разрешения войти. Он просто открыл ее и заглянул внутрь.
 — Мистер Уитби!
 — А, молодой господин Люсьен, — послышался оттуда слабый, дрожащий и очень пристойный старческий голос. — Входите! И простите меня, я, должно быть, задремал.
 Элис, которая попыталась заглянуть в дом из-за спины Люсьена, почти ничего не увидела — все загораживали его широкие плечи.
 — Простите, что разбудил вас, — ласково сказал Люсьен.
 — Ничего страшного, дорогой мальчик, ничего страшного.
 — Прибыли ваши книги, — сообщил Люсьен, — и еще я привел кое-кого познакомиться с вами.
 — Вот как?
 Люсьен открыл дверь пошире и вошел в дом, сделав перед собой изящный жест, приглашающий Элис войти. Охваченная любопытством, она прошла мимо него в коттедж и тут же оказалась в поле зрения проницательного человека в очках, который сидел, сгорбившись, в мягком кресле.
 — Мистер Уитби, разрешите познакомить вас с мисс Элис Монтегю, дочерью барона Гленвуда. Мисс Монтегю, я с огромным удовольствием представляю вас герою моего ужасного детства, — язвительно проговорил Люсьен, — моему самому уважаемому наставнику мистеру Сеймуру Уитби.
 Элис присела перед стариком в реверансе.
 — Как поживаете, сэр?
 С огромным усилием, опираясь на палку, мистер Уитби поднялся на ноги. Элис запротестовала было, не желая, чтобы он затруднял себя и вставал при ее появлении, но Люсьен коснулся ее рук и покачал головой. Сердце у нее сжалось — она поняла, что джентльмен всегда остается джентльменом, даже если выглядит на сто лет. Она подошла к старику и поддержала его. Он погладил ее по руке, благодаря за помощь.
 — Я очень рада познакомиться с вами, сэр, — приветливо сказала Элис.
 Он поднял подбородок и посмотрел на нее сквозь очки острым взглядом. Его впалые губы медленно растянулись в задушевной улыбке.
 — Ах, дитя, вы так же добры, как и красивы. Можно предложить вам чаю? К сожалению, в настоящий момент моя экономка в церкви, но думаю, мы и сами справимся. Господин Люсьен, закройте же дверь!
 — Простите, — пробормотал тот с мальчишеской улыбкой и выполнил приказание.
 — Я двадцать пять лет пытался научить этого малого закрывать за собой двери, — сказал Элис мистер Уитби, сверкнув синими глазами. — Счет, греческий — все это он усваивал с ходу, но научиться закрывать двери никак не мог.
 Совершенно очарованная, Элис усмехнулась и с улыбкой посмотрела на Люсьена. Старый джентльмен обхватил искривленными пальцами ручку палки.
 — Положение мистера Уитби было весьма незавидно — он должен был обучать меня и всех моих братьев перед тем, как мы поступали в школу, — сказал Люсьен.
 — Это, наверное, было ужасно трудно! — воскликнула девушка.
 — Геракл должен был совершить двенадцать подвигов, у меня было пятеро юных Найтов.
 Элис рассмеялась.
 — Ну что ж, мне невероятно интересно послушать что-то из ваших рассказов, но прошу вас, сядьте. Думаю, что выпить чаю будет очень мило. Вы должны позволить мне его приготовить. Чтобы соблазнить вас, мы прихватили сдобных булочек и бисквит, а ваш ученик принес книги. А знаете, мистер Уитби, почему бы вам не взять подушку? Люсьен, подайте мне вон ту подушку с кушетки. — Он тут же выполнил ее просьбу, а она сунула подушку за спину старика, который снова опустился в кресло. — Не пододвинуть ли вас к огню? Люсьен, пододвиньте-ка кресло.
 — О Господи, мне вовсе не хочется причинять столько хлопот! — запротестовал мистер Уитби, явно восхищенный ее заботливостью.
 — Какие же это хлопоты? — с ласковым упреком проговорила Элис.
 На мгновение Люсьен встретился с ней глазами и ответил ей глубоким, задушевным взглядом, выражавшим признательность. Он передвинул кресло старого учителя ближе к огню, потом пододвинул поближе мягкую оттоманку и, усевшись на нее, вынул книги. Мужчины завели разговор о новых изданиях, а Элис пошла на кухню и обнаружила, что большой котелок с водой поставлен на очень слабый огонь, как и должна была бы сделать, по ее мнению, рачительная экономка, уходя из дома. Рядом она нашла кухонные мехи и раздула огонь, чтобы вода снова закипела. Кейро сочла бы подобные занятия немыслимыми, унижающими ее достоинство, но Элис это не волновало. Она очень любила заботиться о других.
 — Вчера ночью ветер был очень сильный, верно? — спросил Люсьен у старика, когда она вернулась в гостиную, чтобы взять заварочный чайник.
 — Еще бы, у меня с окна сорвало ставень, — сообщил мистер Уитни.
 — Вот как? Где?
 — Прямо здесь, с окна гостиной. Утром миссис Малоун прислонила его к стене.
 Люсьен встал.
 — Пойду повешу его.
 Мистер Уитни запротестовал, но Люсьен отмахнулся от его протестов.
 Элис одобрительно улыбнулась.
 — Чай скоро будет готов.
 — Я сию минуту вернусь. — Он улыбнулся ей через плечо, и улыбка эта согрела ее до глубины души, а потом вышел и плотно закрыл за собой дверь. Она почувствовала, что покраснела и что на губах у нее легкая улыбка, только когда заметила, что мистер Уитби внимательно смотрит на нее.
 — Все это весьма любопытно, — сказал старик, глядя на нее поверх очков.
 — Что такое, сэр? — Пытаясь скрыть смущение, Элис начала раскладывать булочки и бисквит.
 — Раньше господин Люсьен никогда не приводил ко мне молодых леди. — Он поднял свои белые кустистые брови и выжидающе посмотрел на нее. — Он уже просил вас?
 — Простите, сэр?
 — Он уже сделал вам предложение? Брачное предложение, дитя мое?
 Потрясенная, Элис уставилась на него. От удивления по всему ее телу побежали мурашки. Задрожав, она опустила глаза, и румянец ее стал еще ярче. Она не посмела объяснить, в результате каких странных обстоятельств она оказалась в обществе Люсьена.
 — Мистер Уитби, лорд Люсьен и я не более чем друзья.
 Старик фыркнул.
 — Значит, вы не замечали, как он смотрит на вас, мисс Монтегю. Вы, разумеется, не позволили смутить себя его лукавым обращением?
 Элис посмотрела на него, потом улыбнулась и невольно вздохнула.
 — Все, что он делает, смущает меня.
 — Не стану спорить, этому малому не всегда легко дается откровенность, но это только потому, что он никогда не был полностью уверен в том, что он желанный гость в этом мире. Люсьен давно уже сравнивает себя с господином Деймиеном, — сказал старик в ответ на ее вопрошающий взгляд. — Он никогда не чувствовал себя равным своему брату-близнецу, в особенности потому, что много болел в детстве, в то время как Деймиен отличался завидным здоровьем.
 — Люсьен был болен? — спросила она, пораженная.
 — А как же, ему повезло, что он выжил. Разве он вам не рассказывал?
 Широко раскрыв глаза, Элис покачала головой.
 — Ах ты Боже мой! Он сочтет меня болтливым старым дураком за то, что завел об этом речь, но скажу вам по секрету — у него была астма. В течение многих лет в детстве она не давала ему возможности проводить время с Деймиеном и другими детьми. Большую часть времени он проводил в одиночестве — или, на худой конец, со мной. Он так и не понял, как приноравливаться к людям, по крайней мере без особых усилий. Но я скажу вам одну вещь — в результате он страшно много читал. Он на три года обогнал своих одноклассников к тому времени, когда уехал в Итон. Может быть, у Деймиена были мускулы, но у Люсьена отличная голова, — сказал он с заговорщицкой улыбкой.
 — Но ведь сейчас он уже не страдает от астмы?
 — Нет-нет. Он вырос из нее, когда ему перевалило за десять лет, слава Богу. — Старый учитель грустно покачал головой. « — Но к тому времени все-таки успели сложиться определенные стереотипы в их взаимоотношениях. Деймиен уже давно взял на себя роль защитника Люсьена — близнецы всегда были очень преданы друг другу, — но, как вы можете себе представить, это нанесло значительный ущерб гордости Люсьена. После выздоровления он во всех своих занятиях, в особенности в спорте, безжалостно выжимал себя до предела. Ему мало быть равным с другими, право же, мало, для удовлетворения своей гордости он должен превзойти их.
 — Чтобы доказать самому себе? — прошептала Элис.
 — Вот именно. Так что видите, моя дорогая, вам нужно быть с ним очень осторожной и очень терпеливой, но обещаю вам, он этого достоин. Люсьен редко к кому привязывается, нелегко дарит свою любовь, но когда это происходит, он бывает непоколебим. Мне дороги все мои молодые господа, но признаюсь — Люсьен всегда был моим любимцем. Видит небо, — старик вздохнул, — ему необходимо было быть чьим-то любимцем.
 Элис все еще размышляла над этим, когда мгновение спустя дверь отворилась и вернулся Люсьен, принеся с собой запах ветра.
 — Заметьте, дверь я захлопнул, — сообщил он, плотно закрывая ее за собой. — Ставень повешен, сэр. К несчастью, погода упорно ухудшается. — Он снял свой плащ и бросил его на кушетку.
 Элис взяла коробку с чаем и поспешила на кухню, где котелок уже потихоньку закипал. Она согрела фарфоровый чайник горячей водой, потом отмерила в него четыре чайные ложки цейлонского чая, по одной на каждого гостя и одну — для чайника. Пока чай заваривался, она копалась в чужой кухне и наконец нашла чашки, маленькие тарелочки и ложки, сахар и молоко. Вскоре после этого она вернулась в гостиную, неся поднос с чайными принадлежностями.
 Внезапно оробев, она никак не могла заставить себя встретиться взглядом с Люсьеном, подавая ему чашку на блюдечке. Глядя на них, старик улыбнулся с понимающим видом. Элис села и вдохнула пар, идущий из чайника, с вежливым видом глядя, как мужчины обсуждают книги, но на самом деле она продолжала размышлять об одиноком детстве Люсьена. Руки у нее слегка дрожали от разнообразных чувств, вызванных откровениями мистера Уитби. Осознав теперь, как серьезен был Люсьен, сказав, что он одинок, она медленно подняла глаза от чайных листьев, в расположении которых скрывалась неведомая судьба, к его точеному лицу.
 Приветливо улыбаясь, Люсьен спорил со стариком о какой-то теории Гиппократа. Просто невероятно, до какой степени эта сцена показала, насколько он был откровенен, сказав ей о своем одиночестве. Этот красивый, обаятельный человек отчаянно нуждался в том, чтобы кто-то любил его.
 Внезапно Элис почувствовала, как в горле у нее образовался комок. Ей стало страшно совестно за то, что она вчера обидела его. Теперь она знала, как трудно ему протянуть кому-нибудь руку. Люсьен выбрал ее, а что она сделала? Нарочно оборвала его, и все от трусости. Она только и сумела, что сидеть тихонько у камина и подавлять желание броситься к нему и обнять его от всей души. Неожиданно Люсьен посмотрел на нее. Он застал ее врасплох, потому что вся ее душа отражалась в это мгновение в ее глазах.
 — Нам пора возвращаться, чтобы не попасть в непогоду. — Он многозначительно посмотрел за окно.
 Вспыхнув, Элис проследила за его взглядом и увидела, что на улице потемнело.
 Она молча кивнула, и, пока они прощались с мистером Уитни, Элис изо всех сил старалась скрыть свое смятение. Люсьен положил в камин полено, растроганная Элис поцеловала старика в щеку. Когда они вышли, Люсьен поплотнее закутался в плащ и смущенно посмотрел на небо.
 — Похолодало, нас может настигнуть буря. Пожалуй, стоит переждать здесь.
 — Мистер Уитби устал от нашего визита, Люсьен. Я уверена, что будет просто дождь.
 Он задумчиво посмотрел на нее, кивнул и поспешно повел по садовой дорожке к калитке, где они столкнулись с миссис Малоун, экономкой, возвращавшейся из церкви. Раскланявшись с ней, молодые люди вышли из сада мистера Уитби и зашагали по грязной дороге.
 Вдали неумолчно и оживленно звонили колокола деревенской церкви. Дул сильный ветер, принося с собой таинственные перемены, словно он явился затем, чтобы унести прочь прежнюю жизнь Элис. Она обратила лицо к этому яростному, очистительному вихрю и увидела, как с хриплым криком взлетела вверх ворона, расправив крылья, борясь с ветром. Потом начали падать первые капли дождя. Элис и Люсьен удивленно посмотрели друг на друга.
 — Пошли. — И Люсьен, который больше не нес ни книги, ни корзину, взял ее за руку. Ветер взъерошил его черные волосы.
 Дождь припустил сильнее, и они побежали рука об руку по дороге к тропинке, а потом нырнули в потемневший лес.




 Глава 8


 — Идем, идем, — говорил Люсьен, увлекая Элис вперед.
 Они бежали по лесу, перепрыгивая через упавшие деревья.
 — Скорей, скорей! — торопил он девушку, помогая ей подниматься по уступам тропинки.
 Поначалу переплетение ветвей защищало их от легкого дождика. Листья неслись, закручиваясь спиралями на холодном ветру, который дул порывами во всех направлениях. В лесу стемнело, и, поскольку ветер усиливался, все вокруг пришло в движение. Деревья раскачивались, листья и ветки бились друг о друга. Элис все время смотрела на Люсьена, чтобы не терять бодрости. Он решительно пробирался по лесу, черный плащ развевался за его спиной. В его самообладании было что-то почти сверхъестественное, словно он сам вызвал эту бурю. Перед ее внутренним взором Люсьен появился в образе неустрашимого солдата, рвущегося в бой среди клубов черного дыма. Она черпала успокоение в мысли о том, что военные обычно прекрасно ориентируются на местности. Плохая погода, конечно же, не может напугать капитана Люсьена, но, услышав раскаты грома, Элис не могла уже поручиться за себя. Нервничая все сильнее, она держалась ближе к нему, настолько близко, что чувствовала тепло его тела. Она заметила, что небо, видневшееся в разрывах между качающимися деревьями, стало свинцового цвета, как глаза Люсьена.
 Они были уже на полпути к Ревелл-Корту, когда моросящий дождик превратился в ливень. Они побежали, за несколько минут промокнув насквозь под потоками ледяной воды. С оглушительным шумом ливень обрушивался на ковер из сухих листьев и скоро превратил крутую тропу, по которой они с трудом поднимались вверх, в поток грязи. Элис не могла себе представить, что им предстоит преодолеть еще милю, прежде чем они окажутся под крышей. Она уже промокла до нитки, ее отороченный мехом плащ, платье, перчатки и ботинки — все это погибло, как погибнет и она сама, если кто-нибудь узнает, что она жила в доме Люсьена Найта одна, без компаньонки. Потом прямо у них над головой раздался оглушительный удар грома. Испуганно вскрикнув, Элис инстинктивно подалась к Люсьену.
 Он обнял ее, чтобы успокоить.
 — Ничего страшного.
 Она прижалась к нему, но сквозь вой ветра и гром почти не слышала, как он мягко успокаивает ее. Элис взглянула на него, лицо у нее посерело.
 — Быстрее!
 Он кивнул и еще крепче ухватил ее за руку. Склон стал более пологим, тропинка вилась то туда, то сюда. Они бежали, не останавливаясь. Ветер набросился на них, как стая демонов, гнал их по потемневшему лесу, швырялся листьями, кусочками коры, сучками, ломал ветви, которые падали по обеим сторонам тропы. Приблизившись к очередному подъему, крутому, как лестница, они замедлили бег. Повсюду на тропе, точно острова среди грязи, лежали большие камни.
 Люсьен прокладывал путь. Он поднялся на гору, шагая впереди Элис, то и дело оборачиваясь, чтобы подтянуть ее за руку. Элис брела, шатаясь от страха, зубы у нее стучали от холода, лицо было забрызгано грязью, колени дрожали. Буря неистовствовала в долине, ревя как колдун, попавший в ловушку. Когда молния ударила в них с неба и раздался удар грома, словно мир раскололся надвое, Элис коротко вскрикнула от ужаса, резко подалась назад и поскользнулась на жидкой грязи. Почувствовав, что падает, девушка окликнула Люсьена.
 Он был от нее на расстоянии вытянутой руки. Люсьен круто развернулся и увидел, что она потеряла равновесие. Падая навзничь, Элис успела заметить испуганное выражение на его лице. Она почувствовала, что ее колено ударилось о камень, но ее падение затормозило тонкое деревце, лежавшее сбоку от тропинки. Левым плечом она ударилась так сильно, что у нее дух захватило.
 Люсьен был уже рядом, он спустился к ней с поразительной быстротой, а она лежала на боку, и дождь лил на ее застывшее лицо.
 — Элис! — Люсьен опустился перед ней на колени. Как только он прикоснулся к ней, она снова смогла дышать.
 Элис резко втянула в себя воздух и посмотрела на него, чуть не плача от страха и унижения.
 — Не шевелитесь, просто дышите, — приказал он подчеркнуто спокойным голосом.
 Элис снова вдохнула, потом села и с отвращением оглядела грязь на себе и налипшие на нее скользкие листья.
 — Не нужно садиться.
 — Я испачкалась!
 — Благодарите Бога, что не сломали себе шею, — прошептал Люсьен. — Вы не ударились головой?
 — Нет, только плечом, — сказала Элис; губы у нее дрожали. Она принялась массировать свое левое плечо.
 — Дайте мне посмотреть, нет ли перелома, — коротко приказал Люсьен.
 Она вскрикнула, когда он сосредоточенно ощупал пальцами плечевой сустав и ключицу до основания шеи. По его жесткому лицу текли струи дождя, дыхание вырывалось легким облачком пара. Элис смотрела на него, совершенно несчастная. Она казалась себе полной дурой, покрытой грязью с головы до пят.
 Его стиснутые губы смягчились.
 — Где еще болит?
 — Колено.
 Она была настолько потрясена, что даже не возражала, когда он поднял ей юбки выше колен. Элис посмотрела на него испуганно, увидев на колене кровь, проступившую сквозь белый чулок.
 — Вы можете им подвигать?
 Она осторожно согнула колено несколько раз. — Вы, похоже, просто очень сильно ударились. — Люсьен встретился с ней взглядом и увидел в ее глазах слезы. Лицо его мгновенно смягчилось. — Милая, — прошептал он, обнимая ее, — тише, не нужно плакать. — Люсьен прижимал Элис к себе, укрывая от дождя и бури, и она чувствовала, как у него бьется сердце. — Господи, как вы меня напугали! — Отодвинувшись, он вынул из жилета промокший носовой платок и стер грязные полосы с ее лица. Элис почувствовала, что рука у него слегка дрожит. — Обхватите меня, — потребовал он.
 Поскольку голос его звучал резко и он избегал ее взгляда, Элис решила, что ему противно или он разозлился из-за ее неловкости, но она была слишком огорчена, чтобы спрашивать. Девушка подчинилась без возражений. Он взял ее на руки и поднялся. С решительным видом Люсьен некоторое время рассматривал подъем, а потом начал уверенными шагами подниматься вверх с Элис на руках. Поначалу она волновалась, хотя вряд ли сумела бы самостоятельно взобраться на гору с таким разбитым коленом, но вскоре Элис поняла, что она в хороших руках. Девушка удивленно смотрела, как земля быстро проносится мимо. Люсьен наклонил голову навстречу дождю, и Элис чувствовала, как напряженно работает гибкая мощь его мускулистого тела.
 Она смотрела на Люсьена с благодарным восторгом. Щеки у него горели от холода, черные волосы намокли. На вершине горы он на мгновение остановился, перевел дух, потом прищурил глаза от дождя и энергично зашагал дальше. Она обвила его руками за шею, положила голову на его широкое плечо и с каждым ударом грома прижималась к нему все теснее. Наконец они добрались до обзорной площадки на горе. Когда он пошел к ней, Элис нахмурилась.
 — Люсьен, право же, мне не хочется сейчас любоваться видами.
 — Тихо, не волнуйтесь.
 Дождь, хлеставший прямо в лицо с горы, раздражал ее. Элис знала, что мокрый известняк, по которому ступал Люсьен, направляясь к карнизу, очень скользкий. Не успела она спросить, что он собирается делать, как Люсьен начал спускаться вниз по ненадежной тропке, которая вилась вокруг выступающей части горы. Раньше она этой тропы не замечала, наклон был почти отвесным. Глаза ее широко раскрылись, и она крепко обхватила Люсьена за шею, потому что прямо под ними был обрыв в долину. Элис заглянула за край обрыва, испугавшись до головокружения, но при этом рассмотрела, что под выступающей частью горы примостилась площадка, к которой, очевидно, они и направлялись. Да, это укрытие, но если он поскользнется, если сделает хотя бы один неверный шаг, они оба погибнут. В одиночку Люсьен, пожалуй, и удержался, но с Элис на руках ему это не удастся.
 Люсьена, кажется, это не тревожило. Элис два-три раза успела затаить дыхание в самые страшные мгновения, пока он не вышел на площадку.
 Оказавшись в безопасном месте, Люсьен осторожно поставил ее на ноги. Элис сердито глянула на него, до того напуганная их схваткой со смертью, что у нее не осталось сил бранить его.
 — Смотрите, — сказал он, указывая на что-то у нее за спиной. Его глаза сияли с перепачканного грязью лица.
 Элис обернулась и увидела, что площадка расположена перед входом в пещеру. Выступ скалы нависал над входом, как крыша.
 — Пещера связана с Ревелл-Кортом через Грот, — пояснил Люсьен, тяжело дыша. — Там темно как в могиле, но видит Бог, мы по крайней мере будем защищены от стихий. Как ваше плечо?
 — Ноет.
 Он нахмурился, потом вошел в пещеру и зажег хранившийся там фонарь. Одной рукой Люсьен поднял фонарь, а другую протянул девушке.
 — Вы сможете идти?
 — Смогу, колено не очень болит.
 — Если понадобится, обопритесь на меня. Нам придется идти еще примерно двадцать минут.
 — Как здесь темно, — прошептала Элис, взяв его под руку и вглядываясь в пустой коридор в известняке. Тусклого света фонаря едва хватало, чтобы осветить дорогу на шаг вперед.
 — Не бойтесь, — шепнул он, потом снял с себя плащ и укутал в него Элис.
 — Люсьен, плащ нужен вам, — запротестовала она. — Вы простудитесь и умрете.
 — Тихо, у вас зубы стучат. Пошли, держитесь рядом со мной.
 Она подчинилась, наслаждаясь теплом его тела, которое все еще хранил тяжелый шерстяной плащ.
 — Смотрите, куда ступаете, — сказал Люсьен и поднял фонарь повыше.
 Они исчезли в отверстии, словно пещера поглотила их. Им пришлось пробираться вперед по сырому скользкому тоннелю. Услышав, что кто-то бьет крыльями наверху, Элис прижалась к Люсьену. Нечего было и спрашивать, что это за существа.
 — Какая у вас любимая песня? — бодро спросил он, почувствовав ее смятение.
 — Я не знаю. А что?
 — Ну, насколько мне известно, каждая молодая благовоспитанная леди должна иметь в своем репертуаре по крайней мере одну хорошую песню, чтобы демонстрировать свои музыкальные таланты на званых обедах. Я уверен, что вы проходили через это испытание, мисс Монтегю.
 Элис через силу улыбнулась.
 — Уверяю вас, когда заходит речь о подобном развлечении гостей, я убегаю из гостиной.
 — Не можете же вы быть хуже меня! Я полностью лишен музыкального слуха.
 — В это я не верю!
 — Ладно — я солгал, — признался Люсьен с проказливой улыбкой. — А вы действительно не любите петь?
 — Я ничего не имею против пения или музыки, я протестую против публичного унижения.
 Он рассмеялся, и она улыбнулась в ответ. Смех его отозвался от давящих стен пещеры и раскатился по темному коридору впереди них веселым эхом.
 — Или унижения от отсутствия публики, — добавила она с досадой. — Вроде того как Джек и Джилл скатились с горы.
 Люсьен фыркнул и обнял ее за плечи.
 — Ну-ну, бедняжка, — пробормотал он, ласково поглаживая ее, — я очень рад, что с вами не случилось ничего серьезного. Спойте-ка мне песенку, чтобы скоротать время.
 — Совершенно исключено, одного унижения перед вами вполне достаточно. Люсьен, как вы думаете, сколько летучих мышей живет в этой пещере? Сотни? — Она с трудом сглотнула, когда что-то черное и пищащее пролетело прямо у них над головами. — Тысячи?
 Но он не ответил, а тихонько запел. Голос у него был низкий и густой, как теплый шоколад. То была самая приятная песенка, которую Элис когда-либо слышала, с задумчивой мелодией и стихами о том, как рыцарь-трубадур возвращается из крестового похода к своей возлюбленной даме. Элис слушала, очарованная, и вскоре совсем забыла о темноте и нетопырях, о пронизывающем до костей холоде, даже о своем ноющем плече. Люсьен пропел последние слова, и нежная мелодия тихим эхом отразилась от стен тоннеля. Спустя мгновение он искоса бросил на нее взгляд, полный мальчишеской неуверенности, но когда он прочел в ее глазах обожание, то не смог скрыть своей радости. Она сжала его руку.
 — Спойте еще.
 — Я бы спел, дорогая, но мы пришли. Элис с трудом отвела взгляд от его красивого лица. Он поднял фонарь, и она увидела, что путь им преграждает большая деревянная дверь, аккуратно вставленная в стены пещеры. Люсьен осторожно высвободил руку и подошел к двери, в небольшом естественном углублении в стене он нащупал ключ, отпер ее и впустил Элис.
 Холодок пробежал по ее спине, когда она вдруг поняла, что по этому тоннелю можно убежать из Ревелл-Корта. Когда непогода стихнет, пожалуй, уже завтра, она сможет ускользнуть, пока Люсьен будет заниматься фехтованием в своей студии. При мысли об этом сердце ее гулко забилось — мысль показалась ей предательской. Элис знала, что сумеет найти дорогу из дома до Грота и отпереть дверь в тоннель, как это сделал Люсьен. Может быть, ей помогут в деревушке, где находится коттедж мистера Уитби, и она, конечно же, найдет кого-то, кто отвезет ее до ближайшего трактира, где останавливается дилижанс, который доставит ее домой, в Гленвуд-Парк, к Гарри.
 Отрезвленная этой идеей, Элис тайком озиралась, когда они по тоннелю шли к Гроту. Потом, чувствуя себя немного виноватой, она взглянула на Люсьена. Он внимательно смотрел на нее своими проницательными глазами. Элис поняла, что он заметил, как она обернулась на дверь. Заглянув ей в глаза, Люсьен словно прочел ее мысли о предполагаемом побеге. Казалось, он в точности знал, о чем она думает, но не произнес ни слова.
 Когда они вошли в Грот, воспоминание о ее эротическом сне, в котором Люсьен был главным действующим лицом, вспыхнуло у нее в голове во всех его соблазнительных, непристойных подробностях. Запылав жгучим румянцем, Элис старалась не встретиться с ним глазами. Он посмотрел на нее с легким укором, потом пошел вперед к огромному вырезанному из камня дракону, держа в руках лампу.
 Конечно же, входя в тоннель, он знал, что Элис задумается о побеге. Однако девушка уже поняла, что Люсьен пошел на этот риск, чтобы спасти ее от разбушевавшейся стихии. Элис огляделась, сладкая мелодия его песенки все еще пульсировала в ее крови. Из небольших отверстий в высоком скалистом куполе в помещение проникали лучи жемчужно-серого цвета. Дождь также проникал сквозь них, изливаясь тонкими, как нити, потоками. Лучи света играли на завитках пара, образовывавшего дымку над горячим источником. Ритмичный стук дождевых капель тихо отзывался по всей огромной пещере безмятежной и убаюкивающей музыкой. Хотя Элис и видела Грот раньше, ей показалось — вернее, она почувствовала, — что он теперь совершенно другой.
 Было так, словно, выйдя из подземного тоннеля, она оказалась в новом мире, с виду прежнем, но совершенно обновленном — или, может быть, она видела его теперь другими глазами. Грот был не притоном зла, а пещерой для сакральных мистерий, подумала Элис, скользя взглядом по затейливо вырезанному дракону и высоким коринфским колоннам.
 Она посмотрела на Люсьена, который только что закончил зажигать все свечи в высоких металлических поставцах. Он принес горящий канделябр и поставил его у пузырящегося горячего источника.
 — Что вы делаете? — настороженно спросила Элис.
 — Гм, как бы это выразиться поделикатней? — Повернувшись к ней, он с задумчивым видом снял свои порванные кожаные перчатки. — Моя дорогая мисс Монтегю, у вас стучат зубы. Вас бьет дрожь вот уже более получаса, вы ушибли плечо и вся в грязи. Вы, моя дорогая, сейчас влезете в воду.
 Элис с изумлением посмотрела на огромный бассейн в центре Грота, потом на Люсьена.
 — В эту воду?
 — Именно.
 — Но, Люсьен…
 — Это полезно, Элис. Я не позволю вам спорить со мной. Эти минеральные воды обладают всеми теми же целебными свойствами, что и воды Бата. А теперь снимите с себя мокрую одежду, пока не простыли до смерти, и постарайтесь как следует промыть ваши ушибы. Я оставлю вас одну и пойду принесу вам мыло, полотенца и сухое платье. Полагаю, у вас есть во что переодеться? Горничная скажет, что вам нужно из личных вещей. — Он повернулся и с решительным видом направился к выходу.
 — Но, Люсьен!..
 Когда он обернулся, Элис не могла не заметить настойчивого выражения желания в его глазах.
 — Что? — нетерпеливо спросил он. Она заметила, что он тоже дрожит.
 — Я не уверена, что сделаю это, — огорченно сказала она.
 — Будьте же разумны, Элис. Вам решать. И с этими словами он оставил ее в одиночестве.
 Закусив губу, девушка смотрела на бассейн, борясь с собой. У горячих источников был роскошно-заманчивый вид, над ними вился белый «прозрачный пар. Можно, конечно, поступить иначе — вернуться в свою комнату и принять чуть теплую ванну, подумала она, но в таком случае не удастся смыть грязь с волос. Элис с гримасой отвращения оглядела себя. Грязь запеклась лепешками на платье и ботинках. Потребуется полчаса, пока прислуга согреет воду и нальет ее в ванну, и к тому времени у нее наверняка начнется лихорадка.
 Стянув перчатки, Элис осторожно подошла к вырезанным в скале ступеням, ведущим в бассейн. Потом оглянулась на полумрак пустого Грота, словно ее могли увидеть мать или ее последняя строгая гувернантка. Взглянув на мозаичный пол, Элис присела и окунула кончики пальцев в бассейн, пробуя воду. Она ощутила живительное тепло источника, и по ее руке пробежала радостная волна удовольствия.
 «Ну что ж, я ведь не хочу заболеть», — решила она. С вороватой поспешностью, пока не вернулся Люсьен и не увидел больше того, что положено, Элис выскользнула из его тяжелого черного плаща и своей отороченной мехом ротонды, расстегнула дрожащими руками лиф грязного дорожного платья. Вытащив руки из прилипших мокрых рукавов, она спустила платье вниз через бедра и перешагнула через него, избавилась от одной единственной нижней юбки, что была надета для тепла, стянула почти испорченные полуботинки из козьей кожи.
 После этого, осторожно сняв чулки и подвязки, Элис внимательно осмотрела синяк на коленке, потом, одетая только в белую сорочку без рукавов, коснулась пальцем ноги воды. «Ах как чудесно!» — подумала она, и голова у нее закружилась от удовольствия. Соблазн был велик, и Элис больше не колебалась. Она вошла по ступенькам в горячую пузырящуюся воду и медленно погрузилась в роскошный удобный бассейн. Отблески света, отбрасываемого ближайшим канделябром, плясали на воде вокруг ступенек, но темнота за пределами света по-прежнему вызывала у девушки страх. Когда она дошла до нижней ступеньки, оказалось, что глубина бассейна около четырех футов. Боль в плечах и колене сразу же прошла; все ее тело охватила ласковая нега, оно казалось невесомым. Элис расслабилась. После того как она привыкла к живительному жару и необычности купания в естественной ванне, она зажала нос и погрузилась в воду, чтобы смыть с волос грязь.
 Время шло, девушка расхрабрилась и, уйдя под воду, поплыла. Парящее ощущение от плавания в бассейне Грота походило на полет. Это пробудило ее, когда она снова поднялась на поверхность и поняла, что ощущает потрясающую свободу. Да, свободнее Элис себя никогда еще не чувствовала. Сама того не подозревая, она вылетела из клетки, в которой пребывала много лет. Элис снова нащупала ногой пол и встала по пояс в воде, размышляя о своем открытии. Скрутив свои волосы, доходившие до пояса, в длинный жгут, она принялась отжимать их.
 И тогда-то среди мрака, окутывавшего подножие лестницы, вырезанной в известняке, она и увидела серебристые волчьи глаза, сверкавшие в темноте. Потом там материализовался мужской силуэт и медленно вышел из тени. Это был Люсьен. Он смотрел на нее, но, поняв это, Элис ничуть не испугалась. Она не двигалась и тоже смотрела, как он направляется к ней медленным крадущимся шагом.
 Его раскаленный добела взгляд впился в нее, обжигая, когда он скользнул по ее телу и остановился на грудях. Элис глянула вниз и ахнула — сорочка из тонкого муслина стала совершенно прозрачной. Она облепила все тело, подчеркивая каждую его линию и темно-розовые кружочки сосков. Пульс у нее участился, Элис снова широко раскрытыми глазами встретилась с его взглядом — но подавила желание прикрыться.
 Не сводя с него взгляда, она отпустила скрученные волосы, и они мягко упали на спину. Отчетливое желание Люсьена сдерживалось таким рыцарским почтением, которое выражали его глаза, что Элис не почувствовала никакого стремления убежать, никакого страха. Она стояла совершенно неподвижно и позволяла ему разглядывать себя, потому что в это волшебное мгновение узнавания Элис поняла, что никогда не встречала такого человека, как Люсьен Найт, и, что гораздо важнее, никогда больше не встретит.
 Пока он смотрел на нее в тихом удивлении, казалось, что весь мир замер. Элис была самым красивым созданием, когда-либо виденным им, девственной водяной нимфой, ее нежная кожа пылала и блестела, длинные пряди белокурых волос вились вокруг рук и гибкой талии, тонкая муслиновая сорочка облегала складками изящные бедра, точно белые хрупкие цветы водяных лилий, которые она так внимательно рассматривала в саду. Он едва дышал от волнения. Но в следующее мгновение его охватил страх — он ведь рисковал, когда решил спасти ее от бури; теперь она знает, как выбраться отсюда. При мысли о том, что Элис может убежать, Люсьен пришел в отчаяние.
 Заставив себя опустить глаза, он медленно, с сосредоточенным видом, подошел к краю воды, каждое его движение было осторожным, и положил охапку полотенец и одежды на бортик бассейна. Сердце его сильно билось. Внезапно Люсьен почувствовал смущение, недоумевая, что, собственно, он делает. Опустившись на колено рядом с бассейном, он молча протянул Элис мыло с цветочным ароматом.
 Она лениво подплыла и остановилась перед ним — теперь чистая, светлая вода стекала по ее телу. Когда она взяла мыло из его руки, Люсьен вздрогнул от ее теплого и влажного прикосновения.
 Ему хотелось спросить, по-прежнему ли у нее болит плечо, но он не мог выговорить ни единого слова. Люсьен попытался придумать какой-нибудь очаровательный комплимент насчет ее потрясающей красоты, но обычные слова были слишком примитивны, чтобы выразить его благоговение. Он уже не понимал, кто здесь соблазнитель, а кто соблазняемый.
 — Благодарю вас, — прошептала Элис, потом медленно, чувственно погрузилась снова в воду с легкой женственной призывной улыбкой. Почти задыхаясь от желания, Люсьен смотрел, как она проводит куском мыла по своей голой прекрасной руке. Он жаждал пить целебные воды источника с ее губ, ее кожи. Слизнуть эту воду с ее сокровенного места.
 — Люсьен, вы дрожите. — Грудь его высоко вздымалась. Люсьен смотрел на нее жадно и ненасытно и понимал, что сейчас может овладеть ею.
 Он мог запросто спуститься к ней в воду и соблазнить, ошеломить ее чувства наслаждением. Взять ее невинность и таким образом оставить Элис при себе навсегда. Но к своему крайнему изумлению, Люсьен с отвращением отверг эту возможность. Так нельзя. С ней нельзя. Нельзя здесь, в Гроте, когда для нее это впервые. Она не готова. Разумеется, он может доставить ей такие наслаждения, о которых она понятия не имеет, но Элис пожалеет об этом, как только ослепление пройдет.
 Хуже того — он станет презирать себя. Как бы сильно он ни жаждал ее, ему не хочется добиваться победы обманным путем. Кончится это тем, что Люсьен превратит Элис в такого же пресыщенного человека, как и он сам. Если он вообще хочет доказать самому себе, что его честь еще жива, хотя он и презренный шпион, нужно начать здесь и сегодня, с Элис. Единственная его надежда на спасение своей души — это оставить все свои способности соблазнять и манипулировать людьми и добраться до самой глубокой, правильной — и самой уязвимой части своей натуры. Может быть, тогда он станет достойным ее доверия. Такой, как сейчас, он, конечно, этого не заслуживает. Представив себе ужасный момент ее возможного падения, Люсьен понял, что вопреки его прежнему непостоянству это уже не забава — на этот раз на кону жизнь красивой достойной молодой женщины. И он в ответе за то, что с ней станется.
 — Вы идете сюда? — мило спросила Элис; она плыла на спине и ударила по воде большим пальцем ноги, брызнув на него.
 Его глаза вспыхнули при виде ее белоснежного зрелого тела, прикрытого одним только мокрым тонким муслином. С огромным усилием он проговорил:
 — Нет.
 Она улыбнулась, на ресницах ее, как звезды, блестели капельки воды.
 — Но вы так же озябли и перепачкались, как и я. И разве не болят у вас мышцы после фехтования и бокса?
 — Я подожду, пока вы закончите, — пробормотал он.
 — Почему?
 Выпрямившись, Люсьен молча смотрел на нее до тех пор, пока ее невинная улыбка не исчезла. Элис отвела глаза, вспомнив о девической скромности.
 Люсьен же закрыл глаза и взмолился ниспослать ему силы, а она погрузилась в воду и отплыла от него, чтобы закончить купание в свете свечей, стоящих у вырезанных в камне ступенек.




 Глава 9


 Спустя полчаса Элис сидела перед зеркалом в своей спальне, отдохнувшая, одетая в более подходящее для вечера платье из тех двух, что она привезла в Ревелл-Корт. Дорожное платье, разумеется, пришло в полную негодность. По утрам Элис одевалась в простое платье из матово-синего муслина, но поскольку сейчас был вечер, она надела послеобеденное платье из темно-зеленого бархата с небольшим вырезом. Это было одно из ее самых любимых платьев, потому что бархат был мягкий и уютный, а юбка красиво драпировалась на спине. У платья был квадратный вырез, отороченный кремовыми кружевами, черный сатиновый бант, который повязывался под высокой талией, и длинные узкие рукава с маленькими кружевными оборками у запястий. Черно-зеленые бархатные туфельки согревали ноги, которые лениво покачивались над холодным полом, пока она медленно, с мечтательным отсутствующим взглядом расчесывала волосы.
 Мысленно Элис все еще наслаждалась тем, что увидела, бросив последний взгляд на Люсьена. Он раздевался, чтобы в свою очередь выкупаться в бассейне Грота. Люсьен поднял над головой рубашку, обнажив округлые изгибы перекатывающихся мускулов, стройный стан и широкие плечи. При воспоминании о нем сердце Элис екнуло.
 От грез ее оторвал стук в дверь. Она встала и сказала:
 — Войдите.
 Вошел ливрейный лакей и поклонился.
 — Добрый вечер, мисс. Его милость приглашает вас к себе в библиотеку до того, как вы пойдете обедать. Он просил меня передать вам вот это… — И лакей обеими руками подал Элис маленькую атласную подушечку, на которой лежал какой-то ключ.
 Нахмурившись, она взяла ключ в руку.
 — От чего этот ключ?
 Лакей покраснел.
 — Э-э-э… от вашей комнаты, мадам.
 — Вот как? — отозвалась Элис, вспыхнув как маков цвет. Что бы это значило? Не очередная ли это хитрая игра вроде их последней встречи в библиотеке? — А он ничего не сказал?
 — Нет, мисс. Могу я проводить вас в библиотеку?
 Элис насмешливо посмотрела на него.
 — Я уже знаю, как туда пройти.
 Когда через несколько минут девушка вошла в библиотеку, она сразу увидела скрещенные сапоги Люсьена и его руку, свободно свисающую над подлокотником кресла, пальцы которой держали стакан с вином. Люсьен сидел в кресле у огня, рогатые тени, отбрасываемые высокими остроконечными очертаниями его кресла, украшенного дьявольски вычурной резьбой, плясали по тускло освещенной библиотеке. Элис осторожно обошла вокруг и посмотрела на Люсьена.
 Он сидел, раскинувшись в большом кожаном кресле, опершись щекой на руку, упираясь локтем в подлокотник. Они встретились взглядами, но Люсьен не пошевелился и не заговорил, когда она подошла. Огонь высвечивал тоску в его глазах. Губы его казались нежными и мягкими, словно страстно ожидали поцелуя.
 — Добрый вечер, — прошептала Элис, заводя руки за спину.
 Люсьен молча смотрел на нее. Какое-то время они молчали.
 — Как ваше плечо? — недовольным голосом спросил он.
 — Гораздо лучше… Люсьен!
 — Да, Элис? — устало отозвался он.
 — Почему вы отдали мне ключ?
 — А что, я должен взять его обратно? — спросил он, потом раздраженно поморщился, опустил глаза и потер лоб. — Я не хочу, чтобы вы боялись меня. — И он бросил на нее умоляющий взгляд.
 — Я не боюсь, — сказала Элис. Он поднял голову.
 — Теперь вы знаете о тоннеле, у вас есть ключ. Если вы захотите бежать, я не стану вас задерживать.
 Некоторое время она обдумывала его слова.
 — Я вам неприятна?
 Он отвел взгляд от огня и устремил на нее, не скрывая своих плотских страданий.
 — Что вы имеете в виду?
 — Мою неловкость, неуклюжее падение. Я чувствую себя такой глупой…
 — Это я глуп, Элис. Пожалуйста, не тревожьте себя. Это я во всем виноват, — пробормотал Люсьен, выпрямляясь в кресле.
 — Это как?
 — Мне следовало настоять, чтобы мы переждали бурю в доме Уитби. Мне не следовало удерживать вас здесь, — сказал он, и голос его упал до шепота. — Но я ничего не мог с собой поделать.
 Элис шагнула к нему.
 — Я понимаю, вы устали от одиночества. Вы мне говорили.
 — Нет, вы не понимаете, — возразил Люсьен низким, чуть ли не враждебным голосом и покачал головой. — Я даже не знаю, что с вами делать. Вы не похожи ни на кого из тех, кто есть в моей жизни. — Он резко оборвал себя: — Вы никогда не пили слишком много вина, Элис? — Он поднял стакан и медленно повел им из стороны в сторону, отчего рубиновая жидкость в нем заходила ходуном.
 — Я не из тех, кто этим злоупотребляет.
 — Да, так и должно быть, — насмешливо сказал он. — Разрешите мне объяснить вам, что чем больше вы пьете, тем сильнее вам хочется пить. Все вино на земле не может уничтожить жажду воды. Воды. Вино веселит, но чтобы жить, человеку нужна вода. Чистая, прозрачная, сладкая вода. — Он вздохнул и немного помолчал, потом устремил на огонь ожесточенный взгляд. — Я пересох, Элис, иссушен, как пустыня, я пылаю, как проклятая душа в преисподней. Я жажду!
 — Понимаю, — прошептала она. Медленно опустившись на колени перед его креслом, девушка взяла его за руку.
 Люсьен следил за каждым ее движением, изо всех сил сдерживая вожделение.
 — Если вы хотите убежать, ничего страшного. Я вас не виню.
 — Я не боюсь.
 — А следовало бы, — сказал он. — Жизнь со мной чревата опасностью. Уходите, пока можете…
 — Тсс, Люсьен, разрешите мне кое-что объяснить вам. — И Элис положила ему на губы кончики пальцев и не отнимала их до тех пор, пока не увидела, что он загнал внутрь свое раздражение и готов ее выслушать. — Я еще должна извиниться перед вами за вчерашнее, когда вы раскрыли передо мной свое сердце, а я… отшвырнула его.
 Люсьен поднял левую бровь.
 Она медленно отвела руку от его губ.
 — Весь день я пыталась найти правильные слова, чтобы объяснить вам, как ужасно себя чувствую после сказанного вчера. Дело в том, что я никак не могу уразуметь, почему какая-нибудь женщина еще не подцепила вас, и, если уж быть до конца честной, Люсьен, — Элис опустила глаза, — дело в том, что я тоже одинока. — Она чувствовала на себе его взгляд. Собравшись с духом, Элис нерешительно посмотрела на него. — Вы меня ненавидите? Я не хотела обижать вас!
 Внезапно Люсьен наклонился вперед и оборвал ее слова поцелуем, ласково приподняв ее подбородок кончиками пальцев.
 Когда губы их встретились, Элис испустила тихий легкий вздох. Ее веки, затрепетав, опустились. Обвив рукой ее шею, Люсьен раздвинул ей губы. Сердце у нее забилось. Ее не нужно было подхлестывать, она с пылкостью приняла его поцелуй, обхватив кончиками пальцев его чисто выбритый подбородок. У его губ был вкус портвейна. Элис смаковала этот вкус, в чувственном приветствии втянув глубоко в рот его язык. Ее руки дрожали, когда она погладила сильную линию его челюсти и провела пальцами по его черным шелковистым волосам. С тихим стоном, полным желания, Люсьен обвил ее руками, ощущая естественные очертания ее стана, драпированного бархатом платья с высокой талией, пробежал руками вниз по ее бедрам. Элис безуспешно пыталась обуздать страсть, которую он вызывал в ней.
 — Я не могу с этим согласиться. Я не хочу больше никаких игр, — прошептал он настойчиво, прервав поцелуй мгновение спустя. В хрустальной глубине его глаз Элис увидела настоящий страх, смешанный с яростной страстью. — Я должен знать, что вы намерены делать. Намерены ли вы остаться здесь по собственному желанию или собираетесь убежать через этот проклятый тоннель? Потому что, если вы не хотите быть со мной, я не стану вас удерживать, я не хочу привязываться к вам. — Внезапно он замолчал. Казалось, Люсьен был потрясен своими собственными пылкими словами.
 — А что вы хотите, чтобы я сделала?
 — Чтобы вы остались, разумеется, — в отчаянии сказал он, и лицо его вспыхнуло. — Остались на всю неделю, как мы и договорились, но не потому, что вы должны это сделать, а потому, что вы хотите узнать — так же, как и я, — действительно ли между нами что-то есть или это просто прекрасная иллюзия.
 Отодвинувшись, Элис нежно вглядывалась в него. Раньше, когда его намерения носили исключительно непристойный характер, нетрудно было поверить, что его влечет к ней, теперь — с ужасом поняла девушка — его интерес к ней стал серьезным. Люсьен отвел глаза и глубоко вздохнул, он был недоволен собой.
 — Господи, мои слова, вероятно, звучат для вас как глупый бред! Вы можете уехать. Велеть подать вам карету?
 — Нет! — быстро сказала Элис. Все еще стоя на коленях между его ногами, она обхватила его руками за шею и поцеловала в щеку, чтобы успокоить. Со страдальческим видом он закрыл глаза и нагнул голову навстречу ее поцелую, его широкие плечи при этом поникли. Элис провела губами по его щеке к уху. — Люсьен!
 — Что, Элис?
 Сердце у нее сильно билось, но она заставила себя собраться с духом и потянуться нему — как бы ни был он непредсказуем и опасен.
 — Мне кажется, это вполне может быть.
 Услышав эти тихие, неуверенные слова, он задрожал в ее объятиях, медленно поднял ресницы и пронзил ее измученным взглядом. Элис прошептала его имя, а он усадил ее к себе на колени и яростно поцеловал. Если у нее и оставались какие-то сомнения в его искренности, то этот поцелуй окончательно их развеял.
 — Господи, девочка, ты не понимаешь, что ты со мной делаешь, — прошептал Люсьен через несколько минут. Он обхватил ее лицо обеими руками, ласково погладил по щекам большими пальцами. — Я не хочу причинить тебе вред. Я не хочу пугать тебя.
 — Я не боюсь. Я хочу узнать вас.
 — Да, — прошептал Люсьен, медленно кивая, зачаровывая ее своим упорным взглядом.
 И он снова и снова целовал Элис, гладил ее бедра через бархат платья.
 — Как ваше бедное бесценное колено? — прошептал он наконец, наклоняясь, чтобы ласково поцеловать его.
 Околдованная его игривой чувственностью, Элис молчала. Люсьен понимающе улыбнулся и провел рукой по ее голени. Его рука забралась под подол платья и слегка погладила лодыжку. Элис немного покраснела, но не протестовала. В это мгновение ей казалось, что она близка ему. И Элис знала, что Люсьен чувствует то же самое. Благодарность сияла в глубине его глаз, словно она преподнесла ему большой подарок, добровольно решив остаться в Ревелл-Корте. Ему и в голову не могло прийти, что Элис не уехала бы отсюда ни за что в жизни. Особенно теперь. Он просунул палец в ее бархатную туфельку и почесал ей пятку, обтянутую чулком. От этого она захихикала и выгнулась у него на коленях.
 — А вы знаете, Элис Монтегю, что каждый дюйм вашего тела красив? — прошептал Люсьен, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в шею, в то время как его рука продолжала обследовать ее. Она поцеловала его в волосы, а он опустил голову и осыпал легкими воспламеняющими поцелуями ложбинку между грудями. У нее закружилась голова.
 — Я могу сказать то же самое и о вас.
 — Но вы не видели каждый мой дюйм, — с намеком проговорил Люсьен.
 — Пока нет.
 Он оторвался от ее груди и посмотрел на нее, подняв брови.
 Она дерзко усмехнулась в ответ.
 — Я, быть может, нарисую ваш портрет. Вы могли бы позировать мне au naturel [7] .
 — Какое шокирующее предложение, — вкрадчиво пробормотал он.
 — Не пытайтесь уверить меня, что вы стыдитесь. Я уже все поняла.
 — А я и не пытаюсь. Вопрос в том, не стыдитесь ли вы, милая моя? Потому что я задумал кое-что неприличное.
 — Вы? Не может быть.
 — Может, — прошептал Люсьен, с ласковым вызовом проводя тыльной стороной пальца по ее груди.
 Ее сосок затвердел от его легкого прикосновения через бархат, и она вспыхнула. Вся ее кожа тут же стала чувствительной и горячей.
 — Какого же рода это неприличие, милорд?
 Наверное, если бы Элис дала ему отпор, он не осмелел бы, но ей было слишком приятно, и она не стала его останавливать. Люсьен задержал кончик пальца прямо на ее соске и начал медленно теребить его.
 — Подарить вам наслаждение. Вы мне доверяете? — прошептал он, глядя ей прямо в глаза, потом рука его скользнула ей под юбку и медленно приподняла ее.
 — В каком смысле? — с трудом проговорила Элис, дрожа, потому что его рука обхватила ее колено и медленно двинулась выше, поглаживая бедро.
 — В том смысле, что вы позволите мне прикасаться к вам, не опасаясь, что я потеряю голову. Вы знаете, что этого не случится. Я хочу, чтобы в моих объятиях вы совершенно избавились от страха.
 — Наверное, если вы дадите мне слово…
 — Я даю слово.
 — Тогда, я думаю, это возможно, — нерешительно согласилась Элис.
 Ее глаза широко раскрылись, когда Люсьен положил руки между ее бедрами. Она почувствовала необычайное наслаждение. Глаза Люсьена блеснули, но Элис не поняла, следует ли ей стыдиться. Прикасаясь к ней там, он не мог не убедиться, что она возбуждена. Элис задрожала всем телом, когда он легко провел кончиками пальцев по чувствительному бугорку, вниз и вверх, пробуждая каждый дюйм ее девственной женственности, пока она не застонала и не припала, ослабев, с высоко вздымающейся грудью, к его плечу.
 Она ослабела от жара, от восхитительного прикосновения Люсьена. Руки ее обхватили его шею. Элис прижималась к нему, задыхаясь и вожделея. Когда палец его проник глубже, она удивленно вскрикнула.
 — Как вам это нравится? — хрипло спросил Люсьен.
 В ответ она только тихо застонала. Улыбка изогнула его губы, ее ответ ему понравился. Люсьен нагнулся и обхватил ее губы в глубоком опьяняющем поцелуе. Он ласкал ее с мучительной медленностью, а она корчилась у него на коленях, раздвинув ноги.
 — Хотите еще? — внезапно охрипшим голосом спросил он.
 Элис только всхлипнула. Она содрогнулась и еще крепче обвила его шею, изо всех сил стараясь его удержать, а он медленно проник двумя пальцами в самую ее сердцевину. Господи, да! Именно этого ей и хотелось. Это было в тысячу раз лучше, чем в мечтах, и при этом Элис поняла в изумлении, что его пьянящее прикосновение — всего лишь прелюдия к полному блаженству соединения мужчины и женщины.
 Томные удары его языка соответствовали ритму его руки. Она чувствовала его твердость рядом со своим бедром, и это невыносимо волновало ее. Но он хранил верность слову, обуздывая свое желание. Элис полностью отдалась наслаждению, которым Люсьен одаривал ее, и то и дело пылко целовала его. Пальцы его все еще оставались на прежнем месте, и ее охватил экстаз, омыв, как сверкающий белый свет. Она закричала и припала к Люсьену, а он шептал ей слова любви на каком-то языке, которого она не понимала.
 Страсть охватила ее, как вышедший из-под контроля огонь, и Элис осталась задыхающейся и опустошенной.
 — Боже мой, — с трудом проговорила она спустя несколько мгновений. — Это было замечательно.
 Люсьен нежно улыбнулся ей.
 — Всегда к вашим услугам. Она приподнялась на локтях.
 — Почему же ни одна женщина еще не надела на вас кандалы?
 — Пытались, я убегал. — Кончиком пальца он чертил маленькие звездочки на ее животе. — Может быть, я просто ждал вас.
 Элис внимательно смотрела на него, заинтригованная.
 — Вы велеречивый плут.
 — Благодарю вас.
 Она улыбнулась и отвела с лица выбившийся из прически локон.
 — Это не комплимент.
 — Вот как? Но я серьезно воспринимаю каждое ваше слово.
 Элис покачала головой.
 — Странно, но я легко поверила, что я вам желанна, когда думала, что вы только играете мной, но теперь, когда вы серьезны, я немного ошеломлена.
 — На самом деле, Элис, я был серьезен с самого начала.
 Ее глаза широко раскрылись.
 — Правда?
 Он кивнул, поигрывая черной атласной лентой у нее на талии.
 — Понятно. Значит, вы играли роль повесы, который только притворяется, что он серьезен, зная, что будете пользоваться успехом, хотя мотивы у вас самые низменные, когда на деле вы были искренни?
 — Вот именно.
 Элис засмеялась и покачала головой.
 — Сложный господин! С вами того и гляди потеряешь дорогу.
 Он бросил на нее мрачный взгляд.
 — А я решил, что вы хотите сказать, что со мной того и гляди потеряешь голову.
 — И это так, — согласилась она с грустной улыбкой. — Только обещайте мне, что с моим рассудком вы больше не будете играть ни в какие игры, — тихо сказала Элис. — Мы ведь теперь друзья, не так ли? И должны постараться быть откровенными друг с другом.
 Люсьен кивнул, вид у него был серьезный.
 — У меня много вопросов.
 — Умоляю вас, не нужно их задавать.
 — Что?
 — Просто не спрашивайте. Ни о Гроте, ни о вооруженных стражниках, ни о чем.
 — Но почему же? — воскликнула Элис, удивившись, что он так точно предположил, о чем ей хочется знать.
 — Потому что я не хочу лгать вам, — сказал он.
 Она уставилась на него, из осторожности Люсьен отвел глаза.
 — Верьте мне, — прошептал он.
 — Верить вам, и только? И это все, на что я могу рассчитывать?
 Он снова кивнул, не раскрывая рта.
 — Я не уверена, что мне этого достаточно.
 — Тогда бегите, Элис, — бросил Люсьен, и лицо его мгновенно потемнело, — здесь вам решать. Я сказал что думаю. — Он пересадил ее со своих колен на кресло, встал и пошел к двери.
 — Люсьен!
 Он остановился, вспышки пламени освещали его высокую гордую фигуру.
 — Дело в том, что в этом мире у людей бывают обязательства большие, чем в состоянии понять девочка из Гэмпшира.
 — А, так вы считаете, что я глупа? — воскликнула Элис, соскакивая с кресла.
 — Не глупы, а наивны, живете в замкнутом мире. И такая вы мне по душе. Я не хочу сражаться с вами, Элис. В моих глазах вы… — он подыскивал слова, — вы ангел, богиня. Но мои дела не имеют к вам никакого отношения, просто не должны иметь. Если вы хотите быть со мной, вот мое правило — уважайте мою неприкосновенность.
 — Неприкосновенность или таинственность?
 — Называйте как хотите. Сможете вы прожить с этим хотя бы неделю? Можете попробовать?
 Элис скрестила руки на груди и прищурилась. Люсьен подавил вздох, уставившись в стену.
 — Итак, подумайте об этом. Я иду обедать. Вы присоединитесь ко мне?
 Элис не ответила, только укоризненно посмотрела на него, и тогда он повернулся и вышел.
 Когда Люсьен ушел, Элис надулась. Девочка из Гэмпшира! Не задавать вопросов! Он отмахнулся от нее, словно от ребенка, но все равно, как бы ни было это глупо, ей не хочется покидать его. Люсьен ей нужен. То, что он заставил ее остаться здесь, было возмутительно, но почему-то по прошествии времени Элис начала смотреть на это как на восхитительное приключение. Она вспомнила о Гарри, болеющем ветрянкой, и почувствовала угрызения совести. Но ведь у Гарри есть мама и Пег… И потом, то, что Элис сказала Люсьену, было истинной правдой — в сущности, она одинока. У нее есть поклонники, но они ее не понимают и либо слишком поглощены собой, либо туповаты так, что даже не осознают этого. Наверное, она ничем не рискует, если выберет одного из них, но ведь они не вызывают огня в ее крови. А Люсьен Найт вызывает! Может быть, со временем он станет доверять ей и откроет свои секреты.
 Так Элис размышляла несколько минут, пока у нее не заурчало в животе. Нужно было действовать. Она направилась к столовой, но тут ее задумчивый взгляд случайно упал на шахматный столик, мимо которого она проходила. К доске никто не прикасался с прошлого утра, когда Люсьен устроил западню ей и Кейро. Взгляд Элис задержался на голове маленького, вырезанного из эбонита черного коня, которым Люсьен взял белую королеву.
 Лукавая улыбка изогнула ее губы, когда Элис поняла, что Люсьен оставил себя совершенно отрытым. Если бы он был здесь и увидел, что она делает! Элис взяла скромную белую пешку и осторожно обошла ею черного коня. Он прав, подумала девушка; обретая новую силу и спокойствие, она в защищенном мире. Но спокойная сельская жизнь в Гленвуд-Парке научила ее главной добродетели — терпению.
 Терпением, говаривала ее матушка, можно выиграть любое сражение. Даже сегодня этот славный старик, мистер Уитби, предупредил ее, что с Люсьеном ей понадобится все ее терпение — и осторожность. Поставив резную фигурку на ладонь, Элис легонько поцеловала черного коня, потом осторожно поставила его на край доски и с хитрой улыбкой, достойной самого Люсьена, отправилась обедать.
 Ролло Грин в ужасе смотрел, как бездушный белокурый великан взглянул в зеркало элегантных апартаментов отеля «Палтни» и еще раз поправил свой белый галстук, после чего сунул заряженный пистолет в кобуру, спрятанную под его черным вечерним фраком.
 — Барду, ради Бога, только не в Ночь Гая Фокса! — растерянно сказал Ролло. — Это же праздничная ночь! На улицах будет много народа и детей!
 — Ваше дело помогать мне, Грин, а не учить, как поступать, — холодно ответил Барду.
 — Послушайте, сэр, я не знаю, как у французов, но в Америке не ведут дела, убивая мирных граждан!
 Барду засмеялся, потом отвернулся и направился к Софии. Высокая русская красавица стояла, прислонившись к консольному столику у стены. Руки она сложила на груди, и вид у нее был вкрадчивый, настороженный и таинственный, как у сиамской кошки. Ролло заметил, что в ее миндалевидных глазах промелькнули страх и враждебность, когда Барду подошел к ней, но она уже не пыталась, как раньше, уклониться от знаков его внимания, признав, что этот человек полностью одержал над ней верх. Когда Барду, обхватив ее бедра, привлек ее к себе и уткнулся лицом ей в шею, София слегка поморщилась.
 Ролло вздрогнул и опустил глаза. Жаль, что не в его власти ей помочь, но теперь все его силы ушли на улаживание дела, касающегося Ночи Гая Фокса. Праздник костра происходит по всей Англии каждый год пятого ноября, и состоится он через две недели.
 Барду все еще скрывал от него свои планы, но Ролло уже начал понимать, что бывший шпион Наполеона задумал совершить гораздо больше того, ради чего его наняли. Очевидно, ненависть Барду к англичанам имела более глубокие корни, чем у недовольных виргинских плантаторов. Они рассчитывали на диверсию, направленную против британской армии или морского флота.
 Ролло знал, что, если кто-то не остановит Барду, погибнут невинные люди; и если мир узнает, что группа могущественных американцев стоит за надвигающейся огненной бурей, его президента ждут позор и бесчестье, а страну — ужасающие последствия. Не говоря уже о том, что его личная карьера будет разрушена, поскольку он не выполнит свою миссию.
 — Барду, я только прошу вас обдумать время вашей атаки, — льстиво сказал он. — Я уверен, что джентльмены из Виргинии не имели в виду таких радикальных действий против лондонского населения.
 — Заткнитесь! — рявкнул Барду, отрываясь от своей любовницы и поворачиваясь к нему.
 Ролло широко раскрыл глаза, потому что Барду тремя огромными шагами пересек комнату, схватил его за лацканы и отшвырнул к стене, чуть не пробив ее.
 — Я отдаю приказы, ваше же дело им следовать! — проревел Барду. — Не становитесь у меня на дороге, иначе кончите жизнь на дне реки. А теперь убирайтесь отсюда!
 От ужаса сердце у Ролло билось с такой силой, будто того и гляди выскочит из груди. После удара об стену все его тело ломило. Он взглянул на Софию. Она смотрела на него, молчаливая и бесстрастная, потом Ролло заглянул в безумные бледно-голубые глаза Барду.
 — Я сказал — уходите, — прорычал француз.
 Повторения Ролло не потребовалось. Он опрометью выскочил из номера. ***
 С минуту Клод Барду смотрел на дверь, которую захлопнул за собой Грин, потом повернулся к Софии.
 — Я ему не доверяю.
 — Вы никому не доверяете, Барду, даже мне. Вы на это просто не способны.
 — Вам — в особенности, — ответил он с хищной улыбкой. — Ступайте за ним сию же минуту.
 София подавила раздраженный вздох.
 — Это необходимо?
 — Я узнаю крысу по запаху. Если он попытается предать меня, убейте его.
 — Клод, я не могу убить этого американца. Это ваш канал связи!
 — Мне он больше не нужен. Сделайте это, София, сделайте это для меня, — пробормотал он; за его мягкими интонациями скрывалась ледяная угроза.
 Она смотрела на него, закипая от возмущения, вынула свой пистолет, проверила его, а потом сунула опять в кобуру на бедре, рядом с ножнами зловещего кинжала.
 — Держите меня в курсе происходящего. И еще, София, — добавил Барду, — не пытайтесь сбежать.
 — Ни в коем случае, милый. — Она перекинула через руку свой длинный, отороченный мехом плащ и вышла, а закрывая за собой дверь, бросила на Барду хмурый взгляд.
 Через несколько минут после ее ухода раздался стук в дверь. «Что за проворный народ эти англичане», — цинично подумал Барду. Он сунул в правый глаз монокль, пригладил коротко остриженные волосы, потом пошел открыть дверь и, пока шел, мысленно превратился в прусского барона Карла фон Даннекера.
 Барду не счел нужным рассказать американским богатеям, что он собирается свести кое с кем личные счеты в дополнение к политической мести. Для выполнения первой задачи необходимо, чтобы Итан Стаффорд ввел его в лондонское общество. Они уже два раза появлялись в свете, и Барду начал осторожно наводить справки о своем ненавистном враге. Барду решил, что унижение, которое он испытал после поражения Наполеона, он может проглотить, только приправив его выигрышем в своей личной войне с Люсьеном Найтом. С единственным, кого ему не удалось сломать, — его пленником, который, как это ни невероятно, одержал над ним верх.
 Уничтожив Люсьена Найта, Барду сумел бы вынести все свои неудачи — провал того дела, которому он посвятил жизнь, позорное отречение Бонапарта, невозможность вернуться когда-либо домой во Францию. Люсьен Найт воплощал все, что Барду больше всего ненавидел в англичанах. Несносная верхняя губа Найта, по-английски жесткая, едва вздрагивала, каким бы пыткам ни подвергал его Барду.
 Он не мог жить с мыслью о том, что этому блестящему аристократу, джентльменушпиону суждено прожить длинную счастливую жизнь в стране победителей, на ничтожном островке, в то время как жизнь и будущее Барду разрушены. Барду нужно было выследить своего врага, и для этого Итан Стаффорд ввел его в общество богатых и титулованных лондонцев. Барду нужно побольше узнать о Люсьене Найте, чтобы решить, как его уничтожить. Хотя Барду и держал его в заточении в течение пяти недель, Найт почти ничего ему не сказал. Поскольку физические страдания англичанин выдержал, Барду начал размышлять о том, как можно подвергнуть мучениям его сердце и разум. К несчастью, у Найта не было ни жены, ни детей, но все же у него было четверо братьев и двое из них находились в Лондоне.
 Барду был слишком хитер, чтобы напасть на близнеца Люсьена Найта, грозного полковника лорда Деймиена, но вот беспутный лорд Алек, самый младший из братьев, представлялся более легкой добычей. Жаль, что их молоденькая сестра, леди Джасинда Найт, находится в Вене, подумал Барду, направляясь к двери. Она бы прекрасно подошла для его целей. Барду ничего не оставалось, как только использовать женщину, играющую значительную роль в жизни Люсьена Найта. И сегодня он намеревался быть представленным самой последней любовнице своего врага, леди Гленвуд.
 Пряча черные мысли за сдержанной улыбкой, он открыл дверь.
 — Добрый вечер, мистер Стаффорд. Итан Стаффорд поклонился.
 — Фон Даннекер. Вы готовы ехать в Воксхолл?
 — Я ждал этого целый день, — ответил Барду. Он накинул на себя плащ и запер дверь номера.
 Молодой английский джентльмен, без сомнения, находил все это странным, но у каждого человека есть цена. Если очаровательный мистер Стаффорд и подозревал, что барон фон Даннекер не тот, за кого себя выдает, он был слишком осторожен и слишком полон решимости сохранить свой эффектный дом и замечательную карету, чтобы задавать вопросы.
 Спустя несколько минут они торопливо ехали по лондонским улицам в модном экипаже Стаффорда, запряженном четверкой отличных лошадей. Молодой человек был в хорошем настроении, потому что карманы его снова полны золота. Стаффорд продемонстрировал свое умение управлять упряжкой одной рукой на такой безрассудной скорости, что они почти мгновенно оказались на берегу реки и пересели на паром, чтобы переправиться на другую сторону.
 Стаффорд показал Барду освещенные фонарями дорожки в парке, где любовники назначали друг другу свидания, когда погода была потеплее, и искусственный водопад, который, по его словам, начинал действовать каждый вечер ровно в девять часов, к удивлению всех, кто это видел. Они прошли в безвкусный центральный павильон, который содрогался от грохота оркестра и сиял красочной иллюминацией. Барду внимательно рассматривал пеструю толпу. Напуская на себя высокомерную отчужденность гордого немца, он оставался при этом неизменно наблюдательным.
 — А вот и леди Гленвуд, — прошептал Стаффорд, искоса бросая на Барду лукавый взгляд. — Я же говорил вам, что она обязательно будет здесь.
 Барду посмотрел туда, куда кивнул Стаффорд, и увидел пышногрудую полуголую брюнетку с овальным личиком, обрамленным тугими локонами. Охваченный жгучим интересом, Барду поднял бровь. Баронессу окружала группа лебезящих мужчин.
 — Какое тело, а? — прошептал Стаффорд, ткнув локтем Барду под ребра.
 Барду лукаво посмотрел на него.
 — Но я слышал, что она состоит в связи с неким… как его зовут? С Люсьеном Найтом. Вы знаете этого человека?
 Стаффорд удивленно заморгал.
 — Ну конечно. — Он понизил голос. — Именно на приеме у лорда Люсьена Ролло Грин попросил меня помочь вам.
 — Ах вот как? — пробормотал Барду, сдерживая ярость. «Я так и знал — эта толстозадая крыса соврала, заявив, что не знакома с Люсьеном Найтом! Слава Богу, София следит за американцем», — подумал он с отвращением. Во всяком случае, ему хоть иногда везет.
 Они, видите ли, устраивают приемы! Эти англичане так надменны, так уверены в своей победе! Когда Барду узнал, что Люсьен Найт живет в своем загородном доме и устраивает приемы, вместо того чтобы быть постоянно начеку, он самодовольно ухмыльнулся. Как только ему удастся установить в точности, где находится Найт и чем занимается, он, Барду, превратится в того, кто контролирует ситуацию, и сможет нанести удар, когда ему будет удобно. Он не намерен нападать на Найта в его загородном доме, потому что преимущество бывает на стороне того, кто находится у себя дома, и глупо предоставлять его врагу. Нет, с помощью леди Гленвуд Барду заманит Найта в Лондон, когда будет готов встретиться с ним.
 — Он в нее влюблен? — небрежно спросил он у Стаффорда.
 — Ну, очевидно, он так возжелал ее, что увел у родного брата. Я не знаю, любовь ли это, но это что-то да значит, не так ли? Лично я думаю, что она играет ими обоими. — И Стаффорд тихонько добавил: — С таким телом, как у нее, она вполне может это устроить.
 Барду пробормотал что-то в знак искреннего согласия. Они направились к этой женщине. Баронесса болтала, быстро шевеля накрашенными губами. Когда они подошли к ее кружку, Барду слегка нахмурился. Женщина болтала слишком быстро, он почти ничего не понимал. Пришлось медленно переводить ее слова в уме.
 — Я просто не могла оставаться в деревне. Я попыталась! Попыталась честно, но ведь ребенок может так же легко поправиться в Лондоне, как и в Гэмпшире, не так ли?
 Светские хлыщи смеялись и соглашались с каждым ее словом, глазея на ее грудь.
 — Когда вы собираетесь привезти в Лондон вашу хорошенькую невестку? — спросил кто-то.
 — Ах, бедняжка мисс Монтегю, она очень больна, — сказала баронесса, с сожалением прищелкнув языком. — Она не выходит из своей комнаты в Гленвуд-Парке. Это инфлюэнца. Врач говорит, что ей нельзя будет выходить по крайней мере еще неделю, так что вам, голубчик, придется удовольствоваться мной!
 — Леди Гленвуд, — начал Стаффорд, — со мной мой друг, который приехал из Пруссии.
 — Из Пруссии, вот как? — И слегка подвыпившие англичане, окружавшие баронессу, одобрительно приветствовали его. — Выпьем за генерала Блюхера!
 — Благодарю вас, господа. — Барду чопорно кивнул, ненависть бурлила в нем, а веселые дураки поднимали свои стаканы в честь доблестного прусского генерала.
 Стаффорд засмеялся, глядя на это кривлянье, и с аристократическим изяществом кивнул леди Гленвуд.
 — Я хотел сказать, что барон никогда еще не бывал в нашей стране, и мне не терпится поразить его красотой английских роз. Я полагаю, что никто лучше вас не произведет на него головокружительного впечатления. Могу я вас познакомить?
 — Какой вы льстец, Стаффорд! Ну разумеется. — Баронесса повернула свое сияющее лицо к Барду. Как бы ни был ожесточен этот человек, он сразу же пленился ею.
 Пусть она ненавистная anglaise [8] , но Барду мгновенно понял, что баронесса принадлежит к его самому любимому типу женщин. И потому может оказаться очень полезной.
 — Леди Гленвуд, могу я представить вам барона Карла фон Даннекера из Берлина? — чопорно спросил Стаффорд. — Фон Даннекер, это прекрасная леди Гленвуд.
 — Здравствуйте, милорд! Добро пожаловать к нам в Англию, — весело сказала Кейро. — Не знаю, сумею ли вызвать у вас головокружение, как говорит Стаффорд, но я, конечно же, попытаюсь.
 — Леди Гленвуд, вам уже это удалось, — возразил Барду, почтительно склоняясь над ее рукой.
 — Очаровательно, — прошептала она, — можете называть меня Кейро. — Ее взгляд нагло скользнул по его плечам и вниз по всему телу, потом скрестился с его взглядом в мгновенном взаимном вожделении. — Я всегда восхищалась пруссаками. Они такие крупные, такие сильные. — Худощавый хлыщ с сальными волосами, вертевшийся рядом с ней, тихонько заржал. Кейро закатила глаза. — Барон фон Даннекер, позвольте мне представить вам моего младшего брата, виконта Уэймота. Найлз, это барон фон Даннекер.
 Барду кивнул жилистому неухоженному юноше. Кожа у Уэймота была болезненно бледной, а маленькие карие глазки — тусклыми.
 — Здрасс… — промямлил он, потом хихикнул в свой стакан.
 «Опиум», — подумал Барду, скрывая презрительный смешок.
 — Скверный франтишка, ведите себя как следует! Не обращайте на него внимания, милорд. Он совершенно пьян, — брюзгливо сказала Кейро, нежно ущипнув своего братца за тощий подбородок, словно тот был ребенком. — Не дружитесь с ним, потому что он сразу же попросит у вас взаймы. — Баронесса посмотрела на Уэймота и передернулась от отвращения, потому что тот, погруженный в свои мир, почесал грязные волосы и начал рассматривать грязь у себя под ногтями.
 Даже Барду стало противно.
 — Леди Гленвуд, вы не откажетесь танцевать со мной?
 — Ах, с удовольствием!
 — Лучше делайте, как он говорит, сестрица, — промямлил Уэймот, — с этими пруссаками шутить не стоит.
 Барду угрожающе посмотрел на него и предложил баронессе руку. Она приняла ее с улыбкой. Позади раздавалось хихиканье Уэймота. Баронесса с любопытством посмотрела на Барду, заметив, что он слегка прихрамывает, и остановилась.
 — Если вы не хотите танцевать, это совсем не обязательно, — мило предложила она.
 — Но мне не хочется вас разочаровывать, — тихо ответил Барду.
 Баронесса бросила быстрый многозначительный взгляд ниже его пояса, потом уставилась на него из-под ресниц.
 — Ах, дорогой мой фон Даннекер, — прошептала Кейро, — мне кажется, это невозможно.




 Глава 10


 Прошло три дня. Чудесных дня. Люсьен и Элис стали неразлучны. Если мир еще и существовал за пределами известняковых скал, которые окружали кольцом долину, они не желали об этом знать. Элис смирилась с его просьбой не задавать ему вопросов, Люсьен удерживался и не соблазнял ее, и вместе они обрели ненадежную радость, безыскусную, простую и чистую. Их дни были озарены спелым светом осеннего солнца и заполнены сельскими занятиями: рыбной ловлей, верховой ездой, охотой на фазанов и зайцев. Они питались дарами земли и пировали, как земные короли, среди изобилия осени, пили много вина и допоздна разговаривали до хрипоты, сидя перед камином. Иногда играли в шахматы. Иногда читали стихи. Во вторник пошел дождь, поэтому они сначала весело играли в кегли в старом пыльном бальном зале, а потом исследовали хаотичный дом, выстроенный в эпоху Тюдоров, потому что Люсьен сам еще не видел всех его спален. Или просто сидели, обнявшись в дружеском молчании, глядя друг другу в глаза, и каждый размышлял о тайне другого и об узах, которые все крепче их связывали. А ведь они могли и не встретиться, думала Элис.
 Она уже не представляла себе, как жила до Люсьена. Должно быть, спала, как принцесса в сказке, ожидая, когда его поцелуй разбудит ее. Ей казалось, что Люсьен всегда был ее частью — в ее крови, в ее сердце. В среду ночью она полулежала на кожаной кушетке в сумрачной библиотеке, голова ее покоилась у него на коленях, а он пел ей на ночь и гладил волосы. Последней ее мыслью перед тем, как задремать, было, что она непоправимо, безнадежно влюбилась. Радость от этого омрачалась только кружащимся подземным потоком опасности, которую Элис ощущала в Ревелл-Корте и в его загадочном хозяине. Не задавай вопросов — и он не станет лгать.
 Элис видела, что Люсьен привязался к ней, но сколько бы он ни уделял ей внимания, его склонность к порочным развлечениям ничуть не ослабла — уже начались приготовления к очередной вакханалии в Гроте. Привезли огромное количество вина. Элис видела, как на дворе одетые в черное стражники чистят свое оружие. Мысленные образы преследовали ее, нашептывая, что в Ревелл-Корте готовится нечто более темное и глубокое, нежели оргии в Гроте.
 Элис не знала, подозревать ли Люсьена в преступной деятельности или в святотатственных занятиях, и что хуже. Спрашивать она боялась, опасаясь разрушить очарование их крепнущей любви и страшась разбудить опасную сторону характера Люсьена, с которой она столкнулась в первую ночь в комнатушке позади драконьих глаз. Он был прекрасным возлюбленным, если только она ему не перечила. И это было единственным правилом, единственной запретной темой. Терзаемая страхами, Элис мерила шагами свою комнату, а Люсьен занимался фехтованием в студии с бандой молодых повес, у которых были такие же холодные глаза, как и у него в минуты опасности. Накануне она дружески поболтала с ними, но вскоре обнаружила, что пытаться получить у них какие-либо сведения бесполезно. Элис так и не разобралась в их роли.
 Для слуг они были слишком благородны, для друзей Люсьена — слишком молоды. Казалось, они как-то связаны с Гротом.
 Ей так и хотелось крикнуть: «Черт побери, зачем он вообще устраивает эти приемы? Зачем расточает деньги, время и пятнает свое доброе имя такими безобразиями?» Все это совсем не подходит тому человеку, которого она знает.
 «Доверьтесь мне», — сказал он. Элис не в первый раз напомнила себе об этом. Тот Люсьен Найт, которого она знает, человек остро чувствующий, человек большого ума и силы. Ей приходилось воздерживаться от окончательного суждения, пока Люсьен сам не расскажет ей обо всем. Если бы ему действительно хотелось обмануть ее, он выдумал бы какую-нибудь неправдоподобную историю, но Люсьен слишком уважал ее, чтобы запугивать.
 Во всяком случае, конец недели, которую они договорились провести вместе, приближался. Расстанутся ли они? Или останутся вместе? Элис не знала, сможет ли остаться, если он не ответит на ее вопросы. Даже если он начал подумывать о женитьбе, она не готова провести всю жизнь в неведении касательно его занятий. Неопределенность ее положения и восторг, охватывающий ее в его присутствии, были мучительны до головокружения. Конечно, нельзя терпеть, что ее держат в неведении, но ведь она не хотела отказаться от него. Теперь Элис поняла Кейро. Любая женщина может пристраститься к этому человеку, как больной — к каплям опиума.
 Изо всех сил цепляясь за надежду, Элис отбросила свои страхи и поспешила в студию. Ведь ничто не могло быстрее прогнать ее страхи, чем его улыбка! Она смотрела, как Люсьен тренируется, и изнемогала от желания при виде его впечатляющей мужской красоты. Но при этом, глядя на головокружительную быстроту, с которой двигалась его шпага, и видя волчье выражение на его лице, она думала — коль скоро это всего лишь тренировка, почему же Люсьен сражается с таким бешенством? Если бы кто-то из молодых людей бился с ним один на один, Люсьен сделал бы из него фарш. Ясное дело, он борется с чем-то или с кем-то мысленно. Если бы только он мог ей открыться!.. Элис знала, что Люсьен страдает, но он не хотел говорить на эту тему. Она видела ненависть, которая веяла, как дым, в глубине его глаз, когда он порой сидел, устремив взгляд в огонь, погруженный в размышления. Элис научилась возвращать его из темноты, находившейся где-то в глубине его души, ласково втягивая в самые глубокие, томные поцелуи, на какие только была способна. Возможно, тревожившая его тайна и была источником всех секретов, стоявших между ними.
 Возможно, думала Элис, глядя на Люсьена с глубоким, непристойным вожделением, если она свободно отдастся ему, он отплатит ей доверием. Безрассудство такой сделки смущало ее, она чувствовала, что вслепую борется за спасение его души.
 Под руководством учителя Люсьен выиграл очередной бой, вытер лоб тыльной стороной руки и снова бросился в атаку. ***
 Люсьен понимал, что Клод Барду подбирается к нему. Не знал как, но какое-то шестое чувство, выработавшееся за годы искусного маневрирования в тылах врага, подсказывало ему, что буря приближается. По мере того как шли дни в обществе Элис, он осознавал, что его жизнь разделилась на две половины — темную и светлую. Люсьен очень долго существовал в сером мире полутеней, но теперь больше не мог в нем оставаться. Скоро придется сделать выбор. Ее свет был единственным, что удерживало его от того, чтобы избрать темноту и сразиться с Барду его же оружием — злом, ее любовь удерживала Люсьена на грани, не позволяя переступить черту.
 Одно он знал наверняка: ему до глубины души претила ложь. Он жаждал рассказать ей все, но его страшило, как она к этому отнесется. Как может он рисковать потерять ее, когда теперь только Элис удерживала его от саморазрушения?
 Каждое мгновение с ней было великолепным, хрупким даром, подобным красоте солнечного света, сияющего сквозь каплю росы. Люсьен мечтал сделать Элис счастливой, но у него оставался грозный долг перед его страной, и еще он должен был отомстить за человека, в чьей смерти повинен. И вот одновременно с тем, что он впервые в жизни постигал науку любви, Люсьен занимался безжалостным предательством, тайком, за ее спиной, расставляя ловушки для мужчин и женщин, которых он заманивал, пользуясь их пороками — какими угодно, лишь бы они помогли ему добраться до Клода Барду.
 В четверг к вечеру Люсьен закончил писать письма в своем кабинете на чердаке, высоко над Ревелл-Кортом, потом пошел искать свою прекрасную компаньонку. Он нашел, ее на первом этаже, в большом салоне, обставленном в сельском стиле. Элис сидела в обществе пятерых молодых повес. Она старательно делала рисунок углем — портрет Марка, а остальные молодые люди сидели вокруг, праздно болтали, шутили, пили кофе и похваливали ее за точность, с которой она их изобразила.
 Люсьен незаметно остановился в дверях, со спокойным удовольствием глядя на нее.
 — Я так и не поняла, почему у вас такие глупые прозвища, — размышляла она вслух, тщетно пытаясь выведать их тайны. Немного затенив на рисунке волнистые волосы Марка, Элис закончила портрет, осторожно разгладила лист и подарила его позировавшему.
 Марк поднял брови.
 — Мисс Монтегю, вы очень талантливы!
 — Если бы я могла уговорить лорда Люсьена попозировать мне, — сказала она со вздохом и улыбнулась ему, когда он вошел в комнату.
 — Я и так знаю, как выгляжу. У меня ведь есть брат-близнец, помните? — Он наклонился над ее креслом и тихонько погладил ее по плечу. Она в ответ пожала ему руку.
 — Но вы — это вы. Вы — мой Люсьен. Другой меня не интересует. Разрешите мне нарисовать ваш портрет, — настаивала Элис, нежно поглядывая на Люсьена.
 Он слегка вспыхнул, услышав ее ласковые слова, сказанные в присутствии посторонних.
 — Право, разрешите, — с усмешкой подхватил Марк, показывая свой портрет. — Смотрите, как хорошо она меня нарисовала!
 — Она даже сумела сделать из Толберта красавца, — заметил О'Ши. — Видит Бог, на это нужен незаурядный талант.
 — Эй! — запротестовал Толберт.
 — Да, Дракон, разрешите ей сделать ваш портрет, — весело вмешался в разговор Дженкинз. — Мы будем пользоваться им как мишенью, упражняясь в стрельбе.
 — Соглашайтесь, побалуйте леди, — смеясь, понукал его Марк.
 — Да, пожалуйста, пожалуйста, позвольте мне! — с умильным видом умоляла Элис.
 Люсьен упирался, но он почти ни в чем не мог ей отказать.
 — Ну ладно, — ворчливо сказал он наконец, потому что ему хотелось любым способом привлечь к себе ее внимание и ни с кем им не делиться.
 Элис в восторге захлопала в ладоши, а юноши засмеялись. Она схватила его за руку и потащила позировать.
 — Перестаньте-ка злиться, иначе я именно таким вас и изображу.
 Люсьен вздохнул. Он согласился бы и быстрее, но на самом деле ему не улыбалось, что его будут изучать так внимательно при свете. Теперь же его заинтересовало, как она видит его — кто он в ее глазах.
 — А вам, джентльмены, разве нечем заняться?
 Юноши с понимающим видом усмехнулись и оставили их вдвоем, поблагодарив Элис еще раз и затворив за собой двери гостиной.
 — Так лучше, не правда ли? — прошептал Люсьен.
 — Они очень сговорчивы.
 — А я очень жаден, я хочу вас только для себя.
 — Бедная я, — задумчиво пошутила Элис, садясь на оттоманку и раскладывая свои рабочие инструменты. Она сдула с уголька крошки и принялась изучать Люсьена, но, заметив его пылкий взгляд, устремленный на нее, фыркнула с высокомерием знатной дамы. — Не пытайтесь искушать меня, Люсьен, — приказала она с важным видом, рука ее двигалась над листом. — Я работаю.
 Он грустно улыбнулся и лениво развалился, перекинув руку через спинку стула, согретый осенним солнцем, проникавшим в гостиную через окна со средниками, убаюканный тихим царапающим звуком, который производил уголь, когда Элис легко прикасалась им к бумаге. Они провели в дружелюбном молчании четверть часа.
 Позволив своему взгляду по-хозяйски скользить по ней, Люсьен впитывал в себя красоту ее лица, пока Элис сидела в луче солнечного света. Конечно, в характере ее есть что-то соответствующее этим рыжеватым прядям. Ее светлые брови вытянулись в ниточку, пока она работала. У нее роскошные ресницы и кобальтового цвета глаза, разрушительно действовавшие на него. На щеках тонкого, аристократического лица проступали светлые веснушки. Груди — само совершенство, а восхитительно выгнутые бедра просто созданы для вынашивания детей. Его детей.
 Господи Боже, он никогда не думал, что до такой степени подпадет под ее очарование! Это пугало его. Он, кажется, не может себя остановить. Внезапно Элис подняла на него глаза, потом наклонила голову, внимательно рассматривая.
 — Что-то не так.
 Люсьен напрягся, сразу же почувствовав себя виноватым, не понимая, о чем она говорит. А Элис отложила уголек и блокнот; вытерла руки тряпкой и подошла к нему.
 — Что такое? — смущенно спросил он. Она дернула его за галстук.
 — Вот это и это, — сказала Элис, потянув его за рукав куртки. — На вас слишком много одежды.
 — Охо-хо, — настороженно пробормотал Люсьен с усмешкой.
 — Вы не могли бы снять с себя кое-что?
 — Для искусства — что угодно, — ответил он, сдерживая сердцебиение.
 — Лучше дайте я это сделаю. — И, бросив на него игривый взгляд, Элис принялась развязывать галстук.
 Люсьен откинулся к спинке стула с ленивой полуулыбкой.
 — Делайте со мной что хотите.
 — Так я и собираюсь поступить. — Элис раздвинула ему ноги и стала между ними, потом медленно стянула развязанный галстук, расстегнула куртку и избавила его от нее. Наклонившись вперед, чтобы помочь ей, он коснулся лицом ее груди. Она отодвинулась, перекинув его куртку через руку.
 Чуть не задыхаясь от ожидания, Люсьен смотрел на ее бедра, на изящные очертания спины, когда Элис нагнулась, чтобы аккуратно положить его куртку на ручку соседнего кресла.
 — Вы довольны? — спросил он.
 — Еще нет. — Она повернулась, покачала головой и снова направилась к нему. Не говоря ни слова, Элис снова скользнула между его ног и, протянув руку вниз, чуть не грубым жестом вытащила его рубашку из брюк.
 Люсьен мрачно улыбнулся. Господи, какое волнение она в нем вызывает!
 Элис расстегнула все пуговицы на его рубашке снизу доверху, потом стянула рубашку с его плеч, лаская его при этом. Он смотрел на нее, охваченный возбуждением, на все согласный. Он был тверд, как камень. Сняв с него рубашку, она наклонилась и поцеловала его в плечо, потом медленно провела губами, целуя, от плеча до шеи. Он откинул голову, его пульс бешено бился там, где задержались ее губы. Она провела своими нежными руками по его бокам и груди, погладила плечи, провела пальцами по волосам, порабощая своими пылкими прикосновениями.
 Обхватив его своими нежными руками, Элис на мгновение обняла его, потом поцеловала в лоб.
 — Вы красивый мужчина, Люсьен Найт, — прошептала она.
 Схватив ее за запястье, он отпрянул.
 — Когда же, Элис? Сколько мне еще ждать?
 Она окинула его лицо настороженным взглядом и изящным движением высвободилась из его рук.
 — Это как сказать.
 Люсьен смотрел на нее, ожидая указаний, поскольку она снова уселась на оттоманку.
 — Боюсь, что, если я лягу с вами, вы решите, что я такая же, как Кейро.
 — Видит Бог, никогда!
 Элис спрятала взгляд за ресницами и задумалась.
 — Люсьен!
 — Да?
 — Что, если я соглашусь? — Она взмахнула ресницами и тут же встретилась с его непроницаемым взглядом.
 — Что случится? — повторил он и помолчал немного, пытаясь найти достойный ответ. «Следи за собой — не отпугни ее. Во имя Господа, скажи то, что нужно!»
 — Да.
 Все его тело завибрировало, когда Люсьен, поразмыслив, понял, что Элис думает, не отдаться ли ему.
 — Ну, на мгновение вам станет больно, милая, а потом вы изведаете огромное наслаждение.
 — А после наслаждения? — воскликнула она, наполовину спрятавшись за своим блокнотом.
 — После? Ну, — Люсьен самоуверенно усмехнулся, но сердце у него предательски сжалось, — наверное, мне придется на вас жениться.
 Элис выглянула из-за края блокнота.
 — Придется?
 — Ах, Элис, — грустно проговорил Люсьен, смягчая голос, — вы же знаете, что я по вас с ума схожу.
 — Значит, вы делаете мне предложение? Люсьен долго смотрел на нее с гулко бьющимся сердцем.
 — Полагаю, что да. А почему бы и нет? — Он с трудом сглотнул. — А что вы? То есть, хотите ли вы?
 — Напомните еще раз, на скольких языках вы говорите?
 Люсьен нахмурился.
 — Вы, возможно, уже получили дюжину предложений — и я уверен, что мое считаете самым худшим из всех.
 — Да, определенно так, — согласилась Элис, кивая.
 — Но я-то пытаюсь сделать предложение в первый раз, так что прошу вас, сударыня, потерпите.
 — Конечно, — серьезно ответила Элис, закусив губу, чтобы скрыть насмешливую улыбку.
 Он сузил глаза.
 — Ах вы, маленькая ведьма. — Люсьен встал, подошел к ней и, наклонившись, крепко поцеловал. Потом, заботливо нахмурившись, стер угольное пятно с кончика ее носа. — Даже и не думайте сказать «нет». Я знаю, что вы этим славитесь, но сейчас вы разговариваете со мной, — добавил он, бросая на нее суровый взгляд.
 — С порочным лордом Люсьеном?
 — С ним самым. — Он заметил ее рисунок и замолчал, пораженный сходством. — Ну, скажу я вам! — Люсьен схватил рисунок за уголок и повернул так, чтобы получше рассмотреть, но Элис оттолкнула его руку.
 — Не смотрите!
 — Как хорошо, — сказал он под сильным впечатлением.
 — Я еще не закончила, — пробормотала Элис, приблизив лист к себе и стараясь не смазать рисунок.
 Люсьен находил ее очаровательной, даже когда она упрямилась. Он ласково поднял ее подбородок кончиками пальцев и заглянул в глаза.
 — Посмотрите-ка сюда. Если мы поедем в Шотландию в субботу после того, как уедут мои гости, к среде мы будем обвенчаны.
 Элис широко раскрыла глаза.
 — В Шотландию!
 — Ну да, в Гретна-Грин.
 — Побег? — Она отодвинулась от его легкого прикосновения и посмотрела на него с отвращением.
 — Ну конечно, — ответил Люсьен, снова теряя уверенность.
 Элис, изменчивая, как погода в Англии, вдруг напустила на себя чопорность.
 — Идите сядьте, — указала он на стул, где он только что сидел, и бросила на него уничтожающий взгляд.
 Люсьен с вызовом свел брови, но сделал, как она велела.
 — Состарившись, вы превратитесь в ужасную леди-дракона.
 — А вы — в похотливого старого козла.
 — Я понимаю, что особое разрешение предпочтительнее, но епископ никогда мне его не даст, — пробормотал Люсьен. — Он считает меня антихристом.
 — А что насчет традиционного способа? С оглашением в церкви? — надменно спросила Элис. — Или вы не склонны к таким вещам?
 Люсьен покачал головой и усмехнулся:
 — Это годится для крестьян. — На самом деле он содрогнулся при мысли о том, что его имя будет объявляться в приходе в течение трех недель кряду. А ведь Клод Барду, пожалуй, уже разыскивает его.
 — Понятно. — Элис, вздохнув, села, оперлась подбородком о кулачок и внимательно посмотрела на Люсьена. — Наверное, может быть и худшая участь, чем венчание в Гретна-Грин, что наводит меня на следующий вопрос.
 — Да?
 Она выпрямилась, уперлась локтями в согнутые колени и слегка сжала руки. Лицо ее сильно порозовело, она устремила взгляд в пол и медленно заговорила:
 — А что, если будет ребенок?
 Люсьен с ошеломленным видом уставился на нее. Сидевший в нем холостяк тут же мысленно бросился прочь, выкрикивая страшные проклятия, призывая его убираться, покуда можно, но странная, легкая улыбка внезапно откуда-то появилась на его лице. Он внимательно смотрел на Элис, заинтригованный.
 — Черт меня побери, но ведь я думаю, что это совсем не плохо. А вы?
 Когда слезы показались у нее на глазах, Люсьен понял, что его вопрос задел ее за живое, но что-то подсказало ему, что то были слезы радости.
 — А вы бы хотели этого, Элис? Чтобы несколько малышей путались у нас под ногами?
 Она бессвязно всхлипнула и закрыла рот рукой.
 — Конечно, вы бы хотели, — прошептал он, все поняв. — Вы же потеряли практически всю вашу семью. Вот чего вы хотите больше всего остального, да? Получить собственную семью?
 Элис чуть не расплакалась. Он подошел к ней, будучи не в состоянии оставаться на месте. Став на колени рядом с ее стулом и закрыв глаза, Люсьен привлек ее в свои объятия.
 — Вы так дороги мне, — прошептал он. Она отодвинулась, быстро вытерев слезы.
 — Я знаю, что вы любите ваши приемы. Я не думала, что вы хотите иметь дело с детьми.
 Легким поцелуем Люсьен остановил ее тревожные слова, а потом потерся носом о ее нос.
 — Разве вы не понимаете, что я должен быть там же, где вы? Если вы будете с нашими детьми, значит, и я буду там же. И потом, — он нерешительно заглянул ей в глаза, — я знаю, что это значит, когда отец ведет себя так, словно тебя не существует. Я бы никогда так не поступил со своим ребенком. — Люсьен замолчал и покачал головой. — Господи помилуй, просто не верится, что я это сказал.
 — Вы серьезно?
 — От всего сердца. — Он погладил ее по руке. — Я буду дарить вам по ребенку каждый год, если это сделает вас счастливой. Можно начать сейчас же. Какой сейчас день вашего цикла?
 — Люсьен!
 — Не смущайтесь. Мне вы можете сказать. Я, видите ли, в свое время чуть не стал врачом. Итак?
 — Ах, это начнется через день-другой.
 — Жаль, — сказал он с лукавой улыбкой, — это неподходящее время для зачатия.
 — Я так счастлива, что вы думаете так же, как и я.
 Он поцеловал ей руку.
 — Но, Люсьен, есть только одно затруднение.
 — Какое же, милая? Положитесь на меня. Я все улажу, — прошептал он. — Мы уже почти там.
 Она заглянула ему в глаза.
 — А вы разрешили бы вашим детям увидеть то, что происходит в Гроте?
 Самоуверенная улыбка сползла с его лица.
 — Люсьен, я не приемлю мужа, который наполовину является для меня незнакомцем. Вот мое контрпредложение. Сделайте для меня три вещи, и я непременно выйду за вас замуж без всяких колебаний. Во-первых, объясните мне, что здесь происходит. Я чувствую, что вас что-то тревожит или вы, возможно, даже вовлечены в какую-то преступную деятельность.
 — Так вы думаете, что я преступник?! — чуть ли не закричал Люсьен, вскакивая на ноги.
 — Итак?
 — Элис!
 — Люсьен, по всему вашему поместью расставлены вооруженные люди! Никакому честному человеку не нужно столько охраны.
 — Черт побери! — Тридцать один год он выступал против условностей и натягивал нос традициям, а теперь все это взыграло в нем, и он настороженно смотрел на нее, ошарашенный ее неуместными требованиями. — Как вы смеете? — осведомился Люсьен в высокомерном гневе. — Неужели вы вообразили, будто я нуждаюсь в том, чтобы вы распоряжались моей жизнью?
 Элис вздрогнула и опустила глаза.
 — Я пытаюсь вам помочь.
 — Помочь? Вы пытаетесь наложить на меня свою кошачью лапку, но у вас ничего не выйдет. Если вы не можете принимать меня таким, какой я есть, стало быть, мы напрасно теряем время.
 — Ах вы, несносный!.. Говорите, что одиноки, но ни за что не желаете выйти из вашего укромного местечка, чтобы быть со мной! А ведь вы вполне могли бы сделать так, если бы попытались!
 — Охрана здесь затем, что у меня есть враги. Это еще не значит, что я преступник.
 — Враги, способные прибегнуть к насилию? Люсьен фыркнул.
 — А вы что же, думали, я трачу столько времени на тренировки в студии ради собственного удовольствия?
 — Вам грозит опасность, Люсьен?
 Он тяжело вздохнул, и сердце у него сжалось, когда он увидел, как она побледнела.
 — А ваша семья не может вам помочь? Деймиен или Хоксклифф?
 — Не нужно бояться, Элис, я в состоянии сам за собой присмотреть — и за вами тоже. Моя семья не имеет к этому никакого отношения. Пожалуйста, сообщите мне остальные ваши требования. Мне не терпится их услышать.
 — Я хочу, чтобы завтра ночью вы в последний раз устроили сборище в Гроте, а потом распустили всю компанию. Я не хочу, чтобы эти ужасные люди присутствовали в жизни наших детей, если мы будем вместе. И наконец, я хочу, чтобы вы помирились с Деймиеном. Я знаю, что вы очень переживаете ваше отчуждение.
 — Все это очень мило, но мой ответ — нет.
 Элис отбросила свой блокнот и вскочила на ноги, потом, холодно и негодующе глядя на Люсьена, скрестила руки на груди.
 — А что будет, если я топну ногой? Что будет, если я скажу, что не лягу с вами и не стану вашей женой, пока вы не закроете Грот и не поклянетесь никогда больше не приглашать этих чудовищных людей в Ревелл-Корт?
 Последовало долгое молчание. Люсьен обдумывал ее ультиматум.
 — Я бы сказал, что такая проделка достойна Кейро. Та Элис Монтегю, которую я люблю, не принадлежит к женщинам, использующим свое тело, чтобы добиться желаемого.
 Ее глаза широко раскрылись от удивления.
 — Итак? — высокомерно спросил он.
 — В-вы только что сказали, что любите меня.
 — И что же?
 Она молча смотрела на него, слегка раскрыв губы, но не взяла обратно своих слов. Вместо этого Элис сказала слабым голосом:
 — Пожалуй, вы немного поторопились с этим?
 При этом ее вопросе в нем умерла какая-то маленькая уязвимая часть его души. Он посмотрел на нее, и в глазах его мелькнула боль.
 — Пожалуй, что так.
 Люсьен бросил на нее тяжелый взгляд и отвернулся, чтобы скрыть свое унижение, и принялся собирать одежду, которую она сняла с него. Набросив белую рубашку на левое плечо, он прошел мимо нее к двери. Может, она и не любит его — он того и не заслуживает, — но когда, она смотрела, как он идет мимо, с испуганным выражением на лице, Люсьен отчетливо понял, что он вызывает у нее желание. По крайней мере, этого он добился — как обычно. Уходя, Люсьен с силой захлопнул за собой дверь. ***
 Черт бы побрал эту женщину!
 «София Вознесенская — это какая-то волчица», — думал Ролло. Она следила за ним неустанно всю дорогу из Лондона, хотя он и ехал кружным путем. После того как за ним, точно за лисицей, шли по пятам целых два дня, Ролло Грин решил, что ему повезло, когда он оказался на одну деревню дальше ее, мчась под взвихренным, мраморно-серым небом. Пальцы у него были красные и в ссадинах, они торчали из перчаток, когда он наполнял флягу свежей водой из местного источника, а потом пошел в таверну и купил там джину, чтобы согреть внутренности и подкрепить нервы. Он мешкал, сколько посмел, прежде чем опустить свой бедный, покрытый синяками зад на скрипучее седло. Пустив лошадь по главной торной дороге, Ролло нервно обернулся через плечо и возблагодарил Господа за то, что этой рослой валькирии с темными миндалевидными глазами нигде не видно, что она не несется вслед за ним по дороге на своей длинноногой серой лошади.
 Пустив жеребца в карьер, Ролло покачал головой и преисполнился отвращением к самому себе, вспомнив, как глаза у него чуть не выскочили из орбит, когда он впервые с наслаждением устремил их на роскошную фигуру Софии. Это произошло за несколько дней до того, как он заметил холодный, мертвенный взгляд ее глаз. Он подумал было привлечь ее на свою сторону и попробовать убедить ее вместе с ним бросить Барду, но она слишком боялась своего любовника-француза, чтобы попытаться это сделать. Поэтому Ролло ничего не оставалось, как бежать от этой женщины ради спасения собственной жизни. Это все же лучше, чем бежать от самого Барду.
 Он считал, что София, вероятно, поняла, куда он стремится — в Ревелл-Корт. Ролло быстро сообразил, что ему не добраться до своих начальников вовремя с сообщением об ужасном плане Барду, но понимал, что должен что-то сделать. Он не хотел видеть, как женщины и дети будут разорваны в клочья в разгар ежегодного праздника огня. В отчаянии он решил обратиться к Люсьену Найту. За несколько дней до того Ролло получил от Люсьена записку, в которой тот просил его о встрече; без сомнения, Люсьен уже знал, что что-то назревает. Ролло собирался проигнорировать эту встречу, но передумал, узнав о разрушительных планах Барду.
 И теперь Люсьен оставался его единственной надеждой. Только он может выслушать такого неудачника, как Ролло Грин. И только он способен воспрепятствовать Барду устроить в Лондоне взрыв в Ночь Гая Фокса. Ролло уповал на то, что ему удастся добраться до Люсьена прежде, чем этот русский ангел смерти настигнет его.
 Положившись на божественное провидение, он пришпорил усталую лошадь.
 В ту ночь Люсьен сидел у себя в спальне, уставившись в окно на темный горизонт и звездный небесный свод, и размышлял, чувствуя боль и возмущение из-за того, что так унизился перед Элис. В ослеплении он и не заметил, как за последние дни девушка стала ведущей в их отношениях. Вся их связь началась по его прихоти, ради его удовольствия, но теперь соблазнитель оказался в роли соблазненного. Ей что, нравится, когда он стоит перед ней на коленях?
 Если бы только она сказала, что любит его, тоскливо думал Люсьен, потирая грудь. Но его маленькая художница с ее невыносимой честностью скорее будет страдать от сознания того, что она его ранила, чем успокоит его чувства ложью. И это ее свойство он уважает. И все же — возможно, он принимает желаемое за действительное — Люсьен не мог не чувствовать, что он ей дорог. Так он сидел и боролся с самим собой до тех пор, пока внезапно не решил пойти и все выяснить.
 Он допил для куражу бренди, встал и вышел. Шагая по тускло освещенным лабиринтам коридоров, Люсьен ощутил давящую тишину Ревелл-Корта.
 Он не мог принять эту неопределенность, это внутреннее смятение. Люсьен терпеть не мог чувствовать себя уязвимым. Это противоречило знаниям, полученным на войне, — постоянно быть настороже, не давать волю чувствам. Если она не желает быть с ним всегда, он не станет продлевать свои страдания, он просто отошлет ее утром в Гленвуд-Парк к ее драгоценному Гарри.
 Стоя на пороге ее спальни, Люсьен протянул руку к дверной ручке и понял, что это мгновение решит их судьбу. Он добровольно отдал ей ключ, и теперь от нее зависит, впустит она его или нет.
 Холодный пот выступил у него на лбу. Люсьен закрыл глаза от мучительного страха, сердце его гулко билось. «Господи, прошу тебя! Мне это нужно». То был жест отчаяния, Люсьен слепо ухватился в темноте за ее любовь, протягивая руки из самой глубины своего ужасного одиночества. И если она не впустит его, вряд ли у него когда-нибудь хватит смелости еще раз протянуть кому-нибудь руку.
 Подготовив себя к худшему, Люсьен сжал дверную ручку, и незапертая дверь, скрипнув, открылась в ее темную, освещенную луной комнату.
 Когда скрипнула дверь, Элис приподнялась в кровати, сердце у нее неистово забилось. Она поняла, скорее, почувствовала, что это Люсьен стоит в дверях. Она ждала, что он будет делать. Люсьен перешагнул одной ногой через порог и замер.
 Элис окинула его взглядом, ощутив спазм желания. Его черные панталоны обрисовывали каждую линию длинных ног. На нем не было ни куртки, ни жилета, ни галстука. Белая рубашка была расстегнута у шеи, рукава закатаны. Он показался ей устрашающим и неумолимо прекрасным.
 Элис медленно стала на колени. Она увидела, как он дрожит, она просто ощущала его вожделение. Элис знала, зачем он пришел, и понимала, что, если сейчас она его оттолкнет, он никогда больше не вернется. Не говоря ни слова, она протянула к нему руку.
 Люсьен не пошевелился.
 — Войдите, — прошептала она. — Идите ко мне.
 Казалось, его настороженный взгляд охватил ее всю, потом, через мгновение, он беззвучно закрыл за собой дверь и крадучись направился к ней. У кровати Люсьен, подбоченившись, остановился, и при свете луны, при слабом красноватом отблеске полупотухшего огня в камине Элис увидела в его глазах бушующую страсть.
 — Мне не следовало требовать от вас слепого доверия, поскольку мы оба знаем, что я этого не достоин, — напряженным голосом сказал он. — Я закрою Грот, как только это станет возможным. Я не могу объяснить, только не покидайте меня.
 Она протянула руку и обхватила его сильный подбородок. Он прижался щекой к ее руке, потом поцеловал запястье.
 — Люсьен, — прошептала Элис, — мне не следовало притворяться, будто моя любовь к вам зависит от всех этих вещей. Это не так. Простите, что я причинила вам боль. Я люблю вас. И я вас хочу.
 С тихим сдавленным стоном Люсьен схватил ее в объятия, впившись в ее губы бурным поцелуем. Элис подчинилась, отдавая ему себя полностью, без оглядки. Затаив дыхание, она ждала, пока он стянет с ее плеч лямки ночной сорочки и обнажит груди. В эту осеннюю ночь кожа у нее была прохладной, но его губы обжигали, они жадно обхватили ее сосок. Затуманенная страстью, Элис гладила его блестящие черные волосы.
 Его рука прижалась к ее ноге, потом углубилась между бедрами, жарко, восхитительно нажимая на них. Элис сняла с него рубашку. Кожа его пылала, волосы разлохматились. Она почувствовала, как сильно бьется у него сердце, когда гладила его великолепный торс. Ладонь ее скользнула ниже, к его плоскому животу, глаза следили за рукой. Она остановилась на талии, на поясе панталон, подняла вопросительный взгляд и встретила его обжигающий взгляд.
 Она ждала, чувствуя, как дрожат у него руки, пока он расстегивал панталоны. Элис приспустила их ниже, потом рука ее скользнула в уже не облегающую одежду и обхватила его плоть, обнаружив, как ему хочется, чтобы к нему прикоснулись. Люсьен застонал. Она принялась его гладить, и он закрыл глаза от восторга. Левой рукой Элис обнимала его за шею. Вожделение в ней нарастало, она целовала его ухо, шею, плечи до тех пор, пока Люсьен не задрожал и быстро остановил ее, схватив за плечи.
 — Лягте, — приказал он грубым задыхающимся шепотом.
 Дрожа от желания, Элис подчинилась и закинула руки за голову. Люсьен поднял сорочку ей на бедра, осыпал их поцелуями, а потом прижался лицом к ее промежности. Элис напряглась, выгнулась, дрожа от немыслимого восторга, а он все целовал и целовал ее. Ей казалось, что она теряет рассудок, а Люсьен добивался, чтобы ее бедра двигались в одном ритме с ним. Задыхаясь от разнузданного наслаждения, она приподнялась на локтях и смотрела, как он ласкает ее тело. Просто невероятно, что она столько времени лишала себя этого! Если бы она только знала!.. Сердце у нее гулко билось, и ей казалось, что внутри у нее вот-вот разразится буря.
 Когда Люсьен поднял голову, оставив ее неудовлетворенной, Элис подумала, что сейчас умрет. В диком восторге она смотрела, как он опускается на колени между ее ног. Люсьен склонился к ней, потом опустился, положив руки на кровать по обеим сторонам от нее.
 В то мгновение, когда тела их соприкоснулись, когда Элис ощутила на себе тяжесть его мускулистого тела, ей показалось, что она в раю. Его грудь была влажной от пота. Он нашел ее губы и поцеловал. Элис крепко обхватила его за шею. Он снова принялся гладить ее между бедрами, так что, в конце концов, она просто опьянела от этих прикосновений. Люсьен стремительно освободился от панталон. Голый и скользкий, он устроился между ее бедрами; она инстинктивно сжала его ногами. Его гладкая плоть ласкала ее пульсирующее тело, увлажняясь от ее росы. Страстно поцеловав Элис, Люсьен погладил ее по щеке и по волосам, обхватил ее голову своей крупной, ласковой рукой. На мгновение он замер, глядя на нее, охваченную томным желанием, и в его сверкающих глазах проступила вся его обнаженная душа — теперь между ними больше не было никакого притворства. Молчание, окружавшее их любовь, казалось почти священным.
 Обессилев от его чарующего взгляда, Элис шепотом произнесла его имя, голос у нее был хриплый от вожделения, она провела руками по его атласно-гладкой коже и стиснула его ягодицы, неистово и требовательно притянув Люсьена к себе. Тихо застонав, он дал ей то, чего ей так хотелось.
 Его поцелуй был так глубок, так всеобъемлющ, что Элис не могла даже дышать. Люсьен остановился, а потом одним быстрым движением прорвался сквозь тонкую преграду ее девственности. Ее болезненный крик он заглушил поцелуем. Он напрягал все мускулы, чтобы не двигаться и дать боли утихнуть. Люсьен не отпускал ее и даже прервал поцелуй, чтобы погладить Элис по лицу, по волосам, его молчание умоляло ее и приказывало подождать и собраться с силами, чтобы ее тело приняло его. Постепенно он позволил ей отдышаться.
 — Расслабьтесь, — отрывистым шепотом проговорил он. — Расслабьтесь ради меня, милая. Не бойтесь. Если вы расслабитесь, вам не будет больно. — И он снова и снова целовал ее. — Какая вы красивая, любовь моя. Бояться нечего. Теперь вы моя. Навсегда. Все мое — ваше. Мое тело, мое сердце, мое имя.
 — Люсьен, мой темный ангел. — Элис обхватила руками его лицо. — Мне нужно знать ваши тайны.
 Он некоторое время смотрел на нее, потом опустил ресницы и слегка покачал головой.
 — Нет, не нужно, — пробормотал он, а потом наклонил голову и поцеловал ее.
 Некоторое время он просто играл, забавляясь ее чувствами, легко трогая ее щеки и нос губами. Когда он вернулся к ее губам, она жадно раскрыла их, и ее язык встретил его язык в самом сладком из всех приветствий. Ее тело лихорадочно дрожало под ним.
 Отсвет пламени мерцал на их общем силуэте. Люсьен наклонил голову и благоговейно поцеловал ее плечи и грудь, шепча слова любви, чтобы расслабить ее напряженное тело. Он гладил ее по волосам, по рукам, по бокам и по животу, осыпая легкими, изысканными поцелуями, и его чарующие губы мягкими и легкими прикосновениями теребили ее кожу. Наконец Элис почувствовала, что ее тело покоряется его воле.
 — О Боже, — тихо простонала она, обхватив его руками, потрясенная тем, что снова испытывает наслаждение, ставшее теперь каким-то богатым и насыщенным. — Люсьен!
 — Да, — прошептал он, — теперь вы знаете.
 Охваченный преклонением, Люсьен смотрел на нее. Элис отдалась ему, и это вознаградило его за все. Ее кремовая кожа пылала, ее ресницы покоились на щеках с высокими скулами, пока она томно наслаждалась его медленными, терпеливыми ударами. Ее белокурые волосы рассыпались по подушке, шелковистые, точно нити, выпряденные из солнечных лучей. Люсьен любил ее волосы. Он все в ней любил.
 Сплетя свои пальцы с ее пальцами, он завел ей руки за голову, наполняя ее рот неистовыми поцелуями, а сам пылко вжался между ее ног. Она застонала от наслаждения, высвободила руки и принялась его ласкать. Тело ее было гибким и изящным, прекрасные руки художницы скользили вверх-вниз по его крепким рукам. Элис провела пальцами по его волосам. Люсьен не забывал сдерживать свою бешеную страсть и думал о том, чтобы выполнять каждое ее желание. Он видел, как ее крепкие молодые груди подпрыгивают от его ритмичных ударов.
 Ее руки скользнули по его бокам и обхватили его бедра с нарастающей настойчивостью; он увидел легкую гримасу на ее изящном лице и мрачно улыбнулся, поняв, что она готова для большего. Он протянул руку вниз и легко погладил средоточие ее женственности. Элис застонала и приподнялась, будучи наконец-то в состоянии принять его целиком. На мгновение он замер в таком положении, упиваясь невыносимым наслаждением от ее узости. Она обвила руками его шею и тихо шепнула ему на ухо:
 — Я люблю вас.
 Люсьен изумленно посмотрел на нее.
 — Ах, милая моя! — резко проговорил он. — Я тоже люблю вас.
 Она выгнулась вперед и поцеловала его. Пока они ласкали друг друга, он утратил всякое представление о времени. Они двигались вместе, растворившись друг в друге. Элис стонала, корчилась под ним, стискивала его ягодицы и притягивала его к себе, к своим алчно поднимающимся бедрам.
 — Боже мой, Люсьен, да, пожалуйста, — стонала она, и лицо ее сияло от блаженства.
 — Все хорошо, ангел мой, иди ко мне, — выдохнул он.
 Напрягаясь и вздымаясь так, что кровать ходила под ними ходуном, а комната, освещенная огнем камина, наполнилась стонами и нежными выкриками, они вместе достигли вершины страсти. Когда Люсьен почувствовал это, его охватило слепящее наслаждение. Он содрогнулся от глубокого освобождения, ему казалось, что он вложил в нее всю свою душу. Элис удовлетворенно обмякла, а он крепко прижал ее к сердцу, выжидая, пока она успокоится.
 Потом осторожно отодвинулся и снова привлек ее в свои объятия. Долго лежали они молча, сплетя тела, глядя друг на друга. Элис гладила его по лицу и груди, а он запоминал каждую линию ее лица, накручивая на палец прядь золотистых волос.
 — Гретна-Грин? — раздался, наконец, в темноте ее шепот.
 — Гретна-Грин, — успокоил он ее и уверенно кивнул.
 — Ах, Люсьен, все на самом деле будет хорошо?
 С сонной улыбкой он приник к ней и поцеловал в лоб.
 — Милая, все будет чудесно.




 Глава 11


 Они спали, обняв друг друга, и проснулись поздно. Стояло осеннее утро, окрашенное в цвета драгоценных камней, и утро это сияло обещанием. Хотя позднее солнце ярко освещало комнату, а дел было много, они медлили в постели, резвились и наслаждались теплом своей новообретенной любви.
 — Я хочу, чтобы мы пошли к мистеру Уитби и сообщили ему хорошую новость, — заявила Элис, сплетя пальцы с его пальцами. — Он очень обрадуется. Он все знал заранее.
 — Что? Ну нет, навряд ли, — насмешливо сказал Люсьен, волосы у него все еще были взъерошены, глаза сонные.
 — Нет, знал! Помните, вы тогда вышли, чтобы навесить ставень… Он сказал мне, что вы меня любите.
 — Что?! — воскликнул Люсьен.
 Элис рассмеялась и уютно устроилась рядом с ним.
 — Клянусь, это так!
 — Откуда он мог узнать?
 Она пожала плечами, глядя на него сверкающими глазами.
 — Не спрашивайте. Вы же сами сказали, что он мудрый.
 — Чертовщина! Придется мне поговорить с этим старым занудой по душам; Ведь он везде сует свой нос! А мне казалось, что я хорошо все скрывал.
 — Вы меня дурачили, — шутливо сказала Элис и потерлась ногой о его ногу под простыней, наслаждаясь крепкой, слегка волосатой поверхностью его кожи.
 С игривым рычанием он схватил ее и водрузил на себя. Элис села на него верхом, упираясь руками ему в плечи.
 — Ну-ну! Посмотрите-ка на эту маленькую мисс Гуди Два Башмака, — сказал Люсьен, с вожделением глядя на ее тело, а потом с усмешкой положил голову на подушку. — Возьми меня.
 Она бросила на него прямой взгляд.
 — Когда мы сможем навестить мистера Уитби?
 — Сегодня у меня много дел.
 — Люсьен! — Элис наклонилась и обвила его шею руками. — Сегодня вы обязаны потакать всем моим капризам, иначе я подумаю, что вы самый возмутительный грубиян.
 — Я вам покажу возмутительного грубияна, — прошептал Люсьен, перекатывая ее на спину. Она расхохоталась, а он придавил ее своим телом. — Возмутительный, — пробормотал он, — начинается довольно невинно, вот так. — И, приподняв бровь, он опустил голову и поцеловал ее в ложбинку между грудями.
 — Люсьен, мне и так больно! — И, схватив его за ухо, она потянула его вверх, как озорной мальчишка.
 — Ой! Пустите меня, старая греховодница! — завопил он смеясь.
 Она улыбнулась.
 Он поцеловал ее в нос, потом отодвинулся и грустно посмотрел на нее.
 — Ну ладно. День сегодня будет просто безумный. — И, вздохнув, он слез с кровати и направился к груде своей небрежно брошенной одежды.
 Элис с усилием оторвалась от созерцания его обнаженного гладкого тела.
 — Вы хотите сказать, что будете заняты подготовкой к приему?
 Люсьен кивнул, натягивая черные облегающие панталоны.
 — Это будет в последний раз? — спросила Элис.
 — Надеюсь. — Надев через голову рубашку, Люсьен снова подошел к ней, нагнулся и поцеловал в губы, обхватив ее лицо руками. С минуту он молча смотрел на нее с нежной улыбкой, и она с любовью смотрела на него.
 — Я никогда не забуду, сколько бы мне ни довелось прожить на свете, этой ночи и как вы были прекрасны, — прошептал Люсьен.
 От этих нежных слов Элис расцвела. Он поцеловал костяшки ее пальцев, неохотно выпустил руку и отошел. Она с рассеянным видом прижала к сердцу руку, которую он поцеловал, и с мечтательной улыбкой смотрела, как он идет к двери. Люсьен открыл дверь и повернулся к ней.
 — Вам нужно отдохнуть, — посоветовал он. — Вам придется привыкнуть поздно вставать. — Он лихо подмигнул ей и выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь.
 Все еще красная от его неприличного намека, Элис вздохнула и снова опустилась на кровать, голова у нее кружилась от блаженства. Она обняла подушку, наполненная до краев любовью, и возблагодарила Господа за новый день, за солнечный свет, за время года, за весь мир и за Люсьена. Но после такого радостного начала день не задался.
 Время шло, и Элис чувствовала, что атмосфера сгущается. Пять раз Люсьен сказал, что ему нужно сделать только еще одно дело и они смогут отправиться к мистеру Уитби. Его дела заняли большую часть дня, и в результате она осталась одна в такое время, когда была наиболее уязвима, больше всего нуждалась в утешении от того, кому в эту ночь отдала свою невинность.
 На следующее утро она легко позавтракала одна у себя в комнате, собрала вещи для поездки в Гретна-Грин, немного поспала, а проснувшись, обнаружила, что Люсьен все еще занят. На этот раз Элис рассердилась всерьез. Она сошла вниз по лестнице и с суровым видом осведомилась у мистера Годфри, не знает ли он, где можно найти его милость. Дворецкий довольно охотно сообщил, что его милость у себя в студии. Вспомнив о том, что ему нужно постоянно быть в хорошей боевой форме, потому что у него есть враги, Элис нахмурилась, надела бесформенный шерстяной плащ, который она одолжила у одной из горничных после того, как ее ротонда пришла в негодность от грязи и дождя. Ужасные гости Люсьена уже начали прибывать. Элис повернулась к ним спиной и пустилась по аллее мимо конюшен к студии.
 Она окинула взглядом нависшее серое небо. «Не вздумайте устраивать дождь, — посоветовала она тучам. — Я не хочу, чтобы раскисшие дороги задержали здесь этих ужасных людей и нам пришлось снова отложить поездку в Гретна-Грин».
 Элис подошла к студии, открыла дверь и удивленно остановилась, увидев, что все помещение заполнено одетыми в черное стражниками Люсьена, пятью молодыми людьми, которые тренировались вместе с ним, и большинством лакеев. Впереди стоял Люсьен, отдавая распоряжения на эту ночь голосом, в котором звенела непререкаемая властность.
 — Второй человек, за которым вы должны следить, это русская. — Он резко замолчал, и его острый взгляд остановился на Элис, нерешительно застывшей в дверях. — Что случилось, дорогая? — Его глаза нетерпеливо вспыхнули, и он предостерегающе добавил: — Не сейчас.
 Элис заколебалась.
 — Я иду к мистеру Уитби, — сказала она, бросив на него многозначительный укоризненный взгляд и смутившись перед всеми этими крупными, дюжими мужчинами.
 — Прекрасно, дорогая, передайте ему поклон от меня. — Люсьен очаровательно улыбнулся ей с почтительным видом и замолк, выжидая, когда она уйдет.
 Элис сердито посмотрела на него, повернулась и вышла. Это просто невыносимо!
 Почему прислуга знает о том, что происходит, а она, которая скоро станет хозяйкой в доме, не посвящена в его тайны? Почему все знают эти пятеро молодых остряков? Почему он им доверяет больше, чем ей? И почему Люсьен смотрел сейчас на нее так, словно она ему мешает? Ее охватил панический страх. Неужели теперь, когда он овладел ею, он собирается ее бросить?
 Ах какой тревожный день! Элис понимала, что мучится от неуверенности. Она чувствовала себя одинокой, унылой и ненужной. Возможно, приближение женских недомоганий делает ее сверхчувствительной. Ей так хотелось, чтобы Люсьен обнял ее!
 Раздражаясь на свое непостоянство, Элис отправилась в долгий путь к дому мистера Уитби. Сама мысль об этом славном старике несла утешение. Он, конечно, обрадуется гостье! От ходьбы в голове у нее немного прояснилось. Как бы то ни было, праздничные сборища, которые происходят у нее за спиной в Ревелл-Корте, ее ничуть не интересуют.
 Когда Элис спустя какое-то время постучалась в дверь мистера Уитби, его экономка, миссис Малоун, предложила ей войти. Старик сидел, как и в прошлый раз, в гостиной у потрескивающего огня, нацепив очки на переносицу и читая один из тех увесистых томов, что принес ему Люсьен.
 — Мисс Монтегю, как чудесно! — воскликнул он, когда она подошла к нему и наклонилась, чтобы поцеловать в щеку.
 Он с надеждой заглянул ей за спину.
 — А где же ваша тень?
 — Сегодня не придет, — ответила Элис с мрачным видом, и на лице ее отчетливо выразилось неудовольствие. — Его милость устраивает очередной прием. Сегодня я его почти не видела.
 — О Боже, — огорченно сказал старик.
 — Вы понимаете, почему я пришла к вам? Я очень нуждаюсь в обществе цивилизованного джентльмена. — Элис положила плащ на спинку софы и, сев на оттоманку рядом с мистером Уитби, обхватила руками его скрюченные пальцы и ласково погладила их. — Мистер Уитби, у меня для вас есть новость!
 — Что же это за новость, дитя мое?
 — Вы были правы — Люсьен сделал мне предложение.
 Его морщинистое лицо просияло от восторга, и неуверенность Элис сменилась радостью.
 — Когда?
 — Вчера! Завтра мы едем в Гретна-Грин.
 Она пробыла у него около получаса, взволнованно рассказывая о своей будущей жизни в качестве леди Люсьен Найт. И еще она вытянула у старика, сколько смогла, сплетен о герцогской семье, в которую собиралась войти. Ей страшно хотелось, чтобы они полюбили ее, хотя она всего лишь дочь барона.
 — Мое дорогое дитя, вам нечего бояться, — успокоил он ее со смешком. — Они встретят вас с распростертыми объятиями.
 Вскоре Элис заметила, что старик устал, обняла его на прощание, опять надела плащ и перчатки и ушла. Она торопливо шла по лесу к Ревелл-Корту, потому что ранние осенние сумерки быстро сгущались и становилось совсем темно.
 Вернувшись через парк, она пробежала мимо кустов мускусной розы и вошла в дом. Плащ развевался за ней, лицо было затенено капюшоном. Когда она вошла в дом через заднюю дверь, ее встретил лакей. По ее просьбе он проводил ее до комнаты по лестнице для слуг, и она таким образом избежала встречи с распутниками, которые входили в дом через парадный вход.
 — Пожалуйста, передайте лорду Люсьену, что я вернулась и хочу его видеть, — приказала она лакею, входя в свою комнату и снимая перчатки.
 — Э-э! Мне очень жаль, мэм. Его милость уже ушли в Грот и приказали, чтобы его не беспокоили. Разве только есть какая срочность?
 — Никакой срочности нет, — ответила Элис, закатив глаза. — Не беспокойтесь.
 — Прошу прощения, мэм, он еще потребовал, чтобы вы весь вечер оставались у себя в комнате.
 — О, вот как? — Элис повернулась к слуге, сложив руки на груди. — Черт побери, да у меня вовсе нет желания еще раз присутствовать на этом зрелище, — тихонько пробормотала она. — Мне бы хотелось поесть. И еще — вы не могли бы принести мне порошок от головной боли?
 — Слушаю, мэм, — сказал слуга, с облегчением кланяясь.
 Она отпустила его кивком головы. Элис знала эту головную боль, которая всегда сопровождала ежемесячные визиты «французской дамы». Как всегда, «дама» появилась точно по графику. Элис разочарованно вздохнула и, подойдя к окну, взглянула на пьяных кутил, высаживающихся из экипажей в освещенном факелами дворе, точно так, как они это делали неделю назад, когда она приехала в это странное место.
 Пламя над факелом, укрепленном в железном светце, высоко взлетало в ночь, плясало на призрачном отражении Элис в окне.
 Прошло несколько часов, и в Гроте все шло как положено. Люсьен находился на своем наблюдательном пункте — комнатушке позади драконьих глаз, — задумчиво глядя на толпу гостей. Он решил окончательно выяснить, где находится Клод Барду и что он делает, и поэтому ему нужен был толстый коротышка американец Ролло Грин.
 Стражники сообщили ему, когда Грин въехал в ворота, но каким-то образом потеряли его след в запутанных переходах Грота. Люсьен выжидал, полагая, что этот похотливый старый козел улизнул с какой-нибудь пьяной женщиной.
 Он с отвращением окинул взглядом оргию, бушевавшую внизу. Воспоминания о первой ночи любви с Элис были еще свежи, и безымянные совокупления, происходившие повсюду, казались ему все более бессмысленными и низменными. Он предпочитал вспоминать Элис, невинно купающуюся в одиночестве в горячем источнике. Как бы ему хотелось быть в эту ночь с ней! Но чем скорее это кончится, тем скорее он сможет оставить свою работу и посвятить себя ей полностью. Конечно, она права. Работа постоянно ставит под угрозу его жизнь, и он отказался бы от нее в мгновение ока, чтобы не рисковать, что она коснется Элис или детей, которые когда-нибудь украсят их жизнь.
 Люсьен думал о том, что можно будет служить в министерстве иностранных дел просто в должности дипломата, как вдруг в комнату ворвался Марк О'Ши.
 — Милорд! Мы нашли Ролло Грина!
 — Где он? — спросил, поворачиваясь, Люсьен.
 — Он мертв! — ответил О'Ши. — Лежит лицом вниз в канале.
 Люсьен выругался.
 — Как его убили?
 — Ударили ножом в спину, — возбужденно сказал Марк. — Нож все еще в теле, он стальной, с большим зеленым драгоценным камнем в рукоятке — полагаю, это метка Софии Вознесенской.
 — Проклятие! — выругался Люсьен. — Она, наверное, как-то проскользнула через ворота! Нужно немедленно ее найти. Наверное, Барду послал ее, чтобы она не дала Ролло поговорить со мной. — Он глубоко вздохнул. — Заприте все выходы, передайте по периметру, чтобы вели тщательное наблюдение. Она свое дело сделала и теперь постарается улизнуть. София высокая, темноволосая, с темными глазами. Не дайте ей отвести вам глаза своей красотой. Если вы отвлечетесь, она перережет вам горло.
 — Слушаю, сэр.
 Они вышли, чтобы отдать приказания. Покинув наблюдательный пункт, Люсьен быстро осмотрел место гибели Ролло Грина, а потом присоединился к тем, кто разыскивал Софию Вознесенскую. Американец плавал лицом вниз между двух причаленных гондол. Красная кровавая пленка виднелась на воде и билась в борта лодок и каменные берега водоема.
 Люсьен приказал стражникам похоронить Грина в лесу до того, как рассветет. Местные власти его не тревожили, смерть американского тайного агента, убитого на вражеской территории во время войны, не привлечет ничьего внимания.
 После изматывающих нервы двадцатиминутных поисков глава его охранников, грубоватый, неустрашимый шотландец по имени Маклиш, и двое его лучших людей притащили в комнату Люсьена отчаянно упирающуюся Софию Вознесенскую.
 — Мы схватили ее, когда она попыталась перелезть через стену! — рявкнул дюжий шотландец, удерживая женщину.
 София Вознесенская — соблазнительная красавица, высокая и эффектная. Когда Люсьен направился к ней, в ее темных глазах мелькнул страх. Она удвоила усилия, так что теперь ее удерживали трое стражников.
 Став перед Софией, Люсьен обхватил рукой ее красивую белую шею и прижал женщину к стене. Она сыпала цветистыми русскими ругательствами, а он смотрел на нее и смеялся.
 — София, София! У вас ужасные манеры. Вы приходите ко мне в дом и убиваете моих гостей. Разве такое поведение приличествует леди?
 — Мне нечего вам сказать!
 — Неужели ваш милый друг Барду утратил самообладание? Посылать женщину, чтобы она делала за него грязную работу!
 — Черт бы вас побрал, Аргус! — бросила она, назвав Люсьена его кодовым именем. — Вы ничего от меня не добьетесь! Он убьет меня, если я буду с вами разговаривать! Вы знаете, что он ненавидит вас больше, чем всех остальных англичан, вместе взятых!
 — Вы скажете мне, почему он заставил вас убить Ролло, — спокойно проговорил Люсьен. — И сделаете это сию же минуту.
 — Вы не можете причинить боль женщине, — с вызовом ответила она, бравируя, но когда Люсьен посильнее сжал ее горло, он почувствовал, как ее пульс под его пальцами от страха участился.
 — Напротив, дорогая! Я не стал бы причинять боль леди. А вот вас я могу утопить, как крысу, каковой вы и являетесь. Мистер Маклиш, я полагаю, вы обыскали мадам Вознесенс и отобрали у нее оружие?
 — Э-э… нет, милорд, — ответил шотландец. — Она слишком сильно сопротивлялась.
 — Держите ее, — приказал Люсьен. — Маклиш, окажите даме честь.
 — Ах, Аргус, — с надутым видом сказала София, отставив плечи назад чувственным движением, от которого ее груди выставились на всеобщее обозрение, — может быть, вы займетесь этим? У вас такие мягкие руки.
 — Даже и не пытайтесь, София. Когда-то вы любили Россию, но теперь вы просто работаете на Барду.
 — А вы думаете, у меня был выбор? — резко возразила она, стукнув шотландца кулаком. — Уберите руки! Если Барду попросит вас сделать ему одолжение, вы это сделаете — или умрете, — продолжала она, обращаясь к Люсьену. — Вы хотите убить меня. Потому что если я предам его, я могу считать себя покойницей! — закончила она и с силой ударила ногой Маклиша в пах.
 Шотландец со стоном упал.
 — София! — раздраженно сказал Люсьен.
 — Люсьен, не разрешайте им делать мне больно. Обыщите меня сами. Я буду хорошо себя вести. Обещаю, — прошептала она, сжав руки над головой и предлагая себя пылким взглядом.
 Люсьен оглядел ее, потом, прищурившись, еще раз заглянул ей в глаза. Он прекрасно понимал, что она задумала. Возможно, София надеется, что их прежняя связь что-то значит для него.
 — Расскажите мне, что вам известно, и я защищу вас от Барду.
 — Вы не можете защитить меня от него. Никто не может.
 — Это ваш шанс выжить. Что он делает для американцев? Какую информацию хотел продать мне Грин, приехав сюда? Доверьтесь мне, София. Я обеспечу вашу безопасность.
 — Вы не сможете, вы не станете этим заниматься. — Люсьен начал похлопывать по ее телу, но она внезапно рывком оттолкнула его руки. — Оставьте меня в покое, вы все! Я агент царя! Я требую, чтобы вы немедленно передали меня в русское посольство в Лондоне! У меня есть права!
 — Ничего у вас нет! — прорычал Люсьен.
 Последовавший затем допрос состоял из сменяющих друг друга выкриков на английском и русском языках и досадных поползновений Софии спасти себя, соблазнив Люсьена. Она отражала все его попытки отобрать у нее оружие, а ведь только одному Богу известно, сколько пистолетов и ножей было спрятано у нее под юбками. Люсьен опасался слишком уж нажимать на нее, поскольку верил, что ее можно уговорить перейти на его сторону, но время шло, и он все больше раздражался, потому что все его крики и угрозы ни к чему не привели. София не соглашалась сотрудничать.
 Она так решительно отказывалась дать ему хоть какую-то информацию, что он уже начал опасаться, не придется ли и в самом деле обойтись с этой женщиной пожестче. И он прилагал все усилия, чтобы запугать ее и вынудить отвечать.
 — Зачем вы убили Грина? Что такого важного он знал?
 — Я ничего не знаю, — стоически отвечала она, сердито глядя на него.
 — Где Барду? Он в Англии?
 — Не знаю.
 — Почему вы защищаете эту скотину? — крикнул он ей в лицо.
 — Я защищаю себя! Он убьет меня!
 — Как вы думаете, что я с вами сделаю, Софи? Вы оглядитесь. Где теперь ваш любовник? Его здесь нет, он не спасет вас. Здесь никто вам не поможет, ни Клод, ни один человек в мире. Я ваша единственная надежда.
 — Вы меня не запугаете, — огрызнулась она. — Вы на него не похожи. И никогда не походили. Вы и со зла не поступите со мной так, как он поступает ради шутки. — София закрыла глаза, словно внезапно силы оставили ее, и прислонилась головой к стене. — Ах, Люсьен, поцелуйте меня ласково, как вы это умеете. Я все еще вспоминаю ту ночь в Праге. Так давно никто не доставлял мне наслаждения!
 — София, это низко.
 Она подняла ресницы и рассмеялась гортанным чувственным смехом, в котором звучало отчаяние, и посмотрела на него ввалившимися глазами.
 — Отпустите меня, Люсьен, — сказала она. — Я все равно обречена.
 Обманув слуг, Элис кралась по коридору, спрятав лицо за большим капюшоном бурой сутаны. В отличие от прошлого раза она была уверена в каждом своем шаге и хорошо знала, куда идет и зачем. Неужели он и в самом деле думал, что она станет покорно сидеть в своей комнате, пока он в качестве лорда Дракона правит в Гроте, а отвратительные маленькие новопосвященные ползают по нему? Только дура стала бы праздно терпеть, пока ее будущего мужа осаждают безнравственные женщины, бросающиеся к нему с объятиями. Ничего дурного нет в том, если она убедится, что он ведет себя пристойно.
 Ужин и порошок от головной боли хорошо помогли ей от усталости и недомогания. Теперь она готова бороться за своего возлюбленного, если это необходимо.
 На этот раз, когда она спустилась в Грот по известняковой лестнице, Элис не испугалась бессмысленных заклинаний Толберта, стоявшего на сцене, и просто не обратила внимания на сплетенные тела, ищущие наслаждения в фантастических судорогах. Лицо она попрежнему прятала в капюшоне и молча крадучись скользила через переполненный Грот. Прежде чем обнаружить свое присутствие, ей хотелось посмотреть, чем занят Люсьен. Конечно, он рассердится, что она вторглась сюда, но если бы он не игнорировал ее весь день, ей бы не пришлось следить за ним точно ревнивой жене.
 Нигде его не обнаружив, Элис направилась к статуе дракона узнать, нет ли Люсьена на наблюдательном пункте. Одетые в черное стражники задержали ее, когда она потребовала пропустить ее к нему, но когда она напомнила им высокомерно, что скоро станет женой их господина, им пришлось подчиниться. Элис поспешила вверх по тускло освещенной витой лестнице, отбросив на бегу капюшон, так что они едва поспевали за ней. Хотя она и была обижена на Люсьена — весь день он не обращал на нее внимания, — ее охватила радость от предстоящей встречи. Поднявшись на верхние ступеньки, она услышала крики. Войдя в прихожую, увидела, что дверь в комнату для наблюдения открыта. Она вспыхнула, предвкушая встречу, бросилась в дверь, охваченная желанием видеть его, — но тут же похолодела и мгновенно ощутила, как дыхание замерло у нее в груди при виде красивой брюнетки, вырывавшейся из объятий Люсьена.
 Он стоял позади какой-то женщины, одной рукой обхватив ее талию, а другой роясь в ее платье и нижних юбках, которые были задраны на ее левом бедре.
 Элис вспомнила, что она прошла через точно такое же на прошлой неделе, и глаза ее потрясенно сверкнули.
 Словно почувствовав на себе ее взгляд, Люсьен обернулся и встретился с ней глазами. Он окаменел. При виде Элис, стоявшей в дверях, в глазах его метнулся страх — словно он понял, что она уличила его в измене.
 Никто не успел осознать, что произошло. Все замерли. И в это ужасное мгновение женщина выхватила из-под юбки нож и, с ошеломительной быстротой взмахнув им, ударила Люсьена в бок. Потом с диким криком метнулась прямо к Элис.




 Глава 12


 — Нет! — закричал Люсьен, бросаясь вперед.
 Элис отскочила в сторону, и нож в руках разъяренной женщины описал дугу всего в нескольких дюймах от ее лица. Женщина промчалась через прихожую, сбежала по лестнице и исчезла прежде, чем люди Люсьена успели прореагировать на это, а в следующее мгновение в комнате уже стоял ад кромешный.
 — Люсьен! — кричала Элис.
 — Он ранен!
 — Она ранила его милость! — рявкнул стражник.
 — За ней! — в ярости приказал Люсьен. Четверо молодых повес и несколько стражников загромыхали вниз по лестнице вслед за женщиной. Люсьен подошел к Элис, держась за бок. — С вами все в порядке?
 Она кивнула, не отводя потрясенного взгляда от крови, струившейся между его пальцами и медленно пропитывавшей широкую белую рубашку.
 — Боже мой!
 — Какого черта вы здесь делаете? — завопил он, страшно напугав ее.
 — Люсьен, у вас кровь, — прошептала Элис.
 — Я велел вам не вмешиваться! Вас могли убить! Уберите ее отсюда, — коротко приказал он стражнику.
 — Я прошу прощения!
 Изрыгая проклятия, он бросился мимо нее и поспешил следом за своими подчиненными, все еще держась за бок.
 — Люсьен! — воскликнула Элис, но он уже побежал вниз по лестнице.
 Отшвырнув от себя руку стражника с самыми резкими словами, которые ей когда-либо доводилось произносить, Элис ринулась за ним. Люсьен ранен. Все ее подозрения были забыты. Ничто не может удержать ее вдали от него. Она сбежала по ступенькам и, увидев, что Люсьен поднимается по лестнице, вырезанной в известняке, бросилась сквозь толпу вслед за ним.
 Скрежеща зубами от боли в боку, Люсьен взбежал по ступенькам, потом выбрался из Грота через дверь с изображением Приапа и, пригнувшись под нависающим известняковым выступом, побежал по узкому каменному берегу, который шел вдоль стены пещеры. Проклятие, он уже почти расколол Софию, когда появилась Элис! Ему сразу же стало ясно, что она могла об этом подумать. На одно лишь мгновение его отвлекли от дела, и это чуть не стоило ему жизни. София, если бы захотела, могла нанести ему смертельный удар, мрачно подумал он, взбегая по ступеням, ведущим в дом из винного погреба. Он рванулся по коридору к главному холлу, и тут у него закружилась голова от потери крови. Он отбросил стоявшего у него на дороге лакея, услышав, как один из молодых людей крикнул: — Хватайте ее! Она ранила Люсьена! Раздался выстрел, еще… Он испустил неистовый рев и выбежал из дома. И сразу же увидел Софию, которая мчалась по кратчайшей прямой к закрытым воротам Ревелл-Корта, словно намеревалась влезть на них. И хотя он и заорал: «Не стрелять!» — раздались выстрелы.
 София вскинула руки, упала головой вперед, на середине шага срезанная пулей.
 — Перестаньте стрелять! — снова закричал Люсьен.
 Он побежал к ней, опустился рядом на Колени. При ярком свете факела, горевшего в железном светце посреди двора, он увидел, что спина у Софии изрешечена кровоточащими ранами.
 — О Боже, София! — Сердце у него гулко билось, но он сразу же понял, что спасти ее не удастся.
 Щека ее лежала на брусчатке, и она смотрела на него, еще живая, и кровь текла из уголка ее рта. В ее глазах застыл ужас, они казались стеклянными. Он понял, что жить ей осталось всего лишь несколько секунд. Люсьен побоялся трогать ее.
 — Аргус, — выдохнула она.
 — Я здесь, — тихо проговорил он по-русски, потом прикоснулся к ее волосам. — Мне очень жаль, — сказал он, задыхаясь.
 Услышав его слова, она с облегчением закрыла глаза.
 — Теперь я свободна от него, Аргус.
 Он сжал ее руку.
 — Скажите, что он собирается делать, Софи? Сделайте это для меня. Для обеих наших стран.
 На ее красивом посеревшем лице была написана мука, но она собралась с силами.
 — У него взрывчатка. Ночь Гая Фокса, Люсьен. Американцы хотят отомстить за поджог Вашингтона. Я не знаю, где он нанесет удар. Может быть, парламент, — выдохнула она.
 Господи! Ночь Гая Фокса приходится на следующую субботу, осталось только восемь дней. «Возможно, — мрачно подумал Люсьен, — Барду вознамерился повторить историю». В 1605 году группа заговорщиков-якобинцев наняла Гая Фокса, ветерана войны, взорвать палату лордов вместе с королем и пэрами, в нем находившимися, но заговор был раскрыт прежде, чем его удалось осуществить, — и то же будет с заговором Барду, с Божьей помощью.
 — Он уже приехал в Лондон? Она едва заметно кивнула.
 — Где он занимается своими делами?
 — Склад у реки.
 — София, вся река обстроена складами.
 — Будьте осторожны, Аргус. Он охотится за вами. — Ее мучительный шепот завершился жалобным стоном.
 — Тсс, тише, тише, — прошептал Люсьен на ее родном языке. Было ясно, что смерть уже завладела ею.
 Он закрыл глаза, услышав ужасный звук, издаваемый человеком, который захлебывается собственной кровью, потом склонил голову. Шепот умирающей все еще висел среди ночной тишины. «Он охотится за вами». Когда Люсьен снова открыл глаза, в них плясало пламя. Пусть он приходит. В голове у него все бурлило от ненависти, вызывая к жизни дикого, примитивного зверя, в которого он превратился, прожив пять недель, как животное, в пещере: голодный, избитый и грязный. Их жестокость сделала и его жестоким, когда ему удалось наконец убежать. Он тихо крался в темноте от одного человека к другому и перерезал каждому глотку, не переходя к следующему, не постояв и не убедившись, что каждый из его мучителей мертв. Но Барду в ту ночь там не было. Он поехал убивать Патрика Келли, воспользовавшись сведениями, которые вытянул под пыткой у Люсьена. И Барду избежал его возмездия.
 «Теперь, — мрачно подумал Люсьен, — появился шанс отомстить».
 Приподняв голову, он увидел, что к нему неуверенными шагами приближается Элис. Ее нужно будет охранять, подумал он. Если Барду узнает, что она его возлюбленная, он направит удар на нее и убьет без малейшего колебания, в особенности если учесть, что люди Люсьена застрелили Софию. Он увидел замешательство в ее глазах, Элис пыталась понять, конечно же, почему в его глазах пылает такое бешенство. И он опустил глаза, не желая, чтобы она знала его с этой стороны.
 Потом протянул руку и осторожно закрыл остекленевшие, неподвижные глаза Софии.
 Страшная тишина прерывалась только искрами, с треском сыпавшимися с горящего факела. Пламя его вздымалось среди ночного мрака, освещало двор и обрисовывало золотым ореолом волосы и плечи Люсьена, склонившегося над мертвой женщиной. Его красивое лицо стало отчужденным, в молчании таилась угроза, и Элис боялась с ним заговорить. Она смотрела на него, забыв все свои обвинения.
 Вокруг погибшей женщины по брусчатке двора расплывалась алая лужа. Стражники стояли со смущенным видом, опустив ружья. Когда Люсьен медленно поднял голову, Элис с ужасом поняла, что женщина мертва.
 От потрясения она закрыла рот рукой. Ее охватило чувство собственной вины. Если бы не ее глупая ревность, никто бы не пострадал. Не сводя глаз с тела, Элис почувствовала, что от ужаса у нее кружится голова. Из-за нее погиб человек.
 Люсьен вскочил на ноги.
 — Кто стрелял? — спросил он спокойным, тихим, злым голосом, от которого по спине Элис пробежал холодок.
 Никто не ответил.
 — Кто отдал приказ открыть огонь?
 — Н-но, милорд, нам сказали, что она пырнула вас ножом, — промямлил один из дюжих стражников.
 — Я что, уже мертв, на ваш взгляд? — закричал Люсьен.
 Элис вздрогнула, ветер унес эхо его голоса.
 — Н-нет, сэр, — ответил стражник, склонив голову.
 Элис быстро взяла себя в руки и посмотрела на него.
 — Люсьен!
 — Ступайте в дом, мне необходимо с вами поговорить. Вы снова нарушили мои приказания. — Голос у него был стальной. Он повернулся к своим подчиненным. — Я хочу, чтобы тот, кто это сделал, утром убрался отсюда. Пусть он получит у мистера Годфри свое жалованье. Маклиш, позаботьтесь о теле. Быстро!
 — Слушаюсь, милорд.
 Когда Элис с Люсьеном вошли в дом, она увидела кровавую дорожку на его белой рубашке.
 — Ваша рана…
 — Наверх, — приказал он, отодвигая ее плечом.
 Элис прикусила губу и пошла по лестнице вслед за ним. В коридоре она приказала горничной принести в спальню его милости горячей воды, ножницы и бинты, потом поспешила за Люсьеном.
 Войдя в свою комнату, он вынул из сундука, стоявшего в ногах его кровати, коробочку с медикаментами и поставил ее на комод.
 — Видите ли, я собирался запереть вас в вашей комнату на эту ночь, чтобы вы ни во что не вмешивались, но я уже отдал вам ключ. И потом, я сказал себе — нет, ты должен ей доверять, это для нас с ней главное. Так могу я доверять вам, Элис, или нет? Потому что в настоящий момент я в этом сомневаюсь. — С сердитым видом расстегнув рубашку, Люсьен отвел в сторону окровавленную полу, и показалась рана.
 — Люсьен, — начала было Элис, но тут же остановилась, затрепетав при виде горизонтального разреза на ребрах шириной в четыре дюйма.
 Вид крови и запах бренди, который он налил на чистую тряпочку из аптечки, живо напомнил ей страшные подробности о том, как она ухаживала за ужасными ранами брата. Люсьен прижал пропитанную бренди повязку к ране и разразился проклятиями. От этих ругательств Элис очнулась. Она поможет этому проклятому глупцу, хочет он этого или нет. Элис заставила его сесть на широкий крепкий комод, чтобы он, потеряв сознание, не свалился на пол.
 — Дайте мне нитку и иголку! — прорычал он. — Нужно ее зашить.
 — Я сделаю.
 — Черта с два! Я не носовой платочек, на котором вы вышиваете ваши изысканные узоры, и мне не нужно, чтобы вы со мной нянчились. Задето всего лишь мясо. Я хочу знать, что вы скажете в свою защиту.
 — Это не важно, Люсьен! Сначала нужно перевязать рану. Разрешите мне помочь вам.
 — Я все сделаю сам.
 — Вы не достанете.
 — Нет, достану. Дайте же мне эту чертову иголку.
 — Замолчите и сидите спокойно! — гневно скомандовала она.
 — Элис!
 — Люсьен, как вы думаете, кто ухаживал за моим братом, когда он вернулся с поля боя весь израненный?
 Какое-то время он с вызовом смотрел на нее.
 — Ну ладно, — проворчал Люсьен. Потом передернулся, глядя на свою рану, глотнул бренди прямо из бутылки и больше не возражал. Горничная принесла все, что велела Элис, и Люсьен облокотился о комод, неохотно позволив ей залатать себя.
 Ни один из них не произнес ни слова, когда она промыла рану и стала накладывать один бинт на другой, пока кровотечение не ослабло настолько, что можно было наложить швы. Элис продела нитку в иголку, окунула все это в бренди и, скривившись, начала зашивать его изуродованное тело. Заставив себя не думать о своей вине, о том, что это она вызвала такие ужасные события, и о своем страхе перед последствиями, Элис целиком и полностью сосредоточилась на стоявшей перед ней задаче.
 Работая, она чувствовала на себе взгляд Люсьена. Она завязала узелком первый шов и отрезала нитку, потом посмотрела на него и вздохнула.
 — Наверное, придется сделать еще девятнадцать стежков.
 Люсьен протестующе фыркнул, но спорить не стал. Работая так быстро, как только могла, в течение следующего получаса, Элис то и дело вытирала рану намоченной в бренди тряпочкой, и руки у нее были все в крови. Господи, ведь она могла потерять его, и это была бы целиком ее вина. Она вытерла пот со лба тыльной стороной руки и сделала очередной стежок.
 — Итак, — сказал Люсьен мгновение спустя, — вы решили проверить меня. Стоило ли это делать?
 Элис молча посмотрела на него, потом снова вдела нитку в иголку.
 — Я вас не обманывал.
 — Да, я это поняла, когда она так поступила с вами, — отпарировала Элис, подхватывая его саркастический тон. — Будьте добры, сидите спокойно и не мешайте работать. Я уже и так устала.
 — Я бы ни за что не стал вас обманывать. Я искал на ней оружие.
 — Так же, как на мне неделю назад? — Она с сомнением посмотрела на него и слишком быстро вытянула из тела нитку.
 — Ох! Вы что, нарочно? — пробормотал Люсьен, вздрогнув.
 Наконец Элис проверила каждый аккуратный стежок и сочла, что весь ряд маленьких узелков завязан вполне надежно.
 — Теперь мне нужно вас перевязать.
 — Хватит, женщина! — Он уклонился от Элис с угрюмым нетерпением кошки, соскользнул с комода и прошел мимо нее, так и не надев рубашку, и огонь играл на его голой груди и скульптурных мышцах.
 — Люсьен, — вздохнула Элис, — нужно же перевязать рану.
 Он повернулся к ней, уперев руки в свою стройную талию.
 — Отныне, когда я приказываю, это нужно понимать так, что я жду от вас подчинения. Понятно?
 — Нет. — Она вымыла руки, отбросила полотенце, взяла бутылку с бренди и сделала глоток прямо из горлышка, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Потом аккуратно поставила бутылку на комод.
 — Пардон? — Его взгляд угрожающе потемнел.
 — Я вам не кукла, Люсьен, — сказала Элис, скрестив руки на груди. — Кто она такая?
 — Забудьте о том, что вы вообще ее видели. — Люсьен подошел к аптечке и принялся бинтовать себя без помощи Элис.
 — Забыть? Люсьен, эта женщина умерла по моей вине. Нам нужно обратиться к властям.
 Он бросил на нее зловещий взгляд через плечо.
 — Мы не будем обращаться к властям. Вся краска сбежала с ее лица. Элис внимательно посмотрела на него.
 — Я слышала, что вы сказали вашим людям. Люсьен, нельзя же просто взять и скрыть это. Нужно обратиться в полицию. Кем бы ни была эта женщина, она заслуживает, чтобы ее похоронили надлежащим образом в освященной земле, а не в безымянной могиле среди вашего леса! Нужно известить ее родных.
 — Не вмешивайтесь в эти дела, Элис.
 — И не подумаю!
 — Разве вы уже не достаточно навредили?
 В глазах ее мелькнула боль, и она шагнула к нему.
 — А разве с вас еще не достаточно тайн? Как далеко вы зайдете, скрывая ваши занятия в Гроте? Только что на вашем приеме умерла женщина, Люсьен! Если вы сейчас же не пошлете за судебным исполнителем и не объясните, что случилось, правда все равно в конце концов выплывет наружу. Это неизбежно! И тогда в один прекрасный день, когда выяснится, что вы скрыли ее смерть, все это покажется до такой степени подозрительным, что вас могут обвинить в убийстве. Вы этого хотите?
 — Никто не станет обвинять меня в убийстве, — сказал Люсьен тихим угрожающим голосом, поворачиваясь к ней спиной.
 — Почему же? Потому что вы — один из могущественных братьев Найт? Вы не выше закона! Справедливость есть справедливость.
 Он не ответил. Люсьен стоял не шевелясь и смотрел на огонь.
 Видя, что на его железную волю ее слова не оказывают никакого воздействия, Элис попыталась зайти с другой стороны.
 — Люсьен, завтра утром мы едем в Шотландию, чтобы обвенчаться. Я не хочу, чтобы эта смерть висела у нас над головами, когда мы начнем совместную жизнь. — Она ждала, что он что-нибудь скажет, но поскольку Люсьен молчал, ее глаза наполнились слезами. Она стиснула руки и направилась к двери. Ноги у нее подкашивались.
 Он повернулся и окинул ее испепеляющим взглядом.
 — Куда это вы направились?
 — Если вы не хотите поступить как должно, это сделаю я, — с трудом проговорила она. • — Смерть этой женщины — моя вина.
 Люсьен мгновенно стал перед ней, прислонившись к двери и преградив ей выход. Он посмотрел на нее, и его безжалостные глаза угрожающе блеснули.
 — Сию же минуту перестаньте обвинять себя, — приказал он охрипшим голосом. — Я виноват. Не вы.
 Она подняла на него глаза, полные слез.
 — Что же вы за человек, если притворяетесь, что ничего не случилось? Уйдите с дороги. Я иду к шерифу.
 — Выслушайте меня внимательно, — сказал он тихо. — Эта женщина — русская шпионка. Она совершила преступление под моей крышей. Она убила в Гроте американского агента, вот почему я ее допрашивал.
 — Что?!
 — Я не дипломат, Элис. Я тайный агент короля. А Грот — не более чем прикрытие для того, что в министерстве иностранных дел называют постом подслушивания.
 Элис в потрясении уставилась на него.
 — Вы хотели знать правду, вот вам правда. Теперь моя жизнь в ваших руках. Если вы кому-нибудь расскажете обо мне, вы поставите под угрозу мою безопасность.
 — Шпион, — повторила Элис. — Вы шпион…
 Он кивнул.
 Она опустилась на стул, стоящий у двери, уставившись в пол невидящим взглядом. Все стало на свои места.
 — Шпион? — И Элис снова посмотрела на Люсьена, а потом начала рассматривать его так, словно видела в первый раз.
 Он медленно нагнулся над ее стулом. Она заметила, что в глубине его глаз, всматривающихся в нее, появился страх.
 — Эта русская помогала опасному французскому агенту, который сейчас уже находится в Лондоне, он работает против нашей страны. Понимаете? Я не бесчувственный человек, просто София помогала врагу. Вот почему ее смерть нас не тревожит. Когда агент погибает на вражеской территории, никого это не касается. Если бы я погиб во Франции, меня тоже похоронили бы в безымянной могиле. Вот как обстоит дело, — прошептал он, гладя ее по бедру, чтобы успокоить. — Вам не следует винить себя или беспокоиться о том, что произошло. Важно только то, что с вами ничего не случилось.
 С минуту Элис смотрела на него, потом внезапно обняла и притянула к себе, крепко закрыв глаза.
 — Ах, милый мой! — И она поцеловала его в щеку. — Спасибо, что все же рассказали мне.
 — Вы не сердитесь?
 — Нет.
 — Вам не противно? — спросил Люсьен.
 — Господи, да с какой же стати? Вы еще более необыкновенный человек, чем я полагала. — Элис поцеловала его и почувствовала, что он задрожал в ее объятиях.
 Он поцеловал ее в шею, и его прерывистое дыхание защекотало ей ухо.
 — Я не знал, как вы на это прореагируете. Деймиен так и не простил мне, что я выбрал такое занятие, — сказал он с горечью. Люсьен посмотрел на нее, и во взгляде его отразилась вся его душа. — И я боялся, что потеряю еще и вас.
 — Мой милый, глупый, любимый, — прошептала Элис. — Никогда не бойтесь говорить мне правду. — И она снова обняла его, стараясь не причинить вреда ране. — Ах, просто не верится, что эта злая женщина чуть было, не отняла вас у меня. Никогда не видела таких ужасных вещей. Слава Богу, что рана не такая серьезная.
 — Со мной все в порядке. — Люсьен отодвинулся и вопросительно заглянул ей в глаза. — У нас мало времени. Завтра утром мне придется отослать вас на север, в Хоксклифф-Холл, замок моих предков в Озерном крае, пока я буду разбираться с положением дел в Лондоне. Там вы будете в полной безопасности, вас будут охранять мои люди.
 — А как же Гретна-Грин?
 — Придется отложить, мне очень жаль, любимая. Положение критическое, поймать этого человека — моя работа.
 — Тогда разрешите мне поехать с вами в Лондон.
 — Совершенно исключено. Этот человек — весьма несговорчивый малый. Женщина была его любовницей. Поняв, что она мертва, он захочет отомстить. Если он узнает о нас с вами, непременно попытается причинить вам вред либо использовать вас, чтобы добраться до меня.
 Элис смотрела на него с нарастающим ужасом.
 — Он такой беспощадный?
 Люсьен мрачно кивнул.
 — Хуже того.
 — Ну тогда, может быть, не стоит именно вам гнаться за ним. Вы уже ранены. Если его любовница так поступила с вами, — Элис кивнула на рану, — что же сделает сам этот человек? Почему бы вам не отправить посланника в министерство иностранных дел и не попросить у того, кто отдает вам приказания…
 — Лорд Кэслри.
 — …не попросить у лорда Кэслри поручить это дело кому-то другому, потому что вы уже ранены и собираетесь вступить в брак? Я уверена, что найдется другой способный агент, который сможет проследить за этим человеком. А мы немедленно отправимся в Гретна-Грин.
 — Элис, — Люсьен криво улыбнулся, — во-первых, Кэслри в Вене; во-вторых, это приказано сделать мне. А в-третьих, — лицо его потемнело, — это дело мое и Клода Барду.
 Элис не понравилась жестокость, с которой Люсьен произнес это имя.
 — Все это мне не по душе. Посмотрите на ваш бок. Посмотрите, что чуть было не случилось с вами сегодня ночью. Люсьен, как ваша будущая жена, я считаю, что вы не должны этим заниматься.
 — Я должен, — сдержанно сказал он, и в глазах его появилось убийственное выражение. — Я хочу.
 — Хотите?
 — Да, — прошептал он. — Я хочу, чтобы этот человек умер.
 — Вот как? А что, если он убьет вас? Что мне тогда делать?
 Он пожал плечами:
 — Не знаю.
 — Вы не знаете? — Она, наверное, ожидала, что он успокоит ее, убедит, что его ни в коем случае не убьют при выполнении долга. Но Люсьен не стал лгать.
 Элис резко поднялась со стула и прошла мимо него. Голова у нее кружилась, холодный узел страха сжал внутренности. Она потерла лоб, пытаясь осознать сказанное.
 — Элис? Вам нехорошо?
 — Нет, все в порядке. — Она повернулась к нему, изо всех сил стараясь справиться с истерикой, — Люсьен, вы знаете, через что я прошла. Я потеряла мать, отца, брата — и вот теперь вы говорите, что мне предоставляется возможность потерять еще и вас? Вряд ли я это вынесу.
 Люсьен устало поднялся, и их взгляды скрестились.
 Глаза ее наполнились слезами.
 — Вы меня не любите?
 — Вы знаете, что люблю. Больше всего на свете.
 — Тогда как же вы можете так со мной поступать?
 — Элис, у меня есть обязательства. Я люблю свою страну, и я люблю вас.
 — Но ненависть к нему сильнее! Он смущенно посмотрел на нее.
 — Любовь или ненависть, Люсьен? Нельзя жить и тем и другим. Выбирайте.
 — Элис, не упрямьтесь.
 — Выбирайте! — закричала она, дрожа всем телом. — Неделю назад вы заставили меня выбрать, кому ехать домой к Гарри — Кейро или мне. Теперь ваша очередь. Он или я?
 — Хватит ультиматумов, Элис. Мы были близки. Вы, возможно, уже понесли от меня.
 — У меня все идет по расписанию, Люсьен. Месячные уже начались. Выбирайте!
 — Не нужно так со мной поступать, — прошептал он.
 — Я не хочу снова носить траур. Я не хочу снова красить свои платья в черный цвет, и я не хочу видеть, как очередной гроб с молодым человеком опускают в землю. Я не могу, Люсьен!
 Люсьен испустил рев отчаяния.
 — Если я не убью Барду, он не даст нам жить спокойно, Элис! Вы понятия не имеете, на что способен этот человек! Его нужно остановить, и остановлю его я! — Его ярость пронзила воздух между ними как молния. — Мы — смертельные враги. Вы понимаете? Если я не выслежу его, он выследит меня после того, как причинит неимоверный ущерб Англии. Барду так же жаждет моей крови, как я его.
 — О Боже, — прошептала она, — тогда вам тоже нужно уехать в Хоксклифф-Холл!
 — Прятаться от него? Черта с два! Она вздрогнула.
 — Значит, вы сделали выбор?
 — Совершенно верно, Элис! Я выбираю месть! — бросил Люсьен, грудь его вздымалась от неустрашимой жажды мщения.
 — Тогда я предпочитаю никогда больше вас не видеть, — с трудом проговорила она и выбежала из комнаты, ничего не видя из-за слез.




 Глава 13


 Тишина нависла над серым туманным рассветом. Люсьен смотрел, как его карета, в которой сидела закутанная в плащ Элис, готовится отъехать от Ревелл-Корта. В окне промелькнуло ее бледное, измученное лицо, но она не кивнула ему. Проезжая мимо, Элис холодно смотрела сквозь него. От ее равнодушного взгляда в душе Люсьена все перевернулось. Он не верил, что выбор, так опрометчиво сделанный им под ее нажимом, окончателен, он ни за что не согласится потерять ее навсегда.
 Карета остановилась в воротах, ожидая, пока стражники разведут в стороны тяжелые чугунные створки. Плотнее закутавшись в свой плащ, Люсьен подавил желание помчаться за ней. Он будет твердо стоять на своем. «Я верну ее, когда все будет кончено», — думал он.
 Маклиш, проезжавший мимо на своей гнедой, приветствовал его взмахом руки. Люсьен кивнул в ответ. Он послал этого толстокожего шотландца и двух своих самых надежных подчиненных проводить Элис до Гленвуд-Парка и охранять ее там, пока его дело с Барду не разрешится. Люсьен предпочел бы отослать ее в более удаленный и хорошо укрепленный Хоксклифф-Холл, но Элис решительно отказалась туда ехать. А он не стал ей противоречить — и без того Люсьен чувствовал себя слишком виноватым. Он знал, что любимый дом и Гарри помогут ей обрести душевное равновесие. Наверное, у него развилась склонность к паранойе, нет никаких оснований для беспокойства. О ее пребывании в Ревелл-Корте знают только они двое и Кейро. Базинсток, маленькая сонная деревушка в Гэмпшире, лежит вдали от дорог, так что там Элис будет в полной безопасности, особенно если за ней присмотрит Маклиш.
 Огромные чугунные ворота Ревелл-Корта, наконец, со скрипом отворились, кучер занес кнут над спинами лошадей, и карета снова пришла в движение. Люсьен стиснул челюсти и отодвинулся, проглотив комок в горле, глядя, как Элис уходит из его жизни.
 «Когда все будет кончено, я ее верну, — во второй раз успокоил он себя, — разумеется, в том случае, если выживу». Прошедшей ночью Люсьен не стал предпринимать попыток успокоить Элис после их ужасной стычки. Пусть уж она лучше ненавидит его — на тот случай, если он не уцелеет. Ее негодование поможет ей вынести удар.
 Люсьен смотрел, как карета проехала по деревянному мосту и поднялась из долины на гору. Даже когда кареты не стало видно, он все еще стоял среди мертвенно-серого рассвета, опустив подбородок на грудь, холод пощипывал щеки, руки он засунул в карманы плаща. Все его тело содрогалось от сдержанного гнева. Он поднял задумчивый взгляд, лицо его стало жестким. Настало время выследить и убить Барду!
 Он готов. Зверь, дремавший в нем, проснулся, при виде теплого света в окнах своего дома у Элис на глаза навернулись слезы. Карета катилась сквозь мрак по подъездной аллее Глен-вуд-Парка. Весь день она с огорчением смотрела в окно, утешая свое разбитое сердце. По дороге Элис несколько раз останавливалась в придорожных трактирах, чтобы отдохнуть. Теперь она наконец-то приехала домой. Ей не терпелось обнять Гарри. От одной только мысли о его сладком запахе и нежном тельце подбородок у нее задрожал, она чуть было снова не расплакалась, но после всего случившегося у нее, по крайней мере, остались ее милый дом и любящие люди — Гарри, Пег, Нелли и все остальные. Никогда еще Элис не чувствовала к ним такой благодарности за их простую отзывчивость.
 Размышляя о том, какую ложь придумала Кейро для объяснения ее отсутствия, Элис быстро смахнула слезы, потому что карета Люсьена остановилась перед элегантным помещичьим домом. Элис совершенно не знала, как она объяснит присутствие Маклиша и двух его грубоватых спутников. Едва карета успела остановиться, как парадная дверь распахнулась и оттуда выбежала Пег. Нелли и Митчелл едва поспевали за ней. Когда Элис вышла из экипажа, они обняли ее, поздоровались и всячески выражали ей свою радость.
 — Ах, дорогая, наконец-то вы вернулись! Слава Богу, что вы опять здоровы! Я так волновалась! Ах, дайте мне взглянуть на вас, бедняжка. — И Пег обняла Элис за плечи и посмотрела ей в лицо, освещенное светом каретного фонаря. — С виду вы еще слабенькая. Вам удалось исторгнуть все это?
 — Нет ничего хуже плохой лососины — ничего! — скривившись, сказал Митчелл.
 «Вот, значит, под каким соусом подала Кейро мое отсутствие», — подумала Элис.
 — Ах, мисс Элис, вы простите меня за то, что я вас бросила? Я так просила ее милость позволить мне остаться с вами, но она не разрешила, — взволнованно сказала Нелли. — Уж какой это странный дом! Но она пригрозила, если я стану ей дерзить, меня уволить!
 Элис заметила резкий взгляд, который Пег бросила на Нелли, но не знала, что за ним скрывается.
 — Конечно, я вас прощаю, Нелли. Сейчас я достаточно хорошо себя чувствую. И я очень вам признательна за то, что вы беспокоились обо мне.
 Как хорошо вернуться домой, — перебила она себя, погладив Нелли по руке, в то время, как и Пег, и Нелли припали к ней. Элис быстро взяла себя в руки и повернулась к кучеру Люсьена. — Сейчас слишком темно, чтобы возвращаться. Прошу вас, воспользуйтесь нашим гостеприимством. — И она с Маклишем обменялись многозначительными взглядами.
 — Спасибо, мэм, — сказал шотландец, прикоснувшись пальцами к шляпе.
 — Митчелл, будьте добры, проводите слуг лорда Люсьена в их комнаты и помогите им с лошадьми.
 Митчелл поклонился и быстро пошел присмотреть, чтобы Маклиш и все остальные, равно как и их лошади, были удобно устроены на ночь.
 — Пойдемте же, пойдемте в дом, — деловито сказала Пег. — Вы только что справились с одной болезнью, и я не дам вам подхватить лихорадку.
 — Ее милость сказала, что с полдюжины людей, побывавших на приеме у лорда Люсьена, отравились рыбой, — доверительно сообщила Нелли, пока они шли к дому.
 — Да, мы совсем разболелись, — отозвалась Элис, ненавидя себя за то, что приходится лгать верной служанке и любимой старой няне, но что ей оставалось делать? Не может же она сообщить, что целую неделю пробыла игрушкой лорда Люцифера.
 — Кстати, — сообщила Пег, — соседей мы держали на расстоянии. Все думают, что вы пролежали всю неделю, больная инфлюэнцей.
 — Вот как! Приятно слышать, но мне жаль, что вам пришлось лгать из-за меня.
 — Мы не могли сказать им правду. Это поставило бы под удар вашу репутацию. А еще у нас есть кое-что, что поднимет вам настроение, — сказала Пег со странным деланным смешком, когда они вошли в дом.
 — Мой ягненок? — воскликнула Элис.
 — Нет, милочка, посмотрите-ка. И Пег открыла перед ней дверь.
 — Что это такое? — Элис вошла в ярко освещенный парадный холл и увидела, что он заставлен шестью роскошными букетами цветов. — Ах как красиво! — После серого, безотрадного дня яркие краски и сладкий запах немного подняли ей настроение. То были оранжерейные розы и орхидеи, ирисы, гвоздики и дельфиниум. — Откуда это?
 — Их прислали ваши молодые джентльмены. — Пег закрыла дверь и грустно подмигнула. — Вы же знаете, эта троица вечно старается превзойти друг друга, чтобы произвести на вас впечатление.
 — Роджер, Фредди и Том? — спросила девушка, снимая плащ.
 — А то кто же? Я назвала это войной роз, — сказала Пег с усмешкой. — Сдается мне, когда они узнали про вашу «инфлюэнцу», они были просто вне себя. Кое-кто из ваших молодых подружек тоже прислали цветы — мисс Паттерсон и девицы Шелдон из Лондона.
 — Как мило!.. — Сердце у Элис сжалось от таких обильных доказательств, что о ней заботятся и любят ее столько людей. Она пришла в ужас от необходимости лгать им — или, точнее, от того, что Кейро лгала им, — но это было необходимо, чтобы сберечь ее репутацию и скрыть связь между ней и Люсьеном от того француза, которого он преследует. Возможно, выдуманная болезнь не так уж далека от истины, подумала Элис, потому что Люсьен Найт хуже любой заразы.
 Нелли взяла у нее плащ и повесила на крючок.
 — Спасибо, как чудесно вернуться домой. Нелли, приготовьте мне, пожалуйста, чай.
 — Сию минуту!
 — Когда будет готово, принесите все наверх, хорошо? — сказала Элис. — Я буду либо у себя, либо в детской у Гарри.
 — Ой Боже мой, — пробормотала Нелли, обменявшись с Пег тревожными взглядами.
 Элис почувствовала, что сердце у нее замерло.
 — Что такое? С ним все в порядке?
 — В порядке, в порядке, милая, — сказала Пег, потом поджала губы. — Вот только здесь его нет.
 Элис потрясенно смотрела на нее.
 — Леди Гленвуд увезла его в Лондон.
 — Что-нибудь случилось? Ему понадобился лондонский врач?
 — Ничего подобного, — успокоила ее Пег, комкая передник, что всегда случалось, когда она волновалась.
 Тут-то Элис и поняла, что была до такой степени занята своим разбитым сердцем, что не заметила, как не по себе ее служанкам.
 — Что произошло?! — закричала она.
 — Боюсь, ее милости показалось, что жизнь в деревне… ну, малость скучновата, — деликатно проговорила Пег. — Я ничего не могла поделать, не могла убедить ее подождать до поры, когда Гарри пойдет на поправку.
 — О Господи! — Элис прижала руку ко лбу и недоверчиво уставилась на Пег. — Вы хотите сказать, что она отправилась в четырехчасовую дорогу до Лондона с ребенком в разгар ветрянки, потому что ей стало скучно?
 — Боюсь, что так.
 — Пег! А почему вы не поехали с ними? — сердито спросила Элис.
 — Потому что она меня уволила, милая. Элис на миг потеряла дар речь.
 — Что?!
 — Надеюсь, вы не возражаете, что я жила здесь, дожидаясь вас?
 Элис ахнула и уставилась на Пег в совершенном смятении.
 — Она вас уволила? — переспросила девушка.
 Пег кивнула, в равной мере выразив энергичным кивком негодование и боль.
 — Но как? Почему?
 — Ну, мы целыми днями препирались насчет того, как ухаживать за ребенком. Я могла бы не доводить дело до серьезной ссоры, но скажу вам откровенно, — Пег вздернула подбородок, — эта женщина все делает не так.
 — У мастера Гарри была лихорадка, а баронесса отшлепала его за то, что он плачет, — добавила Нелли. — Она говорила такие жуткие вещи, мисс Элис! Она сказала, что не позволит мастеру Гарри вырасти и стать такой же девчонкой, каким был его папа.
 — Она так отозвалась о моем брате?
 — Да, милая, — подтвердила Пег, — а когда я услышала, что она так плохо говорит о нашем бедном дорогом мастере Филиппе, я не удержалась. Я говорила в открытую, я им обеим сказала, что лорд Гленвуд был храбрецом и героем, который погиб за нашу страну, и я высказала баронессе все, что о ней думаю.
 При этих словах Нелли удовлетворенно кивнула:
 — Да, так оно и было, миссис Тейт.
 — Мы с ней расшумелись, леди Гленвуд и я. Вот тут-то она меня и прогнала. А на другое утро увезла Гарри в Лондон.
 С трудом постигая происшедшее, Элис пробежала по комнате и обняла свою няню.
 — Пег, мне так жаль! Это я во всем виновата! Ах, как я вам благодарна, что вы остались здесь и дождались моего возвращения, чтобы во всем разобраться! Просто не знаю, что бы я делала, не застав вас.
 — Не могла я уехать, — сказала Пег, и на глаза ее вдруг навернулись слезы. — Я старая женщина, мне больше некуда деваться.
 — Замолчите, моя дорогая няня Пег! — И Элис поцеловала ее в морщинистую щеку. — Вы всю жизнь были опорой для меня. И не думайте, что вас когда-нибудь уволят. Это не пройдет. Глен-вуд-Парк — это ваш дом, так же как и мой. — И ласково ухватив Пег за плечо, похожее на подушку, Элис решительно взглянула ей в глаза. — Первое, что мы сделаем завтра утром, — это отправимся в Лондон, и я сама поговорю с леди Гленвуд об этом ужасном оскорблении, которое она вам нанесла, и о ее легкомысленной жестокости по отношению к Гарри.
 И Элис еще раз обняла Пег, крепко зажмурив глаза, потому что задыхалась от сознания своей вины. Пока она бесстыдно наслаждалась непристойными удовольствиями с Люсьеном Найтом в Ревелл-Корте, ее невестка ворвалась в спокойный мир Гленвуд-Парка и все перевернула вверх дном.
 Люсьен предупреждал, что в Лондоне ей грозит опасность, ну да Бог с ними, с его приказаниями! Больше она не будет его марионеткой. Никто, кроме Кейро, даже не знает, что она жила у него в доме. Она охотно пойдет навстречу этому риску. Все ее материнские инстинкты возопили о том, что нужно ехать к Гарри и вернуть Пег на место. Бедный Гарри, в отчаянии думала Элис. Ему, наверное, так страшно и одиноко там, в городе, без его няни Пег, без тети Элис, которые ухаживали бы за ним, пока он болеет, — одни только чужие доктора и холодное утешение от бесчувственной матери. Отшлепать больного ребенка за то, что он плачет!
 — Она обходится с ребенком как последняя дура, но кто я такая, чтобы сказать ей об этом? — хлюпая носом, проговорила Пег.
 — Всего-навсего та, которая растила детей еще до того, как Кейро появилась на свет, вот кто! — отозвалась Элис, похлопав ее по руке. — Скажите мне, пожалуйста, вы едете со мной в Лондон завтра утром? Я уверена, что Гарри без вас одиноко.
 — Благослови вас Бог, детка, за ваши слова, — прошептала Пег, вытирая глаза уголком передника, — так тяжело чувствовать себя ненужной! Ах ты Господи! — Она быстро хлюпнула носом и вытерла руки о передник, словно приняла решение. — Значит, чаю?
 — Я подам, — вмешалась в разговор Нелли.
 — Не нужно чаю. Полагаю, нам лучше подкрепиться бренди, — заявила Элис, направляясь к шкафчику с бутылками. Придется ускользнуть от Маклиша и стражников так, чтобы они об этом не узнали. Люсьен приказал своим людям держать ее в Гленвуд-Парке, но она не позволит запирать себя в собственном доме. — Прошу вас.
 — Я, пожалуй, не буду.
 — Это лекарство, я настаиваю.
 — Спасибо, мисс Элис, — застенчиво сказала Нелли.
 Элис бросила на нее ободряющий взгляд. Пусть это всего лишь служанки, но другой семьи у нее нет.
 — Нужно послать ужин слугам лорда Люсьена. Найдется у нас для них эль?
 — Эля нет, но есть вино.
 — Хорошо, — отозвалась Элис с заговорщицкой улыбкой, совсем как Люсьен. Она ведь знает, где в домашней аптечке лежит опиум.
 Бравый Маклиш и его ребята будут сегодня ночью спать без задних ног.
 Густой лондонский туман превращал свет уличных фонарей в слабое мерцание, плыл длинными завивающимися струями вокруг Люсьена, который устало ехал верхом по Пэлл-Мэлл. Стук шаркающих копыт вороного глухо раздавался в тумане. И всадник, и лошадь — оба были измучены до предела.
 На въезде в город его пути с Марком и остальными молодыми повесами разошлись. Все они разъехались по своим холостяцким квартирам. Люсьен же, в свою очередь, свернул прямиком на Сент-Джеймс-стрит и направлялся теперь в Найт-Хаус. Сей величественный особняк, стоявший в Грин парке, был бриллиантом в фамильной короне Хокск-лиффов. Официально он принадлежал Роберту, его старшему брату-герцогу, но там всегда были рады всем представителям клана Найтов. И Люсьен, и Деймиен — оба они остановились там, вернувшись с войны несколько месяцев назад. Новобрачные — Роберт и Белинда — все еще развлекались в Вене, так что близнецы никак не могли нарушить блаженство молодых супругов. Люсьену было очень интересно познакомиться с женой Роберта. Брак герцога вызвал грандиозный скандал, поскольку Белинда до того, как Роберт сделал ей предложение, была куртизанкой и его любовницей. Как бы то ни было, она была потрясающе хороша собой.
 Люсьен вздохнул, и дыхание его на холоде превратилось в пар. Ему так хотелось представить своей семье Элис. Теперь придется подождать, но он ее вернет. «Если только она примет тебя!» Думать о том, что Элис, пожалуй, еще и не захочет этого, было слишком больно. Проехав немного по фешенебельной улице, Люсьен свернул налево, где за высокой чугунной оградой во всем своем надменном величии возвышался Найт-Хаус. Господи, как ему хочется лечь! И рану, конечно, необходимо снова перевязать. Скорее всего повязка промокла от крови. Бок, казалось, был охвачен огнем. За целый день сидения в седле при каждом скачке лошади, летящей галопом, все двадцать стежков на ране натягивались, но Люсьен выжимал до предела и себя, и лошадь. Преимущество во времени было для него самым главным. Есть Люсьен не мог, такое убийственное впечатление произвело на него негодование Элис, и, выпив за этот день чуть ли не целую бутылку виски, чтобы притушить тупую боль в ране, он был вознагражден сильной головной болью. Глаза жгло, сердце ныло, все тело неимоверно болело после дня, проведенного в седле.
 Люсьен неловко спешился и вошел в ворота, с досадой отметив, что они не заперты. Его младший брат — человек беспечный, модный повеса, обожает играть в карты по крупному. Люсьен, сердито посмотрев на дом, увидел, что в окнах первого этажа горит свет. До него уже долетел шум развеселой вечеринки. Люсьен запер за собой ворота запасным ключом и подумал при этом, что нетерпимый в вопросах нравственности Роберт был бы весьма недоволен.
 На скрип ворот из конюшни появился конюх. Люсьен отдал ему поводья и потрепал по шее измученного, как и он сам, жеребца. Потом устало поднялся по ступеням и вошел в дом, скрывая раненый бок под мокрым плащом. Войдя в сияющий беломраморный холл с великолепной изогнутой лестницей, которая словно плыла в воздухе, он прищурил глаза от яркого света люстры.
 — Добрый вечер, лорд Люсьен, — приветствовал его мистер Уолш, необыкновенно опытный дворецкий Найт-Хауса, но его вежливая улыбка тут же сменилась озабоченным выражением. — Вам нужна помощь, сэр?
 Люсьен понял, что вид у него, судя по всему, ужасный. Он устало провел рукой по волосам.
 — Ужин, порошок от головной боли, горячую воду для ванны, бинты и любую мазь для порезов, которую миссис Лаверти хранит, вероятно, в аптечке. Я слегка поранился.
 — Жаль слышать это, сэр. Сию минуту.
 — А что, это Алек с друзьями играют в карты? — спросил Люсьен, кивая в сторону столовой и отдавая дворецкому плащ. Будучи в подавленном настроении, он мог бы, конечно, воспользоваться непристойным остроумием своего младшего брата и его проказливостью, чтобы взбодриться.
 — Нет, сэр, это лорд Деймиен и несколько офицеров из Гардз-клуба.
 — А, герои Бадахоса, — иронично пробормотал Люсьен себе под нос. — Я буду у себя.
 Он поднимался по лестнице, и каждая буйная вспышка смеха, доносившаяся из столовой, только подчеркивала ощущение его одиночества.
 Люсьен вошел в свою комнату и, не зажигая свечу, направился прямиком к кровати. Он сел и опустил на руки разболевшуюся голову. Странно, но прошедшая неделя в обществе Элис заставила его забыть о том, какую пустоту ощущаешь, когда ты один на свете. Он посмотрел на кровать и подумал — как он будет здесь спать один, без Элис…
 Хотя чувства его находились в хаотическом состоянии, голод обострил умственные способности. За целый день езды верхом Люсьен продумал план насчет того, как ему изловить Барду. Дел было много, но час уже поздний. Начнем утром.
 Он в изнеможении лег и ждал в темноте, пока слуги принесут поесть и все, о чем он просил, и думал, что где-то в Гэмпшире Элис именно сейчас мучается так же, как и он.
 — Ах, мисс Монтегю! — воскликнул на другой день мистер Хаттерсли, приветствуя Элис и Пег в элегантном фамильном лондонском особняке на Аппер-Брук-стрит. Было раннее воскресное утро. — Ах, входите же, и да благословит вас Бог! — Дворецкий был аккуратным маленьким человечком с добрым лицом, лысеющей головой и блестящими синими глазками. — Слава Создателю, вы поправились, а то мы все так волновались.
 — Благодарю вас, мистер Хаттерсли. Я тоже рада вас видеть, — приветливо сказала Элис.
 Этим утром на рассвете они с Пег и Нелли отправились в Лондон, каретой правил Митчелл, а дюжие стражники Люсьена спали, опоенные опиумом.
 — Миссис Тейт, — поздоровался дворецкий с Пег. Двое преданных старых слуг обменялись взглядами, которые стоили многих томов выражения взаимного сочувствия.
 — Я приехала разобраться во всей этой чепухе, — сказала ему Элис, понизив голос. — Дома ли ее милость?
 — Конечно, мисс. В утренней гостиной.
 — А как наш маленький больной? Хаттерсли улыбнулся:
 — Рад сообщить, что сыпь у мастера Гарри проходит.
 Элис бросила взгляд в коридор и увидела маленькую белокурую головку, показавшуюся из-за угла. Ее глаза просияли.
 — Гарри! — позвала Элис, снимая свою широкополую шляпу.
 Он бочком прошел через дверь, посасывая палец. К ее удивлению, Гарри был одет как маленький мальчик, а не в просторное платьице, в какие обычно одевают детей обоего пола примерно до четырех лет. На нем были крошечные штанишки, маленький жилетик, даже маленький накрахмаленный галстучек. Элис в жизни не видела ничего более очаровательного, но все равно Гарри был слишком мал для такой стесняющей одежды. Он стоял оробев.
 — Ах ты, Боже мой! Кто этот красивый молодой джентльмен? — воскликнула Элис. — Неужели это мой ягненочек? Гарри, идите сюда и обнимите меня. Или вы меня забыли? Это я, тетя Элис, и посмотрите, кто еще приехал со мной — ваша няня Пег.
 И он побежал к ним. Элис быстро опустилась на колени и поймала его в свои объятия. Она ласково поцеловала его между двух заживающих красных пятнышек на носу цвета розовых лепестков.
 — Я так по тебе соскучилась, — прошептала она.
 — Мы оба болели, — сказал он, и Элис невольно вздрогнула, поняв, что Кейро лгала даже Гарри. Она не понимала, как мог Люсьен жить по горло во лжи, пусть даже ради своей страны. Это невыносимо!
 Гарри чмокнул Элис в щеку мокрым поцелуем, точно щенок, гордо показал ей несколько заживших оспинок, а потом бросился к Пег.
 — Няня!
 — Добрый день, мастер Гарри, — как ни в чем не бывало поздоровалась она с ним.
 Самообладание этой женщины вызвало у Элис восхищение. Когда мальчик потянулся к няне, Пег усмехнулась и взяла его на руки. Он прижался к ее шее с таким видом, словно хотел остаться так навсегда.
 — Ну и как, хорошо ли вы провели праздники в Лондоне? — спросила Элис.
 Гарри начал болтать о бездомных кошках, которые живут в саду, а Пег с Элис обменялись многозначительными взглядами. Элис кивнула, более чем когда-либо готовая к бою. Она погладила Гарри по пушистым тонким волосам.
 — Сейчас я сообщу вашей маме, что я здесь. При упоминании о леди Гленвуд ребенок бросил на нее странный взгляд.
 — Что такое, ягненок?
 Он опустил голову на плечо Пег.
 — Она злая леди.
 Элис широко раскрыла глаза и не нашлась что ответить.
 — Пожалуй, вам с Нелли лучше увести Гарри в детскую.
 Пег кивнула с понимающим видом. Судя по всему, сейчас поднимется крик, и это расстроит ребенка.
 — Миссис Тейт, разрешите мне! Вы не сможете отнести его милость на третий этаж, — запротестовал дворецкий.
 — А, мистер Хаттерсли, да я сильная, как старая рабочая лошадь, — возразила Пег гордо, отмахнувшись от него.
 — Господи, да вы же надорвете поясницу! Нелли пошла за ними, чтобы распаковать вещи Элис, которые та привезла с собой.
 Стоя внизу лестницы, Элис с любовью смотрела им вслед, пока они не исчезли из виду, наконец собралась с духом и медленно направилась по коридору в утреннюю гостиную, потом ненадолго остановилась, чтобы подкрепить свою решимость закипающей злобой. Она мысленно представила себе Кейро в Гроте — пьяную, расхристанную, накинувшуюся на Люсьена — и сердито блеснула глазами. Эта женщина налетела на нее, накричала, а потом бросила на произвол судьбы в Ревелл-Корте.
 Трудно будет сохранять хладнокровие, когда Кейро так основательно навредила ей и тем, кто ей дорог, но что бы ни случилось, Элис нужно заставить Кейро вернуть Пег ее место. Не только ради Пег, но и ради Гарри. Не затрудняя себя стуком в дверь, Элис вошла в утреннюю гостиную, чтобы преимущество неожиданного появления осталось за ней.
 — Добрый вечер, леди Гленвуд.
 Полулежа на изогнутом диване, Кейро подняла взгляд от газеты и быстро скрыла свое потрясение, прищурив глаза с кошачьей улыбкой.
 — Ну, я вижу, что все идет как было намечено! Одна неделя — именно так, как установил наш общий друг. — И она отбросила газету.
 Сдерживаясь изо всех сил, Элис повернулась и закрыла дверь.
 Держась настороженно, Элис отметила, что вид у Кейро совершенно изменился. Баронесса рассталась со своими кукольными локончиками и вместо этого причесала волосы в гладкий, блестящий, низко уложенный пучок. Ее платье для визитов дышало скромностью и сдержанностью. Оно было сшито из бархата цвета коричневатого красного дерева, украшено черным кантом и узкой кружевной оборкой кремового цвета, выглядывающей из-под длинных узких рукавов и обрамляющей высокий воротник. «Наконец-то она начала вести себя соответственно возрасту», — подумала Элис, но потом поняла, что означает это платье. Кейро отказалась от черного крепа и надела полутраур. По обычаю вдова должна носить черное и только черное в течение двух лет, но Филипп умер всего лишь год назад. Для Элис это было очередным оскорблением, нанесенным брату. Кейро даже не желала притворяться, что намерена оплакивать мужа сколько положено.
 Элис оставалось лишь прикусить язык. Филипп согласился бы, что теперь имеет значение только Гарри, а мальчику нужна его няня. Девушка сжала руки за спиной и подняла подбородок.
 — Мне хотелось бы поговорить с вами о Пег Тейт.
 — Какой у вас мрачный вид, милочка, словно вы что-то утратили. — Внезапно Кейро хлопнула себя по щекам, выражая деланное удивление. — Ах нет! Неужели вашу добродетель? Куда вы подевали ваш сияющий ореол?
 Элис холодно смотрела на нее.
 Кейро хохотнула и изящно поднялась с дивана.
 — Дайте мне взглянуть на вас, милочка. Теперь уже наша маленькая Гуди Два Башмака не такая славная, да? Не волнуйтесь. Никому не известно, чем вы занимались, то есть никому, кроме меня. Ах, бедная маленькая Элис спустилась на землю, как ее порочная невестка. Я вижу это по вашим глазам, но не бойтесь, я никому не скажу. Это будет наша маленькая тайна — между нами, девочками, и Люсьеном Найтом. Скажите, что вы об этом думаете?
 — О чем? — спросила Элис тихим и угрожающим голосом.
 — О совокуплении, — прошептала Кейро. Элис прикусила язык, чтобы не отвечать в таких выражениях, о которых ей придется, потом пожалеть.
 — Это великолепно, да? Я люблю звуки, которые он издает, это примитивное рычание, когда он вот-вот… ну да вы знаете, — скромно прошептала баронесса.
 Чувствуя себя так, точно в нее только что воткнули шпагу, Элис сердито посмотрела на невестку. Глаза ее сверкали от боли и ярости, щеки пылали.
 — Ну-ну, что такое? Ах, маленькая дурочка, — прошептала Кейро. — Надеюсь, вы не влюбились в этого волка?
 Элис не могла выговорить ни слова. Она только с возмущением смотрела на баронессу.
 — А ведь влюбились, да? Ну конечно, влюбились. Не могли не влюбиться. — Кейро сложила руки, откинула назад голову и весело рассмеялась. — Ах, Элис, бедная маленькая дурочка!
 — Я слышала, вы ударили Гарри, — проговорила она сквозь стиснутые зубы, чтобы переменить тему.
 — Вот как? Вижу, эта старуха с бульдожьим лицом уже наябедничала вам. Ну а вы не заботьтесь о моем сыне — это ведь мой сын, Элис. Пора ему научиться дисциплине.
 — И научить его можете только вы, которая так ей и не научилась? — с горечью заметила Элис.
 Кейро, которая направилась к столу, где стоял серебряный чайный сервиз, бросила на нее из-за плеча угрожающий взгляд.
 — Да, я, и, вероятно, с помощью человека, который скоро может стать отчимом Гарри. В моей жизни появился новый мужчина, Элис. И какой мужчина! Крупный белокурый прусский варвар. Я могу выйти за него, если мне заблагорассудится, тогда мы с Гарри будет жить в Берлине с фон Даннекером.
 Побледнев, Элис уставилась на нее.
 — Вы, верно, шутите. Вы не можете увезти отсюда Гарри!
 — Не беспокойтесь, милочка, вы тоже сможете поехать, если захотите. Но даже и не пытайтесь украсть у меня Даннекера таким же манером, каким украли Люсьена.
 Элис опустила глаза на ковер, пытаясь сохранить самообладание. Она заставила себя не думать о диких планах Кейро, сосредоточившись на главной цели этого разговора.
 — Кейро, вы должны взять Пег Тейт обратно. Как можно было уволить ее? Она прожила в нашей семье двадцать пять лет, не говоря уже о том, что Гарри ее обожает. Вы не можете выбросить ее потому, что она в досаде…
 — Нет, Элис, могу, и, если мне вздумается, я могу так же поступить и с вами. Теперь, после того, что с вами произошло, вы должны знать свое место. Осмелюсь заметить, что вы свалились с вашего пьедестала, верно?
 Элис вздернула подбородок, но удержалась от возражений.
 — За время вашего отсутствия я внесла кое-какие перемены, — продолжала Кейро, — пора вам с ними ознакомиться. — И баронесса, держа в руке чашку, повернулась и холодно посмотрела на девушку. — Я сама теперь распоряжаюсь своей жизнью и домашним хозяйством. Отныне я требую относиться ко мне с уважением, которого я заслуживаю. Вам, Гарри и этой старой ведьме придется научиться этому. Неповиновения я не потерплю.
 — Как правило, уважение еще нужно заслужить! — прорычала Элис.
 — В ваших нравоучениях я больше не нуждаюсь, маленькая распутница! — сказала Кейро, и в глазах ее блеснула злоба.
 — Как вы смеете так называть меня?
 — Ну а разве вы не такая? Я же знаю. Я знаю, что вы сделали, так что нечего представляться передо мной, или можете убираться из моего дома и жить как знаете. Не забудьте, что я могу запретить вам видеться с Гарри.
 — Вы этого не сделаете.
 — А вы проверьте!
 Элис быстро заморгала, пытаясь осознать ату самую страшную угрозу.
 — Чего вы хотите от меня?
 — А, это уже лучше. Видите, как хорошо, когда мы с вами ладим?
 Элис с отвращением смотрела на нее. Кейро ласково улыбнулась ей и выпила немного чаю.
 — Так вот. Первое, что вы сделаете, — это немного повращаетесь в обществе, чтобы убедить всех, что вы вполне оправились от приступа инфлюэнцы. Таким женщинам, как мы с вами, очень важно придерживаться приличий.
 Элис отчаянно старалась не дать волю языку. «Я не такая, как вы, — подумала она. — Не важно, чем я занималась с Люсьеном, я никогда не стану такой, как вы».
 — Общество сейчас довольно скудное, но сегодня вечером будет концерт у графини Ливен, а в пятницу бал в «Аргайле». Вы появитесь и там и там.
 — Я не могу, у меня гостит «французская дама», — пробормотала Элис.
 — Понятно. Ладно, на концерт сегодня можете не ходить, но на бал в пятницу пойдете со мной обязательно. К тому времени вы поправитесь.
 — А что будет с Пег?
 С холодным видом Кейро скосила глаза на чайную чашку, явно наслаждаясь обретенной властью.
 — Поклянитесь, что навсегда сохраните в тайне все, что происходило в Ревелл-Корте, и я дам ей возможность сделать еще одну попытку.
 Элис с отвращением смотрела на баронессу. Кейро прекрасно понимала, что, если общество узнает о том, что Элис стала любовницей Люсьена с подачи Кейро, им обеим придется навсегда распроститься со светской жизнью. Одно дело Кейро, известная своими скандальными приключениями, и совершенно другое — молоденькая девушка, которую мелочная и ревнивая злодейка безжалостно погубила. Вряд ли Кейро понравится, если ее новый любовник-пруссак узнает, что она на самом деле за человек.
 — Так вы клянетесь? — поторопила ее Кейро.
 — У меня нет никакого намерения публично объявлять о своем знакомстве с Люсьеном Найтом, — отозвалась Элис приглушенным голосом. — Перед моим отъездом мы договорились, что будем обращаться друг с другом как совершенно незнакомые люди, словно мы никогда не встречались. — От этих слов болезненные спазмы распространились от сердца по всему ее телу.
 — Ладно, — ответила Кейро. — Значит, это будет нашей маленькой тайной. А я в ответ позволю миссис Тейт остаться, но вы будете обязаны сделать так, чтобы эта назойливая старая ведьма не попадалась мне на глаза. И передайте ей, что я требую извинений.
 Элис знала, что Пег вскипит, если ей придется унижаться перед леди Гленвуд, но она, конечно, сделает это ради Гарри.
 — Хорошо.
 Кейро весело улыбнулась и пригладила волосы.
 — Ну и как, все оказалось не таким уж трудным?
 В это мгновение раздался звонок в дверь.
 — Ах, это, верно, фон Даннекер. Мы собираемся прокатиться в Гайд-парк. — И Кейро поставила чашку, подбежала к зеркалу, висевшему над камином, и пощипала свои щеки, чтобы они зарделись девическим румянцем. Потом она ринулась в коридор, где мистер Хаттерсли уже открыл дверь.
 Элис опасливо пошла за ней, собираясь взглянуть на человека, который, как пригрозила Кейро, может стать отчимом Гарри. Фон Даннекер оказался крупным высоким человеком может быть, даже более высоким, чем Люсьен, довольно толстым, с плечами, похожими на гранитные утесы. Хотя его темное платье было выбрано с модной сдержанностью, Элис насмешливо подумала, что этот обветренный, морщинистый и грубый человек выглядел бы уместнее в кольчуге Казалось, его мускулистую надменную фигуру раздражал строгий крой фрака и сковывала накрахмаленная сдержанность белого галстука.
 — Карл!
 Кейро казалась чуть ли карлицей по сравнению с ним, когда она подошла к нему и обняла став на цыпочки, чтобы поцеловать в щеки как это принято в Европе. Лицо у него было широкое, квадратное, с широким лбом и раздвоенным подбородком; его соломенного цвета Волосы были прилизаны назад и плоско прилегали к черепу а в правом глазу он носил монокль.
 Внезапно монокль упал, покатился по его груди — Барду заметил Элис, стоявшую гостиной, а Кейро все еще кудахтала над ним. Что-то в его бледно-голубых глазах заставило Элис содрогнуться и отодвинуться от дверного косяка. Рот у него был тонкий, жестокий, под глазами глубокие провалы, на коже легкий маслянистый блеск.
 — Ах, Карл, это моя золовка, мисс Монтегю. Элис, это барон Карл фон Даннекер, — сказала Кейро гордо и просунула руку ему под локоть хозяйским жестом, совершенно бесстыдно поглаживая его вздутые бицепсы.
 Элис кивнула, он поклонился в ответ, потом посмотрел на лестницу, по которой к ним спускался Гарри, держась за перила.
 — Тетя! Пойдемте в сад, посмотрим на котят! — крикнул мальчик.
 — Иду, Гарри! Прошу меня извинить. — Элис слегка присела перед Кейро и фон Даннекером, потом торопливо прошла мимо них, чтобы помочь Гарри спуститься вниз. Она взяла его за руку. — Вы же знаете, Гарри, что вам нельзя ходить по лестнице без сопровождающего.
 — Я увидел котят из окошка. Няня Пег сказала, что можно дать им молока, потому что они бездомные.
 — Ах, Гарри! — окликнула сына Кейро. — Подойдите и поздоровайтесь с бароном фон Даннекером и поцелуйте маму на прощание. — Кейро нагнулась, простирая руки к ребенку, всячески демонстрируя любовнику, какая она хорошая мать.
 Восторженная болтовня Гарри прекратилась. Он печально посмотрел на Элис, та незаметно кивнула. Нельзя как следует воспитать ребенка, если он не уважает свою мать, пусть даже она имеет репутацию блудницы. Мальчик подавил вздох и послушно направился к матери. Сердце у Элис сжалось при виде того, как осторожно он обнял ее, словно ему строго наказали ни в коем не случае не мять мамину прическу и платье.
 — Какой вы славный мальчуган, — сказала Кейро, погладив его по голове, чтобы показать нежную привязанность, — а теперь поклонитесь его милости.
 Гарри едва доставал фон Даннекеру до колен, но повернулся к этому человеку, приложил руку к сердцу и слегка поклонился, как положено джентльмену, а потом снова устремился к Элис. Она подхватила его на руки и обняла, полная какого-то странного подсознательного желания защитить дитя от бесчувственного взгляда фон Даннекера.
 До Ночи Гая Фокса оставалось всего шесть Дней, и приготовления Клода Барду шли с точностью часового механизма. Прибыла его команда стрелков — все на той же ирландской рыбацкой лодке, которая доставила его в Англию. Его люди привезли с собой блестящую, вылитую из бронзы пушку длиной восемнадцать футов, оружейный ящик, плотно набитый боеприпасами, и особую жаровню для каления ядер.
 «Город сгорит», — улыбаясь, думал он, выходя из дверей вместе с леди Гленвуд. Однако ему не понравилось, как вызывающе смотрела на него ее молоденькая золовка, когда взяла на руки ребенка и прижала к себе.
 Хотя мисс Монтегю и выглядела так же изящно и скромно, как и всякая англичанка благородного происхождения, в ее настороженных синих глазах он нашел силу характера, заставившую его остановиться. Барду отвернулся, пожатием плеч стряхнув странное ощущение, что эта девушка каким-то образом разгадала его маскарад. Нелепость! Торопясь укрыться от ее холодного взгляда, Клод вывел леди Гленвуд из дома и подвел к ожидавшей их карете, которую Барду одолжил у Стаффорда.
 Как только они сели в карету и тронулись, Кейро обняла его за шею и поцеловала. Барду никогда не любил поцелуев, но подыграл ей довольно охотно, потому что она была ему весьма полезна. Баронесса послужит отличной приманкой, на которую он выманит Найта из Лондона в Ночь Гая Фокса. И все же, грубо целуя ее, Барду чувствовал, что есть что-то в ее отношениях с Люсьеном Найтом, о чем Кейро ему не говорит. Всякий раз, когда он касался недавнего скандала с близнецами Найт, она с наигранной веселостью уклонялась от темы.
 Барду не давил на нее, потому что не хотел настроить против себя, но, чувствуя, что она все больше подпадает под его власть, решил спросить еще раз, уже настойчивее. Закончив поцелуй, он посмотрел в ее затуманившиеся похотью глаза.
 — Моя дорогая, вы знаете, что я обезумел от вас, — прошептал Барду. Для француза было не трудно говорить по-английски как бы с прусским акцентом.
 — Ах, Карл, — промурлыкала она, обхватив его руками, — я испытываю к вам то же самое. Вы заставляете меня чувствовать себя такой живой!
 — Вы знаете, что мои намерения касательно вас очень серьезны, Каролина, — сказал он, поглаживая ее. При радости, осветившей ее лицо, Барду чуть было не ощутил угрызений совести. Какая дура! — Но если мы будем вместе, — сурово продолжал он, — я должен знать, что кроется за этой огорчительной сплетней, подстерегающей меня везде, куда я ни повернусь. Я не хочу стать посмешищем. Я должен знать правду о том, что произошло между вами и этим чертовыми братьями Найт.
 Она опустила ресницы.
 — Вы ведь чуть было не вышли замуж за Деймиена Найта, верно?
 — С моей стороны это было лишь кокетство, Карл.
 — И поэтому вы позволили второму использовать вас?
 — Люсьен Найт не использовал меня! — возразила Кейро, и в глазах ее вспыхнуло негодование. — К вашему сведению, ему так отчаянно хотелось овладеть мной, что он предал родного брата, но не стану скрывать — Люсьен очень быстро мне наскучил. Он был сильно уязвлен. Честно говоря, он все еще злится на меня, но что я могу поделать? Мне стало с ним скучно.
 — Стало быть, он в вас влюблен? — спросил Барду, разочарованный смутным ощущением, что она ему лжет. — Я спрашиваю только на тот случай, что у меня с ним могут возникнуть неприятности из-за вас.
 Баронесса улыбнулась и опять обвила его руками.
 — Ах, Карл, как это мило! Неужели вы на самом деле станете защищать меня от ухаживаний моего ревнивого любовника в отставке?
 Вот тут-то Клод и предположил, что за ложь кроется за ее сладкой улыбкой. Конечно же! Она все еще видит Люсьена Найта за его, Барду, спиной, пожалуй, все еще спит с ним в те ночи, когда Барду нет рядом с ней.
 Так вот что она скрывает, размышлял он. Эта сучка думает, что поступила очень умно, соблазнив обоих братьев. Если бы Барду на самом деле был фон Даннекером, он пришел бы в ярость, но Клод только улыбнулся, радуясь своему открытию. Это означало, что его план сработает превосходно.
 — Неужели вы действительно пришли бы на помощь, окажись я в опасности? — насмешливо спросила Кейро, призывно облизнув губы. — Вы спасли бы меня, мой большой, свирепый викинг?
 — Не щадя живота своего, — поклялся Барду, мысленно презрительно усмехнувшись ее невежеству. Ведь викинги были норвежцами, а не германцами.
 — М-м, — пробормотала она, прижимаясь к нему всем телом. Потом просунула руку к его промежности, и он напрягся, но в голове у него мелькнула мысль о Софии. Она так и не вернулась, и он уже начал подумывать, не сбежала ли его неистовая русская любовница.
 Она не посмеет, успокоил он себя. С дороги София прислала ему записку, что преследует Ролло Грина, который направляется в загородный дом Люсьена Найта, а женщины, собирающиеся изменить, так не поступают. Тем не менее в самом дальнем уголке души Барду зародилось беспокойство, не случилось ли с ней что. Таких женщин, как София, больше нет. Она единственная всегда понимала его темные желания. Клод презрительно усмехнулся. Вот разыгралось воображение! София всегда прекрасно умела постоять за себя. Он не сомневался, что ей удалось убить этого омерзительного американца, София всегда добивалась своего. Он знал, что может быть уверенным в том, что она выполнила его поручение, а только это и имело значение.
 Он выбросил из головы эти мысли, привез Кейро в гостиницу, где и овладел любовницей своего врага как шлюхой, заставив ее признать в то время, когда он мстительно брал ее, что он как любовник лучше Люсьена Найта. Кейро не посмела бы не согласиться, но все равно ему было приятно.




 Глава 14


 Прячась в тени, Люсьен озирал бальный зал, стоя на тускло освещенном высоком балконе и рассматривая толпу гостей с задумчивым терпением хищника, выслеживающего жертву. Ему не верилось, что прошло уже четыре дня. Четыре дня неустанных поисков и напряженных размышлений о том, как ему перехитрить Барду, и теперь уже был вечер пятницы. Завтра Ночь Гая Фокса, а о его враге все еще ни слуху ни духу. За эту половину недели он скоординировал свои действия с Главным уголовным полицейским судом и с лондонской плохо укомплектованной полицией, стараясь найти Клода Барду. Он дал им рисунок и словесное описание этого дюжего француза, но это не помогло — никто его не видел. Люсьен приказал, чтобы охранники стерегли Вестминстер-Холл и наиболее значимые здания и королевские апартаменты по всему Лондону. Он велел обыскать старинные подвалы парламента на предмет взрывчатки, но там ничего не оказалось. Пока люди с Боу-стрит и подчиненные констебля обыскивали улицы и с мучительной медлительностью обшаривали прибрежные склады, Люсьен начал искать Барду в обществе.
 Барду не был джентльменом, но, наверное, человек с его высокомерием вполне может решить, что он в состоянии какое-то время морочить голову высшему свету, если только одеться по всем правилам. И это выводило Люсьена из себя. Он чувствовал, что Барду здесь, совсем близко, просто его не видно. Этот хам, сукин сын, конечно же, посмеивается исподтишка, видя, как Люсьен отчаянно пытается обнаружить его. Очевидно, он не собирается показываться, пока не будет полностью готов к началу действий.
 В этот момент толпа гостей под балконом заволновалась. Люсьен увидел, что все головы с любопытством повернулись к входной двери, потом он раскрыл рот от удивления, потому что в зал вошла, высоко подняв подбородок, изящная красавица в белом. Ее густые волосы были искусно перевиты ниткой жемчуга.
 Элис!
 Он смотрел на нее, не в силах пошевелиться.
 Черт побери! Что она здесь делает? Люсьен глазам своим не верил. Его охватили радость и панический страх. Господи, как он соскучился по ней! Но что она делает в Лондоне?
 Вместе с ней в зал вошла Кейро. Баронесса была одета в облегающее платье из черного бархата, но вниманием собравшихся завладела Элис, стройная и сдержанная, державшаяся со спокойным достоинством. Воздушное вечернее платье из белого шелка чувственно льнуло к ее коже, она казалась отчужденной мраморной богиней, которая только что спустилась в мир со своего пьедестала. Элис была теперь совершенно не похожа на то серьезное юное существо, которое явилось неделю назад в его библиотеку и которое он так легко очаровал, цитируя стихи Донна. Теперь это была сила, с которой необходимо считаться. Она остановилась в дверях, обвела присутствующих надменным отрешенным взглядом и скользнула в зал.
 Рой мужчин немедленно окружил ее и Кейро, молодые фаты, денди и офицеры, затянутые в мундиры, добивались ее внимания, сыпали пылкими комплиментами. При виде этого глаза Люсьена неистово вспыхнули.
 — Марк! — рявкнул он, оборачиваясь к своему протеже.
 Молодой человек, который стоял, прислонившись к дверям лестницы, ведущей на балкон, подошел к нему. Люсьен крепко сжал губы, не находя слов от ярости, и, молча указав на Элис, в бешенстве посмотрел на него.
 — Ах ты, черт возьми, — тихо сказал Марк.
 — Уведите ее отсюда.
 — Считайте, что все сделано. ***
 Элис жалела, что приехала на бал. Лучше бы она уютно посидела дома, глядя в огонь или читая книжку Гарри. Но нужно было показать обществу, что с ней все в порядке, что не случилось ничего необычного, ничего скандального, ничего даже отдаленно напоминающего похищение.
 «Как удобно, — с горечью подумала Элис, — что я вернулась от Люсьена с готовой ложью».
 Едва она вошла в бальный зал, как трое ее давнишних поклонников — Роджер, Фредди и Том — поспешили поздороваться с ней и заговорили, перебивая друг друга. Роджер Маннерз, серьезный молодой человек с возвышенным настроем души, с волнистыми черными волосами и карими глазами, когда-нибудь станет превосходным адвокатом. Фредди Фоксхем был убежденным бездельником с Бонд-стрит и замечательным модником; в этот вечер на нем был пурпурный фрак с таким высоким галстуком, что он едва мог повернуть голову. Том де Вер, сын эсквайра, был самым крупным из них, он обладал громким голосом и простой, верной натурой охотничьей собаки.
 — Что это за пташка к нам залетела? — с сердечной улыбкой выпалил Том.
 — Мисс Монтегю, как замечательно, что вы поправились. Вы выглядите восхитительно, — сообщил Роджер, целуя ей руку с обычной для него скрупулезной галантностью.
 Фредди же молча оглядел ее с головы до ног через монокль.
 — Хм-м, — пробормотал он, а потом высказал свое суждение: — Да, совершенно приемлемо.
 Элис насмешливо улыбнулась всем троим.
 — Благодарю всех вас за цветы.
 — А какие вам понравились больше всего? — с детской непосредственностью поинтересовался Том.
 Она рассмеялась.
 — Не могу сказать.
 — Пойдемте присядем, Элис, не нужно испытывать ваши силы, — сказал Роджер, по своему обыкновению с деловитым видом проявляя заботу о ней. Он осторожно взял ее за локоть и повел по залу, в то время как Фредди расчищал перед ними дорогу, расталкивая людей своей элегантной прогулочной тростью, которую всегда носил при себе.
 Когда они подошли к стене, вдоль которой стояли стулья, Том нетерпеливым жестом подвинул один из них девушке.
 — Ваш трон, принцесса!
 — Ах полноте! — насмешливо пожурила Элис.
 Ее невестка сидела неподалеку, погруженная в блаженную беседу со своими друзьями мужчинами. Элис заметила, что отвратительный братец Кейро, Уэймот, слонялся поодаль, явно намереваясь выпросить у баронессы очередную сумму в долг. Как всегда, выглядел он неопрятно и имел вид человека, одурманенного вином и опиумом.
 — Том, старина, принесите-ка нашей красавице немного пунша, — приказал Фредди.
 — Верно! — отозвался Том, словно его посетило внезапно некое божественное вдохновение. Когда он пошел, неуклюже ступая, через толпу искать столик с напитками, Фредди и Роджер уселись по обе стороны от Элис.
 — Должен сказать, что вы нас порядком напугали, — укоризненно проговорил Роджер.
 — Ну что ж, теперь я совершенно здорова.
 — Так здоровы, что будете с нами танцевать? — осведомился Фредди с ленивой усмешкой.
 — Быть может, — лукаво ответила Элис. — Что за жилет!
 — А что, разве плох?
 — Не случилось ли за мое отсутствие чего-либо интересного в Лондоне?
 И они принялись неторопливо болтать. Роджер описал последнюю постановку шекспировской пьесы в театре «Друри-Лейн» с участием новой звезды, Эдмунда Кина, потом Фредди постарался превзойти его рассказом о последних конных состязаниях в королевском амфитеатре Эшли.
 Мысли Элис блуждали далеко. Что ей делать теперь, когда она уже больше не девственна? Как объяснит она этот факт своему избраннику? Или как обманет его, чтобы он ничего не заметил? Можно выйти замуж за Тома и спокойно одурачить его, но ведь он такой славный дуралей! Элис никогда не полюбит его по-настоящему, а поступить так с другом — бессердечно. Труднее всего будет одурачить знающего жизнь Фредди, но, пожалуй, он охотнее других воспримет весть о ее падении философски. Однако до нее доходили слухи, что у Фредди есть необычная, быть может, противоестественная, дружба с одним из его приятелей-денди. После того, что она видела в Гроте, Элис поняла, что означают эти слухи. Порой ей казалось, что он ухаживает за ней только потому, что должен ухаживать за какой-то молодой леди, и что в глубине души он уверен — Элис не примет его предложения. «А, ну ладно, — подумала она. — Все равно как друг он обворожителен».
 Лучше всего, наверное, выбрать Роджера. Сам он, без сомнения, девственник, так что может ничего и не заметить, поскольку ослеплен своим обожанием. Он поставил ее на очень высокий пьедестал, потому что она всегда была превосходной Гуди Два Башмака.
 Когда вернулся Том и принес ей пунш, Фредди отвернулся, чтобы поздороваться со своими друзьями, на лицах которых застыли неизменные надменные улыбки, а Роджер наклонился к ней и прошептал на ухо:
 — Мне нужно поговорить с вами, Элис. Она кивнула, недоумевая, в чем дело, как вдруг услышала голос, настойчиво звавший ее по имени.
 — Мисс Монтегю!
 Она подняла голову, глаза ее расширились, потому что Марк и остальные церберы Люсьена дружно направлялись к ней.
 — Мисс Монтегю! Прошу вас, на два слова.
 — Добрый вечер! — сказал Толберт. — Вы выглядите великолепно.
 — Мадемуазель! — с поклоном обратился к ней О'Ши.
 — Рад вас видеть, дорогая мисс Монтегю! Как вы сегодня очаровательны, — сказал Марк, глаза его озорно блеснули.
 — Послушайте! — запротестовал Роджер, увидев, что беспутные протеже Люсьена собрались вокруг нее, оттеснив троих поклонников.
 — Наш общий друг очень недоволен, — тихо проговорил Марк.
 — А он здесь? — ахнула Элис, замерев на месте. — Где?
 — Наблюдает, — прошептал Кайл, незаметно подмигнув ей. — Тысячеглазый Аргус.
 — Как его рана? — быстро спросила Элис, стараясь говорить тихо, чтобы ее поклонники ничего не услышали.
 — А вам какое дело? — поддразнил ее Марк. Она сердито посмотрела на него, чувствуя, что лицо у нее вспыхнуло горячим румянцем.
 — Никакого. Где этот невежа? Он мог бы прийти и сам поговорить со мной.
 — Вы знаете, почему он не может этого сделать.
 Элис мрачно посмотрела на него. А Марк поднял голову и устремил взгляд вверх, на галерею. Девушка незаметно проследила за его взглядом и уловила только какое-то мгновенное движение на полутемном балконе, но никого не увидела. Люсьен исчез, точно кошка в ночной темноте.
 Марк с серьезным видом посмотрел на нее.
 — Он велел мне передать вам вот что. Уезжайте из Лондона. Возвращайтесь домой, в Глен-вуд-Парк, немедленно. Здесь вам грозит большая опасность, и вы это знаете.
 — Можете передать ему в ответ, что он мне не муж и надо мной не властен. Я буду делать то, что захочу.
 — У нее еще остался кое-какой огонек! — с усмешкой заметил О'Ши.
 — Послушайте, господа, довольно, — заявил Роджер, проталкиваясь между Кайлом и Толбертом. — Элис, пойдемте со мной.
 — Если позволите, — начал было Марк, с возмущением обращаясь к Роджеру, но тут Фредди уперся своей тростью прямо в грудь Марка и, чеканя слова, произнес:
 — Держитесь. Отсюда. Подальше. — Затем с величайшим апломбом оттолкнул Марка на шаг назад. — Полагаю, вы не были представлены этой молодой леди как подобает, стало быть, вы не имеете права с ней разговаривать.
 — Фредди! — потрясенно воскликнула Элис. Марк угрожающе прищурил глаза.
 — И что вы намерены предпринять?
 — Ничего. С какой стати я стану мять свою одежду, если Том вполне может с вами справиться? Фас его, Том, — сказал Фредди, отряхивая свои изящные руки.
 Марк обернулся и увидел крупного, рослого Тома. Храбрость Марка, судя по всему, изменила ему, когда он закинул голову, чтобы рассмотреть этого великана. Красноватое лицо Тома потемнело от возмущения.
 Элис втянула воздух, намереваясь остановить неизбежный, казалось, скандал, но вдруг Марк тихонько выругался, и молодые люди расступились, давая дорогу кому-то, кто явно испугал их. Когда пространство перед ней очистилось, Элис побледнела и откинула голову, пронзенная холодным командирским взглядом близнеца Люсьена.
 Это был полковник лорд Деймиен Найт, национальный герой!
 Это, конечно же, был он — в свежей алой форме и золотых эполетах, в белых перчатках, со сверкающей парадной шпагой. В точности такого же роста, что и Люсьен, он был на голову выше остальных мужчин, но почему-то казался более массивным, чем его близнец. Осанка Деймиена впечатляла и вызывала страх, заставляя людей немедленно подчиняться, в то время как Люсьен воздействовал на окружающих ленивой, легкой, спокойной манерой. Элис, пораженная сходством, удивленно смотрела на него. Когда Деймиен подошел к ней, держа на согнутой руке свой кивер с плюмажем, она заметила, что они и двигаются совершенно по-разному. Люсьен движется лениво и медленно, Деймиен же размеренно марширует.
 Выглядело все это достаточно устрашающе.
 Деймиен остановился перед ней и откашлялся. За ним поспешал еще один человек в форме. Полковник был настолько широк в плечах, что, пока он не остановился, шедшего за ним человека не было видно. Теперь появились копна рыжих волос и затейливые усы, они показались Элис знакомыми, потом она заметила, что у этого офицера нет одной руки, и внезапно поняла, что это старинный друг ее брата, майор Джейсон Шербрук.
 — Как, неужели это майор Шербрук? — удивленно воскликнула она.
 — Мисс Монтепо, как давно мы не виделись! — пылко сказал тот, хотя вид у него был довольно застенчивый. — Просто поразительно, что маленькая сестренка Гленвуда стала совсем взрослой.
 Девушка улыбнулась, Деймиен с нетерпением смотрел на нее.
 Все молодые люди с разной степенью беспокойства наблюдали за происходящим. Майор Шербрук покачал головой:
 — Э-э… Мисс Монтегю, позвольте мне представить вам полковника лорда Деймиена Найта. Милорд, это достопочтенная мисс Элис Монтегю.
 — Добрый вечер, — сказала она слабым голосом, делая перед ним реверанс.
 Молодые люди смотрели на это с разной степенью недовольства. Сидевшая неподалеку Кейро встала, внезапно заинтересовавшись происходящим. Глаза ее метали в Элис кинжалы.
 Лорд Деймиен поклонился.
 — Мисс Монтегю, окажите мне честь танцевать со мной.
 Элис услышала, что Кейро ахнула, услышав эти слова, и посмотрела на невестку как раз в тот момент, когда та резко закрыла рот.
 Элис еще раз с подозрением взглянула на полковника. Люсьен настаивал на том, чтобы никто из них двоих ни слова не проронил об их совместной жизни в Ревелл-Корте, но, судя по всему, близнецу своему он все рассказал. Иначе с чего бы это Деймиену пришло в голову обратить на нее внимание? Элис не сомневалась, что единственная причина, по которой полковник пригласил ее на танец, — это намерение отплатить Люсьену за то, что тот соблазнил Кейро и увел ее у него.
 Она стояла, не зная, на что решиться, помня, каким чувствительным становился Люсьен, когда дело касалось его прославленного брата. Если Люсьен действительно смотрит на них сверху, он придет в ярость.
 — Я не уверена, что это хорошая мысль, — тихо сказала Элис, с неохотой отказывая такому устрашающему персонажу.
 — Это очень хорошая мысль, мисс Монтегю, — сдержанно возразил Деймиен. — Я мог бы поговорить с вами. — Это было приказание, а не просьба. Он предложил ей руку, его стальные глаза требовали неукоснительного повиновения.
 «Ну вот, еще один из невыносимых братьев Найт!» — подумала Элис, и ноздри у нее затрепетали от возмущения. Однако потом она решила, что Люсьен отчасти заслужил наказание за то, что предпочел преследовать своего врага, а не остаться с ней. Вот пусть теперь и поскрипит зубами!
 Элис улыбнулась сияющей улыбкой герою с каменным лицом, легко положила руку в перчатке на его руку и пошла с ним в середину зала.
 Скандал, который, казалось, вот-вот разразится, сам собой выдохся. Трое ее поклонников, пятеро молодых повес Люсьена и даже Кейро смотрели в удрученном молчании, как Элис и Деймиен соединились в менуэте.
 — В высшей степени неожиданная честь, — заметила Элис.
 — Я и сам несколько удивлен, — отозвался полковник. — Как правило, я терпеть не могу танцев, но мне необходимо с вами поговорить.
 — Вот как?
 От ее внимания не укрылось, что за ними следит множество глаз. Женщины, добивавшиеся внимания лорда Деймиена, устремляли на нее ревнивые взгляды, как и неприятно пораженные поклонники Элис. Ее интересовало, видит ли их Люсьен. Ей было мучительно смотреть на его брата, потому что Деймиен был страшно на него похож, а она так соскучилась по этому дьяволу. Элис могла отметить всего два небольших различия — Люсьен носил волосы длиннее, а у Деймиена глаза были более глубокого серого оттенка.
 Когда они снова встретились в фигуре менуэта и принялись выполнять грациозные движения, Элис положила свою руку на руку Деймиена и искоса бросила на него настороженный взгляд.
 Он мешкал, пытаясь завести дружеский разговор.
 — Леди Гленвуд как-то сказала при мне, что вы очень любите маленького мастера Гарри.
 Элис невольно улыбнулась.
 — Так же, как и он меня.
 — Вы любите детей, не так ли?
 — Большую их часть, — ответила Элис, поворачиваясь вместе с ним. Он смотрел на нее с задумчивым блеском в глазах, который напомнил ей Люсьена. Элис исстрадалась по этому негодяю.
 — Как теперь поживает Гарри?
 — К сожалению, он переболел ветрянкой, но теперь поправляется.
 — Сожалею о его болезни.
 — Наверное, мы все должны пройти через это.
 — Мисс Монтегю, разрешите мне зайти к вам, — неожиданно сказал Деймиен, взяв ее за руку и сжимая ее. — Нам нужно о многом поговорить, но здесь не место. Могу я прийти к вам завтра?
 — Зачем? — простодушно спросила она.
 Он не успел ответить — фигуры танца снова разделили их, но, кажется, она поняла, что ему нужно. Одно дело — танец, который разозлит Люсьена, но его настойчивая просьба о встрече наедине предполагала нечто совершенно иное.
 Элис побледнела, в голове у нее нежданно-негаданно замелькали картины — вот Люсьен, растягивая слова, рассказывает своим братьям о том, как он соблазнил девственницу и превратил в шлюху. Неужели все эти предприимчивые братья Найт будут теперь смотреть на нее как на легкую добычу?
 — Вам нечего меня бояться, — быстро сказал Деймиен, увидев, как посерело ее лицо, когда фигуры танца снова свели их вместе.
 — Вот как? — холодно спросила она, ей казалось, что Люсьен снова предал ее.
 — Мисс Монтегю, нет никакой надобности пугаться. С вами ничего больше не случится. Даю вам слово! Завтра я объясню…
 Она легко выдернула руку.
 — Мне не нужны никакие объяснения, милорд. Поверьте, я все отлично поняла. — И как только музыка стихла, Элис повернулась и отошла. Сердце у нее гулко билось, ноги дрожали, пока она пробиралась сквозь толпу. Нужно немедленно уходить отсюда. Сейчас она не в состоянии болтать со своими поклонниками. Ей нужно немного времени, чтобы поразмыслить. Что она сделала со своей жизнью? Что он с ней сделал? Ах как ей хочется задушить этого дьявола с серебристыми глазами!
 Мисс Гуди Два Башмака! Разумная Элис! Почему-то она оказалась даже еще большей дурой, чем Кейро.
 Поспешно дойдя до противоположной стены зала, Элис отворила дверь на веранду. Потянуло холодом, но она подошла к каменной балюстраде, решив освежиться, прежде чем снова встретиться со всеми этими людьми. Хуже своей виноватой совести, хуже сомнительного внимания лорда Деймиена было сознание того, что Люсьен в этот вечер находится здесь и действительно намерен делать вид, будто они не знакомы. Элис закрыла глаза, так ей стало больно, потом с мольбой взглянула на небеса и вдруг услышала, что за спиной у нее со скрипом отворились высокие двери.
 — Элис! — ворвался в ее уединение настойчивый голос Роджера. — Господи, что вы здесь делаете? Сию же минуту войдите в дом! Вы только что болели.
 Она повернулась и посмотрела на него. Ветер теребил ее тонкие белые юбки и вздымал прядки волос. Роджер резко остановился и окинул ее смелым взглядом с ног до головы. — Боже мой, как вы хороши! Элис закатила глаза и отвернулась. Положив руки на холодный камень балюстрады, она подняла подбородок и обвела глазами темное небо, словно ответ, который она искала, был начертан на звездах. Но ответа там не было.
 — О чем вы хотели со мной говорить? — устало спросила она.
 — Элис, вы совершенно уверены, что у вас была инфлюэнца?
 Она резко повернулась к нему, сердце у нее билось где-то в горле.
 — Почему вы об этом спрашиваете? Что вы имеете в виду?
 Он нахмурил лоб, услышав ее отрывистый тон.
 — Вы так изменились. Может быть, то было что-то более серьезное, мозговая лихорадка. Вы показались хорошему лондонскому врачу? Я беспокоюсь о вас. Элис, вы же знаете, как я к вам отношусь.
 Она смотрела на него, ошеломленная, потом мысленно застонала, поняв, из-за чего он захотел поговорить с ней наедине. В конце концов, этот человек уже трижды делал ей предложение.
 Без сомнения, Роджер неверно истолковал отчаяние в ее глазах, потому что ласково взял ее обеими руками за руку.
 — Когда я увидел, как вы вошли сегодня в зал, такая красивая, я понял, что не могу больше ждать. Элис, либо выходите за меня замуж, либо скажите, что этого не может быть никогда. Это мучительно!
 — Но, добрый друг мой, молодые леди страшно любят причинять подобные мучения, — раздался внезапно низкий ласковый голос из темноты.
 Элис чуть не потеряла сознание от удивления и вырвала руку, которую легко сжимал Роджер. Люсьен ленивой походкой вышел из тени со всей элегантностью записного денди. Он отпил вина из бутылки с бургундским, которую держал в руке, ступал он при этом слегка неуверенно. Галстук его съехал набок, волосы взъерошены, и, к великому удивлению Элис, он казался совершенно пьяным.
 — Прошу прощения, сэр! — возмутился Роджер, и его гладкие щеки вспыхнули. — Я бы предпочел беседовать с леди наедине!
 — Я в этом не сомневаюсь, но я явился сюда в качестве вашего ангела-хранителя, — отозвался Люсьен с легким пьяным поклоном.
 Элис посмотрела на него так сердито, как только могла, но при появлении Люсьена сердце у нее отчаянно забилось от волнения.
 — Вы совершенно уверены, что готовы вступить в брак? — спросил он Роджера, пуская в ход свой головокружительный шарм. — И уверены ли вы, что действительно знаете ее?
 — Вы пьяный нахал! — сказал Роджер, чей смущенный румянец становился все гуще. — Вы ведь второй из близнецов Найт, не так ли?
 — А какая вам разница? — спросил Люсьен с оскорбительной усмешкой.
 — Меня не интересует, кто вы, и если вы не уйдете отсюда сию же минуту, я вас выкину вон!
 — Роджер, вы не сделаете ничего подобного! — в ужасе воскликнула Элис.
 — Вы сомневаетесь в моих способностях? — с возмущением осведомился Роджер.
 — Конечно, нет. Просто вы не можете драться с этим человеком. Он явно пьян, это будет недостойно.
 — А леди предпочитают достойных мужчин, — медленно проговорил Люсьен.
 Роджер, тяжело дыша, схватил Элис за руку.
 — Ступайте в дом, дорогая. Этот кретин понятия не имеет о том, как нежны и чувствительны молодые леди.
 — Да, бегите-ка, мисс Монтегю! Если вы намереваетесь выйти за него замуж, вам лучше привыкнуть выполнять то, что он говорит, — с горечью посоветовал Люсьен, окинув ее взглядом своих серебристых глаз, в котором сердитое презрение было в равных долях смешано с желанием.
 — Как вы смеете обращаться к ней? — рявкнул Роджер, отпуская Элис. Он остановился перед Люсьеном, который внезапно схватил его за лацканы и приподнял над полом.
 — Ах ты, самодовольный кобель, вот возьму и вышвырну тебя из окна! — проревел Люсьен, перестав притворяться.
 — Не нужно, Люсьен! — закричала Элис. Он тут же отпустил Роджера, который, в свою очередь, в изумлении уставился на Элис.
 — Вы знаете этого человека?
 Это был момент истины.
 Она смотрела на Роджера и не могла выговорить ни слова. Элис никогда не узнает, что он прочел в ее глазах в это мгновение, но Роджер покачал головой с потрясенным и негодующим видом, повернулся, вошел в дом и захлопнул за собой дверь. Элис вздрогнула от этого звука и повернулась к Люсьену.
 — Вы негодяй! — бросила она. — Змея! Что ж, теперь вы принялись шпионить за мной?
 — Ах, неужели я помешал вашему новому роману, Элис? Ужасно жаль. А как бы вы ответили ему, если бы я не вмешался? Согласились бы на его предложение? — яростно вопрошал он, притворное опьянение улетучилось — то была просто очередная уловка.
 Элис с презрением покачала головой.
 — Это не ваше дело.
 — Как бы не так! Вы моя. И предупреждаю, если вздумаете выйти за кого-нибудь замуж у меня за спиной, вы подпишете этому человеку смертный приговор.
 Элис пришла в восторг от того, с какой бешеной властностью он сказал это, но скрыла свою радость.
 — Еще кровопролитие, Люсьен? Это что же, ваш ответ на все?
 — Что вы делаете в Лондоне? Я велел вам не приезжать сюда! Где Маклиш, черт побери?
 — Я не знаю, где он, и не желаю знать. Что же до того, что я делаю, то, как видите, продолжаю жить своей жизнью — и жить без вас. — Элис отошла от балюстрады и направилась к стеклянной двери, но он стиснул ее запястье и притянул ее к себе.
 — Уберите руки!
 Люсьен крепко прижал ее к груди и требовательно, со жгучим вожделением, поцеловал. Ее телу не было дела до ее негодования, и оно ответило Люсьену по собственной воле, но Элис все-таки боролась с его черной магией, отказываясь подчиняться.
 — Я все еще вызываю у вас желание, — прошептал Люсьен. — Я это чувствую.
 Она бешено пыталась вырваться из его объятий, упираясь руками ему в грудь.
 — Как вы смеете целовать меня? — шипела она.
 — Вы, наверное, предпочитаете, чтобы это сделал Деймиен, — сердито сказал Люсьен. — Вы что же, намерены бросаться к любому мужчине, которого встретите сегодня вечером, или это касается только членов моей семьи? И зачем ограничиваться моими братьями? Всегда под рукой есть полк Деймиена.
 С неистовым криком Элис ударила его по лицу прежде, чем успела подумать. Низкий, сердитый смех, сорвавшийся с его губ, был скорее криком боли.
 — И это все, на что вы способны? Ударьте меня еще раз, Элис. Посильней!
 При мысли о страданиях, которые они оба перенесли, на глаза ее навернулись слезы.
 Люсьен смотрел на ее слезы какое-то время, потом отступил и с бешеным ревом швырнул свою наполовину пустую бутылку вдоль веранды, разбив ее о каменную балюстраду точно так же, как уже разбил сердце Элис. Красное вино запятнало серый камень и закапало, как кровь. Он снова повернулся к ней, его глаза блестели от ярости и боли.
 — Думаете, мне все это нравится? — хриплым голосом прошептал он. — Думаете, вы не снитесь мне каждую ночь?
 «Тогда почему же ты не выбрал меня?» — чуть было не закричала Элис, сердце у нее в груди перевернулось, но она ничего не сказала из гордости и только молча смотрела на него.
 — Уезжайте из Лондона, — приказал он, взяв себя в руки.
 — Я не обязана вас слушаться.
 — Можете меня ненавидеть, но не будьте дурой. Для вас слишком опасно находиться здесь.
 — С какой стати я должна вам верить? Вы же мастер лгать. Может быть, вам просто не хочется, чтобы я мешала, когда вы выберете себе новую жертву, которую соблазните и бросите.
 Она увидела, что ее холодные слова попали в цель, потому что Люсьен вздрогнул и отвел глаза, а потом опустил голову и некоторое время молчал.
 — Я хочу, чтобы вы уехали отсюда, — сердито повторил он.
 — Милорд, мне совершенно безразлично, чего вы хотите. — И Элис пошла прочь, пылая от негодования и не ощущая ночной прохлады.
 — По крайней мере, поклянитесь мне, что завтра, в Ночь Гая Фокса, вы останетесь дома. Элис, я вас умоляю! Тот человек, о котором я вам говорил, завтра ночью начнет действовать. Это может произойти где угодно.
 Услышав в его голосе усталую нотку человека, потерпевшего поражение, Элис остановилась и настороженно оглянулась. В глазах Люсьена появилось загнанное выражение.
 — Вы мне обещаете?
 — Ладно, но взамен я хочу кое-что узнать. Кому, кроме Деймиена, вы рассказали о нас?
 — Я не рассказывал Деймиену, я никому не рассказывал.
 Она досадливо закрыла глаза.
 — Нет, рассказали, Люсьен. Пожалуйста, скажите мне правду, чтобы мне не пришлось больше наталкиваться на подводные камни.
 — Я никому не говорил, — резко повторил он. — Вы хотите сказать, что он знает?
 — Зачем же еще ему понадобилось искать меня?
 — Потому что вы красивее всех женщин на балу.
 Она закатила глаза и хотела, было открыть дверь.
 — Элис!
 Она бросила на него вопросительный взгляд через плечо, в глазах ее застыла настороженность. Он держал руки в карманах своих черных панталон. Лунный свет блестел на его белом галстуке и очерчивал линию широких плеч, а ночной ветерок шевелил спутанные волнистые волосы, ресницы скрывали выражение глаз.
 — Гораздо красивее, — задумчиво повторил он. — Видите ли, я вас верну.
 Несколько нежных слов, его ласкающий взгляд — и она потеряет власть над собой. Даже сейчас ей приходилось удерживаться от желания подбежать к нему и обнять. Даже после того, как он соблазнил ее и отшвырнул в сторону, ей приходится бороться с его магнетической властью над ее душой, бороться изо всех сил. Нет! Она никогда больше не станет его игрушкой. Его загнанный взгляд не разжалобит ее.
 — Оставьте меня в покое! — приказала Элис, открывая дверь дрожащими руками.
 Войдя в зал, она поспешила к Кейро. Баронесса сидела, как королева, среди толпы своих постоянных развратных подданных.
 — Я хочу уйти, — коротко сказала Элис ей на ухо, — здесь невыносимо.
 — А, вот и прекрасно, — ответила Кейро, немного подумав и обмахиваясь веером. — Сегодня вечером придет фон Даннекер. Значит, у меня будет немного времени, чтобы отдохнуть перед его приходом.
 — Сегодня вечером? Но ведь уже половина двенадцатого.
 — Да. — Кейро бросила на нее из-за веера порочный взгляд. — Не обращайте внимания, если услышите завтра утром, как он уходит.
 — Но не можете же вы оставить его на ночь, когда в этом же доме живет Гарри!
 Баронесса закатила глаза и отмахнулась от возражений Элис.
 Клод Барду знал, что Люсьен Найт вернулся в Лондон несколько дней назад и роет землю, пытаясь найти его. Ему это казалось забавным. Он считал, что контролирует все события, и наслаждался этой возбуждающей дуэлью нервов со старым врагом. Единственное, что его беспокоило все сильнее, это отсутствие каких-либо известий от Софии. Он был уверен, что этой ночью она вернется. Он ждал, сколько было возможно, в своем гостиничном номере, нервно шагая взад-вперед, выкурил сигару на балконе, отыскивая ее лицо в потоке людей, неустанно текущем по Пиккадилли. Хотя ему было нужно, чтобы она бежала с ним из Англии после дела, которое он совершит завтра ночью, Барду решил не волноваться и сосредоточился вместо мыслей о Софии на последних деталях своего плана. Час возмездия приближался.
 Он снял маленький коттедж в пятнадцати милях к востоку от города. Утром он отвезет туда Кейро, она будет приманкой, чтобы выманить Люсьена Найта из Лондона. Тем временем Барду начнет атаку. По его подсчетам, потребуется всего около пятнадцати минут, чтобы осуществить запланированные разрушения в Лондоне. По всему городу будут звонить церковные колокола, будут стрелять праздничные пушки в честь ежегодного праздника, и пьяная, шумная толпа вряд ли поймет, что с неба на нее сыплется жидкий огонь, пока не станет слишком поздно.
 Барду представил себе, какая свалка образуется завтра ночью на улицах, когда толпы перепуганных людей побегут, ища спасения. Его пушка бьет на тысячу ярдов, а его крепкая команда стрелков-ветеранов может давать два ядра в минуту. Зажигательные ядра — это осадная артиллерия. Когда одно огнедышащее пушечное ядро попадает в дом, все, что есть в нем деревянного, возгорается. Если ядро попадет в стену вражеской крепости, оно будет тлеть много часов, такое горячее, что его нельзя залить водой. Он видел, как такое ядро залили водой, а через несколько минут оно снова вспыхнуло. Барду подумал о намеченных целях. Парламент — это обязательно; адмиралтейство, где живут военные офицеры, банк и биржа; Вест и Ост-Индские доки, чьи корабли принесли Англии львиную долю ее богатства; Сент-Джеймсский дворец. Выбор большой.
 Когда будут выпущены две дюжины ядер, так же как и несколько бомб со шрапнелью, чтобы отомстить англичанам по большому счету, он и его подчиненные исчезнут в разных направлениях. Лондон будет охвачен пламенем, а Барду поспешит в коттедж на свидание с Найтом и наконец-то прикончит этого ублюдка. Он пошлет записку Люсьену с указанием, где и когда встретится с ним, если он хочет спасти Кейро.
 Когда Найт будет мертв, останется всего лишь добраться до лодки и отплыть из Англии со своими ирландскими коллегами, которые ненавидят Англию так же, как и он. Вот почему необходимо было соединиться сейчас с Софией. Завтра ночью ему придется бежать из Англии. Если она не вернется вскорости, они снова будут вынуждены расстаться. Она уже должна была завершить свое дело. Когда дневной свет погас и спустилась тьма, а София так и не появилась, Барду больше не мог пренебрегать тошнотворной уверенностью, что с ней что-то случилось.
 Его не покидало ощущение, что он неразумно послал ее на смерть. Ролло Грин не справился бы с такой опытной убийцей, как София, а вот Люсьен Найт — мог. В соответствии с последним сообщением, которое она послала Барду, она следила за американцем, который направлялся в загородный дом Люсьена Найта. Что, если Найт схватил ее? Уничтожил? Что, если Найт переманил ее на свою сторону? От этой мысли кровь у него похолодела. Видит Бог, лучше бы уж она умерла, потому что, если София предала его, он убьет ее своими руками. От такой возможности Барду пришел в бешенство.
 Проклятый Найт! Больше он не мог скрываться, хитрить! Тяжело дыша, Барду ушел с балкона и оглядел свой номер безумными глазами. Его самообладание испарилось. Ему осточертело ждать подходящего момента, быть терпеливым.
 Все это время он дожидался предстоящего возвращения Софии, но Люсьен Найт знал, что она не вернется. Либо он ее уничтожил, либо похитил. Для Барду не имело особого значения, что именно произошло, значение имело то, что Люсьен Найт снова обошел его. И сейчас, наверное, смеется над ним. Ублюдок! В ярости Барду схватил хрупкий консольный столик, стоявший у изящной балконной двери, и с бешеным ругательством разбил его о стену. К черту подходящие моменты! Прятаться от Люсьена Найта — это просто унизительно! Он не вынесет этого больше ни минуты. Он знает, где живет Найт. Этот надменный аристократишка, сукин сын, не заслуживает больше ни единого дня жизни. «Ты думал, что я причинил тебе боль когда-то? Ты еще не знаешь, что такое настоящая боль, дружочек!»
 Барду встал на колени и, пошарив под кроватью, вытащил оттуда ружье в кожаном чехле. Проверил запас пуль и бросился из номера, его короткие белокурые волосы были спутаны, одежда растрепалась. С беззаботным, беспечным видом он прошел по элегантному гостиничному холлу, больше не пытаясь играть в фон Даннекера. Специально для того сделанная кобура ружья висела у него в руке, как портмоне несколько странной формы. Через несколько минут Барду выехал из гостиничной конюшни в карете Стаффорда, не взяв с собой кучера — он правил сам.
 Путь был недолгий. Барду узнал, что главной резиденцией герцогской семьи в Лондоне является внушительного вида особняк — Найт-Хаус. За высокой черной чугунной оградой, заканчивавшейся зловещими остриями, расстилалась аккуратная зеленая лужайка. Медленно подъехав к особняку, Барду заметил, что за оградой бегает с полдюжины сторожевых собак. Белый высокий фасад особняка поднимался надменно и сурово, сверкая в лунном свете. Проехав мимо дома, Барду ударил поводьями по крупам лошадей и, обогнув квартал, въехал в Грин-парк.
 В парке было пустынно, поэтому он поехал прямо по траве, подведя экипаж под укрытие купы невысоких деревьев. Холодный ветер свистел в голых осенних ветвях, но глаза Барду блестели от предвкушения. Его внимательный взгляд остановился на веранде позади дома.
 Там в позе отдыхающего человека сидел Люсьен Найт и курил сигару, положив ноги в сапогах на каменную балюстраду. При виде врага Барду затрясло. Единственный фонарь у двери давал достаточно света, чтобы сделать точный выстрел. С расстояния примерно в сто пятьдесят ярдов уже вполне можно стрелять и в то же время находиться достаточно далеко от собак, чтобы те не могли учуять его по запаху и поднять тревогу. Он отошел от экипажа, присел за стволом большого дерева и открыл чехол. Работая быстро и профессионально, он собрал свое ружье, приглядывая, чтобы Найт не вернулся в дом. Блеснул лежавший в открытом чехле длинный серебряный штык, но Барду он был не нужен. Клод опустил приготовленную пулю в ствол и туго забил ее туда. Потом пополз на животе, оперся локтями о холодную землю и прицелился. «Наслаждайся своей последней сигарой, mon ami [9] ».
 Сердце его гулко билось, пот выступил на лбу, палец обхватил курок. Внезапно дверь на веранду отворилась, и второй из близнецов Найт вышел из дома, держа в руке стакан. Барду нахмурил лоб.
 Он переводил взгляд с одного на другого и не мог различить их. Они были одеты одинаково, оба сняли к концу вечера фраки и галстуки, расстегнули жилеты, закатали рукава белых рубашек. Кто бы ни был из них двоих полковник, на нем не было его алого мундира.
 «Кто, черт побери, из них Люсьен?» — в ярости думал Барду. Разумеется, он почти с таким же наслаждением убил бы и героя войны, если бы не одно затруднение. Хотя он и знал, что попадет в одного из братьев, но не сомневался, что, едва раздастся выстрел, второй в мгновение ока перемахнет через ограду и бросится за ним со всеми этими собаками. А это поставит под угрозу прекрасное дело, которое он так тщательно спланировал.
 Барду глубоко втянул холодный ночной воздух, потом мысленно выругался и опустил голову. Все равно это слишком легкая смерть для английского ублюдка! Он хотел, чтобы Найт был жив и увидел разрушение Лондона после Ночи Гая Фокса, увидел то, что ему не удалось предотвратить. Тогда Найт поймет, что даже если армия Наполеона и проиграла войну, в личном сражении между ними победил Барду.
 Холодный воздух отрезвил его, так что теперь Клод снова овладел своими эмоциями.
 Он ведь не любитель. Он будет следовать своему плану и не станет рисковать, не станет совершать ошибку, поддавшись страстному порыву. Когда Люсьен Найт окажется в его власти, он досконально вызнает, что этот человек сделал с Софией, и покарает его за это.
 Барду мысленно записал, что нужно оставить одно пушечное ядро, чтобы стереть с лица земли Найт-Хаус и всех, кто в нем находится, потом тихо поднялся с земли и вернулся к экипажу, повесив ружье на плечо.
 Люсьен готов был сдаться. Он не знал, где еще искать и что еще сделать. Он потерпел неудачу во всем, но хотя бы его главная забота имела адрес — Элис согласилась не выходить из дома в Ночь Гая Фокса. Этой упрямой девчонке следовало бы пребывать в безопасности в Хоксклифф-Холле или по крайней мере в Гэмпшире, но она отказалась покидать Лондон. Когда дошло до дела, оказалось, что у него нет над ней власти.
 Стоя у балюстрады, где ночной ветерок шевелил его волосы, Люсьен всматривался в окутанный тенями Грин-парк. Ему показалось, что он уловил смутный намек на какое-то движение в темноте, но он был слишком погружен в мысли об Элис, чтобы обращать на это особое внимание. Он сделал глоток бренди, потом оглянулся на Деймиена, который в свою очередь бросил на него настороженный взгляд, сидя в ленивой позе и покуривая сигару.
 Люсьен смотрел на брата несколько враждебно, не зная, что предпринять. Так или иначе, он велит Деймиену держаться подальше от этой женщины, но к этому предмету нужно подходить деликатно. Элис утверждает, что Деймиен знает о них.
 Люсьен не понимал, как это могло произойти. Она не поверила ему, но он ничего не говорил брату. Если Деймиен действительно знает, очевидно, он решил приударить за Элис, просто чтобы отплатить ему за то, что он соблазнил Кейро. «Разумеется, осел ты эдакий, — мысленно фыркнул он, — твои ухаживания не имеют никакого отношения к тому, что она самая необыкновенная женщина на балу». При мысли об этом Люсьен почувствовал себя несчастным ревнивцем и ощутил жгучее отчаяние. Все эти молодые щеголи, толпившиеся вокруг нее, сами по себе могли довести до белого каления, но если уж и Деймиен станет ухаживать за Элис, ему ничего не останется, кроме как взять и повеситься.
 Ясное дело, она поняла, что лучше мести не придумаешь кроме как принять ухаживания Деймиена. Если ей хочется причинить ему боль, а коли так, то не ему ее обвинять, тогда она уже держит в своих изящных артистических ручках превосходное оружие.
 — Полагаю, вам понравился вечер, — проговорил глубоким голосом, растягивая слова, Деймиен.
 Люсьен повернулся, когда его брат с весьма самодовольным видом выпустил клуб дыма.
 — Я заметил, что вы сегодня решились танцевать, — ровным голосом сказал Люсьен, скрывая возмущение.
 — Не мог устоять, — ответил Деймиен. — Вы видели девушку, с которой я познакомился? Хороша.
 — Очень, — согласился Люсьен сквозь стиснутые зубы. Он почувствовал, что лицо у него вспыхнуло от негодования.
 — Как поживает Кейро? — с невинным видом спросил Деймиен. — Ах, наверное, вы не общались с ней за это время, поскольку ее видели по всему Лондону с этой прусской обезьяной.
 — Мне наплевать, — сказал Люсьен предостерегающим голосом, не сводя глаз с брата.
 — Как и вообще на всех женщин, да, братец? — Деймиен встал и направился к нему, остановившись рядом. — Действительно, вам ведь никогда нет дела ни до кого, верно? Кроме как до себя самого.
 Люсьен бросил на брата надменный взгляд — не хватало только нравоучений!
 — Вы сделали ужасную вещь, — сказал Деймиен голосом, который был не намного громче тихого ночного ветерка, хотя в нем и слышалась угроза. — Ничто из всего, что вы сделали до сих пор, не может сравниться с бесчестьем, которое вы навлекли на эту девушку, Люсьен. Вы насильно оставили в своем доме девицу благородного происхождения, соблазнили ее, а потом вышвырнули, как шлюху. Мне стыдно за вас.
 — Откуда вы узнали? Деймиен воззрился на него.
 — И это все, что вы имеете сказать? Откуда я узнал? Кейро рассказала, если хотите знать. На той неделе как-то вечером она явилась сюда, чтобы снова броситься ко мне, а когда я попросил ее удалиться, она рассказала мне о вас и о мисс Монтегю. Баронесса бросила мне в лицо оскорбление, заявив, что мы, братья Найт, свора негодяев.
 — Да, это похоже на Кейро.
 — Люсьен, о чем вы думали? Мисс Монтегю — дочь барона, женщина благородного происхождения. Вы опозорили своей возмутительной безнравственностью не только ее, но и себя, и нашу семью.
 — Деймиен… — Люсьен вздохнул, ущипнул себя за переносицу, стараясь сохранить терпение.
 — Как вы уживаетесь с самим собой — это ваше личное дело, но я хочу, чтобы вы знали, что я намерен исправить создавшееся положение. Как всегда, мне приходится разгребать то, что вы натворили.
 Внезапно Люсьен замер.
 — Уладить создавшееся положение?
 — Завтра я увижусь с мисс Монтегю, — ответил Деймиен мрачным решительным тоном. — Я намереваюсь просить ее стать моей женой.
 Потрясенный до глубины души, Люсьен окаменел от ярости.
 — Не смейте, — прошептал он.
 — Тогда поступите так, как того требует честь.
 — Я не могу, — жалобно сказал Люсьен.
 — Ну а я могу, — сказал Деймиен, потом бесцеремонно прошел мимо него и вошел в дом.
 Люсьен стоял, как парализованный, в голове у него все вертелось, сердце гулко билось. До омерзения просто было представить себе их вместе — этого героя войны и Гуди Два Башмака! Какая пара! Деймиен хочет иметь наследников, Элис мечтает о том, чтобы носиться с целым выводком детей. Как это похоже на его достойного брата — взять дело в свои руки.
 Люсьен пригладил волосы, потом сжал затылок и закрыл глаза, чувствуя сильнейшее отвращение к собственной персоне. Никогда он еще не терпел такого полного краха! Элис, может быть, и отвергнет предложение того малого, но какая женщина в здравом уме откажет великому Деймиену Найту, который вскоре станет графом Уинтерли? И лучше ему принять это. Ей, конечно, будет лучше с Деймиеном. Деймиен сделает ее графиней. Люсьен этого сделать не сможет. Деймиен вызывает у всех восхищение, уважение. Ей никогда не придется его стыдиться и просить не играть в столь опасные игры. Если Клод Барду в конце концов убьет Люсьена, по крайней мере он сможет покоиться с миром, зная, что Деймиен заботится об Элис. «Все это к лучшему», — сказал он себе. Все, что она любила в нем, она найдет и в его брате-близнеце. В конце концов, Деймиен так похож на него. Только лишен его пороков.
 Элис давно уже была дома, в своей комнате, и легла, но уснуть никак не могла, потому что беспокоилась о Люсьене. Она страстно молила Бога сохранить его. Но когда она наконец задремала, ее резко вернул к реальности шум — фон Даннекер и Кейро шли по коридору за ее дверью, направляясь в спальню баронессы.
 — Что случилось, милый? — услышала Элис шепот баронессы. — У вас такой мрачный вид.
 Элис не разобрала, что фон Даннекер промямлил в ответ, потому что они уже прошли дальше. Но миновало немного времени, и через стену до нее начал доноситься приглушенный смех Кейро, звуки, сопровождавшие любовную игру, а потом и стоны.
 Элис с досадой надвинула на голову подушку, пытаясь заглушить эти звуки, но пара разошлась не на шутку. На Элис нахлынули мучительные воспоминания, от которых тело ее запылало от тоски по единственному мужчине, который был ей желанен: по ее соблазнителю, этому дьяволу с серебристыми глазами. Мучаясь и тоскуя, Элис сбросила одеяло, надела халат и на цыпочках прошла в детскую посмотреть, как там Гарри.
 Когда она тихонько проскользнула в его комнату, он крепко спал. Вид у него был удивительно мирный — он лежал на спине, и лунный свет падал на его ангельское личико. Элис смотрела на него, дрожа от ночного холода, и слезы наворачивались ей на глаза.
 «Ягненочек, кроме тебя, у меня никого нет».
 Когда она переступила с ноги на ногу, доски пола скрипнули. Ей даже захотелось, чтобы он проснулся, тогда ей было бы не так одиноко. Элис едва удержалась от желания погладить его по пушистой головенке. Вместо этого она взяла его тряпочную собачку. Элис прижала игрушку к себе, глядя на малыша, и хрустальные слезы бежали по ее лицу, освещенному луной. Она опустила голову и крепче обняла собачку, стараясь, чтобы плач ее разбитого сердца был неслышным, в то время как каждая частица ее тела звала Люсьена.




 Глава 15


 На следующее утро Элис сидела на скамье в Гайд-парке, закутавшись в ротонду, шарф и перчатки, и рисовала голые ветки деревьев. Она сказала Люсьену, что не станет выходить из дому в Ночь Гая Фокса, но касательно дневного времени никаких обещаний не давала. Вскоре после рассвета ее разбудил топот фон Даннекера, который вышел из спальни Кейро. Элис подумала, что нужно радоваться — ведь он мог бы остаться завтракать.
 Она плакала вчера, пока не уснула, и теперь у нее немного болела голова. Элис раздраженно оглянулась, услышав, как рабочие застучали молотками. Они заканчивали сооружать помост, где сегодня вечером сановники будут произносить речи, перед тем как зажжется фейерверк. Ночь Гая Фокса никогда особенно не привлекала Элис. Это был праздник шумный, беспорядочный, грубоватый, который всегда вызывал у нее страх перед опасным сочетанием выделывающих курбеты пьяных и пылающими огнями салюта.
 Элис, прищурившись, вглядывалась в ветки на светлом фоне облачного неба и продолжала рисовать. Работа действовала на нее успокаивающе. Небо походило на взволнованное море высоких серых облаков с резкими серебряными краями, там и тут солнце пронзало его веерообразными лучами. Пышная осенняя листва давно облетела и рассыпалась на ветру, и теперь жалкие сучья против света казались еще чернее.
 Нелли ушла к грязному берегу Серпентайна, повесив на руку свою рабочую корзинку. Сегодня Элис была не в духе и, даже зная, что служанка принимает это отчуждение на свой счет, не могла заставить себя быть любезной. Она только сидела, погруженная в размышления, лениво рисовала деревья, и ее рука двигалась над листом бумаги сама по себе, что-то затеняя здесь, добавляя что-то там. Внезапно тяжелое громыхание лошадиных копыт ворвалось в ее мысли.
 Она подняла голову и тут же тихонько ахнула, потому что высокий, представительный, удивительно знакомый всадник подъехал к ней на крупном белом коне. Сердце у нее екнуло — Элис сразу же узнала его и выпрямилась, но когда он подъехал ближе, она рассмотрела алый мундир под плащом и снова поникла на скамье, смеясь в душе над своими жалкими надеждами, о это другой! Господи, разве она не ясно дала понять вчера вечером, что не станет поощрять его ухаживаний? Деймиен остановил своего высокого белого коня перед девушкой, снял кивер с плюмажем и коротко поклонился в знак приветствия.
 — Мисс Монтегю! Няня Гарри сказала мне, что я могу найти вас здесь.
 Она подавила вздох, а он спешился, спрыгнув на землю с ловкостью спортсмена, и пошел к ней, на мгновение замешкавшись, потому что увидел ее недовольный взгляд. Он так походил на Люсьена, что при виде его сердце Элис болезненно сжалось.
 — Я понял, что вы не желаете говорить со мной, но вы должны меня выслушать, — сказал полковник.
 — Вот как? — пробормотала Элис несколько цинично. Это был человек, который привык отдавать приказания. Привык к неукоснительному подчинению. Услышав его властный голос, подошла Нелли и стала рядом с Элис. Девушка кивнула ей:
 — Все в порядке.
 Нелли с недовольным видом отошла на почтительное расстояние, но все же остановилась неподалеку, чтобы соблюсти приличия.
 — Хорошо, — вздохнула Элис и жестом указала на скамью, — можете сесть.
 Полковник опустился на скамью рядом с ней и окинул ее пронзительным взглядом. Лицо его было обветренным и суровым.
 — Мисс Монтегю, я перейду прямо к делу.
 «Да, — насмешливо подумала Элис, — это явно не Люсьен».
 — Мне известно о том, как непростительно повел себя мой брат в отношении вас. Я знаю, что произошло, и знаю, что вы не виноваты в том, что случилось. Это целиком его вина. Он прекрасно понимает, что к чему. — И полковник покачал головой с видом сдержанной ярости. — Когда Кейро сказала мне…
 — Кейро вам сказала? — прервала его Элис.
 — Да.
 — Вот как?.. — Она была ошеломлена. Значит, Люсьен вчера сказал правду, он никому не хвастался своей победой.
 — Я не могу не чувствовать себя отчасти ответственным за поступки моего брата.
 — Это совершенно ни к чему, милорд, — пробормотала Элис, хотя и вспомнила слова мистера Уитби о том, что Деймиен назначил себя хранителем брата много лет назад.
 — Тем не менее я хочу заверить вас, что больше с вами ничего не случится, — торжественно проговорил Деймиен. — Я не позволю моему брату бесчестить наше фамильное имя. Причина, по которой я хотел видеть вас, это… — Он откашлялся, потом его слова обрушились на нее, как настоящая кавалерийская атака. — Я пришел, чтобы предложить вам стать под защиту моего имени, чтобы сделать вас своей женой, если вы этого захотите. Вы не останетесь беззащитной после того, что мой брат сделал с вами. Я все исправлю. Что же касается прошлого, то я уже сказал — я хорошо понимаю, что это была не ваша вина. Мое положение в обществе таково, что это… неприятное происшествие… никогда не станет для вас источником мучений.
 Элис смотрела на него, удивленная его предложением. А она-то так плохо подумала о нем! Она опустила глаза, посрамленная и усмиренная его рыцарством. Хотя его речь была хорошо прорепетирована, Элис нашла смущение этого выдающегося воина совершенно очаровательным.
 Пока он ждал ответа, Элис обдумывала представившуюся ей возможность. Право, этот человек послан ей Богом! Ей не придется объяснять, почему она не девственна, ее не будут укорять за это. Он — национальный герой с кристальной репутацией, человек, известный своей храбростью и честностью. Став его женой, она сделается графиней, уважаемым членом общества и, что еще лучше, женой и матерью. Но Элис медленно положила руку на его предплечье и задумчиво посмотрела в его глубокие серые глаза.
 — Какой вы славный, достойный человек! Прошу вас принять мою глубочайшую благодарность. И хотя вы оказали мне высочайшую честь вашим великодушием, я не могу принять его.
 Он наморщил лоб.
 — Почему же?
 — Я люблю вашего брата, — тихо призналась Элис.
 Деймиен помрачнел.
 — Мисс Монтегю, будьте же разумны. Мужчины и женщины каждый день вступают в брак без любви. Вы погибнете, а мне все равно нужна жена. Я предлагаю вам спасательный круг и советую принять его.
 — Это причинит ему слишком много страданий.
 — Ну так что же? — спросил он, рассердившись совсем как Люсьен. — Как можете вы питать какую-либо нежность к человеку, который соблазнил вас без всяких угрызений совести, а потом бросил?
 — Я его люблю, — решительно сказала она. — Да, он причинил мне страдания, но я не хочу карать его или мстить. То, что произошло между нами, в конце концов было не только его поступком. Он домогался меня, но сдалась я сама. Я была дурочкой, которая отдала ему свое сердце.
 — А теперь он его разбил, — сказал Деймиен жестким голосом, внимательно глядя на нее. Она опустила глаза.
 — Прошу прощения, что была так груба с вами вчера на балу. Я испугалась, что ваши намерения недостойны.
 — Вполне понятно, не беспокойтесь. В отличие от брата я достаточно толстокож и, как он сказал бы, к тому же еще и твердолоб. — Деймиен грустно улыбнулся, встал и подал ей свою визитную карточку. — Я понимаю, что сейчас у вас трудное время. Если вы передумаете в ближайшие дни и измените ваше решения, меня можно найти в Найт-Хаусе, в Грин парке. Мое предложение остается в силе.
 И он коротко поклонился ей, а потом, надев кивер, направился к лошади. Взяв в руки поводья, Деймиен взлетел в седло и приветствовал Элис, приложив к киверу кончики пальцев, после чего повернул свою белую лошадь и пустился легким галопом по лужайке, покрытой тускло-зеленой травой.
 Элис смотрела ему вслед, и ей очень хотелось думать, что она не совершила роковой ошибки.
 — Вы идиоты!
 Рев Люсьена раздавался по помещению Главного полицейского суда на Боу-стрит. «Я расписываюсь в собственном непрофессионализме», — думал он. Люсьен отвернулся от группы ошарашенных французских иммигрантов, emigres [10] и туристов, дожидавшихся за решеткой в камере временного содержания, и сердито посмотрел на сыщиков, которые приволокли сюда всех этих людей. Был задержан даже высокомерный повар-француз герцога Девоншира. Марк и остальные его помощники стояли вокруг, смущенно переступая с ноги на ногу, и ждали, не понадобится ли их помощь, пока Люсьен срывал свою злость на офицерах полицейского суда.
 — Сколько можно повторять одно и то же? Я же сказал вам — Барду человек высокий, выше меня, с белокурыми волосами, а теперь посмотрите на этих людей! Кого вы мне привели?
 — Вы хотя бы посмотрели на рисунок, который я для вас сделал?
 — Да, посмотрели. Мои ребята делают что могут, но дело в том, что вы единственный, кто видел этого человека, — возразил капитан, в то время как сыщики стояли вокруг, подбоченившись и угрюмо разглядывая Люсьена.
 — Если это все, на что они способны, значит, они не могут ничего, — бросил Люсьен. — Если этого человека не найдут, погибнет много людей. Проклятие! Отпустите их!
 Когда растерянные французы были отпущены, Люсьен стремительно прошагал мимо сыщиков и вышел, его молодые помощники двинулись за ним, выстроившись плотным клином. Люсьен распахнул дверь и с тревожным видом зашагал по мостовой, сунув руки в карманы. Он напрягал мозги, но тщетно, и с трудом удержался от того, чтобы не ударить кулаком по каменной стене. День настал — было три часа пополудни, — и почему-то в этот важнейший день, когда он должен разрушить заговор Клода Барду, единственное, что он мог делать, — это мучительно думать о том, что ответила Элис Деймиену.
 Черт побери, если бы он был Деймиеном, Барду был бы уже схвачен, брошен в Тауэр и приговорен!
 — Вам не стоило откусывать им головы, — пробормотал Марк, шагая рядом с ним. — Теперь они еще хуже будут с нами сотрудничать.
 — Разве это еще имеет значение? — сказал Люсьен. — Уже слишком поздно. Мы проиграли.
 — Не говорите так! Еще рано сдаваться.
 Люсьен знал, что Марк прав, но он был расстроен и раздражен, поскольку этой ночью спал всего минут десять. Он потер лоб.
 — Они плохо работают.
 — Да, но капитан отчасти прав. Честно говоря, ваш рисунок просто ужасен. — Марк скорчил насмешливую гримасу. — Вы умеете рисовать топографические карты с потрясающей точностью, милорд, нужно отдать вам должное, но ваш рисунок Барду — да он и на человека-то там не похож.
 Люсьен нетерпеливо провел рукой по волосам.
 — Да, это не Мона Лиза, но каким нужно быть идиотом, чтобы спутать сорокалетнего человека более шести футов роста с маленьким поваром, в котором-то и росту всего футов пять? Это просто тупицы!
 — Вы единственный из всех нас, милорд, кто вообще видел этого человека. Очевидно, нам нужно свести вас с кем-то, кто умеет хорошо рисовать портреты, — сказал Толберт.
 — Это может сделать мисс Монтегю, — негромко сказал Кайл.
 — Я не желаю об этом слышать, я не хочу втягивать ее в это дело, — угрожающе сказал Люсьен.
 — Сэр, погибнет много людей. Вы сами это сказали!
 — И она не будет одной из них, — мрачно возразил он.
 — Поскольку она в Лондоне, мы вполне могли бы воспользоваться ее способностями. Она хорошо схватывает сходство, — настаивал Дженкинз.
 — Он прав, — не отставал Марк. — Если три дюжины полицейских сыщиков и констеблей и мы сами даже краешком глаза не видели Барду, очевидно, его нет поблизости. Тогда что опасного будет в том, если вы просто пойдете к ней и попросите нам помочь? Чтобы обеспечить ее безопасность, мы станем на страже вокруг ее дома, если хотите. Вам только и нужно, что описать внешность Барду, — и пусть она его нарисует. Может, это наша последняя надежда!
 — Почему вы думаете, что она станет нам помогать? — возразил Люсьен. — Я у нее в немилости.
 — Они ни за что не откажется, зная, что от этого зависит жизнь множества людей, — рассудительно сказал О'Ши.
 — И разве это не прекрасный предлог повидаться с ней? — с усмешкой добавил Толберт.
 Люсьен сердито отвернулся, но сердце у него забилось быстрее от одной мысли о том, что он ее увидит. Пребывание рядом с ней прибавляло ему сил, а сегодня ему понадобится любая помощь. Ребята правы, Элис действительно хорошо рисует портреты. Он и сам это видел. Но больше всего ему хотелось узнать, что она ответила Деймиену.
 Он вздохнул с бравым видом.
 — Ну ладно. Просто не верится, что вы, юные негодяи, смогли уговорить меня.
 — Вы знаете, где она живет?
 — Я могу добраться туда с закрытыми глазами.
 — А ведь он покраснел, а? — заметил Толберт Марку, когда Люсьен направился к своему черному жеребцу и взлетел в седло.
 — Я это слышал, — заметил Люсьен. Вскоре Люсьен спешился перед лондонским особняком Монтегю. Поднявшись к парадной двери, он собрался с духом и постучал. Проклятие! Он волновался, точно юнец, — во рту пересохло, пульс бешено бьется, сердце стучит от ревности и мучительной любви. Пара минут, пока Люсьен ждал у ее порога, показались ему вечностью. Он вынул из кармана жилета нагрудные часы. Двадцать минут четвертого. Он резко захлопнул крышку и сунул часы обратно в карман в тот момент, когда симпатичного вида маленький дворецкий открыл дверь.
 — Добрый день, сэр. Чем могу служить?
 — Э-э… добрый день, — удалось весело выговорить Люсьену, вертя в руках хлыст для верховой езды. — Мне нужно видеть, — он с трудом сглотнул, — мисс Монтегю.
 — Как о вас доложить, сэр?
 — Лорд Люсьен Найт.
 Приветливое лицо дворецкого сразу же стало строгим, манеры чопорными. Люсьен понял с огорчением, что добряк слуга, судя по всему, знает его имя из-за его отношений с баронессой.
 — Прошу прощения, милорд, — сказал дворецкий, подняв подбородок с надменным видом, — правильно ли я вас понял? Вы желаете видеть леди Гленвуд?
 — Нет, нахальный вы зануда! Мне нужна мисс Монтегю, — повторил Люсьен, покраснев. Господи, что же это с ним происходит? Он был в смятении, как змея, меняющая кожу.
 — Один момент. — И, бросив на Люсьена сердитый и оскорбительный взгляд, дворецкий закрыл дверь у него перед носом.
 Все это выглядело малообещающим. Люсьен отвернулся, похлопывая хлыстом по ноге, охваченный нервным возбуждением. Что, если она не захочет его видеть?
 Внезапно он заметил краешком глаза легкое движение в окне — там шевельнулась занавеска. Он быстро посмотрел туда, но тот, кто наблюдал за ним, исчез. Люсьен прищурился. Не намерена ли эта девчонка прятаться от него, делая вид, что ее нет дома?
 Но посмотрев на окно подольше, он поднял бровь — там появилась маленькая пушистая белокурая головка. Мастер Гарри, наверное, вскарабкался на стул, потому что теперь он уже поглядывал на Люсьена в окно и вид у него был весьма довольный. Люсьен медленно улыбнулся, очарованный сияющими синими, как фарфор, глазами малыша.
 Когда Люсьен поклонился малышу, Гарри исчез из виду. Люсьен нахмурился. Мгновение спустя малыш снова выглянул, словно играл в прятки. Люсьен тихо рассмеялся и решил лишить мисс Монтегю возможности скрыться от него. Он открыл парадную дверь и просунул голову в холл, отчего ведшийся шепотом разговор Элис с дворецким внезапно прекратился. Оба стояли в холле.
 — …сказать ему, что вас нет дома?
 — Люсьен! — проговорила Элис, широко раскрыв глаза, потом ее лицо вспыхнуло. — О Господи! Нельзя же без разрешения входить в чужой дом!
 — Право же, сэр! — рассердился дворецкий, но Люсьен смотрел только на девушку.
 — Здравствуйте, — сказал он с надеждой, глядя на нее глазами кающегося грешника.
 — Что вы здесь делаете?
 Боже, как она хороша! Элис была одета в свободное утреннее платье, сверху — хорошенький домашний передник с оборками, роскошные длинные волосы не были уложены в прическу и по-домашнему рассыпались по плечам; она выглядела потрясающе. Именно такой Люсьен больше всего любил ее, а не в том устрашающе прекрасном облике богини в белом, какой она явилась вчера вечером на балу.
 Прежде чем Люсьен успел собраться с мыслями и изложить свою просьбу, из передней гостиной появился любопытный Гарри. Он прижался к Элис, устроившись среди ее мягких юбок.
 Она машинально обхватила его плечики, не давая ему уйти. Спрятавшись наполовину за своей красивой молодой теткой, Гарри принялся сосать палец и с большим любопытством, держась на безопасном расстоянии, рассматривать Люсьена.
 Люсьен тоже смотрел на них. Вид этой женщины с ребенком, когда оба смотрели на него, затронул какие-то глубины его существа, глубины, о которых он и не подозревал. Люсьен осторожно закрыл дверь за собой и медленно присел на корточки неподалеку от Элис и мальчугана.
 — Здравствуйте, мастер Гарри. Меня зовут Люсьен.
 — Хм, а у нас в саду живут котята, они бездомные, — гордо заявил Гарри.
 — Вам повезло, — отозвался Люсьен с тихим смехом. — У меня в саду одни собаки. Большие и противные.
 Брови у Гарри высоко взлетели, и он вынул палец изо рта.
 — В деревне у меня есть дома собака. Это деревенская собака. Она ловит кроликов!
 Люсьен усмехнулся и посмотрел на Элис. Но когда он увидел слезы у нее на глазах, улыбка сползла с его лица. Крепко вцепившись в хрупкие плечики Гарри, девушка отвернулась и погладила его по головке.
 — Гарри, я принес вам одну вещь. Я слышал, что вы болели ветрянкой, и подумал, что это вас развеселит. — Сунув руку в карман, Люсьен вынул оттуда маленький треугольный кусок кварца и поднес его к удивленным глазам ребенка. — Это называется призма. Вы никогда раньше не видели такого?
 Повернувшись к нему всем телом, мальчик потряс головой, снова сунув палец в рот.
 — Идите сюда, я покажу вам, как она работает. — Люсьен уперся коленом в пол и протянул руку Гарри. Мальчик доверчиво пошел к нему. Люсьен обхватил его рукой и поднял призму к золотому лучу заходящего солнца, который проникал сквозь полукруглое окно над дверью: — Оно похоже на обычное стекло, верно? Но если его наклонить, видите? — И Люсьен указал на россыпь цветных лучей, падающих на мраморный пол.
 — Цветные! — удивился Гарри. Протянув руку к призме, он схватил ее и стал смотреть, не отводя глаз. — Как вы это делаете? — И он принялся трясти призму.
 — Нужно поднести ее к свету и наклонять, пока снова не появятся разноцветные лучи.
 — Это радуга, — уважительно сказал Гарри, потом в замешательстве посмотрел на Люсьена.
 — А вы знаете, как называются ваши краски? — спросил Люсьен.
 — Красная, зеленая, синяя, желтая, — гордо ответил мальчуган.
 — Вот это да! Вы все их знаете! — сказал Люсьен с восторгом, а потом улыбнулся Элис: — Это вы его научили?
 Она кивнула, глядя на них. Гарри хихикнул, прижался к Люсьену и заглянул ему в глаза. Люсьен долго смотрел на него; нетрудно было понять, почему Элис так любит этого ребенка. Он смышлен, приятен и неотразимо миловиден. Хотя матерью его была темноволосая и темноглазая Кейро, у Гарри были светлые волосы и синие глаза, как у всех Монтегю. Люсьен слегка ущипнул его за носик.
 — Почему бы вам не пойти и не показать вашей тете, как действует эта призма?
 Мальчик подбежал к Элис.
 — Смотрите, это призрак!
 — Призма, Гарри, а не призрак. — Девушка нагнулась и помогла мальчику наклонить призму так, чтобы луч света преломился в ней и появились разноцветные пятна. — Как красиво! — проворковала она. — Скажите же лорду Люсьену спасибо.
 — Спасибо! — крикнул Гарри.
 — Не за что, — с удовольствием ответил Люсьен.
 После этого Элис поцеловала Гарри и отослала к няне.
 — Мистер Хаттерсли, будьте добры, отведите его к Пег, — попросила она, когда дворецкий появился в ответ на ее зов.
 — Слушаю, мисс. Мастер Гарри, прошу вас.
 — Пока! — крикнул Гарри, помахав Люсьену рукой, когда дворецкий понес его вверх по лестнице.
 — До свидания, Гарри, — помахал в ответ Люсьен.
 Они с Элис остались стоять в холле в неловком молчании. У Люсьена было ощущение, что, если бы он не понравился Гарри, Элис немедленно выставила бы его за дверь.
 — Какой очаровательный постреленок!
 — Да. — Она сунула руки в карманы передника и переступила с ноги на ногу. — Что вам угодно?
 — Мне нужны ваши таланты. Она надменно подняла брови.
 — Тот человек, которого я пытался найти… Ну, ребята подумали, что вы, возможно, согласитесь нарисовать его лицо по моему описанию. Если у нас будет его хороший портрет, это, вероятно, поможет сыщикам с Боу-стрит либо помощникам констебля найти его.
 — Понятно, вы пришли за одолжением. После того, как поступили со мной.
 — Но это нужно не только мне! Это очень опасный человек. И он на свободе. Мы зря теряем время. — Люсьен расстроился.
 Вздохнув, она повернулась и пошла по коридору.
 — Я только возьму уголь. Душа его воспарила.
 — Благодарю вас!
 Без всякой деликатности Элис отмахнулась от него и исчезла в комнате в конце коридора, ока она ходила за альбомом и углями, Люсьен вышел из дома и расставил Марка и остальных своих помощников в разных местах вокруг дома с садом. Когда он вернулся в дом, Элис уже вернулась в коридор. Она поманила его, потом провела в утреннюю гостиную и села на стоявшее у дубового письменного стола резное деревянное кресло, убрав под него ноги.
 Элис положила альбом на колени и ждала, держа в руке палочку угля, потом сердито подняла глаза.
 — Не хотите ли чего-нибудь выпить?
 — Нет, благодарю.
 — Тогда давайте покончим с этим.
 — Верно. — Люсьен заходил по комнате, встревоженный ее близостью. — Это мужчина, француз, примерно сорока лет.
 — Опишите его овал лица. Круглый, квадратный?
 — Скорее всего прямоугольный, с раздвоенным подбородком.
 — Мы пока еще не дошли до подбородка.
 — Да, прошу прощения, — согласился Люсьен, уязвленный ее чопорным тоном.
 Она наклонила голову и глубоко вздохнула.
 — Мы будем работать, начав с верха лица и двигаясь к низу, — объяснила она несколько любезнее. — Что вы скажете о его лбе?
 — Широкий, густые брови, глубокие провалы под глазами.
 Ее рука двигалась над листом бумаги быстро, ловко, делая предварительный набросок. Слышалось только тихое мягкое царапанье угля, летающего над бумагой.
 — Какой у него нос?
 — Большой и противный, вроде картофелины, — пробормотал Люсьен.
 — Картофелины? — насмешливо переспросила Элис.
 Люсьен пожал плечами.
 — Ладно. — Рисуя, она сосредоточенно жевала губу, не чувствуя, что Люсьен с сокрушенным видом уставился на нее. Подняв глаза, она заметила его несчастные глаза прежде, чем он успел их отвести. Некоторое время они смотрели друг на друга.
 — Элис! — прошептал он. Губы ее задрожали.
 — Да?
 — Я думаю, мне нужно кое-что сказать вам. — Ему стало нехорошо при мысли о том, что его ждет, но Люсьен понимал, что потеряет ее, если не скажет то, что нужно сказать.
 — Что такое?
 Он опустил голову, потом размеренными шагами подошел к двери гостиной и закрыл ее. Будучи не в состоянии встретиться с Элис взглядом, Люсьен закрыл глаза и заставил себя поскорее перейти к делу:
 — Я не выбрал бы то, что выбрал, без серьезных на то причин. — Он с трудом сглотнул, сердце у него тревожно билось. Он глубоко вздохнул. — Прошлой весной я был схвачен во Франции этим человеком и его помощниками. Пять недель меня держали в заключении, прежде чем мне удалось убежать. Под пыткой…
 — Пыткой? — резко переспросила Элис. Он поднял подбородок и заставил себя встретиться с ее потрясенным взглядом.
 — Конечно, — сказал он с самообладанием, которого вовсе не чувствовал. — Каждому агенту известно, что пытка и смертная казнь — это самое вероятное, что тебя ждет, если попадешься.
 Бледная и потрясенная, Элис посмотрела на наполовину законченный рисунок.
 — Этот человек пытал вас?
 — Он отлично делал свою работу. Я не выдержал, Элис. — Он медленно покачал головой. — В конце концов я назвал имя одного из моих коллег, Патрика Келли. Это был прекрасный человек, мой наставник. Я просто больше не мог терпеть. Я даже не сознавал, что говорю. Когда я пришел в себя, было слишком поздно. Барду уже исчез. Он выследил Келли и убил его, основываясь на сведениях, полученных от меня. — Люсьен стиснул кулаки и содрогнулся. — Я проявил слабость. Я так же ответствен за смерть моего друга, как если бы своими руками перерезал ему горло. Вот почему я, и только я, должен уничтожить Барду.
 — Ах, Люсьен, — прошептала Элис.
 — Раньше я не мог вам рассказать. Я не хотел, чтобы вы подумали, будто я боюсь, — чуть слышно проговорил он.
 Она отложила уголек и протянула к нему руки.
 — Идите ко мне.
 Люсьен пересек комнату, ноги у него подкашивались, и опустился на колени у ее стула. Он тревожно смотрел в ее глаза, пытаясь прочесть в них ее реакцию, отчаянно стремясь понять, может ли она все еще уважать его после такой слабости, после того, что он так ужасно предал своего друга.
 Глаза ее наполнились слезами. Элис покачала головой и обняла его. Она погладила его по волосам, поцеловала лицо, поразив Люсьена своей нежностью.
 Глаза его жгло, когда он положил голову ей на колени. Элис склонилась к нему, ласково обнимая. Люсьен не поднимал головы, он зарылся лицом в ее длинные золотистые волосы, окутавшие его.
 — Все хорошо, — прошептала она, гладя его по спине. — Расскажите мне, что произошло.
 Он заставил себя продолжать:
 — Я никому не рассказывал об этом. Даже Деймиену, даже Кэслри. Барду руководил операцией. Меня схватили в Париже, заманили в проулок, использовав в качестве приманки молодую девушку. Я услышал ее крики. Решил, что на кого-то напали. Когда я бросился в проулок, чтобы помочь, меня ударили по голове и завязали глаза. Потом бросили в карету и повезли. Я не знаю, где именно это произошло.
 Он замолчал, собираясь с силами, чтобы рассказать ей всю отвратительную правду, самообладание изменяло ему.
 — В течение следующих пяти недель я просидел взаперти в холодном темном сыром подвале; пищи и воды мне давали ровно столько, чтобы я не умер. Жажда была чудовищная. Меня били. Морили голодом. Поскольку я не хотел говорить, меня положили на спину и вырвали два зуба. Они грозили изнасиловать и кастрировать меня, грозили всем, чем угодно. Они хотели, чтобы я стал предателем, но я не сдавался. — Люсьен прерывисто вздохнул, Элис терзалась, видя его мучения. — Наверное, мало-помалу я начал терять рассудок, — с трудом проговорил он, — я не помню того, что происходило дальше. Я очутился в монастыре у самой границы с Испанией, где мне оказали врачебную помощь. Там находились несколько партизан под началом священника по имени Гарсиа. Они использовали монастырь как свой штаб. После завоевания Испании маврами монастырь был хорошо укреплен. Гарсиа и его люди отвезли меня в штаб-квартиру Веллингтона.
 — Как же вам удалось убежать от ваших тюремщиков?
 — Я в конце концов убил одного из них, когда он пришел проведать меня. Я отнял у него оружие и силой проложил себе путь. Я убил их всех, — угрюмо сказал Люсьен, — за исключением Барду. Он уже отправился выслеживать Патрика Келли.
 Они долго молчали.
 — Ах, Элис, — проговорил Люсьен в каком-то духовном изнеможении, — с двадцати шести лет я отдавал этой воине все, что мог отдать, даже то, чего не отдал бы Деймиен, — мое доброе имя. Я знал, во что ввязался, но все думают, что я подлец, а это невыносимо.
 Элис молча, с сочувствием коснулась его лица. Он прижался щекой к ее ладони, но не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.
 Внезапно, без предупреждения, торопливо с губ его сорвались новые слова, но на этот раз красноречие его оставило.
 — Я никогда не хотел идти на войну! Я должен был стать врачом. Я хотел использовать свой Божий дар, чтобы исцелять людей, а не убивать их, но сильнее всего я был предан своему брату. Я отказался от будущего ради него. Я погубил себя ради него, потому что он был моим единственным истинным другом, а теперь он знать меня не желает. И я не вынесу, если он отберет вас у меня. Вы не понимаете, как я одинок! Если вы меня не любите… — Он резко оборвал себя и опустил голову, охваченный отвращением к себе. Люсьен почувствовал, что погибает, окончательно погибает, потому что больше не мог не заглядывать в свою потрясенную душу и не обращать внимания на то, что там происходит.
 Он отчаянно пытался вернуть себе свое макиа-веллиевское самообладание, но нигде не находил его. Если Элис надумает выйти за Деймиена, так тому и быть. Он боролся с собой, балансируя на краю отчаяния. «Не смей плакать у нее на глазах. Не смей плакать на глазах у Элис. Ради Бога, не будь ты проклятой тряпкой!»
 Но когда она ласковым жестом подняла его голову за подбородок, его глаза были полны мучительных слез.
 — Прошу прощения, — сказал он, встрепенувшись. — Прошу прощения за слабость, прошу прощения за то, что проиграл. Прошу прощения за то, что не настолько хорош, чтобы…
 — Не нужно, не смейте так говорить, — остановила она его, на глаза ее тоже навернулись слезы. Элис отчаянно затрясла головой. — Это неправда — все, от начала до конца.
 Люсьен умоляюще смотрел на нее.
 — Я знаю, что он был здесь сегодня. Я знаю, что он просил вашей руки. Что вы ответили, Элис? Пожалуйста, скажите!
 — А как вы думаете? — с мягким упреком спросила она.
 Люсьен покачал головой:
 — Понятия не имею.
 — Люсьен, — она обхватила пальцами его дрожащие руки, лежавшие у нее на коленях, — ваш брат — хороший человек, но это не вы. Я отказала ему. Я никогда не полюблю никого, кроме вас, так я ему и сказала.
 — Вы так сказали? — задохнулся Люсьен, глядя на нее, ошеломленный девической искренностью ее синих глаз.
 Она молча кивнула, и его охватила дрожь. Он осыпал поцелуями и омыл жаркими, жгучими слезами ее прекрасные руки.
 — Спасите меня, — прошептал он. — Мой дорогой, мой прекрасный друг! Вы — единственное, что мне удалось в моей жизни.
 Элис долго держала его в объятиях, уткнувшись носом ему в ухо и ласково поглаживая по спине.
 — Люсьен, мой волшебник, мой чародей, вы и есть целитель. Вы исцелили меня.
 Он поднял свой потрясенный взгляд и растерянно вгляделся в нее.
 — А теперь позвольте мне исцелить вас, — шепотом сказала она.
 Он закрыл глаза в молчаливом отчаянии. Нежно погладив по лицу, Элис поцеловала его.
 — Я люблю вас, — снова и снова шептала она.
 Люсьен не шевелился, жадно впитывая ее слова. Когда ее нежные губы коснулись его губ, он поцеловал ее требовательным и трепетным поцелуем. Ее жаркие влажные губы жадно раскрылись ему навстречу. Он погладил языком ее язык и обхватил ладонями через платье ее груди, спустя мгновение оторвался от ее губ с бешено бьющимся сердцем, и глаза его блеснули пылким желанием.
 — Я хочу вас.
 — Да, — сказала Элис, голос у нее был слабый и тихий, когда она протянула руку вниз и погладила его твердую плоть. — Я ваша, Люсьен. Возьмите меня, возьмите мою любовь.
 Застонав, он снова поцеловал ее и, подняв на руки, понес к массивному столу красного дерева и положил на него, отодвинув в сторону серебряный чайный сервиз.
 — Господи, как я соскучился, — тихо сказал Люсьен, поднимая ей юбки. — По вашему телу, вашему смеху, вашей улыбке. Вы не понимаете, как я хочу вас!
 — Люсьен, скорее, — жалобно сказала Элис, жадно выгибаясь ему навстречу. Ее глаза затуманились страстью, целый океан любви был в них, готовый потушить огонь тяготеющего над ним проклятия.
 — Какая вы красивая, — беспомощно прошептал растроганный Люсьен.
 Дрожащими руками она стянула с него панталоны, потом испустила тихий удовлетворенный стон, потому что он проник в самую ее суть, овладев ею прямо на столе с отчаянной, трепещущей настойчивостью. Обхватив ее гладкие ягодицы, Люсьен приподнял ее с жесткого стола и поцеловал в шею, а она извивалась под ним. Он провел носом вниз по ее груди и впился в набухший сосок, а Элис испустила крик наслаждения, обхватив ногами его бедра.
 — О! Вы меня с ума сведете! — выдохнула она.
 — Ш-ш, — пробормотал он, улыбаясь ей улыбкой собственника и кладя на губы палец, потому что ее крики, вызванные чувственным восторгом, становились все громче.
 Она облизнула палец, которым он пытался призвать ее к молчанию. Люсьен смотрел на нее с вожделением, все более яростно овладевая ею. Повернув голову набок, она закусила губу, чтобы заглушить стоны, но ее тело отчаянно выгибалось под ним.
 — Люсьен!
 — Я люблю вас, — прошептал он, когда они взмыли на вершину наслаждения.
 Элис бросила на него шаловливый взгляд, голос у нее звучал сыто и походил на кошачье мурлыканье:
 — Конечно, любите. — Но тут ее взгляд стал серьезным. Перекатившись на бок, она оперлась о локоть и внимательно посмотрела на Люсьена. — А этот человек, Барду, — сказала она хладнокровно, — вы можете его убить?
 — Если ваша любовь будет со мной, я, кажется, смогу все, — прошептал он.
 — Тогда я даю вам свое благословение, Люсьен. Идите и убейте этого человека. Он заслужил смерть за то, что сделал с вами. Будь это в моей власти, я сама бы убила его, но это ваше дело. Покончите с ним, — приказала она, и праведная ярость полыхала в темно-синей глубине ее глаз. — Сделайте это ради нашего будущего, ради наших детей. Сделайте это и возвращайтесь ко мне.
 От ангельской настойчивости ее глаз по спине у него пробежал холодок, словно она одарила его божественным покровительством, сверхъестественной мощью. Люсьен смотрел на нее с благоговейным восторгом.
 — Я люблю вас больше жизни. Я ваш, Элис.
 Она обхватила ладонями его лицо и еще раз притянула к себе, поцеловав с трепетной страстностью.
 — Тогда давайте покончим с нашим делом. Я закончу для вас рисунок, и мы сможем вытащить это чудовище из тени.
 Он поднес к губам ее руку.
 — Благодарю вас, — прошептал он, многозначительно глядя ей в глаза.
 Они поспешили привести себя в порядок. Люсьен заправил рубашку в панталоны, чувствуя себя новым человеком, потом, развеселившись, воспользовался своим носовым платком с монограммой, чтобы стереть очаровательный отпечаток ее ягодицы, оставшийся на блестящем столе красного дерева.
 Элис, не зная, чем он там тайком занимается, откашлялась, пригладила волосы и, вернувшись к своему креслу, взяла в руки альбом для рисования.
 Люсьену хотелось только одного — пролежать с ней в постели, обнявшись, до конца дня, но он подошел и стал рядом, перебирая ее волосы и стараясь как можно точнее отвечать на ее вопросы, потому что она требовала от него все больше подробностей касательно внешности Барду.
 Он был потрясен сходством, которое все больше проступало на листе бумаги.
 — Это очень похоже. Глаза слишком близко друг от друга, и челюсть можно сделать немного более округлой. И еще у него лоснилась кожа. Вы можете как-то передать это?
 Но Элис сидела, уставившись на рисунок, и не отвечала.
 Люсьен взглянул на нее и вдруг заметил, что она страшно побледнела.
 — Элис, вам плохо?
 — Люсьен, я знаю этого человека.
 — Что?!
 Она посмотрела на него испуганными глазами.
 — Это Карл фон Даннекер, новый любовник Кейро. Я уверена. Люсьен, он может прийти сюда с минуты на минуту!
 Элис никогда не думала, что Люсьен может так побледнеть.
 — Он бывал здесь? В этом доме? — отрывисто спросил он. — Когда вы были здесь? И Гарри?
 — Он провел несколько ночей здесь с Кейро.
 Люсьен тихонько выругался, она никогда еще не слышала, чтобы он так грязно ругался, отвернулся от нее и направился к двери.
 — Люсьен!
 — Соберите ребенка, наденьте плащ. Вы уезжаете. Я отошлю вас туда, где вы будете в безопасности, возьмите с собой Кейро. Велите слугам перейти в заднюю часть дома и сидеть там. Я хочу, чтобы никто не шумел, вы поняли? Марк! Кайл! — громко рявкнул он, высунув голову в коридор, потом снова повернулся к ней. Лицо у него почернело он гнева. — Вы знаете, в котором часу он придет?
 Она взглянула на каминные часы.
 — Через десять минут, Кейро ждет его к четырем. Она куда-то едет с ним на воскресенье.
 Люсьен тихо выругался и снова направился к двери.
 — Что вы собираетесь делать?
 — Арестовать его. Если повезет — убить.
 — Я на вашей стороне, разрешите мне помочь.
 — Да ни в коем случае! Я постараюсь избежать кровопролития здесь, в вашем доме, но все равно суд приговорит его к повешению. Слушайте! — обратился Люсьен к перепуганному мистеру Хатгерсли, который поспешил явиться, услышав крики. — Приготовьте карету для мисс Монтегю. Марк, — сказал он, когда молодой человек вошел в комнату, — Барду направляется сюда. Он выследил меня с помощью леди Гленвуд. Мы устроим ему засаду в дверях. Я хочу убрать отсюда Элис, Гарри и баронессу. Отвезите их в Найт-Хаус и скажите Деймиену, что они нуждаются в защите. Я доверяю их ему. Вы будете ему помогать.
 — Да, сэр.
 — Толберт!
 — Я здесь, сэр!
 — Вы можете сыграть дворецкого?
 — Разумеется, милорд, — ответил с улыбкой худощавый молодой человек.
 — Ладно, нам нужно, чтобы Барду вошел в холл, где мы его схватим. Здесь он от нас не убежит.
 — Я все понял, пойду поищу ливрею.
 — Кайл!
 — Да, сэр!
 — Проверьте, чтобы наших лошадей не было видно, когда Барду подъедет к дому. Если он что-то почует и попытается ускользнуть, мы должны сразу же пуститься в погоню.
 — Да, милорд.
 — Дженкинз, О'Ши, проверьте оружие. Вы будете прикрывать меня, когда я нападу на него. Полагаю, следует взять его живым на тот случай, если у него по городу разбросаны соучастники. Элис, вы чего ждете? — рявкнул он, заметив, что она стоит в замешательстве. — Делайте, как вам сказано!
 — Но, Люсьен, Кейро не станет меня слушать!
 — Заставьте ее! А теперь ступайте!
 Перепуганная Элис подчинилась. Она взбежала наверх, в детскую, чтобы собрать Гарри. Руки у нее дрожали, пока она надевала на него башмачки и пальто. Пег Тейт она сказала, что та должна поехать с ними в Найт-Хаус. С деланным спокойствием, хотя сердце у нее гулко стучало от страха, Элис отвела старуху, ребенка, Нелли и остальную прислугу в заднюю часть дома и передала им указания Люсьена, велев сидеть тихо; потом вернулась наверх за Кейро. Взяв себя в руки — Элис понимала, что с Кейро придется повозиться, — она бодро постучала в дверь невесткиной спальни. Было слышно, как баронесса что-то бормочет себе под нос в своей комнате.
 — Кейро! — И Элис открыла дверь. Баронесса была одета только в неглиже, поверх которого накинут бархатный халат. Она торопила свою задерганную горничную, а многострадальная служанка носила из гардероба на кровать охапки платьев.
 — Что вам нужно, Элис? — спросила Кейро надменным тоном. — Вы же видите, я очень занята. Фон Даннекер будет здесь с минуты на минуту.
 — Вот об этом-то я и пришла с вами поговорить. С глазу на глаз.
 С недовольным видом Кейро отпустила служанку. Элис подыскивала слова. Господи, как ей не хотелось, чтобы Кейро все узнала именно от нее!
 — Кейро, фон Даннекер — не тот, за кого себя выдает. Это преступник, — сказала она, нарочно выражаясь туманно. — Внизу у нас Люсьен Найт.
 — Люсьен? — воскликнула баронесса, выпрямляясь. Она раскладывала платья на кровати.
 — Люсьен намерен взять фон Даннекера под стражу.
 — Что?! — Баронесса в изумлении сморщила нос.
 — Кейро, может начаться стрельба. Нам нужно немедленно уходить отсюда. Это очень серьезно. Нам всем грозит опасность. Поторопитесь, наденьте что-нибудь. Люсьен увезет нас в Найт-Хаус, пока все не закончится.
 Некоторое время Кейро неуверенно смотрела на нее, а потом рассмеялась.
 — Этот дьявол! Как он не устает от своих вечных проказ! Бегите-ка вниз и передайте ему, чтобы он подождал меня. Я сию минуту поговорю с ним, и мы увидим, что он задумал на этот раз. Но сначала мне нужно одеться.
 — Кейро, это не проказы! — в отчаянии воскликнула Элис. — Люсьен — тайный агент короля, а фон Даннекер — французский шпион. Его настоящее имя — Клод Барду.
 — Шпион? — презрительно фыркнула баронесса.
 — Ну хорошо, можете мне не верить, но давайте поговорим об этом позже. А теперь накиньте на себя что-нибудь и поедемте со мной и Гарри в Найт-Хаус. Я вас умоляю.
 — В Найт-Хаус! Не могу же я отправиться в особняк герцога Хоксклиффа в халате! — бросила Кейро, но лицо ее побледнело, движения стали нервными, когда она сняла с себя халат и быстро начала одеваться.
 Элис тайком с облегчением вздохнула.
 — Как только оденетесь, спускайтесь в кухню. Я уже собрала там Гарри и прислугу, конюхи готовят для нас экипаж.
 Кейро бросила на нее оскорбленный взгляд, Выбегая из ее пышной спальни, Элис услышала, как баронесса возмущенно бормочет себе под нос:
 — Нелепость! Этот дьявол думает, что может явиться ко мне в дом и всем здесь распоряжаться.
 Элис покачала головой и сбежала вниз по лестнице. Люсьен с пистолетом стоял в холле.
 — Где Кейро? — угрюмо спросил он. Увидев в его глазах гнев, она содрогнулась от ужаса.
 — Сейчас придет. Она отнюдь не в восторге, но сделает так, как ей сказано.
 — Ладно.
 Элис подбежала к Люсьену и обняла его. Став на цыпочки, она поцеловала его в щеку. Когда их взгляды встретились, она даже и не попыталась скрыть нежность и тревогу в своих глазах.
 — Будьте осторожны, — шепнула она.
 Он кивнул с напряженным видом и отвел глаза. Челюсти у него были крепко сжаты.
 — Элис, я так сожалею обо всем. Если меня убьют…
 Она обхватила обеими руками его точеное лицо и исступленно посмотрела ему в глаза.
 — Не смейте так говорить! Возвращайтесь домой, ко мне. Я буду ждать. — Она с трудом сглотнула. — Я люблю вас.
 Мгновенная боль промелькнула в хрустальных глубинах его выразительных глаз. Он опустил ресницы, отвернулся и поцеловал ей ладонь.
 — Идите и спрячьтесь вместе со всеми, — грубо прошептал он.
 Она кивнула и оставила его. Элис направилась на кухню, а Люсьен вернулся к своим помощникам. Прежде чем закрыть за собой кухонную дверь, она в последний раз посмотрела на него. Лицо его было гневно-отчужденное, как у ангела-мстителя. Глаза блестели, как бриллианты, вправленные в сверкающее серебро. Солнце сияло на пистолете, который Люсьен вытащил из-под жилета, когда с грацией хищника шел, разводя своих людей на посты.
 Сам он занял место у дверей, прижавшись спиной к стене.
 «О Боже, этого не может быть», — подумала Элис. Шпионы и аресты в ее родном доме!
 Потрясенная, она закрыла дверь и присоединилась к остальным. Минуты тянулись бесконечно долго. Где же Кейро? Что ее так задержало? В этот момент в кухню через дверь, ведущую в сад, проскользнул мистер Хаттерсли.
 — Митчелл уже запрягает, мисс. Все будет готово через пару минут.
 — Хорошо.
 Внезапно в кухню, где они все сидели, вошел Марк. Он прижал палец к губам и поманил Элис за тяжелый кухонный стол, который мужчины поставили на бок как баррикаду.
 — Мы уезжаем? — спросила Элис.
 — Слишком поздно, — ответил Марк. — Теперь сидите тихо. Он и Итан Стаффорд только что остановились у дома.
 — Но Кейро…
 — Слишком поздно, она еще наверху. Пока она там, с ней ничего не случится.
 — Вероятно, мне следует пойти открыть дверь, — огорченно проговорил мистер Хаттерсли.
 — Они сами откроют, — угрюмо сказал Марк.
 Пег мрачно посмотрела на Элис. Растерянная старуха забилась вместе с Нелли и испуганной молодой судомойкой за колоду для рубки мяса. Марк достал пистолет и встал так, чтобы прикрыть Элис и Гарри.
 Гарри захныкал, не вынеся напряженной атмосферы.
 — А где мама?
 — Тихо, — прошептал Марк.
 Элис прижала к груди пушистую головку ребенка.
 — Ш-ш.
 — Мы играем в прятки, да? — прошептал Гарри.
 — Да, только молчи, опусти головку, ягненочек.
 Он хихикнул и положил голову ей под подбородок. «Интересно, — подумала Элис, — чувствует ли ребенок, как сильно стучит у меня сердце?» Но он успокоился и затих в ее объятиях, приняв все за игру. Элис закрыла глаза и загородила его, неистово жалея, что не может так же защитить и Люсьена. Ей живо вспомнилась рана у него в боку, которую она зашивала в свою последнюю ночь в Ревелл-Корте. «Господи, прошу тебя, спаси его!» Услышав громкий стук, донесшийся из холла, она быстро открыла глаза. Потом затаила дыхание, потому что входная дверь со скрипом отворилась.




 Глава 16


 Наконец этот день наступил.
 Мгновение назад Клод Барду выпрыгнул из экипажа, а Итан держал вожжи. Барду подошел к парадной двери Кейро, чувствуя прилив сил. В прошлую ночь он мирно спал, в последний раз позабавившись с баронессой. Сегодня он отвезет ее в коттедж, где использует как приманку для Люсьена Найта. Конечно, она ничего не подозревает. Баронесса думает, что он устраивает романтический побег.
 «Дура», — подумал он. Уйдя от нее этим утром, Барду в последний раз проверил свой отряд канониров и убедился, что его полевое орудие готово к действию, что в бочонках порох нужного качества и что угля и дров достаточно, чтобы поддерживать огонь в жаровне. Ядра заранее придется поместить в жар на несколько часов, чтобы они разогрелись и продемонстрировали всю свою разрушительную мощь. Наполеон гордился бы им. Его планы тщательно продуманы, он не позволит узколобым американским толстосумам помешать себе. Завтра к этому времени он уже будет на борту корабля, направляющегося к итальянскому берегу, где выяснит, как можно помочь Фуше вызволить императора из заточения на Эльбе.
 Барду так оживился, что начал насвистывать что-то из «Марсельезы», когда поднял руку, чтобы постучать в дверь, но тут же спохватился, чтобы не выдать себя этим приступом патриотизма. Боже, с какой радостью он перестанет изображать из себя этого занудного фон Даннекера!
 Когда дверь отворилась, Барду сразу же насторожился. Новый дворецкий. Молодой. Светлые волосы зачесаны назад, хорошо повязанный галстук, гладкий и аккуратный.
 — Добрый вечер, сэр. Чем могу быть полезен?
 — А где прежний дворецкий? — осторожно спросил Барду.
 — У мистера Хаттерсли сегодня выходной, сэр. Меня зовут Толберт, я младший дворецкий. Чем могу быть полезен?
 — Я барон фон Даннекер. Я заехал за леди Гленвуд.
 — А, да, конечно, милорд! Будьте любезны подождать ее милость в доме. — И дворецкий открыл дверь пошире, отступив с льстивой улыбкой.
 Барду бросил на него настороженный взгляд и вошел в холл, и тут мир взорвался фейерверком перед его глазами, ибо удар потрясающей силы обрушился на его голову сбоку. Барду ударился об дверь, упал, слишком ошеломленный, чтобы схватиться за оружие. Засада! И вот уже Люсьен Найт стоит перед ним, прицелившись ему между глаз.
 Затуманенный взгляд Барду описал зигзаг от пистолетного дула к смертоносным глазам цвета ртути.
 — Bonjour [11] , месье Барду, — сказал Найт, скривив губы в жестокой улыбке. — Какой сюрприз! Как я рад вас видеть!
 Он хотел было подняться, но Найт ударил его по лицу — в точности так, как Барду бил его. После ужасного удара Барду выругался, а за ударом последовал пинок в ребра. Он сжался в комок на полу, привалившись к двери. Потом поднял глаза на своего бывшего узника и вдруг испугался. Сердце у него бешено забилось. Он потрогал кровь, которая, как он почувствовал, потекла из уголка рта.
 — Встать! — рявкнул Найт.
 Барду понял, что его враг изо всех сил сдерживается. Он осторожно поднялся на ноги и оглянулся на помощников Найта, нацеливших на него свои пистолеты.
 — Отойти от двери, — приказал Люсьен. Барду заскрипел зубами, задыхаясь от ненависти, но подчинился. Молодой «дворецкий» захлопнул за ним дверь, и Найт подошел ближе, приставив дуло пистолета к виску Барду.
 — Дженкинз, наденьте на него кандалы. Не шевелитесь, Барду, иначе эта пуля размозжит вам голову.
 Мысли завертелись в голове Клода. Нельзя допустить, чтобы они надели на него кандалы, иначе он обречен. Пока мгновения проходили и молодой человек осторожно подходил к нему с наручниками, Барду пытался решить, на кого из них напасть. Их было четверо, кроме Найта. Даже «дворецкий» навел на него оружие. Барду стоял, кипя от злобы, грудь его вздымалась. Он не мог примириться с тем, что его схватили. Он предостерегающе сверкнул глазами на молодого человека, которому приказали заковать его в кандалы, как вдруг его спасение явилось с лестницы.
 — Карл! Люсьен! Что все это значит? — вскрикнула потрясенная Кейро.
 — Кейро, не подходите, — предупредил ее Найт, скрипнув зубами.
 — Миледи, помогите мне! — сказал, задыхаясь, Барду. — Отзовите вашего ревнивого тигра, прежде чем он нажмет на спусковой крючок!
 — Люсьен, вы что, с ума сошли? Опустите оружие, вы все! В доме есть ребенок. Я не позволю пускать здесь в ход оружие.
 Барду смотрел на нее, сердце у него забилось от ожившей надежды, а баронесса бросилась вниз по лестнице.
 — Назад! — приказал Найт. — Назад, Кейро! — заорал он, вскинув руку, чтобы остановить ее, но было уже поздно.
 Барду резко выбросил вперед руку и, схватив Кейро за волосы, притянул к себе. Она громко вскрикнула, споткнулась об него, но он выхватил пистолет прежде, чем кто-либо успел его остановить, и поднес к ее голове.
 Кейро закричала.
 — Назад, или она умрет, — угрожающе сказал он с волчьей усмешкой.
 — Карл! Вы делаете мне больно!
 — Заткнись! — рявкнул он.
 — Барду, отпустите ее, — проговорил Найт среди мертвого молчания. — Это наше с вами дело.
 — И еще Софии, да? Увидимся ночью, старый друг, — тихо пригрозил он, потом пинком ноги открыл дверь и поволок Кейро к ожидающей карете. — Проснитесь, Стаффорд! — проревел он.
 Стаффорд, сидевший на кучерском месте своей кареты, запряженной четверкой лошадей, обернулся. Когда он увидел, что Барду взял в заложницы леди Гленвуд, лицо его посерело.
 — Какого черта?
 — Заткнитесь и поезжайте!
 — Фон Даннекер!
 — Никаких вопросов! — заорал он. — Делайте, как я сказал, если только не хотите, чтобы нас обоих повесили! Вы слишком завязли, чтобы выйти сухим из воды, так что отправляйтесь!
 Кейро собралась закричать, но Барду закрыл ей рот рукой. Она упиралась и царапалась на каждом шагу, но он был безжалостен — вытащил ее за дверь, вниз по ступенькам и поволок по тротуару к экипажу. Клод волок ее, как тряпичную куклу, так что ноги ее едва касались земли, но при этом он не сводил глаз с Люсьена Найта и его людей, которые шли за ним, точно стая собак, преследующих оленя.
 — Не подходите, или я пристрелю эту суку! — крикнул он, по лбу его струился пот. Открыв дверцу кареты, Барду сел и втащил за собой Кейро. Стаффорд хлестнул упряжку, и карета рванулась по спокойной улице, застроенной жилыми домами.
 — Какой дорогой ехать? — спросил Стаффорд.
 — Держите на восток. Поезжайте к реке, петляйте, чтобы сбить их со следа. Постарайтесь, если сможете, оторваться от них в Сити, потом поезжайте по дороге на Редклифф. Вы хвастались, что хорошо правите лошадьми. Посмотрим, так ли это на деле.
 — Ладно, — угрюмо сказал Стаффорд, лицо его от решимости стало жестким. Он стегнул лошадей кнутом, и карета рванулась вперед, заставляя пешеходов шарахаться в стороны. Барду выглянул в окно и увидел Люсьена верхом на крупной черной лошади и его людей, быстро скачущих за каретой, стараясь не отстать. Барду знал, как умерить их прыть. Как раз посреди Гросвенор-сквер он прицелился и выстрелил в Найта из окна кареты. Пуля не попала в цель, но выстрел произвел предполагаемое действие. Он не обескуражил Найта и его людей, однако Барду увидел их разъяренные лица. Они немного отстали, тем самым позволив карете Стаффорда оторваться от них на достаточное расстояние. Найт не рискнет устроить пальбу на городских улицах.
 Разрыв между ними увеличился, когда Стаффорд резко повернул вправо к Бонд-стрит. Они мчались мимо кабриолетов, повозок и почтовых карет, грохоча по оживленной главной артерии фешенебельного торгового района. Сердце у Барду забилось от радости, когда он снова посмотрел в окно. Кейро плакала, лицо ее стало пепельным от страха, косметика расплылась по нему. Она изо всех сил вцепилась в кожаную петлю.
 — Что происходит, фон Даннекер? — хныкала она.
 — Меня зовут Барду, а вы моя заложница, — холодно ответил он. — Ваш любовник отобрал у меня мою любовницу. Теперь я, в свою очередь, отобрал любовницу у него. Но не бойтесь, он явится, чтобы спасти вас, а когда явится, будет убит.
 — Он вовсе не мой любовник! — воскликнула Кейро, когда карета в очередной раз свернула на всем ходу.
 Барду фыркнул, услышав эту ложь.
 — Это правда! Я ничего для него не значу!
 — Он едет за нами, — ответил ей Барду, который снова бросил взгляд в окно, и ухмыльнулся. — Не останавливайтесь, Стаффорд! Все отлично. Мы уходим.
 — Фон Даннекер, Барду, вы должны отпустить меня. Вы ошиблись, — уверяла Кейро, вытирая слезы.
 — Какая еще ошибка? — рявкнул Барду.
 — Люсьен Найт никогда меня не любил! Он сходит с ума по моей невестке Элис!
 — Что такое вы говорите? — с угрожающим видом спросил он, припомнив очаровательную молодую блондинку с синими глазами и скверным характером. Она, как и сам Люсьен Найт, была таинственным существом, исполненным спокойного изящества. — Вы говорили, что он так отчаянно был в вас влюблен, что увел вас у родного брата.
 — Да, я так говорила, но на самом деле все было по-другому. Он увлекся именно Элис, а не мной! На прошлой неделе у нее вовсе не было инфлюэнцы, как мы всем рассказывали. Она прожила эту неделю у него в доме. Она его настоящая любовница! Я была просто прикрытием.
 Барду сощурился.
 — Вы лжете.
 — Нет! Я лгала раньше. Признаюсь, мне хотелось заставить вас ревновать и не обращать на нее внимания. Но это правда!
 — Вы мне лгали? — проревел Барду, все еще не веря, что она его одурачила. Оказывается, она совершенно для него бесполезна! На самом деле ему нужна была та блондиночка.
 — Я была вынуждена! А теперь вы должны меня отпустить, правда же? Ведь вам нужна Элис!
 — Ах ты, лживая сука! Из-за тебя я напрасно потерял время! — И Клод с силой ударил ее по лицу.
 Громко вскрикнув, Кейро упала на подушки как раз в тот момент, когда они выехали на Стрэнд, но удар этот не ослабил в нем напряжения, а только разжег аппетит. Барду поднял ее и снова ударил.
 — Ну давай, кричи, никчемная сучка. Кричи что есть сил!
 — Фон Даннекер! — крикнул Стаффорд со своего сиденья. — Что вы с ней делаете? Прекратите!
 Услышав, что Стаффорд попытался вмешаться, Кейро, у которой из уголка рта текла кровь, заревела от ужаса и жалости к себе.
 — Вы правы, мистер Стаффорд, — пробормотал Барду, — пора заставить замолчать ее лживый язык. До свидания, леди Гленвуд, — прошептал он, наклоняясь к ней.
 — Нет, нет! Не трогайте меня!
 Ее вопли захлебнулись внезапно, потому что он схватил ее за горло. На лице его застыла злоба. Она царапалась, задыхалась и постепенно синела. Он душил ее одной рукой, держа с неослабевающей силой, взгляд его был холоден, как камень. Через пару минут Кейро перестала сопротивляться, тогда он отпустил руку и с презрением посмотрел на ее обмякшее тело.
 — Шлюха, — прошептал он.
 Меньше чем на десять корпусов позади Люсьен и его люди мчались за каретой, когда та прогрохотала по Стрэнду и выехала на Флит-стрит. Остатки шумного средневекового города являли собой лабиринт узких зигзагообразных улиц, кишащих людьми. Стаффорд мчался прямиком к Нью-Бридж-стрит. Едва они свернули за угол, как холодный ноябрьский ветер яростно набросился на Люсьена. Перед ним была Темза унылого оловянного цвета, полная лодок всевозможных очертаний и размеров, которые двигались вверх и вниз по течению с накренившимися белыми парусами. Нью-Бридж-стрит была забита повозками и продавцами, но сегодня рабочий день уже заканчивался, и в воздухе ощущалась праздничная атмосфера. Повсюду люди готовились отмечать Ночь Гая Фокса.
 Люсьен видел, что Стаффорд не поехал по импозантному мосту Блэкфрайарз, который нависал над Темзой впереди, а еще раз круто свернул вправо, на Эрл-стрит, которая перешла в Аппер-Теймз-стрит. Застроенная промышленными верфями и складами, работными домами и пивоварнями, улица Аппер-Теймз-стрит следовала изгибам реки. Они проехали мимо водопроводной станции и Аондон-Бридж-стрит, и все стало совершенно непонятным. Стаффорд резко и неожиданно свернул влево у работного дома Святого Дунстана и внезапно исчез.
 — Проклятие! — прошептал Люсьен. Сердце у него гулко билось. Он внимательно оглядел здания и облизнул пересохшие губы, чувствуя, что от ветра они уже начали трескаться. Кайл и все остальные остановились и вопросительно смотрели на него. — Врассыпную, — тихим голосом приказал Люсьен. — Мы его возьмем в кольцо. Кто первый его увидит, тот созовет всех. Жизнь леди Гленвуд зависит от нас, ребята.
 Люсьен надеялся, что еще не поздно.
 Они угрюмо кивнули и разъехались в разные стороны, чтобы окружить место, где пропала карета, а Люсьен пустил лошадь по пустынной улочке. Внезапно в конце темного, заваленного кучами мусора проулка он увидел промелькнувший экипаж Стаффорда.
 Барду на ходу выпрыгнул из кареты и нырнул в темноту, под нависающую крышу какого-то полуразрушенного здания. Глаза у Люсьена загорелись. Смутно отметив, что где-то вдали кричит Кайл — это его помощники заметили карету, — он в мгновение ока принял решение, заглушив уже готовый сорваться с губ ответный крик.
 Хитрость Барду была рассчитана на то, что Люсьен и его люди будут преследовать пустую карету, тогда как Барду там не будет. Итан Стаффорд, наверное, даже не знает, что француза в карете уже нет.
 «Пусть этот ублюдок думает, что его не заметили», — решил Люсьен. София предупредила его, что у Барду есть склад взрывчатки на каком-то дворе у реки. Люсьен подозревал, что Барду направляется в свое логово, и решил последовать за ним в одиночку, чтобы не спугнуть.
 Вместе с этим он с тошнотворной уверенностью осознал, что Барду не бросил бы нужную ему заложницу. А это могло означать только одно — Кейро уже нет в живых. «О Боже», — подумал Люсьен, ошеломленный тем, что опоздал.
 Он стиснул бока лошади каблуками и пустился за Барду, но, сделав несколько шагов, остановился. Невозможно красться незаметно, сидя верхом. Стук копыт слишком громко раздавался на этой тихой окраинной улочке. Этот стук выдаст Барду его присутствие; кроме того, Барду, конечно же, очень скоро вбежит в здание какого-нибудь прибрежного склада.
 Пока его люди гнались за каретой Стаффорда, возвращавшейся к Лондон-Бридж-стрит, Люсьен слез с коня и пошел за Барду пешком. Он запретил себе думать о том, что бросает своего гордого, верного коня без присмотра в воровских трущобах, но сейчас важно было поймать Барду. Сердце его было исполнено ярости, он крепко сжимал в руке пистолет и держал под прицелом того, кому жаждал отомстить, и единственное, что не давало ему выстрелить Барду в спину, это сознание того, что у этого человека могут быть сообщники, которые осуществят задуманное, даже если главарь будет убит. Единственная возможность полностью устранить угрозу — это найти логово Барду и узнать его планы.
 Тогда и только тогда, пообещал себе Люсьен мрачно, он разделается с врагом. И он пустился в погоню, сердце у него билось от кровавого вожделения, которого не умерило даже зрелище невесомой готической колокольни Святого Дунстана и суровые статуи святых. Барду вбежал в церковь. Войдя за ним, Люсьен заметил, что тот слегка хромает. Казалось, француз щадит свою правую ногу. В древних каменных стенах церкви несколько старых леди вытирали пыль со скамеек и тихонько болтали. Люсьен незаметно проскользнул в церковном полумраке, Барду вышел с другой стороны нефа.
 Покинув храм и снова погрузившись в городской шум и холодный осенний вечер, Люсьен шел за Барду, который бежал по Сент-Дунстан-Хилл и повернул к Лоуер-Теймз-стрит. К удивлению Люсьена, этот сукин сын вернулся к мосту Блэкфрайарз и перешел на другой берег.
 Значит, он работает не за пределами Сити, с удивлением понял Люсьен. Ничего странного, что поиски констеблей в складах на берегу ни к чему не привели. Он работает не в Саутуорке и не в Ламбете, а на другом берегу реки.
 Люсьен шел за Барду. Тот добрался до южного берега Темзы и пустился по Альбион-стрит. Повсюду вертелись фабричные колеса, шли последние часы работы перед праздником. Холодный осенний воздух полнился запахами рыбных доков и фабрик, которых было много в этом районе. Барду шагал целенаправленно, и его хромота по мере того, как время шло, становилась все заметнее. Он прошел мимо старой пивоварни Барджа, мимо ткацкой мануфактуры, мимо литейного завода. Люсьен следил за ним, пока он пробирался по оживленной бирже лесоматериалов, и вот наконец Барду поспешил к полуразрушенному, заросшему сорной травой кирпичному складу, стоявшему на отшибе, у самой воды. Хотя здание выглядело заброшенным, из трубы поднимался дым.
 Держась в тени высокого забора, окружавшего соседнюю лесную биржу, Люсьен скользнул ближе, изучая в сгущающихся сумерках обстановку. На обоих углах складского здания, которые были видны с его наблюдательного пункта, стояли на страже вооруженные часовые. Барду ответил на их приветствия, а потом с оглядкой вошел в дом.
 Люсьен предположил, что на других углах здания тоже стоят часовые, но подумал, что вряд ли внутри есть кто-то еще. На вражеской территории разумный агент старается ограничить количество своих сподвижников необходимым для дела минимумом наиболее опытных. Люсьена очень интересовало, что находится внутри склада, но сначала нужно было избавиться от часовых.
 Его глаза взволнованно блестели, когда он сунул пистолет в кобуру и вынул нож из ножен, тихо звякнув металлом. Он вжался в тень от забора, потом начал перемещаться от одного укрытия к другому, подкрадываясь, как тигр в траве. Когда подходить дальше было уже опасно, Люсьен подобрал горсть камешков.
 Через несколько секунд первый часовой посмотрел в ту сторону, откуда раздался какой-то тихий подозрительный шорох. Когда он повернулся к Люсьену спиной, тот вырос рядом с ним, схватил сзади, зажал рот рукой и бесшумно перерезал глотку. Потом осторожно, не без изящества положил тело на землю так, чтобы его не было видно, и снова скрылся в тени у стены дома. Ярость пела в его душе, как его приспешник в Гроте в свои самые экстатические, самые пьянящие мгновения, хотя он и старался хранить в сердце любовь Элис, призывавшую его к справедливости, а не к той жестокости, которую диктовала ему ненависть.
 Минут через пять второго часового постигла та же участь, но когда Люсьен подкрался к третьему, тот обернулся и увидел его.
 Люсьен выбил ружье у него из рук, а тот громко закричал. Четвертый часовой отозвался с расстояния пятидесяти футов. Люсьен успел поставить разоруженного часового впереди себя как раз в тот момент, когда четвертый выстрелил. Пуля угодила не в Люсьена, а в дюжего француза. Люсьен бросил его, плавным движением выхватил один из двух своих пистолетов и прицелился прежде, чем четвертый часовой успел перезарядить ружье. Люсьен видел, как глаза у того расширились от страха, и нажал на спуск.
 Прошло всего лишь несколько секунд. Четвертый часовой затих, скорчившись на земле, и тогда Люсьен вынул второй пистолет, подошел к двери склада и распахнул ее ударом ноги, чуть не сорвав с ржавых петель. Когда дверь отворилась, Люсьен оказался лицом к лицу с Барду, их разделяло всего шесть-семь футов. Судя по всему, француз бросился к дверям, чтобы узнать, почему у дома стреляют. Барду похолодел — Люсьен поднял пистолет и наставил на него.
 — Передайте от меня поклон дьяволу.
 — Не стреляйте, Аргус! Взгляните! — Барду поднял руки, сдаваясь, но кивнул в сторону бочек, стоявших позади него.
 Люсьен сразу же увидел белую букву А, нарисованную на каждой бочке. Порох высшего качества. Он понял, что это взрывчатка, о которой его предупреждала София.
 Люсьен обежал взглядом помещение склада и похолодел при виде пушки, чье дуло было нацелено в окно. Оно было устремлено прямо на другой берег реки, на парламент. Неудивительно, что он не нашел никакой взрывчатки, заложенной в Вестминстер-Холле. Барду намеревался начать атаку отсюда. Люсьен увидел жаровню, вделанную в большой промышленный горн, пышущую таким огнем, , что в помещении было нестерпимо жарко. «Господи, — понял он в ужасе, — Барду занимался приготовлением зажигательных бомб».
 — Если вы нажмете на спусковой крючок, мы оба погибли, -предупредил Барду, — достаточно одной искры.
 — Отойдите от бочек.
 Барду тихо засмеялся, покачав головой.
 — Даже не надейтесь.
 — Отойдите от бочек и сразитесь со мной, трус! — заорал Люсьен.
 — Трус?
 — Вы прятались за Кейро точно так же, как теперь пытаетесь спрятаться за бочки. Вы, верно, просто боитесь меня, раз на мне больше нет кандалов.
 — А может быть, Аргус, вам следует просто спустить курок и убить нас обоих, потому что теперь я знаю о вашей маленькой любовнице, Элис Монтегю. — С лица Люсьена сбежали все краски, и Барду улыбнулся. — Такая нежная молодая красавица! Надеюсь, она станет сопротивляться, когда я схвачу ее. Надеюсь, она будет кричать. На самом деле я уж постараюсь, чтобы так оно и было.
 Слепая ярость охватила Люсьена. В глазах его полыхал адский огонь, он отшвырнул пистолет так, чтобы Барду не имел возможности им воспользоваться. Не нужен ему пистолет, чтобы убить этого сукина сына. Ему хотелось сделать это голыми руками. И Люсьен бросился на Барду, сбив его с ног и опрокинув на бочки с порохом, которые попадали вокруг, причем некоторые разбились и выпустили облака черного пороха, который повис в воздухе, как копоть, и накрыл обоих мужчин тонкой металлической пылью. Люсьен размахнулся и ударил Барду кулаком в челюсть.
 Они боролись отчаянно, колотя друг друга с налитыми кровью глазами. Люсьен был непроницаем для ударов, пока кулак Барду не угодил в его зашитую рану. Он хрипло вскрикнул от боли и согнулся вдвое, уклонившись тем самым от удара по голове. Но все же на ногах не удержался. Люсьен закашлялся, вдохнув пороховой пыли.
 Грубо крякнув, Барду поднял одну из бочек с порохом и занес ее над Люсьеном, который едва успел отреагировать на это. Вспомнив о хромоте Барду, он ударил его по правому колену с сокрушительной силой. Барду взревел от боли и выронил бочку. Люсьен успел откатиться в сторону. Бочка рухнула на пол и разбилась.
 Чертыхаясь из-за поврежденной ноги, Барду побежал, припадая на нее, из здания склада, задержавшись только для того, чтобы схватить глянцевитый кожаный чехол с ружьем. Он убегал! Люсьен отчаянно шарил в густом слое черного пороха, пытаясь отыскать свой отброшенный пистолет. Как только француз выбежит из пороховой пыли, Люсьен спокойно сможет выстрелить в него. Но он не сразу нашел свое оружие, потом с трудом встал и упрямо пустился за Барду. Выбежав из здания, он огляделся, потом увидел, что Барду садится в весельную лодку, стоявшую у берега. Позади него неистовый закат уже тонул за горизонтом.
 — Барду! — гаркнул Люсьен.
 Пока Люсьен бежал к нему, Барду успел отвязать лодку от сваи и оттолкнулся веслом от маленького деревянного причала. Люсьен на бегу прыгнул с причала и всей тяжестью обрушился на голову Барду, сидевшего в лодке. Течение Темзы тащило их все быстрее и быстрее.
 Люсьен выхватил нож и ударил Барду, но француз закрылся от удара веслом, а потом схватил Люсьена за запястье. Они сцепились, Люсьен яростно выругался, потому что уронил нож в быструю воду, когда Барду с силой ударил его запястьем о железную уключину, а потом сбил с ног ударом весла.
 — Теперь ты умрешь! — проревел Барду. Упав на Люсьена, он обхватил своими ручищами его шею и начал изо всех сил душить.
 С каждой напрасной попыткой набрать в легкие воздуха Люсьен чувствовал, что его охватывает детский страх. «Не могу дышать!» Ужас, испытанный им, когда он в детстве болел астмой, снова напал на него, вернулся глубоко запрятанный страх, от которого у него не было защиты. Он ударил Барду в живот и впился ногтями ему в лицо, так что лодчонка заходила ходуном. Он сумел сбросить с себя врага и в следующий момент сам перевалился через борт. Еще не успев понять, что случилось, он оказался под водой, погрузившись в такой холод, что у него просто захватило дух. Люсьен чуть было сам себя не утопил, попытавшись глотнуть воздуха теперь, когда мертвая хватка врага больше не сжимала его горло. В этот момент его не тревожило, что Барду убегает. Важно было одно — набрать в легкие воздуха. Воды холодной, мрачной Темзы закрутили его, но он сумел выпрямиться и выплыл на поверхность, несмотря на тяжесть намокших сапог и одежды.
 Он выскочил из воды, задыхаясь, открывая рот, чтобы вздохнуть. Когда он, как следует набрав воздуха, протер глаза, то увидел, что Барду быстро гребет по течению.
 — Вы еще не начали мучиться, Найт! — крикнул ему издали Барду. — Погодите, вот я убью Элис Монтегю!
 — Нет! — задыхаясь, крикнул он. — Проклятие!
 Силы его были на исходе, однако ярость придала сил, когда Люсьен поплыл обратно к причалу, преодолевая относящее в сторону течение. Он был избит и весь в крови, он дрожал от холода, с волос и одежды стекала грязная вода Темзы, но он не чувствовал ничего, кроме вулканической ярости, когда схватился за ступеньку причала и выбрался из воды. Он вскарабкался наверх и побежал по складскому двору, мимо распростертых тел часовых и фабричных обломков.
 Стояли ранние осенние сумерки, народ гулял по улицам, размахивая факелами, как полагается в Ночь Гая Фокса, распевал песни и пил эль. Вдали гуляки уже начали запускать петарды и римские свечи.
 Люсьен бросился к Вестминстерскому мосту. Со стороны королевских парков донесся первый праздничный пушечный залп. Этот гулкий грохот отдался в его груди, вернув его на мгновение в военные дни и в бешеную ярость атаки. В голове у него была полная ясность, и он понял, что пешком не успеет добраться до Элис.
 Он тяжело ступил на мост, на котором было полно пешего и конного люду, на каждом шагу в сапогах его хлюпала вода. Люсьен загородил дорогу какому-то денди на высокой белой лошади. Испугавшись, она встала на дыбы, но Люсьен схватил поводья и завладел уздечкой.
 — Слезайте! — приказал он седоку убийственным тоном.
 — Что это значит? Уберите руки от моей… ааа! — закричал человек, когда Люсьен потянул его вниз с седла, оставив лежать бесформенной грудой на мосту. — Воры! Держите вора!
 Люсьен взлетел в седло и помчался, пустив взволнованную лошадь галопом. Он промчался мимо транспорта, двигавшегося по мосту, когда первая вспышка праздничного салюта взлетела в небо над рекой и взорвалась множеством синих, красных и зеленых искр, за которыми последовали ослепительные оранжевые и желтые. Он посмотрел на воду. Люсьен обшаривал взглядом блестящую от разноцветной иллюминации реку, ища лодку Барду, и грубо выругался, увидев, что рослый француз уже вышел из лодки на пристань у Крейвен-стрит. Барду знал, что Люсьен доверяет своему брату-близнецу больше, чем кому бы то ни было, значит, он вполне может решить, что Люсьен послал Элис под защиту Деймиена в Найт-Хаус. Вполне вероятно, что Барду хотя бы проверит, так ли это, поскольку Найт-Хаус был совсем неподалеку. Барду всего-то и нужно было пройти по Кокспер-стрит на Пэлл-Мэлл, откуда уже рукой подать до особняка. Люсьен пустил лошадь с головокружительной скоростью, мчась по мосту мимо изящных чугунных фонарей. Слишком много улиц разделяют их с Элис, подумал он, и его лицо застыло в угрюмом отчаянии. Единственная его надежда явиться раньше Барду — это прорваться через Сент-Джеймс-парк, где уже началось огненное празднество.




 Глава 17


 Покуда Пег развлекала Гарри, спокойно играя с ним на полу в бирюльки, а грозный полковник лорд Деймиен шагал у окна в каменном молчании, как часовой, Элис сидела с Уэймотом на кушетке в элегантной гостиной Найт-Хауса и пыталась его утешить.
 — Как могла она погибнуть? О, моя славная, красивая сестрица! Как мог кто-то причинить ей вред?
 Элис, охваченная печалью, гладила его костлявые руки. Глаза у нее покраснели от слез, но ей хотелось, чтобы этот замызганный виконт взял себя в руки и не расстраивал Гарри. Примерно час назад она получила ужасные новости о смерти Кейро. Элис опасалась, что так все и кончится, с того момента, когда Барду взял ее невестку в заложницы. Хотя у нее давно уже было предчувствие, что Кейро ждет какое-то несчастье, все равно она была страшно потрясена. Как только Элис взяла себя в руки, она послала за Уэймотом, который был ближайшим родственником Кейро.
 Хоть бы на этот раз он не был одурманен. Пока Уэймот безудержно рыдал, Элис так и подмывало хорошенько его встряхнуть. Он принял удар хуже, чем Гарри, но, по правде говоря, призналась она самой себе, трехлетний мальчуган просто не мог осознать, что значит смерть. Пожалуй, это было благо.
 Стараясь не расплакаться, Элис объяснила Гарри, что мама переехала жить на небеса к папе и ангелам. Гарри, кажется, решил, что баронесса в очередной раз воспользовалась случаем и бросила его. Но пока у него были няня Пег и тетя Элис, он казался довольным. Хотя Элис и старалась держаться ради Гарри и ради жалкого лорда Уэймота, она с трудом сохраняла контроль над своими чувствами, потому что Люсьен все еще не появился.
 Час назад, примерно в пять часов, Кайл, Толберт и все остальные вернулись в Найт-Хаус. Они потерпели поражение. Они объяснили ей, что им удалось быстро настичь экипаж Итана Стаффорда и что они обнаружили там мертвую Кейро. Барду же убежал. Стаффорда они передали в руки констебля. Для Элис же хуже, чем сообщение об убийстве Кейро, было то, что Кайл провел в ворота Найт-Хауса вороного — без всадника. Кайл рассказал ей, что они разделились с Люсьеном где-то в Ист-Энде. Теперь, когда она уже видела бесчувственную жестокость, на которую способен Барду, исчезновение и Люсьена, и француза заставляло ее предполагать худшее.
 Молодые люди отправились искать его в той местности, где нашли его лошадь. На этот раз к ним присоединился и Марк, он не стал выполнять полученные от Люсьена приказания, поскольку человек, обладающий таким многолетним опытом сражений, как Деймиен, не нуждался в чьей-либо помощи, чтобы защитить Элис. И все же с тех пор, как на ночном небе загорелись огни фейерверка Гая Фокса, девушка заметила, что Деймиен становится каким-то странным. Казалось, он был на пределе: полковник беспокойно мерил шагами комнату. Элис заметила, что всякий раз, когда бухал пушечный залп, он вздрагивал. Она не понимала, в чем дело. Если кто-то и привык к канонаде, думала она, то, уж конечно, это закаленный в битвах полковник.
 Когда она снова посмотрела на него, то увидела, что его широкие плечи напряжены. Когда вдали раздался очередной залп, он передернулся.
 — Деймиен!
 Он резко повернулся к ней, словно она его испугала.
 Дрожь пробежала по его телу. Он смотрел на нее, и выражение его серых глаз было ужасно, притом что он словно находился где-то очень далеко. Он был страшно бледен, по лицу его струился пот.
 Элис встала и шагнула к нему.
 — Деймиен, вам нехорошо?
 Он озирался, охваченный смятением.
 — Может быть, вам лучше сесть?
 — Нет, со мной все в порядке. Вы меня извините, — пробормотал он и вышел.
 Гарри весело помахал ему ручкой.
 — До свидания, Люсьен!
 Элис перевела взгляд с удаляющейся спины Деймиена на племянника. Гарри, который не мог усвоить, что близнецы — это два разных человека, не понимал, почему этот Люсьен держится с ним так отчужденно и явно не хочет поиграть так, как это делал тот приветливый дядя, подаривший ему призму, когда они еще были в их особняке. Когда Элис посмотрела в ту сторону, куда ушел Деймиен, она вовсе не была уверена, что с ним все в порядке.
 — Уэймот, извините, я вас оставлю.
 — Гарри составит мне компанию, — отозвался тот, фыркнув. — Идите к дяде Уэймоту, Гарри.
 Элис поспешно вышла из гостиной, а Уэймот все еще пытался привлечь внимание Гарри. Вид у Деймиена просто лихорадочный, думала она, идя по коридору к сверкающему парадному холлу. Элис надеялась, что он не заболел. Выйдя в холл, она увидела Деймиена на середине лестницы. Полковник стоял, глядя в землю, спиной к Элис. Вид у него был такой, что казалось, он вот-вот потеряет сознание. Элис побежала к нему, чтобы не дать упасть. Услышав ее шаги, он повернулся с быстротой молнии и рявкнул:
 — Ни с места! — Взгляд у него был все такой же бешеный, он тяжело дышал. В руке Деймиен сжимал большой нож.
 Элис изумленно похолодела и начала пятиться от него вниз по лестнице, как от дикого зверя.
 Очередной залп раздался вдали, и взгляд Деймиена устремился в том направлении, откуда донесся гул. Лицо его было напряжено и неимоверно сосредоточено.
 — Не дальше одной мили отсюда. Живо по коням! Свернуть лагерь! Они будут здесь с минуты на минуту.
 — Кто «они»? — слабым голосом спросила Элис, вглядываясь в его глаза, сверкающие безумием.
 — Бонн наступает, он уже за этим холмом. — И Деймиен указал ножом вверх на лестницу, а потом приложил палец к губам. — Не шуметь. Нужно артиллерию на позиции.
 И прежде чем Элис успела как-то прореагировать на это, он пригнулся и побежал вверх по лестнице.
 Она замерла на месте, потрясенная, прижав руки к губам. О Господи!
 Она долго стояла так, не зная, что делать, потом вздрогнула от страха, потому что откуда-то сверху донесся грохот. Похоже, полковник пытался забаррикадироваться в одной из верхних комнат. Элис бросилась вниз и в отчаянии попыталась отыскать мистера Уолша, невозмутимого дворецкого Найт-Хауса. Он, конечно же, знает, что делать. Она заглянула в элегантную библиотеку герцога, расположенную в конце коридора, как вдруг закричала Пег:
 — Мисс Монтегю! Лорд Деймиен! Задержите его! Задержите его!
 Элис подхватила юбки и помчалась обратно в холл, где в раскрытых дверях стояла Пег и указывала куда-то пальцем.
 — Он забрал его! Гарри! Я попыталась задержать его, но он забрал Гарри!
 — Барду? — воскликнула Элис.
 — Нет, Уэймот!
 Элис выбежала в холодную темноту, она уже слышала плач Гарри.
 — Уэймот! — в ярости закричала девушка, бросаясь за ним. — Что вы делаете?
 Обхватив Гарри, виконт уже садился в поджидавшую его карету, но Элис бросилась к нему и попыталась отобрать у него мальчугана.
 — Руки прочь! — приказала она в ярости, стараясь перекричать жалобные вопли Гарри и грохот салюта. В соседнем парке праздничное гулянье освещалось фейерверками и факелами, которые отбрасывали тусклый отблеск на суровый фасад Найт-Хауса. — Не плачьте, Гарри!
 — Тетя! — Ребенок вцепился ей в волосы и не отпускал, но Уэймот оторвал его.
 — Верните его мне! — закричала Элис.
 — Я забираю его, Элис! Так сказано в завещании Кейро — я его законный опекун.
 Она в ужасе уставилась на него. Она еще не успела заглянуть так далеко, но понимала, что виконт прав.
 На мгновение это так ошеломило ее, что она просто растерялась. Уэймот не хотел ее слушать, и у нее не было никаких законных оснований противоречить ему.
 — Но вы не можете! Вы не можете забрать его, Уэймот! Он вас почти не знает, он перепуган, и вы понятия не имеете о том, как обращаться с ребенком!
 — Да, не имею, так что вы скажите, пожалуйста, этой няньке, чтобы она перестала попусту терять время и отправлялась с нами. Она будет ходить за ним.
 — Уэймот, вы не заберете этого ребенка! Вы куритель опиума и пьяница! Отдайте его мне, иначе я позову констебля!
 — Он состоит под моей опекой. Это я позову констебля и пожалуюсь на вас, — пробормотал Уэймот и повернулся, чтобы усадить Гарри в карету.
 — Не-е-ет! — захныкал тот, протягивая руки к Элис. У него началось что-то вроде истерики, он громко кричал и бился всем телом.
 Со всей силы Элис снова потянула его к себе, но Уэймот, охваченный внезапной яростью, повернулся и сильно толкнул ее. Она попятилась, наступила на подол своей юбки и упала на спину, на гравий подъездной дорожки.
 — Вы что, совсем бесчувственная? — крикнул Уэймот, сердито глядя на нее. — Сегодня я потерял сестру! Гарри — это единственная частица ее, которая у меня осталась! А теперь прошу прощения, я отправляюсь домой и увожу с собой Гарри.
 Элис поднималась с земли, осыпая его проклятиями, как вдруг краешком глаза заметила какое-то движение. Она обернулась, посмотрела в сторону Грин-парка — и кровь застыла у нее в жилах.
 Фон Даннекер — или, точнее, Барду — стоял по другую сторону чугунной решетки, глядя сквозь прутья на нее и повернувшись спиной к парку. Элис замерла, взгляды их скрестились. Она уже не слышала праздничного шума, время остановилось. Барду поднял ружье и прицелился в нее.
 Но тут из парка вылетел всадник на белом коне. Глаза Элис изумленно расширились. Казалось, он выскочил прямо из ревущего праздничного костра.
 Люсьен!
 Он галопом наскочил на Барду, опрокинув этого дюжего бандита на землю. Ружье выстрелило, пуля прожужжала, улетев высоко в деревья, где всполошила стайку птиц. С возмущенными криками они взвились с ветвей.
 Все еще крепко держа Гарри в своих руках, Уэймот потрясенно выругался и пошел глянуть, что там случилось, но Элис стояла, точно приросла к месту, и смотрела на сражение, сосредоточив все свое внимание на Люсьене. Он говорил ей, что это будет сражение не на жизнь, а на смерть, и теперь она поняла, что это значит.
 Они боролись, как два бешеных хищных зверя, катаясь по мостовой. Люсьен ударил Барду о землю. Праздничная иллюминация давала возможность видеть их лица только мельком, время от времени озаряя их обоих — рычащих, ожесточенных — резкими вспышками салюта. Казалось, ни один из них не чувствует ударов, которыми осыпает его противник; казалось, ни один из них не сознает ничего вокруг себя. Люсьен прижал Барду к земле, снова и снова ударяя его по лицу, потом Барду, высвободив руку, схватил Люсьена за горло и начал душить. Враг душил его, а Люсьен тянулся к открытому ружейному чехлу и шарил в нем.
 Когда Люсьен внезапно поднял руку от ружейного чехла, оказалось, что он схватил десятидюймовый штык. Элис ахнула — рука Люсьена опустилась. Он воткнул штык, точно пику, прямо в сердце Барду.
 Элис все стояла, не дыша, когда рука рослого француза соскользнула с шей Люсьена и вяло ударилась о мостовую.
 Он был мертв.
 Люсьен вытер лоб и встал, оставив штык торчать в груди врага. Он постоял над телом, глядя на него сверху, грудь его тяжело вздымалась, потом поднял сверкающий взгляд на Элис.
 Она с рыданиями побежала к воротам, неумело пытаясь открыть их, чтобы впустить Люсьена. Она почти ничего не видела сквозь слезы.
 Едва войдя в ворота, Люсьен обнял ее и крепко прижал к себе.
 Она бессвязно всхлипывала и обнимала его что есть силы.
 — Ш-ш, — шепнул он. — Теперь все в порядке.
 Она слышала, что сердце у него все еще гулко бьется от напряжения.
 — Вы живы, — сказала она, задыхаясь, — вы совсем мокрый.
 Он поцеловал ее в лоб, потом обхватил ее лицо обеими руками и посмотрел на нее, и в глазах его полыхал неистовый древний огонь победы.
 Элис притянула его к себе, чтобы он поцеловал ее, ей было все равно, кто на них смотрит. Он жив, и он спас ее. Руки у нее все еще дрожали от пережитого потрясения.
 — Люсьен, вы должны остановить Уэймота! Он хочет увезти Гарри!
 — Ах вот как? — Люсьен посмотрел на сухопарого виконта, отпустил Элис и направился к нему. От его мрачного, угрожающего взгляда неопрятный маленький человечек побледнел.
 — Ну, знаете, я просто подумал… Вот, берите его. Я уверен, что он будет в хороших руках. — И Уэймот. быстро швырнул Гарри на руки Элис.
 — Ягненочек, — прошептала она, крепко прижав его к себе.
 Уэймот бросил на Люсьена перепуганный взгляд и попятился к своей карете, потом издал нервный смешок.
 — Может быть, я не самый лучший опекун для Гарри в настоящее время. Конечно, в завещании стоит мое имя, но если Гарри здесь будет лучше, то я хочу только этого. — Он взглянул на скрюченное тело Барду, потом опять на Люсьена и судорожно вздохнул: — Я буду заходить его проведать.
 — Убирайтесь! — рявкнул Люсьен.
 — Весьма рад. — И Уэймот, прыгнув в карету, нервно постучал в окошко кучеру.
 Элис обнимала и успокаивала Гарри. Когда карета Уэймота выехала за ворота, Люсьен повернулся к ней и посмотрел на них с Гарри твердым и спокойным взглядом собственника. Элис ответила ему с обожанием и благодарностью. Наверное, победить Барду было очень трудным делом, но то, что он ради нее отобрал у Уэймота Гарри, навсегда сделало его в ее глазах героем. Люсьен подошел к ним и обнял обоих.
 — Не плачь, дитя мое, — прошептал он Гарри.
 — Сейчас с этим ничего не поделаешь, — заговорила Элис извиняющимся голосом. Ведь Уэймот до смерти напугал мальчугана, пытаясь украсть его, но, к ее удивлению, услышав слова Люсьена, Гарри сразу же перестал плакать.
 Он заморгал и повернулся, сунув в рот палец. Элис с удивлением смотрела, как Гарри потянулся к Люсьену, просясь на руки.
 — Я весь мокрый, Гарри.
 Мальчик снова забеспокоился и потянулся к Люсьену настойчивее. Серые глаза Люсьена на мгновение затуманились, он смягчился и взял Гарри на руки как можно осторожнее.
 — Какой храбрый малец, — прошептал он, чувства переполняли его, и поэтому голос звучал грубовато.
 — Пойдемте в дом, — сказала Элис, слезы любви сияли в ее глазах.
 Свободной рукой Люсьен обхватил ее за плечи. Так, в обнимку, они вместе вернулись к освещенному теплым светом подъезду и вошли в дом.
 Тут Элис в тревоге повернулась к Люсьену.
 — Люсьен, я чуть не забыла — с Деймиеном что-то неладное. Он наверху, придется вам ему помочь.
 Люсьен ласково ткнулся носом в висок Гарри, но, услышав ее слова, встревожено остановился.
 — Что случилось? — спросил он, отдавая Элис ребенка.
 — Я не знаю. Кажется, он помутился в рассудке от всех этих залпов и фейерверков. Мне кажется, он решил, что снова попал на войну.
 Люсьен кивнул, хотел было закрыть за собой дверь, как вдруг с улицы донесся грохот копыт.
 — Лорд Люсьен!
 — Вот он!
 — Вы живы, милорд!
 Подъехав к воротам, Марк и остальные молодые повесы спешились. Люсьен помахал им рукой, но Элис знала, что ему не терпится подняться к Деймиену.
 — Велите им присмотреть за телом и вызвать констебля. Марк знает, что нужно делать.
 Элис кивнула. Потом он нагнулся, поцеловал ее в щеку, вошел в дом и стал подниматься по лестнице, чтобы посмотреть, в какой помощи нуждается брат. Она тоже вошла в холл, унося спящего Гарри с холодного ночного воздуха. Племянник тихонько сопел, положив голову ей на плечо. Она потерла ему спинку, ожидая, пока молодые люди войдут в дом. Пег подошла к ней и погладила Гарри по головке, потом заглянула ей в глаза.
 — Плохая лососина, а? — тихо спросила няня, с упреком посмотрев на девушку.
 Глаза у Элис широко раскрылись от неожиданной тревоги, и алый румянец вспыхнул на щеках, но Пег только улыбнулась с понимающим видом, и Элис ответила ей радостной улыбкой.
 — Ах, Пег, я так люблю его, — сказала она, задыхаясь. — Тут уж ничего не поделаешь!
 — Милочка, — проворчала Пег и тихонько рассмеялась. Старая женщина обняла ее и Гарри, который посапывал в объятиях Элис. — А я-то уж думала, что вы никогда не найдете того, кто вам нужен.
 Чувствуя себя победителем и все еще взбудораженный от не утихшей ярости, пульсировавшей у него в жилах, Люсьен шел по тускло освещенному коридору к комнате Деймиена. Он был избит, весь в крови, страшно продрог и промок до нитки, но ничего этого не чувствовал. Завтра он непременно разболеется, но теперь его боли и раны не имели никакого значения по сравнению с восторгом победы. Ему не хотелось думать о том, что он чуть было не опоздал.
 Ужас, который охватил его при виде Барду, прицелившегося в Элис, будет преследовать его до конца дней. По милости Божьей ему удалось явиться вовремя, чтобы спасти ее. Люсьен знал, что она и Гарри теперь принадлежат ему, и был готов принять это.
 Тревожил его сейчас только его бедный, изувеченный войнами брат. Он тихо постучался.
 — Демон, это я. Впустите меня.
 Когда ответа не последовало, Люсьен подергал дверь. Она была не заперта. Он осторожно заглянул в комнату.
 Внутри было темно. Свет проникал только через окно, в которое лился холодный, совсем зимний лунный свет, очерчивая серебром силуэт его брата. Деймиен сидел на полу, прислонившись к стене, локти его опирались на согнутые колени, голову он обхватил руками. Рядом на полу лежал пистолет. При виде этого кровь похолодела в жилах Люсьена. Деймиен не пошевелился и не ответил, когда Люсьен вошел и закрыл за собой дверь. Он сделал несколько осторожных шагов к брату. Тот никак не прореагировал, даже когда Люсьен взял его пистолет и разрядил его.
 — Вам нехорошо?
 Деймиен не поднял головы, но когда он заговорил, голос его звучал тихо и серьезно, в нем отчетливо слышалась боль:
 — Я схожу с ума.
 Люсьен тихонько опустился на пол рядом с братом и внимательно вгляделся в него.
 — Что со мной происходит, черт побери? Вы умней меня, Люсьен. Скажите, что мне делать, потому что я пропадаю.
 — Может быть, позвать врача?
 — Нет. Зачем? Чтобы он дал мне для успокоения лауданум? Я уже принимал его. Не действует. От него голова только наполняется еще худшими видениями, чем было раньше. Господи! — Он прислонился головой к стене и закрыл глаза с видом полного изнеможения.
 — Как давно это продолжается? — спросил Люсьен.
 — Некоторое время. — Деймиен помолчал. — Клянусь, я вижу лицо каждого солдата, которого потерял, и они хотят знать, почему я вернулся домой, а они — нет. Почему я получил титул и благодарность от нации, тогда как все они обрели могилу в испанской земле.
 Люсьен с трудом сглотнул, потрясенный словами брата.
 Деймиен решительно посмотрел на него, при лунном свете на его обветренных щеках были видны пятна от высохших слез.
 — Окажите мне благодеяние и, если я окончательно сойду с ума, избавьте меня от такого жалкого состояния. Вы сделаете это для меня, не так ли? Теперь мне все равно. Отравите меня, застрелите, только не отдавайте в сумасшедший дом, потому что там не могут вылечить человека, а я не хочу, чтобы люди приходили поглазеть на меня ради развлечения и смеялись. Все, что угодно, только не это…
 — Ш-ш, — оборвал его Люсьен, обнимая. Он долго держал его так, мысленно вернувшись к тем временам, когда они были детьми и Деймиен успокаивал его после очередного ужасного приступа астмы.
 Он склонился к голове Деймиена и стал внушать ему мысли о хорошем самочувствии.
 — Вы вовсе не сходите с ума. Просто вам нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к новой жизни. Господи, вы ведь участвовали почти во всех главных делах, Демон, какие только были. Не можете же вы ожидать, что это никак на вас не отразилось. Все пройдет.
 — Надеюсь, вы правы.
 — Хотите, я пошлю за ребятами из вашего полка? За Шербруком? Он всегда не прочь выпить.
 — Господи, нет! Я не хочу, чтобы они видели меня в таком состоянии. — Деймиен тихо вздохнул. — Что мне, черт побери, делать? — спросил он с отчаянием. — Я служил своему делу, а теперь оно закончено. Я умею хорошо делать только одну вещь — убивать.
 Люсьен сел на пол рядом с братом, встревожено глядя на него.
 — Может быть, вам стоило бы уехать из Лондона на некоторое время. Поезжайте в какое-нибудь спокойное место. Может быть, пара недель в Хоксклифф-Холле поможет вам очистить голову.
 — Прежде чем я кого-нибудь изувечу, хотите сказать? — Деймиен с трудом открыл глаза и посмотрел на Люсьена с циничной улыбкой. — Не волнуйтесь, со мной все будет хорошо. Все прошло. Мне нужно только переспать с женщиной, — насмешливо добавил он. — Доброй ночи. Я уверен, что девочки уже во всеоружии и готовы приступить к делу.
 — А вы уверены, что это хорошая мысль?
 — Действует лучше, чем этот проклятый лауданум. — Деймиен поднялся на ноги и выпрямился, сбросив напряжение пожатием плеч.
 Люсьен тоже с немалым трудом поднялся, он почти видел, как Деймиен надевает свои умственные доспехи, снова становясь прославленным полковником, как всегда гордым, полностью держащим в руках себя и весь мир вокруг, словно ничего вообще не случилось. Это опечалило Люсьена, но по крайней мере Деймиен снова чувствует себя лучше. Деймиен открыл окно и вдохнул несколько раз холодный ночной воздух. Взгляда Люсьена он избегал.
 — Передайте, пожалуйста, мисс Монтегю, что я прошу прощения за то, что испугал ее.
 — Никаких извинений не нужно. Элис просто хочется, чтобы вам было хорошо, как и мне. — Люсьен покачал головой. — Господи, Деймиен, не берите с собой поясного оружия, когда вы в таком состоянии. Вы меня чертовски напугали. Я ведь ваш близнец. Я должен был понять, что с вами что-то неладно. Обычно мне не нужно даже быть в одной с вами стране, чтобы знать, как вы поживаете, но вот мы с вами оба в Лондоне, живем под одной крышей, черт побери, а я ничего не почувствовал.
 — Я не хотел, чтобы вы знали.
 — Потому что вы сердитесь на меня?
 — Я на вас не сержусь.
 — Что? — спросил Люсьен. — Вы же обращались со мной прямо как с прокаженным.
 Деймиен окинул его взглядом.
 — Да, потому что мне не хотелось обращать внимания на эту проблему, и я знал, что вы мне этого не позволите. От вас никто ничего не может утаить. Это раздражает.
 — Вы хотите сказать, что не сердитесь на меня за то, что я покинул армию? — воскликнул Люсьен.
 — Нет, Люсьен. Я радовался, что вы это сделали. Если бы вас убили, как многих наших друзей… — Голос Деймиена замер.
 Люсьен изумленно потряс головой.
 — Я думал, что вы возненавидели профессию, которую я выбрал.
 — Отчасти это так. Грязная работа, но, как утверждает Веллингтон, необходимая. Признаюсь откровенно — я не мог бы ею заниматься, у меня не хватило бы мастерства. Говорю вам, Люсьен, я должен уважать вас за то, что после Бадахоса вы последовали велению своей совести. Для этого нужно иметь характер.
 — Ах ты, сукин сын, — сказал Люсьен, тихо и довольно смеясь. — Ты меня совсем одурачил.
 — Вот как? Ну что же, это уже кое-что. — Задумчивая улыбка сбежала с лица Деймиена. — Полагаю, теперь розыгрыш закончен.
 — Ну, не волнуйся! Я хорошо умею хранить секреты. Но выслушай меня, перестань беспокоиться из-за своих солдат и немного позаботься о себе. Вопреки всеобщему мнению ты не железный. И в этом нет ничего постыдного.
 — Черт бы побрал все это! Не ты же сходишь с ума. Кстати, — сказал Деймиен, меняя тему разговора, — я очень надеюсь, что ты образумился касательно женитьбы на Элис. Тебе сильно повезло, что ты нашел такого преданного человека. Она совершенно безукоризненна. Она, знаешь ли, отвергла мое предложение. Элис совершенно недвусмысленно заявила мне, что любит тебя.
 Люсьен усмехнулся и направился к двери.
 — Я уже слышал это, уже слышал! И уверяю тебя, это страстное чувство взаимно, и я женюсь на ней обязательно. Да, кстати, ты будешь моим шафером!
 Деймиен насмешливо посмотрел на него.
 — Почту за честь, если вы, конечно, не возражаете против присутствия на свадьбе сумасшедшего.
 Люсьен остановился в дверях и успокаивающим взглядом посмотрел на брата.
 — Все мы немного сумасшедшие, дружище. Это делает жизнь интересной. Если вам что-нибудь понадобится, вы знаете, где меня найти.
 — Спасибо, — тихо ответил Деймиен.
 Люсьен кивнул и вышел. Он прошел по коридору в свою комнату, наслаждаясь ощущением победы. Открыв дверь, он увидел, что его спальня интимно освещена свечами. Постель была застелена, и Элис ждала его, сидя перед догорающим камином, полуодетая, в тонкой батистовой сорочке. Ее великолепные волосы каскадом упали ей на плечи, когда она нагнулась, чтобы поболтать рукой в ванне с горячей водой, которую, как он понял, она велела приготовить для него, пока он разговаривал с Деймиеном.
 «Ах как хорошо быть мужчиной», — подумал Люсьен, громко закрыв за собой дверь и бросив на Элис озорной взгляд.
 — Ну и ну, какой приятный сюрприз!
 — Наверное, я шокировала вашего дворецкого, когда попросила его провести меня в вашу комнату, — сказала Элис, мило краснея и вытирая руку о свое бедро. — Я попробовала объяснить, что мы помолвлены, но вид у него был нерешительный.
 — Вот как? — Люсьен посмотрел на нее, чувствуя, что душа его переполнена любовью. Она подошла к нему, ступая босыми ногами. Он любил ее глаза, он любил ее улыбку, он любил ее бледные гибкие руки. Он любил ее изящные лодыжки, просвечивавшие сквозь подол сорочки. Он любил ее скользящую походку и то, как ее длинные, густые волосы колышутся вокруг ее талии, когда она поспешно идет к нему. «Господи, помоги мне, я ее раб!»
 Люсьен замер, онемев от обожания, а Элис остановилась перед ним и, положив руки на его все еще мокрые лацканы, приподнялась на цыпочки и поцеловала в губы, а потом окинула его оценивающим взглядом жены, и ее синие, как стекла витражей в шартрском соборе, глаза были удивительно серьезны. Это вызвало у Люсьена легкую усмешку.
 — Как вы? — серьезно спросила она.
 — Мокрый.
 — Воистину так. Что же с вами случилось? Упали в реку?
 — Что-то вроде.
 — Пойдемте. — Она взяла его за руку и потащила к кровати, потом заставила сесть на краешек, устроилась между его ног и принялась раздевать.
 — Как вы хорошо знаете свое дело, миледи.
 — Я хочу, чтобы вы сняли с себя мокрую одежду и приняли горячую ванну, прежде чем заболеете.
 — Только если вы присоединитесь ко мне. Она улыбнулась в ответ, расстегивая его мокрый жилет, и мило покраснела.
 — Не знаю… почему бы и нет? Пег уложила Гарри спать, так что я в вашем полном распоряжении.
 — Вот это-то, мисс Монтегю, — сказал он, улыбаясь и привлекая ее к себе, — я и называю раем.




 Эпилог


 Они обвенчались через две недели по специальному разрешению в сельской церкви в Базинстоке, после чего устроили большой прием в Гленвуд-Парке. Портной Элис быстро сшил для нее потрясающее подвенечное платье из розоватого атласа, а Люсьен нашел самый неприлично крупный бриллиант, какой смог, для ее кольца. За это время их милости Хоксклиффы вернулись из Вены вместе с леди Джасиндой и мисс Карлайл. Теперь семейство Найт, за исключением паршивой овцы — лорда Джека, было в сборе и толпилось в переполненной, весело-шумной гостиной Гленвуд-Парка.
 Элис была очарована своими деверями и невестками.
 Красавец герцог Роберт и его очаровательная молодая жена Бел объявили, что весной они ждут благословенного события. Элис решила, что Роберт, патриарх семейства, выглядит немного устрашающе, хотя было ясно, что он прямо-таки позорно благоговеет перед своей женой. Элис полюбила эту остроумную, всем известную Бел с того момента, когда эта женщина обняла ее при первой встрече и назвала сестрицей.
 Незамужняя сестра Люсьена, леди Джасинда, была красивым живым чертенком со щеками, похожими на яблоки, и облаком золотистых кудрей. Хотя она должна была начать выезжать в свет только в следующем году, на взгляд Элис, эта семнадцатилетняя девица уже овладела всеми тонкостями кокетства и быстро очаровала всех пятерых протеже Люсьена, которые тоже были приглашены на свадьбу. Компаньонка леди Джасинды, робкая, серьезная и обладающая большим чувством собственного достоинства мисс Карлайл, стояла у стены, готовая мгновенно прийти на помощь там, где это понадобилось бы, но Элис прекрасно видела, что взоры мисс Карлайл устремлены с беспомощной и мучительной страстью на беспутного лорда Алека, самого молодого из братьев Найт, которому не исполнилось еще и тридцати лет. Алек был модным повесой, который обращался с теми, кто ему по душе, шутливо, а с теми, кто ему не нравился, — надменно, как принц, и внешностью был просто Адонис — что давало ему возможность получать все, чего бы он ни пожелал.
 Что же до Деймиена, всего неделю назад он стал графом Уинтерли, получил дом и тысячу акров в Беркшире. Он гордо стоял перед церковью в качестве шафера Люсьена, но вид у него был обеспокоенный. Элис очень тревожилась за него.
 Стоя в другом конце комнаты, она была погружена в разговор с Бел и несколькими благородными дамами, живущими по соседству, обо всем, что касалось младенцев. Поскольку ни у одной из них не было ни матери, ни сестер, Элис от всей души разделяла волнения молодой герцогини по поводу ее первой беременности. Они долго обсуждали устройство детских, выбор имен, нанимать или не нанимать кормилицу, когда отнимать ребенка от груди и кто сколько детей хочет иметь.
 В этот момент в гостиную вбежал Гарри, ловя котенка. Люсьен в конце концов уговорил Элис позволить мальчику взять одного котенка из тех, что жили в саду за городским домом. Большой атласный бант подпрыгивал под подбородком у мальчугана во время бега, а котенок подбежал к кушетке и вспрыгнул на колени мистеру Уитби. Старик вскрикнул, чем сразу же привлек внимание Люсьена.
 Чрезвычайно элегантный в серо-сизом утреннем фраке с длинной талией, жених отвернулся от своих смеющихся братьев как раз вовремя, чтобы не дать котенку вскарабкаться по старику еще выше. Он взял шалуна за шкирку и отдал Гарри, который нетерпеливо прыгал вокруг, ожидая, когда ему вернут его сокровище.
 Однако Гарри звонко рассмеялся, когда лорд Алек подхватил его и подкинул вверх, а потом подержал вверх тормашками, к огромной радости мальчугана, и осторожно опустил на кушетку. Гарри встал на ноги и побежал к Алеку, прося снова подбросить его вверх.
 — Как приятно видеть, Алек, что вы нашли наконец-то друга под стать вашей величественной зрелости, — сухо заметил Роберт.
 Алек улыбнулся, не утратив присутствия духа, хотя стоявшие вокруг него гости весело посмеивались на его счет. Люсьен же тем временем поймал взгляд Элис. Стоя в разных концах комнаты, они обменялись такими взглядами, от которых сердце ее охватило пламя. Он бросил незаметный взгляд на дверь, потом так же незаметно вопросительно поднял бровь. Элис робко подмигнула ему в ответ.
 Спустя мгновение она вежливо извинилась перед Бел и остальными дамами, стоявшими рядом с ней и болтавшими, и незаметно ушла на тайное свидание к своему любимому негодяю.