Аннотация: Захватывающая история похищения и обольщения переносит читателя то в великолепные замки Англии, то в охотничий домик — место тайных свиданий, то в царский дворец. Марианна Сэндерс, юная героиня романа, понимает, что не должна доверять жестокому и обольстительному незнакомцу, с которым судьба сводит ее в самый трагический момент ее жизни. Кто этот загадочный человек, что хочет он получить взамен за свое покровительство?


---------------------------------------------


 Айрис ДЖОАНСЕН
 МОЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ НЕГОДЯЙ



 1.




16 февраля 1809 года



Таленка, Монтавия, Балканы

 Она опоздала!
 Только лунный свет и холодный ветер струились сквозь огромное круглое отверстие под потолком храма. Радужное сияющее великолепие погасло, превратившись в мертвую груду осколков, усеявших пол.
 Окно в Поднебесье разбито!
 Марианна бессильно прислонилась к стене, в ужасе взирая на картину разорения. В этот момент она забыла о том, что привело ее сюда, забыла о Джедаларе и об обещании, данном матери. Чувство горечи и гнева переполняло ее сердце. Зачем эта бессмысленная жестокость? Кому понадобилось уничтожать такую красоту? Они отняли у нее все самое дорогое. Окно в Поднебесье было последним напоминанием о прежней счастливой жизни. Теперь погибло и оно.
 — Марианна! — Голос брата вырвал ее из оцепенения. — Кажется, я их слышу! — Алекс в страхе вцепился в ее руку.
 Она застыла, прислушиваясь, тревожно ловя посторонние звуки. Но ничего не было слышно: только ветер свистел в опустевших зданиях города. Марианна напряженно вглядывалась в темноту, туда, где когда-то был город Таленка. Она по-прежнему ничего не слышала, но у Алекса слух лучше, чем у нее.
 — Ты уверен?
 — Нет, но мне кажется. — Он склонил голову набок. — Да!
 Им не следовало сюда возвращаться, в смятении подумала Марианна. Мама не знала, насколько это опасно. В городе в любую минуту могут появиться солдаты герцога, их схватят, и тогда… Она не имеет права рисковать жизнью Алекса. Господь свидетель, уж его-то она им не отдаст!
 Она захлопнула тяжелую дверь с бронзовыми гвоздями и поспешно потащила Алекса по проходу между скамьями — к алтарю. По дороге она несколько раз споткнулась о сломанные железные подсвечники и толстые белые свечи, рассыпавшиеся по мраморному полу. Солдаты, отступая, уничтожали все, что попадалось им на пути. И здесь, в церкви, все мало-мальски ценное было или украдено, или разрушено. Золотое распятие, которое когда-то украшало стену под Окном в Поднебесье, исчезло. Статуя, изображавшая Марию с младенцем, слева от алтаря, была сброшена с пьедестала.
 — Лошади, — прошептал Алекс. Теперь она тоже их слышала. В ночной тишине звонко разносился стук подков по булыжнику.
 — Они нас не найдут. — Марианна пыталась успокоить брата, но голос ее чуть заметно дрожал. — Никто не видел, как мы вошли сюда.
 Затащив Алекса за колонну у алтаря, она присела на корточки рядом с ним и съежилась, стараясь казаться как можно незаметней.
 — Но на всякий случай притаимся здесь и подождем, пока они уйдут.
 Алекс вздрогнул и придвинулся к ней.
 — А если они все-таки сюда войдут?
 — Не войдут. — Она обхватила его за плечи. Как он похудел за последнюю неделю, — встревожено подумала она, — и кашляет целыми днями». Жалких кусочков, которые ей удавалось находить в заброшенных сельских домах, едва хватало на то, чтобы не умереть с голода.
 — А если все-таки они войдут? — снова настойчиво повторил Алекс.
 Боже, до чего он упорный!
 — Успокойся! Я же сказала, что они не… Марианна замолчала. Кто может знать, что придет на ум солдатам герцога? Трудно предположить, что у них возникнет желание помолиться, но они могут снова вернуться сюда, чтобы грабить и жечь.
 — Если они войдут, мы спрячемся тут в темноте и будем сидеть тихо-тихо, так что они нас не заметят. Ты сможешь сидеть тихо?
 Он кивнул, покрепче прижавшись к ней.
 — Мне холодно, Марианна.
 — Знаю. Как только мы услышим, что они уезжают, мы поищем убежище для ночлега.
 — А огонь мы разведем? Она покачала головой.
 — Ты же знаешь, что это опасно. Но, может быть, мы сумеем найти тебе одеяло.
 — И для тебя тоже.
 Он улыбнулся ей. Улыбка получилась не очень уверенная, но на мгновение она озарила его лицо тем ангельским светом, который маме так хорошо удалось передать в ее последней работе. Эта была его первая улыбка с той ночи, когда…
 Воспоминание обожгло ее. Но Марианна лишь крепче прижала к себе худенькое тело Алекса, стараясь отогнать страшные мысли. Она не должна вспоминать о той ночи и обо всем, что случилось потом. Это отнимает у нее силы, а она обязана оставаться сильной — ради Алекса.
 — И для меня одеяло. — Ей хотелось бы наклониться к нему и поцеловать, но в свои четыре года Алекс считал себя уже достаточно взрослым и не терпел подобных проявлений нежности. — Как только они уедут отсюда.
 Но они не уезжали. Они приближались. Она услышала стук копыт у самой церкви. И голоса мужчин: они переговаривались и смеялись.
 С отчаянно бьющимся сердцем она замерла, сжимая в объятиях Алекса.
 Только бы они ушли, отчаянно молилась она. Святая Дева, сделай так, чтобы они ушли отсюда!
 На каменных ступеньках раздались тяжелые шаги.
 У нее больно сжалось сердце.
 — Марианна?
 — Ш-ш! — Она зажала Алексу рот.
 Заскрипела отворяющаяся дверь. Вот вам и польза молитвы! Теперь она должна поступать так, как учила мама, и полагаться только на себя.
 Мама.
 Боль сжала ее сердце. К глазам подступили слезы, так что она едва могла рассмотреть мужчину, остановившегося в дверях.
 «Не смей плакать!» — яростно приказала она себе. Слезы — это для слабых. А ей надо быть сильной.
 Мужчина быстро шел по проходу между церковных скамей. Он был высокий, очень высокий и шагал размашисто и решительно. Черный плащ развевался у него за спиной, словно крылья огромного коршуна. Одет он был не так, как одевались люди герцога, но это еще не значило, что он ей не враг. Марианна с облегчением заметила, что в церковь он вошел один, оставив своих спутников на улице. У нее больше шансов справиться с одним человеком.
 Он споткнулся в темноте и чертыхнулся. Марианна почувствовала, как судорожно вздрогнули плечи Алекса под ее ладонью, В ту ночь он слышал много проклятий, смеха и криков. Она заслоняла его собой, чтобы он ничего не увидел, но не в ее силах было помешать ему слышать. Вот и сейчас она только Крепче сжала худенькую руку брата, безмолвно стараясь успокоить его.
 Мужчина снова споткнулся, а потом остановился, нагнулся и поднял что-то с пола. Через несколько минут загорелось крошечное пламя: он зажег свечу, которую нашел на полу.
 Марианна бесшумно отступила подальше в тень, вглядываясь во врага, стараясь угадать его слабое место.
 Темные волосы, схваченные позади лентой, узкое лицо, блеск зеленых глаз.
 Незнакомец осветил пространство над алтарем и увидел зияющее отверстие, которое когда-то было Окном в Поднебесье. Рука его с силой сжала свечу, лицо исказилось страшной яростью.
 — Черт подери! — Нога в сапоге отбросила рассыпавшиеся по полу осколки разноцветного стекла. — К черту в преисподнюю!
 Он чертыхался по-английски! Наверное, он англичанин, как ее папа, — но Марианна никогда не видела отца в такой ярости.
 Алекс всхлипнул.
 Мужчина напряженно замер:
 — Кто здесь?
 Он смотрит в их сторону! Марианна пыталась быстро сообразить, что делать, справиться с тошнотворным страхом, поднимающимся в груди. Если он их увидит, они превратятся в беспомощную добычу. Их единственное оружие — неожиданность.
 — Оставайся здесь! — шепнула она. — Жди! Толкнув Алекса подальше в тень, она бросилась вперед, прямо на незнакомца.
 — Какого дья… Ох!
 Она стукнула его головой в грудь, и у него перехватило дыхание. Пользуясь его замешательством, Марианна схватила с пола железный канделябр и резко ударила его между ног. Охнув, он сложился пополам от боли.
 — Алекс! Сюда! — позвала она.
 Алекс моментально оказался рядом. Она схватила его за руку и побежала по проходу. Но не успели они добраться до двери, как, споткнувшись обо что-то, она тяжело рухнула на пол. Незнакомец, сбивший ее с ног, навалился сверху, крепко прижимая ее спиной к каменным плитам. Бесполезно. Она так же беспомощна, как мама.
 — Нет!
 Марианна отчаянно вырывалась.
 — Лежи тихо, будь ты проклята! Алекс бросился на мужчину сзади, обхватив ручонками его шею.
 — Беги, Алекс! — крикнула Марианна. — Беги! Она почувствовала, как нависший над ней мужчина замер.
 — Бог мой! — пробормотал он и с отвращением добавил: — Дети!
 Вскочив на ноги, он отшвырнул от себя Алекса. Марианна поспешно встала на колени, стараясь дотянуться до канделябра, который выпал у нее из рук при падении.
 — Марианна!
 Подняв глаза, она увидела, что незнакомец держит в руках вырывающегося Алекса. Она бросилась на него, размахивая канделябром, но он моментально поднял малыша, заслонившись им как щитом.
 — Ну нет, больше этот номер не пройдет, — мрачно сказал он, на этот раз по-монтавски. — Я не позволю еще раз меня ударить. Мне эта часть тела еще пригодится: евнухом стать не собираюсь.
 Как и все мужчины. Как жаль, что у нее нет сабли, — она все-таки сделала бы его евнухом.
 — Отпустите ребенка! — яростно потребовала она.
 — Всему свое время. — Наверное, он очень силен, он держит Алекса легко, как пушинку. — Сначала ты дашь слово больше не нападать на меня.
 — Отпустите его!
 — Или?
 — Или я придумаю, как снова сделать вам больно.
 — Ах, еще угроза. Для такой юной девушки ты слишком самоуверенна.
 Она сделала шаг вперед.
 Он напрягся, подозрительно наблюдая за железным оружием в ее руках.
 — Не подходи. — Когда она остановилась, он немного расслабился. — Или ты не знаешь, что условия всегда диктует сильнейший? Похоже, я захватил предмет, который ты высоко ценишь. — Он попятился на несколько шагов. — Он очень маленький, правда? Маленькие дети обычно боятся боли.
 Ужас сковал все ее существо.
 — Я убью вас, если вы…
 — Я не собираюсь причинять ему вреда, — прервал он ее. — Если только ты сама меня к этому не вынудишь.
 Она внимательно посмотрела на незнакомца. Его густые темные волосы теперь выбились из-под ленты и обрамляли узкое лицо, состоявшее, казалось, только из острых линий и впадин. Прямые черные брови поднимались над удивительными зелеными глазами, нос напоминал орлиный клюв. Это было суровое лицо. твердое, как гранит, — лицо человека, который умеет быть жестоким.
 — Ответь на мои вопросы, и я отпущу этого молодого человека, — сказал он. — Могу успокоить тебя: я обычно не воюю с детьми.
 Она ему не доверяла, но что она могла поделать?
 — Что вы хотите знать?
 — Почему вы оказались здесь? Она лихорадочно подыскивала слова, стараясь. чтобы ее ответ выглядел правдоподобно.
 — Холодно, нам нужно было где-нибудь укрыться на ночь.
 — Здесь не слишком хорошее укрытие — окно разбито. — Этот странный человек не спускал с нее глаз, стараясь прочесть выражение ее лица. Он не поверил, с отчаянием поняла Марианна. Она никогда не умела убедительно лгать. Пристально глядя на нее, он продолжал допрос: — Может быть, ты воровка? Может быть, ты пришла посмотреть, что тут можно украсть?
 — Марианна не воровка! — воинственно сказал Алекс. — Она только хотела посмотреть на Окно, но его разбили. Она никогда бы…
 — Молчи, Алекс, — резко прервала она мальчика. Конечно, Алекс не виноват: он просто защищал ее, не понимая, как опасно любое упоминание о Джедаларе.
 — Окно? — Он оглянулся через плечо. — Да, черт возьми, оно разбито. — Страшный гнев снова исказил его лицо. — Ублюдки! Мне нужно было это Окно!
 Ему нужно Окно в Поднебесье. Значит, он — один из них.
 — Кто… кто вы такой?
 Прищурившись, он посмотрел ей в лицо:
 — Не Мефистофель, как ты, кажется, решила. А кто я такой, по-твоему?
 Она облизала внезапно пересохшие губы:
 — По-моему, вы из людей герцога Неброва.
 — Я не из чьих людей. — Он сжал губы. — И уж конечно, не из людей этого подонка. Я не… Ох!
 Алекс впился зубами в его руку.
 Марианна напряглась, готовая броситься на незнакомца, если он посмеет ударить ребенка.
 Но, к ее удивлению, мужчина спокойно высвободил руку и насмешливо произнес:
 — Похоже, щенок тоже отчаянный.
 — Он боится. Отпустите его.
 — Я готов пойти на сделку. Я поставлю его на землю, если ты пообещаешь не убегать.
 Кажется, он действительно не любит герцога, но это еще не значит, что он не враг. Ему нужно было Окно.
 — Отпустите его и позвольте мальчику уйти, а я даю слово, что не убегу.
 — Но тогда у меня не будет щита. Она презрительно пожала плечами:
 — Если вы так боитесь меня… Губы его чуть заметно дрогнули, но он спокойно сказал:
 — Идет. Думаю, я смогу защититься от одной маленькой девчушки. Брось свое оружие.
 Поколебавшись, она выпустила из рук канделябр, и он со звоном упал на каменные плиты.
 — Хорошо. Твое обещание? Она предпочла бы обойтись без всяких обещаний, но если он так настаивает…
 — Я сдержу свое слово, — неохотно сказала она и быстро добавила: — Если не увижу, что Алексу грозит опасность.
 Незнакомец поставил мальчика на пол.
 — Ребенку ничего не грозит.
 Если бы это было так! Здесь повсюду опасности, и она должна быть готова их встретить. Марианна повернулась к брату:
 — Выходи в сад и дожидайся меня там. Алекс настороженно смотрел на незнакомца:
 — Я не хочу идти без тебя.
 Марианне тоже не хотелось, чтобы Алекс уходил. Ночь выдалась холодная, а он и без того продрог и кашляет. И к тому же неизвестно, сколько этот англичанин ее здесь продержит. Но у нее не было выбора. Алекса надо отослать подальше. Она сняла с себя шерстяную шаль и закутала мальчика.
 — Не беспокойся, все будет хорошо. — Она легонько подтолкнула его. — Я скоро к тебе приду.
 Алекс хотел еще что-то возразить, но, встретив строгий взгляд Марианны, повернулся и побежал к небольшой двери слева от алтаря.
 Она осталась наедине с незнакомцем.
 Мама…
 Что, если он сделает с ней то же, что те сделали с ее матерью? Ледяная рука сжала ее сердце. С расширившимися от ужаса глазами она медленно повернулась лицом к мужчине.
 — Ты отпустила моего заложника! — насмешливо проговорил незнакомец. Подняв один из канделябров, он нашел свечу, выпавшую у него из рук, когда Марианна на него налетела, и снова зажег огонь. — Без него я чувствую себя не так уверенно. Надеюсь, ты не вздумаешь снова… Какого дьявола ты так трясешься?
 — Я не трясусь. — Ее глаза вызывающе сверкнули. — Я вовсе не боюсь вас.
 Она не просто боится, понял он, глядя в побледневшее лицо девушки, она в ужасе. Что ж, тем легче будет заставить ее говорить — страх развяжет ей язык. И в то же время он почувствовал что-то вроде невольного уважения — такая юная и хрупкая и так отчаянно пытается скрыть свою слабость. Ему вдруг захотелось пощадить ее гордость.
 — А я и не говорю, что боишься. Ты, наверное, замерзла. Ты ведь отдала мальчику свою шаль. — Он снял с себя плащ. — Подойди, я тебя закутаю.
 Она посмотрела на плащ, словно это наставленное на нее острие шпаги.
 — Я не буду сопротивляться, но вы должны дать мне слово, что после не убьете меня. Я нужна Алексу.
 — После чего? — В его голосе слышалось недоумение. Прищурившись, он всмотрелся в ее лицо — и вдруг понял. — Ты думаешь, что я собираюсь тебя изнасиловать?
 — Все мужчины так поступают с женщинами.
 — Сколько тебе лет?
 — Шестнадцатый.
 — Ты выглядишь моложе.
 В свободной оборванной блузке и юбке ее тело казалось таким хрупким, лишенным женственных округлостей. как тело ребенка. Она была тонкокостная, изящная, почти болезненно худенькая. Светлые волосы, заплетенные в длинную косу, еще больше усиливали ее сходство с маленькой девочкой. Одна щека была чем-то вымазана.
 Марианна бросила на него презрительный взгляд:
 — Какая разница, сколько мне лет? Я женщина, а мужчин интересует только это. На все остальное им наплевать.
 В ее голосе слышалась умудренность взрослого, много пережившего человека, и его вдруг кольнула острая жалость.
 — С тобой это уже случалось?
 — Со мной — нет.
 В глазах девушки мелькнула боль, и он понял, что нечаянно коснулся незажившей раны.
 — И сейчас не случится, — сурово проговорил он. — Я не чуждаюсь разврата, но детей не насилую.
 Но она уже не ребенок. Яркие голубые глаза смотрели на него не по-детски серьезно, губы были плотно сжаты, на лице застыло страдание. Он подумал, каким прекрасным могло бы стать это нежное лицо, осветись оно радостной улыбкой, как широко распахнулись бы сияющие глаза… Но увы! В объятой войной стране дети взрослеют быстро. Он видел такие же лица у детей в городках и деревнях на границе с Кассаном.
 — Где твои родители?
 Она ответила не сразу. Ответ ее прозвучал так тихо, что он еле его расслышал.
 — Умерли.
 — Когда?
 — Папа умер два года назад.
 — А твоя мать? Она покачала головой:
 — Я… не хочу рассказывать.
 — Как умерла твоя мать? — повторил он.
 — Герцог.
 Вот откуда эта рана в ее душе. Вот почему в каждом мужчине она видит врага.
 — Герцог Небров?
 Она кивнула.
 Это его не удивило. Больше года тому назад обладавший огромной властью герцог Небров поднял восстание против своего брата, короля Иозефа. Силы сражающихся были примерно равны, но наконец после долгой и яростной борьбы герцог вынужден был признать свое поражение и отступил. Ослабленные и измученные королевские войска не могли преследовать Неброва на его собственных землях, где он теперь зализывал раны — и наверняка собирал новую армию. Отступая, герцог уничтожал все на своем пути, разрешая своим людям грабить и насиловать сколько их душе угодно. Вся Монтавия лежала в руинах: города и деревушки были выжжены и опустошены, их жители убиты или замучены.
 — Твою мать убил один из людей герцога? Она покачала головой.
 — Герцог, — прошептала она, глядя прямо перед собой, словно эта сцена и сейчас была перед нею. — Это сделал он сам.
 — Сам герцог? Ты уверена?
 А вот это уже необычно. Зарек Небров — жестокий убийца, но его ярость обычно бывает холодной и управляемой. Он редко позволяет себе удовольствие проливать кровь без особой на то причины.
 — Он пришел к нам домой, и он… Я уверена. — Она содрогнулась. — Мама успела сказать мне, кто это был… Она видела его раньше. Он… надругался над ней… а потом убил.
 — Почему? Она не ответила.
 — Почему? — повторил он настойчиво.
 — Я сказала вам все, что знаю, — неуверенно проговорила она и робко добавила: — Может быть, вы позволите мне теперь уйти?
 Господи, он чувствует себя таким же безжалостным негодяем, как Небров. Зачем он мучает девочку? Ему следовало бы сейчас позвать Грегора и приказать, чтобы кто-нибудь из их людей отыскал ее ближайших родственников и отвел туда этих детей. Но он понимал, что должен выяснить еще кое-что. Мальчишка проговорился, что они пришли сюда посмотреть на Окно. И хотя она упорно не говорит ему всей правды, из ее сбивчивого рассказа ясно, что ее мать пытали, прежде чем убить. А Небров никогда не делает ничего без причины.
 — Нет, тебе нельзя уйти. — Он снова протянул ей свой плащ. — Надень это, и ты сразу согреешься. — Тон его оставался по-прежнему жестким, но, чтобы не пугать ее еще больше, он отошел на несколько шагов и уселся на скамью поодаль. Стоя он чувствовал себя великаном рядом с ее тоненькой хрупкой фигуркой. — Ты сказала мне не все.
 — Я больше не буду об этом говорить, — дрожащим голосом произнесла она. — Что бы вы со мной ни делали.
 Это мучительное воспоминание, наверное, ее самое слабое место, и если умело использовать его… Но он никогда не был способен ударить беззащитного.
 — Останься, — устало отозвался он. — Я обещаю, что больше не буду заводить разговор на эту тему.
 Она колебалась, вглядываясь в его лицо. Потом нерешительно взяла у него плащ и накинула себе на плечи, но садиться не стала.
 — Почему вы хотите, чтобы я осталась?
 — Сам не понимаю. — Наверное, он просто теряет здесь время. Теперь, когда он знает, что Окно разбито, ему остается только встретиться с Янусом, чтобы он передал эту весть в Кассан. А потом можно попытаться отыскать в Самде кого-нибудь из Погини. Даже если эта сиротка что-то и скрывает от него, то ведь Окно-то, черт подери, разбито! Но неотвязная мысль не давала ему покоя: что, если Неброву удалось узнать что-то, чего не знает он сам. Его взгляд снова вернулся к зияющему отверстию, окруженному неровными осколками стекла. — А странно, что мы оба попали в это место одновременно. Ты веришь в Судьбу?
 — Нет.
 — А я верю. Предки моей матери были родом с Востока, — наверно, вера в рок передалась мне с материнским молоком. — Он не отводил взгляда от пустой глазницы Окна. — Город разграблен и пуст, сюда в любой момент могут вернуться люди герцога, вы с братом оборванны и голодны, и все же ты выбрала именно этот момент, чтобы прийти посмотреть на Окно? Почему?
 — А вы почему сюда пришли? — парировала она.
 — Я хотел его приобрести. Я слышал, что оно великолепно, и решил увезти его к себе домой. — Вы хотели украсть его.
 Он нетерпеливо пожал плечами:
 — Какая разница!
 — Вы хотели украсть его, — непримиримо повторила она.
 — Ну хорошо, пусть будет по-твоему, я хотел украсть его. — Он встретился с ней взглядом. — Ну а теперь — почему ты пришла сюда?
 Она отвела глаза. Господи, ну почему она не умеет лгать!
 — Мне надо было увидеть, по-прежнему ли оно здесь.
 — Зачем?
 Она не ответила.
 — Тебе разумнее было бы мне ответить. Она вызывающе взглянула на него и презрительным тоном повторила его собственные слова:
 — О, я слышала, что оно великолепно, и решила увезти его к себе домой.
 Храбрая девчушка. Испугана — и все же не сдается. В душе он восхищался ее отвагой, но, стараясь не показать этого, проговорил как можно равнодушнее:
 — Может, мне выйти в сад и привести твоего брата? Я уверен, что он скажет мне, почему вы оказались здесь.
 — Оставьте его в покое!
 — Тогда скажи мне правду. Она выпалила:
 — Потому что это Окно — мое!
 Господи! Он попытался скрыть охватившее его возбуждение.
 — Папа римский с тобой не согласился бы. Все, что находится в его церквах, принадлежит Богу — и, следовательно, ему.
 — Оно мое! — яростно повторила она. — Моя бабушка подарила мне его перед смертью.
 Неужели он близок к разгадке? Усилием воли он взял себя в руки, и, глядя на его спокойное, бесстрастное лицо, никто бы не догадался, какая буря бушует в груди этого человека. Голос его звучал ровно, даже насмешливо:
 — Как мило с ее стороны. Что, в вашей семье принято дарить друг другу церковное имущество?
 — Она сделала его своими руками, — просто сказала девушка. — Церковь не оплатила ей эту работу, так что Окно по-прежнему оставалось нашим.
 — Боюсь, что она солгала тебе. Окно создал гениальный мастер Антон Погини. Она покачала головой.
 — Антон Погини — мой дед, но на самом деле мастером был не он, а моя бабушка. Он изумленно поднял брови:
 — Женщина?
 Не может быть, чтобы гениальный витраж, живописующий восхождение человека от земного существования к Раю, был создан рукой женщины.
 — Вот видите! Вы тоже не верите. Поэтому деду и пришлось выдать эту работу за свою, иначе церковь не приняла бы ее. У нас всегда работают женщины.
 — Всегда? Она кивнула:
 — Больше пятисот лет в нашей семье существует эта традиция. Девочек с колыбели начинают обучать работать со стеклом. Моя мать говорила, что у меня особый дар и что, когда я вырасту, я буду таким же великим мастером, как моя бабушка.
 В нем вспыхнула надежда.
 — И насколько хорошо ты знакома с Окном в Поднебесье?
 Он говорил нарочито равнодушно, но, взглянув в ее разом окаменевшее лицо, понял, что небрежность его тона не обманула ее. Она снова замкнулась и ушла в себя.
 Он быстро переменил тему:
 — А чем занимаются мужчины в вашей семье, пока вы создаете свои шедевры? Она чуть-чуть расслабилась:
 — Чем угодно. О них хорошо заботятся.
 — Значит, женщины и зарабатывают на жизнь, и заботятся о мужчинах вашей семьи?
 Нахмурившись, она посмотрела на него:
 — Конечно, это наш долг. Мы всегда… Почему вы на меня так смотрите?
 — Прости, но эта ситуация представляется мне несколько необычной.
 Она тревожно шевельнулась.
 — Мне надо идти. Алекс ждет.
 — И куда вы направитесь? Полагаю, ваш дом разрушен, как и все дома Таленки.
 — Мы живем не здесь. У нас дом на самой окраине Самды.
 — Самда? Но от нее до Таленки почти семьдесят миль. Как же вы добрались сюда?
 — Пришли пешком.
 Путешествие из Самды по истерзанной войной земле было бы нелегким и опасным предприятием даже для едущего верхом мужчины. Как же она сумела преодолеть это расстояние, да еще с маленьким ребенком? И вновь он поразился мужеству и решительности девушки.
 — У вас есть родня в Самде?
 — У нас никого нигде нет, — просто ответила она, но за этими словами таилось горькое одиночество.
 Решение пришло внезапно. Сама судьба посылает ему эту девочку. Он готов поклясться, что ей известна тайна Джедалара. Так неужели он не сумеет узнать у нее все, что его интересует? Стоит только проявить немного терпения и заботы…
 — Я возьму вас с собой.
 Она ошеломленно уставилась на него.
 — Вы поедете со мной, — повторил он в лихорадочном возбуждении. — Ты явно послана мне свыше, а я никогда не отказываюсь от подарков богов.
 Она попятилась, глядя на него как на умалишенного. Ну что же, он и сам ощущает себя немного безумным. Отчаяние и ярость сменились надеждой — а это пьянящий напиток.
 — Как ты сможешь заботиться о своем Алексе без всякой помощи? Ему нужна еда и теплая одежда. Я могу их тебе дать.
 Она колебалась:
 — Почему вы вдруг решили это сделать?
 — Может, я, как добрый христианин, хочу помочь двум сиротам насмешливо спросил он.
 Ее ясные голубые глаза пристально всмотрелись в его лицо:
 — Мне кажется, у вас на уме что-то другое. По-моему, вы недобрый человек.
 — Ты весьма проницательна. Я бываю добрым далеко не всегда — только когда это удобно. Сейчас как раз такой случай. Считай, что вам с братом очень повезло.
 Она недоверчиво покачала головой, не сводя с него глаз.
 Как ему убедить эту упрямую девчонку, что он не желает ей зла? В глубине души она уже готова поверить ему и ждет лишь слов, которые рассеяли бы ее сомнения. Прежде ему никогда не составляло труда уговорить женщину поступить так, как ему хочется. Он с младенческих лет научился очаровывать и покорять. И все же ему почему-то ужасно не хотелось лгать этой большеглазой сиротке.
 — Ты права, — неожиданно для самого себя сказал он. — Я никогда не следовал по пути, который диктуется долгом. Это всегда представлялось мне безумно скучным. — И резко добавил: — У меня есть причины оказать тебе помощь, но сейчас я не имею намерения их открывать. Если ты решишь ехать со мной, это будет сделано на моих условиях. Ты согласишься беспрекословно повиноваться мне, а я, в свою очередь, пообещаю, что вы оба будете иметь приют и пищу, пока останетесь под моим покровительством. Если ты откажешься ехать, тогда можешь оставаться в этих развалинах, где твой брат умрет с голоду.
 Повернувшись, он пошел по проходу. Конечно, он не собирается оставлять ее здесь — пусть даже для этого ему придется увезти ее силой. Но все будет проще, если она сама примет решение ехать.
 — Подождите.
 Он замедлил шаг, но не обернулся.
 — Ты идешь со мной?
 — Да. — Она догнала его и пошла рядом. — Я пойду с вами сейчас, чтобы взять еду и одеяла для Алекса. А он пока подождет меня в саду. Я хочу убедиться, что ему не грозит опасность. А потом… посмотрим.
 — Как хочешь. Но решай быстрее. Я намерен на рассвете уехать из города.
 — Так быстро. — Она в смятении посмотрела на него.
 — На рассвете, — повторил он. — Как мальчик тебя называл? Марианна?
 — Марианна Сэндерс.
 — Сэндерс. — Он распахнул перед ней тяжелую дверь. — Это не монтавская фамилия.
 — Мой отец был англичанин. — Она искоса посмотрела на него. — Как вы.
 Он вспомнил свои проклятия при виде разбитого Окна.
 — А твоя мать?
 — Она была из Монтавии. — Отвернувшись, она быстро спросила: — Что привело англичанина в нашу страну?
 — Захотелось приехать, — насмешливо ответил он. — Ты не спросила, как меня зовут. Мне обидно, что я тебе так неинтересен, — ведь мы будем постоянными спутниками.
 — Ну и как вас зовут? — нетерпеливо спросила она.
 Он поклонился:
 — Джордан Дрейкен, к вашим услугам.
 Когда они вышли на ступеньки, на них налетел порыв ледяного пронизывающего ветра, и Марианна нахмурилась:
 — Погода портится. Может пойти снег. Мне нужно побыстрее раздобыть одеяло для Алекса. Я не могу оставить его там без…
 — А, Джордан! Наконец-то! Ты так долго пробыл в церкви, что я испугался: не принял ли ты святые обеты! — прогудел низкий голос совсем рядом.


* * *

 Марианна резко остановилась на ступеньках, увидев приближающегося к ним великана. Даже рядом с высоким Джорданом Дрейкеном он казался гигантом — настоящий медведь, ростом выше двух метров. Великан откинул назад голову и гулко расхохотался:
 — Зная тебя, я мог бы не сомневаться — ты сумеешь отыскать себе женщину даже в такой заброшенной дыре.
 Он подошел ближе, и в лунном свете стало видно лицо — не менее пугающее, чем его громадная фигура. Ему, должно быть, было около сорока, и грубое резкое лицо его носило следы бурно прожитой жизни: нос был перебит, от левого глаза к углу рта спускался неровный белый шрам. Буйная шапка черных с проседью волос довершала его сходство с огромным косматым зверем. поднявшимся на дыбы.
 — Спокойно, — тихо проговорил Дрейкен, — это всего лишь Грегор. Он тебя не обидит.
 Откуда ей это знать, в страхе подумала Марианна. За спиной великана она увидела группу мужчин верхом на лошадях. Их было не меньше пятнадцати. Некоторые из них держали в руках пылающие факелы, и вид у них был почти такой же дикий, как у этого Грегора. На них были черные меховые шапки и странные стеганые куртки: большие, отороченные лисьим мехом и овчиной. Широкие штаны, заправленные в кожаные сапоги, доходили им до колен, к седлам были приторочены ружья, а на бедре у каждого висела сабля. Господи, да это настоящие разбойники! Почему она так опрометчиво согласилась идти с Дрейкеном? Но Марианна знала ответ на этот вопрос: Алекс болен. Ему нужны тепло, укрытие, горячая пища. Ради этого она готова была рискнуть всем.
 — Стой на месте, Грегор. — Дрейкен повелительно взмахнул рукой, и великан застыл на последней ступеньке. — Девочка боится тебя. — И, обернувшись к ней, добавил: — Будь спокойна, мои люди не причинят тебе зла. Я обещал тебе это, а я умею держать слово!
 Что ж, ее выбор сделан, сказала себе Марианна, и никто не должен видеть, как ей страшно. Гордо расправив плечи, она обратилась к Дрейкену:
 — Скажите ему, чтобы он дал одеяло для Алекса. В его глазах мелькнуло какое-то странное выражение — не то восхищения, не то насмешки.
 — Хорошо. — Он обернулся к Грегору: — Пойди принеси для дамы одеяло.
 Великан кивнул косматой головой и огромными шагами спустился по ступенькам обратно к своей гигантской лошади. Из вьюка, притороченного к седлу, он достал одеяло из овечьей шкуры, потом взбежал вверх, перепрыгивая через две ступеньки, и остановился перед Марианной.
 — Вот. — Он протянул ей одеяло, и неожиданно ласковая улыбка осветила его резкие черты. — Я — Грегор Дамек, и я знаю, что кажусь свирепым чудовищем, но детей я не ем. Даю тебе слово.
 Глаза на этом страшном лице оказались мягкими, коричневато-серыми. Принимая от него одеяло, она почувствовала крохотную искорку тепла.
 — Меня… зовут Марианна, — запинаясь, отозвалась девушка.
 — Отнеси одеяло брату, — сказал ей Дрейкен. — Мы разобьем лагерь на северной окраине города. Там для вас обоих найдется еда и огонь, чтобы согреться. — Повернувшись, он начал спускаться по лестнице. — Если ты решишь мне довериться.
 Он приехал за Окном. Ей нельзя доверять никому, кто хочет заполучить Окно в Поднебесье. Но ведь он англичанин, а зачем англичанину может понадобиться Окно, если не по той причине, которую он ей назвал? И все же… Окно разбито. Что же заставляет этого стройного человека предлагать ей свою помощь? От бесконечных вопросов кружилась голова. Но у нее еще будет время подумать — он не требует ответа сейчас.
 — Подождите. — Ее рука потянулась к застежке у горла. — Ваш плащ.
 — Вернешь потом.
 Он с небрежным изяществом вскочил в седло и поднял руку, давая знак своим спутникам. Дрейкен был одет не так, как все они: его узкие темно-синие брюки сложный узел галстука и хорошо сшитый сюртук напомнили ей одежду, в которую облачался ее отец, когда к нему приезжали гости из Англии. И все же, как это ни странно, он не казался чужим среди этих людей. У нее было ощущение, что он так же горяч и необуздан, как и они, но только умеет сдерживать и направлять свою энергию.
 Всадники повернули на север, и стук копыт по булыжной мостовой скоро замер где-то вдали. Он уезжает, он снова дает ей возможность сделать выбор. Осознав это, она почему-то успокоилась и, прижимая к себе одеяло, быстрым шагом направилась в сад, где ее ждал Алекс.


* * *

 — Какая испуганная голубка. — Грегор печально обернулся, провожая глазами тоненькую фигурку Марианны. — В этой стране столько раненных войной детей. У меня сердце болит из-за того, что я не могу им помочь.
 — Эта «голубка» меня чуть не оскопила, — мрачно отозвался Джордан. — Еще чуть-чуть — и я кончил бы свои дни евнухом. Уверяю тебя: это скорее орлица, чем горлица.
 У Грегора заискрились глаза:
 — Значит, ты все же пытался ее взять силой?
 Какой стыд — и к тому же в храме!
 — Я прижал ее — но не так, как ты имеешь в виду. Она пыталась убить меня чугунным подсвечником.
 — Потому что ты ее напугал. А где мальчик? В церкви?
 — В саду.
 Грегор нахмурился:
 — Пожалуй, я вернусь и приведу их. Может быть, дети слишком напуганы, чтобы искать нас.
 — Нет, пусть она сама придет ко мне.
 — Но я считаю…
 — Окно в Поднебесье разрушено, — оборвал его Джордан, — от него ничего не осталось. Грегор издал возглас изумления:
 — Кто?
 — Ну, понятно, что не сам Небров. Подозреваю, что его разбили случайно, во время отступления. Грегор поморщился:
 — Не завидую тем солдатам, которые по нечаянности совершили столь роковую ошибку. Небров скор на расправу, а о его жестокости ходят легенды. Интересно, почему он не захватил Таленку прежде, чем двинуться на столицу.
 — Из-за самоуверенности. Он решил, что отвоюет у короля Иозефа всю страну, а потом, выбрав удобный момент, вернется за Окном в Поднебесье. Но потянулась цепь неудач, поражение следовало за поражением, и он почувствовал, что его время безвозвратно уходит. И тут он вспомнил о своем давнем плане — воспользоваться поддержкой Наполеона — политической и военной. Но для этого ему срочно нужно было Окно. Представляю себе его ярость, когда он узнал, что Окно разбито, а вместе с ним и все его планы. — Дрейкен помолчал. — Но он использовал еще одну возможность: взял отряд и повел его к дому Антона Погини.
 — Человека, который сделал Окно?
 — Так все считали. Но вот твоя «голубка» говорит, что работа была выполнена ее бабкой.
 И Джордан коротко пересказал Грегору все, что узнал от Марианны.
 Грегор присвистнул;
 — Бедная девочка! Неудивительно, что ты к ней так добр.
 — Ради Бога — вовсе я не добр! Ты что, не слышал, что я тебе сказал? Она не хочет признаваться, но она наверняка знакома с узором Окна. Ее обучали работе со стеклом, и когда-нибудь она станет такой же мастерицей, как ее бабка. Это только шанс, но ничего другого нам не осталось.
 — Я тебя слышал, — расплылся тот в улыбке. — Не надо стыдиться собственной доброты. Я знаю, тебе нравится, чтобы люди считали тебя плохим, но я могу пообещать, что никому не расскажу.
 — Я не… — Джордан пожал плечами. — Девчонка с тобой не согласилась бы. Она уже сказала мне, что я не добрый.
 Грегор снова оглянулся:
 — А ты не боишься, что она сбежит? Завернув за угол, Джордан остановил лошадь.
 — Она не сбежит. Потому что ты сейчас вернешься к церкви и будешь незаметно следить за входом. А Нико поставь наблюдать за задней калиткой из сада. Вы оба не должны показываться, если она пойдет в сторону лагеря.
 — А если в другую сторону?
 — Тогда вы приведете ее ко мне. У Грегора затуманилось лицо.
 — Она считала, что свободна. Ты не сказал ей правды.
 — Я ей не лгал. Она свободна — если примет правильное решение. Иногда для того, чтобы сокол не полетел туда, куда не следует, на него надевают колпак. — И он нетерпеливо добавил: — Прекрати смотреть на меня так, будто я коварный злодей, заманивающий в свои сети невинную птичку. Если я пошел на хитрость, то только потому, что знаю: когда предлагаешь женщине мед, а не лимон, можно добиться гораздо большего.
 Эти заверения Грегору не понравились. Он и раньше видел, как Джордан предлагает женщинам мед, делится с ними сладостью, а потом безжалостно бросает их и уходит, даже не оглянувшись.
 — Это нехорошо. Она непохожа на твоих обычных женщин. И она пережила такое страшное потрясение.
 — Ты говоришь так, словно я собрался переспать с ней, — сухо ответил Джордан. — Ты же сам сказал: она всего лишь ребенок.
 — Сколько ей лет?
 — Шестнадцать. Я не соблазняю девочек со школьной скамьи.
 Действительно, Джордан предпочитал зрелых, опытных женщин и как огня избегал наивных девиц, которых ему навязывали и в Кассане, и в Лондоне. И все же Грегор ощутил что-то необычное в том, как Джордан разговаривал с девушкой всего несколько минут тому назад.
 — На школьной скамье, с которой только что встала эта девчушка, преподавали более интересные предметы. Тебе нужен Джедалар. Мне кажется, ты готов на все, чтобы его получить.
 — Тогда какое-то время можешь за нее не тревожиться. Пока у нее не хватит мастерства, чтобы заново создать Окно. А может, и никогда не хватит. — Он пустил лошадь рысью. — Увидимся в лагере. — И через плечо бросил: — И, друг мой Грегор, если тебе придет в голову дать голубке упорхнуть, не забудь, что вместо моего покровительства ты заставишь ее голодать — или сделаться шлюхой в этой Богом забытой дыре.
 «Убедительный аргумент», — мрачно решил Грегор, глядя Джордану вслед. Джордан — человек жесткий и стал еще жестче с тех пор, как втянулся в дела Кассана, но какую бы судьбу он ни уготовил этой девушке, она будет лучше той, что ждет ее здесь.
 — Нико! — повернув лошадь, он подозвал коренастого молодого человека, ехавшего позади отряда. — Для тебя есть работа.


* * *

 Костер у лагеря ярко горел — маяк в темноте, манящий подойти поближе.
 — Марианна! — Алекс крепче сжал ее руку. — Все в порядке?
 Она с ужасом поняла, что не знает. Не знает, грозит ли им опасность. Несколько часов она провела в церкви, мучительно размышляя, какое решение ей принять. Отряд Дрейкена выглядит угрожающе, и все же он сам показался ей…
 Каким?
 Жестким, упрямым, решительным. Видно было, что он привык любой ценой добиваться своего. И все же не было в нем лживости, лицемерия — того, что она больше всего ненавидела в людях. Но как честность может ужиться с обманом? Инстинктивно она знала, что он не сказал ей правды об Окне. Алекс раскашлялся и прижался к ней:
 — Пахнет едой. Я хочу есть, Марианна.
 Еда и ночлег и безопасность для Алекса. Дрейкен обещал ей это — а она не обещала ему ничего. В конце концов, позже она всегда сможет убежать, если опасность окажется слишком большой. Тем временем у Алекса будет возможность выздороветь и окрепнуть.
 — Ты скоро поешь.
 Она потеплее закутала худенькие плечи брата в одеяло из овечьей шкуры и смело шагнула к костру.




 2.


 Вокруг костра лежали люди, свернувшись под одеялами из овечьих шкур. Они крепко спали. Не спал только Джордан Дрейкен, он сидел у костра и смотрел на огонь.
 Когда она вошла в круг света, отбрасываемого пламенем, он поднял голову и тихо проговорил:
 — Ты долго думала. — Потом он повернулся к Алексу: — А ты посинел от холода, малыш. Подойди поближе к огню.
 Алекс посмотрел на Марианну и, когда она кивнула, осторожно придвинулся к костру. Почувствовав жар пламени, он сбросил одеяло и протянул руки, блаженно вздохнув:
 — Как приятно!
 — Да, очень. Ночь холодная. — Джордан махнул рукой в сторону кипевшего над огнем котелка. — Тушеный кролик. Возьми миску и ложку и угощайся.
 — Я ему положу. — Марианна шагнула вперед, но Дрейкен властным жестом остановил ее. — Он нездоров! — вызывающе сказала она.
 — Раз он может стоять на ногах, может и управиться с половником. — Поднявшись, Джордан расстелил меховую подстилку неподалеку от своей собственной и снова сел. — Это ты еле держишься на ногах. Сядь.
 Алекс уже быстро накладывал еду в деревянную миску, и она неохотно уселась на овечью подстилку. От костра веяло дивным теплом, ей захотелось так же блаженно вздохнуть, как только что вздохнул Алекс, прикрыть глаза и просто посидеть молча, ни о чем не думая. Но она, превозмогая себя, упрямо сказала:
 — Я должна помочь Алексу.
 — После того, как сама поешь.
 — Я ему помогу. — Из темноты появилась огромная фигура Грегора. Великан не торопясь положил себе в миску еды и уселся по другую сторону костра. — Иди сюда, паренек, садись со мной. Мы поедим вместе. Я зверски голоден. А ты?
 Он и был похож на дикого зверя — яростного и израненного в схватках. Марианна подумала, что Алекс ни за что к нему не подойдет.
 Серьезно посмотрев на него, мальчик нерешительно проговорил:
 — Ты очень странно одет.
 Заметив изумление Марианны, Грегор ухмыльнулся:
 — А! Ты думала, он меня испугается? Дети гораздо сообразительнее взрослых. Они доверяют своим инстинктам, а не глазам. — Он повернулся к Алексу. — И ты прав, мальчуган. Моя одежда отличается от других, а душа такая же. Но даже то, как я одет, кажется непривычным только в этих скучных долинах. У меня дома, в Кассане, это ты выглядел бы странно.
 — В Кассане! — Марианна бросила взгляд на север, где высокие, серо-лиловые горы отделяли Монтавию от Кассана. Она еще никогда не встречала никого из этой дикой легендарной страны — и не только она. Кассан окружали горы, и, кроме того, по слухам, его обитатели были жестокими воинственными людьми, которые держались особняком и не любили гостей. Бабушка рассказывала ей, что, когда она вынуждена была бежать из России, ее путь лежал через Кассан, но на вопросы Марианны об этой стране отвечала очень туманно и неохотно. Кассан не торговал с Монтавией. Если они и вели с кем-то торговлю, то, может быть, только с Россией, своим северным соседом. Во время недавней войны между Небровым и королем Иозефом Кассан сохранял полный нейтралитет. И вдруг оказывается, что Грегор приехал из-за гор, из этой таинственной страны!
 — А что вы тут делаете?
 — Сейчас я пытаюсь уговорить вот этого паренька составить мне компанию, пока я буду есть. — Грегор скорчил печальную гримасу и тяжело вздохнул. — Ненавижу есть в одиночку. У меня от этого жутко болит живот.
 Алекс рассмеялся, обошел вокруг костра и уселся на подстилку Грегора.
 Грегор удовлетворенно кивнул.
 — А что до того, почему я попал в вашу скучную страну… — Он проглотил ложку мяса и кивнул в сторону Джордана: — Я выполняю свой долг и слежу, чтобы Джордан не повредил себе, сражаясь с хрупкими девчушками. Ты и правда ударила его подсвечником в деликатное место? Я уверен, что найдется немало женщин, которые…
 — Ешь, — недовольно прервал его Джордан. — И поменьше болтай, иначе отправишься нас охранять.
 — Ты снова отошлешь меня на мороз? Какая жестокость!
 Грегор вздохнул и принялся за еду, но с губ его не сходила лукавая усмешка.
 — Где Нико? — спросил Дрейкен.
 — Ты велел мне молчать. — Грегор проглотил еще ложку и только потом ответил: — Я отправил его осмотреть город. Улицы выглядят пустынными, но лучше удостовериться, что нас нигде не подстерегает засада. — Он решительно закутал худенькую фигурку Алекса в одеяло. — Заглатывай еду. Если не будешь как следует питаться, тебе никогда не вырасти таким большим и сильным, как я.
 Алекс с сомнением покачал головой:
 — Не думаю, чтобы я мог вырасти таким большим, даже если бы съел все мясо на свете!
 Тем не менее он послушно запустил ложку в ароматную подливку.
 Джордан наполнил еще одну миску и дал ее Марианне:
 — Ну что, ты довольна?
 Он думает, ее так легко успокоить? Но сейчас Марианне не хотелось вдаваться в объяснения, она только кивнула и жадно начала есть. Кролик оказался жестким, но горячая подливка была заправлена ароматными травами. Марианна почти не заметила, как еще один мужчина — Грегор называл его Нико — подошел к огню, наполнил себе миску едой и снова отошел. До нее доносился глубокий бас Грегора, о чем-то беседовавшего с Алексом. Слов она разобрать не могла, но по тону было слышно, что великан добродушно подшучивает над мальчиком, а тот в ответ весело смеется. Тепло и сытная еда оказали свое действие: щеки девушки порозовели, глаза заблестели. Впервые за много дней она не зябла от холода и сырости, не должна была прислушиваться к каждому шороху. С гор дул резкий ветер, но здесь, у костра, было так уютно.
 — Еще? — спросил Дрейкен, когда она доела. Покачав головой, Марианна поставила миску. Она и так съела слишком много. Наполненный желудок дает человеку обманчивое спокойствие и уверенность. Она взглянула через костер: Алекс свернулся калачиком рядом с Грегором и уже спал. Конечно, ребенку нужна была бы кроватка, а не жесткая подстилка на земле, но, по крайней мере, ему тепло и огромная фигура Грегора защищает его от ветра. Подмигнув ей, Грегор устроился поудобнее, накрыв себя и Алекса общим одеялом. Несмотря на доброту великана, нужно быть рядом с Алексом, когда он проснется, подумала Марианна. Если спросонья увидеть это лицо со шрамом, немудрено перепугаться.
 — Успокойся же наконец! С мальчиком ничего не случится, — резко сказал Дрейкен. — Не думай, что Тебя окружают злодеи. Ложись и спи. Ты вот-вот свалишься от усталости.
 — Ничуть. — Она села прямее, стараясь не горбить плечи. — Нам надо поговорить… Я должна спросить…
 — Я не собираюсь отвечать на твои вопросы.
 — Я должна спросить об Окне, — упрямо повторила она и открыто посмотрела в глаза Дрейкену. — Ведь вы из-за него хотите взять меня с собой, да? Он ответил ей не сразу.
 —Да.
 — Вы думаете, я смогу его вам вернуть?
 — Надеюсь, что сможешь.
 — Но зачем оно вам?
 Дрейкен испытующе посмотрел на нее, потом неожиданно спросил:
 — Ты знаешь что-нибудь о Наполеоне Бонапарте? Наполеон. Французский император был для нее лишь далекой туманной фигурой. Она попыталась припомнить то, что папа говорил ей об этом человеке. Он восхищался гением императора, но мама сказала, что это чудовище не успокоится, пока не сожрет всю Европу. Два года назад он подходил к границам Монтавии: по стране поползли слухи, один страшнее другого, все жили в тревоге, пока он не двинулся дальше и угроза не миновала. Потом восстание Неброва повергло Монтавию в хаос, и о Наполеоне забыли.
 — Я знаю, что он стремится к власти, так же как и все вы.
 — Еще больше, чем все мы. Его надо остановить. И я знаю, как это сделать.
 — Чтобы захватить все себе? Он игнорировал ее выпад.
 — Пока он обошел стороной Монтавию и Кассан, но так долго не продлится. — Он посмотрел ей в глаза. — Когда он начнет задуманный им грандиозный поход, нужно будет сделать все возможное, чтобы Джедалар не попал ему в руки. — Она невольно содрогнулась. — Ты думала, что ценность Окна известна одному только Неброву?
 Этого она и боялась. Значит, англичанин слышал о Джедаларе. Но, может быть, он знает не все?
 — Ценность Окна в том, что оно было прекрасным произведением искусства и…
 — Содержало сведения. — тихо договорил он. — Ты всего лишь девчушка, и тебе надо защищать брата. Не становись пешкой в чужой игре, цели которой даже не понимаешь. Дай мне то, что мне нужно, и я позабочусь о том, чтобы вы оба были в безопасности.
 — Чтобы вы воспользовались им, как вам вздумается? Вы, наверное, не лучше этого Наполеона. Почему я должна выбирать между вами?
 — Судьба столкнула тебя именно со мной. У тебя нет другого выбора.
 — Есть. Я выбираю не верить ни одному из вас, — яростно воскликнула она. — Я не позволю ни вам, ни этому Наполеону, ни герцогу Неброву сделать меня послушным инструментом в ваших руках. Я пойду своим путем и буду делать то, что сочту нужным.
 Он, прищурив глаза, внимательно всмотрелся в ее лицо:
 — И что ты сделаешь с Джедаларом?
 — Использую его так, как это будет нужно мне! — Она бросила на него возмущенный взгляд. — И ни перед кем не буду отчитываться. Вы не имеете права спрашивать меня, как я поступлю с моей собственностью!
 Он еще раз пристально посмотрел на нее и сказал:
 — А что, если мы придем к соглашению? Давай забудем пока об Окне в Поднебесье.
 — Не думайте, что я когда-нибудь переменю свое решение, — с отчаянием сказала она. — Вы не получите Джедалар, даже если прождете всю жизнь.
 Он улыбнулся:
 — Мы обсудим это позже.
 Марианна замерла, глядя на него широко раскрытыми глазами. Почему она раньше не замечала, как красив этот человек? Или это улыбка волшебным образом изменила его обычно суровое, резкое лицо, придав очарование неправильным чертам? Чувственно изогнутые губы, взгляд, притягивающий как магнит. Марианна резко встряхнула головой, отгоняя наваждение.
 Это Люцифер, подумала она: вечно меняющийся, притягательный и опасный. Против его чар почти невозможно устоять. Если ей суждено воссоздать когда-нибудь Окно в Поднебесье, это прекрасное и страшное лицо она сделает лицом Князя Тьмы.
 Его улыбка погасла, и он снова стал смотреть в огонь.
 — А тебе не приходило в голову, что герцог Небров может тебя искать?
 Мысль об этом была частью кошмара, преследовавшего ее с той ночи.
 — Я… По-моему, он не видел нас. Мы прятались в лесу — так велела мама. — И она добавила, уже тверже: — Нет, я уверена, он не знает, что мы там были.
 — Небров не отступится, несмотря на смерть твоей матери. Он наверняка обыщет весь дом в поисках новых сведений, пошлет своих людей допросить соседей.
 — Он слишком спешил убраться оттуда. Самда была в руках людей короля Иозефа, за голову Неброва назначили награду. Мама думала, что он не рискнет явиться к нам, но наш дом находился не в самом городе, а в нескольких милях от него. — Марианна содрогнулась. — Я слышала, как, уезжая, Небров ругался и сыпал проклятиями. Он был в ярости.
 — Если он пошел на такой риск, ты можешь не сомневаться, что он вернется или пошлет кого-нибудь из своих людей расспрашивать всех, кто был с вами знаком. Твои соседи расскажут ему о тебе… и об Алексе. — Он помолчал. — Я воспользовался твоим братом, чтобы добиться от тебя того, что мне было нужно. Ты думаешь, Небров окажется добрее меня?
 — Нет, — прошептала она. Липкий тошнотворный страх опять навалился на нее. Никто не может быть более жесток, чем это чудовище Небров. — Ох нет…
 — И я могу тебя уверить: он будет так же решителен, как и безжалостен. Небров никогда не отступается.
 Он говорил с такой уверенностью, что она спросила:
 — Вы с ним встречались?
 — Неоднократно. — Заметив, как она инстинктивно сжалась, он покачал головой, — Нет, я не вел с ним никаких дел. Но его земли граничат с Кассаном. Естественно, он приезжал оценить наши боевые возможности и пришел к выводу, что королевство его брата — более легкая добыча.
 Марианна с ужасом устремила взгляд в темноту, скрывавшую развалины Таленки. Небров чуть не уничтожил Монтавию и ее народ, чтобы утолить свою жажду власти.
 — Это страшный человек…
 — Значит, ты согласна, что необходимо увезти Алекса подальше от Монтавии. — Она с недоумением взглянула на него, и он кивнул: — В Англию.
 Англия. Эта чужая далекая страна, о которой ей иногда рассказывал отец. В его рассказах не было теплоты: он ненавидел Англию почти так же сильно, как любил Монтавию, ставшую ему вторым домом.
 — Вы хотите взять нас в Англию?
 — Я сомневаюсь, чтобы даже Неброву пришло в голову искать вас на другом конце света. Алекс будет в безопасности.
 Она поняла: он не говорит, что она будет в безопасности. Ему не позволяет сказать это та честность, лежащая в глубине его существа, которая так ее удивила. Он не обещает ей безопасности потому, что угроза исходит от него самого.
 — Утро вечера мудренее, — снова улыбнулся Джордан. — Я уверен: когда ты отдохнешь, то примешь правильное решение. А сейчас пора спать. — И он мягко, но решительно заставил ее улечься на меховую подстилку и укрыл сверху одеялом. — Спи.
 Марианна горько улыбнулась. Как она может уснуть после всего, что он наговорил ей? Давний страх перед Небровым охватил ее с новой силой, но, пожалуй, не меньше пугал ее выход, предложенный Дрейкеном. Оказаться одной в чужой незнакомой стране в полной зависимости от этого странного человека? И опять решение зависит только от нее самой…
 Дрейкен улегся поблизости, тоже укрывшись одеялом из овечьих шкур.
 Единственным звуком, раздававшимся в тишине, было потрескивание горящих дров.
 — Ради Бога, перестань трястись, — вдруг резко проговорил Дрейкен.
 Она и не заметила, что дрожит. Теперь она постаралась напрячь все силы, чтобы унять дрожь, но та не проходила.
 — По-моему, я замерзла.
 — По-моему, ты лжешь. — Он снова сел на своей подстилке. — Я стерпел это в церкви, но мне очень надоело видеть, как ты притворяешься такой же сильной, как Грегор.
 Внезапно Джордан оказался рядом с ней, и Марианна ощутила его горячие сильные руки на своих плечах.
 На секунду она застыла от неожиданности, а потом попыталась его оттолкнуть.
 — Лежи спокойно, — грубовато приказал он, прижимая ее к себе. — Я ничего плохого тебе не сделаю. — Несмотря на то, что голос его звучал резко, руки, отводившие волосы с ее лица, были удивительно нежными. — Наоборот, я хочу помочь тебе, хочу, чтобы ты забыла свой страх.
 — Нет! — Едва сдерживая слезы, Марианна упрямо покачала головой. Если она хочет уберечь Алекса и сохранить тайну Джедалара, страх — ее единственная защита. Но Боже, как это тяжело — постоянно быть настороже, не верить никому и ничему. Дрожь превратилась в продолжительные судороги, сотрясавшие ее тело. Она с силой прикусила нижнюю губу. — Извините… Я не понимаю… почему… Я не… с той самой ночи…
 Он опустился рядом с ней на подстилку и властно привлек ее к себе. Марианна в ужасе рванулась прочь, но он сжал ее в своих объятиях:
 — Посмотри на меня, черт подери Я причиняю тебе зло?
 Она отчаянно всмотрелась в его лицо. Его бледно-зеленые глаза сверкали, гипнотизируя ее, приказывая поверить ему. Она и правда ему поверила — и медленно покачала головой.
 — Успокойся. — прошептал он. — Ты измучилась и перепугалась, и это нормально. Просто успокойся. Забудь обо всем.
 От него пахло кожей, мускусом и хвойным дымом костра.
 И Марианну вдруг охватило чувство покоя и умиротворенности. Ей хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать.
 — Хорошо. — Его голос согревал ее, опьянял, убаюкивал. Она всегда считала, что у голосов есть цвет. У его голоса был цвет темного бургундского. — Отдыхай. Ни о чем не беспокойся. Разреши мне позаботиться о тебе.
 Надо стряхнуть с себя это оцепенение, туманно подумала она. Близость этого человека опасна не потому, что он может поступить с ней так, как те поступили с ее матерью, но потому, что у нее появилось такое странное чувство, словно она с ним сливается.
 Нельзя бороться с противником, если станешь его частью.
 Но она не пошевелилась. Она будет бороться завтра, когда восстановит силы. Сейчас она в безопасности. Странно думать о безопасности в связи с Джорданом Дрейкеном, — но не более странно, чем все, что произошло сегодня вечером…
 Нет!
 Марианна резко приподнялась и села, прижав одеяло к груди, тяжело дыша, готовая защищаться.
 — Ты упорно стараешься все себе осложнить, — спокойно, даже равнодушно произнес Джордан.
 Все еще с трудом переводя дыхание, она облизнула пересохшие губы.
 — Я очень устала. Мне можно лечь? Он улыбнулся и немного подвинулся.
 — Я буду в восторге. Я никогда не отказы…
 — Тут он встретился с ней взглядом, и его улыбка исчезла. — Не смотри на меня так, черт подери. Я просто забыл. В определенных обстоятельствах слова произносятся бездумно.
 Марианна знала, какие обстоятельства он имеет в виду. Сколько постелей и женщин сделали такую реакцию инстинктивной?
 Он тихо сказал:
 — Секунду назад ты знала, что тебе ничто не угрожает. Что же изменилось? — Он перешел на свою подстилку и сел. — Я предложил тебе заботу и дружеское участие, но ты глупо отказываешься от того, что тебе так необходимо.
 Ничего не ответив, Марианна легла и закуталась в одеяло.
 — Ты будешь тут молча лежать, и думать, и беспокоиться, а потом снова затрясешься.
 — Это была мимолетная слабость. Я же сказала: я немного устала. Сейчас уже все прошло.
 — Черта с два!
 Она опять не ответила.
 — Расскажи мне, как работают со стеклом, — неожиданно попросил Джордан. Она снова напряглась, но он нетерпеливо добавил: — Не про Окно в Поднебесье. Мы договорились о нем не упоминать. Расскажи мне о твоей работе.
 — Зачем? Вам это неинтересно.
 — Тебе нравится этим заниматься?
 — Конечно, что за глупости!
 — И как ты себя при этом чувствуешь? Марианна поняла, что никогда над этим не задумывалась. Работа просто всегда была в ее жизни, была частью ее самой, — и это нельзя отделить, как нельзя отделить цвет от пластины стекла.
 — Хорошо. Плохо. Иногда я злюсь.
 — Почему?
 — Вам не понять.
 — Совершенно верно. Не понять, если ты мне не объяснишь.
 Почему бы ей не ответить ему? Тема вполне невинная.
 — Иногда возникает образ, а воплотить его невозможно: руки недостаточно умелые, или цвет неудачный, или стекло слишком толстое и не служит солнцу.
 — Не служит солнцу?
 — Ведь это солнечный свет, струящийся сквозь окно, оживляет стекло. Зачем бы мы создавали окна, если не для того, чтобы служить солнцу?
 — Ты говоришь так, словно почитаешь бога солнца.
 Она нахмурилась:
 — Я не язычница.
 — Я в этом не уверен. А что ты испытываешь, когда работа удается?
 Как ей описать это, когда таких слов не существует?
 — Такое ощущение… как будто внутри у меня что-то разбивается.
 — Правда? Как неприятно.
 — Ничуть. Пока ты работаешь, у тебя словно лихорадка, тебя охватывает жгучее нетерпение, хочется поскорее закончить, а потом наступает удивительное чувство умиротворения. — Она беспомощно встряхнула головой. — Я же говорила, что вы не поймете.
 — Наоборот, ты описала состояние, с которым я хорошо знаком. — Он помолчал, а потом, искренне рассмеявшись, повторил: — Да, очень хорошо знаком.
 Она озадаченно нахмурилась:
 — Вы художник или мастер?
 — Без ложной скромности могу сказать, что в определенной области я достиг высот настоящего искусства. Расскажи про свою первую работу.
 — Это были цветы. — Она закрыла глаза, стараясь лучше их вспомнить. — Маленький витраж, очень простой, с желтыми нарциссами. Бабушка любила цветы.
 — Тебя обучала твоя бабушка?
 — Бабушка и мама.
 Снова нахлынула боль. Мама…
 — Расскажи мне про нарциссы, — быстро проговорил он. — Они служили солнцу?
 Свет, струящийся сквозь ярко-желтые цветы и ложащийся узором на пол, выстланный тростником. Бабушка, гордо улыбающаяся ей…
 — О да, — прошептала она. — Они были прекрасны. В тот день все казалось прекрасным. — У нарциссов были листья?
 — Конечно. Мне исполнилось только четыре года, но я не забыла про листья. Бледно-зеленые… Цвет получился не такой удачный, как желтый, но не слишком плохой… Бабушке они понравились. Она любила всякие цветы. Я это уже говорила, да?
 — Не помню.
 — На следующий год к ее дню рождения я сделала витраж с розами. Розовыми розами… Когда сквозь него светило солнце, края лепестков были, казалось, очерчены золотом. Это, конечно, была ошибка в составе, но бабушка притворилась, что так и нужно было сделать. Через год я подарила ей новый витраж, правильный, но, по-моему, первый ей нравился больше.
 Розовые розы с золотыми краешками, нарциссы и воспоминания о доброте и любви. Они сливались вместе, как цвета на витраже, который видишь издалека.
 — Я в этом уверен.
 Она приподняла тяжелые веки и увидела, что он наблюдает за ней. Лицо у него было загадочное, а глаза — такие же зеленые, как листья ее нарциссов.
 — Расскажи мне еще о розах, — сказал он. Марианна поняла, что и без того рассказала ему слишком много. Но в глубине души она была благодарна Джордану за то, что он сумел отвлечь ее от мрачных мыслей и вернул ей добрые воспоминания детства. И все же полностью раскрываться перед ним она не хотела.
 — Нет. — Она повернулась на бок, спиной к нему, и закрыла глаза. — Розы принадлежат мне.
 Ей хотелось снова вернуться к тому времени, когда были только смех и солнечный свет, а мама с бабушкой говорили ей, что золотой ободок вокруг лепестков — это как раз то, что надо…


* * *

 — Проснись, Марианна, — расталкивал ее Алекс. — Надо спешить. Мы едем в Англию! Знаешь, туда, где родился папа!
 Она открыла глаза и увидела его разгоряченное личико, наклонившееся над ней.
 — На корабле, на большом корабле! И Джордан говорит, что я увижу чаек и дельфинов, и…
 — Ш-ш! — Она с трудом села, протерла сонные глаза и откинула со лба спутавшиеся волосы. — Дай мне сначала проснуться, а уже потом…
 Она замолчала: за спиной Алекса на фоне жемчужно-розового рассветного неба стоял Джордан.
 — Алекс прав. — Он положил руку на плечо мальчугану. — Нам пора ехать. — Кивком головы он указал на рощицу чуть поодаль. — Освежись, а потом поешь хлеба с сыром. Мы будем ехать до самого вечера.
 Повернувшись, он неспешно отошел к костру, где Грегор натягивал сапоги.
 Он ведет себя так, словно решение уже принято.
 Он даже сказал Алексу, что они едут в Англию. Она встала и пошла вниз по склону, туда, где виднелся небольшой пруд.
 Алекс вприпрыжку бежал за ней.
 — Нам надо добраться до морского порта Домаджо, где нас ждет корабль. Джордан говорит, ехать придется целый день.
 Щеки Алекса разрумянились. Таким оживленным она уже давно его не видела. Он полон предвкушения новой жизни — от этого ей только труднее принять решение. Как ей следует поступить? Монтавия — ее единственный дом. С мыслью о том, что она отсюда уедет, трудно смириться.
 Можно остаться. В конце концов, у нее есть умение и ремесло. Может, она найдет работу в столице.
 Работы она не найдет. Ни одна гильдия не примет женщину: мама и бабушка уже пробовали вести эту битву. А если она не сможет зарабатывать своим мастерством, то как же они с Алексом будут жить? Монтавия разорена войной. В городках, через которые они проходили по дороге из Самды, люди, лишенные крова, бедствовали и голодали. И только одни воры и шлюхи процветали в этих руинах.
 С дрожью отвращения Марианна вспомнила накрашенных женщин, которые им встречались в городах по дороге из Самды. Такой жизни она не вынесет.
 Нет, конечно, она может ее вынести. Ради Алекса. Но только как крайний выход, после того как перепробует все остальные средства.
 И еще одна забота постоянно тревожила Марианну. Джедалар. Всю сознательную жизнь ей внушали, что, когда наступит время действовать, ее долг использовать Джедалар так, как нужно. Мама и бабушка позаботились о том, чтобы Марианна запомнила тайну и план действий, которому надо следовать, но они не могли предположить, что Окно в Поднебесье будет разбито. У Марианны пока не хватит мастерства возродить Джедалар к жизни. И значит, никто не сможет винить ее за то, что она выбрала временное убежище для себя — и для Алекса. Англия.
 Джордану Дрейкену нужен только Джедалар, а не она сама, не ее тело. Если она поедет с ним в Англию, успокаивала себя Марианна, ей не придется стать шлюхой, и Алекс будет в безопасности от герцога Неброва.
 Она взглянула наверх, туда, где Джордан все еще разговаривал с Грегором. Он так уверен в себе, так убежден в том, что сможет подчинить ее своей воле! В ней снова вдруг вспыхнул гнев. Она этого не допустит. Она возьмет у него все, что нужно им с Алексом, а потом уедет из этой Англии туда, куда захочет.
 Резко повернувшись, она начала умываться холодной чистой водой.
 — Скорее, Марианна, — торопил ее Алекс. — Грегор сказал, что я сегодня могу ехать с ним. Ты видела его лошадь? Он купил ее в Кассане и говорит, что там все лошади такие огромные. Как ты думаешь, это правда?
 — Нет, я думаю, Грегор шутил. — Она вытерла лицо и пригладила волосы. — Будь осмотрителен и не верь всему, что говорят тебе эти люди.
 — Хороший совет. — Подняв голову, она увидела что в нескольких шагах от них стоит Джордан. Он невозмутимо добавил: — Грегор склонен приукрашивать. По его мнению, это делает жизнь интереснее.
 — Но вы всегда говорите правду, — иронично откликнулась она.
 — Когда только возможно, Я не согласен с Грегором. Я считаю, что ложь только осложняет жизнь. Я предпочитаю простоту.
 Он повернулся к Алексу:
 — Грегор тебя дожидается.
 Алекс со всех ног бросился вверх по склону.
 — Ты поедешь со мной, — сказал Джордан Марианне. — У нас нет лишних лошадей.
 — А если бы и были, ничего не изменилось бы. Мы с Алексом все равно не умеем ездить верхом. Он удивленно поднял брови:
 — Да? Это надо будет исправить, как только мы приедем в Англию.
 — Я еще не сказала, что мы с вами поедем.
 — Вы поедете! У тебя есть мужество, но одного мужества мало в такой трудной ситуации. Ты достаточно умна, чтобы понять: для тебя это самый лучший выход,
 — Я пришла к такому же мнению, — с вызовом сказала Марианна, — и собираюсь воспользоваться вашим гостеприимством.
 — Вот как! — В глазах Джордана мелькнул интерес. — Может быть, ты намерена брать, ничего не давая взамен?
 — Вы угадали.
 — Ты собираешься бросить работу, чтобы не совершенствовать свое умение? Думаю, у тебя это не получится. После вчерашней ночи я немного лучше узнал тебя. Ты любишь свое дело. Ты должна работать. Это страсть. — Он улыбнулся. — Страсть мне знакома.
 — Но это не значит, что я сделаю Окно в Поднебесье даже тогда, когда смогу.
 — А вот это мы еще досмотрим! — Он начал подниматься вверх по склону. — Мне кажется, что по какой-то причине тебе это Окно нужно не меньше, чем мне. Когда мы приедем в Камбарон, я предоставлю тебе все, что нужно для работы. Посмотрим, сможешь ли ты устоять перед соблазном.
 — В Камбарон? Это ваш дом? Он кивнул:
 — Иди поешь, а я пока оседлаю лошадь.
 Камбарон. Марианна растерянно смотрела ему вслед. Она ничего не знает ни о нем, ни об этом месте, куда он собирается их везти, — а сама она прошлой ночью рассказала ему слишком много.
 Надо найти способ изменить положение.
 Обернувшись, он бросил через плечо:
 — Идешь?
 Когда она наконец поднялась к собравшимся на вершине холма, Алекс уже сидел верхом на лошади перед Грегором, обхватившим его обеими руками.
 — Доброе утро, — сказал Грегор, протягивая ей небольшой сверток. — Хлеб с сыром. Я оставил тебе. Чтобы успеть немного поесть, надо вставать рано, иначе эти молодцы все расхватают.
 — Я не голодна.
 — Все равно поешь. Вчера вечером ты совсем ничего не ела. — И с этими словами Джордан прыгнул в седло. — Мы подождем.
 Hу уж нет! Он решил, что может распоряжаться ею даже в таких пустяках?
 — Я не голодна, — очень четко повторила она. К ее великому разочарованию, он не стал спорить. — — Как хочешь. — Он тронул поводья. — Но не жалуйся, если почувствуешь, что умираешь с голоду.
 — Не буду.
 — Да, ты будешь страдать молча. — Наклонившись, он посадил ее поперек седла перед собой. — Как и положено настоящим мученикам.
 Она вся напряглась, почувствовав его близость и горячее дыхание.
 — Ради Бога, сиди спокойно, — прошептал он ей на ухо. — Ты будешь вся в синяках, когда мы доберемся до Домаджо.
 — Я вам говорила, что не привыкла ездить верхом.
 Не привыкла она и находиться в таком опасном соседстве с мужчиной. Это было совсем непохоже на прошлую ночь, когда она ощущала только его дружеское участие. Сегодня она чувствовала каждый мускул, каждое прикосновение, каждый запах — его. Это тревожило ее.
 — Мне неудобно.
 — Мне тоже, — пробормотал он.
 — Может… мне поменяться местами с Алексом. — Она быстро добавила: — У Грегора лошадь больше.
 — И сам Грегор тоже больше. Придется тебе довольствоваться моим обществом, — мрачно рассмеялся он. — И я обещаю, что мы привыкнем друг к другу, прежде чем доберемся до Домаджо.
 Потом он притянул ее к себе:
 — Закрой глаза.
 — Зачем?
 — Сможешь представить, что ты едешь в роскошной карете, откинувшись на мягкие шелковые подушки, и думаешь о чем-то приятном.
 Она закрыла глаза, но сразу же поняла, что так получается вовсе не лучше, а гораздо хуже. У нее опять появилось это странное и волнующее чувство, будто она с ним сливается.
 Марианна снова открыла глаза:
 — Я предпочитаю реальность вымыслу.
 — Жаль, — пробормотал он. — Вымысел мог бы быть так прекрасен.


* * *

 Влажный соленый ветер ударил ей в лицо. Голоса — громкие, грубые, но не угрожающие.
 — Возьми ее на руки, Грегор. Она, наверное, не сможет идти.
 Марианна медленно подняла голову и встретила взгляд светло-зеленых глаз, устремленных прямо на нее. Его лицо было совсем близко. Какие красивые губы. Как бы ей хотелось, чтобы он улыбнулся…
 Огромные руки бережно подхватили ее. Грегор. Какое доброе у него лицо! Почему она думала, что Алекс может спросонья испугаться этих страшных шрамов? Он дружески улыбнулся ей… «А вот Джордан не стал», — с внезапной обидой подумала она.
 — Мы приехали? Грегор кивнул.
 — Переезд был трудный. Ты хорошо держалась. В сумерках мерцали серовато-белые паруса… Грегор шагал к кораблю.
 — Алекс?
 — Он держался еще лучше. Постреленок бегает по всему причалу.
 — Он упадет в воду! — Она мгновенно проснувшись. — Я должна быть с ним. Отпустите меня!
 — Когда придем в твою каюту. Джордан прав, ты очень устала. — Он зашагал по трапу. — Не тревожься за мальчика. Нико за ним присматривает.
 Она и сама чувствовала себя беспомощным ребенком в его сильных руках.
 — Я прекрасно могу идти сама. Оглянувшись через плечо, она увидела, как Алекс карабкается на огромный ящик, а Нико стоит чуть поотдаль и внимательно наблюдает за ним.
 — У Нико есть дети. Он знает, как с ними обращаться, и не допустит, чтобы с малышом что-нибудь случилось.
 Словно в подтверждение слов Грегора, Нико засмеялся, снял Алекса с ящика и осторожно поставил на причал.
 — Я все равно хочу, чтобы ты меня отпустил, Грегор.
 Грегор внимательно посмотрел ей в лицо, а потом поставил на ноги, удерживая за талию.
 — Тебе тревожно, когда ты чувствуешь себя беспомощной. Почему ты мне не сказала? Большинству женщин нравится, когда их оберегают.
 — Я к этому не привыкла. — Встав на ноги, она сразу почувствовала себя лучше, но была рада, что Грегор ее поддерживает. Ноги у нее онемели, спину мучительно ломило. — А где мистер Дрейкен?
 — Джордан? — Грегор кивнул в сторону небольшого здания у причала. — Скоро придет. Ему надо поговорить с Янусом. Больше времени не будет. Он хочет отплыть с ночным отливом.
 — Кто это — Янус?
 — Янус Вижко, кузен Джордана. — Повернувшись, Грегор приветствовал подходившего к ним мужчину: — Капитан Брайтуэйт, как приятно видеть вашу улыбку. Вы думали, мы не вернемся?
 Остановившийся рядом с ними невысокий человек не улыбался — казалось, его длинное, изборожденное глубокими морщинами лицо хранило вечно недовольное выражение. Он кинул на Грегора кислый взгляд:
 — Вы не спешили. Я уже столько торчу в этом порту, что у меня полипы выросли по всему…
 — Позвольте представить вам нашу пассажирку, — поспешно перебил его Грегор. — Капитан Джон Брайтуэйт — мисс Марианна Сэндерс.
 Неприветливый взгляд капитана прошелся по ней с головы до ног, осуждающе отметив ее обшарпанную одежду.
 — Я предупреждал его сиятельство, что не допущу на мое судно его потаскух. Взгляд Грегора помрачнел.
 — Это корабль Джордана, и, по-моему, он был бы весьма недоволен, если бы услышал, как вы оскорбляете его… его… его подопечную! — осененный блестящей идеей, закончил он.
 — Подопечную? — подозрительно переспросил Брайтуэйт.
 Грегор кивнул:
 — Она — дочь Юстина Сэндерса, близкого друга Джордана. Несколько дней тому назад его убили в этой ужасной стране. Бедное дитя. Чего только ей не пришлось пережить, спасаясь от смерти и позора. Когда мы узнали о смерти Юстина, мы неустанно искали, пока не нашли ее и ее маленького брата.
 Марианна изумленно воззрилась на Грегора. У того на глазах стояли слезы.
 — Знаете, как мы нашли их? Они были в церкви: молились об избавлении. Не могу передать вам… как тронут был Джордан, когда нашел эту бедняжку, как преисполнен боли.
 Тронут. Боль. Она вспомнила, как Джордан сложился пополам, когда она ударила его промеж ног канделябром. Грегор искоса взглянул на нее, но его печальное лицо не изменилось.
 — Что ему оставалось делать? — продолжал он свой рассказ. — Движимый христианским милосердием, решил привезти ее обратно в Англию, где она получит образование и будет иметь возможность выйти замуж за человека, который поможет ей забыть пережитую трагедию.
 — Я не верю и сотой доле этой чепухи, — прямо сказал капитан. — Я и раньше уже слышал твои истории, Грегор. — Обратившись к Марианне, он спросил: — Как тебя зовут, девочка?
 — Марианна Сэндерс. — Она смело посмотрела ему в глаза. — И отец мой действительно умер. И я не потаскуха.
 Он всмотрелся в ее лицо, а потом медленно кивнул:
 — Я тебе верю. — Повернувшись, капитан направился к трапу. — На будущее предоставь девочке самой рассказывать свою историю. Она знает, как важна краткость.
 Грегор возмущенно ответил:
 — Это была очень хорошая история. Одна из моих самых удачных. Достаточно близкая к истине, чтобы звучать убедительно. — Взяв Марианну под руку, он не спеша повел ее по палубе. — И к тому же без всякой подготовки.
 — Разве была необходимость лгать? Он пожал плечами:
 — Я не мог допустить, чтобы он тебя оскорблял. Ум у него такой же узкий, как и его тело, но он хороший моряк. Средиземное море принадлежит Англии, но, когда мы выйдем в Атлантику, нам понадобится хороший капитан, чтобы не встретиться с флотом Наполеона. Я решил, что лучше успокоить его сказочкой, чем размозжить ему башку.
 К собственному изумлению, Марианна улыбнулась;
 — Гораздо лучше.
 — Но в следующий раз такая импровизация может не сойти с рук. Мне надо узнать о тебе побольше. Как звали твоего отца?
 — Уж конечно, не Юстин. Его звали Лоренс.
 — Пусть это будет его второе имя. Юстин Лоренс Сэндерс. Звучит неплохо. А чем он занимался?
 — Он был поэтом.
 — Джордан с литераторами не водится. — Грегор нахмурился. — Мы будем говорить, что они познакомились в Оксфорде.
 Марианна озадаченно встряхнула головой.
 — Зачем все это нужно?
 — В Англии все не так, как здесь. Там многие думают так же, как наш капитан. Это будет для тебя… неприятно. — Он улыбнулся. — Так что мы должны заранее позаботиться о том, чтобы у них не было повода для сплетен и насмешек.
 Марианна недовольно покачала головой, но в глубине души она испытывала благодарность к Грегору: давно уже никто не беспокоился о том, чтобы ей было хорошо.
 — Меня не волнуют эти англичане и что они будут думать. Я собираюсь работать. Остальное для меня совершенно неважно.
 — Тогда мы должны сделать все для того, чтобы ты могла работать спокойно, пока рядом идет обычная жизнь, — серьезно сказал он. — Но Алекса это будет касаться больше, чем тебя. Ты же не захочешь, чтобы его огорчали дурные прозвища.
 — Он невинный ребенок, — запротестовала Марианна. — Какие прозвища ему могут дать?
 — Если они вымажут тебя дегтем, то он прилипнет и к нему. Тебе же этого не хочется?
 — Конечно. — Мысль об Англии с каждой минутой нравилась ей все меньше. Она нетерпеливо взмахнула рукой. — Хорошо, рассказывай, что хочешь.
 Он улыбнулся:
 — Обещаю тебе, рассказ получится необычайно увлекательным. У нас столько возможностей! Не хочешь стать дочерью принцессы?
 — Единственное, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое.
 — К сожалению, Джордан занимает в обществе такое положение, что твое пребывание в замке не останется незамеченным. В Камбароне всегда кто-то гостит.
 Положение в обществе. Она вдруг вспомнила, что капитан назвал Джордана «его сиятельство».
 — И что же это за положение? — осторожно спросила она.
 — Он тебе не говорил? — удивился Грегор. — Джордан — герцог Камбаронский.
 Герцог! Одно это слово вызывало у нее дрожь Ужаса. Значит, у Джордана Дрейкена в его стране столько же власти, сколько у герцога Неброва в Монтавии. Мысль об этом заставила ее похолодеть от страха: может быть, Англия окажется для нее еще более опасной, чем она предполагала.
 — Но никто из вас не называл его «ваше сиятельство»!
 — Это потому, что в Кассане мы признаем только титулы, дарованные нашим воран.
 — Воран?
 — Да, нашим предводителем. Наш воран — все равно что ваш король Иозеф.
 Ее не интересовали тонкости кассанской монархии.
 — И что английский герцог делал в Кассане? Впервые Грегор замялся:
 — Я не могу тебе этого сказать.
 —Это имеет отношение к Окну в Поднебесье?
 — Не совсем… — Он явно уклонялся от ответа. — Джордан не раз бывал у нас.
 — Зачем Кассану…
 Его огромная лапища мягко прикрыла ей рот:
 — Не спрашивай меня. Я знаю, что тебе беспокойно и тревожно, но я не вправе сказать больше. Я не могу рассказывать о Кассане посторонним — таков неписаный закон нашей страны.
 По его лицу было видно, что он ей сочувствует, но Марианна поняла, что больше не добьется от него ни слова. Нетерпеливым жестом она освободилась от его руки.
 — Тогда расскажи мне о Камбароне.
 — О, с удовольствием. Он прекрасен. Это — одно из самых богатых поместий во всей Англии. — Он мечтательно прикрыл глаза. — Тебе там понравится.
 — Богатое?
 Неужели Дрейкен не только знатен, но и богат? Почему судьба одним дает так много, а у других отнимает все?
 — Очень богатое. — Грегор расплылся в улыб-де. — Его отец умер, когда Джордан был всего лишь двенадцатилетним парнишкой. Он получил в наследство огромные горнодобывающие и судоходные предприятия.
 — Ему очень повезло, — чуть насмешливо откликнулась она.
 — В чем-то повезло, в чем-то — нет. Слишком большие деньги развращают, а Джордан всегда был необуздан в своих стремлениях. Было время, когда мы очень о нем тревожились.
 — Ты знал его ребенком?
 — Не совсем. — Грегор остановился у полированной дубовой двери. — Вот твоя каюта. Алекс будет рядом. Есть хочешь?
 Марианна вдруг почувствовала, что просто умирает с голоду. Как и предсказывал Джордан.
 — Да.
 — Я пойду в камбуз, поищу что-нибудь для вас с Алексом. — Его взгляд снова скользнул по ее фигурке. — Ты очень худенькая… Она улыбнулась:
 — Ты намерен меня подкормить?
 Он рассмеялся:
 — Нет. После того, как я принесу тебе поесть, я собираюсь пойти на берег и купить подходящую одежду. Надо же чем-то прикрыть это хрупкое тельце. Джордан распорядился, чтобы у вас с Алексом было все самое необходимое на время нашего путешествия. То, что на вас, — это просто лохмотья.
 — Я не хотела бы своим видом портить настроение сиятельству, — иронично отозвалась она.
 — И не испортишь. — Он распахнул перед ней дверь. — Мне случалось его видеть и в худших лохмотьях. Просто он хочет, чтобы тебе было удобно.
 — Он не только этого хочет.
 Грегор вдруг стал серьезным:
 — Да, это так. Ему нужно получить Окно в Поднебесье. Ты можешь дать ему то, что он хочет?
 — Не дам ни за что на свете! — пылко воскликнула Марианна.
 — Не можешь и не дашь — разные вещи. — Он покачал головой. — Я надеялся, что ты будешь отрицать саму возможность сделать это.
 — Я никогда не лгу.
 — Тебе было бы лучше, если бы лгала. Джордан не успокоится, пока его не получит. Еще не было случая, чтобы он отказался от своих намерений. — Грегор повел широкими плечами, словно стряхивая с них груз, — Но сейчас нам об этом можно не думать. Пока надо радоваться тому, что имеем, а тревожиться будем завтра.
 — Я вовсе не намерена тревожиться. — Марианна вдруг улыбнулась и мягко добавила: — Но я тебе благодарна за участие, Грегор.
 — Вот и предупреждай тебя потом. — Он со вздохом отвернулся. — Я велю Нико привести Алекса к тебе.
 — А Нико и остальные тоже поедут с нами в Англию?
 — Нет, они вернутся с Янусом в Кассан. — Грегор ласково посмотрел на нее. — Так что тебе придется иметь дело только с Джорданом и со мной. Разве тебя это не радует?
 Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел за дверь.
 Марианна зажгла свечу, стоявшую на маленьком столике у окна и осмотрела крошечную каюту. В ней были только сундук, небольшая койка и умывальник, но все блистало чистотой.
 «Единственный грязный предмет в комнате — это я» — с грустной усмешкой сказала она себе. От нее пахло лошадьми, а грязи накопилось столько, что в умывальнике удастся смыть только верхний слой.
 Ну что же, она пока сделает, что может, а насчет ванны спросит потом.
 Она быстро прошла через каюту и налила воды в тазик для умывания.
 Джордан наблюдал, как Грегор шагает к нему по причалу, весь увешанный коробками и свертками, так что его самого было еле видно за ними.
 — Ты что, скупил все Домаджо? — сухо спросил он.
 — Как я мог? Большинство магазинов закрыто. Мне и так пришлось уговаривать нескольких торговцев открыть для меня свои лавки.
 Джордан не раз наблюдал «уговоры» Грегора. Обычно тот начинал с улыбок, но, как правило, дело кончалось тем, что он просто вышибал двери.
 — Я же сказал тебе, что надо купить вещи только на время плавания. Домаджо — не центр моды.
 — Марианна этого не знает. И, может быть, симпатичное нарядное платьице поднимет ей настроение. Я жалею, что не смог купить для нее побольше. — Грегор осторожно прошел по трапу. — Что сказал Янус?
 — А как ты думаешь? Он был недоволен.
 — Воран и старейшины разделяют его чувства.
 — Я сделал все, что мог. К сожалению, от меня мало что зависело.
 — Они это знают, — негромко сказал Грегор. — Но разочарование будет слишком сильным. Их беспокоит Наполеон. Они боятся, что он выступит слишком рано.
 — Наполеон беспокоит весь мир.
 — Нечего набрасываться на меня, когда хочешь наброситься на него. — Грегор ухмыльнулся. — Или я сброшу тебя с трапа, как сделал бы, когда ты был юношей.
 Джордан невольно улыбнулся:
 — Нет, не сбросишь. Ты же не захочешь уронить все побрякушки, которые купил своей голубке.
 — Действительно. Я подожду. — Грегор подхватил покупки поудобнее. — И еще одно тебе следует знать, пока ты не встретился с капитаном: я сказал ему, что Марианна и Алекс — твои подопечные. Ты ходил в школу с их отцом, которого только что убили — на войне. Его звали Юстин Лоренс Сэндерс, и он был поэтом.
 — Подопечные? — переспросил пораженный Джордан.
 — Я в тот момент ничего лучше не придумал. — Грегор нахмурился. — Хотя должен признать: роль почтенного опекуна тебе не слишком подходит.
 — Ни капельки.
 — Ничего не поделаешь. — Грегор упрямо выставил вперед подбородок. — Может, ты и должен будешь украсть у них Джедалар. но больше ты им зла не причинишь.
 Джордан сжал губы:
 — Ты, как и она, считаешь меня злодеем, способным на все?
 — Ты можешь причинить им зло уже тем, что будешь самим собой.
 — Воплощенным дьяволом? — едко спросил Джордан.
 — Нет, — усмехнулся Грегор. — Всего лишь Герцогом Бриллиантов. Но, согласись, этого вполне достаточно, чтобы погубить репутацию невинной девушки которая рискнет появиться рядом с тобой.
 Герцог Бриллиантов. Джордан недовольно поморщился. Господи, а ведь было время, когда это глупое прозвище забавляло его и даже льстило его самолюбию. Но это было в пору юности, когда он хватался за все удовольствия с безрассудством, сделавшим его легендой даже при дворе, знаменитом своим развратом.
 — Поэтому я не имею намерения показываться в обществе этой невинной девушки.
 — Ты намерен заточить ее в темницу и выпустить только тогда, когда она даст тебе то, что ты хочешь?
 — Я этого не говорил, — раздраженно ответил Джордан.
 — Лучше оставь ее здесь. Мы можем приказать Нико, чтобы он нашел ей надежное убежище. Ты сам признаешь, что это — азартная игра. Возможно, у нее никогда не хватит мастерства изготовить Джедалар.
 — Я готов пойти на этот риск.
 —Тогда мы должны сделать все необходимое, чтобы обеспечить ей нормальную жизнь.
 — Я подумаю.
 — Я уже подумал. Она твоя подопечная. Когда приедем в Камбарон, мы дадим ей горничную, которая будет за ней ухаживать, и эту… как ее… — Грегор явно не мог подобрать нужного слова. — Ну как их называют, этих почтенных дам, всюду сопровождающих молоденьких девушек?
 — Боже правый, ты имеешь в виду дуэнью?
 — Конечно. И тогда мы сможем жить в мире и спокойствии. — Он хитровато взглянул на Джордана. — И твоя солидная роль опекуна примирит с тобою всех матрон Бата.
 — Для этого мне придется уйти в монахи.
 — Это правда: тебя считают неисправимым грешником, но все возможно. — Видя, что капитан спускается с мостика, Грегор поспешно добавил: — Это такой пустяк! Тебе нетрудно защитить девочку.
 — А если она не захочет, чтобы ее защищали?
 — Она согласится на что угодно, лишь бы мальчику жилось спокойно.
 Это было правдой. Он уже убедился, что ради брата Марианна пойдет в огонь и в воду.
 — Все равно мне это не нравится.
 — Знаю, — ответил Грегор. — И, по-моему, не потому, что матроны тебя полюбят. Ты не хочешь, чтобы она была защищена. Почему?
 — Она военнопленная. — Джордан цинично улыбнулся. — Мне и так будет достаточно трудно добиться от нее того, что мне нужно. Зачем же мне еще укреплять ее позиции, представая в глазах всего света ее защитником и покровителем?
 Грегор всмотрелся в его лицо, потом медленно покачал головой.
 — По-моему, дело не в этом. Тебе и правда хочется, чтобы она была слабой и незащищенной, но…
 — Я не говорил «слабой», — резко прервал его Джордан.
 — Да, это было бы несправедливо, — со вздохом согласился Грегор. — В глубине души ты восхищаешься ее силой. Она привлекает тебя, как яркий огонь. Может быть, ты хотел бы…
 — Я хотел бы, чтобы ты прекратил делать догадки не имеющие ничего общего с действительностью. — Джордан повернулся и пошел навстречу капитану.
 — Увидимся завтра утром за завтраком, — громко проговорил ему вслед Грегор. — А сейчас мне надо отнести эти покупки твоим бедным подопечным.
 Джордан выругался сквозь зубы: Грегор специально говорил так громко, чтобы капитан его услышал. Он намерен сделать так, чтобы голубка устроилась в гнездышке, которое он для нее приготовил, хочет того Джордан или нет.




 3.


 Солнце сияло на ярко-синей воде, отражаясь такими сверкающими бликами, что Марианне больно было на них смотреть,
 — Доброе утро. Надеюсь, ты хорошо спала. Повернувшись, Марианна увидела, что к ней подходит Джордан Дрейкен. Он был одет в строгий костюм, черный с белым, представлявший разительный контраст нарядной синеве воды.
 — Достаточно хорошо. — Она помедлила и подчеркнуто добавила: — Ваше сиятельство. Он улыбнулся:
 — В твоих интонациях особого сияния не чувствуется. Думаю, тебе следует называть меня Джорданом.
 — Немыслимо, ваше сиятельство.
 Он внимательно посмотрел на нее.
 — Сегодня я не нравлюсь тебе еще больше обычного. Я думал, это невозможно. — Он оперся локтем о перила. — В чем дело?
 — Мне не нравятся герцоги.
 — Уважительная причина. На твоем месте я думал бы так же. Но, уверяю тебя, я не Небров.
 — Вы не на моем месте. Вы не можете знать, что я думаю, — Она гневно посмотрела на Джордана. — И откуда мне знать, что вы не такой же? Вам нужно то же, что и ему.
 — И что именно?
 — Власть. Разве не так?
 — Не так. У меня и без того власти больше, чем мне хотелось бы. — Он заметил скользнувшую по ее лицу тень. — Именно это тебя и пугает, так? Ты думаешь, что я воспользуюсь своей властью, чтобы заставить тебя дать мне Джедалар.
 — Не сомневаюсь, что вы пустите в ход любое оружие. Мама говорила, что наступит время, когда самые разные люди будут стремиться во что бы то ни стало заполучить его. Вот поэтому я и должна…
 — Что? — спросил он, когда она оборвала себя на полуслове.
 — Неважно. Это не имеет значения. Прищурившись, он смотрел на нее:
 — Полагаю, это имеет огромное значение. Марианна попробовала отвлечь его от своей неудачной оговорки:
 — Она была права, да? Вы готовы на все, лишь бы получить его.
 Он устало кивнул:
 — Да, это правда. — И поменял тему разговора: — Где Алекс?
 — Грегор повел его знакомиться с капитаном.
 — Вы оба позавтракали?
 — Да.
 Джордан насмешливо улыбнулся:
 — Видишь, как я внимателен? Идеальный опекун двух невинных сироток.
 — Я говорила Грегору, что это глупая мысль. Вы совсем не годитесь в опекуны.
 — Я согласен — но Грегор непреклонен. Похоже, нам придется повиноваться.
 — Почему? — Ей вдруг стало любопытно. — Что для вас Грегор?
 — Он мой друг.
 — Он говорит, что присматривает за вами.
 — Одно время это так и было. Но ведь Грегор за всеми присматривает. Такой у него характер. — Он устремил взгляд на море и вдруг спросил: — Ты играешь в шахматы?
 Она озадаченно посмотрела на него:
 — Да. Я раньше играла с отцом.
 — И прилично?
 — Нет, не прилично. Очень хорошо. Он весело рассмеялся:
 — Приношу свои извинения. Я не хотел тебя обидеть. Дело в том, что я не люблю играть с новичками.
 — Я не новичок. После первого года я всегда обыгрывала папу.
 — Будем надеяться, что я играю посильнее, чем твой папа.
 — Вы хотите, чтобы я играла с вами в шахматы?
 — Поможет провести время. Мы несколько недель будем плыть до Англии, а морские путешествия иногда бывают очень унылыми.
 — Играйте с Грегором.
 — Грегор отказывается учиться игре в шахматы. он слишком нетерпеливый.
 — Мне казалось, вы страдаете тем же недостатком.
 — Напротив: я могу быть очень терпелив, если цель того заслуживает, — мягко проговорил он. — И мне кажется, ты будешь хорошим противником. В тебе чувствуется необходимая целеустремленность.
 — У меня нет времени на игры. Мне надо присматривать за Алексом.
 — Ах да: твой долг по отношению к мужчинам в вашей семье. Полагаю, Грегор рад будет присмотреть за Алексом. — Он снова посмотрел ей в лицо. — Тебя эта идея не привлекает? Представь себе: ты сумеешь изучить мои слабости и недостатки, и, может быть, тебе удастся одержать надо мной верх — хотя бы за шахматной доской.
 В ее теперешнем состоянии полной зависимости такая перспектива казалась очень соблазнительной. Любая победа над ним добавила бы ей уверенности в себе.
 — Я подумаю.
 — Вот и хорошо. — Он улыбнулся. — К тому же это поможет тебе не сойти с ума от скуки. Мне кажется, тебе было бы невыносимо остаться без дела. Придешь ко мне в главную каюту через час?
 Джордан прав. Она привыкла работать от зари до зари, и это путешествие станет невыносимо тягостным, если у нее не будет другого занятия, как только смотреть на море.
 — Я внушаю тебе опасения, — добавил Джордан, почувствовав, что Марианна колеблется. — Может быть, часы, проведенные вместе, помогут тебе привыкнуть ко мне.
 — Привыкнуть и смириться — разные вещи. —
 Она нахмурилась. — Если я приду, я не буду отвечать ни на один ваш вопрос.
 — Тогда как же мы сможем узнать друг друга поближе?
 — Я буду задавать вопросы вам.
 — Несколько односторонний контакт.
 — Или мы вообще не будем разговаривать.
 — Но я такой неглубокий человек, — в глазах Джордана мелькнули веселые искорки, — совершенно не выношу долгого молчания.
 Марианна фыркнула. «Неглубокий»! Да, как море под ними: сверху прозрачная синева, а за ней таятся бездны.
 — Очень некрасиво. По-моему, ни одна из моих знакомых дам не издавала такого чудовищного звука.
 Она озадаченно уставилась на него и увидела в его глазах озорной блеск.
 — Вы… меня поддразниваете.
 — Ты весьма проницательна. Вообще-то я думал развеселить тебя, но мне это не удалось. Ты никогда не улыбаешься? — Он поднял руку. — Не отвечай. Я буду рассматривать это как еще одно препятствие, которое мне надо преодолеть.
 — В последнее время у меня не было повода для улыбок, ваше сиятельство.
 На его лице промелькнуло какое-то странное выражение.
 — Я это понимаю, но, может быть, уже пора снова начать. — Он помолчал. — Я вижу, ты твердо намерена обращаться ко мне с уважением, приличествующим моему титулу. Это потому, что я стою выше тебя по рождению?
 — Вы вовсе не стоите выше меня. Уважение заслуживают, а не дают даром. Что вы сделали для того, чтобы заслужить мое уважение? Вы создали прекрасный витраж? Нарисовали необыкновенную картину?
 — В последнее время я этим не занимался. — кротко отозвался он. — Но если ты считаешь меня равным себе, почему бы тебе не обращаться ко мне просто по имени?
 Пожалуй, он прав. Он не господин ей, она не служанка. И все же как странно называть его просто Джордан. Язык отказывается повиноваться.
 — Джордан, — наконец с усилием выговорила она.
 — Гораздо лучше. Между прочим, в этом платье ты просто очаровательна, Марианна.
 Очаровательна? Он снова ее поддразнивает? Она посмотрела на свое платье с высокой талией. Наверное. Платье ей великовато, но, даже будь оно впору, корсаж все равно остался бы плоским.
 — Вам придется его часто видеть. Это единственное готовое платье, которое Грегору удалось купить в Домаджо.
 — Мне оно не надоест. Я всегда любил белый цвет.
 — Мой отец тоже любил белый, — рассеянно отозвалась она.
 — Правда? Ну, тогда мой вкус явно получил одобрение. — Он повернулся, собираясь уйти. — Хотя меньше всего мне хотелось бы походить на чьего-нибудь отца. Достаточно неприятно и то, что я опекун.
 Марианна проводила его взглядом. Несмотря на то, что его последняя фраза была брошена нарочито небрежно, в голосе Джордана прозвучали металлические нотки, и она поняла, что ему тоже не нравится то положение, в которое их поставила ложь Грегора. Не нравится так же сильно, как и ей. Ей следует запомнить эту его маленькую слабость. Таким оружием пренебрегать нельзя — ведь другого у нее пока нет.


* * *

 Узор на витраже был очень простым: тщательно очерченные нарциссы. Ему явно недоставало уверенности зрелого мастера.
 — Ты нашел это в домике? — Зарек Небров посмотрел через витраж на свет, потом бросил его на стол. — Это глупость. Такой примитив не имеет отношения к Окну в Поднебесье. Ты не принес мне ничего! Маркус Костейн запротестовал:
 — Я привез вам сведения о девчонке и ее брате.
 — Твоим сведениям грош цена. Эти щенки исчезли. Может быть, их уже нет в живых. — Небров шагнул к окну и посмотрел вниз, во внутренний двор. — Если бы мы их поймали сразу! Это заставило бы ту стерву развязать язык.
 — В тот вечер вы сильно спешили, — бесстрастно проговорил Костейн.
 И был к тому же вне себя от ярости из-за того, что так глупо было разбито Окно в Таленке. Неудачи следовали одна за другой, а тут еще глупая баба уперлась и наотрез отказывалась дать ему нужные сведения. Если бы он не был так разъярен, он увез бы ее с собой и не спеша вытянул из нее все секреты. И никогда не позволил бы этой суке спровоцировать сержанта на убийство прежде, чем она расскажет все, что ему нужно. Ошибка на ошибке. Тот дурень дорого заплатил за свою несдержанность, но это ни на шаг не приблизило Неброва к Джедалару.
 — Фермер, который живет по соседству с их домом сказал, что этот узор был сделан много лет назад четырехлетним ребенком. Девочка принесла его к ним казать дочери фермера. Сейчас она должна уметь гораздо больше.
 — А они не могут прятаться у этого фермера? Костейн покачал головой:
 — Нет. Он слишком испуган, чтобы лгать.
 —Тогда их придется искать по всей Монтавии. Известно, как выглядит девчонка? Костейн кивнул.
 — Так найди ее.
 — Это будет нелегко.
 — Она сильно привязана к брату? Может она бросить его?
 — Фермер говорит, что нет.
 — Это облегчит твою задачу. Сначала проверь бордели. Так девчонке легче всего не умереть с голоду. Шлюха, таскающая за собой маленького ребенка, сразу обратит на себя внимание.
 — Я больше не могу свободно передвигаться по Монтавии. Король Иозеф начинает брать власть в свои руки по всему западу.
 А Небров вынужден оставаться в своих поместьях, боясь, что иначе Иозеф пошлет против него войска. Ярость снова начала подниматься в его душе, но усилием воли он взял себя в руки. Именно недостаток сдержанности и излишняя самоуверенность привели к тому, что теперь он здесь зализывает свои раны вместо того, чтобы восседать на троне Монтавии. Нельзя еще раз совершать ту же самую ошибку.
 — Тогда действуй осмотрительно, не спеша — но найди ее. Вполне возможно, что у девчонки окажется недостаточно умения для того, чтобы выполнить эту работу, но если она знает тайну Джедалара — этого может оказаться достаточно. Я найду другого мастера, который сделает то, что мне нужно.
 Костейн колебался:
 — Столько усилий для того…
 — Выполняй, — негромко прервал его Небров. Голос его звучал спокойно, но Костейн счел за лучшее воздержаться от дальнейших замечаний. Махнув рукой в сторону витража с нарциссами, Небров добавил: — И больше не привози мне этого мусора. Мне нужна сама девчонка.
 — Как хотите, ваше сиятельство, — пожал плечами Костейн и вышел из комнаты.
 Как он хочет? Все идет не так, как он хочет!
 Удача отвернулась от него. Но он найдет способ переломить судьбу. Первое, что надо сделать— снова собрать армию и позаботиться о том, чтобы ему не угрожал этот глупец Иозеф, а потом двинуться в другом направлении. Иозефа он больше никогда не застанет врасплох, так что Монтавию из его планов придется исключить.
 Кассан? Нет, он еще сильнее Монтавии.
 Только при одном условии можно было бы рассчитывать захватить власть в какой-то из этих стран — если заранее заручиться поддержкой могущественного союзника.
 Наполеон. Вот кто мог бы помочь ему в осуществлении грандиозных планов, но император не даст Неброву ни Кассана, ни Монтавии, если тот не предложит ему что-то взамен. Что-то, что имело бы не меньшую ценность.
 Джедалар.


* * *

 Марианна переставила коня.
 — Почему вы оказались в Кассане?
 Подняв глаза, Джордан улыбнулся:
 — Потому что хотел там оказаться.
 — Вы то же самое говорили про Монтавию.
 — Извини, что я повторяюсь. Правда часто звучит неоригинально. Грегор подтвердит, что ложь требует больших творческих усилий.
 — Какой он?
 — Кассан?
 — Именно о нем мы и говорили, — нетерпеливо ответила она.
 — Насколько я помню, мы не говорили. Ты задавала вопросы. — Джордан передвинул ферзя. — Почему ты вдруг так заинтересовалась Кассаном?
 — В Монтавии всем любопытно узнать о Кассане. — Марианна внимательно посмотрела на расположение фигур. Похоже, ее ждут трудности, — Потому что никто о нем ничего не знает.
 — Что весьма устраивает обитателей Кассана. Они предпочитают скрываться от мира и жить в уединении.
 — Не могу поверить, что это правда. Если его обитатели хоть немного похожи на Грегора, они не могут предпочитать уединение.
 — Но на Грегора никто не похож. Он уникален. То же самое можно было сказать и о человеке, который сидел сейчас напротив нее за шахматной доской, решила про себя Марианна. В течение последних двух недель она наблюдала за ним — и пришла к выводу, что характер его так же сложен, как узор Окна в Поднебесье. Этот человек, казалось, соткан из противоречий: то скрытный, молчаливый и даже опасный, то искрящийся весельем, остроумный и обаятельный. С ней он держался неизменно дружелюбно, делая вид, что не замечает ее настороженности. Марианна не считала себя знатоком человеческих душ: ее семья вела довольно замкнутый образ жизни, и сама Марианна видела не так уж много новых людей, и все же она готова была поклясться, что второго Джордана Дрейкена не найти на всем белом свете.
 — Вы по-настоящему любите Грегора, да?
 — Конечно. Я его очень люблю, — просто сказал он. — Тебе пора было бы понять, что другого он и не потерпел бы. Видит Бог, было время, когда я старался не подпускать его к себе, но потом понял, что лучше друга, чем Грегор, мне не найти.
 — А что вам мешало подружиться с ним с самого начала?
 — Знаешь, в чем-то мы с тобой очень похожи. — Он встретился с ней взглядом. — Мы оба не хотим, чтобы кто-то или что-то заняло слишком много места в нашем сердце, боясь, что у нас это отнимут.
 — Я на вас не похожа.
 По крайней мере, она не была на него похожа до того, как потеряла все, что любила, вдруг поняла она — и эта мысль уколола ее острой болью. До той страшной ночи она была такой же открытой и доверчивой, как Алекс.
 — Ты собираешься делать ход или так и будешь сидеть до самого Саутвика?
 Марианна подняла взгляд и увидела, что Джордан наблюдает за него. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным, но почему-то ей показалось, что он почувствовал ее состояние и пытается отвлечь от мрачных мыслей.
 — Где находится Саутвик? Я думала, мы едем в Лондон.
 — Я говорил «в Англию». Там не только один город знаешь ли. Саутвик ближе всего к Камбарону — всего полдня езды.
 — Езды? — настороженно переспросила она. Ей вовсе не хотелось бы повторять то путешествие в Домаджо, когда она оказалась в такой опасной близости к этому человеку. Он ответил:
 — Мы найдем для вас с Алексом две спокойные лошадки и поедем медленно.
 — Очень медленно, — подчеркнула она.
 — Тебе пора было бы убедиться в том, что я могу быть терпеливым. — Его глаза озорно блеснули. — Например, я ни слова не говоря сидел и ждал, пока ты попробуешь выбраться из ловушки, которую я тебе устроил. Я ждал целых десять минут.
 — Это вовсе не ловушка. — Она снова посмотрела на доску. — А если даже и да, то выход обычно находится.
 — Так найди.
 Она это и пыталась сделать, но боялась, что ее попытки окажутся бесплодными.
 — Грегор говорит, что монархи Кассана зовутся «воран».
 — Это правда. — Он откинулся на спинку кресла. — А почему Кассан тебя интересует больше, чем то место, где ты будешь жить? За эти две недели ты не задала ни одного вопроса о Камбароне.
 — Я и так все скоро узнаю.
 — И к тому же Кассан очень-очень далеко, а Камбарон уже на горизонте и немного тебя пугает.
 Это было правдой. Марианна не думала, что ее мысли настолько очевидны. Она постаралась равнодушно пожать плечами.
 — Я уверена, что привыкну.
 — Я тоже в этом уверен, — спокойно проговорил он. — Когда ты решила ехать со мной, я пообещал вам с Алексом безопасность. Ты думаешь, я брошу тебя в темницу?
 — А там есть темница?
 Он криво улыбнулся:
 — Очень маленькая. Мы ею почти никогда не пользуемся.
 — Темница… Значит, это замок, да?
 — Можешь считать, что так.
 — Я никогда не бывала в замке. На окраинах Самды был один, но я… — Она неуверенно договорила: — … Я никогда не знала ничего, кроме нашего домика.
 — Замок и есть дом, только комнат в нем побольше.
 — Это смешно. Вам не надо успокаивать меня баснями. — Марианна переставила ферзя. — Пусть я и не знаю вашего великолепного замка, нет оснований думать, что…
 — Шах и мат.
 Она сделала ошибку, и он моментально ею воспользовался. Она нахмурилась:
 — Вы меня нарочно отвлекли.
 Он хохотнул:
 — Ты уже два хода назад знала, что проиграешь.
 Она упрямо вздернула подбородок:
 — У меня был шанс выиграть.
 — Только изменив правила игры.
 — Это неправда. Я могла бы… — Но ей ничего не приходило в голову, и наконец, неохотно улыбнувшись, она призналась: — Я ненавижу проигрывать.
 — Я это уже неоднократно замечал.
 — Не так уж часто. У нас силы равные, и я выигрывала не меньше… Почему вы так на меня смотрите?
 — Ты мне улыбаешься. Я первый раз вижу, чтобы ты улыбалась кому-то, кроме Алекса и Грегора. — Видя как ее улыбка мгновенно исчезла, он с сожалением покачал головой. — Ах, она погасла. Очень жаль.
 Марианна отодвинула от стола кресло и встала.
 — Мне надо посмотреть, что делает Алекс.
 — Ну конечно, убегай. — Он встал и любезно поклонился ей. — Появились признаки того, что ты смягчаешься. Если ты останешься, можешь случайно снова мне улыбнуться.
 — Маловероятно. — Она пошла к двери. — Это явно было вызвано потрясением от проигрыша, а я не имею намерения проиграть еще раз.


* * *

 Она терпеть не может, чтобы за ним оставалось последнее слово, подумал Джордан.
 Улыбка задержалась на его губах, пока он складывал обратно в кожаную коробку резные шахматные фигуры. Как часто, уходя, она бросала какую-нибудь ехидную реплику, желая уколоть его напоследок. В последнее время он ловил себя на том, что предвкушает этот момент, словно учитель фехтования — выпад любимого ученика.
 — Марианна мне сказала, что ты сегодня выиграл, — проговорил Грегор, неспешно входя в каюту. — Это должно привести тебя в доброе расположение духа. В последнее время победы доставались тебе нечасто.
 — Как мило с твоей стороны мне об этом напомнить. — Джордан снова откинулся на спинку кресла. — Ты хорошо провел день?
 — О да. Наш суровый капитан учит Алекса управлять судном. — Грегор ухмыльнулся. — Брайтуэйт просто тает перед мальчишкой. Приятно видеть, что этот сухарь способен на человеческие чувства. — Подойдя к буфету, он налил себе рюмку виски и осушил одним глотком. — А! Хорошо!
 — Я рад, что тебе это доставило удовольствие. Ты сознаешь, что серьезно уменьшил мои запасы за это плаванье?
 Грегор получал бесконечное удовольствие от всех телесных радостей, но Джордан никогда не видел его пьяным. Казалось, он хранит алкоголь в каких-то таинственных частях своего гигантского тела, пока его действие не рассосется.
 — Это все влажность. — Грегор снова наполнил свою рюмку. — Холод — это еще ничего, но я ненавижу сочетание холода и влажности.
 И еще одну рюмку.
 — Поскольку мы уже вошли в Средиземное море, то здесь больше не холодно, — насмешливо заметил Джордан.
 — Ну, сочетание влажности н жары я тоже ненавижу. — Грегор уселся, вытянув перед собой ноги. — Алексу не терпится попасть в Камбарон. Он просто засыпал меня вопросами.
 — Его сестра не разделяет этого нетерпения.
 — Она боится?
 — Нет! — быстро возразил Джордан.
 — Ты отмел это обвинение так же стремительно, как это сделала бы она. — Грегор хитро улыбнулся. — Ты начинаешь говорить как гордый отец.
 — Что за отвратительная мысль! И совершенно неправильная. Это с тобой она чувствует себя свободно.
 — Тебя это задевает? Ты говорил мне, что хочешь видеть ее неуверенной в себе и незащищенной. Согласись, что непринужденность и неуверенность не одно и тo же.
 — Меня ничуть не тревожит ее отношение ко мне. Грегор отпил большой глоток виски.
 — В самом деле? И все же, если ты хочешь, чтобы она тебя боялась, нельзя разрешать ей так часто выигрывать.
 — Ты прекрасно знаешь, что я ей не поддаюсь. Она прекрасно играет.
 — О! А я решил, что это хитроумная уловка, чтобы она почувствовала себя рядом с тобой в безопасности, и тогда ты вдруг — раз! — и набросишься на нее. — Он добродушно улыбнулся. — Очень рад, что это не так. Как может девушка бояться человека, который не только регулярно ей проигрывает, но и гордится этим?
 — Я не горжусь тем, что проигрываю. Мне это чрезвычайно неприятно.
 — Но ты гордишься ею, — мягко проговорил Грегор. — Я наблюдал за вами и нахожу это очень любопытным.
 — Чушь, — отрезал Джордан. — Я же сказал тебе: я не питаю к девушке отцовских чувств.
 — Тогда надо задуматься над другим вариантом.
 — И другого варианта тоже нет.
 — Если ты над этим не задумывался, откуда у тебя такая уверенность?
 — Я полагаю, ты намекаешь на то, что я питаю к ней страсть? — Джордан открыл ящик стола, запихнул туда коробку с шахматами и захлопнул его несколько сильнее, чем это было необходимо. — Я же говорил тебе, что не сплю с детьми, Грегор.
 — В Кассане девушка шестнадцати лет считается женщиной.
 — Девушки бывают разные. Марианне до этого состояния еще очень далеко.
 — Не спорю. Она находится где-то между детством и взрослостью. Иногда в ней еще виден ребенок.
 Джордан на мгновение представил себе. как Марианна сидит напротив него, устремив взгляд на шахматную доску, и расспрашивает его о Камбароне. Она не хотела, чтобы он заметил ее неуверенность и страх перед неизвестным, но не смогла удержаться от вопросов. Обычно она была такой сильной, что те моменты, когда в ней вдруг проглядывала слабость, особенно щемили душу.
 — Она очень хорошо выглядит, правда? — Грегор сделал еще один большой глоток. — На щеках у нее нежный румянец, и она начала поправляться. Когда-нибудь она станет красивой женщиной.
 —Да.
 Сегодня в каюте было тепло, и Марианна закатала рукава белого платья, обнажив приятно округлившиеся руки. В последнее время в ее фигуре стала заметна некая хрупкая женственность, и волосы ее, хотя и были по-прежнему туго стянуты в длинную косу, сияли шелковистым блеском.
 — Это уже не та худенькая чумазая девочка, которую мы подобрали в Таленке, — сказал Грегор.
 Но огонек, светившийся в той девочке, был все таким же ярким. Джордан заметил на себе пристальный взгляд Грегора и постарался сделать равнодушное лицо.
 — К чему ты клонишь? — Джордан посмотрел ему прямо в глаза. — Ты говоришь так, словно тебе хочется уложить ее ко мне в постель.
 — Напротив, мой друг, именно этого я и пытаюсь избежать. Для вас обоих это было бы самым плохим вариантом.
 — Тогда зачем ты на все лады расхваливаешь мне ее внешность, словно она рабыня, выставленная для продажи?
 — Потому что ты все это уже заметил, но отказываешься признаться в этом самому себе. Это опасно. — Грегор мягко улыбнулся. — Тебя к ней влечет, но ты инстинктивно воздвигаешь между вами препятствия. А в один прекрасный день твое терпение лопнет, ты протянешь руки и возьмешь то, что хочешь. С каждым часом ты подходишь к этому все ближе.
 — Глупости.
 — Разве тебе не беспокойно спится каждую ночь?
 — Милый мой Грегор, я не имел женщины с самого Кассана, а ты же знаешь, что я к этому не привык.
 — А когда к тебе приходят сны, какая женщина лежит под тобой?
 — Не знаю. У нее нет лица. Меня не лицо ее интересует. Ради Бога, Грегор, может, я и полон похоти, но это не значит, что я наброшусь на первую попавшуюся женщину.
 — Марианна не первая попавшаяся. — Грегор говорил серьезно, даже печально. — Я хочу уберечь тебя от ошибки. Мужчин ты убиваешь без всяких угрызений совести, но, если ты причинишь зло этой девушке, на твою душу ляжет тяжкий грех.
 — А если она тоже этого захочет?
 Не понятно, откуда вдруг возникли эти вырвавшиеся у него слова. Джордан сразу же пожалел, что не прикусил себе язык: Грегор моментально ухватился за эту фразу.
 — Вот видишь? — печально закивал он головой. — Может, ты этого не осознаешь, но желание живет в тебе. Я знаю, что ты умеешь заставить женщин хотеть тебя, но на этот раз ты не должен этого делать. Тебе не следует проводить с ней время в твоей каюте.
 — Я не согласен. — Джордан прошел к буфету и налил себе виски. — Она с каждым днем все больше привыкает ко мне. У нее появляется уверенность в себе.
 — Которую она потеряет, если ты…
 — Я не буду с ней спать, — процедил сквозь зубы Джордан.
 — Но ты не хочешь отказаться от тех часов, которые проводишь в ее обществе. А ты не подумал, что это свидетельствует о чем-то еще более опасном для тебя?
 — Боже правый, еще один вариант?
 — Привязанность, — мягко проговорил Грегор. — Ты ею восхищаешься, а где восхищение, там вскоре появляется и симпатия.
 — Я восхищаюсь умом и военным гением Наполеона, но это не мешает мне желать ему скорейшей гибели.
 — Это не одно и то же.
 — Уверяю тебя, Грегор, — он повернулся, бесшабашно поднимая рюмку, — из двух вариантов я обязательно выберу первый.
 — Не выбирай ни одного из них, и тебе самому будет гораздо лучше. — Грегор поднялся и направился к двери. — Увидимся за обедом. Подумай над тем, что я тебе сказал.
 — Если я этого не сделаю, ты наверняка будешь снова и снова повторять свои нравоучения, — сухо отозвался Джордан.
 — Можешь не сомневаться, так оно и будет. — Грегор через плечо ухмыльнулся. — Но не думаю, чтобы мне понадобилось это делать. Ты человек жесткий, но намеренно никогда не причинишь вред беспомощному. Мне только надо было показать тебе, в каком направлении ты движешься.
 Когда за Грегором захлопнулась дверь, Джордан осушил свою рюмку и поставил ее на стол. Это полнейшая чепуха. Он будет делать то, что считает нужным.
 Ему вовсе не хочется этой девочки.
 И он вовсе к ней не привязался.
 И уж, конечно, ничто не в силах помешать ему добиться главного — Джедалара.
 К черту варианты Грегора.


* * *

 Он на секунду замер, готовясь погрузиться в нее.
 Еще секунду — и он будет там, в тесном шелке ее лона, и этому мучительному желанию придет конец.
 Ее голубые глаза открылись: смелые, яркие, полные желания.
 Странно, раньше он не замечал ее глаз…
 Боже!
 Он проснулся, возбужденный, напрягшийся, полный болезненного желания, и лежал в темноте, тяжело дыша и стараясь прийти в себя.
 Встав, он подошел к иллюминатору и распахнул его, впустив холодный ночной воздух. Господь свидетель, ему не помешает охладиться.
 Марианна.


* * *

 Марианна оторвала взгляд от шахматной доски.
 — Почему вы так на меня смотрите?
 — Как я на тебя смотрел? Она нахмурилась:
 — Странно. Вы злитесь, что я сегодня вас обыгрываю?
 — Я не люблю проигрышей, — бесстрастно ответил он.
 Она дотронулась пальцами до своей щеки:
 — У меня на лице пятно?
 Он придирчиво искал изъяны, недостатки — и нашел их немало. Черты у нее были тонкие, но не Классические: глаза слишком смелые, губы красивой формы, но слишком редко ему улыбаются.
 Да и вообще она почти ребенок, черт побери!
 Он вовсе не хочет испытывать страсть к этой юной девушке, совсем неопытной, считающей, что на жизнь можно смотреть сквозь разноцветное стекло витражей. Он вовсе не собирается спать с девочкой, которая обыгрывает его в шахматы и заставляет улыбаться своему поражению.
 — У нас у всех есть пятна. — Он посмотрел на ее пальцы, теребившие ферзя. — Что у тебя на ладони?
 — Что? А, шрам. Вы наверняка видели его и раньше.
 — Не видел. — Он взял ее кисть и повернул ладонью вверх. Там оказалось немало шрамов. Он прикоснулся к тому, что шел по самому центру ладони. — 11орез, должно быть, был очень глубокий.
 — Я работаю со стеклом. Это требует осторожности а за неловкость приходится платить. Я задумалась, и лист стекла соскользнул у меня со стола. Надо было поймать его, чтобы он не упал на пол и не разбился.
 Его вдруг охватил гнев. Шрам был очень старый, так что этот случай произошел, когда она была еще совсем маленькая. Почему за ней не присматривали, почему о ней не позаботились?
 — Оно могло перерезать тебе руку пополам.
 Я имею дело со стеклом, — повторила она. Этот случай послужил мне хорошим уроком. Больше я никогда не отвлекалась во время работы.
 Он нежно водил пальцем по шраму, чувствуя, как под ним бьется ее пульс.
 Марианна с трудом сглотнула.
 — Не надо этого делать. У меня от этого… ужасно странное чувство.
 — Боль?
 — Не совсем.
 Для него это была боль — и она росла с каждой секундой. Ребенок не ответил бы ему так, как она. Она женщина — и поэтому может считаться добычей в той охоте, которую он так хорошо знает.
 Господи, он ищет оправдания, чтобы ее обольстить!
 Уронив ее руку, он резко встал.
 — В каюте очень душно. Мы закончим партию завтра.
 Она изумленно посмотрела на него:
 — Здесь ни капельки не душно.
 — Не просто душно — здесь нечем дышать. Мне надо пройтись по палубе. — Джордан направился к двери. — Увидимся за ужином.
 Грегор прав. Если он будет держаться подальше от Марианны, эта нелепая страсть исчезнет сама собой. Все дело в том, что он с детства привык потакать своим капризам. Вот и сейчас Джордан поймал себя на мысли, что инстинктивно ищет в девушке такие качества, которые послужат ему предлогом, чтобы переспать с ней.
 — У тебя довольно взволнованный вид, — заметил Грегор, подстраиваясь к его стремительным шагам. — Как Марианна?
 — Не рыдает нагая на моей постели.
 — Значит, мы вовремя поговорили. — Грегор явно успокоился: складки на его лбу расправились. — Наверное, ты очень хорошо себя вел. Ты всегда при этом страшно злишься. — Ты думал, если поговорить об этом открыто, проблема будет решена?
 — Нет, я знал, что, когда ты поймешь, какие чувства тобой движут, ты будешь колебаться. Это было опасно — но другой вариант был еще опаснее.
 Джордан криво усмехнулся:
 — Потому что ты знаешь, что инстинкт велит мне разрушать?
 — Нет, как раз инстинкты у тебя в полном порядке, но ты привык только брать, ничего не давая взамен. Менять привычки очень нелегко. — Он хлопнул Джордана по плечу. — Но с каждым годом твой характер меняется к лучшему.
 — Спасибо, — иронично отозвался тот. — Только на этот раз не удивляйся, если привычка победит.
 — Очень удивлюсь, — серьезно ответил Грегор. — И буду сильно разочарован.
 Джордан посмотрел на него с досадой, раздражением и нежностью. Этот сукин сын знает, чем его пронять. Если что-то и способно остановить Джордана, так это боязнь лишиться уважения друга. Джордан улыбнулся:
 — Твоя взяла, негодяй.
 — А, вот ты немного и успокоился, — довольно сказал Грегор. — Пойдем полюбуемся на дельфинов. Никто не может злиться, видя, как играют дельфины.


* * *

 Он наблюдает за ней. В течение всего обеда Джордан подсмеивался над Алексом, болтал с Грегором о пустяках — и наблюдал за ней. Это ужасно ее тревожило. И не то чтобы Марианна не привыкла, что он на нее смотрит. За последние две недели за шахматной доской он должен был бы запомнить каждую ее черточку, каждое выражение лица — как она запомнила его.
 Но сегодня в его взгляде появилось что-то… новое. Когда обед закончился, Джордан оттолкнул стул и поднялся на ноги.
 — Сегодня полнолуние и на небе нет облаков. Грегор, почему бы тебе не взять Алекса на мостик и не рассказать ему о звездах? — Он повернулся к Алексу. — У Грегора есть история про каждое созвездие на небе. Когда я был парнишкой, он, бывало, брал меня на прогулку в лес и плел свои рассказы, но море — гораздо более удачная рама для гобелена.
 — Ой правда, пойдем, Грегор! — В голосе Алекса звенело возбуждение.
 Грегор секунду смотрел на Джордана, а потом кивнул:
 — Ненадолго. — Он повернулся к Марианне. — Хочешь пойти с нами?
 — Я уверен, что Марианна устала. Я отведу ее в каюту, — сказал Джордан. — Нам надо кое-что обсудить.
 Марианна изумленно уставилась на него. Они виделись всего несколько часов тому назад. Если ему надо было обсудить с ней что-то важное, почему он этого не сделал тогда?
 Джордан обратился к Марианне:
 — Ты пойдешь со мной?
 Почти так же он спрашивал ее тогда в церкви в Таленке. Казалось, он прочел ее мысли, потому что сразу же спросил:
 — Все ведь получилось не так уж плохо, правда?
 Он улыбался, и Марианна, завороженная, не могла отвести взгляда от его чувственно изогнутых губ. Почему его улыбка каждый раз оказывает на нее такое магическое действие?
 — Правда? — еще раз спросил Джордан.
 Она ничего не ответила.
 — Вы можете поговорить в другой раз, — вмешался Грегор. — Это было бы… — Но тут он увидел выражение лица Марианны, пожал плечами и встал. — Ну что же, бери ее. Мне надо сказать Алексу, что все, что предсказали звезды, сбывается.
 — Но ты делаешь все возможное, чтобы изменить их предсказание, — пробормотал Джордан.
 — Боюсь, на этот раз я бессилен. Бери плащ, Алекс.
 — Он мне не нужен, — вдруг восстал мальчик. Грегор почти по-матерински заботливо закутал Алекса в плащ:
 — Ночь прохладная. Ты же не хочешь снова начать кашлять.
 Марианна покачала головой, глядя, как Грегор уводит ее брата:
 — Он может делать с Алексом что хочет. Это просто чудо какое-то.
 — Он с кем угодно может делать что хочет. — хмуро отозвался Джордан. — Только молчать он не может. — Схватив Марианнин плащ, он набросил его ей на плечи. — Пойдем.
 — О чем вы хотели поговорить? — спросила она, в трудом поспевая за его стремительными шагами. Южный ветерок нежно овевал ее кожу; но в Джордане совсем не было нежности. Он тащил ее за собой по палубе, и все его гипнотическое обаяние куда-то исчезло, уступив место сдержанной агрессивности. Внезапно пришедшая ей в голову мысль заставила ее напрячься. — Я же говорила вам, что не стану рассказывать об Окне в Поднебесье.
 — Ради Бога! Я не дурак, чтобы тратить на это время!
 — Тогда я не понимаю, почему вы…
 — Чем ты занималась в детстве?
 — Что? — ошеломленно переспросила она.
 — Чем ты занималась? Ты ведь не все время работала со своим драгоценным стеклом?
 — Конечно нет.
 — Тогда рассказывай.
 — Но зачем вам это?
 — Потому что я хочу видеть тебя ребенком, черт подери.
 Такой ответ совершенно ничего ей не объяснил.
 — Я не понимаю, чего вы от меня хотите.
 — Все дети играют. Во что ты играла?
 — Работа со стеклом была для меня игрой.
 — Ты не ездишь верхом. Ты ходила гулять?
 — Иногда мои родители и еще несколько семей устраивали пикники или большие прогулки по холмам. Мы, дети, обычно убегали вперед, играли в прятки, гонялись друг за другом, девочки собирали цветы и плели венки.
 — Ах, наконец-то признаки детства. Я уже решил» что ты взрослой сошла с витража.
 Он явно был чем-то раздражен, и ей надоело б в роли козла отпущения.
 — Не говорите глупостей.
 — Ты почти не упоминаешь отца — только, что он умер несколько лет тому назад. Расскажи мне о нем.
 — О папе? Он был очень красивый. У него были прекрасные золотые волосы и правильные черты лица, и он много смеялся. — Она помолчала, вспоминая. — Он все время смеялся.
 — Тогда он непохож на моих знакомых поэтов. Те как правило, любят слезы и печаль.
 Она покачала головой:
 — Папа любил смеяться. Он говорил, что жизнь создана для веселья.
 — А не для работы? — едко спросил он.
 — Он работал, — запротестовала Марианна. — Он писал прекрасные стихи. Он часами сидел под деревом в саду и писал.
 — Пока твоя мать трудилась, чтобы заработать вам на хлеб.
 — Она была не против. Им это вполне подходило.
 — И я уверен, что тебе не терпится найти своего собственного красивого поэта, чтобы всю жизнь сдувать с него пылинки.
 — Я не возражала бы, если бы встретила кого-то похожего на папу, — упрямо ответила она.
 Ясно было, что такой ответ его тоже не устроил.
 — А чем еще занимался папа, когда не сидел под деревом, сочиняя стихи?
 — Он давал мне уроки. Он учил меня французскому, английскому и математике. Он даже пытался научить меня писать стихи, но у меня не получалось. У меня не было дара.
 — Я думаю, папу это не очень беспокоило, ведь у тебя был дар к работе со стеклом и ты могла обеспечить его старость.
 — Вы не хотите понимать, — обиделась она. — Ч не буду больше рассказывать про папу.
 — И не надо. Все равно ничего не получается.
 — Что не получается? — рассердилась она.
 Он не стал ей отвечать, помолчал немного, а потом резко проговорил:
 — Думаю, мы теперь откажемся от игры в шахматы.
 — Почему?
 — Мне они начали надоедать. — Он цинично улыбнулся. — Грегор тебе подтвердит: мне удивительно быстро все надоедает.
 Она почувствовала странный укол боли, но не стала признаваться себе, что обижена. Он вел себя как-то странно сегодня днем, но она была уверена, что причиной тому не скука. Хотя откуда ей знать? Она читает его настроения гораздо хуже, чем он — ее. Может быть, ему все время было с ней скучно. Она гордо вздернула подбородок.
 — Ну, я ничуть не хочу продолжать. Мне они тоже начали надоедать. Я буду рада проводить больше времени с Алексом.
 Они дошли до ее каюты, и он настежь распахнул перед ней дверь, а сам застыл на пороге, глядя в темноту, весь напрягшийся, как зверь перед прыжком. Можно было подумать, что он заметил что-то поджидающее его среди теней.
 — Джордан?
 Он повернулся к ней. Какое странное у него лицо!
 Она с трудом перевела дыхание:
 — Что-то не так?
 — Возможно. — Его светло-зеленые глаза бесшабашно блеснули. — Но то, что не так, бывает необычайно приятно, правда?
 — Я не понимаю, о чем вы говорите.
 — Я мог бы тебе объяснить. Такое удоволь… — Увидев, что она инстинктивно отступила, он замолчал.
 Глубоко вздохнув, он резко повернулся на каблуках. — Спокойной ночи.
 Марианна смотрела, как он уходит. Его темные волосы блестели в лунном свете, в размашистом шаге чувствовалась звериная грация. Этот человек по-прежнему был для нее загадкой. Ей казалось, что она начала его узнавать, но сегодня он был ужасно странный, и непонятный, и ранящий. Ей следовало бы сердиться, но вместо этого она испытывала боль — и страх.
 Она боялась Камбарона даже сильнее, чем сама себе признавалась. Ей ничего не было известно о замках, о герцогах и об этой Англии, которую ненавидел ее отец. Ее мир был маленьким, уютным и полным любви, а теперь он вдруг начал расти и зиял пустотой, как пасть огромного зверя, готового проглотить.
 Но гораздо больше пугал ее хозяин Камбарона, человек, от которого зависела ее судьба и который сегодня так равнодушно и даже враждебно вел себя с ней. И странно — это причиняло ей боль.




 4.


 Четыре высокие башни Камбарона были видны издалека; вымпелы развевались над массивным величественным замком из серого камня. Это здание оказалось намного внушительнее тех, что Марианна видела в Монтавии. Замок выглядел мощным, холодным и чужим. Светило яркое солнце, но Марианна невольно поплотнее закуталась в свой плащ.
 — Ты его видишь? — Алекс, ехавший впереди с Грегором, рысцой подскакал к ней и остановил своего пони. — Замок, Марианна! — В глазах его горел восторг.
 Марианне не хотелось, чтобы окружающие заметили, насколько гнетущее впечатление произвела на нее эта серая громада, и она только сухо проговорила:
 — Было бы трудно его не увидеть. Замки имеют привычку быть весьма заметными. — Можно мне поехать вперед? Грегор собирается показать мне конюшни!
 Она кивнула:
 — Но будь осторожен и пускай лошадь только шагом.
 — Если бы эта кобыла шла еще чуть медленнее, проще было бы подвезти Камбарон к ней, — заметил Джордан. — Нам надо будет найти для Алекса лошадку поживее, после того как он получит несколько уроков верховой езды.
 — Мне эта нравится. — Алекс похлопал пони по холке. — Как вы посоветуете ее назвать?
 — Непростой вопрос. Почему бы тебе не поразмыслить об этом подольше?
 — Хорошо. — Он пустил пони рысью следом за Грегором. — Быстрее, Марианна!
 Не глядя на Джордана, Марианна сказала:
 — Можете ехать с ними. Я езжу еще хуже Алекса. Неразумно вам задерживаться из-за меня.
 — Не беспокойся: я не настолько стремлюсь поскорее попасть в дом моих предков — в отличие от Алекса. Я никогда особо не любил этот замок. — Он улыбнулся. — И, кроме того, это шло бы вразрез с моими обязанностями опекуна.
 — Мы оба знаем, что это чепуха.
 — Возможно, я цепляюсь за эту чепуху, чтобы не совершить еще большей глупости.
 Марианна даже не стала пытаться разгадать это туманное заявление. Единственное, чего ей хотелось, — это побыть в одиночестве. Ее и так тревожит этот замок, возникший на горизонте, а тут еще его дразнящее молчаливое присутствие. Он находился рядом с самого Саутвика.
 — Поезжайте вперед, — повторила она. — Вы совершенно ясно дали мне понять, что мое общество дам скучно.
 После того вечера — несколько дней тому назад — она видела его только за столом. Он был любезен, но в глазах его читалось безразличие, и он едва перебрасывался с ней несколькими словами, большую часть времени проводя с Грегором и капитаном. Даже Алексу доставалась немалая часть его внимания.
 — Неужели я так прямо и сказал? — Он насмешливо вздернул брови. — Вероятно, я имел в виду только шахматы. Что же касается другой игры, то она, наоборот, с каждым днем становится все менее скучной и все более трудной.
 Опять он говорит загадками — и при этом явно издевается над ней. Почему-то его насмешки больно ранили девушку,
 — Вы сказали, что не любите его? Ведь это ваш дом.
 Джордан пожал плечами:
 — Дом ничем не отличается от любого другого Места.
 У нее это было не так. Она всегда любила их небольшой уютный домик, в котором родилась и который был свидетелем стольких счастливых дней ее жизни.
 — Разве у вас тут было плохое детство?
 Он приподнял бровь:
 — Ты пытаешься выведать мои тайны?
 — Почему вы не хотите отвечать на вопросы? Нас с Алексом вы все время расспрашиваете.
 — Действительно. — Немного помолчав, он небрежно бросил: — Может, тебя это разочарует, но мое прошлое не окутано мрачными тайнами. Моя мать покинула этот мир, когда мне было всего два года, так что все баловали несчастного сиротку — и к тому же богатого наследника. Слуги замка соревновались между собой в желании угодить мне.
 — А ваш отец?
 — О, он меня тоже баловал. Когда у него было время. Однако ему было трудно найти свободную минуту: он твердо решил стать самым большим пьяницей и развратником во всей Англии. — Джордан криво улыбнулся. — Может, ему это и удалось бы, но он сломал себе шею, упав с лошади, когда мне было всего двенадцать. Такая жалость.
 — Вы его не любили?
 — Когда-то, наверное, любил. Почему бы и нет? Он был очаровательный мужчина — и великолепный пример для подрастающего мальчика. После его смерти я, как почтительный сын, решил продолжить дело отца и с головой окунулся в бездны порока. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы меня не отвлекли.
 — Что же вас отвлекло?
 — Не что, а кто. В мою жизнь ворвался Грегор. — Джордан остановил лошадь у ручья и спешился. — Видишь, как я откровенен? Я отбросил всю свою защиту.
 Он был по-прежнему блестящ и неуязвим, и все же в его броне появилась трещинка; за внешне беззаботным тоном, каким он повествовал о своем детстве, она услышала горечь и одиночество ребенка, предоставленного самому себе.
 — Почему вы решили рассказать мне все это?
 — Чтобы показать тебе, что я не мрачный злодей, а такой же человек, как и все. — Он помолчал. — Перестань же наконец видеть во мне врага.
 Она отрицательно покачала головой.
 — Это необходимо, — серьезно проговорил он, — чтобы мы могли жить вместе цивилизованно.
 Жить вместе. Эти слова намекали на какую-то странную, удивительную близость.
 — Я знаю, что рассердил тебя на борту «Морской бури». — Джордан легонько похлопал начавшую пить лошадь по шее. — Я вел себя отвратительно.
 — Да. Но я уверена, что такое поведение для вас типично.
 — Ты права: я часто бываю не в духе, и тогда окружающим приходится плохо. — Он дружелюбно улыбнулся. — Прости меня: обещаю щедро наградить тебя за это.
 Он улыбнулся ей впервые с того вечера.
 — Мне не нужна никакая награда.
 — Не может быть. Всем что-нибудь нужно. В этих небрежных словах звучала глубокая уверенность.
 — Ваш опыт говорит вам это? Что всем что-нибудь от вас нужно?
 Он цинично улыбнулся:
 — Я сказочно богат с самого рождения. И еще в детстве узнал, чего ждут от меня окружающие. Я бы горько разочаровал их, если бы не проявлял достаточной щедрости.
 Марианна почувствовала жалость к маленькому мальчику, который никогда не знал бескорыстной любви, но мгновенно подавила в себе эту слабость. Может быть, тот ребенок действительно заслуживал ее сочувствия, но сейчас перед ней стоял мужчина, в сочувствии не нуждающийся.
 — И предполагается, что я ожидаю того же?
 — Почему бы и нет? Тебе выгодно со мной поторговаться. Я могу устроить для тебя очень приятную жизнь.
 — И что бы вы мне дали? — с любопытством спросила она.
 По лицу Джордана пробежала какая-то тень. Может быть, в глубине души он надеялся, что она окажется не такой, как все? Марианне очень хотелось бы верить в это.
 — Что хочешь. Бриллианты? Женщинам обычно нравится то, что сверкает.
 Что она хочет…
 Марианна снова перевела взгляд на грозные башни Камбарона.
 — Говори, — поторопил он ее. — Дамы обычно спешат сообщить свои желания.
 Она не сомневалась, что существовало множество женщин, которые были вправе требовать от него все, что хотели. Почему-то эта мысль вызвала в ней прилив необъяснимого гнева.
 — Это потому, что мужчины редко позволяют нам протянуть руку и взять то, что нам нужно. Вы сами ставите женщин в зависимое положение, а потом удивляетесь, когда они чего-то требуют от вас.
 Джордан пожал плечами:
 — Я давно уже ничему не удивляюсь. Таков мир, и мне не под силу его изменить.
 — Это не мой мир. — Она снова посмотрела на серые башни. — Я… я… не хочу туда ехать. Он застыл, не отрывая от нее глаз:
 — А куда ты хочешь ехать? В Лондон?
 — В Лондон? — Она была озадачена. — Зачем мне туда ехать?
 — Там магазины, театры, маскарады, балы… И, конечно, всевозможные милые пустячки, которые так нужны женщинам.
 — Я бы не знала, что с ними делать. Он секунду помолчал, а потом медленно покачал головой.
 — Да, наверное, не знала бы. Боюсь, я пытался навязать тебе чужую роль.
 Марианна почти не слушала его: она нервно теребила гриву своей лошади.
 — Мне бы хотелось иметь собственный домик. Совсем маленький — только для нас с Алексом. Джордан покачал головой:
 — Ты должна жить в замке.
 — Вы сказали, что я могу получить все, чего хочу.
 — Я не думал, что ты потребуешь именно этого. Ты слишком непохожа на тех женщин, с которыми я привык иметь дело.
 — Вы предложили мне бриллианты, — отчаянно возразила она. — Но ведь домик наверняка стоит гораздо меньше!
 — За стенами замка ты будешь слишком незащищена. Надеюсь, Небров не узнает, что ты здесь, но такая возможность всегда существует.
 Она горько улыбнулась:
 — А вы не можете допустить, чтобы вас лишили такой ценной добычи.
 — Так же, как и ты не можешь допустить, чтобы он угрожал Алексу.
 — Это не одно и то же. Я люблю Алекса, а вам нет дела до нас обоих.
 — Вот как? Ну так примирись с моим высокомерием и резкостью и добейся, чтобы мне было до вас дело. Это не совсем безнадежно. Грегор смог.
 — Я не собираюсь становиться вашим другом, и вы прекрасно понимаете почему. — Ее руки сжали поводья. — Хорошо. Я буду жить в этом… в этом месте, но мне нужна мастерская, инструменты и возможность работать без помех. — Она бросила на него вызывающий взгляд. — Я уверена, что это у вас возражений не вызовет. Ведь именно для этого я здесь и нахожусь.
 — Никаких возражений, — спокойно ответил он. — Но ты так и не сказала, что хочешь получить в качестве вознаграждения.
 Марианна нетерпеливо взмахнула рукой:
 — Работа — это дар. Мне необходимо работать.
 — Правда? — Он внимательно посмотрел на ее вспыхнувшие щеки. — Кажется, правда. Тогда, конечно, у тебя будет мастерская.
 — Сразу же?
 — Почему бы и нет? — Он пустил лошадь рысью. — На мой взгляд, это прекрасная возможность показать, что тебе стоит только попросить — и я удовлетворю любое твое желание.


* * *

 Как только Марианна с Джорданом въехали в ворота замка, Алекс вприпрыжку бросился к ней:
 — Какие великолепные лошади, Марианна! Все! Грегор говорит, что Джордан каждую весну приглашает сюда на скачки пол-Англии!
 — Пол-Лондона, — поправил его Грегор. — Боюсь, что даже Камбарон не вместит половины Англии.
 — Мы будем здесь во время скачек, — сказал Алекс. — Ты увидишь жеребца, которого Джордан купил у берберского шейха. — Он нахмурился. — А что такое шейх?
 — Я уверена, что Грегор с удовольствием тебе это объяснит, — ответила Марианна. Она точно знала, что папа упоминал об этих шейхах, но что именно он говорил, не могла вспомнить. Откуда ей знать, может, эти чертовы берберские шейхи бегают по всей этой чертовой Англии.
 У Алекса глаза так и горели.
 — Тебе надо увидеть всех этих лошадей! Пойдем, я тебе покажу!
 — Не сейчас, — остановил его Грегор, снимая Марианну с седла. — Я уверен, что с твоей сестры на сегодня лошадей больше чем достаточно. ПУСТЬ она пойдет к себе в покои и отдохнет.
 — Отдохнет? — озадаченно уставился на него Алекс. — Сейчас? С какой стати?
 — Может, ты бы повел Алекса посмотреть на скаковой круг, который мы устроили на южном пастбище, Грегор? — Джордан взял Марианну под руку. — А я пока представлю Марианну слугам и покажу ей ее комнату.
 Было видно, что он чувствует себя абсолютно непринужденно. Он привык к этому огромному замку, привык властвовать, раздавать награды или наказания по своему усмотрению, как это уже много столетий делали его предки.
 Привычка повелевать, въевшаяся в плоть и кровь, и ни в чем не знать отказа — вот что отличало Джордана Дрейкена от других.
 Ее рука под теплыми пальцами Джордана начала но гореть. Она вдруг почувствовала какое-то удушье, стесненность. Ей надо было от него уйти.
 — Грегор проводит меня позже. А сейчас я хочу видеть конюшни. — Она решительно освободила руку и шагнула к брату. — Пойдем, покажешь мне, Алекс.


* * *

 Джордан в ярости сжал кулаки, глядя вслед Марианне и Алексу, бегущим по двору замка.
 — Чего ты дожидаешься? — резко спросил он у Грегора. — Иди за ними.
 — Скоро пойду. Алексу потребуется немало времени, чтобы живописать достоинства каждой лошади. — Грегор смотрел, как брат и сестра исчезают за дверями конюшни. — Она боится.
 — Да. — Джордан кинул на него сардонический взгляд. — Но не меня, позволь тебя уверить.
 — И тебя тоже — немного. Это новый для нее мир, а ты в нем король. Ты должен постараться ей помочь,
 — Я пытался. — Джордан возмущенно посмотрел на друга. — Какого дьявола ты от меня добиваешься? То ты настаивал, чтобы я держался от нее подальше, а теперь требуешь, чтобы я был к ней ближе.
 — Не слишком близко. Тебе надо удерживаться на тонкой грани.
 — Я никогда не умел ходить по канату. Сам этим занимайся.
 — Я свою роль сыграю. — Грегор улыбнулся. — Ты очень хорошо держался на «Морской буре». Я видел, чего это тебе стоило. Той ночью я вдруг испугался, что потерял тебя.
 — Я счастлив получить твое одобрение. Всю жизнь к этому стремился.
 — Почему ты так на меня сердишься? Ты знаешь, что я прав, иначе не послушался бы моего совета. Ты продолжал бы плыть по течению, а потом было бы уже слишком поздно.
 И Марианна спала бы в его постели на «Морской буре» и здесь, в Камбароне, подумал Джордан. Это течение, о котором говорит Грегор, обязательно закончилось бы их соединением. Он умеет завлекать женщин — в этом искусстве он достиг совершенства. Он научил бы ее доставлять ему удовольствие, раздвигать перед ним стройные ноги и принимать его в свой тесный шелк, о котором он не перестает думать с той самой минуты, как Грегор сказал ему, что он не имеет на это права. Черт подери, он и сейчас возбуждается — как всегда, когда дает волю своей фантазии.
 — А тебе не приходило в голову, что я именно этого и хотел?
 — Да, — согласился Грегор. — Часть тебя — тот развратный юнец, которым ты был, когда я только приехал в Камбарон.
 — Этот юнец — по-прежнему часть меня.
 — Но им управляет мужчина, которым ты стал.
 — Вот как? — Джордан снова посмотрел в сторону конюшен. Чем больше он себя сдерживает, тем сильнее становится его желание, тем эротичнее его грезы. — Не слишком полагайся на это, Грегор.
 — И все-таки я полагаюсь, — невозмутимо отозвался тот.
 — А вдруг я решу, что мне легче будет добиться главной цели — получить Джедалар, если я разбужу ее чувственность и научу с радостью выполнять любые мои желания?
 — Это будет несправедливым решением, а ты человек справедливый. — Грегор направился к конюшням. — Но я считаю, что тебе следовало бы как можно скорее посетить мадам Карразерс. Ты слишком давно не был с женщиной.
 Бог свидетель, это правда. Он намеревался утолить свою похоть сразу же по приезде в Камбарон. Он поедет… Черт подери, но он не хочет ехать к Лауре Карразерс с ее пышным телом и неутолимой страстью, которые обычно доставляли ему немало удовольствия. Эта мысль совершенно его не привлекает.
 И еще одно неприятное дело ждет его: он должен поговорить со слугами и обеспечить Марианне их расположение, рассказав им жалостливую историю про бедную сиротку. Таким образом он своими руками создаст такую ситуацию, когда обольщение станет невозможным.
 Нет, не невозможным, но гораздо более трудным. Если он решит преодолеть все преграды, он сможет это сделать.
 Если захочет…


* * *

 — Это миссис Дженсон. — Грегор улыбнулся полной седовласой женщине. — Она чрезвычайно добра и будет рада услужить тебе. Как поживаете, Дженни?
 — Прекрасно, мистер Дамек, — улыбнулась та. — Добро пожаловать в Камбарон, мисс. Нам всем было так грустно узнать о вашей потере там, в той языческой стране.
 Эта женщина сделала ей реверанс!
 Марианна густо покраснела и с трудом заставила себя ответить:
 — Спасибо.
 — А где бедный осиротевший мальчуган?
 Это она, видимо, об Алексе.
 — В… в конюшне.
 — Мы не смогли оторвать его от лошадей. Уильям за ним присмотрит и приведет домой попозже, — объяснил Грегор.
 — Да, Уильям Стоунхэм — хороший человек. — Она снова присела перед Марианной. — Его сиятельство распорядились провести вас прямо в вашу комнату. Вы пройдете со мной?
 Не дожидаясь ответа, домоправительница быстро пошла по огромному мрачному холлу к широкой каменной лестнице, которая, казалось, поднималась к самому небу.
 Шаги гулко отдавались в холле с высокими стрельчатыми сводами. Марианна старалась не смотреть по сторонам, следуя за домоправительницей вверх по лестнице. За те два часа, которые она здесь провела, ей пришлось усвоить слишком многое. Камбарон скорее напоминал королевство, чем поместье: великолепные конюшни и каретные сараи, а теперь еще эта темная пещера холла. Здесь одному человеку служит столько народа, сколько не набралось бы во всей Самде.
 Миссис Дженсон сказала:
 — Я хочу дать вам в камеристки Мэри. Она молодая, но очень старательная.
 Камеристка? Она бросила на Грегора отчаянный взгляд, и тот улыбкой успокоил ее:
 — Может, пусть пока мисс Сэндерс сама справляется? Она стесняется незнакомых людей.
 — Но как можно… — Тут миссис Дженсон встретилась взглядом с Марианной и мягко улыбнулась: — Конечно. Ей нужно время, чтобы избавиться от воспоминаний о страшном испытании. — Она снова начала подниматься по лестнице. — А пока стоит только позвонить — и кто-нибудь придет вам помочь.
 Она скорее прыгнет вниз с этой лестницы, чем позвонит, с жаром пообещала себе Марианна. Ей только хотелось поскорее очутиться в своей комнате и скрыться ото всех, пока она хоть немного не освоится с громадностью этого чудовищного здания.
 Теперь они уже шли по длинному полутемному коридору, сплошь увешанному всевозможными портретами.
 — Все это — предки его сиятельства, — объяснила миссис Дженсон, заметив интерес Марианны. Она указала на изображение бородатого мужчины в сапогах до самых бедер и камзоле с широкими полами. — Это — Рэндольф Персиваль Дрейкен, пятый герцог Камбаронский. Он был одним из фаворитов королевы Елизаветы. Она ведь здесь несколько раз гостила, как вы, наверное, знаете.
 — Нет, я не знала.
 Но Марианну это не удивило. Надо думать, королева Елизавета и весь ее двор легко поместились в этом огромном замке.
 — А вот его супруга. — Домоправительница указала на маленькую изящную женщину в пышном золотом платье с широким гофрированным воротником. — Герцогиня считалась одной из красивейших женщин своего времени.
 Женщина, на которую она указала, действительно имела приятную внешность: пухлые губки, большие голубые глаза, туго завитые золотые волосы…
 — Она очень… А это кто?
 Домоправительница обернулась в ту сторону, куда указывала Марианна. Привлекший внимание девушки портрет висел немного дальше по коридору.
 — О, это мать его сиятельства. Портрет написан через год после ее приезда в Камбарон.
 Марианна подошла поближе к картине, ища сходства с Джорданом. Даже в этом сумрачном коридоре женщина, изображенная во весь рост, светилась жизнью. Ее сверкающие черные волосы, более темные и кудрявые, чем у ее сына, были сколоты двумя изумрудными заколками. Глаза были такие же зеленые, и уголки их чуть приподнимались. Восточная кровь, припомнила Марианна — Джордан говорил, что в жилах его матери текла восточная кровь. На женщине было пышное платье из зеленого бархата, подчеркивающее стройность ее высокого сильного тела, но почему-то этот наряд казался неподходящим. На ней должно быть надето что-то другое…
 — Она была иностранная леди, очень иностранная, — сдержанно сказала миссис Джексон, а потом бросила извиняющийся взгляд на Грегора. — Прошу прощения, сэр, я знаю, что она одна из ваших, но она была совсем на вас непохожа. Такая гордая и делала всегда что хотела. Она больше походила на его сиятельство, молодого мистера Джордана.
 — Ей и самой было всего семнадцать, когда писался этот портрет. — Грегор смотрел на картину с легкой улыбкой. — И вы правы: она была такая же необузданная, как Джордан, и так же привлекала к себе окружающих.
 — Некоторые так считали.
 Было очевидно, что домоправительница не разделяла такого мнения.
 — Она была из Кассана? — спросила Марианна. Почему-то это поразило ее.
 Миссис Дженсон кивнула:
 — Никто из нас никогда даже не слышал об этом месте. Она училась в школе в Париже, и отец его сиятельства привез ее с собой в Англию из поездки за границу. Тогда все говорили о том, что герцог женился на женщине, которая ему не ровня.
 — В Кассане тоже все так считали, — отозвался Грегор. — Она была кассанской аристократкой и поэтому выше любого англичанина. Уверяю вас, если бы она не убежала с Дрейкеном, ей никогда не позволили бы выйти за него замуж.
 Миссис Дженсон была шокирована:
 — Что вы такое говорите, сэр! Не позволили бы выйти замуж за его сиятельство герцога? Не могу поверить!
 — Вы были здесь, когда она приехала? — спросила Марианна. — Вы ее помните?
 — О да, она не из тех женщин, которые забываются. — Как ни старалась миссис Дженсон скрыть свои чувства, в тоне ее Марианна услышала неодобрение. — Те три года, что она жила здесь до своей смерти, были очень беспокойными.
 — Миссис Дженсон хочет сказать, что Ана была своевольна и готова все перевернуть, чтобы настоять на своем, — с ухмылкой объяснил Грегор. — Она, наверное, весь замок поставила с ног на голову.
 — Мы не знали ни минуты покоя, — пробормотала миссис Дженсон, идя по коридору. — Но отец его сиятельства были в отчаянии, когда молодая леди умерла. — Она распахнула дверь в самом конце коридора. — Вот Синяя комната. Мальчуган будет жить совсем рядом. Надеюсь, это вам подойдет?
 Огромная комната была такая же темная и мрачная, как и весь замок. Вся мебель, начиная с громадной кровати под пологом из темно-синего бархата и кончая гардеробом у дальней стены, была из отполированного до блеска резного черного дерева. Большой секретер с массивными изогнутыми ножками стоял у высокого и узкого окна, впускавшего в комнату слабый луч света. Марианну охватил приступ острой тоски по дому: она вспомнила свою маленькую приветливую комнату, полную света, лившегося сквозь витраж с изображением радуги. Это окно сделала бабушка на ее десятый день рождения; она сказала, что каждому надо иметь радугу, чтобы не забывать о том, что жизненные бури проходят. По утрам, просыпаясь на своей узенькой кровати, Марианна открывала глаза навстречу ярким краскам, свету и красоте.
 Подойдет? У нее так стиснуло грудь, что дышать стало трудно. Она просто задохнется в этой комнате!
 — Марианна? — мягко подсказал ей Грегор. Она с трудом проглотила вставший в горле ком.
 — Конечно, подойдет. — Она постаралась найти в этой комнате хоть что-то привлекательное. Чистота. Эта спальня такая же безупречно чистая, как и ее каюта на «Морской буре». — Скажите, миссис Дженсон, я могла бы принять ванну?
 — Конечно. — На лице домоправительницы засияла улыбка. — Я сейчас же распоряжусь, чтобы вам ее приготовили. Вы уверены, что не хотите, чтобы Мари пришла и…
 — Дженни, почему бы вам не спуститься вниз и не подождать, пока Уильям приведет мальчика? — поспешно спросил Грегор.
 Миссис Дженсон кивнула, снова присела и ушла из комнаты.
 — Она всегда будет это делать? — спросила Марианна, расстегивая плащ.
 — Приседать? Наверное. Дженни с детства приучена выказывать уважение всем и каждому.
 — Мне это не нравится.
 — Она будет в растерянности, если ты попросишь ее перестать. Ты привыкнешь. — И Грегор мягко добавил: — Ты ко всему привыкнешь, Марианна.
 — Знаю… Просто… — Она провела рукой по волосам. — Здесь очень тепло, да?
 — Щеки у тебя определенно горят. — Грегор вошел в спальню и посторонился, давая ей пройти. — Думаю, тебе в этой комнате будет удобно. Если тебе еще что-нибудь понадобится — только попроси Джордана. Он будет рад исполнить любое твое желание. — Грегор кивнул в сторону гардероба: — Может быть, ты там найдешь какие-нибудь платья на первое время, пока из Лондона не приедет модистка.
 — Модистка? — вопросительно посмотрела на него Марианна. — Разве в деревне не найдется женщины, которая могла бы сшить мне несколько платьев?
 — Я же сказал тебе: Джордан хочет, чтобы ты была счастлива. Согласно его опыту, дамам для счастья необходим определенный уровень элегантности.
 — Потому что, если я буду счастлива, я буду лучше работать? — Марианна шагнула к гардеробу и распахнула его. Он был до отказа забит пестрой коллекцией платьев практически любого фасона и расцветки. — Кому все это принадлежит?
 Грегор пожал плечами:
 — Сомневаюсь, чтобы Джордан помнил. Дамы из общества, в котором он вращается, не слишком заботливо относятся к своему имуществу. После того как в замке побывают гости, обязательно что-нибудь остается.
 Его слова заставили Марианну представить себе элегантных дам, скользящих по этим залам и тщательно ухоженным лужайкам — с мягким надушенным телом блестящими завитыми волосами, с единственным желанием услаждать и очаровывать.
 Услаждать и очаровывать Джордана Дрейкена, герцога Камбаронского.
 — Если ты позволишь, я тебя сейчас оставлю, — сказал Грегор, поворачиваясь, чтобы уйти. — Мне надо пойти поговорить с Джорданом. Я пришлю прислугу приготовить ванну.
 Когда за Грегором закрылась дверь, Марианну на мгновение охватила паника. Она не хочет оставаться одна в этой тюрьме! Для нее эта сумрачная комната никогда не станет домом!
 Какие глупости! Здесь не темница. Грегор пообещал, что она привыкнет. Марианна сняла плащ и повесила в гардероб. Сильный запах духов, который распространяли чужие одеяния, заставил ее брезгливо сморщиться. Конечно, приятно будет избавиться от мятого и перепачканного платья, в котором она проделала всю дорогу, но почему-то ей отвратительна была мысль, что она будет пахнуть, как одна из тех женщин, которых, по словам Грегора, Джордан давно забыл. Порывшись в одежде, Марианна выбрала простое шелковое платье голубого цвета и подошла с ним к окну. Распахнув его, она разложила платье на стуле у подоконника, чтобы оно проветрилось.
 Если даже останется слабый запах духов, это не должно ее беспокоить. Обычно она не позволяет себе обращать внимания на пустяки.
 Но почему-то сейчас любая мелочь выводила ее из равновесия.
 Почему она чувствует себя так неуверенно? Нельзя становиться истеричкой, как те дамы, что носят такие наряды. В конце концов, пребывание в замке Камбарон — не самое страшное испытание из тех, что ей пришлось пережить за последние месяцы.
 «Работа!» — мелькнула спасительная мысль. Она вновь станет сама собой, как только погрузится в мир, который знает и любит. Надо отключиться от всей этой суеты, от праздных мыслей и бессмысленных переживаний.


* * *

 Приняв ванну, Марианна надела голубое платье и отправилась искать Джордана. Один раз заблудившись, так что ей пришлось спрашивать дорогу у двух ливрейных лакеев, она наконец отыскала его в библиотеке, где он разговаривал с Грегором. Когда Марианна вошла в комнату, оба замолчали.
 — Очаровательно, — пробормотал Джордан, осматривая ее. — До этого я видел тебя только в белом. Голубой тебе тоже очень идет.
 Она фыркнула.
 — В мои намерения не входило понравиться вам. Просто нашлось единственное платье без бесконечных бантиков. У меня нет желания быть очаровательной — я хочу только быть занятой.
 — Не ощущаю ли я намека на недовольство? — спросил Джордан.
 — Моя мастерская, — решительно проговорила она. — Мне надо видеть мою мастерскую.
 — Какой я невнимательный, — щелкнул пальцами Джордан. — Ты провела в моем доме уже почти три часа, а я еще не выполнил своего обещания. — Он направился к двери. — Позволь мне сейчас же исправить мой промах. — Через плечо он бросил: — Увидимся за обедом, Грегор.
 Грегор нерешительно предложил:
 — Я мог бы пойти с вами.
 Джордан еще раз искоса на него посмотрел:
 — Это совершенно безопасно. В ее мастерской нет предмета мебели, необходимого для того, что мы с тобой обсуждали.
 — Я могу припомнить немало случаев в степных деревнях, когда ты прекрасно обходился без мебели.
 Марианна нетерпеливо переводила взгляд с одного на другого:
 — Мне нет дела до этой… этой… мебели. Я потом скажу вам, что мне нужно. Я хочу видеть мою мастерскую.
 — Как я могу устоять перед таким пылом? — Джордан решительно направился к двери из библиотеки. — Проследи, чтобы Алекса хорошо устроили, Грегор. Я позабочусь о Марианне.
 — Искренне надеюсь, что позаботишься, — бросил ему вслед Грегор.
 Джордан зашагал так быстро, что Марианне пришлось почти бежать за ним через холл и по широкой каменной лестнице.
 — Куда мы идем?
 — Я подумал, что, наверное, тебе больше всего подойдет одна из комнат в башне. Она достаточно уединенная, и свет там падает со всех сторон. — На второй площадке он открыл дверь и повел ее по новой, винтовой, лестнице. — Надеюсь, это тебя устроит?
 — Посмотрю. И мне нужны инструменты.
 — Мой управляющий сказал мне, что четыре мастера сейчас заканчивают витражи в кафедральном соборе Медорана. Я отправил слугу, чтобы он купил у них все инструменты, которые могут тебе понадобиться. Дорога туда занимает всего час, так что к ночи он должен вернуться.
 Марианна изумленно раскрыла глаза:
 — Вы это уже сделали?
 — Ты же велела мне поторопиться.
 — Еще мне понадобится печь для обжига цветного стекла, и стеклодувная трубка, и котел, чтобы варить стекло.
 — Ты сама делаешь стекла?
 — Конечно. У всех настоящих мастеров свои собственные рецепты стекла. Разная толщина и состав меняют цвет.
 — Прости мое невежество. На то, чтобы предоставить тебе все необходимое для работы, понадобится немного больше времени. Ты подождешь до завтра?
 Она кивнула:
 — Я могу пользоваться чужим стеклом, если работа не слишком важная.
 — Ты меня совершенно успокоила. Я боялся, что мне самому придется среди ночи скакать в Медоран. — Распахнув перед ней дверь, Джордан пропустил ее в комнату и замер на пороге. — Ну как?
 Свет!
 В небольшой круглой комнате не было мебели, но это было совершенно неважно. Ярчайший солнечный свет лился в комнату через шесть высоких окон. Господи милостивый, что за свет!
 Марианна медленно прошла в середину комнаты и, закрыв глаза, подняла голову так, чтобы дивное тепло ласкало ее лицо. Холодный ком, который все рос в ее душе с минуты приезда в Камбарон, вдруг растаял. Ей стало удивительно хорошо.
 — О да, — шептала Марианна, представляя себе те лучезарные краски, которыми заиграет эта комната. — Она великолепна.
 — Великолепна.
 Голос его звучал так странно, что Марианна удивленно повернулась навстречу его недоверчивому взгляду.
 — У тебя такой вид, словно я подарил тебе бриллиантовое колье, — хрипловато сказал он.
 Она покачала головой.
 — Солнечный свет, — тихо ответила она. — Нет на земле ничего прекраснее солнечного света, а подарить его нельзя.
 — Но ведь я только что подарил его тебе, разве не так? — Не дожидаясь ответа, он шагнул к ней. — Солнце светило вес время, пока мы ехали из Саутвика, но ты такой не была. Что изменилось?
 — Окна. Я могу их оживить.
 Он пристально вгляделся в ее лицо:
 — Ты и сама как будто ожила.
 Да, солнечный свет вдохнул в нее жизнь. Она чувствовала, как кровь быстрей побежала по ее жилам, исчезли все страхи, неуверенность в себе, боязнь завтрашнего дня. Джордан стоял совсем близко от нее, и яркие лучи солнца окружали его золотистым сиянием. Ей были видны морщинки вокруг его глаз, крошечная ямочка на подбородке, четкие, изящные линии губ и скул. Его светло-зеленые глаза блестели, — и за ними таилось что-то… Марианна смотрела на него, зачарованная, околдованная. Смутно она припомнила, что хотела использовать его для фигуры Сатаны в ее Окне в Поднебесье. Почему она решила, будто он темный ангел? Он не боится света. Он принадлежит свету. Ей вдруг захотелось протянуть руки и согреться около него, как только что она грелась, подставляя лицо солнечным лучам.
 Он собирается к ней прикоснуться.
 Марианна затаила дыхание. Она не могла пошевелиться, не могла оторвать глаз от его лица. Кожа ее горела, соски набухли и царапали тонкую ткань платья во рту пересохло. Вот сейчас он протянет руку…
 Джордан шагнул назад.
 — Что еще тебе может понадобиться? — хрипло спросил он.
 Он отпустил ее! Марианна не сразу смогла ответить: страшное напряжение ушло, оставив слабость во всем теле.
 — Свечи. Очень много свечей, длинный крепкий стол, чернильница и несколько больших листов бумаги.
 — Я распоряжусь, чтобы завтра утром их тебе принесли.
 Она покачала головой:
 — Сегодня. Вы сказали, что инструменты привезут в конце дня. Я могла бы начать работать сегодня вечером.
 Он снова внимательно всмотрелся в ее лицо и вдруг светло улыбнулся.
 — Хорошо. — Он направился к двери. — Я надеюсь, ты согласишься начать свои труды после ужина?
 Никогда еще Марианна не испытывала такой неловкости в его присутствии. Неужели он заметил ее состояние? Как стыдно! Ей хотелось убежать, скрыться и никогда не показываться ему на глаза.
 — Я не хочу есть.
 — Но я уверен, что Алекс проголодался, а ему будет спокойнее, если ты тоже будешь за столом. В конце концов, ведь это его первый вечер в Камбароне. Ты не имеешь права его разочаровывать.
 Марианна с облегчением вздохнула: перед ней стоял прежний насмешливый Джордан Дрейкен. То непонятное, что она недавно с такой ясностью увидела в солнечном свете и что чуть не заставило ее броситься в его объятия, исчезло.
 — Я подумаю.
 Когда он ушел, комната сразу показалась темнее, словно солнце скрылось в облаках.
 Это фантазия. Оно светит все так же ярко.
 Она ощутила сладкий до тошнотворности аромат, наполнявший комнату. Это пахнет платье, которое она надела. Марианна могла бы поклясться, что, когда она уходила из своей комнаты, весь запах выветрился, — и вдруг он снова вернулся.
 Опять фантазии. Просто на мгновение она почувствовала то, что, наверное, испытывала та женщина, когда была рядом с Джорданом. Желание. Неудержимое желание.
 Марианна, похолодев, смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами.
 Нет. Этого не может быть.
 Фантазии.




 5.


 Целая армия хорошо вышколенных слуг бесшумно сновала по обшитой дубовыми панелями столовой, ловко меняя бесконечное количество блюд. Таким обедом можно было бы кормить всю семью Марианны в течение года.
 Джордан сидел во главе длинного сверкающего великолепной сервировкой обеденного стола. Его светло-серый с белым наряд чрезвычайно элегантно выглядел на фоне приглушенной роскоши старинных гобеленов, украшавших зал.
 Он небрежно перебрасывался фразами с Грегором.
 Он терпеливо выслушивал взволнованную болтовню Алекса.
 Он был изысканно любезен с Марианной.
 И всякий раз, как его взгляд падал на нее, она не могла думать ни о чем, кроме той минуты в башне.
 Она с нетерпением ждала момента, когда наконец можно будет пробормотать извинения и уйти. Она уложила Алекса в постель, поцеловала его на прощание, а потом стремительно бросилась вверх по винтовой лестнице, словно спасаясь от преследования.
 Марианна громко захлопнула за собой тяжелую дверь.
 Здесь она наконец в безопасности.
 Холодный ночной ветер врывался в комнату сквозь настежь распахнутые окна. Но Марианна не боялась холода. Ей надо было немного остыть. Как пылают щеки! Может быть, у нее лихорадка? Глупости. Она никогда не болеет.
 Она осмотрела теперь уже обставленную комнату. Зажгла свечи в трех высоких черных чугунных канделябрах и вытянула большой лист бумаги из лежавшей на столе стопки.
 Усевшись на табурет, она быстро начала рисовать. Этот витраж должен быть совсем простой. Такой, чтобы ей не жалко было оставить его здесь…


* * *

 В башне горел свет.
 Она там.
 Порыв страсти, охвативший Джордана, был таким внезапным и пронзительным, как удар молнии. Господи, он не испытывал такого с того самого момента, когда первый раз был с женщиной.
 — Ты не навестил мадам Карразерс, него за спиной Грегор.
 — Да, не навестил. — Отворачиваясь от окна, он спокойно добавил: — И не собираюсь. Он ждал ответа. Но Грегор молчал.
 — Никаких протестов?
 — Я сделал все, что мог. Ты хочешь Марианну? Возьми ее. Она всего лишь женщина… Ну, не совсем еще женщина. Но что тебе до этого?
 Джордан снова повернулся к окну, чтобы посмотреть на башню:
 — Моя мать родила меня, когда была всего на год старше Марианны.
 — О, ты хочешь сделать ей ребенка?
 — Нет, я не хочу сделать ей ребенка, — процедил он сквозь зубы. — Я просто…
 — Ты ищешь оправданий? Зачем? Ведь все равно ты поступишь так, как захочешь. Сегодня за столом ты вел себя, как жеребец, почуявший кобылу с течкой. Только у этой кобылки течки нет.
 — Как же, нет! — Джордан снова повернулся к нему, блестя глазами. — Ты ошибаешься, Грегор. Она готова к этому.
 — Потому что почувствовала первое пробуждение женственности? Это что, причина, чтобы ее опозорить?
 — Я не… — оборвав себя на полуслове, Джордан круто повернулся и вышел из библиотеки, бормоча проклятия. Как глупо со стороны Грегора утверждать, что он опозорит девушку, переспав с ней. У нее нет ни денег, ни знатной родни. Может ли она ждать от жизни большего, чем то, что предложит ей он? А после того, как она согласится дать ему Джедалар, он сделает ее своей любовницей. Он купит ей дом и осыплет подарками и знаками внимания, окружит всяческой заботой. Может быть, она и очень молода, но он достаточно опытен, чтобы почувствовать, когда женщину к нему влечет.
 Сегодня в той комнате в башне Марианна его хотела.


* * *

 Стук в дверь был чисто символическим: через секунду Джордан уже стоял на пороге мастерской.
 — Мне можно войти? Марианна напряглась.
 — Нет. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, ваше сиятельство.
 — Джордан. — Он с громким стуком закрыл дверь. — Не глупи. Нельзя повернуть время вспять, даже если тебе этого хочется. — Он подошел к ней, пристально глядя на большой лист бумаги, на котором она делала наброски. — Чем ты занималась?
 — Вам не понять. — Она демонстративно отвернулась.
 — Ты уже это один раз говорила.
 Марианна вспомнила ту первую ночь у костра, когда он спас ее от отчаяния, вернув добрую память детства. Но сейчас он пришел не за этим.
 — Я достаточно сообразителен. — Как всегда, улыбка придала его чертам странное неуловимое очарование. — Если ты будешь объяснять медленно и внятно, то не исключено, что я смогу понять твои слова, Марианна.
 Ее имя всегда очень непривычно звучало в его устах: сочно, плавно и распевно, как нагретое солнцем стекло. Она положила перо на место.
 — Я всегда рисую узор на бумаге, прежде чем начну воплощать его в стекле. Это помогает увидеть витраж в целом.
 — Ты, похоже, планируешь сделать очень маленький витраж.
 — Это только первый набросок. Бабушка всегда говорила, что первый эскиз нужен для того, чтобы дать волю сердцу. Второй делается в полном масштабе, а потом на каждое отверстие накладывается тонкий кусочек картона, точно соответствующий ему по форме. 3атем надо провести разделяющую линию.
 — Разделяющую линию?
 — Узор свинцовых перемычек, который, собственно, и составляет рисунок. Мне достаточно увидеть часть узора, чтобы почувствовать его ритмичность.
 — Я согласен: ритмичность очень важна, — серьезно согласился он. — Это одно из моих…
 — Вы обещали, что я смогу спокойно работать, — оборвала она его. — Я не допущу, чтобы вы путались у меня под ногами со своими вопросами.
 — Я не у тебя под ногами, я просто в твоей мастерской. — Повернувшись, он пошел к ближайшему окну. — Здесь холодно, как в подземелье. Я закрою ставни.
 — Нет.
 Он вопросительно оглянулся на нее через плечо.
 — Мне нравится холод, он бодрит.
 — Ты хочешь сказать — не дает тебе заснуть. — Он всмотрелся в ее лицо, заметив темные круги под глазами. — День у тебя был длинный, и здесь ты уже несколько часов. Почему бы тебе не пойти лечь?
 — Я не устала, — упрямо ответила она. — Пожалуйста, уйдите.
 Джордан оглядел комнату.
 — Здесь совсем нет удобств. Я распоряжусь, чтобы завтра сюда принесли большое кресло и занавеси.
 — Я прихожу сюда работать. В моей мастерской в Самде было еще меньше вещей. Мне не нужны ваши «удобства».
 — Но мне нужны. — Он начал расхаживать по комнате, время от времени подходя к одному из окон. В голосе его звучала легкая насмешка: казалось, он посмеивается над самим собой. — Я не привык к такой спартанской обстановке. Холодно, неуютно! Я такого не выдержу. Я тебе уже говорил, какой я избалованный и изнеженный.
 Ей вдруг вспомнился он таким, каким навис над ней, прижав к каменном полу в церкви: сильный, примитивный, грубый, совершенно непохожий на изысканно светского человека, стоявшего сейчас перед ней. А потом у нее больно стиснуло сердце: он говорит так, словно собирается проводить в этой комнате долгие часы.
 — Я ничего о вас не думаю. Мне только хочется, чтобы вы оставили меня в покое. Он оглянулся, мягко ответив:
 — Но именно этого я не могу сделать. Я вдруг почувствовал непреодолимый интерес к искусству создания витражей. Поскольку ты не хочешь о нем рассказывать, мне придется самому за тобой наблюдать, чтобы во всем разобраться.
 Резко вдохнув воздух, она снова повернулась к столу.
 — Нет смысла спорить, когда вы настолько высокомерны и эгоистичны, что не думаете ни о ком, кроме самого себя. Я была бы очень благодарна вам, если бы вы или ушли, или замолчали.
 Марианна ощущала на себе его пристальный взгляд, но не оборачиваясь, решительно взялась за перо. Господи, ну пожалуйста, пусть он уйдет!
 Он не ушел. Она слышала его легкие шаги за своей спиной. Вот он остановился.
 Пытаясь сосредоточиться, она смотрела на свой набросок.
 — У тебя волосы сияют в свете свечей. Она начала рисовать розетку в верхнем углу витража.
 — Но не так сильно, как сегодня днем. Я не уверен, что ты говорила правду, уверяя меня, что ты не язычница. Когда ты застыла в потоке света, то казалась юной жрицей, возносящей молитву богу Солнца. Ты была почти в трансе. Я вспомнил, как ты говорила о цвете, служащем солнцу. — Он помолчал. — Ты служишь солнцу, Марианна.
 Его голос, негромкий, мягкий, овевал ее как теплое дыхание.
 — Я хотел прикоснуться к тебе. Знаешь, почему я этого не сделал?
 У нее дрожала рука. Стараясь вести твердую линию, она закончила розетку.
 — Ты была околдована, — но не мной. Я хочу сам стать твоим солнцем, хочу согреть тебя, чтобы ты открылась мне навстречу. Я буду ласкать тебя нежнее, чем эти солнечные лучи, я подарю тебе наслаждение, которого ты никогда не испытывала. — Его голос изменился, в нем звучала страсть.
 Марианна почувствовала, как по ее телу разливается странный жар.
 — Я не тронул тебя — и теперь жалею об этом. Нельзя упускать шанса только потому, что в мечтах все бывает несколько иначе. Я должен был взять все, что ты предлагала, а остальное пришло бы потом.
 Она быстро вскинула голову:
 — Я ничего не предлагала!
 — Разве? — Он сидел на полу под одним из окон, скрестив ноги по-турецки, чувствуя себя так же непринужденно, как в лесу или сегодня за обеденным столом. Лицо его оставалось в тени, вне круга света, отбрасываемого свечами, и ей виден был только блеск зеленых глаз, пристально глядящих на нее. — Попробуй вспомнить.
 Ей не хотелось вспоминать о том, что произошло в этой комнате днем. Она старалась забыть ту минуту непонятной слабости. И она ее забудет. Но для этого ей нужно как можно реже встречаться с Джорданом.
 — Я не хочу, чтобы вы снова сюда приходили. — Она заставила себя встретиться с ним взглядом. — И я хочу, чтобы эта дверь запиралась.
 — Я буду приходить сюда каждый день. — Он помолчал. — И никаких замков между нами не будет.
 Никогда.
 — Тогда я не буду обращать на вас никакого внимания, — отчаянно проговорила она. — Вам очень скоро наскучит тут сидеть и разговаривать с самим собой.
 — Мне тут не наскучит. Мне нравится на тебя смотреть. Я обещаю тебя не беспокоить. Я буду смирно сидеть, погруженный в свои мысли. — Он улыбнулся. — Я уверен, что ты не будешь возражать, если я время от времени буду ими с тобой делиться.
 — Буду возражать, — яростно ответила она.
 — Какая обида! Но мне все же кажется, что ты могла бы быть снисходительнее ко мне. Мы оба хотим одного и того же, только ты боишься в этом признаться.
 — Я не собираюсь признаваться в том, чего не чувствую.
 Она снова повернулась к столу и принялась прорисовывать бордюр. Не обращай на него внимания, приказала она себе. Его здесь нет. Важна только работа. Его здесь нет.
 Он был здесь. Молчаливый. Напряженный. Непреодолимый.
 Невыносимо!
 Бордюр начал дрожать и расплываться у нее перед глазами
 — Ради Бога, перестань плакать, — резко проговорил он. — Я этого не выношу!
 У нее по щекам бежали слезы.
 — Это из-за дыма от свечей. — Она поспешно вытерла глаза ладонями. — И вы не можете мне приказывать. — Она снова макнула перо в чернильницу. — Если вам это не нравится, уходите.
 — Мне это не нравится. — Он вдруг оказался на коленях перед ней. Бережно взяв у нее перо, он сунул его в чернильницу. — Но я не уйду, и я не допущу, чтобы ты… — Он заставил ее опуститься на пол, а потом встряхнул за плечи. — Прекрати!
 Но слезы не останавливались, а только текли все быстрее.
 — Неужели вы думаете, что я хочу… — Рыдание прервало ее слова. — Я ненавижу этот замок! Он огромный и темный, и здесь слишком много народа.
 — Ах, Бога ради! — Он рывком притянул ее к себе и, обхватив ладонью затылок, прижал ее лицо к своему плечу.
 — Отпустите меня!
 — Молчи.
 — Я хочу отсюда уехать. Они… они передо мной приседают!
 — Страшный грех. Я сейчас же положу этому конец.
 — Вы надо мной смеетесь.
 Голос его звучал хрипло:
 — Поверь, я не вижу тут ничего смешного.
 Она вдруг заметила, что уцепилась за него, как цеплялся за нее Алекс, просыпаясь после страшного сна. Она попробовала оттолкнуть его, но он только сильнее сжал ее в своих объятиях.
 — Перестань сопротивляться. Я не причиню тебе боли.
 — Нет, причините. Вы сделаете мне так же больно, как те люди — маме.
 — Это будет совсем по-другому. Тебе будет хорошо. Клянусь, тебе это понравится. — Он успокаивающе гладил ее по голове, а когда ее рыдания стихли, печально добавил: — Вернее, тебе это понравилось бы.
 — Мне это не понравилось бы. Из-за вас я чувствую себя странно… мне жарко… и…
 — Ш-ш, нам лучше сейчас не говорить о том, как ты себя из-за меня чувствуешь. — Он достал из рукава обшитый тонким кружевом носовой платок и утер ей щеки. — И ни в коем случае нельзя говорить о том, что чувствую я.
 Она сделала глубокий судорожный вдох и отстранилась от него.
 — Я не буду делать того, что мне не хочется.
 — Конечно, не будешь. — Он вложил ей в руки платок. — Высморкайся.
 Она взглянула на тонкое полотно и покачала головой.
 — Сморкайся, — приказал он. — Господи, хоть тут я настою на своем!
 Марианна высморкалась и сразу же почувствовала себя лучше.
 Он поднялся с колен и снова посадил ее на стул.
 — Можешь поработать еще час — но не больше. — Он повернулся к двери. — И завтра поспи подольше.
 Она с изумлением поняла, что он уходит.
 — Я никогда не сплю долго.
 — Завтра будешь. — Он оглянулся на нее. — Или я сам отнесу тебя обратно в постель.
 — Я не позволю вам… — начала было она, но, встретившись с ним взглядом, замолчала.
 — Не надо, — мягко сказал он. — Не начинай все сначала. Грегор объяснил мне, что я должен тщательно балансировать, но я не думаю, чтобы это мне удалось, если ты будешь все время спорить со мной. — Он открыл дверь, и свечи замигали на сквозняке. — Нам обоим придется держать себя в руках, и — видит Бог — для меня это нелегкая задача. Грегор может тебе подтвердить — сдержанностью я никогда не отличался.
 Весь вид Джордана в эту минуту подтверждал его слова: напружинившееся тело, лихорадочно блестевшие глаза, нетерпеливый взмах руки. Он застыл на пороге, готовый ринуться вон из комнаты.
 — Куда… куда вы идете?
 — Собираюсь нанести визит одной моей знакомой даме. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, чем мы будем заниматься?
 Марианна знала, чем он будет заниматься. Она могла ясно представить себе, как он лежит в постели с разметавшимися длинными волосами, внимательно наблюдая за тем, как…
 — Нет!
 — Я все равно не рассказал бы. Это было бы недопустимым нарушением правил поведения со стороны опекуна. — Закрывая за собой дверь, он бросил: — Спокойной ночи, Марианна.


* * *

 Когда Джордан въехал верхом во внутренний двор замка, Грегор поджидал его, прислонившись к каменной стене конюшни.
 — Не желаю слышать от тебя ни единого слова, — отрывисто произнес Джордан. Грегор игнорировал приказ:
 — Она не была готова.
 — Нет. — Джордан смотрел прямо перед собой невидящими глазами. — Она заплакала, черт подери!
 — Ах, а из-за тебя женщины еще никогда не плакали!
 — Это заставило меня почувствовать себя… Это было ужасно. — Он возмущенно посмотрел на Грегоpa. — Если бы я точно не знал, что такое невозможно, я поклялся бы, что это ты подучил ее, как себя вести.
 — Зачем? Ей достаточно просто быть самой собой. Куда ты едешь?
 — Ты еще спрашиваешь?
 Джордан пришпорил своего жеребца и вихрем пронесся через ворота замка.
 Подняв взгляд к единственному освещенному окну на башне, Грегор облегченно вздохнул.
 — Опасность была очень близко, голубка, — пробормотал он. За долгие годы, проведенные рядом с Джорданом, он еще не видел в нем такой страсти к женщине. Джордан во многом научился справляться со своей необузданной натурой, но он все равно оставался сыном Аны, а их обоих всегда неотступно манило недозволенное.
 Ну что же, Джордан сам принял решение избегать этого запретного плода, так что, возможно, на какое-то время Марианна в безопасности.
 Остается только ждать — и наблюдать.


* * *

 Первый, кого увидела Марианна, спустившись утром вниз, был Грегор. поджидавший ее в холле.
 — Ты сегодня рано встала, — ласково приветствовал он ее. — Это хорошо.
 — Да? — Меньше всего она собиралась выполнять приказ Джордана поспать утром подольше. Уже через минуту после того, как он вышел из мастерской, ее охватил стыд из-за отвратительной слабости, которую она проявила. — Сейчас не так уж и рано. Обычно я встаю еще до рассвета.
 — Какая ужасная привычка! Сам я предпочитаю поспать подольше, если у меня есть возможность.
 — Тогда почему же ты встал? — с нарочитой небрежностью спросила она. — И где Джордан?
 — Его нет. — Он помолчал, словно решая, следует ли ему ответить подробнее. — Он поехал навестить мадам Карразерс. Они давнишние друзья.
 Он провел ночь в постели этой женщины, и он по-прежнему с ней. В душе Марианны шевельнулось кое-то непонятное и болезненное чувство. Но это не гнев, сказала она себе. У нее нет для этого причины.
 Грегор взял ее за руку и повел в столовую.
 — Я уверен, что он скоро вернется.
 Может быть, это все-таки гнев, она возмущена только бесцеремонностью Джордана, пользующегося этой несчастной женщиной, чтобы утолить свою похоть.
 Но, в конце концов, какое ей дело до этого человека? Пусть развлекается как хочет.
 — Так почему же ты встал так рано? — снова повторила она.
 — Я хотел убедиться, что тебе хорошо.
 Его доброта ее глубоко тронула.
 — Настолько хорошо, насколько вообще возможно в этом доме.
 — Когда я только приехал, мне тоже было тут неуютно. — Грегор усадил ее за длинный стол, а сам уселся рядом. — В Кассане ничего столь величественного не было. Мы там живем очень просто. — Он вздохнул. — Как я по нему скучаю!
 — Тогда зачем ты сюда приехал?
 — Чтобы приглядывать за Джорданом.
 — Он нанял тебя в охранники?
 — Нет, меня не нанимали. Я приехал сам. — Грегор заметил ее любопытное лицо и усмехнулся: — Все очень просто. Джордан — один из нас, кассанцев. А нам не нравится, когда наши юноши начинают вести праздную и порочную жизнь, и становятся хуже, чем могли бы быть. Вот почему я приехал за ним приглядывать.
 Марианна опустила глаза в тарелку.
 — Мне кажется, он сам может прекрасно о себе заботиться.
 Грегор рассмеялся:
 — Ах, и тогда было так же. У этого девятнадцатилетнего парнишки цинизма хватило бы на нескольких взрослых мужчин. И неудивительно — ведь все обращались с ним так, словно наш мир и все, что в нем, созданы для его развлечения. Я никогда не видел настолько избалованного мальчишку. — Он поморщился. — И настолько вспыльчивого. Мы не раз с ним схлестывались, пока не пришли к согласию.
 — На его условиях или на твоих?
 — Конечно, на моих, — ответил он, удивившись. — По-другому и быть не могло. Его надо было приучить к дисциплине, попытаться обуздать этот бешеный темперамент, иначе с ним просто невозможно было бы иметь дело.
 — Наверное, нелегко тебе пришлось. Меня удивляет, что ты остался.
 — Не все было так уж плохо. Трудно противиться обаянию Джордана: он может приманить любую птицу, если пожелает.
 — И это искупало неприятные моменты?
 Грегор кивнул.
 — Когда он был самим собой, а не тем, в кого его превратили, рядом с ним сердцу было тепло. — Он кивком указал на стоящую перед ней чашку: — Я не хочу, чтобы ты сегодня плотно завтракала, но подкрепиться тебе обязательно нужно. Пей. Это шоколад.
 — Шоколад? — Марианна взялась за чашку. — Я его никогда не пробовала. Папа говорил, что он чудесный.
 — Райский напиток.
 Марианна осторожно сделала маленький глоток, потом отхлебнула побольше.
 — Он мне нравится.
 — И мне тоже. — Грегор осушил свою чашку и сделал слуге знак, чтобы тот снова ее наполнил. — У Меня вкус ко всему темному и необычному.
 — Тогда я не удивляюсь, что тебе нравится Джордан, — сухо отозвалась она. — В нем есть оба эти качества.
 — Ты все еще на него сердишься? На самом деле он ведет себя по отношению к тебе с редкой порядочностью. — Грегор поднес чашку к губам. — По крайней мере для Джордана. Но ты должна ему помочь.
 — У меня нет времени и желания думать о том, как помочь Джордану. Я приехала сюда, чтобы работать и присматривать за Алексом.
 — Это уже поможет. Чем меньше он тебя будет видеть, тем лучше. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Ты же не хочешь повторения вчерашней сцены? А когда вы все-таки будете встречаться, веди себя так же по-детски непосредственно, как Алекс.
 — Я не могу притворяться.
 — Тебе же было бы легче, если бы могла. — Увидев выражение ее лица, он безнадежно вздохнул. — А, ладно, поступай, как знаешь. Я постараюсь стоять между вами.
 — Спасибо. — Марианна неуверенно похлопала по его огромной лапище. — Мне не нужны защитники, но это — великодушное предложение.
 — Ты мне нравишься, — просто ответил он. — Но даже если бы ты мне не нравилась, я поступил бы так же. Это мой долг. Если случится то, чего я опасаюсь, это будет плохо и для самого Джордана. — Он заглянул в свою чашку. — Меня прислали присматривать не только за его телом, но и душой.
 — Полагаю, тебе лучше сосредоточить свое внимание на том, чтобы защищать его тело, — едко отозвалась она. — Я что-то не замечала признаков его неуловимой души.
 — Я замечал, — тихо ответил он. — Я видел, как он плакал над умершим ребенком, и я был с ним, когда он на спине нес раненого товарища — двадцать миль по степи. Я видел, как он корчился от душевной боли — такой сильной, что несколько дней он не говорил ни слова. Он прячет свою душу, но она здесь. — Грегор улыбнулся. — И мы должны позаботиться о том, чтобы он не повредил ей поступками, за которые потом не сможет себя простить. Допивай шоколад.
 Марианна послушно докончила чашку и поставила ее на стол.
 Грегор потянулся и нежно утер ей губы салфеткой.
 — Рай оставляет след на том, кто вкушает его наслаждения. — Он встал. — А теперь мы идем в конюшни.
 Марианна покачала головой:
 — Мне надо в мастерскую.
 — Не сегодня. Сегодня у вас с Алексом урок верховой езды. Вот почему я не хотел, чтобы ты наедалась.
 Она нахмурилась:
 — Я займусь этим в другой раз.
 — Сегодня. А завтра у тебя будет урок танцев, а послезавтра вы с Алексом начнете заниматься с местным викарием.
 — Ничего подобного.
 — Именно так. Это поможет тебе держаться подальше от Джордана.
 Марианна возмутилась:
 — Я не буду прятаться от Джордана даже для того, чтобы спасти его драгоценную душу. Если ты хочешь, чтобы я не попадалась ему на глаза, отпусти меня работать.
 — Мне и в голову бы не пришло лишить тебя твоей работы. Я все распланировал. Начиная с завтрашнего дня ты будешь работать с утра до полудня. По утрам освещение лучше. — Он радостно улыбнулся. — Это освободит вторую половину дня.
 — Мне не нужны уроки танцев, а папа говорил, что дал мне образование, которое лучше даже, чем то, что молодые джентльмены получают в…
 — Тогда ты удивишь и восхитишь викария. — Грегор подтолкнул ее к двери. — Но ты не можешь отрицать, что тебе надо научиться ездить верхом.
 — Да, но я… — Встретившись с ним взглядом, она замолчала. Ей вдруг стало понятно, как Грегору удалось приручить того необузданного развращенного юношу, каким был молодой Джордан Дрейкен. Лицо у Грегора было добрым, но совершенно неумолимым. Она чуть слышно возразила: — Но мне действительно надо работать.
 — После урока, — кивнул он. — И горячей ванны. Скорее всего, у тебя поначалу все тело будет болеть. Ну а теперь нам надо подобрать тебе амазонку. Может, в гардеробе найдется что-нибудь подходящее…


* * *

 — Его сиятельство хотят вас видеть, мисс. — Миссис Дженсон задрожала от холода: по мастерской пронесся порыв ледяного ветра. — Они просят вашего присутствия во дворе замка.
 Марианна замерла, не отрывая глаз от своего эскиза.
 — Скажите его сиятельству, что я сейчас занята.
 Миссис Джексон поджала губы:
 — Они сказали: сейчас же, мисс. Они хотят проститься с вами перед отъездом.
 Она быстро подняла голову:
 — Он уезжает? Куда?
 — В Лондон, насколько я понимаю. — Снова вздрогнув, она поплотнее закуталась в шаль. — Вам бы надо закрыть эти ставни. Вы тут до смерти простудитесь.
 — Мне нравится, — рассеянно отозвалась Марианна.
 Он уезжает. Она тщательно избегала его всю последнюю неделю, а теперь в этом не будет необходимости. Почему же вместо облегчения она чувствует какую-тo странную тоску?
 — Грегор поедет с ним?
 — Право же, не знаю. — И миссис Дженсон укоризненно добавила: — Вы заставляете его сиятельство дожидаться.
 А это недопустимо, подумала про себя Марианна. Миссис Дженсон совершенно покорена Джорданом, и ей в голову не может прийти, что кто-то осмелится нарушить его приказ. И она не одна думает так. За дни, проведенные в Камбароне, Марианна успела увидеть, с какой искренней любовью относятся к Джордану слуги, как спешат выполнить любое его желание. Видимо, Грегор прав: он, как никто другой, обладает даром привлекать сердца.
 Она положила перо в чернильницу и встала:
 — Безусловно, нельзя заставлять его ждать даже лишнюю минуту.
 Миссис Дженсон улыбнулась и начала опускаться в реверансе, но вдруг замерла, растерянно глядя на Марианну:
 — Прошу прощения, мисс. Вы, наверное, считаете меня глупой старухой.
 Видимо, Джордан поговорил с ней после той ночи в башне, потому что домоправительница старалась избавиться от годами выработанной привычки. Как правило, у нее ничего не получалось, и Марианна искренне сожалела о тех словах, что необдуманно вырвались у нее. Она вздохнула:
 — Это не важно, миссис Дженсон. Поступайте, как вам хочется.
 — Нет, важно. Его сиятельство будут мною очень недовольны.
 — Я с ним поговорю. — Встав, она направилась к двери. — Просто я росла в совершенно других условиях и не привыкла к такому обращению. Сейчас я уже притерпелась.
 Это была ложь. Она по-прежнему чувствовала себя здесь неуютно. Вот Алекс — тот великолепно освоился и был счастлив, как никогда. Да и почему бы ему не чувствовать себя счастливым? Он потерял все — а потом попал в Камбарон, где полчища слуг только и думали о том, как бы угодить ему и развлечь его: такому детству мог бы позавидовать даже принц. Ей придется тщательно следить, чтобы его тут не разбаловали вконец. Когда придет время отсюда бежать, она не сможет предоставить ему ничего лучше, чем самый убогий коттедж егеря.
 Джордан стоял и ждал ее возле легкого фаэтона, запряженного двумя великолепными гнедыми.
 — Однако ты не торопилась. — Он сделал знак, чтобы младший конюх подержал лошадей, и взял Марианну за руку. — Пройдись со мной.
 Она сразу же напряглась, и по губам его скользнула язвительная усмешка:
 — Не бойся. Я не намереваюсь покуситься на твою добродетель на дворе на виду у всех слуг. Он повел ее к фонтану в центре двора.
 — Я не боюсь. Я просто не люблю, когда до меня дотрагиваются.
 — Похвальная позиция для невинной девушки, — сказал он. — Не будь я твоим опекуном, я мог бы с тобой поспорить. Однажды мне показалось, что тебе это не так уж неприятно. — Его пальцы сильнее сжались на ее руке, когда она попыталась высвободиться. — Но поскольку я решил, что мой удел — держаться от тебя на почтительном расстоянии, я таких слов произносить не стану.
 Марианна фыркнула.
 Джордан улыбнулся:
 — Знаешь, мне ведь в самом деле будет не хватать этого далеко не изящного звука! Леди Лондона скорее упадут в обморок, чем…
 — Мне не интересно, что делают леди в Лондоне. Если верить Грегору, они только разрисовывают фарфоровые чашечки да беспокоятся, какое платье выбрать.
 — О, их можно убедить изредка пуститься на более смелые предприятия.
 — Как мадам Карразерс? — Марианна не собиралась говорить об этом, но не смогла удержаться.
 Его улыбка поблекла.
 — Грегор был чрезвычайно несдержан.
 — Он только упомянул… — Она постаралась беззаботно пожать плечами. — Вы провели там два дня.
 — Лаура — одинокая женщина. Она осталась вдовой после всего трех лет замужества, и она любит общество.
 — Вы не обязаны мне что-то объяснять. Папа говорил мне, что у джентльменов в Англии есть обычай иметь любовниц.
 Он плотно сжал губы.
 — Тогда твой папа был так же несдержан, как Грегор.
 — Папа считал, что и дух, и речь должны быть свободны, и человеку не следует заботиться о том, что подумают окружающие.
 — Боже правый, если бы я не знал, что он поэт, я бы догадался об этом по одному такому странному высказыванию. А ты тоже считаешь, что дух должен быть свободен?
 — Конечно! А вы разве так не думаете?
 — То, что думаю я, тебе знать вовсе не обязательно. Лаура мне не любовница. Мы просто развлекаем друг друга. — Джордан помолчал. — Я объясню тебе статус любовницы когда-нибудь позже.
 Марианне вдруг стало трудно дышать.
 — Меня не интересуют ваши любовницы или как вы их там называете…
 — Прекрасно, потому что я отказываюсь с тобой это обсуждать. — Он облокотился о край каменной чаши фонтана. — Невинным девушкам не следует…
 — Прекратите меня так называть!
 — Я должен все время себе об этом напоминать. Грегор тебе подтвердит: у меня очень плохая память, когда мне это выгодно. — Он опустил взгляд к играющим струям фонтана. — Но, по правде говоря, в данном случае это мало помогает. Мне абсолютно все равно, невинная ты или нет. Даже наоборот: перспектива показать тебе радости плоти кажется еще привлекательнее.
 Марианна ярко покраснела.
 — Миссис Дженсон сказала, что вы хотели со мной попрощаться. Прощайте, ваше сиятельство.
 — Нет, я еще не все сказал. — Он оторвал взгляд от воды. — Я тебя хочу.
 Марианна застыла, ошеломленная. Она не ожидала услышать такое прямое, болезненное признание.
 — Вы просто хотите женщину, чтобы удовлетворить свою похоть. Возвращайтесь к мадам Карразерс.
 — Обещаю тебе вернуться к ней — и еще ко многим другим женщинам. Я вовсе не желаю испытывать такую страсть к упрямой девчонке, которая к тому же может оказаться моим противником. Я надеюсь, что это — временное безумие, которое вскоре пройдет. — Он заглянул ей в глаза. — Видишь, я пытаюсь быть с тобой честным, потому что хочу, чтобы ты поверила мне. Дело не только в страсти… — Он помолчал. — Мне нравишься ты сама, твое мужество, стойкость — и даже твое проклятое упрямство. Я… восхищаюсь тобой. А мне хочется, чтобы со временем мы стали друзьями.
 Она изумленно смотрела на него.
 — Господи, да почему, по-твоему, я не уложил тебя в мою постель на «Морской буре»? — взорвался он. — Ты связала меня по рукам и ногам. Я понял, что не могу действовать против твоей воли. И в башне было то же самое!
 — Я ничего с вами не делала!
 — Ты меня связала, — повторил он сквозь зубы. — И мне это ничуть не нравится. — Он глубоко вздохнул, а потом выражение его лица вдруг резко изменилось и снова стало привычно насмешливым. — Но я с этим примирился, и теперь в голове у меня возникла новая идея. Думаю, она понравится тебе больше.
 — Какая идея?
 — Мы станем друзьями.
 Марианна с сомнением покачала головой.
 — Я повторяю: мы станем друзьями.
 Голос его звучал так мрачно, что она невольно улыбнулась:
 — Или вы мне голову отрубите?
 — Я имел в виду не эту альтернативу. — Повернувшись, он зашагал к фаэтону. — Я решил, что надо дать тебе время привыкнуть к этой мысли до моего возвращения из Лондона.
 Марианна шла за ним следом, озадаченно глядя на его решительно выпрямленную спину.
 — И когда это будет?
 — В ближайшие две недели.
 С иронией она проговорила:
 — Как мило, что вы предоставляете мне столько времени! Ваше терпение просто изумительно.
 — Я никогда не утверждал, что терпелив. У меня масса достоинств, но терпение не входит в их число. — Он сел в фаэтон и взял в руки вожжи. — Я уверен, ты найдешь, чем себя занять, пока меня не будет. Я оставляю здесь Грегора, чтобы он тебя развлекал.
 Марианна постаралась не показать, какое облегчение она испытала, узнав, что будет не одна в этом огромном замке.
 — Развлекал или сторожил?
 — Я не боюсь, что ты убежишь. Сейчас ты рисковала бы потерять слишком многое. У тебя нет денег — и ты не захочешь вернуть Алекса к прежней жизни, полной лишений. Вспомни голод, холод, опасность, грозящую отовсюду. Могу тебя уверить: Англия с бедняками может быть столь же беспощадной.
 Он повторял ей вслух все страхи, владевшие ею со дня приезда в эту страну.
 — Я останусь здесь ровно на столько, на сколько сочту нужным.
 — Тогда мы должны позаботиться о том, чтобы ты оставалась здесь, пока не будут достигнуты наши цели: твоя и моя.
 Джедалар!
 Он встретил ее взгляд и кивнул:
 — Мы могли бы действовать сообща. Тебе это было бы гораздо легче.
 — Нет, не легче. Наши цели не совпадают. И Джедалар вы не получите никогда. — Марианна направилась к лестнице. — Приятного путешествия.
 — Сегодня днем приедет твоя дуэнья, — крикнул он ей вслед.
 Марианна резко обернулась:
 — Дуэнья?
 — Грегор предложил нанять тебе личную горничную, но я решил, что между нами нужно воздвигнуть гораздо более страшное препятствие. — Джордан поморщился. — И поскольку я не знаю никого страшнее кузины Дороти, я послал за ней.
 — Я не потерплю дуэньи! Святые небеса, неужели в Камбароне недостаточно много народа?
 — Ты увидишь, что такое достаточно, когда приедет кузина Дороти.
 Джордан дернул вожжи, и лошади рванули вперед.
 — Удачи тебе!
 — Кузина Дороти? — спросил Грегор, спускаясь к Марианне по ступеням замка. — Что там насчет кузины Дороти?
 Марианна проводила взглядом выезжающего за ворота Джордана.
 — Она едет сюда, чтобы быть моей дуэньей. Он пригласил ее. Кто такая кузина Дороти?
 — Леди Дороти Кинмар из Дорчестера, троюродная сестра Джордана. — Грегор вдруг улыбнулся. — Это хорошо. Джордан всегда находил, что с ней трудно иметь дело.
 — Это вовсе не хорошо. Мне не нужна дуэнья. Почему никто меня не слушает? Я хочу только работать!
 — Никто не нуждается в дуэнье больше, чем ты, и кузина Дороти прекрасно подойдет. — Он похлопал Марианну по плечу. — Не тревожься. По-моему, она тебе понравится. У нее острый язычок, но доброе сердце. И она хорошо образованна — для женщины. Ее называют… — Он нахмурился, пытаясь вспомнить нужное слово.-…Синий чулок!
 — Мне не интересно, как ее называют. Когда она приедет, отправь ее обратно.
 Грегор покачал головой:
 — Если хочешь, сделай это сама. — Он ухмыльнулся. — Но постарайся, чтобы я при этом присутствовал. Это обещает быть интересным зрелищем.




 6.


 — Где она? — Звучный женский голос гулко разнесся по высокому холлу. — Я хочу на нее посмотреть!
 — Кузина Дороти, — пробормотал Грегор, пропуская Марианну впереди себя в дверь кабинета. — Что ж, поспешим отправить ее восвояси.
 Величавой женщине, стоявшей в холле, было около тридцати. Высокая — выше многих мужчин, она распространяла вокруг себя атмосферу властности и уверенности в себе. На ней было модное лиловое шелковое платье, удивительно шедшее к ее белой коже и густым каштановым волосам. Небольшая шляпка, украшенная лиловыми перьями, была кокетливо сдвинута на высокий лоб и скорее подчеркивала, чем скрывала массу волос, стянутых в гладкий пучок. Красивой ее назвать было нельзя, но в ее карих глазах сверкало жизнелюбие, спина была гордо выпрямлена, манера держаться — превосходна. Услышав шаги Грегора и Марианны, она стремительно повернулась к ним.
 — Добрый день, Грегор. — Она перевела взгляд на Марианну. — Это и есть та девушка?
 — Я — Марианна Сэндерс, миледи.
 — Гром и молния, неудивительно, что Джордан решил меня вызвать. — Она осмотрела Марианну с головы до ног. — Великолепна. Сколько ей?
 — Шестнадцать, — ответил Грегор,
 — И сколько она пробыла в его доме?
 — В Камбароне — неделю.
 — А до того?
 — Мы привезли ее из Монтавии.
 Дороти Кинмар застонала:
 — И он ожидает, что я все исправлю? Наверняка пойдут сплетни.
 — Он ничуть в вас не сомневается.
 Марианне надоело, что они разговаривают так, словно ее тут нет.
 — Мне не нужна дуэнья. Вы очень добры, что приехали, но я думаю, что вам следует вернуться обратно в…
 — Помолчи, девочка. — Дороти кусала нижнюю губу. — Решить эту задачу очень непросто. Но если подойти к делу с умом…
 — Не буду я молчать, — сказала Марианна. С нее больше чем достаточно! Она выпрямилась во весь рост, но все равно казалась трогательно хрупкой рядом с этой великаншей. — Не думайте, что я позволю распоряжаться собой, как вам вздумается. Вы мне не нужны, я вас не потерплю, и дело с концом.
 Резко повернувшись, она быстро стала подниматься по лестнице. У себя за спиной она слышала хохот Грегора и ощущала на себе изумленный взгляд женщины, провожавший ее, пока она не скрылась из вида.
 Спустя несколько секунд Марианна уже захлопнула за собой дверь мастерской на башне и поспешно подошла к рабочему столу. В ту же минуту в ней поднялось чувство умиротворенности, заглушившее гнев. Вот ее мир. Здесь она в безопасности и не позволит им увести себя отсюда. Сначала Грегор с его уроками, а теперь эта дракониха, которая смотрит на нее так, словно она — кусок сажи, упавший из дымохода в чисто убранную комнату.
 — Зря ты горячишься. Я могу оказаться тебе полезна.
 Марианна застыла, недоверчиво глядя на дверь, которую закрывала за собой вошедшая в мастерскую Дороти Кинмар. Женщина осмотрела спартански обставленную комнату:
 — Здесь довольно мило.
 Марианна недоверчиво уставилась на нее.
 — Ты со мной не согласна?
 — Вы — первый человек, от которого я это слышу, — с удивлением сказала Марианна. — Все остальные считают, что здесь ужасно пустынно и неуютно…
 — Комфорт мешает, когда приглашаешь к себе музу. В моем доме в Дорчестере я пишу в похожей комнате. — Она улыбнулась. — Хотя должна признаться, что балую себя зажженным камином.
 Улыбка у нее была необыкновенно милая: ее резкие черты вдруг смягчились и потеплели. Губы Марианны помимо ее воли дрогнули в ответной улыбке.
 — А я тепло одеваюсь. Вы пишете?
 — Я написала несколько книг относительно постыдного отсутствия свободы для женщин в нашем обществе. — С гордостью она добавила: — И сама Мэри Уоллстонкрафт сделала мне честь и написала письмо, в котором хвалила одну из моих первых публикаций.
 Явно предполагалось, что Марианна знает, кто такая эта Мэри Уоллстонкрафт.
 — Как приятно.
 Дороти осмотрела мастерскую:
 — Со времени приезда ты мало что успела сделать.
 — Меня все время прерывают. Чего я сейчас и пытаюсь избежать.
 Дороти пропустила мимо ушей этот недвусмысленный намек.
 — И хорошо у тебя получается эта твоя работа со стеклом?
 — Очень хорошо. А будет еще намного лучше.
 На этот раз Дороти улыбнулась совсем широко, от души, показав крупные ровные зубы.
 — А ты мне нравишься! По крайней мере, ты не бормочешь, смущенно потупив глазки и теребя оборку на платье. Женщина должна быть уверена в себе. Грегор сказал мне, что твой отец тоже писал. Это правда?
 — Мой отец был поэтом.
 — Ах, вот как! — Дороти была явно разочарована. — Я редко читаю стихи. Неудивительно, что я никогда о нем не слышала.
 — У него опубликовано только одно стихотворение — пять лет тому назад. «Ода осеннему дню». Оно было чудесное.
 Дороти пытливо посмотрела на Марианну:
 — В самом деле чудесное?
 К собственному изумлению, Марианна ответила правду:
 — Нет. Поэт он был плохой, но человек — очень хороший.
 — И ты ему лгала и хвалила его, и он был счастлив. — Дороти скривила губы. — И подставляла шею, чтобы по ней проехала колесница поработителя.
 — Он вовсе не был поработителем, и я не вижу ничего дурного в том, чтобы делать счастливыми тех, кого любишь. — Да почему они все время нападают на ее милого, доброго папу! Сначала Джордан, теперь эта женщина. — Вам пора ехать, миледи.
 — Дороги. — Она нетерпеливо взмахнула рукой. — Я тебя, кажется, обидела. Что поделать, такой уж у меня характер. Я не из тех, кто выбирает слова. Но ведь и ты, как я убедилась, — она с усмешкой посмотрела на Марианну, — умеешь любому дать отпор. Кажется, мы с тобой неплохо поладим — я этого не ожидала. Ты не пресная простушка. Я боялась, что при первом же щелчке ты упадешь в обморок и мне придется бежать за нюхательной солью. — Она поморщилась. — Я терпеть не могу этих глупостей.
 — Вам ничего терпеть не придется… у себя в Дорчестере. — Марианна помолчала. — Вы мне здесь не нужны.
 — Грегор считает, что нужна, и Джордан, уж конечно, не пригласил бы меня сюда, не будь у него на это причин. — Прищурившись, она всмотрелась в лицо девушки. — Скажи, он тебя добивался?
 Прямой вопрос заставил щеки Марианны густо покраснеть.
 — Можешь не отвечать. В высшей степени необычно. Джордан всегда решительно избегал молоденьких. — Дороти цинично улыбнулась. — И что еще более необычно — он решил защитить тебя от своих желаний. — Она подошла к окну и стала смотреть на дальние холмы. — Все это потребует колоссальных усилий. Я могла бы сделать так, чтобы общего тебя приняло, но…
 — Мне нет дела до вашего общества, — горячо воскликнула Марианна. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
 — А как насчет твоего брата? Дети бывают очень жестокими и следуют примеру взрослых. Ты бы хотела, чтобы деревенские ребятишки бросали в него камнями и грязными словами из-за того, что его сестра — шлюха?
 — Нет!
 — Тогда надо, чтобы ты ни в чьих глазах не была шлюхой.
 Этот же довод приводил Грегор — опровергнуть его Марианна не могла.
 — И надо полагать, одного вашего присутствия будет достаточно, чтобы этого не случилось?
 — Нет, потребуется гораздо большее. Хотя я умею держаться так, что люди робкие мгновенно скисают.
 «И даже не очень робкие», — добавила про себя Марианна.
 — И, благодаря моему отцу, который был бессовестным сплетником, я имею в запасе скандальные тайны практически всех семейств, принятых при дворе принца-регента.
 — И какой в них прок?
 Дороти изумленно подняла брови.
 — Это первый признак наивности, который я в тебе заметила. Все-таки ты еще слишком юная и неопытная, да и росла ты совсем в другой обстановке. Это — оружие, милочка, и оружие грозное. — Она выпрямилась во весь свой внушительный рост. — А теперь мы должны прийти к соглашению. Я не намерена воевать и с обществом, и с тобой. Ты будешь помогать мне?
 А что еще ей остается, раз надо защитить Алекса? Придется смириться с неизбежностью. Она с самого начала знала, что жизнь в Камбароне не будет для нее раем.
 — В разумных пределах, — нехотя сказала она и быстро добавила: — Но с условием, что это не должно мешать моей работе.
 — Договорились. Мы сможем это сделать. — Дороти нахмурилась. — Нам надо придумать план.
 — Вы хотите сказать — ложь. Вы говорите точно так же, как Грегор.
 — На самом деле идея Грегора не так уж плоха, мы можем взять ее за основу, но этого явно недостаточно. Тебе пока только пятнадцать, до шестнадцати еще далеко. Конечно, это всего год, но, поскольку все знают, как Джордан не любит молоденьких девушек, это немного поможет нам. И мы скажем, что ты — заумная юная мисс, которую интересуют только уроки да ее хобби.
 — Работа со стеклом для меня не хобби.
 — Теперь — хобби. Общество не принимает ремесленников.
 — Тем больше у меня оснований не пытаться в него войти.
 — А твой брат? — напомнила ей Дороти.
 Марианна стиснула в пальцах перо.
 — Я не потрачу на эту чепуху ни одной лишней минуты!
 — Не беспокойся, ты будешь появляться на людях крайне редко и только на короткий срок. Иначе, я боюсь, ты все испортишь. — Дороти нахмурилась. — Теперь, когда Джордан будет приезжать домой, надо, чтобы здесь всегда были гости. Ты ни в коем случае не должна оставаться с ним наедине.
 — Дом и так полон народа: сотни слуг, и Грегор, и…
 — Это не одно и то же, — нетерпеливо оборвала ее Дороти. — На людях он должен быть снисходителен — и, возможно, даже относиться к тебе с некоторой скукой. — Она с отвращением встряхнула головой. — Я, наверное, сошла с ума. Что я пытаюсь сделать? Спасти репутацию девушки, оказавшейся в доме Герцога Бриллиантов!
 — Герцога Бриллиантов?
 — Один из титулов, который достался Джордану не по наследству. Он его сам заработал. — Заметив, что Марианна заинтересовалась, она объяснила: — В шестнадцать он вышел из университета и стал любимцем королевского двора, так же как прежде был любимцем Камбарона. Отцовские деньги он получил только после совершеннолетия, но от другой ветви семьи унаследовал состояние, которым мог распоряжаться сразу же. Он стал записным волокитой и игроком, со страстью предавшись всем возможным порокам.
 Примерно то же самое ей про себя рассказывал и сам Джордан.
 — И какое отношение имеют бриллианты…
 — Джордану в собственность достались и алмазные копи в Африке. Одно время у него была привычка носить при себе мешочек с бриллиантами для этих жутких женщин, с которыми он резвился.
 Марианна вспомнила, как Джордан спрашивал ее, не хочется ли ей получить бриллианты. «Женщинам обычно нравится то, что сверкает».
 Она и в тот момент почувствовала, что он говорит на основании собственного опыта, но почему-то это открытие больно ранило ее.
 — Он преподносил им бриллианты?
 На лице Дороти впервые промелькнула неуверенность:
 — Не… не думаю. Почему-то, когда упоминались бриллианты, все страшно хохотали. — Марианне показалось, что Дороти слегка смутилась. — Во всяком случае, за Джорданом надолго укрепилась слава блестящего и очаровательного развратника.
 — И так было до тех пор, пока не появился Грегор?
 — О, и потом еще несколько лет. Джордана приручить оказалось не так-то легко. Грегор старался изо всех сил, но главным виновником перемены, происшедшей в характере Джордана, стал — кто бы ты думала? — Наполеон. — Заметив удивление Марианны, она пояснила: — Джордан за что-то страшно невзлюбил этого маленького корсиканца и со свойственным ему пылом окунулся в политические интриги. — Дороти предупреждающе подняла руку: — Подробностей я не знаю. Да меня это и не интересует. Слишком много несправедливостей творится вокруг домашнего очага, чтобы я искала причин для беспокойства на другой стороне пролива. Однако мы сейчас должны благодарить Бога, что дела задерживают Джордана вдали от дома. Он ведь нечасто бывает в Камбароне.
 —Да.
 — Вот видишь, все складывается как нельзя лучше. Так улыбнись, девочка. Ты слишком серьезная. Серьезность годится только в самых важных вещах. Бог свидетель, их и без того слишком много, так что печали в жизни хватает. — Она собралась уходить. — Теперь я пойду распакую вещи и отправлю кучера обратно в Дорчестер. Какую комнату тебе отвели?
 — Синюю.
 — Господи, это совершенно не годится! Она еще сойдет для райских птичек Джордана, которые все равно не замечают, день стоит на улице или ночь, но ты там задохнешься. Неудивительно, что ты так цепляешься за эту башню. Я распоряжусь, чтобы тебе поменяли комнату. Что-нибудь посветлее и более открытое? — Увидев по лицу Марианны, что она совершенно озадачена, Дороти изумилась: — Если та комната тебе не понравилась, почему же ты ее не поменяла?
 — Я думала, тут все спальни такие. Комната Алекса не многим лучше.
 — Ему это неприятно?
 — Он ее даже не замечает. Для него это только место, где можно спать и играть в дождливые дни. Почти все время он проводит в конюшне.
 — Но ты, похоже, замечаешь все. — Дороти в задумчивости помолчала, а потом негромко сказала: — Послушай, Марианна, ты попала в новый, непривычный мир, а это всегда поначалу немного пугает. Грегор говорит, что у тебя есть мужество, но одного мужества недостаточно. По-моему, если бы ты могла отнестись к Камбарону так, словно это твой витраж, который ты можешь переделать по своему вкусу, ты была бы счастливее.
 — Переделать? — удивленно переспросила Марианна.
 — А ты что думала, что Камбарон все последние шестьсот лет не менялся? Я думаю, если только ты не станешь ломать стены, Джордан возражать не станет. А может, даже и в этом случае. Он никакой любви к своему замку не питает. — И с озорной улыбкой она добавила: — К тому же большую часть времени его здесь не будет, так что обо всех переменах он узнает только из сообщений управляющего.
 Марианну вдруг охватило пьянящее веселье. Она поняла, что так плохо чувствовала себя в Камбароне не из-за самого замка, а из-за того, что не имела возможности менять и приспосабливать его к себе. Это была тюрьма, а теперь Дороти вдруг распахнула перед ней двери на волю.
 Но она все еще боялась поверить в свою удачу.
 — Вы серьезно думаете, что он позволит мне тут все переделать?
 — Джордан просил меня позаботиться о том, чтобы ты была довольна. Если это поможет, он не станет возражать.
 О да! Камбарон может стать гигантским витражом, который она создаст, чтобы служить солнцу. Робкая, неуверенная радость, только что зародившаяся в ее сердце, с каждой секундой все росла.
 — И мы приятно проведем время, тратя деньги Джордана. Пусть они лучше достанутся нам, чем одной из его потаскушек.
 С этими словами Дороти открыла дверь, чтобы уйти.
 — Подождите! Почему вы приехали, когда он за вами послал? — с любопытством спросила Марианна. — Ясно, что вы его не одобряете.
 — Я люблю этого плута, хотя его выходки частенько ставят меня в тупик. Мы одногодки, и детьми часто виделись. Несмотря на все наши ссоры, я по нему скучаю. — Она поморщилась. — Кроме того, в Дорчестере чудовищно скучно, а рядом с Джорданом скучать не приходится.
 — И это все?
 Немного поколебавшись, Дороти пожала плечами:
 — Нет. Я у него в долгу. Когда-то он оказал мне огромную услугу. — Она резко переменила тему разговора: — Можешь поработать здесь еще четыре часа, а потом тебе надо будет пойти со мной осмотреть спальни и выбрать ту, которая тебе понравится. Это надо сделать, пока не стемнело.
 И тихо, но решительно она закрыла за собой дверь мастерской.
 Впервые с той минуты, когда в полумраке разрушенной церкви Марианна увидела незнакомца в черном плаще, в ее сердце загорелась искра надежды. До сих пор она словно шла по зыбучим пескам, не зная, куда ступить, где найти опору. Все было неясно и непрочно: и ее положение то ли пленницы, то ли гостьи, и ее будущее, и главное — ее собственные чувства.
 Но неожиданное предложение Дороти все изменило — она вновь ощутила себя хозяйкой своей судьбы.


* * *

 Он едет!
 Марианна увидела, как по дороге несется пара гнедых. Кони летели словно ветер. Джордан умело управлял фаэтоном. Господи милосердный, она не думала, что он будет мчаться с такой убийственной скоростью. Если она его не остановит, он пронесется мимо нее, оставив дышать пылью.
 Глубоко вздохнув, она шагнула из придорожных кустов прямо на дорогу.
 Гнедые взвились на дыбы!
 Фаэтон опасно накренился, когда Джордан вскочил на ноги, пытаясь удержать лошадей.
 Остановившись как вкопанная, Марианна с изумлением взирала на происходящее.
 Справившись наконец с лошадьми, Джордан вполголоса чертыхнулся.
 — Господи, что это на тебя нашло? Ты хотела всех нас убить?
 Она обиженно выпрямилась:
 — Откуда мне было знать, что они будут так глупо себя вести? Моя лошадь не такая пугливая.
 — Эти лошади выбираются за горячий нрав и быстрый бег, а не за послушание. — Он возмущенно посмотрел на нее. — Нельзя вот так выпрыгивать перед парой и думать, что они будут вести себя, как крестьянские лошадки с плугом!
 — Наверное, если бы вы их получше обучили… — Она замолчала, бросив на него хмурый взгляд. — Хорошо, я не права. Мне не следовало этого делать.
 — Да. — Он оценивающе посмотрел на нее. — Но обычно ты так легко в этом не признаешься. Что ты такое натворила?
 — Ничего я не натворила. Вы говорите так, словно я не старше Алекса.
 — Такой я тебя и пытался себе представить в последние несколько дней. Однако я сомневаюсь, чтобы даже Алекс мог поступить настолько легкомысленно, чтобы выскочить на дорогу перед парой несущихся лошадей.
 Марианна нетерпеливо взмахнула рукой.
 — Я хотела с вами поговорить. У меня к вам есть просьба.
 — Ты не могла подождать, пока я приеду в Камбарон?
 — Там Дороти, а она… Она умеет всегда настоять на своем, и она очень упорная. Она говорит, что вы возражать не станете, но я должна знать точно.
 — Просьба что-то затягивается, а разгоряченным лошадям нехорошо стоять. — Он протянул ей руку. — Залезай в фаэтон.
 Она с некоторой опаской покосилась на стоявших теперь смирно лошадей, но послушалась. Когда Джордан втянул ее наверх и усадил рядом с собой, ее начало немного подташнивать. В этом открытом экипаже с высокими сиденьями она чувствовала себя страшно неуверенной.
 — Наверно, мне лучше слезть и пойти рядом.
 — Глупости. — Он шевельнул вожжами, и гнедые рванули вперед. — Так что же у тебя за просьба?
 Марианна выпалила:
 — Дороти говорит, вы не будете возражать, если я сделаю витражи на окна замка. — Она помолчала, потом добавила: —И, может быть, украшения на стены.
 — А почему я должен возражать? Если твоя работа будет хорошей, то замок только выиграет. — Прищурившись, он изучающе посмотрел ей в лицо. — Это все?
 — Ну… не совсем. — Она нервно облизала губы. — Вы не разрешите мне вырезать дыру в крыше?
 Джордан изумленно моргнул.
 — Извини — что? Не будет ли в замке слишком ветрено?
 — Не во всей крыше. Только в южном крыле, где расположена бальная зала.
 — Ясно. — Серьезно ответил он. — Утешает, что у нас останется кое-какая защита от непогоды. Я знал, что тебе не нравится Камбарон, но не думаешь ли ты, такие меры чересчур кардинальны?
 Он опять, по своему обыкновению, посмеивается над ней. Но сейчас Марианна пропустила мимо ушей его легкомысленный тон. Ей важно было договорить до конца.
 — Замку это не повредит. К тому же нам еще не скоро понадобится ее делать. Мы прорежем дыру, только когда я завершу всю необходимую подготовку.
 — Подготовку к чему?
 — К тому, чтобы сделать купол. — Видя его недоумение, она с жаром принялась объяснять: — Я всегда мечтала сделать купол! Прекрасный купол из витражей с цветами и вьющимися растениями и, может быть, с птицами. Разве это не великолепно?
 Он задумчиво рассматривал ее лицо:
 — Звучит совершенно потрясающе. И, кажется, это очень сложно. Ты уверена, что способна создать такой купол?
 Марианна кивнула:
 — Сами витражи — это совсем нетрудно. Сложность в другом — точно рассчитать и уравновесить их в виде купола. Я и сейчас хорошо работаю, и чем более сложные задачи я буду себе ставить, тем лучше будет моя работа. — И не без вызова она добавила: — А вы ведь хотите, чтобы я совершенствовала свое мастерство. Разве я не поэтому нахожусь здесь?
 Он не ответил на ее вызов.
 — И сколько времени займет это предприятие?
 — Не знаю. Много. Такая работа потребует немалых трудов.
 — Да, я это вижу. — Он сухо добавил: — А тем временем я должен жить с чудовищной дырой в крыше.
 У нее на лице отразилось разочарование.
 — Да. — Она покусала губы. — Вы правы, Я прошу слишком много.
 Он секунду помолчал:
 — И какого размера должна быть эта дыра?
 В ней снова вспыхнула надежда.
 — Не во всю бальную залу. Купол будет в центре.
 — Это утешает.
 Она смотрела на него затаив дыхание.
 — А, какого дьявола! — Он бесшабашно улыбнулся. — Какое мне дело до того, что ты разнесешь весь замок? Делай свой чертов купол.
 — Правда?
 — Правда. — Увидев, как просияло ее лицо, он покачал головой. — Как мало тебе нужно для счастья.
 — Это вовсе не мало. — Она была так взволнованна, что с трудом могла усидеть на месте. — Мастер так редко получает возможность выполнить подобную работу! Моя бабушка за всю свою жизнь смогла сделать всего два купола.
 — Ну, если ты не перестанешь вертеться, то погибнешь, не успев сделать ни одного. — Отозвался он. — Ты тревожишь лошадей.
 Ее это не волновало. Она была переполнена радостным предвкушением, даже проклятые лошади ее не пугали.
 — Похоже, вам удается с ними справляться.
 — Хочешь попробовать?
 Она изумленно посмотрела на него:
 —Я?
 — Новое впечатление. — Он передал ей вожжи и осторожно взял ее руки в свои. — Держи крепко, но не тяни.
 Власть. В ней поднялось возбуждение, когда она почувствовала, как натянуты вожжи. Столько силы и непокорства, и она держит их в руках, управляет ими!
 Он хохотнул:
 — Тебе понравилось.
 — Да! — восторженно выдохнула она. — Это… чудесно. Уберите руки. Дайте мне править одной.
 — Для начала хватит. — Он отобрал у нее вожжи. — Когда я в следующий раз приеду в Камбарон, я начну учить тебя править.
 — Обещаете?
 — Обещаю, — снисходительно улыбнулся он. — Если я как следует тебя займу, может, ты отложишь разрушение крыши до того момента, как закончатся зимние снегопады.
 Наверное, не время было сейчас говорить ему, что снова наступят снегопады и снова закончатся, прежде чем она завершит работу над куполом цветов.
 — Вы снова уезжаете?
 — Завтра утром.
 — Почему?
 — У меня дела за границей.
 — А когда вы вернетесь?
 Он пожал плечами:
 — Понятия не имею. Может, весной.
 Весной! Он не вернется до весны! Она сможет работать без помех, без этой непонятной душевной муки. Наверное, она еще просто до конца этого не осознала — иначе откуда вдруг нахлынула такая тоска?
 Уже показались ворота Камбарона. Как быстро! Марианна удивилась острому уколу разочарования. Впервые ей было так хорошо и легко в обществе Джордана. Эти последние минуты удивительно их сблизили. В манере Джордана не ощущалось даже намека на чувственность. Он был небрежно-снисходителен, как брат с младшей сестрой.
 Марианна искоса посмотрела на своего спутника.
 Лицо у него было невозмутимым, сдержанным, чуть ироничным. И в то же время слишком… Слишком гладким, словно на нем была надета маска.
 А он ведь и вправду носит маску, вдруг осознала она. Никогда нельзя догадаться, о чем он думает, пока он сам об этом не скажет.
 — И какие планы ты теперь строишь? — с шутливой тревогой спросил он. — Бальная зала — это одно, но я категорически отказываюсь разрешать проделывать дыру в крыше конюшни. Мои лошади гораздо чувствительнее моих знакомых.
 Какое ей дело до того, что прячется под этой маской? Он дал ей свое согласие! Он предоставил ей возможность создать купол!
 — Мне такое и в голову не пришло бы, — радостно улыбнулась она. — Вы не единственный человек, которому лошади нравятся больше, чем люди. Алекс тоже никогда не допустил бы подобного.


* * *

 — Уильям говорит, что на следующий год я уже смогу пересесть на лошадь побольше, — возбужденно поделился новостью Алекс, когда Марианна пришла посидеть с ним перед сном. — Но Грегор говорит, все равно не на такую большую, как у него.
 — Надо надеяться, — улыбнулась ему Марианна. — Иначе тебе придется влезать на край фонтана, чтобы сесть на нее верхом. — Она отвела прядь волос у него со лба, — Но не огорчайся, если придется остаться с твоим пони. Лошади стоят очень недешево. Мы не имеем права ничего просить у этих людей.
 — А нам и не надо просить: они просто сами дают, — зевнул Алекс. — И Джордан не будет против. Он рассказывал мне, что получил первую лошадь когда ему было пять лет, но все равно ездил и на своем старом пони, пока не стал слишком тяжелым для него
 — И почему он это делал?
 — Он сказал: никто не бросает старых друзей, когда появляются новые. — Алекс сонно улыбнулся. — Так что мне не придется бросать Кили. У меня просто появится новый друг.
 — У тебя здесь много новых друзей, правда?
 Алекс кивнул:
 — Мы им нравимся. — И тут же нахмурился: — Но мне немного неспокойно. Мама говорила, что нельзя брать, если не даешь взамен. Я все время беру, Марианна.
 А она? Смутное чувство вины шевельнулось в душе. Алекс своим чутким сердечком понял то, в чем она не хотела сознаться самой себе. Джордан обещал им приют и защиту, но дал гораздо больше — он дал им доброту. Он привез их сюда, в безопасное место, и обращается с Алексом как с любимым младшим братом.
 Но он делает это только из-за Джедалара!
 Нет. Ему ничего не стоило дать ей место для работы, и она уже была бы счастлива. Джордан достаточно проницателен, чтобы понять это.
 Может быть, он добр только потому, что хочет ее — как женщину. При мысли об этом Марианна почувствовала, как краска приливает к ее щекам. Хорошо, что в комнате царит полумрак и Алекс не видит ее.
 Но в страсти Джордана не видно было расчета: она налетела стремительно, как летняя буря. Когда он понял, что эта буря грозит ей болью, он прогнал свою страсть.
 — Марианна, что я могу ему дать? — спросил Алекс. — У него есть так много всего…
 — Не спеши. Он вернется только весной. Ты что-нибудь придумаешь, — мягко успокоила она брата. Наклонившись, она ласково поцеловала его в щеку. — Сюрпризы всегда бывают приятны. Спокойной ночи, Алекс.
 Задув свечу, она пошла к двери.
 Простодушные слова Алекса смутили ее. Она вспомнила то утро перед отплытием из Монтавии, когда сказала Джордану, что возьмет у него все и не даст взамен ничего. Эта мысль служила ей утешением в минуты отчаяния, была ее единственным оружием. Но оружие не направляют против того, кто так добр к тебе. Дары, по какой бы причине они ни делались, следует возвращать. Насколько легче было бы, если бы Джордан оставался врагом, который пытается украсть у нее Окно в Поднебесье! А он начал постепенно проникать в их жизнь — и теперь уже стал ее частью. С этой истиной следует смириться.
 Джордан сказал, что они станут друзьями. Возможно, предлагая дружбу, он только надеется убедить ее отдать ему Джедалар. Другу отказать гораздо труднее, чем врагу.
 Но разве это в равной степени не относится и к самому Джордану? Решится ли он применить силу, чтобы заставить ее выполнить свое желание, если их будут связывать ровные, теплые отношения товарищества?
 Ровные? Это слово просто смешно в применении к Джордану Дрейкену! С самого первого момента их встречи ее жизнь наполнилась смятением и борьбой.
 И все же… Бывали минуты, когда ей становилось удивительно тепло и хорошо рядом с ним. Так было на «Морской буре», так было сегодня днем.
 Может быть, они все-таки сумеют стать друзьями.


* * *



15 апреля 1809 года



Пекбрей, Монтавия

 — Ну, какие новости? Ты ее нашел? — нетерпеливо спросил Небров, едва Маркус Костейн переступил порог комнаты.
 — Не совсем. — Костейн колебался. — Но, похоже, я знаю, где она.
 — Тогда почему же ты не приволок ее сюда? — нахмурился Небров.
 — Это очень трудно…
 — Я не желаю ничего слышать о трудностях. Я желаю только слышать о том, как ты их преодолел.
 — Я приехал, чтобы спросить, следует ли мне преодолевать данные трудности. — Он помолчал. — Я имею основания полагать, что дети находятся под покровительством герцога Камбаронского.
 — Дрейкена? — Небров разразился грязной руганью. — А почему бы и нет? Этого следовало ожидать — при тех неудачах, что меня преследуют. Ты уверен?
 Костейн покачал головой:
 — Я не берусь утверждать, но герцог отплыл из Домаджо как раз два месяца тому назад. Я порасспрашивал в порту, и мне сказали, что он приехал туда прямо из Таленки.
 — Окно в Поднебесье! — Небров скривил губы. — Ну, по крайней мере, ему оно тоже не досталось.
 — Но ему могли достаться дети, если они бежали в Таленку после того, как мы убили их мать. Перед отплытием человек Дрейкена, Грегор Дамек, обошел все магазины, чтобы купить одежду для маленького мальчика и юной девушки. Он очень спешил, потому что они должны были отплыть в полночь — в Англию.
 — Значит, они у него, — пробормотал Небров раздраженно.
 — Но знает ли он, что именно он держит в руках?
 — Конечно, знает. Он же связан с Кассаном! Я готов держать пари, что его послали в Таленку, чтобы он захватил Окно в Поднебесье, опередив меня. — Он злорадно усмехнулся. — Хотел бы я видеть, с каким лицом он смотрел на лежащие на полу осколки!
 — Но если девушка знает узор Окна, существует вероятность, что она сможет создать новое.
 —Нет!
 В бессильной злобе Небров ударил кулаком по столу.
 Почему Дрейкену вздумалось увезти эту сучку в Англию, куда ему не дотянуться?
 А впрочем… Кто сказал, что он туда не дотянется? Если проявить достаточно хитрости и терпения, можно взять любую крепость! Дрейкен — опасный соперник, но Небров знает уязвимые места в его броне. Англичанин не задумываясь убьет неприятеля, но он не станет пытать девушку, чтобы получить сведения о Джедаларе. Он не станет применять насилия, если терпение может принести успех, — и эта его слабость может обернуться на пользу Неброву.
 Пусть Дрейкен тратит на нее время и силы, а потом, когда настанет время, он отнимет у него победу!
 — Я думаю тебе следует съездить в Англию, Маркус, — сказал он Костейну. — Нам необходимо узнать, что происходит в Камбароне.




 7.




30 июня 1809 года



Камбарон, Англия

 — Как это на тебя похоже, Джордан: приехать без предупреждения! Семьдесят пять человек гостей? Ты думаешь, мы можем творить чудеса? — Стоя на середине широкой лестницы, ведущей в замок, Дороти с неодобрением наблюдала, как Джордан вылезает из фаэтона. — Тебе не пришло в голову, что у нас могут быть свои планы? Или ты по-прежнему считаешь, что все на свете только и мечтают исполнять любые твои капризы?
 — Я пришел к выводу, что, когда ждешь чудес, они обычно происходят. — Он улыбнулся. — Особенно если есть ты, чтобы их творить, Дороти. Я вчера был в маскараде и вдруг решил, что пришло время вернуться домой. Поскольку ты запретила мне приезжать без толпы сопровождающих, я пригласил всех, кто присутствовал на вечере.
 — Твое внезапное желание вернуться домой несколько удивляет, особенно учитывая то, что мы ожидали твоего приезда весной, а сейчас уже лето.
 — Ты по мне скучала? — поддразнил он Дороти.
 — У меня не было на это времени, — сухо отозвалась она. — Я слишком занята своими делами, чтобы беспокоиться из-за твоих. — Она всмотрелась в его лицо. — У тебя усталый вид.
 — Рассеянный образ жизни.
 — Ты думаешь, я не знаю разницы? Ты болел?
 — Конечно нет. Может, я и правда немного устал. Я только вчера днем вернулся из Франции.
 — Опять этот корсиканец! — Дороти возмущенно махнула рукой. — Не желаю о нем слышать. Когда нагрянут твои гости?
 — Они должны приехать сегодня и завтра. Первые, наверное, отстали от меня всего на несколько часов. — Он начал подниматься по лестнице. — А как ты жила, милая кузина?
 — Ты хочешь спросить — как я выдержала общение с этой упрямой юной мисс, за которой ты велел мне присматривать? Против ожидания, мы поладили.
 — Я так и думал. Ее взгляды на жизнь во многом совпадают с тем, что ты проповедуешь в своих книгах.
 — Я заметила, что она на редкость рассудительна. И удивительно талантлива в том, что касается ее витражей.
 — Правда? — В нем волной поднялось чувство торжества, рассеявшее хандру и разочарование, которые владели им после двух месяцев бесплодных попыток подорвать влияние Наполеона в его собственной стране. Этот выродок мертвой хваткой держал уже пол-Европы и строил планы на завоевание Востока. — Я еще не видел ее работ.
 — Она скорее художник, чем ремесленник. Для окна на лестничной площадке она сделала готовящегося к прыжку тигра. Он великолепен. — Она содрогнулась. — И пугающ.
 — Я с нетерпением жду возможности его увидеть.
 — Этот витраж пока у нее в мастерской. Кажется, в последнее время она работала над чем-то другим.
 Над Джедаларом? Нет. Надеяться слишком рано.
 — И где же эта великолепная художница?
 — В конюшне с Алексом. Парнишка обучил своего пони какому-то трюку и собирался продемонстрировать его ей. — Она мельком глянула через плечо: — Нет, вот она идет.
 Джордан специально постарался повернуться небрежно и медленно.
 — Я уверен, что ей не меньше твоего не терпится… Господь милосердный, что ты с ней сделала?
 Дороти одобрительно посмотрела на Марианну, которая только что вышла из конюшни и сейчас что-то говорила оставшимся там.
 — То, для чего ты меня сюда вызвал. — Она удовлетворенно улыбнулась. — Она кажется очень юной, правда? Портниха прекрасно справилась с задачей.
 На Марианне было свободное белое платье с высоким воротником. Голубой пояс проходил под корсажем, скрывавшим даже намек на женственные округлости. При каждом шаге из-под подола выглядывали крохотные, расшитые шелком белые туфельки. Волосы, заплетенные в две свободные косы, были перевязаны голубыми лентами в цвет отделки платья и блестели на солнце. Казалось, даже кожа ее светится тем особым теплым светом, который присущ только детям.
 — Боже, у нее такой вид, словно ей место в детской!
 — Чем ты недоволен? Она выглядит как раз так, как ей следует. Я разрешу ей ненадолго показаться, чтобы гости могли ее мельком увидеть и удовлетворить свое любопытство, а потом она тихонько исчезнет. Будь она не так хороша собой, это облегчило бы нашу задачу, но тут уж мы ничего поделать не сможем.
 — Да, не сможем.
 Джордан даже от самого себя скрывал, насколько сильно он жаждал снова увидеть Марианну. И теперь в нем поднялось возмущение, словно его обокрали, словно ее кто-то у него похитил. Она уже не была наполовину женщиной, наполовину ребенком. Прикоснуться к этому… этому младенцу… было бы немыслимо. И в то же время он с безумной ясностью понимал, что женщина по-прежнему здесь, спрятана от него, дразнит. Он с трудом заставил себя отвести взгляд от Марианны.
 — Где Грегор?
 — Я его все утро не видела. — Дороти громко окликнула свою подопечную: — Марианна!
 Марианна повернула голову на ее зов и, увидев Джордана, напряженно замерла.
 — Иду! — И она бросилась бежать через двор, еще больше походя на маленькую девочку. С разбегу остановившись перед ним, она присела в почтительном реверансе: — Ваше сиятельство!
 Он с удивлением посмотрел на нее:
 — Это еще что?
 Подняв взгляд, она невинно улыбнулась:
 — Дороти говорит, что мне не подобает обращаться к вам по имени и что, приседая, девушка должным образом демонстрирует уважение к человеку вашего солидного возраста и высокого положения. Вы это не одо6ряете?
 Она прекрасно знала, что он этого не одобряет. Она сама ненавидит, когда перед ней приседают. Эта вертихвостка его дразнит, но в его теперешнем настроении ему определенно не было смешно.
 — Не одобряю. Прекрати это.
 — Как хотите. — Она стояла, пристально глядя на него. — Вы ужасно выглядите.
 Дороти не без ехидства расхохоталась.
 — Похоже, это общее мнение. Наверное, дело в моих преклонных годах и знатности. Почему бы тебе не пойти играть в свои игрушечки? — Он снова начал подниматься вверх. — Я хочу найти Грегора.
 К его великому удивлению, Марианна пошла следом:
 — Я с вами.
 Дороти сразу же забеспокоилась:
 — Тебе не следует…
 Марианна нетерпеливо ответила:
 — Боже, Дороти, нет никакой опасности, что пойдут сплетни. Никого ведь еще нет. — Она поспешила следом за Джорданом в холл. — И вообще все это глупости!
 — Я рад, что ты так жаждешь моего общества.
 Она не стала реагировать на насмешку:
 — Если вы ищете Грегора, он в вашей спальне.
 — Откуда ты знаешь?
 — Он кое-что для меня делает.
 — Кладет мне в постель гадюку?
 — Нет, — Марианна старалась не смотреть на него, — что-то другое. Сюрприз.
 — Я заинтригован. Когда Грегор в последний раз готовил мне сюрприз в моей спальне, он оказался исключительно интересным.
 — Это мой сюрприз. — Марианна нахмурилась. — И я хотела бы, чтобы вы не говорили такие вещи, от которых мне неловко. Вы были ко мне добры, и я стараюсь хорошо о вас думать.
 — Я уверен, что это дается тебе с большим трудом.
 — Пока вы в Лондоне — нет.
 Он расхохотался. Проклятье, он и забыл, какой у нее острый язычок!
 — Я принимаю такую оговорку. — Улыбка задержалась на его губах. — И что же доброго я для тебя сделал?
 — Вы знаете, — Она вдруг смутилась. — Алекс. Витражи. Вы разрешили рабочим сделать новые окна и прорезать отверстие в крыше над бальной залой, чтобы сделать стеклянный купол. Все это будет стоить вам немалых денег.
 — У меня есть немалые деньги.
 Она вздернула подбородок:
 — Это правда, и Дороти говорит, что мы их используем лучше, чем ваши потаскушки.
 — Вполне в духе Дороти. Ты простила меня за то, что я напустил ее на тебя?
 — Конечно. Она мне очень нравится.
 — Когда не пытается тобой распоряжаться.
 — Иногда даже это бывает приятно. Я знаю, что она желает мне только добра. — Голос ее зазвучал печально. — Кажется, уже так давно никто по-настоящему не думал, что для меня лучше всего.
 Она походила на маленькую девочку, у которой отняли ее любимую куклу. Ему захотелось протянуть руку и дернуть ее за косичку, ущипнуть ей щечку и заставить улыбнуться. Господи, если так пойдет и дальше, он скоро начнет гладить ее по головке и рассказывать сказочки на ночь! Нет. Он будет держаться как можно дальше от ее спальни.
 — Я рад, что тебе приятно общество моей кузины.
 Марианна искоса взглянула на него.
 — Вы ее не любите?
 Он пожал плечами:
 — С Дороти трудно иметь дело. Она задалась целью переделать весь мир и почему-то всегда считала, что начинать лучше с меня. Она пыталась перевоспитать меня, еще когда мы были детьми.
 — Вы ей нравитесь.
 — Я вообще нравлюсь людям. — Он посмотрел на нее с невеселой усмешкой. — Когда мне это нужно. Ты просто изумишься, когда узнаешь, сколько людей были бы счастливы называться моими друзьями.
 Марианна потупилась:
 — Конечно, изумлюсь, — пробормотала она.
 — Бесстыдница! Ты не должна была со мной соглашаться. В данном случае следовало вежливо запротестовать. — Джордан остановился у двери в свою спальню. — Мне надо предупредить, что я вхожу? Я не хочу испортить сюрприз!
 — Не выдумывайте. Там уже, наверное, никого нет — слышите, как тихо за дверью? Кроме того, эта комната принадлежит вам. — Марианна поежилась. — Хотя как вы ее выносите… Она еще больше и темнее той, что мне дали вначале.
 — Я к ней привык. — Он открыл дверь. — Это главная спальня замка, так что я следую традиции. Дороти подтвердит тебе, что это бывает нечасто, но я… Боже!
 Он застыл на пороге, изумленно глядя на окно, находившееся как раз напротив двери.
 Полутораметровый витраж со сложным узором сиял в темной комнате, как яркая свеча. На нем была изображена темноволосая женщина верхом на черном скакуне. На ней было роскошное пурпурное платье с накинутой поверх него серебристой кольчугой, а в руке она держала копье с вымпелом. Окутанные туманом серо-лиловые горы на заднем плане были едва заметны: женщина поглощала все внимание зрителя. Ветер трепал волосы у нее за спиной, зеленые глаза горели жизнью.
 — Моя мать, — пробормотал он.
 — Надеюсь, вы не против, — быстро сказала Марианна. — Я воспользовалась тем портретом, что висит внизу, чтобы представить себе ее внешность. Портреты из цветного стекла делать страшно трудно. Как правило, удается добиться только намека на сходство. Но у нее настолько своеобразное лицо, что, по-моему, работа вышла вполне прилично. Как вам кажется, она похожа?
 — Да, похожа.
 — Бальное платье не годилось, — сказала Марианна. — Мне пришлось придумать другой наряд.
 — А кольчуга — годилась?
 — Да. — Она нервно облизала губы. — Когда я смотрела на ее портрет, я все думала о Галахаде и Артуре и…
 — Жанне д'Арк?
 Марианна отрицательно качнула головой:
 — Нет. Жанна д'Арк — это совсем не то.
 Джордан повернулся к ней:
 — Почему ты это сделала?
 — Я же вам сказала: вы были добры к Алексу. Вы позволили мне работать. Благодаря вам в мою жизнь вошли Дороти и Грегор. — Она пожала плечами. — Я думала, что смогу брать, ничего не давая взамен, но оказалось, что не могу.
 Он кивком головы указал на окно:
 — А почему ты выбрала ее?
 — Я подумала… Вы никогда по-настоящему не знали матери, а это ужасно. — Она замолчала, а потом с трудом прошептала: — Мне не хватает мамы. Я не хотела бы видеть ее только на темном холодном портрете. Я надеюсь, что солнце оживит ее для вас.
 Джордан снова повернулся к окну:
 — Не сомневаюсь в этом.
 Она немного помолчала, но потом не выдержала и взорвалась:
 — Ну что же вы ничего не говорите? Он вам противен? Я ее оскорбила? Если витраж вам не нравится, я попрошу Грегора убрать его отсюда, но я не позволю, чтобы его уничтожили. Он хорошо получился. Я не допущу…
 — Я мог бы убить того, кто попытался бы уничтожить это окно.
 — Так оно вам нравится? — обрадовалась она.
 Он старался говорить небрежно, но голос у него дрогнул:
 — Я так тронут, что не могу придумать ничего достаточно глупого и тривиального, чтобы скрыть мои чувства. Это страшно неловко. — Он повернулся к ней лицом. — Я тебя благодарю.
 Секунду она не отвечала, пристально глядя ему в глаза, потом отрывисто кивнула.
 — Я рада, что вам понравилось.
 С этими словами она стремительно вышла из комнаты.
 Джордан стоял неподвижно еще минут десять, залитый яркими лучами, падающими сквозь цветное стекло. Взгляд его был прикован к женщине, изображенной на витраже. Потом он повернулся и ушел.
 Еще через четверть часа Грегор шевельнулся в кресле, стоявшем в самом темном углу комнаты. Прошагав к окну, он остановился перед всадницей.
 — Умная девочка, правда, Ана? — хохотнул он. — Ты определенно не святая Жанна.


* * *

 Волосы леди золотой короной венчали голову, а глаза были цвета фиалок. Марианна никогда не видела женщины красивее, чем она.
 Джордан помог ей выйти из кареты и, наклонившись, что-то тихо сказал. Она в ответ рассмеялась, бросив на него кокетливый взгляд из-под опущенных ресниц.
 — Кто это? — шепотом спросила Марианна у Дороти.
 — Диана Марчмонт, графиня Ральбон.
 — Она очень красивая.
 — Она очень честолюбивая, — сухо отозвалась Дороти. — И добивается постоянного союза с Джорданом.
 Постоянного союза! Наверное, Дороти имеет в виду женитьбу. Марианну это почему-то поразило. Странно — она никогда не представляла себе Джордана женатым. Конечно, это было очень глупо с ее стороны. Он, должно быть, считается великолепной партией, и, наверное, не одна женщина мечтала бы носить имя герцогини Камбаронской. К тому же ему как последнему представителю такого знатного и древнего Рода пора позаботиться о наследниках.
 — Она хочет выйти за него замуж?
 — Господи, нет, конечно, — поморщилась Дороти. — Ну, может быть, и захотела бы, не будь она уже замужем. Но тогда Джордан не имел бы с ней дела. Он всегда питал отвращение к браку.
 — Почему?
 Дороти пожала плечами:
 Может быть, потому, что цинизма у него слишком много, а нужды в семейном тепле — слишком мало. Зачем жениться, если женщины вроде этой графини готовы угождать его малейшему желанию?
 — А ее муж не возражает?
 — Муж только рад делить ее услуги с другими. У него нет денег, а Джордан славится своей щедростью к возлюбленным, — ответила Дороти. — Я вижу, на этот раз она одна. Обычно она приезжает в Камбарон в сопровождении графа. Это позволяет их связи с Джорданом выглядеть приличнее.
 Марианна встряхнула головой. Ей непонятны были эти люди и их странный кодекс. Если верить Дороти, Марианну пригвоздят к позорному столбу за малейшее нарушение приличий, и в то же время женщина может лечь в постель другого мужчины с полного согласия своего мужа — если только это не предается огласке.
 Дороти вполголоса добавила:
 — Пока в замке гости, держи дверь своей спальни на запоре. Когда сюда приезжают знакомые Джордана, в коридорах и спальнях всегда творится нечто непотребное. Кто-нибудь может по ошибке ввалиться к тебе в комнату.
 — Если она уже его любовница, то чего еще ей от него надо? — спросила Марианна, не отрывая взгляда от графини.
 — У него нет постоянной любовницы. Он развлекается с нею, когда ему заблагорассудится. — Дороти смотрела, как Джордан склоняет голову к красавице — воплощенное внимание. — Но, похоже, на этот раз его выбор пал на нее. — Взяв Марианну за локоть, она чуть подтолкнула ее вперед, вниз по ступенькам. — Беги-ка, и пусть Джордан представит тебя ей. Он ее совершенно ослепил, так что она тебя почти не заметит — а именно это нам и нужно.
 Марианна не двинулась с места. Ей невыносимо видеть Джордана рядом с этой женщиной, с внезапным отчаянием поняла девушка. Видеть, как Джордан чувственной улыбкой нежно нашептывает что-то на ухо красавице графине, а она отвечает ему томным взглядом, — все это выше ее сил. Еще недавно все было по-иному. Ей хотелось бы снова вернуться на полдня назад, к утренним часам. Ей хотелось бы, чтобы Джордан снова стал тем человеком, который пообещал ей убить любого, кто уничтожит ее витраж.
 — Марианна! — окликнула ее Дороти.
 Она сделала глубокий вдох и начала спускаться по лестнице. Непонятно, почему она вдруг так расстроилась. Между нею и Джорданом начали возникать совершенно другие отношения. Все это никоим образом ее не касается! Он откровенно говорил ей, что будет проводить время с такими вот женщинами. Если она хочет чувствовать себя в Камбароне непринужденно, ей надо принять как должное его манеру вести себя. Эта беззаботная похоть — часть его обычной жизни, и ей следует к этому привыкнуть.
 Она никогда к этому не привыкнет!
 Марианна подошла к экипажу. Увлеченные друг другом, они даже не заметили, что она уже здесь. Марианну вдруг охватила ярость. К черту эти ровные теплые отношения, к черту эту дружбу, которую так легко предать. Она отчаянно пыталась сообразить, как бы досадить Джордану, не подвергая опасности задуманный Дороти сложный обман.
 Протянув руку, она дернула Джордана за рукав, как могла бы сделать нетерпеливая девочка. Когда он удивленно обернулся, она по-девичьи радостно улыбнулась, а потом низко-низко присела.
 — Ах, ваше сиятельство, ну, пожалуйста, познакомьте меня с милой леди!


* * *

 Резкий звук заставил Марианну очнуться от глубокого сна.
 Дверь ее спальни с треском распахнулась, и на пороге возник Джордан.
 — Вставай! — Он решительно вошел в ее комнату. — Побыстрее!
 Она еще никогда его таким не видела: на нем не было камзола, глаза его отчаянно сверкали, волосы растрепались.
 Марианна села в постели, испуганно глядя на него:
 — Что случилось?
 Он грубо сорвал одеяло и поднял ее с постели:
 — Тихо! Не вздумай кричать! Хочешь перебудить весь дом? — Схватив с кресла халат, он швырнул его девушке и поволок ее за собой к двери. — Сейчас уже глубокая ночь, черт подери!
 — Я знаю, что ночь. Отпустите меня! — Марианна безуспешно пыталась вырвать у него свою руку. — Вы что, с ума сошли?
 — Кажется, нет. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Просто очень напился.
 Донесшийся до нее запах бренди и духов подтвердил его слова, но отнюдь не прибавил ей снисходительности.
 — Тогда идите к себе и ложитесь спать. Джордан не ответил, продолжая тащить ее за собой. Они уже спускались по лестнице.
 — Или идите к графине Ральбон. Несомненно, она согласится терпеть это…
 — Надоело… Все одинаковые. Надоело…
 — Сегодня днем она была вам приятна, — едко сказала Марианна. — И вечером, за обедом.
 — Знал, что ты будешь злиться.
 Да, она пришла в ярость и постаралась в ответ уколоть его как можно больнее.
 Неужели теперь он решил отомстить ей?
 — Дайте мне вернуться к себе!
 — Нельзя. Едем. Нам с тобой надо ехать.
 — Ехать? — Марианна споткнулась, когда он свернул на следующий марш лестницы. — Единственно, куда мы сможем приехать, это на кладбище. Вы нас обоих убьете.
 — Чепуха. Я всегда прекрасно держу равновесие, когда напиваюсь. — Говорил он не совсем внятно. — Спроси хоть у Грегора.
 — Да, пойдемте спросим у Грегора. Я уверена…
 Он затряс головой.
 — Грегор всегда встревает, когда не нужно. — Он распахнул парадную дверь. — Так что я его запер в комнате. Хотя надолго это его не остановит.
 — Тогда пойдемте поговорим с Дороти.
 — Я уже говорил с Дороти. Она не слишком довольна, но она знает, куда мы едем. Пришлось ей сказать. Опекуну не годится… Для всех — ты лежишь в комнате с лихорадкой. — Он протащил ее по лестнице к ожидавшей их карете. — А мне оправдания не требуются. Всем известно, что я не подчиняюсь никаким правилам гостеприимства.
 — Если я куда-то еду, мне надо одеться, — запротестовала она. Может быть, если он разрешит ей вернуться в спальню, она сможет там запереться. — Позвольте мне вернуться к себе. Всего пара минут, и я…
 Джордан покачал головой:
 — Нет времени. — Он приложил палец к губам. — Приходится уезжать глубокой ночью, чтобы никто не узнал. Не годится… — Он распахнул дверцу кареты и наполовину подсадил, наполовину запихнул ее внутрь, а потом залез следом и уселся напротив нее. — Поехали, Джордж! — крикнул он.
 Карета резко тронулась с места, и через секунду они уже понеслись по дороге.
 — Прикажите ему ехать помедленнее! — взмолилась Марианна.
 Он снова покачал головой:
 — Обещал Дороти вернуться через два дня. Надо спешить.
 — Через два дня!
 — Джордж успеет. — Джордан поудобнее устроился в углу кареты, откинув голову на спинку сиденья. — Прекрасно правит…
 — Отвезите меня обратно в замок! Я не хочу…
 Он заснул! Марианна просто глазам своим не верила. Пьяный идиот просто заснул! Она попробовала его растолкать. Никакой реакции.
 — Джордан! — изо всех сил крикнула она.
 Он только тихо вздохнул.
 Марианна высунула голову в окно кареты. Как он называл кучера?
 — Джордж! Отвезите меня обратно в замок!
 Кучер не отозвался. Как он смеет? Марианна в бессильной ярости сжала кулаки. Впрочем, почему это ее удивляет? Она здесь, в Камбароне, чужая, а он, наверное, привык к тому, что Джордан насильно увозит женщин. Может, это бывает вообще каждую неделю!
 Ей ничего не остается делать, как только дожидаться, пока Джордан проснется и, протрезвев, будет способен внимать голосу рассудка. Она откинулась на подушки. Как он может спать, когда их так трясет на ухабах, что у нее просто зубы лязгают?
 В окно ворвалась струя холодного воздуха. Марианна вздрогнула, только сейчас заметив, что на ней, кроме тонкой льняной сорочки, ничего нет, и поспешно закуталась в свой голубой шерстяной халат. Господи, да она к тому же босая! Этому дурню даже в голову не пришло захватить хотя бы ее обувь. Почему-то этот пустяк оказался последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.
 Пусть только он проснется!


* * *

 Джордан зашевелился только ко второй половине следующего дня — к этому времени Марианна уже была готова придушить его.
 Он бросил мимолетный взгляд на ее лицо и снова закрыл глаза.
 — О Боже!
 — Везите меня обратно в Камбарон, — ледяным тоном приказала она, сдерживаясь из последних сил. — Сию же минуту!
 — Скоро, — пробормотал он.
 — Скоро! — взорвалась она. — Вы подняли меня с постели посреди ночи. Вы затащили меня, босую и раздетую, в эту чудовищно неудобную карету, а потом пали в пьяное забытье. У меня все тело в синяках из-за того, что вы приказали кучеру…
 — Замолчи! — Снова приоткрыв глаза, он болезненно поморщился. — У меня раскалывается голова, а твой голос долбит мне в висок, как стервятник.
 — Прекрасно. — Она мстительно улыбнулась. — Я буду и дальше долбить и терзать вас, пока вы не прикажете кучеру повернуть и везти меня обратно.
 Джордан помотал головой:
 — И не подумаю!
 — Это невыносимо! Я не желаю терпеть ваши пьяные прихоти!
 Он закрыл глаза и снова положил голову на подушки.
 Марианна поняла, что Джордан не обращает на нее внимания. С каким удовольствием она выпихнула бы его из кареты прямо на дорогу!
 — Куда вы меня везете?
 Он уклончиво пробормотал:
 — Скоро увидишь.
 — Что вы затеяли?
 — В тот момент мысль показалась мне удачной. — Он приоткрыл один глаз и с антипатией посмотрел на нее. — Господи, эта ночная рубашка еще хуже того отвратительного наряда, в который тебя облачила Дороти.
 — Тогда вам надо было разрешить мне одеться.
 — Я торопился. — Глаз снова закрылся. — Кажется.
 — Не смейте снова закрывать глаза!
 — Нечего мне приказывать. — Веки его снова поднялись — теперь в нем не было заметно ни малейших признаков опьянения. — У меня нестерпимо болит голова, во рту такой вкус, словно там ночевала кавалерия, и настроение у меня отвратительное. Мы едем в определенное место и не повернем, пока там не окажемся. — Он закрыл глаза. — А теперь я снова собираюсь заснуть. И советую тебе поступить так же.
 Она смотрела на него, кипя гневом.
 Не прошло и минуты, как она с изумлением поняла, что он снова спит.


* * *

 Они дважды останавливались на почтовых станциях, чтобы сменить лошадей и освежиться, но каждый раз снова пускались в путь меньше чем через час.
 День сменился вечером.
 Вечер перешел в ночь.
 Время от времени Марианна забывалась тревожной дремотой, но заснуть по-настоящему не могла, потому что быстро едущую карету все время подбрасывало на ухабах.
 Похоже было, что Джордана это ничуть не тревожит. Он спал так мирно и спокойно, как дитя в люльке. Его безмятежный вид приводил Марианну в ярость. Минутами она ненавидела его до такой степени, что готова была убить. Ну ничего, она найдет способ ему отомстить.
 Уже почти рассвело, когда она вдруг заметила, что карета затряслась по булыжной мостовой. Выглянув в окно, она разглядела туманные очертания домов. По мере того как становилось светлее, стало ясно, что они оказались в достаточно крупном городе.
 Она растолкала Джордана:
 — Где мы? В Лондоне?
 Он моментально открыл глаза:
 — Нет, но успели мы точно вовремя. — Он потянулся. — Молодец Джордж.
 — Где мы?
 — Скоро увидишь.
 Если он повторит это еще раз, она убьет его прямо на месте.
 Карета остановилась. Джордж спрыгнул с козел и открыл дверцу.
 Джордан вышел и, протянув Марианне руку, помог ей спуститься на мостовую. Под ее босыми ногами камни были влажными и прохладными.
 — Ну, теперь вы скажете…
 И тут ее взгляд остановился на шпиле кафедрального собора. Ошибки быть не могло. Она знала точно, где именно оказалась.
 — Минстер, — прошептала она. — Пресвятая Дева, мы в Йорке!
 Джордан кивнул.
 — Если говорить совершенно точно, то у капеллы Богоматери в Минстере Йорка. — Он взглянул на поднимавшееся над горизонтом солнце. — Пошли. Пора.
 Марианна порывисто шагнула вперед, но тут же опустила взгляд на свой халат и босые ноги.
 — Я не одета. Меня не впустят.
 — Впустят. — Он сжал губы с видом человека, привыкшего к беспрекословному подчинению. — Я об этом позабочусь.
 Все еще не придя в себя от изумления, она растерянно проследовала за Джорданом в полутемную капеллу. Марианна знала, что ей предстоит увидеть. Еще девочкой она не раз слышала восторженные рассказы отца о минстерском чуде, а мама и бабушка всю жизнь мечтали хоть раз увидеть его собственными глазами.
 И все же действительность превзошла ее ожидания.
 Вот оно — это сверкающее великолепие, потоки света, каскадом льющиеся сквозь синие, красные, зеленые стекла, гармония солнца, цвета и высокого мастерства.
 Она замерла перед Большим восточным окном.
 Арка окна поднималась на семьдесят шесть футов в вышину и была тридцати двух футов в ширину. Под тонким узором, изображающим ангелов, патриархов, пророков и святых, располагались двадцать семь квадратных витражей со сценами Ветхого завета, начиная с первого дня Творения и кончая смертью Авессалома. Дальше шло девять рядов изображений, иллюстрирующих сцены грозных пророчеств Апокалипсиса. В самом низу в окружении английских королей, святых и архиепископов виднелась коленопреклоненная фигура епископа Скирлоу, подарившего церкви это окно.
 — Четыреста лет тому назад Роберт Ковентри создал это окно, — сказал Джордан. — Он потратил на эту работу три года. Ему заплатили королевскую сумму — пятьдесят шесть фунтов. Как ты считаешь, окно того стоило? — Не услышав ответа, он взглянул на ее лицо и задумчиво покачал головой. — Ты меня не слушаешь.
 — Это потрясающе, — прошептала она. — Я не могу выразить. Это все.
 — Я так и думал, что тебе понравится. — Он улыбнулся. — Я разрешаю тебе молиться у алтаря Ковентри до полудня — иначе я нарушу данное Дороти слово.
 — До полудня? Нет! — Она умоляюще взглянула на него. — Мне нужно гораздо больше времени. Это же только одно окно! А в Минстере их сто тридцать.
 — Я обещал Дороти, что… — Тут Джордан увидел ее отчаянное лицо. — А, какого дьявола! До заката.
 Марианна оживленно кивнула:
 — Тогда я смогу как следует рассмотреть Большое западное окно. — Она снова повернулась к Восточному окну и мечтательно проговорила: —Вы видите, как он сочетает цвет и технику гризайля? Правда, великолепно?
 — Великолепно, — отозвался он, снисходительно улыбаясь. — Я поговорю с архиепископом, чтобы тебе не мешали.
 — Мне не помешают.
 — Да, я сомневаюсь, чтобы тебя сейчас могло что-то отвлечь. Я зайду в какую-нибудь лавку и попробую найти тебе туфли и платье на обратную дорогу.
 В некоторых витражах Ковентри позволил себе пошутить. Папа об этом не упоминал… Что там сказал Джордан? Она машинально откликнулась:
 — Да-да, конечно.
 — Или, может быть, ты предпочла бы рубище и пепел?
 Синие цвета были великолепны, но, Господи всемогущий, эти красные!..
 — Как вы сочтете нужным.
 Она смутно заметила, что он покачал головой, а потом услышала его удаляющиеся шаги.
 Как Ковентри удалось добиться этого поразительного оттенка красного?


* * *

 Когда последний вечерний свет померк, Джордан пришел забрать Марианну. Она стояла у Западного окна, потрясенная, с лихорадочно горящими глазами и застывшим от изумления лицом. Молча, осторожно он взял ее под руку и увел из Минстера в ближайшую гостиницу. Она почти не заметила, как он сунул ей в руки узел с одеждой.
 Красные и синие.
 Матовые и прозрачные.
 Свет.
 Прежде всего — свет.
 Он усадил ее в карету и сам устроился на сиденье рядом с ней.
 — Насколько я понимаю, ты хорошо провела день?
 — Знаете, они же вечны, — тихо проговорила она.
 — Да, им уже немало лет.
 — Можно сжечь великое полотно, можно разбить статую, но эти окна рассчитаны на вечность.
 — Если не вмешиваются глупцы вроде Неброва. — Он нахмурился. — У тебя горят щеки. Как ты себя чувствуешь?
 — Свет…
 — Я велел Джорджу захватить корзинку фруктов. Ты сможешь есть?
 Она нетерпеливо отмахнулась. Какая там еда! Она была переполнена впечатлениями, красками, светом, они рвались наружу…
 — Я чувствую себя так, словно я витраж, словно вы можете видеть меня насквозь, и в то же время я живая, теплая… — Она встряхнула головой. — Я чувствую себя… очень странно. Со мной что-то не так?
 Он хохотнул:
 — По-моему, ты опьянела.
 Она покачала головой:
 — Не может быть. Я не пила вина.
 — Есть более опасные формы опьянения, чем те, что дарит виноградная лоза. — Он положил ее голову себе на плечо. — Отдыхай. Я буду более снисходителен к твоей слабости, чем ты была к моей.
 Марианна на секунду напряглась. Она смутно помнила, что по какой-то причине не должна допускать такой близости, но вспомнить эту причину ей не удалось. Она снова прислонилась к нему.
 Он подарил ей Минстер! Он подарил ей это чудо.
 — Постарайся заснуть. Думаю, что по дороге сюда ты почти не смыкала глаз.
 — Я очень на вас злилась.
 — Знаю.
 — Почему вы это сделали?
 — Причуды дурней и пьяниц необъяснимы.
 — Это была не причуда.
 — Ну что ж! Если хочешь думать обо мне лучше, чем я есть на самом деле, я спорить не буду. Такому закоренелому грешнику, как я, пора уже думать о спасении души и творить как можно больше добрых дел, чтобы уравновесить другую чашу весов.
 — Вы… были очень добры.
 — Обязательно скажи это Грегору. Может, он не станет меня пороть.
 Он не желал говорить серьезно. Может быть, он сделал это в благодарность за тот витраж, на котором она изобразила его мать? Было видно, что он глубоко тронут ее подарком.
 Но, в конце концов, какая разница, почему он это сделал. Главное — он подарил ей Минстер, и этот бесценный дар никто у нее не отнимет.
 Ей захотелось поделиться с ним своей радостью:
 — Вы заметили синие тона? Правда, великолепно?
 — Да. — Он погладил ее по голове. — Хотя должен признаться, что смотрел на всю картину в целом и не сумел обратить внимания на отдельные детали.
 — Конечно, это трудно. Я сама никогда еще не видела таких гигантских витражей.
 — Они лучше, чем Окно в Поднебесье твоей бабушки?
 — Нет. Бабушкина работа была лучше, но у нее никогда не было возможности сделать витражи такого масштаба. Семьдесят шесть футов…
 — По-моему, тебе лучше бы перестать думать о Минстере, или ты никогда не заснешь. Что бывает после того, как ты проведешь разделяющую линию?
 Неужели он запомнил ее объяснения в ту ночь на башне? Все, что помнила она, — это мерцающая чувственность и его мягкий голос в темноте. Сейчас их тоже окружала темнота, и голос его звучал мягко, но теперь он нес ей успокоение, а не опасность.
 — Я нарезаю куски стекла с помощью специальных резаков. После этого порошком пемзы я счищаю со стекла верхний окрашенный слой.
 — А потом?
 — Вам это ни к чему, — нетерпеливо ответила она. — Для вас это не может представлять ни малейшего интереса.
 — Поскольку мне бесконечно долго придется жить с дырой в крыше, я хочу убедиться, что ты достаточно хорошо знаешь свое дело.
 Он все равно не поймет, говорит она правильно или нет. Но все же она решила сделать так, как он просит: ведь он подарил ей Минстер!
 — Я прикрепляю куски стекла к мольберту с помощью растопленного воска и провожу линии для свинцовых скреп. Потом проверяю, как свет проникает сквозь стекло. — Зевнув, она почувствовала, что у нее начинают слипаться глаза. Возбуждение, вызванное впечатлениями этого дня, начало спадать. — Я раскрашиваю стекло, а там, где надо, чтобы стекло осталось белым, наношу серебряную краску. Затем я обжигаю стекло в печи, чтобы закрепить краску, и, наконец соединяю куски и скрепляю их свинцовыми полосками и цементом.
 — И Ковентри делал то же самое?
 — Мы все это делаем.
 — И еще многое. — Марианна поняла, что он догадался, как сильно она все упростила, выпустив самые сложные моменты этого процесса. — Можно мне когда-нибудь посмотреть, как ты работаешь со стеклом? Она снова почувствовала, как в ней шевельнулось беспокойство:
 — Нет!
 — Почему?
 — Это — мое.
 — Именно поэтому я и хочу посмотреть.
 Она покачала головой, но потом снова уткнулась ему в плечо:
 — Мне хочется спать.
 — Засыпай. Тебе ничто не грозит. — Помедлив, он с иронией добавил: — Мой нимб сияет так ярко, что я решил сейчас не лишать его блеска.


* * *

 Грегор ждал их в закрытой карете в четырех милях от Камбарона.
 Он шагнул на дорогу, взмахом своего внушительного кулака приказал Джорджу остановиться и открыл дверцу кареты. Его глаза впились в лицо Марианны:
 — С тобой ничего не случилось?
 Она кивнула и одарила его сияющей улыбкой:
 — Я была в Минстере!
 Суровое лицо Грегора немного смягчилось:
 — Дороти мне сказала. Она была чрезвычайно расстроена, но, по крайней мере, отрадно уже то, что Джордан взял на себя труд сообщить хоть кому-то о своих намерениях. Раньше за ним такого не водилось.
 — Ты сломал дверь? — осведомился Джордан.
 — Конечно. — Грегор ухмыльнулся. — Постарался сделать это как можно тише. — Он поставил Марианну на землю. — И именно так нам надо вернуть Марианну в замок. Мы поедем с ней раньше, и я постараюсь тихонько провести ее через посудомоечную и по черной лестнице наверх, в ее спальню. Ты подождешь здесь час — потом можешь явиться.
 — Я не сомневаюсь, что ты сочинил для меня какую-нибудь подходящую историю.
 — Саутвик. Было невыносимо жарко, ты напился и решил, что неплохо было бы прокатиться на «Морской буре». Когда ты проспался, оказалось, что вы уже отплыли далеко вдоль побережья. — Он пожал плечами. — Если учесть, что в последние годы ты вел себя относительно смирно, история звучит не совсем убедительно. Но те, кто помнит тебя Герцогом Бриллиантов, в ней не усомнятся.
 Герцог Бриллиантов. Дороти как-то раз упоминала это имя. Но сейчас у Марианны не было времени вспоминать, что именно она рассказывала, — Грегор уже подталкивал ее к закрытой карете.
 — Позаботься, чтобы Джордж не проболтался слугам, — кинул он Джордану через плечо.
 — Он будет молчать.
 — Подождите! — Марианна остановилась и повернулась к Джордану. — Я вас благодарю.
 Он пожал плечами.
 — Благодарить меня не за что. Я же сказал тебе: это была всего лишь пьяная причуда. — Он снова уселся в карету. — Будет ужасно скучно сидеть здесь целый час.
 Марианна некоторое время молчала, пока карета Грегора мчала их прочь от Джордана, к Камбарону. Наконец она сказала:
 — Это была не пьяная причуда, Грегор.
 — Наверное, нет.
 — Он был очень добр ко мне.
 — Да, такое с ним иногда случается.
 Она беспомощно взмахнула рукой:
 — Я его не понимаю!
 Грегор ничего не ответил, только нежно похлопал ее по руке.
 Грегор считает, что она нуждается в утешении, поняла Марианна. Ну что же, возможно, он прав. Она снова в растерянности и не знает, что делать. Эти два дня сблизили их с Джорданом больше, чем предыдущие несколько месяцев. Она видела его пьяным и сердитым, снисходительным и заботливым…
 И он подарил ей Минстер.
 Как она может вести с ним войну, когда он так добр к ней?
 Но она знала, что в решительный момент он сумеет быть безжалостным и пойдет на все, чтобы силой или хитростью выманить у нее Джедалар. Он ни в коем случае не должен знать ее собственных планов. Один час в день она отныне будет посвящать Джедалару — только так она сумеет выполнить данное маме обещание.


* * *



6 сентября 1811 года



Постоялый двор «Потерянная монета», Саутвик, Англия

 Небров будет доволен.
 Маркус Костейн швырнул в огонь записку, которую только что получил из Камбарона, и смотрел, как в камине бумага съежилась и почернела. Конечно, информация о том, как растет мастерство этой девчонки, может быть неточной. Его камбаронский шпион в таких вещах не разбирается. Тем не менее, она, вероятно, уже достаточно искусна, чтобы сделать то, что так необходимо герцогу Неброву. Письма его сиятельства становятся все более едкими и нетерпеливыми, особенно в последнее время. Наполеон обращает свои взоры на Восток, так что Неброву именно сейчас нужно иметь средство, чтобы его заинтересовать, иначе момент будет упущен.
 «Чего он от него хочет?» — кисло подумал Костейн. Эти годы ожидания ему тоже были не по вкусу. Небров решил не рисковать, чтобы Дрейкен случайно не узнал о слежке за девчонкой, и Костейну пришлось полагаться на сообщения платного агента, а самому сидеть в этой проклятой дыре, претендующей на то, чтобы считаться портом. Эти англичане не любят иностранцев и стараются сделать его пребывание как можно более неприятным. Он еще заставит кого-нибудь заплатить за все унижения, которые здесь вытерпел!
 Слава Богу, его изгнание наконец-то подходит к концу!
 Костейн уселся за стол, взял перо и начал писать доклад Неброву — возможно, этот доклад будет последним.




 8.




12 января 1812 года



Камбарон

 — Не туда! — Марианна со всех ног кинулась через холл и отобрала у Грегора узкий витраж, который он нес в столовую. — Я хочу повесить его на стену в бальной зале: он перекликается с Цветочным куполом.
 — Ты мне не сказала, — кротко ответил Грегор. — У тебя эти витражи развешаны по всему замку. — Он посмотрел на работу в изящной рамке. — Очень мило, но я считал, что тебе надоело делать цветы.
 Марианна пожала плечами:
 — Цветы больше всего подходят для бальной залы. Они всегда прекрасны, и людям нравится на них смотреть.
 — В отличие от тигра, которого ты сделала для окна в холле, — ухмыльнулся Грегор. — Я вчера вечером увидел его на фоне заходящего солнца и готов был поклясться, что он вот-вот бросится на меня.
 — Великолепно, — улыбнулась Марианна. — Значит, работа удалась. Будем надеяться, что сегодняшние гости сочтут Купол цветов не менее реалистичным. — Улыбка ее померкла, по лицу скользнула тень. — Как жаль, что я не смогу присутствовать на балу. Мне так хочется увидеть все своими глазами.
 — Ты каждый день видишь этот купол. Ты работала над ним почти три года.
 — Это совсем другое дело. Я пыталась представить себе, как все будет, когда начнутся танцы… Пары, кружащиеся под ним, сами будут походить на цветы.
 Марианна знала, что ее мечта неосуществима.
 Юные девушки, находящиеся на школьной скамье, не посещают балы, а она смирилась с мыслью, что останется вечной школьницей для того, чтобы Алексу по-прежнему не угрожали обидные уколы. Все эти три года ее держали в стороне от общества, и она успела за это время убедиться, что Грегор и Дороти говорили правду: светское общество скучающе-жестоко. Только знатность Дороти и ее резкие отповеди не дали яду коснуться их с Алексом. Девушка заставила себя снова улыбнуться:
 — Ну, ты завтра обо всем мне расскажешь. — Она посмотрела витраж на просвет и покачала головой: — Не пойдет. Он недостаточно хорош.
 — Он выглядит очень мило, — запротестовал Грегор.
 — Он банален. Я воспользуюсь тем, который изготовила в прошлом месяце. — Марианна громко позвала: — Роберт!
 Когда на зов к ним подбежал молодой лакей, она отдала ему витраж:
 — Отнеси его в кладовую при конюшне и принеси мне из башни панель с жасмином.
 — С жасмином? — тупо переспросил тот.
 — С белыми цветами.
 Он кивнул и рысцой побежал выполнять ее поручение.
 — У тебя в кладовой столько витражей, отправленных в ссылку, что ими можно было бы украсить все окна в брайтоновском дворце принца-регента, — шутливо упрекнул ее Грегор.
 Марианна пожала плечами:
 — Может быть, они еще когда-нибудь мне пригодятся. Факелы готовы?
 — Конечно.
 — А вдруг пойдет дождь? — встревожилась она. — Или снег? Вчера шел снег. Почему нельзя было устроить прием в дневное время? Купол гораздо лучше выглядит при солнечном свете.
 — Потому что Джордан решил устроить бал. А балы даются по вечерам, — терпеливо, как маленькому ребенку, напомнил ей Грегор.
 — Он пригласил кучу гостей, а сам даже не потрудился приехать заранее. Как всегда — в последнюю минуту!
 — Он два месяца провел в Швеции и вернулся в Лондон только позавчера.
 Марианна все это знала, но сегодня она не склонна была выслушивать разумные доводы.
 — Удивляюсь: почему это он не захватил с собой кронпринца, раз ему было с ним так интересно! Или, может, это была принцесса Дезире. Дороги говорит, она очень обаятельная.
 — Это был кронпринц. — Глаза Грегора заискрились смехом. — Думаю, даже сама Афродита не могла бы удержать Джордана в этой холодной стране, если бы он не считал необходимым там быть.
 — Если ему не нравится холод, тогда зачем было устраивать бал в разгаре зимы?
 — Наверное, у него есть на это причины, — уклончиво ответил Грегор.
 Но Марианну уже трудно было остановить:
 — Он привык, что все вокруг потакают его прихотям, он приезжает и уезжает, когда ему заблагорассудится… он совершенно лишен…
 — Я сказал ему, что ты закончила купол. Он хотел оказать честь твоей работе.
 Марианна почувствовала, как у нее запылали щеки. Она пытливо заглянула Грегору в глаза:
 — Правда?
 Он кивнул:
 — Джордан очень гордится твоим мастерством.
 — Он никогда мне этого не говорил, — прошептала она чуть слышно.
 — Разве ты не заметила, как трудно ему заставить себя говорить о тех вещах, которые его глубоко трогают? Но ведь он предоставил тебе право делать с Камбароном все, что тебе вздумается. Разве это не знак глубокого доверия?
 — Да. — Марианна с трудом проглотила вдруг вставший в ее горле ком. Он гордится ею! Он ценит ее работу! Это значило для нее необыкновенно много, но почему-то она не хотела, чтобы Грегор догадался о ее чувствах, и упрямо возразила: — И все же он чуть было не прозевал бал, который дает в честь моей работы.
 — Я знаю, что ты сочтешь это пустяком, но он пытался склонить Швецию к тому, чтобы отвергнуть Наполеона и присоединиться к союзникам.
 «Значит, скорее всего так и будет», — подумала она. В последние три года у нее сложился образ совсем иного Джордана Дрейкена, совершенно не походившего на того человека, которого она впервые увидела в Монтавии, и на того, который изредка появлялся в Камбароне. Блестящий, сложный человек, разъезжавший по всей Европе, управляя событиями по своему вкусу, был для нее полнейшей загадкой. Грегор рассказал ей, что именно Джордан убедил генерала Барвуара, которому Наполеон доверял, предать своего императора и перейти на сторону союзников. Он также намекал и на то, что крах банков Лиона, который в прошлом году чуть было не вызвал крушение всей экономики Франции, можно тоже приписать герцогу. Она содрогнулась, представив себе, какая устремленная к единой цели одержимость нужна для того, чтобы устроить такие разрушения.
 — Почему он так ненавидит Наполеона?
 Грегор пожал плечами:
 — В Англии многие ненавидят Наполеона.
 Он уходил от ответа — Марианна это заметила и еще раз повторила свой вопрос:
 — Почему он его ненавидит?
 Грегор немного поколебался, но все же ответил:
 — Ты права. Ненависть Джордана — очень личная. Он представляет собой угрозу владениям Джордана, а это недопустимо.
 Марианна озадаченно нахмурилась:
 — Владениям в Кассане?
 — И здесь, в Камбароне.
 — Он равнодушен к Камбарону.
 — Потому что отрицает всякую привязанность? Я думал, ты настолько проницательна, что не поверишь ему.
 Как можно заглянуть в сердце и мысли Джордана, когда он так тщательно скрывает их? Лишь однажды он на мгновение приоткрыл перед ней свою душу, и она вдруг ощутила беззащитность и даже ранимость этого с виду такого сильного и уверенного в себе человека.
 — Когда-то он сказал мне, что не хочет слишком сильно привязываться к кому-то или чему-то из опасения это потерять.
 — У Джордана были в жизни потери, — негромко сказал Грегор, — поэтому теперь он так осторожен. К тому же обладание налагает огромную ответственность. По крайней мере, для Джордана это так.
 — Почему?
 — То, что у него есть, принадлежит ему навсегда. Это становится страстью, одержимостью. Джордан знает, что должен защищать Кассан и Камбарон даже ценой своей жизни, потому что его характер иного ему не позволяет. Наполеон — это угроза, которую он во что бы то ни стало должен устранить. — Грегор отвернулся. — Надо спросить Дороти, не нужна ли ей помощь. Она совершенно обезумела с этими приготовлениями.
 Марианна не хотела отпускать его как раз в ту минуту, когда он наконец начал отвечать на вопросы, которые уже много лет мучили ее.
 — Грегор, почему…
 Но он уже исчез. Он всегда уходил — в буквальном или переносном смысле —от вопросов, на которые не хотел отвечать. По правде говоря, сегодня он сказал даже больше, чем ей хотелось бы знать.
 Картина, которую нарисовал ей Грегор: безжалостная одержимость Джордана, защищающего то, что ему принадлежит, — пугала. Человек, готовый повергнуть в прах империю, чтобы победить одного противника, не остановится ни перед чем для достижения своих целей.
 Грегор так и не объяснил ей, почему Джордан решил дать этот бал в самый разгар зимы, и к тому же была эта странная секунда колебания, когда она его об этом спросила. Может быть, Грегор не обманул ее, сказав, что Джордан гордится ее работой, но этот бал может означать и что-то совершенно иное. Весь этот последний год Марианне становилось все беспокойнее. События развивались слишком быстро: все знали, что Наполеон готовится напасть на Россию. Похоже, временная передышка кончается, и этот бал пробьет последний час ее мирной и спокойной жизни.
 Ну что же, она знала, что это время рано или поздно наступит. У нее все готово для того, чтобы в любой момент покинуть Камбарон.
 Нет. Пока она не будет об этом думать! Может быть, еще нет нужды спешить. Пока Джордану неплохо удается препятствовать планам Наполеона — возможно, он сумеет обойтись и без Джедалара.
 Ей не хочется покидать этот замок, с удивлением призналась себе Марианна. И не только из-за Алекса. Она тоже счастлива здесь. Ей не хочется расставаться с Грегором и Дороти. У нее еще никогда так хорошо не спорилась работа. И, наконец, она просто привыкла к Камбарону и даже полюбила его. Может, Джордан и не питает к нему никакой привязанности, но для нее это теперь такой же дом, как и тот скромный коттедж в Монтавии, в котором она появилась на свет.
 Кроме того, здесь она оставляет частицу себя. Купол из цветного стекла — ее творение, ее дар этому дому и его обитателям. Она хочет видеть лицо Джордана в тот момент, когда он поймет, что она дала Камбарону. После бала, после того, как приедет Джордан, она будет думать об отъезде.
 Ей надо увидеть Джордана.


* * *

 — Поднимись со мной наверх, Грегор. — Джордан швырнул свою шляпу и перчатки лакею и зашагал вверх по лестнице. — Мне надо переодеться. Если я опоздаю на этот бал, Дороти выкинет меня в снег.
 — И будет права. — Грегор направился за ним следом. — Я первый помогу ей в этом. Гости уже съезжаются. Ты мог бы приехать пораньше. Это нехорошо по отношению…
 — Небров находится в Польше и тайно встречается с Наполеоном.
 Грегор застыл на ступеньке:
 — Ты уверен?
 — Янус связался со мной в Стокгольме.
 — А он знает, что происходит на этих встречах?
 — Мы можем догадаться, правда? Он хочет, чтобы Наполеон бросил ему Монтавию и Кассан, когда пойдет на Россию. Вопрос в том, что он ему может предложить взамен.
 Грегор снова начал подниматься по лестнице.
 — Ты думаешь, что он нашел другой способ получить Джедалар?
 — Не знаю, — устало ответил Джордан. — Мне сказали, что с тайной Джедалара знаком только мастер, который его создал. Не представляю себе, как Неброву вообще удалось разнюхать о его существовании. Может быть, ему известно что-то, чего не знаем мы.
 — Или, может быть, он просто блефует, пытаясь продемонстрировать Наполеону, каким надежным союзником он может стать.
 — Я велел Янусу следить за Небровым и сообщить мне, если узнает что-нибудь. Следующие несколько месяцев мы должны быть настороже. Не спускай с Алекса глаз.
 Грегор покачал головой.
 — Мы все время были очень бдительны. За последние три года к Камбарону не приближался ни один чужак. Небров не может знать, что они здесь.
 — Надеюсь. — Джордан пожал плечами. — Может быть, опасности и нет. Но я хочу быть твердо уверен, что нас не захватят врасплох.
 — Не захватят. — Грегор открыл дверь и вошел в спальню Джордана. — Ну как в Швеции?
 — Холодно. — Джордан снял с себя дорожный сюртук и швырнул на постель. — Но успешно. Наполеон увидит, что Швеция ему больше не союзница. В случае вторжения Бернадот заключит союз с Россией.
 Грегор уселся на свое любимое место в углу, лицом к витражу с изображением матери Джордана.
 — Но относительно вторжения сомнений нет — это только вопрос времени, так?
 — Да. — Джордан звонком вызвал своего камердинера и распустил узел галстука. — И это произойдет скоро. — Он встретился взглядом с отражением Грегора в зеркале. — Наше время на исходе. Я не знаю, какой срок ей потребуется, чтобы сделать Джедалар. Больше я ждать не могу.
 Грегор застыл.
 — Союзники могут нанести Наполеону поражение и без Джедалара. Ты сказал, что все идет успешно.
 — Никогда еще у Наполеона не было столь мощной армии, как теперь. Если Россия падет, а возможность этого очень велика, то Кассан падет тоже. Я не могу рисковать. — Он одним движением расстегнул рубашку. — Я использую любые средства, чтобы это предотвратить. Я дам ей еще один шанс, но если она не согласится… Что ж, я вынужден буду прибегнуть к силе.
 Помолчав, Грегор тихо сказал:
 — Ты ожидал, что я буду с тобой спорить? Нельзя допустить, чтобы Кассан пал. — Он встал и направился к двери. — Но сегодня не причиняй ей боли. Она три долгих года делала этот Купол цветов, и я убедил Дороти разрешить ей пойти на бал, чтобы она могла насладиться мигом своего торжества. Пусть она сегодня будет счастлива.
 Дверь за ним тихо закрылась, но слова его эхом отдались в сердце Джордана.
 «Сегодня не причиняй ей боли».
 Он вспомнил Марианну такой, какой видел ее в последний раз, четыре месяца тому назад: юной, невинной, полной радости жизни.
 Его кулак тяжело опустился на крышку туалетного столика.
 Черт подери!


* * *

 — Сиди спокойно, — строго приказала Дороти. — Мне надо завязать тебе волосы лентой.
 — Зачем трудиться? Никому не захочется смотреть на меня, когда можно будет смотреть на мой купол, — взволнованно рассмеялась Марианна. Буйная радость переполняла ее. Она ощущала необыкновенную легкость во всем теле, казалось, еще секунда — и она полетит. — Никто ни на кого не будет смотреть. Они будут только танцевать, глядя вверх на мои прекрасные витражи.
 — Тогда у всех ужасно сведет шею, — усмехнулась Дороти. Она отступила на шаг и критически осмотрела стянутые белой шелковой лентой золотые локоны Марианны. — Выглядит как положено, в греческом стиле. Теперь наденем платье, — Она подошла к гардеробу. — Белое, как и полагается невинной молодой девушке, вступающей в свет.
 — Опять белое? — Марианна шутливо поморщилась. — Я уже три года ношу только белое!
 — Это — совсем другое белое. — Дороти вытащила из гардероба простого покроя платье с высокой талией и большим круглым вырезом. Сверкающий белый шелк был расшит бисером и казался скорее серебряным, чем белым, в мерцающем свете свечей.
 — Оно прекрасно! — восторженно выдохнула Марианна. Протянув руку, она осторожно прикоснулась к ткани, оказавшейся гладкой и прохладной, как оконное стекло зимой. — Но я его никогда раньше не видела!
 — Потому что мадам Брэдшоу закончила его только вчера.
 Марианна удивленно повернулась к Дороти.
 — Так ты заранее знала, что я пойду на бал?
 — Конечно, — грубовато отозвалась Дороти. — Мы с Грегором решили, что было бы несправедливо лишить тебя возможности видеть свой триумф. Кроме того, не может же тебе вечно оставаться пятнадцать лет! Пора тебе несколько раз показаться в качестве юной девушки. — Она расстегнула свободное детское платье Марианны, позволив ему упасть на пол. Марианна перешагнула через него без сожаления. — Хотя я опасаюсь, что после сегодняшней ночи нам придется умчать тебя в Лондон или Дорчестер.
 — Нет!
 Этот невольно вырвавшийся возглас показал, насколько Марианне не хочется покидать Камбарон.
 — Мы поговорим об этом завтра. — Дороти осторожно надела на Марианну расшитое бисером платье. — Если бы ты согласилась пользоваться услугами Мэри, мне не пришлось бы исполнять роль твоей камеристки. — Она начала застегивать платье на спине. — Это очень вредит моему достоинству.
 — Я сама справлюсь. Вовсе ни к чему… — Марианна замолчала на полуслове, увидев в большом зеркале свое отражение. Глаза ее изумленно раскрылись. — Как странно! Я кажусь…
 — Да, безусловно. — Дороти вздохнула. — И мне определенно придется увезти тебя завтра в Дорчестер. Ни один нормальный человек не поверит, что Джордан может жить в одном доме с этой юной красавицей и не обольстить ее.
 Обольстить.
 За эти годы Марианна настолько свыклась со своим обликом девочки-подростка в свободных платьицах и с длинными косами, что сейчас с трудом узнала себя в зеркале; исчезла детская худоба, грудь, поднимающаяся над по-модному низким вырезом, казалась почти пышной.
 Нет! Слово показалось Марианне неприятным. Это красотки на картинах Тициана бывают пышными, а у нее грудь просто чуть… округлая.
 — Вырез не слишком велик?
 — Он вполне скромен. — Дороти нахмурилась. — Вернее, я так думала.
 Она подала Марианне длинные перчатки:
 — Может, они немного помогут.
 Натягивая их. Марианна пожаловалась:
 — Мне в них душно.
 Дороти все еще оценивающе смотрела на ее декольте:
 — Может быть, приколоть цветок к корсажу? Это немного скроет… Впрочем, оставим все как есть. — Она отвернулась. — А перчатки — это абсолютная необходимость. Тебе больше не позволено будет показываться за стенами Камбарона без них.
 — Тогда я никогда не буду выходить из замка. Да и все равно, мне больше всего нравится работать у себя мастерской. — Марианна стремительно отвернулась от зеркала и стиснула Дороти в объятиях. — Спасибо, — прошептала она. — Вы с Грегором так добры! Вы сделали мне такой чудесный сюрприз!
 — Но ты все равно мастерскую предпочитаешь балам.
 — He этому балу. Это… совсем другое.
 Дороти поцеловала ее в лоб и откашлялась, прежде чем дать последние наставления:
 — Этот неприличный новомодный вальс ты танцевать не будешь. Даже на балу в сельской местности это недопустимо без разрешения дам-патронесс высшего общества. Веди себя робко и скромно. Не отходи от меня ни на шаг. Правда, боюсь, моя засушенная добродетель еще больше оттенит твою красоту.
 — Засушенная добродетель?
 — А ты никогда не задумывалась, кто я? — В голосе Дороти послышалась горечь. — Старая дева без всякой надежды. По крайней мере я слышала, как меня так называли.
 В Марианне волной поднялся гнев.
 — Если ты и старая дева, то только потому, что сама этого захотела! Ты чудесная и красивая и такая умная, что половина мужчин с тобой не сравнится. Вот они и завидуют. Какое они имеют право…
 — Молчи. — Дороти приложила пальцы к губам Марианны. — Я не озлобилась. Я смирилась с тем, что непривлекательна для мужчин. Отчасти я сама в этом виновата. Я могла бы удачно выйти замуж. У меня неплохое приданое, и любой мужчина был бы рад вступить в родственные связи с герцогом Камбаронским. Я выбрала дорогу сильных, а джентльмены предпочитают, чтобы женщины были слабыми и податливыми. Мне такое было бы невыносимо. — Она взяла флакон с духами и капнула немного на шею Марианне. — Розы. Правда, этот запах подходит к твоему Куполу цветов?
 — Очень подходит.
 — А теперь улыбнись. У тебя сегодня праздник, и я не хочу, чтобы хоть что-то омрачало его. Сейчас ты спустишься вниз и закружишься в вихре беззаботного веселья.
 И снова предчувствие счастья охватило Марианну. Долой все сомнения и тревоги! Сегодня все должно быть прекрасно. Она повернулась к двери:
 — Я буду ждать тебя на площадке. Мне надо показаться Алексу в своем новом наряде. Он не поверит, что это я! — И, улыбнувшись Дороти, она выскользнула из комнаты.


* * *

 Обычно мрачный и величественный, в этот вечер холл камбаронского замка сиял тысячью огней. Из большой залы доносились звуки музыки. Строгая элегантность мужских костюмов подчеркивала изысканную роскошь сверкавших драгоценностями нарядов дам. В холле раздавались смех и возбужденные голоса.
 Марианна помедлила. На миг ей показалось, что глаза всех собравшихся внизу гостей устремлены прямо на нее.
 — Спокойно, девочка! Все идет хорошо. — Дороти ободряюще сжала ее руку. — Не спеши! Дай им как следует разглядеть тебя.
 — Зачем им я? Пусть они любуются моими витражами.
 — Нет! — Дороти покачала головой. — Сегодня я хочу, чтобы они смотрели на тебя. Ты — мое произведение, и мне надо, чтобы его оценили по достоинству.
 Марианна успела заметить Джордана, стоявшего в дверях кабинета по другую сторону холла. Он улыбался леди Карлейль. «Вот уж кого можно назвать пышной, — с привычным раздражением подумала Марианна. — Тициан пришел бы в восторг от ее форм. И Джордан, кажется, тоже». Пышнотелая Кэтрин Карлейль была последней из бесконечной череды женщин проходивших по жизни Джордана. Марианна не смогла бы припомнить, сколько их сменилось в его постели со времени прекрасной графини Ральбон.
 Нет, смогла бы. Она ясно помнит каждую из них. Среди них была та рыжеволосая очаровательница Кэролайн Дюмарк, потом Хелен Джекбар, потом — Элизабет…
 Джордан закрыл дверь кабинета.
 — Перестань хмуриться, — укоризненно прошептала Дороти.
 — Это тоже не принято в светском обществе? — Но Дороти права. Какое ей дело, если Джордан захочет удовлетворить свои плотские аппетиты с этой женщиной? Сегодняшний вечер должен быть полон радости, она не позволит себе огорчаться из-за пустяков. — Я не вижу Грегора.
 — Он собирался проследить за тем, как будут зажигать факелы.
 — Этим должна была заниматься я.
 — Только не в этом платье! Карабкаться по крышам в светском обществе не принято — это уж совершенно определенно.
 Марианна тревожно нахмурилась:
 — На меня смотрят.
 — Еще бы! Может быть, даже чересчур внимательно. — Дороти на секунду остановилась на последней ступеньке, а потом взяла Марианну за локоть и легонько подтолкнула в сторону бальной залы. — Идем. Тебе лучше затеряться в толпе. — Она осмотрела собравшихся и обрадованно кивнула: — Вон там — сэр Тимоти Шеридан. Ты, наверное, найдешь с ним общий язык. Он пописывает стихи, как твой отец, и он идеальный партнер для танцев. Не сомневаюсь, что его следующая поэма будет посвящена твоим глазам и кудрям.
 Марианна почти не слышала ее слов: она не отрываясь смотрела на витражный купол в центре залы. Пламя факелов, которые под руководством Грегора зажгли вокруг купола, заставило цветы и лозы сиять яркими красками. Лиловая сирень и кремовые гардении оттеняли пылающий оранжевым огнем гибискус. В четырех углах среди цветов величественно выступали павлины с великолепным бирюзовым и сапфировым оперением.
 — Получилось, — прошептала она. — У меня хорошо получилось, правда?
 — Очень хорошо. Он прекрасен, — мягко ответила Дороти. — А теперь пойдем, — я представлю тебе сэра Тимоти.
 Ошеломленная Марианна позволила увести себя на другую сторону залы, к белокурому молодому человеку, стоявшему в углу. Цветы витража отбрасывали причудливые блики на сверкающий пол, по которому в сложных фигурах котильона грациозно двигались танцующие. Зрелище было именно таким, какое надеялась увидеть Марианна.
 Она глянула через плечо: дверь кабинета по-прежнему оставалась закрытой. Не все сложилось так, как она мечтала. Неужели даже в такой день он не может забыть о своих женщинах и уделить несколько минут ей. А она так старалась доставить ему радость!


* * *

 Идем, Джордан! — Дороти распахнула дверь и решительно вошла в кабинет. Она уничтожающе взглянула на Кэтрин Карлейль, которая поспешно отодвинулась от герцога. — Я уверена, что вы его извините. Сегодня его время очень ограничено.
 Джордан ясно видел, что Кэтрин была очень недовольна вторжением Дороги, но не решалась с ней спорить. Вместо этого она сосредоточила свои усилия на Джордане:
 — Конечно, я подожду вас. — Она обворожительно улыбнулась. — Вы скоро вернетесь, ваше сиятельство?
 Дороти утащила Джордана за собой прежде, чем он успел ответить.
 — Ну и в чем я на этот раз провинился? — спросил Джордан, поправляя галстук. — Как всегда, ты явно мной недовольна.
 — Потому что ты, как всегда, ведешь себя недопустимо. Скажи на милость, зачем тебе понадобилось полвечера проводить в своем кабинете с этой вульгарной толстухой? — прошипела она с неестественной улыбкой, рассчитанной на то, чтобы ввести в заблуждение тех, кто на них смотрит. — Впрочем, можешь вернуться и продолжать свое отвратительное ухлестывание за этой… дамой полусвета, но только после того, как скажешь Марианне, что тебе нравится ее работа.
 Его лицо стало отчужденным.
 — Мне нет нужды ей об этом говорить. Все и так осыпают ее похвалами.
 — Она имеет право услышать это от тебя. Почему ты ее избегаешь?
 — Не приставай ко мне сегодня, Дороти, — негромко проговорил он. — Сегодня это небезопасно.
 — Глупости. Я не допущу, чтобы этот вечер хоть в чем-то обманул ожидания Марианны.
 — Ну хорошо. Если ты считаешь, что я должен присоединиться к хору похвал, я готов доставить тебе удовольствие. Где она?
 Дороти кивком указала на противоположную сторону бальной залы:
 — С молодым Шериданом. Он очень ею увлекся.
 Джордан посмотрел, куда она указала, но за весело кружащимися парами отыскать Марианну было не так-то легко.
 — Шеридан питает пристрастие к младенцам?
 — Младенцам? — изумленно переспросила Дороги, непонимающе глядя на него. — А, правильно. Ты ведь ее сегодня еще не видел!
 Он тщательно избегал встречи с Марианной. Он не хотел видеть ее и говорить с ней. Ему хотелось забыться и сделать вид, что ее вовсе не существует, но Дороти помешала ему.
 «Сегодня не причиняй ей боли».
 В груди его что-то болезненно сжалось. Ну что ж — указания Грегора он не выполнит. Он пытался, но, похоже, сама судьба сегодня против него. Бороться с судьбой он бессилен: пусть будет, что будет. Он зашагал через залу.
 — Ты желаешь, чтобы я произнес положенные комплименты? — жестко сказал он. — Ну, давай поскорее с этим покончим. Хотя я не понимаю, что ты имела в виду…
 Тут он увидел Марианну и резко остановился.
 — Младенец? — пробормотала ему на ухо Дороти.
 О нет! Женщина, прекрасная и желанная, стояла перед ним, такая, какой она являлась ему в снах и фантазиях. Господи, можно подумать, что последних трех лет вообще не было: он снова стоит в комнате башни, смотрит на нее и хочет ее, желание горячей волной поднялось в нем, тело возбужденно напряглось. Да, именно такая реакция ему и нужна. Похоть жестока, неразумна, безжалостна. Он сумеет подчинить Марианну своей воле, он добьется от нее всего, что желает.
 — Джордан! — предупреждающе вскрикнула Дороти, наблюдая за выражением его лица.
 — Помолчи, Дороти, — бесшабашно усмехнулся он. — Я только выполняю твое приказание.
 — Я не думала… Ты не был…
 — Ты хочешь сказать — я был ручным, как старый пони Алекса, и ты уже решила, что меня можно кормить из рук? А может, мне надоело выполнять цирковые номера? — Он перевел взгляд на молодого Шеридана. — Но, судя по тому, как этот нахальный щенок смотрит на Марианну, он готов давать для нее целые представления. — Он плотно сжал губы. — Знаешь, мне не нравится, как он ведет себя с моей подопечной. Придумай предлог, чтобы его увести.
 — Ничего подобного я не сделаю!
 — Сделаешь. — Его глаза опасно сверкнули. — Или я найду предлог бросить ему вызов.
 — Ты шутишь! — ужаснулась Дороти. — С тобой у него не будет шанса! Это все равно что убить безоружного.
 — Тогда уведи его. — Этот подонок глазеет на ее груди, словно представляет себе, как высвободит их из платья, приподнимет на ладонях и поднесет к губам. Джордан почти физически ощутил их мягкость, почувствовал, как под его языком набухают соски. Он уже не может отделить желание Шеридана от своего собственного. — Быстро! — сквозь зубы процедил он.
 — Я не оставлю тебя с ней наедине. Ты что же, хочешь разрушить все, что я создавала с таким трудом
 — Мы будем не наедине. Ты, кажется, говорила, что сегодня здесь будет по крайней мере двести человек гостей.
 Марианна увидела его, замолчала на полуслове и неуверенно улыбнулась.
 Боже, она поразительно хороша.
 — Джордан, ты вызвал меня сюда, чтобы ее защитить, — с отчаянием напомнила ему Дороти.
 — Ты прекрасно справилась со своей задачей, но теперь это уходит в прошлое.
 — Что случилось?
 — Не вмешивайся в то, чего не понимаешь. Просто усвой одно: положение изменилось.
 — Я поняла бы, если бы ты объяснил. Я искренне люблю девочку и…
 — Похоже, что она уже больше не девочка.
 — Джордан, ты был к ней очень добр. Я даже думала, что… Черт подери, почему ты вдруг так переменился?
 Ничего ей не ответив, он прошел последние несколько метров, отделявших его от Марианны, взял ее затянутую в перчатку руку и поднес к губам.
 — Триумф, Марианна.
 Краска залила ее щеки:
 — Он вам понравился?
 — Триумф, — с полной искренностью повторил он. — Моей бальной зале будут завидовать во всей Англии. Я горжусь тобой. — Тут он небрежно кивнул Шеридану: — Как поживаете, Шеридан? Кажется, моя кузина хочет попросить вас о какой-то услуге. Если я не ошибаюсь, надо подвезти кого-то из гостей… — Он повернулся к Дороти: — Я уверен, что сэр Тимоти будет счастлив оказать тебе помощь…
 Шеридан неуверенно посмотрел на Дороти:
 — Конечно, я к вашим услугам, сударыня.
 Дороти бросила на Джордана испепеляющий взгляд и обернулась к молодому человеку:
 — Вы настоящий джентльмен, сэр.
 Она повернулась на каблуках и прошествовала через толпу. Шеридан поспешно шел за ней следом.
 Марианна озадаченно проводила их взглядом:
 — Она на вас очень рассердилась. Почему?
 — Я не оправдал ее ожиданий. Или, может быть, наоборот — оправдал. Все зависит от того, как смотреть на вещи. — Он протянул ей руку: — Я могу иметь честь пригласить тебя на этот танец?
 Она было радостно шагнула ему навстречу, но тут же покачала головой:
 — Это ведь вальс. Дороти говорит, что я не должна танцевать этот танец.
 — Это не разрешается? Разве тебе не надоело подчиняться приказам Грегора и Дороти?
 — Да… Нет. — Она посмотрела на него в растерянности. — Вы сами велели мне слушаться их. А теперь… Вы меня сбиваете с толку.
 — Я просто приглашаю тебя на танец. — Он снова протянул ей руку. — Разве тебе не хочется кружиться в вальсе под твоим великолепным куполом?
 — Да! — Глаза у нее вдруг загорелись, а улыбка стала такой же бесшабашной, как у него. — О да! — Она вложила свою руку в его, и они закружились по зале.


* * *

 Марианне казалось, что она летит — парит, рвется вверх, и только рука Джордана, лежащая на ее талии, удерживает ее у земли. Вот то, о чем она мечтала. Кружиться в волшебном сиянии огней, под Куполом цветов, отдаваясь ритмам вальса в объятиях Джордана. Она закинула голову и стала смотреть на витражи у себя над головой.
 Пылающие факелы.
 Свет на фоне тьмы.
 Переливы красок — и красота, плывущая кругами, кружащая голову.
 — Прекрати! — потребовал Джордан.
 — Что?
 — Я сказал: прекрати. Смотри на меня.
 Она оторвала взгляд от купола и посмотрела ему в лицо. Шок, испытанный ею, был настолько силен, что она невольно отпрянула. В его сверкающих зеленых глазах, устремленных на нее, не было доброты. Чувственность. Насмешка. Вызов.
 Она была так счастлива тем, что он подошел к ней, что почти не заметила его изменившуюся манеру держаться.
 Он улыбнулся:
 — Смотреть на меня, может, и не так приятно, но я не могу допустить, чтобы мною пренебрегали ради стекла и краски. Я тебе уже говорил, что я не только чудовищно избалован, но и страшно ревнив?
 Она покачала головой:
 — Это неправда.
 Он насмешливо приподнял брови:
 — Вот как?
 — Вы ничуть не ревнивы. Я видела, как вы ведете себя с…
 Она замолчала. Ему совершенно не обязательно знать, насколько пристально она следила за его связями с этими женщинами. Но, встретившись с ним взглядом, она поняла, что ей и не надо в этом признаваться: он догадался сам!
 — Я тоже наблюдал за тобой, — тихо проговорил он.
 Она вдруг почувствовала себя странно обнаженной, словно все хрупкие барьеры, разделявшие их, внезапно обрушились. Она поспешно снова подняла взгляд к потолку.
 — Вы никого и ничто не любите настолько, чтобы испытывать ревность.
 — Тогда почему я велел Дороти увести отсюда молодого Шеридана? Чтобы не всадить пулю в его красивую голову!
 Пораженная, она снова посмотрела ему в лицо:
 — Вы шутите!
 — Дороти не сочла это забавным. Меня это чувство тоже застигло врасплох. — Он прижал ее к себе и закружил еще сильнее. — Но то чувство, которое есть между нами, никогда не подчинялось обычным правилам, так ведь? Как только мы начинаем привыкать к какому-то набору правил, игра снова меняется.
 Марианна почему-то не могла отвести от него глаз.
 — А она изменилась?
 — Да. — Он перевел взгляд на край ее декольте, обнажившего верхнюю часть груди. — И слава Богу. Мне уже начинало казаться, что я превращаюсь в евнуха.
 Груди у нее вдруг налились странным огнем, словно его руки погладили их. Она с трудом проглотила вставший в горле ком.
 — Дороти сказала бы, что такие слова в высшей степени неуместны. — И вдруг она взорвалась. — И насколько я знаю, евнухам не нужны гаремы вроде тех, что собрали вы!
 На мгновение его насмешливое выражение лица изменилось, и ей показалось, что он вот-вот улыбнется своей знакомой ласковой улыбкой. Но намек на мягкость почти мгновенно исчез.
 — Я предупреждал тебя, что буду искать утешения. Если бы три года назад ты была готова меня принять, гарем бы не понадобился. — Он улыбнулся. — Приходи ко мне сегодня ночью, и я обещаю избавиться от всех связей.
 Марианна судорожно вздохнула: у нее вдруг заныло под ложечкой.
 — Это невыносимо! Почему вы так… Дело в этом глупом платье, да? Как мне жаль, что я его надела!
 — А мне жаль, что ты не надела его раньше. Теперь ситуация наконец прояснилась. Но мы оба знаем, что дело не в платье. Мы все равно пришли бы к этому — раньше или позже.
 — Ничего подобного! Я была здесь счастлива. Я думала… — Она толком не знала, что именно она думала, но уж, конечно, не то, что вдруг окажется брошенной в такой водоворот чувств. — Мне казалось, что я в безопасности.
 На его лице промелькнуло какое-то непонятное выражение.
 — Я никогда не обещал тебе безопасности. Только при условии, что ты дашь мне то, что мне нужно.
 Она напряглась, осознав, что в его последних словах не было чувственности — только суровая решимость, которая напомнила ей о той ночи у костра в Монтавии.
 Пресвятая Дева, какой дурой она оказалась! Ведь еще днем, после разговора с Грегором, она почувствовала что-то неладное, но упорно старалась отогнать от себя мрачные мысли. Как глупо было закрывать глаза на опасность в надежде, что все обойдется. И вот кончилось тем, что он застал ее врасплох.
 — Джедалар, — прошептала она с горечью. — Это о нем идет речь, да? Вы решили, что теперь я могу дать вам Джедалар.
 Он поднял взгляд к многоцветному куполу у них над головой:
 — Ты стала выдающимся мастером.
 У нее больно сжалось сердце.
 — Я же говорила, что не дам вам его. Никогда!
 — Мне нужно его получить, Марианна. Я оттягивал этот момент, сколько было возможно. Я уже больше года знаю, что ты достаточно хорошо работаешь, чтобы создать Джедалар. Я надеялся, что мне не понадобится требовать его от тебя.
 Слезы обожгли ей глаза, но усилием воли она сдержала их. Он не должен видеть ее слабость!
 — Вы думаете, в благодарность за то, что вы заботились об Алексе и обо мне все эти годы, я смягчусь и переменю свое решение? Я вам ничего не должна. Я взяла этот мрачный замок и вернула его вам, наполнив светом и красками!
 — Да, это правда. — Он заглянул ей в глаза и грубовато сказал: — И мне вовсе не нужно, чтобы ты стала мягкой. Я хочу тебя сильную. Я ценю только ту победу, которая досталась в борьбе.
 — Отпустите меня! — В ее голосе звенело отчаяние. — Я не хочу дольше здесь оставаться!
 — Когда танец закончится. Нам надо поговорить.
 — Сейчас! — Больше она не вынесет. Она вырвалась от него и бросилась бежать по зале. За ней следовал шепоток танцующих. Наверное, в их глазах она погубила свою репутацию. Но какое ей до них дело? Она чувствовала на себе обжигающий взгляд Джордана, но, к ее облегчению, он не сделал попытки догнать ее.
 Выбегая из залы, в дверях она чуть не налетела на Грегора.
 — Марианна!
 У него был настолько обеспокоенный вид, что она постаралась улыбнуться:
 — Факелы были прекрасны. Все было прекрасно, Грегор.
 — Ты говорила с Джорданом! — В его глазах мелькнуло сострадание.
 Она молча кивнула.
 — Дай ему Джедалар, — тихо проговорил он. — Он не хочет делать тебе больно — но сделает. Он сломит тебя любым способом, и я теперь тебе помочь не смогу.
 Марианну охватило отчаяние. Она одинока. Грегор, которого она считала своим другом, тоже предал ее.
 Проскользнув мимо него, она бросилась вверх по лестнице.


* * *

 Грегор остановился, поджидая Джордана, направлявшегося к нему через бальную залу.
 — Она пошла наверх? — спросил Джордан, подойдя достаточно близко.
 Грегор кивнул.
 — Идти за ней следом бесполезно. Я уверен, что она не откроет двери. Ты ее напугал.
 «Да, напугал, — с горечью подумал Джордан, — а сейчас я причиню ей боль гораздо более острую».
 — Я хочу, чтобы ты взял Алекса и уехал из замка сегодня ночью, сейчас же. Отправляйся в Саутвик, к «Морской буре», и плывите на ней вдоль берега.
 — Куда?
 — Никуда. Просто развлеки парнишку.
 — Надолго?
 Джордан пожал плечами:
 — На несколько дней. Потом привези его обратно в Камбарон.
 Грегор внимательно посмотрел ему в лицо:
 — Но когда мы вернемся, Марианны здесь не будет.
 — Нет. Я увезу ее в Дэлвинд.
 Грегор печально улыбнулся:
 — Несомненно, для того, чтобы найти способ заставить ее дать тебе Джедалар?
 Джордан перевел взгляд на лестницу, по которой убежала Марианна:
 — Каких слов ты от меня ждешь? Что я по-прежнему буду играть эту нелепую комедию? Она и так слишком затянулась. Твоя голубка уже не ребенок, она женщина. Да, мне нужен Джедалар. Да, мне нужна она сама. Если в Дэлвинде найду способ получить и то и другое — я это сделаю. Но одно могу тебе обещать твердо: я пересплю с ней прежде, чем ты снова ее увидишь. — Он улыбнулся, и от его улыбки Грегору стало не по себе. — И никакие силы неба и ада меня на этот раз не остановят.
 — Знаю. Наконец ты нашел предлог добиться того, чего хотел. Это очень печально. Вас двоих ждет немало страданий.
 — Что ж, пусть так и будет. Если получишь какие-нибудь вести от Януса, сообщи мне в Дэлвинд.
 Грегор мрачно кивнул и направился наверх:
 — Я пойду и разбужу мальчика


* * *

 Марианна закрыла за собой дверь и дрожащими пальцами стянула с себя длинные перчатки. Сняв расшитое бисером платье, она запихнула его в шкаф. Никогда больше она не наденет его! Этот праздник обещал так много, а закончился так ужасно. Быстро надев свое старое свободное платьице, Марианна схватила шаль и выбежала из комнаты. По длинной винтовой лестнице она со всех ног помчалась в комнату на башне.
 И… застыла на пороге.
 За ее рабочим столом сидел Джордан, вытянув перед собой ноги.
 — Мы не закончили разговор. — Пламя свечи отбрасывало дрожащие тени на его хмурое лицо. — Я так и думал, что ты придешь сюда. Это единственное место, где ты чувствуешь себя в безопасности, правда?
 Марианна повернулась и шагнула к двери:
 — Когда вас здесь нет.
 — Завтра утром я увезу тебя из замка.
 — Нет! Я не хочу!
 — Недалеко отсюда. Мы поедем в мой охотничий домик Дэлвинд. Это всего десять миль к югу.
 — Но зачем?
 — Здесь слишком много народа. Я предпочитаю увезти тебя туда, где мы будем только вдвоем. — Он оглядел ее мастерскую. — И где ты не будешь чувствовать себя в безопасности.
 — Я не поеду с вами. Я решила взять Алекса и ехать с Дороти в Дорчестер.
 Он покачал головой:
 — Алекс уже отправился в путешествие — без тебя.
 Она недоверчиво посмотрела на него:
 — Алекс спит у себя в постели.
 — Спал. Пока Грегор не разбудил его и не рассказал ему, какое необыкновенное приключение его ждет.
 Алекс! При мысли о брате Марианну охватила паника. Резко распахнув дверь, она бросилась вниз, в спальню мальчика.
 Исчез!
 Она уставилась на сбитое одеяло и смятую подушку. Только недавно она приходила сюда показаться ему в своем новом бальном платье, полная радостных предвкушений. Алексу так понравилась его ставшая взрослой сестра! У Марианны заныло сердце.
 — С ним ничего не случится, если ты будешь выполнять мои пожелания, — произнес у нее за спиной Джордан.
 Она скрестила руки на груди, чтобы он не увидел, как сильно они дрожат:
 — Грегор никогда не причинит Алексу вреда. У него не поднимется рука на ребенка. Но он знает, что множество детей в Кассане погибнет, если мы не найдем способ их защитить. Если ему придется выбирать, он выберет Кассан.
 Она снова вспомнила выражение лица Грегора, когда он сказал ей эти безжалостные слова: «Я не смогу тебе помочь. Дай ему Джедалар».
 — Он не причинит Алексу вреда, — упрямо повторила она.
 — Может, и не причинит. Но он не отдаст тебе твоего брата. Запомни, что я тебе скажу, — в его голосе зазвенел металл, — ты не увидишь Алекса, пока у меня не будет Джедалара. Тебе никогда не будет известно, все ли у него благополучно.
 Она пристально всматривалась в его лицо. Оно выражало абсолютную решимость, без капли жалости.
 — Вы — ужасный человек, — прошептала она.
 Джордан невесело улыбнулся.
 — Не ты первая говоришь мне это. — Он повернулся, собираясь уходить. — Будь готова ехать с рассветом. Я уверен, что ты не захочешь без нужды огорчать Дороти бесполезными прощаниями.
 Все происходящее напоминало кошмарный сон. Марианне не верилось, что еще так недавно она была полна радости: настолько ужасно перевернулась вся ее жизнь.
 — Все не обязательно должно складываться именно так. — Джордан стоял в дверях спальни Алекса, наблюдая за ней. — Может, я немного сумасшедший, но я чувствую, что должен дать тебе еще одну возможность передумать. Обещай дать мне Джедалар, Марианна, — и Алекс будет здесь уже завтра вечером. Все пойдет по-прежнему.
 Ничто никогда уже не будет прежним. Все переменилось. И опять ей предстоит сделать выбор. Имеет ли она право рисковать Алексом ради того, чтобы выполнить обещание, данное маме? Никогда в жизни она не простит себе, если с мальчиком что-то случится. Но грозит ли ему опасность? Вряд ли. Она не верит, что Грегор или Джордан способны причинить ему вред. Единственное, что они могут сделать, — это разлучить ее с братом, увезти его так далеко, что она не найдет его.
 «Спокойно!» — приказала себе Марианна. Она попробует перехитрить их или хотя бы выиграть время. Не в ее характере сдаваться без боя.
 И она холодно ответила Джордану:
 — Сожалею, что вынуждена вас огорчить, но такого обещания я не дам.
 — О, ты меня вовсе не огорчила. Наоборот, после стольких лет сдержанности я с большим облегчением дам волю своей греховной натуре, которую, как утверждал Грегор, я победил. — Он жестко улыбнулся. — Для меня это тоже была последняя возможность. Не могу передать тебе, как я рад, что ты меня от нее избавила.




 9.


 Дэлвинд Марианна увидела на следующий день сразу же после полудня. Это был большой охотничий дом с крытой тростником крышей. Величественные сосны, как стражи, окружали его. А перед домом сверкало маленькое серебристое озерцо, покрытое льдом.
 Как только они оказались на дворе перед конюшней, Джордан спешился и снял Марианну с седла. Тут же отпустив ее, он зашагал к двери.
 — Осторожно, ступенька обледенела.
 С той минуты, как они утром на рассвете выехали из Камбарона, он вел себя спокойно, почти равнодушно. Марианна медленно прошла за ним в дом и оказалась в просторном квадратном холле, куда выходило сразу несколько дверей. До блеска отполированная дубовая лестница с причудливыми резными перилами вела на второй этаж.
 — Думаю, тебе здесь будет удобно. — С этими словами Джордан снял шляпу и перчатки, швырнул их на столик с инкрустацией из цветного дерева, стоявший у самой двери. — Здесь немного прохладно. Я зажгу камин.
 Она с раздражением подумала, что он обращается с ней с такой важностью, словно она почетная гостья, а не будущая его наложница.
 Пройдя через комнату, он стал на колени перед громадным каменным очагом.
 — Пока мы здесь живем, слуг у нас не будет. Тебе придется довольствоваться моими скромными услугами. Думаю, их будет достаточно, чтобы удовлетворить твои потребности. В Дэлвинде я веду очень скромный образ жизни, но это как раз в твоем вкусе. Ты все время жаловалась на то, что Камбарон слишком велик.
 Марианна оглядела «простую» гостиную-холл. В центре комнаты стоял длинный, сверкающий полировкой стол, за который можно было бы усадить человек двадцать. На резном буфете у дальней стены поблескивали серебряные бокалы и хрустальные графины. Над камином гобелен, выполненный в зеленых и кремовых тонах, изображал вооруженную копьем Диану, нападающую на кабана.
 Джордан заметил, что Марианна разглядывает гобелен.
 — Это отвратительное произведение приобрел мой отец. Его всегда привлекали женщины с кровожадными наклонностями. Я никогда не мог этого понять: он был совершенно неспособен противостоять им по духу и, в конце концов, начинал их ненавидеть. — В камине вспыхнул огонь, и отсветы пламени заиграли в глазах Джордана. — Я распорядился, чтобы в конюшне поселились двое мужчин, которые будут присматривать за лошадьми, приносить уголь, дрова для растопки и тому подобное, — Он сделал паузу. — И они получили указания не выпускать тебя отсюда.
 — Удивляюсь, что вы не заточили меня в темницу в Камбароне, — с горечью отозвалась Марианна.
 — Как я мог поступить столь бесчувственно! Когда мы впервые о ней говорили, мне показалось, что ты испытываешь по этому поводу некоторые опасения. И потом — темницы сейчас вышли из моды. Теперь популярны охотничьи домики. — Он встал и направился к ней. — Скоро станет совсем тепло. Сними плащ.
 Марианна не шелохнулась.
 — Сними плащ, — мягко повторил он и, не дожидаясь ее согласия, стал расстегивать верхнюю пуговицу. Она вздрогнула, когда его горячие пальцы прикоснулись к пульсирующей жилке на ее шее. — Это не та преграда, которую нельзя преодолеть. — Он снял плащ с ее плеч и бросил его на глубокое кресло, стоявшее у камина. Взгляд его скользнул по свободного покроя амазонке, которая, как и вся остальная одежда, придуманная Дороти, придавала Марианне облик маленькой девочки. — И этот отвратительный наряд — тоже. Он меня только раздражает.
 — Я и не собираюсь угождать вам, — вызывающе сказала она и с досадой добавила: — Все это глупости. Не знаю, чего вы надеетесь добиться, привезя меня сюда.
 — Я надеюсь убедить тебя поступать разумно.
 — То есть делать то, что выгодно вам! За последние три года вы этого добиться не смогли.
 — Потому что Грегор пожалел бедную голубку, и его жалость оказалась удивительно заразительной. — Шагнув вперед, он распустил ленту, которая стягивала одну из ее кос. — Но теперь я от жалости избавился. Терпение и млеко человеколюбия явно оказались бесполезными. Стой спокойно! Я всегда ненавидел эти косички. — Он развязал вторую косу. — Так-то лучше. — Густые пряди светлых волос заструились у него между пальцев. — Гораздо лучше. Пока мы будем здесь, не смей их снова заплетать.
 Его действия были вызывающе интимными, распущенные волосы тяжело и чувственно легли ей на плечи. Он почти не прикасался к ней, но она ощущала жар его тела и знакомый, присущий только ему запах кожи и чистого льняного белья. У нее возникло странное ощущение, словно с каждым вдохом он входит в нее, заполняя все ее существо. Поспешно отступив на шаг, она спросила:
 — Где я буду спать?
 Он улыбнулся:
 — Где пожелаешь.
 Его голос был окрашен винно-красным цветом чувственности. Так уже было однажды, вспомнила Марианна, ночью у костра, когда его голос согревал ее, пьянил, как старое вино. Но тогда ей удалось избежать опасности.
 — В таком случае я желаю спать в доме Дороти в Дорчестере.
 Он покачал головой:
 — Невозможно. — Потом указал на ведущую наверх лестницу: — Там четыре спальни. Выбери себе одну из них, которая тебе больше понравится. Я обычно занимаю ту, что расположена в конце площадки.
 Она тревожно смотрела на него.
 — Ты боишься, что я возьму тебя силой? Может быть, моя слава блистательного негодяя померкнет в твоих глазах, но я не любитель изнасилований. Просто я хочу создать условия, чтобы мы были близки — очень близки. А остальное я предоставлю совершить судьбе и природе. — Он кивком головы указал на одну из дверей, выходивших в гостиную: — Твоя мастерская. Я позаботился, чтобы тут были инструменты, стекло и краска.
 — Чтобы я могла изготовить для вас Окно в Поднебесье? — Марианна презрительно улыбнулась. — Что вы собираетесь делать? Стоять рядом с плеткой в руках?
 — Плетки тоже вышли из моды. Я просто хотел, чтобы у тебя было, чем развлечься. Я знаю, что ты привыкла работать, и хотел сделать тебе приятное.
 Она прошла через гостиную и распахнула дверь, за которой оказалась комната с низким потолком, по которому шли дубовые балки. Темно-зеленые бархатные занавеси закрывали окно. Это мрачное помещение совершенно не походило на ее мастерскую в башне.
 Но в центре комнаты стоял длинный стол, а на столе было стекло, инструменты и краски.
 Она почувствовала, что страшное напряжение, которое владело ею с минуты отъезда из Камбарона, немного ослабло. Спасение. Она сможет работать!
 — А ты, в свою очередь, будешь развлекать меня. — Джордан указал на огромное, напоминающее трон кресло, установленное в дальнем углу. — Я знаю, что три года назад тебе не хотелось, чтобы я смотрел на твою работу, но обстоятельства изменились.
 — Ничего не изменилось. — Она подошла к окну и рывком раздвинула занавески, впустив в комнату солнечный свет. Потом она направилась к столу рассмотреть инструменты. — Сидите здесь, сколько хотите, я не буду обращать на вас никакого внимания, как и тогда.
 — Тогда это произошло только потому, что я вел себя как мягкосердечный дурак. Будь уверена, если бы я поступил иначе, не прошло бы и недели, как ты уже делила бы со мной постель. А может, это произошло бы уже в ту первую ночь.
 Она стремительно повернулась к нему:
 — Нет!
 — Да.
 — Вы принудили бы меня?
 — Никакого принуждения не потребовалось бы.
 У нее вспыхнули щеки:
 — Я — не леди Карлейль, и не та… я не такая, как они!
 — Да, ты не такая, как они. Ты гораздо более живая — и в этом заключается и соблазн, и удовольствие. Ты с самого начала не хуже меня понимала, что происходит между нами. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Ты хочешь меня так же сильно, как я — тебя.
 Его тон не допускал никаких сомнений, и уверенность Джордана заставила ее вдруг смутиться.
 — Это неправда, — прошептала она чуть слышно.
 — Это правда. — Голос у него чуть охрип. — Каждый раз, когда я был с другой женщиной, я хотел быть с тобой. Иногда я воображал, что это — ты. Разве с тобой не происходило что-то похожее? Разве ты никогда не думала, как мы…
 — Нет!
 — А я думаю, да. Может быть, ты себе в этом не признавалась, но разве не бывало так, что, просыпаясь среди ночи, ты ощущала…
 — Я же сказала вам: нет. — Она нервно облизала губы. — Наверное, вы решили, что, если обольстите меня, я стану такой же слабой, как те женщины, и дам вам Джедалар.
 — Грегор подтвердит тебе, что я всегда беру то, что хочу. Я думал, что соблазнение будет способом убедить тебя дать мне Джедалар. Но если этого не произойдет — ты все равно будешь моей. Я больше не могу ждать. Это все равно что разжечь огонь, но специально сделать его таким слабым, чтобы он не мог тебя согреть. В последние три года я чертовски замерз.
 Он резко повернулся и ушел из комнаты.
 Марианна неподвижно застыла у стола.
 Он солгал. Она вовсе не хотела его так, как те, другие женщины. Это правда, что он всегда имел для нее какую-то необъяснимую привлекательность, ее неудержимо тянуло к нему, но это не значит, что она готова…
 Она не станет даже думать об этом!
 Марианна прошла к окну и стала смотреть на двор перед конюшней. Джордан снимал вьюк с третьей лошади. Вот он повернулся и что-то сказал человеку, стоявшему в тени у стены конюшни. Тот бросился вперед, чтобы помочь ему, но Джордан махнул рукой, делая ему знак отойти. Его темные волосы сверкали на холодном зимнем солнце, лицо освещала такая знакомая Марианне слабая улыбка. Она знала выражение его глаз, подтянутую изящную ловкость его тела, обманчиво-ленивые движения, теплоту его рук…
 Но она не знала его так, как знала Кэтрин Карлейль.
 Ей и не хочется так его узнавать, отчаянно убеждала она себя. Но тогда почему же так часто она просыпалась среди ночи с этими поразительно чувственными видениями? Как ужасно, что он догадался об этой ее греховной слабости. Она поняла с тревогой и болью, что ей некуда от него спрятаться.
 Ну что же, она должна собрать все свои силы и решительно отстраниться от него. Если она победит свою слабость, он увидит, что бесполезно было везти ее сюда.


* * *

 — Ты провела в этой комнате весь день, — окликнул ее Джордан через открытую дверь спальни. — Выходи поужинать.
 — Я не проголодалась. Я собираюсь лечь.
 — Как любезный хозяин, я не могу допустить, чтобы ты легла спать без ужина, — вкрадчиво проговорил он. — Если ты предпочитаешь остаться здесь, я буду счастлив принести тебе еду и подать в постель.
 Марианна со вздохом вышла из комнаты.
 Она еще никогда не видела, чтобы Джордан был одет настолько непринужденно: на нем не было ни сюртука, ни галстука — только ботфорты, свободная белая рубашка и черные лосины, плотно облегавшие его стройные ноги,
 — Какое разочарование! А я надеялся получить неожиданный подарок, оставшись у тебя в спальне. — Он знаком пригласил ее пройти вперед. — Вместо этого мы, видимо, отужинаем перед камином, за разговором.
 — Мы уже говорили. Я не вижу повода для дальнейших обсуждений.
 — Нет, это было только самое начало. — Он спустился следом за ней по лестнице. — Обольщать без слов я не умею. Конечно, я сознаю, что и без того весьма привлекателен для женщин, — в его голосе прозвучала легкая насмешка, — но именно мое красноречие всегда обеспечивает мне победу. — Он усадил ее за стол, а сам уселся напротив нее. — Эту вкуснейшую трапезу я приготовил сам. Я знал, что ты захочешь вкусить плоды моих трудов. Ешь.
 Марианна взяла ложку, зачерпнула немного рагу из оленины и попробовала. Оно оказалось необыкновенно вкусным.
 Он выжидательно смотрел на нее.
 — Пересолено.
 — Черт возьми! — он прижал обе руки к груди, словно получил смертельную рану. — Стрела вонзилась мне прямо в сердце. — Он насмешливо пожал плечами. — Или только в мое самолюбие.
 Она с изумлением почувствовала, что губы ее трогает улыбка, и поспешно постаралась придать себе серьезность. За эти годы ей тысячу раз приходилось видеть его ироническое легкомыслие, так что она бездумно откликнулась на него. Очевидно, эта привычка будет для нее опасным врагом.
 — А, вот видишь, — улыбнулся он ей, — твое положение не настолько пугающе. Я по-прежнему все тот же. Ты просто видишь мою другую сторону.
 — Я не испугана.
 Он не обратил внимания на ее протест.
 — Ты была испугана, когда приехала в Камбарон, но сейчас, по-моему, ты его полюбила. Чтобы победить страх, необходимо только одно: узнать зверя поближе.
 — Какая точная характеристика, — холодно отозвалась она.
 Он искренне засмеялся:
 — Точная, правда? Грегор утверждает, что моя душа — наполовину зверь, наполовину ангел, и уже много лет пытается изменить соотношение этих частей. — Улыбка его померкла, и он снова взглянул на нее. — Насчет ангела он ошибается, но могу тебе обещать, что зверь окажется весьма занимательным. Тебе достаточно только его погладить, и он подойдет и положит морду тебе на колени.
 Марианна инстинктивно взглянула на его густые темные волосы, как всегда, стянутые сзади лентой. Она никогда не прикасалась к этим жестким прядям, никогда не видела их разметавшимися по его плечам. Она быстро опустила глаза в тарелку.
 — Это напоминает мне сказку, которую когда-то рассказал мне отец, — о девушке и единороге. Когда этот зверь положил голову на колени девушке, ему отрезали рог.
 Он изумленно уставился на нее, а потом откинул назад голову и оглушительно расхохотался.
 — Господи, ну что ты за прелесть! Вижу, что мне надо будет тщательно оберегать мой «рог».
 Она покраснела:
 — Я не имела в виду…
 — Не порть дела, не вспоминай всех запретов и поучений Дороти! На мгновение я увидел девушку, которую знавал на борту «Морской бури».
 — Запреты Дороти должны были охранять меня от диких зверей, которых так много вокруг.
 — Ловко! Я угодил в собственный капкан. — Он снова взялся за ложку. — Полагаю, мне следует подкрепиться, прежде чем вступать в новый поединок.
 Марианна была рада, что он замолчал. Его свободные и непринужденные манеры создавали между ними атмосферу волнующей близости. Казалось, не было этих трех лет отчуждения, время повернуло вспять и прошлое сливается с настоящим. Ее всегда возбуждали их словесные поединки, но сегодня в нем было что-то новое, темное и волнующее.
 Молчание затянулось, и, не выдержав, она сама прервала его. Положив ложку, Марианна натянуто сказала:
 — Я уже поела. Могу я теперь вернуться к себе в комнату?
 —Нет. — Он улыбнулся, увидев, как она возмущенно вскинула голову. — Ты можешь работать весь день, но часы после наступления темноты, пока не придет время ложиться, принадлежат мне. Ты можешь говорить или молчать — как пожелаешь, но ты отсюда не уйдешь. — Он жестом указал ей на глубокое кресло с кремово-зеленой обивкой, стоящее у камина. — Думаю, ты найдешь это кресло гораздо более удобным.
 Кроме того, она окажется на другом конце комнаты. Быстро вскочив, она стремительно прошла к камину и уселась в кресло, которое он для нее выбрал, гордо выпрямив спину и сжав на коленях руки.
 Его ироничная улыбка вызвала у нее раздражение.
 — Это глупость. Я не могу просто сидеть и смотреть на вас, — с досадой сказала она.
 — А мне доставляет несказанное удовольствие любоваться тобой. Даже в этом уродливом наряде, — поморщившись, добавил он.
 И, встав из-за стола, Джордан направился в ее сторону.
 Она тревожно напряглась, но он уселся перед камином неподалеку от нее, обхватив руками колени, лосины еще плотнее обтянули его ноги, подчеркнув все мускулы.
 Марианна, смутившись, быстро перевела взгляд на языки пламени.
 — Я хочу, чтобы вы сказали мне, куда увезли Алекса.
 — В безопасное место.
 — Вы не имели права…
 — Я не желаю говорить об Алексе. — Голос его звучал лениво, подбородок уперся в колени. — Я хочу рассказать тебе, что ждет тебя здесь, в этом доме.
 — Что меня может ждать, кроме боли и унижения? — горько усмехнулась Марианна.
 — Ты напрасно боишься меня. Я не привык к девственницам, но в первый раз постараюсь быть очень нежным. Это будет трудно. Я слишком давно тебя хочу.
 Краска бросилась ей в лицо, и она быстро взглянула на Джордана. Он оставался совершенно бесстрастным, голос звучал почти прозаически, словно он говорил о чем-то давно решенном.
 — После того как ты ко мне привыкнешь, я кое-чему тебя научу. — Он улыбнулся. — Я с юношеских лет предавался всевозможным порокам, так что ты можешь воспользоваться моим опытом. Например, известно ли тебе, насколько чувствительной может быть женская грудь? Как холод и тепло могут подарить блаженство или отсрочить его? Как новое положение, необычная поза могут дать настолько сильное удовольствие, что оно заставит тебя закричать?
 Она с трудом сглотнула:
 — Вам прекрасно известно, что я этого не знаю. И не хочу знать такие вещи.
 — Потому что ты никогда их не испытывала, — мягко сказал он. — А если я скажу тебе, что то чувство, которое тебе дает работа, ничто по сравнению с тем, что подарю тебе я? Это наслаждение, равного которому ты никогда не испытывала.
 — Я вам не поверю.
 — Тогда мне придется тебя в этом убедить, правда? — Он прислонился к каменной стенке камина, полузакрыв глаза, чувственно улыбаясь. — Я был бы рад все это продемонстрировать, сейчас, немедленно, но ты пока не готова принять меня. Вместо этого я расскажу о том, что скоро ожидает тебя. — Голое его вдруг зазвучал резче. — Нет, не вставай. Если мне придется к тебе прикоснуться, я не смогу владеть собой.
 Он напрягся, как зверь перед прыжком. Марианна вдруг поняла, что лишь огромным усилием воли ему удается сдерживать себя, что под напускной ленью таится неистовая разрушительная сила.
 Медленно она снова опустилась в кресло.
 Опасный момент миновал. Он снова откинулся назад, голос его звучал спокойно и ровно.
 — Я тысячи раз представлял себе, как мы будем соединяться тысячью разных способов. Я даже видел это во сне. Одна из фантазий, которая чуть не свела меня с ума, включала в себя кресло.
 Марианна смотрела на Джордана словно околдованная. Как бы ей ни хотелось отвести взгляд, она была не в силах это сделать.
 — Помнишь, я хотел, чтобы в твою мастерскую на башне принесли мягкое кресло? — Он кивнул в сторону комнаты, находившейся на противоположной стороне гостиной. — Оно должно было быть точно таким же, как то, что стоит сейчас там. Большое, с высокой спинкой, прочное, с широкими подлокотниками. Я представлял себе, что сижу в нем и смотрю, как ты работаешь, как двигаются твои руки, как они ласкают стекло. Волосы у тебя распущены, как сейчас, и мне хочется рывком поставить тебя на колени и перебирать мягкие шелковистые пряди. — Голос его звучал все более хрипло. — Мне больно, так я жажду твоего прикосновения. Я хочу, чтобы твои руки обнимали меня, ласкали меня так, как они ласкают стекло. — Он закрыл глаза. — Но я не могу пошевелиться. Я должен сидеть в кресле и ждать, чтобы ты пришла ко мне.
 С каждым вздохом у нее высоко вздымалась грудь. Боже милосердный, она видит эту сцену, словно все это происходит у нее на глазах!
 — В окно врывается холодный ветер, но я его не ощущаю. Я усилием воли заставляю тебя посмотреть на меня. Наконец ты повинуешься мне. Ты поворачиваешься, видишь мое лицо — и понимаешь…
 Сначала ты боишься, но потом встаешь из-за стола, медленно пересекаешь комнату и останавливаешься передо мной. Ты протягиваешь руку и прикладываешь пальцы к моим губам. — Он открыл глаза, и Марианна поняла, что он видит не ее, а ту грезившуюся ему женщину в башне. — Я не могу дождаться, чтобы ты сняла свое платье. Мои пальцы утонули в твоих волосах. Твои ноги лежат на подлокотниках кресла, я уже в тебе, и я слышу твой возглас. — Он сжал кулаки. — Ты такая узкая, но ты забираешь меня всего, и руки твои лежат у меня на плечах, а ногти…
 — Прекратите! — сдавленно вскрикнула она. — Я больше не стану слушать!
 Он сделал глубокий прерывистый вдох. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил еле слышно:
 — Я буду сидеть в этом кресле завтра и смотреть, как ты работаешь.
 Ее обожгла жаркая волна. Она почувствовала, что даже кончики ее пальцев пылают.
 — Я не буду обращать на вас внимания. Я даже не замечу, что вы в комнате.
 — Тогда все будет точно так, как в моем сне, правда? — Он улыбнулся. — И, может быть, ты поднимешь голову и увидишь меня, и будешь знать, что я тебя жду.
 Она встряхнула головой и вскочила.
 — Я здесь больше не останусь. Я иду к себе в спальню.
 Джордан кивнул:
 — Наверное, так будет лучше. Я вижу, что у меня еще меньше терпения, чем я думал. Может быть, завтра мы сможем провести вместе больше времени.
 Она поспешно пошла к лестнице.
 — Ты помнишь историю о Шехерезаде? — кинул он ей вслед. — Она каждый вечер рассказывала калифу сказку, и так продолжалось тысячу и одну ночь. Может быть, нам стоит проверить, сколько снов я смогу для тебя припомнить?
 Она не ответила. Ей казалось, все тело у нее пылает. Скорее уйти от него!
 — Наверное, завтра вечером я расскажу тебе о жеребце и кобыле. Мы вышли на южное пастбище посмотреть на них, и ты повернулась ко мне… — Он рассмеялся: — Но это уже другая история.
 — Я не хочу ее слышать.
 — Ничуточки? Признайся, что тебе интересно.
 Да, с ужасом поняла она. В его словах слышалась необузданная страсть, они зачаровывали. Изображенная им картина разволновала ее, загипнотизировала, заставила почувствовать себя так, словно… О небеса, кажется, он прав. Кажется, она так же полна похоти, как и он сам.
 Она обернулась, чтобы посмотреть на него с площадки второго этажа. С кошачьей чувственной грацией он поднялся со своего места у камина. Пламя освещало его худощавое лицо с неправильными чертами, показывая силу и красоту там, где красоты не должно было быть.
 — Приятных снов, Марианна, — мягко проговорил он.


* * *

 Кресло!
 Она проснулась, задыхаясь, с бешено колотящимся сердцем.
 Груди ее налились, соски приобрели странную чувствительность, остро ощущая прикосновение одеяла.
 Ее била безудержная дрожь, а между ногами клубком свернулась непонятная сосущая боль.
 Джордан сидел и наблюдал за ней, положив руки на широкие подлокотники кресла.
 Жажда, Жар. Опустошенность.
 Нет, она не подходила к нему. Этого не было. Это был всего лишь сон, эротическое отражение того, что этим вечером рассказал ей Джордан.
 Кресло…


* * *

 — У тебя дрожат руки, — заметил Джордан. Удобно раскинувшись в кресле, он перекинул ногу за подлокотник. — Будь осторожна: не порежься.
 — Не порежусь. — Она не смотрела на него, аккуратно вырезая из стекла лепесток. — Если вы замолчите и перестанете отвлекать.
 — У тебя под глазами тени. Ты долго не могла заснуть?
 — Нет.
 — А я не мог. Я вообще не заснул в эту ночь. Я представлял себе, как ты лежишь в своей постели всего в нескольких ярдах по коридору, совсем близко от меня. Это меня тревожило и возбуждало. Чтобы хоть как-то себя развлечь, я начал думать о цветном стекле и о том, какие интересные вещи с ним можно сделать.
 — Я уже много лет прекрасно это знаю.
 — Но ты не рассмотрела всех возможностей. Если хочешь, я могу рассказать тебе, что я запланировал.
 — Я не хочу.
 — Да, для тебя это, пожалуй, слишком рискованно. Возможно, попозже. Для этого вечера достаточно интересно будет обсудить жеребца и кобылу. Ты с нетерпением ждешь этого?
 — Нет.
 — А по-моему, да. В конце концов, удовлетворить любопытство ведь не опасно! Ты даже можешь продемонстрировать чувство оскорбленной невинности: ведь я вынуждаю тебя слушать мои непристойные признания! В глубине души каждой женщине приятно знать, через какой ад она проводит мужчину.
 — Мне это ничуть не приятно.
 Насмешливость его исчезла:
 — Тогда я прошу у тебя прощения. В этом отношении ты не похожа на других женщин. В тебе нет злости. — Он продолжил несколько более легкомысленно: — Но любопытство в тебе есть, и я приложу все мои силы, чтобы его утолить.
 Марианна не ответила, и Джордан замолчал.
 Ей казалось, сам воздух в комнате сгустился, стал тяжелым и плотным, так что ей нечем было дышать.
 Он наблюдал за ней.
 Он думал о ней.
 Он ждал ее.
 Кресло.


* * *

 — Этой ночью тебе приснился жеребец?
 — Нет, — солгала она.
 — Он оседлал тебя сзади?
 Она не ответила.
 — Жеребцом был я? — спросил он тихо. Марианна повернулась к нему спиной и сделала вид, что проверяет витраж на свет, чтобы скрыть залившую ее щеки краску.
 — Какая у тебя славная попка. Маленькая, нахальная, тугая. Неудивительно, что меня преследуют такие дурные мысли.
 — Я не хочу слушать всякие непристойности, — в отчаянии сказала она. — Вы не стали бы говорить такого Дороги.
 — Я не стал бы говорить такого никому, кроме тебя. Дороти — прекрасная женщина, но она связана условностями, которые, как ей кажется, она презирает. Она никогда не решится на последний шаг и не скажет всем этим людям, кого в глубине души считает глупцами и невеждами, что они для нее ничто. — Джордан помолчал. — В отличие от Дороти у тебя есть честность и смелость. Такой честности я не встречал ни у одной женщины.
 Что касается честности, он, может быть, и прав. Может, она и честная, но смелой она себя совсем не чувствует. Она уже начала дрожать от той непонятной слабости, которая охватывала ее всякий раз, как она оказывалась в одной комнате с Джорданом. Накануне вечером она сидела в том же кресле у камина, сложив руки на коленях, завороженно глядя на него, а он рисовал ей картины похоти и наслаждений, рожденные его безудержной фантазией.
 А когда он разрешил ей уйти к себе в комнату, к ней пришли сны.
 У нее снова начали дрожать руки. Она быстро положила витраж на стол, чтобы не уронить.
 — У тебя разгорелись щеки. Странно. Мне кажется, что погода стоит не особенно теплая. Вчера даже шел снег. Ты не простудилась?
 — Нет.
 — Полной уверенности быть не может. — Он посмотрел за окно, где с крыши свисали длинные толстые сосульки. — Этим вечером я расскажу тебе об одном интересном лечении, к которому мы сможем прибегнуть, если у тебя снова будет жар.


* * *

 — Ты оказалась необыкновенно упорной. — Джордан сидел, вытянув перед собой ноги. — Прошла уже целая неделя, и мы оба почти не спим. — Он лениво водил пальцем по резному цветку на подлокотнике кресла. — Еще несколько дней, и тебе грозит опасность серьезно заболеть. Да и мои силы на исходе. Положи этому конец, Марианна.
 У него были прекрасные руки: загорелые, изящные, с длинными ловкими пальцами. В последнее время она все чаще не могла оторвать взгляда от его рук, когда он жестикулировал или просто клал их на подлокотники кресла.
 Кресло.
 Марианна хотела бы избавиться от этого наваждения, но всякий раз в ее памяти всплывали картины, навеянные обольстительными фантазиями Джордана. Даже если бы ей удалось забыть об этом проклятом кресле, горько подумала она, теперь у нее огромный запас эротических картин. Джордан позаботился о том, чтобы отныне она жила в мире, где вид даже самого простого предмета невольно будил ее чувственность.
 — Почему ты колеблешься? — мягко спросил он. — Когда-то ты говорила мне, что, как и твой отец, считаешь, что дух должен быть свободным. Почему ты позволяешь себе оставаться в оковах? Ты же знаешь, чего хочешь.
 Груди у нее горели огнем, все тело ныло. Достаточно ему только войти в комнату, и она невольно на это реагирует. Да поможет ей Бог — она как та кобыла, о которой он рассказывал: безмозглая, похотливая, ожидающая, чтобы ее оседлали.
 Но она же не животное!
 — Иначе почему же ты приехала со мной?
 Марианна резко повернулась к нему:
 — Вы знаете почему! Из-за Алекса. Вы вынудили меня сюда приехать.
 — Я дал тебе повод сюда приехать!
 — Нет!
 — Ты знала, что Алексу ничто не угрожает. — Он покачал головой. — Будь честна сама с собой. Ты хотела того же, что и я. Для тебя тоже огонь горел слишком долго и слишком слабо. — Его голос упал до шепота. — Это никогда не кончится, пока ты не возьмешь того, что хочешь, Марианна.
 — Это вы привыкли брать то, чего желаете.
 — Разве я что-то взял? Я даже к тебе не прикоснулся. Я просто открыл двери и позволил тебе взглянуть на то, что тебя ждет за ними.
 Двери комнаты, наполненной ароматом темных причудливых цветов страсти.
 — Войди, — мягко уговаривал он ее. — Тебе понравится то, что ты там найдешь.
 Она покачала головой.
 Джордан вздохнул:
 — Наверное, мне не следовало надеяться, что даже ты будешь настолько честной. Дать тебе предлог? Приди ко мне сегодня — и через два дня я позволю тебе увидеть Алекса.
 Марианна повернулась и посмотрела на него:
 — Вы вернете его мне?
 — Нет, но я дам тебе убедиться, что с ним все в порядке. — Он встал, направляясь к двери. — Видишь? Ты принесешь себя в жертву ради своего бедняжки-братца, которого держит в плену злой герцог Камбаронский. Даже Дороги поняла бы столь достойное самопожертвование.
 Марианна поняла, что Джордан собирается уйти. Он впервые оставляет ее одну в мастерской со времени их приезда в охотничий домик.
 — Куда вы идете?
 Он оглянулся через плечо.
 — Я хочу прокатиться верхом. Мне надо немного развеяться. Чувственность, не находящая выхода, плохо отражается на моем настроении. Я вернусь к сумеркам. — Он приостановился. — Если ты не попросишь, чтобы я остался.
 Она ничего не ответила.
 В следующую секунду входная дверь резко захлопнулась за ним.
 Марианна почувствовала облегчение от того, что осталась одна, или, по крайней мере, попыталась убедить себя в этом. Теперь она сможет сосредоточиться на том, что важно для нее. Она протянула руку, чтобы взять резак, — и застыла.
 В доме было слишком тихо.
 И в то же время казалось, что он по-прежнему находится с ней в этой комнате.
 Медленно повернувшись, она взглянула на кресло.
 «Наверное, мне не следовало надеяться, что даже ты будешь настолько честной».
 «Это никогда не кончится, пока ты не возьмешь того, что хочешь».
 «Я только дал тебе повод сюда приехать».
 Неужели это правда?
 Она с ужасом осознала, что слишком легко уступила, когда он сказал ей, что она должна сюда ехать.
 Лихорадка, которую он в ней разжег, возникла слишком быстро. Достаточно было малейшей искры, чтобы чувства, таившиеся в ее душе, неожиданно для нее самой вспыхнули ярким пламенем.
 Его магнетизм держал ее в плену три долгих года. Даже когда она искренне досадовала и раздражалась на него, она не могла выбросить его из головы. Он завладел ее душой, ее помыслами и сердцем с самой первой минуты, когда она увидела его в церкви в Таленке.
 Марианна неохотно подошла к креслу. Протянула руку и прикоснулась к гладкому дереву спинки, хранившему еще тепло его тела.
 Внезапно ее начала бить дрожь.
 Довольно лгать самой себе.
 Она любит его, она хочет его!


* * *

 Джордан не вернулся к сумеркам. Была уже почти полночь, когда Марианна услышала топот копыт на дворе. Она лихорадочно продолжала работать. С того момента прозрения, когда перед ней с полной ясностью раскрылись ее собственные чувства, она с головой кинулась в работу, стараясь забыть о нем, пытаясь вообще ни о чем не думать.
 — Ложись спать, Марианна.
 Она почувствовала, что Джордан стоит в дверях, но не стала оборачиваться. Ей надо отгородиться от него.
 — Уходи. Я не хочу тебя видеть.
 — Уже поздно. Иди ложись.
 Чтобы еще одну ночь лежать без сна?
 — Уходи.
 — Ты устала, у тебя дрожат руки. Я не позволю тебе работать всю ночь — иначе завтра у тебя на руках появятся новые шрамы, — твердо сказал он.
 — Это не твое дело.
 — Да, это не мое дело. — Он встал у нее за спиной. — Но это моя неотступная тревога. — Он протянул руку и вынул у нее из пальцев резак. — Ложись спать.
 Жар его тела обволок ее, она ощутила запах кожи, конской сбруи и холодного ветра. Она застыла на месте — напряженная, неуступающая.
 Она хочет его!
 Что-то в ней вдруг оборвалось, словно лопнула слишком туго натянутая струна.
 Она закрыла глаза, медленно выдохнула и прислонилась к нему спиной.
 Он застыл, и она ощутила, как напрягся в нем каждый мускул.
 — Марианна?
 Все кончено. Она больше не в силах сопротивляться.
 — Мне это не нравится, — прошептала она. — Мне… больно.
 Он обнял ее, со странной нежностью прижимая к себе, словно желая укрыть в своих объятиях.
 — Больно только от желания, — хрипловато прошептал он ей на ухо. — Вот почему ему надо положить конец. Остальное ни с чем не сравнимо.
 — Ты обещаешь?
 Он глуховато рассмеялся:
 — О да, я обещаю! — Он еще минуту не отпускал ее, а потом отступил на шаг и начал расстегивать на ней платье. — Я пообещаю тебе весь мир, если ты захочешь.
 — Мне не нужен мир, — ответила она.
 Бедный Джордан, подумала она печально, он всегда думает, что в конце концов ему надо будет заплатить за то, чего он хочет. Как ужасно жить, когда цинизм так глубоко въелся в душу!
 Марианне было странно стоять, как усталой девочке, пока Джордан раздевал ее. Но она действительно устала: ее тело так привыкло к боли неутоленного желания, что она смирилась с нею. Платье упало на пол, и она перешагнула через него.
 — Мне ничего от тебя не надо.
 — Повернись.
 Марианне не хотелось поворачиваться. На ней осталась только тоненькая рубашка, и она вдруг почувствовала робость и неуверенность.
 — Повернись. Я хочу тебя видеть.
 Она медленно повернулась лицом к нему.
 Увидела его глаза.
 Усталости больше не было — только напряженное лихорадочное ожидание.
 — Нет, кое-что тебе от меня надо. — Его руки потянулись к ее волосам, замерли, а потом еле ощутимым движением откинули пряди с ее лба. — Иди сюда.
 Он опустил рубашку с ее плеч, обнажив все тело до самой талии, а потом притянул ее к себе.
 Марианна задрожала. Груди ее набухли, соски окаменели от прикосновения его крахмальной сорочки.
 Его руки прикоснулись к ее обнаженной спине: пальцы чертили чувственные круги на гладкой коже.
 — Господи, ты такая нежная!
 Его ладони скользнули вниз и легли на ее бедра. И вдруг он резко притянул ее к себе, так что сквозь тонкую ткань лосин она ощутила его напрягшуюся плоть.
 Возбуждение. Неприкрытое. Жесткое.
 Ее дрожь превратилась в судорогу желания.
 — Ш-ш! Не бойся. Это то, чего ты хочешь.
 Он решил, что она боится. Если бы жаркий туман страсти позволил ей говорить, она сказала бы ему, что недосягаема для страха. Сжав пальцами его плечи, она прижалась к нему. Изо всей силы.
 Он застыл.
 — Нежнее. Мы должны вести себя нежно.
 После целой недели неутоленного желания она не могла думать о нежности.
 — Сделай это, — глухо произнесла она, уткнувшись в его рубашку. — Сейчас!
 — Наконец-то ты сказала это!
 Его рука проскользнула между их телами и ладонью обхватила ее грудь. Ноготь большого пальца легонько тронул напрягшийся сосок.
 Марианна выгнулась навстречу его прикосновению, негромко вскрикнув.
 Джордан сдернул рубашку с ее бедер.
 — Раздвинь ноги, Марианна.
 Она бездумно повиновалась ему. Так долго она ждала этого мгновения, по его рассказам зная, как все произойдет. Сейчас он протянет руку… Его пальцы нежно погладили волосы, окружавшие ее лоно, потом скользнули глубже, отыскивая маленькую вершинку, пульсирующую какой-то странной и приятной болью.
 Большой палец сначала чуть дотронулся — а потом сильно надавил на нее.
 Глаза девушки пораженно распахнулись. Огонь и наслаждение. Жажда.
 Дыхание ее стало прерывистым. Его большой палец нажимал, сдавливал, тер, все сильнее и ритмичнее. От каждого движения мышцы ее живота напрягались. Она подалась вперед, предлагая ему всю себя.
 — Тебе нравится? — Он нажал еще сильнее, второй рукой удерживая ее за талию. — Это только начало. Давай пойдем наверх, в постель.
 — Здесь.
 Она посмотрела в сторону кресла.
 Он понял ее мгновенно.
 — Нет, — твердо ответил он и потянул ее по направлению к двери из мастерской.
 Она не сдвинулась с места.
 — Здесь.
 — Ты не готова — я сделаю тебе больно.
 — Здесь.
 — Черт побери! — Он резко повернулся к ней. — Зачем ты упрямишься? Думаешь, я привык иметь дело с девственницами? Я просто умираю! Я пытаюсь… — Посмотрев на ее лицо, он замолк. — Упрямица. Ты не знаешь, когда тебе хотят добра.
 — Здесь.
 — А, какого дьявола! — Он уложил ее на пол. — Я обещал, что буду с тобой нежен. Не люблю, когда меня делают лжецом.
 — Кресло… — прошептала она.
 — Потом. — Он раздвинул ей ноги и опустился между ними. Глаза ее застилал туман, и она не заметила, как он разделся. — Тебе будет немного больно. Я хотел, чтобы у тебя была мягкая постель и чистые простыни: все, что должна иметь женщина, когда она… — Он прижался к ней на секунду, замерев неподвижно, потом взглянул ей в лицо, с трудом переводя дыхание. — Я не хотел, чтобы это было так.
 — Мне все равно. Это не имеет значения. — Она прикусила губу. Почему он не двигается, не прекратит эту пустоту? Инстинктивно она выгнулась навстречу ему.
 — Нет! — Он осторожно начал входить в нее. — Не двигайся.
 Она снова подалась навстречу ему. Еще. Она получила еще — но этого по-прежнему было мало.
 Лицо Джордана исказилось, словно от сильной боли.
 — Нет! — сквозь зубы проговорил он.
 Она вдруг пришла в ярость:
 — Ты целую неделю говорил «да»! Сейчас не время говорить мне «нет». Это нечестно.
 В его остановившемся взгляде вдруг появился какой-то звериный блеск.
 — Да избавит меня небо от такого греха. — Его бедра приподнялись, и на одну полную секунду ей показалось, что он собирается уйти.
 Он вонзился в нее до упора.
 Боль!
 Марианна вскрикнула, откинув голову на ковер.
 Он остановился, прижав ее к полу всем своим весом, наполнив ее до отказа.
 Его глаза были закрыты.
 — Мне перестать? — глухо спросил он.
 Боль уже слабела, она начала привыкать к горячему жесткому присутствию его в своем теле. Она знала, что должно произойти теперь. Джордан описывал ей это каждый вечер со времени их приезда сюда — и сейчас она хотела пережить это наяву, приливы какого-то необъяснимого чувства наполняли ее.
 — Нет! Продолжай!
 — Хорошо! — В его смехе прозвучала нота отчаяния. Он открыл глаза. — Все равно — не думаю, что я смог бы перестать.
 Он вышел из нее и снова погрузился глубоко. Снова. И снова. И снова.
 Ритм. Жажда. Быстрее. Медленнее.
 Он поддерживал ее снизу, приподнимая навстречу каждому толчку. Где-то глубоко в горле у него рождался странный звук: первобытный, животный. Отчего-то он делал ее возбуждение еще более сильным. Голова Марианны металась по ковру: желание становилось все более сильным, напряжение — почти невыносимым.
 Что-то все росло, все приближалось.
 — Джордан, — ахнула она. — Джордан!..
 — Выше, — хрипло приказал он. — Плотнее прижимайся ко мне.
 Она рыдала, бедра ее поднимались вверх в такт его движениям, она беспомощно повиновалась всем его приказам.
 — Еще!
 Спина у нее выгнулась дугой. Она вскрикнула, когда он добрался до самого ее центра.
 Он удержал ее там, парящую, пульсирующую. Ощущение было неописуемым. Губы ее раздвинулись для крика.
 Он поднял ее ноги себе на плечи.
 — Давай, — сказал он сквозь зубы. — Сейчас.
 Она застонала, не в силах шевельнуться. Волны яркого чувства поднимались все выше.
 — Дай себе волю.
 Она не будет кричать. Только животные кричат при совокуплении.
 Это было невозможно вынести. Напряжение вдруг взорвалось разноцветными искрами ощущений, и она содрогнулась.
 Впиваясь ногтями ему в плечи, она закричала!
 Ни с чем не сравнимо.
 Джордан говорил, что это ни с чем не сравнимо, — он сказал правду.
 Марианна только смутно ощутила, что он изменил позу, положил ее удобнее, все еще сильно двигаясь внутри ее. «Неужели будет что-то еще?» — туманно изумилась она.
 Он вдруг застыл неподвижно, а секунду спустя тихо вскрикнул и упал вперед, обхватив ее руками, изо всех сил прижимая ее к себе. Обнимая его за плечи, она подумала, что он кажется слабым, зависимым. Джордан никогда не бывает слабым, никогда ни от кого не зависит — но в этот момент она была ему нужна.
 Ее руки неистово сжали его плечи.
 Ни с чем не сравнимо.


* * *

 — Теперь нам можно подняться наверх? — спросил Джордан, когда его дыхание выровнялось. Он поднял голову. — Ты, наверное, вся в синяках. Пол тут чертовски жесткий.
 Марианна ошеломленно посмотрела на него. Он все еще оставался в ней: ей казалось, что он был там всегда, был ее частью.
 — Я… не думаю. — Может, у нее и есть синяки, но это неважно. Это пустяковая плата за то, что произошло. — Это было… — Она замолчала. Никакими словами не описать того, что она чувствовала.
 — Я рад, что твой первый раз не стал для тебя разочарованием. — Он нежно прикоснулся губами к ее лбу, а потом приподнялся и поправил свою одежду. — Но теперь пора ложиться в постель. — Он встал и подал ей руку. — Готова?
 Страшная слабость вдруг охватила ее — она покачнулась. Джордан поймал ее и подхватил на руки.
 Марианна взглянула на кресло — и, как ни странно, в ней снова слабо шевельнулось желание.
 — О нет! — Поймав ее взгляд, Джордан покачал головой. — Я начинаю жалеть, что рассказал тебе об этом видении. Нам следует идти вперед медленно. — Выйдя из мастерской, он начал подниматься по лестнице, перешагивая через ступеньку. — Все в свое время.
 Марианна вдруг ощутила, что полностью обнажена, а он — одет. От этого в ней возникло чувство беспокойства и неуверенности, немного рассеявшее сладостное блаженство.
 — Куда ты меня несешь?
 Ногой распахнув какую-то дверь, он внес ее в комнату.
 — Ваша спальня, миледи. Я решил, что тебе будет приятнее у себя. — Положив ее на кровать, он отвернулся. Огонь в камине давно погас, оставив только слабо тлеющие угли, и Джордан двигался по комнате в темноте. — Новые ощущения легче принимать в привычной обстановке.
 «О чем он?» — полусонно подумала Марианна.
 — По-моему, ты немного опоздал. Я уже познакомилась с новыми ощущениями.
 — Не совсем.
 Внезапно он скользнул к ней в постель и притянул ее к себе.
 Крепкая теплая плоть. Обнаженная плоть.
 Марианна сразу же отпрянула от него.
 — Тише. — Он начал нежно гладить ее волосы. — Ты привыкнешь разделять со мной постель. Это всего лишь следующий шаг.
 — У тебя есть твоя собственная спальня, — чопорно сказала она. — Тебе ни к чему быть здесь со мной. Дороти говорит, что даже в браке джентльмены обычно только навещают своих жен, чтобы удовлетворить похоть или зачать детей.
 — Откровенно говоря, такое желание возникло у меня впервые. Так что для меня это тоже новое ощущение.
 — Оставь меня одну, — попросила она. — Мне хочется спать, а я ни за что не усну рядом с тобой.
 — Скажи, а твой отец тоже только навещал постель твоей матери?
 — Нет. Но ведь дом у нас был очень маленький.
 — А он бы занял отдельную комнату, если бы у него было жилище вроде Камбарона?
 — Нет. — Марианна немного помолчала. — Но это совсем другое дело. Между ними была не похоть, а настоящее чувство.
 Он поцеловал ее в висок.
 — А между нами нет чувства?
 — Любви — нет, — прошептала она. — Ты меня не любишь, и я тебя не люблю. Что-то есть… Но не то, что было у них.
 — Может, это что-то гораздо более интересное. Я заметил, что то, что люди называют любовью, обычно вырождается в слюнявую чувствительность. — Он властно обнял ее. — По крайней мере, я намерен остаться здесь, с тобой. Привыкни к этой мысли.
 В комнате было тихо, темнота успокаивала. Марианна снова начала засыпать, когда Джордан чуть слышно спросил:
 — Я не был с тобой зверем?
 — Что?!
 — Я… хотел быть нежным, — неуверенно проговорил он. — Я боялся, что напомню тебе то, что случилось с твоей матерью.
 Он говорил о той жуткой ночи, о тех подонках, которые насиловали и пытали ее маму. Странно, но она даже мысленно не связала эти две вещи. Желание ее было настолько сильным, что даже если здесь и присутствовала жестокость, то это она ее спровоцировала.
 — Ты был совсем не такой, как они.
 — Ты все видела?
 — Нет. Когда показались солдаты, мама велела мне взять Алекса и через заднюю дверь убежать в лес. Она сказала, что мой долг — позаботиться о нем, что мне нельзя возвращаться, пока солдаты не уйдут. — Марианна проглотила ставший в горле ком. Почему она ему это рассказывает? Она не хочет вспоминать о той ночи. Но слова все звучали, рвались в темноту, резкие, обжигающие. — Я их не видела, но я все слышала. Я оставалась неподалеку, потому что хотела найти способ — любой способ — помочь ей. Я не могла оставить Алекса. Она заставила меня пообещать. Мне пришлось слушать… Я не могла оставить Алекса. Он все время был со мной. С той ночи он боится проклятий и крика.
 — Боже!
 Джордан крепче прижал ее к себе, и слезы градом покатились на его теплое плечо.
 — Я сдержала обещание и не возвращалась, пока они не ушли. Они сделали с ней… ужасное. Они решили, что она умерла, но она была еще жива. Она умерла только на следующее утро. — Марианна закрыла глаза. — Я не могла остаться. Я обещала ей… Я пошла к дому священника и оставила на ступеньках записку о том, что они сделали с мамой. Я даже не знаю, где ее похоронили. Я попросила, чтобы ее похоронили рядом с папой. Как ты думаешь, они это сделали?
 — Уверен, что сделали.
 — Мама умерла у меня на глазах. Я сидела рядом и держала ее за руку, но ее уже не было. Она куда-то ушла.
 — Твоя мама была очень мужественная.
 — Да. — Она помолчала. — Я никогда не говорила о той ночи. Это причиняло мне невыносимую боль. Даже думать о ней было мучительно. Я все время гнала от себя эти мысли. Не понимаю, почему теперь…
 — Может, потому, что пришло время примириться.
 — Примириться? С чем?
 — Чувство вины. Тебе пришлось сделать выбор между твоей матерью и обещанием спасти Алекса, которое ты ей дала. Ты любила ее и хотела помочь ей — но осталась в стороне и позволила ей умереть. — Он резко сказал: — Черт подери, такой выбор не должен вставать ни перед одним человеком! Никто не должен жить с таким бременем на душе.
 Странно, но Марианне никогда не приходило в голову, что это терзающее ее душу воспоминание усиливалось чувством собственной вины.
 — Я должна была что-то придумать!
 — Что бы ты могла сделать против отряда солдат? Ты бы умерла, и Алекс бы умер — и твоя мать все равно умерла бы. Ты сделала единственное, что можно было сделать.
 — Она не должна была умереть. Нужно было что-нибудь придумать!
 — Ш-ш! — Он прижал ее лицо к своему. — Все уже в прошлом, и на тебе нет никакой вины. Поверь мне.
 Она прерывисто вздохнула.
 — Почему я должна тебе верить? Ты что — священник, дающий мне отпущение грехов?
 — Священник? Боже правый, за эту неделю ты должна была бы убедиться, как мало я похож на священника! — Он хохотнул. — Но после того, как Грегор столько лет пытался выбить из меня мои пороки, я стал неплохо разбираться в чувстве раскаяния и вины. — Он прикоснулся губами к ее щеке. — Тебе — не в чем себя упрекнуть.
 Если бы она могла поверить ему! Но все-таки на душе у нее стало немного легче. Может быть, в словах Джордана есть доля истины? Он умен и необыкновенно проницателен — и, как никто другой, знаком с бесчисленными проявлениями греховности.
 — А теперь изволь засыпать — и я тоже засну. — Он поцеловал ее в висок. — Ты меня совершенно выжала: и физически, и эмоционально. Я никогда не думал, что сегодня от меня потребуется что-то сверх услуги жеребца. Ты никогда не перестанешь изумлять меня, Марианна.
 А он никогда не перестанет изумлять ее, подумала она, закрывая глаза. Обольститель, негодяй, мужчина, сломивший ее волю и подчинивший себе ее тело. Но вот и сегодня он преподнес ей удивительный дар: он подарил ей веру в себя…


* * *

 Марианна спала крепко, как измученное дитя.
 За каким чертом его понесло к ней в постель? — удивлялся Джордан. Желание ласкать ее возникло внезапно, неожиданно, и он подчинился ему, как привык подчиняться своим желаниям. И все же это было странно. Обычно после момента близости Джордан предпочитал держаться на расстоянии. Почему же сейчас ему было настолько важно остаться рядом с Марианной, что он даже спорил с ней?
 Джордан отодвинулся от нее, глядя в темноту.
 После трех лет битва закончилась — и победа досталась ему. Конечно, ее результат был заранее предрешен и сомнений не вызывал. Он продуманно обольщал ее и был слишком опытен, чтобы невинное существо могло устоять. Она вынуждена была бороться не только с ним, но и с собой, так что ее неизбежное поражение было всего лишь вопросом времени.
 Победа досталась ему. Так почему же он не испытывает удовлетворения?
 Желание? Он захотел ее снова почти сразу же, как их тела расстались, но дело было не только в страсти.
 Он глубоко вздохнул и заставил себя подняться с кровати. Это просто сказывается усталость, то нервное напряжение, которое не отпускало его всю неделю. Сейчас он вернется к себе в комнату, и с завтрашнего дня жизнь войдет в обычную колею. Он поймет, что его беспокойство — всего лишь временное помрачение рассудка. Теперь, когда его тело получило удовлетворение, ум, несомненно, прояснится и он сможет сосредоточиться на том, как убедить ее дать ему Джедалар.
 Уже оказавшись у двери, он заметил, что в камине гаснут последние угли. Не будет вреда, если он положит в камин дров, чтобы она проснулась в тепле. Опустившись на колени, он разжег огонь, задумчиво глядя на язычки пламени, разгоравшегося все сильнее.
 Прежде, стоило ему добиться женщины, он испытывал чувство торжества, которое почти сразу же сменялось первыми признаками скуки и недовольства. Сейчас он не испытывал ничего подобного и подсознательно боялся определить, что же именно ощущает.
 Он оглянулся через плечо на женщину, спавшую в кровати.
 Нет, не просто на женщину. На Марианну.
 Он медленно поднялся на ноги и подошел поближе. Ее золотые волосы шелковым облаком разметались по подушке, губы были мягкими и ранимыми. Боже, ему это совсем не нужно! Ему только хотелось освободиться от страсти. Он хотел относиться к ней как к любимой женщине, которую можно получить — и отбросить. Он не подозревал, что попадется в ловушку, которой боялся больше всего.
 Привязанность. Обладание. Зависимость.




 10.


 Марианна открыла глаза и увидела стоящего у окна обнаженного Джордана, который смотрел на предрассветное небо.
 У нее перехватило дыхание! Невероятно! Потрясающе! Она никогда не думала, что мужское тело может быть столь прекрасным. Даже на картинах великих мастеров Возрождения она не встречала подобного совершенства. Скульптуры Микеланджело, считающиеся эталоном мужской красоты, всегда казались ей немного тяжеловесными. А стройное, подтянутое тело Джордана, сильное и в то же время изящное, было полно неизъяснимой грации.
 Наверное, она пошевелилась — он повернулся и посмотрел на нее:
 — Доброе утро.
 Он ничуть не смущался своей наготы. Как бы ей хотелось так же владеть собой!
 — Доброе утро, — прошептала она.
 Он пристально посмотрел на нее, и ей почему-то показалось, что он сердится. Но это впечатление почти сразу же рассеялось: на губах его появилась такая знакомая ей чувственная, немного насмешливая улыбка.
 — Какие у тебя испуганные глаза! Неужели я кажусь таким страшным?
 — Нет. — К собственному изумлению, Марианна услышала, что говорит правду: — На самом деле я думала, что ты совершенно великолепен. Гораздо красивее, чем та знаменитая статуя Давида Микеланджело.
 — Премного благодарен. — Он поклонился, сумев каким-то образом сделать это движение изящным, несмотря на наготу. — Кажется, меня еще никто не сравнивал с библейским персонажем. А тем более со статуей. Как правило, сравнения бывали более приземленными. — Он направился к кровати. — Как ты себя чувствуешь? Не болит?
 — Нет. — Она ощущала небольшое жжение между ног, но ни за что на свете не призналась бы ему в этом. Он и так обнаружил слишком много ее слабостей. Она никогда не думала, что, уступив ему, настолько с ним сблизится. Ах, почему бы ей не сказать себе честно: она вообще ни о чем не думала! Ее несло к нему так же неудержимо, как лист, подхваченный стремительным потоком, и ей хотелось только утоления жажды, которое он ей обещал. Она села в постели, укутавшись в одеяло. — Я в полном порядке.
 — Прекрасно. — Он уселся рядом с ней. — Тогда мы можем идти дальше.
 Ее охватила тревога:
 — Я не говорила; что хочу… Я не уверена… Это нехорошо.
 — Это очень хорошо. Я так и думал, что сегодня ты начнешь жалеть о случившемся. Дороти слишком хорошо поработала.
 Он медленно стянул одеяло ей до талии, не сводя взгляда с ее обнажившейся груди.
 — Всегда полезно после первого урока сразу же снова садиться верхом. Иначе можно потерять ритм движения.
 Это напомнило ей его эротический рассказ о жеребце и кобыле, и она почувствовала, как мышцы ее живота напрягаются от возбуждения.
 Джордан заметил ее реакцию и посмотрел ей в лицо. Голос его внезапно осел:
 — Я хочу тебя. Я уже давно стою у окна и жду, чтобы ты проснулась. Ты примешь меня, Марианна?
 И вновь ее подхватила горячая волна страсти. Почему это не кончается? Она надеялась, что, когда она уступит желанию, оно исчезнет. А оказалось, что сегодня она жаждет Джордана так же сильно, как и накануне ночью.
 Он нагнулся, и губы его оказались у самой ее груди.
 — Я обещаю, что если ты это сделаешь, я тебя вознагражу.
 Когда его теплый язык прикоснулся к ее соску, она невольно ахнула.
 — Я уже говорила, что мне не нужны награды.
 Он раздвинул ей ноги и медленно вошел в нее, и сама эта неспешность еще сильнее раздразнила ее желание.
 — Эту награду ты захочешь. Но сначала мы проверим, не обманула ли ты меня насчет боли. — И он начал двигаться, сначала нежно, потом сильнее. — Потом мы перейдем ко второму уроку… и награде.
 Неистовое желание пронзило ее, она крепко обхватила ногами его бедра, дыхание у нее сбилось, пальцы впились в простыни…
 — Что ты…
 Его руки нашли ее, и она выгнулась навстречу им, позабыв обо всем, оборвав себя на полуслове.
 Но Джордан ответил на ее вопрос. Он нагнулся ближе, зарывшись в ее волосах, и зашептал ей на ухо…


* * *

 — Хватит на сегодня! Ты уже достаточно поработала. Мне начинает казаться, что меня совсем забыли. — Джордан откинулся на спинку кресла. — Посмотри, какая ты бледная. Я уверен, что тебе надо подышать свежим воздухом. Пойдем погуляем.
 Он просто ищет предлог увести ее из мастерской, возмущенно подумала Марианна.
 — За последние четыре дня я почти ничего не сделала. Я хочу закончить этот витраж.
 — Какая ты упрямица! — Он беспокойно пошевелился. — Можно подумать, тебе нужен этот проклятый витраж! Грегор говорит, что в кладовой при конюшне уже целая стопка не понравившихся тебе работ.
 Она перевела взгляд на тюльпан, который начала вырезать,
 — Как я могу знать заранее, удастся работа или нет? Но в любом случае на красоту время тратится не зря.
 — Это правда, — засмеялся он. — Но я предпочитаю живую красоту. — Он замолчал. — Особенно когда ты демонстрируешь ее в постели. — Голос у него стал низким и чувственным. — Иди сюда.
 — Нет. — Она постаралась скрыть вспыхнувший в крови, ставший уже привычным жар желания. — Я хочу закончить этот витраж до того, как мы завтра поедем навестить Алекса.
 Джордан застыл:
 — Алекса?
 Она повернулась и посмотрела на него:
 — Ты мне обещал.
 — Бога ради! — резко сказал он. — Ты же знаешь, что с ним ничего не случилось. И ты не можешь притворяться, что оказалась в моей постели ради него.
 — Да, я не ради него позволила тебе… — Она оборвала фразу и устало сказала: — Я ничего не могу поделать. Это — словно болезнь.
 В нем снова вспыхнул гнев:
 — Видит Бог, если это болезнь, то ты ею наслаждаешься!
 Да, этого она не могла отрицать. Последние четыре дня Марианна провела в тумане чувственной любви. Они соединялись так часто и по-разному, что невозможно было пересчитать, но этого всегда было мало. Ее тело отвечало на каждый его взгляд, на каждое, даже небрежное, прикосновение.
 А он старался прикасаться к ней как можно чаще.
 Марианна постепенно поняла, что он пользуется этим не только для того, чтобы пробудить в ней желание, но и чтобы лишний раз подчеркнуть свою власть. Он мог поднести ее руку к губам посреди разговора, а потом продолжать его, словно этой ласки и не было, он рассеянно поглаживал ее плечи, когда она садилась у его ног перед камином, он расчесывал ей волосы перед сном, болтая о пустяках, перебирая пальцами пряди.
 Каждое движение, каждое слово, каждый поступок все прочнее привязывали ее к нему, опутывая сетью близости.
 Он улыбнулся, и лицо его осветилось очарованием.
 — Наслаждение — это не болезнь, а радость, — тихо сказал он. — Тебе нравится все, что я делаю. Признайся, Марианна.
 Ей не было нужды в этом признаваться: он прекрасно звал, что она целиком в его власти. Сначала она безвольно плыла по течению, бездумно принимая все происходящее, но постепенно поняла, что Джордан не захвачен страстью так, как она. Конечно, он желал ее, в этом сомнений не было. Но временами его взгляд вдруг становился отчужденным, в манерах появлялась необычная настороженность — и это тревожило ее. Можно было подумать, что он пытается переделать ее на свой лад, и эта мысль будила гнев и страх. Она знала, какая у Джордана сильная воля, — но она не станет той покорной любовницей, которую он пытается создать.
 — Неважно, что я чувствую. Важно, кто я такая. — Она поколебалась, а потом стремительно добавила: — Я хочу, чтобы ты меня отпустил. Я решила, что это не может продолжаться.
 Его взгляд стал холодным:
 — Это будет продолжаться. Она повернулась к нему.
 — Сколько? Пока я тебе не наскучу?
 — Я такого не могу себе представить.
 — Я могу назвать по крайней мере шесть женщин, с которыми ты расстался без сожаления, — и это только за то время, что я провела в Камбароне.
 Джордан нахмурился:
 — Это совсем другое.
 — Это то же самое! Зачем я тебе? Ты — человек не постоянный. Пройдет месяц — и ты привезешь сюда новую женщину, и…
 — Замолчи, слышишь? Ради Бога; я же сказал тебе, что это совсем другое!
 — Да. — Она пригладила пальцами волосы. — Я согласна… это что-то другое. Но именно это другое для меня невыносимо!
 — Я тебя не понимаю. Тебе невыносимо наслаждение?
 — Не знаю… Мне кажется, я задыхаюсь.
 — Чепуха.
 — Тебе что-то от меня нужно, — запинаясь, проговорила она. — Может, я тебе уже наскучила. Может, ты просто притворяешься, чтобы получить от меня Джедалар. Это так?
 — Ты прекрасно знаешь, что ты мне не наскучила. И прекрати наконец устраивать сцены!
 — Откуда мне знать? Ты человек умный. Может, леди Карлейль тоже не заметила того момента, когда перестала привлекать тебя. — Она сделала глубокий вдох и проговорила ровным голосом: — И я не устраиваю сцены. Я говорю, что думаю. Хотя ты мог заметить, что в последнее время способность мыслить меня оставила.
 Гнев внезапно исчез с его лица, и он откинулся на высокую спинку кресла.
 — Совершенно верно. Я и добивался, чтобы ты не думала — а только чувствовала. Мысли в данной ситуации совершенно некстати. — Он негромко добавил: — Хочешь вытянуть из меня признание? Хорошо! Я буду с тобой откровенен. Джедалар не имеет к этому никакого отношения. — Он помолчал. — Я хочу, чтобы ты полностью принадлежала мне.
 Марианна с недоумением уставилась на него:
 — Принадлежала? Я не рабыня, чтобы быть чьей-то собственностью!
 — Очень жаль, что нет. Я был бы счастлив сделать тебе чудесную клетку, ключ от которой хранился бы у меня одного. Мне не по вкусу обычные способы, которыми мужчина владеет женщиной. В таких случаях связь недостаточно прочна.
 Марианна ошеломленно тряхнула головой:
 — Я тебя не понимаю.
 — Я и сам себя не понимаю. Уже очень давно я понял, что глупо пытаться кого-то удержать. Рано или поздно все от тебя уходят. Лучше уйти первому и не оглядываться. Именно это я и собирался сделать с тобой, но что-то произошло. Ты до меня дотронулась… и поймала. — Он криво улыбнулся. — Уверяю тебя: я сопротивлялся изо всех сил.
 — Тогда отпусти меня.
 — Не могу. — В его голосе вдруг зазвучали бессильный гнев и отчаяние. — Не могу, черт подери! — Он глубоко вздохнул и, овладев собой, уже спокойнее продолжал: — Поэтому я решил найти способ заставить тебя остаться. Легче всего было бы тебя подкупить, как обычную женщину, но я знал, что это невозможно. Однако у меня в запасе есть еще одно оружие. — В его глазах заплясали веселые искорки. — У тебя необычайно чувственная натура. Наверное, ты заметила, что я пытался заставить тебя отдаваться мне всякий раз, как я того хотел — и именно так, как я хотел. Такая покорность становится привычкой, которая действует не хуже самых прочных цепей.
 Цепи. Так вот к чему он стремился. Овладеть ее душой так же, как он овладел ее телом, управлять ею по своей воле. Возможно, с зависимостью, которой он начал ее опутывать, пришло бы и доверие. Может быть, наступил бы момент, когда она отдала бы ему Джедалар только для того, чтобы сделать ему приятное. Эта мысль ее испугала.
 — Почему ты мне это говоришь? — прошептала она.
 Джордан пожал плечами:
 — Мои чувства по отношению к тебе всегда были очень сложными. Может быть, мне надо, чтобы ты начала сопротивляться, пока я не уничтожил в тебе все, что я ценю. Я понял: нельзя поработить — и самому не быть порабощенным. — Он улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. — У меня тоже болезнь. Я не могу видеть тебя — и не хотеть тебя.
 Желание, необузданное, мощное и не прикрытое никаким другим чувством. Ну а чего же она ожидала? Что еще существует между ними? И все же мысль об этом почему-то причинила ей острую боль. Надо покончить с этим хаосом чувств, пока он не стал невыносимым. Ей надо найти способ расстаться не только с Джорданом, но и с Камбароном.
 — Я хочу видеть Алекса.
 Он пожал плечами:
 — Тогда ты его увидишь. Нам не надо никуда ехать. Я пошлю записку Грегору, чтобы он завтра привез его в Дэлвинд.
 — Он так близко?
 — Достаточно близко. — Джордан помолчал. — Положи свой резак.
 Она покачала головой:
 — Я же сказала, что не хочу идти гулять.
 — И я тоже. Иди сюда.
 Она повернулась и посмотрела на него.
 Он уже не откидывался небрежно на спинку кресла, а сидел, напряженно выпрямившись. В ответ на ее взгляд он улыбнулся:
 — Раз ты намерена меня оставить, воспользуемся последними часами наслаждения. Тебе еще многому предстоит научиться.
 Марианна возмутилась:
 — После всего, что ты мне сказал, неужели ты думаешь, что я соглашусь?..
 — А почему бы и нет?
 Его длинные изящные пальцы медленно гладили полированные подлокотники кресла.
 Кресло!
 — Подойди ко мне, Марианна. Ты помнишь? Я не могу подойти к тебе.
 Он говорил о том своем сне — о сне, который столько раз заставлял ее просыпаться среди ночи.
 Его зеленые глаза пристально смотрели на нее, губы стали тяжелыми и чувственными. Краска залила его бронзовые щеки, ноздри чуть заметно расширились.
 — Хочешь убежать назад к Дороти и всю свою оставшуюся жизнь проводить, как она? Разве ты не испытываешь соблазна узнать и попробовать все на свете? — Он сжал руки на подлокотниках. — Я жду, Марианна!
 Она слышала, как бешено стучит его сердце. Казалось, сам воздух бился ему в такт. Она так привыкла удовлетворять все его желания — ведь при этом она удовлетворяла и свои собственные! В бессильном ужасе Марианна ощутила, что ее тело готово принять его. Его циничная откровенность ничего не изменила. Ее бросило в жар, а внизу живота возникла привычная уже сосущая пустота, которую надо было заполнить — и которую мог заполнить один только Джордан. — Ты тоже хочешь этого, — сказал он. — Еще одно воспоминание. Еще одно наслаждение. Их было уже так много — какая разница, если ты прибавишь еще одно?
 Он был воплощением красоты, элегантности и соблазна. Даже сам сатана, совращая Еву, не мог быть более обольстительным!
 — Ты боишься? Почему? Ты не можешь решиться?
 — Я не боюсь.
 — Тогда иди ко мне.
 Марианна медленно направилась к нему.
 Джордан удержал ее взгляд.
 — Правильно, — прошептал он. — Отдайся мне. Позволь мне дать тебе блаженство.
 Она остановилась перед ним. Она видела, как на виске у него бьется жилка. Ей отчаянно хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему.
 Какая разница, если прибавится еще один раз? Все равно скоро она покинет его и убежит из этой ловушки, которая стала такой привлекательной. Но сейчас она должна показать ему, что роли переменились, она уже не прежнее безвольное существо, игрушка его страсти.
 — Я не буду твоей, — ясно выговорила она. — Ты не можешь мной овладеть.
 Он застыл, впившись в нее взглядом.
 — Но сейчас я тебя приму. Не потому, что ты этого хочешь, а потому, что этого хочу я.
 Джордан улыбнулся:
 — Вызов? У тебя слишком мало опыта, чтобы победить меня в этом бою. Но, конечно же, попробуй.
 Его сновидение требовало, чтобы она прикоснулась пальцами к его губам. Она не стала. Она протянула руку и развязала ленту, стягивающую его волосы, и высвободила их.
 — И если мне в твоем видении что-то не понравится, оно изменится так, как захочу я.
 Он ничего не ответил, только пристально наблюдал за ней.
 Она провела пальцами по его волосам, наслаждаясь их шелковистыми густыми прядями. Она дрожала и знала, что он это видит. Но как долго ей удастся сохранять иллюзию превосходства? Колени у нее подгибались, она еле держалась на ногах. Она знала, что он ее хочет. Тогда почему же он сидит неподвижно?
 — Ну? — нетерпеливо спросила она. Он приподнял брови:
 — Ты от меня чего-то ждешь? Но ты ведь сказала, что я не должен тобой овладеть. Я не собираюсь оскорблять тебя неповиновением. — Повернув голову, он прижался губами к ее запястью. — Пока ты не дашь мне позволения.
 По руке ее пробежал огонь, во рту пересохло. Она только смогла сказать:
 — Джордан, я…
 — Это уже позволение. — Он рывком притянул ее к себе на колени. Впиваясь губами в ее шею, он рвал застежку на платье. Потом он поднял голову: в глазах его сверкала страсть. — Встань. — Не дожидаясь, пока она послушается, он поставил ее на ноги. — Это достаточно не похоже? — Он сорвал с нее платье и рубашку, и их обрывки упали к ее ногам. Потом посадил на колени, лицом к себе, поудобнее устраивая ее ноги на широких деревянных подлокотниках кресла.
 Он обнажил себя, и его могучая плоть встала, готовясь войти в нее. Но он не торопился. Двумя пальцами он проник в ее лоно, нашел заветное место — и резко надавил.
 Она ахнула, запутавшись пальцами в густых прядях его волос.
 Он отклонил ее немного назад и жадно прильнул губами к ее правой груди, проводя языком по соску в такт движению своих ищущих пальцев.
 Она закусила нижнюю губу, удерживая крик. Охватившие ее ощущения невозможно было описать. Ее бедра широко раздвинулись на твердом гладком дереве, а его пальцы…
 Джордан приподнял голову:
 — Ты принадлежишь мне?
 Она почти не понимала смысла его слов и могла только ошеломленно смотреть на него.
 Его пальцы выскользнули наружу, он нацелился и вонзился в нее, наполнив ее до отказа.
 — Ты принадлежишь мне? — повторил он. Ее руки судорожно впивались ему в плечи.
 — Джордан, я не могу…
 — Ты хочешь, чтобы я двигался?
 — Да! — прошептала она.
 Он сидел абсолютно неподвижно, и только грудь его вздымалась от прерывистого дыхания.
 — Тогда скажи, что ты мне принадлежишь!
 Ах так! Он пользуется ее слабостью. Марианна пришла в ярость.
 — Не скажу!
 Он не шевелился, и она ощущала исходящие от него волны желания и бессильного гнева, словно это была физическая сила.
 — Будь ты проклята!
 И он начал двигаться внутри ее, поднимая и опуская бедра, в необузданном, яростном, неудержимом ритме.
 Марианна могла только цепляться за его плечи, отдаваясь неистовой буре чувств. Казалось, это длилось бесконечно долго. Она как будто со стороны слышала, как с губ ее срываются невнятные приглушенные крики, она принимала и принимала его…
 Он уткнулся лбом в ее грудь, все еще сотрясаясь после извержения. Она не двигалась, ощущая, как по телу ее разбегаются волны экстаза.
 — Скажи, что ты мне принадлежишь, — тихо проговорил он. —Отпусти меня.
 —Нет!
 — Когда-нибудь ты мне это скажешь. Ей захотелось вырваться, уйти от него:
 — Мне неловко. Дай мне встать.
 Он поднял голову и бесшабашно улыбнулся:
 — Но мы же еще не кончили!
 Она изумленно уставилась на него. Не может быть, чтобы он хотел ее после этого бурного наслаждения!
 Но он уже пересаживал ее к себе на колени, меняя позу, так что обе ее ноги оказались через подлокотник. Все еще оставаясь в ней, он наклонился и начал ласкать губами ее сосок.
 — Разве тебе это не нравится?
 — Что ты делаешь?
 — Жду. Было бы глупо не воспользоваться твоим уязвимым положением, когда ты так жестоко собираешься меня покинуть. Кто знает, будет ли у меня еще такая возможность?
 Она почувствовала, что он снова возбуждается.
 — Сдвинь ноги и дай мне ощутить, какая ты узенькая. — Он прикоснулся губами к ее уху. — Я рассказал тебе только начало моего сновидения. Впереди еще очень много.
 Марианна с отчаянием поняла, что совершила ошибку. Она считала себя достаточно сильной, чтобы взять то, что хочет, не уступив еще какую-то частицу себя. Ей следовало бы знать, что это невозможно. Он овладел ситуацией, и сейчас она всецело в его власти.
 — Сожми меня, — прошептал он, и его пальцы начали искать — и нашли…
 Когда началось наслаждение, она невольно обхватила его, давая то, чего он требовал.
 Она совершила ужасную ошибку.


* * *

 — А по нему можно прокатиться? — Алекс подъезжал к берегу озера и остановился, глядя на сверкающий лед. Он ударил носком ботинка по звенящей поверхности. — Здесь чудесно! Мне можно остаться с вами, Марианна?
 — Нет, лед еще слишком тонкий, — ответила она на его первый вопрос, отталкивая подальше от опасного края. — И я была бы очень рада, если бы ты остался со мной. Почему бы тебе не спросить об этом у Джордана?
 — Джордан, можно?
 Джордан прервал разговор с Грегором и покачал головой:
 — Нам нужно, чтобы ты помогал Грегору охранять Камбарон в наше отсутствие.
 Алекс нахмурился:
 — Тогда я хочу, чтобы Марианна вернулась со мной.
 — Но Марианне нужно отдохнуть. Поэтому-то я и привез ее сюда, — мягко ответил Джордан. — Она очень устала, пока делала этот прекрасный Купол цветов. Ты ведь не хочешь, чтобы она заболела, правда? Алекс быстро возразил:
 — Марианна никогда не болеет! — Потом, встревожено посмотрев на сестру, добавил: — Но она действительно… бледная.
 — Я себя прекрасно чувствую, — Марианна, бросив на Джордана возмущенный взгляд. Не хватало еще, чтобы он тревожил ребенка! — И я так быстро вернусь в Камбарон, что ты даже не заметишь, как пролетело время.
 Но Алекса, очевидно, не устроило это объяснение, и он продолжал настойчиво спрашивать у Джордана:
 — А почему ей нельзя отдыхать в Камбароне?
 Джордан улыбнулся:
 — А ты когда-нибудь видел, чтобы она там отдыхала? Нам пришлось бы запереть ее мастерскую. Алекс рассмеялся:
 — И кладовую при конюшне, и бальную залу, и…
 — А если я дам слово, что не буду работать? — Марианна вызывающе посмотрела на Джордана. — Тогда нет причины сегодня же не вернуться в Камбарон.
 Джордан снова посмотрел на Алекса:
 — Как ты думаешь, мы можем ей поверить?
 Алекс покачал головой.
 Джордан невозмутимо улыбнулся Марианне:
 — Как хорошо он тебя знает! Думаю, нам придется держать тебя здесь, пока ты не отдохнешь как следует. — Он снова повернулся к Алексу, — Но теперь, когда ты вернулся из своего путешествия, ты сумеешь навещать ее почаще. Грегор может снова привезти тебя сюда через несколько дней. Мы достанем коньки, и если лед будет достаточно прочным, надо будет поучить тебя на них кататься.
 — Мне можно будет учиться кататься на коньках? — У Алекса радостно вспыхнули глаза. — А Марианне тоже?
 — Я уверен, что она сможет прекрасно кататься, — медовым голосом отозвался Джордан. — Но нам придется за ней присматривать. У нее всегда была склонность ходить по тонкому льду.
 Марианне захотелось его ударить. Она стремительно отвернулась.
 — Давай прогуляемся по берегу, Алекс. — И подчеркнуто холодно обратилась к Джордану: — Тебе нет нужды идти с нами. Я уверена, что вам с Грегором необходимо очень многое обсудить.
 К ее великому удивлению, Джордан кивнул:
 — Мы будем смотреть на вас отсюда. Не упадите — скользко. Под плотным снегом лежит слой льда. — Он улыбнулся Алексу. — А после прогулки тебя будет ждать чашка горячего шоколада, а потом мы, может быть, сыграем партию в шахматы. Как тебе захочется!
 — О да!
 Марианна взяла Алекса за руку и повела вдоль берега. Снег хрустел у нее под ногами, солнце ослепительно блестело на белом покрывале озера. Постепенно морозный воздух и быстрая ходьба немного сгладили ее ярость и ощущение собственного бессилия. Она не допустит, чтобы раздражение на Джордана испортило ее отношения с братом.
 — Я по тебе скучала. У тебя все хорошо?
 Он кивнул.
 — Мы с Грегором здорово покатались на «Морской буре». Я видел капитана Брайтуэйта. У него теперь в волосах стало намного больше седины.
 — Но сейчас ты снова в Камбароне?
 Он опять кивнул:
 — Жалко только, что ездить верхом почти нельзя было. Дороги слишком заледенели. — Он минуту помолчал, а потом прошептал: — Ты ведь на самом деле не больна, правда? Не как мама? Ты ведь не…
 — Нет! — Марианна остановилась и опустилась перед ним на колени. Порывисто обняв его и прижав к себе, она с тревогой заглянула ему в глаза. Он уже давно не вспоминал маму и никогда не говорил о той ночи, когда она умирала. Марианна не знала, что сохранилось в его памяти об этом страшном событии. — Я просто немного устала. Я вернусь, как только смогу.
 — Только если от этого тебе не будет хуже, — быстро откликнулся он.
 Черт подери этого проклятого Джордана!
 — Со мной ничего не случится. — Она обхватила его щеки ладонями. — И, может быть, когда я вернусь, мы с тобой куда-нибудь поедем вдвоем, одни. Тебе бы хотелось?
 У него радостно вспыхнули глаза:
 — А куда?
 — Это нам надо будет решить позже. — Она поцеловала его в лоб. — А сейчас пусть это останется нашей тайной.
 — А мою лошадь мне можно будет взять?
 Марианна встала:
 — Это мы обсудим, когда придет время ехать. — Взяв его за руку, она пошла дальше. — Как поживает Дороти?
 — Хорошо, — рассеянно ответил Алекс. Он начал смотреть на озеро. — Может, мы пока подождем уезжать? Мне хочется побывать здесь еще раз. — Он поспешно добавил: — Конечно, нам будет очень весело вдвоем, но не надо обижать Джордана, раз он все так хорошо придумал.
 — Ну, конечно, мы не станем обижать Джордана. — Марианна постаралась говорить без иронии. Джордан — обольститель, волшебник, сплетающий такую сверкающую сеть, что хочется оставаться в ней вечно! Даже Алекс не может перед ним устоять.
 — Марианна!
 Обернувшись, они увидели, что Грегор машет им рукой.
 — Шоколад!
 Алекс повернулся и бросился к дому.
 — Осторожнее! — крикнула она ему вслед.
 Он расхохотался и продолжал бежать все так же быстро, поскальзываясь на снегу. Марианна улыбнулась собственной глупости. Ну разве семилетние мальчишки бывают осторожными? Особенно Алекс, который живет минутой, не задумываясь об опасностях, которые могут подстерегать его в будущем.
 Когда Марианна вернулась к дому, Алекс уже исчез в дверях, но Грегор ждал ее на ступеньках.
 — Извини, — тихо сказал он. — Я не мог его остановить.
 Марианна почувствовала, как краска заливает ее щеки, но сделала вид, что его слова относятся совсем к другому:
 — Алекса нельзя остановить, когда его ждет чашка шоколада.
 — Я думал, Джордан привезет тебя обратно всего через несколько дней. — Грегор пристально всмотрелся в ее лицо. — Он не причинил тебе боли?
 Причинил ли он ей боль? Физически — нет, но мучительный душевный разлад причинял Марианне гораздо худшие страдания, и ей начинало казаться, что эта боль никогда не уйдет, если она не найдет способа вырваться от него.
 — Ты же знаешь, что он не сторонник насилия.
 — Чтобы причинить боль, необязательно наносить удар. — Он покачала головой. — Если ты дашь ему Джедалар, у меня будет причина, чтобы попытаться вмешаться.
 — Попытаться? — Она горько улыбнулась. — А мне помнится, ты говорил, что выигрываешь все столкновения с Джорданом.
 — Это было давно. С каждой неудачей он приобретал опыт. Сейчас было бы нелегко отнять у него то, что он считает своим.
 И Грегор даже не будет стараться это сделать, пока существует вероятность, что Джордан вырвет у нее Джедалар. Ей придется бороться в одиночку.
 Ну что же, она знает, что такое одиночество. Она не нуждается в его помощи. Повернувшись, Марианна открыла дверь.
 — Я и сама не прочь выпить чашку шоколада. Становится прохладно.
 Алекс и Грегор оставались в Дэлвинде допоздна. Стоя на пороге и провожая взглядом их удаляющиеся фигуры, Марианна почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы.
 — Они вернутся через несколько дней, — тихо сказал Джордан.
 Она яростно отозвалась:
 — Я нужна Алексу!
 — Мне ты нужна больше.
 Он повернулся и скрылся в доме.
 Она пошла за ним следом:
 — Ты не сказал мне, что Алекс в Камбароне. Я думала, ты отправил его куда-то.
 — Мы привезли его обратно. В Камбароне ему лучше всего. Ни к чему было расстраивать мальчика. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Я не говорил тебе, что он в Камбароне, потому что знал: ты сразу же ринешься туда, а это не входило в мои планы. Здесь, в Дэлвинде, мы слишком близко от Камбарона. — Он чуть заметно улыбнулся. — Для женщины, которая прошла пешком семьдесят миль до Таленки, такое расстояние — сущий пустяк.
 — Но ты же знал, что он все равно скажет мне правду!
 — Я обещал, что ты сможешь с ним видеться. И не нарушу своего слова. Это значит только, что мне придется быть бдительнее.
 — Так не может продолжаться. — Она отошла к окну и невидящими глазами уставилась на замерзшее озеро. Потом вдруг спросила: — А что ты сделаешь, если я дам тебе Джедалар?
 Несмотря на то, что их разделяла целая комната, она почувствовала, как он напрягся.
 — Что?!
 — Это то, чего ты хочешь. Что если я его тебе дам? Ты отпустишь нас с Алексом?
 — Да, — медленно ответил он, — я вас отпущу. Я позволю тебе уехать из Камбарона и дам достаточно денег, чтобы вы могли жить безбедно всю оставшуюся жизнь. Я останусь в Камбароне и пообещаю целый Месяц не искать тебя. Я дам тебе шанс скрыться. — Она услышала его шаги — и в следующую секунду он уже стоял рядом с ней, хотя и не касался ее. — А потом я поеду за тобой, и найду тебя, и привезу обратно. — Он обхватил ее за талию. — Но мы оба знаем, что все будет совсем не так просто. Во всяком случае этот разговор возобновится только тогда, когда я получу Джедалар, а это, боюсь, произойдет не скоро. — Его губы легко коснулись ее уха. — Бедная Марианна, ты расстроена и устала, и жизнь такая несправедливая, правда? Пойдем сядем к огню. Я приготовлю тебе ужин.


* * *

 Во входную дверь, казалось, били тяжелым молотом.
 Марианна проснулась — и услышала, как Джордан с проклятьем вскочил с постели.
 Еще удар!
 — Что слу… — Но она обращалась к пустоте: Джордана в комнате уже не было. Она быстро встала, набросила халат и сбежала по лестнице вниз.
 Входная дверь была распахнута. Джордан стоял на пороге, склонившись над гигантской фигурой, распростертой на снегу.
 — В чем дело? Что случилось? — У Марианны так дрожали руки, что ей с трудом удалось зажечь свечу, стоявшую на столике у двери. — Кто?..
 — Грегор! — Голос у Джордана был хриплым. — Грегор, черт побери!
 Ее пронзил ужас. Она шагнула вперед, поднимая свечу повыше.
 Кровь на снегу. Кровь на стеганой куртке Грегора. Она упала рядом с ним на колени. Он умер? Господи, столько крови… и лицо у него бледное как мел.
 — Он…
 — Он не умер. Он не умрет. — В голосе Джордана слышались ярость и отчаяние. — Принеси простыню и бинты. — Он выпрямился, с трудом подняв чудовищно большое тело Грегора. — Я не смогу подняться по лестнице. Я положу его у огня.
 Марианна побежала за бинтами. Грегор ранен. Грегор может умереть. Добрый, мудрый Грегор…
 Алекс!
 Грегор был не один. Какой бы удар ни настиг Грегора, он должен был прийтись и по Алексу.
 Может быть, Алекс лежит сейчас в снегу, раненный, не в силах защищаться.
 Трясущимися руками она схватила охапку простыней и сбежала вниз. Грегор лежал на ковре перед камином. Джордан уже успел расстегнуть ему куртку и теперь поспешно схватил у нее простыню.
 — Джордан. — Она старалась, чтобы голос у нее не дрогнул. — Алекс.
 — Знаю. — Он пытался остановить кровь, которая бежала их раны на груди Грегора.
 — Где он? Нам надо ехать искать его.
 — Поедем. — Он сел на корточки перед телом. — Рана не слишком глубокая, но он потерял очень много крови.
 — Он будет жить?
 — Он выносил и более серьезные раны.
 — Это был какой-нибудь дикий зверь? — Ее била такая сильная дрожь, что она еле держалась на ногах. — Что это было? Волк?
 Джордан покачал головой:
 — Ножевая рана.
 — Ножевая? На него напали? Грабители?
 — Нам надо спросить его самого.
 — Но он без сознания. Оставайся с ним, а я поеду за Алексом.
 — Нет! — резко сказал Джордан. — Мы не знаем, где именно на него напали. Грегор должен нам сказать.
 — Я не могу ждать! А что, если…
 — Я… виноват. — Грегор открыл глаза и посмотрел на Джордана. — Я… был глуп. Я тут совсем разнежился от бесконечной жизни. Надо ехать домой…
 Марианна ощутила огромное облегчение. Раз он может говорить, значит, рана не слишком опасная.
 — Ну, твоя глупость не стала смертельной. Хорошо, что ты такой большой. Любой человек, у которого крови меньше, чем у тебя, был бы уже трупом. — Джордан говорил с напускным равнодушием, но движения его руки, убиравшей спутанные волосы с лица Грегора, были полны необыкновенной нежности. — Где это произошло?
 — Они нас дожидались… — У Грегора замирал голос, но он заставил себя продолжать. — Семеро. Они знали, что мы едем.
 — Ты узнал их?
 — Только одного — Костейна.
 Джордан тихо выругался.
 — Где?
 — На дороге… по ту сторону моста… милях в… шести.
 — Грегор, — прошептала Марианна, — что с Алексом?
 — Они взяли его. — Он закрыл глаза. — Им был нужен именно он. Саутвик. Они поехали по дороге на Саутвик…
 Он снова потерял сознание.
 — Зачем они похитили Алекса? — прошептала она.
 — Мне надо сейчас же ехать. — Джордан встал и направился к лестнице. — Оставайся здесь и присматривай за Грегором. Я оденусь и поеду в Саутвик.
 Глядя на неподвижное тело Грегора, Марианна похолодела. Семеро, сказал он. Если даже чудовищно сильный Грегор с ними не справился, Джордан будет в страшной опасности.
 — Один?
 — Нет времени заезжать в Камбарон за подмогой.
 — Ты можешь взять тех двоих, что стерегли меня здесь.
 — Нет, мне надо, чтобы они смотрели за тобой.
 — Господи, зачем? Неужели ты думаешь, я убегу, когда Алекс в опасности?
 — Нет. — Он посмотрел на нее с верхней площадки. — Но ты останешься здесь и не будешь выходить из дома, и охранники тоже останутся. Поняла?
 — Я понимаю только одно: я хочу вернуть Алекса! — Она вспомнила имя, названное Грегором. — Кто такой этот Костейн?
 — Поговорим после. — Он распахнул дверь в свою комнату. — Мне надо сейчас же ехать в Саутвик.


* * *

 Спустя четыре часа Грегор снова пришел в себя.
 — Джордан? — прошептал он.
 — Он поехал в Саутвик. — Она приложила смоченную водой тряпку к его лбу. — Он уехал уже довольно давно.
 — Алекс. — Грегор покачал головой. — Он его не найдет. Было слишком далеко… я слишком долго добирался. Я… виноват. — Он закрыл глаза. — Корабль…
 У Марианны оборвалось сердце:
 — Корабль?
 —Иначе… зачем в Саутвик? Корабль…
 — Не надо говорить. — Она поднесла чашку с водой к его губам. — Пей. Он отпил немного воды:
 — Извини, Марианна. Я подвел…
 — Ты не мог ожидать, что это случится. Тебя чуть не убили! Один против семерых!
 — Мы были так осторожны. Опасности не должно было быть. Но нас предали. Я ничего не подозревал, — Он закрыл глаза. — Они дожидались…
 Он снова потерял сознание.
 Саутвик.
 Корабль.
 Кто дожидался?
 Марианна боялась, что знает ответ.


* * *

 За ночь Грегор два раза приходил в себя, и с каждым часом силы у него прибывали. Марианна сидела у огня, подавала Грегору питье, меняла холодные компрессы — и ждала.
 Джордан вернулся уже после того, как рассвело.
 — Ну как? — спросил он, стремительно входя в комнату.
 — Ему лучше. — Она постаралась взять себя в руки, готовясь услышать страшную новость: — Где Алекс?
 — На корабле, который отплыл за два часа до моего приезда в Саутвик. — Он помолчал. — На корабле, направляющемся в Монтавию.
 — Небров! — Внутри у нее все оцепенело.
 Не сам Небров. Один из его помощников, Маркус Костейн. Небров сейчас находится в Польше и едет переговоры с Наполеоном. Костейн заказал две каюты — для себя и для своего племянника — Джеймса Лакальба.
 — Ты уверен, что это Алекс?
 — Я спрашивал в порту, Костейн специально настаивал на том, чтобы у мальчика была отдельная каюта. Он сказал агенту, что его племянник болен и всю дорогу не будет никуда выходить.
 Алекс стал пленником. Алекс, который все дни проводил на улице, живой и непоседливый, как все мальчишки, будет сидеть под замком на всем долгом пути в Монтавию! Об этом слишком больно было думать. Марианна ухватилась за другую фразу Джордана:
 — Откуда ты знаешь, что Небров договаривается с Наполеоном?
 Он ответил не сразу:
 — Я получил известие об этом, когда был в Швеции.
 Марианна недоверчиво воззрилась на него:
 — Ты подозревал, что он может планировать что-то имеющее отношение к Джедалару. Вот почему ты привез меня сюда, вот как все это началось.
 — Это было не подозрение, а лишь отдаленная возможность, — резко отозвался он. — Мы были начеку с того момента, как вы прибыли в Камбарон. У нас не было никаких оснований думать, что Небров обнаружил, где вы.
 — Ты не предупредил меня, — подавленно сказала она. — Я могла бы взять Алекса и бежать.
 — Мы приняли все меры предосторожности. Кто мог знать…
 — Я не стала бы рисковать. Разве можно было рисковать безопасностью Алекса! — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Но ты предпочел сделать то, что было выгодно тебе.
 — Я пытался… — Он встретил ее взгляд и устало согласился: — Да. Я сделал выбор.
 Она встала и направилась к лестнице:
 — Я иду собирать свои вещи, а потом мы отправимся в Саутвик, сядем на «Морскую бурю» и последуем за Алексом в Монтавию.
 — Мы не можем этого сделать, — возразил он. — Пока.
 — Пока! — Она гневно сверкнула глазами. — Алекс один, ему страшно. Когда он окажется в Монтавии, это чудовище может убить его, как он убил нашу мать!
 — Нет, он его не убьет. Ты рассуждаешь нелогично: Неброву Алекс не нужен, ему нужна ты. Он захватил Алекса только для того, чтобы заманить тебя. — И горько добавил: — Я когда-то предупреждал тебя о такой опасности.
 — И все равно допустил, чтобы Алекс попал в руки этих негодяев.
 — Мы спасем его.
 — Сейчас! Немедленно!
 — Сначала мы вернемся в Камбарон. — Она начала было протестовать, но он прервал ее взмахом руки. — Никто не берет заложников, не сообщая о своих условиях. Условия будут переданы не мне. Небров полагает, что я безразличен к судьбе мальчика И не стану менять его на Джедалар. Поэтому он позаботится о том, чтобы условия были переданы тебе лично. И тогда мы захватим посланника.
 — И какой в этом толк?
 — Он мне нужен, — холодно проговорил Джордан. — Люди Костейна поджидали Грегора и Алекса. Кто-то в Камбароне должен был сказать им, в какое время они уедут из замка. Я не люблю предателей.
 — У нас нет времени удовлетворять твою жажду мщения.
 — Это не только мщение. Возможно, тот человек что-то знает. Небров получил преимущество, но любые сведения могут оказаться полезными для нас. — Он добавил: — Уверяю тебя, не пройдет и нескольких часов, как мы будем знать все, что знает он.
 Пытки.
 Он говорил так жестоко, что ей следовало бы ужаснуться, но она не ужаснулась. Ей было все равно, что Джордан сделает с одним из этих животных, — только бы вернуть Алекса.
 — А потом мы поедем за Алексом?
 — Я обещаю тебе: как только мы узнаем все, что можно, мы отплывем в Монтавию.
 Разум подсказывал ей, что Джордан предлагает самый правильный вариант действий, но она не желала ждать. Ей слишком хорошо известно, на какое зверство способен Небров. В ее ушах все еще стояли стоны умирающей матери, она видела перед собой ее истерзанное тело и слышала ее последние слова: «Сбереги Алекса». — Я буду ждать два дня, — твердо сказала она. — Потом я найду способ добраться до Монтавии.
 Она быстро поднялась по лестнице и захлопнула за собой дверь.
 Алекс! Марианна бессильно прислонилась к двери. Не невозможно поверить, что еще вчера днем она смеялась, глядя, как брат, весело размахивая руками, бежит вдоль берега в предвкушении чашки шоколада.
 Она не станет плакать. Слезы ей не помогут. Ими Алекса не вернешь. Она прошла к гардеробу и начала вынимать оттуда свои платья. Ей надо заставить себя все время что-то делать и не позволять задумываться о том, что может с ним случиться. Она должна держаться.




 11.


 — Вы могли бы ехать без меня, — сказал Грегор. Превозмогая боль, он с помощью Джордана забрался в повозку и обессилено опустился на постеленные одеяла. — Я вас задерживаю. Я могу отправится следом за вами завтра, когда у меня прибавится сил.
 — Ты едешь с нами, — упрямо ответил Джордан. — Мы доберемся до Камбарона всего на час позже.
 Грегор перевел взгляд на Марианну, уже сидевшую впереди на сиденье.
 — По-моему, один час сейчас значит для нее очень много. Хотя она держится гораздо лучше, чем я ожидал.
 — Ты это говоришь, потому что она сдержалась и не разорвала нас в клочья? Но это было бы справедливо! Мне даже жаль, что она этого не сделала, — ей стало бы легче. У нее все нервы натянуты. Как бы она не сломалась. — Он взглянул на бледное, застывшее лицо Марианны и поспешно перевел взгляд снова на Грегора, невесело улыбнувшись. — По крайней мере тебе ее гнев не грозит. Ты уже понес заслуженное наказание за свою неосмотрительность.
 — Недостаточно сильное. Моя вина намного тяжелее.
 — Это был мой грех. Я за все отвечаю. Если он погибнет, это будет… — Джордан замолчал, потом добавил: — Но Алекс не погибнет. — Он осторожно укрыл Грегора. — Старайся не двигаться, а то снова начнется кровотечение. — И грубовато добавил: — Мне ни к чему лишние хлопоты с доставкой твоего трупа в Кассан — и потом, ты мне еще понадобишься. Он прошел к козлам и уселся рядом с Марианной.


* * *

 Когда повозка въехала во двор замка, Дороти уже дожидалась их там. Она шагнула навстречу Марианне со словами:
 — Я очень расстроена тем, что случилось с мальчиком. Я уверена, что Джордан сможет его вернуть.
 — Ты уже знаешь?
 — Перед отъездом из Дэлвинда я отправил всадника с известием, чтобы сообщить Дороти о похищении Алекса. — Джордан спрыгнул с повозки. — Я решил, что так тебе будет легче. — Он подхватил Марианну и поставил ее на землю. — Видит Бог, в настоящий момент я мало что могу сделать.
 — Ты, надо полагать, уже сделал больше, чем достаточно, — сурово сказала Дороти. — Я совершенно ничего не понимаю. Но если это хоть как-то связано с проклятым корсиканцем, ты не имел права вмешивать в свои дела маленького мальчика.
 — Может, ты повременишь осыпать меня обвинениями и позаботишься о Грегоре? Дорога далась ему очень нелегко. — Джордан горько улыбнулся. — Только не говори, что рана Грегора тоже на моей совести. Я это знаю и сам.
 — Рада, что ты это признаешь. — Дороти мгновенно взяла все заботы в свои руки, отдавая приказы слугам, отправив кого-то в деревню за доктором. Потом, схватив Марианну за руку, она стремительно потащила ее к двери.
 — Я буду ждать в кабинете, Марианна, — негромко сказал Джордан.
 Она кивнула, не глядя на него, позволяя Дороги увести себя в замок, вверх по лестнице, в свою прежнюю спальню.
 — Ты продрогла до костей. У тебя руки как ледышки, — сказала Дороти, опустившись на колени перед камином и подбрасывая туда дров. — Подойди поближе к огню и согрейся хорошенько.
 Марианне хотелось ответить, что никакому огню не растопить этого смертельного холода, но она промолчала, чтобы не обижать Дороги, которая искренне желала ей добра. Марианна тихо прошла через комнату к камину и протянула руки к пламени.
 — Зачем им понадобилось захватывать мальчика? Они надеются, что Джордан даст за него выкуп? — спросила Дороти. Очевидно, она по-прежнему ничего не знала о Джедаларе.
 — Может быть. — Марианна никогда не рассказывала Дороти о своей жизни до приезда в Камбарон, а теперь откровенность бессмысленна. Дороти не поймет мира, полного насилия и жестокости: он слишком непохож на тот, в котором она живет. — Извини, но я не хотела бы сейчас об этом говорить.
 — Конечно. — Дороти быстро направилась к двери. — Ты спустишься к ужину?
 — Нет.
 Джордан велел ей оставаться у себя в комнате, чтобы посланник Неброва мог ее там найти. Он поставил наблюдателя в комнате дальше по коридору и будет знать, кто здесь пройдет.
 — Тогда я распоряжусь, чтобы тебе что-нибудь принесли. — Дороти нерешительно остановилась на пороге. — И я хочу, чтобы ты знала: я не осуждаю тебя за то, что ты поехала с Джорданом в Дэлвинд. То, что ты потеряла невинность, — не твоя вина, и я буду относиться к тебе совершенно так же, как прежде.
 — Что?
 Марианна повернула к Дороти недоуменное лицо. Невинность? Какое значение может иметь то, что она потеряла невинность, когда исчез Алекс? Пресвятая Дева, что изменится, если даже она станет вавилонской блудницей? Единственное, что важно, — это спасти Алекса. Но для Дороти это имеет значение, с удивлением поняла вдруг Марианна, иначе она не заговорила бы о случившемся в такое время. Может быть, вслух она и проповедует права женщин, но негласные законы светского общества въелись ей в душу глубже, чем она думает. Пусть даже она протестует и утверждает обратное, но Марианна в ее глазах пала низко, нарушив все правила.
 — Это все, что я хотела сказать. Теперь мы забудем об этом прискорбном происшествии, и все будет как прежде.
 Когда за Дороти закрылась дверь, Марианна уставилась в огонь. Нет, к сожалению, ничто не останется прежним. Конечно, она будет по-прежнему любить Дороти за ее доброту, но с этой минуты между ними всегда будет стена.
 «Дороти связана условностями, которые, как ей кажется, она презирает».
 Эти слова произнес Джордан. Он давно уже понял то, о чем сама Марианна не догадывалась. Да, Джордан умен и проницателен.
 Но не настолько, чтобы помешать Неброву захватить Алекса.
 Марианна села в кресло у камина и устало закрыла глаза.
 Она молила Бога, чтобы посланник Неброва поскорее появился. Долгого ожидания ей просто не вынести.


* * *

 Несколько часов спустя ей под дверь подсунули конверт.
 Она услышала чуть различимый шорох и повернула голову, глядя, как белая полоска бумаги ползет через порог, словно ядовитая змея.
 Марианна вскочила и в ту же секунду оказалась у двери, но не стала пытаться распахнуть ее и увидеть посланника Неброва. Джордан обещал, что перехватит его. Трясущимися руками Марианна разорвала конверт и просмотрела вложенную в него записку, а потом сбежала по лестнице в кабинет, где должен был дожидаться Джордан.
 Она бросила записку на стол перед ним.
 — Вот она! Мне подсунули ее под дверь. Ну а теперь давай что-то делать!
 Он взял послание и прочел его.
 — Именно этого мы и ожидали.
 Совершенно точно, с отвращением подумала Марианна. Угрозу, что Алекс будет убит, если она не явится к Неброву в его поместье Пекбрей до конца этого месяца.
 — Нам надо сейчас же ехать.
 — Я уже отправил приказ подготовить «Морскую бурю» к отплытию, — сказал Джордан. — Утром мы выезжаем в Саутвик. — Он поднялся на ноги. — Жди в своей комнате. Мне надо будет поговорить с тобой, как только я закончу.
 — Куда ты идешь?
 Уже от двери он обернулся, и при виде его лица она невольно вздрогнула.
 — Посланник.


* * *

 Уже пробило полночь, когда Джордан поднялся в комнату к Марианне. Взглянув на собранные вещи, стоявшие у кровати, он сказал:
 — Я вижу, ты готова к отъезду.
 Она почти не обращала внимания на то, что именно собирает: ей просто надо было чем-то занять себя, чтобы не сойти с ума, ожидая известий.
 — Я собрала вещи и для Алекса. Ему нужна будет одежда, когда Небров его отпустит. — Именно «когда», а не «если». Она должна заставить себя верить в то, что его спасут. И она спросила: — Кто был посланником Неброва?
 — Уильям Стоунхэм.
 Сначала Марианна даже не поняла, о ком идет речь. Алекс всегда называл его просто Уильямом и упоминал о нем по десять раз на дню. Когда наконец до нее дошло, кто это, она была потрясена. Веселый щеголеватый Уильям, который научил Алекса ездить верхом! Уильям, которому Алекс доверял почти так же, как Грегору.
 — Не может быть! Он любил Алекса.
 — Не так сильно, как фунты стерлингов, которые Костейн платил ему, чтобы он передавал сведения о том, что творится в замке. Это он сказал Костейну, куда именно поехали вчера Грегор и Алекс и что едут они без охраны.
 Марианна тряхнула головой, стараясь привести свои мысли в порядок. Ей казалось, что она хорошо знает обитателей замка — все они были так добры и ласковы к ней и Алексу, но оказалось, что она жестоко ошиблась. Уютный и приветливый мир Камбарона, который за три года стал для них родным домом, на самом деле был совсем иным. Даже высокие стены Камбарона не спасали от лжи и предательства.
 — Отдав письмо, он должен был оповестить об этом человека Костейна в Саутвике. — Джордан мрачно улыбнулся. — К несчастью, теперь он не сможет сделать этого лично. Я не тронул руку Уильяма, чтобы он сумел написать записку, которую мы ему продиктуем, но остальные его конечности печально изменились.
 — Продиктуете? А что вы хотите, чтобы он написал?
 — У нас может возникнуть необходимость разделиться. Он сообщит, что меня срочно вызвали в Лондон, и я планирую приехать в Монтавию несколько позже, а тебя сопровождает только Грегор.
 — Уильяму было известно что-то еще?
 — Нет. — Джордан помолчал. — Марианна, мы не можем позволить Неброву диктовать нам свои условия.
 Она возмущенно выпрямилась:
 — Что ты хочешь сказать? Если я не выполню его условий, он может осуществить свою угрозу и убить Алекса.
 — Сядь, Марианна.
 — Меня не интересуют твои игры с Наполеоном. Алекс в них участвовать не будет!
 — Я сказал: сядь. — Он мягко заставил ее сесть в кресло. — И выслушай меня. Как ты думаешь: Небров отпустит Алекса — даже в том случае, если ты придешь к нему, как он этого потребовал?
 «Я должна в это верить», — с отчаянием сказала себе Марианна.
 — Хочешь знать, что произойдет в этом случае? Вы оба окажетесь у него в руках, и он воспользуется Алексом для того, чтобы вынудить тебя отдать Джедалар. Ты хочешь, чтобы Алекса пытали у тебя на глазах? Вспомни свою мать!
 — Нет! — Она судорожно вцепилась в подлокотники. — Этого не случится. Я отдам ему Джедалар.
 — Я не могу допустить, чтобы ты это сделала.
 — Ты не можешь допустить!.. — Она в ужасе уставилась на него. — Ты позволишь Алексу погибнуть?
 — Он не погибнет! — резко проговорил Джордан. — Неужели ты думаешь, что я допущу такую жертву? Я бы разрешил тебе дать Неброву Джедалар. а потом нашел бы способ отнять его снова, если бы считал, что это спасет Алекса. — Он опустился на колени рядом с ее креслом. — Но это его не спасет. После того как Небров получит Джедалар, он первым делом уничтожит всех, кто имеет к нему хоть какое-то отношение. Он убьет и тебя, и Алекса. Подумай сама, Марианна: ты знаешь, что это за человек!
 Она действительно прекрасно это знала и с ужасом поняла, что Джордан говорит правду. Мама достаточно часто повторяла ей, что власть рождает бесчестность и жестокость. Ее жертва будет напрасной.
 Джордан некоторое время молчал, давая ей возможность свыкнуться с этой мыслью.
 — Наш единственный шанс — застигнуть его врасплох и отнять у него Алекса. Чтобы это осуществить, мне понадобится твоя помощь. — Он замолк. Марианна выжидательно посмотрела на него. — Мне нужен Джедалар.
 — Я так и знала, что все кончится этим, — с горечью отозвалась она. — Ведь именно этого тебе всегда и хотелось, правда? Какой великолепный шанс!
 Джордана передернуло.
 — Ты говоришь так, словно я рад тому, что произошло. Да, мне нужно получить Джедалар. Но я не допущу, чтобы тебе это повредило. Поверь мне, Марианна.
 — Как я могу тебе верить! — Она встретила его взгляд. — Пока я была твоей пленницей в Дэлвинде, ты позволил этому чудовищу захватить Алекса.
 — Ты несправедлива ко мне. Я делал все, что было в моих силах… Ну хорошо, не верь мне. Просто делай все, что может помочь твоему брату.
 — Именно это я и намерена делать. — Она устало откинулась в кресле. Он прав. У нее нет выбора. Возможно, с помощью Джедалара можно будет освободить Алекса. Ей придется рискнуть.
 «Прости меня, мама».
 Но мать никогда не приказала бы ей рисковать жизнью Алекса. Сначала надо спасти ребенка, а потом уже можно будет подумать об остальном.
 — Хорошо. — Она снова выпрямилась в кресле. — Мы найдем способ провести Неброва, предложив ему то, чего он добивается. Но это может оказаться труднее, чем ты думаешь. Что тебе известно о Джедаларе?
 Его напряженность чуть уменьшилась.
 — Я знаю, что немало лет тому назад русский царь Павел решил построить тайные подземные сооружения, чтобы у Москвы была возможность отражать нападения захватчиков, осаждающих город. Говорят, он был не совсем нормальный: любил надевать военный мундир и играть в войну. Джедалар должен был стать вершиной его военного гения. Он приказал построить туннель, который шел откуда-то из самого сердца Москвы за пределы города, чтобы его армия могла обойти стоявших в осаде и неожиданно атаковать их. Туннель сооружался в обстановке глубокой секретности: рабочим завязывали глаза, когда приводили в туннель и выводили оттуда. После того как строительство было закончено, царя начал мучить навязчивый страх, что его тайна будет открыта. Он понял, что не только его армия сможет напасть на осаждающих, но и армия захватчиков может войти по тайным проходам в Москву и взять ее без боя. Он страшно боялся, что кто-нибудь обнаружит карту, на которой отмечено местоположение туннеля и все его ответвления, поэтому он решил спрятать план подземных ходов там, где никому не придет в голову его искать. Он заказал великолепный витраж для одного из своих дворцов. До него дошли известия о великом мастере Антоне Погини, который работал в одной из монтавских церквей, и он выписал его, поручив ему эту работу.
 — Окно в Поднебесье, — сказала Марианна.
 Джордан кивнул.
 — Погини и его жена согласились приехать в Москву и выполнить царский заказ. По прибытии они узнали, что витраж должен быть не только прекрасным произведением искусства, но и зашифрованным планом туннеля. Очень сложная задача, но Погини с ней справился.
 — Бабушка с ней справилась, — поправила его Марианна.
 — Об этом никто не знал. Считалось, что она лишь помогает мужу. Царь был чрезвычайно доволен. Он сжег все планы и карты туннеля и распорядился, чтобы витраж немедленно установили в окне его дворца. — Он помолчал. — А еще царь распорядился, чтобы были убиты и Антон Погини, и его жена: им была известна тайна туннеля, нельзя было оставлять их в живых. Видимо, кто-то предупредил их, потому что той же ночью они бежали из Москвы, захватив с собой Окно в Поднебесье.
 — Никто их не предупреждал, — сказала Марианна. — Почти сразу же по приезде они поняли что царь не выпустит их из Москвы живыми.
 — Как они догадались?
 — Рабочие, которые строили туннель, — прошептала она. Даже сейчас от одной мысли об этом чудовищном поступке ее начинало мутить. — Когда они стали не нужны, царь приказал уничтожить всех. Семьсот шестьдесят семь человек!
 — Я этого не знал.
 — Бабушка не могла допустить, чтобы он безнаказанно пользовался плодами этого убийства! — яростно сказала она. — Поэтому она отняла у него его драгоценный туннель. Она знала, что пока Джедалар у нее, царь все время будет думать о грозящей опасности и не сможет спать спокойно.
 Джордан кивнул:
 — Но они не стали возвращаться прямиком в Монтавию. Во время бегства Антон был ранен — им нужно было найти убежище, чтобы он мог поправиться. Кассан граничит с Россией, и они отправились туда. Они попросили убежища у воран, отдавшись на его милость. Кассан не хотел конфликтовать с Россией, но воран согласился прятать их до тех пор, пока Антон не сможет ехать дальше.
 — И тем временем попытался украсть Окно в Поднебесье, — саркастически вставила Марианна.
 — А чего бы ты хотела? — пожал плечами Джордан. — Кассан расположен у двери великана. Вполне логично попытаться узнать, как в случае необходимости можно его уничтожить. Но твои родственники снова сумели убежать, на этот раз в Таленку, где продали Окно в Поднебесье церкви. Похитить витраж из церкви — значило бы нарваться на крупные неприятности. Поскольку Кассану Джедалар был нужен только на всякий случай, воран решил не предпринимать никаких действий, пока стране не будет угрожать опасность. — Он помолчал. — А когда царь оказал своим подданным большую любезность, пав жертвой политического убийства, это значительно уменьшило угрозу нападения. Полагаю, твоя бабушка была очень рада наконец почувствовать себя в безопасности.
 — Она знала, что никогда не будет в безопасности, что нам нужно иметь надежное оружие защиты. Вот почему она заставила маму запомнить точный рисунок Джедалара. И вот почему моя мать заставила меня сделать то же самое.
 — Это было не оружие, — резко возразил он. — Это была ловушка. Она не имела права делать тебя хранительницей такого опасного секрета. Ей надо было самой разбить это проклятое окно.
 — Но тогда тебе. Наполеону и Неброву не за что было бы драться и рвать друг друга когтями. — Она горько улыбнулась. — И ведь когда Окно разбилось, они тем не менее пришли за нами. Даже если бы мама ничего не знала, ее все равно убили бы. Они все спрашивали и спрашивали, куда она спрятала план, по которому создавалось Окно. — Марианна постучала себя по виску. — А план был здесь, только здесь. Да, это была ловушка, но без нее мы остались бы совсем без оружия. Кроме того, была еще одна причина так рисковать.
 — Сокровищница в туннеле? Марианна была готова к этому вопросу. Мама предупреждала, что об этом наверняка станет известно.
 — Какая сокровищница? — Она попыталась разыграть удивление.
 — Ходили слухи, что в туннеле царь устроил комнату, в которой спрятал свои драгоценности. Твоя бабушка надеялась вернуться и получить компенсацию за Окно в Поднебесье, не так ли?
 — Зачем тебе об этом знать? Тебя это совершенно не касается, и я не собираюсь давать тебе лишние сведения.
 — Даже чтобы спасти Алекса?
 — К Алексу это не имеет никакого отношения.
 Он прищурился:
 — Ты обвинила меня в том, что я рискую жизнью мальчика. А разве ты не делаешь то же самое, Марианна?
 — Как ты смеешь! — Ее глаза гневно сверкнули. — Я никогда не буду рисковать его жизнью. Я даже не посмела помочь умирающей матери, чтобы не подвергать опасности Алекса. Что же ты думаешь: допущу, чтобы она погибла зря? Я люблю Алекса. Не знаю, зачем я вообще с тобой разговариваю. Мне кажется, ты не способен понять, что такое любовь.
 — Наверное, это так. — Он с трудом улыбнулся. — Должен признать, что редко имел дело с этим чувством. — Он поднялся с колен. — Может быть, ты сообщишь такому бесчувственному варвару, как я, сколько времени тебе понадобится для того, чтобы сделать еще одно Окно в Поднебесье? Небров, конечно, понимает, что в одну ночь ты не создашь работу такого же уровня, как витраж в Таленке, но…
 — Оно уже сделано.
 Он застыл:— Что ты сказала?
 — Как только я почувствовала, что приобрела должное мастерство и точность, я изготовила Джедалар. А чем, по-твоему, я занималась все эти три года: училась танцевать и ждала, чтобы время прошло?
 — Ну, была еще такая мелочь, как купол в бальной зале. — К ее великому изумлению, в этом шутливом замечании она уловила гордость. — Наверное, мне следовало бы догадаться, что ты не сдашься. Ты слишком целеустремленный человек.
 — Ты тоже. И Небров. Мне нужно было иметь что-то, чем можно воспользоваться, если Алекс или я окажемся в опасности.
 — И, конечно, ты не могла довериться мне.
 — Я никому не могла довериться. А тебе — в особенности.
 — И как тебе удалось изготовить витраж такой сложности и размера незаметно для нас?
 — Бабушка позаботилась о том, чтобы все считали будто Джедалар распределен по всем двадцати трем витражам окна, но это была неправда. План занимает всего один витраж, три фута длиной и два — шириной. Панель такого размера очень легко спрятать.
 — Где?
 Марианна колебалась. Ей с раннего детства внушили запрет на разговоры о Джедаларе, и сейчас ей трудно было отказаться от привычки молчать.
 — В кладовой, среди витражей, которые я посчитала неудачными.
 Он негромко присвистнул.
 — Очень умно! Грегор говорил, ты забраковала такое количество работ, что все уже привыкли и не удивлялись, когда какой-нибудь очередной витраж отправлялся в кладовку. И сколько же там витражей?
 — Больше тридцати. — И она добавила: — И мы все их увезем в Монтавию.
 — Можно ли мне осведомиться, почему?
 — Потому что тогда ни тебе, ни Неброву не будет известно, который из них — Джедалар. Пока я не приму решение сказать об этом.
 — Я был бы тебе глубоко признателен, если бы ты не ставила меня на одну доску с Небровым. Хотя бы на словах. Совершенно очевидно, что в мыслях ты все равно будешь нас объединять.
 Она действительно их объединяет. У нее нет выбора. Джордан — враг. Даже если он поможет ей вернуть Алекса, он все равно не оставит попытки добиться Джедалара. Неизвестно, сумеет ли она это сделать, но надо попытаться спасти и Алекса, и Джедалар.
 Сейчас эта задача представлялась ей неосуществимой. Тот безудержный гнев, который все это время давал ей силы держаться, сейчас куда-то исчез, и она чувствовала лишь отчаяние и опустошенность.
 — Иди ложись, — резко сказал Джордан, пристально глядя на ее безжизненное, страшно осунувшееся лицо. — Ты так долго не продержишься.
 Марианна упрямо покачала головой:
 — Я все равно не смогу заснуть.
 Он встал позади нее, положив пальцы ей на плечи.
 — Успокойся. — Он начал разминать ее напряженные мускулы. — Можно подумать, что я не делал тебе такой массаж после целого дня работы.
 Марианне вдруг вспомнилось, как она сидела у его ног перед камином, а его руки двигались по ее телу с властной силой, принося чувство покоя и умиротворения. В те дни в Дэлвинде она была ошеломлена и ослеплена всем, что он с ней делал. Ей казалось, что с тех пор прошли годы.
 Его пальцы нежно надавили на основание ее шеи:
 — Это расслабляет…
 — Не прикасайся ко мне!
 Он продолжал массировать ей плечи.
 — Черт подери, это же тебя успокаивает!
 — Я сказала: не прикасайся ко мне!
 Он опустил руки и отступил на шаг.
 — Ты решила, что я хочу тебя соблазнить? — тихо спросил он, обходя кресло и останавливаясь напротив нее. — Я не дурак, Марианна. Тебе было плохо, и я просто пытался помочь.
 — Мне не нужна твоя помощь.
 — Но, возможно, тебе еще придется ее принять. Если ты будешь сражаться со мной из-за пустяков, это лишь отнимет у нас обоих силы и помешает спасти Алекса. — Он заглянул ей в глаза. — Как бы я сейчас ни был тебе неприятен, как бы ты ни старалась меня ненавидеть, ты все же имела возможность убедиться, что я держу слово. Пока к тебе не вернется Алекс, я не буду пытаться получить от тебя что-то без твоего согласия, — Он невесело улыбнулся. — Однако после того как я заглажу свою вину, я ничего не обещаю. Ты знаешь, что мои моральные устои очень ненадежны. — Он повернулся и пошел к двери. — Мы еще до рассвета выезжаем в Саутвик. Я был бы очень рад, если бы ты хоть немного отдохнула. Мне ни к чему лишние хлопоты, а ведь если ты потеряешь сознание от усталости, поднимать тебя с дороги придется мне.
 Когда Марианна вышла во двор замка следующим утром, еще не рассвело. У двери горели укрепленные на железных подставках факелы. Повсюду сновали слуги, ведущие приготовления к отъезду, а их усилиями руководила неизменная Дороти.
 — Это крайне унизительно. — Грегор скинул заботливую руку лакея, пытавшегося поддержать его под локоть, и неловко забрался в повозку, стоявшую у самой лестницы. Укладываясь на матрац, он невольно поморщился. — Я же говорил Джордану, что вполне мог бы ехать верхом, но он упорно хочет обращаться со мной как с новорожденным младенцем.
 Марианне было понятно, почему Джордан настоял на своем: лицо у Грегора в безжалостном ярком свете факелов было осунувшимся, без кровинки.
 — Ты уверен, что в состоянии перенести такое долгое путешествие по морю?
 — А что еще делать на корабле, как не отдыхать и спать? К моменту приезда в Кассан я буду уже здоров как бык.
 — В Кассан? Мы же плывем в Монтавию!
 — Джордан решил, что нам лучше плыть сначала в Кассан, чтобы вести переговоры с Небровым с позиции силы.
 Марианна не понимала, в чем преимущество такого тактического хода.
 — Как мило, что я узнаю об этом в последний момент! Где Джордан?
 Грегор кивнул в сторону другой повозки, которая стояла у конюшни.
 — Он присматривает за тем, как грузят твои витражи. — Тут он хохотнул. — Какая ты, оказывается, у нас хитренькая голубка! Я даже и не догадывался, чем ты занимаешься.
 — Я не хитрила, а делала то, что необходимо.
 Увидев, что Джордан вышел из конюшни, она решительно направилась к нему.
 — Ты их все упаковал?
 — Как я мог оставить хоть один, а вдруг именно он оказался бы Джедаларом!
 — Но готова биться об заклад, что ты самым тщательным образом осмотрел каждый витраж, прежде чем упаковать в ящик.
 Джордан улыбнулся:
 — Конечно. Я даже все измерил. Но каждый из них имеет размер два на три фута. Некоторые казались немного более сложными, чем другие, но сколько я ни всматривался в узоры, тайна осталась тайной. Любой из них мог оказаться Джедаларом. Я распорядился, чтобы на ящиках было написано, что именно в них лежит. Так что когда ты решишь отыскать Джедалар, можно будет не тратить времени.
 — Очень предусмотрительно. — Она помолчала. — Почему мы плывем в Кассан? Грегор сказал, что ты хочешь вести переговоры с позиции силы, но я не желаю, чтобы Небров подумал, будто мы оказываем ему сопротивление.
 — С Алексом ничего не случится. Небров не станет уничтожать свое оружие только потому, что оно находится под угрозой. Кроме того, нам может потребоваться помощь, после того как мы вызволим мальчика. Согласно донесениям Януса, влияние Неброва в Монтавии возросло. Безопаснее будет увезти Алекса в Кассан.
 После того как они его вызволят. Джордан говорил об этом так буднично и просто, что она испытала прилив надежды. Пусть она и раньше убеждала себя в том, что все пройдет удачно и с Алексом ничего плохого не случится, но ей было трудно заставить себя в это поверить.
 Джордан иронично приподнял брови:
 — Ты удовлетворена?
 — Нет, я не буду удовлетворена до тех пор, пока Алекс не окажется на свободе. Но мы поплывем в Кассан.
 — Я счастлив, что ты дала свое согласие. — Он насмешливо наклонил голову. — Через несколько минут погрузят последние ящики. Будь готова ехать.
 — Я почти готова. Мне осталось только попрощаться с Дороти.
 — Я уже с ней простился. — И Джордан сухо добавил: — Она чуть не заморозила меня своим ледяным презрением. Похоже, она решила, что я сам подстроил похищение Алекса, чтобы еще сильнее опутать тебя моей зловещей паутиной порока, и… — Он вдруг замолчал, пристально вглядываясь в ее лицо. — В чем дело? Что случилось?
 — Ничего.
 Но Джордан покачал головой, не сводя с нее внимательного взгляда:
 — Дело в Дороти. Что она тебе сказала?
 — Это не имеет значения.
 — И все-таки?
 Марианна пожала плечами:
 — Она готова извинить меня за то, что я потеряла честь.
 — О Господи!
 Она с трудом улыбнулась:
 — Я уверена, что Дороти очень гордится собой. Ведь она проявила снисходительность по отношению к женщине, которая погибла в глазах всех порядочных людей.
 Он тихо чертыхнулся.
 — Она причинила тебе боль.
 — Нет, она не виновата. Ей даже не пришло в голову, что она говорит что-то обидное. Она считала, что совершает добрый поступок. — Марианна отвернулась. — Я буду готова через пару минут. — Потом вдруг что-то вспомнив, она спросила через плечо: — Какую услугу ты оказал Дороти?
 — Услугу?
 — Когда я впервые с ней встретилась, она сказала мне, что когда-то ты оказал ей огромную услугу.
 — Это был просто пустяк. — Она остановилась, ожидая объяснений, но Джордан только пожал плечами и неохотно добавил: — Никто не хотел печатать ее книги. Я заплатил издательству «Макарти и сын», чтобы они это сделали.
 — Понятно.
 Ощущая спиной пристальный взгляд Джордана, Марианна направилась обратно к лестнице, где стояла Дороти, дававшая последние указания слугам. Бедная Дороти: ее главный триумф подарил ей один из эксплуататоров-мужчин, которых она так осуждала.
 — Я поехала бы с тобой, если бы ты захотела, — с напускной суровостью сказала ей Дороти. — Непристойно тебе пускаться в путь с одним только Джорданом.
 Даже сейчас, считая ее репутацию погубленной, Дороти беспокоилась о приличиях и искренне хотела уберечь ее от злых языков. Марианна невольно улыбалась. Невозможно осуждать Дороти за то, что она не может быть такой, как хотелось бы ей, Марианне: надо принимать человека таким, каков он есть.
 — Монтавия непохожа на Англию. Ты ее не поймешь. Здесь тебе будет лучше, — Она быстро обняла свою наставницу. — Прощай, Дороти, спасибо за то, что ты была ко мне так добра.
 — Ты найдешь мальчика, — решительно сказала Дороти. — И уже к лету вернешься в Камбарон.
 Марианна только вздохнула и, ничего не ответив, спустилась вниз по лестнице к повозке, где ее ждал Джордан.
 Не взглянув на Дороти, он подхватил Марианну и усадил на козлы, а потом сел рядом.
 — Помаши ей на прощанье, — чуть слышно приказала Марианна.
 — И не подумаю.
 — Она к тебе очень привязана. Ты оскорбишь ее, если расстанешься с ней так холодно. Он быстро взглянул на нее:
 — А как насчет твоей обиды?
 — Мне не требуется твоя защита, я сама могу за себя постоять, если нужно. — Настойчиво глядя ему в глаза, она повторила: — Помаши ей на прощанье.
 — Упрямица.
 Губы Джордана чуть заметно изогнулись. Он неопределенно махнул рукой в сторону Дороти, а потом тряхнул поводьями, трогая лошадей.
 Когда обе повозки миновали ворота Камбарона, Марианна через плечо посмотрела на замок. Господи, до чего она была напугана в тот день, когда впервые увидела эти высокие мрачные башни! Три года ее жизни прошли за этими массивными каменными стенами. Как странно думать о том, что она их больше никогда не увидит! Чем бы ни закончилось это путешествие, они с Алексом в Камбарон не вернутся. Ее охватило внезапно острое чувство утраты, но она постаралась справиться с ним. Камбарон никогда не был ее настоящим домом. А если она успела привязаться к нему, что ж, надо просто вспомнить, что всегда говорила ей бабушка.
 — О чем ты сейчас думаешь?
 Марианна повернулась на вопрос Джордана и встретила его пытливый взгляд. Она не собиралась говорить ему, что не намерена возвращаться в замок. Однако Джордан был частью Камбарона, и ей вдруг захотелось поделиться с ним своими чувствами. Запинаясь, она проговорила:
 — Моей бабушке не раз приходилось переезжать с места на место, чтобы получить работу, и поначалу она очень переживала и была несчастна. Она только успевала привыкнуть к одному месту и почувствовать себя легко и непринужденно, как ей приходилось снова его бросать и уезжать. А потом в один прекрасный день она вдруг поняла, что на самом деле ни от чего не отказывается, потому что в каждом сделанном ею витраже, в каждом панно оставалась ее частичка. Она говорила мне: «Оставь свою метку, Марианна, — и никто ничего не сможет у тебя отнять».
 — Похоже, она была мудрая женщина.
 — Очень мудрая.
 Марианна снова оглянулась на замок, защищавший шесть столетий власти и привилегий. Одно поколение знати сменялось другим. Даже особ царственной крови видeли эти стены и залы. Но она может с уверенностью сказать, что никто из них не принес в Камбарон столько, сколько она, Марианна.
 И она чуть слышно прошептала:
 — Господь свидетель: я оставила на тебе свою метку, Камбарон!




 12.




Ренгар, Кассан.



25 февраля 1812 года

 — Ты только понюхай, Марианна! — Грегор поднял голову и с наслаждением втянул в себя воздух. — Ни один запах на свете не сравнится с запахом Кассана!
 Марианна послушно принюхалась, но не ощутила особого отличия местных ароматов от тех, что были в Домаджо или Саутвике.
 — Приятный запах.
 — Нет нужды в вежливом обмане. Мы все знаем, что Грегор страдает неизлечимой болезнью, — с усмешкой сказал Джордан, подходя к ним. — Он уверен, что даже воздух в Кассане по-особому сладкий. А уж лошади — самые крупные и быстрые, а люди — самые сильные и сообразительные.
 — Я в этом уверен, потому что это так и есть, — возмутился Грегор. — Ты сама убедишься, Марианна. — Взяв за руку, он потянул ее к трапу. — Пошли же, Джордан, что ты медлишь?
 — Надо еще оседлать и свести на берег лошадей. — Он стал спускаться с ними по трапу. — Дворец в четырех милях от причала. Хоть лошади, привезенные из Камбарона, сильно уступают превосходным животным Кассана, лучшего транспортного средства, нас пока нет.
 — Дворец? — переспросила Марианна.
 — Если мы хотим получить помощь, мы должны обратиться за ней к воран, — объяснил Джордан. Заметив, что она встревожено нахмурилась, он объяснил: — Это всего лишь формальность. Обычно Кассан старается не вмешиваться в дела других государств, но сейчac нам совершенно не выгодно, чтобы у Неброва оказалось оружие, которое может быть направлено против нас.
 — Все и так тянется слишком медленно, — тяжело вздохнула Марианна. — Срок, назначенный Небровым, подходит к концу. Нам не нужны лишние проволочки.
 Плавание из Англии показалось ей бесконечным, и нервы ее были напряжены до предела. Мысль о том, что придется задержаться здесь еще на несколько дней, была ей просто невыносима.
 — Возможно, тут нас ждет какая-то дополнительная информация, — сказал Джордан. — Янус следил за Небровым и получил от меня приказ посылать доклады воран и мне одновременно.
 — Ну вот и они. — Грегор зашагал к лошадям, которых сводили по трапу. Успокаивая, он похлопал по шее своего гигантского жеребца. — Ну вот мы и снова на твердой земле, — ласково пробасил он. — Я вижу, ты тоже рад, что вернулся домой. — Он вспрыгнул в седло. — Ну, едем же!
 Не дожидаясь их, он пришпорил свою лошадь и галопом пустил ее по булыжной мостовой. Марианна изумленно покачала головой. Она никогда не видела Грегора таким радостным. Его обезображенное шрамами лицо буквально сияло от счастья.
 — Он так доволен!
 — Он дома, — просто сказал Джордан.
 — Значит, он тебя очень любит, раз остается с тобой в Англии.
 Джордан подсадил ее в седло.
 — Я знаю, для тебя это звучит странно, но — да, он действительно меня любит. — Он сел на своего коня и тронул поводья. — Ну и, конечно, всегда остается еще вопрос долга. Грегор неизменно исполняет свой долг.
 Несмотря на его насмешливый тон, Марианна почувствовала в нем странную напряженность, которой прежде не было. Ей почему-то показалось, что он не торопится добраться до дворца. Возможно, он преуменьшил трудности, связанные с получением помощи от воран?
 — Что случилось?
 — Ничего не случилось. Все просто великолепно. Можешь спросить Грегора.
 — Ты не рад, что приехал сюда? Тебе не нравится Кассан? — Марианна недоумевающе наморщила лоб. — Но разве ты так стремишься получить Джедалар не для того, чтобы защитить Кассан?
 — Я не говорил, что не люблю Кассан. Для меня это в большей степени дом, чем Камбарон.
 Он говорил сдержанно, почти безразлично, но за его словами Марианне почудился какой-то тайный смысл. Он был явно взволнован, но старался не показать этого. Господи, да ведь он по-настоящему любит эту страну, вдруг поняла Марианна. Несмотря на ту насмешливость, с которой он говорил об энтузиазме Грегора, его чувство к Кассану было не менее сильным и глубоким. Но его любовь не была такой радостной и безоглядной, как у Грегора, что-то мешало ему отдаться ей. И дело было не только в характере Джордана.
 — Здесь совсем не так, как в Камбароне.
 Да, город, по улицам которого они проезжали, нисколько не походил на Камбарон, эту каменную твердыню власти. Экзотические башни с луковицами куполов и высокими изящными остроконечными шпилями напоминали рисунки к волшебным сказкам. Здесь не встречались обложенные дерном или облицованные камнем дома, к которым Марианна привыкла в Англии, главным строительным материалом в Кассане оставалось дерево. Почти все дома и магазины были построены одинаково и имели плоские крыши, но каждый из них отличался от соседнего какой-нибудь маленькой деталью в виде кружевной резьбы, наличников или разноцветных плиток на ступеньках. Пока они пробирались по рыночной площади, Марианна успела заметить, что почти у всех ларьков и прилавков был свой собственный медный или фарфоровый самоварчик, под которым горел огонь.
 Она указала на высокое сооружение с желобом, стоявшее на дальней стороне рыночной площади, вокруг него толпился народ:
 — А это что?
 — Ледяная гора. В каждом городе и деревне Кассана найдется по крайней мере одна.
 Марианна увидела, как маленький мальчик стремительно скользнул по покрытому льдом желобу и приземлился в высокий сугроб. С радостным воплем он вскочил на ноги и побежал снова занять очередь в толпе желающих прокатиться.
 — Алекс будет просто в восторге, — горячо проговорила она, забывшись. — Мы можем…
 Но Алекса здесь нет. Может быть, Алекс никогда…
 — Да, ему очень понравится, — твердо сказал Джордан. — Он, наверное, будет проводить на ней целые дни.
 Надеяться. Она должна надеяться, она не имеет права поддаваться отчаянию. Сдержав подступившие к глазам слезы, Марианна быстро отвела взгляд от хохочущих ребятишек и обратилась к Джордану:
 — Грегор говорил, что ты ненавидишь Наполеона потому, что любишь Кассан. Это правда?
 — Грегор вечно все упрощает.
 — Это правда?
 Он пожал плечами:
 — Наверное, правда.
 — Почему? Это же не твоя страна!
 — Потому что я в ней не родился? Камбарон мне достался по наследству. Кассан я выбрал сам.
 — Но он… совсем другой!
 — Настолько другой, что ты даже себе не представляешь. — Он, посмеиваясь, сказал: — В первые месяцы, когда я только приехал сюда, мне все было ненавистно. Народ Кассана не оценил, какая это для него честь — мое присутствие. Ему совершенно не было дела ни до моего титула, ни до моих денег. Я не был ученым и не проявил себя как воин. Следовательно, я ничего собой не представлял. Для такого избалованного мальчишки, как я, это оказалось суровым испытанием.
 — Почему же ты здесь остался?
 — Были причины. — Он поморщился. — Одна из них — злость. Я не хотел допустить, чтобы меня считали ничем. Поэтому, когда на Кассан напали степные разбойники, я отправился в поход с Грегором и его людьми.
 — Воевать? Джордан кивнул:
 — Кассан почти все время с кем-нибудь воюет. Наша земля не только богата полезными ископаемыми, но и обеспечивает ценнейший проход к Средиземному морю.
 — Наша земля?
 — В степях она стала моей. Я оплатил ее кровью.
 Его лицо было суровым и жестким, глаза пристально смотрели из-под полуопущенных бровей. Эти войны изменили его, подумала Марианна, закалили, сожгли всю мягкость и сделали похожим на этих странных диких людей.
 Он бросил взгляд на высокие башни дворца, и Марианна снова ощутила, что он чем-то взволнован, но скрывает свои чувства под напускным безразличием.
 — Тебя тревожит встреча с воран?
 — Не тревожит. — Он отвел взгляд. — Скажем: несколько выводит из равновесия. — Он пришпорил лошадь. — Вперед. Если принять во внимание, с какой скоростью едет Грегор, он, пожалуй, будет сидеть в зале для аудиенций, когда мы только подъедем к воротам дворца.


* * *

 Грегор не сидел в зале для аудиенций: он нетерпеливо метался по нему, когда туда вошли Марианна и Джордан.
 — Я известил, что мы здесь. Наверное, уже скоро.
 — Если только не будет сочтено разумным заставить нас подождать, — отозвался Джордан. — Никогда нельзя знать заранее.
 — Ты несправедлив, — ответил ему Грегор. — Она придет.
 Она? Марианна решила, что ослышалась.
 — Джордан редко считает нужным быть по отношению ко мне справедливым. Тебе пора было бы уже к этому привыкнуть, Грегор.
 Марианна повернулась в сторону двери — и женщины, которая произнесла эти слова.
 И… замерла, не в силах пошевелиться. Она знает эту женщину! Она долгие часы изучала это гордое, волевое, прекрасное лицо. Оно стало старше, в уголках чуть раскосых зеленых глаз появилась сеточка морщин, но оно по-прежнему было прекрасным и стало еще более сильным. Это было лицо человека, привыкшего повелевать.
 — Я всегда к вам справедлив. Я просто осторожен. Вы же знаете, как я не люблю разочарований. — Джордан шагнул вперед и поднес к губам пальцы вошедшей. — Вы выглядите как всегда великолепно — и, может быть, даже чуточку моложе, чем в прошлый раз.
 Мать Джордана! Марианна продолжала изумленно рассматривать ее. Но ведь мать Джордана умерла, когда он был еще малышом! И все же, глядя на этих двоих, стоящих рядом, нельзя было сомневаться в том, что видишь мать и сына.
 — Конечно, я выгляжу моложе, — ответила женщина. — Я решила никогда не стареть. В следующем году я намереваюсь приказать, чтобы в Кассане остановили все часы.
 — И сожгли все календари, — вставил Грегор. Он двинулся к ней, тяжело ступая. — Я лично прослежу, чтобы это было сделано.
 Она повернулась к нему, и лицо ее осветилось яркой улыбкой.
 — Грегор! Ты здоров? Он кивнул:
 — Вполне здоров.
 — За небольшим исключением — ножевая рана в груди, — заметил Джордан.
 И вдруг все изменилось: улыбка сбежала с ее лица, в глазах мелькнула боль, а вопрос прозвучал как выстрел:
 — Кто?!
 — Костейн, человек Неброва.
 Лицо ее стало решительным и суровым.
 — Ты убил его, Джордан?
 — Нет еще.
 — Почему? Сделай это сам, иначе я распоряжусь, чтобы это сделали немедленно!
 — Я полагаю, это мое дело, Ана, — мягко напомнил ей Грегор. — Молчи, Грегор! Тобой я тоже недовольна. Ты, видно, стареешь, раз позволил этой твари ранить себя.
 Если кто-то здесь и несправедлив, то это она, с раздражением подумала Марианна.
 — Он вел себя как герой, — горячо вмешалась она. — На него напали семеро. И он прошел по снегу шесть миль после того, как его ранили!
 Женщина повернула голову:
 — А! У тебя появился защитник. Надо полагать, вы — Марианна Сэндерс. — Ее зоркие глаза осмотрели Марианну с ног до головы. — Грегор мне немало о вас писал. Хотелось бы увидеть мое изображение на витраже, который вы сделали. — Она поморщилась: — Хотя это — единственное, что мне может захотеться увидеть в Камбароне.
 — Я думала, вы умерли.
 — Я умерла бы, если бы там осталась. — Она повернулась и с вызовом посмотрела на Джордана: — Этот замок душил меня.
 Джордан игнорировал ее вызов:
 — Марианна, я имею честь познакомить тебя с Ее Величеством Аной Дворак, воран Кассана. — Он улыбнулся. — И тебе будет очень приятно услышать, что делать реверанс не надо. В Кассане это не принято. Достаточно просто склонить голову в знак уважения.
 — При условии, что действительно испытываешь это уважение, — иронично добавила Ана Дворак, встречаясь с ним взглядом. — Надо полагать, ранение Грегора связано с посланием, которое я три дня назад получила от Януса?
 — Вы получили известия? — быстро спросил Джордан.
 Она кивнула:
 — Пойдем со мной, нам надо поговорить. — Она повернулась к Грегору: — Устрой ее как подобает, тебе поможет Сандор. Он где-нибудь поблизости. Я увижу тебя за ужином. — Она порывисто протянула руку и прикоснулась к его плечу: — Я не очень недовольна тем, что вижу тебя, мадо.
 — Ты рада и счастлива видеть меня, — поправил ее Грегор.
 Она рассмеялась;
 — Может быть!
 Как только мать с сыном вышли, Марианна стремительно повернулась к Грегору:
 — Почему в Камбароне все считают, что она умерла?
 — Потому что она хотела, чтобы все так считали. Мы очень тщательно продумали наш план, и ни у кого не возникло сомнения, что она утонула, катаясь на лодке. Поэтому тела не смогли найти.
 — Вы?
 — Я был ей нужен. Я ей помог.
 Он сказал это очень просто, словно для него немыслимо было бы не помочь Ане Дворак, если та нуждалась в его помощи.
 Грегор проводил ее из зала для аудиенций и в коридоре окликнул бородатого молодого человека, который стремительно куда-то шел:
 — Сандор! Эй, Сандор! Воран распорядилась устроить белу. Думаю, неподалеку от сада.
 — Конечно. — Молодой человек почтительно наклонил голову. — Не пройдете ли за мной?
 — Что такое «бела»?
 — Так мы называем чужестранца, любого человека, который не считается одним из нас.
 Термин, безусловно, подходил к ней. Она еще никогда не чувствовала себя где-нибудь настолько чужой, как здесь, в этой непонятной стране. Она снова вернулась к разговору, который прервало появление Сандора.
 — Почему она хотела, чтобы все думали, будто она умерла? — спросила она у Грегора. идя вместе с ним следом за молодым человеком по лабиринту коридоров и переходов.
 — Она же сказала тебе. Ей было там невыносимо. — Он покачал головой. — Ей вообще не следовало ехать в Камбарон, но она была молода и своевольна и не желала никого слушать. Кровь у нее была горячая, и когда она встретила отца Джордана, то думала только о… — Он замолчал и кивком головы указал на Сандора: — Мне сейчас не следует больше об этом говорить. Не принято обсуждать поведение воран в присутствии ее подданных.
 Воран… Мать Джордана, женщина, восставшая из мертвых. У Марианны кружилась голова. Она чуть слышно пробормотала:
 — Джордан сказал мне, что его мать ушла из этой жизни, когда ему было два года. Грегор хохотнул:
 — Правда? Джордан никогда не любил лгать.
 — Она оставила его. Она оставила своего ребенка. — Марианна тряхнула головой. — Как она могла пойти на такое? Если она была там несчастлива, почему же не забрала его с собой, когда бежала из Камбарона?
 Улыбка Грегора погасла.
 — Он был будущим герцогом Камбаронским. Ей никогда не позволили бы увезти его с собой. Ей даже не разрешалось ходить с ним на прогулку без сопровождения служанки. Ее и саму не отпустили бы оттуда, пожелай она уехать, поэтому пришлось пойти на обман. Она знала, что о Джордане будут хорошо заботиться и что у него будет все необходимое.
 Кроме матери.
 «Рано или поздно все уходят».
 Когда Джордан произнес эти циничные слова. Марианне и в голову не могло прийти, что они относятся и к его собственной матери.
 — Не осуждай ее. — Грегор понял чувства Марианны. — Она поступила нехорошо, но расплатилась за это сполна, пережив много боли и душевных мук. Но у Аны тогда другого выхода не было.
 Марианна вспомнила атмосферу вызова и напряженности, которую она ощутила при встрече Джордана и его матери.
 — По-моему, Джордан тоже этого не понимает.
 — Трудно определить, что они испытывают друг к другу. Они очень похожи.
 — Когда он узнал, что она жива?
 — Когда был девятнадцатилетним юношей. Все эти годы мы наблюдали за ним, получали известия о его жизни, и Дна решила, что больше нам ждать нельзя. — Грегор поморщился. — Джордан стремительно приобретал все пороки своего отца и предавался им с энергией своей матери. Еще немного — и мы потеряли бы его безвозвратно. И тогда она отправила меня в Англию учить и воспитывать его.
 — Это помещение подойдет? — Сандор распахнул какую-то дверь и посторонился. — Если нет, то дальше по коридору есть другая комната, окна которой смотрят на фонтан.
 Марианна почти не взглянула на роскошно убранную комнату, заметив только общую картину; бледно-золотые драпировки, свет, простор.
 — Не надо: эта подойдет.
 Грегор улыбнулся:
 — Очень хорошо, Сандор. Спасибо.
 Сандор наклонил голову и быстро ушел.
 — Я прослежу, чтобы тебе принесли твои вещи. — И Грегор мягко добавил: — Я понимаю, тебе здесь немного не по себе, но ты привыкнешь. Тебе понравится Кассан. Я буду рад показать тебе свою родину.
 — Мы здесь долго не останемся. Нам почти сразу же придется ехать в Монтавию.
 — Для того, чтобы полюбить Кассан, не надо много времени. — Он повернулся, чтобы уйти. — Отдыхай. Обычно мы едим, когда начинает смеркаться. Я приду и провожу тебя в банкетный зал. Не бойся, больше сюрпризов не будет: Ана позаботится о том, чтобы сегодня мы ужинали без посторонних.
 Оставшись одна в комнате, Марианна подошла к постели.
 Отдыхать? Она до сих пор не могла оправиться от потрясения. Ана Дворак, женщина, которую много лет считали погибшей, стала правительницей Кассана, и от ее решения сейчас во многом зависит судьба Алекса. Но если это так поразило ее, чужого человека, то какие же чувства должен был в свое время испытывать Джордан, узнав, что его мать жива, но оставила его по собственной воле. У Марианны до сих пор перед глазами стояла сцена, свидетелем которой она стала. Обида, ревность, любовь — что связывает этих двух гордых, страстных и таких похожих людей?
 Но какое ей дело до этого? Она приехала сюда, чтобы спасти Алекса, а не для того, чтобы ввязываться в сложные отношения других людей.
 Ей не следует жалеть того ребенка, которого бросили. Понять — не значит оправдать. Джордан не имел права пытаться заключить ее в клетку и превратить в свою собственность. Тем более что он, как никто другой, должен был знать, что из любой клетки можно вырваться на свободу, разорвав цепи, которые стали невыносимыми.
 «Все уходят…»


* * *

 Джордан и его мать стояли у окна и разговаривали, когда Грегор с Марианной вошли в банкетный зал. Багрово-золотые лучи закатного солнца освещали две фигуры в раме огромного окна, и Марианна снова поразилась тому, насколько они похожи. Одинаково высокое и стройное тело, та же сила и властность, те же темные блестящие волосы, решительность и осторожность.
 Джордан поднял глаза и увидел ее. Вежливо склонив голову перед воран, он пошел через комнату навстречу им.
 — Ты хорошо устроилась? — спросил он.
 Марианна кивнула:
 — Какие известия ты получил от этого своего Януса?
 — Три дня назад Костейн привез в имение в Пекбрее пленника.
 — Алекса?
 — Это происходило ночью, и Янус не смог его рассмотреть.
 — Это должен быть Алекс! — яростно воскликнула Марианна. — Что мы будем делать теперь?
 — Сейчас мы как следует поедим. — Он взял ее под руку. — А потом как следует выспимся ночью, чтобы отдохнуть перед завтрашней тяжелой и опасной поездкой в Монтавию.
 — Нам надо составить план! — нетерпеливо сказала Марианна.
 — У меня есть несколько идей, которые мне еще надо как следует обдумать. Мы обсудим их утром. Воран даст нам в сопровождение большой отряд своих людей.
 «Воран». Он говорит о ней, не как о матери, а как о правителе Кассана — и делает это специально, чтобы подчеркнуть разделяющее их расстояние.
 Невольно Марианна перевела взгляд на застывшую у окна женщину. Ана Дворак стояла, гордо выпрямившись, и равнодушно смотрела на них. И тем не менее Марианне показалось, что на самом деле она ничуть не равнодушна. Одинока? Нет, это было бы просто абсурдно! В своем белом атласном платье и сверкающей изумрудами короне эта женщина казалась воплощением отваги и царственности.
 — Усади Марианну, Джордан. — Еще не договорив, Грегор уже шел через зал к воран. — Я буду сидеть рядом с Аной. Нам надо многое обсудить.
 Марианна смотрела, как Грегор поклонился и что-то сказал матери Джордана. Она вскинула голову и засмеялась, и живой огонь засветился в зеленых глазах смягчая гордые властные черты. Он взял ее под руку, провел к почетному месту во главе стола и с нарочитой любезностью усадил. По каждому слову, жесту, взгляду можно было понять, как давно они знакомы и близки.
 — Они хорошо друг друга знают, — негромко заметила Марианна.
 — С пеленок, — ответил Джордан. — Они вместе выросли. Они — дальние родственники, и к тому же отец Грегора был начальником охраны дома Двораков.
 Она посмотрела на шрам Грегора:
 — А Грегор тоже был в армии?
 — Немало лет. Но когда Ана Дворак стала воран, она сделала его своим главным советником.
 — Я не понимаю, как твоя мать могла стать воран. Грегор говорил, что она была знатного рода, но ни словом не упоминал о принадлежности к царствующей фамилии.
 — В Кассане трон не переходит автоматически от отца к сыну.
 Джордан усадил Марианну чуть ли не на другом конце стола, подальше от Грегора и своей матери, и сам сел напротив нее. Он снова подчеркивает разделяющее их расстояние, рассеянно подумала она.
 Джордан продолжал:
 — Кассан окружен потенциальными врагами и не может позволить себе роскошь иметь слабого или глупого властителя. Совет аристократов выбирает из своей среды того, кого считает самым сильным. Когда умер старый воран, два года правителя не было вообще, а потом они наконец выбрали Ану Дворак.
 — Женщину?
 — Дороти возмутилась бы, услышав такой вопрос, — поддразнил он ее. — Я уверен, ее привело бы в восторг государственное устройство Кассана, дающее женщинам возможность проявить себя наравне с мужчинами.
 — Я вполне разделяю ее чувства. — И она подчеркнуто добавила: — Очень редко случается, чтобы мужчины были справедливы. Такое было бы невозможно даже в Монтавии.
 — Совет решил, что Ана проявила себя достойно. После смерти отца она в течение десяти лет управляла своими землями и отражала нападения бандитов и грабителей из-за границы. Она построила мосты и акведуки. Она заботилась о больных и даже открыла здесь, в Ренгаре, больницу. Да, у нее не было недостатков. — Он сардонически улыбнулся. — Конечно, имела место та небольшая ошибка — замужество в Англии, но она в то время в расчет уже не шла. Тем более что церемония происходила в другой стране, не по традициям Кассана. Так что этот брак вообще не считался законным.
 — Но она больше не выходила замуж.
 — Нет. — Теперь его улыбка стала насмешливой. — Я уверен, что после совместной жизни с моим отцом супружество ее не привлекало. Оно бы только ей мешало.
 — Ты на нее обижен.
 — Правда? Не исключено. А еще я ею восхищаюсь. Она — женщина выдающаяся. Она немного напоминает мне тебя.
 Меня? — Марианна покачала головой. — Я совершенно на нее непохожа.
 — У вас одинаковое жизнелюбие и умение добиваться своего. — Он удержал ее взгляд. — И одинаковая жажда наслаждений.
 Эти чувственные слова неожиданно захватили ее врасплох и заставили тело отозваться сладостной болью, совсем как в те дни, проведенные в охотничьем домике: налились груди, к щекам прилила краска… Маска вдруг упала, и рядом с ней оказался не тот сдержанный, спокойный человек, который сопровождал ее на всем долгом пути из Камбарона, а страстный любовник, которым он был в Дэлвинде.
 Увидев выражение ее лица, он улыбнулся. — Не пугайся. Я намерен сдержать свое обещание. Я просто решил напомнить тебе, что все это есть — и ждет. Нас обоих. — Он взглянул на слугу, который встал рядом с ней с серебряным подносом, уставленным разнообразными мясными блюдами. — Советую попробовать цыпленка. Повар воран создал лимонный соус, не имеющий себе равных.


* * *

 — Он все еще ее хочет. — Ана с аппетитом, но в то же время изящно запустила зубки в крылышко цыпленка, не сводя мрачных глаз с Джордана и Марианны. — Это на Джордана не похоже.
 — Марианна не такая, как те женщины, которых он знал раньше, — сказал Грегор. — И чувства, которые он к ней питает, тоже необычны.
 — Я не вижу в ней ничего особенного. — Изучающе глядя на Марианну, она немного нахмурилась. — Почему она с ним сражается?
 — Ты не думаешь, что это может быть из-за того, что она считает его своим врагом? Она любит брата и уверена, что Джордан виноват в том, что случилось.
 — Он вернет мальчика.
 —И еще вопрос в Джедаларе, который мы пытаемся у нее украсть.
 Ана взмахом руки отмела этот аргумент:
 — За нами правда.
 — Правду каждый видит по-своему.
 Она задумчиво кивнула.
 — И все же большинство женщин привыкли руководствоваться своим телом, а не разумом.
 — Марианна — не «большинство» женщин.
 — Ты говорил, что она позволила ему овладеть ею. Разбуженная чувственность — опасная вещь. Она может обернуться против нее.
 Этот разговор Грегору не нравился. Поначалу он решил, что видит признаки ревности, но теперь понял, что чувства Аны гораздо сложнее.
 — Это сражение — их дело, Ана. Не можешь же ты преподнести ему эту девушку в подарок только потому, что он ее хочет. Ты отправила меня в Англию позаботиться о том, чтобы он не разбаловался вконец, всегда получая все, что желает.
 — Здесь — совсем другое.
 Здесь совсем другое просто потому, что этого хочется Ане.
 — Что бы ты сказала, если бы мать твоего мужа загорелась желанием отдать тебя своему сыну вне зависимости от твоих собственных симпатий?
 — Такого вопроса не вставало, — с горечью ответила она. — В Англии все меня ненавидели.
 — И не случайно. Ты была невежлива и хотела, чтобы все было по-твоему. Нельзя топтать людей и надеяться, что они будут при этом тебя любить. Она бросила на него яростный взгляд:
 — Я не топчу людей! — А потом, сердито нахмурившись, поправилась: — По крайней мере не всегда.
 Его хохот гулко разнесся по залу:
 — Готов признать, что с годами ты стала мягче. Сейчас ты больше похожа на готового к прыжку тигра, а не на нападающего льва. — Взгляд Грегора опять вернулся к Марианне. — Она сделала великолепный витраж с тигром, который напомнил мне тебя.
 Ана моментально вернулась к прежней теме:
 — Джордан щедр и великодушен и бывает очень обаятельным. Почему эта девчонка упрямится? Ей не найти лучшего любовника и покровителя.
 Поняв, к чему она клонит, Грегор перестал смеяться. Если Ана решит действовать в этом направлении, будут неприятности. Он медленно проговорил:
 — Тебе его не купить, Ана. Даже таким щедрым подарком.
 — Не говори глупостей. Я не пытаюсь его купить. — Она гордо вздернула подбородок, — Мне нет нужды кого-то покупать. Тем более собственного сына.
 — Это правда. А теперь тебе осталось только самой в это поверить. — Он поднес к губам рюмку с вином. — Со временем он к тебе придет.
 — Вот как? — Она горько скривила губы. — Когда я буду старой, седой и жалкой? Я и так уже слишком долго ждала. Чего он от меня хочет? Я могу быть только самой собой.
 — Будь терпеливой. Тебя никак нельзя назвать нежной и готовой на самопожертвование матерью, — мягко сказал Грегор, готовым прощать сыном.
 — Мне не нужно его прощение!
 — Тогда что же тебе от него нужно? Она немного помолчала, а потом неуверенно проговорила:
 — Ему необязательно быть таким холодным и отчужденным. Мне хотелось бы, чтобы он считал меня своим другом. В конце концов, у нас с ним общие цели.
 Грегор почувствовал боль и обиду, которые Ана никогда не выкажет перед сыном. Ему хотелось бы протянуть руку и бережно и ласково прикоснуться к ней, утешая, но он знал, что она этого не примет. Ее рана слишком глубока. И потом — Ана не любит, чтобы ее жалели.
 — Со временем вы поймете друг друга.
 — Ты уже это говорил, — нетерпеливо бросила она.
 — А, да, я забыл: ты боишься седины и старческой сутулости, морщин и шамкающего рта. Но разве такое возможно? Я ведь собираюсь сжечь все календари!
 Ана Дворак невольно улыбнулась.
 — Ты и правда готов для меня это сделать, Грегор?
 — Конечно! Хочешь источник вечной молодости? Я сию же минуту отправлюсь на поиски!
 — Я не уверена, что захочу снова стать молодой. В молодости я была ужасно глупой.
 Мы все глупы, пока не становимся опытней. Ты никогда не был глупым, — мягко возразила она. — Ты всегда был совершенно такой же, как сейчас. — По ее лицу пробежала тень. — Тебя и правда чуть не убили?
 — Нет, я бывал ранен гораздо тяжелее. Просто Марианна испугалась огромного количества крови.
 — Я не хочу, чтобы ты умирал! — с неожиданной яростью произнесла она. — Ты меня слышишь? Я не допущу этого! Что я буду делать без тебя? — Она замолчала и виновато улыбнулась: — Вот видишь, какая я эгоистка. Опять думаю только о себе. Я не уверена, что ты прав относительно изменений моего характера.
 — Он — часть тебя. Хорошее и плохое объединяются, составляя единое целое. Важна вся Ана Дворак — целиком.
 Она заглянула в кубок с вином.
 — У всей Аны Дворак есть определенные потребности, которые ты не удовлетворяешь. Ты придешь ко мне сегодня ночью?
 — Нет.
 Ее пальцы сжали кубок с такой силой, что костяшки побелели.
 — Я не буду ждать тебя вечно.
 — Очень хорошее вино. С твоих собственных виноградников?
 — Да. Своим отказом ты ранишь мою гордость. Другие мужчины меня жаждут.
 — И я тебя жажду. — Он улыбнулся ей. — Как могло бы быть иначе? Ты — воплощение всего, что мужчина хочет видеть в женщине.
 — Тогда почему же ты… Нет, я больше так не унижусь!
 Он хитро взглянул на нее:
 — Да?
 — Зачем это мне?
 — Ты же знаешь, что никто не любит тебя так, как я. Тебе любопытно испытать, каково лечь в постель с мужчиной, любовь которого настолько велика? Она обольстительно улыбнулась:
 — Если ты и правда меня любишь, ты придешь в мою постель.
 — Я не приду именно потому, что люблю тебя. — В ответ на вопросительный взгляд Аны он лишь покачал головой: — Как это ни печально, но потакать твоим желаниям так же опасно, как желаниям Джордана.
 — Я не Джордан.
 Она не представляла себе, насколько в эту минуту походила на сына. Ее зеленые глаза сверкали досадой, прекрасные губы раздражительно сжались, под внешним самообладанием затаилась взрывная энергия. Единственным различием было то, что Джордан маскировал свои чувства напускным цинизмом, а Ана прятала свои за стеной гордости.
 — Нет, Ана, — мягко сказал он.
 На ее лице отразились гнев и разочарование.
 — Я не монашка! Хочешь знать, сколько мужчин перебывало в моей постели со времени нашей последней встречи?
 — Нет, я не хочу знать.
 — Когда я сегодня вечером вернусь в свои апартаменты, я пошлю за мужчиной, который не считает меня…
 — Нет, не пошлешь. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Пока я здесь, ты этого не сделаешь.
 — Ты не можешь требовать, чтобы я… — Она замолчала, а потом резко кивнула, и голос ее прозвучал прерывисто: — Пока ты здесь — нет. Никогда, если ты здесь. — Она быстро отвела взгляд. — Ты очень трудный человек, мадо.
 — Я очень простой человек.
 — Который всегда должен настоять на своем. — Она расправила плечи и бесшабашно улыбнулась. — Ну что ж, я не допущу поражения по всем фронтам. Я постараюсь сделать так, чтобы Джордан был счастлив, пусть даже я сама несчастлива.
 Грегору следовало бы ожидать, что она вернется к бою.
 — Ты отняла у него мать, а теперь хочешь дать ему любовницу, чтобы утишить боль? Такой обмен невозможен, Ана.
 — Ты этого не допустишь?
 Грегор кивком указал на Марианну:
 — Она этого не допустит.
 Безжалостный взгляд Аны скользнул по тонким чертам лица девушки и ее хрупкому телу.
 — Сомневаюсь, чтобы она могла передо мной устоять, Думаю, мне надо сопровождать вас в вашей поездке в Монтавию. Небров не решится на нападение, если я буду присутствовать.
 — Я не так в этом уверен.
 Она сверкнула улыбкой:
 — И потом — я должна охранять тебя на тот случай, если ты опять сглупишь. Да, я определенно еду в Монтавию!
 Грегор открыл было рот, чтобы начать спорить, — и снова закрыл его. Может быть, Ане следует с ними ехать. У Марианны хватит воли, чтобы не уступить ее нажиму. И кто знает, возможно, участие и помощь Аны в их общем деле — спасении мальчика — помогут им с Джорданом преодолеть отчуждение и понять наконец друг друга.
 — Почему ты со мной не споришь? — недоверчиво спросила Ана.
 — Но ведь я же хочу, чтобы ты поехала в Монтавию. — Улыбнувшись ей, он совершенно правдиво добавил: — Я всегда хочу, чтобы ты была со мной, Ана.


* * *

 Утро было просто ледяным, и морозный пар клубился в воздухе от теплого дыхания лошадей. Марианна уже сидела верхом и нетерпеливо ожидала, когда Джордан выйдет наконец из дворца, чтобы можно было трогаться в путь.
 И вот он появился: весь в черном, включая гладкий мех на воротнике дорожного плаща. В неярком утреннем свете он казался худым, строгим и даже несколько пугающим.
 — Доброе утро. — Он сел верхом и подобрал поводья. — Сожалею, что заставил тебя ждать, но у меня был спор с воран. Оказывается, она едет с нами.
 Марианна нахмурилась:
 — Почему?
 Джордан пожал плечами:
 — Кто ее знает? Ее слова далеко не всегда соответствуют ее мыслям и намерениям. — Он обвел взглядом ожидающих верховых. — Но ее обещание придать нам большой отряд явно соответствовало реальности. Это — почти целая армия.
 — И сколько мы должны будем ее ждать? — недовольно спросила Марианна.
 — Недолго. — Он посмотрел в сторону дворца. — Вот она!
 Сегодня, одетая в походный наряд, Ана Дворак еще больше походила на ту отважную воительницу, которая была изображена на витраже. На ней не было кольчуги, но спина ее была гордо выпрямлена, посадка в седле — безупречна, манера держаться — решительная и властная.
 — Вы не изменили своего намерения? — спросил Джордан, когда Ана оказалась рядом с ним. — Вам нет смысла подвергать опасности и себя тоже.
 — Я тронута твоей заботливостью. Но я считаю, что смысл есть, а правительница здесь — я, а не ты, Джордан. — Она знаком велела ему ехать вперед. — А теперь догони Грегора. Я желаю говорить с белой.
 — О чем? — настороженно спросил Джордан.
 — Почему это тебя беспокоит? Я просто хочу быть приветливой с гостьей. Вчера вечером ты не дал мне возможности познакомиться с ней.
 Джордан помедлил, вопросительно глядя на Марианну.
 Боже правый, подумала Марианна, он ведет себя так, словно боится, что эта женщина перережет ей горло. Она не испытывала особого желания близко познакомиться с воран, но и не видела причины опасаться этого.
 — Поезжай, — коротко бросила она.
 Джордан пожал плечами и пустил лошадь галопом.
 — Он очень о вас заботится, — заметила воран, пуская своего жеребца рядом. — В мужчине это — прекрасное качество.
 — Если нуждаешься в заботе.
 — Не говорите глупостей. Женщине всегда нужно, чтобы о ней заботились и защищали ее.
 — Вам это нужно?
 — Я — воран. Обо мне заботятся мои подданные. У меня есть целая армия защитников.
 — А до того, как вы стали воран?
 Ана Дворак расхохоталась.
 — Ну хорошо, признаюсь. Я подвесила бы за ноги мужчину, который предложил бы обо мне заботиться и меня защищать.
 — Даже Грегора?
 Голос воран смягчился:
 — Грегор никого не слушает. Он никогда ничего не предлагает, он просто щедро дает. — Она нахмурилась. — Но я нахожусь здесь не для того, чтобы говорить о Грегоре, и не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы.
 — Вы сказали, что хотите познакомиться со мной поближе, Ваше Величество, — напомнила ей Марианна.
 — Нет, я хочу другого: я хочу. чтобы вы стали любовницей Джордана.
 Пораженная, Марианна широко открыла глаза:
 — Извините? Я, кажется, вас не расслышала.
 Ана пожала плечами:
 — Я непохожа на Джордана: я не привыкла к дипломатии. Мужчинам свойственно ходить вокруг да около проблемы, хотя ее можно мгновенно решить, если действовать напрямик.
 — Значит, я, по-вашему, лишь проблема, которую надо решить?
 Если Ана и заметила, что голос девушки опасно дрогнул, она предпочла не обратить на это внимания и стремительно продолжала:
 — Вы сердитесь на Джордана, но это легко уладить. Глупо портить себе будущее из-за мелочной ссоры в настоящем. Конечно, Джордан не может предложить вам брак, но вы найдете в нем очень щедрого покровителя.
 — Ах вот как?
 — А если вы не доверяете ему, я сама готова позаботиться о том, чтобы вы были обеспечены всем, когда он с вами расстанется. Я дам вам хороший доход и прекрасный дом здесь, в Кассане, Грегор говорит, что вы очень любите своего брата. Он получит прекрасное образование и возможность успешно заниматься любым делом по своему выбору, — Она встретилась взглядом с Марианной. — Может быть, вы хотите еще чего-то?
 — Да. Я хочу задать вам один вопрос. — У Марианны от гнева прерывался голос. — Это он велел вам со мной поговорить?
 — Джордан не может ничего мне велеть. Я сама принимаю все решения. — Она внимательно всмотрелась Марианне в лицо. — Вы очень рассердились. Кажется, вы не намерены прислушаться к разумным доводам.
 — Разумным? Вы собираетесь попросту купить меня, чтобы я стала шлюхой. А если бы вам предложили такое?
 — В вашей ситуации я сочла бы это прекрасным… — Она замолчала, а потом напрямик сказала: — Я не в вашей ситуации. Я хочу этого для Джордана!
 — Вы совершенно такая же, как и он! — возмущенно сказала Марианна. — Для вас ничто не имеет значения, кроме ваших желаний! Все люди для вас — лишь игрушки. — Она глубоко вздохнула. — Нет, спасибо, Ваше Величество. Мне не нужен ни ваш прекрасный дом, ни ваш сын. Мне нужна только ваша помощь, чтобы вызволить Алекса, а потом — проститься с вами.
 Ана взглянула на яростное лицо Марианны и сверкающие гневом глаза и подобрала поводья.
 — Похоже, что тревога за брата несколько вас разволновала. Подумайте над моими словами. Я поговорю с вами позже. — Отведя взгляд, она добавила: — Я думаю, вам лучше было бы не рассказывать Джордану о нашем разговоре.
 — Почему же? Он будет вам очень признателен, узнав, как вы пытались ему помочь, — прошипела Марианна.
 — У меня это пока не вышло. Неудачами не хвастаются.
 Воран пустила лошадь галопом и через несколько минут была уже во главе кавалькады.
 Марианну так трясло, что она еле держалась в седле. Гнев. Да, это от гнева она чуть не теряет сознание. Какое ей дело до того, что воран не считает ее достойной занять постоянное место в жизни ее сына? Она, Марианна, не желает занимать в его жизни никакого места. Но как смела эта женщина разговаривать с ней в подобном тоне?
 — Дыши глубже, — посоветовал ей подъехавший Грегор, — и думай о прохладной спокойной воде. Иногда помогает.
 Марианна сделала долгий глубокий вдох. Но это ей не помогло.
 — Что она тебе сказала?
 — Она предложила мне прекрасное вознаграждение за то, что я стану любовницей ее сына.
 Грегор вздохнул:
 — Этого я и боялся. Ана всегда грешила чрезмерной прямотой.
 — Ты называешь это прямотой? Не понимаю, как ее могли выбрать в качестве воран. Она вполне способна развязать войну, просто оказавшись в одной комнате с иностранным послом.
 — Это правда, — улыбнулся он. — Но обычно она не ведет себя так прямолинейно. Сейчас ей мешают думать ее чувства. Она начинает отчаиваться.
 Отчаяние. Это слово никак не подходило к той заносчивой высокомерной женщине, которая только что отъехала.
 — Ты мне не веришь? Но она действительно отчаивается. — Грегор посмотрел в сторону Джордана, ехавшего впереди всех. — Она любит его. И всегда любила.
 — Никто не бросает сына, если любит его по-настоящему.
 — Ты такая же жестокая, как и он, — сказал Грегор. — Джордан никогда не мог ей этого простить. Когда он впервые приехал в Кассан, Ана надеялась, что со временем он смягчится, но Джордан воздвиг между ними стену отчуждения.
 — И она надеялась ее сломать, используя меня? — жестко спросила Марианна. — Я не кость, чтобы швырять меня сыну как подачку.
 — Ты сердишься на нее — и ты права, — сказал Грегор. — Но попытайся понять ее. Иногда она похожа на нетерпеливого ребенка. Ана прожила нелегкую жизнь и совершила много ошибок, но если понадобится, она может отдать все. Она всегда была моим другом, и лучшего я не знаю.
 — Я не хочу ее понимать. Я не хочу, чтобы она была моим другом. И я не хочу стать ее очередной ошибкой, — ответила Марианна.
 — Я вижу, у меня здесь ничего не получается, — печально улыбнулся Грегор. — Поеду и попробую поговорить с Аной: может, там дело пойдет лучше.
 Марианна смотрела, как Грегор скачет к Ане Дворак. Что так обидело ее в словах воран? Она же всегда знала, что Джордан никогда не предложит жениться на ней! Всем известно, что герцоги должны заключать браки, достойные их высокого положения. Да она и сама не хочет быть женой такого человека, который постарается подчинить ее себе и посадить в клетку. Она гневается только потому, что эта женщина оскорбила ее сочтя не достойной быть ничем иным, кроме как игрушкой, которой сначала забавляются, а потом выбрасывают.
 Она не игрушка. Она знает себе цену!
 И сейчас она испытывает не боль и не обиду. Она испытывает только гнев!


* * *

 — Ну и чем я на этот раз провинился? — спросил Джордан, опускаясь на овчину Марианны, расстеленную у костра. — Похоже, я совершил что-то совершенно ужасное. Ты весь день смотришь на меня как на злейшего врага.
 — Ничего подобного. Я вообще сегодня тебя почти не видела. И, кроме того, мне совершенно безразлично, что ты делаешь, если только это не имеет отношения к Алексу.
 Он демонстративно содрогнулся:
 — Бр-р! Какой холодный ветер! Или это ты заморозила меня своим ледяным презрением. — Тут взгляд его упал на мать, сидевшую по другую сторону огня с Грегором, и лицо его помрачнело. — Если я не совершал никаких крупных преступлений, значит, дело в воран. Что она сегодня тебе сказала?
 Вместе с ним Марианна посмотрела на Ану Дворак. Воран ответила ей гордо-вызывающим взглядом. Марианна знала, что та не слышит, о чем они говорят, но ей показалось, что под нарочитой гордостью скрывается страх. Ощущение своей власти наполнило ее необузданной радостью. Она знала, что Джордана рассердит попытка его матери вмешаться. Всего несколько слов — и она увеличит пропасть, разделяющую их с матерью. Она сможет залечить свою раненую гордость и даже отомстить воран.
 — Наверное, что-то достаточно гадкое, — сказал Джордан. — Она рассказала тебе о моем беспутном прошлом?
 Она все расскажет ему. С чего ей защищать эту женщину? Она не из тех мучеников, что готовы подставить другую щеку. Какое ей дело до того, что в воран сейчас заметно что-то детское и ранимое?
 — Ну? — спросил Джордан.
 Пресвятая Дева, она не может этого сделать, вдруг бессильно осознала Марианна.
 — С чего она станет рассказывать мне о твоем прошлом? Всем известно, насколько плохо ты себя вел. И сейчас ведешь, — поправилась она. — Что за тщеславие — считать, что единственной темой нашего разговора мог быть ты сам?!
 — Ты хочешь сказать, что это было не так? Марианна снова посмотрела на воран, а потом перевела взгляд на пламя костра.
 — Она заносчивая и неприятная женщина, очень похожая на тебя. Меня раздосадовало, что она без уважения отнеслась к моей работе. Она не понимает, что создавать произведения искусства так же важно, как и управлять страной.
 Лицо его просветлело:
 — Серьезный проступок. Согласен, воран более высоко оценивает дисциплинированную армию, чем прекрасное полотно. Ты должна просветить Ану в отношении ее обязанностей как покровительницы изящных искусств.
 — Я не собираюсь оставаться здесь. Занимайся этим сам. Она твоя мать.
 — Вот как?
 — Да. Ты не можешь этого отменить, даже если не называешь ее матерью. Или это просто еще один способ уколоть ее?
 Джордан застыл:
 — Ты только что сказала, что она заносчивая и неприятная. Почему же ты ее защищаешь?
 — Я ее не защищаю. Я просто указываю на твою глупость. Меня не волнует ваш конфликт. Ты явно не простил ей того, что она тебя бросила. Возможно, ты прав. У меня была мать, которая любила и лелеяла меня. Я незнакома с холодными себялюбивыми женщинами вроде воран.
 — У нее немало плохих качеств, но она не холодная, а что до себялюбия, то она любит Кассан и служит ему, зачастую жертвуя собой,
 — Только что ты осуждал ее, теперь восхищаешься ею. Перестань бросаться из стороны в сторону и приди к окончательному решению. Ты простишь ее или нет? Она достойна твоей привязанности или нет?
 — Это мое дело, Марианна! — Он нахмурился. — Тебя это не касается.
 — Я и не собираюсь вмешиваться. Разбирайтесь сами!
 И все же она вынуждена была признаться себе, что, к великому своему удивлению, пыталась-таки вмешаться в их отношения. Дав себе слово избегать каких-либо привязанностей или конфликтов, она ринулась в опасную зону. Осознав это, она поспешно переменила тему разговора:
 — Сколько дней мы будем добираться до Монтавии:
 — Через два дня мы достигнем северной границы, — рассеянно ответил он, продолжая хмуриться. — Земли Неброва расположены на северо-востоке Монтавии. Его главная резиденция — это Пекбрей, в двух днях езды от границы.
 — Значит, через два дня мы сможем начать переговоры с Небровым, — с облегчением сказала она.
 — Нет.
 Марианна окаменела.
 — Что ты хочешь сказать?
 — Переговоры не начнутся, пока вы с Грегором не доберетесь до равнин. Он еще не знает, что ты сделала новый Джедалар. Вы устроитесь, и тогда Грегор пошлет в Пекбрей известие, что Небров может приехать к тебе. Он сообщит ему, что ты готова обменять Джедалар на Алекса.
 — А что, если он не согласится?
 — Я не думаю. Он использует этот шанс. Времени остается все меньше, и ему гораздо удобнее получить уже законченный Джедалар, чем мастера, который будет делать витраж долгое время. Пекбрей окружен гористой местностью. Когда он согласится на обмен, ты скажешь ему, что окно слишком большое и хрупкое, чтобы везти его через горы, так что ему надо приехать за ним в твой лагерь в степях. Ты особо оговоришь, что он должен привезти Алекса, чтобы обменять его на Джедалар.
 — Ты же знаешь, что он не привезет Алекса.
 — Да, но сам он приедет. Он не станет рисковать тем, что Джедалар снова будет разбит. А поскольку ему известно, что Грегор не так глуп, чтобы не взять с собой значительный отряд, ему придется вывести из Пекбрея большую часть собственной армии для отражения возможного сопротивления.
 — Ты считаешь, что он украдет Джедалар и все равно оставит у себя Алекса?
 — Я думаю, что он попробует украсть Джедалар и тебя вместе с ним. — Джордан помолчал. — Ему нужен не только сам Джедалар, но и женщина, которая все про него знает.
 Марианна и сам думала так же.
 — Значит, я буду приманкой, выманю его и его людей, а ты тем временем нападешь на Пекбрей и освободишь Алекса.
 Джордан кивнул.
 — Грегор возьмет половину нашего отряда, чтобы защищать тебя. Я возьму другую половину, отправлюсь в Пекбрей и заберу мальчика.
 — Как?
 — Имея такой отряд, можно действовать по-разному.
 — Ты собираешься штурмовать замок? — Она покачала головой. — Мне кажется, это слишком опасно Для Алекса.
 — Ты подвергаешься гораздо большей опасности, чем Алекс. Нам понадобится по крайней мере день, чтобы увезти Алекса и безопасно переправить через границу Кассана. А может, и больше. Если вам с Грегором удастся сделать так, чтобы Небров не заподозрил о нашем намерении, у нас будет больше шансов на успех.
 Марианна кивнула:
 — Хорошо.
 — Ты принимаешь это слишком спокойно. — В его тоне заметна была тревога. — Все может оказаться гораздо сложнее. Мы по-прежнему не знаем, откуда Небров узнал о Джедаларе и что именно ему известно. Возможно, он даже знает, какой именно витраж содержит карту. — Он помолчал. — И мне нет нужды напоминать тебе, каким он может быть жестоким, если не сумеет добиться своего.
 Да, ему не было нужды напоминать ей об этом, и она вовсе не была спокойна. При одной мысли о том что она скоро увидит Неброва, ее начинало трясти. Она будет от него так же близко, как сейчас от Джордана. Она с трудом заставила себя улыбнуться:
 — Я не беспокоюсь. Со мной будет Грегор и целый отряд вооруженных воинов. Всего этого не было в нашу предыдущую встречу. — Она отвела глаза. — Но весь план кажется опасным. А что, если что-то разладится?
 — Я не могу обещать тебе, что все пройдет так, как я задумал, — тихо ответил Джордан. — Но это — лучший план, который мне удалось придумать. Если у тебя есть более удачный, скажи. Можешь называть меня тщеславным, но я не дал бы Алексу погибнуть из-за моего самолюбия.
 Марианна вдруг поняла, что он не отстраняет ее, что он позволяет ей принять участие в спасении Алекса, — и эта мысль согрела ее и немного рассеяла ее страх. Запинаясь, она проговорила:
 — Я была тогда очень сердита. Может быть, ты и не тщеславен.
 Уголки его рта чуть приподнялись:
 — Я оценил эту нотку сомнения. — Легкая улыбка исчезла. — Ты согласна с моим планом?
 — Если ты не можешь придумать ничего, что было бы для Алекса безопаснее.
 — Я не могу придумать ничего, что было бы безопаснее для вас обоих. — Он резко добавил: — Ты что же, думаешь, что я хочу подвергать тебя опасности? Если бы у меня была надежда, что ты на это согласишься, я предложил бы Грегору одному встретиться с Небровым, а тебя отправил бы обратно в Ренгар.
 — Ты же сказал, что Неброву нужен и Джедалар, и я сама. Только одна приманка была бы недостаточно аппетитной. — Она вздрогнула. — Нет, с ним должна встретиться я.
 — Тогда мы встречаемся в бордлинских степях через четыре дня.
 «Через четыре дня»…
 Через четыре дня все уже решится — так или иначе.
 Ее взгляд устремился к лиловым вершинам на юге, отмечавшим границу между Кассаном и Монтавией. В детстве она часто видела эти горы, но с другой стороны, со стороны своей родной Самды. Тогда эти горы манили ее, напоминая рассказы бабушки о таинственном и непохожем на Монтавию Кассане. Как она мечтала пересечь их и увидеть, что они скрывают!
 Сейчас эти горы разделили ее и Алекса. Брат — это единственное, что осталось у нее от прошлой счастливой жизни, она дала маме слово всегда заботиться о нем.
 Алекс у Неброва!




 13.


 Пальцы Джордана судорожно сжали поводья: он смотрел, как вереница всадников спускается по извилистой горной дороге к дальним степям. Марианна повернулась сказать что-то Грегору, и золотые волосы сверкнули на солнце. Они были уже слишком далеко, так что Джордан не мог услышать ее слов, но он заметил, что на ее лице нет и тени улыбки. Он ни разу не видел ее улыбающейся с момента исчезновения Алекса. И в этом нет ничего удивительного: она боится, что ее брат может быть в любую минуту убит, а тут еще он сам прибавил ей новый страх, послав заманивать человека, которого она боится больше всех на свете, человека, убившего ее мать. Господи, как ему не хотелось ее отпускать! Ему пришлось преувеличить грозящую ей опасность, чтобы она не требовала взять ее с собой в Пекбрей. Но в то же время Небров везде опасен.
 — Ты боишься за нее, — сказала Ана. — Тебе не следует тревожиться. Грегор о ней позаботится.
 — Знаю, — повернулся к ней Джордан. — Грегор о всех нас заботится, так ведь? Я часто удивляюсь, зачем ему это. Мы ведь вовсе не стоим его усилий.
 — Ты хочешь сказать, что я их не стою.
 — Я этого не говорил.
 — Но ты это имел в виду. — Ана пожала плечами. — Возможно, ты прав. Я женщина не добродетельная. Но я женщина сильная и теперь сама забочусь о своих людях. — Она улыбнулась. — Как ты думаешь, почему я настояла на том, чтобы ехать с вами? Я понимаю, что сейчас уже несколько поздновато, но мне надо доказать, что я больше не убегаю от ответственности.
 — Вам нет нужды мне что-то доказывать.
 — А я и не говорила, что хочу что-то доказать тебе. Я знаю, что ты отгородился от меня. Мне надо доказать это себе самой. — Она повернула свою лошадь. — Хватит болтовни. Едем в Пекбрей освобождать мальчика.


* * *

 Двумя днями позже Грегор и Марианна разбили свои палатки в степях, и Грегор сразу же отправил гонца в Пекбрей с заранее составленным посланием. Ответ от Неброва пришел на следующее утро.
 — Он едет? — спросила Марианна у Грегора, читавшего ответ.
 — Едет, — подтвердил Грегор. Он взглянул на подножия холмов в нескольких милях от них. — Он должен появиться здесь к вечеру.
 — Почему он не приехал сразу же? Может, это уловка? Если гонец мог ехать так быстро, то Небров должен был бы приехать следом за ним!
 Грегор покачал головой:
 — Я полагаю, он хочет появиться здесь после наступления темноты. Ночью бывает легче скрыть обман.
 — Он будет нас атаковать?
 — Конечно — если решит, что это может принести ему успех. — И он мягко ей улыбнулся. — Не хмурься. В мои обязанности входит сделать так, чтобы он не застал нас врасплох. — Повернувшись к Нико, Который стоял поблизости от них, он сказал: — Пора, мой друг. К подножиям.
 Нико кивнул и поспешно ушел.
 — К подножиям? — переспросила Марианна.
 — Когда Небров приедет в наш лагерь, он возьмет с собой не весь отряд. Здесь местность слишком открытая, а он питает уважение к армии Кассана. Я считаю вероятным, что он оставит значительную часть своих людей у подножия холмов, чтобы они неожиданно скатились на нас.
 — Как ты можешь быть в этом уверен?
 — Я не могу быть абсолютно уверен, но в этой местности у него не такой уж большой выбор. Если я прав, то Нико спрячет своих людей на холмах и избавит нас от этой опасности.
 — Кажется, ты не сомневаешься в победе.
 — Границам Кассана всегда угрожала то одна армия, то другая, и мы знаем эти горы. Мы научились прятаться и наносить удар. А потом скрываться и снова наносить удар. Большинство вражеских военных отрядов слишком тяжело и неповоротливо, чтобы реагировать на такие атаки.
 — Небров тоже живет в этих горах.
 — Но его армия не проявила особой маневренности и умения быстро менять тактику сражения, когда он пытался завоевать Монтавию. Он полагался на численность и вооружение, считая, что этого будет достаточно, чтобы подавить противника. На мой взгляд, ему не хватает воображения.
 Марианна вздрогнула:
 — Надеюсь, что ты прав.
 — Ты боишься. — Грегор покачал головой. — Ты так мало мне доверяешь? Я тебя не подведу.
 — Я знаю. Просто… — Она замолчала, пытаясь найти слова, чтобы объяснить ему тот страх, который охватывал ее всякий раз, как она думала о предстоящей встрече. — Я понимаю, что ты считаешь меня трусихой. Это все из-за него. Он внушает мне чувство беспомощности.
 — Ты не трусиха, и ты не будешь беспомощна. Ты должна быть уверена в себе, Марианна. — Он поменял тему разговора. — Очень хорошо, что он отложил свой приезд до вечера. Он задержится у холмов, размещая там свой отряд, и тем самым даст Джордану больше времени освободить Алекса. — Лицо Грегора потемнело, — Видит Бог, как нужно ему это время! Очень трудно будет найти способ в одиночку проникть в крепость.
 — В одиночку! — Изумленная Марианна посмотрела ему в лицо. — Он собирается пробраться в замок один? Но он же говорил мне, что будет штурм! — И тут она вспомнила, что прямо он этого не сказал, а просто не стал отрицать, когда она высказала такое предположение.
 — Ставить осаду некогда.
 — Один! — прошептала она.
 — Иногда один человек имеет больше шансов на успех, чем целый отряд. Они не ожидают такого маневра. Он увидится с Янусом и узнает, где держат мальчика. Потом он перелезет через стену и попытается освободить Алекса раньше, чем люди Неброва заметят его присутствие.
 — Он ничего не сказал мне! Пресвятая Дева, а он говорил, что моя встреча с Небровым более опасна! — Она прижала к коленям сжатые в кулаки руки, чтобы хоть немного сдержать их дрожь. — Он что, сошел с ума? Он ведь не птица, чтобы незаметно перелететь через стену, побывать в крепости и вернуться обратно!
 — Другого способа нет.
 — Как ты можешь говорить такое? А что, если у Януса неверные сведения?
 — Алекс все равно будет в безопасности. Джордан позаботится о том, чтобы он не пострадал. Люди Неброва не посмеют причинить вред заложнику.
 — А как насчет самого Джордана? — яростно бросила она. — Они что, тоже не решатся его убить? Ты прекрасно знаешь, что это не так. Если они его поймают, то убьют не задумываясь.
 — Его не так легко поймать. Здесь, в Кассане, он не терял времени во дворцах. Он доказал свою отвагу и ловкость в многочисленных битвах с нашими врагами.
 — Ты говорил «наносить удар и скрываться». А где он скроется в Пекбрее? Они поймают его и… — Она замолчала: от ужаса у нее пересохло в горле. — Тебе не следовало разрешать ему это делать.
 — Он должен был это сделать, — просто сказал Грегор. — Я не смог бы его остановить. Он считал себя виновным в том, что мальчика захватили.
 А она только подкрепляла его чувство вины. Она изливала на него свою горечь и злость и даже не попрощалась с ним при расставании.
 — Поезжай за ним. Помоги ему. Грегор покачал головой.
 — Нет, это не то, чего он хотел. Мы должны придерживаться нашего плана. Кроме того, уже поздно. Я не смог бы попасть туда вовремя.
 Он имел в виду, что, когда он попадет в Пекбрей, или Алекс уже будет освобожден, или Джордан погибнет.
 Ее охватил невыразимый ужас, тисками сжав грудь, так что трудно стало дышать.
 — Это была ошибка. Разве не считается, что ты должен за ним присматривать? Ты должен был сказать ему, чтобы он нашел другой способ.
 — Даже если это была ошибка, сделать уже ничего нельзя. Теперь ты должна помочь Джордану и постараться вести себя так, чтобы Небров ничего не заподозрил и не поспешил обратно в Пекбрей. Лошади у него устанут по пути сюда, и, возвращаясь, он не будет без нужды погонять их.
 А он погонял бы своих лошадей: он загнал бы их до смерти, если бы узнал, что происходит в Пекбрее!
 — И все равно времени может не хватить.
 Грегор, прищурившись, всмотрелся в ее лицо. — Ты побледнела как луна. Почему ты так разволновалась? Если Джордан погибнет, ты освободишься от него. Разве тебе не этого хочется? Конечно, тогда тебе придется искать другой способ освободить Алекса. Это будет непросто, но ты знаешь, что сможешь это сделать.
 Марианна резко повернулась и ушла к себе в палатку. Она не может выдержать даже дружелюбного допроса Грегора в этом состоянии странной обнаженности и ранимости. Все тело ее сотрясала дрожь, тошнотворный страх подступал к горлу. Джордан может погибнуть.
 Она не позволяла себе думать об опасности, грозившей кому-то, кроме Алекса. Она была так полна чувства вины и гнева, что не могла…
 Вины?
 Наконец она осознала, что с ней происходило, и в ужасе зажмурилась. Она винила Джордана, потому что не могла вынести чувства собственной вины. Она ведь уже призналась себе в том, что ее не вынуждали ехать в Дэлвинд. Она поехала, потому что не могла сопротивляться той силе, которая притягивала ее к Джордану с самой первой их встречи. Она могла бы бороться с ним, могла бы попытаться узнать, куда Грегор увез Алекса. Она ничего этого не сделала. Если бы она не поддалась соблазну, она была бы с Алексом и защитила его от беды.
 Если Джордан виновен, то она должна разделить его вину, как разделяла его страсть.
 Нет, для нее это была не просто страсть. Одного только страстного желания было бы недостаточно, чтобы заставить ее сделать такой шаг — однажды, в момент прозрения, в первый вечер их близости, она уже поняла это. То, что она чувствовала, было гораздо глубже, чем страсть.
 А она даже с ним не попрощалась. Она дала ему уехать, не сказав ни слова.
 Господи, молю Тебя: не дай ему умереть!


* * *

 — Спокойней, — прошептал ей на ухо Грегор. — Он не может причинить тебе вреда. Я все время буду рядом с тобой,
 Марианна сделала глубокой вдох, глядя, как приближается вереница всадников, несущих факелы. В ту ночь, когда Небров появился у их дома в Монтавии, у солдат тоже были факелы. Их свет упал на лицо Неброва, и ее мать, узнав его, велела Марианне скорее бежать в лес с Алексом.
 И вот теперь он снова приближается.
 — Ты можешь вообще ничего не говорить, — сказал ей Грегор. — Я буду говорить за тебя.
 Небров уже был так близко, что Марианна могла рассмотреть его. Он не походил на чудовище. Черты лица его были тонкие, аристократические, а в больших темных глазах светился ум. Шелковистая каштановая бородка удлиняла треугольное лицо, и в ее обрамлении бледные тонкие губы казались полнее.
 — Добрый вечер, Дамек. — Он остановил лошадь рядом с ними и ловко соскочил на землю. Он был низкорослым, всего на пару дюймов выше Марианны, и одет весьма элегантно. Каждая деталь его туалета, начиная с начищенных сапог и кончая меховой опушкой изящного серого плаща, была тщательно продумана. — Это она?
 — Я уверен, что вам ее описывали. — Грегор указал на палатку: — Не войти ли нам? Вечер выдался холодный, и мы не можем допустить, чтобы вы простыли из-за нашего негостеприимства. Или вы не уверены, что будете в безопасности?
 Небров снял замшевые перчатки и заткнул их за пояс.
 — Я полностью застраховал себя от любых неприятностей. Вы должны знать, что я отдал приказ убить мальчика, если со мной что-то случится. — Он вошел в палатку впереди них, а потом повернулся и снова начал рассматривать Марианну. — Пожалуй, она даже красивее, чем мне сообщали. Дрейкен должен был получить от нее немалое наслаждение. Всегда приятно, когда, добиваясь какой-то цели, попутно получаешь дополнительные удовольствия. — Он помолчал. — Ее мать тоже была очень недурна собой, но я был слишком разъярен, чтобы как следует это оценить. Девушка на вид, похоже, более кроткая и податливая.
 Марианна была так взбешена, что забыла о страхе, который заставлял ее молчать:
 — О моей матери мы говорить не будем.
 Небров приподнял брови:
 — Пожалуй, у нее больше норова, чем мне сначала показалось. Расскажи мне, каким вещам научил тебя его сиятельство? Они мне понравятся?
 — Вы приехали сюда за Джедаларом, — напомнил ему Грегор. — Где мальчик?
 — Ты думал, я его сюда привезу? Я оставил его у холмов с указаниями не привозить в лагерь, пока не закончатся переговоры. — Он улыбнулся Марианне, обнажив мелкие кривые зубы. — Я был счастлив услышать, что Дрейкен убедил тебя создать новый Джедалар. Это сэкономит мне время. Где он?
 — А где Алекс?
 — Я же сказал тебе… — Он замолчал и пошел ко входу в палатку. — Костейн, — крикнул он, — поезжай за мальчиком.
 Пораженная Марианна быстро посмотрела на Грегора. Неужели они ошиблись? Неужели Небров привез с собой Алекса на переговоры?
 Грегор чуть заметно покачал головой.
 Уловка. По всей вероятности, Небров был готов к этому требованию и теперь пытается их провести.
 — Костейн? — повторил Грегор. Лицо его посуровело и теперь, в свете фонарей, подчеркивавших глубокие шрамы, казалось просто пугающим. — Вам следовало бы пригласить его присоединиться к нам. Мне не терпится снова с ним встретиться.
 — Маркус рассказывал, как вас ранил, — сказал Небров. — Похоже, вы необыкновенно выносливы. Он считал, что убил вас.
 — Он очень старался.
 Небров пренебрежительно махнул рукой и вновь вернулся к главному:
 — Ну? Я послал за мальчиком. Ты будешь продолжать ныть или покажешь мне Джедалар?
 — Сейчас принесу. — Марианна прошла к столику в противоположном конце палатки и достала оттуда стеклянный витраж, изображавший розы, вьющиеся по серой каменной стене.
 — Дай его сюда! — Небров шел за ней следом и выхватил раму у нее из рук. Он поднес ее к свету, пристально вглядываясь в цветы, квадратные камни стены, лабиринт колючих плетей и листьев. — Может быть…
 Внезапно похолодев, Марианна осознала, что Неброва не удивил маленький размер Джедалара. Он ожидал этого! Все остальные считали, что Джедалар — это все Окно в Поднебесье целиком, но Небров знал, что для карты нужен был только один фрагмент. Совершенно очевидно, что он знал больше, чем было известно Джордану. Но насколько больше?
 — А возможно, он абсолютно ничего не значит. — Небров впился глазами в ее лицо. — Не пытаешься ли ты меня провести? Неужели ты можешь быть такой недальновидной?
 — И рисковать жизнью моего брата?
 — Мне докладывали, что ты любящая сестра, но, возможно, тобой руководит Дрейкен. Костейн сказал мне, что он сделал тебя своей любовницей, а женщинам случается жертвовать семьей ради любовника. — Он поджал губы, размышляя. — Дрейкен добровольно Джедалар не отдаст. Временами он бывает чересчур мягким, но он не дурак.
 — Мы ведь находимся здесь, — бесстрастно напомнил ему Грегор. — Он считает, что несет ответственность за мальчика. Однако мы не обещали не отнимать у вас Джедалара после того, как Алекс будет на свободе.
 — Это было бы весьма сложным делом, — отозвался Небров. — Нет. Я полагаю, Дрейкен рассчитывает, что я приму Джедалар, отдам вам мальчишку и уберусь восвояси. Девушка останется у вас, и ей не составит труда сделать новый Джедалар. А поскольку она будет преисполнена благодарности к спасителю, она согласится соединить Джедалар и Завков.
 — Завков? — переспросил Грегор. Небров изумленно приподнял брови:
 — Дрейкен вам не рассказывал? — Он перевел взгляд на Марианну. — Но я не сомневаюсь, что ты рассказала Дрейкену абсолютно все, не так ли? По слухам, он не знает себе равных в том, чтобы получать от женщин все, что ему нужно. Да, он наверняка знает про Завков. Для чего ключ, если не имеешь замка? — Прищурившись, он вгляделся в ее побледневшее лицо. — А, это тебя напугало. Ты действительно рассчитывала меня провести.
 — Как вы узнали про Завков?
 — Это была долгая и сложная процедура, В Кассане у меня были агенты, но от них я узнал только слухи относительно Джедалара и комнаты в подземелье, наполненном золотом и драгоценностями, поэтому я отправился в Москву. Я нашел одного из советников царя Павла, который руководил мастерами, строившими туннель. — Он поморщился. — Это было нелегко. Как и твои бабка с дедом, он должен был умереть, потому что ему было известно слишком многое. Он заплатил своим палачам и сбежал в деревню, где скрывался. Хоть прошло уже много времени, ему по-прежнему весьма не хотелось говорить об этом, но я сумел убедить его до его — увы! — несвоевременной кончины. — Он помолчал. — Он рассказал мне, что Джедалар должен был служить только половиной карты подземного хода.
 Грегор глубокомысленно произнес:
 — Вот как!
 — Так что ты видишь: даже если этот витраж правильный, одного его недостаточно. Мне нужен тот, кто сможет сложить куски головоломки воедино. — Тут он улыбнулся Марианне. — И вполне логично представить, что человек, изготовивший Джедалар, знает ответ на эту загадку.
 Марианна облизала губы:
 — А если я не могу этого сделать?
 — Это было бы весьма прискорбно… для тебя, естественно.
 — Находясь в лагере противника, неосмотрительно высказывать угрозы, — заметил Грегор.
 — Это можно себе позволить, если чувствуешь, что тебе не грозит опасность. Я чувствую себя в полной безопасности. — Он встретился взглядом с Марианной. — Так что если это не тот витраж, лучше тебе было бы сразу в этом признаться и дать мне Джедалар.
 — Почему вы так уверены в собственной безопасности? — спросил Грегор. — Уж не потому ли, что Костейну было поручено не привезти мальчика, а дать сигнал вашим людям, укрывшимся на холмах?
 На лице Неброва отразилась тревога:
 — Вы обвиняете меня в том, что я нарушаю соглашение?
 Грегор расхохотался:
 — Но ведь мы ничего другого и не ждали! Вот почему и приняли меры предосторожности.
 — Ваши меры предосторожности ничем вам не помогут, — презрительно бросил Небров. — Мои силы намного превосходят ваши. Конечно, я рассчитывал и на внезапность, но это не имеет особого значения. Если вы сдадитесь сейчас же, без боя, я, может быть, разрешу вам жить.
 — Как мило! — отозвался Грегор. — Но давайте подождем и узнаем, какое сообщение принесет вам с холмов Костейн. Мне что-то не хочется спешить воспользоваться такой снисходительностью. — Он прошел к столу и взял бутылку вина. — От всех этих разговоров у меня чудовищная жажда. Марианна, налить тебе немного вина?
 Она молча покачала головой.
 — Извините, но вам, ваше сиятельство, я вина не предлагаю. В наши обычаи не входит угощать врагов, даже в своих стенах. — Он широко улыбнулся. — Мы предпочитаем их убивать.
 — У вас не будет времени выпить ваше вино. До холмов всего несколько миль, так что очень скоро мои люди уже будут здесь. Они ждали только сигнала — и получили его от Костейна.
 Грегор налил вино в деревянный кубок:
 — Тогда я выйду с ним наружу ждать своей трагической смерти. — Он протянул руку Марианне: — Не хочешь ли ко мне присоединиться? Меня всегда пугала мысль умереть в одиночку.
 — Ты издеваешься надо мной, — прорычал Небров. — Но ты очень скоро убедишься в том, что… За стенами палатки раздались шум и крики. Грегор напрягся и перестал улыбаться. Небров кивнул.
 — Видите? — мягко спросил он. — Уже началось.
 — Тогда я пойду навстречу. Возможно, тебе следует остаться в палатке, Марианна. Я решил, что, пожалуй, одинокая смерть придаст мне больше величия.
 Но Марианна уже стояла рядом с ним и решительно держала его за руку:
 — Ты пригласил меня присоединиться к тебе. Я ни за что не останусь здесь с этим шелудивым псом.
 — Ну что же. — Грегор через плечо бросил в смертельно бледное лицо Неброва: — Возможно, вам следует сопровождать нас, чтобы защитить ее. Она представляет для вас огромную ценность, так что вам ни к чему, чтобы ее случайно убили. Вы уже и так сделали слишком много ошибок. — Он прищелкнул языком. — Разбили окна, позволили жертвам умереть, не выдав свои тайны… Это было бы даже забавно, если бы не выглядело так жалко.
 Гневно вспыхнув, Небров пошел к выходу. — Мне доставит глубокое наслаждение проследить за тем, чтобы твоя смерть была медленной и мучительной. В тебе много силы. Возможно, мне удастся растянуть твою агонию на целый месяц, — Он устремил торжествующий взгляд на дальний конец лагеря, где сгрудившиеся солдаты закрывали вид на дорогу. — Ты узнаешь цену…
 Он остановился, не закончив фразы, и негромко выругался.
 Посмотрев в ту же сторону, что и Небров, Марианна в ужасе застыла. Толпа расступилась, пропустив всадника, который вел за собой на поводу еще одну лошадь. И тут до нее донесся облегченный вздох Грегора.
 — Нико. — Грегор шагнул навстречу подъезжающему командиру отряда. — Надеюсь, все прошло хорошо?
 Нико кивнул и ответил:
 — Четверо ушли. Восемь взяты в плен. Убитых мы считать не стали.
 — Превосходно, Вы прекрасно… — и тут взгляд Грегора упал на лошадь, которую вел за собой Нико. Он возмущенно выпрямился: — А это что такое?
 Марианна только теперь увидела, что лошадь несла мрачный груз: через седло было перекинуто тело человека в ливрее герцога Неброва.
 Нико усмехнулся, довольный произведенным эффектом:
 — Это — подарок.
 Грегор шагнул вперед и поднял окровавленную голову мертвеца, заглянув в его лицо. Увиденное заставило его тихо чертыхнуться:
 — Костейн!
 Улыбка Нико стала еще шире.
 — Он визжал как поросенок, когда я его приканчивал.
 Марианна с трудом сглотнула, надеясь справиться с внезапно поднявшейся тошнотой.
 — Ты меня обокрал, Нико, — мрачно сказал Грегор. — Я такого подарка не просил.
 — А я и не говорил, что этот подарок предназначен тебе, — ответил Нико. — Это дар для воран. Она обещала кошелек золота тому, кто привезет ей мертвого Костейна. — Он нахмурился. — Но я не думаю, чтобы это был благовонный дар к тому моменту, как мы приедем на место встречи с воран. Лучше нам оставить его здесь. Ты засвидетельствуешь, что он был убит?
 — О да, — мрачно подтвердил Грегор. — Я обещаю подробнейшим образом обсудить все это с воран. Небров недоверчиво воззрился на тело Костейна.
 — Глупец, — жестко проскрежетал он. — Боже, они все оказались беспомощными глупцами!
 — Я полагаю, вам следует удалиться, — сказал Грегор. — Я сейчас крайне раздражен. Как бы мне не забыть, что мальчик пока находится у вас, и не приготовить воран еще один подарок.
 Небров перевел взгляд на витраж, который по-прежнему держал в руках.
 — Это ведь не Джедалар, так?
 — Да, — подтвердила Марианна, — это не Джедалар.
 — Я удивлен, что ты с такой готовностью в этом признаешься.
 — Я хочу, чтобы вы знали: уезжая отсюда, не увозите никакой ценности. Вам по-прежнему надо будет вести с нами переговоры относительно освобождения Алекса.
 — Ты сильно рисковала.
 — Существовал шанс, что вы привезете Алекса. Мне надо было попытаться.
 — Ты была готова рискнуть ребенком ради Дрейкена, — Он скривил губы. — Он так тебя охмурил, что для него ты способна на все! Похоже, ты влюбилась в этого выродка.
 Марианна ему не ответила.
 — Это правда?
 — Зачем вам знать, что я чувствую? Это не имеет никакого отношения к происходящему. Он с подозрением сощурился:
 — Это имеет самое прямое отношение к тому, что происходит. Почему ты не желаешь признаться в этом?
 Он пытается найти причину, которая заставила ее пойти на такой риск. Его надо убедить, что он не ошибся в своих предположениях, иначе он заподозрит что-то неладное и быстрее ветра помчится в Пекбрейн. Этого нельзя допустить. Надо дать Джордану как можно больше времени!
 Она посмотрела ему прямо в глаза и произнесла слова, которые так не хотела говорить, слова, которые все еще были для нее новыми и больно ранили душу:
 — Я люблю его.
 Небров секунду изучающе смотрел на нее.
 — Дура. Боюсь, что твоя страсть будет стоить жизни твоему брату.
 Грегор покачал головой:
 — Убивать курицу, несущую золотые яйца? Вы же хотите получить Джедалар! Пока мальчик жив, у вас есть надежда заставить Марианну сделать, что вам надо.
 — Существуют и другие способы добиться покорности, — гадко улыбнулся он. — Если бы мой человек не проявил преступной небрежности, ее мать все рассказала бы мне.
 — Она никогда ничего вам не сказала бы, — яростно ответила Марианна. — И я тоже. Если вы убьете Алекса, вы никогда не получите Джедалар!
 В его глазах промелькнула неуверенность.
 — Посмотрим. Я обдумаю твои слова. Может быть, я и решу снова с тобой поторговаться. — Садясь в седло, он улыбнулся еще гаже; — А может быть, я пришлю тебе голову мальчишки. Поживем — увидим. Маленького ребенка сломать удивительно нетрудно. — Он бросил витраж со вьющимися розами на землю к ее ногам. Витраж не разбился, но в верхнем левом углу зазмеилась трещина. Тогда он заставил лошадь шагнуть вперед, так что ее копыта раздавили брызнувшее осколками хрупкое стекло. — Вот так, как этот витраж. Советую тебе помнить об этом, пока я буду обдумывать свое решение.
 Круто повернув лошадь, он вихрем вынесся из лагеря.
 — Не надо так мучиться, — мягко сказал ей Грегор. — Он не убьет мальчика. Он просто хотел заставить тебя страдать.
 Марианна перевела взгляд на осколки разноцветного стекла, рассыпавшиеся у ее ног. Алые розы на земле напоминали капли крови.
 — Ну что ж, ему удалось заставить меня страдать.
 Она посмотрела на тело Костейна, обвисшее на седле лошади, всего в нескольких ярдах от них, и от всей души пожалела, что это не труп Неброва. С той ужасной ночи она не переставала бояться Неброва. Его зловещая тень падала на всю ее жизнь. Теперь страх сменился яростью. Он убил ее мать! И он все еще может убить Джордана и Алекса. Кто-то должен наконец положить конец этому злу!
 — Нам надо сейчас же сниматься со стоянки, — сказал Грегор. — Мы должны уже выехать из Монтавии и находиться на полпути к бордлинским степям к тому моменту, как Небров доберется до Пекбрея. Он придет в ярость, увидев, что Алекса нет, и пустит нам вдогонку всю свою армию.
 — Если Алексу удастся спастись. Если Джордан не погибнет.
 Новая волна ужаса всколыхнула ее. Она всю ночь не спала, пытаясь справиться со своим страхом: и вот теперь он снова вернулся, и она не в состоянии от него избавиться. Может быть, Джордан уже мертв, а она об этом даже не знает! Может быть, он проник в ту крепость и попал в плен…
 Тут Марианна вдруг страшно рассердилась на себя. Она дарит Неброву именно столько страданий и душевной боли, сколько тому хотелось от нее получить. Умнее и смелее Джордана никого на свете нет! Он в одиночку сможет освободить Алекса, несмотря на все препятствия. Она не допустит, чтобы Небров одержал хоть одну маленькую победу над ней — даже в ее мыслях! И она решительно кивнула:
 — Ты прав, Грегор. Мы сию же минуту выезжаем в Кассан.
 — Джордан будет жив, когда мы туда приедем, Марианна. Ты должна в это верить.
 Взглянув на Грегора, она прочла в его глазах понимание и жалость. Он стоял рядом с ней, когда она сказала Неброву, что любит Джордана. Ей хотелось бы объяснить, что она солгала, что просто пыталась ввести Неброва в заблуждение. Но это было бы невозможно. Ей удалось убедить Неброва только потому, что слова ее прозвучали абсолютно правдиво. Грегор, который так хорошо ее знает, не поверит ей, даже если она будет это отрицать.
 — Ты не скажешь ему? — запинаясь, спросила она.
 Грегор кивнул:
 — Мы и так уже слишком много отняли у тебя. — Он помолчал. — Мне очень жаль, Марианна.
 Ему жаль, потому что он знает: такая любовь не даст ей ни счастья, ни уверенности в будущем. Ему жаль, потому что Джордан — герцог Камбаронский, а она — всего лишь простой ремесленник. Ему жаль, потому что он знает, что страсть Джордана постепенно угаснет и она останется у костра, подернутого пеплом.
 Марианна горько улыбнулась:
 — Не надо меня жалеть. Небров прав: я дура. Дураков жалеть нечего. Может быть, это заставит их в будущем быть умнее.
 Она повернулась и ушла в палатку.


* * *

 — Мне это не нравится, — сказала воран. — Ты не предупредил меня, что мы пустимся на безумную авантюру, иначе я не выпустила бы тебя из Ренгара. — Она посмотрела вниз, туда, где у подножия холма возвышался замок Неброва. — Я отправлюсь вместе с тобой.
 — Вы останетесь здесь, — тоном, не допускающим возражений, сказал ей Джордан. — Я не имею желания потерять жизнь только потому, что вы считаете, будто любой план, который составили не вы, вообще не план,
 — Идти туда одному? Конечно, это вообще не план! — Ана повернулась к Янусу. — Сколько у Неброва людей? Сколько времени нам потребуется на взятие замка, если мы начнем его осаду? Янус пожал плечами:
 — Недели две.
 — Это значит, на две недели больше, чем у нас есть, — напомнил ей Джордан. — И мы не знаем, не отдал ли Небров приказ казнить мальчика в случае нападения. — Он посмотрел на Януса. — Алекса держат в башне около южной стены?
 Янус кивнул:
 — Дверь будет открыта и оставлена без охраны в полночь на протяжении четверти часа — и не больше.
 — А что, если охранники взяли у тебя деньги, а сами решили получить в придачу еще и голову Джордана? — спросила воран. — Подкуп всегда ненадежен.
 — Верно, — согласился Янус. — И к тому же они страшно боятся Неброва.
 — Вот видишь? — она посмотрела на сына.
 — Тогда у вас будет прекрасная возможность ринуться с холма во главе отряда и спасти меня. — Джордан повернулся к ней спиной и начал спускаться вниз. — Так что все будут довольны и счастливы.
 — Я не буду…
 Ана поняла, что он даже не слушает ее. Сжав руки в кулаки так, что костяшки побелели, а ногти врезались в ладони, она смотрела, как он тенью скользит вниз. Почему он не желает ее слушать? Ее так и подмывало подозвать капитана своей охраны и приказать ему остановить этого дурня, очертя голову рвущегося навстречу собственной смерти.
 Если она это сделает, Джордан никогда ей этого не забудет и не простит. Если она этого не сделает, то этой же ночью он может умереть. Грегор сейчас посоветовал бы ей оставить его в покое. Он хорошо обучил Джордана, так что если кто-то и может вызволить мальчика из крепости, то именно ее сын. Грегор сказал бы ей, что она должна отнестись к Джордану, как к любому своему воину. Но он не один из ее воинов: он ее сын! Ана подняла глаза к ночному небу. Луну скрывали облака, но такая удача может продлиться недолго. Вот еще одна вещь, над которой она не властна. Господи, до чего же она не любит чувствовать себя бессильной!


* * *

 Джордан очень осторожно приоткрыл обитую железом дверь, но она все-таки скрипнула. В ночной тишине этот звук показался ему раскатом грома. Он бросил быстрый взгляд через плечо. Похоже было, что стражники на бастионе ничего не услышали: они продолжали лениво перебрасываться фразами.
 Он шагнул в камеру.
 Ему в ноздри ударила жуткая вонь. Где тут, к дьяволу, Алекс? Он не смеет его окликнуть. Джордан сделал еще один шаг, вглядываясь в темноту.
 В углу. В дальнем углу скрючилась маленькая боязливая фигурка.
 Джордан пошел через камеру, проваливаясь сапогами в месиво из полусгнившей соломы и навоза. В нем поднимался страшный гнев. Он не стал бы держать в такой комнате даже шелудивого пса, не то что маленького ребенка!
 Он подошел уже настолько близко, что видел, как блестят у Алекса глаза. Бедный паренек, он, наверное, в ужасе. Джордан хотел бы окликнуть его, сказать, что бояться нечего, но это было бы слишком опасно. Еще несколько шагов — и можно будет говорить тихим шепотом.
 Его коленную чашечку пронизала острая боль.
 Охнув, он закачался на одной ноге. Алекс изо всей силы метко ударил его по другому колену. Джордан упал на пол и стремительно протянул руки, увидев, что мальчик бросился к открытой двери. Ему удалось поймать его за лодыжку, и, дернув, повалить на пол. Алекс отчаянно сопротивлялся, стараясь вырваться из его цепких рук.
 — Алекс! — прошептал Джордан. — Прекрати! Это я, Джордан!
 Алекс застыл неподвижно:
 — Джордан!
 — Или то, что от него осталось. Чем это ты меня ударил?
 — Я отломал ножку от табуретки. Я подумал: ты один из них.
 Джордан выпустил лодыжку Алекса. Сколько времени ушло на их борьбу?
 — Нам надо отсюда выбираться. Охранники скоро вернутся.
 Алекс был уже у двери.
 — Подожди. — Джордан поднялся на ноги и, ковыляя, встал перед ним. — Держись позади меня.
 — Как мы отсюда выберемся?
 — Мы перелезем через южную стену. Они уже были во внутреннем дворе, и с того места где они стояли, сорокафутовая стена представлялась непреодолимым препятствием. Джордан ожидал, что Алекс начнет возражать, но мальчик без единого слова следовал за ним, пока они не дошли до того места, где Джордан оставил веревку, с помощью которой спустился со стены.
 — Я заберусь наверх, — шепотом объяснил он. — Когда ты увидишь, что я уже на стене, ты должен очень крепко обвязать себя веревкой вокруг пояса. Как только будешь готов, дерни за веревку — и я втяну тебя наверх. Сможешь?
 Алекс молча кивнул.
 Джордан начал подъем, упираясь ногами в стену. Сколько времени у него осталось? Наверное, пятнадцать минут уже почти закончились. Подтянувшись и перекинув ногу через стену, он посмотрел, что происходит внизу. Алекс уже завязывал веревку на поясе. Почти сразу же Джордан почувствовал резкий рывок веревки.
 Он начал поднимать Алекса. Мальчик висел мертвым грузом, и к тому моменту, как Джордан вытянул его наконец наверх, он был совершенно уверен, что его тяжелое дыхание должны были услышать стражники.
 — Теперь начнется самое трудное, — прошептал он, отвязывая веревку от пояса Алекса. — Нам надо действовать очень быстро. Я начну спускаться перед тобой, но когда я слезу на четверть длины веревки, тебе надо будет лезть следом за мной. Упирайся ногами в стену и крепко держись за веревку.
 Алекс широко раскрыл глаза.
 — Но я не умею… — начал было он, но оборвал себя и глубоко вздохнул. — Ты будешь прямо подо мной?
 Джордан усмехнулся:
 — Прямо под тобой, так что если ты отпустишь веревку, ты меня раздавишь.
 С этими словами он начал спускаться вниз.
 Четыре фута.
 Шесть.
 Двенадцать футов.
 Он остановился и помахал Алексу.
 Алекс медлил, глядя вниз, на землю.
 Черт подери, и можно ли его винить? Мальчишке ведь всего семь лет! Джордан решил уже лезть обратно за Алексом, но тут мальчик начал спускаться. Джордан облегченно вздохнул. Он подождал, пока Алекс окажется прямо над ним, а потом снова начал спускаться.
 Двадцать пять футов.
 Тридцать.
 Со стороны бастиона донесся крик! — Быстрее! — крикнул он Алексу: теперь, когда из заметили, можно уже было не шептать. Он спрыгнул на землю. — Прыгай! Я тебя поймаю!
 Алекс отпустил веревку и упал ему в руки.
 — Джордан, они собираются стрелять! — крикнул Алекс, глядя на стену.
 Джордан поставил его на ноги и легонько подтолкнул вперед.
 — Быстрее к холму!
 Когда они начали карабкаться по крутому склону, Джордан кинул взгляд назад. Из ворот замка выбегали солдаты.
 Мимо его уха просвистела пуля.
 По крайней мере в одном им повезло — преследователи не успели организовать погоню верхом. Еще минута, и они с Алексом от них уйдут. Как только они доберутся до лошадей на вершине холма, опасность будет позади. Догнать лошадей из конюшни воран не удавалось еще никому. Надо только прикрыть мальчика от этих пуль, готовых вот-вот смертельно ужалить… Воран!
 — Проклятье, нет! Поворачивай! — крикнул Джордан.
 Она не обратила внимания на его крик. Она галопом прискакала с холма, держа на поводу двух лошадей, и остановила своего жеребца перед беглецами.
 — Они тебя увидели! Я же говорила, что это — глупый…
 — Молчи, — прошипел он, стиснув зубы. Потом забросил Алекса в седло более низкорослого коня и шлепнул его по крупу, чтобы животное поскакало к отряду воран на холме. — И убирайся отсюда!
 Воран сверкнула глазами:
 — Это ты убирайся отсюда! Пока он садился в седло, мимо просвистела еще одна пуля.
 — Именно это я и намерен делать. Если только ты… Он не слышал свиста пули, но увидел, как глаза воран расширились от ужаса.
 — Джордан!




 14.


 Красные палатки, раздуваемые ветром среди голых бордлинских степей, напоминали сияющих бабочек, которые по ошибке приняли пустыню за сад.
 Марианна разглядела у палаток множество людей, но они находились пока слишком далеко и никого нельзя было узнать. Любой из них мог бы быть Джорданом.
 Или ни один из них.
 — А что, если их нет? — прошептала она.
 — Они здесь. — Грегор начал спускаться с последнего холма на границе степи. — Ну, поехали. Давай поскорее найдем твоего Алекса.
 Она пустила свою лошадь рысью. Сердце у нее отчаянно колотилось, ладони покрылись холодным потом. Нет! Господь не допустит, чтобы Алекс и Джордан погибли, а это чудовище осталось жить.
 Но Господь допустил, чтобы умерла мама.
 По мере того, как они с Грегором приближались к лагерю, она все отчаяннее высматривала в толпе знакомые лица. Джордана не видно. Алекса не видно. Воран ак видно.
 Палатки! Наверное, они в палатках. Пусть она их не видит — это еще не значит, что их нет в лагере. Воины воран не бросили бы их в Пекбрее…
 — Марианна!
 Алекс!
 Он стоял всего в нескольких ярдах от нее, грязный, в оборванной одежде, но с широкой сияющей улыбкой на лице. В руках он держал большую деревянную миску.
 Марианна соскользнула с лошади и бросилась сквозь толпу к маленькой фигурке. Он напоминает бездомного цыганенка, с острым чувством жалости подумала она: темные спутавшиеся кудри и огромные темные глаза на испачканном осунувшемся личике.
 — Алекс! — она упала на колени и притянула его к себе. — Алекс, ты…
 — Отпусти, мне дышать трудно, — грубовато сказал Алекс. Но, несмотря на его слова, он прижимал ее к себе с такой же силой, как и она его. — Перестань реветь, Марианна. Со мной все в порядке.
 Она прижалась щекой к его щечке. Она уже успела забыть, каким трогательно хрупким кажется детское тело, когда его обнимаешь.
 — Ты меня всего промочила, — нетерпеливо сказал он. С него явно хватило эмоций.
 Она отстранилась, но не отпустила его худеньких плеч. Ей хотелось все время прикасаться к нему, чтобы лишний раз убедиться, что он действительно здесь.
 — Извини.
 Его лицо осветилось улыбкой, а пальцы протянулись к ее залитым слезами щекам:
 — Ты и себя всю промочила. Ты нас обоих утопишь, Марианна.
 — Ты здоров? Они не делали тебе больно?
 На его лицо легла тень, и он отвел глаза, не желая встретиться с ней взглядом:
 — Немного. — И он быстро окликнул через ее плечо Грегора: — Привет, Грегор! Вы опоздали на целый день. Мы приехали сюда вчера днем, точно вовремя.
 Грегор хохотнул:
 — Извиняюсь за опоздание. Мы ехали кружным путем, чтобы не встретиться с теми, у кого ты гостил. Я рад тебя видеть, парень.
 — А я рад видеть тебя, Грегор. — Алекс нагнулся поднять миску, которая вылетела у него из рук, когда Марианна порывисто обняла его. — Мне надо отнести это Джордану. Рана…
 — Рана! — Марианна тревожно вздрогнула. — Какая рана? Ты ранен?
 — Нет, я же говорю тебе. Джордан…
 — Джордан ранен? — Она вскочила. — Серьезно? Что…
 — Тише, Марианна, — сказал Алекс. — Если бы ты меня слушала, ты бы уже все знала.
 Она изумленно посмотрела на брата. Спокойная уверенность, прозвучавшая в его словах, была совершенно нехарактерна для того Алекса, которого она знала. И переменился не только его голос, вдруг поняла она. Лицо у него заострилось, потеряв младенческую пухлость, и темные круги пролегли под глазами. Он с бесстрашной прямотой встретил ее взгляд.
 — Джордан тоже не ранен. — Он повернулся и пошел к лагерю, сделав ей знак следовать за ним. — Пуля попала в Ану.
 — В Анну! — Грегор в одну секунду слетел с лошади. — Где она?
 Алекс указал на большую палатку, разбитую на краю лагеря:
 — Это пуля, которая…
 Грегор пробормотал что-то себе под нос и побежал к палатке.
 — Он тоже не слушает, — с досадой сказал Алекс. — Она ранена не серьезно. Пуля прошла навылет через плечо. Джордан говорит, что рана чистая. Главное — чтобы она такой и осталась.
 Стараясь говорить небрежно, Марианна спросила:
 — Значит, с Джорданом все в порядке? Он кивнул, и лицо его вдруг преобразилось, наполнившись ребяческой восторженностью:
 — Это было великолепно! Мы поднялись по веревке на стену, и… Ну, Джордан поднялся, а потом втянул меня за собой. В следующий раз я смогу влезть сам.
 — Следующего раза не будет, — твердо сказала Марианна.
 Его лицо вдруг потемнело, исчез ребяческий энтузиазм — он печально наклонил голову:
 — Надеюсь, что нет.
 Но он не был в этом уверен. Надежда на счастливое будущее и спокойная безмятежная жизнь, которую он знал в Камбароне, ушли навсегда, и он снова стал тем маленьким мальчиком, для которого теплое одеяло в холодном мире было безмерным сокровищем. В ней поднялся неукротимый гнев.
 — Я обещаю, что теперь ты будешь в безопасности. Разве я когда-нибудь тебя обманывала?
 — Нет. Но иногда случается такое, что никто не может остановить. Я забыл об этом. — Он расправил свои хрупкие плечики. — Но если очень постараться, то иногда бывает можно все исправить.
 Какие ужасные вещи произошли с ним в эти недели, которые он теперь старается исправить?
 — Алекс, ты…
 — Джордан тревожился, — перебил он ее. — Он говорил, что тебе ничего не угрожает, но прошлым вечером после ужина вдруг уехал на холмы. По-моему, он высматривал вас.
 — Вот как? Не знаю почему. Он сказал тебе правду. Мне совершенно ничего не угрожало. У нас с Грегором не было таких приключений, как у тебя.
 — Ты бы мне не рассказала; даже если бы они и были, — проницательно заметил он. — Ты побоялась бы меня встревожить.
 Еще одно проявление зрелости.
 — Ну, мне не терпится услышать про твои приключения.
 — Расскажу, когда будет время. — Он нахмурился. — Сейчас я нужен Ане.
 Марианна изумленно посмотрела на него:
 — Воран?
 — Ане, — поправил он ее. — Ты знаешь, она ведь помогла спасти мне жизнь. Теперь я должен помогать ей.
 — Я уверена, что здесь много людей, готовых ей помогать.
 Он упрямо сжал губы.
 — Это должен сделать я. — Он посмотрел в сторону большой палатки. — А вот и Джордан. Джордан, я принес миску! — крикнул он. — Мне налить в нее горячей воды?
 Джордан.
 Он стоял у входа в палатку и пристально смотрел прямо на нее.
 — Джордан? — нетерпеливо окликнул его Алекс.
 — AI — он заставил себя отвести взгляд от Марианны. — Да, пожалуйста, налей.
 — Пошли, Марианна. — Схватив ее за руку, Алекс поспешно поволок ее следом за собой к чайнику, подвешенному над небольшим костром, который горел у входа в палатку. Почувствовав, что она не двигается с места, он остановился и посмотрел на нее:
 — Идем! Что ты застряла?
 Марианна не сознавала, что она делает. В это мгновение она не обратила бы внимание даже на падающий с небес огонь. Джордан жив и смотрит на нее так, словно…
 Словно что? Она не знала. И это было совершенно не важно. Он жив!
 — Все прошло нормально?
 Даже она сама услышала, как неуверенно звучит ее голос.
 — Нет, но мальчика мы вызволили. Это — самое главное.
 — Да. — Ей обязательно надо отвести взгляд. Наверняка в нем можно прочесть все, что она сейчас чувствует. — Спасибо тебе.
 — Нет нужды благодарить меня за то, что я вернул потерянное мною же. — Он помолчал. — Как ты?
 — Разве Грегор тебе не рассказал? Все прошло точно так, как ты планировал.
 — Я не спрашиваю, как удался план, — резко ответил он. — Как ты сама, черт подери?!
 Ах, эти глаза цвета молодой травы, которые так быстро меняют свое выражение с циничного на мягко насмешливое, этот суховатый юмор, столь характерный для Джордана Дрейкена! Она столько лет видела рядом с собой его силу, чувственность и ум — и все же сейчас она словно увидела его впервые.
 Он напряженно выпрямился, прищурившись.
 — Грегор не сказал мне всей правды. Что-то случилось, я вижу.
 Действительно случилось что-то, имевшее огромное значение, но не для него, а для нее. Марианна покачала головой:
 — Снова встретиться с Небровым было неприятно, но не так ужасно, как я боялась. — Она замолчала, старательно отводя глаза.
 — Марианна, помоги мне. —Просьба Алекса прервала их затянувшееся молчание. — Подержи миску. Она поспешно подошла к костру, чтобы выполнить его просьбу. Пока Алекс черпаком наливал горячую воду в миску, Марианна старалась не смотреть на Джордана. Чайник над огнем протестующе шипел и плевался горячим паром, и она рада была возможности сосредоточить на нем свои усилия.
 Джордан стоял теперь у нее за спиной. Она не слышала его шагов, но безошибочный инстинкт подсказал ей, что он рядом.
 — У тебя руки дрожат, — тихо сказал он, — ты ошпаришься. — Он обнял ее за плечи. — Я тебе помогу.
 Прикосновение Джордана было теплым и сильным. Ей в ноздри ударил знакомый запах его тела. До этой секунды она старалась держаться спокойно, но теперь вдруг ее начала сотрясать дрожь. Именно так его руки обняли ее в ту первую минуту их близости в Дэлвинде, когда она не в силах была больше скрывать свою страсть, — и сейчас на нее нахлынули неудержимые воспоминания. Но в этот раз она не шагнет к нему.
 — Мне это не нужно.
 — Я знаю. — Его слова звучали так тихо, что она едва их расслышала. — Но мне надо.
 Алекс опустил черпак обратно в чайник и забрал у Марианны миску.
 — Хватит, Джордан?
 — Нет. — Потом он опомнился и посмотрел на миску. — Да. — Он опустил руки и сделал шаг назад. — Отнеси это в палатку.
 — Я пойду с тобой, — сказала Марианна. Она чувствовала, что ей нельзя оставаться с Джорданом вдвоем. Она слишком взволнованна, слишком остро осознает, чего лишилась бы, если бы он погиб в Пекб-рее. — Как получилось, что ее ранили?
 — Подняли тревогу в замке, пока мы спускались со стены. Я велел ей оставаться на холме, но, как всег-Да, она не пожелала слушать. Она примчалась вниз с нашими лошадьми.
 — Она вас спасла?
 — Она в этом не сомневается. На самом деле у вас хватило бы времени добраться до холма, и я предпочел бы, чтобы мне не надо было, кроме Алекса, беспокоиться еще о ней. — Он улыбнулся. — Но ее поступок был просто великолепен. По-моему, нам придется просит тебя сделать еще один витраж, посвященный ей. Она казалась в тот момент скорее валькирией, чем рыцарем.
 — Кто ее ранил?
 — Один из стражников Неброва. Имени его я не знаю: мы несколько спешили покинуть Пекбрей. — Губы его плотно сжались. — Но я позаботился о том, чтобы, каково бы ни было его имя, оно было занесено «а надгробный камень в тот же самый день.
 — Но воран поправится?
 — Ана, — поправил ее Алекс, направляясь к палатке.
 Джордан выразительно поднял брови:
 — По какой-то причине ему не нравится, когда мы зовем ее в соответствии с титулом.
 — Почему?
 — Понятия не имею. — Марианна пошла следом за Алексом, и Джордан зашагал рядом с ней. Он держался так близко от нее, что его рука все время как бы нечаянно задевала ее. — Тебе придется спросить это у него самого.
 — Он может мне не ответить, — сказала она встревоженно. — Он изменился.
 —Да.
 — Что с ним случилось?
 — Понятия не имею. Он не желает говорить о происшедшем. — Джордан взглянул на нее. — И на твоем месте я не стал бы его сейчас расспрашивать. Он сам расскажет тебе, когда настанет подходящий момент.
 — Но, может быть, это только временное, и он опять станет прежним. Джордан промолчал.
 — Ты так не думаешь?
 — Не думаю.
 — Похоже, тебя это не тревожит. Они сделали с ним что-то ужасное!
 — Меня тревожит то, что они с ним сделали, но не перемена в нем. Я знаю, что ты о ней жалеешь, но теперь он стал сильнее и может защитить себя. — Он вдруг расхохотался. — И даже сам атаковать.
 — Атаковать?
 — Увидишь. — Он посторонился и жестом пригласил ее войти в палатку впереди него. — Вероятно, очень скоро, если не прямо сейчас.
 Озадаченно нахмурившись, она прошла внутрь.
 Грегор стоял на коленях подле овчинной подстилки, на которой лежала воран. Алекс энергично расхаживал по палатке, ставя рядом с нею миску, приготавливая на столике чистые бинты и тряпки.
 Грегор поднял голову и улыбнулся Марианне:
 — Рана у нее не тяжелая.
 — У меня очень тяжелая рана, — недовольно поправила его воран. — Я сильно страдаю, и мне приходится терпеть невыносимые унижения.
 — Она всегда злая, когда болеет. — Своей огромной лапой Грегор нежно поправил прядь волос у нее на лбу. — И речь у нее становится дурная, как болотная трясина.
 — Какая гадкая картина. И к тому же неверная. — Она бросила на Марианну сердитый взгляд. — Что вы так на меня смотрите? Вам приятно видеть меня слабой и беспомощной?
 Лицо у нее немного осунулось, но привычная ее властность и пыл по-прежнему не погасли.
 — Я смогу вам ответить, когда вы проявите одно из этих качеств, — заметила Марианна. — Сейчас я вижу только капризы. — Она взглянула на Грегора. — И речь, дурную, как болотная…
 — Хватит! Вокруг меня одни враги. — Тут Алекс опустился рядом с ней на колени, и она кинула на него злобный взгляд. — Нет! Убирайся!
 Не обращая внимания на ее слова, он обмакнул тряпку в горячую воду.
 — Джордан, для чего мне было спасать ваши жизни, если вместо благодарности этот дьяволенок меня терзает?
 —Ошибка? — ехидно подсказал Джордан. — Это отучит вас всегда настаивать на своем.
 Алекс развязал бинты на плече воран и обнажил покрасневшую и опухшую рану.
 — Не смей ко мне прикасаться! — властно приказала она.
 Не обращая внимания на ее окрик, Алекс осторожно промакнул край раны.
 Ана побледнела и прикусила нижнюю губу, так что на ней выступила капелька крови.
 — Осторожнее, — быстро сказал Грегор.
 — Он этого слова не знает, — сказала Ана. — Каждые четыре часа он набрасывается на меня и устраивает мне эту пытку.
 Алекс упрямо выпятил подбородок:
 — Джордан говорит, что рану надо обрабатывать, а то будет нагноение.
 — С меня хватит! — она гневно посмотрела на него. — Убирайся из моей палатки!
 Он невозмутимо продолжал промокать рану.
 — Грегор, возьми его и унеси отсюда! Марианна шагнула вперед, готовая вступиться за брата.
 — Нет. — Джордан положил руку ей на плечо и заставил остановиться.
 — По-моему, он делает все правильно, — сказал Грегор. — Кто-то же должен заниматься этим. Не думаю, чтобы ты могла ударить ребенка.
 — Это не ребенок. Это демон какой-то! — Горячая вода попала прямо на рану, и Ана ахнула. — И его нельзя заставить перестать!
 Алекс на секунду прервал свою процедуру и повернулся к Джордану:
 — Я думаю, вам всем надо уйти. Она старается не заплакать. Ей будет стыдно, если вы увидите ее слабость.
 Марианна смотрела на брата с изумлением.
 — Это ты сейчас отсюда уйдешь, — сказала Ана. Алекс повернулся и гневно посмотрел ей в глаза:
 — Я остаюсь. Они уходят. Рану надо промывать. Глаза воран изумленно расширились.
 — Ана? — спросил Грегор.
 — О ладно, — неохотно согласилась она. — Вы все можете идти. Он явно не проявит ко мне милосердия. — Она взглянула на Грегора. — А ты останься. Мне надо, чтобы кто-то меня защищал.
 — Я не уверен, что хочу тебя защищать. Пока Алекс не сказал мне, что ты ранена, я сам был готов тебя придушить. Мне вовсе не понравилось, что ты за Моей спиной назначила награду за голову Костейна.
 — Его убили? — оживилась она. — Кто?
 — Нико.
 Ана Дворак удовлетворенно улыбнулась:
 — Хорошо!
 — Ничего хорошего. Изволь больше в мои дела не вмешиваться.
 — Это было и мое дело. Ты — мой подданный, и моя обязанность — тебя защищать.
 — Ана!
 — Ну хорошо. Какая теперь разница? Он уже все равно убит. — Она с вызовом посмотрела на Алекса. — Тебе следовало бы к этому прислушаться, мальчик. Если ты сделаешь мне больно, я могу назначить награду и за твою голову тоже.
 — Не назначишь, — ответил Алекс, снова опуская тряпочку в горячую воду.
 Джордан подтолкнул Марианну к выходу из палатки. Она недоверчиво оглянулась через плечо на маленького мальчугана и воран. Как странно они выглядели рядом друг с другом, и тем не менее между ними существовала почти видимая связь.
 — Я не уверена, что нам следовало их оставлять, — обеспокоенно сказала Марианна, как только они вышли из палатки.
 — Она не причинит ему вреда. Эта битва идет с самого нашего приезда. Алекс потребовал, чтобы именно ему разрешили ухаживать за ней. Он этой ночью даже не ложился, чтобы вовремя промывать ей рану.
 — Правда? — У нее в уме возникла забавная картинка: маленький детеныш защищает раненую львицу. — Ты не должен был ему этого разрешать. Ему нужен сон.
 — Я бы не смог ему помешать, — сухо ответил Джордан. — К тому же так он был бы при деле. Я не хотел, чтобы он беспокоился о тебе. Достаточно, что беспокоился я.
 Его слова наполнили ее глубокой радостью: они так много для нее значили! Но Марианна заставила себя не задумываться над ними.
 — Наверное, ему можно сейчас с ней расстаться. Я приду за ним попозже.
 — Он может не пойти с тобой. — Увидев страдание на ее лице, он резко добавил: — Ради Бога, не надо так переживать! Ведь это не значит, что он стал меньше любить тебя. Ты его не потеряла.
 — Может быть, он винит меня за то, что с ним случилось.
 — Он прекрасно понимает, что это не твоя вина.
 — А может быть, моя. Ты же говорил, что я сама захотела приехать в Дэлвинд.
 — Это была неправда. Разве ты не знаешь, что, когда мужчина соблазняет женщину, он готов сказать что угодно, лишь бы добиться своего?
 Мужчина — да. Но не Джордан. Джордан не стал бы лгать.
 Он остановился, сжав ее плечи:
 — Послушай меня. Он не обвиняет тебя. Если кто-то и виноват, то это я.
 Марианна покачала головой:
 — Он так изменился!
 — Его изменила жизнь, а не ты. И изменила к лучшему. Разве ты сама этого не видишь? Много ли найдется детей его возраста, которые не отступили бы перед воран? Раньше он был просто славным парнишкой, а теперь…
 Джордан замолчал.
 — А что теперь?
 — Теперь он напоминает мне тебя при нашей первой встрече.
 — Когда я была грязная, голодная и яростная, как дикий зверек?
 — Это все не имело значения. — Его пальцы разжались и снова сомкнулись на ее плечах с какой-то странной жадностью. — Даже во тьме ты служила солнцу.
 Марианне хотелось бы отстраниться, но она не могла пошевелиться. Именно так он смотрел на нее когда-то давно в башне Камбарона, когда солнечный свет наполнил ее пьянящей радостью, и ей впервые показалось, что она может заглянуть под маску, которая обычно так тщательно скрывала его мысли и чувства.
 — Меня тоже выгнали, — произнес у них за спиной Грегор. Они повернулись и увидели, что он направляется к ним. — Похоже, Алекс решил, что я мешаю. Ане придется самой себя защищать. Марианна была рада, что появление Грегора рассеяло колдовское очарование. Отведя взгляд, она быстро проговорила:
 — Мне надо пойти к себе в палатку и смыть с себя всю дорожную пыль. Потом я вернусь за Алексом.
 — Сначала отдохни немного, — посоветовал ей Джордан. — Никакой спешки нет. Ты ехала верхом целый день.
 — Я не могу отдыхать. Передайте Алексу, что я скоро вернусь.
 А не все ли ему равно, вернется она или нет, печально подумала Марианна, удаляясь от палатки воран, Джордан уверяет ее, что она не потеряла брата, но в эту минуту она испытывала острое чувство потери. Глупо, конечно, так себя жалеть. Алекс цел и невредим, и Джордан тоже. Час назад она сказала бы, что ей больше ничего от жизни не нужно. Но, похоже, как только исчезает опасность, вновь просыпаются желания — и она вновь стремится к тому, чего не может иметь.
 Но почему она решила, что все так плохо? Да, Джордан ей недоступен, но у нее есть Алекс: он ее любит, она нужна ему. Просто надо будет напомнить обо всем, что их связывает.
 Войдя в палатку, она сразу же сняла жакет и амазонку и омыла прохладной водой лицо и шею. Ей всегда нравилось прикосновение прохладной воды к коже. На одном из витражей, которые приехали с ней сюда на повозке, был изображен водопад, сбегающий по поросшим мхом камням. Ей захотелось вернуть чувство наслаждения, которое она испытала, когда создавала бледно-голубые фрагменты стекла с изображением потока.
 Витражи.
 Марианна сразу же пожалела, что вспомнила о них. Небров знает о Завкове, а это означает, что теперь Марианне уже нельзя просто хранить молчание о Джадаларе и туннеле. Ей необходимо что-то предпринять, если она собирается сдержать данное матери слово и выполнить долг, к которому ее готовили с самого детства.
 И «если» тут неуместно, нетерпеливо напомнила она себе.
 Обещание необходимо исполнить. Теперь, когда Алекс в безопасности, у нее нет отговорок. Конечно, ее поступок окончательно разлучит ее с Джорданом, но, наверное, это будет к лучшему. Теперь, когда она поняла, как сильно его любит, она превратилась в изголодавшегося ребенка и хватается за каждое мгновение, проведенное рядом с ним, за каждое новое ощущение.
 Та первая секунда, когда она увидела Джордана у палатки воран, была настоящей пыткой: ей бесконечно трудно было сдержать себя и постараться не выдать своего волнения. Больше всего на свете ей хотелось броситься к нему, обнять и уже не выпускать из объятий. И он откликнулся бы на ее зов, она уверена. Но на этом пути ее ждет опасность. Стоит еще хоть раз поддаться его очарованию, и она уже не найдет в себе сил уйти. Нет, ей нужно порвать с ним, чтобы не поддаться соблазну стать снова тем безвольным существом, которым она была в Дэлвинде.
 Но сейчас она слишком измучена, чтобы принимать решение. Надо хоть немного отдохнуть.
 Спустя еще минуту она уже свернулась на своем матрасе и закрыла глаза. Темнота была желанна, темнота была ее защитой, темнота приносила забытье. Марианна всегда любила свет, но сейчас он был бы для нее невыносим.
 Она отдохнет час, а потом пойдет и заберет Алекса из палатки воран
 Всего час…
 — Черт подери, она отрицает, что Алекс от нее отвернулся. — Джордан сжал кулаки в бессильном гневе.
 — Она не может повернуть время вспять, — спокойно произнес Грегор. — Она должна смириться с тем, что мальчик уже никогда не будет прежним.
 — Знаю, но она и в этом будет винить меня.
 — Ей чужда несправедливость. Просто она еще не смирилась с переменой, которая ее поразила, но эта рана заживет. Ей ли не знать, как тяжело может ранить жизнь?
 Джордан содрогнулся. Он тоже нанес ей немало ран.
 — Но эта вина действительно лежит на мне. — Он сурово сжал губы. — Я хочу отомстить Неброву.
 — И я тоже. Он слишком много мешал нам. — Грегор помолчал. — И он не успокоится. Он не настолько глуп, чтобы преследовать нас в Кассане, но все же он будет пытаться найти способ отыскать туннель.
 — Без Джедалара?
 — Он упомянул еще кое-что. Завков. Джордан нахмурился:
 — А это еще что за дьявольщина?
 — Я этого не знаю, но Марианна знала. Он назвал его замком от ключа. Очевидно, Джедалар — это только часть ответа на загадку.
 Это звучало убедительно. Хотя в витраже содержалась вся карта туннеля, должно было быть еще что-то, что объясняло бы, как пользоваться этой картой.
 — И ты говоришь, что Марианна это знает?
 — И пришла в ужас от того, что Неброву об этом известно. Ее это испугало.
 — Достаточно ли сильно, чтобы отдать Джедалар нам?
 Грегор пожал плечами:
 — Возможно. Я решил, что обсудить с ней это лучше тебе.
 — Я так и сделаю. — Джордан посмотрел в ту сторону, куда ушла Марианна. — Но не сейчас. У нас все еще есть время.
 —Не очень много.
 — Я это знаю, — резко ответил он. — Но что, по-твоему, я должен сделать? Она устала, испуганна и страдает.
 — Когда все это началось, ты не стал бы тревожиться о ней, если это означало бы безопасность Кассана.
 — Не сейчас!
 Джордан повернулся и поспешно ушел. Грегор был прав, но от этого выбор не становился легче. Ему не хочется принуждать ее, и, видит Бог, ему не хочется снова заставлять ее страдать. Почему она не понимает, что было бы лучше, чтобы туннель нашел он, а не Не-бров? Кассан воспользуется им только для самозащиты, но если эта карта попадет в руки Наполеону, это — катастрофа.
 Она не понимает этого, потому что жизнь научила ее никому не доверять. И ему она сказала только то, что было необходимо для спасения Алекса. Трудно надеяться, что сейчас она будет готова рассказать что-то еще.
 Что такое, к дьяволу, этот Завков?


* * *

 Марианна проснулась уже далеко за полночь и не сразу сообразила, где она и что происходит.
 Алекс… Ей не следовало спать. Она нужна Алексу. Алекса здесь нет! Небров захватил его, и… Она вскочила, и это резкое движение заставило ее окончательно проснуться и моментально прийти в себя. Все в порядке. Этому ужасу пришел конец. Наверное, Алекс по-прежнему с воран, так что ей достаточно просто пойти за ним и привести в свою палатку.
 Прежде чем выйти, она ополоснула лицо холодной водой и попыталась пригладить волосы.
 В лагере все спали, не считая охраны вокруг палаток. Везде царила глубокая тишина. Где-то здесь, совсем близко, спал Джордан. Она снова остро вспомнила, как его нагое тело лежало рядом с ней в постели, как его рука властно ее обнимала.
 Она поскорее оттолкнула от себя это воспоминание. Она не хочет думать о Джордане, а тем более — о тех днях в Дэлвинде. Реакция ее тела стала слишком привычной, чтобы не…
 В палатке воран все еще горела лампа.
 Может, ей стало хуже? Последние несколько шагов Марианна преодолела почти бегом и поспешно откинула закрывающее вход полотнище.
 У самого входа она застыла неподвижно. Алекс свернулся на подстилке рядом с воран, приникнув своей кудрявой головой к ее обнаженному плечу.
 При виде этого Марианну пронзила острая боль. Даже когда они спорили, связь между ними была очень заметной, а в эту минуту их можно было бы принять за мать с сыном.
 Наверное, у нее вырвался какой-то возглас, потому что воран открыла глаза и взглянула на замершую у порога девушку.
 Марианна сделала еще шаг и оказалась внутри палатки.
 — Наверное, он вам мешает. Я сейчас его заберу.
 — Нет! — воран крепче обхватила Алекса. — Это — здоровое плечо. Он только что заснул. Оставьте его в покое.
 — Если вам он не мешает, значит — ему неудобно. Ему надо лечь по-настоящему.
 — Разве похоже на то, что ему неудобно? — вызывающе взглянула на нее воран. — Это вам мешает то, что он здесь. — Она кивком головы указала на низенький табурет, стоявший у постели. — Садитесь. Нам надо поговорить.
 — У меня нет желания разговаривать. К тому же мы разбудим Алекса.
 — Сейчас его мог бы разбудить разве что трубный глас. Он не спал всю прошлую ночь, обрабатывал мне рану. Джордан не мог заставить его лечь. Он и сейчас бы не заснул, если бы совсем не замучился. — Она посмотрела на Алекса, нежно разгладив рукой его спутанные кудри. — Он совсем на вас не похож. Он темный, а вы светлая.
 Марианна неохотно подошла и уселась на табурет.
 — Он похож на нашу мать.
 — Он красивый мальчик. Наверное, она была очень хороша собой.
 —Да.
 Ана Дворак снова перевела взгляд на Марианну:
 — Вы ревнуете. Вам не нравится, что он здесь со мной.
 — Я не ревную! Я понимаю, что вы ранены, но он ведь еще ребенок. Ему не следовало обрабатывать… — Марианна оборвала себя и устало кивнула. — Да, вы правы. Кроме него, у меня никого и ничего нет. Я не хочу его потерять.
 — Вы его не потеряете. Вы дарили ему любовь и исполняли свой долг в течение всей его жизни. Это привязывает его к вам. — Она невесело улыбнулась. — Поверьте мне. Я эту истину знаю прекрасно.
 — Но вы решили порвать эту связь с Джорданом.
 — Потому что тогда я была юна и эгоистична. Я вышла замуж за слабого человека, который думал, что сможет украсть мою силу и подчинить меня себе. Когда он увидел, что я этого не допущу, он возненавидел меня. Моя жизнь стала невыносимой. Я была чужой и одинокой в этой холодной стране. Мне надо было оттуда вырваться.
 — И оставить вашего ребенка.
 — Вы что же, думаете, я этого хотела? Я его любила! Он был моим единственным спасением! Но я больше не могла там оставаться. — Она пожала плечами. — Если бы я осталась, он все равно потерял бы меня.
 — Я так не считаю.
 — Вот как? — Она сверкнула глазами. — Мой муж начал меня избивать. У меня вспыльчивый характер, и я бы долго такого не выдержала. Я бы убила его! — Она сардонически улыбнулась. — Я предпочла побег из Англии перспективе быть повешенной. Не сомневаюсь, что вы бы остались и кротко сносили все оскорбления ради того, чтобы выполнить свой долг.
 — Нет, во мне нет кротости, и я, наверное, бежала бы из Камбарона, как и вы. — Она помолчала. — Но я нашла бы способ увезти своего ребенка.
 — Как это следовало сделать мне, — прошептала воран. — Я не отрицаю своей вины. Вы думаете, я не раскаиваюсь в том, что сделала? Тогда это казалось невозможным, но мне следовало найти выход. — Она снова взглянула на Алекса. — Но жизнь достаточно меня за это наказала. Поначалу я просто была счастлива, что снова вернулась в Кассан, но потом я начала думать о Джордане. Каждый раз, видя ребенка, я с новой силой осознавала, чего лишилась. — Она нежно провела пальцем по лбу Алекса. — Я не чудовище. Даже если бы это было возможно, я не украла бы у вас такие вот минуты.
 Марианна почувствовала, как глаза ей обожгли слезы. Но она не хотела испытывать жалость к этой сильной и властной женщине. Она не хотела втягиваться в жизни Джордана и Аны.
 Воран чуть слышно продолжала говорить:
 — Может быть, вы позволите мне взять взаймы хоть немного? Я никогда не знала таких минут с Джорданом, а теперь он отказывает мне даже в понимании.
 Униженный тон ее мольбы тронул Марианну, но она постаралась не поддаваться слабости.
 — Спящие дети всегда кажутся трогательными. Но когда они просыпаются, появляются трудности.
 — Я могла бы справиться с трудностями. Если бы вы мне это позволили.
 Марианна смотрела на нее, не в силах унять бушевавшие в груди противоречивые чувства. Сейчас Алекс был нужен ей так, как никогда.
 Но, возможно, Алексу нужна не она, вдруг осознала девушка. Может быть, в этот период выздоровления ему нужно помочь залечить чужие раны. Может быть, она ведет себя эгоистично не только по отношению к воран, но и по отношению к Алексу. Трудно было понять, что надо делать.
 Нет, не понять, а только признаться себе, что надо делать.
 — Но я не допущу, чтобы вы на него кричали. Воран почувствовала, что одержала победу, и на ее лице промелькнуло облегчение.
 — Вы думаете, его это задевает? Он выносливее, чем вам кажется. Мы понимаем друг друга.
 У Марианны снова болезненно сжалось сердце. Ей хотелось бы понимать этого нового Алекса так же хорошо, как это удавалось воран.
 — Вы должны заново познакомиться друг с другом. — Воран словно прочла ее мысли. И тут же, поморщившись, добавила: — Но я не советую вам ради этого получить пулевое ранение. Это очень больно.
 Марианна слабо улыбнулась, но снова твердо повторила:
 — Я не допущу, чтобы вы на него кричали. Воран состроила гримасу:
 — А, ладно. Я постараюсь укоротить свой язычок. Хотя это не в моей натуре.
 — Я заметила это. — Марианна поднялась на ноги. — Не буду мешать вам спать. Может быть, надо как-нибудь помочь с вашей раной?
 Воран покачала головой.
 — Вы не станете будить мальчика?
 — Нет. Похоже, что он достаточно хорошо устроился на ночь. — Марианна направилась к выходу из палатки. — Передайте ему, что мы увидимся утром.
 — Подождите.
 Марианна оглянулась через плечо.
 — Я благодарю вас, — запинаясь, проговорила воран. — Я знаю, что вам это нелегко.
 — Да, нелегко. Я сержусь, и обижена, и — да, ревную. — Она невесело улыбнулась. — Я, как и вы, люблю, чтобы все шло по-моему.
 — Тогда почему вы это разрешили?
 — Ради Алекса. Возможно, сейчас вы ему нужнее, чем я. — Она помолчала. — —А когда несешь ответственность за ребенка, приходится всегда поступать так, как лучше для него, а не для тебя.
 Воран содрогнулась:
 — Это жестокий удар.
 — Да. Я хотела причинить вам боль. — Она пожала плечами. — Я думала, это поможет мне почувствовать себя немного лучше.
 — Помогло?
 — Нет.
 Марианна вышла на улицу и остановилась, глубоко вдыхая прохладный ночной воздух. Ей хотелось бы вернуться и подхватить Алекса на руки, броситься бежать с ним и унести куда-нибудь далеко отсюда. Во многом эта ночь оказалась для нее тяжелее той, когда Костейн увез ее брата. Привязанность — опасный враг, а воран накопила в душе годы невостребованной любви и теперь готова излить ее на ребенка. А еще их связывает опасность, которую они пережили вместе.
 Нет, она не вернется в палатку. Она сделала выбор. По крайней мере ей не придется тревожиться за Алекса, пока она будет выполнять данное маме обещание.
 И чем быстрее она его выполнит, тем лучше. Теперь, когда ее тут ничто не удерживает, пора готовиться к отъезду.
 Лошадей стреножили примерно в четверти мили от лагеря, где было неплохое пастбище. Грегор назначил для их охраны только двоих. Поскольку лошадей очень много, ей, наверное, удастся незаметно увести оттуда свою лошадь, к которой она успела привыкнуть.
 Марианна посмотрела в ту сторону лагеря, где в темноте можно было различить силуэт повозки, на которой были сложены ее витражи. Она стояла возле одной из больших палаток, возможно Грегора или Джордана. Охранников не было видно, но Джордан — человек умный и не оставит Джедалар без присмотра. Он хорошо знает ее характер и будет готов к тому, что она сделает попытку спрятать Джедалар.
 Это будет нелегко, утомленно подумала Марианна.
 Но легко или нет, сделать это необходимо.


* * *

 На следующее утро Джордан стремительно вошел в ее палатку:
 — Где он?
 Она быстро повернулась ему навстречу, но, увидев его лицо, вздрогнула:
 — Где кто?
 — Бога ради, не притворяйся, будто не понимаешь. Я знаю, что он должен быть где-то у тебя в палатке. Вчера ночью тебя видели.
 — Ты хочешь сказать, что велел за мной шпионить? — Она облизала свои сухие губы. — Тогда твои шпионы должны были тебе сказать, что я была в палатке у воран, у Алекса.
 — А сразу после этого ты пошла к повозке и что-то оттуда взяла.
 — Правда?
 — Тебе это прекрасно известно. Где Джедалар, Марианна?
 Она бросила на него вызывающий взгляд:
 — Я не знаю, что ты имеешь в виду. Он схватил ее за плечи:
 — Говори!
 — С чего я стану тебе говорить? Чтобы ты украл его у меня, как твоя мать украла Алекса?
 — Я не отвечаю за то, что говорит или делает воран. Никто Алекса у тебя не крал. Что, к дьяволу, произошло ночью у нее в палатке? Это имеет отношение к тому, что ты сделала?
 Она только сжала зубы и ничего не стала отвечать. Джордан сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки.
 — Черт подери, почему ты не подождала? Я собирался поговорить с тобой о Джедаларе.
 — Мы уже и раньше говорили об этом, но договориться так и не смогли.
 — Тысячи могут погибнуть, если эта карта попадет в руки Наполеона. — Лицо Марианны не поменяло выражения, и он добавил: — Я видел, как ты разговаривала с Нико. Он тебе нравится?
 — Конечно, нравится.
 — А ты знаешь, что его семья живет у самой границы с Россией? Их убьют в первую очередь, если там начнутся военные действия. Ты же видела, что армия Неброва сделала с Монтавией. Ты хочешь, чтобы такое случилось и здесь, в Кассане?
 — Наполеон не найдет туннель. Никто из вас туннеля не найдет.
 — Грегор сказал, что Неброву известно что-то, носящее название Завков. Он знает гораздо больше нас, есть риск, что он сумеет отыскать туннель.
 — Без витража ему его не найти.
 — И, Бог свидетель, витраж не попадет ему в руки! — Лицо Джордана посуровело. — Потому что ты отдашь его мне.
 — Не отдам! Витраж принадлежит только мне, и я не… Отпусти меня сейчас же! Джордан вынес ее из палатки.
 — Я не хотел идти на это. — По-прежнему не разжимая стального обруча рук, он поставил ее на землю перед Грегором. — Обыщи палатку.
 — Нет! — Марианна начала вырываться, с отчаянием глядя в сторону входа.
 Печально покачав головой, Грегор исчез внутри. — Перестань сопротивляться, — приказал Джордан. — Ты думаешь, мне приятно было идти на это? Черт возьми, ты меня вынудила!
 — Ни к чему я тебя не вынуждала. Я просто взяла то, что принадлежит мне по праву. — Она попыталась ударить его локтем в грудь. — Я же позволю тебе ограбить меня!
 Он прижал ее руки к бокам, заставляя стоять неподвижно.
 — Марианна, не надо… — Голос у него сел, как от сильной боли, и он умоляюще заглянул ей в глаза. — Разве ты не можешь понять? Я вынужден его у тебя забрать!
 Она вдруг перестала сопротивляться.
 — Ну пожалуйста! — она взглянула на него странно заблестевшими глазами. — Я же дала клятву! — Неужели он не может этого понять? — Я должна выполнить обещание!
 — Я его нашел, — сказал у нее за спиной Грегор. — Она прорезала матрац и спрятала витраж внутри.
 Они нашли витраж. Все кончено.
 Марианна сквозь слезы наблюдала, как Джордан рассматривает витраж. На нем был сложный узор, изображавший клумбу нарциссов, расположенную у слияния трех извилистых потоков.
 — Нарциссы, — сказал он. — Мне следовало этого ожидать.
 Он вспомнил историю, которую она рассказала ему о своем самом первом в жизни витраже. Столько воспоминаний, столько уз, соединяющих близких людей, и сейчас все они должны быть забыты и порваны.
 — Мне очень жаль, Марианна, — сказал он, но тотчас вспылил: — Нет, черт подери, мне не жаль! Я счастлив, что эта проклятая битва закончилась. Теперь эабудь об этом. Предоставь мне самому беспокоиться о туннеле и Неброве.
 — Не могу я об этом забыть, — упрямо возразила она. — Я дала обещание матери, а ты заставляешь меня нарушить слово. — Она быстро заморгала и потупилась. — Ну вот, ты добился, чего хотел. Можно мне теперь вернуться к себе в палатку? — Голос у нее дрожал. — Я очень нескоро захочу смотреть на вас обоих и разговаривать с вами! Джордан отрывисто кивнул:
 — Иди.
 Она прошла в палатку, тяжело ступая, и решительным движением опустила за собой полотнище входа. Все кончено.


* * *

 — Тебе надо спросить ее о Завкове, — напомнил Джордану Грегор.
 — Я поговорю с ней после ужина. Пусть хоть немного оправится и придет в себя.
 — Да, она очень тяжело это восприняла. — Грегор перевел взгляд на витраж. — Как ты думаешь: эти три ручья — ответвления туннеля?
 — Не знаю. — Ив эту минуту ему действительно это было неинтересно. Он видел перед собой только опустошенное лицо Марианны в ту секунду, когда она повернулась, чтобы уйти к себе в палатку. Резким движением он протянул витраж Грегору. — Изучи его внимательно и попробуй разобраться, что к чему. Сейчас я на него даже смотреть не могу.
 — Это — только половина разгадки. А что, если она не захочет рассказать нам о Завкове?
 — Надеюсь, что не захочет. Тогда у меня будет предлог заняться Небровым сейчас, а не позднее. —Он жестоко улыбнулся. — Клянусь, в моих руках он заговорит.


* * *

 Солнце уже начинало садиться, когда Джордан стремительно вошел в палатку воран. Он посмотрел на Длекса, сидевшего возле ее постели:
 — Беги к своей сестре. Ты ей нужен.
 — Марианне? — нахмурился Алекс. — Зачем?
 — Просто иди не спрашивая.
 Алекс нерешительно посмотрел на воран:
 — Ничего, если я уйду?
 Ана кивнула, не отрывая глаз от лица Джордана:
 — Конечно, иди. — И она с иронией добавила: — Обо мне позаботится мой сын. Алекс выбежал из палатки.
 — Ты на меня злишься, — сказала воран. — Признаюсь, я удивлена. Лежа пластом в постели, не так легко совершить какой-нибудь недопустимый поступок.
 — Я не злюсь. — Джордан помолчал. — Марианне нужно, чтобы мальчик сейчас побыл с ней. Я знаю, что вы больны, но я хочу, чтобы с этого момента вы обходились без него.
 — Марианна попросила тебя вмешаться? — медленно проговорила воран. — Почему же она сама не пришла ко мне?
 — Она ни о чем не просила меня. Просто она сказала… — Джордан замолчал. — Прошлой ночью, когда она ушла из вашей палатки, она взяла с повозки Джедалар и спрятала его у себя. Этим утром я его у нее отобрал.
 — И теперь тебя переполняет чувство вины, и ты хочешь дать ей все, что в твоих силах, чтобы смягчить ее страдания. — Ана слабо улыбнулась. — Мы с тобой очень похожи. Совсем недавно я пыталась сделать то же самое.
 — Мы совсем не похожи, — возразил он. — Я не убегаю и не бросаю тех, кто мне принадлежит. Она окаменела:
 — О, наконец-то мы говорим об этом открыто. Нет, ты убегаешь раньше, чем они начинают тебе принадлежать. Так тебе не приходится бояться, что когда-нибудь они тебя оставят. — Она Покачала головой. — Но это «е помогает, правда? Всегда находятся люди, которые обманывают твою бдительность. По-моему, беле это удалось.
 — Отпустите от себя мальчика. Он вам не нужен.
 — Ты, как всегда, несправедлив ко мне. Что ты думаешь, я держу его на привязи?
 — Да, именно это вы делаете со всеми нами. Она изумленно раскрыла глаза:
 — Что?!
 — Вы всех нас держите на привязи. Спросите хоть Грегора. Он у вас на побегушках еще с тех пор, как вы были детьми.
 — Мы сейчас говорим не о Грегоре. Ты сказал «нас». И тебя?
 Он секунду помолчал, а потом медленно проговорил:
 — Мне с детства все твердили, что я похож на вас. Я много о вас думал, пока рос. У меня не было абсолютно ничего общего с отцом. — Тут он невесело улыбнулся. — Знаете, какое-то время я его ненавидел, потому что обвинял в том, что он довел вас до смерти?
 — Нет, я не знала этого.
 — Было очень неприятно узнать, что я обвинял его напрасно. Я чувствовал себя обманутым, оставленным в дураках и решил, что ненавижу вас так же сильно, как и отца. Я отчаянно сопротивлялся, когда Грегор хотел привезти меня сюда, но он все равно заставил меня приехать.
 — Это я велела ему, чтобы он заставил тебя приехать.
 — Потом я встретил вас, и вы оказались точно такой, какой я вас себе представлял. Властность, сила и огонь. Я уверен, вы будете торжествовать, когда услышите, что именно вы притягивали меня сюда до тех пор, пока я не полюбил Кассан.
 Ана попыталась было протянуть навстречу ему руку, но, увидев непримиримое выражение его лица, снова бессильно ее опустила.
 — Ты не хотел говорить мне этого. Почему же все-таки сказал?
 — Потому что знал, что вы всегда хотели услышать от меня это признание. Ну что ж, я вам это сказал. Теперь вам не нужен еще один пленный, прикованный к вашей триумфальной колеснице. Отпустите мальчика и отдайте его Марианне.
 — Господи, неужели ты думаешь, что я… — Она на секунду прикрыла глаза, словно от мучительной боли, но потом снова заставила себя их открыть. — Марианна знает, что может забрать мальчика, если захочет. Она сама решила не делать этого.
 — Я вам не верю. Она сама сказала мне, что вы его украли.
 — Значит, у нее были собственные причины, что бы сказать неправду. Пойди-ка лучше и попробуй выяснить их. По-моему, я очень устала.
 Она выглядела бледной и осунувшейся, и Джордан впервые со дня своей встречи с ней увидел, что она уже больше не молодая женщина. Он был полон досады и недовольства из-за того, что ему приходится обращаться к ней с просьбой, и поэтому он специально старался задеть ее. Она всегда была такой сильной в любому умела дать отпор. Почему же сейчас его слова так больно ранили ее?
 — Если я ошибся, я прошу вашего прощения, — сказал он. — Марианна была очень расстроена. Возможно, она говорила веши, которые…
 — Я не могу найти Марианну! — сказал Алекс, вбегая в палатку. — Может быть, она поехала покататься?
 Джордан застыл:
 — Ее нет в лагере? Алекс покачал головой.
 Повернувшись, Джордан быстро подошел к мальчику.
 — Пойди отыщи Грегора и скажи ему, чтобы он дожидался меня у палатки Марианны.
 — Собственные причины, — повторила у него за спиной воран. — Грегор говорил мне, что она — женщина необыкновенная. Бедный Джордан, все это неприятное признание оказалось напрасным! Ты посадил ее в клетку, а она не захотела в ней оставаться. Готова биться об заклад, что бела от тебя улизнула.
 — И оставила Алекса? Только одна вещь могла бы ее заставить это сделать!
 — А, туннель. Но ведь ты сказал, что Джедалар у тебя.
 — Она хотела, чтобы я так думал. Господи, она провела меня как последнего дурака!
 И он стремительно вышел. Тяжелое полотнище захлопнулось за ним.
 Когда Джордан подошел к палатке Марианны, Грегор уже дожидался его.
 — Ее здесь нет. В задней стене разрез — видимо, она через него пролезла.
 — Ее лошадь исчезла?
 — Я не успел опросить охранника. Надо полагать, что да. — Грегор помолчал. — Но я успел сходить к повозке и пересчитать витражи. Не хватает трех.
 — Один разбил Небров, с помощью второго она провела нас, и третий — настоящий Джедалар. Значит, вчера она взяла из повозки два витража и спрятала один где-то вне палатки.
 — И теперь с настоящим Джедаларом едет отыскивать этот самый Завков. — Грегор негромко присвистнул. — Нельзя не восхищаться нашей голубкой. Здорово сыграно!
 — У меня нет желания ею восхищаться, — сквозь зубы процедил Джордан. — Больше всего мне хочется ее придушить. — Он отвернулся. — Позови Нико и еще человек двадцать. Один из них должен быть хорошим следопытом.
 — Лучше Нико следопыта нет. Не беспокойся, мы поймаем ее еще до наступления утра.
 — Я не собираюсь ее ловить. Я хочу ехать следом за ней.
 — И получить все разом. — Грегор кивнул. — Бывают моменты, когда ты оказываешься не беспросветно тупым, Джордан. Конечно, это все благодаря моей прекрасной системе обучения. — Он ждал, что Джордан улыбнется в ответ, но, увидев, что его лицо по-прежнему остается хмурым, негромко добавил: — Не надо слишком сильно на нее сердиться. Она использовала то оружие, которое у нее оставалось.
 — Она использовала мою жалость и мягкосердечие, чтобы выставить меня дураком! Ты прав, черт по-Дери, я сержусь! — Он повернулся и зашагал к лошадям. — Мы выезжаем через час.
 — Я пришел с тобой попрощаться, —сказал Грегор, входя в палатку Аны. — Я распорядился, чтобы тебя отвезли обратно в Ренгар.
 — Погрузив на повозку, как мешок муки, — отозвалась та, насмешливо растянув губы. — Какое унижение для воран! Где Алекс?
 — Бегает по лагерю, выполняя поручения Нико и остальных. Он тревожится за Марианну, и Джордан сказал, чтобы мы постарались его побольше занять. После нашего отъезда твоим долгом будет утешать его.
 — Слушаюсь и повинуюсь. — Она улыбнулась не без горечи. — Это должно быть легче легкого. Если послушать Джордана, то мне стоит только шевельнуть пальцем — и все подпадают под мои чары.
 — В этом есть немалая доля правды. — Грегор опустился на колени подле ее постели. —'Но меня удивляет, что он произнес это вслух.
 — Он был расстроен из-за белы. — Она помолчала. — Он привязался к ней. Это не просто плотская страсть.
 — Да, но он может никогда в этом не признаться. Сейчас он ужасно на нее сердит
 — Потому что она его обманула и оставила. Как когда-то сделала я. Ему должно теперь казаться, что все женщины, которых он любит, предают его. Меня он так и не простил. Кто знает, сумеет ли он простить ее? Бедная девочка, ни Джордан, ни я не облегчаем жизнь тем, кто нам дорог. — Ана протянула руку и прикоснулась к пальцам Грегора. — Он считает меня какой-то злой Цирцеей. Я ведь не такая, правда?
 Грегор хохотнул:
 — Если бы ты ею была, я первый пал бы твоей жертвой. Я похож на свинью? Насколько я помню, она ведь всех превращала в свиней, так?
 — Ничуть не похож. Ты очень красивый. — Подняв руку, она скользнула пальцами по уродливому шраму на его лице. — Для меня ты всегда будешь красивым.
 Он поймал ее руку и поднес к губам:
 — Я знаю.
 — Какой ты тщеславный!
 — Ты видишь красоту, потому что видишь любовь.
 По ее лицу скользнула тень.
 — Джордан сказал, что ты прикован к моей триумфальной колеснице.
 — У тебя триумфальная колесница? А я-то считал, что они устарели!
 — Я говорю серьезно. Я веду себя эгоистично?
 — Да. — Он улыбнулся. — Но без этого эгоизма я не представляю себе жизни. — Наклонившись вперед, он прижался губами к ее лбу. — Мне надо идти. Я хочу, чтобы к моему возвращению в Ренгар ты уже была здорова. Понимаешь?
 — Буду. — Она крепче сжала его руку. — Почему?
 Он вопросительно приподнял брови.
 — Почему ты даешь мне так много, но не все?
 — Ты не понимаешь? — Его лицо осветилось нежной улыбкой. — Я удивляюсь, как это ты не догадалась.
 — Скажи мне!
 — Потому что я тоже эгоистичен.
 — Ты не эгоистичен. Ты всем отдаешь себя.
 — Потому что мне это приятно. Разве это не разновидность эгоизма? Я люблю тебя всю мою жизнь, но я не хочу получать какие-то подачки. Когда я был моложе, я думал, что этого может оказаться достаточно но постепенно я понял: я не такой человек, который может довольствоваться полупустой чашей.
 — Я не полупустая чаша! — возмутилась она.
 — Возможно, я употребил неудачный образ. Может быть, проблема в том, что ты всегда была полна до краев. Поначалу ты не желала на меня смотреть, потому что я не был благообразным и обаятельным, как отец Джордана. Я всегда был похож на пастушеского пса, шедшего за тобой по пятам.
 Она попыталась пошутить:
 — Пастушеский пес лучше свиньи, надо полагать. — И, с трудом сглотнув вставший в горле ком, она добавила: — Джордан прав. Я плохой человек. Я действительно причинила тебе немало боли.
 — Ненамеренно. — Он снова поднес к губам ее руку. — А потом, когда ты наконец на меня взглянула, ты все еще отдавалась битве с демонами, которых сама же и создала. Тебе надо было утвердиться, доказать свою ценность и достоинство, надо было сделать Кассан безопасным и преуспевающим, надо было приманить к себе сына.
 — И ты помогал мне все это делать.
 — Да, я помогал тебе, потому что я люблю тебя. Но именно поэтому я никогда не соглашусь на второстепенное место в твоей жизни.
 — Ты всегда был для меня самым близким человеком. Как мне тебя в этом убедить? Господи, чего тебе от меня надо?
 — Мне надо все. Меньшее меня не удовлетворит, — просто сказал Грегор. — И когда-нибудь, когда ты отбросишь свое чувство вины перед сыном и примиришься сама с собой, ты сможешь это дать» — Он поднялся на ноги. — Мне пора уходить. Я пришлю к тебе Алекса.
 — Будь осторожен, — прошептала она.
 — Естественно. А какой талисман, по-твоему, хранил меня все эти годы? Мой эгоизм. Он сделал меня осторожнейшим человеком. — Он поддразнивающе улыбнулся и чуть слышно повторил: — Мне надо все.


* * *

 Нико подъехал к остальному отряду:
 — Она направляется на север, через горы. Взгляд Джордана устремился на север, к высящимся вдали горам. Россия.
 — В Москву? — пробормотал Грегор.
 — Не обязательно. Завков может быть спрятан где-то неподалеку от границы.
 — А что, если она направляется в Москву? Это дальняя, трудная дорога. Она может оказаться непосильной для одинокой женщины.
 — Она не дура. Я уверен, что она взяла с собой еды.
 Грегор скептически приподнял брови:
 — Достаточно еды для такого длительного пути?
 — Она умеет о себе заботиться. Когда она была еще почти ребенком, она пешком прошла половину Монтавии — из Самды в Таленку.
 — Это совсем другое дело. На пути в Москву почти не будет городов и деревень. Она не сможет охотиться. Как она сумеет…
 — Может, она и не направляется в Москву. Джордан пустил лошадь галопом, оставив позади Грегора с его тревогами о благополучии Марианны. Сейчас он не в состоянии тревожиться за нее.
 Она воспользовалась его жалостью для того, чтобы его обезоружить и притупить его бдительность. Больше он не позволит ей этого сделать.




 15.


 — Значит, все-таки Москва. — Дыхание Грегора сгустилось в туманное облачко на морозном воздухе. — Я ничего не понимаю. Откуда она знает дорогу? Нико говорит, что она словно сверяет ее по карте.
 — Ничего удивительного, — ответил Джордан. — Мать в свое время заставила ее запомнить узор Джедалара. Не сомневаюсь, что она дала ей точные указания относительно того, как добраться до второй части загадки.
 — Погода ужасно холодная. — Грегор хитровато взглянул на Джордана. — Но волков мы пока не видели. Это хорошо. Зимой они тут страшно голодные. Часто нападают на одиноких путников.
 — Помолчи, Грегор!
 — Я просто пытаюсь уберечь Джедалар.
 — Я прекрасно понимаю, что именно ты пытаешься сделать.
 — У волков острые зубы и крепкие челюсти, которые в один момент могут перекусить горло и раскрошить кости. Подумай только, во что может превратиться драгоценный стеклянный витраж! Может быть, тебе лучше послать Нико вперед, чтобы он не выпускал ее из вида?
 — Я не хочу, чтобы она знала, что мы следуем за ней.
 — Стоит рискнуть. Наверное, сейчас она думает только о своем пустом желудке, и у нее нет времени оглядываться и быть постоянно начеку.
 Джордан пробормотал какое-то проклятие.
 «У волков острые зубы»…
 Черт подери, они не видели здесь волков!
 «…и крепкие челюсти, которые могут перекусить…»
 — Нико, поезжай вперед, — отрывисто бросил он. — Не выпускай ее из вида, но будь осторожен, чтобы она тебя не заметила.


* * *

 — У нее кончилась еда, — доложил Нико. — Там, где она остановилась сегодня, для лошади было достаточно травы. Но сама девушка со вчерашней ночи ничего не ела.
 — Надо думать, на ее пути вскоре попадется какая-нибудь деревня, — отозвался Грегор, впиваясь зубами в нежное мясо зажаренного зайца. — И запас жнрка у нее какой-никакой есть. Несколько дней голодовки ей не повредят. — Стянув кусок жаркого с вертела, он протянул его Джордану. — Поешь еще. Еды у нас вдоволь. Сегодня охота была удачной, и у нас еще осталось шесть зайцев на завтра. На полный желудок особенно хорошо спится.
 Этот сукин сын думает, что он откажется! Джордан взял протянутый ему большой кусок жаркого и съел его. Потом взял еще один и тоже съел.
 — Она голодна! — Голос Нико звучал укоризненно.
 — И чего ты от меня ожидаешь? — в бессильной ярости спросил Джордан. — Чтобы я пошел и подал ей ужин: пусть она знает, что мы ее преследуем?! Черт подери, цель тай близка! Еще неделя — и она уже будет в Москве.
 — Да, пусть тогда и поест. Женщинам страдания только на пользу, — поддержал его Грегор. — Они их ставят на место и заставляют задуматься над своими грехами. Правда, Джордан?
 Джордан посмотрел прямо в глаза Грегору и, не приняв его вызов, чеканя слова, ответил:
 — Совершенно верно.
 Он вскочил и ушел от костра. Они оба ему опротивели: и эти бесконечные подначки Грегора, и укор в глазах Нико — вся эта поездка ему опротивела! Скорее бы все это подошло к концу!
 Но если ему так тяжело и хочется, чтобы все поскорее закончилось, то каково же Марианне? Ведь она считает, что находится одна в этой пустынной местности. Одиночество. Оно даже хуже, чем голод и страх.
 Голод.
 Глухо чертыхнувшись, он повернулся, снова подошел к костру, взял одного зайца и направился к деревьям, возле которых были привязаны их лошади.
 — Нико говорит, что она разбила лагерь у реки, примерно в четырех милях отсюда, — крикнул Грегор ему вслед.


* * *

 Джордан остановил лошадь в лесу на почтительном расстоянии от костра Марианны. Какого дьявола его сюда понесло, с досадой подумал он, соскальзывая с седла и привязывая лошадь к дереву. Схватив зайца, который был приторочен к седлу, он пошел через лес. Он понятия не имел, как сможет подкинуть ей это проклятое животное, не выдав при этом своего присутствия. Дохлые зайцы не падают с неба прямо в котелок. Ему следовало бы…
 Она исчезла.
 Джордан остановился у края леса в нескольких ярдах от ярко пылающего костра. Матрас из овечьей шкуры был раскинут перед жарким огнем, но самой Марианны нигде не было видно.
 Тревога больно сжала ему сердце. Куда она могла подеваться?
 И тут он увидел ее.
 Она стояла босиком на отмели реки, сжав в правой руке острогу, вытесанную из кривой ветки дерева. Она подобрала юбку, заправив ее за пояс, и смутно напомнила ему Диану с того отвратительного гобелена в охотничьем домике. Воинственная охотница подняла копье, вглядываясь в посеребренную луной воду.
 На поверхности что-то блеснуло.
 Удар острогой!
 Промах.
 Она терпеливо ждала: долгие минуты.
 Справа колыхнулась серебряная гладь воды — и она опустила острогу с такой быстротой, которая не уступала стремительному движению рыбы.
 И снова промахнулась.
 И снова приготовилась ждать.
 И только в третий раз она одержала победу!
 Джордан услышал ее торжествующий крик: она высоко подняла бьющуюся на остроге рыбу и вышла с ней на берег.
 Когда Марианна подошла к костру, он отступил подальше в тень деревьев. В дрожащем свете пламени она уже не напоминала торжествующую воительницу она была даже более худой и хрупкой, чем при их первой встрече в Таленке. Лицо ее посерело, она тряслась от холода, босые ноги стали совершенно синими от долгого стояния в ледяной реке. Господи, сколько же времени она провела в воде до того, как он ее увидел?
 Джордан порывисто шагнул вперед. Ему хотелось окружить ее теплом и заботой, прогнать холод и голод, защитить от всех невзгод…
 Он остановился, увидев, что она начала сама о себе заботиться. Она завернулась в одеяло, уселась на матрас и принялась мерно раскачиваться вперед и назад.
 Так продолжалось довольно долго, пока она не согрелась достаточно хорошо, чтобы повернуться и взять рыбину. Добыча оказалась немаленькой: ее должно было хватить на сегодня и, может быть, даже на завтра.
 Джордан направился к своей лошади. Он ей не нужен. Она приспособилась к ситуации и может позаботиться о себе сама. Она по-своему такая же сильная, как и его мать.
 Он сел на лошадь и направился обратно в свой лагерь. Эта длинная и тяжелая поездка оказалась напрасной. Ему следовало бы испытывать досаду и раздражение. А не эту нелепую гордость за нее.


* * *

 Джордан…
 Среди ночи Марианна вдруг открыла глаза. Почему-то ее переполняло странное чувство умиротворенности и спокойствия. Зачем ей тревожиться? Все будет в порядке. Он простит ей то, что она обязана была сделать. Их размолвка будет недолгой. Ведь он любит ее…
 Резкий порыв ветра покрыл рябью водную гладь реки и заставил пламя костра взметнуться выше. Марианна вздрогнула и окончательно проснулась. Поплотнее закутавшись в одеяло, она ощутила порыв отчаяния, еще более резкий, чем ледяной ветер.
 Сон. Это всего лишь сон.
 Джордан никогда не простит ее, а она и не станет просить прощения. Их пути разошлись и никогда больше не пересекутся. Ей надо привыкнуть к реальности и смириться с этими мучительными мгновениями слабости.
 Но как научиться бороться со снами?


* * *

 — Рыба уже съедена, — сказал Джордану Нико. — И ей пришлось оставить берег и углубиться в лес.
 Он с надеждой взглянул на Джордана.
 Джордан ничего не ответил.
 — Я тут подумал, — промямлил Нико. — Микель вчера снял несколько жирненьких фазанов. Я мог бы заехать вперед и оставить одного у нее на пути, а она потом его найдет.
 Джордан покачал головой.
 Нико нахмурился:
 — Ничего плохого не случится. Она по-прежнему не будет знать, что мы едем за ней.
 — Случится.
 Нико пробормотал что-то вполголоса, резко повернул лошадь и пустил ее вскачь вдоль тропы.
 — И что же плохого случилось бы? — Грегор внимательно вгляделся в лицо Джордана.
 — Может, я просто хочу, чтобы она помучилась, Грегор покачал головой:
 — Нет, не в этом дело. Ты готов был помочь ей три дня тому назад.
 Джордан минуту помолчал, а потом сказал:
 — Она должна сделать все сама.
 — Почему?
 — Господи, мы и так собираемся отнять у нее плоды ее победы! — не выдержал Джордан. — Будь я проклят, если украду у нее и саму победу! Даже одна женщина из тысячи не смогла бы проделать этот путь без посторонней помощи. Так пусть она по праву гордится тем, что действительно сделала все сама.
 Грегор понимающе кивнул:
 — Интересно. Ты больше на нее не сердишься?
 — Нет, сержусь! Я готов ее придушить. Но это не имеет никакого отношения к тому, о чем мы говорим.
 — Интересно, — снова задумчиво проговорил Грегор.


* * *

 — Она поймала в силок зайца! — Нико говорил с такой гордостью, словно Марианна как по волшебству извлекла этого зайца из рукава на его глазах. — Она потратила на это целый день, но она своего добилась!
 — Прекрасно! — радостно улыбнулся Грегор. По отряду пронесся одобрительный ропот, а несколько воинов даже облегченно улыбнулись. Повернувшись к Джордану, Грегор заметил:
 — Надеюсь, когда наступит решительный момент, ты сумеешь сам справиться со своей голубкой. Я не уверен, что Нико и остальные захотят тебе помогать.
 Джордан понимал, что он имеет в виду. В течение этих последних недель отряд с возрастающим интересом наблюдал за тем, как Марианна борется с трудностями, и постепенно эта борьба всех захватила. И каждую ее новую победу они воспринимали как свою собственную, восхищаясь мужеством и отвагой этой необыкновенной девушки.
 Бела перестала быть для них чужой.
 — А как насчет тебя? — поинтересовался Джордан.
 — Надо обеспечить безопасность Кассана. Я сделаю все, что будет необходимо, — ответил Грегор. — А ты?
 —Да.
 — Ты уверен? До Москвы осталось всего два дня пути. Наступает время действовать.
 И, видит Бог, Джордан будет этому рад. Наконец-то этим томительным дням ожидания придет конец. Его нервы напряглись до предела, пока он держался в стороне и наблюдал, как Марианна сражается с обстоятельствами, к которым совершенно не была готова. Их борьба начнется снова, но, по крайней мере, это проклятое путешествие закончится.
 — Не беспокойся. Когда мы подъедем к Москве, я буду готов сделать все необходимое.


* * *

 Марианна не поехала в Москву. На следующий день она повернула на юг, а потом на запад.
 Вскоре после полудня Нико вернулся с известием:
 — Она остановилась.
 — Она разбила лагерь? Нико покачал головой:
 — По-моему, она приехала куда хотела. Джордан сжал поводья:
 —Куда?
 — В трех милях отсюда расположена деревушка, а на холме — —дворец. Она привязала лошадь в саду около дворца и вошла в него.
 — Кто-нибудь вышел ей навстречу? Нико покачал головой:
 — Дворец пуст. Похоже, в нем никто не живет уже много лет.
 — Тогда я не сомневаюсь, что она приехала именно туда, куда хотела, — подтвердил Грегор и посмотрел на Джордана. — Мы едем за ней сразу же?
 Джордан тронул лошадь:
 — Черт подери, конечно!


* * *

 Она приехала!
 Марианну охватило чувство глубокого облегчения, когда она внесла в дом завернутый в тряпицу Джеда-лар и бережно прислонила его к стене вестибюля. Господь свидетель: несколько раз ей начинало казаться, что она не выдержит, что ей никогда сюда не добраться, что данное маме слово не будет выполнено.
 Дворец оказался точно таким, как его описывала бабушка.
 Просторный светлый холл, плавный изгиб парадной лестницы из белого и зеленого мрамора, высокие стрельчатые окна. Марианна подняла глаза вверх. Над ее головой хрустальная люстра, казалось, плакала сверкающими слезами подвесок.
 Тишина.
 Холод.
 И в то же время что-то незримое, живое присутствовало в этой пустоте, будто обитатели дворца ушли отсюда совсем недавно. Двери не были заперты, богатые столы и кресла не покрыты защитными чехлами… Повсюду лежал толстый слой пыли.
 Она вдруг тревожно застыла. Незапертые двери: что это могло означать?
 Небров?
 Страх охватил все ее существо, но тут она вспомнила, что в Камбароне тоже никогда не запирали дверей. Никто не смеет красть у богатых и знатных, у облеченных властью. Если бы Небров ее опередил, она уже сейчас стояла бы перед ним.
 Она со стуком закрыла за собой дверь, и этот звук эхом ответил ей, отозвавшись от высоких потолков. Сейчас Неброва здесь нет, но кто может сказать, сколько у нее времени? Если она немедленно не примется за работу, ей придется отложить все на завтра. Витраж надо поставить на место, пока солнце еще не начало заходить, иначе желаемого эффекта не получится.
 Наморщив лоб, она припомнила все подробные инструкции, которые ей дала мама. Левый коридор должен вести в домовую церковь. Взяв Джедалар, она быстро направилась в ту сторону.


* * *

 Джордан остановил лошадь у подножия холма. Он поднял глаза и замер: в потоке ярких лучей полуденного солнца дворец сверкал всеми цветами радуги. Его по праву можно было бы назвать Ледяным дворцом: снег и лед покрывали серебряной шапкой строение из серого мрамора, скорее напоминавшего греческую, нежели русскую архитектуру: классические колонны, изящные невысокие пристройки, фронтон с белыми барельефами… С крыши свисали длинные, переливающиеся на солнце сосульки. Лед образовывал зеркальные пласты на вымощенном камнем дворе и четырех ступеньках, которые вели к парадной двери. Даже ряд витражных окон, тянувшихся вдоль всего фасада, покрылся льдом, и каждое окно сияло, напоминая заключенное в хрусталь пламя.
 Лошадь Марианны была привязана к узорчатому столбу во дворе.
 — Добыча уже близко, — сказал Грегор. — Будем брать дворец штурмом?
 — Нет. Найди людям жилье в деревне. Я пойду туда один.
 — Ах, какая храбрость, какое самопожертвование! Джордан проигнорировал укол:
 — И расспроси жителей, не появлялся ли здесь за последнее время кто-то посторонний. Нельзя допустить, чтобы Небров застал нас врасплох.
 — Я сделаю кое-что получше, — ответил Грегор. — Я прикажу Нико ехать обратно и проверить, не преследует ли нас наш демонический друг.
 Нико застонал, изображая отчаяние.
 Грегор не обратил на это никакого внимания и перевел взгляд на золотом блестевшие на солнце отдаленные купола и колокольни Москвы.
 — Этот дворец расположен очень близко от Москвы. Возможно, здесь и находится выход из туннеля.
 — Я готов поставить на это немалую сумму, — отозвался Джордан.
 Грегор повернулся к Нико:
 — Ну, пошли, друг мой. Давай устроим наших людей хотя бы на одну ночь под крышей. Я уверен, что Джордан позовет нас, если мы ему понадобимся.
 Нико скорчил обиженную гримасу:
 — Тебе наплевать, что я эту ночь под крышей не проведу!
 — Обещаю, что завтра у тебя будет и тепло, и огонь, и сухое помещение. — Грегор прощально помахал Джордану. — Я приду завтра утром посмотреть, одержал ли ты блестящую победу или только остался в живых.
 Джордан проводил взглядом удаляющийся в сторону деревни отряд, а потом снова взглянул на дворец.
 Она здесь, за этими стенами.
 Еще минута — и он увидит ее, будет говорить с ней.
 И он направился к ступеням, ведущим к двери.


* * *

 Он едва успел открыть парадную дверь, как сильный удар обрушился на его шею.
 Кто-то притаился за дверью и ударил бы Джордана прямо по голове, если бы он не успел увидеть на полу тень от палки и быстро отскочить в сторону. Но даже этот скользящий удар заставил его глухо вскрикнуть от боли.
 С палкой в руках перед ним стояла Марианна! Он ухватился за ее оружие и вырвал его у нее из рук. Оказалось, что это просто ветка дерева.
 — Черт подери, ты что, хочешь меня убить?
 Она отшатнулась в сторону и бросилась бежать.
 Он поймал ее за косу и, резко дернув, заставил остановиться.
 Она не вскрикнула от боли, как сделала бы любая другая женщина. Вместо этого она повернула голову и впилась зубами ему в руку.
 Он невольно разжал пальцы, и она вырвалась от него. Она побежала через вестибюль по направлению к лестнице.
 Он нагнал ее на шестой ступеньке и повалил на колени. В следующую секунду она уже лежала на спине, а он сидел на ней верхом, заломив ей руки за голову.
 — Отпусти меня!
 — Черта с два!
 — Дура, — пробормотала она. — Какая я дура! Я привела тебя сюда. Мне следовало бы понять… — Она снова начала вырываться. — Но ты его не получишь!
 — Прекрати биться. Ты сделаешь себе больно. Она гневно посмотрела на него:
 — Или тебе!
 — Не мне, — хрипловато проговорил он. — Может, ты не заметила, что я начал получать удовольствие от нашей борьбы?
 Марианна окаменела, осознав, что он говорит правду. Вдруг она почувствовала, как жестко напряглась его плоть, прижавшаяся к ее телу. Его возбуждение росло.
 — Ты не станешь меня насиловать, — прошептала она. — Ты не сделаешь этого!
 В ту секунду он в отличие от нее отнюдь не был в этом уверен. Неожиданная физическая борьба выпустила на свободу весь гнев и неудовлетворенное желание, копившееся в нем уже несколько месяцев. Он уже ни о чем не думал, слепая страсть переполняла его тело, бедра шевельнулись в чувственной ласке. Он все теснее прижимался к ней.
 — Почему ты в этом так уверена? По ее телу пробежала дрожь. Она закусила нижнюю губу почти до крови.
 — Я тебя знаю.
 — Я тоже думал, что знаю тебя. — Он прикоснулся губами к ее шее. От нее пахло ветром и хвоей и еще каким-то едким веществом, смутно показавшимся знакомым. Но Джордан не мог сейчас на этом сосредоточиться, все постороннее не имело никакого значения. Еще от нее пахло женщиной, и этот запах возбуждал сильнее, чем самые утонченные духи. Он осторожно лизнул впадинку у шеи, где лихорадочно бился пульс. — Но это не помешало тебе обмануть меня, а потом даже попытаться убить.
 — Я бы не стала тебя убивать. Я только хотела, чтобы ты потерял сознание. Мне надо было тебе помешать.
 Он снова шевельнул бедрами.
 — Помешать делать вот это? Почему? Тебе это нравится. Сейчас тебе больше всего хотелось бы обхватить меня ногами. Так ведь?
 Она глубоко, прерывисто вздохнула.
 — Да, мне этого хотелось бы, но я этого не сделаю. Я не позволю тебе воспользоваться мной как громоотводом для того, чтобы ты освободился от гнева и желания. Ты меня не изнасилуешь, а я не поддамся соблазну.
 — Мы уже так сражались в Дэлвинде.
 — Я стала сильнее.
 Он внимательно посмотрел ей в глаза.
 — Да, ты стала сильнее. — Он улыбнулся. — Но тебе не приходило в голову, что так для нас обоих сражение станет еще интереснее?
 — Дай мне встать. Я словно растянута на дыбе.
 — Тебе не нравится? А мне — очень. Я ощущаю каждый мускул, каждый нежный изгиб твоего тела. По-моему, если бы я вошел в тебя в этом положении, тебе это очень понравилось бы. Помнишь, какое наслаждение ты получила, растянувшись на подлокотниках кресла? Я знаю, как…
 — Дай мне' встать! — И вдруг она отчаянно вскрикнула: — Если ты собираешься меня изнасиловать, делай это сейчас!
 Но никакого насилия не потребовалось бы. Она уже дрожала всем телом, в котором бились волны страстного желания.
 — Делай это! Или же отпусти меня.
 Он не хочет отпускать ее. Он никогда не отпустит ее, вдруг осознал Джордан. Ни сейчас, ни после. До самой смерти. Эта мысль, явившись неожиданно, поразила его до глубины души.
 Марианна напряглась, не спуская глаз с его лица:
 — Что случилось?
 Она нужна ему больше всего на свете, но если он попытается ее удержать, то потеряет навсегда.
 — Очень многое, — мрачно сказал он. — И мне жаль, что я осознал это именно сейчас. — Он выпустил ее руки, приподнялся и отодвинулся в сторону. — Вставай.
 Марианна продолжала лежать неподвижно, ошеломленная неожиданной победой.
 — Я сказал тебе: вставай, — резко повторил он. — И Бога ради, прекрати так на меня смотреть. А не то я пожалею…
 Он замолчал и отодвинулся еще дальше от нее на широкой ступени.
 Она медленно села и убрала упавшие на глаза волосы:
 — Почему ты…
 — Здесь дьявольски холодно. — Он встал и пошел вниз по лестнице. — Я нарублю дров для камина. У тебя было несколько часов, чтобы осмотреться. Здесь найдется небольшая комнатка, которую можно было бы легко прогреть?
 Марианна указала на дверь с левой стороны вестибюля.
 — Вон в той комнате есть камин. Он кивнул, а потом добавил:
 — Не пытайся убежать. Грегор с отрядом остановились в деревне. Если ты убежишь, мы тебя поймаем.
 — Можешь не беспокоиться. Мне незачем бежать, — спокойно ответила она. — Сначала я должна сделать то, ради чего сюда приехала.


* * *

 Удар! Топор с силой врезался в дерево.
 Джордан опускал его снова и снова, разбивая поленья, словно они были его смертельными врагами.
 Марианна вздрогнула, наблюдая за ним из окна. Она уже ощутила его гнев, и теперь ей было страшно видеть, как его нерастраченная сила выливается в действие.
 Страшно, но в то же время немного возбуждает.
 Вулкан.
 Да, Джордан напомнил ей этого древнеримского бога, работающего своим тяжелым молотом. Она видела, как напрягаются его стройные ноги, когда он готовится к каждому новому удару, как натягиваются под черной рубашкой крепкие мускулы. Волна жара разлилась по всему ее телу от одного воспоминания о том моменте, когда она лежала под ним на ступеньках.
 Молот, бьющий по наковальне.
 Но она — не наковальня. Она ответила бы ему ударом на удар. Почему же тогда с каждой минутой, с каждым прикосновением она ощущала, как теряет волю?
 И он это знал. Он всегда знал, как откликается ее тело на его властный призыв. Он знал, что может овладеть ею, — и все-таки отпустил!


* * *

 Джордан уложил поленья в очаг, подложил щепок и высек огонь.
 — Что это за место?
 — Этот дворец принадлежал царю Павлу.
 — Похоже, что здесь очень давно никого не было.
 — Так оно и есть. Царя убили в 1801 году, а царской семье не было известно о существовании этого дворца. Его построили те же рабочие, что строили туннель.
 Щепки начали разгораться.
 — Замок от ключа.
 Марианна не ответила.
 Не отрывая взгляд от огня, Джордан тихо спросил:
 — Где Джедалар, Марианна? Бесполезно скрывать. Ведь если он обыщет дворец, он все равно его найдет.
 — В дворцовой церкви, дальше по коридору. Хочешь посмотреть?
 — Не сейчас. — Он встал подбросить поленьев в огонь. — Надеюсь, что чуть позже ты мне его покажешь. Я не хочу отнимать его у тебя силой. — Он повернулся и направился к двери. — Присматривай за огнем. Ты, наверное, голодна. У меня в седельных сумках есть еда.
 Если бы только он пришел на час позже… Она успела бы осуществить свой замысел. Но, может, и к лучшему, что все сложилось именно так. Она сумеет еще несколько часов провести рядом с Джорданом, насладиться этими последними мгновениями близости. Потому что, когда он узнает, что именно она сделала, он больше не захочет ее видеть.
 Когда Джордан вернулся в комнату, огонь уже ярко разгорелся. Стало почти тепло. Он бросил седельные сумки перед камином и скинул плащ.
 — Я расседлал твою лошадь и поставил в конюшню. Тебе не следовало оставлять ее на улице так долго. Она виновато ответила:
 — Я как раз выходила, чтобы расседлать ее, — и увидела внизу тебя и Грегора.
 — И решила снести мне голову с плеч.
 — Я же говорила: я не собиралась тебя убивать или даже ранить.
 Он потер шею и затылок:
 — Ты чуть не отправила меня на тот свет.
 — Тебе и правда больно?
 — Еще как. — Он всмотрелся в ее лицо. — Похоже, ты встревожена. Не значит ли это, что ты что-то замышляешь?
 — Нет. — Она подошла к седельным сумкам. — Не сейчас. Мне слишком хочется есть. Если ты сделаешь вертел, я сдеру шкуру с этого зайца.
 — Именно для этого я и прихватил палку, которой ты пыталась меня оглушить. Садись и отдыхай. Мне помощь не нужна. — Посмотрев на покрытые толстым слоем пыли кресла, он добавил: — Ты не так сильно испачкаешься, если постелишь свой плащ на пол и сядешь на него, а не на эти кресла.
 — Я уже много недель не думала о чистоте. — Но она все же последовала его совету, уселась перед огнем и стала смотреть, как он заостряет один конец палки. — Куда ты послал Грегора?
 — В деревню. Он вернется утром посмотреть, остался ли я в живых. — Он смущенно улыбнулся. — Я скажу ему, что это оказалось нелегким делом. — Джордан перевел взгляд с лица Марианны на большое круглое окно, украшавшее стену напротив. Цветное стекло изображало алое солнце, разбрасывающее золотые лучи, опускаясь за лиловую гору. Свет, лившийся сквозь яркие стекла, образовывал цветной круг на дубовом паркете в центре комнаты. — Очень красивый витраж. Это работа твоей бабушки?
 Марианна кивнула, и лицо ее радостно осветилось:
 — Бабушка сделала в этом дворце все витражи. Правда, великолепная работа?
 — Да. — Он снова посмотрел на окно. — Но, по-моему, та, которую ты выполнила в Камбароне, — лучше.
 Она изумленно раскрыла глаза:
 — Серьезно? — Но тут же покачала головой. — Нет, не может быть. Она была прекрасным мастером. Лучше бабушки никто не делал витражей.
 — Пока не появилась Марианна.
 — Правда? — прошептала она.
 — Правда.
 Ее сердце захлестнула горячая волна счастья. Он говорит совершенно серьезно. Может быть, это на самом деле и не так, но похвала из его уст значит для нее так много!
 — Посмотри на витражи в домовой церкви. Именно там осталась ее лучшая работа.
 — И туда ты отнесла Джедалар.
 Ее улыбка погасла. Разговор всегда возвращался к Джедалару, омрачая все то приятное и радостное, что происходило между ними.
 —Да.
 — Почему?
 Она отвела взгляд.
 — Ты хочешь, чтобы я содрала шкуру с зайца? За последние недели я прекрасно освоила это искусство. Секунду Марианне казалось, что он не даст ей уйти от неприятного разговора, но потом его лицо осветилось улыбкой.
 — Знаю. — Опускаясь на колени перед огнем, он лениво проговорил: — Будь так любезна. Такая проза жизни мне совершенно недоступна.
 Она повеселела, узнав ленивый насмешливый тон, который тысячи раз слышала в Камбароне. Надвигающаяся схватка между ними неизбежна, но время для нее еще не наступило.


* * *

 — Ешь! — Джордан нахмурился. — Ты съела всего несколько крошечных кусочков.
 — Я сыта. — Она действительно съела очень немного поджаренной на вертеле зайчатины, но голод уже исчез. Аппетит у нее совсем пропал: наверное, из-за того, что всю дорогу она так мало ела. — Остальное тебе.
 — Ты наверняка проголодалась. Ведь у тебя не было во рту ни кусочка со вчерашней ночи.
 — Откуда ты знаешь? — И тут же, догадавшись, она покачала головой. — Вы были так близко? Джордан коротко ответил:
 — Нико.
 — Я чувствую себя полной дурой. Я совершенно не замечала, что кто-то за мной едет.
 — Никакая ты не дура. Нико — опытный следопыт, а мы ехали в нескольких милях позади. Ты справилась со всем лучше большинства мужчин. — Он перевел взгляд на пляшущие языки пламени, неловко выговорив следующую фразу: — Я был тобой горд.
 — Серьезно?
 —Да.
 — Почему?'
 — Конечно, это мелочи, не стоящие внимания, но я заметил в тебе такие качества, которых нет в других: ты никогда не сдаешься, ты очень умная и смелая, как лев. И еще по одной причине я гордился тобой. — Он по-прежнему не смотрел на нее. — Потому что ты моя.
 Она напряглась:
 — Я не твоя!
 — Пока — нет. Но я должен этого добиться. —Он поднял глаза и удержал ее взгляд. — Ты выйдешь за меня замуж, Марианна?
 Она изумленно уставилась на него:
 — Замуж?
 — Я решил, что только так смогу удержать тебя рядом. Ты никогда не нарушишь свои обеты.
 Глубокое удивление заставило ее выпалить первое, что пришло в голову:
 — Твоя мать их нарушила.
 — У нее были на то причины. Мой отец был последним подонком. Я не настолько глуп, чтобы последовать его примеру.
 — Это несерьезно!
 — Почему же?
 — Ты — герцог Камбаронский. И прекрасно знаешь, что такой брак неприемлем.
 — Ты поверила той чуши, которой кормила тебя Дороти, — грубовато парировал он. — Для меня этот брак приемлем, а я единственный, кого это касается. Остальной мир может провалиться хоть в преисподнюю.
 Марианна покачала головой.
 — Ты считаешь, что недостойна меня? Она возмущенно подняла голову:
 — С чего это я должна так считать? Скорее я для тебя слишком хороша. Он усмехнулся:
 — Тогда мы сходимся во мнениях.
 — Но я думаю вовсе не об этом. Они…
 — Мне надоело слышать о том, что скажут «они». — Лицо его посуровело. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и. Бог свидетель, я это сделаю!
 — Потому что я не согласилась стать твоей любовницей!
 — Даже если бы ты сейчас согласилась, меня это не удовлетворило бы. Мне нужно больше.
 — Почему?
 Джордан молчал, словно пытаясь найти нужные слова.
 — Я люблю тебя, — наконец с трудом выговорил он.
 Марианна почувствовала вспышку ослепительной радости. Это было чудо, бесценный дар. Ей хотелось…
 Это действительно было невероятно.
 Острая боль пронзила сердце, когда она осознала, насколько наивной была ее первая реакция. Она постаралась проглотить вставший в горле ком.
 — До чего же кстати. Джордан тихо чертыхнулся:
 — Кстати? Я еще никогда не говорил женщине, что люблю ее, а ты говоришь, что это кстати. Что ты думаешь, я этого хотел? Это не кстати! Это страшно больно!
 Если бы он знал о ее боли и мучениях, которые усиливались с каждой секундой!
 — Ты говоришь, что я не дура, и хочешь, чтобы я тебе поверила! — воскликнула она. — Я не дам второй раз меня провести, Джордан! — Она сжала дрожащие губы. — Я всегда считала тебя честным и не думала, что ты будешь лгать для того, чтобы получить от меня Джедалар.
 Он гневно сверкнул глазами:
 — Господи, я могу забрать этот твой проклятый Джедалар! Он здесь, в этом дворце!
 — Но ты не знаешь, как решается загадка. Для этого тебе нужна я!
 — Ты мне нужна. — Он помолчал. — Но не для этого. Если мне понадобится решить загадку, я справлюсь с этим сам. Почему ты не веришь мне?
 — Можно ли меня в этом винить? Он невесело улыбнулся.
 — Нет, наверное, это было бы слишком: надеяться на твое доверие. Мне придется доказать, что я говорю искренне.
 Марианна устало покачала головой:
 — Нет времени.
 — Чепуха, у нас сколько угодно времени. — Он не сразу смог справиться с раздражением и обидой. — Когда мы покончим с этим делом, я начну за тобой ухаживать как положено.
 Когда они покончат с этим делом, он не захочет даже смотреть в ее сторону. Эта мысль вызвала прилив неудержимого отчаяния. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до Джордана, почувствовать его тепло, которое отогнало бы холод будущего одиночества.
 — Нет!
 Он мрачно сжал губы:
 — Смирись с этой мыслью. Я обязательно найду способ сделать тебя моей. Я даже готов вести себя так цивилизованно и правильно, как только могла бы пожелать Дороти. Какого еще черта тебе от меня надо?
 Она проговорила дрожащим голосом:
 — Мне надо то, что было у нас в Дзлвинде. — Она помолчала, а потом добавила: — Сейчас. Он замер.
 — Несмотря на то, что ты мне не доверяешь? Она кивнула:
 — Мне не нужно доверие, мне нужно наслаждение.
 — О, так я должен быть для тебя игрушкой?
 — Разве тебе не этого хотелось от меня в Дэлвинде?
 — Не совсем. По правде говоря, в тот момент мои желания были не всегда понятны даже мне самому. — Он пожал плечами. — Но я не возражаю против такой роли. Ты можешь не сомневаться в том, что я постараюсь исполнить твои желания. Раздевайся.
 Она непонимающе воззрилась на него.
 — Ну, раз ты так горишь желанием, не думаешь же ты, что я буду тратить время на то, чтобы тебя обхаживать? — Он начал расстегивать рубашку. — Совершенно ясно, что тебе не нужны нежные слова.
 — Я что-то не помню, чтобы ты когда-нибудь говорил мне нежные слова.
 Его обольстительные речи всегда были терпкими и пронизанными откровенной чувственностью.
 — Но ты внимала им с благоговением юной служительницы Венеры. — Марианна заметила, что за его привычной насмешливостью прячется издевка. Он скинул рубашку. — Я еще не встречал женщины, которой так хотелось бы, чтобы ее убедили.
 — Ты пытаешься причинить мне боль.
 — С чего бы мне… Да. — Он скривил губы. — Но какое это может иметь значение? — Он сел на пол и начал снимать сапоги. — Любовная ссора возбуждает не меньше, чем любовная игра.
 Для Марианны это имело значение. Ей не хотелось, чтобы их последняя встреча была испорчена горечью и болью.
 — Но, возможно, я ошибся. Может быть, тебе нужно от меня что-то еще?
 Она обидела его. Бессознательно, неумышленно, но очень сильно обидела. Но как могла она поверить в искренность его предложения, если в этом месте, в этот момент он был для нее врагом. Марианна сняла плащ и бросила на пол.
 — Нет, я больше ничего от тебя не хочу.
 — Черта с два! — Глаза его пылали гневом. Он сделал глубокий вдох и буквально у нее на глазах снова превратился в того Джордана, которого она так хорошо знала, насмешливого и чувственного. Сев в кресло, он непринужденно откинулся на спинку. — Тогда тебе следует снять не только плащ. Мне начинает становиться скучно. Может, тебе надо помочь?
 — Нет. — Дрожащими пальцами Марианна начала расстегивать платье. — Я разденусь сама.
 — Ах, до чего же ты независимая! Я тебе когда-нибудь говорил, как меня восхищает это свойство?
 — Даже когда ты пытаешься его уничтожить?
 — Я никогда не хотел уничтожить твою волю или сломить твой дух. Я просто хотел направить их таким образом, чтобы никто, кроме меня, не мог ими наслаждаться. — Он встал, скинул с себя остальную одежду и снова уселся, чувствуя себя совершенно непринужденно, несмотря на наготу. — Однажды я гостил у султана Марокко, имевшего великолепный дворец, где он хранил свою очаровательную собственность. В то время я ему не завидовал. — Голос его звучал все глуше, пока взгляд скользил по ее теперь уже обнаженному телу. — А теперь завидую. Не пройдешь ли ты на середину комнаты?
 — Зачем?
 — Чтобы доставить мне удовольствие. Обещаю, что я, в свою очередь, отвечу тебе тем же.
 Марианна медленно прошла через комнату. Она остро чувствовала взгляд Джордана, скользивший по ее обнаженной фигуре. Резко остановившись, она повернулась к нему.
 — Это нелепо! Я чувствую себя, как рабыня, выставленная на продажу.
 — Какое ужасное испытание для независимой женщины! У меня не было такого намерения. Всего несколько шагов, пожалуйста.
 Марианна медлила — и вдруг поняла, чего он хочет. Она сделала еще несколько шагов и оказалась в многоцветном круге, созданном солнечными лучами, лившимися через витражное окно. Эти лучи, как теплые пальцы, прикоснулись к ее телу.
 — Великолепно, — тихо проговорил он. — Ты похожа на нереиду, резвящуюся под водой.
 Она посмотрела на себя и ощутила непонятное волнение, словно это была не она, а какая-то странная незнакомка. Ее тело пересекали алые и золотые линии, а между ними лежали пятна мягкого розового и лилово-голубого цветов. Интересно, какого цвета стали ее волосы в этом освещении? Подняв руку, она прикоснулась к ним, потом тряхнула головой — и они заструились по ее плечам тяжелой и чувственной волной. Все ее тело казалось каким-то другим, посылало незнакомые сигналы мозгу, словно принадлежало уже не ей, а какой-то загадочной женщине.
 — Нереиды должны быть прохладными и голубыми.
 — Может быть, в твоих витражах. — Она услышала, что Джордан встал с кресла. — Мои Нереиды купаются в солнечном свете и ничуть не прохладные.
 Он вступил в круг света и слился с ним. Нагой. Великолепный. Полный страсти. Щеки у него осунулись, светлые глаза, устремленные на нее, сверкали.
 — Разве не забавно? Скажи, ты не думаешь, что мы похожи на фигуры в витраже?
 — Нет. — Она с трудом сглотнула. — Витражи должны быть выставлены на всеобщее обозрение.
 — Да, я немного неприличен для всеобщего обозрения. — Его взгляд упал на ее груди. — И ты тоже, любовь моя.
 Она поняла, что он имеет в виду. Даже не прикосновения, а только одного взгляда оказалось достаточно, чтобы все ее тело затрепетало и налилось страстью и сладкая боль возникла в низу живота. Он стоял перед ней: поджарый, мускулистый, перечерченный огненными лучами, и невозможно было оторвать от него глаз.
 — Тебе это нравится, правда? — прошептал он. — Конечно, почему бы и нет? Когда ты делала свои прекрасные витражи, ты, наверное, иногда чувствовала, что становишься их частью. — Он помолчал. — Или хотела бы стать их частью. — Он шагнул к ней. — А теперь ты можешь это сделать.
 Марианна дрожала. Джордан возвышался над ней, и она ощущала себя маленькой, беспомощной и женственной.
 Он взял ее руку и прижал к своему телу.
 — Я всегда ревновал тебя к твоей работе. Ты это знала? — Ее пальцы пошевелились. Дрожь пронизала его тело, но он не отпускал ее руки, удерживая ее. — Тебе никогда не хотелось делиться ею со мною, а я хотел тебя всю. — Его другая рука прикрыла ее грудь. — Ты такая крошечная: твоей руки едва хватает, чтобы меня обхватить.
 Помолчав секунду, он мягко сказал:
 — Подумай, как мы с тобой сейчас выглядим. Представь себе, что мы — фигуры на одном из твоих витражей.
 Она закрыла глаза. В ее воображении возникла чудесная картина далеких лиловых холмов, на фоне которых она увидела его…
 О небо, она видит и себя тоже! Ее грудь затрепетала, когда он начал нежно проводить большим пальцем по бутону ее соска.
 — Я стал его частью? — прошептал он.
 — Да… — чуть слышно выдохнула Марианна. Он улыбнулся.
 — Мне этого мало. — Вдруг он поднял ее, положил ее ноги себе на бедра и глубоко проник в нее. — Я хочу быть не частью, а всем!
 Марианна вскрикнула, впиваясь пальцами в его сильные плечи.
 — Возьми меня. — Голос его звучал как глухое рычание. Его бедра отчаянно двигались вперед и назад, пока он удерживал ее, сделав частью своего тела. — Всего меня!
 Она уже стонала, почти хрипела, яростно пытаясь прижаться к нему еще теснее, словно она переродилась и перестала быть той загадочной женщиной, которая шагнула в многоцветный круг. Она как в тумане заметила, что он упал на колени, а потом уложил ее на пол. Дерево холодило спину, но солнце согревало кожу, а Джордан пылал жаром… Его лицо над нею казалось лишь темной тенью, но тело было окружено огненным ореолом.
 Вулкан, лихорадочно подумала она. Вулкан, бьющий своим молотом…
 Его темные волосы выбивались из-под ленты и при каждом движении скользили по ее груди.
 — Думай — обо — мне. — Он разделял слова мощными ударами бедер. — Я — должен…
 — Молчи! — ахнула она. — Я вообще не могу думать. Я даже не понимаю, что ты…
 Она выгнулась навстречу ему, сотрясаемая конвульсиями страсти. Джордан что-то хрипло выкрикнул.
 Они лежали в круге света, слившись воедино, сотрясаемые дрожью блаженства.
 — И ты думаешь, что сможешь отказаться от такого? — чуть слышно проговорил он.
 Нет, это он от нее откажется, печально подумала Марианна.
 — Я не хочу об этом говорить. Она ожидала, что Джордан будет протестовать, но спустя мгновение он сказал:
 — Хорошо. Наверное, мне надо быть довольным своими успехами. Надеюсь, мои услуги тебя удовлетворили?
 Она облизала пересохшие губы.
 — Дай мне встать, Я хочу вернуться к огню.
 — Подожди секунду. — Он приподнялся над ней, а потом помог ей встать на колени в круге яркого света. — Я хочу, чтобы ты запомнила еще один витраж. — Он встал перед ней на колени, взял ее за руки и заглянул в глаза. — Поверь, это правда. Я действительно тебя люблю. Я люблю .твое тело, и твой ум, и твою душу. — Он поднес ее руку к губам. — И я хочу получить все это. Мне жаль, что взамен я могу дать так мало. Я эгоистичен и самоуверен, и Грегор тебе скажет, что моя душа все время в опасности.
 Он мог дать очень много. Он остроумен и отважен, умен и честен. Марианне отчаянно хотелось протянуть руку и взять все, чем был он, но она не могла этого сделать. Риск слишком велик.
 Она промолчала.
 Джордан пожал плечами.
 — Я вижу, что ты тоже так считаешь. — Он обнял ее и притянул к себе. — И все равно это тебе не поможет. Судьба явно на моей стороне. — Он начал гладить ее по голове, мягко укачивая, словно маленького ребенка. — Зачем бы ей сводить нас вместе, если не для того, чтобы соединить навсегда? Иначе все было бы бессмыслицей.
 Ей не следовало позволять ему так себя обнимать. Она не ожидала нежности, не привыкла к ней и оказалась беззащитна перед столь сильным оружием. Оно гораздо сильнее, чем страсть. И расставание станет еще более трудным.
 Марианна не пошевелилась. Она не может отвернуться от него. Еще немного, еще…
 Ее руки тоже обхватили его, и они стояли на коленях, пока не погасли последние лучи заходящего солнца и окружавший их многоцветный круг не исчез.




 16.


 — Почему тебя называют Герцогом Бриллиантов?
 Язык Джордана нежно заскользил вокруг ее соска.
 — Откуда ты об этом знаешь?
 — Дороти как-то раз случайно упомянула это имя, но она тоже не знала подробностей — и сказала лишь, что это было как-то связано с мешочками бриллиантов и женщинами… Тогда мне это было не интересно.
 — А почему сейчас решила спросить?
 Потому что теперь она жаждет знать о нем все: и плохое, и хорошее. Ей надо ощутить его целиком, насладиться всем, что у него есть, взять все, что он дает ей. Потом у нее не будет ничего, кроме воспоминаний, и она хочет, чтобы в этих воспоминаниях он остался раскрытым до конца.
 — Расскажи мне!
 — Это было в далекой юности, — нетерпеливо ответил он. — Я уже давно не занимаюсь такими глупостями. — Он начал тереться щекой о ее грудь. — И моей жене не пристало слушать такое.
 — Но я тебе не жена.
 — Будешь.
 Марианна не стала с ним спорить. Так мало осталось этих драгоценных минут!
 — Я хочу знать. Он поднял голову:
 — Предупреждаю — тебе это не понравится. Она посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц и поддразнила его:
 — Это не может быть страшнее того, что я уже знаю.
 Он поморщился:
 — Как это успокаивает! Однако правда может оказаться неприятнее, чем ты предполагаешь. В моем беспутном прошлом есть такие детали, которых ты не знаешь и не должна знать. — Взяв ее руку, он прижался губами к ладони и рассеянно спросил: — Что это все-таки за запах?
 Она напряглась и попыталась вырвать у него руку:
 — Какой запах?
 Он понюхал ее ладонь.
 — Я уже и раньше его почувствовал. Он ужасно знакомый, но я никак не могу сообразить…
 — Лошадиный пот, — быстро ответила она. — Я же говорила тебе, что не имела возможности мыться. — Она заставила себя улыбнуться. — А ты должен быть достаточно деликатным, чтобы не говорить об этом. — Ей обязательно надо его отвлечь. — Или ты просто пытаешься уйти от ответа на мой вопрос? Я хочу знать о Герцоге Бриллиантов.
 Джордан нахмурился:
 — Господи, ты что — никогда не сдаешься? Он отпустил ее руку. Но надо сделать так, чтобы он потом не вспомнил об этом запахе. Упрямо подняв подбородок, она сказала:
 — Насколько я понимаю, весь свет знает, почему тебя так прозвали. По-моему, это в высшей степени несправедливо, что тебе известно обо мне все, а я…
 Она замолчала: он поднял руки в знак того, что сдается.
 — Это была просто вздорная прихоть. В конце ночи наслаждений я оставлял даме мешочек бриллиантов. В нем было столько камушков, сколько раз ей удавалось доставить мне удовольствие. — Он отвел взгляд. — Это породило некую соревновательность, которая тешила мое самолюбие.
 Он явно рассказал ей не все.
 — Дороти сказала, что за этим было что-то еще.. Что все смеялись, когда говорили об этом.
 — Дороти вообще не следовало с тобой это обсуждать. — Снова пожав плечами, он коротко бросил: — Им казались забавными места, где я оставлял бриллианты.
 — Места…
 Тут до нее дошло, и щеки у нее запылали.
 — Я же говорил, что тебе это не понравится.
 — Не понравится?! — Она села и потянулась за плащом. — По-моему, это мерзкий, гнусный разврат! — Она вскочила, завернулась в плащ и пошла к двери. — А ты — гадкий развратник.
 — Бога ради, куда ты?
 — Куда-нибудь, лишь бы уйти от тебя. В этом огромном дворце должно найтись место, где я смогу не видеть…
 — Это было много лет тому назад. Я был почти совсем мальчишкой. — Он тоже встал и вышел следом за ней в вестибюль. — Вернись к огню. Нельзя бродить по такому холоду.
 — Ты никогда не был мальчишкой. Ты родился похотливым негодяем, который…
 — Почему ты так разозлилась? — Он поймал ее за плечи. — Я рассказал тебе обо всем только потому, что ты этого потребовала.
 — Я не ожидала…
 Да, она не ожидала, что ей будет так больно. Она не ожидала, что картина пороков и разврата того юноши наполнит ее гневом и страданием. Она ошиблась. Нет, ей совсем не хочется узнать всего Джордана Дрейкена и думать о тех женщинах, которые были в его прошлом.
 — Почему ты удивляешься, что подобные действия шокируют меня?
 Он пристально посмотрел на нее.
 — Ты не была шокирована. — И чуть слышно добавил: — Ты ревновала.
 Она поспешно покачала головой.
 — Почему бы и нет? Если бы ты рассказала мне, что у тебя был твой собственный герцог бриллиантов, я захотел бы убить его… и тебя. — Он придвинулся к ней. — Но у меня на это есть причина. Я люблю тебя.
 — Ты не…
 Его губы прижались к ее губам, его язык затеял с ней шутливый поединок. Она потеряла дыхание, и когда он наконец поднял голову, Марианна не могла сказать ни слова.
 — И я думаю, что ты должна испытывать то же самое чувство. Или что-то очень к нему близкое.
 — Нет, — прошептала она.
 Джордан уже подхватил ее на руки и понес к лестнице.
 — Я хочу почувствовать тебя подо мной, — хрипло проговорил он, начиная подниматься по ступеням. — Как сегодня днем. Только на этот раз между нами не будет никаких преград. — Он остановился на последней ступени. — Кажется, это было именно здесь.
 — Я не хочу этого.
 Он положил ее на мраморный пол и нетерпеливо откинул полы плаща. Их тела встретились, и Марианна ахнула, ощутив жар и жесткое прикосновение его плоти.
 — Тогда убеди меня — и этого не будет. — Он двумя пальцами захватил шелковые завитки, окружавшие ее тайну, и нежно за них потянул. — Убеди меня.
 Страстная волна захлестнула ее, груди стали тяжелыми и горячими. Лунный свет, струившийся сквозь узкие окна лестничной площадки, ледяным сиянием тронул хрустальные подвески люстры у него над головой. Холод и жар. Тьма и огонь. Властность и покорность. Марианна проклинала победившую ее страсть, пытаясь вновь вернуть вспыхнувший гнев.
 — Я не из тех женщин, которым ты дарил эти свои мешочки. Я не допущу, чтобы ты обращался со мной…
 — Ш-ш. — Он прикоснулся пальцами к ее губам, заставляя замолчать. — С тобой у меня никогда не будет этого. — Его глаза вдруг озорно блеснули. — Хотя когда-нибудь я, наверное, подарю тебе бриллианты. — Почувствовав, что она возмущенно напряглась, он подался вперед и прошептал ей на ухо: — У моего поверенного в Лондоне хранятся два гигантских бриллианта. Они очень красивы, у них чистая и смелая игра. Они похожи на тебя, Марианна.
 — Мне не нужны твои бриллианты.
 — Но эти ты примешь. — Два его пальца оказались глубоко внутри нее. — Потому что мы поместим их вот сюда.
 Снова ахнув, она выгнулась ему навстречу.
 — Мне нравится мысль надеть на тебя мои бриллианты, любимая. — К двум пальцам прибавился третий, они скользили туда и обратно, ритм ускорился. Она кусала губы, с трудом сдерживая крик. — По-моему, тебе эта мысль тоже нравится. Надеюсь, ты сможешь носить их, когда будешь работать, сидеть за столом, ездить верхом и ходить. И при каждом твоем движении они будут тереться друг о друга, а ты — испытывать острое наслаждение.
 Эти безумные слова возбуждали ее так же сильно, как и ощущение его пальцев внутри. Страсть ее достигла предела. Снедаемая ее жаром, она почти не ощутила, что он шевельнулся, меняя свое положение. С дразнящей улыбкой Джордан прошептал:
 — А для меня будет огромным удовольствием вынимать их, когда мы соберемся сделать вот это.
 И он ворвался в нее, проникнув до самого ее центра.
 Марианна вскрикнула и откинулась назад. Он положил ее ноги себе на бедра и отдался порыву страсти, которая была почти жестокой в своей силе.
 Она могла только стонать, бессильно цепляясь за его плечи. Ощущения, которые она испытывала в эти минуты, невозможно было бы выразить словами. Марианна думала, что большего уже не выдержать, но он давал еще и еще… И все равно этого ей казалось мало. Он был воплощением бушующей силы и мужественности, а она — женщиной, разделяющей его необузданную и беспредельную страсть.
 Когда наступил момент апогея, она содрогнулась, и ее торжествующий крик эхом разнесся под высокими сводами пустынного дворца.
 Задыхаясь, Джордан поднял голову и посмотрел прямо ей в лицо.
 — Я был слишком резок. Я не сделал тебе больно? С тобой все в порядке?
 С ней все было в порядке, если не считать страшной слабости, охватившей все ее тело, и такого ощущения, словно весь мир умер и был рожден заново.
 — Ты не сделал мне больно.
 — Мне надо было, чтобы ты поняла. — Он нежно погладил ее щеку. — Герцог Бриллиантов жил давным-давно, это был совсем другой человек. Я воскрешу его для тебя только тогда, когда это сможет принести тебе наслаждение. — Он так хотел, чтобы она верила ему! — Теперь это только для тебя. Понимаешь?
 —Да.
 — Но я чувствую, что ты по-прежнему мне не доверяешь.
 Как горько прозвучала эта фраза. Может быть, он ожидал возражений, надеялся, что она опровергнет его слова.
 Но она промолчала, хотя в эту минуту почти готова была поверить ему, почти убедила себя, что он ее любит.
 Почти.
 — Я замерзла; — прошептала она. Надежда погасла в его взгляде, но он заставил себя улыбнуться:
 — Ничего удивительного. — Поднявшись на ноги, он помог ей встать, а потом закутал в плащ. — Давай вернемся к огню. — Взяв за руку, он повел ее вниз по лестнице.
 Она была в плаще, а он совершенно обнажен.
 — Тебе, наверное, тоже холодно. Он покачал головой.
 — У меня такое чувство, словно мне больше никогда не будет холодно. — Закрыв дверь комнатки, он подвел ее к огню, перед которым расстелил овчину. — Ложись. Я буду обнимать тебя, пока ты не заснешь.
 Вот так же он обнимал ее в Дэлвинде каждую ночь. В те недели ее переполняли страх и обида, и она не ценила эти сладкие минуты нежности и близости. Ну что же, у нее есть сегодня, которым можно насладиться сполна.
 Марианна устроилась рядом с Джорданом у огня. Она не станет думать о завтрашнем дне. Он так нежно ее обнимает… Ей хочется хотя бы на несколько часов забыть обо всем, поверить, что его слова — правда и чувство к ней сильнее, чем желание получить Джедалар.
 И что существует любовь, которая живет вечно.


* * *

 — А, вот это великолепно!
 Марианна сонно приоткрыла глаза и увидела, что в дверях стоит Грегор.
 — Бога ради, Грегор! —Джордан схватил лежавший рядом с ними на полу плащ и накрыл Марианну. — Тебе что, не пришло в голову постучать?
 — Я очень спешил. — Он расплылся довольной улыбкой. — Не смущайтесь: вы вместе прекрасны. — Но мимолетная радость внезапно исчезла с его лица, и голос прозвучал тревожно: — И лучше, чтобы вас нашел я, а не Небров.
 — Небров! — Похолодев, Марианна села и дрожащей рукой откинула со лба волосы. — Он здесь?
 — Пока нет. Нико говорит, что он может появиться через два часа.
 — Сколько? — спросил Джордан.
 — Сотня человек, а может — больше. Едут очень быстро.
 — Против двадцати! — Джордан гневно выругался. — Они знают, что Нико их видел? Грегор покачал головой.
 — Тогда мы должны застигнуть их врасплох. — Джордан начал поспешно одеваться. — Им придется проезжать через холмы, как и нам. Там наверняка найдется место, где мы могли бы…
 — Нет, — сказала Марианна. — Приведи его сюда.
 Джордан кинул на нее настороженный взгляд.
 — Что?!
 — Приведи его ко мне.
 — Черта с два!
 — У тебя слишком мало людей, чтобы вступить с ним в бой.
 — Думаю, это не так, — сказал Грегор. — Один наш человек стоит троих людей Неброва.
 — Вы все равно остаетесь в меньшинстве, — возразила Марианна. — Спрячьте ваших людей здесь, во дворце, а потом поезжайте навстречу Неброву и скажите, что хотите с ним договориться. Скажите, что, если он пощадит вас и ваших людей, вы отдадите ему меня и Джедалар. — Подняв руку, она прервала протесты Джордана. — Потом приведите его сюда, ко мне. У вас будет возможность рассчитаться с ним.
 — Давай обговорим все очень точно. Я должен привести его к тебе? — осторожно спросил Джордан. — Ты хоть представляешь, что он может с тобой сделать?
 — Конечно, представляю. Но, кроме того, я знаю, что он не станет убивать меня, пока не найдет вход в туннель, — спокойно ответила она. — А это даст нам щанс раз и навсегда от него избавиться.
 — Черт подери, я не буду еще раз делать тебя приманкой!
 — Ты никогда не мог меня сделать тем, чем я не хотела бы быть. — Марианна повернулась к Грегору. — Объясни ему: если мы отсечем голову — змея погибнет. Люди Неброва не станут на нас нападать после смерти своего господина.
 — Это верно, — согласился Грегор. — Но отсечь голову будет непросто.
 — Согласитесь, что здесь у нас на это больше шансов, чем если вы нападете на весь его отряд в холмах.
 — Марианна права, — сказал Грегор Джордану. — А если мы потерпим поражение, он все равно явится сюда за ней.
 — Не явится, если она поедет с нами.
 — Я не поеду с вами. — Она решительно встретила его взгляд. — Тебе придется привязать меня к седлу. Приведи его сюда.
 — Какого дьявола ты так заупрямилась?
 — Потому что я права. — И она устало добавила: — И потому, что этому пора положить конец. Ты когда-то сказал мне, что Небров никогда не отступится. И с тех пор ничего не изменилось. — Ее лицо посуровело: — Если не считать того, что он сделал с Алексом. Я не могу допустить, чтобы он глумился над людьми, которых я люблю. Он заслужил смерть.
 — Он умрет. Но не здесь. Не с тобой…
 — Приведи его сюда, или я сама поеду ему навстречу, чтобы все сделать.
 — Будь ты проклята, — тихо сказал он тоном, полным отчаяния. Еще секунду посмотрев на нее, он резко повернулся: — Пошли, Грегор. Мы получили приказ. Пошли, приведем ей этого подонка.
 — Я буду ждать в дворцовой церкви, — сказала Марианна.
 Джордан оглянулся, на его лице застыл недоуменный вопрос.
 Она покачала головой:
 — Я не буду молиться о спасении. Я же сказала тебе, что Джедалар там. Еще раз провести Неброва не удастся. Я должна буду показать ему то, что он хочет увидеть.
 — Ты клялась, что никогда этого не сделаешь.
 — Обстоятельства изменились. У меня нет выбора.
 — Ты же знаешь, что я тоже здесь буду. Что бы ты ни показала Неброву, я это тоже увижу. — Он помолчал. — Даже после того, как мы от него избавимся, ты окажешься проигравшей.
 — Я знаю, что проиграю. — И ее проигрыш будет гораздо сокрушительнее, чем он может себе представить. — Я буду думать, об этом тогда, когда это произойдет.
 — Марианна… — Он шагнул было к ней, но сразу же остановился. — Черт подери, у нас нет времени!
 Повернувшись, он стремительно вышел из комнаты. Грегор помедлил немного:
 — Не вини его. Он этого не хочет.
 — Я никого не виню. — Марианна уже начала верить тому, что Джордан сказал о неотвратимости судьбы. Больше никак нельзя было бы объяснить запутанные нити, соединившие их жизни. — Нет, это неправда. Я виню Неброва.
 Он испытующе вгляделся в ее лицо.
 — Ты больше его не боишься.
 — Хотела бы я, чтобы это было так, — устало ответила Марианна. — Просто я не могу позволить страху меня остановить. Долгие годы этот страх заставлял меня думать, что я беспомощна. Нет, я вовсе не беспомощна. Он убил мою мать и похитил Алекса. Я не допущу, чтобы он повредил еще кому-то.
 — Грегор! — раздался оклик Джордана из вестибюля. Грегор поколебался еще секунду и вышел.
 Марианна подождала, пока не раздался цокот подков по мощеному двору, а потом быстро оделась. Выйдя из комнаты, она направилась в церковь.
 У нее еще два часа, а может, и меньше. Этого времени ей должно хватить: ведь она начала свои приготовления еще вчера.
 Распахнув дверь церкви, она на мгновение застыла, глядя на великолепный витраж справа от алтаря.
 Она сказала Джордану, что не будет молиться о спасении, но все же вполголоса пробормотала молитву.
 Иногда судьбе нужно немного помочь.


* * *

 Они приближаются.
 Марианна напряглась, услышав топот сапог по мраморным полам дворца. Ужас ледяными пальцами сдавил ее сердце, она поняла, что еще несколько секунд — и через эту дверь в дворцовую церковь войдет Небров.
 — Бабушка, помоги мне, — Марианна подняла глаза к витражу.
 Она не имеет права на страх. Все готово. Но вдруг что-то не получится? Это будет означать…
 — Если ты надеялась избежать наказания, назначив нашу встречу в церкви, то глубоко ошибаешься, — сказал Небров. — Я обещал Дрейкену сохранить ему жизнь и дать уехать отсюда вместе с его людьми, но твоя жизнь в договор не включалась.
 Собрав все свои силы, Марианна встала со скамейки, на которой сидела у стены, и повернулась лицом к нему.
 Глаза Неброва сверкали возбуждением и торжеством. Он шел к ней в сопровождении Джордана и четырех солдат, одетых в зелено-золотую ливрею людей Неброва.
 — Добрый день, ваше сиятельство, —поздоровалась она с ним.
 — Джедалар, — нетерпеливо произнес он. — Я думаю, мне нет нужды объяснять тебе, что я сделаю, если ты еще раз попытаешься меня провести: просто перережу тебе глотку.
 — Угрозы ни к чему, — сказал Джордан. — Она обещала показать вам то, что вы хотите видеть.
 — Я дам вам Джедалар. — Марианна посмотрела на солдат. — Но неужели вы действительно хотите, чтобы они тоже его увидели? Царь Павел убедился в том, что свидетели опасны и неудобны.
 Небров поколебался, а потом властно махнул рукой:
 — Ждите в вестибюле.
 Когда за охранниками закрылась дверь, Марианна пошла к царским вратам.
 — Куда ты направилась? — резко спросил Не-бров.
 — Джедалар лежит здесь. — Она подняла витраж. — Мне надо встать на столик, чтобы заменить Джедаларом нижнюю левую панель вот этого окна. Надо, чтобы кто-то подал мне витраж, — осторожно, чтобы он не разбился.
 — Я это сделаю. — Джордан быстро подошел к ней и встал рядом. Взяв Джедалар, он посмотрел на него. — Радуга…
 — Бабушка всегда говорила, что жизнь полна радуг, которым надо верить: они обещают счастье. Если следовать за ними, — негромко прибавила она, — получишь награду.
 — Какую награду? — Небров встал рядом с ними, вглядываясь в витраж. — Так это правда? В туннеле действительно есть сокровищница?
 — Бабушка говорила, что царь строил планы относительно создания такого хранилища. Полагаю, вам придется проверить это самому. — Придерживая юбку, Марианна вскарабкалась на столик, осторожно раскачав панель, которую заранее освободила от скреп, вынула ее из окна и передала Джордану, взамен получив радужный Джедалар. Еще несколько секунд — и он оказался на нужном месте.
 Обернувшись, она удовлетворенно кивнула.
 — Он поставлен правильно. Солнце сейчас скрылось за тучей, но, кажется, через несколько минут мы кое-что увидим.
 — Увидим что? — спросил Небров.
 — Полагаю, то, ради чего сюда явились? — Джордан снял Марианну со столика. — Карту?
 — Да. Полный план туннеля. Солнечный свет проникает через витраж, и…
 Яркий поток света залил церковь, и дальнейших объяснений не потребовалось. Вся комната заполнилась великолепными цветами и темными тенями.
 Небров вскрикнул и направился в левую сторону церкви, туда, где тень радужного витража упала на одну из больших, пронизанных жилками мраморных плит, составлявших пол помещения.
 Джордан последовал за ним, но Марианна осталась стоять у самых царских врат. Она знала, что они сейчас видят. Дуги радуги пересеклись с жилками мрамора, составив узор, оказавшийся удивительно сложным и детальным.
 — Мрамор Завкова. Весь мрамор для этого дворца добывался в небольшой каменоломне неподалеку от деревушки Завков, в Сибири. Моя бабушка много недель провела там, чтобы найти мраморную плиту с подходящими жилками, которые идеально сочетались бы с Джедаларом.
 — Ключ и замок, — пробормотал Джордан. Подняв голову, он посмотрел на Марианну. — Блестяще.
 — Вот тут небольшой квадрат может означать сокровищницу. — Небров склонился над плитой. — Похоже, она неподалеку отсюда, в начале туннеля. — Стремительно повернувшись к ней, Небров прорычал: — Но где здесь вход? Какой толк в карте, если там не отмечен вход?
 — Царь знал, где вход, — спокойно сказала Марианна. — Карта была нужна только для указания сложных, запутанных переходов, но как попасть в туннель, ему было известно.
 — И ты тоже знаешь. — Небров угрожающе сощурился. — Где вход?
 — Я вам скажу. — Она помолчала. — Если вы пообещаете отпустить меня, как пообещали Джордану и Грегору.
 — Мне не надо ничего тебе обещать. Я могу силой вытянуть из тебя все сведения.
 — Да, но на это нужно время, а я вижу, как вам не терпится войти в туннель. Неужели проволочка стоит того удовлетворения, которое вы получили бы, наказывая меня?
 — Возможно. — Он пожал плечами. — Ладно. Даю тебе слово.
 Марианна прекрасно знала, что его слово ровно ничего не значит, но ей необходимо было изобразить тревогу, чтобы он не заподозрил неладное. Она указала на пол слева за вратами:
 — Третий камень. Он установлен на петли и легко поднимается. Оттуда лестница ведет вниз, в туннель. Небров нетерпеливо шагнул вперед.
 — Подождите. — Она подошла к столу и зажгла один из керосиновых фонарей, которые приготовила заранее. — Там вам понадобится вот это.
 Небров уже поднял плиту и вглядывался вниз, в темноту. Взяв у нее из рук фонарь, он начал спускаться. На третьей ступеньке он остановился и осторожно проверил каменную дверь, чтобы убедиться в том, что снизу ее так же легко открыть, а потом посмотрел вверх, на Марианну с Джорданом, и мрачно усмехнулся:
 — О нет, я не намерен спускаться вниз один, чтобы вы могли замуровать меня в туннеле, как в склепе.
 — Позвать ваших людей? — спросил Джордан.
 — Нет. Сначала я хочу проверить, что в сокровищнице. Вы оба пойдете со мной. — Обращаясь к Джордану, Небров добавил: — Немыслимо лишить вас удовольствия видеть то, что вы уже столько лет пытались найти, Дрейкен. — Он снова вылез наружу, вытащил пистолет и указал в ожидающую их темноту: — После вас.
 Джордан начал спускаться по ступеням.
 Небров повернулся к Марианне:
 — А теперь ты.
 Она постаралась, чтобы на ее лице ничего не отразилось.
 — Если мы пойдем все вместе, нам понадобится еще один фонарь.
 Когда он отрывисто кивнул, она зажгла второй приготовленный заранее фонарь, повернулась и начала спускаться.
 Джордан дожидался ее у последней ступеньки.
 — Какой здесь стоит странный запах, — пробормотал он.
 Он догадался!
 А может быть, и нет: отступив на шаг, он посмотрел на Неброва.
 Небров взмахнул пистолетом:
 — Идите. Прямо по главному туннелю, никуда не сворачивайте. — Он шел за ними по темному коридору, все время озираясь. — Сокровищница была отмечена слева, — пробормотал он. — Где она, черт подери?
 — Мы еще очень мало прошли, — сказала Марианна.
 Неожиданно Джордан замедлил шаги. Нет, ему нельзя сейчас останавливаться!
 Марианна толкнула его сзади, заставив сделать еще несколько шагов.
 — Может, она…
 — Вот она! — Небров смотрел на темное квадратное отверстие слева от него. — Болваны, еще немного — и вы прошли бы мимо!
 — Здесь слишком темно! Марианна. — Я ничего не вижу. — жалобно проговорила
 Небров уже стоял посередине комнаты, освещая ее своим фонарем.
 — Сундуки! — радостно воскликнул он, осматривая огромную комнату. — Сундуки и… бочонки!
 Страх заставил его широко раскрыть глаза, когда он понял, где именно находится. Он поспешно рванулся из комнаты.
 Но на пороге стояла Марианна с высоко поднятым фонарем в руках. Ее отчаянный крик повторило эхо подземелья:
 — Джордан, беги!
 И она с силой швырнула керосиновый фонарь на землю.
 — Обратно в церковь!
 Порох, который она рассыпала на пороге комнаты, взорвался стеной пламени, замуровавшей Неброва в «сокровищнице».
 Джордан схватил ее за локоть, и они стремительно бросились по коридору к лестнице, ведущей в дворцовую церковь:
 — Господи, это была вовсе не сокровищница, а пороховой погреб!
 — Скорее, — с трудом выговорила она, — бочонки скоро взорвутся! Я рассыпала порох в каждом из ответвлений туннеля. Деревянные опоры свода загорятся…
 Пронзительный вопль, от которого вся кровь застыла в ее жилах, на мгновение заставил ее остановиться.
 Небров вырвался из комнаты, он был весь охвачен пламенем. Эта огненная страшная фигура, как в кошмарном сне, двинулась за ними.
 — Не смотри на него! — Джордан подтолкнул ее к лестнице, которая была уже совсем близко. — Поднимайся вверх, скорее!
 По туннелю что-то просвистело, напомнив порыв ветра. Марианна поняла, что это пылающий Небров поджег порох, рассыпанный ею по главному проходу. Еще один ужасающий вопль — и Небров скрылся в море бушующего огня.
 — Боже! — Джордан увидел пламя, переметнув-аееся с пола на ее юбки, и попытался сбить его.
 — Перестань! Ты сожжешь себе руки! Джордан продолжал одной рукой сбивать пламя, а другой протащил ее вверх по последним ступенькам.
 — Неужели нужно было засыпать порохом весь туннель? Одного порохового погреба тебе было мало? Марианна поднялась с каменного пола церкви:
 — Я должна была действовать наверняка. Джордан громко захлопнул крышку люка:
 — И при этом чуть не сжечь себя! Она с трудом переводила дыхание:
 — Надо было… действовать…
 — Наверняка, — договорил за нее Джордан. — Этот погреб близко от дворца? Нас всех не разнесет на кусочки?
 Она покачала головой:
 — Он на середине холма. Руки… дай я посмотрю на твои руки.
 Джордан не обратил на ее просьбу внимания.
 — Мне показалось, что он ближе.
 — Я не думаю… Взрыв сотряс дворец.
 Джордан схватил ее и прижался к самой стене. Она лежала в его объятиях и смотрела, как по мраморному полу зазмеилась неровная трещина, протянувшаяся через всю церковь. Взрыв следовал за взрывом.
 Она услышала грохот и испуганные крики в вестибюле, но в церковь никто не отважился войти.
 Наконец взрывы прекратились, и густой дым стал наполнять помещение, черные столбы его выбивались из огромных трещин в полу.
 — Нам надо отсюда выбираться, — прошептала она. — Сейчас уже все туннели под дворцом пылают.
 — Отсюда есть еще один выход? Она покачала головой:
 — Нам придется идти через дворец. Джордан поднялся и помог ей встать на ноги.
 — Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь попробовал нас остановить. Судя по этим крикам, люди Неброва были озабочены только тем, как отсюда унести ноги.
 Он повел Марианну через церковь по направлению к двери. Перешагивая через зияющую в полу трещину, ока увидела кипящий, всепожирающий огонь — словно под ними разверзся ад. Небров находился в этой огненной преисподней: она обрекла его на ужасную смерть. Но раскаяние не мучило ее.
 Марианна напомнила себе, что она в церкви, святом месте, и не имеет права предаваться такой нечестивой радости по поводу страданий ближнего.
 — Я сдержала слово, мама, — прошептала она.
 — Идем! — поторопил ее Джордан.
 Как он и предсказывал, в коридоре не было ни души, он был наполнен клубами густого черного дыма. Когда они выбрались в вестибюль, у нее страшно щипало глаза, так что она с трудом различала потускневшие осколки хрустальной люстры, разбившейся на лестнице. Умирала красота великолепного, роскошного дворца!
 А еще через секунду они оказались на улице, и чистый, холодный воздух наполнил ее легкие. Здесь тоже виден был дым: казалось, половина холма охвачена огнем. Во дворе царил хаос: испуганно ржали и рвались лошади, бегали с пронзительными криками солдаты Неброва.
 — А, вот и вы, — с облегчением сказал Грегор, возникший непонятно откуда. — Я уже было собирался кинуться внутрь к вам на выручку. Очень мило с вашей стороны избавить меня от беспокойства. Небров?
 — Мертв. — Джордан крепче сжал талию Марианны и потащил ее через двор. — Давай выбираться отсюда. Огонь вот-вот прорвется сквозь пол дворца. Все наши люди в безопасности?
 Грегор кивнул:
 — Почему бы им не быть в безопасности? Боя-то ведь не было. Как только начались взрывы, все люди Неброва поспешили убежать из дворца. Им показалось, что наступает конец света. Я отправил наших людей с лошадьми к подножию холма. — С отвращением поморщившись, он кивком указал на суетящихся во дворе людей. — И это называется «солдаты»?!
 К тому времени, как они прошли половину склона, дворец уже утонул в пламени. Марианна оглянулась на него, почувствовав глубокую печаль.
 — Он заслуживал смерти, — тихо сказал Джордан. — Если бы ты не сделала этого, я сам убил бы его.
 Она изумленно уставилась на него:
 — Я не думала о Неброве.
 — Да?
 — Бабушкина работа. Все ее прекрасные витражи — они погибли безвозвратно…
 Грегор хохотнул, обменявшись взглядом с Джорданом.
 — Естественно, ты печалишься об окнах, а не об этой твари. Все вполне понятно, а, Джордан?
 Но Джордан уже не смотрел на пылающий дворец. Его взгляд был устремлен вниз, на огромную воронку — результат взрывов. Она знала, что сейчас он думает не о гибели Неброва или уничтожении дворца, а о той страшной опасности, нависшей над Кассаном, и никогда не простит ей разрушенных туннелей, которые были нужны для его спасения.
 — Я должна была это сделать!
 — Нет, ты захотела это сделать, — непреклонно ответил он. — Здесь большая разница. Ты рассыпала порох во всех ответвлениях туннеля еще до того, как Нико увидел Неброва и его отряд.
 — Разве ты не понимаешь? — спросила она. Как ей хотелось бы, чтобы он все понял! — Бабушка создала Джедалар. Она была участницей этого ужаса в туннелях, и ей необходимо было исправить то, что она сделала. Она заставила нас с мамой дать клятву, что туннель больше никогда не будет использован для того, чтобы убивать людей. Она точно рассчитала, как это сделать. Ведь она знала, что царь предназначил одну из комнат для хранения оружия и пороха, и… — Марианна замолчала, увидев, что лицо Джордана остается совершенно бесстрастным. Она ведь и не надеялась, что он простит ее. Устало она сказала: — Да, я захотела это сделать. Даже если бы я не давала той клятвы, я все равно разрушила бы туннель.
 — Почему? — спросил Грегор.
 — Потому что моя бабушка была права. Война — это зло, а туннель был орудием войны. Ведите свои войны тем оружием, которое у вас есть. — Она взглянула Джордану прямо в глаза. — Я рада, что это сделала.
 — Ну а я не рад. Я страшно зол на тебя. — Он взял ее за локоть и потащил вниз, к ожидающему их отряду. — Но я подожду вымещать на тебе свой гнев, пока мы не проверим, нет ли у тебя ожогов.
 Силы небесные, она чуть не забыла про то пламя, которое едва не пожрало их обоих.
 — Я не обожглась. Это ты… — Ее взгляд упал на его руки. Она ужаснулась. Тыльная сторона руки была покрыта красными полосами. Значит, его ладони в еще худшем состоянии. — У тебя ожоги! Тебе больно.
 — «Больно» — это очень точное слово. — Он сжал губы. — И от этого мое настроение отнюдь не улучшается.
 — Мне очень жаль, — прошептала она. — Я не хотела, чтобы ты страдал.
 Лицо Джордана ничуть не смягчилось:
 — Тогда тебе не надо было взрывать туннель. Не исключено, что ты сумела одним ударом причинить вред огромному количеству людей.
 Марианна покачала головой. Бесполезно спорить с ним по этому поводу: совершенно ясно, что ни один из них не убедит другого.
 — У меня в седельной сумке есть целебная мазь, которая тебе поможет, — сказал Грегор.
 Марианна еще раз посмотрела через плечо на пылающий дворец. Как ей хотелось бы, чтобы существовала мазь, с помощью которой можно было бы залечить боль разрыва, который произошел между ней и Джорданом.
 «Но что это я скулю как побитая собачонка?» — осуждающе спросила себя Марианна. Она знала, на что идет и каков будет результат ее поступка. Теперь ей остается только принять случившееся. Господи, только бы боль немного стихла!


* * *

 Когда они оказались на деревенском постоялом дворе, Грегор принялся распоряжаться. Его гулкий голос заставил хозяина и слуг забегать со всех ног, приготавливая комнаты, ванны и еду для всех них и чистые бинты, чтобы перевязать ожоги Джордана.
 Уже через час Марианна смогла погрузиться в лохань с горячей водой в простой, но приятно обставленной комнате. Она три раза сполоснула волосы, но все равно они пахли дымом.
 Она сидела в воде, устало закрыв глаза. Может быть, ей и удастся смыть с тела запах, напоминающий Об ужасном происшествии в туннеле, но оправиться после случившейся трагедии она вообще никогда не 'сможет. Слишком многим она пожертвовала из-за одного этого поступка.
 — Нам уже к завтрашнему утру надо быть далеко отсюда.
 Открыв глаза, она увидела стоящего в дверях Джордана. На нем были черные лосины и свободная белая полотняная рубашка. Марианна вспомнила, что в тот первый вечер в Дэлвинде на нем тоже был черно-белый наряд. Нет, ей нельзя вспоминать о Дэлвинде.
 Она посмотрела на его аккуратно перебинтованные руки:
 — Насколько это серьезно?
 — Только небольшие волдыри. — Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. — Ты меня слышала? Нам завтра надо уезжать в Кассан. — Он подошел к лохани и потянулся за большим полотенцем, которое слуга положил рядом. — Я знаю, что тебе надо бы отдохнуть, но из этого горящего туннеля огонь вырывается на всем пути до Москвы. Можно не сомневаться, что царь отправит людей расследовать, что происходит. Вставай!
 Марианна поднялась на ноги, он завернул ее в полотенце и вынул из лохани.
 — Твои руки!
 — Молчи. — Он неловко вытер ее. — Царь и без того нервничает теперь, когда на горизонте маячит Наполеон. А тут еще он обнаружит, что совершенно беззащитен перед нападением противников.
 — Он должен быть мне благодарен. Наполеон не сможет неожиданно напасть на Москву, используя тайные ходы туннеля.
 — Это будет для него слабым утешением, когда он узнает, что имел такое оружие, с помощью которого мог бы нанести сокрушительное поражение Наполеону, а ты его уничтожила. Я хочу, чтобы в этот момент мы уже направлялись к границе.
 — Я думала, ты на меня зол.
 — Я на тебя зол.
 Говорил он отрывисто, лицо его оставалось сурово-непроницаемым. Он распространял вокруг себя атмосферу досады и неудовольствия, которая была почти физически ощутимой.
 — Тогда почему ты пытаешься меня защитить?
 — Одно не имеет никакого отношения к другому. Он по-прежнему вытирал ее своими обожженными руками.
 — Ты прекратишь это? — Она отняла у него полотенце. — Ты себе повредишь. И почему это одно не имеет отношения к другому?
 — Я не намерен лишать себя того, что хочу иметь, хотя, честно говоря, желал бы свернуть тебе шею. — Он кинул на нее сердитый взгляд. — Никто тебя у меня не отнимет. Ни царь, ни Наполеон, ни Веллингтон, ни даже ты сама.
 В ней вспыхнула надежда, но она побоялась признаться в этом:
 — Ты по-прежнему хочешь, чтобы я была твоей любовницей?
 — Ты что, не слышала ничего из того, что я говорил? Мы поженимся, как только приедем в Кассан. — Он мрачно добавил: — Если я смогу помешать воран казнить тебя за твой идиотизм.
 Поженятся! У нее перехватило дыхание. Прежде она не позволяла себе поверить, что он говорит серьезно, а уж теперь…
 — Почему?
 — Если ты рассчитываешь услышать нежное признание в любви, то сейчас не время задавать подобный вопрос.
 — Я не буду просить у тебя прощения. Я сделала то, что должна была сделать.
 — Знаю. — На какую-то долю секунды его лицо немного смягчилось. — Я не настолько несправедлив, чтобы обвинять тебя за то, что сделал бы и сам. Я отнял бы у тебя Джедалар, если бы нашел способ это сделать. Ты разрушила то, на что я возлагал надежды, и я считаю это неприемлемым. Но это не значит, что ты сама становишься неприемлемой. Это все никак не связано с отношениями, существующими между нами.
 — Да? — прошептала она.
 — Если не считать того, что я настолько зол, что готов сорвать с тебя это полотенце и швырнуть тебя в сугроб, — резко сказал он. — Ради Бога, неужели ты не знаешь, что между нами нет разговора о прощении? Чтобы ты ни сделала, я никогда не смогу от тебя отвернуться. — Он направился к двери и открыл ее. — Ложись спать. На рассвете будь готова к отъезду.
 И он громко хлопнул дверью.
 В его манере и словах не было сентиментальности я нежности. Но она приняла все, что он дал ей: гнев и понимание, суровость « обещание вечности.
 Марианна смотрела на захлопнувшуюся за ним дверь, чувствуя изумление… и зарождающуюся радость.


* * *

 Когда она открыла дверь комнаты Джордана, на улице уже сгустились сумерки.
 Джордан лежал на постели все еще одетый и смотрел в окно на пожары, пылающие на всем протяжении туннеля.
 Он повернул голову на звук открывшейся двери:
 — Я сказал тебе, чтобы ты ложилась. Марианна не видела его лица, но тон не внушал особых надежд.
 — Мне надо было тебя увидеть. Иначе я не смогу заснуть. — Она закрыла дверь и подошла к нему. — Тебе больно?
 — Да, и я это очень плохо переношу. Так что тебе лучше вернуться в свою комнату и оставить меня в покое.
 — Я не могу этого сделать.
 — Ты об этом пожалеешь. Когда мне больно, Я склонен бросаться на всех.
 — Тогда я найду твое поведение неприемлемым. — Она легла рядом с ним. Слова, которые она пришла сказать, давались ей с трудом, и она не хотела видеть его лица. Повернувшись к нему спиной, она тихонько сказала: — Но тебя я неприемлемым не сочту. Никогда. Она почувствовала, как Джордан напряженно замер.
 — Эти слова звучат немного знакомо.
 — Это прекрасные слова. Ты никогда еще не был так красноречив.
 — Господь свидетель: ты непривередлива.
 — Нет, я очень привередлива. Мне необходимо все. — Она помолчала. — Но и взамен я тоже дам тебе все.
 Джордан не протянул рук, чтобы обнять ее.
 — Например? — спросил он глухо, уткнувшись в ее волосы.
 — Я пойду для тебя на любой бой. Ты хочешь, чтобы этот Наполеон был побежден. Я тебе помогу.
 — Тебе следовало бы подумать об этом сегодня днем.
 — Я рожу тебе детей. Наверное, я буду хорошей матерью. — И с трудом она выговорила: — И я дам тебе мою работу. Это — часть меня, это самое ценное, что у меня есть, и этим трудно будет делиться, но я попытаюсь. — Еще раз помедлив, она тихо добавила: — И я буду любить тебя всю жизнь.
 Наступило молчание, а потом он вежливо спросил:
 — И это все?
 Возмутившись, она начала поворачиваться к нему, но вдруг его руки обхватили ее, заставив остановиться.
 — Отпусти меня! — сказала она, вырываясь. — Я знаю, что тебе больно, но ты ужасно злой, и я…
 — Ш-ш! — осевшим голосом успокоил он ее. — Я пошутил.
 — Я не нахожу эту минуту смешной!
 — А мне и не было смешно. Я просто не знал, что сказать, и вот я… — Он замолчал и притянул ее к себе. — Правда, я не нашел слов.
 А когда Джордан тронут или растроган, он прячется под маской самоиронии, которая так хорошо ей знакома.
 — Тебе надо было сказать: «Большое спасибо, Марианна. Я понимаю, что недостоин тебя, что я — бесчувственный негодяй, но я постараюсь исправиться».
 Она ожидала, что Джордан засмеется, но он не смеялся.
 — Это будет нелегко. Я не бесчувственный, но я люблю, чтобы все было по-моему, и будут моменты, когда я ошибусь и причиню тебе боль. — Голос у него ;сел и зазвучал неровно: — Но не будет, такого момента, когда я перестану любить тебя. У нее на глаза навернулись слезы.
 — И не будет такого момента, когда я разлюблю тебя. — Она добавила: — Хотя иногда я буду запираться в мастерской и забывать, что у меня есть муж.
 — Черта с два ты забудешь!
 Она поцеловала ему руку над повязкой:
 — Черта с два я забуду.
 Папа счел бы это странным признанием в любви, мечтательно подумала Марианна, да и обстановка крайне причудливая. Его сердце поэта-романтика было бы больно ранено, но сейчас ей ничего не хотелось изменить. Любовь, которая уже перенесла трудности и испытания, не нуждается в цветущих садах или красивых словах, чтобы утвердить себя.
 Они молчали, глядя на пожары.
 — О чем ты думаешь? — спросила Марианна спустя долгое время.
 Касаясь губами ее уха, он озорно прошептал:
 — Я думаю, не назовешь ли ты меня снова бесчувственным негодяем, если я начну тебя ласкать.
 — Ты не будешь меня ласкать. Я не хочу, чтобы ты повредил своим ожогам.
 — Да? — Она ожидала, что Джордан станет спорить, но он только покрепче притянул ее к себе. — Хорошо. Так тоже очень приятно. Но, наверное, я показал себя неумелым любовником, если ты считаешь, что мне обязательно нужны руки. — Он снова посмотрел в окно. — Хорошо, что благодаря снегу пожары ограничены только ближайшими окрестностями туннеля. Если бы они распространились на поля, то голодная весна ждала бы…
 Он вдруг резко втянул в себя воздух. Она повернула голову, чтобы взглянуть на него:
 — Джордан?
 — Ничего. — Он рассеянно поцеловал ее. — Просто одна мысль пришла в голову. Мне надо обдумать ее перспективы. Конечно, все будет зависеть от того, когда именно армия Наполеона окажется в этом районе России…
 Он замолчал, не сводя глаз с цепочки пожаров, ведущих к Москве.
 Джордан уже строит планы, пытаясь обернуть на пользу неудачу, вызванную потерей туннеля. Марианна лежала тихо, чтобы не мешать ему думать. Ее не тревожило то, что он почти забыл о ее существовании. Он вернется к ней, спокойно думала она. Какое это удивительное и волшебное чувство.
 С этого дня он всегда будет возвращаться к ней.




 17.


 На следующее утро они выехали в Кассан. Предстояла долгая и утомительная скачка к границе.
 Отряд тронулся в путь до рассвета и не останавливался, пока на небе не погас последний луч солнца. К концу дня Марианна настолько измучилась, что в объятиях Джордана мгновенно провалилась в сон.
 Путь казался бесконечным. Прошло немало дней, прежде чем они увидели башни дворца воран в Ренгаре.
 — Это будет нелегкая встреча, — тихо проговорил Джордан. — Долг воран — заботиться о безопасности Кассана, и она рассчитывала на этот туннель. Я постараюсь тебя защитить, но она…
 — Не надо меня защищать, — сказала Марианна. Ей ничуть не улыбалось стать яблоком раздора между матерью и сыном и еще сильнее поссорить их. — Я это сделала и готова ко всем последствиям. Оставайся в стороне, Джордан.
 Джордан покачал головой.
 — Я не могу стоять в стороне. Когда в прошлый раз я отступил и позволил тебе действовать по твоему усмотрению, ты чуть не сожгла пол-России. — Марианна начала было возражать, но он поднял руку. — Хорошо, я обещаю, что посмотрю, как обстоят дела, прежде чем бросаться на твою защиту.
 Воран встретила их во дворе замка. Она выглядела совершенно здоровой и по-прежнему эгоистичной и властной. Ее глаза пытливо вгляделись в лицо Джордана:
 — Успех?
 Он молча покачал головой.
 Воран негромко вскрикнула:
 — Мне следовало поехать самой! Грегор расхохотался:
 — Твое присутствие — вовсе не гарантия успеха. Она неторопливо взмахнула рукой.
 — Небров владеет туннелем?
 — Можно так выразиться, — подтвердил Джордан. — Он и в эту минуту находится там.
 Джордан специально раздразнивал воран! Он не пробыл рядом с ней и минуты, а атмосфера уже накалилась до предела.
 — Он мертв. — Марианна заставила свою лошадь сделать шаг вперед, чтобы оказаться лицом к лицу с воран. — А туннель я сожгла. Никто никогда не будет им владеть.
 — Ты сожгла!.. — Воран гневно нахмурилась. — Бог свидетель: ты не имела права это делать! Да знаешь ли ты, какой вред нанесла всем нам?
 — Я имела право. — Марианна ответила ей столь же яростным взглядом. — И я им воспользовалась. А вреда я не причинила никому, кроме Неброва. Я избавила вас от страшной угрозы, которую он представлял.
 — А как насчет Наполеона?
 — Он тоже не получит туннель.
 — Да знаешь ли ты, какую армию он собирается вести на Россию? А что, если он решит, что Кассан для него тоже лакомый кусок?
 — Тогда делайте то, что делали бы, пока не решили воспользоваться туннелем. — Она соскользнула с лошади. — Мне все равно, как это будет. Где Алекс?
 — Я еще не закончила разговор. Марианна не обратила внимания на ее слова и настойчиво повторила:
 — Где мой брат?
 Они прямо глядели в глаза друг другу, и ни одна не желала отвести взгляда. Наконец воран неохотно сказала:
 — Когда я услышала, что Джордан въехал в город, я отправила его в южный сад. О тебе ничего не было известно, а я не хотела раньше времени его расстраивать.
 — Где этот южный сад? Воран сделала знак слуге:
 — Отведи ее.
 Марианна бросила через плечо взгляд на Джордана, но он смотрел на воран, явно готовясь к бою. Марианна понимала, что вышла из себя и очень дерзко говорила с воран, а он скорее всего еще ухудшит ситуацию. Ну что ж, пусть жалят друг друга. Она займется этим попозже. Сейчас ей только хочется поскорее увидеть Алекса.
 Она пошла за слугой по направлению к дворцу.


* * *

 — Господи, ну и нахалка! — сказала воран, снова поворачиваясь к Джордану и Грегору. — Мне следовало бы бросить ее в тюрьму. Может, еще и брошу.
 — Это будет чудовищно некстати, — насмешливо сказал Джордан, слезая с лошади. — Ведь завтра я намерен с ней венчаться.
 — Венчаться? — изумленно раскрыла глаза воран. — Что еще за чушь?
 — И второй раз — по английскому обряду, когда вернемся в Камбарон.
 — Две церемонии?
 — Я живу в двух странах и хочу, чтобы она принадлежала мне в обеих. — Он криво улыбнулся. — Как вы заметили, я крепко держусь за то, что принадлежит мне. А ведь Кассан не признал вашего брака с моим отцом.
 — Ты не можешь на ней жениться! Это не подобающий твоему положению брак! Кроме того, она разрушила все наши планы!
 — Значит, мы должны составить новые. Как только мы еще раз проверим наши силы и оборону, я снова отправлюсь в Москву.
 — Зачем?
 — Чтобы увидеться с царем и обсудить с ним одну идею, которая пришла мне в голову, когда я смотрел на горящие туннели. — Джордан повернулся к Грегору. — Ты будешь завтра моим вадсаром?
 Грегор кивнул:
 — Почту за честь.
 — Не будет, — возразила воран. — Этого венчания я не допущу.
 Джордан встретился с ней взглядом:
 — Почему? Она вам не нравится?
 — Это не важно.
 — Мне кажется, вы ее уважаете. Симпатия придет потом.
 — Зачем ты вообще это делаешь?
 — Я люблю ее, — просто ответил он. И, помолчав секунду, с запинкой проговорил: — Я надеюсь, вы придете на венчание.
 И он ушел во дворец.
 — Победа, — тихо сказал Грегор. — И это она подарила ее тебе. — Победа? Кто знает, может быть, она вообще уничтожила Кассан!
 — Мы не настолько слабы, чтобы не оправиться от такого удара. — Грегор пожал плечами. — И она права: у нее на этот туннель было гораздо больше прав, чем у всех нас.
 — Ты одобряешь этот брак? 0н кивнул:
 — И ты тоже одобришь, когда первая вспышка твоего гнева немного утихнет. Если ты сможешь с ней подружиться, то, возможно, получишь то, о чем всегда мечтала.
 — Я не выбираю себе друзей за то, что они могут мне дать, — возмутилась она. А потом, помедлив, добавила: — Да мне и бесполезно было бы пытаться. Она затаила на меня обиду.
 — И, конечно, без всяких на то оснований, — ехидно заметил Грегор. — Ты обращалась с ней, как со шлюхой, которой можно предлагать деньги. Она считает, что ты украла у нее любовь мальчика, которого она обожает, а теперь еще вдобавок хочешь посадить ее в тюрьму.
 — Я не говорила ей, что собираюсь посадить ее в тюрьму.
 Грегор расхохотался:
 — Но сказала бы, если бы она не заставила тебя пойти на попятную.
 — Ничего подобного она не могла бы сделать!
 — Уже сделала. — Улыбка задержалась у него на губах. — Как ты думаешь, почему Джордан ее любит? У нее с тобой много общего — те же черты, которыми он восхищается. Если он на ней женится, она будет напоминать ему о тебе даже тогда, когда он будет в Камбароне. — И мягко добавил: — Ана, ты не должна противиться этому браку.
 — Должна? Не смей мне говорить, что я что-то «должна», Грегор!
 — Должна, — повторил он. — Не держи его, Ана.
 — Не держать? — В голосе ее вдруг ясно послышалась боль. — Я никогда не имела над ним власти. Ты говоришь так, словно я — та Цирцея, какой меня считает Джордан.
 — Он сам в это не верит, но с момента его первого приезда в Кассан ты делала все, чтобы завладеть им. — Он поморщился. — А ты — очень сильная женщина.
 — Мне это не помогло.
 — Потому что он такой же сильный, как ты. Надо, чтобы он пришел к тебе по своей воле. Принуждение невозможно. Он сделал первый шаг, пригласив тебя присутствовать на венчании.
 — Я не допущу этого брака. Нельзя требовать от меня… — Ана замолчала. — Она увезет его. Ты сам говорил, что ей нравится Камбарон. Они будут жить в этом холодном замке и рожать мне внуков, которых я никогда не увижу. — Встряхнув головой, она отвернулась. — Я не позволю ей сделать это. Я что-нибудь придумаю.
 — Бросишь ее в тюрьму?
 — Ну, наверное, это была неудачная мысль, — уступила она.
 — Прими ее в Кассан. — Он помолчал. — Иначе я вернусь с ними в Камбарон. Глаза ее широко раскрылись.
 — Ты меня оставишь?
 — Ты с самого начала отправила меня к нему. Он первенствовал в твоей жизни с той минуты, как ты ушла от своего жалкого мужа и вернулась в Кассан. Мне начинает надоедать ваш непрекращающийся конфликт. Я подсказал тебе, как достигнуть мира. — С неожиданным напором он добавил: — Ты хочешь иметь сына? Я его тебе дам. Он не будет Джорданом и, наверное, получится большим и неуклюжим, похожим на меня, но он будет твоим. — И мягко договорил: — Как я — твой.
 — Ты не оставишь меня, — дрожащим голосом проговорила Ана.
 — Освободи Джордана и себя. Или я потребую свободу себе.
 Он резко повернулся.
 — Проклятье, Грегор, ты не можешь меня оставить!
 Он не оглянулся.


* * *

 Марианна остановилась под аркой у входа в сад, с волнением вглядываясь в маленького мальчишку, игравшего на берегу зеркально-гладкого пруда.
 В нем уже трудно было угадать того цыганенка, каким Алекс был всего несколько недель тому назад. Он поправился, его кудрявые волосы были аккуратно подстрижены. На нем были стеганая куртка и сапоги, похожие на те, что она заметила на кассанских ребятишках на улицах Ренгара. Несомненно, влияние воран, мрачно подумала она. А какое еще влияние эта женщина оказала на Алекса в отсутствие Марианны? Воран — тоже женщина, стремящаяся оставить свой след.
 Ну что ж, она скоро все узнает. Глубоко вздохнув, Марианна окликнула брата:
 — Алекс!
 Мальчик повернулся и увидел ее. Мгновение он не двигался с места, а потом вдруг издал радостный вопль и кинулся к ней.
 Закрыв глаза, она крепко обняла его. Такого теплого и любимого!
 Однако он почти сразу же вырвался из ее рук:
 — Ты не должна была уезжать! — яростно сказал он. — Я на тебя зол.
 — Прости, дорогой, но мне надо было уехать. Я не хотела с тобой расставаться.
 — Ана мне так и объяснила. Она сказала, что ты не оставила бы меня, не будь это так важно.
 — Она так сказала? — изумленно переспросила Марианна.
 Алекс кивнул.
 — Но ты должна была взять меня с тобой.
 — Нет. Это было опасно. Я могла там встретить людей, которые были с тобой так жестоки. По его лицу пробежала тень.
 — И ты их встретила? Она кивнула.
 — Но они тебя больше не тронут, Алекс. Его лицо не просветлело при этом известии.
 — Ты должна была взять меня с тобой, — повторил он. — Это нечестно. Ты — моя сестра. Ты не дала мне возможности позаботиться о тебе.
 — Ты заботился о воран.
 — Я все равно поехал бы с тобой.
 — Я думала, что она тебе очень нравится.
 — Она мне и правда нравится, но это совсем другое. Мы не родственники. — Он нахмурился. — Ты должна пообещать мне, что больше не уедешь, не предупредив меня.
 Она не потеряла его!
 — Обещаю. — Марианна горячо обняла его. — Мне надо еще кое-что тебе сказать. Мы с Джорданом завтра обвенчаемся.
 Лицо Алекса осветилось яркой улыбкой.
 — Это ведь значит, что ты будешь с ним всегда, да?
 — Именно так, — отозвался Джордан. Он уже некоторое время наблюдал за их встречей. Подойдя ближе, он остановился перед Алексом. — Поскольку ты — самый старший мужчина в роду Марианны, я пришел сюда просить, у тебя ее руки. Алекс серьезно кивнул:
 — Но ты должен очень хорошо с ней обращаться.
 — Я постараюсь, — столь же торжественно сказал Джордан. — Но если ты увидишь, что я забыл об этом, ты должен обязательно напомнить мне.
 — Хорошо. — Алекс повернулся к Марианне. — А тебе надо просить у Аны его руки?
 — Господи, надеюсь, что нет. — Марианна поморщилась. — По-моему, я нравлюсь воран гораздо меньше, чем ты.
 — Ане, — поправил ее Алекс.
 — Почему тебе не нравится называть ее воран? Это ее титул. Так же, как слуги в Камбароне называли Джордана «ваше сиятельство».
 — Это другое дело. — Он нахмурился. — Когда люди называют ее «воран», это напоминает мне огромных черных птиц, которые слетались и обклевывали поля с зерном там, в Камбароне. Ана не такая.
 — Ее враги с этим не согласились бы, — суховато сказал Джордан.
 — Но здесь у нее нет врагов, так что ее не надо звать «воран». — Алекс повернулся к Марианне. — И мне кажется, ей было бы приятно, если бы ты попросила разрешения выйти за Джордана замуж.
 — Не думаю, чтобы сейчас стоило о чем-то ее просить, — сказал Джордан. — Хотя я пригласил ее присутствовать на венчании.
 — Правда? — спросила Марианна. — Почему?
 — Да потому что она его мать, — с досадой объяснил Алекс. — Не задавай глупых вопросов, Марианна.
 Мать, которую он не желает признавать, — и тем не менее приглашает разделить столь важный день в его жизни.
 — Почему? — снова спросила она. Джордан пожал плечами:
 — Причуда.
 Никакая причуда не заставила бы его так поступить.
 — Она обещала прийти?
 — Конечно, она придет, — сказал Алекс. Джордан улыбнулся ему:
 — Если мы удостоимся чести лицезреть ее сегодня за обедом, то ты, может быть, сможешь убедить ее прийти.


* * *

 Воран не удостоила их чести лицезреть ее за обедом в тот вечер, и Грегор тоже. После того как они поели и уложили Алекса спать, Джордан проводил Марианну в ее покои.
 — Как происходит венчание в Кассане? w спросила она у него.
 — В основном так же, как и везде. Церемония состоится в дворцовой церкви. Я выбрал Грегора своим вадсаром.
 — Что такое «вадсар»?
 — Покровитель невесты. Это — старинная традиция, оставшаяся с тех времен, когда вождь племени посылал гонца к другому предводителю, чтобы тот привез ему невесту. Им часто приходилось ехать по территории враждебных племен, а невеста считалась завидной добычей. Поэтому посланец должен быть самым мужественным и сильным.
 — Грегор — вадсар, — улыбнулась Марианна. — Эта роль ему очень подходит.
 — Он встретит тебя у входа в церковь и подведет ко мне. Мы встанем на колени лицом друг к другу, и священник произнесет слова обряда. Потом мы обменяемся клятвами в присутствии свидетелей. Я попросил Грегора найти тебе подходящее платье.
 — А какое считается подходящим?
 — В Кассане невесты надевают ярко-голубое. Этот цвет — символ радости.
 — А что надевают женихи?
 Он бросил на нее невинный взгляд:
 — Белый, естественно. Цвет девственности. Все женихи в Кассане должны быть девственниками.
 — Как! Но ведь тогда… — Она замолчала, услышав его смех, и состроила гримасу: — Твое счастье, что это только шутка. Нам не разрешили бы жениться на таких условиях. А на самом деле какой цвет положен женихам?
 — Черный, в знак траура. — При виде обращенного к нему возмущенного лица он отступил на шаг. — Невинная шутка, любимая. Мужчинам никакого цвета не предписано. Мы надеваем то, что нам вздумается.
 — Это несправедливо.
 — Даже в Кассане жизнь иногда бывает несправедлива к женщинам. Хотя воран делает все, что может, чтобы это изменить. — Остановившись у ее двери, он наклонил голову в полупоклоне: — Доброй ночи, любимая. До завтра.
 Марианна кинула на него неуверенный взгляд. В течение всего этого долгого и тяжелого переезда они не были вместе, но она знала, что Джордан все время хочет ее близости. Она считала, что его сдержанность вызвана отсутствием уединения в походных условиях, и решила, что сегодня они наконец утолят свою жажду.
 Увидев ее лицо, Джордан улыбнулся и покачал головой:
 — Разве ты не заметила? Я за тобой ухаживаю. Я решил, что еще одна ночь воздержания не будет для меня слишком тяжелой.
 — Я не понимаю. Его улыбка погасла.
 — Мы много времени будем проводить в Кассане. Я хотел показать членам двора воран, как я тебя почитаю. В Камбароне я уже опоздал и не смогу этого сделать, но не здесь.
 Она вдруг почувствовала себя по-настоящему счастливой.
 — Но для меня это не имеет значения.
 — Имеет, — тихо возразил он. Лицо его осветилось озорной улыбкой. — Вместо этого я проведу ночь в размышлениях о моих грехах и заодно попытаюсь придумать новый и интересный способ сделать нашу брачную ночь незабываемой. Должна существовать возможность объединить и то, и другое.
 Грех и чувственность, и жених, который преуспел и В том и в другом.
 — Если такая возможность существует, то я не сомневаюсь, что ты ее найдешь.
 — Я тоже не сомневаюсь.
 Джордан собирается уйти, но она не хочет его отпускать. Завтра, кажется, настанет еще так не скоро!
 — Как ты думаешь, воран придет?
 — Сомневаюсь. — Он пожал плечами. — Это не имеет значения.
 — Нет имеет, — нетерпеливо возразила она. — Зачем ты прикидываешься, будто тебе все равно? Она тебе не безразлична.
 Лицо его посуровело и замкнулось.
 — Это бессмысленный разговор.
 — Я знаю, что права. Я видела твое лицо, когда подарила тебе витраж с ее изображением.
 — Это была великолепная работа.
 — Нет! Это была твоя мать. Ради Бога, признай это и прости ее.
 — Ты что-то сама полна всепрощения. Я не забыл тебе сказать, что она подумывает, не засадить ли тебя в тюрьму?
 — Меня это не удивляет. Она — женщина суровая.
 — Тогда давай оставим эту тему.
 — Не получится. Потому что вы никогда не сможете забыть друг о друге, а я не хочу, чтобы всю нашу оставшуюся жизнь она стояла где-то в тени. Лучше уж смотреть на нее при свете солнца.
 Его лицо смягчилось.
 — Ты переносишь солнце гораздо лучше, чем воран, любимая.
 — Потому что я молодая и сильная и выйду замуж за сильного человека, а не за хлюпика, как она. Если не можешь простить, по крайней мере пойми ее. — Он начал было что-то возражать, но Марианна остановила его: — Давай на этом закончим наш разговор. Я сказала все, что хотела.
 Но она сказала ему не все. Она не сказала, что, хотя воран и мечтала завоевать любовь Алекса, она не позволила мальчику плохо думать о Марианне. — Я бы предпочла видеть ее другом, а не врагом.
 — Но за этим стоит и что-то еще, да?
 Ей следовало бы знать, что Джордан почувствует недоговоренность и станет добиваться всей правды.
 — Да. — Ее лицо осветилось улыбкой. — Она не обклевывает полей с зерном.


* * *

 Платье, которое Грегор прислал в ее апартаменты, было из небесно-голубого шелка. Свет счел бы его нелепо-старомодным. Простой полукруглый вырез был расшит жемчугом, но вместо того, чтобы быть прихваченным по моде под самой грудью, оно ниспадало до пола, переливаясь и шурша. Оно немного напомнило Марианне наряды первых герцогинь Камбаронских с портретов из галереи.
 — Ты очень хороша, — сказал Грегор, встретивший ее у дверей дворцовой церкви. — Пошли, я отведу тебя к твоему будущему мужу.
 К мужу! Он говорит о Джордане. Это ведь Джордан стоит у алтаря. Целая гамма необыкновенных ощущений охватила ее: восторг, легкое головокружение, изумление.
 Потом, когда Грегор повел ее по церкви, изумление исчезло. На Джордане была надета тяжелая стеганая белая с золотом кассанская куртка и черные брюки, заправленные в высокие сапоги. Он был необыкновенно хорош, и — Господи! — он принадлежал ей!
 Как в тумане, перед ней мелькали незнакомые лица, но вот она заметила Алекса, улыбающегося ей из первого ряда.
 И рядом с ним — воран.
 Марианна замедлила шаги. Она не надеялась, что мать Джордана все же придет сюда.
 Но тут Джордан протянул ей руку, и она перестала замечать окружающих: это их минуты, это время принадлежит только им одним. Она радостно вложила свою руку в его и повернулась к священнику.
 Нет, что-то не так. Это время принадлежит не только им. Кроме настоящего, всегда есть еще прошлое и будущее.
 И она должна что-то сделать. Марианна прошептала священнику:
 — Одну минуту.
 Ощущая на себе удивленный взгляд Джордана, она быстро подошла к воран и посмотрела ей прямо в глаза.
 — Алекс считает, что я должна просить у вас руки Джордана.
 Воран на мгновение застыла в изумлении, но почти сразу же пришла в себя.
 — Не говоря уже о том, что такой поступок крайне необычен, для формальностей несколько поздно.
 — Алекс так не думает, и я — тоже. Мне можно выйти замуж за вашего сына?
 — Его мои пожелания не волнуют.
 — Напротив, я вдруг понял, что стремлюсь добиться одобрения от каждого встречного. — С этими небрежными словами Джордан присоединился к Марианне и снова взял ее за руку. — Женитьба — пугающий шаг. Я сомневался, что когда-нибудь его сделаю.
 Воран неуверенно посмотрела на него:
 — Ты хочешь получить мое согласие? Ты шутишь?
 Марианна затаила дыхание. Она понимала, как силен будет для Джордана соблазн спрятаться за привычную насмешливость.
 Улыбка Джордана погасла. Минуту помолчав, он негромко сказал:
 — Я не шучу, Ана.
 Ана. Не «мама». Марианна с трудом подавила нетерпеливый вздох. Ну что ж, хорошо еще, что не «Ваше Величество» или «воран». Чего она ожидала? Они оба — люди неуступчивые и упрямые, а раны в одну ночь не заживают. По крайней мере это начало.
 Ана радостно улыбнулась, а потом резковато проговорила:
 — Полагаю, этот брак не совсем уж неприемлем. — Она повернулась к Марианне. — Окна в моем дворце совершенно лишены стиля и цвета. Может быть, пока Джордан будет в России, ты останешься здесь и покажешь свое мастерство?
 Уступка, хотя и не компромисс.
 — С большим удовольствием. Джордан говорит, что мы должны будем жить здесь, пока Кассану не перестанет угрожать Наполеон, а я сошла бы с ума без работы. Может быть, потом вы приедете в Камбарон посмотреть на витражи, которые я выполнила там. Джордан говорил, что мой купол очень впечатляет. Может быть, вы увидите что-нибудь, что вам понравится.
 — В Камбарон? — Глаза Аны расширились от ужаса. — Я никогда туда не вернусь! Там… — Она замолчала, встретившись взглядом с Грегором. — Это не исключено. — Она повернулась к Джордану, подняв голову. — Но не жди меня скоро. Я женщина занятая и не могу постоянно быть у тебя на побегушках. И, возможно, у меня есть другие планы на мою жизнь. Может быть, когда родится ваш первый ребенок, я приеду. — Она вызывающе посмотрела на Грегора: — Ну? Этого достаточно?
 Он покачал головой:
 — Мне нужны поступки, а не слова.
 Досадливо вздохнув, Ана нетерпеливо махнула рукой Марианне:
 — Так что же вы стоите? Невежливо заставлять священника дожидаться.
 Марианна улыбнулась, а потом повернулась к Джордану и протянула ему руку.
 — Твоя мать права. Нельзя заставлять священника так долго ждать.
 Джордан повел ее к алтарю.
 — Я рад, что ты наконец решила обратить на меня внимание, — пробормотал он. — Какие-то мгновения было непонятно, за кого ты выходишь замуж: за меня или за воран.
 — Она теперь тоже член нашей семьи, — твердо ответила Марианна. Она понимала, как нелегко ей будет добиться того, чтобы Джордан с его сильно развитым чувством собственности, допустил других в их семейный круг. — Так же как и Алекс. И это хорошо. Мы оба слишком долго были одиноки. А теперь я хочу, чтобы мы соединились во всем.
 — Похоже, будет тесновато. Надеюсь, нам не придется приглашать их обоих на наше брачное ложе?
 — Джордан, я имела в виду… Тут она заметила осветившую его лицо улыбку и замолчала.
 — Но в остальном я одобряю этот план. — Он опустился на колени перед алтарем. — Любовь моя, я ценю то, как ты деликатно даешь мне понять, что я должен делиться тобой, но в этом нет необходимости. Я уверен, что мы постоянно будем с тобой сражаться, но это не помешает нам любить и понимать друг друга. — Он поднял брови. — А теперь обряд может наконец начаться?
 Да, в будущем их ждут сражения и трудности, столкновение характеров, неизбежность конфликтов.
 Но в их жизни будут и любовь, и преданность, и взаимная поддержка. Они оставят память о себе, как она сделала это в Камбароне.
 Марианна радостно улыбнулась, протянула руку и крепко сжала его пальцы.
 — Да, теперь я готова.




 ЭПИЛОГ




Москва, Россия.



15 сентября 1812 г.

 Наполеоновская армия двигалась по бескрайним просторам России. Ценою тысячных потерь в тяжелых сражениях Наполеон достиг наконец ворот Москвы. Генерал Милорадович, возглавлявший авангард русских войск, попросил о перемирии, чтобы вывести своих людей из города. Его просьба была выполнена. Вместе с войсками из Москвы ушли почти все жители. Наполеон вошел в мертвый, опустевший город, ожидая, что царь Александр обратится к нему с предложением мира.
 Время шло. Над городом повисла угрожающая тишина. А к вечеру Москва запылала.
 Наполеон арестовал четыреста местных жителей, заявивших, что они поджигали дома по приказу начальника полиции. Прежде чем пожары удалось погасить, выгорело примерно две трети города и почти все припасы.
 В Кремле Наполеон напрасно прождал больше месяца: царь Александр не просил мира. Император наконец ушел из Москвы, чтобы искать продовольствие в Калуге, в девяноста милях к югу. После этого перехода началось кошмарное отступление французской армии — бегство по пустой замерзшей земле.
 Это стало началом конца Наполеона Бонапарта.


* * *



Ренгар, Кассан.



30 декабря 1812 г.

 — Он снова в Париже! — Воран вошла в кабинет Джордана, размахивая только что полученным письмом. — Но это не тот Париж, из которого он уехал. Империя Наполеона разваливается, французы утратили веру в своего героя.
 — Давно пора, — пробормотал Грегор. Джордан быстро просмотрел письмо и улыбнулся;
 — Это означает, что союзники скоро соберутся вместе нанести последний удар. — Он встал и пошел к дверям. — Грегор, распорядись, чтобы приготовили «Морскую бурю». Я пойду к Марианне в мастерскую и сообщу ей приятную весть. — Он поморщился: — И попробую оторвать ее от витража, который она делает Ане для дворцовой церкви. Правда, сомневаюсь, что судьба Европы и поездка во Францию для того, чтобы помочь нанести окончательное поражение императору, покажется ей важнее ее работы.
 — В Париже есть собор Парижской богоматери, — подсказал ему Грегор.
 Джордан мгновенно его понял. Закинув голову, он громко расхохотался.
 — Превосходно. Марианна сама возглавит атаку на армию Наполеона, если это даст ей возможность увидеть знаменитый витраж Нотр-Дама.
 — Вы действительно уезжаете? — изумленно спросила воран.
 — Конечно. — Он посмотрел на нее через плечо. — И бам как верховному правителю Кассана тоже следует ехать, если вы хотите защитить его. Как только Наполеон падет, все страны Европы начнут делить территории.
 — Никому не будет позволено захватить Кассан себе! — яростно воскликнула она.
 — Тогда вам следует быть в Париже и помешать этому, мама, — бросил он, выходя из кабинета.
 Он проговорил эти слова рассеянно: все мысли его были сосредоточены на грядущей победе. Он даже не заметил, как назвал ее.
 — Мама, — прошептала она.
 — За эти месяцы ты добилась немало, — сказал Грегор за ее спиной. — Вы уже начали понимать друг друга. Если ты сейчас с ним поедешь, вы сблизитесь окончательно. Если останешься, на это уйдет гораздо больше времени.
 — А ты тоже поедешь?
 — Нет.
 Ана почувствовала, что он ей ответит именно так. Настал момент решительного объяснения. Она готовилась к нему со дня свадьбы Марианны и Джордана, которая была уже много месяцев тому назад,
 «Мне нужны поступки, а не слова».
 — Я нужна Кассану.
 — У тебя есть сын, который защитит Кассан. Ты сомневаешься, что им с Марианной удастся разговаривать на равных с правителями Европы?
 — Нет. Ты приготовил для меня испытание? Власть, любовь, сын…
 — Это не испытание. Это выбор.
 Ана повернулась к Грегору. Изборожденный шрамами и прекрасный. Безжалостный и добрый. Ее любовник, никогда не бывший ее любовником.
 Но скоро это изменится.
 Она пошла к нему:
 — Я люблю тебя, мадо.
 — Я знаю. — Он всмотрелся в ее лицо. — Но выбираешь ли ты меня?
 — Как знать, может быть, тебе не понравится то, что ты получишь. Мы с Джорданом страшные собственники. Если я выберу тебя — это будет навсегда. Я никогда тебя не отпущу. Я буду покоряться и властвовать, беречь и угнетать. Я пообещаю кошелек золота за голову каждого, кто тебе хоть мизинец повредит.
 Грегор рассмеялся:
 — Тогда мне придется избегать рукопожатий сильных людей.
 — Я не шучу. Я тебя предупреждаю.
 — Думаю, что я смог бы это пережить. — Он перестал улыбаться. — Ты выбираешь меня, Ана?
 Она не хотела видеть его таким серьезным и встревоженным. В прошлом она нанесла ему немало обид и огорчений и сейчас хотела дать только счастье и радость.
 — О да, я тебя выбираю. Во всем. Всегда. — Ее лицо осветилось нежной улыбкой, она бросилась к нему и прижалась к его груди. Никогда она не чувствовала себя такой сильной и свободной, и будущее казалось ей прекрасным: сверкающим яркими красками и солнечным, как витраж Марианны. — Всем сердцем!