Аннотация: Леди Амелия Плум окружена поклонниками – однако ни один из этих скучных джентльменов не соответствует ее девичьим мечтам о настоящем герое. Иное дело – американец Лукас Уинтер, которого в светских гостиных справедливо считают авантюристом с темным прошлым... Да, покорить сердце такого человека – задача, действительно достойная Амелии!
 Однако чем дальше заходят отношения леди Плум и майора Уинтера, тем яснее становится, что Лукас ведет какую-то таинственную игру...
 Так кто же он – мужчина, дарованный судьбой, – или коварный обольститель, готовый воспользоваться доверчивостью Амелии в своих целях?


---------------------------------------------


 Сабрина Джеффрис
 Не соблазняй повесу



 Глава 1



 Лондон, июнь 1818 года
 Дорогой кузен Майкл,
 следующие несколько недель я проведу не в школе, а в Лондоне, сопровождая в качестве компаньонки леди Амелию, так как ее отец и мачеха сейчас находятся в загородном имении. Продолжайте посылать мне Ваши письма. Я нуждаюсь в Ваших разумных советах, потому что леди Амелия – особа весьма горячая и отважная (смею ли сказать, что в такой же степени, как и я?) и способна поставить нас в трудное положение до того, как сезон окончится.
 Искренне Ваша
 Шарлотта.

 Кто бы предположил, что балы могут наводить скуку?
 Уж во всяком случае, не леди Амелия Плум. Когда она впервые приехала в Лондон из маленького приморского городка Торки в графстве Девоншир, то каждый бал и каждый вечерний прием считала просто чудом.
 Но с тех пор прошло уже два года, и все эти развлечения теперь казались леди Амелии похожими одно на другое. И ежегодный весенний бал у вдовствующей виконтессы Кирквуд не был исключением из правила, если судить По толпе съехавшихся гостей, которую Амелия окинула взглядом, войдя в бальный зал, обтянутый розовым шелком. Все те же надоевшие самодовольные щеголи, не в меру болтливые матроны и развязные молодые девицы.
 К сожалению, Амелия пообещала своей приятельнице из Шотландии, леди Венеции Кэмпбелл, что приедет на этот бал. Но Венеция, которую она уже заметила неподалеку, по крайней мере найдет способ оживить этот унылый вечер.
 – Слава Богу, что ты приехала, – проговорила Венеция, Подходя к Амелии. – Я просто умираю от скуки. Никого хоть сколько-нибудь интересного.
 – Никого? – разочарованно переспросила Амелия. – Ни одного из членов испанского посольства, ни единого путешественника, только что вернувшегося с Тихого океана, или хотя бы оперного певца на худой конец?
 Венеция рассмеялась:
 – Я бы сказала проще: ни единого подходящего мужчины.
 Для Венеции определение «подходящий» означало «умный». Нельзя сказать, чтобы она страдала от отсутствия поклонников, умных или иных. Помимо того, что она была просто до неприличия богата, Венеция обладала тем типом красоты, от которого мужчины, как правило, теряются: длинные волосы цвета воронова крыла, белоснежная кожа и пышная, пожалуй, даже чересчур пышная грудь.
 Рядом с Венецией Амелия выглядела почти невзрачной: среднего роста, с обычным цветом кожи, обычным голосом. Ее фигура никогда не вызывала особенных похвал. Волосы у нее были светло-каштановые, скорее слегка волнистые, чем кудрявые.
 Однако волос этих, слава Богу, было очень много, и Амелия придавала им блеск при помощи помады и туалетной воды с ароматом жимолости, которую она заимствовала у своей мачехи-американки. 
 Глаза у нее не были, как у подруги, зелеными глазами сирены, но мужчины называли их «искрящимися», а грудь ее привлекала их внимание совершенством форм.
 Короче, Амелия обладала собственным скромным очарованием... и умеренным числом поклонников. Причем большинство мужчин интересовались не столь уж скромными видами на наследство и тем, что она была дочерью графа Тови. Однако Амелия не собиралась выходить замуж ни за одного из своих поклонников, и, во всяком случае, не за маркиза Помроя, немолодого генерала, которому очень нравилась она сама, а также ее состояние, и не за сына хозяйки дома виконта Кирквуда, который в прошлом году даже делал ей предложение.
 Амелию привлекала иная жизнь, полная приключений, она мечтала путешествовать по Турции, как леди Мэри Уортли Монтегю, или жить в Сирии, как легендарная леди Эстер Стэнхоп.
 – Впрочем, – продолжала Венеция, – здесь есть одна личность, которая могла бы заинтересовать нас обеих. Это американский кузен лорда Кирквуда, – она бросила взгляд через плечо Амелии, – майор Лукас Уинтер, он, по-видимому, откомандирован, в Англию американским морским ведомством Соединенных Штатов.
 Ожидая увидеть обветренного пожилого моряка, Амелия, повернув голову, посмотрела в ту же сторону, что и Венеция. И замерла в изумлении. Боже, как это она могла его не заметить, когда вошла в зал?!
 Майор Уинтер выглядел в переполненном бальном зале словно сокол среди голубей. На нем был синий мундир, отделанный золотым жгутом и подпоясанный кроваво-красным кушаком. У Амелии сердце так и запрыгало при одном взгляде на этот мундир.
 Но не только в мундире было дело. Черные волосы у майора были такие же черные, как его сапоги, лицо не обветренное, но такое загорелое, по сравнению с ним другие джентльмены казались просто анемичными. Значит, он участвовал в сражениях на Средиземном море, где и приобрел этот загар. О желанные приключения, вот они!
 – Да, это настоящий мужчина, – заметила Венеция. – Какими высокими и крепко сложенными вырастают они у себя в Америке, верно? А в чертах лица есть нечто от дикаря.
 Что верно, то верно. Подбородок у майора слишком угловатый, а нос, пожалуй, узковат, чтобы можно было назвать его красивым. И любой английский лорд непременно стал бы выщипывать столь густые и косматые брови. И даже если бы этот человек сменил жесткое в эту минуту выражение лица на другое, его наружность все равно казалась бы «дикарски» грубоватой.
 И привлекательной.
 – Он до сих пор не пригласил танцевать ни одну леди. – В глазах у Венеции загорелся озорной огонек. – Но послушай, я уверена, тебя это приведет в восторг. Говорят, он возит с собой целый арсенал. Если уж он позволяет себе оскорблять офицеров, то, наверное, может воспользоваться и оружием.
 – Он оскорблял их?
 «Вот черт! – с досадой подумала Амелия. – Из-за того, что приехала слишком поздно, я пропустила самое интересное!»
 – Он заявил лорду Помрою, что американцы стали победителями в последнем решающем сражении, так как английские офицеры предпочитали пистолетам прогулки.
 Амелия рассмеялась. Можно себе представить, как генерал воспринял подобное замечание от майора, который явно считал, будто находится во вражеской стране, хотя война окончилась три года назад. Потягивая шампанское, майор Уинтер разглядывал бальный зал с почти нескрываемым презрением разведчика, совершающего рекогносцировку.
 – Он женат? – спросила Амелия.
 – Не знаю, об этом как-то речи не было.
 – Надеюсь, что нет. – Амелия снова бросила взгляд на объект их разговора. – Он достаточно смел, если не побоялся встретиться лицом к лицу с бывшими врагами на их территории.
 – И я позволю себе предположить, что под килтом у него скрыт отнюдь не сухостой, —добавила Венеция.
 Амелия искоса глянула на приятельницу:
 – Ты, я вижу, прочитала очередную книжонку о жизни в гаремах.
 – В таких книжках полно любопытнейших сведений. – Венеция понизила голос до шепота. – Как ты думаешь, имеется ли у майора «шпага», к которой могли бы благоговейно прикоснуться чьи-то губы?
 – Даже я не настолько бесстыдна, чтобы размышлять о «шпаге» майора.
 Венеция хихикнула:
 – Твоя мачеха была бы счастлива услышать это.
 – Бог свидетель, бедняжка Долли частенько приходит от меня в отчаяние. Покойный супруг имел обыкновение таскать ее за собой по всему свету, а она этого терпеть не могла и не в состоянии понять, с чего это я так стремлюсь к путешествиям.
 Амелия снова посмотрела на майора. Довелось ли ему принимать участие в известных в свое время чуть ли не на весь мир сражениях американских моряков с жестокими пиратами-берберами или он слишком молод для этого? Может, попытаться устроить так, чтобы майора представили ей, и спросить у него самого?
 Лорд Кирквуд повернул голову в ее сторону, потом что-то сказал своему кузену. На этот раз американец тоже взглянул на нее, и Амелия одарила его приветливой улыбкой.
 Он не улыбнулся в ответ. Его прищуренные глаза уставились на Амелию с какой-то хищной напряженностью, потом с неприличной вольностью пробежались сверху донизу по ее желтому, с красными оборками в восточном стиле платью из китайского шелка. К тому моменту когда эти глаза вновь остановились на ее лице, щеки ее пылали жарким румянцем.
 Боже правый, этот мужчина и в самом деле смел до крайности! Ни один англичанин не смотрел на нее так, словно она стоит перед ним совершенно обнаженная. Воистину интригующее ощущение. По спине у Амелии пробежал восхитительный холодок.
 – Майор разрушил это ее состояние коротким кивком и повернулся к своему кузену. 
 – А где сегодня твоя мачеха? – услышала Амелия вопрос Венеции.
 – Они с папой уехали вчера в Торки, – рассеянно отозвалась Амелия. – Долли ожидает первенца, и отец предпочитает лелеять ее в деревне. Они едва не увезли с собой и меня, но, к счастью, миссис Харрис согласилась приехать в Лондон и побыть моей дуэньей, пока в ней не нуждаются в школе.
 Амелия и Венеция распрощались со школой миссис Харрис для молодых леди два года назад, но их наставница до сих пор питала горячую привязанность к ним обеим, так же как и они к ней. Вот почему они раз в месяц отправлялись выпить чаю у миссис Харрис и выслушать ее очередную «лекцию для наследниц». Не говоря уже о том обилии сведений, которые содержательница школы получала от своего загадочного благодетеля «кузена Майкла».
 – Как бы я ни обожала миссис Харрис, – сказала Венеция, – я не желала бы иметь ее своей компаньонкой. Ведь она не позволит тебе и минуту провести с джентльменом наедине.
 – С каким это джентльменом собирается Амелия побыть наедине? – раздался за их спинами ворчливый голос.
 Амелия подавила готовый вырваться у нее тяжелый вздох. То была мисс Сара Линли, их однокашница. Амелия старалась относиться к ней терпимо, однако вздорность Дурочки Сары, как ее прозвали в школе, и ее снобизм вынуждали даже Амелию стискивать зубы.
 – Привет, Сара. – Она изобразила вежливую улыбку. – Мы всего лишь рассуждаем об отсутствии стоящих мужчин.
 – Что значит «об отсутствии»? – возразила Сара. – Я вижу нескольких. Вот, например, лорд Кирквуд.
 – Который, как я слышала, собирается жениться на деньгах, – заметила Венеция.
 Сара накрутила на палец один из своих золотистых локончиков.
 – А ведь у меня есть деньги, не правда ли?
 Дочка банкира обладала к тому же личиком фарфоровой куколки. Жаль, что она при этом не обладала чем-то хоть отдаленно напоминающим мозги.
 – Лорд Кирквуд вряд ли заинтересуется тобой, – заявила Венеция, не скрывая своей неприязни: из-за того, что Сара нередко вставляла словцо насчет «этих вульгарных шотландцев», они с Венецией постоянно были на ножах.
 – Ах, он уже мной заинтересовался! – проговорила Сара с чувством безусловного превосходства, но тут же драматически вздохнула: – К сожалению, мои родители его не одобряют. Папа называет лорда Кирквуда «титулованным мотом» и хочет выдать меня за какого-то чайного торговца, у которого куча денег. Он и мама разрешили мне приехать сюда только потому, что этот купец тоже будет здесь. Выдать меня замуж за торговца чаем! Можете себе представить? Но ведь я могу стать леди Кирквуд!
 – Я уверена, что это разобьет виконту сердце, – съязвила Венеция.
 – О, это еще не все, – произнесла Сара с загадочной улыбкой.
 Амелия не имела ни малейшего желания выслушивать Сару, но Венеция просто не могла перенести того, что Сара знает нечто, о чем не ведает она, и подначила:
 – Неужели?
 Сара придвинулась к подругам поближе.
 – Обещаете, что никому не расскажете?
 Венеция и Амелия обменялись взглядами.
 – Разумеется, не расскажем.
 – На прошлой ассамблее он тайно передал мне письмо, в котором изложил свои намерения.
 Амелия с трудом сдержала раздражение. Она считала лорда Кирквуда человеком неглупым, но если он всерьез задумал жениться на этой дурочке Саре, то явно лишился рассудка. Или же его финансовые дела обстоят хуже, чем полагают в высшем лондонском свете.
 – Я написала ему ответ, – сообщила Сара с уже совершенно трагическим видом. – Но кажется, моему письму суждено так и остаться у меня в ридикюле. Мама неусыпно следит за почтой и пригрозила отобрать у меня все мои драгоценности, если я посмею хотя бы один танец протанцевать с лордом Кирквудом. – Она бросила взгляд в ту сторону, где все еще находился виконт. – Он непременно перемолвился бы со мной хоть словечком, если бы не этот его ужасный кузен.
 Теперь они уже все втроем обратили взоры на американца, который как раз в эти минуты о чем-то заговорил с двумя мужчинами из числа гостей, и, поскольку разговор явно походил на ссору, лорд Кирквуд выступил в роли парламентера, старающегося загасить опасное пламя.
 Сара вздохнула:
 – Как только лорд Кирквуд намеревается сделать шаг в мою сторону, этот его негодяй кузен кого-нибудь задирает. А я не могу подойти и отдать ему свою записку. Кто-нибудь заметит, и папа разгадает мою тайну.
 – Передай записку через лакея, – посоветовала Венеция.
 – А если мама заметит? Или лакей проболтается? Тогда родители запрут меня в комнате или придумают еще что-нибудь ужасное.
 – Можешь оставить записку в таком месте, где он ее непременно обнаружит, – предложила Амелия. – Например, у него в кабинете.
 – Там мужчины играют в карты, – хмуро возразила Сара.
 – Так положи свое послание ему на постель, – сказала Амелия. – А еще лучше прямо на подушку. Никто из слуг до него не дотронется, пока его не возьмет в руки сам хозяин.
 Сара ошеломленно уставилась на Амелию, а Венеция, сверкнув глазами, добавила:
 – Правда, Сара, почему бы тебе не подняться наверх и не положить записку ему на постель?
 – Очень смешно. – Сара надула губы. – Вы обе просто хотите впутать меня в неприятности и заполучить лорда Кирквуда себе.
 Амелия едва не выложила, что лорд Кирквуд сделал предложение ей задолго до того, как подумал о Саре, но вовремя сдержалась.
 – Я хочу только заметить, – сказала она, – что этот дом невелик и в нем есть лестница для слуг. Ты можешь подняться по ней и сделать свое дело прежде, чем кто-то заметит твое отсутствие.
 – Если это так легко, почему бы тебе не сделать это? – огрызнулась Сара. – Ты ведь обожаешь приключения.
 Амелия и в самом деле любила приключения. Пробраться украдкой, дрожа от волнения... почему бы нет? Не ради Сары, конечно, а ради того лишь, чтобы убедиться, справится ли она с такой задачкой.
 Просто жаль, если в этот вечер так и не произойдет ничего занимательного. К тому же комната майора скорее всего рядом с комнатой Кирквуда, и можно мельком туда заглянуть и посмотреть на «арсенал», о котором упоминала Венеция.
 – Ладно, – сказала Амелия. – Я отнесу твое письмо.
 Если Сара удивилась, то Венеция сердито посмотрела на подругу:
 – Не смеши. Ты не можешь войти в спальню мужчины.
 – Но если это лучший способ убедиться, что он непременно прочтет письмо Сары? – возразила Амелия.
 – Это лучший способ погубить собственную репутацию, если тебя кто-нибудь там застанет! Лучше уж прямо подойти к Кирквуду и вручить ему записочку. Сплетники и так и так растерзают тебя на части.
 – Если Амелия хочет мне помочь, – вмешалась Сара, – то почему бы ей это не сделать?
 – Да потому, что она может попасться, глупышка!
 – Если попадусь, разыграю дурочку. Сделаю наивные глаза и скажу, что заблудилась, отыскивая туалетную комнату; 
 – Изображая дурочку, не каждого проведешь.
 – В таком случае я ни за что не попадусь! – Амелия обратилась к Саре: – Давай сюда твое письмо.
 Сара достала из сумочки конверт и вручила его Амелии, которая, не обращая внимания на протесты Венеции, сунула письмо в свой ридикюль и быстро вышла в коридор. Ладно, хоть это и не экзотическое приключение, о котором она мечтала, но все же лучше, чем ничего. Только бы отыскать дверь на черную лестницу и остаться при этом никем не замеченной...
 Удача сопутствовала Амелии. Дверь на лестницу для прислуги оказалась рядом с дверью в туалетную комнату, стало быть, открывай какую надо, пока никто не видит. Наверху ей тоже повезло: коридор, в который выходили двери спален, был пуст.
 Но которая из дверей ведет в комнату его сиятельства? Прислушиваясь, не идет ли кто из прислуги, Амелия стала открывать двери одну за другой. Запах розовой воды подсказал ей, что за первой из открытых ею дверей находится спальня вдовствующей виконтессы. Рядом, само собой, расположена комната ее личной горничной, а когда Амелия приоткрыла следующую дверь, с лестницы донеслись чьи-то голоса. Кровь застучала у Амелии в висках, и она была вынуждена проскользнуть в спальню, не зная, кому она принадлежит.
 Кто-то прошел мимо закрытой ею двери, после чего Амелия огляделась. Спальня, несомненно, принадлежала мужчине. Пара начищенных до блеска сапог стояла у кровати, а на спинке стула висел поясной кожаный ремень, к которому была прицеплена необычной формы сабля в ножнах. Свое оружие лорд Кирквуд наверняка хранит у себя в кабинете. А это значит...
 Значит, Амелия попала в спальню майора Уинтера.
 По коже у Амелии забегали мурашки. Она получила-таки возможность взглянуть на «арсенал» майора. Возможность побольше узнать об этом человеке: откуда он явился и куда, отправляется. 
 Женат ли он?
 С волнением Амелия принялась разглядывать бритвенные принадлежности Уинтера. Как и большинство военных, он был аккуратен: кисточки для бритья и гребень идеально чистые, на туалетном столе полный порядок. Амелия не обнаружила никаких драгоценностей, зато увидела в единственном выдвижном ящичке грозный на вид кинжал с рукояткой из слоновой кости. 
 Заглянула она и в гардероб; там висели отлично сшитые, но совсем не модные вещи, лежали прочные перчатки и две далеко не новые касторовые шляпы. «Арсенал» тоже находился тут: запертый ящик для пистолетов, еще один кинжал и даже, упаси Боже, ружье. Однако дьявол его забери, никаких признаков того, что майор женат.
 И вдруг она заметила на письменном столе распечатанные письма. Амелия застыла на месте, хотя внутри у нее все кипело. Посмеет ли она? Пожалуй, это бы значило зайти слишком далеко.
 Ах, но ведь именно поэтому она должна хотя бы бегло просмотреть письма. Право, что за приключение без риска!
 Амелия спешно подошла к письменному столу и пробежала глазами верхний листок. Предписание из морского ведомства американскому консулу, предоставляющее майору Лукасу Уинтеру разрешение осмотреть судоверфи в Детфорде. Любопытно, только ей это ни о чем не говорит. Амелия перебрала листки. Скучная деловая корреспонденция, ни одного письма от женщины.
 Она вытянула из пачки самый нижний листок, который содержал странный список имен с небрежно нацарапанными пометками возле каждого. «Миссис Дороти Тейлор» и рядом перечень французских адресов, какая-то дата и краткое описание. «Мисс Дороти Джексон» – описания нет, опять-таки французские адреса и упоминание о брате. «Миссис Дороти Уинтроп» – Господи, он просто помешан на всех этих Дороти! – при этой только дата, один адрес и упоминание о муже-американце.
 Последнее в списке имя было дважды подчеркнуто. «Миссис Дороти Смит». Амелия замерла. До того как Долли вышла замуж за папу, она носила имя Долли, то бишь Дороти Смит. Амелия нервно сглотнула. Фу, это же ничего не значит! В одном только Лондоне не меньше сотни Дороти Смит.
 Но когда она прочитала примечание рядом с именем Дороти Смит, сердце у Амелии упало.
  270  ,   улица Сонн  ,   Париж 
  В ноябре 1815 года в Руане при ней был спутник. 
  В феврале 1816 года она отплыла из Кале в Плимут одна. Светлая кожа  ,   зеленые глаза  ,   волосы рыжеватые  ,   рост не  большой. 
 Амелия уставилась на бумажку. Описание в точности подходило к Долли. И Долли побывала в Париже и в Руане до того, как приехать в 1816 году в Плимут, где папа покорил ее, а потом женился на ней. «При ней был спутник». Разумеется, был. Ее муж, купец, ныне покойный.
 Но с какой стати майор Уинтер заинтересовался Долли? Ясно, что у него по какой-то причине возник интерес к ее имени, вполне вероятно, что он и не был лично знаком с Долли.
 Однако, перевернув листок, Амелия обнаружила еще более ошеломляющие строчки:
  Дороти Фрайер  ,   она же Дороти Смит? 
  Время соответствует тому  ,   когда Фрайер бежала из Со  единенных Штатов  ,   чтобы не быть схваченной. 
 Долли? «Не быть схваченной»? Кем? И за что? В словах «она же» явно заключен криминальный смысл. Участие майора Уинтера в деле скорее всего обозначает, что за этим стоит американское правительство.
 Быть может, Дороти, которую ищет майор Уинтер, была британской шпионкой. Но ведь война кончилась, кому теперь дело до шпионов? И уж конечно, не могла быть шпионкой робкая Долли, которая вздрагивает в испуге, если люди в ее присутствии начинают всего-навсего спорить, которая готова сделать все, что доставляет удовольствие Амелии и папе, которая с такой радостью вышла замуж за папу и предоставила ему пользоваться всем своим состоянием, хотя могла бы найти себе мужа и побогаче...
 У Амелии засосало под ложечкой от внезапного дурного предчувствия. Что, если состояние Долли получено нечестным путем?
 Когда овдовевший отец Амелии познакомился с Долли в Плимуте, они влюбились друг в друга. Долли казалась такой печальной, была такой хрупкой и деликатной, что большому, сильному, решительному и порой грубоватому папе Амелии хотелось одного – защитить ее. И кому бы этого не хотелось? Долли – такое славное, милое создание.
 Но состояние Долли изменило всю их жизнь. Деньгами Долли было оплачено обучение Амелии в дорогой школе миссис Харрис. Деньги Долли обеспечили Амелии приданое и дали ей возможность проводить сезоны в Лондоне. Деньги Долли позволили папе привести в порядок загородное имение и жить, не стесняясь в средствах и не экономя каждый грош, как это было в прежние годы.
 Амелия порылась в бумагах в надежде обнаружить еще какие-то сведения, но больше ничего не нашла. Ну и что теперь? Долли никогда не упоминала фамилию Фрайер, она вообще мало говорила о своем прошлом. Быть может, прежде она вела совершенно иной образ жизни? Долли обожала играть в карты. Что, если в прошлом она была закоренелым игроком? Или женой игрока? Даже карточного шулера?
 Нет, все это абсурд. Долли никогда не принимала участил ни в каких криминальных делах. Не тот у нее темперамент. Она никогда и ни в чем не могла отказать Амелии, Она заливалась слезами, если погибала золотая рыбка в аквариуме. Мысль о том, что она могла бы совершить преступление, попросту нелепа. Поразительное сходство совсем недавних событий ее жизни с жизнью какой-то другой Дороти Смит – всего лишь цепь злосчастных совпадений.
 Однако майор мог думать иначе. Он вообще весьма похож на дотошного следователя. И вероятно, уже знает что-то о Долли, потому и смотрел так испытующе на нее, Амелию, в бальном зале.
 В таком случае когда же он успел съездить в Девон и поговорить с папой? Что, если он задумал увезти Долли в Америку из-за того, в чем она совершенно неповинна?
 Надо бы предупредить Долли. Но как? И о чем? Может, все это пустое и ничего не значит? Неизвестно даже, связывает ли майор пресловутую Дороти Смит с Долли. А ведь огорчать Долли в ее деликатном положении просто невозможно. Не лучше ли первым делом узнать, с какой целью приехал сюда этот человек?
 И тут совсем рядом с ней раздался хлопок. Амелия вздрогнула от неожиданности. Фу, да это полено треснуло в камине, только и всего, но тем не менее пора убегать. Эта комната с подвешенной на спинку стула саблей, с оружием, спрятанным в шкафу, и жуткими записями, намекающими на предательство, ее страшит. Если майор застанет ее здесь, неизвестно, как он поступит.
 Осторожно положив бумаги майора на свое место, Амелия поспешно вышла из комнаты. Слава Богу, в коридоре по-прежнему никого не было. Ей еще надо отделаться от письма Сары – и как можно скорее.
 Амелия двинулась к единственной оставшейся спальне, по пути достав из ридикюля злополучное письмо. Она слишком поздно услышала, что кто-то поднимается по лестнице, и поэтому не успела сунуть конверт обратно.
 – Какого дьявола вы здесь делаете? – прорычал незнакомый мужской голос с характерным выговором.
 С Амелией едва не приключился сердечный приступ. Спрятав письмо и ридикюль за спину, она вздернула голову и увидела перед собой человека, которого должна была бы всячески избегать. Майора Лукаса Уинтера.




 Глава 2



 Дорогая Шарлотта,
 маленькие шалости вряд ли могут привести к большим неприятностям, но тем не менее я буду счастлив помочь Вам советом и выручить обеих из беды в случае опасности. Только Вы уж постарайтесь сообщить мне все подробности. Мне понадобится время, чтобы подготовить бегство из Ньюгейта.
 Ваш преданный слуга
 Майкл.

 Лукас Уинтер заметил, что вся кровь отлила от лица молодой женщины. Отлично. Эта перепуганная англичанка ему и нужна. Поднимаясь сюда, чтобы взять свой кинжал, он никак не ожидал наткнуться на падчерицу женщины, которую выслеживает. Внизу, в бальном зале, где полным-полно красных мундиров, само собой, скрываются и враги. А вот этот враг особого рода что-то прячет у себя за спиной.
 – Ну, – заговорил он, – скажите, зачем вы заходили в мою комнату?
 Выражение лица англичанки внезапно изменилось, она дерзко уставилась на Лукаса:
 – В вашей комнате? Я даже не знаю, кто вы такой. Я искала туалетную комнату.
 Он сердито хмыкнул и сказал:
 – В приватной части дома? На втором этаже? Придумайте сказочку получше. Эта не пройдет.
 Сейчас она казалась ему более красивой, чем в бальном зале, но ее гримаса привела Уинтера к заключению, что перед ним женщина испорченная, а он таких не переносил.
 – Право, сэр, я не понимаю, отчего вы так волнуетесь. Откуда мне знать, что здесь находятся личные покои членов семьи? Я сию минуту спущусь вниз.
 – Сначала извольте показать мне, что вы прячете за спиной, – потребовал он.
 – Вы имеете в виду мой ридикюль? – чересчур быстро ответила она, показывая ему сумочку.
 – А в другой руке?
 – Ничего такого, что могло бы вас касаться, – отрезала она.
 Дерзкая девчонка в одно мгновение приняла вид высокомерной знатной леди, и Лукас сдвинул брови. Амелия смягчила тон:
 – Это личное.
 Он сделал шаг вперед и взял ее за руку.
 – Может, продолжим нашу беседу внизу?
 – Нет! – Она вырвала у него свою руку, но при этом что-то упало на пол. Амелия нагнулась, чтобы поднять упавший предмет, однако майор наступил на него ногой. Амелия с негодованием выговорила: – Немедленно уберите ногу!
 Неужели леди похитила бумаги у него из комнаты? Лукас поспешил поднять с пола то, что прижимал сапогом. Заклеенный конверт с надписью: «Лорду Кирквуду». Ах, черт побери! Одного взгляда на вспыхнувшие щеки девушки было достаточно, чтобы все понять, хотя Кирквуд ни единым словом не обмолвился о ее чувствах к нему.
 Проклятие, надо же было ей шнырять там, где не следовало! После того как он оскорбил эту барышню и привел ее в полное смущение, он уже не добьется от нее никакой правды.
 Уинтер, скрипнув зубами, решил переменить тактику. Он протянул письмо Амелии:
 – Полагаю, это ваше, мэм. Она сердито взяла у него письмо.
 – Я же говорила вам, что это личное.
 – Солдаты: склонны думать самое худшее о женщинах, которые крутятся слишком близко от них. В Америке если женщина слоняется у казарм, ее не ждет ничего хорошего. В том числе и уважительное отношение.
 Щеки у Амелии разгорелись еще ярче.
 – Таково ваше представление об извинении?
 Вот проклятие, кажется, сегодня вечером он не смог произнести ничего путного даже во имя спасения собственной жизни!
 – Разумеется, нет. – Лукас постарался говорить как можно любезнее. – Прошу у вас прощения, мэм. Я расскажу своему кузену, как вы старались оберечь его тайну.
 – Лорд Кирквуд ваш кузен? – спросила Амелия с самым невинным выражением широко раскрытых глаз.
 – Позвольте представиться. Майор Лукас Уинтер.
 – Я леди Амелия Плум, – произнесла она с улыбкой, способной смутить любого мужчину.
 Но не этого.
 – Если хотите, – заговорил он сдержанно и совершенно спокойно, – я сам передам письмо моему кузену. Это самое малое, что я могу для Вас сделать.
 – О нет, самое малое вы уже сделали, – колко заметила Амелия, помахивая перед ним измятым и испачканным конвертом. – Я считаю, что будет безопаснее, если я сама исполню то, ради чего сюда пришла, и оставлю письмо в комнате у лорда Кирквуда. Пока вы не открыли по мне огонь за то, что я пробралась сюда.
 Ее остроумные и смелые замечания до странности не вязались с обликом перепуганной глупышки, в каком она ему явилась вначале. Но в конце концов, подобная взбалмошность и переменчивость вполне типичны для таких женщин – богатых и со связями. Ему следовало об этом помнить, он и сам был взращен и воспитан женщиной подобного рода.
 Воспоминание окрасило его юмор в мрачные тона, когда он проговорил с усмешкой:
 – Не беспокойтесь, леди Амелия, несколько пятнышек грязи не повлияют на интерес моего кузена к вашему солидному приданому.
 – Это послание не мое, а моей подруги, – возразила она. – Ладно. – Уинтер театральным жестом распахнул дверь в комнату двоюродного брата. – Войдите и оставьте письмо «вашей подруги». – Он с нажимом произнес последние слова. – Я подожду вас здесь.
 Стоя в дверях, Лукас посторонился, пропуская Амелию в комнату, и при этом уловил запах ее волос. И запах этот ему о чем-то напомнил. Жимолость. Ею пахло мыло, которое предпочитали дамы в городе, где он рос, в штате Виргиния, пока отец не перевез семью в Балтимор.
 Слабый запах родного дома растрогал его. Уинтер более двух лет охотился за Теодором и Дороти Фрайер. В то время как другие моряки вернулись по домам и радовались миру и покою, у него не было ни мира, ни покоя. Из-за Фрайеров он был вынужден теперь приехать в страну, которую ненавидел. И это он тоже поставит им в счет, когда до них доберется.
 Леди Амелия показалась в дверях, и Лукас посторонился, чтобы она могла выйти и сама закрыть за собой дверь. Ему не хотелось еще раз вдохнуть ее запах, напоминающий о родном доме... и к тому же ощутить, как сильно она привлекательна.
 Но, к его неудовольствию, она вместо того, чтобы поспешно удалиться, остановилась прямо перед ним.
 – Благодарю вас за то, что вы позволили мне выполнить мою задачу. И я была бы еще более вам признательна, сэр, если бы вы не... Я хочу сказать, что если кто-нибудь узнает о моем...
 – Вы предпочли бы, чтобы эта стычка осталась между нами?
 Глаза цвета темного шоколада встретились с его глазами.
 – Это было бы очень хорошо, благодарю вас.
 Итак, леди просит об одолжении? Этим стоит воспользоваться.
 – Не спешите благодарить меня, мэм. Я хотел бы получить от вас еще кое-что.
 Она насторожилась:
 – Что же?
 Задать ей прямой вопрос было бы опрометчиво, это может пробудить у леди Плум подозрения, а Лукасу вовсе нежелательно, чтобы она обеспокоила свою мачеху. Гораздо разумнее воспользоваться возможностью поближе познакомиться с ней и выведать необходимые сведения, так сказать, мимоходом, в приватном порядке.
 – Я хочу получить вальс.
 – Вальс?
 – Нуда. Мужчина берет руку дамы в свою, а другую руку кладет...
 – Я знаю, что такое вальс, – сухо произнесла она.
 – В таком случае я прошу об одном этом в обмен на мое молчание.
 Она прищурилась и ответила с откровенно игривой улыбкой:
 – А ведь вы попросту меня шантажируете, майор, не правда ли?
 – Пожалуй, что и так, леди Амелия.
 – Но ведь это нехорошо с вашей стороны.
 – Я солдат, мэм, а не придворный кавалер. Приходится пользоваться удобным случаем, чтобы получить желаемое. – Он окинул Амелию взглядом. – А нынче вечером я желал бы протанцевать с вами вальс.
 Амелия с притворной скромностью потупила взор:
 – Если так, то я не вправе отказать.
 Она быстро повернулась, и подол ее платья со всеми пышными оборками взметнулся вверх, на мгновение приоткрыв очаровательные линии. Майор замер. Когда же он в последний раз спал с женщиной? Кажется, это было в Париже. Но вульгарно нарумяненные щеки французской шлюхи и ее немытое тело не имели ни малейшего сходства с изяществом и прелестью надушенного создания, которое плавной поступью удалялось от него по коридору.
 Он не мог отвести глаз от Амелии. Боже милостивый, от одной ее походки у мужчин должна разгораться кровь. Он это заметил еще в бальном зале.
 Но прежде чем кровь остыла в его собственных жилах, Амелия обернулась и проговорила с улыбкой, которая осветила все ее лицо:
 – Да будет вам известно, майор Уинтер, что я с удовольствием протанцевала бы с вами без всякого шантажа.
 Бросив эту фразу, она вступила на черную лестницу и через минуту исчезла.
 Майор в полной растерянности продолжал смотреть ей вслед. Надо же, какова штучка! Сначала его кузен, потом он сам... Право, стоило бы призадуматься, нет ли здесь какого умысла...
 Уинтер нахмурил брови. Черт возьми, ведь она могла побывать у него в комнате!
 Он поспешно вошел к себе и внимательно все осмотрел. Пригляделся даже к ковру – не упало ли на него что-нибудь, принюхался к воздуху в комнате. Все было на месте, ничего подозрительного. Бумаги лежат в том порядке, в каком он их оставил. Вроде бы пахнет жимолостью, но с уверенностью сказать это нельзя, потому что кругом расставлены вазы с цветами. Слуги Кирквуда, должно быть, считают его таким же жеманным шутом, как все эти англичане.
 Он сомневался и в том, что светская дама позволила себе войти сюда. Леди Амелия могла быть достаточно смелой, чтобы оставить письмо на подушке у своего поклонника, но не стала бы обыскивать комнату незнакомца. Поскольку она не знала истинной причины его приезда в Англию, – а она этого явно не знала! – она сюда бы не заглянула.
 Она просто кокетлива. Этим можно воспользоваться. Если леди жаждет приключения, он готов к ее услугам. Таким образом легче всего выведать нужные сведения у молодой девушки.
 Но это лишь в том случае, если он сможет заниматься флиртом, будучи в трудном положении. Проклятые красные мундиры, вечно они ему мешают. Война кончена, а им все неймется, они продолжают ему досаждать.
 Ладно. Пусть только попробуют его тронуть. А если такое случится...
 Уинтер достал из выдвижного ящика кинжал. Его в первую очередь следует держать при себе.
 Спрятав кинжал в складках широкого матерчатого пояса, Лукас вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице. Не успел он еще дойти до низа, как перед ним возникли два пьяных английских солдата в красных мундирах.
 – Джентльмены, – произнес Уинтер с коротким кивком в виде приветствия.
 Он спустился еще на пару ступенек, но они преградили ему путь. Ощутив давно знакомую вспышку гнева, Лукас невольно дотронулся до пояса в том месте, где был спрятан кинжал, но попытался овладеть собой. «Спокойствие, ведь перед тобой всего-навсего два подвыпивших глупца». Гнев, однако, не унимался.
 Один из юнцов подтолкнул другого:
 – Погляди-ка, кто перед нами! Это один из тех американских дикарей, которые удирали от нас под Бладенсбургом, когда мы сожгли дотла и сровняли с землей их ничтожную столицу.
 Не стоило им упоминать о том сражении. Американское ополчение действительно спасалось бегством от британцев – но не морская гвардия!
 – Вы ошиблись, сэр. – Лукас продолжал бороться с собственной яростью. – Я один из тех дикарей, что выстояли под знаменами коммодора Барни. – Он не удержался от пренебрежительной усмешки. – Впрочем, откуда вам, зеленым парнишкам, знать об этом? Вы скорее всего прятались где-нибудь в казармах.
 Он знал, что ударил по больному месту: оба парня побагровели от злости.
 – А теперь позвольте-ка...
 Он плечом оттер их в сторону. Один из солдат схватил Уинтера за правую руку:
 – Слушай, ты, наглый янки...
 Руководимый инстинктом, выработанным годами сражений, Уинтер левой рукой выхватил из-за пояса кинжал и прижал его острие к ребрам солдата.
 – Если не хочешь получить удар в живот, лучше отпусти меня немедля!
 Второй солдат дохнул на него перегаром. Лукас, протянув правую руку поверх левой, стиснул ему горло.
 – Двое на одного – это для меня пустяки! – Он крепче сжал пальцы, солдат начал задыхаться. – Был бы повод...
 Но в поводе он уже не нуждался. Распаленный видом красных мундиров, он чувствовал, как глаза ему застилает черная пелена, будто он снова в душном туннеле и слышит голоса тех, кто...
 – Майор Уинтер! – донесся до него сзади резкий окрик. – Сейчас же отпустите этих людей!
 Понадобилась всего одна секунда, чтобы черная пелена исчезла, и еще одна, чтобы Лукас осознал, где находится. Потом он увидел сильно встревоженного Кирквуда, быстро идущего через холл.
 Подавив остатки ярости, Лукас холодно улыбнулся:
 – Разумеется, кузен. – Он отпустил солдата, которого держал за горло, и не без внутреннего сопротивления спрятал кинжал. Дышал Уинтер тяжело и прерывисто. – Я тут вынужден был объяснить кое-что. Но мы в конечном итоге поняли друг друга, не так ли, ребята?
 Тот, кого он держал за горло, задыхаясь, упал на колени. Другой выкрикнул:
 – Вы безумец, вот кто вы!
 Уинтер посмотрел на него с нескрываемым презрением:
 – Как я понимаю, вы будете об этом помнить. Тот в ответ прорычал:
 – Кто-нибудь еще научит вас хорошим манерам!
 Как бы невзначай коснувшись рукоятки кинжала, Уинтер произнес:
 – Всегда готов к услугам.
 – Да прекратите же, вы оба, – рассерженно проговорил Кирквуд и обратился к солдату: – Уходите, пока я не сообщил моей матери, что вы напали на нашего гостя.
 Тот удалился с самым мрачным видом. Кирквуд, приглядевшись к его приятелю, который все еще не мог подняться с пола, позвал слугу, чтобы он принес воды. Вслед за Лукасом Кирквуд зашел в его кабинет.
 Едва они оказались там, Кирквуд захлопнул дверь и воскликнул:
 – Господи, Уинтер, вы, можно сказать, нарываетесь на то, чтобы вас убили!
 Лукас подошел к письменному столу и из графина налил себе бренди.
 – Поверьте мне, Кирквуд, оба эти осла с трудом держались на ногах, куда им кого-нибудь убить.
 – Что верно, то верно, оба они из тех, кто храбрее за столом, чем в бою. Но это не удержало бы их от попытки.
 – И не спасло бы от смерти, – спокойно возразил Лукас, хотя руки у него так тряслись, что он едва не уронил стаканчик с налитым в него бренди. Теперь, когда возбуждение, вызванное бурной стычкой, улеглось, Лукаса тревожило то, насколько он был близок к тому, чтобы убить этих двоих. Но он приехал в Англию совсем не для этого.
 Он заставил себя поднести стаканчик к губам и выпил бренди одним глотком в надежде, что обжигающий напиток поможет ему вернуться из прошлого. Какая жестокая шутка – поиски, которыми он занят, привели его в те места, где ему невыносимо оставаться.
 Кирквуд бросил на Лукаса осторожный взгляд:
 – Мне следовало отговорить вас надевать сегодня вечером ваш мундир, война кончилась давно, и я полагал, что вы как истинные джентльмены оставили враждебные чувства в прошлом.
 – Я бы не сказал так о ваших друзьях-солдатах, – возразил Уинтер, – но и мне трудно оставить прошлое прошлому. То, что делали со мной и моими людьми, находится за пределами правил ведения военных действий и общепринятой человеческой порядочности.
 – Я это знаю и понимаю, – сказал Кирквуд. – И если бы я знал ,  что моя мать намерена пригласить столько офицеров, то пресек бы ее намерения в зародыше. Но у многих из них есть сестры, богатые наследницы, и мамаша надеялась приманить их сюда.
 – Она решила женить вас на одной из таких наследниц, не так ли? – спросил Лукас, отчаянно желая прекратить разговор об офицерах и столь же отчаянно желая забыть о том, насколько он был близок к убийству. Кирквуд однажды помог Лукасу дорогой ценой и с опасностью для себя, но по некоторым вопросам они никогда не придут к согласию.
 Ему, однако, не удалось сбить кузена с толку.
 – Это не может служить поводом для того, чтобы обзаводиться здесь врагами. Никто не станет говорить с вами о леди Тови, если вы будете чинить неприятности.
 Лукас выпил еще стаканчик бренди.
 – Они не станут говорить о ней со мной независимо от этого. Я не принадлежу к их кругу, мой отец был торговцем.
 – Как бы там ни было, ваше поведение мешает вашему расследованию.
 С мрачной усмешкой Лукас подумал о леди Амелии.
 – Отнюдь не всегда.
 Кирквуд уставился на него в недоумении:
 – Что-нибудь случилось? Вы что-то узнали?
 – Узнаю, если протанцую вальс с леди Амелией.
 – Вас кто-то представил ей?
 – Не совсем так. – Лукас сделал паузу, глядя в лицо своему кузену. – Я застал ее наверху с письмом для вас.
 Удивление Кирквуда было неподдельным.
 – Для меня? Вы уверены?
 – На конверте стояло ваше имя, и она положила письмо вам на подушку.
 Кирквуд был явно потрясен.
 – Не могу себе этого представить.
 – Между вами ничего нет?
 – Однажды я проявил к ней интерес, но она меня отвергла. Леди Амелия привередлива. Она поздно появилась на ярмарке невест и, кажется, не против покинуть ее как можно позже.
 Любопытно. Слово «привередлива» Лукас не употребил бы по отношению к леди со столь соблазнительной улыбкой и такими вертлявыми бедрами.
 – А почему она появилась поздно на упомянутой вами ярмарке?
 – Откуда мне знать? Но свой первый сезон она провела только после женитьбы отца.
 Быть может, потому, что раньше она была стеснена в средствах? Нет, вряд ли, ведь ее отец, черт побери, граф. Кирквуд нуждается в деньгах, но продолжает вести образ жизни на гораздо более высоком уровне, чем, к примеру, средний американец. Недостаток денег скорее всего не связан с тем, что леди Амелия начала поздно выезжать в свет.
 – Леди Амелия, должно быть, изменила свое отношение к вам, – сказал Лукас своему кузену. – Я сам видел, как она положила письмо вам на подушку.
 Кирквуд покачал головой:
 – Право же, я удивлен. По словам мисс Линли, леди Амелия не раз повторяла, что не уверена, захочет ли она когда-нибудь выйти замуж.
 – Мисс Линли?
  –  Это одна из бывших соучениц леди Амелии в весьма престижной школе для молодых девиц миссис Харрис. Между собой мы называем это заведение школой для богатых наследниц. Вместе взятые, семьи этих учениц владеют примерно половиной Англии. – Кирквуд чуть заметно улыбнулся. – На сегодняшний вечер мать пригласила по возможности всех девушек, которые в разное время окончили эту школу. Многие из них приняли приглашение.
 – Им безразлично, что вы охотитесь за их деньгами? – недоверчиво спросил Уинтер.
 Он никогда не понимал торгово-бартерную систему английских браков, и хотя ее практиковали некоторые американцы, большинство считало такую систему недемократичной, и потому представители высших слоев общества ее осуждали.
 – Некоторым леди небезразлично, но они надеются познакомиться здесь с другими джентльменами. А иные вовсе не против заключить выгодную сделку. Ту же мисс Линли, которая богата, привлекает мое общественное положение. Во всяком случае, я так считал, однако она пока не ответила на мое письмо. – Кирквуд прищурился. – Не могла ли леди Амелия по просьбе мисс Линли передать мне письмо?
 – Леди Амелия уверяла, что она это делает для своей подруги.
 – Ах вот как! – Кирквуд направился в свою комнату. – Быть может, мне стоит взглянуть...
 Лукас остановил его:
 – Не теперь. Я хочу, чтобы вы представили меня леди Амелии по всем правилам. Она согласилась протанцевать со мной вальс, и я должен ее пригласить.
 – Как вам удалось добиться ее согласия? 
 – Я вселил в нее страх Божий.
 Кирквуд нахмурился:
 – Надеюсь, вы не пригрозили ей вашим кинжалом?
 – Разумеется, нет, – ответил Лукасе некоторым раздражением. – Я умею обращаться с такими женщинами, как она.
 – Ну, если так, идемте, я вас представлю. Только постарайтесь не обижать малышку, хорошо? Её подружки чертовски любят посплетничать, а мне еще предстоит жениться на одной из них.
 Лукас поставил на стол стакан и последовал за своим кузеном.
 – Я уверен, что мужнина с вашим умом и с вашими связями вполне может придумать что-нибудь, чтобы обзавестись деньгами и без этого.
 – Не с моим титулом и не в Англии. У нас старший сын имеет определенные обязанности. У меня две сестры и младший брат. Если я женюсь на богатой наследнице, это их обеспечит. А если не женюсь...
 Вот бедняга! Лукас представить себе не мог брак во имя поддержки родительской семьи. Если бы он сам озаботился поисками супруги и женился, то обеспечивал бы собственную семью всем необходимым единолично, без помощи жены.
 Коридор, ведущий к бальному залу, к счастью, был пуст.
 – А что, если вы ничего не сумеете выведать у леди Амелии? – полюбопытствовал Кирквуд.
 – Не беспокойтесь, выведаю, – ответил Лукас, подумав, насколько трудно будет завести легкий флирт с целью узнать необходимое.
 – А почему бы вам не поехать прямиком в Девон и не встретиться с ее мачехой?
 – Если леди Тови и есть Дороти Фрайер, как только в имении ее мужа появится американский военный и попросит позволения поговорить с ней, она в ту же минуту почует неладное. Она должна предупредить Теодора Фрайера или сбежать еще до того, как я пройду мимо ее дворецкого. И на этот раз Фрайеры спрячутся так, что я никогда их не найду.
 – Это в том случае, если она и есть та самая, кого вы в ней подозреваете. Значит, она двоемужница, помилуй Бог.
 – Если учесть то, что они с Теодором Фрайером вступили в законный брак, то оно так и есть. Но это может быть и незарегистрированный брак. И ясно, что она устала постоянно срываться с места, чтобы следовать за мужчиной. Поэтому я и потерял след Фрайера после того, как они расстались во Франции. Ведь гораздо лучше скрываться от властей, выйдя замуж за такого знатного лорда, как Тови.
 – Да, но...
 – Если она не та, кого я ищу, тогда с какой стати она уговорила Тови отвезти ее в деревню, как только ваша матушка начала приглашать гостей по случаю приезда американского кузена? Похоже, она решила не давать мне ни единого шанса, вот почему поступила так. Вы сказали, будто она вообще предпочитает жить в деревне, а что еще может предпочитать женщина, скрывающаяся от закона?
 – И она отправила на бал к моей матери свою падчерицу, чтобы та пообщалась с вами накоротке? – спросил Кирквуд весьма скептическим тоном.
 – Послушайте, – заговорил Лукас с возрастающим раздражением, – мне неизвестно, как действует женский ум. Мне известно лишь то, что леди Тови – единственная ниточка, которая мне осталась. Я не намерен идти на риск и беспокоить ее, давая ей при этом возможность предупредить Фрайера, пока не буду уверен, что она и есть разыскиваемая мной женщина. – Он посмотрел Кирквуду прямо в глаза. – К чему все эти расспросы? Вам по каким-то причинам трудно представить меня этой взбалмошной девчонке, леди Амелии?
 Кирквуд высоко поднял брови.
 – Поскольку вы называете ее взбалмошной девчонкой, то да, мне трудно. Поймите, что она не девка из пивной, которую вы можете запугать и...
 – Прекрасно! – прорычал в ответ Лукас. – Я приглашу ее на вальс без вашей помощи.
 Он пошел к двери.
 – Да постойте вы, черт побери! – крикнул ему Кирквуд. Лукас остановился, и кузен подошел к нему. – Я вовсе не говорил, что не сделаю этого. Я просто хочу быть уверенным, что вы поведете себя как джентльмен. Можете выдержаться осмотрительно и вежливо?
 – Я буду само благоразумие.
 – Что ж, это утешительно, – произнес Кирквуд со вздохом. – Будем надеяться, что счастье нам улыбнется и вы узнаете желаемое за одну встречу.
 – Я тоже на это надеюсь. Чем скорее я с этим покончу, тем скорее вернусь к себе в Балтимор, подальше от всего английского, будь оно проклято!




 Глава 3


 Амелия беспокойно ходила по туалетной комнате, сердце у нее бешено билось. Майор Уинтер сильно напугал ее. Боже милостивый! Да, она жаждала приключения, – но отнюдь не разрыва сердца!
 Не нужно ей никакого приключения, если оно угрожает Долли. Но так ли это? Если майор сделал несколько заметок о женщине, носящей то же имя, что и Долли, это само по себе еще ничего не значит. И разумеется, не значит, будто ему известно, что она имеет прямое отношение к Дороти Смит.
 Ей необходимо выяснить, что же он на самом деле знает, а для этого единственной встречи недостаточно. Амелия вытерла о юбку влажные от волнения ладони. Она должна с этим справиться. Справилась же с этим глупым недоразумением в коридоре. Не важно, что ей пришлось изображать из себя этакую кокетливую глупышку, зато ей удалось одурачить майора, а это главное. Иначе он не стал бы приглашать ее на вальс.
 «Я солдат, мэм, а не придворный кавалер. Приходится пользоваться удобным случаем, чтобы получить желаемое. А нынче вечером я желал бы протанцевать с вами вальс».
 Господи, этот мужчина занимался шантажом, прикидываясь соблазнителем.
 Однако за соблазнительными фразами и напускной любезностью скрывалась железная воля. Это не какой-нибудь жеманный и сладкоречивый отпрыск знатного рода, поведением которого ей ничего бы не стоило управлять при помощи улыбки или – при необходимости – резкого слова. Перед ней закаленный в боях офицер, безусловно, недюжинного ума. Как вести себя склонной к приключениям леди, чтобы выведать секреты такого человека?
 Ее легкомысленный до глупости поступок, видимо, сыграл свою роль: Уинтер говорил ей такие слова, с какими обычно обращаются к глупеньким девушкам. С умной девушкой он бы не стал так беседовать. Но ей надо придумать что-то еще, если она хочет удержать Уинтера в его заблуждении.
 В голове у Амелии промелькнули несколько непристойных фантазий, навеянных чтением книжки о жизни в гареме. Она нахмурилась. Нет, только не это. Она хочет приключения, но не постыдного поражения. Кстати, Уинтер откликнулся на ее заигрывание. Ведь даже самый подозрительный морской офицер может впасть в грех, когда на него взглянет хорошенькая женщина.
 Легкая дрожь пробежала по телу Амелии, но она ее безжалостно подавила. Что с ней? Да, нельзя отрицать, что от майора Уинтера вполне ощутимо исходила некая угроза, но пока она не убедится, что Долли в опасности, этому нельзя поддаваться.
 По пути к выходу из туалетной комнаты леди Амелия задержалась у зеркала, слегка взбила свои кудряшки и пощипала побледневшие щеки. Когда майор Уинтер подойдет к ней и пригласит на вальс, она должна в совершенстве разыграть наивную мисс с широко раскрытыми от радости глазами, сыпать невинно глупыми замечаниями, не жалеть кокетливых улыбок, чтобы склонить его к полной откровенности.
 Амелия выскочила за дверь в боевом духе, но тут же едва не утратила его, увидев перед собой майора в обществе лорда Кирквуда и своей компаньонки.
 Сердце ее снова забилось. Негодная из нее авантюристка. Если так волноваться, ей никогда не удастся узнать то, что нужно. «Забудь же все, что касается Долли. Ты шпионка и выполняешь задание. Американец владеет сведениями, которые тебе необходимо узнать во имя блага твоей отчизны».
 Пульс выровнялся. Это уже лучше.
 Хозяин дома заметил, что она приближается к нему и его собеседникам.
 – О, леди Амелия, а мы расспрашиваем миссис Харрис о вас. Я хотел бы представить вам моего кузена.
 – Разумеется, прошу вас.
 Из бального зала донеслись звуки кадрили. За кадрилью последует вальс. Ну и слава Богу.
 Лорд Кирквуд поспешил проделать все положенное для знакомства. Когда он упомянул, что мачеха Амелии американка, она подавила готовый вырваться стон, однако майор только улыбнулся. Затем он самым корректным и любезным образом пригласил ее на вальс. Если бы Амелия не знала, что он, возможно, ведет расследование о Долли, она была бы даже польщена.
 Она было испугалась, что миссис Харрис, маленькая женщина в возрасте немного за тридцать, с волосами рыжими до неприличия, воспротивится приглашению майоpa, который, кажется, не произвел на нее хорошего впечатления. Вдова поглядывала на лорда Кирквуда и майора Уинтера с некоторой опаской, но, к счастью, сказала лишь: «Доставьте себе удовольствие, моя дорогая» – и раскрыла свой веер.
 Когда майор вел Амелию в переполненный бальный зал, она чувствовала на себе его испытующий взгляд.
 – Миссис Харрис ваша родственница? – спросил он.
 – Нет. Она владелица школы, в которой я училась.
 – Я думал, что молодых леди обычно сопровождают члены их семей.
 Что, собственно, он хотел этим сказать? Непонятно.
 – Да, это так, – подтвердила она. – Но моих родителей сейчас нет в городе.
 Она с нетерпением ожидала его реакции на это сообщение. Но майор остался невозмутимым, не проявил ни беспокойства, ни удивления, в голосе его прозвучало лишь вежливое любопытство, когда он произнес:
 – Вот как?
 – Папа и Долли уехали сегодня в деревню. – Долли? Это ваша американская мачеха, о которой упоминал Кирквуд?
 Вот черт, если он до сих пор не знал о ее связи с женщиной по имени Дороти, то теперь узнал. Что ему сказать? Он очень легко выяснит правду, и если она сейчас солжет по поводу такой мелочи, может ее заподозрить.
 – Да, – ответила она.
 – Насколько я знаю, Долли – это уменьшительное от Дороти.
 Он ввел ее в круг танцующих.
 Амелия посмотрела ему в лицо с сияющей улыбкой:
 – Мы всегда называли ее Долли. Думаю, это и есть ее христианское имя. Видите ли, в Англии многие женщины носят имя Долли, и это вовсе не сокращение от «Дороти». Например, на прошлой неделе...
 Зазвучал вальс, и Амелия умолкла на полуслове. Слава Богу, иначе как бы он не разгадал ее еще до того как она у него что-нибудь выведает.
 Когда он взял ее руку в свою, а другой рукой обнял за талию, Амелия постаралась расслабиться. Шпионки должны играть свою роль с непоколебимой уверенностью. И не болтать что попало.
 Майор закружил ее, и Амелия, сосредоточившись на танцевальных па, перестала нервничать. Но это ухудшило дело, потому что теперь она опасалась его не только как сыщика. В отличие от всех мужчин, которых она знала, этот ее привлекал. Его плечо слегка подрагивало под ее пальцами, его рука обнимала ее талию чересчур интимно, и от него пахло бренди и... сталью, если такое вообще возможно. 
 Критики правы: вальс – невероятно интимный танец, особенно здесь, в зале, при романтическом свете огромных ламп, среди роз леди Кирквуд, наполняющих воздух своим ароматом, под звуки музыки маленького оркестра, звуки такие чувственные...
 – Почему ваши родные уехали в деревню без вас?
 Хорошо, что вопрос отвлек ее от глупых девичьих фантазий. Потом она вдруг сообразила, что если вопрос вполне ясен и понятен, то задан он тоном почти легкомысленным. И постаралась ответить в том же духе.
 – Они не хотели портить мне настроение, заставив покинуть Лондон в самый разгар сезона. Но папа считает, что Долли будет приятнее провести свое вынужденное заключение в нашем имении.
 – Вынужденное заключение? – удивился он.
 – Разве американцы этого не практикуют? – Амелия сделала наивные глаза. – В Англии, если женщина беременна...
 – Я понимаю, о чем вы говорите. – Он глубоко втянул в себя воздух, словно бы стараясь успокоиться. – Я просто не знал, что у вас в Англии принято уезжать в таких случаях в деревню.
 – У Долли слабое здоровье.
 – Понятно. – Он произнес это с некоторым оттенком недоверия. – У нее это первый ребенок?
 – Да. – Опасаясь, что он выпытает у нее таким образом еще какие-нибудь сведения, Амелия переменила тему: – Вы хорошо танцуете, майор Уинтер.
 Он и вправду танцевал уверенно, как военный, который мастерски контролирует каждый свой шаг. С таким партнером не собьешься с такта.
 – Вы как будто удивлены этим, – проговорил он. – Вы считали, что американцы не умеют танцевать?
 «Помни, ты ветреная кокетка!»
 – Разумеется, нет. Но я удивлена, что такой большой, суровый воин, как вы, может находить удовольствие в танцах.
 Амелия провела ладонью по его твердому плечу и наклонилась к Уинтеру так близко, чтобы он мог увидеть на мгновение ее грудь в низком вырезе платья. Ей всегда казалось, что мужчинам такое нравится.
 Он и вправду не преминул это сделать – и весьма смело.
 – Я не слишком часто бывал в бальных залах, что верно, то верно, – бросил он небрежно.
 Амелию напугал его смелый взгляд. По коже пробежали мурашки, словно она продемонстрировала ему гораздо больше, чем всего лишь верхнюю часть полуоткрытой груди. Ей очень хотелось, чтобы он перестал таращиться на нее так, будто она совсем голая. Не говоря уж о том, что это ее оскорбляло и ей было трудно сосредоточиться на своей главной задаче.
 Только после того, как Уинтер, отклонив голову назад, посмотрел ей в глаза, Амелия нашла наконец что сказать и произнесла с улыбкой:
 – Я слышала, что вам более интересны пистолеты, чем прогулки.
 – А ведь наверху, в коридоре, вы вели себя так, будто представления не имеете о том, кто я такой.
 Амелия подосадовала на свою оплошность и сказала себе в оправдание:
 – Я не связывала вас с человеком, о котором все только и говорят, вплоть до той минуты, пока нас не познакомили.
 – Ах вот как. – В голосе Уинтера прозвучало явное недоверие, он пристально вглядывался в лицо Амелии из-под неправдоподобно длинных черных ресниц. – Что же обо мне говорят? Что вы слышали?
 – Не так уж много. Кажется, что толком никто ничего о вас не знает. – Амелия бросила на майора очередной наивный взгляд. – Строят догадки. Недоумевают, с чего это человек, который так не любит англичан, приехал в Англию навестить своего кузена.
 Уинтер сдвинул брови.
 – Что заставляет вас думать, будто я не люблю англичан?
 – Но, майор Уинтер, вы ведь откровенно недружелюбны по отношению к джентльменам и не протанцевали ни с одной леди.
 – Это лишь потому, что мне нечем было их шантажировать, а вовсе не потому, что они англичанки. – Улыбка майора привела бы Амелию в волнение... если бы глаза его при этом не оставались холодными, как лед.
 – Значит, ваше пребывание в Англии не более чем светский визит? – чтобы задеть его почувствительнее, добавила Амелия. – И вы надели на бал, на котором полным-полно английских офицеров, свой военный мундир в надежде, что это поможет вам обзавестись друзьями?
 На подбородке у майора слегка дрогнул мускул, и он, сделав в танце особенно ловкий и легкий поворот, сказал:
 – Ладно, признаюсь вам, так и быть. Я здесь не просто с визитом к моему кузену. Я приехал проконсультироваться с британцами относительно того, как они намерены вести себя в Алжире.
 У Амелии упало сердце. Он не упомянул о том, что разыскивает Дороти Фрайер, или Смит, стало быть, ведет тайное расследование. Это не к добру.
 Она сделала еще одну попытку:
 – Но почему именно вы? Ведь вы не дипломат.
 – У меня большой опыт в делах с пиратами-берберами. У Амелии сердце так и подпрыгнуло.
 – Так вы были в Триполи с лейтенантом Декейтером? – выпалила она.
 Уинтер прищурился:
 – Откуда вы об этом знаете?
 Пропади пропадом ее длинный язык! Но ведь майор упомянул о том, что ее ужасно занимало. Ладно, ничего страшного, легкомысленная девица вполне может питать пристрастие к пиратам!
 – О Триполи знают все, – ответила она беззаботно. – Об этом много писали в газетах, вы же знаете.
 – Но ведь вы были еще совсем девочкой, когда все это происходило.
 – Сильно скучающей девочкой в очень скучном городке. Вот я и читала газеты.
 Амелия даже вырезала из газет все статьи о стычках американцев с пиратами из Берберии.
 Шаловливо тряхнув головой, она добавила:
 – Если бы в нашем городе были хоть какие-нибудь приличные магазины, я бы не так страдала от скуки. Но девочке только и оставалось, что вышивать целыми днями. – Она взмахнула ресницами. – А какая девочка не увлекается рассказами о корсарах?
 – О безжалостных корсарах, которые похищают мужчин, женщин и детей ради денег. Имеете ли вы представление... – Он прервал себя, потом продолжал с усмешкой: – Нет, ясно, что не имеете. Для вас корсары всего лишь сюжет для развлечения.
 – А вы пожили бы в Торки хоть немного только вдвоем с отцом, который бы вас воспитывал в строгости, – запальчиво возразила Амелия, – тогда и узнали бы цену любому развлечению.
 – А ваша мачеха? Разве она не была с вами? Амелия насторожилась. «Держи ухо востро».
 – Долли и папа поженились лишь несколько лет назад. Сказать ли ему еще что-нибудь? Может, он тогда сообщит, почему спросил о мачехе? Или дать ему заведомо ложные сведения? В таком случае по его реакции можно догадаться, ищет ли он именно их Долли.
 – Они с папой познакомились в Девоне, – сообщила она с беззаботной улыбкой. – В Англии Долли остановилась после своего путешествия по континенту, их корабль из Италии...
 – Из Италии? – перебил ее Уинтер, явно удивленный. Внутри у Амелии все похолодело, но она старалась говорить самым беспечным тоном.
 – Из Флоренции, если память мне не изменяет. Долли посетила много разных мест после того, как умер ее муж-американец. Побывала в Испании, в Италии...
 – Во время войны? – снова перебил майор, высоко подняв брови.
 Ну вот опять! Не мастерица она сочинять как подобает, И не стоит сообщать ему, что Долли приехала в Англию после войны, это будет совпадать с тем временем, когда, если судить по заметкам майора, Дороти Смит покинула Францию.
 – Ох нет... то есть она была в Италии в конце войны, но перед этим... нет, насчет Испании я могу ошибаться. Это могла быть Греция. Я не уверена. – Амелия пожала плечами; – Я не очень хорошо разбираюсь во всех этих странах; а вы?
 – Я в них разбираюсь, ведь это моя работа.
 – О, разумеется. – Она заставила себя рассмеяться. – Вы много путешествуете? И были в Триполи, если вам пришлось иметь дело с берберийскими пиратами, – она подняла на него глаза, надеясь, что выражение у них игривое, – если, конечно, сами не были пиратом!
 Она легко могла представить его себе в этой роли. Черные волосы развеваются по ветру, из одного уха свисает блестящее золотое кольцо, грудь открыта... «Прекрати. Ты должна определить, правда ли, что он приехал сюда для участия в каких-то переговорах».
 – Я не был в Триполи с Декейтером, я тогда только еще стал гардемарином. Но я был в Триполи в следующем году с О’Банноном и участвовал в переходе через пустыню в Дерну.
 Он сопровождал отважного О’Баннона? Она не могла этому поверить! Она танцует с человеком, который побывал в форте Дерна, мог освобождать рабов и даже войти в гарем.
 Да провались он, не было ничего подобного! Он просто лжет.
 – Но ведь вы тогда были еще мальчиком.
 – В семнадцать лет ты скорее мужчина, чем мальчик.
 Амелия не могла скрыть удивления.
 – В таком случае сейчас вам...
 – Сейчас я уже совсем взрослый, – сухо произнес он. – Мне скоро тридцать.
 – Вам не дашь тридцати.
 – И тем не менее это так, – произнес он странно рокочущим голосом, который возбудил Амелию сильнее, чем звуки вальса. – А если вы не верите, что я был в Дерне, могу поведать вам некоторые подробности.
 Любопытство Амелии боролось с благоразумием, и первое победило.
 – Какие же?
 – Нас было сотни четыре. Арабская кавалерия, греки, торговцы и горсточка американских офицеров флота и морских пехотинцев. Нам понадобилось пятьдесят дней, чтобы пересечь пустыню. Хамсинские ветры создавали песчаные бури, во время которых мы не видели солнца даже в полдень. Когда у нас кончились съестные припасы, арабы зарезали нескольких вьючных верблюдов, и мы ели их мясо до тех пор, пока не добрались до наших вспомогательных судов, которые ожидали нас у берега неподалеку от Дерны.
 – Вы ели верблюжатину? – спросила Амелия, которую очаровал рассказ Уинтера.
 – Вынуждены были есть, ведь мы страдали от голода.
 – И все же вы и ваши товарищи захватили крепость и вынудили город сдаться менее чем, через два часа, – сказала Амелия, прерывисто дыша.
 Уинтер на миг даже застыл на месте и поднял одну бровь.
 – А вы, оказывается, очень внимательно читали газеты. Ох, опять она попалась!
 – О да, я улавливала все до мелочей, – произнесла она небрежно. – Особенно хорошо помню историю о сабле-марципане.
 Взгляд его снова стал пренебрежительным.
 – Вы имели в виду саблю мамелюка?
 – Мамелюка? – Она бросила на майора недоумевающий взгляд, но ей пришлось придержать язык, чтобы не задать вопрос о необычной сабле у него в комнате. – Разве вам не давали американские марципаны, по форме похожие на саблю?
 – Нет, то была настоящая сабля, – ответил он и добавил покровительственно: – У нее имеется клинок и все прочее, как и полагается. Если хотите, я как-нибудь при случае покажу вам свою.
 Амелии хотелось дать ему резкий отпор за его снисходительный тон... и расцеловать его за предложение показать саблю. Негодяй прекрасно знает, чем можно увлечь леди с авантюрной жилкой.
 – Вы всюду берете ее с собой? – спросила она, стараясь говорить не слишком возбужденно. – На случай, если потребуется применить силу, чтобы покорить врага?
 Он смотрел на ее губы, и голос его прозвучал хрипло, когда он повторил ее слова:
 – Если потребуется.
 Дыхание у Амелии участилось.
 – Мы все еще говорим о саблях, майор?
 – Разумеется, – протянул он, и в его темных глазах будто промелькнула искра. – О чем еще мог бы я говорить с благовоспитанной молодой англичанкой?
 С губ у Амелии сорвалось:
 – Быть может, о вашей жене?
 Самый подходящий вопрос для легкомысленной кокетки, Но Амелия расценивала его и как часть собственного расследования. Именно так. И не иначе:
 – Я не женат.
 Амелия постаралась не обращать внимания на охватившее ее при этих словах волнение.
 – Тридцать лет, а вы еще не женаты?
 – Я был очень занят последние десять лет. До войны с Англией я был слишком молод для того, чтобы вступать в брак, а во время войны мне было не до ухаживания за девушками.
 – Но война давно уже кончилась. И чем вы были заняты с тех пор?
 – Исполнением дипломатических поручений, – ответил он, потупив взгляд.
 Музыка вальса смолкла, и майор увел Амелию с площадки для танцев.
 – Где же? – не отставала она в надежде, что он о чем-нибудь проговорится. – В таких местах, где не могли найти жену? Мне кажется... – Она на мгновение умолкла, увидев джентльмена, который прокладывал путь к ней и майору сквозь толпу гостей. Мысль о выведывании информации отступила перед необходимостью уберечься от нежелательной встречи. – Извините меня. – Амелия убрала руку с. локтя Уинтера. – Мне нужно идти. 
 Майор поспешил за ней, когда она метнулась к ближайшей стеклянной двери, ведущей на открытую галерею.
 – Куда идти?
 – Подальше от маркиза, – прошептала она. – И пожалуйста, не ходите за мной. Вас трудно не заметить, и вы приведете его прямиком ко мне.
 К счастью, он послушался. Выбравшись из зала, Амелия осторожно заглянула туда сквозь стекло. Майор Уинтер исчез, зато маркиз Помрой вертел головой во все стороны, явно высматривая ее. Когда пристальный взгляд его колких голубых глаз остановился на стеклянной двери, Амелия отпрянула и укрылась за ближайшей колонной. В промежуток между колонной и стеной ей была хорошо видна дверь.
 – Что я упустил из виду? – послышался голос совсем рядом с ней. 
 Амелия едва не подпрыгнула. Обернувшись, она увидела майора и вскрикнула:
 – Вы ужасны! Вы меня до смерти напугали. Что вы здесь делаете?
 – Присоединяюсь к вам. Я вышел через другую дверь и...
 – Тише! – шепотом остановила его она.
 И вовремя, ибо они оба услышали, как отворяется стеклянная дверь. Мужской голос окликнул:
 – Леди Амелия?
 Она посмотрела на майора, и тот придвинулся ближе, как бы загораживая ее. Улыбка тронула губы Амелии. Это даже увлекательно – прятаться вместе с майором Уинтером.
 Последовало долгое молчание, во время которого Амелия наблюдала, как лорд Помрой обследует галерею. Слушая, как пощелкивают его каблуки по мраморному полу, она теснее прижалась к колонне, стараясь задержать дыхание.
 Истинное искушение стоять всего в нескольких дюймах от майора. Он положил руку ей на талию и легонько, ласково погладил. Амелия громко сглотнула.
 Уинтер остановил взгляд на ее шее, и снова в глазах у него промелькнула искра. Лорд Помрой ругнулся себе под нос и нарушил очарование момента. Но вот шаги его отдалились, и вскоре раздался звук затворяемой двери.
 – Вы не могли бы объяснить мне, в чем все-таки дело? – задал вопрос майор Уинтер.
 – Я не хочу разговаривать с лордом Помпадуром... я имею в виду с лордом Помроем, – прошептала Амелия, все еще опасаясь, что тот вернется и обнаружит их.
 – Я так и подумал. Кто он такой?
 – Да вы с ним уже виделись. Он один из тех, с кем вы беседовали насчет пистолетов и прогулок.
 – Генерал Пакстон?
 – Только попробуйте назвать его так, а не лордом Помроем, и он откусит вам голову.
 – Я это сделал. Назвал его так. – Луна осветила губы майора, изогнувшиеся в насмешливой улыбке. – И он откусил мне голову. Самодовольный старый козел, согласны?
 – Мы, англичане, считаем его героем за то, что он наголову разбил Бони. Именно поэтому принц-регент и удостоил его титула маркиза.
 – Тогда почему вы прячетесь от него за колоннами? Она вздохнула:
 – Он хочет жениться на мне, будь он проклят. На мне и на моем состоянии.
 – Разве у него нет собственного?
 – Как сказать. Ему пожалованы земли и титул, но он должен все это содержать.
 – А вы не хотите выходить замуж за охотника за приданым.
 Его рука все еще лежала у нее на талии. Амелия понимала, что надо оттолкнуть эту руку, но не могла заставить себя сделать это.
 – А кто хотел бы?
 Уинтер оперся предплечьем о колонну, его лицо стало задумчивым.
 – Полагаю в таком случае, что у меня нет ни единого шанса получить вашу руку.
 – У вас нет денег?
 – Они были у меня когда-то. – В голосе у него появились ледяные нотки. – Но исчезли несколько лет назад.
 – Вам следовало быть более бережливым, – произнесла она беззаботно, хотя кровь стучала у нее в висках. Может ли быть, что его деньги «исчезли» из-за Долли?
 В глазах у майора вспыхнул гнев.
 – Бережливость не имеет к этому ни малейшего отношения!
 Он убрал руку с ее талии, развернулся на каблуках и пошел прочь.
 Амелия последовала за ним по галерее. Она непременно должна узнать больше, поэтому ей никак нельзя, с ним ссориться.
 – У вас есть преимущества, которые вполне возместят отсутствие состояния, майор Уинтер.
 – Неужели? – буркнул он. Она подняла на него глаза.
 – Какая женщина откажет такому красивому, сильному моряку, испытавшему столько восхитительных приключений? Одни только ваши рассказы удержат ее возле вас с такой силой, с какой не удержит другой, менее интересный супруг.
 Он помолчал, глядя на нее с откровенным недоверием.
 – И вы согласились бы выйти замуж за человека только потому, что у него в жизни были приключения?
 – Конечно! Это так увлекательно. – Амелия прошла дальше по галерее. – Особенно если бы мой муж позволил мне участвовать в его приключениях.
 – Тогда почему бы вам не выйти за генерала... то есть за лорда Помроя?
 – Да ведь он старик, упаси меня Боже! – воскликнула она в своем легкомысленном тоне.
 – Ну тогда за какого-нибудь другого английского офицера.
 – Большинство из них охотится за моим состоянием, чтобы получить возможность уйти в отставку. – Как ли печально, однако это было правдой. – А те, кто любит приключения, либо не намерены жениться, либо уже вступили в брак. – Амелия повернулась к майору с недовольной гримаской. – И женатые хотят, чтобы их супруги сидели дома, как послушные девочки, и не стремились бы повидать мир, в то время как сами они уплывают в Вест-Индию или еще дальше.
 – Поверьте мне, леди Амелия, вам не доставило бы особой радости видеть мир, проводя целые дни в тесной и неудобной каюте на корабле или трясясь долгие часы на спине у верблюда.
 – Ох, и каково же это ездить верхом на верблюде? Могут верблюды скакать, как лошади, или плетутся трусцой? Правда ли, что они подолгу могут обходиться без воды?
 – Верблюды вонючие и грязные, к тому же они с норовом. Вам вряд ли понравилось бы ехать верхом на верблюде. И вы не смогли бы есть верблюжье мясо.
 Господи, опять она неудачно выбрала тему для разговора.
 – Конечно, не смогла бы, – поморщилась она. – Оно, наверное, жесткое.
 – Вот именно. Жесткое и волокнистое. Это не еда для леди. – Он перевел взгляд на деревья под балконом. – Я полагаю, вы переняли вкус к приключениям от вашей мачехи.
 Так, снова заговорил о Долли. Он все-таки ее в чем-то подозревает. Амелия подошла к перилам галереи и, чтобы скрыть волнение, принялась разглядывать кусты.
 – Почему вы так говорите?
 Он тоже склонился над перилами совсем рядом.
 – Я уверен, что она рассказывала вам о своих путешествиях по Франции и...
 – Не по Франции, майор, – перебила его Амелия. – Припомните, это была Испания.
 – Ах да, во время войны. Я запамятовал. – Он посмотрел ей в лицо. – Вы, должно быть, очень близки с вашей мачехой, если усвоили ее любовь к путешествиям.
 – Не понимаю, что вы имеете в виду.
 Он явно охотится за Долли. Надо поосторожнее отвечать на его расспросы, пока она не знает, в чем дело.
 – Как я понимаю, она и ваш отец поженились не так давно, однако вы разделяете интересы мачехи. Как долго они женаты, скажите, пожалуйста? 
 – Майор Уинтер, – заговорила Амелия, отчаянно желая перевести разговор на другую тему. – Вы так и собираетесь стоять здесь и болтать о моих родственниках? Или намерены поцеловать меня?
 Майор сдвинул брови: 
 – Прошу прощения? 
 «Вскружить ему голову, – напомнила себе Амелия. – Пусть выбросит Долли из головы».
 Сердце у нее бурно колотилось. Она пробежалась пальцами по витому шнуру у него на мундире.
 – Когда мужчина следует за молодой женщиной на балкон и говорит с ней о поклонниках и тому подобных вещах, на уме у него, как правило, отнюдь не разговоры. Мы наедине, и звезды скрылись. Вряд ли можно желать более благоприятного случая.
 Она взяла его руку и обвила ею свою талию. Он не противился, и дыхание его участилось.
 – Сколько вам лет?
 – Скоро исполнится двадцать один.
 – Вы слишком молоды для меня, – хрипло произнес он.
 – Чепуха. Лорд Кирквуд в вашем возрасте, а лорду Помрою за пятьдесят, но это не мешает ни тому, ни другому ухаживать за мной. – Она опустила веки, надеясь, что это произведет должное впечатление. – Но если вы считаете меня непривлекательной...
 – Ни один мужчина в здравом уме не может считать вас непривлекательной, – не без труда выговорил он. – Но это не значит, что я настолько глуп, чтобы поцеловать вас.
 Амелией овладело совершенно безумное и отважное побуждение.
 – Тогда мне придется поцеловать вас.




 Глава 4



 Дорогая Шарлотта,
 вы и я пребываем в совершенном согласии. Избалованная мисс Линли нуждается в муже с твердой рукой. К тому же мистер Чемберс тайно посещает некое заведение, в котором не позволит себе бывать ни один джентльмен, и это свидетельствует об отсутствии у него характера.
 Ваш самоуверенный кузен
 Майкл.

 Каждый мускул в теле Лукаса напрягся, словно надутый ветром парус. Боже милосердный, эта кокетка приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. Проклятие, ведь она так молода, что годится ему в... ну, по меньшей мере в младшие сестры.
 Но целовала она его вовсе не как младшая сестра, это уж точно. У нее самые соблазнительные губы из всех, какие ему довелось попробовать. Не говоря уж о чарующем теле, каждый дюйм которого ему хотелось потрогать.
 Но прежде чем он успел насладиться ее поцелуем, Амелия прервала его и отпрянула с понимающей усмешкой.
 Лукас вспыхнул от негодования и обиды. Амелия, как и мужчины ее страны, стремилась его уязвить, полагая, что может себе это позволить безнаказанно, потому что он простой, грубый американец, а она высокорожденная английская леди. Ну что ж, раз она сама это затеяла, пусть пеняет на себя! Он обхватил ее за талию, резким движением притянул к себе.
 – Если это ваше представление о поцелуе, то неудивительно, что вы мечтаете о приключениях. – Он приподнял ее подбородок и прорычал: – А вот что такое настоящий поцелуй!
 Губы его охватили ее губы. Амелия вздрогнула, но не сопротивлялась, и Лукас воспользовался случаем. Он поцеловал Амелию крепко, наслаждаясь нежностью ее полных губ, потом сильнее прижал девушку к себе и втолкнул язык к ней в рот.
 Она отпрянула, но не вырвалась из его объятий, только откинула голову и посмотрела на Лукаса:
 – Что вы делаете?
 – Целую вас.
 Амелия покраснела и залепетала:
 – Да, но вы... этот... ваш...
 – Так целуем мы, американские дикари. – Ее реакция раздражала Лукаса. Она отчаянно кокетничала с ним и, конечно, должна была знать, что он делает. – Но, как я догадываюсь, вам не нравится, что простой солдат так вас целует.
 – Я... я этого не говорила, – возразила Амелия.
 – Отлично. В таком случае я позволю себе продолжать в том же духе.
 Не дав ей возможности отказаться, Уинтер поцеловал Амелию еще раз. Он не знал, что его больше задевает, то ли ее явное потрясение его дерзостью, то ли неприятный факт, что она всего-навсего хотела подразнить его. Но он вовсе не собирался позволить этой высокомерной англичанке взять над ним верх. Особенно нынче вечером, когда у него вся кровь еще не остыла после стычки с английскими солдатами.
 Он завладел ее губами, словно мародер, и почти ожидал, что она станет сопротивляться с не меньшей яростью, чем он нападать. Ничего подобного! Она даже приоткрыла губы.
 Пламя ада и все его демоны! Он словно погрузился в теплую массу, такую нежную и дьявольски сладкую на вкус, что злость его сменилась чем-то куда более опасным. Он не в силах был остановиться, вновь и вновь повторяя то, отчего Амелия все более таяла, пока не стала в его объятиях мягкой, как масло. 
 Такое любого солдата с горячей кровью сведет с ума. Какие у нее соблазнительные губы, нежные, как виргинский персик. А запах жимолости напоминает ему о доме, и на секунду Лукас даже забыл, что она англичанка. Забыл, чья она падчерица. Он просто хотел завоевать ее, овладеть ею.
 Когда она обвила руками его шею и прижалась к его груди, Лукас дал себе волю и сначала погладил Амелию по спине, потом по округлым бедрам, потом легкими движениями подобрался к...
 – На этом мы должны остановиться, – покраснев и часто дыша, пробормотала Амелия, отшатнувшись от Лукаса. – Кто-нибудь непременно заметит, что мы вдвоем надолго отлучились из зала, а если еще кто-то увидит нас здесь, меня назовут легкомысленной, если не похуже.
 До Лукаса не сразу дошел смысл ее слов. Он нахмурился и, с невероятным трудом подавив желание схватить Амелию, перекинуть через плечо и унести в кусты, произнес:
 – Это ваша плата за приключение, дорогая...
 Она, кажется, не осознала, что была на краю опасности, потому что, бросив на него холодный взгляд, ответила:
 – Вы не были бы столь беспечны, если бы понимали, какую цену вам пришлось бы заплатить, если бы нас застали вместе.
 – То, что я чувствую сейчас, чертовски далеко от беспечности.
 Хотя выражение лица у Амелии смягчилось, она попыталась высвободиться из его объятий. Но Лукас еще не был готов отпустить ее. Его задели слова Амелии, и он хотел получить объяснение.
 – И какую же цену мне пришлось бы заплатить? – спросил он, продолжая борьбу с охватившим его желанием.
 – Жениться, конечно. Считается, что джентльмен не имеет права целовать незамужнюю леди, если он не ухаживает за ней с честными намерениями. А вы ведь не ухаживаете за мной, не так ли?
 Слова «Упаси Боже, нет» едва не сорвались у Лукаса, но он сдержался. Он мог позволить себе увлечься ее сладкими устами, но он здесь не для того, чтобы волочиться за какой-нибудь англичанкой. Он здесь ради правосудия. И он не сможет его осуществить, не имея дела с этой особой. 
 Но ведь ухаживание – наилучший способ получить от нее то, что ему требуется для его дела. Если он хорошо разы грает свою карту, она, быть может, пригласит его к себе домой и познакомит с родителями.
 Взглянув на ее покрасневшие и припухшие от поцелуев губы, Уинтер сказал:
 – Я мог бы.
 Амелия несколько раз недоуменно моргнула.
 – Что вы могли бы?
 – Ухаживать за вами.
 Это было совершенно безопасно. Кирквуд говорил, что эта леди не хочет выходить замуж, да она и сама в этом призналась. Кроме того, она вообще не захочет поддерживать с ним отношения после того, как он арестует ее мачеху и Теодора Фрайера, что он и сделает, кактолько убедится, что она та самая женщина.
 Амелия посмотрела на него с явным беспокойством во взгляде. 
 – Вы могли бы ухаживать за мной? После одного поцелуя?
 Лукас поднял руку, накрыл ладонью щеку Амелии, а большим пальцем тронул ее припухшую нижнюю губу.
  –  Более чем одного. А иногда и этого бывает достаточно.
 – Правда? – отозвалась Амелия неожиданно слабым голосом. – Но я считала, что вы здесь по делу.
 – По делу? – переспросил он настороженно.
 – Для переговоров с алжирцами.
 – О да, совершенно верно. – Это было хотя бы отчасти правдой. Его начальники признали, что ему следует иметь какое-нибудь подходящее прикрытие, пока он выслеживает Фрайеров. – Но это не значит, что, занимаясь делами, я одновременно не могу подыскивать себе жену:
 Лукасу почудилось, что в глазах у леди Амелии вспыхнула, искра гнева. Впрочем, это могло быть всего лишь игрой его воображения, – с чего бы ей гневаться? Таким женщинам, как она, нравится коллекционировать поклонников. Ей было бы приятно, если бы у нее появился еще один.
 – Так вы ищете жену? – Амелия положила руки Лукасу на талию – и замерла, наткнувшись на рукоять кинжала. – Что это? – спросила она, извлекая из-за широкого пояса нож и поднимая вверх. – Вы всегда носите с собой кинжал, когда собираетесь ухаживать за женщиной?
 – А вы всегда обыскиваете ваших поклонников, чтобы проверить, нет ли при них оружия? – парировал он, отбирая у нее кинжал и пряча его за пояс.
 Амелия помолчала, потом кокетливо улыбнулась, что было бы уместно для легкого флирта, а не для женщины, которую только что так целовали.
 – Разумеется, нет, глупый вы человек! Это вышло, случайно. – Она погрозила ему пальцем. – С вашим ухаживанием явно возникают проблемы. Вы не знаете правил.
 – Каких правил?
 Внезапная перемена в ее поведении ему явно не понравилась, и, когда Амелия его оттолкнула, он не стал ее удерживать.
 – Правил поведения в приличном английском обществе. – На губax у Амелии появилась еще одна дразнящая улыбка. – В Англии появление на балу с оружием считается чудовищным неприличием, майор.
 – Лукас, – произнес он с нажимом, задетый ее нелепым жеманством после таких горячих поцелуев. – Называйте меня, пожалуйста, Лукасом, это мое христианское имя.
 Амелия с притворной скромностью опустила глаза:
 – Мы с вами пока еще не помолвлены, сэр. И вряд ли наша помолвка состоится, если вы станете и дальше нарушать правила благопристойности.
 Да пошли они ко всем чертям, эти их правила благопристойности! Он всего лишь хочет получить возможность выведать у нее то, что ему необходимо.
 Но, с другой стороны....
 – Вы могли бы научить меня, как избежать этого. Я имею в виду нарушение правил. – Да, это правильный ход: ведь он не сможет продолжать расследование, если она откажется с ним встречаться из-за его «неблагопристойного» поведения. – Дайте мне несколько уроков правильного поведения в обществе. – Чувствуя, что не удержался от саркастического тона, Лукас добавил: – Сделайте меня достойным чести быть вашим поклонником.
 На этот раз он прочитал во взгляде леди Амелии удивившую его расчетливость.
 – Блестящая мысль, – произнесла она. Он тоже так считал.
 – Кто мог бы научить меня лучше вас?
 В самом деле, кто в данных обстоятельствах лучше единственной женщины, которая приведет его к Дороти Фрайер, а значит, и к Теодору Фрайеру?
 – Вот именно, кто? – Ресницы Амелии затрепетали. – Но я не уверена, стоит ли это моих усилий, когда за мной ухаживает немало других джентльменов, знающих, как вести себя в английском светском обществе.
 Лукас скрипнул зубами. Если она вообразила, что он станет умолять ее о привилегии ухаживать за ней, ее ждет разочарование... Он же не сделал ничего, чего бы она не хотела.
 – Но ни один из этих парней не угостит вас рассказами о приключениях, столь для вас занимательными.
 – Вы попали в точку, – признала Амелия, глядя на Лукаса. 
 – Я мог бы даже устроить для вас какие-нибудь приключения, если вы захотите.
 Взгляд ее сделался холодным и жестким. – Какого сорта приключения могли бы вы мне предложить? Ваши поцелуи? 
 Лукас ощутил мгновенно вспыхнувший в крови жар. Поцелуй? Да, уж они-то помогли бы ему вытерпеть уроки «хорошего тона». – Если вам будет угодно, дорогая. 
 – Посмотрим, – произнесла она застенчиво. – Если вы, докажете, что достойны чести быть моим поклонником, мы, возможно, включим в состав приключений и такие.
 Ну-ну, эта маленькая кокетка решила попробовать на нем свои уловки. Отлично, пускай себе изощряется как хочет!
 – Что ж, давайте заключим сделку. Вы мне уроки хороших манер, а я вам приключения. Любые, каких вам захочется.
 Амелия немного помолчала, потом просияла лукавой улыбкой:
 – Очень хорошо. Приглашаю вас посетить городской дом моего папы. Лорд Кирквуд расскажет вам, как его найти. – Она повернула голову и посмотрела на застекленную дверь. – А теперь мне надо бы вернуться в зал, пока меня не стали разыскивать. 
 Она направилась к двери, и Лукас последовал за ней. Амелия приостановилась.
 – Нам нельзя появляться там вместе, иначе могут подумать...
 – ...что мы сбежали для того, чтобы заниматься чем не следует, – докончил Лукас фразу вместо нее.
 – Вот именно. – Амелия посмотрела на него из-под опущенных ресниц. – И вот вам первый урок хороших манер: ни в коем случае не давать людям повод думать, что вы занимались чем не следует..
 – В таком случае...
 Он не договорил, но провел ладонью по спине Амелии, словно что-то стряхивая с ее платья.
 Она отпрянула в сторону и покраснела.
 – Что вы делаете?
 – Вы испачкали платье о перила балкона. И если вы не хотите, чтобы кто-нибудь начал строить на наш с вами счет некие предположения...
 – Ох, верно. – Амелия резким движением отряхнула юбку. – Кстати, запомните на будущее: вам следовало указать мне на непорядок в моем туалете, а не действовать самому.
 – Слушаюсь. В следующий раз предоставлю вам возможность самой похлопать себя по задику.
 Такому кругленькому, такому приятному для мужской руки задику!
 Амелия не удержалась от смеха.
 – Вот вам еще урок: в обществе нельзя употреблять слово «задик», – сказала она.
 – Вы предпочли бы, чтобы я употребил слово «задница»? Она посмотрела на него с укоризной.
 – Предпочтительнее всего вообще не упоминать о частях человеческого тела.
 – Стало быть, я не вправе предложить вам руку? Или, взять за руку? Оказать любой другой знак внимания, если при этом надо произнести запретное слово?
 – Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, глупый вы человек.
 – Не будьте столь уверены. Ведь с вашей английской точки зрения – я дикарь.
 – Даже дикари могут научиться прилично вести себя.
 – Если захотят.
 Амелия приподняла одну бровь:
 – Я думала, вы этого хотите.
 Лукас принужденно улыбнулся:
 – Лишь при условии, что вы не намерены превратить меня в подобие одного из ваших изысканных джентльменов, которые пьют только молоко.
 – Сомневаюсь, что существует такая опасность, – возразила она откровенно саркастическим тоном и, пока он раздумывал, как бы половчее парировать удар, небрежно махнула рукой и добавила: – Надеюсь скоро увидеть вас... Лукас. С нетерпением буду ждать нашего следующего приключения.
 Амелия быстро пошла по галерее, покачивая бедрами, а Уинтеру только и оставалось, что смотреть ей вслед, горя желанием. Уж он бы устроил приключение этой вертихвостке, только бы остаться с ней наедине в таком укромном местечке, где он мог бы уложить ее на спину и...
 Лукас негромко выругался. «Не будь дураком!» Так называемое ухаживание нужно только для того, чтобы получить необходимые сведения, и больше ни для чего. Пусть себе кокетничает и хлопает ресницами. Пока она играет в укрощение американского дикаря, он будет ее расспрашивать, а не заниматься с ней любовью. Потому что так или иначе, любым способом он должен получить ответы.
 Едва Амелия вошла в бальный зал, ее глупенькая улыбочка сменилась выражением мрачным и решительным. Ухаживать за ней, скажите на милость! Негодяй задумал воспользоваться ухаживанием, чтобы выпытать у нее то, что ему надо узнать о Долли. И по возможности добиться приглашения в имение.
 Пусть это кажется немыслимым, но тем не менее именно Долли представляет собой объект его расследования. Майор задавал слишком много целенаправленных вопросов, слишком часто пытался устроить Амелии ловушку. Не говоря уж о его оскорбительном ухаживании. Невежа, вообразил, что, прикинувшись увлеченным, он добьется желаемого. Да как он смеет?!
 Ладно, пока они оба играют в эту игру. Он целовал ее ради того, чтобы получить сведения, а она своим кокетством вынудила его проговориться, ради чего он охотится за Долли. Его дурацкие подозрения не основаны ни на чем серьезном. И она это докажет, даже если ей придется разыгрывать из себя легкомысленную дурочку до тех пор, пока у нее не выпадут все ресницы от усиленного моргания.
 – Вы все это время провели на балконе? – послышался совсем близко знакомый женский голос.
 Амелия обернулась и увидела перед собой свою дуэнью.
 – Да. Мне надо было освежить голову.
 Миссис Харрис выглядела скорее обеспокоенной, чем недовольной.
 – Надеюсь, он не докучал вам?
 Сердце у Амелии забилось учащенно.
 – Кто?
 – Лорд Помрой. Я заметила, что он устремился за вами, но прежде чем я успела вмешаться, он вернулся в зал. И решила, что вы успешно разделались с ним собственными силами.
 – Ох, на самом деле я спряталась, – улыбнувшись с облегчением, сказала Амелия. – Он меня не видел.
 – Благодарю небеса! Я, право, заслуживала бы получить отставку как ваша компаньонка, если бы допустила, чтобы он к вам приставал со своими любезностями. Но я не сразу сообразила, что вы остались на галерее, кто-то отвлек меня разговором, и к тому времени, как...
 Она вдруг умолкла и уставилась на что-то слева от Амелии. Амелия обернулась и увидела Лукаса, который как раз входил в бальный зал через дверь, соседнюю с той, какой воспользовалась она.
 Заметив, что обе они смотрят на него, майор кивнул и прошел мимо, предоставив Амелию миссис Харрис. Как только компаньонка перевела на нее взгляд своих проницательных голубых глаз, Амелия поспешила сказать:
 – Это вовсе не то, о чем вы думаете.
 – Вы были с ним? – Миссис Харрис произнесла последнее слово с особым ударением. – На балконе? Наедине?
 – Да, но мы всего лишь немного поболтали. Он вышел, чтобы убедиться, что лорд Помрой не пристает ко мне.
 – В самом деле? – Миссис Харрис вгляделась в свою подопечную испытующим взглядом. – Будьте осторожны, моя дорогая. Когда мужчина в возрасте майора Уинтера...
 – Он не старше вас, – возразила Амелия.
 – Но старше вас, не говоря уже о том, что он всего лишь солдат, а вы богатая наследница. 
 – Стало быть, надо полагать, что он охотится за моим приданым?
 – Весьма возможно, – помолчав, сказала миссис Харрис. Амелия задумалась. Стоит ли рассказать обо всем, что она обнаружила в комнате майора?
 Вероятно, не нужно. Исполненная чувства долга по отношению к своей подопечной, миссис Харрис может попытаться отправить ее в деревню. Амелия вовсе не хотела тревожить Долли без достаточных оснований и в равной мере не хотела, чтобы папа начал относиться к жене с подозрением.
 – Я серьезно сомневаюсь, что майор Уинтер интересуется моим состоянием, – сказала она.
 – Почему бы нет? Мы почти ничего не знаем о майоре, кроме того, что он в родстве с Кирквудами. Ничего не знаем о прошлом его семьи и о его средствах...
 – Да, неплохо было бы обо всем этом узнать, не правда ли? – подхватила Амелия, сообразив, что таким образом она могла бы уяснить, почему Уинтер преследует Долли.
 – Он возбудил ваш интерес? – спросила компаньонка.
 – Можно сказать и так.
 От шумного вздоха у миссис Харрис затрепетали ее медно-рыжие кудряшки.
 – Меня это не слишком удивляет. Это именно тот тип мужчины, который вас привлекает. Он в том возрасте, когда у человека уже есть жизненный опыт, но он еще не стар. Он носит блестящий мундир и ведет лихой образ жизни, а это чрезвычайно нравится юным девушкам. Почти каждая из них воображает, что именно такой мужчина ей и нужен. Воображает до тех пор, пока не получит желаемое.
 – Мы все еще говорим о майоре Уинтере? Миссис Харрис усмехнулась:
 – Извините, дорогая. Я позволила моему собственному опыту окрасить мои умозаключения, не так ли?
 – Отчасти да, – улыбнулась Амелия.
 Не то чтобы она осуждала миссис Харрис. Дочь барона, она в ранней молодости убежала из дома с кавалерийским офицером, безрассудным гулякой, который за два года их брака спустил все унаследованные ею деньги до последнего фунта. К счастью, он вскоре совершил в своей жизни разумный поступок, позволив убить себя на дуэли, и таким образом предоставил миссис Харрис свободу распоряжаться собой. Однако с тех пор вдова по вполне понятным причинам относилась к мужчинам с опаской и учила тому же своих воспитанниц.
 Миссис Харрис взглянула в ту сторону, где майор в это время угощался пуншем.
 – Так вам нравится майор Уинтер? – спросила она.
 – Мне нравятся его рассказы о сражениях с берберскими пиратами. Нравится его увлекательная профессия.
 Амелии понравились его поцелуи, такие же ошеломляющие, как в рассказах о гареме. В одном из таких рассказов корсар захватил в плен вдову-англичанку и целовал ее так страстно, что...
 Довольно! Проклятый Лукас вскружил ей голову своими корсарскими поцелуями. Она не должна о них думать. Они были всего лишь частью стратегии и тактики негодяя, не более того. Их легко забыть. Как забыта комета в ночном небе. Или затмение солнца. Или как покрылась льдом Темза зимой того года, когда Амелии исполнилось шестнадцать.
 Амелия сдвинула брови:
 – Понравится ли он мне, зависит от того, что я о нем узнаю. – Она взглянула на сильную, широкую спину Лукаса и усмехнулась. – Как говорит одна знакомая мне мудрая женщина, «знание дороже золота».
 – Приятно убедиться, что хотя бы некоторые мои наставления пустили глубокие корни, – заметила миссис Харрис.
 – Не беспокойтесь, они все пустили корни. – Амелия отвела взгляд от своего противника. – И я знаю того, с кем мы можем проконсультироваться о майоре Уинтере.
 – С кузеном Майклом?
 – О, я и не подумала о нем, но, разумеется, вы могли бы ему написать. Я-то имела в виду леди Кирквуд. Кто, кроме родственников, может лучше знать тайны человека?
 – Если, конечно, леди Кирквуд захочет нам что-то рассказать.
 – Леди Кирквуд ищет богатую невесту своему сыну. Ценная информация нужна обеим сторонам.
 Миссис Харрис невольно рассмеялась:
 – А вы хитрее, чем я могла предполагать.
 – Я училась у настоящего мастера. – Амелия улыбнулась лукаво и сжала руку миссис Харрис. – Идемте же. Мне не терпится посмотреть на вашу работу.
 Дуэнья сделала круглые глаза, но тем не менее отправилась вместе со своей подопечной на поиски хозяйки дома.
 К счастью, они скоро ее обнаружили: леди Кирквуд в одиночестве стояла возле оркестра. Завидев обеих, она приветливо улыбнулась:
 – Миссис Харрис, как приятно вас видеть!
 – Благодарю вас, – ответила миссис Харрис. – Мы с Амелией хотим порасспросить вас о вашем родственнике майоре Уинтере.
 – Боюсь, что мало чем могу быть полезной. Наши семьи не слишком близки.
 – Какая жалость! – вмешалась Амелия. – Моя дорогая подруга Сара Линли посоветовала обратиться именно к вам.
 Леди Кирквуд заметно смягчилась.
 – Ах да, мисс Линли. Милая девушка.
 Миссис Харрис немедленно воспользовалась услышанным;
 – И, как я слышала, она просто в восторге от вашего сына.
 Уж если кто и знал, как вести игру, так это леди Кирквуд.
 – Он тоже восхищается ею. – Она слегка провела рукой по своим седым волосам. – Надеюсь, вы передадите ей мои слова.
 – Разумеется, – вкрадчивым голоском отозвалась Амелия. – Она будет счастлива их узнать. Что касается майора Уинтера...
 – Ах да, он мой кузен. – Леди Кирквуд немного подалась вперед. – Дальний родственник, я бы сказала. Его мать ведет свой род от четвертого виконта Кирквуда.
 – А его отец? – спросила миссис Харрис.
 – Почему вы хотите об этом узнать? – вопросом на вопрос ответила леди Кирквуд.
 – Майор Уинтер проявил интерес к леди Амелии.
 У Амелии от внезапного волнения перехватило дыхание. Господи, только бы леди Кирквуд не знала о том, что год назад ее сын делал ей предложение. Иначе их расспросы выглядели бы бестактными.
 Но она, видимо, не знала, потому что улыбнулась и заговорила:
 – Неужели? Признаться, я удивлена. Не потому, что считаю леди Амелию непривлекательной молодой женщиной, как раз наоборот, она могла бы обратить на себя внимание любого молодого мужчины, но... – Леди Кирквуд вздохнула. – Дело в том, что майор Уинтер недолюбливает англичан. И открыто объявляет об этом.
 – Я полагаю, что с окончанием войны он отказался от своего предубеждения, – заметила миссис Харрис.
 Леди Кирквуд покачала головой:
 – Не в этом дело, тут что-то другое, хотя я ничего толком не знаю. Мой сын Дэвид знает, но говорить об этом не хочет. Что-то произошло, когда майор Уинтер находился в Англии после окончания войны...
 – Он уже был в Англии прежде? – не сдержав нетерпения, прервала ее Амелия.
 – Да. Я не знаю, зачем он сюда приезжал. Быть может, это имело отношение к заключению мирного договора. Точно знаю лишь то, что Дэвид помогал ему уехать в Америку.
 Как все это странно! Что было делать американцу в Англии после войны? Могли он быть шпионом? Или это связано с Долли?
 Нет, это бессмысленно Лорд Кирквуд никогда не стал  бы  помогать шпиону. Что касается Долли, то она в то время еще не добралась до Англии, а Лукас определенно не знал, какую именно Дороти ему следует искать.
 – Видите ли, независимо от того, как майор Уинтер относится к другим английским леди, – сказала миссис Харрис, – он выказал совершенно ясное пристрастие к моей подопечной. И я надеялась, что вы расскажете мне о его семье и его планах на будущее.
 – Вот вам то немногое, что мне известно. – Леди Кирквуд произнесла эту фразу с тонкой, понимающей улыбкой. – Хотя его мать родилась в одной из самых лучших семей в Ричмонде, в штате Виргиния, его отец был простым матросом. Очевидно, он обладал всеми необходимыми качествами, чтобы кружить головы женщинам, и сумел соблазнить мать майора Уинтера – и она вышла за него замуж.
 – Каким образом майор получил офицерское звание? – спросила Амелия. – При помощи семьи своей матери?
 – Не обязательно. Я уверена, что майор Уинтер вырос в бедности, ведь матросам в Америке платят не больше, чем матросам у нас. Однако позже семья разбогатела. Отец оставил морскую службу, когда майор Уинтер был еще мальчиком, и основал оружейную компанию. Он изобрел какую-то особую пушку для кораблей, и это принесло ему богатство. К тому времени когда майору Уинтеру исполнилось шестнадцать лет, его отец уже обладал связями, при посредстве которых смог приобрести для сына офицерский чин в американском морском ведомстве.
 Миссис Харрис, казалось, была довольна.
 – Скажите, он единственный сын? Или по крайней мере старший?
 – К счастью, единственный, – ответила леди Кирквуд с некоторым пренебрежением. – Если бы он был старшим, ему пришлось бы делить наследство с другими отпрысками. Эти помешанные американцы установили право наследования для всех детей. Это полностью лишено здравого смысла. Может ли семья оставаться сколько-нибудь влиятельной, если должна дробить средства подобным образом?
 Амелия удержалась от желания возразить. Сама она считала английскую систему наследования несправедливой по отношению к дочерям и младшим сыновьям.
 – Значит, он наследует компанию своего отца, – подвела итог миссис Харрис.
 – Уже унаследовал. Его родители скончались три года назад, когда их сын находился за пределами своей страны.
 Слова леди Кирквуд потрясли Амелию. Родители Лукаса умерли в его отсутствие? Как это ужасно!
 – Бедняжка! – Миссис Харрис сочувственно причмокнула языком. – Полагаю, ему пришлось взять на себя тяготы управления отцовским предприятием. Он приехал сюда в связи с этим? С делами оружейной компании?
 – Нет-нет... он здесь в связи с каким-то договором. Майор все еще служит в американском морском ведомстве. – Леди Кирквуд почему-то смутилась. – Думаю, он оставил кого-то вместо себя управлять отделением этой службы в Балтиморе.
 Амелия все еще была опечалена тем, что Лукас потерял родителей, когда ему было всего лишь... всего двадцать семь лет. Да, ему не могло быть больше, если это случилось три года назад.
 Три года назад. Амелии стало зябко. Не тогда ли Долли уехала из Америки в Канаду?
 – И отец его, и мать умерли в одно время? – решилась спросить она, опасаясь даже представить устрашающую возможность, промелькнувшую у нее в мыслях.
 – Да. – Мгновенная тень пробежала по лицу леди Кирквуд. – Я не знаю подробностей, но это была настоящая трагедия.
 Судя по выражению лица, ее сиятельство решила положить предел своей откровенности. Однако Амелия считала для себя необходимым узнать еще одно.
 – Они не были убиты? – спросила она.
 – Убиты! – Леди Кирквуд негодующе хмыкнула. – Разумеется, нет! Американцы, конечно, грубый народ, но я уверена, что они не дошли до того, чтобы убивать респектабельных людей.
 – Извините леди Амелию, – поспешила вмешаться миссис Харрис. – У нее слишком сильное воображение.
 – Я бы тоже сказала так. Действительно, убиты! – Леди Кирквуд выпрямилась. – Прошу меня извинить, но я должна уделить внимание другим гостям.
 Как только она удалилась, миссис Харрис резко повернулась к Амелии:
 – Что, в конце концов, все это значит? Убиты? Право, Амелия...
 – Простите. Вы же меня знаете, вечно я все драматизирую.
 Амелия едва могла скрыть свое облегчение. Слава Богу, Лукас не заподозрил Долли в причастности к смерти его родителей. Это было бы чудовищно.
 Миссис Харрис смотрела на нее сурово, однако оставила неприятный предмет разговора и только заметила:
 – Теперь вы по крайней мере можете быть уверены, что майор Уинтер не охотник за приданым.
 – Да, – согласилась Амелия.
 Но ведь Лукас говорил на балконе о том, что не сберег свои деньги. Было ли это ложью, или леди Кирквуд просто об этом не знает? И какое отношение это имеет к Долли?
 Наверное, никакого, и, конечно, он не стал бы упоминать о чем подобном в их первом разговоре. Миссис Харрис вгляделась в лицо своей подопечной.
 – Нельзя сказать, чтобы вид у вас был вполне уверенный.
 – Женщина всегда должна быть осторожной. Прежде чем я позволю себе поддерживать какие-то отношения с майором Уинтером, я должна убедиться в серьезности его намерений. И вести себя соответственно.
 – Это самый разумный план действий, моя дорогая, – произнесла миссис Харрис с широкой улыбкой.
 Но у Амелии на уме было вовсе не то, что она огласила. Расчетливые поцелуи Лукаса Уинтера предназначались лишь для того, чтобы отвлечь ее внимание от его тайного расследования.
 И прежде чем все придет к концу, она заставит его заплатить за это.




 Глава 5


 Лампа в туннеле погасла. Громкие, твердые шаги по полу наверху, у него над головой, заглушали собственные крики Лукаса. Его не смогут услышать, не смогут увидеть... в туннеле так темно, так дьявольски темно и холодно.
 Он на четвереньках добрался по мокрой грязи до ведущего наверх колодца, но, заглянув в него, убедился, что выход завален тяжелым камнем. Вскарабкавшись по стене колодца, он попробовал сдвинуть камень, но тот не тронулся с места. Нет, ему не докричаться до тех, кто там, наверху.
 Выстрелы из мушкетов, приглушенные камнем. Красные мундиры стреляют, будь они прокляты!
 Крики раздавались у него над головой, ужасные крики гибнущих людей, его людей. Этого не должно было случиться! Красные мундиры не имели права стрелять, ни один из них! Он сбил руки в кровь, колотя по камню, но это ничего не дало. Его людей убивали там, над ним...
 Холод пронизывал его до костей, Лукас весь дрожал в своих отрепьях. От вонючего, загрязненного воздуха першило в горле, дыхание стало тяжелым. Сколько здесь осталось этого воздуха? Сколько он, Лукас Уинтер, еще протянет?
 Он пытался думать, но крики все продолжались, не умолкая...
 Лукас пробудился в своей постели, весь в холодном поту, удары сердца так громко отдавались в ушах, что он не сразу сообразил, где он. Не сразу понял, что он в безопасности. Не корчится, полуголый и голодный, в темном туннеле, ожидая смерти.
 Он всего лишь сбросил с себя одеяло, беспокойно ворочаясь во сне. А так как спал он в одних кальсонах, то и замерз. Все в полном порядке, ничего с ним не случилось.
 Все хорошо. Все как надо. Лукас спустил ноги с кровати и сел, хватая ртом воздух и стараясь унять отчаянное сердцебиение.
 Пульс наконец выровнялся. Лукас завернулся в одеяло и подошел к окну, за которым, судя по светлой полоске на горизонте, занималось утро. Он жадно впитывал в себя то, что видел, чтобы скорее избавиться от ночных призраков.
 Проклятые кошмары! Ведь они перестали уже его мучить, с тех пор как много месяцев назад он приплыл из Канады во Францию. Это ужасное путешествие внушило ему страх: он опасался, что больше не сможет выдерживать длительное пребывание на корабле, в замкнутом пространстве. Моряк, у которого перехватывает дыхание, едва он начинает спускаться по трапу во внутренние помещения судна, флоту не нужен.
 Во Франции кошмары прекратились, и он начал надеяться...
 Лукас с силой ударил кулаком о подоконник. Стоило ему увидеть красные мундиры на балу, и вот на тебе – кошмары вернулись. Господи, он ждет не дождется, когда же уедет из этой проклятой страны.
 Он бросил последний взгляд на светлеющее небо и запустил руку в спутанные волосы. Подошел к умывальнику, налил в таз ледяной воды и начал плескать ею себе в лицо. Судя по тому, что угли в камине совсем погасли, скоро в комнату потихоньку войдет кто-нибудь из слуг и разожжет огонь.
 Нет смысла пытаться снова уснуть. Он для этого слишком возбужден. Если он в чем сейчас и нуждается, так только в том, чтобы снять напряжение, либо хорошенько помахав саблей, либо проскакав верхом на коне бешеным галопом, либо занявшись бурным сексом.
 Проклятие, откуда это взялось?
 Впрочем, ясно откуда: Амелия. Хорошенькая, кокетливая, легкомысленная Амелия, которая хочет проехаться на верблюде и у которой такие сладкие соблазнительные губы, пробудившие в нем желание, подавляемое месяц за месяцем одиночества. Скверно, что она англичанка и к тому же падчерица жены преступника, потому что только мысль о возможности прильнуть к ее шелковистому телу...
 Лукас негодующе фыркнул. Как будто эта вертушка, которая даже не позволила ему ухаживать за ней, не получив уроков «хорошего тона», пустит его к себе в постель! Она, понимаете ли, жаждет приключений... да она скорее всего упала бы в обморок, если бы и вправду попала в какую-нибудь передрягу.
 Он глянул в зеркало на свою физиономию, потемневшую от проступившей на ней щетины и сильно осунувшуюся от недосыпа. Амелия, наверное, упала бы в обморок уже от того, что очутилась бы рядом с ним сейчас. А ведь он собирается заехать к ней нынче утром...
 Лукас побрился и оделся со всем тщанием. Ничего не поделаешь – придется заниматься «ухаживанием», если он хочет получить информацию. И если это означает, что он должен выглядеть наполовину цивилизованным и плясать под ее дудку, он так и будет поступать, хоть и с зубовным скрежетом.
 Часом позже Лукас спустился в столовую. Он был удивлен, обнаружив там своего кузена.
 – Не слишком ли рано для вас? – Уинтер подошел к буфету, на котором слуги оставили специально для него хлеб, сыр и фрукты. – Я думал, никто из вас не завтракает раньше десяти утра.
 – Я еще не ложился в постель, – пробурчал Кирквуд.
 Лукас пригляделся к своему кузену, который низко пригнулся над чашкой чая. В самом деле, Кирквуд был еще в своем вечернем костюме.
 – Поздненько же кончаются ваши балы, – сказал Лукас и, кончив накладывать еду себе на тарелку, занял за столом место напротив кузена.
 – Бал кончился в три часа утра, но я потом побывал в своем клубе. Вернулся только что.
 – В таком случае все понятно. Я не стал дожидаться конца. Пошел к себе и лег спать, как только леди Амелия уехала в полночь.
 – Я это заметил.
 Лукаса насторожил иронический тон кузена.
 – Я также заметил, что она и ее дуэнья беседовали с моей матерью. – Кирквуд поднял на Лукаса глаза в красных веках. – Кажется, они решили, будто вы подыскиваете себе жену. И что вы возлагаете надежды на леди Амелию.
 Подавив раздражение, Лукас налил себе чаю из чайника, стоящего в центре стола.
 – Вы же знаете женщин. Они думают только то, что им угодно.
 – Не все женщины таковы. И уж конечно, не миссис Харрис. Разумеется, не без причины возник этот разговор. – Кирквуд усмехнулся. – Что вы, собственно, сделали? Я заметил, что вы и леди Амелия на какое-то время исчезли из бального зала, и что прикажете думать, если...
 – Шли бы вы спать, – прорычал Лукас, – пока не наговорили лишнего о том, что вас не касается!
 – Поосторожней с выражениями, Уинтер. Вы гость в моем доме, однако...
 – Однако только вам положено ухаживать за женщиной без всяких к тому оснований, не так ли? – Его кузен ощетинился, и Лукас добавил: – Это всего лишь легкий флирт, и ничего более. И не думайте, что я его начал, потому что такого не было. Начала она. А если легкомысленная женщина жаждет пофлиртовать с американским дикарем, то я уверен, что не вправе ее удерживать. – Лукас хмуро посмотрел на Кирквуда. – И вы тоже, между прочим.
 Выражение лица кузена смягчилось.
 – Легкомысленная женщина? Леди Амелия?
 – Пожалуйста, не подумайте, будто я воспользовался тем, что у нее птичьи мозги. – Лукас обернул ломтиком сыра кусочек хлеба, поднес его ко рту и откусил немного. – Даю слово, каждый раз, как леди Амелия называет меня «большим, сильным солдатом» и начинает хлопать ресницами, мне хочется ее придушить.
 Кузен Уинтера издал какой-то сдавленный звук, и когда Лукас посмотрел на него, то убедился, что Кирквуд с трудом удерживается от смеха, а глаза у него так и сверкают.
 – Что это с вами? – спросил Лукас.
 – Вы в самом деле говорите о леди Амелии? Дочери графа Тови?
 – А почему бы нет?
 – В самом деле, почему бы и нет? – спохватился Кирквуд. – Но я просто пытаюсь представить себе, как эта женихи на называет вас «сильным солдатом» и хлопает ресницами.
 – Вы что, думаете, я лгу?
 – Никоим образом, – заверил его кузен и попытался сделать серьезное лицо, но не выдержал и разразился-таки смехом.
 – Я не людоед, как вы понимаете.
 – Совершенно верно, – произнес Кирквуд теперь уже вполне серьезно.
 – Женщины находят меня привлекательным, – заявил Лукас. – И кокетничают со мной.
 – Даже те, у кого «куриные мозги», как у леди Амелии.
 В глазах у Кирквуда снова заплясали смешинки.
 – Ну да. А почему бы нет?
 Кирквуд поднял руки вверх в знак того, что сдается, и встал.
 – Почему бы нет? Ну действительно, мне пора в постель. Оставляю вас наедине с вашими интрижками.
 – Подождите. Мне нужно узнать у вас, где дом леди Амелии.
 Лорд Кирквуд остановился в дверях.
 – Так вот почему вы так элегантно одеты. Собираетесь нанести визит «легкомысленной женщине».
 – Немного погодя. Надо же дать леди Амелии и миссис Харрис возможность позавтракать. Кроме того, мне надо навести блеск на мою саблю перед тем, как ехать к ним. – Лукас откинулся на спинку стула. – Я обещал показать леди Амелии оружие мамелюков. – Он усмехнулся. – Она думает, что оно сделано из марципана.
 Кирквуд расхохотался от души:
 – Неужели?
 – Уверяю вас, я понять не могу, как вы управляетесь с вашими глупыми английскими наследницами.
 – Это судьба, – ответил кузен с веселой иронией. – Но не возитесь с вашей саблей слишком долго. Не стоит запаздывать с визитом.
 – Вы правы. Я должен успеть до того, как они уедут за покупками или еще куда-нибудь на целый день. Я просто слегка протру свое оружие.
 – Или поезжайте сразу и позвольте леди самой отполировать его, – пошутил Кирквуд. – Это приучит ее думать, что оно действительно из марципана.
 Лукас на секунду представил себе, как игривая леди протирает его саблю, и в голове у него возникла несколько иная картина.
 – Поверьте, если бы я подумал, что леди Амелия станет полировать мою «саблю», я уже был бы там.
 Его кузен моргнул, потом нахмурился.
 – Вы прекрасно понимаете, что я не это имел в виду. Джентльмен не может себе позволить даже думать подобное о леди, не то что говорить.
 – Как хорошо, что я не джентльмен. – Лукас осушил до дна чашку чая. – Не беспокойтесь, я ни за что не сказал бы ей этого. Ничего такого, что она могла бы понять в подобном смысле.
 – Она могла бы вас удивить, – проговорил не очень-то внятно Кирквуд и удалился.
 Лукас смотрел кузену вслед с мрачным видом. В Амелии его ничто не удивило бы. Эта женщина переменчива, как ветер.
 Но не в этом дело. До тех пор пока он не узнает от нее то, что нужно, леди Амелия может меняться хоть пятьдесят раз за час. Теодор Фрайер больше не ускользнет от него.
 Несмотря на то что Амелия до часу ночи не ложилась в постель, проснулась она рано. Обычно она предпочитала поспать подольше, но беспокойные мысли о Долли вынудили ее появиться в столовой задолго до восьми утра.
 Она проворочалась с боку на бок всю ночь, вспоминая быстро пролетевшие два года, которые она провела со своей мачехой, и безуспешно пытаясь найти хоть какой-то ключ к загадке. И теперь вдруг подумала, не обнаружит ли она этот ключ в своих дорожных дневниках. У нее их было несколько, полных газетных вырезок, которые она вкладывала между страницами, и самых пестрых записей – от разных занимательных историй до рассказов Долли о ее путешествиях. Пока Амелия еще не могла путешествовать самостоятельно, в ее распоряжении только и находились записи о чужих странствиях.
 Она поспешила к письменному столу у окна. Дневники лежали там аккуратной стопкой. Амелия извлекла из стопки последний по времени дневник и погрузилась в чтение. Увы, ничто из прочитанного не подсказало ей, почему Лукас интересуется Долли.
 Со вздохом она вложила в дневник статейку о некоем шотландском разбойнике по прозвищу Шотландский мститель, который грабил на больших дорогах знатных и богатых англичан. Статейку передала ей вчера вечером Венеция. Разбойник определенно ненавидел отца Венеции – лорда Дунканнона за то, что он постоянно напоминал парню о его жертвах, но Венеция не понимала почему.
 Потом Амелия записала в дневник рассказ Лукаса о походе в Дерну. Он рассказывал обо всем так живо и подробно, что Амелия почти чувствовала, как хрустит песок у нее на зубах. Неужели Уинтер и вправду ел верблюжатину?
 Она перечитала записанное. Верблюд все-таки лучше, чем то, что пришлось проглотить алжирскому паше. Одна из его жен попыталась отравить пашу, но он отделался всего лишь расстройством желудка.
 Должно быть, паша довел женщину до этого своим блудливым взглядом и неутолимым сладострастием. А может, ей опротивело наблюдать, как наложницы то входят в покои мужа, то выходят оттуда после занятий тем, о чем пишут в рассказах о гареме...
 «Нас, пленниц, научили, как ублажать тело паши, покрывая поцелуями его широкую грудь и толстый живот. Потом нам было велено ласкать его «меч», сначала руками, а после губами».
 Амелия покраснела до корней волос. Они с Венецией дико хохотали, когда впервые прочитали это. Ничего себе придумано! И как только женщины удерживались от смеха?
 Сейчас все это не казалось ей нелепым. Если бы мужчина, такой, как... ну скажем, Лукас... лежал перед ней обнаженным и попросил, чтобы она ублажала его тело...
 – Вы сегодня рано, дорогая, – проговорила от двери миссис Харрис.
 Амелия так и подскочила. Господи, эта женщина прямо как Лукас, подкрадывается неизвестно откуда. Изобразив приветливую улыбку, она повернулась к компаньонке:
 – И вы тоже.
 Миссис Харрис подошла к буфету.
 – Я решила, что мне стоит написать кузену Майклу письмо о майоре Уинтере как можно скорее.
 Она взяла тарелку, положила на нее отваренных груш, тонко нарезанные ломтики холодного языка и большой ломоть хлеба.
 – Если кто и умеет раздобыть информацию, так это ваш кузен.
 Может, он сумеет пролить свет на то, что нужно майору от Долли.
 – Просто не знаю, как бы я обходилась без его поддержки.
 Это замечание возбудило любопытство Амелии.
 – Это правда, что он дал вам деньги на то, чтобы открыть школу?
 – Да. – Миссис Харрис уселась за стол для завтрака и намазала хлеб толстым слоем масла.  –  Я не могла бы начать дело на собственные средства.
 – Но ведь вы никогда с ним не встречались. Я что-то не пойму. Если он ваш кузен, то почему...
 – Он кузен моего покойного мужа, а не мой, дорогая. А мой муж всячески избегал своих родственников. – Миссис Харрис съела кусочек хлеба и вытерла губы с изяществом истинной леди. – Признаться, я не слишком вникала в это дело. В обмен на свою помощь кузен Майкл попросил меня только об одной любезности: чтобы я сохранила его инкогнито. Сказал, что это защитит меня от нежелательных пересудов. Он не хотел погубить мою репутацию после того, как мой муж, его родственник, погубил мою жизнь. Поскольку это было благороднейшее условие, я его приняла.
 – Кто бы он ни был, у него прекрасные связи. Откуда он знает столько сплетен? Может, он сыщик с Боу-стрит?
 Миссис Харрис хихикнула.
 – Оставлю это вашему воображению. Не думаю, что это столь романтично. Кстати, судя по его почерку, он человек немолодой. Буквы у него какие-то неуверенные и словно бы написаны дрожащей рукой.
 – Быть может, он нарочно так пишет, – предположила Амелия, но веселый ответный смех компаньонки дал ей понять, что выдумка ее успеха не имеет.
 И сама Амелия, и другие девушки в школе чего только не придумывали насчет благодетеля миссис Харрис. Тайный обожатель, оставленный любовник, богатый султан, из дальней дали мечтающий о хорошенькой вдовушке...
 Внезапный и очень громкий стук в дверь дома заставил Амелию вздрогнуть и выпрямиться.
 – Вы кого-то ждете?
 – Нет.
 Когда новый лакей Джон пришел спросить, примут ли они майора Лукаса Уинтера, Амелия и ее компаньонка обменялись удивленными взглядами.
 – Он явился с визитом в такой ранний час? – задала вопрос миссис Харрис.
 – Да, мадам. Он говорит, что леди Амелия согласилась давать ему уроки.
 – Я совсем забыла об этом, – со стоном произнесла Амелия. Миссис Харрис поглядела на нее в изумлении, и та пояснила: – Я обещала научить его, как вести себя в английском светском обществе.
 – Прикажете провести джентльмена сюда? – спросил Джон.
 – Само собой разумеется, – улыбнулась миссис Харрис. – Это так занимательно.
 Только после того, как лакей ушел, Амелия спохватилась, что ее дорожные дневники разбросаны как попало. Она поспешно начала укладывать их стопкой.
 – Что вы делаете, моя дорогая? – спросила миссис Харрис.
 – Просто навожу порядок.
 Не могла же она сказать, что дневники в данном случае способны подтвердить наличие у нее мозгов. Миссис Харрис не одобрила бы подобный маскарад и сочла бы его недопустимым кокетством.
 – Он и не заметит беспорядка, ведь он мужчина, – рассмеялась миссис Харрис.
 Амелия не успела убрать свои дневники, как появился Джон и объявил о приходе визитера. В комнату вошел майор Уинтер.
 Сердце у Амелии так и подпрыгнуло. Господи, да таких привлекательных мужчин вообще нельзя пускать в общество. Это просто нечестно.
 – Доброе утро, майор.
 Амелия подошла поближе, чтобы отвлечь его внимание от письменного стола.
 – Доброе утро, мэм. – Он слегка наклонил голову, затем повернулся к миссис Харрис. – Вы обе выглядите прекрасно.
 – Вы тоже, майор, – произнесла Амелия.
 Более чем прекрасно, будь он проклят! К его наружности дерзкого корсара утренний темно-коричневый сюртук, замшевые бриджи для верховой езды и начищенные до блеска высокие сапоги шли ничуть не меньше, чем вчерашняя униформа. Обшаривая давеча его шкаф, она видела этот его, безусловно, лучший костюм, если не считать военной формы. Она могла бы чувствовать себя польщенной... если это не было его очередной стратегической уловкой во имя того, чтобы получить от нее нужные сведения. И Амелия спросила резко:
 – Что вынудило вас прийти в столь неподходящий час?
 Миссис Харрис явно удивилась грубому тону вопроса.
 – Что же в нем неподходящего? – протянул Лукас. – Я встал на заре.
 – Возможно, и так, но в Лондоне никто не является с визитом ранее полудня.
 – Я не знал, что вы, англичане, такие лежебоки.
 – Миссис Харрис и я на ногах, как видите. Но мы просто не готовы принимать визитеров. Запомните это на будущее.
 – Непременно постараюсь, – процедил он сквозь зубы.
 Явно Лукас не привык, чтобы им командовали.
 Амелия скрыла усмешку. Она заставит его жестоко раскаяться, если он посмеет спорить с дочерью графа Тови. Указывая на его саблю в ножнах, она сказала;
 – Мне кажется, мы с вами вчера договорились о том, что вы не станете появляться вооруженным в светской обстановке.
 Он опустил руку на эфес.
 – Но ведь я обещал показать вам свою мамелюкскую саблю.
 Неожиданная дрожь пробежала по телу Амелии. Все верно, негодяй принес вещь, которая непременно возбудит ее любопытство. Но это еще не значит, что она упадет в обмороке к его ногам.
 – Как это любезно с вашей стороны, – произнесла она холодно, но тут же поспешно бросилась освобождать место для сабли на столе, за которым продолжала поглощать свой завтрак миссис Харрис. – Положите саблю сюда, чтобы я могла ее разглядеть получше.
 Он так и сделал, вынув саблю из ножен и положив на стол. Чувствуя, что сердце у нее словно переместилось в горло, Амелия тщательно осмотрела ее, рисуя в воображении Лукаса, орудующего саблей в бою. Изогнутая рукоять из позолоченной меди так и сияла даже в неярком свете туманного утра.
 Однако Амелию больше всего занимал сам клинок.
 – Что это такое? – спросила она, указывая на черные символические знаки в восточном стиле, врезанные в металл почти по всей трехфутовойдлине закаленного клинка.
 – Я не знаю, каков смысл их всех, но вот это – звезда Дамаска, – Он тронул пальцем шестиконечную звезду. – Дамасские оружейники ставят на своих изделиях два соединенных треугольника, знак своей гильдии.
 – Можно мне потрогать эти символы? – спросила Амелия.
 – Осторожней, дорогая, – призвала ее к благоразумию миссис Харрис с другого конца стола.
 – Да, – присоединился к компаньонке Лукас, – не порежьтесь, сабля действующая.
 –Я уверена, что она хорошо поработала. – Об этом свидетельствовали многочисленные зарубки на клинке, и Амелия потрогала одну из них. – Вы брали ее с собой в Дерну?
 – Нет. Мое правительство предпочло оставить мамелюков напоследок.
 – Все это так удивительно. – Амелия осторожно, едва прикасаясь к клинку, провела вдоль по нему пальцами. – Вы содержите ваше оружие в отличном состоянии, майор Уинтер.
 – Стараюсь, как могу.
 Голос Лукаса прозвучал сдавленно. Амелия подняла на него глаза и заметила, что он как-то очень уж внимательно следит за движениями ее руки по клинку – от рукояти к острию, потом обратно. Что это с ним? Ведь не может она обрезаться, просто дотрагиваясь до металла. Если судить по выражению лица майора, можно подумать, будто сабля – живое существо.
 «Потом нам было велено ласкать тот «меч» сначала руками, а после губами...»
 Но он же не... воображает, будто она... 
 Амелия хотела было отдернуть руку, но удержалась. В книжке о гареме говорилось, что мужчина чувствует себя неловко, если он возбужден. Бог свидетель, ей очень хотелось, чтобы майор чувствовал себя именно так.
 Амелия продолжала водить рукой по клинку, но теперь уже как бы лаская его.
 – Он и вправду великолепный! – с чувством произнесла она.
 Лукас выпрямился, на его скулах задвигались желваки.
 – Я никогда не видела более прекрасной работы.
 Донельзя довольная результатом своего эксперимента, Амелия провела еще несколько раз рукой по клинку. Майор протянул руку с явной целью удержать ее от опасной шалости.
 – Вы можете поранить себя. Клинок очень острый.
 – В этом нет сомнения, – согласилась Амелия и убрала руку, но лишь для того, чтобы ухватиться за рукоять сабли.
 Негромкий, но все же слышный стон майора вызвал у Амелии желание испустить радостный вопль. Она погладила рукоять и спросила:
 – Вы бы позволили мне начистить ее до блеска? Взгляды их пересеклись, и огонь в глазах Лукаса вынудил Амелию замолчать.
 – Начистить до блеска? – хрипло переспросил он. – Мой... клинок?
 – Да. Я была бы очень осторожна и не нажимала бы слишком сильно. – Она мило улыбнулась, хотя горящий взгляд Уинтера почти лишал ее возможности дышать. – Сомневаюсь, что могла бы его повредить, он такой твердый.
 – Вы даже не представляете насколько.
 Не спросив разрешения, Лукас с несколько чопорным видом опустился на стул и придвинул его к столу.
 Амелия не преминула воспользоваться случаем и сделала ему замечание:
 – Майор Уинтер, садиться, пока хотя бы одна из дам стоит, невежливо.
 – Вы не вправе обижаться на джентльмена, Амелия, – вмешалась в разговор миссис Харрис. – Ведь вы так долго продержали бедняжку на ногах после его утомительной верховой поездки.
 Компаньонка выразительно посмотрела на Амелию, но ее подопечная настолько увлеклась забавой, что не могла остановиться.
 – Чепуха, короткая верховая прогулка не может утомить такого крепкого мужчину, как он. Не правда ли, майор Уинтер?
 Лукас открыл было рот, собираясь достойно ответить, но миссис Харрис вмешалась снова:
 – Покажите майору ваши дорожные дневники, дорогая. Они, возможно, его заинтересуют.
 Амелия вздохнула. Теперь уже невозможно скрыть от Уинтера эти глупые дневники. Но она была еше не готова прекратить восхитительную игру.




 Глава 6



 Дорогая Шарлотта,
 увы, лишь немногие мужчины с характером обладают приятными лицами. Житейские тревоги отражаются первым делом именно на лице. Но посмотрим, что я мог бы узнать о майоре Уинтере, даже если мне придется с немалым трудом добывать сведения из сомкнутых уст его родственников.
 Ваш покорный слуга
 Майкл.

 Словно сквозь туман, донесся до Лукаса голос Амелии:
 – Вероятно, следует спрятать в ножны вашу саблю. Вы сделаете это сами, сэр, или предоставите мне?
 Пот выступил у него на лбу. «О Господи, дал бы ты мне побыть хоть минуту наедине с этой маленькой негодницей, я бы упрятал свою саблю так быстро и глубоко, что...»
 – Я уверена, что майор сможет сам убрать ее попозже, – жестко проговорила миссис Харрис.
 Даже в лихорадке охватившего его желания Лукас заметил, какой ясный и трезвый взгляд устремила Амелия на свою дуэнью. Право, он мог бы подумать, что эта дерзкая девчонка нарочно его мучает. И как эта легкомысленная девственница сумела превратить разговор о сабле мамелюка в чувственную пытку?
 – Если мы пока не станем убирать саблю в ножны, – заговорила она самым невинным голоском, – то, может, мне приняться за протирку?
 – Вы, кажется, упоминали о дорожных дневниках? – выдавил из себя Уинтер. Если эта леди скажет еще хоть слово о протирке или ножнах, он рухнет к ее ногам, задыхаясь, как гончий пес на охоте. – Мне хотелось бы познакомиться с ними.
 Амелия холодно улыбнулась:
 – У меня там всего лишь какие-то глупости. Такой большой, сильный моряк, как вы, вряд ли найдет их занимательными.
 – Осмелюсь сказать, что рост и сила не имеют к этому ни малейшего отношения, – заявила миссис Харрис.
 Бросив строгий взгляд на свою подопечную, вдова подошла к столу, который Амелия раньше пыталась загородить от Уинтера. Взяв со стола стопку не совсем обычных на вид книжечек, компаньонка принесла их и положила перед Уин-тером.
 Амелия в растерянности заерзала на стуле, а Лукас тем временем открыл первую записную книжку. Она представляла собой пачку листков простой бумаги, скрепленных тесемками. К каждому листку было что-нибудь приклеено: вырезка из газеты, театральный билет или перышко.
 Однако наряду с обычными для женщины предметами – засушенными цветками, зарисовками модных французских платьев – Амелия включила в дневник какие-то карты, статьи о сражениях, заметки о необычных личностях. Как ни удивительно, но легкомысленную леди занимали самые разнообразные факты. Порой она делала комментарии к статьям. 
 Далее страница за страницей следовали сведения о берберских пиратах – о захвате кораблей и пленных, рассказы об их обычаях и культуре. Преобладали описания морских сражений, было здесь и описание похода в Дерну. Она даже изложила его в собственном варианте.
 Какая же странная, необычная маленькая женщина! Лукас перевернул страницу – и его внимание привлек рисунок.
 – Откуда вы это взяли?
 – Индейский вождь? – Амелия улыбнулась с гордостью. – Это моя мачеха нарисовала его портрет.
 У Лукаса участился пульс.
 – Кожаные сапоги, отороченные мехом, свидетельствуют о том, что он из племени малиситов. – Лукас уставился на Амелию. – А малиситы живут в Нью-Брансуике.
 Улыбка Амелии угасла.
 – Этого не может быть, – возразила она. – В Брансуике индейцев нет, немцы ни за что не допустили бы этого.
 – Нет, дорогая. Майор говорит о Канаде, – сказала миссис Харрис, наливая себе еще чаю.
 – Простите, но я вынуждена поправить вас, – раздраженно произнесла Амелия. – Браунсуик вовсе не в Канаде, а в Германии.
 – Нью-Брансуик находится именно в Канаде, – наставительно проговорил Уинтер, решительно не давая Амелии запутать дело. – Судя по этому рисунку, ваша мачеха определенно побывала в Канаде.
 – Вы так думаете? Но ведь она могла скопировать рисунок из какой-нибудь книжки.
 – Не понимаю, Амелия, о чем спор. – Миссис Харрис явно хотела призвать свою воспитанницу к порядку. – Ваша мачеха вполне могла посетить Канаду. Ведь она, можно сказать, объехала весь свет. Смею думать, что именно за это лорд Тови так полюбил ее, ну и, конечно, за ее значительное состо...
 – Майор Уинтер, – перебила компаньонку на полуслове Амелия, – простите меня, Бога ради, но мы совершенно забыли о ваших уроках.
 – Мы со временем вернемся к этому, – сказал Лукас, которому очень хотелось узнать, о чем намеревалась далее говорить миссис Харрис.
 Но Амелии это было ни к чему.
 – О нет, мы не вправе злоупотреблять вашим временем. К тому же день настолько хорош, что просто жаль сидеть в помещении и судачить о моих глупыхдневниках. Почему бы нам не погулять в саду? Мы можем беседовать о правилах хорошего тона и одновременно любоваться алыми розами.
 Он смерил ее еще одним долгим взглядом, но Амелия смотрела на него со своей наивно-глупенькой улыбкой, загадку которой Лукас никак не мог разгадать.
 – Как вам будет угодно. – Он повернулся к миссис Харрис и вежливо наклонил голову со словами: – Извините нас, мэм.
 – Пожалуйста, – ответила вдова, но посмотрела на леди Амелию так, словно та заслуживала, чтобы на нее надели колпак с ослиными ушами, как поступали в ее школе с непослушными и упрямыми ученицами.
 Уинтер предложил Амелии опереться на его руку, и они направились к выходу в сад. Он обратил внимание на то, что в доме много комнат, а также на толстые пушистые ковры, мраморные камины и восковые свечи в канделябрах. В доме его кузена не было такого количества картин на стенах, и пахло в нем сальными свечами. В семье Амелии, вне всякого сомнения, водились денежки, и притом немалые. Вся обстановка выглядела новой, словно бы приобретенной в последние годы. Если он прав и деньги на покупки получены от...
 – Лукас, нельзя ли идти помедленнее?
 Голос Амелии прервал его размышления, Лукас спохватился, что шагает слишком быстро и девушке приходится чуть ли не бежать, чтобы не отставать от него.
 – Прошу прощения, мэм, – извинился он, замедляя шаги.
 – Вам очень хочется поскорее увидеть мои розы?
 – Разумеется, – солгал он. – У вас красивый дом. И такой богатый. Неудивительно, что охотники за приданым стучатся в вашу дверь. И давно вы здесь живете?
 Они сошли по лестнице к выходу в сад. Амелия отпустила его руку и остановилась на дорожке, прежде чем двинуться дальше.
 – Достаточно давно, – ответила она на вопрос Лукаса. – Но вот вам еще урок: считается ужасной бестактностью говорить о деньгах и о стоимости вещей. Вероятно, и американцы следуют этому, правилу.
 – Но ведь это вы заговорили прошлым вечером об охотниках за приданым, – возразил Уинтер и, заметив брошенный на него Амелией взгляд искоса, добавил: – Вам бы стоило и самой следовать тем правилам, которым вы меня учите.
 – А вам, сэр, стоило бы принимать мои уроки всерьез, иначе я откажусь давать их вам, – сказала Амелия, надув губки.
 – Обещаю вам относиться к ним очень серьезно. «Ты даже и вообразить не можешь насколько».
 – Вот как? Осмелюсь предположить, что вы захватили с собой ваш кинжал вопреки тому, что я говорила вам вчера вечером.
 Кинжал, разумеется, был при нем. Как же иначе в Лондоне, где на любой улице можно встретить грабителя? Но он спрятал кинжал на себе так, что она не могла его заметить.
 – Нет, мэм, – солгал он.
 – Вы так говорите, просто чтобы меня успокоить. Сверкнув глазами, Лукас остановился и расстегнул сюртук.
 – Если хотите, можете обыскать меня.
 Когда Лукас увидел, с каким восхищением Амелия смотрит на его широкую грудь, в крови у него словно вспыхнул огонь, а когда она перевела взгляд на его лицо, пульс пустился в галоп. Черт побери, и где только эта совсем юная женщина успела научиться искусству обольщать?
 – Как бы мне ни хотелось убедиться в том, насколько вы большой и сильный, Лукас, мне лучше этого не делать, – проговорила Амелия, томно опустив ресницы, но тут же добавила, широко раскрыв глаза и глядя куда-то поверх его плеча: – А вам лучше застегнуть сюртук, пока миссис Харрис не положила скорый конец нашему уроку.
 Лукас обернулся и, следуя ее взгляду, в одном из верхних окон дома заметил дуэнью, которая сидела за письменным столом и, кажется, что-то писала, но в эту минуту смотрела прямо на них. Вряд ли сейчас возможно поцеловать Амелию и таким образом добиться ее доверия и откровенности.
 Лукас поспешил застегнуть сюртук.
 – Полагаю, что расстегивать сюртук в приличном обществе тоже нельзя.
 – Ни в коем случае. – Амелия двинулась дальше по дорожке. – Так же, как и снимать его.
 Лукас догнал ее и пошел рядом.
 – Даже в карточной комнате?
 – Нельзя, если в комнате присутствуют дамы. – Амелия подняла на него глаза. – Вы играете в карты?
 – Иногда случается. Но я никогда не проигрывал, если вас занимает именно эта сторона дела.
 – Вам, наверное, часто приходилось сталкиваться с шулерами.
 Странное замечание. Лукас повернул голову и встретил пристальный взгляд Амелии.
 – Не так уж часто. А что?
 Она, как ему показалось, почувствовала некоторое облегчение.
 – Ничего, я спросила из чистого любопытства, не более.
 – Вы считаете, что американцы склонны мошенничать в карточной игре?
 – Право же, сэр, – запротестовала Амелия, – не стоит относиться к любому совершенно невинному замечанию как к попытке очернить ваших соотечественников.
 – Разве я это делаю?
 – Да, как, например, на вчерашнем балу. Военные были просто ошарашены.
 – С моей точки зрения, они не вправе судить о тех сражениях, в которых не участвовали.
 – А вы не вправе употреблять столь сильные выражения. Лукас воздержался от желания ответить резкостью.
 – Простите, мэм. Я полжизни провел среди солдат и, случается, забываю, как должно вести себя в обществе леди.
 Амелия наклонила голову:
 – Я прощу вас, если вы измените свое поведение. Лукас усмехнулся. Изменить поведение по отношению к англичанке? Вряд ли такое случится – разве что луна рухнет в Атлантический океан.
 – Не знаю, что говорила вам об американцах ваша мачеха, но у нас Никто не поднимает шум, если мужчина позволит себе иной раз употребить крепкое выражение.
 Это было не совсем правдой, но Уинтер намеревался вернуть разговор в прежнее русло.
 – Долли о таком не упоминала. Уинтер пошел на риск:
 – Кирквуд утверждает, что ее родители были англичанами, а не американцами.
 Амелия ускорила шаги.
 – Да, и они эмигрировали в вашу страну до ее рождения. Это совпадало со сведениями Уинтера о Дороти Фрайер.
 – Где же она росла?
 – Не имею представления, – беззаботно ответила Амелия. – Долли редко говорит о своей жизни в Штатах. Это напоминает ей о ее покойном муже, которого она очень любила.
 – А кем он был? – В ответ на ее недоуменно поднятые брови Лукас добавил: – Может быть, я его знаю.
 – Его имя Обадия Смит. Он был владельцем торгового концерна в Бостоне.
 Уинтер нахмурился. Когда Теодор Фрайер перебрался из Балтимора на север, то встретился с Дороти в Рейнбеке, в штате Нью-Йорк, а не в Бостоне. Фрайеры именно оттуда добрались до границы с Канадой и пересекли ее.
 Выходит; Дороти Смит вовсе неДороти Фрайер? Или она лгала своей новой семье?
 – Имя мне не знакомо. В таком случае я не знаю Бостон как следовало бы. Вы уверены, что она жила именно там?
 – Конечно, уверена, – Амелия снова надула губы. – И не пытайтесь убедить меня, что это был Брансуик, хотя названия обоих городов начинаются на одну и ту же букву. Такого не было.
 – Мы это установили, – сухо произнес Уинтер. – И где они жили в Бостоне?
 – Откуда мне это знать?
 – Ну тогда скажите, как долго они там жили. Амелия пошла медленнее.
 – Долли не рассказывала мне о своей жизни во всех подробностях. А почему вы так интересуетесь моей мачехой?
 Так. Ему надо быть осторожнее.
 – Даже не знаю, что вам ответить. Для этого нет никаких особых причин.
 – Если ваше представление об ухаживании заключается в том, чтобы вести разговоры о моих, немолодых и скучных родственниках, мы далеко не уйдем.
 – О, вы, конечно, правы. – Скрипнув зубами от того, что Амелия вернулась к своей игривой, ипостаси, Лукас остановился и, сорвав бутон с розового куста, протянул его Амелии: – Пожалуйста, примите мои извинения.
 Ее глаза подозрительно заблестели, она остановилась, чтобы понюхать бутон, и сказала:
 – Ваши извинения дорогого стоят. Наш садовник снял бы вам голову с плеч, если бы застал за похищением бутона с его призового розового куста.
 Лукас воткнул бутон Амелии в волосы, потом с нежностью погладил ее по щеке.
 – Вашего садовника здесь нет, дорогая, – прошептал он. Глаза их встретились, и у обоих ожило воспоминание о вчерашних поцелуях. Амелия облизнула губы, Лукас наклонил к ней голову, но, прежде чем он поцеловал ее, Амелия резко отпрянула. Бросив взгляд на окно верхнего этажа, она пробормотала:
 – Садовника нет, но миссис Харрис определенно есть.
 – Вы, англичане, все до чертиков... простите, вы все ужасно усложняете, в том числе и ухаживание за женщиной. В Америке мужчине предоставляют возможность свободно, общаться с женщиной и не перекрывают ему поминутно дыхание.
 – Но ведь существуют способы обойти эти запреты. – Она положила руку ему на предплечье, и Лукаса снова обдало жаром. – Например, мы могли бы вместе совершать прогулки верхом, правда, в сопровождении грума.
 Прогулки верхом. Какой в них смысл? Он не сможет отвлекать ее поцелуями, если за ними по пятам будет следовать грум. И тут ему в голову вдруг пришла мысль.
 – А вам бы не хотелось посетить настоящий корабль берберских пиратов?
 Лицо Амелии просияло.
 – Правда?
 – Правда. – Это дало бы ему массу возможностей побыть с ней наедине. – В королевских доках в Дептфорде находится захваченный пиратский корабль, и мне разрешено ходить на нем.
 – Но миссис Харрис тоже должна будет принять в этом участие.
 – Почему?
 – Нам придется ехать в Дептфорд в моей карете. В доки опасно ездить в открытом экипаже, а я не могу ехать вдвоем с вами в закрытой карете.
 Вот проклятие, а он-то воображал, что грум будет следовать верхом за каретой! Следовало быть сообразительнее.
 Однако корабль достаточно велик, и можно будет что-нибудь придумать, если уж Амелия окажется на борту.
 – Ладно, совершим выход в море втроем.




 Глава 7



 Дорогой кузен,
 извините мою настойчивость, однако история с майором Уинтером требует поспешных действий. Он оказывает необычное воздействие на леди Амелию: она превращается совсем в дурочку, едва он входит в комнату. А смею Вас заверить, что до сих пор она никогда не была глупой в отношениях с мужчинами.
 Ваш озабоченный друг
 Шарлотта.

 Лукас был удивлен тем, с какой быстротой Амелия уговорила свою компаньонку отправиться на прогулку. Дамы переоделись, и менее чем через час они уже были на пути к докам его величества короля Георга III в Дептфорде.
 – То, что мы собираемся осмотреть, называется шебекой, не правда ли? – спросила Амелия, обращаясь со своего места рядом с миссис Харрис к Уинтеру, который расположился на противоположном сиденье.
 – Откуда вы это знаете? – откровенно удивился он.
 – Английская шебека стояла одно время на якоре в Торки. Я слышала, что позже ее потопили французы.
 – Да, это была «Стрела». Морское ведомство потому и хочет приспособить захваченный пиратский корабль для своих нужд. Шебеки – удобные, легко управляемые парусные корабли.
 – Как же ее захватили?
 – Эскадра, которая возвращалась домой, овладела ею у берегов Испании.
 Миссис Харрис прижала к горлу руку в перчатке.
 – На шебеке были пленные? – спросила она.
 – Нет, пираты только вышли в море.
 – Слава Богу, – тихо произнесла Амелия.
 – Да. Берберские пираты не слишком церемонятся с пленными.
 Они замолчали. Карета свернула с Септ-Джеймс-сквер. Лукас хотел бы задать Амелии еще несколько вопросов о ее мачехе, но опасался миссис Харрис. Если легкомысленная Амелия и не заметила бы, что он ее расспрашивает с определенной целью, то миссис Харрис непременно обратила бы на это внимание.
 Немного погодя в карету просочилась вонь с Темзы – они подъехали к Вестминстерскому мосту. Амелия прильнула к окну кареты и, судя по оживленному выражению ее лица, жадно впитывала впечатления.
 Уинтер выглянул в окно и увидел лес мачт на реке, забитой до отказа разнообразными плавучими средствами. Там шла борьба за овладение пространством. Баржи с трудом прокладывали себе путь среди многочисленных лодок, торговые суда продвигались уверенно, их высоко поднятые в воздух носы показались Уинтеру похожими на пренебрежительно задранные вверх носики изысканных английских леди. Гребные плоскодонки уворачивались от громоздких паромов, которые осмеливались пересекать дорогу массивным фрегатам, а рулевые последних осыпали бранью всех подряд – и гребцов, и матросов.
 Отвернувшись от окна, Лукас обратил внимание на то, что миссис Харрис сидит как-то уж очень прямо, уперев в колени руки, ее крепко сжатые кулаки напоминали пушечные ядра.
 – С вами все хорошо, мэм?
 – Все прекрасно, – отвечала та, слабо улыбнувшись. – Просто замечательно.
 Черта с два ей прекрасно! Однако Лукас не стал продолжать разговор, тем более что Амелия прямо-таки наслаждалась увиденным.
 – Как много кораблей! – выдохнула она. – Только подумать, только представить себе, где они побывали и в какие экзотические места поплывут снова!
 Уинтер не слишком задумывался о подобных вещах, повидав за свою жизнь множество гаваней.
 – Разве вам не приходилось бывать в припортовой зоне? – спросил он.
 – Нет. Никто из моих знакомых не уплывал в заморские края. Разумеется, я видела доки там, где мы жили, и еще в Плимуте, но это совсем не то, что здесь.
 – Вы имеете в виду чудовищный шум и невыносимый запах человеческого отребья?
 Река уже осталась позади, и теперь Уинтер созерцал разливающийся по улицам поток не тронутых цивилизацией мужских особей, в который кое-где были вкраплены особи женские – сильно нарумяненные уличные девки.
 Амелия искоса взглянула на Лукаса:
 – Я вижу здесь чрезвычайно привлекательное собрание колоритнейших созданий, которые в жестокой борьбе добывают себе средства к существованию.
 – Это вы их так называете. А я их называю матросами, лодочниками и водяными крысами самой худшей породы.
 – Неужели у вас в душе нет ни капли романтики и тяги к приключению?
 Миссис Харрис, которая, видимо, уже пришла в себя после того, как они миновали реку, спрятала улыбку.
 – Если вы вот это именуете романтикой и приключением, то нет, – отрезал Уинтер. – Корабли существуют для того, чтобы перевозить людей куда им надо, и это все.
 – Странное суждение для человека, который проводит жизнь на воде, – возразила Амелия.
 – Именно потому, что я веду такую жизнь, я и оцениваю ее трезво, не вижу в ней романтики и не считаю приключением.
 – Совершенно с этим согласна, – включилась в разговор миссис Харрис. – Но вы не переубедите Амелию. Первое, о чем она спросила, когда мачеха привезла ее в мою школу, – это будем ли мы совершать поездки в интересные места.
 Так ее привезла в школу мачеха? Может, он хотя бы от миссис Харрис узнает что-нибудь полезное?
 – Когда же это было? В каком возрасте английских девушек отдают в школу?
 – Видите ли, в случае с Амелией...
 – Само собой разумеется, до того, как я начала выезжать в свет. – Амелия захлопала ресницами. – Могли бы и сами догадаться, глупец.
 Лукас насупился. Эта женщина переменчива, словно актриса. В ней как будто сосуществуют два разных человека. Он промолчал. «Да. В точности так».
 – Вы не представляете, насколько сложным может быть дебют девушки, – затараторила она. – Вы должны ходить особым образом... и стоять тоже. Да что там, я просто не могу перечислить все эти правила.
 – Но вы их отлично усвоили, – заметила миссис Харрис, подняв, по своему обыкновению, одну бровь.
 Амелия, словно записная кокетка, намотала на палец ленточку от капора.
 – Девушка обязана выучить все это, если она хочет получать удовольствие от светской жизни.
 – Уверен, что так оно и есть, – пробурчал Уинтер. Чем больше он узнавал Амелию, тем меньше нравилась ему ее кокетливая ипостась. То она ведет речь о шебеках и высказывает при этом разумные суждения, которые мужчина определенно мог бы принять к сведению, то через несколько минут, вперив в него пустой взгляд, начинает нести всякую чушь. Одно с другим несовместимо.
 Тем более это странно, что компаньонка явно удивлена игрой Амелии в легкомыслие. Леди, видно, намеренно выбрала для себя такую роль. Но зачем?
 Это дало ему повод для размышлений на весь остаток пути, в то время как Амелия болтала не умолкая о танцах, о языке вееров и другой тарабарщине.
 Вскоре они уже подъезжали к докам в Дептфорде. Пытаясь вернуть к действительности «Амелию разумную», Уин-тер выглянул из окна и обратил ее внимание на фрегат под испанским флагом. Матросы скатывали по сходням бочки на пристань.
 – Они, как видно, только начали разгружать этот видавший виды корабль. Судя по его низкой осадке в воде, трюмы полным-полнехоньки.
 Амелия посмотрела в туже сторону, что и Лукас.
 – А как вы думаете, что они привезли?
 – Понятия не имею, – ответил он и намеренно добавил очевидно глупое предположение: – Быть может, хлопок.
 – Кто же станет возить хлопок из Испании? – Амелия рассмеялась. – Да еще в бочках! Это скорее всего вино или, может быть, маслины.
 – А почему вы решили, что корабль испанский?
 – Но ведь на нем развевается... – Амелия спохватилась и состроила наивную мину. – На нем развевается флаг, который я приняла за испанский. Он такой яркий и многоцветный, наверное, испанский. Или французский, и тогда он привез шелка.
 – Возможно, – произнес он безразличным тоном, подумав при этом, что Амелия, чего доброго, и вправду глуповата.
 Карета остановилась.
 – Вот мы и приехали, – сказал Лукас, выскочил из экипажа и помог спуститься сначала миссис Харрис, а потом Амелии, обхватив ладонями ее тоненькую талию.
 Пульс Лукаса участился, когда на него повеяло от девушки ароматом жимолости. Амелия посмотрела на него блестящими глазами, щеки ее разрумянились. Он поставил ее на пыльную мостовую, стараясь поскорее справиться с внезапно вспыхнувшим порывом желания. Проклятие, как же она хороша! При иных обстоятельствах он был бы готов поухаживать за ней всерьез.
 Лукас усмехнулся. Да уж, только ему и не хватало, что ухаживать за английской леди, единственное удовольствие которой, возможно, заключается в том, чтобы расточать полученное состояние. К тому же, как он вполне уверен, краденое.
 Предложив одну руку Амелии, он подставил другую миссис Харрис и повел их на пристань.
 – Вон она стоит, – сказал он. – Черная, стоит на якоре всего в ста ярдах.
 – Она такая маленькая! – воскликнула Амелия.
 – Для шебеки она достаточно велика. Можно сказать, шебека-фрегат, но осадка у нее неглубокая и потому грузоподъемность малая. Оттого и пушек на ней немного. Отсюда не видно, но на ней всего тридцать четыре орудия, тогда как средней величины военное судно имеет на борту вдвое больше. Пираты главным образом рассчитывают на скорость шебеки и ее маневренность. Чтобы захватить такую шебеку, военный корабль должен бортовыми залпами сбить на ней оба паруса. – Уинтер обратился к Амелии: – Вы хотели бы подняться на борт? Мы могли бы добраться до шебеки на гребном ялике и...
 – Да! – даже не дослушав его, заявила Амелия, а миссис Харрис одновременно с ней высказалась категорически:
 – Ни в коем случае!
 Амелия бросила на компаньонку умоляющий взгляд:
 – О, пожалуйста, мы обязательно должны подняться на борт. Я хочу осмотреть шебеку получше, не с берега, а прямо на ней.
 Широко раскрыв полные ужаса глаза, миссис Харрис отпустила руку Лукаса, явно намереваясь уйти с пристани.
 – Я не стану, я не могу сесть в лодку!
 Глубочайшее разочарование отразилось на лице у Амелии.
 – Я совсем забыла, миссис Харрис не... она не любит корабли, то есть она не любит находиться на воде.
 Судя по той панике, в которой находилась миссис Харрис, это была не просто нелюбовь, но легко распознаваемый иррациональный страх.
 Лукас заговорил как можно мягче:
 – Я мог бы сопровождать леди Амелию, миссис Харрис. А вы спокойно оставайтесь здесь под охраной вашего кучера.
 – О да, пожалуйста! – Амелия тоже отпустила руку Лукаса и подошла к компаньонке. – Мне так хочется подняться на борт и все увидеть собственными глазами!
 – Но, дорогая моя, мало ли что может случиться. Вдруг налетит шквал...
 – На небе ни облачка, а до шебеки буквально несколько ярдов, – сказал Лукас просительно. – Я не допущу, чтобы с леди Амелией что-то случилось, буду за ней присматривать так, словно это моя собственная плоть и кровь.
 – Вот видите? – защебетала Амелия. – С таким защитником я могу ничего не бояться.
 Миссис Харрис глянула на майора, на ялик, потом перевела взгляд на умоляющее лицо Амелии и вздохнула.
 – Надеюсь, все обойдется, – сказала она.
 – О, благодарю вас! – вскричала Амелия, крепко сжимая руку вдовы в своей.
 Когда Амелия снова оперлась на руку Уинтера и они вдвоем пошли по пристани, миссис Харрис окликнула их:
 – Будьте осторожны, Амелия! Вы знаете, какой безрассудной вы иногда бываете. Прошу вас, не ходите туда, куда не позволит вам майор.
 – Я буду вести себя примерно! – крикнула в ответ Амелия, улыбаясь Лукасу из-под своей шляпки.
 Миссис Харрис осталась позади.
 Лукас первым сошел в лодку и помог спуститься в нее Амелии.
 – Сидите спокойно, не наклоняйтесь, не то опрокинете лодку! – донесся до них крик миссис Харрис.
 Амелия заняла место напротив Лукаса с уверенностью прирожденного моряка.
 – Я буду очень осторожна! – прокричала она в ответ. Покачав головой, Лукас молча сел на сиденье и взялся за весла. Пока они добирались до выхода из дока, миссис Харрис продолжала кричать:
 – Оставайтесь на палубе! В трюме могут быть крысы!
 – Я вас уже не слышу! – весело отозвалась Амелия. – Мы ненадолго!
 Задыхаясь от смеха, Лукас направлял лодку к шебеке.
 – Она и вправду сильно недолюбливает воду, что верно, то верно.
 Амелия кивнула и объяснила:
 – Она чуть не утонула, когда была еще маленькой девочкой. Это сильно повлияло на нее. Она и близко не подходит к кораблям, а когда переезжает через реку по мосту, вся дрожит.
 – Я это заметил, – улыбнулся Лукас. – Но вы, кажется, не боитесь ни кораблей, ни лодок.
 Амелия откинула голову назад в полном восторге.
 – Нисколько. Я люблю воду. Папа даже брал меня с собой на рыбалку, когда я была маленькая.
 – Как я понимаю, вы с отцом очень близки.
 – Насколько может девочка быть близка с мужчиной, который большую часть времени проводит, уткнувшись в книгу. – Она с любопытством посмотрела на него: – А у вас такое было?
 – Можно сказать, что мы были близки с отцом. Он, как и я, военный. Участвовал в революции.
 – В какой революции?
 Лукас удивленно поднял брови:
 – Против владычества Англии.
 Амелия рассмеялась:
 – Ох, верно. Я совсем забыла об этом.
 – Поверьте, что я не забыл, – с горечью произнес он. Улыбка Амелии поблеют. Некоторое время она сидела молча, задумчиво глядя на воду, потом спросила: 
 – Так и погиб ваш отец? В сражении?
 – Нет, – только и сказал он. Он не собирался рассказывать Амелии, как умер его отец.
 Достаточно и того, что об этом знает весь Балтимор и что сам он узнал об этом слишком поздно, чтобы предотвратить беду. 
 Они наконец доплыли до шебеки. Лукас предложил Амелии первой подняться по веревочной лестнице на тот случай, чтобы успеть подхватить ее, если она оступится и сорвется, однако она поднималась ловко, словно кошка, и так быстро, что он не успевал следить за движениями ее соблазнительных бедер и маленьких ног в туфельках и шелковых чулках. Добравшись до самого верха, она села на поручни, потом легко перекинула через них ноги и скрылась у него из глаз.
 Лукас ругнулся и как можно быстрее поднялся по лестнице сам.
 – Проклятие! Амелия, подождите же…
 – О, Лукас! – воскликнула она. – Это поразительно! Он перебрался через борт и огляделся. Она права. Какие чистые, красивые линии и почти изящные шпангоуты. По сравнению с этой газелью большинство военных кораблей выглядят как тяжелые, неуклюжие на вид слоны.
 – Будьте повнимательнее, следите за тем, куда ступаете. Каблучки ваших туфелек могут застрять в щелях настила, а тут еще люки и весла...
 – Весла? Но ведь это парусное судно.
 – Да, но оно становится более подвижным и поворотливым при помощи весел. Благодаря этому шебека может атаковать военные корабли, на которых пушек вдвое больше. Но шебека не должна оставаться долго на одном месте, иначе ей грозит опасность взлететь на воздух от бортового залпа тяжелого военного корабля. Она слишком хрупкая для того, чтобы выдержать такое нападение. Амелия посмотрела на палубу.
 – Я понимаю. Эти вот шпангоуты не из дуба. Во всяком случае, не из английского дуба. Они скорее из вечнозеленого дуба, который растет по всему Средиземноморью. Не думаю, чтобы древесина оливы была достаточно прочной для...
 – Я не специалист по лесам Алжира, – перебил ее изумленный Лукас. – Не мог бы утверждать это с уверенностью.
 Спохватившись, Амелия изобразила испытанную наивную улыбочку:
 – Так, может, это балзовое дерево? Оно очень плавучее. Нет, возвращение «Амелии разумной» – это для него слишком!
 – Перестаньте! – прорычал Лукас.
 – Что перестать?
 – Прекратите разыгрывать передо мной дурочку.
 – Простите?
 – Хлопанье ресницами, глупые улыбки и нелепые до смешного замечания – это же не вы, и мы оба это понимаем. Так что перестаньте, ради всего святого. В этом нет нужды, я знаю, к чему вы клоните.




 Глава 8



 Дорогая Шарлотта,
 я постараюсь действовать со всей доступной мне поспешностью. Помните, однако, что информацию об американцах добывать очень трудно. К счастью, у меня есть приятель в морском ведомстве. Он может что-то знать.
 Готовый исполнить любое Ваше требование
 Майкл.

  –  К чему... к чему я клоню? – Сердце у Амелии трепетало сильнее, чем флаги корабля на ветру. – Не могу представить, о чем вы, – произнесла она с намерением вернуть себе утраченную позицию.
 Уинтер уставился на нее взглядом, от которого Амелия положительно теряла присутствие духа.
 – Я слышал, что говорят англичане о своих женщинах. Они считают, что все вы лишены соображения, и, сказать по правде, именно это их устраивает. А вы, женщины, верите, будто можете заполучить мужа, только прикидываясь полными идиотками.
 Теперь Амелия смотрела на него во все глаза. Так вот что значит его «к чему вы клоните»? Он решил, что она хочет заполучить мужа?
 – Но со мной это не пройдет, – продолжал он. – Мне нравятся женщины, у которых есть мозги. Так что не притворяйтесь, будто ваши мозги испарились в ту минуту, когда вам исполнилось пятнадцать.
 Амелия вздохнула с облегчением. Она может отлично использовать его объяснение. К тому же это не значило, что она должна забыть о флирте.
 – Восемнадцать, – улыбнулась она. – Мне было восемнадцать, когда я начала притворяться, что у меня нет мозгов.
 Он подставил ей руку с видом полного удовлетворения.
 – Я так и знал. Никто, столь хорошо разбирающийся в государственных флагах, не может быть таким глупым человеком, каким прикидываетесь вы.
 Амелия позволила ему увести себя от борта, они вместе пошли по палубе.
 – Спасибо вам. Я над этим подумаю, – сказала она. Пусть его понаслаждается своим триумфом. Быть может, тогда он не обратит внимания на то, что глупенькой она притворяется лишь в тех случаях, когда он задает ей провокационные вопросы.
 Жаль, конечно, что она не может сравниться с ним в этом искусстве. Однако пока он не разобрался в том, как много она знает, ей тоже удастся его порасспрашивать.
 – А почему морское ведомство позволило вам посещать шебеку? – спросила она, когда они перешли на противоположный борт. По пути, прежде чем обогнуть главную мачту, они миновали несколько орудий, закрепленных на деревянных блоках. – Не могли же там считать, что это поспособствует успеху ваших переговоров.
 – Они полагали, что я мог бы предложить некоторые усовершенствования. Видите ли, компания, которой владел мой отец, занималась изготовлением орудий для флота.
 – Да, ну и что же?
 – Теперь, когда отец умер, компания осталась без руководства. Так сказать, без руля и без ветрил.
 – А вас не интересует изготовление орудий. Уинтер грустно улыбнулся:
 – Я не имел возможности овладеть этим искусством. В то время когда отец создавал свою компанию, я воевал с берберскими пиратами. Потом я вернулся домой и попытал было счастья в этом деле, но... – Он пожал плечами. – Стрелять из орудий – это по мне, но изготовить хоть одно не удалось. А тут началась война с Англией, и я...
 – Воспользовались случаем еще раз повоевать.
 – Можно сказать и так.
 – Но сейчас вы не воюете. – Амелия решилась высказать провокационное замечание. – В эти дни вы имеете дело с преступниками.
 Уинтер обратил к ней острый и напряженный взгляд.
 – Что вы имеете в виду?
 – Пиратов, разумеется. Ах да, еще и переговоры.
 – Верно. – Лицо его сделалось замкнутым. – Но ведение переговоров – это тоже в некоторой степени сражение.
 – И как давно вы эти переговоры ведете? Я думала, что британцы покончили с берберами в Алжире пару лет назад. Хотя если эта вот шебека-фрегат появилась у берегов Испании...
 – Да вы, я вижу, просто заворожены этими проклятыми пиратами.
 Она не дала ему возможности переменить предмет разговора.
 – Я заворожена чем угодно более возбуждающим, нежели та скучная жизнь, которую я вынуждена вести. Хотя бы вашими переговорами.
 – И моими «приключениями».
 Глаза у Лукаса потемнели, он взял Амелию за руку и хотел было привлечь ее в свои объятия.
 Амелия высвободилась, но сердце у нее забилось отчаянно.
 – Не здесь. Миссис Харрис может нас увидеть.
 – Не может. Эту сторону корабля не видно с пристани. Легкая дрожь пробежала у Амелии по спине. Она понимала, что Уинтер всего лишь старается отвлечь ее от неудобных для него вопросов, но тем не менее была возбуждена. А то, что они находились на борту этого проклятого пиратского судна, еще усиливало притягательность романтического порыва неотесанного майора.
 Амелия повернулась и пошла в обратную сторону.
 – Тем не менее мы должны ограничиваться приключениями приемлемого порядка, – бросила она.
 – Какими же они могут быть?
 – Посещение доков. Маленькая прогулка на ялике. Осмотр шебеки.
 – То есть приключениями приятными и благопристойными, вы это хотели сказать? – спросил Лукас, нагоняя ее.
 Заметив поблизости люк, Амелия свернула к нему.
 – Вы не кончили показывать мне этот ваш фрегат. Я просто умираю от желания увидеть, что находится внизу.
 – Мне кажется, что ваша дуэнья запретила вам спускаться в трюм, – напомнил он, однако в голосе у него появился несколько странный оттенок.
 Амелия подошла к люку и открыла его.
 – Я этого не слышала, – со смехом отозвалась она. – Было слишком ветрено.
 Но Лукас не рассмеялся в ответ.
 – Стойте на месте, Амелия. – Он поспешил подойти к ней. – Не вздумайте спускаться по этой лестнице.
 Она заглянула в темный проход.
 – Да ну же, Лукас! Я просто хочу...
 Он схватил ее за руку и резким движением буквально оттащил от зияющего отверстия люка.
 – Нет. Вы туда не спуститесь, будь я проклят!
 – Почему же?
 Она повернулась к нему лицом, и слова замерли у нее на губах.
 Лицо его было белее парусов шебеки, а глаза смотрели на черную дыру с таким выражением, словно это были ворота в ад.
 – Лукас? – произнесла она, понизив голос почти до шепота.
 Он, кажется, не слышал ее, а пальцы его впились ей в руку, будто когти зверя.
 – Лукас! – произнесла она громче. – Вы причиняете мне боль.
 Он вздрогнул и отпустил ее руку.
 – Мы не пойдем вниз. – Повернувшись, Уинтер зашагал по направлению к шканцам. – Но я покажу вам остальную часть корабля здесь, наверху, если хотите.
 Амелия последовала за ним.
 – Почему вы не хотите спускаться в трюм?
 – Я просто не хочу, чтобы вы туда спускались, – отрезал он, входя в дверь, ведущую под шканцы.
 Амелия поспешила за ним, и оба очутились в скромном полукруглом помещении, которое, наверное, было каютой капитана.
 – Это чепуха, – сказала Амелия и, когда Уинтер повернулся к ней лицом, добавила: – Я заметила выражение вашего лица. Вид у вас был такой, будто вы сочли трюм обиталищем дьявола.
 Уинтер стиснул челюсти и несколько секунд молчал. Потом ответил:
 – У вас слишком богатое воображение.
 – Я более чем уверена, что это не так. Мне просто стало ясно, что вы...
 Лукас не дал ей договорить, шагнул к ней и крепко поцеловал в губы. Когда он отпустил ее, она оцепенела в полном изумлении.
 – Зачем вы это сделали?
 – Чтобы заставить вас замолчать, – сказал он, потом, обхватив голову Амелии своими сильными, твердыми ладонями, сдвинул на затылок ее шляпку и пророкотал: – А вот этот – для меня!
 Поцелуй был не столько крепким, сколько проникновенным. И жгучим. И требовательным. Он завладел губами Амелии, словно предъявлял на нее свои права. Завладел, как корсар, так же уверенно и чувственно, как делал это прошлым вечером.
 Она ответила на поцелуй и ощутила вкус кофе и запах моря – неотразимо экзотическое сочетание.
 Но поцелуй Лукаса становился все более страстным, Амелия прервала его и отвернулась, чтобы восстановить дыхание... и способность хоть немного соображать. Именно в эту минуту она и увидела миссис Харрис, выходящую на берег через раскрытые ворота орудийного порта.
 Миссис Харрис не могла бы разглядеть их в полутемной каюте, но Амелия осознала это лишь после того, как, хрипло вскрикнув, вырвалась из объятий Уинтера.
 Изо всех сил стараясь восстановить контроль над своими разгулявшимися чувствами, она отстранилась от него.
 – Я не давала вам позволения целовать меня! Уинтер уже не раздумывал. Его намерения были совершенно ясными.
 – Вы дали мне позволение вчера вечером.
 – Это совсем другое.
 В глазах у него вспыхнул гнев, черты лица исказились.
 – Потому что мы были наедине и вы не могли кликнуть какого-нибудь англичанина, чтобы он защитил вас от американского дикаря, если тот станет чересчур дерзким?
 Амелия прижалась спиной к стенке каюты. Убежать она не успела – Уинтер обхватил ее обеими руками.
 – Вы заявили, что хотите приключений. Я счастлив служить вам в этом. – Лицо его с горящими глазами было совсем близко. – Но то были всего лишь пустые разговоры, не так ли? Вам нужны такие приключения, которыми вы могли бы управлять. Но вы не можете, вы не в силах управлять мной.
 – Вы в этом уверены? – спросила Амелия, глядя ему в глаза, но тут же спохватилась: не стоило говорить такое разъяренному мужчине, который вообразил, будто она и ее соотечественники намерены подчинить его своей воле. Но с другой стороны, находясь во власти своего темперамента или своих страстей, он может высказать больше, чем хотел бы. Поэтому она кивнула и добавила, стараясь выглядеть совершенно беззаботной: – Думается, до сих пор я справлялась с вами.
 Затаив дыхание, она ждала его ответа: как знать, чем могут для нее обернуться ее насмешки над «дикарем»!
 Однако Уинтер не разразился гневом, а вроде бы задумался.
 – Ну что ж, выходит, я виноват.
 – В этом нет никакого сомнения.
 К удивлению Амелии, он улыбнулся, наклонил голову и прижал губы к ее уху.
 – Моя сабля. Признайтесь, вы все это проделали нарочно?
 – О чем вы говорите?
 – Сегодня утром в вашей комнате для завтраков вы начали гладить мамелюкскую саблю, которую я вам показывал по вашей просьбе. Вы ведь понимали, как действуют на меня все эти лукавые ваши речи о том, насколько тверд мой клинок.
 Амелии чуть не стало дурно.
 – Не могу представить, что вы имеете в виду.
 – Вы намеренно гладили мою саблю и говорили о том, что могли бы ее начистить, и о том, что ее надо вложить в ножны, выделали это с единственной целью возбудить меня и оставить в таком состоянии без всякой надежды на облегчение.
 – Не будьте смеш...
 Лукас не дал ей договорить.
 – И я отреагировал как любой мужчина. То есть в точности так, как вы и ожидали, верно?
 Он шумно дохнул ей в ухо, но Амелия не видела его лица и потому не могла понять, была в этом злость... или что-то другое. Но что бы оно ни было, сама его близость, такая угрожающая, напугала Амелию.
 И одновременно придала ей храбрости. Повернув голову, она посмотрела Уинтеру в глаза:
 – Если вы пришли в возбуждение, то лишь потому, что у вас развращенный ум.
 Глаза у Лукаса засверкали.
 – Вы это начали, стало быть, именно у вас развращенный ум. – Он поднял руку и погладил Амелию по голове. – Этакая маленькая распутница. Но я готов поклясться, что ни один мужчина еще не был с вами в постели.
 – Разумеется, нет!
 Амелия попробовала высвободиться, но Лукас крепко прижимал ее к стене.
 – В таком случае откуда вы узнали, как вести себя нынче утром, чтобы поставить мужчину на колени, даже не прикоснувшись к нему?
 – Я... ну, я просто догадывалась, вот и все.
 – Вы догадывались, – повторил он с иронией.
 Он поцеловал ухо Амелии, потом куснул мочку, и Амелия почувствовала восхитительную дрожь. Подумать только, какими чувствительными могут быть уши!
 Потом он провел губами по ее шее – вплоть до той ямочки внизу, на горле, где часто-часто бился пульс, и поцеловал это местечко.
 – Послушайте, Амелия, вы слишком невинны, чтобы догадываться о таких вещах. Откуда вы все это узнали? Быть может, ваша мачеха научила вас соблазнять...
 – Ну уж нет, – со смехом перебила его она, сама мысль о том, что Долли могла бы научить ее соблазнять мужчин, была нелепой.
 Лукас еще раз поцеловал ее в ямочку на шее.
 – Но ведь кто-то научил вас. А поскольку ваша мачеха вдова...
 –Я читала книгу, – выпалила Амелия.
 Лукас откинулся назад и уставился на нее:
 – Книгу?
 Амелия покраснела.
 – Книгу о гаремах у берберов. О том, чем там занимаются.
 Лукас удивленно приподнял густую бровь:
 – Вы имеете в виду одну из тех книжонок, которые некий англичанин сочиняет для того, чтобы пощекотать нервы глупцам? Зачем вы читаете подобную дешевку?
 Амелия выставила вперед подбородок.
 – Из любопытства, конечно. Каким еще образом молодая женщина, ведущая замкнутый образ жизни, может узнать о... некоторых вещах?
 Лукас расхохотался:
 – Вы решили, что сможете узнать правду из басен о гаремах? Половина из них лжива, а другая половина являет собой набор нелепых преувеличений.
 Его смех разозлил Амелию.
 – Эти книжки, безусловно, правдивы насчет того, как возбуждать мужчину, судя по тому, насколько легко я сумела раздразнить вас.
 Его веселость превратилась неожиданно во вспыхнувшее желание.
 – Хороший довод, – проговорил он и потянулся к губам Амелии, но не поцеловал ее, а спросил: – Итак, вам любопытно узнать, что на самом деле происходит в гаремах?
 – Да, – призналась она.
 – В таком случае следует удовлетворить ваше любопытство.
 Амелия насторожилась:
 – Что это значит?
 Лукас крепче обнял ее рукой за талию.
 – Сдается мне, что вы сегодня были необычайно любезны по отношению ко мне. Не скупились на уроки хорошего тона: не велели мне сквернословить, расстегивать на людях сюртук, садиться даже в тех случаях, когда сами довели меня до... ну, скажем, саморазоблачения. А поскольку мы с вами заключили соглашение о том, что в обмен на ваши уроки я строю для вас приключения, я мог бы позаботиться об этом рямо сейчас.
 У Амелии так прыгало сердце, что она с трудом нашла лова для ответа.
 – Прекрасно сказано. Но то, что вы показываете мне корабль, и есть приключение. Этого вполне достаточно.
 – Чтобы отплатить за ваши многочисленные добрые дела? – возразил он с явным сарказмом в голосе. – Вряд ли.
 И к ее величайшему смущению, он положил руку ей на грудь.
 – Лукас! – Амелия схватила его за руку. – Что вы себе позволяете?
 – Вам любопытно узнать, что делают пираты-берберы со своими пленницами. Вот я вам и показываю.
 – Если вы задумали погубить меня...
 – До этого не дойдет, обещаю вам. – Лукавая усмешка заиграла у него на губах. – Вы можете сохранить свою невинность и при этом отведать то, что испытывают пленницы.
 Он провел ладонью по ее груди – медленно и с чувством.
 – Но...
 Он замкнул ее уста своими, целуя с такой страстью и жадностью, с какими человек поглощает свою последнюю пищу. И она не могла отказаться от этого поцелуя, как не может Земля отказаться от притяжения к Солнцу.
 Она воображала это сотни раз. Случалось, что она гладила свое тело, но эти прикосновения лишь возбуждали желание получить, большее. Она понимала, что не получит большего, пока не выйдет замуж. Может быть, поэтому поведение Лукаса и казалось ей столь возбуждающим и безрассудным.
 – Позвольте мне предложить вам настоящее приключение, – произнес Лукас гортанным голосом. – Не такое, о каких вы читали.
 Возможность предоставить ему право ласкать ее породила в душе у Амелии бурю эмоций – страх, возбуждение, предвкушение... Ох, она и в самом деле безнравственна. Не говоря уж о безрассудстве. Здесь он мог бы сделать с ней все, что захотел бы. Особенно теперь, когда они скрыты от бдительного ока миссис Харрис.
 – Я не думаю, что это разумно, – проговорила она еле слышно, однако не остановила его руку.
 – Чего стоит любое приключение, если оно разумно? Амелии было трудно думать в то время, как он ласкал ее, а его горячие губы целовали ее шею... И в самом деле, неужели так уж скверно испытать маленькое... приключение?
 Она бросила взгляд в сторону орудийного порта. Если она закричит, миссис Харрис обязательно явится к ней на помощь, несмотря на свою боязнь воды.
 Лукас, видимо, принял ее молчание как знак согласия, потому что он начал развязывать узел кружевной косынки, повязанной поверх платья.
 – Лукас, я еще не дала согласия...
 – Но вы хотите его дать. Я это вижу по вашему лицу. – Дьявольски умный негодяй улыбался. – Я знаю, как вам нравится командовать. И как только вы скомандуете «стоп», я немедленно остановлюсь. На том и кончится приключение.
 Он предлагал ей безопасное приключение. А если он нарушит правила и зайдет далеко, она будет кусать его и царапать, призывая на помощь миссис Харрис.
 Разве может она отказаться?




 Глава 9



 Дорогой кузен,
 видели Вы заметку в газете о вчерашнем бале? О майоре там упоминается весьма недоброжелательно. Я и не представляла, что у него столь переменчивые настроения. При сложившихся обстоятельствах это внушает мне беспокойство. Ведь и Амелия не принадлежит к числу самых спокойных личностей.
 Ваша признательная
 Шарлотта.

 – Ну хорошо. – Амелия молила небеса сохранить ей трезвость мысли. – Устройте мне приключение. Покажите, как берберийский пират обращается со своей пленницей.
 В ответ Лукас снова прижал губы к ее губам, целуя Амелию медленно, с мародерскими выпадами. Потом отпрянул и потребовал:
 – Повернитесь ко мне спиной.
 – Зачем?
 – Вам не кажется, что для пленницы вы ведете себя слишком дерзко?
 Амелия нахмурилась, однако подчинилась. Но когда она почувствовала, что Уинтер связывает ей запястья ее же собственной косынкой, то запаниковала всерьез.
 – Я не давала согласия на...
 – Я должен обезопасить себя, – перебил он ее, заговорив тем вкрадчивым тоном, от которого у Амелии захватывало дух. – Любой уважающий себя берберский пират поступил бы точно так же.
 Испытанный ею мгновенный страх задел самолюбие Амелии.
 – Так помогите мне, Лукас, – заявила она, когда он повернул ее к себе лицом. – Если вы меня погубите, я заставлю вас пожалеть о том, что вы со мной познакомились.
 – Не сомневаюсь в этом ни секунды, дорогая, но смею вас заверить, что между гибелью, как вы это называете, и поцелуями дистанция огромного размера. – Он улыбнулся. – К тому же узел совсем слабенький.
 Амелия не преминула проверить свои узы. Верно, он завязал узел так неплотно, что хватило бы одного рывка, если бы она захотела освободиться.
 Если бы она захотела освободиться. Но Амелия пока не хотела этого. О нет, ведь при мысли о том, что вот она связана и вся в его власти, ее охватывало ни с чем не сравнимое, очень сильное возбуждение.
 Она напомнила себе, ради чего ввязалась в эту историю.
 – Приходилось ли вам раньше проделывать такое? – спросила она, стараясь дышать как можно ровнее.
 – Что вы имеете в виду?
 Он снял перчатки с таким решительным выражением лица, каким мог бы гордиться любой захватчик. Кровь застучала у Амелии в висках.
 – Я спросила, приходилось ли вам раньше брать женщин в плен.
 Она произнесла это с подчеркнутой беззаботностью, хотя отлично помнила слова из примечания майора возле имени Долли Смит в его списке: «...бежала из Соединенных Штатов, чтобы не быть схваченной».
 Майор был явно озадачен.
 – Прошу прощения, но я впервые выступаю в роли берберского пирата. А что? Я не справляюсь с этой ролью?
 – Нет, как раз наоборот. Мне кажется, вам не привыкать к захвату женщин.
 Более прозрачный намек на Долли она не рискнула сделать.
 – Я заплыл в неизведанные воды, – проговорил Уинтер с неприятной усмешкой, и голос его погрубел. – Заплыл в них с той самой минуты, как познакомился с вами, дорогая.
 Да, этот мужчина за словом в карман не полезет, он весьма находчив. У Амелии по спине пробежал холодок предвкушения, когда Лукас небрежно отбросил в сторону свои перчатки.
 – Но я в точности знаю, как повел бы себя далее пират, – продолжал Лукас, принимаясь развязывать ленты ее корсажа. – Он захотел бы осмотреть свою добычу.
 – Свою д-добычу? – переспросила Амелия с нервным смешком.
 – Ваши уроки вы мне давали всерьез, – заметил он. – Примите же всерьез и ваше приключение.
 Знал бы он, насколько «всерьез» действовало на нее это приключение!
 – Продолжайте, – предложила она. – Пират осматривает «свою добычу», и эта добыча я.
 – Совершенно верно. Но пират хотел бы осмотреть добычу получше.
 Когда он бесцеремонно запустил руку ей за корсаж, развязал шнурки корсета и завязки нижней сорочки, Амелия нервно сглотнула. Лукас тем временем столь же бестрепетно спустил у нее с плеч платье, стянул вниз корсет и сорочку и, обнажив таким образом ее грудь, уставился на нее горящими глазами.
 Боже милостивый! Впервые в жизни она стоит с обнаженной грудью перед мужчиной – и не может понять, не знает, возмущаться ей или радоваться. Лукас обнял ее, и груди Амелии открылись совсем, они приподнимались и опускались в такт ее учащенному дыханию, и казалось, что это доставляет ему наслаждение, мучительное наслаждение...
 – Вы стали бы лучшим призом для любого берберского пирата, – хрипло проговорил он.
 Его искреннее восхищение доставляло Амелии наслаждение, а необузданно-чувственное выражение лица мужчины ясно говорило о том, что сейчас он жаждет от нее лишь одного. И вовсе не денег, и даже не сведений о Долли.
 Такими глазами мужчины смотрели на Венецию, но никогда на Амелию. Как объект мужского желания она всегда оставалась на втором плане.
 Лукас дал ей почувствовать себя желанной женщиной.
 Остатки ее сопротивления исчезли, она погрузилась в мир его фантазии... и своей тоже. Она даже приподнялась и слегка откинулась назад, чтобы он лучше видел ее грудь, и была вознаграждена его страстным и алчущим взглядом.
 – Но пират не ограничился бы только созерцанием, – прохрипел Лукас.
 – Да? – выдохнула она и покраснела, почувствовав в его словах нескрываемое желание.
 Он смотрел Амелии прямо в глаза, пугая ее напряженностью горящего взора.
 – Пират прибегнул бы к прикосновению, – сказал он и накрыл ее груди – обнаженные! – ладонями.
 Потом он обнял ее за талию одной рукой, привлек к себе и осыпал быстрыми нежными поцелуями шею, другой рукой продолжая ласкать грудь. И это вызвало у Амелии новую бурю неизведанных до сих пор, странных, ошеломительных эмоций. Да ведь она стала бесстыдной, совершенно бесстыдной, и хотела большего, еще не понимая, чего она хочет, каких ощущений ждет. То, что она бесстыдна, Амелию почему-то не волновало. Она отдавалась ласкам Уинтера охотно и радостно.
 – Достаточно ли вам такого приключения, дорогая? – пробормотал Лукас, прижимаясь лицом к ее шее. – Или вы хотите большего?
 Его ищущие, полуоткрытые губы коснулись ее груди, и от этого поцелуя у Амелии перехватило дыхание. Большего? Хочет ли она большего?
 – Позвольте мне показать вам... дать вам попробовать... – продолжал бормотать он почти невнятно, и Амелия едва не теряла разум.
 Как же справляются с таким женщины-шпионки? Как им удается использовать чувственные ухищрения для того, чтобы получать нужные сведения, если эти ухищрения на:-столько подчиняют себе рассудок?
 Лукас превратил ее в некое странное создание, лишенное всякого самообладания. Тело ее содрогалось и горело огнем.
 Словно догадываясь о том, что она чувствует, он расстегнул платье у нее на спине, потом решительным жестом запустил под него руку, добрался спереди до не прикрытого корсетом интимного местечка и тронул его сквозь тонкую ткань нижней сорочки.
 Ошеломленная этим, Амелия все же смогла выговорить, заикаясь и дрожа:
 – Вы... уверены, что... пират... чувствовал необходимость... обследовать свою пленницу... и таким способом?
 Лукас дышал шумным стаккато.
 – О да, особенно если пленница была такой строптивой.
 – Что? – еле выговорила она в полном изумлении. – Вы еще называете меня строптивой?
 – Вы дразните меня вот уже два дня. Всего несколько часов назад вы забавлялись тем, что наделяли мою саблю преимуществами, в которых намеревались отказать мне. – Лукас приблизил свои губы к ее губам, но не поцеловал Амелию, а добавил прерывистым шепотом: – Вот так, моя дорогая, я собираюсь дать вам почувствовать, как это бывает на самом деле.
 Он припал к ее губам, в то время как его дьявольские пальцы быстро двигались там, у нее внизу. В неистовом экстазе Амелия прижалась всем телом к Лукасу. Боже милостивый... да что же это он делает с ней?
 Его пальцы были такими же крепкими и уверенными, как его поцелуи, и Амелия вдруг ощутила нечто постыдное: ее сорочка намокла. Уинтер, конечно, тоже почувствовал это.
 В ответ он ласкал ее еще более неистово, пока Амелия не почувствовала нечто странное, какие-то бурные спазмы внизу живота.
 Лукас внезапно поднял руку и положил ее Амелии на грудь. Она отпрянула от него со словами:
 – Лукас, пожалуйста...
 Она не понимала, в чем дело, чего ей хочется, но знала безошибочно, что Лукас это понимает.
 – Пожалуйста... я... я... хочу...
 – Чего? – пробормотал он, касаясь губами ее щеки. – Чего вы хотите?
 – Я... я не знаю, – тихо выдохнула она убитым голосом.
 – Так я скажу вам, чего вы хотите. Разрядки. Или, как выражаемся в таких случаях мы, грубые американцы, вы хотите «кончить».
 – Как бы это ни называлось, – сказала она, глядя на него умоляющими глазами, – я этого хочу.
 Лукас хрипло засмеялся:
 – Я тоже. И я дам это вам, если вы дадите это мне. Она смотрела на него в безмолвном удивлении. Лукас освободил ее запястья от косынки, которой они были связаны, отошел немного в сторону и начал расстегивать брюки. Амелия нервно сглотнула, когда он закончил эту процедуру. Глядя на нее точь-в-точь как корсар на свою пленницу, он проговорил:
 – Ну вот и настало время начистить до блеска мой клинок, как вы того хотели, дорогая. – Он снял с Амелии перчатки, взял ее руку, сунул в расстегнутые брюки и прижал ее пальцы к своему «клинку».
 Пока она стояла вот так, загипнотизированная и одновременно напуганная собственным любопытством, Уинтер поднял подол ее сорочки и подоткнул его край под корсет. Теперь между его пальцами и ее телом не оставалось никакой преграды. Он тесно прижался к ней.
 – Ты такая мокренькая и сладкая, – прошептал Лукас на ухо Амелии.
 – А ты такой... большой, – ответила она тоже шепотом. Она услышала сдавленный смешок, потом Лукас заговорил отрывисто:
 – Теперь вы... теперьты понимаешь... что доводила меня до безумия? Все эти... твои слова о моем... «клинке», который ты хотела... «протереть».
 – Я и тогда это понимала, – поддразнила Амелия.
 – Ты девственница Далила, соблазнительница, узнавшая, как мучить мужчин, из дрянных книжонок.
 Амелия вспыхнула и уже открыла рот, чтобы его оспорить, но тут до них донесся сквозь легкий плеск волн за бор – том шебеки совершенно иной и очень громкий звук.
 – Амелия! Амелия, где же вы? Что с вами?
 – Проклятие! – прорычал Лукас. Они распознали голос миссис Харрис.
 Амелия рванулась, но Уинтер крепко ее держал.
 – Еще не все! – заявил он.
 – Я должна ответить ей, иначе она отправит сюда какого-нибудь лодочника. – Высвободившись и осторожно прижимаясь к закругленной стенке каюты, Амелия пробралась к иллюминатору, выходившему в сторону набережной; она знала, что миссис Харрис будет видеть только ее голову, но тем не менее лихорадочно старалась на ходу привести в порядок одежду. – Мы здесь, в помещении под шканцами! – крикнула она как можно громче.
 Миссис Харрис, конечно, разглядела, что голова у Амелии непокрыта.
 – Где ваша шляпка?
 Лукас, успевший подкрасться к Амелии сзади, негромко подсказал:
 – Крикните, что ее унесло ветром.
 Как только Амелия выкрикнула эту его выдумку, Лукас снова принялся ласкать ее грудь. Амелия едва не задохнулась от волнения: в том, что компаньонка смотрит прямо на нее в то время, как Лукас ведет себя столь дерзко, было нечто будоражащее нервы. Будоражащее... но, как ни странно, приятное. Она прижалась грудью к его ладони.
 – Отделайся от нее, чтоб ей провалиться! – требовал Лукас. – Скажи, что мы ищем твою шляпку. – Свободной рукой он поднял подол ее платья спереди, явно желая возобновить свои смелые ласки. – Скажи, что вернемся на берег, как только ее найдем.
 Амелия поймала его руку, но этот ее маневр он немедленно обратил в свою пользу, вернув ее руку на прежнее место. Амелия попробовала воспротивиться, надеясь, что он наконец уймется, но Лукас твердил умоляюще:
 – Вот так... пожалуйста, я прошу тебя, милая!
 Это его «пожалуйста» возымело действие. Амелия знала, что он скорее бы согласился глотать гвозди, чем обратиться с этим словом к англичанке. В голове у нее шумело, но она прокричала компаньонке подсказанное Лукасом объяснение, надеясь, что пылающие щеки не выдадут ее.
 – У вас все в порядке, дорогая? – вопрошала миссис Харрис.
 – Отлично! – отозвалась Амелия, отчаянно желая лишь одного: уйти прочь от иллюминатора. Лукас проделывал с ней нечто невероятное, и возбуждение, испытываемое ею, тоже было невероятным. – Здесь немного жарко!
 «Жарко» – не то слово. Она вся горела, как в огне. Ей казалось, что она умрет, если все это не разрешится в ближайшие минуты.
 Амелия не стала дожидаться ответа миссис Харрис на свои слова. Отпрянув от иллюминатора, она повернулась к Лукасу лицом. Лукас закрыл ей рот поцелуем и вернул ее руку к своему «клинку». Он снова ласкал ее, но теперь еще более неистово и дерзко.
 Амелия откинула голову, чтобы прервать поцелуй, и пробормотала:
 – Лукас... не надо...
 – Спокойно, милая, – прошептал он, осыпая быстрыми, жаркими поцелуями приоткрытых губ ее шею. – Это только мой палец, не более. Но ты должна позволить мне... довести тебя до такого же безумия, до какого довела меня ты.
 – Правда? – только и смогла выговорить она в восторге – слова застревали у нее в горле.
 – Ты же знаешь, что это так, – простонал он. – А теперь быстрее... умоляю тебя, моя сладкая Далила...
 Амелию радовали его мольбы. И то, что его поцелуи становились все более страстными и лихорадочными. Куда девался расчетливый, сдержанный майор? На его месте оказался мужчина, жаждущий женщину. И этой женщиной была она, Амелия.
 Пожалуй, теперь самое время спросить, что он хочет узнать у нее. Но Амелия не могла задать этот вопрос. Нет, только не теперь, в минуты, когда все ее тело сводит от страсти, когда стоны и вскрики неудержимо вырываются у нее из груди.
 Лукас остановил их своим поцелуем. Потому что она сама не смогла бы утихомирить бурю наслаждения, бушующую у нее в душе и во всем теле, бурю, которая унесла ее в тот блаженный край, где не существует ничего и никого, кроме мужчины, подарившего ей радость чувственного экстаза...
 Спустя несколько секунд Амелия скорее почувствовала, чем увидела, как он выхватил что-то из кармана и затолкал в расстегнутые брюки. Далее почувствовала, как это что-то —носовой платок? – обмоталось вокруг ее руки, а Лукас застонал, тяжело дыша. Какая-то влага пропитала платок.
 Амелия была достаточно осведомлена об интимных отношениях между мужчинами и женщинами, чтобы понять, что то было его семя. Неистовая радость охватила ее. Лукас тоже испытал чувственное наслаждение в ее объятиях.
 Но после того как оба опомнились от пережитого взаимного наслаждения, а жаркие поцелуи достаточно быстро сменились прохладными объятиями, Амелия начала осознавать реальный смысл произошедшего. Они... то есть она...
 Все это зашло слишком далеко! За свое распутство она заслуживает места в аду, независимо от причин, по которым она так себя вела.
 Причины – ха! Она о них забыла, как только этот человек начал свои проклятые домогательства.
 Амелия выскользнула из объятий Лукаса и попыталась унять волнение бурно колотившегося сердца. Что ей теперь делать? После того как оба они вступили в опасные пределы, Лукас может пожелать дальнейших «приключений». А если он и вправду станет ухаживать за ней, она может поддаться искушению.
 Да ничего подобного! Он, как и любой мужчина, ищет наслаждения только для себя. Амелия украдкой глянула в его сторону и увидела, что он смотрит на нее этим своим оценивающим взглядом, чтоб ему провалиться! Быть может, он попросту принял ее за распутницу и считает это поводом оправдать свое поведение.
 Амелия подавила свое возмущение. Она сама навлекла на себя случившееся, всему виной ее неуемная тяга к запретному. Но нельзя же быть дурой, в конце концов: еще несколько таких историй, и она себя погубит. Нет, она не вправе рисковать честью семьи.
 Повернувшись к Лукасу спиной, Амелия тщательно привела в порядок свою одежду, всячески прогоняя от себя воспоминания о том, какая дрожь охватывала ее, когда он целовал ей шею, когда он смотрел на ее обнаженные груди и ласкал их в любовном экстазе.
 Амелия подавила вздох. Воистину, она согрешила. Она не в состоянии сочетать свой безрассудный порыв к чувственному наслаждению с обязанностью прояснить для себя тайное прошлое Долли. А это опасно. Не столько для нее, сколько для Долли. По каким-то причинам Уинтер не воспользовался их чувственным сближением для того, чтобы расспросить о мачехе, но это вовсе не значит, что он не намерен сделать это в дальнейшем.
 Итак с этого времени она станет принимать его «ухаживания» только в обществе. И никогда не даст ему понять, какое сильное действие оказало на нее их «приключение», иначе он не отстанет от нее, пока опять не получит возможность воспользоваться ее слабостью.
 А это, несомненно, приведет к беде.




 Глава 10



 Дорогая Шарлотта,
 я и в самом деле прочитал отчет в газете. Смею сказать, однако, что Вы напрасно так беспокоитесь о леди Амелии. Я уверен, что она справится с майором Уинте-ром, если он окажется назойливым. Вы сделали ей хорошую профилактическую прививку, как, впрочем, и всем другим Вашим воспитанницам, против негодяев.
 Искренне Ваш
 Майкл.

 «Проклятие! Что я наделал?!»
 Когда рассудок вернулся к нему, Лукас застонал от досады. Он и вправду утратил на этот раз всякое соображение. Он все погубил.
 И самое верное тому доказательство – то, как она ушла от него. Ни нежных прощальных поцелуев, ни долгих объятий... И вот он стоит здесь, все еще обоняя запах жимолости, витающий вокруг него ее запах, все еще чувствуя на губах вкус ее губ... а ее нет.
 Нельзя сказать, чтобы он осуждал ее. Он связал ей руки. Доставил наслаждение. Сделал так, чтобы и она доставила ему наслаждение. Господи, даон сотворил почти невозможное. Немыслимое.
 Но будь проклято то, что, когда она упрашивала его спуститься в трюм, стала свидетельницей его слабости. Ему до смерти захотелось, чтобы это вылетело у нее из головы. А уж когда он уразумел, что она устроила утром мучительный для него спектакль с его мамелюкской саблей намеренно, его охватило неудержимое желание овладеть ею, завоевать ее. Показать ей, что она не может безнаказанно дразнить и язвить его, как, несомненно, дразнит этих шутов гороховых, жеманных английских лордов.
 Он завоевал ее по праву. А теперь страдает из-за этого. Отбросив в сторону испачканный носовой платок, Лукас застегнул подштанники и брюки с привычной быстротой военного человека. Он украдкой бросил взгляд на Амелию. Но она даже не посмотрела на него, спокойно приводя в порядок свою одежду. Ах, черт побери!
 Амелия – юная и неопытная девушка, не говоря уж о том, что она богатая наследница и дочь титулованного отца. Это не какая-нибудь веселая вдовушка, с которой он мог бы поиграть в пирата и его пленницу, связывая ее и раздевая, к их взаимному удовольствию. И не портовая шлюха, с которой он устроился бы в укромном месте у стены и забавлялся бы как хотел, сунув ей в руку несколько монет.
 Амелия накажет его за происшедшее. Хоть она и соглашалась на все, что он с ней делал, хоть и принимала в этом участие и даже заставила его на время забыть о...
 Лукас скрипнул зубами. Вместо того чтобы расспрашивать ее, он предавался наслаждению. Возможно, он разозлил Амелию, лишив себя шансов на будущее.
 Самое скверное, что он готов был повторить все немедленно, если бы она ему позволила.
 Наконец Амелия посмотрела ему в лицо. Одежда ее была в полном порядке. Кружевная косынка прикрывала красивую грудь. И если бы пальцы ее не дрожали слегка, когда она натягивала снятые им с нее перчатки, можно было бы подумать, что между ними ничего и не было.
 – Это и вправду было интересное приключение, – произнесла Амелия совершенно ровным голосом.
 Интересное приключение? Это все, что она могла сказать? Он испытующе посмотрел на нее:
 – Вы хорошо себя чувствуете?
 – Отлично. Почему бы и нет... после ваших горячих усилий?
 Он изо всех сил старался смириться с ее реакцией. Англичанки сдержанны, да, но эта...
 – Я должен перед вами извиниться.
 – За что? Вы обещали мне приключение и выполнили обещание. Теперь все кончено.
 Кончено? Кончено, пропади она пропадом?
 Амелия поправила несколько выбившихся из прически прядей волос. Она сейчас выглядела англичанкой более, чем когда-либо в эти дни.
 И никогда она не выглядела столь желанной. Он очень хотел снова прижать ее к стене и заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не утратит эту свою ледяную улыбку и равнодушное выражение лица, пока не придут в полный беспорядок и ее платье, и ее волосы, пока он не почувствует, как она трепещет и задыхается от страсти...
 «Осторожнее, парень. Ты чудом получил помилование и постарайся извлечь из него выгоду, пока еще можно».
 – Пора возвращаться на берег, – сказал он, приняв решение соответствовать ее сдержанности.
 – Да. – Она наклонилась и подняла с пола свою шляпку с непринужденностью, от которой он снова скрипнул зубами. – И миссис Харрис никогда не должна узнать, чем мы тут занимались.
 – Почему же?
 Глаза Амелии остановились на нем с выражением неподдельного страха.
 – Не считаете же вы возможным, чтобы она об этом узнала!
 – Не обо всем. Но даже вы, англичане, целуетесь во время ухаживания.
 На лице у нее вспыхнул гнев? Если это и так, то он промелькнул слишком быстро. Кроме того, с чего бы ей гневатся на это, если она не гневалась на другое?
 – Ухаживание не носит формальный характер. – Амелия аккуратно завязала ленты шляпки. – И пока наши отношения не определились окончательно, я предпочитаю, чтобы вы ничего не говорили миссис Харрис.
 Лукас прищурился. Чем дольше протянется его расследование, тем вероятнее, что Дороти догадается, кто он есть на самом деле. Она и Фрайер могут оказаться за две страны отсюда, пока леди Данила соблаговолит позволить ему появляться в их семейном кругу.
 – Так давайте определим их прямо сейчас. – Он старался казаться таким же невозмутимым, как и она. – Я ведь ненадолго в Англии. Я даже не знаком с вашими родителями, – произнес он в приступе истинного вдохновения, осенившего его как нельзя более кстати. – Мы не можем держаться в стороне друг от друга. Сказать по правде, если мы продолжим такие наши встречи, как сегодня, то будем просто вынуждены пожениться.
 – Если уж говорить по правде, – возразила Амелия с некоторой иронией, – то я не вижу необходимости спешить. Короткое ухаживание обычно продолжается полгода, а долгое – год или два.
 Ее сдержанный тон охладил Лукаса. Очевидно, леди полагает, что он будет увиваться около нее неделями, пока она не приучит его плясать под ее дудку.
 – Если вы думаете, что я могу продлить свое пребывание в Англии до тех пор, пока...
 – Конечно, нет, – перебила его она, выставив вперед подбородок с видом величайшего превосходства. – Но явно не повредило бы делу, если бы мы потратили несколько дней на то, чтобы лучше узнать друг друга, прежде чем объявить другим о ваших намерениях.
 Надеясь привести Амелию в смущение, Лукас окинул медленным и страстным взглядом ее тело, которое ласкал несколько минут назад.
 – Я думал, что мы уже достаточно хорошо узнали друг друга, дорогая.
 Вместо того чтобы покраснеть, как он надеялся, Амелия устремила на него взгляд, полный такой ярости, что это вынудило его замолчать. Она вовсе не такая бесстрастная, какой прикидывается. Как ни странно, Лукаса это обрадовало.
 – Я говорю о знакомстве несколько иного рода, майор Уинтер.
 – Стало быть, мы возвращаемся к «майору Уинтеру» и «леди Амелии»? – уколол он ее с усмешкой. – Именно такой род формального знакомства вы имеете в виду?
 – Да, благовоспитанный род, когда люди общаются друг с другом, вместо того...
 – Вместо того чтобы сходить с ума от желания? – Он понизил голос до хрипловатого бормотания. – Возбуждать друг друга ради взаимной радости.
 Теперь она смотрела на него прямо и открыто.
 – Тот род знакомства, при котором люди узнают друг о друге больше, чем позволяют им узнать только их тела. Когда они рассказывают друг другу о своих тревогах и страхах, например, почему они цепенеют от ужаса при виде открытого люка, ведущего в трюм.
 Эти слова подействовали на него, как удар секиры по животу. Чтоб ей пропасть, и ей, и ее любопытству!
 – Когда мы сможем установить между собой такой род отношений, – мягко продолжила она, – когда вы станете честным и правдивым со мной, тогда, и только тогда, познакомитесь с моими родителями.
 Повернувшись, она решительным шагом вышла из каюты под шканцами.
 Все время, пока они ехали домой в карете, Амелия раскаивалась в своих поспешно сказанных словах. И не из-за потрясающего душу выражения ужаса, появившегося на его лице после того, как она их произнесла. И не из-за того, что он обменялся с ней едва ли парой фраз, пока они спускались с шебеки, а потом плыли на ялике к пристани.
 То было удручающее чувство, что она зашла слишком далеко. Какие бы демоны ни вынуждали Лукаса с такой силой реагировать на открытый люк в трюм, они имели над ним власть, и мужчине столь гордому, разумеется, было непереносимо, если его чувства заметили, а тем более судили о них.
 Что, если ее жестокость вынудит его поступить решительно – увезти Долли в Америку против ее воли? И если он до сих пор так не поступил, значит ли это, что у него нет реальных оснований подозревать Долли в чем-то преступном? Или существуют законы, которые препятствуют подобным действиям? Даже если это и так, Лукас явно готов идти на риск ради удовлетворения задетой гордости.
 Но у нее, черт побери, тоже есть своя гордость. И каждый раз, когда он упоминал о своем «ухаживании» – будто и в самом деле намеревался на ней жениться! – Амелии хотелось влепить ему пощечину. Он изо всех сил старался добиться, чтобы она познакомила его с Долли. Хитрый негодяй. Двуличный дьявол. Но ей придется еще сколько-то времени терпеть его возле себя, пока она не убедится, что он не в силах причинить вред ее мачехе.
 – Вы оба что-то очень невеселы, – заговорила миссис Харрис. – Вам не понравился корабль?
 С языка у Амелии едва не сорвалось, что некоторые части корабля до смерти напугали майора Уинтера, но едва она взглянула на его застывшее лицо, как слова застряли у нее в горле.
 – Корабль очень хорош, – сказала она.
 – Но леди Амелия нашла его грязноватым, – не без иронии заметил Лукас.
 – Не могу поверить, что небольшое количество грязи могло вызвать неудовольствие у Амелии, – сказала миссис Харрис.
 – Вот видите, майор? Вам надо было позволить мне спуститься в трюм, как я просила, а не отказывать под предлогом, что там очень грязно, – сделала Амелия ответный выстрел.
 Он было сверкнул на нее глазами, но тут снова вмешалась миссис Харрис:
 – В подобных условиях осторожность была вполне приемлемой. Я уверена, что в трюме полно крыс. И хотя Амелия не испугалась бы грязи, крысы под ногами, конечно, вызвали бы у нее страх и отвращение.
 Лукас тем не менее не угомонился.
 – Буду иметь это в виду, выбирая наш следующий выход. Мы могли бы посетить музей или выбраться в парк на верховую прогулку.
 – Прогулка верхом – это просто прелесть, – сладким голоском проговорила Амелия. – Я уверена, что и миссис Харрис тоже охотно примет в ней участие.
 – В таком случае совершим ее завтра? – полувопросительно предложил Лукас, хотя ледяной холод в его взоре свидетельствовал о том, что участие миссис Харрис в прогулке его отнюдь не радует.
 – Решено, – коротко бросила Амелия, устремив на майора не менее выразительный взгляд.
 – О нет, дорогая, только не завтра, – воспротивилась миссис Харрис. – Разве вы забыли о заседании Лондонского дамского общества? Мисс Норт рассчитывает, что вы поддержите ее новое начинание, и вы обещали быть там.
 Луиза Норт была дочерью виконта и состояла раньше в штате фрейлин покойной принцессы Шарлотты. Чтобы смягчить горе утраты после безвременной кончины принцессы год назад, Луиза нашла себе занятие: помогала миссис Харрис готовить ее воспитанниц к процессу представления ко двору.
 Но совсем недавно она направила свои усилия на реформу тюрем, этому предмету и было посвящено упомянутое миссис Харрис заседание. После всего, что Луиза сделала для школы, Амелия с радостью дала согласие в нем участвовать. Нарушить данное слово она не могла.
 – Да, боюсь, что я об этом забыла, – сказала она. – Я обязана присутствовать.
 – А послезавтра у нас чай для выпускниц, – напомнила миссис Харрис. – Вряд ли вы можете его пропустить, ведь он должен состояться в вашем доме.
 Амелия вздохнула. Как ни злилась она на Лукаса, придется терпеть его присутствие возле себя, чтобы узнать побольше о его планах. Но если она станет нарушать обещания, данные друзьям, ради встреч с ним, миссис Харрис может счесть необходимым написать об этом папе или Долли. Амелия не могла рисковать преждевременным возвращением родителей в Лондон.
 – Тогда, быть может, совершим нашу прогулку вечером? – настаивал Лукас.
 – На завтрашний вечер у меня уже есть другие обязательства, – ответила Амелия, но, заметив, что он хмуро сдвинул брови, добавила: – Но я свободна послезавтра вечером, после чая.
 Он подумал.
 – Тогда я, с вашего позволения, попробую сообразить, какую пьесу мы могли бы посетить.
 – Театры в тот вечер закрыты, – сообщила миссис Харрис.
 Уинтер посмотрел на обеих все с той же хмурой задумчивостью.
 – Как я понимаю, вы, дамы, создаете непреодолимые препятствия для мужчин, которые захотели бы за вами ухаживать.
 В карете воцарилось молчание. Уинтер, по сути, сделал формальную декларацию о своих намерениях – несмотря на требование Амелии подождать с этим.
 Амелия старалась проявить выдержку. Он явно мстит за сделанные ею замечания по поводу люка в трюм и за ее притворный отказ встречаться с ним. Кроме того, он пытается подчинить ее своей воле, что создает для нее лишние сложности.
 Это понимала и миссис Харрис, судя по ее реакции, которую она выразила так:
 – Однако вы, американцы, напористый народ.
 – И самонадеянный, – добавила Амелия, желая тем самым убедить компаньонку, что у той нет пока что оснований сообщать папе и Долли об этом «ухаживании».
 – Мы обсуждали это, – возразил Лукас, – и вы не сказали «нет».
 Амелия почувствовала на себе испытующий взгляд вдовы, – Ноя не сказала И «да».Я сказала, что вы могли бы поухаживать за мной, а там посмотрим, к чему это приведет. – Она прищурилась. – И насколько помню, я просила вас сохранить это между нами, пока мы не будем более уверены друг в друге.
 Он посмотрел ей в глаза:
 – Я уверен в вас.
 «Лжец! Ты даже не хочешь меня!»
 – Майор Уинтер, – миссис Харрис успокаивающим жестом взяла Амелию за локоть, – вы, американцы, склонны проявлять настойчивость в достижении ваших целей, но мы, англичане, предпочитаем осторожность. Мы не принимаем сгоряча решений, которые могут волей-неволей влиять на наше будущее.
 – У меня нет времени осторожничать, мэм, – подчеркивая каждое слово, медленно проговорил Уинтер. – Приняв ваши условия, я смог бы видеться с леди Амелией не чаще раза в неделю, а этого недостаточно. Мне, видите ли, предстоит скорый отъезд.
 – Ах вот как! – перехватила нить разговора Амелия. – А как же то важное дело, какое вам надо довести до конца? Вы, кажется, заняты переговорами по поводу некоего договора. Неужели ваше правительство не предоставит вам для этого столько времени, сколько понадобится?
 Желваки заходили ходуном на щеках у Лукаса.
 – Я ожидаю сообщения о возможности получить должность консула. Поскольку некоторые сугубо личные причины препятствуют продолжению моей службы во флоте, я не хотел бы упустить это назначение.
 Если он ведет себя нагло, почему бы и ей не придерживаться такой же тактики?
 – Каковы же эти ваши «личные причины»?
 – Амелия, это невежливо, – понизив голос, заметила ей миссис Харрис.
 Глаза Уинтера и Амелии встретились, и он ответил:
 – Причины, которые не позволяют мне пребывать на борту судна в течение нескольких месяцев без перерыва.
 И тут до Амелии дошло: он не может или не желает спускаться в трюм. Это, бесспорно, создает трудности для моряка.
 Когда он отвернулся к окну кареты и с самым мрачным видом принялся созерцать доки, мимо которых они проезжали, вспышка сочувствия к нему заставила Амелию пожалеть о своих необдуманных словах. Бедный гордый Лукас! Ей вдруг захотелось, чтобы она могла поцелуем смягчить горестное и жесткое выражение его лица.
 Неудивительно, что он воспринял свою миссию отыскать Дороти Фрайер так серьезно. Он больше не мог защищать свой корабль как положено моряку, и потому служил родной стране иным путем.
 – Я освобожу вечер того дня, на который назначен чай, для вас, майор, – мягко произнесла она. – Когда вы решите, чем нам заняться, известите меня запиской, чтобы я знала об этом заранее.
 Выражение его темных глаз было грустным, когда он коротко ответил:
 – Благодарю вас.
 Некоторое время они ехали в полном молчании. Слышны были только потрескивание кареты да цокот лошадиных копыт по мостовой. Они подъезжали к Сент-Джеймс-сквер.
 К собственной досаде, Амелия обнаружила, что прощается с Лукасом неохотно. Впрочем, хорошо уже то, что у кузена Майкла есть еще целых два дня, чтобы узнать побольше о миссии Уинтера, а ей это явно поможет. Но тем не менее Лукаса ей будет не хватать. Его, способного доводить до бешенства, самого скрытного, самого высокомерного из всех ее знакомых мужчин!
 И при всем том единственного, прикосновения которого вызывали у нее бурное сердцебиение, единственного, кто дал ей почувствовать себя желанной. Сможет ли она вынести душевную боль, если после их интимного сближения обнаружится, что он настоящий негодяй?
 Миссис Харрис внезапно выпрямилась.
 – О Боже, – пробормотала она, – вы были правы, Амелия, этот человек действительно настоящее бедствие.
 Амелия в недоумении обернулась, увидела, что компаньонка смотрит в окно, и поняла, что та имеет в виду. Возле ее дома стояла карета с гербом маркиза.
 Так вот чем завершается для нее нынешний день. Лорд Помрой тут как тут.




 Глава 11



 Дорогой кузен,
 благодарю Вас, любезный сэр! Я по мере сил стараюсь «делать прививки», как Вы это назвали со свойственным Вам юмором, моим воспитанницам. Нет недуга более опасного, чем дурной супруг, так же и женщина, подцепившая дурную болезнь, страдает потом от нее всю жизнь.
 Ваш друг
 Шарлотта.

 – Пожалуйста, Лукас, не обращайте внимания на этого человека, – сказала немного погодя Амелия, от души желавшая, чтобы миссис Харрис не заметила карету лорда Помроя на улице. Она объяснила Уинтеру, что это значит.
 Они сейчас стояли в конюшне: Амелия настояла, чтобы кучер доставил их именно сюда. Меньше всего ей хотелось, чтобы лорд Помрой увидел ее и миссис Харрис в обществе майора.
 Она загородила Лукасу дорогу, когда он направился было к выходу из конюшни.
 – Лорд Помрой не должен вас занимать.
 – Черта с два не должен! – яростно блеснув глазами, возразил Лукас. – Миссис Харрис только что рассказала мне, что лорд Помрой завел обыкновение сидеть в карете возле вашего дома и отпугивать таким образом ваших поклонников. И вы полагаете, что я соглашусь не обращать на него внимание?
 Это неожиданное покровительство было приятно Амелии, однако оно могло только ухудшить дело.
 – Он перестал слоняться здесь после того, как папа категорически отказался выдать меня за него замуж. Сегодня он, вероятно, вознамерился повидать меня, ему сказали, что меня нет дома, и он решил подождать. Вот и все.
 – Или нечто другое, – вмешалась в их диалог миссис Харрис. – Как только ваш отец уехал в деревню, лорд Пом-рой снова возобновил свои выходки. Особенно после того, как заметил повышенное внимание к вам со стороны майора вчера вечером.
 Амелия бросила на миссис Харрис предостерегающий взгляд. Ничего себе удружила ей эта милая дама! Лукас явно был готов к бою.
 – В таком случае кто-то должен напомнить Помрою, что его внимание нежелательно. И не только на словах, – заявил он и достал из кармана брюк кинжал в ножнах.
 – Боже милостивый! – пролепетала бедная миссис Харрис.
 – Вы мне сказали, что не взяли кинжал с собой! – вскричала Амелия.
 – Я солгал. – Лукас бестрепетной рукой извлек кинжал из ножен. – Ни один хороший солдат не покидает своей квартиры невооруженным.
 Амелия огляделась по сторонам и увидела, что грумы, которые уже распрягли лошадей и принялись их обтирать, опасливо, исподтишка бросают взгляды на кинжал Лукаса.
 – Не вздумайте пустить его в ход, я вам запрещаю, – предупредила Амелия Уинтера.
 – Человек военный, каким и является лорд Помрой, понимает лишь язык оружия, – отрезал Уинтер. – И кто-то должен объясниться с ним на этом языке.
 – Но он же в прошлом настоящий генерал, неужели вы думаете, что он упадет и притворится мертвым?
 – Если у него не будет выбора, то да.
 – Это лишь вынудит его еще назойливее донимать меня. Он сочтет, будто «спасает» меня от вас. – Когда Лукас заткнул кинжал за пояс брюк спереди, Амелия добавила: – Если вы станете угрожать лорду, вас арестуют, не разбираясь в причинах. И как это поможет мне?
 Лукас стиснул челюсти.
 – Тогда скажите мне, что предпринять. Я не уйду отсюда, пока не буду убежден, что с вами все в порядке.
 – Все будет прекрасно. Лорд Помпус не более чем хвастун. Он только и умеет, что таращиться на визитеров из окна кареты.
 – Некоторые люди способны на любое ради денег, – жестко проговорил Уинтер.
 Услышав это неприятное умозаключение, Амелия на минуту примолкла. Он имеет в виду себя? Или кого-то еще? Ясно, что не только лорд Помпус, как она назвала его за напыщенность и гонор, приводит Уинтера в возбужденное состояние.
 Отлично. Пусть эта горячая голова, этот идиот нападет на лорда Помпуса. Скорее всего он оскорбит его, будет арестован, и таким образом решатся обе ее проблемы. Лорд Помпус оставит ее в покое, а Лукас, сидя в тюрьме, станет безопасным для Долли.
 Тем не менее сама мысль о том, что Лукас окажется в заключении, была для нее невыносима. И после того, как она увидела его пепельно-серое лицо, когда он смотрел на люк, ведущий в трюм. И конечно, после того, как он так интимно ласкал ее.
 К лучшему или к худшему, но их поединок должен остаться между ними. Следовало бы успокоить его страхи. Амелия изобразила приветливую улыбку.
 – Право, Лукас, я уверена, что он откажется от своей тактики, когда убедится, что она не приносит желаемых результатов.
 Лукас сжал кулак.
 – Он ведь не один из ваших мягкотелых лордов. Если данная тактика не сработает, он предпримет более решительные шаги.
 – Какие же? Что-нибудь похлеще вызовет скандал, а он не захочет пачкать свою репутацию военного героя. К тому же он знает, что я не выйду за него замуж ни при каких обстоятельствах. Ведь он должен получить мое согласие на свадьбу и согласие моего отца на передачу моего приданого...
 – Но если он это знает, – сказал Лукас, явно разочарованный, – то чего ради прячется в засаде у вашего дома, а не подыскивает себе более покладистую наследницу?
 – Потому что его интересуют не только деньги Амелии, – вставила свое слово миссис Харрис.
 Амелия нахмурилась.
 – Но ведь это правда, дорогая, и вы это знаете. Когда вы только появились в обществе, вы очень охотно выслушивали его рассказы о войне, а он был так польщен проявленным вами интересом, что решил, будто вы для него единственная.
 – Да, но я очень быстро осознала свою ошибку, – возразила Амелия, – и тысячи раз давала ему понять, что мой интерес носил чисто теоретический характер. Он думает, что поскольку это уже мой второй сезон в свете и я еще ни от кого не получила предложения, то со временем приму его ухаживания. Но в конце концов он сообразит, что ошибся.
 – А вы как думаете? – обратился Лукас со скептической миной к миссис Харрис.
 – Я согласна с Амелией. Хотя его назойливое внимание само по себе неприятно, не думаю, чтобы он предпринял нечто сверх того, что делает теперь. Он не рискнет на скандал.
 – Лорд Помпус – генерал, – добавила Амелия, – но он также маркиз и весьма дорожит собственной значимостью.
 – Ладно, – произнес с неохотой Лукас. – Я все время забываю, насколько вы, англичане, дорожите титулами.
 Он вложил кинжал в ножны и спрятал его в карман.
 – Кроме того, – продолжала Амелия, – неужели вы можете поверить, что мой отец оставил бы меня одну в Лондоне, если бы считал это опасным?
 Лукас посмотрел Амелии в глаза:
 – Я не вполне понимаю, что именно ваш отец мог бы предпринять.
 Амелия была уверена, что в словах Уинтера содержится какой-то намек на Долли, но не могла сообразить, какой именно.
 – Он ни в коем случае не допустит, чтобы мне причинили зло, это я вам обещаю. Так что вы можете спокойно возвращаться к Кирквудам. – Она взяла Лукаса под руку и добавила твердо: – Идемте, я провожу вас до ворот.
 – Встретимся в доме, – сказала миссис Харрис.
 Амелия благодарно улыбнулась ей, радуясь тому, что сможет попрощаться с Лукасом наедине. Она должна была сказать ему о том, что не было предназначено для чужих ушей.
 Они втроем вышли из конюшни, но Лукас вдруг остановился:
 – Я должен забрать свою саблю из вашей столовой.
 Он повернулся, чтобы последовать за миссис Харрис, но Амелия удержала его.
 – О нет, не надо, – сказала она со смехом. – Вы просто надеетесь проучить лорда Помроя. К тому же вы не можете забрать вашу саблю, ведь я еще не протерла ее до полного блеска.
 Глаза у Лукаса потемнели.
 – Ну, вы просто шалая девчонка, – сказал он. – Теперь мне ясно, почему Помрой несет караул у ваших дверей. Ему хочется, чтобы вы протирали его оружие.
 – Чепуха. – Амелия покраснела. – Он охотится за моим приданым, не более. – Они дошли до ворот. – А вы, сэр, оставьте его в покое и возвращайтесь к Кирквудам. Пройдите вот по этой дорожке, тогда лорд Помрой вас не заметит.
 – По правде говоря, я считаю, что двум солдатам не мешает перекинуться друг с другом парой слов по-приятельски.
 – Ну что это такое, Лукас? – начала Амелия.
 – Никакого оружия, даю слово.
 – Этого недостаточно, – возразила она. – Прошу вас дать слово, что не станете говорить с лордом Помроем.
 – С чего это мне быть таким глупцом, чтобы давать подобное обещание? – усмехнулся он.
 – А с того, что, если вы мне его не дадите, я откажусь с вами встречаться. – Она слегка толкнула его в грудь рукой в перчатке. – А теперь идите.
 Лукас перехватил ее руку и, удерживая в своей, сказал:
 – А вы дайте мне обещание, что, если лорд Помрой будет докучать вам, вы позволите мне справиться с ним на мой собственный лад.
 – Вы его пристрелите? Вызовете на дуэль? Отколотите?
 – Сделаю все, что потребуется, чтобы он оставил вас в покое.
 Амелия была бы польщена таким предложением, если бы не сомнения по поводу того, чем оно вызвано. Возможно, Уинтер боится, что лорд Помрой совершит нечто неожиданное, и это помешает успеху его собственных планов.
 Она постаралась прогнать вызванные таким соображением неприятные мысли и заговорила с нарочитой беспечностью:
 – Обещаю, что если окажусь в смертельной опасности, то попрошу вас уничтожить моих недругов.
 – Я говорю это вполне серьезно, будь оно проклято! – Он крепче сжал ее руку. – Ну хоть раз доставьте мне удовольствие!
 – Мне кажется, я доставляла вам удовольствие всю вторую половину дня.
 Он рассмеялся неприятным смехом.
 – Если бы это и в самом деле было так, вы не покинули бы корабль девственницей. – Он поднёс ее руку к губам и поцеловал в ладонь. – В следующий раз я не проявлю благородную сдержанность. – Отвернув край ее короткой перчатки, он прижался губами к тому месту на запястье, где бешено бился ее пульс. – Потому что, если мужчина хочет женщину, он не отступает до тех пор, пока не получит желаемое.
 У Амелии перехватило дыхание. Как бы она хотела поверить пламени в его глазах, тоске у него в голосе! Как бы она хотела, чтобы его ухаживание было искренним, чтобы он в самом деле стремился жениться на ней!
 Но когда он говорил о желании, он имел в виду только ее тело, не более того. Ухаживание было лишь средством достижения определенной цели. Он надеялся извлечь из него определенную выгоду точно так же, как лорд Помрой стремился завладеть ее деньгами. Лукас просто более умело скрывал свои истинные намерения.
 Она проглотила комок в горле. Как только Уинтер закончит свое расследование, придет к концу и «ухаживание». Поэтому она не должна в дальнейшем допускать никаких любовных игр. Ни в коем случае – если она хочет уберечь свое сердце.
 Со слабой улыбкой она высвободила свою руку.
 – Мне подает сигналы миссис Харрис, чтобы я шла домой, – солгала она, открывая калитку. – Спасибо, что показали мне шебеку.
 Лукас окинул ее взглядом, и взгляд этот был не менее интимным, чем физическая ласка.
 – И я благодарю вас зато, что вы показали мне... все. Амелия не выдержала:
 – Будьте осторожней, Лукас, иначе как бы вам не стать одним из тех, кому приходится сидеть в карете возле моего дома и не более того!
 Она повернулась и быстро, не оглядываясь, поспешила к дому.
 Лукас смотрел ей вслед, в ушах у него шумело. Караулить в карете, дожидаясь, пока леди Далила удостоит его своей милостью? Да ни за что на свете! Даже если она закроет перед ним двери своего дома, он и не подумает дожидаться, пока она переменит мнение. Ни одна женщина не заслуживает подобного смирения со стороны мужчины. Даже леди Далила.
 Но вот она удаляется по дорожке этой своей походкой, от которой у мужчины закипает кровь. Она, которая позволила ему целовать свои дьявольски прекрасные губы. Ласкать свою нежную грудь. Трогать бесценную маленькую жемчужину, отчего его плоть сделалась такой, что даже легких прикосновений ее теплой руки оказалось достаточно, чтобы...
 Выругавшись, Лукас отвел взгляд от Амелии. Да, вот уж поистине Далила! Она в состоянии лишить мужчину сил, просто уходя от него прочь.
 Уинтер полез в карман за носовым платком, чтобы отереть пот со лба, но тут же вспомнил, что бросил его на корабле. Стоило там же выбросить из головы все похотливые мысли, – чем больше воли он им дает, тем сильнее отвлекается от главного. А это не годится.
 Тем более не годится в тот момент, когда он вроде бы чего-то добился. Объявив в присутствии миссис Харрис о своих намерениях, он может ожидать последствий двоякого рода. Вдовушка либо поддержит его ухаживание и предложит Амелии вызвать родителей в Лондон, чтобы познакомить с ним, либо, если она эту партию не одобряет, сама сообщит свое мнение графу Тови и его супруге и тем самым побудит их поскорее выехать в город.
 Стало быть, если он сыграл верно, то скоро познакомится с леди Тови. И ни в коем случае нельзя позволять себе испортить все дело.
 Он уже зашагал было по указанному Амелией пути к дому лорда Кирквуда, но вдруг остановился и повернул на аллею позади дома Тови, которая вела к выходу на улицу. Черт побери, а ведь как-то нехорошо оставлять генерала в его позиции перед домом, где живет Амелия. Но он же обещал ей не разговаривать с генералом.
 Что верно, то верно, однако это вовсе не значит, что он не может произвести некую рекогносцировку. Лукас двинулся по аллее к выходу на улицу и обогнул угол как раз в тот момент, когда генерал спускался по ступеням дома. Вероятно, Помрой решился повторить попытку нанести визит, но успеха не добился.
 Пока Помрой шел к карете, Лукас наблюдал за ним. Для мужчины пятидесяти лет он был достаточно энергичен – походка легкая, осанка по-военному прямая. Уинтер еще на балу обратил внимание на то, что генерал вполне может нравиться женщинам, несмотря на толстые щеки, двойной подбородок и курносый нос. Седеющие волосы были еще густыми, а статус героя войны возмещал большинство недостатков. Помрой легко мог бы найти жену, почему же он так настойчиво преследовал Амелию? Пожалуй, его привлекало не только приданое.
 Лукас постоял, ожидая, уедет ли генерал. Права ли была Амелия, утверждая, что Помрой просто дожидается их возвращения? Но маркиз сел в карету, не сказав ни слова задремавшему на козлах кучеру. Понадобилось не слишком много времени, чтобы определить, что уезжать генерал не намерен.
 Лукас нахмурился. Проклятый идиот! Итак, Помрой рассчитывает отпугнуть других поклонников? Отлично! Он не единственный, кто может использовать отпугивание как стратегию. Лукас обещал Амелии не разговаривать с Помроем, но он не обещал быть незамеченным. Выйдя на улицу, Уинтер принялся насвистывать. Ясное дело, насупленная физиономия Помроя немедленно появилась в окне кареты. Лукас направился прямиком к особняку. Делая вид, что не замечает глазеющего на него генерала, он достал из кармана оселок, а потом вынул из ножен кинжал. Усевшись на ступеньки крыльца, он принялся точить клинок медленными движениями, время от времени вытирая лезвие о кожу сапога. И все время насвистывал с таким видом, словно не мог найти лучшего для себя занятия в тот час, когда на город спускались сумерки.
 Спустя несколько минут Лукас глянул на карету. Лорд Помрой все еще наблюдал за ним, но вид у него был явно озабоченный. Когда их взгляды встретились, Лукас слегка приподнял шляпу. Генерал нахмурился.
 «Ну давай, ты, старый ублюдок, – мысленно обратился к нему Лукас. – Я тебя вызываю. Вылезай из своей проклятой кареты, и мы с тобой разберемся прямо сейчас». Измолотить в кровавое месиво английского генерала – что может быть лучше?
 Однако, вдосталь наглядевшись на Лукаса, генерал отвернулся от окна.
 Скрежеща зубами, Уинтер продолжал точить кинжал. Вжик, вжик, вжик, вжик – вытер. Эти движения помогали успокоиться, сохранить выдержку, ибо Лукасу до смерти хотелось воткнуть лезвие Помрою между ребер.
 И не только потому, что Помрой был англичанином и даже генералом. Лукас твердил себе, что причина иная: штучки Помроя осложняли его собственные планы. В глубине души Уинтер знал, что это ложь: ему была невыносима мысль о том, что за Амелией может увиваться другой мужчина, пусть даже такой разъевшийся военный жеребец, как Помрой.
 Он гнал от себя эту неприятную правду, стараясь полностью сосредоточиться на своем занятии. Вжик, вжик, вжик, вжик – вытер, вжик, вжик, вжик, вжик – вытер.
 Он продолжил точить кинжал и после того, как экипаж лорда Помроя наконец-то сдвинулся с места и скрылся в вечернем сумраке.




 Глава 12



 Дорогая Шарлотта,
 наконец-то я получил сведения о майоре Уинтере, которых Вы ждали. Этим подробным отчетом я обязан моему приятелю из Управления флота.
 Ваш готовый к услугам кузен
 Майкл.

 – Быть может, нам перенести саркофаг в холл, миледи?
 Амелия почти не слушала лакея. Еще неделю назад она воспротивилась бы самой мысли куда-то перенести ее гордость и радость из гостиной, которую папа и Долли позволили ей обставить по собственному вкусу. Неделю назад ее приводила в восторг возможность показать своим однокашницам новую обстановку в египетском стиле.
 Неделю назад она была не знакома с Лукасом.
 Два дня, прошедшие со времени их поездки на шебеку, мысли Амелии были заняты только им и Долли. Она уговорила миссис Харрис не писать папе об «ухаживании», пока события не получат дальнейшего развития, но как долго ей удастся удерживать дуэнью от этого?
 Теперь, когда они с миссис Харрис готовили гостиную к предстоящему приему, Амелия перебирала в уме все, что когда-то слышала от Долли: каждую крупицу информации, каждое упоминание о ее прошлом, каждый отклик мачехи на какое-то замечание.
 Когда с пола убирали простые шерстяные половики, она вспомнила, как удивилась Долли, впервые увидев, что дорогой аксминстерский ковер Амелия для сохранности накрывает байковым полотнищем. Когда дворецкий достал драгоценный веджвудский сервиз цвета черного базальта, чтобы заменить им на столе повседневный, мачеха тоже была немало удивлена тем, что в доме может быть более одного чайного сервиза.
 То ли американцы менее расточительно, чем англичане, пользовались своими деньгами... то ли Долли в браке с богатым купцом не привыкла к такой жизни, какая была обычна для Амелии.
 Весь час, остававшийся до приезда девушек, которые должны были явиться на ежемесячный «урок для наследниц», Амелию обуревала единственная мысль. Что, если Лукас прав? Что, если Дороти Смит вовсе не та, за кого она ее принимает?
 – Почта пришла? – спросила она лакея.
 – Нет, миледи, – отвечал тот. – Пока нет.
 – Вы уже послали ваше согласие приехать к Кирквудам? – спросила миссис Харрис. Вчера она и Амелия получили приглашение на обед с майором Уинтером и Кирквудами у них дома сегодня вечером. – Объяснили, почему я не могу присутствовать?
 – Да, я велела Хопкинсу отправить ответ нынче утром.
 – У вас нет возражений по поводу того, что я не смогу вас сопровождать? – не унималась миссис Харрис. – Ведь я обещала моему другу...
 – Не волнуйтесь, все в порядке. Я буду в полной безопасности с выездным лакеем во время такой короткой поездки. Это всего лишь семейный обед, ничего официального. Леди Кирквуд будет за столом, придраться совершенно не к чему.
 – Тогда почему вы так беспокоитесь о почте?
 – Но ведь мы еще не получили от кузена Майкла сведений о майоре.
 – Ах да... – На губах у миссис Харрис появилась снисходительная улыбка. – Не тревожьтесь, мой кузен скоро пришлет информацию. Но он сообщил, что на это понадобится некоторое время.
 «У меня нет времени быть осторожным, мэм». Именно это сказал Лукас миссис Харрис. Но если нет времени у него, то нет его и у Амелии. И все же она вынуждена заниматься не имеющими ни малейшего значения светскими делами, пока обстоятельства остаются неясными. Честное слово, плакать хочется!
 Просто непонятно, как могли женщины-шпионки выжидать, терпеть, не торопиться задавать вопросы, прикидываясь невинными овечками. Она, например, чересчур нетерпелива для подобных медленных маневров. Ясно, что толковой шпионки из нее никогда бы не вышло.
 – Миледи? – вывел ее из раздумья лакей. – Так мы выносим саркофаг?
 – Как ни восхищаюсь я этим вашим... уникальным предметом древности, – вмешалась миссис Харрис, – однако должна признать, что он занимает в комнате слишком много места. В холле он будет производить потрясающее впечатление, вам не кажется? И леди сразу увидят его, как только войдут.
 – Ну что ж, отлично, – согласилась Амелия.
 Она не сможет быть спокойной, пока снова не встретится с Лукасом. Теперь она даже не заметила, как слуги вынесли саркофаг и внесли в гостиную еще три стула. Ей, конечно, станет немного легче, когда она познакомится с сообщением кузена Майкла.
 Амелия подошла к окну в эркере взглянуть, не идет ли почтальон. Вместо него глазам ее предстало весьма неприятное зрелище.
 – О Господи, опять он тут, – пробормотала она и поспешила отойти от окна.
 – Лорд Помрой? – спросила миссис Харрис.
 – Да... – Компаньонка направилась к эркеру, и Амелия предупредила ее: – Не показывайтесь ему. Это только побудит его войти в дом и попросить о встрече со мной.
 Миссис Харрис осторожно выглянула.
 – Жаль, что нет майора Уинтера, когда он так нам нужен!
 – Не говорите так. Это его вина. Спектакль с кинжалом, который он устроил, на время прогнал отсюда лорда Помроя. Но когда маркиз снова явился сюда вчера, он прибыл раньше и велел остановить карету ближе к дому.
 – И майор снова заставил его удалиться!
 Они возвращались с заседания дамского комитета у Луизы Норт и обнаружили, что карета маркиза стоит на противоположной стороне улицы, а майор сидит на ступеньках их лестницы.
 На сей раз он чистил принесенный с собой пистолет.
 – Теперь лорд Помрой, будь он проклят, снова здесь. Карета находится совсем близко от входа в дом. И один Бог знает, что на этот раз предпримет майор, чтобы прогнать его отсюда.
 – Может, он станет чистить пушку? – усмехнулась миссис Харрис.
 – Вас это забавляет, а я бы не удивилась. Они оба сумасшедшие.
 Но внимание миссис Харрис уже переключилось на другое.
 – А вот и почтальон, дорогая.
 Через мгновение в гостиную вошел лакей и подал письма. Миссис Харрис быстро перебрала их и с торжествующей улыбкой извлекла из пачки одно.
 – Письмо толстое, а это хороший признак.
 Она прошествовала к секретеру и распечатала конверт при помощи специального открывателя.
 Бегло прочитав письмо, миссис Харрис вручила Амелии вторую страничку со словами:
 – Он прислал сообщение своего приятеля из Управления флота. – Глаза ее заблестели. – Достаточно сказать, что майор Уинтер не совсем тот, кем кажется.
 Амелия приняла листок дрожащими руками и прочитала его со стесненным сердцем.
  По сведениям моего начальства  ,   майор Лукас Уинтер действует по специальному поручению американского мор  ского ведомства. Он должен задержать преступника и до  ставить его в Соединенные Штаты  ,   где тот будет предан суду. Во время нашей последней войны с Америкой британ  ский гражданин Теодор Фрайер присвоил 150 000 долларов  ,   принадлежащих торговой корабельной компании Джонса  ,   по  ставщика американского флота. Этот человек  ,   по-видимо  му  ,   сбежал с деньгами в Канаду. С того времени майор Уин  тер выслеживает Фрайера. Хотя в последний раз Фрайера видели во Франции  ,   майор Уинтер имеет достаточные ос  нования полагать  ,   что в настоящее время тот скрывается в Англии. Именно это дело и расследует майор Уинтер. 
 Миссис Харрис улыбнулась:
 – Вам должно быть лестно, дорогая, что майор, занимаясь столь важным делом, находит время ухаживать за вами и защищать вас.
 – Да, – только и сказала Амелия. Вряд ли она может признаться, что и ухаживание, и защита майора суть лишь составные части его «важного дела».
 Теодор Фрайер, может быть, связан с Дороти Фрайер, она же Дороти Смит. Ее мачеха.
 Амелия прижала руку с листком из письма к груди в тщетном стремлении умерить частое и сильное сердцебиение. Долли знала похитителя. Нет, Лукас подозревает ее в чем-то более серьезном. Возможно, он уже побывал в Торки с целью допросить Долли. Он, само собой, не хочет спугнуть Долли, считая, что она либо помогала Теодору Фрайеру бежать из Америки, либо даже сама принимала участие в похищении денег.
 Амелия похолодела. Неужели Лукас уверен, что Долли – соучастница преступления? Но ведь она и в самом деле приехала в Англию с большими деньгами. Было ли это всего лишь простым совпадением?
 Это должно было быть так. Непременно должно.
 А если нет?
 У Амелии перехватило дыхание. Ее приданое может на самом деле принадлежать корабельной компании Джонса. Или даже американскому флоту. Иначе с какой стати он бы вел расследование. К тому же он, заслуженный офицер американского морского ведомства, части американского флота, многое узнал о работе корабельных орудийных компаний от своего отца.
 Ему дали поручение отыскать и вернуть в Америку Теодора Фрайера. И разумеется, деньги.
 Это объясняет многое из того, о чем говорил Лукас. Его интерес к Канаде, его вопросы о том, когда приехала в Англию Дороти и откуда она приехала, его замечания о наследстве Амелии.
 «У вас красивый дом. И такой богатый... И давно вы здесь живете? Некоторые люди готовы на все ради денег».
 Господи, помоги! Что, если Долли все-таки принимала участие в краже?
 Нет. Долли, такая робкая, с тихим голосом, – преступница? Ни в коем случае! Амелия более внимательно прочитала текст и не нашла там даже упоминания о Долли. Но ведь заметки майора посвящены только ей.
 Амелия передернула плечами. Это легко объяснимо. Упрямый, самодовольный Лукас не мог примириться с тем, что не поймал преступника, вот он и сосредоточил внимание на Долли как на последней возможности. Если он занимался розысками с тех самых пор, как кончилась война, то наверняка был немало огорчен своей неудачей, если не сказать более. Он увидел некоторое сходство между Дороти Фрайер и Дороти Смит и пришел к выводу, что Долли и есть сообщница Теодора Фрайера.
 Ну так вот, он, безусловно, ошибся. И она скажет ему об этом, как только они останутся в следующий раз наедине.
 «Но ведь ты не знаешь всего того, что известно ему. Что, если у него есть неопровержимые доказательства?»
 Что же, она добьется, чтобы он предъявил их ей. В конце концов, сколько можно топтаться на одном месте? Она увидит Лукаса на обеде у Кирквудов и потребует выложить все свидетельства против Долли, чтобы она имела возможность их опровергнуть. И после этого она вышвырнет негодяя из своей жизни раз и навсегда.
 – Вам нехорошо, дорогая? – услышала Амелия вопрос миссис Харрис. – Вы, как я вижу, расстроены этими новостями.
 Амелии вдруг ужасно захотелось рассказать обо всем миссис Харрис. На ее благоразумие она, безусловно, может по-ложиться.
 Но если все это не более чем результат чрезмерного рвения Уинтера? Миссис Харрис между тем может навсегда изменить свое отношение к Долли, да и ко всей их семье. Или же, обеспокоенная намерениями Лукаса, она может настоять на том, чтобы все-таки написать папе и Долли, невзирая на протесты Амелии. Ужаснее всего было бы, если бы Долли потеряла ребенка из-за того, что на поверку оказалось бы полной чепухой.
 Нет, лучше держать язык за зубами, пока она не объяснится с Лукасом. Тогда она сможет определить приемлемую линию поведения. Скажем, если доказательства майора будут выглядеть существенными, ей, вероятно, придется спешно уехать в Торки и обсудить создавшееся положение с отцом.
 – Со мной все в порядке, – заверила она миссис Харрис, – мне просто неприятно, что Лукас оказался таким скрытным.
 Миссис Харрис обняла ее за плечи:
 – Майор познакомился с вами всего несколько дней назад. Вы не вправе ожидать от него полного доверия так скоро. Подобные вещи требуют времени.
 – Я знаю.
 Материнский жест миссис Харрис тронул Амелию. Она на минуту опустила голову на грудь вдове, потом высвободилась из ее теплых объятий.
 Она как-то сбилась в счете времени. Лукас не случайно упомянул о его недостатке. Быть может, его правительство оказывало на него давление, настаивая на скорой поимке Теодора Фрайера? Или он сам форсировал ухаживание с целью побыстрее добраться до ее мачехи?
 Скорее последнее, если учесть нетерпеливый норов Лукаса. Доказательство тому – его поведение на шебеке.
 Амелия поморщилась. А ее поведение? Стыдно сейчас об этом думать. Она вела себя ничуть не умнее Уинтера, бросившись очертя голову к нему в объятия и при этом понимая, что его влечение к ней притворно.
 Однако оно как-то не выглядело притворным. Когда он шептал ей «пожалуйста, милая» или «умоляю тебя, моя сладкая Далила», это казалось вполне, вполне искренним.
 Ее внезапно передернуло. «Не лги себе, Амелия. Если бы он был искренен, то рассказал бы тебе о Долли. Он этого не сделал. До сих пор».
 Но сегодня сделает.
 Она могла бы повидать его и раньше, поскольку он явился досаждать лорду Помрою, что, по мнению Амелии, было частью его мерзкой программы втереться к ней в доверие. Но могла ли бы она в таком случае вступить с ним в борьбу? Нет, конечно: какое уж тут уединение в присутствии многочисленных однокашниц и под бдительным надзором миссис Харрис? К тому же его доказательства находились в доме у Кирквудов.
 Впрочем, если бы он появился здесь, в гостиной, ей было бы нелегко сдерживать свой язык и свой темперамент. Долли – сообщница вора. Смех, да и только!
 Амелия хмуро взглянула на миссис Харрис:
 – Теперь я отлично понимаю ваше недоверчивое отношение к мужчинам. Иногда они – настоящее проклятие, и только!
 Миссис Харрис рассмеялась:
 – Чтобы получить доказательство, вам достаточно выглянуть из входных дверей вашего дома.
 – В одной из моих газетных вырезок упомянут паша, которого отравила его жена. Жаль, что я не могу сделать того же с лордом Помпусом.
 Амелия засмеялась. Только представить себе бедного папу, жена у которого воровка, а дочь – убийца!
 – Насколько я помню текст этой вырезки, паша остался в живых, – заметила миссис Харрис. – Какой же тогда в этом прок?
 – Да, но яд причинил ему чудовищное расстройство желудка, – возразила Амелия со зловещей усмешкой. – Готова пари держать, что паша переменил свое пренебрежительное отношение к жене после того, как несколько часов терпел сильное расстройство.
 – А я готова пари держать, что за это он приказал казнить свою жену, – сухо проговорила миссис Харрис.
 Но Амелия слушала ее уже вполуха. А что, если она... Подойдя к двери, она позвала горничную. Как только девушка появилась, Амелия сказала:
 – Попросите кухарку положить на поднос пирожные и бисквиты, поставить чайник хорошо заваренного чая и бутылку бренди. Я знаю, папа где-то держит его.
 – Б-бренди? – переспросила горничная.
 – Это не для меня, а для лорда Помроя. – Девушка молча направилась к двери, но Амелия добавила: – Принесите поднос ко мне, как только он будет готов. Я хочу кое-что прибавить к угощению, прежде чем мы передадим ему поднос. И попросите кухарку поторопиться.
 Амелия хотела, чтобы Помрой убрался до того, как приедут ее подруги.
 Горничная быстро удалилась, в то время как Амелия направилась к лестнице на верхний этаж, в кладовую, где стоял застекленный шкаф. Миссис Харрис бросилась за ней.
 – Амелия, что вы задумали?
 – Я намерена избавиться от назойливого лорда Помроя. Вдова прямо-таки простонала:
 – Не может быть, чтобы вы...
 – А почему бы и нет? – перебила ее Амелия. Подобрав юбки, она взбежала по лестнице; миссис Харрис следовала за ней по пятам. – Это заставит его в следующий раз дважды подумать, прежде чем устраивать стоянку кареты возле моего дома. И по крайней мере избавит нас от его присутствия на нашем чае.
 – Вы уверены, что это поможет? – спросила миссис Харрис, когда они добрались до следующего этажа. – Что это не побудит маркиза к более решительному поведению?
 – Это меня ничуть не волнует, – заявила Амелия. – На сегодняшний день я определенно хотела бы избежать небольшой драмы на нашей улице. Можете вы себе вообразить, что скажет любая из приглашенных, увидев у порога моего дома даже не одного, а двух мужчин с обнаженными кинжалами, готовых кинуться друг на друга? Я просто хочу дать лорду Помпусу основательный повод убраться отсюда подобру-поздорову. Таким образом, если майор Уинтер и окажется поблизости, он не станет устраиваться у меня на крыльце и чистить пушку.
 Миссис Харрис немного помедлила, потом повернула к своей спальне.
 – В таком случае у меня есть слабительное, которое любого мужчину обратит в бегство сразу после того, как он его примет.
 – Ну, миссис Харрис, вот уж не думала, что вы такая озорница, – со смехом сказала Амелия.
 – Да, моя дорогая, этого вы себе и представить не можете, но иногда мной овладевает желание созорничать не менее сильное, чем ваше, – ответила миссис Харрис с улыбкой, однако скорее горестной, чем веселой.
 – И это очень хорошо, – убежденно заявила Амелия. – Мы, леди-авантюристки, должны поддерживать друг друга. Поддерживать, чтобы так называемые джентльмены-авантюристы – Лукас, лорд Помпус, да и загадочный Теодор Фрайер – не заставили их плясать под их дудку.




 Глава 13



 Дорогой кузен,
 лорд Помпус повел себя настолько вызывающе, что вынудил нас совершить ответную дерзкую акцию. Я сообщу Вам о результатах. Нас, возможно, ожидает в будущем Ньюгейт.
 Ваш бесстыжий друг
 Шарлотта.

 Лукас быстро шагал к дому Амелии, держа в руке сегодняшний «инструмент отпугивания» – винтовку «Спрингфилд» с примкнутым штыком, а также шомпол. Ему до чертиков надоели однообразные боевые приемы генерала. Продвинуться на территорию противника. Заявить права на занятый участок. Ждать врага, чтобы поразить его.
 То, чего Лукас делать не мог, если он собирался выполнять данное Амелии обещание. К тому же он не знал, сколько еще времени есть в его распоряжении. Каждый раз, как он видел этого проклятого генерала, им овладевало бешенство.
 Внезапно навстречу ему загрохотала по мостовой с опасной скоростью карета. То была карета Помроя, она выкатила с улицы, на которой находился дом Амелии, так поспешно, словно за ней гнался сам дьявол. Непонятное и неприятное беспокойство охватило Уинтера. Что заставило генерала удирать еще до того, как он, Лукас, занял свой сторожевой пост?
 Он получил ответ на этот вопрос, едва свернув на улицу, где жила Амелия, и стал невольным участником сцены светского буйства. Кучера кричали, грумы суетились, лошади начинали бить копытами, когда украшенные гербами изысканные кареты останавливались возле дома Амелии. Ливрейные лакеи помогали спуститься на землю юным леди и их горничным. Судя по виду карет и нарядам барышень, это прибывали школьные однокашницы Амелии.
 Проклятие, он совсем забыл. Сегодня у нее чай.
 Ничего удивительного, что генерал сбежал. Одного взгляда на беспокойное сборище надменных молодых леди, богатых, знатных и, вероятно, сплошь девственных, достаточно, чтобы любой мужчина бежал куда-нибудь отсюда.
 Любой, но не Лукас. Он явился увидеть Амелию, и никакой званый светский чай ему не помеха. Ведь она не приняла его приглашение пообедать сегодня вечером. Отказывается от ухаживания? Или карает его за попытку прогнать этого осла Помроя? Какова бы ни была причина, он до нее докопается.
 Но он не собирается беседовать с ней во время приема. Пусть все леди войдут в дом, и тогда он попросит дворецкого вызвать к нему Амелию на пару слов.
 Когда улица опустела, Лукас поднялся по парадным ступеням и постучал в дверь. Отворил ее дворецкий, и, судя по приветливому выражению его физиономии, он признал в Лукасе человека, который в последние дни прогонял Помроя от дома: Лукас улыбнулся:
 – Я был бы весьма признателен, если бы вы передали леди Амелии, что майор Уинтер хотел бы повидаться с ней. 
 – Прошу прощения, сэр, но леди Амелия в настоящее время занята.
 – Я знаю. Но мне надо сказать ей всего несколько слов. – С верхней площадки лестницы до Лукаса донеслись взрывы смеха. – По крайней мере сообщите ей, что я здесь.
 Дворецкий кивнул, впустил Уинтера в дом, а сам поднялся по лестнице. Поставив винтовку и шомпол возле двери, Лукас стал прохаживаться по вестибюлю.
 Амелия – единственная оставшаяся у него нить. В промежутках между дежурствами у двери ее дома Лукас отследил другие нити, гораздо менее надежные. В интересах укрепления связей между двумя их странами британское правительство охотно предоставило ему документы о родителях Фрайера и об их эмиграции в Америку, но категорически отказалось дать сведения о графе Тови.
 Он узнал только дату женитьбы графа. Дата укладывалась в схему передвижений Дороти Фрайер, но это лишь доказывало, что она ранее именовалась Дороти Смит, а Лукасу это уже было известно.
 Однако он планировал продвинуться в своем расследовании за обедом у Кирквудов. Кузен обещал помочь: если они оба станут расспрашивать Амелию, это будет выглядеть менее подозрительно... Но куда же запропастился этот проклятый дворецкий?
 Не успел Лукас подумать об этом, как дворецкий вернулся.
 – Пожалуйте сюда, сэр, – указал он на лестницу.
 Она ждет его наверху? Отлично!
 Лукас последовал за дворецким наверх, затем они прошли через холл мимо большого саркофага. Лишь Амелия могла установить в доме в качестве предмета мебели раскрашенный деревянный гроб!
 Дворецкий остановился возле комнаты, из которой доносились громкие звуки оживленной девичьей болтовни, и прежде чем Лукас успел собраться с мыслями, распахнул дверь и громогласно объявил:
 – Майор Лукас Уинтер!
 Только этого ему не хватало – торжественно предстать перед всем этим курятником. Но деваться было некуда. Он в ловушке.
 – Майор Уинтер! – воскликнула Амелия, едва он вошел в комнату. Она помогала горничной накрывать на стол, но оторвалась теперь от своего занятия и с легкой улыбкой обратилась к слуге: – Хопкинс, возьмите, пожалуйста, у майора пальто и шляпу. Он присоединится к нам.
 – Я не хотел бы совершать вторжение, мэм. Что за игру она ведет?
 По меньшей мере дюжина особей женского пола оккупировала комнату. Одни расположились на украшенном резьбой и позолоченном диване красного дерева с подлокотниками, изображающими сфинксов, другие восседали на креслах соответствующего стиля, и все они с живейшим любопытством уставились на Уинтера.
 – Это вовсе не вторжение, майор, – сказала миссис Харрис; глаза ее заискрились весельем, и она указала Уинтеру на свободное кресло возле себя. – Мы провели голосование, и леди пришли к выводу, что мы нуждаемся в мужской точке зрения на предмет, который мы обсуждаем.
 «Так я и поверил, когда женщина просит высказать «мужскую точку зрения», она на самом деле желает, чтобы мужчина поддержал ее собственное мнение», – подумал Лукас. Если в данном случае он сыграет верно, то сможет добиться, чтобы подруги Амелии рассказали ему о леди Тови. Поговорить с Амелией наедине можно и после того, как уйдут ее гостьи.
 Отдав дворецкому пальто и шляпу, Лукас сел в указанное миссис Харрис черное кресло.
 – Я попробую помочь вам, леди, если предмет обсуждения хоть в какой-то мере мне знаком.
 Слова его вызвали у девиц взрыв смеха, который миссис Харрис усмирила одним коротким замечанием. Лукас узнал только одну из леди – мисс Сару Линли, на которой намеревался жениться Кирквуд. Выбор кузена был Уинтеру понятен: девушка была просто красавицей.
 Сам он предпочитал брюнеток, а не блондинок. К тому же леди была наделена тем великосветским чванством, которое устраивало Кирквуда, но раздражало Уинтера. Амелии это качество в общем-то не было свойственно. Однако не сегодня.
 – Мы очень рады, сэр, что вы смогли присоединиться к нам, – произнесла она, выпрямившись, словно шомпол, и продолжая помогать горничной. – Мы тут разговаривали...
 Дверь резко распахнулась, в гостиную быстро вошла еще одна молодая женщина и прямиком направилась к Амелии.
 – Прошу прощения за то, что опоздала. – Она даже не заметила Лукаса, который встал при ее появлении в другом конце комнаты. – Я была с визитом у леди Бирн. Ее муж знает все и обо всех на свете. Я подумала, что у него есть сведения об этом американском майоре, о котором говорила миссис Харрис...
 – Мисс Норт, – перебила ее Амелия, – позвольте вам представить майора Лукаса Уинтера.
 Мисс Норт застыла на месте, потом медленно повернулась, увидела наконец Лукаса и принужденно улыбнулась.
 – Майор Уинтер, – залепетала Амелия, – это мой добрый друг Луиза Норт, она иногда помогает миссис Харрис во время наших занятий.
 – Когда не занята сбором сведений о ваших поклонниках, – добавил Уинтер.
 Молодые леди захихикали. Уинтера это не смутило. Те немногие люди, которые доподлинно знали, зачем он здесь, не принадлежали к числу болтливых.
 В отличие от злополучной мисс Норт. Впрочем, хоть она сильно покраснела, но встретила его взгляд так же смело, как и Амелия.
 – Простите мою бестактность, сэр, но джентльмены обычно не присутствуют на наших маленьких приемах.
 – В извинениях нет нужды. – Лукас решил, что ему не следует портить отношения с подругами Амелии. Он пододвинул мисс Норт свое кресло. – Я здесь незваный гость.
 Когда мисс Норт уселась, Лукас отошел к камину. В этот прекрасный июньский вечер огня в очаге не было, и Лукас прислонился к полке камина. Отсюда ему было отлично видно всех собравшихся в гостиной.
 Особенно их храбрую предводительницу – леди Далилу... впрочем, нынче она ничуть не была похожа на коварную библейскую героиню. С пышными волосами, убранными в высокую прическу, в модном платье со множеством оборок, Амелия, на его взгляд, была уж слишком похожа на остальных участниц чаепития. Ему невероятно хотелось подойти к ней, заключить ее в объятия и до тех пор целовать строго поджатые губы, пока они не сложатся в улыбку.
 Было бы тогда о чем посудачить ее подругам!
 Амелия, словно прочитав его мысли, бросила на Лукаса укоризненный взгляд и выпрямилась, как струнка, на своем небольшом диване.
 – Видите ли, Луиза, майор любезно согласился высказать свое суждение по поводу обычной темы наших разговоров.
 Тон ее еще более насторожил майора. С чего это она сегодня так высокомерна? Нервничает по случаю светского чаепития? Однако во всяком случае, это ему не нравилось. Особенно когда она одарила его улыбкой, холодной, словно порыв арктического ветра.
 – Видите ли, сэр, все мы выпускницы школы миссис Харрис. Раз в месяц мы собираемся и обсуждаем то, что занимает нас все остальное время.
 – И что бы это могло быть?
 – Мужчины, – сказала одна из леди и хихикнула. Ах вот оно что, черт побери!
 – Поскольку я здесь в единственном числе, мне, вероятно, предстоит выступить в роли эксперта, – заметил Лукас.
 – Но не просто мужчины, – добавила другая девица, леди Венеция. – Определенный тип мужчин. 
 – Точнее сказать, негодяи и охотники за приданым, – отрезала мисс Норт.
 – Итак, скажите нам, майор Уинтер, – обратилась к нему Амелия, – выскажетесь ли вы как эксперт по такому поводу?
 В гостиной воцарилась тишина.
 Лукас взглянул на враждебную до странности мисс Норт, затем на непроницаемую леди Венецию и наконец на Амелию, чьи обыкновенно мягкие карие глаза теперь отливали стальным блеском.
 Все его боевые инстинкты обострились. Он умел распознавать ловушки. И в тот последний раз, когда ему устроили ловушку англичане, он едва выжил.
 Но здесь совсем другое дело.
 Лукас скрестил руки на груди и широко улыбнулся всем сразу.
 – Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в слова «выскажетесь как эксперт». Я знавал нескольких охотников за приданым, и мне довелось драться кое с кем из негодяев, но я не считаю, что лично меня можно причислить к одной из этих категорий. – Он посмотрел на Амелию, прищурив глаза. – Ведь вы не на это намекали, мэм?
 – Разумеется, нет, – вмешалась миссис Харрис. Заметив, что Амелия уже открыла рот, чтобы возразить, она поспешила добавить: – Не хотите ли чаю, майор? Мы как раз собирались наливать его, когда дворецкий объявил о вашем приходе.
 Поскольку Амелия всем своим видом выражала возмущение, Лукас улыбнулся ей с открытым вызовом и сказал:
 – Благодарю вас. Чашечка крепкого чая никогда не повредит.
 Миссис Харрис подала знак горничным. Одна из них быстро принесла поднос, уставленный тарелочками с пирожными и прочими лакомствами, а вторая подкатила к тому месту, где сидела Амелия, столик на колесиках, на котором помещались чайные принадлежности. Амелия взяла чайник причудливой формы и принялась разливать чай.
 – Я думала, что американцы не пьют чаи, – заговорила мисс Линли высокомерным тоном, на удивление соответствующим ее наружности. – Мачеха Амелии сказала, что они пьют только сидр и слабое пиво.
 – Она не говорила ничего подобного, Сара Линли. – Амелия передавала чашки с блюдцами горничным, а те разносили их гостям. – Она просто сказала, что там трудно было найти хороший английский чай.
 – В Бостоне? – вмешался Лукас. – Вот уж не знаю почему.
 Впрочем, хороший чай труднее было бы найти в Рейнбеке, где Дороти работала экономкой, когда к ней присоединился Теодор Фрайер после своего бегства из Балтимора. Даже наниматель Дороти не знал, по какой причине она скрылась с человеком, которого представила как своего мужа, живущего с ней врозь. С тем самым человеком, которого позже представила канадским властям как своего «нового» мужа, Тео Смита. И который превратился в ее «покойного мужа Обадию Смита», когда она приехала в Англию.
 Он повернулся к занудной мисс Линли и спросил:
 – А что еще рассказывает леди Тови об Америке?
 Вместо мисс Линли ему ответила леди Венеция:
 – Совсем немногое. Она женщина очень скромная и застенчивая, ее с трудом можно уговорить что-то рассказать.
 Дороти Фрайер застенчивая? Женщина, письма которой к живущему с ней в разлуке мужу вынудили работящего молодого мужчину украсть у своего хозяина целое состояние и бежать к ней? Женщина, которая объехала весь свет, лгала о своем муже и тратила украденные деньги? Скорее всего она держалась скромно из страха сказать лишнее и разоблачить себя.
 – У Долли очень отзывчивый характер, – сказала Амелия, чересчур уж поглощенная процессом разливания чая. – Вот почему пожилые мужчины так любят танцевать с ней на балах. Она позволяет им донимать ее жалобами на одолевающие их беды и неприятности, потому что слишком мягкосердечна, чтобы прервать поток таких излияний.
 – Вы совершенно правы, – сказала миссис Харрис. – Немногие леди позволят устраивать в своем доме чаепития, на которых сами не могут присутствовать. А леди Тови даже написала и спроеила, может ли она быть чем-нибудь полезной. 
 Итак, женщина была добра к пожилым мужчинам и молодым леди. Это само по себе ничего не доказывает. Пока Дороти считает, что она и Фрайер в безопасности, она может позволить себе быть доброй.
 Горничная подала Лукасу его чай. От предложенного ею молока он отказался, но сахар взял. Прихлебывая ароматный напиток, он живо прислушивался к тому, что говорят о женщине, которую он знал только по бумаге. Даже ее бывший хозяин очень немногое мог рассказать о ее характере.
 – Это в духе леди Тови, – поддержала мисс Норт слова миссис Харрие. – У нее такая щедрая натура. Слишком скромная, чтобы непосредственно участвовать в проекте, как это делаю я, она тем не менее предложила солидную дотацию.
 «Легко быть щедрой за чужой счет». Как бы угадав его мысли, которых, разумеется, у него быть не могло, Амелия взглянула на Лукаса, прежде чем обратиться к Луизе:
 – Вы, наверное, высоко цените то, что Долли оказывает помощь вашему проекту негласно, не правда ли?
 – Это так и есть, – ответила мисс Норт, кажется, несколько удивленная. – Однако я более всего ценю деньги. Наш дамский комитет нуждается в них.
 – Я это знаю, – произнесла Амелия с некоторым нажимом. – Я просто подумала, что эти деньги значат не...
 – Как мне представляется, мисс Норт хочет сказать, – перебил ее Лукас, – что деньги всегда имеют большое значение для женщин.
 Не только для Дороти Фрайер, но и, например, для его собственной матери. При всей своей родовитости и прекрасных манерах матушка весьма пеклась о деньгах. Амелия обратила на него возмущенный взор, и Лукас добавил:
 – Если бы деньги не имели для вас особого значения, вы, леди, не собирались бы здесь и не обсуждали, как вам уберечь свое состояние от некоего мужчины, не так ли?
 Он готов был поклясться, что после его слов температура в комнате упала на несколько градусов, но будь он проклят, если бы согласился взять эти слова обратно.
 Леди, все как одна, повернули головы к Амелии, видимо, ожидая, что она оправдает их. 
 – Право, майор, – заговорила она резким, неприятным голосом, – вы же не хотите сказать, что мы, леди, не имеем права защищать себя от негодяев.
 Лукас отпил глоток из своей чашки и ответил:
 Я всего лишь утверждаю, что если бы деньги не имели для вас никакого значения, то ни одной из вас здесь бы не было.
 – Так вы считаете нас корыстными, – резко произнесла мисс Норт. 
 Да, он так и считал, но был не настолько глуп, чтобы произнести это вслух. 
 – Я просто не могу понять, почему вы, дорогие леди, так сосредоточились на этом. Если ваше состояние может сделать вас и какого-нибудь парня счастливыми, почему вам не выйти за него замуж? Мне вполне понятен мужчина, который слишком горд, чтобы взять деньги жены, но почему женщина должна быть чересчур гордой, чтобы их отдать?
 – Я совершенно согласна с вами, майор Уинтер, – сказала Сара Линли.
 – Помолчи, Сара, – шикнула на нее мисс Норт. – Ты не спешила бы соглашаться, если бы мужчина, за которого ты хочешь выйти замуж, не обладал титулом. – Она сердито посмотрела на Лукаса: – Полагаю, сэр, что вы охотно выдали бы любую из нас за какого-нибудь мерзавца, которого ей повезло бы подцепить.
 Миссис Харрис положила свою ладонь на руку мисс Норт.
 – Я уверена, моя дорогая, что ничего подобного майор не имел в виду. – Вдова смерила Уинтера обычно не свойственным ей холодным взглядом голубых глаз. – Но вы должны понять, сэр, что женщине бывает трудно определить, какими мотивами для брака руководствуется мужчина в том случае, когда у женщины есть деньги, а у него нет. Как вы сами сказали однажды, некоторые люди готовы на все ради денег. Так в состоянии ли мы угадать истинный характер мужчины, если к отношениям между ним и его избранницей примешивается вопрос о деньгах?
 Ее слова больно укололи Уинтера. Призраки споров между отцом и матерью настигли его – бесконечные дискуссии, в которых любовь и деньги переплетались так тесно, что даже отец не мог бы их разделить. Они вынуждали отца работать напряженнее, быстрее, дольше во имя того, чтобы удовлетворить амбиции матери. А суть в том, что именно она и довела отца до...
 Нет, только не думать об этом теперь. Не здесь, среди молодых копий его матери.
 – Мужчина не должен считать, будто леди смотрит только на его кошелек, когда она улыбается ему; так почему же вы считаете, что у джентльмена корыстные мотивы, когда он улыбается вам?
 – Быть может, потому, что он часто это делает? – сказала Амелия, и глаза ее вспыхнули.
 Проклятие, ведь она говорит о нем! Это задело Лукаса еще сильнее, хоть он и понимал, что у Амелии есть серьезные основания не доверять ему.
 – Такая красивая женщина, как вы, не может поверить ничему подобному. – Не обращая внимания на вызванное его словами волнение среди леди, Лукас поставил свою чашку на каминную полку. – Поверьте мне, леди Амелия, мужчина скорее заинтересуется вами, потому что ему понравятся ваша наружность, ваш запах или то, как вы говорите, или то, как вы думаете, а не потому, что у вас есть деньги.
 Ошеломленное молчание последовало за его словами. Лукас не сразу сообразил, что они могут быть поняты как публичное признание его интереса к Амелии. Именно так восприняла их она, судя по тому, что на щеках у нее загорелся яркий румянец.
 Молчание нарушила леди Венеция, звонко рассмеявшись:
 – Поздравляю тебя, Амелия, ты встретила единственного в мире мужчину, которого занимает, что говорит и о чем думает женщина.
 Ее шутка развеяла возникшее в гостиной напряжение. Девушки принялись весело болтать о причудах мужчин.
 Черт побери, он практически признался на людях, что Амелия ему нравится, а она отнюдь не выглядела польщенной, наоборот, казалась еще более раздраженной, чем прежде. Что же ее разгневало?
 Но что бы это ни было, Амелия к тому же не ответила на приглашение на обед у Кирквудов, а этого Лукас не мог допустить. Теперь самое время поговорить с ней наедине. Он поднял с блюдца свою пустую чашку.
 – Леди Амелия, могу я попросить еще чашечку вашего замечательного чая?
 – Конечно, майор.
 Она взяла чайник, но так как Лукас стоял в ожидании, держа чашку в руке, Амелия встала и подошла к нему. Он держал чашку близко к себе, и Амелии пришлось наклониться, наливая чай. Лукас негромко произнес:
 – Мне нужно поговорить с вами наедине.
 – Не теперь, – так же тихо ответила она.
 – Нет, именно теперь. Я всего лишь хочу несколько... Она отошла, не дав ему закончить. Разозленный, он со стуком поставил чашку на блюдце.
 – Могу ли я попросить сахару к чаю?
 Амелия села на свое место и, сердито сверкнув глазами, ответила: 
 – Я думала, что вы предпочитаете чай без сахара, сэр. Потом она кивнула горничной, и та поспешила подать Лукасу сахарницу.
 Ладно, если Амелия не желает поговорить с ним наедине по доброй воле, он постарается вынудить ее к этому. Уинтер скользнул взглядом по ее телу, которое так хорошо узнал всего несколько дней назад.
 – Даже солдату время от времени требуется что-нибудь сладкое.
 Эта реплика вызвала смех у двух леди, что сидели неподалеку от Лукаса. Амелия поджала губы, но тут же повернулась к своей соседке и заговорила с ней.
 Лукас только теперь обратил внимание на необычную форму сахарницы, поданной ему горничной. Посмотрел и на чайник – и громко рассмеялся. Это привлекло к нему общее внимание, и тогда он сказал:
 – Надо же, ручки некоторых предметов в чайном сервизе леди Амелии изображают крокодилов!
 Амелия гордо вздернула подбородок:
 – Сервиз выполнен в египетском стиле, как и все вещи в комнате, сэр. 
 – Да, мне, пожалуй, не следовало бы удивляться, памятуя о вашем пристрастии к экзотике, К верблюдам, шебекам... клинкам-мамелюкам.
 – А что это за клинки-мамелюки? – спросила леди Венеция. 
 – Это сабли особой формы. На балу леди Амелия попросила показать ей мою.
 Леди начали пересмеиваться и перешептываться, услышав его слова. Очевидно, им был понятен их иносказательный смысл. Наверное, девицы читали те же книжки о гаремах, что и Амелия, а судя по тому, как покраснела она сама, там были и упоминания о «саблях».
 Стараясь подавить смеху Уинтер состроил самую невинную мину.
 – Я был счастлив доставить ей удовольствие. Она так восхищалась моей саблей, что даже пожелала начистить ее до блеска.
 Леди Венеция поперхнулась чаем.
 – Я даже не знал, что английские леди занимаются такими вещами, – продолжал он как ни в чем не бывало, – но подумал, что если леди хочет позабавиться...
 – Майор Уинтер! – Амелия резким движением встала с кресла. – Могу я переговорить с вами в холле?
 – Сейчас? – спросил он.
 Губы Амелии сжались в тонкую линию.
 – Если вы будете так любезны.
 Он кивнул и поставил чашку с блюдцем на каминную полку. Амелия первой вышла в дверь, а Лукас последовал за ней, но на пороге задержался, повернул голову и подмигнул дамам. Они ответили громким взрывом смеха. Лукас вышел и закрыл за собой дверь.
 Амелия была в ярости.
 – Вы самоуверенный, возмутительный...
 – Почему вы не приняли приглашения леди Кирквуд на обед? – прервал Лукас, готовый обрушиться на него дальнейший поток эпитетов.
 Амелия умолкла с приоткрытым ртом, недоуменно моргнула и сказала:
 – Я его приняла и отправила ответ сегодня утром.
 – Он еще не был доставлен, когда я менее часа назад вы шел из дома. 
 Амелия нахмурилась и позвала Хопкинса. Когда он подошел, спросила, что произошло с письмом, отправленным ею леди Кирквуд.
 – Джон, наш новый лакей, отнес его, миледи.
 – Оно еще не получено! – прорычал Уинтер.
 – Прошу прощения, сэр, слуги были заняты подготовкой к приему гостей, и я смог отпустить Джона только два часа назад, но по дороге его задержали.
 – Что это значит?
 – Какая-то пожилая леди подвернула лодыжку, он помог ей дойти до дома. Но Джон уже вернулся, сэр, и если вы желаете поговорить с ним...
 – Не надо, все в порядке.
 Инцидент показался Уинтеру странным, но разбираться в нем он был не намерен.
 Амелия подождала, пока Хопкинс удалится, и обратилась к Лукасу:
 – Вы удовлетворены?
 Он передернул плечами и молча кивнул. В отношениях англичан с их слугами обычно трудно разобраться, и, наверное, такие вот случаи имеют место каждый день.
 – Тогда скажите мне, вы только поэтому ринулись сюда и начали донимать моих гостей? Только потому, что я недостаточно быстро ответила на ваше послание?
 Ее монотонный голос раздражал Лукаса. И ему вовсе не хотелось выглядеть дураком.
 – Я совершенно забыл о вашем проклятом чае. И уж никак не ожидал, что попаду на него. Если бы я хоть малость сообразил, то последовал бы примеру Помроя и убрался отсюда как можно скорей.
 – Я бы этого хотела.
 Она повернулась и направилась к двери в гостиную. Лукас схватил ее за руку.
 – Что случилось? Почему вы так злитесь на меня? Амелия повернула голову и устремила на него пылающий негодованием взгляд.
 – Мы поговорим об этом сегодня вечером.
 – Мы поговорим об этом сейчас.
 – Нет, только не в присутствии моих подруг, которые, возможно, подслушивают у замочной скважины.
 Он бросил взгляд на дверь и увлек Амелию через весь холл в какую-то комнату, скорее всего кабинет. Быть может, кабинет ее отца.
 – В таком случае поговорим здесь.
 Вырвавшись от Лукаса, Амелия встала перед ним в воинственной позе, словно английский солдат, обороняющий фургон с провиантом.
 – Мы поговорим тогда, когда мне это будет удобно, сэр.
 – Быть может, вы недовольны тем, что я стараюсь отвадить Помроя? В таком случае, вам стоит сказать одно только слово, и я, ..
 – Напомню вам, что я уже сказала это слово. Но дело вовсе не в этом. Я понимаю, что вы в присущей вам самонадеянной и необычайной манере пытались меня защитить.
 – Тогда, значит, все дело в шебеке. У вас было время подумать об этом, и вы смущены тем, что мы...
 – Неужели у вас нет стыда? – Амелия бросила опасливый взгляд на открытую дверь и понизила голос: – Я не стану продолжать разговор здесь. Мои подруги или миссис Харрис могут появиться в любую минуту. Перенесем объяснение на вечер.
 Повернувшись к нему спиной, Амелия хотела выйти в холл, но Лукас быстро догнал ее. Обхватив за талию, он увел ее от распахнутой двери. Амелия пыталась сопротивляться, но он принялся нашептывать ей на ухо:
 – Не надо, милая, ведь вы и я еще не кончили.
 – На сию минуту мы кончили. – Она извернулась и теперь смотрела ему в лицо посветлевшими от гнева глазами. – Если вы думаете, что я позволю вам хватать меня тут, когда мои подруги совсем рядом...
 – «Хватать» вас? – взорвался он. – Может, стоит напомнить вам, что вы очень радовались в последний раз, когда я, по вашему изысканному выражению, «хватал» вас.
 Прижав Амелию к стене, Лукас поцеловал ее крепко и властно, требуя отклика на свой поцелуй и возликовав, когда Амелия после секундного сопротивления ответила ему. А когда она к тому же обняла его за шею и прильнула к нему всем телом, он едва не ознаменовал свой триумф восторженным воплем.
 Но вместо этого он снова поцеловал ее с таким жаром, что это его встревожило. Лукас внезапно осознал, что именно ради этого и пришел сюда. Не ради того, чтобы отпугнуть Помроя. Не ради того, чтобы разузнать о Фрайерах. Он пришел ради нее. После двух дней, проведенных без ее сияющей улыбки, ее насмешливых замечаний, запаха жимолости, витающего вокруг нее, без чуда ее восхитительных губ, он жаждал ее, как заключенный жаждет свободы. Он ласкал ее, гладил руками маленькие бедра, касался ладонями тоненькой талии, а ее грудь... Боже, как он хотел целовать ее грудь...
 И вдруг Амелия ухватила его за волосы, оттолкнула от себя его голову, прервав поцелуй, отпрянула от него. Лукас увидел ее лицо, на котором смешались несовместимые, казалось бы, чувства: желание, гнев, раскаяние.
 Но почти тотчас это сложное выражение исчезло, и его заменила застывшая маска.
 – Я надеюсь, вам было хорошо, Лукас, – прозвучал почти угрожающий голос. – Потому что это последний поцелуй, который я дала вам.
 Прежде чем он опомнился, Амелия проскользнула между ним и стеной и выбежала из комнаты. Он последовал за ней в состоянии дикого возбуждения и прошел в холл как раз в ту минуту, когда Амелия отворяла дверь в гостиную.
 Задержавшись в дверях, она произнесла самым светским тоном:
 – Какая жалость, майор, что вы покидаете нас! Я передам ваши извинения моим гостям.
 Когда Амелия исчезла за дверью, Уинтер, совершенно ополоумев, едва не бросился следом за ней, дабы уличить ее во лжи. Но к счастью, опомнился вовремя, сообразив, что его возбуждение может быть замечено проницательными леди. Прежде чем входить в гостиную, стоило немного поостыть. К тому же перспектива провести неопределенно долгое время под негодующим взглядом Амелии в обществе хихикающих девиц весьма непривлекательна. Он скорее предпочел бы иметь дело с десятком вооруженных английских солдат, чем с одной из этих чертовых англичанок.
 Ладно. Пора вернуться к Кирквудам и подготовиться к вечерним «переговорам». Только бы справиться с этой бурной вспышкой возбуждения. Через холл, где его могли увидеть, Уинтер шел размеренным шагом, но по лестнице спускался, перепрыгивая через две ступеньки. Сегодняшнее «приключение» твердо убедило его в одном: он должен обладать Амелией. Он не имел ни малейшего представления, каким образом этого добиться – как ему поймать Фрайеров и увезти их в Америку, но при этом еще и заполучить Амелию.
 И несмотря на ее заявление о последнем поцелуе, она в конце концов окажется в его постели. Он сделает для этого все, что в его силах.




 Глава 14



 Дорогая Шарлотта,
 лорд Помрой не столь безобиден, каким кажется. Я слышал, что oн проявил некую неразумную одержимость во время войны. Хоть я в принципе и не одобряю сплетни и слухи, но все же советую Вам и леди Амелии быть с ним поосторожнее.
 Ваш озабоченный друг
 Майкл.

 «Ты попросту делаешься смешной, – твердила себе Амелия, в третий раз меняя платье. – Не имеет ни малейшего значения, во что ты будешь одета сегодня вечером».
 Во всяком случае, ей уже больше не надо кокетничать с Лукасом. Она должна говорить с ним прямо, потребовать доказательства, а потом уж решить, как действовать. И все же...
 Когда многострадальная горничная наконец застегнула ей платье, Амелия хмуро поглядела в зеркало. Она хотела воспламенить Лукаса. Да, воспламенить. И воспламенить еще более.
 Если какое-то из ее платьев и было предназначено для такой цели, то именно это платье из тончайшего розового атласа. Один корсаж мог бы довести пылкого поклонника до полуобморочного состояния: глубокий вырез слишком намного для незамужней девушки открывал грудь.
 Именно поэтому Амелия редко надевала это платье. У нее и так была репутация леди, которая не очень-то умеет вести себя в обществе, и добавлять к такого рода суждениям разговоры о недостаточном чувстве приличия ни к чему.
 Лукас нынче вел себя так, словно и вправду был в нее юблен, однако, зная о его намерениях то, что она знала, мелия решила его помучить.
 Его желание жениться на ней могло быть неискренним, но желание соблазнить ее таким не было. Амелия чувствовала это каждый раз, когда он целовал ее с отчаянной страстью или касался горячими, ищущими ладонями ее бедер, талии... груди.
 Он хотел ее, но она не позволит ему овладеть ею. Однако почему бы не показать ему, что он теряет из-за своих хитрых, бессовестных действий?
 «Я буду в этом платье. Решено». Амелия повернулась к горничной:
 – Пожалуйста, затяни корсет как можно туже. Пускай грудь поднимется так высоко, чтобы я могла есть с нее мой обед.
 Горничная, явно ошеломленная сказанным, тем не менее сделала так, как ей было велено. Она расстегнула платье на спине и затягивала шнурки корсета до тех пор, пока груди их обладательницы едва не выскочили полностью за пределы глубокого выреза. Только тогда Амелия сочла это достаточным.
 Довершая убранство, горничная помогла застегнуть жемчужное ожерелье и подала Амелии широкополую шляпу с плюмажем из страусовых перьев. Теперь Амелия была полностью готова к грядущему противостоянию с Лукасом.
 О, если бы она могла сейчас поговорить с миссис Харрис, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы! Но миссис Харрис уже час назад уехала на званый вечер. Когда Амелия, набросив на плечи накидку с пелериной, спустилась вниз, в ее распоряжении оставалось всего несколько минут до отъезда к Кирквудам.
 Хопкинс ждал ее у лестницы, вид у него был встревоженный.
 – Миледи, у нас беда. Треснуло одно из колес кареты, мы должны его заменить. На это потребуется не меньше часа, а может, и больше. Не послать ли записку лорду Кирквуду, чтобы он прислал за вами экипаж?
 – Нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Пошлите за наемной каретой, вот и все.
 – Но, миледи...
 – Со мной поедет лакей. Я уверена, что это совершенно безопасно. – Тем более теперь, когда она избавилась от этой чумы Помроя. – Мне не хотелось бы задерживаться.
 Если ей придется провести здесь еще хоть минуту, перебирая в уме все, что она собиралась высказать Лукасу, она просто взорвется.
 – Очень хорошо, миледи, – произнес Хопкйнс с самым мрачным видом.
 Он позвал Джона, который сразу побежал за наемной каретой. Вернулся он очень скоро, помог Амелии сойти по лестнице и подняться в большую черную карету. Амелия еще не опустилась на сиденье, а экипаж уже сорвался с места, и она, утратив равновесие, почти упала на что-то гораздо более твердое, чем сиденье кареты. Не успела она перевести дух, как обе ее руки оказались за спиной и их связали чем-то мягким и шелковистым.
 Она встревожилась, но тотчас сообразила, кто это мог быть.
 – Лукас! Прекратите! Я не имею желания терпеть ваши игры сегодня вечером, и кроме того...
 – Я вижу, что спасаю вас вовремя, – произнес резкий голое, слишком хорошо ей знакомый.– Тем более что вы называете этого американца его христианским именем. Амелию охватил ужас.
 – Лорд Помрой? – Она безуспешно попыталась слезть с его колен. – Немедленно отпустите меня! Я не позволю вам этого!
 Не обращая внимания на ее протесты, Помрой туже затянул узел у нее на руках, потом с неожиданной силой столкнул ее на сиденье рядом с собой. От толчка у Амелии перехватило дыхание, чему способствовал слишком туго стянутый корсет, и пока она боролась с подступившей дурнотой. Помрой поднял ее ноги к себе на колени и начал их связывать.
 Едва Амелия вновь обрела дыхание, она крикнула: 
 – Джон, помогите! На помощь!
 – Нет смысла взывать к. нему, дорогая леди, – сказал лорд Помрой, обматывая лодыжки Амелии шелковыми оковами. – Джон прослужил у меня много лет до того, как откликнулся на объявление вашего отца в газете. Кроме того, эти окна очень плотные, с толстыми стеклами, и вас никто не услышит. Экипаж специально готовили для военных целей. Он такой же крепкий, как скалы Гибралтара.
 Амелии стало страшно. Значит, лорд Помрой все это подстроил. И колесо у кареты поломалось не случайно. Господи, помоги!
 Амелия попыталась дать похитителю пинок, но платье, которое так послушно облегало ее тело дома, сейчас опутало ноги, и Амелия только и смогла, что по-дурацки подергать ими. Не говоря уж о том, что она по-прежнему еле могла дышать из-за тугой шнуровки. Лорд Помрой продолжал обматывать ей лодыжки так же спокойно, как это делал Лукас, когда они были на шебеке. Разница заключалась в том, что Помрой занимался этим не понарошку, а всерьез и крепко затягивал узлы.
 – Кстати, о Гибралтаре, – заговорил он противоестественно беззаботным тоном, – известно ли вам, что я провел там некоторое время? При вашей любви к экзотике это место покажется вам любопытным. Мы посетим его как только поженимся. 
 Она с наслаждением обрушила бы на него все скалы Гибралтара! Как он смеет говорить о похищении словно об увеселительной прогулке?!
 – Из вашей нелепой затеи ничего не выйдет! Помрой опустил ее связанные ноги на пол кареты и повернулся к Амелии лицом.
 – Уже вышло, – произнес он.
 В эту минуту они проезжали по достаточно широкому проулку мимо яркого фонаря, свет упал генералу на лицо, на котором Амелия увидела весьма решительное выражение.
 Неужели Помрой и в самом деле думает, что может принудить ее к браку? Надо разъяснить ему, что это невозможно, и разъяснить до того, как они выедут из Лондона, где люди могли бы прийти ей на помощь.
 – Милорд, это насильственное похищение не принесет вам ничего хорошего. Если вы увезете меня в Гретна-Грин и поставите перед священником, я просто откажусь от брака с вами.
 – Чепуха. Вы же разумная женщина. Поставленная перед выбором между респектабельной жизнью с героем войны, который обожает вас, и весьма скандальным и печальным будущим, вы...
 – Да, кстати, о скандале, – перебила Помроя Амелия, стараясь не думать о его словах насчет обожания, сильно встревоживших ее. – Скандал уничтожит вашу незапятнанную репутацию. Узнав о том, что вы похитили женщину вопреки ее воле, люди станут попросту презирать вас.
 – Человека, который уберег Англию от Бонапарта? – Он пренебрежительно фыркнул. – Кроме того, к тому времени как об этом кто-то узнает, мы будем вполне благопристойно женаты. И это станет романтической сказкой, одной из тех, какие рассказывают за карточным столом.
 – Ничего себе романтика! После того как я дважды ответила отказом на ваше предложение?
 Помрой выпятил свой бульдожий подбородок:
 – Если бы я верил, что вы в самом деле испытываете чувства, о которых говорите, я бы не сделал того, что я сделал. Но когда мы с вами познакомились, вам явно нравилось мое внимание.
 – Только потому, что вы оказались интересным человеком и рассказывали интересные истории.
 Он яростно замотал головой.
 – Я заметил, как вы смотрели на меня. Вы были оживленной, возбужденной... вас явно тянуло ко мне. Уверяю вас, что я был предметом увлечения для многих женщин, ангел мой. Я могу безошибочно определить, когда женщина меня хочет.
 – Вы имеете в виду – когда хочет придушить вас. Это он пропустил мимо ушей и продолжал:
 – Пусть вас не обманывают мои седины, я не слабее любого молодого мужчины. – Он вздернул косматую бровь и стал еще более похожим на бульдога. – Я знаю, как доставить женщине радость в спальне.
 О Господи, теперь он вообразил себя Казановой!
 – Я не сомневаюсь, что вы способны быть хорошим мужем. – Амелия призвала на помощь весь свой такт. – Но вопреки тому, что вы думаете, я не могу представить вас в этой роли ни в спальне, ни где бы то ни было еще.
 Некоторое время он пристально смотрел на ее окаменевшее лицо, потом заговорил:
 – Это лишь потому, что гарпии из школы миссис Харрис вбили вам в голову много всякой чепухи обо мне. Если бы вы, ангел мой, знали, до чего доходит эта женщина в своих стараниях разлучить нас, вы пришли бы в ужас. Только сегодня утром... – Он вдруг замолчал и сдвинул брови. – Нет, я не стану говорить об этом до тех пор, пока вы не будете готовы услышать правду.
 Так он считает, что за слабительное отвечает миссис Харрис. Просветить его, что ли? Нет, при данных обстоятельствах честность была бы неразумной.
 – Вы не думали бы обо мне так плохо, – продолжал Помрой, – если бы эта женщина не настроила вас против мужчин определенного толка.
 – Вы имеете в виду охотников за деньгами, – сухо уточнила Амелия.
 – Я не охотник за деньгами! – взревел он так, что Амелия инстинктивно вжалась в спинку сиденья. Помрой спохватился: – Простите меня, но я думал, что вам следует это знать. Хотя ваше приданое будет принято с благодарностью...
 – Если папа позволит вам его взять.
 – Он позволит, когда узнает, какую роскошь я намерен предоставить вам. Ангел мой, я буду обращаться с вами, как вы того заслуживаете;
 Если Он еще раз назовет ее своим ангелом, она станет обращаться с ним, как он того заслуживает, и вдребезги разнесет все в этой специально подготовленной карете, «крепкой, словно скалы Гибралтара»!
 Он похлопал Амелию по колену, и она резко оттолкнула его руку.
 – Со временем, – заговорил он холодно, – вы оцените разумность добрых отношений между супругами. Потому что мы непременно поженимся. И вы не станете возражать против этого к тому времени, когда мы приедем в Шотландию.
 Страх Амелии превратился в ужас. Ей пришел в голову единственный способ, при помощи которого Помрой намеревался добиться ее согласия.
 – Я не собираюсь выходить за вас замуж! И если вы намерены добиться силой моей руки, лишив меня девственности...
 – Разумеется, нет! – Помрой выпятил грудь. – Я не таков, как этот ваш американский приятель, подтолкнувший меня заняться той женщиной, которую он знал всего несколько дней.
 – И вы предпочли выжидать удобного момента, чтобы ее похитить, – произнесла Амелия с горькой иронией. – Майор Уинтер никогда не совершил бы ничего подобного. И я уверена, не допустит, чтобы это совершили вы. – Она всем сердцем надеялась, что так оно и будет. – Он догонит вас еще до того, как мы приедем в Шотландию. Меня ждут на обед у лорда Кирквуда. Если я не приеду, майор начнет поиски. 
 – Он этого не сделает или по крайней мере сделает тогда, когда уже будет поздно. Я это предусмотрел.
 От этих зловещих слов у Амелии сжало горло. Она лихорадочно принялась дергать и тянуть свои оковы, однако они, несмотря на то что были шелковыми, не поддавались.
 Видя ее отчаянные попытки освободиться, Помрой смягчился и, видимо, решил проявить заботу о своей пленнице.
 – Быть может, вам станет легче, если вы чем-нибудь подкрепитесь, раз уж пропустили обед. Я захватил с собой провизию. Не желаете ли сыра с хлебом? Или немного вина?
 В надежде на то, что он ее развяжет, Амелия сказала:
 – Конечно, желаю. Если вы развяжете мне руки...
 – Этого я, к сожалению, сделать не могу, – произнес он снисходительным тоном отца, который старается уговорить непослушного ребенка. Достал фляжку с вином и отвинтил крышку. – Но вы можете воспользоваться моей помощью.
 Он поднес фляжку к ее губам, но Амелия медлила, вспомнив о слабительном. Словно угадав ее мысли, Помрой улыбнулся и отпил глоток.
 – Ну, видите? Совершенно безопасно. Я.ни в коем случае не причинил бы вам вреда. 
 – Эти веревки свидетельствуют о другом.
 Она выпила немного вина, тошнотворно сладкого портвейна, который терпеть не могла.
 – Если вы перестанете дергаться, ангел мой, эти шелковые узы не натрут вам кожу. Я специально подбирал мягкую материю.
 Он предложил Амелии еще вина, и она, только теперь осознав, насколько ее мучила жажда, выпила его охотно. Помрой одобрительно улыбнулся:
 – Я так и знал, что вино придется вам по вкусу. Леди любят сладкое. 
 «Даже солдату время от времени требуется что-нибудь сладкое», – вспомнила Амелия.
 Отчаяние охватило ее. Как ей хотелось сейчас взять назад жестокие слова, брошенные Лукасу сегодня днем! Он, может, и негодяй, но своего внимания он ей не навязывал. И даже то, как он за ней ухаживал, было отчасти результатом ее ошибки. Если бы она не позволила ему поцеловать себя в тот вечер, когда они познакомились, он скорее всего не стал бы использовать поцелуи с целью получить от нее нужные ему сведения.
 – Хотите еще вина? – спросил лорд Помрой.
 – Нет.
 Вино, которым он ее напоил, вызвало тяжесть в желудке. И почему Помрой так уверен, что Лукас не последует за ними?
 Маркиз завинтил пробку на фляжке и принялся проверять, что у него есть из провизии.
 – Съедите что-нибудь? Хлеба с маслом?
 – Я хочу лишь одного: чтобы вы меня развязали.
 – Понимаю, что это вас беспокоит, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы вам было удобно.
 – Удобно! И вы называете удобным быть связанной, как свинья, которую везут на рынок!
 – Это все лишь до тех пор, пока не подействует лауданум – настойка опия.
 Амелии стало зябко.
 – Опий? – Когда же он дал его ей... о нет, только не это! – В вине был опий? Но ведь вы тоже пили вино!
 – Верно. Но я почти невосприимчив к его действию в отличие от многих людей.
 Амелии снова стало трудно дышать. Или это лауданум вызывает перебои в дыхании? И какой-то странный, до сих пор неизведанный жар в крови? И от этого отяжелели веки?
 Внезапно ей ужасно захотелось спать.
 – Вы... отравили меня...
 – Разумеется, нет. Я дал вам ровно столько, сколько вас успокоит, вот и все. Не бойтесь, ангел мой. Я хорошо знаком с лауданумом. Мне давали его много лет назад, чтобы унять боль от ран, полученных в сражении. С тех пор я и стал любителем опиума.
 Она закрыла глаза.
 – Значит, в-вы... наркоман?
 – Если вам угодно, называйте это так.
 Это сделало Помроя более интересным. Нет, что она только думает? Это проклятое снадобье затуманило ее разум.
 – Мне никак не угодно называть это... – Амелия тряхнула головой, чтобы прояснить ее. – Что я сказала?
 – Ничего, дорогая.
 Он погладил ее по щеке. Или это воспоминание о том, как Лукас...
 Амелия откинулась назад и едва не упала с сиденья на пол.
 – Я не хочу... Я не... Он улыбнулся:
 – Отдохните, мой ангел. Потом вы почувствуете себя лучше.
 Голос его доносился до Амелии словно из туннеля. Сквозь туман она видела, как Помрой кладет ее ноги себе на колени и начинает развязывать узлы.
 – А теперь попробуем устроить вас поудобнее... Сон поглотил ее.




 Глава 15



 Дорогой кузен,
 произошло нечто совершенно ужасное. Мы держим это в тайне, пока не уясним больше, но я знаю, что могу положиться на Вашу рассудительность. Лорд Помрой похитил мою несчастную подопечную! Я должна, непременно должна была прислушаться к Вам: он настоящее чудовище! И теперь я самая несчастная из попечительниц, ибо пренебрегла своим долгом самым вопиющим образом.
 Ваш отчаявшийся друг
 Шарлотта.

 – Ради Бога, Уинтер, сядьте! 
 Лукас перестал мерить комнату шагами и устремил на своего кузена полный тревоги взгляд.
 – Она опаздывает.
 – С женщинами это случается. Вот и матушка еще не спустилась. 
 – Да, но Амелия обычно пунктуальна.
 – И вы в этом уверились всего за неделю знакомства с ней? – Кузен Лукаса усмехнулся. – Выходит, ваше расследование продвигается успешно.
 – Не столь успешно, как бы мне хотелось.
 Лукас сел, но почти тотчас встал, слишком возбужденный, чтобы хоть какое-то время оставаться на месте.
 – Надеюсь, все же настолько успешно, что вам после сегодняшнего вечера не понадобится моя помощь. – Кирквуд подобрал ноги на оттоманку. – Я собираюсь жениться.
 Лукас резко повернулся и воззрился на кузена.
 – Что такое? Когда?
 – Полагаю, что через несколько дней, в зависимости от того, сколько времени нам с мисс Линли понадобится, чтобы добраться до Гретна-Грин.
 – Что такое Гретна-Грин?
 – Это место, куда гнусный охотник за приданым вроде меня может привезти несовершеннолетнюю наследницу, на которой он не вправе жениться в Англии без согласия ее отца. Этот городок находится в Шотландии, у самой границы с Англией, и там до смешного легко заключить законный брак. Я подготовил все необходимое для меня и для мире Линли, чтобы мы с ней могли отправиться туда завтра.
 – Но вам хотя бы нравится мисс Линли? – спросил изумленный Уинтер. 
 Кирквуд пожал плечами:
 – Она, сказать по правде, глуповата, но я готов с этим мириться, если мне в результате брака удастся избавить от долгов мое имение. Кроме того, она слишком поглощена своими делами, чтобы лезть в мои. Жизнь моя станет немного иной, чем теперь, как только я позволю ей купить все модные наряды и драгоценности, какие она только захочет. – Кирквуд усмехнулся. – В общем, я не думаю, что вступление с ней в брак столь уж неприятно. А вы как считаете? 
 Лукас не ответил. Он не мог представить себя в постели с заносчивой мисс Линли, пусть она и очень хороша собой. Единственная ее забота – собственная внешность, только о ней она и думает. 
 Иное дело Амелия. Она, как видно, заботится главным образом о том, чтобы окончательно свести его с ума. Чего стоит ее сегодняшний поцелуй, от которого у него вся кровь кипела. Если представить ее у себя в постели...
 Тут в комнату вошел лакей и подал Лукасу свернутый несколько раз листок бумаги, на котором было написано его имя.
 – Простите, сэр, мы нашли это в холле. Кто-то оставил там записку в отсутствие слуг. Мы все занимались другими делами.
 Ничего удивительного, если учесть, что Кирквуду пришлось сократить штат прислуги после смерти отца, проигравшего все состояние в карты.
 Развернув записку, Лукас быстро пробежал ее глазами – и пришел в негодование.
 – Поверить не могу! Миссис Харрис пишет, что у леди Амелии разболелась голова и она не может присутствовать на обеде. – Сдвинув брови, он перечитал записку. Что-то в ней вызвало у него сомнения. – Я видел леди Амелию несколько часов назад, и она чувствовала себя отменно. Как она могла прийти в столь болезненное состояние, что миссис Харрис пишет извинение за нее?
 – Но вы же знаете, каковы женщины, – снова пожав плечами, заметил Кирквуд.
 – Леди Амелия не склонна поддаваться мимолетным настроениям. И особенно сегодня. Он настаивала на возможности переговорить со мной наедине.
 – А что, если она переменила намерение?
 – Да нет, вряд ли бы она... – Лукас не договорил. Его сегодняшний поцелуй явно разозлил Амелию, но могла ли она отказаться от встречи с ним из-за одного безрассудного поцелуя?
 Проклятие, он не может упустить ее, подобравшись так близко к цели! Лукас направился к двери.
 – Я поеду и поговорю с ней. Кирквуд вскочил на ноги:
 – Черта с два вы поедете! Лукас прошествовал в холл.
 – Мы поспорили сегодня, и она не дала мне возможности извиниться. Теперь я заставлю ее выслушать меня. – Он попросил подать ему шляпу. – Передайте, пожалуйста, вашей матушке, чтобы она не откладывала обед из-за меня.
 – В таком случае я с вами, – отрезал Кирквуд. Когда лакей подал ему шляпу, он сказал: – Передайте моей матери, что мы с майором Уинтером отправились за леди Амелией.
 – Слушаюсь, сэр. Прикажете подать карету?
 – Лучше пойдем пешком, – предложил Лукас в надежде, что это поможет прогнать внезапно возникшую тревогу.
 Они быстро зашагали по направлению к особняку Тови, однако тревога не оставляла Уинтера. Не смешно ли это, в конце концов? Да нет, пожалуй, не смешно. Лукас с годами отвык пренебрегать дурными предчувствиями.
 Когда они подошли к особняку, Лукас обратил внимание на то, что в окнах верхнего этажа нет света. Если у Амелии и вправду заболела голова, она могла лечь в постель, но миссис Харрис, безусловно, на ногах. Ведь сейчас нет и семи.
 Дворецкий сразу откликнулся на их стук и открыл дверь.
 – Майор Уинтер? Лорд Кирквуд? Что такое? Миледи стало дурно? Что-нибудь случилось?
 Лукас обменялся взглядами с кузеном.
 – Разве леди Амелия не осталась дома из-за головной боли?
 Хопкинс явно растерялся.
 – Разумеется, нет. Я проводил ее до наемной кареты около часа назад. Она отправлялась на обед с вами, джентльмены, и с леди Кирквуд. Холод пробежал по спине у Лукаса.
 – Она не приехала. Доставили только вот это. Он протянул Хопкинсу записку. Дворецкий прочитал ее и побледнел.
 – Это написано вовсе не рукой миссис Харрис. Кроме ого, она уехала по приглашению к своей приятельнице уже часа два назад. – Он поднял на Лукаса недоумевающий взгляд. – Я не советовал леди Амелии брать наемный экипаж, но она успокоила меня, сказала, что с ней поедет Джон и все будет в порядке...
 – Джон – это лакей, который доставил Кирквудам сегодня утром ее ответ на приглашение?
 Ответ дожидался Лукаса, когда он вернулся после чая. Но Джон доставил его с опозданием, улучив какое-то время для себя. Лукас ощутил мгновенную слабость, сообразив, для чего понадобилось это время.
 – Да, и Джон сам усадил ее в карету.
 – Почему леди Амелия воспользовалась наемной каретой? – спросил Кирквуд.
 – Она на этом настояла, сэр. Оказалось, что у нашей кареты сломано колесо, я предложил послать к вам за экипажем, однако леди Амелия сказала, что не стоит беспокоиться.
 Час от часу не легче. Медлительный лакей, неожиданная потребность в наемной карете, подложное письмо... Случилась беда.
 Лукас заставил себя сохранять спокойствие и продолжать расспросы. Иначе он не в силах помочь Амелии.
 – Наемная карета. Это вы за ней ходили? – Нет, это сделал Джон.
 – Как она выглядела?
 – Я ее не видел, сэр, но, может, стоило бы поискать ее на улице...
 – Сейчас она уже выезжает из города, как я думаю. Помрой увидел в этом свой шанс и похитил леди Амелию, – сказал Лукас и грубо выругался.
 Дворецкий издал стон, а лорд Кирквуд недоверчиво посмотрел на Уинтера:
 – С какой стати вы пришли к такому заключению? Откуда Помрою знать о нашем обеде...
 – Лакей. Сегодня утром он относил письмо леди Амелии и говорил потом, что задержался, так как оказывал помощь какой-то старой леди. Что-то тут показалось мне неладным, И теперь я понял, что именно. Я должен был встретить его, когда шел сюда, но не встретил, потому что Джон лгал. На самом деле он отнес письмо Помрою, и тот его провел. Этот парень, очевидно, следил за леди Амелией.
 – Но это мог быть кто-то другой, а не лорд Помрой, – возразил Кирквуд.
 Уинтер покачал головой: 
  –  Карета Помроя как раз уезжала, когда я шел сюда нынче утром. Все было продумано им заранее, как любая военная операция. Он не просто увез леди Амелию, он подкинул записку, чтобы отвести всякие подозрения и таким образом иметь в запасе некоторое время. – Панический страх Лукаса превратился в яростный гнев. – Он выбрал вечер, когда миссис Харрис должна была уехать в гости. И наверное, подкупил Джона уже несколько недель назад...
 – Стало быть, Джон не защитит миледи. – Опустившись на стул возле двери, Хопкинс закрыл лицо ладонями. – Это моя вина. Я должен был уговорить миледи подождать, пока починят карету.
 – Это не имело бы значения. – Лукас сжал кулаки. – Помрой твердо решил захватить леди Амелию. Когда я догоню их, я разорву Помроя на части.
 Он рванулся было к двери, но Кирквуд удержал его, схватив за руку.
 – Если вы правы, тогда он увозит ее в Гретна-Грин.
 – Если он намерен на ней жениться, то, вероятно, да. – Лукас высвободился от хватки своего кузена. – И в отличие от вас он не станет считаться с ее желанием.
 – Даже в Шотландии женщина должна дать согласие, иначе венчание будет признано недействительным.
 – Мы с вами оба знаем, что у мужчины есть тысяча способов принудить женщину к согласию, – мрачно возразил Уинтер.
 Кирквуд побледнел.
 – Верно. И если она останется в его власти более чем на этот вечер, она должна будет выйти за него замуж, чтобы спасти свою репутацию. Скрыть такое очень трудно, а в глазах общества провести ночь наедине с мужчиной все равно что разделить с ним постель.
 Лукасу стало невыносимо тошно при мысли о том, что Амелия будет вынуждена стать женой этого осла Помроя. Он обратился к Хопкинсу:
 – У вас есть верховая лошадь, на которой я мог бы погнаться за ними?
 – Лучше воспользуйтесь моей каретой. – Кирквуд увлек Уинтера к двери, – Вы будете продвигаться быстрее и сбережете силы для возможной схватки с Помроем.
 – Но ведь карета может понадобиться вам самому, если вы и мисс Линли...
 – Я найму экипаж, – перебил Лукаса Кирквуд, с опаской поглядев на Хопкинса, и добавил только после того, как они вышли на крыльцо: – Мой герб виконта может быть вам полезен, в то время как отцу мисс Линли он поможет выследить нас с ней. – Они спустились по лестнице. – Не хотели бы вы, чтобы я отправился с вами?
 – В этом нет нужды. – Лукас быстро зашагал по улице. – К тому же кто-то должен рассказать миссис Харрис и родителям леди Амелии о случившемся.
 Остальную часть дороги до особняка Кирквудов они проделали молча, а когда поднимались по ступеням к входной двери, лорд Кирквуд заговорил:
 – Меня удивляет ваше желание вмешаться в это дело. Попытка Помроя завладеть леди Амелией вам вроде бы на руку: чета Тови будет вынуждена вернуться в Лондон, и вы воспользуетесь создавшейся критической ситуацией, чтобы расспросить Дороти Фрайер.
 Лукас ответил, когда они уже вошли в прихожую:
 – Хорош бы я был солдат, если бы остался в стороне, в то время как этот осел Помрой разрушает жизнь невинной девушки.
 Кирквуд удивленно поднял бровь:
 – Но ведь она англичанка. Почему вы о ней так печетесь?
 – Потому что я частично ответствен за происшедшее. Если бы он не задел самолюбие Помроя, не бросил бы ему вызов, возможно, тот и не дошел бы до крайности.
 – Я должен принять ваши слова на веру. Но подозреваю, что это не единственная причина, по которой вы хотите спасти леди.
 Не отвечая кузену, Лукас направился к лестнице на верхний этаж.
 – Мне надо вооружиться.
 Когда карету подали, кузен Лукаса подошел к нему:
 – Будьте благоразумны, Лукас. Вы не вправе хладнокровно убить английского героя войны.
 – Не беспокойтесь, я не дам вашим соотечественникам повод вздернуть меня на виселицу.
 Кирквуд последовал за ним, когда Лукас вошел к себе в комнату. Он взял ящик с пистолетами, а потом, подумав, ружье и саблю.
 – Если вы не перехватите их до завтра...
 – Я догоню их сегодня вечером. Я должен. Лукас открыл ящик и проверил, достаточно ли зарядов.
 – Ну а если не догоните? Лукас резким движением повернулся к кузену:
 – Я не допущу, чтобы жизнь ее была искалечена.
 – Это будет означать...
 – Я знаю, – выдавил из себя Лукас. – Кто-то должен будет жениться на ней. – Он вышел из комнаты в коридор, опустился по лестнице. – Если я завтра не вернусь, объявите всем, что мы с ней сбежали.
 Кузен следовал за ним в молчании. Когда они дошли до кабинета, Кирквуд сказал:
 – Подождите, Уинтер. Вам понадобится еще кое-что. Он поспешил войти в кабинет, за ним – Лукас.
 Кирквуд достал из ящика письменного стола листок бумаги и начал что-то писать, попутно объясняя свои действия:
 – Большинство сбежавших парочек ради того, чтобы их не поймали, выжидают примерно сутки, прежде чем отправиться в Гретна-Грин, и вам следует поступить точно так же Поскольку никто не захочет давать какому-то американцу то есть чужаку, сведения о герое войны Помрое, вот вам письмо, которое облегчит вашу задачу.
 Подписав письмо и поставив на нем свою печать, он улыбнулся Уинтеру – невеселой улыбкой.
 – Все станет гораздо проще при поддержке пэра используйте мой титул самым широким образом.
 – Благодарю вас.
 Лукас взял у Кирквуда письмо и шагнул к двери.
 – Как у вас с деньгами? – спросил Кирквуд.
 – У меня их достаточно. Благодаря щедрости вашей семьи, принявшей меня в этом доме, я почти ничего не тратил на себя после моего приезда в Англию. – Он взглянул на письменное свидетельство, данное ему кузеном, – Я не знаю, чем я могу отблагодарить вас за все, что вы для меня...
 – Верните домой леди Амелию, – не дав Уинтеру договорить, сказал Кирквуд. – Этого будет достаточно. К тому же чем чаще вы станете использовать мой титул, тем больше вероятность сбить с толку отца мисс Линли, когда он пустится завтра в погоню за мной.
 – Желаю удачи.
 – Будьте осмотрительны.
 Эти слова лорда Кирквуда звенели в ушах у Лукаса, когда он садился в карету. Другая фраза, произнесенная кузеном, неотступно сопровождала его, пока экипаж быстро катил по темным улицам Лондона: «В глазах общества провести ночь наедине с мужчиной все равно что разделить с ним постель».
 Если он привезет Амелию домой незамужней, она будет навсегда опозорена. Никогда не выйдет замуж, станет парией в обществе, даже если Помрой не прикоснулся к ней. Родители ее бывших однокашниц по школе запретят дочерям общаться с ней, а на всю ее родню ляжет пятно позора.
 Лукас кое-что знал о том, каково жить с таким пятном ,  и не пожелал бы этого даже худшему из врагов. Быть может, сама Амелия, завзятая любительница приключений, и не восприняла бы это слишком остро, но боль, причиненная ее родным, не оставила бы ее равнодушной. Так же, как и невозможность выбора. И потому он не допустит, чтобы ее опозорили, тем более что сам спровоцировал Помроя.
 «Но я подозреваю, что это не единственная причина, по которой вы хотите спасти леди».
 Лукас сжал в кулак руку, которой опирался о колено. Нет, не единственная. Ему просто невыносима мысль, что Амелия находится в объятиях другого мужчины, в то время как она хотела принадлежать...
 Ему. Лукас сдвинул брови. Надо окончательно лишиться ума, чтобы вообразить, будто Амелия могла бы когда-нибудь принадлежать ему. Быть его любовницей, его женой. Разделять с ним его постель, его жизнь, его будущее. Если бы она даже дала на это согласие, то, узнав о его истинной цели, никогда бы его не простила. Тогда что же ему остается?
 Жить без нее?
 Такая перспектива вызвала у него острую боль в груди. Уставившись в окно, он старался не думать об этом. Сейчас он должен сосредоточиться только на том, как вызволить Амелию. О последующем можно поразмышлять и позже.
 Он молился лишь о том, чтобы успеть. Потому что, если он доберется до них, когда Амелия уже станет женой Помроя, он должен будет убить этого человека.




 Глава 16



 Дорогая Шарлотта,
 я буду ожидать от Вас дальнейших известий с величайшим нетерпением, но я знаю, дорогой друг, что Вы никогда не были необязательной. Невзирая на обстоятельства, я готов оказать Вам любую помощь, которая мне по силам.
 Ваш покорный слуга
 Майкл.

 Амелия чувствовала себя водой, бегущей по камням, жидкой, переменчивой, ее мутило от этого непрерывного движения, а веки... о, какие у нее тяжелые веки! Быть может, это еще один чудовищный сон? Как тот, с верблюдом, превратившимся в крокодила, охраняющего чайник? Или сон о шебеке, на которой у руля стоял Лукас, а Долли была привязана к мачте?
 Нет, это слишком... земное, чтобы оказаться сном. Амелия ощущала запах несвежего растительного масла и лука, перебиваемый вонью горящего свечного сала и немытых тел.
 Запахи проникли сквозь завесу сна. Понадобилась еще одна секунда, чтобы Амелия осознала, что ее несут вверх по лестнице и что вокруг нее плохо различимые голоса. Во рту было невероятно сухо. Амелия сглотнула и открыла рот, чтобы попросить воды...
 И тут же его закрыла. Пить было опасно. Откуда она это узнала?
 Поблизости кто-то даже не проговорил, а прошипел:
 – Ты что, не можешь двигаться побыстрей? Я не хочу, чтобы она проснулась до того, как мы войдем в комнату.
 Амелия узнала этот голос, узнала и тот, который отозвался совсем уже близко от нее, можно сказать, над самым ее ухом:
 – Прошу прощения, милорд, но я двигаюсь быстро, как могу. Миледи весит больше, чем можно предположить по ее виду.
 Если бы у Амелии голова не кружилась так сильно, она бы выдала Джону как следует за подобное оскорбление. Но почему ее собственный лакей несет ее куда-то? Да потому, что он вовсе не ее лакей. Он слуга лорда Помроя. Это ему принадлежит второй голос, который она узнала.
 – Черти бы взяли эту деревенщину, – проворчал лорд Помрой. – Что возомнил о себе хозяин гостиницы? Какого дьявола он отказывается предоставить нам почтовых лошадей и предлагает ждать до утра?
 – Конюх сказал мне, что хозяин не хочет рисковать лошадьми по ночам. Поэтому гостиница так переполнена.
 – Как видно, ты считаешь, что я должен был послушаться тебя и остановиться за несколько миль отсюда, в гостинице, которую мы проехали.
 Ответом было недвусмысленное молчание.
 Туман в голове у Амелии начал рассеиваться, оживала память. Ее обманом похитил маркиз. Он везет ее в Гретна-Грин. Надо бежать!
 Однако руки и ноги были очень неловкими и тяжелыми. Да, ведь он дал ей лауданум. И связал ее.
 Но сейчас она вроде бы не связана. Однако здесь, на лестнице, пытаться бежать не следует. Ей не проскользнуть мимо Джона, а тем более – лорда Помроя.
 Сколько времени она спала? Который теперь час? Амелия чуть приоткрыла глаза и заметила светящиеся точки – огоньки свечей в подсвечниках, поставленных на лестнице. Слава Боту, еще только вечер. Если бы ей удалось сбежать от своих похитителей, она еще успела бы вернуться домой до тех пор, пока миссис Харрис не забила тревогу. 
 Наконец они добрались до верхней площадки. Сквозь приоткрытые веки Амелия увидела, что впереди идет хозяин гостиницы, что он первым вошел в номер и стал отдавать приказания горничным. 
 – Пожалуйте, сэр, – пригласил хозяин. – Вашей жене будет здесь удобно. 
 Жене? На полсекунды Амелия пришла в ужас: одурманенная, она не заметила не только дорогу, но и церемонию венчания! Но прояснившийся рассудок взял верх: лорду Помрою незачем было бы спешить, если бы он уже обвенчался с ней.
 Джон положил ее на кровать и отошел в сторону. Амелия слегка напрягла мускулы. Руки и ноги определенно не были связаны. Накидку с нее сняли, и низкий вырез платья бесстыдно обнажал почти всю грудь. Амелия испытала еще один приступ паники, вспомнив слова Помроя о том, что он собирается устроить ее поудобнее. Пока она спала, он развязал ее и снял с нее накидку. Делал ли он что-то еще? Трогал ее? Ласкал? 
 Лишил ее девственности? 
 Она этого не знала! Только чувствовала, что ее тело стало каким-то иным. Это из-за наркотика? Или почему-то еще?
 Она заставила себя успокоиться. Главное теперь – как можно скорее убежать. 
 Маркиз и Джон продолжали разговоры с хозяином, гостиницы и горничными. Амелия попробовала вытянуть ноги. Они уже стали менее тяжелыми, почти нормальными. Кроме того, они развязаны, а это существенное преимущество. Лорд Помрой справился с ней благодаря неожиданности нападения, но больше это ему не удастся. Только бы остаться с ним наедине. 
 Однако ей необходимо оружие. Из-под полуприкрытых век Амелия быстро осмотрелась. Ничего подходящего, разве что подушка, которой можно придушить проклятого идиота, если он ляжет.
 Амелия повернула голову и увидела на ночном столике недалеко от нее оловянный кувшин. Это, конечно, не оружие, но может им послужить.
 – Я пошлю вам обед с вашим слугой, как только он будет приготовлен, милорд, – говорил хозяин гостиницы. – И немного бульона для вашей больной супруги. Хочу заверить, что ей не придется испытывать даже минутных неудобств в нашей...
 –Да, благодарю вас, – нетерпеливо перебил его Помрой и поспешил выпроводить за дверь и хозяина, и служанок, и Джона.
 Амелия закрыла глаза, сердце у нее упало, когда она услышала, что Помрой закрывает дверь на задвижку. Ей придется ударить его достаточно сильно, чтобы выиграть время и отомкнуть дверь.
 – Ну а теперь, мой ангел, – полушепотом заговорил Помрой, – вам пора принять освежающее. Ведь вы должны встать с постели перед венчанием, не правда ли?
 Сердце у Амелии так и запрыгало, когда она услышала, как Помрой копается в своей сумке с «провизией». Сейчас или никогда... пока не вернулся Джон. Как только Помрой наклонится, чтобы предложить ей свое пойло, она ударит его кувшином по голове.
 Вот и его шаги у самой постели... Но прежде чем Амелия успела воспользоваться своим единственным шансом, раздался стук в дверь.
 – Кто там? – прорычал Помрой совсем рядом.
 – Обед, милорд, – послышался из-за двери приглушенный ответ.
 Амелия едва не выкрикнула во весь голос: «Нет!» Как мог Джон вернуться так скоро?
 Ну что ж, с нее достаточно! Амелия открыла глаза, когда лорд Помрой направился к двери. Она все равно должна это сделать, другой возможности для нее не остается. Руки у лакея будут заняты подносом с едой, Помрой будет отпирать дверь. И когда он распахнет ее, она, подкравшись, улучит момент и выскочит в коридор и...
 – Вы! – услышала Амелия полный злобного изумления возглас Помроя.
 Маркиз попятился от двери, и Амелия увидела почему. В комнату ворвался Лукас с обнаженной саблей, нацеленной прямо Помрою в горло.
 Лукас явился за ней! Он здесь, несмотря на риск, вопреки его собственным планам! Он явился спасти ее. Амелия могла броситься к нему и расцеловать его.
 – Где она? – Позади Помроя Лукас увидел пустую кровать.
 – Вы прибыли слишком поздно, – произнес лорд Помрой, когда Лукас, не сводя с него глаз и продолжая теснить дальше в комнату, захлопнул дверь ударом ноги.
 – Слишком поздно? – прошептала Амелия.
 Маркиз резко повернулся, огляделся и наконец увидел ее у стены, в нескольких футах от себя с кувшином в руке.
 При звуке ее голоса жесткое выражение на лице Уинтера смягчилось, но в глазах его, устремленных теперь на Амелию, была тревога.
 – С вами все в порядке, Амелия?
 – Да... нет... я не знаю. Он опоил меня лауданумом, и я только что очнулась. Он мог сделать со мной все, что угодно, пока я спала.
 – Я бы не причинил вам ни малейшего вреда! – Маркиз пытался подойти к Амелии, в то время как Лукас все дальше оттеснял его в глубь комнаты, держа саблю наготове. – Я никогда не позволил бы себе недостойно отнестись к спящей женщине.
 – Тогда почему вы сказали, что уже слишком поздно?
 – Слишком поздно, чтобы спасти вашу репутацию, – поспешил ответить Помрой. – Это все, что я имел в виду.
 Амелия вскинула голову:
 – Нет, не слишком поздно! – Она глянула на окно, за которым еще только сгущались сумерки. – Прошло всего несколько часов. Если мы с Лукасом уедем прямо сейчас, то успеем вернуться в Лондон до того, как кто-то узнает, что меня похитили.
 Глухое молчание воцарилось в комнате. Лорд Помрой выглядел совершенно растерянным. Пробормотав себе под нос какое-то ругательство, Лукас заговорил первым:
 – Простите, дорогая. – Он все еще не отводил взгляда от маркиза, но в голосе у него прозвучало горькое сожаление. – Я старался скорее догнать вас, но дорога мне плохо знакома, поэтому я был вынужден часто останавливаться и расспрашивать о Помрое...
 – Что это вы говорите, пропади все пропадом? – возмутилась Амелия.
 – Прошло двое суток с тех пор, как вы исчезли.
 – Двое суток?! – Амелия уставилась на него полными страха глазами. – Этого не может быть! Я бы давно... – Тут она замолчала, потому что в голове, освободившейся от дурмана, возникли смутные воспоминания о том, как кто-то не один раз уговаривал ее выпить что-то, как ее выводили из кареты, чтобы она облегчилась, и о том, как дремала в карете при слишком ярком дневном свете.
 – Вот видите? – заговорил Помрой умиротворяющим голосом, который привел Амелию в состояние бешенства. – Ваша репутация погибнет, если вы вернетесь необвенчанной. Единственный способ спасти ее – это выйти за меня замуж.
 – Выйти замуж за вас?! – Амелия ринулась на него, держа в руках кувшин, из которого при каждом ее шаге выплескивалась вода. – Замуж за вас? За того, кто опозорил, будьте вы прокляты! – Не в силах владеть собой, она изо всех сил ударила его кувшином по руке. – Как вы смели отравлять меня целых двое суток?! – Она ударила его по другой руке. – Одному Богу известно, что вы делали со мной, пока я спала! Он поднял руки, чтобы прикрыть голову.
 – Я ничего не делал, клянусь!
 – А почему на мне нет накидки? – выкрикнула она.
 – Я снял ее, чтобы вам было удобней спать, ангел мой...
 – Не смейте называть меня так! – Она ударила его по скрещенным рукам, и слезы ручьем хлынули у нее из глаз. – Я никогда не была вашим ангелом! – Полуослепленная слезами, она еще раз ударила его. – Я никогда не буду вашей женой! – Слезы не унимались, и Амелия смахнула их яростным жестом. – Как вы могли?! – Каждое слово она сопровождала ударом. – Вы... не... имели... права!
 – Довольно, дорогая. – Лукас подошел к ней сзади и обхватил за талию свободной рукой. – Вы все сказали совершенно ясно.
 Когда он оттаскивал ее от маркиза, Амелия запустила в своего похитителя кувшином и выкрикнула:
 – Никогда не прощу вас за это! Никогда!
 Лукас удержал ее за талию, опустил руку, в которой была сабля, и повернулся к двери.
 – Нам пора идти.
 – Нет, подождите, пожалуйста, – попросил Помрой. Он тоже опустил руки, лицо у него было багровое, волосы торчали в стороны. – Я понимаю, что вы сейчас разгневаны, леди Амелия, но если вы не выйдете за меня замуж, вы никогда больше не сможете высоко держать голову в обществе.
 – Мне это безразлично! – отрезала она. – Я лучше проживу оставшуюся жизнь опозоренной старой девой, чем выйду за вас!
 – Она не будет опозорена, – твердо проговорил Лукас. – Она выйдет замуж за меня.
 На мгновение сердце Амелии воспарило. Он женится на ней? Правда? Чтобы уберечь ее от скандала? Какой же он добрый, благородный человек!
 Но почти тотчас наступило отрезвление. Что, если он женится на ней не для того, чтобы ее защитить, а для него это лишь средство успешно завершить расследование?
 Амелия прогнала от себя эту мысль. Не важно, почему он так поступает. Для нее главное – получить уверенность, что лорд Помрой никогда больше не посмеет посягнуть на нее.
 – Да, – сказала она, – я выйду замуж за Лукаса.
 – За американца? – воскликнул маркиз. – Подумайте, что вы делаете!
 Он шагнул вперед, но Лукас остановил его, снова выставив вперед саблю.
 – Если вы тронете ее хоть одним пальцем, я поступлю с вами так, что удары, нанесенные леди Амелией, покажутся вам детской игрой. И вообще не думайте, что останетесь безнаказанным. Я добьюсь того, что вы предстанете перед судом...
 – Не делайте этого, – поспешила возразить Амелия, хотя от яростных слов Уинтера у нее мороз пошел по коже. Быть может, он и вправду любит ее. – Ни один юрист в Англии не предпочтет слова американского солдата о случившемся словам английского пэра. На стороне лорда Помроя общественное мнение. И даже если вы добьетесь для него наказания, ваше правительство может лишить вас своей поддержки. А моя семья будет опозорена. Так что в этом нет смысла. Идемте же отсюда.
 – Не уходите с ним, – протестовал маркиз, глядя на Амелию умоляющими глазами. – Он хочет только ваших денег, неужели вы этого не понимаете?
 – Он может получить мое состояние, если он того пожелает, – сказала она, даже не обратив внимания на то, как напрягся Лукас при этих ее словах. – Я предпочла бы выйти за любого – вы слышите? – за любого мужчину, но только не за вас.
 Лорд Помрой был явно в замешательстве.
 – Если бы вы дали мне такую возможность, я постарался бы сделать вас счастливой. Я знаю, что в глубине души вы относитесь ко мне с приязнью.
 – Тогда с какой стати я послала вам в Лондоне слабительное в карету? – Она должна была положить конец его безрассудному самообольщению. Любезности и отговорки явно ни к чему хорошему не приведут. – Я, а не миссис Харрис приказала это сделать. Мне не терпелось от вас отделаться.
 Он выглядел таким ошеломленным, что на минуту Амелия почувствовала даже жалость, но, вспомнив, как он поступил с ней, ожесточилась до невероятной степени.
 – Я вовсе не ангел. Неужели вы всерьез думаете, что я предпочту мужа, который по возрасту годится мне в отцы, такому молодому и мужественному человеку, как майор, что я захочу выйти замуж за человека, при котором вскоре, на склоне его лет мне придется стать сиделкой? За человека, который употребляет опиум, чтобы...
 – Довольно, – прервал ее лорд Помрой.
 Сейчас он выглядел намного старше своих пятидесяти с небольшим лет, но старался держаться с подчеркнутым достоинством.
 – Выходит, вы правы, – обратился он к Амелии. – Вы не та женщина, за какую я вас принимал. Я считал, что у вас понимающее и доброе сердце. Видимо, я ошибался.
 – Она оказалась добрее, чем вы того заслуживаете, – пробормотал Лукас.
 Хорошо, что маркиз этого не расслышал.
 – Поступайте, как вам заблагорассудится, миледи. Выходите замуж хоть за разбойника с большой дороги. Я вас не задерживаю.
 – Вы можете сделать и еще кое-что получше. – Лукас помахал саблей. – Советую вам держать все происшедшее при себе, слышите? Что касается вас, то в случае чего – мы с леди Амелией сбежали. Мой кузен уже распространяет такие слухи в Лондоне. Но если вы станете говорить нечто иное...
 – Я понимаю, сэр, – произнес Помрой тем напыщенным тоном, который Амелия терпеть не могла. – Я не стану противоречить этой версии.
 – Хорошо, – кивнул Уинтер, но саблю не опустил и обратился к Амелии: – Дорогая, прошу вас, подойдите и откройте дверь. И убедитесь, что путь свободен.
 Амелия поспешила исполнить просьбу, но едва она рывком распахнула дверь, как увидела наставленное на нее дуло пистолета. Вернулся Джон.
 Жестом он показал Амелии, чтобы она отступила. Амелия повиновалась со словами:
 – Лукас, у нас осложнение.
 – Бросьте саблю и отойдите от его сиятельства, мистер, – сказал Джон, нацелив пистолет Лукасу в голову, – если не хотите, чтобы дни ваши закончились прямо здесь.
 – Опусти пистолет, Джон, – устало произнес маркиз. – Майор и леди Амелия уезжают.
 – Но, милорд... – заикнулся Джон.
 – Быстро, Джон. Опусти его.
 Джон выполнил приказание. Лукас убрал саблю в ножны и сказал:
 – Благодарю, генерал. Это решение мудрое.
 Взяв Амелию за руку, он потянул ее к выходу.
 Лорд Помрой скривил губы в некоем подобии саркастической усмешки.
 – Желаю вам много радостей с вашей избранницей. Их будет немало с женой-мегерой.
 – Известное дело, – буркнул в ответ Лукас. Рывком высвободив руку, Амелия побежала впереди него вниз по лестнице.
 – Не бойтесь, сэр, – со злостью огрызнулась она, едва они оказались на нижнем этаже, – я не стану обременять вас своим присутствием ни на секунду больше, чем это будет необходимо. Как только мы приедем в Лондон...
 – Успокойтесь, дорогая, я ведь пошутил.
 – А я не шучу, Лукас. Я понимаю, вы сказали, что женитесь на мне, чтобы просто...
 – Миледи, вы уже поправились! – послышался возглас совсем рядом с ними.
 То был хозяин гостиницы, явно удивленный столь скорым выздоровлением.
 – Ваша гостиница совершила чудо исцеления, – бросила Амелия на ходу.
 Подъехала карета. Не успела Амелия сообразить, что она принадлежит лорду Кирквуду, как Лукас уже усадил в нее Амелию.
 – В Гретна-Грин, – скомандовал он кучеру.
 Когда карета тронулась с места, Амелия откинулась на спинку сиденья. Все, чего она сейчас хотела, – это номер в гостинице без лорда Помроя, сытная трапеза и горячая ванна. И еще одного она жаждала: хотя бы несколько минут не думать о своем невеселом будущем.
 Однако в присутствии Лукаса последнее было невозможно. Стало быть, надо выкладывать карты на стол в надежде, что он согласится с ее точкой зрения.
 – Я не вижу смысла в поездке в Гретна-Грин, – начала она. – Вопреки тому, что я говорила Помрою, я не собираюсь за вас замуж.
 Нахмурив брови, Уинтер бросил шляпу на сиденье и спросил:
 – Почему?
 – Потому что я знаю истинную причину вашего желания жениться на мне.
 Лицо Лукаса потемнело.
 – Если вы думаете, что это ваши деньги...
 – Не из-за денег. Из-за Долли, – выпалила Амелия и перевела дух. – Я знаю, зачем вы приехали в Англию. Именно об этом я и собиралась поговорить с вами на обеде у Кирк-вудов. Вы приехали, чтобы отыскать Дороти и Теодора Фрайер.
 Величайшее изумление отразилось на лице у Лукаса. Амелия скрестила руки на груди.
 – Опозоренная или нет, я не позволю вам жениться на мне только ради того, чтобы вы могли закончить ваше расследование.




 Глава 17



 Дорогой кузен,
 я должна уведомить родителей леди Амелии. С Севера до сих пор никаких известий. А тут еще новый скандал с мисс Линли и лордом Кирквудом. Вроде бы и нечему удивляться, однако я считала, что у лорда Кирквуда должно было хватить ума, чтобы не учинять этот побег сразу после бегства майора с леди Амелией. О чем он только думал?
 Ваш весьма огорченный друг
 Шарлотта.

 Лукас смотрел на выразительно поджатые губы Амелии, на ее маленький упрямый подбородок и сверкающие глаза, которые он уже отчаялся было когда-нибудь увидеть, и его радостное облегчение от того, что он нашел ее целой и невредимой, сменялось негодованием.
 Он не мог удержаться, чтобы не спросить, откуда oнa узнала о Фрайерах и когда это произошло. 
 – Так вы полагаете, что это все из-за Долли?
 Амелия уловила возмущение в голосе Лукаса и вздернула подбородок еще выше.
 – А разве это не так? Взгляд Лукаса был жестким.
 – Вы считаете, что я летел двое суток днем и ночью, не в состоянии ни спать, ни есть, каждую минуту представляя себе, что найду вас, похищенную этим ослом, только из-за вашей проклятой мачехи? И думал при этом, что если я спасу вас, то вы поможете мне в моем расследовании?..
 Амелия растерянно моргнула.
 – Ну... да. – Выражение ее лица смягчилось. – Поймите меня правильно, Лукас. Я очень благодарна вам за то, что вы приехали за мной. Но мне известно, что в Лондоне вы «ухаживали» за мной только для того, чтобы получить сведения о моей мачехе. Но не стоит вам заходить так далеко и жениться на мне.
 Так вот оно что! Если она считала, что его ухаживание неискреннее, стало быть, ей было что-то известно о его расследовании. И значит, она тоже притворялась, будто он ей нравится.
 – Что же именно, как вы полагаете, известно вам о Фрайерах? – спросил он, ибо ему стало ясно, что они ни к чему не придут в своем разговоре, пока не определится это. – И как давно известно?
 – С того момента, как мы с вами познакомились, – со вздохом призналась Амелия.
 Лукас не удержался и выругался по своему адресу.
 – Значит, вы все-таки побывали в моей комнате во время бала!
 Так вот ради чего она разыгрывала свой дурацкий флирт – чтобы он не догадался о ее обыске у него в спальне. А Дороти и Теодор Фрайер теперь скорее всего уже на полпути в Индию или на Ямайку.
 – Я увидела ваши записи о разных женщинах по имени Дороти, – заговорила Амелия. – И обнаружила фамилию, которую Долли носила перед тем, как вышла замуж за папу. Некоторые подробности вроде бы имели к ней отношение, и это свидетельствовало о том, что вы ее выслеживаете. Я решила выяснить почему.
 – Вы не сообщили ей? Или вашему отцу?
 – Я не хотела беспокоить их, пока не узнаю, в чем же дело.
 Лукас испустил долгий вздох облегчения.
 – Но в день похищения, – продолжала Амелия, – я узнала от... друга миссис Харрис, почему вы разыскиваете Долли или женщину, похожую на нее.
 – И что же сообщил вам этот «друг»?
 – Что американское морское министерство уполномочило вас схватить растратчика по имени Теодор Фрайер. А так как вы ищете женщину по имени Дороти Фрайер, я пришла к заключению, что между ними есть какая-то связь.
 – Они женаты. – Наверное, стоит сказать ей правду... или большую часть правды. Он определенно не хотел, чтобы она узнала некоторые из подробностей. – Теодор Фрайер был доверенным служащим флотского подрядчика в течение пяти лет, после чего начал присваивать деньги. Для этой цели он подделал несколько документов, и никто в банке и в компании не сомневался в его полномочиях. До тех пор, пока он не скрылся.
 Лукас выглянул в окно и стал смотреть на суровые просторы северной Англии, едва освещенные лучами занимающейся утренней зари. Потом заговорил снова, стараясь, чтобы голос его звучал как можно сдержаннее.
 – Позже я обнаружил, что он несколько месяцев получал письма от Дороти Фрайер. Последнее пришло в тот день, когда он сбежал. Видимо, оно его настолько взволновало, что он взял деньги и уехал в Рейнбек. Оттуда он и Дороти перебрались в Канаду. Дороти представляла его всем как своего мужа Теодора Смита.
 – Видите ли, вы тут ошиблись. Моя Долли – вдова Обадии Смита.
 Он снова повернулся к ней:
 – Это вы так говорите.
 – Долли вовсе не Дороти Фрайер, уверяю вас. Она никогда не жила той жизнью, какую вы описываете, и она, конечно же, не могла быть соучастницей в краже...
 – Не могла? Она была в Канаде, вы это сами признали, хоть и старались скрыть. Время ее приезда в Англию совпадает с моими сведениями, и у нее наружность Дороти, и она приехала сюда с большими деньгами.
 – Откуда вы узнали о день... – Амелия со стоном прервала себя на полуслове. – Ох, вы не знали. Это я сейчас проговорилась!
 – Я был в этом вполне уверен.
 – Она получила эти деньги в наследство от своего мужа, купца.
 – В Бостоне, верно? Но я готов держать пари, что, если вы ее спросите о Бостоне, выяснится, что она ничего не знает об этом городе. И не кажется ли вам немного странным, что муж возил ее с собой по тем же местам, по каким Теодор возил свою жену? Женщина, которой вполне подходит описание Дороти Фрайер...
 – Это не Долли, что бы вы ни говорили! Она такое робкое и застенчивое создание. Она носит то же имя, что и жена вашего преступника, но это всего лишь ужасное совпадение.
 – Так убедите меня! – огрызнулся Уинтер. – Расскажите о ней правду. – Его вдруг осенило. – До сих пор вы потчевали меня ложью, не так ли? Чтобы сбить меня со следа.
 – Нет! То есть... поначалу немного было. Чтобы проверить, как вы отреагируете. Чтобы я могла уяснить, та ли она женщина, которую вы ищете.
 – Чтобы уехать в Девон, предостеречь ее и помочь ей бежать.
 – Только в том случае, если бы я убедилась, что вы ошиблись. Потому я и хотела поговорить с вами на обеде у Кирк-вудов и доказать вам раз и навсегда, что Долли – не та особа, которую вы ищете.
 Так вот почему она была такой разгневанной во время чая! Потому что окончательно осознала, что он враг.
 А он-то считал, что злится она из-за того, что произошло на шебеке. Каким же законченным идиотом он был! Ее вполне заслуженно называют «леди Далила». Она завлекла его своим прекрасным телом, чтобы докопаться до сути, узнать правду.
 – Значит, все ваше кокетство и то, как вы благосклонно принимали знаки моего внимания... все это было притворством с целью получить от меня нужные вам сведения. Именно это вы хотите сказать?
 – Вы делали то же самое. – Амелия отвернулась к окну.
 – Но ведь я здесь, не правда ли? – медленно, подчеркивая тоном голоса каждое слово, проговорил он. – И вопреки той несусветной чепухе, которую вы вбили себе в голову, я здесь не из-за Долли. Поверьте, если бы я хотел облегчить свое расследование и добиться успеха, я оставался бы в Лондоне до тех пор, пока она и ваш папочка не вернулись бы в город, и тогда я заполучил бы ее легко и просто. Но вместо этого я поехал за вами. И знаете, почему?
 – Почему? – переспросила Амелия, и ее нижняя губа дрогнула.
 Лукас с силой втянул в себя воздух.
 – Потому что мне была невыносима мысль о насилии Помроя над вами. Тем более что вина за это его похищение лежит первым делом на мне.
 – На вас? – Амелия сдвинула брови. – Почему вы так считаете?
 – Если бы я не сидел каждый день на ступенях вашего дома и не дразнил его, он, возможно, и не дошел бы до такого чудовищного поступка. 
 Еле заметная улыбка промелькнула на ее лице.
 – Я склонна, думать, что причиной скорее всего послужило мое слабительное.
 – Послушайте, но при чем здесь слабительное?
 Когда Амелия, краснея, объяснила ему, в чем дело, Лукас разразился смехом:
 – Ах вот почему он так стремительно укатил от вашего особняка! Беру свои слова назад, дорогая, это и в самом деле ваша вина.
 – Он это заслужил.
 – Пожалуй, да. Но мне стоит помнить, что вставать у вас на пути опасно. При наличии у вас умения орудовать кувшином как дубиной и решать сложные проблемы при помощи слабительного я не хотел бы оказаться вашим врагом.
 Эти слова напомнили Амелии, что Уинтер может оказаться врагом ее семьи, и она опустила глаза.
 – Так вы и в самом деле поехали за мной потому, что беспокоились обо мне?
 – Нет. – Когда она снова вскинула голову, Лукас добавил с жаром: – Я приехал потому, что был болен от тревоги за вас. Это никак не связано с Долли и Тео Фрайер. – Глаза их встретились. – И оба они не имеют никакого отношения к тому, почему я везу вас в Гретна-Грин. Женитьба на женщине ради того, чтобы помочь расследованию, лежит за пределами понятия о долге даже для меня.
 – Так вы делаете это потому, что чувствуете себя виноватым и полагаете таким образом спасти меня от позора. Лукас покачал головой:
 – Я делаю это потому, что хочу вас.
 Глаза у Амелии широко раскрылись, но она не сказала ни слова.
 – Я хотел вас с того самого дня, когда впервые увидел в коридоре. Я сказал себе, что поцелуи и ласки – лишь средство, ведущее к цели, но когда мы остались вдвоем на шебеке, я даже не вспоминал о своем расследовании, поверьте мне. А в тот день, когда я угодил на ваш званый чай и вы пригрозили, что больше никогда меня не поцелуете, я хотел лишь одного: затащить вас в кабинет и заниматься с вами любовью, пока вы не признаетесь, что тоже хотите меня.
 Он наклонился и накрыл широкой ладонью ее руки.
 – Помоги мне Боже, если я ошибаюсь, Амелия, но я уверен, что ты тоже хочешь меня. Ведь не все между нами было ложью, верно?
 – Не все, – выдохнула она.
 – И если мужчина вроде меня уложит в свою постель высокородную английскую леди, не повенчавшись с ней, это вызовет шумный и справедливый протест. Черт побери, меня могут просто повесить. – Лукас грустно улыбнулся. – Выбор у меня невелик, не так ли?
 – Как и всегда, Лукас, ты совершенно не понимаешь, что представляет собой английское высшее общество. Теперь, после того как я опозорена, никто не поднимет крик по поводу того, что ты уложил в свою постель «высокородную английскую леди». Все придут к заключению, что я воспользовалась возможностью стать твоей любовницей.
 – Мне не нужна любовница. – Амелия попыталась высвободить свои руки, но Лукас только крепче сжал их. – Выходи за меня замуж, Амелия.
 – А что будет, когда ты попытаешься увезти мою мачеху в Америку?
 – Но ведь ты, кажется, утверждала, что она невиновна?
 – Это так и есть! Он пожал плечами:
 – В таком случае нет проблем. Я познакомлюсь с ней, изложу все напрямик, и на этом дело кончится. – Он отпустил руки Амелии, но только затем, чтобы усадить ее к себе на колени. Она подняла на него удивленные глаза, и Лукас повторил: – Выходи за меня замуж, Амелия.
 – У тебя нет...
 Он закрыл ей рот поцелуем, долгим и жарким, не желая слушать ее возражения и только тогда прервав свой жадный поцелуй, когда почувствовал, что она дрожит в его объятиях.
 – Выходи за меня замуж, дорогая, – вновь пробормотал он.
 Бесконечно долгую минуту она смотрела на него как-то неуверенно, а ему был очень важен ее ответ. Частично потому, что он признавал себя ответственным за похищение. Ясно, что генерал влюблен в Амелию. Если бы он не ощущал исходящую от Лукаса угрозу, если бы не считал необходимым спасти ее от Лукаса, вероятнее всего, продолжал бы свататься к Амелии, надеясь своим упорством склонить ее к согласию.
 Но чувство вины не было единственной или даже главной причиной того, что Лукас сделал Амелии предложение. Правда состояла в том, что до сих пор ни одна женщина не завладевала его душой в той мере, в какой завладела Амелия всего за несколько дней. Ему было хорошо говорить с ней, хорошо быть с ней рядом. Бог свидетель, что он не лгал, когда утверждал, что жаждет ее.
 Если она убедится, что он был прав насчет ее мачехи, если она узнает всю правду о похищении денег, тогда поднимется настоящая буря, – но это потом, он разберется во всем позже. А теперь он должен уговорить ее выйти за него замуж.
 – Назови мне хоть одну убедительную причину, по которой я должна выйти за тебя замуж, – произнесла наконец она.
 Господи, да он назвал ей уже целую кучу причин! А если она дожидается признания в любви, то может ждать хоть до второго пришествия. Он не собирается вручать ей ключ, при помощи которого она сможет им управлять.
 К счастью, он знал, чем еще может ее привлечь. – Скажем, дорогая, по той причине, что я могу предоставить тебе больше приключений, чем любой другой мужчина. По выражению ее загоревшихся глаз он понял, что попал в точку.
 Откуда ты знаешь, что я все еще жажду их? Мое последнее приключение могло бы вызвать решительную нелюбовь ко всяким авантюрам. 
 Лукас расхохотался:
 – Ты? Разлюбишь приключения? Никогда! Ты любишь их так же сильно, как берберские пираты свою добычу.
 – Как видно, ты воображаешь, что очень хорошо узнал меня, не так ли?
 Лукас положил руку ей на шею, дотронувшись большим пальцем до того места, где бился пульс, и коснулся губами ее губ, но не поцеловал, а начал играть ими.
 Когда пульс Амелии участился и дыхание стало прерывистым, Лукас заговорил негромко, прерывая свою речь все теми же легкими, как дыхание, поцелуями:
 – Я знаю, как возбудить в тебе желание, и это уже много. Так что же будем делать, милая? Воспользуешься ли ты возможностью выйти за меня замуж и окунуться в мир приключений? Или струсишь и станешь вести в Торки скучную жизнь опороченной старой девы?
 – Есть и еще один вариант, да будет тебе известно, – выговорила она. – Я могла бы стать любовницей какого-нибудь путешественника и...
 Лукас прервал эту нелепицу поцелуем, полным неистовой страсти и ревности, давая тем самым ей понять, что третий вариант – чепуха. Но на тот случай, если бы она все же не поняла это, он, оторвавшись от ее губ, прорычал:
 – Мы поженимся! Выбор сделан.
 Амелия улыбнулась ему самоуверенной улыбкой, которая посрамила бы саму Далилу.
 – Хорошо, но сначала я хочу принять горячую ванну, поесть и спокойно выспаться.
 – Все это ты получишь после венчания.
 – Если ты думаешь, что я проведу еще целый день без...
 – Всего лишь час. Как ты считаешь, почему Помрой пришел в такую ярость? Потому что он опоздал всего на пару часов, которые оставалось доехать до Гретны.
 Амелия смотрела на него в неподдельном изумлении.
 – И я не исключаю неприятную возможность, что Помрой вдруг переменит намерение и погонится за тобой, так что нам первым делом нужно обвенчаться. Потом будет сколько угодно времени для ванны, завтрака и постели.
 Амелия погладила его по щеке, глаза ее были полны слез.
 – Спасибо, что ты приехал за мной. Все равно, по какой причине.
 – Принято, – улыбнулся Лукас и поцеловал ей руку. Но когда он после этого прижался губами к ее запястью, к предплечью и двинулся было дальше, Амелия со смехом соскользнула с его колен и устроилась на сиденье напротив Лукаса.
 – Не раньше, чем мы обвенчаемся, сэр. И не до того, как я приму ванну и поем. И сниму с себя этот ужасный корсет.
 Только теперь Лукас заметил, насколько открыта ее грудь, насколько вызывающе она одета.
 – Это то самое платье, в котором Помрой тебя похитил? Как ни странно, она покраснела.
 – На мне была накидка, когда я садилась в карету, но да, я отправилась к Кирквудам в этом платье. А что?
 – А то, что появись ты в этом виде на обеде, наш разговор не обошелся бы без моей попытки тебя изнасиловать.
 – Я знаю, – усмехнулась Амелия. – Потому я так и оделась. Чтобы воспламенить тебя.
 Эти слова почему-то не удивили Лукаса.
 – Далила, ты меня губишь.
 Амелия все с той же усмешкой откинула назад волосы и открыла высокую, прекрасную грудь. И Лукас воспламенился. И пылал всю оставшуюся дорогу до Гретна-Грин.




 Глава 18



 Дорогая Шарлотта,
 я сомневаюсь, что поспешные бегства парочек могут повредить репутации вашей школы. Не думаю, что кто-то мог бы высказаться неодобрительно по поводу женитьбы Кирквуда: он хорошего происхождения и со связями. Второй случай может породить толки о том, сможет ли майор освободить леди Амелию до того, как маркиз женится на ней.
 Ваш сочувствующий кузен
 Майкл.

 Они обвенчались в доме для заключения браков при гостинице в Гретна-Грин; бракосочетание совершил один из известных протестантских священников. Амелия старалась не думать о том, как она выглядит в своем чересчур открытом вечернем платье и в корсете, затянутом так туго, что грудь ее почти неприлично выпирала из корсажа. Она была вынуждена позаимствовать шпильки для волос, так как ее собственные исчезли за время долгих часов наркотического сна. Но пастору, казалось, не было дела до ее внешнего вида; перед ним, без сомнения, прошло очень много невест, только что совершивших поспешное путешествие. Он относился к венчанию как к делу самому обычному и повседневному.
 Так оно и получалось, к сожалению. Приключения продолжались, и Амелия находила их куда более скромными и спокойными, чем ожидала. Сначала они оба должны были подтвердить свое желание вступить в брак. Амелию передернуло, когда она вдруг задала себе вопрос, каким же образом мыслил лорд Помрой осуществить это дело.
 Потом они произносили необходимые обеты. Амелия помедлила с ответом после того, как пастор обратился к ней со словами:
 – Берешь ли ты этого мужчину в законные мужья, чтобы жить с ним по Господнему установлению в священном состоянии брака? Станешь ли ты подчиняться ему и служить ему, любить его, чтить и поддерживать в болезни и здоровье, забыв обо всех иных, принадлежать только ему столь долго, сколько продлится ваша жизнь?
 С ума она, что ли, сошла, чтобы выходить замуж за человека, которого едва знает?
 Лукас наклонился к ней и сказал «Дорогая?» таким низким, проникновенным голосом, от которого у Амелии задрожали поджилки, и она, уже не раздумывая, произнесла твердо:
 – Да, беру.
 Не было ни долгих молитв, ни святого причастия, ничего похожего на свадебный обряд англиканской церкви. Все это вообще не выглядело как настоящая свадьба.
 Но вот пастор спросил о кольце, и Лукас надел кольцо на ее левую руку. Оно было слишком велико для безымянного пальца, и потому он надел его на средний. Тяжесть кольца оказалась ощутимым напоминанием о ее новом статусе.
 Больше никогда ей не придется гадать о своем будущем – обдумывать, какую страну она посетит первой и отправится ли туда на пакетботе, на клипере или даже на верблюде. Ее будущее сузилось до размеров человека, который стоит рядом с ней, и ей почти ничего об этом человеке не известно. Помоги ей Господи.
 Но этот человек явился спасти ее, в то время как никто этого не ожидал, а ее спасение могло разрушить его собственные планы. Значит, он питает к ней какое-то чувство. Не любовь, ибо он не сказал об этом ни слова. Но все же некоторую привязанность?
 И разумеется, сильное желание. Это больше того, что получают многие женщины от своих мужей. Конечно, ни одной из этих женщин не приходится волноваться о том, что муж отправит в тюрьму ее мачеху. Но Лукас в свое время привел отличный довод: если Долли и есть Дороти Фрайер, участница ограбления, то она вполне заслуживает, чтобы ее арестовали. Если же нет, то Амелии не о чем тревожиться.
 Кроме того, Долли или не Долли, а она не может себе представить в качестве мужа кого-либо еще, а не Лукаса Уин-тера. Эта мысль принесла Амелии значительное облегчение.
 После обряда пастор пребывал в самом благодушном настроении и познакомил их с несколькими людьми в гостинице, когда Амелия и Лукас уселись за весьма обильный завтрак. Венчание сбежавших парочек явно было для священника делом привычным, но свадьба американского солдата с дочерью графа – это уже нечто сверх обыкновенного.
 Праздничное настроение хозяев оказалось заразительным, и Амелия, несмотря на чудовищную усталость, вознаградила присутствующих лондонскими новостями, упомянула она и о своей шотландской подруге Венеции. К ее удивлению, хозяева дома слышали о лорде Дунканноне и о его загадочном преследователе, шотландском разбойнике с большой дороги, по прозвищу Шотландский мститель. К сожалению, Амелия не могла их просветить по поводу того, за что грабитель ненавидит лорда.
 После завтрака Лукас снял номер на ночь.
 – Мы уедем в Лондон завтра, – сказал он Амелии. – Мы оба нуждаемся в отдыхе.
 В отдыхе, ха! Оба прекрасно знали, что вовсе не отдых был у него на уме!
 Но когда они поднялись к себе в номер, Лукас, только взглянув на уставшую Амелию, велел ей тут же ложиться спать. Амелия настояла, чтобы написать Долли и папе о том, что произошло, но когда это было сделано, у нее не хватило сил даже принять ванну. Она еле держалась на ногах, пока Лукас помогал ей раздеться. Амелия осталась в нижней сорочке и панталонах. Глаза у нее закрывались сами собой.
 – Я хотя бы чуть-чуть подремлю, – пробормотала она, когда Лукас укладывал ее в постель с лишенным чего бы то ни было личного старанием слуги.
 Амелия уснула еще до того, как опустила голову на подушку.
 Проснулась она через несколько часов, разбуженная светившими в окно лучами предзакатного солнца. Спала она так крепко, что понадобилось некоторое время, пока она сообразила, где находится. Однако мужской сюртук на спинке стула и мужские сапоги, поставленные у двери рядом с ее туфельками, напомнили ей со всей очевидностью, что она уже больше не леди Амелия. Она миссис Лукас Уинтер.
 Но где же Лукас? Амелия повернула голову к камину и увидела, что новобрачный полусидит, полулежит в большой медной ванне, которой раньше в комнате не было. Глаза у него закрыты, дыхание ровное, но от воды идет пар, а Лукас скорее всего только что задремал.
 Хорошо. А она теперь должна определить одно – сделал ли что-то с ней лорд Помрой, пока она спала, одурманенная опиумом?
 Амелия так не думала. Он мог ее ласкать, но корсет был по-прежнему туго-натуго зашнурован, когда Лукас начал его снимать, а если бы Помрой попытался высвободить ее груди, ему очень трудно было бы снова отправить их за вырез платья.
 Но не это главное, нет, не это. Он мог воспользоваться разрезом на панталонах, чтобы лишить ее девственности. Почувствовала бы она, пусть и одурманенная, хоть что-то, соверши он над ней такое? Боль, некую неловкость, мало ли что...
 Существовал только один способ проверить это. Амелия подняла повыше подол нижней сорочки, стараясь не нарушить сон Лукаса неосторожным движением, и быстро осмотрела свои панталоны.
 Потом она откинулась на подушку со вздохом облегчения. Ни единого пятнышка. Помрой не мог бы лишить ее девственности так, чтобы на панталонах не осталось следов ее крови. Значит, она все еще невинна. И слава Богу. Амелии было бы неприятно лечь в постель к мужу не девственницей, пусть то была бы и не ее вина. Для мужчин это, кажется, имеет особое значение.
 Странный звук привлек ее внимание – что-то вроде шлепков ладонью по воде. Лукас пробудился? Амелия села в постели и присмотрелась к нему. Нет, глаза у него по-прежнему закрыты. Впрочем, дыхание изменилось, и этот странны и звук...
 Амелия слезла с кровати и подошла к ванне настолько близко, чтобы заметить, что рука Лукаса двигается. От этого движения и происходят звуки, которые она слышала.
 Этот негодник и не думает спать!
 Хотя щеки Амелии густо покраснели, она подошла еще ближе.
 К сожалению, ничего не было видно в мыльной воде. Зато она многое увидела над водой. Плечи, такие широкие, что могли бы понравиться самой разборчивой женщине... мускулистые руки, одна из которых красиво сгибалась при каждом взмахе, и великолепно вылепленную грудь, покрытую мелкими завитками черных волос.
 Но Амелию не устраивало то, что она не видит остальное.
 – Ну и как тебе ванна, муженек? – спросила она лукаво.
 Лукас встрепенулся на манер слуги, который не вовремя задремал и был пойман на месте преступления.
 – Что за штучки, Амелия?! Разве можно так подкрадываться к человеку!
 К своему великому удовольствию, Амелия заметила, что он побагровел.
 – Ты решил начать первую брачную ночь без меня?
 – А ты с чего это вскочила? – проворчал он. – Я думал, ты проспишь еще несколько часов. Иначе я не стал бы принимать ванну. Нужно использовать воду, пока она не остыла.
 Амелия расхохоталась:
 – Да уж, вижу, что ты использовал водичку как нельзя лучше.
 До Лукаса наконец дошло, что она обо всем догадалась.
 – Видишь ли, я решил... сбросить напряжение, чтобы тебе потом было полегче.
 – Не дай мне тебя остановить, – сказала она. – Только приподнимись немного, я хочу видеть.
 Лукас растерянно поморгал.
 – Ты хочешь... что?
 – Хочу видеть, как ты точишь свой «клинок». Почему бы и нет? Ведь мы теперь женаты.
 – В этом есть смысл. Определенно есть. – Лукас помолчал, как бы обдумывая некий план. – Может получиться недурно.
 – Лукас? – напомнила о себе Амелия.
 Взгляд его обратился на нее. Амелия стояла перед ним в дезабилье, и глаза у Лукаса потемнели, а губы сложились в такую пылкую улыбку, что у Амелии по спине пробежала чувственная дрожь.
 – Отлично, можешь посмотреть, – сказал он, откинувшись к концу ванны и опустив руки на ее края. – Однако мой «клинок» будет нуждаться в подначке, когда начнет сходить с ума из-за моей жены.
 – Что же это за «подначка»?
 Окинув ее взглядом, более жарким, чем пылающий в камине огонь, Лукас хрипло проговорил:
 – Распусти завязки на своей рубашке.
 – О, вот о какой «подначке» речь.
 Амелии вдруг стало трудно дышать. Вот это и есть приключение. Она сделала, как велел Лукас, от волнения слегка путаясь в завязках. Когда она справилась с ними, Лукас сказал:
 – Сними ее.
 В дальнейших поощрениях Амелия не нуждалась. Чувствуя себя грешной, она сбросила с себя рубашку и осталась в одних панталонах. Голодный взгляд, которым окинул ее Лукас, вызвал у нее нетерпеливое желание получить и от него большее.
 – Ты говорил, что я могла бы посмотреть на тебя, – напомнила она.
 Резким движением он поднялся из воды, и Амелия со свистом втянула в себя воздух. В следующий раз, когда она увидится с Венецией, она сможет ответить на заданный на прошедшем балу вопрос подруги, достойна ли «сабля» майора благоговейного почитания. О да. Бесспорно, да.
 Амелия с любопытством взирала на воинственный «клинок», дивясь его длине и толщине, которые к тому же увеличивались у нее на глазах. И когда Лукас, взяв его, принялся манипулировать им, словно он был настоящим клинком, Амелия добавила к двум его качествам третье – стойкость.
 – Отлично, Далила!– прорычал Лукас, прерывисто дыша. – Теперьтвоя очередь. Снимай... панталоны.
 Амелия посмотрела на него с улыбкой, которая, как она надеялась, была вызывающей, и принялась распускать завязки у панталон.
 – Ну же, дорогая, – произнес он тоном офицера, Отдающего приказ нерадивому солдату.
 – Слушаюсь, майор. Как прикажете, майор. Сию минуту, майор.
 Она сбросила панталоны на пол.
 Его неожиданное молчание встревожило бы Амелию, если бы оно не сочеталось с ускорением движений руки, в которой он держал свое «оружие».
 – Как же ты красива, – хрипло заговорил Лукас, устремив на Амелию восхищенный взгляд.
 Амелия вдруг смутилась и засмеялась нервным смехом.
 – Если ты можешь сказать такое женщине, которая не мылась несколько дней, а волосы у нее спутаны, то из тебя может получиться и в самом деле хороший муж.
 Рука Лукаса перестала двигаться.
 – Муж непредусмотрительный к тому же. Ты могла бы искупаться, пока вода еще теплая.
 – Места хватит для двоих, почему бы нам не помыться вместе?
 Тень беспокойства мелькнула на лице Лукаса, прежде чем он кивнул утвердительно:
 – Хорошо, только бы тебе было удобно.
 Чуть помедлив, он снова сел в ванну. Немного странно для мужчины он вел себя в их первую брачную ночь. Впрочем, Амелия понятия не имела о том, как вообще ведут себя мужчины в подобных обстоятельствах. Может, они тоже нервничают не меньше женщин:
 Когда она забралась в ванну и села лицом к нему, Лукас предложил:
 – Ты сядь ко мне спиной.
 Амелия сделала, как он велел. Вода и в самом деле еще не совсем остыла. Теперь, когда их стало двое, она поднялась почти до края ванны. Амелия вздохнула от удовольствия и попробовала окунуть в воду голову. Вода при этом плеснула через край. Амелия отодвинулась назад и прижалась головой к груди Лукаса. Но он только и сделал, что потянулся за Куском мыла и принялся намыливать ей волосы, осторожно расправляя завитки и массируя легкими движениями пальцев кожу головы. Когда он положил мыло на место, Амелия подхватила его и стала намыливать плечи и подмышки.
 После того как она промыла голову, Лукас забрал у нее мыло.
 – Позволь теперь мне, – бормотнул он. Она не противилась. Это было чудесно.
 Лукас начал с ее грудей и намылил их очень тщательно. Пока его длинные пальцы колдовали над ее отвердевшими сосками, он целовал ее в затылок, в ухо, в плечо. Скоро его руки побывали везде: он намыливал ее спину и живот, ноги, целуя Амелию, горячил ее кровь, пока она не стала более горячей, чем вода в ванне.
 Амелия гладила икры Лукаса, колени, бедра, наслаждаясь его участившимся дыханием.
 – Далила, – прошептал он и крепко поцеловал ее возле уха. – Дразни, дразни меня, прошу тебя!
 Его мыльные пальцы скользили между ног Амелии, сначала очень нежно, потом смелее. Она ответила тем, что провела рукой по внутренней стороне его бедра как можно выше и с восторгом обнаружила, что его тело напряжено. Пальцы Лукаса проникли дальше и надавили так сильно, что Амелия застонала.
 Он вдруг убрал руку, потом, опершись о края ванны, встал и выбрался на пол.
 – Идем же, идем в постель, чтобы я мог сделать все как надо.
 Амелия засмеялась, смывая с себя мыльную пену:
 – Со мной и так уже все «как надо».
 Он не смотрел на нее, пока вытирался полотенцем.
 – В постели будет удобнее для тебя.
 – Правда? Ты изобрел чудодейственный способ избежать боли в процессе дефлорации?
 Лукас бросил на нее столь пронзительный взгляд, что Амелия вдруг поняла: за его странным поведением кроется еще что-то. И верно угадала, в чем дело. Горло у нее перехватило от волнения.
 – Ты думаешь, что Помрой лишил меня невинности? И это тебя беспокоит.
 – Нет... да... пойми, ведь мы незнаем в точности, что он с тобой сделал. – Лукас отвел от Амелии взгляд и обмотался полотенцем вокруг талии. – Он мог сделать что угодно, пока ты спала.
 Амелия замотала головой:
 – Я бы почувствовала это. 
 – Ты даже не почувствовала то, что проспала целых двое суток. 
 – Это не моя вина! – возразила она.
 На лице у Лукаса, когда он повернулся к ней, было выражение боли.
 – Разумеется, не твоя! Во всем этом нет твоей вины. Но это ничего не значит. 
 Амелия выбралась из ванны. Взяла полотенце и завернулась в него, прикрывая обнаженное тело.
 – Это очень много значит, если ты будешь разочарован, обнаружив, что я потеряла невинность.
 – «Разочарован»! – Лукас изумленно уставился на нее, потом произнес со стоном: – О Господи, какой же я идиот! Вовсе не потому... – Он подошел к Амелии и обнял ее. – Для меня не имеет особого значения, девственна ты или нет. – Он поцеловал ее в лоб, в бровь, зарылся лицом в ее волосы. – Я просто не хочу причинить тебе боль.
 Амелия почувствовала некоторое облегчение.
 – Но это неизбежно, если я невинна. А если нет...
 – А если нет, то я не хотел бы сделать хуже. – Он посмотрел на нее с нежностью, от которой у Амелии защемило сердце. – Он... он мог обойтись с тобой грубо и причинить травму, боль от которой усилится, когда я... – Помолчав, он добавил с неподдельной горечью: – Невыносимо думать об этом, не хочу, чтобы тебе было больно.
 – Но он не причинил мне боли, Лукас. – Она коснулась его губ быстрым поцелуем. – Я бы знала, я бы почувствовала. – Она высвободилась из его объятий и подняла с пола свои панталоны. – Смотри, на них нет крови.
 – У некоторых женщин не бывает кровотечения во время дефлорации.
 – Откуда ты знаешь? Тебе часто приходилось лишать девственниц невинности?
 – Нет! – вскинулся он от возмущения. – Я прочитал об этом в одной книге, клянусь!
 – В книге? – Амелия почувствовала себя лучше. Намного лучше. Ей стало почти весело. Сбросив с себя полотенце, она подошла к Лукасу. – Так ты читал книгу, чтобы понять женщин? Странно.
 – Это был... всего лишь... какой-то медицинский журнал, – запинаясь чуть ли не на каждом слове, попытался оправдаться он.
 – Подходящее объяснение, ничего не скажешь, – поддразнила его она, потом одним рывком распустила узел, которым Лукас закрепил на себе полотенце, и сбросила его на пол. – Пожалуй, более правдоподобно, что то была одна из книжонок, которые сочиняет некий англичанин, чтобы пощекотать нервы глупцам, – повторила Амелия слова Лукаса, сказанные им во время их спора о пиратах и гаремах.
 Лукас привлек ее к себе, крепко обнял и закрыл ей рот поцелуем. Амелия обвила руками его шею. Ей казалось, что прошли годы с тех пор, как они целовались, хотя прошло всего несколько часов...
 А Лукас, целуя ее, касаясь языком ее языка, дал себе обещание сделать все так, чтобы Амелии было хорошо – далее если это убьет его самого. Он еще был не уверен, какие вольности может себе позволить, но, судя по тому, с каким рвением она отвечала на его поцелуй, ему, вполне вероятно, не придется так осторожничать, как он полагал, из опасения причинить ей боль.
 – Уложи меня в постель, – еле слышно произнесла она. – Я столько времени хотела узнать, что такое близость с мужчиной.
 – Как пожелает миледи, – ответил он, подхватил ее на руки и отнес на кровать.
 Он уложил ее и, стоя в ногах у постели, смотрел на ее лукавую улыбку, на лебединую шею с изумительно нежной кожей, на высокую грудь, которая чуть не свела его с ума на шебеке. Забравшись на постель, он любовался ее животом, ее бедрами и тем, что было открыто и ожидало его.
 – Лукас? – произнесла она глубоким, гортанным голосом, от которого у него задрожали колени.
 И желание победило страх. Лукас отодвинулся назад, к самой спинке кровати и наклонил голову к тому месту, где среди каштановых завитков волос, еще влажных после ванны, пряталось то, что ему предстояло отведать.
 – Что ты делаешь? – вскрикнула она.
 – Готовлю для тебя приключение, милая, – с улыбкой ответил он и прижался губами к ее влажному теплу.
 Исходивший от нее запах мыла и мускуса мог бы свести с ума любого. Лукас с невероятным трудом удерживал страсть долго сдерживаемого желания.
 После всего, что Амелия претерпела, она заслуживала лучшего.
 И он продолжал свои ласки, наслаждаясь тем, как она вздрагивает и вскрикивает от его прикосновений, что она приподнимается в бурном возбуждении. Он сам был доведен до высшей точки, но лишь после того, как почувствовал первые признаки ее кульминации, позволил себе овладеть Амелией в полной мере.
 Она широко раскрыла глаза:
 – Как это... ох... ты такой...
 Лукас дошел до барьера ее невинности и остановился.
 – Что-нибудь не так? – пролепетала она.
 – Выходит, милая, что ты была права. Ты все еще девственница. – Лукас уже сказал, что это не имеет для него особого значения, однако в глубине души не мог не признаться себе, что чувство безраздельного обладания женщиной все-таки приятно. Он у Амелии первый – и единственный, он, и только он. – Но ты недолго ею останешься, – добавил он и, не давая ей времени одуматься или встревожиться, преодолел преграду.
 Амелия издала душераздирающий крик, и Лукас поморщился – он не хотел причинять ей боль.
 – Ты скажи, если очень больно, я перестану, – хрипло выговорил он, моля небеса, чтобы в случае чего ему удалось так поступить.
 – Не смей, – услышал он в ответ, и Амелия схватила его за плечи, удерживая. – Больно, да, но я хочу узнать все до конца. До самого конца.
 Лукас глянул ей в лицо и убедился, что слова ее искренни. Едва он остановился, Амелия нахмурилась.
 – Я же сказала, чтобы ты не переставал, – почти сердито сказала она.
 – Но ведь так оно и делается, дорогая. Как движения руки. Припоминаешь?
 – Ох, верно. Я такая дурочка.
 – Но такая соблазнительная, такая привлекательная дурочка... И такая чувственная.
 – Правда? – спросила она, улыбаясь улыбкой Далилы-соблазнительницы. – Расскажи мне, что чувствуешь ты. В книжках про гаремы не слишком много таких подробностей.
 – Это в твоем духе – учиться искусству любви по... книжкам, – отрывисто рассмеявшись, сказал Лукас.
 Амелия покраснела.
 – Лукас, ты пойми... дело не в книжках... я... ну просто я не знаю, как мне себя вести... как я должна... что мне делать...
 – Что тебе хочется, милая, то и делай... все, что тебе нравится...
 Амелия немного выгнулась.
 – Вот так?
 – Так, моя радость. Именно так, – хрипло выговорил он. – Двигайся, прошу тебя... так...
 – А может быть, так? – Амелия тронула языком один, потом другой его сосок, и Лукас застонал. – Хорошо?
 – Да, моя любимая Далила... о да...
 Они уже не могли говорить в экстазе страсти, жаждая наступления облегчения. И оно наступило для обоих одновременно, бурное, блаженное, доводящее до полного изнеможения. Счастливого изнеможения.
 – Ты теперь принадлежишь мне, Далила, – задыхаясь, проговорил Лукас. – Ты моя жена... навсегда.
 – Мой муж, – выдохнула она, глядя на него со всем пылом тигрицы, покорившейся избранному ею самцу. – Навсегда.
 В этот момент величайшего наслаждения, в минуты полного упоения Лукас верил, что Амелия будет принадлежать ему вечно, до конца его дней. Сердце у него билось так, словно от радости вот-вот выскочит из груди. Он лег рядом с ней и, глядя в потолок, думал об их будущем супружеском счастье, позволив мечте увлечь себя надеждой после трех лет горького одиночества.
 Понадобилось несколько минут, чтобы дыхание у обоих выровнялось, а пульс успокоился. За кружевными занавесками окон солнце клонилось к закату, а с лестницы доносился топот постояльцев гостиницы, спускающихся к обеду вниз в столовую.
 Амелия пошевелилась рядом с Лукасом.
 – А все-таки это имело значение, правда?
 – Что именно? – не сразу отозвался он.
 – То, что я оказалась девственницей. Я обратила внимание на твое лицо. Это имело для тебя значение.
 Лукас обнял Амелию.
 – Для мужчины не столь важно, была ли девственницей его жена, сколь важно то, что именно он научил ее наслаждению. Я не стану лгать тебе. Любой мужчина этого хочет. – Лукас улыбнулся. – Потому что любая женщина, если она не может вспомнить, как ее лишали девственности, в сущности, чиста и непорочна, словно монахиня.
 Амелия подняла одну бровь:
 – А вы, сэр? Вы были непорочны?
 Лукас несколько растерялся. Он не ожидал такого вопроса.
 – Прости, милая, не был.
 – Это несправедливо, – заявила Амелия.
 – Верно, однако таков порядок вещей в этом мире. А мир в достаточной мере несправедлив.
 – Знать этого не желаю, – сварливо проговорила она. Лукас не мог удержаться от смеха. Она выглядела такой восхитительно обиженной.
 – Если это может послужить утешением, на этот раз я впервые делю постель с той, которая для меня много значит, с той, кого я люблю.
 Амелия просияла и повернулась к нему лицом:
 – Правда?
 – Правда.
 Она придвинулась к нему ближе.
 – Я рада. И рада тому, что отдала свою невинность тебе, а не Помрою. Ведь еще одной причиной, по которой мужчина хочет, чтобы в первую брачную ночь его жена оказалась девственницей, служит его желание быть уверенным, что его первый ребенок зачат от него.
 Лукас застыл. Он так стремился достойно завершить все это с Амелией, что даже ни разу не подумал о детях. Но ведь само собой разумеется, что брак и супружеская постель приводят к рождению детей.
 На минуту он позволил себе вообразить дивную картину: он и Амелия в окружении веселых девчушек, играющих в саду, и крепких мальчуганов, пускающих на пруду кораблики. Они относились бы к его дипломатической карьере как к увлекательному приключению, в полном соответствии с отношением их матери.
 Беда лишь в том, что карьера эта не начнется до тех пор, пока он не схватит Фрайера и не вернет Управлению флота деньги, похищенные этим человеком. Те самые деньги, что дали возможность семье Амелии жить приятной и удобной жизнью.
 Дивная картина исчезла. Амелия не простит ему разорение своей семьи. Он убедил ее выйти за него замуж вопреки ее страхам, но ведь она так убеждена, что Долли Смит вовсе не Дороти Фрайер. Когда же она узнает всю правду об этой истории, вряд ли встанет на его сторону.
 Но это еще ничего не значит. Они женаты, и даже если Амелия его возненавидит, он все равно несет ответственность за нее и за их детей.
 Он попросту должен опираться на закон и пояснить, как обстоит дело, поскольку ее судьба связана с его судьбой. Она его жена и обязана поддерживать его, даже если это ей не по душе. Обязана подчиниться его правилам игры.
 Ха! Амелия никогда в жизни не станет подчиняться чьему-то диктату. У этой женщины своя голова на плечах.
 Он тяжело вздохнул.
 – Хм-м? – сонно промычала Амелия, уютно пристроившись головой на плече у Лукаса.
 – Ничего, дорогая, – пробормотал он. – Спи спокойно. Она снова задремала, а Лукас залюбовался ее пышными кудрями, рассыпавшимися по плечам. Его член встрепенулся, но Лукас отвернулся и поспешил опустить голову на подушку.
 Господи, да он готов бежать за ней, словно беспородный пес. Как же сильно он увлекся, это просто опасно. Он дорожит ее обществом – и не только в постели. Так не годится. Мужчина не может чувствовать себя хозяином в собственном доме, если жена имеет над ним такую власть. Его собственный отец служит тому примером.
 Уинтер уныло уставился в потолок. Решено. Он отучит себя от чрезмерного тяготения к ее обществу. Будет радоваться тому, что она сама ему предложит, а она, несомненно, это сделает, но ему следует соблюдать осторожность. Ведь если он покажет, насколько нуждается в ней, если проявит слабость, Амелия так быстро поработит его, что он никогда и не вырвется на свободу.
 А так он рисковать не мог.




 Глава 19



 Дорогой кузен,
 лорд и леди Тови едва не сошли с ума от беспокойства, а я чувствую себя немногим лучше. У меня был соблазн сообщить им те сведения о майоре, которыми Вы снабдили меня несколько дней назад, но пока мы не узнаем, с каким из мужчин оказалась в конечном счете леди Амелия, я не думаю, что стоило бы злоупотребить Вашим доверием.
 Ваша встревоженная кузина
 Шарлотта.

 Какая-то не в меру дерзкая горничная отвела волосы Амелии у нее с лица и разбудила ее. Амелия схватила ее руку и замерла в испуге, так как почувствовала, что рука большая, волосатая и, несомненно, мужская.
 Амелия открыла глаза и увидела склонившегося над ней Лукаса, полностью одетого.
 – Пора вставать, дорогая, – негромко и чуть хрипловато произнес он.
 Все вспомнилось ей в мгновение ока – почему он здесь, где они и чем она занималась, совершенно голая, под укрывающими ее простынями.
 Раньше Амелия никогда не спала голая, да еще с мужчиной. В любое другое время она нашла бы это дико пугающим. Однако окно за спиной у Лукаса показывало, что еще темно, а чувствовала она себя после их бурной ночи вялой и слабой.
 Амелия закрыла глаза и уткнулась в подушку.
 – Уйди.
 – Вставай, Амелия, – сказал Лукас уже более твердым голосом.
 – Не сейчас, – пробормотала она.
 – Ты можешь поспать в карете.
 Она вздохнула. Майор Уинтер не позволит ей остаться в постели, если она не совершит нечто вызывающее. Открыв глаза, Амелия оперлась на один локоть так, что простыня соскользнула, обнажив ее грудь.
 – И ты мог бы забраться обратно в постель, – сказала Амелия.
 Он замер. Сатанински-черные глаза пробежали по ней, пол ыхнув огнем, от которого она вздрогнула. Этот взгляд напомнил ей, что Лукас знает каждую линию, каждую ямочку, каждый изгиб ее тела и что он ласкал и целовал их всю долгую ночь их приключения.
 Глаза с тяжелыми веками встретились с ее глазами.
 – Мы можем заниматься этим и в карете, Далила. А теперь одевайся. Гостиница переполнена, и мы не получим ни лошадей, ни форейтора, если не встанем рано.
 Он протянул ей нечто матерчатое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся ее нижней рубашкой. Амелия смутно припомнила, что ночью Лукас прополоскал все ее нижнее белье в ванне, выжал и повесил сушить у камина. Рубашка пахла свежестью и была приятно теплой на ощупь.
 – Нет, не делай этого, – сердито проворчал он, когда Амелия, взяв у него рубашку, попыталась завернуться в нее, как малый ребенок в одеяльце, и прильнула щекой к нагретой ткани. – Мы должны выехать в Лондон как можно скорее.
 – Почему? – пробормотала она.
 – Потому что не хотелось бы давать Помрою время распространить грязные слухи. Я ему не доверяю.
 – Он не станет болтать. Это не в его интересах.
 – Но ведь тебе и в голову не приходило, что он может тебя похитить, а он это сделал. —Амелия хмуро взглянула на Лукаса, и он добавил: – Кроме того, твои родители, должно быть, с ума сходят от неизвестности.
 Амелия вздохнула. Аргумент был убедительным, с этим не поспоришь. Она села и протерла глаза. Огляделась. В комнате был полный порядок. Ванну и мокрые полотенца из комнаты убрали, ее испачканное платье и нижние юбки были аккуратно сложены на комоде, чулки и панталоны висели на спинках стульев у камина. Ясное дело, жизнь с солдатом имеет свои положительные стороны.
 – Хочешь чаю? – спросил Лукас.
 – Звучит заманчиво.
 Амелия наблюдала, как Лукас наливает ей в чашку чай из горячего чайника, который стоял на столике у окна и пускал из носика пар. Чашку он поместил на поднос, уставленный еще чем-то.
 – Это завтрак? – спросила Амелия, глазам своим не веря. Нет, жизнь с солдатом и впрямь имела свои преимущества.
 – Завтрак для тебя. – Лукас поставил поднос ей на колени. На подносе были тосты, масло, вареное яйцо и ломтики ветчины. – Я уже поел.
 Амелия уставилась на него в изумлении:
 – Господи помилуй, когда же ты встал?
 – Часа два назад.
 – Еще не рассвело! Ты с ума сошел?
 Лицо его приняло замкнутое выражение, когда он ответил:
 – Я сплю немного в последние дни.
 – Что верно, то верно. – Амелия отпила из чашки. – Надеюсь, ты не станешь будить меня засветло каждое утро?
 – Это зависит от обстоятельств, – произнес он сдержанно, однако твердо. – Но во время нашей поездки можешь на это рассчитывать. – Когда Амелия принялась за еду, он подошел к гардеробу, достал из него муслиновое платье, нижние юбки и шерстяной плащ, принес и положил все это на постель, – Можешь надеть.
 Его решительные манеры и отрывистые команды начали раздражать Амелию.
 – В самом деле могу? – спросила она с откровенной иронией.
 Он явно не оценил ее иронию.
 – Оно тебе будет впору. Я сказал хозяйке гостиницы, что хорошо заплачу ей, если она подберет подходящее по размеру платье, и она ответила, что у нее такое имеется. Однако обувь я найти не смог, и тебе придется надеть твои вечерние туфельки.
 – Откуда ты взял деньги на все это: венчание, номер в гостинице, одежду?
 Он был явно оскорблен.
 – Я получаю жалованье, как и любой американский офицер.
 Ох, Господи, теперь она задела его самолюбие, хотя и знала, что мужская гордость – вещь деликатная.
 – Прости, пожалуйста, я вовсе не имела в виду...
 – Я вполне могу позволить себе содержать жену, если тебя беспокоит именно это.
 – Я уверена, что можешь. – Амелия помолчала, тщательно подбирая слова. – Видишь ли, в тот вечер, когда мы познакомились, ты сказал, что деньги, которыми ты владел, пропали. А можешь ли ты винить меня за то, что я пришла к выводу, что средства твои... ограниченны?
 На щеках у Лукаса задвигались желваки.
 – Я имел в виду, что у меня нет большого состояния. Но я достаточно обеспечен, – ответил он, помолчав.
 Амелия с самым безмятежным видом начала намазывать тост маслом, обдумывая при этом, как бы поудачнее поддержать деликатную тему разговора.
 – Ведь есть и мое состояние...
 – Нет! – Лицо у Лукаса вспыхнуло от гнева. – Мы не станем его трогать.
 – Почему же?
 Глаза его смотрели на нее в упор – черные, как обсидиан, и, казалось, такие же твердые.
 – До тех пор, пока я не узнаю, откуда у твоей мачехи такое состояние, мы не притронемся к твоему приданому. Насколько мне известно, каждое пенни из ее денег принадлежит нашему флоту.
 – Только в том случае, если Долли виновна, – возразила Амелия, откладывая в сторону недоеденный тост.
 – Если она невиновна и деньги достались ей по закону от ее первого мужа, тогда мы вернемся к обсуждению этого вопроса.
 Отодвинув в сторону поднос, Амелия встала с постели и натянула на себя нижнюю рубашку.
 – Что ты имеешь в виду под обсуждением?
 – Когда вся эта запутанная история с Фрайерами придет к концу, я, вероятнее всего, займу высоко оплачиваемую должность, достаточно высоко, чтобы я мог содержать семью. Я не нуждаюсь в твоих деньгах.
 Амелия чувствовала, что позиция у нее шаткая, но все же считала, что, пожалуй, лучше договориться обо всем теперь, пока они в состоянии рассуждать рационально, а не тогда, когда в результате вполне вероятного кризиса такого преимущества у них не будет.
 Она натянула панталоны.
 – Нужны они тебе или нет, но эти деньги у тебя есть, так что, мне кажется, было бы глупым ими не пользоваться. – Заметив, что он ощетинился, она тут же добавила: – Я не сомневаюсь, Лукас, что ты можешь позволить себе достойно содержать жену и семью, но какая беда от того, что мы станем тратить мои деньги на дополнительные радости и удовольствия?
 – Ты научишься обходиться моими заработками, Амелия, и давай на этом поставим точку.
 Он подошел к.своему ранцу, который захватил с собой в дорогу, достал оттуда кинжал и спрятал его в один из внутренних карманов сюртука.
 Амелия быстрыми, резкими движениями закрепила подвязки на чулках.
 – А почему я должна так поступать?
 Лукас помолчал, весьма выразительно глядя на нее.
 – Потому что я так говорю. Я твой муж и намерен быть хозяином в собственном доме. Неужели вас, английских леди, этому не учат?
 – О, учат, и еще как! – выпалила она. – Почему, по твоему мнению, я до сих пор оставалась незамужней?
 Этот выстрел попал в цель. Лукас запустил пальцы в волосы и пробормотал какое-то невнятное проклятие.
 – Я всего лишь говорю, что лучше бы тебе научиться жить так, словно у тебя нет неисчислимого количества денег, которые ты привыкла иметь в своем распоряжении.
 – Неисчислимого количества денег! – Кровь у Амелии закипела. Подойдя к Лукасу, она ткнула его пальцем в грудь. – Я хочу, чтобы ты знал, Лукас Уинтер, что, пока не появилась Долли, у нас с отцом едва хватало денег на еду. Пока я подрастала и мы жили в обыкновенном коттедже, папа содержал нас на деньги за статьи, которые он писал в журналы для джентльменов. Когда мне исполнилось двенадцать лет, умер дедушка, и папа унаследовал имение. Он не унаследовал деньги, потому что их не было. Папа тратил все свое время на чтение книг о земледелии и старался добиться, чтобы имение хотя бы окупало расходы, а я вела домашнее хозяйство настолько бережливо, насколько могла это делать девочка двенадцати лет. – Она еще раз ткнула его пальцем в грудь и продолжала: – Так что я отлично знаю, что значит беречь каждый пенс. Я знаю, как накалять докрасна кирпичи в очаге, чтобы потом греть ноги. Ведь не каждому по карману поддерживать огонь в камине всю ночь. Я знаю сотню способов готовить рыбу, пойманную в собственном пруду. И я могу в точности описать, как делать камышовые свечи, если даже сальные слишком дороги. И более того...
 Лукас налету поймал ее палец, устремленный ему в грудь.
 – Хватит, – произнес он с хрипотцой в голосе. – Я тебя понял.
 Однако Амелия еще не выговорилась.
 – Была ли я счастлива, когда появилась Долли со своими деньгами и великодушной добротой и облегчила мою жизнь? Когда я смогла оставить позади существование, полное тяжелой и нудной работы, и обрести перспективу на реальное будущее в Лондоне? Когда вместо того, чтобы всего лишь читать о приключениях других людей, я получила возможность посещать музеи и выставки, разговаривать с такими людьми, как генерал Помрой? Да, признаюсь честно, я была в восторге.
 Гнев ее разгорелся, и она рывком высвободила свою руку из руки Лукаса.
 – Но я могла бы вернуться к жизни на гроши в одну секунду, если бы это потребовалось. Что бы ты обо мне ни думал, я знаю, как выжить, довольствуясь малым. И если ты воображаешь, что можешь диктовать мне, как и сколько денег, появившихся у меня в связи с замужеством, я вправе тратить, то...
 – Успокойся, милая. – Взяв ее лицо в ладони, Лукас поцеловал Амелию в губы. – Успокойся, умоляю тебя. Я ничего не знал о тяготах твоей семьи. Я просто подумал...
 – Что я легкомысленная девчонка, которая только и мечтает о драгоценностях и нарядных платьях и ввергнет тебя в долги.
 Она оттолкнула его, нимало не смягчившись от того, что он попытался унять ее гнев поцелуем.
 – Но я такого не говорил, – нахмурился Лукас.
 – Нет, говорил. За чаем. Ты сказал, что для женщин самое главное – деньги.
 – Да будь это все проклято, Амелия, в тот день я был зол, потому что думал, будто ты отказалась отобедать со мной у Кирквудов. На самом деле я так не считаю.
 Он отошел от нее и принялся укладывать вещи в ранец.
 – Но ты говорил вполне уверенно.
 – Слушай, сейчас у нас нет времени на споры, – сказал он с раздражением. – Одевайся, и в карете мы поговорим об этом, сколько тебе заблагорассудится.
 Амелии хотелось спорить с ним именно сейчас, но она понимала, что Лукас прав.
 – Хорошо, – бросила она, испепелив Лукаса негодующим взглядом.
 Не без труда отыскав свой корсет, она надела его и попросила:
 – Пожалуйста, затяни шнурки.
 – Лучше бы без корсета, – посоветовал Лукас. – Нам предстоит долгая поездка, и без него тебе будет удобнее.
 – Как раз в нем-то и удобнее, – возразила Амелия. Потом ее осенило, почему он хочет, чтобы она ехала без корсета. – К удобству, я полагаю, это не имеет отношения, не так ли?
 Лукас погасил свечу на столе.
 – Не понимаю, о чем ты.
 – Ты просто не хочешь, чтобы корсет мешал твоим удовольствиям, вот и просишь меня его не надевать. Но если ты думаешь, что я позволю тебе дотронуться до меня после того, что ты тут наговорил...
 – Побойся Бога, женщина! – Лукас резким движением повернулся к ней, глаза у него сверкали. – Вот почему я до сих пор не женился! Отнюдь не мечтал заполучить особу, которая донимала бы меня своим острым языком. Бог свидетель, я много такого наслушался от своей матушки, пока рос. И не хочу ничего подобного слышать от жены!
 Истинный смысл этих жестких слов Амелии следовало бы понять раньше, особенно после того, как леди Кирквуд рассказала ей и миссис Харрис о родителях Лукаса. Это объясняло особую щепетильность Лукаса в денежных проблемах, его презрение не только к английским, но и вообще ко всем светским женщинам. И то, что он никогда не упоминал о своей матери, хотя нередко говорил об отце.
 – Твоя мать была родом из богатой семьи, верно? – мягко спросила Амелия. – У нее были связи и положение в свете, как у меня. Пока она не вышла замуж за твоего отца.
 Судя по тому, как у Лукаса вся кровь отлила от лица, она угадала источник его душевного смятения.
 – Я не желаю сейчас говорить о моей матери, – отрезал он. – Нам пора в дорогу.
 – Но, Лукас, если ты даже не хочешь рассказать мне о твоих родных...
 – Не сейчас, Амелия. – Он поднял ящик с пистолетами. – Мне все равно, наденешь ты корсет или нет. Я иду вниз похлопотать, чтобы карета была готова, пока ты оденешься и соберешь вещи. – Он указал ей на ранец. – Уложи сюда свою одежду с моими вещами. Если через пятнадцать минут тебя не будет на пороге гостиницы, даю слово, что поднимусь и отнесу тебя вниз, не важно, одетую вполне или нет. Понятно?
 Гнев вернулся к Амелии так же быстро, как и оставил минуту назад. Она вздернула подбородок:
 – Да, майор. Как прикажете, майор.
 – Отлично! – рявкнул он. – Пятнадцать минут, Амелия. С этими словами он ушел.
 Как только дверь за ним закрылась, Амелия запустила в нее корсетом. Он, видите ли, предоставил ей выбор, надевать корсет или нет. Но она не может зашнуроваться самостоятельно. Ей и платье-то надеть без чужой помощи нелегко.
 Пропади он пропадом, самонадеянный дьявол! Амелия схватила свои мятые и грязные вещи и затолкала их в ранец. Если он вообразил, что может отдавать ей приказы, как одному из солдат, ему придется передумать. Она не намерена это терпеть!
 С гордым видом Амелия проследовала к кровати, взяла нижнюю юбку, надела ее и завязала тесемки. Ей следовало бы знать, что Уинтер превратится в тирана сразу же, как только они обвенчаются. Он вел себя как последняя скотина с того самого дня, как они познакомились в доме лорда Кирк-вуда.
 Амелия надела платье. Оно, к счастью, застегивалось спереди, что облегчало задачу. Более того, хоть и узкое в талии и потому высоко поднимавшее грудь, оно было Амелии в самый раз. Папа ни разу в жизни не купил для нее ни одной вещи, которая не была бы либо чересчур велика, либо мала. А Лукас, несмотря на то что они пробыли в гостинице в маленькой шотландской деревушке всего несколько часов, сумел приобрести ей платье по мерке.
 Слезы выступили у Амелии на глазах. Она присела на кровать. Да уж, что и говорить, он тиран и скот. Тиран, который ночью отмывал кровь с ее белья так заботливо, словно Амелия была малым ребенком. Скот, который приготовил завтрак к ее пробуждению и купил новое платье, чтобы ей не пришлось надевать грязное. Который мчался за ней на север Англии, чтобы спасти от мужчины, готового ее опозорить, если она не уступит его домогательствам. И который рад был жениться на ней.
 Господи, да он просто загадочная личность! Смахнув слезы, Амелия встала и расправила плечи. Ладно, он грубиян, у него дрянной характер и диктаторские замашки, которые даже святого могут вывести из терпения. Но под этой воинственной наружностью можно разглядеть человека с очень уязвимой душой, человека, который правильно думает, но не всегда правильно поступает. Он ей даже нравится... когда не выводит ее из себя.
 Ну что ж, надо либо уживаться с ним, либо пристрелить его. Последнее, учитывая количество оружия, которое он обычно держит при себе, ей вряд ли бы удалось.
 Впрочем, есть и третий вариант, который не обсуждался. Ей самой этот третий вариант не нравился. Но поскольку представление Лукаса о чести вынудило его жениться на ней, возможно, он предпочтет именно его. Если Долли окажется преступницей, это во многом упростит дело.
 Надо еще посмотреть, как он отнесется к тому, что она предложит, потому что это определит, настоящий ли у них брак. Если Лукас выберет третий вариант, ей просто придется уйти. Даже если это разобьет ее сердце.




 Глава 20



 Дорогая Шарлотта,
 Вам нельзя так сильно тревожиться о Вашей подопечной. Вы просто заболеете. Леди Амелия, как мне представляется, в избытке наделена здравым смыслом. Она не допустит, чтобы мужчина, кем бы он ни был, взял над ней верх.
 Ваш верный слуга
 Майкл.

 После того как Лукас вышел из терпения в гостинице, он приготовился вытерпеть полный яда выговор, вспышку негодования или по меньшей мере сердитое молчание Амелии в карете.
 Но она в купленном им шерстяном плаще спокойно уселась напротив него и с задумчивым видом стала смотреть в окно, за которым раскинулся по небосклону розовый свет зари. Она подобрала ноги под себя и казалась сейчас такой юной, что у Лукаса защемило сердце.
 Еще несовершеннолетнюю девушку, ее похитили, опоили наркотиком и везли в течение нескольких дней через всю Англию. Словно этого было недостаточно, ей пришлось сочетаться браком с почти незнакомым человеком, чтобы спасти свою честь. Ее лишили невинности, ее гордость растоптали. И все же она может сидеть в задумчивости, словно маленькая девочка у окна, ожидающая, когда ее папочка придет домой. Или, как совсем молодая женщина, ожидающая, что ее муж превратится в нечто иное из американского дикаря, которого он сейчас собой представляет. Из грубого животного. Из мужчины, утратившего всякое самообладание только оттого, что жена предложила ему свое состояние.
 Идиот, который должен извиниться за то, что повел себя в точности как идиот. Не понимающий, как это сделать, не допустив, чтобы она вообразила, будто может вертеть им по собственному усмотрению.
 – Как красиво, правда? – заговорила Амелия, поразив его до глубины души этими простыми словами.
 Комок застрял у Лукаса в горле. Кое-как справившись с ним, он ответил:
 – Да. Красиво.
 До боли незабываемо и красиво. Даже в туманном свете раннего утра лицо ее светилось, словно лик мраморного ангела, и Лукас с великим трудом удержался от того, чтобы не броситься к ней, не заключить в объятия, умоляя простить его. Но это было безумием. Сделать это – все равно что обнажить перед ней грудь и точно указать место, куда вонзить шпагу, чтобы попасть прямо в сердце.
 С другой стороны, нельзя допустить, чтобы она продолжала считать его великаном-людоедом. Он должен показать, что у него есть чувства и разум. Что он не безнадежный идиот.
 – Амелия, что касается денег...
 – Я знаю, ты не хочешь взять мое состояние.
 – Дело не в том, что я не хочу. Дело в том, что оно не принадлежит тебе.
 Она обратила к нему взгляд ясных, чистых глаз, лишивший его всякого присутствия духа.
 – Это ты так говоришь. Но я думаю, что ты ошибаешься.
 – Время покажет, – заметил он уклончиво. – До сих пор ты не сообщила мне никаких доказательств того, что я ошибаюсь.
 – Правда откроется, когда мы поговорим с Долли. – Амелия поплотнее закуталась в накидку. – А когда ты убедишься, насколько заблуждался на ее счет, мы решим, что нам делать с моим состоянием.
 – Может, мы договоримся сохранить эти деньги для наших детей?
 На лице у Амелии появилось недоверчивое выражение.
 – Ты хочешь, чтобы у нас были дети?
 – Учитывая, что мое любимое занятие неизбежно приводит к рождению детей, у меня вроде бы нет выбора, а?
 – Я не об этом спрашивала, – негромко произнесла она. Да. Она спрашивала, готов ли он взять на себя полную ответственность за их брак, за все происходящее в семье. Лукас со вздохом отвернулся к окну.
 – Я всегда считал, что брак включает в себя рождение и воспитание детей.
 Амелия довольно долго молчала, потом сказала:
 – Лукас, сегодня утром я... то есть мне пришло в голову, что мы не обязательно должны иметь традиционную семью, если мы этого не хотим.
 Лукасу стало зябко, сердце тревожно забилось.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Мы могли бы вести раздельное существование. Это не такая уж редкость. Ты мог бы оставить меня в Англии, а сам жить как тебе угодно. Ведь у тебя не было выбора. Ты просто попытался поступить разумно, и я это принимаю и одобряю. Но ты не обязан заходить столь далеко, чтобы... ну, как это... чтобы постоянно жить со мной и содержать меня. Ты был бы волен продолжать холостяцкий образ жизни и не заботиться о жене и детях.
 Болезненная тяжесть сдавила грудь Уинтера. Они только что поженились, но Амелия уже захотела покончить с этим, причем типичным для английского высшего общества способом, который не удивил бы и не оскорбил ни одного из ее высокопоставленных друзей.
 Только его.
 Лукас постарался говорить как можно спокойнее:
 – И что бы ты стала делать?
 –Не знаю. Как замужняя женщина, я имела бы больше свободы. Могла бы путешествовать. Или просто жить в Лондоне.
 – Понимаю.
 Он смотрел из окна кареты на пустынный морской берег, такой же унылый и безрадостный, как его настроение. То, что она предлагала, имело определенный смысл. Это, бесспорно, упростило бы его положение. Если бы удалось посадить под арест Дороти Фрайер, чтобы поймать Теодора Фрайера, ему тогда не пришлось бы принимать в расчет чувства Амелии по этому поводу.
 Но сама мысль о предложенном ею варианте вызывала у него тошноту и сердечную боль. Ах, эта леди Амелия!
 – Я полагаю, что именно это тебя устраивает. Свобода жить, как тебе нравится, обилие приключений, которые ты так...
 – Нет, – перебила его Амелия и, по обыкновению, вздернула голову, выставив подбородок вперед. – Я бы скорее сочла, что это устраивает тебя. Тебе, кажется, нелегко выступать в роли мужа.
 – Я привыкну. И я вовсе не намерен дать тебе свое имя, а потом бросить. Ты моя жена, и дело с концом.
 Предложение оставить ее нанесли ему удар в самое сердце, и он реагировал на это точно так же, как и любой мужчина, попавший в подобный переплет.
 – Лукас, я только говорю, что...
 – Я не желаю жить врозь, черт побери!
 – А я не желаю жить вместе с человеком, который презирает меня за то, что я вынудила его жениться на мне без выбора.
 На глазах у Амелии выступили слезы, и это нанесло Лукасу еще один тяжелый удар.
 – Я не презираю тебя, дорогая. И ты, я уверен, поняла теперь, что никто не в состоянии заставить меня сделать то, чего я не хочу. Меня, такого упрямого осла.
 Амелия сморгнула слезы: дать им пролиться означало бы нанести удар ее гордости. Лукас попытался представить себе, как и его мать удерживается от слез, но это ему не удалось. Изобразив ласковую улыбку, он старался найти слова, которые могли бы ее успокоить.
 – Мужчина не может всю жизнь прожить в одиночестве, ты же это понимаешь. Как ты справедливо заметила в первый вечер нашего знакомства, я староват для того, чтобы оставаться холостяком.
 – И практически приближаешься к могиле неуверенным шагом.
 – К счастью, я обрел в твоем лице юное существо, которое будет нянчить меня в моем преклонном возрасте, – сделал он попытку пошутить.
 – Если я не убью тебя прежде, – парировала удар Амелия, но глаза у нее высохли и тон был скорее дерзким, чем обиженным.
 Лукас вздохнул с облегчением: она, видно, все-таки не собиралась уходить от него. И он не должен был умолять ее или чего-то требовать, чтобы добиться своего.
 – Если наш брак настоящий, – продолжала между тем Амелия, – то мне, разумеется, следует узнать некоторые вещи.
 – Я встаю рано, люблю яичницу, предпочитаю бекон ветчине...
 – Это мелочи, перестань, я имею в виду важные вещи.
 – Какие, например?
 – Расскажи мне о твоих родителях.
 Лукас смутился. Следовало предвидеть, что так просто она от него не отстанет.
 – Нужно ли это?
 Амелия откинулась на спинку сиденья и улыбнулась:
 – Я же рассказала тебе о своих.
 – Ты мне рассказала об отце, но ничего о матери. Амелия пожала плечами:
 – Это потому, что я ее совсем не знала, я даже не помню ее девичью фамилию. Она была дочерью какого-то сквайра и уже осиротела, когда они познакомились с папой. Прожили они вместе недолго, мама умерла во время родов, дав жизнь мне. Единственное существо, которое заменило мне мать, – Долли.
 Неудивительно, что Амелия так страстно защищает эту женщину.
 – Но сейчас речь не обо мне, – продолжала она. – Расскажи о твоей матери.
 Лукас со вздохом, глядя в потолок кареты, заговорил:
 – Особенно и нечего рассказывать. Она росла в штате Виргиния, в роскошном особняке, принадлежавшем ее очень богатым и очень строгим родителям. Мой отец, моряк, был красивым и смелым мужчиной. Он сражался за свободу Америки. Мать убежала с ним, чтобы избавиться от чересчур размеренной жизни в родительском доме. Хоть и слишком поздно, она все-таки пришла к выводу, что жизнь со строгими, зато богатыми родителями предпочтительнее жизни с бедным моряком.
 – И ты решил, что я такая же, как и она, – вставила Амелия.
 – Сначала я и вправду так думал, – признался Лукас. – Особенно когда ты хлопала ресницами и называла меня «сильным солдатом». Впрочем, на самом деле это был неглупый способ усыпить мое внимание. Из тебя вышла бы отличная шпионка.
 – Ты так считаешь? – просияла Амелия, словно он сообщил ей, что из нее вышла бы отличная королева. Однако сияние угасло так же быстро, как и вспыхнуло. – Ты так говоришь просто потому, что не хочешь рассказывать о твоих родителях.
 В эти минуты Лукасу настолько хотелось ублажить ее самолюбие, что он готов был произнести любую ложь.
 – Я так говорю, потому что это правда.
 – Но ты же сообразил, что я всего лишь притворяюсь легкомысленной кокеткой, помнишь?
 – Не сразу. Но я ведь как-никак профессионал в расследованиях. Меня труднее обмануть, чем других.
 – Меня тоже. – Амелия посмотрела на него с вызывающей уверенностью в себе. – Скажи мне правду, Лукас. Ты все еще думаешь, что я очень похожа на твою мать.
 – Не совсем так.– Он слегка улыбнулся. – Я как-то не могу себе представить, чтобы матушка била кувшином маркиза. Однако...
 Он замолчал, не уверенный, что в данной ситуации полная правдивость – самое разумное.
 – Однако? – повторила Амелия.
 Лукас все еще медлил, но понимал, что она не даст ему покоя до тех пор, пока он не скажет ей хоть что-то еще.
 – Когда она очутилась в доме, наполовину меньшем, чем тот, в котором она выросла, и когда ей пришлось самой растить и воспитывать ребенка, в то время как отец занимался созданием собственного бизнеса, авантюрный характер ее брака утратил для нее всякую привлекательность.
 – Мне, без сомнения, тоже не понравилось бы практически в одиночку воспитывать ребенка. Если я правильно поняла тебя, твоя матушка возложила все на мужа, и потому он мало бывал дома.
 – Потому что работал, как говорится, стирая пальцы до костей, только бы угодить ей, – отрезал Лукас. – С первого дня их совместной жизни она хотела и требовала как можно больше денег, как можно больше платьев, лучший дом в другой, более фешенебельной части города – одним словом, всего, чего жаждет тщеславная женщина.
 – Надеюсь, меня ты не считаешь тщеславной.
 Взглянув на упрямо сжатый рот, на выставленный вперед подбородок Амелии, Лукас готов был возразить, но не сделал этого. Да, она находила удовольствие в убранстве своей гостиной, но он ни разу не слышал, чтобы она говорила о том, что хотела бы купить еще что-то. Ее драгоценности отнюдь не казались экстравагантными, платья выглядели скорее необычными, чем дорогими. Она носила бумажные чулки и полотняное, а не шелковое нижнее белье. Он знал ее недолго, но время она проводила на благотворительных встречах, устраивала чай для своих подруг, а не ездила по магазинам.
 – Нет, – сказал он. – Не считаю.
 Кажется, это признание ее смягчило, хоть она и завернулась еще плотнее в свою накидку.
 – Вот видишь, Лукас, не так уж трудно быть справедливым.
 Она сидела напротив него, отодвинувшись в угол, словно загнанный енот, готовый откусить ему руку, и Лукасу вдруг стало невыносимо терпеть, чтобы она дулась на него вот так еще хоть минуту. Ладно, пусть он и не самый легкий человек для совместной жизни, но ведь они поженились не только по чисто практическим соображениям. Может, настало время напомнить ей об этом.
 Он пересел к ней и придвинулся поближе.
 – Я могу быть очень справедливым, дорогая, но нуждаюсь хотя бы в малом поощрении.
 Амелия подняла на него удивленные глаза, и Лукас поцеловал ее. Запустив пальцы ей в волосы, он вынул шпильки, так что мягкие шелковистые пряди рассыпались по ее плечам, и поцеловал ее так, словно от этого поцелуя зависела его жизнь.
 Он пробрался одной рукой под плащ, чтобы ласкать ее грудь, и очень удивился, обнаружив, что одежды на ней меньше, чем обычно.
 – Ты без корсета!
 – Я не могла надеть его сама, – сказала Амелия капризно. – И тебе это прекрасно известно.
 – Прости, дорогая, мне очень жаль.
 – Нисколько тебе не жаль! Если бы это зависело от тебя, я вообще ехала бы голой.
 – Раз уж ты об этом упомянула...
 Он распахнул плащ и потянулся к верхней пуговице платья. Но Амелия оттолкнула его руку.
 – О нет, не трогай. Мы скоро остановимся сменить лошадей, и я вовсе не намерена в это время быть совершенно голой.
 – Хорошо. Мы можем и не раздеваться.
 – Нет, – повторила она, схватив его за руку, которой он нацелился на застежку своих брюк.
 – Тебе уже надоело? – проворчал Лукас.
 – Нет, но ты не закончил рассказывать о родителях. Лукас со стоном плюхнулся на свое место.
 – Что еще тебе рассказывать?
 – Я не знаю, как и отчего они умерли.
 Это было то, о чем он менее всего хотел бы говорить. Но, будучи его женой, она имела право знать.
 Так как он молчал, Амелия заговорила первой:
 – Леди Кирквуд сказала, что произошла трагедия, но в подробности не вдавалась...
 – Отец повесился. – Слова сорвались у Лукаса с языка, и он в ту же минуту пожалел, что произнес их. – Привязал веревку к балке в одном из зданий, принадлежащих морскому ведомству в Балтиморе, и ногой оттолкнул стул, на котором стоял.
 Амелия с шумом втянула в себя воздух.
 – Прости, Лукас. Я не знала. Леди Кирквуд даже не намекнула на это...
 – Разумеется, – сказал он жестко. – Это позорная семейная тайна. К несчастью, уберечь ее от разглашения не удалось, потому что тело обнаружил клерк компании, когда пришел утром на работу. – Лукас ощутил на языке горький привкус желчи. – Балтиморские газеты долго обсуждали эту тему.
 Он смотрел вперед невидящим взглядом.
 – Не то чтобы я их читал. О нет, меня тогда не было в городе. А к тому времени, когда я узнал об этом, мать уже умирала, и я услышал от нее немногое, то, что она была в силах рассказать мне в последние часы своей жизни.
 У него перехватило горло, когда он вспомнил свое ужасное возвращение в Балтимор. Как он ворвался в свой дом и обнаружил, что там живут чужие люди, которым отец продал дом перед самоубийством. Эти люди любезно препроводили его в госпиталь, полный родственников матери. Лукас никого из них не видел до этого дня. Окруженная этими хищниками, она почти не в силах была говорить.
 – От чего она умерла? – тихо спросила Амелия.
 – От стыда, – резко ответил Лукас, потом вздохнул. – Во всяком случае, так вполне могло быть. После смерти отца она переехала в меблированные комнаты... и медленно умирала там. Не получая от меня ни слова, никакого ответа на свои письма, в которых умоляла меня вернуться, она решила, что меня тоже нет в живых, и, как я понимаю, совершенно отчаялась. Некому было о ней позаботиться, и она обрекла себя на смерть. Когда она узнала, что я жив, было уже слишком поздно.
 – Но леди Кирквуд сказала, что она умерла три года назад. Разве война к тому времени не кончилась? Так почему же ты не был...
 – Там? Хороший вопрос.
 Лукас судорожно вздохнул. Так или иначе, она все равно должна со временем узнать о Дартмуре. Но может ли он поведать ей без утайки всю правду о смерти отца?
 Он должен.
 Лукас отвернулся к окну и принялся соображать, с чего начать. Погрузившись в размышления, он вначале даже не замечал, что они едут по вересковой пустоши, но мало-помалу внимание его на этом сосредоточилось. Странное дело. Облака поднялись, и теперь Лукасу было видно восходящее солнце, но вовсе не там, где можно было его ожидать.
 – В чем дело, Лукас? – спросила Амелия.
 Кровь запульсировала у него в висках.
 – Мы едем к западу, в глубь Шотландии. Это не та дорога.
 – Быть может, форейтор перепутал...
 Лукас почему-то засомневался в этом. Высунув голову в окно, он окликнул форейтора:
 – Эй, парень, мы вроде бы ехали в Карлайл?
 – Так точно, сэр, – ответил тот. – Это более короткая дорога.
 – Но такого не может быть...
 Карета вдруг накренилась так, что Лукаса отшвырнуло от окна в угол. К тому времени как он восстановил равновесие и вернулся к окну, он даже самого себя не слышал из-за грохота конских копыт.
 Это было скверно. Очень, очень скверно. Понимая, что времени у него может оказаться немного, Лукас быстро достал из-под сиденья ящик с оружием, открыл его, достал пистолет и начал его заряжать.
 – Что ты собираешься делать? – задыхаясь от волнения, спросила Амелия.
 – Выбраться на облучок и привлечь внимание форейтора.
 – Ты с ума сошел? Это самоубийство!
 – Зато это будет настоящее приключение, верно? – сказал Лукас, засовывая заряженный пистолет за ремень.
 – Это не смешно!
 Лукас наклонился и быстро поцеловал Амелию в губы.
 – Все будет в порядке. Я такое проделывал не раз. – Он протянул ей кинжал в чехле. – На, спрячь это на себе на всякий случай.
 В тот момент как Лукас повернулся к двери, карета вдруг резко замедлила движение, и не успели они оба ухватиться за петли подвесных ремней, как она остановилась.
 Лукаса насторожили выкрики людей, судя по всему, окруживших карету. Амелия наклонилась ко второму окну, но Уинтер рывком оттащил ее в сторону.
 – Не показывайся, пока мы не узнаем, кто они! – прорычал он.
 Дверца кареты распахнулась.
  –  Вылезайте, да поживей, – приказал голос с тяжеловатым шотландским акцентом. – И если хотите остаться в живых, не делайте глупостей, поняли?
 Лукас выбрался из кареты медленно, желая выиграть время, чтобы оценить ситуацию. Трое мужчин в масках, одетые во что попало, уставились на него. Один из нападавших сидел верхом на лошади и размахивал пистолетом, двое других, пешие, нацелили на Уинтера короткоствольные мушкетоны. Предатель-форейтор держал под уздцы лошадей;
 – Ваша леди пусть тоже выйдет, – произнес верховой гораздо менее грубым тоном, чем тот, каким отдал первое приказание.
 Лукасу очень хотелось сразу перестрелять двоих пеших, однако его пистолет имел только один заряд, и он бы сам был убит до того, как успел бы его перезарядить, и таким образом оставил бы Амелию на милость негодяев. Стараясь сохранять спокойствие – ради нее! – он помог Амелии спуститься вниз.
 К счастью, он предоставил ей достаточно времени, чтобы спрятать под накидкой кинжал, но, к сожалению, недостаточно для того, чтобы подобрать в прическу волосы, и они шелковистым темно-золотым каскадом падали ей на плечи. Вид у Амелии был такой, будто она только что поднялась с постели, и мысль о том, что бандиты смотрят на нее, вызвала у Лукаса желание немедленно всех их перерезать.
 «Спокойно, дружище, спокойно. Теперь не время давать волю своей ярости».
 Тот, кто стоял ближе, сказал:
 – Подходящая леди для парней.
 – Мы здесь не для того, Робби, – поморщился вожак. – Так что не пяль глаза и заткнись.
 С бурно колотящимся сердцем Лукас обнял Амелию одной рукой.
 – Наши деньги в вашем распоряжении, только отпустите нас.
 Робби нацелил на него мушкетон.
 – Отойди от леди и замкни рот. Стиснув зубы, Уинтер подчинился. Шотландец на лошади поманил к себе Амелию..
 – Вы та особа, которая дружит с леди Венецией Кэмпбелл, верно?
 – Откуда вы... – Она не договорила и повернула голову к форейтору: – Ты подслушал, о чем я говорила в гостинице!
 Тот пожал плечами:
 – Ходят слухи, вот и все.
 Амелия снова повернулась к вожаку:
 – Полагаю, вы тот, кого называют Шотландским мстителем.
 – Да. – Он улыбнулся. – А вы, миледи, станете на время моей гостьей.
 Лукас похолодел.
 – Слушай, ты, треклятый шотландец, да как ты смеешь... Он замолчал, так как Робби приставил мушкетон к его груди.
 – В наших краях я веду себя так, как мне нравится, – заявил разбойник. – А на тот случай, если вы надумаете проявить храбрость, когда мы двинемся в дорогу... – Он обратился к Робби: – Ну-ка обыщи его карманы, нет ли в них оружия. И карету обыщи.
 Лукас не удержался от тяжелого вздоха, когда Робби нашел не только пистолет у него за поясом, но также саблю и ружье, спрятанные под сиденьем в карете. Он мог только молить небо, чтобы разбойники не обыскали Амелию.
 Робби хмуро посмотрел на вожака:
 – У него много оружия. Шотландца это явно не обрадовало.
 – Почему вы так сильно вооружены? – спросил он.
 – Я майор американской морской гвардии, – ответил Лукас.
 – Господи, Джейми! – накинулся главарь на форейтора. – Ты не сказал мне, что муж леди – американский офицер! Какого дьявола мне с ним делать? Если я его отпущу, он не уймется до тех пор, пока не получит назад свою женщину. Он же не английский лорд, который сложит руки и станет дожидаться, когда вмешаются власти.
 – Так убьем его, – предложил Робби, наставляя мушкетон прямо в лицо Лукасу. – Он не стоит тех хлопот, которые он нам причинит.
 – Никаких убийств. – Шотландец ругнулся себе под нос. – Выходит, нам придется взять с собой и его. – Он обратился к форейтору: – Гони карету к гостинице «Французский рожок» в Карлайле. Я туда приеду немного погодя и дам тебе указания.
 – Но послушайте! – возвысила голос Амелия. – Что вы намерены делать с нами?
 Шотландец холодно посмотрел на нее:
 – Вы бы лучше помолились, чтобы леди Венеция и вправду оказалась вам такой хорошей подругой, как вы утверждаете. Потому как именно ее папаша заплатит за вас выкуп.




 Глава 21



 Дорогой кузен!
 Мы все еще не имеем никаких известий о леди Амелии и ее муже, кем бы он ни был. Лорд Тови ежедневно обращается к леди Кирквуд за сведениями, но ее милость ничем не может помочь. Кажется, она гораздо более озабочена тем, чтобы карета ее сына была возвращена неповрежденной, нежели тем, догонит ли майор Уинтер лорда Помроя. Не узнал ли что кто-нибудь из Ваших влиятельных знакомых?
 Ваш встревоженный друг
 Шарлотта.

 Амелия не могла поверить, что всего лишь упоминание в гостинице имени леди Венеции превратило их в заложников. И это она оказалась виновной в том, что шотландцы гонят Лукаса вверх по холму под прицелом мушкетона, а она сама передвигается верхом на лошади впереди знаменитого разбойника по прозвищу Шотландский мститель.
 В следующий раз, когда она возмечтает о приключениях, нужно сначала понять, готова ли она к ним. Быть похищенной, по правде говоря, скучно и утомительно.
 – Ведь это же бессмыслица удерживать у себя женщину ради выкупа и требовать этот выкуп с ее подруги, – говорила Амелия своему похитителю. – Какова бы ни была причина вашей ссоры с лордом Дунканноном, она не может оправдать похищение людей, к этому совершенно непричастных. 
 – Уймитесь! Я сейчас совершенно не нуждаюсь в вашей болтовне.
 Амелия замолчала, хотя возбуждение не оставляло ее. Надо надеяться, что им с Лукасом удастся бежать. У нее есть кинжал, она спрятала его за корсаж, больше было некуда.
 Они поднялись наконец на вершину холма, и Амелия увидела внизу, в небольшой долине, полуразрушенный замок.
 – Мы едем туда? – спросила она. – В эти руины?
 – Ну уж нет. Ребята говорят, что там много привидений. Они даже близко не подойдут к этому месту. Чепуха, конечно, только их не переубедишь. – Он немного помолчал. – Если вам так уж хочется поговорить, рассказали бы мне что-нибудь дельное. Правда ли, что леди Венеция так красива, как пишут о ней в лондонских газетах?
 Шотландский мститель читает лондонские газеты? Это нечто необыкновенное.
 – Почему вы спрашиваете?
 – Просто так.
 Однако Амелия почувствовала, что он кривит душой. Может, стоит разговорить его, и он проболтается о чем-нибудь таком, что позволит потом узнать, кто он такой... если, конечно, им с Лукасом все-таки удастся бежать.
 – Венеция – самая красивая из всех женщин, каких я знаю. Многие мужчины стараются добиться ее руки.
 – Тогда почему она до сих пор не замужем?
 – Наверное, потому, что еще не встретила мужчину, который бы ей понравился.
 – Или мужчину, которого одобрит ее отец, – сухо произнес он.
 – Вы знакомы с ее отцом?
 Он снова заворчал:
 – Ладно, хватит разговоров! Вы бы лучше приготовились к долгому пребыванию в Шотландии, а не старались бы выведать у меня правду.
 Амелия вздохнула. Ее шпионское мастерство явно нуждалось в усовершенствовании. И это весьма прискорбно.
 Они спустились с крутого холма, и Амелия увидела позади замка островок леса из буковых деревьев и елей, со всех сторон окруженный полями овса. Всходы уже достигли половины нормального роста, и они двинулись прямо по зеленям к деревьям, а там вскоре добрались до середины рощицы. Остановились они возле кострища, где, видимо, провели ночь.
 Соскочив с коня, шотландец помог Амелии сойти на землю и указал своим сообщникам на Лукаса со словами:
 – Свяжите ему лодыжки и привяжите его к дереву. – Он снова сел в седло. – Я поеду в Карлайл, дам указания Джейми и подготовлю более подходящее местечко для наших гостей.
 – А с женщиной как? – спросил Робби. – Ее тоже связать?
 – Она никуда не уйдет без мужа, на то она и английская леди хорошего воспитания. Но если ты беспокоишься, свяжи ей руки, только спереди, понял? – Сдвинув брови, он строго посмотрел на парней. – И не вздумайте ее трогать поняли? Если мы не причиним ей вреда, то получим больше денег.
 Упав духом, Амелия наблюдала за тем, как вожак разбойников верхом на коне едет через поле, оставив ее и Лукаса под надзором своих сообщников, которые взирают на своих пленников примерно как на парочку откормленных цыплят, которых пора ощипать.
 Младший из бандитов держал Амелию под прицелом мушкетона, пока Робби, приказав Лукасу сесть, вытянуть ноги, а руками обхватить ствол дерева, связывал Уинтера.
 Закончив процедуру, Робби подошел к Амелии:
 – Ваша очередь.
 Амелия вытянула руки вперед и мысленно поклялась себе, что убедит Лукаса научить ее пользоваться оружием. И будь она проклята, если еще хоть когда-нибудь позволит какому бы то ни было негодяю связать себе руки.
 – Сядьте! – рявкнул Робби, кончив дело.
 Амелия подчинилась. Робби отошел от нее, присоединился к своему сотоварищу, который ждал его по другую сторону кострища, и положил свой мушкетон на землю. Потом он разгреб кучку листьев и достал из ямки в земле кувшин, затем сел и отпил из горлышка. Второй парень подошел ближе, тоже опустился на землю и положил рядом свой мушкетон. Перехватив у приятеля кувшин, сделал большой глоток.
 – Чертовски негостеприимно с вашей стороны не предложить и мне выпить, – воззвал Лукас со своего места поддеревом.
 – Это отменное шотландское виски, – заявил Робби. – Я не намерен тратить его на какого-то американца.
 – Ну, не знаю, – протянул второй. – С ним, в случае чего, легче будет управиться, ежели он глотнет малость. Богу ведомо, что ни один американец не может выпить, много нашего виски.
 Робби заржал:
 – Это правда. Ладно, дай ему выпить глоток. – Второй встал, но Робби удержал его. – Нет, погоди, может, он только того и ждет, чтобы ты подошел к нему безоружный, и нападет на тебя. Пошлем девчонку.
 У Амелии кровь застучала в висках, когда она это услышала. Молча ждала она, что будет дальше. Нельзя показать этим олухам, как она хочет этого – возможности передать Лукасу кинжал.
 Робби осклабился:
 – Ну, барышня, вы меня слышали? Идите сюда и возьмите кувшин. Справитесь с таким делом, хоть вы у нас и хрупкая леди?
 Амелия встала на ноги и с самым оскорбленным видом подошла, чтобы взять кувшин в свои связанные руки. Наравляясь кЛукасу, она воспользовалась горлышком кувшина, чтобы сдвинуть плащ побольше на плечи. Она ухитрилась протолкнуть кинжал в ножнах между грудей таким образом, чтобы рукоятка высунулась к тому моменту, когда она протянула кувшин Лукасу.
 – Примечательное хранилище, – пробормотал Лукас. Со связанными руками Амелия не могла одновременно держать кувшин и вытаскивать кинжал, поэтому она прошептала:
 – Попробуй вытянуть его сам.
 Она наклонилась так, чтобы рукоятка оказалась у самых губ Лукаса.
 Он ухватил рукоятку зубами – и вытянул кинжал, а глаза у него так и вспыхнули. Амелия готова была стукнуть Лукаса: ну как он может думать о таком в подобных обстоятельствах?!
 Теперь, когда кинжал в ножнах был извлечен, Амелия приподняла кувшин так, чтобы подсунуть оружие себе под пальцы.
 – Столкни его моими руками, – прошептал Лукас.
 – Эй! – окликнул их Робби, вольготно растянувшийся на траве у кострища. – Вы что, собираетесь споить ему все, что есть в кувшине?
 – Он очень хочет пить, вот и все, – ответила она, не поворачивая головы.
 Наконец, когда кинжал выпал, Лукас пригнулся и накрыл его связанными руками.
 – Идите сюда, хватит вам! – крикнул Робби.
 – Иди, – шепнул Лукас. – Постарайся отвлечь их.
 Амелия выпрямилась, повернулась и направилась к мужчинам. Когда она прошла расстояние, достаточное для того, чтобы они отвели взгляды от Лукаса и посмотрели уже на нее, Амелия поднесла кувшин к губам.
 – Надеюсь, что джентльмены не пожалеют и для меня глоточек этого напитка.
 Робби расхохотался:
 – Нисколько не пожалеем! Но если вы сможете проглотить самую малость и не подавиться ,  я готов съесть собственную шляпу.
 – Отлично.
 У Амелии не было в жизни случая, чтобы она отказалась от вызова. Она сделала глоток, но тут же стала отплевываться и фыркать. Боже правый, что вынуждает мужчин пить подобную гадость?
 Робби снова расхохотался, и тут Амелия придумала новое: чтобы привлечь внимание бдительных стражей к себе еще на какое-то время, она «нечаянно» пролила виски на платье.
 – Чтоб мне пропасть, ну какая неуклюжая бабенка! – прорычал Робби, вскочил и выхватил кувшин у Амелии.
 Она же тем временем бросила взгляд через его плечо и увидела, что руки у Лукаса свободны и что он перерезает кинжалом веревки, которыми стянуты его лодыжки.
 Амелия подняла глаза на Робби и захлопала ресницами:
 – Оно впиталось в ткань! – Связанными руками она кое-как справилась с завязками плаща и сбросила его. – Это ваше противное виски теперь обожжет мне кожу, она у меня очень чувствительная.
 Робби буквально пожирал Амелию глазами – намокшее платье, прилипнув, обрисовало все прелести ее фигуры. Дружок сказал ему:
 – Ты помнишь, что приказал лэрд?
 – Да я просто смотрю, а от этого никакого вреда быть не может.
 Лэрд? Стало быть, Шотландский мститель, этот наглый разбойник, – обеспеченный человек? У него есть имение?
 – Тогда и я тоже посмотрю, – объявил младший член шайки и подошел к Амелии.
 – Если бы кто-нибудь из вас вытер с моего платья виски, – плаксивым голосом заговорила Амелия, – я была бы очень благодарна.
 – Я вытру, – поспешил сказать Робби и вытащил из кармана носовой платок.
 Стараясь подавить дрожь, Амелия смотрела в ту сторону, где Лукас с кинжалом в руке подкрадывался к другому шотландцу.
 Далее все произошло очень быстро. То ли ее взгляд насторожил младшего шотландца, то ли ему что-то подсказал инстинкт, но он вдруг оглянулся в ту самую секунду, когда Лукас замахнулся кинжалом и нанес парню удар в плечо. Тот громко завопил от боли, но Амелия выхватила у него кувшин и обрушила его на голову разбойника с такой силой, что кувшин разлетелся на куски. Робби с воем рухнул на колени, но тем не менее потянулся за пистолетом. Лукас заорал диким голосом: – Бежим! Бежим скорей!
 Амелия кинулась к тому месту, где Лукас и шотландец боролись за обладание кинжалом. Лукас ударил противника в раненое плечо, высвободился, схватил Амелию под руку и побежал прочь, увлекая ее за собой.
 Ужас обуял Амелию. Она бежала сколько было сил, но бежать в бальных туфельках было нелегко, если не сказать больше. Вслед им гремели пистолетные выстрелы, но они продолжали бежать, петляя между деревьями и спотыкаясь. Впереди Амелия увидела солнечный свет – они приближались к краю рощи.
 Между ними и разрушенным замком лежало овсяное поле, но стебли овса были еще не настолько высокими, чтобы укрыть их, когда преследователи выбегут на открытое пространство.
 Едва они с Лукасом добежали до замка, Амелия услышала справа от себя топот конских копыт, а потом и увидела Шотландского мстителя, галопом скачущего по склону к роще. Видимо, все внимание его было сосредоточено на выстрелах, и он, к счастью, не заметил ни Лукаса, ни ее – пока.
 Отчаяние овладело Амелией, когда они с Лукасом оказались среди развалин замка. Вокруг были только высокие, испещренные трещинами стены. Крыш не было. Они обшарили руины в поисках укрытия и убедились, что это всего лишь огромная, беспорядочная груда камней.
 – Твой кинжал остался при тебе? – спросила Амелия, протянула к Лукасу связанные руки, и он перерезал веревки.
 Амелия выглянула из-за края стены – и застонала, увидев, что всадник уже подъезжает к своим людям, выбравшимся из леса. Парень, которого ранил Лукас, поддерживал кровоточащую руку здоровой, но это не мешало ему двигаться вполне проворно.
 – Мы должны что-то предпринять, – прошептала Амелия. – Если они схватят нас снова, этот проклятый Робби непременно убьет тебя.
 Лукас тоже выглянул из-за стены и тут же отпрянул, поморщившись.
 – Беги за подмогой. Я продержусь достаточно долго, чтобы дать тебе время...
 – Я тебя не оставлю! Они убьют тебя, Лукас!
 – Ты сможешь привести сюда солдат.
 – Пока солдаты сюда доберутся, ты будешь уже мертв, а эти шотландские убийцы благополучно скроются. Здесь непременно должно найтись какое-то укрытие, надо только как следует поискать.
 – Проклятие, Амелия! – Он повернул ее лицом к себе. – Ты должна уйти! У нас нет времени на споры.
 – Если кому и оставаться здесь, так это мне. Именно я чего-то стою для них, пока жива.
 – Ты не останешься! – сказал он жестко, повернул ее на этот раз спиной и повел к пролому в стене, за которым начиналось открытое поле.
 Вместо этого Амелия, увернувшись, подошла к чудом уцелевшему большому камину.
 – Может, заберемся в камин?
 – Даже ты там не поместишься, – возразил он, однако последовал за ней. – А обо мне и говорить нечего.
 Амелия опустилась на колени и принялась рассматривать камин. Она оперлась при этом рукой о каменный выступ над бывшим очагом. Неожиданно послышался скрип, и Амелия в страхе отпрянула. Может, в замке и вправду водятся привидения?
 Но тут она вдруг заметила, что боковой кусок выступа сдвинулся. Несколько секунд Амелия смотрела на него, не понимая, в чем дело, потом, словно бы что-то вспомнив, нажала на него сильнее. Каменная плита подвинулась по направлению к Амелии. Она была засыпана мусором, но когда Амелия заглянула за нее, то увидела огороженное место размером футов шесть на четыре.
 – Это убежище священника! – воскликнула она и начала отгребать мусор в сторону.
 – Что значит «убежище священника»? – спросил в недоумении Лукас, принимаясь тем не менее отбрасывать мелкие камни.
 Амелия встала и на этот раз сумела сдвинуть плиту настолько, что в образовавшееся отверстие можно было пролезть.
 – Убежите священника, мой дорогой муж, – произнесла она с торжеством, – это место, где мы спрячемся.




 Глава 22



 Дорогая Шарлотта!
 Простите, что я так долго не отвечал, но я не могу узнать ровно ничего ни от одной из заинтересованных сторон. Я расспрашивал друзей лорда Кирквуда, я обращался к американскому консулу, но никто ничего не знает. Это до крайности тревожно.
 Ваш сбитый с толку кузен
 Майкл.

 Лукас заглянул в зияющее темное отверстие и покачал головой:
 – Я не намерен туда лезть. Ни сейчас, ни когда-либо вообще.
 Амелия, которая уже готовилась спуститься в потайное убежище за плитой, обернулась:
 – Ты полезешь. Для нас это единственный шанс.
 – Вот и отлично. Ты спрячься, а я задержу их, и пусть они думают, что ты уже далеко. Я не стану использовать этот шанс. Не хочу, чтобы мы оба оказались в ловушке, попали в безвыходное положение.
 – Мы и не попадем. На внутренней стороне плиты, вот посмотри, есть железная скоба, при помощи которой мы опустим плиту над собой, и есть также специальная задвижка, нажав на которую ты откроешь себе выход.
 – Делай, как я тебе говорю, Амелия. Спрячься, а я задержу их.
 Поле его зрения невероятно сузилось, дыхание застревало в горле. Если Амелия не закроет немедленно эту адскую бездну, он задохнется у нее на глазах.
 Он оперся плечом о плиту, но так как Амелия решила, что он намерен закрыть вход в убежище, то ухватила его за рукав.
 – Ни в коем случае, Лукас Уинтер!
 – Убери руку, – потребовал он.
 Амелия замотала головой:
 – Ты должен преодолеть себя! Я ни за что не стану прятаться туда и слушать, как они тебя убивают!
 Будь оно проклято, ее упрямство!
 – Я не могу, – проскрежетал он. – Мне лучше остаться наверху и драться с ними, а не быть запертым в подземелье.
 – Тогда мы встретим их вдвоем, потому что я тоже не полезу туда!
 Лукас услышал звук шагов – их преследователи были совсем близко и ступали по мелкому щебню, которым была усыпана вся земля вокруг развалин. Если он не поторопится, бандиты обнаружат Амелию. А вспоминать о том, как этот поганый Робби говорил о ней и как похотливо таращился на нее...
 Зажмурившись, он проскользнул через щель в ад.
 Лукас слышал, но не видел, как Амелия опустила плиту. Он не открывал глаза, но это не помогало. Нечем было дышать, не хватало воздуха. Они умрут в этой проклятой норе, задохнутся, как он едва не задохнулся тогда, в последние несколько часов, проведенных в туннеле...
 – Ш-ш, – еле слышно выдохнула Амелия у него над ухом.
 И только теперь он сообразил, что должен издать хоть какой-то звук – стон, мычание, что угодно... Но это было недопустимо.
 Чудовищным напряжением воли Лукас заставил себя подавить страх. Он не может позволить себе роскошь потерять силы. Если их обнаружат, он обязан вступить в неравный бой и дать Амелии убежать. А он этого не сможет, если распластается беспорядочной массой на полу.
 Внимание Уинтера привлекли мужские голоса – они звучали совсем рядом.
 – Не могут же они, черт их побери, исчезнуть без следа! Как только Лукас узнал голос вожака шотландцев, глаза его широко раскрылись, и он устремил взгляд в кромешную тьму. Панический ужас снова овладел им, не давая дышать. Амелия прижалась к нему, дрожа от страха быть обнаруженной и схваченной. Ради ее спасения он должен владеть собой.
 – Я же тебе говорил, что тут полно привидений, – бубнил снаружи голос Робби. – Ясное дело, их утащили призраки.
 – Не утащили их никакие чертовы призраки! Они где-то здесь, – рявкнул вожак так громко, что Амелия и Лукас вздрогнули. – В поле их нет?
 Ответ прозвучал еле слышно, видимо, заглушенный расстоянием.
 – Я их не вижу. Может, к земле прижались.
 – Разойдемся! Обыщем поля вокруг замка! Живей! Голоса умолкли, но от этого стало еще хуже, потому что теперь Лукас услышал шарканье сапог по камням, и это напомнило ему звуки, раздававшиеся у него над головой в туннеле, когда там, наверху, волокли тела убитых. Тела его людей, с которыми он должен был находиться вместе, спасая их. Снова возник неодолимый страх, каждый вдох давался Лукасу с трудом... «Нет, будь ты проклят, не смей позволить страху победить тебя! Победить теперь, когда ты в ответе за жизнь Амелии. Думай о чем-нибудь другом. О чем угодно». Он заставил себя прислушаться к звукам внешнего мира. Как бы следить за тем, куда двигаются их преследователи. Если он и Амелия пробудут здесь до заката, им, быть может, удастся бежать. Три человека не в состоянии наблюдать за всей окрестностью, а тем более ночью. Скорее всего они и не станут особенно стараться. Если не обнаружат свою добычу достаточно быстро, то просто удалятся из этих мест.
 Но мысль о том, что придется провести долгие часы в этом заброшенном и всеми забытом каменном мешке, снова и снова внушала Лукасу страх; сердце начинало биться учащенно, горло сдавливал спазм. Уинтер не мог представить, сколько времени еще пройдет до тех пор, когда они с Амелией начнут страдать от недостатка воздуха.
 Однако воздух не казался застоявшимся. Заставив себя сосредоточиться хоть на чем-то, помимо ограниченности пространства, Лукас мало-помалу осознал, что чувствует, как откуда-то тянет свежим воздухом.
 Внезапно он встал и, оставив Амелию, двинулся по периметру их помещения, ощупывая каждый участок стены снизу доверху. Обнаружив вделанную в камень железную решетку, сквозь которую в убежище проникал воздух, Лукас опустился на пол с чувством великого облегчения. Значит, они с Амелией могут не бояться, что задохнутся.
 Однако облегчение почти тотчас обернулось еще одним опасением. Что, если им придется провести здесь недели без пищи и воды? Надо немедленно проверить механизм, выяснить, в порядке ли он, откроется ли вновь дверь.
 Нет, пока еще рано.
 – Они не могли уйти далеко, – прошептал он, чтобы хоть этим облегчить невыносимое давление темноты.
 – Тише, мой милый, – еле слышно пробормотала Амелия. – Они могут тебя услышать.
 Только тогда он сообразил, что произнес свои слова в полный голос, а не шепотом.
 – Мне необходимо говорить, или я заору, – объяснил он, стараясь понизить голос. – Так что выбирай.
 Проклятие, Лукас тотчас пожалел о своем признании: это убийственно, если Амелия поймет всю меру его слабости!
 – У меня есть идея получше, прошептала она и, прижавшись к нему, стала его гладить, ласкать, целовать. 
 Провались все пропадом, Лукас отчаянно, неистово хотел лишь одного: раствориться в ее тепле, но сила желания, степень потребности в этой женщине пугали его больше, чем адская темнота их убежища. Если он поддастся этому влечению здесь, он уже никогда больше не сможет противостоять Амелии.
 – Нет, – выдохнул он возле самых ее губ. – Я в порядке. Клянусь. Это пройдет. А мы должны соблюдать осторожность на тот случай, если...
 – Если они найдут нас? Но ты весь дрожишь, и кожа у тебя влажная. Ты не продержишься и пяти минут, если не позволишь мне вывести твой разум из тьмы.
 – Я могу справиться с этим, – сдавленно выговорил он.
 Амелия дотянулась губами до его уха и прошептала:
 – И я могу с этим справиться. Тебе ничего не надо делать. Дай мне лишь благоговейно почтить его. Благоговейно почтить? О чем она? Тут он почувствовал, что она расстегивает пуговицы его брюк, и понял. Или думал, что понял. Но, как всегда, оказалось, что он ровным счетом ничего не знает о своей жене, так как она, расстегнув его брюки и кальсоны, неожиданно опустилась на колени и поцеловала его плоть.
 Боже милостивый! Уж этому-то он ее определенно не учил. Значит, либо она находилась, скажем, в весьма коротких отношениях с другим мужчиной до того, как легла в постель с ним, либо вычитала сведения о подобных штуках из дурацких рассказов о гаремах. Возможно, то было ее собственное представление о «благоговейном почитании», но если и так, то это просто сводило его с ума.
 – Возьми его, – попросил он и тут же ругнул себя зато, что произнес это громко. Правда, он уже некоторое время не слышал шагов возле убежища, но это не значило, что шотландцы отошли достаточно далеко.
 Язык Амелии двигался с такой милой неуверенностью и нежностью, что у Лукаса защемило сердце. Понимание того, что она делает такое для него... чтобы успокоить его, прогнать его страхи... О, это возбуждало не меньше, чем сами ласки. Он наклонился, поднял Амелию с колен и заключил в объятия.
 – Лукас? – только и прошептала она, обняв его шею.
 К черту самолюбие и мужскую гордость!
 Лукас прижал Амелию к стене, поднял ее платье вместе с нижней юбкой, подхватил ее ноги под коленки, обвил ими себя за пояс и продвинул свою плоть в разрез ее панталон.
 Амелия перехватила губами вырвавшийся у Лукаса стон и поцеловала его так, как никогда еще не целовала прежде, – с неистовой, ничем не сдерживаемой страстью. На губах и во рту у нее сохранился запах и привкус виски. Отдаваясь этому поцелую, Лукас вдруг почувствовал, как исчезают последние остатки его страха.
 Когда наступила кульминация, к обоим пришло не передаваемое никакими словами чувство ликующего завершения.
 Они стояли, тяжело дыша, целуя друг друга, соприкасаясь разгоряченными телами. В непроницаемом мраке обретенного ими убежища Лукас обнаружил, что мочки ушей Амелии необычайно чувствительны, что от легкого прикосновения его указательного пальца к внутренней стороне ее запястья пульс ее учащается и что ей, видимо, приятно, когда его колючие баки прижимаются к нежной коже ее шеи.
 Амелия отвела прядь волос от его уха и прошептала:
 – Я уже некоторое время ничего не слышу, а ты?
 – И я. – Он прислушался, сосредоточившись на звуках, смысл которых может по-настоящему понять только бывалый солдат, – на таких ритмах природы, как ветер, птичье пение, шорохи земли. – Их нет поблизости, однако они еще не успели уйти далеко.
 – Значит, мы пока не можем покинуть убежище, – пробормотала Амелия.
 – Не можем до захода солнца.
 Амелия довольно долго молчала; ее горячее дыхание согревало Лукасу грудь.
 – А как мы узнаем, что солнце зашло?
 – Я узнаю. Звуки изменятся. И понизится температура ветерка, который проникает сюда через решетку.
 – Ах вот как! Я очень рада, что один из нас умеет замечать подобные вещи.
 – Ты была бы немало удивлена, узнав, насколько многому можно научиться, когда находишься в подземной ловушке.
 – Расскажи мне, – попросила Амелия. – Пожалуйста. Если только ты не думаешь, что... ну...
 – Что это снова сведет меня с ума?
 Лукас помолчал. Как ни странно, он больше не чувствует приближение опасной паники. Ему по-прежнему были неприятны закрытое пространство и темнота, но ветерок облегчал положение, а то, что он держал в объятиях Амелию, делало это положение почти сносным.
 Почти.
 Он соскользнул на пол, потянув Амелию за собой, уселся спиной к стене и усадил Амелию к себе на колени. Когда она прижалась щекой к его щеке, Лукас решился начать свой рассказ:
 – Мой корабль был захвачен англичанами уже к концу войны. Я был взят в плен и отправлен в Дартмурскую тюрьму.
 – В Девон? Это не так уж далеко оттуда, где живу я. Места отвратительные, что и говорить.
 – Уж поверь мне, я это понял. Потому-то я и не был в Балтиморе, когда повесился мой отец. Родители мои знать не знали, что я попал в плен. Они не получили от меня ни одного моего письма. Отец сошел в могилу с убеждением, что я погиб.
 – Поэтому он и покончил с собой? Лукас не сразу решился произнести ложь.
 – Да. – Старая горечь овладела им. – Потом моя мать услышала от одного из отпущенных пленных, что я вроде бы в Дартмуре. В отчаянии она написала обо всем Кирквуду. Именно он и разыскал меня, а чуть позже добился у британцев, чтобы меня освободили. – Он скрипнул зубами. – Договор о мире был подписан в Генте в марте, но меня освободили только в мае. А некоторых задержали до июля.
 – Но это значит, что в апреле ты был еще там.
 – Да, – ответил он дрожащим голосом.
 – О, Лукас, – проговорила Амелия голосом, полным сострадания, – ты был там во время резни.




 Глава 23



 Дорогой кузен!
 Леди Кирквуд в конце концов сообщила чете Тови совершенно поразительную вещь: майор Уинтер был узником тюрьмы в Дартмуре во время прошедшей войны. Памятуя об ужасающих событиях, которые имели место в то время, лорд Тови теперь до крайности обеспокоен, узнав, что его дочь вышла замуж за человека, жаждущего мести.
 Ваша озадаченная кузина
 Шарлотта.

 Амелии не нужен был ответ Лукаса: она его знала. И это знание причиняло ей острую сердечную боль.
 Когда он все-таки произнес: «Да, я там был во время резни», – она не смогла удержаться от слез.
 Теперь она поняла – наконец! – за что он так ненавидит англичан. И по какой причине ему трудно принять и понять ее и ее соотечественников. Стараясь, чтобы в голосе у нее не прозвучало ни малейшего намека на оскорбительную для Лукаса жалость, Амелия спросила:
 – Ты видел, как это происходило?
 – Я слышал. И это было почти столь жетяжко. – Он прижал Амелию к себе так сильно, что она почти не могла дышать. – Когда началась стрельба, я находился в туннеле, который мы рыли, чтобы убежать. Другие заключенные поспешили замаскировать каменной плитой вход в подкоп, не зная, что я еще там. – Тон его сделался холодным и полным горечи. – Красные мундиры были надо мной, они убили семерых моих товарищей-американцев и покалечили более шестидесяти, некоторые из них потом умерли. Все, что я тогда мог, – это слышать вопли.
 – Милостивый Боже! – Амелия поцеловала его в щеку. – В газетных отчетах ничего не говорилось о подкопах.
 – Британские газеты хранили молчание по крайней мере о половине того, что происходило в Дартмуре. О том, как многие из нас умерли от холода и сырости. О вспышках оспы. О голодных узниках, копающихся в отбросах в поисках еды. – Он вдруг оборвал свою скорбную повесть словами: – Это рассказ не для женских ушек.
 – Не имеет значения, я хочу услышать все, – потребовала Амелия, хотя каждое слово Лукаса разрывало ей сердце. – В газетах утверждали, будто заключенные пытались убежать, перелезая через стены, и тогда солдаты стреляли в них.
 – Если бы это даже было правдой, тогда за что же стрелять? Война закончилась, и мирный договор был ратифицирован. Нас задерживала в Дартмуре только проклятая бюрократическая волокита, но тем не менее Шортленд, начальник тюрьмы, учинил над нами кровавую расправу. Этот проклятый высокомерный англичанин... – Он умолк, тяжело дыша. Потом опять заговорил: – Этот ублюдок утверждал во время следствия, что мы планировали учинить беспорядки в сельской местности, но это была ложь, чепуха! Его просто взбесила наша стойкость.
 – Он заявлял в печати, что предпочел бы иметь дело с двумя тысячами французских заключенных, нежели с двумя сотнями американцев.
 – Мы ненавидели его, а он ненавидел нас. Не столь важно, что болтал Шортленд, главное, что это он отдал солдатам, приказ стрелять. Одни солдаты стреляли поверх голов толпы, зато другие вели себя как дикие звери и валили заключенных наземь одного за другим. Среди убитых был моряк с того же корабля, что и я, он...
 Лукас снова замолчал. Когда он заговорил снова, голос его был таким же твердым и холодным, как сложенные из камня стены убежища священника.
 – Мне сказали, что он молил о жизни, но красные мундиры ответили: «Никакой пощады!» – и всадили пулю ему в голову.
 У Амелии сдавило горло от боли за него.
 – И пока все это происходило, ты был заперт в туннеле?
 – Двое суток. Амелию трясло.
 – Как такое могло случиться?
 – Вечером во время бойни всюду царил хаос. Все следующее утро охрана занималась чисткой. Полдня ушло на то, чтобы смыть кровь, а на то, чтобы убить или изувечить человека, требовалось ведь не больше трех минут. Тысячи заключенных были выведены из камер на поверку, на нее тоже понадобилось несколько часов.
 – О тебе забыли.
 – До тех пор, пока один из узников, распаленный гневом по поводу бессмысленного и жестокого убийства, не решил вернуться в туннель, чтобы продолжить работу. Он обнаружил меня в бессознательном состоянии. От жажды и голода я был близок к смерти.
 – О, милый! – Амелия крепче обняла Лукаса. – Как это все ужасно!
 Лукас содрогнулся.
 – Я пробовал сдвинуть плиту, но даже для того, чтобы справиться с этим наверху, понадобились усилия по меньшей мере двух человек, а снизу я в одиночку, конечно, ее не мог поднять. К тому же я вынужден был загасить фонарь, который сжигал воздух, необходимый мне для дыхания. Я провел двое суток в полной темноте, гадая, умру ли от удушья или в туннель явятся тюремщики чтобы изрешетить меня пулями, как тех, чьи крики я...
 Когда он не окончив фразу, умолк, Амелия склонила голову ему на плечо и заплакала. Она плакала о нем и о перенесенных им жестоких страданиях, о его погибших товарищах, о его отце, который умер с мыслью, что его сын мертв, и даже о его несчастной матери.
 Она плакала еще и потому, что понимала: он не заплачет – не может заплакать. Даже теперь, когда он излил душу в этой темной келье, он сидит, выпрямив спину, как солдат, и на щеке у него ни единой слезы.
 – Ш-ш, милая, все это было давным-давно. – Он коснулся губами ее щеки. – Не надо больше, прошу тебя.
 От того, что он успокаивал ее при таких обстоятельствах, Амелии больше хотелось плакать. Но боль, прозвучавшая у него в голосе, подсказала Амелии, что ее слезы только огорчат и расстроят его, а этого она никак не желала.
 Она постаралась привести в порядок свои взбудораженные чувства. Лукас погладил ее по голове.
 – Все в порядке, пойми, – произнес он ласково. – Теперь все в порядке.
 – Нет, не все в порядке, – возразила Амелия. – Ты не Можешь спускаться в трюм корабля, у тебя не осталось семьи, и ты ненавидишь англичан. Какой же тут порядок?
 Он обнял ее, как ребенка. 
 – Мне безразлично, придется ли мне когда-нибудь снова спускаться в трюм, – это раз, ты теперь моя семья – это два, и я не питаю ненависти ко всем англичанам – это три. Разве только к тем, кто носит красный мундир. – Уткнувшись носом в щеку Амелии, он добавил тихо-тихо: – Я никогда не возненавижу тебя.
 – Да уж, лучше не надо, – прошептала Амелия.
 Но сколько еще в нем горечи и гнева. Она слышала это в голосе у Лукаса, чувствовала по тому, как напрягались его мускулы, когда он рассказывал свою историю. Много лет должно пройти, прежде чем он все это забудет.
 Сможет ли его удовлетворить совместная жизнь с англичанкой? А если нет... 
 Но не надо об этом думать. Он сказал, что хочет настоящего брака, и она поймает его на слове. Любым способом она должна изгнать тяжелое прошлое из его памяти. И добиться его любви.
 Любовь. Труднодостижимая мечта. Полюбит ли ее Лукас? Сможет ли?
 Амелия поняла теперь, что любит его. До нее это доходило постепенно, день за днем, и наконец дошло. Она любит его так сильно, что об этом больно думать. И ее сердце будет разбито, если Лукас не ответит на ее чувство.
 Справившись со слезами, Амелия положила голову Лукасу на плечо. Со временем она получит от него, что сможет.
 – Послушай, дорогая, – заговорил он, – нам, наверное, следует хоть немного поспать, пока есть такая возможность. После того как мы покинем эту нору, нам предстоит долгая бессонная ночь.
 – Я не знаю, смогу ли расслабиться настолько, чтобы уснуть.
 – Постарайся. – Он раздвинул ноги в стороны, усадил между ними Амелию и прижал ее голову к своей груди. – Но сначала скажи мне, что же это такое – убежище священника?
 – Когда шотландский парламент постановил, что быть католиком – преступление и протестанты бросились отыскивать папистов, чтобы заключить их в тюрьму, преданные своей вере католические семьи укрывали священников в особо построенных для этой цели помещениях вроде того, где прячемся мы с тобой. Такие убежища сохранились и в Англии со времен королевы Елизаветы, хочешь – верь, хочешь – нет.
 – Я верю. Вы, англичане, любите заставлять ваших врагов прятаться в темноте, – сказал Лукас, но в голосе у него уже было меньше озлобленности и тело не казалось таким напряженным.
 Со вздохом она устроилась у него в объятиях и, убаюканная их ласковым теплом и тишиной в убежище, в конце концов уснула.
 Лукасу повезло меньше. Рассказав о туннеле, он в какой-то мере избавился от страха, отравляющего душу, но по-прежнему не чувствовал себя вполне спокойно в темном замкнутом помещении.
 Скверно было и то, что рассказ о резне пробудил воспоминания о последующих днях. Проведенное британским правительством официальное расследование освободило Шортленда от всякой ответственности. Никто не привлек к ответственности и отдельных солдат, поскольку никому не было известно, кто из них стрелял, а кто нет. Происшедшее было квалифицировано как трагическая ошибка, а обе стороны признаны частично виновными.
 Вот так. Безоружные люди были признаны виновными в том, что их хладнокровно убили. Не в пылу сражения и не в интересах войны. Хладнокровно. И ни за что.
 Несправедливость происшедшего терзала его душу до сих пор.
 Амелия пошевелилась у него в объятиях, что-то пробормотала, и Лукас выбросил из головы мрачные воспоминания. Надо было обдумать иные, более важные вещи – прежде всего наилучшую стратегию их бегства. Возвращаться ли тем путем, каким они сюда попали, или пересечь поле и выйти на проезжую дорогу далеко внизу?
 Эти размышления захватили его, а потом и усыпили. Сказалась усталость нескольких бессонных дней и ночей, проведенных в дороге, и Лукас погрузился в неспокойную, прерывающуюся дремоту.
 Сон начался как обычно. Одетый в тюремные лохмотья, он заперт в непроглядно темном туннеле, задыхаясь, слышит доносящиеся до него сверху крики убиваемых и бессмысленно хватается за нож...
 Лукас пробудился, тяжело дыша и дрожа всем телом, но на этот раз с ним рядом была Амелия, она гладила его, нашептывала ему на ухо утешительные слова, целовала его щеки, подбородок, шею. Она успокаивала его, как грум успокаивает порывистого коня, и от ее нежности Лукас наконец расслабился.
 Он уснул, и теперь это был крепкий сон без сновидений.
 Пробудившись, Лукас обнаружил, что лежит, распластавшись, на холодном каменном полу. Но Амелия исчезла.
 Лукас вскочил в панике и увидел – да-да, черт побери, увидел – ее неясный силуэт в открытом дверном проеме, а над головой ее сияла полная луна.
 – Что ты делаешь? – прошептал он, вставая на колени, чтобы втащить ее в келью.
 – Солнце уже село. Аты был прав. Если хорошенько прислушаться, можно уловить, когда солнце клонится к закату.
 Лукас ошеломленно смотрел на нее. Он проспал весь день в этом адском месте? Чудеса!
 Поднявшись на ноги, он подошел к отодвинутой плите и тщательно осмотрел развалины за ней. Потом выбрался наружу. Амелия собиралась последовать за ним, но он замотал головой:
 – Оставайся там. Если услышишь что-нибудь подозрительное, задвинь плиту и жди, пока не сможешь выбраться.
 Бесшумно ступая, Лукас бродил по развалинам, потом постоял на месте и пригляделся к лесу. Он не заметил никаких признаков костра, однако это его не успокоило. Разбойники могли удрать, опасаясь, что Лукас и Амелия вернутся сюда с отрядом солдат, но могли и затаиться где-нибудь поблизости от развалин.
 Ладно, надо рискнуть и воспользоваться этим шансом. Второго такого у них с Амелией может не быть.
 Оглядев небо и сориентировавшись, Лукас определил, в каком направлении им следует двигаться. Он вернулся к убежищу священника, поражаясь, что готов войти в него, не задыхаясь.
 – Мы уходим, – сказал он Амелии, – но сначала я должен дать тебе некоторые указания.
 – Почему-то это меня не удивляет, – рассмеялась она.
 – Я не видел никаких признаков того, что шотландцы еще здесь, но это еще не значит, что они ушли. Поэтому, покинув убежище, мы не будем разговаривать между собой, пока не дойдем до проезжей дороги. Ночью звуки разносятся далеко, и переход через поле так, чтобы мы остались незамеченными, – дело непростое.
 – Понятно.
 Сняв с себя куртку, он накинул ее Амелии на плечи и продолжал:
 – Держись за мою руку и не двигайся с места, пока я не скажу. Если я прикажу тебе бежать, беги и не оглядывайся, поняла?
 – Да, майор. Как прикажете, майор.
 – Именно этого я и добиваюсь. Не останавливайся, чтобы поспорить со мной, и не пытайся мне помогать. Я могу сам о себе позаботиться. Но что бы ни случилось, я не успокоюсь, пока ты не будешь в безопасности.
 – Да, Лукас, – сказала она со вздохом.
 Он поцеловал ее в губы и увлек с собой в ночную темноту.
 Молча миновав поле, потом гряду холмов, они вышли на дорогу без всяких осложнений и начали долгий обратный путь в Гретна-Грин. Луна давала достаточно света, чтобы видеть все вокруг, но дорога была пустынной. Неудивительно, что шотландские разбойники предпочитали охотиться на проезжих именно в этих местах.
 Они молча прошагали примерно милю, и тогда Лукас решил, что говорить уже можно.
 – У тебя все в порядке? – негромко спросил он.
 – Как-нибудь переживу, – проворчала в ответ Амелия.
 Только теперь Лукас заметил, что она прихрамывает.
 – У тебя что-то с ногой? – встревожился он.
 – Ничего, если не считать, что мне не помешала бы пара новых туфель. Эти совсем истрепались. Боюсь, что туфельки для обеда в гостях не совсем пригодны для пешего путешествия по Шотландии.
 Выругав себя за то, что не подумал об этом вовремя, Лукас остановился и велел Амелии снять туфли. Он расшнуровал наполовину один из своих высоких ботинок и, воспользовавшись кинжалом, отрезал от верхней части довольно широкую полосу кожи. Разрезав полосу на две половинки, шюжил их по одной в туфли Амелии, надеясь, что с таким пополнением туфли продержатся дольше. 
 Когда Амелия надела туфли и прошла несколько шагов, Нукас спросил:
 – Так лучше?
 – Гораздо лучше. Спасибо тебе. – Они двинулись дальше. Амелия взяла Лукаса под руку. – Ты, я вижу, настоящий мастер помогать тем, кто пытается убежать от похитителей или разбойников. Поскольку с некоторых пор я нарываюсь па приключения, куда бы ни попала, ты для меня самый необходимый компаньон.
 Лукас вздохнул:
 – Хочу надеяться, что ты шутишь. Еще немного таких приключений – и мне смерть, не иначе. Просто поверить не могу, что ты можешь над этим смеяться.
 – «Либо смеяться, либо орать», – сказала бы я, слегка изменив выражение одного майора.
 Он положил на ее руку свою.
 – Но с тебя уже достаточно приключений, не так ли?
 – Прикуси язык! Вряд ли найдется такой, кому их достаточно.
 Лукас покачал головой:
 – Должен сказать тебе, дорогая, ты не похожа ни на одну из женщин, которых я когда-либо знал, будь то англичанки или иной национальности.
 – Надеюсь, что это комплимент, майор.
 – Совершенно верно. Ты здорово провела тех шотландцев, когда передавала мне кинжал, а потом отвлекла их, да и потом вела себя отменно. Хотел бы я, чтобы у меня в подчинении было больше таких находчивых солдат.
 – Выходит, я не слишком похожа на твою матушку?
 – Дорогая, если бы моя мать была схвачена шотландскими разбойниками, она тут же свалилась бы в обморок. Или предложила бы разбойникам потребовать огромный выкуп с условием, чтобы и ей досталась из него некая толика. – Лукас погладил ее руку. – Поверь мне, ты ничуть не похожа на мою мать.
 Довольно долго после этого они шли молча. Потом Амелия сжала руку Лукаса:
 – Ты о ней не тоскуешь?
 – Бывает иногда, – помолчав, ответил Лукас. – У нее была привычка напевать, когда она что-нибудь готовила. Кухаркой она была никудышней, но ее пение... – Он вздохнул. – Голос у нее был соловьиный. Даже маисовая каша с комковатой подливкой сходила за недурное блюдо, если я его ел, слушая мамины песни.
 – Мой отец тоже напевает, – сказала Амелия. – Только он не может верно воспроизвести ни одну мелодию, так что его пение больше похоже на кошачье мурлыканье.
 – Мой отец обычно насвистывал.
 Всю оставшуюся часть пути до города они проговорили о своих родных. К удивлению Лукаса, рассказывая о родителях, он почувствовал, что тяжесть, которая лежала у него на душе три года, уменьшилась. Более того, ему стало проще воздерживаться от замечаний по поводу того, что говорила Амелия о Долли.
 Когда наконец они добрались до маленькой сонной Гретны, почти все огни в городе уже погасли. Несмотря на поздний час, Лукас направился в ту же гостиницу, из которой они уезжали, чтобы немедленно объясниться с хозяином насчет его «форейтора».
 Хозяин клялся и божился, что не имеет к разбою никакого отношения, твердил, что форейтор Джейми нанялся к нему на работу всего неделю назад. Лукас очень хотел стукнуть хозяина головой о стену и выбить из него правду, как вдруг за спиной у него послышался знакомый голос:
 – Что за чертовщина здесь происходит? Мы с женой пытаемся... Уинтер? Это вы?
 Лукас обернулся и увидел, что по лестнице спускается его кузен. Он глядел на Кирквуда в полном недоумении, пока не вспомнил, что тот говорил ему о своем намерении бежать с мисс Линли. Очевидно, он в этом преуспел.
 Кирквуд ошарашенно переводил глаза с Лукаса на Амелию.
 – Ради Бога, что с вами стряслось? – возопил он, потом, распахнув дверь гостиницы, оглядел пустой двор, и его изумление превратилось в негодование. – И что вы, черт возьми, сделали с моей злополучной каретой?




 Глава 24



 Дорогой кузен!
 У меня новости! Лорд Тови получил письмо, в котором говорится, что его дочь и майор Уинтер возвращаются в Лондон и что они обвенчались. Я так хотела бы стать свидетельницей радостного воссоединения семьи! Однако дела в школе требуют моего присутствия. Я вернусь в Лондон так скоро, как только смогу. Жажду услышать от Амелии рассказ о ее счастливой замужней жизни.
 Ваш безмерно обрадованный друг
 Шарлотта.

 Вскоре выяснилось, что «злополучная карета» лорда Кирквуда находится в Карлайле, во дворе той самой гостиницы, в какую велел ее отправить Шотландский мститель. В ней остались нетронутыми все вещи Амелии и Лукаса, но мамелюкская его сабля была использована, чтобы приколоть к задней стенке кареты послание:
  Передайте лорду Дунканнону  ,   что ему не уйти от Шот  ландского мстителя. Однажды я приду к нему получить долг  ,   и тогда он пожалеет о том д  не  ,   когда отказался вернуть при  надлежащее мне по праву. 
 Юный Джейми исчез бесследно; Мститель, очевидно, велел ему так поступить после того, как тот доставит его записку в Карлайл. Лукас и лорд Кирквуд провели целый день в объяснениях с местными властями по обе стороны границы, и затем две супружеские четы уехали в Лондон в карете Кирквуда.
 Поначалу возможность устроиться в карете казалась Лукасу и Амелии истинным благодеянием, но довольно скоро это обернулось настоящим бедствием. Неумолчная болтовня Сары погрузила Лукаса в мрачное молчание, а попытки Амелии перевести разговор на что-то, помимо драгоценностей, которые намеревалась во множестве приобрести Сара, потерпели крах.
 К концу первого дня пути даже лорд Кирквуд начал проявлять признаки раздражения, и Амелия не знала, то ли жалеть его, то ли осуждать. Он вроде бы должен был сознавать, на что идет, вступая ради денег в брак с Дурочкой Сарой. Амелия считала его самого виновным в том, что он выбрал себе в жены такую пустышку.
 Но если дни, проводимые в карете, и казались Амелии досадными, то ночи в придорожных гостиницах были чудесными. Они путешествовали не спеша, как истинно цивилизованные люди. Каждый вечер после ужина с Кирквудом и Сарой они старались скорее уединиться в своем номере и в своей постели. Как бы по молчаливому уговору они не говорили о Долли, о Фрайерах, да и вообще разговаривали немного.
 Они общались посредством собственных тел, и тела обоих оказались поразительно разговорчивыми. Амелия и вообразить не могла, что мужчина может доставлять женщине наслаждение столь многими способами, не знала она и того, сколько тайн может узнать женщина отеле мужчины. Она старалась не думать о том, что в ласках Лукаса порой прорывается нечто вроде отчаяния, нечто похожее на безысходность. Она понимала, что ситуация с ее мачехой беспокоит его, но ведь в скором времени Уинтер убедится в невиновности Долли. И тогда тучи над их головами рассеются.
 И все-таки в последнюю ночь, проведенную в дороге, они не смогли уклониться от разговора на эту тему. Они лежали в изнеможении, тела их переплелись, но Лукас смотрел куда-то в пространство отрешенным взглядом, который появлялся у него все чаще. Амелия скользнула губами по его обнаженной груди, Лукас ответил улыбкой, но Амелия почувствовала, что он в напряжении, когда он взял ее левую руку и потрогал свое кольцо, надетое ей на палец во время венчания.
 – В городе я куплю тебе настоящее обручальное кольцо.
 – Спасибо, но я предпочла бы носить это.
 – Оно принадлежало моему отцу. Мать подарила это кольцо ему в первые годы их брака, и он носил его всю жизнь.
 Амелия с минуту разглядывала кольцо, думая о том, как преданно относится ее отец к Долли.
 – Лукас?
 – Да? – Он провел рукой по ее волосам. – Господи, как я люблю твои волосы, дорогая, люблю их шелковистую тяжесть, их запах... Я в жизни не видел таких чудесных волос, как у тебя.
 Эти глубоко нежные слова, обычно несвойственные ее неразговорчивому мужу, едва не вывели Амелию из равновесия, но она постаралась сдержать свое волнение и заговорила о том, о чем собиралась сказать:
 – Я понимаю, что ты стремишься как можно скорее решить вопрос о Фрайерах. Но обещай мне, что ты обсудишь все с Долли наедине, без участия папы. Я не хочу, чтобы он... Я не думаю, что он...
 – Одобрит жену-преступницу?
 – Он будет сильно оскорблен твоими бездоказательными обвинениями. Это причинит ему невыносимую боль.
 Лукас ответил с тяжелым вздохом:
 – Хорошо, я сделаю так, как ты просишь... если смогу. Но ты, в свою очередь, пообещай мне не предупреждать ее о моих намерениях. Я не хочу, чтобы ты предостерегла ее, мне крайне важно увидеть выражение ее лица, когда она в первый раз услышит из моих уст имя Теодора Фрайера. Право же, Амелия, ты должна сделать это для меня.
 Она и в самом деле была должна, особенно после того, как он, отбросив на время собственные планы, ради нее женился на ней.
 – Договорились, если ты поговоришь с ней приватно. Позже в эту ночь ему приснился один из его кошмаров.
 Его крики разбудили Амелию, и она начала его успокаивать, как только умела, но не могла не подумать о том, что у Лукаса ни разу не было кошмарных снов с тех пор, как они выбрались из убежища священника. Вызвано ли это разговором о Долли? И если так, то почему?
 На следующий день, чем ближе они подъезжали к Лондону, тем сильнее нервничала Амелия. Лукас был серьезен, словно пастор, лорд Кирквуд казался взбудораженным, и даже Сара придерживала свой неугомонный язык. Обе четы понимали, что при яростно-возмущенном настроении родителей Сары и при подозрительной настороженности семьи Амелии им нечего ожидать особо радостного приема.
 Время уже близилось к обеду, когда Кирквуды высадили Амелию и Лукаса у входа в особняк Тови, от души желая, чтобы их собственный приезд домой как можно скорее стал совершившимся событием. Амелия потянулась к дверному молотку, однако Лукас удержал ее руку. В глазах его вдруг вспыхнул жаркий огонь.
 – Что бы ни произошло, помни, что мы женаты. Ты моя жена, и это должно что-то значить.
 Амелия вздернула подбородок:
 – Надеюсь, это значит более, нежели «что-то», как для тебя, так и для меня.
 Лукас втянул в себя воздух, привлек ее к себе и поцеловал с такой отчаянной страстью, что у нее закружилась голова. Она забыла о том, что они стоят на пороге ее дома и по меньшей мере половина соседей таращится на них из-за занавесок; забыла и о том, что в доме их приезда с нетерпением ждут отец и мачеха; забыла, что вообще не намеревалась выходить замуж за этого самоуверенного упрямца.
 Когда Лукас поцеловал ее с жаркой нежностью, любовника, она помнила только, что любит его. И ответила ему поцелуем, в который вложила все свое сердце и свою надежду на то, что и он ее когда-нибудь полюбит.
 Однако не только Амелия вложила в поцелуй всю душу. Теперь, когда момент истины был так близок, Лукас хотел предъявить свои права на женщину, ставшую его женой, до того как весь ад рухнет им обоим на головы. Потому что, если Долли и есть Дороти Фрайер, привязанность Амелии к нему подвергнется тяжелому испытанию. И он хотел бы, чтобы она оказалась в его лагере.
 Именно потому он не испытал ни малейшего неудобства, когда дворецкий, отворив дверь, застал их в страстном объятии. Пусть все в доме узнают, что Амелия принадлежит ему.
 Когда Лукас медленно разомкнул руки, Хопкинс забормотал, сильно запинаясь:
 – Ох, про... прошу прощения... миледи. Я... я услышал голоса...
 – Все в порядке, Хопкинс. – С деланной улыбкой Амелия взяла Лукаса под руку. – И я больше не «миледи», потому что приняла фамилию моего мужа. Не будете ли вы любезны сообщить папе и Долли, что мы приехали?
 Но в этом не было нужды. Едва Лукас и Амелия переступили порог, два человека почти бегом выбежали из столовой и кинулись к Амелии. Пока все трое обнимались, смеялись и плакали, Лукас молча стоял в стороне и наблюдал за ними. Значит, этот высокий сухопарый джентльмен – отец Амелии, а миниатюрная женщина – ее мачеха.
 Отец Амелии выглядел в своих очках и с перепачканными в чернилах кончиками пальцев скорее как ученый, чем как лорд. В отличие от Помроя и даже Кирквуда лорд Тови, видно, не слишком-то заботился о собственной внешности: его поредевшие каштановые волосы торчали как попало во все стороны, его сюртук, галстук и брюки были так же измяты, как одежда Лукаса после долгой дороги.
 Но Лукас заметил семейное сходство с дочерью в глазах и волнистых волосах того же самого шоколадно-каштанового цвета, какой ему так нравился у Амелии.
 Затем – леди Тови. В течение месяцев поисков он создал в своем воображении образ некой неотразимо привлекательной соблазнительницы с золотистыми волосами, но отнюдь не веснушчатой феи с кудрями почти такого же цвета, как апельсин.
 Долгожданная добыча во плоти лишила Лукаса всякого присутствия духа, если это и в самом деле была его добыча. Она ничуть не была похожа на обманщицу. И именно она первой вспомнила о нем.
 – А это и есть твой молодой человек, дорогая? – спросила она, и в каждом ее приветливом слове звучала любовь к Амелии.
 – Да! – воскликнула та, покраснев при мысли о том, что забыла о Лукасе.
 Она оставила отца, подошла к Уинтеру и взяла его под руку.
 – Папа, Долли, это мой муж майор Лукас...
 – Мы знаем, кто он такой, – не дал ей договорить лорд Тови, устремив на Лукаса строгий взгляд. – Это мужчина, который украл у меня дочь.
 Лукас сощурил глаза при такой неожиданной атаке.
 – Лорд Помрой украл вашу дочь, сэр. Я всего лишь отобрал ее у него. А если вы не хотели, чтобы ее украли, вы не должны были оставлять ее одну в Лондоне на милость таких, как этот проклятый охотник за деньгами.
 Лорд Тови ощетинился.
 – Я поступил так, как потребовала моя дочь.
 – Вам не следовало удовлетворять это требование, зная, что Помрой за ней охотится.
 Предостерегая Лукаса от дальнейших неприятных высказываний, Амелия сжала его руку и произнесла беззаботным тоном:
 – Простите Лукасу его резкие слова, папа. Как настоящий солдат, он склонен оберегать меня с излишним рвением.
 – И мы очень признательны вам за это, майор. – Леди Тови шагнула вперед и взяла под руку своего супруга. – Мне было бы невыносимо видеть нашу любимую Амелию замужем за тем отвратительным человеком.
 Глянув в ее серьезные, встревоженные глаза, Лукас в очередной раз понял, почему Амелия так настойчиво защищает свою мачеху. Долли была похожа на маленького заблудившегося ребенка, а вовсе не на опытную соблазнительницу тридцати двух лет, какой он представлял себе прежде Дороти Фрайер.
 – Да, папа, – добавила Амелия, – если бы не Лукас, то я была бы опозорена или вынуждена стать женой лорда Помроя.
 – Поверь мне, дитя мое, именно такое соображение удерживает меня сейчас в рамках корректности. Это и хороший отзыв миссис Харрис о майоре Уинтере.
 – А где же, кстати, миссис Харрис? – оживленно поинтересовалась Амелия, пытаясь смягчить неприятное впечатление от резкости отца.
 – Потребовалось ее присутствие в школе, – пояснила леди Тови. – Но она просто умоляла меня навестить ее завтра в любое время вместе с тобой и майором Уинтером.
 – Они не смогут поехать к миссис Харрис, – возразил лорд Тови. – Нам необходимо проконсультироваться с юристом по поводу брачного контракта. А нам с твоим мужем, Амелия, необходимо уединиться у меня в кабинете прямо сейчас...
 – Только не сейчас, Джордж, – возразила леди Тови. – Мы только-только принялись за обед. Бедняжка Амелия и ее муж, наверное, еще не ели, и к тому же им надо переодеться, не так ли? – Она улыбнулась Лукасу. – Леди Кирквуд распорядилась прислать сюда ваши вещи, как только узнала о вашем скором приезде. Вы найдете все наверху, в комнате, смежной с комнатой Амелии.
 – Сомневаюсь, что он сможет дожидаться долго, – вмешалась Амелия. – Я уж точно не смогу. Мы зверски голодны.
 – Вы морили мою дочь голодом? – рявкнул лорд Тови.
 – Она ест, когда ей этого хочется, – отрезал Лукас.
 – Тогда почему она голодна?
 – Довольно, папа, – сказала Амелия с принужденным смехом. – Если ты будешь продолжать в том же духе, то боюсь, что мой муж захочет уехать в Америку еще до конца недели.
 Ее слова вынудили замолчать отца, успокоили мачеху, но у Лукаса вызвали острую боль под ложечкой. Предположим, он направляется в Америку с мачехой Амелии на буксире, поедет ли с ним и его жена? Или она пошлет его куда подальше, осыпая вслед проклятиями?..
 Пока они шли в столовую, Амелия оживленно болтала. Лукас уже заметил, что она становилась особенно говорливой, когда нервничала. Они уселись за стол, и Амелия принялась излагать – в сильно приукрашенном виде – историю о том, как Лукас спасал ее от лорда Помроя.
 Рассказ оказался настолько занимательным, что даже на губах у мрачного лорда Тови появилась улыбка. Когда подали суп, Амелия поведала о том, каким образом генерал оправдывал в ее глазах совершенное им похищение. Потом подали рыбу, и Амелия сопровождала это блюдо рассказом о том, как Помрой опоил ее лауданумом, а далее последовало изложение событий, связанных с появлением ее спасителя и ее освобождением. Все это явно смягчило отношение отца Амелии к Уинтеру.
 Лукас, в свою очередь, весьма картинно описал, как расправилась Амелия со своим обидчиком, пустив в дело кувшин в качестве оружия. Тут уж лорд Тови от души расхохотался, а его супруга заулыбалась. Очевидно, что черты амазонки в характере Амелии были им известны.
 Но едва Амелия начала рассказывать о венчании, леди Тови заплакала.
 – Долли! – не на шутку испугалась Амелия. – Что с тобой?
 – Я так мечтала увидеть твою свадьбу! – причитала та. – Я уверена, что ты была очаровательной невестой!
 – Совершенно верно, – поспешил сказать Лукас, до крайности расстроенный всхлипываниями леди Тови.
 – Чепуха! – возразила Амелия. – Я была непричесанной, в перепачканном платье. Выглядела как эмигрантка, бежавшая из Франции во время революции.
 – Но не в моих глазах, – сказал на это Лукас. – Ты выглядела прекрасно. Ты всегда прекрасна.
 Он сразу пожалел, что эти слова сорвались у него с языка: право же, он высказался как набитый дурак.
 Но леди Тови перестала плакать, отец Амелии уже не смотрел на мир столь угрюмо, а озорная улыбка Амелии вызвала у Лукаса желание перегнуться через стол и целовать ее до потери чувств.
 Черт побери, все эти проблемы с розыском его просто убивали. Все, чегс он хотел сейчас, – это взять с собой жену и уехать из Англии, забыть о Дороти и Теодоре Фрайер, забыть о своем долге, забыть о правосудии.
 Но это было невозможно. И если он позволит улыбкам своей жены отвлечь его от того, ради чего он сюда приехал, тогда он попросту не мужчина.
 Наступило время приняться за расследование. Он обещал Амелии не говорить ничего такого, что могло бы встревожить лорда Тови, но это не значит, что он не вправе задать леди Тови несколько хитрых вопросов.
 – Насколько я знаю, вы родом из Бостона, леди Тови, – начал он в самом легком светском тоне, глядя Долли в лицо.
 Глаза их встретились, и заметно было, что Долли насторожилась.
 – Ну, как вам сказать... мой покойный муж был действительно родом из Бостона. – Она взяла рюмку с вином подрагивающей рукой. – Я жила в этом городе, когда мы поженились. – Она отпила глоток, видимо, с намерением подбодрить себя, и улыбнулась. – А вы бывали в Бостоне, майор?
 – Нет, мэм. Ближе всего я подобрался к Массачусетсу, когда посетил Рейнбек в штате Нью-Йорк.
 Долли вдруг побледнела, и у Лукаса упало сердце. Не только он заметил реакцию Долли – Амелия тоже забеспокоилась, это было ясно.
 – А что вы делали в Рейнбеке? – отважилась спросить Долли.
 Лукас помолчал, продумывая, сколь далеко он может позволить себе зайти, не нарушая обещания, данного жене.
 – Я там был по заданию морского министерства.
 – Какое же это было задание? – еле слышно спросила женщина, глаза ее стали огромными.
 Лукас сделал большой глоток вина, чувствуя себя гораздо взволнованнее, чем мог ожидать. Одно дело – ловить отпетую бабенку, которая подбила любовника или мужа украсть крупную сумму денег у морского министерства, и совсем другое – мучить маленького беззащитного эльфа.
 – Ты спрашиваешь, какое это было задание? – вмешался в их диалог лорд Тови. – Наверное, то самое, о котором упоминала миссис Харрис? Розыск некоего сбежавшего преступника?
 Лукас уставился на лорда Тови, утратив дар речи. Леди Тови зашептала:
 – О чем ты говоришь, дорогой? Миссис Харрис ни слова не говорила мне о преступниках.
 Лорд Тови посмотрел на жену с ласковым снисхождением.
 – Я знаю, любовь моя. Миссис Харрис рассказала мне об этом нынче утром перед отъездом. Она объяснила, чем на самом деле занимается здесь майор Уинтер. Ты была так занята подготовкой к приезду Амелии, что я не стал тебя этим беспокоить.
 – Откуда миссис Харрис узнала об этом? – спросил Лукас, бросив на жену мрачный взгляд темных глаз.
 – Разве ты не помнишь, Лукас? – поспешила ответить она. – Миссис Харрис получила сведения от своего кузена, который узнал об этом у своего знакомого из управления флотом.
 Верно – он просто забыл об этом. И разумеется, славная вдовушка миссис Харрис всем все разболтала, Лорд Тови, само собой, не знал истинной сути дела и не имел представления о деятельности своей жены. Но, судя по лицу Долли, в котором сейчас не было ни кровинки, уж она-то начинала понимать, зачем Лукас здесь. Выходит, и у эльфов могут быть свои темные тайны.
 – Итак, майор Уинтер? – Лорд Тови подцепил на вилку кусочек ростбифа. – Это и есть то самое расследование? Оно касается хищения у одной корабельной компании?
 Лукас взглянул на Долли.
 – Да, – ответил он, не отворачиваясь от нее; заметив в ее лице возрастающее смятение, добавил: – Я выслеживаю человека по имени Теодор Фрайер и его сообщницу.
 – Сообщницу? – переспросил лорд Тови, явно не замечая потрясения жены. – Так преступников было двое?
 Леди Тови внезапно встала.
 – Извините меня. Я скоро вернусь.
 Она поспешила к двери, а лорд Тови положил себе еще ростбифа.
 – Не сочтите поведение леди Тови невежливым, майор Уинтер, – счел нужным пояснить он, – но жена в таком положении, что запах пищи иногда вызывает у нее тошноту.
 Итак, ей стало дурно. Ну что ж. Лукас встал.
 – Раз уж так вышло... Но и мне нужно отлучиться... Извините.
 Это был нелепый выход из положения, но Лукасу пришлось к нему прибегнуть. Он не мог допустить, чтобы Дороти Фрайер сбежала прямо сейчас, если она именно это задумала.
 Как ни странно, но леди Тови никуда не убежала. Она нервно ходила по холлу, когда Лукас вышел из столовой. Его появлением Долли была удивлена, но тем не менее приложила палец к губам, призывая его к молчанию. Потом указала тоже молча на дверь в гостиную. Лукас последовал за ней.
 Закрыв дверь, Долли повернулась к Уинтеру лицом. Глаза ее пылали гневом.
 – Я знаю, чего вы хотите, майор. Если только вы и в самом деле майор.
 Это привело Лукаса в замешательство.
 – Уверяю вас, что это так и есть. Зачем мне лгать на этот счет?
 – Затем, что вы лгали во многом другом, – выпалила она. – Я знаю, что история об ограблении – просто позор. Вы здесь из-за денег. – Ломая руки, она подошла к камину. – Ладно, я могу дать вам сколько-то. У меня есть драгоценности на сумму в пять тысяч долларов. – Она повернулась к нему; на глазах у нее блестели слезы. – Я уверена, что соберу остальное, если вы дадите мне время.
 Лукас смотрел на нее во все глаза, ошеломленный тем, что все оказалось так просто. Хоть она и отрицала ограбление, это, возможно, была попытка спасти свою гордость.
 – Итак, вы признаете, что вы и есть Дороти Фрайер?
 – Конечно, признаю. Я не идиотка и понимаю, что здесь происходит. Вы женились на моей падчерице из-за ее приданого, так как, видимо, решили, что не сможете получить деньги иным путем. – Она вытерла слезы. – Вы должны были первым делом обратиться ко мне. Я дала бы вам сколько-то денег, чтобы вы молчали о моем прошлом. Я и теперь это сделаю, но только при условии, что вы поклянетесь уехать в Америку и оставить в покое мою бедную дорогую Амелию. Любой может заметить, что она уже сейчас почти влюблена в вас, и потому вы должны ее оставить, пока она еще в состоянии залечить свое разбитое сердце.
 – Я женился на Амелии вовсе не из-за денег, черт побери! – прорычал он.
 Долли выставила вперед свой дрожащий подбородок:
 – Вам больше не удастся притворяться, что вы любите ее. Достаточно скверно уже то, что она не знает, какой вы грязный шантажист, но...
 – Амелия знает все, – перебил он ее. – Она знает, кто я, почему я здесь, она знает, кто вы такая и что вы сделали...
 – Сделала? – выкрикнула Долли. – Я не сделала ничего!
 – Тогда почему вы предлагаете мне деньги, почему вы скрываете ваше прошлое...
 Дверь в гостиную резко распахнулась. На пороге стояла Амелия рядом со своим отцом.
 – Прости, Долли, – заговорила Амелия. – Я старалась удержать папу в столовой, но когда ушел Лукас, он что-то заподозрил.
 – Что за дьявольщина тут происходит? – рявкнул лорд Тови. – Майор Уинтер, что все это значит?
 С минуту они стояли молча. Лукас хотел лишь одного: все как есть рассказать лорду Тови, но он обещал Амелии не делать этого. А Дороти была явно не в себе.
 Потом она подняла глаза на Амелию, и выражение ее лица изменилось, сделалось почти умоляющим.
 – Что в точности говорил тебе обо мне твой муж, моя дорогая?
 – Ты имеешь в виду, что он говорил о Дороти Фрайер?
 – Да. – Долли вздрогнула. – Обо мне.
 Теперь уже изменилось выражение лица у Амелии, и Дороти повернулась к Лукасу:
 – Какую ложь вы сообщили ей? Что я сделала, по ее мнению?
 – Она никогда не считала; что вы совершили нечто противозаконное, – резко, почти грубо ответил Лукас, с тоской на сердце глядя, как последняя надежда оставляет Амелию. – Но вы разбили ей сердце, будьте вы прокляты. Я с самого начала знал, что вы Дороти Фрайер, хотя Амелия настаивала на том, что вы не могли быть женой Теодора Фрайера.
 – Женой?! – ужаснулась Долли. – Я не была женой Тео.
 – Ну, гражданской женой, любовницей...
 – Я не была для него ни тем, ни другим, ужасный вы человек! Я была сестрой Теодора Фрайера.
 Сестрой? Лукас на мгновение ощутил, будто весь мир опрокинулся.
 Потом он напомнил себе, какой лживой была эта женщина.
 – Черта с два вы были ему сестрой! Ни один человек в Балтиморе не упоминал о том, что у него есть сестра, а ваш наниматель в Рейнбеке назвал вас его женой, проживающей раздельно с мужем.
 – Это потому, что когда я собралась поступить к нему в дом на должность экономки, Уэбб сказал, что они хотят нанять замужнюю женщину. Я показала ему миниатюру, на которой были изображены я и Тео, и сказала, что мы живем врозь. Это отчасти было правдой, потому что я годами не видела Тео. И вдруг он явился в Рейнбек сообщить мне, что бросил карточную игру и получил хорошую работу в Балтиморе. Не могла же я признаться Уэббам, что солгала.
 – И тем не менее вы ожидаете, что мы поверим, будто сейчас вы говорите правду.
 – Я знаю, что это правда, – охрипшим голосом проговорил лорд Тови. – Она была невинной.
 – Джордж! – Дороти покраснела. – Не надо сообщать такие интимные...
 – Чтобы этот негодяй не обвинял тебя бог знает в чем, я готов сообщить все, что следует. – Лорд Тови ожег Лукаса гневным взглядом. – Слово чести – моя жена была девственницей, когда мы вступили в брак. Она сказала мне, что Оба-дия Смит был слишком стар, чтобы осуществлять брачные отношения, и я ей поверил. – Он подошел и встал рядом с Долли. – И я верю сейчас, когда она утверждает, что Теодор Фрайер приходится ей братом.
 – Посмотрим, что скажет Тео, когда я поговорю с ним, – угрюмо заметил Лукас и обратился к Дороти:  –  Где он сейчас?
 Она взяла мужа за руку и ответила дрожащим голосом:
 – В Лизьё, во Франции. Но я боюсь, что вам не удастся с ним поговорить.
 – Почему?
 – Потому что он умер.




 Глава 25



 Дорогая Шарлотта!
 Я слышал, что обе четы молодоженов вернулись в Лондон. Слухи таковы, будто тесть лорда Кирквуда неохотно принял условия брачного контракта, предложенные его сиятельством. Что касается майора Уинтера, никто не говорил мне ни слова о том, какой прием оказал ему его тесть.
 Ваш сплетничающий кузен
 Майкл.

 Умер?
 Амелия молча смотрела на свою мачеху, потрясенная не меньше, чем Лукас. Она тоже испытывала боль, не говоря уж о недоумении. Виновна ли Долли в чем-то? Правдивы ли ее объяснения?
 Сомнение было написано и на лице Лукаса.
 – Фрайер умер, – повторил он.
 – От пневмонии, – произнесла Долли. – Он был пьян и упал в реку в холодную зимнюю ночь. Заболел воспалением легких и не перенес болезнь.
 – Что вышло как нельзя более кстати, – хмуро отозвался Лукас.
 Долли подняла на него ясные глаза:
 – Это правда, независимо от того, как считаете вы.
 – По его следам я объехал половину Франции, и никто не сообщил мне, что он мертв, Вас с ним вместе видели в последний раз в Руане...
 – Нет, это было в Лизьё. Мы покинули Руан, сохранив право аренды на коттедж. Тео всегда поступал так – переезжал, чтобы сбить с толку своих преследователей.
 – То есть меня и Управление флота Соединенных Штатов.
 – Нет, карточных игроков из Балтимора. Тех, которые преследовали его за то, что он будто бы выиграл у них деньги, прибегнув к жульничеству. – Долли прищурилась, взглянув на Уинтера. – Тех, на которых вы, несомненно, работаете.
 Лорд Тови уже взял Долли под защиту, заключив ее в свои объятия. Амелия прямо-таки застонала с досады при мысли о том, насколько легковерной была Долли, если человек, поверяющий ей заведомую ложь, ей близок и дорог.
 –Долли, – поспешила она вмешаться в разговор до того, как Лукас набросится в гневе на бедную женщину, – Лукас в самом деле работает на Управление морского флота Соединенных Штатов, у него есть официальные письма, характеризующие его как представителя этого учреждения. И я знаю, что Кирквуды подтвердят его слова.
 – Она знает, что я говорю правду, – хмурясь, перебил жену Уинтер. – Она просто хочет замести следы Фрайера. – Он повернулся к Долли и сразу превратился в майора Уинтера, военного следователя. – Если бы вы считали, что Тео выиграл деньги честно, вы не позволили бы ему выдавать себя за его жену. Вы не переменили бы имя, не бежали бы в Канаду...
 – Тео сказал мне, что эти люди станут ради своих денег охотиться за ним по всему миру. А если быть честной... – Она не договорила и опустила глаза.
 – Да, для разнообразия не помешало бы немного честности, – бросил Лукас.
 Долли заплакала. И хотя Амелия знала, почему она плачет, она знала и то, что Лукас воспримет это как определенный вид тактики, с помощью которой и его мать добивалась своего.
 – Оставьте ее в покое, – проворчал лорд Тови, продолжая держать Долли в объятиях. – Она вам сказала все, что знает.
 – Она не сказала и половины того, что ей известно, – возразил Лукас. – А сказанное ею – не более чем куча вранья.
 – Лукас, пожалуйста, – мягко попросила Амелия.
 – Ты веришь, что она была обманута, не так ли? – вскинулся он. – Она плачет – и логика исчезает. Но подумай, Амелия, если Фрайер и вправду мертв, а твоя мачеха поверила, что деньги он выиграл за карточным столом, зачем лгать насчет того, где она их взяла? К чему изобретать покойного Обадию Смита? Зачем лгать тебе и твоему отцу? По какой причине? Почему?
 – Я боялась, что Тео и в самом деле жульничал! – выкрикнула Долли, заливаясь слезами. – Я не в силах была сказать Джорджу... – Тут она подняла глаза на мужа: – Я знала, что ты придешь в ужас, если я скажу, из какого источника могли прийти мои деньги. И я не знала, действительно не была уверена, так ли все это.
 – Потому что это было не так, будь оно проклято! – крикнул Лукас.
 – Но я не знала, не знала! – рыдала Долли. – Я от всего сердца хотела верить Тео. Я не знала, как найти выход из положения. Миссис Уэбб заболела, ее муж стал выпивать и... делал мне непристойные предложения. Я хотела вручить ему уведомление об отказе от места, но он заявил, что не даст мне рекомендацию, если я покину службу у него, а мне просто было некуда деться. Город был маленький, Уэбб уверял, что я больше нигде не найду работу. – Долли вдруг задрожала всем телом. – Я написала Тео и спросила, могу ли я жить вместе с ним. Он ответил, что да. Но мистер Уэбб угрожал тем, что ославит меня как воровку, если я уйду. Тогда я снова написала Тео и объяснила, что не могу приехать...
 – И тогда он украл целое состояние. – Лукас презрительно усмехнулся. – Для вас. Вместо того чтобы просто приехать и забрать вас с собой. Именно об этом вы говорите?
 Долли вздохнула:
 – Нет. Если он и в самом деле украл деньги, то лишь для себя. Я уверена, что он твердил себе, будто делает это ради меня, но это не так, он просто воспользовался случаем разбогатеть. Ведь мы с ним стали жить врозь не случайно. После смерти родителей Тео вступил на дурной путь. Я вынуждена была пойти в экономки, а с ним ничего не могла поделать до тех пор, пока он не объявил, что переменился и желает, чтобы мы с ним жили опять как одна семья. Когда он получил хорошее место, я ему поверила. Но у Тео была страсть к красивым и дорогим вещам...
 – Как и у вас, – проворчал Лукас. – Вы упросили Фрайера приехать и вызволить вас, не правда ли? – с горечью произнес он. – Вы хотели, чтобы Фрайер создал для вас более приемлемую жизнь, и он это исполнил.
 – Довольно, майор Уинтер, – заговорил отец Амелии. – Моя жена вовсе не жадная до денег соблазнительница. Большая часть ее денег ушла на содержание моего имения и на приданое Амелии. Я верну из оставшихся средств сколько смогу, но, разумеется, лишь при условии, что вы докажете справедливость ваших притязаний. Имение мое неотчуждаемо как майорат и потому не может быть продано, но я могу предложить кое-какие вещи на аукцион.
 – Джордж, я не допущу, чтобы ты продал все, что тебе так дорого, – начала Долли, но муж не дал ей договорить.
 – Успокойся, дорогая, это не имеет значения. – Он нежно поцеловал жену в лоб. – Я забочусь только о тебе и о ребенке. И об Амелии, конечно, но надеюсь, что муж намерен сам ее содержать. Хотя в том случае, если женитьба на ней – лишь часть его расследования, то...
 – Я женился на ней, чтобы спасти ее от позора, – прервал тестя Лукас, которому отнюдь не доставляло удовольствия наблюдать сердечную привязанность родителей Амелии друг к другу. – К тому же деньги тут вообще ни при чем. Я хочу... то есть мы хотим, – поправился он, – справедливости. Теодор Фрайер должен быть доставлен в суд, приговорен и наказан за свои преступления.
 Если Долли вздрогнула при слове «наказан», то Амелию поразила злоба в голосе у Лукаса. Почему он так жаждет схватить Фрайера?
 – Но ведь моя жена сообщила вам, что Теодор умер, – сказал лорд Тови.
 – Простите мой скептицизм, сэр, но после того, как ваша жена сообщила немалое количество ложных сведений, меня убедят в смерти этого человека только самые серьезные доказательства. А я сомневаюсь, что они есть у леди Тови.
 Глаза всех устремились на Долли.
 – У меня... есть свидетельство о смерти, – произнесла она неуверенно.
 – Ваш муж... ох, простите, ваш брат, – якобы спохватился Лукас, – отлично умел подделывать документы. Подделать свидетельство о смерти не составило бы для него особого труда.
 – Если вы не верите мне, поезжайте в Лизьё, и вы найдете там его могилу, – сказала Долли.
 – Могильный камень может поставить кто угодно, – возразил Лукас.
 – Тело готовил к похоронам местный гробовщик. Его имя Лебо. Если вы поедете туда, то, конечно, сможете с ним побеседовать.
 – Верно. А если я его там не обнаружу, вы скажете, что он переехал неизвестно куда. Или умер. У вас на все есть ответ, не так ли, Дороти?
 – Не смейте так обращаться к моей жене! – взорвался отец Амелии. – Она леди Тови, и будьте любезны адресоваться к ней с должным уважением.
 Амелия внутренне содрогнулась. «Ох, папочка, это самое неудачное из того, что ты мог сказать моему сверх меры самолюбивому супругу ради спасения Долли».
 Выражение ледяного презрения на лице у Лукаса Уинтера могло бы посрамить даже герцога.
 – Я уверен, что вспомню этот ваш совет, когда арестую ее и увезу обратно в Америку, чтобы она могла лично излагать свои лживые истории правительству.
 – Лукас, не... – начала было Амелия, но тут снова взорвался ее отец:
 – Она не сделала ничего плохого!
 – За исключением того, что лгала, когда говорила о Фрайере. И если я должен буду упрятать ее в тюрьму, чтобы выманить ее братца из его укрытия, я это сделаю.
 – Вы никуда не увезете мою жену, будьте вы прокляты! Она вынашивает ребенка, и она хрупкая женщина. Я не могу рисковать утратой своей второй жены во время родов. Особенно после того, как она сообщила вам все, что знает.
 Сверкая глазами, Лукас сложил руки на груди.
 – Вы можете это доказать?
 Лорд Тови не ответил, потому что не мог. Не могла ответить на этот вопрос и Амелия, но в глубине души она чувствовала, что Долли ни в чем не виновата, за исключением того, что слепо верила брату, как верила всем, кого любила.
 – Лукас, – сказала Амелия, – будь разумен.
 Его ледяной взгляд едва не заморозил кровь у нее в жилах.
 – Я не допущу, чтобы Фрайер избежал правосудия всего лишь на основании слов его сестры!
 Почему все это так выходит? Потому что Фрайер родился англичанином?
 – По крайней мере расследуй рассказ Долли до того, как примешь жестокое решение везти ее в Америку. Поезжай во Францию и убедись, что там находится могила ее брата.
 – А когда я вернусь сюда, то обнаружу, что все вы снялись с места, не так ли? Скрылись там, где мне вас не найти, в то время как она встретится со своим братом там, где он прячется теперь.
 – Как ты можешь думать, что я дам согласие на подобный обман?
 У Амелии сердце разрывалось от того, что он не доверял ей после всего пережитого ими вместе.
 – А что, если бы я отправился вместе с вами во Францию, майор Уинтер? – вступил в разговор отец Амелии, и тон его был не менее язвительным, чем тот, каким говорил Лукас. – Долли и Амелия остались бы дома, в то время как мы с вами собирали бы доказательства правдивости моей жены. Таким образом, я стал бы вашим заложником на тот случай, если моя беременная жена возьмет да и сбежит. Тогда вы отвезли бы в Америку меня. Удовлетворяет ли это предложение вашим представлениям о справедливости?
 – Ваша жена не преминет отправить Фрайеру предупреждение. По моим сведениям, он прячется где-то в соседнем графстве.
 – Я не позволю вам увезти мою жену. Нам с вами придется встретиться в суде.
 – Не пытайтесь блефовать, сэр. Возбудить дело в суде – значит предать все происшедшее гласности, а вы не рискнете на скандал.
 – Скандал для меня ничего не значит. Чем я не могу рисковать, так это смертью жены или ребенка во имя вашей сомнительной справедливости. И я хотел бы, чтобы вы обосновали ваши обвинения против брата моей жены.
 – Да, майор Уинтер, – заговорила Долли, и в голосе у нее звучало отчаяние. – Вы заявляете, что Тео украл деньги, но мой муж упомянул за обедом, что была ограблена компания «Джонс шиллинг». Так вот, мой брат никак не мог ее ограбить.
 Лукас ругнулся себе под нос.
 – Почему не мог? – спросила Амелия, но тут же со страхом подумала, что, кажется, знает ответ.
 – Потому что компания, в которой работал Тео, называлась иначе, – пояснила Долли. – Он сотрудничал в «Балтимор мэритайм».




 Глава 26



 Дорогой кузен!
 Я надеюсь, что Амелия приспособится к новым для нее обстоятельствам. Подозреваю, что у майора нелегкий характер. Но если существует женщина, которая может обуздать его темперамент, то это именно Амелия, и только она.
 Ваш преданный друг
 Шарлотта.

 Проклятие и еще раз проклятие! Лукасу почти удалось провести дело так, чтобы Амелия не узнала всю правду. А ведь следовало предвидеть, что ее мачеха может разрушить его замысел.
 Он задержал дыхание. Может, Амелия не запомнила название компании, принадлежавшей его отцу? Может, он даже не упоминал его при ней?
 Лукас посмотрел на нее: Амелия словно оцепенела, а глаза ее, они обвиняли его. Внутри у него все сжалось. Она запомнила.
 – Ты лгал мне, – прошептала она, ее глаза были широко раскрыты.
 – Нет, – возразил он. – Я просто говорил тебе не все.
 Амелия сделала шаг вперед.
 – Ты умолчал о самом важном, тебе не кажется? Твой отец повесился не только потому, что считал тебя мертвым, но и потому, что совершенная Фрайером кража разорила его компанию. Так вот по какой причине несколько лет назад исчезло, как ты это назвал, состояние твоей семьи?
 Медленно, очень медленно Лукас кивнул:
 – Я не мог сказать тебе. Это было частью моего расследования...
 – Вздор! – перебила мужа Амелия, и ее щеки вспыхнули от гнева. – Ты не мог мне сказать потому, что тогда тебе пришлось бы признать целью твоего расследования не только обязанность задержать преступника, но и месть за отца.
 – Цель заключалась в наказании преступника во имя справедливости, черт побери! – не выдержал Уинтер. – Именно поэтому я и не говорил тебе. Я понимал, что ты придешь к заключению, будто я не веду бой за справедливое возмездие, но преследую виновного в преступлении по личным причинам.
 – А разве не так? Управление флотом вело речь о компании «Джонс шиппинг», тогда как...
 – Компания торгового флота Джонса была причастна к этому! – отрезал Лукас. – Так же, как морское министерство и предприятие моего отца. – Он сделал глубокий вдох и продолжал: – Компания Джонса заключила контракт с управлением флота на доставку нескольких новых кораблей и переоборудование нескольких старых. Это включало изготовление тысяч орудий, которые компания «Балтимор мэ-ритайм» должна была по особому контракту поставить компании Джонса.
 – А Теодор Фрайер контролировал эти поставки, так надо понимать? – произнесла Амелия шепотом. .
 – Теодор Фрайер методически изымал для себя деньги из выплат по этим контрактам.
 – А обвинен был твой отец, – сказала Амелия со свойственной ей непостижимой проницательностью.
 – Разумеется, – глухо отозвался Уинтер. – Фрайер неделя за неделей подделывал подпись отца, снимал деньги со счета компании Джонса и переводил их на свое имя в банк соседнего графства.
 – Но с отчетностью все было в порядке, – вставила Долли.
 Взбешенный Лукас удостоил ее ледяным взглядом.
 – Потому-то мой отец и нанял его на службу, – сухо проговорил он. – Моя мать была от Фрайера в восторге за его английское происхождение и тонкие манеры. – Он предпочел не заметить выражение раскаяния на ее лице – слишком уж ныла в эти минуты старая душевная рана. – Пушки отливали, рабочим и служащим исправно платили, а груды счетов за приобретенные материалы никто не замечал и не оплачивал. – Уинтер снова повернулся к Дороти: – Потом ваш брат сбежал, оставив после себя гору финансовых обязательств и фальшивые подписи моего отца на банковских документах. Морское министерство и компания «Джонс шиппинг» начали преследовать отца, ибо полагали, что он в сговоре с Фрайером. Они травили его до тех пор, пока он не передал компании Джонса свое собственное, дорогое его сердцу предприятие в порядке возмещения за понесенные убытки. Мало того, он продал с молотка все имевшее хоть какую-то цену, все любимые им вещи и однажды совершил то, что считал единственно правильным при сложившихся обстоятельствах. Он... он...
 – Повесился, – очень тихо проговорила Амелия.
 Лукас посмотрел в лицо жене:
 – Да. Мать постоянно выражала ему величайшее презрение за то, что он позволил себя ограбить. Меня отец считал безусловно погибшим. Ему больше незачем было жить. Незачем.
 Лорд Тови выглядел совершенно потрясенным.
 – Если бы не брат моей жены, то вы унаследовали бы компанию вашего отца. Не американскому морскому министерству, которому эти деньги принадлежали, и даже не компании Джонса должны быть возвращены эти деньги, а вам. Только вам.
 – Я ничуть не пекусь о деньгах! – прорычал Уинтер. – И ровным счетом ничего не хочу для себя лично.
 – За исключением Теодора Фрайера, – сказала Амелия.
 – О да. Я хочу всей душой, чтобы Фрайер болтался в петле, как и мой отец. Я хочу справедливого возмездия за то, что он сотворил с моей семьей. Я заслуживаю справедливости.
 – Конечно, заслуживаешь, – сказала Амелия. – И у тебя есть право отомстить.  Ему  – а не Долли. Но ты не можешь повесить мертвого человека, Лукас.
 – О том, что он мертв, у меня есть только утверждение твоей мачехи.
 Уинтер не хотел, чтобы Фрайер и в самом деле оказался мертвым. Чтобы он избежал унижения суда, пытки публичной казни. Это несправедливо, будь оно проклято!
 Амелия показала рукой на свою мачеху:
 – Послушай, Лукас, ты ведь не можешь всерьез думать, что Долли способна устроить целый заговор с целью скрыть, где находится ее брат...
 – Она оказалась способной лгать с целью защитить его, разве не так? – Уинтера приводило в ярость, что жена продолжает оставаться на стороне мачехи. – И если я должен буду отвезти ее в Америку, чтобы доказать, что она лгала, я это сделаю.
 – Ты просто хочешь причинить страдания ей, потому что не можешь причинить их  ему.  Она виновата лишь в том, что по своему неразумению верила беспутному брату.
 – А ты достаточно неразумна, чтобы верить ей, Амелия, – со злостью произнес Лукас, хотя в словах его жены заключался вполне здравый смысл. – Стоило бы, между прочим, признать, что ты не самый лучший судья, когда речь идет об оценке характера человека. Ты ведь считала Помроя вполне безопасным.
 – Ты прав, я в этом плохой судья. – Голос ее понизился до почти болезненного шепота. – Во всяком случае, я была достаточно глупа, чтобы довериться тебе. Но больше этого не будет. О нет!
 Амелия резко повернулась и пошла к двери, а Лукас смотрел ей вслед. Не будет? Что это, черт побери, значит?
 Он двинулся было за ней, но остановился, чтобы сказать тестю:
 – С вашего позволения мы продолжим этот разговор завтра утром. Я представлю вам свои доказательства и хотел бы увидеть свидетельство о смерти, которое, как утверждает ваша супруга, у нее имеется. – Когда лорд Тови согласно кивнул, Лукас добавил: – Если ваша жена до завтра исчезнет или сделает попытку связаться с братом, я привлеку к ответу вас, ясно?
 – Мы оба завтра будем здесь, уверяю вас, – сухо ответил граф.
 Уинтер вышел следом за женой.
 Увидев, как она почти бегом поднимается по лестнице, он бросился за ней.
 – Куда ты идешь?
 – В свою комнату.
 – Ты хочешь сказать – в нашу комнату?
 – Я иду в свою комнату, – повторила она, – и велю кому-нибудь из слуг перенести туда мои вещи.
 – Ты этого не сделаешь. – Лукас был вынужден ускорить шаги, чтобы поравняться с ней; она бежала так, будто за ней гнались охотничьи собаки. – Между нами ничего не изменилось.
 – Изменилось абсолютно все. Я не стану делить с тобой постель, пока ты не придешь в себя и не станешь рассуждать трезво.
 – Ты имеешь в виду, пока я не приму твою точку зрения, – он продолжал следовать за ней по длинному коридору к двери в самом его конце, – пока я не поглажу твою мачеху по головке и не скажу ей: «Благодарю вас за информацию, мэм, и простите, что я нарушил ход вашей уютной приятной жизни».
 – Если бы я считала, что ты просто исполняешь свой долг, я бы не стала вмешиваться. – Когда он недоверчиво хмыкнул, Амелия обожгла его негодующим взглядом. – Но ты не просто исполняешь свой долг, и мы оба это понимаем.
 Она вошла в комнату и хотела захлопнуть дверь у него перед носом, но Лукас просунул в щель ногу. Взвинченный до последней степени, он ворвался в комнату, повернулся и закрыл дверь.
 – Уйди, пожалуйста, – попросила Амелия.
 – Не раньше, чем мы уладим это дело. Когда мы поженились, ты согласилась с тем, что если твоя мачеха и есть Дороти Фрайер, то я могу поступить с ней как сочту необходимым.
 – Я сказала совсем иное. Я сказала, что, если она соучастница ограбления, ее следует арестовать. Но она не соучастница. Арестовывать ее не за что.
 – Суть дела в том, что она разъезжала из страны в страну вместе с Фрайером и тратила деньги, украденные им. Она и никто другой может привести меня к нему.
 – Но он мертв, и ты это знаешь. – Амелия сжала руки в кулаки. – В глубине души ты это понимаешь. – Лукас вперил в нее пылающий взгляд, но в нем ясно читалось опасение, что она права, и Амелия несколько смягчила тон: – Но если ты признаешь, что он умер, тебе некого будет судить. Ты позволяешь желанию отомстить ослепить себя. Потому и не видишь правду.
 – А ты позволяешь ослепить себя лживым утверждениям женщины с милым личиком. Потому и не видишь фактов.
 – Каких фактов? У тебя есть доказательства, что Фрайер жив?
 Лукас стиснул зубы. Таких доказательств у него не было. Более того, собранные им сведения подтверждали рассказ Дороти, потому что сам он потерял Фрайера после Руана.
 Однако Фрайер мог, догадавшись, что за ним следят, расстаться с сестрой, чтобы избавиться от преследователей, сбив их с толку. 
 – Фактов у тебя нет, – сказала Амелия. – Так я и думала.
 – Проклятие, не могу же я прекратить расследование на основании слов женщины, которая призналась, что во многом лгала.
 – Верно, в этом она призналась. Но о том единственном, чего она не может признать ложным, ты не желаешь слышать. Даже ее собственный муж верит Долли.
 – Потому что он должен либо верить ей, либо признать, что его жена могла укрывать преступника, а это он признавать не собирается.
 – Пока что ты готов признать, что твоя собственная жена глупа. Или, еще хуже, что она готова обмануть тебя, едва ты повернешься к ней спиной.
 – Речь не о нас, Амелия, – произнес он резко.
 – Неужели? – Она подступила к нему. – Я вышла за тебя замуж, хотя моя интуиция подсказывала мне, что я сошла с ума. И знаешь, почему я все-таки это сделала?
 – Потому что не хотела жить опозоренной старой девой в Торки?
 – Если бы причина заключалась в этом, я вышла бы за Помроя, который не стремился, мало того – не хотел позорить нашу семью. – Теперь она смотрела ему прямо в лицо. – Я вышла за тебя замуж потому, что поверила тебе. Потому что ты был честен и справедлив, и я надеялась, что ты также будешь относиться к Долли.
 Ее нижняя губа задрожала.
 – Но все это было до того, как я поняла, что ты питаешь жгучую ненависть к Долли и это может пересилить более разумные побуждения.
 – Разумные! Ты считаешь, что разумно поверить слову лгуньи?
 – Никто не просит тебя это делать. И я не прошу об этом. Я прошу дать Долли шанс. Поезжай во Францию. Постарайся уяснить правду из независимых источников. Тогда уж, если не сможешь и если захочешь протащить мою семью через суд...
 – Ты примешь мое решение, – произнес он тоном, полным сарказма.
 – Да. Потому что буду знать, что ты не просто хочешь нанести ответный удар нашей семье из-за того, что не в состоянии нанести ответный удар Фрайеру.
 Уинтер с силой втянул в себя воздух. Он был немало обеспокоен тем, как легко Амелия разбирается в его чувствах. По сути дела, он был склонен поступить так, как предлагал ее отец, хотя бы лишь для того, чтобы подтвердить свое мнение о лживых объяснениях ее мачехи.
 Но то, что его хорошенькая жена этого требовала, вызывало у Лукаса раздражение. Он дал себе слово, что не позволит жене водить себя за нос, как бычка с кольцом в носу, а она сейчас именно этим и занималась.
 – А если я не поеду во Францию? Как долго ты намерена наказывать меня, не пуская к себе в постель?
 Амелия посмотрела на него с безнадежным сожалением.
 – Если ты не сможешь подтвердить рассказ Долли, я не буду отказывать тебе в моей постели. Я откажу тебе во всем другом, Лукас. Ты можешь делать то, что ты хочешь, но я останусь с папой и Долли, помогая им перенести скандал, который ты учинишь, требуя оживить покойника.
 Эти ее слова обрушились на Лукаса, словно штормовые волны на корпус корабля. Она собиралась бросить его. После всего, что они пережили вместе, она еще...
 – Ничего у тебя не выйдет. – Страх, от которого у него стеснило грудь, был посильнее того, какой он терпел в убежище священника. – Можешь бушевать сколько тебе угодно, если хочешь, но ты моя жена, и я не позволю принуждать себя к чему бы то ни было пустыми угрозами.
 – Это не пустые угрозы. Я не смогу жить с человеком, которому не могу доверять.
 Уинтер постарался скрыть свой страх и заговорил как можно спокойнее:
 – Насколько я припоминаю, дорогая, брачные обеты не включают в себя слово «доверие». Но я хорошо помню кое-что о том, что ты должна меня слушаться.
 – Так вот чего ты хочешь? Жену, которая станет слепо тебе повиноваться, как солдаты, тебе подчиненные? Которая никогда не посмеет высказать собственное мнение, не посмеет ничего от тебя потребовать?
 Он хотел только одного – чтобы она его не покинула. Но провалиться ему сквозь землю, если он в этом признается.
 – Не имеет значения то, чего я хочу, поскольку я это не могу получить, верно? Ведь ты не можешь стать «послушной женой», даже если от этого будет зависеть твоя жизнь.
 – А ведь ты и не хочешь от жены слепой покорности, что бы ты там ни думал.
 Лукас вдруг увидел возможность получить то, чего он хотел по-настоящему: сохранить в неприкосновенности самолюбие и обладать женой где и когда ему это будет приятно.
 – Почему бы нам не договориться, дорогая? Если ты согласишься быть моей послушной женой одну ночь, я поеду во Францию. Но ты будешь делать в точности то, что я тебе скажу. Если же ты не оправдаешь мои надежды и проявишь обычное своеволие, то я поступлю с твоей мачехой как мне заблагорассудится. И разговоров о раздельном существовании у нас больше не будет. Договорились?
 Отличная стратегия! Она не выдержала до конца роль кокетливой глупышки, когда они впервые познакомились. Скорее всего и роль покорной воле мужа супруги ей не сыграть в совершенстве, и когда потерпит неудачу, он окажется в выигрыше.
 В таком случае, когда он утром великодушно даст согласие на поездку во Францию, это не будет выглядеть так, словно он подчинился ее требованию, а, бесспорно, сойдет за благородный поступок. И если во Франции окажется, что он был прав насчет Теодора Фрайера, Амелия не станет возражать, когда он потребует, чтобы Дороти сообщила, где он скрывается.
 Блестящий план – если Амелия примет вызов.
 С минуту он опасался, что не примет. Сначала она, прищурившись, изучала его физиономию, а потом одарила его подозрительно сияющей улыбкой.
 – Как пожелаешь, муженек! Когда же мы начнем?




 Глава 27



 Дорогая Шарлотта!
 У Вас есть основательная причина беспокоиться о леди Амелии и ее муже. Американский морской офицер вряд ли станет терпеть дерзости от своей супруги, а леди Амелия кажется мне наиболее способной на дерзости из всех ваших воспитанниц.
 Ваш в равной степени дерзкий кузен
 Майкл.

 – Сейчас такое же подходящее для этого время, как и любое другое, – сказал Лукас.
 Амелия кивнула. Не напрасно провела она последние несколько ночей, согревая постель мужу. Она знала, что ему нравится, и начинала понимать, чего он от нее ждет. Тем не менее послушная жена совсем не то, что Лукас вбил себе в голову.
 Настало время и его просветить кое в чем. Когда бы Амелия ни пыталась его в чем-нибудь убедить, Лукас первым делом ссылался на свой мужской авторитет. Она вовсе не собиралась ссориться с ним каждый раз, когда они не могли прийти к согласию по определенному поводу. Но она и не намерена была покорно наблюдать за тем, как он разрушает их совместное будущее и жизнь ее родных только потому, что не может переступить через свое прошлое. Если ее послушание, как он это называет, обусловит его поездку во Францию, она исполнит уговор. Раз уж он поедет в Л изьё и увидит там могилу Фрайера, а также побеседует с местными жителями, неужели он сможет после этого игнорировать реальные факты?
 Итак, сегодня вечером она будет послушной, даже если это ее убьет. Судя по дьявольскому блеску в глазах ее мужа, он именно на это и делает ставку.
 Лукас промаршировал к ее любимому креслу, расположился в нем и указал Амелии на сумки и чемоданы, доставленные из дома Кирквудов.
 – Жена, ты можешь начинать. Распакуй и убери все вещи. – Когда Амелия молча кивнула и направилась к вещам, он сказал: – Я хочу, чтобы все было сложено аккуратно, а не в полном беспорядке, как у тебя обычно бывает, слышишь?
 Амелия стиснула зубы.
 В последующие два часа он отдавал приказание за приказанием, точь-в-точь как генерал на передовой линии фронта, и делал это до тех пор, пока Амелия не стала подумывать, в здравом ли уме была она, когда выходила замуж за военного. Когда вещи были разложены, наступил черед более интимных услуг. Уинтер приказал ей снять с него сюртук, жилет, галстук и ботинки. Она проделала все это с той же деловитостью, с какой совершал процедуру он сам.
 Когда он велел ей почистить его ботинки, Амелия с трудом удержалась от шумного протеста. Он заставлял ее выполнять обязанности лакея, в то время как оба они знали, что женам офицеров не приходится, да и не пристало этим заниматься. Он старался подчинить ее своей воле, как офицер подчиняет своей воле солдата.
 Очень хорошо, пусть он себе радуется. Скоро ему предстоит постичь все глубины женской воли.
 К тому времени как она закончила возиться с его башмаками, они прямо-таки сияли, а Лукас уже не выглядел таким высокомерным, как вначале. Он, без сомнения, ожидал, что она откажется от своего «послушания».
 Некоторое время он молча созерцал Амелию, затем указал на дверь.
 – Из-за твоей мачехи я не съел свой обед. Спустись на кухню, поставь на поднос еду, которая могла бы утолить мой голод, и принеси поднос сюда.
 – Да, муженек, – ответила она все тем же смиренно-тихим голоском, каким изъяснялась весь вечер.
 На сей раз это вынудило его поднять одну бровь со словами:
 – И никаких слабительных.
 – Разумеется, – ответила она, хотя в эту минуту искушение казалось почти непреодолимым.
 Она спустилась по черной лестнице, чтобы не натолкнуться на родителей, а в кухне позволила себе немного передохнуть. В конце концов, он не отдавал ей приказ поторопиться.
 На деле существовало некоторое количество вещей, в которых Лукас не был искушен. Может, настал час довести эту игру в послушание до высшей точки.
 Когда она вернулась в спальню с подносом, на котором лежали черный хлеб, колбаса и печеные яблоки, ее строгий муж устроился на ее кровати. Он сидел у самого изголовья в расстегнутой рубашке, скрестив вытянутые ноги.
 – Ты, я вижу, там отдыхала, – пробурчал он.
 – Кухонная прислуга уже легла спать, – ответила Амелия, как если бы это все объясняло.
 Несмотря на его явное недовольство, она не подошла к Лукасу, а продолжала стоять у закрытой двери с подносом в руках.
 – Ну? – сказал он. – Чего ты ждешь?
 Амелия изобразила улыбку:
 – Твоих приказаний. Я не знаю, куда поставить поднос. Сдвинув брови, Лукас подтянул к себе поближе прикроватный столик. Слегка кивнув на манер горничной, Амелия подошла и поставила перед Лукасом поднос, пригнувшись таким образом, чтобы он мог чуть ли не носом уткнуться ей в полуобнаженную в вырезе платья грудь. Судя по его быстрому лихорадочному вдоху, уловка подействовала, и это принесло Амелии чувство приятного удовлетворения.
 Это чувство усилилось, когда Лукас усадил ее к себе на колени. При этом она сидела, вытянувшись в струнку, и глядела на него без всякого выражения – как солдат. Лукас бросил взгляд на поднос и сдвинул брови еще круче.
 – Ты же знаешь, что я не люблю колбасу и черный хлеб.
 – Ты попросил принести тебе поесть. Но ты не сказал, чего именно ты хочешь.
 – Разве не могла послушная жена принести того, что нравится ее мужу?
 – Ты требуешь слепого повиновения. Поскольку ты не сказал, чего принести, я собрала что оказалось под рукой. – Она мило улыбнулась. – Я принесла тебе яблоки, ты же их любишь.
 – Это да. А почему бы тебе не покормить меня?
 Его вдруг охрипший голос вызвал у Амелии вспышку желания. Пропади оно пропадом! Если он превратит свое развлечение в чувственную игру, ей никогда не удастся поставить на своем.
 Ладно, может, она и это как-нибудь сумеет обернуть в свою пользу.
 – Хорошо, – прошептала она и, выставив грудь вперед, потянулась за вилкой.
 – Не вилкой, – сказал он. – Пальчиками.
 Он, разумеется, ожидал, что она запротестует, заявит, что печеные яблоки руками не едят, или возмутится тем, что он ест, сидя на ее постели.
 Не дождется! Снова изобразив улыбку, Амелия взяла пальцами ломтик яблока, обмакнула его в сок и поднесла Лукасу ко рту. Сок измазал ему подбородок; Лукас съел яблоко и попросил, указывая на подбородок:
 – Вытри.
 – Сейчас поищу салфетку, – сказала она, пытаясь слезть у него с колен, но Лукас ее удержал.
 – Не надо, попробуй ртом.
 Ртом? Ну, он хитрит. Если она лизнет его подбородок, это вызовет соответствующее развитие событий. Она должна этому воспрепятствовать.
 – Как хочешь, муженек, – пробормотала она и, наклонившись к нему, собрала сок зубами.
 – Ой! – Лукас резко отпрянул. – Что ты делаешь?
 – Ты же сам сказал, чтобы я попробовала ртом.
 – Ты прекрасно понимаешь, какую часть твоего рта я имел в виду.
 Амелия наклонила голову набок:
 – Я не посмела...
 Лукас прервал ее, закрыв ей рот поцелуем, и Амелия едва не ответила на этот поцелуй, соблазненная прикосновением его губ, их вкусом и запахом. Но удержалась и заставила себя сидеть неподвижно, пока он прижимал свои губы к ее крепко сомкнутым устам и касался их кончиком языка.
 – Поцелуй меня тоже, – чуть слышно попросил он, Амелия подчинилась, но ее поцелуй был всего лишь прикосновением к его губам. Сама она продолжала сидеть, словно каменная, упершись ладонями себе в колени.
 Поначалу он вроде бы этого не замечал и целовал ее со страстью, гладил ее бедра, живот, груди. Амелия по-прежнему оставалась неподвижной, и Лукас, откинув голову, уставился на жену чуть ли не в бешенстве.
 – Я же сказал, чтобы ты меня поцеловала.
 – Я так и сделала.
 – Но ты не дотрагиваешься до меня.
 – Я буду счастлива тебя потрогать, как только ты скажешь мне, что трогать. И как. И когда.
 – Так вот какая у тебя игра. Пока я не дам точную команду, ты ничего не станешь делать.
 – Я просто веду себя как послушная...
 Он не дал ей договорить, прошипев:
 – Чертовка! – Бесконечно долгую минуту он смотрел на нее молча, потом сказал: – Отлично. Я более чем счастлив командовать твоим малейшим движением, потому что рано или поздно ты взбунтуешься. Ты не совладаешь с собой.
 Амелия тоже молча смотрела на него, более чем когда-либо намеренная продолжать свою кампанию пассивного сопротивления.
 – Встань и сними с себя одежду, – скомандовал он. – И чтобы ты не могла неправильно истолковать слово «одежда», скажу так: я хочу видеть тебя голой. Ты поняла?
 – Совершенно, – ответила она и встала с его колен.
 Она начала раздеваться медленно, но муж в течение нескольких секунд разгадал ее тактику поддразнивания и пробормотал:
 – Поскорее, милая. У тебя всего одна минута.
 Отстегнуть все крючки и кнопки, развязать все завязки за одну минуту? Да он просто испытывает ее терпение! Она использовала на это столько времени, сколько ей было нужно, и, только сделав все и стоя перед ним, поняла и почувствовала, как неловко стоять совершенно голой перед одетым мужчиной. Последний раз до этого, когда она стояла перед ним нагая, Лукас тоже был голым. Оказалось, что то было совсем другое.
 То, что происходило сейчас, напоминало их игры на шебеке, когда она изображала его «пленницу». И вообще теперь это не игра, а война. И пока неизвестно, кто одержит победу.
 Лукас смотрел на нее, переводя взгляд с ее обнаженной груди на вздрагивающий живот, а потом на завитки волос на лобке.
 Амелия вонзила ногти в ладони, чтобы удержаться и не прикрыть себя. Когда Лукас наконец посмотрел ей в глаза, Амелия прочитала в его взгляде твердое намерение победить ее – некое отражение ее собственных планов на него.
 – Ты ведь помнишь нашу первую брачную ночь? – спросил он.
 Амелия молча кивнула.
 Он улыбнулся со всем лукавым обаянием прирожденного соблазнителя.
 – Теперь твоя очередь. Я хочу увидеть твое наслаждение.
 Краска разлилась по ее щекам, когда она поняла, о чем он говорит.
 Но ведь она не могла... Она никогда... Да, она это делала, но не при таких обстоятельствах, а в собственной постели, укрытая простынями, тайно... Это было бы просто убийственно...
 И он это понял, негодяй, потому что улыбка его сделалась шире.
 – Давай, жена. Поласкай себя для моего удовольствия. Амелия лихорадочно искала в уме способ отказаться от этого требования, но она слишком волновалась для того, чтобы хоть что-нибудь сообразить. Охваченная жаром с головы до ног, она стала делать то, чего он требовал.
 Ее плоть пульсировала у нее под пальцами, и Амелия была уверена, что Лукас это замечает. Она только не могла понять, почему ей так невыносимо видеть, как он за ней наблюдает.
 Лукас понял это в одно мгновение.
 – Посмотри на меня, дорогая, – произнес он тем чувственным тоном, от которого у нее пробегала по спине восхитительная дрожь.
 Она так и сделала и убедилась, что он смотрит вовсе не на ее руку, а на багровое от стыда и возбуждения лицо.
 – Ласкай другой рукой свои груди, – приказал он.
 Она выполнила приказание, хотя Лукас не наблюдал за ее движениями, а по-прежнему смотрел на ее лицо.
 И тут она догадалась, в чем дело. Ему были важны ее реакция, ее смущение – вот чего он хотел. Вероятно, он также хотел, чтобы она, всецело отдавшись наслаждению, утратила над собой контроль.
 Ха! Теперь она знала, как противостоять ему. Она делала все, что он велел, но сумела удержаться от какой бы то ни ыло реакций, хотя это и было очень трудно. Она принудила себя ласкать свое тело механически, как если бы она делала себе массаж или чистила зубы.
 Это было нелегко, потому что он неотступно наблюдал за ней, шарил глазами по ее лицу, отыскивая слабое место в броне ее самообладания. Впрочем, его горящий взгляд поддерживал ее возмущение, помогал оставаться холодной и отчужденной. Уинтер постепенно мрачнел, и когда его горящие глаза в очередной раз остановились на ней, в них не было желания, в них был гнев.
 – Подойди сюда, будь ты проклята!
 – Как пожелаешь, муженек.
 Амелия подошла к кровати, беспощадно подавив торжествующую улыбку. Он мог приказать ей делать разное, но не мог добиться таким путем, чтобы она почувствовала удовольствие, и он начинал это понимать.
 – Раздень меня, – велел он.
 – Как пожелаешь, муженек.
 – И перестань повторять эти слова! – прорычал Лукас.
 – Хорошо.
 Амелия начала раздевать Лукаса, но это оказалось не слишком легким делом не столько потому, что приходилось снимать штаны с сидящего мужчины, причем с мужчины возбужденного, сколько потому, что она ощущала его запах, а его горячее дыхание обжигало ей щеку.
 Когда она раздела его до нижнего белья, Лукас придумал новую пытку: он начал ее целовать. Она расстегивала пуговицы, а он целовал ее то в щеку, то в лоб, то за ухом.
 Дьявол. Но она не уступит. Не уступит!
 Амелия спустила с него кальсоны, стараясь игнорировать его ласки, но не так просто было игнорировать его член, который, можно сказать, требовал внимания.
 Лукас заметил, куда она смотрит, и попросил охрипшим от возбуждения голосом:
 – Погладь.
 Взгляды их встретились, и дикая страстность темных глаз Лукаса едва не сломила ее решимость.
 Однако воля Амелии оказалась сильнее искушения. Она ответила Лукасу совершенно спокойным взглядом и погладила... его лодыжку.
 Он изрыгнул чудовищное проклятие и завопил:
 – Ты прекрасно знаешь, что я хочу, чтобы ты погладила... – Тут он оборвал себя и произнес сдержанно: – Извини. Не обращай внимания. У меня есть идея получше. Забирайся ко мне на кровать.
 Амелия недоуменно заморгала, не вполне понимая, чего он хочет, но когда она попробовала перебраться через его ноги, Лукас обхватил ее и усадил себе на бедра именно в той позе, о которой говорил.
 – Впусти меня туда, где я побывал уже не раз, – глухо, почти шепотом проговорил он, не оставляя ни малейшей возможности для неточного истолкования.
 Так вот чего он хочет. Весьма интригующе и необычно... даже увлекательно. Почти приключение. Хитрый негодяй отлично знает, каким образом можно добиться, чтобы она забыла об осторожности.
 Может ли она поступить по его воле, но не поддаться ей?
 Может, Должна. Сегодня ночью она ведет борьбу за их будущее.
 Коротко кивнув в знак согласия, Амелия сделала так, как он просил, что было не просто, потому что Лукас все еще сидел, опираясь спиной об изголовье постели, Лукас закрыл глаза с выражением исступленного восторга на лице.
 – Так, милая, именно так. – Пальцы Лукаса сжали бедра Амелии. – Я чувствую тебя, и это так хорошо.
 Амелия тоже чувствовала его так хорошо, что желание повторять это снова и снова было почти неодолимым. И все же она его преодолела. Она сидела неподвижно, не прикасаясь к Лукасу.
 Через несколько секунд Лукас открыл глаза.
 – Двигайся же, слышишь!
 – Хорошо, – произнесла Амелия и, положив ладони ему на бедра, принялась гладить их круговыми движениями.
 Огненный взгляд, который он бросил на нее, растопил бы ледник.
 – Вверх и вниз, Амелия.
 С трудом подавив улыбку, Амелия начала водить ладонями по его бедрам вверх и вниз.
 – Амелия... – проговорил он с угрозой.
 – Разве ты не этого хочешь? – спросила она самым невинным тоном.
 – Ты великолепно знаешь, что не этого я хочу! Мне нужно, чтобы ты занималась со мной любовью.
 – Тогда ты должен более точно выражать твои требования, – прощебетала она. – Каким образом заниматься любовью? С чего начинать? Какие движения делать вначале? Где? Как часто? Когда...
 – Негодница! – прервал он ее шалые вопросы и, взяв голову Амелии в ладони, поцеловал в губы с таким неистовством, что в ее чреслах поднялась настоящая буря. Но Амелия продолжала сидеть, не дотрагиваясь до Лукаса и не двигаясь.
 Он отпустил ее и прорычал:
 – Послушная жена обязана знать, чего я хочу от нее!
 – Она должна обладать способностью читать твои мысли? Как это необыкновенно! Я не представляла, что подобный талант сочетается с покорностью. – Амелия язвительно усмехнулась. – И ты отлично знаешь, что сладкоречивая, привыкшая к слепой покорности жена не сядет ктебе на колени, пока ты этого не потребуешь. Она для этого слишком застенчива. И слишком приучена к раболепству перед тобой. Сказать по правде, если бы я была истинно послушной женой...
 Амелия попробовала приподняться, но Лукас рывком привлек ее к себе.
 – Довольно, – пробормотал он ей в самое ухо. – Хватит измываться, ты, дерзкая бабенка, настоящее бедствие на мою голову. Дай мне то, чего я хочу, Амелия.
 – Тебе нужна покорная жена? – прошептала она, в то время как он касался губами того местечка у нее на шее, где часто-часто бился пульс.
 Он помолчал, а потом почти простонал:
 – Нет! Мне нужна ты. Только ты. Это единственное, чег я хочу.
 Амелия задохнулась, не смея верить, что одержала победу.
 – А завтра утром? Что будет тогда?
 Руки Лукаса скользнули к ее груди, он коснулся пальцами отвердевших сосков, и губы его были теплыми и нежными, когда он прильнул ими к ее уху.
 – Я поеду во Францию, ты довольна? – Он прижимался к ней, продолжая лихорадочно ласкать ее груди. – Прошу тебя, милая... будь моей Далилой сегодня ночью, потому что завтра с утра начнется долгий сухой сезон.
 Это и заставило Амелию встрепенуться. Она обвила руками шею Лукаса, осыпала его лицо поцелуями, задыхаясь от страстного желания.
 Амелия делала все, что он просил... После того как она одержала победу, она могла позволить себе быть щедрой. И Лукас откликался ей со всей страстью, доставлял ей такое наслаждение, что Амелии казалось, будто она может от него умереть.
 – Ты этого хочешь? – спросила она. – Этого хочет мой большой, мой сильный солдат, мой муж?
 – Ты знаешь, что это так, – ответил он и куснул ее за губу, а потом нежно лизнул это место, чтобы ей не было больно. – Я хочу тебя, милая... только тебя.
 – Но только... если я делаю то, что ты велишь.
 – Делай что хочешь, – ответил он, закрывая глаза. – Что доставляет тебе радость... только... не бросай меня. У Амелии от волнения стиснуло горло.
 – Я этого не сделаю, – пообещала она.
 – А если попробуешь, то я... буду преследовать тебя... по всему миру.
 Амелия вздрогнула от этих его слов: Лукас впервые подошел так близко к признанию в любви, и она приняла это всем сердцем.
 – В этом нет нужды. – Амелия коснулась губами его губ, его сомкнутых век. – Я никогда не покину тебя, любовь моя.
 При слове «любовь» Лукас открыл глаза и поискал затуманенным взглядом ее лицо.
 – Ты не успокоишься... пока не... увидишь меня сломленным, истекающим кровью... у твоих ног... верно?
 Если он понимает «любовь» как поражение, пусть это остается на его совести. Амелия обожгла Лукаса яростным взглядом.
 – Я не успокоюсь... пока ты не полюбишь меня так же... как я люблю тебя.
 – Бог ко мне милостив, – проговорил он, и судорогу желания, исказившую черты его смуглого лица, не могли скрыть даже хмуро сдвинутые брови.
 Они сжимали друг друга в объятиях, отдаваясь завершающим минутам страстного порыва, отрешившись от всего на свете, кроме самих себя, их взаимного желания и, как смела надеяться Амелия, любви...
 Прошло довольно много времени, пока сердца обоих вновь начали биться в нормальном ритме, прежде чем Амелия, лежа поперек сильного тела Лукаса, повторила про себя свой обет. Она его любит. И приложит все усилия, чтобы научить его любить ее.
 Лукас вытянулся, обнял Амелию и, прижав ее голову к груди, коснулся губами ее волос.
 Только позже, когда дыхание Лукаса стало ровным и она убедилась, что он спит, Амелия набралась храбрости и очень тихо прошептала: «Я люблю тебя, Лукас». Потом она впала в сладкую истому, и веки ее сомкнулись.
 Пробудившись, Амелия обнаружила, что Лукаса нет, а солнце льет свои лучи сквозь прозрачные занавески на окне. Она вскочила в панике, ругая себя за обыкновение спать как убитая. Не мог же он уехать, не попрощавшись с ней!
 Однако, тщательно осмотрев комнату, она увидела, что ранец Лукаса отсутствует, нет его ботинок и части одежды. Неизъяснимый страх охватил Амелию; она накинула на себя ночную рубашку и халат и спустилась вниз.
 В комнате для завтраков сидела Долли и смотрела отсутствующим взглядом в окно.
 – Где Лукас? – спросила Амелия.
 Долли повернулась к ней; глаза у нее были красные.
 – Уехал во Францию вместе с твоим отцом. Разве ты не знала?
 – Я знала, но...
 Амелия опустилась в кресло. Она надеялась, что он скажет ей что-нибудь перед отъездом. Такое, что даст ей надежду на их будущее.
 – Джордж предложил, чтобы мы с тобой уехали в Торки и ждали там их возвращения. Сезон уже кончается, и если ты останешься в Лондоне, тебе придется иметь дело со сплетнями по поводу вашего бегства. – Долли опустила глаза и посмотрела на свои руки. – А так мы можем пустить слух, что вы с Лукасом уехали на медовый месяц. Никому не надо знать, что ты в Торки. Кроме того, Джордж должен после возвращения вести переговоры о продаже городского дома, – сказала Долли и всхлипнула.
 – О, Долли! – Амелия прогнала собственные тревоги и заботы в самый дальний закоулок своего сознания. Она поспешила сесть рядом с мачехой и обняла ее за плечи. – Все обойдется, это я тебе обещаю. Вот увидишь, Лукас не станет требовать у папы деньги. А во Франции он найдет доказательства того, что твой брат умер, и на этом все кончится.
 – Ты веришь тому, что я говорила о Тео? – произнесла Долли жалобным шепотом. – Ты веришь, что я не обманывала вас?
 – Разумеется, дорогая. Разумеется.
 – Я не обиделась бы, если бы ты не поверила, – продолжала Долли, и слезы снова заструились по ее щекам. – Я видела доказательства твоего мужа сегодня утром, все банковские документы, газетные сообщения и... – Долли едва не захлебнулась слезами. – Тео всегда был таким, как говорил о нем твой муж. Невежей, скандалистом и вором.
 – Но ведь ты этого не знала, – попыталась успокоить ее Амелия.
 – Я знала, – возразила Долли. – В глубине души, думаю, я понимала это. Но не хотела смотреть правде в глаза.
 Долли разразилась рыданиями; Амелия обняла ее, начала успокаивать, говорила что-то ласковое, думая при этом, как она сама поступила бы на месте мачехи. Может, ударила бы Тео кувшином по голове. И того мерзавца из Рейнбека тоже.
 Но это не для Долли. Она всегда хотела верить лучшему о людях, а когда не могла, отступала. Долли жила, прячась от действительности, и ее брат этим воспользовался.
 Немного погодя, когда рыдания утихли, Долли высвободилась из объятий Амелии.
 – Послушай меня, радость моя, – обратилась она к падчерице. – Ты не должна допустить, чтобы все это встало между тобой и твоим мужем.
 – Все в порядке, я...
 – Нет, я говорю серьезно. – Ласковая улыбка появилась на губах у Долли. – Любой, у кого есть глаза, сразу заметит, что майор тебя обожает.
 Сердце у Амелии сжалось. Если это так, то он выбрал странный способ показать свои чувства. Уехал во Францию, даже не поцеловав ее на прощанье.
 – Ты в самом деле так считаешь?
 Долли кивнула.
 – Твой отец, само собой, смотрит на дело иначе. Он слишком рассержен, чтобы замечать это. – Долли слабо улыбнулась сквозь слезы. – Он полночи провел, давая клятвы отколотить майора.
 Амелия рассмеялась горьким смехом.
 – Это неудивительно. Я провожу каждый день половину времени, давая себе клятвы тоже отколотить майора.
 – А другую половину? Как ты ее проводишь?
 – Испытываю желание быть с ним рядом и еще... хочу, чтобы он не сомневался в моей любви.
 Долли просияла.
 – Я уверена, что он это понимает. И уверена, что он любит тебя, радость моя.
 Господи, Амелия надеялась, что так оно и есть. Потому что не знала, как ей выжить, если это не так.




 Глава 28



 Дорогой кузен!
 Муж Амелии и ее отец уехали во Францию по делу, о котором ни сама Амелия, ни ее мачеха ничего не имеют сообщить. Это повергло мою милую ученицу в меланхолию, что свидетельствует о ее любви к майору. Могу только надеяться ради ее благополучия, что он питает к пей то же чувство. На опыте собственного замужества я убедилась, что любовь к мужчине, который не отвечает тебе взаимностью, может привести только к глубокому разочарованию.
 Ваша обеспокоенная кузина
 Шарлотта.

 «Я люблю тебя, Лукас».
 Уинтер ожидал, что эти слова со временем утратят над ним свою власть. Но по прошествии недели, в течение которой им пришлось пересечь Ла-Манш, а потом прокатиться по той же французской провинции, где он побывал чуть больше месяца назад, слова эти все сильнее завладевали его сердцем и воображением. Они блистали в каждой утренней заре, звучали в каждом его шаге, вторгались ночью в каждое его сновидение.
 Они защищали его от ужасающих, мучительных кошмаров.
 Поначалу Лукас пытался убедить себя, что Амелия произнесла эти слова только ради того, чтобы манипулировать им. Но день за днем неизменно вспоминая каждую минуту, проведенную с женой, он переставал верить в подобное предположение. Если вообще в него когда-либо верил.
 Амелия не была такой, как его мать. Если бы она была такой, то сказала бы, что любит его, когда впервые поняла бы, какую выгоду может ей лично принести это признание. К примеру, тогда, когда ей угрожала опасность быть опозоренной. Или же бросила бы ему такие слова, умоляя его проявить снисхождение к ее мачехе.
 Будь она такой, как его мать, она не произнесла бы их после того, как достигла своей цели. Не разразилась бы ими в те минуты, когда они занимались любовью. И уж конечно, не прошептала бы их в то время, когда считала, что он спит.
 Стало быть, он должен принять их как правду. Она его любит. Его волшебница-жена, его Далила любит его. А он, вместо того чтобы мчаться назад в Англию и поклясться ей в своей бесконечной преданности, стоит на кладбище в Лизьё рядом со своим неприветливым тестем.
 Во время их долгой поездки Лукас и лорд Тови беседовали о военной карьере Уинтера, о его видах на должность консула и даже о его пребывании в Дартмурской тюрьме. Лукас, в свою очередь, выслушал повествование тестя о прекрасном состоянии его яблоневых садов в имении, о том, сколько овец объягнилось прошлой весной и у кого из арендаторов дела идут успешно. Однако они ни словом не обмолвились о тех, кто занимал их мысли прежде всего, – о своих женах. Они словно боялись, что обсуждение ситуации сделает ее реальной.
 Но теперь они стояли возле могильного камня – предмета, реальность которого невозможно было отрицать. На камне было выбито на английском языке следующее:



   Здесь покоится Теодор Фрайер,
   Любимый брат и друг,
   Да обретет он в смерти покой,
   В коем отказано ему было при жизни



 Лукас прочел надпись со стеснением в груди. Амелия была права, когда говорила, что им руководит жажда мести. Потому что теперь, увидев выбитые на камне строки, Лукас ощутил огромное разочарование и понял, насколько ему хотелось, чтобы Дороти солгала.
 – Выглядит убедительно, – услышал Лукас слова лорда Тови.
 – Да, – ответил он.
 Впрочем, оба понимали, что это мало что значит.
 – Что вы намерены предпринять? Мы могли бы разыскать этого парня Лебо, который готовил тело к похоронам. Человек, ведущий приходские регистрационные книги, может не знать, куда тот уехал, но кто-нибудь еще, несомненно, знает.
 Отчаяние в голосе тестя задело чувствительную струну в душе Уинтера. Лорд Тови был в ужасе при мысли, что может потерять жену, и Лукас вполне его понимал.
 – Мы могли бы также потолковать с местным аптекарем, – продолжал лорд Тови. – Служащие в гостинице говорят, что он должен вернуться к вечеру. Он может иметь сведения о смерти, зарегистрированной в приходской книге.
 Лукас вздохнул. Если аптекарь ничего не знает об этой смерти, предстоит пуститься на поиски Лебо. А во имя чего? Может ли он, Лукас, доказать, что Фрайер жив? Может ли он быть уверенным, что возможность отомстить не ускользнет от него из-за обычной превратности судьбы?
 В конце концов, он, вероятно, сможет узнать в дальнейшем не более того, что узнал теперь. Ничего серьезного. Куча мелочей – и ни одного точного доказательства.
 Поскольку Лукас так ничего и не ответил, лорд Тови повысил голос:
 – Говорите же, что делать, майор! Дайте мне задачу, не то я просто сойду с ума от беспокойства за мою Долли, за то, чему вы ее подвергнете.
 Лукас был потрясен до глубины души таким отчаянием. Он все понял. Есть вещи, ради которых стоит поступиться собственной гордостью и молить о пощаде, о милосердии... для своей жены.
 Лукас смотрел на осунувшееся лицо лорда, которое он так хорошо изучил за последние несколько дней, на его седые виски, на страдальческие карие глаза, напомнившие глаза Амелии.
 – Вы верите, что Фрайер мертв, не так ли? Надежда, вспыхнувшая в глазах у лорда Тови, была настолько трогательной, что Лукас не выдержал и отвел взгляд.
 – Я верю. Но вопрос не в том, верю ли в это я. В расчет принимается лишь то, верите ли этому вы. И то, какие доказательства сочтет убедительными ваше правительство.
 Лукас долго молчал, потом признался в том, в чем не смел признаваться до сих пор:
 – Пока правительство не получит деньги, оно будет принимать на веру мои слова. Если я сделаю копию с надписи на могильном камне, доложу о том, что я обнаружил здесь, и представлю свидетельство о смерти, мне, вероятно, поверят. Но для них имеют значение только деньги.
 – Вы уверены? – спросил лорд Тови охрипшим голосом.
 – Да. Единственный человек, который больше всего печется о том, чтобы усадить Фрайера на скамью подсудимых, – это я. И если я скажу им, что Фрайер мертв, мне поверят, потому что знают, как сильно я хотел, чтобы он был схвачен.
 – А! – только и произнес лорд Тови, но в этом междометии был заключен многозначительный смысл. Ясно: за прошедшую неделю он понял то, что Амелия осознала в ту знаменательную ночь в Лондоне. Лукас был движим не столько желанием раскрыть кражу, сколько жаждой справедливости – для своего отца и для себя. А теперь он должен был понять наконец, что вряд ли этого добьется, и, уж во всяком случае, не от Фрайера.
 Во время поездки у него было достаточно времени, чтобы взвесить свои доказательства в свете того, что рассказала Долли. Подробности, которым он до сих пор не придавал значения, ожили в памяти и заняли подобающее место. К примеру, уклончивое поведение бывшего нанимателя Дороти в Рейнбеке, когда Лукас спрашивал его, по какой причине женщина покинула его дом. Или прекрасные отзывы о Долли всюду, где они с братом останавливались или некоторое время жили.
 Он настолько был уверен, что встретит в ее лице умелую соблазнительницу, что даже эти сведения вмещал в представление о ней как о женщине лицемерной и лживой. Потому что это его устраивало. Это устраивало его ненависть. И потому, что его поиски давали ему возможность хоть чем-то жить, когда все его существование превратилось в долгий период неизбывной тоски.
 Но наконец в его жизни появилось и нечто помимо тоски – жена, которая ему подходила, которая хотела жить с ним вместе, хотела выносить и родить ему детей... которая его любила.
 Лукас судорожно вздохнул и повернулся к отцу своей жены:
 – Итак, вы готовы поклясться честью и всем для вас дорогим, утверждая, что жена ваша говорит правду?
 Лорд Тови, в свою очередь, смерил Лукаса взглядом и ответил:
 – Я был бы глупцом, если бы не сделал этого. Я провел два года, изучая душевный настрой моей жены, узнавая, что вызывает слезы у нее на глазах, а что смешит ее. Два года мы завтракали и обедали за одним столом, и за это время я разглядел каждую веснушечку на ее милом личике... За два года я научился узнавать, когда она лжет, а когда говорит правду.
 – Вы не знали, что у нее есть брат.
 – Нет, но я знал, что у нее было прошлое. Вопреки вашему суждению, я знаю, что она отнюдь не любительница обманывать. Через неделю после нашего с ней вступления в брак я догадался, что Обадия Смит – плод вымысла, не более, потому что ни одна женщина, побывавшая замужем, не могла бы остаться неосведомленной в области интимных особенностей брака до такой степени, как моя скромная жена. Через месяц я понял, что у нее есть некая темная тайна, которая ее мучает. Но я не принуждал ее к откровенности, понимая, что она сама мне все расскажет, когда перестанет бояться, как бы я не оставил ее, если она это сделает. – Голос лорда Тови дрогнул. – Пока она не поймет наконец, что я слишком сильно люблю ее, чтобы расстаться с ней по какой бы то ни было причине.
 У Лукаса застрял комок в горле.
 – Вы так же романтичны, как ваша дочь, лорд Тови. Правда, она не смогла так хорошо разобраться в натуре Долли, как это сделали вы за очень короткое время. Амелия с самого начала верила, что Долли ни в чем не виновата, и не соглашалась с тем, что говорил я.
 – Это потому, что Амелия отчаянно нуждалась в материнской ласке, и Долли стала для нее матерью. И еще потому, что моя дочь не представляет себе, что человек, которого она любит, может ее всерьез обмануть. Когда она кому-то верит, то делает это от всего сердца, и нужны немалые, скажем так, усилия со стороны любимого ею человека, чтобы разрушить ее доверие.
 «Я не могу жить с человеком, которому не верю».
 Доверяет ли она ему сейчас? И станет ли доверять в будущем?
 Амелия сказала, что если он поедет во Францию и обнаружит там подтверждение рассказу Долли, то она согласится сего решением о планах на дальнейшие действия. Но он же не дурак. Если он вываляет в грязи имя ее семьи из некоего тщеславного стремления изобличить человека, который скорее всего мертв, она никогда не оправится от этого.
 И это уничтожит ее доверие к нему с той же неизбежностью, как и его прежние уловки. Он ее потеряет. То будет самая страшная из многих жертв, уже принесенных им в жизни.
 – Ну что ж, – сказал он, поворачиваясь в сторону кладбищенских ворот, – здесь больше делать нечего. Думаю, нам пора возвращаться домой.
 Две недели прошло с тех пор, как отец и муж Амелии уехали во Францию, и это начинало ее угнетать. Торки не был оживленным городом даже в лучшие свои времена, но теперь стал положительно невыносимым. Заняться было почти нечем, и Амелия тратила чересчур много времени на беспокойные размышления о Лукасе.
 Единственным светлым пятнышком на мрачном фоне было общение с Долли. Вот когда Амелия по-настоящему поняла, как трудно было Долли обманывать их с отцом. Теперь ее мачеха могла говорить свободно – и занималась этим почти беспрерывно. Она рассказывала Амелии о своих родителях, о детстве в Новой Англии, об ужасном времени, когда служила экономкой в Рейнбеке. Она испытывала такое облегчение, что настроение у нее было светлым, как никогда, несмотря на тревогу о будущем, которое нависало над их с Амелией головами. Ясно, что тайны прошлого долго мучили Долли, и она сбросила с себя огромную тяжесть, получив возможность говорить о них открыто. Выходило, что Лукас в конечном итоге совершил доброе дело.
 До тех пор, пока не увезет Долли в Америку...
 Через некоторое время после начала своего так называемого медового месяца Амелия решила возобновить переписку с Венецией. Отчаянно желая узнать хоть какие-то новости, она писала подруге ежедневно, сообщив, что они с Лукасом поживут в деревне, прежде чем вернутся в Лондон.
 От миссис Харрис, которая знала о поездке Лукаса во Францию, Амелия узнала, что лорд Помрой уже в Лондоне и никому ни слова не сказал о ней и Лукасе. Однако все-таки пошли разговоры о его вероломстве, и в то время как одни называли это пустыми сплетнями, другие перестали с ним раскланиваться на приемах, а родители незамужних дочерей стали гораздо бдительнее охранять их из-за Помроя, чему Амелия от души обрадовалась.
 От Венеции она долго ничего не получала, и это казалось тем более странным, что она уже в своем первом письме подробно описала их с Лукасом «знакомство» с Шотландским мстителем. Лондонские газеты, разумеется, уже подхватили эту тему, рассказывая о происшествии со слов Киркву-дов и всячески превознося майора Уинтера и его жену за их удачный побег. Но Амелия жаждала узнать от Венеции ее личное мнение о Шотландском мстителе.
 Когда однажды ранним утром письмо было наконец получено, Амелия схватила его и распечатала, но, к сожалению, обнаружила в нем не ответы, а новые вопросы.
  А теперь  ,   дорогая подруга  ,   прочитав о твоем безумном при  ключении на дорогах Шотландии  ,   признаюсь  ,   что  ,   просматри  вая газеты  ,   я и в мыслях не держала  ,   будто имею какое-то от  ношение к твоему пленению. Как это ужасно  !   Но я не пони  маю  ,   что это значит. Я все еще не имею представления  ,   за что этот парень  ,   который называет себя Шотландским мстите  лем  ,   преследует папу  ,   а папа говорит  ,   что тоже ничего не зна  ет. К сожалению  ,   у него сейчас один из его болезненных перио  дов  ,   поэтому я так долго и не отвечала на твое письмо. При папином нынешнем состоянии я не решаюсь особенно его беспо  коить по такому поводу. Но ты можешь быть спокойна  ,   как только ему станет легче  ,   я с ним поговорю. 
 Далее в письме содержались просьбы сообщить, какова жизнь замужем и в чем ее особенности. Амелия не знала, читая эти строки, смеяться ей или плакать. И как на такие вопросы отвечать?
 В то время как она это обдумывала, в гостиную стремительно вошел слуга.
 – Хозяин уже дома, миледи! Хозяин дома! – возбужденно возвестил он.
 Взволнованная долгожданным известием, Амелия выбежала в холл в ту самую минуту, когда Долли с криком радости бросилась в объятия мужа.
 – Папа! – обратилась к отцу Амелия. – Где же мой муж?
 Слишком занятый тем, как покрепче обнять жену, лорд Тови ответил, даже не взглянув на дочь:
 – Он будет здесь к вечеру. Ему надо что-то уладить.
 – Что-то относящееся к Долли? – упавшим голосом спросила Амелия.
 Лорд Тови наконец обернулся:
 – Нет, дорогая, нет. Я вижу, что приехал раньше, чем дошло сюда мое письмо из Франции. Но все в полном порядке, все хорошо. – Он с нежностью посмотрел на Долли: – Майор Уинтер решил прекратить дальнейшее расследование этого дела. Он собирается написать подробный рапорт своему правительству о смерти твоего брата. Мы должны будем договориться о выплате остатка украденных денег, и дело закроют.
 Облегчение, испытанное Амелией, было таким сильным, Что у нее ослабли колени.
 – Но где же Лукас? – спросила она.
 – Поехал в Дартмурскую тюрьму, сказал, что хочет взглянуть на нее сейчас, когда она опустела.
 – И ты отпустил его одного? – вскричала Амелия. – Ты с ума сошел? Там к нему вернутся все его мучительные переживания, помилуй меня Боже!
 Она приказала слуге принести ее шляпу и мантилью. Отец смотрел на нее с нескрываемой тревогой.
 – Да пойми ты, теперь с ним все в порядке. Есть, знаешь ли, вещи, которые мужчина должен совершать в одиночку.
 – Наверное, есть, – согласилась она, хоть и весьма вызывающим тоном. – Но эта не принадлежит к их числу.
 – Амелия... – начал было отец.
 – Пусть она едет, Джордж, – произнесла Долли, к полному удивлению Амелии. – Всего-то несколько часов в карете, и если это успокоит Амелию, пускай она едет. – Она склонила голову на грудь мужа. – Нам с ней ожидание показалось невероятно долгим.
 Отец Амелии смягчился. Он никогда не мог отказать Долли.
 – Ну, как ты хочешь, сердце мое, – обратился он к дочери. – Мы причалили в Плимуте, но Уинтер попросил подбросить его до Принстауна, это тридцать миль. Там я его и оставил. Так что если ты уедешь прямо сейчас в моей карете, то доберешься до места немногим позже его. Возьми с собой выездного лакея.
 – Разумеется, – сказала Амелия, целуя отца в щеку. – Спасибо, папа.
 Скоро она добралась до Принстауна. Хотя Дартмурская тюрьма и находилась в Девоне, Амелия ни разу не была в этих местах. Двумя часами позже, когда карета все еще двигалась по дороге, ведущей в гору, Амелия поняла, почему так вышло. Ни один разумный человек не захотел бы добровольно посетить эти унылые, пустынные края.
 Эта все еще не освоенная часть Англии стала легендарной благодаря своим угрюмым скалистым холмам, непроходимым болотам и гибельным трясинам. Амелия слышала, что здесь часто бывают непроглядные туманы, но на сей раз погода стояла ясная, и наконец на горизонте показались угрюмые гранитные стены тюрьмы, к которой примыкал с одной стороны городок Принстаун, жители которого в свое время в основном обслуживали исправительное заведение. Когда карета проезжала через город, Амелия почти не заметила в нем признаков хоть какого-то оживления. Теперь, когда узников в тюрьме не осталось, город казался совершенно заброшенным.
 Когда карета подъехала к самой тюрьме, у Амелии защемило сердце при мысли о том, что Лукас был заперт в этих негостеприимных стенах, что он страдал от сырости и холода и мог видеть всюду, куда доставал глаз, лишь самые неприютные окрестности. Но, подумав о том, сколько унижений и притеснений ему – с его-то гордым и непокорным нравом! – пришлось вытерпеть от тех, кто являл собой здешнюю власть, она почувствовала еще более сильную душевную боль. И если Лукас заставил себя забыть о мести, то вид этих мест вполне мог возродить это чувство. Как же иначе?
 Найти здесь Лукаса не составило для Амелии труда, ибо он стоял неподвижно возле каменной арки над въездом в тюремный двор. Он явно пришел пешком из города, так как поблизости Амелия не заметила никакого экипажа.
 Если Лукас и услышал, как подъезжает карета, то ничем этого не показал, продолжая сохранять военную стойку. Только руки он держал за спиной, а ноги слегка расставил в стороны и молча созерцал запертые деревянные ворота.
 Он был одет в военную форму, но не в ту, которая была на нем во время приснопамятного бала, а в другую, без красного пояса. Она была ему слишком свободна, и Амелия с чисто женской озабоченностью подумала, что его не мешало бы как следует подкормить и к тому же дать ему выспаться, потому что морской переезд во Францию, вероятно, вынудил его спускаться в каюту.
 Лукас настолько погрузился в раздумье, что Амелия не без опаски и очень тихо окликнула Лукаса перед тем, как показаться ему.
 Он помедлил не больше секунды, потом резко повернулся, и на лице у него выразилось величайшее удивление.
 – Амелия? Что ты здесь делаешь?
 Она сумела улыбнуться, хотя его сильно осунувшееся лицо вызвало у Амелии желание заплакать.
 – Я не думала, что это самое подходящее место для того, чтобы тебе приехать сюда одному.
 К ее огромному облегчению, Лукас улыбнулся в ответ.
 – Ты боялась, что я сойду с ума от этих болот?
 – Скорее боялась другого: вдруг ты забудешь, что у тебя есть жена, – ответила она беспечно, хотя сердце у нее сильно билось.
 Он протянул руки, Амелия бросилась к нему в объятия и даже не пикнула, когда он сжал ее так крепко, что ей стало почти невозможно дышать.
 – Я тосковал о тебе, – бормотал он, целуя ее волосы. – Тосковал каждый миг во все время нашей разлуки.
 – Вижу я, как ты тосковал, – поддразнила она, еле удерживаясь от слез. – Вместо того чтобы приехать домой, ко мне, ты отправился в эту отвратительную старую тюрьму.
 Лукас усмехнулся, но не отпустил Амелию, а лишь слегка отпрянул, удерживая ее одной рукой за талию, и сказал, глядя на тюремные ворота:
 – Я приехал попрощаться.
 – С чем?
 – Со всем, С войной. С моими родителями. – Он тяжело вздохнул. – С моим желанием отомстить. Видишь ли, ты была права. Я преследовал Фрайера не столько ради справедливости, сколько и главным образом из чувства мести. Но из мести не только ему. Англичанам за их... предательство. За то, что держали не просто в плену, а в тюрьме мужчин, которым не позволяли вернуться к их семьям после того, как война уже кончилась. За мужчин, хладнокровно убитых.
 – За мужчин, замкнутых в подземных туннелях, где они задыхались без воздуха.
 Он кивнул:
 – Я считаю, что Дартмур обозначил начало всех моих бед. Если бы не тюремное заключение, я был бы дома и сумел помочь своим родным. Фрайер не был способен украсть деньги, а если бы и украл, то я успел бы его задержать до того, как он начал их тратить, и спас бы честь моего отца.
 Лукас умолк и о чем-то задумался.
 – Но, по правде сказать, – продолжил он, – после окончания войны я бы мог застрять и в другом месте. Морские пехотинцы вернулись в Алжир в 1815 году. Могли меня удержать вдали от дома и другие события, особенно потому, что я никогда особо не стремился состоять при родителях и быть свидетелем их бесконечных ссор. Дартмур не есть начало моих бед – это лишь одна из трагедий войны. – Прерывистое дыхание сотрясало Лукаса. – Это и есть самое трудное и самое страшное. Некого винить и некого карать.
 – Даже Теодора Фрайера? – помедлив, спросила Амелия.
 – Даже его, – ответил Лукас с невеселой улыбкой. – Ведь он умер, как ты знаешь.
 Амелия тесно прильнула к нему.
 – Он Мертв, как и это вот место. – Лукас поглядел на заржавленный замок на воротах. – Я ожидал увидеть здесь все, как в те времена, когда был узником этой тюрьмы, – марширующих солдат в красных мундирах и заключенных в мешковатых, уродливых желтых куртках. Но разумеется, этого быть не могло. Потому что жизнь продолжается. – Он указал жестом на сорные травы, растущие в щелях заброшенных стен. – Время разрушает все.
 – Не все, – тихо проговорила Амелия. – Оно не может убить любовь.
 – Да, только не любовь. – Лукас повернул ее лицом к себе и прижал ладонь к ее щеке. – Вот зачем я здесь сегодня: хочу убедиться, что оставил все это позади, и понять, тот ли я человек, который тебе нужен.
 – И что же ты решил? – спросила Амелия еле слышно.
 – У меня нет выбора. Я люблю тебя, Амелия. – Он глянул в ее глаза, полные нежности и печали. – Я не смогу прожить без тебя ни одного дня. Если удержать тебя означает забыть прошлое, я постараюсь его забыть.
 Сердце Амелии преисполнилось радостью.
 – Я не прошу тебя забыть твое прошлое, любимый. Я прошу лишь о том, чтобы ты не позволил ему разрушить твое настоящее. – Она обвила руками его шею. – И наше будущее.
 – Не позволю, – пообещал он и поцеловал ее с любовью.
 Покашливание кучера напомнило Амелии, что они не одни, и она отстранилась, покраснев.
 – Нам, наверное, пора вернуться в более уединенное место.
 – Скажем, в консульство в Марокко? – произнес он с вопросительной интонацией.
 Амелия подняла на мужа удивленные глаза.
 – В почте, ожидавшей меня в Лондоне ко времени нашего возвращения из Шотландии, было письмо с предложением занять там пост американского консула. Я прочел его только рано утром, перед отъездом во Францию.
 – Ты имеешь в виду то утро, когда ты удалился, даже не попрощавшись со мной? – спросила она лукаво.
 Лукас виновато улыбнулся:
 – Я боялся тебя разбудить, боялся, что зрелище твоего нагого великолепия лишит меня решимости, хоть ты и называла меня своим большим и сильным солдатом. Ведь было такое?
 Амелия положила ему на плечи руки.
 – Но ты и есть мой самый большой, самый сильный солдат.
 – Вскоре готовый стать твоим большим и сильным консулом. – Озорной огонек промелькнул в его взгляде. – Если надоедливая жена, которой я обзавелся и которая злится, если я принимаю какое-нибудь решение против ее воли, на это согласится. Потому я и не ответил до этих пор на письмо. – Он посерьезнел и продолжал: – Я знаю, что ты любишь приключения, дорогая, но после всего, через что мы прошли со времени нашего знакомства, жизнь за границей может в некоторой степени утратить свою привлекательность. Условия могут оказаться примитивными, а поскольку твое приданое уйдет на частичное возмещение того, что украл Фрайер, наш бюджет будет скромным. Мы не сможем себе позволить...
 – Лукас... – заговорила она с укором, но он продолжал:
 – Я только хочу сказать, что глиняная посуда, которую мы будем приобретать, – это единственное, что мы можем найти на дешевых базарах Танжера.
 Танжер! Уже одно это слово вызывало представление о мозаиках, о раковинах каури и о восхитительно опасных путешествиях по пустыне.
 – Я смогу поехать на верблюде?
 Лукас заулыбался:
 – Если захочешь, дорогая. И черт побери, милая, если уж ты согласна жить со мной в Марокко, то я почти уверен, что ты привыкнешь есть верблюжатину.
 – Проехаться на одном из них вполне для меня достаточно, благодарю тебя. Очень хорошо, я согласна с тем, чтобы ты занял этот пост, но при одном условии.
 – И какое же это условие?
 – Не жди от меня, чтобы я была покорнойженой.
 Лукас рассмеялся и, взяв ее под руку, повел к карете.
 – Я не думаю, что смог бы жить с тобой, если бы ты была такой. Последний случай едва не убил меня.
 – Правда? – Перед мысленным взором Амелии пронеслись возможные сцены их будущих ласк. – Ну тогда...
 – О нет, не надо! – прорычал он, подсаживая ее в карету. – На этот счет ты тоже оказалась права, дорогая моя. Мне вовсе не нужна покорная жена. – Он усадил ее на сиденье и обнял. – Я хочу, чтобы у меня была любящая жена.
 – Благодарение Богу. Потому, мой супруг, что такая у тебя уже имеется.




 Эпилог



 Дорогой кузен!
 На прошлой неделе я получила очаровательный подарок от Амелии Уинтер – чайник в виде верблюда. Она также сообщила, что снова ждет ребенка. Утверждает, что майор Уинтер просто восхитителен и что он не ограничивает слишком строго ее передвижений. Зная нашу Амелию, можно с уверенностью сказать, что при всех обстоятельствах она поставит на своем.
 Ваш друг
 Шарлотта.

 Солнце уже склонялось к горизонту на запад от Танжера, когда шум в холле здания американской дипломатической миссии побудил Лукаса отойти от распахнутых французских дверей-окон в его новом кабинете. Через несколько секунд его жена и кареглазая дочка Изабелла буквально ворвались в комнату; за ними следовала молоденькая нянька-марокканка, которую наняли вскоре после того, как Амелия узнала, что ждет второго ребенка.
 – Где это вы были, юная леди? – спросил Лукас, сделав строгую мину, хотя его не в меру озорная дочка уже смеялась во весь рот, а ее каштановые кудряшки так и подпрыгивали. – Только не говори мне, что ты убежала от беды.
 – Никакой беды, папочка! – заявила шалунья. – Приключение!
 Лукас не знал, смеяться ему или огорчаться. Его маленькой радости нет еще трех лет, а она уже выговорила слово «приключение», хоть и шепеляво. Он посмотрел на довольную ухмылку своей супруги и поднял одну бровь.
 – Это все твоя вина. Только вообрази: если наша дочь жаждет «приключений» в трехлетнем возрасте, то наш сын может выбраться из материнской утробы, размахивая пистолетом.
 – Будь готов и к тому, что это может быть не мальчик, – сказала Амелия, погладив округлившийся живот, и глаза ее заблестели. – Долли говорила, что когда она была беременна Томасом, то почувствовала первое движение плода в пять месяцев, а ее Джорджиана заявила о себе позже. У меня уже пять месяцев, а я ничего такого не чувствую. Значит, может родиться девочка.
 – Помилуй Бог, если это так, – пошутил Лукас. – Я и с двумя созданиями женского пола еле управляюсь. – Он повернулся к дочке: – Ну что, дорогая? Как ты думаешь, что будет, если мама подарит тебе сестричку?
 – Новое приключение, папочка! – крикнула Изабелла.
 – Наверное, так оно и будет, – засмеялся Лукас и, засунув большие пальцы в карманы брюк, посмотрел на девчушку с высоты своего роста. – А что за приключение было сегодня днем у вас с мамой, пока папа находился на приеме у султана? Вы пасли стаю рыбок в заливе? Писали письма пиратам? Поколотили разбойника?
 – Мы обошли все комнаты и составили список того, что нам понадобится, – ответила ему Амелия. – Владение удивительное. Имеет ли представление твое правительство, насколько это ценная собственность?
 – Если они этого не понимают, я постараюсь их вразумить. – Он усадил смеющуюся Изабеллу к себе на колено и принялся ее покачивать. – Значит, тебе нравится?
 – Нравится? Здесь просто чудесно! Комнат так много, что мы можем обзавестись любым количеством детей, каким Нам захочется. И мы в самом центре города. А какие дворики, фонтаны и...
 – И вот еще что. Посмотри. – Лукас подошел к французской двери и поманил к себе жену. Держа Изабеллу на руках, Лукас вывел Амелию на балкон. – Когда погода ясная, как теперь, отсюда виден Гибралтар.
 – Милостивый Боже, – прошептала Амелия, когда перед ними открылась широкая панорама – оживлённая гавань, сияющий голубизной Гибралтарский пролив и даже сам древний город.
 Пока они втроем любовались живописной картиной, чувство великого покоя снизошло на Лукаса. Он никогда не ожидал, что обретет этой райский приют, что у него будут горячо любимая жена и веселая дочка, а в будущем и другие дети. Дартмур стал далеким воспоминанием, как и его ночные кошмары, – ни один из них не посетил его с тех пор, как он три года назад вернулся из Франции. Он даже мог – при необходимости – спуститься в трюм корабля.
 Лукас был доволен должностью консула, работой хоть и хлопотливой, но включающей в себя периоды затишья, пе-ремежаемые различными сюрпризами. Жалованья хватало на все необходимое, и, по существу, жили они весьма обеспеченно. Они не прикасались к деньгам, на ежемесячной присылке которых настоял тесть Лукаса, желая вернуть то, что украл брат его жены. Амелия имела даже возможность покупать экзотическую керамику, не говоря уже об экзотических берберских коврах, экзотических визитах к султану и экзотических прогулках верхом на верблюде.
 А теперь еще это. Прожив три года вполне скромно, они были поражены, когда султану пришло в голову подарить американскому консульству настоящий дворец. Они перебрались в него только сегодня, но Амелия уже принялась за превращение дворца в уютный дом.
 Изабелла завозилась у отца на руках – ей наскучило любоваться видом.
 – Папочка, пусти меня!
 Весело смеясь, Амелия взяла девочку за руку и отвела в дом, к няньке, наказав ей накормить ребенка ужином и уложить в постель.
 Когда она вернулась к Лукасу, он обнял ее за талию, и они еще долго стояли на балконе, любуясь морем.
 – Вот возьму и напишу лорду Помрою, что могу смотреть на Гибралтар сколько захочу, – со смехом произнесла Амелия.
 Помрой? Лукас давно не вспоминал об этом мерзавце.
 – А что поделывает генерал? Никто из твоих многочисленных корреспондентов не писал тебе о нем?
 – Он в конце концов нашел себе жену, можешь ты этому поверить? Итальянскую графиню, очень богатую. Думаю, они будут счастливы вместе, если она не станет противиться тому, чтобы время от времени полировать его трубку для опиума.
 Выслушав это замечание, Лукас наклонил голову и заметил, как блестят у Амелии глаза, На ней было одно из тех ее марокканских многоцветных платьев, при одном взгляде на которые у Лукаса закипала кровь. Судя по соблазнительной улыбке Амелии, она прекрасно знала, какое воздействие на мужа оказывают эти ее наряды.
 – Кстати, о полировке, – заговорил Лукас, уводя жену с балкона в комнату. – В последние несколько дней мы были настолько заняты подготовкой к переезду, что моя «сабля» малость заржавела. Она требует к себе внимания.
 – Да ну? – отозвалась Амелия, все так же блестя глазами. – Сейчас принесу подходящую тряпочку.
 – Зачем она нужна? – возмутился Лукас, заключая жену в объятия. – Достаточно твоих рук.
 – Для такой отменной «сабли»? Вряд ли. Тут нужны тряпочка, и политура, и...
 Лукас закрыл ей рот поцелуем, более жарким, чем солнце пустыни. Когда Амелия через некоторое время высвободилась из его объятий, она улыбалась так, как могла улыбаться только его леди Далила.
 – Я думаю, мы можем обойтись моей рукой. Или моими губами. Или любым количеством того, что пригодно для «почитания» отличного мужского оружия.
 – Жаждешь маленького приключения? – пробормотал он, в то время как его «отличное оружие» уже приготовилось к действию.
 – Всегда, – ответила она, увлекая его к дверям их новой спальни. – Когда речь идет о мужчине, которого она любит, для женщины не бывает слишком много приключений.