Аннотация: Любовь приходит внезапно – неожиданная, непредсказуемая. Могла ли прекрасная француженка Селия Волеран предположить, что удел ее, гордой аристократки, – стать возлюбленной грозного капитана корсаров по прозванию Грифон? Могла ли вообразить, что, впервые охваченная безумной страстью, она поставит на карту все: свою честь, положение в обществе, будущее и даже жизнь – ради любимого мужчины, подарившего ей счастье?..


---------------------------------------------


 Лиза КЛЕЙПАС
 НАМ НЕ ЖИТЬ ДРУГ БЕЗ ДРУГА



 Пролог


 Они лежали на смятой постели, прислушиваясь к тому, как бьются волны о борт шхуны. Голова Селии уютно покоилась на груди мужа.
 – Мы уже в заливе. – Филипп осторожно отодвинулся от жены и встал. Он потянулся, и на спине рельефно обозначились мускулы. – Наше путешествие почти закончилось, дорогая. Уже к вечеру мы будем дома.
 – Дома… – эхом отозвалась Селия, тихонько вздохнув.
 Она окинула печальным взглядом каюту, словно прощаясь с нею. Ей было страшно покидать этот маленький уютный мирок. Франция осталась в прошлом, а в Новом Орлеане ее ждала новая, неведомая и потому пугающая жизнь.
 Филипп внимательно посмотрел на жену. Она застенчиво поправила ворот ночной сорочки и натянула простыню повыше.
 – Селия, – нежно сказал он, – тебе нечего бояться. Ты полюбишь Новый Орлеан. И мои родные тебе понравятся.
 – А я? Вдруг им не понравлюсь я?
 Семья Филиппа принадлежала к числу самых богатых и знатных в Новом Орлеане. Отец Филиппа, Максимилиан Волеран, владел плантациями и небольшой, но прибыльной судоходной компанией. Шхуна «Золотая звезда», на которой они плыли, была одним из торговых судов Волерана.
 – Они уже любят тебя, – улыбнулся Филипп. – Они все о тебе знают. Когда я возвратился в Новый Орлеан из Франции, я ни о ком, кроме тебя, не мог говорить. Даже читал вслух твои письма…
 – Филипп! – в ужасе воскликнула Селия, краснея при мысли, что о ее сокровенных чувствах узнали совершенно незнакомые люди.
 – Разумеется, я читал не все, – нежно успокоил ее Филипп.
 Селия заглянула в глаза мужа, и уверенность вернулась к ней. Филипп действовал на нее завораживающе. До встречи с ним у нее не было поклонников. Не потому, что она была непривлекательна, нет, но молодые люди, пытавшиеся ухаживать за ней, неизменно отступали – их отпугивала ее холодность. Никто из них даже не догадывался, что за видимым безразличием девушки скрывается страх. И лишь Филиппу удалось преодолеть ее болезненную застенчивость.
 – А ты сказал родным, что я… старая дева?
 Филипп рассмеялся:
 – Двадцать четыре года – это не старость, дорогая!
 – Для женщины это не так мало.
 – Ты могла бы давным-давно выйти замуж, если бы захотела. – Он наклонился и коснулся губами плавного изгиба ее шеи. – Ты красивая женщина, Селия.
 – Не утешай меня, я знаю, что некрасива, – грустно улыбнулась Селия.
 – Красива. Очень красива. – Филипп провел рукой по ее длинным волосам, отливающим серебром в лунном свете, и пристально посмотрел в кроткие карие глаза. – Но даже если бы это было не так, я все равно любил бы тебя.
 Радость переполнила сердце Селии. Неужели этот темноволосый синеглазый мужчина ее муж? Ее мужчина?
 – Я люблю тебя, – шепнула она по-французски.
 – Нет-нет, – с улыбкой запротестовал Филипп. – Отныне мы будем говорить только по-английски. Привыкай, дорогая. В Новом Орлеане английская речь звучит не реже, чем французская.
 Селия, шутливо надув губки, повторила фразу на ломаном английском языке и улыбнулась.
 – Но ведь по-французски это звучит лучше!
 – Ты права, – с улыбкой согласился Филипп. Он осторожно взял краешек простыни и потянул вниз. Селия затаила дыхание. – Ты все еще стесняешься меня? Так нельзя, милая. Ты моя жена, и я люблю тебя.
 Филипп присел рядом.
 – Мы с тобой так редко оставались наедине, Филипп, и… – Селия задохнулась, почувствовав, как теплая рука легла на ее грудь.
 – И что? – шепнул он, глядя ей в глаза. Вся дрожа, Селия прильнула к мужу. Сердце ее гулко стучало.
 – Я хочу тебя, Селия. Для меня пытка спать с тобой в одной постели и… и не быть твоим мужем по-настоящему. Ты помнишь слова клятвы? Жена принадлежит мужу, пока смерть не разлучит их. Ты просила меня подождать, и я был терпелив. Я не хотел, чтобы ты боялась меня. Но… я люблю тебя, Селия. – Филипп нежно поцеловал ее в лоб.
 – Да… да. Я тоже… Я хочу сказать, что я чувствую то же… Филипп засмеялся:
 – Тебе придется доказать это! – И он поцеловал ее в губы.
 Она не сопротивлялась, понимая, что терпение мужа истощилось.
 – Филипп, ты был так добр ко мне…
 – Я больше не желаю быть добрым, я хочу свою жену. – Его руки заскользили по ее телу. – Докажи мне свою любовь, Селия, – прошептал он, уткнувшись лицом в ее шею, и Селию окатила горячая волна удовольствия.
 Вдруг в дверь каюты кто-то громко забарабанил.
 – Месье Волеран! Месье! – раздался испуганный голос юнги.
 Филипп резко поднял голову и, не выпуская Селию из объятий, спросил:
 – Что случилось?
 – Меня послал капитан Тьерни, чтобы предупредить вас… – Голос за дверью сорвался. – Американская шхуна терпела бедствие. Мы пошли на помощь… Они подняли картахенский флаг. – И, судя по стуку башмаков, юнга побежал дальше.
 За дверью послышались возбужденные голоса и топот ног. Грохнула пушка. Потом раздался треск ломающегося дерева и лязг, будто десятки чудовищ вгрызались в тело корабля. Страшный удар.
 – Они взяли нас на абордаж, – вполголоса сказал Филипп.
 – Пираты! – еле слышно прошептала Селия, в ужасе прижимаясь к мужу.
 Картины одна страшнее другой, мгновенно сменяясь, представали перед ее мысленным взором. Она не раз слышала о морских разбойниках, наводивших страх на все побережье Мексиканского залива и Карибского моря. По рассказам, эти люди без чести и совести были безжалостны к своим пленникам, а уж девушке… лучше умереть, чем попасться к ним в руки.
 «Господи, – думала Селия, – это не правда. Этого не может быть, сейчас девятнадцатый век. Это сон, сон, пустой сон».
 Но это был не сон.
 – Одевайся, – коротко скомандовал Филипп, бросившись к шкафчику розового дерева.
 Дрожа от страха, Селия, забыв о застенчивости, сорвала с себя ночную сорочку и натянула платье прямо на голое тело. Длинные белокурые волосы упали ей на лицо, и она принялась было скручивать их в узел на затылке. В этот момент с верхней палубы донеслись душераздирающие крики.
 – Все кончено, – прошептал Филипп.
 Он взял ее за руку, и Селия почувствовала прикосновение к своей ладони холодного металла. Она вздрогнула и медленно опустила глаза. Потом снова подняла взгляд на Филиппа.
 Муж посмотрел на нее странным, пронизывающим взглядом:
 – Селия, слушай внимательно. Из этого пистолета можно сделать всего один выстрел. Если они ворвутся сюда… ты понимаешь, что должна сделать?
 Едва дыша, она слегка кивнула.
 – Умница. – Он взял ее лицо в ладони и прильнул к теплым губам.
 Руки Селии обвились вокруг шеи мужа, и, когда он оторвался от ее губ, она почти простонала:
 – Филипп, скажи мне, что все будет хорошо.
 – Конечно, родная, все будет хорошо, – ответил Филипп, целуя ее волосы. – Не бойся, Селия. Я… – Он вдруг замолчал, потом круто повернулся и выбежал из каюты.
 – Филипп…
 «Боже мой! – думала она, глотая слезы. – Я никогда больше не увижу тебя. Никогда».




 Глава 1


 По коридору прогромыхали тяжелые шаги, и Селия затаила дыхание. Кто-то рванул дверь.
 – Заперто, – раздался хриплый голос.
 Дверь затрещала под тяжестью навалившегося на нее тела, и Селия взвела курок. Еще один удар. Селия вытерла холодный пот со лба, подняла пистолет и приложила дуло к виску. "Филипп погиб, – пронеслась молнией мысль, – незачем жить и мне. Лучше умереть, чем оказаться в руках пиратов. И все же она не смогла нажать на спусковой крючок.
 Дверь с треском распахнулась, и в каюту ввалились двое. Неопрятные, с сальными волосами, дочерна загоревшими лицами, покрытыми густой растительностью. Один, приземистый здоровяк, бросил на Селию плотоядный взгляд и облизал губы.
 – Опусти эту штуковину, – сказал он, указав на пистолет.
 Селия онемела от страха. «Сейчас, – приказала она себе, – сделай это сейчас». Но нажать на курок все-таки не смогла. Ненавидя себя за трусость, она опустила пистолет.
 – Беру ее в счет моей доли в добыче, – процедил здоровяк, обнажив в похотливой ухмылке желтые Зубы, и шаг-кул к Селии.
 Та вжалась в стену и, сама не понимая, что делает, подняла пистолет. Раздался выстрел. Пуля, которая должна была оборвать ее жизнь, пробила грудь пирата. На грязной рубахе расплылось красное пятно, и Селия услышала собственный вопль, когда грузное тело рухнуло к ее ногам.
 – Ах ты, сучка!
 Волосатые руки схватили ее за горло, и Селия потеряла сознание.
 Она не чувствовала, как ее волокли по коридору, потом вверх по трапу, как швырнули на палубу.
 Вокруг стоял невообразимый шум: с радостными воплями пираты выкатывали из трюма бочки, выносили ящики. Сознание медленно возвращалось к Селии. Наконец она с трудом приподнялась и села. Прямо перед ней пробегавший мимо пират уронил клетку с курами – их специально взяли с собой в плавание, чтобы можно было изредка побаловать команду и пассажиров «Золотой звезды» свежим мясом. Куры с кудахтаньем разбежались, и воздух задрожал от гомерического хохота и непристойных шуток.
 Селия огляделась и едва не потеряла сознание от ужаса. Всюду валялись убитые. Остановившиеся мертвые глаза, лужи крови. Вот судовой бондарь, еще совсем недавно возившийся со своими обручами и клепками; вот мастер, занимавшийся починкой парусов; а чуть дальше – корабельный кок, юнга… и офицеры, с которыми они с Филиппом обедали за одним столом в кают-компании. Филипп… Селия рванулась к телам в надежде отыскать мужа.
 Нога в тяжелом сапоге пинком вернула ее на место. Сильная рука грубо схватила за волосы и потянула вверх. Селия медленно подняла взгляд и тут же покрылась липким потом от страха. Перед ней предстал разъяренный незнакомец. Правда, он выгодно отличался от других пиратов. Он был гладко выбрит; темно-рыжие волосы собраны на затылке в аккуратную косицу. Хорошо сшитая одежда ладно сидела на гибком теле.
 – От твоей руки погиб мой человек, хороший моряк, – раздался резкий голос. – За это ты поплатишься. – Мужчина придирчиво осмотрел ее узкие бедра, маленькую грудь. В его взгляде не было похоти, даже интереса – так оценивают товар. Он усмехнулся, обнажив неровные зубы. – Ну ладно. Пожалуй, ты сможешь позабавить моего братва Андрэ. – Он намотал прядь ее волос на руку и рывком поднял Селию на ноги. – Андрэ постоянно нужны новые женщины. К сожалению, они у него быстро выходят из строя.
 К ним подошел молодой коренастый моряк:
 – Капитан Легар, чтобы выгрузить добычу, потребуется примерно около часа. Золота немного, сэр, но имеются корица, бренди, масло в кувшинах…
 – Хорошо. Оставшихся в живых заприте в трюме. Когда прибудем на остров, подожжем судно. – Легар грубо подтолкнул Селию к пирату. – Свяжи девчонку. Мы возьмем ее с собой. Предупреди, чтобы ее не трогали. Я подарю эту красотку Андрэ.
 – Значит, кто-то остался в живых? – рванулась к нему Селия, но Легар уже не слышал ее.
 Молодой пират, бесцеремонно схватив ее за руку, поволок прочь.
 – Прошу вас, помогите мне… – умоляюще обратилась она к нему по-французски, но, сообразив, что он ее не понимает, перешла на английский. – Пожалуйста, помогите мне. Мой муж, возможно, еще жив. Он… он вас озолотит, если вы нам поможете. Его фамилия Волеран. Филипп Волеран.
 – Если даже он жив, то это ненадолго, – равнодушно ответил ее страж. – Легар не оставляет свидетелей. Это его правило. Ты слышала о братьях Легар? Они хозяева залива.
 – Филипп! – Селия вдруг вырвалась из его рук и бросилась к человеку, лежащему у трапа.
 Это действительно был ее муж. В правом боку его зияла рваная рана, глаза были закрыты, лицо исказила предсмертная гримаса. Селия, рыдая, упала на колени рядом с супругом.
 – Это и есть твой муж? – презрительно спросил пират. – Кто же заплатит выкуп за мертвеца? – И он столкнул тело Филиппа в океан.
 Селии показалось, что темная волна, поглотившая тело человека, которого она любила, накрыла и ее, и она безжизненно повисла на руках пирата.


* * *

 Когда Селия очнулась, в первую минуту она не поняла, где находится. Девушка с трудом села и вгляделась в темноту. Ничего не видно! Она осторожно ощупала окружавшие ее предметы. Корзины, бочки, ящики. Ну конечно! Вместе с прочей добычей ее заперли в трюме пиратской шхуны.
 Рядом с ней раздался какой-то шорох. Селия поджала колени и замерла в напряженном ожидании. Что-то живое, теплое коснулось большого пальца ноги. Пронзительно взвизгнув, она отдернула ногу. Кто это? Мыши? Крысы? О Господи, сколько же времени придется ей пробыть здесь, рядом с этими тварями? В темноте послышались и другие звуки: мягкий прыжок, возня и отчаянный писк.
 Селия расплакалась от беспомощности и страха. Кто этот неведомый зверь? Может быть, позвать на помощь? Господи, как только подобная глупость могла прийти в голову?! Никто и пальцем не шевельнет, чтобы ей помочь. Вдруг совсем рядом раздалось тихое мурлыканье, и Селия почувствовала, как к ее руке прикоснулось что-то пушистое. Кошка! Она потерлась о локоть Селии и осторожно прыгнула ей на колени. Раньше Селия не любила кошек, считая их хитрыми, льстивыми и неверными созданиями, но с этой кошечкой она была рада подружиться.
 – Ах ты, мой дружок. Ты моя единственная защита, – всхлипнула Селия и погладила кошку.
 Прислонившись головой к бочонку, Селия уставилась в темноту. Перед ней замелькали, сменяя друг друга, картины прошлого. Ей вспомнилась первая встреча с Филиппом. Ее отец, доктор Робер Веритэ, пригласил его однажды на ужин.
 – Это Филипп Волеран, – представил он красивого молодого человека. – Мой студент с медицинского факультета. Он американец, но… несмотря на это, очень хорошо воспитан.
 Филиппа усадили за длинный обеденный стол. Заметив ошеломленный взгляд, которым тот окинул многочисленное семейство, отец добродушно сказал:
 – Восемь детей. Большая здоровая семья. Чего еще может желать человек? Эй, эй, Клодетта, посади сестру рядом с нашим гостем. Ты уже обещана другому молодому человеку. Дай теперь Селии шанс поймать себе жениха.
 Селия едва удержалась, чтобы не убежать из комнаты, и все-таки заняла место рядом с красивым незнакомцем.
 Все Веритэ были людьми сильными, яркими, импульсивными, и только Селия, старшая из детей, всегда старалась держаться в тени. После смерти матери она взяла на себя заботу о семье и давно смирилась с мыслью, что останется старой девой. Мужчины находили ее милой и привлекательной, но, по общему мнению, слишком холодной и даже высокомерной.
 Сейчас, сидя за столом, она с удовольствием прислушивалась к общему разговору. Ей пришелся по душе новый знакомый, импонировали его легкость и естественность, остроумие, нравились чистое, тонко очерченное лицо, густые, коротко подстриженные волосы и ярко-синие глаза. Взгляд этих удивительных глаз беспокоил ее: ей казалось, что Волеран читает ее мысли. К счастью, он не заговаривал с ней – иначе она умерла бы от смущения.
 Раздался взрыв смеха: отец рассказывал забавную историю об одном брюзгливом пациенте. Селия рассмеялась вместе со всеми, искренне, до слез, откинулась на спинку стула и тут почувствовала, что из кармана платья выскользнула книга, которую она читала, когда выпадала свободная минутка. Она нагнулась за ней одновременно с Филиппом, и они чуть не столкнулись лбами.
 – Я… я сама, – запинаясь, прошептала Селия. Филипп осторожно взял томик из ее рук.
 – Руссо, – вполголоса прочел он. – Вы читаете философскую литературу, мадемуазель?
 – Иногда.
 – Я тоже. Вы не позволите мне взять эту книгу на время?
 Селия заколебалась. Она хотела было сказать «нет», чтобы избежать мучительной для нее новой встречи – ведь ему придется возвращать ей книгу, но боязнь показаться невоспитанной пересилила страх перед этим красивым молодым человеком.
 – Да, месье, – робко произнесла она.
 – Скажите: «Да, Филипп», – настойчиво потребовал он с озорным огоньком в глазах, удерживая ее руку.
 Селия удивленно взглянула на него. Неужели он не понимает, что ей неприлично называть его по имени?
 За столом, перекрывая разговоры, раздался голос отца:
 – Месье Волеран, могу ли я узнать, что заставляет вас прятаться под столом вместе с моей дочерью?
 Мучительно покраснев, Селия в полном смятении попыталась отдернуть руку, но он только покачал головой.
 – Да, Филипп, – прошептала она наконец, и была вознаграждена чудесной улыбкой. Рука получила свободу.
 Несколько дней спустя он пришел снова. Казалось, Филипп Волеран не замечает смущения Селии. И мало-помалу ее скованность прошла. Они гуляли по саду, болтая обо всем на свете, и Селия с удивлением отметила, что с ним ей легко, просто и спокойно.
 Они подошли к стене, увитой вьющимися розами, и Филипп неожиданно привлек ее к себе.
 – О нет! – Селия выскользнула из его рук, и сердце ее неистово забилось.
 – Недотрога, – тихо и ласково засмеялся он. – Все тебя считают недотрогой, правда? Тебе никто не нужен. И ничего не нужно, кроме книг и одиночества.
 – Да, – прошептала она, – именно такой меня и считают.
 – Но это не правда. – Он снова привлек ее к себе и легонько коснулся губами уголка ее рта. – Я знаю это, Селия. Тебе нужно, чтобы тебя любили. И ты будешь моей…
 И вот теперь она заперта в зловонном трюме пиратской шхуны. Селия вытерла рукавом слезы. Их первый поцелуй и этот страшный день разделяет больше трех лет. Окончив курс, Филипп вернулся в Новый Орлеан. Началась война <Англо-американская война 1812-1814 гг.>, и целых три года они не виделись. Три года переписки, надежд, отчаяния и сомнений.
 Но Филипп вернулся за ней. И только тогда Селия поверила в свое счастье. А теперь… Слезы вновь хлынули из глаз. Почему, ну почему счастье обернулось горем? Вдруг она почувствовала раздражение, почти обиду на Филиппа. Он должен был сделать все, чтобы этого не произошло! Он же знал, что залив кишит пиратами! Селия со стоном опустила голову на колени. Теперь, когда Филипп погиб, незачем жить и ей. Остается лишь молить Бога, чтобы смерть не заставила себя долго ждать.


* * *

 У него было несколько имен, но матросы знали его под именем капитана Грифона. Подобно мифическим птицам с клювом орла и телом льва, он был подвижен, коварен и смертельно опасен. Его шхуна «Бродяга» могла обогнать на море любое судно, а своим матросам он сумел внушить, что дисциплина – самый верный способ достичь желаемой цели.
 Вытянув длинные ноги, Грифон облокотился широкой спиной на вытащенную на берег пирогу, зажег тонкую черную сигару и с наслаждением вдохнул ароматный дым. Синие глаза – темные, как ночное море, – нашли на голубой глади, расстилавшейся перед ним, «Бродягу».
 Уже несколько дней шхуна стояла в гавани острова Корнейль, или Воронова острова, как называли свое убежище джентльмены удачи, промышлявшие в Мексиканском заливе. В гавани теснилось более дюжины больших и малых судов – бригантины, канонерки, шхуны. А на острове, среди густых зарослей кустарников и кривых дубов, виднелись склады, куда пираты свозили добычу, хижины, крытые пальмовыми листьями, загоны для рабов; был здесь даже бордель.
 Пока «Бродяга» стоял на якоре, его команда, сотня отчаянных головорезов, веселилась на берегу, благо дешевых проституток и вина здесь было достаточно. В последний раз Грифону удалось завладеть неплохим грузом, и сейчас товары переносили на берег. Добыча, как обычно, будет поделена поровну.
 Сейчас Грифон отдыхал, но внутреннее напряжение не покидало его. Теперь, когда американское правительство объявило его вне закона, он не мог позволить себе расслабиться хоть на миг. Год назад его деятельность считалась более или менее законной. Снабженный каперским <Каперство – нападение вооруженных частных судов воюющего государства с разрешения правительства на неприятельские торговые суда. Запрещено Декларацией о морской войне 1856 г.>свидетельством от Картахены <Картахена – город и порт на Карибском море, входил в состав испанской колонии Новая Гранада.>, он грабил испанские торговые суда и сумел сколотить значительное состояние. Однако Грифон не упускал возможности напасть на богатых торговцев из других стран, тех, корабли которых не имел права грабить.
 В конце концов из капитана капера он превратился в настоящего пирата. Он никогда не трогал только американские суда – все остальные считал своей законной добычей.
 Решив, что уже давно пора пропустить стаканчик-другой, Грифон лениво поднялся и не спеша направился к полуразрушенному форту. Именно там был центр жизни Воронова острова.
 Освещенная масляными лампами и факелами таверна под названием «Кошачья голова» уже была полна.
 – Кэп! – окликнули Грифона из угла.
 Это был Джон Риск, черноволосый ирландец с неизменной лукавой улыбкой на физиономии, правая рука капитана и лучший канонир на «Бродяге». Черная повязка прикрывала вытекший глаз, который он потерял в прошлом году. Тогда они взяли на абордаж испанца, его команда сражалась отчаянно, и если бы не Риск, кормить бы теперь Грифону рыб на дне моря.
 На коленях у Риска сидела некрасивая девица с плоским лицом.
 – Кэп, когда снимаемся с якоря? – спросил Риск, протягивая Грифону бутылку рома.
 Грифон взял бутылку, сделал большой глоток и вытер рот тыльной стороной ладони.
 – Горишь нетерпением выйти в море, Джон?
 – Да. По правде говоря, я сыт по горло хвастливыми рассказами людей Легара. За последнее время они захватили шесть судов… Но разве мы не сделали того же полгода назад? В следующий раз мы покажем этим шакалам, с какой добычей следует приходить из плавания. Мы приведем на буксире десяток кораблей! Мы…
 – Мы на некоторое время ляжем на дно и будем вести себя тихо, – спокойно прервал его речи Грифон. – Залив кишмя кишит канонерками из Нового Орлеана.
 Риск нахмурился:
 – Да, капитан. Если вы так считаете…
 Имеется в виду испанский корабль.
 – Я так считаю.
 – Э-эх! А суда, набитые всяким добром, пройдут мимо, – мечтательно продолжал Риск. – Может быть, мы наконец займемся…
 В темно-синих глазах Грифона блеснул недобрый огонек.
 – Я не занимаюсь работорговлей, Джон.
 – Знаю, но ведь какие деньги можно получить…
 – Кажется, наши дела и так идут неплохо.
 Риск нахмурился.
 – Не могу с этим спорить, кэп. А вот этот треклятый Доминик Легар не так щепетилен. – Риск приложился к бутылке и покачал головой. – Шесть судов… – бормотал он. – Только посмотрите на этого Андрэ Легара, на этого жирного мерзавца с ухмылкой от уха до уха! Он знает, что его братец Ники отвалит ему изрядную долю награбленного добра. А ведь сам он палец о палец не ударил, только жрет да пьет да…
 – Довольно, Джон, – холодно прервал его Грифон, и Риск прикусил язык.
 Грифон взглянул туда, куда указал Риск. Андрэ Легар сидел за столом, уставленным тарелками с едой и бутылками вина, и его огромное пузо внушительно возвышалось над всем этим изобилием. Лоснящаяся физиономия с рыжеватой бородой излучала удовольствие.
 Братья Легары были поразительно непохожи друг на друга. Доминика, хладнокровного и ловкого хищника, не интересовали ни женщины, ни вино, ни карты. Казалось, им владеет одна страсть – грабить и приносить добычу своему младшему братцу. Он никогда не жаловался, был равнодушен к удобствам. В отличие от него Андрэ, толстый и неряшливый обжора, страдал непомерным аппетитом во всем, что касается еды, выпивки и женщин – именно в такой последовательности.
 – Доминик привез для Андрэ новую женщину, – с неприкрытой завистью сказал Риск. – Я сам слышал, какой гвалт поднялся, когда ее вели со «Стервятника». Она визжала так, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Бедная девчонка! Вы, наверное, знаете, что случилось с последней женщиной, которую ему привез Доминик? Она была вся…
 – Знаю, – обрезал его Грифон.
 Ему было противно говорить на эту тему. Он однажды видел одну из жертв Андрэ Легара, уже мертвую. Девчонка была истерзана и замучена до смерти – сексуальные забавы Андрэ были ужасны. Многие знали об этих «забавах» и презирали Андрэ, однако никто в его дела не вмешивался. На Вороновом острове люди вообще не совали нос в чужие дела, если они не затрагивали их собственных интересов.
 Риск легонько толкнул в бок девицу, сидевшую у него на коленях:
 – Скажи-ка мне, дорогуша, почему это Андрэ Легар никогда не трогает ни тебя, ни остальных твоих грешных сестер?
 – Доминик ему не позволяет, – ответила та, скорчив кислую мину. – Мы приносим Легарам немалый доход.
 Риск изобразил на лице комический испуг.
 – Так, значит, я помогаю им набивать карманы? Когда они и без того купаются в деньгах? – Он столкнул девицу с колен, и она чуть не хлопнулась на пол. – Катись от меня, дорогуша. У меня пропало желание заниматься любовью. – Заметив, как помрачнело ее лицо, он ухмыльнулся и кинул ей золотую монету. – Держи. И не забудь похвалить мои достоинства другим своим сестрам. Я еще вернусь.
 Ловко поймав монету, девица криво усмехнулась и пошла прочь, покачивая бедрами.
 Грифон уселся рядом с Риском. Тут двери распахнулись, и в таверну ввалилась шумная компания. Это был Доминик Легар со своими пиратами. Горланя любимую песню про молодца Джона и красотку Салли, они сгрудились вокруг Андрэ и пустили по кругу бутылку. Гул голосов в зале стих: все замерли в ожидании бесплатного представления.
 Допев песню, Доминик щелкнул пальцами, подавая знак кому-то, кто стоял у него за спиной. Пираты расступились, и в середину круга выволокли женщину. Стены таверны задрожали от одобрительного рева. Платье на ней было порвано и запачкано кровью, ноги босые, а руки связаны за спиной.
 – Какая красотка, – пробормотал Риск. – Лакомый кусочек, а?
 Грифон промолчал, но в душе не мог с ним не согласиться. Девушка была явно не из простолюдинок, с нежной кожей и тонкими чертами лица, такая тоненькая, такая хрупкая. Спутанные белокурые волосы отливали золотом при свете факелов. Грифон всегда предпочитал женщин крепких, сильных, но сейчас не мог избавиться от мысли, что было бы, наверное, очень приятно пристроиться между этими стройными ножками и впиться губами в эти сладкие губки.
 – Почему это, черт возьми, мы никогда не находим таких хорошеньких? – вслух размышлял Риск.
 Женщина стояла совершенно спокойно, и Грифон, заметив быстрый взгляд, которым она окинула таверну, будто прикидывая свои шансы на спасение, почувствовал к ней невольное уважение.
 Хрюкнув от удовольствия и утерев рукавом жирные губы, Андрэ ухватил лапой женщину и посадил себе на колени.
 – Клянусь, Доминик, такой у меня еще не было! – Он ощупал ее стройную фигуру толстыми пальцами. – Такая сладенькая, такая мягонькая… Уж я заставлю ее сегодня повизжать!
 – Ладно, братишка, делай с ней что хочешь, – равнодушно сказал Доминик, но на лице у него появилась довольная улыбка.
 Андрэ провел рукой по золотистым волосам пленницы.
 – У меня никогда еще не было женщины с таким цветом волос. Придется поберечь ее, чтобы прожила подольше.
 Селия закрыла глаза. От его зловонного дыхания ей стало дурно. Вот ненавистные губы приблизились к ее лицу… и тут она вывернулась и до крови укусила его за ухо. Взвыв от неожиданности и боли, Андрэ выпустил свою жертву. Селия бросилась к выходу. Она бежала под улюлюканье и хохот, понимая, что ей не спастись, но все-таки бежала.
 Дверь была совсем рядом, когда вытянутая нога в сапоге преградила ей дорогу, остановив этот бессмысленный бег. Селия видела, как с головокружительной скоростью стал приближаться пол, но ничего не могла поделать: руки ее были связаны за спиной. Вдруг в последний момент чья-то твердая рука поймала ее и поставила на ноги. Своего неведомого спасителя Селия не видела: он держал ее за плечи, повернув к себе спиной; перед ней же был тот, кто преградил ей путь.
 – Я Джон Риск, – представился одноглазый пират с дьявольской ухмылкой. – Куда это ты помчалась, дорогуша? Из огня да в полымя? Не прошло бы и минуты, как тебя бы поймали и позабавились с тобой на берету.
 – Помогите мне, – торопливо зашептала Селия, пока люди Легара бежали к ним. – Я из семьи Волеран. Отвезите меня в Новый Орлеан. Максимилиан Волеран щедро вознаградит вас.
 С лица Риска внезапно исчезло добродушно-издевательское выражение, и он поднял вопросительный взгляд на человека, стоявшего за ее спиной.
 Тот наклонился и вполголоса спросил:
 – Кем вы приходитесь Волеранам? У него был низкий глуховатый голос, от которого у нее по спине пробежали мурашки.
 – Я жена доктора Филиппа Волерана, – выдавила Селия. – Наше судно… «Золотая звезда»… Они убили моего мужа. Это, кажется, произошло вчера… а может быть, позавчера…
 Пальцы, державшие ее за плечо, сжались с такой силой, что она вскрикнула от боли. Человек за спиной моментально ослабил хватку.
 – Боже мой! – услышала Селия его шепот.
 – Вы… вы слышали о Волеранах? – спросила она.
 В этот момент перед ней оказался Доминик Легар. Он оттолкнул Риска и, задрав голову, взглянул на человека, стоявшего позади нее, – видимо, тот был очень высок.
 – Благодарю, капитан Грифон, – произнес Легар. – А теперь позвольте возвратить Андрэ мой подарочек.
 Селия с замиранием сердца почувствовала, как рука незнакомца по-хозяйски обвила ее талию. Она опустила глаза и увидела эту руку – мускулистую, заросшую темными волосами. Снова послышался его спокойный голос:
 – Капитан Легар, мы должны сначала кое-что обсудить.
 Доминик вскинул тонкие брови. В комнате стало тихо, так тихо, что было слышно, как бьется в окно ночная бабочка. Все знали, что Грифон – единственный человек на острове, который не боится Легара. До этой минуты два капитана избегали столкновений, да и разговаривали-то они всего один раз – речь тогда шла о незначительной ссоре между их моряками. Оба понимали: пробеги между ними искра – и резни на острове не миновать. У Легара людей больше, но головорезы Грифона не из тех, с кем можно не считаться.
 – Меня интересует эта девчонка, – как ни в чем не бывало продолжал Грифон. – Ты готов поторговаться? Легар покачал головой:
 – Андрэ уже видел ее. Боюсь, что это невозможно. Я никогда не разочаровываю своего брата.
 – Пятьдесят тысяч серебром.
 Риск, открыв рот от удивления, уставился на Грифона. У него даже ноги подкосились от волнения, и он медленно опустился на стул.
 – Такая ничтожная сумма не может меня заинтересовать, – презрительно фыркнул Легар. – Ты, наверное, не слышал об успешном рейсе «Стервятника»?
 – Сто тысяч, – спокойно сказал Грифон.
 По толпе прошел шумок, кто-то удивленно присвистнул.
 Селия замерла от страха. Почему этот загадочный человек готов выложить за нее целое состояние? А если Легар согласится? Вдруг у этого незнакомца ей будет еще хуже, чем у Андрэ?
 На мгновение Легар лишился дара речи.
 – Тебе так нравится эта девчонка? – наконец заговорил он.
 – Сто пятьдесят тысяч.
 Легар шумно втянул воздух, потом медленно выдохнул. Его хитрые глаза заблестели от удовольствия, когда он представил себе, как отказывает Грифону в том, чего тому очень хочется. Он обнажил в улыбке неровные зубы:
 – Нет.
 Раздвигая толпу жирным животом, к ним пробирался Андрэ. Его круглая физиономия покраснела от радостного возбуждения.
 – Да, Доминик, да! Но пусть он поборется за нее! Сколько лет мы слышим небылицы о его необычайной силе, так пусть покажет, на что способен. Сейчас же! Пусть попробует одолеть нашего лучшего борца.
 Риск нащупал рукой бутылку рома и отхлебнул добрый глоток.
 – Господи Иисусе, – пробормотал он. Доминик окинул Грифона оценивающим взглядом и, не сводя глаз с его непроницаемого лица, спросил Андрэ:
 – Тебе это действительно доставит удовольствие, братец? Такое большое удовольствие, что ты рискуешь проиграть женщину, которую я тебе привез?
 – Да, – последовал нетерпеливый ответ. – Мы заставим его показать нам, из чего он сделан, Дом!
 – Будь по-твоему. Я предлагаю тебе, Грифон, биться с человеком, которого выберу сам. И конечно, до смерти. Если победишь, забирай девчонку за сто пятьдесят тысяч в звонкой монете. Если победит мой человек, твое судно и все товары, что хранятся в пакгаузах, отойдут ко мне.
 – Какого черта… – сердито произнес Риск.
 – Согласен, – невозмутимо произнес Грифон.
 Толпа взревела. Новость выплеснулась на улицу, и привлеченные шумом прохожие валом повалили в таверну. Пираты Грифона заключали пари с людьми Легара.
 – Джон, – попросил Грифон Риска, – предупреди наших парней, чтобы не ввязывались в драку.
 – Тысяча чертей! Неужели вы думаете, что они меня послушают? – воскликнул Риск. – Кэп, вы сами понимаете, что теперь начнется. На острове уже никогда не будет как прежде. Вспомните, вы сами всегда говорили нам, чтобы мы держались подальше от людей Легара.
 – Знаю, – прервал его Грифон, и по лицу его пробежала тень.
 – Она всего лишь женщина! Она того не стоит! А кроме того, вы рискуете лишиться добычи, которая принадлежит не только вам. Там есть и моя доля!
 – У меня нет выбора.
 Селия стояла с опущенной головой, ошеломленная и беспомощная. К ней подошел Андрэ Легар и, запустив пальцы в ее волосы, потянул к себе.
 – Я подержу милашку у себя, пока не закончится поединок, – проговорил Андрэ, обращаясь к Грифону.
 Селия прижалась к твердой груди Грифона, и вдруг ей почудилось что-то странно знакомое в том, как он держит ее.
 – Нет, – услышала она его голос. – Не хочу получить порченый товар.
 Андрэ бросил недовольный взгляд на старшего брата, но Доминик был поглощен выбором противника Грифона.
 – Я ничего плохого ей не сделаю, – жалобно запричитал Андрэ, выпуская волосы Селии. – А вдруг ты сам испортишь товар, откуда мне знать?
 Из толпы выступил Джон Риск:
 – Мне кажется, понятие о том, как поразвлечь женщину, у капитана Грифона малость отличается от твоего, Легар. Если ты не возражаешь, я присмотрю за этой милашкой.
 Разобиженный, Андрэ удалился, громко жалуясь на несправедливость.
 Поставив ногу на сиденье стула, Грифон вытащил из-за голенища сапога нож и разрезал веревки на руках Селии. Она обернулась и наконец взглянула ему в лицо.




 Глава 2


 Селия замерла от страха. Перед ней стоял человек, похожий на дикого зверя: густая грива черных волос спускалась до плеч, лицо заросло бородой, расстегнутая на груди черная рубаха открывала загорелую мускулистую грудь, покрытую жесткими волосами. У него был крупный прямой нос, высокие, резко очерченные скулы и дерзкий взгляд, говоривший, что такое понятие, как «стыд», если и знакомо ему, то лишь понаслышке. Селия вздрогнула. Она ни у кого не видела таких пронзительно-синих глаз, кроме разве…
 Кровь начала циркулировать в онемевших руках, и ее пронзила такая невыносимо острая боль, что все мысли разом исчезли, а в ушах зазвенело. Селия покачнулась.
 Крепко выругавшись, Грифон поддержал ее.
 – Ишь какая неженка! – пробормотал он себе под нос, снова засовывая нож за голенище. – Нашла время падать в обморок!
 – Я постараюсь удержаться от этого, капитан, – смиренно сказала Селия, но в голосе ее прозвучал сарказм. Грифон, нахмурившись, подтолкнул девушку к Риску:
 – Держи ее, Джон. Только не давай воли рукам, не то спущу с тебя шкуру.
 – Да, сэр, – послушно ответил Риск, усадил Селию рядом и посмотрел на нее с довольной улыбкой.
 Грифон стянул с себя черную кожаную безрукавку и швырнул на стол. Покопавшись в кармане, вынул короткую кожаную полоску и завязал свои непослушные волосы. Селия глядела на него во все глаза. Видеть таких людей, как он, ей еще никогда не приходилось. Его тело словно самой природой было создано для борьбы – он был высоким, сильным, мускулистым. Отец назвал бы такого человека жилистым.
 – Зачем я вам?
 Она сказала это очень тихо, но он услышал ее вопрос.
 – Назовем это долгом чести, – проговорил Грифон, опираясь на спинку стула. – Я всегда плачу свои долги, – пробормотал он, глядя на нее сверху вниз.
 – Если вы доставите меня в Новый Орлеан в целости и сохранности, Волераны щедро вознаградят вас. Глаза его насмешливо блеснули.
 – Если я тебя туда доставлю, тебя примут независимо от целости и сохранности.
 – Но Волераны не захотят…
 – Неужели ты думаешь, что мне есть дело до того, что захотят Волераны? – перебил он, оглядывая ее с ног до головы. Селия замерла, почувствовав, как его палец прикоснулся к мочке ее уха, скользнул вниз, к нежному изгибу шеи, потом пощекотал ее за ухом, словно кошечку. – Ладно, меня тебе нечего бояться, скелетик. Я предпочитаю спать с женщинами мягонькими, а не с мешком костей вроде тебя.
 Риск фыркнул, и Селия отклонилась, чтобы избежать оскорбительного прикосновения пальца. Она боялась Грифона не меньше, чем остальных: была в нем какая-то неистовая ярость, по сравнению с которой даже жестокость Доминика Легара казалась не столь устрашающей.
 Неожиданно Грифон посмотрел на нее с интересом. Нежная, как у ребенка, кожа, вздернутый носик, карие глаза, обрамленные длинными ресницами. Но было в ней что-то… особенное. Ум и воля светились в этих кротких глазах.
 Грифон повернулся к Риску:
 – Легар уже выбрал человека для поединка?
 Риск искоса взглянул единственным глазом в другой
 Конец комнаты.
 – Трудно сказать, там толпится столько народу… Подождите, похоже, он выбрал Когтя. Этакий медведище…
 Грифон прорычал в ответ что-то нечленораздельное и вытащил нож. Ярко блеснуло в свете факелов отточенное лезвие. Подбросив нож, он ловко поймал его за рукоятку.
 – Жаль, здесь не развернешься с абордажной саблей, – сказал он. – С ней можно было бы управиться поскорее.
 – Покажите им настоящий класс, кэп! Пусть люди Легара увидят, почему мы готовы идти за вами хоть в пекло!
 – Нет, я не стану устраивать для них представление. Не проронив больше ни слова, Грифон вышел на середину комнаты. Человек, которого Риск назвал Когтем – гигант с изуродованной шрамами щекой, – выступил вперед.
 Послышались одобрительные возгласы, угрозы и залихватский свист. Селия съежилась от страха и инстинктивно попятилась, словно желая спрятаться от бесновавшейся толпы. Но далеко она не ушла.
 – Ноги у меня слишком большие, – с самой невинной улыбкой сказал Риск, когда Селия, споткнувшись, хлопнулась ему на колени. – Вечно мешают.
 Она попыталась было встать, но он крепко держал ее за талию.
 – Моя обязанность – присматривать за тобой, – любезно объяснил Риск. – Не бойся, дорогуша, я тебя не покалечу своими неуклюжими лапищами. Ты, конечно, очень соблазнительна… но мне ли не знать, что сделает со мной Грифон после того, как прикончит Когтя.
 По правде говоря, он действительно держал ее бережно, словно драгоценность, и Селия немного успокоилась.
 – Бедняжка, – сочувственно покачал головой Риск, заметив, что у нее пересохли губы. – Когда ты последний раз ела?
 – Не… не помню.
 – Подождем, как только закончится эта заварушка, на «Бродяге» тебя накормят так, что с места сдвинуться не сможешь.
 – Но ваш капитан… а вдруг он проиграет?
 – Не беспокойся, Грифон всегда побеждает. Он сродни дьяволу, только вдвое сильнее.
 Селия с любопытством взглянула на Риска. По сравнению с пиратами, набившимися в таверну, он имел почти цивилизованный вид, а его лицо с тонкими чертами никак нельзя было назвать безобразным. Он был молод, скорее всего – ее ровесник.
 – Почему он это делает? Зачем я ему нужна? – спросила Селия.
 – На этот вопрос может ответить лишь сам капитан. Но запомни одно: тебе лучше быть с Грифоном, чем в руках Легара.
 Селия печально взглянула на него. С трудом подыскав английские слова, она сказала:
 – Ты не можешь знать уверенно.
 – Уж я-то могу «знать уверенно», – рассмеявшись над тем, как она построила фразу, сказал Риск. – Давай-ка, дорогуша, поглядим, что там происходит. – Он встал.
 Пираты, сбежавшиеся посмотреть на бой, были похожи на дикарей: они хрипло ревели, угрожающе потрясали кулаками и притопывали. Они жаждали крови. А в центре плотного кольца сверкали лезвия ножей. Риск тоже заорал что есть мочи, подбадривая капитана.
 Противники кружили по темному пятачку, освобожденному для боя. Внезапный выпад Когтя – но Грифон уклонился от ножа и, извернувшись, ударил противника ногой в солнечное сплетение. Коготь согнулся пополам, и Грифон только приготовился к прыжку, как получил страшный удар в грудь. Рухнув на пол, он откатился в сторону, но тут же вскочил.
 – Великий капитан Грифон, – прохрипел Коготь, – я тебя прикончу, и от тебя останется только мокрое место. Не более чем плевок на полу.
 Грифон не ответил, но синие глаза его вспыхнули.
 Вновь выпад Когтя, и вновь Грифон ловко отскочил назад, увернувшись от сверкающего лезвия. Противники снова закружили по пятачку, то наступая, то отступая. Наконец Грифон, сделав обманное движение левой рукой, с непостижимой точностью всадил нож в спину Когтя. Массивное тело рухнуло на пол.
 На мгновение повисла тишина, потом толпа взорвалась восторженными криками.
 Радостно расхохотавшись, Риск дружески подтолкнул
 Селию в бок:
 – Ну, дорогуша, теперь ты можешь «знать уверенно», что сегодня ночью не окажешься под Андрэ Легаром!
 Селия вздрогнула и отвернулась от него. Она побледнела, а лицо ее стало неподвижным. Чем этот Грифон лучше бандитов, расправившихся с Филиппом? Хладнокровный убийца, который уничтожит любого, кто встанет на его пути. Возможно, он обращается со своими пленниками не так жестоко, как Андрэ Легар, но все равно он такое же чудовище.
 В другом конце комнаты Андрэ Легар визжал в истерике. На его толстой шее вздулись вены.
 – Я хочу ее, Доминик. Я хочу… я хочу!
 Доминик успокаивал братца:
 – Конечно, братец. Будь уверен, я не позволю ему забрать мой подарок.
 Андрэ успокоился. Доминик перешагнул через истекающее кровью тело Когтя и подошел к Грифону. Тот только что извлек из трупа нож и сейчас вытирал лезвие о рубаху.
 – Ты доказал, что умеешь ловко обращаться с ножом, – тихо сказал Доминик.
 Грифон насмешливо взглянул на него:
 – Я не собирался что-либо доказывать.
 – Тем не менее ты это сделал. И, как мы договорились, женщина будет твоей. Но только не сегодня, а завтра утром.
 – Нет, – ответил Грифон очень спокойно. – Сегодня.
 – К сожалению, Андрэ будет безутешен, если не проведет с ней хотя бы одну ночь.
 Презрительная улыбка появилась на губах Грифона:
 – Ночь с ним она не переживет. Ни для кого не секрет, что вытворяет с женщинами твой братец. А она очень слабенькая.
 – Я позабочусь о том, чтобы он с ней не переусердствовал.
 – Ты меня не правильно понял, – любезно заметил Грифон. – Я не намерен торговаться.
 Их разговор неожиданно прервал Джон Риск, подошедший к ним с Селией.
 – Вот, держите, кэп, свой заслуженный приз! – И он подтолкнул девушку к Грифону.
 Тот внимательно взглянул на Селию. Лицо ее было бледно, карие глаза потухли. Он понял, что сила духа, которой он восхищался, на исходе. «Интересно, сколько она сможет продержаться», – прикинул он про себя.
 Доминик Легар издевательски усмехнулся:
 – Ты получишь ее на заре, Грифон! Но сегодня с ней позабавится Андрэ. А если ты нарываешься на ссору, то ты ее получишь.
 Грифон выругался про себя. Команды «Бродяги» и «Стервятника» только и задали повода, чтобы сцепиться друг с другом. Зависть и соперничество не давали им покоя, и ссоры между их вожаками будет достаточно, чтобы началась настоящая война.
 – Не забудь, у меня людей больше, чем у тебя, – напомнил Легар. – Из-за женщины ты рискуешь потерять половину команды. Твои люди тебе этого не простят – и правильно сделают. Короче, капитан Грифон: тебе не по карману приз, который ты только что выиграл.
 Услышав это заявление, Риск возмутился. Радости его как не бывало.
 – Что это, черт возьми, значит? – взревел он.
 – А теперь о деньгах… – продолжал Легар.
 – Ни цента, пока она не будет в моих руках, – медленно произнес Грифон.
 – Разумеется, мы решим этот вопрос утром.
 Риск, не веря своим ушам, взглянул на Грифона:
 – Капитан, неужели вы позволите этой жирной пьяной свинье провести с ней ночь? Вы ведь знаете, что он…
 – Спокойно, – коротко приказал Грифон.
 – Но…
 Заметив предостерегающий взгляд капитана, Риск замолчал.
 Грифон небрежно подтолкнул Селию к Легару:
 – Скажи своему брату, чтобы обращался с ней поосторожней, не то я с него голову сниму.
 Самообладание изменило Доминику:
 – Не смей угрожать Андрэ!
 На лице Грифона ни один мускул не дрогнул.
 – Не забудьте, сэр, я только что оказал Андрэ большую любезность.
 Селия оглянулась и одарила Грифона презрительным взглядом. Ей вдруг показалось, что ее предали. Почему? Ведь с самого начала она не очень верила, что этот странный человек поможет ей добраться до Нового Орлеана. И все же в глубине души теплилась искорка надежды. А теперь… теперь его синие глаза были холодны и пусты.
 – До завтра, – сказал он ей на отличном французском языке.
 До завтра. Зачем он это говорит? – с горечью подумала Селия. Для нее не будет никакого «завтра», и он это прекрасно знает.
 Взгляд синих глаз на мгновение задержался на ней, потом ушел в сторону, будто капитан потерял к ней всякий интерес.
 Подозвав жестом Риска, Грифон покинул таверну.
 – Ах ты, сучка, сколько от тебя беспокойства! – процедил сквозь зубы Легар и потащил ее к изнывавшему в ожидании Андрэ. – Надеюсь, брат раздерет тебя пополам.


* * *

 Получив пинок, Селия влетела в комнату и, потеряв равновесие, упала.
 Комната эта была необычной. Прекрасный персидский ковер, изящные дорогие вещицы, роскошная мебель с вычурными украшениями, лампы в стиле барокко – будто не комната, а какой-то склад. И все это заплевано, загажено. И запах здесь был отвратительный – удушливо-сладковатый, странный.
 Андрэ наклонился над Селией:
 – Тебе тут нравится? Это все подарки Доминика. И ты тоже.
 – Он… он о тебе заботится, – запинаясь сказала Селия, поднимаясь на ноги.
 – Доминик? О да, всегда, с самого детства. Мы из Гваделупы. Он заменил мне мать и отца.
 Селия незаметно оглядела комнату в поисках оружия.
 – Значит, он отдает тебе всех женщин? – спросила она, тихонько отодвигаясь от него. – А себе ни одной не оставляет?
 Андрэ с вожделением следил за каждым ее движением.
 – Да, он всех отдает мне, – пробормотал он, хрипло дыша, и протянул к ней руку.
 У Селии перехватило дыхание, и она отпрянула назад, пытаясь увернуться от толстой лапищи.
 Андрэ рассмеялся, очень довольный, и, схватив ее за волосы, потащил к огромной кровати красного дерева. Несмотря на неповоротливость, он был достаточно силен, чтобы без труда справиться с хрупкой девушкой. Селия и пикнуть не успела, как он привязал ее запястья к спинке кровати кожаным ремешком, висевшим там наготове. Потом ухватился руками за ворот ее платья и разорвал его пополам. Довольно зарычав, мерзавец навалился на нее огромным животом и, оскалив зубы, прижался толстыми губами к нежному соску.
 От ужаса дыхание ее прервалось, а перед глазами поплыли разноцветные круги. И вдруг в этой разноцветной мути сверкнуло лезвие ножа, и все окрасилось темно-красным. Селия мгновенно вернулась к действительности: Андрэ лежал на персидском ковре, прижимая к горлу руки и издавая странные булькающие звуки. Над ним стоял Грифон, спокойно вытирая нож о его рубаху.
 – Я передумал, – сказал он, глядя с холодной улыбкой в вылезшие из орбит глаза Андрэ. – И не желаю ждать до утра.
 Андрэ судорожно дернулся, потом еще раз, и веки его опустились.
 Грифон засунул нож за голенище и обернулся к распростертой на кровати женщине. Такая худенькая! Не мешало бы ее немного откормить, подумалось ему. Взгляд его остановился на маленьких крепких грудях с нежными розовыми сосками. Потом скользнул вниз по плоскому животу к треугольнику мягких золотистых кудряшек. Он почувствовал болезненное напряжение, нараставшее между ног. Она была полностью в его власти, но что-то заставило Грифона подавить желание.
 Он снял с себя кожаную безрукавку, сбросил черную рубаху, снова надел безрукавку. Не спеша развязал кожаные ремешки, которыми руки Селии были привязаны к спинке кровати.
 – Как тебя зовут? – спросил он по-французски, помогая ей сесть.
 Селия молча смотрела на Грифона, словно не слышала вопроса. Он чуть встряхнул ее за плечи, приводя в чувство.
 – Селия, – прошептала наконец она.
 – У нас мало времени, Селия. – Содрав с нее обрывки платья, Грифон сунул ее руки в рукава черной рубахи. Селия была послушна и податлива как воск, и ее безучастность встревожила Грифона. – Делай все, что я тебе скажу. Поняла?
 Она взглянула на него отсутствующим взглядом. Выругавшись, он обыскал комнату, нашел початую бутылку рома и, присев рядом, поднес ее к губам девушки. Селия инстинктивно оттолкнула его руку, но, придержав ладонью ее затылок, Грифон снова поднес к ее губам горлышко бутылки:
 – Выпей, черт тебя побери, или я зажму тебе нос и волью ром в горло.
 Селия сделала глоток и чуть не задохнулась, когда обжигающая струя пробежала вниз по гортани.
 – Ох…
 – Еще.
 Подчиняясь властному голосу и умелым рукам, Селия глотнула еще и почувствовала, как тепло разлилось по ее телу. Она посмотрела на заросшее бородой лицо Грифона, потом перевела взгляд на кровать и наконец пришла в себя окончательно.
 – Вот так-то лучше, – спокойно сказал Грифон, увидев, что ее взгляд стал осмысленным.
 Он отставил в сторону бутылку и помог Селии подняться с кровати.
 Как только ее ноги коснулись пола, она рванулась из его рук, но Грифон удержал ее.
 – Слушай меня, дуреха. Я – твой единственный шанс выбраться с этого острова. Когда откроется, что я здесь сделал, за мою голову назначат такую кругленькую сумму, которая способна соблазнить даже моих собственных людей. Ты пойдешь туда, куда я скажу, и будешь точно выполнять все, что я прикажу, иначе я сверну тебе шею.
 Не в силах унять дрожь, Селия опустила глаза и взглянула туда, где лежало окровавленное тело Андрэ Легара.
 – Не сомневаюсь, – тихо произнес Грифон, – ты понимаешь теперь, на что я способен.
 – Да, – прерывающимся голосом сказала Селия. – Я сделаю все, что вы скажете.
 – Вот и ладно.
 Он отпустил ее, развязал кожаный ремешок, стягивавший его длинные волосы, и подпоясал им Селию. В его рубахе, доходившей ей до колен, она казалась маленькой и трогательно хрупкой.
 – Почему вы пришли за мной?
 – Потому что дрался за тебя и победил. А то, что принадлежит мне, у меня никому не удастся отобрать.
 – Что вы хотите со мной сделать? Он пропустил вопрос мимо ушей.
 – Идем. – Грифон повлек Селию к двери, но вдруг остановился, заметив, что она хромает. – Черт возьми, что случилось?
 – Ничего. Просто… – Селия замолчала, испуганно посмотрев на него.
 Грифон опустился на колени, поднял одну ее ножку, потом другую и озабоченно покачал головой. Нежные ступни были изранены. Она не привыкла ходить босиком, и сейчас каждый шаг причинял ей такую боль, будто она ступала по битому стеклу.
 – Я не виновата, – словно оправдываясь, сказала Селия. Грифон ловким движением вытащил из-за голенища нож, и она в ужасе закрыла лицо руками. Пробормотав что-то нелестное насчет безмозглых дурочек, он подхватил ее на руки и взвалил на плечо. Одной рукой придерживая Селию, в другой держа нож, Грифон перешагнул через порог и, осторожно обойдя распростертое на полу тело одного из людей Легара, бесшумно двинулся по темному коридору.
 Он нес ее по узким переходам старой крепости, двигаясь с грацией льва – осторожного и ловкого. Судя по всему, Грифон отлично знал хитросплетения этого лабиринта, он избегал тупиков, проходя сквозь пустые комнаты, и безошибочно выбирал самый короткий путь к выходу.
 Услышав голоса, он насторожился и нырнул в темную нишу. Опустил Селию на пол. Голоса приближались. Разговаривали двое мужчин и женщина. Очевидно, какая-то проститутка вела своих клиентов в укромное местечко. Мужчина отпустил непристойную шутку, и женщина визгливо рассмеялась.
 Грифон хмыкнул, заметив смущение на лице Селии.
 – Сюда, мои красавчики, – призывно мурлыкала девица, и моряки весело топали за ней следом.
 – Дорогу! Дорогу! – крикнул один из них, а другой грубо расхохотался совсем рядом с укрытием беглецов.
 Селия в ужасе прижалась к Грифону. Он, казалось, не заметил этого, но неожиданно для себя Селия почувствовала, что ей уже не так страшно.
 – Стоп! Я вижу подходящую стоянку! – И в проеме появилась довольная физиономия. – Эй, право руля! А коробочка-то полна!
 Грифон нащупал рукой нож.
 – Что ты там увидел, миленький? – пропела девица.
 Селия оцепенела от страха. «Неужели Грифон убьет всех троих у меня на глазах?» – пронеслась лихорадочная мысль.
 Однако Грифон повел себя совсем не так, как она ожидала. Он резко рванул Селию к себе, запрокинул ей голову, и она почувствовала, как его губы безжалостно впились в ее рот. Селия испуганно схватила его за запястья, но не посмела оттолкнуть. Язык его скользнул между ее губами и жадно обследовал рот. Все чувства Селии восстали против грубого насилия, и она рванулась из крепких рук.
 Словно вбивая клин, Грифон втиснул колено между ее ног. Резким движением дернул ее к себе и заставил буквально оседлать его бедро. Внезапно Селию захлестнула волна безумного удовольствия. Это было предательством по отношению к самой себе, ко всему, чем она дорожила, но подавить это восхитительное чувство она не могла. Его руки скользнули к ее груди, и пальцы принялись поглаживать соски. Вся дрожа, Селия прильнула к нему, руки сами обвили его шею, пальцы зарылись в густые волосы, а бедра крепче обхватили его бедро.
 Девица, разглядев в полутьме очертания двух фигур, понимающе усмехнулась:
 – Ба! Это всего лишь одна из наших девочек, а с ней какой-то изголодавшийся по бабе кобелек. – Она подошла ближе. – Эй, красавчик, не желаешь ли присоединиться к нашей веселой компании?
 Грифон поднял голову, стараясь не поворачиваться лицом к свету.
 – Проваливай! – грубо прорычал он. Не желая нарываться на неприятности, женщина благоразумно отступила.
 – Пусть занимаются своим делом! – засмеялась она. – У нас есть свое, получше. Вы, морские волки, пробовали когда-нибудь вдвоем иметь одну женщину?
 Пираты, сгорая от нетерпения, проследовали за соблазнительной девицей дальше.
 Селия не отводила от них взгляда, пока троица не скрылась. После того, что произошло, она не могла поднять глаз на Грифона. Чем она лучше этой проститутки? Как могла вести себя подобным образом? Что с ней случилось?
 Чувства, захлестнувшие девушку, были ей незнакомы. Конечно, она слышала, что люди могут терять голову от плотского желания, которое не имеет ничего общего с любовью. Но чтобы такое случилось с ней! Она любит Филиппа, ей не хочется жить без него. И вот только что она предала их любовь. Глаза защипало, но Селия, собрав все силы, сдержала слезы.
 Грифон медленно высвободил колено, втиснутое между ее ног, но продолжал обнимать ее. Оба не шевелились, пока наконец Селия не заставила себя поднять голову.
 – Отпустите меня, – прошептала она с нескрываемой ненавистью.
 Трудно было разглядеть в темноте выражение его лица. Она лишь видела, как блестят его глаза. Молчание затянулось. Он снова наклонил голову.
 – Нет! – успела жалобно пискнуть Селия, и его губы снова впились в ее рот.
 Это привело ее в ярость. Она стала отбиваться изо всех сил, пуская в ход коленки, локти и ногти. Но он не обратил на это ни малейшего внимания. Он целовал ее так, как никогда не целовал Филипп – с какой-то первобытной страстью, как дикарь. Он вдыхал ее дыхание, лаская языком ее рот.
 Наконец он оторвался от нее. Селия бессильно прислонилась головой к стене и закрыла глаза.
 – Я удивлен, мадам Волеран, – раздались насмешливые слова. – Вы выглядите и разговариваете как леди, а целуетесь совсем не так, как подобает истинной леди.
 Селия задрожала от ярости, но Грифон только рассмеялся, подхватил ее на руки и водрузил на плечо.
 – Спокойно, или я нечаянно размозжу вам голову о стену.
 Наконец они выбрались из форта. Грифон вынес Селию через пролом в стене, неслышно скользнул в тень деревьев и опустил свою ношу на землю.
 Остров веселился вовсю. До беглецов доносились крики и ругань дерущихся, сладострастные стоны – это проститутки ублажали клиентов, пьяные песни с берега. Среди моря теней виднелись островки света, отбрасываемого зажженными факелами.
 Грифон прошептал:
 – Видишь вон там три пакгауза? Позади них нас ожидает пирога. Как только скомандую, беги туда и не оглядывайся.
 – Хорошо, – шепнула она в ответ.
 – Идем.
 Грифон крадучись повел ее вдоль полуразрушенной стены форта, затем они свернули куда-то вправо, пересекли узкую песчаную полоску и вышли на берег. Селия вздохнула было свободнее, но тут ее взгляд упал на огромный валун, и она замерла в ужасе: прислонившись к камню, сидел человек. Вот он шевельнулся и… блаженно захрапел. Усмехнувшись, Грифон присел на корточки перед спящим, осторожно взял из его руки бутылку и передал Селии.
 Глаза Грифона зорко обшарили местность. Убедившись, что путь свободен, он потащил девушку к видневшимся вдали складам. Она почти бежала за ним, стараясь не отставать, не обращая внимания на жуткую боль в ступнях. И вот когда они были почти у цели, оставалось только обогнуть здание, из темноты раздался грубый оклик:
 – Кто идет?
 Перед ними возник дюжий верзила, один из часовых Легара. Одного взгляда на Грифона и Селию ему хватило, чтобы понять: дело нечисто. Пират выхватил саблю.
 Селия от страха будто приросла к месту.
 – Беги! – крикнул Грифон, но она даже не шевельнулась. – Беги… – Он грубо выругался.
 И тут Селия очнулась. Судорожно вздохнула и стрелой помчалась к морю.
 Грифон ловко, как кошка, отпрыгнул в сторону, и вовремя: абордажная сабля вонзилась в песок в том месте, где он только что стоял. Оружие так глубоко вошло в землю, что пират не сразу смог высвободить его, а Грифон, воспользовавшись секундной заминкой, выхватил нож и бросился на противника. Еще секунда, и тот замертво рухнул на землю.
 Сзади послышались приглушенные песком шаги. Круто обернувшись, Грифон увидел одного из самых отчаянных людей Легара.
 На этот раз у капитана Грифона было еще меньше шансов. Клинок со свистом рассек воздух, и Грифон едва уклонился от прямого удара. Сабля все же задела плечо. Не обращая внимания на боль, Грифон прыгнул на пирата и повалил его. Они покатились по песку, сцепившись друг с другом, как собаки, рыча и всхрапывая. Наконец все было кончено. Тяжело дыша, Грифон поднялся на ноги.
 А Селия тем временем мчалась вдоль берега. Вдали на воде смутно маячило небольшое суденышко. Она остановилась в нерешительности, заметив у берега пирогу и людей возле нее. Та ли это пирога, о которой говорил Грифон? А если та, что сделают с ней эти страшные люди, если он… не придет?
 Словно из-под земли перед ней вырос чернокожий гигант. Голова его была повязана цветастым шейным платком, а за пояс заткнуто с десяток пистолетов – так, во всяком случае, со страху показалось Селии. Выронив из рук бутылку с виски, она попятилась, потом круто повернулась и бросилась прочь.
 Она бежала, а в голове билась только одна мысль: где спрятаться? где искать спасения? Она теперь как загнанное животное, рано или поздно ее растерзают волки в образе людей.




 Глава 3


 Далеко убежать ей не удалось. Позади послышались тяжелые шаги. Чьи-то грубые руки схватили девушку за плечи.
 Селию захлестнула волна ярости. С нечленораздельным воплем она извернулась и попыталась укусить ненавистную руку.
 – Заткнись, дуреха, – прозвучал знакомый голос.
 Это был Грифон.
 Он поднял ее на руки, и, всхлипнув, Селия уткнулась лицом в его плечо. Ей больше не хотелось убегать. Он, только он – ее единственный шанс на спасение.
 На берегу их ждал тот чернокожий великан, который так испугал Селию.
 – У нас были небольшие затруднения, Ог, – тихо сказал Грифон.
 – Вы, как всегда, преуменьшаете, капитан. – Ог пристально посмотрел на спасителя Селии. – Вы ранены.
 – Пустяки. Этим мы займемся потом. А как дела у Риска?
 – Все на «Бродяге», в полной готовности.
 – Отлично. Ни один из нас не будет в безопасности, пока мы не уйдем подальше от этого проклятого острова.
 На черной физиономии Ога появилось подобие улыбки.
 – Похоже, вы убили не того Легара, капитан?
 – Это точно, – с сожалением покачав головой, согласился Грифон. – А сейчас в путь. Мне нужно доставить кое-какой ценный груз в Новый Орлеан. Так что отправляемся не теряя времени.
 Он дошел по мелководью до пироги, в которой уже сидели на веслах полдюжины самых крепких его парней. За все это время, с тех пор как очутилась у него на руках, Селия не проронила ни слова, и сейчас, когда Грифон попытался разжать обнимавшие его шею руки, чтобы посадить ее в пирогу, она лишь крепче прижалась к нему.
 – Отпусти, – сказал он, но Селия только покачала головой. – Я сказал: отпусти! – повторил он чуть ли не с угрозой в голосе.
 Молчание. Тонкие руки крепче, еще крепче обхватили его шею. Только сейчас капитан Грифон понял, как испугана Селия.
 – Ты в безопасности, бедняжечка моя, – сказал он мягко. – Никто тебя не обидит. Ну, будь хорошей девочкой. Делай, как я говорю.
 Селия очень неохотно разжала руки, и Грифон усадил ее в пирогу. Она сжалась в комочек на деревянном настиле на дне пироги и затихла.
 Несмотря на протесты Ога, Грифон взялся за весло. Пирога быстро удалялась от берега, и вот уже остров исчез из виду. Они вошли в марши <Марши – полоса низменных побережий морей, затопляемая во время высоких приливов и нагонов воды.>, заросшие болотными травами. Здесь небольшие озера, соединенные узкими протоками, чередовались с топкими луговинами. В этих местах пролегал маршрут контрабандистов. Чтобы пойти по нему и не заблудиться, требовалось большое мастерство.
 Грифон, которого все же беспокоила боль в плече, оставил наконец весло и пересел на нос, пристроившись рядом с Селией. Гребцы работали молча, слаженно, словно были деталями какого-то мощного механизма.
 – Держи, – сказал Грифон, положив тяжелую флягу на колени Селии. – Пей медленно.
 Вода! Селия пила жадно, большими глотками, с наслаждением ощущая, как холодная струя пробегает по пересохшей гортани. Грифон отобрал у нее флягу, посадил к себе на колени и сказал полунасмешливо, полураздраженно:
 – Понемногу… Понемногу…
 – Прошу вас, – умоляла Селия охрипшим голосом, – я так давно не пила… можно мне еще капельку?
 – Потерпи минутку.
 – Но…
 – Ш-ш-ш… Ты ведь не хочешь, чтобы заболел живот?
 Селия с подозрением взглянула на него. А может быть, он намеренно мучает ее? Но нет, конечно, нет. Селия чувствовала, как силы возвращаются к ней.
 – Капитан Грифон, почему вы это делаете? Почему вы везете меня в Новый Орлеан?
 – Возможно, я хочу сделать одолжение Волеранам. Чтобы сам Максимилиан Волеран оказался перед кем-нибудь в долгу! – Грифон хмыкнул.
 Селия пристально посмотрела в темно-синие, как полуночное небо, глаза.
 – Прошу вас, – прошептала она, – Я потеряла все. У меня ничего не осталось… ни надежды, ни мужа, ни будущего. Скажите мне правду. Зачем вы увезли меня с острова? Почему вы ради меня рискуете жизнью, своей и своих людей?
 Она заглянула в глубину его синих глаз и почувствовала, что тонет в них.
 – Возможно, я решил, что ты того стоишь, – сказал он тихо, чтобы не услышали матросы. – Ты стоишь десятков жизней. Я уже много лет даже не прикасался к такой, как ты, женщине… женщине с нежными белыми ручками и детскими глазами. Разве это не веская причина? И потом… я не очень ценю свою жизнь.
 Сквозь рубаху, надетую на голое тело, Селия чувствовала жар его кожи. Она попыталась отодвинуться, но Грифон удержал ее.
 – Но ведь дело не только в этом?.. Есть еще причина? – с запинкой спросила Селия.
 – Даже если бы ее не было, я все равно отобрал бы тебя у Легара.
 «Боже мой, – думала Селия с бешено бьющимся сердцем, – ведь он не отпустит меня так просто! Он потребует вернуть ему долг!»
 Ее охватила дрожь при воспоминании о настойчивых губах, объятиях сильных рук. Она вспыхнула, вспомнив, с какой легкостью раскрылась ему.
 – Ты дрожишь, – заметил он. – Это потому, что ты знаешь: я хочу тебя. Но когда я возьму тебя, малышка, ты будешь желать этого не меньше, чем я тебя.
 Селия замерла от страха. Ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать его шепота, от которого по коже пробегали мурашки. Убежать, спрятаться от этих синих глаз, от этих рук, таких нежных и таких беспощадных. Не куда ей бежать? И как?
 – Самонадеянный нахал! – решила возмутиться Селия. – Я даже говорить об этом не намерена! Мне нет до тебя дела. Ты… ты жесток. Тебе наплевать, что я два дня назад потеряла мужа.
 – Вот здесь ты ошибаешься. На это, – голос его неожиданно дрогнул, – мне не наплевать. Но поскольку, – циничная ухмылка тронула его губы, – месье Волеран мертв, то никого уже не волнует, храните ли вы верность супругу, мадам Волеран. – Он снова протянул ей флягу, и Селия забыла обо всем на свете, кроме воды. Позволив девушке сделать несколько торопливых глотков, Грифон отобрал у нее флягу.
 – Довольно. Во всяком случае, пока, – улыбнулся он.
 Сначала Селия испугалась: а вдруг он больше не даст ей воды? Но вскоре, убаюканная ритмичными взмахами весел, успокоилась и задремала. Голова ее склонилась на плечо Грифона.
 – Твое другое плечо, – вдруг пробормотала она сонно, – оно очень болит?
 – Не очень.
 Тихонько вздохнув, Селия крепко уснула.


* * *

 Разбудил Селию рассвет. Робкие лучи солнца пробивались сквозь кроны деревьев, освещая удивительный, совершенно незнакомый ей мир. Пирога медленно продвигалась по узкой протоке, заболоченные берега которой заросли папоротником и тростником высотой в человеческий рост. С деревьев, густо сплетавших ветви над водой, свисали длинные пряди исландского мха. Водную гладь затянуло ряской, и над ней роились тучи насекомых. Влажный воздух был напоен каким-то первобытным густым ароматом.
 Кипарисы с искривившимися толстыми стволами, должно быть, стояли здесь со дня сотворения мира. Казалось, они росли прямо из воды, а между их корнями сновали стайки ильных рыб-змееголовов. Здесь, в царстве зелени и воды, было трудно представить себе, что где-то на свете есть мощеные улицы, каменные дома, а в них – гостиные с пианино, библиотеки, удобные кресла. Цивилизация существовала где-то в другом мире.
 Окончательно проснувшись, Селия поняла, что всю ночь проспала в объятиях Грифона. Она попыталась было высвободиться, но, почувствовав острую боль в спине, шее, плечах, ногах – на ее теле не было местечка, которое бы не болело! – не сдержала стона.
 Грифон положил руку ей на шею, и его длинные пальцы принялись осторожно массировать мышцы.
 – Не надо, – неуверенно сказала Селия, смущаясь от того, что он так фамильярно обращается с ней на глазах у матросов. Четверо гребцов сидели к ним спиной, но Ог и еще двое, в тот момент отдыхавшие, с любопытством на них поглядывали.
 Грифон не обратил на ее слова ни малейшего внимания, и Селия, смирившись, закрыла глаза. Возражать и сопротивляться было бесполезно, тем более что его руки успокаивали и прогоняли боль. Сильные пальцы размяли каждую впадинку вдоль позвоночника, поднялись до шеи, потом перешли к плечам. Тело ее вопреки воле наслаждалось прикосновениями этих умелых рук, которые, казалось, точно знали, что делать.
 Грифон бросил взгляд на непроницаемое лицо Ога, сидевшего в другом конце пироги.
 – Сменяться будете в обычном месте? – спросил он, продолжая массировать плечи Селии.
 Ог ответил на каком-то незнакомом наречии, Селия разобрала только несколько французских слов.
 – Вот и отлично, – довольно кивнул Грифон и ссадил Селию с колен. – Мы должны уйти сегодня как можно дальше. Иначе к ночи Легар может нас нагнать.
 Селия пристально взглянула на него:
 – Сколько времени потребуется, чтобы добраться до Нового Орлеана?
 – Надеюсь, завтра на рассвете будем там.
 – Откуда вы знаете, что Легар… – начала было она, но, взглянув ему в глаза, замолчала, не окончив фразы. Мохнатые черные ресницы обрамляли синие, как сапфиры, глаза. И этот фиолетовый оттенок… Она побледнела.
 – Что случилось? – отрывисто спросил Грифон.
 – Ваши глаза… такие же, как у моего… у моего мужа…
 Лицо его помрачнело.
 – На свете много людей с синими глазами, – резко сказал он.
 – Но не с такими…
 – Терпеть не могу женскую болтовню, – прервал ее Грифон и пересел к гребцам.
 Морщась от резкой боли в плече, он греб, а Селия продолжала внимательно разглядывать его, пытаясь представить, как бы он выглядел без длинных волос и бороды.
 – Месье, – робко обратилась она к нему. – Месье, я очень сильно проголодалась.
 Грифон усмехнулся ее старательно составленной английской фразе. Кивнул в сторону потрепанного мешка, лежавшего в нескольких футах от нее:
 – Загляни, нет ли чего там.
 Заметив рядом с мешком флягу с водой, Селия тотчас потянулась к ней:
 – Я очень, хочу пить.
 – Ну и пей, – нелюбезно буркнул он.
 Напившись, Селия порылась в мешке и извлекла оттуда сухие галеты и сушеное мясо. Она надкусила галету, похожую на мел – совершенно безвкусную. Потом сделала глоток тепловатой воды. Очередь дошла до мяса. Мелкие белые зубки вонзились в кусок, больше похожий по вкусу на подошву, но Селия и этим была довольна.
 Ощутив наконец приятную сытость, она положила на место мешок и флягу и только тогда почувствовала, что ступни болят невыносимо. Селия наклонилась, чтобы осмотреть их, но ее остановил резкий голос Грифона:
 – Я сам займусь этим. А ты, – он хмыкнул, – лучше прикройся чем-нибудь.
 Вспыхнув, Селия натянула на колени рубаху и обиженно замолчала. Впрочем, исподтишка она продолжала наблюдать за капитаном. Интересно, подумала она, кто он и откуда. Выглядит как настоящий дикарь, но по-французски говорит словно аристократ. Он силен, как человек, много и тяжело работавший физически, а в глазах светится ум. Когда-то он, вероятно, знавал лучшие времена, продолжала размышлять Селия. И еще. Капитан Грифон, несомненно, сильная личность, иначе матросы не слушались бы его беспрекословно. Он умеет заставить их бояться и уважать себя. Но почему он решил спасти ее? Почему?
 Солнце уже поднялось высоко. Пирога продвигалась все дальше по сонной протоке с заболоченными берегами, направляясь к небольшому островку, возле которого протока разделялась на несколько рукавов. Через один из рукавов был перекинут ствол старого поваленного дерева. Селия вопросительно взглянула на гребцов, почувствовав, что все они чего-то ожидают. Лица матросов были спокойны. Пирога замедлила ход и причалила к правому берегу. Тишину нарушил резкий свист незнакомой птицы. Грифон поднес руку ко рту и ответил таким же свистом. Селии почудилось какое-то движение в лесных зарослях на берегу, в следующее мгновение кусты раздвинулись, и из них появились смуглолицые люди с мушкетами и топорами.
 – Это свежий экипаж, – сказал Грифон Селии.
 – Они наши друзья? – с сомнением спросила та, поглядывая на угрюмых людей на берегу.
 – Не совсем так, – сухо ответил Грифон. – Речные люди клятву верности никому не давали… Но я плачу им, чтобы они переправляли мои грузы через озера до реки.
 – Разве ваши матросы не могут довезти нас туда?
 – Не могут. Гребцы устали, дитя мое.
 Один из пиратов Грифона, взглянув на Селию, усмехнулся:
 – Как бы я ни устал, но, пожелай вы, довез бы вас хоть до Китая, мадам.
 Не вполне поняв витиеватый комплимент, но почувствовав, что моряк говорит доброжелательно, Селия улыбнулась.
 Грифон первым выпрыгнул из пироги и привязал ее к полусгнившему стволу дерева на берегу. За ним последовали гребцы. Они с наслаждением потягивались, облегченно вздыхая. Селия не двигалась, вопросительно поглядывая на Грифона. Тот привязал к поясу ножны, вложил в них абордажную саблю.
 – Захвати бутылку с виски, – сказал Грифон и, когда Селия подобрала бутылку, легко подхватил ее на руки.
 Увидев светловолосую женщину, речные люди взвыли по-волчьи и одобрительно зашумели, с вожделением глядя на нее. Испуганная девушка крепко ухватилась за шею Грифона, и он сошел на берег.
 Их окружила толпа. Почувствовав, как грубые руки прикасаются к ее голым ногам, Селия вздрогнула.
 – Это и есть груз, который вы привезли, капитан? – спросил один из речных людей.
 – Товара красивее, чем этот, я еще никогда не видывал! – весело крикнул другой.
 Кто-то потянул ее за прядь волос. Грифон резко остановился, обвел возбужденных мужчин холодным взглядом синих глаз.
 – Эта женщина – моя собственность. Если кто-нибудь еще раз прикоснется к ней, будет иметь дело со мной.
 Назойливые руки тут же оставили ее в покое, и Селия спрятала лицо на груди Грифона:
 – Мне кажется, – прошептала она, – что, не будь вас здесь, они бы…
 – Это уж будь уверена, – криво усмехнулся Грифон и ступил на скрипучий мост. – А теперь, мой очаровательный корм для аллигаторов, не смотри вниз. И, ради Бога, постарайся не нарушить моего равновесия, или мы оба окажемся по горло в грязи.
 Аллигаторы? Филипп любил забавлять ее страшными рассказами об этих созданиях, которые, по его словам, были наполовину драконами, наполовину ящерицами. У них длинные хвосты, огромные челюсти, острые зубы, говорил он. Селия зажмурилась.
 – Не урони меня, – прошептала она.
 – После того как я с таким трудом заполучил тебя? – усмехнулся Грифон. – Лучше смотри не урони виски.
 Он осторожно шел по импровизированному мосту, Селия затаила дыхание. Речные люди, наблюдавшие за каждым их движением, все-таки не удержались от одобрительного свиста и похотливых стонов, когда на фоне темной зелени мелькнули голые белые ножки.
 Очутившись наконец на острове, Грифон направился к полуразвалившимся хижинам на поляне.
 – Это брошенное поселение индейцев, – пояснил он, заметив, что Селия с любопытством оглядывается вокруг.
 – Что с ними случилось?
 – Их прогнали из этих мест очень давно. С реки сюда приходит слишком много перекупщиков и контрабандистов. – Он опустил ее на землю возле входа в хижину. – Ог! – крикнул он. – Пошевеливайся. У нас всего несколько минут.
 – Несколько минут? – забеспокоилась Селия. – Что вы собираетесь делать?
 – Зайди-ка внутрь, – он кивнул на вход, – и выпей немного виски.
 У Селии учащенно заколотилось сердце.
 – Зачем? Почему вы зовете Ога? Почему…
 – Не заставляй меня повторять дважды, – сказал Грифон, едва скрывая раздражение.
 Селия побледнела и послушно вошла в хижину. В углу валялся полусгнивший тюфяк. Сквозь дыры в потолке и полуразрушенную стену в хижину проникал свет. Трясущимися руками Селия вытащила пробку из бутылки и приложила горлышко к губам. Отвратительная на вкус жидкость обожгла гортань. Усевшись на краешке тюфяка, она стала ждать. Рядом медленно полз огромный паук с мохнатыми лапками, и Селия не дыша следила за ним расширившимися от страха глазами.
 – Вижу, к тебе пожаловал гость, – послышался голос Грифона. Пригнув голову, он вошел в хижину. – Я ожидал, что ты завизжишь от страха. – И, усмехнувшись, он раздавил паука.
 Селии очень хотелось сказать, что она куда больше боится двуногих созданий.
 – В трюме у капитана Легара были даже мыши, – неожиданно сообщила она.
 – Неужели? – Грифон присел перед ней на корточки. – Знаешь, лучше уж побыть в компании мышей, чем ублажать людей Легара.
 – Да, это правда, – согласилась Селия. Грифон дотронулся до ее щиколотки, и она инстинктивно отдернула ногу.
 – Не дергайся.
 Он осмотрел распухшую ступню и сочувственно покачал головой. Надо же – она ни разу не пожаловалась! Чувство, близкое к восхищению, шевельнулось в его душе. Потрясающее самообладание! Эта хрупкая женщина за последние два дня пережила столько горя, что не всякому на целую жизнь выпадает. Не только женщины, но и многие мужчины на ее месте давно сломались бы.
 – Бедняжка. – Грифон смочил тряпку виски. Он говорил так нежно и ласково, что Селия смущенно нахмурилась. Так же… так же говорил с ней Филипп.
 – Что вы собираетесь… – Она захлебнулась от боли, когда он прикоснулся к забитому песком, воспалившемуся порезу, и зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
 – Кричи, если хочешь, – сказал он. – Здесь ты никого этим не обеспокоишь.
 Он снова приложил к ране тряпку, смоченную виски, и Селия тихо застонала. Боль разлилась по всему телу, даже зубы и те заныли.
 – Может, не нужно…
 – Если подошва воспалится, с тобой будет одна морока. Так что потерпи.
 – Я… я не могу!
 Он снова взял обеими руками ее ногу и стал ощупывать пятку большим и указательным пальцами.
 – Что вы делаете? – испуганно воскликнула Селия, но Грифон вместо ответа нащупал какую-то точку, сильно нажал на нее, и боль мало-помалу утихла. Селия расслабилась.
 – Лучше? – спросил он.
 – Да, лучше. – Девушка вздохнула с облегчением. Неприятное ощущение все же осталось, но такой боли, как прежде, она не чувствовала. Грифон продолжал очищать подошву от песка и врезавшихся в нее мелких камешков. – Где вы научились обрабатывать раны?
 – В дальних странствиях, – сказал Грифон, улыбнувшись. – Как-нибудь я покажу тебе кое-что еще.
 – Нет, спасибо, лучше не надо… – начала было Селия, но тут в хижину вошел Or с маленьким кожаным мешочком в руке.
 Ни слова не говоря, он присел на корточки рядом с ними. Потом с самым серьезным видом принялся вынимать из мешка странные предметы: птичьи лерья, камешки, кусочки засохшей глины, пакетики с порошками.
 Грифон жестом остановил его.
 – У нас нет времени на заклинания, Ог. Отложи до лучших времен сеанс магии. Нужен только зеленый порошок.
 – Что это за сеанс магии? – осторожно спросила Селия.
 – Магия Ога? Это знахарство. Оно практиковалось на Гаити, откуда Ог родом. Он врачует травами, но одними травами, считают на Гаити, не обойтись. Нужно обязательно выполнить колдовские ритуалы.
 – А что за зеленый порошок?
 – Это то, что я собираюсь приложить к твоим подошвам. Если, конечно, мне удастся отговорить Ога от предварительного сожжения грязи, перьев и обрезков ногтей. Или от заклания какого-нибудь несчастного представителя пернатых.
 Селия с любопытством взглянула на Ога. Тот стоял нахмурившись, очевидно, осуждая Грифона за непочтительное отношение к колдовству.
 – Месье Ог поклоняется дьяволу? – подозрительно спросила она, твердо намереваясь в случае положительного ответа ни за что не допустить, чтобы даже пылинка дьявольского порошка попала на ее ноги.
 Ог ответил на том же непонятном наречии, что и раньше.
 – Это не совсем так, – перевел ей Грифон. – Но он верит, что духи умерших иногда возвращаются, чтобы досаждать живым.
 – А вы тоже в это верите? – спросила его Селия. Грифон улыбнулся:
 – Мне кажется, что с живыми у меня возникает больше хлопот, чем с умершими.
 Ог протянул руку к ее ступне, и Селия отдернула ногу. Впервые в черных глазах Ога блеснули искорки смеха. Он что-то сказал Грифону.
 Грифон хрипло рассмеялся:
 – Ог хочет, чтобы ты знала: тощие женщины не в его вкусе. А теперь позволь ему заняться твоей ногой.
 Селия хранила торжественное молчание, пока Ог посыпал оливково-зеленым порошком ее подошвы, тихо мурлыкая себе под нос какую-то мелодию. Грифон тем временем промывал виски рану на своем плече.
 – Спасибо, – тихо поблагодарила Селия, когда Ог закончил перевязывать ее ноги. – Мне хотелось бы отблагодарить вас, только не знаю как.
 Ог жестом указал на ее волосы и что-то сказал. Селия вопросительно взглянула на Грифона.
 – Он говорит, что если ты подаришь ему прядь своих волос, он изготовит амулеты большой магической силы, – перевел ей Грифон и покачал головой:
 – Нет, Ог, и не надейся.
 Селия нерешительно протянула руку к ноге Грифона и прикоснулась к голенищу сапога, за которым, как она помнила, был спрятан нож. Грифон удивленно вздернул черную бровь, но нож ей дал. Причесав пальцами волосы, Селия отделила от золотистой массы прядь и быстро отрезала ее ножом.
 – Вот, держите, – сказала Селия, протягивая блестящий локон Огу.
 Тот поблагодарил ее кивком и с поразительной для грубых пальцев ловкостью завернул локон в обрывок ткани.
 – Можно было этого не делать, – заметил Грифон.
 – Нет, это надо было сделать обязательно, – ответила Селия, глядя вслед уходящему Огу. Она прикоснулась к аккуратно забинтованной ноге. – Я у него в долгу.
 – Ты считаешь, что обязана возвращать свои долги?
 – Да.
 – Тогда хочу напомнить, что ты у меня в долгу за спасение жизни.
 – Я знаю. – Селия не моргнув выдержала его пристальный взгляд.
 – Я с нетерпением жду вознаграждения, – насмешливо сказал Грифон.
 Он был ей отвратителен, этот подлый, обросший волосами мужлан, бродяга, живущий грабежом. На какое-то мгновение неприязнь пересилила страх. Селия с отвращением взглянула на его косматую бороду, упрямо сжатые губы и наглые глаза.
 – Надеюсь, – холодно сказала она, собрав все свое достоинство, – гордость не позволит вам насильно навязать себя женщине, которая не хочет близости с вами.
 Почувствовав неприкрытое презрение в ее словах, Грифон дерзко усмехнулся:
 – Я многое на этом свете ценю больше, чем собственную гордость, малышка, в том числе и твое тело.
 Так же внезапно, как порой шторм овладевает доселе спокойным морем, его добродушно-насмешливое расположение духа мгновенно сменилось злым сарказмом. Робкий вопрос Селии о том, где ей можно справить свои естественные потребности, вызвал град насмешек бородатого капитана. Селия была готова сквозь землю провалиться от стыда и чуть не плакала от унижения. Ее переживания вызвали у него новый приступ раздражения.
 – Перестань шмыгать носом, дурочка! Один Бог знает, почему естественное желание облегчиться считается таким уж деликатным делом!
 Заметив, что рубаха у нее задралась почти до бедер, Грифон саркастически спросил, не желает ли она, чтобы ее изнасиловали по очереди все члены экипажа.
 В пироге Селия устроилась как можно дальше от него. Обменявшись несколькими прощальными словами с Огом, Грифон хлопнул того по спине, сел на свое место, и новая команда повела пирогу дальше по заболоченной протоке.
 Мужчины быстро привыкли к присутствию Селии и больше к ней не приставали. Мимо проплывали аметистовые соцветия ирисов, сновали в грязной воде черепахи и мускусные крысы с пушистыми усами. Окружающая природа была так роскошна, так необычна, что Селия, забыв о своих бедах, успокоилась. От мух и комаров, роившихся над их головами, Селии доставалось больше, чем остальным, и к концу дня она пришла к выводу, что никогда в жизни не встречала ничего отвратительнее москитов.
 Ночь принесла прохладу. Селия с трудом боролась со сном, печально думая, что это путешествие, видимо, никогда не закончится. Но всему когда-нибудь приходит конец, и пирога, выйдя из заболоченной протоки, скользнула в большое холодное озеро. На его темной поверхности поблескивала лунная дорожка – было полнолуние.
 Грифон обдумывал дальнейшие действия. Если заставить гребцов приналечь на весла, то Селия окажется на плантации Волеранов в считанные часы. На другом берегу озера можно нанять лошадей, потом еще немного проехать верхом до Миссисипи, а там уж будет рукой подать до Волеранов. Легар, наверное, уже бросился в погоню. Да, надо как можно скорее избавиться от девушки, а самому потом раствориться в ночи.
 Грифон взглянул на Селию. Та сидела в нескольких футах от него, сжавшись в комочек и опустив, голову на сложенные на коленях руки. Облачко легких волос закрывало лицо, шея блестела от пота; грязная черная рубаха плотно обтягивала тело, и под ней проступали худенькие колени и по-мальчишески узкие бедра. «Неужели эта девица могла пробудить во мне такое вожделение?» – подумал Грифон, сам себе удивляясь.
 Селия подняла голову и села, сложив руки на коленях, как примерная девочка. Не может быть, что это та самая женщина, которая совсем недавно прижималась к нему так крепко, словно вторая кожа! Неужели ему пригрезились соблазнительные движения ее тела, нежный рот? Может быть, тогда он был возбужден опасностью и только что пролитой кровью? Может, он просто вообразил себе то, чего не было?
 Селия закрыла глаза и устало поникла. Видно было, что силы ее на исходе: еще немного – и она упадет. Грифон нахмурился: похоже, им придется остановиться на ночевку. Им обоим нужно выспаться, а Легару несколько часов не помогут. Он хмыкнул, вспомнив о долге, который грозился востребовать с Селии. Тут его пленница права: он не овладеет женщиной против ее воли, особенно такой хрупкой, как она. Просто ему нравилось дразнить ее.
 Гребцы повернули к берегу. Контрабанда была для них прибыльным занятием, и мало кто знал озера и болотистые протоки возле Нового Орлеана так же хорошо, как они.
 Они причалили. Селия открыла глаза и вопросительно взглянула на Грифона. Тот что-то буркнул и, обхватив талию девушки, высадил ее из лодки. Кивнув речным людям, он направился к лесным зарослям.
 – Куда мы идем? – спросила Селия, еле поспевая за ним.
 – Не отставай, – коротко ответил он. Селия замолчала, но несколько минут спустя не выдержала:
 – Далеко нам идти? Пять миль? Десять? Ведь я почти босиком! Вам хорошо, у вас сапоги, а я…
 Они вышли на небольшую поляну, посреди которой стоял домишко с односкатной крышей, а рядом с ним – загон и конюшня.
 Грифон подошел к домику и громко постучал в разбухшую от сырости дверь.
 – Неттл! – позвал он. – Неттл, мне нужна лошадь.
 Из-за двери послышался ворчливый голос:
 – Это вы, капитан? Капитан Грифон?
 – Он самый. Мне сегодня нужен Леберн. Оседлай его, да поторапливайся.
 На пороге дома показался щуплый человечек с большой лысиной. Что-то в нем было мышиное. Он посмотрел сначала на Грифона, потом перевел взгляд на Селию. Его явно озадачил вид женщины, одетой в одну рубаху.
 – Послушай, Нетто, – процедил сквозь зубы Грифон, – не найдется ли у тебя лишних брюк?
 – Брюк? Да, капитан, имеются.
 – Моей спутнице необходимо приодеться. И захвати, если есть, какую-нибудь еду.
 – Да, сэр.
 Неттл метнулся в дом и через минуту вынес небольшой сверток. Передавая его Грифону, он старался не смотреть на Селию. Затем, не говоря ни слова, помчался к конюшне.
 Грифон протянул Селии поношенные, но чистые брюки.
 – Он работает на вас? – спросила она, натягивая брюки.
 – Можно и так сказать.
 – Вы берете его лошадь?
 – Лошадь моя собственная, – сказал Грифон тоном, исключающим дальнейшие вопросы.
 Вскоре Неттл вывел великолепнейшего гнедого коня с белой звездочкой на лбу. Жеребец нетерпеливо перебирал ногами.
 – Я вернусь завтра, – бросил Грифон Неттлу.
 – Да, сэр.
 Грифон легко вскочил в седло. Потом протянул руку Селии:
 – Держись.
 И она оказалась впереди него.
 Гнедой пугливо всхрапнул, почувствовав на себе дополнительный вес. Чтобы не упасть, Селия вцепилась обеими руками в плечи Грифона.
 Он обхватил ее рукой и прижал к себе, чуть не переломив пополам.
 – Не двигайся, – приказал он странно напряженным голосом. – И не трогай меня.
 – Что-нибудь не так?
 Грифону хотелось сказать ей, что да, кое-что не так: он на волоске от того, чтобы повалить ее на землю и удовлетворить наконец свое безумное желание. Его сводила с ума ее близость.
 Тут взгляд его упал на Неттла, с озадаченным видом смотревшего на них.
 – Я уже попрощался с тобой, Неттл, – многозначительно произнес Грифон.
 Поймав грозный взгляд капитана, Неттл поспешно заковылял к дому.
 Селия почувствовала обжигающую – не то горячую, не то холодную как лед – руку на своем колене. Мучительно покраснев, позволила Грифону помочь ей усесться по-мужски. Он, видимо, заметил, что она дрожит, и насмешливо осведомился, не боится ли мадам лошадей.
 – Да, – солгала Селия, – немножко.
 Не могла же она сказать, что дрожит совсем по иной причине. Она и сама не понимала, почему его прикосновение так взволновало ее.
 Они мчались галопом, будто летели. Грифону, видимо, эта лесистая местность была хорошо знакома, и, несмотря на темноту, он безошибочно находил дорогу. Лес становился все гуще, потревоженные ночные птицы с криками летали над ними. Через некоторое время дорога превратилась в тропинку, и Грифон перевел лошадь на рысь.
 – Мы собираемся ехать всю ночь? – спросила Селия.
 – Отдохнем где-нибудь несколько часов.
 – Снова в поселении индейцев? Грифон едва сдержал улыбку.
 – На этот раз в хижине дровосека. Иной раз, когда езжу в Новый Орлеан по этой дороге, я там останавливаюсь.
 – А что случилось с дровосеком?
 – Я купил у него дом, и он перебрался в другое место. – Грифон тихо рассмеялся. – Уж не подумала ли ты, что я его убил?
 – Почему бы мне так не подумать?
 – Действительно, почему бы? – сухо ответил он.
 – Капитан Грифон, почему вы везете меня к Волеранам?
 – Не сейчас.
 – Но почему…
 – Сейчас я ничего не буду объяснять. «Кто же ты на самом деле, капитан Грифон?» – в тысячный раз задала себе вопрос Селия.
 – Вас все называют капитаном Грифоном?
 – В зависимости от обстоятельств: у меня есть и другие имена.
 – Но ваша настоящая фамилия французская, не так ли?
 – С чего ты взяла?
 – Я сужу по тому, как вы говорите. Ваши родители, волжно быть, французы.
 – Креолы, – тихо поправил он. – Ты хочешь узнать мое имя?
 Селия кивнула.
 – Жюстин.
 – Жюстин, – тихо повторила она.
 – Это имя ничего не говорит тебе?
 – Нет.
 – Другого я и не ожидал, – заметил Грифон, и Селию озадачила ирония, явственно прозвучавшая в его словах.
 Лес поредел, и перед ними блеснула поверхность озера. На берегу стоял небольшой домик, наполовину скрытый от глаз соснами.
 Грифон осадил коня, спешился и протянул руки к Селии. Когда он снимал ее с седла, она почувствовала, как напряжены его мускулы. Поставив на землю, он сразу же отпустил девушку и направился к домику.
 Деревянная дверь разбухла от влажного воздуха, и ему пришлось как следует толкнуть ее плечом, чтобы открыть.
 – Ну вот. – Он подал ей мешок с провизией. – Входи. Там есть свечи. Я займусь лошадью.
 Селия переступила порог. Под ее ногами заскрипели половицы. В кромешной тьме она осторожно подошла к окну, отворила тяжелые дощатые ставни, и в комнату хлынул лунный свет. Задернув на окне занавеску из дерюги, Селия огляделась. Мебели в домике было мало: потертый, видавший виды сундук, кровать в углу, печь и стол с двумя стульями.
 Она подошла к сундуку и, подняв крышку, заглянула в него. Там лежало старое одеяло, топор, молоток, несколько оловянных кружек и еще какая-то утварь. Ветерок, проникавший сквозь окно, шевелил ее волосы и приятно холодил кожу. Было тихо… очень тихо.
 Неожиданно она почувствовала страх, липкий, тягучий. «Глупость, – сказала Селия себе. – Только дети боятся темноты». Но успокоиться девушке так и не удалось. Ей казалось, что в этом доме притаилась опасность. Ей стало душно. Она боялась пошевелиться. Даже руки онемели от страха.
 Тяжело дыша, Селия стала пробираться к двери. Ей чудилось, что какие-то тени цепляются за нее, не желая отпускать. Она хотела позвать Грифона, но не могла – пропал голос.
 Снаружи послышался какой-то шорох. Селия в ужасе выскочила из дома и почувствовала, как ее остановила чья-то рука.
 – Селия…
 Она вырвала руку и попятилась, широко раскрыв глаза от страха. Перед ней стоял Грифон.
 – Что случилось? – спросил он. – Тебе больно? Ты что-нибудь увидела?
 – Нет, нет… со мной все в порядке, – запинаясь ответила Селия. «Господи! Неужели я потеряла рассудок!»
 Грифон шагнул к ней, но Селия отшатнулась. «Если он ко мне прикоснется, – подумала она, – я умру. Мне больше не выдержать. Пусть уж все поскорее кончится – сию же минуту». Она так устала бояться. Как ей хотелось сейчас очутиться дома, в Париже, в своей кровати, застеленной хрустящим чистым бельем, услышать голоса родных! Заснуть и больше не просыпаться.
 – Селия, – спокойно сказал Грифон, вглядываясь в ее осунувшееся лицо. – Селия, подойди ко мне.
 – Нет.
 – Мы пойдем к озеру.
 – Нет…
 – Тогда, черт возьми, делай что хочешь!
 Он повернулся и зашагал прочь. Помедлив несколько секунд в нерешительности, Селия побежала за ним.
 Услышав за спиной ее шаги, Грифон перестал хмуриться: она слишком измучена, чтобы самостоятельно принимать решения, подумал он. Его очень раздражало то, что эта девица стала чересчур волновать его. Женщины не должны задевать душу. С женщиной следует расставаться, как только она удовлетворит желание мужчины. А сейчас… Он чувствовал себя обязанным защищать ее. И ему это не нравилось. Но особенно ему не нравилось собственное желание утешить ее, которое возникало у него каждый раз, когда он встречал ее беззащитный взгляд.
 Они подошли к воде.
 – Разбинтуй ноги, – отрывисто скомандовал Грифон. – Можешь смыть порошок. Он уже сделал свое дело.
 Селия опустилась на прибрежную гальку и вытянула перед собой стройные ножки. Они целый день горели, а сейчас почему-то чесались. Склонившись над правой ногой, она принялась развязывать узлы Ога. В нос ударил запах трав, горьковатый и чуть отдающий плесенью. Узел не поддавался.
 Выругавшись себе под нос, Грифон присел рядом и ловко, со знанием дела разбинтовал ногу.
 Селия закрыла глаза от удовольствия, почувствовав прикосновение холодной воды и сильных рук, смывающих остатки прилипшего порошка. Его пальцы осторожно промывали кожу между пальцами и подушечку на подошве. Она не удержалась от вздоха блаженства. Селии было стыдно, что она получает такое наслаждение от прикосновений его рук, но все-таки она не остановила Грифона, когда он занялся ее второй ногой.
 Все закончилось слишком быстро, и когда она открыла глаза, Грифон уже стаскивал сапоги с себя.
 – Вы тоже собираетесь вымыть ноги?
 Он бросил на землю безрукавку.
 – Я собираюсь искупаться.
 – Но здесь, возможно, водятся аллигаторы…
 – Возле этого берега их нет. – Грифон улыбнулся. – Как правило.
 – А если какой-нибудь все же решится сюда заплыть?
 – Шепну ему, что привез с собой одного из Волеранов. Это его отпугнет.
 Он скинул с себя одежду, и Селия, охнув, отвернулась и закрыла лицо руками.
 – Ты слишком уж застенчива для замужней женщины, – донесся до ее пылающих ушей насмешливый голос. – Или твой муж ложился с тобой в постель только в темноте? Нет, не отвечай. Я читаю твои мысли, как открытую книгу.
 Селия сердито взглянула на него сквозь пальцы. Расхохотавшись, Грифон прыгнул в воду. Она видела, как он нырнул, потом появился снова. Селия осмотрела при свете луны свои подошвы и удивилась тому, как быстро они зажили. На местах глубоких порезов образовались корки, опухоль почти совсем спала. Селия оглядела себя и нахмурилась: хорошо бы и ей сейчас вымыться.
 Грифон, наплававшись, вышел на берег.
 – Если бы захотел, я мог бы изнасиловать тебя уже не один раз, – грубо сказал он, словно прочитав ее мысли. – Неужели ты мне совсем не доверяешь?
 Селия нерешительно взялась за верхнюю пуговку черной рубахи и медленно расстегнула ее.
 – Но учти, – долетел до нее его голос, – я не обещаю не смотреть.
 Она немедленно обхватила руками колени.
 – Да успокойся ты, ради Бога! – потеряв терпение, зарычал Грифон. – Не буду я смотреть на тебя! – С этими словами он отвернулся и снова нырнул.
 Селия наконец решилась. Она торопливо расстегнула рубаху, сняла брюки и вошла в воду по пояс. С наслаждением смыла с себя грязь и пот, как могла, вымыла волосы. Она даже не смотрела, наблюдает ли за ней Грифон: это вдруг стало ей безразлично. Вода в озере была божественно хороша, и Селия, почувствовав себя чистой, ожила.
 Уже на берегу она надела черную рубаху прямо на влажное тело, обшлагом рукава вытерла с лица капельки воды и расчесала пальцами мокрые волосы.
 Когда Грифон вышел из воды, Селия не обернулась. Она остро чувствовала его присутствие за спиной и настороженно прислушивалась к шуршанию одежды, пока он одевался.
 – Я устала, – едва слышно прошептала девушка, не в силах больше выносить молчание.
 – Идем. – Грифон легонько подтолкнул ее к тропинке, ведущей к дому. – Идем. Ночь коротка. Времени на сон мало.




 Глава 4


 Примостившись на краешке кровати, Селия грызла твердый желтый сыр и корочку хлеба. Тощий матрац и одеяло на кровати попахивали плесенью, но после всего пережитого эта убогая постель казалась ей роскошной. Селия осторожно посмотрела в сторону Грифона. Он сидел на полу в другом конце комнаты, прислонившись спиной к сундуку, и курил сигару. Красный огонек разгорался ярче всякий раз, как он затягивался. Табачный дым действовал на Селию успокаивающе, напоминая о том, как когда-то ее отец с удовольствием выкуривал свою послеобеденную сигару.
 – В этом доме останавливается кто-нибудь еще? – прервала она молчание.
 – Время от времени здесь бывают мои люди. У Селии наготове была еще куча вопросов.
 – У вас есть свой дом?
 Он ответил не сразу. Затянулся сигарой и выдохнул облачко дыма.
 – У меня есть моя шхуна.
 – Кто-нибудь ждет вас? Жена? Семья?
 – Семья мне не нужна, и у меня ее никогда не будет.
 Это правда. Селия не могла представить себе его с детьми, женой или вообще с кем-нибудь.
 Она снова посмотрела в сторону Грифона, но в темноте ничего не было видно, кроме рдеющего кончика сигары. Потом погас и он, и стало совсем темно. Ее насторожила наступившая тишина.
 Больше всего на свете Селии хотелось сейчас лечь в постель и закрыть глаза. Но она боялась. А вдруг она проснется от того, что его тело навалилось на нее, а жадные руки шарят по ее телу? Если он решил овладеть ею, то сделает это именно сейчас. Селия застыла в напряженном ожидании.
 – Если ты ждешь, что я тебя изнасилую, то не дождешься. Лучше ложись спать, – резко прозвучал в тишине его голос.
 Селия прилегла на тощий матрац и свернулась калачиком. Она так устала, что сразу же погрузилась в глубокий сон.
 Но спала она беспокойно. Перед ней проносились, сменяя одна другую, страшные картины. Она слышала обрывки чьих-то разговоров. Куда-то бежала, а неведомая сила мешала ей, сбивала с ног. В страхе она позвала Филиппа… Он был так нужен ей… Ей хотелось, чтобы он обнял ее, защитил, чтобы он любил ее. И вдруг она увидела его. Синие глаза улыбались ей.
 – Я тебе нужен? – нежно спросил он. – Я всегда буду рядом, когда ты позовешь.
 – О, Филипп, я думала, ты умер. Я думала, что ты покинул меня…
 – Нет, я здесь, – тихо сказал он. – Я с тобой, ничего не бойся.
 – Но я боюсь… не оставляй меня.
 Она хотела спросить, что с ним произошло, но сказала что-то бессвязное, потом заговорила еще быстрее. Филипп начал уплывать от нее.
 – Нет! – закричала она, протягивая к нему руки, пытаясь удержать его.
 Пальцы, похожие на когти хищной птицы, впились в ее плечо. Она оглянулась и, к своему ужасу, оказалась лицом к лицу с Домиником Легаром.
 – Пожалуй, ты будешь хорошим подарком для Андрэ, – прорычал он с безобразной ухмылкой, подталкивая ее к окровавленному лицу Андрэ.
 Селия вырвалась из рук Легара, бросилась бежать. Вокруг лежали убитые.
 – Филипп, вернись! – умоляла она. – Вернись! Она шла по палубе корабля, отыскивая мужа, а Доминик Легар следовал за ней по пятам. Филипп защитит ее от Легара.
 Она подошла к борту и, перегнувшись, стала внимательно смотреть на темную от крови воду. Там, внизу, плавали трупы. Где-то среди них и тело ее мужа.
 – О Боже, Филипп! Нет! – Селия протянула к нему руки, но он скрылся под водой. Она кричала, звала на помощь, и Доминик зажал рукой ее рот…


* * *

 – Нет! Нет!
 – Успокойся, – прозвучал совсем рядом тихий голос. – Все уже позади.
 Вздрогнув всем телом, она спрятала лицо на его груди.
 – Филипп? Филипп…
 – Нет. Ты знаешь, кто я. – Сильные руки гладили ее волосы, спину.
 – Жюстин, – едва слышно сказала Селия, сама не зная, почему назвала его так: ведь для нее он был Грифоном.
 – Тебе приснился дурной сон, малышка. Но это всего лишь сон.
 – Я видела… Филиппа… Он был жив.
 Грифон продолжал поглаживать ее по спине.
 – Если бы он был жив, я бы отыскал его. Но Легар никого не оставляет в живых.
 Селия сглотнула комок в горле, понемногу приходя в себя.
 – Почему?
 – Он уже давно поступает так, с тех пор как…
 – Я не о том, – прервала она его. – Почему ты стал бы искать Филиппа, будь он жив?
 Последовало продолжительное молчание.
 – Об этом я скажу тебе, когда доберемся до Нового Орлеана.
 – Почему не сейчас? Зачем такая таинственность? Почему тебе важно, чтобы я благополучно туда добралась? – Селия разрыдалась. – Ты виноват не меньше, чем люди, которые его убили, – сказала она сквозь слезы. – Ты ничем не лучше их! Ты тоже убийца. Его кровь не только на их руках, но и на твоих.
 Грифон отпустил ее, встал с кровати и отошел к окну. Мысль о том, что она останется одна в темноте, привела Селию в ужас. Она вскочила с кровати и заметалась по комнате. Грифон остановил ее.
 Селия в страхе закричала и вцепилась в него ногтями.
 – Перестань, черт тебя возьми! – Он встряхнул ее, чтобы привести в чувство. – Остановись!
 – Нет… отпусти меня… Филипп!
 Грифон, не зная, как прекратить истерику, поднял руку, чтобы ударить ее по щеке.
 – Нет! – всхлипнула она и, почти лишившись сознания, упала ему на руки.
 Грифон стоял, тяжело дыша, и смотрел на ее маленькое хрупкое тело. Ее лицо горело, сжатые кулачки упирались ему в грудь. Черт возьми, подумал он, легче взять на абордаж судно, чем справиться с хрупкой женщиной. Он может вынести все, что угодно, но только не ее слезы. В его руках она была как ребенок – маленькая, почти невесомая. Но она не была ребенком, и он вдруг почувствовал беспокойство, уловив ее запах. В его памяти всплыла недавняя картина – обнаженное тело, распростертое на кровати Андрэ Легара. При мысли об этом у Грифона участился пульс. Он дрался за Селию Волеран. Он выиграл ее в бою. Он заслужил право обладать ею. Но давно забытое чувство вдруг шевельнулось в его душе: она беззащитная женщина, напомнил ему далекий голос.
 – У меня был пистолет, когда захватили корабль, – говорила Селия, утирая рукавом нос. – Я должна была убить себя, прежде чем они… Но я не сделала этого. Я струсила. Лучше бы я умерла вместе с Филиппом.
 – Нет, – сказал Грифон, проводя большим пальцем руки по ее мокрым от слез щекам.
 – Нет, лучше мне было умереть, – прошептала она, и слезы потекли с новой силой.
 Он подхватил ее на руки и отнес на кровать. Прижавшись к его груди, она безутешно плакала – от печали и страха, накопившихся в ее сердце после смерти Филиппа. Грифон, склонившись над ней, гладил ее волосы, плечи, спину. Ее тело казалось под его ладонью таким легким, таким хрупким.
 Наконец слезы у нее иссякли, и она утерла лицо полой рубахи.
 – У меня болит голова.
 – Не разговаривай.
 Уловив ласковую нотку в голосе Грифона, Селия удивленно взглянула на него. Просто не верилось, что это тот самый человек, который у нее на глазах зверски убил Андрэ Легара, да и не только его.
 – Я не хотела тебя обидеть… – прошептала она, – когда сказала про его кровь на твоих руках…
 – Именно этого ты и хотела. Признайся, не будь трусихой.
 Немного подумав, Селия кивнула головой. Он прав: лучше не лгать.
 – Я не понимаю одного: почему? Тебе, должно быть, что-то нужно от Волеранов? Или… возможно, ты у них в долгу? Но за что?
 Селия бессознательно положила руку ему на грудь. И испугалась, почувствовав устрашающе гулкие удары его сердца и жар тела. Отдернув руку, она сжала ее в кулак, но ладонь все еще горела.
 Грифон отпрянул, словно к нему прикоснулись раскаленным железом. Призвал на помощь всю свою выдержку, собрал остатки благородства, но не смог заставить себя выпустить ее из рук.
 – Я никому ничего не должен, – сказал он глухо. – А вот ты кое-что мне задолжала.
 Селия не могла не понять, что он имеет в виду.
 – Когда мы доберемся до Нового Орлеана, – запинаясь проговорила она, – месье Волеран вознаградит тебя.
 – Я хочу получить награду сейчас, – сказал он хриплым от напряжения голосом.
 – У меня нет денег…
 – Мне нужны не деньги.
 Селия неожиданно вырвалась из его объятий, но его руки словно стальными обручами вновь обхватили ее.
 – Нет, – пробормотала она.
 Жесткая борода защекотала кожу, и Селия почувствовала прикосновение горячих бархатистых губ на своей шее.
 – Пожалуйста, – пробормотала она, – не делайте этого…
 Грифон повернул к себе ее лицо и с неожиданной нежностью поцеловал в губы. Она попыталась оттолкнуть его, но он положил ее на кровать и навалился всем телом. Застонав от страха, Селия вцепилась ногтями ему в лицо, но ничто не могло остановить жадные губы, покрывающие поцелуями ее шею, щеки, подбородок и соленые от слез ресницы. Эти губы заставили раскрыться ее рот.
 Грифон не хотел ждать. Не имеет значения, будет ли их желание взаимным, он должен утолить свой голод. И он грубо сорвал с нее рубаху.
 Неожиданно Селия затихла. Она закрыла глаза и решила предоставить свою судьбу воле Всевышнего. Грифон жадно разглядывал ее тело. Оно было таким худеньким, таким хрупким, мягким как шелк. А кожа казалась прозрачной в лунном свете.
 Губы у нее были влажны от его поцелуев. Он медленно наклонился над ней и прикоснулся к этим мягким губам с нежностью, которой в себе не подозревал. Селия замерла. Он коснулся ее груди, провел пальцами по округлостям внизу. От ее тела исходил сладкий, нежный аромат. Грифон прижался губами, к мягкому розовому соску, и тот от его прикосновения затвердел.
 Селия задрожала от ярости. Он трогал ее так, словно она была его собственностью.
 – Не надо, – хрипло сказала она. – Просто делай поскорее то, что намерен сделать.
 Он будто не слышал ее слов. Его губы перебрались к другому соску. Подавив стон, Селия перекатилась на живот. Он покрыл жаркими поцелуями ее шею. Теплые пальцы спустились по позвоночнику, скользнули к ягодицам. Селия сжала кулачки и зарылась лицом в грубый матрац.
 – Ненавижу тебя, – задыхаясь, пробормотала она. – Ничего другого ты не добьешься. Отпусти меня.
 – Не могу.
 – Я не твоя, и ты не имеешь права…
 – Ты моя. Пока я не передам тебя Волеранам.
 Грифон снова склонился к ее губам. Ему еще никогда не приходилось с таким трудом уговаривать женщину – ведь в любом уголке мира всегда сколько угодно женщин, готовых ради мужчины на все. Акт любви всегда проходил у него быстро и страстно. Но сейчас ему хотелось чего-то другого, и он был готов ждать, проявляя несвойственное ему терпение.
 Он накрыл ее грудь рукой. Под его ладонью бешено колотилось ее сердце.
 – Не бойся, – сказал он, поглаживая ее грудь. – Я не причиню тебе боли.
 Эти слова показались Селии такими неуместными, что у нее вырвался глупый смешок.
 Она догадывалась о неистовой силе его страсти и ждала: вот-вот он обрушится на нее словно животное. Но Грифон прикоснулся к ее губам, и ее странный смех замер, будто растаял от жара его губ. Гулкие удары сердца, казалось, мешали ей дышать. А он, не торопясь, обследовал языком ее рот, навестив чувствительные местечки под языком.
 Селия почувствовала, что погружается в забытье. Ей стало безразлично, кто она и что делает, лишь бы это волшебное ощущение длилось вечно. Она застонала. Мускулы его напряглись, а рука соскользнула вниз.
 – Скажи «Жюстин», – услышала она его голос где-то возле шеи. От прикосновения его бороды по всему телу неожиданно прошла горячая волна.
 – Нет…
 – Скажи.
 Селия всхлипнула, попыталась вызвать в памяти образ Филиппа. Но лицо Филиппа расплылось. Не было ничего, кроме темноты и мучительных ласк чужого человека. Слезы хлынули из глаз.
 – Жюстин, – обреченно произнесла она.
 – Да, – прошептал он.
 – Жюстин. – Селия вздрогнула, почувствовав, как он покрывает поцелуями ее лицо, осушая слезинки на щеках и подбородке. Кончик языка тронул уголки ее губ, пробрался в рот. Никогда еще ее никто так не целовал – от этих поцелуев все ее мысли пришли в смятение.
 Селия смутно сознавала, что будет чувствовать ужасную вину, если позволит ему овладеть собой. Но, к своему стыду, поняла, что ей больше не хочется сопротивляться… ее тело с радостью принимало пьянящие ласки. Перед ними отступали боль и все невзгоды, оставался только до сих пор неведомый ей восторг.
 Грифон неторопливо встал, скинул с себя одежду, ни на мгновение не отводя от нее взгляда.
 Кровать протестующе заскрипела под его мощным телом. Селия застонала, когда его ноги втиснулись между ее бедрами. Он закрыл ее рот своим, пальцы легли на треугольничек золотистых волос. Селия сделала слабую попытку оттолкнуть его, сдвинуть ноги. Но не смогла. А Грифон нашептывал ей на ухо что-то успокаивающее. Почувствовав, что его пальцы отыскивают вход в ее тело, Селия инстинктивно сжалась.
 Она изо всех сил противилась охватившему ее безумному желанию приподнять бедра навстречу теплой руке. Его палец скользнул внутрь.
 – Там у тебя так узко, – пробормотал он, нащупав особенно чувствительное место, прикосновение к которому заставило ее испуганно охнуть. – Спокойно, малышка, расслабься. Я не причиню тебе боли.
 Грифон забыл обо всем, кроме этого хрупкого тела, и приник к нему, как изнывающий от жажды путник к живительному источнику. Маленькие ручки Селии ощупали его лицо, волосы, спину. Она все теснее и теснее прижималась к его телу, непривычно твердому и мускулистому. Ее стройные бедра сами раскрывались навстречу ему.
 Грифон начал входить в ее плоть, застыв на мгновение в недоумении: проход был невероятно узок. Селия извивалась под его губами и руками, умоляя остановиться. Запустив пальцы в его волосы, она едва переводила дыхание от страха и желания. Он почувствовал, что она сдается на милость победителя, и одним мощным рывком вошел в нее. Селия вскрикнула от боли. Грифон замер на мгновение. Он понял наконец, что в эту пульсирующую плоть еще никто никогда не вторгался.
 Грифон избегал девственниц. С ними беды не оберешься, они его не привлекали. Как это может быть? Ведь она замужняя женщина! А может быть, это не так? Он взял ее лицо обеими руками и заглянул в глаза.
 – Кто ты такая, черт тебя побери? – спросил он. – Ты не жена Филиппа, ты девственница! Объясни мне, в чем дело!
 Селия испуганно сжалась. Ей было больно… а его ярость пугала. Он шевельнулся, и она вскрикнула. Из-под опущенных ресниц покатились слезы.
 Прерывисто дыша, Грифон выпустил из рук ее лицо.
 – Отвечай мне, черт возьми!
 Она застонала и отвернулась.
 Грифон и сам не знал, что делать дальше. Несмотря на немалый опыт, ему никогда не приходилось иметь дело с девственницами. Он не хотел, чтобы ей стало еще больнее.
 – Не надо, – шепнул он. – Не надо двигаться.
 Наклонившись, поцеловал в лоб между бровей и долго не отрывал губ.
 Теплые губы оказали на Селию странное действие, и она понемногу расслабилась.
 – Тебе следовало предупредить меня, – сказал он. – Я вел бы себя по-другому. – Он заложил ей руки за голову. – Пусть они остаются там, малышка. И не шевелись.
 Оторвав губы от ее лба, он осторожно подул на влажную кожу. Селия тихо охнула, почувствовав, что он проникает еще глубже. Кончики его пальцев гладили ее лицо, потом их сменили его губы. Осторожно, дюйм за дюймом, он начал выходить из ее тела. Селия протестующе застонала, почувствовав себя опустошенной, покинутой.
 Руки его скользнули по ее телу, и она с готовностью выгнулась, отдаваясь ласкам. Волна удовольствия пробежала от плеч куда-то под колени. Он протиснулся еще на несколько дюймов в пульсирующую плоть, постепенно растягивая ее. Она вздрогнула от боли.
 – Смотри мне в глаза, Селия.
 Она взглянула ему в глаза, завороженная глубокой синевой. Боль затихла, и она больше не протестовала, когда он вошел в нее. Время остановилось, и они остались вдвоем в огромном мире.
 Селия наслаждалась его близостью, в отчаянии думая при этом, что ей следовало бы кусаться и царапаться, а не таять от ласк. «Я, наверное, лишилась разума, – думала она, – я не хочу его». Но он заставлял ее получать удовольствие, сводя с ума нежными поцелуями и прикосновениями. Она запустила пальцы в его волосы, и ее бедра приподнялись ему навстречу.
 Сладкий, смешанный с болью восторг, который испытывала Селия, озадачил ее. Но уже в следующее мгновение она забыла обо всем на свете в упоении наслаждения.
 Угольки удовольствия еще долго тлели и вспыхивали после того, как все закончилось. Она лежала в его объятиях, ощущая глубокий покой, и ничто не нарушало его. Даже чувство вины. У нее не было сил, чтобы разбираться в своих чувствах, – она слишком устала. Он так и не разомкнул теплое кольцо рук, и Селия погрузилась в сон.
 Ей казалось, что воды темной реки медленно несут ее по течению. Селия не знала, сон это или явь. Единственной реальностью были нежные руки и твердые, знающие свое дело губы. Ее колени раздвинулись сами, и она почувствовала, как его сила вливается в ее тело.
 Позднее Селия станет презирать себя за то, что позволила этому случиться во второй раз, но в то мгновение она вся растворилась в нем, желая его так сильно, как еще не желала ничего на свете.


* * *

 Было раннее утро, когда Селия крадучись выбралась из домика, накинув опротивевшую черную рубаху. Грифон еще спал, и она боялась разбудить его. У нее не было ни моральных, ни физических сил встретить его взгляд. Она побрела к берегу озера, ощущая непривычную боль между ног. Эта боль напомнила ей о событиях прошлой ночи, и лицо ее вспыхнуло.
 Ничто из всего, что она прочитала в книгах, подслушала из разговоров, из того, чему учила церковь, – ничто не подготовило ее к тому открытию, которое она сделала прошлой ночью. Селия твердо знала одно: порядочная женщина не должна испытывать удовольствия от близости даже с собственным мужем. И уж конечно, не было никакого оправдания тому, что она так страстно ответила на ласки чужого мужчины. А Грифон был не просто чужим мужчиной, он был пиратом, убийцей и грабителем. Ей стало дурно от чувства собственной вины. Страшно подумать, как низко она пала. Ведь не прошло и трех дней после гибели Филиппа! Она ненавидела себя за это – даже больше, чем ненавидела Грифона.
 Сбросив рубаху, Селия принялась смывать с бедер засохшую кровь, едва сдерживая слезы. Нет, теперь она не имеет права плакать, она не может позволить себе такой роскоши. Она сама в ответе за то, что сделала прошлой ночью. И этот грех ей не удастся замолить за всю оставшуюся жизнь.
 «Филипп, я рада, что ты так и не узнал, какова я на самом деле», – обреченно думала она.
 Она мылась, и каждый синяк на теле был отвратителен ей. Эти отметины оставил Грифон. Вспомнив, как она прижималась к нему, извиваясь от наслаждения под его руками, Селия закусила губу, чтобы не расплакаться.
 За спиной послышался шорох. Молодая женщина резко обернулась и увидела его. На нем были только брюки, волосатая грудь обнажена, длинные волосы стянуты шнуром на затылке. Здесь, в этом первобытном мире, он был своим.
 Грифон медленно обвел ее взглядом. Селия нервно схватила с земли рубаху, прикрыла наготу.
 – Больше никогда никуда не ходи без меня, – предупредил он.
 Селия с упреком взглянула на него:
 – Я буду делать что пожелаю.
 – Если тебе дорога собственная жизнь, ты будешь подчиняться мне. Мы еще не добрались до Нового Орлеана.
 Голос его звучал угрожающе, по спине Селии пробежал холодок.
 – Хорошо, – неохотно согласилась она.
 Грифон плеснул на лицо и грудь несколько пригоршней воды. Капли воды на его загоревшей коже сверкали, как алмазы. Прищурившись, он взглянул на нее:
 – Как случилось, что ты осталась девственницей? – Вопрос был бестактен, но с таким качеством, как тактичность, он уже давно расстался.
 Селия вспыхнула. Она была с ним близка, а ничего о нем не знала. Разве можно говорить с посторонним мужчиной о таких интимных вещах? Впрочем, он все равно заставит ее ответить.
 – Филипп был джентльменом. Он… он говорил, что подождет, пока я к нему не привыкну, и только после этого потребует, чтобы я… исполняла свои супружеские обязанности.
 – Исполняла обязанности… – насмешливо повторил Грифон. – Неудивительно, что он не торопил тебя, если ты понимаешь это таким образом. В твоем-то возрасте – кстати, тебе сколько лет? Двадцать три? Двадцать четыре?
 – Мне двадцать четыре года, – пробормотала Селия.
 – В Новом Орлеане тебя считали бы старой девой. В твоем возрасте ты должна была бы со слезами благодарности встретить Филиппа в своей постели, а ты просила его подождать…
 – Очень сожалею, что я это сделала, – прошептала она, но он услышал ее слова.
 – Я тоже. Бог свидетель, я и не подозревал, что ты девственница.
 – А если бы ты знал, не тронул бы меня?
 – Тронул бы.
 И никаких извинений, никакого, пусть даже притворного, беспокойства о ее самочувствии. Селия разрывалась между жалостью к себе и негодованием. Бесчувственный мерзавец!
 – Ты ничего не потеряла, – сказал Грифон, заметив ее гневный взгляд. – Никому и в голову не придет, что ты переспала не с Филиппом.
 – Меня беспокоит не то, что я потеряла, – резко ответила она.
 Грифон вопросительно взглянул на нее. Селия нахмурилась:
 – Я говорю о последствиях, месье, о том, над чем вы, как я понимаю, никогда не задумываетесь. А что, если я забеременела?
 На лице Грифона не отразилось никаких чувств, но в душе он был потрясен. Она права – он раньше никогда не задумывался о последствиях. В этом не было необходимости, ведь женщины, с которыми он имел дело, сами знали, как предотвратить или прервать нежелательную беременность. Но хорошо воспитанная французская девушка, католичка, не могла разбираться в таких вопросах.
 – Такая возможность не исключена, – сказал он. – Вероятность невелика, но… все может быть. Если это произойдет, тогда об этом и подумаем.
 – Ты об этом не узнаешь, – ответила Селия, не скрывая неприязни. – Тебя рядом со мной к тому времени не будет.
 – Я узнаю, – коротко ответил он.
 – Каким образом? Кто сообщит тебе об этом? – Не получив ответа, Селия рассердилась. – Почему ты все окружаешь тайной? Зачем я тебе, что ты хочешь от Волеранов? Может быть, ты просто собрался получить за меня выкуп? – Он продолжал молчать. – По правде говоря, мне теперь это безразлично. Мне все равно, куда я еду и что со мной происходит. Мне хочется только одного – чтобы все это кончилось. – На ее руку опустился москит, и она сердито согнала его. – Я ненавижу насекомых и болота! И мне хочется сейчас быть как можно дальше от тебя! Я хочу настоящей еды, и ванну, и чистое белье. Я хочу спать на мягкой постели и… – ее голос зазвучал совсем жалобно, – больше всего я хочу щетку для волос!
 Губы Грифона чуть тронула довольная улыбка. Этот взрыв гнева – признак того, что дух ее не сломлен. Он взял двумя пальцами прядь золотистых волос и окинул Селию оценивающим взглядом.
 – Да, причесаться не помешало бы, – согласился он.
 – Нечего надо мной издеваться!
 – Я куплю тебе целый трюм щеток для волос.
 – Чтобы расплатиться за прошлую ночь?
 Он тихо рассмеялся:
 – Этого тебе было бы достаточно?
 – Ничто не сможет искупить твоей вины.
 – Ты явно недооцениваешь мои возможности.
 – Ты имеешь в виду трюмы награбленного добра? – спросила она. – Нет уж, увольте!
 Грифон круто развернул ее к себе лицом.
 – Это и многое сверх того, – пробормотал он. Селия попыталась высвободиться, но он лишь крепче сжал ее плечо. – Стой спокойно. Мне никогда еще не выпадала честь держать в объятиях столь знатную даму. Позволь мне, пока я имею такую возможность, насладиться этим. Ты забавная женщина, Селия. И не скоро мне наскучишь. Кроме того, что бы ты ни говорила, а прошлой ночью удовольствие получил не один я.
 – Что ты хочешь этим сказать? – возмутилась она, вырываясь из его рук.
 – Я хочу сказать, что у нас могли бы сложиться весьма приятные отношения. Вместо того чтобы препровождать тебя к Волеранам, я мог бы сам позаботиться о тебе.
 Селия замерла.
 – Что такое?
 Синие глаза Грифона сверкнули. Он пристально вгляделся в ее лицо, и на губах его заиграла едва заметная улыбка.
 – Ты сама выберешь место, где тебе хочется жить. Любое место на свете. На земле есть немало красивых уголков – их так много, что целой жизни не хватит, чтобы побывать в каждом. А если устанешь путешествовать, у тебя будет собственный дом, а может, даже два или три, если пожелаешь. У тебя будут деньги, много денег. От тебя же я хочу только одного – чтобы ты никогда не отказывалась лечь со мной в постель.
 – И терпела то, что вытерпела прошлой ночью?
 – Я обещаю тебе гораздо более приятные ночи в будущем.
 – Ты предлагаешь мне стать твоей любовницей? – воскликнула Селия, чуть не задохнувшись от возмущения.
 – Считай, что так, – сухо ответил Грифон.
 – Да как тебе в голову могло прийти, что я соглашусь на такое? Как ты мог подумать? Мне всегда хотелось иметь то, о чем мечтает каждая женщина, – мужа, детей и мирный дом…
 – Неужели? Прошлой ночью мне показалось, тебе хочется и еще кое-чего.
 Селия в ужасе поняла, что Грифон прав. Он разбудил в ней чувства, которые ей придется подавлять всю оставшуюся жизнь. Прежде она и не подозревала, что в ней бушуют животные страсти.
 – Ты вызываешь у меня отвращение, – сказала она дрожащим голосом.
 Грифон усмехнулся, словно ожидал от нее именно такого ответа.
 – Ты застал меня врасплох, – продолжала Селия. – Я никогда не вела бы себя подобным образом, если бы не была подавлена смертью мужа. Тебе не удастся купить меня, как проститутку, ты… ты наглое чудовище! Подлый, неряшливый варвар… ты мне отвратителен! Я теперь точно знаю, кто ты такой и откуда взялся: ты крыса из сточной канавы и твое место там!
 – Если я правильно понимаю, ты отвергаешь мое предложение?
 От ярости она утратила дар речи. Улыбка на его лице погасла.
 – Посмотри мне в глаза.
 Те самые слова, которые он сказал ей несколько часов назад. Селии показалось, что у нее остановилось сердце.
 – Я сказал: посмотри мне в глаза, Селия.
 Она неохотно повиновалась.
 – Возможно, растерянностью и можно объяснить твое поведение в первый раз. Но не во второй.


* * *

 Селия спросила Грифона, долго ли еще до Нового Орлеана.
 – Осталось около трех часов пути, – сказал он, придержав лошадь.
 Они ехали по лесной тропе, которую мог разглядеть только человек, хорошо знающий дорогу.
 – Переправимся через реку, и до плантации будет рукой подать.
 – Откуда ты знаешь, где живут Волераны?
 – Я… я с ними знаком.
 – Это не правда, – высокомерно заявила Селия. – Волераны не водят знакомство с грабителями и пиратами. Грифон рассмеялся:
 – Волераны сами были грабителями и пиратами всего два поколения назад! Как и многие другие знатные семейства в Новом Орлеане.
 – Разве ты не боишься месье Волерана?
 – Я не боюсь никого.
 Задетая такой наглой самоуверенностью, Селия решила его припугнуть.
 – Месье Волеран – человек могущественный, и с ним шутки плохи. Филипп рассказывал мне, что его отец владеет оружием так, как никто другой во всей Луизиане. Когда он услышит, что случилось с Филиппом…
 – Он уже знает, что случилось с его сыном, – спокойно сказал Грифон. – Ваше судно должно было прийти в порт два дня назад. В заливе неспокойно, и когда пропадает корабль, все предполагают самое худшее.
 Сколько же еще судов было захвачено в последнее время? Селия вздрогнула, вспомнив горы трупов и палубу, скользкую от крови. Она не единственная осиротевшая женщина. Многие семьи сейчас оплакивают погибших сыновей, мужей, отцов и братьев.
 – Я слышала, как Легар отдал приказ запереть всех оставшихся в живых в трюме… и поджечь судно. Как он мог?! Ведь это бесчеловечно…
 – Согласен.
 – Неужели? Вы ведь с Легаром одного поля ягоды. Может быть, и ты поступаешь так же, как он?
 – Нет. Убивая безвинных людей, ничего не выигрываешь. Я захватываю суда ради выгоды, а не потому, что хочу пролить чью-то кровь.
 – Но ты убивал. Я видела это собственными глазами. Когда ты увозил меня с острова, ты убил троих.
 – Если бы я их не убил, тебя уже не было бы в живых. А перед смертью тебя бы несколько часов терзал и мучил Андрэ Легар.
 – Ты и твои люди очень сильно отличаетесь от мужчин, которых я знала. Вот Филипп, например, был похож на моего отца. Он был очень добр, он никому не смог бы причинить зло.
 – Разве помогла ему его доброта? – холодно заметил Грифон.
 – Он погиб, как подобает мужчине.
 – Так же поступлю и я, когда придет мое время.
 Селия подумала, что это, пожалуй, правда. Грифон, подобно дикому животному, никогда не задумывался ни о прошлом, ни о будущем, а лишь о том, как удовлетворить свои сиюминутные нужды. Он не мог себе позволить испытывать такие чувства, как сожаление, стыд, раскаяние, и, может быть, даже не понимал смысла этих слов.
 – Как ты стал пиратом?
 – Поначалу я был капером. Действовал строго в рамках закона. Мне поручали захватывать суда, принадлежащие странам, с которыми мы воевали. Я получал хорошее вознаграждение, когда доставлял вражеские грузы в порт. Но раз или два я поддался соблазну и напал не на те суда. Тогда меня объявили вне закона. Я стал пиратом.
 – Ты им и останешься.
 – Правильно.
 – А если тебя схватят…
 – То вздернут на виселице.
 – Но ты не сможешь больше пиратствовать: ведь Легар тебя ищет, чтобы отомстить за брата.
 – Возможно, некоторое время мне придется скрываться. – По тону Грифона не чувствовалось, что он раскаивается. – Хотел бы я видеть его физиономию, когда он наткнулся на труп Андрэ. Что ни говори, я получил огромное удовольствие, отправив этого мерзавца в преисподнюю. – Он почувствовал, что Селия дрожит. – Не бойся. До тебя Легар не доберется.
 – Я боюсь тебя, – сказала Селия с усилием.
 Оба они надолго замолчали.
 Показался берег Миссисипи. Двое мужчин в матросских робах ждали их в плоскодонной лодке, чтобы перевезти на другой берег. Люди эти, по всей видимости, тоже были связаны с контрабандистами. Они относились к Грифону с большим уважением, как к своему товарищу. По просьбе Грифона один из них отдал Селии свою широкополую шляпу. Она спрятала под ней длинные волосы, низко надвинула шляпу на лицо и в своей длинной рубахе стала похожа на мальчишку.
 Мужчины вполголоса разговаривали между собой, явно не желая, чтобы их слышали, а Селия задумчиво смотрела в медленные воды реки. В одном из своих писем Филипп описывал ей Миссисипи: он утверждал, что мутная от ила вода полезнее для здоровья, чем прозрачная. Скептически вглядываясь в янтарные глубины, Селия решила, что он, должно быть, шутил.
 Деревья, росшие по берегам, тянули ветви к темно-бирюзовому небу, по которому плыли легкие облачка. Возле берега вокруг обнаженных корней деревьев плавали черепахи. Взглянув вниз по течению реки, далеко в голубой дымке Селия увидела дома, много домов. «Очевидно, это и есть Новый Орлеан», – подумала она.
 Филипп писал ей, что это большой город. Селии не верилось, что она наконец добралась до места, о котором так давно мечтала. Она не чувствовала радостного волнения в предвкушении встречи – на душе была пустота. Она порвала с прошлым и потеряла будущее.
 – Здесь, пожалуй, многое не похоже на Францию, – услышала она за спиной низкий голос.
 «Этот Грифон, кажется, умеет читать мои мысли».
 – Да, я знаю.
 – Здесь люди грубее, чем у тебя на родине. Даже самые утонченные креолы невежественны по сравнению с французами. К этому тебе, наверное, будет трудно привыкнуть.
 – Не страшно. Если Волераны позволят, я останусь здесь. Я не хочу возвращаться во Францию. – Селия не сомневалась, что отец с радостью примет ее обратно, но после всего, что с ней случилось, она не сможет вернуться к прежней жизни.
 Грифон встал рядом.
 – Ты здесь приживешься, – с уверенностью сказал он.
 – Почему ты так решил?
 – Окончится траур, и ты станешь самым лакомым кусочком в Новом Орлеане. Привлекательная вдовушка, француженка, относительно молодая и богатая, – да за тобой будет охотиться каждый достойный такого счастья жених от Вье-Карре до американских кварталов!
 – Я никогда больше не выйду замуж.
 – Почему это?
 – Просто мне не судьба быть чьей-то женой.
 Он пожал плечами:
 – Может, ты и права. Я, например, знаю, что не смогу быть чьим-нибудь мужем. Я всегда считал брак противоестественным союзом.
 – Противоестественным?
 – Ни один человек не может хранить верность другому всю жизнь. Нет на свете женщины, которая бы мне рано или поздно не наскучила.
 – Не все мужчины так думают.
 – Даже в самых удачных браках или муж, или жена в конце концов поддается искушению изменить.
 – Ошибаешься, – холодно сказала Селия. – Никто на свете не мог бы заставить Филиппа изменить мне. И я бы никогда… – Она вдруг замолчала, почувствовав, как заколотилось сердце. Ей вдруг открылась ужасная правда: она предала Филиппа. Прошлой ночью она забыла о верности. Волна мучительного стыда поднялась в ее душе. Филиппа не было в живых, но она чувствовала себя изменницей.
 Грифон, как всегда, без труда прочел ее мысли, и ему захотелось обнять ее и успокоить. Хорошо, что он скоро отделается от нее – ему совсем не нравились собственные порывы.
 – Не вини себя за прошлую ночь, – сказал он с возмутительной небрежностью. – Все это было приятно, но едва ли стоит придавать этому такое большое значение.
 Когда до Селии дошел смысл его слов, она оцепенела. Никогда в жизни она не испытывала к кому-либо такой ненависти, как к нему.
 – Мне это было совсем не приятно, – сказала она, сверкнув на него из-под полей шляпы гневным взглядом.
 – Неужели? – Он усмехнулся. – В таком случае как это было?
 Селия мучительно покраснела. Гневные, оскорбительные слова были готовы сорваться с ее губ. Она хотела сказать ему, какое отвращение он вызывает, какое омерзительное воспоминание оставила у нее прошлая ночь, но, увидев его насмешливую физиономию, лишилась дара речи. Глаза у него были ярко-синего цвета – синее, чем небо или море. Ей вспомнилось, как они мерцали в темноте, вспомнились его глубокий голос, нежные прикосновения к груди. Она вспомнила тяжесть мускулистого тела и мгновение интимной близости с ним. Воспоминание это отозвалось ноющей болью в сосках под грубой рубахой, и Селия в ужасе закусила губу. Что он с ней сделал? Как ей избавиться от греховного желания, которое он в ней разбудил?
 Заметив ее растерянность, Грифон усилием воли заставил себя сохранять внешнюю невозмутимость. Только теперь он понял, как она для него опасна. А у него и без нее полно забот. В Новом Орлеане за его голову обещано крупное вознаграждение, и если кто-нибудь узнает, что капитан Грифон в городе… Для него это означало бы верную смерть. Еще немного, и они доберутся до плантации Волеранов, где он наконец освободится от нее.
 – Ты привлекательная девушка, – сказал Грифон, небрежно прикоснувшись пальцем к полям ее шляпы. – А когда оденешься как подобает настоящей леди, будет на что поглядеть… надушенная и напудренная, в шелках и ленточках… Хотел бы я это увидеть.
 Он подтрунивал над ней, и было что-то в этой его манере знакомое. Вдруг Селию осенило.
 – Я кое-что поняла, капитан Грифон, – сказала она, сосредоточенно разглядывая его заросшее бородой лицо. – Мало того что у тебя глаза такого же цвета, как у Филиппа, так и брови у тебя такой же формы, как у него. Одна бровь немного выше другой.
 Грифон молчал.
 Селия покачала головой. Между Грифоном и Филиппом, несомненно, есть сходство.
 Неужели это простое совпадение? Едва ли. А если это правда? Тогда она круглая дура, а он самый бессердечный мерзавец, каких свет не видывал.
 – Ты признался, что знаком с Волеранами, – медленно продолжала она. – Возможно, это нечто большее, чем знакомство? Может быть, ты им родственник?
 Грифон по-прежнему молчал, и Селия почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Господи! Как она не догадалась раньше?!
 – Ты родственник Филиппа, – прошептала она и покачнулась. Грифон поддержал ее. – Ты помогаешь мне, потому что я вдова Филиппа, а ты… ты один из Волеранов.




 Глава 5


 Убедившись, что с Селией все в порядке, Грифон отпустил ее и спокойно проговорил:
 – Я помогаю тебе, рискуя жизнью. Если ты вздумаешь устроить сцену, пока мы не добрались до плантации, мне придется убить тебя ради спасения собственной жизни. Понятно?
 Селия видела, как хладнокровно он расправляется с людьми, однако возмущение пересилило страх.
 – Судя по всему, ты знал Филиппа, – с упреком произнесла она. – Почему же ты не сказал мне об этом?
 – Я не хотел, чтобы ты проболталась кому-нибудь из моих людей.
 – Как мог ты сделать со мной то, что сделал прошлой ночью, если знал Филиппа? – сердито прошипела она. – Ты из семьи Волеран? Какой-нибудь дальний родственник? Может быть, ты один из кузенов Филиппа? Почему, черт возьми, ты овладел мною прошлой ночью, если…
 – Потому что я хотел тебя. А теперь помолчи.
 Селия прежде и не подозревала, что способна на подобную вспышку гнева.
 – Ни за что! – закричала она. Оба гребца повернулись в ее сторону. – Я не буду молчать! Я задала тебе вопрос и вправе требовать ответа! Как ты мог поступить так отвратительно, если…
 Он зажал ей рот рукой, Селия вцепилась в него ногтями. Грифон что-то сказал одному из гребцов, и тот отдал ему свой шейный платок. Не успела Селия выкрикнуть что-то еще, как во рту ее оказался свернутый из тряпки кляп. Для верности Грифон закрепил его вонючим платком. Она сопротивлялась изо всех сил, но он связал ей руки за спиной тем самым шнуром, которым обычно стягивал волосы. Потом развернул лицом к себе и слегка встряхнул. Длинные прядь темных волос упали ему на лицо и плечи.
 – Это следовало сделать два дня назад, – заявил он. – А теперь перестань вертеться, иначе упадешь за борт. Если свалишься, я за тобой нырять не буду. – Несмотря на резкость тона, он очень осторожно взял ее за локоть и попытался усадить на деревянную скамейку. – Сядь, – сказал он, но она буквально приросла ногами к месту, с вызовом глядя на него. Он прищурился. – Иначе я усажу тебя силой.
 Селия медленно опустилась на скамью и отвернулась.
 «Он вовремя заставил меня замолчать», – думала она. Уж она бы не замедлила оповестить всех о том, кто он на самом деле! Она бы многое отдала, чтобы запрятать его в Кабильдо – мерзкую луизианскую тюрьму, которую описывал ей Филипп, однажды лечивший заключенных. Хотела бы она увидеть, как Грифона вздернут на виселице. Неужели он Волеран? Жюстин Волеран… Она лихорадочно рылась в памяти. Филипп говорил, что отца его зовут Максимилианом, мачеху – Лизеттой, он упоминал также о кузенах и сводных сестрах. Имени Жюстин она что-то не припомнит.
 Плоскодонка подошла к берегу и нырнула в небольшой заливчик, скрытый от глаз густыми зарослями кустарников.
 – Хорошо поработали, – услышала она негромкий голос Грифона.
 Он расплатился с гребцами и, подхватив Селию на руки, выскочил на берег. Впрочем, его лишь условно можно было назвать берегом. Это была топь, еще более мрачная и зловещая, чем та, через которую они пробирались накануне. Ветви деревьев закрывали небо, а вьющиеся растения и свисавшие сверху гирлянды седого ирландского мха почти не пропускали свет. Стояла тишина, в воздухе пахло сыростью и гнилью. Кто знает, какие существа водятся в этой стоячей воде? Болото напоминало живой организм. Селии казалось, что они с Грифоном входят в пасть ужасного чудовища, направляясь прямиком в его чрево.
 К изогнутому корню дерева, стоящего наполовину в воде, были привязаны две лодчонки с веслами наготове. Грифон осторожно опустил Селию на твердую кочку.
 – Не двигайся, – приказал он. – Я не хочу, чтобы ты наступила на змею или шлепнулась в трясину. Я взгляну на лодки и выберу ту, что ненадежнее.
 Не двигаться? Да она даже моргнуть боялась! Был полдень, но здесь по-прежнему царил полумрак. Если они заблудятся, их никто и никогда не найдет. Они погибнут от голода. Как Грифон отыщет дорогу среди бесконечного лабиринта деревьев, топей и болотной жижи? Уж лучше бы она осталась на Вороновом острове, чем пропадать здесь.
 Возвратившись, Грифон обхватил ее рукой за талию. Он нахмурился, почувствовав, что она дрожит.
 – Должен заметить, – сказал он небрежно, – что если бы ты согласилась стать моей любовницей, тебе не пришлось бы все это переживать. – Селия сделала вид, что не слышит его, но он продолжил:
 – Здесь нам ничто не угрожает. Когда я был мальчишкой, то частенько забирался сюда. – Грифон помолчал, задумчиво глядя в ее полные ненависти глаза. – Развязать тебя я не могу – слишком большой риск. А вдруг кто-нибудь попадется нам навстречу, когда поплывем по ручью? Было бы опрометчиво забыть о том, какое щедрое вознаграждение обещано за мою голову, а значит, безопаснее будет, если я развяжу тебя, когда прибудем на место.
 Грифон посадил ее в лодку и сам сел на весла. Затем он оттолкнул лодку от топкого берега.
 – Сиди спокойно, – сказал он, осмотревшись по сторонам.
 Селия сидела смирно, настороженно поглядывая вокруг. При их приближении прыгали в воду гигантские лягушки. В ручье, извиваясь, плавали мокасиновые змеи.
 Грифон греб, не сбиваясь с ритма, несколько замедляя ход лодки только тогда, когда нужно было обогнуть торчащий из воды ствол дерева или заросли камыша. В некоторых местах глубина ручья была не более фута, и весла застревали в вязком иле.
 Мускулы на руках Грифона перекатывались в такт движению лодки. Время от времени на его поблескивающую смуглую кожу опускался москит, но он, видимо, даже не замечал этого. Селия, сама того не желая, не сводила с капитана глаз. Своим видом он мог бы испугать кого угодно – мощное тело, лохматые волосы, борода… Ей вспомнились вдруг волшебные сказки, которыми она зачитывалась в детстве, – сказки о прекрасных принцах и благородных рыцарях, спасавших юных дев от великанов-людоедов. Грифон ее спас, но напоминал он скорее страшного великана, чем принца.
 Закрыв глаза, Селия с грустью представила себе лицо Филиппа – красивое и очень мужественное. Крупный выразительный рот – губы частенько складывались в чуть насмешливую улыбку, – четко очерченная линия подбородка и прямой, красивой формы нос. Ей даже вспомнилось, какими шелковистыми на ощупь были его коротко подстриженные волосы. Она даже как будто слышала его голос, нежно нашептывающий слова любви. Как глупо она вела себя, не позволяя Филиппу любить себя… А теперь то, что должно было принадлежать только ее мужу, взял грубый незнакомец.
 Грифон что-то заметил вдали. Селия проследила за его взглядом. Она уловила какое-то движение на спокойной зеленой поверхности ручья.
 – Навстречу движется плоскодонка, – сказал Грифон. – Голову не поднимай. И ни звука…
 Селия с вызовом взглянула на него. Она может поднять шум, привлечь внимание тех, кто проезжает мимо. Эти люди наверняка захотят узнать, в чем дело, а увидев связанную девушку, да еще с кляпом во рту, уж точно захотят вмешаться. И нет никаких сомнений в том, что они будут рады получить обещанное вознаграждение за голову опасного морского разбойника.
 – Ах ты, дурочка, – пробормотал Грифон. – Они тебе не помогут. А когда поймут, что ты женщина… опусти же голову, черт тебя побери!
 Селия нехотя подчинилась.
 Встречная лодка прошла мимо них примерно в тридцати футах. В лодке сидели двое мужчин, судя по всему, контрабандисты. Их плоскодонка напоминала скорее плот, чем лодку. В ней лежало несколько ящиков, прикрытых грубым одеялом. Гребцы, казалось, не заметили Грифона, но он знал, что это не так. Это были люди с верховий реки, обитатели лесной глуши, зарабатывавшие на жизнь пере-, возкой контрабандных грузов между Новым Орлеаном и Луисвиллем. Грифон не знал более метких стрелков, чем они. Им необходимо было хорошо владеть огнестрельным оружием, чтобы защищаться от банд коварных речных пиратов, безжалостно грабивших и убивавших их.
 Селия даже не пошевелилась, услышав, как один из контрабандистов издалека поприветствовал Грифона. Он говорил на языке, напоминающем английский, но с таким ужасным произношением, что она не разобрала ни слова. Грифон ответил на том же наречии. Лодки, миновав друг друга, поплыли каждая своим путем. Селия наконец осмелилась поднять голову и облегченно вздохнула.
 Грифон пристально взглянул на нее.
 – Уже близко, – сказал он.
 Еще немного – и кошмар последних дней останется позади. Только сейчас Селия начала верить, что ее действительно везут к Волеранам. При этой мысли у нее перехватило горло от волнения. Ей так хотелось разделить свое горе с достойными добрыми людьми, которые так же, как она, оплакивают Филиппа. Неужели она снова почувствует себя в безопасности, обретет мир и покой?
 Она взглянула на Грифона, сосредоточенно работавшего веслами. Если он действительно родственник Волеранов, нахмурив брови, подумала она, то, наверное, дальний. Это богатая и знатная семья, и уж они, конечно, помогли бы близкому родственнику получить хорошее образование, чтобы потом заняться подобающим джентльмену делом. Грифон – человек умный и, будь у него выбор, не стал бы пиратом.
 Теплые лучи солнца нагрели рубаху на спине. Селия взглянула вверх и с удивлением увидела, что полог ветвей, нависших над ручьем, заметно поредел. Ручей стал глубже и постепенно превратился в канал. Непроходимые заросли кустарников и болотные топи тут были расчищены рукой человека. Лодка двигалась вдоль восточного берега, и Селия увидела наконец в просветах между кипарисами и ивами очертания зданий. Очевидно, это была плантация.
 Заметив ее любопытство, Грифон пояснил:
 – На этом участке к ручью выходит пять плантаций. Это плантация «Бонэр», – с расстановкой проговорил он, взмахивая веслами. – Дальше будет «Гаронна». А после нее – плантация Волеранов.
 Грифон замедлил ход лодки. В глазах его появилось странное отрешенное выражение. Было жарко, и воздух как будто струился. Селии стало трудно дышать.
 Грифон направил плоскодонку к берегу и привязал к корню корявого дуба. Несколько мгновений он молча смотрел на крутой спуск к ручью.
 – Пять лет, – пробормотал он еле слышно. Дом ни капельки не изменился. Строгий и элегантный, он горделиво возвышался на фоне зелени кипарисов и синего неба. Двухэтажное здание, изысканное в своей простоте, украшали крытые галереи и стройные белые колонны. Запах земли под ногами, нежный аромат тополя и цветов магнолии в воздухе навевали воспоминания о прошлом.
 Пять лет…
 В лесу звенят голоса мальчишек.
 – Жюстин, подожди меня!
 – Пойдем вниз по ручью, Филипп, поищем пиратов!
 – Смотри, чтобы отец не узнал…


* * *

 Грифон настороженно оглянулся вокруг. Давно забытые голоса звучали лишь в его памяти. Он поднял Селию, вынес из лодки и опустил на землю. Осторожно снял с молодой женщины шляпу, пригладил ее влажные от пота волосы.
 – Ну вот, теперь ты в безопасности, – сказал он, развязывая платок и вытаскивая кляп, потом освободил ее руки. – Тебе нечего бояться. Они о тебе позаботятся.
 Шнуром, только что связывавшим ее запястья, он снова стянул волосы на затылке.
 – Кто ты такой? – спросила Селия хрипловатым от долгого молчания голосом.
 – Скажу, но не раньше, чем доставлю тебя на место. – Он поднял глаза к безоблачному небу. – Явился средь бела дня, – пробормотал он, увлекая ее за собой по крутому склону. – Я, должно быть, спятил.
 На полпути к черному входу в дом они остановились в тени кипарисов. В теплом воздухе стоял пряный аромат зелени. Селия с любопытством оглядела небольшую часовню, амбары, отделенные апельсиновыми деревьями и цветущими кустарниками от зеленого газона. По описаниям Филиппа, она знала, что дальше шли сады, оранжереи, птичий двор, мельница, колокольня, холостяцкий флигель, домик надсмотрщика и конюшни, а на границе плантации стояли хижины рабов.
 Не понимая, почему Грифон остановился, Селия шагнула вперед, но он ее удержал. Проследив за его взглядом, она увидела темнокожего мальчугана, тащившего ведра с водой в сторону коптильни. Раб. Она знала, конечно, о рабстве в Америке, но все же была ошеломлена. Интересно, как относится к рабству Грифон, если его друг Ог – негр?
 Грифон, как всегда, сразу же понял, о чем она думает.
 – Почти половина моей команды – бывшие рабы или негры с Гаити, – резко сказал он. – Когда был мальчишкой, я многое принимал как должное. Теперь же знаю: ни один человек не имеет права владеть другим.
 Грифон крадучись повел ее к входу на кухню, соединявшуюся с домом длинной верандой. Они миновали коптильню, из которой доносился аппетитный запах копченой свинины. Почувствовав, что рот наполнился слюной, Се-лия сглотнула.
 Грифон заглянул в приоткрытую дверь кухни, и глаза его удовлетворенно блеснули.
 – Я так и думал, – сказал он и почти втащил внутрь спотыкающуюся Селию.
 Кухня представляла собой просторное помещение с огромным очагом, в котором пылали поленья. Над большой чугунной плитой висела полка со сковородками, а на крючках кастрюли и чайники. Три женщины – две темнокожие и одна белая – были поглощены варкой варенья. В воздухе стоял густой аромат клубники. Услышав шорох, женщины одновременно обернулись и остолбенели при виде заросшего бородой гиганта, вторгшегося в их царство. Судя по выражению их лиц, он был им незнаком.
 Женщина, стоявшая у плиты, в недоумении уставилась на Грифона. Ее волосы, такого яркого рыжего цвета, какого Селия еще никогда не видывала, растрепались и закурчавились от пара. Нежное, словно фарфоровое, лицо ее раскраснелось. Невысокую, ладно сложенную фигурку с роскошными формами обтягивало черное платье, покрытое серым передником. Ей, наверное, было около тридцати лет – самый расцвет зрелой красоты. Селия, порывшись в своей памяти, решила, что это, должно быть, Лизетта Волеран, мачеха Филиппа.
 Первой пришла в себя полногрудая толстуха, стоявшая возле деревянного стола в центре кухни. Она подняла маленький нож и угрожающе взмахнула им в воздухе.
 Грифон усмехнулся:
 – Успокойтесь. А ты, Берта, пригладь свои перышки, я сегодня не собираюсь ничего красть.
 – Да ведь это месье Жюстин! – воскликнула кухарка. Рыжеволосая женщина выронила из рук деревянную ложку.
 – Жюстин, – выдохнула она, широко раскрыв глаза от удивления. – Неужели ты? Глазам своим не верю… – Она обернулась к худой седовласой женщине:
 – Ноэлайн, немедленно найди Макса. Скажи ему, чтобы скорее шел сюда.
 Ноэлайн опрометью кинулась исполнять приказание.
 Селия молча наблюдала эту странную суету. Лизетта, словно вихрь, обрушилась на Грифона, осыпая его упреками, обливая слезами и обнимая одновременно.
 – Мы так долго не знали, что случилось, почему ты… О Боже, ты сам на себя не похож… ты… – Она замолчала и заглянула в его помрачневшее лицо. – Ты уже знаешь о Филиппе… вижу по глазам, что знаешь…
 – Да, знаю, – сказал Грифон, высвобождаясь из объятий Лизетты. Она была единственной женщиной на свете, к которой он испытывал уважение и привязанность, но терпеть не мог, когда к нему прикасались. Кто угодно. Он указал на Селию. – Мама… это жена Филиппа.
 Его слова были встречены ошеломленным молчанием.
 – Не может быть, – выдохнула Лизетта. – Жена Филиппа была вместе с ним на корабле и…
 – Ее не убили, а привезли на Воронов остров люди, захватившие судно. Я случайно оказался там в то время.
 – Жюстин, а может быть, Филипп…
 – Нет.
 Лизетта печально кивнула, внимательно вглядываясь в лицо Селии.
 – Бедняжка моя, – сказала она с сочувствием. – Могу себе представить, что тебе пришлось пережить.
 Селия молчала, Лизетта вопросительно взглянула на Грифона.
 – Говори по-французски. Она не сильна в английском.
 Селия провела дрожащей рукой по влажному лбу. В жарком, напоенном сладкими ароматами воздухе стало трудно дышать. У нее закружилась голова.
 – Почему ты… называешь ее мамой? – запинаясь, наконец заговорила она.
 Лизетта бросила на Грифона вопросительный взгляд:
 – Жюстин, разве ты не сказал ей, кто ты такой?
 Он пожал плечами:
 – Чем меньше она знала, тем было лучше для меня.
 – Понятно, – неодобрительно кивнула Лизетта и повернулась к Селии:
 – Он давно не доверяет никому, особенно женщинам. А меня называет мамой, потому что я прихожусь ему мачехой. Жюстин и Филипп – братья, вернее, были братьями. Более того, близнецами.
 Совершенно сбитая с толку, Селия недоверчиво покачала головой:
 – Не может быть! У Филиппа не было брата. Он никогда о нем не говорил, никогда…
 – Так было проще забыть обо мне, – сказал Грифон. Лизетта возмутилась:
 – Если бы ты не исчез на шесть лет, нам было бы проще по-прежнему считать тебя членом семьи.
 – На пять лет, – поправил он.
 Селия не отрываясь смотрела на Грифона.
 – Если бы ты был братом Филиппа, то не скрывался бы от закона. Не был бы пиратом. – Она с презрением подчеркнула последнее слово. – И вы не близнецы, потому что Филиппу всего двадцать пять лет, а тебе… Селия в смятении замолчала. Она решила, что Грифону за тридцать. Но… о Боже, а если остричь эти длинные волосы, сбрить бороду? Глаза у него, правда, того же цвета… Она приложила руку ко рту, почувствовав, что может потерять сознание.
 – Я старше Филиппа примерно на пять минут, – улыбнулся Грифон. – По крайней мере так мне говорили.
 – На восемь, – послышался с порога кухни мужской голос. – Я сам присутствовал при этом.
 Голос принадлежал самому импозантному мужчине из всех, кого когда-либо приходилось встречать Селии. Не было ни малейшего сомнения в том, что это Максимилиан Волеран. У него было волевое лицо, а глаза, удивительного янтарного цвета, казались золотистыми. Этот красавец сорока пяти лет от роду был высок, сложен, как подобает отличному наезднику, и отличался изящными манерами истинного креольского аристократа. На нем были черные, заправленные в сапоги брюки и белоснежная сорочка с распахнутым воротом. Черные как смоль волосы чуть тронуты сединой на висках.
 Жюстин шагнул к нему, не опустив глаз под пристальным взглядом.
 – Отец, я знаю, как много значил для тебя Филипп. Мне очень жаль.
 Янтарные глаза сверкнули, но Максимилиан умел сдерживать свои чувства. Только тут Селия заметила глубокие тени, которые оставили под глазами бессонные ночи, и морщины – следы горя.
 Было трудно поверить, что это отец и сын. Гибкая пантера и лохматый камышовый кот. Максимилиан Волеран, изысканный, элегантный, и Жюстин, заросший косматой бородой, похожий на бродягу. Да он и есть бродяга, подумала Селия. Годы, проведенные среди отбросов общества, оставили на его внешности неизгладимый, как ей казалось, след.
 – Я знаю, кто виновен в гибели Филиппа, – коротко сказал Жюстин. – Доминик Легар. Он со своими людьми захватил судно, перебил экипаж, убил Филиппа, а его жену увез. – Он кивком указал на Селию. – Я доставил ее к вам. Только поэтому и появился здесь. Клянусь, я заставлю Легара заплатить за все.
 – Нет, – возразил Максимилиан. – Командующий военно-морской базой получил новые канонерки, собрал опытных людей, чтобы положить конец разбою в заливе. Пусть он ищет Легара.
 – Ни один военный не поймает Легара, – презрительно фыркнул Жюстин. – Я – единственный человек, который может разделаться с ним.
 – Я не могу рисковать вторым сыном. Нам нужно поговорить, Жюстин. Ты не должен продолжать…
 – На разговоры нет времени, – перебил его Жюстин. Он обернулся к кухарке, с живым интересом слушавшей их разговор:
 – Приготовь еду, Берта. Собери что-нибудь в дорогу. Мне пора уносить ноги. Заверни мне вот этих лепешек, испеченных в золе.
 Женщина с готовностью бросилась к очагу. Лепешки, приготовленные из муки, пахты и масла, только что вынули из золы, и они еще дымились.
 Жюстин перевел взгляд на Селию, все еще стоявшую в углу. Ногой, обутой в тяжелый сапог, подвинул ей стул.
 – Сядь, – грубо сказал он, – а то еще упадешь в обморок.
 Он протянул к ней руку, но она испуганно отпрянула в сторону:
 – Не прикасайся ко мне!
 Селия была потрясена, унижена. Грифон – брат Филиппа, его близнец. Негодяй. Использовал ее, зная, что она никогда не расскажет об этом ни единой живой душе. Умышленно надругался над памятью брата. Заставил отвечать на свои ласки и тем самым переложил половину вины на ее плечи. Как же сильно он, должно быть, презирает ее… наверное, не меньше, чем она сама. Селия никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Ужаснее всего то, что теперь она ничего, ничего не может изменить.
 Лизетта успокаивала ее:
 – Селия, мы понимаем, какой ужас ты пережила…
 – Вы не понимаете! – услышала Селия свой возмущенный голос. Перед глазами мелькнула окровавленная спина Филиппа. – Разве вы можете все знать? Разве можете?
 – Ты права. – Максимилиан подошел к Селии и обнял ее за плечи. Спокойная уверенность, звучавшая в его голосе, подействовала на нее умиротворяюще. – То, что ты оказалась здесь, – чудо. И это один из немногих благородных поступков моего сына за всю его жизнь. Я вижу, ты совсем измучена, невестушка. Позволь моей жене позаботиться о тебе. Договорились? Ты теперь член моей семьи. – Он отпустил ее. – Все будет хорошо. Иди с Лизеттой.
 Максимилиан говорил мягко, но что-то в его голосе было такое, что не послушаться было невозможно. Селия кивнула и подошла к Лизетте.
 – Поразительно, – услышала она голос Жюстина. – За последние три дня я только угрозами мог заставить ее повиноваться мне. Ты действительно умеешь обращаться с женщинами, отец!
 Селия задержалась в дверях. Ее осунувшееся лицо побелело от гнева.
 – Молю Бога, чтобы больше никогда не видеть тебя.
 – И не увидишь. – Глаза Жюстина насмешливо блеснули. – Но не сомневаюсь, что ты меня не забудешь.
 Селия ушла.
 – Она прошла через ад, – пробормотал Грифон.
 Максимилиан задумчиво погладил гладко выбритый подбородок.
 – В какой степени в этом повинен ты?
 Жюстин усмехнулся:
 – Ты всегда точно знал, какие вопросы следует задать, отец. – Он взял сверток с лепешками и улыбнулся кухарке:
 – Пока, Берта. Спасибо тебе.
 – Куда ты сейчас? – спросил Максимилиан. – Останься. И пропади все пропадом! Жюстин покачал головой:
 – Ты знаешь, что я не могу. Я… – Он замолчал, взглянув на Берту, возившуюся у плиты.
 – Берта, оставь нас, – приказал Максимилиан. Берта недовольно поджала губы, но вышла, ворча себе под нос, что это мужчинам, а не ей нечего делать на кухне.
 – Мне нельзя оставаться, – продолжал Жюстин. – Чтобы вытащить Селию из этого пекла, я убил брата Легара. Я бы и Доминика порешил, представься случай. Но теперь Легар не успокоится, пока не получит мою голову. Я должен первым добраться до него. Я и так поставил вас всех под удар, появившись здесь.
 – Я могу защитить свою семью, – сурово сказал Максимилиан. – В том числе и тебя.
 Жюстин хохотнул и покачал головой:
 – Даже если ты справишься с Легаром, то с властями, которые охотятся за мной, тебе не сладить. Если они узнают, что я здесь, не пройдет и недели, как я буду болтаться на виселице. Слишком многие догадываются, кто я на самом деле. К тому же мне приписывают преступления, которых я не совершал. Даже твоя хваленая дружба с губернатором не остановит моей казни без суда и следствия.
 Максимилиан выругался в бессильном гневе:
 – Почему, черт побери, ты выбрал для себя такую жизнь?
 – Со дня моего рождения все были убеждены, что я пропащая душа. Я просто обязан был подтвердить это.
 – Упрямый осел, – тихо сказал Максимилиан. – Признаю, я совершил ошибку. Ошибку, за которую теперь приходится расплачиваться тебе. Расплачиваться за отцовские грехи… Но ведь даже сейчас еще не поздно. Позволь мне помочь тебе. Ты недооцениваешь меня, сын мой. Я понимаю больше, чем ты думаешь.
 Сердце Жюстина болезненно сжалось. Давно уже его жизнь зависела от умения подавлять в себе всякое проявление добрых чувств. Он не мог ничего принять ни от отца, ни от кого-нибудь другого. Ему никто не был нужен.
 – Прощай, отец, – сказал он, стараясь не встречаться взглядом с Максимилианом.
 – Жюстин, подожди…
 – Да хранит тебя Бог. – С этими словами он выскользнул за дверь и направился к ручью, у берега которого была привязана лодка.




 Глава 6


  Сентябрь 1817 года 
 – Смотрите, я, кажется, поправилась!
 Давненько Селия не подходила к зеркалу, разве что бросит мимолетный взгляд, чтобы пригладить волосы или поправить платье. За четыре месяца жизни у Волеранов ее плечи налились, лицо округлилось. Даже грудь пополнела.
 Лизетта с улыбкой наблюдала, как портниха подгоняет лиф и подкалывает булавками подол нового черного платья для Селии.
 – Когда ты появилась у нас, ты была такой худенькой, – сказала она. – Я рада, что стряпня Берты пошла тебе на пользу.
 Селия вертелась перед зеркалом, любуясь красивыми складками черного шелка. Платье было сшито по последней моде: с завышенной талией и без воротника, по горлу и на плечах отделано черными бусинами. Селия глубоко вдохнула: лиф плотно натянулся на груди.
 – Стойте спокойно, мадам, – попросила портниха. Селия скорчила гримаску:
 – Если и дальше дело пойдет так, скоро мне будут малы все мои платья.
 – Ну, до этого еще далеко. – Лизетта подошла к зеркалу, окинула критическим взглядом собственное отражение. – А вот мне надо бы сбросить лишний вес, который я набрала, пока носила Рафаэля. Он испортил мне фигуру. – Она с любовью взглянула на упитанного рыжеволосого карапуза, игравшего на полу обрезками ткани. – Я не жалею, что набрала вес, дорогой. Ты того стоишь. Не слушай свою мамочку.
 Портниха, миловидная молоденькая ирландка по имени Бриони, заметила:
 – Месье Волеран не позволил бы и волоску на вашей голове измениться, мадам.
 Лизетта рассмеялась и тряхнула головой.
 – Макс не способен критически отнестись ко мне. Ведь он любит меня.
 Селия чуть улыбнулась. Лизетта была похожа на Венеру – соблазнительна и пропорционально сложена. Со своими рыжими волосами и жизнерадостным характером она напоминала огонек, и даже такой властный мужчина, как Максимилиан Волеран, готов был подчиниться любому ее капризу.
 – Максу не нравится, когда я ношу черное, – со вздохом сказала Лизетта, возвращаясь на обитую парчой кушетку и снова принимаясь за починку панталончиков одной из ее дочерей. – Весь прошлый год мы носили траур по его матери. А теперь вот…
 Траур длится год, осталось еще восемь месяцев, и все это время взрослые члены семьи Волеранов должны носить только черное. А Селии и по окончании траура предстояло ограничиваться приглушенными оттенками лилового и серого цветов. Таковы креольские традиции, и Селия была обязана строго следовать им, чтобы не вызвать осуждения новоорлеанского общества. Даже письма она писала на бумаге с траурной каймой. И украшений не носила, кроме броши с темными камешками, а когда ей изредка приходилось появляться на публике, она прикрывала лицо и волосы черной креповой вуалью. Даже пуговицы выбирались небольшие и с матовой поверхностью.
 Селия крайне редко появлялась в обществе, но вынужденная изоляция ее не тяготила. Дни ее текли спокойно и мирно, а именно этого она и хотела. Лизетта, сама очень общительная, не раз пыталась убедить ее нарушить уединение. Но Селии обычные женские разговоры, сплетни, секреты были скучны, и она с неохотой принимала участие в семейных собраниях.
 Она с удовольствием погрузилась в хозяйственные заботы: это помогало ей примириться со смертью Филиппа.
 Работы на плантации было много. Женщины сбивали масло, выпекали хлеб, варили варенье, набивали колбасы, консервировали овощи, вели учет хозяйственных расходов. Раз в месяц целый день посвящали варке мыла и изготовлению свечей. А еще надо было начистить серебро, перемыть фарфор, проследить за чисткой ковров и стиркой белья. А кроме того, всегда нужно было что-нибудь зашить, заштопать, вышить.
 Селия познакомилась со служанками-рабынями, но не могла так же фамильярно обращаться с ними, как Лизетта. Ей были непонятны сложные взаимоотношения между рабом и рабовладельцем: они словно принадлежали к одной семье, но при этом существовали границы, которые никогда не нарушались. Некоторые рабовладельцы считали слуг своей собственностью, другие относились к ним с искренней любовью. Однажды хозяйка соседней плантации зашла навестить Лизетту и вдруг разрыдалась, рассказывая о смерти старой служанки. «Она была мне ближе, чем родная мать», – призналась женщина, утирая слезы кружевным платочком. Селии было это непонятно: если служанка действительно была таким близким человеком для этой дамы, то как могла она держать ее в рабстве?
 Южане вообще ее озадачивали. Особенно креолы. Но больше всего изумляли Селию Волераны. Это была огромная семья – за четыре месяца Селия еще не успела познакомиться со всеми двоюродными и троюродными братьями и сестрами. В прошлом этого семейства было много скандальных историй и тайн, на которые Селии усердно намекали, но до конца ничего не рассказывали.
 Ходили слухи о каждом из Волеранов, даже о Лизетте. Однажды пришедшая с визитом золовка Лизетты Генриетта уселась рядом с Селией и поведала ей на ушко кое-какие семейные тайны. Генриетта, миловидная молодая дама, большая любительница сплетен, была женой Александра, младшего брата Максимилиана.
 – Максимилиан очень изменился с тех пор, как они поженились десять лет назад, – увлеченно шептала Генриетта. – До этого он был таким отчаянным и жестоким человеком, каких свет не видывал. Поговаривали даже, что он убил собственную жену.
 – Не может быть, – скептически пробормотала в ответ Селия. Максимилиан, конечно, мог внушить страх, но стоило увидеть, с какой нежностью он относится к Лизетте и своим детям, чтобы понять: он на такое неспособен.
 – Конечно, – кивнула Генриетта, – подозрения не подтвердились. Но в те времена каждый был готов обвинить его в самых страшных грехах – и не без оснований.
 – Почему?
 – Он был жесток со всеми. Даже с Лизеттой.
 Селия покачала головой:
 – Не может быть, Генриетта. Этому я никогда не поверю.
 – Но это правда, сущая правда. Это сейчас он стал образцовым мужем, а ведь женился он только потому, что обесчестил ее.
 – Обесчестил? – повторила Селия, подумав, что ослышалась.
 – Ну да! Лизетта была помолвлена с другим мужчиной. Но Максимилиан соблазнил ее, а жениха вызвал на дуэль. В те дни он был настоящим дьяволом. И сын пошел в него – я, разумеется, говорю не о вашем муже Филиппе, упокой, Господи, его душу. Я говорю о другом сыне, который сбежал из дома, о Жюстине. – Она наклонилась к самому уху Селии и прошептала:
 – Он стал пиратом. Мне рассказал об этом Александр, мой муж.
 – Какой позор, – пробормотала Селия, чувствуя, что побледнела.
 – Не правда ли? – добавила очень довольная произведенным впечатлением Генриетта. – Разве вам Филипп ничего не рассказывал? Впрочем, это неудивительно. Все Волераны ведут себя очень странно по отношению к Жюстину. Они никогда о нем не говорят. Наверное, считают, что лучше бы он не появлялся на свет. Александр упоминал, что Жюстин в детстве был грубым и эгоистичным мальчишкой. – Она печально вздохнула. – А Филипп – настоящим ангелом, таким милым и добрым. Надеюсь, я вас не расстроила?
 – Нет, – спокойно сказала Селия, скрыв волнение.
 Никто, кроме нее, Максимилиана и Лизетты, не знал правды о том, как она попала в Новый Орлеан. Максимилиан придумал историю, объясняющую ее неожиданное появление: будто во время пиратского нападения остались в живых несколько отважных матросов, которые и спасли Селию.
 – Если власти прознают об участии в этом Жюстина, – сказал Максимилиан Лизетте и Селии, – им будет легче поймать его. Каждый раз, когда упоминают имя Жюстина, все начинают интересоваться, где он. Пиратские набеги портят политическую карьеру многих важных лиц. Я знаю нескольких высокопоставленных особ, которые с радостью расправились бы с ним, чтоб другим неповадно было.
 – Пусть лучше поймают Доминика Легара, – придушенным голосом сказала Селия. – Вы, наверное, догадались: мне ваш сын не по душе, месье Волеран. Но он не так жесток, как Легар.
 – Конечно, – вставила Лизетта. – В глубине души Жюстин добр. Иначе зачем ему было рисковать жизнью ради тебя?
 Селия промолчала. Лизетта ничего не знала о том, что произошло между ней и Жюстином, и, Селия надеялась, никогда не узнает. Лизетта видит в своем пасынке только хорошее, и Волеранам, наверное, показалось бы отвратительным поведение Селии. Уж конечно, доброта не является основным качеством Жюстина, презрительно думала она. «Да и тебя, голубушка, добропорядочной не назовешь», – с горечью мысленно заключила Селия. Она не смогла рассказать о своем страшном грехе даже местному священнику. Она никогда не сможет признаться кому-нибудь в том, что была близка с братом своего дорогого мужа и, что еще хуже, получала от этого греховное наслаждение.
 Не будь жизнь на плантации так приятна, Селия, возможно, решилась бы уйти в монастырь. Мысль о покое и уединении казалась ей заманчивой, и выходить замуж во второй раз она не собиралась. Филипп был ее первой и единственной любовью, и едва ли кто-нибудь сможет заменить его. Но у Волеранов было спокойно, никто не нарушал ее уединения. К тому же Селия очень привязалась к рыжеволосым детишкам Лизетты – Эвелине, Анжелине и Рафу, – которые стали называть ее тетушкой. По креольской традиции вдовы и старые девы становились в семье наставницами детей своих родственников. Девочки – восьми и шести лет – частенько приходили навестить Селию: она жила одна в небольшом хорошеньком домике, построенном неподалеку от главного дома усадьбы.
 Обычно этот флигель занимали неженатые члены семьи и подрастающие дети мужского пола, но сын Максимилиана и Лизетты Рафаэль пребывал еще в младенческом возрасте, а больше Волеранов-мужчин на плантации не было. По настоянию Лизетты Селия изменила убранство домика. Максимилиан привел ее на чердак главного дома. Здесь хранилась старинная мебель, картины, изящные безделушкм. «Бери все, что понравится», – сказал он.
 К своему удовольствию, Селия откопала там настоящие сокровища: гобелены нежных зеленых и розовых тонов, тонкий фарфор, итальянские часы в стиле барокко, украшенные крошечными фигурками сатиров, диван и кресла в стиле Людовика XV, с позолоченными ножками, обтянутые шелковой тканью лимонного цвета. И вскоре «холостяцкий», как его называли"флигель превратился в уютный дом с просторными светлыми комнатами. Селии там очень нравилось. Особенно ей полюбилась гостиная с застекленными дверьми и каминной доской из белого мрамора, а также библиотека – комната была необычной восьмиугольной формы, ее обставили мебелью, сделанной местными креольскими мастерами.
 – Здесь стало так красиво! – воскликнула Лизетта, увидев результаты труда Селии. – Ты, я вижу, умеешь подобрать цвета и украсить дом… Ой, а здесь что такое?
 Она открыла дверь в самую маленькую комнату в доме, всю меблировку которой составляли старый прямоугольный стол, табурет и мольберт. Не было ни занавесей на окнах, ни ковров на полу. В углу стояли чистые загрунтованные холсты. На столе лежали альбомы для этюдов, кисти и краски. Лизетта удивленно уставилась на Селию:
 – Я и не подозревала, что ты художница.
 Селия покраснела.
 – Нет, какая я художница, что вы… Я просто… Мне нравится… Прошу вас, не смотрите на мою мазню, мне не хотелось бы, чтобы это кто-нибудь видел.
 Лизетта отдернула руку от альбома для этюдов.
 Испугавшись, что Лизетта обидится, Селия стала оправдываться и еще больше покраснела.
 – Мои работы никто никогда не видел. В детстве я любила рисовать, но потом умерла мама, и мне стало не до этого. – Она смущенно откашлялась. – Надеюсь, вы не будете возражать, что я превратила эту комнату в мастерскую? Все это просто так, от нечего делать, но меня успокаивает сам процесс… Будь Филипп жив, я ни за что не стала бы рисовать. Он захотел бы взглянуть на мою мазню, а я бы этого не вынесла.
 – Ну что ты, Селия, – ласково сказала Лизетта. – Не нужно так расстраиваться. Можешь использовать эту комнату по своему усмотрению. Я никогда тебе не помешаю.
 – Спасибо, – еле слышно поблагодарила Селия. Лизетта задумчиво посмотрела на ее опущенную головку:
 – Ты такая тихая и нетребовательная, дорогая, даже слишком. Иногда меня это тревожит.
 – У меня есть все… нет никаких причин тревожиться за меня. – Селия стала шаг за шагом отступать к двери, боясь, что Лизетта спросит что-нибудь еще. Этой женщине было свойственно заботиться обо всех, кто ее окружал. Но Селия за всю свою жизнь была откровенна лишь с очень немногими людьми: с отцом, братьями, сестрами и с Филиппом.
 Селия написала отцу о смерти Филиппа и о жизни на плантации. На свои сдержанные, даже суховатые письма она получала сочувственные, но не менее сдержанные ответы от отца и братьев. Возможно, постороннему наблюдателю их отношения показались бы несколько холодноватыми. Но все Веритэ были людьми практичными и умели управлять своими чувствами. Ее отец был уверен, что главное – крепкое здоровье, а все остальное не так важно. Никто, даже Филипп, не проникал еще в потаенные уголки ее души.
 Селия подозревала, что способна на сильные чувства. Страсти, спрятанные глубоко в ее душе, пугали ее. Она мучилась вопросом: были бы они с Филиппом по-настоящему близки – не только физически, но и духовно? Но теперь она уже никогда не получит ответа.
 Селия не позволяла себе думать о Филиппе перед сном. А если такое случалось, она непременно видела во сне, как он тонет, протягивает к ней руки и умоляет спасти. Она просыпалась в поту и слезах с ощущением, что Филипп жив.


* * *

 – Нет, Веста, – уговаривала Селия рыжую кошку, пытавшуюся вскарабкаться ей на колени.
 С тех пор как Селия перебралась в "холостяцкий флигель, кошка поселилась у нее. Смирившись с непрошеным вторжением, Селия назвала ее Вестой в честь древнеримской богини домашнего очага.
 Сейчас Селия сидела в уединенном уголке сада, укрытом от посторонних взглядов двумя рядами лимонных деревьев. Четыре дорожки образовывали прямоугольник, вдоль одной из сторон его тянулась каменная стена. В стене была ниша, а в ней – фонтан.
 День был солнечный, дул легкий ветерок. Такие дни обычны во Франции, но редки здесь. Селия сняла черную шляпку с широкими полями и поджала под себя одну ногу. От нечего делать она рисовала то, что видела вокруг, и мечтала.
 Обидевшись на Селию, что та не пустила ее на колени, Веста спрыгнула со скамьи и, усевшись возле ног хозяйки, принялась вылизывать белые с рыжим лапки. Селия улыбнулась и, сбросив туфельку, почесала босой ногой пушистый живот кошки. Раздалось довольное мурлыканье.
 Мерное журчание воды, мягкий ветерок и нежаркие лучи солнца убаюкали Селию. Она прислонилась спиной к стене. Ей вспомнились слова Лизетты. Филипп тоже любил сидеть здесь с книгой по философии или томиком стихов. Селия попыталась представить себе его: вот он, откинувшись на спинку скамьи, скрестил длинные ноги, а солнце освещает его прекрасные темно-каштановые волосы.
 Подчиняясь внезапному порыву, Селия начала делать набросок его лица: высокие скулы, прямой нос и густые брови вразлет. Крепкая шея, волосы зачесаны назад – только несколько прядей падают на лоб. Грифель скользнул по бумаге, будто им управляла сила, не подчинявшаяся ее воле. Словно загипнотизированная, Селия видела, как под ее рукой на бумаге появляются твердые губы, лучики в углах глаз.
 Селия нахмурилась. Что-то не так… Глаза… Невыразительные, и разрез не тот. Она приподняла уголки глаз, под-темнила зрачки, добавила несколько решительных штрихов бровям. Рисунок был закончен. Селия недовольно покачала головой. Веста мяукнула, вопросительно посмотрев на нее.
 – Все не так, – вслух произнесла Селия. – Совсем не так. Почему я не могу вспомнить, как Филипп…
 Вдруг лист бумаги задрожал в ее руке. Глаза на рисунке словно ожили… но они принадлежали не Филиппу. В глазах на рисунке появился насмешливый огонек.
 – Смотри мне в глаза, Селия.
 Нервно глотнув, Селия бросила рисунок на землю. Веста немедленно заинтересовалась шуршащей бумагой и вцепилась в нее когтями. Гулко забилось сердце, и Селия прижала руку к груди. «Не будь дурочкой, – сердито сказала она себе. – Зачем ты позволяешь себе расстраиваться по пустякам?» Но успокоиться ей не удалось. Она закрыла глаза.
 Иногда воспоминания бывали такими яркими, будто все произошло вчера, а не несколько месяцев назад. Она все еще чувствовала руки Жюстина на своей груди, его колено, раздвигающее ее бедра, горячее дыхание на своей коже. Когда его плоть заполнила ее тело, он посмотрел ей в глаза, словно хотел впитать взглядом ее наслаждение. «Я не смогла бы его остановить, даже если бы захотела», – подумала она и покраснела, разозлившись на себя. Она не хотела его останавливать, вот в чем дело.
 Селия подняла бумагу, с которой играла Веста, и смяла ее.
 Не в состоянии успокоиться, она отнесла карандаши и бумагу во флигель и отправилась на кухню, где, как всегда, кипела жизнь. В воздухе пахло дрожжевым тестом. Оно подходило небольших глиняных квашнях. Служанки раскладывали его в смазанные жиром формы из листового железа. Ноэлайн, экономка Волеранов, прожившая у них много лет, внесла поднос с мукой, которую выставляли на воздух проветриться и подсушиться на солнце. Она поздоровалась с Селией.
 Лизетта находилась тут же, она раскатывала из теста рулетики. Ее дочь Эвелина, стоя возле приготовленных для выпечки хлебов, смазывала перышком верх каждого хлеба растопленным маслом. Анжелина сидела за столом и с аппетитом грызла хрустящую корочку. Селия улыбнулась сходству матери и обеих дочерей: рыжие волосы у всех троих стянуты в аккуратные пучки на затылках.
 – Тетя Селия! – Анжелина спрыгнула со стула и обняла ручонками стройную талию Селии. – Мы помогаем маме печь хлеб.
 – Вижу, вижу. – Селия погладила ее по головке.
 – Ты не помогаешь, – сказала Эвелина младшей сестре, – ты только жуешь.
 Анжелина обиженно сморщилась:
 – Мне мама разрешила.
 – Ну что ж, – прервала ссору Селия, – надо же кому-то попробовать на вкус, хорошо ли получилось. – Она взяла кусок хлеба у Анжелины и откусила. – М-м-м… Как это говорят американцы? Это грандиозно!
 Девочки захихикали над ее произношением и принялись наперебой объяснять, как следовало правильно построить эту фразу.
 – Будьте почтительны к старшим, дети.
 – Нет, нет. Я сама просила их помочь мне, – сказала Селия. – Они говорят по-английски лучше, чем я.
 – Я сама долго учила этот язык, – призналась Лизетта. – Но в Новом Орлеане он необходим. Здесь столько американцев, и с каждым годом их становится все больше и больше. Конечно, некоторые креолы никогда не снизойдут до английского языка. Они даже не позволяют говорить по-английски в своем присутствии. Но Макс настоял, чтобы дети объяснялись на обоих языках. Он убежден: для их будущего важно, чтобы они приобщались и к той, и к другой культуре.
 – Филипп был очень способен к языкам, – задумчиво сказала Селия.
 – Жюстин тоже, но… – Лизетта замолчала, не закончив фразу, потому что заметила, как вздрогнула Селия. – Извини.
 – Все в порядке, – пробормотала та.
 – Не знаю, почему я вспомнила о нем. Последние дни я почему-то часто вспоминаю Жюстина. Даже во сне его видела. – Лизетта пожала плечами и как-то странно улыбнулась. – Ноэлайн говорит, что это лоа подает знак.
 – Кто подает знак?
 – Спроси у Ноэлины, она все объяснит, – сказала Лизетта и, зажав руками уши Эвелины, беззвучно произнесла одними губами:
 – Колдовство.
 Лизетта, воспитанная в семье католиков, не верила в гаитянских и африканских богов, которым поклонялись некоторые рабы, главным образом выходцы с Санто-Доминго, и даже некоторые белые из Нового Орлеана. Она не хотела поощрять суеверия. Но языческая вера широко распространилась в городе. Ежегодно сотни верующих собирались на озере Пончартрейн или на ручье Сент-Джон для поклонения своим богам.
 Селия и не подозревала, что Ноэлайн верит в духов. Движимая любопытством, она вышла вслед за экономкой.
 – Ноэлайн…
 Негритянка подняла голову:
 – Да, мадам.
 – Расскажи мне, пожалуйста, кто такой лоа.
 – Лоа, – повторила Ноэлайн, ставя поднос на широкий пень и разгибая поясницу. В ее ярких черных глазах блеснул озорной огонек. – Их много, самых разных, мадам. Лоа – это волшебный дух. В каждом из нас есть две половинки: хорошая и плохая. Легба, например, поджидает жертву на пересечении добра и зла… Легба – бог греха, он горячит кровь… вы меня понимаете?
 Селия кивнула, покраснев.
 – Но Легба жалеет человека. С его помощью человек может переломить свою судьбу. А вот, скажем, Эрзули и Дамбалла…
 – Я поняла, – прервала ее Селия, опасаясь, что Ноэлайн пустится в подробные описания каждого божества. – Объясни, почему ты сказала Лизетте, что ее сон о Жюстине – знак лоа?
 – Лоа общаются с человеком во сне, – сказала Ноэлайн, пристально взглянув на Селию. – Вам тоже что-то приснилось?
 – Не Жюстин, – тихо ответила Селия. – Мой муж. Мне все время снится, что он жив.
 – А-а, понимаю. – Ноэлайн посмотрела на нее с сочувствием. – Это не знак от лоа, мадам. Когда человек умер, после него остается пустота… в сердце, в постели, не так ли? Но в один прекрасный день вы найдете нового мужчину, который заполнит эту пустоту… и тогда вам больше не будут сниться эти сны.
 – Не знаю, – с сомнением сказала Селия. – Я не собираюсь снова выходить замуж.
 Ноэлайн усмехнулась:
 – Я старая женщина, мадам, и уж я-то знаю, если говорят, что чего-то не случится, это всегда случается.


* * *

 В тот вечер к Волеранам пожаловали в гости родственники: несколько пожилых кузенов, младший брат Максимилиана Александр со своей женой Генриеттой. Все собрались в гостиной. Пили крепкий черный кофе с бисквитами, пропитанными ромом.
 Селия сидела в уголке, прислушиваясь к оживленному разговору. Время от времени взгляд ее задерживался на Максимилиане и Лизетте. Обычно к этому времени их сынишка уже спал в своей постельке, но сегодня Раф заснул на руках отца, уютно пристроив головку у него на груди. Время от времени Максимилиан поглаживал пушистые рыжие волосенки малыша. Селию тронуло его нежное отношение к ребенку.
 Гости засиделись до полуночи и стали расходиться только после того, как была доедена последняя крошка бисквита и выпита последняя капля кофе. Передав сынишку Лизетте, Максимилиан проводил Александра и Генриетту до двери.
 – Все разошлись, – сказала Лизетта.
 – Слава Богу. – Максимилиан развязал черный галстук и улыбнулся жене, ворковавшей над сынишкой. Его янтарные глаза поймали взгляд Лизетты, и в комнате, казалось, стало теплее.
 Селия смутилась, будто нечаянно подсмотрела что-то
 Очень интимное.
 – Ну… доброй ночи, я, пожалуй, пойду, – сказала она с притворным зевком и направилась к двери. – Вечер прошел чудесно.
 – Подожди, – произнес Максимилиан, отрывая взгляд от жены. – Я прикажу Элиасу или Арно проводить тебя до флигеля. Нельзя так поздно ходить одной.
 – Спасибо, но это совсем не обязательно, – сказала Селия. – Здесь близко. Я часто по вечерам хожу одна.
 – Ты уверена?
 – Конечно, – торопливо прервала его Селия, – мне не нужны провожатые.
 – Спокойной ночи, – попрощалась с ней Лизетта и с ребенком на руках отправилась вверх по лестнице.
 Селия вышла из дома, ощущая ту же нервную настороженность, которая не покидала ее целый день. Она думала о Максимилиане и Лизетте. Она точно знала, что произойдет между ними, как только они окажутся в супружеской постели. Как хорошо, наверное, чувствовать себя в безопасности рядом с мужем!
 Селия постаралась прогнать эти мысли, но не смогла.
 Она ступила на дорожку, ведущую к флигелю. Интересно, что бы она ощущала сейчас, если бы там ее ждал Филипп? «Я хотел тебя весь вечер, – сказал бы он ей, целуя в волосы. – Я хочу обнимать тебя… любить тебя…» Глаза защипало от близких слез. Селия почувствовала себя такой одинокой. Даже в те годы, когда они с Филиппом были в разлуке, она знала, что рано или поздно он к ней приедет. Теперь ждать было нечего.
 Селия ускорила шаги. Вдруг она почувствовала, что не одна в этой темноте, и хотела было крикнуть, но сильная рука закрыла ей рот. Широко раскрыв глаза от ужаса, она рванулась из железных объятий.
 Голос, показавшийся смутно знакомым, прозвучал у самого ее уха:
 – Спокойно, дорогуша, спокойно. Меня тебе нечего бояться. Я твой старый знакомый Джон Риск. Помнишь такого?
 Селия от ужаса не сразу поняла смысл слов.
 – Тебе придется помочь мне, дорогуша, – продолжал Риск. – Для этого я и поджидал тебя здесь. Ну, ну, приди в себя. Ты должна кое-что сделать.
 Послышался звук взводимого курка, и Риск застыл на месте, почувствовав холодный металл у виска.
 – Отпусти ее, мерзавец! Сию же минуту, – нарушил тишину спокойный голос.
 – Господи, да разве я… – пробормотал Риск, отпуская Селию.
 Та пошатнулась, всхлипывая от пережитого страха. Оглянувшись, она увидела Максимилиана.
 Джон Риск ничуть не изменился за прошедшие четыре месяца: голова его все так же была повязана платком, все та же черная повязка прикрывала вытекший глаз. Одет он был по-прежнему в сапоги, брюки да рваную рубаху. Рукав рубахи в крови. Неужели он ранен?
 – Никак старый Волеран собственной персоной? – осторожно спросил Риск.
 Максимилиан смотрел на Селию, будто не слышал его.
 – Он тебе ничего не сделал, невестушка?
 Селия отрицательно покачала головой, не в состоянии промолвить ни слова. Ей казалось, она уже никогда не сможет говорить.
 – Ладно, – спокойно промолвил Максимилиан. – Иди в дом. – Увидев, что она не двинулась с места, повторил настойчиво:
 – Иди.
 Селия побрела к дому.
 – Прежде чем что-нибудь предпринять, – сказал Риск, – может быть, изволите меня выслушать?
 – Если я не пристрелил тебя за нарушение границ моих владений, то, будь уверен, убью за нападение на мою невестку.
 – Я не нападал, я хотел…
 – Кто ты такой, черт побери?
 – Последний дурак, вот кто я такой, – пробормотал Риск. – Меня зовут Джон Риск.
 – Зачем ты здесь?
 – Я пришел ради капитана Грифона, – обиженно сказал он.
 Селия прислонилась спиной к стене дома. Страх понемногу рассеивался, и она задышала свободнее.
 – …Я думаю, было бы разумнее сбросить его в воду, – донеслось до нее. – Он изрешечен пулями, как дуршлаг. Долго не протянет, но я решил, что вы могли бы…
 – Где он? – хрипло спросил Максимилиан. Риск махнул рукой в сторону ручья:
 – Там, в лодке.
 – Там есть кто-нибудь еще?
 – Ни души, клянусь могилой своей матери.
 Мужчины исчезли в кустах, а Селия, застыв от ужаса, смотрела им вслед. Жюстин ранен, возможно, умирает. Неужели они столкнулись с Легаром? Она вытерла взмокшие ладони о платье и быстро пошла за Максимилианом и Риском, подгоняемая странным чувством. Под ее туфелькой хрустнула ветка, и Максимилиан оглянулся. Их взгляды встретились, и Селия остановилась. Но он не прогнал ее, просто повернулся и стал спускаться к воде. Мужчины склонились над лодкой. Селия видела, как напряглась спина Максимилиана.
 Она подошла ближе. У нее перехватило дыхание: Жюстин, распростертый в самой нелепой позе на дне жалкой лодчонки. Одежда промокла от крови. Он был без сознания. Странно было видеть этого сильного, полного жизни человека столь беспомощным. Селия взглянула на Макса. Тот молчал. Лицо его было неподвижно, словно высечено из мрамора.
 – Мне пришлось здорово попотеть, чтобы втащить его в лодку, – сказал Риск.
 Макс вложил пистолет в руку Селии.
 – Спусковой крючок очень чувствителен, – предупредил он.
 Она кивнула, побледнев при воспоминании о том, как в последний раз держала в руке пистолет.
 Макс искоса взглянул на Риска:
 – Вы пойдете в дом вместе с нами, мистер Риск. Я хочу поговорить с вами с глазу на глаз.
 Риск запротестовал:
 – Нет, я сделал то, что должен был сделать. Судно и команда ждут меня. Возьмите своего сына и сделайте для него все, что сможете. А сам я должен скрыться. Здесь я в опасности, впрочем, как и везде…
 – У вас нет выбора.
 Взглянув на Селию, Риск занервничал, заметив, с какой опаской она держит пистолет.
 – Дорогуша, нет необходимости держать меня на мушке…
 – Заткнись, – резко бросил Макс.
 «Жив ли еще Жюстин?» – подумала Селия.
 Максимилиан вошел в воду по щиколотку, наклонился, поднял сына и с усилием взвалил на широкое плечо. Тяжело ступая, направился вверх по склону к дому. Селия и Риск шли за ним следом. Селия no-прежнему держала
 Риска на мушке.
 На нее нахлынули мрачные воспоминания о Вороновом острове.
 – Это сделал Легар? – тихо спросила она.
 – Да, – с готовностью ответил Риск. – Легар преследовал нас, как собака крысу. У него повсюду есть свои люди. Нам было негде передохнуть. Легар атаковал «Бродягу» в заливе – это случилось около двух недель назад. И Грифон… ему здорово досталось. Я, Ог и еще два верных парня тайком перетащили его в надежное место, где он мог бы зализать раны. Оно в заболоченной пойме, где… – Он замолчал и откашлялся. – Но, пропади все пропадом, Легар нас и там достал. Он прошел по верхней дороге и свалился на нас как снег на голову. – Риск покачал головой, не скрывая гордости. – Наши люди сражались как проклятые, Легару пришлось отступить. – Его мальчишеский задор быстро испарился, и он добавил печально:
 – Правда, когда мы вытащили оттуда Грифона, на нем живого места не осталось.
 – Ты рисковал жизнью, когда вез его сюда, – сказала Селия. – Почему ты его не бросил?
 – Бросить его? – оскорбился Риск. – И это спрашиваешь ты? После всего, что он для тебя сделал? Да я пошел бы в пекло ради Грифона. Я отдал за него свой глаз, и он сделал бы то же самое ради меня или любого морского волка с «Бродяги».
 «После всего, что он сделал для меня, – с горечью подумала Селия. – Жюстин Волеран… капитан Грифон… или как бы его еще ни называли, поступил со мной как грубое эгоистичное животное».
 Они вошли в дом через застекленную дверь одной из задних комнат. Навстречу им вышла Лизетта. Следом прибежала Ноэлайн.
 – Макс…
 – Наверх, – переводя дыхание, скомандовал ее муж.
 Он втащил Жюстина в комнату, в которой тот жил, когда был мальчишкой. Лизетта зажгла лампы. Комната была обставлена по-спартански. Кровать с высокой спинкой застелена алым шелковым покрывалом. Лизетта торопливо откинула тяжелое покрывало, и Макс положил раненого на белые льняные простыни.
 Несколько мгновений все стояли молча, только Лизетта и Ноэлайн суетились. Экономка раскладывала на столике полотенца и медицинские принадлежности. Лизетта взяла ножницы и принялась разрезать изодранную одежду и грязные бинты. Селия молча вернула пистолет Максу. Увидев страшные раны Жюстина, она отошла в сторону, прижав к груди руки.
 Пулевая рана в правом плече и другая – в бедре – гноились. Раны, нанесенные рапирой, кровоподтеки; видимо, были сломаны ребра. Кожа черна от ожогов порохом.
 – Пули мы с Огом вытащили, – пробормотал Риск. – Не думаю, что стоит это трогать. Его, пожалуй, уже не спасешь.
 Селия промолчала, но в душе согласилась с ним.
 Сняв повязку, закрывавшую глаза раненого, Лизетта тихо вскрикнула.
 – Ослеп при взрыве, – сказал Риск.
 Селия инстинктивно шагнула вперед. Лизетта жестом остановила ее.
 – Мы с Ноэлиной о нем позаботимся. А остальным, наверное, лучше покинуть комнату.
 – Не лучше ли послать за доктором? – спросила Селия, сама удивившись тому, что может говорить спокойно. Макс покачал головой:
 – Как только станет известно, что мой сын здесь, на нас насядут представители властей. Мне не удастся оставить его дома.
 – Да уж, – со знанием дела поддержал Риск. – Для таких, как мы с Грифоном, нигде нет тихой гавани. Макс снова взглянул на сына.
 – Придется самим лечить его и надеяться, что… – Он замолчал, стиснув зубы. Потом, взяв себя в руки, жестом пригласил Риска следовать за собой:
 – У меня есть к вам разговор.
 Селия осталась в комнате. Женщины сняли остатки одежды с Жюстина. Вид его голого тела ошеломил ее: воспоминания о его силе не стерлись из памяти. Она иногда помогала отцу и мельком видела голых мужчин, однако никто из них не был так силен и агрессивно мужествен. Даже сейчас он напоминал спящего льва, который может в любой момент проснуться и прыгнуть.
 В дверях появилась служанка с тазом горячей воды, и Селия, поблагодарив ее кивком, взяла таз. Она поставила его возле постели, подобрала обрывки одежды. Ноэлайн взяла у нее из рук тряпки и сморщила нос от исходившего от них зловония:
 – Пойду сожгу их.
 Селия опустила чистую тряпку в горячую воду и тщательно ее отжала. Сердце у нее защемило. И она удивилась этому.
 – Таких страшных ран мне еще никогда не приходилось видеть, – вздохнула Лизетта, и Селия увидела, как дрожат ее маленькие руки.
 Отстранив Лизетту, она умело сняла повязку.
 – А мне приходилось, – Селия отбросила повязку в сторону, – когда австрийцы и пруссаки шли на Париж. Император Наполеон поставил тогда всю Францию под ружье. Паренек, которого ранили во время этого наступления… – Она замолчала, подыскивая подходящие слова по-английски. – Это было три года с тех пор…
 – Три года назад, – поправила ее Лизетта.
 – Да. Паренька привезли домой. Позвали моего отца, а я ему помогала. Раны у юноши были очень похожи на эти. – Селия приложила горячую тряпку к ребрам Жюстина, и он вздрогнул. – Придется, видно, снова вскрыть и очистить рану на боку.
 – А тот юноша умер? – спросила Лизетта.
 Селия кивнула, откинула длинные волосы Жюстина.
 – Мы должны выходить его, – сказала Лизетта. – Ради Макса.
 Селия не понимала сложных взаимоотношений между отцом и сыном. Они явно не ладили. Но при этом не вызывала сомнений мучительная тревога Макса за Жюстина. Селия понимала, каким ударом для отца станет потеря второго сына. Глядя на раненого, она вдруг с ужасом подумала: «Он ведь может остаться слепым на всю жизнь… если, конечно, свершится чудо и он выживет». Ей вспомнился взгляд темно-синих глаз. Он скорее умрет, чем всю жизнь будет зависеть от других.
 Прогнав страшные мысли, Селия взялась за другую повязку.
 – В округе полным-полно целебных трав, они помогут вытянуть гной, – сказала Лизетта, направляясь к двери. – Уверена, Ноэлайн уже готовит какое-нибудь снадобье для припарок. Я мигом вернусь.
 Селия осталась с Жюстином одна. Она снова обмакнула тряпку в горячую воду, отжала ее и подожила на рану. Он, должно быть, даже в бессознательном состоянии почувствовал боль, потому что застонал и шевельнулся.
 – Сейчас я могу отомстить тебе, мой дружок, – тихо сказала Селия. – Тебе, конечно, и в голову не приходило, что ты когда-нибудь окажешься в моей власти, не так ли? – Наморщив лоб, она принялась очищать рану от гноя, прислушиваясь к его неровному дыханию. – Но я не могу радоваться, видя тебя в таком ужасном состоянии. – Она прижала к ране тряпку, останавливая вновь открывшееся кровотечение. – Тебе придется набраться терпения. Впереди нас ожидает еще немало неприятных часов.
 Что-то бессвязно пробормотав, Жюстин потянулся к ране. Селия отвела его руку, приговаривая все тем же размеренным тоном:
 – Нет, мой дружок, не двигайся. Ты хочешь помешать мне? Ничего у тебя не выйдет.
 Кончиком тряпки она осторожно провела вокруг опухших глаз, счищая пороховую копоть и засохшую кровь. Приложила руку к его щеке, и он почти повернул к ней лицо. Казалось, ее прикосновение его успокаивает.
 – Ты поправишься, – сказала Селия. – Ты не умрешь… Ты должен поправиться, чтобы отомстить за смерть Филиппа. Ты ведь сам сказал, что Легар поплатится за это жизнью, а я помогу тебе исполнить обещание.




 Глава 7


 – Как он? – спросила, появляясь в дверях комнаты, Селия. Она плохо спала ночью, ей не давали покоя мысли о Жюстине. Волераны и Ноэлайн делают все возможное. Выхаживать его – их забота, а не ее. Но какая-то неодолимая сила тянула Селию в эту комнату, и, подчиняясь этой силе, она примчалась сюда, даже не умывшись.
 Жюстин был до пояса закрыт простыней, и на ослепительно белых простынях его смуглое тело казалось бронзовым. Селия вспомнила, как он, скинув с себя одежду, бросился в озеро – свободный в своей наготе, как языческий бог.
 Лизетта с осунувшимся лицом сидела в кресле возле постели раненого.
 – Температура пока не снижается, – ответила она.
 – Вы, наверное, устали. – Селия не сводила взгляда с Жюстина.
 – Макс провел здесь всю ночь, а я не могу спать, если его нет рядом, – сказала Лизетта, меняя компресс на лбу Жюстина. – Он пошел к детям. Мы решили сказать им, что у нас в доме гость, который неожиданно заболел.
 – А вдруг им захочется посмотреть на него?
 – Нет, не думаю. Но если даже они его увидят, едва ли догадаются, кто он такой. Последний раз Жюстин был здесь пять лет назад и оставался всего несколько минут.
 – Филипп… – Жюстин заметался, неразборчиво бормоча в бреду что-то бессвязное. – Это я виноват… не наказывайте Филиппа… это не он…
 Лизетта поправила подушку и повязку на его глазах. Усилием воли Селия заставила себя подойти к кровати спокойно, хотя больше всего на свете ей хотелось броситься к нему. «Ты, никак, спятила», – сказала она себе.
 Жюстин бредил, беспокойно шаря руками вокруг, словно искал что-то.
 – Кажется, ему грезится, что он и Филипп мальчишки, – сказала Лизетта. – Иногда их обоих наказывали за проделки, в которых был виноват Жюстин. Филипп никогда не жаловался, но я уверена, Жюстин чувствовал себя виноватым.
 Селия сомневалась в том, что Жюстин вообще был способен чувствовать себя виноватым.
 – Так, значит, между ними было соперничество?
 – Было. – Лизетта печально взглянула на заросшее бородой лицо Жюстина. – Боюсь, в детстве отец не уделял им достаточного внимания. После смерти Корин, его жены, Макс стал ко всему безразличен. Он их только наказывал – в этом и заключалось отцовское воспитание. В Новом Орлеане все считали Филиппа хорошим, а Жюстина плохим. Это было тяжело для них обоих.
 – Наверное, Жюстин завидовал Филиппу…
 – Они завидовали друг другу. Впрочем, я уверена, попади один в беду, другой отчаянно защищал бы его.
 Лизетта встала и потянулась – спина после многочасового сидения у постели раненого затекла и разболелась.
 – Я посижу с ним, – предложила Селия.
 – Спасибо, не нужно. Я попрошу Ноэлайн подменить меня.
 – Мне совсем не трудно, – бодрым голосом продолжала Селия. – Не забывайте: у меня отец врач. Я умею ухаживать за больными.
 Лизетта бросила взгляд на полуобнаженное тело Жюстина.
 – Но то, что потребуется делать для него…
 – Я была замужем, – твердо сказала Селия, – меня это не смущает. Ноэлайн принесет больше пользы, занимаясь хозяйством. – Селия говорила так, словно вопрос был решен.
 Лизетта помедлила, бросив на нее какой-то странный взгляд.
 – Я заметила, ты недолюбливаешь Жюстина, Селия. Тебе неприятно будет ухаживать за ним.
 – Мы, француженки, женщины практичные. И мои чувства не помешают мне делать то, что нужно.
 Лизетта долго не отводила от нее пристального взгляда, потом пожала плечами:
 – Ну что ж, прекрасно. Мы с Ноэлиной займемся домашними делами. Если что, пошли за нами Кэрри или Лину. Спасибо тебе, Селия.
 – Не за что, – сказала Селия, усаживаясь в кресло. – Лизетта, а почему он убежал из дому?
 Лизетта, остановившись у двери, ответила не сразу.
 – Отчасти виной тому наследственность, а отчасти – характер самого Жюстина. Он не признает ничьей власти над собой. Особенно отцовской. – Тяжело вздохнув, она вышла из комнаты.
 Селия не смогла бы объяснить, почему ей так хотелось быть рядом с ним. Она лишь знала, что должна была поступить именно так. Глядя сейчас на него, она вспомнила, как настойчиво мужская плоть вторгалась в ее тело. Он причинил ей боль и унизил ее, но он же спас ей жизнь.
 – На тебя противно смотреть, – сказала она. – Отвратительное чудовище… Грифон… это прозвище тебе очень подходит. Я еще могла бы поверить, что ты брат Филиппа, но кто поверит, что вы близнецы? У тебя его глаза, но на этом кончается ваше сходство… – Она прикоснулась рукой к повязке на его лице. – А возможно, теперь и этого сходства не будет.
 Селия провела по повязке кончиками пальцев. Будто почувствовав ее прикосновение, он затих. С губ его слетел приглушенный стон.
 – Не мудрено, что ты завидовал Филиппу. – Селия помедлила, потом прикоснулась к взлохмаченной гриве. Какая дикость, что мужчина носит такие длинные волосы! Но его волосы были густыми и шелковистыми на ощупь. – Вот Филипп был настоящим мужчиной, – продолжала она, – а ты – яркий пример того, каким мужчина быть не должен. Как могло случиться, что вы братья? Филипп такой деликатный, такой воспитанный, а ты… в тебе нет ни капельки элементарной порядочности. – Взгляд ее стал задумчивым. – Я знаю, что такое зависть. У меня есть младшие сестры. Это хорошенькие девушки, они всегда очаровывали мужчин, тогда как я… – Она помолчала, печально усмехнувшись. – Ты уже знаешь, я лишена кокетства. – Улыбка исчезла с ее лица. – Ты захотел меня, потому что я была женой Филиппа, не так ли? Я казалась тебе вещью, которую можно украсть, а когда надоест, бросить. Но Филипп любил меня такой, какая я есть. Тебе этого не дано понять. Ты никогда не полюбишь… и не будешь любимым.
 Селия вздрогнула, осознав, что гладит волосы Жюстина. Торопливо отдернула руку. Что это на нее нашло? Почему она так странно ведет себя с ним? Смутившись, молодая женщина занялась бинтами и пузырьками с лекарствами на столике.


* * *

 …Демоны набросились на него. Они рвут его тело длинными черными когтями, выдирают глаза. Он связан и не может оттолкнуть их, не может кричать. Вокруг все в дыму и огне, и неодолимая сила тянет его в преисподнюю. Вдруг что-то прохладное прикоснулось к воспаленному лицу. Кто-то отогнал силы тьмы. Он с облегчением вздохнул. Но демоны поджидают неподалеку, готовы в любой момент возобновить пытки. Гаденько хихикают.
 Послышался тихий звук, ангельский шепот, обещающий спасение и покой. Собрав все силы, он сосредоточил внимание на незримой защитнице, желая одного: чтобы она оставалась с ним рядом. Демоны вновь подбираются ближе, снова тянутся к нему. В одиночку он не справится с ними…


* * *

 Селия взяла горшочек с целебным душистым зельем, которое приготовила Ноэлайн, и стала смазывать распухшее лицо и потрескавшиеся губы Жюстина. Его губы шевельнулись, беззвучно произнеся какое-то слово.
 – Потом я сменю тебе повязку на глазах, – сказала Селия. – Я не доктор, мой дружок, но все-таки верю, что ты будешь видеть. Ты везучий. Возможно, Ноэлайн права, когда говорит о лоа. Наверняка один из них помогает тебе. – Она скользнула взглядом по его лицу. – Жюстин…
 Жюстин вдруг шевельнулся и, застонав, дотронулся до раненого плеча. Испугавшись, как бы он не сорвал бинты, Селия перехватила его руку, и его пальцы крепко сжали ее кисть. Она охнула от боли:
 – Не надо, отпусти.
 Она вдруг почувствовала, как между ними пробежала теплая волна. Ее охватила дрожь. С удивлением Селия взглянула ему в лицо. Вдруг она поняла, что он тоже боится одиночества, темноты, невидимых ей мучителей, которые только и ждут подходящей минуты, чтобы вцепиться в него когтями.
 – Нет!
 Перепуганная Селия вскочила с кресла с гулко бьющимся сердцем. Вырвала руку, потом снова взглянула на него. Пальцы его правой руки то сжимались, то разжимались.
 Она заставила себя вернуться к постели. Жюстин больше не шевелился, но она знала: он чувствует ее приближение. О да, он, несомненно, ощущал, что она рядом. Селия провела дрожащей рукой по лицу, откинула назад волосы, упавшие на глаза. Что происходит? Что с ней? Ей захотелось убежать из комнаты, спрятаться. Но почему-то она боялась оставить его одного.
 – Зачем я здесь сижу с тобой? Я тебе ничего не должна, и я… – Селия замолчала. Присела на краешек постели, взяла его руку и стала гладить ее. Его пальцы снова сжали ее кисть. – Жюстин? Ты меня слышишь?
 Селия внимательно вгляделась в его лицо: он заснул.
 Она перевела взгляд на его руку. Пальцы были длинные, красивой формы, руки загорелые, мускулистые, привычные к тяжелому труду.
 Селия медленно скользнула взглядом по его телу. Мучительно покраснев, она разглядывала волосы на груди, рубцы от старых ран, твердые мускулы.
 Его вид и заворожил, и смутил ее. Интересно, подумала Сепия, пользуется Жюстин Волеран успехом у женщин? Красавцем его нельзя было назвать, но сила и мужественность привлекали. Наверное, он ни капельки не тщеславен, иначе не стал бы носить такие длинные волосы и лохматую бороду. Он груб и примитивен, напомнила она себе. Но, возможно, ничего с этим поделать не может – таким уж уродился. Не может человек изменить свою природу.
 – Интересно, способен ты любить? – вслух подумала Селия, бессознательно гладя его пальцы. – Едва ли, ведь это так мешает пирату, верно?


* * *

 – Сегодня четверг, скоро начнут съезжаться гости, – встревоженно сказала Лизетта. – Что мне им сказать? Мы не сможем долго хранить в тайне, что Жюстин дома. На плантации каждому известно: у нас в доме появился незнакомец. Скоро эта новость разнесется по городу. И тогда начнутся расспросы, нашим гостем заинтересуется полиция и…
 – Я знаю, – мрачно ответил Макс, усаживая жену к себе на колени. – Придется придумать какую-нибудь убедительную историю.
 Лизетта обняла его за шею и тяжело вздохнула.
 – Я не умею лгать, Макс. Одна ложь всегда тянет за собой другую, и меня ничего не стоит запутать.
 Селия, сидевшая в уголке библиотеки, исподтишка наблюдала за супругами. Она только что вернулась из комнаты Жюстина, у постели которого провела долгую ночь. Уже почти неделю она просиживала возле него час за часом, упрямо убеждая всех, что лучше, чем кто-либо другой, подходит для роли сиделки. У всех как-никак есть свои обязанности: Лизетта и Ноэлайн занимались хозяйством, Максимилиан – торговыми судами.
 Жюстин все еще был без сознания, иногда что-то бормотал в бреду, часто повторял имя матери. Корин умерла, когда близнецам исполнилось пять лет. Селия помнила, что Филипп говорил о матери с печалью и сожалением, а Жюстин – с явной враждебностью. Кроме матери, он часто поминал в бреду Филиппа, но определить его отношение к брату было нелегко.
 Иногда вконец измученная Селия разрешала Ноэлайн или кому-нибудь из Волеранов на несколько часов сменить ее возле постели больного, но, немного отдохнув, возвращалась. Когда она была рядом, Жюстин спал спокойнее, глотал бульон, которым она его кормила, послушно подчинялся, когда меняла повязки.
 Раны ему присыпали порошком, приготовленным Ноэлайн. Селия с удивлением узнала в нем зеленое снадобье Ога. По ее просьбе Ноэлайн показала ей растение, из которого получается чудодейственное лекарство. Это оказались высушенные корни герани, которая прекрасно растет на болотах. Чтобы снять жар, мучивший Жюстина, они поили его горьковатым питьем из полыни. Для этого цветы и листья растения заливали кипятком и долго настаивали. Только Селия могла заставить его выпить горькую жидкость.
 Никто не понимал, что происходит, и меньше всего сама Селия. Волераны, конечно, обсуждали между собой, что бы это могло значить. Бог знает, какие объяснения приходили им в голову.
 – Селия, – говорила Лизетта, – может быть, тебе кажется, что ты должна в память о Филиппе ухаживать за его братом, но…
 – Это не имеет никакого отношения к Филиппу.
 – Но то, что ты делаешь для Жюстина…
 – Ему становится лучше, когда я рядом. – Селия поморщилась, почувствовав, что будто оправдывается. – Вы знаете, что так и есть. Вы сами не раз замечали это.
 – Да, ты права, – призналась Лизетта. – Но это не значит, что ты должна до изнеможения ухаживать за ним. Селия постаралась сохранить невозмутимый вид.
 – Жюстин – ваш пасынок, так что вам решать. Если пожелаете, чтобы я держалась от него подальше, я так и сделаю.
 – Нет, я не о том говорю… – Лизетта замолчала. Они почувствовали, что назревает ссора. – Я хочу, чтобы ты поняла: ты не обязана изнурять себя, ухаживая за ним, ведь есть я, Ноэлайн…
 – Я это понимаю.
 – Ну и прекрасно.
 – Да, прекрасно.
 Они обменялись раздраженными взглядами, и Селия вернулась к Жюстину, довольная тем, что Лизетта оставила свои уговоры.
 С каждым днем ее потребность быть рядом с Жюстином росла. Казалось, он знал, когда она рядом, узнавал звук ее голоса.
 Селия вернулась от своих мыслей к действительности и прислушалась к разговору Лизетты с Максом.
 – Что мы скажем людям, любимый? – спросила Лизетта. – Как только поймут, что мы что-то скрываем, сразу же заподозрят, что это связано с Жюстином. Что дело нечисто.
 – У меня есть план, – медленно произнес Макс, – но он не очень хорош. Он ставит под удар нас всех. Надо придумать что-нибудь другое.
 Лизетта обменялась с Селией встревоженными взглядами, потом снова повернулась к мужу.
 – У нас нет времени, Макс, – напомнила она.
 – Это правда, – поддержала ее, нахмурив лоб, Селия. – Может быть, вы расскажете нам, что это за план. Возможно, мы могли бы…
 Она замолчала, неожиданно почувствовав тревогу. Откуда-то из тьмы перед ней возникло лицо… Это был Жюстин. Побледнев, она встала и торопливо направилась к двери.
 – Извините, я должна заглянуть к Жюстину, – сказала она, почти бегом выходя из библиотеки.


* * *

 Жюстин очнулся. Что с ним произошло? Он лежит на постели, застеленной простынями, подушки под головой – это что-то новенькое! А вокруг – темнота. В воздухе пахнет травами и свежим бельем. Тихо застонав, он попытался открыть глаза – и не смог. Попробовал поднять руку и удивился собственной слабости.
 Тяжело дыша, Жюстин ощупал лицо и понял: глаза забинтованы. Он испугался. Был бой… пушечный залп… торжествующая физиономия Легара… удар мечом в бок… голос Риска… Он понял, что умирает. Все его тело превратилось в сгусток боли, он не мог шевельнуть ногой, даже не чувствовал ее. Неужели ему ампутировали ногу? Он поднес руку к повязке, чтобы содрать ее и собственными глазами увидеть, что с ним произошло. Острая боль пронзила его, голова закружилась.
 – Нет-нет, – раздался тихий настойчивый голос. Рядом с ним женщина. Она взяла его руку и положила на одеяло. Он попробовал оттолкнуть ее.
 – Пусть повязка останется на глазах, – уговаривала она. – Глаза должны выздороветь. А сейчас отдохни. И успокойся, с тобой все в порядке.
 – Моя нога! – хрипло пробормотал он.
 – Нога заживет, – тихо ответила незнакомка. – Ты снова сможешь ходить.
 Он вспомнил ангела, приходившего к нему во сне. Тот же голос, то же прикосновение нежной руки.
 – Больно…
 Он хотел рассказать ей, что в его голову словно забивают раскаленные гвозди, но она, кажется, понимала его без слов. Тонкая, но сильная рука поправила подушку. Его обдало нежным ароматом цветов. К губам поднесли краешек стакана. Он чуть не задохнулся от резкого запаха ивовой коры, почувствовав горечь на губах.
 – Нет…
 – Чуть-чуть, – уговаривала она. – Всего один-два глоточка.
 Ему хотелось сделать ей приятное, и он через силу заставил себя выпить отвратительную жидкость. Она снова опустила его голову на подушку, слишком быстро лишив его успокаивающего прикосновения своих рук. Ему показалось, что он снова погружается в сон.
 – Ты мне не снишься? – только успел шепнуть Жюстин.
 – Конечно, нет. – Нежными пальцами она пригладила его волосы.
 Мгновение спустя Жюстин почувствовал: она уходит.
 – Останься, – хрипло проговорил он. Но она ушла, словно не слыша его просьбы, и он заснул.


* * *

 С тех пор как к Жюстину вернулось сознание, прошел целый день, а Селия все не возвращалась. Он больше не нуждается в ее уходе. Раны перестали гноиться, и силы постепенно восстановятся. Если раньше Лизетту и Макса удивляла ее преданная забота о Жюстине, то теперь они не знали, что и подумать, видя, как она совершенно утратила к нему интерес. За какие-то несколько часов одержимость сменилась безразличием.
 – Я устала, – объяснила им Селия. Не могла же она сказать, что теперь, когда Жюстин пришел в сознание, она боится оставаться с ним наедине.
 Селию очень смутило то, что произошло, когда он пришел в себя. Она без конца прокручивала в памяти эту сцену, пугаясь охватившей ее тогда необъяснимой нежности. Она вспоминала тяжесть его головы на своей руке, его непривычное послушание, охрипший голос, когда он попросил ее остаться. Хуже всего то, что ей хотелось остаться, хотелось гладить его по волосам, утешать, уговаривать. Ее испугало, что она испытывает нежность к отвратительному пирату, и она решила избегать его.
 Вечером того же дня Селия случайно подслушала разговор Лизетты с Максимилианом. Она только возвратилась после прогулки в саду и, услышав свое имя, остановилась перед дверью.
 – Я не могу сказать, что она мне не нравится, – говорила Лизетта. – Просто я не понимаю ее. Никогда не знаешь, что она чувствует на самом деле.
 Послышался хрипловатый смех Максимилиана.
 – Тебе не обязательно понимать ее, малышка. Готов поклясться, Селия и сама не знает, что чувствует на самом деле.
 – Она уверяет, что ненавидит Жюстина. Но если это так, зачем она ухаживала за ним, когда он лежал без сознания?
 – В одном я уверен: между ними произошло нечто такое, что они твердо решили сохранить в тайне, – задумчиво произнес Макс.
 Селия почувствовала, как запылали у нее щеки. Максимилиан – человек весьма проницательный и отлично знает, на что способен его сынок. Неужели он догадывается? И кому какое дело, произошло ли это с ее согласия или без него? До смерти смущенная, она отпрянула от двери.
 На дороге, ведущей к главному дому, показался экипаж. Из экипажа вышел мужчина и решительной походкой направился к дому. Судя по выправке, он был военным. Селии показалось, что она видела его на панихиде по Филиппу. Да, если ей не изменяет память, это лейтенант Питер Бенедикт, заместитель капитана третьего ранга Мэтьюза, коменданта военно-морской базы в Новом Орлеане.
 Бенедикт, увидев ее на крыльце, явно смутился.
 – Мадам Волеран, – он галантно склонил голову, – рад видеть вас. Вы, наверное, меня не помните…
 – Нет, почему же, я вас помню, лейтенант Бенедикт, – сказала Селия, прямо взглянув в его мальчишеское лицо.
 Он производил впечатление честного служаки, для которого долг превыше всего. Встретившись с ним взглядом, Селия вспомнила, что Бенедикту и капитану Мэтьюзу самим президентом поручено избавиться от пиратов, хозяйничавших в заливе. А поймать самого капитана Грифона – удача редкая. Неужели до него дошли какие-нибудь слухи? А вдруг он приехал разузнать, не Жюстин ли у них в доме?
 – Я хотел бы поговорить с месье Волераном. – Бенедикт пристально посмотрел на нее.
 Селия постаралась принять самый равнодушный вид.
 – Это неофициальный визит, лейтенант?
 – Надеюсь, мадам. – Он сделал шаг к двери и остановился, заметив, что она не сдвинулась с места. В эту минуту Ноэлайн распахнула дверь.
 – Добро пожаловать, месье, – сказала она, переводя взгляд с серьезной физиономии Бенедикта на встревоженное лицо Селии.
 – Я лейтенант Бенедикт, – представился гость. – Хотел бы поговорить с месье Волераном.
 Ноэлайн смерила его с головы до пят безразличным взглядом.
 – Входите, лейтенант, прошу вас. Я доложу о вас месье Волерану.
 – Скажите ему, что поговорить со мной – в его интересах, – сказал Бенедикт. – Я пришел по поручению капитана Мэтьюза.
 Они вошли в холл, обшитый панелями красного дерева. Оставив лейтенанта в одиночестве, Селия следом за Ноэлайн направилась в гостиную, чтобы предупредить Максимилиана и Лизетту об опасности.
 Макс удивленно поднял брови при виде их встревоженных лиц.
 Селия бросилась к нему.
 – Месье, – возбужденно прошептала она, впиваясь пальцами в его руку, – ваш сын в опасности. Посетитель… он с военно-морской базы. Он, наверное, что-нибудь узнал. Что мы ему скажем? Что…
 – Ш-ш-ш… – Макс легонько похлопал ее по плечу, потом высвободил свою руку из ее цепких пальчиков. Поверх ее головы он взглянул на молодого офицера, явно старавшегося уловить, о чем они говорят. – Я обо всем позабочусь, – сказал Макс Селии, – а ты пойди к Лизетте, поняла?
 – Хорошо, – еле слышно прошептала Селия. В гостиной Лизетта давала указания Ноэлайн.
 – Пусть Мэри подаст кофе, – говорила она. – Да не крепкий, какой пьем мы, а жидкий, какой любят американцы. И принеси каких-нибудь сладостей. – Она заметила стоявшую рядом Селию и улыбнулась ей:
 – Не морщи лобик, дорогая. Из-за этого ты выглядишь очень встревоженной.
 – Я действительно встревожена.
 – Но почему? Макс не допустит, чтобы что-нибудь случилось с Жюстином.
 – Хотелось бы верить.
 – Селия, доверься нам. А теперь, что бы ни сказал Макс, ты не должна ему противоречить. И постарайся не подать виду, что ты удивлена, договорились?
 – Договорились. – Селия пристально на нее взглянула. – Вы знаете, что он собирается предпринять?
 – Догадываюсь, – начала было Лизетта, но тут в гостиную вошли мужчины.
 Лизетта одарила лейтенанта обворожительной улыбкой. Он с благоговением поцеловал ее протянутую руку, на мгновение утратив дар речи. Лизетта считалась одной из самых красивых женщин Нового Орлеана, и перед ее чарами не могли устоять ни молодые, ни старые. Даже в трауре она выглядела ослепительно, а ее рыжие волосы и белая кожа казались еще более прекрасными на фоне строгого черного платья.
 – Лейтенант, как приятно, что вы к нам зашли, – пропела Лизетта.
 – Извините, мадам, что явился без приглашения.
 – Нет, нет, мы всегда рады вас видеть. Как поживает капитан Мэтьюз? Надеюсь, на военно-морской базе все в порядке? Прекрасно, рада это слышать. Уверена, под руководством таких опытных и отважных людей, как вы и капитан Мэтьюз, залив в самое ближайшее время будет очищен от пиратов.
 – Напротив, – прервал ее Макс, – губернатор Вильерэ считает, что пираты совсем обнаглели.
 Бенедикт ощетинился:
 – Если бы у нас было достаточно людей и кораблей, месье Волеран, мы бы быстро разделались с морскими разбойниками. Но жители Нового Орлеана почему-то поощряют пиратство. Как ни возмутительно, но они с готовностью покупают контрабандные товары, поступающие в город.
 – Мне кажется, военно-морская база располагает достаточным количеством кораблей… – начал было Макс, но Лизетта, зная пристрастие мужа к политическим дискуссиям, прервала его:
 – Не пора ли, дорогой муженек, поговорить о деле. Прошу вас садиться, сейчас Мэри принесет кофе. – С этими словами Лизетта грациозно села на диван, и все последовали ее примеру. – Лейтенант, – обратилась к Бенедикту Лизетта, – скажите, пожалуйста, что привело вас к нам?
 – Я зашел, чтобы поинтересоваться, как поживает ваше семейство, – ответил он осторожно.
 – Неужели? Как это мило с вашей стороны.
 Бенедикт ждал продолжения разговора, но все присутствующие молчали, устремив на него взгляды. Он откашлялся и продолжил:
 – Капитан Мэтьюз, со своей стороны, тоже хотел бы узнать, как у вас дела, поэтому я и пришел. Видите ли, прошли кое-какие слухи… – Он сделал паузу и выжидающе посмотрел на хозяев. Никто не произнес ни слова. Лейтенант был вынужден продолжить:
 – Сегодня утром, месье Волеран, я случайно встретил в городе вашего брата Александра и его очаровательную жену Генриетту…
 «Генриетта, – тревожно подумала Селия. – Эта женщина обожает сплетничать».
 – …и она сообщила мне кое-что весьма интересное.
 – Это меня не удивляет, – спокойно сказал Максимилиан. – Всем известно, что Генриетта – большая любительница новостей.
 – Да… но она утверждает, что это сущая правда. Макс начал нетерпеливо постукивать пальцами по подлокотнику кресла.
 – О чем же она вам рассказала?
 – Она сказала, что у вас в доме гость, и он болен. И не просто гость…
 Селия крепко сжала лежащие на коленях руки. Она почувствовала, как кровь отливает от ее лица. Неужели Жюстина заберут? С ним не будут церемониться. А он все еще слаб, и раны его могут открыться… В памяти промелькнула сцена его пробуждения, она словно вновь услышала его хриплый шепот: «Ты мне не снишься?»
 Ее мысли прервал голос Макса:
 – Да, это правда, лейтенант.
 Бенедикт недоверчиво взглянул на него:
 – Кто он такой? Родственник? Или ваш близкий друг?
 – Родственник. – Макс, не дрогнув, встретился с ним взглядом. – Более того, это мой сын.
 «Нет!» – хотела крикнуть Селия, не в силах поверить, что Макс предал Жюстина. Сказать Бенедикту, что Жюстин здесь, равносильно подписанию смертного приговора!
 – Несколько дней тому назад его привезли сюда глухой ночью, – продолжал Макс, – тяжело раненного. Он бежал с Воронова острова, прибежища пиратов со всего залива. – Он взглянул на обеих женщин. Лизетта, не мигая, смотрела на него в упор, а Селия побелела как мел. Сделав глубокий вдох, Макс принялся украшать подробностями свою ложь:
 – Произошло настоящее чудо. К нам вернулся мой сын Филипп!
 На мгновение воцарилась мертвая тишина. Селия остолбенела от неожиданности, лишившись способности не только говорить, но и думать.
 – Филипп… – повторил ошеломленный Бенедикт. Макс как ни в чем не бывало кивнул:
 – Да.
 – Но Филипп погиб!
 – Мы считали, что пираты его убили, – сказал Макс. – Но ему удалось выжить, и последние четыре месяца он провел в плену. Вам первому я сообщаю эту добрую новость, лейтенант. Филипп жив.
 Бенедикт с недоверием взглянул на Селию.
 – Это правда, мадам? – спросил он.
 Селия кивнула, не в силах произнести ни слова. Мысли ее путались. Макс пошутил. Это всего-навсего злая шутка. Она даже подумала, уж не сошел ли он с ума. Неужели он полагает, что можно кого-нибудь обмануть такой глупой ложью? Стоит лейтенанту подняться наверх и взглянуть на Жюстина, как он сразу поймет, что это не Филипп. Много ли времени надеется Макс выиграть своим обманом? Она почувствовала на своем плече руку Лизетты.
 – Представляете, лейтенант, как потрясена жена Филиппа? – сказала Лизетта лейтенанту. – Она очень тревожится за его состояние. Он чуть не умер от ран. За эти несколько дней она совершенно выбилась из сил, не отходила от его постели ни на минуту.
 Бенедикт встал, лицо его побледнело.
 – Я хотел бы увидеть его.
 – Боюсь, что не смогу этого позволить, – сказал Макс, поднимаясь. Над невысоким лейтенантом он возвышался словно башня. – Филипп пока еще слишком слаб и не может ни с кем видеться.
 – Но мне необходимо убедиться, что…
 – Через некоторое время, – прервал его Макс, и в глазах его мелькнул опасный огонек. Вид у него был такой угрожающий, что молодой человек инстинктивно сделал шаг назад. – Возможно, через несколько дней, когда он немного окрепнет…
 – Я обязан увидеть его сейчас. Возможно, он сообщит что-нибудь важное о пиратском острове и о людях, захвативших его в плен.
 – Сейчас Филипп не в состоянии разговаривать ни с кем. Он уже несколько дней без сознания. К тому же у него повреждены глаза. Пока неизвестно, будет ли он вообще видеть. Ему нужен покой, полный покой.
 – Я не буду задавать ему никаких вопросов. Но я настаиваю на том, чтобы вы мне позволили убедиться, что…
 – Это мой дом. Здесь вы не имеете права ни на чем настаивать, лейтенант. Мой сын слишком много перенес, чтобы я показывал его словно диковинку, потакая вашему любопытству. Я не позволю, чтобы кто-нибудь увидел его в таком состоянии.
 – Месье Волеран, – сказал Бенедикт, – я знаю, как высоко вы, креолы, цените честь. Готовы ли вы дать слово чести, что человек, находящийся наверху в вашем доме, действительно является Филиппом Волераном?
 Макс холодно взглянул на него:
 – Ваше недоверие оскорбительно.
 Лейтенант вдруг оцепенел, осознав, что оскорбил самого известного дуэлянта во всей Луизиане. Дуэли хотя и не одобрялись, но в этих местах по-прежнему являлись самым распространенным способом разрешения споров. Для горячих креолов не было лучшего способа ответить на оскорбление, чем с помощью сабли или пистолета.
 – Я не хотел оскорбить вас, месье. Простите меня.
 Макс небрежно кивнул:
 – Если уж вам так хочется, то я даю вам слово чести, что человек, находящийся у меня в доме, – мой сын Филипп.
 Бенедикт шумно вздохнул:
 – Невероятно! Почему вы до сих пор держали это в секрете?
 На сей раз ответила Лизетта, все еще обнимавшая Селию за плечи. Селии хотелось стряхнуть с себя ее руку, но она не осмелилась это сделать, заметив, что лейтенант пристально следит за каждым ее движением.
 – Мы думали только о том, как будет лучше для Филиппа, – сказала Лизетта. – Нам не хотелось, чтобы в дом хлынули толпы посетителей. Нам пришлось бы принимать их, по сто раз рассказывать о том, что случилось. А у нас сейчас одна забота – выходить Филиппа.
 – Доктора к нему вызывали? – спросил Бенедикт.
 – Он получает самое лучшее лечение и уход, – заверила его Лизетта.
 Бенедикт перевел взгляд с любезного лица Лизетты на непроницаемое лицо Макса, потом посмотрел на опущенную головку Селии.
 – Я должен немедленно сообщить обо всем капитану Мэтьюзу, – сказал он. – Он, несомненно, потребует, чтобы Филиппа как можно скорее допросили.
 – Не раньше чем позволит состояние здоровья моего сына, – заметил Макс.
 – Извините, я должен идти.
 – Я провожу вас до дверей.
 Когда мужчины вышли из гостиной, Селия подняла голову и пристально посмотрела на Лизетту. Лизетта убрала руку с ее плеч.
 – Я тебе говорила, Макс обязательно что-нибудь придумает. – Она старалась говорить убедительно, но у нее это не очень хорошо получалось.
 Селия была на грани истерики. Она прикрыла рот рукой, но не могла удержаться от нервного смеха.
 – О Господи! – наконец сказала она, вытирая выступившие слезы. – Я знала, что потеряла разум, но до этого момента думала: это произошло только со мной. Неужели Макс на самом деле сказал… нет, не может быть, мне, наверное, все это снится!
 – Тебе это не снится, – послышался насмешливый голос Макса.
 Лизетта вопросительно взглянула на мужа, вошедшего в гостиную:
 – Макс, что теперь будет?
 – Они с нас глаз теперь не спустят. Будут следить за каждым нашим шагом. Сделают все возможное, чтобы Жюстин не ускользнул от них. – Он подошел к камину и, положив обе руки на каминную доску, уставился в пустой очаг. – Я не смогу тайно вывезти его куда-нибудь, меня сразу же поймают. Но даже если бы мне удалось это сделать, то куда его везти? Не знаю. Пусть лучше остается здесь. Придется ему изображать Филиппа, пока я не найду выход. – Макс оглянулся через плечо на Селию:
 – Ты должна некоторое время потерпеть, Селия.
 – Изображать Филиппа, – хрипло сказала Селия таким саркастическим тоном, что едва узнала свой голос. – Изображать моего мужа… доктора… джентльмена? Едва ли Жюстину удалось бы убедить кого-нибудь даже в том, что он человек, а не животное! А как вы намерены оградить его от посторонних взглядов? Самый большой просчет этого… этого нелепого плана заключается в том, что Жюстин и Филипп, хотя и близнецы, совсем не похожи друг на друга!
 Макс снова зашагал из угла в угол.
 – Стал не похож, потому что зарос бородой и отрастил длинные волосы. Но раньше Жюстин и Филипп были похожи как две капли воды.
 – Неужели? – воскликнула пораженная Селия. Она взглянула на Лизетту, и та едва заметно кивнула. – Ну что ж, предположим. А что делать с их голосами, манерами, привычками?
 – Мы постараемся, чтобы Жюстина не разглядывали слишком пристально, – ответил Макс.
 – В Новом Орлеане все знали Филиппа, – сказала Селия. – Он помог многим людям, у него повсюду были друзья. Неужели вы действительно надеетесь, что нам удастся одурачить их всех?
 – На короткое время удастся. – Макс подошел к дивану и присел рядом с ней. Хотя глаза у него были не синие, а золотистые, он напоминал ей Филиппа. Филипп тоже умел смотреть на человека так, словно видел его насквозь. – Селия, – тихо сказал Макс, – без твоей помощи у нас ничего не получится. Никто не поверит, что это Филипп, если ты убедительно не сыграешь роль его жены.
 – С моей помощью тоже ничего не получится, – ответила Селия. – Я не смогу вести себя так, будто он мой муж. Не смогу относиться к этому… к этому презренному пирату с обожанием преданной супруги, тем более что…
 – Селия, – Макс взял ее за руку, – я редко прошу кого-нибудь об одолжении. – Его проникновенный голос завораживал. – Я не из тех людей, которые любят просить. Но я сделаю что угодно ради моих близких. Жюстин такой же мой сын, как и Филипп. В прошлом я вел себя непростительно, и от этого страдали они оба. В детстве Жюстин не желал принимать ничьей помощи, даже если отчаянно в ней нуждался. И сейчас я не оставлю его в беде. Будь жив Филипп, он бы, я уверен, попросил тебя помочь брату. Я прошу тебя от имени Филиппа. Помоги Жюстину не ради него, а ради меня.
 Селия с трудом сглотнула и отвела взгляд:
 – Я не хочу.
 – Но ты поможешь? – настойчиво повторил Макс.
 Многие говорили: Макс обладает потрясающим даром убеждения. Чему тут удивляться? Он умел так попросить, что отказать ему было невозможно.
 – Да, – против воли ответила Селия. – Вы с Лизеттой были очень добры ко мне, и я в долгу перед вами… и Филиппом. – Она встала с дивана, почувствовав, что дрожат колени. – Я, пожалуй, пойду во флигель и подумаю обо всем хорошенько.
 Лизетта подошла к ней и обняла.
 – Спасибо, Селия.
 Кивнув на прощание, Селия вышла из комнаты. Макс подошел к Лизетте сзади и обнял ее, положив подбородок на ее изящную головку.
 – Любимый, – прошептала она, – ты думаешь, у нас все получится?
 Он вздохнул, поцеловал ее рыжие волосы. – Милая, задай вопрос полегче.


* * *

 Часа через полтора Селия вернулась в дом. Из столовой доносился приглушенный разговор, пахло рыбой и кукурузными лепешками. Удивительно, как Волераны могут спокойно обедать после всего, что пришлось пережить совсем недавно, подумала она. Она, например, даже думать о еде не может. Селия задумчиво направилась к лестнице и остановилась внизу, положив руку на перила.
 Что-то тянуло ее наверх, какая-то неведомая сила толкала к Жюстину. Вздохнув, Селия стала подниматься по лестнице. Нервы у нее были напряжены, ладонь стала влажной от пота. Она была уверена: Жюстин чувствует, что она идет к нему. Он ждет ее.
 Она неслышно прошла по коридору, пол которого был покрыт мягким ковром, и остановилась на пороге открытой двери. Жюстин полусидел, опираясь на подушки; забинтованное лицо было повернуто в ее сторону. Селия ничем не выдала своего присутствия, но он почувствовал, что она здесь.
 – Селия, – хрипло произнес он.
 Она вздрогнула при звуке его голоса и, подойдя ближе, остановилась возле постели.
 Жюстин затаил дыхание. Значит, все-таки это она была его ангелом-хранителем. Это были ее прохладные руки, ее тихий голос. Это она купала и кормила его, заставляла пить отвратительное пойло из полыни, держала за руку, думая, что он ничего не запомнит. Но он запомнил – может быть, не все, но кое-что. Почему, черт возьми, она ухаживала за ним?
 Вдруг ему в голову пришла мысль, показавшаяся забавной, и лицо его тронула усмешка.
 – Селия, – произнес он с грубоватым, каким-то наглым хохотком. – Моя маленькая женушка.
 Селия остолбенела. Именно это она и боялась увидеть – его противную издевательскую ухмылку. Значит, Максимилиан все рассказал ему.
 – Я не твоя маленькая женушка!
 – Ты ею являешься для всего мира.
 – Это всего лишь… – она лихорадочно подыскивала подходящее слово, – это понарошку.
 – Притворство.
 – Да, вот именно! И я не стала бы тебе помогать, если бы твой отец не упросил меня.
 – Отец тебя упрашивал? Ничего себе. Хотел бы я присутствовать при этом и видеть его лицо. Впрочем, сейчас я был бы рад увидеть хоть что-нибудь. – Жюстин взял ее за руку. Несмотря на раздражение, Селия не могла не подивиться точности его движений. Он потянул ее к себе, положил руку на бедро. – Тебя здесь немного откормили, – заметил он. Селия резко рванулась из его рук. – Но мне так больше нравится, – продолжал Жюстин. – Не очень-то уютно спать с костлявой женщиной.
 Селия вспыхнула:
 – Я соглашусь помочь сохранить твою ничтожную жизнь, только если ты будешь соблюдать мои условия. – Она вынула из кармана сложенный лист бумаги. – Я составила перечень, и я…
 – Я согласен на все твои условия, какими бы, черт побери, они ни были…
 – Я прочитаю тебе их.
 – Прочитаешь потом. Я еще долго проваляюсь в постели, так что буду полностью в твоей власти.
 Держась от него на безопасном расстоянии, Селия обошла вокруг кровати. Жюстин поворачивался к ней, как будто видел ее. Селия мысленно отметила, что сегодня у него здоровый цвет лица. Судя по всему, он шел на поправку с поразительной быстротой.
 – О чем ты думаешь? – спросил Жюстин. – Я ведь не вижу твоего лица.
 – С этой бородой ты похож на большого козла.
 Он улыбнулся, притронувшись рукой к жестким волосам.
 – Скоро мне придется с ней расстаться.
 – Даже без бороды тебя никто не примет за Филиппа.
 – Ты так думаешь? – Жюстин откинулся на подушку, презрительно усмехнувшись. – Да я одурачу даже тебя, милая женушка.
 – Не называй меня так!
 Он почесал бок, поморщившись от боли.
 – Мне надо вымыться.
 – Не сейчас.
 – Я хочу сейчас.
 – Этим займутся Лизетта с Ноэлайн.
 – Я так и знал, что ты струсишь и побоишься мыть меня теперь, когда я пришел в сознание. Но ведь ты меня мыла, когда я был без чувств, не так ли? Могу поклясться, ты познакомилась с каждым дюймом моего беспомощного тела. Наверное, часами разглядывала меня.
 – Не правда… самонадеянная свинья!
 – Разве ты меня не мыла?
 – Но не думай, что я получала от этого удовольствие! Я это делала в силу необходимости. Я совсем не боюсь, просто не испытываю желания видеть тебя голым. Больше я тебя мыть не буду.
 – Как скажешь. – Он помолчал, а потом добавил:
 – Но хорошая жена сделала бы это для своего мужа.
 – Ты мне не муж! И одно из моих условий заключается в том, что ты не воспользуешься этим маскарадом и не станешь приставать ко мне со всякими смехотворными претензиями вроде этой!
 – Смехотворными? Хотел бы я, чтобы когда-нибудь ты на собственном опыте узнала, насколько это смехотворно, когда ты не в состоянии ничего для себя сделать и приходится умолять кого-нибудь вымыть твое вонючее тело. Дай мне хотя бы тряпку, чтобы я помыл те места, до которых смогу дотянуться. – Он услышал, как она отошла от кровати. – Уходишь? – с горечью упрекнул он.
 Она не ответила. Послышался плеск наливаемой из кувшина в таз воды, и Жюстин замер в ожидании.
 Раздались шаги, и неожиданно с него резким движением сорвали простыню.
 Селия благодарила Бога, что на глазах у него повязка. Она бы ни за что не смогла сделать это, если бы он за ней наблюдал. Теперь он в сознании и точно знает, что именно она видит. Селия покраснела с головы до пят.
 Она с подчеркнутым равнодушием подложила под него свежие полотенца, обмакнула губку в таз с водой и начала мыть его шею и плечо, стараясь не замочить бинты. Жюстин тихо вздохнул и расслабился, не скрывая удовольствия от прикосновения прохладных рук.
 – Ты мастерица это делать, – пробормотал он. Она не ответила. – Скажи мне что-нибудь. Я так давно не слышал женского голоса.
 – Что ты хочешь, чтобы я сказала?
 – Расскажи мне, как тебе жилось последние месяцы.
 – Твои родители были ко мне очень добры. Я жила здесь тихо и спокойно. Пока не появился ты. Он усмехнулся:
 – Всем я приношу одни неприятности, как шелудивый пес.
 – Надеюсь, ты скоро исчезнешь и все неприятности унесешь с собой.
 – Я тоже на это надеюсь. – Жюстин притронулся к забинтованному лицу. – Когда это можно будет снять?
 – Не знаю.
 Он провел пальцами по бинтам.
 – Лицо здорово пострадало? – Он говорил раздраженно. – Мне еще долго терпеть эту повязку?
 – Я не доктор.
 – А как ты думаешь? – Он требовательно подчеркнул слово «ты».
 Сердце ее сжалось: она боялась, что он ослеп.
 – Надо набраться терпения и побольше отдыхать, – спокойно посоветовала Селия. – Это все, что я могу тебе сказать.
 Жюстин вдруг затих, будто прочел ее мысли.
 – Я потерял глаз? Или оба?
 – Не знаю, восстановится ли зрение полностью, надо подождать…
 – В таком случае я узнаю сам. – Он засунул пальцы под бинты и чуть не сорвал повязку.
 Селия остолбенела от ужаса, потом схватила его за руки.
 – Жюстин, остановись! Жюстин…
 Он нетерпеливо стряхнул ее руку.
 – Нет, еще рано, будет только хуже, – уговаривала Селия. Однако несмотря на его слабость, ей все же было не под силу с ним справиться. Бинты из льняной ткани в мгновение ока оказались на полу.
 Но как только Жюстин открыл глаза, его голову пронзила острая боль. Он приглушенно вскрикнул и закрыл лицо руками, смутно слыша сквозь собственную брань голос Селии:
 – Ты упрямый осел! Конечно, ты пока ничего не видишь! Еще слишком рано! Перестань вертеться, ты навредишь себе еще больше!
 Почувствовав прикосновение ее рук, он, обезумев от боли, оттолкнул ее. Селия, ничуть не смутившись, буквально отодрала его руки от лица и обернула голову полотенцем. В комнату заглянула Ноэлайн, проходившая мимо и привлеченная непонятным шумом. Она мгновенно оценила ситуацию.
 – Дайте успокоительное, – сказала ей Селия, умудряясь говорить спокойно. – Скорее.
 Ноэлайн без лишних слов подошла к шкафчику и налила в стакан воды. Жюстин стонал, ему казалось, что от боли глаза вылезают из орбит.
 – Лежи спокойно, – шептала Селия ему на ухо, положив его голову на свое плечо. – Ты сам во всем виноват, ведь я тебя предупреждала, чтобы ты не трогал повязку! Если хочешь снова видеть, ты должен лежать спокойно. Нужно время.
 – Убирайся от меня ко всем чертям, бесчувственная сучка! – злобно прошипел он, однако его дрожащая рука обвилась вокруг ее талии, будто это был спасительный якорь.
 Его горячее дыхание обжигало ее кожу сквозь тонкую ткань платья. Селия прикрыла его голое тело простыней: ей вдруг захотелось защитить его от посторонних взглядов. Это было смешно, ведь Ноэлайн знала его со дня рождения.
 Ноэлайн принесла снотворное.
 – Жюстин, надо это выпить.
 – Что это такое?
 – Это тебе поможет. – Селия поднесла стакан к его губам.
 Он поперхнулся и беспомощно выругался:
 – Не хочу, черт бы все побрал…
 – Выпей сейчас же, – сказала она тихим, но не допускающим возражений голосом.
 Жюстин несколькими глотками выпил лекарство, и две-три капли стекли по подбородку на лиф ее платья. Селия бросила умоляющий взгляд на Ноэлайн:
 – Принеси, пожалуйста, бальзам для глаз. И бинты.
 Ноэлайн, наморщив лоб, смотрела на Селию с Жюстином.
 – Да, мадам.
 Селия отставила в сторону стакан и взглянула на темноволосую голову, прильнувшую к ее плечу. Жюстин успокоился, только дышал прерывисто. Она могла лишь догадываться, как он страдает. Голова его отяжелела на ее груди, и она вдруг почувствовала к нему нежность.
 – Жюстин, – тихо сказала она, – все прошло. Теперь надо отдохнуть.
 – Я не хочу быть слепым, – пробормотал он. – Не хочу, чтобы меня водили за руку.
 – Нет-нет, с тобой все будет в порядке. Успокойся.
 Она нашептывала ему слова утешения, пока он, глубоко вздохнув, не обмяк на ее груди.


* * *

 Весь следующий день Жюстина поили снотворным, так как это был единственный способ удержать его в постели.
 – Он еще задаст нам жару, – печально покачала головой Лизетта. – Ты, конечно, знаешь, что такое выхаживать раненых, но таких трудных больных, как Жюстин, у тебя, думаю, не было.
 Когда Жюстин проснулся, предсказания Лизетты сбылись. Он пребывал в отвратительном настроении и даже с ней вел себя возмутительно, то и дело обрывая на полуслове.
 – Принеси мне что-нибудь съедобное, – ворчал он. – Не желаю больше есть эти помои.
 – Тебе пока нельзя обычную еду.
 – В таком случае можешь не кормить меня вообще! – заорал он и здоровой рукой отшвырнул чашку с бульоном.
 Взбешенная Лизетта ушла, прислав перепуганную служанку убрать осколки.
 Жюстин потер ноющий бок. Нога тоже болела. Болело все: плечо, бок, живот. Но хуже всего была острая боль в голове, которая, казалось, становилась сильнее с каждым ударом пульса. Он застонал, Ноэлайн предложила ему снотворное, но он обругал ее и выгнал из комнаты. Он не желал больше спать. Он хотел встать с кровати и двигаться самостоятельно, а больше всего ему хотелось избавиться от гнетущей темноты.
 – Эй ты, – рявкнул он на служанку, которая возилась в углу, – закругляйся и передай мадам Вал… Селии, что ей не удастся прятаться от меня вечно. – Решив, что этого, возможно, будет недостаточно, чтобы Селия поднялась к нему, он добавил:
 – Скажи ей, что у меня съехала повязка на боку.
 Через десять минут мучительного ожидания он наконец услышал легкие шаги и почувствовал аромат духов.
 – Ты не спешила, – ехидно заметил Жюстин.
 – Твои крики и стоны всех в этом доме выведи из равновесия, – холодно ответила Селия. – Ноэлайн вспоминает злых лоа, у Лизетты от возмущения лицо пошло красными пятнами, а дети убеждены, что мы держим в спальне чудовище.
 – Пошли вы все к дьяволу!
 – Что случилось с твоей повязкой? – Селия откинула простыню. – Повязка на месте. – Тут она заметила глубокие морщины на его лбу, и голос ее стал мягче. – Голова еще болит, а? Дай-ка я сменю тебе подушку.
 Селия осторожно приподняла его голову и поменяла подушку. Обошла вокруг кровати, поправляя сбившиеся простыни, потом открыла окно, впустив в комнату прохладный ветерок.
 – Ты хочешь пить?
 – Пить? Терпеть не могу, когда мне в глотку вливают…
 – Не хочешь, чтобы я тебе почитала?
 – Нет. – Жюстин приложил руку к болезненно пульсирующему виску.
 Она отвела его руку и стала тихонько массировать ему виски. Он замер от удивления. Ощущения были странными: обычно он терпеть не мог, когда к нему кто-нибудь прикасался, но сейчас… испытывал огромное удовольствие.
 – Так лучше? – услышал он ее тихий голос. Если он ответит «да», она остановится, если скажет «нет» – тоже остановится.
 – Пожалуй, немного лучше, – пробормотал он. Легкое поглаживание продолжилось, и он задремал. Селия встала.
 – Не уходи.
 – Тебе надо поспать.
 – Почитай мне.
 Она вышла за книгой, и когда вернулась, он немедленно повернулся к ней. Роман был неинтересный, даже скучный, но Жюстину было все равно. Его успокаивал шелест страниц и ее тихий голос. Он попытался представить себе ее лицо, но не мог: вспоминались лишь спутанные белокурые волосы, худенькое личико, темно-карие глаза.
 Последние четыре месяца Жюстин каждый день думал о Филиппе и Селии, но не мог представить их вместе. Он понимал, что должен чувствовать себя виноватым, но не мог. У него вообще была удивительная способность не чувствовать своей вины. Он совсем не сожалел о том, что произошло между ними. Интересно, часто ли она вспоминает о той ночи? Или предпочитает не думать об этом? Уже засыпая, он представил себе, что под его головой не подушка, а ее мягкие колени.




 Глава 8


 Дверь в комнату отворилась. Жюстин узнал тяжелые шаги Максимилиана. Отец каждый день заходил к нему, рассказывал, что новенького в Новом Орлеане и в Мексиканском заливе. В последнее время пираты несколько присмирели, но комендант военно-морской базы был тем не менее преисполнен решимости покончить с морскими разбойниками.
 – Лейтенант Бенедикт приходил снова, – начал Макс, не тратя лишних слов на вступление. – Я целую неделю сдерживал его натиск, но больше не могу. Он желает увидеться с тобой, порасспросить о Вороновом острове и об обстоятельствах побега. Я почти уверен: он хочет убедиться, что ты не Филипп. Я сказал, что ранения вызвали частичную потерю памяти. Это поможет тебе.
 – Бенедикт давно знаком с Филиппом?
 – Около года. У жены лейтенанта Мэри случился выкидыш, когда она упала с лошади, и Филипп спас ей жизнь. Бенедикт сказал тогда, что навеки в долгу перед Филиппом.
 – Это хорошо. Быть может, в благодарность он несколько умерит служебный пыл и забудет, что должен вывести меня на чистую воду?
 – Или, наоборот, преисполнится решимости доказать, что ты не Филипп.
 На губах Жюстина появилась язвительная улыбка.
 – Мне было бы намного проще играть роль Филиппа, не проживи он жизнь праведником.
 – Ничего, по крайней мере внешне ты будешь выглядеть как он. – Макс окинул его критическим взглядом. – Для начала надо тебя побрить и подстричь волосы.
 – Угу, – буркнул Жюстин. – Ноэлайн уже целую неделю точит ножницы в ожидании этого счастливого момента.
 Макс фыркнул:
 – Попроси Лизетту сбрить тебе бороду. Она здорово наловчилась в прошлом году, когда я поранил руку.
 Жюстин насторожился:
 – Где это тебя угораздило?
 – На плантации. Пустяковая царапина, но правая рука у меня не действовала недели две. Я тогда не мог обходиться без посторонней помощи, а уж бриться тем более. Лизетта в конце концов овладела этим мастерством, но первые два дня… можешь себе представить, что я чувствовал, когда трясущаяся от страха женщина держала у моего горла лезвие бритвы?
 Жюстин рассмеялся:
 – Ты храбрее меня, отец!
 Они еще немного поговорили, и Макс ушел. Жюстин задумчиво потрогал бороду. Его вдруг поразило, что они с отцом только что вели спокойный дружеский разговор, как это обычно бывало у отца с Филиппом. Ему же никогда прежде не приходилось по-дружески беседовать с отцом. Интересно, почему сейчас все не закончилось привычной для них жестокой перебранкой?


* * *

 Лизетта наблюдала, как Селия собирает ужин для Жюстина.
 – Селия, Ноэлайн отнесет Жюстину еду.
 – Не нужно, я сама, – ответила Селия, старательно складывая салфетку.
 Всю последнюю неделю Жюстин требовал внимания Селии каждую минуту. Когда ему было что-нибудь нужно, он звал именно ее. При ней он редко выходил из себя. Казалось, само ее присутствие действует на него успокаивающе. Ему не нравилось, когда кто-нибудь другой менял повязки или даже взбивал подушки. А за тем, как он ест, вообще никому не позволялось наблюдать, кроме Селии. Слепота делала его беспомощным. Селия читала ему, развлекала рассказами о своем детстве во Франции. Она попробовала было отстраниться от ухода за ним, но не выдержала сама. Ее пугала эта неожиданно возникшая потребность немедленно бежать к нему, но ничего поделать с собой не могла.
 – Селия, – продолжала Лизетта, нахмурив брови, – мне кажется, Жюстин замучил тебя своими требованиями. Ты ничем не обязана ему. Возможно, он напоминает тебе Филиппа, и поэтому ты…
 Селия, улыбнувшись, перебила ее:
 – Помилуйте, он мне совсем не напоминает Филиппа – ни капельки.
 Лизетта не улыбнулась.
 – Я пытаюсь понять тебя – и не могу.
 – Тут нечего понимать, – сказала Селия серьезно. – Я делаю это из чисто практических соображений. На вас лежит забота о муже, о детях, о плантации. У Ноэлайн тоже много всяких обязанностей. А у меня много свободного времени – вот и весь секрет.
 – Ну ладно, если так.
 Было ясно, что Лизетту ее слова не убедили, но она сочла за лучшее промолчать.
 Селия окинула взглядом поднос, борясь с желанием поговорить с женой Макса откровенно. Жаль, что Лизетта еще довольно молода. Вот если бы рядом оказалась женщина, по летам годящаяся ей в матери! С ней бы она поговорила! Селия по-прежнему горевала о Филиппе и плакала, вспоминая о нем. И Жюстина она презирала за бессердечие. Казалось, гибель брата не произвела на него большого впечатления. Похоже, его вообще никто и ничто не интересует, кроме собственной персоны.
 Но почему она ощущает внутреннюю связь с ним? Почему так остро чувствует его боль? Неужели только потому, что они были близки? Едва ли. А может быть, причина в том, что он спас ей жизнь? Поэтому она чувствует себя обязанной заботиться о нем?
 – Боюсь, ужин остынет, – пробормотала Селия и вышла из кухни.


* * *

 Жюстин встретил ее молчанием. Занятая своими мыслями, она лишь мельком взглянула на него, а когда поняла, что произошло, с такой силой вцепилась в поднос, что побелели костяшки пальцев.
 Жюстин снял повязку с глаз. Синие глаза смотрели на нее. У Селии так задрожали руки, что тарелки на подносе зазвенели, и она поставила его на пол, чтобы не уронить.
 – Жюстин?
 Шаг за шагом она подошла к кровати и села, Он смотрел на нее не мигая.
 – Жюстин, ты меня видишь?
 Он медленно протянул руку, прикоснулся к ее щеке. Отдернул руку, подавив желание потрогать блестящие белокурые волосы, гладко зачесанные назад и собранные в пучок на затылке. Наконец-то он снова видит ее невинные бархатистые темно-карие глаза. Ему хотелось прижаться губами к ее мягким губам, провести пальцами по нежной чистой коже. Фигурка у нее округлилась, груди налились, но талия была по-прежнему тонкой.
 – Ты хорошо видишь?
 – Да, – хрипло ответил он, – мне так кажется.
 Селия едва сдержала слезы радости. До этого момента она и сама не сознавала, как сильно боялась, что он останется слепым.
 – Как я рада! Я думала… я боялась… – Она замолчала, смутившись под внимательным взглядом синих глаз.
 – Ты еще красивее, чем я представлял себе.
 Сердце у нее заколотилось. Надо бы встать и отойти от него подальше, но она продолжала сидеть, охваченная странным смятением.
 – Твой отец сказал мне, что лейтенант Бенедикт хочет завтра встретиться с тобой, – запинаясь произнесла она. – Ты должен убедить его, что ты Филипп.
 – А ты должна помочь мне.
 – Я… я не думаю, что смогу…
 Жюстин терпеливо ждал, когда она закончит фразу.
 – Я не смогу притвориться, что ты мой муж, – прошептала она.
 Жюстину хотелось прикоснуться к ней, прижать к себе, но он понимал, что не имеет на это права. Здесь, в этом доме, взять силой то, что ему хочется, он не может.
 – Я тебя понимаю, – неуверенно произнес он. В подобных ситуациях Жюстин терялся. Он обычно не затруднял себя анализом чувств – ни своих, ни чьих-либо еще-. Судил о людях по поступкам и полагался на свои инстинкты. – Отвратительно, что приходится превращать смерть Филиппа в фарс, – продолжал он. – Ведь если я – Филипп, то ты должна снять траур. Тебе придется лгать и изображать радость по случаю возвращения мужа. – Он усмехнулся. – Ты должна притвориться, что любишь человека, которого ненавидишь. И ты ошибаешься, если думаешь, что мне все это доставляет удовольствие. Но это единственная возможность спасти мою шкуру. Бог свидетель, мне будет непросто сыграть роль Филиппа. Как изобразить его честность и порядочность? На это не хватит даже моего богатого воображения.
 – Ты издеваешься над доброй памятью Филиппа, – упрекнула Селия тихо.
 – Ни в коем случае. Когда я был моложе – да, не скрою, тогда это случалось. – Он улыбнулся. – Меня бесило его вечное стремление улаживать ссоры мирным путем. Я, например, никогда не мог устоять перед возможностью подраться, даже если знал, что это бессмысленно.
 Она подняла на него заблестевшие глаза:
 – Почему Филипп никогда не рассказывал мне о тебе?
 Жюстин язвительно усмехнулся:
 – Я не из тех людей, родством с которыми можно похвастать, малышка.
 – Нет, Филипп должен был рассказать о тебе. Ведь все равно он не смог бы долго хранить тайну.
 – О, в отличие от французов креолы могут хранить свои тайны десятилетиями. Возможно, это испанское влияние. Испанцы – непревзойденные мастера интриги. Филипп, возможно, думал – и не без оснований, – что пройдет много лет, прежде чем ты узнаешь о моем существовании.
 Он откинулся на подушку и, поморщившись, закрыл глаза. Чувствовалось, он очень устал.
 – Тебе надо поспать, – тихо сказала она. – Как следует отдохнуть перед завтрашним днем.
 – Я уже достаточно хорошо отдохнул, – ответил он, не открывая глаз. – С тех пор как меня сюда привезли, я только этим и занимался.
 Селия поднялась:
 – Пойду к Максимилиану и Лизетте. Они будут счастливы, что ты снова видишь.
 – Вернее, вздохнут с облегчением.
 – И это тоже. – Селия наклонилась, чтобы поправить подушки, как делала это сотни раз раньше. Но на этот раз все было по-другому… На этот раз он наблюдал за ней. Она быстро выпрямилась. К нему вернулось зрение, и все разом изменилось. Исчезла его беспомощность. Раны скоро заживут, и он будет таким же, как прежде. Покинет дом при первой же возможности, и семья больше никогда его не увидит.
 – От тебя всегда пахнет цветами, – тихо сказал он. – Фиалками или…
 – Лавандой.
 – Лавандой, – повторил он, засыпая.
 Селия долго смотрела на него. Почему Жюстин вырос таким не похожим на Филиппа? Наверное, никто не смог бы ответить на этот вопрос. Но ведь была же какая-то причина, по которой один из близнецов стал гордостью семьи, а другой – ее позором. Интересно, любили они друг друга? Вряд ли. Если бы Филипп любил Жюстина, он бы рассказал ей о нем.
 – Ох, Филипп! Захотел бы ты, чтобы я ему помогла?


* * *

 Лизетта пригладила рыжие волосенки дочери, серьезно посмотрела в личико – точную копию ее самой. Анжелина сидела у нее на коленях, а Эвелина пристроилась рядом, на подлокотнике кресла.
 – Понимаете, ангелочки мои, это что-то вроде игры. Мы ненадолго притворимся, что он – это дядя Филипп. И мы не должны никому говорить, что играем в эту игру.
 – Да, мамочка, – послушно ответили обе девочки.
 Селия держала на руках пухленького Рафаэля и внимательно наблюдала за Лизеттой. Она бы предпочла не говорить детям о том, кто такой Жюстин, но Лизетта настояла на своем.
 – Они уже большие и сразу поймут, что это не Филипп, – сказала она. – Они поймут, что мы им лжем. Да, это опасно для Жюстина, но ведь они – мои дети, и я должна думать о них тоже. К тому же, если я попрошу их помалкивать, они никому ничего не скажут.
 Селия всем сердцем надеялась, что Лизетта права. Улыбнувшись уходившим из комнаты девочкам, она передала маленького Рафа Лизетте.
 – Они, кажется, не удивились тому, что вы им сказали, – заметила Селия.
 – Дети все воспринимают легко, – Лизетта усмехнулась, – в отличие от взрослых, которым, как правило, бывает трудно смириться с неожиданностями.
 Селия подошла к окну, потом вернулась к своему креслу.
 – Наверху сегодня что-то очень тихо.
 – Да, – ответила Лизетта. – Жюстин, кажется, меньше капризничает с Ноэлайн, чем со мной. Да и с ножницами она обращается лучше, чем я с бритвой.
 Селия улыбнулась, вспомнив протестующие вопли, доносившиеся из его комнаты, когда Лизетта сбривала бороду.
 – Вы его сильно порезали?
 – Пустяки, всего в двух местах, – похвасталась Лизетта. – Я считаю, это совсем неплохой результат. Но как он изменился! Теперь его вполне можно принять за джентльмена. Битвы и лишения не оставили следов, во всяком случае, заметных. – Лизетта улыбнулась. – Взглянув на себя в зеркало, он пожаловался, что теперь никто не поверит, что он опасный пират.
 – Ну и хорошо, – сказала Селия, искренне довольная этим обстоятельством.
 – А когда Ноэлайн сострижет его гриву, он почувствует, будто его ограбили.
 Селия кивнула и вздохнула.
 – Скорее бы закончилось это утро, – сказала она. – Как хочется, чтобы визит лейтенанта Бенедикта был уже позади.
 Лизетта окинула ее проницательным взглядом:
 – Ты тревожишься за Жюстина, правда?
 – А вы разве не тревожитесь? – вспыхнув, вопросом на вопрос ответила Селия.
 – Естественно, тревожусь, ведь он мой пасынок. Я знала его еще мальчиком, до того, как он покинул дом. И я действительно люблю его. Но… я давно поняла, что он не желает привязываться ни к людям, ни к местам. Разумнее всего и не ждать от него этого. Думаю, именно поэтому он выбрал для себя море.
 – Почему он стал пиратом?
 – Таким образом Жюстин смог наконец подтвердить, что он действительно такой плохой, каким его считали окружающие. Он с детства не подчинялся авторитетам, не раз убегал из дому, вечно лез туда, куда не следовало, и попадал во всякие неприятные истории. Однако молва сильно приукрасила его «подвиги». А оттого что его брат был таким положительным мальчиком, с развитым чувством долга, поступки Жюстина выглядели еще хуже. Мне казалось, в его бунтарстве во многом виноват Макс… Если бы Жюстин был уверен в любви и поддержке отца… – Лизетта пожала плечами. – Возможно, взаимопонимание пришло, слишком поздно, но Макс лишь частично виноват в этом. Жюстину все равно не хватало чего-то такого, что никто не мог ему дать. И я думаю, никто никогда не сможет. Да и он сам не знает, чего хочет.
 На пороге появилась Ноэлайн. Платок на ее голове был сбит на сторону, и ее обычно преисполненное достоинства лицо выражало смятение.
 – Больше ни за что не стану этого делать, – заявила она.
 – Ты закончила? – спросила Лизетта.
 – Да, мадам.
 – Спасибо, Ноэлайн. Уверена, месье Жюстин постарался сделать все возможное, чтобы вывести тебя из равновесия. Где он сейчас?
 – В малой гостиной.
 – Внизу? Как ему удалось спуститься вниз?
 – Он взял трость месье Виктора. Виктор Волеран был дедом Жюстина.
 – Но у него может открыться рана на ноге, – встревожилась Селия. – Я так и знала: у него не хватит терпения, я так и знала… – Она выбежала из гостиной в холл.


* * *

 Жюстин стоял возле окна. На нем был синий пиджак и синие брюки. Густые темные волосы коротко подстрижены, лицо гладко выбрито. У Селии закружилась голова. Она подошла к нему, едва передвигая дрожащие ноги. Синие глаза улыбались ей, а на губах появилась обезоруживающая улыбка.
 – Надеюсь, ты не собираешься упасть в обморок?
 В голосе его слышалась насмешка. Он сказал это совсем так, как сказал бы Филипп. Сходство было настолько разительным, что Селия, отпрянув от него, вскрикнула. Тот, о ком она тосковала, был здесь, перед ней. Но… это всего лишь иллюзия. Селия хотела убежать, но он успел схватить ее за руку.
 – Спокойно, Селия. Взгляни на меня.
 – Не могу, – сказала она сквозь слезы. – Не могу видеть… лицо Филиппа.
 – Черт возьми, но это и мое лицо тоже! – Жюстин притянул ее поближе к себе, и она, уткнувшись в его плечо, беспомощно заплакала. – Это ведь и мое лицо, – повторил он ей на ухо.
 Сердце его учащенно забилось. Ему хотелось поцеловать ее, утешить. Порывшись в кармане, Жюстин нашел аккуратно сложенный Ноэлиной носовой платок, приложил к ее наполовину спрятанному лицу и неуклюже промокнул слезы на щеках. Переводя дыхание, Селия взяла платок и высморкалась.
 Они не заметили Лизетту и Ноэлайн, появившихся на пороге гостиной.
 – Помоги мне сесть на диван, – попросил он.
 Лизетта оттащила Ноэлайн от двери, и они, обменявшись встревоженными взглядами, не сговариваясь, решили оставить парочку наедине.
 Селия, шмыгая носом, помогла Жюстину сесть на диван. Не выпуская из руки ее локоть, он заставил ее опуститься рядом.
 – Позволь мне уйти.
 – Не позволю, пока не посмотришь мне в лицо, – резко сказал он. – Ты должна увидеть разницу между мной и Филиппом. Посмотри и скажи мне, что ты видишь. – Селия не шевельнулась, и он, не отпуская ее руки, пощекотал локоть большим пальцем. – Ну же, Селия, не бойся.
 Она медленно подняла на него глаза. Он прав. Только для посторонних они похожи как две капли воды, но те, кто их знал, могли без особого труда определить, кто есть кто. Пронзительно-синие глаза Жюстина отличались от нежных синих глаз Филиппа, нос был крупнее, губы тверже. Костюм, который безукоризненно сидел на Филиппе, был ему чуть велик. Гибкое, закаленное годами лишений и битв тело даже сейчас, казалось, излучало силу. Но у него были такие же длинные ресницы, как у Филиппа, и такой же вихор надо лбом.
 – Я вижу разницу, – прошептала Селия. – И сходство тоже.
 На его лице не дрогнул ни один мускул, но в глазах появилось странное выражение – смесь беспокойства и гнева.
 – Я не Филипп.
 – Я это понимаю.
 – Ты будешь вспоминать о нем при каждом взгляде на меня?
 – Я… я не знаю. – Селия поморщилась от боли, потому что он слишком крепко сжал ей руку. – Ох…
 Он отпустил ее.
 – Если хочешь знать, все просто непристойно, – сердито фыркнул он. Ему было невыносимо, что он напоминает ей о Филиппе, что она сравнивает его с Филиппом, что она смотрит на него, а хочет видеть Филиппа. Конечно, безумие – ревновать ее к покойнику. Тем более к собственному брату.
 – Это была не моя идея, – сердито сказала Селия по-французски, слишком расстроенная, чтобы говорить по-английски.
 – Но и не моя! Эта идиотская идея пришла в голову моему отцу. Отыщи его и скажи, что мы от нее отказываемся!
 Они сердито смотрели друг на друга, потом Жюстин потрогал свой подбородок, позабыв, что бороды уже нет и погладить нечего.
 – Пропади все пропадом, я хочу вернуть свою бороду!
 – Борода была отвратительная, – сердито сказала Селия. – Филипп никогда не позволил бы себе выглядеть как козел.
 – Да уж, что верно, то верно, Филипп много чего себе не позволял. Но я-то не Филипп.
 – Не обязательно без конца напоминать мне об этом.
 – В таком случае перестань пялиться на меня, как будто…
 – Похоже, супружеская ссора в самом разгаре, – послышался с порога гостиной голос Макса. Жюстин холодно взглянул на него:
 – У нас ничего не получится.
 – Получится, – решительно сказала Селия, вытирая платком глаза. – Не для того я выхаживала тебя, чтобы увидеть, как ты болтаешься на виселице.
 – Тебя никто ни о чем не просил, – ехидно заявил Жюстин.
 – А кто, как не ты, заставлял меня бегать вверх и вниз по первому твоему требованию?
 – Ну хватит, – резко оборвал их Макс. – Довольно. Может быть, вы оба забыли, что с минуты на минуту сюда заявится лейтенант Бенедикт? – Он перевел жесткий взгляд золотистых глаз с раскрасневшегося лица Селии на непроницаемое лицо сына. – Вы совсем не производите впечатления любящих супругов. Позвольте напомнить: жизнь Жюстина зависит от того, насколько убедительно вы сыграете свои роли.
 Не успел он закончить, как его прервала Ноэлайн:
 – Месье, лейтенант уже подъезжает к дому.
 Селия вскочила с дивана, но Жюстин удержал ее.
 – Сиди здесь, – спокойно сказал он. Макс отправился встречать Бенедикта. В гостиной наступила тишина, нарушаемая лишь тиканьем бронзовых часов на каминной полке.
 – Где Лизетта? – спросил Жюстин.
 – Она… она останется наверху с детьми.
 Сильная рука накрыла ее дрожащую ручку.
 – Успокойся.
 – Я не смогу притвориться, будто ты – Филипп, – сказала она, вздрогнув при звуке открывшейся внизу входной двери.
 Жюстин взял Селию за подбородок и повернул к себе ее лицо. И вдруг все его раздражение, вся ревность исчезли, сменившись тревогой за нее. Он сам себя не узнавал. Сейчас он был готов пожертвовать даже собственной головой, лишь бы она не страдала.
 – Не можешь – и не надо, – прошептал он. – Не делай этого, если это причиняет тебе боль. Моя жизнь того не стоит.
 – Ты сошел с ума, – еле слышно прошептала Селия. – Как ты можешь говорить, что твоя жизнь того не стоит? Я тебе помогу.
 Она прислушалась к шагам в холле, приближающимся к двери в гостиную, подняла руку и нежно пригладила его волосы, убрав упавшую на лицо темную прядь. Жест этот был удивительно нежен – именно так должна вести себя любящая супруга. Жюстин затаил дыхание, и щеки его вспыхнули.
 В дверях гостиной стоял лейтенант Бенедикт и ошеломленно смотрел на супружескую пару. Жюстин поднял глаза и едва заметно улыбнулся, его синие глаза блеснули. Он протянул лейтенанту руку:
 – Питер… Рад снова видеть тебя.
 – Филипп? – Бенедикт почему-то с трудом перевел дыхание.
 – Извини, что не смог встретиться с тобой раньше. Как ты уже понял, Волераны очень оберегают родственников. – Жюстин притянул Селию поближе и поцеловал в висок. – Благодаря самоотверженной заботе моей жены я надеюсь скоро совершенно поправиться.
 Селия улыбнулась и жестом пригласила лейтенанта сесть.
 – Я слышал, у тебя пострадали глаза, – сказал Бенедикт, внимательно разглядывая лицо Жюстина.
 – Повязку с глаз мы сняли только вчера вечером, – ответила за него Селия, усмехнувшись. – Вернее, Филипп снял ее сам, мы даже не успели его остановить. Правду говорят – из врачей получаются самые трудные пациенты. – Как подобает любящей жене, она бросила на Жюстина озабоченный взгляд. – Видите, лейтенант, еще осталась краснота. И его мучают головные боли.
 Бенедикт медленно покачал головой:
 – Ну, скажу тебе, Филипп! Ты пережил плен… потом побег… Вся эта история кажется не правдоподобной.
 – Да уж, – печально произнес Жюстин, – этой истории действительно трудно поверить. – В глазах его блеснул озорной огонек. – Я слышал, что ты вроде бы даже усомнился, что я – это я?
 Бенедикт смутился:
 – Я должен выполнять свой долг, Филипп. А поскольку всем известно, что твой брат – опасный преступник, объявленный вне закона, я обязан был собственными глазами убедиться, что ты – это ты.
 – Не знаю, насколько опасен мой брат, – сказал Жюстин с мальчишеской прямотой, – но моя врачебная практика, несомненно, пострадала бы, если бы люди стали подозревать во мне пирата. Меня научили обращаться со скальпелем, а не с абордажной саблей.
 – Я должен задать тебе несколько вопросов, Филипп. Надеюсь, ты сообщишь Департаменту военно-морского флота все, что знаешь об этих негодяях. Правда ли, что последние четыре месяца тебя держали в плену на Вороновом острове?
 – Да. – Жюстин нахмурился и потер лоб.
 – Там были еще пленники?
 – Нет, я был единственным.
 – Почему они решили сохранить тебе жизнь?
 – Думаю, им был нужен врач. На Вороновом острове докторов нет.
 – Судя по всему, с тобой хорошо обращались, – сказал Бенедикт, критически разглядывая его. Селия должна была признать, что он прав: Жюстин мало походил на человека, которого несколько месяцев продержали в плену. – Ты сможешь описать остров и его укрепления? И конечно, рассказать обстоятельства твоего побега?
 – У меня после ранения провалы в памяти, – сказал Жюстин, сплетая пальцы с пальцами Селии и кладя ее руку себе на колено. – Но я расскажу тебе все, что смогу. Не знаю только, принесут ли пользу мои сведения.
 Селия с изумлением слушала, как ловко Жюстин отвечает на вопросы, сводя до минимума подробности и рассказывая ровно столько, сколько требовалось, чтобы его история выглядела правдоподобно. Он поведал о том, где именно его держали на острове, описал крепость и лабиринт коридоров, как наземных, так и подземных, рассказал, как подкупил пиратов и как они помогли ему бежать. Бенедикт попросил повторить некоторые эпизоды, очевидно, пытаясь отыскать несоответствия. Жюстин ничем себя не выдал. Полчаса спустя пришел Макс и вежливо, но твердо прервал допрос:
 – Лейтенант Бенедикт, я вижу, мой сын начал уставать. Уверен, вы не захотите, чтобы он потерял последние силы.
 – Нет, нет, конечно, – неохотно согласился Бенедикт.
 Селия с озабоченным видом склонилась к Жюстину. Сквозь его бронзовый загар проступила бледность, на лбу появились капельки пота. Глубокая морщина между бровей выдавала боль.
 – Опять болит голова? – озабоченно спросила она.
 – Ничего, все в порядке, я могу продолжать. Мне лишь нужно…
 – Тебе нужно отдохнуть. – Селия просунула руку ему под спину. – Тебе вообще не следовало спускаться вниз, – сказала она.
 За ее спиной тихо разговаривали Макс и Бенедикт.
 – Мне нужно было выбраться из этой проклятой комнаты, – пробормотал Жюстин.
 – Мог бы остаться в домашнем халате.
 Селия взглянула на Жюстина: в его глазах плясал озорной огонек, такого она никогда не замечала у Филиппа.
 – Бывает, что и мужчина без одежды чувствует себя неловко, дорогая.
 – Филипп, – подошел Бенедикт, – наверное, на сегодня достаточно. Но у меня есть еще вопросы. Мы продолжим разговор, когда ты немного окрепнешь.
 – Непременно, – отозвался Жюстин, с трудом вставая с дивана и не обращая внимания на протесты Селии. Он оперся рукой на ее худенькое плечо. – Надеюсь, твоя жена в добром здравии?
 – Да, с ней все в порядке, – ответил Бенедикт, задумчиво глядя на него. – Кстати, она интересовалась, когда ты возобновишь практику. Что мне ей ответить?
 Селия ответила за Жюстина:
 – Я буду настаивать, чтобы Филипп приступил к работе только после полного выздоровления. – Она мило улыбнулась лейтенанту. – Вы должны меня понять: ведь я только что вновь обрела мужа… Новоорлеанскому обществу придется простить меня за то, что я хочу хотя бы ненадолго удержать его рядом с собой.
 Пожелав «Филиппу» скорейшего выздоровления, Бенедикт ушел.
 Жюстин вздохнул с облегчением. Макс озабоченно посмотрел на него:
 – Кажется, пока все хорошо. Пойду расскажу Лизетте. Она ждет новостей.
 Селия, поддерживая Жюстина, повела его вверх по лестнице.
 – Ты думаешь, что лейтенант поверил? – спросила она.
 – Не уверен, – ответил Жюстин, нахмурив лоб. – Но могло быть и хуже. – Он поморщился от боли и вполголоса выругался. – Все еще впереди.
 – Ты был совсем не похож на себя. Такой дружелюбный и любезный…
 – Как Филипп?
 – Немного похож на него, – согласилась Селия. – Но Филипп был открытым и доверчивым в отличие от тебя. Он любил людей и всегда был готов им помочь. Окружающие это чувствовали… Поэтому он…
 – Да, я все это знаю, – коротко сказал Жюстин.
 – Почему ты так не похож на Филиппа? – не удержавшись, спросила Селия.
 В ответ он лишь холодно рассмеялся.
 – Этот вопрос, малышка, мне без конца задавали в течение всей моей мятежной юности. Я хотел бы быть таким, как он, я даже пытался. Но в семействе Волеран есть дурная кровь. Почти в каждом поколении появляется хотя бы одна пропащая душа. Похоже, такова и моя судьба. Пропащая душа…
 Селия вздрогнула и поняла, что он это заметил.
 Они добрались до его комнаты, и Жюстин со стоном облегчения опустился на кровать, обливаясь потом. Селия стянула с него сапоги, помогла высвободить руки из рукавов пиджака. Он откинулся на подушку. Она развязала его галстук, расстегнула верхние пуговицы сорочки, и в этот момент он оттолкнул ее руку.
 – Не надо, – глухо сказал он, чувствуя, что, если Селия станет его раздевать, он не удержится и затащит ее в постель.
 – Я только посмотрю повязку на плече…
 – Не сейчас. Там все в порядке.
 Селия задернула шторы на окнах, потом вернулась к кровати. Их взгляды встретились в полутьме.
 – Спасибо за все, что ты сделала для меня сегодня. Я понимаю, это было непросто.
 – Я сделала это ради Филиппа, – тихо сказала она, – а не для тебя. Я подумала, что Филипп захотел бы, чтобы я помогла его брату.
 На его лице появилась ехидная улыбка.
 – Неужели? Я в этом не уверен. Мне кажется, он не позволил бы своей жене и близко подходить ко мне. На месте Филиппа я воскрес бы из мертвых, только чтобы не позволить тебе… – Он вдруг замолчал, потом заговорил снова:
 – Филипп, упокой Господь его душу, был не настолько глуп, чтобы разрешить мне находиться возле женщины, которую он любит.
 – Жюстин, – тихо спросила Селия, – неужели ты не любил ни одну женщину?
 Он пренебрежительно фыркнул:
 – У меня было много женщин.
 – Нет, я не имею в виду… – Селия смутилась и закусила губу.
 – Значит, ты спрашиваешь, был ли я влюблен? – Он презрительно усмехнулся. – Почему это женщин так завораживают сердечные дела? Наверное, таким образом они…
 – Надо же, как тебя это задевает! В таком случае можешь не отвечать.
 – Я отвечаю «нет». Я получал от женщин удовольствие… – Он замолчал, и они оба вспомнили о ночи в домике на озере. – Некоторые мне даже нравились. Но я никого не любил. – Он зевнул и поудобнее устроился на
 Кровати. – И никогда не полюблю. Любовь только мешает человеку. Слава Богу, я не подвержен этой болезни.
 – Может быть, когда-нибудь…
 – Никогда. Это не для меня. – Он закрыл глаза, показывая, что разговор окончен.
 Селия, задумавшись, вышла из комнаты. Она не могла представить влюбленного Жюстина, как не могла представить женщину, в которую он мог влюбиться. В одном она была уверена: если он когда-нибудь полюбит, чувство это будет настолько сильным, что перевернет всю его жизнь.


* * *

 Дом Волеранов был полон гостей. Обычно они принимали раз в неделю, и едва ли не все знатные дамы города считали своим долгом нанести визит уважаемому семейству. Но сегодня был особенный прием: казалось, к ним съехался весь Новый Орлеан. Почтенные матери семейств и совсем молоденькие девушки слетались на плантацию, как мухи на мед. Весть о возвращении Филиппа Волерана взбудоражила весь город.
 Волераны водили дружбу не только с креольскими семействами, но и с американскими. В их доме между креолами и американцами, обычно соперничавшими друг с другом, наступало перемирие. За последнее десятилетие американцы, буквально наводнившие город, почти прибрали к рукам финансы, промышленность, проникли в правительственные структуры. Они построили новый район города, который с успехом конкурировал с креольским Вье-Карре. Креолы считали ниже своего достоинства экономить каждый цент, как это делали американцы. В их глазах те были невежественными, беспринципными торгашами, суетливыми и плохо воспитанными. Американцы же были уверены, что креолы невероятно ленивы, их мужчины вспыльчивы, а женщины слишком кокетливы.
 Максимилиан и Лизетта происходили из известных, уважаемых семей, которые ни один креол не мог ни в чем упрекнуть. Их аристократические корни не вызывали сомнения. Американцы уважали Максимилиана за практический склад ума, энергию. Его судоходная компания процветала, он был другом губернатора. И это тоже считалось несомненным достоинством. Лизетту ставили в пример креольским девушкам как образец достойного поведения, а американцам льстило то, что она отлично говорит по-английски.
 – Как бы ты поступил, – спросил однажды Макса один из его друзей-креолов, – если бы паршивый американец вздумал ухаживать за твоей дочерью? Сомневаюсь, чтобы это пришлось тебе по нраву!
 – Я бы ценил человека по его личным достоинствам, – ответил Макс с обезоруживающей откровенностью. – Исключительно то, что мужчина – креол, еще не делает его достойным руки моей дочери, и наоборот, американец может быть очень достойным человеком.


* * *

 Снизу доносился гул голосов, иногда в нем явственно можно было различить спокойный доброжелательный голос Лизетты. Пахло крепким кофе.
 Жюстин не отважился показаться гостям, опасаясь, что восторженные дамы замучают его до смерти. Как объяснила ему Лизетта, Филипп был самым модным доктором в Новом Орлеане. Профессиональное мастерство, красота и обаяние сделали его любимцем женщин, и весть о его воскрешении из мертвых вызвала радостное потрясение.
 – Да, Филипп, – пробормотал Жюстин, скривив губы, – теперь я понимаю, почему ты стремился стать именно врачом.
 Он прохромал по коридору к лестнице и прислушался, пытаясь уловить в женском щебетании голос Селии. Ее, разумеется, засыпали вопросами, но она говорила слишком тихо, и он не смог разобрать ни слова. Проходя мимо двери в комнату Филиппа, обычно закрытой, Жюстин услышал тихие голоса, доносившиеся изнутри. Он остолбенел от неожиданности. Сколько раз, бывало, врывался он без предупреждения в комнату Филиппа и отрывал брата от его книг! Картины далекого детства промелькнули перед ним. Ему показалось даже, что он снова стал мальчишкой. Вот сейчас откроет дверь в комнату и увидит Филиппа. Жюстин нерешительно взялся за дверную ручку.
 Дверь открылась. На Жюстина смотрели дочери Лизетты, его сводные сестренки. Они сидели на полу возле шкатулки из полированного дерева, а вокруг валялись какие-то странные предметы. «Ага, они копаются в сокровищах Филиппа», – решил Жюстин.
 Эвелина и Анжелина уставились на него круглыми глазищами, как две капли воды похожими на глаза Лизетты. Обе они были точными копиями матери. До сих пор они с Жюстином не встречались, инстинктивно избегая сталкиваться с незнакомцем, который так таинственно появился в доме, вызвав небывалый переполох. Девочки знали, что это не Филипп, не их сводный брат, которого они обожали.
 Жюстин с любопытством разглядывал сестренок. До сих пор он не интересовался ими. Время от времени они мелькали где-нибудь в доме, он считал их маленькими очаровашками, но никаких родственных чувств они у него не вызывали.
 – Чем это вы тут занимаетесь? – спросил он, входя в комнату.
 Эвелина молча собрала разбросанные вещицы в пригоршню и торопливо положила в шкатулку. Анжелина не сводила глаз с Жюстина. Он улыбнулся ей и с трудом опустился в кресло.
 – Это наконечники стрел, – сказал он, разглядывая содержимое шкатулки. – Мы с Филиппом нашли их на берегу ручья. Однажды нам даже посчастливилось найти томагавк. Когда-то в стародавние времена здесь жили индейцы племени чоктоу. Мы надеялись, что, если очень повезет, встретим когда-нибудь уцелевшего индейца. Или пирата.
 – Ты ведь сам пират? – вдруг изрекла с большим достоинством Эвелина.
 – Но я не злой пират.
 – Все пираты злые.
 Жюстин усмехнулся:
 – Но я никогда не обижаю маленьких девочек.
 Он протянул руку к шкатулке, и Эвелина торопливо отдала ее ему, стараясь избежать соприкосновения с ним. Открыв крышку, Жюстин увидел те самые наконечники, которые они собирали с Филиппом. Он улыбнулся. Только Филиппу могла прийти в голову мысль сохранить эту ерунду.
 – Я помню, как мы лазили по болотам в поисках приключений, – сказал он. – У нас была маленькая пирога, и мы плавали на ней по ручью. Как нам влетало от бабушки, когда мы возвращались перемазанными грязью с головы до пят! – Он рассмеялся и посмотрел на Эвелину:
 – А вы когда-нибудь ходите на ручей, девочки?
 – Папа не разрешает. Говорит, это опасно.
 – Понимаю, – кивнул Жюстин. – Когда-то папа и мне говорил то же самое. Поверьте, самое лучшее – слушаться его.
 Анжелина тихонько подползла к нему.
 – Он и твой папа тоже? – с удивлением спросила она.
 – Анжелина, пойдем со мной, – строго сказала сестре Эвелина и потащила за собой малышку. – Мама велела нам оставаться в детской.
 Анжелина неохотно последовала за ней, несколько раз оглянувшись через плечо на Жюстина. Он улыбнулся ей и задумался, глядя на наконечники стрел. Он вспоминал тот день, когда последний раз видел Филиппа. Им было тогда по шестнадцать лет.


* * *

 – Жюстин, не уезжай! – уговаривал его Филипп, когда они спускались к пироге. Немногочисленные пожитки, которые Жюстин взял с собой, уже лежали на дне утлого суденышка. Была полночь, светила луна. – Я знаю, если ты уедешь, то навсегда, – в отчаянии говорил Филипп. – Ты должен остаться. Ты мне нужен, Жюстин.
 – Никому я здесь не нужен, и ты это знаешь. От меня одни неприятности. Я здесь чужой. Черт возьми, да ты и сам знаешь это.
 – Потерпи еще немного, подожди, подумай. Если только ты…
 – Я уже ждал и думал. – Жюстин невесело усмехнулся. – Я выбрал для отъезда ночь, потому что хотел избежать подобных сцен.
 – Но ведь ты помирился с отцом.
 – Да. Однако каждый раз, глядя на меня, он будет вспоминать прошлое и… всякие неприятные вещи. О ней. Я это вижу по его лицу.
 – Жюстин, ты совершенно не похож на нашу мать, ты…
 – Я ее копия, – холодно сказал Жюстин. – Я не хочу этого, но ничего не могу поделать. Для всех будет лучше, если я уйду.
 – Чем ты будешь заниматься?
 – Не беспокойся. В любом другом месте мне будет лучше, чем здесь. Я хочу быть свободным. Я хочу уехать туда, где никто не знает, что я Волеран. Здесь я для всех как бельмо на глазу, и так будет всегда, как бы я ни старался измениться. А ты оставайся здесь и будь хорошим сыном. Будь единственным сыном. Дурную кровь я унесу с собой. – Он заметил, что глаза брата подозрительно заблестели. – Эх ты, плачешь, как девчонка, – поддразнил он Филиппа, но тут сам почувствовал, как у него защипало глаза от непрошеных слез. Он выругался и, круто повернувшись, ступил в лодку…


* * *

 На пороге стояла Селия. Она покинула гостей, сославшись на то, что необходимо проверить, как ведут себя дети. Она направлялась в детскую, когда вдруг увидела, что дверь в комнату Филиппа открыта настежь.
 Заглянув туда, Селия увидела Жюстина. Он сидел в кресле, опустив голову. В кулаке был зажат какой-то предмет. Лицо его было спокойно, и никто бы не догадался о его переживаниях. Однако Селия нутром почувствовала его боль.
 – Значит, ты все-таки его любил? – сказала она. Жюстин вздрогнул.
 – Убирайся отсюда, черт тебя побери! – разозлился он. Селия не обратила на его грубость никакого внимания.
 – Ты так редко говоришь о Филиппе, поэтому я подумала, что его смерть была тебе безразлична. Я все поняла: ты только сейчас осознал, что это действительно произошло. Правда? Ты не хотел верить, что он умер.
 Жюстин отвернулся.
 Селия вошла в комнату и тихо притворила дверь.
 – Ты любил его, ведь правда?
 Он не ответил, но его молчание было красноречивее слов. Селия медленно опустилась на колени перед креслом, пристально глядя на него.
 – Мы с ним всегда были вдвоем, – сказал наконец Жюстин, поглядывая на сжатый кулак. – В детстве мы жили как дикари, лазили по болотам, делали что хотели. И большую часть времени были предоставлены самим себе. Отец не обращал на нас внимания – лишь бы только мы не болтались под ногами. – Он с горечью усмехнулся. – Весь Новый Орлеан подозревал его в убийстве нашей матери. Долгие годы я тоже этому верил.
 – Ты… ты… – заикаясь, начала было Селия.
 – Моя мать была бессердечной сучкой. Она позорила отца, без конца путаясь с мужчинами. Мы с Филиппом были для нее досадной помехой. После ее смерти отец не мог нас видеть, потому что мы напоминали ему о ней. – Он взглянул Селии в глаза. – Мы с Филиппом вызывали у окружающих нездоровое любопытство, а иногда и жалость. Другие мальчишки дразнили нас, тогда приходилось отстаивать свою честь. Я был всегда готов подраться, а Филипп чаще выступал в роли миротворца. – Он тихо рассмеялся. – Случалось, я задирал Филиппа, однако он всегда бросался на мою защиту и даже делил со мной наказания за мои проделки. Я тоже защищал его как мог. Он был мечтателем, этаким сентиментальным дурачком. Ума не приложу, от кого он унаследовал эту проклятую наивность. Он был… удивительный. И у меня, кроме него, не было никого. Любил ли я его? Еще бы! Конечно, любил… – Он с трудом сглотнул и еще крепче сжал кулак.
 – Жюстин, – прошептала Селия, – что у тебя в руке?
 Она разжала его кулак и увидела наконечник стрелы. Острый металл порезал кожу на ладони Жюстина, и из ранки сочилась кровь.
 – Ох, Жюстин! – пробормотала Селия и не раздумывая прижалась губами к капельке крови.
 Кончик языка прикоснулся к крошечной ранке, и у Жюстина перехватило дыхание.
 Селия испугалась, поняв, что делает что-то не так. Смущенная собственным поступком, она стояла на коленях, не решаясь посмотреть ему в лицо. Жюстин не двигался, но она чувствовала, как участилось его дыхание. Что с ней происходит? Ей хотелось взять эту сильную теплую руку, приложить к шее, потом опустить ниже, на грудь. Почувствовать его губы на своих. Призрак Филиппа, разделявший их, исчез.
 Резко подняв голову, Селия взглянула ему в глаза. В их темно-синей глубине она увидела такое же смятение, какое испытывала сама. Сердце ее гулко колотилось в груди, щеки пылали. Жюстин медленно взял ее руки в свои, и они застыли в молчании, наслаждаясь близостью.
 Селия опомнилась первой. Вскочив, она бросилась из комнаты, смущенно пробормотав, что ей необходимо посмотреть, как там дети.
 – Селия…
 Она убежала. Жюстин некоторое время смотрел ей вслед, потом опустил голову и выругался вполголоса. Инстинкт подсказывал ему: пора уходить. Он попался в шелковую сеть, и если не выберется из нее сейчас же, то навсегда застрянет в мягких путах. Но уйти он не может – у него пока нет ни сил, ни возможности избежать цепких лап Доминика Легара. Единственной, хотя и ненадежной защитой был этот маскарад. И одному Богу известно, какая угроза серьезнее: со стороны Доминика Легара или от Селии.


* * *

 Весь следующий день Жюстин не находил себе места и после полудня отправился искать Селию во флигель. На плантации стояла тишина, все занимались своими делами, и на него никто не обращал внимания. Жюстин нетерпеливо постучал в дверь. Служанка не сразу открыла ему.
 – Где мадам Волеран? – недовольно спросил он.
 Девушка смущенно окинула его взглядом и помчалась докладывать Селии.
 Появилась Селия в простеньком синем платье и длинном белом переднике. Волосы ее были перехвачены лентой. Она удивленно подняла светлые брови:
 – Что случилось? С тобой все в порядке?
 – Да, со мной все в порядке. – Как ни странно, Жюстину всегда становилось легче и спокойнее в ее присутствии. – Почему ты в этом фартуке?
 Селия, чуть помедлив, ответила:
 – Я рисую.
 Он с удивлением взглянул на нее:
 – Я и не знал, что ты умеешь рисовать. Позволь мне войти. Можно я посмотрю твои рисунки?
 – Нельзя, – решительно заявила Селия. – Я никому не показываю их. Я рисую для себя.
 – Я не буду критиковать.
 – Твое мнение мне неинтересно, так что критикуй на здоровье.
 – В таком случае позволь войти.
 – Нет, я не хочу, чтобы ты нарушал мое уединение только потому, что тебе нечем заняться.
 – Значит, ты не позволишь мне войти?
 Она попробовала остановить его холодным взглядом, но не удержалась от смеха. При виде смеющейся красавицы в груди у Жюстина что-то болезненно сжалось.
 – Ладно уж, входи, – согласилась Селия и, повернувшись, устремилась по коридору в мастерскую. Жюстин шел за ней по пятам, глухо постукивая тростью по ковру, устилавшему коридор.
 Селия нервничала и злилась на себя за это. «Дурочка, – говорила она себе, – он только посмеется над тобой». Скрыв волнение, она подошла к мольберту и, сложив руки на груди, взглянула на почти законченную акварель. Жюстин остановился у нее за спиной.
 На акварели был изображен ручей: зловещие тени, гирлянды исландского мха, свисавшие с вековых деревьев; ветви их напоминали протянутые вверх руки. Темно-зеленые, серые, синие тона. Каждый мазок кисти выдавал страх художника перед этим местом.
 – Ручей не всегда так мрачен, – сказал Жюстин.
 – На мой взгляд, всегда.
 – Иногда там бывает очень красиво.
 Жюстин отошел от мольберта и стал разглядывать рисунки, разбросанные по комнате. Он улыбнулся, узнав усталого кучера и лакея, ожидавших господ перед домом. На одном рисунке был изображен Максимилиан верхом на лошади – у отца гордо вздернут подбородок, он уверенно сидит в седле. Оглянувшись через плечо на Селию, Жюстин улыбнулся, и она немного успокоилась. Ему понравились ее работы, изящные, написанные легкими мазками. Может быть, ему просто нравится, даже слишком нравится, художник? Впрочем, какая разница почему. Просто понравились – и все тут?
 Один рисунок задержал его внимание. Лизетта, кормящая младенца. Перед Жюстином будто приоткрылась дверь в особый женский мир, в который мужчине редко разрешается входить.
 – Прошу тебя, не смотри, – тихо сказала Селия. Щеки ее вспыхнули. – Лизетта очень смутилась бы, если бы узнала, что ты его видел.
 Он послушно отложил рисунок.
 – А Филиппа ты рисовала?
 Селия покраснела еще сильнее.
 Она притихла, подняв на него бархатистые глаза. На сей раз Жюстину не удалось прочесть ее мысли. Она подошла к столу, перелистала альбом для эскизов. Вынув один из рисунков, вернулась к нему. Рисунок слегка дрожал в руке. Он взял его, ожидая почувствовать привычную боль при виде лица брата. Но вдруг его глаза округлились от удивления. Он увидел не то, что ожидал. На него смотрел мужчина с язвительной усмешкой на губах и надменным взглядом.
 – Но это же я. – Жюстин вопросительно взглянул на Селию.
 – Да. Это случается всякий раз, когда я пытаюсь нарисовать Филиппа. Никогда не получается то, что надо. Чем больше я стараюсь, тем больше человек на портрете становится похожим на тебя.
 Они разговаривали полушепотом, будто опасались, что кто-нибудь их подслушает.
 – Но почему?
 – Я… я не знаю.
 – Когда ты это нарисовала?
 – Несколько дней назад. Я думала о нем.
 – И обо мне.
 – Да.
 Жюстин молчал. Сердце его гулко колотилось. Он чувствовал, что вот-вот откроется истина, знать которую он не хочет.
 – Тебе, наверное, лучше уйти, – с усилием сказала Селия, взяв рисунок из его рук. – Скоро сюда придет Лизетта. Служанка-ирландка должна принести от портного наши платья. Мы решили, что последнюю примерку удобнее всего сделать здесь, во флигеле.
 Жюстин не стал спорить и быстро ушел. Оставшись в одиночестве, Селия почувствовала одновременно и облегчение, и обиду. Она принялась наводить порядок в мастерской и постепенно успокоилась.


* * *

 С лучезарной улыбкой на лице в комнату впорхнула Лизетта в сопровождении белошвейки, которую звали Бриони. Позади показался лакей, нагруженный коробками.
 – Передай месье Дено, что мы очень довольны нарядами, – сказала Лизетта, когда Бриони заколола булавки на красивом платье из шелка цвета морской волны с высокой талией и глубоким декольте. Цвет платья как нельзя лучше оттенял ее белую кожу и рыжие волосы, и Лизетта смущенно радовалась новому наряду. – Как все-таки хорошо снять траур!
 – Замечательно, что мистер Волеран вернулся домой, – застенчиво сказала Бриони.
 Селия наблюдала, как белошвейка прилаживает пышный рукав. Портной прислал туалеты для Селии и Лизетты – прекрасные платья в голубых, розовых, зеленых и сиреневых тонах. Селии показалось, что никогда еще она не видела Бриони такой рассеянной и невнимательной. Обычно девушка пребывала в жизнерадостном настроении, ее ладная фигурка излучала энергию, а каштановые локоны так и плясали. Сейчас же она была бледна, а зеленые глаза горели каким-то лихорадочным блеском. Может быть, Лизетта за что-нибудь ее отругала?
 – Ну вот, наконец-то последнее платье, – сказала Бриони, расстегивая пуговицы на спине Лизетты. – Я заберу их назад, и к четвергу они будут готовы.
 – Спасибо, – сказала Лизетта, снимая платье и передавая его девушке. – Я закончу туалет здесь, а ты отправляйся в дом и скажи, чтобы закладывали экипаж.
 Селия перевела взгляд с Бриони на Лизетту.
 – Бриони, кажется, чем-то расстроена? – спросила она, когда та ушла.
 Лизетта пожала плечами – что-то уж слишком равнодушно, как показалось Селии.
 – У девушек в этом возрасте то и дело меняется настроение. Не скажешь ли Ноэлайн, чтобы служанки перенесли платья в экипаж? Она, наверное, сейчас на кухне с Бертой.
 – Иду, Лизетта.
 Селия шла по тропинке в главный дом. Прохладный ветерок доносил аромат цветущих лимонных деревьев. На горизонте краснели последние отсветы заходящего солнца, на землю опускались сумерки. Вдруг Селия увидела Бриони, скользнувшую за живую изгородь из акаций. Интересно, подумала Селия, куда это она направилась? Почему не в дом? И озадаченная Селия последовала за девушкой.


* * *

 Жюстин сидел в саду на каменной скамье возле фонтана. Послышались легкие шаги. Он взглянул по направлению звука. Перед ним стояла девушка, которую он никогда раньше не видел: хорошенькая ирландка с веснушками и кудрявыми каштановыми волосами. Стройную ладную фигурку облегало скромное синее платье; к рукавам и лифу кое-где пристали нитки. Должно быть, это она приносила Селии платья на примерку.
 Она как-то странно разглядывала его. Жюстин вопросительно прищурился. С тревогой заметил слезы на ее глазах. Он терпеть не мог женские слезы. Черт возьми, почему она плачет? И почему смотрит на него так, как будто…
 – Филипп, – прошептала она, опускаясь на скамью рядом с ним. Ее маленькие, огрубевшие от работы ручки потянулись к нему и ласково коснулись его лица. – О, Филипп, любовь моя, когда я услышала, что ты жив…
 Не успел Жюстин и слова сказать, как она обвила его шею руками и поцеловала нежно и страстно.




 Глава 9


 Жюстин лихорадочно искал выход из положения. Судя по всему, девушка была любовницей Филиппа. Странно, Филипп не из тех, кто путается со служанками. К тому же ему нравились женщины хрупкие, деликатные, а не такие пышущие здоровьем девицы, как эта.
 Прикидывая мысленно, насколько близкими могли быть их отношения, Жюстин дивился самому себе. Он любил иметь дело с простолюдинками. Тем более такими, как эта милашка. Губы девушки были мягкими и нежными, но… ее поцелуй не доставил ему ни малейшего удовольствия, как если бы умирающему от голода человеку предложили вместо еды чашку жидкого чаю. И дело было не в девушке, а в нем самом. Желание у него теперь вызывала только одна женщина.
 – Бедняжечка мой, – страстно шептала девушка, прикоснувшись рукой к бинтам под рубашкой. – Когда мне сказали, что ты погиб, я сама будто наполовину умерла. Я понимаю, теперь ты не мой. У тебя хорошая жена, и я уйду из твоей жизни. Но любить тебя не перестану. Я буду любить тебя всю жизнь. Мне лишь хотелось побыть с тобой хотя бы еще одну минутку, поцеловать в последний раз. Ты останешься со мной навсегда, потому что я никогда не буду принадлежать другому мужчине. Я буду ждать тебя вечно, хотя знаю: я тебе не нужна. Но если вдруг я снова понадоблюсь тебе, только позови – я приду с радостью. Знаю, грешно любить чужого мужа, но мне все равно: я не могу вырвать тебя из своего сердца. – Она снова поцеловала его, но на сей раз почувствовала: что-то не так. – Филипп? Что происходит?
 На ее заплаканном лице появилось удивленное выражение, она дрожащими пальцами ощупала его губы, подбородок, щеки… и рука ее безжизненно опустилась.
 – Вы не Филипп, – прерывающимся голосом произнесла она и покачнулась. Жюстин успел поддержать ее за плечи. – Вы его брат Жюстин.
 Жюстин понимал: никакие слова не заставят ее поверить, что он Филипп.
 Она заглянула в самую глубину его темно-синих глаз.
 – Филипп часто говорил о вас.
 – Неужели? – удивился Жюстин. Он думал, что Филипп никому о нем не говорил, даже Селии. Плечи девушки задрожали под его рукой.
 – А Филипп? – спросила она прерывающимся голосом. – Он… он погиб, да?
 Жюстин кивнул. Она застонала и закусила губу.
 – Как тебя зовут? – спросил Жюстин.
 – Бриони. Бриони Дойл.
 – Бриони Дойл, – повторил он. – Ты меня не выдашь?
 – Зачем вы притворились Филиппом?
 – За мной охотятся те же люди, которые убили Филиппа. Я не могу заставить тебя молчать, но надеюсь, ты сохранишь мою тайну из уважения к памяти Филиппа. Думаю, он попросил бы тебя помочь мне.
 Бриони медленно кивнула:
 – Я вам помогу.
 – Спасибо.
 – Филипп вас любил. Он все время о вас беспокоился. Я сохраню вашу тайну, месье Волеран, но и вы должны сохранить мою.
 – Согласен.
 Она сидела рядом, печально опустив голову. Жюстину было жаль девушку. Он видел, что ее горе так же глубоко, как горе Селии, а может быть, даже глубже. Да, конечно, решил Жюстин, у нее на Филиппе, как говорится, сошелся клином белый свет.
 – Я потеряла его, когда он уехал во Францию, чтобы жениться на Селии Веритэ, – заговорила Бриони глухо. – Я знала, он любит меня, он был со мной счастлив, но понимала, что я ему не пара. Он мечтал жениться на настоящей леди с нежными ручками, которая так же, как он, разбирается в поэзии. Я никогда ни о чем не просила его… С самого начала знала, что когда-нибудь он меня оставит. Я отдала ему всю себя и никогда не удерживала его. Ведь он Волеран, а я – простая ирландская девушка. – Она покачала головой, улыбнувшись дрожащими губами. – Так уж устроен мир.
 – Филипп поступил глупо, – тихо сказал Жюстин. – Я думаю, ты стала бы ему очень хорошей женой.
 Жюстин действительно так думал. Эта горячая девушка вернула бы его брата из мира грез в реальный мир, а ее беззаветная любовь заставила бы его жить так, как подсказывает сердце, а не только разум. Селия любила Филиппа, но… не так.
 – Бедная мадам Волеран, – пробормотала Бриони, словно читая его мысли.
 – О ней не беспокойся. Она сильная женщина. Тебе лучше уйти, пока тебя не заметили. – Он помолчал. – Так ты никому не расскажешь, кто я такой?
 – Нет. Я не предам брата Филиппа. – Она встала и направилась к дому.
 Жюстин задумчиво смотрел ей вслед. Итак, Филипп любил сразу двух женщин. Этот праведник лишил девушку невинности, потому что слишком хотел ее, чтобы слушать голос совести.
 «Черт возьми, – думал Жюстин, – оказывается, у нас с тобой, брат мой, было гораздо больше общего, чем я думал».
 Внезапно он почувствовал рядом чье-то присутствие и, оглянувшись, увидел Селию. Та пристально смотрела на него. Даже в сумерках он заметил, что лицо у нее пылает.
 – Подслушиваешь? Что же ты слышала?
 – Ничего. Но я видела, как она тебя целовала, – сказала Селия с возмущением. – Я видела, как она гладила тебя, а ты… ты, кажется, не возражал. Жюстин показал на свою трость:
 – Едва ли я смог бы вскочить и убежать.
 – Не нужны мне твои дурацкие оправдания! Думаешь, кто-нибудь сможет поверить, что ты Филипп, если ты ведешь себя подобным образом? Филипп никогда не стал бы заигрывать со служанкой… И не смей ухмыляться!
 – Ну и ну! Какая ты сегодня сердитая! Можно подумать, ты ревнуешь…
 Селия взглянула на него так, словно проглотила клопа. Было видно, она изо всех сил старается держать себя в руках.
 – Я и не подозревала, что у тебя так сильно развито самомнение, – ответила она ледяным тоном.
 Уже давно ничто не доставляло ему такого удовольствия, как ее ревность.
 – Тебе не понравилось, что она меня целует, признайся!
 – Меня просто удивило, как ты, пытаясь убедить всех, что ты Филипп, пристаешь к служанке.
 – А Филипп, конечно, никогда не стал бы заигрывать с бедной ирландской белошвейкой?
 – Никогда. В одном его мизинчике было больше порядочности, чем у тебя…
 – Филипп, несомненно, был порядочным человеком, – согласился Жюстин. – Но нет никаких сомнений в том, что он был любовником Бриони.
 – Что?!
 Несмотря на серьезность ситуации, Жюстин получал какое-то жестокое удовлетворение, рассказывая ей об этом.
 – Да, любовником. Не знаю, когда это началось, но продолжалось вплоть до его отъезда во Францию. Я не пытался соблазнить ее. Она бросилась мне на шею, поверив, что я Филипп.
 – И слышать такое не желаю! Это ложь! Какой же ты низкий, презренный тип, если…
 – Я переоценивал Филиппа, – ухмыльнулся Жюстин. – Он все-таки был не праведником, а нормальным мужчиной с горячей кровью.
 Селия была готова выцарапать ему глаза.
 – Этого не может быть! Ты лжешь! Думаешь, Макс и Лизетта не узнали бы, сделай Филипп что-нибудь подобное?
 – Думаю, они об этом знают, – сказал Жюстин уже серьезно. – Поэтому мы с тобой сейчас же пойдем и расспросим Лизетту.
 – Я никуда не собираюсь идти с тобой!
 – Как хочешь. Если ты боишься узнать правду… – Пожав плечами, Жюстин взял трость и, прихрамывая, пошел к дому.
 Селия поняла, что он прав, и, вздохнув, отправилась следом. Внезапное открытие потрясло ее: то, что Жюстин целовался с Бриони, расстроило ее ничуть не меньше, чем любовная связь Филиппа. Надо быть честной с самой собой. Когда она увидела на фоне фиолетового неба два темных силуэта, слившихся в поцелуе, она почувствовала, что ее предали. Но этого не может быть! Она не имеет никакого права ревновать Жюстина, да и не желает иметь такое право! Он – изгой, пират, объявленный вне закона! В своей жизни такого натворил, что не заслуживает даже презрения. К нему можно испытывать только жалость.
 С трудом успокоившись, Селия переключила внимание на Жюстина, идущего впереди. С каждым днем походка его становилась все увереннее. Еще немного, и он выздоровеет и уедет. А что дальше? Максимилиан и слушать не хотел об этом.
 – С меня хватает сегодняшних забот, – сказал он Се-лии, когда та спросила, что же будет дальше. – О будущем я позабочусь. – Он говорил это таким тоном, что возражать ему было бесполезно.
 Жюстин приказал Ноэлайн позвать Лизетту в гостиную. Почувствовав на себе его взгляд, Селия посмотрела на него. Он не улыбался, но на щеке появилась ямочка, а в глазах поблескивали озорные огоньки.
 – Чему это ты так радуешься? – раздраженно спросила она. – Надеешься убедить меня в неверности моего мужа? Тебе очень хотелось бы увидеть меня униженной, и ты…
 – Послушай, если Филипп был близок с этой девушкой – а я готов поклясться своей здоровой ногой, что так и было, – то это имело место до его женитьбы на тебе. Он не был в то время твоим мужем, а поэтому его нельзя обвинять в супружеской неверности.
 – Но он дал мне обещание! Я три года ждала его.
 Жюстин усмехнулся:
 – Неужели ты думала, что все это время он будет соблюдать обет воздержания?
 – Естественно! Ведь он любил меня.
 – Ты, видимо, знаешь о мужчинах даже меньше, чем я предполагал, – сказал Жюстин, покачав головой. – Филипп был здоровым юношей в расцвете сил, а не монахом. Впрочем, я подозреваю, даже монахам не чужды естественные физиологические потребности. Мужчина – да и женщина – не может отказывать себе в удовлетворении определенных желаний…
 – Ты отвратителен!
 – Я имею в виду естественные потребности, – продолжал Жюстин, – которые чаще всего никак не связаны с любовью. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Это тебе самой хорошо известно.
 Селию его взгляд пригвоздил к месту. Ее лицо медленно залила краска. Прижав дрожащую руку к груди, она попыталась успокоить бешено бьющееся сердце.
 – Да как ты можешь?!
 – А ты хотела, чтобы я притворился, будто той ночи никогда не было? Кем бы я ни был, но лицемером не бывал никогда.
 – Конечно, ведь ты всего-навсего вор, совратитель женщин…
 – Прошу прощения, – раздался беспечный голосок с порога комнаты. – Я задержалась в детской с Рафом. Он не сразу… – Лизетта замолчала и, нахмурив лоб, с недоумением посмотрела на сердитое лицо Селии, потом на невозмутимого Жюстина. – Что здесь происходит?
 – Нам надо разгадать одну загадку, – сказал Жюстин, переводя взгляд с Селии на мачеху.
 – Вот как? – невинно переспросила Лизетта. – Может быть, лучше подождем, пока Макс вернется домой…
 – Нет, ты и сама вполне справишься. Ты ведь уже знаешь ответ на наш вопрос, мама? Объясни для начала, почему это несколько минут назад мисс Бриони Доил бросилась мне на шею?
 – Бриони? Она… так я и знала! – На нежном лице Лизетты отразилось отчаяние. – Я просила Бриони держаться от тебя подальше, я надеялась, что она меня послушается… Вот беда! Значит, Селия знает?
 – Селия знает, – решительно сказал Жюстин. – Мама, расскажи мне – и моей очаровательной жене – все об отношениях между Филиппом и мисс Дойл.
 Лизетта бросила смущенный взгляд на Селию:
 – Зачем ворошить дела, давно прошедшие?
 – Я этого хочу, – гневно заявила Селия. – Я сыта по горло тайнами. Я желаю знать, что было между Филиппом и этой девушкой. Он любил ее? Они были… – Она вдруг почувствовала, что не может заставить себя выговорить слово «любовниками».
 Лизетта озабоченно наморщила лоб:
 – Филипп, я думаю, не хотел, чтобы ты об этом узнала, Селия. Он не собирался ничего говорить тебе. Но разве можно было предвидеть, как все обернется?! – Лизетта в отчаянии всплеснула руками, потом глубоко вздохнула, словно решаясь. – Видишь ли, дорогая… Иногда люди не в силах сопротивляться своим инстинктам. Есть сила, которая…
 – Она все это понимает, – прервал Лизетту Жюстин. – Продолжай.
 Лизетта кивнула и, собираясь с силами, глубоко вздохнула.
 – Филипп и Бриони были любовниками больше года, – выпалила наконец она. – Он чуть не женился на ней.
 – Филипп? – еле слышно переспросила Селия, недоверчиво взглянув на Лизетту.
 – Сначала он и Бриони пытались подавить свои чувства. А потом…
 – Но ведь я его ждала, – почти шепотом сказала Селия. Филипп, влюбленный в другую женщину. Это не укладывалось в голове. Ведь он говорил, что любит ее. Писал длинные письма о своей любви. – А я-то думала, я у него – единственная…
 Лизетта с сочувствием смотрела на нее:
 – Но ведь женился-то он на тебе, дорогая. Он долго выбирал между вами. После мучительных размышлений все-таки решил, что ему нужна ты.
 Селию ее слова совсем не успокоили.
 – Но если он любил мисс Дойл, почему не женился на ней?
 – Потому что он и тебя любил, дорогая, к тому же ты гораздо больше подходила на роль его жены. Ты образованна, из респектабельной французской семьи, дочь врача…
 – Понятно, – резко оборвала ее Селия.
 – Почему ты расстроилась? – вмешался Жюстин. – Ведь он предпочел тебя. Ты получила то, что хотела. Остальное не имеет значения.
 – Имеет! Если бы у нас с мисс Дойл было одинаковое положение в обществе, он выбрал бы не меня!
 Жюстин, потеряв терпение, выругался.
 – Почему ты так решила? – Он вопросительно взглянул на Лизетту. – Многие ли знали об их… гм-м… связи?
 – Никто, кроме членов семьи. Филипп посоветовался с Максом, и Макс сказал ему…
 – Вы хотите сказать, что он на мне женился по совету своего отца? – В голосе Селии слышалась ярость оскорбленной женщины. – Сколько времени он размышлял, прежде чем принял решение? Сколько разговоров и доверительных бесед состоялось, прежде чем он наконец решился поехать во Францию? Я ждала его три года! А он, оказывается, ждал не окончания войны, а просто долго не мог выбрать, на какой из женщин жениться!
 Лицо Лизетты жалобно сморщилось, и она умоляюще посмотрела на Жюстина.
 – Спасибо, мама. – Он едва заметно подал знак, чтобы Лизетта оставила их.
 – Ты думаешь, Бриони не проговорится? – спросила Лизетта.
 – Нет.
 – Помоги нам Бог, – вздохнула Лизетта и вышла из комнаты.
 Они остались вдвоем.
 – Ну, – сказал Жюстин, – объясни мне, что вызвало такой взрыв негодования?
 Селия вскочила с кресла и подошла к окну.
 – Тебе разве непонятно? Зачем говорить об этом? Впрочем, ясно: тебе просто хочется поиздеваться надо мной…
 – Я не издеваюсь. Подойди сюда и сядь.
 – Нет.
 – Иди сюда, – твердо повторил Жюстин, – и сядь. – Ему на мгновение показалось, что она не подчинится.
 Но Селия неохотно подошла и села рядом с ним на диван.
 – Что ты хочешь сказать?
 – Что Филипп любил тебя. Любил достаточно, чтобы жениться. Он стоял перед трудным выбором, но почему это задевает твое самолюбие? Наоборот, тебе должно льстить, что в конце концов он стал твоим мужем.
 – Все оказалось совсем не так, как я думала. Я была уверена: он любит меня, в его сердце нет места для другой женщины. И речи не могло быть ни о каком выборе. И ни в чьих советах он не нуждался. – Она произнесла это слово так, будто оно было неприличным. – Он не должен был сомневаться в том, что ему нужна только я – и никто другой. – Селия опустила голову. – После смерти матери у меня не было ничего, что принадлежало бы мне одной, – пробормотала она. – Отец с головой ушел в работу, на меня легли все заботы о доме и семье. Когда на сестер начали заглядываться молодые люди, приходить в дом и ухаживать за ними, обо мне всегда как-то забывали, и в один прекрасный день я поняла, что моя молодость прошла…
 Жюстин, не удержавшись, рассмеялся.
 – Как ты смеешь потешаться надо мной?! – возмутилась Селия.
 Он протянул руку и, погрузив пальцы в светлые локоны, повернул ее лицо к себе.
 – Твоя молодость не прошла. – В глазах его поблескивали озорные огоньки. – В сущности, в некотором отношении ты все еще остаешься маленькой девочкой.
 Селия решила, что он над ней смеется, но тепло его руки успокаивало.
 – Не смейся надо мной, – только и сказала она.
 – За тобой стал бы ухаживать любой мужчина, прояви ты к нему хоть малейший интерес. Но ведь тебе был нужен не любой, тебе был нужен особенный, – тихо говорил он, перебирая пальцами ее волосы. – Филипп лучше других понял тебя. Но и он не разглядел кое-чего. Я точно знаю, что ты хотела получить от Филиппа, малышка, – чтобы он был полностью твоим. Но это оказалось невозможным. Филипп был так же увлечен своей работой, как и твой отец. Для него пациенты всегда были бы на первом месте. И его жене, то есть тебе, вряд ли это понравилось бы. Филипп считал, что ты будешь идеальной женой для человека его профессии… Но ты ненавидела бы каждую минуту, которую вы проводили бы врозь.
 Селия пристыженно опустила голову, чувствуя, что Жюстин прав. Она хотела было солгать, сказать, что он ошибается, но поняла: это бесполезно. И как это ему удается читать ее мысли?
 – Каких ужасов ты обо мне наговорил, – пробормотала она. – Я не так эгоистична, как ты думаешь. Я не вела бы себя как собственница…
 – В этом нет ничего ужасного. Некоторые мужчины мечтают о том, чтобы их любили именно так.
 – Эта девушка любит Филиппа неэгоистичной любовью, – задумчиво сказала Селия.
 – Ты права. Она была довольна тем, что он ей давал.
 – Что она тебе сказала, когда думала, что ты Филипп?
 – А вот это пусть останется между ней и Филиппом.


* * *

 Селия забылась беспокойным сном. Снова вернулись долгое время преследовавшие ее кошмары. Вот она на палубе, смотрит вниз на трупы, плавающие в кровавой воде. Филипп еще жив, он протягивает к ней руки. Но она не может ему помочь – лишь с ужасом наблюдает, как он погружается в воду. За ее спиной – Доминик Легар. Громовым голосом он угрожает ей смертью, пальцы его тянутся к ее горлу, сжимают его. Рядом нет никого, кто мог бы ей помочь. Нет спасения.
 Селия проснулась в холодном поту и резко села в кровати. В окна спальни заглядывала луна, было тихо. В который уже раз Селия сказала себе: «Филипп мертв, а Доминик Легар до тебя не доберется. Бояться нечего». Но почему ее продолжают мучить эти ужасные видения? Постепенно страх ушел, и Селия снова легла. Сама того не желая, она вспомнила, как этот кошмарный сон приснился ей впервые, а Жюстин успокаивал ее. От него исходила сила, с ним было так спокойно… Нет, сказала она себе, не стоит думать об этом. Но воспоминание не желало уходить.
 Селия вспомнила, что было потом. И покраснела от стыда и сладостного чувства, вдруг захлестнувшего ее всю целиком.
 – Боже мой! – прошептала она и, зарывшись лицом в подушку, снова попыталась заснуть.


* * *

 На следующий день Селия осталась во флигеле. Она писала акварелью, но на сей раз ее любимое занятие не приносило желанного успокоения. Во второй половине дня стало прохладнее, подул ветерок. Она решила прогуляться по саду. Там она и столкнулась с Жюстином.
 – А я как раз задавал себе вопрос, когда ты перестанешь прятаться, – признался он.
 Его синие глаза с нескрываемым интересом оглядели ее фигуру в обтягивающем платье из серого муслина и рубиново-красного бархата. Платье было с высоким воротом, но не скрывало округлившиеся груди и соблазнительно обрисовывало при ходьбе талию и бедра.
 – Прятаться? – сухо переспросила Селия, не обращая внимания на его дерзкий взгляд. – Я и не думала прятаться.
 – В таком случае почему ты завтракала и обедала во флигеле?
 – Мне хотелось побыть одной.
 – Ты пряталась от меня.
 – Я избегала встречи с тобой. Просто не считаю приятной твою компанию, как бы это тебя ни удивляло! Но ведь ты, конечно, не поверишь этому.
 На его лице медленно расплылась улыбка:
 – Не поверю.
 – Ты надеешься, что я брошусь тебе на шею, когда ты будешь уезжать? Буду умолять взять с собой?
 – Ошибаетесь, мадам Волеран. Ваше будущее представляется мне по-другому: вы станете образцом добродетели, и никому даже в голову не придет, что вы когда-то были молоды. Пройдет десяток-другой лет, и неприятное приключение со мной сотрется из памяти. Ты станешь спокойной и уравновешенной, любимой тетушкой детей отца и Лизетты.
 – Не такое уж неприятное будущее.
 – Для тебя оно будет неприятным.
 – Ты так думаешь? – Селия одарила его высокомерным взглядом. – Что же мне, по-твоему, больше подходит?
 – Однажды я тебе об этом говорил.
 Ну да, конечно, – стать его любовницей и уехать в дальние края. Он, наверное, думал, что она умрет от счастья, польстится на обещанные дома, драгоценности и наряды, словно какая-нибудь проститутка.
 – Твое предложение оскорбительно.
 – Оно остается в силе.
 – Ты, видно, сошел с ума, если рассчитываешь, что я стану раздумывать над ним.
 – Станешь, – сказал он. В его взгляде не было обычного насмешливого огонька. – Прежде чем исчезнуть навсегда, я сделаю так, что ты будешь думать обо мне.
 Селия замерла.
 – Нет, – прошептала она, почувствовав его руки на своей талии.
 – Глупышка, ты сама знаешь: между нами есть что-то такое, о чем никто из окружающих и не догадывается. Что-то такое, чего никогда не было между тобой и Филиппом.
 Она ударила его по щеке и, тяжело дыша, вырвалась из его объятий. Потрясенная собственным поступком, Селия пришла в ужас от того, что он с такой легкостью заставил ее забыться. Какое-то мгновение они с яростью смотрели в глаза друг другу, потом Жюстин окинул ее своим обычным надменным взглядом.
 – Ах, какой темперамент! – тихо сказал он. – В ту ночь на озере ты чуть не сожгла меня заживо.
 – После всего, что сделала для тебя, я, мне кажется, заслуживаю лучшего отношения.
 Круто повернувшись, она хотела уйти, но он рассмеялся и схватил ее за руку:
 – Селия, подожди…
 – Оставь меня в покое!
 – Ты права, ты заслуживаешь лучшего. Прости меня, – сказал он и взял ее маленькую руку в свои ладони. – Я больше не буду вспоминать о той ночи.
 – Ладно. А теперь уходи и не забудь захватить с собой свое предложение.
 Синие глаза были полны раскаяния.
 – Я вел себя отвратительно.
 – Ты всегда ведешь себя отвратительно, – заметила Селия, но перестала вырываться.
 Он улыбнулся, взглянув на их сплетенные пальцы, потом серьезно попросил:
 – Позволь мне проводить тебя.
 – Нет, тебе нужно отдохнуть…
 – Прошу тебя.
 Селия была обезоружена. Руки у него такие сильные и теплые.
 – Прошу тебя, – тихо повторил Жюстин, и она не устояла.
 Пока они шли по саду, Жюстин старался вести себя сдержанно и был любезнее, чем когда-либо. Он забавлял ее рассказами о проделках, на которые они с Филиппом были большие мастера, смешил ее, и в конце концов Селия перестала ощущать неловкость в его присутствии. Он то и дело поглядывал на нее, и в его взгляде она читала вопрос, будто ему еще очень многое было в ней непонятно. Упоминание о ночи на озере действительно расстроило ее, однако… кроме него, никто не считал ее страстной женщиной. И Селия не могла сказать, что это было ей неприятно.
 – Ты так красива, когда смеешься, – сказал Жюстин, когда они почти подошли к дому.
 – Мне иногда кажется, что я не должна смеяться или радоваться чему-нибудь, пока ношу траур по Филиппу. Иногда я чувствую себя виноватой, даже если улыбаюсь, потому что его нет рядом и он не может улыбаться вместе со мной…
 – Ты не права, – тихо заметил Жюстин. – Тебе еще долго жить, и нельзя, чтобы ты провела эти годы в сожалениях и печали. Филипп, я уверен, захотел бы, чтобы ты была счастлива.
 Селия удивленно посмотрела на него:
 – Почему ты так добр сегодня со мной?
 Он взял ее лицо обеими руками.
 – Я не добр. Я никогда не бываю добрым. – Жюстин взглянул ей в глаза, потом перевел взгляд на шею, где предательски бешено колотилась жилка. Селия вцепилась в его запястья.
 – Успокойся, – сказал он. – Я не собираюсь целовать тебя. – Он озорно улыбнулся. – Разве только ты сама меня об этом попросишь.
 Она вдруг рассмеялась и тряхнула головой.
 – Отпусти-ка меня, шут гороховый.
 Он фыркнул и поцеловал ее в макушку.
 – Вот тебе… Похоже, я не могу перед тобой устоять.


* * *

 Поздно вечером Жюстин отправился на берег ручья. С тех пор как он снова стал ходить, он наведывался туда каждый вечер, словно ждал вестей от Риска.
 Было тихо, только кипарисы, увешанные гирляндами серого мха, шелестели под порывами ветра. На противоположном берегу расположились на ночлег белые цапли и дикие гуси. Погасли последние отблески заката, и водная гладь потемнела, как оникс. Пахло цветущими лимонными деревьями, вдали слышалась песня. Голос был низкий, успокаивающий. Негритянка пела креольскую колыбельную, мелодию которой он помнил с детства.
 Одни говорят, что любовь – это радость,
 Другие – что это печаль.
 Поверь: это радость с печалью,
 И то, и другое в ней есть, как ни жаль.
 Голос замер. Прислонившись спиной к дереву, Жюстин, прищурившись, смотрел на водную гладь.
 Он быстро поправлялся, и оставаться на плантации с каждым днем становилось для него все опаснее. Пройдет еще немного времени, и окружающие перестанут верить, что он – Филипп; сплетни и подозрения распространяются по городу очень быстро. Жюстин чувствовал опасность интуитивно, как дикий зверь. Сейчас ему надо исчезнуть, спрятаться. А когда он окрепнет окончательно… что ж, тогда он будет искать встречи с Легаром.
 Здесь его ничто не удерживает. Кроме Селии. Жюстин печально усмехнулся.
 Он исчезнет из ее жизни, и она постепенно успокоится и будет счастлива. Она создана для того, чтобы жить в семье, пользоваться уважением окружающих, знать, что завтрашний день будет таким же спокойным, как вчерашний. Она никогда не бросит все, к чему привыкла.
 Улыбка сползла с губ Жюстина. Он рассеянно взъерошил недавно подстриженные волосы. Все его существо восставало против непривычных для него чувств, но он был уже не в силах от них избавиться. Осознав это, Жюстин разозлился на самого себя. Пример матери научил его не верить ни одной женщине. Он привык относиться к ним потребительски: получать удовольствие, а потом бросать за ненадобностью. А сейчас он и сам не понимал, какая сила им движет.
 Это не просто физиологическое влечение. Кругом сколько угодно женщин – более опытных, более соблазнительных. Но его страсть к Селии была иной. И пробудилась она не на Вороновом острове и даже не в домике на озере, а во время болезни. Жюстин знал: он не выжил бы без нее. Хрупкая, но сильная духом женщина боролась за его жизнь, даже проникала в его сны, чтобы вырвать из лап смерти. Жюстин попытался представить, что больше никогда ее не увидит. И мысленно обругал и ее, и себя.
 Его внимание привлек тихий всплеск воды, донесшийся с ручья. Жюстин отступил в густую тень дерева. Над водой раздался низкий переливчатый свист. Жюстин усмехнулся. Выглянув из-за дерева, он увидел приближающуюся пирогу и стал ждать, когда она подойдет к берегу.
 – Хорошенькое дельце – нежданно-негаданно подбросить полумертвого на плантацию Волеранам! – подал он наконец голос.
 Риск ступил из пироги на топкий берег и пошел на голос.
 – Уверен, со мной говорит привидение.
 Жюстин искренне радовался Риску и Огу, а это были именно они.
 – Привет, Джон. – Жюстин шагнул из темноты к Риску. Тот схватил его в медвежьи объятия.
 – Господь с вами, капитан, на кого вы стали похожи! – воскликнул он, отступая на шаг, чтобы разглядеть Жюстина. – Отмыты добела и приятно пахнете! А ведь совсем недавно были одной ногой в могиле.
 Жюстин едва заметно улыбнулся.
 – Ты вполне мог сбросить меня в воду, приняв за покойника, Джон. Я снова обязан тебе жизнью.
 – Я вам об этом еще напомню.
 К ним подошел Ог, и Жюстин обменялся с ним крепким рукопожатием.
 – Грифон, вам снова удалось обмануть дьявола, – сказал Ог, блеснув белозубой улыбкой. – Даже ему не удается вас заарканить, а?
 Жюстин задумчиво улыбнулся, глядя на друзей, и покачал головой. В самые худшие времена Риск не утрачивал боевого задора, но сейчас он был похож на загнанное в угол животное. Ог тоже непривычно напряжен, хотя и пытается придать лицу безмятежное выражение.
 – Значит, вас собрали по частям? – заключил Риск. – Скоро будете в полной форме, как новенький, это я вам гарантирую.
 – Нога еще плохо двигается, – сказал Жюстин и, улыбнувшись Огу, добавил:
 – Если бы не твое колдовство, скакать бы мне теперь на деревяшке. – Он снова взглянул на Риска:
 – Расскажи, как у вас дела.
 – Вам это не понравится, – мрачно произнес Риск. – По всему заливу ползают канонерки властей, и у Легара и его мерзавцев появилась уйма свободного времени. Легар объявил Воронов остров своей собственностью. Мне удалось припрятать товары в разных местах – одному Богу известно, что теперь с ними делать.
 – А что с экипажем?
 – Никто после того боя не знал, выжили вы или нет. Люди разбрелись кто куда. Некоторые залегли на дно, другие… – Риск помолчал, сплюнул, потом продолжал с мрачным видом:
 – …другие переметнулись к Легару, вонючие ублюдки. Вам надо поскорее брать все в свои руки, Грифон. Если все так и дальше пойдет, с нашим промыслом будет покончено. Самое время его возродить.
 Жюстин некоторое время обдумывал ситуацию. Его удивила собственная нерешительность. Месяц назад он не раздумывая бросился бы спасать свое маленькое королевство от негодяев и разбойников. В нем заключался смысл его жизни, да он и не хотел ничего другого. Но теперь…
 – А может, не стоит возрождать его? – медленно произнес он. – Просто поставим точку.
 – И что потом? – спросил озадаченный Риск. – Начинать все с нуля?
 Жюстин взглянул на него и усмехнулся. Неожиданно он почувствовал легкость и свободу, словно сбросил груз, многие годы лежавший на его плечах.
 – Дарю тебе «Бродягу», Джон. Прими его с моим благословением.
 Риск онемел, а его единственный глаз стал косить от удивления.
 – Господи Иисусе, капитан, вы соображаете, что говорите?
 Жюстин решительно кивнул:
 – Я слишком часто искушал судьбу, но мне не может везти вечно. Я получал дьявольское удовольствие от нашей вольной жизни, но пришло время бросить якорь.
 Риск ошеломленно уставился на него:
 – Придите в себя, дружище! Вы прирожденный скиталец, пират, как и все мы. Чем еще вам заниматься в жизни? Жюстин пожал плечами:
 – Даже пожелай я продолжить прежнюю жизнь, это. невозможно. У меня искалечена нога.
 – Не может быть, чтобы вы остались здесь. Неужели вы это собираетесь сделать? Жюстин тихо рассмеялся:
 – Не такой я дурак! Вот сведу счеты с Легаром и исчезну. Видит Бог, никогда не думал, что мне придется по душе мысль найти тихую гавань. А сейчас я начинаю желать того, к чему всегда относился с презрением. Вижу, ты этого не понимаешь. Ну что ж, со временем поймешь… если, конечно, доживешь.
 Риск слушал его, ушам своим не веря.
 – Что с вами случилось? Ог, рыбья чешуя, да скажи ему что-нибудь!
 – Это конец, – спокойно сказал Ог, не сводя черных как ночь глаз с лица Жюстина.
 Жюстин кивнул, почувствовав, что Ог понимает суть произошедших в его душе перемен. Он всегда ходил по лезвию бритвы. Теперь же, когда ему дорога жизнь, он не хочет рисковать, его звериный инстинкт притупился, агрессивность исчезает. Команда не пойдет за таким человеком. Им нужен отчаянный вожак, который не цепляется за жизнь.
 – У меня осталось одно дельце, – сказал Жюстин. – Я должен поквитаться с Домиником Легаром за брата.
 Ог без промедления отозвался:
 – Я вам помогу.
 Жюстин вопросительно взглянул на Риска.
 Риск выругался.
 – Я тоже, – угрюмо произнес он. – Итого нас трое против нескольких сотен людей Легара.
 Его слова вызвали у Жюстина улыбку.
 – Может, найдутся еще недовольные, которые пожелают присоединиться к нам?
 – Если повезет, мы, возможно, наберем в свою команду около дюжины человек. То, чем промышляет Легар, отвратительно, зато очень прибыльно, и люди идут за ним, как стадо овец.
 Жюстин понимающе кивнул:
 – В таком случае мы начнем…
 Жюстин замолчал, инстинктивно почувствовав чье-то приближение, хотя не было слышно ни звука. Он окинул берег зорким взглядом. В кустах хрустнула ветка. Кто-то собирался им помешать. Жюстин жестом приказал Риску обойти непрошеного гостя со спины, а Ог, отступив назад, растаял в темноте. Осторожные шаги приближались.
 Из тьмы появилось бледное личико Селии.
 – Жюстин? – тихо окликнула она. За спиной послышались шаги. – Жюстин? – Шаги раздались теперь с другой стороны. Селия испуганно охнула, бросилась назад и наткнулась на Ога. – Жус…
 – Я здесь, – прозвучал его голос. Она оглянулась на звук. Жюстин стоял в нескольких футах от нее. Лицо его выражало крайнее раздражение.
 – Ох… – Селия бросилась к нему, и его руки, теплые и успокаивающие, крепко обняли ее.
 – Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – нелюбезно спросил он.
 – Я видела, как ты уходил из дома, – пробормотала она, уткнувшись лицом в его грудь. – Я не знала, что здесь есть кто-то еще…
 – Зачем ты пошла за мной? – Он говорил резко, но рука его нежно гладила ее спину.
 – Я хотела тебе сказать…
 – Если я еще когда-нибудь увижу, что ты бродишь одна по плантации, тебе здорово влетит. Я тебя поколочу, поняла? – Он пригладил ее волосы, поправил воротничок платья. – Опасно гулять одной, особенно на берегу ручья. Разве ты не знаешь, какие подонки плавают здесь по ночам? Не успеешь и глазом моргнуть, как тебя схватят. А что, если попадешь в руки людей Легара? А если…
 – Я не подумала об этом, – оправдывалась Селия, не поднимая головы от его плеча.
 – А следовало бы, – нежно отчитывал ее Жюстин.
 Риск и Ог онемели. Им еще никогда не доводилось видеть, чтобы капитан вел себя с кем-нибудь таким образом. Зеленый глаз Риска округлился от удивления, и он презрительно фыркнул:
 – Господи Иисусе, теперь до меня начинает доходить, что к чему! Значит, все это из-за женщины. Черт побери, все объясняется просто…
 – Ничего простого в этом нет, – ответил Жюстин, поигрывая блестящим локоном Селии.
 – Значит, ради нее вы бросаете нас? – не слушал его Риск. – Но ведь она всего лишь женщина… Да таких, как она, сотни – нет, тысячи – повсюду! Ог, скажи ему, чтобы образумился!
 Ог задумчиво взглянул на Жюстина:
 – Есть такая поговорка: «Всякому овощу – свое время».
 Риск возмущенно сплюнул.
 – Это еще что значит?
 Жюстин рассмеялся.
 – Это означает, Джон, что обстоятельства меняются. И люди тоже. – Он остановил Риска предостерегающим взглядом. – Хватит, Джон. Идите в пирогу и подождите меня немного. Нам с мадам Волеран надо ненадолго остаться наедине.
 – Значит, вот уже до чего дошло, а? – бормотал Риск, пока Ог тащил его за собой к ручью. – Наедине! Теперь ему уже требуется уединение!
 Оставшись вдвоем с Жюстином, Селия тревожно посмотрела на него и поежилась, словно от холода. До этой минуты она была слишком напугана, чтобы думать, и бросилась в его объятия так, будто ничего естественнее и не могло быть. Она искала его, чтобы сказать: она действительно хотела от Филиппа того, чего он никогда не дал бы ей. И еще: глупо отрицать, что между ней и Жюстином что-то есть.
 – Ну, что ты хотела мне сказать? Селия покачала головой:
 – Ничего. Ничего важного. Извини, что вмешалась. Я не хотела.
 – По правде говоря, ты появилась здесь весьма вовремя. Я хочу, чтобы ты передала кое-что отцу.
 – Что именно?
 – Скажи, что я уехал на несколько дней. Вернусь не позднее пятницы.
 Селия отшатнулась, словно он ее ударил. – Уезжаешь… но ты не можешь, ты…
 – У меня нет выбора. За время моего отсутствия дело, кажется, совсем развалилось. Мне придется кое-что привести в порядок.
 – Ты не можешь уехать. – Селия была в отчаянии. – Ты еще не окреп. Ведь не прошло и месяца, как тебя сюда привезли! Ты пока не можешь защитить себя. Легар тебя ищет. Он найдет и…
 – Не найдет.
 – Но ведь он нашел – и ты чуть не погиб! Неужели ты рискуешь жизнью ради денег?
 – Дело не только в этом. Чтобы отомстить Легару за смерть Филиппа, я должен сам оценить ситуацию, уточнить, сколько у меня людей, оружия.
 – А потом?
 – Потом Ог, Риск и я выработаем план и приведем его в действие. Для этого потребуется время. Я вернусь через два, самое большее – через три дня.
 Когда Жюстин был болен, она самоотверженно выхаживала его с единственной целью – чтобы он убил Доминика Легара. Тогда она не думала, что это, возможно, будет стоить ему жизни, – тогда это казалось ей не столь уж важным, главным была месть. Теперь же она хотела одного – чтобы Жюстин был жив.
 – Знаешь… Раньше я считала это необходимым, но теперь…
 – Это по-прежнему необходимо.
 – Ты должен подождать. Останься здесь еще ненадолго…
 – Времени нет.
 Селию охватила безумная ярость. Какое ей дело, что она не имеет права ничего от него требовать, что он ничего ей не обещал? Она знала одно: он уезжает и, возможно, не вернется назад.
 – Ты ведь знаешь, что еще болен! – воскликнула она в бессильной ярости. – Ты даже еще ходить не можешь как следует, а тебя несет туда, где за тобой будут охотиться и преступники, объявленные вне закона, и стражи закона. Надеюсь, они тебя поймают! Выражение лица у него изменилось.
 – Селия…
 – Если ты так рвешься умереть, то, надеюсь, они до тебя доберутся, и ты получишь то, что заслуживаешь. Надеюсь, ты никогда не вернешься. Тебе ведь никто не нужен, потому что ты жадный и эгоистичный, и я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу!
 Он быстро шагнул к ней. Селии показалось, что он собирается ее ударить, и она попыталась закрыть лицо руками.
 – Нет, – прошептала она, почувствовав его губы на своих.
 – Ты сводишь меня с ума, – пробормотал он, вглядываясь в ее побелевшее как мел лицо. – Ты уже свела меня с ума! После той ночи на озере я думал, что освободился от наваждения, но мысли о тебе продолжают мучить меня день и ночь. Я хотел вернуться к тебе. Думал, если овладею тобой еще разок, то пойму наконец, что ты ничем не отличаешься от других женщин. – Селия рванулась из его объятий, но его руки лишь еще крепче сжали ее. – Потом меня ранили, и ты была со мной. Каждое твое прикосновение становилось для меня и раем, и адом. Я боялся, что ты станешь мне необходимой. Теперь поздно об этом думать. Ты моя, и сама виновата в этом. Ты сама сделала себя моей.
 – Не говори так, – всхлипнула Селия, – это не правда, я не хочу слушать…
 Он жадно поцеловал ее в губы, и огонь пробежал по телу Селии. Именно этого ей хотелось, именно этого она ждала – чтобы его сильные руки обнимали, а губы целовали ее.
 Его поцелуй вдруг стал очень нежным, а язык скользнул глубоко в ее рот. Селия помнила это ощущение. Она застонала и обвила его шею руками. Его губы скользнули ниже, к груди. Селия откинула назад голову, закрыла глаза и растворилась в словах любви, которые он ей нашептывал. А ей-то казалось, что она такого никогда больше не испытает!
 – Я никогда не смогу насытиться тобой.
 Он целовал ее снова и снова, с наслаждением пил ее сладкое дыхание.
 Потом, оторвавшись от губ, прижал ее голову к груди. Вся дрожа, Селия ощутила гулкие удары его сердца. Он приподнял ладонью ее лицо, заставил посмотреть на себя. Глаза у него были темно-синие, как ночное небо, и она почувствовала, что тонет в их глубине.
 – Селия…
 Она обняла его и спрятала лицо у него на груди. Поцеловав в волосы, он сжал ее в объятиях последний раз и, не сказав больше ни слова, отстранил от себя.
 Словно в тумане, Селия смотрела, как он спускается к ручью. Губы ее дрожали, но она не окликнула его. Ее охватил страх. Жюстин стал частью ее существа, и она чувствовала, что не переживет, если потеряет его.


* * *

 – Так на сколько дней он уехал? – переспросил Макс. На его лице не дрогнул ни один мускул.
 – На два или три дня, – не очень твердо ответила Селия.
 Она прилагала все усилия, чтобы не выдать тайну своих отношений с Жюстином, но ей казалось, что Лизетта все понимает. У Лизетты была прекрасная интуиция. Обычно окружающие, очарованные ее красотой, не замечали, что она обладает острым умом. И сейчас обращенный на Селию взгляд выражал странную смесь сочувствия и сомнений. Лизетта ободряюще пожала руку Селии.
 – Он в опасности? – снова заговорила Селия.
 – Да, – коротко ответил Макс. – Плантация – единственное безопасное место для него. Легар пообещал целое состояние тому, кто принесет ему в мешке голову Жюстина. А если моего сына схватят стражи порядка, его ждет не лучшая участь. Сейчас я пытаюсь добиться помилования для Жюстина. Все осложняется тем, что, выдавая Жюстина за Филиппа, приходится обманывать губернатора. К тому же мой любезный сын, кажется, вновь решил поразмяться под именем капитана Грифона!
 – Вы действительно думаете, что губернатор примет прошение о помиловании? – удивленно спросила Селия.
 – Не знаю, – честно признался Макс. – Трудно предугадать. Вот если бы губернатором был Клерборн…
 – Вильерэ по крайней мере креол, – заметила Лизетта. – Это может помочь нам.
 – Не обязательно, – ответил Макс. – Сейчас у него одна цель – ограничить въезд в штат «нежелательных элементов». А мой сын как раз и есть «нежелательный элемент».
 Лизетта нахмурилась:
 – А если тебе удастся уговорить губернатора и он помилует Жюстина?
 – В таком случае он может не опасаться блюстителей закона. – Макс невесело улыбнулся. – Но пока этого не произойдет, ему придется по-прежнему изображать Филиппа. А это означает, что ему лучше вернуться вовремя, чтобы быть на балу у Дюкеснов в субботу.
 Лизетта взглянула на мужа с озадаченным видом:
 – А нельзя ли ему, любимый, под каким-нибудь благовидным предлогом отказаться?
 – Дюкесны – мои кузены по материнской линии – сказали мне, что нынешний бал посвящают возвращению Филиппа. Он будет почетным гостем. Там соберется весь Новый Орлеан, и все будут ждать его появления.
 Лизетта испуганно охнула:
 – Но… но что будет, если Жюстин не вернется вовремя?
 – В таком случае нам конец.


* * *

 На следующий день поздно вечером Жюстин собрал людей, которым, как клятвенно утверждал Ог, можно было доверять. Они встретились в домике у озера. По разным причинам ни один из двенадцати не принял приглашения Легара присоединиться к нему. Оглядев собравшихся, Жюстин остался доволен. Он увидел среди них приземистого здоровяка ирландца Даффи, красивого мулата Томаса и скандалиста Безносого, изуродованного в рукопашной схватке. Они согласились помочь Жюстину не только из-за денег, но и потому еще, что были злы на Легара и его людей.
 Жюстин сидел на деревянном сундуке, вытянув длинные ноги, и излагал план. Время от времени пираты вставляли замечания. Обычно Жюстин не обсуждал свои решения. Но на этот раз дело, на которое они шли, было очень опасным, и команда, по его мнению, имела полное право высказать свои соображения.
 – Нам нужен свой человек в лагере Легара, – сказал Жюстин, взглянув на Ога. Тот кивнул:
 – Я вотрусь в доверие к Легару.
 – Еще неизвестно, что потребует от тебя Легар, чтобы ты доказал свою преданность, – заметил Жюстин. – Если вдруг решишь дать задний ход…
 – Нет, – прервал его Ог. – И что я должен делать дальше?
 – Ты поможешь тайком перевезти людей на остров, тогда мы нападем неожиданно. Труднее всего будет спрятаться там.
 Слово взял Безносый, и лицо его исказилось безобразной улыбкой.
 – Я хорошо знаю подземные ходы. Много лет назад, когда я плавал с Легаром, он несколько дней продержал меня там взаперти в наказание за то, что я взял женщину, приглянувшуюся Андрэ.
 Жюстин кивнул:
 – Нарисуй подробную карту.
 – А как решим насчет Легара? – спросил Риск. – Кто его должен убить?
 Жюстин язвительно усмехнулся:
 – Джон, ты меня удивляешь. Прикончить Легара – моя личная и очень приятная обязанность.




 Глава 10


 Три дня после отъезда Жюстина Селии показались тремя месяцами. Она не могла думать ни о ком, кроме Жюстина. Он сказал, что она принадлежит ему. Ну что ж, он тоже принадлежит ей. С того самого дня, как его полуживым привезли на плантацию, он принадлежал ей: это она выхаживала его и лечила, это ее он мучил своими капризами.
 Более непохожих, чем они, людей было трудно себе представить. Однако мысль о расставании с ним вызывала у нее физическую боль. Даже не боль, а ноющее чувство опустошенности. Ей мучительно хотелось видеть и слышать его, ощущать рядом его присутствие.
 Селия еще острее чувствовала свое одиночество, видя, как в трудные минуты поддерживают друг друга Макс и Лизетта. Они любили друг друга и детей. В одно прекрасное утро Макс и Лизетта не вышли к завтраку, и все поняли почему. Когда позднее Лизетта спустилась вниз, ее лицо сияло, а светло-карие глаза лучились мягким светом.
 В пятницу за ужином семья собралась вместе. Разговор не получался. Лизетта занималась Рафом, который не столько ел, сколько забавлялся банановым пюре. Селия с трудом заставила себя проглотить несколько кусочков рыбы, тушенной с грибами в винном соусе. Макс был внешне невозмутим, но каждые пятнадцать минут посматривал на часы.
 – Любимый, в котором часу завтра бал? – спросила его Лизетта.
 Именно в этот момент на пороге появился Жюстин. Он вдохнул соблазнительные запахи.
 – М-м-м… я умираю с голоду. Надеюсь, мне что-нибудь оставили?
 Макс вскочил:
 – Если бы я не был так рад видеть тебя, мой отчаянный сын, я бы, наверное, задал тебе хорошую трепку.
 Жюстин усмехнулся:
 – Мне уже задали трепку, отец, так что ты опоздал.
 Макс пристально посмотрел на него:
 – Насколько я понимаю, ты сделал то, что хотел, и больше неожиданных исчезновений не будет?
 – Ты правильно понял.
 – Как обстоят дела?
 Лицо Жюстина приняло неприятно жесткое выражение.
 – Легар объявил Воронов остров своей собственностью, наложил свою лапу на все, что там было: суда, боеприпасы и прочее добро… И никто не осмеливается ему перечить.
 – Ты тоже не будешь, – сказал Макс. – Капитан Грифон умер. Я надеюсь добиться помилования у губернатора.
 – Помилования? – Жюстин хохотнул. – Будь ты закадычным другом самого президента Монро, тебе не удастся добиться помилования. В любом случае мне оно не нужно. Скоро я исчезну навсегда.
 Макс начал было спорить, но Лизетта решительно прервала его:
 – Слава Богу, что ты вернулся вовремя, Жюстин.
 – Вовремя – для чего?
 Макс рассказал ему о бале у Дюкеснов.
 У Селии дрожали руки, и, чтобы не выдать себя, она положила вилку. Окинула Жюстина нетерпеливым взглядом. Он был грязен и небрит, скулы и нос обгорели на солнце. Одно его присутствие действовало на нее возбуждающе. Ей хотелось броситься ему на шею, пригладить спутанные темно-каштановые волосы, прижаться к нему всем телом. Но он ни разу даже не взглянул на нее, как будто ее тут и не было.
 – …можно же как-то уклониться от приглашения, – говорил Жюстин Максу, но тот покачал головой:
 – Если ты там не появишься, сразу поползут слухи. Жюстин выругался и тряхнул головой:
 – Ну ладно, чему быть, того не миновать. Жребий брошен, теперь поздно отступать. Я пойду на бал и сыграю роль джентльмена. Никому и в голову не придет заподозрить, что я не Филипп. – Он повернулся к Лизетте:
 – Мама, прикажи Ноэлайн принести мне ужин наверх. – Потом, усмехнувшись, добавил:
 – Было бы неплохо принять ванну и переодеться.
 – Ну конечно, – сказала Лизетта, с беспокойством взглянув на него. – Как твоя нога?
 – Со мной все в порядке, – с улыбкой успокоил ее Жюстин.
 Даже не взглянув в сторону Селии, он вышел из комнаты.
 Селия почувствовала себя совершенно опустошенной. Ей стало страшно. Почему Жюстин не замечает ее? Возможно, сцена, разыгравшаяся между ними перед его отъездом, была для него просто забавой? Его самолюбию льстило, что она влюбилась в него.
 Растерянная и несчастная, Селия выдавила жалкую улыбку, поковыряла вилкой в тарелке и даже проглотила кусок рыбы. После ужина вместе с Максом и Лизеттой она перешла в гостиную. Усевшись у камина, протянула к огню ноги, обутые в туфельки без задников. Сверху, из комнаты Жюстина, не доносилось ни звука.
 – У тебя усталый вид, Селия, – заметила Лизетта.
 – Да, я устала, – тихо ответила Селия, глядя в огонь.
 «Жюстин Волеран – чудовище, – думала она. – Что, кроме презрения, может заслуживать человек, который с такой легкостью лжет и раздает пустые обещания?»
 Через некоторое время, пожелав Волеранам спокойной ночи, Селия отправилась к себе во флигель. Не желая беспокоить служанку, она сама открыла входную дверь, прошла в спальню. Ей стало неуютно в темноте, и она зажгла старинную лампу, стоявшую на бюро.
 Когда неверный свет разлился по комнате, Селия в ужасе замерла на месте. В комнате был мужчина. Он шагнул к свету, и сердце Селии учащенно забилось.
 – Жюстин?
 Он был выбрит, одет в белую сорочку и темные брюки; еще влажные пряди волос падали на лоб.
 От одного его присутствия в комнате стало тесно.
 – Я не решался взглянуть на тебя, – охрипшим голосом сказал он. – Если бы посмотрел, не удержался бы и обнял.
 Полная теней комната вдруг показалась Селии дворцом из волшебной сказки. Где-то внизу живота поднялась горячая волна. Понимая, что у нее не хватит силы воли, чтобы выставить его вон, Селия все-таки прошептала дрожащими губами:
 – Жюстин, прошу тебя, уходи. Прошу тебя.
 – Нет.
 Он взял ее руки в свои и, чтобы согреть, засунул под рубашку, прижал к груди. Его сердце гулко колотилось под ее ладонями.
 – Это не правильно, плохо…
 – Замолчи, сердечко мое, – прошептал он, вытаскивая из белокурых волос гребень.
 Шелковистые пряди мягко рассыпались по ее спине. Его пальцы добрались до затылка, и он отклонил назад ее голову. Прикоснулся губами к ямочке на шее.
 От прикосновения его губ по всему телу Селии прокатилась волна наслаждения. Она слабо попыталась вырваться из его рук, но он держал ее крепко. Губы его с завораживающей нежностью ласкали ее губы, и Селия обвила его шею руками. Дыхание у нее участилось, ладони стали горячими, влажными.
 Его язык проник в теплые глубины ее рта. Он глухо застонал от наслаждения, резким движением рванул застежку на платье, и оторванные пуговицы рассыпались по полу.
 Селия охнула и рванулась из его рук, напуганная неожиданной грубостью. Но он снова стал нежен и, целуя ее, скользнул рукой по обнаженной груди. Селия прогнула спину, прижавшись к теплой руке, и затаила дыхание, наслаждаясь каждым его прикосновением. Он что-то нежно прошептал ей, словно зная все, что происходит с ней, и снова отыскал ее губы.
 Платье ее скользнуло вниз, он сорвал с себя рубаху, и Селия увидела так хорошо знакомое ей тело. Руки ее потянулись к нему, и нежная грудь прижалась к его заросшей темными волосами груди.
 Жюстин зарылся лицом в ее золотистые локоны. Охваченный страстным желанием, он сорвал с себя одежду и, подхватив Селию на руки, уложил на кровать.
 Селия обвила его руками и ногами, и реальность исчезла, уступив место чувственности. Она снова попала под колдовские чары человека, о котором с той самой ночи на озере вспоминала со страхом и желанием.
 – Прошу тебя, – шептала она, – прошу…
 Почувствовав, что она не может больше сдерживаться, Жюстин опустился на нее и рывком вошел в ее плоть.
 – Ты принадлежишь мне, – сказал он, целуя ее в дрожащие губы. – Тебе от меня не уйти… никогда.
 Селия, словно в тумане, не отрываясь смотрела на него, чувствуя, как поднимается в ней волна желания. Она прижалась к его телу, дрожа от наивысшего наслаждения, и вдруг расплакалась.
 Жюстин целовал ее мокрое от слез лицо, нежно поглаживая рукой спину.
 – Не плачь, – сказал он, и эти слова прозвучали как мольба. – Не надо, любовь моя, сердечко мое.
 – Это случилось снова, – жалобно прошептала Селия. – Лучше бы мне ненавидеть тебя.
 – Ты любишь меня, – сказал он, взяв в ладони ее лицо и вытирая слезы.
 – Что в этом хорошего? Ты оставишь меня, и я опять потеряю все. Я не хочу.
 – Я разделаюсь с Легаром и вернусь за тобой.
 – Ты не вернешься. А если вернешься, я никуда с тобой не поеду – потому что ты пират.
 Он поцеловал ее.
 – Я уже не пират. Я подарил судно Риску.
 – Изменить свою суть непросто.
 – Ты поможешь мне измениться.
 – Значит… ты хочешь, чтобы я была с тобой? Надолго ли? А что будет потом, когда я тебе наскучу?
 – Ты нужна мне навсегда. Ты не можешь мне наскучить, как не может наскучить жить или дышать. – Он прижал ее маленькую ручку к своему сердцу, и она почувствовала под ладонью гулкие удары. Жюстин пристально вглядывался в ее лицо. – Я не смогу жить без тебя. Если ты откажешься уехать со мной, я останусь здесь. Пусть лучше меня поймают и повесят.
 – Ты говоришь… глупости, – запинаясь, сказала Селия.
 – Это не глупости. Я и сам не хотел, чтобы со мной такое случилось… но не смог ничего поделать. – Он еще крепче прижал ее руку к своей груди. – Я вернусь за тобой, я хочу, чтобы мы жили вместе. Я хочу сделать тебя счастливой.
 – Значит, я должна стать любовницей человека, объявленного вне закона? – удрученно спросила Селия.
 – Нет, не любовницей, а женой.
 – Женой? Ты просишь меня выйти за тебя замуж?
 Жюстин нежно поцеловал ее.
 – Нет, не прошу.
 Селия долго смотрела на него, потом улыбнулась дрожащими губами:
 – Значит, у меня нет выбора?
 – Нет, милая.
 – Как-то раз ты сказал мне, что никогда не полюбишь.
 – Я думал, что не способен любить. Пока не появилась ты.
 – Ты хочешь, чтобы я была рядом, потому что это тебе удобно? Не нужно искать женщину для удовлетворения своих потребностей, так?
 Он засмеялся:
 – Это я буду жить так, чтобы тебе было удобно.
 – Я для тебя всего лишь случайная прихоть. Привлекательна потому лишь, что когда-то принадлежала Филиппу.
 Жюстин посмотрел на нее сверху вниз своими синими глазищами:
 – Я люблю тебя, пропади все пропадом! Люблю, потому что ты моя. Люблю за то, что ты беспокоишься обо мне, думаешь, будто во мне осталось что-то хорошее. Филипп был гораздо лучше меня, я таким никогда не стану. Видит Бог, он заслуживал тебя больше, чем я. Но его больше нет, а мне ты нужна.
 – Зачем я нужна тебе?
 – Чтобы любить меня. Чтобы помочь мне стать достойным тебя. Ты – единственный человек на свете, который способен это сделать.
 Селия пристально посмотрела в его красивое, словно высеченное из мрамора лицо. Ей хотелось прогнать из его глаз печаль. Она откинула прядь темных волос, упавшую ему на лицо.
 – Я буду твоей. Я последую за тобой хоть на край света, но ты должен обещать мне кое-что.
 – Что же?
 – Откажись от мести Доминику Легару.
 Он замер, не сводя с нее глаз.
 – Не могу.
 – Филиппа все равно не вернуть. Ты ничего не должен ни мне, ни отцу. Разве не достаточно, что ты убил его брата? Легар был очень сильно привязан к Андрэ. Разве он уже не расплатился за то, что совершил?
 – Андрэ был самым отвратительным существом из всех, каких носила земля. Брат Легара за Филиппа – разве это равноценный обмен? Ты смеешься!
 – А если тебя убьют? – в отчаянии воскликнула Селия. – Значит, я должна потерять тебя, как потеряла Филиппа?
 – Я уже собрал людей и не могу повернуть назад.
 – Если бы ты захотел, то мог бы их остановить! – Селия решилась. – Или откажись от мести, или уходи! Выбирай: или я, или месть.
 – Мы нигде не будем в безопасности, пока жив Легар, – решительно заявил Жюстин. – Он весь мир перевернет, но меня разыщет. А если я возьму тебя с собой, ты окажешься в такой же опасности, как я.
 – Мы уедем туда, где он не сможет нас отыскать… – Она положила его ладонь себе на грудь и погладила его руку. – Ты убережешь меня, Жюстин.
 Селия шевельнулась, мягко прикоснулась к нему, и ему стало трудно возражать ей.
 – Селия, ты не понимаешь, я…
 – Ты, кажется, сказал, что хочешь измениться?
 – Да, но сначала…
 – Мне надо, чтобы ты любил меня.
 – Я люблю.
 – В таком случае забудь о мести. Ради меня.
 – Черт бы тебя побрал, – сказал он глухо, измученный близостью ее тела.
 Она была нужна ему, ему хотелось снова почувствовать себя внутри ее тугой, горячей плоти.
 – Обещай мне, – прошептала она.
 – Ладно, черт побери, пусть будет по-твоему, – почти простонал он и прижал ее, не позволив повернуться к нему лицом. – Двигайся, как я, – шепнул он, тяжело дыша. – Отталкивайся. Вот так, малышка, вот так…
 Она двигалась, подчиняясь заданному ритму, забыв обо всем на свете. Он поцеловал ее в шею и положил руки на грудь, накрыв ладонью гулко бьющееся сердце. Селия прижала ладонь своей рукой, и время для нее остановилось…
 Наконец они в изнеможении откинулись на подушки. Некоторое время спустя дыхание у обоих стало восстанавливаться, и Селия заметила, что Жюстин засыпает. Нет, спать ему здесь нельзя.
 – Жюстин, тебе нельзя здесь оставаться.
 – Я уйду до восхода солнца, – пророкотал возле уха низкий голос.
 – Ты должен уйти сейчас.
 Он придвинул ее поближе и упрямо натянул на себя простыню.
 – Я и без того слишком мало побыл с тобой.
 Она проспала в его объятиях до рассвета и проснулась от того, что почувствовала: его нет рядом. Он наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, но, прикоснувшись к мягким губам, не удержался и поцеловал еще раз. Она погладила темноволосую голову, и глаза у нее защипало от слез. Он ушел.


* * *

 Входя в гостиную, Селия ожидала от Жюстина какой угодно выходки. Возможно, он встретит ее лукавой улыбкой, или отпустит насмешливое замечание, или скажет что-нибудь такое, что выдаст окружающим их недавнюю близость. Но лицо его было спокойно, ярко-синие глаза серьезны.
 На Лизетте было новое платье цвета морской волны. Рыжие волосы уложены в высокую прическу, сколотую гребнями с бриллиантами.
 – Как чудесно ты выглядишь в бальном наряде! – воскликнула она, улыбаясь Селии. – Ведь правда, Макс?
 – Что правда, то правда, – рассеянно подтвердил Максимилиан.
 Было заметно, что его занимают совсем другие мысли. Селия понимала: он беспокоится о том, как пройдет вечер. У Дюкеснов соберется множество старых друзей и знакомых Филиппа. Даже если Жюстин безукоризненно сыграет свою роль, все равно не удастся окончательно усыпить их подозрения. И прежде всего – будет ли убедительна Селия? Если она смутится или растеряется, обман неминуемо раскроется.
 Селия надела самый роскошный туалет из своего нового гардероба – платье из серебристо-голубого атласа с высокой талией, отделанное по корсажу гирляндами белых роз и жемчугом. Декольте было глубоким, насколько позволяли правила приличия; короткие рукава перехвачены вверху жемчужными нитями; подол оторочен белым атласом. Белокурые локоны Селия собрала на затылке гребнем, украшенным тремя белыми розами.
 Макс и Жюстин были одеты одинаково: черные брюки, белоснежные сорочки, однобортные жилеты и туго накрахмаленные белые галстуки. Максимилиан, как всегда, был безупречно элегантен, а Жюстин после дикарского одеяния капитана Грифона чувствовал себя неловко в тугом галстуке и стесняющей движения одежде. К тому же пришлось расстаться с оружием. Сегодня в толпе гостей он будет чувствовать себя словно кот, которому остригли когти и бросили на растерзание своре собак.
 Селия легонько тронула его за локоть. Он взглянул на нее, и ему стало спокойнее. Она была прекрасна. Белокурые волосы и алебастрово-белая кожа. Ее нежная сила словно передалась ему.
 – Где твоя трость? – тихо спросила Селия. – Ты решил обойтись без нее?
 – Да.
 – Я думаю, сегодня ты со всем справишься. В этой одежде ты выглядишь точь-в-точь как Филипп. Для всех, кроме меня.
 Жюстин хотел было ответить ей, но его отвлек вопросительный взгляд отца. Золотистые глаза Максимилиана смотрели проницательно. Было ясно: Макс либо знает, либо подозревает о том, что происходит между ними. «Не наделай ошибок», – говорил взгляд отца. Жюстин едва заметной улыбкой предупредил: «Не вмешивайся».


* * *

 Дом Дюкеснов сиял огнями и искрился весельем. Это был типичный креольский бал: нежные красивые женщины, горячие и опасные мужчины, зажигательная музыка, веселье, порождаемое бьющей через край энергией. Хрупкие на вид леди могли без устали танцевать целую ночь напролет. Бывало, юные щеголи затевали ссоры и вызывали друг друга на дуэли. Честь креолами ценилась превыше всего.
 Гости привозили с собой родных и друзей: как раз в это время года родственники приезжали погостить в фамильные гнезда и задерживались не на одну неделю. Новые люди всегда были желанны на балах. Ничто так не любили креолы, как слушать бесконечные рассказы о семьях друзей и событиях минувших лет. А уж если случайно выяснялось, что у кого-то есть общие предки, будь они даже седьмая вода на киселе, тогда радость была неописуемой. Креолы считали человека своим, только если он состоял в родстве либо с их семьей, либо с кем-нибудь из знакомых.
 Матери семейств, разодетые в атласные платья, в париках, восседали на изящных, обитых шелком стульях и оживленно обменивались свежими сплетнями, обсуждали подробности нашумевших скандалов. Для них никакие иные события в мире не представляли такого интереса, как то, что происходило в Новом Орлеане.
 Женатые мужчины обсуждали политику, охоту и прочие достойные мужского внимания темы, а холостяки состязались в тонком искусстве ухаживания, стараясь завоевать расположение девушек, конечно, под бдительным присмотром сопровождающих их дам.
 При появлении Волеранов среди гостей пробежал шепот. Дюкесны поспешили им навстречу, со всех сторон раздавались приветственные возгласы.
 Селия собрала все свое мужество.
 – Доктор Волеран! – воскликнула пожилая дама. – Как приятно наконец увидеть вас собственными глазами!
 – Филипп! Я до этой минуты не верил…
 – Говорили, что вы были тяжело ранены…
 – Правда ли то, что рассказывают о пиратах…
 – Но это настоящее чудо!
 Жюстин степенно отвечал на вопросы, терпеливо выдерживал дружеские объятия и крепкие поцелуи. Судя по всему, появление «Филиппа» рассеяло подозрения. Он не заметил ни сомнений на лицах окружающих, ни придирчивых взглядов-. Через некоторое время толпа, окружавшая их, стала понемногу рассеиваться, и тут появился его дядюшка Александр, а следом за ним Генриетта – его жена.
 Жюстин взглянул на Максимилиана, не отходившего от него ни на шаг.
 – Дядя Александр знает, кто я такой? – спросил он тихо.
 – Он не задавал вопросов, – ответил Максимилиан, будто это само собой разумелось.
 Еще бы он стал задавать вопросы! Александр был младшим братом Максимилиана и был абсолютно предан интересам семьи. Какое бы объяснение ни предложил ему Максимилиан, Александр согласился бы с ним беспрекословно. К сожалению, его супруга Генриетта, женщина миловидная, но недалекая, была большой любительницей сплетен. Перед ней нужно изображать Филиппа.
 – Филипп! – Александр обнял Жюстина. Как и все Волераны, Александр был высок, темноволос и обаятелен. Встретившись взглядом с Жюстином, он кивнул, будто увидел то, что ожидал. – Рад тебя снова видеть, хотя и не надеялся на это.
 Жюстин усмехнулся, поняв, что Александра провести не удалось.
 – Я всегда любил тебя, дядюшка Алекс. Между ними, капризно надув губки, втерлась Генриетта, требуя к себе внимания.
 – Как не стыдно, Филипп, так долго не показываться никому на глаза! По четвергам, когда мы собирались на чашечку кофе, мне было нечего рассказать своим подругам!
 – Извини меня, – сказал Жюстин и, улыбнувшись, поцеловал Генриетту. Кажется, Генриетта поверила тому, что он Филипп. – По правде говоря, мне и рассказать нечего. Все это время я только и делал, что отдыхал, отдав себя в руки моей заботливой женушки. – Он с улыбкой взглянул на Селию. Ему очень хотелось обнять ее, но Филипп никогда не позволил бы себе такой фамильярности на глазах у посторонних людей.
 – Филипп, ты хромаешь, – заметила не отличавшаяся так-том Генриетта. – Скажи, хромота останется навсегда?
 Последовала короткая пауза, и, прежде чем Жюстин успел открыть рот, ответила Селия:
 – Возможно. Но это только украшает настоящего мужчину, вы не находите?
 Генриетта покраснела.
 – Да, конечно.
 Жюстин улыбнулся Селии, а Александр поспешил увести от них жену.
 – Сердечко мое, я не нуждаюсь в защите, – тихо сказал Жюстин Селии.
 – Безмозглая болтливая курица, – шепнула Селия. – Она позорит семью Волеран.
 – Я тоже, – холодно добавил Жюстин, увлекая ее к колонне.
 Волераны держались вместе, наблюдая за танцующими. Лизетта улыбалась и болтала с теми, кто к ней подходил, а Макс беседовал с Жоржем Дюкесном.
 Жюстин пользовался большим вниманием. Мужчины желали услышать, как ему удалось вырваться из лап пиратов. Молодые женщины кокетничали с ним. Солидные дамы спрашивали советов, как лечить их хвори. Тогда на помощь приходила Селия. Она объясняла, что муж еще не вполне здоров и не готов пока возобновить врачебную практику, а иногда даже рекомендовала попробовать то или иное лекарство, о котором слышала от отца. Она многому научилась у него и сейчас была благодарна своей хорошей памяти.
 Убедившись, что пока все идет гладко, Селия успокоилась. Похоже, никто не заподозрил обмана. Жюстин превосходно играл роль Филиппа: он так же стоял, заложив в карманы жилета большие пальцы, так же закусывал нижнюю губу, прежде чем улыбнуться. Так же, как Филипп, был общителен и обаятелен. На Жюстина это было не похоже – его обычно не волновало, какое впечатление он производит на окружающих.
 Селия вдруг поняла, что ей больше нравится, когда он остается самим собой. Ей не хватало заразительного смеха и язвительных замечаний, умения говорить и делать неожиданные вещи. Но она прогнала предательские мысли. Окинув взглядом бальный зал, Селия обратила внимание на человека, стоявшего у окна.
 Человек смотрел в ее сторону. Он был худ, хорошо одет, как и все прочие джентльмены, но Селии его вид отчего-то показался зловещим. Он издали улыбнулся ей, и сердце ее остановилось от ужаса.
 Комната закружилась перед глазами. Забывшись, Селия хотела позвать Жюстина, но не смогла произнести ни звука. Жюстин вовремя подхватил ее – иначе бы она упала.
 – Селия, Селия, что с тобой?
 – Легар.
 Жюстин оглядел зал, но не заметил ничего подозрительного. Селия посмотрела туда, где стоял страшный человек, – ужасное видение исчезло. Она попыталась взять себя в руки, но мысли у нее путались.
 К ним подошел Максимилиан. Золотистые глаза смотрели настороженно.
 – Что случилось?
 – Не знаю, – честно признался Жюстин, поддерживая Селию.
 – Выведи ее на воздух. Застекленная дверь выходит на внешнюю галерею. Я догоню вас через минуту.
 Жюстин, обняв Селию за плечи, вывел ее на галерею. Ночь стояла прохладная и безветренная. Они остановились у массивной колонны. Он взял ее за подбородок и заглянул в полные ужаса глаза.
 – Я… я видела Доминика Легара, – с трудом произнесла Селия. – Я видела его там. Он стоял и смотрел на меня. Он… улыбнулся мне. Поверь, это мне не привиделось… он здесь…
 – Ты последнее время слишком часто думала о нем, – спокойно сказал Жюстин. Он чувствовал, как дрожит ее хрупкое тело. – Может быть, ты увидела человека, похожего на него?
 – Нет, это был он! Он и сейчас где-то поблизости. Я знаю, что это был он! Жюстин, прошу тебя, поверь мне…
 – Я верю. Дыши глубже, малышка, и попытайся успокоиться.
 – Нет, мы должны…
 – Ш-ш-ш, успокойся.
 Она прижалась к нему и почувствовала, как постепенно отступает безумный страх.
 – Я с тобой, – тихо проговорил Жюстин. – Он тебя не посмеет тронуть. Я никому не позволю обидеть тебя. В темноте раздался голос Максимилиана:
 – Объясни, что происходит, Жюстин.
 – Доминик Легар здесь, – мрачно произнес Жюстин. – Селия заметила его. – Не будь Жюстин так встревожен, он бы рассмеялся: увидеть Максимилиана растерянным удавалось не часто.
 – Опиши его, – коротко приказал Макс.
 – Худой, среднего роста, с рыжеватыми волосами, собранными сзади в косицу.
 Отстранившись от Жюстина, Селия добавила, запинаясь:
 – У него улыбка, как у акулы.
 Жюстин хохотнул, вспомнив неровные острые зубы Легара:
 – Очень точное сравнение.
 Макс нахмурил лоб:
 – Портрет похож на Антуана Байона. Это знакомый Жоржа Дюкесна, французский плантатор. Он ведет дела с некоторыми богатыми коммерсантами в Новом Орлеане. Кто-то раз я с ним лично разговаривал. Он человек умный.
 – Мне это имя ни о чем не говорит, – сказал Жюстин.
 – Байон появился в Новом Орлеане года четыре… нет, пять лет назад. С тех пор успел подружиться с Дюкеснами и некоторыми другими креольскими семьями.
 Жюстин настороженно взглянул на него:
 – Ты видел его сегодня здесь?
 – Пока не видел, но могу навести справки у Дюкесна. – Макс помолчал, потом спросил со зловещим спокойствием:
 – Значит, ты утверждаешь, что человек, убивший моего сына, находится здесь?
 Не успел Жюстин ответить, как от дверей послышался женский голос:
 – Доктор Волеран? Доктор Волеран, вы здесь?
 Жюстин вышел из-за колонны.
 – Что случилось? – спросил он, увидев взволнованную молодую женщину.
 Это была Амалия Дюкесн, старшая дочь Жоржа.
 – Доктор Волеран, – проговорила она сквозь слезы, – мама послала меня за вами. Мой младший брат Поль… ему. нездоровилось целый день, а сейчас неожиданно стало хуже. Мы ждем доктора Дассена, но пока он не приехал. Вы должны помочь Полю. Он наверху. Посмотрите, что с ним.
 Жюстин смущенно взъерошил волосы.
 – Наверное, лучше подождать доктора Дассена, – наконец выдавил он.
 Девушка в отчаянии замотала головой:
 – Нет, нет, Поль может умереть! Он кашляет, задыхается. Доктор Волеран, поднимитесь к нему, сделайте что-нибудь!
 Из темноты выступила Селия. Она была бледна, но спокойна.
 – Вы сделали ингаляцию? – спросила она.
 – Да, да. Но это не помогло.
 Селия и Жюстин обменялись взглядами. Придется подняться к мальчику. Выбора нет.
 – Хорошо, проводите нас наверх, Амалия, – сказала Селия, запретив себе думать о Легаре.
 В полном молчании они вошли в комнату Поля.
 Взглянув на личико ребенка, Селия сразу поняла, в чем дело. Судя по симптомам, у него была дифтерия: сухой частый кашель, нитевидный пульс, характерная синюшность кожи. Несколько лет назад ей пришлось повидать немало больных дифтерией. Отец ходил на вызовы, а она его сопровождала. Болезнь была страшна тем, что в горле образовывалась пленка, которая могла перекрыть дыхательное горло, и тогда ребенок переставал дышать навсегда.
 Поль, мальчик лет пяти-шести, слабо кашлял и уже начал задыхаться. Селия с ужасом поняла, что ждать доктора Дассена они не могут. Она знала, что следует делать. Ей не раз приходилось видеть, как отец делает эту операцию. Но она не врач и может навредить, а не помочь.
 Дыхание у Поля стало прерывистым. Мадам Дюкесн испуганно всхлипнула:
 – О, доктор Волеран, умоляю вас, помогите моему мальчику…
 – Мадам, – сказала Селия, собрав все свое мужество. Надо было срочно принимать меры, иначе мальчик задохнется. – Принесите острый нож и кусочек полого внутри тростника… Совсем небольшой кусок, около двух дюймов длиной.
 Мадам Дюкесн посмотрела на нее округлившимися глазами и перевела взгляд на Жюстина. Он кивнул, и женщина выбежала из комнаты.
 Жюстин вгляделся в маленькое измученное личико ребенка.
 Селия налила в таз горячей воды.
 – Им следовало давно послать за доктором, – сказала она. – Надеюсь, он успеет приехать до того, как нам придется что-то делать.
 – Я знаю Дассена. – Жюстин снял припарку с груди мальчика. – Въедливый старикан. Он принимал нас с Филиппом. Правда, я сильно сомневаюсь, что он относит это событие к числу самых важных своих достижений.
 Селия бросила на него страдальческий взгляд:
 – Жюстин, я не смогу.
 – В таком случае скажи мне, что делать, и я сам сделаю то, что нужно.
 Немного помедлив, Селия решительно покачала головой:
 – Нет. Если бы мне удалось вспомнить, как именно мой отец…
 – Он совсем не дышит. – Жюстин приподнял мальчика. Ребенок был без сознания.
 Мозг Селии лихорадочно заработал. В комнату вбежала мадам Дюкесн, и Селия, взяв из ее рук нож и трубку, решительно сказала:
 – Доктору Волерану требуется полная тишина. Прошу вас, мадам, оставьте нас на несколько минут.
 – Да, конечно, но я бы хотела остаться и…
 – Всего на несколько минут, – повторила Селия и мягко выпроводила женщину из комнаты.
 Она вымыла руки, присела на краешек постели. Взяла нож. Рука немного дрожала. Селия боялась сделать надрез не в том месте, боялась перерезать вену. Господи, тогда ребенок истечет кровью!
 – Начинай, – спокойно сказал Жюстин.
 Селия прошептала молитву и сделала надрез. Вытек тоненький ручеек крови, и она вставила трубку. До боли закусив губу, Селия ждала. Послышался хлюпающий звук. Ребенок дышал!
 – Слава Богу, – с облегчением сказала она, вздрогнув всем телом.
 – Что дальше? – спросил Жюстин.
 – Трубка позволит ему дышать, пока не очистится горло. Через пару дней ее можно удалить. Отверстие быстро зарастет… при условии, что он выживет.
 В дверь постучали, послышался голос мадам Дюкесн:
 – Доктор Волеран? Приехал доктор Дассен.
 Дассен с медицинским саквояжем в руке вошел в комнату. Этот невысокий мужчина был личностью уважаемой и весьма незаурядной. Он носил старомодную одежду: бриджи до колен, цветастый жилет и сюртук с узкими плечами. Голову его украшал парик. Он перевел острый взгляд серых глаз с Селии на Жюстина. Тот не мигая смотрел на него.
 Искорка надежды, теплившаяся в глазах доктора, погасла, и он горестно вздохнул. Подойдя к постели, осмотрел Поля и одобрительно улыбнулся. Мальчик пришел в себя.
 – Все будет в порядке… Постарайся не разговаривать, сынок. – Дассен взглянул на Селию, на мадам Дюкесн. – Пока все идет хорошо. Доктор Волеран вовремя сделал операцию. Нельзя ли попросить дам оставить нас с доктором наедине? Нам нужно обсудить, как проводить лечение.
 Селия с неохотой подчинилась его просьбе и следом за мадам Дюкесн вышла из комнаты.
 Дассен открыл свой саквояж, покопался в нем.
 – Я был так глуп, что действительно надеялся встретить здесь Филиппа Волерана, – проговорил он скрипучим голосом. – Но я не такой идиот, как все эти люди внизу, которых тебе удалось провести. Тебя и Филиппа я принимал собственными руками и никогда не перепутаю.
 – С чем вас и поздравляю, – язвительно заметил Жюстин.
 – Твой брат был настоящим врачом. Медицина была его призванием, он любил свое дело. Ты же… – Доктор не договорил и невесело рассмеялся. – Следовало ожидать, что ты его переживешь. Дурная кровь. В тебе она проявила себя, не так ли?
 – Очевидно, так.
 – Филипп всегда стремился к хорошему, а ты… ты превратился в бездушного негодяя. Филипп не раз убеждал меня, что в душе ты добр. Я всегда относился к этому скептически.
 – Вы не расскажете, кто я такой? – нетерпеливо спросил Жюстин, не видя смысла ходить вокруг да около.
 – Конечно, нет. Но только ради Филиппа. Мне кажется, он сам попросил бы об этом. Жюстин направился к двери.
 – Мне очень повезло, что Филиппа многие любили, – сказал он на прощание.
 Селия ждала его на верхней площадке лестницы.
 – Он знает?
 – Мне начинает казаться, что нет человека, который не знал бы этого.
 – Дассен не проболтается?
 – Сказал, что будет молчать. Ради Филиппа. – Жюстин выругался и взъерошил волосы.
 – Что случилось? Что он сказал тебе?
 – Это не имеет значения, – ответил Жюстин, прищурившись.
 Селия пристально посмотрела на него. Она сердцем почувствовала, что он испытывает боль и обиду.
 – Он напомнил тебе о прошлом? – тихо спросила она. – Но прошлое больше не имеет значения.
 Взяв Жюстина за руку, Селия увлекла его в уединенный уголок. Приподнявшись на цыпочки, обняла, поцеловала в щеку. Их с Филиппом бросила мать, а озлобившийся отец не обращал на сыновей внимания. Разве мог в таких обстоятельствах ребенок не восстать? Жюстин, более сильный из двух братьев, больше, чем Филипп, нуждался в дисциплине и внимании и потому сильнее пострадал.
 – Теперь все по-другому. Что бы с тобой ни случилось, я не перестану любить тебя и верить в тебя.
 – Я люблю тебя, – сказал Жюстин прерывающимся голосом. – Черт возьми, мне совсем не по душе, что нам придется расстаться. Если бы я мог быть с тобой всю оставшуюся жизнь, я не просил бы у судьбы ничего другого.
 Они посмотрели друг на друга: и у него, и у нее в глазах светилась любовь.
 Жюстин с сожалением вздохнул:
 – Надо спуститься вниз. Отец, наверное, уже скрестил шпаги с Байоном. Видит Бог, я не удивлюсь ничему, что преподнесет нам сегодняшняя ночь.
 Селия неохотно согласилась и, взяв его под руку, стала спускаться по лестнице. У входа в гостиную Селия почувствовала, как по спине пробежал холодок. Такое же ощущение она уже испытала прежде, в бальном зале… Она поняла, что Легар где-то поблизости. Да, вот и он. Возле деревянного лакированного столика с бронзовыми часами. Селия почувствовала, как под ее пальцами напряглась рука Жюстина.
 Легар заговорил первым.
 – Доктор Волеран. – Он произнес это имя, явно наслаждаясь эффектом и открывая в улыбке неровные острые зубы. – Вы-то мне и нужны.




 Глава 11


 Жюстин с непроницаемым выражением лица взглянул на Легара:
 – Антуан Байон, если не ошибаюсь?
 Селия смутно сознавала, что их окружают люди, звучит музыка, танцуют пары, кто-то смеется. И никто не подозревает, что рядом ведут светскую беседу два самых опасных пирата, долгие годы державшие в страхе весь Мексиканский залив. Она пристально посмотрела на Легара, и перед ее мысленным взором замелькали картины: тела убитых на палубе судна… спина Филиппа, залитая кровью… оплывшая жиром физиономия Андрэ…
 – Иди, Селия, – спокойно произнес Жюстин, высвобождая локоть. – Все в порядке. Иди к отцу.
 Пальцы Селии крепче вцепились в его локоть. Она ухватилась за него как за спасательный круг и не смогла бы сдвинуться с места, даже если бы захотела. Жюстин понял, что уговаривать ее бесполезно.
 – Вы сильно рискуете, – сказал Жюстин. – Вас могут арестовать.
 – Тогда вас тоже арестуют. И наверняка повесят, как и меня.
 – Что ж, я не возражаю. Но только если вас повесят первым.
 – Советую не горячиться и выслушать то, что я намерен рассказать. А рассказать я собираюсь весьма занимательную историю, доктор Волеран. Повествование начинается на палубе захваченного пиратами судна. Героиня рассказа – прекрасная блондинка, – Легар улыбнулся Селии, – пытается выторговать жизнь себе и своему мужу. Она сама подсказывает нам, что на борту судна находится один из Волеранов. Имя это, разумеется, весьма известное, оно означает положение и власть. Прекрасная дама утверждает, что ее муж – доктор. Это еще более заинтриговало меня и моих людей. Когда месье Волерана не обнаружили среди пленников, любопытство заставило нас поискать его среди трупов, сброшенных с судна в воду. И мы отыскали этого неуловимого Волерана. Подумать только, он все еще был жив! – Легар сделал паузу, чтобы насладиться впечатлением от своих слов.
 Селия, замерев, смотрела на Легара. Жюстин мысленно перебирал все известные ему способы убийства этого негодяя. Он не поверил ни единому слову Легара.
 – Продолжайте, – коротко сказал он.
 Легар с видимым удовольствием возобновил рассказ.
 – Решив, что доктор может пригодиться нам, я приказал отвезти его на Воронов остров и посадить под замок. Пленник наш – потомок людей отважных и выносливых – выжил, несмотря на тяжелые ранения. Здесь я должен признаться, что более важные дела – и прежде всего поиск убийцы моего брата – заставили меня на несколько месяцев забыть о Волеране. Но тут до моих ушей дошел удивительный рассказ одного из верных тюремных надзирателей. Я спустился в подземелье крепости. Каково же было мое изумление, когда я увидел там точную копию объекта моей мести, капитана Грифона! Наш пленник хотя и неохотно, но все-таки признался, что он его брат-близнец. А вскоре до меня дошли слухи из Нового Орлеана о возвращении в семью Филиппа Волерана, чудом спасшегося. Зная, что Филипп Волеран все еще пользуется моим гостеприимством, я решил наведаться к вам лично. Забавная история, вы не находите?
 Лицо Жюстина побелело под бронзовым загаром. Синие глаза метали молнии.
 – Филипп жив? – спросила Селия прерывающимся голосом.
 Легар улыбнулся:
 – Почему вы так расстроились, мадам? Похоже, вы неплохо ладите с любым из братьев.
 Жюстин повернул Селию к себе.
 – Он лжет, – сказал он. – Филипп мертв.
 – Вы в этом уверены?
 – Что вам надо?
 – Почти все твои люди перешли ко мне, Грифон. От твоей наглой команды ничего не осталось. Если ты не дурак, то должен понимать, что скрываться от меня бесполезно. Тебе остается либо ждать, пока я сам пожелаю уладить кое-какие спорные вопросы между нами, причем время для этого я назначу по своему усмотрению, либо попытаться извлечь из ситуации выгоду. Я готов пойти на обмен. Обменять твоего брата на тебя.
 Жюстин даже не заметил боли, когда ногти Селии вонзились в его руку.
 – Предположим, я верю, что мой брат в твоих руках. Почему ты решил, что я рискну своей жизнью ради его спасения?
 – Когда-то ты дрался за его жену, – заметил Легар. Лицо Жюстина не выдавало никаких чувств.
 – Я хочу получить подтверждение того, что Филипп находится у тебя, – сказал он. – Только после этого мы будем говорить об условиях сделки.
 – Если ты надеешься выиграть время…
 – Нет. – Жюстин указал на переполненный людьми бальный зал. – Разве не ясно, что времени у меня мало? И тебе не советую его терять, если желаешь заполучить меня. Не забывай, тебя могут опередить стражи закона.
 – Значит, тебе нужны доказательства? Пошли на остров своего человека, Риска, например, или любого другого, по своему усмотрению. Мы покажем ему Филиппа и позволим беспрепятственно покинуть остров. – Легар перевел взгляд с лица Жюстина на Селию и небрежно поклонился. – А теперь я вынужден вас покинуть. Всего доброго.
 Жюстин не отрываясь смотрел, как Легар прошел по залу и скрылся за дверью. Взгляд синих глаз был зорким и напряженным, как у хищника. Потом эти глаза обратились к Селии.
 – Он хочет заманить тебя в ловушку, – прошептала она. – Не позволяй ему…
 – Ш-ш-ш…
 Жюстин взял в ладони ее лицо и повернул к себе. В тот момент он жизнь бы отдал, лишь бы прогнать из ее глаз ужас. Вся его любовь к ней прорвалась наружу, прогоняя холод и страх. Селия опустила глаза и взяла его за руки. От ее прикосновения словно электрический ток пробежал по его телу. Он не знал, сколько времени они так простояли. Его ничуть не беспокоило, что их могли увидеть.
 Внезапно раздался резкий голос Максимилиана:
 – Ты нашел Легара? Что он сказал? Где он?
 – Отец, – отпустив руки Селии, Жюстин взглянул Максу в лицо, – он ушел. – Понимая, что придется сказать всю правду, решительно произнес:
 – Легар утверждает, что Филипп жив. Он держит Филиппа в плену.
 – Что?
 – Ничего не предпринимай. Если в дело вмешаются власти, это может стоить Филиппу жизни. Мне нужно разыскать Риска. Селия объяснит зачем. Позаботься о ней.
 И, не сказав больше ни слова, Жюстин ушел.


* * *

 Жюстин отправился верхом в домик на озере, где его ждал Риск. Шел мелкий моросящий дождь, но бывший капитан пиратов не замечал ни сырости, ни холода. В домике было темно. Распахнув дверь, Жюстин переступил порог и услышал звук взводимого курка.
 – Это я, – сказал он.
 Риск зажег лампу. При слабеньком желтоватом свете его единственный глаз горел, как у кота.
 – Что случилось?
 – От Ога есть вести? – коротко спросил Жюстин. – Принял его Легар в свое стадо?
 – Похоже, принял.
 Наморщив лоб, Риск ждал, когда Жюстин объяснит причину своего неожиданного появления.
 – Сегодня я видел Легара, – сказал наконец Жюстин и мрачно усмехнулся.
 Он во всех подробностях описал их встречу. Когда дошел до предложения Легара об обмене, Риск взорвался:
 – Ага, это как раз то, чего он добивается! Он только и мечтает взять вас в плен, чтобы лишить возможности умереть с оружием в руках. Как только вы окажетесь в его власти, вас ощиплют, выпотрошат и разделают на куски, как жареную утку, и вы сами станете умолять прикончить вас.
 – Если Филипп жив, у меня нет выбора.
 Риск покачал головой:
 – Вы спятили, Грифон. Если Филипп побывал в его руках, едва ли бедолага мог выжить. Могу поспорить на кругленькую сумму, что ваш брат давно на дне моря, а не в крепости Легара. А что будет с хорошенькой курочкой, которая ждет вас на плантации? За все время, что мы с вами вместе, я еще ни разу не видел, чтобы вы чего-нибудь хотели так сильно, как ее.
 Жюстин гневно сверкнул глазами:
 – Ты что же, считаешь, что я должен бросить брата гнить на острове, чтобы не расставаться с его женой?
 Риск равнодушно пожал плечами.
 Жюстину очень хотелось хорошенько выругать Риска, но он сдержался, понимая, что тот сейчас высказал принцип, которого сам Грифон придерживался долгие годы: бери то, что тебе хочется, а до остальных тебе дела нет. Но Жюстин больше не мог так жить. И он не простил бы себе, если бы отвернулся от брата. Даже если придется вернуть Селию Филиппу.
 – Мне нужно узнать, жив ли на самом деле Филипп, – сказал Жюстин. – Ты сможешь пробраться на Воронов остров?
 – Да. Я поеду на этот проклятый остров сейчас же. И лично узнаю, правда ли то, что говорит Легар. Я поддержу вас против Легара, Грифон.
 – Ладно.
 – Но с одним условием: обещайте мне, что после этого вы снова взойдете на капитанский мостик «Бродяги» и…
 – Нет, – тихо ответил Жюстин. – Я навсегда покончил с этим. Я подарил тебе «Бродягу»…
 – Не нужен мне этот чертов корабль! – взорвался Риск. – Разве вы не понимаете, что люди не пойдут за мной?! Я не подхожу на роль вожака и не желаю им быть! Я не умею командовать. Я должен либо следовать за кем-нибудь, либо расстаться с пиратским промыслом!
 Жюстин прищурился:
 – Мне все надоело, Джон. Неужели ты думал, что это будет продолжаться вечно?
 – Да! – сердито воскликнул Риск. Жюстин покачал головой:
 – Ты достаточно награбил. Почему бы теперь не отдохнуть и не насладиться нажитым богатством? Поживи в свое удовольствие.
 – Я не хочу другой жизни, я хочу такой, какая у меня была! Той же, что и всегда.
 – Но это невозможно, – безжалостно сказал Жюстин. – Мы оба изменились.
 – Нет, я все тот же, – пробормотал Риск. – Изменились только вы.


* * *

 Как только измученная Селия заснула, ей снова приснился Филипп. Он тонул, она протягивала к нему руки, а Легар притаился у нее за спиной. Она слышала его злобный голос. Селия проснулась, вздрогнув от ужаса.
 А что, если Филипп действительно жив? Трудно даже вообразить, какие страдания выпали на его долю. Бедный Филипп! А вдруг его там пытали, морили голодом?
 Ей было страшно не только за Филиппа, но и за себя и за Жюстина. Легар так уверен в себе. Он ничуть не сомневается в том, что все будет так, как он хочет. О том, что Жюстин окажется в руках Легара, было страшно даже подумать. Она не допустит этого!
 А если случится чудо и Филипп вернется… Она ведь его жена. А потому обязана хранить ему верность. Она потеряет Жюстина. Мысль об этом испугала Селию. Она любила Филиппа, но не было в этой любви волшебства, нежности и всепоглощающей страсти. Жюстин… О Господи, она не сможет расстаться с ним навсегда!
 Селия металась на смятых простынях, не в силах заснуть. Скоро рассвет. Когда вернется Жюстин? И что он решит, если Легар сказал правду?
 Послышались шаги. Селия, встрепенувшись, села в постели. Шаги приближались: вот они уже на лестнице, у двери. Сердце у нее учащенно билось. К ней вернулся Жюстин! Вскочив с постели, она подбежала к двери и, едва он переступил через порог, бросилась в его объятия. Они забыли обо всем, охваченные страстью.
 Жюстин ощущал ее тепло сквозь тонкую ночную сорочку. Он нетерпеливо прижал Селию к себе, и она почувствовала, как горячая волна наслаждения поднимается в ней. Он подхватил ее на руки и уложил на постель. Селия затаила дыхание, наслаждаясь ощущением жадных поцелуев, влажного прикосновения его языка. Его рука скользнула между ее ног, и она раздвинула их навстречу ласковым пальцам. Наклонившись над ней, Жюстин поцеловал ее в губы.
 Селия провела ладонями по его плечам, ощущая кончиками пальцев старые шрамы. Засмеявшись от удовольствия, погладила худощавые бедра и ягодицы, нежно поцарапала кожу, пока он не застонал от наслаждения под ее ласковыми коготками. Протянула к нему руки и приподняла бедра, чтобы принять его.
 – Возьми меня сейчас же… скорее.
 Глядя на него, Селия думала, что он по-прежнему все тот же непостижимый дикарь с Воронова острова. Он наклонился к ее груди, поцеловал чувствительные соски и рывком вошел в ее плоть. Она обвила его руками и ногами, и он погрузился в бездну наслаждения.
 Когда они достигли вершины блаженства, Жюстин крепко прижал ее к себе, не в состоянии перевести дыхание. Он перекатился на спину, и Селия легла на него. Он откинул с ее лица шелковистые волосы, ему хотелось говорить ей нежные слова, но сил не было. Она чуть улыбнулась и легонько поцеловала его в губы.
 – Жюстин, – прошептала она, – что теперь с нами будет?
 – Ш-ш-ш, сердечко мое… Не будем говорить об этом, пока не узнаем наверняка, жив ли Филипп.
 – А если он жив? Что ты…
 Он приложил палец к ее губам. Она хотела его спросить еще о чем-то, но ласковые руки остановили ее.
 Так естественно было находиться в его объятиях, но Селия понимала, теперь это не правильно. Прежде она считала себя вдовой. А сейчас, когда ее муж, возможно, жив… Она предает Филиппа.
 – Мне нельзя любить тебя, – сказала она, покрывая поцелуями его шею и плечи.
 – Я знаю, я знаю.
 – Мои чувства к Филиппу совсем не похожи на то, что я испытываю к тебе.
 – Не надо, – попросил он. – Не сравнивай. Это несправедливо по отношению к каждому из нас.
 – Но я хочу, чтобы ты понял. Я… я никогда не смогла бы полюбить его так…
 – Я понимаю. – Он целовал ее до тех пор, пока она не замолчала. Селия вдруг почувствовала страшную усталость и закрыла глаза.
 – Не покидай меня, – пробормотала она сонным голосом.
 – Не покину, сердечко мое.


* * *

 В свежем утреннем воздухе разнесся звук колокола. Плантация просыпалась. На кухне уже готовили завтрак, звучали сонные голоса слуг. Жюстин и Макс прогуливались по аллее, ведущей к главному дому, и, увлеченные разговором, не замечали того, что происходит вокруг.
 Ветер, пронесшийся по ухоженному газону, бросил к их ногам пригоршню листьев.
 Жюстин взглянул в сторону флигеля. Селия все еще спала. Он хотел разбудить ее, когда уходил под утро, но, заметив морщинки усталости на ее лице, решил дать ей поспать. Ей надо как следует отдохнуть, чтобы выдержать напряжение следующих нескольких дней.
 Макс проследил за направлением его взгляда.
 – Она тебе небезразлична?
 – А ты этого не одобряешь?
 – Дело тут не в моем одобрении, – ответил Макс. – Узнай я, что ты воспользовался ее беззащитностью… Ты сам понимаешь. Но, по-видимому, все обстоит не так. С того самого момента, как тебя сюда привезли, я заметил, что вы привязаны друг к другу. И я не имею права вмешиваться в ваши отношения. – Макс сделал паузу и, улыбнувшись, добавил:
 – Меня, откровенно говоря, удивило твое увлечение Селией.
 – Почему? Она красива, – заметил Жюстин.
 – Да, но у нее неброская красота. К тому же ее внутренние качества – ум, доброта, чувство достоинства… Нет, насколько я знаю, это совсем не тот тип женщины, который мог бы заинтересовать тебя.
 – Это нечто большее, чем интерес.
 – У тебя серьезные намерения? А если жив Филипп?
 Жюстин, сунув руки в карманы, в отчаянии уставился в землю:
 – Тогда я не буду даже пытаться отобрать ее у него. Да и ей чувство долга не позволит покинуть моего брата.
 – Вполне возможно, что сказанное Легаром – ложь.
 – Возможно, но я так не думаю. Филипп жив, – твердо и решительно сказал Жюстин. – Джон Риск отправился на остров, чтобы выяснить все. Завтра ночью он возвратится. Если Филипп у них, клянусь жизнью, я спасу его.
 – Я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью, – прервал его Макс. Они посмотрели друг другу в глаза. – Мы найдем другой способ, сынок. – Золотистые глаза смотрели на него с тревогой и любовью. – Твоя жизнь так же дорога мне, как жизнь Филиппа.
 Жюстин замер от удивления. Его отец всегда отличался сдержанностью и не выдавал своих чувств. И вот сейчас. Как не хватало ему этой любви в детстве!
 – Другого способа нет… – начал он, но Макс остановил его. Жюстин еще никогда не видел отца таким взволнованным.
 – Ты думаешь, я не понимаю? Ты похож на меня, Жюстин, даже больше, чем Филипп. Долгие годы тобой руководили гаев и чувство вины – то же самое было и со мной. Ты повторял мои ошибки. Не твоя вина, что Филиппу многое давалось легче, чем тебе. Я ушел в собственные беды и обиды и совершенно не замечал своих сыновей. Об этом я буду жалеть до конца своей жизни.
 – Ты не виноват в том, что я стал мерзавцем, – пробормотал Жюстин. – Я пошел не в тебя. Я похож… на нее…
 – На Корин? – переспросил Макс и задумался. – Твоя мать была эгоистичной и расчетливой женщиной, Жюстин. Но не злой. Значит, ты считал, что обречен быть негодяем только потому, что ты ее сын? Но в тебе ее крови не больше, чем в Филиппе.
 – Да, но он… – Жюстин отвел взгляд от Макса. – Но из нас двоих он был лучшим.
 – Вздор, – коротко сказал Макс.
 – Неужели? Я знаю одно: Филипп был таким, каким я сам хотел бы быть, но не мог.
 Жюстину даже стало жарко от усилия выразить словами то, о чем он никогда не говорил. Странно, но желание заставить отца понять его было таким же сильным, как потребность сказать Селии о своей любви. Жюстин всегда был скрытен в том, что касалось чувств, опасаясь, что откровенность может быть использована против него. А теперь почему-то он не мог остановить себя.
 – Я долго не понимал, почему она нас бросила и почему ты стал таким равнодушным и сердитым. Я тогда думал, что все произошло из-за меня: если бы я был хорошим, как Филипп, она не стала бы тебе изменять. Она полюбила бы свою семью. И осталась бы жива, а ты…
 – Нет, – резко прервал его Макс, – это не имеет к тебе никакого отношения. Посмотри мне в глаза! – В его голосе прозвучала властная нотка. – Что бы ты ни делал, как бы себя ни вел, ты ничего не смог бы изменить. Это не твоя вина.
 Легкий ветерок шуршал в листьях и доносил запах кипарисов. Жюстин вдруг почувствовал, будто тяжесть свалилась с его плеч. На глаза навернулись слезы. О Господи, этого только не хватало!
 – Я тебе верю.
 – Ты не обязан искупать несуществующие грехи и жертвовать собой ради Филиппа.
 – Кроме меня, никто не вызволит его с этого проклятого острова. В Новом Орлеане ты не найдешь ни одного человека, которому была бы известна хотя бы десятая доля того, что знаю о Доминике Легаре я.
 – А если я верну Филиппа, но потеряю тебя?
 Лицо Жюстина вдруг расплылось в улыбке.
 – Неужели тебя это волнует?
 Макс схватил его за шиворот, словно пес шкодливого щенка. Этот жест мог бы показаться смешным, если бы его сделал человек менее внушительного роста, чем Макс.
 – Представь себе, волнует! Именно это я и пытаюсь втолковать тебе, глупец.
 – Ты мне тоже дорог, отец.
 – Я не хочу тебя потерять.
 – Не потеряешь, если не будешь вмешиваться.
 Они пошли по аллее дальше. Макс вдруг неожиданно сказал:
 – Есть еще кое-что, о чем я хочу рассказать тебе.
 – О чем это ты? – осторожно спросил Жюстин.
 – Комендант базы Мэтьюз и лейтенант Бенедикт собирают силы, чтобы напасть на остров.
 Жюстин остановился.
 – Что? И ты давно об этом знал?
 – Несколько недель, не меньше.
 – Почему, черт побери, ты не сказал мне об этом? – сердито спросил Жюстин.
 – Мне казалось, тебе это ни к чему.
 – Тысяча чертей! И когда же планируется операция?
 – Послезавтра.
 – Послезав… – Жюстин, не договорив, выругался:
 – Идиоты! Там в гавани стоят суда, вооруженные дальнобойными орудиями. Они перебьют половину солдат, прежде чем Мэтьюз успеет подойти к острову достаточно близко, чтобы его обстрелять.
 – Возможно. Но Легар стал слишком серьезной угрозой. Власти не могут больше не обращать внимания на его наглость.
 – Ты рассказал Мэтьюзу о Филиппе? О том, что его, возможно, держат в плену на острове?
 – Конечно, не рассказал. Если бы рассказал, то тебя немедленно арестовали бы.
 – Поезжай к ним и расскажи все, отец. Обо мне, о Филиппе и о спектакле, который мы перед ними разыграли.
 – Нет, – решительно заявил Макс. – Если ты надеешься на их милосердие, сынок, то ты быстро убедишься: по отношению к тебе они по-прежнему непреклонны. И дня не пройдет, как ты будешь качаться на виселице.
 – Я могу им помочь. Убеди их в этом. Узнай, на какое время назначена атака – с точностью до минуты. Уговори их подождать, пока я не поменяюсь с Филиппом местами.
 – Интересно, и как ты собираешься помогать военным морякам?
 – На Вороновом острове со мной будут мои люди, меня поддержат. Мы будем действовать из лагеря врага, с острова. Скажи Мэтьюзу, что мы подожжем склады боеприпасов, захватим крепостные пушки и сомнем линию обороны в гавани. Тогда эскадра сможет легко захватить остров.
 Макс покачал головой:
 – Слишком велик риск, что-нибудь может не сработать.
 – Такую возможность никогда нельзя исключать, но нам придется на это пойти, отец. Ради Филиппа. Заставь Мэтьюза понять, что я могу им помочь. Убеди его. Макс молча кивнул.
 Жюстин с облегчением понял, что отец сделает так, как он его просит.
 – Отец, ты, конечно, понимаешь, что потом мне придется исчезнуть навсегда?
 – Я не теряю надежды добиться для тебя помилования.
 – На это не хватит ни твоих денег, ни влияния. Если меня не поймают, я уеду и, будем надеяться, меня сочтут погибшим.
 – И мы никогда больше тебя не увидим? – тихо спросил Макс.
 – Нет, – чуть помедлив, ответил Жюстин.
 – А Селия?
 Жюстин ответил не сразу. Макс взглянул на сына. Тот смотрел куда-то вдаль отсутствующим взглядом.
 – Ей будет лучше с Филиппом, – сказал он наконец.


* * *

 До самого вечера Жюстин работал по хозяйству: забил доски на колокольне, убрал с дороги упавшее дерево, которое перекрыло аллею, ведущую к дому. Ему помогали рабы, и он невольно поймал себя на парадоксальной мысли: на Вороновом острове среди жестоких пиратов темнокожие пользовались такой же свободой и авторитетом, как и любой белый человек, а здесь, в цивилизованном, благополучном мире, они были бесправными рабами. Например, его товарищ Ог, умный, проницательный, талантливый человек, был бы рабом, и они не могли бы даже сидеть рядом за обеденным столом. Дружба с Огом и годы суровой жизни бок о бок с другими чернокожими матросами с «Бродяги» в корне изменили его представления о справедливости.
 В Новом Орлеане считалось обычным, если белый мужчина брал в любовницы мулаток, а мужчине, в жилах которого текла хотя бы капля негритянской крови, за любовную связь с белой женщиной грозила казнь через повешение. Недавно отец с некоторым смущением признался, что подумывает об освобождении рабов. Жюстин надеялся, что так и будет, хотя и понимал: из-за этого Волераны могут поссориться со многими почтенными креольскими семействами.
 Селия вместе с Ноэлайн целый день ухаживала за больной негритянкой, и Жюстин был даже рад ее отсутствию. Он боялся увидеть ее, увидеть, чтобы потом потерять. Чем сильнее он любил ее, тем важнее для него становилось ее счастье. Оно было даже важнее, чем его собственная жизнь. С Филиппом она будет в безопасности. Постепенно привыкнет к нему и будет довольна жизнью. Только это и имело значение.


* * *

 Риск шагал по направлению к крепости, освещенной последними лучами заходящего солнца. Как из-под земли перед ним выросли трое пиратов и преградили дорогу.
 – Черт бы вас побрал, безмозглые ублюдки! Уберите свои лапы. Я здесь по приглашению Ника Легара! – завопил он.
 Изрыгая проклятия и угрозы, троица заставила его отдать саблю, пистолет, нож и лишь потом повела в крепость. Заметив в толпе нескольких матросов из бывшей команды «Бродяги», Риск с бесшабашной ухмылкой задиристо крикнул им:
 – Эй вы, гнусные предатели!
 Его довольно бесцеремонно препроводили в личные апартаменты Легара. Можно было бы ожидать, что такой баснословно богатый человек, как Легар, окружит себя сказочной роскошью. Однако его жилище было обставлено удручающе бедно. Риск видывал в своей жизни тюремные камеры, и даже в них было больше комфорта, чем здесь. Легар сидел на низенькой жесткой скамье, положив руки на прямоугольный стол.
 – Я вас ждал, мистер Риск, – холодно произнес он. Свет лампы отражался красными огоньками в темных зрачках его глаз.
 Риск издевательски поклонился:
 – Как видите, Грифон откликнулся на ваше любезное приглашение, капитан Легар. А теперь, если не возражаете, я хотел бы взглянуть на другую жертву вашего гостеприимства, а именно на доктора Волерана.
 – Ну как же, как же, пойдемте нанесем ему визит. – Легар встал. – А по дороге, мистер Риск, обсудим с вами кое-какие вопросы…
 – Да, условия обмена.
 – Может быть, сначала поговорим о вашем будущем?
 – Говорите о чем хотите, – небрежно заявил Риск. – Я туг на ухо.
 Легар открыл дверь, не сводя холодного взгляда с лица Риска.
 – Надеюсь, вы все же кое-что услышите. По-моему, Грифон поступает с вами нечестно, мистер Риск. Вы оказываете ему услугу, а он взамен ничего не дает вам.
 – Это называется преданностью.
 – Дорогая штука эта преданность. Я имею в виду, вам она дорого обходится.
 – Зря стараетесь, – напряженно сказал Риск.
 – Я еще не закончил.
 Легар шел в подземную тюрьму, и Риск следовал за ним шаг в шаг.


* * *

 На следующий вечер Жюстин ждал Риска у ручья. Он не виделся с Селией уже целые сутки. Она не отходила от тяжелобольной негритянки. Жюстин был уверен: Риск подтвердит, что Филипп жив, и дальше все пойдет по плану. Он любил Филиппа. Он любил бы его, даже если бы брат не был самым великодушным и благородным человеком из всех, кого он знал. Жюстин вздрогнул. Одному Богу известно, что могли с ним сделать пять месяцев тюремного заключения. О, с каким наслаждением он за все расплатится с Легаром!
 Раздались шаги и тихий голос Селии:
 – Жюстин… ты меня избегаешь?
 – Чего ты хочешь? – спросил он, стараясь говорить как можно короче.
 – Я хочу посидеть с тобой.
 Жюстин взглянул на нее. Селия выглядела очень усталой, от нее пахло лекарствами, и этот кисловатый запах перебивал аромат лаванды. Ему хотелось приласкать ее.
 – Ты простудишься, – только и сказал он.
 – Нет, в хижине было душно, мне приятно побыть на свежем воздухе.
 Но под порывом холодного ветра она поежилась, и он накинул свой сюртук ей на плечи.
 – Жюстин, мне действительно не холодно и…
 Она замолчала, вздохнув. Толстая шерстяная ткань хранила тепло его тела и его запах.
 – Жюстин, если Риск подтвердит, что Филипп жив… Что мы тогда будем делать?
 – Когда будем знать наверняка, тогда и подумаем об этом.
 – Звучит зловеще.
 Он окинул ее взглядом темно-синих глаз.
 – Каким бы ни был конец этой истории, нам всем придется нелегко. Ты это понимаешь, а?
 Селия улыбнулась ему, но губы ее дрожали.
 – Я буду счастлива только рядом с тобой, Жюстин, – прошептала она, – обними меня.
 Он обнял ее прежде, чем успел подумать, потому что даже под страхом смерти не смог бы отказать ей. Она положила голову ему на плечо, и он ощутил теплое дыхание на своей щеке. Прижавшись к нему, она притихла.
 – Я снова видела во сне Филиппа, – заговорила Селия. – И каждый раз одна и та же картина: он тонет, а я протягиваю к нему руки. Но я так ни разу и не смогла спасти его.
 – Скоро он вернется к тебе.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Ш-ш-ш… – Жюстин приложил палец к губам, заметив лодку Риска.
 Заметив парочку, Джон Риск усмехнулся. Жюстин спустился к воде, подтянул лодку, и Риск выпрыгнул на берег. Его взгляд задержался на Селии.
 – Он жив? – нетерпеливо спросила она.
 – Жив, – фыркнув, ответил Риск. – Жив, здоров и аж чешется от нетерпения увидеть тебя, дорогуша.
 Жюстин выругался. Селия была слишком чиста, чтобы знать, что среди пиратов слово «чешется» имеет сугубо сексуальный смысл.
 – Там с ним плохо обращались?
 – Его держали в тюрьме под крепостью, – сказал Риск, взглянув на Жюстина. – Вы знаете, о чем я говорю, капитан. Там обычно держат рабов, когда загоны переполнены. Клянусь Богом, капитан, вы с ним похожи как две капли воды!
 – Ты видел там Ога? – спросил Жюстин.
 – Нет. Откуда?
 – Разве Ог на острове? – удивилась Селия. Мужчины замолчали. Жюстин взял ее за плечи:
 – Возвращайся в дом.
 – Не прогоняй меня, я буду вести себя тихо, я больше ни словечка…
 – Возвращайся в дом, – повторил он тихо, в упор глядя на нее. Селия смущенно опустила голову и ушла, ругая себя за то, что не смогла удержать язык за зубами.


* * *

 Лизетта укачивала Рафа, Эвелина играла с куклами, Анжелина, младшая, капризничала. Селия уговорила ее пойти в гостиную. В камине потрескивали дрова, и теплые отблески огня освещали комнату. Анжелина устроилась на коленях у Селии, и они принялись разглядывать рисунки в ее альбоме. Анжелина придумывала разные смешные истории о людях, изображенных на рисунках. Селия понемногу отвлекалась от мыслей о Филиппе и с удовольствием слушала очередную сказку девочки.
 Как повезло Лизетте Волеран, думала она. У нее трое очаровательных детишек, любящий муж, большой дом, много друзей. Селия тоже имела бы все это, живи она с Филиппом. Возможно, и сейчас еще не поздно. Но сама она больше не хотела для себя такой жизни. Она весьма смутно представляла себе, какая жизнь ждет ее с Жюстином, но это было не важно. Он будет любить ее так, как любят немногих женщин. Ее братья и отец, несомненно, решили бы, что она лишилась рассудка. Селия всегда была такой спокойной, такой уравновешенной и такой предсказуемой. Она печально улыбнулась и вновь переключила внимание на Анжелину.


* * *

 Максимилиан ждал Жюстина в библиотеке. В желтых отблесках огня четко очерченное лицо Макса напоминало бронзовую маску.
 – Филипп жив, – сказал Жюстин. – Джон подтвердил это.
 Макс шумно вобрал в себя воздух.
 – С ним все в порядке?
 – Он в плену у Легара и потому едва ли пребывает в добром здравии.
 – Я сию же минуту отправлюсь к Мэтьюзу. Будем надеяться, он поддержит твой план.
 – Постарайся убедить его, отец.
 – Конечно, – рассеянно сказал Макс, выходя из библиотеки.
 Жюстин направился в гостиную. Остановившись в дверях, он незаметно наблюдал, как девочка водит пальчиком по рисунку Селии…
 – И принцесса пошла туда, – рассказывала она Селии.
 – В пещеру дракона?
 – Да, чтобы найти украденное сокровище короля.
 Карандаш Селии так и летал по странице, делая набросок.
 – Но тут вернулся дракон и нашел ее в своей пещере. Что тогда сделала принцесса?
 – Она приручила дракона.
 – Но это был очень злой дракон!
 – Нет, просто он был очень грустный.
 Селия улыбнулась и поцеловала девочку в макушку.
 – Бедненький дракон, – пробормотала она.
 – Да, бедненький грустный дракон…
 Слушая сказку, Жюстин ощутил щемящую боль в груди. Он еще никогда не видел Селию такой нежной, ласковой. И вдруг осознал, как много ему предстоит потерять. Ему вдруг захотелось дать ей детей, захотелось жизни, о которой он прежде никогда не мечтал.
 История о грустном драконе закончилась, и Селия, подняв глаза, встретила взгляд синих глаз. Она спустила Анжелину с колен.
 – Дорогая, – сказала она девочке, отдавая ей рисунок, – посмотри, не освободилась ли мама.
 – Я хочу еще сказку.
 – После ужина. Обещаю тебе.
 Укоризненно взглянув на Жюстина, словно понимая, что он виноват в том, что сказка закончилась слишком быстро, Анжелина неохотно вышла из комнаты.
 Он не подошел к Селии, оставшись стоять в дверях.
 – Что ты задумал? – сказала она тревожно.
 – Тебе незачем знать.
 – Но я должна знать… – Селия вдруг замолчала, заметив растерянность в его взгляде. – Жюстин, почему ты так смотришь на меня? Что должно произойти?
 – Филипп вернется. А ты его жена. Как только он будет дома, я исчезну.
 – Я уеду с тобой.
 – Нет.
 – Нет? Жюстин, ты хочешь оставить меня здесь?
 – Именно это я и намерен сделать. Когда вернется Филипп, ты будешь ему нужна. Ты его жена.
 – Я хочу помочь ему. Но женой его быть не смогу. Я дам ему свободу. Они с Бриони любят друг друга, а я принадлежу тебе.
 – Ты замужем за ним, Селия.
 Селия хотела подойти к нему, но не слушались ноги.
 – Неужели после всего, что ты мне говорил, после всех обещаний ты…
 – Мужчины много чего говорят и обещают, когда надо затащить женщину в постель.
 У Селии перехватило дыхание.
 – Я знаю, что ты любишь меня, – тихо сказала она.
 – И я так думал. Но ты была права: я способен только на минутное увлечение.
 Он произнес это очень убедительно, но Селия не поверила. От ее глаз не укрылась бившаяся у виска синяя жилка. Жюстин хочет казаться бессердечным. Но это не правда. Селия все поняла, и ей стало легче дышать, вернулась уверенность в себе.
 – Ты мне лжешь, – сказала она.
 – Это не ложь. Я получил от тебя то, что хотел. А теперь между нами все кончено.
 Селия подошла к нему. Жюстин весь подобрался при ее приближении и стал похож на свирепого английского дога, внезапно растерявшегося перед маленьким котенком.
 – Я тебе не верю.
 – В таком случае ты просто дурочка. К тебе возвращается муж, и я с радостью доставлю его сюда. Я устал от тебя.
 – Ты думаешь, мне будет лучше, если я останусь здесь? Что ж, возможно… возможно, я буду здесь в большей безопасности, но я буду несчастна. Неужели ты этого для меня хочешь? – Селия попыталась обнять его, но Жюстин отстранился. – А каково будет тебе думать каждую ночь до конца своей жизни, одна ли я или в чьих-нибудь объятиях…
 Глаза его сверкнули ревнивой яростью.
 – Я буду рад избавиться от тебя!
 Селия положила руку ему на грудь.
 – Позавчерашней ночью ты умолял меня уехать с тобой. Ты говорил, что не сможешь жить без меня…
 – Это было до того, как я узнал, что Филипп жив. – Жюстин изо всех сил старался не обращать внимания на нежный запах лаванды, исходивший от нее. Но тело предало его, сердце бешено застучало. Она прижалась теплыми губами к его губам, провела кончиком языка по линии сомкнутых губ, обняла за шею. Тело его напряглось. Жюстину потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не прижать ее к себе сию же минуту. Черт бы ее побрал, все пошло не так, как он предполагал!
 – Я не люблю тебя, – сказал он, пытаясь высвободиться из кольца ее рук. – Я не…
 Она поцеловала его, долго и нежно.
 В полном смятении Жюстин отстранил Селию от себя, бормоча проклятия. В ее потемневших глазах появилось торжествующее, чуть насмешливое выражение.
 – Наверное, и теперь ты будешь утверждать, что твои чувства ко мне – всего лишь вожделение, а не любовь?
 Жюстин молчал. Судя по его виду, он был готов задушить ее.
 – Я не ребенок и способна принимать решения самостоятельно, – сказала Селия. – Я решила связать свою жизнь с твоей. Если ты меня вздумаешь бросить, я всю оставшуюся жизнь буду искать тебя. – Она подняла голову и заглянула в его ошеломленные глаза. – Так что лучше уж скажи, что вы затеваете, или я узнаю об этом сама.
 Он схватил ее за плечи и грубо встряхнул. Потом приподнял над полом, так что лица их оказались напротив.
 – Останься дома, – медленно, будто внушая ей, сказал Жюстин. – Не ходи никуда. Держись подальше от ручья. Она побледнела.
 – Ты делаешь мне больно. Он не ослабил хватки.
 – Я хочу защитить не только тебя, но и Филиппа. И себя. Ты ведь не захочешь стать причиной моей смерти?
 – Нет, – с ужасом прошептала Селия и с трудом глотнула воздух.
 Жюстин застонал:
 – Черт тебя побери, только этого не хватает!
 – Я боюсь.
 Он опустил ее на пол и отстранил от себя.
 – Ты собираешься поменяться с ним местами? – Она презрительно фыркнула. – Именно этого и добивается Легар. Когда это произойдет? Скоро? Сегодня ночью?
 – Да.
 – Где это произойдет? – Он промолчал, и она горько усмехнулась. – Где? Если ты скажешь мне, от этого ничего не изменится. Я не настолько глупа, чтобы надеяться остановить тебя. Просто хочу знать. Я имею на это право.
 Жюстин взъерошил волосы.
 – В Рукаве Дьявола, – пробормотал он.
 Селия уже довольно хорошо ориентировалась в окрестностях Нового Орлеана, и ей было известно это место. Это была узкая заболоченная протока между рекой и озером, на берегу которого несколько месяцев назад она провела ночь с Жюстином. Время от времени протоку приходилось расчищать, чтобы болотный ил и песок совсем ее не перекрыли.
 – Это место предложил Легар?
 – Да.
 Она смахнула слезы.
 – Значит, все идет в соответствии с его планом?
 – Я справлюсь, Селия.
 – А как я узнаю? Ведь если ты останешься жив, ты не вернешься за мной?
 Жюстин не ответил.
 Селия закусила губу, чтобы не разрыдаться. Она понимала, что не сможет остановить его.
 – Не оставляй меня, Жюстин!
 – У тебя будет Филипп.
 Селию охватило отчаяние. Он собирается покинуть ее и думает, что делает это для ее же блага.
 – Нет, не будет, – всхлипнула она. – Неужели ты ничего не понимаешь?
 Она презирала себя за бессильные слезы, но не могла сдержать их. Она выбежала из комнаты, желая только одного – укрыться от всего мира в своем флигеле.


* * *

 Макс терпеливо ждал в гостиной, когда выйдет капитан Мэтьюз. Учитывая столь поздний час и неофициальный характер встречи, многие мужчины позволили бы себе появиться перед посетителем в домашнем халате. Но не капитан Мэтьюз. Мэтьюз спустился вниз в военном френче, брюках и ботинках. Отсутствовал только парик. Он провел широкой квадратной ладонью по лысеющей голове, пригладив короткие седые волосы. Потом, нахмурив брови, подошел к Максу.
 – Макс Волеран, – сказал он, – надеюсь, у вас имеется веская причина пожаловать ко мне в неурочный час?
 – Вы не ошиблись, – ответил Макс, обменявшись рукопожатием с комендантом военно-морской базы. – Извините, что нарушил ваш покой, но у меня не было выбора.
 Мэтьюз жестом пригласил его сесть. Если бы капитан был креолом, он предложил бы гостю что-нибудь выпить или сигару, но у американцев это было не принято.
 Капитан был родом из Пенсильвании, отличился на войне в Триполитании и служил в Департаменте военно-морского флота в Вашингтоне. После недавней войны с британцами Мэтьюз получил назначение в Новый Орлеан. Все его попытки очистить Мексиканский залив of пиратов пока не увенчались успехом, и ему казалось, что причиной тому снисходительное отношение креолов к контрабандистам.
 – Месье Волеран, – сказал Мэтьюз, – то, что я собираюсь сказать, несомненно, покажется вам неучтивым. Креолы, как я понял, прежде чем перейти к существу разговора, долго ходят вокруг да около. Пожалуйста, сразу переходите к делу. Я устал, месье, и мне предстоит напряженная работа в течение последующих нескольких дней.
 – Само собой разумеется, – вежливо ответил Макс. – Я пришел, чтобы обсудить операцию по захвату Воронова острова.
 Физиономия Мэтьюза сначала побледнела, потом побагровела.
 – Операцию… Но предполагалось, что об этом никто не знает! Кто… Каким образом…
 – У меня есть свои источники информации, – скромно сказал Макс.
 Комендант военно-морской базы выкатил глаза, подбородок его задрожал.
 – Я сыт по горло лицемерными креолами, всеми вашими интригами и вашими шпионами! Я требую, чтобы вы назвали мне лицо или лиц, передавших вам сведения, угрожающие безопасности правительства, военно-морского флота… и государства, наконец!
 – Капитан Мэтьюз, – сказал Макс, – я прожил в Новом Орлеане всю жизнь. За эти годы я привык к тому, что меня касается все, что здесь происходит. Давно уже было ясно, что рано или поздно вам придется принять решительные меры против пиратов.
 В гостиной воцарилась гробовая тишина. Макс с непроницаемым выражением лица выдержал недоверчивый взгляд капитана.
 – Зачем вы пришли сюда? – без обиняков спросил Мэтьюз.
 – Просить, чтобы вы отсрочили начало атаки.
 – Отсрочил? Зачем мне, черт возьми, делать это? Опомнитесь, приятель, ваш сын пострадал от этих мерзавцев!
 – Он все еще страдает в их руках, – тихо заметил Макс.
 – Что вы имеете в виду?
 – Он все еще в плену. Мой сын Филипп находится на Вороновом острове.
 – Это еще что за бред? Если ваш сын находится на Вороновом острове, то кто же жил в вашем доме в течение… – И тут Мэтьюз осекся.
 – Мой второй сын, Жюстин. Известный также под именем капитана Грифона.
 Мэтьюз в ярости уставился на него:
 – Черт побери, он будет повешен! И может быть, вы вместе с ним.
 – Может быть, прежде чем принимать решение, вы соблаговолите выслушать меня? У меня есть предложение.
 – Подкупать меня бесполезно!
 – Жюстин предлагает помощь. До прибытия вашей эскадры он берется уничтожить оборонительные укрепления на острове.
 – Я этому не верю. Даже если бы он был в состоянии сделать то, о чем вы говорите, – зачем это ему? Почему я должен ему доверять? Или вам, если уж на то пошло?
 – Потому что и он, и я хотим одного и того же, – печально произнес Макс.
 – Чего именно? Выставить меня на посмешище?
 – Спасти Филиппа. Вы, наверное, уже поняли, как крепки у креолов родственные связи. Я не задумываясь отдал бы свою жизнь за жизнь любого из членов моей семьи. В этом отношении Жюстин ничем не отличается ни от меня, ни от любого другого креола.
 Суровый взгляд Мэтьюза смягчился.
 – Я выслушаю ваше предложение, Волеран. Обещать ничего не могу, но я вас выслушаю…
 – Большего я и не прошу, – смиренно ответил Макс.




 Глава 12


 Стараясь сдержать нетерпение, Жюстин слонялся по гостиной. После бала у Дюкеснов прошло три дня. Сегодня его обменяют на Филиппа. Если все идет по плану, то к данному моменту Ог уже переправил тайком дюжину верных парней на Воронов остров. Пройдет всего несколько часов, и он освободит Филиппа. А его самого увезут на остров, где он наконец отправит Доминика Легара в преисподнюю.
 – Возвращайся целым и невредимым, любимый, – сказала Лизетта, поглаживая ладонями лацканы сюртука Макса. Она беззаветно верила в силу своего супруга, но все же беспокоилась за него. – Признаться, ты у меня не сахар, но я к тебе с годами привыкла.
 Макс ухмыльнулся и чмокнул ее в губы.
 – Храни постель тепленькой для меня, малышка.
 – Слава Богу, что хоть Алекс будет рядом, чтобы приглядеть за тобой.
 Подойдя к Жюстину, Лизетта торопливо обняла его.
 – Береги себя, Жюстин. Одно меня утешает: ты живуч, как кошка.
 – Тебе не обо мне, а о Филиппе надо беспокоиться, – мрачно сказал он. – Одному Богу известно, через какой ад ему пришлось пройти.
 – Мы с Селией о нем позаботимся. – Лизетта оглянулась вокруг, будто только что заметила отсутствие Селии. – Кстати, где она?
 – Во флигеле, – ответил Жюстин.
 Ни он, ни Селия не хотели прощаться на виду у всех.
 Лизетта сочувственно заглянула ему в глаза:
 – Жюстин, я не знаю, что происходит между вами, но…
 – Ничего, – резко оборвал ее Жюстин.
 Дальнейшее обсуждение этого вопроса было прервано прибытием Александра. Лизетта подошла к мужу, надевавшему тяжелый черный плащ.
 – Макс, когда ты вернешься?
 – Алекс доставит домой Филиппа, а я приеду позднее.
 – Когда же? – подозрительно спросила Лизетта, прищурив светло-карие глаза. – Надеюсь, ты не собираешься штурмовать остров вместе с капитаном Мэтьюзом, а?
 – На борту канонерки я буду в полной безопасности, малышка.
 – Ты больше нужен здесь, а не там. Не забудь, у тебя трое маленьких детей, не говоря о жене…
 – …и сыне, которому угрожает опасность, – добавил он, выходя из гостиной.
 – Максимилиан Волеран, слушай меня внимательно: если с тобой хоть что-нибудь случится, я тебе этого никогда не прощу! – встревоженно крикнула ему вслед Лизетта. Услышав, как он тихо рассмеялся, она в отчаянии топнула ножкой.


* * *

 Селия опустилась на колени возле постели и пыталась молиться. Но не могла сосредоточиться – ее одолевали тревожные мысли. Вспомнилось до мельчайших подробностей все, что произошло накануне, каждое слово, сказанное ей Жюстином.
 К тебе возвращается твой муж… Возвращается домой Филипп… Между нами все кончено… Как только его доставят сюда в целости и сохранности, я исчезну…
 Она подумала о Риске и о том, что он был странно весел, хотя знал: Жюстин скоро окажется в руках Легара. Правда, она понимала: для Риска человеческая жизнь вообще не имеет ценности.
 Жюстин… Филипп…
 – Господи, – прошептала Селия пересохшими губами, – прошу тебя, не допусти, чтобы с ним что-нибудь случилось.., защити их обоих… прошу тебя…
 Она закрыла лицо руками. Ей вспомнилось лицо Жус-тена перед тем, как она ушла от него, его горестно сжатые губы. Что бы он ни говорил, она знала: он любит ее. Но она никогда больше его не увидит.
 Мучительные мысли прервал негромкий звук. Селия подняла голову и оглянулась. Нет, это просто ветер прошуршал по деревьям за окнами. Где-то там, в ночи, Жюстин. И с каждой минутой он уходит от нее все дальше.
 «Вернись ко мне». Она и сама не знала, произнесла ли эти слова вслух, как заклинание, или это был отзвук ее мыслей. «Вернись, вернись…»
 Ей вспомнились его синие глаза, и у нее защемило сердце, перехватило дыхание, будто она погрузилась в ледяную воду. А потом… Потом ей снова вспомнился преследовавший ее кошмар: корабль, вода и тонущий Филипп. Только на сей раз это был не Филипп, а Жюстин. Легар, стоя у нее за спиной, торжествующе хохотал, а она тянула руки к Жюстину. Жюстин умирал, ускользал от нее, погружался в воду…
 – Нет! – закричала Селия, вскакивая с пола и с трудом переводя дыхание.
 Слезы брызнули из глаз, и она сердито смахнула их рукой.
 С Жюстином должно произойти что-то страшное.
 Она чувствовала: над ним нависла опасность. Его заманивают в ловушку. Что-то не сработает в их плане. Она не могла объяснить, откуда ей это известно, но так подсказывала интуиция. Она должна предупредить Жюстина. Возможно, она его не найдет, но надо попытаться. Выбежав из флигеля, она помчалась к конюшне.


* * *

 Рукав Дьявола был заболоченной протокой, соединявшей реку с озером Борнье примерно в десяти километрах от плантации Волеранов. Если во время обмена произойдет что-нибудь непредвиденное, там можно без труда скрыться в ближайшем марше с бесчисленными ручьями, каналами и пещерами. Оттуда рукой подать до Воронова острова.
 По дороге к месту встречи под цоканье копыт и шум ветра в ушах Жюстин почувствовал себя прежним – отчаянным и бесшабашным.
 Что бы он ни говорил раньше, теперь это не имело значения: он предоставил все воле провидения. Он вдыхал холодный ночной воздух, и события последних недель вдруг показались ему сном, оставившим лишь смутные воспоминания. Он почти вернулся к тому, с чего начал.
 Но сам стал другим. Везение, сопутствовавшее ему с тех пор, как он себя помнил, покинуло его. И он остро ощущал это.
 Как ни странно, Жюстин не испытывал страха. Его переполняло какое-то напряжение, сходное с гневом. Гнев был направлен на всех, даже на Селию. Он не испытывал к ней благодарности за то, что она позволила ему узнать вкус счастья. Ему было бы лучше вообще никогда не знать ее.
 Риск встретил их в небольшой дубовой рощице. Склонив набок голову, он насмешливо наблюдал, как вся троица спешивалась.
 – А вот и шайка Волеранов заявилась, – тихо произнес он, поглядывая на мужчин своим единственным зеленым глазом с любопытством, но без малейшего почтения. Жюстин понимал, что для Риска все происходящее – всего лишь развлечение.
 Жюстин окинул взглядом протоку. Ширина ее составляла около сотни ярдов.
 – Ты уже видел их? – спросил он.
 – Да, но они стараются не маячить. Осторожничают. Легар заставил их прочесать всю окрестность.
 – А как Филипп?
 – Ваш брат с ними. Выглядит нормально, ходит самостоятельно.
 Заметив, что Риск бросил вопросительный взгляд на Александра, Жюстин пояснил:
 – Это мой дядя Алекс.
 Риск фыркнул:
 – Будь я проклят, если знал, что у вас еще и дядюшка имеется! – Он встретил холодный взгляд Алекса нагловатой улыбкой.
 Алекс искоса взглянул на Жюстина:
 – Значит, в последние годы ты водил компанию с подобными типами, Жюстин?
 – Риск на голову выше любого из тех, с кем мне пришлось водить компанию, – сдержанно ответил он.
 Риск вытащил откуда-то кусок веревки и подошел к Жюстину. От его беспечной веселости и следа не осталось.
 – Они хотят, чтобы у вас были связаны руки. Это одно из условий, – пробормотал он. – Я отчалю от этого берега, а они с Филиппом одновременно от другого.
 Жюстин заложил руки за спину, и Риск связал ему запястья. Макс внимательно наблюдал за этой сценой, не сводя взгляда с физиономии Риска.
 – Почему-то ты не вызываешь у меня доверия, Джон Риск. Не знаешь почему? – тихо произнес он. Жюстин вскинул голову. Взгляд Макса не смягчился.
 – Ты считаешь его другом, Жюстин?
 – Да я скорее усомнюсь в тебе, чем в нем, отец! – взорвался Жюстин, бросаясь на защиту Риска. Он никогда не забывал, что Риск потерял глаз, защищая его. – Почему ты не веришь в его преданность? Или это только твоя хваленая интуиция? Неужели из-за нее я должен не доверять человеку, который не один раз спасал мою жизнь, а?
 Макс нахмурил брови и, ничего не сказав, отвернулся, глядя на гладкую поверхность воды.


* * *

 Селия соскочила с лошади, завела ее в заросли. Всю дорогу она безжалостно гнала серую в яблоках кобылку, чувствуя, как нарастает напряжение. Нервы у нее были взвинчены. По следам, хорошо заметным на мягкой почве, она пошла в глубь рощицы и вскоре услышала тихие голоса.
 Все вокруг было залито мертвенно-белым светом луны, которая смутно проглядывала сквозь туман, поднимавшийся с болот. Тишину нарушал лишь тихий плеск весел. Из укрытия Селии были видны оба берега протоки: люди Легара на одном берегу и Волераны – на другом. Самого Легара не было видно, зато Максимилиана она видела. Он стоял слегка расставив ноги и сложив руки на груди. Обмен уже начался. Обе лодки отошли от берегов. В каждой сидело по два человека.
 Закусив нижнюю губу, Селия как завороженная наблюдала за происходящим. Жюстин сидел со связанными за спиной руками, Риск – на веслах. Жюстин смотрел в сторону встречной лодки. Селия знала: он напряженно вглядывается в Филиппа, стараясь удостовериться, что с братом все в порядке. Лодки разминулись на расстоянии десяти ярдов друг от друга. Происходящее было похоже на странный сон. Две лодки скользят по воде: одна увозит мужчину, которого она любит, другая возвращает мужа, которого она считала погибшим.
 Селия вцепилась ногтями в кору дерева. Этот лохматый человек с бородой, связанный и с кляпом во рту… Неужели это Филипп? Он сейчас выглядит так, как пять месяцев назад выглядел Жюстин. Только волосы и борода покороче да лицо не загорелое, а смертельно бледное. У Селии мороз пробежал по коже – к ней возвращалась часть прошлого, которую она считала ушедшей безвозвратно.
 Ей вспомнилось, как некогда она считала Филиппа принцем, который увезет ее в волшебную страну. Ей тогда казалось, что сказка стала явью. Не его вина, что она полюбила другого. Теперь они совсем чужие. И все же он ее муж, и ее долг – оставаться с ним, если он сам того пожелает.


* * *

 Жюстин отвел глаза от берега, к которому они направлялись, и резко втянул носом воздух.
 Риск взглянул на него, продолжая работать веслами.
 – Что случилось? – спросил он тихо.
 Жюстин хотел оглянуться, но не осмелился. Впервые в жизни он был так встревожен, что не мог говорить. Он чувствовал: Селия где-то поблизости.
 – Селия здесь, – сказал он.
 – Селия? – Риск удивился. – Вы видели ее? Где?
 – Не знаю, где-то там, позади… – Жюстин почувствовал, как кровь застучала в висках. – Как только передашь меня Легару, возвращайся и отыщи ее. Позаботься, чтобы с ней ничего не случилось.
 – Вы так странно выглядите, – пробормотал Риск, уставившись на Жюстина. – Я никогда еще не видывал вас испуганным, Грифон. – Он покачал головой и сплюнул.


* * *

 Лодка, на которой везли Филиппа, подошла к берегу, и Макс вошел по колено в воду. Не обращая внимания на окрик человека, сидевшего на веслах, он помог Филиппу выбраться на берег. Суденышко опасно накренилось, и ноги Филиппа оказались в воде. На берегу Макс вытащил кляп изо рта сына, Алекс разрезал веревку, которой были связаны его руки.
 Максимилиан узнал сына только по глазам. Элегантный, всегда подтянутый и ухоженный человек исчез. Вместо этого – длинные волосы, борода, изодранная грубая одежда, которую Макс не надел бы на своих рабов.
 – Господи, неужели это ты, Филипп? – хрипло сказал Макс, сжимая его сильными руками.
 Оба они какое-то время стояли молча, потом Филипп, оглянувшись, увидел, как на противоположном берегу протоки вытаскивают из лодки Жюстина.
 Филипп обернулся к Максу.
 – Зачем? – в отчаянии спросил он. – Зачем ты позволил сделать это?
 – Все в порядке. У нас есть план…
 – Нет, тебе никогда не удастся победить Легара! Он убьет Жюстина… Он… – Филипп пошатнулся, и Макс поддержал его.
 – Я позабочусь о твоем брате, сынок, – успокоил его Макс. – Все будет хорошо. А теперь Алекс отвезет тебя домой, договорились? Поезжай с ним. Тебя там ждут Лизетта и Селия.
 – Селия? – ошеломленно переспросил Филипп.
 – Разве Риск не говорил тебе, когда приезжал на остров, что она жива?
 – Я не поверил…
 – Это правда, – тихо подтвердил Макс. – Она жива и здорова, Филипп.
 Филипп обхватил голову руками. Макс взглянул на Алекса:
 – Отвези его домой, Алекс, и сразу пошли за доктором Дассеном.
 – А Риск? Разве он не вернется назад?
 Макс кинул взгляд на противоположный берег.
 – Я не знаю, что собирается делать этот хитрец, – пробормотал Макс.


* * *

 Жюстина вышвырнули из лодки, и он упал на колени. Кто-то ударил его по голове, так что зазвенело в ушах и из глаз посыпались искры. Оправившись от удара, Жюстин увидел Легара, стоявшего перед ним. Его неровные острые зубы были оскалены в ухмылке.
 – Черт возьми, как я мечтал об этой минуте! – сказал он и снова ударил.
 Жюстин почувствовал во рту вкус крови. Он наклонил голову, решив не развлекать Легара больше, чем необходимо. Филипп теперь в безопасности. И сейчас задача Жюстина – продержаться до появления Ога и начала штурма.
 Он услышал голос Риска:
 – Мне следовало сказать вам…
 – О чем ты? – спросил Легар.
 – Он утверждает, что эта женщина, возможно, где-то неподалеку. Если прикажете, я ее отыщу.
 Жюстину показалось, что остановилось время. Он медленно поднял голову. Риск его предал.
 Черт! Как он не догадался, что Джон Риск, оставшись без вожака, непременно прибьется к другой стае?! Интересно, что он успел рассказать Легару об их плане? А Ог? Как Ог?
 Риск не опустил глаз.
 – Я бы следовал за вами до конца своих дней, Грифон. Жизнь бы положил за вас. Вы сами на всем поставили крест.
 Легар довольно улыбнулся.
 – В таком случае найди мадам Волеран и притащи сюда, – решительно сказал он. – Капитан Грифон, кажется, скучает без нее.
 Не успел Жюстин ответить, как сокрушительный удар свалил его на землю, и он погрузился в темноту.


* * *

 Селии не было видно, что происходит на противоположном берегу. Спрятавшись за деревом, она проследила за тем, как на этом берегу Алекс усадил Филиппа на лошадь, вскочил в седло позади него и уехал. Макс остался у воды, вглядываясь в противоположный берег. Риск не вернулся. Подождав еще несколько минут, Макс выругался и направился к лошади.
 Селия хотела было подойти к Максу, чтобы вместе с ним вернуться на плантацию. Он, конечно, придет в ярость, увидев ее здесь, но, она точно знала, в глубине души ей посочувствует. Продравшись сквозь заросли, Селия взяла лошадь за повод и стала выводить ее из чащобы. Макс отъехал уже примерно на пятьдесят ярдов, и она уже хотела окликнуть его, как вдруг чья-то сильная рука зажала ей рот и нос. Она хотела крикнуть, вырваться, но рука не давала ей вдохнуть.
 Возле уха раздался голос Риска:
 – Ты приносишь ему одни несчастья.
 У Селии закружилась голова, и она потеряла сознание.


* * *

 Лизетта налетела на Филиппа, словно маленький ураган. Обнимала его, задавала тысячу вопросов, не ожидая ответа, осматривала, не ранен ли он.
 – Я хочу нормальной еды, – устало сказал Филипп, – и хочу как можно дольше не засыпать, чтобы поверить, что я действительно вернулся домой.
 Ноэлайн помчалась на кухню и принесла дымящуюся тарелку супа из фасоли и несколько ломтей хлеба. Все суетились вокруг Филиппа, но он будто оцепенел и не вполне сознавал, что происходит. Лизетта, осмотрев пасынка, с облегчением убедилась, что серьезных ран у него нет. Однако ее обеспокоили его ужасающая худоба и пустой взгляд некогда веселых и теплых глаз.
 Взяв руки Филиппа в свои, Лизетта осмотрела их, шепча благодарственную молитву за то, что они не повреждены. Она больше всего боялась, что теперь он не сможет заниматься своим любимым делом – медициной. Длинные тонкие пальцы Филиппа сжали ее руку.
 – Где Селия?
 Лизетта боялась этого вопроса.
 – Ее здесь нет, – сказала она, словно только что заметив отсутствие Селии.
 – Что такое? – Алекс оперся о спинку стула и наклонился к ней. – А где она, черт возьми?
 – Я не знаю, – сказала Лизетта, не скрывая беспокойства. – Ее нет во флигеле, а одна лошадь исчезла с конюшни.
 – Ты не думаешь, что она… – начал было Алекс, но остановился, заметив предостерегающий взгляд.
 – Уверена, она скоро вернется, – сказала Лизетта спокойно.
 Алекс нахмурился.
 – Я поеду за доктором Дассеном, – сказал он. Лизетта кивнула ему, и он вышел из комнаты. Филипп изменился в лице.
 – С Селией что-то случилось? – спросил он.
 – Конечно, нет… не беспокойся ни о чем.
 Он посмотрел на нее с улыбкой, напоминавшей прежнего Филиппа:
 – Ты почти убедила меня, что все будет в порядке, мама.
 – Само собой разумеется, – сказала Лизетта с такой уверенностью, что и сама почти поверила в это.
 – Нет, Жюстин в руках Легара, – хрипло сказал Филипп. – Он выменял меня на себя.
 – Жюстин сообразителен и предприимчив. И он долгие годы жил среди людей, подобных Легару. Он знает, что делать. Господи, ведь это он спас Селию! Вытащил ее из пиратского логовища. – Она подала ему ложку. – Попробуй суп, – уговаривала Лизетта.
 Ложка дрожала в его руке. Лизетта хотела покормить его, как ребенка, но не посмела.
 – Алекс сказал, что Жюстин выдавал себя за меня, – сказал он, проглотив несколько ложек супа.
 – Да, мы ведь считали, что ты погиб. Когда Жюстина привезли сюда раненого, мы решили: это лучший способ спрятать его.
 – Он был тяжело ранен?
 – Да… – Лизетта нерешительно замолчала, не зная, стоит ли говорить ему все. – Селия его выходила.
 Филипп положил ложку.
 – Значит, Жюстин изображал меня, а Селия играла роль его жены, – тихо сказал он. Лизетта кивнула.
 – Он не злоупотреблял ее беззащитностью? Селия такая наивная.
 – Напротив. Мне кажется, она… очень хорошо его понимает, – чувствуя неловкость, сказала Лизетта.
 – Странно. – Филипп потер лоб и озадаченно взглянул на Лизетту. – Мне казалось, что Селия может возненавидеть его, испугаться.
 – Нет, ничего такого не произошло. Твой брат… он полностью доверился ей.
 – Доверился в чем? – Филипп знал, что Жюстин всегда с презрением относился к мягким, нежным существам вроде Селии.
 – Жюстин изменился, Филипп. Он помирился с отцом. И, мне кажется, стал ценить многое из того, над чем раньше презрительно смеялся. Его бесцеремонность и дикарские замашки уступили место доброте и даже благородству… И Селия… – Она замолчала и беспомощно взглянула на него.
 И тут Филипп все понял. Он словно прочел ее мысли, и в его синих глазах застыло ошеломленное выражение.
 – Боже мой! Между моей женой и Жюстином что-то есть? И поэтому ее сейчас нет здесь, не так ли? – Он закрыл глаза. – Не надо, не отвечай. Не говори больше ничего. Не сейчас.
 Он казался растерянным и страшно одиноким. Лизетте хотелось утешить его, но она понимала: это не в ее силах.
 – Филипп, – нерешительно сказала она, трогая его за рукав, – не послать ли за Бриони?
 Это имя вывело его из оцепенения.
 – Бриони… – печально повторил он. – Она не придет. Мне нужно было целовать землю, по которой она ходит. А вместо этого я причинил ей боль.
 – Филипп, Бриони понимает, почему ты выбрал не ее.
 – Да, Бриони понимает, – с горечью повторил он. – Я решил, что она для меня недостаточно хороша. Она не получила благородного воспитания и вообще не леди. – На него нахлынули воспоминания, и на губах появилась улыбка. – Она не умеет говорить по-французски. Я пытался научить ее, но безуспешно. Если бы я на ней женился, весь Новый Орлеан потешался бы над нашим браком.
 – Возможно, но это продолжалось бы недолго, – сказала Лизетта. – И разве это имеет значение?
 – Тогда я считал, что имеет. – Филипп печально покачал головой. – То, как я с ней поступил, простить нельзя. А теперь слишком поздно.
 – Ты так думаешь?
 – Что я смогу ей сказать? Слова пустых извинений, которые она и слушать-то не захочет…
 – Послать за ней? – мягко перебила его Лизетта. Филипп схватил ее за руку и заглянул в светло-карие глаза.
 – Да, – глубоко вздохнув, сказал он.


* * *

 Жюстин пришел в себя. Тихо застонав, он поднял голову. На запястья его были надеты наручники, прикрепленные к крюку в потолке. Ноги едва касались земляного пола. Мало-помалу к нему вернулось сознание. Его жестоко избили по дороге на Воронов остров. Он был почти уверен, что у него снова сломаны ребра. Судя по всему, он в подземелье, где иногда держали непокорных рабов. Таких камер здесь было много.
 – Открой глаза, капитан Грифон. – Перед ним с мерзкой ухмылкой на физиономии стоял Доминик Легар. Он курил тонкую сигару, выпуская дым через ноздри.
 Головорезы Легара, набившиеся в помещение, явно развлекались. Риск тоже был среди них. Он поглядывал на Жус-тена без малейшего сочувствия. Жюстина переполнила ненависть к нему и отвращение к себе. Наивный глупец! Он никогда бы не поверил, что Риск сможет спокойно наблюдать, как его пытают. Интересно, когда он предал его? Должно быть, когда приехал на остров и узнал, что Филипп действительно жив. Легар воспользовался моментом, уговорил его, пообещал, наверное, безопасность и много денег.
 Легар без труда прочитал его мысли.
 – Убедить его перейти на мою сторону было проще простого, Грифон. Ты меня разочаровал – я думал, ты умнее, а ты доверился паразиту. На свете полным-полно маленьких кровососов вроде него. Я, например, ничуть не удивлюсь, если он решит предать меня, когда я стану для него бесполезен. Но в отличие от тебя я выдерну ему ноги, прежде чем он сделает это. – Он улыбнулся Риску, словно предвкушая такое удовольствие.
 Риск заерзал на месте, в кои-то веки не найдя что ответить.
 – Ты удивил меня своей наивностью, Грифон, но я все же должен признать, что восхищаюсь тобой. Ты никогда не боялся рисковать. Немногие могут похвастать такой смелостью. Но ты убил Андрэ, единственного человека на свете, которого я любил. За это я заставлю тебя страдать.
 – Твой брат, – сказал в ответ Жюстин, – не стоил и кучи вонючих рыбьих потрохов. А ты…
 Легар ударил его кулаком по едва затянувшейся ране в боку, потом тыльной стороной ладони наотмашь по губам.
 – Хватит болтать об Андрэ, – холодно произнес Легар, – давай-ка поговорим о том, о чем не смог рассказать Риск. У тебя все-таки хватило, видно, ума не доверить ему всего.
 Жюстин давно понял, что Риск лучше всего выполняет простые, конкретные задания, а план в целом он не мог, удержать в голове. Риск и сам признавался, что, когда приходится думать о множестве вещей, он теряется и упускает главное. И теперь Жюстин был рад, что Легар не подозревает о готовящемся штурме острова. Но если не вывести из строя суда, стоявшие в бухте острова…
 – Я знаю, что Ог тайно перевез на остров группу людей, – продолжал Легар. – Скажи мне, когда и каким образом ему удалось сделать это.
 Услышав вопрос Легара, Жюстин встрепенулся. Значит, они пока не поймали Ога. Он где-то здесь, на свободе. Жюстин усмехнулся окровавленными губами:
 – Все еще ищете их? Сколько времени они водят вас за нос? День… два? Должно быть, кто-то им помог. Возможно даже, кто-нибудь из твоих людей, Легар.
 В камере вдруг прекратились смешки и разговоры. Все замолчали.
 Легар задумчиво посмотрел на Жюстина. Протянул руку, загасил горящую сигару о его грудь. Боль словно иглами проколола тело. На лице выступил пот, ноздри защипало от отвратительного запаха жженой кожи и волос.
 – В следующий раз выжгу глаз, – спокойно предупредил Легар.
 – Катись к дьяволу, – сказал в ответ Жюстин, судорожно хватая воздух.
 – Нет, пожалуй, я пока сохраню твои глаза. Я хочу, чтобы ты кое-что увидел. – Он махнул рукой Риску. – Мистер Риск, приведите-ка сюда нашу очаровательную гостью.
 Жюстин замер. Селия? Ведь Селия сейчас в полной безопасности, дома, ухаживает за Филиппом. Легар блефует… Риск вышел из комнаты. Жюстин забыл о Легаре. Он застыл в ожидании, как будто падал с большой высоты и ждал минуты, когда ударится о землю.
 Риск втащил упирающуюся Селию, и толпа одобрительно заревела. Селия вырывалась из рук Риска и вскрикнула от боли, когда тот, накрутив на руку прядь волос, грубо дернул ее. Пираты тянули к ней руки, трогали платье, волосы, но Легар жестом приказал им отойти. Они подчинились. Горящие темные глаза Селии встретились с глазами Жюстина.
 – А теперь расскажи мне про Ога, – тихо сказал Легар. Жюстин, с трудом оторвав взгляд от Селии, посмотрел на Легара:
 – Она не имеет ко мне никакого отношения. Это жена моего брата.
 – Вот как? А мистер Риск утверждает, что ты из-за нее потерял голову.
 – Так и есть, – вмешался Риск. – Это она превратила его в придурковатого болвана.
 – Я убью тебя! – прорычал Жюстин, гремя цепями. От ярости он забыл о боли в ребрах. А пираты громко подбадривали его оглушительным свистом и криками.
 Легар взял одной рукой Селию за подбородок, а другой ударил по нежной щечке. Голова ее откинулась от удара на грудь Риска, и она с ненавистью уставилась на Легара.
 Жюстин снова рванул цепи.
 – Будь ты проклят! Я убью тебя… клянусь!
 – Она всего лишь женщина, – равнодушно сказал Риск. – И ничем не отличается от тысяч других, Грифон.
 – Расскажи мне про Ога, – сказал Легар, вытаскивая нож с длинным лезвием. – Не вырезать ли мне твое имя на этом красивом личике?
 – Нет! – задыхаясь, воскликнул Жюстин. – Не трогай ее!
 Легар усмехнулся и провел в воздухе невидимую линию по лицу Селии – от висков до подбородка. Прикосновение ножа не оставило следа, но жест не оставлял сомнений в его намерениях.
 – Каким образом Ог доставил сюда людей?
 – Не говори ему, Жюстин, – проговорила Селия. – Это ничего не изменит, он все равно сделает что задумал.
 – Не обязательно, – сказал ей Легар. – Если он будет сговорчивее, я, возможно, сохраню тебе жизнь. Я знаю несколько купцов в Африке, которые продадут тебя за хорошие деньги. Такая белая, как у тебя, кожа высоко ценится в тех местах. – Он взглянул на Жюстина. – Ну так что, Грифон?
 Жюстин не сводил глаз с ножа, который раскачивался, как маятник, перед личиком Селии.
 – Он привез их сюда в бочках. Твои люди думали, что в бочках вино, захваченное на одном из судов. Легар удивленно поднял рыжеватые брови:
 – Где они прячутся? В деревне? Не может быть, чтобы в крепости. Мы обыскали здесь каждый дюйм.
 – Не знаю.
 Лезвие ножа приблизилось к подбородку Селии.
 – Ну же, выкладывай, капитан Грифон.
 – Черт тебя побери, я не знаю!
 Легар отвернулся от Жюстина и погладил горло Селии.
 – Придется убедить его быть поразговорчивее. Пожалуй, я разрешу своим людям поразвлечься с тобой. Конечно, не всем сразу, не то еще передерутся! – Обратившись к двоим головорезам, он сказал:
 – Боулз и Люк, это моя награда вам обоим. Да постарайтесь, чтобы Грифон отсюда слышал, как вы веселитесь.
 Пираты поволокли Селию из комнаты. Она упиралась, визжала и царапалась.
 Жюстин резко поднял обе ноги, обутые в тяжелые сапоги, и ударил Легара в голову. Несмотря на страх перед вожаком, пираты громко расхохотались. Легар с трудом поднялся, обвел всех взбешенным взглядом, сам не веря случившемуся. Следивший за каждым его движением Жюстин отметил одно обстоятельство: он больше не слышал криков Селии. Он не знал, что и подумать, но тут Легар занес нож и шагнул к нему.


* * *

 Боулз и Люк волокли Селию по коридору, когда вдруг из темноты навстречу им вынырнула легкая и быстрая, как тень, фигура. Лезвие ножа сверкнуло в воздухе. Сжимавшие Селию грубые руки ослабили хватку, и она узнала ястребиный профиль и сверкающие черные глаза Ога. Она послушно позволила увести себя от двух распростертых на полу трупов.
 – Ог? – неуверенно прошептала она, приходя в себя. – Ог, там остался Жюстин… – Она хотела остановиться, но он неумолимо тянул ее за собой.
 – Скорее, скорее, сейчас сюда прибегут.
 – Но Жюстин…
 – Не беспокойся о нем.
 В эту минуту со стороны комнаты, где пытали Жюстина, раздался оглушительный взрыв. Селия судорожно глотнула воздух и споткнулась. Пол и стены вздрогнули.
 – Что это было?


* * *

 В тот самый момент, как Легар приблизился к Жюстину, раздался взрыв, стена комнаты обрушилась, и в воздух взлетели щепки и горячий пепел. Тех, кто стоял ближе к стене, взрывной волной отбросило назад. Жюстин повис на цепях. В ушах звенело так сильно, что он ничего не слышал.
 На несколько секунд он потерял сознание, потом, придя в себя, смутно разглядел, как люди, давя друг друга, пытаются выбраться из образовавшейся свалки, бегут, падают на пол.
 – Селия, – пробормотал он, пытаясь приподнять голову.
 Перед ним замелькали знакомые лица. Его сняли с крюка, и сильные руки поддержали его, когда он, пошатнувшись, сделал несколько шагов, потянув за собой гремящие цепи.
 Мир перестал кружиться перед его глазами, и он различил лица Даффи и Безносого.
 – Женщина… – сказал Жюстин.
 – С ней все в порядке, она с Огом.
 Жюстин обвел взглядом комнату. Легара там не было, он исчез. Жюстин осмотрел тела, распростертые на полу, и склонился над одним из них. Джон… Да, это был Риск. Его единственный зеленый глаз был открыт. Жюстин пощупал пульс и понял: Риск мертв. Сердце защемило от утраты. Ему все еще не верилось, что Риск его предал. Он закрыл ему глаз, распрямился и несколько секунд молча смотрел на застывшие черты. Он понимал, почему Риск так поступил. Джону показалось, что Жюстин его бросил. И Риск решил: у него нет иного пути, кроме как следовать за Легаром.
 Он обернулся к своим людям.
 – Снимите-ка с меня это, – сказал он. – Легар скоро вернется сюда, и не один, так что времени у нас в обрез. Он осмотрел взорванную стену.
 – Черт побери, откуда вы знали, что я прикован не возле этой стены?
 Безносый усмехнулся:
 – Мы надеялись, что не возле этой. Цепи упали на пол.
 – Вы уверены, что женщина с Огом? – спросил Жюстин.
 – Да.
 Они смотрели на него в ожидании дальнейших указаний. Жюстин автоматически отдавал короткие приказы, а думал о другом. Риск мертв. Селия в опасности, а что делает Ог, одному Богу известно. План надо довести до конца, хотя и с некоторыми изменениями. Но прежде чем действовать дальше, он должен отыскать Селию.
 – Должно быть, морская эскадра уже на подходе, – быстро сказал он. – Доберитесь до пушек на крепостных батареях и обстреляйте пиратские суда в бухте. Но не вздумайте открывать огонь по судам под американским флагом. Подожгите таверну и склады с боеприпасами. – Он сделал паузу и мрачно добавил:
 – А я найду Легара.
 – Будьте очень осторожны, Грифон, – посоветовал ему Даффи. – Мы расставили пружинные самострелы во всех местах, которые вы указали, и стоит только задеть проволоку, как тут же получишь выстрел в живот.
 – Я, наверное, этого и не заметил бы.
 Даффи подал ему нож и шпагу. Жюстин засунул нож за голенище сапога и осмотрел шпагу. Это было простое оружие, эфес удобно ложился в руку, а металлическая гарда надежно защищала ее.
 Жюстин крадучись пошел по коридору. Даффи, отстав от остальных, смотрел ему вслед. Жюстин круто повернулся и взглянул ему в лицо.
 – Что такое? – грозно спросил он.
 – Я пойду с вами за Легаром, Грифон. Взгляд синих глаз был тяжел. Половину лица Жюстина освещал факел, другая половина оставалась в тени.
 – Нет, я сделаю это один. И меня не остановит сам дьявол.
 Даффи, по-видимому, весьма удовлетворенный выражением лица Жюстина, пошел в другую сторону.


* * *

 Селию не нужно было подгонять, она и сама старалась не отставать от Ога и что было сил бежала за ним по едва освещенному проходу. Ог неожиданно остановился, и она, глухо охнув, наткнулась на него. Он указал на странное устройство, смонтированное посередине коридора. Оно напоминало мушкет; от него тянулась проволока, перекрывающая проход. Ог перешагнул через проволоку и жестом приказал ей сделать то же самое. Подняв до колен юбку, Селия последовала его примеру. Коридор уходил все глубже под землю и заканчивался похожими на соты пещерами. Ог вошел в одну из них, и Селии потребовалось не меньше минуты, чтобы глаза привыкли к полутьме. В пещере было множество пустых ящиков и бочонков. В полу зияла дыра шириной около двух футов. Он подтолкнул ее к дыре.
 – Спускайтесь вниз, – сказал он. – Этот ход выведет вас из крепости. Идите до конца, да поторапливайтесь.
 Селия в недоумении посмотрела на него. Неужели он хочет, чтобы она спустилась в эту темную дыру в земле?
 – Я не могу, – сказала она.
 – Только так вы сможете спастись. Поспешите.
 Селию даже затошнило от страха.
 – Может быть, я спрячусь, пока… – Она замолчала, увидев, что Ог протягивает ей руку.
 – Держитесь.
 Приунывшая Селия ухватилась за протянутую руку, повисла на мгновение над краем дыры, и Ог опустил ее вниз. Почувствовав под ногами гладкий каменный пол, она взглянула вверх, где смутно виднелся силуэт Ога.
 – Позаботься о Жюстине, – жалобно попросила она.
 – Само собой.
 Потом он исчез.
 Оставшись одна в темноте, Селия уселась на покатый каменный пол и всхлипнула. Ей вдруг пришло в голову, что если Риск предал Жюстина, то, возможно, Ог тоже предатель. Она потянулась вверх, но лишь заскользила вниз. Посыпались камни и песок.
 Селия съезжала все ниже, пока не достигла дна. Она поднялась на ноги и огляделась. Ее тяжелое дыхание гулким эхом отдавалось в пустоте.
 Где-то впереди маячил дневной свет. Селия поняла: она в холодной сырой пещере, достаточно высокой, чтобы подняться в полный рост. Пол на целый дюйм покрыт водой. Вытянув руки, Селия пошла вперед, наткнулась на стену, ощупала пальцами грубую поверхность.
 Сверху доносились приглушенные голоса. Может быть, лучше остаться здесь и переждать? Раздался взрыв, и она съежилась от страха. Сверху посыпались камни. Нет, нельзя сидеть в темноте и чего-то ждать – так можно и с ума сойти. Закусив губу, Селия двинулась вдоль стены. Ей было страшно, но еще больше она боялась за Жюстина.
 Вспомнив, как он висел на цепях, она заплакала. Что они с ним сделали? А этот взрыв? Вдруг Жюстина ранило? Она запретила себе думать о нем. Он выживет, обязательно выживет.
 Шаг за шагом она продвигалась вперед по туннелю.


* * *

 Жюстин не сомневался, что Легар, не теряя времени, соберет всех своих людей, чтобы уничтожить его, капитана Грифона. Он надеялся, что головорезы Легара воспользуются случаем и начнут грабить склады. Легар с ними не справится. А если повезет, эскадра капитана Мэтьюза скоро пойдет на штурм острова, и Легару уже будет не до Грифона.
 Жюстин услышал взрывы и канонаду со стороны бухты. Эхо хриплых криков гулко раздавалось в подземных коридорах; весь остров охватила паника. Откуда-то потянуло дымом. Мысленно прикинув, куда Ог мог спрятать Селию, Жюстин направился к каменным ступеням, ведущим на первый этаж крепости. Едва успел он занести ногу на первую ступеньку, как кто-то с рычанием бросился на него и сбил с ног. Жюстин схватился за шпагу, перекатился и быстро вскочил на ноги.
 – Нед! – заорал во все горло нападавший, и вот уже против Жюстина оказались двое.
 Оба были вооружены короткими тяжелыми абордажными саблями – оружием, которым обычно пользовались люди, никогда не обучавшиеся искусству фехтования. Такие люди по опыту знали, что выгоднее всего вести бой на близком расстоянии. Они бросились к Жюстину одновременно.
 Отскочив в сторону, капитан сделал выпад. Острие шпаги достигло цели. Пират упал; на его груди расплывалось кровавое пятно. Его приятель размахивал абордажной саблей, описывая в воздухе круги. Жюстин снова отступил на шаг, сделал выпад, потом нырнул в сторону, чтобы уклониться от удара сверху. Опять бросился в схватку, и острие шпаги пронзило плечо пирата. Тот выронил саблю, зажал рукой рану и, отступив к стене, прижался к ней спиной. Он смотрел на Жюстина как зверь, попавший в капкан. Ждал, что Жюстин его прикончит. Еще совсем недавно Жюстин, не раздумывая, именно так и поступил бы. Но не теперь… Боже, что с ним случилось?
 Тяжело дыша, он отвернулся от раненого. Вытер вспотевший лоб. Краем глаза заметил мелькнувшую тень.
 Это был Ог с ножом в одной руке и испанским кинжалом в Другой. Ог покачал головой:
 – Надо было его прикончить. Вы утратили твердость характера.
 Жюстин бросил на него красноречивый взгляд. «Да, – казалось, говорил он, – когда-то я был грубым и бесчувственным и мне ничего не стоило причинить боль, а если причиняли боль мне, я не обращал на это внимания. Мне казалось, что так проще жить».
 – Где Селия? – резко спросил он.
 – В подземном туннеле.
 – Что за туннель? Я не знаю.
 – Мне рассказали о нем проститутки. Они случайно обнаружили его когда-то. Легар не знает о его существовании.
 – Только не говори мне, что ты и другие парни скрывались все это время… – Слова Жюстина прервал оглушительный грохот, который, казалось, вырвался из недр земли. Стены задрожали, затрещали деревянные балки на потолке. Жюстин взглянул на Ога. – Кажется, это один из складов оружия.
 Ог кивнул.
 И тут они услышали дикие крики. По лестнице бежали люди, давя друг друга. Жюстин прижался к стене, жестом приказав Огу сделать то же самое. Когда обезумевшая толпа промчалась, Жюстин с Огом вышли из укрытия.
 – Не говори только, что тебя и остальных прятали проститутки в борделе.
 – Да, какое-то время так оно и было, – признался Ог. – Проститутки хотели насолить Легару. Он забирает себе слишком большую долю, но не хочет защитить их даже от собственных головорезов. К тому же его люди иногда отказываются платить за услуги и даже бьют их.
 – Меня это не удивляет, – сказал Жюстин. – Я иду искать Селию.
 – Но ведь Легар…
 – Знаю. Я разделаюсь с ним. Но после того, как отыщу Селию. – Заметив неодобрение во взгляде Ога, Жюстин насмешливо поднял брови. – Если тебя это не устраивает, ищи Легара сам, – предложил он.
 Расстроенный Ог в сердцах обругал его и показал на лестницу:
 – До выхода из туннеля мы скорее доберемся по поверхности. Там и найдем ее.
 Они осторожно поднялись по ступеням и, миновав центральный зал, вышли во двор сквозь распахнутые настежь двери. Забрезжил рассвет. В крепости полыхали пожары. Из-под крыши таверны, устроенной в вытащенном на сушу бриге, тоже вырывались языки пламени.
 – Сюда, – сказал Ог.
 Жюстин последовал за ним, и тут со стороны бухты раздался пушечный залп. Над их головами просвистел снаряд. Они бросились на песок. Пушечные ядра обрушились на остров. Одно упало на землю совсем близко и с оглушительным грохотом разорвалось. Жюстин, откашливаясь, поднял голову:
 – Кажется, прибыла эскадра.




 Глава 13


 Селия на ощупь продвигалась вперед. Громовые раскаты, доносившиеся сверху, стали слышны отчетливее, и она поняла: выход уже близко. Она то и дело спотыкалась и с трудом делала каждый следующий шаг. Ее охватило чувство безнадежности и страха. Ей казалось, что туннелю не будет конца и она навсегда останется здесь, в темноте. Селия очень устала, но остановиться и передохнуть боялась.
 Она до крови ободрала пальцы о грубые известняковые стены. Вдруг рука попала в пустоту: стена кончилась. Селия поняла: туннель разделился надвое. Ог не предупредил ее об этом, и она, растерявшись, не знала, в каком направлении идти дальше.
 – В какую сторону идти? – вслух подумала Селия.
 Голос ее эхом отозвался в пещере. Прислонившись спиной к стене, она расплакалась. Прямо у нее над головой раздался оглушительный взрыв. С потолка посыпались камешки.
 Это заставило Селию действовать, и она решила пойти налево. Туннель резко повернул. Здесь был другой воздух, потянуло дымом. Послышался чей-то крик: кричала женщина. Селия пошла на звук. Пол туннеля стал резко подниматься вверх. Над головой Селия увидела пролом. Снова послышался крик.
 Селия рванулась вперед, протиснулась в узкую щель и оказалась в объятом пожаром помещении. На полу лежали доски, которые, очевидно, закрывали вход в подземный туннель. Две стены горели, и желтые языки пламени лизали обвалившийся потолок. В двух футах от нее ползали две женщины, отчаянно пытаясь приподнять деревянную балку, придавившую ногу молоденькой мулатки. Оглядевшись вокруг, Селия поняла, что попала в бордель.
 Обе девицы кричали, ругались и кашляли. Они могли бы убежать, но остались, чтобы помочь раненой товарке. Селия не раздумывая бросилась к ним.
 – Поднимайте балку! – крикнула она.
 Женщины на несколько дюймов приподняли балку, а Селия, схватив раненую девушку под мышки, вытащила ее. Горящие стены грозили вот-вот обрушиться.
 Они подтащили девушку к отверстию в полу. Селия первой спустилась вниз и приняла ее на руки. Потом все четверо съехали вниз по короткому спуску. Одна из девиц, черноволосая толстушка с перепачканным грязью лицом, схватила Селию за руку:
 – Спасибо тебе, спасибо.
 – Вы знаете, где выход? – спросила Селия, мучительно закашлявшись. Ей казалось, что все легкие забиты дымом.
 Проститутка хрипло рассмеялась:
 – Если ты, милашка, хотела выбраться на поверхность, то ты пошла не в ту сторону. Я знаю, как выйти отсюда. Это недалеко.
 Сверху раздался оглушительный грохот разорвавшегося снаряда, и потолок туннеля рухнул. Их завалило землей и обломками. На какую-то долю секунды Селии показалось, что она умирает. В ушах звенело, потом внезапно наступила тишина. Тихо, холодно, сумрачно.
 Через несколько минут Селия пошевелилась. Сон это или явь? Глаза, нос, легкие саднило. Воздух был теплый, едкий. Снова закашлявшись, она с трудом села и протерла глаза. Толстенькая брюнетка испуганно ощупывала свою голову и ругалась, мулатка плакала.
 – Что это было? – хрипло спросила Селия.
 – Обвал, – коротко ответила брюнетка, указав на гору каменных глыб. – Теперь мы не сможем выбраться. Проклятые пираты подожгли со всех сторон этот вонючий остров, и мы в ловушке. Еще немного, и мы превратимся в четырех жареных голубок.
 – Ну уж нет! – Селия подползла к куче камней и взялась за верхний обломок известняка. – Жар и дым поднимутся вверх, не будут здесь скапливаться. Нам какое-то время ничто не угрожает… но все же надо… – она замолчала, переждав приступ кашля, – но все же нам придется помочь себе самим. – И она принялась разгребать завал.
 К ней подползла брюнетка.
 – А ты упорная девчонка, а? – Ухватившись за другой конец каменной глыбы, она помогла Селии ее сдвинуть.


* * *

 Вид полыхающей таверны внушал суеверный ужас, а жар и отблески пламени соперничали с восходящим солнцем. Продвигаясь ползком под артиллерийским огнем судов эскадры, Жюстин с Огом добрались до одного из выходов из крепости.
 В дверном проеме появился, едва держась на ногах, окровавленный человек. Жюстин, узнав его, весь напрягся.
 – Даффи! – Он подхватил пошатнувшегося Даффи и осторожно уложил на землю.
 Даффи зажимал рукой глубокую рану в животе: сквозь пальцы сочилась кровь. Он взглянул на Жюстина помутившимися глазами.
 – Легар… – с трудом выдохнул он, – я с ним дрался, но не смог… я пытался…
 – Все в порядке, помолчи, – сказал Жюстин, бросив печальный взгляд в сторону Ога.
 Даффи был храбрым, отчаянным парнем – но где ему тягаться с таким коварным и опытным негодяем, как Легар? Сорвав с себя лохмотья, некогда бывшие рубахой, Жюстин приложил скомканную ткань к ране. Это было бесполезно, но он должен был хоть что-нибудь сделать. Даффи вздрогнул и последний раз судорожно вздохнул.
 – Грифон!
 Оторвав взгляд от неподвижного лица Даффи, Жюстин оглянулся. В дверном проеме стоял Легар, сжимая в руке окровавленную шпагу. На его землистом лице не было и намека на обычную ухмылку, в глазах – мрачная целеустремленность убийцы. Как ни странно, он даже не запачкал одежду во всем этом хаосе и чувствовал себя победителем. Позади Легара маячили еще две фигуры. Они втроем разделались с Даффи? Наверное, эти двое загнали его в угол, предоставив Легару возможность нанести смертельный удар.
 Удары сердца отдавались в ушах. Жюстина охватила дикая жажда мести. Ему хотелось убить Легара, он жаждал пролить его кровь и искупаться в ней. Ненависть, охватившая все его существо, заглушила шум пожара и грохот канонады. Он ощущал небывалый прилив сил, понимал, что способен на все, на любую жестокость.
 В глазах Легара он увидел те же чувства, которые испытывал сам. «Боже мой, – подумал Жюстин вдруг, – чем же я от него отличаюсь?» Кровавый туман перед глазами рассеялся. Он вспомнил, как Селия говорила, что верит в него. Именно благодаря ей он теперь не похож на Легара и никогда не станет таким. Мысль о Селии отрезвила Жюстина. И вспомнилось все: боль в ноге, в ребрах, во всем избитом и израненном теле. Нет, сейчас он должен драться. Убить Легара.
 – Ог, – Жюстин указал на пиратов, стоявших позади Легара, – позаботься об этих мерзавцах. Никто не должен вмешиваться. Если они попытаются…
 – Понял.
 Легар кивнул пиратам, и они отошли в сторону, Жюстин был уверен, что Ог без особого труда справится с ними.
 Легар ждал. Помещение было тесным и освещалось факелами да слабым дневным светом, проникавшим сквозь распахнутую дверь. Послышались крики и бряцание оружия. Легар не спускал глаз с Жюстина.
 – Похоже, мои люди решили испытать бойцовское мастерство Ога, – сказал он.
 Жюстин равнодушно пожал плечами:
 – Пусть он немного позабавится. – И, еще не закончив фразы, без предупреждения сделал выпад.
 Легар парировал удар и перешел в контратаку. Жюстин бился с мрачной сосредоточенностью. Войти в привычный ритм боя у него не получалось, мешала больная нога.
 Легар презрительно рассмеялся:
 – Ты жалкий недоумок! Ты утратил даже те способности, что имел.
 Он оторвался от противника, пренебрежительно усмехнувшись, будто схватка не стоила его усилий.
 Жюстин атаковал повторно и заставил Легара перейти в оборону. Сделав ложный выпад, он ранил Легара в плечо, и тот в ярости ринулся вперед, атакуя серией сильных ударов.
 Шпаги скрестились, и эфесы чуть не касались друг друга. Стиснув зубы, мужчины мерились силой. Мощным толчком Жюстин отбросил Легара назад. Тот быстро занял прежнюю позицию. Последовал неистовый обмен ударами. Темп поединка не оставлял ни тому, ни другому времени подумать: они наносили удары, руководствуясь лишь инстинктом. Жюстину удалось застать Легара врасплох, но он лишь легко ранил его.
 Легар осатанел. Он все же вынудил Жюстина отскочить назад. На его физиономии появилось торжествующее выражение. Жюстин стоял на краю лестничного марша. Пытаясь удержать равновесие, он соскользнул на две-три ступени вниз и едва успел перехватить шпагу, чтобы парировать удар.
 Раздался оглушительный взрыв. Потеряв равновесие, Жюстин покатился вниз по лестнице. Шпага, со звоном пролетев несколько ступеней, застряла на середине. Оглушенный, Жюстин взглянул вверх. К нему по ступеням спускался Легар.
 Жюстин с трудом заставил себя подняться и спрятался в темном коридоре. Там он снова упал. Буквально в двух дюймах от своего носа он увидел проволоку, накрученную на металлический стержень. Жюстин внимательно разглядел странный предмет. Тяжело дыша, он приподнялся и, стараясь не касаться проволоки, отполз в самый темный угол. Прислонился к стене, застыв в ожидании.
 Легар остановился у входа, вглядываясь в глубь темного коридора. Стояла полная тишина.
 – Капитан Грифон, – презрительно произнес Легар. – Как я обманулся! Ведь когда-то я считал тебя опасным, а теперь от того, что убью, даже морального удовлетворения не получу.
 Легар поднял шпагу и шагнул в коридор. Сапогом он задел за проволоку, и… сработал пружинный самострел.
 Выстрел прогремел в узком коридоре; у Жюстина зазвенело в ушах.
 Легар на секунду остановился, но потом двинулся дальше. У Жюстина мелькнула отвратительная мысль: а что, если выстрел не попал в цель? И тут Легар стал заваливаться вперед, неуклюже выставив перед собой шпагу. Жюстин нырнул в сторону, и шпага резанула воздух, едва не задев его.
 Легар испустил яростный рев, от которого кровь застыла в жилах:
 – Будь ты проклят, Грифон!
 Потом стало тихо. Когда глаза Жюстина привыкли к полутьме, он увидел лицо Легара. На нем застыла маска смерти: невидящие глаза открыты, губы искажены гримасой. Пружинный самострел сделал свое дело.
 Жюстин поднялся на ноги и, опираясь о стену, взглянул сверху вниз на распростертое тело. У него мелькнула смутная мысль: почему вдруг стало так тихо? Наверное, эскадра закончила артиллерийскую подготовку. Скоро на остров высадятся военные моряки.
 – Грифон! – услышал он сверху голос Ога.
 Жюстин с трудом выбрался из коридора, поднялся по ступеням, по дороге прихватив оброненную шпагу. Наверху его поджидал Ог. Жюстин нахмурился:
 – Как ты догадался, что в живых остался я, а не Легар?
 – Я слишком давно вас знаю, чтобы сомневаться в этом, – просто ответил Ог.
 Возле входа лежало тело. Это был один из пиратов, которые мерились силами с Огом. Жюстин вопросительно взглянул на Ога:
 – Где второй?
 Ог пожал плечами:
 – Убежал.
 Жюстин улыбнулся и подумал о Селии.
 – Отведи меня к входу в туннель, – попросил он.
 Они пошли к краю крепости. Ог по дороге прихватил горящий факел, воткнутый в песок. Горело все: деревня, загоны для рабов, склады. Объятый пожаром остров напоминал преисподнюю.
 У входа в туннель стоял, как на часах, обгоревший дуб. Вход был почти неприметен в зарослях кустарника, папоротников и мха.
 – Она должна была бы уже быть здесь, – сказал Ог, пристально вглядываясь в заросли.
 – Селия! – хрипло крикнул Жюстин и взял факел из рук Ога. – Что-то случилось, – сказал он. Инстинкт подсказывал ему, что искать ее на поверхности – пустая трата времени.
 Сначала он двигался почти ползком. Постепенно туннель расширился и потолок стал выше, но все-таки не настолько, чтобы Жюстин мог выпрямиться в полный рост. Ог шел следом.
 – Селия! – крикнул Жюстин, но в ответ услышал только насмешливое эхо, многократно повторившее ее имя. Они прошли еще около сотни футов, и тут дорога разделилась надвое. Жюстин остановился.
 – Откуда она должна была прийти?
 Ог махнул рукой:
 – Оттуда.
 Жюстин посмотрел на поворот вправо.
 – А этот коридор куда ведет?
 – В бордель.
 – Там и попробуем ее поискать.
 – Едва ли она…
 – Черт побери, ты ее плохо знаешь! – мрачно сказал Жюстин. – У нее настоящий талант – дар, если хочешь, – появляться там, где не надо, и тогда, когда не надо.
 Они шли по извилистому коридору. Жюстин почувствовал запах дыма и нахмурился. Наткнувшись на завал в туннеле, он остановился. Дорогу им преграждали обломки камня, песок, мусор. Они услышали приглушенный плач.
 Положив факел и шпагу, Жюстин бросился к завалу и стал сдвигать большой обломок стены. Изрыгая ругательства, он наконец сбросил камень вниз. Вместе с Огом они разобрали завал.
 Жюстин с трудом просунул голову, плечо и руку в образовавшуюся щель. С помощью Ога ему удалось вытащить полногрудую темноволосую женщину. Потом вторую, третью. Селии среди них не было. В отчаянии он снова бросился к отверстию.
 – Селия! – крикнул он. Глаза его застилали пот и слезы. – Селия…
 Он почувствовал, как чья-то рука ухватилась за его руку, и до боли сжал тонкие пальчики.
 Наконец она была с ним. Застонав, Жюстин потерся щекой о ее опаленные огнем волосы.
 – Боже мой… Селия…
 Она обняла его за шею.
 – Со мной все в порядке, – прошептала Селия ему на ухо. – Все хорошо.
 Услышав судорожные всхлипывания, она с удивлением поняла, что он плачет. Приподнявшись, села и внимательно посмотрела на него.
 – Жюстин… – От ее прикосновения он немного успокоился. – Все было не так уж страшно… Только выведи меня поскорее отсюда.
 Она попыталась подняться, но он крепко держал ее. Ему не хотелось ее отпускать.
 – Пойдем, – хрипло сказала Селия и взглянула на Ога, который взял на руки мулатку. Темноволосая женщина подхватила факел и возглавила процессию.
 Они добрались до выхода, и Селия ползком выбралась наружу. Девицы бросились на траву в тени деревьев. Селия не могла поверить, что снова видит небо над головой. С моря потянул прохладный ветерок, и она с удовольствием подставила ему лицо, решив, что больше никогда в жизни ни при каких обстоятельствах не спустится под землю.
 Жюстин с покрасневшими глазами на осунувшемся от тревоги лице наклонился к ней. Ни слова ни говоря, Селия обвила его шею руками и поцеловала.
 – Все будет хорошо, – сказала она, поглаживая его затылок. Он вздрогнул и прижал ее к себе, закрыв глаза. – С тобой все в порядке? – спросила она.
 – Ты еще спрашиваешь! – рассмеявшись, ответил он, уткнувшись в ее волосы. – Я не знал, где ты. Я думал, что ты погибла. Нет, со мной уже никогда не будет все в порядке. – Он повернул ее к себе. – Как ты посмела ослушаться меня? – сердито прошептал он и поцеловал, крепко стиснув ее в объятиях. – Я приказал тебе оставаться на плантации, потому что там ты была бы в безопасности. Тебя следовало бы поколотить, чтобы не ходила за мной по пятам! – Не дав ей возможности ответить, он наградил ее еще одним поцелуем в наказание.
 – Волеран! – прервал их голос Ога.
 Жюстин взглянул на него. Ог поддерживал мулатку. У девушки была обожжена нога, но она была в сознании и цеплялась за Ога как за спасательный круг.
 – Нам пора уезжать, – сказал Ог. – С другой стороны острова нас ждет шхуна. Еще есть время добраться до нее.
 – Ты берешь их с собой? – спросил Жюстин, указывая на женщин. Or кивнул:
 – Они сами хотят уехать. А наши парни будут только рады им.
 – Не сомневаюсь, – сухо сказал Жюстин.
 – Идемте, нам надо спешить. Жюстин молчал.
 Селия спрятала лицо у него на груди, испугавшись, что он собирается уехать и оставить ее здесь одну.
 – Жюстин, – сказала она умоляюще, – не оставляй меня, позволь мне поехать с тобой…
 – Ш-ш-ш, успокойся, – сказал он, погладив ее по голове. – Я никуда не поеду. – Он взглянул на Ога и улыбнулся:
 – Прощай, дружище. И всего тебе доброго.
 – Но вас повесят.
 – Мы останемся здесь, – сказал Жюстин тоном, не допускающим возражений. Синие глаза встретились с черными глазами Ога. И вдруг Жюстин усмехнулся:
 – А ты назвал меня Волераном.
 – Да. – Ог прикоснулся ко лбу, коротко отсалютовав, улыбнулся ему и ушел вместе с женщинами.
 Почувствовав, что Селия дрожит всем телом, Жюстин стал нежно успокаивать ее:
 – Все будет хорошо, сердечко мое. Я тебя не оставлю. Со мной тебе нечего бояться, все уже позади.
 – Легар мертв?
 – Да.
 – А Риск…
 – Он погиб. – Жюстин поцеловал ее в лоб и заглянул в глаза. – Селия… Риск или кто-нибудь другой… тебе ничего не сделали?
 – Нет, нет.
 Он успокоился, поглаживая ее волосы.
 – Ты мог бы уехать с Огом, – сказала Селия. – Почему ты отказался? Я поехала бы с тобой. Ты ведь знаешь, что я…
 – Нет. За мою голову все еще назначено вознаграждение. Я не смогу жить, зная, что тебе угрожает опасность. – Жюстин взял ее израненные руки в свои и поцеловал их.
 – Это не имеет значения.
 – Имеет. Я устал. И пусть меня лучше вздернут на виселице, чем я снова пущусь в бега.
 – Нет! – воскликнула она, обнимая его.
 – Осторожнее, не забудь про мои сломанные ребра.
 – Что будет дальше?
 Жюстин посмотрел вдаль, на подернутый дымкой горизонт.
 – Известный нам обоим лейтенант Бенедикт уже, наверное, высадил своих людей на берег и приказал прочесать остров, чтобы разыскать меня. Отец, несомненно, глаз с него не спускает.
 – И ты… ты хочешь, чтобы мы сидели здесь и ждали, когда они придут? Жюстин, как я могу сидеть и ждать, если… если, возможно, ты меня обнимаешь в последний раз и… Почему ты улыбаешься?
 Он склонился к ней:
 – У нас есть еще немного времени, чтобы побыть вместе. Лучше провести еще несколько минут с тобой и умереть завтра, чем прожить всю жизнь без тебя.
 – Может быть, тебе этого достаточно, – сказала она, – а мне нескольких минут не хватит! Он рассмеялся.
 – У нас есть надежда. Отец еще не получил окончательного ответа от губернатора Вильерэ. А ему и раньше удавалось добиваться невозможного. – Он подставил ей губы. – Поцелуй меня, – прошептал он, но она плотно сжала рот, стараясь не расплакаться. – Скажи, что любишь меня, – попросил он, прижавшись к ее щеке. – Больше мне ничего не нужно. Скажи.
 – Я люблю тебя.
 Как он может так целовать ее, подумалось Селии, когда они скоро потеряют все?
 Она вдруг в страхе подумала, что надо было уговорить его уехать с Огом. Они могли бы потом куда-нибудь бежать – ведь для них это единственная возможность быть вместе. Но он так крепко обнимал и целовал ее, что она утратила способность думать. Ни один из них не заметил, сколько времени прошло… Он заставил ее позабыть обо всем, кроме его теплых губ и ласковых рук. Наконец он оторвался от нее. К ним приближался отряд из шести военных моряков, вооруженных мушкетами со штыками.
 Жюстин медленно поднялся на ноги, помог встать Селии.
 Лейтенант Бенедикт выглядел весьма решительно и был взволнован. Можно было без труда догадаться: его самолюбие уязвлено тем, что Жюстину удалось провести его, выдав себя за Филиппа.
 – Капитан Грифон, – сказал он, – в ваших интересах не оказывать сопротивления при аресте.
 – Это не входит в мои намерения, – ответил Жюстин. Бенедикт взглянул на Селию:
 – Отойдите от арестованного, мадам Волеран.
 Селия не двинулась с места. Жюстин наклонился к ней и шепнул на ухо:
 – Я люблю тебя, иди же. – С этими словами он легонько подтолкнул ее.
 Она всхлипнула и отошла от него. Когда на Жюстина надевали наручники, она увидела перед собой высокого мужчину в черном плаще. Он стоял на фоне восходящего солнца, лучи которого ослепляли ее, мешая разглядеть лицо. Однако стоило ему заговорить, как Селия сразу узнала повелительный баритон Максимилиана Волерана. – Селия, упрямая глупышка…
 Селия бросилась к нему. Он укрыл ее своим плащом, по-отцовски обнял за плечи. Спросил, не ранена ли она, и она что-то ответила, но все ее внимание было сосредоточено на Жюстине. Она вздрогнула, увидев, как безжалостно моряки обращаются с его израненными руками.
 – Лейтенант Бенедикт, – надменно заметил Макс, – вынужден напомнить вам, что именно благодаря моему сыну вам удалось захватить этот проклятый остров.
 Жюстина увозили в Кабильдо, новоорлеанскую тюрьму. Когда его увели, Селия обернулась к свекру:
 – Вы должны помочь ему…
 – Глазам своим не верю, что ты здесь, – прервал ее Макс, решив сделать ей внушение. – Какое безрассудство с твоей стороны! Ты подвергла себя опасности, добавила хлопот Жюстину и бросила Филиппа, когда он в тебе особенно нуждается. Представляю себе, что творится из-за тебя дома! Лизетта, наверное, с ума сходит от беспокойства.
 Нетрудно было догадаться, что последнее обстоятельство было для него важнее всего.
 – Признаю, я была не права. Но разве теперь все это имеет значение? Я могу извиниться тысячу раз, но это никому не поможет, а прежде всего – Жюстину!
 Макс заглянул в ее несчастное заплаканное лицо и вздохнул:
 – Невестушка, так или иначе я помогу вызволить своего сына из этой дьявольской истории. В этом ты можешь быть уверена.
 Ей отчаянно хотелось верить ему.
 – А что вы собираетесь…
 – Тебе, Селия, лучше сейчас подумать о том, как решить другую проблему.
 – Другую проблему? – словно эхо повторила она.
 Какая может быть другая проблема? Все остальное меркло по сравнению с ужасной участью Жюстина, которого только что увели в тюрьму.
 – Мне кажется, ты кое о чем забываешь. Филипп ждет тебя дома, и тебе придется многое объяснить ему. Ты жена Филиппа, а не Жюстина. Ты должна серьезно подумать, стоят ли твои чувства к Жюстину того, чтобы ради них отказываться от жизни, к которой ты привыкла. Как бы ни относился к тебе Жюстин, он никогда не сможет дать тебе спокойную жизнь.
 – Я люблю его.
 – Возможно. Но не всегда бывает легко отличить любовь от… чувственности. – Макс отвел взгляд. Селия знала, что он никогда не завел бы такой разговор, если бы не считал его необходимым. – Для женщины, которая всегда жила тихо и спокойно, – продолжал он, – такой мужчина, как Жюстин, волнующий и запретный, может показаться весьма привлекательным. Но эта привлекательность с течением времени померкнет.
 Селия не сдавалась, карие глаза ее были полны решимости.
 – Само собой разумеется, я нахожу Жюстина привлекательным, – сказала она. – Но кроме этого, я люблю его. Я могу многое дать ему – дать то, в чем он нуждается, а Филипп нет.
 Выражение лица Макса смягчилось, на губах появилась удивленная улыбка.
 – Допустим. А что может предложить тебе Жюстин?
 – Все, – не раздумывая ответила она. – Я всегда считала себя самой заурядной женщиной, но когда я с ним…
 Селия помедлила, глядя на далекую точку на горизонте. Жюстин заставил ее почувствовать себя любимой и красивой, и ей захотелось делить с ним все – свое сердце, мысли и тело. И он так же свободно отдавал ей всего себя. Разве можно променять такое на какую-то спокойную, тихую жизнь?
 – Ладно, невестушка, – сказал Максимилиан, приняв решение. – Я не могу взять сторону одного сына против другого, а поэтому не стану твоим союзником. Но и препятствовать тебе не буду. Однако должен тебя предупредить: Филипп едва ли поддастся чьим-либо уговорам.
 Селия не ожидала, что будет так нервничать в ожидании предстоящей встречи с Филиппом. Она не знала, что почувствует, когда посмотрит ему в глаза или обнимет его. За последние несколько месяцев все так изменилось. Пока Филипп был в плену, ее жизнь продолжалась, а для него время остановилось.


* * *

 Когда они с Максом приехали на плантацию, Филипп спал. И за это Селия была бесконечно благодарна судьбе.
 Лизетта бранила и утешала ее одновременно. Сначала она настойчиво предлагала немедленно послать за доктором Дассеном, чтобы он ее осмотрел, но Селия упросила ее не делать этого.
 – Мне нужны только бинты и горячая ванна, – сказала она. – С этим справится и Ноэлайн.
 – Но твои бедные ручки! – воскликнула Лизетта, осматривая обожженные ладони, исцарапанные пальцы и обломанные ногти Селии.
 – Все заживет. Доктор Дассен не сможет сделать больше, чем Ноэлайн.
 – Доктор придет завтра к Филиппу, – сказала Лизетта. – Я настаиваю, чтобы ты позволила ему осмотреть себя.
 – Хорошо, – неохотно согласилась Селия. Она засыпала Лизетту вопросами о здоровье Филиппа, о его душевном состоянии.
 – Филипп измучен и очень похудел, – только и ответила та, – но он уже успел немного отдохнуть. Берта откармливает его, готовит его любимые блюда. Надеюсь, он скоро придет в себя и снова станет таким же, как прежде. Он подавлен, но доктор Дассен утверждает, что это нормально и скоро пройдет. Мы должны окружить его любовью.
 – Мне следовало встретить его, – виновато сказала Селия.
 Лизетта нахмурила бровки, чувствуя себя не менее виноватой, чем Селия.
 – Я хочу кое-что сказать тебе, Селия. Когда Филиппа привезли сюда, я… послала за Бриони Доил. Я подумала, что так будет лучше. Нужно было, чтобы кто-то был рядом с ним, а тебя здесь не оказалось и… Надеюсь, ты не будешь на меня сердиться?
 – Нет, нет, я…
 Селия замолчала, удивленная тем, что в ней шевельнулась ревность. Ей вспомнилось, как она увидела Бриони в саду с Жюстином. Значит, Филиппа, возвратившегося домой, встречала Бриони, она его целовала, она его успокаивала… «Я рада, что она смогла это сделать вместо меня», – подумала Селия, злясь на себя за невольную ревность.
 – Она… помогла ему? – спросила Селия.
 – Мне кажется, помогла, – ответила Лизетта. – Ей удалось его утешить.
 Селия чувствовала, что Лизетта больше ничего не скажет.
 – Отдохни перед встречей с Филиппом, – продолжала Лизетта.
 Селия, хотя и была измучена, покачала головой:
 – Нет, я приму ванну и переоденусь во флигеле, а потом вернусь сюда. Я хочу поскорее увидеться с ним.
 Приняв ванну, Селия послала за Ноэлиной. Та смазала своим целебным бальзамом ее глаза, руки, все порезы и ссадины. Она принесла неприятный на вкус, но очень полезный отвар для смягчения горла, и Селия выпила его до последней капли. «Позаботился ли кто-нибудь о Жюстине?» – подумала Селия. Макс наверняка постарается, чтобы в Кабильдо к его сыну прислали доктора. Она хотела пойти к Максу, напомнить, но Ноэлайн решительно удержала ее:
 – Месье Волеран никогда ни о чем не забывает. Сидите спокойно и дайте мне закончить свое дело.
 Она укоротила на несколько дюймов опаленные волосы Селии, потом перевязала голубой лентой.
 – Я все равно выгляжу ужасно, – печально сказала Селия, увидев в зеркале свое покрасневшее, опухшее лицо.
 – Месье Филипп не обратит на это внимания.
 Селия надела светло-голубое с кремовой отделкой платье с длинным рукавом и скромным декольте. Решив, что больше ничего нельзя сделать, Селия отправилась в главный дом. В гостиной она застала Лизетту.
 – Филипп проснулся?
 Лизетта покачала головой:
 – Должно быть, скоро проснется. Поднимись к нему.
 Селия тихо вошла в комнату Филиппа и уселась в кресло возле кровати. Ей казалось, что она выплакала уже все слезы, но при виде Филиппа глаза ее увлажнились. Ей вспомнилось, как Филипп впервые улыбнулся ей, когда пришел на семейный обед в их дом. Как он впервые поцеловал ее.
 Филипп был ее первой любовью, но теперь она понимала, что любила его как близкого друга. В их отношениях всегда присутствовала сдержанность, которая не прошла бы даже со временем. Она любила бы Филиппа, но никогда не смогла бы полюбить его так, как Жюстина.
 Его спокойное лицо было более мягкой, более тонкой копией чеканного лица Жюстина. Не в силах удержаться, Селия наклонилась над ним и прикоснулась кончиками пальцев к его щеке.
 – Филипп, – прошептала она, и он открыл глаза. Синева его глаз была мягкой и теплой в отличие от яркой, пронзительной синевы глаз ее любимого.
 Филипп сонно вздохнул и поморгал, глядя на нее. Поняв наконец, что она ему не снится, он приподнялся и сел в постели.
 – Селия?
 Она улыбнулась, подумав, что он сейчас протянет к ней руки, но он только смотрел на нее.
 – Все эти месяцы я думал, что тебя… нет в живых, – с запинкой сказал он, а она положила голову ему на плечо и заплакала.




 Глава 14


 Всплакнув, Селия почувствовала себя с Филиппом свободнее, но ненадолго. Всплеск чувств не разрядил обстановку, и они разговаривали друг с другом настороженно и напряженно.
 Сидя на краешке его кровати, она пыталась объяснить ему, почему не встретила его дома, и рассказать обо всем, что произошло.
 – Что слышно о Жюстине? – спросил он.
 – Он убил Доминика Легара…
 – Это хорошо, – сказал Филипп каким-то неожиданно низким голосом.
 – Мне кажется, он здоров, если не считать нескольких незначительных ран. Но его забрали в тюрьму. Страшно подумать, что его ждет дальше. Его могут повесить…
 – Нет. Отец не допустит.
 Селия взглянула в спокойные синие глаза Филиппа, и ей захотелось поверить его словам. Когда-то она ему говорила, что у него ангельские глаза. Как ему удалось сохранить свою прежнюю мягкость после всего, что пришлось пережить?
 Лизетта сбрила ему бороду и подстригла волосы, открыв безупречные контуры лица. Когда Селия, глядя на него, узнавала черты Жюстина, она начинала нервничать. По мнению большинства окружающих, Филипп был красивее брата. Черты его лица были правильны, отличались тонкостью, а взгляд был добрым и открытым. На его губах нельзя было представить себе язвительную усмешку Жюстина, глаза не вспыхивали злобой или страстью. А Жюстин напоминал чем-то волка-одиночку, которого невозможно приручить.
 – Филипп, – тихо сказала Селия, – ты не расскажешь мне об этих страшных месяцах?
 Она чувствовала, что должна спросить об этом. Может быть, если она поймет, что нужна ему, в ней проснутся прежние чувства.
 Но Филипп покачал головой.
 – Не могу, – хрипло сказал он. – Мне не хочется говорить об этом.
 И он стал расспрашивать о том, как ей жилось в Новом Орлеане. Селия начала было рассказывать, что пережила, узнав о его смерти, но увидела, что он заскучал. Лихорадочно придумывая, чем бы его развлечь, она вспомнила несколько забавных эпизодов из своей жизни на плантации.
 Потом повисло неловкое молчание.
 Селия удивлялась: о чем же они могли подолгу разговаривать во Франции или писать друг другу? Ведь раньше ей было совсем не трудно поддерживать с ним разговор! Сама не заметив, когда это случилось, она пересела с кровати на стул. Взяв его руку в свою, она нежно ее пожала, но Филипп поморщился, почувствовав на ее ладони остатки целебной мази.
 – Фу! – сказал он и отнял руку. – Почему у тебя такие скользкие руки?
 Селия слегка покраснела.
 – Извини, я поранила руки, когда… Ноэлайн смазала их мазью.
 – Не испачкай простыни.
 Жюстин никогда не обратил бы внимания ни на мазь на руках, ни на простыни. Он рассмешил бы ее, сказал бы, что она тяжело ранена, а потом осыпал бы поцелуями… Селия постаралась прогнать из головы предательские мысли.
 Филипп снова откинулся на подушки, и улыбка на его лице увяла.
 – Я устал, – тихо сказал он.
 – Отдохни, я оставлю тебя. Может быть, завтра у тебя прибавится сил, и мы поболтаем.
 Филипп печально взглянул на нее:
 – Да, нам надо кое о чем поговорить.
 – Тогда до завтра, – сказала Селия и, наклонившись, поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи, Филипп.


* * *

 В полном смятении Селия спустилась вниз и, не попрощавшись ни с кем, ушла в свой флигель. Ей хотелось побыть одной. Ей не верилось, что Филипп намеренно проявляет к ней холодность. Наверное, он тоже не знал, как говорить с ней. Если бы знать, что он хочет и чего ожидает от нее, ей было бы проще!
 Погруженная в свои мысли, Селия медленно шла по дорожке, ведущей к флигелю. Даже если они с Жюстином никогда не будут вместе, она все равно расторгнет брак с Филиппом. У Филиппа есть Бриони. А она… она не сможет жить с мужем, который будет напоминать ей Жюстина. Селии не хотелось, чтобы Филипп считал, что она его бросает. Лучше, если он тоже пожелает расстаться с ней.
 Быстро темнело, и Селия решила сделать еще один круг по дорожкам сада. От усталости у нее все болело, но она знала, что ложиться спать рано. Она слишком возбуждена и не уснет.
 Селия села на каменную скамью. Налетел прохладный ветерок, и она вздрогнула. Она уже не боялась темноты, как раньше… Единственное, чего она боялась, – это потерять Жюстина.
 Она долго сидела, глядя на безоблачное вечернее небо, на котором высыпали звезды. Сонно зевнув, наконец встала и хотела было идти во флигель, но ее внимание привлек какой-то негромкий звук, раздавшийся неподалеку. Она с любопытством заглянула за живую изгородь и торопливо отпрянула назад, увидев Филиппа. Но что он здесь делает? Она возмущенно нахмурилась. Филипп обнимал женщину! Ничего себе! Значит, несмотря на холод, он явился на тайное свидание с Бриони! А ведь совсем недавно чувствовал себя таким слабым, что не мог разговаривать с ней!
 Подглядывая сквозь просвет в изгороди, Селия увидела, как он отбросил капюшон с волос Бриони и наклонился, чтобы поцеловать ее – долгим, страстным поцелуем. Селию он никогда так не целовал! Бриони что-то сказала ему, он тихо рассмеялся и обнял девушку.
 Селию обидело то, как он разговаривает с ней: казалось, ему не терпится многое рассказать ей, а времени не хватает. «А мне пришлось буквально клещами вытягивать из него каждое слово», – обиженно вспомнила Селия. Сложив на груди руки, она наблюдала за ними, как ни странно, чувствуя себя обманутой женой. Вот было бы здорово выскочить сейчас из кустов и крикнуть, что их тайна раскрыта! С другой стороны…
 В свете звезд было хорошо видно лицо Филиппа. Селию поразила происшедшая в нем перемена. Не было мрачного подавленного взгляда, глаза его искрились. Бриони кончиками пальцев прикоснулась к его лицу, и он поцеловал ее ладонь. Селию тронула их нежность друг к другу.
 Неожиданно она улыбнулась. О, да это все упрощает! Филипп становится другим с Бриони, потому что влюблен в нее. Несомненно, он сам захочет расторгнуть брак. Возможно даже, он первым заговорит об этом, и она убедит его, что это самое разумное решение. Селия облегченно вздохнула и крадучись удалилась, пока влюбленные не заметили, что за ними наблюдают.


* * *

 Утром Максимилиан уехал в тюрьму, а Селия осталась ждать вестей вместе с Лизеттой и детьми. Ее одолевала тревога: а вдруг с Жюстином в тюрьме жестоко обращаются? Однажды ее провезли в экипаже мимо Ка-бильдо, когда там находился в заточении особо опасный преступник. Тогда на площади, куда выходили окна тюремной камеры, собралась толпа разъяренных горожан, которые выкрикивали оскорбления и швыряли в окна отбросы. Весть об аресте печально известного пирата Грифона, несомненно, уже распространилась по городу. А что, если в этот самый момент разъяренная толпа так же беснуется и требует крови Жюстина?
 Эвелина и Анжелина играли в куклы, а Лизетта, как всегда, занималась рукоделием. Обожженные руки Селии были пока непригодны для какой-либо работы, она сидела с Рафом на коленях и читала газету на английском языке. Время от времени она произносила вслух какое-нибудь слово, чтобы проверить, правильно ли понимает его смысл, и Лизетта переводила ей всю фразу на французский язык. Стрелки на позолоченных каминных часах двигались мучительно медленно. Наконец прибыл Максимилиан.
 – Любимый! – воскликнула Лизетта, вскакивая с места. Макс обнял ее и поцеловал.
 Селия не могла подняться, потому что на ее плече спал Раф, но она не сводила глаз с Макса.
 – Макс, немедленно рассказывай нам все по порядку, – потребовала Лизетта, снимая с него пальто и усаживая в кресло.
 Макс уселся, вытянул длинные ноги. Судя по всему, он был весьма доволен собой.
 – Сегодня вечером я встречаюсь с губернатором Вильерэ. Мне сказали, что помощь, оказанная Жюстином, заставила Вильерэ рассмотреть вопрос о его помиловании.
 Селия, не выдержав, вскочила с места, так крепко прижав малыша к себе, что он проснулся и захныкал.
 – Боже мой, я боюсь даже надеяться! – сказала она, судорожно вздыхая.
 Лизетта осыпала Макса поцелуями и похвалами. Эвелина и Анжелина, хотя и не понимали причины веселого возбуждения взрослых, тоже бросились к нему, радостно хохоча, и на какое-то мгновение Макс совершенно исчез в вихре рыжих волос.
 Раф, которого так невежливо разбудили, не пожелал успокоиться, пока его не взяла на руки Лизетта. Рассерженно сопя, малыш положил голову ей на плечо и засунул в рот кулачок. Селия заставила себя снова сесть на диван. – Как себя чувствует Жюстин? – спросила она, подавшись вперед.
 – Он здоров. Его осмотрел доктор. К счастью, оказалось, что ребра у него не сломаны. По моему настоянию Жюстину принесли горячую воду, выдали свежую одежду. – Макс усмехнулся. – По правде говоря, я бы предпочел, чтобы с ним поменьше носились.
 – Поменьше носились? – в недоумении повторила Селия.
 Макс печально покачал головой:
 – Именно так. Я был поражен реакцией общества на арест Жюстина.
 – Что вы имеете в виду?
 – Судя по всему, в Новом Орлеане Жюстина считают отважным морским волком. Романтической фигурой. В кофейнях и на городской площади без конца рассказывают истории о его подвигах, беззастенчиво смешивая быль с небылицами. Как бы смешно это ни звучало, но весь город, кажется, от него без ума.
 – Что значит «без ума»? – подозрительно спросила Селия.
 – Это означает, что возле Кабильдо стала лагерем огромная толпа его почитателей. К нему посетителей не пускают – кроме меня, разумеется, – но многие горожанки проявляют непрошеную заботу о его благополучии. Передают в тюрьму продукты и бутылки вина, большую часть которых Жюстин отдает своим тюремщикам и сокамерникам.
 – Какая глупость! – воскликнула Селия.
 – Это еще не все. Мне сегодня рассказали, что он, как утверждают, успел соблазнить трех женщин – одну за другой – на балу у Дюкеснов!
 Эвелина с любопытством взглянула на него:
 – Папа, что значит «соблазнить»?
 Лизетта, нахмурив брови, укоризненно взглянула на Макса.
 – Замолчи, Эви. Это плохое слово, хорошие девочки не должны его произносить.
 – Какая глупость! – повторила Селия, заливаясь краской.
 Жюстин принадлежит только ей. И нечего всяким безмозглым женщинам, вообразившим, что они влюблены в опасного пирата, превращать ее Жюстина в предмет обожания! А Жюстин, должно быть, наслаждается всеобщим вниманием! Он там, видимо, веселится вовсю, тогда как она извелась от беспокойства за него.
 – Он спрашивал обо мне? – не выдержав, выпалила Селия.
 Насмешливая ухмылка Макса пропала.
 – По правде говоря, – сказал он тихо, – ни о ком другом он и говорить не хотел.
 Возмущение Селии сразу же улетучилось, она опустила глаза, затосковав.
 – Что он говорил?
 – Большую часть сказанного, я уверен, он повторит тебе с глазу на глаз. Но мой сын, по-видимому, надеется, что, пока он находится в заключении, ты решишь все проблемы.
 – Вот как? – рассердилась вдруг Селия. – Он, наверное, думает, что это просто. Наверное, он ждет, что после пяти месяцев разлуки я просто подойду к Филиппу и скажу…
 Она замолчала, увидев в дверях Филиппа. Он был в длинном домашнем халате, темные волосы гладко зачесаны, синие глаза смотрели на нее.
 – Скажешь мне что? – мрачно спросил он.
 Селия утратила дар речи. Она покраснела и вдруг почувствовала, что в комнате все замолчали. И все смотрят на нее.
 Лизетта первая нарушила неловкое молчание.
 – Филипп, – тихо предложила она, – почему бы вам с Селией не пройти в малую гостиную? Вы оба еще не ели. Я прикажу Ноэлайн принести вам кофе. Там вы сможете поговорить спокойно, никто вам не помешает.
 Селия отхлебнула глоток сладкого черного кофе из тонкой фарфоровой чашечки, а Филипп разломил булочку и намазал кусок маслом. Она настороженно поглядывала на него, ожидая, когда он начнет разговор, но наконец, не выдержав затянувшегося молчания, заговорила сама.
 – Филипп, – сказала Селия, поставив чашку на блюдце, – нам нужно поговорить… о нашем браке.
 Тонкое лицо Филиппа отразило целый калейдоскоп эмоций: удивление, волнение и, наконец, решимость.
 – Я думал об этом. Все так непросто.
 – Понимаю, – согласилась Селия. – Едва ли можно назвать это простым вопросом.
 – В некотором смысле так и есть.
 Не вполне поняв его, Селия нахмурила брови.
 – Филипп, я знаю, тебе не хочется говорить о том, что произошло. Это причиняет тебе боль… но кое о чем я все-таки должна тебе рассказать.
 – О Жюстине? – с горечью спросил он.
 – Обо мне, Филипп… – Селия взяла его за руку. – В течение нескольких месяцев я считала, что тебя нет в живых. Я будто была заперта в тюремной камере. Я не страдала физически, но горе мое было так велико, что мне хотелось умереть.
 Филипп, не выпуская ее руки, задумчиво смотрел на нее.
 – Селия…
 – Мне казалось, что я уже никогда и ничему не смогу радоваться, – продолжала она. – Не буду смеяться, не буду счастлива. Я была уверена, что навсегда останусь одна и никогда больше не полюблю. А потом… я смирилась с твоей смертью, Филипп.
 – Но я не умер, – напряженно произнес он.
 – Да, только я-то об этом не знала. Потом сюда привезли Жюстина. Все мы думали, что он не проживет и до утра. Он был так не похож на тебя… циничный, грубый, вспыльчивый. Сначала я его терпеть не могла. Но я помогала выхаживать его и вскоре поняла, что для меня очень важно, чтобы он выжил. И неожиданно… – Селия замолчала и беспомощно взглянула на Филиппа. Он крепко держал ее за руку. – Неожиданно у меня появилась потребность быть с ним все время. Когда мы бывали вместе, я чувствовала прилив сил. Наверное, я понимала, что он полюбил меня. Я замечала это по тому, как он на меня смотрел, как разговаривал со мной… Я видела, что он борется со своим чувством, так же как и я, однако… – она вздохнула, – ни один из нас не сумел предотвратить то, что случилось.
 Филипп выпустил ее руку и резко встал, толкнув столик так, что кофе выплеснулся из чашек.
 – Ты позволила ему…
 Селия закусила губу, неуверенная в том, что он имеет право знать или даже спрашивать об этом. По закону Филипп был ее мужем. Она ему изменила. Но ведь она не знала, что он жив…
 Поняв, что ее затянувшееся молчание и есть ответ на вопрос, Филипп с трудом сдержал гнев и возмущение.
 Селия, напряженно выпрямившись, сидела на стуле, не глядя на него.
 – Этого следовало ожидать, – наконец произнес Филипп. – Жюстин уже к шестнадцати годам стал завзятым соблазнителем. А такая наивная девушка, как ты, была для него легкой добычей.
 Задетая его пренебрежительными словами, Селия встала и, глядя ему в глаза, решительно сказала:
 – Все произошло с моего полного согласия. Я хотела быть с ним, потому что полюбила его.
 – Ошибаешься, – с уверенностью сказал Филипп. – Ты слишком неопытна, чтобы понимать разницу между любовью и страстью.
 – А Бриони Дойл? Она тоже неопытна?
 Филипп остолбенел, словно она ударила его по лицу.
 – Что ты сказала?
 Сожалея о том, что не сумела сохранить хладнокровие, Селия заговорила спокойнее:
 – Мне известно о твоих отношениях с Бриони. Я знаю, это началось до того, как ты приехал во Францию и женился на мне. Знаю также, ты предпочел меня только потому, что считал: я больше подхожу тебе.
 – Это не…
 – Я видела тебя с ней вчера вечером в саду. – Она заметила, как краска заливает его щеки. – Ты любишь ее, Филипп. Ты будешь с ней так счастлив, как никогда не был бы со мной.
 Филипп подошел к окну и долго стоял, глядя на затянутое серыми облаками небо.
 – Однажды я сделал выбор между вами, – сказал он. – Я выбрал тебя, Селия, по многим причинам. Самая важная из них заключалась в том, что я любил тебя. И все еще люблю.
 – Но ты и ее любишь.
 – По-другому.
 Селия усмехнулась:
 – Не объяснишь ли мне, как ты любишь ее и как любишь меня?
 Она совсем не хотела, чтобы ее слова прозвучали язвительно, но Филипп уловил в них сарказм.
 – Раньше ты никогда так не разговаривала, – сказал он. – По-видимому, это влияние Жюстина, а? – Он отвернулся и прижался лицом к оконному стеклу. – Подойди сюда, – спокойно сказал он.
 Она подчинилась, но остановилась в двух футах от него. Он не протянул к ней руки, а просто стоял, напряженно вглядываясь в ее лицо.
 – Одно из многих различий между мной и моим братом, – сказал он, – заключается в том, как мы относимся к долгу и обязанностям.
 – Не хочешь ли ты сказать, что ты передо мной в долгу? Или что жить со мной – твоя обязанность?
 – Дослушай до конца, – решительно прервал ее Филипп. – Мы с тобой женаты, Селия. И ничто не изменит этого. Ты по-прежнему моя законная жена. Тебе не приходило в голову, что мы обязаны соблюдать клятву, которую дали друг другу? Помнишь: в горе и в радости?.. Обстоятельства изменили ход нашей жизни, но изначальные причины, побудившие нас вступить в брак, не исчезли. Мы с тобой во многом похожи. Мы сможем жить в мире и согласии друг с другом. – Он помолчал и торопливо добавил:
 – А поэтому я готов простить твою супружескую неверность и хочу, чтобы ты оставалась моей женой.
 Селия взглянула на него с удивлением. Разговор принимал совсем не такой оборот, как она ожидала.
 – Разве тебе не хочется большего, чем просто жизнь в мире и согласии? – спросила она. – Мне, например, хочется.
 – Ты думаешь, необузданная страстная любовь будет длиться вечно? Она быстро перегорит, Селия. Твои чувства к моему брату недолговечны. Сейчас они кажутся волшебными и удивительными, но очень скоро исчезнут без следа.
 – Откуда тебе знать?
 Лицо Филиппа напряглось и на какое-то мгновение стало очень похожим на лицо Жюстина.
 – Отец женился на моей матери, потому что она была соблазнительной женщиной, к которой он испытывал страстное влечение. Но когда пламя страсти начало угасать, оказалось, что у их брака нет прочного основания… и все закончилось супружеской изменой и трагедией. Мы с Жюстином долгие годы страдали от последствий этой ошибки.
 – Но это совсем не похоже на нас!
 – На мой взгляд, это одно и то же. Я люблю брата, Селия, но, как никто другой, знаю, что он за человек. У него никогда в жизни не было серьезной привязанности.
 Селия даже не пыталась разубедить его, потому что он был уверен в своей правоте. Но она верила в Жюстина и знала, как отчаянно он ее любит.
 – Филипп, – осторожно сказала она, – вы с ним братья! Естественно, у тебя возникло чувство соперничества…
 – Дело не в этом, – прервал он ее, – а в том, что я люблю тебя.
 – Ты мне тоже небезразличен, Филипп, – сказала Селия, искоса взглянув на него. – Но этого все же мало для того, чтобы я оставалась твоей женой! Правда заключается в том, что ты безумно влюблен в Бриони Дойл, только упрямство не позволяет тебе признаться в этом.
 – Я пытаюсь сделать так, как будет лучше для всех нас.
 – Не надо! – умоляюще воскликнула Селия. – Филипп, я знаю, как важно для тебя чувство долга и как ответственно ты относишься к своим обязанностям. Но если бы у тебя не было никаких обязательств и тебе предложили бы выбирать все, что хочешь?
 – Я сказал тебе, что я хочу.
 – Представь, что мы с тобой не связаны узами брака. И что ты абсолютно свободен выбирать то, что подсказывает сердце. Кого бы ты выбрал тогда?
 Филипп молчал с непроницаемым выражением лица.
 – Почему вчера ты встречался в саду с Бриони? – спросила Селия. – Потому что ты не мог противиться зову сердца. Тебя к ней тянет, ты любишь ее… и в глубине души хочешь верить, что это будет длиться вечно.
 Поняв, что он не ответит, Селия отошла. Надо набраться терпения.
 – Мне кажется, ты обманываешь самого себя, – тихо сказала она. – И мне кажется, что мы с тобой в глубине души хотим одного и того же, Филипп. С нами столько всего произошло… и никто из нас не может вернуться назад.
 – Не может, – согласился он, – но мы могли бы начать все сначала.
 Столкнувшись с таким упрямством, Селия беспомощно покачала головой. Им обоим необходимо было подумать.
 Больше в этот день Селия не видела Филиппа, хотя оставалась в главном доме. Ее настойчивость, наверное, утомила его, и он обедал в своей комнате. То ли отдыхал, то ли думал. Селия надеялась, что он думает.


* * *

 Наступил вечер, но не было никаких вестей от Макса, к этому времени уже побывавшего у губернатора. Селия в унынии сидела с Вестой на коленях в кабинете. Рыжая кошка громко мурлыкала, уминая лапками мягкий фиолетовый шелк платья Селии. Селии нравилась строгая элегантность кабинета, массивная мебель красного дерева и сочные желтые, алые и синие тона драпировок и обивки мебели.
 Кошка деликатно вылизала лапку и принялась за шкурку.
 – Знаешь, красавица, – тихо обратилась к Весте Селия, поглаживая ее, – я заметила, у тебя есть привычка бессердечно бросать изнывающего от страсти кота, как только он тебе наскучит, и переходить к другому ухажеру. Тебя не мучит совесть?
 – Из всех животных, – раздался с порога голос Филиппа, – у кошек меньше всего совести.
 При звуке его голоса Селия вздрогнула.
 – Филипп, не знала, что ты способен шпионить за мной.
 Он закусил губу, как делал это когда-то, если задумывался, потом улыбнулся ей.
 – Можно войти? – спросил он.
 Селия кивнула, не сводя с него настороженного взгляда. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, на нем были красновато-коричневые брюки, синий пиджак и ботинки с пряжками. Ярким пятном выделялся белый, туго накрахмаленный галстук. Он выглядел как человек, только что сбросивший с плеч тяжелый груз.
 – Садись, – предложила Селия, указывая на место возле себя на банкетке.
 Раздосадованная непрошеным вторжением, Веста спрыгнула с ее колен.
 – Прости меня за несносное поведение сегодня утром. Ты была со мной всего лишь откровенна. Я понимаю, тебе это было нелегко.
 – Что правда, то правда, – тихо подтвердила Селия. Филипп смотрел на нее в упор, и была в его взгляде открытость, которой раньше она у него не замечала.
 – Я почувствовал – да и сейчас чувствую, – будто у меня отобрали что-то драгоценное. Я не виню ни тебя, ни Жюстина. Я знаю одно: до того как меня захватил в плен Легар, ты была моей и у нас с тобой было общее будущее. И я верю, мы были бы довольны жизнью.
 – Я тоже. Но, Филипп…
 – Подожди, – прервал ее он, – дай мне договорить. А теперь я понимаю: изменилась не только ты, но и я сам. То будущее, которое раньше я видел перед собой, больше невозможно. – Он взял ее за руку, и их пальцы сплелись. – С того дня, как мы расстались, я много месяцев прожил в кошмарном сне – без надежды, без чувств. Но когда я с Бриони, кошмар исчезает, я начинаю острее ощущать жизнь, я снова начинаю чувствовать.
 – Ты будешь счастлив с ней.
 Филипп опустил глаза, взглянув на их сплетенные пальцы.
 – Наверное, я действительно люблю ее, – сказал он.
 – Я это знаю. И она тебя любит. Разве обязательно мужу и жене иметь одинаковое происхождение, чтобы быть счастливыми в браке? По-моему, различия даже делают жизнь интереснее. – Она пожала его пальцы. – Иди к Бриони.
 Он взглянул на нее со своей очаровательной медлительной улыбкой:
 – Вот как? Ты мне приказываешь?
 – Да.
 – А что мне сказать ей, мадам?
 – Скажи, что обожаешь ее и хочешь жениться на ней, как только будет расторгнут наш брак.
 Улыбка сползла с его лица.
 – Селия, ты действительно этого хочешь?
 – Да!
 – Но если тебе потребуется моя помощь, если тебе будет нужно, чтобы я о тебе позаботился, ты всегда…
 – Нет, дорогой. – Она тихо рассмеялась. – Обо мне не беспокойся, Филипп… Меня не бросят и не обидят. Я не наскучу твоему брату по меньшей мере еще полсотни лет.
 – Ты говоришь это с такой уверенностью, – сказал он, скорее утверждая, чем спрашивая.
 – У меня нет ни малейшего сомнения, – прошептала Селия, так лучезарно улыбнувшись ему, что, поддавшись порыву, он поцеловал ее в губы. Это был поцелуй, которым могли бы обменяться брат и сестра.
 И вдруг Селия спиной ощутила чье-то присутствие в комнате. Она оглянулась и замерла: в дверях стоял Жюстин. Он был в широкой белой рубахе с распахнутым воротом, узких черных брюках и черных башмаках.
 Ей еще никогда не случалось видеть братьев вместе. Впечатление было ошеломляющим. Трудно поверить, что кто-то мог бы принять одного за другого, не понять, кто из них доктор, а кто – исправившийся пират. Один был мужчиной, которого любая мать захотела бы заполучить в мужья своей дочери, а от другого умоляли бы дочерей держаться подальше.
 Филипп выпустил руку Селии.
 – Значит, тебя помиловали, братец?
 – Да. Но боюсь, что после всего этого влияние отца сильно пошатнется. Ведь он заставил всех сильных мира сего, кто был чем-то ему обязан, заплатить свои долги. Теперь ему не к кому будет обратиться.
 – Жюстин, то, что ты сделал ради меня… – начал Филипп, но замолчал, как будто ему не хватило слов.
 Он шагнул к Жюстину и обнял его. Жюстин высвободился из рук брата и рассмеялся:
 – Труднее всего в этой истории мне было притворяться тобой! Нелегко выслушивать рассказы о недугах всех престарелых дам в Новом Орлеане.
 Филипп фыркнул:
 – Признаться, трудно представить себе, чтобы ты вежливо выслушал хоть кого-нибудь.
 Жюстин окинул брата оценивающим взглядом.
 – Ты хорошо выглядишь, Филипп. Я, наверное, больше всех рад видеть тебя живым и невредимым под крышей родного дома.
 – Спасибо. Этим я обязан только тебе.
 Синие глаза встретились с синими глазами: братья обменялись понимающим взглядом. Они долго были в разлуке, но ничто не могло разорвать существующую между ними связь.
 – Когда я услышал, что тебя нет в живых, – нахмурился Жюстин, – почувствовал, что у меня словно отняли мою половинку.
 – А мне хотелось своими руками убить тебя, когда я понял, что ты вымениваешь меня на себя.
 – Я не раздумывал ни минуты, – просто сказал Жюстин. – Сожалею лишь о том, что Легар не заплатил в десятикратном размере за все, что он сделал с тобой.
 – Мне нужно кое о чем поговорить с тобой, Жюстин.
 – Знаю, – спокойно сказал Жюстин. – Когда тебе будет угодно, братец.
 Селия встала и шагнула к ним.
 – Жюстин, я…
 – Вижу, вы с женой воссоединились, – сказал Жюстин Филиппу, не обращая на нее внимания. Он говорил холодным любезным тоном, будто поздравляя брата с выигрышем в карточной игре. – Прими мои поздравления.
 – По правде говоря…
 – Очевидно, я не вовремя вошел. Позвольте мне покинуть вас… и оставить праздновать воссоединение. Мы поговорим потом, Филипп. – И не успел никто сказать ни слова, как он вышел из библиотеки.
 – Жюстин! – крикнула ему вслед Селия, но никто не ответил. Она круто повернулась к Филиппу. – Он… он не правильно истолковал наш поцелуй! – воскликнула она. – Он не понял…
 – Если я что-либо понимаю правильно, – задумчиво сказал Филипп, – Жюстин ждет, что ты последуешь за ним. Наверное, лучше сделать это не мешкая. А я тем временем, – Филипп вдруг улыбнулся и стал похож на озорного мальчишку, – схожу, пожалуй, к мисс Бриони Доил.
 – Удачи, – сказала Селия.
 – И тебе тоже.
 Селия нагнала Жюстина уже у выхода.
 – Жюстин, подожди.
 Она прикоснулась к его локтю. Он круто повернулся и сверху вниз посмотрел на нее. В его глазах была уже не ледяная холодность – они метали молнии.
 – Жюстин, Филипп и я поговорили и…
 – Легар оказался прав в одном. Ты, видимо, действительно одинаково хорошо ладишь с любым из братьев Волеран.
 – Что? – Она удивленно взглянула на него. – Позволь мне объяснить…
 – Не трудись. Меня это не интересует.
 – Ты самый неразумный, безмозглый тупица…
 – Я не виню тебя. Филипп – надежный, респектабельный – словом, образцовый муж. А когда окажется, что он не удовлетворяет тебя в постели, можешь всегда прибежать ко мне.
 Она ударила его по щеке. Звук пощечины гулко разнесся в холле.
 – После всего, что я пережила, ты еще смеешь оскорблять меня!
 – Я не хотел тебя оскорбить…
 – Ты ревнивый дуралей…
 – Я просто восхищаюсь твоей способностью получать то, что хочешь.
 – Я пытаюсь сказать тебе, что мы с Филиппом решили расторгнуть брак!
 Их прервал глубокий баритон Макса:
 – Что за шум? – Он стоял вместе с Лизеттой у подножия лестницы. – Так ли уж необходимы эти крики и волнения?
 Взглянув на отца, Жюстин потащил Селию в гостиную и закрыл за собой дверь.
 Макс давился от смеха. Лизетта удивленно взглянула на него:
 – Любимый, почему ты так странно смеешься?
 Макс приподнял ее вверх на две ступеньки, так что они оказались лицом к лицу.
 – Я вспомнил о кушетке, которую ты недавно приказала обить этим скользким синим шелком, – сказал он, обнимая ее. – И подумал, что, может быть, им больше повезет на ней, чем нам.
 Она покраснела, потом ее светло-карие глаза округлились.
 – Макс, неужели ты думаешь, что они…
 Макс взглянул поверх ее плеча на плотно закрытую дверь и перевел насмешливый взгляд на нее:
 – Что-то вдруг стало подозрительно тихо, тебе не кажется?
 Лизетта в шутку нахмурилась:
 – Максимилиан Волеран, твои сыновья становятся почти такими же невозможными, как ты сам!
 Макс самодовольно ухмыльнулся:
 – Малышка, ведь ты не захотела бы, чтобы я стал другим?


* * *

 Как только закрылась дверь, Жюстин схватил Селию в объятия и поцеловал. Селия неохотно сопротивлялась, все еще возмущенная тем, что он слишком поспешно сделал выводы. Он сжал ее крепче, жадно целуя, и она сдалась.
 – Никогда больше не смей целоваться с другим мужчиной у меня на глазах, – пробормотал он, уткнувшись лицом в ее волосы. – Пусть даже это будет дряхлый старик. Я не могу этого вынести.
 – Ревнивый дурашка… – приговаривала она, едва переводя дыхание.
 Он прижал ее к себе.
 – Я люблю тебя, – нетерпеливо сказал он, расстегивая пуговицы на ее платье с высоким воротом. Вытащил гребень из ее волос, и они стекли по спине, словно светлые воды реки. – Ты красива… Как ты красива…
 – Только не здесь, – прошептала она, – а вдруг кто-нибудь войдет?
 – Мне все равно. Ты мне нужна сейчас.
 Он отыскал ее рот, и она тихонько застонала.
 – У тебя не было времени даже подумать обо мне, – задыхаясь, сказала она, – когда столько женщин стремились облегчить участь бедного узника. А еще это вино…
 – Я заставил каждого в Кабильдо пить за твою красоту.
 Она рассмеялась, уткнувшись ему в плечо.
 – Ты теперь действительно свободен?
 – Весь в твоем распоряжении. – Он поцеловал ее в глаза. – Я, конечно, не подарок. И большинство умудренных опытом людей сказали бы тебе, что ты сильно рискуешь, связывая со мной свою жизнь.
 – Что же я должна им ответить? Он крепко прижал ее к себе.
 – Скажи им, что я не могу без тебя жить.
 Он уложил ее на кушетку, и Селия оплела его руками, покрывая поцелуями, впитывая запах и вкус его кожи.
 От его ритмичных движений тело ее на несколько дюймов продвинулось по скользкому шелку кушетки. Жюстин ухватился за Селию покрепче, но тут соскользнуло с кушетки его колено, и они оба чуть не скатились на пол. Жюстин поискал, за что бы уцепиться, но, ничего не найдя на шелковой обивке, выругался. Маленькая подушка, украшенная кисточками, упала на лицо Селии, и та начала задыхаться от смеха.
 – Очень рад, что тебя это забавляет, – сердито сказал он и, подняв подушку, с размаху швырнул ее через всю комнату.
 – Еще как забавляет! – сказала Селия, обнимая его. – А что еще нам остается делать, если не смеяться?
 Расстроенный Жюстин усмехнулся:
 – Держись за меня, мое сердечко. Мы найдем выход.
 Он подтянул ее, спустил одну ногу на пол, ухватился над ее головой за подлокотник кушетки и начал медленно, ритмично двигаться. Полузакрыв глаза, Селия крепко обнимала его.
 Потом они лежали на кушетке в объятиях друг друга. Жюстин поигрывал ее золотистыми локонами, Селия задумчиво обводила кончиками пальцев его плоский сосок.
 – На расторжение брака потребуется некоторое время, – сонным голоском сказала она. – Нужно получить кое-какие бумаги из Франции и обратиться за разрешением…
 – Не имеет значения, сколько времени это займет, лишь бы все было сделано как следует.
 – До тех пор нам всем будет нелегко жить под одной крышей.
 Жюстин покачал головой:
 – Нет, любовь моя, я буду жить в городе.
 – Но…
 – Я не могу жить под одной крышей ни с Филиппом, ни с остальными Волеранами, – решительно заявил он. – Они будут наблюдать за нами, а меня такое пристальное внимание сведет с ума.
 – Но как же мы с тобой будем видеться? – с испугом воскликнула она.
 Он улыбнулся и погладил ее стройную спину.
 – Не беспокойся, я начну официально ухаживать за тобой с серьезными намерениями. Мы будем видеться ежедневно. И что-нибудь придумаем, чтобы тайно встречаться наедине. Возможно, тебе это даже покажется романтичным…
 – Нет, мне покажутся утомительными тайные свидания, потому что я хочу быть с тобой все время.
 – Скоро так и будет. – Его тихий смех прозвучал рядом с ее ухом. – И не вздумай отвертеться от этого, сердечко мое.




 Эпилог


  Марсель 
 Селия лениво брела по пляжу, наслаждаясь теплым ветерком и ласковым солнцем. Перед ней, насколько мог охватить глаз, простирались бирюзовые воды Средиземного моря. Позади нее виднелась вилла с небольшим двориком, затененным пальмами. Небольшой пляж был укрыт от посторонних взглядов, и Селия, подняв юбку, забрела в воду, наслаждаясь ощущением ласковых волн, омывающих ее ноги. Неподалеку кричали чайки, устроившие шумную ссору из-за мелкой рыбешки.
 Марсель был самым очаровательным городом во Франции, с ним не могли сравниться ни Париж, ни славившаяся роскошными замками провинция Турень. Марсель, процветающий и оживленный порт, сочетал в себе черты крупного города и небольших рыбацких поселков. Селия легла на песок, стала смотреть на блестящую воду. Марсель ей никогда не наскучит, и она надеялась, что Жюстин захочет задержаться здесь хотя бы еще на несколько месяцев. Но даже если не захочет, это не имело значения, потому что она, грешница, будет счастлива с ним везде, куда бы их ни забросила судьба.
 Они поженились сразу же, как только был расторгнут ее брак с Филиппом, и по настоянию Жюстина столь же поспешно уехали из Нового Орлеана. Он нервничал, злился и не скрывал своего нетерпения. Хотя он помирился с семьей, сама плантация напоминала ему о достойных сожаления поступках и некоторых неприятных эпизодах его жизни. Он жаждал начать жизнь с чистой страницы. Свадьба Филиппа и Бриони Дойл состоялась всего через несколько дней после их отъезда, и Селия сожалела, что не смогла на ней присутствовать. Однако она не могла не согласиться с Жюстином, уверявшим, что присутствие Филиппа на их свадьбе вносило какую-то тревожную нотку. Лучше уж пусть на свадебной церемонии Бриони ничто не напоминает о неудачном браке Филиппа с Селией.
 Расставание с Волеранами было нелегким. Селия и Лизетта плакали, а Макс самым бессовестным образом не пожелал скрыть, что ему очень не хочется их отпускать. Был один неловкий момент, когда Филипп и Жюстин, прощаясь, не расцеловались по креольскому обычаю, а обменялись рукопожатием, как это принято у американцев. Тот факт, что Селия теперь принадлежит Жюстину, был бы всегда источником напряженности в отношениях между братьями, но Селия твердо верила, что время – лучший лекарь.
 Филипп осторожно обнял Селию и, отстранившись, посмотрел ей в лицо с печальной улыбкой. Она улыбнулась ему в ответ. Каждый из них был рад повороту в своей жизни, но им обоим никогда не забыть, что они когда-то много значили друг для друга.
 За несколько месяцев, прошедших после свадьбы, Жюстин изменился. В нем не было больше цинизма, агрессивности, он стал чаще смеяться и шутить. Сначала он ревниво оберегал Селию, как будто бесценное сокровище, которое у него могут в любой момент украсть. Теперь он стал спокойнее, был уверен в ее любви, и между ними установилось взаимное доверие.
 Первым испытанием их брака на прочность стала поездка во Францию. В первую ночь на борту судна Жюстин, вернувшись в каюту, с тревогой увидел, что Селия бледна и испуганна. Она спрятала голову у него на груди, как зверушка, пытающаяся укрыться от невидимого хищника.
 – Дорогая, скажи, что с тобой? Ты не заболела? Что-нибудь случилось?
 Лишь несколько минут спустя ей удалось объяснить, что доносившиеся с палубы звуки вызывают у нее воспоминания об ужасе, пережитом во время нападения Легара. Она понимала, что такое едва ли может повториться снова, но не могла подавить в себе предчувствие неминуемой беды.
 Жюстин нежно успокаивал ее:
 – Малышка, на этот фрегат пираты никогда не польстятся. Уж я-то знаю. На его борту нет дорогостоящих грузов, как на «Золотой звезде». У него малая осадка, а значит, большая скорость – нет, пираты на него не позарятся. А конструкция надводной части корпуса судна предусматривает узкую палубу, так что его непросто взять на абордаж. К тому же оно вооружено 28-фунтовыми пушками и…
 Он продолжал говорить, но Селия не понимала значения слов, ее успокаивало звучание его голоса. Ее не интересовали доводы в пользу безопасности пассажиров на борту судна. Просто она не могла не вспомнить, как в прошлый раз так же пересекала океан с молодым мужем и Филипп так же убедительно уверял ее, что на борту судна они в полной безопасности. Ее тревога несколько поутихла, но не исчезла совсем. Иногда, когда она слышала скрип судна или какой-нибудь неожиданный звук, сердце сжималось от ужаса.
 Ей не нравилось море, но она старалась скрыть это от Жюстина. Он любил море, ветер и даже шторм. Оттого что ей приходилось подавлять свой страх, Селия стала раздражительной и язвительной.
 Жюстин проявил поразительное терпение. Он провел ее по судну и объяснил, как все работает – от насоса с цепным приводом до парусов. После этого если даже она и не начала испытывать наслаждение от путешествия, по крайней мере оно стало для нее менее неприятным.
 Когда они прибыли в Гавр, все снова складывалось замечательно. Стояло лето, и Франция была прекрасна. Над головой было ясное небо и сияло солнце. Селия волновалась перед встречей с отцом, братьями и сестрами. Она написала им письма, в которых все подробно описала. Филипп жив, но замужем она теперь за его братом. Судя по ответным письмам, родные не одобрили ее.
 И теперь, представив Жюстина семейству Веритэ, Селия забавлялась, наблюдая за их реакцией. Ее шумное семейство вначале немного растерялось. Она, конечно, не могла не признать, что Жюстин, даже одетый в самую элегантную одежду, все-таки смутно напоминал… пирата. Впрочем, все Веритэ отличались прагматичностью. Они не признавали неразгаданных загадок и вопросов, оставленных без ответов. Обычно им хватало четверти часа, чтобы разложить на составные части любую загадочную личность. Но глаза Жюстина, цветом синее, чем море или небо, казалось, смеялись над их бестактным любопытством.
 Ко времени их отъезда из Парижа сестры Селии смотрели на Жюстина влюбленными глазами, а братья повторяли своим приятелям рассказы о его приключениях. Только отца оказалось не так-то просто убедить в достоинствах нового мужа. Однако после долгого разговора с Жюстином с глазу на глаз он хотя и продолжал относиться к нему сдержанно, тем не менее перестал выказывать явное неодобрение. Селия с грустью подумала, что ее отцу никто не сможет заменить зятя-доктора, тем более такого, которого он сам познакомил со своей дочерью.
 Как только Жюстин высказал желание побывать на верфях в марсельском порту, они сразу же выехали из Парижа. Они жили в этом портовом городе уже восемь недель, и с каждым днем им все больше и больше нравилось здесь. Последние несколько дней Жюстин по утрам уезжал в город и на расспросы Селии отвечал уклончиво. Она чувствовала, что он что-то затевает, и гадала, что бы это могло быть.
 На лицо упала тень, и Селия с улыбкой открыла глаза. Рядом с ней стоял Жюстин – босой, в брюках и полурасстегнутой сорочке. Ветерок шевелил темно-каштановые волосы. Опустившись на песок рядом с Селией, он скользнул по ней одобрительным взглядом.
 – Ты похожа на маленькую булочку, – пробормотал он, – такую теплую, золотистую и очень аппетитную. Не откусить ли мне кусочек, как ты думаешь?
 Презрев все правила приличия, Селия не раз выходила прогуляться в платье с коротким рукавом, без перчаток, шляпки и зонтика, украшенного оборочкой, и ее молочно-белая кожа приобрела на солнце золотистый оттенок, а и без того светлые волосы выгорели добела. Мода того времени требовала, чтобы женщины укрывались от солнца, но Селия пренебрегла условностями. Лишь бы Жюстину это нравилось.
 Сочетание блестящих выгоревших волос и золотистой кожи было очень красиво. Когда Жюстин заходил с ней в кафе на открытом воздухе в центре города, мужчины забывали о том, куда держали путь, и подходили к их столику, чтобы полюбоваться красоткой. Французы ценили женскую красоту не меньше, чем хорошее вино, и считали себя знатоками и того, и другого.
 Он положил руку ей на грудь. Селия запротестовала:
 – Перестань, а вдруг кто-нибудь увидит?!
 – На пляже ни души, – возразил он, целуя ее шею. – А если кто-нибудь появится, то это наверняка будет француз, а француз сделает вид, что не заметил нас. Французы все прощают любовникам.
 – Но мы не любовники, а супружеская пара и… – Она задрожала от удовольствия, почувствовав его руку на своей груди. – Жюстин… – слабея, пробормотала она.
 – Ну ладно, ладно. Уважу твою стыдливость, дорогая. Пока… – Он посадил ее между колен.
 – Чур, не распускать руки, – предупредила Селия.
 – Попытаюсь. Бедняжечка моя, застенчивая женщина, которая вышла замуж за похотливого волчищу…
 – А в последнее время еще и заброшенная женщина, – добавила она.
 – Ага, наконец-то! А я-то думал, через сколько дней ты заметишь мои утренние отлучки. Прошла почти неделя. Ты невероятно терпелива!
 – Ну и?..
 Жюстин улыбнулся, поглядывая на волну, набегавшую на берег почти у их ног. Он ответил на вопрос вопросом:
 – Тебе ведь нравится Марсель, а?
 – Еще бы! Здесь чудесно, и люди такие милые.
 – Я тут подумал… не захочется ли тебе пожить здесь какое-то время?
 Селия такого не ожидала. Конечно, ей очень хотелось остаться здесь. Однако она давно для себя решила, что если ему нравится кочевать, то она будет следовать за ним. Наверное, его отлучки по утрам были как-то с этим связаны… Наверное, он заскучал на одном месте и его потянуло в дорогу… Если она в ответ на его вопрос выскажет желание поселиться здесь, он, конечно, останется.
 – И все же, наверное, стоит поехать куда-нибудь еще, – сказала Селия.
 Жюстин заволновался:
 – А я подумал, что неплохо было бы на некоторое время осесть на одном месте…
 – Осесть? – Селия повернулась и, стоя на коленях, заглянула ему в лицо. – Любовь моя, тебе за всю твою жизнь ни разу не приходила в голову подобная мысль! Я понимаю: ты предлагаешь осесть, потому что тебе кажется, будто мне это нужно. Но по правде говоря, мой дом там, где ты, так что совсем не обязательно…
 Его удивленный взгляд сменился широкой довольной улыбкой.
 – Пойми, я никогда не хотел жить на одном месте, потому что мне не с кем было жить! Но если тебе не нравятся здесь, мы подыщем что-нибудь другое.
 – Разве ты не заскучаешь, оставаясь на одном месте?
 – По правде говоря, по утрам я бывал на верфи. Мне захотелось построить шхуну. Я даже представляю себе ее: изящная, с острым носом, она будет рассекать волны, как птица воздух. – Его глаза горели энтузиазмом. – Конечно, это может показаться блажью. Но я уже нашел людей, которые готовы приступить к работе на здешней верфи, в Марселе. К тому же мне не терпится потратить часть моего нажитого не праведным путем состояния.
 – Шхуна… – произнесла она мечтательно. – А как насчет всех тех экзотических мест, где ты мечтал побывать?
 Жюстин серьезно взглянул на нее.
 – Они будут ждать нас в любое время, когда у нас появится желание туда отправиться. А сейчас я созрел для того, чтобы обзавестись домом, Селия. Я хочу где-нибудь обосноваться вместе с тобой и… – он окинул взглядом ее стройную фигурку, – и хочу обзавестись детьми, – тихо добавил он. – Создать нашу с тобой семью.
 – Я тоже, – сказала Селия с нервным смешком, почувствовав, что сердце у нее защемило от любви к нему. – Но боюсь, как бы вы не задохнулись, месье, если сразу погрузитесь в домашние заботы.
 – Я знаю, что мне нужно. – Он приподнял одну бровь, на щеке появилась ямочка. – Разве ты не веришь мне, сердечко мое?
 – Верю, – с готовностью откликнулась Селия, обнимая его за шею.
 Довольный Жюстин рассмеялся и повалил ее на теплый, ласковый песок.
 – Значит, ты согласна остаться? – Он крепко поцеловал ее. – Ах ты, моя отважная женушка… Я заставлю тебя радоваться тому, что ты рискнула связать свою жизнь со мной.
 – Уже… – прошептала она, откидывая назад пряди темно-каштановых волос, упавшие на его лицо. – Уже заставил.