Аннотация: Похищения и предательства, головокружительные погони и жестокие преступления — с чем еще придется столкнуться влюбленным? Мучительные волнения и тревоги становятся уделом юной, неискушенной Табризии и знатного лорда Париса Кокберна, с первого взгляда покоренного ее красотой. Казалось бы, счастье недостижимо… Но есть ли на свете препятствия, непреодолимые для подлинного чувства?


---------------------------------------------


 Вирджиния Хенли
 Неискушенные сердца



 Глава 1


 Парис Кокберн сидел в Мастэр-Тауэр, в одной из башенок, венчавших мощные опорные башни замка Кокберн-спэт. Теперь он новый лаэрд, помещик, глава клана. Отец недавно отошел в мир иной, и старший сын унаследовал его титул, дарованный королем. Парис удрученно размышлял, оглядывая окрестности, возможно ли пост блюстителя закона и порядка, надзирателя шотландских границ, увязать с ним самим и со всем кланом Кокбернов?
 Ну что ж, решил он, так тому и быть. Отныне жители пограничной полосы обязаны верой и правдой служить своему лаэрду. Джеми бросил их ради короны Англии — незадолго до смерти королева Елизавета назвала его своим наследником.
 Парис Кокберн нахмурился — густые брови сошлись над темно-зелеными глазами, цвет которых казался еще интенсивнее в сочетании с огненным оттенком волос. Нос с горбинкой и выступающие скулы придавали лицу выражение надменности. Суровые складки вокруг плотно сжатого рта старили Париса: сейчас ему можно было дать гораздо больше двадцати пяти лет. В расстегнутой рубашке, обнажавшей мощную, крепкую, как колонна, шею и темно-рыжие волосы на груди, в брюках, заправленных в высокие, до колен сапоги, он совсем не чувствовал холода.
 Невидящим взглядом Парис уставился в каменный оконный проем на тяжелые тучи, нависшие над черным Северным морем. Погруженный в себя, он не слышал криков арктических крачек, не замечал ласточек, шнырявших над морем, как чертенята с раздвоенными хвостами. У ног лежала верная Мэнглер — помесь мастиффа с волком. Свирепая сука, но цены ей не было, он ее не променял бы на все золото мира.
 Парис не мог справиться с собой, то и дело возвращаясь памятью к событиям двухмесячной давности, к тому дню, когда он нашел во внутреннем дворике разбитое тело отца, упавшего с зубчатой стены Блэк-Тауэр. Парис закрыл глаза, желая скрыть слезы боли от недавней утраты. Сжав кулаки, он в очередной раз пытался найти ответы на мучительные вопросы. Почему это произошло именно тогда, когда семья находилась вдали от дома — в Эдинбурге? Почему никто не видел, как это случилось? Почему никого не оказалось рядом? Не убийство ли это? Он потряс головой, словно желая отогнать наваждение. Отец хромал на левую ногу после ранения, полученного несколько лет назад во время карательного рейда в земли Гордонов, их заклятых врагов. Но Парис никак не мог смириться с мыслью, что такой живой и сильный мужчина, как лорд Ангус Кокберн, просто поскользнулся и упал.
 Новое назначение не тяготило Париса и не прибавляло ответственности — в последние несколько лет Ангус доверил ему ведение всех дел. Сейчас он поднялся на Мастэр-Тауэр просмотреть бухгалтерские книги. Отец считал, что это должен делать только он один и больше никто. Листая страницу за страницей, Парис упрекнул себя в халатности: два месяца он не открывал эти «тайные фолианты». Вот списки «для шантажа»: перечислено, кто и чем должен платить — деньгами или скотом — в обмен на обещание представителей клана не воровать скот и не сжигать деревни. Парис пробежался по колонкам цифр. Вот расчеты по продаже виски, конечно, нелегальной, и шерсти, тоже нелегально экспортированной.
 Губы Париса раздвинулись в улыбке, крепкие белые зубы сверкнули на загорелом лице. Чем больше правительственных запретов, тем выше доходы от контрабанды, которой он занимался. Корабли, тайно перевозившие шерсть в Голландию, возвращались с французским бренди, лионским шелком и брюссельскими кружевами. Что ни говори, а продажа крупного рогатого скота и овец дает огромный доход. Да, конечно, какую-то часть животных они угоняли, но основное поголовье выращивали сами вполне законно, на собственных землях.
 Парису в наследство досталось незаконное, но хорошо налаженное и весьма прибыльное дело, на котором держалось несколько поколений Кокбернов. Но не только они сами жили богато и беззаботно — каждому обитателю их земель контрабанда облегчала существование. Парису доставляло удовольствие видеть хорошие дома своих людей, знать, что они едят досыта. Он покачал головой, поражаясь дерзости отца, составившего подробный список награбленного, Ангус заносил сюда каждый трофей, захваченный на кораблях. Как он искушал судьбу! Нет, лучше положить этому конец.
 Он продолжал изучать движение денег, вникая в суммы расходов. Да, немало истрачено многочисленными братьями и сестрами — в основном на пустяки и экзотические штучки. Он и сам ни в чем себе не отказывал, а потому ему и в голову не приходило урезать чьи-то траты — на депозите лежало гораздо больше золота, чем они могли себе представить.
 Изрядное количество золота Кокбернов было добыто во время набегов на английские особняки. Но с этим прибыльным занятием придется расстаться — теперь король Джеймс правит и Англией, и Шотландией. Часть золота досталась клану в результате пиратских налетов на морские суда, шедшие из Испании и стран Востока. Но больше всего сверкающего металла приносили пленники, за которых давали хороший выкуп. Кстати, именно этот способ его добычи доставлял Парису особое удовольствие, поскольку смертельная вражда между кланами исстари являлась их образом жизни. Шотландские лорды привыкли разрешать любые конфликты с помощью стального клинка. У любого благородного шотландца были свои воины и свои разбойники, а если их соединить — получалась королевская армия. В мирное время, такое, как сейчас, то и дело вспыхивали ссоры, споры, звенели клинки, и лилась кровь.
 Парис нахмурился, заметив цифру, потраченную на сиротский приют. В памяти всплыл тот день, десять лет назад: ему пятнадцать — уже не ребенок, но еще не взрослый. Отрок, горевший желанием доказать, что он настоящий мужчина. Отец взял его в Эдинбург и пока отчитывался перед королем о делах по охране шотландской границы, Парис вместе с двумя воинами пустился на поиски развлечений. Ему запомнились грязные таверны в подвалах без окон, лавки с джином, комнаты, в которых витал дух пороки, громкие сиплые крики пьяных женщин, густо и грубо накрашенных. И ужасное зловоние! Улицы залиты помоями забиты экскрементами, гниющим мусором. Чудовищная атмосфера человеческой нищеты. Оставалось только поражаться, как Ангус отыскал его там. При воспоминании об отце губы Париса дрогнули. Сейчас он может ухмыляться сколько угодно, но тогда ему было не до смеха. Воздух содрогнулся от оглушающего отцовского рыка:
 — Отойди от проститутки! Ты, безмозглый дурак!
 — Отец! — Голый Парис едва держался на ногах перед рыжеволосым гигантом. Под взглядом горящих отцовских глаз он готов был провалиться сквозь землю. Лицо Ангуса стало таким красным и разъяренным, что сын испугался. — Прости, что я напился, отец, — с трудом ворочая языком, пробормотал Парис.
 Ангус поднял мускулистую руку. Ему ничего не стоило размазать по стене и женщину, и сына, однако огромным усилием воли он удержался от удара.
 — Да не в том дело, что ты напился, болван! Завтра протрезвеешь! — орал он. — Но, Боже мой, если ты подхватишь сифилис от проститутки, это будет пострашнее любого наказания! Сейчас же одевайся, разбойник!
 С тех пор прозвище «разбойник» навсегда прилипло к Парису.
 Одеваться было мучительно трудно, пол, ходил ходуном, комната плыла перед глазами. Кое-как натянув на себя штаны и рубаху, он поплелся за отцом. На площадке второго этажа Ангус заговорил с молодой женщиной. Даже в своем ужасном состоянии Парис почувствовал: на ней лежит печать смерти, и она может оставить этот мир в любой миг. Весь ее облик, чистый и светлый, свидетельствовал о том, что женщина была не из числа обитателей дома. Тихо, на французском, она о чем-то просила, умоляла Ангуса. Отец махнул сыну рукой, велев выйти, а сам направился за ней в комнату.
 Парис с трудом влез в седло, пытаясь держаться прямо. Вскоре подошел отец и подсадил к нему девочку лет пяти с огромными сердитыми глазами и гривой растрепанных темно-рыжих кудрей. Он запомнил удар: крошечная ножка, размером с его большой палец, ткнула в солнечное сплетение так сильно, что недавно выпитый ликер рванулся к горлу, угрожая выплеснуться наружу. Быстрыми судорожными глотками Парису удалось загнать его обратно в желудок.
 Он поехал за отцом по улице Кэнонгейт, выходившей на широкую, мощеную Хай-стрит, потом вниз по узкой боковой улочке, ведшей к отвратительному темно-серому зданию Эдинбургского приюта. В этом каменном мешке жили несчастные дети — бездомные, потерявшие родителей. Тогда Парис был еще слишком юн, он не спросил отца, и сам не подумал о том, что случилось с ребенком. Теперь его любопытство обострилось. Интересно, знал ли отец ту молодую француженку? Почему он посылал деньги в приют? Но сколько Парис ни морщил лоб, ему не удалось вспомнить ни единой детали, способной прояснить этот вопрос.
 Во второй половине того дня все утренние происшествия выветрились из бедной головы Париса. На склоне холма, тянувшегося к Холируд-Пэлэс, отец остановил лошадей. Они спешились и вошли по ступенькам в высокий дом. Туман в мозгах Париса начинал рассеиваться.
 — В следующий раз, когда тебе понадобится женщина, приходи сюда, здесь хоть немного почище.
 Ангус подмигнул сыну и оставил его на попечение Лили, Роуз и Поппи — такой разнообразный букет цветущих женщин.
 Парис нехотя оторвался от воспоминаний и заставил себя вернуться к начатому делу. Он тщательно изучил цифры шестимесячной и годичной давности. Взносы в приютскую казну поступали регулярно, дважды в год, и всегда на одно и то же имя — Лямонт. Парис решил наведаться в заведение, посмотреть, как поживает маленькая мисс Лямонт, а йотом подумать, посылать ли деньги дальше. Он подсчитал: сейчас ей лет пятнадцать, девица довольно взрослая и вполне может зарабатывать себе на жизнь. С тем он и захлопнул тетради — на сегодня хватит. У него слишком много дел, чтобы тратить время впустую, вспоминая и любопытствуя. Аккуратно сложив стопку бухгалтерских документов, он запер их и отправился в жилую половину замка.
 Семейство Кокбернов занимало целое крыло. Оно выходило на запад, в сторону, противоположную морю, и во второй половине дня здесь можно было поймать нещедрое тепло послеполуденного солнца. Внизу располагались кухни и столовая, на втором этаже — гостиная и комната для приемов, спальни — на третьем. Парис обосновался в Леди-Тауэр, высящейся в углу этого крыла.
 Не успел он открыть дверь в большую уютную залу, как услышал громкие споры братьев и сестер. Четыре сестры и два брата схватывались без конца. Парис со вздохом переступил порог, заметив про себя — с такой семейкой не соскучишься.
 — Парис, скажи Трою, пусть идет и немедленно переоденется! Едва он вернулся с охоты — и пожалуйста: по всему ковру пятна крови! — возмущалась Дамаскус.
 Как всегда, она выпрямила плечи и вздернула подбородок. Можно было подумать, что она задирает нос. Парис окинул взглядом стройную, изящную фигуру сестры, ее головку, увенчанную золотисто-рыжими кудрями, из-под которых сверкали зеленые глаза. Она казалась фарфоровой статуэткой, оставалось только диву даваться, как столь нежное создание могло произойти от Ангуса Кокберна.
 — О, ради Бога, не придирайся! Пусть мужчина будет мужчиной, — заявила Шеннон, раздраженно тряхнув тяжелыми рыжими кудрями.
 Сестры заметно отличались друг от друга. Шеннон — женщина, о которой мечтает каждый. Роскошная женщина. Веселая, с пухлым ртом, с юмором в теплых карих глазах. Ничем не стесненная масса темно-рыжих волос, рассыпавшаяся по плечам, повторяет каждое ее движение. Сразу чувствуется, что в жилах девушки течет сильная кровь Кокбернов.
 — Сегодня вечером Дамаскус ждет молодого лаэрда Сессфорда, поэтому хочет, чтобы здесь все было в порядке, — вставила еще одна рыжеволосая красавица.
 Третья сестра, Венеция, была гораздо выше других и гордилась своим ростом. Она всегда высоко поднимала волосы, подчеркивая стройность шеи и красивый овал лица.
 Парис улыбнулся — молодец сестренка, пытается восстановить мир.
 — Так вот почему Трой так невыносим, — заметил он.
 Дамаскус резко повернулась к Трою.
 — А чем тебе не угодил Роберт Сессфорд, ты, деревенский недотепа?
 Трой, огромный молодой человек, не столь, правда, широкий в плечах, как Парис, чуть подумал, потом улыбнулся.
 — Наверное… — он сделал паузу, — медно-рыжей головой.
 На минуту повисло молчание, потом взрыв хохота сотряс комнату: абсолютно все присутствующие были рыжими, только разных оттенков. Парис посмотрел на Троя. Он испытывал братскую нежность к этому своему брату. Да и как иначе? Такой красивый чертенок, всегда в прекрасном настроении, с улыбкой на лице. Деревенские девушки совершенно бессовестно увиваются за парнем. В нем нет ничего от мрачности самого Париса, его тяжелого взгляда, унаследованного от предков Кокбернов.
 — Ну и что ты сегодня добыл? — спросил Парис.
 — Двух благородных оленей и косулю, — с гордостью ответил Трой.
 Парис одобрительно хмыкнул.
 — А не мог бы ты на пару дней воздержаться от охотничьих утех? Я собираюсь в Эдинбург, и хотел бы, чтобы ты держался поближе к дому, пока меня не будет. Я возьму с собой маленький отряд, а проклятые Гордоны только и ждут, моего отъезда, чтобы совершить набег.
 Александр и Александрия, тринадцатилетние близнецы, шушукались в углу. Слегка толкнув брата, Александрия шепотом отпустила колкую шуточку. Приятная девочка, но до прелести старших сестер ей далеко! Не такая красивая грудь, как у них, веснушки у единственной из всей семьи. Девочка завидовала брату-близнецу — он мужчина, с каким бы удовольствием поменялась она с ним местами. Александрия обладала острым и быстрым умом, чего Парис совершенно не одобрял: слишком мала и часто говорит не к месту. Порой она просто нарывалась на наказание. Вот и сейчас Парис нахмурился и, сдвинув брови, угрожающе посмотрел на близнецов.
 — Ну-ка повтори, что ты сказала, Александрия!
 Сердце Александрии гулко забилось, когда она увидела суровый взгляд и угрожающе раздувшиеся ноздри брата. Потом, тряхнув головой, девочка повторила строчку стиха:
 — Три ведьмы Макбет сведут с ума мужчину, едва дракон уйдет.
 — Полагаю, дракон — это я? — хрипло и грозно спросил Парис.
 Шеннон попыталась отвлечь его от младшей сестры.
 — Ну ладно, Парис, оставь ее! Признайся, тебе нравится, когда мы все ходим по струночке. Ты управляешь нами железной рукой.
 — Да! Боже мой! Я вынужден! Слишком много женщин! — прорычал он и сердито посмотрел на Алекса. — Надеюсь, ты будешь с мужчинами!
 Он стиснул зубы, отметив про себя, насколько близнецы похожи друг на друга. Тело Алекса еще недостаточно оформилось, и Париса начинали беспокоить его тихий нрав и пассивность.
 — Пожалуй, нам лучше обойтись без него, — со смехом сказал Трой и отправился переодеваться. Нужно поскорее снять испачканный кровью охотничий костюм, иначе Мэнглер от него не отстанет.
 Шеннон собрала одежду брата, а Дамаскус, пожав плечами, посоветовала отдать ее слугам почистить.
 — Ну ладно, заказывайте, кому что привезти из Эдинбурга, — сказал Парис.
 — Мне бледно-зеленые ленты. Такого же оттенка, как новое платье. Сейчас принесу, и ты посмотришь — И Дамаскус кинулась вверх по лестнице.
 — Только ленты? Хорошо! Экономная девочка, — похвалил Парис.
 — Да ты шутишь! Утром приезжала кибитка из Эдинбурга, она скрипела под тяжестью целой горы одежды, и все она заказала, — захохотала Шеннон, а потом сладким голосом добавила: — А мне ничего не нужно, спасибо, Парис.
 — Ну да, ведь половина вещей из кибитки — твои! — зашлась от смеха Венеция.
 — Ну и что? — быстро возразила Шеннон
 — Уж не думаешь ли ты, что я позволю кому-то, и тебе в том числе, обставить меня в нарядах?!
 — Мне хочется миндаля в сахаре, ну пожалуйста, Парис! — попросила Венеция. В свои пятнадцать она еще не избавилась от детской страсти к сладкому.
 Он вопросительно посмотрел на близнецов.
 — Мне надо починить кинжал, в нашей кузнице не могут, потому что рукоятка украшена камнями, — сказал Александр.
 — А я бы хотела второй том сонетов Шекспира, — улыбнулась Александрия.
 Маленькие лжецы Не могли обмануть Париса. Он, черт побери, прекрасно понимал: кинжал — для нее, а стихи — для него.
 Решительно, без малейших колебаний, уверенно стуча каблуками, Разбойник Кокберн вошел в здание отвратительного серого цвета. От его огромной фигуры веяло силой и властью. Выше шести футов ростом, он шагал стремительно, точно сгорал от нетерпения. Губы решительно сжаты, а взгляд, как всегда, пронзителен. На этот раз вместо кожаной куртки Парис надел элегантный голубой бархатный камзол с пуговицами из чистого золота. На груди золотыми нитями вышиты его герб — лев, выбирающийся из короны, — и девиз: «Выдержка и сила». На правой руке горел рубиновый перстень, на левой — изумрудный и золотая печатка с гербом. Огромная изумрудная серьга оттягивала мочку уха. То, что висело на поясном ремне, деталью туалета не являлось, однако всегда находилось при нем: слева — кинжал, справа — кнут с короткой ручкой.
 В холле, где он оказался, было голо и мрачно. Сырой воздух пронизывал помещение, хотя окна казались запечатанными навечно. Женщина средних лет, одетая в черное, с единственным украшением в виде связки позвякивающих ключей, прицепленных к поясу, какие обычно носят при себе владелицы замков, тотчас возникла перед Парисом Кокберном. Едва взглянув на нее, он понял: в ней нет ни капли доброты, ни намека на материнские чувства.
 — Здравствуйте, мадам. Позвольте представиться…
 — Я знаю, кто вы, милорд. — Она склонила голову, но не согнула колени. — Я миссис Грэхэм.
 Про себя она подумала: «Разбойник Кокберн! Да весь Эдинбург видел, с каким важным видом ты разгуливаешь по Хай-стрит».
 — Миссис Грэхэм, я хотел бы осмотреть ваш приют и поговорить с одним или двумя детьми, — вежливо объяснил он.
 — Конечно, милорд, — сказала она и продолжала глядеть на него не моргая. — В следующую пятницу в два часа я буду рада провести вас по приюту и представить некоторых учеников.
 А про себя подумала: «Отъявленный блудник! Уверена, не один твой внебрачный ребенок живет в этих стенах».
 — Сегодня мне было бы удобнее, миссис Грэхэм, — легкая улыбка тронула губы Париса, он старался не выдать своего раздражения.
 Миссис Грэхэм свела брови и сжала губы, будто попробовала недозрелую хурму.
 — Но это невозможно, милорд!
 Парис вскинул брови
 — Невозможно? — повторил он за ней тихим шелковым голосом — Такого слова я не знаю, миссис Грэхэм
 Глаза его опасно прищурились
 Она упорствовала, продолжая объяснять
 — Позвольте быть с вами откровенной, милорд. Такие визиты тревожат детей, они нарушают расписание уроков. И для подготовки их к встрече с вами нужно время
 Теперь в его голосе шелка не было, он стал хриплым Казалось, это скрежещет лезвие ножа по металлу
 — Позвольте и мне быть откровенным с вами, миссис Грэхэм Вы немедленно приводите ко мне девочку Лямонт, или я перестаю присылать деньги
 Миссис Грэхэм с силой втянула воздух, так что ноздри слиплись от негодования Поняв, что придется подчиниться приказу Кокберна, она молча повернулась и вышла Черные юбки протестующе шуршали при каждом шаге
 Известный своей нетерпеливостью Разбойник Кокберн мерил шагами холл Пожалуй, он даже удивился безрассудству женщины, пытавшейся ему перечить Обычно особы ее пола себе такого не позволяли Конечно, он давно и хорошо знал они способны на всякие хитрости и уловки, чтобы крутить мужчиной и морочить ему голову. Но миссис Грэхэм отнюдь не собиралась опускаться до подобных трюков
 Вскоре она вернулась с девочкой, которая, едва увидев его, испуганно попятилась Парис окинул ее цепким взглядом, стараясь ничего не упустить Правда, он почти не видел ее лица — так низко она наклонила голову Парис заметил узкие запястья и стройные лодыжки, не прикрытые отвратительным платьем с чужого плеча. Одежда девочки была свободной и бесформенной, но опытный глаз Кокберна остановился на юной груди, слегка вздымающей тонкую ткань.
 — Не убегай, дорогая, скажи, как тебя зовут, — ободряюще произнес он, и черты его лица стали мягче Тэбби задрожала от страха сразу, как только миссис Грэхэм ее вызвала. Когда же девочке было велено идти с ней, она едва смогла оторвать ноги от пола. И вот ее привели в комнату, в центре которой стоял громила с грозным лицом Он заговорил с Тэбби, и она еще больше съежилась
 Миссис Грэхэм ответила за нее
 — Ее зовут Тэбби Лямонт
 — Сколько лет тебе, Тэбби? — спросил Парис. Девочка еще ниже опустила голову и принялась ковырять под носком туфли
 Миссис Грэхэм сказала. — Ей четырнадцать, скоро пятнадцать, милорд.
 — А она что, с придурью? — спросил Парис раздраженно.
 Тэбби мгновенно вскинула голову и бросила на него взгляд, в котором отчетливо читалась ненависть. Парис с удовольствием отметил, что, если девочку рассердить, можно добиться реакции. Только слепой не заметил бы расцветающей красоты ее лица нежный овал, чуть вздернутый носик и ярко-розовые губы. Роскошные золотисто-каштановые волосы стянуты сзади и заплетены в тугие косы, настолько тугие, что натянулась кожа у глаз. Кстати, это выгодно подчеркивало высокие скулы всегда такой замечательный голос, а не только когда она глотает слезы!
 — Лаэрд клана Кокберн, хозяин замка Кокбернспэт, обитатель восточных болот, наследник графства Ормистан и замка Танталлон к вашим услугам, — Парис не без изящества поклонился. — А друзья зовут меня просто Разбойник.
 — Боже мой, так грубо?
 Брови Париса взметнулись.
 — Вот так всегда — протяни женщине палец, и она откусит всю руку!
 Безумная надежда заставила бешено забиться сердце Тэбби, и слова вырвались прежде, чем она успела удержать их:
 — Вы мой отец?!
 — Вот чертенок! — засмеялся Парис. — Да я всего на десять лет старше тебя.
 В глубине души он расстроился: надо же, каким старым она его видит! Но после его слов свет в ее глазах тотчас погас. Казалось, она снова потеряла всякую надежду.
 — Извини, — сказал он. Его брови сошлись на переносице. — Я понимаю, ты, наверное, день и ночь мечтаешь об отце, который придет и заберет тебя отсюда.
 В комнате повисло молчание, девочка размышляла: если он не ее отец, тогда зачем пришел? Неуверенно она снова подняла на него глаза.
 — А почему вас зовут Разбойником? — полюбопытствовала она.
 Огромная изумрудная серьга в его ухе очаровала ее, Тэбби не сводила с нее глаз.
 — Наверное, потому, что я такой и есть — пью, ругаюсь, лгу, ворую и даже…
 — И убиваете? — со страхом прошептала Тэбби.
 — Я бы предпочел сказать иначе: наказываю смертью. Потому что моя задача — охранять тех, кто живет на границе. Значит, это не хладнокровные, расчетливые убийства.
 Тэбби съежилась.
 — А что вы хотите от меня? — выдохнула она.
 «Пугливая, как мышонок», — подумал Парис. Как бы ему хотелось изгнать этот страх, вытравить отвратительный жизненный опыт, доведший девочку до такого состояния! Парис невольно сравнил ее со своими сестрами. Если поместить ее в нормальные условия, баловать и заботиться, смогла бы она стать веселой и озорной, как они? Он попытался представить это и доброжелательно произнес:
 — Давай-ка сядь поближе к камину, устройся поудобнее. Я хочу узнать, как ты живешь. Что изучаешь, что делаешь в свободное время, как развлекаешься?
 — Развлекаюсь? — изумилась Тэбби.
 — Ну да, играешь. В какие игры играешь с подругами?
 — А мы не играем ни в какие игры, милорд.
 — У вас нет игрушек? Даже у малышей?
 — Нет, милорд.
 «Какой странный человек, — подумала она, — и какие странные задает вопросы».
 — Ну тогда вы, наверное, танцуете. У вас есть уроки танцев?
 — Танцы запрещаются.
 — Значит, поете. Какие песни ты знаешь?
 — Музыка запрещается, милорд. Меня часто наказывают, когда я забываюсь и начинаю петь.
 Картина вырисовывалась настолько унылая, что он едва мог ее себе представить. Ну как столь нежный цветок выдерживает такое существование?
 — Ну прогулки. По воскресеньям вы гуляете в вересковых зарослях?
 Она покачала головой.
 — По воскресеньям надо очищать душу.
 — Какое безрадостное существование! И ничего, никаких удовольствий? — резко спросил Парис.
 — Жизнь не для удовольствий, милорд, она для исполнения долга и обязанностей, — с серьезным лицом повторила девочка заученную сентенцию.
 Парис тихо сказал:
 — Но ты же в это не веришь, правда, Тэбби? Такая жизнь не для тебя. Скажи, детка, что ты помнишь о жизни до приюта?
 — Немного. Я помню маму. Она была красивая, нежная и пела мне такие хорошие песенки! А еще — я не знаю, приснилось мне это или нет — я играла в поле, рвала цветы, и надо мной порхали какие-то яркие, пестрые создания. Кажется, они назывались папильоны… Если меня от сюда когда-нибудь выпустят, я сама, как они, стану летать от цветка к цветку, — созналась Тэбби, едва дыша, осторожно высовываясь из своего кокона.
 — Папильон — бабочка по-французски. Бабочки существуют на самом деле, они тебе не приснились. Я точно говорю.
 Парис слушал Тэбби, а сердце ныло и обливалось кровью. Он чувствовал себя виноватым — за десять лет ни разу не вспомнил про девочку. И понимал — надо исправлять положение. Тэбби так похожа на сестер — уж не из Кокбернов ли она? Если бы докопаться до истины. Но он во что бы то ни стало узнает правду, непременно, ради нее. Парис улыбнулся.
 — Знаешь, у нас есть обычай — никогда не приходить к леди без подарка.
 — И вы мне что-то принесли? — Тэбби недоверчиво посмотрела на Париса.
 — Да, принес. И хочу, чтобы ты улыбнулась, когда получишь это.
 Он полез в карман камзола и вынул бледно-зеленые ленты, купленные для Дамаскус.
 Улыбка изумления и восторга осветила личико Тэбби, Девочка осторожно потрогала нежную ткань. Их глаза встретились и замерли друг на друге. Казалось, время остановилось .. Для Тэбби эти ленты были сейчас не только залогом дружбы с внезапно явившимся незнакомцем, но и символом надежды, едва не потерянной навсегда.
 Глядя на чистое, прелестное лицо Тэбби, Парис ощутил сильнейшее желание защитить ее от грубой реальности мира С каждым ударом сердца он все острее чувствовал: между ними возникает необъяснимая связь, которая может соединить их навечно.
 — У меня красивые волосы, если их распустить, — призналась девочка.
 — Они такого же цвета, как мои. — Парис пробежался пальцами по густым кудрям.
 Знакомый жест, подумала Тэбби. И вдруг…
 — Я вас вспомнила! — В ее голосе слышалось обвинение. — Это вы увезли меня от мамы и засадили сюда. Я вас ненавижу! Я всегда вас ненавидела!
 Парис поразился — она способна ненавидеть? Нет, он не позволит считать себя причиной несчастья! И Парис Кокберн, никогда в жизни ни перед кем не оправдывавшийся, стал просить Тэбби правильно понять происшедшее десять лет назад.
 — Я был мальчиком. Твоя мама умирала, она умоляла отца забрать тебя и устроить туда, где о тебе позаботились бы. Мне очень жаль, я ни о чем не могу его спросить, он тоже умер.
 Тэбби молчала. Парис торопливо добавил:
 — Я попытаюсь выяснить, как и почему ты попала сюда, но не знаю, удастся ли. Единственное, что могу обещать: тебя здесь больше пальцем никто не тронет. И, может, я сумею свозить тебя куда-нибудь разок-другой. А теперь, пока не вернулась миссис Грэхэм, давай попрощаемся. Впрочем, нет, я лучше скажу: оревуар, до свидания. — С этими словами он открыл дверь и позвал миссис Грэхэм.
 Та появилась подозрительно быстро. Холодным тоном Парис Кокберн произнес:
 — Я решил удвоить взнос, но вы должны выполнить определенные условия, миссис Грэхэм.
 В черных глазах мелькнул интерес.
 — Никогда больше не бейте этого ребенка. В против ном случае я не просто перестану давать деньги, но и рассчитаюсь с вами, миссис Грэхэм. — Он произнес угрозу так тихо, что у начальницы по спине пробежали мурашки. — И еще: я думаю, каждое воскресенье детей надо куда-то водить. Мы живем в красивой стране, миссис Грэхем, и для здоровья гораздо полезнее очищаться от дьявола на природе.
 — Как скажете, милорд. — Она согласно кивнула, а про себя подумала: «Еще до захода солнца я разберусь с этой маленькой дрянью, ваша светлость!»
 Парис встретился со своими людьми в таверне на Хай-стрит. Он никак не мог избавиться от тягостного чувства. Да, гнетущая атмосфера сиротского приюта была способна тронуть и самую легкомысленную душу. Она давила, пригибала к земле, лишала небесной выси, красок жизни. Обнаружив, что душевная тяжесть не сменяется легкостью даже после второй порции виски, Парис обратился к своим спутникам:
 — Слушайте, ребята, пора ехать домой. Седлайте коней, а я наверх, за вещами.
 Имение Кокбернспэт располагалось в тридцати милях от Эдинбурга. Дорога занимала часа четыре езды через приграничные земли, самые красивые в мире места. Первые пять миль до Масселбурга путь лежал мимо сельских домов и маленьких ферм, а дальше — по диким Ламмермурским холмам, каждый сезон менявшим цвет. Сейчас они стояли пурпурные от вереска, а через месяц порыжеют от засохшего папоротника. Кое-где виднелись пятна озер и ельников. Отряд Париса ехал напрямик, по бездорожью, по болотам, вброд преодолевая реки. С каждой милей все сильнее пахло морем, и мужчины полной грудью вдыхали соленый запах. Через три часа после выезда из Эдинбурга всадники прибыли в Кокбернспэт. Деревеньки на этих землях процветали. Огромные молочные стада, гурты овец паслись на пологих склонах, ведущих к замку. Прекрасное зрелище, но чем ближе они были к дому, тем сильнее Париса одолевали дурные предчувствия. Они спешились уже в сумерках, сестры и слуги встретили Париса почти в истерике.
 — Она уже двенадцать часов вот так, Парис! — Морщась, Шеннон заткнула уши, чтобы не слышать почти звериного воя, доносившегося из башни Уайт — Тауэр.
 Парис облегченно вздохнул. Если все дело только в Энн и ничего другого не случилось — слава Богу! Его настроение поднялось, когда он убедился, что дома все в порядке. Из сумки, привязанной к седлу, он вынул большую коробку конфет и направился в башню.
 — Бедняжка Энн! — сказала Дамаскус. — Надеюсь, с ней ничего не случилось.
 — Этой суке лучше бы заткнуться кулаком и не вынимать его из глотки, пока не задохнется, — заявила Шеннон с присущей ей дерзостью.
 — Она просто хочет поскандалить, — сказал Александр
 — Не беспокойся, Парис знает, как усмирить жену, — убежденно проговорила Александрия.
 — Ага, и даже не подходя к ней слишком близко, — усмехнулся брат-близнец.
 Как только Парис открыл дверь, Энн прекратила кошачий концерт. Ее нянька, миссис Синклер, воспользовалась моментом и выскользнула передохнуть, бросив на хозяина извиняющийся взгляд. Энн сидела в огромной кровати среди атласных подушек. Ее напудренные плечи и небольшая, но высокая грудь выглядывали из пены кружев ночной рубашки. Парис протянул ей коробку, она жадно схватила конфеты, серебристые волосы разметались. Какая она красивая! Несколько минут Парис бесстрастно разглядывал ее, потом, наверное, в тысячный раз тяжело вздохнул: скорее всего судьба прокляла его, наградив женой-чудовищем.
 Остаток дня Тэбби пребывала в удивительном состоянии. Обычно ее бесцветная жизнь разнообразилась лишь жестокими выходками миссис Грэхэм, и вдруг все переменилось. Она спрятала замечательные ленты в чулок, подальше от всевидящего ока начальницы. То и дело девочка посматривала на подарок, желая убедиться, что он существует на самом деле. Тэбби торопила время, она не могла дождаться вечера, когда останется одна, распустит волосы и украсит их шелковыми лентами.
 День тянулся нескончаемо, и Тэбби с тревогой заметала, каким злым стало лицо начальницы: глаза ее превратились в отвратительные узкие щелочки, а губы вытянулись в тонкую нитку. Тэбби хватало ума понять — расплата за ее радость неминуема, и она утроила осторожность.
 Вечером Тэбби полагалось выполнять свои обязанности: чистить горшки с кастрюлями или укладывать малышей. Когда миссис Грэхэм заявила, что сегодня ей придется делать и то, и другое, девочка поняла: ведьма пытается дать выход злости. Она забыла об осторожности, наивно полагая, что в удвоении вечерней нагрузки и заключается расплата. Вымыв посуду, вылив в канаву грязную воду из последнего ведра, Тэбби полетела к себе и дрожащими от возбуждения руками расплела косы. Вырвавшиеся на свободу волосы превратились в каскад длинных локонов. Она завязала зеленые атласные ленты по бокам, закружилась по комнате и не останавливалась до тех пор, пока не почувствовала, как перед глазами все поплыло. Шлепнувшись на узкую кровать, девочка подумала о лорде Кокберне. Как было бы здорово, окажись он ее отцом! Может, этот человек еще придет? Вдруг он поможет найти настоящего отца? Он богатый, сразу видно. И наверное, у него в доме полно еды, все едят сколько хотят, мечтательно думала Тэбби. Она вообразила себя сидящей в тепле перед горящим камином… Она мечтала о Кокберне как о спасителе, посланном судьбой, потом свернулась калачиком, закутавшись в одеяло, и заснула, счастливая от надежды. Явились сны, беспокоя и без того растревоженное сознание, потом превратились в кошмары, и Тэбби в ужасе закричала.
 А потом произошло то, чего девочка больше всего боялась. Миссис Грэхэм заглянула узнать, что случилось. Холод сковал сердце Тэбби, она забормотала:
 — Простите, мадам, это только во сне, я больше не буду кричать, мадам.
 Но все напрасно.
 Сияя от предвкушения удовольствия, миссис Грэхэм приложила руку ко лбу Тэбби и торжественно заявила:
 — Так я и думала! Температура! Ты сегодня перевозбудилась, и вот — результат. Идем со мной. Я дам лекарство.
 Она вытащила девочку из кровати, и второй раз за день Тэбби оказалась в комнате начальницы. Та вынула ножницы из рабочей корзинки и принялась срезать пряди огненных волос Тэбби.
 — Это, конечно, ужасное средство, дорогая, но температура слишком опасна, — объяснила миссис Грэхэм, сверкая глазами. — Она может перекинуться на других детей. С тоской смотрела Тэбби на раскиданные по полу рыжие локоны, перевитые бледно-зелеными лентами. Сейчас ей было куда больнее, чем от побоев и синяков.
 В замке Кокберн, у себя в комнате, Парис, собираясь лечь спать, по всегдашней привычке бросил взгляд в окно. Зажженный факел! Это сигнал Налет! Боже мой, он так и думал, он чувствовал — в эту ночь что-то случится. Полная луна на бледном небосклоне словно толкает к набегу. Обитатели земель Кокбернов верили в силу своего лаэрда, они не сомневались — он защитит их. Защитит поля с богатым урожаем, стада, потучневшие за лето. Да, Кокбернспэт — словно созревший плод, от которого так и хочется откусить. Клан Париса поддерживал добрые отношения со всеми соседними кланами, и он ни секунду не сомневался, кто напал. Заклятые враги — Гордоны Никто другой просто не осмелился бы!
 Выхватив меч из ножен, Парис воскликнул:
 — Трой! Просыпайся! Тревога!
 Он побежал в комнату Александра. При свете свечи мальчик читал стихи.
 — Беги вниз к арсеналу, поднимай людей. Скажи Яну — на нас напали. — Он выглянул в окно: — Боже мой, одна деревня уже горит! Сволочи! Торопись, Алекс!
 Ему не надо было звать Мэнглер. Когда Парис добрался до конюшни, преданный зверь стоял у его ноги. Мужчины бежали со всех сторон, но хаос быстро обрел очертания порядка: каждый точно знал свое место.
 Людям Кокберна удалось вернуть одно стадо, но другое враги успели угнать. Догорала вторая деревня, когда мародеры бежали. Парис перестал подсчитывать потери. Он видел: двое его людей ранены — и приказал быстро нести их в замок. Он знал по опыту, если сразу заняться ранами, можно спасти человеку жизнь. Людьми Парис дорожил больше всего на свете. Жаль, что никто из Гордонов не убит, но Мэнглер здорово потрепала одного из их людей, и он взят в плен.
 Парис приказал своему помощнику:
 — Ян, бери людей и помоги крестьянам.
 — Тот крикнул в ответ:
 — Похоже, Трой серьезно ранен.
 — Данкан, займись Троем! — крикнул Парис, не допуская и мысли о самом худшем.
 Ян спросил:
 — А что делать с пленными, милорд?
 Парис на секунду задумался, потом заставил себя бросить мысль об убийстве.
 — Придержи их, — наконец крикнул он. — Мы потребуем за них выкуп.
 Вернувшись в замок, Парис подумал, что от женщин иногда есть все-таки польза: они ловко ухаживают за ранеными. Дамаскус и Шеннон аккуратно раздели Троя и принялись промывать раны. Брат потерял очень много крови, она текла из рассеченного бока. Венеция спросила Париса:
 — Проклятые Гордоны, да?
 — Угу, — мрачно кивнул он, прокаливая острое лезвие ножа на огне. — Дай ему немного виски, — велел он Венеции.
 — Он почти без сознания, — ответила сестра.
 — Он живо придет в себя, как только я коснусь вот этим перышком его раны, — усмехнулся Парис.
 — Парис, ты должен сжечь поля во всех гордонских деревнях! — кричала Александрия. На бледном лице девочки выступили веснушки.
 — Сожги самих Гордонов, черт с ними с их полями! — брызгая слюной, орала Шеннон, сердито откинув назад волосы.
 Парис так посмотрел на нее, что она сразу замолчала. Он стиснул челюсти и приложил лезвие к ране брата. Трой выгнулся и дико закричал, потом потерял сознание. Парис прижег рану еще раз. Спазм скрутил тело брата, его мускулы напряглись. Но, слава Богу, он молчал. В лице Троя не было ни кровинки.
 — Они еще пожалеют о сегодняшнем, — поклялся Парис.
 — Почему Гордоны преследуют нас? — спросила Александрия.
 Шеннон большим пальцем показала в потолок:
 — Да та, наверху, посеяла между нами вражду.
 — Мне надо было разрубить эту суку на куски и отправить назад, — пробурчал Парис.
 Шеннон усмехнулась.
 — Тогда бы они ее не поимели.
 Парис горько рассмеялся.
 — Нет, дело не в Энн, все началось давным-давно. С Джона Гордона и его проклятого отца, графа Хантли. Много лет назад, когда еще были живы и наш отец, и Хантли, король Джеймс решил уравнять во власти лаэрдов — католиков и протестантов. Он наслаждался, стравливая их друг с другом. Хантли попытался вовлечь Ангуса в заговор с целью государственной измены, а отец, человек вспыльчивый, совершил рейд на его северную территорию. Конечно, Хантли давно мертв, но Джон Гордон унаследовал вражду.
 Его земли достаточно далеко, и он считает, что они в безопасности. Он ведет себя, как владыка Севера, но, клянусь всеми святыми, я ему покажу, кто хозяин приграничных территорий!
 Дамаскус вскинула подбородок и мечтательно произнесла:
 — Говорят, лорд Джон Гордон такой красавец, что женщины падают перед ним, как кегли.
 Парис закрыл глаза и засунул меч в ножны. Не с ним ли переспала Энн до него, в тысячный раз спрашивал он себя.
 — Если Трой переживет завтрашний день, я отправлюсь в Танталлон и попрошу дядю Магнуса дать мне своих людей.
 — Да любые пойдут с тобой — и Дугласа, и Ботвелла, — заявила Шеннон, ничуть не сомневаясь.
 — Нет, лучше решить семейно. Дядины люди вместе с моими преподнесут такой урок Гордонам, что они никогда его не забудут. Пусть знают: именно Кокберны проучили их, а не Дугласы и не Ботвеллы.
 Земли Гордонов простирались на сотни миль через Хайленд. Некоторые замки считались неприступными, потому что их возвели в непроходимых горах. Но, решив мстить, Кокберн очень скоро доказал: даже самые неприступные сооружения из гранита не способны устоять перед его гневом.
 Вместе со своими людьми он брал в замках заложников-протестантов. Все дальше и дальше продвигались они на север, круша на своем пути все, чем владели Гордоны.
 Кокберн предпочитал атаковать замки с большими запасами еды и фуража, заготовленного на зиму, а не деревни. Зерно и сено жгли дотла. Скот забивали, чтобы накормить шестьдесят воинов, а лошадей контрабандой переправляли к границам. Отряды Кокберна выезжали на дело только в черные, безлунные ночи на впалогрудых и невзрачных, но крепко стоящих на ногах лошадках. На животных были большие седла с пистолетами в седельных сумках. Всадники защищали свое тело кольчугами, а короткие шпоры щадили бока лошадей. Люди Кокберна наводили страх на врагов и сеяли панику в их рядах. Полтора года понадобилось Парису Кокберну, чтобы выполнить свою задачу полностью. И он ее выполнил — отомстил.




 Глава 2


 Наконец, избавившись от угрозы со стороны Гордонов, Кокберны снова могли наслаждаться жизнью. На их землях царил мир, стада овец паслись на приграничной полосе. Густую мягкую шерсть стригли, увязывали в тюки, грузили на суда Кокбернов. Обычно в конце мая Парис контрабандно переправлял шерсть в Голландию, а оттуда возвращался с запретным французским бренди. Все с нетерпением ждали лета — это было время для поездок в гости и приема гостей у себя, время развлечений. Оно обычно длилось до осени, когда в полнолунные ночи снова приходилось отбивать атаки налетчиков.
 Дамаскус вошла в огромную залу. Щеки ее пылали и не только потому, что она бежала по лестнице, — девушка узнала волнующую новость.
 — Посыльный от Джин Макдональд! Они дают бал в Эдинбурге, мы все приглашены!
 Она обожала огромные приемы, прекрасно сознавая, что из всех гостей была самой хорошенькой.
 — Ой, как здорово! Прием в их доме в Эдинбурге? — спросила Венеция, поправляя выбившийся локон, и, не дожидаясь ответа, повернулась к Парису: — А почему мы не можем завести там свой дом?
 — Потому что тогда наша жизнь стала бы слишком простой и легкой, — едко заметила Шеннон. — Не пришлось бы скакать на лошади тридцать миль, а это очень укрепляет здоровье. К тому же собственный дом — слишком большое развлечение для многочисленных друзей. Ты только представь себе: они гостили бы у нас в таких прекрасных условиях!
 Она стояла, уперев руки в бока, и эта поза еще больше подчеркивала ее роскошную грудь.
 — Надеюсь, меня приглашение не касается, — сказала Александрия, намазывая лицо чем-то белым от веснушек. За последние полтора года она не очень изменилась, разве что подросла на пару дюймов.
 — Если дядя Магнус держит дом в городе, почему мы не можем? — продолжала допытываться Венеция.
 — Ради Бога! Венеция! Ты как собака, которая рычит из-за кости, — бросил Парис.
 — Но почему нет? — не унималась сестра.
 Парис раздраженно объяснил:
 — Да пойми ты, Магнус идет на такие расходы, потому что пользуется домом круглый год. А вы сколько раз за лето съездите в Эдинбург? Ну, три-четыре, не больше.
 — Магнус держит дом ради удобства своей шлюхи, — заметила Шеннон в свойственной ей наглой манере.
 Парис накинулся на сестру:
 — Он живет с Маргарет Синклер пятнадцать лет. Когда ты перестанешь называть ее шлюхой?
 — Когда он наденет ей на палец обручальное кольцо, — заявила Венеция.
 — Пусть даже она наденет кольца на все пальцы рук и ног все равно останется шлюхой, — упорствовала Шеннон.
 — Александрия прошептала брату-близнецу:
 — Бьюсь об заклад, Парис водит женщин в дом Магнуса.
 — Повтори, что сказала, Александрия, — угрожающе потребовал Парис.
 — Я сказала, что категорически отказываюсь ехать на этот вонючий бал к Макдональдам, — громко и упрямо заявила Александрия.
 Старшие сестры удивленно посмотрели друг на друга и разразились гомерическим хохотом. Парис утер слезы от смеха.
 — Боже мой, да ты самая большая лгунья из всех нас!
 — Свойство, вполне достойное Кокбернов, — Александр чинно поклонился сестренке.
 Оглядев сестер, Парис понял: Дамаскус, Шеннон и Венеция несказанно рады предстоящему балу — все они готовы к замужеству. Пятнадцатилетняя Александрия пока еще не слишком думала об этом. Он покачал головой. Сестры превратились во взрослых женщин, пока он гонялся за проклятыми Гордонами.
 — Дамаскус, а кто принес приглашение? Почему ты не привела его, не предложила перекусить? — спросил Парис.
 — Брат Джин, младший Макдональд, Скотти Макдональд. Трой налил ему немного контрабандного бренди.
 — Ишь ты, так они прикончат все запасы! Они как бездонные бочки, а в Эдинбурге бренди дает пятьсот процентов прибыли!
 Бал оказался предлогом для оглашения помолвки Джин Макдональд. Кокберны дружили с Макдональдами с детства, и когда сестры узнали о предстоящей свадьбе, они позеленели от зависти. Они хотели быть первыми всегда и во всем и уж никак не ожидали, что подруга детства отхватит мужа раньше их!
 Парис проводил сестер на этот проклятый бал. Ему там было невыразимо скучно, а девицы, проходя мимо брата, всякий раз бросали что-нибудь колкое и ехидное. Такое времяпрепровождение Парису быстро надоело, и он уговорил старшего из братьев Макдональдсе сбежать в хорошо известную таверну на Хай-стриг, где молодые шотландцы проводили свободное время — с ленцой и неспешно. Кокберн ничуть не удивился, увидев там лорда Леннокса и лорда Логана в окружении множества друзей.
 — Эй, Разбойник! Пожалуйте сюда, ваше сиятельство, — крикнул Логан, освобождая место за столом.
 Парис ухмыльнулся. — Мы сбежали с обручального вечера. — А, брачный дух просто витает в воздухе — сезон свадеб, — заметил лорд Леннокс. — Ну и как, жениху повезло?
 — Нет, — сказал Дуглас Макдональд. — Моей сестре. Она выходит замуж за одного из Стюартов.
 — А я тоже Стюарт! — воскликнул Леннокс. — Двоюродный брат короля и Ботвелла. Так что мы теперь родственники.
 — Да, Господи, мы все родственники. Все происходим от короля. Хотя, видит Бог, это еще не рекомендация. Обычно Я стараюсь про это помалкивать, — улыбнулся Парис.
 Дэвид Леннокс, очень высокий и красивый молодой человек, казался истинным джентльменом, особенно рядом с Логаном, чьи манеры были не слишком изысканны. Логги уже не раз приложился к бутылке виски, и его тянуло пофилософствовать.
 — А ты заметил, как одна свадьба тянет за собой другую? После нее идет целая цепочка свадеб… Брачные оковы распространяются.. Знаешь, брак — это заразная болезнь
 — О дураки! — заметил Парис.
 — Ни одна женщина не стоит утраченной свободы.
 — Не знаю, прав ли ты, Разбойник. Погляди на свою сестру Дамаскус. Ну просто искушение! Она неотразима! — воскликнул Дэвид Леннокс.
 — Это та, у которой большая красивая грудь? — рассмеялся Логан.
 — Нет, это моя сестра Шеннон, ты, деревенщина. Попридержи язык, когда дело касается груди моей сестры! — прорычал Парис отнюдь не шутливым тоном.
 — Бьюсь об заклад — она потрясающа в постели! — мечтательно сказал Логан.
 — Улыбка исчезла с лица Париса.
 —  — Я ведь сказал: мы не будем обсуждать моих сестер, их достоинства в постели или иные качества.
 Дуглас Макдональд быстро спросил:
 — А ты видел Мэри Флеминг в последнее время?
 — Еще бы, — протянул Парис, и хорошее настроение мгновенно вернулось к нему.
 — Раз уж мы заговорили о свадьбах, вы слышали — этот старый мешок с деньгами, Абрахаме из особняка на Принсез-стрит, женится в следующую субботу? — спросил Леннокс.
 — Максвелл Абрахаме, ростовщик? Да ты, наверное, ошибаешься. Он же предпочитает мужчин.
 — Ну да, он покупает мальчиков, наскучивших королю, не так ли? — рассмеялся Логан.
 — Да, слово чести! Венчание в церкви при Холируд-Пэлэс в следующую субботу. У меня приглашение на прием по этому случаю, — со смехом признался Леннокс. — Я заложил столько золота у этого ублюдка, что просто обязан бесплатно у него поесть.
 — Я никогда не имел с ним дела. И надеюсь, Бог даст, никогда не буду. А с чего это старый извращенец решил жениться? — лениво поинтересовался Парис.
 — О, тут целая история, — искоса взглянув на него, сказал Леннокс. — Оказывается, существует новая теория лечения сифилиса — с помощью девственницы.
 — Девственницы? — глаза Макдональда расширились от любопытства.
 — Полная гарантия успеха. Говорят, кровь девственницы за месяц вылечивает сифилис. А старая свинья уже за живо гниет от болезни.
 — И где же он сумел найти девственницу в Эдинбурге? — рассмеялся Логан.
 — С его богатством все доступно. Говорят, молоденькая, из прекрасной семьи, но он берет ее из приюта.
 Кровь отхлынула от лица Париса, он похолодел. Он знал, кто невеста! Неизвестно почему, но он был убежден в этом ничуть не меньше, чем в том, что сидит сейчас за этим столом.
 — Я пойду с тобой на свадьбу, Леннокс, — сказал Парис, быстро приходя в себя. — И, может, возьму с собой кого-то из сестер. — Он подмигнул.
 Кокберн не ошибся. Максвелл Абрахаме был одним из самых испорченных ловеласов в Эдинбурге, но лишь очень проницательный взгляд мог определить это по его внешнему виду. Невысокий человек лет пятидесяти, он выглядел малопривлекательно. Исключение составляли разве что мягкий и тихий голос без грубого шотландского акцента и красивые выразительные руки, чересчур, однако, белые и слабые для мужчины. Абрахаме почти всегда одевался в черное, что еще больше оттеняло бледность его кожи.
 Он пригласил в свой элегантный дом миссис Грэхэм из Эдинбургского приюта — такое случалось два-три раза в год. Она приходила забирать его взносы на содержание заведения. В ответ на щедрость Абрахаме всегда получал мальчика лет десяти — двенадцати.
 — Моя дорогая миссис Грэхэм, рад видеть вас снова! Рюмку шерри? Или предпочтете виски? Ах да, конечно же, виски.
 Миссис Грэхэм заметила его бледность. Да, ему все хуже… Она опустила глаза, испугавшись его проницательности, — ведь он способен прочесть ее мысли.
 Абрахаме сел за стол, красивыми руками погладил ящичек с деньгами.
 — Дорогая миссис Грэхэм! На этот раз у меня на уме кое-что другое.
 Она насторожилась. Этот человек был ее единственной надеждой. Только за его счет она могла обеспечить себе комфорт, уйдя на отдых. Миссис Грэхэм маленькими глотками пила виски и ждала продолжения.
 — На этот раз я решил взять девочку. — Он доброжелательно улыбнулся — Молодую, чистую, послушную. Вы выполните мой заказ, миссис Грэхэм?
 Она с жаром покачала головой:
 — Невозможно, сэр. — Но на ум ей тотчас пришла юная Тэбби Лямонт. — У меня есть девочка подходящего возраста, очень красивая, девственница. Я как раз веду переговоры с одним благородным человеком о цене — он хочет получить ее в качестве невесты, — быстро сообразив, добавила миссис Грэхэм.
 — Дорогая моя миссис Грэхэм, я удвою его сумму.
 Она упорно качала головой, изображая на лице неподдельный ужас от его предложения.
 — Я не осмелюсь, сэр. Если эта девочка не выйдет, как полагается, замуж, мне несдобровать. Мы конечно, не знаем ее точного происхождения, но я подозреваю… Нет, нет
 — Сар, брак или ничего!
 — Об этом не может быть и речи, миссис Грэхэм, — улыбнулся Абрахаме.
 Глубоко вздохнув, женщина сказала:
 — Мистер Абрахаме, я, конечно, слишком много себе позволяю… Но, если бы вы послушались моего совета, брак вам пошел бы на пользу, положив конец разным слухам, которые ходят о вас. Скажу откровенно: невеста связала бы вас с одним из самых могущественных графов королевства. Впрочем, умолкаю. Я и так сказала слишком много, давайте забудем…
 — Дражайшая миссис Грэхэм! Думаю, ничего страшного не случится, если я просто взгляну на молодую леди.
 Допустим, завтра в два я навещу ваше уважаемое заведение.
 Тэбби чувствовала: что-то должно случиться. На заре миссис Грэхэм вызвала ее к себе и вместо того, чтобы приказать тащить огромные железные котлы для каши, велела ей искупаться и как следует вымыть волосы. Начальница дала Тэбби чистое белое платье с кружевными воротником и манжетами, расчесала шелковистые золотые локоны, рассыпавшиеся по плечам. Миссис Грэхэм отлично понимала: чем невиннее у девочки вид, тем сильнее она возбуждает мужчину. Тэбби пыталась сдержать волнение. После визита лорда Кокберна она ждала его каждый день. Наконец до нее дошло, что он и не думал больше приходить, и она вновь спряталась в свой кокон. Девочка поклялась себе: придет время, и она сведет с ним счеты. Как жестоко — заронить в человека надежду, а потом бездумно отшвырнуть его! Ну что ж, она больше не ребенок. Ей почти семнадцать. Мысль о мести согревала сердце Тэбби. Когда миссис Грэхэм привела ее к себе и Тэбби оказалась лицом к лицу с Максвеллом Абрахамсом, она совершенно не владела собой.
 — О, а я думала это лорд Кокберн! Взгляд миссис Грэхэм метнулся в сторону мистера Абрахамса, она заметила — он обратил внимание на слова девочки. Хотя сексуальные интересы Абрахамса лежали в другой области, он, как истинный коллекционер предметов искусства, умел ценить красивые вещи.
 — Этот джентльмен — мистер Максвелл Абрахаме, — представила миссис Грэхэм, — а это — Тэбби Лямонт. Разве не то, о чем я вам говорила?
 — Да, то самое и даже более того, моя дорогая миссис Грэхэм. Я пришел как проситель, мисс Лямонт. Не уважите ли вы старого джентльмена и не поужинаете ли со мной в моем доме сегодня вечером?
 — Да, — быстро, чтобы он не успел передумать, воскликнула Тэбби, еще никогда не получавшая приглашений на ужин.
 Миссис Грэхэм встала между ними.
 — Подожди за дверью, — приказала она Тэбби. Оставшись наедине с Абрахамсом, она заявила: — Я не отпущу ее с вами. Иначе я никогда не получу ее обратно.
 — Да провались ты, женщина! — взорвался Абрахаме. — Я знаю, ты хочешь денег. Так я заплачу!
 — Дело не в деньгах, сэр. Вернее, не только в деньгах.
 — Мне необходимо письменное обещание жениться, подтверждающее ваши достойные намерения и освобождающее меня от ответственности, если вдруг возникнут вопросы по поводу ее… девичества. — Она отчеканила последнее слово. — Я отвечаю за ее моральное благополучие. Она сирота.
 Он понимал, что готов сдаться, лишь бы получить желаемое. Однако из-за миссис Грэхэм у него могли возникнуть проблемы, а их следует избежать. И об этом придется побеспокоиться немедленно.
 В субботу у меня одно важное дело в Эдинбурге. И мне не обойтись без помощи очаровательной женщины, — объявил Парис.
 — Если действовать методом исключения, на эту роль подхожу только я! — выпалила Дамаскус.
 — Чепуха! — фыркнула Шеннон. — Вообще, знаешь ли, в последнее время я от тебя слышу столько чепухи, просто уму непостижимо!
 Парис отвернулся от спорящих сестер и обратился к Венеции.
 — Венеция, ты лучше всех подходишь, чтобы сопроводить меня на свадебный бал.
 Она осторожно посмотрела на брата.
 — Это опасно?
 — О, если это опасно, то я, я поеду! Парис, ну пожалуйста! — взмолилась Александрия, настоящий мальчишка в юбке.
 — Я знаю, ты бы с удовольствием поехала, дорогая, но подрасти немного. Венеция, я никогда не стал бы рисковать твоей жизнью. Дело очень простое, поверь. Поедешь со мной на прием в банкетный зал Холируд-Пэлэс. И уйдешь одновременно с невестой, если даже тебе будет ужасно весело в тот момент. В сопровождении шести мужчин ты медленно поедешь к большому дому на Принсез-стрит. Как только я выйду из дверей — это для тебя сигнал, — ты полетишь на лошади, как ветер, с громким топотом, по Роял-Майл, мимо церкви Сент-жайлз прямо в Кэннонгейт Скорее всего тебя остановят солдаты. И вот тут-то начинается самое интересное! Ты сыграешь роль красавицы, кипящей от возмущения из-за того, что какие-то простые Солдаты смеют задавать тебе вопросы. Устрой им головомойку, потешься от души, потом скажи, мол, едешь в дядин дом, где остановишься на ночь. Дай им понять: твой дядя Магнус не кто иной, как граф Риэлм.
 — Значит, я должна отвлечь внимание солдат, пока ты не удерешь подальше, — кивнула Венеция, запоминая
 — А разве я бы не справилась? — надув губы и вздернув подбородок, спросила Дамаскус.
 — Ты не слишком остра на язык, — засмеялся Парис.
 — Зато я остра, — вставила Шеннон.
 — Да, дорогая, но ты всегда поступаешь, как тебе вздумается. Разве ты можешь в точности выполнить мои указания? Нет ведь? И потом, ты мне нужна здесь, встретить пленника.
 — А что за дело ты затеял? — спросила она.
 — Кражу человека ради выкупа.
 Парис сдерживался всю неделю. Сто раз хотелось ему выкрасть девочку Лямонт, прежде чем она обречет себя на ужасный брак. Но он понимал: Абрахаме никогда не заплатит выкупа за женщину, не ставшую его законной женой. Свадебный бал с участием сливок эдинбургского общества обяжет его вернуть украденную невесту за любую цену.
 В банкетном зале Холируд-Пэлэс было жарко и много-людно. Парис в фиолетовом бархатном камзоле, украшенном гербом с изумрудами, выглядел и чувствовал себя как жертва моды. Юная, свежая, очаровательная невеста, робко улыбаясь, растерянно оглядывала море незнакомых лиц. Но вдруг ее глаза зажглись, она увидела Париса Кокберна и сразу узнала его. Сердечко затрепетало, когда он окинул ее проницательным горящим взглядом. Он быстро поднес палец к губам, призывая не заговаривать с ним. Тэбби рассердилась, ей захотелось сделать ему назло, не подчиниться. Она уже открыла рот, но, к собственному ужасу, обнаружила: не смеет. Лорд Леннокс представил Париса Абрахамсу.
 — Я польщен вашим присутствием, ваша светлость, — вежливо приветствовал Абрахаме Париса. — Очень сожалею, что никогда раньше нам не доводилось иметь дело Может быть, теперь, после знакомства, мы наконец исправим эту оплошность.
 Парис поднял рюмку:
 — За предстоящие сделки!
 Произнеся тост, он исчез в толпе, чтобы свободно наблюдать за Абрахамсом. Итак, жениху за пятьдесят, невысокий, бледный. Что-то порочное сквозило в его облике. Традиционный черный свадебный костюм оттенял пергаментный цвет лица. Проницательный взгляд с прищуром. Парис понял: надо быть настороже, если придется иметь с ним дело. Он отыскал в толпе невесту, и от одного взгляда на нее у него перехватило дыхание. За два года, прошедших после его посещения приюта, Тэбби расцвела. Овал лица на фоне кремовых кружев был столь совершенным, что сердце Париса гулко застучало, а при виде каштановых золотых прядей его охватило желание. Соблазнительно высокая грудь округло выступала из выреза свадебного платья. Переведя взгляд на лицо девушки, он увидел пламя в ее аметистовых глазах. Пока они смотрели друг на друга, глаза Тэбби потемнели и стали фиолетовыми. Она быстро опустила ресницы, плечи поникли. С усилием он отвел от нее взгляд и отыскал Венецию, вокруг которой образовалась толпа «придворных».
 — Я ухожу.
 Когда он влез в окно третьего этажа особняка на Принсез-стрит, бархата и украшений на нем уже не было. Он успел переодеться в грубый кожаный жакет, вынуть оружие, натянуть кожаные сапоги до бедер и спрятать все, что могло бы выдать, кто он. Парис ухмыльнулся: он появился в самый подходящий момент — невесте помогают снять тяжелое кружевное платье.
 Горничная, с материнской заботой снимавшая невестин наряд, зацепила пуговицами волосы Тэбби и теперь осторожно распутывала их. Девушка смирно стояла в красивом вышитом нижнем белье. Увидев высокую фигуру, мягко спрыгнувшую с подоконника, она вскрикнула. Горничная, миссис Холл, низенькая седая толстушка, заслонила собой Тэбби, готовая драться за новую хозяйку. Ее обычно веселые глаза сейчас горели яростным вызовом.
 Парис рассмеялся.
 — Спокойно, матушка. Леди знает меня.
 — Да, я знаю вас, вы — Разбойник, — прошипела Тэбби, и он обрадовался, что она запомнила его прозвище. Миссис Холл засуетилась.
 — Вам нельзя сюда… Будет брачная ночь… Ее муж ждет с нетерпением…
 Забыв, что не одета, Тэбби, заявила Парису:
 — Я ждала, что вы придете меня навестить, но не таким образом. Мой муж убьет вас. И, может быть, я позволю ему это сделать.
 Слова Тэбби звучали забавно, и Парис засмеялся. Потом он выпрямился во весь рост. Его загорелая шея казалась мощной колонной.
 В глазах Тэбби появился страх.
 — Тише, говорите тише! — взмолилась она. — Миссис Холл, пожалуйста, не рассказывайте о нем, он пробудет здесь одну минуту. — Она с мольбой подняла на него влажные глаза. — Милорд, ваш последний визит не принес мне ничего, кроме горя. Умоляю вас, не портите мою жизнь сейчас!
 У него закружилась голова от ее юной, свежей красоты Никогда в жизни он не хотел большей награды, чем эта.
 — Не портить? — Он поднял черную, как вороново крыло, бровь. — Ты хочешь замуж?
 Глаза Тэбби засияли.
 — Конечно. Осуществилась моя мечта! Знаете, сколь ко лет я ждала, что кто-то заберет меня оттуда? Всю жизнь я буду благодарна мистеру Абрахамсу. Он мой спаситель! Посмотрите, — она распахнула дверь шкафа. — Все эти красивые платья — мои. Я живу здесь всего неделю, меня готовят к свадьбе. А еда! Вы не поверите, какая еда. Я могу есть, сколько захочу, и он не сердится. Видите, у меня даже горничная, миссис Холл. Мистер Абрахаме спас меня из чистилища. А теперь я в раю. Он самый великодушный человек, самый добрый и щедрый! Ну прямо как о…
 — Прекрати, — велел он. — Он тебе не отец, черт побери! Проснись наконец!
 Глаза ее расширились от страха.
 — Ну пожалуйста, не кричите! Он войдет сюда!
 — Ну да, с ножом в глотке, который засунет ему один из моих людей. Так что вряд ли он сумеет это сделать Миссис Холл, соберите ее одежду, только немного, — от дал распоряжение Парис.
 — Что вы собираетесь делать? — не веря, выдохнула Тэбби.
 — Украсть тебя, — ухмыльнулся он, сверкнув глазами.
 — Нет, вы не можете! Вы этого не сделаете! О Боже! Ну зачем? Господи, ведь все так замечательно!
 Она в отчаянии ломала руки. Парис не обращал на это ни малейшего внимания. Тэбби поняла: словами его не остановить. Отчаяние сменилось злостью на этого надменного типа.
 — Я никуда с вами не пойду! Убирайтесь так же, как и явились сюда! — приказала она.
 — Так ты оденешься или я тебя заберу в нижнем белье? — спросил он с улыбкой.
 Тэбби чуть не упала в обморок. Только сейчас до нее дошло, что она стоит и ругается с Парисом полураздетая. Дрожащими руками она безуспешно пыталась прикрыть грудь от его жадного взгляда.
 — Вы чудовище! Вы видели роскошную кровать, на которой я сплю? А шелковые простыни?
 Парис холодно посмотрел на нее.
 — Тэбби, сегодня ночью ты будешь спать не в этой кровати. За все придется платить, девочка.
 — Но разве вы не понимаете, что цена ничтожна! Мистер Абрахаме дает мне все. А я — только себя! Больше у меня ничего нет! И я готова отдать… Заплатить… — уверяла его Тэбби.
 Парис поразился: неужели на этом свете кто-то может быть столь невинным? Он ожидал от нее благодарности за спасение из лап старого развратника, а вместо этого она умоляла оставить ее здесь. Он взял Тэбби за руки.
 — Девочка, ты даже не можешь себе представить, что тебя здесь ждет!
 Но Парис не собирался сейчас тратить время на объяснения. Этот нежный хрупкий цветок так легко сломать! Он понял необходимо защитить Тэбби от нее самой, а не только от других.
 Девушка упала перед ним на колени.
 — Ну пожалуйста, пожалуйста! Умоляю вас, не забирайте меня. Я выживу без этих замечательных платьев, без такого дома, слуг. Но без еды! Неужели вы не знаете, что я постоянно голодала?!
 В душе Париса она пробудила такую нежность, что он удивился самому себе и почувствовал печаль. Как давно ему не приходилось быть мягким с женщинами! Свою ранимость и внезапную мягкость он поспешил прикрыть грубостью.
 — Ну хватит, — велел он, поднимая ее на ноги.
 В глазах Тэбби запылало пурпурное пламя.
 — Пошел ты к черту, Разбойник Кокберн! Ты для меня — знак беды! — Ее волосы растрепались, щеки горели. Она попыталась взять себя в руки и чуть спокойно добавила: — Как вообще вы попали на свадьбу? — Оно вздохнула и голосом, полным печали, сказала: — Трижды в своей жизни я встречалась с вами. И всякий раз наши встречи оборачивались для меня несчастьем
 Миссис Холл тоже упала на колени:
 — Милорд Кокберн! Я вас не узнала. Пожалуйста, простите неуважение, проявленное к вашей светлости. А она просто наивная девочка.
 Он улыбнулся пожилой женщине, давая понять, что не сердится на нее.
 — Вы умеете ездить на лошади, миссис Холл? — Да я поеду. И с превеликим удовольствием. Я бы осталась тут, только если бы вы меня оглушили. И потом, мне ведь пришлось бы показать на вас.
 Он раздраженно подумал, что эти женщины видят в нем главного злодея, но главный-то злодей — Абрахаме.
 — У нее должна быть охрана, которая потом поклянется, что она сберегла свою драгоценную девственность. — Он посмотрел на Тэбби и ухмыльнулся: — Как только получу за тебя выкуп, сразу же верну твоему «самому великодушному мужчине на земле»!
 На миг Тэбби закрыла глаза, поняв наконец, что происходит. Она испугалась. Этот человек — сам себе закон. Грубый, дерзкий, невоспитанный самец. Миссис Холл помогла надеть Тэбби шерстяное платье, потом вынула из шкафа плащи с капюшонами для обеих.
 Парис внимательно посмотрел на испуганную девушку. Да она, пожалуй, может закричать и позвать на помощь.
 — Дайте-ка мне шарф или чулок, — велел он миссис Холл и добавил извиняющимся тоном: — Пока мы не выедем из Эдинбурга, ей понадобится кляп.
 Глаза Тэбби стали размером с блюдца. А нижняя губа задрожала.
 — Доверься мне, девочка, я не причиню тебе зла.
 — Я… я не умею ездить на лошади, — прошептала она
 — Ну, ты же не думаешь, что я дам тебе лошадь, что бы ты сбежала, так ведь? — Он ухмыльнулся, делая кляп из шелкового шарфа.
 На сей раз он не полез в окно, а пошел по длинным пролетам лестниц, как хозяин. Все, кого надо было связать, давно связаны и сидят с кляпом во рту, но мешкать не стоит. Увидев Венецию с эскортом, Парис обрадовался Поравнявшись с ней, он велел ей ждать охрану, а потом спускаться с холма. Парис сунул пальцы в рот и резко свистнул. Как из-под земли возник Трой на коне. Тэбби будто со стороны увидела: один рыжеволосый гигант передает ее в седло другому рыжеволосому гиганту. Страх перед обоими — всадником и лошадью — парализовал ее.
 — Трой, я встречусь с тобой в Дэлкейт-Пэлэс. Быстро доставь ее туда!
 Он был уверен: у его людей не возникнет никаких препятствий. Ян Эрджайл — правая рука Париса, ему он доверял безоговорочно. Как раз сейчас он вместе со своими людьми покинул дом. Все дружно вложили кинжалы в ножны и бесшумно вскочили на коней.
 — Едем в Ботвелл-Касл в Кричтоне. Отсюда восемь миль, нас там не поймают. Никто не осмелится ворваться в замок королевского шерифа. — Он хмыкнул. — Конечно, жаль бросать тень подозрения на друга Фрэнсиса, но Ботвелл всегда хвалился своим гостеприимством, так почему бы не воспользоваться случаем? Когда вы доберетесь туда, меня уже не будет. — Потом он приказал самому молодому из своих парней: — Сэнди, возьми женщину и отвези ее вместе с вещами к Магнусу Кокберну. Охраняй ее как зеницу ока, она может всех нас выдать. Скажи моей сестре Венеции, что завтра она должна поехать с ней в замок. И без задержки, медлить нельзя.
 В доме Абрахамса началась жуткая суматоха. Парис дал сигнал ехать. Они галопом понеслись через город, понимая — скоро из Эдинбург-Касл вызовут солдат. Парис насмешливо подумал: интересно, кто из его друзей дежурит в эту ночь?
 Эдинбург остался позади, они взбирались по пологому склону холма Парис поднял руку, останавливая всадников, и чутко прислушался Да, гулкий топот за спиной К востоку лежало море, к югу — земли Ботвелла и Кричтон-Касл. Забравшись на вершину следующего холма, он натянул поводья, пропуская всадников вперед, и те с шумом устремились вниз, в долину Парис повернул направо и поскакал в Дэлкейт, что в десяти милях по другую сторону от Эдинбурга и в двадцати от его дома.
 Он направлялся прямо в Дэлкейт-Пэлэс, стены которого были густо увиты плющом. Он бесшумно миновал задние ворота, где на страже стоял человек из его клана, без всяких вопросов впустивший его Трой ждал во дворике замка с маленьким отрядом Его мощная фигура заслоняла хрупкую пассажирку, сидевшую у него за спиной.
 Парис улыбнулся брату С огромным облегчением оттого, что все прошло гладко, он шагнул к пленнице, желая снять ее с коня
 — Она до сих пор с кляпом? Слушай, ты что, дурак?
 — Откровенно говоря, я попытался вынуть его, но она меня укусила, — весело признался Трой.
 Парис вынул кляп изо рта Тэбби. Девушка падала от усталости Она одеревенела от холода и ужаса. В глазах застыл один-единственный вопрос что могут сделать с ней эти грубые мужчины?
 — Видишь, а меня не укусила, — с насмешливым укором сказал Парис.
 — Да понимаешь, — улыбнулся Трой, — я такой сладкий паренек, что каждая девушка хочет попробовать на зуб не чета тебе, мужлан неотесанный, тебя они просто боятся
 Парис посмотрел на Тэбби. Она почти не дышала от страха, дрожала, всхлипывала и морщилась — с непривычки к верховой езде у нее все болело Парис пересадил ее к себе, и она отчаянно вцепилась в луку седла, уставшая от свадебной церемонии, обессилевшая от холода и ночной гонки. Он вскочил и сел сзади, чтобы хоть немного согреть ее и успокоить. Прежде чем пришпорить коня, он бросил своим людям:
 — Кокбернспэт!
 Лошадь и ночью знала дорогу не хуже, чем днем, и легко несла их по холмам, отделявшим замок от Дэлкейта, — по Морфут-Хиллз и Ламмермурс. Она уверенно ступала по неровной каменистой дороге, петлявшей среди холмов, перелесков, пересекавшей устья речушек и казавшейся бесконечной. Луна играла в свои ночные игры — то пряталась за тучу, оставляя все в глубоком мраке, то снова выплывала на небосвод, освещая мир таинственным серебристым светом.
 — Куда вы меня везете? — спросила Тэбби, боясь услышать ответ
 Парис посмотрел вниз, на поднятое к нему лицо девушки, и нежно прошептал:
 В волшебную страну ведет дорога,
 Что средь зеленых папоротников вьется
 В волшебную страну,
 Где с милой проведем мы эту ночь.
 Как быстро он летит среди ельников! У нее уже не осталось сил, а он еще читает стихи! Боже мой, ему совершенно безразлична ее судьба!
 — Дайте я пойду пешком! — взмолилась она.
 — Не выдумывай, ты не пойдешь пешком.
 — Нет, пойду! — заявила Тэбби с большим жаром, чем чувствовала на самом деле
 — Помолчи, сейчас мы выедем из болота Оно защищает Кокбернспэт от врагов и способно в считанные минуты поглотить человека. Ну так как, тебя спустить на землю?
 — Нет, — прошептала Тэбби, задрожав
 Парис наслаждался ее беспомощностью, чувствуя, как от этого прибывают его собственные силы. Впервые за последние несколько месяцев он был доволен собой.
 Тонкая пелена серого тумана поднималась все выше, окутывая ноги лошади Когда они добрались до берега моря, туман стал таким густым, что Тэбби не видела лица своего похитителя. Миллионы бриллиантовых капель повисли на ее волосах и украсили ресницы
 Несмотря на двойной груз, конь Париса намного опередил остальных. Только Трой сумел догнать брата и через несколько минут после него с шумом ворвался во двор замка. Парис спешился и спустил Тэбби на землю. Она шагнула, споткнулась и упала на колени. Он выругался про себя и поднял ее на руки. Юный Трой с прекрасным возбужденным лицом нетерпеливо откинул со лба рыжие волосы и кинулся помогать брату:
 — Трой, присмотри за моей лошадью, — велел Парис и широкими шагами направился через двор с девушкой на руках
 Он нес ее в замок. Уже почти рассвело, но Парис знал никто не ложился спать, семья с нетерпением ждет его воз вращения. Эти любопытные мартышки не могли что-то про пустить. Он вошел со своей ношей в ярко освещенную залу и спросил Шеннон, самую старшую из сестер и потому имевшую власть над другими:
 — Какую комнату ты приготовила для нее?
 Брови Шеннон удивленно взметнулись. Обычно пленников держали в бараках для обслуги Приняв любимую позу — уперев руки в бока, Шеннон вызывающе откинула густые рыжие кудри и сказала.
 — Никакую. Она же пленница, не так ли?
 Парис метнул в сторону сестры взгляд, заставивший Шеннон испуганно отступить.
 — Боже мой! Неужели я должен сам всем заниматься? Я помещу ее в комнату над моей.
 Парис пошел к себе, а все остальные — следом. На ходу он отдавал приказы.
 — Огонь! Чистые простыни! Ужин! Позовите, черт побери, слуг и подготовьте комнату Александр, принеси немного вина.
 Он положил Тэбби на кровать, все столпились вокруг чтобы насмотреться и удовлетворить свое любопытство
 Тэбби оглядела склонившиеся к ней лица. Даже в полуобморочном состоянии она заметила — это одна семья. Потрясающе красивые лица, золотые волосы, от которых светло в комнате. Пятнадцатилетний Александр, еще не мужчина, глядя на прелестную незнакомку, почувствовал первое волнение плоти и в восторге опустился на колени, предложив девушке кубок медового вина. Тэбби заглянула в полные обожания глаза мальчика, отметила гладкое, ни разу не бритое лицо и инстинктивно почувствовала, что здесь ей бояться нечего. Взгляд Тэбби переместился на Шеннон, великолепную красавицу с прекрасной фигурой и полными губами.
 — И сколько она нам принесет? — спросила Шеннон.
 — Двадцать тысяч золотом, — сказал Парис.
 Тэбби изумленно вытаращила глаза. Наверное, ослышалась, подумала она. А может, это все не наяву, а во сне?
 Дамаскус воскликнула:
 — Ха! Кто это отдаст такие деньги? Она же как драная кошка!
 Тэбби посмотрела на Дамаскус и подумала: никогда в жизни не видела такого нежного, будто вылепленного скульптором создания.
 Александрия сладким голосом произнесла:
 — Вы должны простить Дамаскус. Она в шоке. Потому что до сегодняшнего вечера считала себя самой красивой женщиной в Шотландии.
 Тэбби посмотрела на девочку, личико которой осветилось улыбкой. Это будет еще одна красавица. Она попыталась улыбнуться в ответ, но от усталости и нервного перенапряжения смогла лишь откинуться назад и осматривать тех, кто ее окружал. Шестнадцать лет Тэбби Лямонт прожила вне большого мира. Потом, по прихоти судьбы, вдруг вышла замуж И опять же по прихоти — но судьбы ли? — ее украли в день свадьбы. Как сказочная принцесса, она стала героиней приключения, да к тому же оказалась в центре внимания стольких людей. Она хихикнула, а потом громко рассмеялась Шеннон накинулась на Париса:
 — Истеричка! Или того хуже! Не хватало нам в замке еще одной сумасшедшей.
 Парис посмотрел на сестру и тихо сказал:
 — Это такая же юная девочка, как и ты, Шеннон. Даже еще моложе. У тебя нет к ней ни капли сочувствия?
 Шеннон, отличавшаяся мужским складом ума, смекнула: э-э, да он нежен с ней! И потому промолчала.
 Парис быстро подошел к кровати, взял кубок у Александра и поднес его к губам Тэбби. Она инстинктивно отпрянула от него, в глазах снова засветился страх.
 — Пей, это медовое вино из вереска. — Он влил ей немного в рот, и Тэбби пришлось проглотить. — А теперь все уходите отсюда. Завтра она отдохнет, и вы можете поговорить с ней. Тогда и узнаем, что в ней есть хорошего




 Глава 3


 Миссис Холл разбудила свою госпожу почти в полдень. Увидев знакомое лицо, Тэбби села в кровати и прижалась к пожилой женщине.
 — Миссис Холл, слава Богу! Как вы сюда добрались?
 — За спиной всадника, конечно. Меня разбудили задолго до зари. Я постаралась привезти твои самые красивые платья, так что давай поторапливайся, примешь ванну и — оденешься. Их светлость послал меня за тобой. Они до смерти хотят еще раз тебя увидеть.
 — Миссис Холл, что нам теперь делать?
 — Я буду делать то, что велят Всегда надо стараться все улаживать спокойно, девочка.
 — А я не собираюсь делать что велят! — заявила Тэбби Ее раздражала покорность пожилой женщины, она откинула покрывало и надела принесенный наряд
 — Ой, детка, не дури Ты же не можешь убежать от сюда. Ты не умеешь сидеть на лошади! Мы с тобой в прекрасном богатом замке, и почему бы не узнать, что такое гостеприимство Кокбернов?
 — Так мы же пленники! — воскликнула Тэбби, пытаясь произвести впечатление на горничную серьезностью их положения.
 Однако миссис Холл это заявление ничуть не взволновало. Одинокая как перст в этом мире, рано овдовевшая, она зарабатывала себе на существование тяжелым трудом в домах Эдинбурга Несколько месяцев сидела без работы и почти впала в отчаяние от страха оказаться на улице, когда Максвелл Абрахаме нанял ее к девочке, на которой собирался жениться И поскольку миссис Холл явно не справилась со своими обязанностями — не сохранила для Абрахамса невесту, — она ничуть не торопилась вернуться в Эдинбург и предстать перед хозяином Жизнь научила ее наслаждаться сегодняшним днем, и к черту все остальное!
 Если бы она могла уговорить Тэбби смириться и подчиниться обстоятельствам, она бы так и поступила.
 — Овечка моя, я бы не советовала перечить его светлости. Он похоже, суров нравом, и ясно видно, что он тут хозяин. А если сумеешь сделаться покладистой, то заставишь других парней Кокбернов ради тебя завиваться веревочкой. Знаешь, милая, мух ловят на мед, а не на уксус.
 — У него такие красивые сестры! — вздохнула Тэбби
 — Да ты нисколько не хуже, моя хорошая! А в этом зеленом платье — картинка! Слышишь, у меня в животе урчит. Пошли вниз, а то позавтракают без нас.
 Тэбби закончила прихорашиваться и заторопилась вниз Ей не терпелось выразить свое отношение к надменному лорду Кокберну. Как он осмелился подумать, что она смирится с тем, что ее украли! Она посмотрит ему прямо в лицо и потребует вернуть ее законному мужу. Что скажет бедный мистер Абрахаме — страшно представить! Он был так добр к ней, так великодушен! Она чувствовала себя бесконечно виноватой. Еще бы: ее сделали инструментом для вымогательства у несчастного старика. Тэбби спускалась по лестнице с горящими глазами, готовая к бою, и вдруг оказалась в спальне Париса Кокберна.
 — Я послал за тобой час назад. Никогда больше не заставляй меня так долго ждать! — заявил он, указав пальцем на кнут за поясом.
 Она побледнела от такого намека. Под горящим взглядом его изумрудных глаз ее мужество, еще минуту назад казавшееся непреклонным, растаяло, как снег под летним солнцем.
 — Если поклянешься, что не попытаешься бежать, будешь жить в Кокбернспэт свободно.
 Тэбби открыла было рот для язвительного ответа, но вовремя сдержала себя Вспомнив совет миссис Холл, она солгала.
 — Даю слово, милорд. И потом, вы же знаете, я не могу убежать, я ведь не умею сидеть на лошади.
 — Мы скоро это поправим. Сегодня я дам тебе урок, если ничто не помешает, — решил Парис.
 — Но тогда я уже смогу убежать! — выпалила она.
 — Нет, не сможешь, ты дала слово, — как о чем-то, не подлежащем сомнению, сказал Парис. — Скоро накроют стол, лестница из моей комнаты ведет вниз, там сестры покажут, где мы всегда завтракаем.
 Когда Тэбби вышла, Парис разрешил себе улыбнуться. Какая открытая девочка! Он понимал: она будет принадлежать ему, он ею завладеет. Поразительно, но она совершенно не догадывается о своей красоте, понятия не имеет, как эта красота действует на мужчину.
 Дамаскус и Венеция были так чем-то поглощены, что не заметили Тэбби. Зеленое в полоску платье Венеции подчеркивало изящную стройность высокой девушки. Забранные наверх волосы демонстрировали великолепные изумрудные серьги. Она огорченно посмотрела на Дамаскус.
 — Ну почему ты надела сегодня именно это платье? Я точно помню, ты собиралась приберечь его к приезду лаэрда из Сессфорда, — сказала она.
 В этот момент вошла Шеннон, тоже в зеленом. Раздраженно уперев руки в бока, она уничтожающе посмотрела на сестер, собираясь высказать все, что о них думает, но тут увидела Тэбби. Еще одна в зеленом! Александрия расхохоталась Она не была тщеславна, как остальные, и развлекалась, подтрунивая над девушками
 — О, бесценная ты наша! Ты, должно быть, тоже слышала, что рыжим больше всего идет зеленый цвет?
 Дамаскус пожала плечами, услышав грубый выпад сестры:
 — А я не рыжая У меня волосы золотисто-каштановые.
 Венеция сказала:
 — А мои — каштановые
 — Да ради Бога! Перестаньте лицемерить! У всех в этой комнате волосы наглого, кричащего рыжего цвета. И никуда не денешься! — фыркнула Александрия.
 — Она права, — засмеялась Шеннон, и к ней вернулось хорошее настроение
 Александр подошел к Тэбби и тихо проговорил:
 — Позвольте мне сопроводить вас к завтраку.
 Она улыбнулась ему
 Страхи Тэбби стали улетучиваться. Она поняла: этим Кокбернам надо объяснить, что они поступают неправильно. Конечно, она сумеет уговорить их вернуть ее в Эдинбург Тэбби колебалась. Она не знала, как начать, как вставить словечко, и потом — их так много. Не будет ли мудрее постепенно привлекать их на свою сторону?
 Дубовый в двадцать футов длиной трапезный стол занимал всю столовую Слуги вносили воду, вино, оловянные тарелки, огромные подносы с едой Парис уже сидел во главе стола. Взглянув на появившихся девиц, он ухмыльнулся и сказал:
 — Эскиз в зеленой гамме, насколько я понимаю.
 Ответом ему были испепеляющие взгляды сестер, а Тэбби посмотрела себе на руки, чтобы он не увидел смешинок в ее глазах.
 Все — и мужчины и женщины — завтракали с удовольствием. Никто не смотрел, что едят другие. За столом смеялись, разговаривали, спорили. Было так непринужденно и весело! Семейство Кокбернов просто очаровало пленницу. А блюда, которые то и дело подносили слуги, покорили ее желудок. Ведь всю жизнь, сколько она себя помнила, ей постоянно хотелось есть.
 — Черт побери, Трой! Ту куропатку я отложил для гостьи. Она почти ни к чему не притронулась, — Алекс укоризненно посмотрел на брата.
 Все повернулись к Тэбби. А Александрия затараторила:
 — Я вот что думаю! Это нечестно абсолютно всем быть против Тэбби. И я решила встать на ее сторону против вас.
 Шеннон помотала головой.
 — Нет, я! Я старшая.
 — Это я придумала, Шеннон, и вообще я самая младшая.
 Парис молча слушал перепалку сестер.
 — У меня больше власти, — твердо заявила Шеннон.
 — А я самая умная! — закричала Александрия.
 — А я самая красивая, — возразила Шеннон.
 — Ты имеешь в виду, что ты самая стервозная! — выпалила Александрия.
 Шеннон растянула губы в медленной улыбке и так посмотрела на Александрию, что все поняли — последнее слово останется за ней.
 — А ты самая некрасивая.
 Тэбби судорожно вздохнула.
 — О, как жестоко! — чуть слышно произнесла она.
 Все с ужасом посмотрели на новенькую и тут же сдвинули ряды.
 — Нет, Шеннон не жестокая. Это просто игра, состязание в остроумии. А ты так умеешь?
 Парис поспешил на помощь своей пленнице.
 — Кокберны горой стоят друг за друга и за свой клан. Тронь одного — все поднимутся. — Он обвел глазами лица сестер и братьев.
 Александрия улыбнулась Тэбби.
 — Прошу тебя, постарайся вытерпеть Шеннон ради меня! Это непросто. Но, знаешь, она всегда говорит только правду. По красоте я была четвертая. — Она вздохнула. — Ну, а теперь и вовсе пятая.
 Тэбби удивилась резкой перемене в их отношении к себе. Ей все больше и больше нравились эти люди. Не лорд Кокберн, конечно, — он опасный человек, — а его братья и сестры. Избалованные и эгоистичные, но совершенно очаровательные! Как бы она хотела родиться в большой семье, такой теплой, как эта! Они все делали и говорили со страстью. Они боролись, спорили, словно враги, но при малейшей опасности становились стеной, защищая друг друга. Тэбби надеялась, что когда-нибудь у нее тоже будет много детей. Что на свете может быть прекраснее, чем дом, заполненный счастливым смехом большой семьи?! Она всю жизнь была одинока С сомнением Тэбби вспомнила про Максвелла Абрахамса. Конечно, он слишком стар, чтобы подарить ей желанных детей. Но он так добр, он вызволил ее из приюта! Может быть, они смогли бы взять оттуда малышей и воспитывать, как своих. Любой ценой, решила Тэбби, она вернется в Эдинбург к мужу.
 После обеда Парис приказал:
 — Возьми у Алекс бриджи и подходи к конюшне.
 Тэбби хотела протестовать, спорить, не подчиниться, но подумала, что преодолеть страх и научиться ездить верхом — в ее интересах. И она сделала, как он велел.
 Через полчаса она вошла в конюшню в непривычном наряде. К ней кинулась огромная Мэнглер и положила передние лапы на плечи. Тэбби в ужасе завопила и не замолкала до тех пор, пока Парис не оттащил чудовище.
 — Господи, ну почему ты всего боишься? — раздраженно спросил он.
 Вздернув подбородок, Тэбби сказала:
 — Я не боюсь вас! — И это была самая большая ложь в ее жизни.
 Парис выбрал небольшую кобылу, показал Тэбби, как седлать, и повел ее во двор.
 Прошел час, а она все еще училась вскакивать и соскакивать. Парис удовлетворенно улыбнулся: девочка перестала бояться лошади. Заметив его пристальный взгляд, Тэбби Ј горячностью спросила:
 — И долго вы собираетесь заставлять меня это делать?
 — До тех пор, пока не научишься, — ответил он, раздражая ее еще больше
 — Я вас ненавижу! — заявила она, осмелившись наконец произнести давно приготовленные слова
 Парис с удовольствием наблюдал за ее лицом Мелкие кудряшки прилипли к потным вискам, губы твердо сжаты, она полна решимости на этот раз сделать все как надо После очередного прыжка Тэбби победоносно взглянула на него аметистовыми глазами, не сомневаясь, — она справилась с уроком. Парис подошел к лошади, желая спустить Тэбби на землю
 — Не прикасайтесь ко мне, — прошипела она.
 Он грубо вынул ее из седла и поставил рядом с собой.
 — Я буду не только прикасаться к тебе. — угрожающе прорычал он
 Желание мгновенно затопило его, ему стало неловко, и он снова заметил, как похожа Тэбби Лямонт на Кокбернов. В глубине души он надеялся, что она не побочный ребенок Ангуса, его отца. При этой мысли Парис горько усмехнулся. Ну и дурак же он! Какое это имеет значение? Но это имело значение. А может, она побочный ребенок брата отца, Магнуса? Это могло бы по-настоящему осложнить его жизнь. Пока Парис — единственный наследник графства дяди Магнуса — Танталлон-Касл и всех богатств. Если же она дочь Магнуса, Парису недолго и распрощаться со всем этим
 Тэбби пыталась вырваться, и рука Париса невольно коснулась ее груди На ней была мальчишеская рубашка — слишком слабая защита от его рук и глаз Грудь девушки вздымалась от охватившей ее ярости Она смело посмотрела на Париса, но тут же густо покраснела, а он убрал руки и хрипло сказал:
 — Иди и никогда больше не надевай мальчишескую одежду
 Ужин был таким же оживленным, как и предыдущие застолья. Тэбби села рядом с Александрией, и девочки таинственно улыбались друг другу. Опустившись на деревянный стул, Тэбби поморщилась, а Трой со смехом сказал:
 — Не знаю, что там с тобой днем делал Парис, но теперь у тебя явно болит задница.
 Дамаскус презрительно посмотрела на брата и, пожав плечами, прокомментировала:
 — Мужчины всегда такие грубые!
 Александрия прошептала:
 — Тем самым она хотела сказать, что они писают где придется.
 Тэбби, только что отпившая воды из кружки, прыснула, и у нее изо рта вылетел фонтанчик брызг, сильно смутив ее.
 — Ой, она краснеет! — с восторгом сообщил Алекс.
 — Ты такое говоришь… — Она повернулась к Александрии, весьма довольной собой.
 — Да я ради смеха. Я и тебя научу. Если кто-то из сестер или братьев что-нибудь скажет, я буду тебе переводить, что это значит на самом деле, — пообещала она
 Когда ужин кончился, Алекс поднялся из-за стола и предложил Тэбби вина. Трой оглушительно расхохотался. Алекс повернулся и холодно посмотрел на брата.
 — Не желаешь ли выпустить свою энергию другим способом?
 Александрия прошептала:
 — Он имеет в виду: не пора ли ему навестить свою проститутку.
 Парис посмотрел через стол.
 — Александрия, твой шепот очень хорошо слышен. Я был бы чрезвычайно благодарен, если бы ты перестала просвещать нашу гостью.
 — Переведи, — прошептала Тэбби.
 На этот раз Александрия пробормотала очень тихо:
 — Теперь я знаю, что такое наказание судьбы, — смерть матери при рождении двух ужасных близнецов.
 Тэбби посмотрела на маленькое личико, усыпанное веснушками, и ощутила какую-то неуловимую связь между собой и новой подругой.
 После ужина девочки без колебаний приняли ее в свои игры. Как замечательно участвовать в общем веселье, слушать разговоры о поклонниках! Ей все больше нравилось в этой компании, а Александрия казалась ее кровной сестрой. Тэбби была счастлива, пока не вспоминала о Парисе. Ну зачем ему понадобилось брать ее в плен? Почему ее дружба с Кокбернами должна быть омрачена этим ужасным поступком?
 Тэбби взбиралась по лестнице в спальню Париса, через которую можно было попасть в ее комнату, а он поднимался следом. От его близости ее охватила паника, сердце дико забилось. Он обогнал ее и открыл перед нею дверь. Комната неузнаваемо преобразилась. Половики были убраны, и пол устилал красивый ковер. Кровать накрыта шкурами белоснежного песца, лампы не только освещали все вокруг, но и источали ароматы масел. На столике около кровати стояли хрустальный бокал и графин с вином, а рядом лежал отделанный серебром комплект щеток и гребней для волос. Тэбби недоверчиво огляделась — с чего бы это? Ноги задрожали, но она решила, что будет последней дурой, если выкажет свой страх. Лучше изобразить гнев.
 Склонившись в полупоклоне, Парис пропустил ее вперед и торжественно произнес:
 — Комната моей леди.
 — Вы хотите сказать — тюрьма? — усмехнулась Тэбби.
 — Я думал, здесь все необходимое для дамы. Я что-нибудь упустил?
 Она быстро соображала, как бы посильнее уязвить своего тюремщика и дать понять, что все его усилия напрасны.
 — В Эдинбурге у меня была собственная ванна, — сказала она величественно и, пытаясь еще что-то придумать, неуверенно добавила: — и… у меня было маленькое ручное зеркальце, я его очень любила.
 Парис насмешливо поклонился и процедил сквозь зубы:
 — Вот сучка.
 Тэбби покраснела.
 Когда он ушел, миссис Холл, ожидавшая девушку, чтобы уложить ее в постель, воскликнула:
 — Смотри-ка, ты уже крутишь им как хочешь!
 — О миссис Холл, да он просто зверь, ему нравится видеть мой страх! Он как охотник, преследующий добычу, а я совершенно беспомощна. Я очень надеюсь, что вы сумеете выжить в этих ужасных условиях. Мне искренне жаль, что вы из-за меня попали в такое сложное положение.
 — Да что ты, девочка! Замечательное место! Дел-то у меня тут — за твоими нарядами последить да за тобой, а это разве работа? Одно удовольствие. Еды полно, стол ломится. А слушать сплетни слуг — наслаждение для моих ушей. Указания мне дает только его светлость, про тебя не велено ни с кем разговаривать. Ты вроде как подруга его сестер из Эдинбурга, которая приехала погостить.
 — Эдинбург… — вспомнила вдруг Тэбби и вздохнула. — Боже мой, я и подумать не могу, что там творится, как там мой несчастный, бедный муж! Он сходит с ума, а когда узнает про выкуп в двадцать тысяч золотом, будет готов убить всех, и в первую очередь меня! Какой ужасный способ отплатить ему за оказанную мне честь! Миссис Холл, я должна убежать отсюда и вернуться к мистеру Абрахамсу. Чтобы ему не пришлось платить выкуп. Вы мне поможете, и я попытаюсь уговорить близняшек. Александрия — мой друг, а Алекс — очень милый мальчик, я чувствую, он понимает, что такое справедливость.
 — Ну ладно, пора в постель. Утро вечера мудренее. Тэбби уже засыпала, когда Александрия вдруг ворвалась к ней в комнату.
 — Быстро, Тэб, давай мои бриджи. Мы собираемся в набег. Ну, просто, чтобы украсть что-то, понимаешь? Парис приказал ехать Александру — сегодня не очень опасное дело. А это все равно не для Алекса, так что я поеду вместо него.
 — О, не может быть! — забеспокоилась Тэбби.
 — Да ничего особенного! Никто не поймет, мы же с ним абсолютно на одно лицо. Просто я лучше держусь в седле и стреляю.
 — Но это опасно! — вытаращила глаза Тэбби.
 — Никакой опасности. Мы поедем через границу, в Англию.
 — В Англию?!
 — Но это ведь не за тысячи миль отсюда. Мы поедем прямо на побережье, в Бервик-он-Твид, не больше восемнадцати миль отсюда. Там очень богатые поместья.
 — Выходит, он собирается что-то красть?
 — Александрия задиристо подмигнула.
 — Он ведь и тебя украл, правда?
 Последние остатки сна улетучились. Завернувшись в шаль, Тэбби вышла из спальни. Она ужасно волновалась за Александрию, отправившуюся на опасное дело. И… о других тоже, вынуждена была признаться она себе. Странное чувство поселилось у Тэбби в душе. Она бы определила его как любовь-ненависть. Все здесь были единой семьей, которой у нее никогда не было, и она уже начинала чувствовать себя частью этой большой семьи. Ей и раньше приходилось слышать страшные рассказы о жителях приграничных земель, глубокой ночью выезжавших на большую дорогу. Однако она до конца не верила им, считала, что это сказки и на самом деле ничего такого нет. А вот теперь она видит своими глазами: Парис Кокберн — вор, он процветает именно потому, что нарушает законы и правила. Он сам себе закон. Нет, ей просто необходимо вырваться из лап этого человека! Но глубоко-глубоко в душе ей хотелось остаться. Какое опасное желание! Если она проживет здесь еще какое-то время, ей уже никогда не оторваться от этой семьи, затягивающей ее, окутывающей теплом, обволакивающей нежностью, с которой здесь все относятся друг к другу, пусть на первый взгляд она кажется грубоватой.
 Стоя на площадке башни, Тэбби всматривалась вдаль. Ей показалось, что она видит внизу серебристую фигурку. Она махнула рукой — фигурка исчезла. Померещилось? Да, кажется, она уже не в состоянии отличить, где мираж, где реальность. Еще бы — несчастье за несчастьем постоянно сыпались на нее. В груди что-то сжалось, Тэбби стало трудно дышать. По телу пробежала дрожь. Холодно, она слишком легко одета, надо уходить. Тэбби вернулась в свою комнату, собираясь лечь в постель, но вместо этого вдруг оделась потеплее и вернулась на башню.
 Часы текли медленно. Тэбби приказала себе не волноваться, Парис выведет людей из любой опасности. А вдруг, защищая других, он погибнет?! И Тэбби, сама себе удивляясь, уже умирала от беспокойства за него. Еще минуту назад она чуть ли не проклинала его, считая, что этот человек достоин самого страшного наказания за все свои проступки! И вот, нате вам, — она молится о его спасении. Тэбби редко беспокоила Бога просьбами и теперь страстно надеялась, что Он услышит ее.
 На небе занималась заря. Всю ночь Тэбби простояла на башне и вот наконец на светлеющем горизонте увидела тонкую линию. Всадники! Крупы лошадей были увешаны огромными тюками. Светало быстро, и вскоре Тэбби разглядела Разбойника Кокберна — впереди всех на своем сильном коне. Она поискала глазами легкую фигурку Александрии и обнаружила ее почти в самом конце цепочки. Слава Богу, с ней все в порядке! А что это громоздится на одной из лошадей? О нет, не может быть! Неужели ванна?! А на другой — зеркало в раме из красного дерева! Черт бы его побрал! Он рисковал жизнью, заставил ее провести бессонную от беспокойства ночь, и все для того, чтобы удовлетворить ее глупый каприз! Что он за человек? Почему готов идти на риск ради нее? Тэбби подавила возникшее было чувство благодарности к Парису, напомнив себе: это лишь один из способов убедить ее в своем всемогуществе!
 Она спустилась с наблюдательного пункта, пронеслась мимо своей комнаты, выскочила во дворик замка. Потом пробежала через ворота и кинулась вниз по травянистому склону навстречу отряду. Раннее солнце сияло вовсю, роса была такая сильная, что Тэбби сразу промокла. Но где же они? Должны были уже доехать до замка?
 Она одолела еще один холм и замерла как вкопанная. Открывшееся взору зрелище ошеломило ее. Парис и еще Шесть мужчин, совершенно голые, стояли по бедра в воде, освежаясь. Никогда раньше Тэбби не видела голого мужчину. Она была потрясена. Все семеро огромные, выше шести футов, волосатые, с выступающими на руках и груди мускулами. У одного, стоявшего к ней спиной, был совершенно белый зад… А остальные повернулись лицом к ней… О Боже!
 Александрия кинулась к Тэбби, бросив на ходу:
 — Бежим отсюда, а то они заставят меня купаться с ними!
 Девочки добежали до комнаты Тэбби, Александрия сбросила мужской наряд и готова была рассказывать о ночных приключениях.
 — Самая интересная ночь в моей жизни! — воскликнула она страстно, с горящим лицом.
 — Парис не догадался, кто ты?
 — Мужчины ужасно толстокожие, их так легко водить за нос!
 — Я чуть не умерла от страха за тебя! Это была самая длинная ночь в моей жизни.
 — Ты с ума сошла! — заявила Александрия, не понимая, чего могла бояться подруга. — В Бервике мы захватили самый красивый дом. Он раньше принадлежал королеве Елизавете. Погоди, ты увидишь ванну, которую Парис раздобыл для тебя. Королевская!
 — Ты хочешь сказать, он украл ванну королевы? — не веря своим ушам, спросила Тэбби.
 — А почему бы и нет? Ей она больше не понадобится, она же умерла год назад.
 Александрия собиралась пойти вздремнуть до вечерней пирушки, на которую ее сестры ожидали кое-кого из поклонников. Но Тэбби не удалось поспать. Парис приказал Александру преподать ей урок верховой езды. В задачу Тэбби входило: вскочить на коня, объехать замок, спешиться. И так тридцать раз.
 Тэбби сделала двадцать пять кругов, и Алекс поднял руку.
 — После двенадцатого раза я решил, что ты попросишь закончить урок. После двадцатого — что станешь обольщать меня, я упал бы от страсти — и конец учебе. Но как теперь мне остановить тебя? — насмешливо произнес он, изображая предельную усталость.
 — Даже не пробуй зевать! Уж я-то знаю, ты ночью спал, как сурок. — Тэбби посмотрела на красивого мальчика. Честный и открытый взгляд отражал все его чувства Тэбби решила рискнуть и рассказать Александру о плане побега Она надеялась на его помощь.
 — Александр, я должна научиться ездить на лошади. Иначе мне никогда отсюда не убежать
 — А зачем тебе бежать? — изумился он.
 — Я тебе объясню. Всю жизнь я жила в сиротском приюте и мечтала, что наступит день, когда кто-то придет и заберет меня оттуда. И вот мой муж вызволил меня из ужасного сиротского дома. У меня ничего нет. А этот человек, единственный на белом свете, дал мне все. Александр, я обязана ему жизнью! А теперь от него потребуют выкуп за меня в двадцать тысяч золотом. Я не могу спокойно сидеть здесь и позволить твоему брату лишить его таких денег.
 — Когда ты вот так говоришь, я понимаю тебя. А ты объясняла Парису, как мне? Я знаю, он тебе ни в чем не Может отказать, — улыбнулся Александр. — Думаю, он понял бы тебя. Особенно если ты поговоришь с ним наедине, не при всех.
 Тэбби улыбнулась Александру.
 — Мы с тобой понимаем друг друга. А стоит мне оказаться рядом с ним — только искры сыплются. При нем меня просто парализует от страха. Лишь в одном случае этого не происходит: когда он насмехается надо мной, а я начинаю злиться.
 — Он раздражает тебя специально ради удовольствия — полюбоваться. Когда злишься, ты оживаешь и становишься еще красивее.




 Глава 4


 Когда Парису нужен был совет, он ехал к дяде Магнусу, брату отца, могущественному владельцу графства Ормистан Магнус относился к Парису, как к сыну, которого у него никогда не было, но о котором он всегда мечтал. Он назвал Париса своим наследником. Но временами молодого человека возмущала властность дяди. Впрочем, они были очень похожи друг на друга: оба властные, сильные и нетерпимые.
 Танталлон-Касл находился в десяти милях от побережья. Половину пути надо было взбираться вверх, а половину — спускаться по склону горы, разделяющей их земли. Места были безлюдные и дикие. Сюда забредали лишь овцы да хищники, охотившиеся на них. С горы открывалась широкая перспектива и вид на старинный город Сент-Эндрю. Сейчас поездка была приятной, но зимой она превращалась в суровое испытание. На солнце Танталлон-Касл выглядел великолепно, восхищая всех своим густым малиновым цветом. Но главное — он был надежным опорным пунктом на Северном море. Всякий раз Парис ужасно волновался при мысли, что когда-нибудь эта мощь и красота перейдет к нему. Магнус выделил Парису в замке отдельные комнаты, и при желании он всегда мог в них остановиться на ночь. Чтобы попасть в замок, надо было миновать два моста и двое охраняемых ворот. Потом Парис поднимался по боковой лестнице прямо к себе в комнаты, не беспокоя домочадцев в поздний час.
 Однако сейчас он направился прямо к главному входу, который охранник сразу же открыл, едва узнал гостя. Парис пошел наверх, не сомневаясь в теплом приеме Почти пятнадцать лет Магнус держал наложницей Маргарет Синклер. Его жена, старая графиня, умерла, когда Парису было лет десять. Он смутно помнил пожилую даму, свою тетю.
 — Эй, дядя, где ты? — окликнул Парис — Похоже, ты ничего не делаешь, а только день и ночь валяешься с Маргарет? — пошутил он, когда тот появился перед ним.
 — Добро пожаловать, мой друг! — Сияя, пожилой великан протянул гостю руки.
 Высокий, как Парис, но уже грузный, он сохранил густую шевелюру. Правда, теперь она не пылала, как раньше, приобретя ржавый оттенок. На лице, поразительно красивом в молодости, отпечатались прожитые годы и житейские бури, горбинка на носу стала заметнее, а взгляд — проницательнее.
 Маргарет Синклер появилась на балкончике в конце лестницы. Самое подходящее место для женщины — мужчины могут с обожанием взирать на нее снизу. Иссиня-черные волосы падали на плечи, обращенные к Парису глаза светились. На ней было красное бархатное платье с глубоким вырезом, открывавшим грудь так сильно, что казалось, она вот-вот вывалится наружу. Парис подумал, что когда-нибудь развлечется с ней. Женщина ничуть не скрывала, что просто жаждет заманить его в постель. Безусловно, она хороша собой, ей под тридцать, хотя выглядит лет на десять моложе. Парис флиртовал с ней вовсю, но ничего не предпринимал сверх того. Он подмигнул Маргарет, уверяя, что слова его — лишь шутка, и она дерзко подмигнула в ответ.
 — Нам надо поговорить наедине, Магнус, — тихо произнес Парис.
 Магнус повернулся и посмотрел на Маргарет.
 — Добудь что-нибудь бедному парню, а то он умрет с голоду. И принеси мед, который сама приготовила, ты знаешь, как он его любит.
 Маргарет была достаточно проницательна и понимала — она пропустит разговор, пока будет расхаживать по буфетной. Но, пожав плечами, ушла. Ничего, успокоила она себя, может, чуть позже удастся у кого-нибудь из них выудить новости.
 — Я держу у себя одну невесту, чтобы получить за нее выкуп, — без всякого вступления начал Парис. — Хоте лось бы знать, как лучше связаться с женихом, чтобы не выдать себя.
 — А кто жених? — спросил Магнус весьма заинтересованно.
 — Максвелл Абрахаме, ростовщик, — сообщил Парис.
 Магнус присвистнул. Теперь он был весь внимание.
 — И ставки высоки, а? Ну что ж, дай-ка подумать. А вот и Маргарет, наконец-то! Бедный парень едва не хлопнулся в обморок от голода. Так что я передаю его в твои умелые руки.
 Ее умелые руки касались Париса при каждой возможности. Он подавил улыбку. Маргарет не прибегала ни к тонкостям игры, ни к уловкам, если чего-то хотела. Она шла напролом, совершенно ясно давая понять, что ей надо
 — Парис, — сказала она, и его имя прозвучало, как ласка. — Ты что-то не навещаешь нас в последнее время. И сейчас приехал по делу, а не ради удовольствия.
 — Ты так думаешь?
 — Да, мы редко видим тебя, — глаза Маргарет шарили сильному телу Париса.
 — Ты сама можешь нас навещать, — непринужденно заметил он.
 Она поторопилась скрыть мелькнувшее на лице недовольство.
 — Твое племя ненавидит меня
 — Но я люблю тебя, разве этого мало?
 — Мне бы хватило этого. — Она коснулась его руки, передавая ему кубок с вином.
 Парис засмеялся, желая ободрить ее и поднять настроение.
 — Если бы я не знал, как обстоит дело, решил бы, что Магнус пренебрегает тобой.
 Маргарет смело взглянула ему в лицо, и темные глаза задержались на нем на несколько секунд.
 — Но ему же за пятьдесят, — многозначительно напомнила она.
 В комнате загремел голос Магнуса:
 — Ну хватит жаловаться, Маргарет. Пошли, Парис. Моя любимая кобыла недавно ожеребилась. Позеленеешь от зависти, когда увидишь.
 — А кто производитель? Твой черный жеребец Диаболо?
 Маргарет вздохнула Ну конечно, опять лошади! Разве может она выдержать сравнение?
 — Парис, — окликнула она, — а ты отвезешь письмо мой матери?
 Он поклонился.
 — Разумеется, Маргарет. Ты же знаешь, я всегда к твоим услугам.
 При упоминании матери Маргарет, миссис Синклер, служившей нянькой Энн, Магнус поинтересовался:
 — А как Энн?
 Челюсти Париса одеревенели, а глаза стали холодными, как лед.
 — Все такая же красивая и еще более отвратительная. Сумасшедшая и чересчур разумная. Калека не только телом, но и умом. В этом вся Энн. Что можно еще добавить?
 Магнус молча покачал головой, и они вернулись к разговору о лошадях. Полюбовавшись жеребенком, Парис спросил:
 — Не тот ли это жеребец, которого мы взяли пару лет назад в рейде через границу?
 — Именно, — сказал Магнус. — Надо отдать должное англичанам, они знают толк в лошадях. Кстати, я не поблагодарил тебя за ящик французского бренди, который ты послал. Просто превосходное!
 — Да, французы умеют кое-что делать хорошо, — улыбнулся Парис.
 Лицо Магнуса стало отрешенным.
 — Однажды я был влюблен, единственный раз в жизни, и она была француженка. — Он печально покачал головой, желая развеять воспоминания об ушедшем.
 Упоминание о француженке невольно навело Париса на мысль о Тэбби. Он решил осторожно прощупать старика.
 — Старый черт! Бьюсь об заклад, ты даже не помнишь ее имени!
 Но прием не сработал Магнус таинственно улыбнулся:
 — Я буду помнить эту женщину до своего смертного часа.
 Парис снова забеспокоился. Он может столкнуться с трудной проблемой, если вдруг обнаружится, что бывшая любовь Магнуса — мать Тэбби. В душе ему хотелось, чтобы так и случилось. Тогда Тэбби приходилась бы ему кузиной. Но умом он ясно понимал: окажись Тэбби дочкой дяди, между ними, мужчинами, произойдет жуткая схватка, когда Магнус узнает, что он совершил. Парис счел за благо пока ничего не рассказывать. Магнус снова заговорил:
 — Мой совет насчет Абрахамса… Свяжись с Колламом Маккейбом, адвокатом. Он мог бы провести переговоры от твоего имени. Я пользовался его услугами, а потом он работал на короля.
 — Но это нарушение закона! Меня могут повесить за такие дела, — заметил Парис.
 Магнус покачал головой.
 — Если хочешь найти разбойника похлеще, чем ты сам, обратись к закону. Адвокат берет много, но знает пути, о которых ты не подозреваешь. Ему известны все ходы и выходы и, что еще важнее, все лазейки, позволяющие во время выскользнуть…
 Парис ухмыльнулся.
 — Завтра же утром поеду в Эдинбург. У меня одежда в городском доме. Ты прав, письмо от адвоката покажется солиднее, чем грубая записка с требованием выкупа.
 Когда Тэбби узнала, что Парис уехал в Танталлон к дяде и до завтра не вернется, она поняла: сегодня вечером ей нужно поговорить с кем-нибудь из членов семьи. С тем, кто мог бы ей помочь. Вечером в замок прибыл Роберт Керр, лаэрд Сессфорда, он привез с собой брата Эндрю и его друга лорда Логана, давно мечтавшего познакомиться с сестрами Кокберн.
 Роберт начал увиваться вокруг Дамаскус с пятнадцати лет. И все знали: как только они подрастут — поженятся. Он появлялся в замке Кокбернов вечерами по понедельникам, и для всех это был праздник. После обильных ужинов начинались игры. Замок Роберта в Сессфорде находился всего в двух милях от замка Логана, они дружили много лет, вместе управляли землями.
 Тэбби восхищенно смотрела, как сестры создавали атмосферу праздника. Внимание обращалось на все: на качество еды, обильной и превосходной; на посуду — она должна быть лучшая, вся вплоть до солонок серебряная; на льняные вышитые салфетки с гербом Кокбернов, лежащие рядом с недавно украденными бокалами королевы Елизаветы. На верхней галерее играли музыканты. Оживленные и веселые девушки болтали и смеялись, не умолкая ни на минуту. Трой внимательно наблюдал за девицами, отказываясь идти играть в кости с мужчинами. Тэбби поняла: сейчас он выполняет роль Париса — хозяина и надсмотрщика.
 Если Логан уделял внимание Венеции, Шеннон тотчас кидала на него быстрый взгляд, шептала что-то веселое, и он снова полностью принадлежал ей до тех пор, пока Дамаскус не проводила игриво пальчиком по золотому рисунку на его камзоле, томно опустив ресницы. Роберт Керр явно сходил с ума по Дамаскус, но когда Венеция взяла его за руки и потащила танцевать, уговаривать не пришлось. Тэбби удивленно наблюдала, как ловко девушки управляли мужчинами — где словом, где взглядом, где вздохом. Даже Александрия так развлекала анекдотами Эндрю, что он то и дело вытирал глаза от слез. Тэбби будто смотрела спектакль, где каждая из сестер произносила хорошо отрепетированную фразу, а ее партнер реагировал, как кукла, которую дергали за веревочку.
 У Роберта было доброе, открытое лицо. Ничего пугающего, решила Тэбби. Она чувствовала: Дамаску с очень повезет, если Роберт Керр станет ее мужем. Он был воплощением девичьей мечты — молодой, красивый, с приятным характером. К тому же сходивший с ума от любви. Тэбби терпеливо ждала, пока все танцевали, потом подошла к нему и тихо сказала:
 — Милорд, я прошу вас помочь мне. Меня украли и держат здесь как пленницу.
 Он хлопнул руками по бедрам и грубо расхохотался:
 — Ха, дури кого-нибудь еще, дорогая!
 — О милорд, я не шучу! Я в отчаянии! Возьмите меня с собой, когда поедете отсюда!
 Она умоляюще посмотрела на него, но его ответный взгляд искрился весельем.
 — Вы мне не верите! — воскликнула Тэбби.
 Он подмигнул ей:
 — Можешь отругать Венецию, она испортила тебе игру.
 Она предупредила насчет такого трюка.
 Тэбби чуть не расплакалась от огорчения. Она посмотрела на мужчин в комнате и поняла, что просить их о помощи бесполезно. Черт побери этих Кокбернов! Они всегда на шаг опережают ее. Тэбби вскинула глаза на Венецию, та бросила в ее сторону быстрый взор и печально пожала плечами. Тэбби отвернулась от веселящейся компании, чтобы никто не видел ее слез. Как обидно! Она помогла бы любой из них, окажись они в беде, она уже так привязалась к ним! Почему они не хотят ей помочь? Наверное, просто боятся брата — Разбойника Кокберна И, откровенно говоря, она могла их понять
 При мысли о том, как он мог расправиться за предательство и неповиновение, Тэбби задрожала Ей стало очень жалко себя, но что она могла сделать?
 Девушка пошла к себе в комнату Мэнглер, лежавшая у двери, поднялась ей навстречу
 — Ты, противное животное! Охраняешь мою дверь, даже когда его нет и он тебе не приказывает — Собака снова растянулась на пороге — Я не могу позволить тебе лежать на холодном каменном полу. Пошли со мной, девочка.
 Тэбби любила горящий камин Даже летом толстые каменные стены замка не прогревались на солнце Миссис Холл следила, чтобы огонь пылал постоянно, а постель всегда была теплая Страдая всю жизнь от холода, Тэбби просто наслаждалась такой роскошью Она растянулась перед камином на густой шкуре, а Мэнглер свернулась калачиком рядом с ней Тэбби зевнула раз, потом другой Интересно, почему это она чувствовала себя несчастной всего несколько минут назад? Ведь если честно признаться, еще никогда в жизни она не была в такой безопасности, в таком тепле и комфорте, как здесь Девушка так и не додумала эту мысль до конца Через несколько минут она уже крепко спала.
 Парису, уставшему после вчерашней поездки в Англию, хотелось поскорей добраться до постели Он любил эту комнату в Танталлон-Касл Он постоял обнаженный у камина, греясь, перед тем как нырнуть под холодные простыни Потом лег, закинул руки за голову и огляделся вокруг Стены покрыты темно-красной испанской кожей, пламя камина отражается от полированной мебели из мореного дуба, балдахин над кроватью сшит из дорогого бархата. Прежде чем заснуть, он попытался представить себе, что происходит дома Интересно, понравилась ли Тэбби вечеринка? Он явственно увидел ее глаза цвета лаванды, искрящиеся от удовольствия, испытанного впервые в жизни. Ему никогда не было скучно наблюдать за ней Напряжение, возникшее глубоко внутри, отозвалось болью в чреслах. Парису хотелось, чтобы сейчас она оказалась в его постели. Он никогда не отпустит ее к Абрахамсу! Затвердевшая плоть пульсировала, требуя удовлетворения. Выругавшись, он задул свечи и укрылся. Но вдруг, услышав какой-то шорох, резко сел. Рука потянулась к пистолету.
 — Парис, — уловил он шепот
 — Боже мой, Маргарет! Тебе нельзя приходить ко мне вот так, — сказал он твердо
 — Я не могу справиться с собой, я ничего не могу поделать! Я не могу спать, когда ты здесь, в этом доме, под одной крышей со мной
 Он нашел свечу и зажег ее. Маргарет села рядом на кровать, сорочка распахнулась, обнажив длинные ноги и голую грудь
 — А где Магнус? — хрипло спросил Парис.
 — Спит. Он никогда не узнает. Пожалуйста, Парис! — Ее пальцы пробежались по волосам на его груди.
 Он обнял ее.
 — Мэгги, дорогая, я все понимаю. Он стареет, а ты еще молода. Огонь в крови жжет тебя, требует своего, и кажется, ты сходишь с ума.
 Она потянулась к нему, коснулась губами его шеи.
 — Дорогая моя, я дам освобождение твоей плоти, но тебе стоит восхититься моим умом, — добавил он насмешливо.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Если я брошу в тебя семя и ты забеременеешь, подумай только, в каком положении я окажусь! Ты назовешь отцом своего ребенка Магнуса, и он женится на тебе в туже минуту. Я — его наследник, но, если у дядюшки появится сын, все переменится, и я сам себя лишу графства.
 — Парис, что за ужасные слова ты говоришь! Если у меня будет твой ребенок, я никогда не стану выдавать его за дитя Магнуса. Я закричу на весь мир, что он твой, и ни за кого не выйду замуж, кроме тебя! — страстно поклялась она.
 Парис погладил плечо Маргарет.
 — Я любил бы сына больше всех на свете, Маргарет, но ты забываешь, у меня есть жена.
 — Мы так похожи, Парис, никто из нас не потерпит ее на своем пути.
 Он откинул одеяло, и Маргарет с удовольствием увидела, как он возбужден. Выскользнув из сорочки, она юркнула к нему в постель. Парис гладил ее спину, груди, бедра.
 — Я дам тебе освобождение, — снова прошептал он, — но потом ты уйдешь, обязательно, Маргарет!
 Она почувствовала его отяжелевшую плоть у бедра, и ей страстно захотелось ощутить ее внутри себя. Но Парис не сделал попытки войти в нее, и она теснее прижалась к нему. Парис остановил ее рукой, его пальцы скользнули в теплую влажную глубину, где все пульсировало и звало. Он твердо и уверенно надавил, и Маргарет, едва не задохнувшись от страсти, достигла пика наслаждения. Он нежно гладил ее. Еще какое-то время она судорожно и хрипло вздыхала, потом задрожала и расслабилась. Парис продолжал ласково целовать Маргарет, и скоро она стала снова отвечать на поцелуи с нарастающей страстью. Он поднял ее ноги к себе на плечи и склонился над ней.
 Парис встал до восхода солнца, чтобы не завтракать с Магнусом, и уехал с первыми его лучами. На полпути остановился в гостинице поесть и дать отдых лошади, а потом поспешил в городской дом в Эдинбурге. К одиннадцати утра это был совсем другой человек: роскошно одетый, красивый и представительный. Он решил правдиво рассказать адвокату обо всем происшедшем, кроме одного — где сейчас девушка. Только дал понять, что не в городе Проницательный человек, сидевший по другую сторону стола, и бровью не повел, внимая посетителю, лишь значительно кивал, слушая подробности похищения. Наконец он заговорил.
 — Я сегодня же свяжусь с Абрахамсом. А потом мы проработаем детали.
 — Нет, — очень твердо заявил Парис. — Меня не должны здесь видеть. Успех плана всецело зависит от моего инкогнито. Все детали мы обсудим здесь и сейчас.
 — Очень хорошо. Тогда я хочу, чтобы и моя работа была оплачена сегодня же.
 Парис иронически посмотрел на адвоката.
 — Я принимаю ваше предложение, — сказал он.
 Маккейб поморщился, что для него было равнозначно улыбке.
 — А примете ли вы мое условие относительно суммы, которую я запрошу?
 — Вы обычно просите десять процентов. Я удваиваю. Четыре тысячи. Идет?
 — Вы меня удивляете, — пробормотал тот саркастически.
 Парис протянул ему банковскую расписку. Он был удовлетворен и заплатил бы даже пять тысяч. Потом достал из кармана камзола еще один лист.
 — У меня есть письменное заверение горничной, неусыпно охраняющей похищенную, что товар в целости и сохранности. Лично я не буду подписывать никаких документов. Но вы должны поставить свою подпись и подтвердить от моего имени, что невеста возвращается в том же состоянии, в каком была взята.
 — А куда следует доставить золото? — поинтересовался Маккейб.
 — В Англию. Бервик-он-Твид. Я укажу точное место, дом, где в обмен на золото получат леди. И все будут счастливы.
 — Каков последний срок?
 — Я не думаю, что Абрахаме станет зря тратить время, пытаясь вернуть ее. Ему не составит особого труда найти двадцать тысяч золотом.
 Маккейб налил шотландского виски в хрустальные бокалы, и они выпили за успех сделки.
 — Моя сестра Шеннон скоро приедет в Эдинбург. Это я на случай, если вы захотите мне что-то сообщить, — сказал Парис на прощание.
 Парис купил подарки домочадцам, как делал всегда, и выехал из города. Наслаждаясь быстрой ездой, до замка он долетел за два с половиной часа. Перед ужином он отправил своих людей на круглосуточное дежурство. Одного — к конторе Коллама Маккейба, другого — к дому Максвелла Абрахамса, а третьего — к банку Абрахамса со строгими инструкциями докладывать о каждом, кто входит и выходит.
 После ужина семья собралась у камина, все любили такие вечера. Дамаскус играла на лютне и так чудесно, что у Тэбби на глаза навернулись слезы. Александр читал наизусть известные стихи Мердока Маклина «Тартан», а Парис начал свою любимую «Балладу об охоте». Все остальные подхватили, каждый читал по четверостишию, пока баллада не кончилась. Тэбби с наслаждением слушала Париса, красивого, мужественного, сильного, остро ощущая его притягательность. Ее сердце стремилось к нему помимо воли. Все чаще и сильнее у нее возникало смешанное со страхом искушение узнать, что он за мужчина… Все чаще ловила она на себе его ласкающий взгляд.
 Семейство затеяло игру: один читает две начальные строчки четверостишия, а другой заканчивает его. Тэбби попыталась отвлечься от Париса и сосредоточиться. Она слушала остальных, с изумлением отмечая про себя, какие же они все образованные, находчивые, красивые, прекрасно одетые, умные и сообразительные! Сама же она, когда подходила ее очередь, лишь беспомощно качала головой и пропускала реплику. Но Парис пожалел Тэбби и прочитал:
 В волшебную страну ведет дорога,
 Что средь зеленых папоротников вьется…
 Тэбби благодарно улыбнулась и закончила:
 В волшебную страну,
 Где с милой проведем мы эту ночь.
 Потом он обошел кружок сидящих у камина и встал у нее за спиной. Сердце Тэбби забилось как сумасшедшее. А когда он положил руки ей на плечи, она подскочила, будто к ней прикоснулись горячим утюгом. Он склонился к Тэбби и прошептал:
 — Я знал, что ты ответишь мне.
 Она ничего не соображала, парализованная его близостью. И вдруг все снова выжидательно посмотрели на Тэбби. Она поняла — опять ее очередь. И, расстроившись, Тэбби пробормотала по-французски:
 — Я ничего не знаю.
 — О, как здорово! Ты говоришь по-французски! — воскликнула Дамаскус.
 — Парис провел год во Франции и Италии, но больше никто из нас нигде не был, — пожаловалась Шеннон.
 — Кстати, насколько я помню, ты так и не рассказал нам, что делал в Италии, — упрекнула его Венеция.
 Парис подмигнул:
 — Я подхватил итальяночку и очень хорошо провел с ней время.
 — И какая необходимость распутничать? Почему все мужчины такие? — Дамаскус вздернула изящный маленький носик.
 — Ради Бога, Дамаскус, у тебя совсем нет чувства юмора, — укорила ее Александрия.
 — Ты не права. Она вовсе не лишена чувства юмора, — рассмеялся Трой. — Не заметила, как она смешит Сессфорда?
 — В последний раз тебя спрашиваю: что ты имеешь против Роберта Керра? — требовательно спросила Дамаскус.
 — А я тебе повторяю снова и снова: причина в его ужасных рыжих волосах.
 — Боже мой, Дамаскус. Ну какая ты несообразительная! — воскликнула Александрия. — Он же тебя подначивает!
 Парис убрал руки с плеч Тэбби.
 — Я тебе кое-что приготовил, — тихо сказал он ей. — Знаешь, когда ты получаешь подарок, у тебя глаза сверка ют, как аметисты.
 Но сначала Парис раздал подарки всем остальным.
 — О Парис! Духи! — воскликнула Дамаскус. — Если бы они были у меня вчера вечером, думаю, Роберт наверняка бы предложил…
 — Что предложил? — засмеялся Парис.
 Шеннон получила перчатки, а Венеция — расписной веер. Парис вручил подарки близнецам, которые тут же, едва он отвернулся, поменялись пакетами, даже не разворачивая их. Он отозвал Тэбби, и та послушно подошла к нему. Щеки ее заалели, когда она поймала его жадный взгляд на своей груди. Затем его глаза медленно поднялись к губам девушки и там остановились. Когда он отдавал ей небольшой сверток, их руки на мгновение встретились, и Тэбби ощутила мощный толчок в сердце. Ей следовало бы его ненавидеть, но она ничего не могла поделать с собой! Чтобы скрыть смущение, девушка быстро развернула симпатичный пакетик. Внутри было прелестное маленькое расписное зеркальце, цепочкой прикреплявшееся к поясу. Взволнованная, не успев подумать, она выпалила первое, что пришло в голову:
 — Вы купили это или украли?
 — Вот она, женская благодарность! Очень жаль, что твой тяжелый характер мешает тебе наслаждаться вещами и радоваться им, если они добыты не совсем праведным путем. Я привез тебе ванну и зеркало, в которое ты можешь смотреться в полный рост. Но, думаю, тебе лучше пользоваться ими у меня в комнате… — Ухмыльнувшись, он взял огромную коробку шоколада и отправился в Уайт-Тауэр.
 — О, миссис Холл, я снова это сделала! — стонала Тэбби.
 — Снова рассердила его светлость?
 — Боюсь, что да. Он был в таком хорошем настроении! Мне надо было умолять его отправить меня в Эдинбург. Из-за того, что я не там, где мне следует быть, меня мучит чувство вины.
 — Поучилась бы ты у кокберновских девиц управлять мужчинами! Сладко говорят, хлопают ресницами и вертят ими как хотят. — Сама миссис Холл пребывала в уверенности, что никто не выдерживает сравнения с ее подопечной.
 — О, я знаю! Мне надо смотреть на него большими печальными глазами, просить, взывать к жалости, как и Подобает девушке в отчаянии. Завтра я попробую. Но как научиться следить за своим языком?..
 — Знаешь, а мне тут нравится, — вздохнула миссис Холл. — Все такие веселые, кухня жарит и парит день и ночь, еда королевская и ешь сколько душеньке угодно. Нигде так слуги не едят, как здесь! — Она понизила голос. — Кстати, встретила я здесь одну женщину, и очень она показалась мне подозрительной. Миссис Синклер, ты ее сама увидишь. Худющая, волосы, как вороново крыло, а рот — ну чистая крысоловка! Она тут нянчится с какой-то инвалидкой. — Миссис Холл помогла — Тэбби раздеться, повесила ее наряд, взяла две щетки, украшенные серебром, и Принялась расчесывать длинные, густые золотисто-каштановые локоны.
 — Эта миссис Синклер выспрашивала про тебя. Но, скажу прямо, ничегошеньки она у меня не выведала. — Миссис Холл не отступилась от волос Тэбби до тех пор, пока они не стали потрескивать. В отсветах свечей золотая грива переливалась и блестела.
 — Вы очень добры ко мне, миссис Холл, вы ухаживаете за мной, как мать!
 — Ну, с волосами закончили, можно и на боковую. Завтра тебе надо быть красивее всех! Ты ведь собираешься умаслить его светлость.
 Парис решил сам испробовать ванну, прежде чем перенести ее в комнату Тэбби. Хм, ванна гораздо лучше, чем баня, усмехнулся он про себя. Можно помыться перед камином. Он вышел из воды и, увидев себя в зеркале в полный рост, замер. Ну и как он? Ничего себе? Мускулы на плечах и груди — крепкие. Он напряг мощные бицепсы и улыбнулся, заметив выступившую татуировку. Какой моряк устоит перед искушением завернуть в салон иностранного порта, где делают наколки? Парис пробежался пальцами по рисунку. Шотландский чертополох в полном цвету. Густые заросли рыжих кудрей с груди спускались к животу и ниже. Все еще мокрые волосы казались почти черными. Парис повернулся спиной к зеркалу и посмотрел на себя через плечо. Широкие мускулы спины сужались к талии и тазу. Увидев белые ягодицы, он рассмеялся — здорово отличаются от остального тела!
 Он стоял и смотрел на себя спереди, уперев руки в бока, расставив ноги. Изумрудная серьга лихо свисала с уха, придавая ему сходство с пиратом.
 Ноги — крепкие и сильные. На левой — красный шрам, след от удара мечом, протянулся от паха до колена. Подарок Гордонов, Может, завтра Тэбби так же, как и он сейчас, будет стоять перед зеркалом. Воображение быстро нарисовало вожделенную картинку: она выходит из ванны, встряхивает роскошной рыжей гривой и рассматривает красоту своего обнаженного тела. Она робко сделает шаг вперед, а потом станет пристально вглядываться в свое отражение. Плоть Париса взволновалась, и он тотчас увидел реальное и очень мощное воплощение этого волнения. Зеркала — удивительная вещь. Они наверняка обладают магией. А если его обнаженный образ появится в этом зеркале, когда Тэбби будет стоять перед ним? Интересно понаблюдать ее реакцию! Парис засмеялся над абсурдностью мысли и в последний раз посмотрел на себя. Боже мой, его голое жаждущее тело может до смерти испугать молоденькую девушку!




 Глава 5


 На следующее утро Тэбби поздно спустилась к завтраку. И едва она села за стол, как девушки принялись торопить ее. Не любящая тратить время попусту, Шеннон сказала:
 — Сегодня Парис собирается взять тебя с собой. А у нас есть железное правило — никогда не заставлять его ждать. Он этого терпеть не может.
 — Особенно если дело касается женщины, — добавила Венеция.
 — А куда он меня повезет? — испуганно спросила Тэбби.
 Они не ответили Дамаскус, очень заботящаяся о нарядах, сказала:
 — Если Тэбби едет с Парисом, ей надо одеться получше, чтобы ему не было за нее стыдно. Нужен костюм для верховой езды.
 — Похоже, что по размеру только вещи Шеннон ей подойдут — у них одинаковый бюст, — решила Венеция, день ото дня становившаяся все стройнее.
 Шеннон отобрала у Тэбби овсяную лепешку и положила обратно на тарелку.
 — Все, пошли! Я дам тебе зеленый бархатный костюм, но с возвратом.
 — Погодите! — воскликнула Тэбби. — Вы говорите об этом так, будто меня здесь нет. Никто ничего не объясняет! А меня спросили, хочу ли я вообще куда-то ехать?
 — Не мели чепухи, — снисходительно улыбнулась Александрия.
 И она была совершенно права. Сердце Тэбби подпрыгивало — ей предстоит путь вдвоем с Парисом! Она будет просить его вернуть ее в Эдинбург. Что-то вздрогнуло у Тэбби внутри при этой мысли, и неожиданно на ум пришла другая, совершенно крамольная, невозможная, неправильная мысль… Ей хотелось остаться! И прежде чем она могла бы возмутиться, воспротивиться, заупрямиться, ее потащили в комнату Шеннон, раздели и принялись хлопотать вокруг. Она оробела, представ перед девушками полуобнаженной, но те были так заняты, что ничего не замечали. Венеция что-то нацепила ей на талию и сильно затянула. Тэбби не могла дышать — давило под грудью.
 — Зачем мне это надевать?!
 — Чтобы твоя талия стала еще тоньше! — объяснила Дамаскус.
 — А для чего?
 — Чтобы грудь казалась выше и полнее, — терпеливо объясняла она.
 Шеннон через голову натягивала на нее зеленый бархат.
 — Когда Парис будет помогать тебе спрыгивать с лошади, его руки легко сойдутся на твоей тонкой талии.
 — Но я хочу показать ему, как хорошо научилась вскакивать и соскакивать с лошади сама! — объявила Тэбби.
 Девицы в ужасе посмотрели на нее.
 — Она что, на самом деле такая или притворяется? — спросила Шеннон.
 — Такая, такая, она совершенно незнакома ни с какими вашими хитростями! — заступилась за подругу Александрия.
 Нагретыми в камине железными щипцами Дамаскус завила Тэбби локоны, и они обрамляли ее лицо, словно золотые оборочки.
 — Ой, у нее волосы так легко завиваются! И получается гораздо лучше, чем у тебя, Шеннон.
 — Ладно, хватит меня унижать. Непогрешимый образец, — усмехнулась Шеннон. И со свойственной ей щедростью предложила: — Слушай, ты можешь взять мои новые перчатки для верховой езды.
 В порыве благодарности Тэбби наклонилась и поцеловала Шеннон в щеку. Смутившись, та легонько оттолкнула девушку и сказала:
 — Не рассиропливайся.
 Но этот порыв Тэбби скрепил их дружбу
 — Ты выглядишь прекрасно! — прошептала Александрия
 — Ради Бога, скорее! — умоляла Венеция — Он вынет свой проклятый кнут и начнет им щелкать от нетерпения И все наши усилия пойдут прахом
 Тэбби думала, девушки хотят нарядить ее получше, чтобы ей легче было растопить ледяное сердце Париса и уговорить его вернуть ее в Эдинбург Но в их мыслях ничего подобного и близко не было Они считали, Тэбби могла бы стать прекрасной любовницей для брата, а с влюбленным Парисом жить куда приятнее! Да и потом, что может быть интереснее и увлекательнее сводничества!
 У самого же Париса было несколько причин для поездки Во-первых, он хотел проверить, можно ли открыто, не таясь, выехать с девушкой, выдавая ее за одну из сестер Во-вторых, надо было присмотреть удобное место для обмена пленницы на золото И в-третьих, Парису ужасно хотелось попытаться соблазнить Тэбби
 Она выбежала в залитый солнцем двор замка и сразу увидела выходившего из конюшни Париса. Он одобрительно улыбался — ему понравилось, как девушка выглядит. Глубоко вздохнув, Тэбби подождала, пока он окажется рядом, и дотронулась до его рукава.
 — Пожалуйста, милорд, послушайте меня! Я должна с вами поговорить
 — Ты так мило просишь, могу ли я отказать?
 Тщательно подбирая слова, которые могли бы тронуть сокровенные струны его души, она начала:
 — Я жила в приюте столько лет, что потеряла всякую надежду Мистер Абрахаме вызволил меня из этого заточения Поймите, мне нечем ему отплатить Я всякий раз обмираю от стыда, вспоминая о выкупе, который вы намерены у него потребовать за меня Умоляю вас, лорд Кокберн, Парис, пожалуйста, верните меня в Эдинбург и забудьте о деньгах!
 — Да, дорогая, ты жила в том страшном месте так долго, что я вообще поражаюсь, как ты вынесла Больше всего на свете я хотел бы, чтобы ты насладилась сегодняшним днем Выбрось прошлое из головы, поживи радостно, весело, беспечально, я обещаю пересмотреть свои планы насчет тебя
 Камень свалился с плеч Тэбби! Парис Кокберн, этот Разбойник, собирался поступить благородно и вернуть ее мужу, благороднейшему и великодушнейшему человеку, мистеру Абрахамсу! Она непременно постарается, чтобы против Париса никто не выдвигал обвинений за импульсивный порыв
 — Спасибо, милорд! Я хочу, чтобы вы знали я вам бесконечно благодарна! — Тэбби вздохнула
 Парис взял ее за руку и повел в конюшню. Обе лошади стояли готовые Он снял со стены уздечку, увешанную маленькими колокольчиками.
 — Тебе понравится их нежный звон. Они сделаны специально для услаждения слуха леди
 Она очаровательно улыбнулась и разрешила ему посадить себя в седло Мужские руки легко обхватили ее талию, и девушка поняла неудобство от корсета стоило потерпеть.
 Пожалуй, сейчас она не была так уверена, что дышать ей мешает именно корсет! Достаточно тщеславная по-женски, Тэбби хотела нравиться Парису. И когда его руки сошлись вокруг ее стана, она уже не сомневалась — это желание не безнадежно.
 Минуя маленькие городки, они поехали вдоль берега к английской границе. Парис внимательно и с гордостью наблюдал за осанкой Тэбби, отмечая про себя, как хорошо она научилась сидеть в седле. Казалось, он ни на секунду не спускает с нее глаз, и она расцветала под его одобрительным взором.
 Но на самом деле его внимание раздваивалось, и он скрывал это, чтобы не беспокоить девушку. Парис заподозрил слежку. В Бернмауте, четвертом городке на их пути, он заметил всадника, которого видел в Колдингэме, расположенном в нескольких милях отсюда. Обычно Парис держал свои мысли при себе, но на сей раз весело сказал спутнице:
 — Мне нравится твоя посадка.
 Он постарался похвалить Тэбби со всей серьезностью, но при этом окинул ее фигуру таким красноречивым взглядом, что она в его словах уловила подтекст.
 Она покраснела, подумав, что все Кокберны то и дело произносят фразы с двойным смыслом.
 — Сегодня стоит бездумно наслаждаться жизнью, у нас не слишком много таких солнечных дней, когда можно купаться в тепле. Ты только взгляни, как удивительно спокойно Северное море!
 Он захотел показать ей нечто необычное, и Тэбби наконец увидела это. К северу от Бервик-он-Твид зияла пробитая волнами в песчанике арка. Над ней возвышалась скала. Все это вместе воспринималось как причудливый каприз природы и называлось Бразерстоун-Хоул. Они стояли на утесе, на высоте восьмидесяти футов, а сквозь отверстие била вверх тридцатифутовая струя, орошая лица горько-солеными брызгами. Смеясь, Тэбби посмотрела на Париса, и ему вдруг показалось, что во всем мире их только двое.
 Горячее возбуждение побежало по жилам, Тэбби вдруг поняла: ей ужасно хочется, чтобы Парис поцеловал ее. Конечно, это безнравственно с ее стороны, но сегодня она готова забыть доброго мужа, ожидающего молодую жену в Эдинбурге. Завтра она отправится домой и станет настоящей преданной женой. Но сейчас… было бесконечно соблазнительно поиграть в опасную игру.
 От влажных брызг волосы Тэбби закрутились мелкими колечками. Парис взял ее локон, пропустил между большим и указательным пальцами и потер, будто пробовал на ощупь тончайшую материю. Он прошептал:
 — По правде сказать, это я твой пленник. Я давно в плену твоей красоты.
 Сердце Тэбби забилось часто-часто, когда Парис наклонился к ней. Но в этот миг краем глаза он заметил движение за дальним камнем. Их преследовали. Его губы замерли у самых губ Тэбби, и она почувствовала облегчение, смешанное с разочарованием. Он посмотрел на море и сказал:
 — Сейчас так хорошо, но в любой момент погода может измениться. Осенние штормы выбрасывают воду на девяносто футов вверх.
 — Я никогда ничего подобного не видела. Подумать только — за несколько веков море способно размыть скалу в песок! — сказала Тэбби, понемногу приход» в себя.
 — Каких только сюрпризов не преподносит людям море, — медленно проговорил Парис. В голове его начинал выстраиваться план. — У меня есть корабль, и я хотел бы тебе его показать. Пойдешь со мной? — в его голосе прозвучал вызов.
 Тэбби не восприняла его слова всерьез. Для нее сейчас это была лишь игра, в которую они оба играли, изображая, что у них есть какое-то общее будущее. Она пробормотала:
 — Моя мама, должно быть, на корабле приплыла из Франции. Наверное, она была очень смелая.
 — И очень красивая, — тихо добавил Парис. Он взял ее пальцы и поднес к губам. — Знаешь, здесь по дороге есть одна маленькая гостиница. Она тебе понравится. Давай поскачем туда — это дальше от моря, в глубь материка, — и остановимся в ней на ленч.
 Тэбби была рада отдохнуть. Парис спешился и подошел к ней. Он вынул ее из седла, она оперлась руками о его плечи, почувствовала сильные мускулы и покраснела. Он легко поставил ее рядом с собой.
 Они очень вкусно поели. Тэбби насладилась копченой осетриной, ежевикой со сливками, после чего Парис заказал еще порцию ягод. Хозяин гостиницы называл ее мистрисс Шеннон, и Тэбби каждый раз хихикала. Он предложил ей попробовать домашнего эля, уверив, что Шеннон не колебалась бы, и, к своему удовольствию, Тэбби обнаружила, что эль прекрасно утоляет жажду.
 Потом они пошли через сад, раскинувшийся за гостиницей, и оказались на только что скошенном лугу. Тэбби любовалась свежими стогами сена, вдыхая его пряный аромат. Она нарвала охапку маков и васильков. От пыльцы, повисшей в воздухе, она совсем расчихалась.
 — Один — желание, два — поцелуй, — начал считать Парис.
 Тэбби еще два раза чихнула и рассмеялась.
 — Три — письмо, четыре — кое-что получше.
 Она подняла цветы к лицу, призывая Париса полюбоваться ими. Он взял ее руки в свои и посмотрел в аметистовые глаза.
 — А пять — секрет, который никому нельзя говорить, — тихо пробормотал он, легонько приподнимая ее от земли.
 У Тэбби перехватило дыхание. Парис прижался к ней губами и нежно поцеловал. Медленно, но жадно. Девушка чувствовала грохот собственного сердца, а от каждого его прикосновения у нее начинала кружиться голова. Она словно плыла куда-то, в волшебную и прекрасную страну. Но, вспомнив конец считалки, она опустила ресницы. Шесть — серебро, семь — золото. И все очарование момента разрушилось Тэбби резко отпрянула. Наверное, она сошла с ума — позволила ему себя поцеловать! А ведь он украл ее ради золота.
 Парис тоже пришел в себя. Он нахмурился и провел рукой по волосам. Если бы кто-то сейчас увидел его, наверняка бы догадался, что он прогуливается не с сестрой. Кто же следит за ним? Кто преследует? Наблюдают ли за замком? Сегодня редкостный день — он позволил себе ненадолго отвлечься от постоянных обязанностей, слегка забыться. Однако присутствие неизвестного соглядатая, таинственного всадника, не то чтобы чрезмерно волновало его, но вызывало вопросы.
 В замок они вернулись в сумерках. Тэбби несколько смущало, что Парис весь день посвятил ей, только ей одной. Она давала себе отчет, как этот сильный красивый мужчина действует на нее. Неужели она так жаждет внимания Париса Кокберна, что готова закрыть глаза на все его недостатки? Если она не поторопится убраться отсюда, то окончательно потеряет из-за него свое сердце. А может, уже и слишком поздно. Может, она уже потеряла его, влюбившись по уши.
 На конюшне Парис не помог ей спешиться, а наблюдал, как она делает это сама.
 — Ты хорошо сегодня ехала, — похвалил он. — Можешь гордиться своими успехами.
 Она подняла к нему лицо в полумраке конюшни.
 — Вы позволите мне завтра вернуться в Эдинбург, Парис, правда?
 — Нет, — отрезал он.
 В отчаянии Тэбби схватилась рукой за горло, в глазах стояла боль, как от пощечины.
 — Но вы же дали мне слово пересмотреть свои планы! — воскликнула она.
 — Я их пересмотрел и решил: ты остаешься здесь, — сказал он хрипло, а его брови впервые за день сошлись на переносице.
 Внезапно Тэбби ощутила такую злость, что готова была ударить его по лицу, но у нее не хватило духу Он мог вернуть ей пощечину, и удар сбил бы ее с ног.
 Приподняв подол бархатного костюма, Тэбби выбежала из конюшни.
 — Слава Богу, вы вернулись! — сказала Венеция. — Она воет уже несколько часов
 — Кто? — спросила Тэбби.
 — Энн, — ответила Венеция. — Парис единственный, кто может ее успокоить.
 — А кто такая Энн? — тупо спросила Тэбби.
 — Жена Париса.
 — Его… кто? — Тэбби почувствовала, как у нее зашумело в ушах, и решила, что ослышалась. Сердце сковало льдом, казалось, оно сейчас остановится. Как же он осмелился делать комплименты ее красоте?! Как он мог целовать ее, завлекать, проводить время с ней наедине, специально, чтобы она в него влюбилась, если он женат! Гнев и ненависть к этому мужчине едва не ослепили ее.
 — А мы разве не рассказывали тебе об Энн? — спросила Дамаскус. — О, Парис был очень влюблен, когда все начиналось. Стоило ему увидеть ее, и он забыл обо всем на свете. Совершенно дикий роман! Он тоже ей здорово понравился, да что там понравился, он просто сбил ее с ног. Знаешь, какая она была хорошенькая! Хрупкая, изящная, а волосы — лунного цвета. Да, они были по уши влюблены Друг в друга, а потом случилась эта трагедия Энн родила ребенка и больше никогда не смогла ходить. Но Парис так предан ей! Всякий раз привозит огромную коробку шоколадных конфет из Эдинбурга и сразу кидается наверх, в Уайт-Тауэр. — Дамаску с вздохнула.
 — Ой, как она все представляет! — покачала головой Александрия. — Наша Дамаскус живет в мире фантазий и грез, где царит сплошное совершенство
 — Почему вы ничего не сказали мне о ней? — строго спросила Тэбби.
 — О ком это? — поинтересовалась Шеннон, входя в комнату.
 — Об Энн, — ответила Александрия.
 — Про эту суку, да Боже ты мой! Наш бедняга так страдает от нее! Они ненавидят друг друга не знаю как! Они как кошка с собакой. Ты разве не слышала? Однажды ночью он так ее отлупил, что она с тех пор не встает. Ей еще повезло, что только покалечил! Он вообще мог убить ее. Но запомни мои слова: когда-нибудь она выведет его из себя, и мы найдем ее тело, разбитое в лепешку, на камнях во дворе.
 — Та-а-ак, а наша Шеннон живет в мелодраме.
 — Тэбби перевела взгляд с одной на другую.
 — Боже мой, вы все какие-то помешанные!
 Когда она подошла к своей комнате, соленые слезы слепили ей глаза. Она хлопнула дверью, упала на постель и разрыдалась.
 Утомившись от рыданий, Тэбби заметила, как сильно помяла зеленый костюм Шеннон
 — Черт побери! — выругалась она и стала стаскивать с себя зеленый бархат, аккуратно расправляя его Она разделась, повесила одежду и в бешенстве от жалости к себе снова, рыдая, кинулась на постель.
 Тэбби заснула задолго до того, как Парис пришел в свою спальню. Поэтому он ничего не слышал. Сон бежал от него. Едва он закрывал глаза, он видел перед собой Тэбби.
 В ней было все, чего он хотел от женщины. Красивая, и очень, она в то же время не была ни тщеславной, ни испорченной. Ее невинность, доверчивость и простодушие легко проложили дорожку к сердцу Париса. Но как только она станет его женщиной, он с удовольствием примется просвещать ее, он научит ее тому, чего она никогда не знала.Не пойти ли к ней сейчас? Так просто, никто ничего не узнает. Эх, лучше бы он взял ее сегодня на кукурузном поле! И что его остановило? Парис заворочался в постели. Он не хотел ее пугать. Она все еще просит вернуть ее в Эдинбург. Неужели ей не ясно, что он никогда ее не отпустит? Мысли Париса перескочили на мужа Тэбби. Вне всякого сомнения, Абрахаме не афиширует похищение невесты, боясь, что над ним станут потешаться. Лучше пусть люди думают, что ты дурак, чем открыть рот и самому убеждать всех в этом. Абрахаме наверняка займется частным расследованием.
 Кто же следил за ним сегодня? Определенно, человек, связанный с Абрахамсом. Но ведь никто не мог навести ростовщика на Париса! И вдруг он подскочил в кровати, словно разогнувшаяся пружина. Эта старая сука, хозяйка приюта! Как бишь ее зовут? Миссис Грэхэм. Помнит ли она его визит двухлетней давности? Если Абрахаме имел с ней дело еще раньше, она наверняка могла ему рассказать.
 Парис выскользнул из кровати и торопливо оделся. Это дело нельзя откладывать до завтра.
 В черном костюме для верховой езды Парис незаметно проник в серое здание через высокое боковое окно и очутился в холле, где стоял когда-то, ожидая девочку Лямонт Он и сейчас подождал минутку, прежде чем направиться в апартаменты миссис Грэхэм Ее гостиная была пуста, но Париса не покидало странное ощущение, пока он ее осматривал. Его насторожил какой-то подозрительный звук. Он замер, задержал дыхание. Нет, ничего особенного, только громкое тиканье часов Дверь спальни оказалась открытой. Парис неслышно вошел и зажег свечу
 Она лежала на кровати в совершенно естественной позе спящего человека. Никаких ран, горло в порядке, по нему не прошлось лезвие ножа. Однако одного взгляда на нее Парису было достаточно, чтобы понять: женщина мертва. Похоже, смерть наступила во сне — никаких признаков борьбы не заметно. Без сомнения, это дело рук Абрахамса И Тэбби не единственная сиротка, купленная у миссис Грэхэм этим типом. Но она, кажется, первая девочка. Если Абрахаме решил, что миссис Грэхэм вовлечена в дело о выкупе, он захотел избавиться от нее. Он отомстил. Конечно, не своими руками, но хорошо заплатив исполнителям за их грязную работу. Парис очень надеялся, что убитую не расспрашивали перед смертью. Что ж, сомнений не оставалось: Абрахаме знает имя похитителя своей невесты
 Он открыл окно в спальне и выглянул. На боковой улочке никого Быстро и незаметно Парис выскользнул, не рискуя идти через все здание Потом он связался со своими людьми, расставленными для наблюдения Особенно пристрастно задавал вопросы следившему за домом Абрахамса Да, говорил тот, два типа, довольно грубого обличья, в темноте посетили Абрахамса Нет, женщины описанной Парисом внешности — имелась в виду миссис Грэхэм — не было Коллам Маккейб один раз заходил к Абрахамсу И ростовщик единожды побывал у адвоката.
 Маккейб удивленно поднял брови, обнаружив Кокберна у входа в офис
 — А я думал, вы скрываетесь, ваша светлость
 — Боюсь, слишком поздно Скажите, что известно Абрахамсу?
 — Я передал ваше требование о выкупе. И хотя он пришел в ярость, мне показалось, не удивился Один раз он был у меня и сообщил, что готов удовлетворить требование
 — Похоже, он не слишком этого хочет, — заметил Парис.
 — Я тоже так подумал. Особенно когда он попросил еще немного времени. Кому-то другому оно могло понадобиться, чтобы найти столь значительную сумму, но не Абрахамсу. По-моему, ему нужно время расставить ловушку.
 Парис отправился домой Погруженный в свои мысли, он не обращал внимания на прелесть и красоту мест, по которым ехал В голове один за другим возникали вопросы Если Абрахаме подозревает его, то почему не обращается к служителям закона? Должно быть, у него есть свой план Абрахаме собирает деньги, но не намерен расставаться с ними Золото — великий соблазн, и Абрахаме хочет получить девушку без выкупа Кровь Париса стыла всякий раз, когда он представлял Тэбби в лапах этого отвратительного существа. Она бы в ужасе отпрянула, узнав, почему «благороднейший и великодушнейший» захотел ее. Но Парис не станет пачкать ее чистую душу подобной грязью. Глубокая морщина пролегла у него между бровями. Почему Абрахаме женился на ней? Почему просто не купил какую-нибудь девушку? Скорее всего миссис Грэхэм вцепилась в него, как клещ, намекнув на высокое происхождение Тэбби, и Абрахаме решил жениться, чтобы все ввести в рамки закона Власть мужа имеет преимущества перед властью семьи Боже мой, если выяснится, что она дочь Магнуса, а Абрахаме узнает об этом, он наверняка займется шантажом!
 После завтрака Тэбби принялась расспрашивать Александрию про Энн. Но та лишь мотала головой — мол, не о чем говорить.
 — Она терпеть не может никого из нас Она с нами не общается. У нее есть нянька, миссис Синклер, которая ее кормит и ухаживает за ней
 — Но если эта бедная женщина прикована к кровати, ее надо навещать, развлекать, читать ей, наконец Ничего удивительного, что она вас не любит Вы же не обращаете на нее никакого внимания Я не привыкла бездельничать целыми днями, может, составлю ей компанию? И помогу ей?
 — Ну, я вижу, ты не успокоишься, пока сама не убедишься, — фыркнула Александрия
 — Как ты думаешь, можно сходить к ней? — Тэбби умирала от любопытства Ей было жаль женщину, на которой женился Парис.
 — Ее никто не держит взаперти, никто не приковал цепями к кровати. И еду не передают через барьер.
 — Стало быть, я могу подняться на башню?
 — Да, конечно. Если Энн не захочет тебя видеть, то быстренько выставит за дверь В ней больше яда, чем в нас всех, вместе взятых.
 Тэбби, готовая выразить сочувствие Энн, робко постучала в дверь Мелодичный хрипловатый голос разрешил войти. Девушка ожидала увидеть все что угодно, но никак не это живое и чрезвычайно красивое создание, устройвшееся среди белых атласных подушек. На Энн алел прозрачный пеньюар, ногти и губы были ярко накрашены Огромная коробка шоколадных конфет, открытая, лежала на белом меховом покрывале.
 Тэбби заколебалась.
 — Доброе утро! Я ..
 — Можешь не говорить, кто ты. Еще одна из этих чертовых Кокбернов. Боже мой! Вас там как хомяков в мешке! Я сразу поняла по твоим рыжим волосам и по большим титькам. Ну, чего ты хочешь?
 То, что Энн приняла ее за одну из Кокбернов, ничуть не удивило Тэбби Она и сама недавно сделала такой вывод.
 — Я пришла узнать, может, вам нужна компания? Я могу вам почитать .
 — Врешь! Пришла поглазеть на урода, про которого все шепчутся. Ну давай, подходи, гляди.
 Тэбби подошла к кровати, любуясь Энн Трудно представить двух женщин, более непохожих друг на друга Там, где у Тэбби были мягкие округлости, Энн отличалась стройностью, доходящей до худобы. Краски Тэбби делали ее яркой и живой, а Энн казалась эфемерно-воздушной. Пухлые, красивого рисунка губы Тэбби манили, притягивали к себе мужской взгляд. А рот Энн был, пожалуй, единственным, что не украшало ее. Тэбби выглядела моложе своих семнадцати лет, а манеры Энн делали ее старше и опытней.
 — Ну? — с вызовом спросила Энн. — И что видишь?
 — У вас волосы настоящего лунного цвета, — просто и искренне сообщила ей Тэбби.
 Энн сощурилась.
 — Я разрешаю тебе сделать один комплимент и одно критическое замечание.
 Тэбби поколебалась, потом выпалила:
 — У вас презрительное выражение губ.
 Энн истерично расхохоталась, глаза неестественно заблестели.
 — А у тебя фиолетовые глаза. И постоянно меняют оттенки. Думаю, я могла бы тебя нарисовать. Будешь позировать! — скорее потребовала, чем попросила Энн.
 Миссис Синклер принесла большую коробку угля для рисования и красок пастельных тонов. Но Энн отмахнулась.
 — Нет, не сейчас, не сейчас. Приходи завтра! — Это был приказ, а не просьба. — И не с пустыми руками.
 — А что бы вы хотели? — спросила Тэбби.
 Энн горько рассмеялась.
 — Если бы я сказала, чего хочу, это потрясло бы твои нежные чувства. Но я согласна на бутылку бренди.
 — Какая необыкновенная женщина! — сказала Тэбби, вернувшись.
 — Я бы подобрала другое слово, — призналась Шеннон.
 — Она предложила нарисовать мой портрет. Завтра.
 — О нет, не завтра! Завтра мы едем на ярмарку в Келсо. Там так здорово, тебе понравится Там настоящие цыгане, они каждый год распродают лошадей. Никогда ни кто не спрашивает, откуда они у них. Там полно предсказателей судьбы, можно выиграть счастливый билетик, — тараторила Александрия. — Я спрошу у Париса, берем мы тебя с собой или нет. Он вряд ли обрадуется, когда узнает, что ты навещала Энн.
 — А мне это доставило удовольствие! Я здесь не для того, чтобы ублажать Париса, — с вызовом заявила Тэбби.
 Шеннон и Александрия посмотрели друг на друга.
 — Ну что ж, она учится, — резюмировали сестры.
 — Тише, он идет, — прошептала Дамаскус.
 Вернувшись в замок, Парис увидел одного из арендаторов. Фермер сообщил, что пропали молодые овцы, и просил Париса убить волков, которые их утащили. Парис не поверил, что это волки — они не нападают так задолго до зимы, — и решил: скорее всего это дикий кот. Парис предложил братьям поохотиться на зверя. А девушки обрадовались случаю кое-чему научить Тэбби, преподать ей несколько уроков искусства флирта, перед тем как ехать на ярмарку.
 — Тебе не придется там тратить много денег. Наверняка мы встретимся со знакомыми молодыми людьми и доставим им удовольствие потратиться на нас, — сказала Дамаскус, вышивая рукава платья, в котором собиралась на ярмарку.
 — Если тебе что-то понравится — все, от серег до марципанов, — ты просто склони головку набок и скажи: я обожаю марципаны! И они купят. Если захочешь еще один, сладким голосом говоришь: а вам не жалко купить второй? И они купят тебе дюжину, — вещала Венеция, одновременно завивая локоны железными щипцами.
 Тэбби внимательно следила за ней, размышляя, не сделать ли ей тоже такую прическу, не поднять ли волосы наверх? Они сидели у камина, передавая вино по кругу и развлекаясь беседой. Постепенно их голоса стали громче, оживленнее, девушки хихикали и давали Тэбби все более смелые рекомендации.
 — Сейчас каждая из нас по очереди даст тебе полезный совет в искусстве флирта. И я — первая, — безапелляционно заявила Дамаскус. Очень изящно она подняла бокал и закружилась. Пышные юбки раздулись, приоткрыв лодыжки. — Всегда носи нижнее белье, нежно шуршащее при ходьбе. Это интригует мужчину. Он его не видит, а только слышит, и, охотнику по природе, ему интересно выяснить, что там такое.
 Александрия взяла графин и налила вина в свой бокал. Сейчас, при свете камина, она была очень хорошенькой. Веснушки казались не такими яркими.
 — Ну что ж, — начала Александрия, — теперь я дам совет, который пришел мне в голову прямо сейчас, пока я наблюдала за Дамаскус Она всегда носит туфли на высоких каблуках и хорошенькие чулочки. А спускаясь по лестнице, поднимает юбки выше, чем надо, и бесстыдно показывает лодыжки
 Венеция снова сунула щипцы в огонь и закинула руки за голову.
 — Когда ты с мужчиной, всегда старайся как бы оглянуться через плечо. Ты будто зовешь его к себе, хотя при этом не произносишь ни слова
 Дошла очередь до Шеннон, и та сказала с горячностью
 — Всегда следи, чтобы волосы были слегка растрепаны. Тогда мужчине захочется с тобой в постель
 Дамаскус посоветовала:
 — Духи — еще один соблазн. Спрысни ими везде, под коленями, между грудями, — и при любом движении соблазняющий аромат окутает вас обоих
 Александрия поняла — снова пришла ее очередь, но она сказала:
 — Давай, Шеннон, свой совет, ты опытнее всех нас
 — Ну что ж, могу предложить несложный способ, как заставить мужчину поцеловать тебя. Встань к нему очень близко, когда он будет разговаривать с тобой, и смотри на него снизу вверх. При нормальном расстоянии между вами ничего не случится Ты должна почти касаться его Он обязательно положит руки тебе на плечи или на талию Как только он дотронется до тебя, произнеси что-нибудь интимное — и он тут же обнимет и поцелует Срабатывает безотказно! Он просто не сумеет справиться с собой
 — Я не верю, — засмеялась Тэбби, выпивая бокал до дна.
 Она не привыкла к вину, ей стало тепло и весело, как никогда, и пришло в голову, что будет очень легко привыкнуть к этому напитку и полюбить его. Все заботы испарились, как по мановению волшебной палочки, а проблемы она сможет разрешить с помощью советов девушек…
 — Не веришь? Я докажу тебе, — сказала Шеннон. — Парис только что зашел в соседнюю комнату. Иди попытайся. Если сработает на нем, значит, годится для любого, кроме того, мне надо, чтобы ты его отвлекла. Сегодня вечером я должна кое-куда сбегать.
 Тэбби не хотелось выполнять совет Шеннон. Как она может на это пойти? Для сестер мужчины — просто куклы, но она-то знает — Парис не кукла. Ох, нет! Он — опасное животное противоположного пола. Они и понятия не имеют, как действует на нее его присутствие. При одном взгляде на Париса пульс Тэбби бешено учащался, а от его близости сбивалось дыхание, заставляя высоко вздыматься грудь. Тэбби принялась было отказываться, но девицы упорствовали. Ей налили еще вина. Тэбби выпила, кровь горячо побежала по жилам, ее охватила безрассудная смелость. Тэбби отправилась в смежную комнату.
 — Парис, — тихо позвала она.
 — Да?
 Он подошел к ней, остановился. Она сделала шаг навстречу и посмотрела на него снизу вверх. Рядом с ним, таким мощным и высоким, хрупкая фигурка Тэбби казалась еще миниатюрнее.
 — Вы собираетесь завтра ехать на ярмарку?
 Парис молча смотрел на нее. Она стояла так близко, и он взял ее за руки.
 «Думай, думай, — велела себе девушка, — скорей скажи что-то интимное!» И она вдруг произнесла:
 — Когда я буду сегодня раздеваться перед сном, я обнаружу синяки от ваших пальцев, милорд.
 Он тут же припал к ней губами, точно желая впитать в себя всю ее прелесть. Тэбби поразила страсть, которую она пробудила в Парисе. Его жгучие губы переместились на шею, потом пламя обожгло грудь и побежало ниже .. Он засунул пальцы в шелковый водопад волос и снова прижался к ее губам. Нет, она никак не ожидала столь бурной реакции! В глазах появился страх, и, когда он отпустил ее, экспериментаторша всхлипнула и с круглыми глазами побежала к ожидавшим ее девицам.
 — Ну что, сработало? — спросила Дамаскус.
 — Конечно! Не видишь разве, какое у нее лицо? — засмеялась Венеция. — Она в панике!
 — Как по мановению волшебной палочки, — призналась Тэбби, не подозревая, что Парис пошел за ней и сейчас стоит на пороге.
 Она обернулась и увидела гнев в его глазах.
 — Ты понимаешь, что ведешь себя как маленькая шлюха?!
 Парис обвел глазами всех девиц.
 — Вы напились. Быстро в постель! — прогремел он. — А ты останься, — обратился он к Тэбби, пронзая ее горячим взглядом.
 Ноги девушки приросли к полу.
 Сестры разлетелись, как листья в шторм, оставив ее лицом к лицу с этим Разбойником. В глазах Париса заплясали насмешливые искорки.
 — Значит, от вина ты становишься игривой? Надо запомнить! Выпив бокал-другой, ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя.
 От ярости Тэбби задохнулась.
 — Я ничего такого не делала!
 Он перевел взгляд на ее грудь, от волнения поднимавшуюся и опускавшуюся так соблазнительно. Она жарко покраснела, приготовилась сказать что-то резкое, дерзкое, но он опередил:
 — Тихо, тихо, тихо! Не разрешай сорваться словам, если не хочешь, чтобы тебя хорошенько отшлепали!
 — Вы не осмелитесь, — сказала Тэбби, отступая от него на шаг и отлично понимая: он может сделать все, что угодно. У нее не было против него никакого оружия, кроме языка, и она спросила обвиняющим тоном: — Вы хотите сделать меня калекой, как ваша жена?
 Он посмотрел на нее долгим взглядом
 — Значит, ты встретилась с леди Энн. Вы возненавидели друг друга с первого взгляда?
 — Нет, не сказала бы. Она не такая, как я ожидала
 — Да, она оказалась и не такая, как я ожидал, — признался он горько.
 — Она собирается нарисовать меня.
 — Будь осторожна! Будь очень осторожна. Она способна источать змеиный яд.
 — Она больше похожа на Еву, чем на змею, — заметила Тэбби.
 Парис не хотел рассказывать о дьявольской натуре Энн Она отравляет все, к чему прикасается Но он не запретил
 Тэбби навещать ее, хорошо понимая, что девушка скоро сама поймет, с кем имеет дело
 — Можно мне уйти, милорд? — спросила Тэбби официальным тоном
 — Да перестань ты — «милорд, милорд»! У меня есть новость, думаю, она тебя заинтересует: миссис Грэхэм, твой ненавистный враг, мертва.
 Глаза Тэбби расширились Он сказал так просто, буднично. Неужели он убил ее?
 Она облизнула губы и выпалила:
 — Она умерла естественной смертью, милорд?
 — Нет, это убийство, — сообщил он бесстрастно Тэбби отшатнулась, в голове тотчас же возник вопрос
 Но Парис, желая сменить тему, полез в камзол и вынул золотую монету
 — Это тебе на завтрашнюю ярмарку
 — Я не хочу ваших денег! — вспыхнула она
 — Он грубо взял ее руку и вложил монету
 — Еще один синяк, который можешь рассмотреть, когда станешь раздеваться
 Тэбби лежала в постели. Сон не шел к ней Все мысли вертелись вокруг Париса Любит ли он ее? Достаточно ли сильно его чувство, чтобы убить из-за нее ненавистную миссис Грэхэм? Или его хватает только, чтобы обнимать и целовать ее, когда она оказывается рядом? А может, он просто Дьявол, убивший миссис Грэхэм из-за того, что она могла рассказать о нем Максвеллу Абрахамсу? Развратник ли он, не способный пропустить ни одной юбки? Действительно ли он покалечил жену? Итак, у него есть жена, и она, Тэбби, подозревает его в убийстве. Она составляла в голове перечень грехов этого мужчины, а ее рот жаждал его поцелуев, соски затвердели так сильно, что хотелось кричать. Она дотронулась рукой до губ, которых еще так недавно касались его губы, и ее охватило волнение при воспоминании об их вкусе. Она ужасалась самой себе. Что-то в ней постоянно тянулось к нему. Да нет, не просто тянулось, это что-то жаждало его! Казалось, ее тело живет отдельной от нее, самостоятельной жизнью. Он опасен, он использует ее как заложницу в своих играх!
 Она ворочалась в постели, пытаясь представить картину их отношений друг к другу целиком. Но из кусочков мозаики ничего определенного не складывалось.
 Наконец Тэбби заснула, а на заре ее разбудила ссора Париса с Александром в комнате под ней. Алекс страстно восклицал:
 — Я ненавижу охоту! Я считаю ее самым грязным, самым жестоким спортом в мире! Я не выношу смотреть, как умирают ни в чем не повинные животные. Но ты заставляешь ехать с тобой и Троем, отлично зная, как мне хочется на ярмарку с девушками.
 Тэбби быстро оделась. Надо бежать вниз и вступиться за Александра! Жестоко заставлять мальчика против воли ехать на охоту. Жестоко посылать его в ночные рейды на земли врагов, если у него нет такой страсти в натуре.
 Ей не терпелось устроить выволочку этому Разбойнику Кокберну. В ясном свете зари она пришла наконец к выводу: он тиран, совершенно безжалостный, требующий полного подчинения от любого, кто рядом, кто в его власти. Хватит! Она все скажет ему, не боясь ничего. Все равно сегодня последний день ее плена Тэбби уже собиралась спуститься вниз, когда услышала голос Париса:
 — Разве я когда-нибудь возражал против твоей музыки или поэзии? Сочинительства? Нет! Но я не хотел бы, чтобы ты отправился в какой-нибудь проклятый монастырь, бесполезно проживать свои дни! Приходит время, когда тебе надо становиться мужчиной, Александр. Ты не любишь ходить в рейды, но если сюда явится враг, ты должен уметь защитить замок и женщин. Иначе замок сожгут, а женщин изнасилуют. Ты не любишь охотиться, но это необходимо, когда волки или дикие коты грабят твои стада Когда ты научишься управлять тем, за что отвечаешь как мужчина, появится время для более приятных дел в этом мире!
 Тэбби не спустилась вниз. Она не могла отрицать справедливость слов Париса.
 — Мы с Троем выследим кота. Ты поедешь на ярмарку, но получишь мужское задание: я поручаю тебе следить за женщинами и особенно за Тэбби Если дашь ей возможность улизнуть, ты мне за это ответишь!
 Минут пять стояла полная тишина. Тэбби наконец решилась спуститься. Она захватила бутылку бренди, спрятала под шаль и направилась в Уайт-Тауэр, к Энн. Когда она переступила порог, лицо миссис Синклер показалось ей мрачным, глаза Энн глубоко запали, прелестные черты лица исказились.
 — Я сегодня не смогу позировать, мы едем на ярмарку. Но я принесла вам бренди. — Она не добавила, что уже никогда не будет позировать, потому что больше не вернется в замок. Она решила бежать
 Энн с благодарностью посмотрела на бутылку.
 — Боже мой, как я не люблю, когда кто-то уезжает из замка! В последний раз, когда такое случилось, появился мужчина, он пытался меня убить Старый Ангус пришел мне на помощь. Тогда-то он упал и разбился насмерть, погнавшись за моим врагом! — истерично закричала она
 — И вы не рассказали об этом мужу? — спросила Тэбби.
 — Моему мужу? — удивилась Энн. — А как ты думаешь, кто подослал того убийцу?
 — Все, хватит, хватит, или ты доведешь себя, и снова начнутся боли. Вот хороший шоколад, я налью тебе бренди. — Миссис Синклер показала Тэбби на дверь — Тебе лучше уйти. Я знаю, как с ней справиться Я сижу с ней целыми днями Не будет никакого мужчины, не надо никого бояться.
 Тэбби встревожили слова Энн Конечно, Парис наверняка знает о том, что сейчас сказала его жена, а если и нет, Тэбби не полезет в чужие дела и не станет передавать ее слова Парису. Да и вообще — завтра все это для нее уже не будет иметь никакого значения Надо убираться отсюда поскорее, чтобы не запутаться в паутине интриг Иначе она увязнет в них навсегда Возможно, подозрения Энн вполне обоснованны. Разбойник Кокберн способен на все А если она сегодня убежит, то романтические чувства к нему развеются, как дым, и очень вовремя Здесь же, рядом с ним, они могут окутать и поглотить ее целиком
 За завтраком все возбужденно обсуждали предстоящий день. Девушки поедут в карете, Александр и трое молодых людей из охраны — рядом верхом. Дамаскус выиграла спор — она сегодня наденет зеленое Бархатный зеленый жакет, взятый у сестры, поверх платья из бледного органди сидел так, будто сшит специально на нее
 — Боже, Дамаскус, ты неподражаема! Клянусь, этот жакет никогда на мне так не сидел!
 — Нет, конечно, на тебе он просто кошмарный, — засмеялась Дамаскус, вздернув хорошенький подбородок Венеции грех было жаловаться. Она выглядела не хуже сестры в небесно-голубом наряде со сложной оборкой, спускавшейся по левому боку до самого края подола. Даже Александрия, вылезшая из привычного мальчишеского наряда и надевшая платьице цвета лютика, была сегодня прелестной, как картинка. Краешек белых панталон в оборочках кокетливо выглядывал из-под подола Шеннон, чтобы ее не затмили остальные, выбрала контрастный черно-белый туалет. Воздушное белое платье с пышными рукавами и тугой черный корсет, прикрытый прозрачной тканью лифа, непременно заставят всех оглядываться на нее Тэбби надела платье персикового цвета, присобранное под грудью коричневой бархатной ленточкой. Локоны, закрывая всю спину, спускались до талии.
 Живописная группа Кокбернов приковывала к себе взгляды всех — и мужчин, и женщин. Деревенские девушки стояли, открыв рты, когда Кокберны проходили мимо. На них глазели больше, чем на жонглеров и акробатов, вместе взятых. Через несколько минут, словно железо, притянутое магнитом, рядом оказались лорд Логан, лорд Сессфорд и лорд Леннокс.
 Лорд Сессфорд, самый молодой из трио поклонников, даже не пытался скрыть возбуждение, в котором пребывал Его мальчишеское лицо засветилось, едва он увидел Дамаскус. А как только ее бледно-зеленые глаза замерли на его красивом смеющемся лице, Дамаскус поняла: лорд Сессфорд сегодня собирается сделать ей предложение.
 Лорд Леннокс тоже не тратил времени зря. Они с Венецией прекрасно подходили друг другу, и уже через несколько минут им казалось, что никого, кроме них, не существует во всем подлунном мире.
 Лорд Логан снял шляпу, прижал ее к сердцу и галантно поклонился Шеннон. Его темные глаза сияли в восхищении при виде столь ослепительно прекрасного создания. Девушка одарила Логана одной из самых ярких улыбок, потом бросила на лорда взгляд, от которого у того захватило дух.
 — Милорд, я обещала Александрии, что вы выиграете для нее кокос. Только, пожалуйста, самый большой на ярмарке. А мы с Тэбби пойдем к предсказателю судьбы, джентльменам это скучно, я знаю. Мы мигом вернемся, и я — в вашем распоряжении, — сказала Шеннон Логану.
 Подчинившись даме, он с удовольствием подхватил ее младшую сестру, Александрия не возражала.
 Возбужденная желанием узнать будущее, Тэбби с удовольствием пошла за Шеннон. В дальнем углу ярмарки раскинул свои шатры цыганский табор. Вдруг Шеннон остановилась как вкопанная. Тэбби проследила за ее напряженным взглядом и увидела самого красивого мужчину на свете. Он был без рубахи, с красным платком на шее, смуглый, гибкий, похожий на дикую пантеру Великолепные мускулы перекатывались на груди.. Ноздри раздувались, а четко очерченные губы расплылись в широкой улыбке, открывая сахарно-белые зубы. Мужчина увидел Шеннон, и его глаза загорелись огнем. Их взгляды встретились, а души соединились, точно никого вокруг не было. Тэбби не сомневалась: эти двое знакомы. Наконец, придя в себя, Шеннон прошептала:
 — Джонни Рэйвэн… Я найду тебя позже, Тэб. — И кинулась к цыгану.
 Не отрывая глаз друг от друга, они исчезли в кибитке.
 Тэбби изумленно заморгала. Какое счастье, она одна и еще так рано! Перво-наперво, решила девушка, надо узнать, далеко ли до Эдинбурга. Утром они проехали миль десять, так что, вероятно, город уже не слишком далеко и можно дойти пешком. Девушка спросила пару селян средних лет, и с глубоким огорчением узнала, что от ярмарки в Келсо до Эдинбурга почти сорок миль. Собрав все свое мужество и пытаясь не отчаиваться, она стала думать, как поступить. Тэбби быстро зашагала к фургонам, приехавшим на ярмарку, — может, здесь есть кто-то из Эдинбурга. Но люди качали головами — нет, они не оттуда. Наконец нашлась пожилая пара, которая согласно закивала: да, разумеется, из Эдинбурга, они поедут домой сегодня вечером, конечно, с удовольствием возьмут с собой такую прекрасную юную леди. Тэбби не верила в свою удачу! Она повернулась, чтобы идти, и нос к носу столкнулась с Александром, стоявшим прямо у нее за спиной с мрачным лицом.
 — Алекс, если ты печешься обо мне, смотри лучше в другую сторону, пока я уеду. Умоляю! — Тэбби прижала руки к груди.
 — Тэб, при других обстоятельствах я бы так и поступил, но сегодня Парис поручил мне следить за твоей без опасностью. И я должен привезти тебя обратно. От этого зависит моя честь, так что не проси о невозможном.
 Она понимала, что он говорит правду. Надо быть смелым до безумия, чтобы предстать перед Разбойником Кокберном и объявить: двадцать тысяч золотом исчезли. Она улыбнулась.
 — Ну, ладно, давай найдем остальных, я хочу есть.
 Алекс облегченно вздохнул, не обратив внимания на то, что Тэбби ничего ему не обещала. Она решила вести себя хитро, усыпить бдительность мальчика и сбежать.
 Когда они нашли других, лорд Логан тотчас спросил о Шеннон.
 — Она кое-что покупает для Париса, — сказала Тэбби.
 — Она осталась посмотреть на трюки дрессированных собачек, — почти одновременно с ней сообщил Александр
 Логан перевел взгляд с одной на другого, в изумлении поднял брови и пробормотал:
 — Понятно. — Он поклонился Тэбби: — Может, вы мне позволите сопровождать вас до ее появления?
 — Очень мило с вашей стороны, — согласилась Тэбби. Раз-другой она поймала на себе взгляд лорда Леннокса
 Когда она колебалась, что выбрать — пирог с дичью или лососем, — он наконец сказал:
 — Я уверен — мы с вами раньше встречались. Я запомнил эти аметистовые глаза.
 — Да, мы однажды встречались, — прошептала она таинственно.
 Очарованный, он никак не мог вспомнить, где видел такую красавицу. Тэбби решила не говорить ему о свадьбе, на которой была невестой, а он — гостем. Она понимала: если дело касается преданности друзей Кокбернов, у нее нет шансов.
 Дамаскус поторопила всех пройти мимо петушиных боев, пожимая плечами. Мужчины согласились — зрелище не для дам. Хотя Шеннон наверняка бы поспорила с этим мнением, окажись она сейчас с ними. Алекс купил Тэбби пакетик жареных каштанов, Дамаскус возжелала попробовать рахат-лукум. Торговцы продавали фрукты, орехи, инжир, финики, которых Тэбби никогда не видела.
 Лотки были доверху заполнены ароматическими смесями из лепестков лаванды, розы и других цветов. Если положить их в шкаф с одеждой, вещи будут благоухать нежной свежестью лета. Предлагали торговцы и всякие средства из апельсина, мандарина и других цитрусовых, избавляющие дом от неприятных запахов с улицы. Тэбби казалось, что мужчины просто не успевают вынимать руки из карманов, так часто им приходится лазить за деньгами, ублажая девиц Кокберн и ее. Одна из сестер захотела ароматную свечу для спальни, другая — коробочку мушек для лица и подводку для глаз.
 Шеннон подошла к ним, когда они стояли у торговца шелковыми чулками. Обращаясь к Логану и растягивая слова, она томно произнесла:
 — Наверное, это будет чересчур с моей стороны — принять от вас пару чулок?
 Она ткнула в бок Александрию, по правде говоря, не слишком нежно, и та, быстро поняв намек, добавила
 — А не будет ли вовсе неприлично, если каждая из нас получит по паре?
 — Прекрасная мысль! — сказал лорд Сессфорд, выбирая очень хорошие розовые чулочки для Дамаскус.
 Венеция предпочла телесного цвета, а Александрия, неизвестно почему, — красного. Шеннон смело взяла черные, она отличалась безупречным вкусом и понимала, что нравится мужчинам. Тэбби в этом вопросе решила положиться на Шеннон. Она вдруг подумала: Парису понравились бы черные чулки на ней! Но тут же отбросила эту мысль. Он больше никогда ее не увидит, если сегодня ее план удастся, приструнила она себя. Конечно, сложись все иначе, не будь у нее в Эдинбурге мужа, а у него жены в замке Кокбернов… Но Тэбби заставила себя вернуться к реальности.
 Они остановились посмотреть, как полуобнаженные молодые люди занимаются метанием шеста — десятифутовой палки, которую трудно даже оторвать от земли. Обнаженные спины блестели от пота, а мускулы бугрились от усилий. Мужчинам зрелище не понравилось, а сестры Кокберн, наоборот, возбужденно перекидывались репликами. Молодые люди едва оттащили девиц, умоляя пойти и посмотреть, как искусно они стреляют из лука. И правда, они выиграли призы, совершенно, впрочем, бесполезные. Но зато было так весело!
 Александрия схватила Тэбби за руку и поволокла в испанскую палатку, полную ножей и кинжалов Пока Александрия решала, какое лезвие самое острое, взгляд Тэбби упал на пару красных туфель из испанской кожи на высоких каблуках Какие красивые, ей немедленно захотелось купить их! А хватит ли денег, которые дал Парис, возбужденно думала Тэбби Она просто не сможет жить без таких! Изо всех сил Тэбби стала торговаться, но никак не могла заставить смуглого продавца снизить цену Потом ее сменила Александрия, уговаривая продать ей нож подешевле Вдруг девочки посмотрели друг на друга и улыбнулись Почему бы не купить в складчину и то, и другое? Когда испанец понял, что может потерять сразу двух покупательниц, он сдался В результате все трое остались очень довольны Но главным событием ярмарки в Келсо был аукцион лошадей. При огромном стечении народа — и зрителей, и покупателей — цыгане продавали лошадей и пони. Никто не спрашивал, откуда у них взялись животные, но товар всегда был отменный. Тэбби поняла — сейчас нетрудно отстать от Александрии и затеряться в толпе. Быстро оглядевшись и убедившись, что рядом никого, она прижала к себе пакеты с покупками и побежала к паре, обещавшей довезти ее до Эдинбурга.
 — О! Наконец-то, девушка, а то мы скоро уезжаем, вот придет муж и двинемся Он пошел поискать черный горох Я хотела бы остаться, послушать волынщиков, да и посмотреть, чего не успела, но в Эдинбург путь неблизкий.
 Тэбби залезла в фургон и села рядом с женщиной Она страстно надеялась, что муж этой дамы придет раньше, чем ее хватятся. Минуты тянулись бесконечно. Сердце Тэбби билось в самом горле. Снова и снова она повторяла себе, что все делает правильно, благородно. Она прекрасно знает свои обязанности. Да и потом — разве есть у нее выбор? Женщина что-то болтала, но Тэбби ничего не слышала. Вдруг веселая смеющаяся компания ввалилась прямо в фургон. Алекс взял ее за левую руку, лорд Логан за правую, лорд Леннокс спустил Тэбби вниз и понимающе посмотрел в глаза. Шеннон хохотала.
 — А мы за тобой!
 Лорд Сессфорд положил золотую монету в руку женщины, а Дамаскус сказала:
 — Наша сестра иногда совершает странные поступки. Большое спасибо, что вы были добры к ней.
 Тэбби посмотрела на лорда Леннокса и произнесла, понизив голос:
 — Я несчастлива здесь. Почему вы не хотите мне помочь?
 Надо отдать Ленноксу должное, он показался смущенным, но, пожав плечами, сказал:
 — Я надеюсь жениться на Венеции и не осмелюсь перечить Кокберну.
 Тэбби поняла — ее перехитрили, но отнеслась к этому добродушно. В конце концов молодые Кокберны не виноваты, что брат украл ее, и она сама слышала утром, как Парис угрожал Алексу. Ей нравилась эта семья, она готова была полюбить их всех. Они вынуждены подчиняться своему брату-дьяволу, как и она. Сегодняшняя попытка бежать — еще одна ошибка, которую нужно прибавить к предыдущим. Решимость Тэбби крепла — она убежит, не важно, каких трудов ей это будет стоить. По дороге домой она тихо спросила:
 — Вы же не расскажете Парису, правда?
 Они в ужасе посмотрели на нее.
 — Конечно, нет! О чем ты говоришь? За кого ты нас принимаешь? — строго спросила Александрия.
 Она почувствовала облегчение — ей не придется выдерживать безжалостный гнев Париса.




 Глава 6


 Утром все спали долго, но, проснувшись, поняли, какая замечательная погода была вчера. День был душный, темно-синие тучи столпились на небе, надвигалась гроза и к ужину разразилась. Все собрались в доме и наслаждались обществом друг друга.
 Александр и Трой играли в шахматы. Трой, обычно неугомонный и подвижный, вынужден был из-за грозы и ливня проводить время с семьей.
 Дамаскус распирало от желания рассказать девушкам, как Роберт сделал ей предложение. Бледно-зеленые глаза сверкали озорством, и, понизив голос, чтобы не слышал Парис, она начала:
 — Вчера Роберт попросил меня стать леди Сессфорд. Но он еще не говорил с Парисом. Я ждала его весь день, но этот ливень помешал ему приехать.
 Александрия мрачно сказала:
 — Ты не единственная, кто сегодня проведет вечер в одиночестве. Из-за этой погоды и цыгане не уедут.
 Шеннон двинула сестру в ухо и с жаром поздравила Дамаскус.
 Венеция, не желавшая оказаться побежденной, сообщила:
 — Я думаю, Дэвид Леннокс тоже намерен поговорить с Парисом. Вчера он совершенно ясно дал мне понять, что ищет жену.
 Дамаскус вскинула подбородок.
 — Я очень счастлива за тебя! Но не забудь, я все же оказалась первой.
 Шеннон засмеялась.
 — Ты никому не дашь об этом забыть, дорогая. Дамаскус, всегда стремившаяся оставить за собой последнее слово, парировала:
 — Но это важно! В этом мире ты должен быть или первым, или лучшим. К счастью, я и то, и другое!
 — Как тебе удается всю жизнь так заблуждаться? — изумилась Александрия.
 — Давайте принесем сюда все вчерашние покупки, посмотрим и, может, чем-то поменяемся, — предложила Венеция.
 Парис изучал у камина морскую карту, но всякий раз, когда Тэбби поднимала глаза, она ловила на себе его взгляд. Он наблюдал за ней. О чем он думает? Что замышляет? Скорее всего что-то злое, дьявольское, говорила она себе, раздувая пламя негодования.
 У Александрии была пудра, у Венеции румяна, а у Дамаскус мушки для лица и краска для глаз. Шеннон вынула баночку с яркой губной помадой. Им не запрещалось пользоваться косметикой, но девушки понимали — не очень прилично разрисовывать лицо. Они рассматривали косметику, а Парис неотрывно наблюдал за Тэбби в свете камина. Какой милый изгиб щеки, когда она наклоняется!
 Тихий вечер нарушил грубый голос, неожиданно раздавшийся с порога:
 — Вы похожи на бездельников, засевших в берлоге.
 Парис вскочил:
 — Ботвелл! Черт побери, что ты делаешь здесь в такой противный вечер? Входи, Фрэнсис. Иди к огню, сушись. Трой, мигом вниз и позаботься о его людях.
 Входя, Ботвелл нагнулся, такой он был великан. Каблуки огромных ботинок застучали по каменному полу. Темная борода оттеняла каштановый цвет волос.
 В комнате было тепло и уютно. В камине мощно ревел огонь, красивые гобелены украшали стены, толстые красные ковры лежали на полу, спасая от холодной влажности вечера. На этом фоне Ботвелл оценил красоту пяти девушек.
 — Простите за вторжение, леди, — поклонился он и снова повернулся к Парису.
 — Насколько тебе известно, я шериф Эдинбурга и пытаюсь найти юную невесту одного из известных граждан города, недавно похищенную.
 Сердце Тэбби замерло. Наконец она станет свободной и вернется в Эдинбург. Парис посмотрел на нее, будто выстрелил в лицо, но она победоносно подняла голову.
 Ботвелл улыбнулся.
 — Только у полудюжины мужчин в Шотландии хватило бы характера отмочить такое. Ты, конечно, занимаешь не последнее место в этом списке. — Он улыбнулся Парису.
 — Льстите, милорд. Ботвелл, мало того, что ты пугаешь меня своим неожиданным появлением, так еще и заявленьице делаешь…
 — Ты, лживый ублюдок! Ничто и никто никогда не испугает тебя, Кокберн! — гость ухмыльнулся.
 Парис не смотрел но Тэбби, но был настороже.
 — Скажи, Фрэнсис, а что бы ты сделал, если бы нашел украденную невесту? — осторожно поинтересовался он.
 — Отправил бы ее в одну из своих крепостей, а потом потребовал двойной выкуп. Что же еще?
 Тэбби внутренне ахнула и побелела. Ну почему все мужчины такие дьяволы? Парис улыбнулся.
 — Я не краду невест, но у меня пять прелестных сестер, милорд.
 — Ах, да, изумительные леди с необычными именами!
 Шеннон выступила вперед Такую возможность она не собиралась упускать. Ботвелл — почти легенда, и он здесь, под одной крышей с ней. Двоюродный брат короля Джеймса Стюарта! У него больше титулов и земли, чем у любого пэра Англии. Три замка, дома почти в каждом пограничном городе, хотя все они заложены из-за его диких выходок Ботвелл не всегда в фаворе у короля, он что-то вроде черной овцы в стаде, даже сидел в тюрьме за долги, и несколько лет назад его привлекали к суду за занятия черной магией и колдовством. А сейчас он снова любимец короля, и все его титулы при нем
 Очаровательная Шеннон стояла и смотрела на него
 — Шеннон, милорд Ботвелл.
 — Украшение Ирландии, — улыбнулся он
 — Дамаскус, милорд Ботвелл, — вторая сестра грациозно поклонилась
 — Старейший город, известный цивилизации, — кивнул он.
 — Венеция, милорд Ботвелл, — мягко сказала третья.
 — Самый прекрасный город на земле! — воскликнул он.
 — Александрия, милорд Ботвелл, — представилась младшая.
 — Город, в котором я никогда не был, но надеюсь побывать, — сказал он уверенно.
 — Табризия, милорд Ботвелл, — представилась пятая девушка.
 — Столица Персии, — сказал он, глубоко заглядывая в фиалковые глаза.
 Парис вздрогнул, но не позволил испугу отразиться на лице. Почему, черт побери, она раньше не сказала, что ее зовут Табризия? Имя в честь города, как и у всех остальных, доказывало — она Кокберн. Хитрая бестия! Впрочем, таковы все женщины на свете. Сейчас она готова злорадствовать, но ничего, придет время, она будет умолять оставить ее здесь, Парис поклялся себе в этом Вот тогда посмотрим…
 — Боже мой! Ты и впрямь Разбойник. Никогда и словом не обмолвился о своих прелестных сестрах Я понятия не имел, что их так много и такие красивые, — умилился Ботвелл
 — Красивые? Возможно! Для всех остальных. Но не для брата. Для меня они просто маленькие сучки — Парис засмеялся и посмотрел в глаза Табризии
 Девицы расселись вокруг Ботвелла. Каждая знала свое дело — отвести от Париса любые подозрения. Без сомнения, Ботвелл — самый могущественный граф, его кузен — король, перебравшийся в Англию Ботвелл всегда был союзником Париса, но он наверняка арестовал бы его и посадил в тюрьму, в Эдинбургский замок, если бы на него накатила такая прихоть
 Они с обожанием смотрели на очень сильного и крепкого мужчину Его черные брови сошлись над проницательными глазами Он рассматривал всех по очереди, буквально раздевая каждую
 Шеннон начала первая
 — Давайте я помогу вам с сапогами, милорд Они промокли, а я уверена, что мужчина всем другим удовольствиям предпочитает комфорт
 — Не всегда, — ухмыльнулся Ботвелл, не упустив возможности заглянуть в вырез платья, когда Шеннон склонилась перед ним
 Дамаскус пожала плечами На ее вкус он был слишком мускулистый и чувственный
 Шеннон, не отрывая взгляда от гостя, облизала губы Александрия, вздумав пошутить, прошептала ему
 — У него есть еще одна женщина, наверху, в башне.
 Ботвелл вскинул бровь
 Венеция добавила
 — Он держит ее в Уайт-Тауэр, подальше от всех нас.
 Ботвелл подался вперед
 Девушки почти сподвигнули его отправиться на поиски, но Табризия уточнила
 — Это его жена, хотите посмотреть на нее?
 — Жена? — он сморщил нос — У меня тоже была как-то. Нет, жены меня не интересуют.
 Девушки хихикнули. Снова и снова взгляд Ботвелла возвращался к Табризии Он смотрит на нее чаще, чем на других, подумал Парис, пытаясь подавить поднимающийся гнев За последние пять минут Ботвелл дотронулся пальцем до ее подбородка, потянул за локон, коснулся руки, принимая бокал вина.
 Александр не сводил глаз с Ботвелла, готовый к бою, если тот совсем распустит руки.
 Парис заметил напряженность мальчика и отозвал его в сторону
 — Алекс, для тебя есть дело.
 Тот подошел к Парису с горящими от негодования глазами. Парис тихо проговорил:
 — Надо заняться его людьми. Скажи Трою, пусть напоит их. И передай — пусть все в доме говорят с большой осторожностью.
 Парис с удовлетворением увидел, что Дамаскус приготовилась играть на лютне а Венеция — петь Взглядом он подозвал Табризию, уже привыкшую понимать его без слов Она было хотела изобразить, что ничего не заметила, но потом все-таки решила подчиниться
 Парис тихо сказал ей:
 — Табризия, сейчас же отправляйся спать. Ботвелл очень опасен, если кого-то заприметит.
 Он произнес ее имя так ласково, что она сердцем поняла.
 — Парис хочет защитить ее. Она кивнула и вернулась к девушкам, чтобы выбрать подходящий момент и незаметно улизнуть.
 — Шеннон, — позвал Парис, — пойдем со мной, поищем Фрэнсису хорошего бренди, который я держу для особых случаев. — Остальным сестрам он приказал: — Займите нашего гостя как следует. Уделите ему внимание. — Отойдя с Шеннон на некоторое расстояние, он снова по вернулся к ней: — Никто из них не умеет так обращаться с мужчинами, как ты. Я хочу, чтобы его мысли были заняты одной тобой. Не сомневаюсь, ты справишься.
 — Это нетрудно, — улыбнулась Шеннон.
 — Понимаешь, он собирается остаться у нас на ночь… — осторожно произнес Парис, выбирая бочонок бренди для Ботвелла.
 Разозлившись, подперев бока руками, она начала строгим тоном:
 — Не собираешься же ты мне предложить, чтобы я… на самом деле…
 — Не собираешься же ты убеждать меня сейчас, что ты девственница? — тихо спросил Парис.
 — Конечно, девственница, а что такое? В чем дело? — с жаром воскликнула она.
 Долгим взглядом Парис посмотрел на сестру и ровным голосом сказал:
 — Джонни Рэйвэн.
 — Ты шпионишь за мной! — чуть не задохнулась от негодования Шеннон.
 — Конечно, — добродушно согласился брат.
 — Так почему ты не противился? Не запретил мне встречаться с цыганом? Это же длится год!
 — Шеннон, я знаю, ты очень страстная. Запрети я тебе встречаться с Рэйвэном, ты бы убежала с ним. Так что давай будь хорошей девочкой и позаботься о Ботвелле ради меня. Ты же облизываешься, глядя на этого ублюдка. Так что к черту стыд! — Он улыбнулся.
 — Нам лучше вернуться, прежде чем он лишит девственности ту, которую ты выбрал для себя, — насмешливо сказала она.
 Парис был удивлен и раздражен тем, насколько легко Шеннон читает его мысли. Но откровенность — за откровенность, и он не стал отрицать.
 — Неужели я так прозрачен, Шеннон?
 — Мы все знаем, что ты выбрал ее для себя. Ты ее любишь?
 — Люблю? Ну, ты меня хорошо знаешь. Я поклялся никогда больше не попадаться в эту ловушку, — с горечью усмехнулся он.
 — Ты не обидишь ее, правда? — спросила она.
 — Только в случае крайней необходимости, — сказал он хрипло.
 Она вздрогнула и мысленно вернулась к лорду Фрэнсису.
 Ботвелл со своими людьми уехал на заре. Он вовсе не горел желанием встретиться с Парисом, который мог поинтересоваться, как он развлекался ночью. Эти двое мужчин всегда были в хороших отношениях, и оба хотели их сохранить Парис облегченно вздохнул, когда улеглась пыль от копыт лошадей, унесших Ботвелла и его команду подальше от замка Кокбернов Сейчас он был на грани нервного срыва и почел за благо отправиться проверить паруса и такелаж на корабле. В голове у него рождался план, и надо быть готовым к его осуществлению в любой подходящий момент.
 За завтраком Табризия рассказывала Дамаскус, что обещала Энн навестить ее еще раз.
 — О, какая ты заботливая, Табризия! Она, наверное, ужасно одинока. Я не думаю, что Парис относится к ней так по-доброму, как должен.
 — Может, пойдешь со мной? — спросила Табризия.
 Дамаскус пожала плечами.
 — Нет уж, спасибо
 На этот раз Энн была в черном прозрачном наряде, резко контрастировавшем с серебристыми волосами Табризия восхищенно заметила, что у нее даже ногти черного цвета Похоже, Энн обрадовалась гостье Она сразу предложила.
 — Давай я начну тебя рисовать
 — О, это было бы здорово!
 — Синклер! Холст и угли! Немедленно! А ты садись вон там, где хорошее освещение
 Табризия несколько минут сидела тихо, подыскивая тему для разговора. Наконец она спросила:
 — А где вы жили, пока не вышли замуж?
 — Тише, молчи, сиди тихо — резко прервала ее Энн, но через несколько минут сама стала рассказывать — Моя девичья фамилия — Огилви. Я жила севернее, в Карделле. Наша земля располагалась параллельно земле Гордонов, и я всегда была в хороших отношениях с соседями. Но отец мой ужасно ненавидел Джона Гордона. Он клялся, что Гордон украл его земли Его, Огилви из Карделла! Началась жуткая вражда. Ты разве не слышала? Мой отец призвал на помощь Париса Кокберна Тот был рад схватиться с Гордонами. Отец считал, Парис — это бог. И выдал меня за него замуж, не спрашивая о моих чувствах. А я любила Джона Гордона. Он к тому времени овдовел и искал жену. Но, разумеется, я даже не осмелилась произнести его имя! Отец, конечно, не виноват, что Кокберн оказался сущим дьяволом. А Джон Гордон снова женился, и сейчас все это уже не важно. Правда ведь?
 Табризия сидела тихо, давая Энн выговориться Ей вдруг стало жаль молодую женщину. Ее жизнь в замке Кокбернов состояла из нескончаемой череды одиноких дней Может, она, Тэбби, могла бы что-то сделать, перекинуть мостик через пропасть, отделявшую молодую женщину от остальных? Она вспомнила, как радушно приняли ее, каким теплом окружили, и ощутила странную вину почему же они не так относятся к Энн? Тэбби осторожно спросила:
 — А не хотите ли вы поужинать вместе со всеми? Слуги отнесут вас вниз, а я стану вашей союзницей, если Кокберны встретят нелюбезно
 Энн молчала, но Табризия поняла: она обдумывает ее предложение. Табризия оглядела комнату, набитую дорогими вещами. Может, Парис и не скажет доброго слова о жене, но содержит он ее в роскоши. Девушка посмотрела на миссис Синклер. Именно эта особа расспрашивала о ней миссис Холл. Почему-то она не понравилась Тэбби с первого взгляда.
 Энн показала наброски углем. Сделано было здорово. Тэбби получилась, как живая, и она искренне похвалила работу Энн.
 — Когда закончу, увидишь в цвете, — пообещала та, отнесясь к похвале, как к должному. — Но я устала, — неожиданно добавила она, — приходи через несколько дней.
 Первая, кого увидела Табризия, спустившись, была Александрия.
 — Я предложила Энн как-нибудь поужинать с нами, — призналась она.
 — Это все равно что кошку усадить вместе с голубями. Знаешь, оставь это, если не хочешь разозлить Париса. Он сейчас на корабле, давай залезем на скалы, пока отлив?
 Тэбби радостно согласилась. Она удивилась, как здорово ступать по сыпучему песку. Никогда в жизни не была она раньше на берегу моря. Девушки с интересом наблюдали за семейством выдр, которые резвились в воде. Огромный самец разлегся на спине, на брюхо положил камень, разбивал о него ракушки и ел содержимое. Отступавшие волны оставляли лужицы, коралловые пески смешались с сухими водорослями, медузами и миллионами ракушек Табризии нравился йодистый запах, исходивший от всего, что выбрасывало море на берег. Она дышала глубоко, с наслаждением, полной грудью и никак не могла надышаться. Солнце клонилось к закату, песок был теплый, девушки нежились на нем и болтали.
 — Мне очень жаль, что тебе не удалось сбежать на ярмарке На твоем месте я бы попробовала удрать другим способом.
 — Парис обещал отпустить меня, а потом передумал и не стал ничего слушать Я никак не могу его убедить!
 — А ты и не сможешь, Тэб. С мужчинами надо хитрить. Окажись я в плену, я бы превратилась в такого дьявола, от которого они сами были бы рады избавиться Знаешь, тебе надо придумать нечто ужасное. И сделать. Ну, что-нибудь совершенно отвратительное
 — Ну, например, что? — спросила Табризия
 — Дай подумать Ну, допустим, ты решила лучше покончить с собой, чем жить в плену.
 — Но Парис должен искренне поверить в это, чтобы отпустить меня. Если я стану угрожать, он только посмеется надо мной, — пожала плечами Табризия
 — Но мне он поверит, я могу подтвердить! Кончай вести себя, как пай-девочка, превратись в черта в юбке!
 — А как же мне покончить с собой?
 — Пригрози спрыгнуть с башни. Он до смерти испугается, особенно после случая с нашим отцом
 Табризия снова пожала плечами
 — Я боюсь высоты и ни за что не подойду к краю
 — Ну, что бы еще придумать, такое же драматичное?
 — Может, утопиться? — спросила Тэбби, поднимаясь и зарываясь пальцами в песок
 — Знаешь, эффектно! Я побегу к нему и скажу: Табризия не может больше выносить своего плена, она говорит, что для нее выкуп — это бесчестье. Скорей, скорей, она уже пошла топиться! Мы с ним помчимся на вершину скалы, Парис увидит — ты внизу, сбрасываешь одежду и голая, с несчастным видом, падаешь в воду. Он пулей бросится спасать тебя, поймет, в каком ты жутком состоянии, в каком отчаянии, и скорее отпустит, чем позволит тебе наложить на себя руки.
 — Голая? — как эхо повторила Табризия.
 — Конечно! Кто это пойдет топиться в платье? Надо сделать все по правде. Иначе какой смысл? Ты можешь набросить на себя накидку или что-то вроде этого, когда он кинется к тебе. Давай завтра, пока не начнется прилив.
 — Хорошо, — согласилась Табризия. — Я думаю, стоит попробовать. Терять все равно нечего.
 На следующий день Александрия поучала Тэбби:
 — Уже начался отлив, пора раздеваться
 Табризия медленно сняла платье, потом черные шелковые чулки, сбросила красные туфли на высоких каблуках, купленные на ярмарке В раздумье подержала их, потом положила на кровать.
 — Знаешь, я все же останусь в нижней юбке, — нерешительно проговорила она.
 — Да подумай, что ты говоришь! И штаны снимай! — велела Александрия.
 — Нет, не буду, я их потом тебе отдам, на берегу, — помотала головой Табризия.
 — Значит, мне спускаться с тобой, потом снова взбираться? Ладно, пошли.
 У подножия скалы Табризия сняла нижнее белье, сложила его и протянула Александрии Совершенно нагая, она плотно завернулась в накидку.
 — А теперь запомни как только увидишь наши головы на вершине скалы, сбрасывай накидку и иди в море.
 Александрия отыскала Париса, когда он давал указания пастуху, какой скот грузить на корабль и везти на продажу, а какой гнать на убой для пополнения запасов на зиму. Александрия взволнованно потянула брата за рукав. Задыхаясь, девочка закричала:
 — Боже мой, Парис! Бежим скорее, пока не поздно!
 — Что такое? Что случилось? — спросил он встревоженно.
 — Табризия, о Боже, бежим!
 Разволновавшись по-настоящему, он тряхнул Александрию за плечи.
 — А ну, выкладывай! Быстро!
 — Она, наверное, уже утонула, и мы не спасем ее! — рыдала та.
 Парис и полдюжины его людей бежали к морю. В голове вертелись картины одна ужаснее другой она барахтается в морской пучине. . длинные рыжие волосы запутались в зеленых водорослях… Он бежал что было сил Оказавшись На вершине скалы, осмотрел воду. Маленькая фигурка действительно стояла внизу, но в полной безопасности В дикой ярости Парис повернулся к Александрии
 — Что это, черт побери, за игра?!
 — Это не игра, Парис! Она больше не может выносить своего положения. Не может оставаться пленницей. Она решила утопиться! — В глазах Александрии стояли настоящие слезы.
 В этот момент Табризия сбросила накидку и совершенно голая ступила в воду. Парис замер, загипнотизированный, не в силах поверить в ее наготу. И хотя она была довольно далеко внизу, он видел чудесную фигуру, точеные ноги на темном фоне моря. Вдруг что-то словно толкнуло его. Он ринулся вниз по песчано-каменистой дорожке к несчастной фигурке. Сердце Париса чуть не остановилось, когда он представил, что она может сделать с собой. Горло сжалось от страха: какова же сила отчаяния Тэбби, если она готова утонуть, только бы оказаться подальше от него! Облегчение, которое он испытал, увидев ее в безопасности, было так велико, что грозило выплеснуться через край. Раньше он не ведал страха, и теперь, когда самый настоящий страх поднялся из глубин его души, он боялся признать его, согласиться, что это именно то, незнакомое доселе чувство заставило шевелиться волосы на его голове. И он замаскировал его гневом.
 Табризия входила в воду медленно. Она понимала, Парису нужно время спуститься со скалы. Ледяная вода едва не лишила ее дыхания. Но она стояла в ней, пытаясь обрести мужество и войти хотя бы по колено. Никогда она не испытывала такого холода. Даже каменные полы приюта казались теплее. Волны грозили сбить, лишить опоры, вымывая песок из-под ног. Прилив набрасывался с угрожающей силой, девушка с трудом держала голову над водой, не давая волне накрыть ее.
 И тут она заметила его у подножия скалы. Он неумолимо приближался. Очень злой. Таким злым она еще не видела его ни разу. Табризия выкарабкалась из воды, подхватила накидку и побежала по берегу. Казалось, он вовсе не бежит за ней, но расстояние между ними быстро сокращалось — широкими шагами он настигал ее.
 Он понимал: ее надо как следует запугать, чтобы больше она не пыталась совершать таких глупостей. Прибой мог расправиться с ней жестоко, мгновенно, она не устояла бы перед силой обратной волны, летящей от берега. Парис вынул из-за пояса кнут и щелкнул им. Тэбби охватил ужас. Кнут не коснулся голых лодыжек, но, зацепив подол накидки, сорвал ее.
 Она стояла перед ним обнаженная, трепещущая, беззащитная. Черный гнев Париса сменился похотью, глаза пожирали дрожащие губы и груди девушки. Он привлек ее к себе и поцеловал, дав волю чувствам. Табризия отпрянула и закричала, но ветер сорвал крик с ее губ и швырнул в море. Она была в ужасе — о Боже! — голая и в его объятиях! Уж лучше в море! Она попыталась бороться с Парисом, но он прижал ее руки к бокам. Она чувствовала, как тверда его плоть, упершаяся ей в живот, и понимала: в любой момент он может бросить ее на песок и взять. Он как дикий ураган. Табризия обмякла, уткнувшись лицом в грудь Парису. Он вздрогнул, ощутив ее слезы. Она искала его тепла или искры сочувствия. Руки Париса сами собой стали ласкать ее, прижали ярко-рыжую голову к груди. Он понимал, что против своей воли, помимо желания влюбляется в девушку. И снова гнев поднялся из глубины души Париса. Теперь он был направлен на самого себя, а не на это несчастное создание, от которого сердце переворачивается в груди.
 Люди Париса махали руками и радостно кричали ему что-то ободряющее с вершины скалы. Двойная ярость охватила его: они видят Табризию обнаженной! Он рванул упавшую накидку, одним движением завернул в нее девушку, а потом процедил сквозь зубы:
 — Наконец сегодня, миледи, вы научитесь понимать, как я ненавижу и презираю эти женские штучки!
 Он схватил ее за запястье и потащил вверх по тропе на скалу. Она задыхалась и уже почти ползла за ним. На вершине, во дворе замка, он потянул ее в сторону от входа в дом, мимо охранников, в кузницу. Табризия умирала от мысли, что все, мимо кого она проходила, знали — у нее под накидкой ничего нет. В кузнице Парис снял со стены наручники.
 — Слишком велики моей леди, сделай по размеру!
 Тэбби в ужасе смотрела, как кузнец взял щипцы и сунул наручники в печь. Парис снял еще одну пару на длинной цепи. И переломил голыми руками.
 — А вот эти пойдут на лодыжку. На этот раз я должен быть уверен, что моя добыча никуда не денется
 Тэбби в ужасе замерла, ожидая, что раскаленное железо выжжет на ней клеймо. Но кузнец сунул металл в холодную воду Раздалось жуткое шипение, из ведра поднялся столб пара, кругом разнесся запах горячего металла, от которого Тэбби затошнило Она поняла, что дикий нрав рыжего дьявола не миф. Теперь она жалела о своем поступке, жалела ужасно! Какая она дура, зачем спровоцировала его, ведь могла же предвидеть его реакцию!
 Но больше всего Табризию пугала чувственность Париса. Казалось, его гнев и похоть — неразлучные близнецы Разозли — и перед тобой неуправляемый самец, от которого ты никуда не спрячешься.
 Кузнец знал свое дело, и когда ее руки оказались в металлических браслетах, железо уже было не горячим, а только тяжелым
 — Сколько у нас ключей? — спросил Парис.
 — Два, милорд.
 — Один расплавь сейчас же, при мне. Будет только один ключ У меня Никто не сможет освободить тебя. — Парис повел Табризию к себе в комнату и приковал к кровати.
 — Ты бредила свободой, будто сидела под арестом, а не жила как гостья. А теперь попробуй, что значит оказаться арестованной на самом деле.
 За этим грубоватым обращением Парис скрывал истинные чувства — тревогу и беспокойство за Табризию Он хотел обезопасить ее даже от нее самой, не дать ей возможности навредить себе. Он видел, что Табризия хочет освободиться от него и при малейшей возможности снова попытается сделать это Подобная мысль почему-то была невыносима Парису За дверью он увидел Александрию
 — Я запрещаю тебе и всем остальным общаться с ней.
 Широкими шагами он направился к лестнице.
 Табризия понимала: его кровать следует воспринимать как знак того, что он вернется и подчинит ее себе окончательно.
 — Александрия! — позвала Табризия Никакого ответа.
 — Александрия! Иди сюда! — закричала Табризия.
 — Парис запретил, — испуганно прошептала Александрия.
 — К черту Париса! — Гнев Тэбби выплеснулся наружу. — Я раздета! Принеси одежду! Туфли и чулки! У меня замерзли ноги.
 Александрия незаметно проскользнула в комнату Табризии и через несколько минут вернулась с ее вещами. Но как надеть черные шелковые чулки? С одним проблем не было, а второй пришлось пропускать под железной оковой. Девушки поколдовали и справились — чего не сделаешь ради красоты! Табризия надела красные кожаные туфли и спросила:
 — А подвязки?
 — Не могу найти, — проговорила Александрия, в который раз обернувшись на дверь.
 — Давай твои, — потребовала Табризия Гнев и ярость разгорались в ней с каждой секундой На подвязках Александрии были цветочки розового цвета, но в ослеплении
 — Тэбби их даже не заметила
 — Боже мой, я ничего не могу надеть! Действительно, как мне просунуть руки и ноги — я же прикована к кровати — Ее глаза горели от гневного разочарования.
 — Знаешь, ты сейчас еще красивее, чем всегда, — восхищенно сказала Александрия
 — О Господи, ну найди мне что-нибудь, пока он не вернулся! Ведь ты сама виновата, да и я, конечно, тоже.
 — Дай подумать, дай подумать . Что-то без рукавов. О, знаю! Черный корсет Шеннон! Мы снимем кружева, обернем его вокруг тебя, а потом прицепим их снова.
 — Александрия, принеси маленький кинжал, тот, что купила на ярмарке!
 — Что ты собираешься делать? — выпучила глаза Александрия.
 — Я собираюсь защищаться любой ценой. Давай быстро, пока он не вернулся.
 Закончив манипуляции с одеждой, Табризия в отчаянии осмотрела себя. Корсет еще выше поднял грудь, выставляя ее верхнюю часть напоказ. Александрия окинула подругу удовлетворенным взглядом.
 — Так, спереди ты, можно сказать, прикрыта. Но вот сзади… Хм, корсет подрезан так высоко, что сзади довольно сильно, довольно много… на виду.
 — Ты хочешь сказать, у меня совершенно голая задница, — сделала вывод Табризия.
 — Сейчас подкину поленце в камин, будет потеплее. А если ты все еще мерзнешь, стяни с кровати Париса меховое покрывало и завернись в него А мне пора идти, Тэбби. Он же меня отлупит
 — Не надо рассказывать, какой у тебя дикий брат. Сама знаю, — сказала Тэбби, засовывая кинжал между грудей. — Лучше спрячься до вечера, он прекрасно знает, что ты во всем этом участвовала
 Оставшись одна, Тэбби стала терзаться злостью и гневом. Она корила себя за трусость на берегу. Надо было ударить его в лицо, выцарапать глаза! Она села на кровать и уставилась на железные наручники, будто от взгляда они могли открыться и выпустить ее на свободу. Ничего подобного, конечно, не случилось. Но внезапно она ощутила прилив ярости и сил. Она не знала, сколько времени он продержит ее прикованной, но чем дольше, тем она станет сильнее. Разбойник Кокберн придет и захочет изнасиловать ее. Но Тэбби поклялась, что скорее умрет, чем позволит взять себя. Она ненавидела его с такой страстью, как никогда и никого в жизни. Ее кровь вскипела, она покажет этому рыжему дьяволу, пусть только попробует прикоснуться к ней!
 Тэбби провела рукой по мохнатой волчьей шкуре на кровати. Этот мужчина жил среди настоящей роскоши! Балдахин — из черного бархата с вышитыми золотом драконами. На маленьком столике рядом с украшенным драгоценными камнями золотым кубком валялись изумрудная серьга, бриллиантовый перстень и огромная застежка из дымчатого кварца. Стены увешаны гобеленами, не только сохранявшими тепло, но и украшавшими комнату. Никаких половиков — всюду восточные ковры с длинным ворсом, скорее всего отнятые при налете на бедное, ничего не подозревающее китайское суденышко В оконном проеме лежали мягкие бархатные подушки Тэбби посмотрела поверх них, в прорезь окна, и увидела пурпур холмов Ламмермур.
 Стемнело. Пламя камина отбрасывало увеличенные тени на стены, подгоревшее полено с треском упало в топке, и Табризия вздрогнула Сердце оборвалось: шаги! Парис вошел с факелом, закрепил его на стене Табризия замерла.
 Он зажег свечи на камине и на столе у дальней стены Комната осветилась, и перед ним предстала не испуганная, несчастная, прикованная цепями девочка, а гневная женщина с горящими глазами, готовая защищаться. Парис заморгал, созерцая эротический наряд, черные шелковые чулки. Страсть охватила его с невероятной силой Да, это уже не ребенок, а женщина, зрелая и цветущая, и она утолит его неутоленную жажду Он решил начать очень мирно.
 — Табризия, я приношу извинения за проклятый характер. Когда я остыл и пришел в себя, то осознал: чем дольше продержу тебя на цепи, тем сильнее ты разозлишься.
 Она молча выслушала, пытаясь дышать ровно и спокойно.
 — Так что давай отомкну наручники Я принес ужин, мы поедим здесь, наедине.
 Он опустился на колено и освободил ногу Табризии, потом она подняла запястья, закованные в тяжелое железо, внимательно наблюдая поворот ключа. Едва оказавшись на свободе, она закричала:
 — Негодяй! — Затем схватила черный халат Париса, подбежала к камину и бросила его в огонь. — Сукин сын! — выпалила она и, выдернув факел из кронштейна, прижала его к бархату балдахина
 Ошеломленный вспышкой темперамента, он спросил
 — Ты хочешь сжечь мою кровать?
 — Единственное, о чем я жалею, что ты не лежишь на ней! Ты, свинья!
 Парис быстро погасил пламя, а она тем временем схватила драгоценности со столика и побежала к окну, собираясь их выкинуть. Однако он оказался достаточно быстрым, чтобы перехватить ее и разжать ей руки. Все, что Тэбби держала, выпало. Он прижал руки девушки к туловищу и ртом нашел ее губы. Впервые его поцелуй не был грубым. Пока Парис впитывал мягкость губ, его руки гладили обнаженные ягодицы, теснее прижимая ту часть ее тела, к которой он больше всего стремился…
 Задыхаясь, почти ослепнув от гнева, Табризия выхватила кинжал и собиралась ударить им Париса по руке. Но в этот момент его рука передвинулась по ее бедру, и кинжал угодил ей в ягодицу. Она вскрикнула, оружие упало на пол, по ноге заструилась кровь.
 — Что случилось, дорогая? — взволновался Парис, увидев искаженное от боли лицо девушки. Он отстранил ее от себя, заметил рану и быстро осмотрел, с облегчением обнаружив, что ничего серьезного, только царапина.
 Рыдая, Тэбби прижалась к нему.
 — Парис, помоги мне, я порезалась.
 — Тише, дорогая, тише. Не так все страшно, как тебе кажется.
 Она отняла руку от ягодицы, пальцы были алыми от крови. Ее лицо побелело, она выдохнула:
 — Я умираю.
 Парис улыбнулся.
 — И ты смеешься, когда я истекаю кровью! — потрясенно воскликнула Тэбби.
 — Мой милый ягненочек, мое золотце, мне так жаль! Давай-ка я тебя полечу.
 Парис поднял девушку на руки, положил на кровать лицом вниз, из буфета вынул деревянную коробочку с бинтами и мазями, которыми врачевал свои раны многие годы. Он аккуратно промыл порез и приложил к нему чистую салфетку. Слезы Тэбби орошали подушку, он шептал ей ласковые слова, успокаивал. Однако несмотря на все усилия, кровь не унималась. Тогда Парис спросил:
 — Как ты думаешь, у тебя хватит смелости разрешить мне зашить твою рану?
 — Да… Нет, не смогу! Может, ты лучше… О, я не знаю!
 Она застонала от сильной саднящей боли.
 — У тебя такая красивая попка, я не переживу, если на ней останется шрам.
 — Опять смеешься!
 — Нет, я не такой жестокий. Вот, я смешал немного настойки опия с бренди…
 Парис поднес к губам Тэбби украшенный драгоценными камнями кубок, и она задохнулась, глотнув обжигающую жидкость. Он подождал некоторое время, пока на Тэбби подействует выпитое, после чего сделал два маленьких шва. Только один раз Тэбби тихонько вскрикнула. Затем Парис перекинул девушку через плечо и понес по ступенькам в ее комнату. Откинув покрывало, он положил Тэбби на кровать лицом вниз.
 — Ты скоро заснешь, — нежно успокаивал Парис, убирая волосы с ее лица. — Ну не смешно ли, а? До сих пор я не видел никого, кто бы сам себе порезал задницу!
 — Ты проклятое животное, Кокберн! Ты Разбойник! Ни секунды не сомневайся — я отомщу за это!




 Глава 7


 День был в самом разгаре, когда Табризия проснулась. Она лежала, не в силах повернуться на спину, тело затекло от неудобной позы Тэбби осторожно соскользнула с постели и попыталась сделать несколько шагов. Больно, но вполне терпимо, решила она. Расшнуровала черный корсет, уже совершенно ненужный, сняла черные чулки. Морщась от боли, аккуратно промыла рану и промокнула мягким полотенцем. Потом натянула хлопчатобумажные штанишки.
 Неслышно вошла миссис Холл, неся поднос с завтраком.
 — Ох, деточка, натворила ты дел! Весь замок гудит — и разговоры только про тебя. — Служанка поставила под нос и открыла шкаф. — Тут твоя нижняя юбка. Да ты садись, поешь, а я тебе платье принесу.
 — Я буду стоять, миссис Холл. — Глаза Тэбби наполнились слезами, она передвигалась по комнате очень осторожно.
 — Ну и что теперь подумает его светлость, а?
 Табризия густо покраснела.
 — Я никогда больше не заговорю с его светлостью, пока жива. Сегодня я вообще ни с кем из этих Кокбернов не стану разговаривать. Пойду к Энн, а уж там никого из них днем с огнем не сыщешь.
 — Поосторожнее с миссис Синклер, деточка. Ох, что-то нет у меня доверия к этой женщине! — покачала головой горничная.
 — Я и сама ей не доверяю Она служит Энн, подчиняется ей, как собака Но вряд ли она для меня опасна.
 Энн сидела среди подушек в белоснежной рубашке, украшенной серебристыми лентами. Волосы нимбом сияли вокруг головы, отчего она походила на мадонну. Открытая коробка шоколада лежала на постели Грациозно поведя рукой, Энн предложила угощение гостье Табризия засунула в рот одну конфету и потянулась за другой.
 — Вы сегодня очень торжественны, — сделала она комплимент хозяйке.
 — А ты — взволнованна, — сказала Энн с непонятной угрозой в голосе. — Мой муж пристает к тебе? Может быть, он хочет тебя, потому что ты похожа на его сестер? К
 — кровосмешению здесь относятся спокойно.
 Табризию ужаснули слова Энн. Женщина расхохоталась.
 — Вот видишь, дорогая, как я тебя шокирую! Ну ладно, не обращай внимания Из-за того, что приходится валяться здесь целыми днями, я делаюсь злой и ехидной. Синклер, неси рисунки! — велела Энн и настояла, чтобы Табризия съела еще шоколада.
 Девушка удивилась — портрет готов. Приятно, что Энн изобразила ее без всяких недостатков. В общем-то, подумала Табризия, художник слишком польстил модели. Прямо икона!
 Табризия подняла портрет, любуясь, и механически перевернула его На тыльной стороне был другой, ужаснувший ее рисунок Девушка увидела себя мертвой Веревка так крепко сдавливала шею, что глаза вылезли из орбит, а рот открыт в истошном вопле Тэбби быстро положила холст на кровать и молча вышла из комнаты
 Сбор урожая всегда считался большим праздником, он исстари отмечался в замке. Все обитатели земель Кокбернов — и арендаторы, и селяне — непременно участвовали в нем. Кокберны, целый день разучивавшие сельские танцы к торжествам, не обратили внимания, что Тэбби нет.
 Вечером, когда Парис сел за стол, он первым делом спросил:
 — Где Табризия?
 Никто не знал. Он поднялся из-за стола и отправился на поиски. Парис обнаружил Тэбби на лестнице между своей спальней и ее комнатой. С побелевшими губами она скрючилась на ступеньках, держась за живот.
 — Что? Что случилось?! — встревожился Парис.
 Она несчастно покачала головой, не в силах произнести ни слова от страшной боли.
 Парис осторожно поднял ее и отнес в постель. Тэбби застонала, у нее началась рвота. Она лежала, свесившись с края кровати, совершенно беспомощная, и ее выворачивало наизнанку. Одной рукой он подхватил ее за плечи, другой придерживал за живот. Внезапно все прекратилось. Он осторожно массировал перекрученные мышцы живота, и она понемногу стала расслабляться. В другой ситуации Тэбби испугалась бы до смерти, оказавшись перед Парисом столь беспомощной, но сейчас ей было так плохо, что она не испытывала ничего, кроме благодарности за спасение.
 Беспокойство не оставляло Париса — ее вырвало, но ей нисколько не лучше. Он положил руку на лоб Тэбби, проверил, нет ли температуры. Кожа была холодная и липкая. Смертельная бледность не сходила с лица.
 — Тебе лучше? — спросил он.
 Она неуверенно кивнула Парис принес воду, полотенце и нежно ополоснул ей лицо. Потом все убрал с пола. Он разул ее, укрыл теплыми одеялами и сел на край кровати, ожидая, когда девушка успокоится настолько, чтобы можно было ее расспросить.
 — Что ты сегодня ела?
 — За завтраком только то, что и твои сестры, — медленно сказала Тэбби.
 — А на ленч?
 — Ничего. — Она покачала головой. — Мне не хотелось, после того как я сходила к Энн.
 — Энн? Ты ходила к Энн? — спросил Парис.
 — Да, — нерешительно призналась Табризия. — Она нарисовала мой портрет
 — Ты ела шоколад у Энн?
 — Да. — Широко раскрыв глаза, Табризия посмотрела на Париса.
 — О Господь всемогущий! Моя жена — морфинистка. Я каждый раз привожу ей это зелье из Эдинбурга — Он зло встал с кровати и стал расхаживать по комнате — Я убью эту суку! — поклялся он.
 Комната была маленькая, и оба они чувствовали себя как арестанты в клетке. Гнев Париса был так силен, что Тэбби, казалось, ощущала его вкус. Она знала безрассудство, силу, жестокость этого человека и испугалась вдруг он и впрямь совершит убийство! Она догадывалась — внутри что-то терзает, мучит его. О, если бы заставить его рассказать! Может, тогда он освободился бы от бремени? Тэбби не осмелилась заикнуться Парису об отвратительном портрете на обороте холста Иначе он сочтет, что Энн специально хотела причинить ей зло Наоборот, девушка попыталась успокоить Париса, отвлечь от мрачных мыслей
 — Это случайно Энн не думала, что мне будет так плохо
 Он горько рассмеялся и покачал головой
 — Ты ничего не знаешь о ней
 — Нет, не знаю, — согласилась она, — расскажи Он подошел к окну и невидящим взглядом уставился в черноту ночи
 — Через месяц после нашей свадьбы она сказала, что беременна Я был в восторге Потом она слегла в постель, заявив, что плохо себя чувствует Но вскоре я обнаружил
 — причину ее недомогания — она пила лекарства, желая избавиться от ребенка Думаю, тогда и родилась моя ненависть к ней. Я ненавидел ее за то, что она пыталась убить мое дитя.
 — Потом привез сюда мать Маргарет, миссис Синклер, чтобы та ухаживала за Энн и не давала ей пить никаких лекарств Должно быть, я слеп и очень доверчив по отношению к женщинам Оказалось, у нее ребенок от другого И узнал я об этом только когда он родился Через полгода после венчания — Парис замолчал, его боль снова ожила
 — Она, должно быть, очень испугалась, что ребенок не твой, — тихо сказала Табризия
 — Почему ты все время пытаешься оправдать ее? — спросил он сурово В его взгляде Тэбби прочитала обвинение
 — Ну, чтобы ты ее не убил, — тихо сказала она
 — Убийство Подозреваю, именно это она и совершила с малюткой
 — Многие младенцы умирают, лорд Кокберн
 — Да Этот умер через неделю трогательных забот Энн о его жизни
 Табризия решилась спросить
 — Ты бил ее за это? Или за неверность?
 — Бил ее? — повторил он с плохо сдерживаемой яростью — И что за охота людям распространять и слушать досужие сплетни! Впрочем, верь чему хочешь, все этому верят! Она не может ходить из-за травмы, полученной во время родов! Во всяком случае, она в этом клянется. Энн стала принимать морфий и привыкла к нему Я не знаю, как и когда это началось, но зелье сильно повлияло на ее разум. Она просто сумасшедшая! Подозреваю, что она причастна и к смерти отца
 — Но Энн не может ходить.
 — Не может? — Парис мрачно задумался Потом, заметив утомление на лице Тэбби, подошел к постели — Ну, с тобой все будет в порядке? — нежно спросил он.
 Она кивнула, и он тихо вышел.
 Прежде чем погрузиться в сон, Табризия еще раз подумала, какой невероятно сложный человек этот лорд Кокберн Сегодня вечером ей приоткрылась другая, тайная сторона его души, которую он прятал от всех Ее чувства к нему столько раз менялись с ночи похищения, что Тэбби просто запуталась и уже не могла понять, как она на самом деле относится к Разбойнику Она видела его то гордым, надменным, жестоким и хладнокровным, то шутливым и насмешливым, то горячим и страстным Но он мог стать нежным, мягким и заботливым, когда хотел, и умел с таким неотразимым магнетизмом ухаживать за женщиной, что ее тело невольно предавало, переставая подчиняться рассудку… Наконец Тэбби заснула, и на нее навалились кошмары В них Кокберн превращался то в охотника, то в тюремщика, то в любовника.
 В три часа утра человек, приставленный Парисом наблюдать за домом Абрахамса, прискакал в замок, и Ян разбудил хозяина Парис мигом оделся и спустился приветствовать гонца Налив виски, чтобы тот согрелся после холодной ночной скачки, он спросил:
 — Ну как, сдвинулось наконец?
 — Да, милорд. Около полуночи золото перевезли из банка в дом Абрахамса.
 — Я поеду к Маккейбу. Если тронусь немедленно, с первыми лучами солнца буду в Эдинбурге.
 — Мне ехать с вами? — спросил гонец, допивая виски.
 — Нет, ты хорошо потрудился и заслужил отдых. — Он повернулся к Яну. — Пошли со мной в конюшню. Я вернусь в середине дня. Завтра мы едем на «Морской колдунье». Вы с Троем проверьте паруса и оснастку.
 В этот момент Трой появился в проеме конюшни
 — Легок на помине! — пошутил Ян.
 Парис поднял бровь.
 — Ты только возвращаешься? Черт побери, где тебя носит?
 — Ну если тебе так уж интересно, я был в Танталлоне, — улыбнулся Трой.
 — В Танталлоне? Снова? — раздраженно повторил Парис.
 Трой поинтересовался:
 — А ты куда?
 — В Эдинбург. Дела наконец сдвинулись с мертвой точки. Оставляю все хозяйство на тебя. Держись поближе к замку и не спускай глаз с Табризии.
 Но вдруг от внезапного подозрения холодок пробежал по спине Париса.
 — А не спишь ли ты, часом, с Маргарет, друг мой?
 — Улыбка слетела с лица Троя.
 — А какое, черт побери, тебе дело? — зло спросил он
 — Объясню, какое мне дело. Ты идиот! Она же всеми силами пытается заиметь ребенка, произвести на свет наследника графа Магнус тогда сразу на ней женится, а я распрощаюсь и с титулом, и с замком Танталлон. Я отказал ей в постельных услугах, так она решила попробовать другого Кокберна!
 Трой побледнел. Он совершенно ясно понял: его одурачили. От мысли, что может быть уже поздно, кровь застучала в висках Не меньше полудюжины раз в последнюю неделю он развлекался с Маргарет!
 — Я никогда не думал об этом, — сдавленно проговорил Трой.
 — Потому что твои проклятые мозги не в голове, а между ногами! — в сердцах ответил Парис, но, смягчившись при виде отчаяния брата, добавил уже теплее — Ладно, не беспокойся Наша шлюшка Маргарет, похоже, бесплодна
 Над городом занималась заря, когда Парис въехал в Эдинбург Он направился в городской дом, чтобы дать отдых лошади и позавтракать, а оттуда прямиком пошел в адвокатскую контору Маккейба
 — Абрахаме с вами очень скоро свяжется Скажите, что его жену держат в Англии Обмен завтра Недалеко от Бразерстоун-Хоул, там где бьет морской ключ, есть гостиница Местечко хорошо известно, это «Хэвэн» Вот там и будет его юная невеста Предупредите старика, чтобы он как следует охранял золото Я не хочу, чтобы ящики при были пустыми
 — Да, наше дело приближается к завершению, лорд Кокберн Так что давайте выпьем Перед тем как проститься с вами, предлагаю тост за успешный финал
 — Не проститься, а сказать «до свидания». Очень скоро мне снова понадобятся ваши услуги.
 Он не остановился в любимой таверне, а сразу поспешил в замок Предстояло принять важное решение, так что мозги должны быть ясные, без алкогольного тумана Для осуществления плана по захвату золота нужен тот, кому можно доверить людей При мысли о Трое его сердце сжалось от страха Брат уже был на волосок от смерти два года назад, во время набега Гордонов Конечно, рана Троя давно зажила, но это — чудесное спасение Парис чувствовал ответственность за брата и скорее отрубил бы себе руку, чем специально послал его навстречу опасности Что и говорить, Ян более чем кто-либо способен вести людей Но если он поручит дело ему, а не Трою, брат никогда не простит Что ж, угрюмо решил Парис, выбора нет.
 Он поставил лошадь в конюшню, — ее почистят и накормят, — а сам пошел искать Троя
 — Итак, завтра днем — Он улыбнулся брату и добавил — Я не справлюсь без тебя
 — О, я не могу дождаться! — обрадовался Трой
 — Пойдем, отберешь десяток верных надежных мужчин А план такой фургон с золотом отправляется утром, его везут в гостиницу недалеко от английской границы Но это, конечно, ловушка Нас уже будут ждать, чтобы арестовать Надо направить фургон на юг, по Хай-стрит, мимо городской тюрьмы Сразу же за Солт-Трон, на окраине Эдинбурга, есть «Баллантайн дистиллари».
 — Не этой ли разливочной мы владеем пополам с Магнусом? — спросил Трой.
 — Умный парень! Думаю, этой, — ухмыльнулся Парис — Вот там ты и будешь ждать фургон. В его охране, я думаю, человек шесть, не больше Ты с ними разберешься, нагрузишь фургон бочонками виски, а сверху положишь золото Развернешь экипаж на север, через Эдинбург, прямо в порт Лис. Мне останется самая легкая часть дела — ждать тебя в Лисе на судне
 Трой улыбнулся еще шире, сообразив, что самое опасное должен выполнить он
 — Считай, дело сделано.
 — Хорошенько вооружись, Трой. Всем твоим людям надо взять пистолеты и кинжалы
 — Ты уже волнуешься Поверь, я не подведу.
 Дав указания всем участникам нападения, Парис отправился в солярий. Симпатичная комната с огромными окнами была залита солнцем. Под его лучами ярко-оранжевые гобелены вспыхивали, точно в пламени пожара. На каминной полке стоял букет из колосьев и веток дуба — символ урожая. Осенние краски листьев и тяжелые желуди радовали глаз.
 Табризия и Александрия мастерили кукол из стержня кукурузного початка. Это для детей, которые придут на праздник урожая.
 Парис изучающе оглядел Табризию.
 — Как ты сегодня? — заботливо спросил он.
 Девушка подняла голову, взглянула на Париса и покраснела, вспомнив, как он убирал за ней.
 — Сегодня прекрасно… Я хочу поблагодарить вас, милорд.
 Она опустила глаза, ресницы коснулись щек. Тэбби вспомнила, как внимателен и мягок был он с ней вчера. Она сочувствовала Парису после всего, что узнала о его жене. Девушка понимала: ее чувства к нему становятся все глубже. Если разум перестанет контролировать сердце, она бесповоротно влюбится. С мужем, оставшимся в Эдинбурге, Тэбби связывал только долг. Максвелл Абрахаме — не более чем добрый незнакомец. Но она поклялась перед Богом, вышла замуж, и у нее нет выбора. Она обязана вернуться к мужу, быть послушной женой. Тэбби вздохнула.
 Парис услышал вздох и жадно посмотрел на Табризию. Как может ничего особенного не представляющая собой девушка так действовать на него? Тоска по ней становилась все сильнее, он постоянно мечтал, думал о ней. Но больше всего на свете ему хотелось, чтобы и она испытывала к нему то же самое, отвечала всем сердцем. Чтобы радостно сияли глаза, обращенные к нему.
 — Ну, завтра я ухожу на «Морской колдунье». Хочешь со мной?
 Тэбби тотчас надела защитную маску.
 — Я ничего не хочу от вас, — сказала она холодно и отошла.
 Потемневшими глазами он посмотрел ей в спину.
 — Я, я поеду с тобой! — сверкая глазами, закричала Александрия.
 — Я не к тебе обращался, Александрия, как ты слышала Когда понадобится твоя компания, я тебя приглашу. — Но увидев, как обиделась сестра, он уже мягче добавил: — Я же еду только до Лиса.
 У Табризии перехватило дыхание. Лис — порт Эдинбурга Оттуда можно пешком дойти до города. Надо как-то исправить положение… Тэбби повернулась к Парису и вежливо проговорила:
 — Извините меня, милорд! Я отказалась из-за вчерашнего… Но может, от морского воздуха мне станет лучше?
 Парис близко подошел к ней, наклонился и сказал:
 — Я прощу, если позволишь мне снять швы.
 — Она покраснела и пробормотала, заикаясь:
 — Миссис Холл уже сняла.
 — Он хмыкнул:
 — Ты очень серьезно воспринимаешь мои слова.
 — А вы серьезно предлагали взять меня на корабль?
 — Да. Отплываем рано утром. Надень что-нибудь теплое. Плохой погоды не должно быть, но Атлантика непредсказуема.
 На закате Табризия вышла к бойницам и посмотрела вдаль Что принесет завтрашний день? Что будет с ней? Она вообразила, как тайком исчезает с судна, до темноты прячется где-нибудь на пристани, а потом отправляется пешком прямо до Эдинбурга Небо над горами становилось ярко-пурпурным Вечерний ветерок доносил аромат вереска Табризия вдохнула полной грудью и поняла, что до боли будет тосковать по этому месту Внизу она увидела Шеннон и почувствовала облегчение — можно забрать у нее темную бархатную накидку для завтрашнего путешествия После ужина девушка спросила про свою накидку, но Шеннон она была нужна и на эту ночь
 — Клянусь, я оставлю ее на деревянном сундуке в солярии! С первым лучом солнца ты можешь ее забрать И я дам тебе свою меховую муфточку Только обещай, что не дашь ветру унести ее за борт
 — Я не могу ее взять, — замотала головой Табризия
 — Нет, возьми Руки очень мерзнут на море
 — А откуда ты знаешь, что Джонни Рэйвэн навестит тебя сегодня вечером? — нерешительно спросила Тэбби
 Шеннон таинственно улыбнулась
 — Да он приходит каждую ночь, не важно, смогу я с ним встретиться или нет С первым снегом цыгане откочуют на юг. Они живут по временам года, и я не увижу его до
 следующего лета.
 Лежа в постели, Парис снова думал о той, что была сейчас в комнате над ним И так каждую ночь Он обладал железной волей и не разрешал себе взбираться по лестнице туда, куда звало его сердце. Девушке, судя по всему, по душе была вежливая дистанция между ними. Он нахмурился, вспомнив, что ей захотелось отправиться в путешествие сразу после того, как он сообщил, куда лежит путь. Значит, снова намерена бежать. Тело Париса напряглось, он заворочался на перине, устраиваясь поудобнее. Потом закинул руки за голову и сосредоточился на мыслях о Табризии. Он улыбнулся. Ему очень нравится эта игра в охотника и добычу. Он закладывает широкие круги, не приближаясь к ней, наслаждаясь самим процессом охоты, которая в конце концов приведет его к достижению цели, к обладанию
 А наверху, в своей постели, Табризия услышала знакомый топот Мэнглер — собака подошла к ее двери. Черт побери! Почему она так привязалась к этому животному? Потом мысли от собаки перескочили на хозяина он внизу, под ней, он там живет, двигается. Ее сердце замерло. Боже, если она не сможет завтра убежать, ей уже никогда не удастся заставить себя оторваться от него.
 В тот момент, когда Табризия ступила на борт «Морской колдуньи», ей померещилось, что все это уже когда-то было Качающаяся под ногами палуба, покрякивание деревянных частей корабля, вопли кружащих над морем крачек Как будто все сохранилось в янтаре вечной памяти Она повернулась на голос, отдающий команды, ветер сорвал капюшон и взъерошил рыжие кудри Табризии Поручни, вдоль которых тянулась толстая веревка казались знакомыми — можно подумать, она раньше плавала по морям и океанам Табризия не удержалась, вынула руку из муфты и провела пальцами по грубым веревкам Прямо ей в ухо мужской голос прошептал
 — Могу поклясться — ты самое чувственное создание в мире, ты вдыхаешь соленый запах, будто эликсир жизни
 Она повернулась к нему, ветер сдул с лица волосы, открыв взору Париса прелестный овал Он осторожно натянул ей на голову капюшон, заправил под него длинные выбившиеся пряди, и странное чувство, что все это уже было, охватило обоих Может, в другом столетии? И потом оставшуюся вечность их души провели вместе? Табризия качнулась к нему, он наклонился, их губы встретились так легко и просто, будто они всегда принадлежали друг другу Огромным усилием воли она заставила себя отпрянуть, а он извинился, сказав, что должен сам поднять паруса и для этого отлучиться Сейчас они берут курс на север
 Когда Парис вернулся, она уже пришла в себя, и ему ничего не оставалось, как сохранять вежливую дистанцию
 — Сейчас самое время пройтись по палубам, прежде чем мы изменим направление и повернем на запад Мы увидим Танталлон-Касл, а потом двинемся на Ферс-оф-Форт
 Корабль Париса был прекрасно оборудован Полированное красное дерево, начищенная до блеска медь. Капитанская каюта богато декорирована в восточном стиле Очень дорогой ковер отлично сочетался с лаковыми шкафчиками. Низкая кровать покрыта черными шелковыми покрывалами с золотыми драконами и пагодами. Медные жаровни, полные углей, согревали воздух, пронизанный ароматом сандала. В ответ на вопросительно поднятые брови, Парис признался:
 — Да, все награблено на китайском клипере, попавшемся мне на глаза
 — А вы всегда берете то, что понравилось? — с вызовом спросила Тэбби.
 — Всегда, — грубо ответил он
 Кровь ударила в голову и окрасила щеки девушки. Атмосфера в каюте становилась слишком интимной. Он подошел к закипающему на спиртовке чайнику, чтобы смешать бренди, сахар и кипяток
 — Вот это возьми с собой на палубу. Погода бодрит.
 Вернувшись на открытое ветрам пространство, она с благодарностью глотнула обжигающую жидкость
 — Вон, смотри, Танталлон Мы слишком далеко, отсюда его не разглядишь Но на обратном пути подойдем ближе к берегу, и ты увидишь, как он хорош
 Табризия опустила глаза, не желая, чтобы Парис прочел в них ее тайные планы С облегчением она услышала, как его позвали на капитанский мостик при входе в порт, и подогрела себя еще одним глотком горячего бренди Корабль развернулся, и его паруса наполнились ветром.
 Они подплывали к Лису Табризия никогда не видела столько судов сразу — лес мачт, невозможно сосчитать Она всматривалась в суету порта, вдыхала незнакомые запахи Больше всего здесь было рыболовецких посудин Когда «Морская колдунья» спустила на воду большую шлюпку, мужчины спрыгнули в нее, и девушка испугалась сейчас они уплывут за товаром, а судно останется в гавани Но за канаты они подтащили огромный корабль на стоянку в порту, бросили якорь, свернули паруса, намотали канат вокруг пиллеров и спустили трап.
 Парис ступил на сушу и, казалось, чего-то ждал, не двигаясь с места. Табризия наблюдала за ним, выжидая момент, когда можно будет незаметно улизнуть. Минуты тянулись. Примерно через час появился груз, Парис встрепенулся. Мужчины заносили бочки на борт, он пристально следил за ними, потом сам взошел на корабль, чтобы присутствовать при укладке. Пока все занимались делами, Табризия тихо спустилась по трапу, шагнула на землю и тотчас наткнулась на Троя. Взвалив ее на плечо, как мешок, он бегом поднялся на судно.
 Девушка пиналась и вопила изо всех сил, яростно колотила его по спине кулачками, она чувствовала себя обманутой, ее планы рухнули, она слишком беспомощна перед этими проклятыми Кокбернами. Табризия ощущала такой гнев и бессилие, что слезы лились потоками. Постепенно рыдания сменились всхлипываниями, она проклинала свою судьбу, не могла простить себя за неосторожность.
 — Разрешите подняться на борт, капитан! — счастливым голосом крикнул Трой.
 — Разрешаю, мистер Кокберн, — по всей форме ответил Парис.
 — Куда положить последний груз, капитан?
 — Мне не нужен этот груз, — холодно ответил он. — Отдай команде.
 Краски исчезли с лица Табризии.
 — Нет! Пожалуйста! — закричала она.
 — Парис нежно взял ее у Троя.
 — Девочка, да я же шучу.
 Он ухмыльнулся и посмотрел на Троя, как будто давно не видел его. Трой ответил брату улыбкой Они знали что-то такое, отчего были безумно счастливы.
 Трой перевел взгляд на груз, поднятый на корабль, потом снова на Табризию.
 — И кто сказал, что, если у тебя пирог, ты сможешь удержаться и не съесть его? — Он рассмеялся.
 Парис усадил Табризию в углу на скрученный в тугие кольца канат и тактично оставил одну вытирать слезы. Она смирилась с возвращением в Кокбернспэт. Действительно ли это печалило ее? Или, напротив, она была счастлива, что план бегства так легко рухнул? Снова хотела стать пленницей? Она сидела в раздумье, не обращая внимания на необычное поведение Париса и Троя.
 На пути к дому Парис пребывал в приподнятом настроении. План удался, у него и золото, и девушка. Только одного не хватало для полного счастья — он хотел, чтобы она сдалась ему, с желанием приняла свою судьбу. Он смотрел на нее странным взглядом, в котором боль смешалась с удовольствием. Ей казалось, он хочет что-то сказать, но Парис как будто проглотил все слова. Глубокая морщина залегла у него на лбу. Он сердито развернулся на каблуках и ушел к команде. Табризия смутилась. Она не понимала, чего хочет Кокберн, но чувствовала, что своим молчанием расстроила его. Лучше держаться от него подальше, когда он так сердит, решила для себя девушка.
 Шеннон с трудом сдерживалась, чтобы не побежать на берег. Час назад она увидела паруса с вершины Леди-Тауэр. Парис не поделился с сестрой планами, но ей хватило проницательности понять, брат намерен получить золото и не отдать девушку.
 Первой, кого она увидела на берегу, была Табризия, растрепанная и взъерошенная от морского ветра.
 — Спасибо за муфту, Шеннон. Бегство не удалось. Все, что бы я ни задумала, проваливается.
 Шеннон сочувственно улыбнулась подруге
 — Боюсь, тебе придется задержаться у нас.
 Парис вошел в солярий с бесстрастным лицом, и Шеннон ничего не могла определить по нему. Но когда появился Трой с улыбкой до ушей, у нее не осталось никаких вопросов. Шеннон поняла: братьям удалось задуманное.
 Они подождали, пока Табризия поднимется к себе, потом Парис показал большой палец, и Шеннон, как десятилетняя девочка, радостно кинулась на шею братьям. Все трое обнялись и хохотали до слез
 — Парис, дай-ка мне немного виски, а? А то у меня целый день болят зубы Как же я буду такая на празднике урожая? Он ведь в эту субботу
 — М-м-м .. Я мечтаю об аромате жареного мяса! — воскликнул Трой — Слово «праздник» всегда напоминает мне о жареном мясе. На вертеле! Запах пропитывает весь
 — замок, и во рту все время скапливается слюна ..
 — Ну ладно, я пошел Пришлю кого-нибудь из парней с бочонком виски. «Балантайн» — вроде награды, — Парис ухмыльнулся и удалился
 Трой был в восторге.
 — Боже мой! Когда речь идет об интриге, он всегда видит на десять шагов вперед!
 Шеннон покачала головой
 — Парис необычный человек, и нечего ждать, что он будет играть по правилам.
 — Это точно, — подмигнул Трой. — Нет характера — нет славы!
 Лежа в постели, Парис прокручивал события минувшего дня Он ухмыльнулся, подумав: а ведь на границе сидели люди и ждали его, чтобы схватить! Странный холодок пробежал по спине при мысли о мести Абрахамса Он не сомневался: тот знает о нем И когда обнаружит, что лисица выскочила из западни, месть будет ужасной. Если бы мог, Абрахаме добился бы его ареста Каким образом? Конечно, через девушку. Заподозри старикашка, что она дочь Магнуса, первым делом он нанес бы визит графу.
 Парис понял, что у него нет выбора. Он должен опередить Абрахамса и прибыть к Магнусу раньше Пора соединить отца с дочерью и раскрыть девушке правду о родителях Парису очень хотелось привязать Табризию к себе, прежде чем он представит ее отцу Он жаждал ее преданности и любви. Но до сих пор ничего не выходило Что ж, или сейчас, или никогда! Завтра он привяжет ее к себе навечно «Все или ничего» — вот принцип Париса Кокберна, Разбойника




 Глава 8


 Миссис Холл, несшая на подносе завтрак Табризии, просияла, услышав за спиной приятный голос
 — Какое замечательное утро, миссис Холл! Позвольте открыть вам дверь.
 Табризия удивилась, увидев, как в ее комнату входит Парис, и порадовалась, что уже встала и оделась.
 Он окинул взглядом стройную фигурку и облизал внезапно пересохшие губы. Если бы каждое утро, просыпаясь, он мог видеть этот свежий прекрасный цветок! Ничего больше не хотел бы он в жизни. Парис откашлялся и изложил ей свой план.
 — Мой дядя Магнус, граф Ормистана, сегодня вечером дает ужин. Поскольку я приглашен, можешь поехать со мной, хотя ты и пытаешься всякий раз убежать, стоит мне
 — отвернуться.
 — Лорд Кокберн, это дело моей чести. Я действительно была бы негодяйкой, если бы не пыталась помешать вашему шантажу. Это моя обязанность — мешать при первой возможности, которая возникает.
 — Твоя проклятая обязанность! Твой проклятый долг! — вспылил Парис. — Ты выполняешь его!
 Он увидел, как ее глаза из лавандовых стали темно-фиолетовыми, из них вот-вот могли посыпаться искры. Он выругал себя за несдержанность — бестактный дурак! — и поднял руки вверх, как бы сдаваясь на милость победителя. Потом подтянул к себе стул и уселся перед ней.
 — Давай-ка я начну сначала, — сказал он — Мне бы доставило огромное удовольствие сопроводить тебя на сегодняшний ужин, в Танталлон-Касл Табризия, я обещаю, что ты получишь большое удовольствие Я помню балы, которые давали в старые времена, когда еще была жива графиня. О них ходили легенды. Сегодня, конечно, не бал, просто званый ужин. Но это хороший повод для женщины красиво одеться и развлечься. И я не представляю, как можно провести подобный вечер с кем-то другим, а не с тобой.
 Табризия не могла не соблазниться. Здорово все-таки поехать в Танталлон на графский ужин.
 — А граф знает обо мне? — вдруг спросила она.
 — Парис поколебался, прежде чем ответить.
 — Ну… да… и нет.
 — Разбойник! Ты сказал только то, что счел нужным довести до его сведения! — обвинила его Тэбби.
 — Это правда, — сознался Парис. — А почему бы тебе самой не рассказать ему свою историю?
 — Я так и собираюсь сделать, — предупредила она.
 Парис засмеялся.
 — Дядю ожидает сюрприз. — Он повернулся к миссис Холл, слышавшей все до последнего слова. — Что ж, решено! Соберите вещи, миссис Холл, мы там останемся на
 ночь.
 Несмотря на свои годы, миссис Холл почти влюбилась в Париса. Его желания были для нее законом.
 — Мы отправляемся днем. Иногда туман опускается на горы, которые отделяют нас от Танталлона, и очень плохо ехать в сумерках.
 Парис ушел. Миссис Холл в восторге подняла брови — вот это да! Девочке просто повезло.
 — Ты представляешь — ужинать с графом! Пойду закажу горячую воду для ванны, и мы причешем тебя как можно элегантнее.
 Табризия вздохнула.
 — Миссис Холл, вчера в Лисе мне почти удалось убежать. Но этих проклятых Кокбернов слишком много! Если я убегаю от одного, то другой меня тут же ловит.
 — Тогда ты пропустила бы этот приятный визит в Танталлон! — воскликнула миссис Холл.
 — Да, — насмешливо сказала Табризия. — Какое счастье, что мои планы разрушились!
 Но в действительности девушка была приятно возбуждена предстоящей поездкой. Она волновалась, ее снедало любопытство. Что такое Танталлон и его обитатели? И еще у нее было предчувствие чего-то необыкновенного, что должно произойти.
 Отдавшись мечтам, Табризия рассеянно сидела перед камином, вытирая руки и плечи после ванны, миссис Холл тараторила без остановки:
 — Самый подходящий случай надеть шелковое нижнее белье лавандового цвета, ты его ни разу не надевала. Оно на самом дне сундука. У тебя есть таких же тонов шелковое платье. Ах, девочка, как тебе везет, у тебя столько красивых нарядов!
 Табризия повела плечами.
 — А не слишком прохладно для шелка?
 — Ой, не глупи, деточка! Ты же наденешь дорожное платье, накидку, а шелка я упакую Теперь давай-ка отдохни, пусть ножки подготовятся к танцам на всю ночь. И не надо перед отъездом много есть, разве что мисочку бульона. Оставь побольше места для пира.
 К трем часам Парис приготовился к отъезду. День быстро катился к вечеру, все было собрано. Сумка Табризии с шелками лавандового цвета и ее туалетными принадлежностями висела рядом с вещами Париса, притороченная к седлу. Капюшон накидки Тэбби аккуратно расправила вокруг прически, которую ей сделала миссис Холл, проведя полдня за этим занятием и доведя задуманное до совершенства.
 В жилете из овчины, надетом под плащ, Парис, казалось, не замечал холода. Он помог Табризии сесть в седло, его руки задержались на талии девушки. Она посмотрела в потемневшие глаза и с радостью прочитала на его лице восхищение. Она понимала, что это дурно, но только рядом с ним чувствовала себя счастливой.
 Они быстро выехали со двора, направляясь к дороге, ведущей в Танталлон через Данбар, и взбираясь все выше и выше. Туман плотно окутывал всадников, пронизывая влажностью. Несмотря на ранний час, их вскоре окружила полная темнота. Табризия заволновалась, потеряв из вида лошадь Париса. Она пришпорила своего коня, ее капюшон упал, и туман испортил прическу. Пальцы девушки, вцепившиеся в поводья, задеревенели, ноги в маленьких ботинках для верховой езды замерзли, как никогда.
 Вдруг рядом из ниоткуда возник Парис.
 — Тебе тепло?
 — Да, спасибо, — неловко солгала она, а потом с надеждой спросила: — А мы не можем вернуться?
 — Уже недалеко, сразу за горами. Тебе действительно тепло? — настойчиво повторил он вопрос.
 — Да… Нет, я замерзла, — призналась Тэбби
 — Садись передо мной.
 Парис остановился, освободил поводья, потом быстро вынул девушку из седла и усадил впереди себя. Ее макушка доставала ему только до подбородка. Почувствовав внезапное желание защитить ее, он плотнее запахнул на ней плащ, натянул капюшон на голову. Его губы слегка коснулись виска Табризии. Взгляды их встретились и не отрывались друг от друга до тех пор, пока его рот медленно не прильнул к ее губам. На этот раз она не отпрянула, позволила поцелую длиться, пока ее лицо не запылало. Парис пришпорил лошадь, и она понеслась вперед. Сердце Табризии пело. Она сходила с ума от любви к нему и больше не могла это отрицать. Прижавшись к его большому телу, она чувствовала себя в тепле и безопасности. Здесь ее место. Яростный ветер задувал сзади, но плечи Париса надежно заслоняли девушку.
 Прядь волос выбилась из-под капюшона и щекотала ему щеку. Парису было так приятно, что он пообещал себе, ночью, когда они останутся одни, руками и лицом он зароется в ее волосы. Но надо следить за своим проклятым характером! Ведь мягкостью и нежностью ее легче завлечь Она ничего не знает о мужчинах Прижавшись теплыми губами к ее уху, Парис прошептал
 — Если ты откинешься назад, поближе ко мне, мы укроемся моим плащом.
 Краснея, Табризия подвинулась назад и почувствовала прикосновение его бедер.
 Парис резко втянул в себя воздух, когда она бесхитростно ерзала между его ногами, устраиваясь поудобнее. Он обернул свой плащ вокруг нее, и на секунду его рука коснулась округлой груди. Дыхание у обоих вмиг перехватило, а желание понеслось по нервам. Тэбби впервые ощутила такого рода возбуждение. Она таяла от его близости.
 — Ужасный вечер, может, ничего и не будет, — внезапно охрипшим голосом произнес Парис. — Многие просто не приедут. Но ведь ты не жалеешь, что сейчас со мной? Правда?
 Табризия не могла ясно рассмотреть в темноте его лицо, но чувствовала сильные руки, обнимавшие ее, и слышала гулкое биение мужского сердца у своей щеки. Несмотря на мокрую одежду и одеревеневшие от холода ноги, она не жалела, что поехала с ним. Она влюбилась. И предпочитала оставаться под его бьющимся сердцем, чем где-нибудь в другом месте.
 Чтобы въехать в Танталлон, предстояло миновать двое ворот и два моста. Табризия почти ничего не видела во тьме, но Парис хорошо знал дорогу. Человек, посланный им днем раньше, уже ждал у въезда во двор. Парис быстро спешился и передал ему вожжи.
 — Все готово, ваша светлость.
 — Молодец! Я поднимусь по наружной лестнице. Присмотри за лошадьми.
 Парис снял Табризию с лошади и, как пушинку, понес на руках вверх по лестнице в свои комнаты.
 — Входи, грейся, любовь моя.
 Комната оказалась очень уютной. Пламя от камина отражалось на стене, обтянутой красной испанской кожей Табризия медленно вошла и увидела стол, накрытый на двоих, со свечами и вином в бокалах.
 — Ведь никакого вечера и не должно было быть, правда? — спросила она.
 Парис посмотрел на нее с высоты своего роста.
 — Только для нас двоих. Дорогая, я хочу побыть наедине с тобой хоть немного.
 Девушка густо покраснела от интимности его тона. Ее сердце забилось, грудь стала быстро подниматься и опускаться от страха. Когда руки Париса сняли с нее мокрый плащ, она задрожала, а от прикосновения его пальцев к плечам ее бросило в жар. Парис усадил Тэбби в большое кресло и опустился на колени, чтобы разуть ее. Потом быстро и сильно стал растирать ее ступни.
 — Ты замерзла. Давай я сниму с тебя мокрые чулки, — пробормотал он, потянувшись к ноге.
 — Я сама, — оробела Табризия и опустила глаза. — Подолы юбок намокли.
 — Это не годится. Снимай все мокрое. Я принесу тебе халат. Твои вещи быстро высохнут.
 Табризия дотронулась до его руки — его камзол тоже был влажным.
 — Ты сильнее промок, — несмело сказала она.
 — Я принесу два халата — Он улыбнулся.
 Он вернулся с мягкими белыми шерстяными халатами и протянул один ей.
 — В соседней комнате моя спальня. Иди туда, переоденься и положи сушиться свою одежду.
 Кровать, стоявшая на возвышении, оказалась очень большой. Ее поддерживали четыре столба, с которых свисали бархатные занавеси. На такой, подумала она, спят короли. Шелковое белье было сухим, и Табризия накинула халат сверху, а платье и нижнюю юбку поднесла к огню. Шерстяной халат оказался ужасно велик девушке, и она поддерживала его, чтобы не запутаться.
 Парис заставил Тэбби сесть в кресло перед камином, а сам надел халат, бросив камзол на дубовый сундук вместе с другими вещами. Он аккуратно завернул ее ступни в полы халата и закатал длинные рукава. Потом, добравшись до ее рук, одну поднес к губам.
 Табризия потеряла дар речи. Никогда в жизни она не оставалась наедине с мужчиной. Она удивлялась, как ей легко с Парисом, как естественно сидеть с ним вот так у огня, вдвоем, полураздетой. Он так хорош, что ее сердце просто переворачивается в груди! Потемневшие волосы мокрыми локонами спускаются на шею. Белый халат небрежно завязан на талии, сильная мускулистая грудь покрыта темно-рыжими волосами… Ее взгляд снова и снова возвращался к смуглому красивому лицу и широким плечам.
 Парис подошел к столу и взял бокалы с вином.
 — Пей маленькими глотками и быстро согреешься. Потом крепко заснешь, ты слишком долго пробыла на холоде.
 Сам он во весь рост растянулся на ковре перед камином и снизу вверх смотрел на девушку.
 Она поднесла руку к мокрым волосам!
 — Мои волосы в полном беспорядке, а миссис Холл так старалась!
 — Они в таком беспорядке, что мое сердце готово вырваться из груди, стоит мне взглянуть на тебя, — усмехнулся Парис
 — Здесь так красиво! Неудивительно, что ты любишь ездить в Танталлон, — очарованная комнатой, проговорила Табризия
 — Может, когда-нибудь все это станет моим, — мечтательно протянул он
 — Это будет твоим, оно очень тебе подходит, — кивнула Табризия с серьезным видом
 — Да и тебе, кажется, подходит, — пробормотал он, лаская ее лицо взглядом
 Казалось, весь мир отступил, на земле остались только двое он, единственный мужчина, и она, единственная женщина Под его пристальным взглядом у Тэбби перехватило дыхание Она ни о чем не могла думать!
 — От вина у меня так кружится голова! Может, немного поесть? — Но Табризия понимала, что причина одна — близость Париса
 — Давай не пойдем за стол, поедим у камина — Он легко поднялся, подошел к столу — Ну-ка, посмотрим, что тут у нас Тетерев, баранина, сыр и даже яйца ржанки Я дам тебе всего понемногу Попробуешь
 Парис взял огромную льняную салфетку, расстелил у Тэбби на коленях, а потом подал доверху наполненную тарелку
 — Да я ни за что не съем столько! — замотала головой Табризия
 — Надеюсь, нет Я тоже поучаствую
 Он уселся у ее ног и начал есть
 Оба радовались бесхитростной еде, проливали, просыпали, кормили друг друга Насытившись, Парис привалился головой к ее креслу и вытянул ноги к огню
 — Спасибо за удовольствие Я всегда хотел, чтобы рядом был кто-то, с кем вот так можно поделиться Многие годы я мечтал о родственной душе, которая станет волноваться обо мне, когда я в рейде, выбежит навстречу в любой час дня и ночи, когда я вернусь домой Мне очень нужен кто-то, кто делил бы со мной еду, постель и мои сокровенные мысли
 Табризия тихо сказала
 — Тот, кто мог бы разделять и твои ночные страхи
 — Я не боюсь ни людей, ни зверей
 — А я боюсь, — прошептала она, и слеза скатилась с ее щеки Безнадежным голосом она спросила — Парис, что мне делать с моим мужем?
 — Не волнуйся! — небрежно отмахнулся он — Мы добьемся, дорогая, чтобы твой брак признали недействительным Дело очень простое, поверь Как будто никогда его и не было
 — Но ты забыл о золоте, — напомнила она
 Он медленно взял ее руки в свои
 — Я позабочусь обо всем Тебе нет необходимости думать про это Не забивай свою хорошенькую головку
 — О Парис, даже если бы у меня не было мужа, ты ведь женат на Энн! — не отступала она
 Он поднес ее руку к губам.
 — Тише, дорогая. Не расстраивайся. Я с ней разведусь и отправлю ее обратно в Карделл. По правде говоря, я бы не хотел иметь тебя только любовницей. Я хочу, чтобы ты стала моей женой сразу, как только я избавлюсь от нее
 — Парис, пообещай, что ты не сделаешь ей ничего плохого. Мы не сможем жить, если ее кровь будет на наших руках! — воскликнула она, и глаза ее наполнились слезами.
 — Я смог бы, — просто признался он — Но, боюсь, ты не сможешь, моя овечка — Он усадил ее к себе на колени и прижал к груди
 Табризия задрожала от его прикосновения, пульс участился, она чувствовала его биение в запястьях, в висках, в горле Парис держал ее, словно охраняя от всех напастей, и дрожь постепенно утихла, девушка стала расслабляться, окутанная его теплом.
 Парис поднес ей свой бокал, потом отпил в том же месте, которого коснулись ее губы. Словно они вдвоем осушили любовную чашу. Он по-хозяйски обнял Табризию так, будто теперь она принадлежала ему навсегда, навечно И девушке показалось, что пустота, которую она всегда ощущала в себе, исчезла Ее заполнил этот сильный, красивый, уверенный мужчина Его руки, надежные и защищающие, огонь, теплый и влекущий, убаюкивали и усыпляли ее Она лежала, не двигаясь, и смотрела на пламя камина. Парис медленно убрал локоны с ее лба, поцеловал веки, щеки и страстно прижался к нежным розовым губам. Этот поцелуй вывел ее из сонного оцепенения.
 — Табризия, согласна ли ты разделить со мной все? — хрипло спросил он
 — О да, — выдохнула она.
 — Давай поклянемся. Пообещай быть моей всегда и отказаться от всех других.
 — Обещаю!
 Он снял с пальца кольцо с изумрудом и надел его Тэбби. Кольцо оказалось слишком велико и могло удержаться только на большом пальце. Парис поцеловал ее в ладонь. Потом его руки стали очень горячими, тяжелыми, и все в нем вдруг напряглось Парис снял с нее халат, и Табризия увидела его глаза, потемневшие от желания. Секунду он рассматривал белье лавандового цвета, потом рванул нежную ткань. Она легко поддалась, и Табризия предстала перед его страстным взором во всей своей обнаженной красоте. Испугавшись, девушка попробовала сопротивляться. Внезапно она со всей ясностью поняла, чего хочет от нее этот мужчина. Парис поспешил прижаться ртом к ее груди и в порыве страсти, которую больше не мог сдерживать, причинил боль чувствительному соску. Он ждал так долго, как никогда в жизни! И теперь выдержка покинула его тело, устремившееся к конечной цели.
 — Парис, Парис, пожалуйста, мне больно! — в панике закричала Табризия
 Она пробовала отстраниться, но он ничего не замечал. Возбужденный, он сжал ее в объятиях, поднял и понес в кровать. Ее попытки что-то сказать он пресекал поцелуями, забыв обо всем на свете и целиком подчинившись неодолимому желанию, угрожавшему свести его с ума. Он положил ее на кровать и рывком сдернул халат. В ужасе глядя на него, Табризия вскочила на колени. Обнаженный мускулистый торс шокировал девушку, массивные плечи закрыли от нее всю комнату. Татуировка — чертополох — вырисовывалась так четко, что казалось, растение колет нежное тело. Густая поросль сужалась к животу, а дальше бежала вниз, покрывая чресла. Тело не скрывало дикого желания, и Табризия замерла, увидев то, чего никогда в жизни не видела. Потом перевела глаза на белый шрам от бедра до колена.
 В панике она сжалась. Его тень на стене в отблесках пламени казалась кошмарной. Страх сковал Тэбби, она вспомнила сон, напугавший до отчаяния явилось чудовище, готовое проглотить ее.
 — Нет! — кричала она
 — Да! — настаивал он, дотягиваясь до нее и подминая под себя
 От ее красоты Парис обезумел. Тэбби стала кричать, но он снова поцеловал ее, успокаивая и приводя в податливое настроение. Рот его скользнул к шее, он потребовал
 — Позволь мне любить тебя, дорогая, расслабься. И подари мне свою сладость
 — Нет, нет, Парис, ты слишком большой для меня! Мне будет больно, нет, пожалуйста, остановись, — молила она
 — Не сопротивляйся, радость моя, я знаю, это у тебя в первый раз, — успокаивал он Табризию, пытаясь коленями раздвинуть ее ноги.
 Табризия напряглась от страха и в тот момент, когда он попытался войти в нее, потеряла сознание. Он тут же вскочил. Через несколько секунд она пришла в себя и увидела кровь, стекающую по бедрам на простыню. В ее глазах застыл горький укор Я же говорила, ты слишком большой для меня! Боже мой, ну как ты можешь так поступать со мной? — плакала она
 — Да ты потеряла сознание от страха, дурочка, — заявил Парис, пытаясь сдержать раздражение.
 Табризия подняла огромные обиженные глаза и увидела на его лице решимость, ужаснувшую ее. Он снова потянулся к ней, бормоча
 — На этот раз тебе не будет больно — Рот его скользил по ее шее, а руками он раздвигал ей ноги — Я обожаю тебя, моя дорогая! Уступи мне, — умолял он
 — Нет, я не могу вынести боли, — жалобно взмолилась она, продолжая бороться, и коленом ударила его в промежность
 — Тебе не будет больно, если ты не станешь лежать как деревянная!
 Глаза его светились, точно изумруды.
 Тэбби соскочила с кровати, чтобы схватить платье и юбку. Парис побежал за ней. Она отвела глаза от его наготы.
 — Да прикройся ты, неужели тебе не стыдно!
 Сама она испытывала дикий стыд, от которого хотелось умереть.
 — Боже мой, женщина! Ну почему ты разрушаешь такую прекрасную ночь?! Вечная женская прихоть — поднимать шум из ничего! — обвинил он ее.
 — Из ничего?! — потрясенно повторила она, и слезы потекли по ее нежным щекам, падая на обнаженную грудь — Значит, ты считаешь, что я — это ничто?
 Тэбби закрыла глаза, отгораживаясь от грубости его слов. Она застегнула платье и выпрямилась во весь рост, гордая и злая. Щеки ее порозовели.
 — Ну что ж, я удовлетворена! Это стоило тебе двадцати тысяч золотом. И ты никогда не получишь за меня выкупа после того, что со мной сделал.
 Он рассмеялся:
 — Так золото уже у меня. При тебе его грузили в Лисе на корабль.
 Табризия была поражена. Ее глаза напомнили Парису глаза молодого оленя, которого он однажды ранил. Именно так смотрел он перед смертью Парис готов был откусить себе язык, но слова уже вырвались, и назад их не вернешь. Одной фразой он лишил ее самоуважения и унизил. Он так любил ее! Почему же с каждым произнесенным словом расстояние между ними увеличивалось? Почему все рухнуло за несколько минут? Парис думал об этом с яростью. Как было замечательно, пока он качал ее в своих объятиях перед камином! Как сладостно! И вот — печальный итог. Он беспомощно стоял перед ней, молча слушая, что она о нем думает.
 — Ты взял меня в тот день на корабль, чтобы насладиться своей победой, — произнесла она печально. — Я ничего не знала, я была совершенно бесхитростна, но это не имело для тебя никакого значения!
 Она отвернулась, не в силах смотреть на него. Он окликнул ее:
 — Табризия…
 Но сейчас ей был невыносим даже звук его голоса. Зажав уши, она бросилась вон из комнаты.
 Табризия не знала, куда бежит. Она двинулась вдоль галереи, вниз по лестнице, потом налево, в другое крыло замка. Охранник остановил ее и потребовал ответа: кто такая и что здесь делает.
 — Меня привез лорд Кокберн, — выпалила она
 — Извините меня, мистрисс, за вопросы, — стал сокрушаться охранник, — но в этой части графские апартаменты, а я не знал, что вы у нас в гостях.
 Из библиотеки вышел Магнус.
 — Что за шум? — Он удивленно остановился, увидев Табризию. — Даниэль. . Даниэль… Как такое возможно?
 — Меня зовут Табризия. . Мою маму звали Даниэль.
 — Даниэль Лямонт? — не веря себе спросил Магнус.
 — Подоспевший Парис окончательно огорошил графа:
 — Это твоя дочь, Магнус.
 Старик смотрел пронзительным взглядом, подчеркивающим ястребиные черты его лица. Он вопросительно поднял брови, поглядев на Париса, а потом перевел глаза на нежную прелестную девушку. Она так похожа на Даниэль, его драгоценную любовь! Однако нет никакого сомнения, девушка из рода Кокбернов. Немного придя в себя от потрясения, Магнус почувствовал боль, стиснувшую грудь, и как подкошенный упал в кресло. Потом медленно проговорил:
 — Все это кажется невозможным, но я не могу отрицать очевидное. Боже мой, мальчик, где ты ее нашел?
 Табризия, пережившая столько потрясений за один вечер, опустилась на колени и заплакала. Парис понимал, что сейчас лучше не успокаивать ее, но Магнус кинулся ей на помощь
 — Не трогайте меня! — яростно выпалила девушка, и старый граф сжался от горечи.
 — Это долгая история, Магнус. Началась она лет десять — двенадцать назад. Я был с отцом в Эдинбурге, когда умерла молодая француженка. Она отдала Ангусу ребенка, и он отправил его в приют. Для меня это ничего не значило, мне было тогда четырнадцать или пятнадцать. После смерти отца я проверял бухгалтерские книги и обнаружил, что за девочку Лямонт все еще идут деньги в приют. Увидев ее, я заподозрил, что она из Кокбернов. А узнав позднее, что ее назвали в честь города, как и всех нас, убедился в этом. Я догадался, что это ребенок не моего отца, и остался только ты, Магнус.
 — Боже мой, если бы я только знал! Деточка, прости меня, — тихо сказал граф.
 — Я никогда не прощу, — поклялась Тэбби.
 — Приют был гнусным местом, — объяснил Парис. — И каково ей теперь узнать, что ее отец — граф Ормистан? Ирония судьбы, не правда ли?
 Магнус ужаснулся. Какая огромная беда случилась с ней!
 — Прости, детка, я не знал о твоем существовании, — пытался он объяснить ей свою трагедию.
 Табризия подняла голову и страстно заговорила:
 — Приют — это ерунда. Я ведь все-таки выжила, не так ли? Трагедия — моя мать! Пять долгих лет на улицах Эдинбурга убили ее, после того как ты ее выгнал.
 — Я не делал этого! — прогремел Магнус. — Я поклонялся ей, я благословлял землю, по которой ступала Даниэль! Она была самой дорогой любовью в моей жизни. Это она оставила меня, и я чуть не сошел с ума от горя, не сумев ее найти. Я все помню, будто это произошло вчера. Я был с королем Джеми в одном из бесконечных походов в Монтроуз и Абердин, а когда вернулся, она сбежала с другим мужчиной, и мать Маргарет передала мне ее последнее письмо Она писала, что не может встретиться со мной, потому что беременна от другого мужчины. А теперь я ясно вижу: все не так!
 Маргарет Синклер с длинными черными волосами, обрамлявшими бледное лицо, стояла в тени. Она прижала руки к слишком декольтированному платью, как бы стараясь сдержать волнение в груди, и быстро кинулась вперед, пока Магнус не стал вспоминать, кто был с ним все эти годы и утешал его.
 — Вам обоим должно быть стыдно! Отдайте ее мне. Бесчувственные! — Нахмурившись, она посмотрела на Магнуса, потом помогла Табризии встать на ноги. — Тебе надо отдохнуть. Ты на грани нервного срыва На сегодня хватит. Жар эмоций остынет в холодном свете дня.
 Потрясение, которое пришлось пережить Табризии, сделало свое дело. Ей захотелось уйти подальше от всех этих Кокбернов, хоть на край света, и она позволила Маргарет увести себя.
 Казалось, заботливости Маргарет нет предела. Но она всегда умела прятать свои истинные чувства. В тот момент она кипела от злости, проклиная глупость собственной матери Надо же, старая дура не сумела понять, кто на самом деле эта девица! Ведь мать сама выстроила план избавления Магнуса от любовницы-француженки, чтобы на ее место водворить пятнадцатилетнюю Маргарет, У матери были особые виды на дочь, красавица Маргарет должна стать новой графиней! Но никакие усилия не помогли — Магнус так и не женился на ней.
 И вот, нате вам, объявилась дочь французской суки! Маргарет разъярилась вдвойне. Она не сомневалась, что Парис привез эту девицу и для себя.
 Приведя Табризию в комнату для гостей, Маргарет отправилась к себе, заварила успокоительное снадобье и отнесла отчаявшейся девушке двойную дозу. Изо всех сил изображая ангела-хранителя, она заставила Табризию выпить все до капли и лечь в постель. Потом вернулась к себе и закрылась на задвижку. Незваная гостья отключится до утра, а Маргарет есть о чем подумать.
 Табризия лежала на спине в чужой кровати и вспоминала сегодняшний вечер. Она чувствовала дикое опустошение внутри. Все годы, когда она старалась выжить в приюте, почти рядом находился отец, известный граф, проводивший время в обществе короля. Во всем этом столько непонятного и тайного, что разум отказывается принять. Он как будто отделился от тела и летает по комнате. Девушка пыталась вспомнить какое-то имя. Ах да, Парис! Один из них. Вначале она так боялась ему довериться! А потом, когда в порыве любви потянулась к нему всем сердцем, он предал ее. Она лежала с закрытыми глазами и пыталась бороться со сном. Потом наконец сдалась и позволила ему унести ее в сладкое забвение.
 Магнус взглянул на Париса:
 — Я едва могу поверить в происшедшее. Ты не представляешь себе, что это для меня значит. Быть лишенным
 детей всю жизнь, видеть перед собой прекрасную династию из семерых сыновей и дочерей родного брата, а потом вдруг чудом найти свою девочку от той женщины, которую я так давно любил! Боже, она подарила мне дочь! Мою дочь! Я все для нее сделаю, Парис, и ты должен мне помочь. Перво-наперво, я узаконю ее. Переделаю одно крыло замка, там будут ее собственные апартаменты. Боже мой, Парис, эта боль в груди меня так мучила и изводила, я думал, она доконает меня. Но теперь знаю, ради чего с ней бороться, ради чего жить дальше, строить планы. Чем я еще займусь, не откладывая, — изменю завещание
 Парис нахмурился. Все взорвалось, рухнуло и превратилось в хаос. Магнус уже строил планы насчет Табризии, и они полностью противоречили его собственным. Магнус ждал, что она останется жить в Танталлоне, и какой теперь поднимется шум и крик, когда он, Парис, попытается ее увезти! Характер Магнуса ему хорошо известен — дядя начнет извергаться, как вулкан, узнав, что племянник собирался сделать его дочь своей любовницей. Еще один громовой раскат раздастся, когда Магнус обнаружит, что его девочка вышла замуж за ростовщика Абрахамса, но с этим-то делом они быстро разберутся. Кое-что похуже начнется, когда Магнусу откроется, что сразу после венца Парис похитил Табризию ради выкупа! Вот это дело могло разрушить их отношения настолько, что их никогда уже не удастся наладить. Ну что ж, чему быть, того не миновать. Парис не собирался отказываться от Табризии И решил ничего пока не говорить Магнусу.
 Заикаясь, старый граф произнес:
 — Ты, наверное, считаешь меня самым большим дураком на свете, но мне просто необходимо пойти в церковь. Извини меня, Парис.
 Племянник поразился: более нерелигиозного человека, чем этот старый разбойник, он никогда не встречал. Парис удалился к себе и лег в постель, где совсем недавно лежал вместе с Табризией. Сон не шел. Ликование охватило его при мысли, что ни один мужчина до него не прикасался к Табризии. Он мог поклясться — ни один, никогда! Он признался себе, что чувство к Тэбби сильнее желания, больше похоти. Да, он любит ее! Боже, до чего он был грубым с ней сегодня вечером! Неудивительно, что девочка почти впала в истерику. В следующий раз все будет по-другому. Он наберется терпения, он подождет, когда она сама захочет его. И он готов вернуть проклятое золото, если это единственное, что способно примирить ее с ним.
 При первых лучах солнца он поднялся и пошел к Табризии. Ему едва удалось добудиться ее, и когда девушка села в кровати, она совершенно не понимала, где находится и кто рядом с ней, а глаза неестественно блестели Парис готов был поклясться — это выглядело подозрительно
 Услышав, что он здесь, торопливо вошла Маргарет. В невероятно красивом голубом платье с вышитыми серебром розочками она выглядела прелестно, будто всю ночь провела перед зеркалом. Но Парис не обратил на ее наряд ни малейшего внимания.
 — Черт побери, Маргарет, что ты дала ей вчера вечером? — в ярости спросил он.
 Женщина сделала вид, что обиделась на его грубость.
 — В чем дело, Парис? Обыкновенное снотворное. Девочка была так возбуждена, ее следовало успокоить.
 — Снотворное из мака! Я определяю отравление морфием по внешнему виду. Мне слишком хорошо известно действие одурманивающих средств, — резко и с горечью произнес Парис. Он снова повернулся к постели. — Я принес плащ и ботинки, Табризия Мы уезжаем домой.
 Тэбби держалась за голову. Она раскалывалась. Девушка не могла соображать, но твердо знала одно: она не хочет ехать с Парисом и не хочет оставаться здесь. Ей надо в Эдинбург, и она сегодня же туда отправится. Не глядя на Париса, Тэбби надела ботинки, накинула плащ. Она не выдаст своих намерений. Она выдержит его общество до Кокбернспэта, но на этом все.
 Парис снова повернулся к Маргарет:
 — Где Магнус?
 — Спит. Он пробыл в церкви до четырех утра. Тоже принял снотворное и еще не проснулся Думаю, тебе стоит подождать его и поговорить. Он разозлится, если ты уедешь, не повидавшись с ним.
 — Мне надо быть дома. Завтра праздник урожая. Скажи Магнусу, пускай и тебя привезет. Он целый год не был в Кокбернспэте. А дочь станет искушением, против которого он не устоит.
 — Кажется, и другие не могут устоять, — почти прошипела Маргарет. Впрочем, она тут же опомнилась и готова была прикусить себе язык. — Спасибо за милое приглашение, милорд!
 Она передумала просить Париса отвезти письмо ее матери. Если уж им предстоит встреча на этой неделе, зачем рисковать и оставлять что-то на бумаге.
 Табризия молчала всю дорогу. Потом обратилась к одному из людей Париса, ехавшему рядом на лошади:
 — А что это вон там такое, похожее на пещеры в горах?
 — Это для овец, мадам. Навесы. Иногда весной, после окота овец, выпадает глубокий снег, и пастухи прячут там ягнят, спасая от холода.
 Парис жестом послал парня вперед, желая поговорить с Табризией.
 — Впредь ни у кого, кроме меня, не бери снотворного, — предупредил он строго.
 — Вы никогда не устаете отдавать приказы, милорд? — спросила девушка.
 — Властность для меня естественна, — заявил он.
 — Ну да, как и надменность, жестокость, похоть и мошенничество, — она усмехнулась.
 — Никогда не говори со мной таким неуважительным тоном, мадам! Или на самом деле узнаешь мою жестокость!
 — Лорд Кокберн, по дороге в Танталлон я была беспризорной, девочкой из приюта. Но сейчас, на обратном пути, я — дочь графа. И буду говорить таким тоном, каким захочу!
 В тот же момент сильная рука схватила лошадь Тэбби под уздцы. Парис притянул ее так близко, что бока лошадей коснулись друг друга.
 — Будь ты даже дочерью короля, я не позволю дерзить мне! — его потемневшее от гнева лицо оказалось слишком близко. Табризия глубоко вздохнула, желая успокоиться. Она испугалась и решила не продолжать ссору Придется выдержать его присутствие. С трудом взяв себя в руки, она втянула воздух, покачала головой и посмотрела на него.
 — Похоже, вчера вечером меня отравили Голова просто раскалывается на части — Она слабо улыбнулась, понимая, что Парис воспримет ее слова как надо.
 — Что ж, принимаю извинения, — согласился он, прежде чем отпустил ее лошадь.
 И только когда Тэбби отъехала достаточно далеко, лицо его смягчилось, а сердце переполнилось нежностью к этой строптивой девушке, овладевшей всем его существом




 Глава 9


 Когда Табризия прибыла в замок, она увидела Шеннон с распухшей щекой. Все давали ей советы, Трой вообще предложил вытащить зуб, но сестра в ужасе отказалась.
 — Неужели ты не понимаешь, что без зуба щека провалится и я буду как старуха?
 Александрия кинулась на помощь
 — Пойду на кухню и принесу дольку чеснока. Приложишь к больному месту, и боль утихнет.
 Дамаскус как бы сама с собой рассуждала вслух.
 — Разве нет никакого старинного, испытанного цыганского средства или заговора? По-моему, я слышала про паутину, нитки и еще что-то в этом роде Ну ты сама знаешь, у кого спросить.
 — И ты думаешь, я покажусь ему в таком виде? — сердито фыркнула Шеннон, держась за распухшую щеку
 — Могу дать один совет, — предложила Табризия — Мы сделаем припарку, она вытянет гной. Из хлеба или из овсянки. То и другое хорошо оттягивает. Я знаю точно. Ты согласна?
 — Покажи, как это делается Болит нестерпимо! Я готова попробовать все, что угодно, — призналась Шеннон.
 — Ее надо приложить горячей, такой, как сможешь вы терпеть А как остынет — новую порцию И лечить целый день, тогда поможет. Гной выйдет, и опухоль спадет. Ты снова будешь веселая и счастливая. И сможешь делать все, что захочешь.
 Остальные еще некоторое время потолкались вокруг Шеннон, а потом отправились готовиться к празднику, который должен был начаться с первыми лучами солнца
 Только одна Табризия оставалась с ней, подогревала и меняла смесь Шеннон заметила темные тени под глазами девушки и помрачнела Черт побери, что Парис сделал с ней прошлой ночью? Она казалась такой хрупкой, будто вот-вот сломается Шеннон по натуре была очень доброй и импульсивно проговорила
 — Надо, чтобы кто-то встретился с Джонни Рэйвэном и сказал ему, что я сегодня не приду
 Табризия посмотрела на Шеннон
 — Ты прочитала мои мысли Я весь день думала о том, как бы встретиться с ним. Он может отвезти меня в Эдинбург?
 — Да, может, — кивнула Шеннон — Выкуп за тебя заплачен Это будет честно.
 Табризия стояла на холмике за стеной замка, завернувшись в темно-зеленую бархатную накидку, которую часто одалживала ей Шеннон Было не так холодно, как вчера вечером, но чем плотнее окутывал ее туман, тем сильнее она дрожала в предчувствии неизвестности Вскоре девушка услышала приближающийся конский топот Лошадь неслась галопом, но как Тэбби ни всматривалась, всадника она разглядеть не могла Внезапно лошадь выросла прямо перед ней, и, прежде чем Табризия успела отпрянуть, сильные руки подхватили ее, и она оказалась в объятиях Джонни Рэйвэна.
 Обнаружив подмену, он испугался не меньше ее
 — Что за игра? Где Шеннон? — строго спросил цыган, сверкая глазами и не отрывая вопрошающего взгляда от лица Табризии Девушка успела рассмотреть красивые
 — черные глаза и длинные ресницы цыгана Жесткие кудри воронова крыла беспорядочно разметались по его плечам Луна, таинственно проглянувшая сквозь туман, отразилась
 — на золотой монете, свисавшей с левого уха.
 — Она себя очень плохо чувствует. У нее болит зуб. Шеннон подумала, может, вы меня отвезете в Эдинбург Отвезете?? Что вам стоит?
 — А какова награда?
 — Мне нечем заплатить. У меня ничего нет, — честно призналась Табризия и с надеждой посмотрела на Джонни Рэйвэна
 Цыган рассмеялся.
 — Уйти из такого богатого замка с пустыми руками — глупо. Неужели ты действительно такая наивная? — Он испытующе осмотрел ее.
 — Когда я приехала в Кокбернспэт, у меня ничего не было, а когда уезжаю — и того меньше, — вздохнула Табризия.
 — Так что, ты собираешься предложить мне свое тело? — смело спросил цыган, откровенным, оценивающим взглядом окидывая ее лицо, волосы и полагая, что скрытое
 — под накидкой вполне может удовлетворить мужчину, понимающего толк в женщинах.
 Табризия задохнулась.
 — Нет, нет! Не можете ли вы мне помочь просто из милосердия?
 Джонни Рэйвэн с презрением посмотрел на нее.
 — Я бы лучше умер, чем попросил кого-нибудь о милосердии. Где твоя гордость, женщина? Гордость — это то, что помогает стать более решительным и не дает сделаться
 вечной жертвой этого горестного мира.
 Взгляд Табризии упал на изумрудное кольцо на большом пальце. Она ощутила мгновенный укол в сердце, вспомнив о человеке, предавшем ее чувства.
 — Вот, возьми, — она сняла ненавистный, отвратительный символ и протянула цыгану.
 Он ей не нужен, убеждала себя девушка, она ненавидит этот чертов кусок прекрасного драгоценного камня, сияющего и сверкающего!
 — Подожди меня, — приказал Джонни Рэйвэн и тихо соскочил с лошади.
 Очень скоро он вернулся с маленькой освежеванной тушкой овцы, подготовленной для завтрашней жарки на вертеле по случаю праздника урожая. Ловко и быстро цыган привязал ее к седлу и снова вскочил на лошадь.
 Табризия ничего не сказала ему насчет кражи. Разве Кокберны не живут по тем же законам, что и он? Цыган был о ней явно невысокого мнения, и она попыталась объясниться.
 — Я ни в чем не виновата. Нисколько. Это…
 — Черт побери! — перебил ее Джонни Рэйвен. — Судьба любит смелых. Ты должна ловить момент и управлять им. Тебе надо было спрятать от, меня кольцо с изумрудом, а как только я ушел, рвануть в Эдинбург на моем коне! — поучал он Табризию, всаживая каблуки в бока животного, тотчас скакнувшего вперед. Он отлично знал местность и ничуть не боялся предательского болота. Табризия усмехнулась. «Может, цыган и прав. Но с этим ощущением надо родиться, — думала она. — Нельзя вот так, враз, взять и перемениться».
 — Короче говоря, ты берешь от жизни все, что хочешь. А не боишься расплаты?
 — И заплачу не моргнув, — высокомерно бросил он ей, а может, и не ей, а судьбе?
 Табризия пожалела, что не думала раньше так, как Джонни. Откровенно говоря, что-то всегда удерживало ее от этого. Ну а теперь все, что удерживало, порвано навечно, она расстается с прошлым навсегда и устремляется навстречу новой жизни. Пусть эти проклятые Кокберны, и в том числе ее отец, знают: она в них ни капельки не нуждается.
 Они въехали в обнесенный стеной город со стороны моста Туман с гор сюда еще не спустился, но дым из тысяч труб делал воздух густым от копоти Тэбби волновалась, возвращаясь в Эдинбург Он нравился ей, этот город, в котором она так трудно жила столько лет Ее не смущали ни уличная грязь, ни вонь Он стоял на вершине горного хребта, и ветер без устали гулял по его улицам Черной глыбой высился замок на Касл-Рок, словно царил и властвовал над всем городом Табризия посмотрела на городскую тюрьму и вздрогнула при мысли о темницах в подземелье Она быстро помолилась про себя за бедные души, погибшие там Ее чуть не стошнило от зловония, исходившего от Грассмаркета, где висели окровавленные туши, а груды потрохов разносили вокруг запах тухлятины Они проехали через Тэннэр-Клоуз, где небольшие дома гнили в густой тени Эдинбургского замка.
 — Довези меня до Роял-Майл, дальше я пойду пешком, чтобы не вызвать подозрений
 Джонни Рэйвэн опустил ее на землю, но все еще держал за руку
 — Мне жаль тебя, маленькая рыжая курица.
 — А почему ты меня так называешь? — удивилась Табризия
 — Потому что куры несут яйца всю свою жизнь, а кончают тем, что их ощипывают, зажав между коленями. Не позволяй, крошка, чтобы так же поступали с тобой! — Цыган
 звонко расхохотался и исчез, словно растворился в воздухе.
 Табризия шла пешком к дому мужа и чувствовала себя очень странно Все силы она потратила на то, чтобы добраться сюда, а теперь надо придумать какую-то правдоподобную историю и рассказать ее мужчине, который на ней женился. Она знала, на рассвете в доме все спят, но, уверенная, что ей будут несказанно рады, отбросила сомнения и громко постучала.
 Швейцар разбудил дворецкого, тот растолкал другого служителя, который сообщил личному слуге Абрахамса, а слуга уже осмелился побеспокоить хозяина. В сопровождении всех троих слуг ростовщик Максвелл Абрахаме, муж украденной жены, вошел в библиотеку, где Табризии велено было ждать Когда похищенная увидела его и открыла рот, собираясь заговорить, слова застряли у нее в горле под его величественным холодным взглядом. Глаза Абрахамса превратились в щелки, когда он разглядывал свою юную жену. Наконец, после долгого и тщательного осмотра он произнес всего одно слово.
 — Кто?
 Табризия готова была рассказать все, но скрыть лишь имя похитителя
 — Не знаю, — слегка заикаясь, произнесла она.
 Муж поднял длинную палку, которой обычно доставал книги с верхних полок, и стукнул ею по столу возле нее. Девушку затошнило.
 — Лжешь! — прошипел он — Это был Разбойник Кокберн, вот кого ты защищаешь! Я хочу знать — и буду знать в конце концов — почему он это с делал?
 Табризия в ужасе застыла Руки и ноги не слушались, тело одеревенело, а язык стал чужим. Солгав, что не знает похитителя, она должна была и дальше стоять на своем
 — Я… Я знаю только, что меня увезли в замок, далеко, очень далеко отсюда, и держали под арестом. Я все время пыталась убежать и вот убежала… Мне удалось. Мне очень жаль, что вам пришлось платить за меня выкуп! — горячо и страстно воскликнула Табризия.
 — Вздор! Подонки чертовы! — Голос Максвелла звучал как удары кнута. — Я вынужден был заплатить двадцать тысяч золотом за маленькую проститутку из приюта. Золото, которое я, к твоему сведению, не собирался отдавать. Нас обманули. Нас надули! Провели! Его украли прямо из-под носа моей охраны. Можешь не сомневаться, золото мне вернут, а этого типа арестуют и повесят. Ты еще посмотришь, как петля обовьется вокруг его шеи. — Голос Абрахамса скрипел, как немазаная телега, а ноздри раздувались от ярости.
 Табризия онемела. И это тот добрый джентльмен, казавшийся ей отцом родным, великодушный и щедрый, милый и обаятельный, спасший ее из холодных стен приюта? Да он расчетливый, гадкий, злой, ядовитый, как змея! Боже мой, неужели абсолютно все мужчины — дьявольское отродье?! А она жертва! Жертва! Какой-то голос вдруг завопил у нее внутри, и Табризия внезапно начала хохотать.
 Рука Абрахамса взлетела, от сильной пощечины голова Тэбби откинулась назад. Она почувствовала кровь, потекшую с губы, там, где его кольцо врезалось в кожу, но не закричала, а сидела молча. Сердце ее словно окаменело.
 Абрахаме подошел к столу и, вынув несколько листков из ящика, помахал ими у нее перед носом
 — Здесь у меня письменные показания от уважаемого человека! Миссис Холл, находившаяся при тебе в каждый миг твоей жизни, подтверждает, что ты еще девственница. Насколько это справедливо? Можно ли верить ей, участнице всего происшедшего?
 Табризия молчала.
 Абрахаме подозвал своего слугу.
 — Дональд, проверь, девственница она или уже нет.
 Табризия задохнулась, не веря тому, что они собираются с ней делать. Дональд, огромный детина, подошел к ней, завернул руки за спину, и, ни секунды не колеблясь, хотя вокруг были одни мужчины, залез к ней под юбку и сорвал с нее нижнее белье. Табризия сопротивлялась, плевала ему в лицо, но он едва ли замечал это. Она пыталась увернуться от его рук и громко вопила, когда он засунул палец ей внутрь и тут же его выдернул.
 — Она очень маленькая и, по-моему, никогда не знала мужчины.
 Отвратительная улыбка перекосила лицо Абрахамса, и липкий холодный ужас пронзил Табризию. Ноги задрожали
 — Ну тогда не все потеряно. Приготовь ее к постели, — велел он Дональду.
 Табризию отпустили, и Дональд вывел ее из комнаты Она чувствовала, что если еще минуту пробудет там, то просто умрет от стыда Но вспыхнувшая в этот момент ненависть к своим мучителям заставила ее думать иначе. Это они должны умереть от стыда! И Тэбби поклялась если она когда-нибудь выберется отсюда, она заставит заплатить за свои страдания всех мужчин, которые попадутся на ее пути, начиная от графа, ставшего причиной падения ее матери. И уж конечно, ее месть не минует Разбойника Кокберна, из-за которого произошло ее собственное падение!
 Тэбби повели вверх по лестнице, в комнату, которую она занимала раньше, когда жила в этом доме счастливой невестой. От присутствия Дональда ее тело покрывалось мурашками. Толстый, толстогубый, с толстыми короткими руками, он готовил ей ванну. Он казался не мужчиной и не женщиной, а каким-то ненормальным бесполым существом. Ей ничего не оставалось, как раздеться и залезть в воду. Дональд не упустил ни одной детали: выбрал прозрачную рубашку, потом, одев Табризию, принялся расчесывать ей волосы.]Табризия вздрагивала от его похотливых прикосновений, но понимала, если она будет бороться, он наставит ей синяков и переломает кости. Оставалось только вытерпеть все, что ее ожидало. Он спрыснул мускусными духами ее груди, и с этого момента Табризия возненавидела этот запах на всю жизнь. Она едва могла дышать, ощущая себя приговоренной к смертной казни. Теперь до конца своих дней она будет бояться всех мужчин. Как только адское испытание останется позади, если она выживет, то — поклялась себе Табризия — купит оружие и до самой смерти ни на секунду не расстанется с ним. О, если бы оно было у нее сейчас! Она убила бы этого гадкого слугу, а потом с радостью избавила мир от его хозяина.
 — Зачем я должна это делать? — шепотом заставила себя спросить Табризия.
 — Он не может терять времени Он страдает серьезной болезнью.
 Это сообщение озадачило девушку. Он хочет сказать, что ее муж при смерти? А между тем минуты утекали, как песок в песочных часах Босую, ее повели вниз по лестнице, на второй этаж особняка. В длинном коридоре стояли мраморные фигуры обнаженных людей в отвратительных позах. Тэбби инстинктивно отворачивалась от них, пока они шли к комнате Абрахамса. Дональд открыл дверь, и она встала на пороге. Он подтолкнул ее сзади, и Табризия оказалась перед Абрахамсом.
 В комнате царствовала кровать — на высоком помосте, окруженная длинными свечами, со всех сторон освещавшими ее, как алтарь. Табризия вспомнила Шеннон, сказавшую однажды:
 — Трус умирает тысячу раз, герой умирает однажды.
 Она шагнула вперед, полная решимости покончить с этим как можно скорее. Старик в кровати жестом поманил ее. Девушка осторожно подошла, думая, удастся ли когда-нибудь ей пробудиться от этого кошмара. Она коснулась коленями кровати, и Абрахаме откинул одеяло, представ перед ней голым. Воспоминания о другой постели, где был Парис, нахлынули на нее. Сравнение было столь нелепым, что она нервно засмеялась. Резкий удар в лицо вернул ее к реальности, заставил вновь посмотреть на мужчину. Страшный, как мертвец, с пергаментного цвета сморщенной кожей, он был совершенно безволосым, только несколько волосинок торчали на руках.
 — Зачем Дональд одел тебя в рубашку, из которой видны груди? Он же знает, женская плоть отвращает меня, — пожаловался он.
 Табризия стояла, как загипнотизированная, будто на нее смотрела кобра, готовая ужалить. Внезапно ее охватило любопытство. Она наклонилась вперед. Где же то, что она уже видела однажды и что так потрясло ее в обнаженном Парисе? И тут до нее дошло: мужчины не одинаковы. Она вышла из гипнотического состояния, когда старик потянулся к ней рукой и заставил взяться за отвисшую плоть. Не отпуская ее руку, он двигал ею, стараясь возбудиться. «Не слишком успешно, — подумала Табризия, — не больше, чем на дюйм…».
 — Быстрее, — велел он, — я должен суметь справиться с твоей девственностью. Твоя кровь — единственное, что может вылечить мою болезнь.
 И вдруг она поняла, зачем ее купили в приюте. Все стало ясно, когда она соединила разрозненные части головоломки. Она вздохнула и с притворным сожалением произнесла:
 — Слишком поздно, слишком поздно! Вся моя девственная кровь вылилась на простыни Разбойника Кокберна!
 В ужасе он отпрянул, будто его ошпарили кипятком. И тут другая мысль осенила Табризию. Она схватила свечи и швырнула в кровать. Альков, на котором она должна была пасть жертвой, запылал, как костер. Но не она была в этом пекле.
 Старик звал на помощь, пронзительные вопли разносились по всему дому, ее чуть не сбили с ног кинувшиеся на помощь слуги, но паника и суета сослужили ей добрую службу. Приподняв подол ночной рубашки, путавшейся возле щиколоток, Табризия понеслась, как помешанная, вниз по лестнице, на первый этаж. Она выскочила через главный вход в ночь, на улицу. Холодный воздух ужалил почти нагое тело, заставляя стремительно соображать, чем поскорее прикрыться и где спрятаться. Она взглянула наверх, там языки пламени вырывались из окна спальни. Пробежав за домами, она влетела в конюшню. Теплая испарина от лошадей и навоза заполнила ноздри, лошадь тихо зафыркала, потом гортанно заржала. Табризия надеялась, что животное не разбудит остальных и они не выдадут ее. Внутри стоял кромешный мрак, девушка ничего не видела. Она хотела найти хотя бы попону — в нее можно завернуться.
 Табризия судорожно шарила в темноте, и вот ее руки коснулись чего-то тряпичного. Скорее всего одежда мальчишки, помощника конюха, догадалась девушка. Она быстро натянула на ночную рубашку штаны и старый жакет, вздрогнув от запаха пота, ударившего в нос. Одежда была грязная, но больше ничего под руками не оказалось. Табризия прилегла на сено отдохнуть. Она дрожала в панике. Куда ей идти? В этом тряпье, босиком, без денег… И нет места на земле, куда она могла бы отправиться. А идти надо, и как можно скорее, чтобы не рисковать, иначе ее обнаружат. Постепенно Тэбби успокоилась. Главное — она сбежала, и наконец надо взять свою жизнь в собственные руки. Она — дочь графа, и, Бог свидетель, ей следует начать действовать в соответствии с этим высоким титулом.
 В конце концов, у нее есть дом, полный слуг, и единственное, что от нее требуется, — найти его. Рассвет окрашивал небо в розовый цвет, когда Тэбби выскользнула из конюшни и пошла по узкой улочке. Она шагала мимо дряхлых обветшалых строений, мимо домов без окон, черных от грязи и копоти столетий Внизу были какие-то конторы, лавки, торгующие джином, магазины старой одежды На улицу в эту пору выходили коробейники, торговавшие всем — от селедки до мужских ботинок Табризия заметила, что мальчишки, снующие вокруг, все полуголые и, кстати, тоже босиком, как она Женщин было мало Несколько проституток расходились по домам, все еще в пьяном дурмане от виски, выпитого в подвалах, где они провели ночь, Бог знает, чем расплачиваясь Это убило и маму — ее настигла медленная смерть от бедности и голода Тэбби поклялась с ней такого не случится!
 Александрия рассказывала, где находится их городской дом Она пошла вниз по Роял-Майл, мимо церкви Сент-Джайлз в Кэннонгейте. Дома здесь были большие, узкие, но высокие, в несколько этажей На стене каждого — герб хозяина Она остановилась, изучая герб, на котором красовался лебедь с двумя шеями Нет, не тот А, вот он! Лев, поднимающийся из короны Герб Кокбернов А над ним — герб графа Ормистана, что указывало Табризии она дошла до цели
 Девушка взбежала вверх по лестнице и громко постучала в тяжелую входную дверь Домоправительница, которая только что поднялась, не спешила ответить на стук Это была хорошая женщина, но на ее спокойном лице появилось раздражение, поскольку ее потревожили в неподходящий час Она открыла дверь и увидела девушку в потрепанной мальчишеской одежде.
 Убирайся, нам не нужны тут нищие! — замахала она руками
 — Нищие? Нищие? — вспылила Табризия и вскинула голову, будто была королевой — Добрая женщина, я дочь графа Ормистана! Прочь с дороги! Отойди! Пропусти!
 Женщина с сомнением взглянула на нее. Потом увидела босые ноги и сказала:
 — У графа нет дочери.
 Табризия оттолкнула ее:
 — Я не собираюсь стоять на пороге и спорить со слугами Ты слепая, если не видишь, что я Кокберн — Она сделала жест, будто отпускала женщину, стоявшую с открытым от изумления ртом — Прежде чем ты уйдешь, отправь в Танталлон сообщение о том, что я в городском доме. И пришли горничную с горячей водой для ванны. А потом пусть мне приготовят горячую ячменную лепешку с медом на завтрак И позаботься принести ее мне.
 Дом был незнакомый, но здравый смысл подсказал Табризии, что лестницы ведут в спальни. Толкнув самую первую дверь, она поняла, что не ошиблась. Войдя в комнату и с облегчением закрывшись, она прижалась спиной к двери. Справилась, дело оказалось несложным! Смотря как ко всему относиться, мудро подумала Табризия. Разбойник Кокберн совершено прав если будешь вести себя, как половая тряпка, то весь мир станет вытирать о тебя ноги! Помывшись и поев, Табризия заперлась и забралась под одеяло. Она заснула, едва коснувшись головой подушки.
 Парис Кокберн встал рано Для обитателей замка и для жителей деревень на землях Кокбернов это был важный день. Надо было поблагодарить всех за тяжелую работу в минувшем году и принять клятву верности от членов клана.
 Они вставали перед ним на колени и произносили слова «С Божьей помощью буду служить тебе до конца дней моих Я клянусь подчиняться тебе, защищать тебя, а если понадобится — и умереть за тебя».
 Двор замка, покрытые травой склоны постепенно заполнялись гуляющими Быки и овцы жарились на вертелах на открытом огне, бочонки домашнего эля полны, их оставалось лишь заткнуть пробками. Скрипачи и волынщики настраивали инструменты — они будут играть на танцах, а ребятишки с руками, полными яблок и конфет, путались под ногами у взрослых все им надо было увидеть, узнать, посмотреть и услышать.
 Парис ждал праздника с надеждой. Это была прекрасная возможность поухаживать за Табризией, проявить внимание к ней. Он постарается сделать все, чтобы она переменилась к нему! Попросит у нее прощения за случившееся в Танталлоне, скажет, как сильно ее любит
 Парис удивился, увидев лорда Леннокса, — он прибыл слишком рано. Но когда тот выразил желание поговорить наедине, Парис догадался, что речь пойдет о Венеции Они ушли в оружейную комнату, что рядом с бараками для мужчин, и Леннокс никак не решался начать, все ходил вокруг да около Наконец он сказал.
 — Я хочу, чтобы твоя сестра Венеция стала моей женой, Парис, если у тебя нет возражений против соединения наших семей
 — Никаких возражений. От этого мы оба выиграем Леннокс подумал было, что Кокберн потребует большую цену за сестру
 — У меня проблемы с деньгами, Парис, так что я бы расплатился куском земли
 Парис, пребывавший в великодушном настроении, спросил
 — А разве у тебя нет хорошего имения?
 — Есть, — кивнул Дэвид, — но оно заложено
 — Оформи его на Венецию, и я выплачу закладную, — предложил Парис
 — Да ты шутишь, старина! — удивленно, но с облегчением воскликнул Леннокс
 — Да нет, я серьезно Ну что, по рукам? А бумагу подготовим в Эдинбурге.
 Леннокс не мог поверить в свою удачу Счастливый, он пошел искать Венецию, не зная, как ему отблагодарить того, кто привел Кокберна в такое замечательное настроение
 Парис начал открывать первые бочонки с элем для своих людей, когда Магнус с двумя сопровождающими ворвался во двор замка Бедная Маргарет с остальными на милю отстала от него Он сразу нашел Париса и, едва спешившись, заорал
 — Ты, должно быть, считаешь меня старым дураком, выжившим из ума! И хочешь втереть мне очки! Проклятый Разбойник! Я только что соединил все события и точно знаю, невеста, которую ты выкрал ради выкупа, — моя дочь! Ну что ж, если ждешь, что я прощу тебе это, ты еще глупее меня Я приехал за ней, я заберу ее домой, туда, где ей надлежит быть!
 — Магнус, успокойся! Пошли в комнаты и за стаканчиком поговорим, — сказал Парис
 — Я требую свою дочь!
 — Как хочешь, Магнус А, вон Александрия Дорогая, скажи Табризии, чтобы она пришла в солярий, хорошо?
 — Да я не могу ее найти, Парис Она не участвует в празднике
 — Она, наверное, с Дамаскус или с Венецией. Будь хорошей девочкой, найди ее
 — Она что же, может свободно разгуливать? — скептически поинтересовался Магнус
 — Ради Бога, Магнус, она молоденькая девушка! Ты что думаешь, я ее держу как арестантку?
 — Именем Христа, как случилось, что она вышла замуж за этого ростовщика Абрахамса? И поосторожнее ты, свинья, не пытайся провести меня своими россказнями! — громыхал Магнус, будто от начала до конца во всем виноват Парис.
 Парис тоже повысил голос — пламя схлестнулось с пламенем.
 — Да ты на коленях должен меня благодарить за ее спасение! Абрахаме выкупил ее из приюта, чтобы вылечить свой сифилис, от которого он гниет заживо.
 Магнус побелел от внезапной боли в сердце и стал тереть грудь
 — Не беспокойся, я ее вовремя увез
 — Нет, не вовремя! Было бы вовремя, если бы до свадьбы Ты, ублюдок, увел ее вовремя для себя, чтобы шантажом успеть вытащить из него золото! А почему этот брак был оформлен по закону? — вопил Магнус — Я скажу, почему! Чтобы этот кровопийца мог высосать меня до последней капли!
 — Ты можешь добиться, чтобы этот брак стал недействительным, Магнус, — разумно рассудил Парис, все еще пытаясь сдерживаться
 У Магнуса затвердела челюсть
 — Нет! Скорее она станет вдовой, чем его женой
 — Тише, Магнус, тише Я знаю, у тебя больше характера, чем у тех, кто на скотобойне Но у стен есть уши И если не перестанешь орать, тебя хватит удар
 — Это тоже в твоих интересах! Ты, сукин сын! — с новой силой завопил Магнус — Конечно, все, что могло достаться тебе по завещанию, теперь переходит ей.
 Александрия неуверенно вышла на террасу. Она слышала крики и чувствовала, что сейчас они станут еще громче.
 — Я не могу ее найти, Парис Ее никто не видел
 — Черт вас всех побери! Скажи девицам, всем до одной, пусть идут сюда И не болтайся здесь, а выполняй, — рявкнул он
 Девушки собрались на террасе и встали полукругом Парис переводил глаза с Шеннон на Венецию, потом на Дамаскус, и наконец его взгляд упал на Александрию Он что-то почувствовал.
 — Какое еще ведьминское варево вы заварили, Александрия? Какие еще проклятые женские штучки?
 — Я ничего не знаю, — помотала головой Александрия.
 Взгляд Париса еще раз прошелся по сестрам Он обратил внимание, что все они нарядились в самые лучшие свои платья
 — Вы — красотки для других, но не для брата. Для брата вы просто стая сучек — Он усмехнулся, потом его брови сошлись на переносице — Итак, где Табризия? — заорал он.
 — Она убежала, — бесстрастным голосом сказала Шеннон
 — Убежала?! Как?
 — Джонни Рэйвэн, — проговорила она тихо
 Он вынул кнут, и сестры отпрянули. Его предали! Не столько Шеннон, сколько Табризия! Он не мог поверить, что она совершила такое. Она же обещала ему, она поклялась! А ведь слово — закон, его никогда нельзя нарушит. Она — вторая женщина, предавшая его. Извлечет ли он когда-нибудь урок из этого?
 Александрия спросила Шеннон.
 — А когда Табризия уехала?
 — Вон отсюда? — прогромыхал Парис — И никогда больше это имя не произносите в моем присутствии — Он повернулся к Магнусу, его глаза полыхали черным огнем, как
 — горящие угли — Твоя драгоценная дочь сбежала к своему не менее драгоценному мужу Если ты успеешь ее спасти, держи от меня подальше, иначе я убью eel — поклялся он
 Магнус, вне себя от гнева, бурей вырвался из замка во двор и приказал своим людям следовать в Эдинбург. Он оглядел Маргарет и сказал.
 — Ты, мадам, можешь вернуться в Танталлон. Сейчас!
 — Я хотела сначала встретиться с матерью, милорд, — осмелилась сказать она.
 Но он, не слушая, развернул огромного боевого коня и так быстро рванул с места, что из-под копыт посыпались искры.
 Роберт Керр, граф Сессфорд, услышав, как повезло лорду Ленноксу с Венецией, решительно подошел к Парису
 — Я бы хотел договориться насчет Дамаскус
 Парис одарил его таким мрачным и грозным взглядом, что тот в тревоге отступил
 — Запрещаю! — зарычал Кокберн и швырнул стул через комнату. Он пошел в конюшню и оседлал лошадь. Ему надо было побыть одному. Он чувствовал, что способен сейчас на убийство и легко может пролить невинную кровь. Тонкий покров светскости мигом слетел с Париса Кокберна, и под ним обнаружилось дикое нутро Разбойника.
 Он поскакал в сторону от моря, туда, где высились горы Ламмермур, хребет за хребтом В горах воздух густ и чист, а зелень первозданно свежа Парис поднимался вверх по склонам, усыпанным стадами овец, по каменистым серым утесам. Наконец он оказался на голой каменной площадке и почувствовал себя одиноким как перст во всей Вселенной. Сильный порыв ветра принес мелкий дождик Но он не обращал внимания на капли, сеявшиеся с неба Моросящий дождь постепенно унял кипение гнева. Вдруг, проезжая между камнями по естественной тропинке, Парис остановился, пораженный зрелищем. Прелестная долина открылась ему, водопад обрушивался на пороги, и каскады брызг, сверкая, образовали радугу. Красота так пронзила его сердце, что он обругал себя. Слюнтяй, позволил женщине проникнуть сквозь железный щит, которым отгородился от всех после истории с Энн. Проклиная Бога, создавшего мужчину и женщину, он постарался держаться в стороне от шумного веселья Кокбернспэта до черноты ночи. Потом вернулся в оружейную комнату, взял виски и напился до омерзения.
 Новый день для Максвелла Абрахамса начался очень плохо, но худшее ожидало впереди. Огонь, запылавший в его кровати, быстро охватил комнаты второго этажа, перекинулся на третий и почти полностью разрушил его. Последствия пожара для прекрасного здания и мебели были ужасны.
 Абрахаме пребывал в прострации, а когда обнаружил, что виновница его бед исчезла, пришел в ярость. Он приказал обыскать все окрест, на что ушло несколько часов, прежде чем стало ясно — поиски бесполезны. Обитатели дома ростовщика собрались в ожидании дальнейших указаний хозяина, как вдруг дюжина разбойников ворвалась в дом, а другая дюжина его окружила. Граф Ормистан уже своими габаритами подчеркивал, сколь мал и невзрачен Максвелл Абрахаме. Магнус нетерпеливо ждал, пока его люди обыскивали дом, потом они согнали слуг в библиотеку на первом этаже, до потолка уставленную редкими книгами. В центре сверкал полировкой огромный стол.
 Его помощник доложил:
 — Здесь случился ужасный пожар, сгорели второй и третий этажи. Никакой молодой женщины нет, ваше сиятельство.
 — А кого вы ищете? — сощурился Абрахаме.
 — Мою дочь. Где она? — потребовал ответа Магнус.
 Живой ум Абрахамса подсказал ему: единственное спасение — изобразить полное неведение.
 — Ваше сиятельство, — сказал Абрахаме, — боюсь, произошла ошибка Единственная женщина здесь — моя жена.
 Магнус двинулся к нему, и человечек начал пятиться, пока не прижался спиной к столу
 — Я не страдаю тупоумием. Единственная причина, по которой ты согласился на ней жениться, — это то, что она дочь графа. Что ты с ней сделал? — угрожающе прорычал он.
 — Ваша дочь? — Абрахаме изобразил изумление.
 — Но это просто исправить, — сказал Магнус, ткнув его в грудь. — Предъяви девочку
 — У нас ночью был ужасный пожар, и ради безопасности она ушла из дома к соседям, — успокаивающе ворковал тот.
 — Лжешь! — Магнус махнул помощнику и оглядел лица слуг. — Вот этого! — Он указал на Дональда, большого мягкотелого молодого человека.
 Один из вооруженных людей Магнуса приставил острие меча к руке Дональда, и тот что-то забулькал.
 — Правду, только правду!
 — Мой хозяин взял девочку в постель. Она не исполнила своих супружеских обязанностей, бросила зажженные свечи в кровать и убежала.
 — Ты гнался за ней?
 — Мы обыскали все вокруг и никого не нашли.
 Магнус почувствовал облегчение оттого, что Табризии здесь нет, но заволновался, узнав, что она где-то на улицах Эдинбурга. Он изучающе оглядел свою жертву.
 — Ты сделал новое завещание, переписал на мою дочь свою собственность?
 — Конечно, нет, — сказал Абрахаме.
 — Это оплошность. Я уверен, — пробормотал Магнус. — Ну-ка, быстро за стол и бери перо!
 — Но в этом нет никакой необходимости, ваше сиятельство. Конечно, моя жена будет обеспечена всем, когда моя с… когда придет время. — Вдруг едкий запах сгоревшего дерева вызвал у него тошноту. — Я же только что заплатил выкуп за девочку, золотом! Это продырявило мои финансы от живота до шеи! — воскликнул он.
 — До шеи? — эхом повторил Магнус, явно нажимая на эти два слова. — Пиши!
 Абрахаме начал писать.
 — Ставь на бумаге дату свадьбы, — потребовал Магнус, вытаскивая кинжал и втыкая его в красивый полированный стол рядом с рукой Абрахамса.
 Абрахаме сделал, как ему было велено, и отступил от стола.
 — Как хорошо, что у нас так много свидетелей, готовых поставить свои подписи под этим документам, — ухмыльнулся Магнус, подгоняя слуг к столу.
 С живостью черной пантеры Абрахаме вынул нож из рукава и бросил его в спину Магнусу. Смертельное оружие нашло свою цель, но Магнус носил кольчугу под камзолом, и нож, не причинив вреда, отскочил.
 Максвелл Абрахаме заметно побледнел — судьба его решена. Люди Магнуса зашумели, раздались угрозы. Требовали казнить негодяя в соответствии с ужасным обычаем приграничных территории, — проткнув его сотней мечей. Но Магнус шагнул вперед и схватил Абрахамса за шею. Он надавил ему на горло, и Абрахаме умер прежде, чем упал на пол.
 Люди быстро разделались со слугами ростовщика, перерезав им горло, как овцам. Помощник Магнуса предложил поджечь дом, чтобы избавиться от улик, и тот согласился.
 Граф Ормистан поднялся по главной лестнице своего дома раньше, чем крики о пожаре раздались на другом конце города.




 Глава 10


 Когда миссис Макларен, экономка, увидела людей графа, входящих вслед за ним в дом, она удивилась во второй раз за день. Обычно люди отправлялись в конюшни, но не в личные покои господина. Она слышала, как граф выкрикивал приказы, не оборачиваясь, словно бросая их за спину.
 — Я хочу, чтобы Эдинбург был прочесан насквозь, каждая улица, каждый переулок, от Саус-Бридж до Маркет-Кросс. Обыщите все трущобы от Тэннер-Клоуз до Грассмаркет, но найдите ее.
 На лице миссис Макларен появилась озабоченность. Она подошла к графу.
 — Ваша светлость, не ищете ли вы маленькую рыжеволосую девушку, а?
 — Да, миссис Макларен. А что вы о ней знаете? — строго спросил он.
 — Не так уж много, милорд Просто она спит наверху.
 Улыбка осветила лицо Магнуса и не сходила с его уст, пока граф поднимался в спальню Тэбби
 — Моя дочь здесь? — прогремел он счастливым голосом
 — Да, ваше сиятельство. По крайней мере так она назвалась.
 — Боже мой, миссис Макларен, я готов расцеловать вас!
 Она отпрянула, обеспокоенная еще больше, чем когда Табризия ее оттолкнула, врываясь в дом. Магнус отпустил людей
 — Все в порядке, ребята, вам лучше пойти и почиститься Я займусь тем же А вы, миссис Макларен, если возникнут вопросы, запомните мы были здесь всю ночь.
 Она поклонилась
 — Как прикажете, ваше сиятельство
 Минут через сорок Магнус в голубом парчовом наряде, отделанном мехом куницы, смыв все следы крови и грязи, открыл дверь спальни и испугал Табризию, разбудив ее громовым голосом.
 — Ах, вот она где, озорница! У тебя сработал инстинкт дома, как у маленького голубя — В его голосе звучало такое обожание, словно отец и дочь были в нежнейших отношениях.
 Табризия села в большой кровати и осторожно подоткнула вокруг себя одеяло Они очень внимательно осмотрели друг друга, прежде чем продолжили разговор.
 Магнус расплылся в улыбке
 — Боже мой, да ты прехорошенькая! Ну копия матери! Устраивайся поудобнее, мне о многом надо тебе рассказать Но в первую очередь, черт побери, прекрати эту беготню по
 окрестностям, как будто ты разбитная молодая особа Ты нас здорово помучила, девочка, и хватит.
 Табризия откашлялась:
 — Только в семнадцать лет я узнала, что я — Кокберн Так что мне нужно время привыкнуть. Однако я вижу, ты, как все Кокберны, едва открыв рот, начинаешь отдавать приказы А теперь, если мы не намерены перерезать друг другу глотки, прекрати свои бесконечные требования и послушай меня тоже, — заявила дочь гораздо тверже и увереннее, чем чувствовала себя на самом деле. Надо отвоевать позиции с самого начала, иначе она никогда не сможет жить по-своему.
 Магнус торжественно поднял руку.
 — Больше никаких приказаний, девочка!
 — Хорошо. Тогда слушай дальше я сама хочу распоряжаться собой и своей жизнью. Никто не вправе решать за меня!
 — Договорились, договорились, — махнул рукой Магнус — Можешь не продолжать. Собери вещи, мы едем домой Там твое место, пока не найдем подходящего мужа
 Табризия подняла глаза к потолку
 — Боже, дай мне терпения! — закричала она — Ты ведь только что поклялся, что больше никаких приказов, и тут же начинаешь снова! Во-первых, мне нечего собирать, у меня вообще ничего нет, я голая Мне нужна одежда и собственный пистолет. Клянусь, теперь я и шагу не ступлю без него, он должен быть у меня сегодня же! — Глаза ее подернулись туманом. — Что касается мужа, он у меня уже есть, хотя и не слишком благородный, к сожалению. Магнус нежно похлопал дочь по колену.
 — Ты уже несколько часов как вдова, моя девочка. Богатая вдова. У нас есть все доказательства
 Табризия судорожно схватилась рукой за горло.
 — Максвелл Абрахаме мертв! Боже мой, как?
 — Его дом сгорел дотла. — И Магнус махнул рукой, давая понять, что все кончено.
 — Нет! О нет! Боже мой! Что я наделала! — Она думала, сознание покинет ее, и отчаянно цеплялась за Магнуса. — Я подожгла дом и убила его, — ломая руки, прошептала она.
 Магнус нахмурился. Конечно, ей с ее тонкой натурой не вынести такого потрясения, не поднять тяжкого груза ответственности за совершенное, как она считала, ею убийство
 — Клянусь, ты не имеешь никакого отношения к смерти Абрахамса. Он умер от моей руки, но, видит Бог, это была самозащита. Он бросил нож мне в спину и не попал в
 сердце лишь потому, что на мне была кольчуга.
 Табризия задрожала и закрыла глаза.
 — Ты очень разумная девочка и должна понять, ты избавилась от подонка Какое счастье, что ты оказалась в доме своего дорогого отца, когда случился трагический по жар, — подчеркнул он со значением.
 Табризия вспомнила, как всего несколько часов назад она желала Абрахамсу смерти и, будь у нее оружие, сама бы убила его.
 Она кивнула.
 — Я избавилась от него. Я перед тобой в долгу. Но что же получается: не успела я вздохнуть свободно, как ты собираешься навесить на меня другого? Нет, я не готова!
 — Слушай меня внимательно. Я хочу оформить тебя по закону как свою родную дочь. Поэтому ты получишь часть моей недвижимости, которая отходит детям. Кроме того, завтра я подам бумаги на утверждение завещания твоего мужа. Ты станешь богатой молодой женщиной и можешь выбирать супруга в самых высоких кругах.
 — Ты намерен отписать мне ту часть своих владений, которая должна была отойти Парису Кокберну? — спросила Табризия.
 — Да. Но этот молодой разбойник получит титул и Танталлон-Касл. — Он посмотрел ей в глаза. — Скажи мне правду, девочка, что у тебя с Парисом? Мы должны беречь нашу репутацию, как драгоценную корону. Дурная репутация быстро прилипает к девушке, и ей никогда не отмыться!
 — Между нами ничего нет. Кроме предательства и ненависти! — вспыхнув, воскликнула она.
 — Спокойней, спокойней! Я должен быть уверен, что ты не развлекаешься с женатым мужчиной. Я знаю, для некоторых дам опасные связи привлекательнее всяких других.
 Табризия и отец проговорили больше двух часов Они обсуждали, спорили и наконец пришли к соглашению по многим важным вопросам Кроме того, они решили обсуждать все, касающееся жизни Табризии Итак, на некоторое время Табризия останется в Эдинбурге, в городском доме Она освежит гардероб и подождет окончания бумажных дел в юридической конторе Магнус снабдил ее — хотя весьма и неохотно — парой маленьких пистолетов из своего арсенала и объяснил, как чистить, заряжать и осторожно обращаться с ними Он согласился съездить в Кокбернспэт и забрать драгоценную миссис Холл, а когда вернулся, Табризия пришла в восторг Магнус захватил с собой Александрию Отец решил, что дочери будет полезно иметь возле себя наперсницу, и по такому пустячному вопросу она предпочла не спорить.
 Следующие две недели были потрясающими. Самых дорогих портних Эдинбурга привезли в городской дом, где они занялись гардеробом Табризии. Вообще в городском доме произошло много перемен с момента воцарения в нем рыжей красавицы. Большую комнату вместе с будуаром и гостиной переделали, обставили новой изумительной мебелью и украсили всем, что только можно купить за деньги Табризия с Александрией перевернули магазины Эдинбурга вверх дном в сумасшедших поисках всего самого экстравагантного. Ювелиры, торговцы галантереей, модистки и продавцы мехов потели, стараясь угодить богатым особам. Вечерами Магнус сопровождал их в театр, на спектакли, которые давно стали любимым развлечением состоятельных горожан, и постепенно в высших слоях общества началось волнение. Больше всего почтеннейшую публику шокировало то, что едва овдовевшая женщина развлекается от души и живет полной жизнью. Это достигло ушей графа Ормистана, до безумия любившего вновь обретенную дочь, и в конце концов Табризию нарядили в черное. Правда, это черное было новой собольей накидкой
 Однажды после театра и позднего ужина Табризия и Александрия уселись на кровати и проговорили до рассвета.
 — А как тебе удалось получить разрешение пожить в Эдинбурге? — спросила Табризия.
 — А мне не пришлось Парис не общается с семьей с тех пор, как ты уехала Он ест со своими людьми, сильно пьет и стал совершенно невыносим Даже слуги не рискуют
 — походить к нему ближе, чем на расстояние вытянутой руки Я просто оставила записку, что еду в Танталлон.
 Табризия вздрогнула
 — Ничего не хочу слышать о твоем брате! А как девочки?
 — Венеция помолвлена с Дэвидом Ленноксом Конечно, Дамаскус сходит с ума — не она первая Я думаю, и Шеннон почти готова принять предложение лорда Логана.
 — Она не хочет, чтобы все ее опередили.
 — Шеннон глупит. Логги — хороший человек, но я думаю, она могла бы найти кое-что получше Я считаю, нет более привлекательной женщины во всей Шотландии, чем она! — искренне закончила Табризия.
 Прошло немного времени и между отцом и дочерью разразилась ссора. Однажды утром за завтраком Табризия сказала
 — Я ничего не понимаю в финансах и, поскольку у тебя репутация очень крупного дельца, думаю, ты мог бы дать мне несколько уроков
 — Замолчи, дочка! Незачем тревожить твою красивую головку такой чепухой, — отмахнулся Магнус, будто говорил с пятилетней девочкой.
 Табризия холодно ответила:
 — Мне кажется, ты сказал, что я становлюсь богатой женщиной. Поэтому я хочу знать, как управлять финансовыми делами.
 — Тебе ничем не надо управлять до двадцати одного года. Я буду вести все финансовые дела, поскольку являюсь твоим законным опекуном до достижения тобой этого возраста.
 Уперев руки в бока и дав волю своему темпераменту, Табризия открыла рот.
 — Что? Ты, старый лицемер! Ты же поклялся: я сама буду решать все, что касается моей жизни, а теперь заявляешь — ждать четыре года! Так я не могу принимать собственные решения? — Табризия была вне себя.
 — Ты же женщина, а ведешь себя как мужик. Что подумают люди?
 — Я веду себя как Кокберн! И мне плевать, что подумают люди! И еще — я не хочу никаких денег той старой свиньи. Они грязные!
 — Не желаю слушать такую чепуху, девочка! Если не хочешь пользоваться этими деньгами, оставь их своим детям. А пока как следует присматривай за ними.
 — В твоих словах есть здравый смысл. — Она швырнула салфетку, обошла вокруг стола и встала рядом с Магнусом.
 — Видишь, как мне необходимо твое руководство? Столько есть всего, что меня интересует! Ну, например, земля, на которой стоял сгоревший дом. Она ведь должна что-то стоить? Я бы ее продала, а деньги отдала приюту. Чтобы детям, которые там живут, стало лучше.
 — Гм! Я понимаю, у тебя серьезный интерес к финансам, но ты, кажется, не представляешь размеров своего состояния. У Абрахамса в банке полно закладных, он ссужал
 — деньги под земли, замки, и теперь ты владеешь заложенной недвижимостью половины землевладельцев Шотландии.
 — Я бы хотела увидеть эти бумаги, — объявила она с острым интересом.
 Магнус встал и собрался пойти в столовую.
 — Что тебе нужно, так это секретарь. Деловой человек с хорошей головой на плечах, понимающий в цифрах. Я призову сюда Стефена Гэлбрэйта, пусть-ка он этим займется. Что скажешь?
 — Прекрасная идея иметь под рукой толкового человека, пока научусь сама управлять делами, — упрямо промолвила Табризия. — А кто такой Стефен Гэлбрэйт?
 — Мой племянник. Моя жена, графиня, урожденная Гэлбрэйт. Его мать Кэтрин — распорядительница спальни королевы. Она сопровождала ее в Англию. Я приглашу парня на ужин и, если решишь, что сможешь с ним поладить, найму секретарем.
 Табризия не слишком оптимистично смотрела на предстоящую встречу еще с одним племянником Магнуса, но была приятно удивлена мягкими манерами Гэлбрэйта. Он оказался красивым парнем лет двадцати, хорошего сложения и не лишенным грации, со светлыми волосами и аквамариновыми глазами, сверкающими от какого-то внутреннего веселья. Всем своим видом он резко отличался от Кокбернов Они — неотесанные и грубые, а он — воспитанный, лощеный и, без сомнения, джентльмен.
 Магнус приветственно громыхнул и потащил Табризию знакомиться.
 — Это моя дочь, Стефен Слухи летят впереди нас, и ты наверняка все о ней знаешь
 — Один слух явно не преувеличен — Он поцеловал ее руку — Вы удивительно красивы, кузина
 — Спасибо, Стефен Мой отец рассказал вам, что мне нужен деловой человек, разбирающийся в финансовых вопросах, который мог бы кое-чему меня научить в этой сфере?
 Стефен поклонился.
 — Да, конечно! Я готов и очень хотел бы сделать для вас все, что смогу, в течение ближайших двух месяцев А после, к сожалению, я отправляюсь в Англию, ко двору короля Моя мать получила для меня место в королевской канцелярии — Он улыбнулся извиняющейся улыбкой — Меня заставили поверить, что именно сейчас ловкие шотландцы могут составить себе там состояние
 — А вам это необходимо, да, сэр? — спросила Табризия.
 — Разумеется. Я бедный, я второй сын. Несколько лет назад отец умер и оставил долги. Вот почему моя мать заняла должность при королеве
 — Простите мою бестактность, я не хотела вмешиваться в ваши дела.
 — Ничего страшного, — улыбнулся Стефен, — у меня нет секретов
 Табризия заметила, что с каждым днем парень нравится ей все больше. Ее подкупали искренность кузена, прекрасные манеры. Он относился к ней как к воспитанной, образованной женщине, что льстило Табризии. Она обратила внимание на ухаживания Стефена и не отказывала себе в удовольствии легкого флирта, доселе ей незнакомого. Они часто оставались вдвоем, просматривали сотни бумаг Абрахамса, их дружба крепла.
 — Стефен, отец говорит, у меня нет юридических прав до двадцати одного года Так что на ближайшие четыре года он мой опекун
 — Да, верно, — осторожно подтвердил Стефен.
 — Я вот о чем думаю. Я бы хотела иметь собственную резиденцию. Мне не нравится жить в Танталлоне под пятой отца. Я хочу независимости, но знаю, он не станет и слушать меня. Он даже не позволит остаться в Эдинбурге без Александрии. Значит, ты говоришь, я полностью бесправна еще целых четыре года?
 — Да, он твой опекун до двадцати одного года — Стефен сделал эффектную паузу, потом осторожно добавил — Или до тех пор, пока ты не выйдешь замуж.
 Ее глаза расширились
 — Если я выйду замуж, Магнус уже не будет моим опекуном? О, ну тогда, конечно, мой муж будет вести мои финансовые дела?
 — Нет, не обязательно, — покачал головой Стефен — Когда речь идет о состоянии, практика и здравый смысл диктуют необходимость составления контракта еще до брака. В нем можно точно и четко оговорить все условия. В конце концов, супружество — это партнерство. Доходы и ответственность обоих должны быть зафиксированы на бумаге, чтобы муж не смог воспользоваться твоими правами.
 — Понятно, — медленно кивнула Табризия.
 — Ну а теперь, насколько я понимаю, ты станешь искать мужа, который дал бы тебе большую свободу. Могу ли я предложить свое имя в список соискателей? — весело спросил он.
 — Можешь, — кивнула она и рассмеялась. — Скажу по секрету: ты единственный мужчина из всех мне известных, кого я не боюсь.
 Глаза Стефена засветились.
 — Обитатели пограничных районов — другие люди. Им свойственно наглое бахвальство, их хлебом не корми, дай подраться.. — Молодой человек внимательно наблюдал за Табризией, оценивая, какое впечатление производят на нее его слова. — У них все сверх меры — ругань, распутство, убийства. Женщины там влачат жалкое существование. Моя мать старела с каждым рейдом отца. Иногда, конечно, он въезжал с победой, с подарками, но чаще всего привозил отвратительные раны, над которыми она не спала ночами. В конце концов однажды его внесли ногами вперед.
 Табризия понимала — он просто описал, на что может быть похожа ее жизнь с Парисом Кокберном. Она закрыла глаза, стараясь отогнать мысли о нем. Стефен продолжал:
 — Вот одна из причин, почему я еду в Англию. Там люди мягче, как и климат, и ландшафт.
 — Может, и верно, — сказала она тихо, коснувшись его руки.
 Он поднес ее пальцы к губам, потом быстро наклонился и поцеловал в губы. Она с удовольствием ответила на поцелуй и удивилась. Они оба обрадовались, что его поцелуй не испугал ее.
 Александрия понимала, что дольше ей нельзя оставаться в Эдинбурге. Пора возвращаться домой. Уже шли приготовления к свадьбе Венеции, и она не могла ничего пропустить. Она рвалась в гущу событий и очень жалела, что Табризия не приедет.
 — Я хочу купить Венеции какой-нибудь хороший свадебный подарок. Мы пойдем с тобой в магазин, купим, и ты отвезешь его, когда поедешь домой, — сказала Табризия.
 Она купила фарфоровый обеденный сервиз на двадцать четыре персоны, украшенный петухами, с золотой каймой. Хозяин магазина пообещал доставить его в течение часа.
 Возвращаясь в середине дня, девушки увидели возле дома ужасную картину. Молодой человек отчаянно пытался справиться с обезумевшей лошадью. Еще минута — и она ударила бы хозяина копытами по голове. В мгновение ока Александрия оказалась рядом. Лошадь внезапно рухнула на землю, и девушка увидела: животное задыхается и вот-вот умрет. Кожаная уздечка порвалась, и обрывок попал лошади в горло Без колебаний Александрия схватила ее за нижнюю челюсть и просунула пальцы в горло. Она вынула помеху, и животное смогло дышать. Это произошло, как чудо, лошадь вскочила и замерла, покоренная.
 Табризия бежала к подруге с криком
 — Александрия! Осторожно!
 Молодой человек, хозяин лошади, остолбенел. Он не мог произнести ни слова, а только смотрел на девушку.
 — Боже мой! Самый смелый поступок, который я когда-либо видел собственными глазами. Вы спасли ей жизнь. Как мне вас отблагодарить?
 Александрия взглянула на стройного юношу с темными кудрями и внимательными серыми глазами, в которых светилось неподдельное восхищение ее храбростью Сердце девушки подпрыгнуло и заплясало в груди Никогда еще она не видела такого красавца, никогда никто не смотрел на нее вот так.
 Табризия взглянула на несчастного с огромным сочувствием
 — Отведите лошадь в конюшню за домом, напоите и дайте ей отдохнуть
 — Спасибо, мадам, — он официально поклонился — Простите, вы случайно не миссис Абрахаме?
 — Да, это я Вы хотели меня видеть, сэр?
 — У меня личное дело, которое я хотел бы с вами обсудить, если вы уделите мне несколько минут, мадам — И он густо покраснел
 — Сперва займитесь лошадью, а потом приходите попьете с нами чаю — Табризия улыбнулась, подбадривая смущенного юношу
 Девушки по лестнице поднялись в дом
 — Табризия, тебе не кажется, что он очень красивый? — задыхаясь, спросила Александрия
 — Насколько я заметила, ты считаешь именно так. Давай поднимайся, надень что-нибудь получше, а я прикажу подать нам чаю
 Когда молодой человек постучал, Табризия открыла и повела его в комнату, где они со Стефеном работали с бумагами Абрахамса.
 — Ну как? Лошадь в порядке?
 — Да, спасибо, мадам Я очень сожалею, что побеспокоил вас, тем более в таких обстоятельствах, — он покраснел — Но именно из-за смерти вашего мужа я вынужден
 — говорить лично с вами.
 Казалось, он чувствовал себя неловко, и Табризия изо всех сил старалась успокоить его
 — Уверяю вас, вы не нарушили моего траура Могу ли я чем-нибудь помочь?
 Он поколебался, потом набрался мужества и ринулся в бездну.
 — По глупости я отдал мистеру Абрахамсу документ на нашу собственность Мне ужасно нужны были деньги и Дело в том, что отец ничего не знает А когда я услышал, что мистер Абрахаме умер, то понял, все может от крыться — Он помолчал, потом продолжил — Именно поэтому я хотел бы договориться, мадам Я заплачу долг, как можно скорее, но только бы отец ничего не узнал!
 Табризия посмотрела на стол.
 — Большая часть бумаг Абрахамса здесь. Дайте-ка я взгляну, нет ли вашей. Как вас зовут?
 — Адам Гордон, мадам
 Табризия вздрогнула
 — Ваш отец — Джон Гордон?
 — Да, мадам. Вы его знаете? — взволнованно спросил юноша.
 — Только наслышана, — неуверенно улыбнулась она, роясь в бумагах. — Я думаю, эта. Хэддон-Хаус на Даффтаун? Пятьсот фунтов?
 Среди бумаг были еще две расписки Гордона и две, подписанные Хантли. Табризия взяла их на заметку — когда останется одна, обязательно изучит внимательно.
 — Да, — кивнул он. — Эта. Одна.
 Табризия вручила ему документ и порвала обязательство с его подписью.
 Молодой человек галантно запротестовал.
 — Мадам, я не могу этого допустить!
 — Ну, дело сделано, мистер Гордон. Пусть это останется строго между нами.
 — Но почему вы должны быть ко мне так великодушны? — удивленно спросил он.
 — Если вам это обязательно знать, отвечу. Я не хочу, чтобы бумага попала не в те руки. Ваш отец — лорд Джон Гордон. А знаете ли вы, что мой отец — граф Ормистан?
 Адам Гордон заметно побледнел при имени ненавистного врага их семьи Он вдруг понял, как эта бумага могла быть использована против него: они потеряли бы собственность в Даффтауне. Юноша утратил дар речи от благодарности.
 — А теперь пойдемте и попьем с нами чаю, Адам. Не позволяйте кровной мести отцов помешать нам стать друзьями.
 — Благодарю вас, мадам, благодарю от всего сердца!
 Табризия повела его в столовую, где Александрия с нетерпением ожидала, когда же еще раз увидит красавца. Адам с жаром стиснул руку Александрии.
 — Я должен поблагодарить вас еще раз за то, что вы спасли мою лошадь, мисс. Клянусь, это самый смелый поступок женщины, который я видел Примите мою благодарность и не меньшее поклонение.
 Александрия расцвела от его комплиментов Симпатия возникла мгновенно и взаимно У Табризии весело задергались уголки губ, когда она сказала:
 — Адам Гордон, позвольте вам представить мою кузину Александрию Кокберн
 Молодые люди побледнели
 — Похоже, в природе существует кое-что покрепче чая. День был так насыщен событиями! — Табризия развлекалась.
 Поздно вечером Александрия собирала вещи, готовясь к отъезду. Это оказалось непростым делом, слишком уж много всего было накуплено. Табризия еще раз внимательно просмотрела бумаги Абрахамса. Она обнаружила, что Джон Гордон занял девять тысяч под Мэкдафф-Касл, его брат Уилл Гордон получил еще пять тысяч под собственность в Абердине, и граф Хантли взял десять тысяч фунтов стерлингов по закладной под Хантли-Касл и прилегающие земли, когда его жена Генриетта Стюарт собиралась сопровождать королеву к английскому двору.
 Табризии стало ясно, что все эти бумаги обеспечивали ее не только деньгами, но и властью Мальчик Адам, которому она помогла, — мелочь Она с ним не ссорилась и не собиралась Но она — Кокберн, а бумаги принадлежали ее кровным врагам Гордонам Она решила, ничего не говоря Магнусу, быстро вернуть их в банковский сейф для сохранности
 Как только придет Стефен Гэлбрэйт, она заставит его снять копии с этих документов, которые положит в маленькую шкатулку с ключом — идеальное место для таких бумаг Она будет держать их подальше от любопытных глаз и в то же время под рукой на случай, если они ей понадобятся Встреча с юношей Гордоном и изучение документов Абрахамса открыли Табризии одну непреложную истину власть сильнее денег Она нахмурилась Да, кое-что ей уже удалось постичь Правда, узнанное лишает свободы и безмятежности, которые дарует невинность Хорошо это или плохо? Девушка вздохнула, прощаясь с утраченными иллюзиями, и призналась себе сила лучше слабости В тысячу раз лучше!
 Магнус отправлялся на пару дней в Танталлон и заодно провожал домой Александрию Как он ни старался, ему не удалось уговорить Табризию поехать с ним
 — У меня примерки до двух часов, потом должен приехать Стефен, он пробудет до четырех. Я обещаю приехать в Танталлон очень скоро, но дай мне немного пожить в Эдинбурге Я не одна, как видишь, со мной миссис Холл, и дом полон слуг.
 Нехотя Магнус вынужден был отправиться без Табризии, предоставив ее самой себе.
 Парис Кокберн только что вышел из конторы Маккейба, где занимался переводом дома в Мидлотиане с Дэвида Леннокса на Венецию Он решил передохнуть перед долгой дорогой в Кокбернспэт и заглянуть в заднюю комнату «Эйнсли таверн» на Хай-стрит, где и обнаружил своего лучшего друга Черного Дугласа Тот сидел за выпивкой
 — Ха, Джеймс, как я рад встрече! Сто лет не видел тебя! — Парис расхохотался — Ты все еще живешь на севере?
 Джеймс Дуглас смотрел на приятеля черными, как уголь, глазами. Белые зубы блестели в улыбке на фоне черной бороды.
 — Ага. Помнишь, я направился посмотреть земли, которые мне достались от жены? Я поехал туда и узнал, что какой-то шотландский горец по имени Каудор оттяпал из рядный кусок проклятых земель. Пришлось вернуться в замок в Дугласе, собрать полсотни разбойников и проучить свинью. Половину людей оставил там, чтобы такое больше не повторилось, — вздохнул он
 Парис улыбнулся
 — И что, черт побери, скажет король Джеми, услышав, что Дуглас перебрасывает своих людей в глубь страны, вместо того чтобы охранять мир на границах?
 — Плевал я на Джеми, — ухмыльнулся Дуглас
 — С трудом могу поверить, что ты так легко расстался со своими людьми, Джеймс, — серьезно сказал Парис
 — Да, я думаю, это мой грех. Никогда не интересовался землями жены, пока она была жива, бедняжка. Вот теперь и расплачиваюсь за свою нерадивость.
 — Но ты не только по отношению к ее землям проявил нерадивость, — упрекнул Парис
 — Да, конечно, и это тоже. Сам знаешь, каким грузом может стать брак. — Он шлепнул по заднице барменшу, в третий раз наполнявшую им стаканы, и та нагло подмигнула
 — в ответ.
 Оба приятеля сидели, сдвинув головы, пили, вспоминали прошедший год. Пробило полночь, и Парис решил не ехать в Кокбернспэт. Он пригласил Джеймса переночевать в городском доме.
 Они зашли в конюшню, накормили лошадей, потом поднялись в дом через черный ход. Парис отмахнулся от предложения слуги накормить их.
 — Нет, ничего не надо, кроме постели. После адвокатской конторы я всегда топаю наверх, там у Магнуса есть бренди, который я в последний раз контрабандой привез из Франции.
 Услышав сквозь сон громкие голоса и шум в соседней спальне, Табризия сразу очнулась Испуганно прикрыла рот рукой, узнав в одном из них голос Париса Кокберна. Сердце заколотилось, как птица в клетке. Что делать? Подумав с минуту, девушка решила, что, если сидеть тихо, он никогда не узнает, кто в соседней комнате. Она безошибочно уловила звон бутылок и бокалов, а потом услышала и другой голос:
 — Говорят, Джон Гордон и его папаша посоветовали королю разместить гарнизон английских солдат у нас в Шотландии
 — Ни за что не поверю, даже если услышу от самого Хантли! Никогда Шотландия не будет оккупированной страной!
 — Ну, знаешь ли, за что купил, за то продал. Я хочу сказать, мы должны нанести ему удар покрепче, — заявил Дуглас. — И не просто напасть на южные окраины его земель, а рвануть прямо в сам Хантли-Касл.
 — А может, кроме всего прочего, добраться до короля? И убедить его не делать этого? Английские солдаты в Шотландии не смогут обеспечить мир. Наоборот, взбудоражат
 — кланы, и начнется настоящая война.
 Табризия закрыла глаза. Вечно мужчины говорят о войне, о налетах, о кровопролитии! Снова и снова она слышала бульканье бренди, наливаемого в бокалы, речи стали невнятными и очень громкими. Мужчины хохотали, еще немного, и они разбудят весь дом. До ее ушей отчетливо долетали все неприличные слова, произносимые в полный голос.
 — Тут ко мне недавно приезжал Ботвелл, — упомянул Парис.
 — А его любовница не умерла без меня? — игриво спросил Дуглас.
 — Да, слышал я какую-то историю. Помнишь, он готов был убить каждого, кто второй раз взглянет в ее сторону? А тут как-то пригласил нас на ужин, одних мужчин И что, ты думаешь, мы там нашли?
 — Когда речь идет о Ботвелле, меня не удивишь ни чем! — засмеялся Дуглас
 — Ну да, я так и думал! Но он уложил ее, совершенно голую, на алтарь, задрапированный черным атласом, и зажег вокруг черные свечи
 — Ничего себе! Неудивительно, что пошел слух, будто он связан с сатаной! И он не был против, что другие мужчины видели ее?
 — Нет, мы все видели. Светлые волосы падали, как занавес, до пола. Кожа у нее — настоящий белый бархат. Не было никого, кто не возбудился бы.
 — Боже мой, я уж и сам стал готов, пока слушал, — засмеялся Дуглас.
 Шел третий час ночи. С каждой минутой Табризия становилась все злее — от нескончаемой пьянки за стеной она не могла спать. Девушка села, зажгла свечи в канделябре.
 — Когда у меня все пухнет, а удовлетвориться некем, мне жутко больно. Я потом всю ночь не могу уснуть. Как думаешь, Парис, не призвать ли нам пару твоих женщин, пускай бы обслужили!
 Табризия наслушалась достаточно. Она взяла из ящика один из пистолетов, которые ей дал Магнус, и рывком открыла дверь, разделявшую смежные комнаты. Мужчины, растянувшися перед камином, ошарашенно уставились на нее. Удерживая одной рукой тяжелый подсвечник, а другой — пистолет, она влетела в комнату, как фурия, в белой ночной рубашке с оборками Рыжие волосы полыхали пламенем, похожим на то, что бушевало в камине.
 — Вон, свинья! — закричала она на Париса — Вон! — заявила она Черному Дугласу.
 Парис задохнулся.
 — Что ты тут делаешь?
 — Это мой дом, на случай, если ты забыл! И поскольку я не могу спать под одной крышей с таким дерьмом, убирайся отсюда!
 — Я хотел встретиться с тобой, — попытался оправдаться Парис, раскачиваясь на нетвердых ногах.
 Она прицелилась на фут выше его головы и без колебаний спустила курок Выстрел потряс дом и испортил стену. Удивленный Парис отвесил ей насмешливый поклон.
 — Джеймс, я знаю место, где прием будет гораздо теплее.
 Оба оказались на улице, оглушительно хохоча
 — А чего мы смеемся? Она нас выгнала под дождь среди ночи, — сказал Джеймс.
 Парис ухмыльнулся.
 — Правда, потрясающая? Ее надо хорошенько отлупить и как следует покувыркаться с ней в постели. Когда-нибудь я сделаю и то, и другое!




 Глава 11


 Магнус уже готов был приказать Табризии ехать в Танталлон, когда она наконец сдалась и попросила миссис Холл упаковать все красивые новые платья. Единственное условие, которое она поставила, — чтобы Стефен Гэлбрэйт сопровождал их, она хотела закончить начатую работу.
 Магнус поговорил с Маргарет, дав ясно понять, что ожидает от нее разумного поведения Она должна спуститься со своего Олимпа, где пребывала столько лет, и согласиться на более скромную роль. За сценой. Сердце Табризии болело от сострадания, когда она встречалась лицом к лицу с черноволосой красавицей. Магнус не делал секрета из планов найти дочери мужа. Разговор об этом затевался снова и снова. Табризия стала сговорчивей, узнав, что подходящий партнер даст ей желанную свободу, и они с отцом решили: выбор падет на того мужчину, который устроит их обоих.
 — У тебя уже кто-то есть на уме? — подозрительно спросил Магнус.
 — Не уверена… Но что ты думаешь о Стефене? — осторожно начала она.
 Табризия совершенно не была готова к реакции отца. Он побагровел, глаза едва не вылезли из орбит, он впал в неистовство.
 — Клерк?! Ты хочешь выйти замуж за клерка? Твоя мать, должно быть, рыдает сейчас на небесах! О мой Бог! Я неверно поступил с ней, но уж с нашим ребенком я этого не допущу! Все будет как полагается. Должным образом! И больше никак! У меня такие боли в сердце, что я хотел бы увидеть тебя окончательно устроенной в жизни прежде, чем со мной что-то случится.
 — Ты можешь, когда я говорю, вдумываться в мои слова? Я не влюблена в Стефена, так что не горячись, не кричи, пожалуйста! Будь спокоен. Абсолютно. Мы просто нравимся друг другу и смогли бы поладить.
 — Влюблена? Нравитесь? Черт побери, а какое отношение все это имеет к браку? Безопасность, благополучие, сила, власть — вот чего ты должна хотеть от мужа!
 — Отец, ну покажи мне такой образец, и я обещаю подумать.
 Взгляд Магнуса потеплел. Впервые она назвала его отцом.
 — Ну, в общем-то у меня уже есть одно предложение.
 — И кто он? — удивленно спросила Табризия.
 — Скажу тебе только одно: его родословная начинается несколько столетий назад. Кроме Стюартов, все остальные по происхождению не годятся ему и в подметки. У него не
 — одно графство, а два. Мановением руки он может созвать тысячу человек, так велик его клан.
 — Ну а как он выглядит?
 — Да ты сама увидишь. Он приглашен завтра на ужин.
 — Это все, что ты собираешься мне сообщить?
 — Давай посмотрим. Помимо двойного графства, он еще лорд и барон.
 — Не мучай меня больше! Я вижу, ты забавляешься игрой. А я не буду спешить с выводами, пока не увижу этого принца.
 С вершины Танталлонского замка Табризия наблюдала кавалькаду из сотни всадников. Все были в бело-голубых ливреях клана, и на груди каждого вышито красное сердце. Она заставила их ждать целый час, прежде чем спустилась к ужину. На ней было комбинированное платье — черная бархатная юбка и по контрасту с ней бирюзовый верх с низким вырезом квадратного кроя, весьма вычурными рукавами. Под стать ему Табризия подобрала и серьги, инкрустированные аквамарином.
 Магнус ожидал ее у подножия лестницы
 — Табризия, я хочу представить тебе Джеймса, графа Дугласа
 Откинув назад голову, чтобы посмотреть наверх, она увидела белозубую улыбку Черного Дугласа, сверкавшую в густых зарослях бороды Ее глаза блеснули, но приветствовала его Табризия подчеркнуто вежливым тоном.
 — Добро пожаловать, свинячий друг!
 Взгляд графа, немедленно оценившего все ее очарование, замер на лице девушки
 — Боже мой, когда вы вот так вздергиваете голову, мне кажется, я могу греть руки на огне ваших волос, — воскликнул он
 — Вы знакомы? — забеспокоился Магнус
 Табризия расхохоталась
 — Я знаю только, что он самый отчаянный мужчина в Шотландии.
 Когда он склонился перед ней, она увидела на его платье расшитое бриллиантами сердце. И вздохнула, подумав, что этот человек не для нее. При первом же взгляде на Черного Дугласа Табризия со всей остротой ощутила глубину своего чувства. Сомнений нет — она любит Париса Кокберна и никогда никого другого не полюбит. Такая любовь случается только раз в жизни. Выйти замуж за его лучшего друга невозможно. Парис всегда будет стоять между ними.
 Итак, Табризия не хотела графа Дугласа. Зато она точно знала ту, которой бы он понравился. И если он в принципе любит рыжеволосых, ему найдется подходящая пара! Она припрятала поглубже свою тайную мысль и взяла его за руку.
 — Пойдемте ужинать Причина, по которой я не могу принять ваше предложение, лучше воспримется на полный желудок.
 Если Табризия и Джеймс оценили юмор ситуации, то Магнус нет Он сердито смотрел и пыхтел между первыми двумя блюдами, пока Табризия не решила освободить его голову от волнений и направить его мысли в другое русло
 — Мы с отцом надумали поехать ко двору на Рождество.
 Джеймс Дуглас неохотно согласился
 — Ну, возможно, это самое мудрое решение для вас. Большинство благородных шотландцев в эту пору собираются в Англии, и если никто из них не подойдет, можно
 будет выбрать кого-нибудь из англичан Говорят, на фоне их богатства мы просто нищие
 К концу ужина Магнус был уверен в разумности и необходимости поездки и говорил о ней так, будто он сам ее придумал.
 Позже, в постели, Табризия никак не могла отбросить мысли о Парисе. Она тосковала по нему. Как ей хотелось поехать к Парису, сказать, что станет его любовницей, если это единственная возможность быть вместе! Но, немного успокоившись и остудив голову, Табризия совершенно ясно увидела это вариант ее матери. Нет, только в браке она найдет уверенность и безопасность. Никогда не согласится она обречь своих детей на клеймо — незаконные. Она должна, должна поехать в Англию, подальше от Париса Кокберна! Надо наконец освободиться от этого красивого дьявола.
 В эту ночь она заснула с мокрым от слез лицом.
 Маргарет Синклер ужасно разочаровалась, поняв, что Магнус отбывает без нее. Она ничего не имела против того, чтобы он кормил внебрачного ребенка. Но он ввел эту сучку в дом и носится с ней, как с бесценным сокровищем. Теперь вот везет ее представлять ко двору. Маргарет задумала отомстить. Она поклялась отомстить и ему, и неожиданно свалившейся всем на голову девчонке.
 Каждой своей клеточкой миссис Холл была взволнована! Табризия настолько ценит ее, что решила взять с собой в Англию. Она без устали стирала, гладила и упаковывала гардероб хозяйки. Одежда лежала повсюду, сундуки едва закрывались, набитые платьями, лентами и мехом. Красивые вышитые вещи из самых разных тканей — атласа, кружев, бархата — лежали на кровати, готовые в путь. Табризия не могла поверить, что им приходится брать с собой столько багажа, — кроме всего прочего, они везли домашнюю утварь и постели.
 Магнус выбрал двух верховых лошадей для Табризии. Он собирался арендовать домик в столице и оставить на якоре в устье Темзы свою «Амброзию».
 Пока миссис Холл тщательно укладывала каждую вещь, Табризия пошла спать. Она уже собиралась лечь в постель, когда на пороге комнаты появился Магнус с маленькой шкатулкой для драгоценностей. Внутри находился гарнитур из бледных аметистов, некогда принадлежавший старой графине.
 Табризия посмотрела на отца, и к сердцу прихлынула волна нежности. Все больше она привязывалась к этому громогласному графу со стариковским лицом, когда-то очень красивым. Он относился к новообретенной дочери с таким великодушием, с такой безоглядной любовью, что она просто не могла не чувствовать к нему благодарности.
 — Я пришел пожелать тебе спокойной ночи и подарить вот это.
 Он протянул шкатулку. Когда Табризия увидела аметисты, у нее перехватило дыхание.
 — О, какие красивые! Мой любимый цвет!
 — Цвет твоих глаз. И ее тоже, — печально произнес Магнус.
 Табризия поняла: он вспомнил Даниэль. Ей очень хотелось побольше узнать о матери, и она попросила:
 — Расскажи мне о ней!
 — Я обожал твою мать. Я благословлял землю, по которой она ступала. Когда я делаю что-то для тебя, одна мысль о том, что ты — ребенок Даниэль, наполняет меня счастьем. Я уже был женат на графине, когда встретил Даниэль при дворе. Она была младшей дочерью одной из придворных дам королевы. В тот же миг, как увидел ее, я потерял сердце. Исхитрился и заманил ее в Танталлон — она стала одной из дам графини. Твоя мать оставила двор без колебаний. — Магнус покачал головой и, вздохнув, прошептал: — Она была слишком хороша для этого мира! Однажды в весенний день мы далеко уехали верхом. Вдруг начался ураган, слепящий, дикий, какие случаются только здесь. Плохая погода меня не беспокоила, но я боялся за нее. Она была такая нежная, такая хрупкая! Я повел ее в пустую пастушью хижину, встретившуюся нам на пути. Мы были совершенно одни, отрезанные от всего мира. Я устроил лошадей под навесом, развел огонь. Как сейчас вижу: в седельном мешке вино, сыр и маленькие овсяные лепешки… Начало темнеть, я ощутил прилив влюбленности, как ты можешь догадаться, но тут она услышала, что под дверью заблеяла овца. Я объяснил ей овца собирается окотиться. И дальше можешь себе представить? Даниэль уже не знала ни минуты покоя. Она сходила с ума от тревоги за это животное, хоть я и пытался объяснить ей: такое происходит в горах сплошь и рядом. Каждые десять минут она заставляла меня выходить и смотреть, не появились ли ягнята. Наконец настояла на том, чтобы пойти вместе со мной. И будь я проклят, если эта овца не принесла тройню! Они лежали около матери, три комочка, дрожащие от холода. Мы внесли их, я обмыл головки, растирал и похлопывал — и вот они наконец задышали. Она заставляла меня топить на огне снег в горшке, чтобы помыть их. После этого они стали такие хорошенькие! Ну и что ж ты думаешь, была она удовлетворена моей усердной работой? Ни капельки! Вместо того чтобы вынести ягнят обезумевшей матери, она заставила взять проклятую овцу в хижину на ночь. Ничего себе, идиллическое свидание! Такой поворот событий мог охладить страсть даже самого похотливого мужчины. Но я сохранил это воспоминание как одно из самых светлых.
 — Спасибо, что рассказал мне, — тихо сказала Табризия, пытаясь проглотить возникший в горле ком.
 — Она была такая ласковая, — прошептал Магнус хрипло. — Никогда не думала о деньгах. Не выставлялась на передний план… Но у тебя в жизни все будет по-другому! А сейчас спи, завтра в прилив мы отправляемся.
 В последний день ноября они подгребли на лодке к «Амброзии», и, когда наконец оказались на борту судна, Табризия с радостью пошла погреться. Повалил снег, ветер, дувший с Атлантики, заставлял сгибаться пополам. Корабль графа был удобным и хорошо оборудованным, но без экзотической атмосферы «Морской колдуньи».
 Целых две недели они плыли вдоль берегов Англии до устья Темзы. Табризия старалась все время сидеть внизу, спасаясь от жестокой стихии. Первые два дня на бушующем океане она страдала от морской болезни, но после того, как научилась крепко стоять на палубе, морская болезнь отступила.
 Хотя все бумаги и закладные, которые она унаследовала, во время ее отсутствия хранились в банке отца, у нее все еще оставалось много финансовых дел, и она обсуждала их со Стефеном Гэлбрэйтом. Магнус дал молодому человеку понять, что тому следует выбросить из головы мысль поухаживать за Табризией. Стефен не мог распроститься с надеждами, но в присутствии Магнуса старался сдерживаться и вести себя еще галантнее, чем прежде.
 «Амброзия» достигла южной оконечности Англии. Погода стояла мягкая, и в солнечный день середины декабря Табризия вышла на палубу полюбоваться большими кораблями, маневрирующими в широком устье. В Шотландии сейчас стояла настоящая зима, а здесь было свежо и зелено, как в дни позднего лета. Кораблей скопилось очень много Табризия смотрела на них, чувствуя странное оживление, освобождение. Душа ее, словно пробудившись ото сна, полнилась ожиданиями Торговые суда со всего света прибывали в большой порт Девушка восхищенно наблюдала за доками, мимо которых проплывала «Амброзия» Деревянные пристани несли на себе несмываемые следы товаров, многие годы разгружавшихся здесь Черные пятна от угля, белые — от муки, голубые — от индиго, коричневые — от табака и фиолетовые — от вина Запахи были столь же разнообразны, как и краски, — от рыбы и специй до тюков с кожей
 Времени у них оставалось немного, чтобы не опоздать на праздничный сезон ко двору «Амброзия» бросила якорь в Гринвиче, расположенном в пяти милях вверх по Темзе Стефен Гэлбрэйт тотчас отбыл ко двору, а Магнус потратил пять дней, чтобы арендовать дом и прилично, как подобает, обставить его.
 Никогда в жизни Табризия не видела столько народу. От людей, стекавшихся ко двору, Лондон трещал по швам. Это было первое Рождество, которое королева Анна встречала в своей новой стране. Ходили слухи, что к моменту ее прибытия в Виндзор прошлым летом свита разрослась до пяти тысяч всадников и двухсот пятидесяти повозок Больше половины из них составляли шотландские семьи, которые должны были экипироваться так, чтобы достойно соперничать с более богатыми представителями английского двора Желая заплатить за путешествие и снять дома в Лондоне, они потоками устремлялись к ростовщикам вроде Абрахамса, закладывая свои земли.
 Для первого появления при дворе за два дня до Рождества Табризия выбрала белое бархатное платье с лифом, украшенным хрустальными бусинками, ярко вспыхивающими в свете свечи при малейшем движении Магнус нарядился в винного цвета бархат и волновался не меньше Табризии Накидывая ей на плечи песцовый мех, он сказал:
 — Надо поторопиться
 Он выбрал самого надежного из своих людей и велел ему не спускать глаз с Табризии Джаспер, крепкий детина с жесткими седыми волосами, должен был следить за каждым ее движением так, чтобы даже она сама не заметила присутствия возле себя телохранителя
 Король Джеймс обитал в Уайтхолле, и именно там проводились рождественские торжества Сегодня вечером — маскарад, завтра — бал, через два дня — Рождество, а потом будет торжественное присвоение титула герцога Йоркского младшему сыну короля.
 Когда Табризия и Магнус вошли в длинную тронную залу сияющею тысячью свечей, она уже была переполнена гостями, и с каждой минутой их прибывало все больше Места для танцев не осталось, даже присесть было негде Однако оказалось, что нет ничего удобнее, чем стоя сплетничать, флиртовать и выпивать.
 Королева Анна и ее придворные дамы были наряжены в маскарадные костюмы Табризия бросила взгляд на толпу Она увидела мужчин, завернувшихся в шкуры экзотических животных, одетых в костюмы, такие яркие и украшенные Таким количеством драгоценностей, что от их блеска слезились глаза В центр зала выходили люди и читали монологи Их голоса тонули в болтовне и смехе собравшихся.
 Табризия с интересом смотрела живые картины, изображавшие шотландского льва, леопардов и тюдоровские розы Англии. Но в первую очередь ее внимание привлекали роскошные костюмы Магнус медленно прокладывал дочери путь через толпу Он не знал здесь никого из англичан, но все шотландцы были ему знакомы Поэтому им понадобилось почти два часа, чтобы приблизиться к возвышению, на котором сидел король Магнус провел достаточно времени в королевском окружении, чтобы знать, что в своей постели и за ее пределами его величество предпочитает молодых людей. Поэтому он ничуть не удивился фаворитам короля. Некоторые из них были вывезены из Шотландии, другие отобраны из цвета английской аристократии Главному пажу сэру Джону Рэмсэю, сидевшему по правую руку от монарха, было лет восемнадцать, и он отличался девичьим сложением. По левую руку восседал Гарри Риотслей, молодой граф из Саутхэмптона. Тот и другой без устали сопровождали живые картины вульгарными шутками
 Табризию потрясли яркие наряды мужчин при дворе На всех была затканная золотом фиолетовая и алая одежда На их фоне платье отца казалось совершенно старомодным
 Поприветствовав короля, Магнус взял Табризию за руку и повел обратно через зал По пути он заметил свою родственницу Кэтрин и сквозь толпу устремился к ней
 — Магнус! Я так рада тебя видеть! Спасибо, что привез Стефена в Лондон, ты знаешь, как я это ценю
 — Кейт, я тоже очень рад тебя видеть Я привез дочку ко двору, но боюсь, она потеряется в толпе.
 Дама улыбнулась Табризии
 — Приходи завтра в Сомерсет-Хаус Королева там кое-что устраивает Ты знаешь, это вдоль Стрэнда Место называется Дэнмарк-Хаус Королева появляется на празднике только символически, а потом удаляется к своему собственному двору Там атмосфера более деликатная и женственная Мы уходим сейчас, пока не начались грубые развлечения, я и тебе бы посоветовала сделать то же самое.
 Табризию все волновало и очаровывало. Ей просто необходимо было прийти в себя и переварить увиденное. Она откинулась на спинку сиденья в карете. О Боже, завтрашний день сулит новые приключения, и больше всего ей хотелось, чтобы это завтра наступило как можно скорее!
 Для выезда к королеве Анне Табризия надела платье из бледно-персикового бархата, отделанное атласными лентами кремового цвета Они завязывались высоко под грудью, что заставляло все взгляды устремляться к ее высокому бюсту.
 Кэтрин Гэлбрэйт уже ждала графа и повела его вместе с дочерью наверх, в просторный зал с зеркальными стенами Королева была очень популярна в Англии, и лишь поэтому король терпел ее и оплачивал экстравагантный стиль ее жизни Они испытывали взаимную ненависть и были счастливы, что могут жить независимо друг от друга Приемную залу наполнял звонкий смех Здесь царила женская атмосфера, хотя присутствовало много молодых людей Тонкое остроумие ценилось в этих стенах гораздо выше неприличных шуток И Магнус, после того как Табризию представили фрейлинам, расслабился У королевы было несколько придворных дам из Шотландии и несколько — из Англии Самая молодая из всех — черноволосая веселая Фрэнсис Говард в свою очередь имела фрейлин из Дании, очень хорошеньких блондинок с длинными, стройными ногами и милым акцентом.
 Кэтрин Гэлбрэйт убедила Магнуса, что он спокойно может оставить дочь, она возьмет ее под свое крыло Тот оказался достаточно мудр, понимая если он не будет торчать у локтя дочери, Табризия привлечет куда больше поклонников.
 Табризия могла теперь вблизи рассмотреть королеву Анну С очень белой, словно алебастр, кожей, королева была полна жизни и энергии Она никогда не вставала раньше полудня, каждую ночь напролет бодрствовала и танцевала до зари Дамы при дворе выглядели весьма утонченными и казались старше Табризии, но ни у одной во всем зале не было таких рыжих волос Очень скоро она привлекла внимание молодого представителя английского благородного семейства, великодушно похвалившего ее платье Табризию одолевали сомнения уж не смеется ли он над ней? Она очаровательно улыбнулась.
 — Я чувствую себя почти ребенком среди таких знатных дам двора.
 — Но у вас фигура женщины, — улыбнулся он — И губы женщины.
 И прежде чем она успела возразить, он склонился и поцеловал ее.
 Табризия открыла рот.
 — Я не знаю даже вашего имени, сэр!
 — Пемброук, моя дорогая, — весело представился он.
 В этот момент двери широко распахнулись, и король. Джеймс, шатаясь, ввалился в зал.
 — Эй, Анни! — он ткнул пальцем в королеву, которая от негодования вздрогнула — Мне надо поговорить с тобой Ты оскорбила молодого Саутхэмптона Я этого не потерплю!
 Во взгляде Анны закипел гнев
 — Он вечно нарывается на неприятности Пьяный развратник, и все знают, что он — С большим трудом она не произнесла рокового слова — Сэр, он оставил одну из моих дам с ребенком Я запретила ему появляться при моем дворе.
 Табризия поверить не могла, что этот едва стоящий на ногах мужчина — король и что он может говорить с королевой в таком тоне при всех. Глаза Пемброука смеялись, он пристально наблюдал за ней Потом склонился и прошептал ей в самое ухо:
 — Пожалейте нас, леди! Мы были такими гордыми елизаветинцами, мы просто не понимали, что получится из этого шотландского чудака.
 Табризия не осмелилась рассмеяться. Она хлопнула веером Пемброука по руке и снова раскрыла его, чтобы утаить задрожавшую на губах улыбку.
 Когда королева Анна подала знак, Кэтрин взяла Табризию за руку и повела официально представить ее величеству
 — Ты будешь приятным украшением моего двора. Я назначу тебя фрейлиной, поскольку многие из моих дам почувствовали недомогание Можно ведь и так сказать.
 Все засмеялись, поняв намек Табризия уверила королеву, что для нее это большая честь, и Кэтрин, ведя девушку обратно, облегченно вздохнула
 — Слава Богу, у тебя хватило разума поблагодарить Здесь полно дам, и тебе надо будет посещать ее один или два дня в неделю Королева популярна в Лондоне, хотя экстравагантна и любит удовольствия Но я уверена, тебе понравится при дворе А сейчас пойдем, малышка, я подыщу тебе спальню на те ночи, когда придется дежурить
 С ними пошла Фрэнсис Говард. Оказалось, их спальни расположены рядом, чему Табризия очень обрадовалась. Это были шикарно обставленные комнаты на верхнем этаже Дэнмарк-Хаус. Не то чтобы очень большие, но полные роскоши, которая согрела бы душу любой даме И в каждой — маленький камин для тепла и уюта.
 Магнус, казалось, был доволен и позаботился переправить часть гардероба Табризии в Дэнмарк-Хаус Он посоветовал ей купить несколько новых платьев по самой последней моде, какие носят при дворе Он не одобрял платья с глубоким декольте и корсеты на китовом усе, подпиравшие грудь так, что она вываливалась Но если сама королева это носит, то при чем тут его мнение?
 Королева ожидала на Рождество своего брата Герцог Ульрих Голстейнский и его датская свита прибыли и остановились в Уайтхолле, в королевском дворце Они были приглашены на церемонию посвящения молодого принца Чарльза в герцоги Королева Анна призвала всех дам готовиться к визиту брата в Дэнмарк-Хаус Табризия вошла в спальню королевы Повсюду валялись платья и меха, и две карликовые собачки весело путались под ногами Анна ходила по комнате нагая Все, что на ней было, — дюжина колец и браслетов, больше ничего Она рассматривала платья, не зная, на каком остановить выбор Табризия не могла поверить собственным глазам, увидев, как одна дама принялась раскрашивать грудь королевы Она покрасила вены в голубой цвет, потом позолотила соски и сделала алый ободок вокруг них Закончив с королевой, фрейлины точно так же разрисовали друг друга Табризия сочла это настолько отвратительным, что, когда Фрэнсис Говард предложила позолотить ей соски, она наотрез отказалась
 Датчане были крупными блондинами, по-бычьи крепкими, ярко разодетыми Анна потребовала развлечь свиту брата и оказать ему радушный прием Она приготовила для гостей представление в большом бальном зале Дэнмарк-Хаус Табризии оно напомнило маскарад в Уайтхолле, разве что на этот раз она отметила восточный колорит Джентльмены из Дании наслаждались каждой сценой Особенно они оживились, когда китайские бандиты сорвали юбки с пленных девушек, и те остались с голыми ногами Они наигранно смущались и хохотали над ужимками дракона, разбрызгивавшего красное вино из пасти Праздник длился всю ночь.




 Глава 12


 Присвоение принцу титула герцога Йоркского происходило в Вестминстерском аббатстве, неподалеку от королевского дворца в Уайтхолле. По случаю выдающегося события целая процессия из украшенных, позолоченных карет, отрядов королевской конной гвардии, телохранителей короля, нескончаемых хоров мальчиков из церквей и храмов Лондона следовала к месту церемонии.
 Процессия тронулась с опозданием из-за перебранок — кто важнее, кто главнее и кому где стоять. Отрывистые приказы короля фаворитам менялись так быстро, что в конце концов пришлось всех выстроить по рангу, как того и требовали традиции многих столетий.
 Вечером в Уайтхолле был устроен банкет на три тысячи гостей. Двери залов распахнули настежь, и казалось, все гости ужинали вместе с королевскими персонами. Королева Анна настояла на отдельном возвышении для нее и фрейлин.
 Табризия решила устроиться рядом с Магнусом — это гораздо безопаснее, решила девушка. Когда появился Стефен Гэлбрэйт с матерью, Табризия предложила им сесть вместе и оказалась в надежном окружении — между Стефеном и отцом. Теперь она могла беззаботно наслаждаться едой и всем происходящим вокруг.
 Юного принца, одетого в белый атлас с головы до пят, сопровождала свита из дюжины молодых джентльменов. На всех был совершенно одинаковый наряд. Далее ступала королева с шестью сопровождающими, облаченными в одежды фиолетового цвета. Платье Анны было из золотой парчи, корона усыпана гранатами и рубинами. Табризия размышляла: как же удалось дамам украсить ее столькими драгоценностями? На каждом пальце — не меньше трех колец, руки унизаны браслетами от запястий до локтей.
 Потом появилась датская свита герцога Ульриха Голстейнского. Табризии показалось, что каждая входившая процессия одета еще богаче предыдущей. Ульрих — во всем серебряном, с алым подбоем, а свита — наоборот — в алых туниках поверх чего-то серебряного.
 Король, в запятнанном камзоле и старых тряпичных туфлях, едва стоял на ногах. Он был совершенно пьян. Однако взгляд мутных глаз, переходивший с одного на другого, ничего не упускал.
 Кэтрин пересказывала всякие придворные сплетни, истории, происшедшие с королевой в то время, когда она только что приехала из Шотландии.
 — Королева Елизавета оставила после себя больше двух тысяч платьев. Джеймс выбрал те, что подороже, и отправил Анне, когда она перебралась в Англию из Шотландии.
 Но Анна отказалась даже встретиться с английскими графинями, которых Джеймс отправил к ней с нарядами. Она заявила, что не собирается надевать ношеное. О, должна я вам сказать, здесь шли такие королевские баталии!
 — И что стало с платьями? — поинтересовалась Табризия.
 — Ах, с ними! — Кэтрин засмеялась. — Когда Анна обнаружила, что большинство нарядов расшито драгоценными камнями, она быстренько сдала их в свое казначейство.
 Еда, стоявшая на столах, больше радовала глаз, чем желудок. В основном это было желе всех цветов радуги. И к тому времени, когда его подали гостям, оно уже несколько размякло. Правда, большинство присутствующих успели накачаться вином и вряд ли обратили на это внимание. Молодые люди из королевского окружения сильно напились и плохо соображали, что делают. Они наскакивали друг на друга, садились верхом, толкались, устраивали шутливые бои, а потом принялись кидаться булочками и пирожными. Магнус испытывал отвращение ко всему происходящему и подумывал, нельзя ли отсюда улизнуть, когда главные двери банкетного зала распахнулись и дюжина духовых инструментов возвестила: наступает самый важный момент. Смуглый молодой человек лет тридцати ступил в залу. Его появление заставило затихнуть всех, даже отчаянных буянов. Повисло торжественное молчание, стало так тихо, что казалось, можно услышать движение времени. Он был одет в старинный наряд из черного бархата, перед грудью держал знамя шотландских горцев. Вслед за ним шагали семеро похожих на него братьев. Самому младшему было лет двенадцать. У ног вошедших замерла стая гончих, сопровождавшая своих хозяев всегда и повсюду. Молодой человек вошел с таким видом, словно Уайтхолл и вообще весь мир принадлежали ему.
 — Кто это? — потрясенно спросил Стефен.
 — Это Патрик Стюарт. Граф. Владеет Оркнейскими островами. Однажды я встречался с ним при дворе в Эдинбурге, — объяснил Магнус.
 Табризия вздохнула.
 — Мне кажется, вот так должен выглядеть король!
 Магнус хмыкнул и уважительно посмотрел на дочь.
 — Почти в точку попала, девочка, Патрик — сын Джеймса Пятого. Он и был бы нашим королем, будь он законным сыном. Но он живет, как король Оркни-Айленде и Зетланд — настоящее королевство. Там он правит всем, можешь не сомневаться.
 Когда Патрик Стюарт прошел к королевскому помосту, гости прекратили игры и, широко раскрыв глаза, смотрели на властную фигуру. В зале установилась мертвая тишина, и он заговорил:
 — Вы находитесь в присутствии монарха, короля Шотландии, Ирландии и Франции. Не забывайте об этом. Сядьте на место и ведите себя достойно.
 Молодые люди посмотрели на Джеймса, ожидая его реакции.
 — Э, Патрик имеет на это право. Вы, ребята, слишком разошлись Много себе позволяете. Я очень уж мягок с вами, а вы и рады стараться.
 Король и Патрик Стюарт не питали особой любви друг к другу. Король знал, что даже физически проигрывает Патрику. Никогда, ни словом, ни делом, Патрик не давал ему оснований думать, что домогается короны. Время от времени король предъявлял Патрику вымышленные обвинения в том, что он занимается черной магией или еще чем-то в этом духе, но, когда Патрик уезжал обратно на Оркнейские острова Все обвинения снимались Правда заключалась в том, что длинная рука королевского правосудия не дотягивалась до владений Патрика.
 Граф Оркни низко поклонился королеве, потом взял ее руку и поднес к губам. Анна улыбалась, ей нравился этот смуглый энергичный мужчина
 Несмотря на чрезвычайно утомительную церемонию и банкет, Анна, забрав дам, удалилась в свой двор для танцев, флирта и сплетен на всю ночь. Фрэнсис Говард весело смеялась, ее смех был похож на звон серебряных колокольчиков. Вот у кого никогда не было недостатка в партнерах! Она доверительно говорила Табризии:
 — Я получаю удовольствие везде, где только можно. Тем не менее, будучи Говард, я должна удачно выйти замуж. И я это сделаю. Я помолвлена с Нортумберлендом, который хочет объединить родовой клан Говардов с родовым кланом Перси. Меня, кроме всего прочего, хотят использовать и в политической игре , Что ж, я не возражаю! Но пока… о, пока! — И снова звон колокольчиков ласкал слух окружающих. Как замечательно она смеется, не уставала восторгаться Табризия. Ей так нравилась эта милая девушка!
 На следующий вечер, едва появившись в зале, Пемброук уверенным шагом направился прямо к Табризии. Она была польщена. Да, ей приятно видеть этого джентльмена, англичанина, который так отличается от несколько неуклюжих на здешнем фоне шотландцев! На сердце стало легко и весело.
 — Табризия, пойдем со мной, а то мы всегда видимся только в толпе.
 — В толпе безопасней, милорд, — девушка улыбнулась и подняла взгляд на своего воздыхателя.
 — Давай пройдемся по Дэнмарк-Хаус. Кстати, здесь полно замечательных комнат, которых, я уверен, тебе не показывал еще никто. — Он выразительно посмотрел на нее. — Ну, скажи, знаешь ли ты, что внизу, под землей, есть часовня, как раз под залом приемов?
 Она засмеялась.
 — Никак не думала, что вы религиозны, сэр
 — Перестань смеяться надо мной! Я живу, как монах, и ты, черт побери, прекрасно понимаешь, кто в этом виноват! — Его взгляд становился все более выразительным. — Ты знаешь, что причина в тебе одной?
 — А разве не вы говорили мне, что я лишь вношу некоторую свежесть в вашу привычную жизнь? Ваша встреча со мной — просто немного разнообразия.
 — Ты очаровательна, дорогая, и я хочу тебя.
 — А, так вы хотите жениться на мне? — сверкая глазами, засмеялась Табризия.
 — Нет, мне не нужна жена. Мне нужна любовница. Я честно признаюсь в этом. Мой брат завтра женится.
 Табризия смущенно посмотрела на Пемброука. В голове промелькнула мысль — и ей захотелось полюбопытствовать.
 — А если сэр Филипп Герберт — ваш брат, то почему у вас другое имя?
 — Дорогая моя, я — граф Пемброук. Герберт — наша фамилия.
 — Простите, милорд, мою необразованность Я веду себя ужасно, извините меня!
 Она покраснела
 — Мне так нравится, когда ты краснеешь! Если не хочешь провести со мной ночь, пойдем хотя бы на свадебную церемонию?
 — Если ваш брат — один из фаворитов короля, как же его величество разрешает ему завтра жениться?
 Пемброук положил руку на талию девушки, вздохнул и проговорил:
 — Святая невинность! Король не ревнует своих фаворитов к женщинам Особенно, если фавориты не перестают его угощать теми интимными радостями, которыми он обожает наслаждаться Единственное, чего не должны делать его юноши, — развлекаться с другими мужчинами.
 — Понятно, — сказала она удрученно.
 Хотя и предполагалось, что церемония бракосочетания сэра Филиппа Герберта и леди Сьюзен Вере, дочери графа Оксфорда, будет происходить лишь в присутствии родственников и близких друзей короля, она стала заметным событием праздничного сезона Еще раз всему двору Анны пришлось пропутешествовать в Уайтхолл Венчание состоялось в королевской часовне, а свадебный пир — в королевском зале.
 Королева Анна и ее дамы будто специально оделись так, чтобы затмить невесту. На этот раз королева облачилась в платье глубокого синего цвета, в мантию, отделанную золотом, как и стоячий высокий воротник. Потребовалась помощь двух фрейлин, чтобы нести шлейф, тянувшийся не меньше чем на три шага за королевой. Табризия снова отметила главные цвета — золотистый, красный и фиолетовый. Сама Табризия выделялась из толпы .Она надела зеленое из тонкой дорогой ткани платье с серебристыми лентами Ее волосы горели огнем на фоне наряда, а щеки цвели, словно розы Она понимала, что в ее туалете нет и доли королевского величия, зато ни секунды не сомневалась нет при дворе женщины красивее ее, поскольку наряды присутствующих дам отличались редким, на взгляд Табризии, безвкусием
 Никогда раньше ей не доводилось бывать на подобной свадебной церемонии Все тексты читались на латинском языке, поскольку король Джеймс имел к нему пристрастие Тем не менее сама атмосфера, церковные облачения, запах ладана, духовная музыка — все произвело на нее глубокое впечатление Когда пара обменялась торжественными клятвами и жених надел невесте на палец кольцо, Табризия почувствовала, что к ее глазам подступили слезы, — слишком красиво и свято все было!
 В банкетном зале актеры королевы играли сцены, изображавшие аллегорию счастливого брака Ангелы с большими золотыми ключами, предполагалось, открывают врата рая Обнаженные дети с луками и колчанами — купидоны и херувимы — стреляли настоящими стрелами, что оказалось весьма опасно. Поэтому живые сцены быстро прекратили
 Обед, в отличие от прошлого пира, был довольно приличный. На этот раз столы ломились от мяса и дичи, поскольку король и его люди выезжали на охоту каждое утро Когда закончилась трапеза, столы сдвинули, освобождая место для танцев Хотя прежде Табризия мало танцевала, у нее не было недостатка в партнерах. Даже некоторые из фаворитов короля удостоили ее своим вниманием. Она пришла к выводу, что многие юноши предпочли бы женскую компанию, но боятся, что Джеймс заметит их пристрастие Пемброук посвящал ей почти все свое время. Он бы вообще не отходил от нее ни на шаг, если бы не отвлекавшие обязанности шафера
 Финалом свадебной церемонии стала, конечно, «постель» К полуночи, когда шутки, на взгляд Табризии, сделались совершенно неприличными, даже скабрезными, вся компания направилась сопровождать жениха и невесту в спальню. Король обнял Филиппа, и оба с таким невероятным трудом одолевали крутые ступеньки лестницы, что едва ли можно было определенно сказать, кто кого в этой паре поддерживал. И тот, и другой были откровенно пьяны.
 Табризия встала как вкопанная, широко раскрыв глаза, когда слуги в спальне раздели Филиппа догола, а фрейлины проделали то же самое с леди Сьюзен Невеста ничуть не смутилась. Никто не принуждал ее ложиться на кровать, она сама улеглась, а когда два фаворита короля устроили рядом с ней жениха, король Джеймс воскликнул:
 — Не забудь про наше пари! Ты сказал — дважды, ты, молодой бык! — И, хихикнув, добавил: — Не словом, а делом!
 Табризия, красная, как бутон розы, повернулась, чтобы выскочить из спальни. Темная фигура в дверях протянула руку, желая остановить ее, и приятный глубокий голос озабоченно спросил:
 — Мадам, в чем дело?
 Она подняла голову и прямо перед собой увидела открытый немигающий взгляд серых глаз Патрика Стюарта. Заикаясь и дрожа она проговорила:
 — Они… О!.. Они ведь на самом деле… — Она не могла закончить фразу, слова застревали в горле, а румянец полыхал уже на шее. Боже мой, думала она, нет, это невозможно объяснить, что она сейчас чувствует! Ее сердце билось, как птица в клетке.
 Медленно, словно впитывая в себя ее нежную красоту, Патрик Стюарт проговорил:
 — Скромность при дворе, леди, — это большая редкость. Невероятная, должен вам заметить.
 — Я… Я еще недавно при дворе, милорд, — прошептала Табризия, опустив свои длинные ресницы. — Пожалуйста, позвольте мне пройти. — Она требовательно вскинула голову.
 — Нет, я провожу вас, скажите куда, — его голос звучал твердо и беспрекословно
 — Я возвращаюсь в Дэнмарк-Хаус, милорд. Благодарю вас за лестное предложение, но я провела достаточно времени при дворе, чтобы знать, — мне не стоит оставаться наедине с мужчиной. — Ее голос тоже звучал твердо и уверенно.
 — Я отвезу вас в своей карете, со мной вы будете в полной безопасности. — Это было сказано так властно, что Табризия поверила обещанию и перестала сомневаться. Да, оставаясь наедине с Патриком Стюартом, она ничем не рискует.
 Большая черная карета подкатила ко входу в тот самый момент, когда граф Оркни показался в дверях. По обе стороны от кучера сидела пара гончих. Когда Патрик помогал Табризии подняться в карету, она оперлась на его руку и почувствовала под черным бархатом камзола сильные мускулы Без усилий он вскочил следом за ней и сел напротив, чтобы наблюдать за нежным очаровательным личиком, столь неожиданно встретившимся на его пути. Бледный свет фонаря падал на девушку, выхватывая из тьмы шелк платья, ласкавшего ее плечи. Она опустила глаза и сосредоточилась на том, чтобы не качаться в такт карете По телу Табризии пробежала волна дрожи, и Патрик Стюарт наклонился, желая завернуть ее в толстую меховую накидку и взглядом приказывая не возражать. Тяжелые ресницы девушки снова опустились, а он продолжал неотрывно смотреть на нее. Он любовался сметанно-белой кожей, мягкими розовыми губами, которые, казалось, специально созданы для сладости поцелуев. Когда молчание стало невыносимым, карета наконец остановилась перед утопавшим в огнях зданием Дэнмарк-Хаус.
 — Благодарю вас, милорд, — быстро вскочила Табризия
 Он не позволил ей выйти самой.
 — Я провожу вас до двери, мадам.
 Он выпрыгнул из кареты, уверенно поднял руки и снял ее, поставив рядом с собой Она увидела начинавшийся от уголка рта маленький шрам на его щеке, который как бы запечатлел на лице вечную улыбку Он отпустил довольно длинные усы, наверняка чтобы скрывать этот шрам, догадалась Табризия.
 В этот момент она поняла несмотря на повелительную манеру держаться, этот мужчина понравился ей. И почувствовала за его властностью ранимую душу. Они молча дошли до главной лестницы, потом по узкому коридору до двери маленькой комнаты Табризии. Остановившись, он галантно поднес ее руку к губам, и она пробормотала
 — Спасибо, милорд, вы были очень добры.
 Мужчина смотрел на нее сверху вниз, потом заглянул в фиалковые глаза и сказал.
 — Я мог бы быть еще добрее — И все Он даже не спросил ее имени
 На следующее утро Табризия поехала к отцу и застала его в прекрасном расположении духа. Он был в восторге от охоты на зайцев в новом королевском имении Ройстане. Там же он услышал, что разнеслись слухи о дочери графа Ормистана. Рассказывая об этом, Магнус ухмылялся. Женихи оценили, какая выгодная партия. Табризия не только наследница большого отцовского состояния, но и сама достаточно богатая вдова.
 — Надеюсь, ты сможешь остаться у меня здесь на не сколько дней? Я получил кое-какие предложения на твой счет, мы должны сесть и обсудить их очень серьезно.
 Табризия испугалась
 — А кто так быстро сделал предложение?
 — Ха-ха, они знают, надо поторопиться, а то подарочек утащат прямо из-под носа — Магнус расхохотался — Давай-ка посмотрим Во-первых, лорд Маунтигл и Чарльз Перси, оба англичане Сэр Гарри Линдсей, домоправитель короля и сам по себе богатый шотландец вроде меня.
 Табризия разочарованно надула губы. Среди претендентов на ее руку Пемброука не было. Что ж, он честно предупредил — жена ему не нужна.
 — Никто из этих джентльменов даже не приближался ко мне, я понятия не имею, кто они такие!
 — А никто и не рискнет приблизиться к тебе, моя дорогая девочка, пока я не позволю
 — А как же я тогда могу решать? — озадаченно спросила Табризия и пожала плечами. Ей совершенно не по душе были такие порядки.
 — А мы устроим развлечение, и ты их всех увидишь, рассмотришь, поймешь, что они за люди. Конечно, ты у нас и сама умница, но, если позволишь, я тебя направлю, ну чтобы ты не ошиблась. Я ведь этих типов о-го-го сколько перевидал на своем веку!
 Табризия улыбнулась. Отец снова оседлал своего любимого конька — его так и тянет вести ее по жизни за ручку.
 — Ну и кто такой лорд Маунтигл? — она решила не затевать сейчас ссору с Магнусом
 — Богатый английский пэр и землевладелец. Единственный недостаток — католик. Но о нем стоит подумать Потом сэр Чарльз Перси Брат Нортумберленда. Перси — самые старинные, богатые и могущественные семьи Англии.
 — О, теперь я знаю, кто он! Моя подруга Фрэнсис Говард обручена с Нортумберлендом Я бы не прочь породниться с Фрэнсис.
 — Так. Дальше юный Гарри Линдсей. Он шотландец, и в этом его преимущество. Он может высоко взлететь при дворе. Конечно, малый не остановится на достигнутом — сейчас он ведет хозяйство королевы. Насколько мне известно, Линдсей очень и очень амбициозны. И если подвести итог, моя красавица, я бы тебе сказал свое отцовское мнение: самый лучший из них — Перси. Чарльз Перси. Может, пригласим его?
 — Ну, если так полагается, пригласи поужинать с нами и между переменой блюд мы его рассмотрим — Табризия помолчала и серьезно посмотрела на отца.
 — Но, я надеюсь, мне нет необходимости спешить и немедленно решать?
 — Конечно, нет Отведем на это шесть месяцев. Если никто не подойдет, вернемся домой.
 В следующие несколько дней Табризия устала от улыбок, развлекая претендентов на ее руку. Очень скоро ей стало ясно, что желание каждого жениться на ней подогревалось размером ее состояния Фрэнсис Говард, возбужденная перспективой породниться с Табризией, посоветовала ей предложить приданое побольше, поскольку Перси отличались ужасной жадностью, хотя очень тщательно скрывали это качество.
 Больше остальных Табризии понравился сэр Гарри Линдсей, молодой человек с открытым лицом, широкими плечами, с сильным шотландским акцентом и замечательным чувством юмора Она согласилась сопровождать и сэра Чарльза Перси на новую пьесу Бена Джонсона, самого свежего драматурга королевы, если Нортумберленд и Фрэнсис Говард пойдут с ними. Было очень весело, дамы держали у глаз маски на длинных палочках, скрывая лица от публики. К Магнусу Табризия вернулась, расточая похвалы в адрес пьесы, но мало говоря о Перси.
 У Магнуса опять были интересные новости для дочери.
 — Сегодня днем меня посетил граф Оркни. Помнишь, он появился с братьями и гончими во время присвоения герцогского титула брату короля?
 — Ну разве можно такое забыть? — воскликнула Табризия и вдруг ощутила странную пустоту в животе, будто все куда-то провалилось
 — Но самое интересное, с чем он пришел! Давай входи и скорей устраивайся поудобнее. Я горю от нетерпения все изложить. Патрик Стюарт приехал ко двору на этот раз, чтобы женить своих братьев. Он не скрывает, что семье нужны деньги. По крайней мере честно, правда? Он возводит две большие крепости, один дворец в Керкволле и замок в Скэллоувэй. Ты знаешь, я тебе говорил, он правит Оркнейскими островами. Это его маленькое королевство Он, конечно, представитель королевского рода Стюартов, но ему не позволено претендовать на трон как незаконному сыну. А на что ему трон? У него есть собственный в собственном королевстве. У Патрика семеро братьев, один уже женат, двое слишком молоды для брака. Значит, остаются четверо, из которых можно выбирать. И для каждого он ищет богатую наследницу. Он наслышан о тебе и предлагает, если заинтересуешься, старшего брата.
 Табризия улыбнулась мечтательной, таинственной улыбкой.
 — Ну, думаю, ответ будет отрицательный, но я с удовольствием сама скажу ему об этом, если ты будешь так добр и пригласишь его на завтра.
 — Ты думаешь, Стюарт ответит на мое приглашение? — с сомнением спросил Магнус. В его глазах возникла тревога.
 — Еще бы, если ему очень нужны деньги, — засмеялась она. — Миссис Холл, где вы? Как вы думаете, не приготовить ли зеленое платье с серебристыми лентами, то, которое я надевала на прошлой неделе, на церемонию бракосочетания?
 — О, детка, оно уже выстирано и отглажено, в полном порядке — оно висит наверху у тебя в гардеробе, А ты думаешь, оно подойдет для дневного приема?
 — А вы снова подслушиваете! — засмеялась Табризия.
 — А ты думаешь, я не вправе слушать? Ты же мой ребеночек!
 Табризия нежно поцеловала служанку.
 — Что бы я делала без вас!
 На следующее утро Табризия увидела Патрика Стюарта из окна спальни. Он вышел из Дэнмарк-Хаус в сопровождении брата, его копии, только помоложе. Они были в торжественных черных бархатных костюмах со снежно-белыми воротниками. Следом за ними дружно выступала неизменная стая гончих.
 Она посмотрелась в зеркало, убедилась, что выглядит как нельзя лучше, и легко сбежала по лестнице встретить гостей. Уверенный стук в дверь заставил ее собственное сердце откликнуться быстрым стуком.
 Серые стальные глаза Патрика Стюарта широко раскрылись, как только он узнал ее
 — Вы, моя смущенная девица? Что вы здесь делаете? — тепло спросил он
 Мрачное выражение тут же исчезло с лица его брата, сменившись пламенно-обожающим. А она тем временем, наливая им бренди, веселилась Оба залпом осушили рюмки и поставили на серебряный поднос.
 — Мой отец объяснил, что ваш брат хочет сделать мне предложение, ваше сиятельство, — просто сказала Табризия, невинными глазами глядя на Патрика Стюарта.
 — Вы дочь графа Ормистана? — он улыбнулся, догадавшись, кто она.
 В этот момент дьявольское желание подшутить нам ним овладело ею, и Табризия сладким голосом произнесла
 — Я решила принять предложение вашего брата.
 Улыбка тут же исчезла с лица Патрика Стюарта. И пока брат напрасно ждал, когда его представят, главный гость буквально ел ее глазами Он смотрел на Табризию не мигая, минуты текли, наконец он велел.
 — Позовите своего отца!
 Взгляд Патрика не мог оторваться от мягкой округлости ее грудей, поднимавшихся над вырезом зеленого платья.
 Через минуту девушка вернулась с отцом и оставила его наедине со Стюартами Патрик не стал терять времени.
 — Я беру назад предложение, сделанное вам вчера — Не успел его брат открыть рот и возразить, как он продол жил — Я прошу вас отдать вашу дочь мне, графу Оркни
 Магнус был в восторге.
 — Это большая честь для меня, ваше сиятельство Я-то — да, но она у меня несколько своевольная особа. За ней надо поухаживать, прежде чем я могу дать окончательное согласие
 Патрик поклонился в ответ
 — Я повторю визит — Это подтверждало его намерения
 Магнус отправился на поиски Табризии, но ему незачем было далеко ходить
 — Я не знаю, какую игру ты затеяла, да это и не важно Он действительно сделал тебе предложение!
 — Ты не принял его, так ведь?
 — Я знаю тебя слишком хорошо И должен сказать — лучшего предложения быть не может Ты станешь королевой в собственном королевстве! — Магнус засмеялся — Младший парнишка, ну тот, что был с ним, чуть не скрежетал зубами бедняга, он просто был вне себя от разочарования.
 Магнус сиял. Еще бы, его дочь — это же настоящее сокровище! Жемчужина, не девочка!
 — Боюсь, я виновата. Я ведь сказала Патрику, что принимаю предложение его брата
 — О Боже, ты настоящая Кокберн! Ну и хитра! Ну и молодец! — Он засмеялся — Сегодня вечером он еще придет, как только избавится от младшего
 — А почему ты мне сразу не сказал? Вели повару приготовить ужин получше, а не такую дрянь, которой нас пичкают при дворе Миссис Холл, вы мне снова нужны Я хочу надеть сегодня что то очень красивое, но совсем не похожее на эту легкомысленную финтифлюшку в которой я сейчас.
 В конце концов она выбрала черные кружева и бриллианты Миссис Холл сделала Табризии высокую прическу короной и заколола шпильками, украшенными драгоценными камнями Такая прическа подчеркнула совершенный овал лица с чуть выдающимися скулами, а глаза обрели соблазнительный прищур.
 Как только Патрик Стюарт увидел девушку, он понял ее ответ — да. Он был достаточно проницателен, чтобы определить это по ее наряду Она демонстрировала ему, что вполне подходит на роль королевы. О, он знал, она еще поводит его на веревочке, не давая ответа, но в ее согласии уже не сомневался. Что ж, он всякое видел в своей жизни, он не мальчик, но если ему предлагают такие правила игры — почему не сыграть!
 После ужина Магнус ушел, оставив пару наедине. Табризия принесла графин с бренди, они удобно устроились перед камином.
 — Что вы обо мне слышали? — тихо спросил Патрик.
 Она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза.
 Поняв, что не сможет ему солгать, она решила даже не пытаться.
 — Что вам нужны деньги для строительства собственного королевства. Король ненавидит вас, а королева обожает.
 Патрик мрачно кивнул.
 — Все верно. Но есть еще кое-что. — Он поколебался, а потом, точно сожалея, что вынужден ей открыться, сказал:
 — У меня два малыша, мальчик и девочка.
 К реакции Табризии он совершенно не был готов.
 — О, как здорово! Я обожаю детей! — воскликнула она.
 От ее лица исходило такое сияние, что Патрик успокоился: она будет нежна с его детьми. Он поспешил объяснить дальше:
 — Вы не понимаете! Если у нас с вами будет сын, он не может стать моим наследником. Мой сын от первого брака унаследует все мои титулы, земли и замки.
 — Понятно, — медленно произнесла она. — Но если у вас есть свое королевство, не сможете ли вы построить ему собственный замок и дать новые титулы?
 Патрик придвинулся ближе к ней и провел пальцами по ее подбородку.
 — Если ты мне подаришь сына, обещаю, я сделаю для него все возможное. — Он улыбнулся. — Думаю, ты так же амбициозна, как я.
 Она пожала красивыми оголенными плечами.
 — Я поняла, власть — это здорово! На свете нет ничего сильнее власти.
 Он поднял бровь.
 — Разве не любовь, мой маленький циник?
 — Я ничего не знаю о любви, — сказала Табризия совершенно честно.
 — Но ты была замужем, — заметил он.
 — Я ничего не знаю о любви, — повторила она, не пускаясь в объяснения.
 — Тогда я научу тебя, — заявил он хриплым голосом.
 — И впился в нее губами.
 Рука его легла на тонкую талию Табризии Он привлек ее к себе так тесно, что их тела почти соединились в одно Она стала расслабляться и разрешила себе ответить на его поцелуй, который становился все более страстным. В тот момент, когда он оторвался от нее Табризия выдохнула.
 — Парис!
 Она так забылась, что имя само сорвалось с губ. У нее перехватило дыхание, когда Патрик отодвинулся, однако он не подал вида, что расслышал имя другого мужчины. Лицо, возникшее перед ее мысленным взором, испугало Табризию. Она принялась доступными способами решительно отгонять видение
 — Патрик, давай уладим все дела сегодня же!
 — Разве они уже не улажены? — медленно проговорил он
 Она пригладила волосы и посмотрела ему прямо в лицо
 — Это зависит от того, примешь ли ты мои условия
 — Какие?
 — Мне будет позволено половину своих денег держать на собственном счету. Если через год мы обнаружим, что несчастливы и не подходим друг другу, ты разрешишь мне
 — отделиться и жить самостоятельно.
 — Я с радостью принимаю твои условия. Есть и мои, которые, возможно, тебе покажутся странными. Королева не должна знать о нашей помолвке. Ее обожание — единственное, что держит руку короля подальше от моего горла.
 — Она влюблена в тебя? — требовательно спросила Табризия.
 Он заглянул глубоко ей в глаза и твердо сказал:
 — Ревность — чувство, которого ни один из нас не должен себе позволять.
 Табризия вспыхнула. Он имеет в виду имя, которое вырвалось у нее!
 — Возможно, я вынужден буду очень скоро уехать от сюда, все зависит от настроения короля. Если он станет меня в чем-то обвинять, придется тотчас седлать лошадей. Будь готова обменяться клятвами в церкви в любую минуту. Собери вещи, чтобы их можно было без задержки погрузить на мой корабль.
 — Все будет так, как ты захочешь, милорд, — сказала она.
 Он поднялся, но перед уходом обнял ее.
 — Табризия, я не смогу танцевать с тобой на публике, но все мои мысли — только о тебе одной, и мое сердце с тобой, не сомневайся.
 Она приподнялась на цыпочки и легко коснулась его губами.
 — Патрик, знаешь, что мне больше всего нравится в тебе? Ты не хвастун!
 — А в этом нет необходимости Я — Стюарт.




 Глава 13


 Новый год встречали чередой балов и банкетов. А после королева устраивала головокружительный праздник для своих близких — она отмечала Двенадцатую ночь. Помимо танцев и обмена смешными подарками и безделушками, королева собиралась удовлетворить свою страсть к азартным играм. Проницательная Анна предвидела, стоит ей поставить столы, как мужчины потоками хлынут в ее салон.
 Фрэнсис Говард только что помогла Табризии застегнуть на спине любимое лиловое бархатное платье. Она не смогла удержаться от восторженных восклицаний при виде необыкновенных аметистов, которые подруга сегодня собиралась надеть, когда в дверь постучали. Всего раз. Табризия отодвинула засов и увидела Джаспера. Он молча подал ей записку и так же молча удалился. Девушка быстро пробежала строчки глазами. «Моя любовь! Я не могу появиться во дворе королевы раньше полуночи, но не опоздаю, приду вовремя, чтобы преподнести тебе подарок Двенадцатой ночи и освободить королеву от некоторых ювелирных украшений, которые она с таким безрассудством проигрывает. Я считаю часы». Вместо подписи стояла буква «П».
 Табризия любовно провела пальцем по большой букве и засунула листок в шкатулку с украшениями, прежде чем они с Фрэнсис спустились вниз.
 Когда Пемброук пригласил ее на танец, Табризия, держа свою помолвку в секрете, могла думать только о ней. Он без устали флиртовал, она легкомысленно отвечала, сохраняя, однако, определенную дистанцию. Это был один из самых волнующих танцев, в котором партнеры постоянно менялись и мужчины высоко поднимали дам в воздух.
 Табризия весело парировала непристойные предложения партнера, когда он перекидывал ее другому мужчине. Внезапно она взлетела выше обычного и, посмотрев вниз, — кто это так вольно ведет себя с ней? — уставилась прямо в глаза Париса Кокберна. На миг мир перестал существовать, комната поплыла. Коснувшись ногами пола, Табризия качнулась, но он подхватил ее. Она выдохнула, не веря себе:
 — Нет!
 Его руки помогли ей утвердиться на полу, потом она в ужасе отшатнулась. Парис отрастил бороду, отчего его
 облик казался еще более угрожающим. Рука Табризии взметнулась ко лбу, чтобы унять головокружение, а он пошутил:
 — Слишком много вина, да? Да, этот дьявольский напиток попадает в рот, а крадет мозги.
 Она вздохнула, немного приходя в себя.
 — Как вы осмелились, сэр, предположить, что я напилась?
 — Ничего подобного, — по-волчьи ухмыльнулся он. — Я просто процитировал «Отелло». Я же знаю, как ты любишь поэзию!
 — Ненавижу! — выпалила она, и тут же ее увлек очередной партнер.
 А сейчас Табризия сидела, опасаясь, что ей просто не устоять на ногах, — так они дрожали. Ее окружили поклонники — Пемброук, Стефен Гэлбрэйт, Чарльз Перси, — и хотя она отвечала всем обворожительной улыбкой, но из того, что они говорили, не слышала ни единого слова. Против воли глаза ее постоянно следили за элегантным, широкоплечим Разбойником, который околачивался возле королевы. Она сама и ее фрейлины уделяли ему слишком много внимания, будто возобновляли знакомство, которое было и давним, и весьма близким.
 Мысли ее превратились в совершеннейший хаос. Ей хотелось, чтобы поскорей пришел Патрик. Тогда все сразу бы улеглось и она бы успокоилась Почему появился Кокберн? Зачем он здесь? Сердце билось медленно, со скоростью падающего молота. Она заставляла себя думать, что, видимо, у него особые причины, свои, и к ней они не имеют никакого отношения. Он ее совсем не замечает, он к ней абсолютно равнодушен.
 Когда мужчины распределили своих фавориток, наступила традиционная церемония поцелуя. Табризия получила огромную бумажную розу от Стефена, позолоченную клетку с сахарной мышкой от Пемброука и флакон с гвоздичным маслом от Чарльза Перси. Она обменялась с ними поцелуями в щеку и глубоко вздохнула, когда через комнату к ней направился Патрик. Одарив его одной из самых прелестных улыбок, она приняла у него коробочку, перевязанную ленточкой. Его подарок очаровал Табризию: стеклянный шар, внутри которого пара на санках. Он показал ей, как они катаются. Стоит встряхнуть шарик, внутри начинается снегопад, и пара летит на санках с горы. До Табризии внезапно дошло, что это первая игрушка в ее жизни! Она подняла лицо для поцелуя, он наклонился вкусить медовую сладость ее губ. И прошептал:
 — Я подошел к тебе первой, не к королеве. Теперь пойду получать наказание.
 Табризия отпустила его. Ведь если их заметят, пойдут сплетни. Достаточно и того, что сейчас они находятся в одной комнате. В его присутствии она чувствовала себя почти в безопасности. Потом с легким волнением увидела, как Патрик и Парис сели вместе за карточный столик ее величества. Возле королевы лежала куча украшений для ставок на кон вместо денег Проигрывая джентльмену, она выбирала оттуда что-то и отдавала. Парис в третий раз отказался от украшения и, когда королева захотела понять в конце концов, что он желает, он наклонился и зашептал ей на ухо. Королева засмеялась и сделала знак рукой одной из фрейлин. Парис поднялся поприветствовать ее, и внезапная боль резанула Табризию по сердцу. Она поспешила удалиться в свою комнату. Она очень устала, но сон не шел, а когда она все-таки заснула, ее стали мучить сновидения. Ее преследовали, за ней гнались, мужчины один за другим старались поймать ее. Одни были смуглые по-цыгански, другие — светлые, как викинги Эти ее не пугали, она знала — от них убежит. Последний схвативший ужаснул ее. У него были огненно-рыжие волосы, и она понимала — теперь ей не вырваться. Она вскочила с подушек, дрожа и выкрикивая:
 — Парис!
 Разбойника Кокберна явно нервировало присутствие Табризии. Он видел, как мужчины увивались вокруг нее, и ему приходилось подавлять в себе Желание убить их всех. Он все еще думал о ней как о своей, лелеял надежду, что едва она увидит его, сразу кинется к нему в объятия Но вместо этого она снова отшатнулась от него. Он проклинал себя и злился, что позволил какой-то девчонке устроить настоящий кавардак в своем сердце. Что с ним творится?! В прошлом он время от времени наслаждался женщинами Но Табризия, еще даже и не женщина, довела его до исступления. Ему постоянно хотелось овладеть ею Но еще больше, Чем этого, ему хотелось другого он просто жаждал, чтобы она любила его!
 Увидев Париса у своей двери, Магнус с тревогой спросил:
 — Дома что-то стряслось?!
 — Дома все в порядке, Магнус. Но кое-что случилось. Дуглас узнал, что Хантли посоветовал королю разместить английских солдат в Шотландии.
 — Да гори они огнем! Я уже слышал про это Это надо остановить. Моя власть, как и любого другого благородного семейства в Шотландии, тем самым будет подорвана и раз
 — рушена.
 — Я надеюсь добиться у короля аудиенции, попытаюсь убедить его, что ему дали совет самоубийцы. Большинство шотландцев воспринимают идею союза корон, но не государственного единства. Шотландия никогда не согласится на один закон и одну армию.
 — Дай знать, как пойдут дела с королем. Его ум слишком занят проблемами в Англии.
 — И есть еще новости похуже, Магнус. Джон Гордон сегодня будет при дворе. Вчера «Морская колдунья» проплыла мимо его корабля. Так что у меня нет времени, я должен добраться до короля раньше Гордона
 — Тогда я тебя не задерживаю, но сообщи о результатах. Я с радостью поддержу тебя, если будет нужда.
 Когда наконец Парис получил разрешение посетить его величество, в комнате было полно придворных, просителей, подателей петиций со своими делами и просьбами о помощи. Парис улыбнулся, увидев знакомое лицо короля Джеймса Боже мой, даже Англия не могла изменить его! Он все еще больше похож на лакея, чем на монарха, в заляпанном камзоле, со всклокоченной бородой и в старых туфлях Однако Парис никогда не позволял себе недооценивать его острый ум, скрывавшийся за столь неряшливым фасадом Король обладал одним из самых блестящих умов в Европе и был Проницателен, как Макиавелли. Гофмейстер принес Кокберну сообщение — король хочет видеть его наедине, после того как все удалятся.
 — Ох, парень, я не мог тебя не заметить, на целую голоду возвышаешься над толпой, и волосы горят, будто факел
 Парис низко поклонился.
 — Ваше величество оказывает мне большую честь
 — Не пытайся воображать, что пользуешься моей благосклонностью, Разбойник. Все вы стараетесь управлять Шотландией как хотите. Еще бы, меня ведь там нет! И единственное, чего вы жаждете больше всего на свете, — скинуть корону с короля. Но не рассчитывайте одурачить вашего старого дедушку. — Обычно именно так Джеймс зазывал себя.
 — Нет, мы вовсе не пытаемся вас одурачить, ни в коей мере, сэр, — сказал Парис. — Слухи и всякие советы, лишенные мудрости, доходят до ваших ушей
 — О, слухов полно, ты даже представить себе не можешь, сколько, какие и про что! Но неужели ты думаешь, что я не могу отделить зерна от плевел? — строго спросил Джеймс.
 — Ну раньше-то всегда могли, — польстил Парис.
 Король высморкался в рукав.
 — Ладно, перестань ходить кругами! Ты здесь появился из-за того, что я приказал разместить солдат на севере.
 — Шотландии, — уточнил Парис.
 — Парень, мое королевство простирается от Лэндс-Энд до Джон-Огроутс. Я приказал разместить гарнизоны, и ты примешь солдат, но, — подмигнул он, — нет закона, чтобы помешать солдатам на постое быть лояльными к шотландцам Так?
 — Вы меня убедили, сэр, — ответил Парис, но все еще настороженно
 — Но помни, на пограничных землях, что под твоим контролем, должен быть обеспечен мир
 — Клянусь, сэр! — торжественно пообещал Парис.
 — А в таком случае, ты, Разбойник, подпишешь соглашение о мире
 Парис сжал губы, догадавшись что одной ногой он уже в капкане
 — С удовольствием, сэр но только после Хантли.
 — Думаешь, нашел лазейку мой петушок? Ха, у меня есть средство заставить Хантли подписать А ты только что поклялся, мол, подпишешь, если он черкнет свою подпись.
 Парис пожалел, что вообще сюда пришел Он поклонился.
 — Пусть так и будет, ваше величество.
 — Ты можешь проявить свою признательность кораблем с шотландским виски — серьезно сказал Джеймс.
 Парис почувствовал, что еще не все потеряно По крайней мере, когда появится Джон Гордон, на него король будет смотреть точно с таким же подозрением А может, и с большим
 На следующий день Парис не стал терять времени на поиски других землевладельцев с пограничных земель чтобы разузнать о будущем Шотландии Он убедил Александра Сэтэна, канцлера Шотландии присоединиться к нему вечером при дворе королевы зная, что атмосфера удовольствия больше всего способствует конфиденциальной беседе Когда два расфранченных джентльмена вошли в переполненную залу двора Анны, они лицом к лицу столкнулись с Табризией Парис насмешливо поклонился ей, а Сэнди Сэтэн заинтересованно произнес:
 — Если ты знаком с этой дамой, может, окажешь любезность и мне сообщить ее имя?
 Париса тут же охватила ревность Ему было чрезвычайно неприятно, что она здесь и другие мужчины могут на нее пялиться сколько хотят Да еще наверняка будут пытаться соблазнить ее! Черт побери, ни за что в жизни он не познакомит ее с Сэтэном!
 Глаза Париса нагло обшарили оголенные плечи Табризии.
 — Имена здесь не имеют значения Просто еще одна маленькая куртизанка.
 Табризия задохнулась от оскорбления Красивый темноволосый мужчина, стоявший невдалеке за спиной Париса, услышал его последнюю фразу и сказал.
 — Позвольте мне, лорду Джону Гордону, защитить вашу честь, мадам!
 Глаза Табризии стали темно-фиолетовыми, когда она оказалась между двумя кровными врагами, пытавшимися использовать ее для утоления своей ненависти Пылающий гнев вырвался наружу.
 — Моя честь не нуждается в защите! Я Кокберн, сэр, и меньше всего в мире мне нужно, чтобы Гордон защищал меня! Я достойно помолвлена и мой будущий муж станет
 защищать меня от всех Можете не сомневаться!
 Она вылетела из зала, не желая ни секунды больше проводить в их обществе, и, отправившись в свою маленькую комнату, уселась на кровать, снедаемая злостью на себя Нахлынувшие слезы до боли сжали горло, но она не успела полностью отдаться жалости — в дверь тихо постучали. Джаспер молча подал ей пакет, завернутый в муслиновую бумагу, вместе с запиской Она отложила пакет в сторону и стала читать: «Моя любовь! Увидев этот материал, я подумал, что из него получится великолепное платье для невесты. Я закончил приготовления для обоих братьев и скоро заберу тебя домой П.».
 Табризия быстро открыла пакет. Нежная белая ткань была прелестна, вся расшитая хрустальными бусинками, играющими и переливающимися в бледном свете свечи. Она приложила материю к себе. Подарок высушил слезы девушки, а последняя строка записки заставила ее мысленно унестись в воображаемые дали. Дом! Каким он будет? Сможет ли она ощутить его своим? Где-то в тайниках души у нее давно жил образ дома. Думая о нем, Табризия представляла себе Шеннон, стоящую подбоченясь, откинув красивую гриву волос и говорящую что-то раздражающе-честное, такое, с чем не поспоришь. И Дамаскус, пожимающую плечами в ответ на грубость мужчин. И, конечно, дорогую маленькую Александрию, чьей любви и дружбы ей сейчас так не хватает. Но все они выйдут замуж, как и она сама, и каждая станет жить самостоятельной отдельной жизнью.
 Видеть сейчас Париса, его улыбки, адресованные датской фрейлине, было совершенно нестерпимо. Жгучая ненависть охватила Табризию Ну что ж, она будет рада избавиться от него! Он даже из приличия не пытается сдерживаться у нее на глазах. Ну и пусть! Оркнейские острова станут для нее началом новой жизни. Подумав о Патрике Стюарте, Табризия решила быть ему хорошей женой, хотя пока и не знает, чего он ждет от жены. В чем она была уверена, так это в своем отношении к детям. Табризия знала: из нее получится прекрасная мать. У нее в душе столько нерастраченной любви! И всю ее она может излить на малышей. Она вынула стеклянную игрушку, подарок Патрика, и, повернув ее так, чтобы пошел снег, засмеялась, глядя на маленькие фигурки в летящих под снегом санках.
 Табризия пригласила одну из многочисленных белошвеек королевы помочь ей с платьем и таинственно улыбнулась, когда та воскликнула, какой красивый мог бы получиться из этой ткани свадебный туалет! Она выбрала скромный фасон с очень простыми линиями. У платья были длинные рукава и воротник стойкой. На голову она соорудила нечто вроде короны и, оставаясь одна, расшивала ее хрустальными бусинками и жемчугом, а потом прятала в сундук, чтобы никакие любопытные глаза не увидели. Через некоторое время Табризия принялась упаковывать вещи на случай скорого отъезда, ведь Патрик просил ее быть готовой в любой момент. Конечно, Магнус будет скучать по ней, но отпустит безропотно, потому что, как и она сама, считает этот вариант самым лучшим. Как он гордился, передавая новость Маргарет в Танталлон! Подумать только: его дочь помолвлена с самим Патриком Стюартом, графом Оркни!
 Маргарет восприняла новость с несказанной радостью, точно одержала личную победу. Наконец-то она избавится от этой суки навсегда! Маргарет едва не умерла от злости, услышав, что Парис тоже уехал ко двору. Но теперь, когда Табризия помолвлена, ее тревоги и опасения растаяли, как прошлогодний снег. Итак, решила Маргарет, лучше не бывает. Обстоятельства ей благоприятствуют Парис в отъезде, и открывается замечательная возможность осуществить задуманное.
 Она поскакала в Кокбернспэт с письмом от Магнуса Из окон Уайт-Тауэр миссис Синклер заметила знакомую фигуру дочери. В молодости мать была так же хороша, как Маргарет сейчас, но время оставило свои разрушительные следы. Угольно-черные волосы утратили пышность, а рот превратился в тонкую линию Она знала, что Маргарет приедет, и ждала ее.
 Она вылила в чашку содержимое фиолетового пузырька, добавила вина и отнесла Энн, лежавшей в своей широкой кровати. Все в замке думали что миссис Синклер — наперсница и ставленница Энн. И никто, кроме дочери, даже не подозревал, что все наоборот: это Энн — ее орудие. Никто А все было так просто! Парис привез невесту домой, а миссис Синклер обнаружила, что та на третьем месяце. Молодая женщина отчаянно нуждалась в помощи, понимании и утешении И миссис Синклер ловко изобразила сочувствие. Она давала Энн небольшие дозы морфия, объясняя, что это лекарство от недомогания по утрам.
 Энн лежала без сознания, когда Маргарет поднялась наверх. Она вошла в комнату и с завистью огляделась роскошная спальня была набита украшениями и предметами искусства. Но ничего! Если ее план удастся, она станет второй женой Париса и тоже будет купаться в роскоши. Уж тогда-то она утолит жажду, которая преследовала ее всю жизнь!
 — У меня отличная новость. Магнус помолвил дочь с Патриком Стюартом. Она переселяется в Оркни, далеко отсюда, и больше не будет торчать у меня под носом. Единственное, что нам осталось, — избавиться от этой помехи! — Она брезгливо показала рукой на кровать.
 — Привезла что надо? — поинтересовалась миссис Синклер.
 — Конечно. — Маргарет помолчала и вдруг спросила мать: — Скажи, она когда-нибудь упоминала день смерти старого Ангуса?
 — Я слышала, она рассказывала Табризии, что какой-то мужчина явился ее убить Она и понятия не имеет, что это была ты в мужском костюме. Очень плохо, что до сих пор мы не избавились от нее. Если бы старый дурак Ангус не помешал тогда…
 — Я вынуждена была так поступить. Он узнал меня, — мрачно пробормотала Маргарет.
 — Да какая разница! Это не важно. Я говорила тебе: Парис подозревает, что его столкнула Энн Он до сих пор думает, будто она может ходить.
 — Никогда больше она не сможет ходить! — злобно ухмыльнулась Маргарет. — А теперь надо убедить всех внизу, что Энн при смерти, а мы пытаемся ее спасти.
 Маргарет спустилась в солярий и нашла там Дамаскус. Она изобразила тревогу и крайнюю озабоченность — Энн лежит без сознания, и мать, миссис Синклер, в ужасном состоянии — всю ночь промучилась с ней!
 Испуганная Дамаскус побежала наверх посмотреть на Энн, и увидела именно то, о чем рассказала Маргарет В панике девушка кинулась на конюшню, пытаясь отыскать Шеннон Едва Дамаскус убежала, Маргарет вынула из кармана пузырек и била Энн по щекам до тех пор, пока не смогла приподнять ей голову и влить в рот его содержимое Энн судорожно вздохнула И перестала дышать Маргарет отвернула веки, изучая сильно расширившиеся зрачки, пощупала пульс Когда Дамаскус и Шеннон прибежали, жена Париса уже отошла в мир иной Не важно, какие подозрения возникли у проницательной рыжеволосой Шеннон, изменить уже ничего было нельзя. Поздно.
 Парис Кокберн схлестнулся с Магнусом. Оба горячились и спорили Магнус все же сумел утихомирить разгневанного племянника, хотя это и было очень непросто.
 — С кем помолвлена ? — сердито спросил Парис
 — Не могу открыть тебе, — высокопарно заявил Магнус
 — Не можешь или не хочешь? — заорал Парис
 — Хорошо. Не хочу тебе говорить! — закричал Магнус — Думаешь, не знаю, что ты сам пускаешь слюни? Я не слепой! В конце концов признай, что я пока не выжил из ума и вижу и понимаю простую правду — ты женат! И не можешь на ней жениться! А я не хочу, чтобы моя дочь стала чьей-то любовницей! И если ты любишь ее, ты согласишься у девочки должен быть достойный брак.
 Парис замкнулся в себе, но до конца дня сумел поговорить с миссис Холл и с Джаспером и уже точно знал, с кем помолвлена Табризия Гордость его не была бы так уязвлена, окажись ее женихом человек меньших достоинств, чем он сам Он бы мог пренебречь их выбором, указать на недостатки претендента, которые стали бы бальзамом для ран Но Патрик Стюарт — весьма заметный человек в королевстве И красив, и умен, и умеет обращаться с женщинами, отчего положение Париса только ухудшается. Чувства Разбойника пришли в полное смятение, а сердечная рана болела нестерпимо.
 Он искал Табризию и нашел ее при дворе королевы.
 — Значит, ты помолвлена с Патриком Стюартом. А тебя не волнуют слухи, что он отец последнего ребенка королевы?
 Табризия постаралась ужалить Париса как можно больнее
 — А можешь ли ты честно признаться, что сам никогда не грел постель королевы? Не ревность ли в тебе говорит, что его семя взошло, а твое — нет?
 Парис чуть не ударил ее, но железной силой воли удержал свою руку, лишь хмыкнул
 — И сколько Магнус ему платит?
 Этот вопрос очень опечалил Табризию, но она решила не подавать вида Она пожала плечами
 — Жизнь мужчин к несчастью, управляется экономическими законами, но я сомневаюсь, что даже граф Оркни окажется настолько жадным, что потребует двадцать тысяч золотом.
 Через два часа Парис встретился с Джоном Гордоном и совершил непростительный проступок. Как только они наскочили друг на друга, между ними неизбежно вспыхнула искра вражды. Парис знал: когда встречаются двое, всегда главенствует один, а другой подчиняется. Он дал волю гневу, выхватил нож и ткнул Гордона в плечо. К тому времени, когда король прослышал о стычке, новость распространилась уже, как пожар, и он запретил Кокберну появляться при дворе.
 Эта пикантная история оказалась у всех на устах, и буквально через несколько часов Табризия тоже знала ее. Она вздохнула с облегчением. Теперь ей не придется вздрагивать при виде каждой тени и постоянно оглядываться, не преследует ли ее высокая угрожающая фигура.
 В тот вечер она открыла дверь на знакомый тихий стук и очень удивилась, увидев Патрика Стюарта. Она широко распахнула дверь, впуская его. Он незаметно проскользнул. Патрик взял ее за руки, привлек к себе, поцеловал долгим поцелуем. Потом пробормотал ей в волосы:
 — Я не могу долго оставаться у тебя, но хочу, чтобы мы встретились завтра утром в доме твоего отца. Здесь мы не можем говорить, у стен есть уши.
 Она взволнованно посмотрела ему в лицо.
 — Что-то случилось?
 Он пожал плечами и ободряюще улыбнулся.
 — И да, и нет. Скажи ему, чтоб подготовил брачный контракт.
 — Спасибо за красивую ткань, милорд, — прошептала Табризия.
 Патрик поцеловал ее в глаза.
 — Не могу дождаться, когда увижу тебя в платье из нее.
 На следующий день, когда Табризия появилась у отца, она спросила:
 — Ты знаешь, что король запретил Парису появляться при дворе?
 — Да. И это хорошо, должен заметить. Парень совсем потерял рассудок. Нет ничего, на что бы он не осмелился, — на все способен и на все готов. Я рад, что он уедет отсюда, это пойдет ему во благо. И вообще чудо, что он не совершил убийство прямо перед носом короля!
 Граф Оркни, появившись и выпив полагающуюся рюмку виски, внимательно прочел брачный контракт, исследуя каждое слово. Он не подписал его, но спросил, может ли взять с собой, чтобы изучить как следует.
 Табризия поинтересовалась:
 — Вас что-то тревожит, милорд? Вы не поделитесь со мной?
 — Вы знаете, двор просто цветет от слухов. И поскольку я сам слышал, без сомнения, очень скоро новость достигнет и ваших ушей. Меня предупредили: король намерен выдвинуть против меня какие-то обвинения.
 Она вздохнула.
 — И в чем они состоят, милорд?
 Патрик поколебался, потом с горечью проговорил:
 — Ему поступили жалобы на шантаж, изнасилования и притеснения в моем королевстве.
 Бледность покрыла лицо Табризии.
 — И что теперь будет?
 Он пожал плечами
 — Если обвинения действительно будут выдвинуты, меня посадят в Тауэр и станут разбираться
 — Вам надо немедленно уехать! Прежде, чем это произойдет! — решительно заявил Магнус
 — Вы прочитали мои мысли
 — Я готова, милорд, отправиться в любой момент, как только вы скажете, — предложила Табризия, отбрасывая все сомнения, которые начали появляться.
 — Мы можем обвенчаться в часовне Дэнмарк-Хаус Я поговорил со священником Заеду в ближайшие дни Пока побудьте с отцом, у вас осталось не так много времени перед долгой разлукой.
 Табризия послушно присела в реверансе, густые ресницы опустились, скрывая неуверенность, появившуюся во взгляде Теперь, когда подошло время, она почувствовала некоторые сомнения.
 Парис Кокберн уже готовился поднять якорь на «Морской колдунье» и с удовольствием выйти в открытое море. Ему осточертело при дворе. Он принадлежит Шотландии. Там его место. Он стоял на палубе, под свинцовым английским небом, когда примчался посыльный с корабля, который только что причалил Парис взял запечатанный сургучом пакет, спустился в каюту. Он узнал на конверте подпись Дамаскус. Парис взломал печать и пробежал глазами по строчкам . Потом поднес бумагу к иллюминатору, внимательно вчитываясь в изящный почерк при свете.
 «Дорогой мой брат Парис! С большой печалью сообщаю трагическую новость о смерти твоей жены Миссис Синклер и Маргарет делали все что могли, но было слишком поздно Пожалуйста, возвращайся как можно скорее. Дамаскус.».
 Под ее подписью стояло несколько слов, написанных твердой рукой Шеннон.
 «Парис, к тому времени, как ты вернешься, Энн уже будет похоронена Я подозреваю, Маргарет и ее мать сыграли какую-то грязную игру, но, поскольку они избавили нас от тяжкой ноши, может, нам и не следует докапываться до правды. Шеннон.».
 Александрия тоже нацарапала пару слов в самом низу листа, но он их не разобрал Парис аккуратно сложил письмо и сунул в карман камзола. Новость совершенно выбила его из колеи. Он не был лицемером и не чувствовал сожаления в связи с утратой, но тем не менее печально вздохнул.
 Он обдумывал только что прочитанные слова В них не было упоминания о причине смерти Глубокая морщина пролегла у Париса между бровями, когда он задумался о том, что написала Шеннон Похоже, морфий убил ее, а миссис Синклер приложила к этому руку Он почувствовал облегчение, что все произошло без него Ясно как день поскольку он никогда не делал секрета, что любви между ними нет, подозрения пали бы на него и ни на кого иного Парис встал, пытаясь стряхнуть странную апатию, охватившую его Надо поскорее вернуться домой, он там нужен.
 Он вышел на палубу проверить, как прилив, и понял — самое время поднимать якорь Отдав команду, снова вынул письмо и перечитал Потом посмотрел туда, где были каракули Александрии, и вдруг разобрал их Она написала «Спасай Табризию!»
 Громким хриплым голосом Парис отменил только что отданную команду.
 — Снова на якорь! Быстро, пока прилив не подхватил нас! Остаемся до следующего прилива.
 Он пошел вниз, принял ванну, переоделся во все самое лучшее. И когда покидал «Морскую колдунью», в его изумрудных глазах светилась решимость.
 Табризия собиралась на ужин, когда в ее дверь тихо постучали Она приняла записку у Джаспера, прочла, и пульс ее участился от полученных указаний.
 «Моя любовь, мы должны обвенчаться сегодня, прежде чем король арестует меня Жди в часовне в десять. П. ».
 Она провела пальцем по букве «П» и задумалась хватит ли у нее мужества пройти через все это? Слухи о притеснениях и изнасилованиях в Оркни ее встревожили. Однако Табризия рассуждала разумно Патрик относится к ней с нежностью и заботой, а раз так — ей не о чем волноваться Что ж, будь что будет! Табризия вымылась, надела шелковое белье, потом вынула роскошное свадебное платье и разложила его на кровати. Она расчесывала волосы, пока они не стали потрескивать, как костер. Минуты летели Табризия испугалась, что опоздает Она отложила гребни и убрала все туалетные принадлежности в сундук вместе со шкатулкой с драгоценностями и записками. Потом закрыла тяжелую крышку, застегнула ремни и только тогда заметила, как дрожат руки.
 Девушка надела платье, корону на голову и совершенно преобразилась. Из зеркала на нее смотрела настоящая королева. В подвале, в часовне будет холодно, подумала Табризия, и на корабле Патрика тоже. Она накинула на плечи соболью пелерину и села в ожидании.
 Очень скоро постучал Джаспер, и она впустила его Легко подняв на плечо ее сундук, он сказал.
 — Я провожу вас в часовню, мадам
 — Спасибо, Джаспер, — сказала она, — ты меня хорошо охраняешь
 Она шла за ним вниз по лестнице до самой двери часовни. Остановилась, поплотнее укуталась в меха и хотела попрощаться с Джаспером. Оглянулась — его уже не было, он ушел так же молча, как и возник
 В этот поздний час часовня казалась темной и торжественной Тишина, которая ее окружала, нарушалась лишь шорохом платья Табризии Из густой тени часовни быстро возникла высокая фигура, и когда бледный желтый свет свечи коснулся волос подошедшего, она увидела — это Разбойник Кокберн.
 Табризия задохнулась
 — Что ты здесь делаешь?
 Темно-зеленые глаза разглядывали ее свадебное платье. Смесь любви и печали сжала сердце Разбойника Никогда еще он не видел ее такой красивой, и эта красота предназначалась другому Мысль была невыносима, но Парис Кокберн взял себя в руки и произнес ровным голосом.
 — Я здесь, чтобы жениться Ты получила мою записку?
 Табризии показалось, что она сходит с ума. В полном ошеломлении она проговорила:
 — Твою записку? Но я думала… — Только сейчас ей пришло в голову: «П» — это Парис. Она снова попалась в его сети.
 — А как же твоя жена? — спросила она, недоуменно уставившись ему в лицо.
 — Мертва, — ответил Парис коротко.
 Ее маленькая рука взметнулась к горлу.
 — Убита? — выдохнула она, поперхнувшись. В глазах отразился страх.
 Он уже готов был упасть на колени и поклясться перед Богом, что никакого отношения к смерти Энн не имеет, но гордость взыграла в его сердце, и он не стал оправдываться. Угрожающе сощурившись, Парис протянул смуглую руку и привлек Табризию к себе.
 — А это важно? — холодно поинтересовался он.
 Табризия смотрела на грубые черты его лица, боясь худшего, потом опустила глаза, чтобы не видеть его.
 — Я не могу… Не смогу… выйти за тебя замуж, — произнесла она.
 Парис руководствовался обычно принципом «все или ничего». Однако в данном случае ему хотелось получить хотя бы то, что можно. Если нельзя завладеть ее любовью, ладно! Но он возьмет эту девушку любой ценой! Иронический смешок слетел с его губ, он крепче сжал руку Табризии и подтолкнул ее немного вперед. Она казалась себе маленькой и беспомощной рядом с ним. Что она может сделать? Что в ее силах? Единственное — не произносить слов, которые должны их соединить навсегда. Ноги ее передвигались помимо воли, она медленно приближалась к алтарю.
 Когда подошел священник, Парис отпустил ее локоть и схватил за руку. Ее холодная маленькая рука утонула в его — большой, теплой и смуглой. Табризия жалобно посмотрела на священника и взмолилась:
 — Помогите мне… Этот человек… — Слова застряли в горле, когда Парис крепко сжал ее руку, и она испугалась, что кости не выдержат и хрустнут.
 Голос Париса звучал твердо и уверенно.
 — Мы пришли обвенчаться, у нас мало времени.
 Священник кивнул.
 — Парис Кокберн и Табризия Кокберн, — произнес он, подняв бровь. — Нет ли каких препятствий?
 Табризия торопливо воскликнула:
 — Есть!
 Парис Кокберн громко л отчетливо заявил:
 — Нет! Продолжайте.
 Священник сократил молитвы, чтобы поскорее перейти к обмену клятвами и избавиться от этой пары. Он обратился к Парису со словами:
 — Ты, Парис Кокберн, берешь Табризию Кокберн в законные жены?
 Хриплым, но твердым голосом Парис подтвердил:
 — Беру. — И про себя поклялся: до конца дней своих.
 Священник повернулся к очаровательной юной невесте.
 — А ты, Табризия Кокберн, берешь Париса Кокберна в законные мужья?
 Она вздернула подбородок и ясным, звенящим, как колокольчик, голосом заявила:
 — Нет. Не беру.
 Слова пронзили его сердце. Глаза Париса умоляли не противоречить ему, но она отвергала его каждой клеточкой. Священник растерянно умолк, не зная что делать Великая тяжесть сдавила грудь Париса — получается вынужденный брак. Но от препятствий его решимость только окрепла. Парис вынул из-за пояса кинжал и положил на алтарь. Посмотрел священнику прямо в глаза и заорал:
 — Ты что, глухой? Она ответила утвердительно! — Он держался так угрожающе, что священник почел за благо поскорее завершить обряд. Он опустил глаза и быстро произнес
 — Поскольку Парис и Табризия поклялись в верности перед лицом Господа, я объявляю их мужем и женой.
 Парис взял изумрудное кольцо, надел на третий палец Табризии и загнул ее пальцы так, чтобы оно не свалилось.
 Табризия закричала, протестуя, но все напрасно, оба мужчины делали вид, что ничего не слышат.
 Наконец священник сказал:
 — По обычаю жених должен поцеловать невесту.
 — Табризия отпрянула.
 — Ты — дьявол, а вы сэр, его помощник!
 Парис окинул ее оскорбительным взглядом — прошелся от глаз к губам, потом к груди и обратно.
 — Я отказываюсь от поцелуя, — хмыкнул он. Взял кинжал с алтаря и засунул на место, за пояс.
 От смешанного чувства злости и страха губы Табризии задрожали, и она подумала, что сейчас может потерять сознание. Ее буквально бросало в дрожь. Из зеленых глаз Париса лилось такое нестерпимое презрение, что ей пришлось собрать последние силы и пообещать себе не проявить никакой слабости и уж тем более не упасть в обморок у его ног. До нее дошло, что, если бы даже сейчас ей удалось убежать из часовни, все равно усилия оказались бы напрасными, она была обвенчана с ним — по закону или вопреки ему. Она неотвратимо связана с Парисом Кокберном, этим Разбойником, помимо собственной воли. И ничего тут не поделаешь.
 От голоса мужа, раздавшегося возле самого уха, Табризия подпрыгнула.
 — Ну так что, мы идем, леди Кокберн? — насмешливо спросил он и быстро вывел ее из часовни.




 Глава 14


 Табризия чувствовала твердую руку Париса на своей талии, когда он подталкивал ее по лестнице из часовни к главному входу в Дэнмарк-Хаус. Как только они вышли на улицу, подкатила карета, и девушка увидела, что на месте кучера сидит не кто иной, как Джаспер, а ее сундук крепко привязан сбоку. Она бросила на Джаспера такой обвиняющий, такой испепеляющий взгляд, что тот съежился и отвернулся. Парис заметил этот молчаливый обмен любезностями и объяснил:
 — Джаспер — человек из моего клана, и он предан только Кокбернам.
 Она вспыхнула.
 — Я — Кокберн! Мой отец поручил ему меня защищать!
 — До тех пор, пока ты не обвенчалась. А после этого защищать тебя — обязанность мужа.
 И в его ядовитой усмешке содержался намек на то, чего она как раз и ожидала. Он подхватил ее на руки, подсадил в карету, потом вскочил сам. Она попыталась отодвинуться, но было поздно — всей своей тяжестью он уселся ей на юбку. Табризии ничего не оставалось, как сидеть бок о бок с ним. Их бедра соприкасались, Табризия чувствовала тепло, исходящее от его сильного тела.
 Она опустила голову, крепко сжала маленькие руки, и тут ее взгляд упал на кольцо. Она отвела глаза, и Парис ехидно засмеялся над ее попытками не обращать внимания на обручальный подарок.
 — Тебе, наверное, будет приятно узнать, что я отправил Магнусу записку, сообщил о наших планах и попросил не беспокоиться за тебя.
 — Наших планах! — воскликнула она негодующе. — Ты имеешь в виду — твоих планах! Тебе бы стоило опасаться гнева моего отца!
 Табризия снова услышала его издевательский смех.
 — Магнус воспримет все как свершившийся факт
 — А хватит ли у тебя мужества сообщить Патрику о своих планах насчет меня? — с вызовом спросила она, и ее жгучий взгляд полоснул Париса ненавистью.
 При упоминании имени соперника безумная ревность сотрясла все его существо.
 — Ему сообщили, — ответил Парис. Он ничего не сказал Табризии об их встрече и о тех десяти тысячах фунтов стерлингов, которые он заплатил Патрику Стюарту, чтобы жених отказался от притязаний на невесту. Но он никогда не расскажет ей об этом, чтобы не ранить ее слишком глубоко.
 Карета резко остановилась, и его рука нечаянно коснулась ее груди. Табризия густо покраснела и съежилась. Он выругался про себя и вышел. Потом, обойдя карету, вернулся к ней, чтобы помочь, но она прошипела:
 — Не прикасайся ко мне!
 Он не обратил внимания на ее слова. Сильные руки Вынули ее из кареты и поставили на землю. Она удовлетворенно заметила — Разбойник слышал ее шипение, вон как его челюсти стиснулись от злости!
 Они оказались у причала, неподалеку на якоре стояли суда. Табризия вдруг подумала о том, что ждет ее впереди Пока гнев затмевал страх перед будущим, но она твердо знала, что придет время, они останутся наедине в каюте. Эта мысль заставила ее вздрогнуть. Парис заметил это и еще плотнее закутал Табризию в меха, прежде чем повести по трапу на «Морскую колдунью».
 Темная фигура на палубе произнесла:
 — Осталось полчаса до прилива, капитан.
 — Это достаточно долго, — пробормотал ей в ухо Парис.
 Он закрыл за собой дверь каюты и зажег лампы, осветившие все вокруг розовым сиянием. Табризия с вызовом вскинула голову.
 — Достаточно долго для чего?
 Парис смотрел на нее, не мигая, холодными зелеными глазами.
 — Достаточно долго для того, чтобы привести закон в действие, мадам. — Его тихий голос звучал более угрожающе, чем если бы он кричал — У тебя будет немного времени подготовиться, пока я выведу «Морскую колдунью» из устья Темзы в океан, но вернувшись, я скреплю наш брак. И как следует — Его взгляд замер на груди Табризии. — Уж в этот раз я отмечу тебя своей печатью, а потом можешь наслаждаться одиночеством.
 Парис гипнотически посмотрел ей в глаза. Он не оставит никаких лазеек, эта ночь исключит любые случайности, их брак нельзя будет аннулировать ни при какой погоде! То, что Табризия могла предпочесть ему другого мужчину, вызывало у Париса Кокберна такую боль в душе, что он чувствовал настоятельную, сводящую с ума потребность уязвить жену.
 — Не беспокойся, после сегодняшней ночи я поищу удовольствия в других местах Предпочитаю, знаешь ли, иметь не одну, а много женщин Люблю разнообразие. Стоит по
 — вести бровью — и они кинутся ко мне наперегонки.
 — Единственное, о чем я тебя прошу, — оставить меня в покое, — с трудом проговорила Табризия
 — Я оставлю тебя в покое при одном условии. Когда мы приедем домой, ты ни словом, ни взглядом не дашь членам семьи или слугам понять, что между нами что-то не так Я не желаю становиться посмешищем! При них ты будешь играть роль любящей и преданной жены Как мы относимся друг к другу за запертыми дверями нашей спальни, никого, кроме нас, не должно касаться. Побереги свой Гнев, пока мы не останемся одни. Это все, чего я требую.
 Парис повернулся на каблуках и оставил ее переваривать услышанное.
 Ноги больше не держали Табризию, она повалилась на кровать, пытаясь разобраться в своих мыслях и чувствах. Итак, они муж и жена. И заклятые враги. Каждый готов довести другого до сумасшествия — а как иначе понимать последнее условие Париса? Может ли она оставаться в здравом уме, постоянно притворяясь? Табризия побледнела. Впереди ее еще ожидала ночь, которую нужно пережить. Так с какой стати она сейчас волнуется о том, что будет в Кокбернспэте? В дверь постучали, и она резко вздрогнула. Один из людей Париса — Табризия его не узнала — молча внес ее сундук и тотчас вышел. Табризия повесила соболью накидку и опустилась на колени перед сундуком. Дрожащими пальцами она расстегнула ремни, вынула туалетные принадлежности и направилась к красивому черно-красному лакированному шкафу в углу. Из зеркала на нее смотрели огромные испуганные глаза. На голове все еще была корона. Табризия усмехнулась — какая неуместная здесь вещь! Она медленно подняла внезапно отяжелевшие руки и сняла ее.
 Нетвердыми руками она налила в тазик воды — освежить пылающие щеки и лоб. Потом принялась расчесывать волосы, от сырости и влаги завившиеся в крутые колечки. Проделав это, девушка села, сложив руки на коленях, в ожидании Разбойника. Она даже не пыталась раздеться. Нет уж, она и пальцем не шевельнет помочь ему, пусть сам осуществляет свои права. Она знала, чем все кончится, кто победит, но решила сопротивляться и бороться до конца. Минуты тянулись, нервы были так напряжены, что казалось, вот-вот лопнут. Желая успокоиться, Табризия осмотрела каюту. Панели красного дерева блестели в свете фонарей, отражавшихся в зеркальной полировке. Под ногами лежал толстый восточный ковер, угли в двух медных жаровнях согревали каюту. Табризия взглянула на постель и поразилась контрасту: ее белое свадебное платье на черном атласном покрывале! В каюте густо пахло сандалом, и этот запах в ее восприятии был связан с Парисом.
 Вдруг она услышала его твердые шаги, и паника охватила ее с новой силой. Он открыл дверь, вошел в каюту. Она гордо вздернула подбородок и смело посмотрела ему в глаза. Быстрый взгляд Париса не упустил ни единой детали, отметил даже то, что из одежды она сняла только корону.
 — Королева моей души! — насмешливо протянул он.
 Бледные аметистовые глаза потемнели до фиолетового цвета, но она с вызовом продолжала смотреть на него.
 Засмеявшись, Парис стал раздеваться. Табризия оказалась в ловушке, куда сама себя загнала. Что делать? Так и продолжать смотреть на него с вызовом или опустить глаза в знак капитуляции? Она упрямо смотрела на Париса, а он тем временем снял камзол, затем белую рубашку, обнажив мускулистую грудь, покрытую темным золотом волос. Зубы блеснули из бороды в улыбке, когда он снял пояс и отложил в сторону смертоносное оружие, которое всегда носил при себе. Не останавливаясь ни на секунду, он скинул лакированные черные ботинки, брюки и стянул трусы. Ее тяжелые ресницы быстро опустились, а он бессердечно рассмеялся над ней.
 — Невеста должна быть скромной. Насмешка Париса уколола ее, и она снова с вызовом подняла глаза. Он стоял совершенно голый, и она густо покраснела.
 — Ты, конечно, сильнее меня, но я не сдамся без борьбы.
 Он посмотрел на нее спокойно и иронически.
 — Как хочешь. У нас впереди вся ночь.
 Когда он двинулся к ней, она рванулась и перебежала через каюту. Губы его скривились в презрительной улыбке. Он загнал ее в угол, протянул руку и схватил. Табризия набросилась на него с кулаками, шипя и плюясь, как дикая кошка. Очень быстро, без всякого труда он завел ей руки за спину и прижал ее к своему мощному телу. Другой рукой он стягивал с нее платье. Пуговицы с треском оторвались и рассыпались по полу.
 Взгляд Париса прожигал ее насквозь, платье трещало по всем швам, его выдранные куски падали на пол. Она сумела еще раз увернуться, но его глаза преследовали ее, Пожирая каждый дюйм обнажившейся плоти. Он раздел ее до белого шелкового нижнего белья. Табризия задохнулась, рыдание вырвалось из горла, глаза в ужасе расширились, когда она увидела его желание — такое явное, такое сильное и мощное, что девушку охватила паника. В этот миг Парис снова поймал ее. Его рука сжала грудь Табризии, округлившуюся под мягким белым шелком, затем рванула легкую ткань, и Табризия оказалась голой.
 Без всяких церемоний Парис поднял легкое сопротивляющееся тело, перекинул через плечо и понес к кровати. Он швырнул ее прямо на покрывало и повалился сверху, прижав мощным телом и лишая сил. Табризия задыхалась и дрожала, сердце дико билось, а Парис дышал ровно, как обычно, и продолжал держать ее под собой, ожидая, когда руки и ноги девушки перестанут напрасно дергаться. Наконец силы Табризии иссякли, она успокоилась и затихла. Потом отвернулась от него и закрыла глаза.
 — Мадам, вы так предсказуемы, — усмехнулся Парис. — Сначала деретесь со мной, как дикая кошка, а сейчас, когда вас силы покинули, лежите, точно холодный кусок мрамора.
 Он посмотрел на ее белые руки и горящие пряди растрепанных волос на черном атласе покрывала: никогда в жизни он не видел ничего прекраснее. Перевернув свою добычу, он легонько шлепнул по ягодицам. — В постель!
 Табризия не шевельнулась, и ему пришлось сдернуть покрывало и бросить ее на постель. Табризия отвернулась, напряженная и встревоженная.
 Он улыбнулся, придвинулся к ней, прижался к ее спине. Неужели она не понимает, что такая поза делает ее еще более уязвимой? Его рукам открывается полная свобода! Парис обнял Табризию и одной рукой стал гладить шелковистые груди, а другая проникла между ее ног.
 Табризия напряглась. Всякий раз, когда его рука касалась самых интимных мест, она непроизвольно дергалась и ягодицами касалась кончика его напряженной плоти, доставляя ему неописуемое наслаждение. Парис никак не мог остановиться. Она терпела, когда он играл с ее грудями, не
 сопротивлялась, когда стал потирать и тихонько сжимать соски, уже сильно набухшие. Казалось, ее грудь чем-то переполнилась и пульсировала изнутри.
 Она лежала, как кусок льда, но в груди началась адская боль, которая быстро спустилась к низу живота. Табризия никогда не испытывала подобных ощущений и даже отдаленно не представляла, что такое возможно. Парис повернул ее к себе и уткнулся лицом ей в грудь. Его горячий язык повторил то, что прежде делали пальцы, а мягкая борода ласкала кожу. Чувства Табризии пришли в небывалое смятение. А он целовал и целовал, где хотел. Она чувствовала, как ручейки огня потекли там, где только что касались его губы. Они спускались все ниже. До ушей Табризии, как сквозь вату, донесся его смех — он ощутил трепет ее тела от своих поцелуев.
 Парис поднял ее на себя. Мягкие круглые груди расплющились о его твердую грудь, плоский живот распростерся на его животе, таком твердом, а жаждущая плоть оказалась между ее ног. Он попытался войти в нее, положил руки на ягодицы Табризии и нежно сжал, их интимные места коснулись друг друга, оба дрожали от желания.
 Губы Табризии заныли, и только его поцелуй мог успокоить ее томление. Ей стало стыдно — она нестерпимо жаждала его поцелуя. Что она за распутница, думала Табризия, кусая губы, чтобы не закричать.
 Парис перевернул ее лицом вниз и сел верхом. Его губы обжигали ей плечи, спину, поясницу, добрались до упругих круглых ягодиц. Она не знала, сколько еще сможет выдержать без стонов, которые выдали бы ее истинные ощущения. Он снова повернул ее лицом вверх, и она радостно принимала самые дерзкие его поцелуи. Он нырнул головой между ног Табризии и глубоко проник языком внутрь, доводя ее возбуждение до крайности. Внезапно она вскочила, прижалась к нему и закричала:
 — Парис!
 Он положил ее на подушки, проверил, готова ли она, и сильным рывком вошел. Табризия вскрикнула от боли, когда он попытался проникнуть глубже. Парис прихватил губами ее сосок и слегка прошелся по нему языком, отвлекая внимание. Она вновь ощутила прилив желания. Парис осторожно входил все дальше, потом приподнялся и приготовился к новому удару. На этот раз ей показалось, что ее разорвет от переполненности его плотью. Он двигался медленно, доводя ее возбуждение до крайней точки, затем замирал и начинал все снова. Так продолжалось до тех пор, пока она не зарыдала, умоляя его… Когда в десятый раз Табризия достигла вершин страсти и он не остановился, а напротив, вошел в нее еще глубже, она выкрикнула его имя, повторяя его затем снова и снова. Собственное имя звенело у Париса в ушах, доставляя ему немыслимую радость. Ему показалось, что он вознесся на небеса и пребывает в раю. Безумное наслаждение охватило его от волос до кончиков пальцев: он освободился, он отдал ей всего себя… Парис удивлялся, почему никогда раньше ничего подобного он не испытывал ни с одной женщиной.
 Он скатился с нее и лежал, перебирая в голове чрезвычайные события этого дня. Наконец он получил то, чего жаждало его сердце. Для полного счастья и гармонии недоставало одного, чтобы Табризия полюбила его.
 Она свернулась клубочком и отвернулась к стене. Никакие слова любви не сопровождали этот акт мужского превосходства. Парис доказал: он может возбудить ее тело до такого состояния, что она станет умолять дать ей облегчение. Ее капитуляция, ее унижение были полными и абсолютными. На небе занялась алая заря, когда Табризия закрыла глаза и забылась коротким сном.
 Проснулась она от ощущения, что кто-то ее качает. Она вскрикнула и, защищаясь, подняла руку. Но, окончательно придя в себя, увидела, что кровать рядом с ней пуста, в каюте никого. Черное атласное покрывало было холодным, как лед. Она поднялась, но едва ступила на пол, как он заходил под ногами ходуном, словно живой, и Табризия отлетела к другой стене каюты. По спине поползли мурашки. На четвереньках она устремилась к своему сундуку, но, прежде чем добралась до него и открыла, ее вырвало прямо на прекрасный восточный ковер. С несчастным видом Табризия подняла крышку сундука, вынула нижнее белье и теплый халат. С трудом одевшись, она поползла обратно к кровати, чтобы сесть и натянуть чулки. В дверь тихо постучали. Вошел молодой человек, принесший вчера ее сундук.
 — Леди Кокберн, его светлость поручил мне проверить, все ли у вас в порядке. — Он заметил ее бледность и следы рвоты на ковре. — Я вижу, вам нехорошо, мадам. На море шторм, но на Атлантике в это время года всегда так. He пугайтесь, мадам. Лорд Кокберн нас проведет через шторм. Он выводил и не из такого. — Парень улыбнулся. — Я сейчас все уберу.
 — О нет, я не могу вам это позволить, — слабо запротестовала Табризия.
 — Да я привык, мадам. Сейчас принесу воды. Если вы послушаетесь моего совета, леди Кокберн, вам станет легче. Надо выпить немного вина и съесть сухих бисквитов. Замечательно помогает при морской болезни.
 Очень скоро он вернулся и почистил ковер. Табризия закрыла глаза от отвращения при виде бокала вина и сухих бисквитов, но все же откусила и стала запивать маленькими глотками, следуя его настойчивым советам. И правда, она быстро почувствовала, что тошнота прошла. Молодой человек извинился, покидая ее.
 — Сейчас на палубе нужна каждая пара рук, — сказал он.
 В каюте было так холодно, что руки Табризии онемели. Она догадалась — жаровни погасли. Завернувшись в меховую накидку и сгорбившись, с несчастным видом сидела она на кровати. Через час дверь каюты распахнулась, и вошел Парис. Он промок насквозь, никогда раньше Табризия не видела его таким растрепанным. Их взгляды встретились. Вспомнив о прошедшей ночи, она подумала, что сейчас сгорит со стыда. Насмешливые глаза ощупывали ее тело знающим взглядом, полным вожделения. Не будь ей так плохо, она непременно влепила бы ему пощечину, стерла бы эту улыбку с его лица!
 Парис проверил остывшие жаровни и вышел. Он вернулся с полным совком горящих углей и насыпал их вместо погасших. Потом поставил медный чайник и, не глядя больше на Табризию, стал снимать мокрую одежду. Он крепко растерся полотенцем и надел сухое белье. Чайник закипел, он налил большую порцию бренди в чашку и долил кипятка. Держа чашку в ладонях и согревая руки, он снова взглянул на нее. Тишина казалась слишком напряженной, и Табризия осмелилась спросить:
 — Как долго продлится шторм, милорд?
 — Парис пожал плечами
 — Думаю, дня три
 — А корабль в порядке? — испуганно вскинула она глаза.
 На его лицо снова вернулась насмешливая улыбка.
 — «Морская колдунья», как и любая женщина, хорошо слушается твердой руки.
 — Негодяй! — выпалила Табризия со всей злостью, на которую была способна.
 В ответ она услышала смех, похожий на орлиный клекот. Парис поднялся и вышел.
 Табризия весь день провела одна, шторм не утихал За бортом корабля было так холодно, что жаровни не могли согреть каюту. Она встала с кровати и развесила одежду Париса сушиться Потом походила по каюте, согреваясь, убрала постель, подобрала остатки разорванной накануне одежды. Корабль качало вверх-вниз так сильно, что она испугалась. Шпангоуты скрипели и стонали, временами раздавался оглушительный треск, казалось вот-вот они пойдут ко дну. Табризию охватил ужас, когда она представила себя в ледяной купели моря. Ночь опустилась несколько часов назад, а Парис все не шел. Ей стало так страшно, что она не возражала даже против его общества, лишь бы не быть одной. Услышав наконец его шаги, она призвала на помощь весь свой гнев, чтобы под ним скрыть страх. Нельзя показать Парису, что она боится и дрожит, как ребенок. Едва он открыл дверь, Табризия закричала:
 — В каюте холодно!
 Лучше бы она прикусила язык! Парис был совершенно изможден, он промок до нитки, борода обледенела, под глазами обозначились темные круги.
 Он посмотрел на Табризию так, будто не верил своим ушам.
 — Ты единственная на этом корабле, кто не промок, мадам. Как ты осмеливаешься ныть из-за каких-то мелких неудобств?
 Он вышел из каюты, хлопнув дверью, и она почувствовала себя самым эгоистичным созданием на земле. Скоро Парис принес еще совок углей и заполнил обе жаровни. Он стоял, грея руки, а она видела — он едва держится на ногах от усталости.
 Парис подтянул низкую скамейку поближе к теплу, сел и стал раздеваться. Табризия принесла ему сухие полотенца и чашку бренди. Он растер ноги докрасна и вытянул их к теплу. Табризия заметила — глаза у него закрываются, но он потряс головой, прогоняя сон. Сделав пару больших глотков, Парис снова встал и оделся в сухое. Потом принес из шкафа овчинный жилет, натянул его, переобулся в другие ботинки. После бренди к нему вернулось игривое настроение.
 — Тебе лучше пойти лечь. Мне очень жаль, но должен тебя разочаровать: сегодня я не смогу греть жену своим телом.
 Взглядом и словом он мог заставить ее скрежетать зубами, но на этот раз Табризия сдержалась. Парис добавил чуть добрее:
 — Шторм к утру утихнет, и ребята смогут приготовить нам горячую еду.
 Проснувшись, Табризия ощутила, что корабль качает уже не так сильно, как вчера. Она спала не раздеваясь, для тепла, но в каюте все равно было невыносимо холодно. Набросив тяжелый бархатный плащ с отделанным мехом капюшоном, она осторожно приоткрыла дверь каюты и, вцепившись в канаты, шедшие вдоль палубы, пошла к камбузу.
 Табризия едва узнала молодого человека, приходившего к ней по поручению Париса. За три дня он оброс бородой и казался совершенно изможденным. Она сочувственно улыбнулась.
 — Как вас зовут?
 — Дэвид, мадам. Но вам лучше остаться в каюте. А то его светлость спустит с меня шкуру. Я дам вам кашу, если ваш желудок примет.
 — Я буду благодарна за любую горячую еду, Дэвид. А могли бы вы добавить немножко угля в жаровню?
 — Да, мадам. Сейчас принесу.
 — Помявшись, она нерешительно спросила:
 — А муж мой ел что-нибудь, Дэвид?
 — Да, мадам. Он позавтракал. Как только шторм приутих, я сразу начал готовить. Через пару часов я принесу вам и лорду Кокберну все горячее.
 Ей понравилась каша, она уняла голодные спазмы в желудке Но одному Богу известно, в каком состоянии будет Парис, когда почувствует, что опасность миновала и можно доверить управление кораблем кому-то еще.
 В одном из лакированных шкафов Табризия нашла одеяло и повесила его перед жаровней, чтобы согреть Потом налила большую порцию бренди, поставила кипятиться чайник и приготовила сухую одежду для Париса Стало теплее Табризия сняла тяжелую накидку, помыла руки и едва успела причесаться, как, шатаясь, совершенно без сил, в каюту ввалился Парис.
 В полубессознательном состоянии он плюхнулся на скамейку, и она встала на колени, чтобы стащить с него тяжелые сапоги. Лицо Париса было бледным, глаза ввалились, и Табризия испугалась за него. Она помогла ему раздеться, борясь с собственной скромностью, когда приходилось прикасаться к обнаженному мужскому телу, покрытому волосами от груди до чресел. Затем обернула его плечи теплым одеялом, смешала кипяток с бренди Парис благодарно потянулся к чашке, в усталых глазах мелькнула насмешка.
 — Мой ангел-хранитель, — охрипшим от команд на ветру голосом прошептал он
 Табризия пропустила укол мимо ушей и развесила сушиться его одежду.
 Раздался стук в дверь. Дэвид принес поднос с двумя большими мисками дымящегося тушеного мяса с ячневой кашей и несколькими ломтями белого хлеба.
 — О, пахнет, как на небесах, Дэвид! Спасибо — Она посмотрела на его осунувшееся лицо в тревоге — А ты не можешь теперь немного отдохнуть?
 — Да я в порядке, мадам — Он покраснел — Капитан дал мне поспать прошлой ночью Теперь его очередь.
 Парис пересек комнату, плотнее кутаясь в одеяло.
 — Я поем в постели, — решил он А когда Парень вышел из каюты, посмотрел на Табризию блестящими глазами и строго спросил — Ты никогда не прекратишь по пытки завоевывать всех мужчин, мадам ?
 Как ужаленная, в бешенстве она повернулась к мужу.
 — Ты обвиняешь меня во флирте с мальчишкой?!
 Но ее пафос был обращен в никуда — Парис спал. Стакан с бренди опустел, а нетронутая еда дымилась на подносе. Табризия подвинула его тарелку к жаровне, чтобы каша не остыла, а сама с жадностью набросилась на свою порцию. Ничего вкуснее она не ела никогда в жизни! Она с вожделением посмотрела на вторую миску может, Парис проспит целые сутки? Но совесть не позволила ей съесть его порцию. Когда бы он ни проснулся, еда должна его ждать. Табризия знала все на борту, включая ее, обязаны ему своей жизнью.
 Ночью Парис спал тяжелым сном. Табризия сняла платье, но осталась в нижнем белье и чулках. Тихо, чтобы не тревожить его, пролезла она под одеяло и осторожно легла рядом. От него исходило тепло, она согрелась и была рада, что он в постели.
 Утром, когда Дэвид принес им завтрак, Парис все еще спал. Она взяла поднос и заметила, что одежда парня промокла
 — Что, снова шторм? — испуганно спросила Табризия.
 — Нет, просто сильный дождь. Мы собираем в бочки дождевую воду, мадам. Вы хотите?
 — О да! Нам — и лорду Кокберну, и мне — нужна ванна.
 Дэвид покраснел при этих словах, ее щеки тоже запылали. Видимо, парень решил, что они вместе купаются. Закрыв за ними дверь и вернувшись к кровати, она увидела Париса, сидящего среди подушек. Свет вернулся в его зеленые глаза.
 Она удивилась, как быстро восстановились его силы. Парис соскочил с кровати, упругой походкой прошагал к шкафу, надел чистую, свежую одежду и с волчьим аппетитом набросился на еду. Он съел вчерашнюю и сегодняшнюю порции и отправился на палубу проверить, какие повреждения нанес шторм его судну.
 Когда наступило время ужина, поднос принесли только для Табризии. Через некоторое время Дэвид и еще один мужчина постучались в каюту. Они втащили горячую воду в деревянных чанах. Табризия принесла маленькую, похожую на туфлю, ванну и радостно смотрела, как она наполняется водой. Но радость тут же исчезла — в каюту вернулся Парис. Он подмигнул Дэвиду.
 — Спасибо, ребята Больше нам ничего не надо. И будьте добры, не беспокойте нас ночью
 Едва оставшись с ним наедине, Табризия вспылила:
 — Почему ты даешь им понять, будто мы купаемся вместе?
 Глаза его смотрели насмешливо и удивленно.
 — А разве нет, мадам?
 — О, ты… ты..
 — Не давай слову выскочить, если не хочешь, чтобы я разложил тебя на своих коленях. .
 Табризия обожгла его взглядом и отвернулась.
 — Ну, поскольку я джентльмен, — протянул он, — так и быть, позволяю тебе первой принять ванну.
 — Приму, когда ты уйдешь! — заявила она.
 — Мадам, я останусь здесь на ночь Я провел достаточно времени на холодной палубе.
 — Ты же не думаешь, что я сейчас разденусь и начну мыться при тебе? А ты будешь сидеть и, раскрыв рот, пялиться на меня?
 — Мадам, я должен тебе напомнить: эти груди, живот и попка — мои, — заметил он ей высокомерно.
 — Твои? — чуть не задохнулась Табризия. — Тебе может принадлежать этот корабль, замок, но уж никак не я, сэр!
 — Я должен тебе доказать это? — спросил он приподняв темную бровь. И добавил грубее и резче: — Вода остывает. Если через две минуты не пойдешь мыться, пойду я. И ты останешься без ванны.
 Нехотя она сняла платье и, повернувшись к нему спиной, освободилась от панталон и нижней юбки. Потом выскользнула из чулок и погрузилась в воду. Ни с чем не сравнимое ощущение! Она закрыла глаза, наслаждаясь теплой водой. Парис потянулся на кровати, наблюдая за женой. Он видел гладкие плечи, мягкий овал груди. Время от времени она поднимала руки, поливая себя водой. Дыхание Париса перехватывало, когда свет от лампы вспыхивал в волосах Табризии. Ему хотелось заняться с ней любовью.
 Прямо сейчас. Он заерзал, желая облегчить скованность, возникшую в паху. И выругал себя: какой идиот! Зачем пообещал оставить ее в покое? Да он просто ненормальный. Смотреть на нее и — не хотеть?! Болван! Это же немыслимо: видеть ее и не взять.
 Табризия не собиралась быть эгоистичной и сидеть в ванне, пока вода совсем не остынет. Быстро вымывшись, она вылезла из воды и завернулась в полотенце. Взгляд, брошенный в сторону Париса, поймал жадный блеск его глаз. Она отвернулась и через голову натянула нижнюю юбку. Парис встал с постели и начал раздеваться, а она легла на кровать, укрывшись с головой одеялом, чтобы не видеть его наготы. Она не доверяла ему и лежала почти не дыша, пока наконец не почувствовала, что он опустился на край кровати. Табризия напряженно ждала, минуты тянулись, но когда он не сделал никакого движения в ее сторону, она облегченно выдохнула. И тут же услышала его раздражающее, сводящее с ума:
 — Разочарована?
 — Ты — черт! — пробормотала она.
 Раздался его довольный смешок, и Табризия откатилась подальше, на другой край кровати.
 Еще неделю плыли они до Шотландии. Новобрачные отдыхали друг от друга, только когда Парис уходил из каюты по делам. Когда же они были вместе, он все время испытывал ее характер, то заставляя ее тлеть, как уголь, то разгораться, то взрываться от ярости.
 Однажды вечером, сидя в каюте, он изучал морские карты. Табризии стало любопытно, и она подошла. Ее близость, как всегда, сильно подействовала на Париса. Он уже хотел протянуть руку, чтобы погладить ее, но тут заметил: ее палец непроизвольно обвел на карте Оркнейские острова. Черная слепящая ревность охватила Париса, он готов был ударить Табризию. Закрыв глаза, он старался удержать дикие эмоции в узде. Он напомнил себе, что уже спрашивал Джаспера и выяснил: наедине с Патриком Стюартом она была всего несколько мгновений. Потом признался себе, что он ревнует ее ко всему — даже к собственным мыслям/ Она настолько заполонила собой его разум и сердце, что там не осталось места для кого-то еще. Боже, как он хотел, чтобы с ней происходило то же самое! Взяв себя в руки, Парис презрительно сказал:
 — Ты бы возненавидела Оркни. Это невзрачное, холодное место. Жить там — все равно, что в Исландии.
 Табризия подняла на него испуганные глаза и удивилась: что разозлило его так сильно?
 В тот вечер Парис ждал, пока она заснет, прежде чем лечь в широкую низкую постель.
 В день прибытия домой Табризия была в счастливом настроении. Она не могла дождаться встречи с семьей — единственной отрадой в этом ужасном браке. Она призналась себе: да, Кокбернспэт — ее дом. И возвращению сюда она радуется гораздо больше, чем если бы пришлось ехать в какое-то далекое незнакомое место — Оркни.
 Парис послал Дэвида в каюту за вещами.
 Табризия улыбнулась парню:
 — Спасибо, что ты ухаживал за мной все эти дни. Ты так хорошо мне помог, избавил от всяких неудобств! Может, мне понадобится друг и в замке. Ты станешь моим другом, Дэвид?
 — Я предан лорду Кокберну, мадам, и, естественно, теперь буду предан и вам.
 Она улыбнулась, несмотря на печальные мысли.
 — Дорогой Дэвид, это не совсем то, что я имела в виду, но все равно благодарю за твою преданность.
 Табризия надела соболью накидку и вышла на палубу. Высокая, крепкая фигура мужа нависла над ней, уверенные сильные руки обхватили ее. Она посмотрела на Париса — разве они не сойдут сейчас на берег? Табризия почувствовала его руку на своей талии, и он мрачно объявил:
 — Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, когда мы им сообщим.




 Глава 15


 Когда лодка подплывала к берегу, Табризия увидела рыжеволосую девушку, машущую рукой из бойницы. Стоит им причалить, и известие об их приезде, словно пламя, распространится по замку. Вся семья будет встречать их во дворе. Парис помогал Табризии подняться по скале, и она живо вспомнила, как он вел ее здесь в последний раз, после неудачной попытки «самоубийства». Она надеялась, что он забыл о том случае, но он ухмыльнулся и сказал:
 — Интересно, они уже приготовили цепи?
 Табризия готова была умереть со стыда.
 Семья собралась у входа. Табризия несмело шагнула вперед, а муж властно обнимал ее за талию. Трой, с ухмылкой от уха до уха, воскликнул:
 — Посмотрите-ка, что принес прилив!
 Шеннон, еще красивее, чем всегда, тряхнула роскошными волосами, переводя взгляд с Париса на Табризию и обратно.
 — Ну что, у вас снова все в порядке?
 — Надеюсь, да, — спокойно ответил Парис. — Мы поженились в Лондоне.
 — О Табризия! Как романтично! — в восторге выдохнула Дамаскус.
 — Боюсь, для нее не слишком-то романтично. Мы попали в шторм. Она очень устала, — объяснил Парис.
 — Держу пари, что устала, — хмыкнул Трой. — Выйти замуж за такого быка, как ты, братец…
 Дамаскус сморщила нос от непристойного замечания брата. Парис поднес руку жены к губам и пробормотал:
 — Извини за грубость некоторых членов семьи, моя прелесть. Я знаю, ты их простишь, потому что любишь их.
 Табризия пристально посмотрела ему в лицо. Это были первые нежные слова, которые она услышала от Париса-мужа. И тут же он снова поразил ее совершенно неожиданной, несвойственной ему выходкой. Подхватив Александрию, Парис от избытка братской любви подбросил ее в воздух. Серьезное личико девушки сияло от радости: он послушался ее совета!
 — Ну что ж, самая счастливая новость за долгое время, — засмеялась Шеннон.
 — Когда появится багаж, пришлите его в нашу комнату. Нам нужна еда, ванна и уединенность. — Властная рука мужа снова крепко держала жену. В зеленых глазах светилась насмешка. — Новобрачным всегда нужна уединенность, не правда ли, дорогая?
 Александр, стоявший позади всех, шагнул вперед. Он внимательно посмотрел на Табризию и тихо спросил
 — Ты счастлива?
 Рука Париса стиснула ее так, что угрожала раздавить кости.
 Слабая улыбка осветила лицо Табризии.
 — Что за глупый вопрос!
 Оставшись наедине с Парисом в его спальне, которую они теперь должны делить как муж и жена, Табризия почувствовала себя робко и скованно. Взглянув на массивную, окруженную занавесями кровать с резными ножками, она густо покраснела, а пульс забился, как сумасшедший, от страха. Чтобы хоть чем-то занять себя, она взяла накидку и понесла вешать в шкаф.
 Парис жестко сказал:
 — В роли преданной жены ты несколько переигрываешь. Теперь, когда мы наедине, ради Бога, не превращайся в деловую хозяйку поместья. Я предпочитаю иметь тебя в качестве украшения.
 Уязвленная почти до слез, Табризия отвернулась от него и побежала по короткой лестнице в свою старую спальню. Грудь вздымалась и опадала от волнения. Она взяла себя в руки и подождала, пока дыхание успокоится. Потом услышала, как внизу хлопнула дверь, — Парис вышел из комнаты Он отправился ужинать с братьями и сестрами, дав указания слуге отнести поднос наверх Табризии.
 — Я очень сожалею, что вам пришлось заняться похоронами Энн без меня
 — Мы справились, — сказал Трой — На похоронах не было никого, кроме нас
 — Завтра я еду в Карделл, отвезу известие ее отцу. Это единственное, что я могу для него сделать А после ужина поговорю с миссис Синклер, — решил Парис.
 — Ее здесь нет, — сообщила Шеннон — Маргарет забрала ее в Танталлон.
 Он поднял бровь, но промолчал. После ужина, оглядев всех сидящих за столом, Парис объяснил:
 — Я понимаю, с моей стороны жениться так поспешно — неблагородно. Но Табризия была помолвлена и уже направлялась к алтарю. Я украл ее ночью, еще раз. Я должен был ухватить свое счастье! Не знаю, зачем я все это вам говорю, — усмехнулся он, — но мне надо было ее
 получить.
 Шеннон расхохоталась, посмотрела на него и встала в любимую позу — уперев руки в бока.
 — Конечно, она тебе просто необходима Кто, кроме нее, смог бы тебя вынести?
 Парис покачал головой.
 — Не исключено, что и она не сможет. Кто знает, не зашел ли я слишком далеко на этот раз?
 К тому времени когда Парис поднялся в спальню, Табризия немного пришла в себя и отдохнула Она поела, приняла Ванну, даже помыла волосы и теперь, сидя перед камином, сушила их. Парис разделся и вытянулся во всю длину, радуясь собственной постели. Он не приставал к жене сегодня вечером. Ему было достаточно смотреть на нее. Такое удовольствие — наблюдать грациозные движения, слушать тихое мурлыканье. И гораздо безопасней чего-то другого. Стоило Парису оказаться рядом, ощутить ее запах, его голова сразу начинала кружиться. А если он случайно задевал Табризию, по жилам неслась уже не кровь, а густое красное вино, опьяняющее желанием. Да, тут уж не убавить, не прибавить: прикасаясь к ней, он просто сходил с ума.
 Табризия медленно поднимала руки, расчесывая волосы. Сквозь шелковую рубашку просвечивала прелестная фигура, волосы загорались, и казалось, водопад жидкого огня струится до самой талии. Парис уже не мог дышать, когда Табризия отложила щетку и подошла к кровати. Длинные ресницы касались щек, она отвернула одеяло и легко скользнула в постель. Приподнявшись на локте, Парис смотрел на жену. Нежные завитки выбивались из копны волос возле щек. Ему хотелось прижать ее к себе, почувствовать ее трепет. Она тоже испуганно взглянула на мужа, словно умоляя не причинять ей боли. Это рассердило Париса.
 — Боже мой! Ты смотришь на меня, как раненая лань! Я же не грубиян какой-то, который бьет тебя. Что же ты шарахаешься? — Она не ответила, и он добавил: — Ну что ж, ты избавишься от меня на два дня. Завтра я еду в Карделл
 Табризия почувствовала раскаяние. Ехать к отцу Энн с печальной новостью — тяжелая обязанность, и ему предстояло ее выполнить. Молодая женщина мучилась от сознания своей вины: она ведь думала, что Парис имеет отношение к смерти первой жены и дала понять, что подозревает его в этом Но тогда она была так потрясена, что плохо соображала.
 Парис лежал близко, почти рядом, его тело горело Аромат сандала щекотал ноздри. Это был его запах — его Кровати, его комнаты. В груди Табризия ощутила уже знакомую боль, которая опускалась все ниже. Печальный стон сорвался с ее губ, когда она поняла: одно лишь присутствие Париса способно доводить ее тело до предательского возбуждения Если бы он нежно обнял ее и сказал, что любит, она бы с желанием и страстью кинулась к нему Она хотела его всем сердцем и не могла этого отрицать, но все еще боялась его.
 Без Париса Табризия чувствовала себя полностью свободной. Наконец-то она дома! Какая радость! За завтраком все болтали и смеялись, набив рот, а потом часа два сидели и слушали ее рассказы о придворной жизни, о короле и Королеве, о сплетнях и скандалах, о слухах, модах и экстравагантных выходках. Потом девушки перебрались к ней в комнату и принялись рассматривать наряды, модные платья с глубоким вырезом, меха. Они сообщили ей последнюю новость: Венеция ждет ребенка, отчего Леннокс вознесся выше облаков.
 Еще не наступил вечер, как два члена семейства Кокбернов попросили ее повлиять на Париса. Первой была Дамаскус. Она дождалась, когда все уйдут и они останутся с Табризией вдвоем. На лице девушки появилось такое безутешное выражение, что Табризия еле удержалась от смеха.
 — О, Тэбби, это так нечестно! Парис разрешил Венеции выйти замуж, а когда Роберт попросил моей руки, он нарычал на него и запретил. Все девочки уже невесты, все, кроме меня, — она надула губы. — Следующая, сама знаешь, будет Шеннон. Она примет предложение лорда Логана и раньше меня пойдет к алтарю. Это ты виновата, Тэб, правда. И ты единственная, кто может все поправить
 — Я виновата? — растерялась Табризия
 — Когда ты сбежала, Парис был просто вне себя. К нему никто не мог даже близко подойти. А сейчас из-за того, что ты с ним, он в хорошем расположении духа. Все, что надо, — это выбрать момент, когда он будет особенно нежен, и попросить его разрешить мне выйти замуж.
 — И все? — изумилась Табризия.
 Дамаскус счастливо улыбнулась.
 — Ты должна научить его плясать под твою дудку! Он приедет и не сможет тебе ни в чем отказать.
 Александр поднялся наверх и подкинул Табризию в воздух.
 — Как здорово, что ты вернулась! Теперь с Парисом снова можно ладить. О Тэб, пока его не было, как я замечательно провел время в Эдинбурге! Я облазил весь университет и понял — это то, чего я хочу, Тэб Я хочу там учиться. У меня единственная проблема — Парис. И, конечно, только ты можешь его убедить отпустить меня.
 — Александр, ты выбрал самое неподходящее время. Я знаю, для тебя это очень важно, но давай поговорим в другой раз.
 Он казался обиженным.
 — Но Парис из-за тебя потерял голову! Он тебе ни в чем не откажет.
 — Сегодня я второй раз слышу одно и то же. Иногда мне кажется, что мы имеем в виду разных людей. Скажи, Алекс, ты действительно говоришь о своем брате Парисе?
 — Тэбби, он слишком влюблен. Он без ума от тебя. Он пожирает тебя глазами.
 Вечером Табризия допоздна засиделась с Александрией Она едва не призналась подруге, как происходило их венчание и что за отношения у них сложились, но передумала и промолчала. Вспомнив, сколько раз попадала из-за Александрии в неприятные ситуации, Табризия, хоть и очень любила девочку, решила ничего ей не рассказывать. И не только потому, что Парис ей запретил, воспротивилась собственная гордость никто не должен знать, что муж не любит ее.
 В ту ночь она задернула занавеси вокруг их супружеской кровати и легла в постель, наслаждаясь одиночеством. А почему бы и нет? В конце концов, она — леди Кокберн. Ее положение обещает хорошую жизнь и дает на нее право. Нет, не станет она прозябать в его тени, съежившись под насмешливым взглядом! Парис ведь верно сказал — он и пальцем ее ни разу не тронул. А если резок на язык, так черт с ним, она ответит ему тем же!
 Табризия перестала думать о Парисе и переключилась «а Шеннон. Завтра она отправит приглашение Черному Дугласу и посмотрит, как станут развиваться события Никогда ей не приходилось видеть мужчину и женщину, настолько созданных друг для друга, как эти двое — Шеннон и Джеймс.
 Въехав на холм, с которого был виден замок, Парис оглядел бойницы и двор, пытаясь высмотреть одну-единственную фигурку. Но если он ждал, что жена выбежит навстречу, то был жестоко разочарован.
 Парис поставил лошадь в конюшню и увидел Троя, только что вернувшегося с охоты. Вместе они пошли наверх. Табризия была окружена сестрами. Все громко смеялись над тем, как она изображала датский акцент королевы. Парис подошел обнять ее, и она умолкла на полуслове. Он с обожанием чмокнул ее в макушку, а она густо покраснела. Парис засмеялся.
 — Кстати, вы знаете, она была единственной дамой при дворе, которая краснела!
 — Ну, то, что ты делаешь и говоришь, может вогнать в краску и моряка, — хмыкнула Шеннон.
 Табризия собралась с духом.
 — Добро пожаловать домой, милорд! Я рада, что ты не задержался. Я послала письмо твоему другу Джеймсу Дугласу с приглашением в Кокбернспэт.
 Парис прищурился и посмотрел на жену.
 — Благодарю тебя, моя радость, если ты старалась ради меня.
 — О нет, вовсе нет. Я думаю, нам стоит почаще развлекаться. Девушки не видели его несколько лет, и мне весело в его компании.
 — Тебе? — спросил он. — Насколько я помню, ты всего раз видела моего друга Черного Дугласа и назвала его тогда не самым лестным именем.
 — О нет, ты ошибаешься. Он был одним из претендентов на мою руку перед поездкой в Англию, ко двору, — пояснила Табризия.
 Парис подхватил ее на руки и улыбнулся сестрам.
 — Надеюсь, вы нас извините? Может быть, мы присоединимся к вам позже, за ужином.
 Табризия так испугалась, когда муж схватил ее, что бросила на него вопрошающий взгляд, пытаясь выяснить, в каком он настроении. В большой спальне он резко поставил ее на ноги и строго спросил:
 — Скажи правду и без всяких женских лживых ужимок: Джеймс действительно делал тебе предложение?
 — Да, — призналась Табризия, опасаясь, что он потеряет контроль над собой.
 Пораженный, Парис уставился на нее.
 — И почему ты ему отказала? Он дважды граф и в шестнадцати поколениях барон! Он лучшая партия во всей Шотландии.
 Ну что ей было делать? Не сообщать же ему, что отказала Джеймсу лишь из-за безумной любви к его лучшему другу! И Табризия уклонилась от ответа. Она сказала: — Я знаю, как хорош этот улов, именно поэтому предназначаю его Шеннон. Она готова кинуться на Логана, но заслуживает лучшего. Парис нахмурился.
 — А ты уже говорила с Шеннон?
 — Нет. Когда это Кокберны слушались чьих-то советов? Все, что надо, — свести их. Они прекрасно подходят друг другу.
 Парис посмотрел на нее
 — Ну прямо как мы — понизив голос, проговорил он.
 Она торопливо отпрянула от него.
 — Я не хочу, чтоб ты так обращался со мной на глазах у семьи. Не хватай меня перед всеми! Я смущаюсь.
 Парис пошел за ней и грубо схватил за руки.
 — Я буду трогать тебя, где и когда захочу. Ты — моя жена, Табризия. Пора привыкнуть.
 Жар его руки воспламенил Табризию. Она думала, что Парис собирается поцеловать ее, и смотрела на его рот, представляя, как он принимается к ней. Дрожь охватила ее тело. Она целиком в его власти! Снова и снова она убеждалась в этом. Однако после того, единственного раза на корабле близости между ними нет. Страстное напряжение стало невыносимым. Кожа и грудь Табризии были сейчас так чувствительны, что она слышала, как шуршит шелк нижнего белья, поднятый вздыбившимися от вожделения сосками. Когда Парис подошел ближе она жарко покраснела. Ей хотелось спровоцировать его — пусть даст волю рукам…
 Не зная ее истинных чувств, сам Парис чувствовал себя еще хуже. Он пребывал в постоянном полувозбуждении, которое заставляло его ругаться про себя тысячу раз за день. Даже когда они внезапно встречались глазами, кровь неистово бурлила в нем, и переполнявшая его страсть рвалась наружу. Он уже подумывал — не взять ли Табризию против ее воли, чтобы унять чувственный голод.
 Прискакал гонец и сообщил, что Кокберны могут ожидать Джеймса Дугласа через два дня. Табризия придумала замечательный обед. В честь Дугласа она велела приготовить традиционную голову кабана вместе с дюжиной разной дичи, в том числе парой диких фазанов. В кладовой ждали своего часа самые разнообразные напитки, которые только можно вообразить. На столе будет все — от дымящегося пунша до бренди со взбитыми яйцами и сахаром. Венцом пиршества станет пудинг с жирным двойным кремом. Табризия сообщила девушкам, что Джеймс Дуглас приедет на несколько дней, все с нетерпением ждали его. Шеннон вспомнила, что когда она была маленькой девочкой, Джеймс подбрасывал ее в воздух со словами: «Вот она, моя малышка!» Перед самыми сумерками в сопровождении дюжины людей прибыл Черный Дуглас. Парис ждал его за столом, а Трой повел людей Джеймса в бараки на постой, горя от нетерпения сыграть с ними в кости.
 — Пошли в оружейную, я расскажу тебе о планах короля насчет Шотландии, — приветствуя его, предложил Парис.
 Джеймс улыбнулся.
 — Прежде чем перейдем к делу, дай-ка мне поднять тост за новобрачного. Ты не тратил времени зря, старина!
 — Ну, ты и сам развлекался, как я слышал, — засмеялся Парис.
 — И ты можешь за это осудить старого друга? У меня же не было никаких шансов! Я знал, что она сгорает по тебе.
 — И поэтому сбежала в Лондон?
 Джеймс посмотрел на Париса и со значением изрек:
 — Женщина убегает так, чтобы мужчина мог ее догнать.
 — Видимо, во мне есть что-то, перед чем нельзя устоять, — хмыкнул Парис.
 Джеймс весело ухмыльнулся.
 — Это твоя борода, — констатировал он и взялся за свой темный подбородок.
 Парис рассказал о встрече с королем, о разговоре насчет размещения солдат, подтвердил, что это факт, а не слухи Не утаил он и того, как ему было велено подписать договор о мире и как его выгнали за стычку с Джоном Гордоном.
 — Сколько времени, думаешь, осталось до подписания бумаги? — спросил Джеймс.
 Парис пожал плечами.
 — В конце концов это неизбежно. Но не думаю, что давление начнется до возвращения Гордона из королевского дворца.
 Друзья посмотрели друг на друга, и Джеймс по-волчьи оскалился.
 — Ты думаешь о том же, о чем и я? Ударим по ним как следует, прежде чем подпишем?
 — Два ума, а мысль одна, — согласился Дуглас.
 Парис вынул карту.
 — Если я ударю по Гордонам, то не по деревушкам на границах их земель. Прямо по Хантли-Касл!
 — Насколько я понимаю, стоит поторопиться. Выпадет снег, и горы станут неприступны.
 Парис показал на карту.
 — Я поплыву в Абердин на «Морской колдунье». От туда самый короткий путь верхом до сердца Хантли, — с удовольствием сообщил он.
 — Я тоже еду, — кивнул Дуглас решительно, и Парис не спорил.
 — Я надеюсь очень скоро увидеть Магнуса и попрошу его дать нам «Амброзию». Возьмем по сто всадников каждый, а двести человек здорово напугают проклятых Гордонов.
 — Сила наша в неожиданности. Мы должны их или побороть, или перехитрить.
 Парис с презрением процедил сквозь зубы.
 — Ну, что касается наличия у Гордонов мозгов, их не хватит даже на то, чтобы перевернуть ботинки, если на каблуках написано, как их надевают.
 Обед был готов, но ни Париса, ни его почетного гостя в столовой не наблюдалось. Табризия надела любимое бледно-лиловое бархатное платье, а Шеннон — фиолетовое с пышными рукавами. Дамаскус снова выиграла спор и нарядилась в зеленое Теперь она стояла, необыкновенно красивая, и раздраженно топала
 — Похоже, мужчины даже понятия не имеют, что не вежливо заставлять дам ждать. Надо сказать им об этом!
 — Опасное занятие, как я недавно поняла, — говорить мужчинам, что им делать, — рассмеялась Табризия.
 — Неотесанные деревенщины! Пойду и выдам им! — заявила Шеннон, вставая из-за стола.
 Она направилась к баракам и вошла внутрь. В обеденном зале сидели дюжина незнакомцев, у каждого на камзоле было вышито красное сердце Дугласов. Мужчины уставились на рыжеволосую красавицу, открыв рты, но она вихрем пронеслась мимо них и без всяких церемоний рванула дверь оружейной комнаты. Увидев темноволосого гиганта, склонившегося над картами, Шеннон замерла на пороге как вкопанная. Он выпрямился, и их взгляды встретились. Шеннон подняла голову, точно олениха, учуявшая в воздухе опасность, но не двигалась, очарованная и загипнотизированная. Черный Дуглас был готов ко всему, но не к такой волшебной красоте, открывшейся его взору. Он словно пил ее взглядом и никак не мог утолить свою жажду. В черном бархате с сердцем Дугласов, усыпанным настоящими бриллиантами, он был неотразим и притягивал Шеннон, как магнит. Ее влекло к нему против воли. В темной густой бороде Дугласа сверкнули зубы в белоснежной улыбке.
 — Шеннон?
 — Лорд Дуглас? — запинаясь, выдохнула она и протянула руку.
 — Джеймс, — уверенно сказал он, не отрываясь от нее.
 Он взял ее руки в свои, и сердце ее сладостно затрепетало. Не выпуская ее рук из своих, он повернулся к Парису.
 — Я официально прошу руки твоей сестры. Приготовь контракты. Любые условия.
 Парис внимательно посмотрел на сестру.
 — Шеннон? — начал он серьезным тоном.
 Она не могла довериться голосу и просто кивнула. Потом покраснела, не в силах скрыть волнения. Парис рассмеялся:
 — Джеймс, ну так сразу! Да-а, друг. И когда же ты хочешь устроить обручение?
 — Сегодня же, — ответил тот, не раздумывая ни секунды.
 — Ты пришла позвать нас к столу? — спросил Парис сестру, довольный поворотом событий.
 Она присела перед будущим мужем:
 — Мы ждем вас, милорд.
 Когда Шеннон вошла в столовую, она была весьма взволнована: глаза расширились, губы побледнели. Она объявила:
 — Я помолвлена. Я выхожу замуж за лорда Дугласа.
 — Черного Дугласа? — вздрогнула Дамаскус.
 — Шеннон! Ты не сможешь крутить им, как Логги. Он лорд и хозяин своих замков, — предупредила Александрия.
 — Я понимаю, — слабым голосом произнесла Шеннон.
 — А что Джонни Рэйвэн? Дуглас не потерпит любовника, — добавила Табризия.
 — И слава Богу! — страстно воскликнула Шеннон.
 Вскоре в столовую вошли мужчины, один рыжий, другой — темноволосый. Табризия встала, приветствуя гостя. Он низко склонился и поцеловал ее в губы, желая тем самым подразнить Париса, а она понимающе засмеялась одними глазами.
 — Если вам нравятся рыжие, вы попали в нужное место.
 Джеймс Дуглас протянул руку к Шеннон, как бы подзывая ее. В мгновение ока она оказалась рядом, испытывая сладострастное удовольствие от подчинения. Парис потянулся, обнял жену за тонкую талию и весело посмотрел на нее. Он был очень доволен ею. Табризия вздохнула с облегчением: ее план увенчался успехом — так просто и скоро!
 После ужина Парис заявил:
 — Я думаю, Джеймсу и Шеннон будет приятно побыть наедине.
 Потом повернулся к Табризии и громко, чтобы все слышали, добавил:
 — Ты готова к тому, чтобы я отнес тебя в постель, любовь моя?
 «Ну почему он кидается интимными словами перед всеми?» — зло думала Табризия. Внезапно ее осенило: надо побить Париса его же собственным оружием. Она будет соблазнительной и любящей на публике, ответит в его манере. Как он себя поведет? Табризия приглашающе протянула к нему руки и с хрипотцой в голосе сказала:
 — Ты снова собираешься просить моей благосклонности сегодня вечером, дорогой?
 На этот раз, когда он ее подхватил, его руки не были нежными. А острый взгляд пронзил ее предупреждающе. Войдя в спальню, Парис швырнул жену на кровать, и она удовлетворенно заметила: его скулы напряглись от попытки подавить гнев.
 — Я, кажется, предупреждал тебя — не потерплю, что бы меня выставляли на смех! Что значит «просить твоей благосклонности», мадам? Ты с ума сошла?
 Табризия пожала плечами.
 — Тебе доставляет удовольствие смеяться надо мной перед другими. Но эта игра только для двоих! Как ты поступишь, если я докажу, что у меня лучше получается?
 Парис отвернулся и, взяв книгу, улегся в постель, давая ей понять, что она ему до смерти надоела. Табризия улыбнулась про себя и пошла к большому комоду красного дерева, в котором лежали ночные рубашки. Она не спеша выбрала одну из них — прозрачную, персикового цвета, — встряхнула ее. Краем глаза заметила: он оторвался от книги и наблюдает за ней. Она села за туалетный столик и стала намеренно медленно разуваться. Потом подняла юбку, сняла один чулок. Когда перешла ко второму, увидела, как Парис облизал пересохшие губы.
 Табризия повернулась к Парису спиной и спустила платье до талии, потом подняла руки, чтобы надеть ночную рубашку Она понимала сбоку он видит ее грудь. Поднявшись со стула, она перешагнула платье и панталоны, упавшие на пол. Рубашка скользнула вниз по телу. Книга была забыта окончательно, и муж откровенно уставился на нее. Со сводящей с ума медлительностью она вынимала заколки из волос одну за другой, рока локоны всей тяжестью и густотой не прикрыли спину до талии. С отсутствующим видом Табризия стала расчесывать их, уставившись мечтательным взглядом куда-то вдаль
 Он выругался про себя, а вслух раздраженно спросил:
 — Ты собираешься ложиться или всю ночь будешь сидеть?
 — Ложиться? Нет, я хочу немного почитать, — равнодушно ответила она
 Взяв книгу, Табризия подошла с нею к окну и уложила бapxaтные подушки, как бы готовясь к приятному долгому чтению. Хмыкнув, он вскочил и рванулся по ступенькам в ее старую комнату.
 — Ну и иди в свою проклятую комнату, если тебе со мной так скучно! — обиженно выкрикнула она, и тут раздался тихий, настойчивый стук в дверь спальни.
 Парис пошел выяснять, кто это. На пороге стояли Джеймс и Шеннон. Он обнимал ее за плечи.
 — Можно войти? — спросил Джеймс извиняющимся тоном.
 Парис помог Табризии надеть теплый бархатный халат и широко распахнул дверь.
 Шеннон вся пылала, что обычно ей было совершенно несвойственно.
 — Когда мы доберемся до Дуглас-Касл, — начал Джеймс, — мы устроим официальное венчание в церкви Сент-Брайд. Это большая, солидная церковь, прелат из Глазго совершит обряд. Но что я должен делать до этого?
 Он положил руки на плечи Шеннон и прижал девушку к себе. Глаза его неотрывно смотрели на ее губы, а она почти не дышала. Всем своим видом Джеймс взывал к паре, только что поженившейся и способной все понять.
 — Я не могу ее оставить в эту ночь! Нельзя ли нам вытащить вашего священника из постели и попросить его произнести все, что полагается?
 Шеннон качнулась в его руках Его желание было ее желанием. Они оба просто ослабели от страсти. Сперва Парис готов был отколотить своего друга, но потом до него дошел комизм ситуации. Он покачал головой и расхохотался. Потянувшись за одеждой, Парис сказал:
 — Что ж, давайте позовем его. Знать бы только, где он. Наверняка в бараках и пьяный в стельку, как все.
 Едва они остались одни, Шеннон прошептала Табризии
 — Одолжи мне твой жемчужный ножик для заточки карандашей.
 Табризия тут же поняла — зачем. Шеннон с облегчением вздохнула, спрятав ножик в рукав.
 — Давай не станем будить остальных. Они приедут к Дугласу и увидят меня, по всем правилам обрученной в церкви.
 Вскоре вернулись мужчины, ведя с собой священника. Рядом с ними он казался карликом.
 — Незачем выходить на холод и идти в часовню. Вы будете считаться обвенчанными, независимо от того, где обменяетесь клятвами.
 Они соединились перед Богом там, где стояли. Священник удалился с открытым ртом: он еще не договорил последних слов, как Джеймс подхватил невесту и понесся с ней наверх, в ее спальню.
 Парис и Табризия вернулись к себе. Их мысли были заняты другой парой. Они думали об их откровенном желании, которое видно всем окружающим невооруженным глазом. Они молчали, хотя каждому хотелось услышать от другого слова любви. Но оба понимали: на это надеяться нечего.
 Утром появились паруса «Амброзии», и хотя Табризия боялась гнева отца, она радовалась, что через час Магнус будет здесь. Парис запретил ей рассказывать, что происходит в их семье, и она не возражала, но собиралась, оставшись наедине с Магнусом, поведать ему о дурном поведении мужа.
 Когда она вошла в столовую, Парис и Джеймс только что позавтракали и поднялись уходить. Табризия победоносно посмотрела на Париса и объявила:
 — Будь осторожен, милорд. Прибыл мой отец.
 Парис и Джеймс обменялись взглядами.
 — Как раз вовремя. Попросим у него «Амброзию» и проверим на нем наши планы.
 Табризия смутилась. Парис совершенно равнодушно отнесся к известию о появлении Магнуса, он ничуть не опасался возмездия со стороны ее отца. Ну что ж, когда она расскажет о своей беде, эта противная насмешливая улыбка слетит с его лица! Она наблюдала с вершины скалы за приближавшейся к берегу маленькой лодкой, в которой сидели и ее отец, и бесценная миссис Холл. Табризия увидела, что Джеймс и Парис уже на берегу и вытаскивают лодку на песок, помогая прибывшим выбраться на сушу.
 Миссис Холл медленно поднялась в замок, а мужчины занялись серьезной беседой. Похоже, никто не кричал, не сердился, все разговаривали тихо, мирно, горячо и согласно кивая друг другу. Табризия спустилась встретить миссис Холл.
 — О девочка! — задыхаясь воскликнула служанка. — Как хорошо, что ты не убежала с графом Оркни! А теперь ты уже леди Кокберн. Я так рада, я так счастлива, что готова плакать.
 — Да, как раз то, чего и мне бы хотелось, — усмехнулась Табризия. — Вы, должно быть, устали в дороге. Я вас уложу и пришлю еду прямо в комнату.
 — Устала? Нет-нет! Никогда в жизни я не чувствовала себя такой бодрой. Морской воздух придает силы. Ты оставила половину вещей в Лондоне, но я все привезла. Как
 — только эти деревенские великаны принесут сундуки, я быстренько выложу.
 Табризия помогла пожилой женщине раздеться, обняла ее, маленькую, полную, и прошептала:
 — Я ужасно соскучилась! Я так рада, что вы снова со мной!
 Девицы были в восторге от новости Шеннон и сразу заспорили насчет цвета платьев, которые они наденут на ее свадьбу. Табризия улыбнулась миссис Холл.
 — Я только леди. А Шеннон теперь графиня.
 Она нетерпеливо ждала отца, репетируя слова, которые скажет ему. Наконец он вошел в замок вместе с Парисом. Табризия подбежала к Магнусу и взяла его за руку. Она смело посмотрела Парису прямо в глаза. Он пытался остановить ее, что-то сказать, но она ринулась к солярию, таща за собой Магнуса, и твердым голосом объявила:
 — Мы хотим побыть наедине. Никому не позволяй мешать нам.
 Она усадила отца в удобное кресло у камина, а сама Встала перед ним с виноватым видом.
 — Ты не должен сердиться на меня, отец. Я абсолютно ничего не могла сделать!
 Он хихикнул.
 — Ну, ты недооцениваешь своего очарования, девочка. А в общем-то я не сержусь ни на тебя, ни на кого другого.
 — Но как же так, ты должен сердиться! Ты же запретил ему видеться со мной! Он заставил меня выйти за него замуж! Он заставил меня обвенчаться с ним.
 — Единственное возражение, которое у меня когда-то И было против Париса, — это то, что он официально женат. Ну а раз барьер исчез, то и мои возражения тоже!
 — Но он заставил меня против воли, отец! — печально сказала Табризия.
 — Парис влюблен. — Магнус улыбнулся.
 — Если ты так думаешь, ты глубоко заблуждаешься, — продолжала спорить она.
 — Слушай-ка, детка, плесни мне бренди, а то у меня в горле все пересохло. А теперь послушай. Парис всегда хотел тебя. И когда я отказал ему, я думал, дело дойдет до шпаг или ножей. В конце концов я ему заявил: если он действительно тебя любит, он не захочет сделать тебя любовницей и отпустит, чтобы ты могла вступить в достойный брак.
 — И это оправдывает его в твоих глазах? Ты же видишь, он меня не отпустил.
 Магнус продолжал терпеливо объяснять дочери, как ребенку:
 — Он не отпустил тебя потому, что стал свободен и мог жениться на тебе. Это, согласись, большая разница.
 На миг Табризия потеряла дар речи.
 — Но он заставил меня против моей воли! И не только в часовне. — Она покраснела. — И потом, на корабле.
 В ответ потрясенный Магнус гневно посмотрел на дочь и сказал такое, что она не могла поверить собственным ушам. Он спросил:
 — Ты хочешь сказать, что не уступила ему?
 — Уступила?! Да никогда в жизни я не уступлю ему по своему желанию! А брачный контракт? Мои деньги теперь принадлежат ему!
 Магнус нахмурился.
 — Парис не хочет твоих денег, детка. Он заплатил графу Оркни огромную сумму, чтобы заявить свои права на тебя.
 Табризия побледнела.
 — Понятно, — тихо сказала она. — Теперь ясно, что этот мир принадлежит мужчинам. Вы все заодно!
 — Надеюсь, что так, — добродушно рассмеялся Магнус. — Ну а теперь, если ты закончила, меня ждут мужские дела.
 Она долго сидела одна, не в силах сдвинуться с места, и размышляла, сколько женщин столетиями разделяли ее несчастную судьбу. Но потом встряхнулась. А не придумывает ли она трагедию там, где ее нет? Не преувеличивает ли свои страдания? У нее есть все в этом мире, кроме счастливого брака. Но много ли счастливых браков вообще, цинично спросила она себя и поднялась в спальню, где миссис Холл распаковывала вещи.
 — Давайте я закончу. У меня столько одежды, что часть ее надо сложить в комнате наверху. Надеюсь, вы привезли шкатулку из дома, который мы снимали в Лондоне? Там копии важных закладных и других бумаг, они перешли мне от мистера Абрахамса.
 — Да, шкатулка на самом дне коричневого сундука.
 — Слава Богу, вот она! Бумаги — только копии, но я не хочу, чтобы они попали в чужие руки. И впредь мне не стоит быть такой беззаботной. — Она заперла шкатулку и положила ее в верхний ящик комода под белье. — Миссис Холл, я думаю, мне надо надеть что-нибудь особенное. Сегодня у нас за столом два графа, и я хочу быть очень нарядной. Шеннон скоро уезжает, Джеймсу не терпится забрать ее в Дуглас.
 Когда Табризия спустилась к ужину, она привлекла к себе взгляды всех собравшихся. На ней было платье, в котором она была в последний раз при дворе, — черное, вышитое золотом. Высокую прическу скрепляла заколка в виде бабочки. Вырез платья оказался достаточно глубок и, когда она слишком быстро двигалась, присутствующие могли заметить в нем что-то розовое. Она оживленно улыбалась и болтала, заражая всех своим весельем.
 Дамаскус без устали расспрашивала о дворе, и Табризия развлекала ее разными историями о событиях, окутанных тайной, об известных особах, о балах, флирте, живых картинах, которых она насмотрелась при дворе королевы и короля. Магнус сиял от счастья: его дочь так легко стала центром внимания! Наблюдая же за Парисом, он очень скоро убедился: не сыскать на свете мужа, который больше бы гордился женой.
 — А каковы англичане вообще? — полюбопытствовала Дамаскус.
 Табризия помолчала минутку.
 — Я думаю, они бы тебе понравились, Дамаскус. Большинство из них безупречно одеваются, у них прекрасные манеры. Полная противоположность нашим лордам-грубиянам. — Она бросила взгляд на мужа. — Однако несмотря на всю изысканность, их остроумие довольно едко, даже жестоко и часто направлено против нас, бедных шотландцев.
 — Ой, ну приведи пример, Тэбби! — взмолилась Александрия, всегда стремившаяся блистать остроумием.
 — Ну хорошо. Что такое шотландский аристократ? — спросила она, и все притихли. И сама же ответила: — Это тот, кто может проследить родословную до своего отца.
 Все по достоинству оценили шутку и весело расхохотались. Подняли тосты за Джеймса и Шеннон. А когда Табризия поинтересовалась днем отъезда в Дуглас, Джеймс сказал:
 — В общем-то я уезжаю утром, но через пару дней вернусь со своими людьми. У нас с твоим мужем есть дело, и его надо провернуть прежде, чем я увезу Шеннон домой.
 Табризия посмотрела на мужа. Значит, они снова собираются в свой проклятый рейд? Ну что за люди, почему у них такая жажда борьбы? Неуемная страсть! Табризия знала, если она осмелится протестовать, никто не поймет ее, а отец и муж будут потрясены вмешательством в мужские дела. Она оставила мужчин с их бренди и рано ушла в спальню. Там, открыв свою шкатулку для украшений, увидела вдруг стеклянную игрушку — подарок Патрика Стюарта. Со снегопадом и детьми на санках. Кровь гневно бросилась В голову — он взял у Париса деньги за нее! Табризия рассеянно перевернула шар и стала смотреть, как падает снег. Она не слышала шагов Париса, пока он не встал у нее за спиной. Повернувшись с виноватым видом, она попыталась спрятать игрушку.
 На Париса накатил приступ ревности. Страстно желая сломать, разбить подарок Оркни, он завопил:
 — Что, мечтаешь над проклятой игрушкой, которую он тебе подарил?! Убери ее! — Его глаза устремились на искушающие округлости груди Табризии. — И еще одно, против чего я возражаю. Ты не должна так бесстыдно оголять себя перед людьми!
 Молодая женщина широко распахнула глаза.
 — Уж не ревнуешь ли ты? — не верила она себе.
 — Ревную? — зарычал он, разозленный беспредельно. — Да у меня есть свеженькая любовница в деревне! Совсем рядом. Спрашивается, зачем мне тебя ревновать, мадам?
 Табризия не могла быть уверена полностью, но ей показалось, что он лжет. Иначе зачем бы он стал проводить в этой спальне каждую ночь, пожирая ее глазами? Но тем не менее это заявление задело ее, она испытала острый укол ревности.
 — Пока ты будешь играть в свои военные игры, я могу поехать в Эдинбург и тоже подыскать себе любовника.
 Его изумрудные глаза пронзили Табризию ледяным светом, а руки вцепились ей в плечи.
 — Если ты уступишь другому то, в чем отказываешь мне, ты подпишешь ему тем самым смертный приговор!




 Глава 16


 Когда Джеймс вернулся из Дугласа с сотней людей, Шеннон выбежала встречать, как будто его не было два года, а не два дня. Парис смотрел, как сестра, точно ветер, понеслась к предмету своей любви, затмившему для нее весь мир. Он понял: именно то, чего так недостанет ему.
 Сотня вооруженных людей, прибывших в Кокбернспэт, насторожила всех. Стало ясно — намечается большой поход. В голове у Александрии вызревал отчаянный план. Хотя ей и не говорили, она знала — рейд связан с Гордонами И мурашки пробегали у девушки по спине, едва она вспоминала красавца Адама Гордона Увидев корабли, она чуть не подпрыгнула от радости. На судне легко спрятаться, там полно мест, где можно укрыться!
 Судя по тому, что мужчины удалились из-за стола рано, Табризия поняла: они выступают завтра. Джеймс и Шеннон пошли в ее комнату сразу после ужина И даже Трой отправился наверх, а не развлекаться, как обычно.
 Александр сидел один, уставившись в камин и кусая бледные губы.
 — Ты сопровождаешь милорда, Алекс?
 — Да, — с горечью ответил он — Но только потому, что у меня нет выбора.
 Парис почти разделся, когда Табризия вошла в спальню и начала вынимать шпильки из волос Он не отрывал от нее глаз. Его взгляд перебегал от груди к шее, к пальцам, расстегивающим пуговицы строгого платья На полпути она остановилась и повернулась к мужу.
 — Ты же знаешь, Александр не хочет в рейд — и не из-за страха!
 — Разве? — Он проследил за руками жены, когда она. Подняла юбку, чтобы снять чулки
 Табризия настойчиво продолжала:
 — Он просто не одобряет эти налеты В принципе! — подчеркнула она и стала снимать платье через голову, заметив, что Парис стоит уже рядом. — Ты слышишь меня? — Он, не мигая, смотрел на нее, и она напомнила: — Я говорила об Алексе.
 — Ты ошибаешься, если думаешь, что я буду обсуждать с тобой этого чертенка! — зарычал Парис. — Иди в кровать, мне завтра рано вставать, с рассветом.
 Она вздохнула и решила, что дальше не стоит давить, пока он не взорвался. Долгие минуты в комнате было тихо, потом Парис заговорил в темноте:
 — Табризия… Черт побери! В конце концов это очень болезненно… — Казалось, слова застревали у него в горле. — Я не могу дальше продолжать без… — Он глубоко вздохнул. — Что я хочу сказать: Александр может остаться и на борту корабля, он может не ездить в рейд.
 Она улыбнулась в темноте и прошептала:
 — Спасибо.
 Когда утром Табризия проснулась, Париса уже давно не было. Она почувствовала пустоту. Он ушел, и она не сказала ему ни слова, хотя и очень боялась за него. Гордость мешала ей открыто проявить свое беспокойство. Если что-нибудь с ним случится, для нее это станет самым большим горем на свете. Знать бы, что он чувствует к ней хоть малую долю той любви, которую она сама испытывает к нему!
 Вошла с подносом хлопотливая миссис Холл. Как только Табризия почувствовала запах еды, ее затошнило и начало рвать.
 — О моя овечка! Неужели ты беременна? Ну и милорд, ай да хват! Все, что ему надо было сделать для этого, — бросить брюки на кровать. И готово дело!
 — Да как вы можете шутить на эту тему! — воскликнула Табризия пораженно. — В любом случае это невозможно! Даже не вздумайте говорить кому-нибудь.
 Побледневшая и взволнованная, Табризия отыскала Шеннон, когда та с хохотом отдавала приказания слугам. Увидев Табризию, Шеннон резко осеклась.
 — Тэб, что случилось?
 — Я беспокоюсь из-за рейда. А ты — нет?
 — Нет, — твердо и уверенно ответила Шеннон. — И если я стану бояться, это значит, я не верю в своего мужчину. Он делает то, что должен делать. А я — то, что я должна. У меня миллион проблем до отъезда в Дуглас, поэтому на не сколько дней я собираюсь в Эдинбург. Дамаскус едет со мной. Если поторопишься, можешь составить нам компанию. Не много отвлечешься от беспокойства за Париса. Скажи Александрии, мы и ее возьмем. Но отправляемся прямо сейчас.
 — Пожалуй, я уже наездилась, — улыбнулась Табризия. — А Парис оставил людей для сопровождения?
 — По крайней мере двое стучат каблуками около бараков. Знаешь, потороплю-ка я Дамаскус, или мы никогда не тронемся с места. Ну до свидания, дорогая, увидимся денька через два.
 Табризия не искала Александрию до тех пор, пока девушки не уехали, так что прошло часа два, прежде чем она отправилась к ней. Но ни сама она, ни миссис Холл дедушку не нашли. У Табризии появились туманные подозрения. Накинув плащ, она пошла в конюшню посмотреть, там ли лошади близнецов. Стойла оказались пустыми, и она больше не сомневалась. Сердце тревожно забилось. Ее беспокоила не только безопасность отчаянной Александрии, она думала о Парисе. Как он поведет себя, обнаружив младшую сестру среди участников налета на Гордонов?
 Еще едва рассвело, а «Амброзия» и «Морская колдунья» шли уже под полными парусами. Перво-наперво предстояло решить, бросить якорь в порту Абердина и скакать на север в Хантли или плыть вокруг Киннэйрдз-Хэдлэнд, а потом верхом двинуться к югу до Хантли. Они решили положиться на волю океана. Абердин появился на горизонте, когда начало темнеть, и Парис с другом рассудили, что море благоприятствует для швартовки. Пройдя немного вдоль берега, они бросили якорь на ночь и еще раз обдумали и уточнили план. Было решено встать на якорь в устье реки Деверон, что к северу от Хантли. Сначала, как только стемнеет, они ударят по замку. Атака будет совершенно неожиданной. Захватят ценности, заложников, а потом подожгут деревни вокруг замка и поселения на обратном пути к кораблям. Парис нашел Александра и приказал оставаться на судне. Он внимательно наблюдал за братом, сообщая ему столь приятную новость, но ему показалось, что мальчика что-то гложет. Александр открыл было рот — хотел довериться Парису, но потом твердо сжал губы, не решившись.
 Якорь бросили в удобном, хорошо укрытом месте, где берега реки густо поросли деревьями. Спустили лошадей на берег и дали им попастись целый день. Было решено: Дуглас командует своими людьми, а Кокберн — своими. В это время года сумерки спускались рано, мгновенно темнело, и все вокруг становилось черным. Луны не было. Нападение планировали на глухую полночь — самый колдовской час, когда большинство людей спят.
 Парис удивился: впереди него, вместе со всеми, на лошади скакал Александр. Нельзя сказать, что он был огорчен этим открытием или испытал другое неприятное чувство. О, если бы он знал, что это юная Александрия во весь опор неслась с ними в рейд! Предстояло преодолеть почти дюжину миль в седле, и они сделали это. Половину лошадей оставили за стенами замка, остальных спрятали в кустах. Каждую группу налетчиков хорошо охраняли, чтобы она быстро и безопасно могла отойти, сделав свое дело. Охранники, стоявшие на постах у ворот замка, мгновенно, без звука, были сняты. Постовые внутри оказались пьяными или сонными, а чаще всего — то и другое сразу. Так что никаких препятствий нападавшие не встретили.
 Александрия всем сердцем пожалела, что пустилась в авантюру. Рейд — это кровь, жестокость и смерть. Она бежала через кухню замка, когда один из людей Дугласа у нее на глазах проткнул горло противника. Брызнувшая кровь окропила ее рукав. Она нырнула в темный боковой коридор, пробежала несколько ступенек, и все содержимое желудка вывернулось на пол. Она вытерла рот рукавом и задрожала от ужаса — рукав был весь в крови, о чем она совершенно забыла. Вкус чужой крови на губах, еще теплой и солоноватой, заставил девушку опуститься на каменный пол — ноги отказывались держать ее. Ничего, успокаивала она себя, сейчас ей станет лучше, она выберется из этого месива, найдет лошадь и незаметно вернется на корабль.
 Большинство обитателей Хантли-Касл спали крепким сном, и лишь несколько человек догадались о нападении противника. Разбойник Кокберн искал кого-нибудь из Хантли или Гордонов. Зайдя вместе со своими людьми в одну из комнат, он увидел пару, занимающуюся любовью. Женщина заметила Кокберна раньше мужчины — тот слишком далеко зашел в свой страсти, и ему было не до врагов. Ее глаза стали круглыми от страха, она открывала рот, из которого не вылетело ни звука. Наконец после многих попыток, она сдавленно крикнула.
 — Тысяча извинений, миледи, за столь несвоевременное появление на пороге вашей спальни, — насмешливо произнес Парис.
 Мужчина вскочил. Он едва держался на ногах, потратив все силы на безусловно приятное занятие.
 — Да, я застал вас в невыгодном положении, сэр, — констатировал Парис, и его волчья ухмылка стала еще шире.
 — Кто вы такой?! Чего вы хотите? — требовательно закричал мужчина, пребывавший на грани истерики.
 — Я ищу Гордона. Кого-нибудь из Гордонов, — ответил Парис.
 — Старшего брата, лорда Джона, здесь нет! — выпалил Уилл Гордон.
 У Разбойника брови полезли на лоб.
 — Странно. Поскольку, если я не ошибаюсь, лежащая на постели особа — его жена, леди Гордон во плоти. Я ищу кого-то из Гордонов в качестве заложника. Боюсь, ты не подойдешь. Лорд Джон вряд ли окажется таким идиотом, чтобы заплатить хороший выкуп за братца, развлекающегося с его женой.
 Парис вынул меч, Уилл Гордон отступил назад
 — Давай-ка влезай в свои клетчатые штаны и показывай, где старый граф держит ящики с сокровищами, — с ухмылкой потребовал Парис.
 — Башня моего отца хорошо охраняется. И если вы попытаетесь туда проникнуть, вас схватят, — предупредил Уилл
 Парис громогласно захохотал.
 — Нас пара сотен. Вы нас, конечно, превосходите числом, но ручаюсь, даже Хантли будет ошеломлен моим рассказом о твоих наслаждениях в постели братца. Однако один маленький ящик может запечатать мой рот Нет, пожалуй, лучше два, — великодушно решил Разбойник.
 Когда люди Париса, сгибаясь под тяжестью награбленного добра, шли из замка, Черный Дуглас увидел друга. Он указал на молодого человека с кляпом во рту, и глаза Париса радостно засияли.
 — Сын лорда Джона. Джонни. У Гордона два сына, но мне повезло, я захватил наследника.
 — Ну пошли. Мы выполнили свою задачу. Увидимся на корабле. — Парис по привычке пересчитал своих людей. Он увидел Яна, целого и невредимого, и, облегченно вздохнув, улыбнулся вслед Трою, галопом пронесшемуся мимо Ларис крикнул ему:
 — А как Алекс?
 — Не знаю, может, он уже на «Морской колдунье».
 Александрия отчаянно пыталась найти выход из замка. Вдруг послышался приближающийся топот, стало совершенно очевидно — бегут в ее сторону. Она вжалась в стену при виде темноволосого молодого человека с мечом в руке.
 — Сюда! Я загнал в угол одного из этих ублюдков! — кричал он, стоя на лестнице.
 Через секунду девушка оказалась в окружении бряцавших оружием людей. Ее осветили факелами. Сильные руки подтолкнули ее на лестницу и вывели в небольшую гостиную. Посмотрев на нее, Адам Гордон разочарованно произнес:
 — Черт побери, это всего лишь мальчишка!
 Александрия вздернула подбородок и отказалась говорить. Она испугалась, но была полна решимости скрыть страх.
 Граф Хантли, человек преклонного возраста, но еще крепкий, вошел в комнату, помахивая какой-то бумагой. Кожа на его лице была очень грубой, морщинистой. Он проскрипел:
 — Наши враги известны. Они передали мне целый список требований через поверенного. Это Черный Дуглас и Разбойник Кокберн.
 Вошел Уилл Гордон. Бессильная ярость перекосила его лицо
 — Ты поймал сволочей? — требовательно спросил Хантли.
 — Их было так много, они взяли нас совершенно неожиданно. Люди преследуют их, но они жгут все на своем пути. Деревни пылают.
 — Плохо, что Джона не было дома, — резко сказал Хантли, презрительно глядя на младшего сына. — И это все, что мы захватили? — он ткнул пальцем в сторону Александрии.
 — Он еще ребенок, — сказал Адам, извиняющимся гоном.
 Вооруженный до зубов всадник принес дурные вести.
 — Ваше сиятельство, нашего молодого Джонни забрали в заложники.
 Губы Адама сжались от столь печальной новости. Его тревожила участь брата. Вскинув голову, Уилл Гордон заявил:
 — Мы его вернем. У нас тоже есть заложник.
 — Эй, — сказал Хантли. — Бьюсь об заклад, у него под шапкой противные рыжие волосы Кокбернов!
 Пытаясь избежать разоблачения, Александрия рявкнула:
 — Я — Алекс Кокберн! И очень этим горжусь!
 — А, братец Разбойника! Боже мой! Да мы не только вернем Джонни, но и все сокровища, до последней гинеи! — Поклялся Уилл, чувствуя вину за то, что сам навел налетчиков на ящики с казной.
 Хантли поднял руку.
 — Бросьте его в тюрьму в подземелье!
 Когда вооруженный всадник рванулся к Александрии, она плюнула и прошипела:
 — Только попробуй!
 Он поднял руку и ударил ее по лицу. От удара шапка свалилась, и пряди волос, рассыпавшись, выдали ее.
 — Так это девчонка! — закричал Адам, и глаза его удивленно расширились — он узнал Александрию.
 Хантли и Гордон расхохотались.
 — Боже мой! Да это же бесценный подарок! Теперь Кокберн у нас на коротком поводке. Эта девица попалась нам прямо в лапы, — проскрипел Хантли.
 — Сестра Кокберна! Обесчестить ее — самая сладкая месть, какая только может быть, — хихикнул Уилл Гордон.
 — Нет, — отрезал Адам Гордон. — Это моя пленница, и я знаю, что с ней делать.
 Александрия посмотрела в его темные загорающиеся глаза и вздрогнула. Он кивнул в сторону лестницы. Слова уже не были нужны, она поняла смысл всего и двинулась туда, куда он велел. Непристойный смех раздавался у нее в ушах тем громче, чем выше она поднималась по ступенькам лестницы. Адам провел ее к себе в комнату и, заперев дверь на тяжелый засов, засунул меч обратно в ножны. Глаза его зажглись от восхищения.
 — Боже мой, ты самая смелая женщина, какую я когда-нибудь встречал!
 Она удивленно заморгала:
 — Ты правда так думаешь?
 — Неужели Кокберн разрешает сестрам ходить в рейды?
 — Да конечно, нет! Мне легко замаскироваться. У меня брат-близнец, — похвасталась она.
 Адам потряс головой, не веря своим глазам. Подойдя к ней, он поднял рыжий локон с плеча, другая его рука тотчас оказалась у нее на талии. Он сразу понял: там спрятано оружие. Адам грубо привлек Александрию к себе, шаря руками по ее телу, пока не нашел маленький кинжал. Он вынул его из-под камзола и кинул через комнату. Завибрировав, кинжал воткнулся в противоположную стену. Александрия подумала, что сейчас он ударит ее. Но Адам только рассмеялся. Казалось, от того, что она вооружена, он пришел еще в больший восторг.
 — Мы же смертельные враги! — серьезно заявила девушка.
 Лицо ее было бледным, и веснушки ярко горели на коже.
 — Это лишь добавит остроты нашей встрече. Такое удовольствие — на всю жизнь…
 — Ты же не изнасилуешь меня, скотина! — выругалась она.
 — Я не собираюсь насиловать тебя, Александрия. Но хочу заняться с тобой любовью, — ответил он, облизывая пересохшие губы. — Много ночей, лежа в постели, я думал о тебе.
 Это была чистая правда. Бесчисленное множество раз после той встречи в Эдинбурге он вспоминал отчаянную девочку, по сути дела спасшую жизнь ему и его лошади. Она являлась ему в сновидениях, он мечтал о ней в минуты досуга. И вот — о Боже, неужели это правда? — судьба сама бросила ее к нему в руки.
 — Я дерусь, как парень, — предупредила Александрия. — Не сомневаюсь в твоей силе и твоем мужестве ни секунды. И ты еще девушка, тебе мало лет. Но твоя непорочность станет расплатой, которую я потребую от тебя как Гopдон.
 Александрия вырвалась и отскочила от него так быстро, что пуговицы посыпались с камзола. Он распахнулся, открыв нежную девичью грудь жадному взору Адама. Она не обратила внимания на свою наготу и собрала все силы. Сжав кулак, она двинула Адама в диафрагму так, что собственный удар отдался в плечо. Парень свалился на пол и не мог продохнуть. Пока он лежал без сил, Александрия прыгнула на него и, вонзив ногти ему в лицо, стала царапать. Адам взвыл от острой боли и ударом повалил ее на пол. Он придавил ее всем своим весом, но она, как дикая кошка, вцепилась в его черные кудри. Они катались по полу с переменным успехом, задыхаясь от усилий. Каждый слышал удары собственного сердца.
 Александрия боролась так яростно, что вылезла из камзола. Адам жадно пожирал глазами ее обнажившиеся прелести. В какой-то момент он сумел схватить девушку, и она оказалась у него между ног. Он едва спасся от удара, который мог его покалечить навсегда. Адам засмеялся, обрадовавшись промаху девицы. Откровенно говоря, он чувствовал ее безрассудство в схватке и удивлялся: она и впрямь дерется как парень.
 Кровь ударила в голову обоим. Разгоряченная Александрия задыхалась от страстной ненависти. Она могла бы сейчас убить Адама, будь у нее оружие. Адам растянулся на ней во весь рост и впился в ее губы долгим, жадным поцелуем. Рука его смело схватила девушку за грудь. Прямо над собой Александрия увидела его дымчато-серые глаза, пронзавшие ее насквозь. Она рванула его рубашку, и та разлетелась на куски, оголив грудь Адама. Они вели себя странно, первобытно, примитивно. Оба — и мужчина, и женщина. Он пытался отнять свои губы, но теперь она вцепилась и не отпускала их. Он почувствовал боль и сильную тяжесть между ног. Тело непроизвольно пыталось двигаться, желая дать выход тому, что разрывало его на части. Александрия задыхалась от сильных толчков. Наконец, ее губы отцепились от его рта, она зубами вгрызлась Адаму в грудь и не разжимала их, пока не почувствовала вкус крови. Он рывком снял с нее брюки и сам освободился от такой же помехи. Они оказались обнаженными друг перед другом и смотрели не отрываясь, точно маленькими глотками пили крепкое зелье из общей чаши. Она потянулась и схватила рукой то, что привлекало в его теле больше всего, а он прижал ее к себе, решив окончательно овладеть этой сильной, дикой самкой. Застонав, они рухнули на пол.
 Потом, когда сумасшествие немного улеглось и кровь остыла, Адам нежно поднял ее и отнес в постель. Он вдавил ее тело в изгибы своего и прошептал:
 — Александрия, думаю, я влюблен в тебя.
 — И что нам теперь делать? — спросила она печально, догадавшись, в какую ловушку они оба угодили. Едва ли есть надежда, что когда-нибудь им удастся из нее выбраться.
 Парис добрался до корабля и облегченно вздохнул, увидев Александра.
 — Как, черт побери, ты смог вернуться так быстро? У Александра было встревоженное, хмурое лицо, как и раньше. Наконец он сказал:
 — Я не уходил с корабля. Александрия была в рейде.
 — Иисус и Мария! — воскликнул Парис. — Где Дуглас? Только бы он еще не повесил Джонни Гордона! Не поднимайте якорь, мы не закончили дела.
 Джеймс Дуглас посадил пленника в отдельную каюту. Парис сбежал вниз и рванул дверь.
 — Джеймс, ради меня не режь этого поросенка!
 — А зачем? Я и волоса не тронул на его голове. Наш Джонни принесет нам королевский выкуп.
 — Боюсь, не в этот раз, — грустно сказал Парис. Он объяснил другу, что случилось, чувствуя себя достойным насмешки.
 — А я-то еще подумал, что все идет подозрительно хорошо, — невесело рассмеялся Джеймс Дуглас.
 — С этой сучки я живьем сдеру шкуру, только доберусь до нее. Но пока, Джеймс, первым делом я должен ее спасти.
 — Значит, надо обменять этого сопляка на Александрию. Понадеемся на Бога, может, они еще не узнали, что она — девчонка.
 Юный пленник немного расслабился, слушая их разговор. До его ушей долетало немало историй о зверствах Кокбернов.
 — Может, мы его для начала кастрируем? — пошутил Дуглас, и лицо юноши исказилось страхом.
 — Я выеду с рассветом и возьму с собой мальчишку, — сказал Парис. — Они будут ждать именно меня и постараются расставить ловушки.
 — Как тебе удастся убедить Яна или Троя не ехать с тобой? — с сомнением спросил Дуглас.
 — Мужчинами я командую легко. Женщинами куда труднее, черт бы их побрал! — выругался Парис.
 Сильный мороз выбелил мир в то февральское утро. Две лошади со всадниками остановились под стенами замка. Животные подняли уши и захрапели, пар спиралью вырывался из их ноздрей и поднимался в жгучий морозный воздух. Все в замке ждали появления Кокберна. Хантли громким голосом приказал привести красивую пленницу в большой зал.
 Молодой человек и девушка в кровати, окруженной шторами, услышали крики, но не отозвались. Александрия приникла к Адаму, как будто боялась, что, если сейчас освободится из объятий, больше никогда не увидит его. Слезы лились по ее щекам, и она надтреснутым голосом шептала:
 — Я не вынесу разлуки.
 Он гладил ее по волосам, потом твердо отстранил от себя.
 — Вынесешь. Мы оба сможем, пока я не найду выход. Где твое мужество, так восхитившее меня? — нежно пошутил он.
 Александрия скользнула с кровати, схватила одежду.
 — Ни одной пуговицы на камзоле, — сокрушенно проговорила она, с несчастным видом оглядываясь по сторонам.
 Адам подошел к шкафу, вынул свежую льняную рубашку и протянул ей.
 — Надень, и будет не важно, есть пуговицы на камзоле
 или нет. И она напомнит тебе обо мне.
 Ничего не видя, Александрия сунула руки в рукава и села, как кукла, пока Адам одевал ее. Потом она пошла обратно к кровати, пытаясь найти заколки. Натянула шапку, запихала под нее яркие непослушные кудри.
 Хантли стоял на стене замка и подсказывал Уиллу, который вел переговоры с лордом под стеной.
 Голос Париса отчетливо звенел в холодном воздухе.
 — Я знаю, это невыгодный обмен, но я предлагаю поменять одного из Гордонов на одного из Кокбернов. — Он подбирал слова, чтобы не открыть пол Александрии, на случай если они еще не узнали, что она женщина.
 Уилл, по указанию Хантли, крикнул:
 — Мы требуем вернуть и ящики с золотом!
 Рука Париса слабо задрожала от столь безрассудных слов, когда он стал раскручивать длинную веревку, вынутую из-под седла.
 — В таком случае вы станете свидетелями смерти через повешение! — Он пришпорил лошадь и направил ее к березовой рощице. Молодой Джонни Гордон завопил как резаный:
 — Помогите!
 — Берегись! — раздалась угроза сверху. — Если ты повесишь Гордона, мы повесим Кокберн!
 Парис ухмыльнулся и отвесил им оскорбительный поклон.
 — Ну что ж, жертва стоит того. Зато избавлю мир хотя бы от одного Гордона! — Он пришпорил коня в сторону деревьев, потянув за собой вторую лошадь. Медленно
 накинул веревку на крепкий сук, проверил, прочно ли, и принялся делать петлю. Он маневрировал на лошади вокруг связанного пленного, накидывая петлю ему на шею, когда
 решетка замка поднялась и выпустила заложницу Кокберн. Александрия поехала вперед медленным галопом, а Парис освободил Джонни Гордона. Ошалев от радости, тот ударил лошадь по крестцу и рванул домой.
 Парис спешился и в мгновение ока оказался у стремени Александрии, Он взволнованно посмотрел на нее снизу вверх.
 — Дорогая, с тобой все в порядке?
 При виде глубоких следов пережитого волнения и усталости на лице брата Александрию одолели муки совести. Убедившись, что сестра жива и невредима, Парис быстро преодолел вспышку гнева, но пригрозил:
 — Я еще разберусь с тобой! Никогда больше ты не станешь играть в эти игры. Вы с братцем получите хороший урок. Я вас проучу.
 Она состроила гримасу и сказала:
 — Мне все равно, что ты сделаешь со мной, но не наказывай Александра за мои грехи.
 Парис дал выход нервному напряжению и сердито рявкнул:
 — Да вы же два сапога пара!
 Возле корабля их встретил Джеймс Дуглас, грузивший в седло ящик с золотим. Он уже готов был вернуть награбленное.
 Парис расплылся в улыбке.
 — Что, Джеймс? Не верил мне?
 — Да уж, не думал, что сможешь обменять, — заметил Дуглас. — Как тебе удалось?
 Парис подмигнул.
 — Чистое надувательство. Здорово пришлось попотеть, — признался он.
 На борту «Морской колдуньи» мужчины с явным смущением взирали на девочку, подвергшую риску планы хозяина. Парис холодно посмотрел на близнецов
 — Разрешаю вам убраться с моих глаз!
 Когда они ушли вниз, Парис кинулся с объятиями к Джеймсу. Оба хохотали от души, испытывая огромное облегчение. Прежде чем поднять якорь и плыть в сторону дома с победой, Парис выставил всей команде виски. Когда они вернутся, все пойдет по-другому, поклялся он. Ему надоело ждать, и он только что доказал: он берет то, что хочет! Так было всегда в жизни Париса Кокберна и так будет впредь. С огромным нетерпением он ждал встречи с женой.
 Прибыв в городской дом в Эдинбурге, Шеннон и Дамаскус расстроились, обнаружив там Маргарет. Но Шеннон знала, как избавиться от нее поскорее, и, ни минуты не колеблясь, начала вдохновенно врать:
 — Маргарет, разве ты не знаешь, что Магнус возвращается в Танталлон? Он будет очень разочарован, если ты не встретишь его с распростертыми объятиями. Он говорил только о тебе все время, больше ни о ком. Он ужасно скучал, и, должна сказать, я не видела мужчину, который так жаждал бы свою любимую.
 Дамаскус добавила, подыгрывая сестре:
 — Интересно, какие подарки он привез тебе из Лондона?
 — Маргарет удивилась.
 — Так его дочь вышла замуж?
 Шеннон с огромным удовольствием произнесла:
 — Ах, да! Когда брат Парис взял дело в свои руки, все пошло очень быстро.
 — Парис? — как эхо повторила Маргарет.
 — Да, он сделал Табризию новой леди Кокберн.
 Маргарет не смогла скрыть потрясения и откровенной ненависти к этим двум девицам. Чувство было таким сильным, что ее ноздри слиплись, а тело задрожало. Черные волосы и смуглое, побледневшее лицо вдруг состарили ее — сейчас казалось, что ей больше тридцати лет.
 Дамаскус не могла удержаться от последнего удара.
 — Кстати, Шеннон теперь — графиня Дуглас.
 Маргарет расхохоталась.
 — Да не верю я! Если ты новобрачная, почему приехала без Дугласа?
 — Они с Парисом отправились разобраться наконец с проклятыми Гордонами, — без всякой задней мысли сказала Дамаскус.
 Шеннон предупреждающе посмотрела на сестру, но было слишком поздно. Секрет рейда открыт. Хотя, казалось, это уже не важно, ведь мужчины должны вернуться завтра. То, как сестры обменялись взглядами, убедило Маргарет, что они говорят правду. В голове тут же возник коварный план.
 — Что ж, располагайтесь, как дома, я пробуду здесь недолго, — объявила она и степенно удалилась в спальню.
 Очень редко полученные сведения Маргарет не использовала в своих интересах. Именно в то утро она мельком видела лорда Джона Гордона, приехавшего в Эдинбург прямо из Лондона. Быть может, анонимная записка опоздает предупредить его о рейде, но придет в самое время, чтобы дать знать: молодая жена Кокберна сейчас одна в Кокбернспэт-Касл.
 Табризия лежала в большой кровати с задернутыми шторами, и только в ногах они были раздвинуты, чтобы от камина шло тепло. Сон бежал, хотя она умоляла его прийти и дать ей забвение. По подсчетам, они должны вернуться сегодня. Табризия дотронулась до подушки Париса и удивилась: она не может заснуть без его взгляда, без его постоянных насмешек. Сейчас она боялась возвращения мужа. Ведь даже если все прошло хорошо, наверняка он злится из-за Александрии. От его злости у нее всегда бежали мурашки по спине. Она вздохнула и перевернулась в кровати. Вот и утро. Тошнота снова подступила, но Табризия попыталась не думать, с чем она связана. Вообще мысль о ребенке кружила ей голову — какое счастье! Но она не смела даже намекнуть на это Парису. Тем более сейчас, когда у них такие отношения…
 Лорд Джон Гордон прискакал в Кокбернспэт только с одним сопровождающим. Он приехал прозондировать почву, не слишком доверяя записке. Однако, когда он появился во дворе замка и никто его не остановил, уверенность укрепилась. Да, возможно, сегодня самый удачный день в его жизни! Не колеблясь, широкими шагами он прошел в замок. Слуги выворачивали шеи в сторону незнакомца, но ничуть не были обеспокоены его появлением. Он прошел наверх, в солярий, — пусто — и смело продолжил поиски.
 В этот момент Табризия как раз вышла из комнаты. Он тут же узнал красавицу, заявившую при дворе в Лондоне, что лучше умрет, чем позволит какому-то Гордону защищать ее честь.
 Увидев незваного гостя, Табризия метнулась обратно в спальню, пытаясь задвинуть засов. Но мужчина был слишком силен и надавил так, что вмиг оказался перед ней.
 — Я здесь не одна! — храбро выпалила она.
 Джон Гордон откровенно рассмеялся.
 — Ложь ничем не поможет вам, мадам. Я забираю вас как заложницу.
 Она тотчас вспомнила о копиях закладных на недвижимость Гордонов и подошла к шкатулке.
 — У меня есть кое-что в качестве выкупа, милорд.
 Он увидел железную шкатулку и выхватил ее.
 — Я возьму и ее вместе с вами, мадам. Спасибо, что
 показали. Подойдя к столу, он нацарапал записку Кокберну.
 «У меня твоя жена. Джон Гордон».
 Потом вытащил нож и стал теснить Табризию к двери.
 — Ни звука!
 Джон Гордон посадил ее на лошадь впереди себя, и они поскакали по дороге вдоль берега. Милях в пяти располагался старый замок Данбар, частично разрушенный, но вполне годный для обитания. Одна из башен стояла совершенно нетронутая. Гордон приказал своему человеку встать у входа, а сам повел Табризию в башню.
 В комнате почти не было мебели, только стол и стул, покрытые пылью за многие годы. Холод пронизывал до костей. Каменный, ничем не застеленный пол леденил ноги. Прежде всего нужно было развести огонь. Когда потеплело, Джон Гордон уселся на стул и взглянул в лицо пленнице. Сам он был так красив, что Табризия едва могла поверить: неужели за такой приятной внешностью скрывается зло? Стоя перед ним, она смотрела ему в глаза, как невинный ангел.
 — Милорд, почему вы это делаете?
 — Кокберн напал на Хантли, а ты еще спрашиваешь почему, — ответил он шелковым голосом.
 Табризия изумленным взглядом уставилась на него.
 — Уверяю вас, милорд, вы ошибаетесь! Наши корабли, возвращаясь из Англии, потерпели крушение! Их отвели на ремонт и вчера забрали в Танталлон. Выгляните из окна.
 Может, даже увидите паруса.
 Джон Гордон посмотрел в проем и сказал:
 — Башни Танталлона отсюда видны, но никаких кораблей. Не лги мне, это не поможет. Я получил письмо, мне сообщили, что Кокберн напал на мои владения.
 Она тихо засмеялась.
 — Может, оно от какого-нибудь врага, строящего вам козни, милорд? Моему мужу король приказал подписать мировую с вашим кланом. Он бы не осмелился совершить налет.
 Она увидела сомнение, на миг промелькнувшее в его глазах, и снова заговорила:
 — Но если вы не видите кораблей в Танталлоне, вы увидите их позже, днем. Они проплывут мимо окон, возвращаясь в Кокбернспэт.
 Табризия снова заметила сомнение в глазах Гордона. Она не убедила его, Пока нет.
 — Я подожду, — ответил он приятным голосом. — Но если ты лжешь, заплатишь еще больше.
 Джон Гордон вынул из седельной сумки еду и вино, поставил на стол и, придвинув стул, принялся за трапезу. Пленнице он ничего не предложил. Конечно, она бы в любом случае отказалась, но он лишил ее даже этой возможности. Табризии не на что было сесть. Сняв накидку и расстелив на каменном полу, она опустилась на нее. Гордон не спускал с пленницы глаз. Она была очень красива. Огненно-золотистые волосы рассыпались по плечам. Пухлые розовые губы наводили на эротические мысли. Гордон знал, что сделает с ней, и заранее наслаждался предвкушением. Желание уже возникло у него, и он ждал, когда она предложит себя в обмен на свободу. Гордон понимал, что она гордячка и следует проявить терпение, но рано или поздно она начнет торговаться, а потом просить. Ирония судьбы — у них с Кокберном одинаковый вкус. Сначала Энн, а теперь эта красотка.
 Взгляд Табризии упал на руки Гордона, когда он брал еду. Толстые, с короткими пальцами в темных волосах. Услышав урчание в его желудке между глотками вина, она невольно вздрогнула. Он заметил, что она о чем-то подумала, что-то себе представила и испугалась. Гордон знал, как удвоить ее страх. Он снова пошел к сумке и вынул длинную веревку. Пленница вскочила и кинулась через комнату, как птичка в полете. Но убежать ей было некуда. Он быстро схватил ее за руки и связал сзади. Потом надавил на плечи И заставил сесть. Встав перед ней на колени, Гордон взял ее груди. Полные, округлые, упругие — он держал их так, будто определял размер и вес.
 — Милорд, я хочу поторговаться, — быстро заговорила Табризия.
 Его взгляд смягчился — сейчас она станет предлагать себя. Сердце ее мучительно-тяжело билось. Она понимала, мужчинами руководит похоть. Но собственный опыт ей подсказывал: есть еще одно, более сильное искушение — деньги. У нее единственный шанс, и, если он не сработает, она окажется целиком в его власти.
 — Откройте шкатулку, милорд, — тихо промолвила Табризия.
 Нехотя Гордон отпустил ее грудь и пошел вынимать из сумки железную шкатулку. У него не было ключа, и он сломал замок. Открыл.
 — Здесь бумаги, а не драгоценности, — зло бросил он.
 — Прочтите! — настаивала Табризия.
 Гордон поставил на стол сломанную шкатулку, уселся и начал изучать содержимое. Табризия внимательно наблюдала за ним, желая уловить малейшую реакцию, едва заметный намек на возможную надежду для себя. Брови его опасно сдвинулись, когда он просматривал первую бумагу. Он слегка побледнел, прочитав вторую. Плечи заметно поникли, когда увидел третью и последнюю. Сощурившись, он прошипел:
 — Как они попали к вам?
 Надежда возродилась в ее сердце, но она сдержанно ответила.
 — Я вдова Максвелла Абрахамса. Теперь они мои.
 — Но это только копии! — воскликнул он, хватаясь за соломинку.
 — Конечно! Оригиналы в безопасности, в Шотландском банке, — тихо призналась Табризия.
 Гордон почувствовал себя в ловушке. Он вскочил и стал расхаживать, пытаясь осознать значение открывшегося. И тут в проеме окна увидел паруса. Без труда можно было определить — первой идет «Морская колдунья». Гордон развернулся на каблуках, пристально посмотрел на Табризию.
 — А Кокберн знает о бумагах?
 — Если вы хоть немного подумаете, милорд, сразу поймете, что нет. Если бы он знал, он давно бы пустил их в дело.
 Гордон быстро взял себя в руки и решил во что бы то ни стало утаить, что увидел возвращающийся корабль Кокберна. Он осторожно спросил:
 — А если я отпущу вас, не причиняя вреда, что вы готовы предложить?
 Она подумала секунду, взвешивая свои преимущества.
 — Закладную на ваше имя я готова аннулировать.
 Он покачал головой.
 — Все три. Но и в этом случае как я узнаю, что вы сдержали слово? — строго спросил он.
 Табризия уверенно посмотрела на него.
 — Вы не узнаете.
 — Вы подпишете копии и отметите, что они все оплачены, — потребовал он.
 Табризия пожала плечами.
 — Но это будет недействительно, поскольку совершено под принуждением.
 — Я использую свой шанс, обращусь в суд, — возразил он.
 — Мы в тупике, милорд, и единственный способ решить проблему — поверить друг другу. Несколько месяцев назад ваш сын Адам пришел ко мне насчет закладной на
 — недвижимость в Даффтауне. Он боялся, что вы это обнаружите, и я аннулировала долг без всяких условий.
 Гордон недоверчиво хмыкнул.
 — Выслушайте меня, — сказала она тихо. — Я знаю, что не могу доказать это в данный момент, но уверена, Адам скажет вам правду, если вы спросите. Потому что он достойный человек. Я аннулирую ваши долги, если вы поклянетесь, что сообщите мужу, где он меня может найти.
 Гордон не долго думал, какое принять решение. Он отчетливо представлял, как Кокберн, обнаружив его записку, в тот же миг начнет рыскать по всей округе. Вполне возможно, ему известны руины замка в Данбаре. Он появится здесь. Гордон улыбнулся — золотая идея пришла ему в голову. Он выдернул орлиное перо из шапочки, взял нож и очинил его. Потом поманил Табризию к столу.
 — Я развяжу ваши руки, чтобы вы могли подписать закладные.
 Табризия кивнула. Он освободил ее запястья от веревки, и она осторожно потерла кожу.
 — Но чернил нет. Воспользуемся кровью, — угрожающе заявил Гордон, пробуя пальцем остроту ножа.
 Табризия подняла на него потемневшие от ненависти глаза.
 — Если вы прольете хоть каплю моей крови, ваш сын станет новым лордом Гордоном прежде, чем взойдет полная луна.
 Эти слова прозвучали, как предсказание ведьмы. Он быстро надрезал тыльную сторону своей руки, намочил в крови перо и протянул ей.
 Но она упрямо повторила:
 — Я подпишу только тогда, когда вы отправите своего человека с запиской к моему мужу. И ни минутой раньше!
 Он призвал человека, предвкушая, что сейчас придет его очередь диктовать условия, и написал: «Я покончил с твоей женой. Она в Данбаре. Джон Гордон».
 Табризия пробежала глазами наглые слова, но спорить не стала. Не это сейчас важно, главное — Джон Гордон должен уйти отсюда, не причинив ей никакого вреда.
 Он велел своему человеку передать записку первому, кого увидит на земле Кокбернов, и сразу отправляться в Хантли. Еще раз он окунул перо в кровь и протянул ей. Поперек каждой бумаги она написала: «Долг аннулирован». Потом поставила дату и подпись.
 Едва она положила перо, он снова завел ей руки за спину и связал.
 Страх опять появился в глазах Табризии, когда Джон Гордон принялся свободно шарить по ее телу.
 — Сделка заключалась в том, что вы мне не причините никакого вреда и отпустите, — вспылила она.
 — Не тронув даже волоска у вас на голове, я могу лишить Кокберна покоя на всю оставшуюся жизнь. — И он непристойно засмеялся.
 Табризия затаила дыхание.
 — Я просто оставлю вас голой.




 Глава 17


 «Морская колдунья» подошла так близко, что с палубы был виден Кокбернспэт-Касл, и Парис оглядел сторожевые башенки. От этой привычки он, наверное, никогда не избавится. Губы его сурово сжались — никаких признаков ожидания.
 Джеймс тоже посмотрел в ту сторону и сказал:
 — Мою жену нечего искать. Она в Эдинбурге, тратит мои денежки.
 Парис пожал плечами. Будь он проклят, если со всех ног кинется к ней навстречу, как влюбленный подросток. Он посмотрел на небо. Часа два еще будет светло, и им хватит времени снять лошадей с кораблей и поставить в конюшни.
 Парис отправил близнецов с первой лодкой на берег, все еще не решив, как их наказать. Солнце почти село, когда они с Джеймсом погрузились в последнюю лодку и поплыли к берегу. Каждый ящик с золотыми монетами пришлось тащить двум мужчинам.
 Парис пошел к себе в комнату — принять ванну и переодеться. Табризии нигде не было, и он цинично подумал: «Наверное, тоже унеслась в Эдинбург вместе со всеми сучками». Хорошо, что он привез золотишка, похоже, она ему дорого обойдется. Но тут его взгляд упал на записку. Он осторожно взял ее, а когда прочитал: «У меня твоя жена. Джон Гордон», — застыл. Сердце словно сковало льдом и так стиснуло, что, казалось, весь воздух ушел из тела Он смял записку, закинул голову и взвыл:
 — Нет!
 На вопль, от которого стыла кровь, сбежались все. Александрия вцепилась в миссис Холл — бедняжка залилась слезами, когда узнала, в чем дело Парис едва не лишился рассудка Джеймсу и Трою пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться от него объяснений. Новость потрясла всех. Джон Гордон украл Табризию! Трой налил Парису большую порцию бренди, чтобы брат успокоился, но тот яростно оттолкнул сосуд.
 — Мне нужны мозги, чтобы найти ее, ты, дурак!
 Он созвал слуг, всех, до последнего мальчишки из конюшни, и установил, что Шеннон и Дамаскус вчера уехали в Эдинбург. Двое слуг признались, что видели какого-то темноволосого посетителя сегодня утром, но никто не заметил, как он уехал.
 Никогда в жизни Парис не чувствовал такой бессильной ярости. Он даже сам забеспокоился, не сходит ли с ума Все проклятия мира призывал он на Гордонов — на все века, на все поколения! Куда же ее увезли: в Эдинбург, в Хантли или куда-то еще? А день кончался, скоро наступит глухая ночь! Приказав людям начать поиски, он встал перед дилеммой кинуться самому искать или оставаться здесь, на случай если Гордоны захотят выставить условия. Однако нервы его не выдержали ожидания, и он отправился искать жену.
 Они начали со своих деревень, расспрашивали про всадников, но никто ничего не видел. Парис впал в отчаяние. Он отправил Троя с дюжиной людей в Эдинбург, — попытаться найти там следы похищенной Табризии Послал Яна с десятком всадников в порт Лей посмотреть, не там ли корабль Гордона. Сам вместе с Джеймсом метался по окрестностям, каждые два часа возвращаясь в замок И так всю ночь.
 Парис мучил себя воспоминаниями. Он ткнул Гордона в руку во время последней встречи, и теперь Табризия должна платить за его безрассудство Потеряв всякую надежду, они вернулись в замок в четыре утра Джеймс пытался убедить друга бесполезно искать в темноте, гораздо больше смысла остаться, отдохнуть, перегруппировать силы и снова заняться поисками, когда рассветет Парис нехотя согласился и ушел к себе в комнату Он хотел остаться наедине со своим горем.
 Он не смел думать, что Джон Гордон способен сделать с его любимой, и корил себя за свое обращение с ней Он, видите ли, хотел, чтобы она призналась ему в любви, и готов был добиваться желаемого, провоцируя ее на признание. Сейчас без Табризии Парису было невыносимо. Она стала частью его Лучшей частью.
 Он поклялся, если вернет Табризию невредимой, будет холить и лелеять ее до конца жизни. Почувствовав тупую боль в сердце, Парис внезапно понял, что ему совсем не обязательно, чтобы она его любила, ему важно самому любить ее. Волосы Париса стояли почти дыбом — он постоянно ворошил их пальцами. Он не мог больше ждать и в половине шестого отправился в конюшню, приготовить лошадь. Конюшни были битком набиты людьми Кокберна и Дугласа, мужчины согревались теплым элем и овсяными лепешками Парис поел вместе с ними и оседлал верного крепконогого жеребца. Едва они выехали во двор замка, прибежал крестьянин, размахивая запиской Парис выхватил ее и прочитал. Строчки заплясали перед глазами, наполнили сердце смертельным страхом «Я покончил с твоей женой Она в Данбаре», — написано было кровью Слово «покончил» занозой засело у него в голове. Это значит, он ее убил или изнасиловал. Парис молил Бога пусть только последнее! Голос его прерывался, когда он крикнул.
 — Она в Данбаре! Я поеду один.
 Он пришпорил коня и помчался по дороге, понукая животное и боясь того, что сейчас увидит Если она жива, он должен убедить ее в своей любви! Что бы Гордон ни сделал с ней, это не способно разрушить его любовь. Он спрыгнул с лошади возле входа в башню в Данбаре и взлетел по ступеням.
 Услышав шаги мужа, Табризия закрыла глаза и стала молиться Как она посмотрит ему в лицо? Как сможет убедить его, что он, этот проклятый враг, ничего ей не сделал? Когда Парис переступил порог, она стояла на коленях на плаще, склонив голову Волосы закрывали ее наготу Он кинулся к ней, опустился рядом и развязал руки, а она подняла на него глаза, и слезы потекли по щекам, падая на голую грудь, содрогавшуюся от беззвучных рыданий.
 — Сокровище мое, я никогда не любил тебя больше, чем сейчас, в этот миг — Он подхватил ее и со всей нежностью прижал к сердцу
 Табризия обвила руками его шею и спрятала лицо у него на груди Его губы слегка касались ее виска, он держал ее, оберегая от всего, что могло бы причинить боль Подняв на мужа умоляющий взгляд, она сказала
 — Я клянусь, клянусь перед Богом, он не дотронулся до меня! Он хотел лишить тебя покоя на всю жизнь, оставив меня голой Скажи, что ты веришь! Не позволяй ему
 разрушить нашу жизнь, — горячо умоляла Табризия.
 Парис заглянул в глаза жены и увидел в них чистоту. На этот раз между ними была полная гармония, и он поверил ей. Без объяснений, доказательств, просто поверил всем сердцем.
 — Любовь моя, единственный мой! — воскликнула она, когда он улыбнулся и поцелуями осушил ее слезы.
 Парис снял плащ и завернул Табризию, потом подхватил! ее плащ и укутал ей ноги — утро было холодное. Никогда за столь короткое время он не преодолевал пять миль. Его сердце пело под удары подков. Он въехал во двор замка с бесценным грузом, и из двух сотен глоток вырвался приветственный вопль — жена лорда спасена! Парис улыбался Табризии, а она смеялась, глядя снизу вверх прямо ему в глаза и почти теряя сознание от радости — она любима!
 Он не выпускал ее из рук до тех пор, пока они не оказались одни в комнате. Там, усадив жену на край кровати, он принес бокал вина, снял с нее плащ и укрыл одеялом. Он держал бокал у ее губ, потом стал пить с того же края.
 — Я ничего не ела со вчерашнего дня и опьянею, — предостерегла его Табризия.
 — Нет, ты от вина заснешь. — Он растянулся возле нее поверх мехового покрывала. — Я буду рядом, буду сторожить твой сон. Не хочу, чтобы тебе снова стало страшно. Пусть эта комната будет нашим убежищем, нашими небесами, где мы скроемся от всего мира. Она была для меня такой всегда, и я мечтал о той, с кем мог бы разделить ее. Я желал бы остаться здесь с тобой, закрывшись от всех. Табризия, я так хочу тебя! Мне необходимо твое тепло! А я поделюсь с тобой своим, отдам тебе всю ласку, и нежность, и страсть, и любовь. Я буду говорить с тобой обо всем, заботиться о тебе и мечтаю, чтобы ты заботилась обо мне.
 — Я так боялась тебя, Парис. Так боялась… — Она трепетно улыбнулась и покраснела. — Ты такой большой… Я думала, мне будет больно.
 — О Боже! Не могу видеть страх в твоих глазах. Клянусь, я никогда не буду с тобой грубым. Обещаю. Я стану терпелив, как никто в мире, я не заставлю тебя подчиняться, я подожду, пока ты сама не будешь готова и не попросишь.
 Табризия потянулась к его руке, поднесла ее к лицу и посмотрела на Париса с обожанием.
 — Ты начинаешь, наконец, успокаиваться, моя прелесть?
 Она зевнула и свернулась клубочком.
 Табризия проснулась, когда дневные тени удлинились. Она почувствовала запах еды, и впервые за неделю ее желудок не протестовал. Парис принес ей бархатный халат, и когда она посмотрела на мужа, то увидела — он сбрил бороду. Лицо ее осветилось улыбкой, она протянула руку и погладила чисто выбритую кожу.
 — Ты это ради меня?
 Он кивнул.
 — Я подумал, может, борода тебя немного пугает. Давай поешь чего-нибудь.
 Он подвинул маленький столик, поставил его перед камином и поднял три серебряные крышки с трех больших тарелок. Копченая осетрина в окружении крабов, тетеревов в красном вине и барашка. Табризия взяла маленький кусочек осетрины, но оставила нетронутым на тарелке.
 Парис не сводил с нее глаз. Он не мог вспомнить, когда был так счастлив.
 — Ну съешь что-нибудь, дорогая, — настаивал он.
 — Я не могу есть, когда ты так на меня смотришь.
 — Давай я тебя покормлю.
 Парис придвинулся к ней и посадил к себе на колени. Он кормил ее осетриной и уговаривал съесть хоть немного мяса.
 — Все, больше не хочу. — Она покачала головой, улыбаясь нежно и не отрывая от него взгляда. — Теперь посмотрю, как ты ешь.
 Парис ел с наслаждением, запивая обед вином.
 — Ну, у тебя настоящий мужской аппетит! — улыбнулась Табризия.
 — Я во всех отношениях мужчина, — уверил он ее.
 Их взгляды встретились поверх бокалов, и она скромно опустила ресницы. В его глазах читалось страстное желание!
 — Я скажу миссис Холл, чтобы она велела согреть тебе воды. А сейчас у меня дела, но обещаю, я скоро приду. У нас с тобой полно нерешенных проблем.
 Он натянул мягкие высокие сапоги и тщательно выбрал два кольца из шкатулки с драгоценностями.
 К тому времени, когда он вернулся, Табризия уже помылась и надела белую ночную рубашку со складочками, искусно скрывавшими, а когда надо открывавшими милые изгибы тела. Стоило лишь повести рукой. Парис вынул шпильки из ее волос, и они рассыпались по плечам. Ему хотелось крепко прижать ее к себе, зарыться лицом в огненный водопад, но вместо этого Парис взял ее за руку и подвел к зеркалу.
 — Смотри, какая ты красивая, — прошептал он и встал рядом с ней. — Сегодня мы похожи на любовников, — выдохнул он ей в волосы. — Теперь будем так смотреться каждый вечер, наблюдать, как мы меняемся.
 — Я и понятия не имела, что ты такой романтик, — улыбнулась она. — Ты, наверное, набрался этого у парочки, которая сейчас переживает медовый месяц.
 — Медовый месяц придумали французы. Обычно французская аристократия закрывала молодых в спальне невесты на месяц. Все это время они никого не видели, только друг друга. А еду им ставили под дверью.
 — И что они делали целый месяц? — невинно глядя на него, в полном изумлении спросила Табризия.
 Парис повернул ее так, чтобы заглянуть в глаза.
 — Они узнавали друг друга очень-очень близко, — тихо объяснил он и засмеялся, когда она покраснела.
 Он снял камзол, потом рубашку. Табризия вздрогнула.
 — Тебе холодно, любовь моя. Пойду разожгу огонь.
 Табризия смотрела, как он опустился перед камином на колени. Когда она наблюдала за ним, с ней происходило что-то странное. Всегда, с самого начала, с их первой встречи в приюте, куда он пришел навестить девочку, одинокую, заброшенную и чего-то ожидающую. Да, она сразу полюбила его, до сумасшествия, но не осмеливалась признаться в этом ни себе, ни ему. Она панически боялась реакции своего тела на этого мужчину, ставшего теперь ее мужем до конца дней, поскольку их союз освящен церковью. Она подошла к Парису, оглядела его широкие обнаженные плечи. Он повернулся и перехватил ее внимательный взгляд.
 — Когда ты смотришь на меня, я едва дышу, — призналась она.
 — У меня тоже от тебя дух захватывает, прелесть моя.
 После его слов она почувствовала себя легкой, как пушинка. Он предложил поджарить каштаны в камине, взял сковороду с длинной ручкой и держал над пламенем, пока по комнате не поплыл вкусный запах. Каштаны были готовы, они сдирали с них шкурку, обжигая пальцы. Парис поднес к губам ее руку, поцелуями успокаивая боль.
 — А тебе не холодно без рубашки? — безотчетно спросила она.
 — Мне вообще никогда не бывает холодно. Потрогай меня, — предложил он
 Табризия прикоснулась к его плечу, потом скользнула рукой по груди. Он застонал, потянулся к ней, нежно коснулся губами, бормоча ее имя, еще какие-то слова любви и сходя с ума от желания. Она едва не теряла сознание от пробудившейся чувственности. Ощущения были новыми для нее и необыкновенно приятными. Она таяла в его руках, совершенно забыв о рассыпавшихся каштанах.
 — Скажи «Парис», — попросил он — Я хочу услышать свое имя из твоих уст
 — Парис, — выдохнула Табризия, и он стал целовать ее снова и снова, пока их губы не слились в страстном порыве.
 Каждое движение вело к обладанию, но Парис не давал себе воли, понимая: если он не остановится, страсть вырвется из-под контроля. Он пытался говорить легко и непринужденно, но от сдерживаемого желания голос звучал натужно.
 — Пойдем в постель. Я хочу тебя обнять. — Он поднял ее, прижал к сердцу и понес в их общую кровать. — Опыт подсказывает мне, тебе лучше спать на этой стороне. Ты должна лежать ближе к огню, а я — к двери, на случай опасности.
 Он задул лампу, прежде чем раздеться окончательно, не желая лишний раз показывать свой отвратительный шрам. Он боялся, что ее ужас при виде следа, оставленного мечом врага, причинит ему новые душевные муки. Потом Парис лег и привлек ее к себе. Табризия чувствовала жар упругого горячего тела, прижавшегося к ней. Его руки стиснули ее в объятиях. «Какой он сильный», — подумала она с гордостью. Она ощутила его массивные ноги-колонны, его бедра, мощные и твердые. При мысли о том, что бы он сейчас хотел с ней сделать, Табризия затрепетала, и Парис уловил ее дрожь. Боже, какая же выдержка, какая воля нужна ему, чтобы не взять ее сейчас, не испить до дна ее сладость, не утолить нестерпимую жажду! Ведь он пообещал ждать, пока она сама не попросит. Сердце колотилось, пульс разрывал жилы, а она лежала, прижавшись щекой к его груди. Табризия слышала бешеный ритм сердца мужа и знала — это из-за нее. Она улыбнулась в темноте. Страстный стук сердца лучше всяких слов говорил, как он влюблен. Ее охватило глубокое волнение: да, он готов взять ее немедленно, но сдерживается ради нее, подчиняется ее желанию. Внезапно Табризия почувствовала — она сама хочет его, сейчас, здесь, в кровати. Она нежно гладила его тело, ощущая каждую клеточку — от вздувшихся мускулов на спине до горячих чресел, откуда поднималась ей навстречу твердая, жаждущая плоть, готовая соединиться с жаром ее плоти.
 Она робко протянула руку, но маленькие изящные пальчики не смогли сомкнуться вокруг средоточия сильно выраженного желания мужа. Табризия просунула руку ему под голову, почувствовала упругие завитки на шее и потянулась губами к его лицу. Парис встретил ее губы на полпути и слился с ней в поцелуе, который, конечно же, увлек их дальше.
 Потом, удовлетворенные и счастливые, они лежали рядом, и Парис, нежно обнимая Табризию, привлек ее голову к себе на грудь.
 — А теперь спи, моя радость, спи.
 Он глядел в темноту и молча молился: ничего не давай мне больше, Господи, но ничего и не отнимай!
 На следующее утро Табризия просыпалась медленно, с трудом возвращаясь к яви. Никогда еще она не чувствовала себя в такой безопасности, в таком тепле. Парис крепко держал ее в объятиях, и она, прижавшись к нему спиной, была как в футляре. Она не могла поверить — он сдержал свои обещания, все до последнего слова! Табризия все еще была в ночной рубашке, хотя невесомый шелк слабо защищал от горячего мускулистого мужского тела, прижимавшегося к ней. Она пошевелилась, пытаясь высвободиться и не разбудить мужа. Но он только сильнее притянул ее к себе и сказал:
 — Нет.
 Табризия вздохнула и расслабилась. Хорошо было лежать в теплых объятиях Париса, вдали от чужих любопытных глаз. Однако Парис совсем проснулся и, улыбаясь, повернул ее лицом к себе. Растрепанная и заспанная она казалась ему еще красивее.
 — Я узнал один твой секрет, — прошептал он.
 — Это какой? — покраснела Табризия.
 — Можешь поправить, если я ошибусь. Думаю, тебе нравится, когда тебя целуют.
 Парис жадно впился взглядом в ее губы, и у нее возникло опасение, что он снова возбудит в ней вчерашние желания. Его губы легко коснулись ее губ, намеренно бегло, словно дразня. Потом пробежались к уху и обратно. Парис целовал ее виски, веки, снова губы и на этот раз получил ответ, которого ждал. Табризия крепко прильнула к нему ртом.
 Его губы опустились ниже, к шее. Стянув рубашку с белоснежных плеч, он оголил одну грудь, открыв ее своему жадному взору и рту. Сосок моментально затвердел, выдавая реакцию Табризии на прикосновения мужа. Она попыталась скрыть вспыхнувший на щеках румянец, уткнувшись в его волосатую грудь. Возле ее губ оказался маленький сосок. Табризия поцеловала его и лизнула кончиком языка. Он тут же отозвался. Парис улыбнулся.
 Внезапно открылась дверь, и появилась миссис Холл с завтраком на подносе
 — Боже мой, женщина! Да как ты осмелилась? — завопил Парис. Однако всем было ясно, что по-настоящему он не сердится.
 — Извините, милорд. Но внизу вас все ждут. Новый жених сгорает от нетерпения увезти невесту в свой замок.
 — Не понимаю, почему. Здесь у нас кровати очень удобные, — пробормотал он, забывая о служанке и глядя на любимую.
 Табризия почувствовала, что появление миссис Холл ничуть не остудило его желания. И символ этого желания упирался ей в бедро, твердый и пульсирующий. Она сгорала от стыда — миссис Холл застала их в столь интимной позе! Ей хотелось немедленно задернуть занавес вокруг кровати и спрятаться. А старушка ничуть не смутилась.
 — Думаю, на вас придется опрокинуть ведро холодной воды, иначе не оторвать друг от друга, — засмеялась она.
 Насладившись смущением Табризии, Парис галантно пришел ей на помощь, решив действовать против миссис Холл ее же оружием. Он откинул одеяло и похлопал ладонью по постели.
 — Идите, миссис Холл, теперь ваша очередь, — пригласил он ее.
 Женщина закрыла фартуком глаза, ослепленная его наготой.
 — О, ваше сиятельство, перестаньте молоть чепуху!
 Табризия захихикала, когда служанка выскочила из комнаты. Она потянулась к одеялу, но Парис остановил ее руку.
 — Пожалуйста, не укрывайся, — попросил он.
 — Прохладно, — сказала она извиняющимся тоном.
 — Голый Парис тут же пошел к камину помешать угли и подкинуть кусок торфа побольше. Он опустился на колени перед огнем, и его замечательное тело заинтересовало Табризию. Она поймала себя на том, что любуется мускулами широких плеч и спины. Почувствовав ее взгляд, Парис улыбнулся. Постепенно она перестает бояться его и робеть. В общем, ему нравилась ее скромность. Он научит ее быть смелой и даже распущенной, но не сейчас. Сначала он насладится драгоценным даром невинности, который редко достается большинству мужчин. Стараясь скрыть шрам на бедре, он надел брюки и подал в постель поднос с едой. На нем громоздились дюжина яиц, гора тушеных бараньих почек, мясо, кувшин с горячим элем и тарелка свежеиспеченных ячменных лепешек с черносливом Табризия вздрогнула при виде такого обилия пищи. Она взяла маленький кусочек лепешки, но так и оставила нетронутым на тарелке, с удивлением наблюдая, как муж постепенно очистил весь поднос. Потом она смотрела, как он принимал ванну, одевался в расшитую рубашку и камзол цвета красного вина, по последней моде.
 — Я не буду бриться сейчас, оставлю до вечера, чтобы не поцарапать твою нежную кожу
 Когда Табризия спустилась вниз, девушки подскочили к ней, окружили. Они хотели знать, как она, пришла ли в себя после пережитых испытаний, но тактично не задавали вопросов, как велел Парис.
 У Шеннон кружилась голова от предстоящих перемен.
 — Хочу, чтобы все поехали в Дуглас к нам на свадьбу. И остались у нас на месяц! Я требую! — решительно заявила она.
 Джеймс поднял бокал.
 — Говорит моя графиня!
 — Трой и Дамаскус могут тебя сопровождать, — сказал Парис. — Но мы с Табризией приедем только на свадьбу. Я не могу оставить замок без защиты, всегда есть угроза нападения.
 — Близнецы тоже могут поехать, — сказала Табризия.
 Парис воспротивился.
 — Нет. Они поедут только с нами. Туда и обратно. Я не спущу с них глаз.
 Все уже знали, что Александрия участвовала в последнем рейде и вернулась обратно целая и невредимая. Парис не собирался разглашать, что случилось на самом деле, но и не простил сестре ее поведения.
 Табризия взяла его за руку и увлекла в сторону.
 — Если ты позволишь им поехать, мы сможем побыть одни и вдвоем отправиться в Дуглас. — Она искушала его, ее взгляд был полон мольбы.
 И Парис передумал.
 — Ну ладно. Вы тоже можете собирать вещи, но предупреждаю: я жду от обоих образцового поведения! Ради Бога, не позорьте меня перед кланом Дугласа.
 Табризия с трудом верила, что все уедут, но уже в середине дня кавалькада Дугласа готова была отправиться в путь. Это произошло лишь благодаря стараниям Шеннон, организовавшей слуг, сестер и всех в доме.
 Парис пришел в восторг.
 — Ого, Джеймс! Твои люди потрясающи! Какие ливреи! Я и сам не против немногой пустить пыль в глаза. Почему бы мне не взять полсотни своих мужчин и не проводить вас? Трой, возьми пятьдесят всадников, пускай наденут ливреи, и я поеду.
 Он предупредил Яна, что его не будет часа два, и велел расставить охрану у каждого входа. Когда Табризия увидела, как Парис вынимает пару пистолетов из ящика, она со страхом попросила:
 — Ради Бога, будь осторожен!
 Он подошел к ней, взял за подбородок.
 — Нет такой силы на земле, которая могла бы удержать меня вдали от тебя этой ночью.
 Не больше часа проехал Парис вместе со всеми и, пожелав счастливого пути братьям и сестрам, с полусотней своих людей повернул на восток, назад, к побережью. Эти воины хорошо показали себя в рейде на Гордонов, он остался ими очень доволен. Вернувшись в бараки, они настояли, чтобы лорд Кокберн поужинал с ними, и Парис согласился.
 Табризия видела, как возвращался Парис, видела длинную цепь всадников, над которыми реяли знамена. Ее сердце зажглось радостью. Она кинулась вниз, надела самое лучшее платье, сделала новую, очень сложную прическу и заколола волосы стрекозой, усыпанной драгоценными камнями, — она нашла ее утром под подушкой. Потом торопливо выдворила из комнаты миссис Холл и села ждать Париса.
 Муж не шел, и она уговаривала себя быть терпеливой. Конечно, он должен позаботиться о лошади. Но постепенно ее терпение иссякало. Вначале она немного обиделась, потом почувствовала раздражение. Минуты тянулись и вытянулись в целый час. И тут Табризия разозлилась. Она принялась ходить по комнате, репетируя холодный прием, который окажет ему. Или нет! Лучше она выдаст ему как следует. Он слишком высокомерен, особенно с женщинами. Ну что ж, хватит обращаться с ней, как с игрушкой! Сегодня ночью он будет спать один.
 Черт побери! Но почему его до сих пор нет? Прошло уже два часа! Что-то случилось! Может, он ранен, и его понесли в бараки, пытаясь скрыть от нее? Боже мой, она же знала — брать пистолеты было ошибкой. Если ожидалась опасность, то уж наверняка он с ней столкнулся. Табризия ни секунды больше не сомневалась — что-то стряслось. Ломая руки в отчаянии от неведения, она твердо решила идти к нему. Но в этот момент за дверью раздались шаги, и не успел Парис войти в комнату, как она бросилась к нему.
 — Парис! Ты ранен?
 Он скорчил гримасу — подразнить ее, но, увидев испуганное лицо жены, посерьезнел.
 — Нет, нет, дорогая! Со мной все в порядке.
 — Боже мой, ты лжешь! Куда ты ранен? — Быстро работая пальцами она стала стаскивать с него тяжелую кожаную куртку, камзол, рубашку.
 Обнаженный по пояс, он схватил ее и подкинул в воздух.
 — Дорогая моя, это твой способ сказать мне, что ты готова?
 — Ты в порядке? Ты не ранен? — настаивала она, не веря себе.
 — Ты ранишь меня взглядом, — прошептал он.
 — Черт бы тебя побрал, Разбойник! Сейчас же отпусти меня! Где ты был целых два часа? Я причесалась, оделась специально для тебя. И все напрасно!
 — Нет! — Он вынул стрекозу из ее волос. — Теперь я могу доставить себе удовольствие и вытащить шпильки.
 Он держал ее, сопротивляющуюся, и целовал в губы, едва она пыталась открыть рот, чтобы отругать его. И так, не отрывая от нее губ, он шептал:
 — Вот о такой встрече я и мечтал. Чтобы кто-то беспокоился обо мне, заботился с любовью в сердце и лил настоящие слезы по настоящим ранам.
 Чувствуя невероятное облегчение — Парис жив и здоров, — Табризия сразу ослабела в его руках. Он понес ее в постель.
 — Ты раздела меня. А теперь доставь мне такое же удовольствие. В комнате очень тепло от камина, и ты не можешь пожаловаться, что замерзнешь.
 Она позволила ему снять с нее платье, и оно тут же отправилось в дальний конец комнаты.
 — Раз! — победно воскликнул он.
 Следом, очертив дугу, полетела нижняя юбка.
 — Два!
 — Парис, остановись. — Она смеялась и краснела, оказавшись в корсете, панталонах и чулках. Опытные руки избавили ее от одного чулка.
 — Два с половиной! — объявил он.
 — За первым полетел и второй чулок.
 — Три!
 И еще один предмет туалета проплыл через комнату.
 — Четыре! — с триумфом закончил Парис.
 — А что это было?
 — Твоя ночная рубашка из-под подушки. — И он засмеялся.
 — Ты дьявол, ты снова меня обманул!
 Он расшнуровал ее корсет, выпустив на свободу груди. Табризия затихла, ее дыхание застряло в горле. Нежно, краткими поцелуями, он попеременно ласкал то одну, то другую, каждый раз возвращаясь к соску и шепча при этом любовные слова. Ее тело стало отвечать, и, стоило ему на секунду отстраниться, чтобы раздеться до конца, она протестующе застонала. Его руки двинулись вниз, гладя живот. Он наклонился и поцеловал ее пупок, играя языком в ямке, а вслед затем снял с нее панталоны. Табризия глубоко вздохнула и сама раздвинула ноги навстречу его обожающему взгляду.
 Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Она хотела его и молилась про себя, чтобы он не останавливался. Почувствовав губы Париса на бедрах, чуть выше коленей, Табризия затрепетала. С каждым прикосновением желание разгоралось все сильнее. Голова Табризии металась по подушке, и, открыв глаза, в какой-то момент она увидела его мускулистое бедро. Табризия коснулась его губами и тотчас поняла: это шрам, который он всегда пытался скрыть от нее. Любимый шрам! Она лизала его по всей длине, и это настолько возбудило Париса, что он застонал. А когда ее жадные губы коснулись там, где Парис и не мечтал, он воскликнул:
 — Дорогая! Ты готова! Может быть, даже слишком.
 Он навис над ней, дрожащий, нетерпеливый, и она раскрылась ему навстречу, как ночной цветущий сад. Резким ударом он вошел в нее, и она прижалась к нему горячими бедрами, тесно, как никогда раньше. Он готов был вот-вот взорваться… Их крики слились в общий вопль страсти, и ночь поглотила его.
 — Я не сделал тебе больно, милая? — тихо спросил он.
 — Немного. Но удовольствие того стоило.
 Обняв жену, он припал к ней в поцелуе. Кожа под его губами и руками была, как шелк. Он обхватил ручищами ее талию.
 — Боже мой, ты такая маленькая!
 — Но не везде маленькая.
 — Нет, — засмеялся он, прижимая к себе Табризию и в ладони, как в чаши, взяв ее груди. Потом откинул одеяло, зажег свечи, поднял ее из постели и поставил перед зеркалом.
 — В зеркале отражался нагой мужчина, сильный, широкоплечий, загорелый. Рядом с ним, не доставая ему до плеча, стояла женщина с пламенными локонами и молочно-белым телом.
 — Тебе не противен мой шрам? — спросил Парис.
 Табризия повернулась и посмотрела ему в глаза. Даже не осознавая, что делает, она инстинктивно потянулась и провела пальцами по неровностям шрама. Стоило ей прикоснуться к нему, как Парис снова возбудился. Круглыми глазами она наблюдала, каким огромным становилось его желание.
 — Видишь, что ты наделала? — засмеялся он. — Быстро в постель!
 — Парис, но не опять же! — заливаясь краской, пробормотала она.
 — Да, опять, — весело подтвердил он.




 Глава 18


 Парис и Табризия ехали в Дуглас в день церемонии бракосочетания, наслаждаясь драгоценной возможностью побыть наедине. Торжество, очень пышное и официальное, происходило в церкви Сент-Брайд. Большой храм оказался заполненным народом до отказа. Огромная толпа деревенских жителей ждала снаружи, чтобы хоть краем глаза посмотреть на невесту. Дуглас-Касл — важный пункт обороны на границе Шотландии, но хозяева потратили прорву денег, чтобы сделать его удобным для жизни. Они любили комфорт. Два младших брата Джеймса — Хью и Уилл лезли из кожи, развлекая рыжеволосых красавиц Кокберн.
 В большом зале стоял рев от горящих каминов, все суетились, заканчивая приготовления к вечернему торжеству и развлечениям. Праздник — именно этим словом можно было определить то, что устраивали Дугласы. Платье Шеннон впечатляло. Выдержанное в цветах клана Дугласов — голубом и белом, оно привлекало внимание таким смелым декольте, что всякий раз, когда она поворачивалась боком, ее новоиспеченный муж мог видеть со своего места розовые соски.
 Парис и Джеймс сели рядом и с головой ушли в беседу. А их женщины скучали, расположившись по бокам от них. Они говорили так долго, что Табризия понемногу стала раздражаться от недостатка внимания. И лишь когда Джеймс заметил прекрасно поданную грудь жены, Парис повернулся к Табризии и предложил ей вальдшнепа. Она отказалась и, желая позлить мужа, выбрала птицу из тарелки, предложенной ей соседом справа — Хью Дугласом. Хью что-то сказал, Парис не расслышал, а над столом раздался веселый смех Табризии. Она так мило улыбалась Хью, что тот зарделся. Парис косо посмотрел на молодого человека, потом его взгляд переместился на Уилла Дугласа, и он увидел, что тот тоже ест Табризию жадным взглядом. Она же притворялась, что ничего не замечает, и провоцировала:
 — Ой, я боюсь, вы меня испортите своей веселостью. Я вернусь домой и просто умру от скуки.
 — Можешь положиться на меня, мадам, я позабочусь о, новых развлечениях, — пошутил Парис, но она не засмеялась.
 Предложили играть в жмурки, и Парис намекнул ей:
 — Я уверен, никто не заметит, если мы исчезнем.
 — О, я не хочу отказываться от игры, милорд. Вы, мужчины постарше, любите поговорить, а я пока позабавлюсь с молодыми.
 Он пропустил колкость мимо ушей и сказал:
 — Вовсе нет. Если ты хочешь, чтобы и я играл, я готов.
 Водившие очень быстро находили, кого хотели, так что у остальных возникло подозрение, нет ли в повязке дырки. Когда пришла очередь Табризии, челюсть Париса опасно напряглась — его жена сразу побежала к Хью Дугласу, дотронулась до его рук, до груди. Притворяясь, что не узнала, она ощупала его лицо, волосы и воскликнула:
 — А красивый, черт, кто бы он ни был!
 Парис подошел к Табризии и предупреждающе посмотрел на Хью. Тот, без всякого сомнения, понял: Кокберн недоволен. Парис прикоснулся к ее шее, она повернулась и схватилась за него. Приложив ладонь к широкой, твердой груди, сразу догадалась, кто перед ней. Но снова сделала вид, что не может узнать.
 — Это Хью? — сладким голосом протянула Табризия.
 — Все расхохотались и завопили:
 — Нет, нет, неправильно!
 Она продолжала исследовать свою добычу — дошла до подбородка, пробежала по нему пальцами.
 — О, это Уилл! — как бы догадалась она.
 — Все захохотали еще громче.
 — Нет, неправильно!
 — Дайте мне ваши руки, — попросила она.
 Парис напряженно протянул руки, и Табризия сжала их.
 — Нет, я сдаюсь. Не могу догадаться.
 Она сняла повязку и изобразила на лице полное разочарование.
 — Ах, это ты.
 Во взгляде Париса промелькнула боль, но тут же исчезла, и глаза стали сердитыми.
 — Насколько я помню, я запретил тебе носить такие открытые платья! — прорычал он.
 — Открытые? — возмущенно воскликнула она. — А ты не обратил внимания, какие носит Шеннон?
 — Следить за ее поведением — уже не моя обязанность, — процедил он и пошел выпить с мужчинами.
 Хотя им выделили шикарную спальню, ни один из них не мог сполна насладиться ею. Молчание жены говорило Парису, что она недовольна им, но он не понимал, в чем причина ее холодности, и это раздражало. Десятки раз он готов был обнять ее, но боялся оказаться отвергнутым. В конце концов он решил оставить все как есть, надеясь, что новый день разгонит тучи. Когда Табризия проснулась, мужа рядом уже не было, он уехал на охоту в окрестности Дуглас-Касл.
 День угасал, Парис все сильнее беспокоился, что ушел, не поговорив с женой, и поэтому рано вернулся. Желая удивить ее, он бегом поднялся по лестнице и вдруг, взглянув вверх на галерею, увидел целующуюся пару. Он узнал Табризию по меховой накидке, которую сам ей подарил. Черная ярость ослепила Париса, он мигом скатился вниз и ушел ждать возвращения Дугласа с охоты.
 — Что тебя так разозлило? — спросил Джеймс, как только взглянул на него.
 — Кто-то ведет двойную игру со мной. — Голос его дрогнул.
 Джеймс догадался, что дело в женщине.
 — Твой братец Хью как-нибудь испустит дух, если ты не проследишь за ним. Завтра на рассвете мы уезжаем.
 И Парис отошел от Джеймса, вернувшись в большой зал.
 Увидев мужа, Табризия радостно вскрикнула и побежала к нему. Ледяное презрение на лице Париса помешало ей кинуться к нему с объятиями.
 — Очень трогательно, — мрачно сказал он.
 Она внимательно посмотрела ему в глаза и почувствовала неуверенность под его обвиняющим взглядом.
 — Наверх! — скомандовал он.
 — Милорд, а что случилось?
 — Отправляйся наверх, когда я тебе говорю! — повторил он сквозь зубы.
 Табризия бросилась к лестнице. Ей было стыдно оттого, что другие видели эту сцену, и теперь пришла ее очередь рассердиться. Сейчас они останутся вдвоем, и она все ему выскажет! Каменные стены дрогнули, когда Парис хлопнул дверью. Но, ничуть не испугавшись, она с вызовом повернулась к нему и уперла руки в бока.
 — Где ты болталась сегодня днем?
 — Она с вызовом вскинула голову.
 — Фу!
 Он грубо схватил ее и потряс, как тряпичную куклу.
 — Ты, неверная тварь!
 С ужасом поняв, что он собирается ее ударить, Табризия воскликнула:
 — Парис! Ты не должен себя так вести! Я жду ребенка!
 — Что? — спросил он, совершенно ошарашенный наглостью ее лживого заявления.
 Тут Дамаскус открыла дверь, увидела сердитое лицо брата и быстро проговорила:
 — Ой, простите за вторжение, но я хотела вернуть накидку.
 Парис уставился на меховую накидку, оставленную сестрой, и наконец кровавый туман в его мозгу рассеялся.
 — Пожалуйста, пока я не сошел с ума, скажи мне, что и с кем ты делала сегодня днем?
 Поскольку это прозвучало скорее мольбой, чем приказом, она ответила:
 — Мы шили одежду для ребенка Венеции… И для моего, — добавила она, краснея.
 — Ребенок… Не могу поверить, — ошеломленно пробормотал Парис.
 Она внимательно всматривалась в его в лицо.
 — Ты зол?
 — Зол? — Он как будто запнулся, а сердце заныло.
 — Парис, ты только что назвал меня неверной сукой. Может, ты обвиняешь меня в том, в чем виноват сам?
 — Дорогая моя, моя ненаглядная, любимая малышка! Ты — единственная в мире женщина, которая что-то значит для меня. И так будет всегда! — поклялся он. — Мое сердце навеки отдано тебе.
 Слезы облегчения полились у Табризии из глаз, и Парис подхватил ее на руки.
 — Мой ягненок, моя сладкая, — принялся он ворковать, — давай поедем завтра домой.
 На ужин они не пошли. Вместо этого быстро разделись и наслаждались друг другом, отгородившись от внешнего мира.
 — Я просто жажду потрогать тебя во всех моих любимых местечках, шелковых и мягких, — прошептал он.
 — Например, в каких? — спросила она с хрипотцой в голосе.
 — Например, под коленками.
 Его пальцы погладили то место, которое он назвал. Наклонившись, Парис коснулся его губами. Его руки и губы блуждали от коленей к груди, оттуда — к животу, палец кружил вокруг пупка, потом устремился ниже…
 — Ах, самое нежное, самое мягкое и самое влажное место из всех…
 Она едва не перестала дышать, от желания нервное напряжение достигло предела.
 — Забавно, но я люблю трогать у тебя самые твердые места, — прошептала она, поглаживая каменные мускулы на спине.
 Он застонал:
 — О Боже, сейчас я уже везде твердый!
 Табризия упивалась им. Она добралась до самой главной твердости и обожглась. Сейчас от этого огня ее тело целиком раскроется, все до единой мысли вылетят из головы. Табризия уже знала, как это будет: острая мгновенная боль, а потом море удовольствия — сумасшествие! Она извивалась под ним, снова и снова звала его по имени, умоляла — еще, еще… И он дал ей все, чего она желала, и даже больше.
 Раздался крик. Его? Ее? И пульсация, и освобождение. Оно длилось и длилось, пока Табризия не обмякла в сладостном бессилии после испытанной страсти, охватившей их тела столь бесстыдным образом. Она лежала, касаясь его и чувствуя новую жизнь, затаившуюся под сердцем. Сколько мгновений чистого блаженства, как это, ожидает ее впереди? «Я подарю ему сына, — страстно поклялась она, — если это единственное, что я могу для него сделать».
 Наступила середина дня, прежде чем кавалькада Кокбернов тронулась домой. Парис с тоской думал, насколько легче путешествовать вдвоем с Табризией. Дамаскус дулась всю дорогу, и Табризия понимала причину — девушка созрела для замужества. Она безудержно флиртовала с Хью Дугласом. «Надо поскорее поговорить с Парисом, — подумала Табризия, — пусть уладит дела с Робертом Керром». Она ехала рядом с мужем, и тот улыбался, глядя на красавицу жену.
 — Парис, прости, что рискую вмешиваться, но лучше
 бы уладить дело с лордом Сессфордом и Дамаскус. Ей теперь будет особенно тяжело, после того, как Шеннон вышла замуж.
 Он нахмурился.
 — Она еще молодая. Разве нет?
 — Она моя ровесница. А ты считаешь, что я вполне женщина.
 — Вполне для чего? — засмеялся он.
 — Для всего, я думаю…
 Их первым гостем после возращения в Кокбернспэт был молодой Сессфорд. Очевидно, он так истосковался по Дамаскус, что отважился поговорить с Парисом еще раз. Парис быстро вывел его из тоски, объявив, что будет гордиться таким зятем. Тут же подписали контракты, и Дамаскус, оказавшись в центре внимания, наслаждалась каждой секундой своего нового состояния. Она думала, как устроить такую церемонию, чтобы затмить абсолютно все торжества, происходившие когда-либо в этих местах. Роберт надеялся устроить свадьбу на Пасху, но Дамаскус уперлась — только в июне. Девушка хотела предстать перед гостями в легком платье, украшенная живыми цветами, под безмятежным летним солнечным небом.
 От Ботвелла пришло официальное послание, он просил Париса как можно скорее увидеться в Эдинбурге. Встреча была назначена в Эдинбург-Касл, и это насторожило Кокберна. Стоит быть осмотрительным: Эдинбург-Касл — крепость, туда проще войти, чем оттуда выйти. Длинноногий Ботвелл прошагал навстречу Парису с поразительно радушным видом, похлопал гостя по спине и с нарочитой строгостью воскликнул:
 — Что за адское снадобье ты там готовишь?
 — В чем меня обвиняют? — спросил Парис.
 — Да нет, ничего такого, старина. Просто у меня есть документ, на котором нужна твоя подпись. Только и всего.
 — Документ? — с невинным видом, словно эхо, повторил Парис.
 — Да, мировое обязательство, старина.
 — О, искренне жаль, Фрэнсис, что на тебя повесили это проклятое дело, — извиняющимся тоном сказал Парис.
 — А, ладно, распоряжение короля. Нужны две подписи на бумаге, вот и все. Проще простого, да?
 — Надеюсь, Фрэнсис. Я бы рад черкнуть свое имя. Но после Хантли. Не стоит пренебрежительно относиться к старому графу, предлагая ему подписать вторым. Верно?
 Ботвелл опустил тяжелые веки, не желая выказывать свою проницательность. Он и не ожидал, что Разбойник Кокберн подпишет первым. Если вообще подпишет. Но попробовать стоило.
 — Я слышал, Черный Дуглас увел твою красавицу сестру? — ухмыльнулся Ботвелл.
 — Увел, — подтвердил Парис.
 — Подкрепляешься союзниками со всех сторон? — погрозил ему пальцем Ботвелл. — Смотри, не стань чересчур сильным, мой петушок!
 — С тебя беру пример, Фрэнсис, — улыбнулся Парис.
 — Да. Именно так. Ладно, как только получу подпись Хантли, призову и тебя. Предупреждаю: я больше не потерплю никаких уловок.
 Парис пошел от замка на северную сторону Кэннонгейта, где дамы семейства Кокберн превратили одно ателье в свой магазин. Модистка без устали вынимала ткань, рулон за рулоном показывая привередливым клиенткам. Она не сомневалась, что эта свадьба обеспечит ее средствами на весь год. Наконец часа через два до женщины дошло: Дамаскус Кокберн знает, что именно ей нужно, поэтому и отказывается от всего предлагаемого.
 — Ну, я решила! Буду в серебряном и в белом, — объявила Дамаскус.
 Когда Парис зашел за дамами, чтобы проводить их домой, он думал, они уже освободились. Но не тут-то было. Модистка еще только снимала мерку.
 — Боже мой, вы до сих пор не закончили?! От столь бесполезной траты времени любой мужчина готов рвать на себе волосы.
 — Радуйся, братец, что с нами нет Шеннон, — нарочито вежливо ответила Дамаскус, — при ней тебе пришлось бы ждать три дня, а не три часа.
 Парис взглянул на Табризию и пошутил:
 — Ишь, какие вы все тщеславные!
 — Ага, если ты распускаешь хвост, как павлин, это у тебя называется гордость. А когда мы — тщеславие, — живо отпарировала жена.
 — Совершенно верно, — согласился Парис.
 — Ах ты, противный Разбойник! — рассмеялась она.
 Табризия стояла в нижней юбке, и Парис с вожделением впился в нее глазами. Он просто не мог дождаться момента, когда они останутся одни и он стащит с нее эти бессмысленные тряпки. Она сладостно затрепетала под его взглядом, говорившим ей гораздо больше всяких слов.
 Так дело не пойдет, решил он. Надо, чтобы портниха приехала и пожила в Кокбернспэте. Дамаскус согласилась, и они отбыли. Весь апрель и май в замке ничем больше не занимались, кроме подготовки к свадьбе века. Наконец наряды были дошиты, отглажены, и утомленные белошвейки собрались домой в Эдинбург.
 В спальне Парис приподнял волосы Табризии и поцеловал ее в шею.
 — Слава тебе, Господи, наконец-то все уехали! И я могу быть с тобой, сколько хочу.
 Табризия быстро сняла нижнюю юбку, и они улеглись на коврик. Она обняла Париса за шею, теснее прижалась к нему, и он поднял ее на руки От охватившего ее желания Табризия задрожала. У Париса закружилась голова, он чувствовал, что женщина дрожит от страсти к нему и ее страсть ничуть не меньше его собственной. Он взял ладонями ее грудь и стал целовать шелковую кожу. Она тихо застонала. Его губы спустились к пупку и дальше, к рыжему треугольнику. Он гладил, целовал, лизал, ощущая горячую влажность. Табризии казалось, что еще чуть-чуть, и она сойдет с ума от возбуждения. Вцепившись пальцами ему в волосы, она обессиленно попросила:
 — Парис, больше не надо!
 — Да я только начал! — воскликнул он и, смеясь, от нес ее в постель.
 Она лежала в объятиях Париса, чувствуя избыток счастья, отравленная его магической близостью. Он любовался ею, не уставая восхищаться. Как она хороша на подушках! Рыжие волосы ниспадают на белые плечи пушистым солнечным облаком. Когда он прижался к Табризии губами, ей показалось, что они поплыли в тайный, только для них двоих созданный, сладостный мир. Он обнимал ее все крепче, пока их сердца не слились в едином стуке. Парис перестал целовать ее и вошел. Он хотел быть нежным, но от сумасшедшего желания обо всем забыл.
 Требования тела затмили разум. Табризия вскрикнула от резкого нетерпеливого рывка, после которого он очень быстро вознес ее на пик невероятного блаженства… Они достигли его одновременно и еще долго лежали, не разжимая объятий.
 За неделю до свадьбы Дамаскус захотела провести репетицию и потребовала, чтобы все оделись как положено. Вздохнув, но сдаваясь, Парис согласился провести ее по церковному проходу к алтарю. Женщины устроили в солярии подобие алтаря, приготовились и стали оглядываться по сторонам: а где же маленькая, где Александрия?
 — А, вот и ты, противная девчонка! Знаешь, сколько времени мы тебя ждем? Почему не надела новое платье? — строго спросила Дамаскус.
 — Я не влезаю в него, — заявила Александрия.
 — Что за чепуха! Конечно, влезаешь. Оно прекрасно на тебе сидит. Я сама видела.
 — Это было раньше, — упорствовала Александрия.
 — Ты просто все делаешь мне назло. Давай надевай сейчас же, посмотрим, в чем дело.
 — Ты хочешь обвинить меня во лжи? — Александрия покраснела от обиды.
 Трой, которому надоело ожидание в парадной одежде, взорвался:
 — Ради Бога, Александрия! Я хочу успеть на охоту до вечера!
 Алекс, взволнованный откровенным отчаянием близняшки, сказал:
 — Давайте оставим ее в покое. Ее рвет уже неделю. В последние дни она сама не своя
 Все уставились на Александрию
 Дамаскус, чувствуя вину за свою грубость, упала перед сестрой на колени.
 — Любовь моя, что случилось? — Ее взгляд уперся в живот Александрии, вне всякого сомнения раздувшийся.
 — Слушай, да ты, часом, не беременна?
 — Да, — несчастным голосом прошептала Александрия.
 Табризия обняла ее.
 — Почему ты ничего мне не сказала?
 Все замерли, ошарашенные неожиданным открытием. Парис взорвался.
 — Эти проклятые молодые Дугласы! Я знал, что им нельзя доверять!
 Александрия в панике затрясла головой.
 — Это не Дуглас.
 — Тогда кто? Как? — завопил Парис. — Если кто-то из моих людей приставал к тебе, я повешу его до захода солнца!
 Она снова беспомощно покачала головой
 — Нет, никто из твоих людей не виноват
 — Кто же это? Я узнаю имя того, с кем ты путалась, потаскушка! — заорал он.
 Александрия подняла голову. В глазах блестел вызов
 — Я никогда не назову его имя. Скорее отрежу себе язык!
 — Это мы еще посмотрим. Ах ты, маленькая мадам! — угрожающе проговорил Парис, вынимая кнут и направляясь к ней.
 Алекс, испугавшись за сестру, выпалил, не думая:
 — Остановись! Это я, я отец.
 В ужасе от услышанного, Парис повернулся к нему, и кнут выпал у него из рук. Он мигом схватил Алекса за горло и двинул кулаком в челюсть. Мальчишка упал, а Трой и Табризия кинулись останавливать Париса.
 — Уберите их с глаз моих, или я за себя не отвечаю! — Он был в таком бешенстве, в каком никто и никогда его не видел.
 Солярий опустел. Табризия разрывалась — идти к Александрии или к Парису? Она пошла к Александрии.
 — Давай быстро в постель! У тебя нервное истощение.
 Она раздела ее и заставила лечь под одеяло.
 — Я пришлю миссис Холл посидеть с тобой. Она как настоящая мать.
 Александрия разразилась смехом вперемежку со слезами.
 — Никто из нас не знает, что такое мать!
 — Нет. Но мы обе собираемся на себе испытать материнство, — ласково улыбнулась ей Табризия.
 Когда она вошла в спальню, Парис пил виски — Сдается мне, на всех нас лежит проклятие, — в отчаянии вымолвил он.
 Она знала, что хотела бы ему сказать. Но приходилось быть очень осторожной, взвешивать каждое слово, чтобы не затронуть лишний раз его и без того расстроенные чувства.
 — Хотя, — Парис покачал головой, — это, наверное, не проклятие, а моя вина! — Он посмотрел жене в глаза, и она увидела в них невыносимую боль. — Мне было ужасно трудно растить их. С самого момента их рождения я считал, что близнецы стали причиной смерти нашей матери. Они действительно очень преданы друг другу, но, клянусь, любовь моя, я никогда не подозревал, что у них какие-то неестественные отношения!
 — А их и нет! — возбужденно воскликнула Табризия — Послушай меня, дорогой! Ты ни секунды не должен мучить себя, думая, что Александр — отец ребенка Он просто бросился защищать ее, он всегда так поступает. Он и сам не понимал до конца, что говорил. Ты знаешь, его единственное желание — взять вину сестры на себя.
 Парис посмотрел на Табризию со слабой надеждой
 — Ты думаешь, может, они просто врут?
 — Александрия действительно беременна, но я убеждена — Алекс ни при чем. Я попытаюсь уговорить ее рассказать мне об отце ребенка, и мы с тобой решим, как действовать дальше.
 — Тысяча чертей! — снова вспылил Парис — Я знал, что Шеннон такая Но я и понятия не имел, что маленькая Александрия тоже ночная подстилка
 — Ночная подстилка? Ты и обо мне так думаешь?
 — Конечно, нет, дорогая! Иди сюда. Я очень сожалею, что взваливаю на тебя такую тяжесть, но иногда моя проклятая семья доводит меня до белого каления. — Он привлек ее к себе, усадил на колени и коснулся губами виска.
 — Ты такая стройная! Ты действительно уверена, что ждешь ребенка?
 — К ноябрю у тебя будет сын, — пообещала она.
 — А я думаю, внутри сидит крошечная девочка, вроде тебя, — Парис довольно улыбнулся.
 — А может, там двое, — пошутила она.
 В ту же секунду улыбка исчезла с его лица.
 — Даже не думай об этом! Боже мой, я до смерти боюсь, как ты родишь хотя бы одного ребенка!
 — Со мной все будет в порядке. Я так страстно хочу дитя, что ничего не может случиться. А с Александрией я поговорю.
 — Узнай имя. И через неделю я их обвенчаю, — мрачно поклялся Парис Кокберн и крепче обнял жену.
 В июне у Дугласов и Ленноксов были свадьбы. Дамаскус и Табризия подхватили Шеннон и Венецию и повели их в комнату Александрии. Табризия заперла дверь, все столпились у кровати.
 — Что случилось? — спросила Шеннон.
 Табризия тихо сказала:
 — Александрия собирается рожать. Но отказывается назвать имя отца.
 — О моя девочка! — воскликнула Шеннон. — Ты не знаешь, кто отец?
 — Конечно, знаю! — негодующе воскликнула Александрия.
 — Дорогая, мы все любим тебя. И единственное, чего хотим, — помочь тебе. Пожалуйста, скажи, кто он, и увидишь, как просто можно все уладить! — воскликнула Табризия.
 Александрия тяжело вздохнула.
 — Сначала я опозорилась, отправившись в тот рейд на Хантли, а потом опозорилась, забеременев.
 — Так это один из проклятых Гордонов? — воскликнула Шеннон. — Парис убьет его!
 — О Боже! Так не Адам ли Гордон? Неудивительно, что ты молчишь, — догадалась Табризия, чувствуя огромную тяжесть, придавившую ее.
 — Когда он об этом узнает, наверное, разверзнутся небеса, — покачала головой Шеннон.
 — Ради Бога, не говорите ему ни слова до свадьбы! — взмолилась Дамаскус.
 — Все было ужасно, Александрия? — спросила Табризия, воображая наихудшее.
 — Это было неизбежно. Адам Гордон и я влюбились друг в друга с первого взгляда, — тихо призналась она.
 — Ты хочешь сказать, что тебя не насиловали?!
 Венеция была в шоке от мысли, что кто-то из них по своей воле мог улечься в постель с кем-то из Гордонов.
 Александрия без всякой надежды посмотрела на Табризию и повторила ее собственные слова:
 — Ну, теперь ты видишь, как «все просто можно уладить»?
 — Да уж, — фыркнула Шеннон, — только одна из нас может взять на себя смелость сообщить новость Парису.
 Все посмотрели на Табризию.
 — О, пожалуйста, только не я! — взмолилась она.
 — Кроме тебя, некому — согласилась с сестрой Дамаскус. — Но только после свадьбы!
 — Он же без ума от тебя, — заявила Шеннон.
 Александрия робко посмотрела на Табризию.
 — Ты носишь его наследника. Ничего плохого он тебе никогда не сделает. — Она умоляюще взяла ее за руки. — Пожалуйста, спроси Париса, можем ли мы с Адамом пожениться?
 — Он не хочет подписывать даже мировое обязательство по приказу короля, — напомнила Табризия. — Как я могу просить его подписать ваш брачный контракт?
 — Ты знаешь как, — насмешливо сказала Шеннон.
 — Ты одна имеешь над ним власть, — чуть не плача, просила Александрия.
 — Как только завершится свадьба и вы вернетесь в замок, я попробую сказать ему, но положительного результата не обещаю. Он непредсказуем, у него же темперамент вулкана.
 — Да, он взбесится, — прошептала Дамаскус, еле дыша, и получила сильный толчок в бок от Шеннон.
 Прибывший Магнус предоставил приехавшую с ним Маргарет самой себе, а сам, взяв под руку Табризию, повел ее в толпу гостей, несказанно гордясь дочерью и демонстрируя всем ее красоту. Когда она объявила отцу, что скоро он станет дедушкой, его лицо расплылось в улыбке и оставалось таким весь день.
 — Не значит ли это, что ты наконец уступила, дочь моя? — подмигнул ей Магнус.
 Табризия шлепнула отца по руке и густо покраснела, чем доставила ему еще большее удовольствие. Ее поразило, как он постарел с момента их первой встречи, и она поклялась себе, что впредь станет навещать его почаще.
 Маргарет сумела увлечь Париса в уединенный уголок. В ярко-оранжевом наряде, подчеркивавшем ее смуглость и красоту, она была сегодня необыкновенно броской.
 — Ты хороша как никогда, Маргарет, — сделал ей комплимент Парис. — Клянусь, ты ведьма — каждый раз кажешься года на два моложе, чем прежде.
 Ее глаза недобро засветились.
 — А ты меня удивляешь, Парис, Ты женился на девице, побывавшей с другим. Я думала, ты не подбираешь чужие объедки.
 — Но я не ревную, Маргарет, — как можно сдержаннее постарался ответить Парис.
 — От ее смеха у него по спине пробежали мурашки.
 — Фи, какая ложь! Неужели хочешь сказать, что никогда не видел ее любовных писем? И не искал? Не интересовался? — спросила Маргарет, старательно сея ядовитые зерна разлада.
 — Извини, Маргарет, я должен вернуться к обязанностям хозяина.
 Но этого хватило, чтобы взбудоражить его чувства. Он пошел наверх, в спальню, ревность грызла его, как злой пес. Он перерыл все вещи Табризии, пока не нашел шкатулку с драгоценностями, в которой хранились письма
 Патрика Стюарта. Он заставит ее поклясться, что она не была с ним!
 И вдруг Парис понял, какой же он дурак! Как он может рисковать их счастьем? Если она застанет его здесь, за этим низким занятием, разрушится бесценный дар, который они обрели вместе. Он быстро сложил письма обратно, даже не открывая их. В этот миг Париса Кокберна пронзила внезапно озарившая его истина: где нет доверия, там нет любви.
 На свадьбе было столько гостей, что все казалось, как в тумане. У Табризии лицо заболело от улыбок. Собрались кланы, каждый из которых как-то связан с другими, обычно через браки. Теперь вот и она связана со всеми… Табризия пыталась навести какой-то порядок в своей голове, но было трудно.
 Вечером, во время танцев, она валилась с ног от потока партнеров, наслышанных о красавице жене Разбойника Кокберна. Переводя дух между танцами, Табризия осматривала зал в поисках знакомого лица. Тут кто-то бесцеремонно потянул ее сзади, и она оказалась в объятиях Париса. Он жадно поцеловал ее и прошептал:
 — Сдавайся или кричи.
 — Боюсь, придется сделать и то, и другое, — засмеялась Табризия.
 — Пошли со мной.
 — Куда?
 — Просто иди за мной. И не задавай вопросов.
 — Парис, — запротестовала она, думая, что он намерен затащить ее в постель.
 — Неужели ты не можешь довериться мне и пойти, когда я прошу тебя?
 — Ну я, конечно, тебе не верю, но пойду и сделаю, что попросишь. Ты же знаешь!
 — Хм, обещание получено. Я запомню. — Он засмеялся, выводя ее из зала, а потом через дворик замка на дорогу, вниз по скале. По песчанику, по ступенькам они спустились к берегу. Парис нарушил молчание.
 — Я так устал от семьи и от ее бесконечных проблем. Мне хочется спрятаться от всех, побыть вдвоем с тобой. Она ждала, что он скажет дальше.
 — Семья! — безжалостно расхохотался он. — Иногда мне кажется, что они все совершенно чужие, другие, не моя плоть и кровь.
 Табризия сжала руки мужа, стараясь рассеять его мрачное настроение.
 — Может, ты и не очень хочешь, — продолжал он, — а я, Бог свидетель, просто жажду немного покоя и уединения. Я собираюсь подарить тебе медовый месяц.
 Они подошли к маленькой лодке. Парис перенес в нее Табризию, запрыгнул сам и оттолкнулся от берега. Табризия увидела огни «Морской колдуньи», вместе с приливом быстро сближавшейся с ними.
 Все происходящее казалось нереальным, и она спросила себя, не во сне ли это. Но соленые брызги, упавшие на щеку, были настоящие. Она подумала о своем дорогом платье — оно погибнет, и его нельзя будет носить, — но прикусила язык, чтобы не испортить приключение. Огромная волна подкинула их, но она беззаботно рассмеялась — ей становилось весело.
 Парис закричал:
 — Эге-гей! Эге-гей!
 Люди, наблюдавшие за ними с корабля, уже спускали трап. Руки Париса подхватили Табризию, он поднял ее себе на плечо и втащил на палубу. Потом обнял жену за талию и повел в уже знакомую каюту. Здесь было все как прежде, и Табризия покраснела, вспомнив первую ночь с Парисом на этой огромной кровати с черным покрывалом. От жаровни шли тепло и аромат, даже панели на стенах пахли сандалом, щекоча чувства. Разбросанные мягкие подушки и подушечки манили, искушая.
 Парис повернул Табризию к себе и прильнул к ней в долгом поцелуе, пока она не задохнулась. Потом глубоко и удовлетворенно вздохнул.
 — Мне надо поднять якорь и сделать тысячу маленьких дел, чтобы отправиться в море, но как только мы ляжем на курс, я приду. Развлекайся пока сама, дорогая. На этот раз, обещаю, шторма не будет.
 Оставшись одна, Табризия задумчиво осмотрелась. Все будто во сне, хотя, казалось, мечта превращается в реальность. Она увидела свое отражение в серебряном зеркале и поразилась, как испорчена прическа. Сняв поникшее платье, она отправилась принимать ванну.
 Мыльная пена благоухала, Табризия была свежа, как бутон, и думала, во что бы ей одеться сейчас. Он притащил ее сюда по минутному капризу, не заботясь о повседневных вещах. Она открыла гардероб, забитый одеждой мужа. Можно надеть его батистовую рубашку. Она провела пальцем по бархатному богато расшитому халату, но уж слишком он был велик. Закрыв шкаф, Табризия еще раз оглядела каюту, отперла один из многочисленных сундуков, стоявших вдоль стены, и ахнула. Какие яркие вещи! Какие ткани! Она выбрала прозрачный наряд, сверкающий серебром. В маленькой шкатулке обнаружила золотые цепочки, такие изящные, что казалось — дотронься — и они сломаются. На глаза ей попалась картинка, изображавшая женщину в экзотическом костюме. Она пристально рассмотрела ее, стараясь не краснеть. Груди поддерживались разделенными чашками, которые и скрывали, и в го же время открывали их. Она заглянула в сундук, увидела еще какую-то штуковину, и тут до нее дошло: это тот самый костюм, что и на картинке. Ей неодолимо захотелось надеть его.
 Мигом вылезла она из корсета и нагая встала перед зеркалом. Нацепив чашечки и закрепив их сзади застежкой, изумленно уставилась на свое отражение, рассматривая сильно увеличившие грудь полусферы. Затем обернула тончайшую ткань вокруг талии и завязала. Одеяние мягкими складками ниспадало до щиколоток. Табризия захохотала: все просвечивало насквозь — и ноги, и рыжий кудрявый треугольник. Она заглянула в сундук в поисках панталон, но их не оказалось. Впрочем, на женщине с картинки тоже ничего не было, кроме золотых цепочек. Задрав юбку, Табризия застегнула двойной ряд золотых цепей на бедрах, потом на запястьях и щиколотках. В шкатулке были еще черная краска для глаз и красная для губ, пузырьки с маслом и мускусом и баночки серебристого и золотистого блеска, приятно пахнущие лимоном и миндалем. Молодая женщина принялась пробовать на себе все эти чудеса красоты и так увлеклась, подкрашивая уголки глаз, что не услышала звука открываемой двери.
 — Табризия!
 Она повернулась и оказалась лицом к лицу с Парисом. Его взгляд пробежался от лица до груди, опустился ниже. В глазах застыло непередаваемое выражение. Осмотрев жену сверху донизу, он снова поедал ее взглядом, который двигался теперь в обратном направлении.
 — Как тебе идет! — воскликнул он.
 Табризия покраснела от волнения и беспокойства: муж видит ее в таком наряде! Парис медленно подошел к ней, не скрывая желания, и жадно впился ртом в ее губы. Пальцы уверенно расстегнули чашки, задрали ткань, изображавшую юбку.
 — Пройдись, дай посмотреть на тебя.
 Она медленно обошла каюту и снова вернулась к мужу. Взгляд, который она встретила, заставил ее почувствовать себя самой любимой и желанной из всех женщин в мире. Подойдя к Парису вплотную, Табризия встала на цыпочки, крепко обняла его за шею и поцеловала в губы. Он поднял ее, и она услышала, как сердце Париса гулко бьется возле ее обнаженной груди.
 — Когда ты рядом, я всегда чувствую себя голодным мужчиной. Только твое прикосновение и ласка могут насытить меня. Готовься, сейчас я начну тебя есть!
 Его пальцы легко и умело находили потаенные места на теле жены. Парис уже хорошо знал, что прикосновение к ним доводит ее до исступления. Он подложил под ее ягодицы подушку, чтобы проникнуть глубже. Она выгнулась, раскрываясь, как цветок навстречу солнцу, и вновь так крепко сжала бедра, что он застонал от избытка чувств. Парис замер на секунду, с наслаждением слушая пульсацию тел, потом стал медленно двигаться, пока стоны Табризии не перешли в крик. Ее руки вцепились в мускулистую спину Париса, и он позволил себе заполнить ее жгучим нектаром. Парис принес с кровати одеяло и укрыл Табризию. Она блаженно потянулась, уютно прильнув к нему.
 — Наш маленький рай вдали от всех. Я покажу тебе места, о которых ты могла только мечтать.
 Очень медленно Табризия начала возвращаться к реальности.
 — И долго ли мы будем путешествовать?
 — Кто знает! Кому какое дело? Всегда! — Он прижал ее к себе.
 — Ну два дня, две недели? — допытывалась она.
 — По крайней мере, — лениво согласился он.
 Табризия тотчас вспомнила про Александрию. Она должна ему сказать. Хотя нет, не сейчас. Это испортит их медовый месяц. Она отбросила мысль об Александрии и попыталась сосредоточиться на словах Париса.
 — Ты увидишь Францию, родину своей матери.
 — Францию? — прошептала она, не веря.
 — А как ты думала, куда мы плывем? — улыбнулся он
 — В Лис, — сказала она быстро.
 — В Лис! — он откинул голову и засмеялся. — Нет, сперва мы отправимся в Гаагу, отвезем шерсть в Голландию
 — А после Голландии?
 — В Бельгию. — И Парис поцеловал ее.
 — А потом?
 — Во Францию. — Он снова поцеловал ее.
 — А что после Франции?
 — Он помолчал.
 — Испания, но я не думал забираться так далеко.
 — А почему? — спросила она.
 — О, тогда путешествие растянется на год. — Он усмехнулся. — В Испании слишком жарко заниматься любовью. — Перевернув Табризию на живот, он провел пальцем вниз по гладкой спине. Она затрепетала от его прикосновения, и он принялся неспешно ее массировать. — А вот во Франции климат прекрасный. — Он оседлал ее и, наклонившись, прошептал в самое ухо: — Я найду уединенную бухточку на побережье, где мы будем купаться и играть совершенно голыми в лазурных водах.
 — О Парис!
 Он всегда ловко умел привести ее в замешательство. И ему это очень нравилось. Сейчас он пребывал в игривом настроении, собираясь снова смутить ее тем, что собирался с ней сделать. Мягко Парис повернул ее лицом к себе.




 Глава 19


 Дни шли спокойные, полные солнца и счастья, ночи — восторга. В многочисленных сундуках Табризия нашла китайское шелковое кимоно и красивое одеяние, оставляющее обнаженным одно плечо, — сари из Индии, как объяснил Парис. Но, выходя на палубу, она надевала рубашку мужа и белые льняные штаны, которые он ей подобрал.
 Когда они отвезли и выгрузили сотни тюков овечьей шерсти, Парис взял Табризию в Гаагу и повел по магазинам. Она удивилась и пришла в полный восторг, увидев самые последние парижские модели. Солнце позолотило ей кожу, и он смотрел на ее сияющее личико глубоким многозначительным взглядом. Они уже понимали друг друга без слов. Сперва Парис отдал ей сердце, а теперь — душу. Они становились одним целым.
 В переполненном порту Кале, где можно было купить все, что угодно, он выбрал несколько ящиков бренди и разных сортов вин — от бургундского до бордоского, и если бы еще загрузить корабль сладким испанским, закрома были бы полны.
 Как и обещал, он нашел бухточку, и днем они там играли и резвились. Вот тут-то Табризия и выбрала момент Как-то раз перед сном она тихо сказала мужу:
 — Парис, я знаю, кто отец ребенка Александрии.
 Он уставился на нее долгим, сразу помрачневшим взглядом
 — Ты что, знала все это бремя и только сейчас решила сказать? — спросил он.
 — Я не хотела портить замечательный отдых, — быстро ответила она.
 — Значит, я должен понять — новость неприятная?
 — Да Во всяком случае, я знаю, ты рассердишься.
 Он перестал раздеваться, внимательно посмотрел ей в лицо и сказал:
 — А тебе не приходит в голову, что ты манипулируешь мной? Вот эти женские трюки я особенно ненавижу.
 — Манипулирую? — неуверенно переспросила она.
 — Ну да. Осыпаешь меня благодеяниями, пока я не почувствую себя удовлетворенным. А потом преподносишь горькую пилюлю, пока я в хорошем настроении. — Глаза его словно подернулись пеленой.
 Табризию охватила паника. Она увидела, как мгновенно Парис отгородился от нее, оттолкнулся, закрылся в себе.
 — Кто?! — рявкнул он.
 Она поколебалась. Ей не хотелось говорить, когда он в таком состоянии. Он и так сердит, а когда услышит имя, вообще впадет в неистовство.
 — Я не собираюсь переспрашивать! — угрожающе заявил он.
 — Гордон. Адам Гордон, — выдавила она.
 Он и глазом не моргнул, не показал, расслышал или нет. Но Табризия знала — расслышал.
 Минуты через две Парис повернулся и ушел из каюты. В ту ночь она спала одна.
 На следующий день ей принесли еду, как всегда вкусную, но только для нее. Днем Табризия вышла на палубу. Вскоре к ней подошел Ян.
 — Его сиятельство говорит, море сегодня немного не спокойно, и предлагает вам спуститься вниз, мадам.
 Табризия чувствовала приближение шторма, но никакого отношения к погоде он не имеет.
 — Ян, а какой у нас следующий порт? — поинтересовалась она.
 Он удивленно посмотрел на нее.
 — Так мы уже в Шотландии, мадам. Мы повернули прошлой ночью
 Она ушла вниз и оставалась там. Да, эта игра только для двоих! Табризия поняла: муж обиделся, что она не поделилась с ним в тот же миг, как узнала правду от Александрии. Но она разрывалась между членами семьи! Парис считал, она должна быть на его стороне и ни на чьей больше. А теперь наказывает, дает понять — ее место у его ноги. Что ж, черта с два так будет! Если он отойдет от нее на шаг, она — на три! Ей есть чем заняться. Ребенок. Ее ребенок. Она не одинока!
 Через два дня Парис подошел к жене, но она держала его на расстоянии, отвечая на вопросы с холодной вежливостью, и он молча проклинал себя.
 Никогда еще она не выглядела такой сияющей. После морского путешествия ее красота стала еще нежнее, беременность невероятно красила ее.
 Ян отвез Табризию на берег, прежде чем стали разгружать корабль. Дома ее тут же забросала вопросами Александрия.
 — О, это было божественно! Пока было… — вздохнула Табризия.
 — Что ты хочешь этим сказать? — осторожно спросила Александрия.
 — Это был рай, пока не было произнесено твое имя. Ну что ж, дорогая, он все знает. Готовься к худшему.
 — Он пришел ко мне по делу, связанному с закладной. Я аннулировала его долг. Простое дело, и ничего больше.
 Парис был ошарашен.
 — Так ты по секрету от меня ведешь дела, мадам? — прорычал он.
 Она горячо заявила:
 — Это было до того, как мы обвенчались, милорд.
 — Я твой муж уже шесть месяцев. И все это время ты не подумала сказать, что у тебя какие-то делишки с моим врагом?
 — Это было мое дело, милорд, — упорствовала Табризия.
 — Да будь оно проклято, это дело! А Джон Гордон? Тоже дело? — насмешливо спросил он.
 Табризия ощутила неумолимо приближающийся взрыв. В отчаянии она попыталась его предотвратить.
 — Как ты можешь заставлять нас стоять, зная, что мы обе в деликатном положении? — возмущенно воскликнула она.
 Не отрывая от нее глаз, Парис принес два стула, и женщины сели. Он снова повернулся к Табризии, как собака к не догрызенной кости.
 — В деликатном. Разумеется. Особенно это касается Александрии. Впрочем, в этом и состоит искусство быть женщиной — называть отвратительные вещи деликатными. И что же еще ты вынуждена была делать и до сих пор скрываешь?
 — Ничего. Клянусь! У меня были копии закладных на недвижимость Гордонов и Хантли. Я подписала их Джону Гордону в обмен на освобождение.
 — А где подлинники?
 — В банке, в Эдинбурге, — прошептала она.
 — Завтра ты мне их отдашь! — велел он. И повернулся к сестре: — А ты подписывай обвинение в насилии.
 — Я не была изнасилована! — запротестовала Александрия.
 — Не важно, все равно подпишешь, — нетерпеливо сказал Парис.
 — У него будут неприятности, — упорствовала сестра.
 Мускулы на лице Париса подергивались.
 — Думаю, ты все перепутала. Это он доставил тебе неприятности. Черт побери, девочка, ты сидишь тут и ведешь себя так, будто я должен тебе объяснять. Вы что, обе без мозгов? Когда я стану вести переговоры с врагом, я буду говорить с позиции силы. У меня огромное терпение, но оно скоро лопнет!
 Александрия подписала. Он добавил свою подпись и отпустил обеих.
 Ближе к полуночи миссис Холл поджидала, когда Парис поднимется в спальню.
 — Ваше сиятельство, могу я быть с вами откровенной?
 — А когда ты не была? — насмешливо ответил он.
 — Она очень устала и взволнована! — Служанка показала рукой в направлении спальни. — Если вы хотите, что бы она нормально выносила ребенка, на нее нужно поменьше кричать и давать ей отдых. — Она очень сурово посмотрела на хозяина.
 Парис собирался войти к Табризии и выдать ей как следует за то, что жена имеет от него секреты, но в нем заговорила совесть. Скорчив гримасу, он недовольно пробурчал:
 — Миссис Холл, ты кошмарная старуха!
 Она удовлетворенно кивнула, увидев, что Парис отправился спать в другую комнату.
 В июле Ботвелл с отрядом всадников въехал во двор Кокбернспэта. Парис уделил много внимания гостям, оказал им особо радушный прием. Он был доволен, что Ботвелл на этот раз явился сам, а не послал за ним. Парис повел его в кабинет, чувствуя, что гостя распирает от важности.
 — Благодаря дипломатическому дару ты смог добыть подпись Хантли на мировом обязательстве. Я прав?
 Ботвелл засиял.
 — Он подписал с охотой, я бы даже сказал, со страстью. Думаю, могу утверждать это совершенно честно. По-моему, у Джеми что-то есть против него. — Ботвелл вынул документ и разложил перед Парисом. — Так что теперь осталось получить твою подпись, милорд.
 Парис печально вздохнул.
 — Ах, если бы все было так просто, Фрэнсис!
 — Что ты имеешь в виду? — резко вскинулся Ботвелл
 — Как я могу заключить честное, достойное соглашение с людьми без чести?
 — В чем дело, Разбойник? Говори-ка яснее!
 Парис поколебался, оттягивая время. Очень нелегко обвести Ботвелла вокруг пальца
 — Надеюсь, ты понимаешь, что это между нами? Если слухи пойдут, ее жизнь будет разрушена. Моя сестра изнасилована Адамом Гордоном. У меня есть документ, удостоверяющий это. И я хочу послать его королю.
 — Королю? — недобрым тоном осведомился Ботвелл.
 Парис продолжал:
 — Я полагаю, что должен тебе открыть все. Король хочет, чтобы юные шотландские наследницы выходили замуж за представителей английских благородных семей. И я обещал ему Александрию.
 — Понятно, — сказал Ботвелл, быстро соображая. — Значит, надо послать ее ко двору…
 — В ее положении я никуда не могу послать сестру, — заявил Парис.
 Ботвелл присвистнул, Единственным выходом было замужество. Но мог ли он даже заикнуться об этом Разбойнику Кокберну? Во всяком случае, если не подсластить пилюлю, то нет.
 — Дай-ка я вернусь к Хантли и нашим переговорам. Я думаю, можно сойтись на чем-то вроде компенсации.
 Парис развел руками.
 — Это еще не все, Фрэнсис. Похоже, изнасилование — обычное дело для этого клана. Джон Гордон угрожал изнасиловать и мою жену, если она не простит ему долги на двадцать четыре тысячи фунтов стерлингов. К счастью, по своей наивности она подписала только копии. Сами оригиналы в безопасности, но ты видишь, какая здесь гуляет огромная сумма. Конечно, Фрэнсис, я не могу от тебя ждать, что ты станешь заниматься посредничеством просто так.
 Ботвелл улыбнулся — хорошо, что Кокберн правильно понимает дело.
 Как только Ботвелл и его люди уехали, Парис почувствовал себя прекрасно и был очень доволен достигнутыми договоренностями. Чего нельзя сказать о Табризии.
 Занимаясь шитьем вещичек для ребенка, она выслушивала мольбы Александра — уговорить Париса отпустить его в Эдинбургский университет.
 — Тэб, я буду тебе очень благодарен, если ты как можно скорее поговоришь с ним. Учебный год в университете начинается в сентябре, как ты понимаешь.
 Александрия подсела к ней с другой стороны и стала горячо упрашивать:
 — Я хочу, чтобы ты выяснила, что произошло между Парисом и Ботвеллом. Я точно знаю, он использует ту чертову бумагу против меня.
 Парис услышал конец разговора, подходя к солярию. Он было разозлился, но злость его быстро сменилась удивлением, когда раздался голос жены:
 — Черт побери! Я ужасно устала от ваших бесконечных приставаний! Вы оба отлично знаете — Парис не кукла, которую можно дергать за веревочку. Он видит насквозь все мои уловки с упрашиванием. И на меня одну обрушивается весь его гнев. Александрия, я предлагаю тебе: если хочешь что-то узнать от Париса, спроси сама. И ты, Алекс, тоже. Хочешь в университет — будь наконец мужчиной и попроси его сам. А уж если мне что-нибудь понадобится от Париса, не сомневайтесь, я сама к нему обращусь.
 Прекрасное, теплое чувство охватило Париса при этих словах жены. За ужином она нашла записку, засунутую под ее прибор. «Моя дорогая Табризия, первая и единственная женщина в мире, которую я когда-нибудь любил и люблю отчаянно! Ты прощаешь меня? П.»
 Она тут же поймала его взгляд через большой стол, и они словно уединились, утонув в глазах друг друга незаметно для всех Когда ужин подходил к концу, он приподнял бровь, и она улыбнулась ему таинственной улыбкой.
 — Парис, пойдем в солярий. Я хочу поговорить с тобой.
 — А мы не можем поговорить в постели? — прошептал он.
 — Нет! Твое внимание отвлекается, да я и сама забываю обо всем, что собиралась сказать.
 Он засиял, взял ее за руку и повел в солярий.
 — Ты не подписал мировое обязательство, так ведь? — спросила она его с упреком. — Парис, ты не можешь себе представить, что творится со мной, когда ты отправляешься
 в набег. Я не имею в виду твои походы вдоль границ в поисках овец. Я о том, когда ты идешь в рейд против вражеского клана. Я умираю тысячу раз! Ожидание невыносимо. И даже когда ты возвращаешься, я знаю — это не конец. После рейда — возмездие, потом еще рейд.. И так
 далее, без конца
 Он поднял руки, насмешливо изображая, что сдается.
 — Успокойся, радость моя! Я подпишу это проклятое обязательство о замирении.
 — Гм, это так легко? — Она удивленно и подозрительно посмотрела на мужа. — Ты решил подписать его задолго до того, как я заговорила об этом. Так ведь? Ах ты, дьявол! Больше я ни слова не скажу!
 — О благословенные небеса! — рассмеялся он. — Так ты сама теперь пойдешь или мне тебя отнести?
 — Отнеси меня, — искушающе прошептала она.
 Он подхватил ее под коленями, изображая, что спотыкается от тяжести.
 — Боже мой, вот это вес! Не знаю, смогу ли донести!
 — Она счастливо засмеялась и прошептала:
 — Я чувствую, что сможете, сэр.
 Парис поцеловал ее раз двадцать перед тем, как положить на кровать. Он легко провел пальцами по ее ключице, но Табризия не удовлетворилась этим. В жажде настоящих ласк она потянула его руку ниже. Парис накрыл ее своим телом и повел в волшебное путешествие, подняв к таким высотам блаженства, что ей показалось, она коснулась звезд. Проснувшись наутро, он все еще держал жену в объятиях. Он склонился, поцеловал ее веки и удовлетворенно вздохнул.
 Венеция приехала рожать в Кокбернспэт. Она заявила Ленноксу, что там, в окружении сестер, ей не будет так страшно. И, словно притянутые магнитом, Дамаскус и Шеннон приехали тоже.
 Парис соорудил двуколку, чтобы собирающиеся стать матерями женщины могли ездить в солнечные дни лета и побольше дышать свежим воздухом. Даже Александрия стала выезжать. Молодая женщина набралась мужества и больше не боялась Париса, который уговорил ее ждать дальнейшего развития событий. Она успокоилась. Спокойствие передалось Венеции и Табризии. Они стали терпеливее и сдержаннее. Лишь одна Шеннон не могла побороть свой темперамент и время от времени в сильном раздражении закатывала глаза. Разговаривали только о родах, пока Парис не взорвался:
 — Вам что, больше нечего обсуждать, кроме рождения и смерти?
 В середине месяца их ожидало большое развлечение. В замок прискакал Ботвелл в сопровождении Джона Гордона и его сына Адама. Ботвелл лично гарантировал их безопасность, и они оба явились прямо в Кокбернспэт.
 Парис прогнал женщин в комнаты, прежде чем позволил Гордонам ступить в замок. Александрия сидела бледная и дрожащая, боясь, что сейчас ее вызовут на переговоры, а потом боясь, что не вызовут.
 У Джона Гордона хватило ума доверить Ботвеллу вести переговоры от его имени. Парис не побеспокоился проявить гостеприимство, не предложил приезжим выпить, явно демонстрируя неудовольствие и гнев в связи с их неожиданным появлением.
 Ботвелл откашлялся.
 — Гордоны приехали ответить на твои обвинения. Обвинение в изнасиловании отрицается. Однако, — добавил он торопливо, — соблазнение признается, и предлагается возмещение.
 — Возмещение? — холодно переспросил Парис.
 Ботвелл кинулся, как в омут.
 — Они предлагают брак, как достойное разрешение ситуации.
 — У меня нет времени для шуток, — Кокберн сделал взмах рукой, как бы отпуская их и собираясь уходить.
 — А также, — добавил Ботвелл с упрямой решимостью, — они предлагают и солидную компенсацию.
 Парис повернулся и подверг Адама Гордона пристальному осмотру. Сын был более молодой копией красавца отца, только в лице его полностью отсутствовала жестокость. Парис велел слуге привести Александрию. Она пришла, бледная и дрожащая, опустив глаза. Сердце ее трепетало. Парис не отрывал взгляда от лица Адама Гордона. При появлении Александрии лицо юноши смягчилось. Когда она подняла на Адама глаза, нежная улыбка осветила комнату.
 Парис заговорил прямо с молодым Гордоном.
 — Если я отдам тебе свою сестру в святой брак, ты согласишься жить в Кокбернспэте год, чтобы мы лучше узнали тебя?
 — С удовольствием, милорд. — Адам говорил ясно, без всяких колебаний, хотя старший Гордон проявлял явное недовольство.
 — Я пошлю в церковь, и мы совершим церемонию сегодня же. Не хочу задерживать твоего отца под своей крышей дольше, чем это необходимо, — сказал Парис.
 Ботвелл перешел ко второй проблеме.
 — А какие деньги или замки ты просишь?
 — Ты наследник Хантли, не так ли? — обратился Парис к Джону Гордону.
 Гордон сдержанно кивнул.
 — Сделай Адама твоим наследником вместо другого сына.
 Джон Гордон хотел было заартачиться, но вынужден был проглотить оскорбление и скрытую угрозу себе и своему отцу, которая таилась в словах Кокберна.
 — Письменное подтверждение этого — все, что я требую, — сказал Кокберн. — Ну и, разумеется, закладные, которые принадлежат моей жене, должны быть оплачены.
 Стиснув зубы, Гордон снова кивнул.
 — Мировое обязательство? — продолжал давить на Париса Ботвелл.
 — Боже мой! Ты слишком много просишь! — взорвался было Парис, но тут же успокоился. Ладно, — будто нехотя согласился он, — будь по-твоему.
 Брак юной пары, обменивающейся клятвами, значил для Гордона-старшего слишком мало по сравнению с теми подписями, которые сейчас ставились на документах. Гордость пришпоривала Джона Гордона как можно скорее покинуть замок, что он и исполнил сразу же по завершении дела. Только после этого Парис с шумом открыл бутылку и поднял тост за новобрачных.
 — Пусть сопутствует вам удача!
 — Адам вежливо ответил:
 — Спасибо, милорд.
 — Зови меня Парис.
 — Адам поклонился.
 — Это честь для меня.
 Александрия тоже отпила немного вина, она была в полной эйфории. Парис пальцем поддел ее подбородок.
 — Поскольку мне больше не надо тобой управлять, может, теперь мы станем настоящими друзьями? Я люблю тебя, чертенок.
 — А я никогда и не сомневалась, ни на секунду! — ответила она весело.
 — Думаю, вам стоит комнаты в Блэк-Тауэр сделать своими апартаментами. — И, обратившись к Адаму, добавил: — Вам понадобится уединение.
 — Вы очень добры, милорд, особенно учитывая отношения между нашими кланами.
 Парис ухмыльнулся:
 — Ну, ты еще получишь свое наказание.
 Адам побледнел, а Александрия рассмеялась.
 — Он имеет в виду, что семья еще доберется до тебя. Нельзя сказать, что у Кокбернов незаслуженная репутация, понимаешь ли.
 — Да, я чувствую себя немного обескураженным, — улыбнулся Адам.
 — Самокритичность — бесценный дар, — пошутила его юная жена.
 Он притянул ее за волосы и поцеловал. Парис повернулся к Ботвеллу:
 — Давай-ка удалимся в бараки, прежде чем на нас навалится все семейство.
 Поздно вечером, после вечернего торжества, когда все отправились в свои постели, Парис вдруг увидел Александра, какого-то совершенно потерянного.
 — Если ты все еще хочешь ехать в университет, я сделаю, что тебе нужно, старина Алекс!
 — Парис! Неужели это правда? Я сейчас же начну собирать вещи.
 — Поедем на следующей неделе. Я серьезно подумываю о том, что надо изучать закон. Ты был бы неоценимым членом семьи! А то мы вечно попадаем в трудные ситуации с законом. — Он улыбнулся юноше и потрепал его по плечу.
 Табризия открыла глаза в тот момент, когда Парис ложился.
 — Я не хотел тебя разбудить, дорогая, — пробормотал он.
 Она села в постели и обняла мужа.
 — Родной мой, — ласково проговорила она. — Это был трудный день!
 — Ты всегда будешь меня встречать вот так? — хрипловато спросил он.
 — А об этом надо спрашивать? — Она наслаждалась знакомым запахом сандала.
 — Я спрашиваю потому, что, клянусь, если ты в этом мне откажешь, я погибну.
 — Парис, я хочу тебя поблагодарить за то, что ты позволил Александрии выйти замуж за Адама. Я знаю, чего тебе это стоило — заключить союз с Гордонами! Но я уверена: ты правильно поступил. Мировое обязательство спасает меня от многих страхов не только за себя, но и за ребенка.
 Он просунул одну руку ей под плечи, а другую положил на живот
 — По сравнению с Венецией ты такая маленькая!
 — Но Венеция может родить в любую минуту, дорогой. А я только в ноябре.
 — Слава Богу, ты хорошо себя чувствуешь.
 — Это потому, что веду совершенно нормальный образ жизни. Я даже езжу верхом каждый день. Спасибо тебе за заботу, но двуколка не для меня.
 Он притянул ее к себе.
 — Но будь осторожна! Больше я ни о чем не прошу. — Он коснулся губами ее лба, там где кудряшки вились на висках. — Хочешь я тебя порадую? Я только что разрешил Алексу ехать в свой проклятый университет.
 Она обхватила его за шею и спрятала лицо у него на груди.
 — Иногда тебя можно даже выносить, — прошептала она ему куда-то под мышку.
 Воздух был густой и пропитанный солью весь день. Солнце жарило холмы и проникало сквозь толстые стены замка, духота казалась невыносимой. Табризия заметила, что Венеция оттолкнула ужин и поморщилась от боли в спине, начавшейся еще за завтраком. С облегчением увидев, как Александрия и ее новоиспеченный муж исчезли в своем крыле, едва поев, она тихо сказала Шеннон и Дамаскус:
 — Думаю, у Венеции начались схватки.
 Сестры отвели ее в солярий, зная, что первые схватки начинаются за восемь часов до родов. Они удобно устроили ее в большом кресле, подняли ей ноги и подложили под спину подушки, а потом стали говорить обо всякой чепухе, чтобы время пролетело незаметно, Венецию мучили сильные боли уже пять раз в час. Они давали ей пить, массировали спину, шутили, загадывали загадки, а когда схватки стали возникать через каждые пять минут, решили перевести ее в спальню и готовы были к ночному дежурству. Восемь часов прошли, но признаков близких родов не наблюдалось. Венеция корчилась в кровати, потела от усилий, а трое женщин, ухаживавших за ней, потели от жары и волнений.
 Прошло четырнадцать часов. Венеция всеми силами сдерживалась, чтобы не кричать. Она уже была почти в агонии.
 Миссис Холл засуетилась.
 — Ради Бога, нам нужно акушерку или доктора! Это не должно так долго тянуться.
 И тут вскоре показалась ручка ребенка. Миссис Холл в ужасе объяснила, что это ненормально.
 — Наверное, он лежит поперек, это очень опасно. В единственных родах, где я помогала, ребенок шел головкой вперед, как положено, — объяснила она, ломая руки. — О бедняжка!
 Александрия постучала в дверь, взволнованная криками. Трое братьев с белыми лицами стояли у нее за спиной, она требовала открыть. Но Табризия твердо сказала миссис Холл:
 — Я хочу, чтобы вы увели Александрию. Уберите ее подальше, и пусть она не услышит ни звука. И ради Бога, успокойте ее. Ей самой скоро придется пройти через это.
 После того как миссис Холл ушла, Табризия облегченно вздохнула. Она любила служанку, но сейчас та больше мешала, чем помогала.
 Шеннон всю трясло. Она не могла больше выносить страданий сестры и пошла искать Париса. Он сидел в холле.
 — Мы должны что-то дать ей от боли, — настойчиво сказала она брату. — Дай из того, что давал Энн.
 — Нет! — взорвался он. — Скорее я увижу ее на смертном одре!
 Венеция лежала без сил. Она оцепенела, не кричала больше, а только выла, как раненое животное. Шеннон рванулась было к ней, в своей обычной манере, но тут же упала в обморок.
 Табризия посмотрела на Дамаскус.
 — Теперь нас только двое.
 Дамаскус на секунду закрыла глаза, потом кивнула.
 — Держи ее, я попытаюсь повернуть ребенка, — решилась Табризия. — Если не получится, значит все. Но если я вообще ничего не сделаю, Венеция может умереть.
 Она как следует вымыла руки и осторожно принялась за дело. Медленно надавила, вправляя ребенка обратно, дюйм за дюймом передвигая неродившееся дитя.
 Дамаскус подбадривала:
 — У тебя все прекрасно получается, Табризия. Продолжай.
 Табризия чуть-чуть надавила на плечико, чуть-чуть повернула дитя и добилась наконец того, что головка показалась как надо. Обе женщины просили Венецию глубже дышать, тужиться, уверяли, что больше ничем не могут помочь ей.
 И тут с потоком крови и воды выскочила на свет Божий маленькая девочка. Жалобный вопль роженицы огласил комнату, потом он перешел в счастливое рыдание. Плакала не только Венеция, но и те, кто помогал ей в эти страшные часы. Табризия и Дамаскус рожали вместе с ней. К тому моменту, когда мать и дитя были помыты, обихожены и удобно устроены, стрелки часов обежали циферблат ровно два раза.
 Шеннон возвращалась в Дуглас. Парис решил проводить ее и заодно отвезти Алекса в Эдинбург, в университет. Парис непременно хотел быть дома к ночи. Теперь он всегда возвращался домой, как бы долго ни задержался. Табризия лежала в постели, когда он приехал из города. Он с удовольствием посмотрел на нее.
 — Знаешь, скажу я тебе, огромное преимущество иметь в замке ребенка. Дитя отвлекает внимание нашей чертовки миссис Холл, и она не возникает у постели, как только я начинаю заниматься с тобой любовью.
 — Парис, ты знаешь сам, что любишь ее не меньше меня!
 — Да, конечно. Но она предсказуема, как флюгер. И когда я готов, я не могу рассчитывать, что она не появится под каким-нибудь предлогом и не пробудет до тех пор, пока я не растрачу свою энергию зря.
 — Дамаскус права. Мужчины очень вульгарны, — засмеялась Табризия.
 — Ты такая красивая, что у меня дыхание перехватывает, — с нежностью сказал Парис.
 — О дорогой, я чувствую себя, как свинья, наевшаяся инжира, — возразила она.
 — Да ты никогда не выглядела так прелестно! — заявил он.
 — Иди, я покажу тебе!
 Он взял ее на руки и понес к зеркалу. Она привалилась к его сильному телу, и они принялись рассматривать свое отражение. О, сколько раз за прожитое вместе время они так делали! Сейчас они являли собой настоящую картину счастья и никогда раньше не чувствовали себя ближе друг другу. При взгляде на их отражение у Табризии вырвались слова:
 — Возьмите канву вашей жизни и нарисуйте на ней рай. А потом входите в него.
 Жизнь была тяжелая, но она научилась быть счастливой сейчас, сегодня, не припасать счастье на будущий день, который может никогда не наступить.




 Глава 20


 Подули резкие октябрьские ветры. Холмы, окрашенные в сентябре папоротниками красно-бурого цвета, превратились в мрачные серо-коричневые. Промозглые морские туманы по утрам превращали горизонт в бесконечную череду оттенков серого. Влажность пропитывала абсолютно все в доме — в шести шагах от камина уже было сыро.
 Трой удивительно хорошо поладил с Адамом Гордоном, они вместе ходили на бесконечные охоты, в то время как Александрия и Табризия неустанно шили наряды для ожидаемых младенцев. День ото дня Табризия все больше горела от нетерпения стать матерью.
 С наступлением ноября стало холоднее, но суше. Бледное зимнее солнце светило довольно ярко, но тепла не давало. Ребенок должен был появиться в этом месяце, и Парис не мог скрыть озабоченности из-за приближающегося испытания для его любимой. Он решил поехать в Эдинбург за настоящей умелой акушеркой и поселить ее в Кокбернспэте на период до и после родов. Хотя жена его была в прекрасном состоянии и не казалась слишком тяжелой, но через несколько недель ей рожать, и он решил не испытывать судьбу. Он уехал на заре, чтобы вернуться с акушеркой задолго до темноты.
 Табризия пошла в кладовую рядом с маслодельней, хотела взять травы для белья, чтобы оно пахло свежим сеном. И тут она с удивлением увидела, как, сильно запыхавшись, во двор въезжает на лошади Маргарет.
 — Что случилось? — взволнованно спросила она.
 — О Табризия! Твой отец… У него приступ. Я не думаю, что есть надежда… Он умирает, он все время спрашивает про тебя.
 — Заходи, Маргарет, я переобуюсь и оденусь потеплее.
 Маргарет скользнула взглядом по ее увеличившемуся животу:
 — Скоро рожать. Вряд ли тебе стоит ехать. Я говорила Магнусу, сейчас тебе надо думать кое о чем поважнее, чем он.
 — Конечно, я поеду, — настаивала Табризия. — Просто пойду оденусь потеплее. Я прекрасно себя чувствую. А что за приступ? Он очень мучается?
 — Давай скорей, мы можем поговорить по дороге в Танталлон, — ответила Маргарет.
 Табризия быстро вернулась, уже в меховой накидке.
 — Я только скажу Александрии, что еду в Танталлон.
 — Да я ее видела, — быстро солгала Маргарет. — Она сказала, Парис бы тебя не отпустил.
 — Да, я знаю, — тихо согласилась Табризия. — Но я должна. Ты ведь понимаешь, правда, Маргарет?
 — Я присмотрю за тобой. Можешь на меня положиться, — заявила в ответ та.
 Когда Табризия брала лошадь из стойла, на конюшне был молодой парень. Он надел седло, помог ей вскочить. Хотел что-то сказать, но постеснялся, и в тот же миг две молодые женщины унеслись прочь.
 Парис пошел прямо к ювелиру, забрать кольцо, заказанное для жены. Он еще не подарил ей кольца после венчания. Теперь у нее будет кольцо по размеру — изумруд, окруженный бледными аметистами. Когда Парис вышел от ювелира, он ощутил странное волнение и посмотрел на северо-восток, в сторону дома. На небе висели снеговые тучи. Значит, будет сильный буран. А рано утром, на заре, кроваво-красные полосы расчертили небо — верный признак, что еще до захода солнца разыграется буря. Он вздохнул. Ему дали адрес опытной акушерки, и Парис поспешил за ней Женщина собиралась уезжать по другому вызову, но он быстро принял решение вложил деньги ей в руку и пообещал, прислать за ней экипаж. И не задержавшись, даже не напоив лошадь, поспешил в Кокбернспэт.
 Еще до того как Маргарет и Табризия добрались до первой вершины, началась метель. Сначала полетели мягкие крупные хлопья, а потом все закрутилось, завертелось, завыло, и мир покрылся сплошной белой пеленой.
 — Маргарет, надо вернуться! — кричала Табризия.
 — Нет, нет! Я знаю короткий путь! Держись ко мне поближе! — приказала Маргарет.
 — Что это она задумала? — пробормотала Табризия.
 Но тут ее внимание отвлекла боль, пронзившая тело. И Табризия поняла — это схватки. Спасаясь от слепящего снега, она отворачивалась. Когда стало ясно, что передней лошади она не видит, ее охватила паника.
 — Маргарет! Маргарет! Я не вижу тебя!
 Маргарет замедлила шаг и сквозь сплошную белую пелену Табризия различила темный силуэт. А, вот снова! На этот раз боль ударила в спину, Табризия не могла дышать.
 — Маргарет! У меня начались схватки! — беспомощно закричала она.
 Маргарет подъехала к ней.
 — О моя дорогая. Слезай с лошади, мы отдохнем и решим, что делать. Давай поводья, я подержу, чтобы она спокойно стояла.
 Табризия, мысли которой были в полном беспорядке, передала поводья и спрыгнула с лошади. Маргарет не спешилась, лишь долгим взглядом посмотрела на нее.
 — Ты — безмозглая дура. Такая же, как твоя мать.
 Она пришпорила лошадь и исчезла в туче снега, уводя с собой лошадь Табризии.
 Табризия не сразу поняла, что Маргарет не вернется. Она не могла поверить, что та все подстроила специально. Маргарет просто сумасшедшая! Табризия прошла несколько шагов, снег оказался по колено. Наверное, она на вершине горного хребта или нет? Она шла, пока ветер не стал сбивать ее с ног. Она решила спуститься ниже. Крутящийся снег вместе с ветром врывался под одежду. От сильнейшей новой схватки Табризия осела в сугроб. Она заговорила с ребенком:
 — Все в порядке. Все будет хорошо. С тобой ничего не случится, поверь, я здесь.
 Потом стала умолять свою покойную мать:
 — Пожалуйста, объясни мне, что делать. Ой, вот опять!
 Тут она что-то заметила в складках холма и пошла туда, но боль снова заставила ее опуститься на колени. Табризия закрыла глаза. В животе было страшное напряжение, и она промерзала до костей, сидя в снегу.
 Боль отпустила, она снова смогла дышать. Со своего места Табризия увидела вход под навес для овец — там обычно пастухи спасают их от бури.
 Она вползла внутрь, радуясь, что здесь сухо, нет резкого ветра и крутящегося снега. Она произнесла благодарственную молитву Господу, понимая, что ей и дальше потребуется его помощь. Табризия отдохнула и вспомнила слова Париса. Много раз он пытался внушить ей, как внезапно здесь налетают бури. Ей надо думать о нем и посылать сигналы его сердцу. Он найдет ее! И, конечно, рассердится на ее глупость.
 Когда днем все собрались за едой, миссис Холл спросила Александрию про Табризию.
 — Я не видела ее сегодня, — сказала та.
 — Ты не думаешь, что его сиятельство взял ее в Эдинбург, а? — спросила она взволнованно.
 — Да нет, не думаю. Ей пора рожать, но кто знает. Мой братец носится, как собака с костью, когда дело касается дамы его сердца. Пожалуй, лучше убедиться. Трой, как только поешь, поищи ее. Вдруг начались схватки, и она где-нибудь застряла, а ей нужна помощь.
 Адам Гордон казался взволнованным.
 — Такой сильный снегопад! Она не могла упасть в сугроб?
 — Пошли, — скомандовал Трой. — Поищем вместе.
 — А вы проверьте все комнаты в замке.
 Отдыхая между приступами боли, Табризия размышляла над словами Маргарет, сказанными о ее матери. В чем-то они поразительно похожи. Обеих любили большие, сильные мужчины, лорды, но, когда они пытались подарить им ребенка, судьба вмешивалась, готовая все разрушить.
 Нет! Табризия быстро отбросила от себя эту мысль. Парис обожает ее, она уверена в нем. Магнус тоже клялся, что любил Даниэль, как ни одну женщину в мире. С горечью она постаралась выкинуть из головы сумасшедшую женщину — Маргарет.
 Она понимала: судя по частоте и силе схваток, ребенок может появиться в любую минуту, но вопреки всему надеялась, что до тех пор ее найдут. Однако время шло, и Табризии стало ясно: ей придется справляться одной. Ребенок, которому она помогла появиться на свет пару месяцев назад, стал для нее хорошей практикой. И, подойдя к вратам судьбы, каким-то чудом — что, впрочем, свойственно женщинам — Табризия вынесла, казалось, невыносимое. Она сама родила своего сына. Без всякой помощи.
 Оказавшись на холоде, младенец тут же закричал, и она поспешно прижала его к своей обнаженной груди, завернувшись вместе с ним в накидку. Он быстро нашел сосок и, когда стал вытягивать из нее тепло, умиротворенно затих. Сама она не чувствовала холода и боли, перед глазами все плыло. Не было сил ни на что, и она смежила ресницы.
 Быстро, как только мог, Парис пробирался сквозь метель. До дому осталось пять миль. С великим облегчением он увидел башни Кокбернспэта, однако неизъяснимое волнение, не отпускавшее весь день, снова сжало сердце. Встретив Адама и Троя, он понял, что дурные предчувствия не обманули.
 — Ты не брал с собой Табризию в Эдинбург? — спросил Трой, уже зная ответ.
 — Табризию?
 — Она исчезла. Мы обыскали все кругом, мы ищем с середины дня, — с несчастным видом ответил Трой.
 — Ее лошади нет, ты что не видишь? — рявкнул Парис.
 — Да. Но мы надеялись, может, она уехала с тобой, — ответил Трой.
 — Собери всех, кто был днем в конюшне. Кто-то же помог ей сесть в седло! Если она попала в метель, она долго не выдержит, — простонал Парис.
 Трой нашел молодого парня.
 — Куда она отправилась? — тревожно спросил Парис.
 — Она поехала с той смуглой женщиной из Танталлона, — сообщил парень.
 — Маргарет!
 С искаженным лицом Парис закричал:
 — Где Мэнглер? Иди сюда, девочка!
 Адам увидел, как Парис вскочил на коня и вихрем унесся в снегопад.
 — Ему нельзя ехать одному.
 — Трой кивнул.
 — Я возьму Яна и еще людей. Мы поедем за ним.
 — Парис ехал медленно, с трудом пробиваясь вперед. Снег доходил лошади до брюха, она тонула в сугробах. Мэнглер бежала легко, словно летела над белым снегом, не мучаясь, как люди и лошади.
 Мысли Париса прыгали. Почему судьба так играет с ним? Стоило ему найти любовь своей жизни, как провидение хочет отнять ее у него через несколько коротких месяцев счастья! Неимоверным усилием воли он заставил разум успокоиться. Терзания ничего не дадут. И хотя уже наступила темнота, луна освещала все вокруг, как днем. Ничего не видно — ни следов, ни падшей лошади. Ничего. Он повернулся в седле — его люди с ним. Через несколько долгих часов они добрались до Танталлона.
 Большими шагами Парис пересек главный холл и остановился у подножия лестницы, когда появилась Маргарет. С облегчением он увидел лошадь Табризии в конюшне и решил, что они сумели преодолеть метель.
 — Маргарет, слава Богу! Где Табризия?
 — Табризия? — спросила она, явно озадаченная. — Откуда я знаю?
 Он посмотрел в ее полубезумные глаза и все понял.
 — Игра закончена, Маргарет! Ее лошадь в здешней конюшне. И тебя видели сегодня в Кокбернспэте. Ты хотела ее смерти, да? — спросил он, не веря самому себе.
 — Я избавила тебя от одной жены, а ты женился на другой! — закричала она, гневно сверкая глазами.
 — Ты убила Энн. Ты и твоя мать. Вы обе! — вдруг понял Парис.
 Маргарет засмеялась.
 — Она была орудием моей матери с той минуты, как появилась у тебя в замке, беременная от другого. — Она снова захохотала. — Мы с матерью избавились от той французской сучки Даниэль много лет назад, и какова ирония судьбы — ее ублюдочная дочь должна была снова помешать нам!
 — Где Табризия? — строго спросил Парис.
 За спиной Маргарет возник Магнус, и она оказалась как в ловушке.
 — Рожает где-то в горах! Они уже оба замерзли! Новый взрыв истерического хохота потряс замок.
 Магнус снял со стены двойной палаш и с размаху ударил им женщину, с которой жил многие годы. Тело Маргарет еще какое-то время стояло, после того как голова слетела с плеч. Потом, обмякнув, повалилось и, переворачиваясь, покатилось по ступенькам. Голова отлетела в другую сторону, лицо было спрятано под спутавшимися черными волосами.
 — Ищите ее, ищите! — кричал Магнус. — Соберите всех моих людей!
 Снова и снова прочесывали они с факелами снежную ночь, и все бесполезно.
 Мэнглер нашла ее утром. Именно она. Взволнованный лай сообщил Парису — огромный зверь что-то обнаружил. Он молился, чтобы это не было животное или заблудший пес.
 С трудом он вполз под навес, заваленный снегом. Она лежала недвижная и холодная. Слышалось лишь тихое попискивание ребенка. По крайней мере он жив!
 Парис громко закричал, чтобы несли факелы. Он передал сына Яну и осторожно поднял Табризию, не осмеливаясь осмотреть, боясь, что она уже покинула этот мир и его в нем. Пока он пробирался сквозь глубокие заносы, сердце его билось, как колокол. И вдруг он ощутил слабое биение еще одного сердца у своей груди. Слабое, торопливое, но отчетливое. Дикая надежда проснулась в нем, и он поспешил в Танталлон.
 — Бренди и виски! — крикнул Парис, поднимаясь с Табризией в апартаменты.
 Ян шел за ним с ребенком. Все домочадцы ожили, слуги тащили одеяла, грелки, горячую воду. Разводили
 огонь и грели еду, вытирали лужи от растаявшего на коврах снега.
 — Разотри ребенка виски! — приказал Парис Яну, укладывая Табризию на большую кровать. — И плесни немножко сюда, в чашу.
 Он принялся растирать руки и плечи жены. Ян в это время изо всех сил трудился над младенцем. Но вскоре тот начал сердито протестовать, и мужчины обменялись улыбками.
 — Думаю, его больше не надо оживлять, — решил Ян, заворачивая малыша в шерстяное одеяло.
 Табризия открыла и снова закрыла глаза. Парис поднес бренди к ее губам, она закашлялась, когда напиток попал ей в горло.
 — Мальчик, мой ребенок, — прошептала она, когда его крики дошли до ее сознания.
 — Он здесь, любимая, — успокаивал Парис, забирая ребенка у Яна и прикладывая его к матери.
 — Принеси горячих кирпичей, — велел Парис слуге.
 Подошел Магнус посмотреть, как дочь, и Парис тихо сказал:
 — С ней все будет в порядке.
 Глаза старика наполнились непролитыми слезами. Парис подложил теплые кирпичи к ногам Табризии, напоил ее горячим бульоном, не позволяя ни о чем спрашивать и успокаивая, что дитя крепкое и сильное.
 — А теперь все уходите отсюда. Ей нужно отдохнуть.
 Когда наконец, они остались одни, Парис сел на край кровати и взял жену за руку. Он залез в карман камзола, вынул замечательный подарок, надел его ей на палец и поднес руку к губам. Глаза ее засияли, как аметисты на кольце
 — Я, наверное, ужасно выгляжу, — прошептала она.
 — Ты самое восхитительное создание в мире, — уверил он жену, и глаза его наполнились слезами.
 — Нет. Он, — решительно сказала Табризия, глядя на сына.
 — Он? Когда я увидел его в первый раз в той норе, он походил на лисенка, — пошутил Парис.
 Она с нежностью прикоснулась к рыжему пушку на головке ребенка
 — А в честь какого большого города мы назовем его? — спросил Парис. Сердце его переполнилось любовью.
 — Никакого. Я собираюсь основать свою собственную династию, — улыбнулась Табризия. — Я родила его среди зарослей вереска — так его и назовем Дадим ему имя — Хит Кокберн!
 Муж наклонился и поцеловал ее.
 — Я ни в чем не могу тебе отказать, — признался он. И ничуть не сожалел об этом.