Аннотация: Шальная пуля ранила юную Флер Монли, и вот она очнулась в спальне самого опасного соблазнителя Англии – авантюриста Данте Дюклерка.
 Любая девушка немедленно бежала бы от этого ловеласа, но Флер предпочла поступить иначе – и предложила ему заключить фиктивный брак.
 Данте подозрительно легко соглашается на условия Флер.
 Но сможет ли он оставаться джентльменом по отношению к женщине, которая принадлежит ему по закону – и сводит с ума, повергая в пламя неистовой страсти?..


---------------------------------------------


 Мэдлин Хантер
 Неисправимый грешник


 Эта книга посвящается сестре Фрэнсис, которая была моей пер­вой подругой и товарищем по детским забавам и подтолкнула меня на писательскую стезю, будучи одновременно и моей слушательни­цей, и соавтором правдоподобных вымышленных историй.



 Глава 1


 Большая беда вызывает переоценку ценностей даже у тех мужчин, которые не слишком склонны к размышле­ниям.
 Данте Дюклерк раздумывал над этим неприятным от­крытием, когда услышал возле коттеджа стук лошадиных копыт. Открыв дверь, он увидел у порога врача с сердитым лицом.
 Морган Уилер строго смотрел поверх очков.
 – Должно быть, что-то чрезвычайно серьезное, Дюк­лерк. Управляющий имением твоего брата буквально вы­тащил меня из постели.
 – Действительно, дело нешуточное. Прости, что вы­нужден был нарушить твой сон.
 – Мне никто не сказал, что ты в Леклер-Парке. Почему ты не заглянул ко мне?
 – Только управляющий знает, что я здесь, а посему ты должен сохранить этот визит в тайне. Мне следовало бы послать за хирургом, но ты единственный доктор в округе, которому я могу довериться.
 Морган тяжело вздохнул и шагнул в непритязательное жилище.
 – Зачем ты послал за мной?
 – Наверху женщина, которой нужна твоя помощь. Морган поставил свой саквояж и снял плащ.
 – Она одна?
 – Если не считать меня.
 – Что случилось?
 – У леди огнестрельная рана.
 Морган закатывал рукав. Услышав ответ, он на мгнове­ние-замер.
 – У твоей гостьи огнестрельное ранение?
 – Скорее, огнестрельная царапина.
 – И в каком месте она ранена? Прошу прощения, она оцарапана?
 – В этом коттедже. Случайно. Мы были заняты иг­рой и…
 – Я имею в виду, в какой части тела ее рана?
 – В мягком месте пониже спины.
 – Ты хочешь сказать, что ранил свою любовницу в яго­дицу?
 – Да. Поднялся наверх и…
 – Минутку, дорогой друг. Я насмотрелся твоих худо­жеств за многие годы, но это нечто из ряда вон выходящее. Ты тайком приводишь женщину, леди, в деревенский кот­тедж – часть имения твоего брата виконта – и устраива­ешь оргию, которая заканчивается тем, что леди ранена в ягодицу. Я правильно излагаю факты?
 – У нее также ушиб руки и головы.
 – Мне не нравится, Дюклерк г твоя необузданность. Ты удивляешь и разочаровываешь меня.
 – Уверяю тебя, это всего лишь несчастный случай.
 – Как это? Мне не хватает воображения. Я пытаюсь себе представить, но… Уж коли я унижусь до того, что вынужден выполнять работу хирурга, то пусть ценой за мое искусство и молчание будет внятное объяснение случившегося.
 – Это все, что я могу позволить себе рассказать. Пожа­луйста, поднимайся наверх. У управляющего нашлась на­стойка опия, и я дал ее леди, так что она до сих пор спит. Было бы хорошо, чтобы ты сделал все очень быстро.
 – Подробности, Дюклерк. Я жду разъяснений.
 Ведя Уилера вверх по лестнице, Данте подумал, что по­дробности – это как раз то, чего его друг никогда не узнает. Они никому не станут известны. Женщина, которой тре­буется помощь Уилера, оказалась в коттедже при весьма странных обстоятельствах. Данте интуитивно чувствовал, что рассказывать о них кому бы то ни было – это навлечь на себя и на нее неприятности.
 Что делала она вечером в деревне в мужском наряде, размахивая пистолетом, когда по всей округе работали сель­скохозяйственные машины и за кем-то гнались полицей­ские? Данте взял ружье и отправился на самую высокую точ­ку Леклер-Парка в ностальгической попытке защитить име­ние в последнюю ночь своего пребывания в Англии. Когда он внезапно встретился с нарушителем, он ответил на огонь, после чего, к своему ужасу, обнаружил, что подстрелил не какого-нибудь бандита, а женщину.
 И как выяснилось, знатную леди.
 Данте остановился возле спальни.
 – Если ты разболтаешь о том, что здесь произошло, или о том, что леди была со мной, она будет опозорена.
 – Осмотрительность – это второе имя врача. Я, кажет­ся, никогда в этом плане не подводил.
 Уилер принял деловой вид, едва они вошли в спальню. Он подошел к кровати, взял руку женщины, чтобы прощу­пать пульс, осторожно дотронулся до ее щеки, повернул к себе ее голову – и замер.
 – О Боже!
 – Именно так.
 – Но, Бог мой…
 – Теперь ты понимаешь, насколько необходимо хра­нить молчание?
 – Ведь это Флер Монли, Дюклерк! Флер Монли!
 – Да, это так.
 Уилер попытался сосредоточиться. Покачав головой, он приступил к осмотру пациентки.
 – Флер Монли! Даже я, зная о женщинах с высочайшей репутацией, которые готовы потерять разум от твоей улыбки, – даже я потрясен! Еще никто не мог привести мисс Монли к алтарю, а тем более на ложе и заставить ее заниматься играми, которые могут окончиться ранением яго­дицы. Ближе всего к этому был твой брат Леклер, который едва не обручился с ней… – При воспоминании об этом глаза у доктора сделались огромными. – Он убьет тебя, если узнает об этом.
 – Еще одна причина для того, чтобы держать язык за зубами.
 – Конечно, конечно! Я сохраню молчание, хотя мне это будет дьявольски трудно. Эта тайна переполняет меня че­рез край. – Уилер сдернул простыню, и его взгляду откры­лась Флер, одетая в одну из ночных рубашек Данте. – Она очаровательна, Дюклерк, но к чему эти лишние хлопоты? Она под воздействием опия, я врач, а ты ее любовник.
 Данте вынужден был переодеть ее в свою рубашку, по­тому что не мог показать ее в лохмотьях деревенского маль­чишки. Кроме того, ему казалось неприличным оставлять ее голой, хотя она и без сознания. Ведь даже последний не­годяй не позволит, чтобы великосветскую красавицу Флер Монли кто-либо видел без одежды.
 Морган дотронулся до обнаженной ноги Флер.
 – Нога влажная. Ты.купал ее?
 – У нее был жар, и я подумал, что должен это сделать. – Это было откровенной ложью. Когда он снял с нее рванье, то обнаружил грязь у нее на теле и вынужден был смыть хотя бы явные ее следы.
 – Понятно. Имей в виду, что не следует давать настойку опия при ране на голове.
 –Доза была небольшой, я дал настойку некоторое вре­мя назад, когда она пришла в себя и стала стонать. Очевид­но, скоро ее действие закончится, так что тебе нужно пото­ропиться.
 Однако Морган не спешил. Он стал ощупывать голову женщины.
 – Похоже, ничего серьезного. Она упала? У нее здесь большая шишка. Ей нужен покой в течение нескольких дней.
 – Но ее необходимо перевезти.
 – Лучше этого избежать. Исключение можно сделать лишь в том случае, если кто-то ждет ее возвращения. А во­обще ей следует оставаться в постели по меньшей мере два-три дня. За это время и ее рука заживет. Растяжение связок. Я могу лишь гадать, каким образом это могло произойти. Какая-то экзотическая позиция во время совокупления, о которой такие деревенские парни, как я, не имеют пред­ставления. Небось индусская?
 Ухмылка Уилера приглашала к объяснениям. Однако Данте пропустил его тираду мимо ушей. Похоже, Флер Монли создает проблемы. Он не мог держать ее в коттедже несколько дней, поскольку и сам не собирался здесь оста­ваться. Примерно через десять часов он должен встретить на побережье рыбацкое судно, которое переправит его во Францию.
 – Помоги мне повернуть ее таким образом, чтобы я мог осмотреть огнестрельную рану. Только осторожно.
 Вдвоем они перевернули Флер на живот. Морган задрал ночную рубашку. Данте повернулся, чтобы уйти.
 – Не уходи. Рана неглубокая, но ты был прав, ее надо зашить. Подойди сюда и подержи ее. Она заснула от на­стойки опия, но сознания она не потеряла. Если она про­снется, пока я буду занят делом, кто-нибудь должен мне помочь.
 Данте и в самом деле не хотел оставаться. В свои три­дцать два года он видел голых женщин столько, что трудно сосчитать. Он уже давно научился держать под контролем свои сексуальные реакции, подобно тому, как шлюз регу­лирует уровень воды. Однако вид обнаженной Флер вызы­вал у него ощущение неловкости.
 Она была ранена и нуждалась в уходе, и он солгал, ска­зав, что был ее любовником, чтобы защитить ее от поли­ции, которая жаждала крови. Видеть ее лежащей и обна­женной ниже талии, с лицом, уткнувшимся в подушку, ему казалось святотатством. И в то же время он с раздражением вынужден был признать, что процесс ее раздевания и омо­вения приоткрыл шлюзы сильнее, чем ему хотелось бы.
 Это его удивило, поскольку у него давно притупилась острота восприятия подобных вещей. К тому же ее репута­ция и образ жизни были таковы, что говорить о сексуаль­ной реакции на нее либо смешно, либо достойно презре­ния.
 Но само ее присутствие здесь означало, что свет сочтет мнение о безупречной репутации Флер Монли ошибочным. Предполагалось, что она никогда не может оказаться в де­ревне в одежде мальчишки среди ночи, когда всякий сброд выходит на дорогу для совершения преступлений.
 Что она, черт возьми, там делала? Он слышал недавно, что она собиралась во Францию.
 Данте сел на кровать и осторожно положил ладони ей на спину. Позади него Морган приготовил иглу, помазал чем-то ягодицу Флер и приступил к работе.
 Она скрипнула зубами, пытаясь удержать слезы. Ей хо­телось закричать. Но если она это сделает, станет ясно, что она проснулась. Это было бы слишком унизительно, а воз­можно, и опасно.
 Где она находится? Кровать, похоже, была чистой, но она ощущала запах земли и влаги. Мужчина, который ее подстрелил, должно быть, сдал ее полиции. Вероятно, она находится в коттедже фермера, и ей оказывают помощь, прежде чем отправить в тюрьму.
 Но это все же лучше, чем Грегори. Если он не подкупил их всех, чтобы ее вернули назад. В этом случае она окажет­ся на том же самом месте, с которого начинала.
 Мужчина, который ее придерживал, говорил мало. Ей хотелось бы, чтобы он отвернул свое лицо. Ей не нужно было бы так напрягаться, скрывая боль, если бы он не смот­рел на нее. Она ощущала его внимание на себе, несмотря на его краткие реплики на фразы другого мужчины о лошадях и боксерах.
 Рука двинулась от спины к ее голове. Она едва сдержа­ла вскрик удивления. Кончики пальцев осторожно припод­няли ее волосы с подушки и погладили ей голову. Она затаила дыхание, прижавшись щекой к подушке, моля Бога, чтобы мужчина не увидел, как она стиснула челюсти, и не услышал ее прерывистый вздох.
 Эта ласкающая ладонь могла внушить страх, свидетель­ствуя об опасном интересе. А она была совершенно безза­щитна. Однако вдруг она поняла, что это легкое прикосно­вение говорит о сочувствии и доброжелательности, а отнюдь не об агрессивности. Кто был этот мужчина, который счел необходимым успокоить женщину без сознания?
 – Я не припомню, чтобы она была такой худой, – про­изнес чей-то голос. За этой фразой последовал болезнен­ный укол иглой. Она почувствовала вкус крови на закушен­ной губе. – Я отчетливо вижу ее ребра. Обычно люди на континенте набирают вес, а не теряют его. Тем не менее у нее весьма аппетитное «мягкое место пониже спины», как ты элегантно выразился.
 Он говорил так, словно знал ее! Если так, то это пред­вещало еще большую опасность.
 – Ты давай зашивай, – пробормотал сидящий рядом мужчина. – Разве лекари не привыкли не замечать такихдеталей? Как артисты?
 – Я врач, человек высокой культуры и образованности, а не какой-то там жалкий лекарь. И если ты думаешь, что артисты тоже приобретают иммунитет, то ты глупец вдвой­не. Тем не менее я принимаю твое замечание. Хотя удиви­тельно, что оно исходит от тебя…
 – Я не хочу, чтобы другие мужчины обсуждали прелес­ти моих подруг.
 Ее уши были наполовину закрыты подушкой, но ей по­казался этот голос знакомым. С какой стати он заявляет, что она его подруга? Тут открывалась ужасная возможность. Уж не этого ли мужчину слышала она, когда он говорил вчера вечером с Грегори?
 – С учетом того, насколько быстро ты устаешь от своих любовниц, я всегда считал твою сдержанность чопорно­стью и церемонностью, – сказал врач. – Хотя меня инте­ресовали вовсе не сами леди, а стратегия их завоевания и обладания ими. Ты мог бы избавить себя от множества во­просов, если бы написал трактат на эту тему, как я уже пред­лагал тебе несколько лет назад.
 – Возможно, я это сделаю. У меня будет много свобод­ного времени во Франции, и это поможет мне окупить мое пребывание там в течение нескольких лет.
 Движение иголки приостановилось.
 – Во Франции? Дорогой друг, неужели дошло до этого.
 – Боюсь, что так.
 – Насколько это серьезно?
 – Очень серьезно. Они идут по моему следу.
 – Наверняка твой брат…
 – Я очень часто пытался это сделать и не пойду на это опять. Обосновавшись во Франции, я напишу и все ему объясню.
 – Я в растерянности. Ты окончательно испортил мне настроение.
 – Давай заканчивай здесь, мы спустимся вниз, и я все тебе расскажу. Хотя это такая старая и скучная история, и я уверен, что ты слыхал ее и раньше.
 Ловкие руки перевязали ей бедро. Другие, еще более нежные, руки опустили рубашку и аккуратно укутали по­крывалом ей плечи.
 Оба мужчины ушли. Она немного расправила затекшие члены и расслабилась. Крестец сильно болел, даже силь­нее, чем тогда, когда она очнулась от того, что ей начали зашивать рану. И все же боль одновременно и существова­ла, и ее как бы не было, подобно тому, как часть ее мозга бодрствовала, а другая пребывала в полусне. Она не могла сказать, сколько времени она пребывала на грани созна­ния и бессознательности.
 Она не знала, узнал ли ее только врач или также и дру­гой мужчина. Речь у него была культурная, и это говорило о том, что она могла когда-нибудь встречаться с ним в оп­ределенных кругах.
 Ей хотелось надеяться, что он не имел никакого отно­шения к Грегори и что уж, конечно же, он не тот человек, который торговался вчера вечером из-за нее, словно она была неким парнокопытным животным.
 Дверь внизу закрылась после того, как были произне­сены слова прощания. На лестнице послышались шаги. Кто-то вошел в спальню. Она закрыла глаза, но сквозь смежен­ные ресницы ощутила тепло поднесенной к лицу свечи.
 – Он ушел. Давайте посмотрим, что можно сделать, что­бы вы чувствовали себя поудобнее, мисс Монли.
 На сей раз она явственно услышала его голос. Опершись на здоровую руку, она в шоке приподнялась.
 И увидела перед собой красивые карие глаза самого оча­ровательного во всей Англии прожигателя жизни.




 Глава 2


 Женщины английского света могли расходиться во мне­ниях относительно его, но в одном они были в полном со­гласии.
 Данте Дюклерк был красивейший мужчина.
 Именно это слово они употребляли. Красавец мужчи­на. Зажигательный ясный взгляд, густые блестящие кашта­новые волосы, идеально правильные черты лица и дьяволь­ская улыбка оказывали гипнотическое действие на любую женщину, которую он вознамерился покорить, с тех пор как ему исполнилось семнадцать. Флер знала трех леди, кото­рые совершили адюльтер единственный раз в жизни. Имен­но с ним.
 Годы добавили некоторую жесткость его внешности, но они не уменьшили силу его влияния на тех, кто попадал в поле его интереса.
 Даже на нее, хотя он не пытался как-то на нее воздей­ствовать.
 На его лице были любопытство и удивление. Он улыб­нулся ей теплой фамильярной улыбкой, что сразу же на­помнило ей время десятилетней давности, когда его брат Верджил, виконт Леклер, ухаживал за ней. И в то же время под его сдержанностью и спокойствием таилась опасная, волнующая энергия. Так всегда было с Данте.
 Сейчас же это напугало ее настолько, что лишило дара речи.
 Каким-то образом она, не задавая вопросов, понимала, что они одни. В коттедже не было горничной, и это означа­ло, что Данте, по всей видимости, сам раздел ее и уложил в постель. То, что он заметил, когда врач зашивал ей рану, всего лишь малая толика увиденного во время этих дей­ствий.
 – Вы необыкновенно мужественны, – сказал он. – Уилер так и не заподозрил, что вы очнулись. – По его тону было ясно, что он знал, в какой момент она проснулась. Он гладил ей голову, понимая, что она чувствует это.
 – Я надеялась, что тем самым избегу объяснений с не­ знакомцами.
 – Поскольку меня вряд ли можно отнести к таковым, хорошо бы, чтобы вы пролили свет на это происшествие. Но прежде позаботимся о том, чтобы вам было поудобнее.
 Ее обычной реакцией на Данте Дюклерка было жела­ние убежать, но она не могла сделать этого сейчас. И вы­нуждена была смириться с тем, что он поправлял ей по­душки и взбивал постель. Когда он стал переворачивать ее на бок, она решительным жестом остановила его и сделала это сама.
 Теперь она могла смотреть на него, а он сверху вниз – на нее. Он перед этим снял сюртук и галстук и был в рас­стегнутой рубашке, выглядывающей из-под жилета. Буду­чи незамужней женщиной, она никогда не видела мужчин в, столь непринужденном одеянии.
 Она с новой силой ощутила свою уязвимость и вознес­ла благодарственную молитву, что из всех повес Англии она, к счастью, попала в руки именно этого.
 В конце концов, они едва не породнились. Это все-таки чего-то стоило. Во всяком случае, она на это надеялась.
 Он скрестил руки на груди и молча смотрел на нее. Для мужчины, имеющего репутацию человека добродушного, этот взгляд мог показаться более настойчивым, чем можно было ожидать. Она подтянула покрывало к самому подбородку.
 – Это поистине невероятная вещь, мисс Монли! Из всех женщин именно вас обнаружить в своей кровати.
 Он не собирался ничего сглаживать. Она откинулась на подушку и поморщилась, ощутив боль в ягодице.
 – Надеюсь, вы не имели в виду поразить эту цель.
 – Разумеется, имел. Радуйтесь, что я целился не в го­лову, хотя вы едва не попали в мою.
 – Это потому, что вы дернулись вправо. Я вовсе не це­лилась, а просто пыталась отпугнуть вас.
 – Почему? Как вы оказались там с пистолетом в руке и в такой одежде?
 – Я бы предпочла не объяснять.
 – В таком случае вы не оставляете мне иного выбора, как предположить, что вы часть той толпы, которая жгла машины и поля. Вы их предводительница? Надеюсь, что так. Объявлен значительный приз за эту голову, и мне не помешают эти деньги.
 Да, вероятно, он мог бы этим воспользоваться, если убе­гает во Францию. Вероятно, Грегори щедро заплатит, что­бы вернуть ее. Но лучше всего не сообщать ему об этом.
 – Ваш брат в Леклер-Парке? – спросила она.
 – Он и Бьянка уже несколько месяцев как в Неаполе, где она на гастролях. Моя сестра Пенелопа вместе с ними.
 – Поскольку Шарлотта и я предпочитаем Лондон, то в доме нет никого, кроме слуг.
 Отчаяние загасило слабый фитилек надежды, который она настойчиво поддерживала в течение двух месяцев. Высокая фигура Данте нависла над кроватью.
 – Так вы поэтому здесь? Вы искали Верджила? – Он мягко коснулся пальцем ее подбородка, приподнял голову, чтобы можно было разглядеть ее лицо. – У вас какие-то неприятности, Флер?
 Она не могла ответить. Последняя крупица надежды была очень хрупкой, но все-таки поддерживала ее. Сейчас, когда все окончательно рухнуло, у нее просто-напросто не осталось сил. Все было потеряно. Ее свобода, большой про­ект – ее мечта о том, чтобы жизнь обрела смысл. Если Гре­гори войдет сейчас в спальню, она вынуждена будет согла­ситься на все, чего он хочет.
 Данте смотрел на нее. У него были очень красивые яс­ные глаза, и ее поразило выражение обеспокоенности в них. Раньше она никогда не видела его столь серьезным. Он при­надлежал к тому сорту людей, которые принимают жизнь шутя.
 Он назвал ее Флер, что в общем-то не должен был де­лать, и касался ее подбородка, что тоже ему совершать не следовало, но она находилась в его постели, на ней была его ночная рубашка. Не было ничего оскорбительного в его поведении, и подобное нарушение этикета даже успокои­ло ее. Она сочла возможным ответить тем же.
 – Я очень устала, Данте. У меня все словно плывет в голове. Возможно, утром я смогу дать некоторые объясне­ния.
 Он оторвал пальцы от ее подбородка.
 – Да, конечно, Флер. Приношу извинения за свою на­стойчивость.
 Она заснула почти сразу. Опий, должно быть, еще про­должал оказывать действие. Данте обошел вокруг кровати, чтобы взять свечу.
 Он поднес огонь поближе. Флер была олицетворением модной красавицы с темными волосами, белоснежной ко­жей и пухлыми красными губами. Она отличалась грацией и скромным поведением, к тому же обладала значительным состоянием. Все это делало ее одной из самых привлека­тельных девушек на брачном рынке. Когда все считали, что его непогрешимый брат Верджил собирается завоевать ее, казалось, что мир и в самом деле функционирует, как хо­рошо отлаженные часы.
 Но затем Верджил женился на американской оперной певице, и Флер на два года уехала на континент. По возвращении это уже была совершенно другая женщина. Она отдалилась от светского общества и перестала бывать на ба­лах. Сделалась равнодушной к собственной красоте и оде­валась, не соблюдая моды. Удовольствия и развлечения сме­нились благотворительностью, на которой были всецело сосредоточены ее интересы и куда шли ее доходы.
 Разговоры о том, что она лишилась прежнего обаяния, не соответствовали действительности. Данте подумал, что она остается очаровательной и поныне.
 Она оказалась в беде и чем-то напугана. До такой сте­пени, что отправилась пешком через поле ночью, чтобы найти укрытие у его брата.
 Глупо думать, что она ему все расскажет. Скорее всего она этого не сделает.
 Данте открыл дверь и спустился в гостиную, чтобы по­заботиться о ее защите, после того как он завтра уедет. Об­думывая план, он почистил оба пистолета. Едва покончив с этим, он услышал топот лошадей и лай собак. Приближа­лись полицейские.
 Он отнес пистолеты в кабинет, подошел к двери и стал ждать появления стражей порядка на пороге.
 На поляну въехали десять всадников и остановили лошадей. Пирсон, управляющий, спешился и подбежал к Данте:
 – Я вынужден был привести их сюда. Они останови­лись возле большого дома и потребовали разрешения вой­ти, утверждая, что собаки напали на след одного из бегле­цов на большом холме, который ведет сюда. – Понизив голос, он добавил: – Они потребовали проверки всех коттеджей, в особенности незаселенных. Я настоял на том, что нужно установить наблюдение за ними и успокоить жильцов.
 – Молодец. Постарайся остаться здесь, когда они уедут. Мне нужна твоя помощь.
 Сэр Томас Джеймсон, мировой судья графства, не без труда спустив свое грузное тело с лошади, подошел к Данте.
 – Это кто здесь? – спросил он, заглядывая через дверь.
 – Это мистер Дюклерк, брат виконта, —ответил Пир­сон.
 – Дюклерк? Не знал, что он приехал. Что вы здесь де­лаете?
 – Приехал навестить семейное гнездо. А что вам здесь нужно?
 – Глупый вопрос. Кто-то должен защищать собствен­ность и следить за соблюдением закона, пока такие, как вы, убиваете время в игорных домах и борделях. Посторонитесь. Мы ищем человека, которого видели, когда он направ­лялся сюда.
 – Я здесь был весь вечер, но тот, за кем вы охотитесь, сюда не заходил.
 – И все же я должен проверить. В прошлом месяце ру­ководство графства решило, чтобы мы ни для кого не дела­ли исключения.
 – Должен настаивать, что в осмотре коттеджа нет не­обходимости.
 – Я сказал, чтобы вы посторонились, иначе у нас могут возникнуть подозрения.
 – Политика меня утомляет, и все знают об этом. Я не способен отличить радикала от редиски.
 Еще один мужчина слез с лошади и присоединился к Джеймсону.
 – Ублажите его, Дюклерк, чтобы мы все смогли выполнить свой долг и отправиться спать.
 Услышав этот сардонический голос, Данте сразу же по­терял всякое чувство юмора.
 – Вы проделали долгий путь из Лондона, Сиддел.
 – Как и вы. Странное совпадение – встретить вас здесь так скоро после нашей стычки.
 Кровь у Данте закипела при этих словах. Их последнее столкновение произошло за карточным столом две недели назад.
 – Леклер-Парк – собственность Дюклерков, Сиддел. И вы не имеете никакого отношения к Суссексу.
 –Я навещал друга в графстве и решил присоединиться к забаве. Это редкостное угощение – охота на человека, а не на каких-нибудь лис.
 Ледяные волны недоброжелательства пробегали между двумя мужчинами. Джеймсон, похоже, этого не замечал.
 – Я не могу ждать всю ночь, Дюклерк. Посторонитесь.
 Не оставалось ничего другого, как свести ущерб к ми­нимуму. Данте отступил внутрь.
 – Вас двоих будет достаточно. Я не намерен принимать на постой целую команду.
 Джеймсон кивнул. Он сам и Сиддел прошли внутрь.
 Поиски заняли не много времени, поскольку в коттед­же были лишь гостиная да еще кухня внизу. Данте распо­ложился в кресле, поглядывая на черные волосы и тучнею­щие формы Сиддела. В юности тот был спортсменом, хо­дил на яхте, но пристрастие к еде и питью сделали свое дело, и он стал грузным и рыхлым.
 Трудно поверить, что этот человек, по слухам, имел светлую голову, удачно вкладывал деньги и был преуспева­ющим финансистом. Тем не менее образ жизни, который он вел, подтверждал эти слухи. А его цинизм означал от­сутствие веры в то, что добродетель и успех могут быть со­юзниками.
 Джеймсон поднялся по лестнице. Данте хотел бы изба­вить Флер от этого визита, но выхода не было.
 – Джентльмены, должен предупредить вас, что навер­ху есть спящий человек. Но не мужчина, которого вы ище­те, а леди.
 Сиддел ухмыльнулся:
 – Я снимаю перед вами шляпу, Дюклерк. Даже тогда, когда вас разыскивает судебный пристав, вы не забываете о собственных удовольствиях. Вот это стиль!
 – Спасибо.
 – Но поскольку мы джентльмены и вашего слова будет достаточно, было бы хорошо услышать ваше описание на­ходящейся наверху особы. – Сиддел направился к лестнице, демонстрируя решительность своих намерений.
 Джеймсон, услышав слова Дюклерка, повернулся, что­бы спуститься вниз, и отчаянно покраснел, когда Сидцел загородил ему дорогу.
 – Да, конечно. Это следует сделать. Хотя это чертов­ски неудобно, – пробормотал он, пока Сиддел подталкивал его вверх.
 – Она спит, – крикнул Данте им вслед. – Надеюсь, вы не станете ее будить. Она очень устала.
 Сиддел засмеялся. Джеймсон споткнулся.
 Данте прислушался к их шагам над головой. Они по­дошли к кровати. Джеймсон издал удивленное восклица­ние.
 Оба мужчины вернулись в гостиную.
 Джеймсон уставился на Данте:
 – Но это… это…
 – Я снимаю шляпу, – сухо сказал Сиддел. – Что при­вело ее сюда?
 – Мое обаяние, я полагаю.
 – Я имею в виду, на чем она приехала? Снаружи нет экипажа.
 – Я нанял его и привез ее сюда, когда услышал, что она вернулась в страну. Мое последнее потворство своим же­ланиям.
 Сиддел опустил веки.
 – Похоже, что так.
 В этой фразе вполне явственно послышалась угроза. Данте почувствовал напряженность, овладевшую Сидделом. Он сжался от подавляемой ярости, подобно мужу, которо­му наставили рога.
 Джеймсон был настолько смущен, что можно было по­думать, будто он обнаружил в его кровати святого.
 – Очень хорошо, очень хорошо. На этом закончим. Мы уходим. Мы будем немы как рыбы, не правда ли, Сиддел? Спокойной вам ночи, передайте мой привет виконту…
 Последние слова он произносил уже в дверях. Сиддел, однако, не торопился уходить. На пороге он обернулся к Данте и с угрозой прорычал:
 – Вы еще пожалеете, что тронули ее.
 Эта еще более откровенная угроза разозлила Данте.
 – Я не знал, что вы неравнодушны к ней, Сиддел. Если бы я знал… Впрочем, это ничего не изменило бы. Надеюсь, вы будете хранить молчание, как призывал Джеймсон?
 Сиддел тихонько чертыхнулся и вышел из коттеджа.
 Застучали копыта удаляющихся лошадей. Когда топот стал затихать, через дверь, выходящую в сад, вошел Пир­сон.
 – Где моя сестра Шарлотта? – спросил Данте.
 – Она у Брайтонов вместе с семьей Сент-Джона.
 – Сходи к ней домой и найди какую-нибудь женскую одежду. Посмотри, что там Шарл или Пенелопа оставили. Затем сразу же поезжай в Брайтон и скажи Шарлотте, что я нуждаюсь в ее помощи в эту минуту. И пусть Сент-Джон тоже приедет. Скажи ему, что это очень важно.
 Управляющий выскользнул из коттеджа и направился к лошади. Данте поднялся в комнату, где спала Флер.
 Если бы у него был здравый смысл, он взял бы лошадь Пирсона и отправился сам. К побережью. Это промедле­ние будет худшее из того, что он принес своей семье. Но он не мог уехать, не передав Флер под чью-нибудь опеку.
 Она была в беде, он уверен. Утром он заставит ее все рассказать. Это даст ему пищу для размышлений, пока он будет в тюрьме.
 Флер открыла глаза и увидела свежевыбеленную стену коттеджа и лучи солнца, пробивающиеся сквозь простень­кую штору.
 Накануне вечером она снова поддалась приступу отча­яния. Она подавила его. Если посмотреть со стороны, си­туация, в которой она оказалась, была прямо-таки комич­ной. Она отправилась искать помощи у человека, которо­му доверяла, но тот оказался далеко и жил своей собствен­ной жизнью, как это и должно быть. И вместо виконта, образца добродетели и нравственности, она встретилась с его братом, повесой и прожигателем жизни. Она нуждалась в защите мужчины, который мог запугать судей и лордов. Вместо этого она была ранена в ягодицу человеком, кото­рый не способен заплатить портному.
 Она попробовала сесть. Рана сразу же напомнила о себе. Она попыталась встать, чтобы исполнить кое-какую нуж­ду. Но тут же возникла проблема, как снова вернуться в по­стель. На пороге появился Данте.
 – Вы должны были позвать меня.
 – Я сама могу это сделать. Пожалуйста, уходите. Сильные руки подхватили ее под плечи колени. Он опустил ее на кровать. На ее тело тут же была наброшена простыня.
 – Где моя одежда?
 – Те лохмотья, в которые вы были одеты, когда воору­женные люди охотились за вами? То рванье, которое ввело меня в заблуждение, и я решил, что стреляю в мужчину? Я сжег его.
 – Что мне прикажете носить?
 – Если вам так понравились брюки, вы можете взять мою пару. Или воспользоваться платьем, которое управля­ющий тайком привез из Леклер-Хауса.
 – А управляющий знает, зачем вам понадобилась эта одежда?
 – Я уверен, он понимает, что она не для меня.
 Ее охватила паника.
 – Он видел меня?
 – Ему известно, что вы здесь. Об этом знают несколь­ко человек.
 Данте пододвинул кресло и сел, опершись носком бо­тинка о край кровати.
 – У нас вчера вечером были посетители – Джеймсон, мировой судья, и его люди. Они обыскали все имение. Я не смог сохранить в тайне ваше присутствие. Полагаю, вы не хотели бы, чтобы они знали, каким образом вы здесь ока­зались, поэтому я позволил им решить, что вы моя гостья.
 – Ваша гостья? Это очень деликатно сказано. Навер­няка они не поверили вам.
 – Понимаете, Флер, они не хотели верить, но аргумен­ты были слишком весомыми. Они испытали такой шок, от которого едва не слетела крыша, когда увидели вас в этой постели.
 – Они видели меня? Здесь? Мужчины, которых я не знаю, были свидетелями?
 – Сожалею, но вынужден признать это.
 –Как вы могли им позволить?
 – Лучше задать вопрос: а как я мог их остановить? – Он вперил в нее взгляд. – Или я ошибаюсь? Я должен был сказать им правду?
 – Разумеется, нет, – поспешно сказала она. – Только при мысли о том, что люди могут подумать, будто мы… Кто меня видел?
 – Всего лишь сэр Томас Джеймсон и Хью Сйддел.
 – Сиддел! Он знает? О Боже! – Это так унизительно.
 Она вдруг подумала о том, каких неприятностей можно ожидать от мистера Сиддела.
 – Простите мою дерзость, но скажите, у вас были ка­кие-то отношения с ним? Он вел себя так, будто наша лю­бовная связь для него оскорбительна.
 – Когда я вышла в свет юной девушкой, Сиддел в тече­ние короткого времени ухаживал за мной. Но это было не­сколько лет назад.
 Кажется, он не заметил, что она не ответила на его вопрос.
 – Мой опыт и инстинкт подсказывают, Флер, что он чрезвычайно раздосадован тем, что мы любовники. Я по­чти ожидал, что он вызовет меня на дуэль. Правда, дуэль —это наименьшее из зол для меня в настоящее время. Я ока­зался замешанным в каком-то деле, которое мне непонят­но. А потому настаиваю, чтобы мне объяснили, почему вы вчера вечером спасались бегством, словно от этого зависела ваша жизнь.
 Данте сидел, удобно расположившись в кресле. Сдержан­ный и невозмутимый. Красивый, уверенный в себе мужчина.
 Человек решительный, его ясные умные глаза смотре­ли на нее так, что становилось понятным: он готов терпеливо ждать и дождаться ее объяснений. Подождем, говори­ла вся его поза, у нас целый день в запасе.
 – Я хотела бы, чтобы вы принесли мне платье, о кото­ром говорили, Данте. Я переоденусь и уйду.
 – Вам нужен покой, и я не могу позволить вам уйти одной, даже если бы вы были здоровы.
 – Я отправлюсь домой и попрошу помощи. Это будет лучше всего.
 – Нет. – Он скрестил на груди руки.
 Искушение рассказать ему все было очень велико. Вдруг ему придет в голову мысль, что нужно делать?
 Он молча наблюдал за ней. Долго и неотрывно. Флер почувствовала странную неловкость.
 – Давайте заполним время игрой, – сказал он.
 – Какой еще игрой?
 – Не смотрите на меня с таким подозрением. Не надо бояться. Хотя вы находитесь в моей кровати, но вы в таком положении, которое не позволяет мне сломить ваше сопротивление.
 – О какой игре вы говорили?
 – Правила очень простые. Я задаю вопрос, и вы честно отвечаете на него. Затем я снова спрашиваю, и вы опять да­ете мне ответ. И так до тех пор, пока не иссякнет мое любо­пытство.
 – Это нельзя назвать слишком забавной игрой. По край­ней мере мы должны делать это по очереди. Вначале вы за­даете вопрос мне, потом я – вам. И так далее.
 – Это несколько рискованно. Надо как-то обеспечить мне преимущество, потому что вы испытываете недомога­ние и вас нельзя соблазнить.
 – Перестаньте дразнить меня, как неуклюжий донжуан. Все знают, что вы гораздо тоньше, когда на самом деле ухаживаете за женщиной.
 Это заставило Данте потерять бдительность.
 – И что же, об этом знают все?
 – Наконец, – сказала Флер, довольная тем, что нару­шила баланс в этой игре, какой бы он ни был.
 – Вы хотите сказать, что некоторые из моих любовниц оказались болтливы?
 – О вас говорили в гостиных в течение ряда лет. Я слы­шала о вас все, еще когда была молодой девушкой. Удивительно, что вы до сих пор продолжаете пользоваться успе­хом, а это при вашей стратегии обольщения хорошо под­тверждается персональными свидетельствами.
 – Это меня смущает. Лично я никогда и ни с кем не обсуждал то, что происходило между мной и женщиной.
 – Очевидно, вы джентльмен. Женщины не столь сдержанны.
 – Очень нехорошо с вашей стороны слушать подобные вещи.
 Данте улыбнулся озорной улыбкой, и она поняла, что его замешательство было напускным. Он сознательно втя­нул ее в разговор на эту скользкую тему. И, судя по всему, не собирался уходить от нее.
 – Я не думаю, что мог бы соблазнить вас сейчас, как бы мило вы ни выглядели в моей ночной рубашке, Флер. Я бы хотел, чтобы вы были наивной и неопытной. Вы же словно зачитываете список моих достижений и успехов.
 Она с трудом сглотнула. Разговор неожиданно приоб­ретал слишком уж личностный характер.
 Он наклонил голову. Опустил веки. Он ласкал ее настой­чивым взглядом. Какая-то странная лихорадка охватила их.
 – Теперь понимаю. Если бы я стал ласкать вашу обна­женную ногу, вы напомнили бы мне, что я тоскую по чув­ствительному местечку под коленкой, которое я некогда об­наружил у какой-нибудь герцогини.
 Он определенно нарушил допустимую грань этими сло­вами. Будь она способна заговорить, то отчитала бы его.
 – Или если бы я стал целовать вам спину, вы потребо­вали бы, чтобы я не забыл поласкать впадинку у самого ос­нования позвоночника, как о том рассказала жена извест­ного члена парламента.
 Это было возмутительно, но его шокирующие описа­ния любовной игры завораживали. Флер не могла отвести от него глаз. Пульс ее бился настолько громко, что она опа­салась, как бы он его не услышал.
 Данте подался в кресле вперед, и его лицо оказалось со­всем близко от нее.
 – Вероятно, если мои ласки не оправдают ваших ожи­даний, вы станете требовать, чтобы я показал, каким обра­зом некоторые части женского тела могут быть даже еще чувствительнее после любовной игры, чем до нее, что, попризнанию одной несдержанной баронессы, я ей продемон­стрировал.
 – Вы настоящий греховодник.
 – А вы покраснели и, можно сказать, готовы ощутить это, хотя я даже не дотронулся до вас.
 Он взял ее руку своей теплой рукой. Флер с удивлением смотрела на него, когда он поднес ее к своему рту и поце­ловал ей пальцы. Все ее тело содрогнулось, и ей стало страш­но, что она вдруг лишится рассудка.
 Она вырвала руку:
 – Как вы смеете!
 Он откинулся на спинку кресла, в глазах его сверкнули огоньки.
 – Смею напомнить вам, что я не глупец. Вы в безопасности, но лишь потому, что я сам этого захотел. Не под­стрекайте меня, ибо если мне будет брошен вызов, то оружие выбираю я.
 Ее сердцу, ее крови, ее дыханию требовалось успоко­иться. Она изо всех сил старалась не показать ему, какое волнение испытала от его прикосновения.
 Возбуждающая и все нарастающая эйфория перераста­ла в леденящий душу ужас.
 Флер посмотрела на руку, которую он поцеловал, и сно­ва ощутила тепло его дыхания. Ей стало не по себе от столь противоречивых чувств.
 Подобного с ней раньше не случалось. Она никогда не знала страха, даже тогда, когда была совсем юной девуш­кой, и уж тем более после того, как махнула на себя ру­кой.
 – Я очень вас напугал, да? – Данте потянулся рукой к ее лицу, но затем одернул себя. – Мне не следовало этого делать. Ваша добродетель в безопасности со мной. Но я дол­жен знать подоплеку событий.
 Он в самом деле заслуживал объяснений. Она втянула его в историю, и уже другие люди видели ее здесь. У нее не было времени для того, чтобы сочинить правдоподобный рассказ. Ей придется сообщить ему правду. Или хотя бы ее часть. Просто придется опустить ссылки на свой большой проект.
 – В пошлом году я в октябре отплыла из Англии во Францию, чтобы навестить подругу. Я оставалась там во время Нового года и вернулась два месяца назад, в феврале.
 – В феврале? Никто не сказал ни слова о вашем возвращении или о том, что видел вас в городе.
 – Это потому, что мой отчим Грегори Фартингстоун встретил меня в порту в Дувре. И с этого момента он заточил меня в тюрьму.




 Глава 3


 – Я написала, что собираюсь отправиться домой на «Морском драконе» в феврале. Грегори ожидал меня в Дувре. Я удивилась, но была рада его видеть. Всегда требуется помощь после долгого путешествия, – пояснила Флер.
 – И тогда он заключил вас в тюрьму? – Данте поста­ рался спросить это таким тоном, чтобы скрыть свое недо­ верие. Обвинение было странным и чудовищным. Уж не по­ влияло ли ранение на ее умственные способности?
 Грегори Фартингстоун был известен как человек здра­вого ума, который вел благопристойный образ жизни и был попечителем Банка Англии. Легче было бы поверить в то, что Флер заключила Фартингстоуна в тюрьму, чем наобо­рот.
 Перед этим Флер возилась с простыней, подтягивая ее к подбородку, словно почувствовав себя обнаженной после игривых поддразниваний. Сейчас она забыла об этом, в ее глазах сверкали гневные искорки.
 – Он заявил, что искал меня и хотел, чтобы я получила помощь и поддержку, в которой нуждалась. Он сказал, что как старинный друг семьи моей матери и как ее второй муж он исполняет свой долг. Однако его намерения были не столь благородными.
 – И каковы же были его намерения?
 – Он пытается доказать, что я неразумна и неправо­способна.
 – Почему он так считает?
 – Потому что я разбазариваю свое состояние. Так он квалифицирует мое участие в благотворительных акциях.
 Дары Флер школам, больницам и на осуществление ре­форм были хорошо известны в обществе.
 – Ваша щедрость поставила под вопрос ваше будущее?
 – Я раздавала отнюдь не все, что имею, однако доста­точно много для того, чтобы Грегори решил, что это безот­ветственно. Однако мне остается довольно для того, чтобы жить очень комфортно. Я совершеннолетний человек и не­зависимая женщина. Он не является моим опекуном и не имеет права вмешиваться в мою жизнь. Он говорит, что он самый близкий друг семьи и должен быть уверен, что я получаю необходимую опеку и внимание.
 – Куда он привез вас после того, как встретил в Дувре?
 – В одно из своих имений в Эссексе.
 – Вы пришли сюда пешком из Эссекса?
 – Мы путешествовали. Грегори не говорил, куда он меня везет, но я думаю, что это одно из тех заведений неда­леко от моря, в которые некоторые семьи помещают своих проблемных родственников. Я поняла, что мы находимся в Суссексе, и убежала, надеясь разыскать Леклера.
 Да, Верджил был бы грозным противником, если его на­травить на Грегори Фартингстоуна.
 – Я не помешанная, – пробормотала она, глядя на свои руки и напряженно переплетенные пальцы. – Нельзя го­ворить о невменяемости, если человек тратит деньги на то, чтобы помочь людям. Если бы я потратила все деньги на бальные платья и бриллианты, никто бы не стал подвергать мои умственные способности сомнению.
 Ей следовало делать и то, и другое. Если бы она поку­пала платья и бриллианты, она оказалась бы вне подозре­ний. А ее пренебрежение обществом и отказ от замужества стали причиной возникших подозрений.
 Флер продолжала смотреть невидящим взглядом на свои переплетенные пальцы. У Данте сложилось впечатление, что ей есть что рассказать еще, но она решает, стоит ли это делать.
 Флер дала объяснения, которые обязана была ему пре­доставить. Он не оказывал на нее давления и не требовал дополнительной информации, но надеялся, что она про­должит рассказ.
 – Есть кое-что еще, – сказала она наконец. – Поза­прошлой ночью мы остановились в гостинице. Как это сложилось со времени Дувра, он запер меня в спальне после ужина. Он не обратил внимания на то, что часть стены была разобрана для устройства гардероба. Когда я открыла дверь гардероба, услышала приглушенный разговор в комнате Грегори. Было уже поздно, но там находился другой муж­чина. И разговаривали они, я полагаю, обо мне.
 – А разве это не было очевидно?
 – Поначалу я думала, что они говорят о какой-то вещи, а не о человеке. Понимаете, мужчина предлагал купить эту вещь. Лишь несколько позже я поняла, что речь может идти обо мне.
 Сейчас она выглядела несколько странной и напоми­нала тех, кто вечно считает, что все устраивают против них заговоры.
 – Флер, но Фартингстоун не может продать вас. Если он поступит так, какой прок от этого покупателю? Ведь вы же сами сказали, что вы независимая женщина зрелого воз­раста.
 –Да, законным образом он не может меня продать. Од­нако же он и лишать меня свободы не может, тем не менее сделал это. «Все будет позади, когда она поймет, что про­изошло, и будет гораздо счастливее, – сказал мужчина. – Если же она начнет сопротивляться, мы упрячем ее в сумасшедший дом». Я не знаю, Данте, как считаете вы, но, похоже, речь шла о моем насильственном замужестве. Ра­зумеется, ради моего же блага. Чтобы кто-то имел право опекать меня.
 –Ловко придумано, чтобы все ваше состояние не ушло.
 – Я никогда не любила Грегори. И не понимала, почему мать вышла за него замуж после смерти отца. Он пола­гает, что я должна считаться с его мнением, но он не отец мне, мы не кровные родственники. Я не удивлюсь, если после этого замужества он и тот мужчина намерены поде­лить между собой то, что я имею.
 – Предположим, что они говорили о вас. Вы этого не знаете. – Для женщины в здравом уме она рассказала весь­ма странную историю.
 Флер нахмурилась, размышляя над сказанным.
 – Наверное. Но это заставило меня решиться на бег­ство. Грегори следил за тем, чтобы у меня не было денег. В его усадьбе и в дороге за мной бдительно наблюдали. Сбежать было очень непросто. Но мысль о том, что меня могут принудить к замужеству, придала мне храбрости. Я могла вынести заточение, но не замужество.
 – Естественно. Тут он зашел слишком далеко.
 – На другой вечер я вылезла из своего окна, спустилась на землю и убежала. Я украла ту одежду и оставила свою в счет оплаты. Возле таверны обменяла кольцо на пистолет. И после этого побежала. Должно быть, мы были милях в десяти от этого места. Когда вы выстрелили в меня и я упала, подумала, что это от изнеможения.
 После окончания рассказа Флер в комнате установи­лась какая-то умиротворенная тишина, словно эта откро­венность разогнала ее страхи.
 Данте поднялся и подошел к окну. По какой-то причи­не она выбрала путь, отличающийся от других. У мужчин подобные причуды приемлемы. Но решительный Грегори Фартингстоун может представить дело так, что это убедит судью в необходимости лишить женщину независимости.
 – Я попрошу вас об услуге, Данте. – Она выглядела та­кой беспомощной и хрупкой, на этой кровати! Маленькой и одинокой. – Когда Леклер вернется, пожалуйста, расска­жите ему. Возможно, он найдет меня, чтобы увидеть, все ли закончилось благополучно.
 – Разумеется, Флер, но до этого не дойдет. Правильно вы поняли тот разговор или нет, но он не имеет права дер­жать вас в заключении. Уж коль скоро вы рискнули убе­жать, нам следует позаботиться о том, чтобы вы не оказа­лись там снова.
 – Поскольку меня здесь видели, Грегори узнает, где я нахожусь. Я уже сейчас ожидаю стука колес кареты.
 – Если вы услышите приближение кареты, не думайте, что это Грегори. Я послал своего управляющего за своей сестрой Шарлоттой и Дэниелом Сент-Джоном. Они находятся в Брайтоне и должны прибыть сюда после полудня.
 В ее глазах засветилось некое подобие надежды. Она расслабилась на подушках.
 – Вы еще вчера решили это сделать? Вы так добры, Данте.
 – Вздор. Я поступаю так всякий раз, когда попадаю из пистолета женщине в ягодицу. Вы отдыхайте сейчас. Я спущусь вниз и позабочусь о еде для вас. И не надо беспоко­иться.
 Однако, несмотря на ободряющие слова, он не был столь уж уверен в благополучном исходе. Шарлотте и Сент-Джону лучше бы не задерживаться в Брайтоне. Если Фар­тингстоун узнает, где находится Флер, начнется настоящая гонка.
 Она спала после завтрака, а Данте расхаживал на пер­вом этаже. Проходили часы. Солнце поднималось все выше.
 Вероятнее всего, ее опасения не основывались ни на чем реальном. Возможно, она вела себя несколько странно, но эту необычность в поведении случайный знакомый мог не заметить. Не исключено, что Фартингстоун просто хотел, чтобы она отдохнула после путешествия. Без сомнения, она неправильно истолковала то, что случайно услышала в гар­деробной.
 Тем не менее родство Фартингстоуна в силу брака с ее матерью давало ему видимость права. Хуже всего то, что он мог заключить ее в сумасшедший дом, и никто об этом не будет знать, поскольку все считали, что она путешествует по континенту.
 Конечно, это просто смешно. Никакой опасности для нее не было.
 Он принес из кладовки оба пистолета и зарядил их.
 Незадолго до полудня он услышал движение наверху. Он поднялся по лестнице и увидел, что Флер сидит на краю кровати и здоровой рукой пытается развернуть платье, ко­торым он ее снабдил.
 – Я не хочу, чтобы они обнаружили меня в таком ви­де, – объяснила она. – Я оденусь.
 – Если хотите. – Он подал ей нижнее белье, которое сумел найти Пирсон. Приподняв ее, он поставил ее на ноги.
 Она поняла его намерения.
 – Я справлюсь сама.
 – Вам не осилить. Я помогу.
 – Вы не должны.
 – Частые удовольствия притупили мою чувствительность. Мне нужно специально поджигать свечу, иначе не будет пламени. Я совершенно холоден и бесчувствен. По­добно врачу или артисту.
 – Вчера врач сказал, что он вовсе не бесчувствен, но я могу представить, каким можете быть вы. Первая обнажен­ная женщина может вызвать возбуждение, а при виде ты­сячной будешь испытывать скуку. Похоже на то, когда ты объешься марципанами.
 – Именно так. Правда, вы не тысячная. Совсем недав­но я преодолел восьмисотый рубеж.
 Она подняла на него глаза, в которых отразилось нечто вроде шока.
 – Я шучу, Флер. А теперь поднимите левую руку.
 Он сделал невозмутимое, как у камердинера, выраже­ние лица и отвел глаза, однако свеча загорелась сама, когда ночная рубашка упала с плеч Флер на пол. Вряд ли можно было назвать его реакцию бесстрастной, когда он всего лишь мельком увидел белоснежную кожу, высокие груди, округлые бедра и темный треугольник между ног. Флер отверну­лась и вспыхнула, когда он набросил нижнюю рубашку на ее обнаженное трепещущее тело.
 Надевание остальных предметов одежды проходило в неловком молчании. Оба сделали вид, что не замечают друг друга.
 Данте наскоро привел в порядок постель, поднял Флер и положил ее на кровать.
 – Видите – никаких вольностей. Вам повезло, что вас подстрелил такой пресыщенный, утомленный повеса, как я.
 Она засмеялась. Это был очень приятный звук, похо­жий на звучание арфы.
 – Повезло мне, но не вам. Теперь я одета, ухожена и на­кормлена. Я думаю, вам следует отправиться на конюшню, взять лошадь и ехать на побережье, как вы и планировали.
 Он сел в кресло.
 – Я не могу этого сделать, Флер.
 – Я в безопасности. Кто-то скоро сюда приедет.
 – Это может быть не тот человек, которого мы ждем. А что, если тот, кто нужен, не приедет? Сегодняшняя ночь может быть такой же, как и предыдущая, и мародеры могут снова жечь коттеджи или же входить в них, чтобы спрятать­ся. Я не оставлю вас одну.
 – Вы можете вызвать кого-нибудь из дома, чтобы он побыл со мной.
 – Слуги не смогут противостоять Фартингстоуну, если он отправится вас искать. Мы дождемся Шарл и Сент-Джона. Я сказал, что вы будете в безопасности, и сдержу обещание.
 – Я очень сожалею, что так случилось, – промолвила она.—А судебные приставы в самом деле вас разыскивают?
 – Часть кредиторов продали мои записи некоему мис­теру Томпсону, который требует выплаты. Неудачная ночь за картами лишила меня возможности вести переговоры.
 – А вы не могли бы попросить Леклера помочь вам?
 – Мог, и он выручил бы меня. Вероятно, Томпсон именно на это и надеется. Но я не стану к нему обращаться. Вердж и без того был слишком щедр.
 Данте не мог объяснить, почему он столь откровенен. Наверное, переодевание сблизило их. А может, к этому рас­полагала необходимость позаботиться о ней.
 Он испытывал какую-то удивительную доверительность к ней. Вероятно, люди, потерпевшие кораблекрушение, тоже быстро становятся друзьями, после того как вместе по­качались на плоту.
 – Очень жаль, что все не завершилось благополучно между вами и Бьянкой, если не считать того, что она и Леклер теперь, по всей видимости, вместе, – проронила она.
 Флер имела в виду то время, когда она была наречен­ной Верджила, а Бьянка планировалась для Данте.
 – Я не была разочарована тем, что Бьянка хочет Верд­жила. Мы с ней очень разные, а она подходит ему. Однако я бы солгала, если бы стала отрицать, что временами сожа­лею о том, что не разделила ее судьбу.
 Она засмеялась.
 – За последний час я улыбалась больше, чем за весь прошлый год. Это странно. В конце концов, раньше или позже я должна встретиться с Грегори, а вы уехать. Если вы опоз­даете на корабль, как вы убежите?
 – Есть другие корабли.
 – Как это эгоистично с моей стороны! Я так озаботи­лась своими проблемами, что не заметила, как осложняю вам жизнь. Пожалуйста, не задерживайтесь из-за меня.
 –До тех пор, пока я не буду уверен, что вы в безопасно­сти, я останусь здесь. Так поступил бы любой джентльмен.
 – Вы настоящий друг.
 Ее благодарность тронула его. К ней снова вернулась безмятежность, присущая ей в те давние годы.
 Вероятно, он должен был предоставить ей возможность побыть наедине, но в спальне было уютно и приятно, и ее компания доставляла ему удовольствие. Им предстоял день ожидания.
 Он устроился поудобнее в кресле.
 – Я расскажу вам, как прожигал жизнь, если вы пове­даете мне, как процветали.
 Снова послышались звуки арфы, когда Флер засмея­лась.
 Она и представить себе не могла, что он может быть на­столько добр. Ей следовало бы об этом догадаться. Его лю­бовницы всегда отзывались о нем очень хорошо. Вступая в связь, они знали, что он непостоянен и отношения будут кратковременными. Если у кого-то оказалось разбитым сердце, то, как она подозревала, это вовсе не потому, что он обещал больше, чем дал.
 Какая-то легкая печаль скрывалась за его обаянием. Она порой читалась в глазах и слышалась в голосе. Она могла проявиться совершенно неожиданно, например, в виде угрозы выдать ее полиции или в виде шутливого флирта, как это случилось утром. Флер чувствовала, что эта печаль го­това была вырасти в нечто большее, но он считал необхо­димым сдерживать себя.
 Он развлекал ее историями о рискованной игре за кар­точным столом и на скачках, о выигрышах и потерях. Он сокрушался, рассказывая о тех особенно тяжелых случаях, когда ему приходилось обращаться за помощью к брату.
 Ей были известны подробности, о которых он не упо­минал. Она знала о тяжелом финансовом положении, ко­торое унаследовал брат Верджил, когда их старший брат Милтон умер. Лишь рискованные торговые спекуляции спасли семью Дюклерков от полного краха. Тем не менее жалованье Данте, по всей видимости, соответствовало тому, которое должен иметь человек его положения. Он мог бы посвятить себя предпринимательству, а не развле­чениям.
 И все же она завидовала ему. Это был человек, который жил и наслаждался настоящим моментом.
 Ее история, связанная с благотворительной деятельно­стью и добрыми делами, казалось бы, должна сиять при сравнении с тем, что поведал он. Но вместо этого она ис­пытала смятение оттого, что, как оказалось, прошедшие годы были лишены настоящей радости. В каком-то смысле именно она прожила бесплодную и никчемную жизнь.
 Она могла бы рассказать ему об этом. Об одиночестве и пустоте. О своих планах найти себя через большой проект. Она приблизилась к его выполнению. Доверительность, с которой они вели разговор, воодушевляла обоих. Но все же несколько часов дружбы – это слишком мало. Шум, донес­шийся со стороны подъездной дорожки, положил ей конец.
 Данте подошел к окну.
 – Это должно быть очень интересным, – сказал он, на­девая сюртук. – Прямо-таки одновременный финиш в за­езде. Вместе появились Шарл и Фартингстоун.
 В мгновение ока ее умиротворенность как рукой сняло.
 –Я спущусь вниз. Пожалуйста, помогите мне подняться.
 – Если вы настаиваете на том, чтобы выйти, я понесу вас, – сказал он и поднял ее на руки.
 Она стала было возражать, но было так уютно и покой­но в его объятиях. Она вдруг поняла, что не обнимала ни одного человека с момента смерти матери и ни одного муж­чину за последние десять с лишним лет.
 Он нес ее по лестнице вниз. Посетители только что во­шли в гостиную, о чем-то споря. Черные волосы его младшей сестры, рядом с которой находился красавец Дэниел Сент-Джон, были слегка взъе­рошены, ее юное личико выглядело взволнованным. Не­молодое веснушчатое лицо Грегори приобрело пунцовый оттенок в тот момент, когда он пытался выяснить причину их неожиданного появления.
 Когда Данте сошел с лестницы, Грегори, как и все при­сутствующие, повернул голову в его сторону. К коттеджу приближалась еще пара лошадей.
 – Нет необходимости опускать ее на землю, Дюклерк. Вы можете отнести ее прямо в мою карету, – скомандовал Фартингстоун.
 Данте осторожно опустил Флер на кресло.
 – Послушайте… – начал Фартингстоун.
 – Нет, это вы послушайте. Шарл, спасибо, что ты при­ехала. Мисс Монли ранена и нуждается в уходе и лечении. Что бы ни случилось, Сент-Джон, прошу, не позволяйте Фартингстоуну ее увезти.
 Сент-Джон сделал легкий поклон Флер:
 – Мы встречались много лет назад, мисс Монли, здесь, в Леклер-Парке.
 – Я помню. Спасибо зато, что вы прервали свою поезд­ку в Брайтон.
 Шарлотта подбежала к Флер:
 – Флер, что вы здесь делаете? Я думала, что вы путе­шествуете по континенту. Вы ранены? Что случилось?
 – Ее оцарапала пуля, – сказал Данте.
 – Оцарапала? В нее стреляли? В какое место она ранена?
 – В заднюю мякоть.
 Шарлотта заморгала глазами.
 – В заднюю мякоть… Ты имеешь в виду… о Боже! Лицо Грегори сделалось багровым на фоне его седых во­лос.
 – Каким образом она была ранена, требует расследо­вания, но ясно одно: Дюклерк содержал ее здесь, и это мо­жет ее скомпрометировать.
 – Данте, ты не мог этого сделать! И Флер тоже! Верджила может хватить удар!
 – Его замысел очевиден, – насмешливо проговорил Фартингстоун. При этом его бульдожий нос принял скорее комическое, нежели презрительное выражение. – Однако это не сработает, сэр. Сюда едут люди, которые хотят вас видеть. А моя падчерица не в своем уме и не может отве­чать за ваше бесчестное обращение с ней. Теперь о ней по­забочусь я сам.
 – Моя честь – это забота моя, а не мистера Фартингстоуна, – сказала Флер, игнорируя отчима и обращаясь к Шарлотте и Дэниелу, которые были теперь ее единственной надеждой. – Ваш брат оказал мне помощь и защитил меня. Прошу вас послушаться его и отказать мистеру Фартингстоуну в его требованиях. Он не имеет никаких законных прав на меня. Я не поеду с ним по доб­рой воле.
 Дверь коттеджа оставалась открытой. На пороге появи­лись два громадных, вульгарного вида мужчины.
 – Ну вот, салон полон, – заметил Данте. – Вы не су­дебные приставы мистера Томпсона?
 – Именно, – пробормотал один из них. – Сейчас вы без всяких фокусов отправитесь с нами, мистер Дюклерк. Не надо никаких штучек.
 – Их не будет, обещаю вам. Могу я вас спросить, ка­ким образом вы меня разыскали?
 – До Лондона дошел слух в эту ночь. Мы мчались сюда что есть духу. Обратный путь долог, так что не будем терять время.
 – Данте, что это значит? – воскликнула Шарлотта.
 – Рука судьбы, дорогая сестренка. – Он повернулся к Сент-Джону: – Я оставляю мисс Монли на вас. Ей нельзя путешествовать, а ее жалобы на Фартингстоуна вполне обо­снованны. Обещайте мне, что вы хотя бы выслушаете ее.
 – Она будет в полной безопасности. – Дэниел много­значительно посмотрел на судебных приставов. – Позволь мне уладить твое дело, Дюклерк.
 – Нет. Сумма такова, что мне никогда не расплатиться.
 Флер догадывалась о том, какое будущее ждет Данте.
 – Мистер Сент-Джон, у Данте нет лошади. Они заста­вят его идти до Лондона пешком.
 – Остановитесь у конюшен и возьмите для него ло­шадь, – сказал Сент-Джон приставам. – Я договорюсь с Леклером. .
 – Данте! – отчаянным шепотом подозвала его Флер.
 Он наклонился к ней:
 – Сент-Джон присмотрит за вами теперь, Флер. Он не такой строгий, как кажется. Расскажите ему и Шарлотте все, что вы поведали мне.
 – Я не об этом. Эти люди… Сколько вы должны, Данте?
 Он поднес ее руку к своим губам.
 – Постыдно высокую сумму. Даже не пытайтесь пред­лагать. Я никогда не просил у друзей и, уж онечно, не при­му ни пенни от женщины.
 – Но это моя вина!
 – Нет, Флер, вина моя, и только моя.
 И с присущей ему элегантностью покинул коттедж.




 Глава 4


 Флер вышла из кареты Дэниела Сент-Джона и в сопро­вождении слуги направилась к входной двери тюрьмы.
 Было одно немаловажное удобство для двадцатидевя­тилетней женщины, оставшейся в девицах и посвятившей себя благотворительной деятельности. Когда ты говоришь маленькую ложь, люди тебе верят. Мистер Сент-Джон и его жена Диана думали, что она собирается посетить собрание, которое планирует открыть новую школу для рабочих.
 Флер знала все о лондонских тюрьмах. Она поддержи­вала таких реформаторов, как Элизабет Фрай, которые хо­тели улучшить условия содержания заключенных. Она не­одобрительно отнеслась к решению мистера Томпсона по­местить Данте в одну из самых худших тюрем. На узкой мно­голюдной улице воняло пищевыми отходами, из старых строений доносился гул голосов. Облупленная штукатур­ка, почерневшая от времени и сырости, производила гне­тущее впечатление.
 Гордость Данте будет уязвлена, если кто-то его увидит в этом месте. Флер тщательно отрепетировала план, соглас­но которому она якобы оказалась здесь.
 Жена главного тюремщика встретила ее с поклонами, и это означало, что к предпринятым Флер шагам отнеслись благосклонно. Флер прислала ей модное платье с широкой юбкой из серебристо-голубого муслина.
 Женщина ввела ее в зловонную приемную, в которой находились должники, а их кредиторы пытались заполучить свой долг. Несколько окон камеры пропускали минимум света, но Флер все же сумела разглядеть, что особых попы­ток обеспечить какой-то комфорт здесь не предпринима­лось. Несмотря на убожество обстановки, ее поразил бое­вой дух мужчин, играющих в карты на кусочки соломы.
 В самой гуще этих игроков, с шуточками и смешками, продолжал ту самую игру, которая и привела его сюда, Данте Дюклерк.
 В отличие от своих товарищей, у которых был довольно помятый вид, Данте выглядел безупречно. Было видно, что этот галстук он носит уже несколько дней, а сюртук нужда­ется в утюге. Однако он был выбрит и одет словно для вы­езда в город, хотя не приходилось сомневаться, что за пре­делы этих, стен ему не вырваться.
 – К вам посетительница, мистер Дюклерк. Леди, – объявила женщина.
 Они посмотрели в глаза друг другу. Улыбка слетела с лица Данте. Бросив карты, он подошел к ней.
 – Мисс Монли, я удивлен. – В его тоне явно слышалось неодобрение. – Мег, я провожу ее во двор.
 – За десять пенсов вы можете воспользоваться моей комнатой, если хотите.
 – Мы выйдем во двор, Мег.
 Данте вывел Флер из помещения. В загоне хрюкали три свиньи, несколько цыплят клевали почти голую землю. У дальней стены находилась грубо сколоченная скамья.
 – Вам не следовало сюда приходить.
 – Не бранитесь, Данте. Мне уже доводилось видеть по­добные места, Я привезла вам кое-что от Шарлотты.
 – Она уже присылала деньги, чтобы заплатить за мясо. Скажите ей, что я ни в чем не нуждаюсь.
 – Это не совсем от Шарлотты. – Флер села на скамью и извлекла из ридикюля маленький кошелек. – Одна леди навестила вашу сестру, когда мы на прошлой неделе воз­вратились в город. Она сказала, что вы подарили ей эти дра­гоценности при расставании. Узнав о вашем нынешнем по­ложении, она сочла себя не вправе держать их у себя.
 Открыв кошелек, Флер вынула две аметистовые се­режки.
 Данте посмотрел на них.
 – Не сомневаюсь, вы сочли безумием с моей стороны, что я потратил на это мои последние гинеи.
 – Я думаю, вы решили, что эти гинеи не сделают погоды и для вас важно поддержать репутацию.
 – Вы откровенны, Флер. – Он взял кошелек. – И доброжелательны. А теперь вы должны идти. Это не место для вас.
 Однако Флер даже не пошевелилась. Целую ночь она провела в мучительных размышлениях, в результате яви­лась сюда и пройдет все до конца.
 – Я пришла с визитом к вам, Данте. И очень невежли­во выгонять меня.
 – Прошу прощения. Разумеется, святая Флер хотела бы утешить заключенного. Я даже не спросил о вашем здоровье. Вам сейчас лучше? Если Шарл привезла вас в город из Леклер-Парка, я делаю вывод, что вы благополучно выздо­равливаете. Вы выглядите сегодня очень славно. Голубой наряд оттеняет цвет ваших глаз.
 Все эти любезности он произносил довольно саркасти­ческим тоном. Да, его гордость была уязвлена. Он явно хо­тел, чтобы она ушла.
 – Да, я выздоровела, благодарю вас. Я оставалась с Сент-Джоном, пока поправлялась.
 – А Фартингстоун?
 – Он не допускал его. Вплоть до настоящего времени.
 Суровое выражение на его лице исчезло. Он снова стал похож на Данте, который в течение одного дня во время пребывания в коттедже был ее другом. На его лице появи­лась озабоченность.
 – Чего он хочет?
 – Он собирается попросить Верховный суд, чтобы все мои финансы были поставлены под его контроль по причине моего душевного состояния и моей неспособности здраво мыслить. Адвокат Сент-Джона считает, что он мо­жет добиться успеха. То, что я убежала и меня нашли в кот­тедже с вами, вряд ли мне поможет. Наряду с контролем над моими финансами он намерен просить об опекунстве надо мной.
 Данте сел рядом.
 – Черт бы побрал этого типа! Если дойдет до этого, может, вам лучше попросить кого-то об установлении опекунства. Мой брат вернется через месяц. Он согласится на это.
 – Хотя я полностью доверяю Леклеру, я не хотела бы возлагать эту ответственность на его плечи или быть подот­четной ему. Я думаю о другом решении.
 – Если могу вам чем-то помочь, то я к вашим услугам. – Данте вдруг взволнованно поднялся. – Здесь неподходя­щее место для вас, и если узнают, что вы здесь побывали, у Фартингстоуна появятся дополнительные козыри. Очень любезно с вашей стороны, что вы навестили меня, Флер. Признаюсь, что я беспокоился о вас все эти дни. Тем не менее вам лучше уйти.
 – Пожалуйста, сядьте, Данте. Я хочу рассказать вам о своем решении и узнать, что вы о нем думаете.
 Данте со вздохом повиновался. Она немного отстрани­лась от него, чтобы можно было наблюдать за цыплятами и свиньями, а не за его реакцией. Она опасалась, что не захо­чет видеть, как он отнесется к ее словам.
 – Данте, Леклер когда-нибудь говорил вам, почему мы с ним не поженились?
 Воцарилось молчание.
 – Разумеется, нет, – наконец ответил Данте. – Пола­гаю, что из-за Бьянки.
 Она и раньше знала, что Леклер не рассказывал об этом Данте, но некоторая надежда на это все-таки была. Это зна­чительно облегчило бы объяснение.
 – Дело было не в Бьянке. Между Леклером и мной ни­когда не было настоящего романа. Все это было притворством. Я не хотела выходить замуж, и этот спектакль давал мне возможность выиграть год.
 – Это многое объясняет. Я всегда думал, что Вердж пло­хо поступил с вами. Любовь многое прощает, но вы и он были почти обручены, перед тем как Бьянка приехала в Англию.
 – Это было притворством с самого начала. Я никогда не собиралась выходить замуж. – Флер закрыла глаза, сде­лала глубокий вдох и продолжила: – Правда, по мере того как крепла наша дружба, мне приходила мысль, что воз­можна альтернатива. Такой нестандартный вид брака. Я предложила ему, но он отказался.
 – О чем вы говорите, Флер?
 Как сказать об этом напрямик? Она не говорила об этом так откровенно с Леклером. Он каким-то образом знал, что именно она имеет в виду.
 – Флер, вы предлагали моему брату фиктивный брак? Брак без физической близости?
 Она почувствовала, как запылало ее лицо.
 – Я не удивилась, что он отказался. Думаю, что мое со­стояние делало брак со мной соблазнительным, но, как ви­конт, он хотел сына.
 – Почему вы мне это рассказываете? Вы задумались о замужестве?
 – Вчера вечером после встречи с Грегори я подумала об этом. Мне пришла в голову мысль о таком браке, какой я предлагала вашему брату. Муж будет иметь право, кото­рое Грегори не сможет обойти. Понимание этого положит конец его преследованиям. Я права, не правда ли? Вы не находите?
 Снова воцарилось длительное молчание.
 – Я могу лишь сказать, что вы должны быть предельно осторожны в выборе человека для этой цели, Флер.
 То, каким тоном это было сказано, заставило Флер по­смотреть Данте в лицо. Он глядел на нее изучающим, за­думчивым взглядом.
 –Да, очень осторожной, – согласилась она. – Это дол­жен быть человек, которому я доверяю. Человек, который с твердым пониманием отнесется к тому, что я не могу быть настоящей женой.
 Он продолжал смотреть на нее. Она почти растеряла все свое мужество, но воспоминание о багровом, с прожилка­ми, лице Грегори, который требует ее возвращения от Сент-Джона, о том, каким вкрадчивым и в то же время непрере­каемым тоном он с ней разговаривал, заставило ее взять себя в руки.
 – Это должен быть человек, живущий полной жиз­нью и заинтересованный в том, чтобы этот брак не стес­нил его, – продолжила она. – Мужчина, который полу­чит половину моего дохода и позволит мне использовать другую половину так, как я пожелаю. В реальности мы оба будем жить порознь. В действительности мы не будем на­ходиться в браке.
 – Вы рисуете мужчину, безукоризненно честного, ко­торый должен быть своего рода образцом. Как, например, мой брат. Но таких, как он, очень мало.
 – Я имею в виду порядочного человека, но вовсе не хо­дячую добродетель. Может быть, это такой мужчина, который не возьмет и пенни от подруги, но сможет принять со­лидную сумму от жены. Человек, имеющий богатый опыт, который знает, что свеча не загорается до тех пор, пока ее не подожгут. Мужчина, которому нет нужды искать утех у жены, потому что он может найти их в любом месте за одну лишь улыбку. Такой, как вы.
 Ну вот. Слово сказано.
 Выражение лица Данте сделалось еще более сосредото­ченным. Он продолжал изучающе смотреть на нее, словно пытаясь определить, насколько она серьезна.
 Казалось, прошла целая вечность в молчании, которое нарушали звуки городской жизни да кудахтанье кур. Флер вознесла молитву о том, чтобы на его лице не появилось отвращения.
 Ей пришлось отвернуться.
 – Я никогда не собиралась делать подобное предложе­ние какому-либо другому мужчине, Данте. Я понимаю, что вы можете смотреть на меня как на нечто противоестествен­ное.
 – Все не так уж противоестественно, Флер. Скажите, а вы уверены, что еще не переросли свои девичьи страхи?
 – Это не девичьи страхи. У меня кровь леденеет при мысли о… Когда я услышала, что мужчина хочет совершить сделку и купить меня… я не могла дышать. – Ею вдруг ов­ладела паника, как и в ту страшную ночь.
 Данте отреагировал мгновенно и слегка погладил ее по волосам:
 – Успокойтесь, милый нежный цветок. Если вы так го­ворите, я вам верю.
 Снова воцарилось молчание. Флер закрыла глаза и по­молилась, чтобы он не отверг ее напрочь.
 – Вы упомянули два пункта соглашения, которые ка­саются физической близости и денег и выходят за рамки ординарных, Флер. Есть ли еще какие-нибудь необычные условия?
 Его готовность выслушать ее породила в ней надежду, что ее жизнь, ее планы не будут у нее украдены.
 – Мои прибыли я получаю, от треста, которым владел отец. У меня есть земли и другие источники поступлений, которые я унаследовала в основном от тети. Я хочу, чтобы мне было обещано, что я могу распоряжаться этой собствен­ностью и доходами так, как я пожелаю. Я хочу вашего подтверждения, что вы не станете вмешиваться и подпишете необходимый документ.
 Его реакция свидетельствовала о том, что он считает эти условия весьма необычными, как это и было в действитель­ности. По закону мужья должны получать все и контроли­ровать все земли. Она предлагала неслыханное, но отчаян­но нуждалась в том, чтобы он согласился на это. Она жила независимой жизнью слишком долго и очень далеко зашла в осуществлении своего большого проекта, чтобы ее решения зависели от воли любого мужчины, тем более от мужа, который на самом деле не будет таковым.
 –Даже без этой независимой доли мое состояние весь­ма значительно, Данте. Половина прибыли от треста – это солидная сумма.
 – Насколько солидная?
 – Ваша доля составит три тысячи, которые вы сможете использовать по своему усмотрению. Я и впредь буду со­держать дом и хозяйство за свой счет.
 Данте засмеялся:
 – Это и в самом деле большая сумма, Флер. Однако же взгляните, где мы сейчас. Простите меня, но это не слишком разумно с вашей стороны – делать подобное предло­жение человеку, который находится в тюрьме за долги. Вы не боитесь, что когда-нибудь я снова окажусь в стесненных обстоятельствах и проиграю ваше состояние?
 – Все наши договоренности основываются на том, что вы человек чести. Этой гарантии для меня достаточно. Я ни на мгновение не сомневаюсь, что вы выполните все обе­щания, которые дадите. Даже если вам когда-то это пона­добится, я не верю, что вы это возьмете. Я также думаю, что вы никогда не наделаете долгов, которые поставят под угрозу то, что не является вашим.
 Выражение лица у него снова сделалось загадочным. Она не могла понять, то ли ему польстили ее слова, то ли он пытается скрыть от нее свое мнение о том, что она просто дура.
 – Должно быть, вы находите странным, что я не хвата­юсь обеими руками за это предложение. Оно очень щедро и полностью решает все мои проблемы.
 – Как и мои. Оно, безусловно, взаимно выгодно.
 – Оно слишком оптимистично с вашей стороны с уче­том кратковременности нашей дружбы, Флер.
 – Я доверяю вам. Я знаю, что вы благородны. Я получаю удовольствие от общения с вами, а это так редко со мной бывает, когда дело касается мужчин.
 – Вы можете найти лучший вариант.
 – Не думаю.
 Он резко поднялся и, скрестив руки на груди, с задум­чивым видом отошел прочь. Взрыв смеха в камере напом­нил Флер, в каком специфическом месте сделано это пред­ложение. Впрочем, оно само по себе было настолько из ряда вон выходящим, что для него трудно найти приличествую­щее место.
 Он вернулся и остановился перед ней. Поставив ногу на скамейку, он нагнулся и приподнял ей подбородок сухи­ми теплыми пальцами, заставив ее посмотреть ему в глаза.
 – Это удивительная идея. Совершенно неожиданная. Но я не тот человек, Флер, которые женятся.
 – Но это не является браком в обычном смысле. Я ни­ когда не стану задавать вопросов о ваших любовницах, Дан­те. Я знаю, что не имею на это права. Не будет никаких сцен ревности.
 – Свобода иметь любовниц – это не то, что беспокоит меня в настоящий момент. Мы говорим обо всей жизни. О том, насколько отдаленными друг от друга, по вашему мне­нию, мы должны быть. Если мы никогда не будем вместе, это вызовет массу вопросов.
 – Нам не следует быть чужими. Мы можем иметь об­щий дом и принимать гостей, которые нас обоих устраи­вают.
 – Полагаю, что нам придется так поступать поначалу, чтобы не вызвать у людей подозрений, особенно у Фартингстоуна.
 – Вы можете переехать в мой дом в Мейфэре после свадьбы. Там вполне хватит для вас места.
 Выражение лица у него сделалось серьезным, и Флер понимала, что он решает в этот момент ее судьбу. Его взор упал на ее губы. Большим пальцем он коснулся ее рта.
 – Мне будет позволительно иногда целовать свою жену?
 – Друзья это делают, разве не так?
 Он мягко прикоснулся губами к ее губам. Этот теплый поцелуй породил некий проблеск внутри ее.
 – Когда вы намечаете устроить свадьбу, мисс Монли? Так случилось, что в моем календаре не запланировано ни­каких светских мероприятий.
 Это деньги склонили его к такому решению. Он был бы последним идиотом, если бы не ухватился за неожиданно появившуюся возможность покончить с финансовыми про­блемами.
 Данте говорил себе это десятки раз, когда обдумывал причину, по которой он принял предложение Флер.
 Конечно, женитьба поможет ему выбраться из кризис­ной ситуации. Но в то же время он вынужден был признать, что предложение Флер затронуло в нем иные, доселе неве­домые ему струны. Она доверяла ему. Это было что-то уди­вительное и ко многому обязывало.
 Это совершенно необычное соглашение во многом было просто идеальным. Каждодневное сосуществование едва ли окажется неприятным. У него будет столько же свободы, сколько и раньше, но к тому же появятся деньги. В конечном счете он перестанет зависеть от своей семьи.
 Да, в финансовом отношении все складывается очень хорошо.
 Лишь единственное облачко омрачало открывшиеся пе­ред ним сияющие горизонты: если Флер оставалась безраз­личной к мужчинам, то он не был равнодушен к Флер.
 Тогда, во дворе, где цыплята сновали возле его ног и он взвешивал все «за» и «против» ее предложения, эта часть договоренности несколько смутила его. Когда он взял ее руку в знак того, что принимает предложение, ему потре­бовалось определенное усилие воли, чтобы не запечатлеть на ней поцелуй иного рода, чем тот, который она позво­лила.
 Но это пройдет. Когда он вернется к прежнему образу жизни, его влечение к ней быстро исчезнет. Оно редко со­хранялось у него долго по отношению к одной женщине.
 И хотя все упиралось в ее деньги, она дала понять, что дело не только в них. Поэтому, когда Джулиан Хэмптон, адвокат Дюклерков, приехал в тюрьму, чтобы обсудить ус­ловия соглашения, Данте не стал оспаривать сумму в три тысячи в год, хотя в случае нормального брака он получил бы гораздо больше.
 Он не моргнув глазом выслушал объяснение Хэмпто­на, что земли также будут находиться в собственности Флер и она станет использовать их и доход от них так, как сочтет нужным.
 Он остался бесстрастным даже тогда, когда Хэмптон со­общил ему, что он может покинуть тюрьму. Адвокат уже поговорил с Томпсоном по просьбе Флер и проинформи­ровал кредитора, что невеста Данте намерена выплатить полностью весьма кругленький долг в пятнадцать тысяч фунтов.
 Обговорив в деталях все условия Флер, Хэмптон затем официальным тоном сказал:
 – Как консультант вашей семьи я бы предостерег тебя против этого брака. – Он был другом семьи в течение мно­гих лет, но сейчас и голосом, и всем своим поведением по­казывал, что он исполняет профессиональный долг.
 – Условия необычны, но щедры.
 – Ты обещаешь согласиться с финансовыми решения­ми даже в том случае, если они неразумны. Она может промотать все состояние, которое не принадлежит тресту, и у тебя не будет права предотвратить это.
 – В таком Случае мы станем жить на доходы от треста. Однако маловероятно, чтобы она промотала все осталь­ное.
 Хэмптон встал и подошел к крохотному грязному окон­цу камеры. На сей раз Данте заплатил Мег десять пенсов за возможность поговорить без помех. Хэмптон смотрел на захламленный двор, всем своим видом являя воплощение профессиональной ответственности. Вряд ли кто-нибудь мог подумать, что когда-то в детстве они вместе играли, когда Хэмптон приезжал в гости к Верджилу.
 – Разумеется, частное соглашение не имеет законной силы. Если ты решишь, что ее действия неразумны, или пожелаешь прервать договоренность по другим причинам, ни один судья ее не поддержит. Я объяснил ей это.
 – Думаю, что она уже понимает масштабы риска.
 – Да. Это дело твоей чести. Именно так она и сказала. Я предпочел бы, чтобы эти слова были зафиксированы на бумаге. Тогда их можно было бы соответственным образом интерпретировать и оспорить. Если она рассчитывает толь­ко на твое благородство, то у тебя нет иной альтернативы, кроме как поступить неблагородно.
 Хэмптон обернулся. Его лицо оставалось бесстрастным, взгляд черных глаз был загадочно непроницаем. Впрочем, никогда нельзя было понять, что на самом деле думает Хэм­птон. Данте знал, что многие женщины находили его таин­ственным и романтичным, в то время как мужская часть общества считала его слишком гордым и замкнутым.
 – Все-таки я должен предостеречь тебя и по другим причинам. Я навел справки о ней.
 – Я не просил тебя об этом. – Данте постарался сдержать раздражение, однако скулы его напряглись.
 – Сент-Джон и я подумали, что нелишне выяснить, на­ сколько обвинения Фартингстоуна обоснованны.
 Хэмптон был также и адвокатом Сент-Джона, что объяс­нялось их общими дружескими отношениями с Леклером. Они представляли собой круг друзей, которые в течение многих лет сражались вместе. Будучи молодыми людьми, они получили прозвище Хэмпстедское общество дуэлян­тов, и Данте был вовлечен в эту группу после окончания университета.
 – Мне так повезло, что ты и Сент-Джон – мои ангелы-хранители. .
 – Сейчас, когда Леклер в Италии…
 – К черту Сент-Джона и тебя…
 – Мы твои друзья, Дюклерк. Можешь злиться, если тебе так хочется, но выслушай меня. Мисс Монли отказалась объяснить некоторые моменты, о которых я ее спросил, и у меня большие сомнения, существуют ли вообще разумные объяснения на этот счет.
 – Ты разговаривал с ней во время наведения этих справок? – Он представил себе, как Хэмптон изучающим взгля­дом смотрит на Флер, задавая ей свои адвокатские вопросы, и это его еще больше разозлило.
 – Я говорил также с Фартингстоуном…
 – К черту Фартингстоуна!
 – Ты только выслушай меня. – Хэмптон погладил рукой каменный бордюр окна. – Перемены в поведении тво­ей невесты после ее разрыва с Леклером хорошо известны. Однако недавно она пошла еще дальше в своей расточительности. Она не просто разбазаривает свой доход. Она продала кое-что из того, что не контролируется трестом, и раздаривает деньги направо и налево. В большинстве слу­чаев это вполне предсказуемые акты благотворительности. Но в прошлом году она направила крупную сумму, не меньше тысячи фунтов, на север во время прекращения работы на угольных шахтах. Деньги пошли на содержание семей горнорабочих и шкиперов.
 – Это означает лишь то, что ей не нравится, когда люди умирают с голоду.
 – Это свидетельствует также о том, что она может быть связана с некоторыми радикальными группировками, ко­торые действуют в обход закона. И в этой связи возникает вопрос, не убегала ли она, когда ты ее обнаружил, к ним и не замешана ли она в том, что происходило с усадьбами в ту самую ночь.
 – Я в это не верю.
 – Это также означает, что у Фартингстоуна есть влия­тельные люди, которые не хотят, чтобы такая финансовая поддержка повторилась.
 К последнему замечанию стоило прислушаться. Не бы­ло сомнения, что именно эти облеченные властью люди могли нашептывать судьям в Верховном суде.
 – Уменьшение ее состояния было довольно значительным за последние два года. Смерть ее матери, вероятно, каким-то образом связана с ее возросшей щедростью. Фартингстоун может знать все детали. Он считает, что пятьде­сят процентов земель ушло. Она продала их.
 Неудивительно, что Фартингстоун объявил ее помешан­ной. Землю копили, наследовали, ее страстно желали.
 – У нее и без этого остается богатое состояние.
 – Еще один момент. Когда ее спросили, каким обра­зом она решает, какую собственность и когда продать, она заявила, что у нее есть советник. Она не назвала имени это­ го человека. Фартингстоун полагает, что никакого консуль­танта у нее нет, что это чистая фантазия.
 – Она заявляет, что слышит голоса? Разговаривает с не­видимыми друзьями? Надеюсь, ты не веришь…
 – В настоящее время она планирует продать самый боль­шой участок земли, усадьбу в Дареме. Она унаследовала ее от своей тети Офелии. Я не сказал, что ее тетя была боль­шой оригиналкой. Похоже, это в крови их семейства.—Хэм­птон постарался не выказать своего раздражения, произнося эту фразу.
 – Это свойственно моему семейству. Однако я не вижу, чтобы кто-то пытался приклеить моим сестрам ярлык не­ правоспособных.
 – Была также еще одна тетя, несколько лет назад умер­шая. Настолько странная, что даже эксцентричная тетя Офелия старалась ее изолировать. – Хэмптон говорил дья­вольски ровным, бесцветным голосом. – Мисс Монли не сказала, кому она планирует продать собственность в Да­реме, и ни я, ни Сент-Джон не смогли выявить имя покупателя. Мы опасаемся, что она может стать жертвой мошен­ничества. В подобных случаях часто требуется секретность, и по завершении сделки она ничего вообще не откроет.
 – Возможно, это объясняется тем, что она считает, что ты, как и Фартингстоун, не имеешь права требовать от нее раскрытия подробностей.
 – Да, но у тебя будет такое право, несмотря на приват­ность ряда условий вашего брака. Я предложил, чтобы она изложила факты в письменном виде, запечатала это в конверт и позволила бы передать это письмо тебе. Она отказа­лась. «Это не ваше дело», – заявила она.
 Ее ответ нисколько не шокировал Данте. Ее столь от­кровенное заявление делало предельно ясным, что она име­ла в виду, когда выдвигала свое предложение. Его раздра­жение отступило, когда он стал анализировать подоплеку.
 Жить отдельно, заявила она тогда. Не находиться в ре­альном браке. Она имела в виду именно это.
 – Я снова должен посоветовать тебе не соглашаться на этот брак, – сказал Хэмптон. На сей раз он произнес это не бесстрастным голосом адвоката, а придал ему дружеский оттенок.
 – Я уже дал согласие на это, Джулиан.
 – Ты можешь не связывать себя контрактом. Сент-Джон заплатит Томпсону, а Леклер по возвращении возмес­тит ему сумму.
 – Пятнадцать тысяч – слишком большие деньги даже для моего брата.
 – Я знаю, что он может себе это позволить. Только до­ход виконта может перекрыть эту сумму.
 – Значит, сейчас я буду взят на поруки женой брата?
 – Это альтернативное решение твоей нынешней про­блемы. Что касается принятия предложения, я могу взять это под свою опеку.
 Хотя Данте не желал, чтобы Хэмптон опекал его брач­ный контракт, еще менее он стремился к тому, чтобы Сент-Джон, а затем Леклер выплачивали его долг. Он не хотел альтернативного решения.
 Он понимал, что отвергает его по одной простой при­чине: он не намерен оставлять Флер в беде.
 Она, нуждаясь в помощи, пришла к нему, и он согла­сился с ее планом. Может, она в какой-то степени помеша­на, но и не исключено, что Флер рациональна, как часы. В любом случае он обещал ей защиту.
 – Многое из того, о чем ты рассказал, – всего лишь поступки женщины с добрым сердцем, которая слегка экс­центрична или излишне щедра, Хэмптон. Если она говорит, что у нее есть советник, я уверен, что он есть. Если он злоупотребляет ее доверием, я это выясню и буду иметь с ним дело.
 – Что, если она не пожелает быть откровенной с то­бой? Она может потребовать твоей подписи на документах, о которых ты ничего не знаешь либо их не одобряешь. По этому соглашению в один прекрасный день ты вынужден будешь поспособствовать плану, который призван ее разо­рить.
 – Я не подпишу ничего без объяснений, которые мне покажутся здравыми в финансовом отношении. В иерар­хии благородных поступков мой долг защитить ее стоит на первом месте. Независимо от нашего договора она останет­ся моей женой, и я буду нести ответственность за нее.
 – Стало быть, ты преисполнен решимости? Коли так, то я, как твой друг и адвокат, намерен помочь тебе, даже несмотря на то что считаю это неразумным. Леклер мо­жет потребовать моей головы, но это уже проблема будущего.
 Данте рассмеялся:
 – Когда мой брат вернется, я объясню ему, что ты де­лал все возможное для моего спасения и что я, как всегда, жертва собственного безрассудства.




 Глава 5


 Фартингстоун узнал о предстоящей свадьбе поразитель­но быстро, настолько, что успел убедить архиепископа за­держать выдачу разрешения на венчание без церковного ог­лашения.
 Он попросил аудиенции у лорд-канцлера – лорда Бро-ума, чтобы заявить, что в силу своего эмоционального со­стояния мисс Монли не способна вступить в брак.
 Спустя три дня после того, как Данте вышел из тюрь­мы, Флер оказалась с ним и Джулианом Хэмптоном в саду дома Сент-Джона, где и услышала дурную весть.
 – Это не будет официальным допросом, – пояснил Хэмптон, когда они прогуливались среди пробуждающихся под весенним солнцем растений. – Однако Броум был настолько обеспокоен, что намерен посоветовать архиепископу отказать в выдаче разрешения на венчание до улаживания дела. Он уверен, что вы изъявите готовность не же­ниться, пока Верховный суд не рассмотрит заявление Фартингстоуна.
 – Я с этим совершенно не согласна, – сказала Флер.
 – Дело не только в вашем согласии, мисс Монли, но и в том, чтобы Дюклерк ничего не имел против. Броум уве­рен, что ни один мужчина не захочет, чтобы свет думал, будто он воспользовался болезненным состоянием женщины.
 – Не существует никакого болезненного состояния.
 Она не была убеждена, что мистер Хэмптон верит это­му. Он выглядел таким загадочным, что никогда нельзя было понять, каково его истинное мнение. К тому же она сомневалась, что он давал серьезный отпор Грегори в этом плане. Он не одобрял полюбовного соглашения и задавал слишком много неуместных вопросов касательно ее дел.
 Данте, похоже, не смутил подобный оборот дела. Флер даже подумала, уж не приветствует ли он это.
 – Когда у Фартингстоуна будет эта встреча? – спросил он.
 – Он должен высказать свои соображения в палате лорд-канцлера через две недели. Мисс Монли будет приглашена для разговора. Я порекомендовал бы, чтобы ее сопровож­дал адвокат.
 Данте в упор посмотрел на мистера Хэмптона:
 – Фартингстоун выиграет?
 – Возможно. Должен заметить, что среди прочих пре­тензий в ее адрес он поставит ей в вину выбор мужа как до­казательство того, что она не в состоянии принимать здравых решений.
 –Я полагаю, муж должен устранять проблемы, а не усу­гублять их, – сказала Флер.
 – Фартингстоун говорит, что здравомыслящая женщина не станет вступать в союз с мужчиной, который отлича­ется репутацией Дюклерка. Он считает, что ни одна ответственная особа не отдаст состояние тому, кого она вызво­лила из долговой тюрьмы. Разумеется, ему не известно о частном соглашении. Но если бы он знал о нем, это еще больше усугубило бы дело.
 – Значит, моя судьба в руках Верховного суда. – Ее раз­дражало, что в ее жизнь вмешиваются все эти мужчины, ко­торые заявляют, будто пекутся о ее благосостоянии. Теперь выяснялось, что ее попытки перечить им лишь ускорили ее роковой конец.
 Хэмптон перестал ковырять пальцем бутоны на кусте.
 – Разумеется, я обязан вам посоветовать дождаться ре­шения суда.
 Данте, казалось, совсем не обеспокоила вся услышан­ная информация.
 –А если на этой встрече через две недели выиграем мы, положит ли это всему конец?
 – У Фартингстоуна останется возможность подать в суд. Вероятно, продолжить оспаривать ее правоспособность вступать в брак. Этот процесс может быть оченьллительным, утомительным и дорогостоящим. Если она вступит в брак, это ставит, под угрозу положение Фартингстоуна.
 – Другими словами, если мы подчинимся воле лорд-канцлера, это принесет нам мало пользы и сделает Флер еще более уязвимой.
 – Можно сказать и так.
 – Спасибо, Хэмптон. Я думаю, что мисс Монли и я те­перь должны поговорить наедине.
 Хэмптон с загадочной улыбкой повернулся и направил­ся к дому. Флер едва не топнула ногой от отчаяния.
 – Я вообще не считаю его умным. Он ничем нам не по­мог.
 – Он нас очень выручил!
 – Все, что я от него услышала, – это лишь призывждать.
 – Он не мог нам посоветовать не повиноваться лорд-канцлеру, но дал нам понять, что это следует сделать. Зада­ча ясна, Флер. Нам придется с вами сбежать, чтобы обвенчаться.
 Данте много лет назад решил для себя, что если он ког­да-либо женится, то лишь в том случае, если к его горлу приставят острие шпаги или он сбежит вместе с невестой. В приличной семье его примут только тогда, когда затро­нута девичья честь и члены семьи окажутся перед свершив­шимся фактом. Так что необходимость увезти Флер в Шот­ландию можно рассматривать как предначертание судьбы.
 На следующий день Флер снова переехала в свой дом, а двумя днями позже нанятая ею карета остановилась перед зданием, где Данте снял комнаты.
 Он вошел в экипаж, опустил шторы, и они уехали.
 – Думаю, нам не стоит направляться в Гретна-Грин, —сказал он. – Подойдет любое место в Шотландии. Как толь­ко мы минуем черту города, я проинструктирую кучера, что­ бы он ехал на север до Ньюкасла. Наше путешествие про­длится на полдня дольше. Но если Фартингстоун станет нас преследовать, он направится на запад, и мы можем путешествовать в свое удовольствие.
 – Сделаем так, как вы считаете нужным, Данте.
 Это было сказано так покорно, как могла бы сделать только жена. До него со всей остротой внезапно дошла ре­альность происходящего. Жена. Именно это будет резуль­татом предстоящего путешествия.
 Теперь уже нет пути назад. Паруса были подняты, якорь снят, и попутные ветры доставят их до порта под названи­ем «Супружество».
 Путешествие оказалось долгим и утомительным. Даже несмотря на вспышки оживленной беседы и остановки для принятия пищи, часы словно остановились. Данте пресе­кал периодически возникавшие мысли о том, как отмен­но он провел бы время, если бы рядом была другая жен­щина.
 На второй день он, похоже, проиграл баталию. Им ов­ладели эротические видения.
 …Он стаскивает с нее простое серое платье и рубашки. Берет в рот воспрянувшие соски ее небольших округлых грудок… Сжимает мягкие обнаженные ягодицы, а она то приподнимается, то опускается над ним, ее нежные коле­ни обхватывают его бедра, ее пальцы неистово стискивают его плечи…
 Иногда она ловила его взгляд, устремленный на нее в минуту подобных фантазий. Она одаривала его теплой, до­верительной улыбкой. В ответ он принимал томное выра­жение.
 Обе ночи они провели в гостиницах, где расходились по разным комнатам. А вот с другой бы женщиной…
 Во вторую ночь он ворочался на своей кровати, рисуя в воображении женщину, которая находится за стеной. Он услышал, как она перевернулась во сне, и представил ее об­наженной; глядящая в окно луна освещает ее нагое тело, которое с готовностью принимает ласки его рук и прикос­новения его губ.
 Эта незваная фантазия вывела его из равновесия. Он оделся и вышел прогуляться под усыпанным звездами не­бом, чтобы справиться с наваждением.
 Безумие с его стороны – согласиться на такое предло­жение. Он должен доехать завтра до Ньюкасла, попрощать­ся с ней и сесть на корабль, идущий на континент.
 Он остановился под дубом, чтобы найти аргументы против такого выбора. Это будет настоящим вероломством, но если он объяснит… А что он может сказать в свое оп­равдание? Что распутником овладела похоть? Что у него не хватает силы воли преодолеть это и оказать ей помощь, о которой она просила? Что даже пятнадцать тысяч фун­тов и три тысячи в год не могут принудить его к воздержа­нию?
 Вероятно, последние события и вынужденный аскетизм стали причиной его нынешнего вожделения. Вернувшись в Лондон, он найдет выход. К тому же он не будет постоянно рядом с ней. Даже живя в одном доме, они будут редко видеть друг друга.
 Он вернулся в свою комнату и бросился на кровать, раздраженно думая о том, что уже много лет до такой степе­ни не желал женщины и последний раз это принесло ему большие неприятности. Но та женщина была порочной, а Флер – воплощение добродетели. Тем не менее лучше все­го поскорее вернуться в Лондон, чтобы исключить посто­янное общение с ней.
 – На обратном пути не могли бы мы остановиться в моем имении в Дареме? Мы проезжали близко от него вче­ра, это совсем недалеко от главной дороги. – Такой вопрос задала Флер, когда они пересекли северную границу и въе­хали в Шотландию. – И мы могли бы жить в доме, а не в гостинице.
 – Как хотите, – ответил Данте. – Вы спрашиваете мо­его разрешения в таких мелочах? Это будет бессмысленное притворство, поскольку я не имею прав в серьезных вопро­сах.
 Бессонная ночь сделала ето неприветливым, а появле­ние Флер добавило жара в проклятое пламя.
 Он увидел ее удивление и пожалел о том, что сказал это столь суровым тоном. Вот она сидит с невинным видом, в голубом платье, накинув на плечи легкую шелковую шаль. Он сорвал на ней раздражение, словно непутевый школь­ник.
 Вероятно, шаль была новой. Белые лайковые перчат­ки, пожалуй, тоже только что куплены. Шляпка с голубым бантом возле правого виска, оттенявшая розоватость щек, выглядела более модной, чем ее обычные головные уборы.
 У нее не было времени сшить себе свадебное платье, но за те два дня, которые оставались в их распоряжении до отъезда, она постаралась принарядиться.
 Это не будет свадьбой в полном смысле слова, но это все, что ей когда-либо предстоит пережить. Данте подумал, что ее просьба – это первое, что она сказала, садясь утром в карету. Он заметил, что за ее внешним спокойствием про­глядывала озабоченность.
 Она выглядела обеспокоенной, да это и понятно. Он по­чти ничего не вложил в этот брак, а выиграл значительно. Она же рисковала многим.
 Он взял ее за руку:
 – Разумеется, мы можем остановиться в Дареме и ос­таться там столько, сколько вы захотите. Но сегодня поче­му бы нам, доехав до Ньюкасла, не снять апартаменты в «Версале»? Это один из лучших отелей в Англии, со всеми новейшими удобствами.
 – Отлично.
 Он держал ее за руку, чтобы подбодрить, когда они въе­хали в большую деревню. Они остановились перед камен­ной церковью. До полудня было еще далеко, и Данте по­слал кучера за викарием и свидетелем. Ожидая их, они про­хаживались вдоль рядов лавок, и Данте купил у цветочни­цы розу из оранжереи.
 Он вручил ее Флер, когда они вернулись к дверям церкви.
 – Это, конечно, не самый красивый цветок. Вы выгля­дите сегодня даже очаровательнее, чем обычно.
 Она зарумянилась и опустила глаза, закусив нижнюю губку.
 – Вы можете изменить свое решение. Я пойму, – ска­зал он.
 – Я этого не хочу.
 Данте снова с особой остротой ощутил реальность того, что происходит. Он взял обе ее руки.
 – В церкви мы будем говорить традиционные клятвы, но я обещаю, что буду заботиться и защищать тебя. Я ни­ когда не подниму на тебя руку и сознательно не причиню тебе боль.
 Она подняла взор. Глаза ее повлажнели, губы, сложив­шиеся в улыбку, дрожали.
 – Я тоже стану заботиться о тебе и буду верным твоим другом и помощницей в добрые и трудные времена, столько времени, так долго, как ты пожелаешь.
 Он предложил ей руку.
 – В таком случае ты готова?
 Она сделала глубокий вдох.
 –Да.
 Они прогуливались в церковном дворе в ожидании ка­реты.
 – Женат, – произнес Данте. – Чтобы привыкнуть к этой мысли, понадобится какое-то время.
 – Конечно.
 – Ты не хочешь пообедать перед отъездом?
 Должно быть, он очень заботливый человек. Флер по­дозревала, что это одно из качеств, которые располагают к нему женщин. Интересно, он проявлял такое же трогатель­ное внимание, когда занимался любовью? Это многое объ­яснило бы. Другие мужчины, которые были не менее кра­сивы, не пользовались таким успехом у женщин.
 – Я не могу сейчас есть. Возможно, когда мы приедем в Ньюкасл.
 – Наверное, ты всегда думала, что твое торжественное венчание будет происходить в соборе Святого Мартина.
 – Никогда об этом не мечтала. Все было замечательно.
 Это действительно оказалось чудесным. Они обменя­лись клятвами верности в маленькой церквушке в ясный солнечный день. Покой и уединение разбудили в ней неж­ные чувства.
 Она посмотрела на его ладони и вспомнила, как он в конце церемонии держал ее лицо. Сильные, ласковые руки. В тот момент не существовало никого, кроме них двоих. Взгляд его темных глаз, казалось, проникал до самого серд­ца. Она почувствовала свою привязанность к нему, ее душа наполнилась светлой радостью, когда он дважды поцело­вал ее. Один раз в лоб и второй – в губы.
 Интересно, он и своих любовниц целовал так? Она пред­ставила себе, как второй поцелуй становится крепче и жар­че, как движутся его руки, и испытала странное возбужде­ние.
 Слава Богу, ее натура позволяет ей переживать подоб­ные смутные ощущения. Фантазии не несут в себе опасно­сти. Реальность бы ее парализовала.
 Впрочем, он ведь не испытывал к ней плотского жела­ния. Эта женитьба устраивала его потому, что предостав­ляла свободу. Она подумала об этом утром, когда они шли в церковь. Но не вызывает сомнения, что он рассматривал возможность ограничений на свои удовольствия, если она станет вести себя не так, как обещала.
 Флер вдруг ощутила незнакомую ей ранее боль при мыс­ли о том, как его ладони сжимают лицо другой женщины. Это случится очень скоро, она не сомневалась на этот счет. Обругав себя за глупую ревность, она напомнила себе, что не имеет на это права. Это делает ее поистине смешной.
 Однако она испытала в церкви нечто такое, чего никак не ожидала. Ей была предоставлена возможность ощутить вкус того, что чувствуют другие женщины в день свадьбы. Она словно прикоснулась к тайне близости, которая воз­никает тогда, когда по-настоящему соединяются сердца и тела.
 Она подозревала, что еще долго будет мысленно воз­вращаться к этому сладостному воспоминанию.
 Приехав в Ньюкасл, они отправились поужинать в эле­гантный ресторан «Версаля». Ковыряя вилкой холодный ростбиф, Флер то и дело посматривала через плечо Данте.
 – Вон тот черноволосый мужчина за твоей спиной знает тебя? – спросила она. – Он постоянно смотрит в нашу сторону.
 Данте повернулся, чтобы разглядеть мужчину пример­но его возраста, который читал газету и одновременно ел пирожное.
 – Это Юан Маклейн. Мы учились с ним в университе­те. Его имение находится к северу от Беруика.
 – Почему он не поздоровался с тобой?
 Данте знал почему.
 – Прости меня, я должен поговорить с ним.
 Данте подошел и сел за стол к другу.
 – Ты решил со мной раззнакомиться, Маклейн?
 Черные глаза Маклейна замигали.
 – Я просто стараюсь быть благоразумно осторожным, Дюклерк. Если ты забрался так далеко на север, я полагаю, что твоя дама не желает, чтобы ее узнали.
 – Положим, ты не слишком осторожен. Она уже заме­тила твое внимание к ней.
 На лице Маклейна появилась плутовская улыбка.
 – Очень мило. Ее лицо мне кажется знакомым, но я не могу вспомнить имя.
 – Флер Монли.
 Улыбка Маклейна сменилась выражением удивления. Он откровенно стал разглядывать Флер.
 – Не может быть! Ты настоящий дьявол! Если тебя най­дут, тебе не поздоровится. Мне следовало бы попенять тебе за развращение невинности, ноя признаюсь, что восхищен твоей дерзостью.
 – Мисс Монли и я только что заключили брак.
 На лице Маклейна отразилось нечто вроде шока.
 – Ты шутишь? У тебя нет причин жениться, ты ведь сам это знаешь. Мы просто не того типа люди, Дюклерк. Я уж не говорю о том, что теперь мои наезды в Лондон станут много скучнее. Я собирался нагрянуть туда через недельку, но теперь в этом нет никакого смысла.
 – Твои прочувствованные поздравления меня очень тронули.
 – Прости, пожалуйста! Разумеется, я рад за тебя. Она завидная партия, и я желаю тебе счастья. Но я вижу в этом некий символический смысл для себя. Это своего рода водораздел, подобно тому моменту в истории, когда вандалы разрушили Рим. Эра удовольствий заканчивается на моих глазах.
 – Ладно, собери свое мужество и пошли познакомим­ся. Кстати, ты первый, кого я ей представляю.
 – Ты похитил ее? Впрочем, глупый вопрос! Конечно же, похитил.
 Данте подвел Маклейна к Флер и познакомил их. Шот­ландец проявил изрядный такт, поздравляя ее.
 – Вы возвращаетесь в Лондон? – спросил он, располагаясь поудобнее в кресле и отослав официанта за пирожны­ми. Одно из них он предложил Флер.
 – Мы планировали остановиться здесь на ночь в «Вер­сале», – объяснил Данте. – Однако отель переполнен, и нам придется искать другое пристанище.
 – Сегодня маловероятно найти место. Вы видите, как многолюден нынче город? Завтра планируется грандиозная свадьба. Породнятся два знаменитых семейства. Весь север страны съехался на это событие. И я сомневаюсь, что вам удастся найти хотя бы конюшню, где можно приклонить голову.
 – Тогда нам придется выехать за пределы города, – по­дытожил Данте. – У тебя хватит сил, Флер? Мы провели в дороге три дня, и я догадываюсь, как ты устала.
 – У меня есть другое предложение, – откликнулся Маклейн. – Случилось так, что я не был приглашен на эту грандиозную свадьбу, поскольку однажды меня застали в ситуации, компрометирующей сестру невесты… – Спохва­тившись, он оборвал себя и произнес, адресуясь к Флер: – Приношу извинения!
 – Не стоит, мистер Маклейн.
 – Уверяю вас, ничего неприличного там не было. Про­сто некоторое недоразумение…
 – Так что ты предлагаешь?
 – У меня есть здесь апартаменты. Это мой городской дом в Ньюкасле. Почему бы вам не воспользоваться ими? Я в любом случае завтра уезжаю.
 Флер отнеслась благосклонно к его предложению. Данте бросил многозначительный взгляд на Маклейна:
 – Комнаты похожи на те, которые ты держишь в Лон­доне?
 – Гораздо более элегантны. Вы найдете их вполне при­емлемыми. – С некоторым запозданием он понял подтекст вопроса Данте. – А, ты имеешь в виду… – Он бросил взгляд на Флер. – Вовсе нет. В основном они традиционны по де­кору. И библиотека, хоть и небольшая, состоит почти це­ликом из привычных классиков.
 Данте скептически отнесся к выражению «почти цели­ком». Комнаты Маклейна в Лондоне походили на театр сек­суальной пьесы. А что касается библиотеки…
 – У тебя не будет причин для смущения, Дюклерк, – пробормотал Маклейн, пока Флер на мгновение отвлеклась. – И твоя жена не будет шокирована.
 – Я бы хотела отложить путешествие до завтра, – ска­зала Флер, снова обратив внимание на мужчин. – Если это не причинит вам неудобств, мистер Маклейн.
 – Никаких неудобств! Рад оказаться вам полезным. – Он поднялся. – Я велю слугам все приготовить для вас. Часа через два все будет готово. Дюклерк, я дам тебе знать, когда в следующий раз окажусь в Лондоне. Возможно, ты зайдешь ко мне.
 Маклейн откланялся.
 – Какой заботливый человек! – сказала Флер. – Он хороший друг?
 – Да.
 – Он немного погрустнел, когда уходил. Должно быть, он считает, что ты дашь отставку своим холостым друзьям, после того как женился.
 – Так часто бывает.
 – Скоро он с облегчением узнает, что это не тот случай.
 Ее безразличие к этому вопросу изрядно рассердило Данте.
 Но ведь он этого сам хотел. Он определенно не желал, чтобы она негодовала и чего-то требовала от него. Это пре­вратило бы его фиктивный брак в дешевый фаре.
 Он понимал, почему он так реагирует. Непродолжитель­ная церемония в церкви неожиданно тронула его. Он испытал удивительное ощущение счастья и меланхолии. Сра­ботала какая-то глубинная часть его, которую он привык игнорировать. И она заговорила в нем снова.
 – Ты закончила? – спросил он. – Тогда давай осмотрим старый город.
 Его красавица жена стерла со своих красивых губ ос­татки пирожного Маклейна и протянула ему изящную, та­кую женственную руку.
 В доме их уже ожидали, когда они появились в сумер­ках, и проводили в апартаменты Маклейна.
 Данте быстро осмотрел все владение, а Флер сразу на­правилась в спальню, чтобы снять шляпку.
 Единственную спальню, как обнаружил Данте.
 Он остановился в середине гостиной и осмотрел изящ­ную мебель. В лондонской гостиной Маклейна было не­сколько мягких шезлонгов и широких диванов. Каждое мес­то обещало комфорт и было удобно для обольщения.
 Данте с радостью поменял бы сейчас эту комнату на лон­донскую. На качелях, свисающих с потолка, можно было бы хорошо поспать.
 – О, просто потрясающе! – донесся до него голос Флер издалека.
 Он пошел на звук через спальню и гардеробную и ока­зался перед большим, отделанным плиткой клозетом.
 – Посмотри. – Флер наклонилась над корытом в форме туфли и повернула ручку на стене. – Течет теплая вода. Должно быть, ее подогревают на крыше, прежде чем пустить по трубам. Вот такое новшество. Я хочу им воспользоваться.
 Флер вышла. А он смотрел на хитрое изобретение и представлял себе обнаженную Флер, лежащую в ванне.
 – Как здорово! – услышал он снова.
 На сей раз он нашел ее в спальне; она держала высоко в руке свечу и заглядывала под драпировку.
 – Как умно придумано!
 Данте подошел к застеленной красным атласом постели. Роскошно. Грандиозно. Он заглянул под балдахин, что­бы увидеть, что так восхитило Флер.
 Прямо над кроватью висело огромное зеркало, подве­шенное на прочной проволоке.
 – Ты считаешь, что это еще одно новое удобство? – спросила Флер.
 – Скорее всего Маклейн добавил его сам.
 Она подвигала свечой вправо и влево. Кажется, она ни­сколько не была шокирована увиденным.
 – Он очень изобретательный человек.
 – Он этим гордится.
 – Ты только посмотри, как оно отражает свет от этой свечи, отчего делается еще светлее. Знаешь, если зажечь их несколько, можно читать всю ночь, как днем. Должно быть, мистер Маклейн большой любитель чтения, если ему при­шла в голову такая блестящая мысль.
 – В той области, которая является объектом его исследования, он крупный специалист.
 Их разделяла кровать, когда их взгляды встретились. Она внезапно посуровела, нечаянно осознав, где они на­ходятся. Или же прочитав в его мозгу сцены воображаемой Любовной игры.
 – Пойдем в гостиную и выпьем вина, – предложил он. – Маклейн распорядился прислать его в номер.
 Она обошла чудо-кровать и уселась в гостиной на ма­ленький стул.
 – Очень любезно со стороны твоего друга организовать все это для нас. Я чувствую себя даже более усталой, чем думала. Комнаты просто великолепны.
 –Должно быть, они и в самом деле красивы, но не впол­не удобны, несмотря на горячую воду. Здесь только одна спальня.
 Флер бросила быстрый взгляд на дверь с противополож­ной стороны.
 Данте покачал головой:
 – Там кабинет.
 Он передал ей бокал вина, с некоторым запозданием за­метив на них изображение сатиров, забавляющихся с ним­фами.
 Флер разглядывала изящную мебель комнаты.
 – В кабинете, как я полагаю, нет дивана? – спросила она.
 – Боюсь, что нет. Я возьму одеяла и устроюсь на ков­рике в гостиной.
 Она посмотрела на бокал.
 – Тебе нет никакой необходимости проводить ночь на полу. Ты тоже можешь спать на кровати.
 Ему потребовалось сосчитать до пяти, прежде чем до него дошел смысл сказанного.
 – Прошу прощения?
 У Флер густо порозовела шея.
 – Кровать очень широкая, а мы оба устали, и нам предстоит долгое путешествие. Я допускаю, что это несколько неудобно, но с подобной ситуацией нам придется сталки­ваться и впредь. Например, когда будем наносить визиты.
 Его тело тут же подсказало ему, что спать с ней в одной постели будет ошибкой. При одной только мысли об этом у него все напряглось. Все-таки лучше воспользоваться ков­риком.
 И в то же время ситуация, когда он может оказаться с ней на одной кровати, чем-то привлекала. Он не мог объяснить, почему желал подобной, пусть даже целомудренной, близости. Но факт оставался фактом: ему это было бы приятно. И тогда, может быть…
 – Ты уверена? Я не хотел бы тебя напугать или смутить.
 – Это невозможно. Я полностью тебе доверяю.
 Он предпочел бы, чтобы она не полагалась на него. Ка­кие у нее основания для доверия? Дьявольски неудобно, что она ему верит.
 – Ну чтож… Мы попросим горничную помочь тебе с купанием. Я подожду, пока ты уснешь, в гостиной.
 Она поднялась и ушла в спальню. Когда пришел камер­динер, Данте попросил, чтобы прислали горничную. По­явилась горничная и отправилась помогать Флер. Данте рас­хаживал по гостиной, прислушиваясь к плеску воды и мыс­ленно рисуя картины, как его жена моет обнаженное тело.
 Он с радостью помыл бы ее сам. А позже извлек бы ее из теплой воды, вытер мягким полотенцем, отнес на кровать и овладел ею под рассеянным светом большого зер­кала…
 Плеск воды прекратился.
 Горничная показалась в гостиной, сделала книксен и удалилась.
 Некоторое время в спальне слышались звуки шагов, за­тем установилась тишина.
 Данте засек время на карманных часах. Он будет ждать полчаса. Этого должно вполне хватить.
 Он вошел в кабинет и стал рассматривать библиотеку Маклейна. Почти сплошь вошедшие в моду классики, но не только. Он обнаружил предмет наибольшей гордости своего друга – серию эротических гравюр итальянского ху­дожника эпохи Возрождения. Он пробежал глазами изо­браженные сексуальные позиции.
 Все это не пригодится нынешней ночью. И к лучшему. Если бы это случилось, ситуация бы кардинально измени­лась. Он определенно этого не хотел.
 Когда истекли полчаса, Данте вошел в спальню. На сто­лике рядом с кроватью горела свеча, зеркало распростра­няло ее бледно-золотистый свет на рассыпавшиеся по ат­ласному покрывалу волосы Флер. Она спала на спине. Тень от ее густых черных ресниц падала на щеки.
 Он прошел в гардеробную, достал свою одежду и надел ночную рубашку, которую недавно нанятый камердинер весьма кстати положил в чемодан. Стараясь не разбудить Флер, он сел на кровать и посмотрел на нее в зеркало. Она выглядела умиротворенной и красивой. Он никогда рань­ше не видел ее волосы распущенными. Они волнами по­крывали ее руки, которые Флер сплела на животе.
 Ее ресницы дрогнули, веки открылись. Данте и Флер посмотрели друг на друга в зеркальном отражении. Их раз­деляло расстояние не более ширины тела, и на них обоих падал отраженный свет из зеркала.
 – Я не хотел тебя будить.
 – Я еще не заснула. – Она окинула взглядом кровать. – Это несколько необычно.
 –Да.
 – Но нельзя сказать, что неприятно.
 – Нет, не неприятно.
 Она снова посмотрела на него в зеркале.
 – Спасибо, что ты женился на мне.
 Он не нашелся, что ответить.
 Флер закрыла глаза. Ее сомкнутые руки расслабились и упали на простыню. Данте чувствовал, что она засыпает. Однако она снова открыла глаза и задумчиво нахмурила брови.
 – Данте, а это зеркало… Тебе не кажется… Может, не­ прилично об этом думать, только… Может, он установил здесь зеркало, чтобы… – Румянец смущения появился на ее розовых щеках.
 Протянув руку, он погладил ее кисть.
 – Скорее всего он сделал это, чтобы удобнее было читать.
 Ее маленькая ладонь повернулась под его рукой. Он не убрал ее, получая удовольствие от ощущения ее изящества и тепла. Ему пришлось сдержать внезапно возникшее же­лание прижаться губами к ее рту. Он испытывал умильное, чистое чувство от того, что держит ее ладонь, хотя его кровь бурлила и жаждала большего.
 – Спокойной ночи, – сонным голосом промолвила Флер.
 – Спи спокойно, нежный цветок.




 Глава 6


 – Этой недвижимостью владела моя тетя Офелия, – по­яснила Флер, когда карета въехала на неширокую дорогу, проходящую по угодьям Дарема. В отдалениила ними мед­ленно двигалась телега с несколькими слугами, которых она наняла в соседней деревне. – Ее муж погиб на войне, а сес­тра пропала, и она сделала мою мать, ее единоутробную сес­тру, своей наследницей. Имение перешло ко мне от матери.
 – У вас есть тетя, которая пропала?
 – Тетя Пег была психически неполноценной. Она вела себя как ребенок. Тетя Офелия поселила ее в небольшом коттедже рядом с основным домом, приставила к ней при­слугу, которая ухаживала за ней. Но однажды тетя ушла из дому и не вернулась.
 Флер все утро много говорила, стараясь заполнить пау­зы. Данте, напротив, был молчалив, словно чувствовал себя неловко после проведенной с ней на одной кровати ночи.
 – Ее так и не нашли?
 – Грегори и его люди искали несколько дней, но без­ результатно. Спустя десять лет ее кости были найдены в ов­раге в нескольких милях от дома.
 – Фартингстоун был другом вашей тети? Именно через нее он познакомился с вашей матерью?
 – Его владение соседствует с нашим на севере. Тетя Офелия представила его моим родителям много лет назад, и он сделался их советником по финансовым вопросам. После смерти отца мама и я проводили большую часть лета здесь, в результате они сблизились.
 Карета подъехала к внушительного вида каменному зда­нию, окруженному высокими деревьями.
 – Я редко наезжаю сюда, но здесь должно быть непло­хо, – сказала Флер. – В доме проживает чета, которая под­держивает усадьбу в порядке.
 Она с облегчением убедилась, что мистер и миссис Хилл отлично содержат дом. Данте прошелся по комнатам пер­вого этажа.
 – Дом леди, – заметил он в гостиной, проведя пальца­ми по светлому узорчатому чехлу на кресле.—Усадьба боль­шая?
 – Не очень. Доход от нее невелик.
 Флер сама удивилась, почему у нее вырвалась эта не­правда. Затем поняла, что не хотела, чтобы он думал, будто она управляет этой собственностью неразумно, как о том заявлял Грегори.
 Когда прибыли слуги, Флер послала их наверх, чтобы приготовить комнаты. Две комнаты, две кровати, две жиз­ни – так начиналось с сегодняшнего утра их будущее. Осо­знание этого факта несколько опечалило ее.
 Прошедшая ночь ее удивила. Она никогда не могла предположить, что так приятно лежать рядом с.мужчиной. Рождалось ощущение какой-то удивительной, необъясни­мой близости.
 Утром она продолжала лежать, после того как просну­лась и почувствовала, что он тоже не спит. Она не открывала глаз и не шевелилась, ей хотелось продлить это состоя­ние покоя и уюта.
 И сейчас она испытала сожаление по поводу того, что теперь это не повторится.
 После легкого завтрака они обошли усадьбу пешком. День был солнечный и ясный, легкие облачка скользили по голубому небосводу. Флер повела Данте на холм, кото­рый находился на расстоянии мили от дома, откуда можно было окинуть взглядом окружающие луга и поля.
 Флер споткнулась, когда они поднимались по склону, Данте поддержал ее и осторожно смахнул траву с ее юбок Флер ощутила прикосновение его ладони сквозь юбки. Будь на его месте другой мужчина, это было бы неприлично, но это был ее муж и друг.
 Он взял ее под руку, помогая ей идти вверх остаток пути. Этот контакт согревал Флер, и она была рада, что он не от­пустил ее, когда они достигли вершины. Они осматривали окрестности рука об руку, и это вновь рождало ощущение партнерства, которое они испытывали вчера.
 – Вон тот коттедж, где жила тетя Пег, – показала Флер. – Я отдаю это здание и прилегающие к нему десять акров земли школе, которая здесь создается.
 Она сама не могла объяснить, почему столь импульсив­но поделилась с ним тем, что составляло часть ее большого проекта. Ей вдруг захотелось разделить это с ним.
 – Я думал, что ты продаешь эту недвижимость, не даришь.
 – Частично я продам, чтобы создать фонд для школы.
 – Доход не столь уж мал, если на него можно содержать школу.
 Сейчас она вспомнила, почему не говорила об этом. Объяснения как бы вводили в детали ее проекта, которые она не хотела раскрывать, потому что со стороны они мо­гут показаться безумными.
 – Разумеется, продажа земли будет лишь частью по­жертвования. – Это было правдой, но ей было неприятно маскироваться перед ним.
 – Весьма необычно для школы. Я думал, что ты под­держиваешь школы лишь в городах.
 – Это будет специальная школа, для сыновей шахте­ров.
 – Каким образом дети смогут в нее попасть?
 – В трех милях к северу находится угледобывающий го­родок, и мы ожидаем, что некоторые будут приходить от­ туда. Другие станут жить здесь в течение недели и уезжать домой на выходные.
 Кажется, Данте заинтересовался.
 – А их семьи в состоянии позволить это своим детям? Дело не только в стоимости обучения, но и в потере зар­платы, поскольку дети не будут работать.
 – Мы надеемся убедить семьи в выгодности обучения детей, талантливых и желающих учиться. Эта школа будет учить не религии, как большинство школ для простого лю­ да, а практическим вещам, математике и другим наукам. Когда дети вырастут, они смогут управлять шахтами, а не только ковыряться в них. Если родители бедны, мы не бу­дем брать с мальчиков платы за обучение.
 –Мы?
 – Общество друзей. Школы общества пользуются ува­жением. Все согласились с моими предложениями относи­тельно того, чему следует учить детей.
 Данте засмеялся:
 – Я уверен, что они все равно включат солидную дозу религии. Но в общем я одобряю.
 Флер стиснула ему руку. Он посмотрел ей в глаза. На мгновение она снова ощутила родство душ, как это уже слу­чилось в церкви. Она чувствовала тепло его ладони и паль­цев, которые переплелись с ее.
 Он отвернулся. Затем показал на север:
 – Это строится одно из школьных зданий?
 Флер поднялась на цыпочки, чтобы увидеть то, куда он показал. Камень под ней покачнулся, и она потеряла рав­новесие. Данте поймал ее за талию.
 – Нет, это земля Грегори. Должно быть, он строит но­вый коттедж. Школьное здание будет вон там, недалеко от живой изгороди, где сейчас работают мужчины. Я дала раз­решение арендаторам использовать эту землю и коттедж до начала строительства.
 Ее пятки опустились и встали на землю, но рука Данте осталась на ее талии. Флер испытала внезапное возбужде­ние. Данте разглядывал поле и, по всей видимости, не за­мечал, что продолжает ее поддерживать.
 – Расскажи мне, где ты планируешь возвести эти здания.
 – Главное будет построено на месте дома тети Пег, по­тому что там уже есть колодец. Службы будут располагать­ся вон там и там. – Флер показала рукой, и Данте еще боль­ше приблизился к ней, чтобы следить за ее жестами. Похо­же, он не замечал, насколько они близки физически в этот момент.
 А вот она это остро ощущала. Его близость разволнова­ла ее настолько, что у нее дрогнул голос. Возбуждение на­растало, она вдруг испытала удивительный подъем. Она ждала, что на смену ему придет леденящий страх, который неизменно охватывал ее в таких случаях раньше.
 – А почему бы эти здания не построить ближе к дому? – предложил Данте. – Тогда было бы много места для игро­вых площадок. Мальчикам нужно ведь не только учиться.
 Флер сказала что-то вроде того, что это неплохая идея, но при этом она едва слышала самое себя. Страх все еще не овладел ею и не убил физического возбуждения, которое она испытывала.
 Лихорадочное состояние обострило все ее чувства. Лег­кий ветерок мягко гладил ее разгоряченную кожу, день ка­зался удивительно ясным. Ее притягивала физическая сила Данте, который был рядом и в то же время на некотором удалении. Она ощущала тяжесть его руки на своей талии, и этот факт поглотил все ее внимание.
 Сам же Данте, судя по всему, напрочь забыл об этом.
 Ею овладела необъяснимая эйфория, словно в один мо­мент вся кровь, наполняющая ее тело, бросилась ей в голо­ву. На лице Флер совершенно без ее ведома появилась рас­сеянная улыбка.
 Она должна положить этому конец. Иначе она придет в смятение сама и оскорбит его. При этом он даже не пой­мет, почему это произошло. Она не хочет, чтобы он сделал вывод, что должен находиться от нее по меньшей мере не ближе десяти футов в течение всей их жизни.
 Она заставила себя шагнуть в сторону, все еще продол­жая испытывать легкое головокружение. Его отсутствую­щая улыбка не позволяла Флер понять, догадывается ли он, что сейчас с ней происходит, и не пытается ли вежливо это проигнорировать.
 – Пошли, я покажу тебе небольшой перепад высот на соседнем холме, который породил живописный водопад, – сказала Флер.
 Спускаться по крутому склону оказалось даже труднее, чем карабкаться в гору. И снова Флер запуталась в юбках и споткнулась. На сей раз Данте не успел поддержать ее. Она покатилась вниз.
 Возможно, она остановилась бы, но она все еще пре­бывала в состоянии, близком к опьянению. Ей вспомни­лось то время, когда она девочкой специально забиралась наверх, чтобы затем скатиться с горы вот таким же обра­зом. Она продолжала катиться вниз, смеясь от восторга, видя, как мелькают кусты, небо, живая изгородь.
 Она остановилась у основания холма, недалеко от из­городи. Ей были слышны голоса фермеров, работавших подругую ее сторону, в поле. Она смотрела на громады плы­вущих белых пушистых облаков, пытаясь успокоить дыха­ние, наслаждаясь ощущением легкости и бодрости.
 На ее лицо упала тень. Над ней стоял Данте и смотрел на нее сверху.
 – Я уже сто лет таких вещей не делала, – сказала Флер, пытаясь сесть. – Этот холм надо включить в список школь­ной собственности, чтобы мальчики могли здесь играть.
 Данте снял с себя сюртук и сел рядом.
 – Они могут скатываться с холма, а потом лежать здесь и искать животных в облаках. Мои братья и сестры и я с ними любили заниматься этим, когда были маленькими. – Он показал пальцем на облако. – Вон, видишь, собака.
 Флер повернула голову.
 – Нос не похож. Скорее, это кошка. – Она откинулась на его сюртук и подняла руку. – А вот это могло бы быть лошадью, если бы добавить еще три ноги.
 – Скоро из этого получится единорог, если ветер вытя­нет ему голову.
 Они еще некоторое время поиграли в эту детскую игру, препираясь друг с другом и смеясь. Они лежали рядом, при­мерно на таком же расстоянии друг от друга, как и на по­стели прошлой ночью. К Данте вернулась прежняя непри­нужденность, и это обрадовало Флер. Один из фермеров приблизился к изгороди. Флер было слышно, как он что-то напевал.
 – Я вижу медведя в том дальнем облаке, – сказала она.
 – Я вижу женщину.
 – Это, должно быть, животное, Данте.
 – А я вижу женщину. Очень красивую, счастливую и свободную.
 Она повернула голову и обнаружила, что он, опершись на локоть, смотрит не на небо, а на нее.
 Выражение его лица было таким, что она снова ощути­ла трепет. Фермер за изгородью запел песню, которую рань­ше мурлыкал, во весь голос, и ветер донес ее до Флер.
 Данте протянул руку и погладил ее по щеке. Прикосно­вение породило сладостные ощущения. И не появилось даже признака страха.
 – Дневную женщину с ясными, невинными глазами, смех которой напоминает переливы колокольчика.
 Флер не могла отвести взгляда от его красивого лица и сияющих глаз. Мужских глаз, которые смотрят на нее с не­скрываемым желанием. Ожидающих, без сомнения, сигна­ла, чтобы перейти ту грань, которую они поклялись не на­рушать.
 Она не могла этого позволить. Не хотела этого. Пора­жало то, что привычный страх не приходил и что она хо­тела, чтобы он смотрел на нее вот так, как мужчина смот­рит на женщину. Чтобы он касался ее, а она физически ощутила то чувство расположения, которое испытывала к нему.
 Данте приподнялся на руках и наклонился над ней. Его голова закрыла плывущие в небе облака. С серьезным вы­ражением лица он нежно провел ладонью вниз и обнял ее за шею. Большой палец прочертил линию по ее скуле и щеке, перед тем как его пальцы скользнули по коже над верхней частью ее платья. У Флер перехватило дыхание. Он заглянул ей в глаза, определенно понимая, какие чувства и ощущения у нее вызывает своими действиями.
 – Я хочу поцеловать тебя, нежный цветок. Друзья это часто делают, не так ли?
 Она знала, что это будет не поцелуй друзей. Глубина его взгляда предупреждала об этом. Она не ощущала ни малей­шего страха, было лишь ожидание.
 Это был поцелуй, удививший ее даже больше, чем она могла предположить. Теплый, нежный и сдержанный. И в то же время достаточно крепкий, чтобы можно было по­нять его намерения, и такой долгий, чтобы испытать тре­пет.
 Данте смотрел на нее сверху вниз, лаская ей волосы и лицо. Он в точности знал, что она чувствует, в этом у нее не было сомнений. Ведь это был Данте Дюклерк. У нее не хватит опыта и способностей, чтобы скрыть от него свои ощу­щения.
 Он поцеловал ее в щеку и шею. Теплое дыхание опали­ло ей ухо. Его ладонь скользнула по ее платью, легла ей на живот.
 – Если я напугаю тебя, дай мне знать.
 Она кивнула, но этого не произошло. Ее охватило не­описуемое счастье. Нет места этому холодному страху сей­час, когда ее переполняют сладостные ощущения и неска­занная нежность.
 Новые поцелуи усилили блаженство, исторгли неведо­мые желания из глубин ее существа. Нежные прикоснове­ния заставляли ее трепетать. От Данте исходила могучая мужская сила, которая, казалось, готова была затопить ее.
 Ошеломляющие ощущения пульсировали и распрост­ранялись повсюду, пробуждали желания в самых интимных уголках ее тела. Эти ощущения и ласки, исходящие от Дан­те, всецело захватили Флер. Лишь негромкая песня ферме­ра вклинивалась в этот сузившийся мир, напоминая о том, что они не одни.
 Он тоже слышал песню и посмотрел в сторону изгоро­ди. Но затем снова устремил взгляд на ее губы. Кончиками пальцев он деликатно их раздвинул. Затем наклонил голо­ву и запечатлел более жаркий поцелуй, при этом обняв ее голову.
 Это маленькое вторжение на мгновение шокировало Флер, но затем словно какой-то вихрь налетел на нее и втя­нул в себя. Она обняла мужчину, который прижимался к ее груди.
 Сдержанности как не бывало. Последовали жаркие по­целуи в губы, в ухо, в шею. Его рот скользил все ниже, при­ближаясь к краю лифа. Поцелуи обжигали и дразнили ее, груди затвердели и заныли, и она тихо застонала.
 Может, он это слышал. Его ладонь накрыла ей грудь, его пальцы стали исследовать холмик. Сладостные ощуще­ния распространялись по всему телу, рождая шокирующие желания.
 Он приподнялся. Флер протянула руки, чтобы удержать его, вернуть обратно. По выражению его лица, по напря­женности его тела она понимала, что он испытывает такие же ощущения, как и она.
 Данте снова бросил взгляд на изгородь, за которой ра­ботал невидимый фермер, продолжая напевать свою пес­ню. Некоторое время он прислушивался к пению, прежде чем снова обратить жаркий взгляд на Флер.
 Он подвел ладонь ей под спину.
 – Не бойся. Я постараюсь не шокировать тебя. Но я хочу увидеть тебя. Весь день я не могу ни о чем больше ду­мать.
 Он ослабил ей лиф, затем спустил его с плеч. То же са­мое он проделал с ее рубашкой.
 Ветерок овеял ее обнаженные груди. Тепло его ладони контрастировало с прохладой воздуха, это успокаивало и одновременно возбуждало. Он не спускал глаз с ее грудей, продолжая их нежно поглаживать. Флер не могла раньше даже представить себе, что она будет так отчаянно желать, чтобы эти прикосновения продолжались до бесконечности.
 И они не прекращались, породив в ней стоны вожделе­ния. Он опустился на нее, накрыв ее своим телом, одна его нога расположилась поверх юбок между ее бедер.
 Его голова повернулась и опустилась. Мягкие кашта­новые волосы коснулись ее лица. Он стал целовать холми­ки ее груди, затем взял в рот сосок. Ее пронзила мучитель­ная сладость. Данте принялся лизать, покусывать и втяги­вать соски в себя, что сделало ощущения еще острее, еще пронзительнее и сладостнее. Флер крепко обхватила Дан­те. Не имея сил думать более ни о чем ином, она прижалась к лежащей между ее бедер ноге, как бы пытаясь погасить зуд, который довел ее до такого исступления.
 – Раздвинь свои ножки, дорогая, – сказал Данте ти­хим голосом. Команда дошла до нее, и она повиновалась.
 Данте расположился между ее разведенных бедер. Не­сколько слоев одежды не помешали Флер ощутить интим­ность соприкосновения их тел. Подобно распутнице, она крепко прижалась к нему, чтобы получить хоть какое-то об­легчение.
 Словно во сне, она чувствовала, как он поглаживает ей бедро, как его ладонь скользит все выше. Флер нисколько не возражала, более того, все ее существо приветствовало эту агрессию. Остановись он, и она разорвала бы все юбки, создающие помеху его руке. Но он не нуждался в ее помо­щи. Его рука дошла до верхней кромки чулка и соприкос­нулась с обнаженным бедром. Скользя все выше, рука за­дирала юбки и рубашку, приближаясь к встрече с самым интимным местом.
 И хотя ее тело приветствовало это продвижение и ожи­дало того мгновения, когда теплая ладонь ляжет на ною­щий холмик, что-то в ней вдруг дрогнуло. Какая-то кро­хотная капелька страха разбавила овладевшее ею состояние эйфории и словно вернула к реальности. Флер съежилась при мысли, что сейчас совершится вторжение в нее.
 Данте это почувствовал и остановил руку в каком-то дюйме от холмика.
 В этот момент фермер кого-то окликнул через все поле. Данте закрыл глаза, собирая в кулак всю свою волю.
 Он сполз с Флер и расправил ее юбки.
 – Ты права. Прости меня, что я зашел так далеко. Здесь не место для подобных вещей.
 Она почувствовала облегчение. Затем смятение. Она по­няла, что рассчитывала на это. Даже в тот момент, когда она поддалась чудесной страсти, она полагала, что все не зайдет столь далеко здесь, на траве, когда рядом с изгоро­дью поет и работает фермер.
 Данте в мгновение ока застегнул ей платье. Откинув­шись на спину, он притянул ее к себе и обнял.
 Капелька страха испарилась так же быстро, как и по­явилась. Флер счастливо прижалась к его телу, их взоры были снова устремлены в небо. Она смотрела на белые об­лачка на фоне голубизны небосвода и думала, что она, ка­жется, видит рай, который сейчас у нее в душе.
 Может быть, может быть…
 Она знала, что он намерен заняться с ней любовью, ког­да опустится покрывало ночи. В течение всего дня это чи­талось в его глазах и было видно по его поведению. Во вре­мя их прогулок и легких разговоров в нем порой прогляды­вало нечто такое, что вызывало в ней головокружение и воз­буждение.
 Она никогда не могла предположить, что взаимное вле­чение может создать прямо-таки физически ощутимое при­тяжение. Она наслаждалась уже одним предвкушением бли­зости.
 Однако позже, когда они обедали на террасе, новая ка­пелька страха выплеснулась на ее эйфорию. К ней добави­лась еще одна, затем еще… Неведомые дурные предчувствия стали разрушать ощущение счастья.
 Она беспомощно смотрела на какие-то белые цветы, ко­торые в тусклом освещении казались призраками. Флер все­ми силами пыталась справиться с тисками, которые соби­рались сомкнуться вокруг нее. Она ощутила дрожь отвра­щения.
 «Пожалуйста, не надо. Не сейчас».
 Данте протянул через стол руку и накрыл ее ладонь своей.
 – Тебя знобит от вечернего ветерка?
 – Нет. – К счастью, на какое-то время отступил и страх. Доброжелательное, участливое выражение лица Данте сде­лало ее тревогу необоснованной, с которой вполне можно справиться.
 Он поднялся и взял ее под руку.
 – Однако же пойдем в библиотеку. Пусть слуги закон­чат уборку.
 Она шла за ним, его рука сжимала ее ладонь. Начинал­ся танец, в котором он был ведущим, а ей оставалось лишь надеяться, что у нее хватит мужества довериться ему.
 Они сидели рядом на диване, листая том гравюр на ар­хеологические темы. Ощущение его близости мешало Флер воспринимать изображенное. Интересно, он испытывает тоже самое? Способен ли он почувствовать, что в глубине ее души кроется нечто скверное, которое дает в этот момент ростки и может напомнить ей о своей мощи?
 «Оно не овладеет мной. Я ему этого не позволю».
 Дверь в библиотеку оставалась открытой, и им было слышно, как слуги заканчивают уборку. Привычные житей­ские звуки успокаивали Флер. Они пока еще не одни. Но скоро останутся наедине.
 «Я могу это сделать. Я хочу этого».
 Дом постепенно погружался в тишину. Возле двери про­шелестели юбки. Женщины направлялись в свои комнаты в мансарде. Одна из них будет ждать ее наверху, чтобы по­мочь ей раздеться.
 Данте поднял громоздкий том с ее колен и отложил в сторону. Повернувшись к ней лицом, он обнял ее за плечи.
 Поцелуй. Нежный, легкий поцелуй. Страх пошел на убыль, однако окончательно не пропал.
 Еще поцелуй. Покрепче. Страх сделался почти незамет­ным. Почти…
 «Пожалуйста, пожалуйста…»
 Он гладил ее лицо. Он выглядел таким красивым при свете свечи. Красивым, привлекательным и опасным.
 – Я хочу снова спать с тобой ночью, Флер. Но на сей раз не как твой друг, а как муж своей жены. Мы об этом не договаривались, но я думаю, что мы можем превратить наш дружеский союз в настоящий брак. Мне бы хотелось попы­таться это сделать.
 Излучаемая им сила вливалась в нее, и вдруг она ощу­тила, что все остальное не имеет никакого значения. Его сияющие глаза взяли ее в плен, он словно проник в глуби­ну ее души. Интересно, какая-нибудь женщина смогла ему отказать? Что-то в его глазах говорило, что такой женщи­ны никогда не было, но он думал, что она может оказаться именно такой. Она льстила себя надеждой, что видит кое-что еще. А именно – беспокойство, словно ее ответ что-то значит.
 «Я могу это сделать».
 – Я бы тоже хотела попытаться.
 – Дорогая, это делает меня счастливым. – Он встал и протянул ей руку. – Иди наверх. Твоя горничная ожидает тебя. Я вскоре последую за тобой.
 У нее подгибались ноги и гулко стучало сердце, когда она поднималась по лестнице, направляясь в спальню.
 С каждым шагом росток страха увеличивался на зави­ток.
 Горничная помогла ей раздеться. Она набросила на себя розовую ночную рубашку и нервно ощупала тонкий шелк. Она сшила ее несколько лет назад, перед тем как решила остаться в девицах. Зачем она прихватила эту дурацкую кру­жевную вещицу в их путешествие? Чтобы поиграть в дет­скую игру, изобразить из себя невесту? Или же она втайне надеялась, что брачная ночь все же состоится?
 «Пожалуйста, пожалуйста…»
 Горничная расчесала ей волосы и ушла, оставив ее в спальне одну. Совершенно одну, беспомощную, не защи­щенную от самой себя.
 Страх внезапно превратился в гигантского жестокого монстра, овладел ее сердцем, породил в душе панику.
 В ее мозгу проплывали кошмарные образы. Это были картины агонии и отчаяния. Их не сопровождали никакие звуки. Стоны были безмолвными, рты беззвучно открыва­лись от ужаса.
 Флер подбежала к окну и распахнула его, чтобы глот­нуть воздуха. Она попыталась овладеть собой с гораздо боль­шей решимостью, чем когда-либо раньше.
 Он скоро придет. Войдет через эту дверь, и она вынуж­дена будет либо отказать ему, либо расписаться в своем бе­зумии.
 Было бы лучше, если бы она сохранила дистанцию. Луч­ше бы не пытаться вкусить от страсти, которую она не спо­собна разделить. Лучше бы вообще не знать, чего именно ее ущербная натура не позволяет ей испытать.
 Слезы потекли по ее лицу. Причина озноба, который она ощущала, не имела ни малейшего отношения к легкому ночному ветерку. Место паники занял леденящий ужас, который сковал все ее тело.
 Дверь открылась. Флер посмотрела через плечо. На нем не было сюртука и галстука. Его белая рубашка сияла, как и его глаза. У Флер захолонуло сердце. Этот страх не знал пощады.
 Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в гор­ле. Он подошел к ней и повернул ее спиной к окну. Погла­дил ей плечи и руки и наклонился, чтобы поцеловать в шею.
 Ею овладела паника. Все ее тело внезапно напряглось.
 Он остановился.
 Никто из них не двигался в течение некоторого време­ни, которое показалось вечностью. Никогда раньше она не испытывала подобного унижения.
 Ей нужно было что-то сказать.
 – Я не могу этого сделать, – прошептала она. – Я ду­мала, что смогу. Я надеялась…
 – Ты не должна бояться. Если тебе рассказывали раз­ные пугающие истории, когда ты была девочкой, то в них наверняка было много преувеличений. Я не собираюсь причинять тебе боль.
 – Дело не в этом.
 Он молча стоял перед ней. Она не хотела смотреть на него и видеть, как потух его взгляд. Она не могла винить его. С ее стороны было бессердечно сыграть с ним такую шутку.
 – Я не понимаю, – сказал он.
 – Я тоже. Я хотела бы быть другой. Нормальной. Я ни­когда не желала этого больше, чем сейчас. После сего­дняшней прогулки я подумала, что, возможно, смогу. Но затем поняла, что у изгороди я не испытывала страха, по­тому что знала, что ты не станешь заниматься там любовью.
 С тяжелым вздохом Данте отступил назад.
 Флер нашла в себе мужество посмотреть ему в глаза.
 – Не надо меня ненавидеть, Данте. Я сама знаю, что мне нет прощения.
 – Я не испытываю к тебе никакой ненависти. Если так должно быть, я принимаю это, как и обещал. Ты была честной со мной.
 – Не полностью. Сегодня я лгала тебе, сама того не желая. Лгала нам обоим. Я очень сожалею об этом.
 Он улыбнулся грустной улыбкой:
 – Это и для тебя будет лучше, Флер. Я сомневаюсь, что буду хорошим мужем в нормальном смысле этого слова. Я сделал бы тебя в конечном счете несчастной.
 Возможно, что и так, но она хотела бы рискнуть, чтобы узнать, куда могла бы привести эта дружба;
 Он подошел к двери. Было ясно и без слов, что сегодня они не разделят ложа. Да и не только сегодня.
 Он собрался было выйти, но на мгновение задержался.
 – Нам лучше побыстрее выехать в Лондон. Я хотел бы это сделать завтра утром.
 – Конечно, Данте.
 Дверь за ним закрылась. Проклятый торжествующий страх отпустил ее, оставив пустоту в душе.
 Она упала на колени перед окном и разрыдалась.




 Глава 7


 Грегори Фартингстоун шел по улицам просыпающего­ся города. И хотя из-за густого тумана ничего не было вид­но уже в нескольких ярдах, он шел к месту своего назначе­ния торопливыми шагами.
 Он страшно не любил подниматься до зари и уходить, когда никто не знал, куда он идет.
 И вообще он терпеть не мог весь этот бизнес. Ненави­дел хлопоты и ухищрения. Ему было тошно от неясных предчувствий и сознания того, что он идет по краю пропа­сти. Его злило, что он играет в игру, в которой кто-то дру­гой имеет гораздо лучшие карты.
 Он свернул в узкий переулок, быстро миновав ряды ве­ликолепных зданий. Войдя в сад одного из них, он направился к лестнице, ведущей к кухонной двери с тыльной сто­роны дома.
 Как какой-нибудь жалкий слуга. Именно так он нано­сил визиты в этот дом.
 Выбора не было. Он не хотел, чтобы его видели. Тем не менее это вызывало в нем раздражение, уязвляло его само­любие.
 Повариха уже была на ногах, когда он вошел. Она ни­как не прореагировала, когда он прошествовал через ее вла­дения. Судомойка сидела у плиты и пыталась разжечь огонь. Вероятно, им было приказано не замечать его, но всякий, у кого найдется несколько шиллингов, вероятно, сможет раз­вязать им языки.
 Он поднялся выше, где его ожидал дворецкий. Идя вслед за ним, он снова обратил внимание на дорогую мебель в доме. Владелец был неравнодушен к роскоши и в этом от­ношении не походил на Фартингстоуна, который предпо­читал более скромную обстановку, приличествующую по­печителю банка и человеку серьезных намерений. Он бы не хотел жить среди подобного великолепия, даже если бы мог это себе позволить.
 Он вдруг почувствовал негодование. Ему было отлично известно, каким образом доставались хозяину эти роскош­ные ковры, кресла и картины. Он в деталях знал о том, кто за это платил.
 Он увидел хозяина в спальне, потягивающего кофе и пробегающего взглядом газету. Мужчина все еще был в ха­лате и даже не счел нужным надеть визитку. Фартингстоун поспешил напомнить себе о том, у кого на руках лучшие карты.
 Камердинер налил кофе в другую чашку из серебряно­го кувшина, подал ее Фартингстоуну и удалился.
 – Да, это дьявольски пакостная история, Фартингсто­ун, – сказал Хью Сиддел, швырнув газету на столик, рядом с кофейным прибором.
 Фартингстоуну ненужно было заглядывать в газету, что­бы понять, что имеет в виду Хью Сиддел. Сообщение о браке Флер и Данте Дюклерка он увидел уже на расстоянии деся­ти футов.
 – Вы говорили, что предпринимались необходимые меры, – добавил Сиддел.
 – Да. Броум сказал им вполне определенно, чтобы они подождали. Я никак не мог предположить, что они окажут­ся настолько дерзкими…
 – Если бы вы не колебались в ту ночь, не разводили бы сантиментов и вмешались бы…
 – То, что вы предлагали, было незаконно.
 – А то, что собирались сделать вы, разве было законно? По крайней мере осуществись мой план, и она оказалась бы под постоянным контролем.
 Фартингстоун отошел на шаг в сторону. Сердце у него неприятно затрепыхалось. В последние месяцы ему при­шлось пережить большие неприятности. Все эти треволне­ния вызывали патологическое сердцебиение.
 Он постарался взять себя в руки и снова посмотрел на Сиддела:
 – Броум будет разозлен этим их шагом. Ему придется согласиться ускорить рассмотрение моей петиции. Если суд объявит ее недееспособной, церковь аннулирует брак.
 Сиддел презрительно фыркнул:
 – Дюклерк наверняка выступит вашим оппонентом. К тому времени, когда все разрешится, он позволит ей про­дать всю недвижимость, которой она владеет. Он относится к числу тех, кто предпочитает землям деньги. Их легче проматывать. – Нахмурившись, он провел пальцами по черным волосам. – Черт бы побрал этих Дюклерков! Когда она якшалась с Леклером, в этом еще был какой-то смысл, но ее брак с Данте – сущее безумие.
 Фартингстоун был не слишком высокого мнения о Дюклерке, однако в отличие от Сиддела не считал Данте дура­ком. К тому же Дюклерк мог испытывать какое-то чувство к Флер. Персональный интерес Сиддела к Флер ему всегда казался не вполне здоровым.
 – Необходимо приоткрыть некоторые детали, если вы хотите, чтобы все уладилось как можно быстрее, – сказал Сиддел – Нужно, чтобы все узнали, что она вела себя странно. Возможно, вам придется дать понять, что подоб­ные странности наблюдались и у ее матери. Необходимо создать вокруг нее общественное мнение. Тогда Верховно­му суду будет легче.
 Сердце у Фартингстоуна снова дало сбой. Флер – это одно, а вот Гиацинта – совсем другое. Пусть он женился на ней и не по любви, но он до сих пор оставался лояльным по отношению к ней.
 Он перевел взгляд н агазету . Он не одобрял того, что предлагал Сиддел, но, вероятно, другого выхода не было.
 Флер сама виновата во всем. Если бы она прислушалась к аргументам… так нет, она никогда никого не слушала и вот теперь вышла замуж за этого человека.
 – Если мне удастся добиться аннулирования брака по причине ее недееспособности, она не сможет выйти замуж ни за кого другого. – Он сказал это с небрежным видом, однако хотел, чтобы его намек был воспринят.
 – Разумеется. Поскольку вы заколебались в ту ночь, тот план теперь не пройдет.
 – В таком случае мы обо всем договорились. Я найду способ преодолеть осложнения, которые создал этот брак.
 – Надеюсь, мой друг. – Сиддел поднялся и направил­ся в гардеробную. – В конце концов, это только ваша про­блема, и так было всегда. Я всего лишь заинтересованный наблюдатель, который пытается помочь вам найти выход.
 Через неделю после того, как о браке было сообщено в лондонских газетах, Данте вошел в игорное заведение «У Гордона». Его появление сопровождалось бросаемыми украдкой взглядами и усилением гула голосов в прокурен­ном затемненном зале.
 Он направился к группе молодых людей, сидевших в се­веро-западном углу. Несколько лет назад кто-то окрестил тех, кто там постоянно собирался, компанией младших сыновей. Всем им от рождения светили уменьшенная доля на­следства и не слишком радужные матримониальные пер­спективы.
 Большинство из них Данте видел впервые после своего несостоявшегося бегства во Францию. Некоторые сообщи­ли о его появлении, предупреждающе толкнув соседа в пле­чо. При его приближении все больше глаз устремлялось на него. .
 Он взялся за стул возле стола для игры «в двадцать одно», за которым сидели Маклейн и Колин Бершар – любезный светловолосый второй сын графа Динкастера.
 Сидевший через три стола молодой человек поднялся и преувеличенно церемонно поклонился Данте. Затем при­нялся похлопывать по столу.
 За ним поднялся еще один, потом их оказалась целая дюжина. Все они ритмично стучали по столам. Даже Ко­лин и Маклейн оказались на ногах. Вскоре Данте оказался в центре людей, устроивших ему овацию.
 Молодой человек, который был инициатором аплодис­ментов, поднял бокал:
 – Джентльмены, тост за великого человека из нашей среды! Да будем мы все наказаны за наше распутство и гре­хи таким же образом, каким настигла Немезида его.
 – Как видишь, на них это произвело впечатление не меньше, чем на меня, – сказал Маклейн, после того как все вернулись к своим занятиям. – Мы восхищены тем, что ты не только избежал разорения, но и женился на богатой и красивой Флер Монли. Только женитьба Адриана, брата Бершара, на герцогине Эвердон может сравниться по триумфальности с этим событием.
 – Брак моего брата – это брак по любви, – заступился Колин.
 – Разумеется, – согласился Маклейн. – Так же, как и брак мисс Монли с нашим другом, я уверен в этом. Это еще одна причина для того, чтобы праздновать. Я рад снова ви­деть тебя в нашей компании, к тому же так скоро после свадьбы.
 – Моя жена не только красива, но и обладает замечательным нравом. Она не считает, что нужно не отходить от нее в течение нескольких недель, словно мы вступили в пе­риод траура.
 Он не добавил к этому, что одна неделя их совместной жизни была наполнена напряженной, осторожной вежли­востью. Его жена, судя по всему, не была удивлена или огор­чена тем, что он оставил ее одну в этот вечер.
 – Женщина весьма широких взглядов, – прокоммен­тировал Колин.
 – Пожалуй, – протянул Маклейн. – Хотя муж ее ма­тери может преподнести это обществу несколько иначе. По­дозреваю, что он всем будет навязывать свою интерпрета­цию.
 – Фартингстоун? Он любит распространять слухи?
 – Маклейн, как всегда, несдержан, – сказал Колин.
 – Что говорит отчим моей жены?
 – Что ты воспользовался недееспособностью душевно­ больной женщины, в которой тебя не интересует ничего, кроме ее денег, – ответил Маклейн. – Не смотри на меня так свирепо, Бершар. Если сплетню слышал весь город, он тоже должен о ней знать, чтобы строить отношения с этим человеком.
 – Фартингстоун проявляет стойкий интерес к делам моей жены. Впрочем, я ожидал всяких циничных слухов от него и ему подобных.
 – Он говорит, что рассказывает «правдивую историю». Все знают, что он ходил к лорд-канцлеру Броуму в связи с ее состоянием и что вам было сказано, чтобы вы дождались решения Верховного суда. Всем известно, что Броума очень рассердило похищение. Все знают, что она выкупила тебя из дома предварительного заключения должников за пят­надцать тысяч.
 – Я уверен, что Дюклерк счастлив услышать, что о его женитьбе треплют языки во всех клубах и гостиных, – за­ метил Колин. – Ты переплюнул самого себя по части бес­тактности, Маклейн.
 – Для того друзья и существуют.
 Данте показал жестом на окружающие столы:
 – Если все слышали претензии и обвинения Фартингстоуна, то подобный прием меня удивляет.
 – Порядочные люди полагают, что ты нашел счастье в браке с богатой женщиной. Подлецы и негодяи, столкнув­шись с подобным случаем, склонны считать, что ты урвал кусок, как это сделали бы они сами.
 – Кто бы и во что ни верил, я хочу ясно заявить, что моя жена отнюдь не душевнобольная.
 – Разумеется. Всякий, кто знаком с тобой лично, без труда поймет, почему совершенно здоровая мисс Монли вышла за тебя замуж. Женщины липнут к тебе, как железо к магниту, и кажется, что даже ангелы не остаются равно­ душными. Я хотел, чтобы ты поделился своим секретом. Хорошие женщины бегут от меня.
 – Ты не знал бы, что делать даже с одной хорошей, – заметил Колин.
 «Как и я», – подумал Данте.
 Он попытался отвлечься от мыслей о хорошей, женщи­не, к которой он сразу и навсегда привязался. Она была доб­рожелательной и милой всю неделю, пока занималась пе­ределкой помещений, чтобы приспособить дом к его втор­жению.
 Она устроила для него кабинет. Отдала большую комна­ту, примыкающую к ее спальне, которую ранее использо­вала как персональную гостиную, и обставила новой спаль­ной мебелью, приличествующей хозяину дома. Тона мебе­ли имели мужской, темноватый оттенок. Днем рабочие пе­рекрашивали деревянные поверхности.
 Лишь одна дверь не подверглась переделкам – узкая бе­лая дверь между его и Флер гардеробными.
 Она ее не запирала. Он обнаружил это два дня назад пос­ле вечерних чтений в библиотеке. Они почти не разговари­вали в течение этих часов, но все равно им было удивитель­но покойно и приятно.
 В ее глазах читалось некое смущение, когда их взгляды встречались. Он подозревал, что при всем старании спря­тать свои чувства за добродушным юмором ему это не слиш­ком удавалось. Во время чтения книг бдительность притуп­лялась, и возвращалась атмосфера дружелюбия и безмятеж­ности.
 Однако же потеря бдительности могла быть опасной. Поздно ночью, испытывая желание, он оказался перед со­блазнительной дверью, ведущей в спальню Флер.
 Легкий поворот ручки продемонстрировал ему степень доверия с ее стороны, которого он вряд ли заслуживал, если принимать во внимание его намерения. Тем не менее он вернулся на свою кровать, где несколько часов мысленно занимался любовью с Флер.
 Маклейн стал развивать свою мысль, сопроводив ее жес­том:
 – Похоже, что твое появление задело интересы человека, который не принадлежит к нашему кругу.
 Данте посмотрел в ту сторону, куда показал Маклейн, и увидел Хью Сиддела, стоявшего возле стола в центре зала. Он смотрел на Данте мутными от избытка выпитого гла­зами.
 –Должно быть, это твоя недавняя женитьба выбила его из колеи, – сказал Колин.
 – Еще один человек, проявляющий особый интерес к собственности моей жены.
 – Не только к собственности, – возразил Колин.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Он был без ума от нее, когда она вышла в свет. Тогда мы еще были друзьями, и я редко видел, чтобы мужчина был до такой степени влюблен. Он даже перестал пить, когда ухаживал за ней. Он отреагировал болезненно, когда она проявила интерес к твоему брату.
 Данте преодолел искушение снова взглянуть на Сидде­ла, но почувствовал на себе взгляд его водянистых глаз. Рас­сказ Колина объяснял причину гнева Сиддела, когда он обнаружил Флер в том коттедже.
 – Черт возьми, он идет сюда, – пробормотал Маклейн.
 Тень Сиддела легла на стол, словно штормовая туча на землю.
 – Дюкдерк, рад вас снова увидеть. Поздравляю с же­нитьбой. На самой Флер Монли. Ходили слухи, что она вообще не собиралась выходить замуж.
 – Как видите, слухи были ложными.
 – Наша последняя встреча в Леклер-Парке доказывает, что в отношении ее это был не единственный случай не­ понимания.
 Он изобразил улыбку, как человек, довольный собствен­ной проницательностью и остроумием. Колин устремил на него предупреждающий взгляд, который Сиддел напрочь проигнорировал.
 – Например, ее праведность. Весь свет верил в это.
 – Доказательства ее добродетели говорят сами за себя.
 – Мы оба знаем, что недавние факты свидетельствуют об обратном. Например, ее связь с вами. Вряд ли таким мо­жет быть выбор праведницы. – Он насмешливо вскинул го­лову. – Если, конечно, слухи о ее недееспособности не со­ответствуют действительности. Но видимо, это не так. Ина­че вас можно было бы назвать полным негодяем.
 – И в этом случае я составил бы вам отличную компа­нию. Однако уверяю вас, что ее ум и суждения яснее, чем ваши в течение ряда лет.
 – Значит, мы не до конца понимали ее натуру. Та женщина, которую мы в ней видели, едва ли согласилась бы выйти за вас замуж, будучи в здравом уме. Ваш брат понял, что она собой представляет? И по этой причине передал ее вам? Поскольку мы все знаем, что он никогда не был об­разцом добродетели, каким притворялся, осмелюсь пред­положить, что он попробовал ее, прежде чем бросить…
 Еще одно слово – и я убью вас. – Эти слова вырва­лись раньше чем Данте успел осознать. Это была рефлек­торная реакция на оскорбления в адрес Флер. Ледяная хо­лодность его тона скрывала глубинную ярость, которая им овладела. Он сказал то, что действительно имел в виду. Если бы Сиддел проронил еще хотя бы одно слово о Флер, он в самом деле его убил бы.
 Лениво растягивая слова, Маклейн проговорил:
 – Сиддел, когда вы бываете пьяным лишь наполовину, вы иногда произносите полузабавные вещи. Но сегодня это не тот случай. Проявите элементарный здравый смысл и уходите отсюда, пока я не передал Дюклерку пистолет, что­ бы он мог выполнить свое обещание.
 Однако на лице Сиддела появилась презрительная улыбка.
 – Я слышу вызов?
 – Предупреждение, – уточнил Данте.
 – А, ну да, конечно. Вы вызовов не бросаете. Вы пре­доставляете возможность своему брату драться за вас на ду­элях.
 Скопившиеся за долгое время гнев и ярость в одноча­сье лишили Данте способности обдумывать свои действия. Вскочив с места, он схватил Сиддела одной рукой за ворот­ник, а в следующее мгновение нанес сильнейший удар в ух­мыляющееся лицо.
 Сиддел приподнялся над полом и всем телом рухнул на соседний игорный стол. Подпрыгнули кости, переверну­лись бокалы, а сидящие за столом игроки в изумлении чер­тыхнулись, увидев перед собой распластавшееся и по виду безжизненное тело.
 В зале воцарилась выжидательная тишина. Некоторые из присутствующих вытянули головы, чтобы получше раз­глядеть картину. Мужчины, чья игра была прервана вне­запным падением Сиддела на их стол, перешли играть на другой.
 Маклейн поднялся, чтобы осмотреть Сиддела. Вернув­шись назад, он сел и прикурил сигару.
 – В нокауте. Я не помню, чтобы ты наносил такой удар, со времен Оксфорда. Похоже, что женитьба пошла тебе на пользу.
 Данте оперся костяшками пальцев о стол.
 – Он был, можно сказать, в нокауте, когда подошел сюда.
 – Черта с два. Это был удар редкой силы. Впрочем, он его заслужил, – сказал Колин. Он посмотрел на распластавшееся тело. – Я, пожалуй, попрошу ребят Гордона от­нести его в карету. – Колин поднялся, чтобы найти помощ­ников.
 Маклейн вынул карманные часы.
 – Мне надо скоро уходить. Я должен встретиться с Ли­зой, ее представление скоро заканчивается. – Он хитро улыбнулся. – Кстати, насколько щедра твоя жена? У Лизы есть рыжеволосая подруга потрясающей красоты.
 Данте представил себе комфортабельные будуары Маклейна с мягкой, располагающей мебелью. Воображение на­рисовало ему картину, как он в течение нескольких часов наслаждается общением с красавицей подругой. Подумал о том, сколько неги и тепла он может получить, если по­едет с Маклейном, и вспомнил, что дома его ждут спартан­ское ложе и эта чертова белая дверь, ведущая в спальню Флер…
 – Не настолько щедра. Ведь мы молодожены.
 – Да, конечно, – серьезно сказал Маклейн. Блеск его глаз показал, что он понял: для Данте не прошли незаме­ченными те возможности, которые открывались его вторым предложением.
 Колин вернулся с тремя крепкими мужчинами. Они ста­ли поднимать Сиддела.
 Маклейн с интересом наблюдал за их действиями.
 – Конечно, это не мое дело, но Сиддел и есть Сиддел.
 –Я потерял контроль над собой. Это случается со всеми.
 – Но очень редко с тобой. – Он стряхнул пепел с сигары. – Что он имел в виду? Перед тем, как ты его ударил? Он что-то упомянул про твоего брата, который дерется за тебя на дуэлях.
 – Не имею понятия.
 Маклейн поднялся:
 – Я должен идти. Я почти сожалею о своем свидании. Вероятно, ты учинишь уличные скандалы, а я это пропу­щу. Ты уверен, что не затеешь их?
 – Я присоединюсь к другим.
 Маклейн ушел, а Данте с бокалом вина направился к столу, где играли в кости. Когда он поравнялся со столом, где совсем недавно лежал Сиддел, он услышал снова при­ветственную дробь, которую мужчины выбивали костяш­ками пальцев.
 Ему хотелось сказать, что его спровоцировали на это гнусные инсинуации в адрес Флер, но на самом деле они явились лишь запалом. Решающей оказалась реплика Сиддела о том, что за него на дуэлях дерется его брат; именно она привела его в бешенство, и он пустил в ход кулаки.
 Он отреагировал столь энергично потому, что Сиддел был прав. Несколько лет назад его брат Верджил фактиче­ски дрался на дуэли вместо него. Лишь немногие знали об этом, и никто из них не обронил ни слова о подробностях того, что произошло в тот холодный день на французском побережье.
 Во всяком случае, он так всегда считал.
 Флер посмотрела на письмо, над которым она труди­лась. Слова превратились в кляксы, взор ее был затуманен слезами. Она вытерла глаза и написала новое предложение. Ей нужно было бы сейчас спать, но все ее попытки заснуть кончились неудачей.
 Она перестала писать и оглядела свою новую, застав­ленную мебелью гостиную. Обитый желтой камчатной тка­нью небольшой диван почти загораживал проход к пись­менному столу, а зеленое кресло близ камина едва по­местилось. Нужно убрать часть мебели. Эта комната вдвое меньше той, которую она отдала Данте.
 Она снова вернулась к письму. Ее пугало, что она ни­как не может сосредоточить мысли на большом проекте, который постоянно волновал ее в течение двух лет. Она вер­нулась из Франции для того, чтобы осуществить его, и сбе­жала от Грегори, преследуя ту же цель. И вот сегодня она почти с раздражением думала о том, какую роль он играл в ее жизни.
 Она вдруг поймала себя на мысли о том, какой печаль­ной заменой реальной жизни являлись ее планы. Хуже того, они были не в состоянии отвлечь ее от размышлений о Дан­те, что и было причиной ее бессонницы.
 Он все еще не вернулся. Последние несколько часов она старалась не думать о том, где он может быть. Впрочем, это нечестно. На самом деле она старалась не думать, с кем он проводит время.
 С женщиной, вероятно. Вполне возможно. Скорее все­го. Почти определенно.
 Конечно же, с женщиной.
 Удивительным было лишь то, что он не позволял себе этого так долго. Она ожидала, что он исчезнет в первую же ночь после возвращения в Лондон. Ее удивило, что он ос­тавался дома целую неделю. Он поступал так ради нее, что­бы люди не болтали.
 Они оба испытывали неловкость. Интимность, созда­ваемая тем, что они живут в одном доме, напоминала ей, а возможно, и ему о другой близости, которую она сама пре­рвала. Последняя неделя заставила ее сделать вывод, что жизнь с ним будет, по всей видимости, достаточно труд­ной.
 В особенности в такие ночи, как эта.
 Остается надеяться, что со временем она перестанет бес­покоиться. В конечном счете она едва будет замечать его отсутствие. Скоро она перестанет испытывать благоговение, когда он выходит из своей комнаты, элегантно одетый и неотразимо красивый, словно темный ангел, вокруг кото­рого сияет невидимый нимб.
 Вероятно, в следующий раз ее сердце не оборвется, ког­да она поймет, что он собирается поискать удовольствие где-то на стороне.
 Она была не в состоянии пошевелиться, когда он ушел. Она просто сидела, пытаясь справиться с ноющей болью в груди, преодолеть тоску и разочарование, понимая, что по­добная ее реакция – глупость. Существовала сделка. А чего она ожидала? Ничего, естественно.
 Возможно, она сейчас заснет. Часы разъедающей рев­ности обессилили ее. Необоснованной, смехотворной рев­ности. Она снова обругала себя. Это та жизнь, на которую ее обрекла судьба. Ей нужно взять себя в руки, иначе все превратится в настоящий длительный ад.
 Когда она закрыла секретер, перед ее глазами вдруг не­вольно возник образ Данте, который находится над ней, смотрит на нее и ласкает ее тело при солнечном свете ря­дом с изгородью, затем наклоняется, чтобы запечатлеть по­целуй.
 Она хотела встать, но ее остановил звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице. Должно быть, это был Данте, по­скольку все слуги уже давно спали.
 Через закрытую дверь она прислушалась к его шагам, когда он приближался к своей комнате. Внезапно шаги за­мерли. Флер затаила дыхание, молясь о том, чтобы он не заметил свет в ее комнате.
 Снова послышался звук шагов, которые приближались к ней.
 Ей захотелось перелететь на свою кровать через стену, но дверь между двумя комнатами пока еще не успели про­рубить.
 Она поспешно села и снова открыла секретер. Ей хоте­лось надеяться, что он не станет думать, будто она ожидала его возвращения, чтобы узнать, когда он вернулся. Это было бы слишком унизительно.
 Дверь открылась, и Данте заглянул в гостиную. Увидев Флер, он непринужденно и уверенно вошел внутрь.
 – Я подумал, что кто-то оставил горящей лампу, но, оказывается, это ты еще не спишь. Уже очень поздно. Тре­тий час.
 Он осмотрел ее с ног до головы. И она вдруг осознала, как выглядит в его глазах. Праведная старая дева, пишущая письма в полутьме, в старинном чепце и простеньком хлоп­чатом розовом халате, накинутом поверх ночной рубашки с высоким, едва ли не до самого подбородка вырезом. Комичный, вызывающий жалость облик. Должно быть, Дан­те только что ушел от аромата духов и кружев.
 – Так поздно? Боже мой, я потеряла чувство времени. —Она сделала вид, что складывает стол.
 Она ожидала, что он уйдет. Но он не уходил. Окинув взглядом комнату, он сказал:
 – Не все сюда подходит.
 – Я собираюсь кое-что убрать и переставить.
 – Я нарушил твой уклад жизни и привычки.
 – Перемена – это не одно и то же, что разрушение.
 Он осмотрел фарфоровые фигурки на каминной доске.
 Хотя бы из вежливости ей следовало спросить, доволен ли он проведенным вечером. Однако она не могла себя заста­вить это сделать. Это показалось бы допросом ревнивой женщины.
 Он повернулся к ней с задумчивым видом:
 – Я рад, что ты не против перемен. Думаю, тебе нужно кое-что изменить.
 Сердце у Флер колотилось, как это случалось всегда, когда он оказывался рядом. Сейчас, в ночной тишине, оно стучало даже сильнее обычного. А может, причина была не в тишине, а в блеске его глаз, в которых отражалось пламя свечей?
 – Какие перемены ты имеешь в виду?
 – Фартингстоун распространяет слухи и сплетни. Везде и обо всем, в том числе и относительно твоего душевно­го здоровья. Мы оба знали, что он способен на это, но я надеялся, что он будет более осторожным.
 – Полагаю, что мы здорово его разозлили.
 – Я хочу, чтобы ты выходила в свет и чтобы тебя виде­ли. Нужно купить модные платья и побывать на несколь­ких вечерах. Лучшим аргументом против его инсинуаций будешь ты сама, если станешь общаться с влиятельными людьми.
 Не предложение, а инструкция. Он ушел из этого дома как гость, а по какой-то необъяснимой причине вернулся как муж. Даже вошел он в комнату, ее комнату, так, словно имел право требовать ее присутствия при нем тогда, когда ему это захочется.
 – Я уже давно вычеркнута из всяких светских списков.
 – Только потому, что ты регулярно отклоняла пригла­шения. Навести мою сестру Шарлотту и сообщи ей о своих планах. Она позаботится о том, чтобы появились первые приглашения. А потом все пойдет само собой.
 – Если ты считаешь, что это поможет, я сделаю по-твоему. – Пожалуй, будет даже приятно снова выйти в свет. Она оставила его лишь потому, чтобы не привлекать внимания претендентов. Сейчас, когда она замужем, эта причина отпадает. – Если я собираюсь вернуться в свет­ское общество, нам нужна карета. По крайней мере для выезда по вечерам. И возможно, ландо. Тогда мы будем выезжать на нем в парк для прогулок. Ты позаботишься об этом?
 – Если ты этого хочешь.
 – Тогда все, Данте. Теперь я отправлюсь спать.
 – Не совсем все. Я видел, как ты сегодня утром возвра­щалась домой. Ты часто ходишь одна?
 – Я привыкла к этому.
 – С этим тоже надо покончить. Твоя беспечность в отношении безопасности и твоей репутации может подлит Фартингстоуну масла в его костер.
 Она не собиралась подчиняться этому приказу. То, что за ней не следовали по пятам слуги или горничные, было единственным преимуществом старой девы. Никто не на­блюдал за тем, когда и куда она направилась на прогулку, и никого это не интересовало.
 Данте приподнял одну из фигурок, стоявших на камин­ной полке. Она обратила внимание на его руку.
 – Что-то случилось с твоей рукой? Она кажется красной и больной.
 Он поставил фарфоровую фигурку на место и расправил пальцы.
 – Небольшое выяснение отношений.
 – Ты ушибся?
 – Не до такой степени, как Сиддел.
 – Сиддел? – ошеломленно спросила она.
 – Ты знала о его чувствах к тебе? Во время твоего пер­вого сезона?
 – Он оказывал мне внимание. Как и некоторые другие.
 – Как многие другие. Именно так ты мне сказала в кот­тедже, когда я спросил о причинах его интереса. Но знала ли ты, что все было гораздо серьезнее? Что он был влюблен в тебя?
 Флер не могла отделаться от впечатления, что ее до­прашивают. Не могла она также проигнорировать призна­ки того, что какое-то темное пятно поднимается на поверх­ность. Если бы у них был нормальный брак, она бы поду­мала, что в нем разыгралась ревность, но ведь это сущий абсурд. И в то же время вся их беседа приобретала характер разговора мужа с женой.
 – Если то, что ты говоришь, соответствует действитель­ности, то я не знала об этом. Я не искала внимания мужчин. Если кто-то даже влюбился в меня, у меня не было желания замечать это.
 Что-то изменилось в выражении его лица. Оно стало строже, суровее.
 – Надеюсь, что это правда. Что ты не замечала или не обращала внимания.
 От столь резкого заключениями стало не по себе.
 – Это звучит как обвинение.
 – Это не твоя вина, но для мужчины с этим трудно сми­риться, когда он это осознал. Открытая неприязнь – это понятно. Безразличие гораздо оскорбительнее. Не думаю, что он простил это тебе.
 – Я уверена, что он об этом больше не думает.
 – Как знать. – Он направился к двери. – Спокойной ночи. Я постараюсь найти карету в ближайшие несколько дней.
 – Спасибо.
 На пороге он задержался и оглянулся. Он снова внима­тельно оглядел ее, остановив взор на розовом халате.
 – Я хочу и еще кое-каких перемен с твоей стороны, Флер.
 Еще инструкции. Кажется, это не входило в текст их со­глашения.
 Он показал на ее чепец и халат:
 – Ты всегда одеваешься, как моя няня, когда ложишься спать?
 – Моя одежда практична, и меня в ней никто не видит, кроме моей горничной.
 – Теперь я могу тебя видеть. Например, когда у нас сно­ва возникнет поздний разговор. Когда будешь заказывать себе платья, найди что-нибудь посимпатичнее.
 – Я сомневаюсь, что у нас впредь будут столь поздние беседы.
 – Надеюсь, что будут. Я очень редко ложусь спать сра­зу же после возвращения домой. Как выясняется ты тоже ложишься поздно.
 Если он ожидает, что она будет развлекать его, когда он поздно придет домой после спаривания, то ему следовало еще раз об этом подумать.
 – Я не могу поддержать столь легкомысленные траты.
 Он подошел к ней. Теплыми шершавыми пальцами при­поднял ее подбородок и заглянул ей в глаза. Сердце ее обо­рвалось.
 – Ты можешь позволить такие расходы и сделаешь это, потому что мне неприятно видеть тебя одетой, словно ка­кая-нибудь бедная старуха. Я твой муж, Флер, твоя красота принадлежит мне, и я хочу наслаждаться ею.
 Он отпустил ее подбородок и шагнул к двери.
 Его реакция смутила ее, но в то же время в ней подня­лось раздражение. Какое ему дело, если она оделась напо­добие старой няни? У его любовниц достанет женской кра­соты, чтобы удовлетворить его.
 – Что-нибудь еще? Какие-нибудь еще перемены? – бросила она ему в спину.
 – Еще одна. Я хочу, чтобы ты запирала дверь между на­шими спальнями. Праведнице не годится дразнить дьявола.




 Глава 8


 Грегори Фартингстоун старался не смотреть на мужчи­ну, который пачкал его библиотечное кресло. Дело вовсе не в том, что у него грязная одежда. Напротив, на нем был костюм очень хорошего качества, и мужчина выглядел вполне приличным. И лишь грубоватое выражение лица могло в какой-то степени свидетельствовать о характере его занятий.
 Ну а чего он ожидал? Он искал преступника и теперь видит его в своем доме. Преуспевающего преступника, судя по его виду.
 Легкость, с которой ему удалось найти этого человека, прямо-таки потрясала. Обращение к ростовщику, который торговал бриллиантами, доставшимися ему от представи­телей высшего общества, позволило ему связаться с другим процентщиком, который вымогал деньги у сыновей ари­стократов. И в результате перед Фартингстоуном появился этот темноволосый мужчина, назвавший себя Смитом и вручивший ему визитную карточку, словно он был его дав­ним другом. На тыльной стороне карточки было нацарапа­но слово – пароль, который должен был удостоверить по­сетителя.
 – Я нахожу ваше предложение несколько странным, мистер Фартингстоун. Это совсем не то, чего я ожидал, – сказал мужчина. – То, что вы предлагаете, не входит сферу моих занятий. Почему бы вам не обратиться к сыщику?
 Фартингстоун внимательнее посмотрел на гостя. Ему не нравились его глаза. Узкие и хитроватые, они демонстри­ровали дерзость, чтобы не сказать нахальство, словно на­сквозь видели человека.
 – Мне не требуется сыщик. Я просто хочу, чтобы за ней следили и докладывали обо всех ее необычных дей­ствиях.
 – А что вы называете такими действиями? Некоторые поступки вполне заурядны, когда дело касается женщин. – За этими словами последовала скабрезная ухмылка.
 – Я не ищу доказательств того, что… Само собой разу­меется, вы не найдете у нее любовника. Речь идет о стран­ном поведении. Какой-нибудь эксцентричной деятельно­сти. Может, она любит бесцельно бродить по улицам… Од­ним словом, я не знаю, что именно вы можете обнаружить. Если бы это было мне известно, я не нуждался бы в ваших услугах.
 – Не надо раздражаться. Как я уже сказал, вы проси­те меня о довольно необычной вещи. Поэтому не нужно сердиться, когда я стремлюсь понять, чего именно вы хотите.
 Черт возьми, да он сам не знал, чего он ждет. Ему нуж­но как можно больше доказательств странного поведения Флер. Он хотел явиться в Верховный суд во всеоружии. Те слухи, которые он распространил о ее чудачествах, могут оказаться недостаточными.
 Несмотря на заверения, высказанные Сидделу, дело выглядело не столь уж хорошо. Ему требовались свежие ар­гументы. Как минимум ему нужно было добиться того, что­бы суд не позволил ей распродавать недвижимость, пока дело находится на его рассмотрении. Иначе она может убе­дить Дюклерка позволить ей продать собственность ее тети в Дареме, чтобы построить эту проклятую школу.
 Только от одной мысли о подобной возможности у него выступил пот на лбу.
 – Имейте в виду, что она не должна вас заметить или огадаться, что вы за ней следите, – строго сказал он. – И ни в коем случае вы не должны вмешиваться в ее действия.
 – Меня не увидят, если вы того не хотите.
 – И вот еще что. У нее есть муж. Они не часто бывают вместе, но, если она будет с ним, соблюдайте предельную осторожность, чтобы он не заподозрил, что за ней наблю­дают.
 – Как он выглядит?
 – У него каштановые волосы, одевается модно, а лицо у него такое, что при виде его женщины превращаются в форменных идиоток.
 – Вы говорите о нем весьма эмоционально. Вы не лю­бите этого человека?
 – Я его ненавижу. Он причина всех моих бед. Если бы не он, я бы не нуждался в ваших услугах. Если бы не он, я бы… – Фартингстоун оборвал себя, вспомнив, что разго­варивает с незнакомцем, притом не имеющим представле­ния о чести.
 Хитренькие глазки мужчины сузились.
 – Если он так вам мешает, почему бы его не убрать?
 Фартингстоун ошеломленно уставился на посетителя..
 Высказаться столь откровенно в библиотеке… Но причина его шока заключалась не только в это». За какую-то долге секунды явилось прозрение, что если убрать Дюклерка, то это и в самом деле решает проблему в целом.
 – Выкиньте это из головы. Когда я говорил о том, что мне нужен мужчина, я имел в виду, что этот мужчина спо­собен передвигаться бесшумно и незаметно. Я не стремлюсь к тому… что вы предлагаете.
 Мужчина пожал плечами и протянул руку:
 – Первую денежную выплату я хочу получить сейчас. Мои отчеты будут приходить в типографию, как вы того хо­тите, и там же вы сможете оставлять для меня свои пожела­ния. Я буду сообщать вам обо всех ее неординарных поступ­ках, если таковые будут иметь место.
 Фартингстоун проигнорировал протянутую руку и по­ложил на стол несколько фунтов стерлингов. Затем шагнул к двери, чтобы побыстрее покончить с этой неприятной ситуацией.
 – Если вы измените свое мнение в отношении того, ка­ким образом решить ваши проблемы, дайте мне знать, – сказал ему в спину мужчина. – Это вам будет стоить тех же денег, а мне не придется слишком долго наблюдать испод­тишка. Опять же ваша проблема будет решена быстро.
 Флер внимательно прочитала почту, которая пришла накануне. Это был ответ на ее письмо, начатое ею в ту ночь, когда она ожидала Данте.
 Ей нужно было найти способ осуществления задуман­ных планов. Она была в Лондоне неделю назад, и теперь необходимо было решить кое-какие дела.
 Одевшись, она спустилась в столовую позавтракать. Из выходящих на север окон лился мягкий свет. Это было одно из самых любимых ее помещений. Здесь каждый новый день казался ясным и многообещающим. Комната имела форму куба, и это действовало на нее умиротворяюще.
 Данте заканчивал завтрак, когда вошла Флер. Он был одет в костюм для верховой езды.
 – Я собираюсь в Хэмпстед, – объяснил он. – Начну поиски карет и лошадей, как ты просила. У тебя есть ка­кие-нибудь пожелания? Некоторые женщины очень разборчивы, когда дело касается и цвета кареты, и масти ло­шадей.
 – Поскольку твоя сестра возьмет меня с собой, чтобы зказать новый гардероб, у меня будет достаточно забот от­носительно цвета. Выбирай на свой вкус, Данте.
 – Значит, ты сегодня проведешь день, делая с Шарлот­той покупки?
 – Мы начнем это завтра. А сейчас я должна подумать об организации встречи на будущей неделе, касающейся но­вой школы. – Это было правдой, хотя и неполной.
 – К нам наедет много друзей? Вероятно, в тот день мне надо удалиться.
 «Да, это было бы удобно», – подумала она, но промол­чала и лишь усмехнулась.
 Дело было вовсе не в том то она стеснялась его. Она просто не хотела, чтобы это спровоцировало у него вопро­сы относительно школы. Она уже почти вызвала его любо­пытство тогда, в Дареме.
 Флер смотрела, как он уходил, и память услужливо предложила ей другие образы, связанные с Даремом. Ей стало грустно.
 Она вспомнила о полученном письме. Хорошо, что оно пришло. Когда она возьмет дело своей жизни в собствен­ные руки, ей некогда будет вздыхать о том, чего у нее нет.
 Кроме того, уже давно пора заняться тем, ради чего она вер­нулась из Франции.
 – Вы уходите, мадам?
 Флер поджала губы, услышав вопрос дворецкого. Разу­меется, она уходит. На ней был плащ с капюшоном, разве не так?
 – Примерно на час, не больше.
 – Послать человека, чтобы он нанял экипаж?
 – Нет, я отправлюсь пешком.
 – Хорошо, мадам. Я пошлю за вашей горничной.
 – Если бы я хотела, чтобы меня сопровождала горничная, я бы ей сказала об этом сама. Мне не требуется ни эс­корт, ни карета, Уильяме.
 – Разумеется, мадам. Но мистер Дюклерк видел, как вы возвращались с прогулки одна несколько дней назад, и выразил пожелание, чтобы в будущем вы без сопровождения не ходили.
 Уильяме выглядел весьма решительным. Слуги не зна­ли в деталях об условиях их брака и полагали, что Данте – хозяин дома. И ее.
 – Если мистер Дюклерк узнает, что я не выполню его пожелание, он может выразить мне неудовольствие. Одна­ко я не вижу причин, чтобы докладывать ему об этом. Ос­тавим все так, как было в течение последних пяти лет, хо­рошо?
 Уильяме ничего не ответил. Удовлетворенная тем, что она не позволила дворецкому изменить адресат своей пре­данности, Флер ушла.
 Спустя полчаса она вошла в церковь Святого Мартина. Там было несколько прихожан, погруженных в молитвы и отрешенных от мира. Флер надвинула капюшон на лоб, что­бы получше закрыть лицо, и прошла к скамье на затенен­ной северной стороне.
 Там сидел мужчина.
 Он приподнялся и подвинулся, давая ей возможность сесть рядом, между ним и проходом.
 – Я давно уже вас не видел, – сказал он. – Надеюсь, ваше путешествие во Францию было приятным.
 Она заметила у него желтизну и припухлость под левым глазом. Ей хотелось верить, что его гнев из-за удара Данте не помешает ему иметь дело с ней.
 – Моя поездка была удачной. Однако прошло не так много времени с тех пор, как вы видели меня, и мы оба это знаем. – Она решила, что нелепо притворяться и делать вид, будто бы Хью Сиддел не застал ее в постели в коттед­же. – Надеюсь, вы понимаете, что в тот момент я была не­ здорова.
 – Разумеется. У меня, как и у других, нет иного объяс­нения на этот счет.
 – Если бы все столь же по-рыцарски были сдержанны, моя репутация осталась бы незапятнанной. К сожалению, кто-то об этом разболтал, поскольку о моем пребывании там стало известно моему отчиму.
 – Десять человек подъехали тогда к коттеджу. Возмож­но, что Джеймсон кому-то проговорился о том, что мы видели. Это был прискорбный случай. Я сожалею, что вы оказались в щекотливом положении.
 – Поскольку все в конечном счете обернулось хорошо, я не могу назвать это событие прискорбным.
 На его лице проскользнуло раздражение, когда она на­мекнула на свое замужество. Она тут же вспомнила о на­пряженности, возникшей во время разговора с Данте, ког­да он заявил, что Сиддел был в нее влюблен.
 Мысли ее обратились к первому сезону. Она помнила, как нередко танцевала с Хью Сидделом, и некоторые бесе­ды с ним. Дамы предупреждали ее мать, что он сильно пьет, но она никогда не сталкивалась с подтверждением этого факта. Как вовсе не замечала его влюбленности.
 Она попыталась прочитать в его глазах признаки того, что он негодует, чувствуя себя отвергнутым поклонником. Но так и не обнаружила этого. Он всегда был вежлив и лю­безен при встречах.
 – Мои самые прочувствованные поздравления по слу­чаю вашего замужества, – сказал Сиддел. – Хотя должен признать, что некоторые из друзей выражали свои опасе­ния. Этого брака никак не ожидали, и ваш муж не входил в число ваших деловых партнеров.
 – Муж не будет принимать в этом участия.
 – Вы не сможете продать, недвижимость без его согла­сия.
 – Мы договорились на этот счет. Заверьте инвесторов, что собственность остается под моим полным контролем. Муж не станет в это вмешиваться. Равно как и отчим, по­скольку теперь я замужем. Не сомневаюсь, что до вас дохо­дили его самые отчаянные обвинения и претензии в мой адрес. Мне сообщили о разговорах, которые ходят по го­роду.
 – Я лично слышал об обвинениях Фартингстоуна, и ин­весторы будут удовлетворены в этом отношении. В конце концов, никто не в состоянии лучше подтвердить здравость ваших суждений, чем я.
 – Теперь вы можете объяснить, что и со стороны мис­тера Дюклерка не будет никакого противодействия. Мы на­мерены идти дальше, Однако я должна выразить озабочен­ность. Когда мы встретились в первый раз и я согласилась на то, чтобы вы нашли покупателей на мою землю, вы сказали, что все будет улажено в течение нескольких месяцев. Это было полгода назад. Я ожидала, что во Франции полу­чу от вас сообщение, что все в порядке. Однако ответа на свои письма я так и не получила.
 – Уверяю вас, я ответил на ваши письма и в подробностях сообщил о ходе дела. Вероятно, они разминулись с вами, когда вы путешествовали.
 – Наверное. Поскольку вы согласились на эту встречу, стало быть, можете сообщить, что дело завершено?
 – Не совсем. Я понимаю ваше нетерпение, но необ­ходимость сохранять секретность заставляет инвесторов быть осторожными и выжидать. Тем не менее я уверен, что…
 – Мистер Сиддел, где мы находимся в данный момент? Насколько близки к нашей цели?
 – Мне нужны еще два партнера. У меня есть несколько вероятных кандидатов.
 Все было так, как она и подозревала. Он не проявлял должной настойчивости. Наверняка у него было много по­хожих дел, и с ее планом он поспешает медленно.
 – Я хотела бы знать имена инвесторов, которых вы уже нашли, мистер Сиддел.
 – Моя дорогая леди, я пообещал им анонимность до тех пор, пока не будет завершено все дело. Они даже не зна­ют имен друг друга, которые известны только мне.
 – Поскольку я играю довольно-таки существенную роль, полагаю, что я тоже должна их знать.
 – Я вынужден вам отказать. Даже одно слово, сказан­ное не в то ухо, может иметь серьезные последствия. А это возвращает нас к причине беспокойства инвесторов по по­воду вашего брака.
 Его опущенные веки и серьезность тона усыпили ее бди­тельность.
 – Я не понимаю.
 – Ваш муж не слывет слишком благоразумным. Более того, этим людям трудно поверить, что женщина может или даже пожелает сохранить что-то в секрете от мужа.
 – В таком случае они плохо разбираются в женщинах.
 – Могу я пообещать им, что вы не скажете ни единого слова об этом мистеру Дюклерку? Что вы ему ни в чем не признаетесь?
 Эта просьба поразила ее. Она вернулась из Франции, испытывая чувства подозрительности и неудовлетворенно­сти. Она попросила об этой встрече, чтобы выразить свое неудовольствие, и сейчас вдруг поняла, что идет на попят­ную. Хуже того, у нее возникло ощущение, что, если она не даст такого обещания, весь ее большой проект не осуще­ствится.
 Она уже решила, что не сообщит Данте об этих планах до тех пор, пока все не образуется. Ее удивило, что дать это обещание для нее оказалось труднее, чем она ожидала. Ей было как-то неловко утаивать такие вещи от Данте. Утром ей было не по себе, когда она уклонилась от правдивого от­вета. Это означало недостаток доверия. Более того, он был ее муж.
 Хотя и не настоящий. Не муж в обычном смысле слова. Это относилось к другой половине их договора, разве не так? У него были своя жизнь и любовницы, и она не спра­шивала его об этом и не может иметь никаких возражений. Но у нее тоже своя жизнь и собственные планы, и он не должен задавать ей вопросов.
 По крайней мере предполагалось, что именно так будет.
 Мистер Сиддел ожидал ее ответа. Видя следы кулака Данте на его лице, Флер очень сомневалась, что сможет убедить его в том, что мнение о ее муже как о безрассудном человеке – преувеличение.
 – Мистер Сиддел, вы согласились встретиться со мной сегодня для того, чтобы передать мои слова инвесто­рам?
 – Боюсь, что так. Без этого, я полагаю, некоторые пе­редумают. Мы окажемся отброшенными на месяцы назад, и прогресс будет невозможен.
 Если опасения столь серьезны, у нее нет иного выхода.
 – Я даю вам обещание. Если мой муж что-либо узнает об этом, то не потому, что сказала об этом я.




 Глава 9


 Данте подъехал к старинной усадьбе в Хэмпстеде. Свежее оштукатуренные стены после недавнего ремонта сверка­ли белизной. Трава на газонах была только что подстриже­на. Здесь располагалась фехтовальная школа, и шевалье Корбет следил за тем, чтобы усадьба выглядела ухоженной и по-деревенски живописной.
 Узнав трех лошадей, привязанных к столбикам, Данте насторожился и прислушался, чтобы убедиться в присутствии их хозяев. До него долетели звуки ударов металла о металл.
 Когда Хэмптон прислал ему предложение встретиться здесь, чтобы поупражняться в фехтовании, он не упомянул, что к нему намерены присоединиться и другие члены Об­щества дуэлянтов.
 Войдя в здание, Данте направился в раздевалку. Несмот­ря на то что в помещении было прохладно, он снял сюртук и рубашку. Первый раз он пришел сюда, чтобы взять уро­ки, когда еще был лишь тенью брата, мальчишкой, мечтав­шим о том, чтобы быть допущенным в сообщество светских мужчин. Никто не оспаривал права Верджила ввести его сюда. Верджил был ступицей этого колеса, и все спицы вра­щались благодаря ему.
 С обнаженным торсом Данте поднялся на несколько ступенек и оказался в просторном зале для тренировок. Там две пары мужчин фехтовали военными шпагами. Они так­же были обнажены до пояса – это было обязательным тре­бованием шевалье, который утверждал, что научиться вла­деть шпагой, когда ты весь обложен одеждой, просто не­возможно. Потому на телах некоторых фехтовальщиков можно было увидеть шрамы.
 Самый впечатляющий украшал бок Джулиана Хэмпто­на, адвоката. Он получил эту рану во время такой же тре­нировки, когда скрестил шпаги с ныне покойным другом. Тогда они были здесь одни, даже шевалье при этом не при­сутствовал. И только через несколько месяцев о существо­вании шрама узнали другие.
 Данте наблюдал, как Хэмптон ведет свой опасный та­нец с Дэниелом Сент-Джоном, думая об этом злосчастном шраме и приватной тренировке, когда это случилось. Ни­кто никогда не расспрашивал Хэмптона о подробностях, хотя наличие шрама давало пищу для разговоров о суще­ствовании некоей тайны. В их кружке умалчивалось о че­ловеке, который нанес эту рану, равно как и о событиях, приведших к подобному исходу.
 Данте сомневался, что его поблагодарят, если он вдруг нарушит заговор молчания.
 Он не принес свою шпагу, поэтому взял ту, которая на­ходилась у стены близ входа. Звук вынимаемой шпаги при­влек внимание фехтовальщиков, и они прервали упражне­ния.
 Немолодой шевалье приветствовал Данте:
 – Рад вас видеть здесь. Займите мое место. Адриан из­мотал меня. Старый человек не в состоянии противостоять так долго его мастерству.
 – Такой молодой человек, как я, неспособен противо­стоять подобному мастерству даже минуту, – сказал Дан­те, занимая место шевалье. – Постарайся не убить меня, Бершар. Мы оба знаем, что это не мое оружие.
 – Насколько я слышал, сейчас твое сильнейшее ору­жие – кулак, – отвечал Адриан.
 Без сомнения, Адриану во всех подробностях описали то, что произошло «У Гордона». Он считался младшим бра­том Колина Бершара и третьим сыном графа Динкастера. Хотя все знали, что на самом деле он не был сыном графа и был всего лишь единокровным братом Колина. Смуглая средиземноморская внешность и черные волосы выдавали его происхождение, как только он родился. Но, женившись на герцогине Эвердон, Адриан перестал выдавать вымыс­лы за факты.
 Уже не в первый раз Данте задумался о том, каким об­разом разные темпераменты влияют на дружбу. Из двух Бершаров он чувствовал себя более комфортно с Колином, не обремененным слишком изысканными манерами, чем с Ад­рианом с его тайнами.
 Вероятно, это объяснялось тем, что он знал: несмотря на всю свою элегантность и ровный характер, Адриан Бер­шар был опасным человеком. Данте не в качестве лести про­сил Адриана не наносить ему ущерба. Адриану доводилось собственной шпагой убивать людей. Последний раз это слу­чилось на дуэли полтора года назад.
 – Колин преувеличил мастерство моего кулака. Так, удар средней силы.
 – Сиддел до сих пор носит след от него на своем лице и смотрит зверски на всякого, кто спрашивает его об этом.
 – Тогда мне нужно попрактиковаться на тот случай, если он захочет применить против меня шпагу.
 – Поскольку в этом виде у меня явное преимущество, позже пойдем постреляем. Там превосходство за тобой, и это уравняет счет.
 Данте собирался принять боевую стойку, когда произо­шел этот разговор. Он отсалютовал шпагой.
 И в то же время понял, что это все организовало Обще­ство дуэлянтов. Они уже знали, какие вопросы он задаст, и определили Адриана Бершара в качестве того, кто на них ответит.
 Четверо мужчин, поплескавшись в тазах, одевались. Дан­те отложил в сторону полотенце и потянулся за рубашкой.
 Джулиан Хэмптон подошел к висевшему на стене зер­калу, чтобы завязать галстук. Он был красив, но не тщесла­вен. Казалось, он не замечает стремления женщин пофлир­товать с ним.
 – Наш адвокат направил в Верховный суд апелляцию, в которой оспаривается право Фартингстоуна вмешивать­ся в занятия вашей жены, – тихо сказал Хэмптон. – Он справедливо поднимает вопрос о правомерности всего дела.
 – Нет необходимости говорить об этом шепотом. Я уве­рен, что всем известно, что сейчас происходит, а уж Сент-Джону определенно.
 – Он не знает специфики моих действий. Сент-Джон уважает мою осторожность по отношению к вам, каковой он требует, когда я действую в его интересах.
 Данте посмотрел в ту сторону, где Сент-Джон застеги­вал жилет, затем на Адриана Бершара, стоявшего у окна.
 –Ты полагаешь, что я соблазнил ее?
 – Это простительно. Она очень мила и чрезвычайно интересна.
 – Я предпочел бы услышать то, что ты имел в виду во время нашей беседы в доме заключения должников.
 – Ты поступил благородно, женившись на ней, и это самое главное для нас. – Хэмптон взял шляпу и хлыст. – Я должен вернуться в город. Буду держать тебя в курсе собы­тий.
 После его ухода остались Адриан и Сент-Джон. Послед­ний, судя по всему, не собирался последовать за Хэмпто­ном к лошадям.
 – Сент-Джон и я собрались пострелять, прежде чем отправиться в обратный путь. Не присоединишься ли к нам? – Адриан сделал это предложение таким образом, словно оно заранее не планировалось.
 – Чудесно, – сказал Данте. Он собирался их обо всем расспросить. Двоих будет вполне достаточно.
 Данте не всегда был столь силен в стрельбе из пистоле­та. В юности он отличался таким же равнодушием к этому оружию, как и к шпаге. В его восприятии и то, и другое было всего лишь видами спорта. Именно поэтому, когда понадо­билось применить мастерство, его место на дуэли занял брат.
 Данте послал четвертый выстрел подряд в мишень, при­крепленную к дереву позади дома шевалье. Пока он пере­заряжал пистолет, стали стрелять его партнеры.
 Сент-Джон был мастером своего дела, да и Адриан за эти годы стал значительно искуснее. Хотя и не был столь силен, как Данте. После того эпизода Данте более не смот­рел на стрельбу и фехтование просто как на виды спорта. В течение двух лет он упорно тренировался. Никто из членов Общества дуэлянтов никогда не комментировал это его но­вое увлечение.
 – Что рассказал тебе Колин о скандале с Сидделом? – спросил он Адриана.
 Сент-Джон был занят перезарядкой пистолета, однако повернулся таким образом, чтобы стать участником разго­вора.
 – Что он оскорбительно говорил о твоей жене и твоем браке.
 – Я бы вызвал его на дуэль, но он был вдрызг пьян.
 – Колин также отметил, что твой кулак взлетел после того, как Сиддел упомянул, что Леклер дерется на дуэлях вместо тебя.
 – Колин понял этот намек?
 Адриан опустил пистолет.
 – Он не понял. Как, впрочем, и того, что эта реплика вывела тебя из равновесия. Однако тебя интересует, гово­рил ли кто-либо из нас о том дне, не так ли?
 – Кто-то ведь ему сказал.
 – Это могло быть лишь метафорой, – сказал Сент-Джон.
 – Он знал. Это видно было по его глазам и ухмылке.
 – Узнал это он не от нас, —заметил Адриан. – Я не говорил об этом никому, даже своему брату. Так же, как и Сент-Джон. Само собой разумеется, что Леклер никому не мог проболтаться о том, что произошло. И думаю, что Хэм­птон хранит секреты и почище этого. Он вообще не любит болтать, сплетничать – тем более.
 Данте все это знал. И в то же время почти надеялся, что один из них проговорился. В этом случае было пусть и до­садное, но объяснение.
 – В тот день там были и другие, – сказал Сент-Джон.
 На некоторое время наступило молчание. Все понима­ли, что они поднимают тему, которая, казалось бы, была давно похоронена.
 – Веллингтон никогда не стал бы об этом говорить, – высказался Адриан.
 «Нет, это не Железный герцог», – подумал Данте. Если бы о дуэли стало известно, это породило бы множество не­приятных вопросов для очень важных персон.
 – Как не обмолвилась бы и Бьянка, – сказал Сент-Джон.
 Разумеется. Легче, представить, что молчание нарушил Верджил, чем его жена Бьянка.
 – У Найджела Кенвуда есть свои причины для молчания, – проговорил Данте.
 – Что ж, – сделал вывод Сент-Джон. – Остается эта женщина.
 Данте почувствовал, как вытянулось его лицо. Как им овладевает гнев.
 Женщина, которая воспользовалась его самомнением и надменностью в своих целях. Сирена, которая отступала назад, заманивая его до тех пор, пока он не разбился о ска­лы собственной похоти. Особа, которая хотела слишком многого.
 Он был молодым, глупым и тщеславным. Цена победы, когда она позволила ему взять ее, была опустошительной.
 – Кто-нибудь знает, что с ней стало? – спросил он.
 – Она оставалась во Франции в течение нескольких лет. Я однажды видел ее издали, когда мы с Дианой приезжали в Париж шесть лет назад, – сказал Сент-Джон. – Я слы­шал, что после она уехала в Россию.
 – Я уверен, что она не возвращалась в Англию, – добавил Адриан. – Веллингтон грозил едва ли не повесить ее на собственном аркане, если она вернется. Она не дурочка.
 Нет, не дурочка. Сучка из преисподней, но ума ей не занимать.
 – Возможно, она разговаривала с кем-то, кто тоже пу­тешествовал в это время, а затем рассказал это Сидделу. Впрочем, это маловероятно, – сказал Сент-Джон. – Если она хотела навредить, то описать эту дуэль было самое мень­шее, что она могла сделать.
 – Я думаю, она понимает, что даже одно слово об этом чревато для нее большой опасностью, – заметил Адриан.
 Данте вдруг вспомнил, как Адриан входил в коттедж на французском побережье с женщиной. В его памяти всплыл суровый взгляд Адриана, сопровождающего красавицу во двор, где ее сотоварищ по преступлению только что заклю­чил соглашение о ее свободе.
 – Существует только один вариант, каким образом Сиддел мог узнать об этом. Если он принимал участие в тех преступных действиях, у нее были очень веские основания по­слать письмо непосредственно ему и рассказать о том, что произошло.
 – Возможно, – сказал Сент-Джон. – К сожалению, нельзя узнать об этом со всей определенностью.
 Вероятно, что и так, но Данте все же попытается это сде­лать. Если Сиддел причастен к событиям того дня, Данте хотел это знать.
 Он шагнул вперед и поднял пистолет. Хью Сиддел за последнее время здорово осложнил ему существование. Без каких-либо планов или намерений с его стороны линии их жизни переплелись.
 Флер также составляла часть этого узла. Интерес Сид-дела к ней очень беспокоил. Уж не он ли проинформиро­вал Фартингстоуна о том, что она находилась в коттедже Леклер-Парка? Если так, то Сидделу было известно, что Фартингстоун находился где-то поблизости в графстве в ту ночь.
 – Кто-нибудь из вас знает что-нибудь, свидетельству­ющее о том, что Сиддел поддерживает дружеские отноше­ния с Фартингстоуном? – спросил Данте.
 – Не могу вспомнить, чтобы они хотя бы разговарива­ли друг с другом, – сказал Сент-Джон. Адриан кивнул в знак согласия.
 – А кого ты видел беседующим с Сидделом?
 Сент-Джон задумался.
 – Он часто бывает в клубе «Юнион», когда я прихожу туда. Наверняка он там обсуждает свои планы с торговца­ми и финансистами, которые тоже члены клуба. Единствен­ный, кого я могу припомнить, – это Джон Кавано, представитель семейства Броутонов из «Гранд альянса». Они иногда увлеченно ведут тихую беседу.
 «Гранд альянс» представлял собой когорту семейств, на­живших богатство на сбыте угля в северных графствах. Броутоны были одной из нескольких аристократических семей, которые обогатились наряду с людьми незнатного проис­хождения.
 Данте поднял пистолет. Он знал Кавано с того време­ни, когда они учились в университете. Возможно, он вос­пользуется членством этого клуба и возобновит с ним зна­комство.
 И Данте стал тщательно целиться в мишень.




 Глава 10


 Хью Сиддел протиснулся сквозь толпу покупателей аук­циона Таттерсоллз к тому месту, где демонстрировался гне­дой мерин. Называемые цены долетали до слуха присутству­ющих, отражаясь от деревянной крыши навеса.
 Хью направился к мужчине, стоящему возле небольшой группки людей. По одежде и поведению тот походил на джентльмена. Из-под шляпы выглядывали тщательно уло­женные белокурые волосы. На продолговатом гладком лице блуждала еле заметная женоподобная улыбка. Увидев приближающегося Хью, он отступил на несколько футов на­зад.
 – Все под контролем, – сказал Хью, глядя на мерина, а вовсе не на своего компаньона. – Я встречался с ней два дня назад. Наши планы остаются в силе, и она понимает необходимость держать их в тайне. Она ничего не расска­зала мужу и ничего не скажет до того момента, пока все не завершится.
 Поскольку все никогда не завершится, то не существу­ет никаких проблем.
 – Странное обещание для молодой жены.
 – Вовсе нет. – Хью был удивлен и чрезвычайно обрадован, с какой легкостью ему удалось заполучить это обе­щание. Это открывало возможности для других махинаций.
 –А постоянные проволочки?
 – Она понимает, что подобные дела требуют времени.
 Новость о замужестве Флер крайне огорчила этого парт­нера. Сиддел вспомнил о встрече в церкви Святого Марти­на. Как мило сверкали ее глаза из-под капюшона! Бедняжка вышла замуж за Дюклерка, чтобы избежать скандала. По всей видимости, она не испытывала никаких чувств к нему.
 Если бы Фартингстоун не был таким трусом… впрочем, нет смысла возвращаться к этому. Фартингстоуну следова­ло прийти в тот коттедж сразу и вернуть ее назад. Однако он сообщил об этом в Лондон, после чего ждал судебного пристава – и вот он, результат.
 Сиддел постарался выбросить из головы образ Флер в постели Дюклерка, но тот снова и снова возвращался к нему, вызывая приступы гнева. Бесил тот факт, что отныне она привязана к этому прожигателю жизни навсегда.
 Или по крайней мере до тех пор, пока он не умрет.
 – А как Фартингстоун? – спросил компаньон.
 – Он остается в неведении и весьма полезен. Он ниче­го не знает о моих отношениях с ней по этому вопросу, как и о наших с вами связях.
 – Я не хочу, чтобы они договорились. Если они это сде­лают и она проявит нетерпение, она может обратиться к нему. Он выполнит в течение месяца все то, что она пожелает. Слава Богу, что она не пошла к нему с самого начала.
 – Будьте уверены, он также против того, чтобы земля была продана. Фартингстоун не представляет угрозы или опасности. Он хочет установить контроль над ней и над зем­лей по своим собственным причинам. Если он добьется успеха в Верховном суде, мы будем в безопасности. Если нет, продолжим начатое. Она полагается на меня в этом деле, Кавано. Я смогу поддерживать ее в подвешенном состоя­нии достаточно долго.
 – При условии, что Дюклерк не заподозрит что-то.
 – Его тоже не стоит опасаться!
 Кавано повернул голову и встретился взглядом с Сидделом. Хью на секунду перестал следить за объявляемыми ценами и увидел легкую усмешку на лице компаньона.
 – Я не сбрасываю со счетов этого человека, Сиддел. Мы с ним вместе учились в университете. Дюклерк весьма ин­тересная личность. Постоянно попадает в беду, доброго нра­ва, чертовски бесшабашный.
 – Похоже, ничего с тех пор не изменилось.
 – Да, но дело в том, что, когда курс был закончен, вы­яснилось, что он преуспел в занятиях. Он был лучшим сту­дентом по математике в то время, когда я там учился.
 – И что вы хотите этим сказать?
 – Что он далеко не глуп. И еще то, что если он поста­вил перед собой цель, то достигает ее.
 – Пока он не задался целью вмешаться в наши дела. Что же вас беспокоит?
 – Меня интересует, действительно ли это не стало его целью.
 Такое предположение заставило Сиддела невольно вздрогнуть.
 – Что наталкивает вас на подобную мысль?
 – Он член клуба «Юнион», но приходит туда редко. Я не встречал его там, пожалуй, несколько лет. Представьте мое удивление, когда я вдруг увидел его в клубе вчера вече­ром сидящим рядом со мной.
 – Он друг Сент-Джона и некоторых других завсегдата­ев клуба. Ничего удивительного, что он появился там и ос­тановился с вами поговорить, поскольку вы давно знаете друг друга.
 – Возможно. В основном мы разговаривали о баналь­ных вещах – о политике, лошадях и прочем в том же духе. Однако под конец он умненько подошел к другой теме.
 – И что же это была за тема?
 –Вы.
 Хью постарался изобразить безразличное, усталое вы­ражение лица, однако услышанное вызвало в нем раздра­жение.
 – Он проиграл мне солидную сумму денег несколько недель назад, к тому же мы поспорили на прошлой неделе. Если он интересуется мной, то по личному вопросу, никак не связанному с нашим общим делом.
 Я вижу, что вы до сих пор носите остатки вашей пе­ребранки на лице. Надеюсь, что вы правы. Мы оба с вами в опасном положении и зависим от влиятельных людей. Вы не получите новых выплат, если я сочту, что вы потеряли контроль над всем этим делом. Более того, мне придется пересмотреть свое решение, если все развалится.
 – Не развалится. Она доверяет мне.
 Но она не питала к нему доверия. Флер пришла к тако­му выводу после нескольких дней размышлений о своей встрече с Хью Сидделом.
 Он отвлек ее, с участием высказавшись о ее замужестве. Ей следовало бы заставить его назвать инвесторов. Если бы она их узнала, она могла бы опереться на их репутацию, что­бы самостоятельно найти остальных партнеров. Ее раздра­жало, что мистер Сиддел оставлял ей возможность лишь пассивно ждать, пока он неторопливо решал дела.
 Она не могла все оставить ему, это было ясно. Ей нуж­но узнать, кто уже принял решение, и кое-кого уговорить самостоятельно. Ведь у нее были влиятельные друзья и парт­неры…
 Перед лицом промелькнула женская рука, и этот жест вывел Флер из задумчивости.
 – Теперь я понимаю, почему матерям так нравится, ког­да их дочери выходят в свет, – сказала Шарлотта, развер­нув платье перед носом Флер. – Помогать кому-нибудь об­новлять гардероб почти так же увлекательно, как и покупать для себя. И даже лучше, чем приобретать для дочери, поскольку не придется видеть счета к оплате.
 «Огромные расходы, и постоянно растут», – подумала Флер. Она сидела по другую сторону стола от Шарлотты, на нее выжидающе смотрела третья модистка, у которой они побывали, выбиравшая фасон для нового платья. Дневные платья уже оказались дорогостоящими, но мадам Тиссо уго­ворила ее заказать три вечерних платья, которые будут бас­нословно дороги.
 Флер всегда любила красивые наряды, но минули годы с той поры, как она предавалась этому женскому время­препровождению. Она разучилась защищать свой кошелек от соблазнов цвета и блеска ткани.
 И все модистки чувствовали ее уязвимость в этом пла­не. Одного их взгляда на ее простое платье было достаточ­но, чтобы понять, какую работу с ней необходимо провес­ти. И они не знали пощады.
 – Платье превосходное, – сказала Шарлотта. Она с эн­тузиазмом согласилась взять на себя миссию вернуть Флер в свети тщательно планировала выезды для приобретения нарядов. – Ты должна выбрать это.
 Она разглядывала фасон, который понравился Шарлот­те. Это было бальное платье темно-фиолетового цвета, ко­торый ласкал взор. Мадам Тиссо вопросительно наклони­ла окаймленную черными волосами головку. Экстравагант­но. Роскошно. Великолепно.
 – Да, я думаю, вот это.
 – Вол, мадам. Превосходное решение. Вы выбрали че­тыре ансамбля, которые ничто не сможет затмить. Возмож­но, вы теперь посмотрите образцы более интимных пред­метов?
 Модистка подошла к полке и сняла образцы.
 – Я думаю, что мне вполне достаточно, благодарю вас.
 – О, ты должна взглянуть на них, – шепотом прогово­рила Шарлотта. – Некоторые способны шокировать, но им не откажешь в элегантности. Я всегда заказывала их, превышая суммы, отпускаемые на одежду. Это белье было на мне, когда я призналась Марденфорду, что я вышла из ли­мита. Он отчитывал меня совсем недолго.
 Флер завидовала тому, как Шарлотта говорила о своем покойном муже, лорде Марденфорде. Они оба были моло­ды, когда поженились, и всем было ясно, что они очень лю­били друг друга. После трех счастливых лет молодой барон умер от горячки. Шарлотта поначалу тяжело переживала, но постепенно смирилась с этим фактом. Она всегда не­принужденно говорила о нем, и не было ощущения того, что эти воспоминания причиняли ей боль.
 Три замечательных года. Три года беззаветной любви и единения. Шарлотта вела себя так, словно их хватило для того, чтобы зарядить ее на всю жизнь.
 – Я внезапно почувствовала себя утомленной и не могу больше рассматривать кипы образцов.
 Модистка с сожалением вернула изделия на полку.
 – Возможно, вы придете в другой раз с этой целью.
 – Может быть.
 Флер включила в график эти предметы, после чего вме­сте с Шарлоттой они прошлись пешком по Оксфорд-стрит. Проведя час у торговца мануфактурными товарами, они выбрали ткани. Большая часть дня оказалась позади.
 – Если ты устала, мы зайдем еще в один магазин в дру­гой раз, – предложила Шарлотта. – Давай отправимся в «У Гантера» и полакомимся мороженым.
 Карета Шарлотты доставила их на Беркли-сквер, ее слу­га пошел в кондитерский отдел, и вскоре на подносе по­явились два мороженых.
 – Диана Сент-Джон мне все рассказала о той драке, —призналась Шарл, после того как проглотила несколько ло­жек мороженого. – Да это и дракой назвать нельзя, потому что у Сиддела не было даже шанса нанести удар. Сент-Джон слышал об этом в своем клубе и на следующее утро расска­зал Диане. Я горжусь своим братом, поскольку он задал трепку Сидделу за то, что этот человек стал говорить гадос­ти о вашем браке. Очень эффектный ответ, должна сказать.
 Флер не подозревала о том, что стычка с Сидделом име­ла какое-то отношение к ней.
 Шарлотта отдала пустую тарелку и ложку слуге и раз­вернула бумагу со списком предметов гардероба, в которых, по ее мнению, Флер нуждалась. Они вдвоем отметили га­лочками многочисленные покупки, которые были сдела­ны за несколько дней. Платья, перчатки, халаты, шляпки, нижние юбки и туфли.
 – Я думаю, что мы перевыполнили план, – сказала Флер.
 – Вздор. Твое самоограничение способно вызывать раз­дражение. Скажи себе, что ты делаешь это ради моего бра­та. Если ты будешь выглядеть немодно, это отразится на нем.
 Шарлотта снова уткнулась в список.
 – Тебя задевает то, что он выходит в свет каждый ве­чер? – совершенно обыденным тоном спросила она.
 – Ты и об этом знаешь?
 Шарл бросила на нее взгляд, полный сожаления. И со­чувствия.
 Флер подавила смятение. Ей надо научиться не обра­щать внимания на подобные вещи. Она не должна позво­лить кому бы то ни было знать, что у нее щемит и обрыва­ется сердце каждый вечер, когда Данте уходит из дому. И ею овладевает хорошо знакомая опустошенность.
 – Все нормально, Шарлотта. Я уверена, что Марденфорд тоже уходил вечерами.
 Выражение лица Шарлотты сказало все без слов. Разу­меется, Марденфорд это делал, но то были визиты мужчи­ны в свой клуб или театр. И это не шло ни в какое сравне­ние с длительными отлучками Данте в город. Компания Марденфорда изменилась после женитьбы, круг общения Данте остался прежним. Данте наверняка был причастен к делам, которые вряд ли одобрила бы любая жена.
 Флер любопытно было бы узнать, слышала ли Шарлот­та о каких-либо подробностях, например, сменил ли Данте любовницу. Ей ведь может быть известно даже имя этой женщины.
 В то же время она надеялась, что будет избавлена от по­дробностей на этот счет. Можно снести его увлечение ка­кой-либо анонимной женщиной. А вот знать о связи с кон­кретной особой будет больно и мучительно.
 – Ты так считаешь, – проговорила Шарлотта, поджав губы. – А я надеялась…
 – Не огорчайся из-за меня.
 – Ему лучше бы быть сдержаннее, иначе я задам ему взбучку. А когда вернется Верджил, он его не похвалит, уве­ряю тебя.
 Верджил. Флер старалась не думать о неизбежном воз­вращении виконта Леклера.
 – Скоро ли он вернется?
 – Он задерживается на неделю-другую. Я получила письмо вчера. Пенелопа заболела, и они побудут в Неаполе до ее выздоровления. Верджил написал, чтобы мы не бес­покоились. Болезнь не очень серьезна, но они не хотят рис­ковать и пускаться в морское путешествие. Когда они вер­нутся, их ожидает сногсшибательный сюрприз, поскольку Данте просил, чтобы я не писала о вашей свадьбе.
 – Может быть, сообщить новость в письме было бы ра­зумнее?
 – Ты ведь не думаешь, что он осудит брак? Определенно он этого не сделает. – Шарлотта погладила Флер по ру­ке. – Все уже давно в прошлом, он и ты останетесь добры­ми друзьями. Он будет счастлив, что Данте нашел такого чудесного человека, как ты.
 Однако Флер не думала, что со стороны Леклера встре­тит одобрение и радость. Он, и только он один, сразу же заподозрит, что эта женитьба – грандиозный обман.
 – А теперь расскажи мне о своих драгоценностях, что­ бы мы решили, нужно ли тебе что-нибудь покупать допол­нительно.




 Глава 11


 Собрание, на котором обсуждались планы создания школы для мальчиков, закончилось в два часа. Флер про­водила десятерых гостей к дверям, чтобы переброситься с некоторыми из них предназначенными только для них сло­вами.
 Гости старались не выказать удивления и как бы не за­мечать, что сегодня наряд Флер разительно отличался от ее обычной одежды. Никто не комментировал тот факт, что ее розовое муслиновое платье с широкими юбками контра­стировало с привычными для нее туалетами сдержанно-тем­ных тонов. Женщины воздержались от того, чтобы задать ей вопрос, что стало причиной подобных перемен в ее туа­лете.
 Спрашивать не было нужды. Когда они шли по подъезд­ной дорожке в сторону улицы, причина подкатила в откры­том ландо. Внимательным критическим взглядом уходящие гости окинули не только элегантный экипаж, но и красав­ца мужчину, который правил лошадьми.
 Флер легко читала то, что было написано в их умах. Дан­те Дюклерк, прожигатель жизни и распутник, вскружил Флер Монли голову и сейчас делал все, чтобы окончатель­но ее разорить. Это вынудило их составить конкретный план строительства школы. Они хотели завершить его раньше, чем Данте промотает все деньги.
 Флер приветствовала их решимость форсировать стро­ительство школы. К сожалению, хотя прошло более неде­ли с момента ее встречи с мистером Сидделом, она не по­лучила никаких намеков на то, что он нашел новых парт­неров.
 Данте спрыгнул с ландо и поприветствовал уходящих друзей, викария и сторонниц реформы.
 – Ты вращаешься в аристократических кругах по делам своей благотворительной деятельности. Я не знал, что мисс Фрай находится среди твоих заговорщиков…
 – С ее суждениями считаются, и я не имела причин со­жалеть о ее участии. Она любезно согласилась быть попечителем школы.
 – Члены парламента, к которым она обращалась с про­ектами своих реформ, считают ее эксцентричной занудой.
 – Не в большей степени, чем я сама, Данте.
 Он засмеялся и повернулся к экипажу:
 – Как тебе нравится это ландо? Им владел старый Ти­моти, вместе с парой лошадей. Привез его из Гастингса два дня назад. Смотрится прекрасно, как и было обещано. Ло­шади даже лучше, чем я ожидал. На подходе еще две. Они подойдут для кареты, когда ее доделают.
 Экипаж и латунные причиндалы были начищены до блеска и выглядели как новые. Впереди держал под уздцы двух крепких гнедых лошадей молодой человек лет восем­надцати. Он приехал в ландо вместе с Данте и сейчас с нескрываемым любопытством разглядывал дом. На нем была старая коричневая ливрея. Из-под бесформенной войлоч­ной шляпы выглядывали соломенного цвета волосы.
 – Это Люк, – тихонько пояснил Данте. – Он крутится во дворе Тимоти, готовый выполнить любую работу. Ходил за мной по всему городу последние несколько дней, когда узнал, что я покупаю экипаж. Предложил свои услуги в ка­честве конюха и возницы за жилье и еду.
 – Ты уверен, что он справится? Он выглядит совсем хрупким.
 – Он гораздо сильнее, чем кажется. Он работал на карь­ере. Я решил испытать его в течение нескольких недель, пока мы не определимся, нужны ли нам дополнительно слуги. Он будет смотреться более презентабельно, когда я его отмою.
 Люк увидел, что Флер изучающе смотрит на него, и от­вернулся. Он пытался сделать вид, что ему безразлично, что она решит, однако по его напряженному лицу и взгляду можно было понять, что он близок к отчаянию.
 Флер была тронута тем, что Данте пожалел молодого человека.
 – Он может жить в комнате над домиком для стоянки экипажей. Однако мы должны платить ему деньги, даже если он молод и неопытен.
 – Он более опытен, чем ты думаешь. Всю жизнь про­вел в конюшнях. Он умеет обращаться с животными. Да­вай сядем и посмотрим, как он это делает. Он прокатит нас.
 Данте подал знак Люку и помог Флер забраться в ландо.
 – Куда мы едем? – спросила она, когда Люк пустил лошадей шагом.
 – Я думаю, что мы сделаем круг по парку, а затем от­правимся в город. Хэмптон хочет встречи, и я послал ему сообщение, что мы навестим его владения.
 Люк ехал по узким улочкам очень осторожно. Он мед­ленно свернул за угол и не позволял лошадям ехать иначе, как похоронным шагом.
 Данте сидел рядом с Флер, следя за действиями нового кучера. Когда они подъехали к парку, он велел Люку пус­тить пару рысью.
 Лошади с удовольствием восприняли приказ. Неожи­данный поворот влево заставил Флер прижаться к Данте. Он обнял ее за талию и спокойным тоном дал молодому кучеру несколько советов.
 – Он никогда не управлял ландо, да? – спросила Флер.
 – Он действует вполне разумно. Не беспокойся. Если он потеряет контроль, я тут же сменю его. – Он взял Флер за руку, чтобы окончательно успокоить ее. – Я не допущу, чтобы ты как-то пострадала… Поезжай по тропе налево, Люк, и держись этой стороны. Следи за правой лошадью. Именно она пытается сбить шаг.
 Пока они выезжали на указанную тропу, Флер неволь­но прижалась еще теснее к Данте. Его объятия сделались крепче. Она почувствовала себя уютно и надежно и не пы­талась отстраниться. Данте продолжал давать Люку ука­зания.
 – У тебя день был приятным? – спросил он ровным голосом. Внезапная близость, пусть даже вынужденная, по­родила трепет во всем ее теле. Данте принялся ласкать боль­шим пальцем внутреннюю сторону ее запястья. Делал это он медленно, с рассеянным видом, очевидно, сам того не замечая.
 Но она-то заметила. Она не видела ничего другого. Эти медленные бархатные прикосновения словно загипнотизи­ровали ее.
 Флер с трудом заставила себя заговорить:
 – Собрание было очень продуктивным. Обычно мы говорим несколько часов, а результатов мало. А вот сегодня все, кажется, были нацелены на то, чтобы двигаться впе­ред. Если мы собираемся придерживаться нашего плана по открытию школы, я должна буду передать эту землю попе­чителям и продать часть недвижимости в течение несколь­ких месяцев, чтобы оплатить строительство.
 – Может быть, тебе следует сказать об этом Хэмптону, когда мы его увидим? Он мог бы помочь.
 Движения вверх-вниз, затем по кругу и снова вверх-вниз… От этих прикосновений к запястью бежали по руке мурашки, разбегаясь по всему телу.
 – Я должна решить, с какими землями расстаться в первую очередь.  Я хотела было продать угодья вокруг самой школы, но сейчас думаю, что лучше и проще реализовать земли в Суррее, которые оставил мне отец. Что ты об этом думаешь?
 – Я не могу давать тебе советы, потому что ничего не знаю о землях в Суррее и об их качестве. Не в пример боль­шинству молодых мужей я не получил сведений о твоей не­ движимости и ее стоимости.
 – Это недосмотр. Дела развиваются так быстро. Я при­ношу извинения. Конечно, ты имеешь право знать.
 – Контроль ведь в твоих руках. Это еще одна сторона необычности нашего союза, и, уверяю тебя, я не имею ни­чего против. – Однако что-то в его тоне заставляло пред­положить, что в какой-то степени он был с этим не согла­сен.
 Продолжающаяся ласка ее запястья основательно раз­волновала Флер. Она была уверена, что ее лицо полыхает. Ей следовало бы освободить запястье, но она не могла по­шевелиться. Да и не хотела, если быть честной.
 Она попыталась отвлечься:
 – Должно быть, тебе будет приятно узнать, что ты был прав в отношении помощи Шарлотты. Два дня назад я сопровождала ее в поездке к леди Россмор, и та сказала, что пригласит нас на бал через две недели. Как ты считаешь, я должна принимать это приглашение?
 – Разумеется. Ты появишься на балу красивой, обая­тельной и в здравом уме. Это станет доказательством того, что обвинения Фартингстоуна совершенно вздорны.
 Она представила, как входит в бальный зал впервые за последние десять лет и ловит на себе любопытные взгляды. Наверняка все слышали распространяемые Грегори сплетни. Даже сам ее отчим может там находиться. Ее внешний вид, поведение, даже ее беседы будут придирчиво анализи­роваться.
 Она инстинктивно слегка прижалась к Данте. Он был занят в этот момент тем, что давал указания Люку, однако слегка повернулся и посмотрел на нее.
 Она совсем близко увидела его лицо во всей его чув­ственной красоте. Сглотнув, она поняла, что его рука об­нимает ее. Твердый торс прижимается к ее боку, к ее гру­ди. А ее запястье вновь ощутило бархатное прикоснове­ние.
 Легкое удивление блеснуло в его глазах. Словно он до­гадался о ее глупой женской реакции. Конечно же, он со­образил. Должно быть, ему нередко приходилось с этим встречаться.
 Однако она заметила и кое-что еще в его пристальном взоре. Увидела опасный, расчетливый свет. Он как бы ис­пытывал эффективность своей мужской силы. Она могла лишь смотреть на него, словно олень, загипнотизирован­ный ярко горящим факелом.
 Он поднял ее руку и поцеловал внутреннюю сторону за­пястья. Это породило волну трепета во всем ее теле.
 – Ты будешь выглядеть очаровательной и красивой, и я пойду с тобой. Ты будешь не одна. Мы будем на балу вме­сте, Флер.
 Он неторопливо поцеловал ее в губы. Его сила перели­валась в нее, заставляла ее вздрагивать.
 Она продолжала смотреть на него, когда он оторвал свой рот от ее губ и отодвинулся от нее.
 – Ты не должна бояться. Мы согласились, что мне раз­решается порой запечатлеть целомудренный поцелуй. – По его глазам можно было понять, что он знает, что этот поце­луй был не столь уж целомудренным и что она не выглядит такой уж напуганной. Этот последний факт его особенно порадовал.
 Его объятия слегка ослабли, и это было как сигнал, что теперь она могла отстраниться, если хотела.
 Она отодвинулась настолько, чтобы их тела не прижи­мались друг к другу. И хотя ее инстинкт настоятельно под­сказывал ей, что следует сидеть от него подальше, она не стала забиваться в дальний угол ландо, словно перепуган­ная гусыня. Ей этого и не хотелось. Ей по-женски приятны были эта близость, прикосновения и поцелуй, пусть даже Данте вел с ней коварную игру.
 – Все развивается так, как я и ожидал, – сказал мистер Хэмптон. – Никто не имеет понятия, что делать, поэтому слушания относительно способностей твоей жены, чтобы вынести справедливый приговор, откладываются на не определенное время.
 – А что Фартингстоун? – спросил Данте. Он стоял позади кресла Флер в кабинете Хэмптона в «Линкольнз инн». Адвокат сидел за письменным столом напротив, поигрывая гусиным пером.
 – Отчим твоей жены настолько бурно прореагировал на приговор Броума, что мы испугались, как бы его не хва­тил апоплексический удар.
 – Но это вряд ли заставит его прекратить распростра­нение слухов. Как ты считаешь, он смирится теперь?
 – Сомневаюсь. Я живу в достатке именно потому, что большинство людей не желают отступаться от своих пре­тензий. Я уверен, что в его намерения входит, во-первых, зафиксировать отсутствие правоспособности твоей жены, а затем обратиться к церкви, чтобы аннулировать брак.
 – Он может преуспеть? – спросила Флер.
 – Возможно. В последующем. Медленно продвигаясь.
 – Насколько медленно?
 – Постараюсь объяснить, как обстоят дела. Слушания отложены для того, чтобы покончить с юридической нераз­берихой. Суд должен решить, имеет ли вообще Фартинг­стоун право возбуждать дело и должно ли оно сразу на­правляться в церковь. При нормальных условиях, если вы вышли замуж, он не имеет права, но, с другой стороны, он утверждает, что вы не имели права подписать брачный контракт… Вы видите, какой клин он вбивает. Начнутся поиски прецедентов и прочее. Иначе говоря, понадобится время, чтобы распутать эту ситуацию.
 – Значит, тот аргумент, что брак свидетельствует о не­состоятельности обвинения, не сработает? – спросила Флер.
 – Я сомневаюсь, что это играет большую роль. – Хэм­птон устремил взгляд на Флер. – Это поможет в том слу­чае, если вы не совершите ничего такого, что спровоцирует опасения Фартингстоуна. Мы не хотим, чтобы он надоедал Верховному суду до тех пор, пока там не предпримут что-нибудь, чтобы отвязаться от докучливого клиента. Вы долж­ны вести себя очень благоразумно.
 – Данте считает, если я снова появлюсь в свете, это по­может делу. Тогда все увидят, что я вполне нормальный че­ловек.
 – Именно такой совет я собирался дать вам сегодня. С учетом того, что Фартингстоун распространяет слухи, вам необходимо вращаться среди тех, кто сможет противодей­ствовать им. Более того, вы должны сократить свои благо­творительные взносы. Умерьте на некоторое время вашу щедрость.
 – Это невозможно. Я дала обязательство построить школу. Кстати, мне требуется ваш совет относительно продажи недвижимости…
 – Речь идет о недвижимости в Дареме? Ваш покупа­тель уже готов переехать?
 Ей не понравился пронзительный взгляд, который он устремил на нее одновременно с вопросом. Мистер Хэмп­тон проявил большую подозрительность в отношении про­дажи, когда они говорили об этом во время пребывания Данте в долговой тюрьме. Она не хотела, чтобы его любо­пытство передалось Данте.
 – Я имею в виду другую недвижимость.
 – Но речь все-таки идет о дополнительной продаже земли? Я не советую. Не сейчас. Если будет новое перерас­пределение земли, это даст Фартингстоуну опасное оружие.
 – Но планы по школе уже утверждены.
 – Я не могу вас остановить, мадам, но мой совет – от­ложить это на некоторое время. – На сей раз его пронзи­тельный взгляд миновал ее и устремился на Данте. «Она ваша жена, вы должны позаботиться, чтобы она прислуша­лась к аргументам», – говорил он.
 – На какое время? – спросил Данте.
 – Я думаю, суд похоронит все это дело через год, мак­симум через полтора.
 – Целый год! Мы надеемся, что школа будет почти готова к тому времени.
 – Медлительность суда работает на нас. Разумеется, есть способ, при котором дела могут быть решены сразу. Если Бог даст вам ребенка, это незамедлительно разрешит все проблемы. Иск о вашем здравии повиснет в воздухе. Церковь никогда не расторгнет брак, если у вас есть дети.
 – Надеюсь, так оно и есть, – сказал Данте.
 – Совершенно определенно.
 Данте подал Флер руку; помогая ей подняться.
 – В таком случае мы должны удвоить наши молитвы о ребенке, не правда ли, дорогая?
 Данте отвел Флер подальше от экипажа, когда они вы­шли из здания.
 –Давай немного прогуляемся, прежде чем возвращать­ся домой. Я хотел бы поговорить с тобой, но не хочу, чтобы это подслушал Люк.
 Он решительно повел Флер по Чансери-лейн, не давая ей возможности возразить. Впрочем, она была согласна.
 Она бросила украдкой взгляд на то место, где он при­жал ее руку к своему телу, затем с опаской взглянула на него. Она подумала о том поцелуе.
 Их обвевал легкий ветерок. Он нес ароматы весны, и даже запахи города не могли их испортить. На Флер была симпатичная шляпка в форме сердца, чуть сдвинутая назад и подвязанная под подбородком. Шляпка была частью но­вого гардероба, который становился все обширнее.
 Платье с низким широким декольте, пышными рука­вами и юбкой подчеркивало ее формы так, как ни один ее наряд. Ее красота расцвела с новой силой с того момента, как она стала готовиться вернуться в светское общество. Она ходила в новых нарядах даже дома. Волосы ее были зачеса­ны по последней моде. Она получала от подобного расто­чительства большее удовольствие, чем ожидала.
 Как, впрочем, и Данте. Иногда, возвратившись после очередного посещения клуба, он неожиданно заходил к ней, и при виде ее у него перехватывало дыхание. Некото­рые детали оказывали на него поистине гипнотическое дей­ствие: локон черных волос, спустившийся на щеку, или полоска белоснежной кожи над лифом платья. Во время разговора он весь полыхал, и это пламя разрасталось до та­кой степени, что он готов был схватить ее и отнести в по­стель.
 Она бросала на него взгляд искоса и встречалась с его глазами. За то время, которое достаточно для того, чтобы пройти пять шагов, он мысленно проигрывал в голове всю любовную сцену от начала до конца.
 В этих страстных фантазиях он покусывал ее очарова­тельные ушки, которые виднелись из-под шляпки. Он ли­зал тугие соски грудей, которые выпирали из-под розового муслина. Он стаскивал с нее юбки и нижние рубашки, ук­ладывал ее, обнаженную, на кровать, раздвигал ей бедра та­ким образом, чтобы языком можно было вызвать ее страст­ную реакцию. И в этих его сокровенных фантазиях Флер никогда не сопротивлялась, она с готовностью раздвигала ноги, демонстрируя густые джунгли волос, и просила, умо­ляла его о ласках.
 Крик проходящего разносчика вывел его из грезы. А может, это объяснялось тем, что Флер напрягла руку, словно угадав, о чем он думает.
 – Совет Хэмптона заслуживает того, чтобы к нему при­слушаться. Ты должна притормозить исполнение планов по созданию школы.
 – Я не могу этого сделать. Существует график.
 –Объясни, что его следует изменить, потому что ты не должна продавать недвижимость в это время. Бедные всегда у нас останутся. Твоя школа будет нужна и годом позже.
 – Я не хочу менять график.
 – Я должен настоять на том, чтобы ты это сделала.
 – Ты так уверен в правильности суждения Хэмптона?
 – Я уверен в правильности своего. Просто наши мнения совпадают.
 – Но дело в том, что здесь существенно лишь мое решение. Ты согласился, что я буду полностью контролировать эту долю своего наследства.
 Данте уже начинал ненавидеть большую часть того, с чем согласился раньше, и ее ссылка на соглашение не на шутку рассердила его.
 – Я осознаю те ограничения, которые налагает на меня брачный контракт, уверяю тебя. Однако ты стремилась заключить этот брак с определенной целью. Зачем же давать Фартингстоуну повод для его аннулирования? Что касает­ся моего вмешательства, то я просто не уклоняюсь от того, чтобы защитить тебя. Займись благотворительностью в дру­гих сферах. Сейчас речь идет лишь о продаже земли и не затрагивается вопрос о каких-нибудь других пожертвова­ниях.
 Она освободила свою руку и отступила от него на шаг. В ее глазах блеснули слезы отчаяния.
 – Ты ничего не понимаешь! Это совсем не похоже на другие формы благотворительности!
 – Конечная цель всех видов благотворительности одна и та же. И это приносит удовлетворение.
 – Я никогда не испытывала удовлетворения от других видов благотворительности. Я занималась ими лишь для того, чтобы что-то делать, поскольку не собиралась иметь семью. Я думала, что благотворительность наполнит мою жизнь смыслом, но на самом деле этого не произошло. И так было до тех пор, пока не родилась мысль об этой школе.
 – Поставка продуктов к столу определенно несет та­кой же смысл., как и строительство школы. Существует мно­жество нужд, куда можно приложить руку.
 – Школа – это нечто мое, то, что я задумала сама. Эти мальчишки будут не безымянными и безликими. Я буду на­блюдать, как они учатся и растут. Они будут моими един­ственными детьми. Забота о них позволит мне ощущать себя живой и молодой, а не старой и дряхлой. Ты можешь себе представить, каково жить бесцельно долгие годы, а затем вдруг найти захватывающую идею, которая придаст жизни смысл?
 – Да, могу.
 – Тогда ты должен понять, что мысль о возможной потере этой цели из-за проволочки неприемлема. Я должна двигаться вперед.
 – Я должен запретить тебе делать это сейчас.
 Она вскинула вверх подбородок:
 – У тебя нет права запретить.
 – – Я твой муж.
 – Не вполне.
 Вот она, та часть соглашения, которая требовала про­яснения. В скором времени.
 – Если ты пошлешь деньги радикалам, если использу­ешь свой доход для покупки слона, я не скажу ни слова. Однако когда ты собираешься взорвать безопасность, которую ты хотела обрести со мной, я использую свои права мужа. Я это делаю сейчас. Я снова говорю, что запрещаю тебе продавать эту недвижимость в ближайшем будущем, а если это означает, что строительство школы откладывает­ся, то быть по сему.
 В ее глазах блеснули слезы гнева. Резко повернувшись, она направилась к карете.
 Идя рядом с ней в ногу, Данте взглянул на ее расстро­енное, сердитое лицо. Он подумал о том, что долгие годы она была благочестивой Флер Монли, которая отказалась выходить замуж.
 Свет полагал, что она откликалась на услышанный ею зов. Такая жизнь должна была принести огромное удовле­творение. Судя по тому, что Флер только что сказала, это едва поддерживало в ней светильник жизни.
 Она не позволила ему помочь ей сесть в экипаж. Не пожелала взглянуть на него, когда он присоединился к ней.
 –Я понимаю, что ты разочарована, но в настоящее вре­мя нет другого выхода, – сказал он. – Сожалею, но ты должна подчиниться мне в этом вопросе.




 Глава 12


 Флер подняла голову и внимательно оглядела Люка. Он стоял в центре комнаты. На нем вместо поношенной ливреи, в которой он прибыл в усадьбу, были новый, с иго­лочки, коричневый сюртук и белые брюки, обтягивающие его ноги. Поля высокой шляпы бросали тень на верхнюю часть его лица и большие серые глаза.
 Люк пошевелил рукой и осмотрел себя.
 – Кажется тесноватым, – пробормотал он.
 – Ты привык к мешковатой одежде, и потому этот сюр­тук кажется тебе тесным.
 Наряду со скептицизмом. Люк явно испытывал восхи­щение. Флер понимала, что еще никогда ему не шили одеж­ду на заказ. Как и большинство людей его круга, он одевал­ся в то, что доставалось ему от других.
 Он осматривал свой новый наряд, этот чуть неуклюжий и одновременно слетка самоуверенный парнишка, в кото­ром восторг перемежался с опаской.
 Люк внезапно поднял голову и встретился с ее взгля­дом. Она почувствовала излучаемые им флюиды благодар­ности в ее адрес.
 – В том пакете есть еще одна рубашка и некоторые дру­гие вещи, – сказала она, указывая на сверток на столе.
 Он пощупал сверток и нахмурился:
 – Одной рубашки достаточно. Мне придется посылать свою зарплату на север, и я могу стирать одну рубашку, а потом…
 – Цена рубашек не будет вычитаться из твоей зарпла­ты. Все это – подарок от мистера Дюклерка. Ты сможешь посылать заработок домой.
 Подумав, он покраснел и сказал:
 – Про вас говорят, что вы ангел. Наверное, они правы.
 – Ты здесь благодаря великодушию моего мужа, а не моему.
 – Если бы вы возразили, он бы этого не сделал. Вы ведь знали, что я был не совсем готов к этой работе.
 – Ты будешь отлично справляться с обязанностями.
 – Надеюсь, что так, раз уж я не гожусь для работы в шахте. У меня начинается кашель, когда я туда вхожу, уголь­ная пыль прямо вцепляется в меня. Другие ничего, а я пря­мо захожусь от кашля. – Он покачал головой.
 – Ну, для этой работы ты подойдешь. И больше не надо говорить обо мне как об ангеле. Некоторые слуги болтают об этом, но я не хочу слышать это от тебя.
 – Не только здешние слуги. На севере то же самое го­ворят. Главным образом женщины. Моя мама рассказыва­ла мне прошлым летом, как с помощью ваших денег у нас появлялась еда на столе, когда мужчины не работали. Она говорила, что это им ангел послал еду. – Он застенчиво улыбнулся. – Вы только представьте мое удивление, когда я узнал, что тот ангел – это вы и есть. Я чуть не упал, когда повар назвал мне вашу девичью фамилию.
 Флер никогда не встречалась ни с кем из тех, кто был связан с семьями, получившими ее деньги.
 – Значит, тогда это немного помогло? Я счастлива уз­нать об этом.
 – Конечно, в деревне не ели мяса, но и никто не голо­дал. – Он похлопал себя по торсу, с гордостью ощупал но­вый сюртук. – Я буду выглядеть франтом, когда сегодня повезу мистера Дюклерка, это факт. Он говорил, что сего­дня вечером ему понадобится карета.
 При этих словах Люка сердце у Флер упало. Если Данте нужна карета, значит, у него были какие-то планы.
 Ей потребовалось немало времени, чтобы преодолеть свою дурацкую ревность.
 – Он будет рад видеть, как хорошо ты выглядишь и пра­вишь лошадьми, – сказала она. – На его друзей это тоже произведет впечатление.
 – Вон она. Третья крестьянка справа. Волосы словно пламя, – сказал Маклейн. – Ее зовут Хелен. Приехала из Бата два месяца назад, где она исполняла маленькие роли. Лиза взяла ее под свое крыло.
 Лиза, любовница Маклейна, исполняла главную роль, однако рыжеволосая Хелен почти затмила ее. Черные мин­далевидные глаза, молочной белизны кожа, великолепная фигура привлекли всеобщее внимание деревенских зрите­лей в последнем акте.
 – Два месяца здесь – и нет покровителя? – удивился Данте. Он сидел рядом с Маклейном в ложе, из которой было хорошо видно женщин на сцене.
 – Лиза порекомендовала ей держать высоко марку и избегать праздного времяпрепровождения. Хороший совет. У нее такой потенциал, что она способна быть любовницей герцога.
 – Если Лиза готовит ее в любовницы герцогу, то она запросит очень дорого.
 Маклейн улыбнулся:
 – Она посчитает, что твое лицо настолько хорошо, что потянет на двести фунтов в месяц. Для герцога она пока что не готова. Так что ты с учетом перемен в твоей судьбе мо­жешь позволить раскошелиться на нее сейчас.
 Вероятно. Еще никогда он не устраивал таким офици­альным образом любовную связь. Интересно, что сказала бы Флер, если бы узнала, что он рассматривает возможность подобной сделки.
 Ничего. Она предполагала, что он будет иметь любов­ницу. Рассчитывала на это. Если бы он снова поцеловал ее, как это сделал три дня назад в карете, она, пожалуй, могла бы потребовать, чтобы он этого больше не делал.
 Нельзя сказать, что ей не понравился тот поцелуй. Это делало всю ситуацию дьявольски запутанной.
 – Что скажешь? – спросил Маклейн. – Она вполне расположена к тому, чтобы встретиться с тобой.
 – Посмотрим.
 – Ты сказал это без особого энтузиазма. Чего еще ис­кать? Она настоящая жемчужина.
 – Мне может не понравиться ее характер.
 – Характер? Но ты будешь содержать ее. Если бы у нее был хороший характер, она не позволила бы тебе этого. – Он в недоумении развел руками. – Должно быть, это ска­зывается влияние твоей жены.
 – Не критикуй Флер, если ты ценишь нашу дружбу.
 – Неужто я слышу нотки гнева? Рыцарские попытки защитить? Странная реакция по отношению к жене, когда ты каждый вечер делаешь вид, что она не существует. Ко­нечно, это не мое дело, однако…
 – Ты дьявольски прав. Это не твое дело. Возникла напряженная пауза. На сцене действие стало катиться к развязке.
 – Это и в самом деле не мое дело, – произнес наконец Маклейн на удивление любезным тоном. – Тем не менее ты сегодня здесь, и нетрудно сделать вывод, в чем пробле­ма. Я не могу дать совета, скажу лишь, что всегда считал: порядочные женщины, особенно девственницы в зрелом возрасте, требуют большого терпения.
 – Ты не знаешь, о чем говоришь.
 – Разумеется, не знаю. Я никогда не имел дела с поря­дочными женщинами или девственницами. Однако леди, которая была тем и другим и стала твоей женой, заслуживает терпения.
 – Мне не нужны твои рекомендации по части женщин, тем более в отношении моей жены.
 – Еще несколько часов назад я бы согласился. Однако ты так надулся и настолько раздражен, что можно подумать, будто ты испытываешь чувство вины. И я считаю своим дол­гом сказать, что тебе следует отправиться домой к своей лю­бимой леди, которая тебя ожидает.
 – Смешно слышать, что ты читаешь мне лекцию о суп­ружеском долге, словно какой-нибудь епископ.
 – Ну, ладно. Скоро опустится занавес. Ты идешь? Если так, то стряхни с себя это невыносимое настроение. Я не хочу извиняться за тебя, как за какого-нибудь неуклюжего деревенского парня.
 Маклейн повел Данте вниз по лестнице, затем по кори­дору за сценой. Они протиснулись сквозь группу мужчин, которые толпились в надежде излить актрисам поток ком­плиментов. Маклейн вошел в уборную Лизы как к себе до­мой. Данте последовал за ним.
 Они услышали рев, когда спектакль закончился, после чего началось движение в коридоре. Лиза и Хелен не спе­шили уходить со сцены. Маклейн занял себя тем, что раз­глядывал баночки с краской.
 Дверь отворилась, и на пороге показались молодые ак­трисы. Обе несли охапки букетов, которыми их одарили по­клонники. Лиза свалила их на кресло и бросилась в объ­ятия Маклейна. Хелен искоса разглядывала Данте, прикры­ваясь цветами.
 Он мгновенно оценил тонкую красоту ее лица. По всей видимости, она осознавала силу своих чар и в то же время испытывала настороженность. Данте нашел ее даже более рафинированной и неопытной, чем ожидал.
 Лиза прервала поцелуй с Маклейном.
 – Мы ведем себя невежливо, Маклейн. Это мистер Дюклерк, Хелен. Джентльмен, с которым я хотела тебя позна­комить.
 Данте произнес нужные слова и уверенно улыбнулся. Хе­лен посмотрела ему в глаза, и ее настороженность растаяла. Теперь решение оставалось за ним.
 – Нам нужно переодеться, джентльмены. Вещи Хелен тоже здесь, так что, Маклейн, ты не можешь здесь оставать­ся. Вам обоим придется выйти.
 Коридор освободился от поклонников.
 – Ты внезапно стал похож на самого себя, – заметил Маклейн.
 Это определенно так. Однако все эти Хелен – всего лишь детская игра. Нет остроты, если ты знаешь, что не про­играешь. И нет иллюзий в отношении того, что же ты заво­юешь.
 Он готов приветствовать определенность стоимости и выигрыш, который увенчает этот договор. Облегчение пос­ле удовлетворения чувственности.
 – Я организую ужин в моей комнате. Вы присоединитесь ко мне и Лизе?
 – Хелен видела когда-нибудь твою комнату? Думаю, что нет. В таком случае лучше не надо. Она пока еще не поте­ряла способность быть шокированной.
 – Ты находишь? Ты способен чувствовать такие тон­кости? Вероятно, именно по этой причине Лиза считает, что ты подходишь Хелен.
 Дверь открылась, и появилась Лиза.
 – Хелен еще одевается. Она скоро присоединится к нам.
 Маклейн взял ее за руку:
 – Думаю, что не присоединится. У Дюклерка другие планы. Мы пообедаем одни.
 Они ушли, и Данте повернулся к двери. Он рисовал себе находящуюся за ней женщину. До этого он полагал, что она груба и вульгарна. Или по крайней мере опытна и расчет­лива.
 «Тебе следует отправиться домой к своей любимой леди, которая ждет тебя».
 Он представил себе Флер, сидящую в гостиной и пишу­щую письма. Не ожидающую его, а, наоборот, испытываю­щую облегчение от того, что его нет дома. Довольную тем, что не видит его голодного взгляда.
 Если бы она была абсолютно холодна, он бы еще мог это терпеть. Если бы она не дрожала, когда он ее целовал, он прекратил бы это делать. Однако ее чувственность не умерла. Она была жива, но не развита.
 Понимание этого сводило его с ума.
 Он ощущал тогда ее тело в постели.
 Он помнил ее стоны удовольствия возле изгороди.
 Он видел ее смятение после того поцелуя в карете.
 Он толкнул дверь и распахнул ее.
 Горничная Лизы заканчивала застегивать нежно-голу­бое платье Хелен. Хелен тряхнула своими огненно-рыжи­ми волосами и повернула голову к двери, на пороге кото­рой показался Данте.
 Он жестом отстранил горничную и закончил застеги­вать платье самостоятельно. Щеки Хелен порозовели, од­нако возражений с ее стороны не последовало.
 – Лиза с Маклейном ушли. Я отвезу вас домой в моей карете, если это вам подходит.
 Она протянула руку, взяла голубую шелковую шаль и накинула ее на плечи и руки.
 – Благодарю вас.
 Он сопроводил ее до кареты. От нее исходил мускус­ный, экзотический запах духов, который долетал до него, словно теплый порыв ветра.
 Флер редко пользовалась духами, а когда употребляла их, то это был легкий цветочный запах, который напоми­нал ему тот ясный полдень и объятия на траве вблизи жи­вой изгороди.
 – Вам нравится Лондон? – спросил он.
 Она ответила пространно. Ее рассказ о том, как она пыта­ется получше узнать город и приспособиться к его сложнос­тям, занял все время, покаони шли до того места, где он оста­вил Люка вместе с новой каретой и велел его дожидаться.
 Люк открыл рот, когда увидел красавицу Хелен. Он едва смог скрыть свое смущение из-за того, что является как бы соучастником неверности хозяина.
 Что ж, парню лучше уж привыкнуть к этому, Данте дал Люку указания, как ехать к дому Хелен, затем влез в закры­тую карету и сел рядом со своей спутницей.
 – Лиза говорила, что ваш брат – пэр, – сказала Хелен.
 – Виконт.
 – Она сказала, что он женился на оперной певице.
 – Его жена на сцене раньше не выступала и начала петь в театре лишь после того, как они прожили в браке несколь­ко лет.
 Она засмеялась:
 – Ну да, конечно, мистер Дюклерк. Иначе и не могло быть. Очень щедро с его стороны – позволить ей это.
 – Многие считают такое неразумным и скандальным.
 – Это говорит о его неординарности. Он знал, что мно­гие будут так считать. Вы согласны?
 – Она будет выступать в Лондоне перед Рождеством. Возможно, вам удастся ее услышать.
 Хелен позволила шали упасть с ее молочно-белых плеч.
 – Удивительная карета, – с восхищением проговори­ла она. – У моего отца был экипаж. Не столь шикарный, как этот, но вмещал двоих.
 – А сейчас его нет?
 – Отец и мама умерли несколько лет назад.
 Проклятие!
 – Мне не следовало говорить об этом? – спросила она.
 – Мне интересно узнать о вас как можно больше.
 – Но не такие вещи. Должно быть, сейчас вы боитесь, что я выплесну на вас историю о том, как я осталась сиро­той с тремя маленькими сестренками, и заявлю, что не ста­ла бы поддерживать с вами компанию, если бы не оказа­лась в стесненных обстоятельствах.
 – А вы именно в такой ситуации?
 Она снова засмеялась. Аромат духов заполнил все про­странство.
 – Я была ребенком и получила скромный, но достаточ­ный для того, чтобы прожить, доход. Его хватило на то, что­ бы я сделалась актрисой, о чем я всегда мечтала. Не думай­те, мистер Дюклерк, будто вы хотите воспользоваться моей ситуацией. Я знаю, чего хочу. – Ее рука скользнула по его груди к шее. Она подалась вперед, и ее груди прижались к его руке. – Я докажу вам.
 Она целовала и ласкала его. Нельзя сказать, что делала это с большим искусством. Но этого было достаточно. Им быстро овладело возбуждение. И тем не менее вскоре он почувствовал некую пустоту. Не было настоящей близости. Раньше он никогда этого не замечал. Тепло, которое со­гревало его, было лишь физическим, а возбуждение – ка­ким-то односторонним.
 Он скорее это ощутил, чем осознал. Вожделение, кото­рое им владело, не позволяло думать.
 И дело было вовсе не в том, какова эта женщина или какой она хотела быть. Так было со всеми. Все эти годы.
 Он уловил пустоту совсем по иной причине. Дело было в том, что он вкусил, как это могло бы быть. С Флер. Не только возле живой изгороди, хотя это само по себе было изумительно. Даже во время езды с ней в карете, когда дер­жал ее руку в своей. Или лежа рядом с ней в постели. Читая книгу неподалеку от нее в библиотеке. В сравнении с теми радостями это старое как мир удовольствие выглядело по­чти унылым.
 События развивались быстро, Хелен действовала без ко­лебаний. Когда он инстинктивно остановил ее руку и пре­рвал поцелуй, она удивилась.
 – Мы скоро будем на вашей улице, – сказал он.
 Это ее успокоило. Она осталась в его Объятиях, продол­жая легонько целовать его в щеку.
 – Ваш дом был в Бате, когда вы были девочкой?
 – В деревне поблизости.
 – У вас там был любовник?
 – Я не девственница, если вы хотите это знать. Прият­ных сюрпризов для вас не будет.
 – Вы имеете в виду, неприятных сюрпризов. Я отнюдь не в восторге от невинных девиц.
 – В самом деле? Это мило.
 – Ваш любовник предлагал вам жениться на вас?
 – Разумеется. Он считал, что обязан.
 – Может быть, он хотел жениться.
 – Но я не хотела.
 Она снова поцеловала Данте, сделав это довольно аг­рессивно. Ее волосы коснулись его лица, запах духов воз­будил долго сдерживаемые желания. Она прижалась к нему всем телом, предлагая отдаться наслаждению.
 Карета остановилась перед симпатичным домом на ули­це возле Лесестер-сквер. Данте подумал, что Хелен плати­ла высокую ренту за то, чтобы жить по этому адресу, но эти деньги тратились не напрасно. Она тем самым давала муж­чинам понять, что относится к женщинам серьезным и бу­дет любовницей с определенными амбициями и намерени­ями.
 Люк открыл дверцу и опустил подножку. Данте проиг­норировал каменное выражение лица своего кучера и по­мог Хелен сойти вниз. Он направился проводить ее до дома.
 – Вы не намерены остаться, как я понимаю? – спросила она, впуская его в вестибюль, который она со вкусом украсила гравюрами и изящным столиком.
 – Почему вы так решили?
 – Потому что вы не дали никаких указаний кучеру. Вряд ли он сможет держать здесь лошадей всю ночь.
 Она стояла лицом к нему и при тусклом свете свечей казалась еще красивее.
 Он не хотел лгать себе. Он желал ее. По крайней мере какая-то его часть.
 – Нет, я не останусь.
 На мгновение она показалась совсем юной и уязвимой. Затем внезапно выпрямилась и дерзко посмотрела ему в глаза:
 – Вы думаете, что я слишком неопытна.
 – Да, но это легко исправимо, разве не так? На самом деле это не имеет к вам отношения.
 Она придвинулась к нему и положила руку ему на грудь:
 – Я хотела бы быть с вами. Я сделаю все, что вы поже­лаете.
 – Вы думаете, что мое лицо и мое происхождение де­лают меня отличным от других? Спросите Лизу, чего муж­чины иногда хотят.
 – Я уже знаю.
 Он убрал ее руку со своей груди.
 – Вам следовало бы вернуться в вашу деревню возле Бата.
 Она выдернула руку.
 – Знаменитый любовник превратился в реформатора?
 Он повернулся к двери.
 – Возвращайтесь в вашу деревню и выходите замуж за мужчину, которому вы отдали свою невинность по любви, если это было именно так. А если вы, как вы говорите, уже знаете, то это может быть лишь гадко.
 Он уже шагнул за порог, когда услышал ее ответ:
 – Но не с вами. Если вы измените решение, вам извест­но, где меня найти.
 Люк ждал его на том же месте, на его лице Данте увидел улыбку облегчения. Данте захотелось ткнуть кулаком в его сверкающие зубы.
 – Домой! – рявкнул он, вскакивая в карету, чтобы его тело не успело развернуться и броситься назад.
 Он закрыл глаза и попытался успокоиться.
 Затем стал смеяться над собой.
 Черт побери, он становится прямо-таки смехотворной фигурой. Оставляет женщину, которая предлагает все, чего он пожелает, чтобы вернуться к той, которая не хочет ему дать ничего. Его свобода сделалась тяжким бременем, а его жизнь – злой шуткой.
 Женившись на этой святой, он совершил сделку с дья­волом. Вкусив рай, он оказался ввергнутым в ад.
 И хуже всего то, что он хочет видеть ее и не может ждать до завтра.




 Глава 13


 Окно гостиной Флер выходило в тыльную часть сада. Она сидела в темноте на подоконнике, подставив легкому прохладному ветерку лицо и волосы и слушая музыку.
 К соседнему дому, который был раза в полтора больше, чем ее, также примыкал сад, отгороженный от ее усадьбы каменной стеной. Адвокат, живущий в этом доме с моло­дой женой, в этот вечер принимал гостей, и из его гостиной доносилась музыка. Ей были видны открытые двери, гос­ти, прогуливающиеся по террасе и даже дерзнувшие спус­титься в сад. Ветер доносил до нее взрывы смеха и обрывки разговоров.
 Все выглядели такими веселыми! Флер представила себя среди них такой же беспечной и беззаботной.
 Тут она услышала громыхание кареты на подъездной до­рожке. В дальнем конце сада фонарь кучера на мгновение осветил стену. Затем свет от фонаря стал удаляться в сторо­ну конюшни.
 Вернулся Люк. Она представила, как он снял новую шляпу и сюртук и распрягает лошадей. Он будет долго их чистить, пока не убедится, что все сделал идеально. Он не хочет, чтобы Данте нашел какие-нибудь недоделки в его ра­боте.
 Данте. Она прислушалась, пытаясь обнаружить звуки его пребывания в доме. Приехал Люк, но не его пассажир. Данте проводит ночь где-то в другом месте. Рано утром Люк снова запряжет лошадей и отправится в дорогу, чтобы при­везти его от любовницы.
 Флер ощутила приступ тоски. Скрипнув зубами, она по­старалась отогнать это чувство. Вероятно, он проделывал это и раньше. Она взяла себе за правило ложиться-спать задолго до его возвращения, чтобы ничего не видеть. А вот сегодня ее отвлекла музыка.
 Ей вдруг стало тесно и жарко в комнате. Флер подошла к гардеробу и взяла халат. Она посидит в саду и послушает музыку и веселые реплики, доносящиеся из-за стены. Мо­жет быть, это ее как-то успокоит.
 Он заметил ее сразу же, едва она вышла из дома. Она была в легкой одежде и казалась чем-то неземным, плыву­щим в лунном свете среди растений. Ангелом.
 Это не был распланированный английский парк с ак­куратными клумбами, как можно было бы ожидать от лю­бящей порядок Флер Монли. Весенние цветы проглядыва­ли в кустарнике и среди плюща.
 Он наблюдал за ней, сидя на каменной скамье под де­ревом. Когда она прошла вблизи от него, он увидел, что на Флер бледно-розовый халат, который улавливал и отражал лунный свет не хуже белого. Развевающиеся черные воло­сы контрастно выделялись на фоне светящейся одежды. Был виден длинный ряд пуговиц, синих, если он правильно по­мнил, идущих от шеи вниз.
 Музыка по соседству перестала играть. Флер останови­лась, ожидая ее возобновления.
 Заиграли вальс. Флер посмотрела в сторону стены и ста­ла слушать. Ее тело покачивалось в такт музыке.
 Подняв руки, она сделала несколько па с невидимым партнером. Затем резко остановилась, опустила руки, слов­но испугавшись того, что кто-нибудь увидит, как глупо она себя ведет.
 Однако музыка не отпускала ее. Она снова подняла руки и на сей раз полностью отдалась танцу. Она кружилась и плыла среди цветов и растений, танцуя вальс ангела.
 Данте поднялся и направился к ней. Увидев его, она за­мерла в полуобороте. Фалды легкого халата еще продолжа­ли двигаться, обвивая ее стройные ноги.
 Он раскрыл объятия, предлагая вместо воображаемого и невидимого партнера себя. Поколебавшись мгновение, она сделала шаг вперед, который соединил их вместе.
 Они вальсировали при лунном свете. Узкие дорожки сада ограничивали их возможности, и это служило оправ­данием того, что он привлек ее к себе еще ближе. Всего лишь легкая материя отделяла его ладонь от ее теплой спины. Их тела соприкасались, когда они кружились и плыли в танце.
 Она выглядела такой очаровательной! Разлетались в сто­роны ее распущенные волосы, полы халата обвивали ее ноги. На губах играла легкая улыбка, и вся она сияла радо­стью, наслаждаясь ритмикой движений.
 Казалось, время для них остановилось. Но музыка валь­са вдруг оборвалась, нарушив состояние восторга, в кото­ром пребывали оба. Они застыли на месте, глядя друг на друга. Оба жаждали продолжения.
 Но музыка больше не заиграла. В саду послышались го­лоса – гости выходили из зала, чтобы освежиться и глот­нуть свежего воздуха. Данте чувствовал, как постепенно ус­покаивалось дыхание Флер.
 Она огляделась вокруг, внезапно осознав, что они сто­ят обнявшись. Ее рука соскочила с его плеча, и она попяти­лась назад.
 – Спасибо. За долгие годы я забыла, какое удовольствие можно получить от танца.
 Данте не отпустил ее вторую руку, и это не давало ей возможности уйти.
 – Я думаю, что мне надо идти спать, – сказала она.
 – Нет.
 – Уже поздно. Я устала.
 – Нет, – сказал он еще тверже. – Ночь такая дивная, и я хочу, чтобы ты составила мне компанию.
 – Я не думаю, что…
 Он дотронулся пальцами до ее губ, не давая ей сказать. Он не хотел слушать ее возражений. И не мог позволить ей уйти. Он понял это в тот самый момент, когда увидел ее выходящей в сад.
 Он задержал палец на ее губах, наслаждаясь их нежным теплом. Омуты ее глаз с опаской смотрели на него.
 Он привлек ее к себе. Не следует этого делать, но это выше его сил.
 Оказавшись в объятиях, она затрепетала, словно невин­ная девочка. Остатки разума покинули его. Он крепко при­жимал к себе ее теплое тело, чувствуя под ладонью нежные женские формы, ощущая упругость грудей.
 Она отреагировала на это. Он понял это по ее прерыви­стому дыханию и по поведению ее тела. Она положила ла­дони ему на плечи, не отталкивая, но и не поощряя его.
 Он начал ее целовать. Тихонько застонав, она отверну­ла лицо в сторону.
 – Это всего лишь поцелуй, дорогая. Мы согласились, что это позволительно.
 – Как друзья. А друзья не целуются, держа друг друга в объятиях.
 – Мужья и жены это делают, а ведь мы женаты.
 – Не по-настоящему.
 – Для поцелуя этого достаточно.
 Он снова поцеловал ее. Он чувствовал, как воспламе­нилась в нем кровь. Он пытался завлечь ее приятными ощу­щениями, прежде чем склонить к настоящей близости. Это блаженство – держать ее, ласкать, обнимать. Вку­шать, исследовать, входить. Одни ощущения накладывают­ся на другие. Тепло нарастает, распространяется по всему телу…
 Он хотел большего. Не ограничиваться лишь поцелуя­ми. Мысленно он видел картины того, чего он хотел и что никогда не может сбыться.
 Но он мог хотя бы недолго подержать ее в объятиях. Мог почувствовать, до какой степени способна доходить ее страсть, узнать, на какую близость она решится.
 Он поцеловал Флер еще крепче, приведя ее в еще боль­шее возбуждение. Она вся дрожала, но ее тело потянулось к нему. Он стал ласкать округлости ее бедер, накрыл ладо­нями ее ягодицы и прижал к себе еще крепче. Она со сто­ном отвернула голову.
 – Ты не должна бояться. Ты в полной безопасности со мной. Я знаю, что ты не можешь дать.
 – В таком случае ты не должен.
 – Вероятно, не должен. Но ты такая красивая сегодня, и у меня нет защиты от этого.
 Желание билось в нем, словно удары грома. Он пока­чивал ее голову, и ее возражения постепенно замерли. Она успокоилась в его объятиях и чуть застенчиво обвила рукой его шею. Он слышал, как часто билось о его грудь ее серд­це, как она прерывисто дышала ему прямо в ухо.
 Он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею. Невидя­щим взглядом оглядел сад. Ему следовало остановиться, но он не мог этого сделать.
 Снова заиграла музыка. Взяв Флер за руку, он подвел ее к стене, к цветочной клумбе. Стянув с себя сюртук, он постелил его, опустился на колени и слегка потянул ее за руку, приглашая присоединиться к нему.
 Она с опаской посмотрела через плечо в сторону ко­нюшни.
 – Люк сейчас спит, и его окно загораживает вон то де­рево. Он ничего не сможет увидеть, – успокоил ее Данте. – Садись сюда и насладись музыкой и ночью вместе со мной.
 Она в смятении смотрела на него. Он притянул ее, за­ставил опуститься на колени – дьявол, искушающий свя­тую.
 – Ты в безопасности, как за живой изгородью в Даре­ме. Даже в большей. Человек пятнадцать смеются и болтают по другую сторону кирпичной стены. – Он сел так, что­ бы можно было прислониться к этой стене. – Садись рядом со мной.
 Должно быть, его поза ее успокоила и убедила. Она села, спрятав ноги в цветы.
 – Это их первый большой вечер, – сказала она. – Он снова женился два месяца назад. На молодой девушке. Это его третья жена. Его прежняя умерла два года назад.
 – Она была твоей подругой?
 Флер кивнула.
 – Я знала, что все оборачивается плохо. Это чувству­ешь, когда женщина собралась рожать, но все страшно за­тягивается. Дом в течение двух дней был похож на гробницу. Кэтрин была так счастлива, когда пришло ее время, а я очень боялась за нее. – Флер повернула голову, словно могла что-то увидеть сквозь стену. – Я рада, что он выждал целых два года, прежде чем жениться снова. Наверное, это говорит о его чувстве к ней, правда?
 – Думаю, что да.
 Похоже, что Флер была благодарна ему за эти слова. Она положила голову ему на плечо.
 – Люк был очень рад получить сегодня ливрею.
 – Он выглядел очень нарядным и гордым.
 – Очень мило с твоей стороны, что ты дал ему шанс. Ты иногда можешь быть очень добрым.
 Он развернулся к ней всем телом и запустил руку ей в волосы.
 – Иногда, Флер, но не всегда. Не сегодня. – Он сжал ее и долго пил жизнь с ее губ. Желание сделало его неисто­вым и яростным. Когда он наконец отпустил ее, она была почти бездыханной.
 Он не дал ей опомниться и как-то запротестовать, а тут же поднял и посадил к себе на колени таким образом, что она прижалась спиной к его груди, а он получил возмож­ность заключить ее в объятия.
 – Прости меня, дорогая, но именно сегодня, в эту див­ную ночь, я хочу ласкать тебя.
 Его руки не давали ей никакого выбора, впрочем, ее ко­лебания растаяли. Должно быть, она нашла свою позицию достаточно безопасной. Они не лежали вместе. Он не нахо­дился на ней.
 Музыка за стеной продолжала звучать. Долетали при­глушенные голоса. Флер расслабилась. Данте повернул го­лову таким образом, что его рот коснулся ее виска и он мог вдыхать исходящий от ее волос аромат.
 Ее ладони лежали на его руках. Они остались там же, когда он стал двигать руками. Его легкие ласки, похоже, не удивили ее. Очарование музыки и залитого лунным светом сада невольно располагало к этому.
 Он гладил материю ее халата, чувствуя нежные изгибы ее боков и бедер.
 – Ты такая красивая. Этот розовый халат кажется воздушным и неземным.
 Флер засмеялась:
 – Это проделки лунного света. Здесь даже няня твоего детства будет казаться красавицей.
 Он поцеловал ее в плечо и ослабил объятия, чтобы его руки могли свободнее двигаться вдоль ее тела. Она могла бы сейчас вскочить, если бы пожелала.
 Он почувствовал, как она в волнении слегка согнула бед­ра. Ее ягодицы прижались к его возбужденному стволу, ко­торый вжался в расщелину.
 Данте стиснул зубы и отдался неожиданной ласке. Он ответил более дерзкими движениями рук, которые стали по­глаживать ее живот. По ее прерывистому дыханию Данте понял, что она не в силах возражать.
 Его сдерживаемое желание набирало силу. Давление ее бедер сводило его с ума. Он все энергичнее ласкал ее жи­вот, пока наконец его ладони не легли ей на груди. Прежде чем она успела возразить, он взвесил их тяжесть и погладил соски большими пальцами.
 Флер приняла эту ласку, но заволновалась. От беспо­койства она задвигалась всем телом, ее бедра еще крепче прижались к его возбужденной плоти. Ее дыхание у него над ухом сделалось прерывистым.
 Он вслушивался в эти звуки, продолжая ласкать гру­ди, зная, что сладостные ощущения рано или поздно по­гасят попытки к сопротивлению. Продолжая одной рукой возбуждать Флер, он стал расстегивать пуговицы на ха­лате.
 Поняв, что он намеревается делать, Флер напряглась и накрыла своей ладонью его руку, как бы призывая его ос­тановиться.
 Но он не послушался.
 – Позволь мне это сделать, дорогая. Если бы тебе дей­ствительно было неприятно, ты бы уже давно убежала.
 Она что-то прошептала, но он не расслышал или не за­хотел расслышать. Он раздвинул лацканы халата, быстро развязал ленточки на ночной рубашке и обнажил груди. И стал наблюдать за тем, как его пальцы скользят по нежным округлостям.
 Вид ее обнаженных грудей, соприкосновение кожи с ко­жей – все это сделало его желание невыносимо жестким и опасным. Не дожидаясь ее согласия, он стянул с нее одеж­ду еще ниже, и она оказалась обнажена до самой талии. По крайней мере эта часть ее будет принадлежать ему нынеш­ней ночью.
 Она испугалась, но возбуждение ее возросло. Он мед­ленно гладил ее груди, совершал по ним круговые движе­ния кончиками пальцев вблизи сосков. Груди становились тверже по мере того, как росло ее желание. Она ерзала бед­рами по его взвинченной плоти, испытывая невыносимую сладость.
 Когда он наконец приблизил кончики пальцев к соскам, она подалась навстречу, как бы умоляя о том, чтобы он при­ласкал их. Однако облегчение, которое она испытала, ког­да он их коснулся, длилось недолго. Он накрыл соски ла­донями, и от нового мучительного счастья она тихонько за­стонала.
 Ее стоны и телодвижения еще больше воспламенили Данте. Он смог сохранить контроль лишь потому, что вни­мательно наблюдал за ее реакцией и искал способы доста­вить ей наслаждение. Однако его желание все росло, и он был убежден, что она хочет того же. Но где-то в глубине теплилось сознание того, что он не может проявить веро­ломство, не должен подвергать ее риску и причинить ей боль.
 Это удерживало его от того, чтобы уложить ее, хотя его тело кричало об этом. Ее стоны и движения говорили о том, что она готова к этому так же, как и любая другая женщи­на, которой он обладал раньше. Но он продолжал ласкать ее одной рукой, чтобы по крайней мере как-то облегчить ее все возрастающее исступление.
 Поначалу она не понимала его намерений, хотя ее тело это знало. Когда он задрал ночную рубашку, обнажив изя­щество ее ног, она развела бедра и подогнула колени, слов­но ее женская плоть приветствовала то, чего не мог понять разум.
 Данте задрал рубашку повыше и теперь мог видеть верх­нюю часть ее приподнятых бедер и куст густых черных волос между ними, мог убедиться, как она ждала того, чего якобы не хотела и не могла.
 Он ласкал нежную кожу внутренней стороны бедер и видел, как ее тело тянется навстречу его руке. В его голове проносились эротические видения, в которых он целовал те места, где сейчас скользила его ладонь, и даже чуть выше. Он представлял себе, как его язык ласкает нежные склад­ки, скрытые этими темными зарослями. Их надо лишь слег­ка раздвинуть… До него долетели тихие стоны, выражаю­щие мольбу о полном удовлетворении желания, которое сжигало ее лоно.
 Вид ее обнаженного живота, ритмичное раскачивание бедер, собственные фантазии, ее стоны и вскрики удоволь­ствия, изумление оттого, что он касается ее интимнейших мест, – все это обостряло, возносило на все более высо­кий уровень его вожделение. Когда он решился проникнуть пальцем в расщелину, которую прикрывали завитки волос, его страсть достигла апогея, и наступило семяизвер­жение.
 Пока он пребывал в состоянии, близком к потере со­знания, Флер сползла с его колен и оперлась на собствен­ные ладони и колени. Она устремила на него свой взгляд и какое-то время молча изучала его. Данте сомневался, что его оргазм вернул ее к действительности, поскольку она была слишком неопытна, чтобы понять, что произошло. Ве­роятно, интимное соприкосновение ее ягодиц с его коле­нями напугало ее. Она смотрела на него так, как смотрит загнанное в угол животное на охотника.
 Он потянулся к ней:
 – Вернись, Флер.
 Она отодвинулась еще дальше и приподнялась на коле­нях. Она торопливо прикрыла свою наготу и стала застеги­вать пуговицы халата.
 – Я не понимаю тебя. Ты не нуждаешься во мне для этой цели.
 – Если бы ты была не нужна мне, мы не оказались бы здесь сейчас. – Прислонившись головой к стене, он смотрел, как она приводила в порядок свою одежду. – И потом, я думаю, ты очень хорошо меня понимаешь. Ты не пони­маешь себя.
 Она поднялась на ноги.
 – Нет, Данте. Это ты забываешь истину. – Она отвернулась. – Мне следовало принять во внимание твое пре­дупреждение, что ты не будешь добрым сегодня.
 Он вскочил, схватил ее за руки и повернул лицом к себе:
 – Ты сочла меня недобрым, Флер? Если бы я решил тебя взять, ты думаешь, те голоса в соседнем саду меня удер­жали бы? Я не уверен даже в том, что ты могла бы меня ос­тановить.
 – У меня не было бы иного выбора, как попытаться сделать это.
 – Мне так не кажется. Не притворяйся, что тебе это неприятно.
 Она высвободила руки и пошла прочь.
 – Не делай этого впредь, Данте. Это не принесет нам ничего хорошего, даже если поначалу мне и понравится.
 Флер опять сидела у окна своей спальни, поскольку сон к ней не шел. Праздник в доме по соседству подходил к кон­цу, с улицы доносились приглушенные голоса разъезжаю­щихся и прощающихся гостей.
 Данте все еще был в саду среди цветов. Что он там дела­ет? Вероятнее всего, заснул.
 Из ее головы не выходила мысль о том, что еще недав­но она находилась там с ним. Это были сладостные воспо­минания об упоительной ночи и замечательной музыке, о жарких объятиях. Головокружительные воспоминания о пе­режитом коротком удовольствии, подобном тому, которое она испытала за живой изгородью в Дареме.
 Ужасные воспоминания, которые овладевали ею, когда он касался ее таким скандальным образом. Шок от умопо­мрачительных ощущений. Она чувствовала, как в нем воз­растает некая неуправляемая энергия. Из тумана, который он создал в ее голове, рождалось осознание собственной уязвимости. Открыв глаза, она увидела свои согнутые и раз­двинутые ноги и его руку, которая скользила по ее животу вниз, к волосам между ног…
 И кровь. Она видела что-то красное на своих бедрах. Этот образ был в ее голове, но он был таким ярким и реаль­ным. И его воздействие оказалось столь сильным, что ис­пытанное удовольствие мгновенно улетучилось.
 И только снова оказавшись в спальне, она начала со­греваться. Возвращаться к жизни. Вместе с этим воскресе­нием появилось страшное разочарование, которое она уже испытывала в Дареме. Отвращение к собственной ненор­мальности.
 Данте все не шевелился. Он продолжал сидеть там, по­догнув ногу и приподняв колено, голова его была присло­нена к стене, словно он смотрел на небо.
 Он был недобрым по отношению к ней. Он не нуждал­ся в ней в таком плане, тем более в эту ночь, когда он на­верняка провел вечер с любовницей. Это было жестоко с его стороны —напоминать ей о том, чего она не умеет дать. Разве не мог он сдержать себя после того, когда уже побы­вал с женщиной? Уж не оказалась ли она слишком безрас­судной, связав свою судьбу с мужчиной, который столь не­разборчив и аппетиты которого безграничны?
 Если это так, то они не смогут быть даже друзьями. Это настолько расстроило Флер, что она не могла никак успо­коиться. Поначалу в течение непродолжительного време­ни сегодня было так, как во время их свадебного путеше­ствия. Их объятия и испытываемое удовольствие были бе­зобидными, как тогда за живой изгородью.
 А потом ее доверие было оскорблено теми прикоснове­ниями, видом крови и опасной силой, которую он проде­монстрировал.
 «Это ты не понимаешь себя», – сказал он. Может быть, не полностью, но она все-таки понимает достаточно. Она знала об этом всю свою жизнь.
 Она не способна на страсть. Она не может иметь мужа или детей. Она не имеет того, что большинство женщин счи­тают само собой разумеющимся.
 Сейчас выяснилось, что она не в силах иметь даже по­добие брака. Она не может рассчитывать на дружбу и бли­зость, не осложненную сексуальными ожиданиями.
 Она была глупа и наивна, считая, что с Данте Дюклерком все будет иначе, чем с другими мужчинами.
 Данте все еще не двигался. Флер отошла от окна и по­пыталась выбросить из головы все эти печальные мысли.
 Она посмотрела на секретер и увидела письмо, уже на­писанное, но неотправленное. Оно предназначалось Хью Сидделу. Она отложила его отправку по причинам, кото­рые и сама до конца не понимала, причинам, имеющим от­ношение к Данте.
 Письмо будет отправлено утром.
 Она более не станет притворяться, что ее жизнь изме­нилась и что она должна учитывать интересы мужа.
 В конце концов, они не по-настоящему женаты.
 И никогда не будут.




 Глава 14


 Данте вышел из клуба «Юнион» на Кокспер-стрит. Гу­стой туман окутал город. Он видел, что надвигается туман, и пришел в клуб пешком.
 Он колебался, возвращаться ему домой или нет. Инте­ресно, Флер уже легла? Вероятно, нет. Она определенно дала понять, что впредь они не будут оставаться наедине, когда весь дом спит. Более того, она даже днем его теперь избегала.
 Очевидно, она поняла, что соблазнить ее он может не только в тишине спящего дома. Его желание не ослабева­ло, а, напротив, набирало силу. Три ночи назад эпизод в саду это доказал. Всякий раз, когда он видел ее, когда они разговаривали, он мечтал о том, чтобы ее соблазнить.
 Так или иначе, он направился в сторону Мейфэра. Он попытался выбросить из головы фантазию о том, что она ожидает его и что случившееся в саду может повториться. Более того, получит свое развитие и продолжение.
 Воспоминания об обнаженном теле Флер и ее страсти полностью завладели им. Он вспоминал, как затем она си­дела у окна, связанная с ним пусть не плотью, но хотя бы мыслями, и это притупило его сознание.
 Удар застал его врасплох. Он был нанесен ему в плечо с такой силой, что Данте распластался на земле. Страшный пинок ногой в бок заставил его перевернуться на спину. Он инстинктивно закрыл руками голову. Очередной удар был нацелен именно туда, но пришелся по рукам.
 На его тело обрушилась палка. Зарычав, он схватился за нее и постарался удержать, несмотря на боль в руке.
 На него посыпались пинки.
 – А, так ты еще сопротивляешься? Дай ему как сле­дует за то, что заставил нас ждать столько времени на холоде.
 Проезжающий по улице экипаж резко остановился. Ку­чер что-то громко крикнул, к нему присоединился еще один голос. Несмотря на туманящую сознание боль, Данте ус­лышал топот ног бегущих к нему людей, а также тех, кто убегал от него. Он упал на тротуар, продолжая сжимать тол­стую палку.
 – Проклятие, это ты! – услышал он голос Сент-Джона. – Слава Богу, что мной овладело любопытство и я по­следовал за тобой из клуба, чтобы узнать, о чем вы говори­ли с Кавано. Скажи что-нибудь, Дюклерк, чтобы я знал, что ты не умер.
 – Я мертв только наполовину и жалею ту часть, кото­рая осталась жить, – пробормотал он.
 – Это пройдет.
 Крепко взяв его за плечи, двое мужчин поставили его на ноги.
 – Моя карета рядом. А теперь осторожно.
 – Это причиняет мне боль большую, чем удары. – Дан­те попытался отодвинуть руку от прощупывающих пальцев Сент-Джона.
 – Я должен проверить, нет ли у тебя переломов.
 Данте сидел в кресле в библиотеке Сент-Джона, разде­тый до пояса, а Сент-Джон производил осмотр. Диана Сент-Джон стояла позади, прижимая компресс к его плечам. Все это причиняло Данте страшную боль.
 Сент-Джон велел ему двигать рукой и пальцами. Затем проверил целостность ребер.
 – Будешь жить, – заключил он, – хотя не думаю, что это входило в планы нападавших.
 – Их целью была кража. А где это ты научился всяким лекарским штучкам?
 – На корабле в юные годы.
 Сент-Джона, похоже, совершенно не беспокоило то, что он своими действиями заставляет Данте страдать. А вот Ди­ана выглядела озабоченной.
 – Этим ударом со спины они могли убить тебя, – сказала она, снимая компресс и прикладывая новый. Затем на­кинула одеяло ему на плечи. – Несколько дюймов выше – и удар пришелся бы по голове.
 Она обошла Данте и осмотрела его руку. Их возвраще­ние домой подняло ее с постели, и ее каштановые волосы сейчас были распущены и волнами падали на халат.
 – Я думаю, что нужно послать за Флер, – сказала она.
 – Нет необходимости, – возразил Сент-Джон, – я очень скоро привезу Дюклерка домой.
 – Мне не нужно эскорта. И я предпочел бы, чтобы Флер об этом не говорили.
 Диана показала на вспухшую руку:
 – Когда она увидит это, она потребует объяснений.
 «Дело в том, что она это не увидит», – подумал Данте.
 Жена Сент-Джона видит его сейчас более обнаженным, чем когда-либо лицезрела Флер.
 – Я расскажу ей историю, которая ее не обеспокоит, – сказал Данте. – Это всего лишь какие-то воришки хотели найти несколько фунтов.
 Диана вскинула брови и взглянула на Сент-Джона.
 – В таком случае я оставляю тебя на попечение моего мужа. Он знает лучше меня, что делать в таких случаях.
 Диана ушла.
 – Что она имела в виду: что ты лучше умеешь обращаться с ранами или с таким человеком, как я?
 Сент-Джон взял со стола коричневую бутылку.
 – Обращаться с ранами. Хотя я не позволил бы сво­ей жене втирать эту жидкость в таких, как ты. Подними руки.
 Поморщившись, Данте поднял руки. Сент-Джон стал втирать жидкость из бутылки в его торс. Данте почувство­вал поначалу тепло, затем жидкость проникла в мускулы.
 Сент-Джон зашел ему за спину и плеснул немного жид­кости на плечи.
 – Я видел, ты опять разговаривал с Кавано. Тебе уда­лось что-либо узнать?
 – Абсолютно ничего.
 – Может быть, и узнавать-то нечего.
 – Думаю, что есть. Он знает Сиддела, ты видел их вме­сте. Однако он избегает упоминания об этом человеке и ме­няет тему разговора, когда о нем заходит речь.
 – Это не слишком умно. Если бы он избегал этой темы не столь навязчиво, было бы не так подозрительно. Полное же молчание возбуждает у других любопытство.
 – Согласен.
 Сент-Джон закрыл бутылку пробкой.
 – Это может в какой-то степени помочь, но не слишком. Завтра ты будешь испытывать адские боли. А теперь расскажи мне, что случилось сегодня вечером.
 – Они лежали в засаде. Был ли им нужен именно я или любой другой подходящий для этой цели человек, я не могу сказать.
 – Давай предположим, что им был нужен именно ты и их целью были не несколько фунтов, а хорошая порка, а может, и того хуже.
 – Давай не будем.
 – Дюклерк, если кто-то задумал тебя убить или пока­лечить, тебе нужно проявить осторожность.
 Данте медленными движениями, превозмогая боль, на­тянул рубашку.
 Сент-Джон помог ему надеть сюртук.
 – Не мог ли это подстроить Фартингстоун? Если тебя не станет, она снова окажется незамужней и уязвимой. Сей­час, когда рассмотрение его иска в Верховном суде отложе­но, он может искать любой другой выход.
 – Это могли быть всего лишь воры, Сент-Джон. Или нанятые кем-то, кто хотел отомстить за что-нибудь.
 – Или человек, который хочет, чтобы ему перестали за­давать вопросы.
 – Или кто-то из моего прошлого, который хотел бы ви­деть меня выпоротым. Мужья могут сохранять гнев очень долго.
 Сент-Джон засмеялся:
 –Это мы можем. Я велю кучеру отвезти тебя домой. Поскольку пока неясно, по какой причине все это произо­шло, нужен ли им был твой кошелек, хорошая порка или твоя смерть, прошу тебя быть предельно осторожным.
 – С удовлетворением должен заметить, что раны на плечах успешно заживают, сэр.
 Хорнби констатировал это, пока Данте надевал рубаш­ку. Его камердинер проявлял постоянный интерес к разме­ру и цвету отека в течение последней недели, главным об­разом в надежде, что услышит объяснения происходящего, которых так и не последовало.
 – В таком случае ты будешь счастлив узнать, что рука также меня больше не беспокоит, Хорнби.
 Пока камердинер выкладывал набор галстуков, Данте вытащил из ящика туалетного столика маленькую коробочку и сунул ее в карман сюртука, висящего в гардеробе. Он собирался находящуюся в ней драгоценность вручить этим утром Флер, чтобы она могла ее использовать, одеваясь на бал к леди Россмор.
 – Не знаешь, Хорнби, моя супруга уже спустилась вниз?
 Красивое лицо камердинера осталось бесстрастным.
 – Полагаю, что да, сэр. Некоторое время назад. Она встает рано.
 Хорнби относился к тому типу людей, которые могут многое сказать, чуть изменив тональность голоса. Его по­следняя фраза, в которой, казалось бы, сообщалось о про­стом факте, явно содержала тревожный подтекст.
 Данте унаследовал Хорнби восемь лет назад от друга, который утонул в Саргассовом море. Хорнби был на удив­ление верным камердинером, готовым экономить, когда выпадали проигрыши, и мириться с различными эксцесса­ми в жизни хозяина. За это время Данте узнал его лучше, чем кого-либо другого.
 И тревожная нотка в голосе Хорнби отнюдь не была слу­чайной. Камердинер знал нечто такое, чего ему не следова­ло говорить. Конечно, если его хозяин проявит настойчи­вость, чтобы вытянуть это из него, тогда он вынужден бу­дет рассказать.
 – Поскольку она не засиживается с вечера допоздна, неудивительно, что она поднимается рано. Возможно, это немодно, но моя жена не придерживается слепо традиций общества.
 – Именно такое объяснение дал мне Уильямс.
 – Надеюсь, что вы оба не обсуждали ее привычки. Это­ го я не потерплю.
 – Уильямс лишь хотел меня успокоить. Сказал, чтобы я занимался домашними делами и не принимал это близко к сердцу. Никаких сплетен не было, я уверен.
 Сплетен? Должно быть, Хорнби отчаянно хотел о чем-то рассказать, если он употребил это слово.
 – У нее есть привычки, которые вызывают твое беспо­койство?
 Хорнби изобразил неловкость, услышав столь прямо по­ставленный вопрос. Он подал Данте щетку для волос и под­ставил ему туалетное зеркало.
 – Ну, если вы требуете от меня ответа… Она частенько гуляет совершенно одна.
 – Я распорядился, чтобы с этой практикой было по­кончено. Сказал Уильямсу, чтобы он готовил карету или организовал ей сопровождение.
 – Да. Он так и объяснил мне. – Хорнби позволил себе негромко вздохнуть.
 – И что же?
 – Поскольку вы требуете ответа… похоже, что леди ос­лушалась вашего приказа и даже пригрозила, что Уильямс будет освобожден от работы, если станет мешать ей или со­общит об этом вам.
 – Ты хочешь сказать, что моя жена не подчинилась мне и шантажом заставила Уильямса сотрудничать с ней?
 – Он очень растерян и не знает, как себя вести, когда его верность делится таким образом надвое. И ни один слу­га не сможет найти здесь выход. Поскольку он не знает, как ему быть, он попытался ублажить обоих, – продолжил Хорнби, аккуратно складывая при этом полотенца. – Она выходит одна. Однако Уильямс посылает кого-нибудь вслед за ней.
 Щетка для волос замерла над головой в руке Данте.
 – Дворецкий устроил слежку за моей женой?
 – Чтобы убедиться, что ей ничто не угрожает, и дать ответ, если вы спросите, куда она ушла. А также знать, где она, чтобы эпизод, который произошел прошлой весной, больше не повторился.
 Данте отложил щетку и вперил взгляд в такое наивное, такое невинное лицо Хорнби.
 – Какой эпизод?
 – Поскольку вы требуете ответа… прошлой весной она исчезала и не появлялась дотемна. Так продолжалось два дня. Уильяме очень обеспокоился и на третий день пошел вслед за ней. И выяснилось, что она… посещала бордель.
 – Это чушь, и я сам уволю Уильямса за распростране­ние нелепых слухов! Флер Монли не ходит в мужские бор­дели! Я вообще сомневаюсь, что она знает об их существо­вании.
 – Не в мужской! Упаси Бог, нет! А в бордель с женщинами. А вскоре она передала солидную сумму в благотво­рительный фонд для спасения заблудших голубок. Она ча­сто проводит расследования, чтобы убедиться, что благо­творительность изменяет жизнь к лучшему.
 Данте представил, как Флер наносит визит в бордель, чтобы убедиться, что женщины хотят спастись. За такую ин­формацию придется дорого заплатить, если Фартингстоун о ней узнает.
 Хорнби поднял сюртук, и Данте сунул в рукава руки.
 – Именно такое расследование привело ее к аресту прошлой зимой, и поэтому Уильяме сразу понял, почему она оказалась в борделе.
 Это откровение поразило Данте. Он застегнул пугови­цы жилета и вздохнул. День начинался явно неудачно.
 – Когда это было?
 – В феврале. Год назад. Вы, конечно, помните. Тогда случилась эта беда. Она оказалась там, познакомилась с ус­ловиями жизни нескольких вдов и их детей. И ее забрала полиция. К счастью, это не стало достоянием гласности, однако…
 Однако некоторые люди об этом знали, в том числе все, кто жил в этом доме.
 Кроме него.
 Слуги не говорили об этом, даже когда их допрашивал Сент-Джон.
 Данте поправил галстук.
 – Нет сомнений, что тебе известны обвинения, которые выдвигает против нее отчим. Уверен, что ты понима­ешь, насколько важно, чтобы никто из слуг никому не рас­сказывал об этом эпизоде, чтобы не было превратного по­нимания.
 – Разумеется, сэр. Вероятно, это хорошо, что теперь знаете вы, поскольку нам это давно известно.
 Данте вышел из своей комнаты и вошел в спальню Флер через дверь в коридоре. Он услышал, как в раздевалке что-то напевает горничная, готовясь к ритуалу одевания по слу­чаю предстоящего бала.
 Данте редко видел Флер после той ночи в саду. Он не мог понять, избегала ли она его из-за того, что считала себя оскорбленной, или же ее напугала ее собственная реакция.
 Он нащупал коробочку в кармане. Он хотел было вру­чить подарок лично, но сейчас этот жест выглядел бессмыс­ленным.
 Он мог разбудить в ней страсть, но она в самом деле не хотела интимных отношений с ним. Она не видела в нем мужа и считала себя вправе игнорировать его самые благо­разумные советы.
 Он вынул коробочку из кармана, положил ее на подуш­ку и ушел.
 Нужно было отыскать Уильямса. Данте нашел дворец­кого в буфетной, он был занят тем, что пересчитывал та­релки. Увидев на пороге хозяина, он уронил две ложки.
 – Вы бы послали за мной, сэр…
 – Мне сказали, что ты следил за моей женой, когда она выходила одна на прогулки.
 – Вы сказали… потом она сказала… понимаете, я не знал, что мне делать.
 – Куда она ходила?
 – Чаще всего она ходила гулять в парк. Кристофер – это лакей, которого я посылал, она его не видела – уверен, что ей никто не мешал гулять.
 – Ты сказал «чаще всего». А еще куда она ходила?
 – Она наносила визиты в дом на Пиккадилли, заходи­ла к леди Марденфорд здесь, в Мейфэре..
 Еще она посеща­ла церковь Святого Мартина. Это немного не по пути, но, может быть, она любит дальние прогулки. Именно сегодня она туда и пошла.
 – Она вернулась?
 – Когда Кристофер видит, что она идет в церковь, он возвращается домой. Там трудно спрятаться, да и к тому же мы считаем, что в церкви она в безопасности.
 – Вели приготовить карету, Уильямс. И впредь не надо за ней следить. Это недостойный прием.




 Глава 15


 – Позвольте мне снова вам объяснить положение вещей, – сказал мистер Сиддел. – Найти последнего инвес­тора – труднейшая задача, потому что наиболее подходя­щие люди уже задействованы. Необходимо терпение, ма­дам.
 – А я говорю, что знаю людей, которые могли бы подойти.
 – Это не то предложение, которыми леди делятся в гос­тиной. Надеюсь, вы этого не делаете.
 – Разумеется, нет. Я не настолько глупа, мистер Сид­дел.
 Хотя они старались говорить приглушенными голоса­ми, их спор все более накалялся. Только один прихожанин вошел в церковь с момента появления Флер. Священник возле алтаря готовился начать службу.
 – Должен сказать, что ваше поведение после возвращения из Франции меня беспокоит, – сказал мистер Сиддел. – Вы часто пишете письма, в которых настаиваете на встрече, требуете назвать имена инвесторов. И я начинаю сожалеть о своем участии в этом деле.
 Флер стиснула зубы, чтобы сдержаться и не показаться слишком уж скандальной.
 – А меня тревожат ваши задержки с ответом на мои письма и ваше стремление уклониться от прямого ответа, сэр.
 – Вы подвергаете сомнению мою честность? Посколь­ку у вас нет оснований для этого, я вынужден задуматься о разумности ваших действий в других областях.
 – Вы используете язык сплетен, которые распускает мой отчим, мистер Сиддел. Вы хотите отделаться от меня?
 – Я лишь высказываю свое наблюдение. Мне нет ни­ какого смысла тянуть с этим делом. Я ничего не получу вплоть до его завершения. Это все проделки Дюклерка? Вы ему во всем признались, и он давит на вас, чтобы вы, в свою очередь, нажимали на меня?
 Красноречивое «тсс», долетевшее издали, заставило Флер обратить внимание на алтарь. Их голоса сделались слишком громкими и стали причиной выговора со сторо­ны священника.
 – Мистер Сиддел, мой муж не имеет понятия об этом деле. Если мои упреки сделались слишком резкими, то это объясняется лишь тем, что я боюсь потерпеть неуда­чу. Я была бы вам благодарна, если бы вы подробнее меня информировали о ходе дела. Например, у вас есть на примете человек, который мог бы стать последним инвесто­ром?
 – Конечно, есть. Я уверен, что он готов, чтобы я при­гласил сегодня других и представил их друг другу. Я уже до­говорился об этом, но ваше настойчивое желание увидеть­ся со мной заставило меня перенести встречу на более позд­нее время. – Он как бы давал понять, что инвесторы будут сердиты и в этом ее вина.
 Флер поднялась и шагнула в проход между скамьями.
 – В таком случае я не стану вас задерживать. Надеюсь, вы сообщите мне о результатах вашей беседы?
 Мистер Сиддел поднялся со скамьи.
 – Я непременно сообщу вам о прогрессе, когда он будет. Если я вас не устраиваю, вы вольны нанять другого со­ветника. В этом вы свободны.
 Разумеется, она была в этом не вольна. Начинать все сначала глупо, если цель так близка. Она снова опустилась на скамью.
 Мистер Сиддел это знал и мог продолжать так, как он считал нужным. И она ничего не могла с этим поделать. Или, во всяком случае, так считала.
 Она слышала стук его каблуков об пол, пока он шел к парадной двери. Она дождалась, когда дверь за ним закры­лась, затем отсчитала еще две минуты.
 После этого поднялась и последовала за ним.
 Данте посмотрел из закрытого ландо на фасад церкви Святого Мартина.
 Если Флер любила гулять одна, то это место было не хуже, чем другие, и даже лучше. По крайней мере она боль­ше не посещает бордели.
 Он понимал, что реагирует на ее привычки более им­пульсивно, чем они того заслуживают, однако от этого его раздражение не становилось меньше. Он просил Флер об этой перемене лишь ради ее собственной безопасности и репутации. Дело вовсе не в том, что она отказывалась по­виноваться.
 Если он снова заговорит об этом, она скорее всего на­помнит ему, что они женаты не по-настоящему, как это уже было, когда он посоветовал ей отложить строительство школы.
 Вероятно, она и в этом отношении его не послушалась.
 Он протянул руку к дверце ландо, собираясь выйти и найти Флер, когда из церкви вышел мужчина, спустился по ступенькам и направился в сторону Стрэнда.
 Это был Хью Сиддел.
 Данте стиснул челюсти. Ему внезапно вспомнилось смя­тение Флер по поводу того, что Сиддел был одним из тех мужчин, которые видели ее в постели в коттедже, а также гнев Сиддела, когда он это обнаружил.
 Данте овладела ярость. Из всех мужчин, с которыми она могла его обманывать, это был наихудший вариант.
 Меньшим из зол могло быть то, что Сиддел был причастен к продаже земли и, вероятно, пытался обмануть ее, чего так опасался Хэмптон. Но и это не могло утешить Данте.
 Другие, еще более худшие, версии едва не заставили его потянуться к пистолету, который был спрятан в стенке эки­пажа.
 Он заставил себя проявить рассудительность. Не было доказательств того, что они находились в дружбе, тем бо­лее в любовной связи. Флер, должно быть, уже давно ушла из церкви.
 Но фортуна словно вознамерилась поддразнить его. Дверь церкви снова открылась, и появилась Флер, одетая в простой плащ с капюшоном. Именно такую одежду носят женщины, когда не хотят, чтобы их узнали.
 Она задержалась у одной из колонн портика и осторож­но огляделась вокруг. Затем направилась в сторону улицы. Идя близко к зданиям и держась в густой утренней тени, она шла в том же направлении, что и Хью Сиддел.
 Ступала она осторожно, и это еще больше разбудило лю­бопытство Данте.
 Он выпрыгнул из экипажа, сел рядом с Люком и взял вожжи.
 – У меня сегодня появилось желание самому управлять лошадьми, Люк.
 – Как хотите. – Люк скрестил руки на груди и обижен­но надулся.
 С высоты кучерского сиденья Данте мог видеть идущую Флер и на некотором расстоянии впереди от нее Хью Сиддела, который свернул в восточном направлении, в сторо­ну Стрэнда. По какой-то неизвестной причине Флер пре­следовала этого мужчину.
 Данте припомнилась его давняя любовная история. Ког­да первая страсть притупилась, его любовница почувство­вала, что его интерес к ней падает. В один не столь пре­красный день она отправилась вслед за ним, когда он рано ушел от нее, и обнаружила его в доме другой женщины. Светское общество в течение нескольких недель перемы­вало косточки участникам произошедшей сцены.
 Он постарался отбросить мысли и догадки о Флер и Сидделе, хотя это у него плохо получалось. Жар ярости сме­нился более спокойным, но еще более разрушительным льдом подозрений.
 Он дал сигнал лошадям двинуться дальше, одновремен­но сдерживая их шаг.
 – Вы думаете, что одна из лошадей хромает, сэр? —спросил Люк. – Мы еле плетемся.
 – Я специально еду медленно. Если тебя смущает, что я нахожусь рядом с тобой, можешь забраться внутрь.
 – С какой стати мне смущаться, сэр!
 Данте ехал за Флер до самого Стрэнда. Идущий впере­ди нее Хью Сиддел вошел в магазин. Флер сразу же остано­вилась перед цветочным киоском. Данте натянул вожжи, заставив лошадей остановиться, и в этот момент заметил нечто весьма интересное. В ста футах от его экипажа так же резко остановился хорошо одетый мужчина.
 – Люк, видишь на углу вон того мужчину в высокой шляпе, который не знает, чем ему заняться?
 – Вижу.
 – Не спускай с него глаз. Если он пойдет по другой ули­це, дай мне знать. Если посмотрит назад и заметит нас, тоже сообщи мне.
 – Мы преследуем его? – с любопытством спросил Люк. – Мы из-за этого едем так медленно, да?
 – Не его, Люк. Но думаю, что он тоже за кем-то сле­дит, и хотел бы знать, прав ли я в этом.
 – Тоже? Если вы наблюдаете не за ним, то за кем же?
 – За прекрасной леди.
 Люк надвинул на лоб шляпу, снова скрестил на груди руки и издал неодобрительный вздох.
 Данте едва не двинул парню в ухо. С учетом того, что прекрасной леди была его жена, имевшая какое-то секрет­ное дело с мужчиной, которого он ненавидел, он явно не заслуживал этого вздоха.
 Флер хотела было заглянуть в табачную лавку, когда дверь открылась и вышел мистер Сиддел. Он остановился, чтобы посмотреть время на карманных часах. Убрав часы, он зашагал еще более энергично и целенаправленно.
 Он шел по Стрэнду, и снующие вокруг люди помогали Флер скрывать свое присутствие. К тому же она старалась держаться на приличном расстоянии: если бы он оглянул­ся, мог узнать ее плащ с капюшоном.
 Наконец он свернул к одному из зданий и исчез из виду. Это была популярная кофейня «Сигар диван».
 Место было слишком многолюдное для тайной встре­чи, но в некотором отношении даже идеальное. Здесь муж­чины, которые курили, пили кофе и читали газеты, не мог­ли вызвать никаких подозрений.
 Флер не могла решить, что ей предпринять. Инвесторы находились там вместе с мистером Сидделом, и ей хотелось узнать, не знаком ли ей хотя бы кто-нибудь из них. Впо­следствии в случае новых проволочек она могла бы взять дело в свои руки.
 К сожалению, женщины не посещали подобных заве­дений. Флер не могла беспрепятственно войти через парад­ный вход, чтобы бросить быстрый взгляд на присутствую­щих. Если бы она попыталась это сделать, хозяева кофей­ни отреагировали бы соответствующим образом, и о ее появлении стало бы всем известно.
 Повернув за угол, Флер увидела дорожку позади зданий. Если ей нельзя войти в кофейню с улицы, то, возможно, удастся проникнуть туда через черный ход.
 Ориентируясь по запаху кофе и сигарного дыма, она на­шла вход в заведение со двора. Дверь была распахнута для проветривания. Флер заглянула в нее и осмотрела подсоб­ную часть кофейни. В дальнем углу находился металличе­ский таз, заполненный грязными чашками из-под кофе. На малом огне грелись подвешенные на крюках котлы с водой.
 Флер увидела перед собой дверь в зал, где находились посетители. Она проскользнула вперед, тихонько приот­крыла ее и окинула взглядом помещение.
 Какой-то мужчина во фраке загораживал ей вид. Он сто­ял всего в нескольких дюймах от нее, спиной к ней. Чуть правее ей удалось увидеть часть лица мистера Сиддела. Он сидел на диване у стены и с кем-то разговаривал.
 Стоявший перед ее носом мужчина слегка сдвинулся с места, что позволило Флер полностью увидеть мистера Сид­дела. Она приоткрыла дверь пошире, приподнялась на цы­почки, чтобы разглядеть его собеседников.
 Один оказался в поле ее зрения. Молодой человек с бе­локурыми волосами и продолговатым лицом.
 Флер сделала осторожную попытку приоткрыть дверь пошире, чтобы можно было на мгновение просунуть туда голову…
 – Эй, ты что здесь делаешь?
 Голос заставил ее резко обернуться. Через заднюю дверь вошел мужчина, неся в руках мешок с сахаром.
 – Никак, воруешь чай?
 – Я не ворую…
 – На прошлой неделе куда-то запропастился чай, я вижу, ты пришла за новой порцией.
 – Вы ошибаетесь. – Флер попыталась обойти мужчину, но тот загородил ей дорогу.
 Дверь в зал отворилась, и тот мужчина, чья спина заго­раживала ей обзор, вошел в подсобку:
 – В чем дело?
 – Обнаружил здесь женщину, мистер Рейсс, которая явно собиралась что-то украсть. Должно быть, она уже при­прятала коробку чая под плащ.
 – Добрый человек, у меня нет никакого чая под пла­щом и не было намерения что-нибудь красть.
 – Правда? Тогда какие же у тебя намерения? Здесь не­ зачем быть никому постороннему, тем более женщине, – сказал мистер Рейсс.
 – Мне показалось, что сюда вошел человек, которого я не видела много лет. Я хотела убедиться, не ошиблась ли я.
 – В самом деле? И кто же этот человек?
 Флер смешалась от волнения и никак не могла приду­мать правдоподобную версию.
 – Сходи за констеблем, Генри, – приказал мистер Рейсс.
 О Боже, только констебля не хватало!
 – Мой брат! Брат, который уехал много лет назад. Мы думали, что он погиб в море. Представляете, какой шок я испытала, когда увидела на улице человека, похожего на него и свернувшего в это заведение. Ведь должна же я убе­диться, он это или нет?
 Генри был уже готов поверить Флер, но мистера Рейсса провести оказалось трудно.
 – Давно пропавший брат, говоришь? И этот плащ, под которым так удобно прятать украденные вещи? Констеб­ля, Генри! Я не спущу с нее глаз, пока ты не вернешься с блюстителем порядка.
 – Не торопитесь, джентльмены, – раздался голос. —Думаю, ты должен поверить леди, Рейсс.
 Флер узнала голос. Она испытала облегчение, но у нее тотчас же засосало под ложечкой. Объяснить констеблю всю эту историю было бы проще, чем Данте. Полицейский мог бы даже поверить ее выдумке.
 Затаив дыхание, она оглянулась на заднюю дверь. На пороге стоял Данте.
 – Мистер Дюклерк, сэр. Вы знаете эту женщину? —спросил мистер Рейсс.
 – Я знаком с ней. Представь мое удивление, когда я ус­лышал эти обвинения, проходя по этой аллее!
 – Улика достаточно убедительна, сэр.
 – Она ведь дала объяснения. Более того, совершенно очевидно, что она не воровка, даже при первом взгляде на нее.
 – Воры бывают всякие. Иногда внешность только об­легчает им их промысел.
 – Не думаю, что она одна из них. Я уверен, что эта леди не прячет никаких товаров под плащом. Почему вы не удов­летворите любопытство этих мужчин?
 Заставлять ее доказывать, что она не воровка, вряд ли можно было назвать рыцарским актом, но в этот момент Данте и не выглядел слишком вежливым. Чувствуя, как по­лыхает ее лицо, она развела полы плаща. Мистер Рейсе, ко­торый, казалось, готов был не согласиться с Данте, удивленно вскинул брови, когда увидел качество платья, скры­того поношенным плащом.
 – Позвольте мне увести даму из помещения. И еще разрешите компенсировать потери в торговле за то время, ко­торое вы потратили на эти разговоры. – Данте положил ги­нею на полку, где находились коробки с чаем.
 Мистер Рейсс посмотрел на монету и хмыкнул:
 – Советую вам впредь не приходить сюда. Даже если вам покажется, что сюда заглянул ваш давно умерший брат.
 Флер прошла мимо него и вышла во двор. Через неко­торое время она услышала за собой шаги. Ее догонял Дан­те. А в заднюю дверь кофейни завернул еще один мужчина.
 Выражение лица Данте было таким, что она ускорила шаг. Тем не менее он поравнялся с ней.
 – Что ты здесь делаешь, Данте?
 – Плачу продавцам кофе за то, чтобы они не распрост­раняли информацию о том, что ты воровка.
 – За что я благодарна. Однако каким образом ты оказался здесь, чтобы выручить меня?
 – Я ехал в экипаже и увидел, как ты свернула в эту ал­лею. Такое вот счастливое стечение обстоятельств. – Он взял ее за руку и остановил раньше, чем она успела дойти до улицы. – А что ты здесь делаешь, Флер? Помимо того, что надеешься на встречу с давно погибшим братом?
 Значит, он слышал ее ложь. Должно быть, он стоял у дверей и подслушивал, прежде чем войти в помещение.
 – Наверное, ты проводишь одно из своих расследова­ний, прежде чем сделать очередные благотворительные по­жертвования? Обществу борьбы с избыточным потребле­нием кофе?
 – Подобные заведения меня всегда интересовали, и я решила составить собственное представление о них.
 – И ты прошла несколько кварталов, чтобы зайти именно в это. Не делай из меня болвана, Флер, и не жди, что я приму тебя за дурочку.
 Несколько кварталов? Он не просто случайно увидел ее, а следовал за ней по городу.
 –С какой целью ты пришла сюда, Флер? Это никак не походит на прогулки в одиночестве.
 Она была благодарна ему за то, что он помог ей выпу­таться из трудного положения, но этот допрос ее раздра­жал. Хуже того, его мужская энергия наполняла окружаю­щее пространство. Его гнев создавал такое же напряжение, как и его чувственность. Она ощутила дискомфорт оттого, что он одновременно и раздражал, и возбуждал ее.
 – Я живу собственной жизнью, Данте, так же, как ты продолжаешь жить своей.
 Ее напоминание о соглашении не успокоило его. Даже совсем наоборот.
 – Я просил тебя внести небольшие изменения в твой образ жизни, для твоей же безопасности. В частности, про­сил не ходить одной.
 – Ты потребовал от меня некоторых изменений. Я со­гласилась с большинством.
 – Но не с теми, которые ты сочла неудобными.
 – Или неразумными.
 – Мои требования никак нельзя назвать неразумными. Будучи замужней женщиной, ты имеешь полную свободу продолжать жить так, как жила раньше, и днем и ночью.
 Последняя часть фразы и тон, которым она была про­изнесена, заставили ее насторожиться.
 – Да, это так. Как мы и договорились. Мы ведь не же­наты в обычном смысле этого слова. Не жди, что я должна подчиняться любому твоему капризу, как могло бы быть, если бы мы были по-настоящему женаты.
 На нее вдруг посмотрел совершенно иной мужчина. Она почувствовала себя мышью под взглядом расчетливо­го кота.
 – Есть несколько сторон этого брака, которые я на­мерен пересмотреть, Флер. Что касается твоего подчинения, я напомню о своем предупреждении, сделанном в коттедже. Если будет брошен вызов, выбор оружия за мной.
 Он взял ее под руку и решительно повел по улице.
 Открыл дверцу экипажа.
 С учетом его последних слов она не хотела менять ули­цу на интим кареты.
 – Я предпочла бы пройтись, Данте.
 Он улыбнулся. Это была не успокаивающая улыбка.
 – Ты боишься ехать со мной?
 – Если это рассматривать в качестве твоего мрачного юмора, то да.
 – Садись в карету, Флер. Тебе предстоит долгий день подготовки и утомительная ночь. Я пойду пешком. Мы про­должим разговор о моем мрачном юморе завтра.




 Глава 16


 Флер разглядывала свое отражение в огромном зерка­ле. На нее смотрела незнакомка.
 Впрочем, нет, не незнакомка. Давнишняя подружка, ко­торую она не видела десять лет. Девушка, которую она ког­да-то хорошо знала.
 Флер подощла поближе, чтобы слабый свет не скрывал детали, говорящие о том, что она уже далеко не юная де­вушка. Глаза были менее невинными, чем тогда, лицо не столь нежное. Тело ее обрело округлые формы, которые не были присущи той девушке, хотя она не набрала ни. фун­та дополнительного веса. Просто теперь она была женщи­ной.
 Ей хотелось верить в то, что годы обошлись с ней по-доброму. Ей нужно было так считать сегодня вечером. Де­сять лет она была свободна от мучительных размышлений о собственной внешности. И вдруг внезапно это сделалось для нее важным, а у нее не было опыта, чтобы подавить воз­никшее чувство неудовлетворенности. Что-то билось и тре­петало внутри ее, она не испытывала подобного смятения даже во время своего первого бала;
 Сегодня будет ее второй выход, но даже более важный, чем тот, когда она была девушкой. Тогда ставкой был ее будущий брак, что для нее ровным счетом ничего не значило, ибо она не собиралась вообще выходить замуж.
 – Карета подана, мадам, – сказала горничная, переда­вая ей атласную кремовую накидку.
 Флер набросила ее на плечи. При этом правая ее рука оказалась перед зеркалом. В зеркале сверкнул огромный сапфир на ее пальце.
 Это было изумительное кольцо. Оно блестяще сочета­лось с небесно-голубым платьем и бриллиантами на шее.
 Украшение ожидало ее в спальне, когда она вернулась сегодня домой. Оно находилось в коробочке на подушке. Никакой записки при нем не оказалось.
 Она пока что не смогла поблагодарить Данте за пода­рок. Он удалился к себе и сразу же начал готовиться к ве­черу.
 Он явно избегал встречи с ней. Но завтра, без сомне­ния, он вернется к теме ее откровенного неповиновения. Этот предстоящий разговор мучил ее весь день.
 Флер заставила себя выйти из оцепенения. Она спусти­лась и направилась к тому месту, где ее ждал Данте.
 Увидев его, она невольно остановилась на лестнице. Он был неотразимо красив в вечернем наряде, безупречно сши­том и подогнанном по фигуре. Следы мальчишества, кото­рые обычно смягчали выражение его лица, сегодня напрочь отсутствовали. Это придавало ему суровую зрелость и де­лало еще более притягательным.
 Она вдруг почувствовала всю грандиозность их обмана. Она войдет в бальный зал, держась за руку этого мужчины, и все присутствующие поймут, что брак представляет со­бой не что иное, как фарс. Самое мягкое, что могут о ней сказать, – она безмозглая дурочка, купившая себе мужа, которого не может удержать.
 Едва взглянув на Данте, Флер почувствовала, что он во власти раздражения, связанного с утренним происшестви­ем. Однако оно улетучилось, едва она подошла к нему.
 – Ты невероятно красива, Флер. Никогда еще и никем я не был очарован до такой степени.
 Это было столь любезно с его стороны – произнести подобные слова, что она чуть не разрыдалась. Она лгала ему, и он это знал и в то же время хотел, чтобы она чувствовала себя комфортно.
 Она протянула руку, на которой было то самое кольцо:
 – Спасибо за него. Оно великолепно.
 – Это кольцо матери. Я посылал в Леклер-Парк за ним. Я оставил его там, чтобы у меня не появилось искушения продать его, когда окажусь в долгах.
 – Для меня это большая честь – надеть его сегодня.
 – Это не вещь взаймы. Оно было подарено мне мате­рью для моей жены, каковой ты и являешься.
 «Не настоящей», – подумала она. Но суровый блеск его глаз удержал Флер от того, чтобы произнести это вслух.
 Он предложил ей руку, она положила на нее свою, и Данте ободряюще ее погладил.
 – Оказавшись там, ты почувствуешь, будто никогда не пропускала сезоны.
 Нельзя сказать, что Флер не ощутила, что пропускала сезоны, однако страхи почти оставили ее, как только она оказалась на балу. Помогло то, что ее сразу же взяла под свою опеку Шарлотта.
 – Пойди повидайся с друзьями, пока я представлю Флер, – распорядилась она. – Возвращайся к третьему вальсу.
 Данте послушно поклонился и удалился.
 – А теперь пошли со мной. Я все устроила, – сказала Шарлотта и повела ее мимо блистающих позолотой плать­ев и бриллиантов.
 Первым делом она подвела ее к Диане Сент-Джон, ко­торая была воплощением сдержанной элегантности в сво­ем серебристом платье. Декольте идеально очерчивало ее плечи; полдюйма в ту или другую сторону могли бы безна­дежно испортить задуманный фасон. Рукава хотя и широ­кие, тем не менее не скрывали изящества ее рук. Велико­лепный бриллиант висел у нее на шее, и Флер подумала, что он не был взят напрокат. Пышные каштановые волосы Диана собрала не то чтобы в модный, но очень привлекательный узел.
 Диана отступила и оглядела ансамбль Флер:
 – Великолепно. Вы обе выглядите отлично.
 –Диана несколько раз в год посещает Париж, и ее ком­плимент дорогого стоит, – заявила Шарлотта. – А где Со­фия? Она часть нашей компании поддержки сегодня.
 Флер была представлена черноволосой герцогине Эвердон и ее несколько экзотически выглядевшему мужу Адри­ану Бершару. Ей не понадобились какие-либо подсказки Шарлотты относительно истории этой пары. Последние де­сять лет она провела вдали от общества, но не от светских сплетен. Она знала историю наследства герцогини, полага­ющегося ей по праву, и о незаконнорожденном сыне гер­цога, за которого она вышла замуж.
 – Мой муж говорил мне о вас, – сказала она, повора­чиваясь к Адриану. – Надеюсь, вы друзья.
 – Хорошие друзья, мадам. Он, Сент-Джон и Хэмптон образуют вместе с Леклером дружескую компанию, к которой имею честь принадлежать и я.
 – Маклейн также входит в этот круг?
 Шарлотта и герцогиня усмехнулись. Адриан притворил­ся, что не заметил этого.
 – Как и у большинства мужчин, у вашего мужа несколь­ко дружеских компаний. Мой брат Колин относится к кру­гу Маклейна, я же с ним не связан.
 – Надеюсь, – пробормотала герцогиня.
 – Мистер Бершар, вы должны нас теперь извинить, —сказала Шарлотта. – Нам нужно кое-что обсудить.
 Он отступил на шаг:
 – Если леди обговаривают стратегию своих действий, я должен исчезнуть.
 Герцогиня взяла Флер под руку:
 – Прежде чем составлять какие-то планы, я хотела бы приветствовать ваше возвращение в наш круг. Я бы уже по­сетила вас, но была в Девоне вплоть до начала этой недели. Примите мои наилучшие пожелания в связи с вашим бра­ком.
 Флер была тронута, что ее так быстро приняли в свое окружение. Невысокая, лет тридцати, герцогиня не была писаной красавицей, но ее ясные зеленые глаза излучали искренность и откровенность.
 – Спасибо, ваша светлость. Вы очень добры ко мне.
 – Находить новых друзей – это всегда радость. И по­жалуйста, зовите меня Софией.
 Это уже было настоящей щедростью.
 – Ваши мальчики вернулись с вами? – спросила Диана.
 – Конечно. Бершар скомандовал, чтобы они приехали оба. Он не видел малыша целый месяц.
 – Уважаемые леди, мы соберемся через два дня, чтобы обсудить различные женские дела, но сейчас мы должны поработать, – сказала Шарлотта. – Вы все знаете о том, какие слухи распространяет отчим Флер. Сегодня мы долж­ны показать, что это все ложь. Я хочу, чтобы Флер пообща­лась с каждой леди, которая способна повлиять на обще­ственное мнение. Чтобы она танцевала с пэрами и адмира­лами. – Шарлотта повернулась к Флер: – Мы так расположимся, что ты всегда сможешь найти рядом друга.
 – Я пойду первой, – предложила герцогиня. – Начнем, благословясь. Я вижу Дороти, тетю Адриана. По всей видимости, она помнит вас по первому сезону, так что ее не назовешь совершенной незнакомкой.
 Их слова не расходились с делом. Флер ни разу не по­чувствовала себя одинокой. Едва партнер по танцу подво­дил ее к ее месту, рядом оказывалась одна из подруг.
 Мало-помалу Флер расслабилась и успокоилась. Она знала здесь многих, даже если с кем-то и не разговаривала в течение ряда лет. Были различные версии о ее браке, но почти все они не относились к числу недобрых.
 Она почти не видела Данте. Иногда, танцуя с партне­ром, она мельком замечала, как он танцевал с кем-нибудь. Когда начался третий вальс, он оказался рядом с ней и ввел ее в круг танцующих. Зал закружился и завертелся, они оказались в центре танцевального вихря. Это напомнило Флер их последний танец – в саду. Выражение лица – то же, хотя что-то в нем оставалось от гнева, который им вла­дел сегодня днем.
 К началу банкета у Флер было ощущение, что она хорошо освоилась. Посетить бал, не совершая ничего из ряда вон выходящего, – не столь уж трудная задача, если ты разумный и нормальный человек.
 Дэниел Сент-Джон предложил Флер проводить ее на ужин. Она подумала, что это устроили для нее подруги.
 Болтая с ним, она разглядывала другие пары за столом. Ее внимание привлекла эффектная блондинка с дымчатыми глазами. На даме было темно-фиолетовое платье, похожее по цвету на то, которое Флер заказала у мадам Тиссо. Именно это платье вызвало ее изначальный интерес.
 Леди пошевелилась, слегка повернулась. Теперь ее мож­но было рассмотреть. Флер отметила про себя, что это, по­жалуй, самая красивая женщина нынешнего бала.
 Затем ее взгляд остановился на двух деталях наряда леди. Совсем маленьких. Блестящих. Паре аметистовых сережек, свисающих с мочек ушей, переливающихся при свете и иде­ально гармонирующих с платьем.
 У Флер перехватило дыхание. Сердце гулко заколотилось при взгляде на эти сережки. Она видела их раньше. Она приносила их в своем ридикюле в долговую тюрьму.
 Флер с трудом отвела взор от сережек и уткнулась в та­релку. Шум зала превратился в сплошной гул. Она пере­стала слышать, что говорит Сент-Джон.
 Через несколько секунд она снова посмотрела на серьги.
 – А вон та женщина в фиолетовом платье. Вы знаете ее?
 Вопрос Флер заставил Сент-Джона прервать фразу наполуслове.
 – Это баронесса Далри. Шотландский титул.
 – Она чрезвычайно красива.
 – Да.
 Сент-Джон знал, что баронесса была любовницей Данте.
 Флер внезапно ощутила озноб. Жар и озноб одновре­менно. Боль в груди не собиралась отпускать. Флер с тру­дом удалось сделать вдох.
 Данте возобновил любовные отношения с баронессой и отдал ей серьги. Может быть, об этом знали также и Шар­лотта, София и Диана.
 Флер сделала глубокий вдох. Она и раньше предпола­гала, что этот день рано или поздно настанет. Это будет ка­кая-то конкретная женщина, и Флер узнает, кто именно. Она попыталась сделать вид, что ее это нисколько не вол­нует, однако это ей не удалось.
 Ей вдруг захотелось умереть.
 – Ты выглядишь нездоровой, – с участием сказала Ди­ана. – Думаю, вечер был очень непрост для тебя.
 – Да, я нездорова. – Флер с трудом выдавила из себя слова. Боль в груди стала нестерпимой. Она поднялась: —Прошу извинить меня…
 Диана мгновенно оказалась рядом. Поддерживая Флер, она вывела ее из банкетного зала.
 Боль возрастала. По щекам Флер побежали слезы. Она не слышала, что ей шепчет герцогиня. Она не могла осво­бодиться от образа, который засел в ее голове. Она видела Данте, который держит ладонями лицо баронессы, смот­рит ей в глаза и дважды нежно целует – один раз в лоб и второй – в губы.
 Сердце Флер зашлось в груди. Герцогиня подтолкнула ее в холл как раз в тот момент, когда началось всеобщее дви­жение.
 Она лежала в шезлонге, хлюпая носом, как какая-ни­будь дурочка, желая, чтобы здание рухнуло и похоронило ее. Она не могла остановить поток слез, как ни ругала себя за это и как ни пыталась взять себя в руки. Женщины при­ходили и уходили, делали вид, что не замечают ее состоя­ния, но в то же время бросали на нее внимательные взгляды.
 Подруги окружили Флер, образовав барьер из юбок и создав видимость уединения. Шарлотта и София суровым взглядом отгоняли дам, которые проявляли слишком боль­шой интерес к Флер.
 – Не могу поверить, что никто из нас не захватил с со­бой нюхательную соль, – сказала Шарлотта.
 – Она не в обмороке, – возразила Диана.
 Флер предпочла бы оказаться в обмороке. Еще лучше, если бы она преодолела коридор и рухнула на землю. Она хотела бы забыться, чтобы не видеть перед собой Данте, це­лующего баронессу.
 – Нам нужно выяснить, что стало причиной этого, – сказала Диана. – Если кто-то оскорбил ее или заговорил в ее присутствии об обвинениях в ее адрес отчима…
 – Сент-Джон сказал, что это началось сразу же после того, как она спросила его о баронессе Далри, – негромко проговорила София.
 Три женщины замолчали. Флер знала, что они жалеют ее. От этого ей стало еще хуже.
 – Дело в серьгах, – сказала наконец Шарлотта. – Я убью своего братца. Он должен был сказать ей, чтобы она не надевала их. Он знает, что Флер их видела.
 – Ладно, я позволяю тебе убить его, а сама отвезу Флер домой, – предложила София. – Перед тем как ты его убь­ешь, скажи ему, что она уехала. Диана, найди Адриана и сообщи ему, что я хочу откланяться.
 – София, я надеюсь, что ты впредь не будешь принимать леди Далри. Это была преднамеренная жестокость с ее стороны.
 – Или незнание. Она могла и не предполагать, что Флер узнает серьги.
 – Возможно. Однако один человек это знал, и когда я разделаюсь с ним…
 – Пожалуйста, не надо, – сумела выговорить Флер. – Я уже наделала много шума сегодня. Не обвиняйте ни в чем Данте. Это вовсе не его вина.
 Шарлотта потрепала ее по лицу:
 – Ты позволь сейчас Софии отвезти тебя домой. Я на­вещу тебя завтра утром и поговорю с Данте. А сегодня он может меня не опасаться.
 – Ты гадкий и мерзкий человечишка! – Шарлотта прошипела эту оскорбительную фразу, едва вытащив Данте из бального зала. – Безжалостный, жестокосердный тип! Как ты мог?! Ведь ты знал, какое значение имеет этот вечер! Как мог ты быть настолько глуп, что…
 – Шарл, довольно. – Данте был не в настроении вы­слушивать дальнейший поток оскорблений.
 Его настроение не улучшилось с того момента, когда он утром посадил Флер в карету. Более того, оно стало еще сум­рачнее. Он не без труда сохранял внешнее спокойствие в течение всего вечера, хотя в его голове роилось множество вопросов и порождающих ярость ответов.
 В некоторых случаях он способен был дать себе отчет в том, что причина его гнева – элементарная ревность. Рев­ность к Сидделу, к секретным связям этого человека с Флер. Он целый день размышлял о том, какие отношения их мог­ли связывать.
 Тот факт, что Флер выслеживала Сиддела, заставил его сделать вывод, от которого у него раскалывалась голова, что она была отвергнутая любовница, продолжающая цепляться за мужчину, которого потеряла, и отказывала другим по причине любви к нему. Одна только уверенность в том, что Сиддел заграбастал бы состояние Флер, если бы появилась возможность, уже приводила его в состояние бешенства.
 И вот сейчас, под занавес дня, который начался так отвратительно, а затем получил еще более неприятное разви­тие, он вдруг сделался объектом любопытства и сочувствия. Судя по тому, что он понял из передающихся шепотом спле­тен, с Флер приключилась подлинная катастрофа. Когда Шарл отыскала его, он попытался найти способ уменьшить нанесенный ущерб.
 – Этого недостаточно, – огрызнулась Шарл. – Ты хоть знаешь, что произошло?
 – Я кое-что подслушал и представляю, как все будет подано завтра. Моя жена внезапно потеряла контроль над собой во время банкета, истерично разрыдалась, ее вывели в холл, а затем герцогиня Эвердон спровадила ее домой, что­ бы другие не слышали ее стенаний. И, по слухам, не было никаких причин для проявления подобных эмоций, кроме ее неуравновешенной психики.
 – О Господи, это все так преувеличено! Завтра болту­ны и сплетники будут рассказывать, что она пыталась вы­пить яд.
 – Да. Фартингстоун будет в восторге.
 Шарлотта шагнула вперед, поставила руки на бедра.
 – Все было отнюдь не беспричинно, ты, жалкая паро­дия на мужа! Она увидела серьги!
 – Что ты имеешь в виду?
 – Аметистовые серьги, которые приносила тебе в дол­говую тюрьму! Она увидела их на баронессе!
 – Ты хочешь сказать, что Флер устроила сцену по при­чине ревности?
 – Она не устраивала сцен! Она вела себя великолепно, если учесть, насколько она была потрясена. Самое худшее во всей этой истории то, что она винит себя, а не тебя.
 Разумеется, она не может винить его. Она не посмела бы. Если бы он возобновил любовную связь с баронессой, она не смогла бы против этого возражать.
 К тому же баронесса не была его любовницей, что дела­ло всю эту драму смехотворной. Почти столь же ироничной, как и тот факт, что он застал ее этим утром с мужчиной.
 Он рассмеялся бы, если бы его не душил гнев.
 – Ты зол на нее, – заметила Шарлотта.
 – Ты чертовски права.
 – Вероятно, ты полагаешь, что она должна относиться к этому мудрее. Она не была в обществе некоторое время и отвыкла от того, что от многих мужчин можно ожидать не­ верности.
 У Данте было искушение объяснить все Шарлотте и обе­лить себя.
 – Если ты хочешь оскорблять меня и дальше, то при­ходи для этого завтра. А сейчас я удаляюсь и иду к своей жене.




 Глава 17


 Флер лежала в темноте и чувствовала себя совершенно несчастной. К образам целующихся Данте и баронессы до­бавились другие. Она как бы со стороны увидела, как глупо вела себя этим вечером.
 Она подумала о Шарлотте, которая собирается утром устроить взбучку Данте. Нужно встать пораньше, прийти к Шарлотте и попросить, чтобы она ничего не говорила Дан­те о причине ее вчерашнего срыва. Уж лучше пусть все со­чтут ее поведение странным и неадекватным, чем истину узнает Данте.
 Поскольку она не спала, то сразу же услышала стук в дверь. Стук был громкий и резкий – вероятно, в расчете на то, чтобы ее разбудить, если она спала.
 Флер села на кровати и потянулась за розовым халатом. Стучали не в дверь, выходящую в коридор, а в ту, которая соединяла их спальни.
 Она на цыпочках прошла гардеробную. Стук был тре­бовательный, в ритме стаккато. Он прекратился в тот мо­мент, когда Флер остановилась перед дверью, затаив дыха­ние. Вероятно, у стучавшего лопнуло терпение.
 – Открой дверь, Флер, если ты не хочешь, чтобы я все выговорил в коридоре и об этом узнали слуги. – Голос его был негромким и напряженным, словно он знал, что она стоит рядом с дверью и слышит его.
 Флер повернула ключ. Дверь распахнулась. Данте стоял, подняв руку и опираясь о косяк двери. Он снял сюртук и галстук, в полутьме белела его рубашка, на которую падал свет от свечи, стоящей на умывальнике.
 В его лице и позе не было ничего от беззаботного про­жигателя жизни.
 – Ты пришла в себя?
 Флер кивнула.
 – Но я очень устала.
 – Не сомневаюсь. Тем не менее я должен отнять у тебя некоторое время. – Он шагнул в гардеробную. В призрач­ном мерцании свечи она видела его сердитое лицо.
 Он вытащил ключ из двери.
 – Я успел возненавидеть эту дверь. Я совершил ошибку, настояв, чтобы ты заперла ее. Это одна из нескольких оплошностей, которые я допустил в отношениях с тобой. – Он бросил ключ в свою комнату, и тот звякнул, упав в таз. – Я не хочу, чтобы она впредь запиралась.
 Флер не знала, что ей делать или что сказать. Они сто­яли в гардеробной, глядя друг на друга.
 – Этот халат смотрится не столь привлекательно без лунного освещения. Я говорил тебе, чтобы ты купила ка­кие-нибудь вещи посимпатичнее.
 – Это излишне, поскольку я сплю, когда ты возвраща­ешься домой. .
 – Ты очень стараешься, чтобы так происходило. Тем не менее, несмотря на все твои усилия мы оказались друг перед другом. – Он показал жестом на гардероб. – Ты на­девала что-то другое в ту ночь в Дареме. Где оно?
 – Я не думаю…
 – Надень это, Флер.
 Она подошла к гардеробу и извлекла ночную рубашку и халат для будуара.
 Он внезапно оказался рядом с ней, и она ощутила давя­щее присутствие мужчины среди ночи. Его руки стали рас­стегивать голубые пуговицы на халате.
 Она представила, как он делал то же самое с баронес­сой, и ей снова захотелось разрыдаться.
 – Я не нуждаюсь в твоей помощи.
 – Не возражай, Флер. Это не та ночь, когда ты должна напоминать мне, чего нам не следует делать.
 Слегка прикасаясь к ней, он стянул с нее халат. Его паль­цы едва дотронулись до ее кожи, когда он развязал ночную рубашку и уронил вниз. Раздевание как бы утверждало его право на интимность.
 Флер потянулась было за рубашкой, но его рука сжала ей запястье, остановив ее. Она замерла с вытянутой рукой, чувствуя его близость.
 Она не смотрела на него, но ощущала его взгляд на себе. Света в гардеробной было мало, но достаточно для того, что­бы он мог видеть ее наготу.
 – Позволь мне надеть ночную рубашку, Данте.
 Он снял с нее чепец, и волосы ее рассыпались.
 – Данте…
 – Не спеши. Для меня такое удовольствие смотреть на тебя нагую.
 Она закрыла глаза, чтобы вынести это испытание. Не­смотря на унижение, она почувствовала нарастающее воз­буждение, исходившее от него и захватывающее ее тело.
 – Я настаиваю, чтобы ты оставалась в таком виде, – ска­зал Данте. – Я хотел бы, чтобы ты вышла на свет и я мог любоваться тобой часами. У меня чертовски мало прав в этом браке, но это право по договору у меня не было отнято.
 – Ты проявляешь жестокость.
 – Я причиняю тебе боль?
 – Меня это сильно смущает.
 Он отпустил ее запястье и взял ее за подбородок.
 – Ты испытываешь не только смущение, но и возбуж­дение. Ты думаешь, я этого не вижу? – Он отпустил ее. – Пойдем теперь в мою комнату.
 Флер дрожала, надевая на себя шелковую ночную ру­башку. Она не была в его комнате с того момента, как та стала его владением. Ничего от ее гостиной здесь не оста­лось, и она удивленно разглядывала украшенную резьбой кровать с темно-зеленым пологом и стол, заваленный его личными вещами.
 Он опустился в кресло, уверенный в своей мужской силе, как и прежде. Флер предпочла остановиться в неко­тором удалении. Она скрестила руки и притворилась, что изучает новую обстановку.
 – Шарл и ее подруги хорошо позаботились о тебе се­годня. Я выразил им благодарность.
 – Я знаю, что вела себя глупо и это будет на руку Гре­гори с его ложью. Если ты хочешь сказать мне, что я очень некстати заварила эту кашу, то лучше не трудись. Я бичева­ла себя весь последний час.
 – Я стремился к тебе вовсе не для того, чтобы отчиты­вать тебя. Я хочу понять, отчего ты потеряла самообладание.
 – Я слишком устала.
 – Шарл сказала, что причина несколько иная. Она счи­тает, что ты была потрясена, решив, будто у меня любовная связь с баронессой Далри.
 Флер была настолько удручена, что не могла поднять глаз от пола. Жаль, что Шарлотта не сдержала слово и не дождалась завтрашнего утра.
 – Она права? Увидев серьги, ты до такой степени рас­строилась?
 Флер не могла признаться, что была настолько глупа и неправомерно ревнива.
 – Понимаешь, Флер, мы сами создали маленький ад для себя, разве не так? Ты обещала никогда не ревновать меня, но теряешь самообладание, едва заподозрив, что уви­дела мою любовницу. Я обещал никогда не делить с тобой ложе, но не помышляю ни о чем другом.
 Он думал об этом и сейчас. Это читалось в его глазах и во всем его теле. Это ощущалось в воздухе. Она говорила себе, что в безопасности с ним, но сейчас в это совершенно не верила.
 – Я должна была предвидеть, что в бальном зале может оказаться одна из твоих любовниц – бывших, а возможно, и нынешних. Я просто не подумала об этом и потому была так ошеломлена. В будущем я это учту. Вполне понятно, что ты сердит, но это никогда больше не случится.
 – Я вовсе не сержусь за то, что ты ревнуешь.
 – Я не имею права и знаю это.
 – Да, ты не имеешь права. Тем не менее ты стала рев­новать при малейшей улике. А вот я видел, как ты встречалась с мужчиной этим утром. Моя ревность имеет более су­щественные основания.
 О Господи, он шел за ней этим утром гораздо дольше, чем она предполагала. Если он знает о той ее встрече, зна­чит, был в церкви.
 Она прошлась по комнате, обдумывая ответ. Ей не хо­телось, чтобы он видел ее вышагивающей, но он заставлял ее нервничать. От него исходила сильная аура, она напол­няла комнату, безжалостно окутывала ее. Его спокойный тон не мог скрыть его настроения, в его взгляде читалось намерение, о котором она не смела и подумать.
 – Не стану лгать, – начала она. – Ты прав. Я встреча­лась с мистером Сидделом этим утром. Наверняка ты дол­жен понимать, что мы не… что это невозможно.
 – Ты так заявляешь.
 – Ты мне не веришь? Господи, ты задаешь вопрос, не солгала ли я тебе? Ты считаешь, что я могла столь бессер­дечно разыгрывать тебя, когда предложила этот брак?
 – Я не знаю, во что я отныне верю. Мало что в этом браке оправдало мои ожидания, и ты ведешь себя нечестно в некоторых отношениях.
 – Я честна сейчас. Мистер Сиддел и я не связаны аль­янсом подобного рода. Мы даже не друзья. Мы встречаем­ся на деловой основе.
 – И что это за дело?
 – Я не могу тебе этого сказать.
 – Стало быть, ты не сообщишь мне. Ты намерена швыр­нуть мне назад наше соглашение, если я стану настаивать? Как я уже сказал, эта ночь не для этого.
 Флер почувствовала себя в западне. Она судорожно ис­кала слова, которые могли бы его умиротворить.
 – Сиддел – твой советник по использованию наслед­ства?
 – Да, можно сказать так.
 – В таком случае тебе нужно найти другого. Ты не должна иметь никаких дел с этим человеком. Никакого об­щения, никаких встреч. Если тебе нужен советник, обратись к Хэмптону. Если ты хочешь получить совет по делам, тебе с удовольствием поможет Сент-Джон, а когда вернет­ся Верджил, он будет самым лучшим консультантом, ко­торого ты когда-либо способна найти. Хью Сидделу нельзя доверять. Будь я проклят, если я позволю тебе встречаться с ним.
 Он не имел понятия, о чем просит. Нет, что требует.
 Все ее возражения испарились, стоило Данте поднять­ся с кресла и шагнуть к ней. Она немного отошла, чтобы сохранить дистанцию.
 Однако это не помогло. В считанные секунды она ока­залась у стены, а он – стоящим перед ней.
 – Тебе не по душе мои советы в отношении Сиддела?
 – Да, не по душе.
 – Ты испытываешь добрые чувства к этому человеку?
 – Нет, я уже сказала тебе. Тем не менее эти дела долж­ны быть только в моей компетенции.
 – Нуда, из-за нашего соглашения.
 То, как он это произнес, а также пронзительные искры в его глазах и опасная улыбка заставили Флер вжаться в стену.
 – Если ты закончил, то я пойду спать, Данте.
 Он оперся рукой о стену на уровне ее груди, блокируя ей путь к маленькой двери.
 – Еще не закончил. Есть еще несколько вещей, которые я хотел бы сегодня тебе сказать, Флер.
 – Так скажи. – Флер хотела, чтобы он не находился так близко от нее. Когда он сидел в кресле, а она шагала по комнате, она могла не смотреть ему в лицо, сейчас же избе­жать этого было невозможно.
 – Она не является моей любовницей. Я вернул ей дра­гоценности, потому что они принадлежали ей и я не нуж­дался в ее щедром жесте после того, как мы поженились. Они ее, и она вправе надевать их, когда ей вздумается.
 Флер рассердилась на себя за то, что сердце ее напол­нилось радостью при этом заявлении. Удивительно, как легко развеялась ее печаль. Насколько же порабощены ее чувства!
 Однако ощущение унижения не развеялось.
 – Тогда я отдаю Грегори победу и даже не имею ника­ких оправданий. Это была поистине ужасная ночь.
 Кончиками пальцев он отвел несколько прядей волос от ее лица.
 – Я не согласен. Я узнал, что ты ревнуешь ко всем моим любовницам, которых мне позволено иметь в этом браке. Я рад узнать это. Это меняет все.
 Его прикосновение заставило ее насторожиться. Ее тело ощущало идущее от него тепло.
 – Я не вижу, каким образом это может все менять.
 – Мы оба отдали свои права, когда мы говорили в том дворе. Ты отдала право на ревность, хотя до сих пор про­должаешь ревновать. Я отдал право хотеть тебя, но до сих пор схожу с ума от желания. Это могло бы каким-то обра­зом работать, если бы не возникла одна проблема. Ты тоже желаешь меня, иначе ты бы не ревновала. Если бы не это, мой интерес к тебе угас бы.
 – Это моя вина.
 – Это вина моя, потому что я решил, что смогу защи­щать женщину и в то же время не хотеть ее. – Он прикос­нулся к ее подбородку. – Это соглашение не может дей­ствовать сейчас, когда мы знаем правду о том, что суще­ствует между нами, Флер. Я не намерен впредь продолжать жить таким образом.
 Она снова ощутила тяжесть в сердце. Он хотел освобо­диться от этого фальшивого брака. Хотел освободиться от нее.
 – Мы можем устроить так, чтобы вообще не видеть друг друга. Даже живя вместе в одном доме, это возможно орга­низовать. После того как Грегори отступит, ты переедешь в другое место. Если… если ты не пожелаешь сотрудничать вместе с ним, чтобы добиться расторжения брака. Если ты до такой степени чувствуешь себя несчастным, я не стану оспаривать это решение.
 Ее пугала подоплека этого расторжения, но, если Дан­те настаивает, она не будет возражать. Он прав, их женить­ба оказалась совсем не такой, как они ожидали.
 – Это не то решение, Флер, которое меня устраивает. Мы женаты, и я думаю, что нам пора вести себя так, как и положено людям, состоящим в браке.
 – Не по-настоящему…
 – Не по-настоящему женаты. Именно это ты хочешь сказать. Я не настоящий муж. Наше соглашение заставляет тебя думать таким образом. Так же, как и эта запертая дверь. Нам пора признать, что мы женаты. – Он дотронулся кон­чиками пальцев до ее щеки. – Надо также признать, на­ сколько мы желаем друг друга.
 – Это лишь сделает нас несчастными.
 Он поцеловал ее и выждал, чтобы поцелуй подейство­вал, а ее сердце приняло то, о чем просило тело.
 – Разве это делает тебя несчастной, Флер? Когда я об­нимал тебя в саду, это было тебе неприятно?
 Она смотрела в разрез его рубашки, расстегнутой на гру­ди, испытывая смятение чувств. Радость и благодарность сталкивались с воспоминанием о страхе, настолько силь­ном, что она способна была окаменеть.
 – Несчастными мы станем позже. Я не могу дать тебе того, чего ты хочешь.
 Он не ответил. Она подняла на него глаза. Выражение его лица поразило ее. Мужчина, который никогда не знал отказа у женщин, внимательно смотрел на нее, оценивая ее силу и слабость.
 Он приподнял ее и снова поцеловал, вложив в поцелуй всю свою страсть. И эта страсть почти уничтожила корни страха в ней, однако она знала, что он в ней все-таки спо­собен возродиться, И хотя она ответила на поцелуй, чув­ствуя, как набухли и обрели особенную чувствительность ее груди, она тем не менее знала, что даже Данте Дюклерк не способен победить то, что в ней живет.
 Он обнял ее, стал целовать в плечо и шею, в то время как руками через шелк ласкал ее тело.
 – Дверь останется незапертой, Флер, и мы разделим ложе.
 – Нет. Ты обещал…
 – Я не собираюсь насиловать тебя, но я никогда не обе­щал, что не сделаю попытки преодолеть в тебе то, что вы­нуждает тебя мне отказывать.
 – Это невозможно преодолеть.
 – Будь я проклят, если соглашусь с этим.
 Он стал яростно целовать ее, как бы подтверждая свою гневную решимость. Одной рукой он властно обхватил ее ягодицы, прижал ее тело к своему, а другой накрыл ей грудь.
 Сладостные ощущения охватили ее тело и наполнили пульсирующим теплом. Возбуждение, которое он столь ис­кусно в ней вызвал, почти всецело завладело ею. На какое-то время, в тот момент, когда он гладил ей сосок, ей пока­залось, что они находятся за зеленой изгородью в Дареме и что это удовольствие будет ограничено во времени и безо­пасно.
 Данте перестал целовать, однако его пальцы продолжа­ли щекотать и тискать ей грудь. Она открыла глаза и увидела, что он наблюдает за ее реакцией.
 Вожделение, написанное на его лице, испугало Флер. Она внезапно осознала реальное положение дел. Они были отнюдь не за живой изгородью. Они находились в его спаль­не, на сей раз он не остановится.
 Опять набежала волна ненавистного страха. Должно быть, Данте это увидел и понял, потому что стал снова ее целовать, как бы желая своей страстью остановить эту волну.
 И ему это почти удалось. Ей передалось его теплое пла­мя, отогнав все другие чувства и оставив лишь ощущения близости и удовольствия.
 Он притянул ее к себе еще плотнее и понес на кровать.
 – Ты будешь спать со мной в эту ночь. В моих объятиях.
 Однако она не могла лгать себе. С каждым шагом ее страх возрастал, угрожая ей тем, что она лишится чувств.
 Ей отчаянно хотелось поверить в то, что она способна победить его. Воспоминание о том, как она спала с ним в Ньюкасле, едва не вызвало в ней слезы умиления и радос­ти. Но если она сейчас окажется в его постели, все будет совершенно иначе. Все будет ужасно и унизительно.
 Ее натура одерживала верх, убивая удовольствие и ра­дость, делая ее несчастной, и она подумала, что никогда сно­ва не будет чувствовать себя счастливой.
 Она прижала руки к его груди.
 – Пожалуйста, не надо, – прошептала она, пытаясь скрыть то, насколько напугана она была.
 – Я ведь сказал, что не стану тебя насиловать. Нет при­чин бояться.
 Причины для страха были. Это был не деликатный друг Данте, предлагающий целомудренную близость. Это был мужчина Данте, король чувственности, страстно ее желаю­щий.
 Она еще сильнее уперлась ему в грудь, и он вынужден был отпустить ее.
 – Я не хочу этого.
 – Флер, ты этого хочешь.
 Она повернулась и бросилась к двери.
 – Что-то во мне не хочет этого, Данте, и даже ты не сможешь его одолеть.




 Глава 18


 Данте уже был в столовой, когда Флер спустилась вниз. Ей хотелось бы знать, спал ли он так же плохо, как и она.
 В течение получаса она медленно потягивала кофе, а он читал газеты и почту. Казалось, комната была наполне­на событиями вчерашнего вечера. Тишина сделалась как бы их продолжением.
 Она однажды поймала на себе его взгляд. В нем не чув­ствовалось и тени раскаяния. Ни малейшего желания от­ступить. Он принял решение относительно брака, и ее бегство ничего не изменило.
 Он забрал у нее ключ, так что она не могла теперь запи­рать дверь. Она ожидала, что однажды ночью он войдет че­рез гардеробную к ней и сделает попытку соблазнить ее.
 Это безнадежно. Она хотела, чтобы было иначе, но все обстояло именно так.
 Уильямс объявил, что пришла сестра Данте. Шарлотта вошла в столовую, извиняясь за свой ранний визит.
 – Если ты пришла, чтобы продолжить меня отчитывать, то в этом нет необходимости, – сказал Данте. – Я объяснил Флер, что баронесса не является моей нынешней лю­бовницей.
 Это дерзкое заявление обескуражило Шарл.
 – Вот как.
 –Да, именно так, – подтвердил Данте, поднимаясь из-за стола. – Поскольку вы хотите обсудить в деталях пери­петии бала, я не стану вам мешать.
 Он вышел раньше, чем Шарлотта успела что-либо про­изнести.
 Она взяла Флер за руку:
 – Надеюсь, никакого скандала не было, когда он вернулся домой. Он выглядел очень рассерженным, уходя с бала.
 – Он был недоволен, что вполне понятно, тем более что, по его словам, она не является его нынешней любов­ницей. – Флер не преминула точно процитировать его сло­ва. Они как бы оставляли возможность того, что в настоя­щее время его возлюбленной была другая женщина.
 – То, что ты так посчитала, вполне извинительно. Лю­бая женщина на твоем месте сделала бы точно такой вы­вод.
 Не любая. Этого не сделала бы женщина, которая дове­ряет мужу, как Шарлотта Марденфорду и как Диана Сент-Джону. Женщина, которая разделяет страсть с мужем, а не требует, чтобы он искал удовлетворения на стороне. Кото­рая соглашается на близость с ним, а не бежит прочь.
 – Я рада видеть тебя в добром настроении, потому что вам с Данте в скором времени предстоит совершить короткое путешествие. Если бы он не ушел так поспешно, я бы сообщила ему новость.
 – Путешествие? Куда?
 – В Суссекс. – Шарлотта вынула из ридикюля письмо и помахала им. – Оно пришло сегодня утром из Леклер-Парка. Верджил и Бьянка вернулись.
 У Флер заныло в груди.
 – Это просто чудесно.
 – Пенелопа решила остаться в Неаполе. Верджил уве­ряет меня, что она возвратится в полном здравии и что он объяснит все, когда нас увидит.
 – Он дал понять, что знает о нашем браке? – слабым голосом спросила Флер.
 – Он ничего конкретного об этом не говорит, но ду­маю, что слуги ему рассказали. Данте, по всей вероятности, пожелает туда съездить, если это не нарушает ваших планов.
 Флер вдруг захотелось, чтобы весь ее деловой журнал был заполнен позициями о не терпящих отлагательства пла­нах, которые не позволяют ей выехать в Суссекс. Хотя бы в течение нескольких недель.
 Последний день как-то изменил ее мироощущение, смысл которого она до конца не понимала. Если ей пред­стоит увидеть Леклера, то мир вообще перевернется вверх дном.
 В их поле зрения появилась обширная, в духе средневе­ковья, усадьба. Перед домом играли два мальчика, бросая вверх камешки и наблюдая за тем, насколько высоко они взлетают.
 Звук приближающегося экипажа отвлек их от этого за­нятия. Младший, которому по виду было года четыре, за­прыгал и замахал руками.
 – Кого-то очень разволновал твой визит, – сказала Флер.
 – Это Эдмунд, – ответил Данте. – Старшего зовут Милтон. Младший обожает меня, хотя я и не понимаю, за что.
 – Вероятно, он знает, что ты не станешь его отчиты­вать, если он бросает камешки о стену дома.
 Оба мальчугана загородили дверцу кареты, когда та ос­тановилась, так что Данте с трудом удалось выбраться. Эд­мунд потянул его за сюртук и стал рассказывать о больших кораблях, новом пони, противном учителе и тайном месте на берегу озера, где он вчера видел маленькую змею.
 Данте сжал ладонями лицо малыша и наклонился к нему:
 – Мы скоро увидим нового пони, а днем отправимся и поищем еще змей. А сейчас в карете находится леди. Отой­дите в сторонку, чтобы она смогла выйти, и поприветствуйте ее, как это делают юные джентльмены.
 Милтон протянул руку, чтобы помочь Флер сойти. Не в пример белокурому Эдмунду он был черноволосым и го­лубоглазым, как и его отец.
 – Добро пожаловать, тетя! Мы пока не должны знать, что дядя женился, но я подслушал, как дворецкий сообщал папе эту новость.
 – Женился? – Эдмунд в ужасе посмотрел на Данте. – Скажи Милтону, что он ошибается.
 Данте положил руку мальчику на плечо и слегка стис­нул его:
 – Помни, как делают юные джентльмены, Эдмунд.
 Эдмунд, слегка изменившись в лице, поклонился:
 – Мы рады вас приветствовать.
 Флер наклонилась к расстроенному маленькому джентль­мену.
 – И я очень рада познакомиться с тобой, Эдмунд. – Она заговорщицки подмигнула ему. – Мистер Дюклерк взял с меня слово, что я не буду вмешиваться в такие важ­ные мужские дела, как пони и змеи, так что я вряд ли буду для тебя помехой.
 На лице малыша расцвела улыбка облегчения.
 – Ой, ну тогда – добро пожаловать!
 – Именно, добро пожаловать, – сказал чей-то взрос­лый голос.
 Флер подняла голову и встретилась с пронзительным взглядом голубых глаз виконта Леклера.
 Рядом с ним стояла улыбающаяся Бьянка, его жена. Пока по ступенькам сбегали вниз две девочки, спеша при­соединиться к братьям, Бьянка обняла Флер.
 – Эта новость оказалась для нас чудесным сюрпризом. Мы так рады, что Данте нашел свое счастье.
 Флер играла свою роль предельно старательно. Кстати оказалась и суета с детьми и багажом. Леклер и Данте об­менялись тихими репликами. Поскольку они оба засмея­лись, можно было предположить, что этот визит не будет настолько уж неприятным.
 – Проходите, – сказала Бьянка. – Я провожу вас в ваши комнаты. Я хотела поместить вас вместе, но Верджил настоял, чтобы каждый из вас имел свою.
 Флер посмотрела на Леклера, который поднимал Эд­мунда.
 Бьянка, как выяснилось, не знала истины. Леклер же сделал свои выводы.
 Две лошади бежали по полю. Милтон ехал на новом пони. Данте гарцевал на мерине, держа перед собой в седле Эдмунда.
 Флер наблюдала за ними с террасы дома. Даже со столь далекого расстояния она могла видеть, какое удовольствие получают от езды все трое.
 – Моя жена позволяет малышу ездить на лошади толь­ко со мной, Данте или с ней. Из всех вариантов я меньше всего беспокоюсь, когда он едет с моим братом.
 Флер вздрогнула и обернулась. Леклер стоял в несколь­ких футах от нее и тоже наблюдал за всадниками.
 Флер огляделась вокруг, ища Бьянку, но ее нигде не ока­залось. Они были на террасе вдвоем.
 – Кажется, он очень любит Эдмунда, – сказала Флер.
 – Он идеальный дядя, умеет устраивать заговоры с ними против нас. Каждому мальчишке понравилось бы иметь та­кого дядю. – Леклер подошел к Флер поближе. – Он тоже их любит и получает не меньшее удовольствие от игр с ними. Если у кого и есть темперамент отцовства, то это у Данте.
 Флер сглотнула и продолжила наблюдение за лошадь­ми. Данте устроил небольшую гонку и позволил Милтону и пони выиграть забег.
 – Он мой брат, Флер. Мой брат.
 Флер закрыла глаза, услышав, каким тоном это было произнесено. Он был охвачен тревогой оттого, что она не приняла во внимание их прежнюю дружбу, заманив Данте в брак, не пощадила его из уважения к той их дружбе.
 – Я ведь не ошибаюсь? Ты предложила ему женитьбу на таких же условиях, как когда-то мне?
 – Я была предельно честна. Я не обманывала его. Он знал, какой будет договор, прежде чем сделать свой выбор.
 – Он был по уши в долгах, и ты бросила ему спаситель­ную веревку. Тут вряд ли можно говорить о выборе.
 – У него были другие возможности, разве не так? Он мог опереться на друзей. Мог обратиться к тебе. Он пред­почел этого не делать. Он знал, что обретет и что потеряет в случае этой женитьбы.
 – Он не имеет понятия, что потерял, потому что никог­да этого не имел, а посему не может осознать цену утраты. – Леклер жестом показал на своих сыновей и брата. – Однако он скоро начнет задумываться об этом. Нет детей. Нет бли­зости с женщиной, которую он любит и с которой хочет все­гда быть вместе. Он приговорен существовать все отведен­ное ему время, заводя случайные романы и не имея стержня в жизни. С постоянным юношеским брожением в крови.
 Она оторвала взгляд от лошадей и стала смотреть на тра­ву под террасой. Ей хотелось сказать Леклеру, что он оши­бается, что Данте мало интересуют подобные вещи.
 – Я боялась твоего возвращения, – сказала она. – Я знала, что ты это не одобришь и станешь винить меня в том, что злоупотребляю его добрым отношением.
 Леклер положил руку на ее ладонь, опирающуюся на ка­менные перила.
 – Я не виню тебя. Я прошу прощения, если это прозву­чало как обвинение. Я лишь хочу счастья для него и для тебя.
 Ей было приятно его прикосновение. Целомудренное и ласковое, оно всегда выражало дружескую привязанность и доверие. До Данте (скорее всего ошибка, должно быть Леклер ) он был единственным мужчиной, ко­торого она могла вынести.
 Она полагала, что у них будут такие же дружеские отно­шения с Данте. Однако Данте действовал на нее не так, как Леклер. Как ни один другой мужчина. И это вело их к беде.
 – Ты объяснила ему все, Флер? Я думаю, что это помо­жет, если он поймет причину.
 Она наконец решилась взглянуть на него. Его красивое лицо выражало готовность понять и заботу, в нем не было гнева. Он был старше Данте всего на два года, но тем не менее всегда был старшим братом в семье, даже тогда, ког­да был жив первенец и носил титул. Ответственность легла на него уже в молодом возрасте, и если бы Бьянка не вошла в его жизнь и не перевернула бы все вверх дном, он соста­рился бы до срока.
 – Разумеется. Он понимает, что я такова от природы, и дело не в моем выборе.
 – Я имею в виду, объяснила ли ты, почему ты такая?
 – Этому нет объяснения, Леклер. Я родилась такой.
 Он вскинул голову и некоторое время внимательно смотрел на нее, словно она сказала нечто любопытное.
 –Да, я понимаю, что вряд ли тебе хочется над этим мно­го размышлять, – проговорил он. – Пошли найдем Бьянку. Она очень хочет узнать подробности похищения от тебя. Она считает это весьма романтичным.
 – В таком случае ей просто неизвестна вся история.
 – Нет, Флер. Только трое из нас будут знать об этом.
 Данте понимал, что рано или поздно между ним и Верджилом состоится мужской разговор. Так он обычно назы­вал бурные приватные беседы, которые у них периодиче­ски возникали. Обычно Верджил приходил в бешенство от долгов Данте и из-за его дурного поведения. Данте рассмат­ривал эти беседы как плату за то, что он брат виконта, и за размер жалованья, которое позволяло ему вести приемле­мый образ жизни.
 На сей раз, однако, мужской разговор должен был су­щественно отличаться от предыдущих.
 И Данте предпочел бы его избежать.
 У него были другие дела в графстве, и днем он взял из конюшни лошадь и отправился в путь через парк. Он до­ехал до холма, который служил границей имения, и посмот­рел на огромный соседний дом.
 Он ехал к нему через поле, которое выглядело хорошо ухоженным, и обратил внимание на пару коттеджей, кото­рые были построены после того, как он последний раз ви­дел эту недвижимость.
 Дворецкий взял визитную карточку Данте и повернул­ся, чтобы проводить его в библиотеку.
 Светловолосый мужчина лет тридцати пяти застегивал фрак, когда они туда вошли.
 – Дюклерк, – воскликнул мужчина, – какой прият­ный сюрприз!
 Данте поприветствовал Найджела Кенвуда. Это был ку­зен Бьянки и второй баронет Вудли – этот титул был даро­ван королем деду Бьянки.
 – Поздравляю с женитьбой. Выражаю искреннюю на­дежду, что ты справишься с претензиями Фартингстоуна, – сказал Кенвуд. Он сел в красивое кресло возле фортепьяно. Кенвуд великолепно играл на этом инструменте. Данте на­деялся, что музыка давала ему утешение, пока он жил здесь в глуши и безвестности.
 – Несмотря на твое изгнание, ты уже слышал об этом.
 – Если человек хочет что-то услышать, ему это непре­менно удастся.
 – Я как раз хотел обсудить с тобой эту способность людей.
 Кенвуд проверил, насколько хорошо сидит на нем фрак. Он всегда отличался элегантностью и следил за модой.
 – Я догадывался, что это не просто светский визит, Дюклерк.
 – Пожалуй.
 – Проклятие, это было много лет назад. Леклер при­нимает меня. Лучше бы все это было забыто.
 – В данный момент я не могу забыть. Мне нужно кое-что узнать.
 Глубоко вздохнув, Кенвуд лениво махнул рукой:
 – Ладно, валяй.
 – В том заговоре с применением шантажа, который ты организовал десять лет назад, были такие лица, которые из­ бежали разоблачения?
 – Не было никакого заговора и шантажа. Что касается других, которых я считал друзьями, то они подставили меня…
 – Ты шантажировал Бьянку, так что не разыгрывай из себя невинность.
 Кенвуд надулся и замолчал.
 – Так были там другие фигуранты?
 – Откуда, черт побери, мне знать? Я даже не понимал, что меня задействовали. Что касается Бьянки – да, я при­нимаю твое обвинение. Однако я ничего не знаю о других. Леклер понимает, как все получилось.
 – Но ты чувствовал, что все-таки существуют и другие, помимо тех, о которых мы узнали?
 – Я подозревал, что у Нэнси есть другие любовники.
 – Возможно, что один из них знал, что она делает.
 – Хью Сиддел входил в число тех любовников?
 – Сидддел? Возможно. Я не знаю.
 У Данте было ощущение, что он пытается отщипнуть от гранита. Кенвуд пребывал в неведении тносительно того дела. Вряд ли он мог сейчас пролить свет на эти далекие события.
 – Однако она его знала, – добавил Кенвуд. – Он вра­щался в ее кругах. Он даже захаживал в ее дом. Именно там я познакомился с ним. Я приехал как-то вечером и застал его.
 Веки Кенвуда опустились, он задумался. Поднявшись с кресла, он походил по библиотеке, затем остановился перед фортепьяно. Нахмурившись, пробежал пальцами по клавишам, и в комнате полились звуки сонаты Бетхо­вена.
 – Есть кое-что еще. Я раньше никогда об этом не ду­мал, не видел связи.
 – Что именно?
 – Сиддел указал мне на тропку, которую я выбрал. Это было в ту ночь, когда Бьянка впервые играла на сцене. Он находился в коридоре, когда пришел Леклер, чтобы прово­дить ее домой. Он внушил мне, что они любовники. Я по­ чувствовал потребность спасти их обоих от позора и ее на­следство для себя. Я решил, что он прав. Опасение возмож­ного скандала послужило для меня толчком.
 Данте представил, как Сиддел помахивает приманкой перед Кенвудом, после чего некая безрассудная женщина удостоверяется, что приманка проглочена.
 – Это очень полезная информация. Я благодарен тебе за твою готовность поделиться ею.
 Мелодия смолкла.
 – У тебя есть основания полагать, что это всплывет сей­час? Я пытался кое-что пересмотреть в отношении Бьянки и Леклера, но…
 – У меня нет причин думать, что дела прошлого вскро­ются. Ты не должен бежать от жизни.
 – Если это следует сделать, надеюсь, ты предупредишь меня.
 – Я прослежу, чтобы тебя поставили в известность.
 Данте покинул Кенвуда и направился в Леклер-Парк.
 По дороге он проанализировал, что же ему удалось узнать. Не так много, но воспоминания Кенвуда добавили несколь­ко нитей, ведущих к узелку, который завязал Сидцел со­всем недавно и много лет назад.
 – Почему бы нам не выпить портвейна в моем кабинете, Данте?
 Данте едва не засмеялся. Они направлялись в кабинет виконта. Мужской разговор почти всегда начинался с по­добного предложения. Верджил самодовольно надеялся, что стены кабинета не дадут возможности слугам подслушать их спор.
 Не многое изменилось здесь со времени последнего ви­зита Данте. Он заметил новую акварель на стене да еще ма­ленький фургон среди детских игрушек на подоконнике.
 – Это сделал один из сыновей? – спросил Данте, пробуя, как вращаются колеса фургона.
 – Милтон, – ответил Верджил, подавая ему бокал с портвейном.
 – Стало быть, его интересы совпадают с твоими. Ма­шины и прочая техника.
 – Да. Хотя по характеру он напоминает нашего отца и брата.
 – Возможно, он станет знаменитым поэтом. – Данте поднял бокал. – За твое возвращение. Бьянка выглядит, как всегда, прелестно.
 – Игра на сцене вдохнула в нее новую жизнь. Я не мог отказать ей, хотя это означало пренебрежение моими обязанностями здесь и на государственном уровне. Она вели­колепна, Данте. С годами ее голос стал еще чище. Когда-то я плакал, когда она пела. Признаюсь, что такое было и в Неаполе.
 Любовь Верджила к жене всегда восхищала Данте. Он говорил об этом совершенно открыто, и его готовность бро­сить вызов обществу ради любви была поразительна. Дан­те не мог до конца понять глубину чувств Верджила. Но тот факт, что его серьезный, выдержанный брат до такой степени одержим чувством, не мог оставить его равнодуш­ным.
 Однако его сегодняшняя реакция на слова восхищения Верджила была несколько иной. Сейчас он лучше понимал, почему Верджил настолько ценит свою жену.
 – Должно быть, Пенелопе очень понравился Неаполь, если она предпочла не возвращаться домой, – сказал Данте.
 Верджил сел в кресло за письменным столом и поста­вил стакан на столешницу.
 – Я не знаю всей истории с ней. Она получила три письма от герцога, когда мы были там. И внезапно приняла ре­шение остаться после того, как пришло последнее из них.
 – Должно быть, этот мужчина знает теперь, что она не вернется к нему.
 – Кто знает, что он думает. Подозреваю, Пен поняла, что в Неаполе она не должна жить под его тенью. Она заве­ла там друзей, и никому нет дела до того, что она расста­лась с мужем до того, как родила ему наследника. – Он поболтал вино в бокале. – Что касается ее решения остаться там, то я ожидаю, что Хэмптон об этом скоро узнает. Она прислала ему со мной письмо.
 – Он никогда не скажет нам, что она пишет.
 – К сожалению. Его профессиональную сдержанность я приветствую, когда дело касается моих дел., но какая до­сада, когда он держит в секрете то, что хотелось бы знать мне. Например, о твоей женитьбе. Я получил два письма от него, после того как это событие состоялось, но в них не было даже намека на тот сюрприз, который меня ожи­дает.
 – Я решил дождаться твоего возвращения, чтобы ин­формировать об этом счастливом событии. – Данте сел в кресло по другую сторону стола и вытянул ноги.
 Как часто в течение многих лет они садились таким об­разом – Верджил на положении главы семьи с одной сто­роны стола, он – с другой.
 – Хэмптон не советовал мне жениться на ней, – ска­зал Данте, чтобы облегчить начало разговора. – Я ответил ему, что объясню тебе, почему снова поступаю безрассудно.
 – Почему он тебе не советовал?
 – Условия соглашения весьма необычны.
 – Поскольку она нашла тебя в малоприятном месте, ре­зонно ожидать, что она может потребовать тех условий, ко­торые пожелает.
 – Конечно, ты можешь так считать.
 – Я полагаю, что Хэмптон не знает всех условий, – за­метил Верджил.
 – Верно.
 Верджил встал и подошел к окну с игрушками. Посмот­рел в ночное небо.
 – Когда Флер предложила мне фиктивный брак, финансы семьи были совершенно расстроены. Признаюсь, что у меня был соблазн решить проблему с помощью ее денег.
 Это было признанием того, что Верджил понимает муж­чину, который способен соблазниться таким призом. Но не такой реакции ожидал от него Данте.
 – Должно быть, ты был разочарован тем, что она пред­ложила тебе такой брак. Ведь ты ухаживал за ней довольно долго.
 Верджил удивленно обернулся:
 – Ты ошибаешься. Я всегда знал. Все время. Ухажива­ние было не только ее уловкой. Я согласился на это. Более того, я фактически организовал все это. Так что когда она предложила этот брак, я знал, что именно она имеет в виду.
 – Ты знал об этом с самого начала? Она сказала тебе об этом до того, как вы стали близки? В это трудно поверить.
 – Я узнал об этом почти случайно. Однажды, когда я пришел к ней, она призналась мне. Таким образом я узнал правду и причины. В результате все вылилось в дружбу и взаимно выгодную ложь, поддерживаемую нами обоими.
 – Причины? А какие причины? – Данте не был уве­рен, что его рассердило больше – тот факт, что существу­ ют какие-то причины, или то, что Флер откровенно рас­сказала о них Верджилу.
 Верджил прочитал мысли и чувства во взгляде брата.
 – Она не говорила мне о причинах. Я догадался сам. Я даже не знаю, знает ли она о них сама.
 – Тем не менее она рассказала тебе достаточно, чтобы у тебя появились основания для догадок. Так что же, черт побери, ты вычислил? – рявкнул Данте.
 Это не был бы мужской разговор, если бы кто-то из со­беседников не сорвался на крик.
 – За всю жизнь я еще никогда не испытывал большего искушения обмануть чье-либо доверие, Данте. Я колебал­ся весь день, не зная, должен ли я это сделать. И пришел к выводу, что это должны решать вы двое и я не буду вмеши­ваться.
 Он протянул руку и пальцем откатил фургон сына на место рядом с каретой, которую он сделал, когда был маль­чиком.
 – Ты можешь, однако же, спросить ее о том дне, когда я нашел ее рыдающей в саду ее родителей. Дне, когда она сказала мне, что мои ухаживания совершенно бесполезны.




 Глава 19


 Стук в дверь спальни застал ее во время одевания. Она послала девушку, которая ей помогала, принести утренний чай. Взглянув в зеркало, она поправила прическу.
 Девушка с чаем не появилась. Вместо нее Флер увидела в зеркале фрак и сапоги.
 Она посмотрела через плечо. Опершись небрежно о сте­ну, Данте наблюдал за тем, как она прихорашивается.
 Он был красив как грех. Лучше бы он не был таким. На­верное, ей было бы легче жить с ним, если бы у него был какой-то изъян, на котором она концентрировала бы свое внимание всякий раз, когда видела его. Возможно, тогда ее сердце не начинало бы колотиться при встрече и ее не бро­сало бы в жар.
 Она стала механически перебирать заколки и флаконы с духами на туалетном столике.
 – Ты сегодня рано поднялся. У тебя какие-то планы в отношении детей?
 – Я сказал им, что сегодня занят. Я поднялся рано для того, чтобы побыть с тобой.
 Она снова взглянула на отражение в зеркале. Выраже­ние лица у него напоминало то, какое было в день бала. Слишком серьезное. Сосредоточенное. Даже суровое.
 – Мы пойдем с тобой на прогулку.
 Не приглашение, а команда. Без сомнения, это часть его плана, целью которого является настоящий брак.
 – Я присоединюсь к тебе, как только горничная вер­нется и закончит мой туалет.
 – Я отослал ее. Я помогу тебе одеться.
 – Я вижу, ты намерен сегодня утром заявить о своих правах.
 – Просьба составить мне компанию и понаблюдать за тво­им одеванием – это наименьшие из них, так что ты не должна иметь возражений. К тому же я делаю это не в первый раз.
 То, что он одевал или раздевал женщину не в первый раз, было совершенно очевидно. Даже с ней он проделывал это не однажды.
 Она стала развязывать ленточки, которые удерживали полы халата. Данте внезапно оказался у нее за спиной. В зеркале ей было видно, как он мягко отстранил ее руки и принялся развязывать ленточки. Его ладони находились на­столько близко от ее грудей, что ей почудилось, будто они их ласкают.
 Данте спустил халат с плеч, и она осталась в нижней юбке, корсете и комбинации.
 Он не шевелился. Флер также не решалась что-то де­лать. Она не могла видеть его лица, в зеркале отражались только его торс и бедра позади нее. Она ощущала тепло его тела, а также крепкую хватку его рук на плечах.
 Она почувствовала возбуждение. Однако тут же пришло воспоминание о леденящем ужасе.
 Данте отодвинулся.
 – Давай наденем платье и насладимся отличной погодой.
 В зеркале она увидела, как он взял с вешалки ее платье. У нее отлегло от сердца. И в то же время острое разочаро­вание охватило ее.
 Они шли рядом, не разговаривая. Молчание было тяго­стным: оба с тревогой ожидали разговора, который должен был произойти. Флер не сомневалась, что в этом и состоя­ла цель прогулки.
 Данте привел ее к озеру в парке. Они пошли по тропин­ке, окаймлявшей озеро, и вскоре оказались на поляне, где обычно проводились семейные пикники. Это место вызы­вало приятные воспоминания, и Флер невольно улыбну­лась.
 Данте заметил ее улыбку.
 – Что тебя развеселило?
 – Я думала, что наш визит создаст неловкую ситуацию, но этого не случилось. В конце концов, твой брат когда-то ухаживал за мной, а я однажды видела, как ты целовал Бьянку недалеко от этого места.
 Данте тихонько засмеялся:
 – Я забыл, что ты была одной из свидетельниц этого эпизода. Уверяю тебя, я не был инициатором того поцелуя. Она сама меня обняла.
 – Ты думаешь, она пыталась возбудить в Леклере рев­ность?
 – Надеюсь, что так, поскольку она в этом преуспела.
 Он не пошел по тропинке через поляну, а избрал путь в сторону молодых дубов.
 Как уже было в Дареме, а позже и в ее саду, он снял сюртук, расстелил его на земле, предлагая ей сесть.
 – Ты должен извинить меня за мои опасения, Данте, но всякий раз, когда я сажусь на твой сюртук, я оказываюсь в твоих объятиях.
 – На сей раз я хочу лишь поговорить. В доме дети най­дут меня и помешают нам, если, конечно, мы не выберем местом для разговора твою спальню. Ты предпочла бы это?
 Он сказал это не в качестве угрозы, однако его сего­дняшнее настроение говорило о том, что это действитель­но неразумно. Чувственность бушевала в нем все утро, и он с трудом ее сдерживал. Так было со времени того бала.
 Она села на сюртук, Данте устроился рядом. Он оперся рукой о согнутое колено и устремил взор на озеро.
 – Мой брат разговаривал со мной, – сказал он.
 – Он сказал тебе, что ты сделал глупость, заключив этот брак?
 – Нет. Он рассказал, какой брак ты предлагала ему.
 – Думаю, что Леклер не должен лезть в чужие дела. Он твой брат и мой хороший друг, но иногда его надменность раздражает и…
 – Он также упомянул причины, по каким ты требовала от него фиктивного брака.
 – Я говорила ему, что нет никаких других причин, кро­ме самой простой.
 – Какой же?
 У нее заполыхало лицо. Она ненавидела в эту минуту Леклера за то, что он спровоцировал Данте задать ей столь жестокий вопрос.
 Она сделала попытку подняться:
 –Я не хочу этого разговора и не стану его вести.
 Данте схватил ее за руку раньше, чем она успела встать. Он сделал это мягко, но решительно, принудив ее снова сесть.
 – Что это за простая причина?
 Лицо у Флер вытянулось. Она стиснула зубы. У нее по­явилось желание ударить его. А еще больше ей хотелось огреть как следует его брата, который совал нос в чужую жизнь, словно имел на это право.
 – Я родилась неполноценной. Недоразвитой. Ну что, ты теперь доволен? Я сказала это прямо. Я неестественная. Неполноценная. Я не настоящая женщина. Холодная.
 Она была близка к тому, чтобы разрыдаться, когда про­износила последнее слово. Только негодование и гнев удер­живали ее от этого.
 Она попыталась освободить руку.
 – Дорогая, ты вовсе не…
 – Отпусти меня, чтобы я могла отвести себя, бесполез­ную, домой, где полностью состоявшаяся жена моего друга может похвастаться своими детьми и напомнить мне всем своим видом, что она способна дать мужу то, чего у меня нет и никогда не будет.
 – Флер…
 – Отпусти меня!
 – Флер, ты могла считать себя такой когда-то раньше, но не можешь думать так сейчас. Мы оба с тобой знаем, что ты вовсе не холодная. В тебе нет никаких пороков. Существует большая разница между неполноценной и чего-то бо­ящейся, и ты относишься к категории последних.
 – Что бы это ни было, это совсем не то, чего ты хо­чешь.
 – В этом ты совершенно не права.
 К ее глазам подступили слезы. Она отвернула голову, чтобы Данте не смог их видеть.
 Он притянул ее к себе, и она оказалась в кольце его рук. Его объятия немного успокоили ее. Он поцеловал ее в го­лову.
 – Расскажи мне о том, как мой брат нашел тебя в саду твоих родителей. Это было в тот день, когда ты сказала ему, что никогда не выйдешь замуж.
 – Прошу тебя, Данте, не будем больше об этом.
 – Расскажи мне, Флер.
 Она вздохнула:
 – Я отправилась в сад, чтобы прочитать письмо, кото­рое только что получила. Пришел Леклер, и моя мама ос­тавила его в саду, а сама пошла за мной. Она не знала, что я была в саду. Думаю, она хотела поговорить со мной до того, как я встречусь с ним, дать мне совет, как мне вести себя с человеком, который намерен просить моей руки. Она час­то так делала. Так что он оказался один и, прогуливаясь посаду, обнаружил меня в беседке, и у нас появилась возмож­ность переброситься несколькими словами.
 – Ты воспользовалась возможностью, чтобы сказать ему, что ты не выйдешь замуж и что его ухаживания ни к чему?
 – Да. Я восхищалась им и не хотела, чтобы он обманы­вался на мой счет.
 – Ты сказала ему, почему ты не выйдешь за него?
 – Разумеется, нет. У меня нет такой привычки – все объяснять своим знакомым.
 – Тем не менее он понял, что это не девичья причуда. Он видел, что ты была очень серьезна. Когда ты позже пред­ложила фиктивный брак, он знал, что ты имеешь в виду.
 Ее снова захлестнул гнев. Возникшее ощущение паники было похоже на то, когда ею овладевал страх. Она вырвалась из объятий Данте.
 – Я не хочу больше об этом говорить.
 – А я хочу.
 – В таком случае поговори со своим братом. Кажется, он знает все и обо всех. Получи от него объяснения.
 – Я буду разговаривать с тобой, а не с ним. Ты моя жена.
 – Не настоящая.
 Она сказала это сознательно. Она с удовлетворением за­метила искорку гнева в его глазах. Очень хорошо. Может, хоть теперь он оставит ее в покое и не будет бередить рану, которая никогда не заживет.
 Данте посмотрел ей прямо в глаза. В них читалась ре­шимость.
 – Он сказал, что ты плакала, когда он нашел тебя в саду.
 – Разве? Я не помню. Возможно, мой отец побранил меня в тот день за то, что я недостаточно внимания уделила солидному соискателю руки. Он часто это делал.
 – Если это было обычным делом, он не довел бы тебя до слез.
 Флер пожала плечами и стала смотреть на озеро. Она наблюдала за рябью на воде, стараясь увести мысли от об­суждаемой темы.
 – Что было в том письме, которое ты читала в тот день? От кого оно было?
 Господи, какой безжалостный человек! Довольно!
 – Возможно, это было письмо от прежнего возлюблен­ного, которого я потеряла, я отказала другим мужчинам из-за него.
 Она говорила явную ложь, надеясь, что это заставит его замолчать.
 И это сработало. Данте умолк.
 Она повернула к нему лицо и увидела ярость в его гла­зах. Она поняла, что он предвидел возможность такого объ­яснения. Он был готов поверить в это.
 В это мгновение она понимала две вещи. Она страшно хотела, чтобы эта чрезвычайно неприятная беседа закон­чилась. И в то же время осознавала, что, если она оборвет ее, она окончательно потеряет Данте.
 – Я прошу прощения. Я не знаю, почему я так сказала. Жестоко с моей стороны говорить тебе такие слова. К тому же это неправда.
 – Скажи мне, что это было за письмо, Флер.
 Почему ей так не хочется говорить об этом? Отчего у нее так тягостно на сердце и слезы подступают к горлу?
 – Оно было написано матерью одной из моих подруг детства, которая вышла замуж за год до этого. В письме со­общалось, что подруга умерла.
 Он обхватил пальцами пучок травы и, сосредоточенно глядя на него, сказал:
 – Должно быть, ты сказала моему брату, что сообща­лось в этом письме.
 – Я не помню, чтобы я говорила ему.
 – Если у него появились какие-то догадки, наверное, ты все же сказала. – Он положил свою руку на ее. – Твоя подруга умерла при родах?
 – Да. Как ты узнал?
 – Ты была в смятении, прочитав письмо, и тут же ска­зала, что никогда не выйдешь замуж. Он уловил связь.
 – Тогда он ошибался. Это началось не с того письма. Я всегда была такая.
 – Может быть, лишь столько времени, сколько ты по­мнишь. Я думаю, что он был прав, Флер. Мы оба знаем, что ты вовсе не фригидна. И не ущербна, как ты выража­ешься. Ты от природы очень страстная. Ты избегаешь не близости. Ты не хочешь детей.
 Она возмущенно поднялась на колени.
 – Ты оскорбляешь меня.
 – Здесь нет никакого оскорбления.
 – Есть, и это низко с твоей стороны… Я люблю детей. Я бы отдала что угодно, чтобы иметь их. Меня приводит в отчаяние мысль, что их никогда не будет. Как ты смеешь…
 – Я думаю, что боишься ты не материнства, а той опас­ности, которую несут роды, дорогая. Близость порождает эту опасность, и ты боишься, что возможен тот же исход, что и у твоей подруги. И поэтому ты отвергаешь подлинное супружество.
 Это было удивительное предположение. Она стала воз­ражать, но ее гнев пропал. Слова замерли на ее губах, когда она обдумала его предположение.
 Он тоже поднялся на колени и обхватил ее лицо ладо­нями.
 – Ты помнишь, что ты мне сказала той ночью в Даре­ме? Что за живой изгородью ты могла лгать себе, потому что ты верила своему сердцу, что я не стану заниматься там с тобой любовью, пока поблизости находится фермер.
 Она верила тогда в это. Однако позже, в доме, она ду­мала иначе.
 – Даже если ты прав, это не меняет дела, Данте.
 – Меняет, если ты понимаешь, что ты не являешься странной или ненормальной.
 – Тем не менее я именно такая. Другие женщины ведут обычную жизнь, даже зная об опасности. Они не боятся смерти, думают лишь о том, что несут жизнь. Они счастливы и радостны. Взять Кэтрин, мою соседку. Я беспокои­лась за нее, а она нисколько. А потом…
 Данте притянул ее к себе и стал гладить ее волосы.
 – Сколько подруг ты потеряла таким образом?
 – Полагаю, как и большинство женщин. – Она при­льнула к нему и положила голову ему на плечо. Она по­пробовала вспомнить, были ли подобные случаи еще. Она вспомнила, что подруга мамы, миссис Бенедикт, тоже умер­ла при родах. Мама никогда об этом не говорила, но мис­сис Бенедикт ходила беременной, а потом ее не стало.
 Всего три. Не так уж много.
 Нет, очень много.
 Внезапно она словно увидела перед собой кровь и жен­щину, которая беззвучно плакала. Этот образ возникал пе­ред ней, когда ее охватывала паника, и заставлял ее содро­гаться от ужаса. Только на сей раз вокруг женщины суети­лись люди.
 – Кажется, я видела это однажды, Данте. Когда была девочкой. – Флер попыталась припомнить, когда именно это случилось и где. – Это было не в моем доме. Это случи­лось в деревне. Вероятно, я отошла от коттеджа, что-то ус­лышала и посмотрела. Я вижу это и сейчас, когда начинаю бояться. Нечетко, но вижу.
 Данте поцеловал ее в висок:
 –Не напрягай свою память и не пытайся вспоминать. Он снова сел и прислонился к дереву. Когда он протя­нул руку, Флер взяла ее, и он снова обнял ее.
 Это было так чудесно – сидеть с ним обнявшись. Над озером по небу плыли белые облачка. Они напомнили ей об облаках в Дареме и об игре, которую они затеяли с Дан­те. Ветер был прохладным, но его тепло согревало ее.
 Флер расслабленно прижалась к нему. Она была рада, что он заставил ее заговорить об этом. Он сказал, что он не в силах жить в подобном фальшивом браке, но, может быть, они теперь смогут остаться друзьями.
 – Леклер сказал, что, если ты будешь знать причину, это, возможно, поможет, – проговорила Флер. – Только я не понимаю, каким образом.
 – Он прав. Я рад, что я понял.
 – Твое понимание не изменит меня.
 – Вероятно, что так, но это проясняет, какую близость ты не можешь позволить и какую можешь.
 – А какую близость можно позволить?
 – Есть разные способы физической близости, которые не приводят к беременности, Флер, – тихонько проговорил он под ее ухом. – Ты должна довериться мужчине, что­бы преодолеть страх. Должна поверить, что он не возьмет у тебя то, что ты не можешь дать.
 Она оставалась неподвижной, прислушиваясь к его серд­цебиению, нежась в тепле его объятий. Однако она почув­ствовала перемену в нем. Он дал выход особой жизненной силе, которая вливалась и в нее.
 Он повернул ее так, чтобы можно было видеть ее лицо.
 – Насколько ты доверяешь мне, нежный цветок?
 – Я вообще не уверена, что могу довериться мужчине в том смысле, который ты имеешь в виду.
 Он обнял ее и нащупал губами ее рот. Она затрепетала и поняла, что его поцелуи впредь никогда не будут цело­мудренными.
 – Возможно, так было потому, что ты недостаточно до­веряла мужчинам, Флер. Мне, однако, придется это выяс­нить теперь.
 Она почти ожидала, что он сейчас сделает попытку вы­яснить. Почти хотела этого. Однако вероятность того, что она не выдержит испытание, ее удручала. Когда это про­изойдет, он больше никогда не будет ее обнимать так, как сейчас. Он перестанет ее целовать так, что у нее замирает душа.
 Почувствовал ли он ее колебания? Увидел ли тревогу в ее глазах? Внезапно его объятия ослабли. Он помог ей под­няться.
 – Вернемся к этому позже.
 Взяв ее руку, он повел ее к дому.
 – Пришло письмо от Адриана Бершара, – сказал Верджил, когда они сидели в музыкальной комнате и вежливо слушали, как Роуз, старшая дочь Верджила, играет на фор­тепьяно. – В нем содержатся обычные приветы, но есть и весть для тебя.
 Данте слушал вполуха игру Роуз, однако обратил вни­мание на то, что белокурая голубоглазая девочка с лицом в форме сердечка очень похожа на мать, которая перевора­чивала для нее ноты.
 Основное внимание его было отдано другим женщинам. В дальнем углу Флер сидела рядом с младшей дочерью Верджила – Эдит. Флер терпеливо заплетала черные косички маленькой девочки и при этом что-то ей шептала.
 – О чем послание?
 – Он попросил, чтобы ты зашел к нему, когда вернешь­ся в город. У него есть информация для тебя. Никаких по­дробностей он не сообщил.
 Флер закончила заплетать косы и заколола их в виде венца, который делал Эдит слишком взрослой. Девочка ша­ловливо улыбнулась ей, словно они сделали нечто недопу­стимое.
 Эдит обняла Флер и побежала к отцу, чтобы похвалить­ся своей взрослой прической.
 Данте наблюдал за тем, с каким сладко-горестным вы­ражением лица Флер смотрела на девочку, когда та вска­рабкалась на колени отца и стала отвлекать его от игры се­стры на фортепьяно.
 Флер заметила, что Данте наблюдает за ней. Между ни­ми внезапно возобновилась немая беседа, которую они вели утром. В особенности последняя ее часть.
 Данте подошел к Флер и сел рядом.
 – У тебя какое-то загадочное выражение лица. Одоб­рительное и одновременно настороженное. Вероятно, ты не догадываешься, насколько это привлекательно для муж­чины.
 Лицо Флер мило порозовело. Ее впечатлительность бы­ла прямо-таки физически ощутимой, очаровательной и дья­вольски соблазнительной.
 – Я не приду к тебе в спальню сегодня, если ты настоль­ко расстроена.
 – Не расстроена… Скорее смущена и… Впрочем, не­сколько расстроена, но…
 – Я возьму лошадь из конюшни и отправлюсь в город рано утром, чтобы навестить Адриана Бершара. Ты можешь уехать в карете позже. Так что ты в безопасности в течение всего завтрашнего дня.
 Она негромко и мило засмеялась.
 –Ты думаешь, что должна отказать мне, Флер? Я вижу в твоих глазах, как ты ведешь спор сама собой.
 Веки ее опустились. Какое-то время она серьезно что-то обдумывала. Затем слегка покачала головой:
 – Я поняла, насколько уязвима я буду. И это не связа­но с доверием к тебе.
 – Ты будешь испытывать страх, такой же, как и в про­шлом?
 – Да, и это тоже.
 – Тогда мы определенно установим, что допустимо и что нет. Я думаю, что пора это знать, как ты считаешь?
 – Да, Данте. Думаю, что пора это знать.




 Глава 20


 Пришла пора знать.
 Флер напевала эти слова себе под нос на следующий день, наблюдая за тем, как паковали ее чемоданы.
 – Мы приедем в город на следующей неделе, – сказа­ла Бьянка. Она сидела на кровати, наблюдая за сборами. —Надеюсь, что ты сводишь меня в театр в самом скором вре­мени.
 Флер оценила ее предложение. Это было не первым ша­гом с ее стороны, и Флер хотелось бы использовать их ви­зит как можно плодотворнее. Если бы она не была настолько поглощена собой, они стали бы хорошими подругами. И тогда Флер могла бы расспросить ее о кое-каких вещах.
 Например, об иных способах заниматься любовью, о ко­торых упоминал Данте.
 Флер не имела понятия, что он имел в виду. У нее не хва­тало воображения, когда она пыталась разрешить эту загад­ку. Возможно, она должна отказать ему, пока не выяснит это.
 Нет, пришла пора знать.
 – Леклер очень доволен вашим браком. Он признался мне, что находит большие перемены в Данте и считает, что ни одна другая женщина не подошла бы ему больше.
 – Он в самом деле так сказал?
 – Вчера вечером. Ты, кажется, удивлена?
 – Я думала, он считает поспешность заключения нашего брака неразумной.
 – Возможно, так вначале и было, но письмо от Шар­лотты вчера помогло ему понять все правильно. Она по­дробно объяснила ситуацию с твоим отчимом. Верджил понятия не имел об этом, и ни Данте, ни ты ничего ему не сообщили.
 – Мне кажется, это все так далеко. – Впрочем, это была не единственная причина. Она ничего не рассказала о Гре­гори, потому что могло показаться, что она действует рас­четливо и эгоистично – вышла замуж за Данте, спасая свою шкуру.
 – Разумеется, это было благородно со стороны Данте, хотя вряд ли можно считать большой жертвой с его сторо­ны. Он женился не из-за твоего состояния, а потому, что питает глубокие чувства к тебе.
 Откровенность Бьянки лишь еще больше расстроила Флер. Кое-как она досидела до конца, когда был упакован последний чемодан и Бьянка позвала лакея, чтобы он от­нес его вниз.
 Когда они остались одни, Бьянка в упор посмотрела на Флер:
 – Итак, все согласны в том, что брак весьма хорош для Данте, что он разрешит вопрос с его платежеспособностью и принесет ему счастье. Но насколько он удачен для тебя?
 Прямота вопроса застала Флер врасплох. Бьянка не от­носилась к числу людей, которые лицемерят и притворя­ются. Флер оставалось либо ответить честно, либо промол­чать.
 – Случилось много сюрпризов после заключения со­юза с ним. Во многих отношениях брак оказался совсем не таким, как я предполагала. Что касается того, окажется ли брак удачным для меня, я думаю, что есть шанс.
 Я счастлива это слышать и надеюсь, что, если такой шанс существует, ты им воспользуешься. Я считаю, что женщина должна решить, чего она хочет, и бороться за это, а не просто плыть по воле волн.
 Когда Флер покинула усадьбу и ехала среди полей Сус­секса, она задумалась о совете Бьянки. Она не знала, при­несут ли попутные ветры счастье в ее дом, но было ясно, что пора определиться с тем, чего она хочет.
 Пора выяснить, способна ли она испытать страсть с мужчиной, не окаменев при этом от ужаса.
 Это возможно только с Данте. Ни один другой мужчи­на не возбуждал ее. Если бы Данте не вошел в ее жизнь, она так и не узнала бы, что она ошибалась в отношении себя в течение многих лет.
 Всю ночь она размышляла о том, что может произойти после близости. Ее мысли обратились к тому, что означало для Данте понятие «быть по-настоящему женатым».
 Наверняка удовольствие. Он ей уже это показал.
 Дружба, как надеялась она. Не скованная смятением, которое недавно она испытала.
 А возможно, что и несчастье. Он предупреждал ее об этом в Дареме.
 Он не будет верным. Она приняла это как данность, по­добно тому, как он смирился с тем, что она не все может дать ему. Он и сам не верил в свою способность быть по­стоянным.
 Однако если его связи причиняли ей боль сейчас, когда они не были по-настоящему женаты, то как будет она жить, зная о его амурных делах при настоящем браке?
 Она не могла отвергнуть Данте из-за этого. Она не от­кажется от шанса узнать, что же они способны делить вме­сте. Тем не менее она не могла лгать себе. Она знала, что страсть может привести ее к ужасным срывам.
 Как только карета достигла предместий Лондона и уст­ремилась к центру, ее мысли о возможных неприятностях оставили ее, как, впрочем, и все другие мысли. Их сменило воспоминание о Данте в день их свадьбы, когда он смотрел в ее глаза и держал ее лицо в своих удивительных руках. Весь остаток пути она снова переживала ощущение единения, которое испытала в тот день, когда он поцеловал ее – один раз в лоб и один – в губы.
 «Женщина должна решить, чего она хочет, и бороться за это», – сказала Бьянка.
 Флер вдруг почувствовала момент истины, когда оки­нула беглым взглядом свое будущее и его возможности. Она поняла, чего именно хочет, со всей определенностью, ко­торой нельзя достичь с помощью каких-либо разумных ар­гументов.
 Ее поразило, насколько просто принять решение. Прав­да, она не знала, хватит ли у нее мужества бороться за это.
 Тем более если персоной, с которой она должна бороть­ся, была она сама.
 Пустой дом несет невидимые приметы заброшенности. Он излучает недобрую тишину и одиночество.
 Именно такие мысли родились у Флер в тот момент, когда карета остановилась перед ее домом. На мгновение ей показалось, что он заколочен на веки вечные.
 Она была удивлена, когда дверь открылась и к экипажу вышел Данте.
 – Твоя встреча с мистером Бершаром прошла успешно? – спросила она, пока он помогал ей выйти из кареты.
 – Была интересной. Я расскажу тебе о ней позже.
 Люк извлек ее чемодан, и Данте помог ему внести его в дом.
 – День сегодня славный, Люк. Используй его по свое­му усмотрению, после того как управишься с лошадьми. Ка­рета нам сегодня больше не понадобится.
 Обрадованный неожиданным подарком, Люк поспешил на конюшню.
 Флер стояла в центре вестибюля и прислушивалась к полной тишине.
 – Все ушли?
 –Да.
 – Наверное, никогда раньше я не бывала здесь совсем одна.
 Положив руку ей на талию, Данте повел ее к лестнице.
 – Сейчас ты не одна. Думай об этом так, словно ты еще в каком-то коттедже, где, кроме меня, никого нет.
 – Кто будет готовить нам обед и одевать нас?
 – Мы будем делать все сами, как в коттедже.
 – Я там ничего не делала. Со всем управлялся ты.
 – В таком случае я и здесь управлюсь. – Он помог ей подняться по лестнице. – Я не хочу, чтобы кто-либо был здесь сегодня. Ни звуков, ни услуг и никаких помех. Мы будем вместе читать, или беседовать, или просто сидеть ря­дом, не обремененные обязанностями. Ничего за предела­ми этих стен. Мир только здесь, внутри, где находимся мы вдвоем.
 Он отпустил ее и вошел в библиотеку. Флер направи­лась к себе в спальню.
 Все необходимые удобства были созданы. В гардероб­ной была вода, так что Флер смогла умыться и привести себя в порядок. В гостиной их ждали булочки, джем и пунш. Дво­рецкий проинструктировал повара, чтобы тот заготовил и оставил на кухне достаточно еды.
 Одни. Очарование тишины. Отсутствие всяких звуков и людей рождало в доме удивительную умиротворенность. Она могла физически ощущать Данте даже на расстоянии, потому что никто этому не мог помешать.
 Беседа и дружеское общение. Полное доверие. Она не знала, каким образом Данте ранее соблазнял других жен­щин, но ее он понимал очень хорошо.
 Она выпила немного пунша и посмотрела на секретер. Внутри находились страницы ее большого проекта. Она удивилась, что сегодня, сейчас, он ее совсем не интересо­вал. Все ее мысли занимал Данте, ее переполняли невыра­зимые, жгучие эмоции.
 Она решила не ставить преград своим надеждам и же­ланиям. Пусть все идет так, как идет. Да если бы она и за­хотела что-то предпринять, то не смогла бы ничего сделать. Надежда давала ей силы.
 Глядя в зеркало, Флер сняла шляпку. Она посмотрела себе в глаза и вынуждена была признать печальную истину. Она была не девочка, не ребенок. Она женщина, которая позволила себе из-за какого-то неведомого страха потерять лучшие годы жизни.
 И к тому же женщина, которая безнадежно влюблена в мужчину и хочет иметь его всего, полностью и безраздельно.
 Собрав все свое мужество, молясь о том, чтобы у нее хватило сил, она направилась в библиотеку.
 Войдя, Флер увидела, что он сидит на диване и ждет ее. Она остановилась перед ним:
 – Я не думаю, что было разумно оставить дом без слуг.
 – Все, что тебе понадобится, я сделаю для тебя. В чем ы нуждаешься?
 – Я хотела бы снять платье, но у меня нет горничной, которая могла бы мне помочь. – Она повернулась к нему спиной.
 Она ожидала, что он скажет что-либо умное и бросится ей помогать. Не тут-то было. В комнате воцарилась тиши­на. Данте не двинулся. Она застыла на несколько секунд, но оставаться в этой позе слишком долго было глупо.
 Флер посмотрела через плечо. Их взгляды встретились.
 – Ты уверена, Флер?
 Она влюбилась в него в эту минуту. Впрочем, он всегда был таким, даже тогда, когда что-то шло вразрез с его инте­ресами и желаниями.
 – Я абсолютно уверена, что хочу снять это платье.
 Его руки принялись за работу, однако он не спускал глаз с ее лица. Этот взгляд словно взял ее в плен. Она пришла сюда, исполненная решимости быть дерзкой и уверенной, но уже сейчас оказалась в его власти.
 – Тебе понадобится помощь, чтобы надеть другое платье, Флер?
 Она онемела и лишь покачала головой. Он взялся за узелок, где заканчивалась шнуровка кор­сета.
 – В таком случае я помогу тебе и с этим.
 Придерживая ее одной рукой за бедро, он стал другой расшнуровывать корсет.
 – Ты меня удивляешь, дорогая.
 – Я целый день вырабатывала в себе храбрость, стараясь, чтобы она меня не подвела. Я слишком поспешила с этим?
 – Вовсе нет. Я планировал медленное обольщение, но лишь потому, что полагал: иначе не получится.
 Она повернулась к нему лицом и закрыла глаза, чтобы насладиться ощущениями, которые уже овладели ею.
 – Ты соблазнял меня уже столько недель, Данте. Мы оба знаем, что это был медленный процесс.
 Корсет был расшнурован. Флер прижала его к груди, чтобы он не упал на пол.
 Данте поднялся во весь рост за ее спиной. Обняв ее за плечи, он поцеловал ее в шею. По ее телу пробежала сладо­стная волна.
 Она шагнула в сторону, освобождаясь от его объятий.
 – Спасибо. Остальное я смогу сделать сама.
 Слыша, как гулко бьется ее сердце, она поспешила в свою спальню.
 Ей каким-то образом удалось сохранить решимость. Не­смотря на то что ее трясло, когда она снимала с себя остат­ки одежды. Даже тогда, когда она надевала шелковую ро­зовую ночную рубашку на обнаженное тело. Даже невзи­рая на то, что слышала шаги Данте в его спальне.
 Она замерла и прислушалась, решая, что ей делать даль­ше. Все то, что она сделала за эти минуты, основательно исчерпало запасы ее мужества.
 Флер заставила себя внутренне собраться. Она должна добиться того, чтобы он поверил, что она знает, чего хочет. И еще доказать это самой себе.
 Она повернула щеколду и открыла дверь в его гардероб­ную.
 Она вошла в тот момент, когда Данте снимал рубашку. Он удивленно повернулся.
 Флер закрыла за собой дверь и прислонилась спиной к косяку.
 – Ты собираешься оставаться здесь, пока я раздеваюсь?
 – А почему бы и нет?
 Он пожал плечами:
 – Как хочешь. – И стащил с себя рубашку. Оставшись обнаженным до пояса, он сел на стул, что бы снять туфли.
 Его тело завораживало. Флер видела скульптуры и картины, но ей не приходилось наблюдать живые муж­ские формы без одежды. Он был так красив – поджар и в то же время мускулист. Раньше она думала, что испытает смятение и замешательство, если увидит его раздетым. Однако сейчас она не чувствовала ни малейшего смуще­ния, все увиденное ей показалось совершенно естествен­ным. Да, она была возбуждена, но никакой неловкости не было.
 Данте взглянул на нее, и она увидела, что ему понятно, о чем она думает и какие чувства переживает. Он встал, про­должая смотреть на нее, на его лице она не заметила и тени смущения.
 – Ты намерена рассматривать меня?
 – Ты хочешь, чтобы я ушла?
 – Нет, уходить не надо, хотя я не припомню, чтобы меня столь откровенно разглядывали.
 – Поскольку ты видел меня обнаженной, было бы спра­ведливо, если бы и я увидела тебя.
 – Но я не вижу тебя сейчас.
 Она попыталась обрести мужество. Флер не собиралась заранее вот так стоять и наблюдать за его раздеванием. Она хотела просто поговорить с ним, когда открывала дверь в ©го комнату. То, что она увидела его тело, было лишь при­ятной неожиданностью.
 Он бросил ей вызов, и она была исполнена решимости не играть роль девственницы сегодня. Она сделала шаг от двери.
 – Ты хочешь увидеть меня? Это будет более справед­ливо?
 –Да.
 Она подошла к нему и оказалась совсем близко от его груди и плеч, его тела и мускулов, от…
 Он не дотронулся до нее. Он смотрел вниз, словно чего-то ожидая.
 – Ты не собираешься помочь мне, Данте? Я полагала, что это одно из твоих прав.
 – Ты сказала, что можешь дальше справиться сама, и, судя по всему, так оно и есть.
 – Ты предпочел бы, чтобы я делала это сама?
 – Иногда. Именно сейчас.
 Снять ночную рубашку оказалось делом более трудным, чем она ожидала, вероятно, из-за того, что он наблюдал за ней. Интересно, ее взгляд так же приводил его в замеша­тельство несколько минут назад? Она испытывала дрожь греховного возбуждения, когда рубашка выскользнула из ее рук, легла на пол и она предстала перед Данте совершен­но нагой. И почувствовала радостное удовлетворение, уви­дев, насколько он был потрясен.
 Ее первоначальная неловкость быстро прошла, сменив­шись ощущением силы и гордости. Его восхищенный взгляд сделал ее величественной, благородной и сильной. Стоя об­наженной при свете дня перед Данте, она превратилась в богиню.
 Он взял ее за руку, привлек к себе и заключил в объ­ятия. И это поразило ее новыми ощущениями: она почув­ствовала тепло его тела, ее груди оказались прижатыми к его груди; это грозило захлестнуть ее, заставить забыть о своем настрое. Каким-то образом ей удалось совладать с новыми эмоциями. Она вошла через эту дверь с определен? ной целью, и он должен знать об этом.
 – Мне нужно сказать тебе что-то, Данте.
 Он поцеловал ее в шею.
 – Скажешь позже.
 – Я должна сказать тебе сейчас. Видишь ли, я измени­ла свое решение по этому вопросу.
 Он ослабил объятия, продолжая держать ее лишь за та­лию.
 – Ты не похожа на женщину, которая изменила реше­ние.
 – Ты не понял меня. Я не собираюсь говорить, что ты должен остановиться. Более того, я не хочу, чтобы ты вооб­ще останавливался.
 – Ты права. Я не понимаю тебя.
 – Я уверена, что если ты не сделаешь что-то такое, от чего я забеременею, то мой страх пройдет. Видишь, на­ сколько я тебе доверяю. Нет необходимости подвергать это испытанию. Думаю, что, даже если ты не будешь ограни­чивать себя, страха у меня больше не появится.
 Выражение лица у Данте сделалось серьезным, даже оза­даченным. Он посмотрел ей в глаза, как бы пытаясь опре­делить, насколько ее слова соответствуют тому, что она чув­ствует.
 – Я больше не хочу, чтобы этот ужас преследовал меня. Назвав его по имени, возможно, я одолела его. – Она при­жалась щекой к его теплой груди. – Я хочу, чтобы мы были женаты по-настоящему, Данте. Я хочу иметь семью. Хочу этого так сильно, что верю: это победит мой страх. – Она заглянула ему в лицо. – И еще хочу тебя. Всего и полностью. Только этого уже достаточно для того, чтобы принять такое решение.
 Он обхватил ладонями ее лицо.
 – Если ты ошибаешься…
 – Если я ошибаюсь, мы очень скоро это узнаем.
 – Я не хотел бы напугать тебя или причинить боль.
 –Я не позволю тебе этого. Постараюсь не вести себя вызывающе. Ты должен лишь пообещать, что не будешь ре­шать за меня. Я должна знать, что я свободна, если сочту, что твои намерения изменились.
 На его губах заиграла легкая очаровательная улыбка.
 – Обещаю тебе это, если ты требуешь.
 – Да, требую.
 – Так знай же, что я возьму тебя сейчас, если смогу, Флер.
 Его поцелуй подтвердил эту решимость, продемонст­рировав страсть мужчины, который слишком долго слушал разговоры, пусть даже он одобрял услышанное.
 Поцелуй разбудил дремавшее в ее теле в течение дол­гих недель желание, когда Данте стал ласкать те части тела, которых не касался раньше. Ее спина, бедра и ноги с готов­ностью отреагировали на прикосновение его теплых ладо­ней и пальцев. Ее поистине ошеломили новые, неведомые ранее ощущения.
 Он целовал ее с такой страстью, с какой никогда не це­ловал раньше. Она не могла этого не заметить. Мужчина, который так ее целовал, так по-хозяйски обнимал и лас­кал, определенно был намерен овладеть ею.
 Она осознала это без размышлений. И принимала ду­шой и сердцем.
 Понимал это и постоянно гнездившийся в ней страх.
 Он выпустил одно из своих удушающих щупалец. В ее голове возникли образы плачущих лиц. Ее тело захотело ос­вободиться от объятий, остановить жаркие ласки.
 Но она не позволила.
 Она горячо обняла Данте и сосредоточила внимание на приятных ощущениях, которые испытывала при поглажи­вании его кожи и мышц. Она призвала на помощь свою лю­бовь к этому человеку, и страх внезапно сник и куда-то ис­парился.
 Эта победа над страхом породила в ней состояние эй­фории. Раньше она думала, что не в силах одолеть этот ужас, но оказалось, что она может! С Данте она сумеет это! При­знание любви подарило ей такое оружие, которое не по зубам страху.
 Флер стало ясно: Данте понял, что произошло. Он перестал целовать ее, однако продолжил ласки, глядя на нее проницательными глазами. Его ладони скользили по ее об­наженному телу, рождая мучительно-сладостные ощущения.
 В глубине его глаз она уловила решительный вызов. Его ласки сосредоточились внизу. Ладонями он обхватил ее яго­дицы, затем его пальцы скользнули в расщелину и двину­лись туда, где встретились влажность, мягкость и сводящая с ума пульсация.
 Прикосновение к этому месту ошеломило ее. Это было изумительно. Бесподобно. На это отреагировало все ее тело. И вовсе не страх. Она выпрямилась, жадно ища его поцелуя, чтобы как-то погасить потрясшую ее чувственную волну.
 Битва была выиграна, и они оба это понимали. Она от­метила свою победу столь же страстным поцелуем, как это раньше делал он. С помощью языка она выразила свое тор­жество и степень возбуждения.
 Опьяненная сознанием освобождения от страха, гордая своей смелостью, она стала целовать его в шею и грудь, по­кусывая кожу и испытывая при этом непередаваемое на­слаждение.
 Получившая полный выход чувственная энергия, исхо­дившая от Данте, взяла ее в свои объятия крепче, чем коль­цо его рук. Флер была благодарна тому, что эта энергия на­правляет и учит ее.
 Данте поднял Флер на руки, положил на кровать и раз­делся, не спуская с нее глаз.
 – Ты очень красива, Флер.
 Она не сомневалась в его искренности. Она лежала при мягком дневном свете, испытывая эйфорию от сознания по­беды в борьбе за свое право любить и чувствовать, и в са­мом деле была уверена, что она красивейшая женщина на свете.
 Самый красивый мужчина стоял перед ней во всей сво­ей ослепительной наготе, и ее сердце не знало, то ли ему еще сильнее ускорить свой ритм, то ли, наоборот, остано­виться. Он был вполне достойным супругом и партнером длят ой богини, в которую она превратилась. Его тело влек­ло и приводило в восторг, и она не могла отвести от него глаз.
 Данте подошел к ней:
 – Это совершенно потрясающий, невероятный факт, мисс Монли. Из всех женщин именно вас найти в своей по­стели.
 Когда-то он сказал эти слова в коттедже, но его тон на сей раз был совсем другим. Он не поддразнивал и не шу­тил.
 Только теперь она больше не Флер Монли, не святая и не ангел. Она королева, воительница, посланница Венеры, она…
 – Ты очень горда собой, правда ведь? – Он поцеловал ее в нос.
 – Лопаюсь от гордости.
 – И вполне заслуженно. – Он стал гладить ей шею, за­тем груди. – Тем не менее ты должна дать мне знать, не напугал ли я тебя.
 – Я не собираюсь останавливать тебя, Данте.
 – Однако тебе следует показать, что тебе больше нра­вится, Флер. Если я сделаю что-то, а тебе этого не хочется, непременно скажи мне.
 – Нет ничего такого, чего я не хочу. Я и без того слиш­ком долго все отвергала. Я ничего не хочу упустить из-за своей трусости.
 – Ты не поняла, о чем я говорю, дорогая. – Он нежно поцеловал ее в щеку. – Ты скоро вспомнишь то, что я сей­час сказал. Я не хочу никаких молчаливых жертв. У тебя будет целая жизнь, чтобы все попробовать.
 Флер запустила пальцы ему в волосы.
 – На твоем месте я бы так не осторожничала, Данте. Наверное, я сейчас смелее, чем буду когда-либо еще. – Она пригнула его голову к себе, чтобы поцеловать.
 Он не позволил ей целовать его долго. Мастерски пере­хватив инициативу, он обрушил десятки сладостных поце­луев на ее губы, шею, мочки ушей. Уже только одними по­целуями он пробудил в ней страстное желание, которое яро­стно возрастало.
 Все ее тело просило возвращения ласк. Он же не спе­шил с этим, и когда наконец его ладонь скользнула чуть ниже, она почти попросила его о том, чтобы он приласкал ей грудь.
 Он дразнил ее, как тогда, в саду. Ею овладели те же са­мые сладостные ощущения. Она стискивала зубы от удо­вольствия и желания.
 Данте наклонил голову и начал водить языком по од­ной, затем по другой груди. Ее желание все росло, и его центр перемещался все ниже. Оно сосредоточивалось в нижней части живота, ее плоть между ног, казалось, кри­чала и требовала ласки. Флер забыла обо всем на свете, кро­ме сладостных ощущений и безумного, всепоглощающего желания.
 Его пальцы нежно коснулись соска; его язык дотронул­ся до другого. Ей показалось, что стрела наслаждения прон­зила все ее тело. За ней последовала еще одна, затем еще. Было так хо­рошо, что ей захотелось, чтобы это никогда не кончалось. Она слышала собственные стоны, но не пыталась их сдерживать. Данте прервал свои неистовые поцелуи и оки­нул взглядом ее обнаженное тело. Его ласки переместились ниже, к ее животу и бедрам. Ее ноги невольно раздвину­лись, поощряя Данте к ласкам, которых она отчаянно же­лала. Лишь сейчас она обнаружила, что какая-то часть ее имела представление о страсти, о которой не подозревал разум.
 Данте продолжил нежно прикасаться к ней, и ее бедра приподнялись навстречу, прося о чем-то большем. Она уви­дела выражение строгой сосредоточенности, когда он на­конец откликнулся на требования ее тела, стоны и мольбы. Он впился взором в ее лицо в тот момент, когда его ласки стали настолько интенсивными, что она едва не потеряла сознания.
 Ее ничуть не беспокоило, что она забыла напрочь о бла­гопристойности, лежит с раздвинутыми бедрами, демонст­рируя самые тайные, самые сокровенные уголки своего тела, и просит чего-то, о чем не имеет представления. Ее не смущало, что он поощрял это ее сумасшествие и рукой, и глазами.
 Он поцеловал ее в губы, затем в грудь, в живот, еще ниже…
 – Я рад, что ты такая смелая сегодня, – тихо сказал он между поцелуями. – Я хотел приласкать тебя так уже мно­го недель.
 Ее тело сразу же откликнулось. Ее женская плоть заны­ла и затрепетала.
 Он продолжал целовать ее, играя с завитками волос. Тело его задвигалось. И вдруг Флер поняла и ужаснулась. Он готовил ее к чему-то. Она закрыла глаза, чувствуя, как его тело занимает место между ее бедрами, как он осторож­но раздвигает их в стороны.
 Теперь на смену языку пришли его пальцы. Это было умопомрачительное сочетание удовольствия и изнуряюще­го желания. Мучительная сладость все возрастала, пока он подводил ее к завершению этого ужасного и в то же время изумительного действа.
 Наконец долгожданный пик наступил. Ее страсть взмы­ла вверх, достигнув вершин чистейшего наслаждения, и, словно ливень, обрушилась на нее.
 Он вновь оказался внезапно с ней, в ее объятиях, лежа­щий между ее ног, как это было в Дареме. Только на сей раз им не мешали никакие одежды. Она обхватила его, в полной мере осознавая вес и тепло его тела.
 Ее вульва все еще продолжала пульсировать, не утратив желания. Флер испытала невероятное облегчение, когда он вошел в нее. Он погрузил ствол в глубину, и Флер была по­ражена его полнотой и размером.
 Ее изумление было нарушено ощущением боли. Одна­ко владевшая ею страсть поглотила боль. Они вдвоем сдоб­но превратились в единое целое. Понимание этого, созна­ние того, что она удерживает его, что он представляет как бы ее часть, породило чувства даже более сильные, чем сла­дострастие, которое она только что испытала. Флер закры­ла глаза, наслаждаясь этим полным слиянием.
 Его страсть управляла всем остальным. Флер чувство­вала, когда он сдерживал себя, и поняла, когда он перестал сдерживаться. Его желание вело их; Данте то неистово це­ловал ее, то погружался в ее лоно с такой силой, что она ахала от восторга. Она могла лишь принимать и ощущать. Ничего больше не существовало для нее сейчас, кроме люб­ви и этой восхитительной близости, этого ощущения его внутри своего лона и его тела в ее объятиях.
 Когда все закончилось и наступил покой, ей показалось, что ее душа и сердце остались без защиты. Она приникла к нему, чтобы вдохнуть запах его тела, услышать его дыха­ние.
 Она хотела, чтобы он оставался на ней всегда, но он в конце концов зашевелился. Но даже когда он вышел из нее, ее вульва продолжала пульсировать.
 – Я причинил тебе боль?
 – Нет. – Она не знала, была ли боль. Да это и не имело значения.
 – Я тебя шокировал?
 – Нет… может, самую малость. – Она повернулась на бок, чтобы видеть его лицо. – Было продемонстрировано все?
 – Нет.
 Флер улыбнулась:
 – Глупый вопрос. Конечно же, не все. Ты даже забыл показать мне чувствительное место под коленкой.
 – Верно.
 – И трюк с моим копчиком. Определенно ты бережешь это для другого раза.
 Он тихонько засмеялся:
 – Обещаю тебе показать в следующий раз, когда я не буду столь нетерпелив.
 Она прочертила узор на его груди.
 – И еще показать, как женское тело может быть более чувствительным после…
 – Это не поздно и сейчас. Раздвинь-ка ноги пошире и не двигайся.
 Она повиновалась. Его палец прикоснулся к вульве, ко­торая была невероятно чувствительна после совокупления. Флер испытала невыразимое наслаждение. Почти мгновен­но она достигла пика возбуждения, умоляя о большем. Удо­вольствие было неземным, невероятным, умопомрачитель­ным. Она закричала, когда могучий оргазм потряс ее. Она словно погрузилась в мир блаженства.
 Сознание возвращалось к ней медленно. Прошло до­вольно длительное время, прежде чем она поняла, что на­ходится на постели в спальне.
 Она открыла глаза и увидела, что Данте наблюдает за ней. Ей показалось, что комната до сих пор наполнена ее криками и стонами.
 – Я думаю, что сделал правильно, отпустив всех слуг, – сказал он.
 – О да, – согласилась Флер. И еще подумала, что они поступили разумно, отложив это испытание до отъезда из Леклер-Парка.




 Глава 21


 – Все именно так, как, по твоим словам и должно быть. Мир вне этих стен не существует. И только мы двое нахо­димся внутри. – Флер прижалась к Данте. – Когда они вер­нутся?
 Ее слова вывели его из состояния блаженной удовле­творенности, в котором он пребывал.
 – Я дал им достаточно денег, чтобы они отправились в театры и таверны на целую ночь.
 Он повернулся на бок и подпер голову рукой. Ее красо­та приводила его в восхищение. Равно как и ее мужество. Ей самой понадобилось проявить волю, сделать собствен­ный выбор. Его покоряло то, что она проявила такое бес­страшие ради того, чтобы разделить любовь с ним.
 Она была решительна, великолепна, изумительна.
 «Я хочу иметь семью».
 Ее нежная белая кожа казалась более изысканной, чем самые дорогие ткани. Он легонько гладил ей плечо и руку, она прислушивалась к его прикосновениям, смежив веки.
 «Я хочу тебя».
 Никогда в жизни он не слышал более лестных для себя слов. Их произносили другие, но не так и не по этой при­чине. Он тоже ее хотел, и тоже совсем иначе, чем раньше.
 «Вот насколько я тебе доверяю. Нет необходимости под­вергать это испытанию».
 Он никогда не забудет эти удивительные слова.
 «Я хочу быть замужем по-настоящему».
 Данте взглянул на письменный стол и вспомнил о пись­ме, находящемся в ящике. Оно было от Фартингстоуна и ожидало его, когда он вернулся утром. Этот человек пред­лагал провести переговоры, и Данте догадывался, какое на­правление они могли принять.
 Данте поцеловал Флер, чтобы выбросить из головы мыс­ли о Фартингстоуне и его интригах.
 Флер повернулась к нему, она выглядела очарователь­но сейчас, когда волосы ее были распущены, а наготу при­крывала лишь тонкая простыня.
 – А чего хотел Бершар? Ты говорил, что расскажешь мне чуть позже.
 Казалось, что после этой встречи прошла целая веч­ность, хотя минуло лишь несколько часов.
 – Бершар от моего имени навел некоторые справки.
 – Ты просил его об этом?
 – Нет. У него есть некоторый опыт в таких делах, и он проявил инициативу по праву друга.
 – Подобно тому, как Сент-Джон и мистер Хэмптон пррявляют инициативу и наводят справки обо мне. У тебя очень преданные друзья. Хотя они и несколько бесцере­монны.
 – Можно сказать и так.
 – Так какие же справки навел мистер Бершар? Они ка­саются меня?
 – Он навел справки о Фартингстоуне. И узнал, что тот, будучи молодым человеком, получил наследство, которое составляет часть собственности в Дареме, граничащей с тво­ей. Он живет на свои доходы и пользуется уважением.
 – Мы уже знаем об этом.
 – Однако остальное гораздо более увлекательно. Фартингстоун не всегда был столь трезвым и добропорядочным. У него была бурная юность, и тогда считали, что из этого молодого человека не выйдет ничего путного. Тетя Бершара помнит его еще с того времени и рассказывает, какая уди­вительная и внезапная трансформация произошла с ним, когда Фартингстоуну должно было стукнуть тридцать лет. Эта перемена была столь разительной, что о его прошлом все забыли. Я предпочел бы, чтобы он продолжал играть, пить и губить себя, вместо того чтобы изображать из себя респектабельного джентльмена, в то же время пытаясь за­садить меня в тюрьму и запятнать мою репутацию. Свет быстро создает о людях мнение. Осмелюсь сказать, что Маклейн более порядочен, чем Грегори, однако же Маклейн пользуется в свете дурной славой, а Грегори Фартингстоуном все восхищаются.
 Данте был рад, что Флер пыталась понять самые важ­ные моменты, даже если она иногда переоценивала их зна­чение. Когда она посмотрела на Данте Дюклерка, его опти­мизм ослепил ее.
 – Если это все, что он смог тебе рассказать, то это не слишком интересно. Было что-либо еще?
 – Кое-что. – Данте не был уверен, что хочет затраги­вать остальные моменты. Во всяком случае, сейчас. На этом ложе.
 – Мне очень любопытно, так что ты должен рассказать.
 Он снова погладил ее по плечу и отвернул лицо в сто­рону, чтобы не видеть ее реакции. Хотя и не был уверен, что это ему удастся.
 – Еще он обнаружил, что Фартингстоун и Сиддел свя­заны друг с другом. Не слишком тесно, и это, возможно, ни о чем не говорит.
 Она некоторое время молчала.
 – Ты просил его навести справки о мистере Сидделе, Данте?
 – Я спросил его, имеет ли он основание думать, что они друзья.
 – Они не друзья.
 – Флер, твой отчим узнал, что ты была в том коттедже. Сиддел как раз тот, кто мог ему сказать об этом. Если он это сделал, значит, ему было известно, что Грегори находился в графстве в ту ночь. Возможно, что именно Сидел подслушал разговор в соседней комнате в ночь перед этим.
 Наклонив голову, Флер взглянула на Данте. Нельзя ска­зать, что она была сердитой – она была очень задумчивой.
 – И какие выводы сделал мистер Бершар?
 – Фартингстоун не связан явной дружбой с Сидделом. Однако он дружил с дядей Сиддела. Они вместе пользова­лись дурной славой.
 – Как ты и Маклейн?
 – Да, как я и Маклейн. Благополучие Сиддела зависит от его наследства, полученного от этого дяди.
 – Или от его деловых акций. Я подозреваю, что с их помощью он значительно увеличил состояние.
 – Не столь очевидно, что он так успешен в бизнесе. Бер­шар не смог найти убедительных доказательств его везения в финансовых делах, несмотря на сохраняющуюся за Сид­делом репутацию удачливого предпринимателя.
 – Можно не сомневаться, что он держит их в тайне.
 – У Бершара есть способы узнать секреты, если он хо­чет этого. Он наводил справки для правительства, когда был моложе. И есть люди, которые готовы поделиться с ним малодоступной информацией.
 Данте видел, что Флер взвешивает сказанное, хотя вы­ражение ее лица не изменилось.
 В тот вечер, когда был бал, он потребовал, чтобы она не пользовалась услугами Сиддела как севетника. Она отреа­гировала отрицательно на это требование, и он не был уве­рен, что она послушает его сейчас.
 Флер посмотрела ему прямо в глаза:
 – Он вообще тебе не нравится, да?
 – Повторяю, я не считаю, что ему можно доверять.
 – Дело не только в этом. Ты становишься очень суро­вым, когда говоришь о нем. Даже сейчас ты помрачнел.
 – Вероятно, это потому, что меня интересует вопрос, продолжаются ли твои отношения с ним.
 Она коснулась тонкими пальцами его лица, провела ими по щеке и подбородку.
 – Что значит для тебя этот человек?
 Данте остановил движение Флер, взял ее руку в свою и провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони.
 Она ожидала его ответа, но готова была понять его, если ответа не последует. Если же он поцелует ее, то вопрос во­обще будет забыт.
 – Несколько лет назад ряд лиц стали шантажировать известных людей. Их действия пресек мой брат. Я полагаю, что одним из шантажистов был Хью Сиддел, но избежал разоблачения.
 На лице Флер отразилось удивление.
 – Это очень серьезное обвинение, Данте.
 – Я не предам его гласности до тех пор, пока не получу убедительных доказательств. И весьма сомнительно, что я их когда-либо получу.
 – Если у тебя нет доказательств, как ты можешь…
 – Он знает вещи, о которых ему не было бы известно, если бы он не участвовал в этом сам. – Данте заколебался и сказал себе, что не будет ничего хорошего, если он все расскажет. Однако его порыв оказался сильнее желания ог­радить себя от возможной боли.
 Флер ничего не сказала. Не возразила и ни на чем не настаивала. Она лишь молча наблюдала за ним. Лицо её было серьезное и задумчивое. В глазах читались беспокойство и тревога.
 – Я невольно помог им, Флер. Женщина среди них использовала мое влечение к ней, чтобы получить доступ к некоторым документам, которые затем были использованы для шантажа двух мужчин. Эти мужчины застрели­лись.
 Он никогда этого никому не рассказывал. Никогда не произносил вслух. Это прозвучало даже гораздо зловеще, чем он ожидал. На сердце у него было тяжело, словно не хватало воздуха.
 Флер снова погладила его по лицу.
 – Преступление было совершено ими, а не тобой. Ни­кто не может предвидеть до конца, что произойдет. Ты не должен бичевать себя…
 – Один из застрелившихся мужчин был мой старший брат.
 Флер участливо посмотрела на Данте.
 Она понимала. Он больше не должен ничего говорить. Ее честные ясные глаза, казалось, проникали в глубину его мыслей, а сердце ее чувствовало, какую вину он испыты­вал.
 И в то же время ее взгляд каким-то непостижимым об­разом изменил положение вещей. Это доброжелательное молчание сняло груз с души за то старое воспоминание. То, что он разделил эту боль с другом, принесло некоторое уми­ротворение в его исстрадавшуюся душу.
 Флер придвинулась поближе и обняла его, положив мяг­кую щеку ему на грудь.
 – Мы все-таки позволили внешнему миру вторгнуться в наши пределы, – тихо сказала она. В ее тоне прозвучала легкая грусть.
 Не внешний мир. Их мир. Тот мир, в котором они жили, полный людей и событий, которые повлияли на их жизни, их женитьбу. Впрочем, Данте понял, что она имела в виду.
 Он тихонько потянул за простыню. Она медленно сполз­ла, постепенно обнажая тело. Данте стал ласкать это тело, при этом его рука повторяла путь сползающей вниз про­стыни. Он прижал Флер к своему сердцу.
 – Я знаю способ, как заставить этот мир уйти прочь, Флер. Я знаю место, где он не может нас найти.
 – Да, – прошептала Флер. – Возьми меня туда, Данте.
 На следующий день Данте сидел в кабинете, ожидая по­явления визитера. Он мало бывал в этой комнате и сейчас впервые собирался вести здесь деловые переговоры.
 Он всегда избегал серьезных финансовых операций, ко­торые ассоциируются с кабинетами. Будучи совсем моло­дым человеком, он считал их скучными и утомительными, которые лучше отдать на откуп старым или таким обяза­тельным людям, как его брат.
 Он разглядывал гравюры Пиранези, украшавшие одну из стен, и картину Каналетто с изображением Большого ка­нала Венеции на другой стене. Если подобные встречи вой­дут в привычку, он оставит гравюры, а вот Каналетто нуж­но убрать.
 Открылась дверь, и Уильяме принес визитную карточку.
 – Весьма великодушно с вашей стороны принять ме­ня, – сказал Фартингстоун, едва войдя в кабинет. – Хочу выразить надежду, что вы и я сможем по-дружески уладить все проблемы, которые стоят перед нами, таким образом, чтобы это было в интересах и на благо дочери Гиацинты.
 Они расположились в креслах. Фартингстоун. оглядел кабинет и улыбнулся, увидев картину.
 – А, Каналетто. Я помню, как мистер Монли купил его. Мне нравится его искусство. Это великолепный образец, смею заметить.
 Данте разглядывал этого мужчину с постным лицом, ко­торому нравился унылый Каналетто, и пытался предста­вить, как тот гонялся за голыми девицами в летнем саду. Слух об этой давнишней вакханалии дошел в свое время до тети Бершара.
 – Вы хотите обсудить какие-то важные проблемы, —подсказал Данте.
 Выражение лица Фартингстоуна сделалось очень серьезным.
 – Я сожалею, но, на мой взгляд, вы не подозреваете об истинном состоянии здоровья Флер. То, что я должен вам сказать, может повергнуть вас в шок.
 – Считайте, что я подготовил себя к самому худшему.
 Фартингстоун изобразил некоторое смущение и заме­шательство, прежде чем сообщить дурные вести.
 – Я обнаружил, что, перед тем как вы заключили с ней союз, ее поведение было даже более странным, чем раньше. Среди прочих экстравагантных поступков она посеща­ла бордели и ходила по городу безо всякой защиты, так что ее даже однажды арестовали.
 Он стал в деталях рассказывать Данте об этих событи­ях, а Данте тем временем размышлял о том, кто из слуг до­нес ему об этом.
 – Похоже. оба эти эпизода случились давно.
 – Тем не менее это вряд ли может служить добрым предзнаменованием, сэр. А вот и более поздние примеры, к тому же более серьезного характера. – Фартингстоун наклонил голову и сделал страдальческое лицо. – Ее поймали в тот момент, когда она пыталась украсть. Всего лишь чай, не бо­лее того. Вряд ли она так нуждается в нем, и это тем более печально. Нам известно, что она совершает в одиночку про­гулки по городу и ведет себя как воришка, что говорит о плачевном состоянии ее здоровья.
 – Я знаю об этом инциденте. Она ничего не украла. Там было недоразумение.
 – В самом деле? В таком случае как объяснить ее пре­бывание в подсобной комнате «Сигар диван»? Уж лучше пусть она признается в краже. Ее объяснение только усу­губляет ситуацию. Я имею в виду ее ссылку на то, что она увидела, как туда вошел брат, которого она давно не виде­ ла. Ведь у нее никогда не было брата. – Фартингстоун уд­рученно покачал головой..– Я подозреваю, что временами она живет в вымышленном мире.
 – Фартингстоун, у меня нет подтверждения того, что моя жена живет в каком-то ином, не нашем мире. Я не на­блюдал ничего такого, что позволило бы усомниться в ее здравомыслии.
 Фартингстоун устремил на Данте взгляд, словно перед ним сидел по меньшей мере недалекий человек.
 – Полагаю, что вы недооцениваете неутешительности ее душевного состояния, сэр. Вы вынуждаете меня принять меры, которых я надеялся избежать.
 – Если вы намерены что-то предпринять, не вините в этом меня. Эта беседа состоялась не по моей просьбе.
 – Выслушайте меня. В ваших интересах сделать это. – Фартингстоун попытался одновременно изобразить изум­ление, убежденность и сожаление. – У меня есть основа­ния считать, что она вступила в союз, помимо вас, еще с одним человеком. – Он вперил в Данте взгляд, ожидая ре­акции.
 Данте позволил паузе затянуться, чтобы снять драма­тический эффект. Сейчас он наконец понял, кто организо­вал ту слежку за Флер.
 – Вы удивительно спокойны, сэр, – надменно прого­ворил Фартингстоун. – Если вас не интересует ваше благополучие, то хотя бы не будьте безразличны к своей репутации.
 – Меня в одинаковой степени интересует и то, и дру­гое. Я лишь не могу понять, чего вы ожидаете от меня и зачем вы пришли ко мне с этой информацией.
 – Вы ответственны за нее. Я не одобрял этот брак. Я могу пойти дальше с вопросом о том, была ли она право­способна заключать его. Полагаю, что если я сделаю это, используя факты, о которых только что вам сообщил, в до­полнение к тому, что я знал раньше, то выиграю дело.
 – Сомневаюсь.
 – Имея эти новые доказательства, я вполне уверен в успехе. Однако меня прежде всего интересует благосостоя­ние Флер. Если бы я был убежден, что она в надежных ру­ках, что ее муж понимает необходимость контролировать ее, чтобы ее собственность была сохранена, я мог бы отка­заться от длительных юридических тяжб. В конце концов, она не может ничего предпринять без вашего согласия. Вы должны подписывать каждый контракт или сделку. Закон предоставляет вам полноту власти, несмотря на ее иллю­зию о том, что она обладает независимостью.
 Выражение лица Данте не изменилось, хотя наконец-то Фартингстоун сказал нечто интересное.
 Фартингстоун знал о приватном соглашении в отноше­нии наследства Флер. Это означало, что Флер кому-то об этом сказала. Данте догадывался, кто это мог быть. Ее кон­сультант должен был быть уверен, что она контролирует свое состояние, иначе любые советы будут бессмысленны. Она сказала Сидделу, и вот теперь об этом знал Фартинг­стоун.
 – Сэр, надеюсь, вы понимаете смысл того, о чем я го­ворю? Я знаю, что вас мало интересуют финансовые дела, однако…
 – Я понимаю значение этого для меня. Мне любопыт­но, насколько важно это, по вашему мнению, для вас.
 Фартингстоуна прорвало.
 – Ее бесконечные продажи недвижимости должны быть прекращены! Земля – лучшая из инвестиций! Некоторое время назад она говорила о продаже земли в Дареме. Я по­лагаю, что это неразумно!
 – Ее благосостояние – это единственное, что вас бес­покоит в отношении Флер?
 Фартингстоун оскорбился. Однако он сдержал готовое выплеснуться возмущение и почти застенчиво покачал го­ловой:
 – Вы сообразительны, сэр. Я всегда говорил, что вас недооценивают. Вы вынуждаете меня на откровения.
 – Вы вовсе не обязаны мне все объяснять.
 – Нет, возможно, это к лучшему. Должен признаться, что у меня есть свой скрытый интерес. Я не только оплаки­ваю поспешность продажи земель. Мне не нравится то, как будет использоваться часть из них.
 – Вы имеете в виду школу.
 – Моя земля примыкает к ней. Это будет отнюдь не школа для детей джентльменов. Она планирует создать вто­рой Итон, не так ли? Здесь будут отбросы общества, маль­чишки с дурными манерами, не знакомые с дисциплиной. Иначе говоря, это создает угрозу и для моей собственности.
 В этот момент Фартингстоун нравился Данте еще мень­ше, чем раньше. Ему захотелось рассмеяться. Если Фартинг­стоун был честен, если все его махинации объяснялись лишь этой причиной, это означало, что Флер вышла замуж лишь потому, что ее сосед не хотел, чтобы школа для мальчишек портила ему вид, когда он на лошади объезжает свое хозяй­ство.
 – Я надеюсь, что продажа пока что не состоялась. Что ни одна сделка не была подписана.
 – Нет, не была.
 Фартингстоун не смог скрыть облегчения.
 – Я хотел бы, чтобы вы удержали ее от продажи этой земли и строительства школы, – сказал он. – Скажем, за две сотни фунтов, чтобы эта земля осталась в виде фермы. Я подсчитал, что в случае продажи сумма будет та же. По­могите мне, и вы получите эти деньги и одновременно со­храните ренту.
 Это была явная взятка, однако весьма любопытная. Двух сотен фунтов недостаточно для поддержки школы, но если бы Флер продала эти угодья и внесла деньги в трест, доход был бы тот же самый.
 Картофелеобразный нос Фартингстоуна покраснел, по­ка он ожидал ответа. Было видно, асколько он взволнован и возбужден.
 – Мне требуется некоторое время, чтобы обдумать предложение, – сказал Данте.
 –Для длительного обдумывания времени нет. У нее го­тов проект строительства здания. – Он испытующе посмот­рел на своего собеседника и хитро спросил: – Или вы не знали об этом?
 Данте внезапно понял, почему он не любит деловые мероприятия. Не сами дела его утомляли и были неприятны, для него, а те люди, с которыми необходимо общаться. Та­кие, как Грегори Фартингстоун.
 – Ваше предложение интересно. Я сообщу вам о своем решении, – сказал он, поднимаясь с кресла.
 – Надеюсь, что скоро. Как я уже сказал, я не стану представлять материалы в суд, поскольку это может причинить неудобства как ей, так и вам. Я ожидаю, что мы избежим этого.
 Взятка, а теперь еще и угроза.
 – Уверяю вас, что я приму решение быстро.
 Фартингстоун ушел, и Данте расположился за письмен­ным столом. Когда-то Флер положит ему сюда на подпись контракты, касающиеся школы. Он предполагал, что это про­изойдет примерно через год, но, судя по всему, это не так.
 Пора было выяснить, до какой степени его жена ослу­шалась его, пока они не были по-настоящему женаты. И еще ему надо узнать, что она собиралась делать с этой не­движимостью.




 Глава 22


 Флер сидела за секретером, трудясь над письмом. То, что она услышала о Сидделе из уст Данте, ее насторожило. Она не могла отрицать, что приведенные факты достаточ­но убедительно свидетельствовали против него. Ей не де­лало чести то, что она определила Сидделу столь важную роль в своем большом проекте.
 Пора было потребовать от него отчета и, если он его не представит, освободить Сиддела от его обязанностей.
 Неожиданное появление Данте заставило ее вздрогнуть. Флер резко повернула голову, услышав звук его шагов.
 Она отложила перо и повернулась к нему, одновремен­но закрыв секретер.
 Она постаралась сделать это небрежно, чтобы не вызвать у него подозрений, однако это не получилось. Флер поняла это по взгляду Данте.
 Он остановился возле нее, лицо его было озабоченным. Одной рукой он открыл секретер.
 – Тебе вовсе не нужно прекращать работу из-за того, что я оказался здесь, моя дорогая.
 При открытой крышке можно было видеть ее недавно полученную почту и листы бумаги. А также письмо, кото­рое она только что писала. Данте не стал смотреть на все это, но Флер боялась, что он мог увидеть обращение к мис­теру Сидделу, которое она вывела в верхней части чистого листа.
 Он погладил ее по лицу – совсем как делал это тогда, когда они занимались любовью; вид у него был сосредото­ченный и задумчивый, и Флер поняла, что за этим стоит не только чувственное желание.
 – Что-то случилось, Данте?
 – Я размышляю, действительно ли ты хочешь, чтобы мы были по-настоящему женаты, Флер.
 – Полагаю, что после вчерашнего совершенно очевид­но, что я этого хочу.
 – Я говорю не только о сексе. Да и ты тоже тогда, в гар­деробной, говорила не только об этом. В браке есть и дру­гие стороны, не только общее ложе.
 Ей стало не по себе. А тут еще этот раскрытый секретер! У нее сердце оборвалось, когда он жестом указал на бумаги.
 – Ты занята чем-то, во что не хочешь посвятить меня.
 Она небрежно перетасовала бумаги, как бы демонстри­руя, что они не представляют никакой важности. Это по­зволило ей запрятать письмо мистеру Сидделу.
 – Я занимаюсь письмами, как это обычно делают жен­щины. Тебе это было бы неинтересно.
 – Твоя обычная корреспонденция мне в самом деле по­казалась бы скучной. Но определенная часть твоей жизни меня чрезвычайно интересует. Не только из практических соображений или потому, что я несу ответственность за тебя как муж. Это очень важно для меня. Я не познаю тебя до конца, если не буду в курсе твоих планов.
 Он обвинял ее в стремлении утаить нечто важное от него. В том, что она отдает ему тело, но не душу. В течение последних двух дней она испытывала чувство вины, когда думала о большом проекте. Настоящее замужество превра­щало этот проект в большой обман.
 Его рука скользнула по поверхности секретера. С уди­вительной точностью она извлекла письмо к мистеру Сид­делу.
 – Я говорил тебе, чтобы ты больше не общалась с ним, Флер.
 Оцепенев, она закрыла глаза. Неповиновение Данте не казалось столь ужасным грехом до того, как они не были по-настоящему женаты и она зарезервировала за собой пра­во на личную жизнь в их контракте. Все изменилось сей­час, и это письмо стало предательством.
 Флер понимала и чувствовала это. Не случайно пос­ле получасовых мучений на листке появилось всего две строчки.
 – Ты как-то сказала мне, что у тебя есть цель в жизни, Флер. Она помогает тебе чувствовать себя энергичной и мо­лодой. Если тебя лишить ее, жизнь твоя потеряет смысл. Я хотел бы знать побольше об этом, как твой муж и любовник, поскольку это так важно для тебя. Если в это дело во­влечен Сиддел, я хочу знать, каким образом.
 – Ты настаиваешь, что должен знать?
 – Да. И надеюсь, что ты хотела бы поделиться этим со мной. Если ты разделила со мной свои страхи, я рассчиты­ваю, что ты способна поверить мне и в этом.
 Флер подняла на него глаза. Она обещала Сидделу ни­чего не говорить мужу, но с тех пор она взяла на себя гораз­до более серьезные обязательства. Своим телом и сердцем. Она дала такие обещания, о которых не знал даже Данте, выбрав тот вид брака, который она хотела. Вот почему ей было так трудно писать это письмо. Она не желала обма­нывать мужа. Не хотела подвергать риску свой брак.
 Она поднялась и подошла к сундуку в углу.
 – Я была намерена рассказать тебе, когда все образуется . Т ы должен был выслушать это. Иначе как бы ты подписал документы?
 – Ты боишься, что я не сдержу обещания?
 – Думаю, что ты всегда их выполняешь. Однако если ты узнаешь это до того, как все будет устроено, я опасаюсь, что ты решишь, будто мои планы неразумны, и попытаешь­ся им помешать. – Она открыла сундук. – Не только нера­зумны, а слегка безумны. Как у женщины, которая не впол­не в здравом уме.
 – Нет ничего безумного в проекте школы, Флер. Я со­ветовал тебе отложить его, но вовсе не говорил, что школу не следует строить.
 Флер извлекла из сундука свитки бумаг.
 – Дело не только в школе, Данте.
 Он последовал за ней в спальню. Она бросила свитки на кровать. Взяв самый большой, развернула его.
 Это был план внушительного здания с четырьмя уров­нями. Комнаты предназначались для различных целей. Внизу был указан адрес архитектора, проживающего на Пиккадилли. Должно быть, именно там за ней следил ла­кей.
 – Школа, – сказал Данте. Более грандиозная, чем он ожидал.
 – Это только предварительный план. Должны быть вне­сены изменения, и еще много надо над этим поработать.
 – Ты сделала это недавно? Хотя я и сказал, чтобы ты отложила это.
 – Я хотела посмотреть, как будет выглядеть здание. И оценить расходы.
 – Значит, у тебя не было намерения откладывать. – Нельзя сказать, что он был по-настоящему сердит, однако он не скрывал своего недовольства.
 – Нет, я не собиралась откладывать.
 Она хотела идти дальше и организовать продажу земли, чтобы финансировать эту школу. Она была намерена пред­ставить ему документы для подписи, которые, по его мне­нию, он не должен подписывать ради ее же блага. Когда он находился в долговой тюрьме, Хэмптон предсказывал по­добное развитие событий и возникновение конфликта меж­ду честью и ответственностью.
 – Я не могла отложить, – сказала она. – Остальная часть проекта должна была осуществиться либо вскоре, либо никогда. Если бы об этом стало известно, школа сделалась бы всего лишь приложением. Школа была моим частным мотивом всего остального.
 – Остального?
 – Это все здесь. – Она развернула лист размером по­меньше. Это оказалось картой графства Дарем.
 Данте склонился над ней.
 – Что означают эти маленькие квадраты с цифрами вдоль этих линий?
 – Участки земель. Цифры означают, чье это владение. Вот видишь, под номером один – мое владение. Это вла­дение Грегори, оно под номером два, и так далее.
 Он заметил цифру один на некоторых крохотных участ­ках, иногда значительно удаленных от ее крупного владе­ния.
 – Ты прикупила некоторые из этих земель?
 – Именно так я распорядилась деньгами от продажи земель.
 Она продавала одни участки и покупала другие. Это было бы не столь заметно, если бы не ее намерение про­дать также земли Дарема. Очевидно, она полагала, что бу­дет легче осуществить одну большую продажу вместо мно­гих.
 – Прежде всего ты должен знать, что я понимаю: мой план рискованный, – сказала она. – Я ожидала определенного сопротивления с твоей стороны. Вот почему я хотела дождаться, когда все встанет на свое место, полагая, что это будет очень скоро.
 Данте приподнял карту, чтобы изучить ее вниматель­нее: Эти маленькие участки находились на флангах карты. Две длинные, похожие на синусоиду линии шли от цент­ра, сходились, затем устремлялись к побережью, образуя букву Y. Точка соединения находилась как раз на земле Флер.
 – Что здесь рискованного? Ты продаешь землю, чтобы обеспечить доходом школу. Все кажется очень даже про­стым.
 – Одной выручки с продажи земли недостаточно, что­ бы содержать школу. Требуется много денег для того, что­ бы поить-кормить всех мальчишек.
 Данте увидел еще одну линию, похожую на Y, которая тянулась от Дарлингтона до города Стоктона.
 – Я использую выручку от продажи земли для новых инвестиций. Вот это и есть рискованная часть.
 Данте едва слышал ее. Он сосредоточенно смотрел на карту. И внезапно понял.
 Эти линии существовали здесь вовсе не для того, чтобы помочь Флер связать купленные ею участки земель. И это не обычные дороги для экипажей. Они обозначались со­всем иначе.
 – Так что это за рискованные инвестиции? – спросил Данте, заранее предвидя ответ.
 Флер подошла поближе и обвела пальцем букву Y.
 – Это должна быть железная дорога, Данте.
 Железная дорога.
 Его жена, безгрешная Флер Монли, отказавшаяся всту­пать в брак и посвятившая жизнь оказанию помощи отвер­женным, планирует построить железную дорогу.
 Он перевел взгляд на Флер. На его лице одновременно читались гордость и тревога.
 – Это более чем рискованно. Это почти неисполнимо.
 – Не совсем так.
 – Это Сиддел втянул тебя в это?
 – Эта идея целиком моя. Вот посмотри. – Она показа­ла на карту. – Вот здесь, в центре Дарема, залежи угля. Это всем известно уже целое столетие. Но его трудно транспор­тировать к побережью, и местность не подходит для строи­тельства каналов. Если будет железная дорога, уголь мож­но доставлять к побережью, и начнется освоение месторож­дений.
 – Ты должна везти уголь в Хартпул, а не в Ньюкасл.
 – Землемер сказал, что будет легче идти этим путем. Не придется пересекать земли, которыми владеют члены «Гранд альянса». Я не думаю, что они это позволят.
 Карта упала на кровать. Данте смотрел на Флер, чув­ствуя, что ошеломлен гораздо сильнее, чем хотел в том при­знаться.
 Она спроектировала это самостоятельно. Она разгляде­ла потенциальные возможности и заплатила за прокладку маршрута этой железной дороги.
 Она не только школу собиралась финансировать. У нее была большая цель.
 –Я полагаю, что ты отнесешься к этому неодобритель­но. Многие люди не благоволят к железным дорогам. И счи­тают их вредными. Однако они никуда не денутся от них.
 – Как долго ты занимаешься этим?
 – Два года. Я думала об этом раньше, а когда земля пе­решла ко мне после смерти матери, я стала планировать. Вначале это была просто игра, я хотела оценить, имеет ли эта идея какие-то перспективы.
 – Совершенно сама? И никто вообще не помогал?
 – Поначалу я прибегла к советам.
 – Сиддела?
 – Нет, не мистера Сиддела. Мистер Герни ответил мне на несколько вопросов. Он брат миссис Фрай, и…
 – Квакер Герни? Финансист? Он твой тайный консультант? Он поддерживает все это?
 – Он дал мне несколько советов. Поначалу. Ему доста­точно одной дороги. Тем не менее он смог подсказать мне, какая прибыль может быть получена.
 Огромная прибыль, если все сработает. Колоссальный ущерб в случае провала. Данте не были известны детали, но он знал, что линия Стоктон – Дарлингтон, в которую он вложил капитал, обошлась в сто тысяч фунтов стерлингов. А длина запланированной Флер буквы Y намного, даже очень намного больше.
 – Ты права, Флер. Если бы ты принесла мне это на под­пись, я потребовал бы массу объяснений. Я не могу подпи­сать бумаги, пока с ними не разберусь.
 Флер села на кровать и отрешенным взглядом посмот­рела на карту.
 – Я объясню тебе все, Данте, но думаю, что вряд ли те­перь буду просить тебя подписать. Я сделала одну очень серьезную ошибку.
 – Сиддел.
 –Да.
 – Каким образом он оказался втянут в это дело?
 – Я знала о его способности образовывать партнерские группы инвесторов. Поэтому, когда он пришел ко мне, предложив купить любой участок земли, который я хотела бы продать, – а он слышал о моих недавних планах, – я решила возобновить наше знакомство, чтобы затем осуществить свой план. Сейчас я пытаюсь понять, знал ли он о других людях, у которых есть аналогичные планы и кото­рые хотели бы купить мою землю.
 – Думаю, что скорее всего он сначала разговаривал с тобой по поручению Фартингстоуна. Не могу сказать, есть ли у Фартингстоуна собственный план постройки желез­ной дороги или же он просто не хочет, чтобы здесь была школа.
 Флер принялась сворачивать чертежи.
 – Я тоже задавала себе вопрос, не по просьбе ли Грего­ри он обратился ко мне. Мне очень хотелось бы знать, дей­ствует ли он в союзе с Грегори.
 – Уверен в этом, Флер. Я только что имел беседу с Фартингстоуном. Он знает о нашем соглашении. Знает, что ты уверена в том, что способна осуществить свои планы без моего одобрения и что я согласен поставить свою подпись.
 Флер не шевельнулась. Не посмотрела на Данте.
 – Ты была вынуждена сказать об этом Сидделу, после того как мы поженились. Иначе его усилия, связанные с железной дорогой, были бы пустой тратой времени.
 – Мы оба жили разной жизнью, Данте. Тебе не нужно было менять ее после нашей женитьбы. – Она взглянула на него. – Тем не менее я сожалею об этом. Мне было очень трудно утаивать это от тебя, хотя я и имела на то право. Я очень хотела поделиться идеей с тобой как с моим другом, потому что это было очень важно для меня.
 Он понял даже больше, чем желал. Она хотела посове­товаться с ним, а вместо этого взяла в консультанты Хью Сиддела. Участие Сиддела в проекте и сотрудничество Флер с ним началось задолго до той ночи в коттедже. И тем не менее это его задело.
 Ревность была неразумна и несправедлива. Данте это понимал. Но это было еще одним поводом для того, чтобы не любить Сиддела.
 – Я хочу исключить Сиддела из проекта, Флер. Ты мо­жешь это сделать?
 – Он поставил меня перед невероятной дилеммой. Когда я просила его найти инвесторов, я подчеркнула, что необходимо соблюдать секретность. Но я никак не ожидала, что он будет все держать в тайне от меня. Он отказыва­ется назвать имена инвесторов, хотя и говорит, что дело близко к завершению. Я стала беспокоиться, опасаясь, что он водит меня за нос, а сам ведет переговоры с возможными инвесторами, чтобы разработать другой маршрут. В этом случае я потеряю преимущество и ничего не смогу сделать.
 Данте повел пальцем по северной части карты.
 – Если он водит за нос, то вполне возможно, что он вообще хочет помешать строительству дороги. Ради Грегори или кого-то еще. Новые шахты станут производить уголь, который составит конкуренцию северному. Если порт Хартпул вырастет благодаря перевозкам угля, он станет конку­рировать с Ньюкаслом. Наверняка есть влиятельные люди, которых это не радует.
 – Ты думаешь, Сиддел сказал им об этом?
 – Я знаю, что он поддерживает связь с человеком, ко­торый связан с семейством – членом «Гранд альянса». Однако, что бы он ни сделал, это не имеет значения. Сиддел должен быть отстранен. Ты это понимаешь?
 – Да. Полагаю, что так или иначе, но он предал меня. Это означает, что я потерпела фиаско. Не думаю, что те­перь мне следует продолжать дело со школой. Я могу по­строить ее, но финансировать ее работу не смогу.
 Говорила это она твердо, но лицо ее было печальным. Она словно сообщала о похоронах своей мечты.
 – Мы найдем способ построить школу, Флер. Ты осу­ществишь свою великую мечту. Если нужно будет найти другой путь, мы его найдем.
 На ее губах появилась дрожащая улыбка. Было неясно, поверила она ему или нет, но теплота в ее взоре сказала о том, что она оценила его решимость.
 – Я должна дописать письмо мистеру Сидделу.
 Она направилась в гостиную, он – в свою комнату. Ему тоже надо было написать письмо.
 – Данте, – остановила его Флер. – Когда я рассказы­вала тебе о том, что моя цель – школа, после того как мы встретились с мистером Хэмптоном, ты сказал, что ты меня понимаешь.
 И он действительно ее понимал.
 – Ты сказал, что можешь понять, что это значит: жить без цели, а потом вдруг ее найти.
 Он мог.
 – Возможно, ты когда-нибудь мне расскажешь о своей цели, Данте. Я была бы рада услышать об этом и поделить­ся своим мнением.
 Он наблюдал за тем, как она скрылась в гостиной. «Ты моя любовь. Цель, которую я обрел, – это ты».




 Глава 23


 Хью Сиддел смотрел на письмо, которое держал в руке, будучи не в силах оправиться от шока. Оно содержало все­го одно предложение, написанное аккуратным почерком Флер. Без какого-либо объяснения она освобождала его от обязанностей, связанных с постройкой железной дороги.
 Он скомкал листок. Ее принудил написать это письмо негодяй Дюклерк. Глупая женщина, по всей вероятности, призналась ему, и он воспользовался возможностью, что­бы отомстить за тот проигрыш в карты.
 Заставив себя успокоиться, Сиддел прикинул, что все это могло значить. Кавано вряд ли мог что-либо знать. Если Флер отказывается от проекта Кавано останется в таком же неведении. Те взносы, которые Кавано делал для того, чтобы проект был отложен, могут какое-то время поступать и впредь.
 Он улыбнулся про себя. Вообще-то говоря, решение Флер завершить дела очень кстати. Обманывать станови­лось все труднее. Его очень беспокоило, сколько еще он сможет водить ее за нос. Если Дюклерк обнаружил их со­трудничество и запретил ей его продолжать, то он вряд ли мог выбрать более подходящее время для того, чтобы вме­шаться.
 Но Дюклерк мог по-прежнему оставаться в неведении. Возможно, ей пришла в голову новая причуда. Какой-ни­будь новый проект. Может, ее жизнь сейчас настолько заполнена светскими раутами и балами, что благотворитель­ная деятельность стала ее утомлять.
 Удовлетворенный тем, что это письмо давало ему воз­можность обольщать Кавано надеждами и впредь, Сиддел вышел из комнаты. На лестнице он встретил дворецкого, который поднимался к нему с подносом в руке. Сиддел прочитал визитную карточку.
 – Среди ясного дня? Поразительно! Куда ты его проводил?
 – Он в утренней столовой, сэр.
 Сиддел изменил маршрут и вскоре оказался в утрен­ней столовой, которую мерил нервными шагами Фартингстоун.
 – Я удивлен вашим появлением, Фартингстоун. Вы вошли через парадную дверь, где вас могли видеть все?
 – Дело не терпит отлагательства до утра, сэр. Я стою перед такой катастрофой, что для меня сейчас не имеет значения, кто меня видел. – Лицо Фартингстоуна покрасне­ло. Он перестал шагать и сделал пару глубоких вдохов, что­ бы успокоиться.
 – Садитесь, мой друг, и возьмите себя в руки.
 Фартингстоун повиновался. Однако спокойствия ему это не прибавило. Не имея сил говорить, он просто протя­нул листок бумага.
 Сиддел взял листок. Это было письмо от Данте Дюклерка. Столь же краткое, как и письмо Флер, – оно состо­яло всего лишь из одного предложения.
 «Моя жена построит свою школу, даже если мне при­дется самому распиливать и носить камни для этого».
 – Он сумасшедший, – пробормотал Фартингстоун. – Она нашла себе мужчину столь же непрактичного, как и сама. Весьма подходящая пара, благодаря которой я ра­зорен.
 – Почему он написал это письмо?
 – Я встречался с ним. Я предъявил ему имеющиеся у меня доказательства, а они, сэр, весьма убедительны. В поле моего зрения попали новые факты. Я решил, что Дюклерк правильно понял, какой скандал может последовать, если мы обратимся в суд. Я предложил ему солидную сумму, что­ бы оставить эту собственность в виде фермы.
 – Вы решили дать взятку этому человеку?
 – Ваша презрительность неуместна. Мне было не­ просто усмирить свою гордость и обратиться к нему как к джентльмену.
 – С учетом того, какое состояние он имеет сейчас, я сомневаюсь, что вы способны предложить ему сумму, ко­торая его поколеблет.
 – Не стоит напоминать мне, как мало средств в моем распоряжении для того, чтобы вести переговоры. Равно как и забывать о том, насколько это выгодно вам. Человек в ва­шем положении может даже решить, что полхлеба – это лучше, чем ничего, и помочь мне в моем затруднении.
 Сиддел пропустил реплику мимо ушей. Если ты отдашь полхлеба, то останешься сам голодным.
 Фартингстоун вынужден был признать, что увертюра не рождает симфонии.
 – Дюклерк имел бы большую прибыль, получив две сотни фунтов, чем в случае продажи земли. Он дебил, если не понимает этого. Я подумал было, что он понял, одна­ ко… – Фартингстоун указал жестом на письмо. – Дьяволь­ски досадно, когда твое будущее зависит от прихоти глуп­цов.
 Сиддел снова перечитал письмо. И понял его смысл го­раздо глубже, чем Фартингстоун.
 Дюклерк знал все. Даже то, что было неизвестно Фартингстоуну. Хуже всего то, что Флер не сдалась. Она наме­рена осуществить свой большой проект, равно как и по­строить школу, и ее никчемный муж согласился ей это по­зволить.
 Если она в этом преуспеет, Сиддел лишится не только выплат Кавано. Прекратятся все поступления, благодаря ко­торым он живет и наслаждается жизнью. Наследство его дяди потеряет всякую цену.
 Он вернул письмо Фартингстоуну.
 – Разумеется, вы не должны позволить, чтобы это про­изошло.
 – Проклятие, я это отлично знаю. Но я не имею поня­тия, каким образом ее остановить! Адвокат Дюклерка за­бросал Верховный суд прошениями и ходатайствами, и мое заявление не может пробиться сквозь них. Пройдут меся­цы, прежде чем его хотя бы примут к рассмотрению, а к тому времени… – Он покачал головой и закрыл глаза. – Я узнал, что она уже спроектировала школу. Она вскоре со­бирается начать строительство.
 – Не так уж скоро, если вы пошевелитесь. Эти проекты должны быть заказаны и утверждены, нужно укомплек­товать штат. Чтобы начать, потребуется какое-то время. Од­нако же все это выглядит угрожающе.
 – Дюклерк, вероятно, склонит своего брата купить ос­таток земель, так что у нее будут средства для строитель­ства. Или его друга Сент-Джона. Или Бершара. Земля все­гда желанна. А когда у нее в руках будут средства, она нач­нет строительство школы.
 – Вы должны удержать их от продажи земель и строи­тельства. Это нетрудно понять.
 – Вам легко этого требовать. Но каким образом это сде­лать? Я не вижу способа!
 – Он есть.
 Фартингстоун замер, уставившись в половицы.
 Сидцел подошел к окну и выглянул на улицу. В памяти его возник образ Флер в плаще с капюшоном, которую он впервые увидел в церкви, ее голубые, сияющие от возбуж­дения глаза, когда она рассказывала ему о своем безумном проекте. Она была очень похожа на ту девушку, которую он когда-то любил…
 Ладно, ничего путного подобные сантименты сейчас не принесут. Она теперь уже не девушка, а замужняя женщи­на, преисполненная решимости предпринять действия, ко­торые серьезно осложнят ему жизнь.
 – Мне интересно знать, Фартингстоун, что случится с собственностью в Дареме, если нынешний ее владелец умрет, не оставив детей?
 Ответ последовал не сразу.
 – Она завещана благотворительной организации для ре­формирования тюрем.
 Сиддел повернулся к нему лицом.
 – Я всегда считал, что реформа тюрем – вещь весьма стоящая и заслуживает всяческой поддержки.
 Фартингстоун отвел глаза. Он ничего не сказал. Румя­нец на его лице сменился бледностью.
 Флер собрала все письма и бумаги, относящиеся к ее большому проекту. Она извлекла их из письменного стола и положила в сундук вместе с чертежами строительства школы.
 Закрыв крышку сундука, она подумала, что впредь не будет испытывать трепета при проектировании железной дороги. Раньше это волновало и возбуждало ее. Даже сек­ретность была ей по душе. Она по глупости думала, что спо­собна успешно с этим справиться. Столь сложные планы могут рухнуть при одном неверном шаге. А здесь была боль­шая ошибка. Ее имя – Хью Сидцел.
 В конечном счете она построит школу. Независимо от большого проекта. Она найдет способ финансировать ее. Данте ей поможет в этом.
 Данте. Она сожалела, что большой проект не увлек ее сегодня. Она сходила в театр с Леклером и Бьянкой, Данте к ним не присоединился. Он куда-то исчез, и Флер стара­лась не думать о том, куда он мог пойти.
 Новый вид ревности собирался пустить корни в ее серд­це. Она пыталась противостоять ему, понимая, насколько это разрушительно.
 Она решила не думать, какую жизнь ведет Данте, когда покидает дом, а сосредоточиться лишь на том, что их со­единяет вместе.
 Было еще не слишком поздно, однако она стала гото­виться ко сну. Она решила, что не откажется от этой при­вычки. Она не станет лгать себе, не будет воображать кар­тину, в которой он проводит время с другой женщиной, но сделает так, чтобы не знать, если он не возвратится ночью домой.
 Флер легла, но сон к ней не шел. Сквозь приступы дре­моты к ней являлись образы Данте, и на сердце у нее было тяжело.
 Внезапно она сразу проснулась. Повернув голову, уви­дела свет в комнате, возле двери в гардеробную.
 – Данте?
 Он подошел к ней:
 – Я думал, ты уже спишь.
 – Пока нет.
 Он поставил канделябр из двух свечей на стол и присел у нее на кровати.
 –Понравилось тебе в театре?
 – Очень. Ложа твоего брата была заполнена. Жаль, что тебя не было. – Флер тут же спохватилась. Спеша испра­виться, она села рядом с ним. – Прости меня. Я понимаю, что даже быть по-настоящему женатым не означает, что мы должны каждый вечер проводить вместе. Это неразумно с моей стороны.
 Он развязал галстук и отбросил его в сторону.
 – Не извиняйся. Я не хочу, чтобы ты становилась слишшком разумной. Я хорошо знаю, что означает безразличие.
 Данте молча снял воротник и жилет. Она словно слы­шала, как работает его мозг.
 Он сделал довольно долгую паузу, прежде чем продол­жил раздеваться.
 – Ты не спросила меня о том, как я провел вечер, Флер.
 Она не знала, что на это сказать.
 – Я понимаю, почему ты не спросила. Ты тренирова­лась в том, чтобы быть разумной, не так ли?
 – Да. И не слишком преуспела в овладении этим искусством.
 – Я посетил свои клубы. Это было довольно скучно. Карты меня сейчас не интересуют, как бывало раньше.
 – Ты выиграл?
 – Да, но все равно спустя некоторое время мне стало тоскливо. Я подумал, что твоя компания мне гораздо инте­реснее.
 – Я рада этому.
 – Маклейн считает, что моя сдержанность – это твоя вина. Он сказал, что брачные игры убили во мне любовь ко всем остальным.
 – Мне хотелось бы верить в это, Данте. Однако ты был светским человеком в течение многих лет, и я думаю, что ты знаешь гораздо больше игр, чем я могу себе представить.
 – Никакого сравнения. Ты вне конкуренции.
 Это была неправда. Безгрешная Флер Монли мало что могла предложить мужчине с таким богатым светским опытом. Даже богиня Флер Дюклерк проигрывала в этом плане.
 Он повернулся к ней и принялся расстегивать пугови­цы ее ночной рубашки.
 – Ты хочешь научиться другим играм, Флер?
 – Я настолько невежественная, что не представляю, ка­кие они могут быть, и потому не знаю, хочу ли им научиться.
 – Я уже показал тебе одну.
 Она понимала, что он имеет в виду.
 – Другие, должно быть, доставляют удовольствие жен­щинам, а не мужчинам.
 – Я получаю огромное удовольствие, когда заставляю тебя вскрикивать и стонать.– Он спустил с нее ночную ру­башку, и она оказалась совершенно нагой. – Если быть точ­ным, я показал тебе лишь половину всего.
 Он поцеловал ее, продолжая обнимать, словно они си­дели рядышком не на кровати, а на садовой скамье.
 Флер судорожно пыталась сообразить, что он имел в виду. Данте почувствовал ее недоумение. Когда он снова поцеловал ее, она заметила, что он улыбается.
 Повернув ее, Данте уложил ее на спину к себе на коле­ни, так что ее голова и плечи оказались на одной стороне его бедер, а ее бедра—на другой. Ее тело оказалось выгнуто вверх и выглядело весьма уязвимым. Она даже не могла его обнять.
 Он стал обводить медленным взором все ее тело. Его ладонь повторяла тот же самый маршрут. Ее тело сделалось чувствительным, предвкушая неведомые ощущения.
 Легкие поглаживания щекотали и возбуждали. Ожида­ние более целенаправленных прикосновений едва не сво­дило с ума. Его пальцы скользили близко от сосков и бе­дер, но не дотрагивались до тех мест, где ей хотелось их ощутить. Тем не менее ее возбуждение медленно и неук­лонно возрастало.
 – Нет никакого сравнения, Флер. – Он опустил веки, его рука коснулась соска, заставив ее ахнуть и податься вперед. – Мне бесподобно хорошо с тобой.
 Его ладонь нежно кружила вокруг груди. Лежать вот так, наблюдая за тем, как он следит за нарастанием ее возбуж­дения, не имея возможности обнять его или спрятать соб­ственное вожделение, было невероятно эротично.
 Его фаллос прижался к ее правой груди, и она согнула руку, чтобы потрогать его. Он впился в нее взглядом, в то время как его руки продолжали рисовать захватывающие дух узоры на ее теле. Она слегка дотронулась до фаллоса, и теперь их эротическая пытка будет взаимной.
 Он приподнял ее плечи, и она подумала, что он собира­ется ее поцеловать. Однако он мягко покачал ее, и ее лицо и груди прижались к простыне, а бедра приподнялись. Он стал ласкать ей спину, начиная с шеи, и это было знаком того, что она должна оставаться в этом положении. Теперь она ничего не видела, могла лишь чувствовать.
 – Ты такая милая, Флер. И днем, и ночью. – Его рука стала гладить ей ягодицы. Она не подозревала, как возбуж­дающе было лежать в такой покорной позе. Ее чувственность стремительно нарастала, несмотря на то что его ласки были нежными и деликатными.
 Его рука скользнула к внутренней части ее бедер. Мгно­венно центр ее возбуждения сосредоточился в районе его руки, и ее взбаламученный мозг стал безмолвно требовать большего.
 – Никогда не видел ничего более красивого, чем ты в тисках страсти, дорогая.
 Медленные, нежные ласки спины, ягодиц, бедер при­вели к тому, что она утратила контроль над собой. Она слы­шала собственные стоны изумления и восторженные вздо­хи. Ожидание стало изумительным и одновременно невы­носимым.
 Другой рукой он приподнял ей плечо.
 – Стань на колени.
 Она не поняла. Он показал ей. Руки на одном его бедре и колени на другом. Он протянул руку, чтобы потискать ей груди, и ощущения были настолько сильными, что по ее телу пробежала сладостная судорога. Бедра ее нетерпеливо заерзали, по мере того как его другая рука подбиралась все ближе и ближе к заветному месту.
 – Раздвинь колени сильнее.
 Она повиновалась, почти обезумев от вожделения.
 Прикосновение к интимной плоти заставило ее вскрик­нуть. Одновременное сдавливание соска многократно уси­ливало ощущение. Ее желание все возрастало, несмотря на то что он отчасти его удовлетворил.
 Его рука скользнула к спине и снова к ягодицам. Паль­цы двинулись к ложбинке между ягодиц, чтобы пощупать ее ноющую жаркую плоть сзади. Она прижалась плотью к его руке, приподняв бедра и опустив плечи, требуя боль­шего, умоляя о логическом завершении.
 Совершая все эти движения, она прижалась рукой к его фаллосу. Она ошеломленно повернула лицо и поцеловала его.
 Данте мгновенно оцепенел.
 Почувствовав свою власть и поддавшись порыву, Флер поцеловала фаллос в самый кончик.
 – Нельзя?
 Его пальцы вцепились ей в волосы на голове.
 – Можно. – Голос его сделался хриплым.
 Она уселась поудобнее и поцеловала снова. Ею овла­дело невероятное, какое-то безумное возбуждение. Она провела языком по поверхности, довольная своей смело­стью. Все оказалось совсем не так скандально на поверку, как в мыслях. Она стала действовать ртом еще более агрес­сивно.
 Пальцы Данте приподняли ее голову, и он стал яростно целовать ее, так что у нее онемели губы. Он положил ее на спину, согнул и прижал ей колени к ее груди и глубоко во­шел в нее. Приподнявшись на руках, он полностью вышел, а затем вошел снова – медленно и до конца.
 Медленные, но энергичные и ритмичные толчки про­должались, и ее лоно воспринимало их с благодарностью. Флер приподнималась навстречу при каждом толчке, что­бы принять его как можно глубже. Концовку вряд ли можно было назвать слишком нежной, но Флер была рада этой неистовой ярости. Ей доставляло удовольствие видеть и чувствовать его оргазм. А больше всего ей понравилось то, что после этого он заснул рядом с ней, заключив ее в объ­ятия.
 –Моя жена уже спустилась вниз, Хорнби?
 – Не мне замечать подобные вещи, сэр.
 – Да, конечно. Тем не менее она ушла?
 – Поскольку вы требуете от меня ответа, то скажу: миссис Дюклерк вышла из спальни некоторое время назад.
 Данте тоже собрался идти.
 – Только я не думаю, что вы найдете ее внизу, сэр, если именно для того вы задавали вопрос. – Хорнби подошел к открытому окну и сделал глубокий вдох. – Какое чудес­ное утро. Сейчас тянет человека побыть среди трав и цве­тов.
 Данте не смог скрыть раздражения, услышав прозрач­ный намек на то, что Флер опять прогуливается одна по ут­рам. После последней ночи он не сможет сердиться на нее, что бы она ни сделала.
 – Я, пожалуй, прогуляюсь по парку, Хорнби. Есть ли какое-нибудь место, которое особенно приятно навестить утром?
 – Я слыхал от лакея Кристофера, что очень приятно утром совершить прогулку вокруг озера.
 Данте вышел из дома, прошел несколько кварталов и оказался в Гайд-парке. В этот час здесь экипажей не было вовсе, людей очень мало. Женщин сопровождали горнич­ные или друзья, несколько немолодых мужчин прогулива­лись бодрым шагом явно для моциона. Тишину нарушало лишь пение птиц.
 Данте шел неспешным шагом, наслаждаясь покоем и красотой природы. Он редко приходил сюда просто так, делая это лишь для того, чтобы, как и большинство людей, кого-то увидеть и показать себя. Парк служил своего рода сценой для светских драм в условное время.
 Данте нравился парк в этот ранний час. Он понимал, почему Флер приходит сюда по утрам. Было бы хорошо по­гулять здесь с ней сегодня вместе.
 Он приблизился к пруду и поискал взглядом Флер. Од­нако поблизости женщин не было вообще, прогуливались одни лишь мужчины. Данте остановился и огляделся во­круг, надеясь увидеть фигуру в плаще с капюшоном. Все другие женщины, которых он видел, были одеты более модно.
 Вероятно, он упустил ее. Может быть, она вышла через другие ворота, пока он входил сюда.
 Данте все-таки решил обойти вокруг пруда. Он шел, гля­дя чаще в землю, чем на деревья или воду, думая о событи­ях прошедшей ночи и последних нескольких дней. Его мысли обратились к школе Флер и ее большому проекту, он задумался о вероятности его осуществления.
 Он тихонько засмеялся. Фартингстоун заявил, что она помешанная. Отнюдь нет, хотя найдется немало мужчин, которые решат, что женщина, замахнувшаяся на подобный проект, полностью лишена рассудка.
 Она была дерзкой и умной, но никак не сумасшедшей. Данте подошел к той части пруда, где рос тростник. Угол­ком глаза он увидел вертикальные стебли и то, как их обте­кала вода.
 Что-то бросилось ему в глаза и заставило забыть о сво­их мыслях. Он посмотрел внимательнее на воду. Прошло, наверное, секунд пять, прежде чем он понял, что именно он видит. .
 Крик вырвался из его груди. В ужасе он вскочил на ог­раждение вокруг пруда и бросился туда, где под водой ко­лыхалась темная тень.
 Данте схватил за край плавающий предмет – и похоло­дел. Он уже знал, что это такое. Он изо всех сил потянул плащ и почувствовал, что в воде его что-то держит. Данте потянул сильнее, и на поверхности воды показалось тело.
 Крик перешел в дикий, отчаянный вопль. Схватив те­ло, Данте поднял его на поверхность. Намокший плащ не пускал, тянул вниз, но Данте удалось поднять лицо Флер над уровнем воды, подтащить ее к берегу и положить на землю.
 Почти ослепнув от горя, он огляделся вокруг. Он смог различить лишь едва заметные фигурки вдалеке. Позвать на помощь было некого. Он еще раз взревел, затем повер­нул Флер на бок и попытался выдавить из нее воду.
 Она не подавала признаков жизни. Далте повернул ее и стал нажимать ей на спину. Изо рта Флер хлынула вода.
 Лишь тогда он увидел кровь. Она сочилась среди волос. Данте нагнулся пониже и разглядел на затылке рану.
 Внезапно им овладела нечеловеческая ярость. Через не­сколько мгновений она ушла, сменившись холодной реши­мостью.
 Он убьет любого, кто это сделал, даже если она выжи­вет. Если же она погибнет, он заставит умирать этого по­донка медленной смертью.
 Он вдруг услышал звук, похожий на кашель. По телу Флер пробежали конвульсии. Данте снова перевернул ее на бок и выдавил еще немного воды из ее рта.
 Приложив ладонь к ее лицу, он ощутил подобие тепла.
 – Очнись, дорогая. Посмотри на меня.
 Ее ресницы дрогнули. Тело шевельнулось. Затем при­поднялись веки. Какое-то время ее глаза казались невидя­щими, затем ее взгляд сфокусировался на нем.
 – Данте…
 – Не разговаривай. Не двигайся. – Он освободил Флер от плаща. Затем стянул с себя сюртук и подоткнул под нее. Он чуть не разрыдался от облегчения. Его удержала мысль, что нужно немедленно позаботиться о Флер. Только сей­час он осознал, что он мог потерять.
 На ближайшей дорожке появился экипаж. Встав на ко­лени, Данте поднял Флер. Его тянуло к земле, но он знал, что, если потребуется, он способен нести ее целую милю.
 Он направился со своей ношей вдоль пруда, крича, что­бы экипаж остановился.
 – Ты должен успокоиться, прежде чем идти к ней, —сказал Леклер. Они мерили шагами гостиную Флер, пока врач осматривал ее в спальне. – Она не должна видеть тебя такого.
 – Какого?
 – С яростью в глазах, готового убить.
 Данте подошел к каминной полке, взял в руку фарфо­ровую фигурку и стал ее рассматривать.
 Брат не прав. Ему не нужно успокаиваться. Он никогда в жизни не был более спокоен.
 – Это будет не убийство. Бершар скоро возвратится и скажет мне, где я могу его найти.
 – Вызвать на дуэль такого, как Фартингстоун, равно­ сильно убийству. Ты даже не уверен, что это он…
 – Меньше всего я хочу, чтобы ты именно сегодня чи­тал мне нотации. Я знаю, что это он организовал. Если бы на ее месте оказалась твоя жена, ты не был бы столь бес­страстным. Если ты пришел для того, чтобы отговаривать меня, то лучше уйди.
 Верджил сел в кресло возле секретера Флер.
 – Приношу извинения. Разумеется, ты можешь посту­пить с этим человеком так, как считаешь нужным. – Он сделал паузу. – Я не бесстрастный, Данте. Я был в таком же положении, как и ты, когда женщина, которую я любил, оказалась в опасности. Я смог вызвать на дуэль человека от имени другого, но моя совесть не была совершенно чиста…
 Данте скрестил руки и посмотрел на холодный камин. Верджил говорил о той дуэли, которая произошла во имя защиты чести их мертвого старшего брата. Эту тему они ни­когда не обсуждали.
 Это было щедрое признание, не свойственное Верджилу. Оно притупило раздражение Данте.
 – У Фартингстоуна был человек, который следил за ней, – сказал Данте в попытке убедить брата. – Он знал, что она гуляла в парке по утрам. Однажды я видел этого человека, да и Фартингстоун рассказал мне достаточно о ее передвижениях, чтобы я мог сделать вывод, что он хо­дил за ней довольно долго.
 – Ты знаешь, для чего он следил за ней?
 – Чтобы собрать доказательства о том, что она недее­способна. – Данте покачал головой. – Лучше бы он добил тогда меня… Когда я думаю о том, как близка она была… всего несколько минут, и…
 – Не думай об этом. Ее жизнь сейчас в безопасности, и это самое главное. – Верджил поднялся и подошел к ками­ну. – Однако что ты имеешь в виду, когда говоришь, что лучше бы он добил тебя?
 Раньше чем Данте успел ответить, дверь распахнулась, и на пороге появился Адриан Бершар.
 – Где этот подонок? – обрушился на него Данте.
 – Его нет в Лондоне. Слуга сказал, что он уехал в свой дом в Эссекс.
 – Похоже, тебе придется дожидаться встречи с ним, – сказал Верджил.
 – Я хочу знать, когда он вернется в Лондон. Хочу быть уверенным в том, что он не окажется рядом с Флер до того момента, как я увижусь с ним.
 – Я знаю одного добропорядочного человека, кото­рый сможет понаблюдать за домом в Эссексе, если ты хочешь, – сказал Адриан. – Как только Фартингстоун со­берется оттуда уезжать, он даст нам знать.
 – Нет ли у тебя еще одного доброго малого, который мог бы взять под наблюдение Сиддела?
 – Это можно устроить.
 – Сиддел? А какое отношение он имеет к этому делу? —удивленно спросил Верджил. – И что это за история о том, будто кто-то пытался тебя убить? Когда это случилось и по­ чему мне об этом никто не сказал?
 – Спроси Сент-Джона, – пробормотал Данте. В это время открылась дверь из спальни Флер, и вышел врач.
 Верджил двинулся по коридору с таким выражением лица, по которому можно было догадаться, что Сент-Джо­на ожидает суровый допрос.
 – Я не больна, Данте.
 – Ты перенесла шок, и тебе необходим отдых.
 Флер откинулась на подушки, терпеливо позволив ему подоткнуть покрывало.
 У нее не было желания спорить с ним. В конце концов, он спас ей жизнь. На его лице читалось выражение обеспо­коенности, когда он вошел в спальню, прогнал Шарлотту и возложил все обязанности сиделки на себя.
 Он был предельно любезен и даже не заикнулся о том, что ему не пришлось бы ее спасать, если бы она пошла в парк в чьем-то сопровождении.
 Но пожалуй, не спорила она главным образом потому, что была напугана и сделалась послушной. Призрак смер­ти дышал ей в спину и, похоже, отказывался этим удовле­твориться.
 – Я буду отдыхать, если ты считаешь, что это нужно, но вряд ли я засну. Ты не мог бы попросить Шарлотту сно­ва прийти ко мне?
 – Я останусь с тобой, если тебе не хочется быть одной.
 – Не хочется. Пока.
 Данте подтянул кресло поближе и сел в него, уперев­шись ботинком в край кровати.
 – Мы можем провести время за игрой, поскольку ты не расположена к тому, чтобы оказаться соблазненной.
 Флер засмеялась. На сердце у нее стало тепло от при­знания того, что он, как и она, помнит часы, проведенные в коттедже.
 – А что за игра?
 – Другими играми мы с тобой займемся, когда ты оп­равишься. А сейчас это будет очень простая игра. Я задаю тебе вопросы, а ты на них отвечаешь.
 – Если я сыграю сейчас в эту игру, ты обещаешь, что устроишь ту игру, когда я оправлюсь?
 – Конечно.
 – Совершенно новую? Мне еще предстоит многому на­учиться.
 – Дорогая, ты выглядишь прекрасной в этой постели. Даже бинты тебе к лицу. Постарайся не искушать меня по­добными предложениями.
 – Извини. Задавай первый вопрос.
 – Ты могла бы узнать мужчину, который прошел мимо тебя, когда ты огибала озеро?
 – Определенно сказать не могу. Я не смотрела на него. Я не спеша шла, он приблизился, мы разошлись, и тог­да… – После этого она больше ничего не помнила, вплоть до того момента, когда, открыв глаза, увидела Данте, на лице которого были написаны тревога и отчаяние.
 Она пощупала бинт на голове.
 – Должно быть, он основательно бабахнул меня чем-то по голове.
 Глаза у Данте тут же превратились из ласковых в гнев­ные, в них блеснули холодные льдинки.
 – Есть еще вопросы?
 – Есть ли причина, из-за которой Фартингстоун мог бы устранить тебя от строительства этой школы?
 – Должно быть, ему не по душе, что в ней будут обу­чаться мальчишки низших классов.
 – Это недостаточная причина для того, чтобы убить че­ловека.
 – Мы не знаем, стоит ли за всем этим Грегори, Данте.
 – Никого другого я придумать не могу. Именно он хо­чет отговорить тебя от строительства школы, Флер. Очень хочет. Я думаю, чтавсе, что он делал раньше, служило этой цели. Он приходил ко мне и предложил мне деньги, чтобы я отговорил тебя от этой затеи.
 – Он пытался подкупить тебя? Это оскорбительно.
 По выражению глаз Данте можно было понять, что для него было пощечиной предложение принять деньги в ущерб лояльности к своей жене.
 – Нападение произошло сразу после того, когда я от­казал ему. Это не случайное совпадение.
 – Нет ничего особенного в этом участке земли, Данте. Там находится коттедж, сад и немного полей. Почвы там не из лучших, преимущественно глинистые, именно по этой причине я и собиралась использовать участок под школу.
 – Нет ли там чего-нибудь под землей? Скажем, угля или полезных ископаемых?
 – Если бы там что-то было, он мог бы получать при­быль тогда, когда был женат на моей матери. Тогда фермы находились под его контролем. Он не мог их продать, но волен был эксплуатировать.
 Данте задумался.
 – Упорство, с которым он преследует тебя, ординарным не назовешь, Флер. Для этого есть какая-то причина. Очень весомая. Нападение на тебя говорит о том, что этот человек дошел до крайности.
 – Я не могу представить, что это за причина. Если бы ты согласился принять от него деньги, земля не переменила бы собственника. Она осталась бы в том же положении, что и сейчас, в течение многих лет.
 – В таком случае он, видимо, хочет, чтобы она такой и оставалась. Нам нужно узнать почему. А ответ можно по­лучить в Дареме.




 Глава 24


 Флер редко наезжала в свои владения в Дареме. Ее по­явление вместе с Данте вскоре после ее недавнего визита повергло пару, которая вела здесь хозяйство, в суетливое волнение. Мистер Хилл тут же отправился в деревню, что­бы нанять женщин и привезти их до наступления темноты. Миссис Хилл хлопотала по дому, растапливала камины и вытирала с мебели пыль.
 Она прервала эти занятия, чтобы пбмочь Флер распа­коваться и расположиться в своей комнате. Пока миссис Хилл вынимала из чемодана платья, она посплетничала об арендаторах и рассказала о местных новостях.
 – Семья Джонсона, разумеется, уехала из своего дома, но они очень довольны новым коттеджем и благодарны зато, что могут продолжать работать на полях. – Семейство Джонсонов жило в коттедже тети Пег, пока не стали разра­батываться планы постройки школы. – Поначалу они были не слишком довольны, хотя им и предложили новый кот­тедж. Они считали, что он далеко от обрабатываемого поля. Однако когда им предоставили другой, остались довольны.
 – Но я не собиралась ничего делать с той землей.
 – Тут произошла какая-то путаница. Ваш отчим напи­сал от вашего имени и сообщил, что вы собираетесь что-то делать. Джонсоны знали, насколько он внимательно блю­дет в Дареме ваши интересы.
 Разумеется, они так посчитали. Они подумали, что зем­ля находится под его контролем, поскольку в течение мно­гих лет они платили ренту ему, в то время как недвижимо­стью владела ее мать.
 – Переселил ли он другие семьи?
 – Не могу припомнить. Но он всегда заботился о ва­ших интересах. И арендаторы это понимают.
 – Куда переехала семья Джонсона?
 – В новый коттедж, как раз на окраине владения мис­тера Фартингстоуна. Недалеко от поля.
 Близко, чтобы не вынуждать мистера Джонсона обра­титься к ней с жалобой из-за того, что он потерял урожай за весь сезон и ему неудобно добираться до поля.
 Она предоставила миссис Хилл возможность завершать разборку вещей и вышла наружу. Стоя перед домом, она посмотрела на запад. Отсюда был виден старый коттедж. Он стоял на невысоком холме, достаточно близко для того, чтобы Пег могла видеть дом сестры, и казался серым пят­ном на фоне облачного неба.
 Флер снова поднялась по лестнице, чтобы разыскать Данте. Он умывался у себя в комнате. Почти всю дорогу от Лондона он правил лошадьми сам, поскольку в искус­стве управлять четверкой превосходил Люка и не привык к праздной езде.
 – Думаю, ты был прав, Данте. Ответ может быть най­ден здесь, в Дареме. По крайней мере часть ответа.
 Она рассказала ему, что ей стало известно относитель­но коттеджа.
 – Это именно то место, где ты планируешь построить школу. —Данте вновь надел сюртук. – Еще есть время до наступления сумерек. Давай сходим к коттеджу. Меня раз­бирает любопытство.
 Он взял ее под руку, и они направились к коттеджу. День был не такой ветреный и ясный, как в тот раз, когда они шли вместе этой дорогой. Свинцовые облака угрожали дож­дем и закрыли заходящее солнце. В воздухе ощущалась вла­га. Однако на душе у Флер было так же легко, как и в тот раз. Даже соприкосновение со смертью не погасило в ней ощущения радости, которое ей принесла любовь.
 С каждым шагом строение вырастало в размерах.
 – Как долго пустовал коттедж? – спросил Данте, раз­глядывая его.
 – Пока тетя Офелия была жива. Поначалу она надея­лась, что ее сестра найдется, а когда тело обнаружили, она не стала сдавать дом арендаторам.
 Данте прошел еще несколько ярдов.
 – Когда твоя тетя Пег пропала?
 – Много лет назад, Данте. Я была еще девочкой. Я при­ходила к ней, и мы играли в куклы.
 – Сколько лет было тебе, когда она пропала?
 Флер пришлось заняться подсчетами.
 – Думаю, мне было лет восемь или девять. Мы с мамой пришли навестить ее, как это обычно делали летом, и по­мню, в каком смятении мы были, когда выяснилось, что она пропала. Это были печальные времена, и я плохо их помню. А вот тетя Офелия умерла одиннадцать лег назад, вскоре после того как было найдено тело тети Пег, которое не могли обнаружить по крайней мере десять лет.
 Ей было неприятно говорить об этом. В воздухе пахло грозой, тучи становились все мрачнее. Как и выражение лица Данте.
 – А что стало с женщиной, которая ухаживала за те­тей?
 – Она ушла. Нашла работу где-то в другом месте. Воз­можно, Хилл знает, где именно. Я хотела бы, чтобы ты не заострял свое внимание на этом, Данте. Это малоприятная тема, как и наша нынешняя беседа возле озера в Леклер-Парке.
 Это было даже более чем неприятной темой. Его во­просы разбередили воспоминания тех дней, после того как пропала тетя Пег. Она была в шоке и испытывала ужас, ког­да оказывалась рядом с этим домом. И еще было чувство вины. Если бы она играла с тетей Пег в тот день, вероятно, тетя не ушла бы из дома и не потерялась.
 Сейчас коттедж был совсем рядом, и можно было ви­деть ставни, маленький садик, который посадили Джон­соны. Флер вспомнила, как бежала по этой аллее с кук­лой, чтобы в гостиной поиграть с тетей Пег, в то время как присматривающая за тетей женщина читала книгу в углу.
 Тогда Флер не понимала, насколько странным может показаться со стороны, что у нее была такая партнерша по играм. Только спустя много лет Флер поняла, почему взрос­лая женщина получает удовольствие от детских игр. А в то время она просто считала, что тетя Пег добрее других взрос­лых и более веселая.
 Они подошли к коттеджу сбоку. Данте заглянул в окно.
 – Внутри слишком темно, да и окно слишком грязное.
 Флер отпрянула назад. То окно…
 – Эта прогулка утомила тебя, Флер? Ты побледнела.
 – Со мной все в порядке.
 Хотя на самом деле это было не так. От какого-то не­приятного чувства у нее сосало под ложечкой. Она продол­жала смотреть в окно. Она очень хорошо знала внутрен­ность комнаты и, кажется, могла разглядеть сидящую на полу тетю Пег, которая ведет в танце куклу по коврику пря­мо к ней.
 Это было приятное воспоминание, но она отнюдь не чувствовала себя счастливой. Ей было тоскливо и совсем уж не по себе оттого, что она смотрит в это окно вместе с Данте.
 Данте подошел к ней ближе:
 – Что с тобой, Флер? Ты выглядишь взволнованной.
 – Я думаю, что, может быть, тетя Офелия пускала все-таки сюда жильцов. Возможно, я запамятовала. Мы прихо­дили сюда гораздо реже после исчезновения тети Пег. Да, этим может все объясняться.
 – Что объясняться, Флер?
 – То, что связано с этим окном. Помнишь, я однажды сказала тебе, что видела женщину, которая рожала? Я ви­дела ее лицо и тело в окне. В этом окне.
 – В таком случае я сожалею, что привел тебя сюда.
 – Не стоит. Это частично объясняет мои страхи. – Она пожала плечами. Неприятное чувство отступило. – Навер­ное, я не возражала бы войти сюда. Я любила тетю Пег так, как не любила тогда никого из взрослых. Она была моей подругой и товарищем по играм каждое лето. Жаль, что за­ тем я мало думала о ней.
 Они обошли дом. Данте открыл дверь, и они шагнули на порог.
 И оцепенели.
 Данте вышел из-за спины Флер.
 Свет падал только из двери, но и при этом скудном ос­вещении было видно, что в коттедже не было пола. Все дос­ки были вынуты и сложены вдоль стены. Внизу была видна земля.
 Данте ковырнул ее пяткой.
 – Сухая и твердая, как камень. Лопатой копать очень трудно.
 – Ты думаешь, собирались делать это?
 – Не вижу другой причины для того, чтобы взламывать пол.
 – С какой целью копать?
 Данте не сразу ответил. Он пошел вдоль стен, внима­тельно вглядываясь в землю.
 – Что-то достаточно ценное. Очевидно, они не хотели, чтобы это обнаружили другие, когда начали бы копать пристроительстве школы.
 Выражение лица у Данте сделалось суровым. Он скрес­тил руки на груди, и было видно, что в нем клокочет гнев, направленный не в ее адрес.
 – Значит, Грегори устроил все именно с этой целью, – сказала Флер.
 Послышались отдаленные раскаты грома.
 – Надвигается гроза. Я приду сюда завтра и посмотрю, прав ли я.
 – Прав в чем? Что, по-твоему, находится здесь, Данте?
 Он пожал плечами:
 – Кто знает. Возможно, Фартингстоун узнал, что здесь запрятано огромное сокровище. – Послышались новые раскаты грома. – Пошли. Нам надо успеть добраться до­мой до начала дождя.
 Гроза приближалась стремительно. Вдали то и дело сверкали молнии. Но Данте спешил опередить не дождь, а сумерки.
 В углу коттеджа он обнаружил почти полностью при­крытые досками две масляные лампы.
 Когда они возвращались на аллею, Данте услышал, как на рокот грома накладываются какие-то дополнительные звуки.
 Он обернулся. Вдали, в сером мареве, он различил двух скачущих лошадей. В тот самый момент, когда он увидел всадников, они заметили его. Один из них махнул рукой, и лошади перешли в галоп.
 Глаза у Флер при виде лошадей сделались круглыми.
 Данте стал разворачивать ее назад к коттеджу.
 – Наверняка это заблудившиеся путешественники, ко­торые ищут выход к почтовой дороге, чтобы обогнать гро­зу, – успокоил он Флер. – Но давай вернемся и посмот­рим, ускакали ли они.
 Он не верил в то, что они уйдут. Всадники явно направ­лялись к коттеджу. Но он догнать их не мог, и вообще у него больше шансов защитить Флер, если она не будет на виду.
 Не слишком много, если низкорослый всадник был тем, о ком он думал. И совсем мало, если его подозрения отно­сительно коттеджа были верными.
 Проклиная себя за то, что не предусмотрел этого, слы­ша, как стучит в жилах кровь и чувствуя себя мишенью для охотника, он запер дверь на засов, едва они с Флер оказа­лись внутри. Тут же проверил, надежно ли заперта кухня. Обойдя все окна первого этажа, он закрыл ставни, погру­зив помещение во тьму.
 Вернувшись к Флер, он осмотрел их убежище. Камен­ные стены и толстые двери были прочными, так что про­никнуть внутрь не так-то просто. Хотя вряд ли эту крепость можно было назвать неуязвимой.
 – Всадник слева… я плохо видела его, но мне показа­лось, что это Грегори, – сказала Флер. – Я думала, что он в Эссексе.
 Данте услышал, как у Флер задрожал голос. Он заклю­чил ее в объятия.
 – Так говорил его слуга. Но даже если это Фартингсто­ун, нет причин его бояться.
 – Ты думаешь, что он приехал, чтобы вести раскопки?
 – Может, он просто совершал прогулку верхом и не уз­нал нас. Возможно, он намерен проверить, кто нарушил право владения. Он ведь до сих пор осуществляет контроль от твоего имени.
 Флер в темноте ощупала лицо Данте.
 – Ты не веришь в это. Иначе ты не стал бы запирать дверь на засов.
 – Я лишь проявляю осторожность как Муж. – Он по­целовал ее. – Не беспокойся. Я думаю, что смогу задать ему взбучку, если понадобится.
 Флер засмеялась. Он прижал ее к себе еще плотнее, од­новременно прислушиваясь к приближающемуся топоту лошадей.
 Всадники оказались рядом одновременно с началом ливня. Крупные капли дождя застучали в окна, когда они подъехали к коттеджу. Небесные хляби окончательно раз­верзлись в тот момент, когда чья-то рука стала дергать за­сов.
 Мужчина чертыхнулся, и Данте узнал его голос.
 Равно как и Флер.
 – Оказывается, он не в Эссексе, – шепотом прогово­рила она.
 – А ну-ка, откройте двери и покажитесь, – приказал Фартингстоун. – Мы знаем, что вы там, черт бы вас по­брал, если вы заперлись на засов.
 – Похоже, мало смысла в том, чтобы притворяться, буд­то нас здесь нет, – так же тихо сказала Флер.
 Однако Данте не согласился. Фартингстоун видел, что в коттедж вошла пара, но он не знал, кто именно. Был оп­ределенный шанс, что дождь вынудит их уехать, чтобы вер­нуться сюда позже.
 В любом случае Данте не был склонен облегчать им за­дачу.
 За дверью слышны были какие-то препирательства, за­тем наступила тишина. Данте слышал, как бьется у Флер сердце и как напряглось ее тело. Продолжая держать ее в объятиях, он прислушивался к звуку удаляющихся копыт.
 Затишье прервал сильный, громкий удар в дверь. Ме­таллическое острие пробило обшивную доску двери, ше­вельнулось и исчезло.
 В конце концов, они приехали сюда копать. И у них была с собой кирка.
 Новый удар киркой. Деревянная планка расщепилась.
 Флер прижалась к Данте еще плотнее.
 – Данте…
 – Он будет раздосадован, когда проникнет сюда и узнает, что внутри коттеджа находится его владелица.
 Она уткнулась головой ему в шею.
 – Не надо ради меня притворяться, Данте. Я знаю, что мы оказались в очень опасном положении.
 Новый удар кирки обрушился на дверь. В двери появи­лась дыра и в дыре тень от лица.
 – Ничего не могу разглядеть, все окна закрыты, – ска­зал Фартингстоун.
 – Станьте в сторону, – послышался другой голос, ко­торый Данте был незнаком.
 Кирка продолжала работу, с каждым ударом расширяя отверстие. Просунулась рука и подняла засов. Дверь рас­пахнулась.
 Двое мужчин вошли в помещение.
 – Кто здесь? – громко спросил Фартингстоун, вглядываясь в темный угол, где Данте держал в объятиях Флер.
 – Это я, Фартингстоун, – ответил Данте. – Для чего вы крушите киркой имущество? Меня застала гроза, и я вос­пользовался убежищем, чтобы ее переждать. Я не ожидал, что здесь появится нарушитель права владения и разломает дверь.
 Другой мужчина достал масляную лампу и зажег ее. Она загорелась тусклым желтым светом, осветив под размокшей шляпой лицо Фартингстоуна с отвисшей от изумления че­люстью.
 Когда он увидел Флер, глаза его сделались огромными, словно блюдца, как будто бы перед ним возникло привиде­ние. Он бросил в сторону своего напарника убийственный взгляд.
 – Надеюсь, у вас есть объяснение причины вашего втор­жения, – сказал Данте, стараясь выжать как можно боль­ше из того шока, который Фартингстоун испытал, увидев Флер живой и невредимой.
 Его партнер зажег вторую лампу. Это дало Данте воз­можность разглядеть незнакомца. У него были черные во­лосы и узкое, неприятное лицо.
 Хотя нельзя сказать, что он был совершенно незнаком Данте. Данте видел его раньше, когда тот преследовал Флер от церкви Святого Мартина. Если он и был удивлен, уви­дев живую Флер, то постарался не подать виду.
 – Я подумал, что нарушителями права владения были вы, – проговорил Фартингстоун, с трудом подыскивая сло­ва и пытаясь прийти в себя. – Вы закрыли ставни, заперли на засов двери – зачем вы это сделали?
 – Я подумал, что гроза и этот коттедж предоставляют прекрасную возможность заняться любовью с моей женой, а ставни и засов надежно обеспечат нам уединение. Я вижу, что ошибался.
 Лицо у Фартингстоуна сделалось красным. Он испыты­вал смешанное чувство досады и смятения, как Данте и рас­считывал.
 – Я мог пригласить бы вас, джентльмены, остаться и обсохнуть, но полагаю, что вы хотите продолжить свой путь.
 – Да, вероятно, мы отправимся…
 – Он знает. – Эти слова произнес компаньон Фартингстоуна, оказавшийся в другом конце помещения и стоявший возле приваленных к стене половых досок. – Нет при­чин баррикадировать помещение, даже если хочешь поза­бавиться с леди.
 Фартингстоун в тревоге повернулся к своему партнеру, затем снова перевел взгляд на Данте. На сей раз он с подо­зрением посмотрел на обнимающуюся парочку.
 – Это кто такой? – спросил Данте.
 – Это мистер Смит, мой знакомый, – ответил Фартинг­стоун.
 – Он знает, – повторил Смит. – Он дурачит вас своими разговорами. Он видел здесь эти доски, эти лампы. Ду­маю, ему известно, что здесь происходит, и, может, он зна­ет почему.
 Фартингстоун тревожно вскинулся, услышав подобные слова.
 – Я предпочел бы, чтобы ты не говорил вслух о…
 – Я думаю, что он знает также и о делах в Лондоне. Если так, то мне не нравится, что меня видели с вами. – До это го он держал в руках кирку, но сейчас он позволил ей упасть на пол. Сунув руку под плащ, он достал пистолет.
 Фартингстоун едва не подпрыгнул.
 – Боже милосердный, что ты…
 Смит цыкнул на него. Сделав пару шагов, он выглянул наружу.
 – Сейчас темнеет, и никто в такой дождь не высунет носа. Лучше, если мы захватим их с собой, а там подумаем, как с ними быть.
 Данте смотрел на пистолет, пытаясь решить, успеет ли он прыгнуть и сбить с ног этого человека, прежде чем тот выстрелит. Словно догадавшись об этом, Смит нацелил пи­столет на Флер.
 – Мы не представляем угрозы, и нет нужды так посту­пать с нами. Мы даже не понимаем, о чем вы тут говорите, да нас это и не интересует.
 Смит хмыкнул и показал жестом на Фартингстоуна:
 – Он, конечно, может не разбираться в людях, но моя жизнь зависит от этого. Я хочу немного подумать, прежде чем позволить тебе исчезнуть из моего поля зрения. Ты по­едешь с ним. Леди поедет со мной. В этом случае я знаю, как ты себя поведешь.




 Глава 25


 – Давай снимем с тебя эту насквозь промокшую одежду, чтобы ты могла завернуться в это и согреться. – Данте сдернул одеяло с узкой кровати и подал его Флер.
 Езда до дома Фартингстоуна под проливным дождем промочила их обоих до костей. Со складок одежды Флер и с полей ее шляпки стекала вода.
 Огонь, который Данте развел в мансардной комнате, не­много помогал, но разумнее было снять мокрую одежду. Флер с сомнением посмотрела на одеяло.
 – Что, если один из них войдет сюда?
 Данте запер на засов дверь.
 – Мы заперты изнутри, а они – снаружи.
 – Они снова могут применить кирку.
 – Они оставили ее в коттедже. Давай подсушись, Флер. Я не хочу, чтобы ты простудилась.
 Флер сняла шляпку и отбросила ее в угол. Она по­вернулась к Данте спиной, чтобы он помог ей расстегнуть платье.
 – Не совсем так, как в прошлый раз, – с горечью проговорила Флер, когда его пальцы заработали сзади. – А этот мужчина… Это тот самый, который ударил меня, правда? Он сделал это для Грегори. А выражение лица у Грегори было, когда он увидел меня…
 – Мы не знаем об этом наверняка. – Данте лгал как можно убедительнее, потому что старался не испугать ее. Он хотел уберечь ее от страха в меру своих сил и возможно­стей.
 Ему следовало бы обратить внимание на цепкость Фартингстоуна, на отчаянное упорство загнанного в угол чело­века. Он должен был понять несколько недель назад, что означает этот клочок земли для отчима Флер.
 Если он в своих догадках прав, то на кону стояла жизнь и его, и Флер.
 Именно в этот момент внизу Смит, вероятно, объясня­ет все это Фартингстоуну. Сколько времени понадобится ему, чтобы убедить его в том, какие меры необходимо пред­принять? Сколько времени нужно, чтобы придумать, как избежать разоблачения? Данте рассчитывал, что у них в за­пасе ночь, а в лучшем случае – еще и день.
 Платье упало на пол. Флер сняла с себя все и закуталась в одеяло. Пока Данте раздевался, она развесила платье и белье на стулья, комод, на крюки, вбитые в стену, затем то же самое проделала с его одеждой. Закутавшись в одеяла, они сели перед камином.
 – Было бы очень даже уютно, – сказала Флер, – если бы не…
 – Нас не побеспокоят ночью.
 – Ты говоришь так уверенно.
 – Я убежден.
 Кажется, она согласилась с ним. Страх исчез из ее глаз.
 – Ты считаешь, что Грегори собирается выкопать спря­танное сокровище в коттедже?
 – Кто знает, что он ищет.
 – Данте, я уже сказала тебе, что ты не должен притво­ряться ради меня. Я знаю, что объяснить то, что он сделал, можно лишь одним. Он пытался заточить меня в тюрьму или избавиться от меня. Его легальные маневры лишить меня независимости не удались. Провалилось и покушение на мою жизнь. В коттедже есть нечто такое, что может пред­ставлять для него опасность, и он не хочет, чтобы это было кем-то обнаружено. Он боится, что будет раскрыто преступ­ление.
 – Да, это вполне вероятно.
 – А преступление это наверняка очень серьезное. Я по­дозреваю, что в коттедже зарыто тело.
 – Может быть, и что-то другое.
 – Но не менее серьезное.
 Данте не был уверен в том, что хочет, чтобы она знала так много.
 – Но почему именно в коттедже, Данте? Ведь он мог закопать тело где-нибудь на своей земле.
 – Если что-то произошло в коттедже или рядом, то лег­че было захоронить внутри, а не тащить тело куда-то дале­ко. Половицы скрыли могилу, а коттедж был свободен.
 Дрожь пробежала по телу Флер. Она плотнее укуталась в одеяло.
 – Ты уверен, что в нашем распоряжении ночь?
 – Думаю, у нас не только ночь. Хилл задастся вопросом, что произошло с нами, после того как дождь прекратится. Он начнет поиски.
 – Непохоже, чтобы дождь пошел на убыль.
 – Мы проснемся и увидим солнце, дорогая.
 Флер обхватила руками колени и положила на них под­бородок. Сейчас, когда она сидела, укутавшись в одеяло и глядя в огонь, она выглядела совсем юной.
 – Я не думаю, что Грегори сможет причинить нам зло сам. Даже если он однажды сделал подобную вещь, едва ли он способен совершить это сейчас. Одно дело – заплатить кому-то, когда тебя даже в городе нет, и совсем другое – Данте хотелось бы в это верить. Но если человек однаж­ды ступил на эту тропу, ему скорее всего нетрудно вернуть­ся на нее снова. Тем более если в противном случае он мыс­ленно видит себя на виселице.
 А если он не способен сделать это сам, то сможет Смит.
 – Вероятно, у них хватит здравого смысла осознать, что единственный их шанс – это бегство, Флер. Они понимают, что слишком много людей знают, что мы находимся здесь, и станут нас разыскивать.
 Похоже, это помогло. Руки Флер, обнимающие коле­ни, разомкнулись и опустились. Она изменила позу и по­зволила одеялу упасть, словно больше в нем не нуждалась.
 Данте встал и подошел к небольшому оконцу.
 – Мы дождемся конца дождя, будем поддерживать огонь в камине, а завтра я поговорю с Грегори и Смитом. Не надо тревожиться, Флер.
 Когда он открыл окно, чтобы подтянуть ставни, он за­метил внизу крадущуюся тень. Тень двигалась по направ­лению к конюшне. Судя по габаритам, это был Смит. И шел он за лошадью.
 «Собирается копать», —догадался Данте. Весьма сомни­тельно, чтобы он задумал выкопать старые кости. Скорее всего он намерен вырыть две новые могилы.
 Данте повернулся и посмотрел на Флер. Волосы у нее были спутаны, ее наготу скрывало лишь одеяло. Она вы­глядела такой красивой при свете камина. Его охватило ще­мящее чувство. У него не было на свете ничего более доро­гого, чем она. Жизнь без нее показалась бы ему пустой и никчемной. Он был ничтожеством до того, как она вошла в его жизнь. Забота о ней стала его первейшей необходимо­стью. Она была его смыслом, его жизненной целью.
 Он плохо исполнил свой долг. Он не предполагал, на­сколько бесчестным может быть Фартингстоун. Она в глу­бине души догадывалась, что он выстраивает бастионы лжи ради своих собственных целей. Им нужно было доискаться раньше до причин, а не просто противиться его пла­нам.
 Данте пододвинул тяжелый комод к двери, не заботясь о том, что это услышат внизу. Он поставил его таким обра­зом, чтобы заблокировать вход даже в том случае, если то­пором прорубят дверь. Кое-кого это не остановит, однако основательно задержит.
 Он подошел к Флер и сел напротив, чтобы можно было видеть ее лицо, глаза, ее красоту.
 У Флер испарился страх, когда она посмотрела на Дан­те, в груди разлилась приятная теплота.
 Он обхватил руками ее лицо и стал страстно целовать ее в лоб и губы. Он словно забыл о времени и ситуации, в которой они находились. Сбросив с нее одеяло, он притя­нул ее к себе, заставив ее обвить ногами его бедра. Она ока­залась сидящей, на нем. Они обнялись, и его одеяло также упало на пол.
 Флер посмотрела на свою позу.
 – Новая игра, которую ты мне обещал?
 – Новая близость, чтобы я мог видеть тебя при этом замечательном свете. С тобой у меня никогда не было игр. Начиная с того момента, когда я впервые дотронулся до тебя.
 Флер взглянула на его возбужденный фаллос и нежно его приласкала, вынудив Данте стиснуть зубы.
 – Я не знаю, должна я испытывать ревность или счас­тье, Данте. Должно быть, второе. Мне неприятно думать о том, что ты позволяешь себе некоторые вещи с другими женщинами и не делаешь этого со мной, но мне нравится, что со мной у тебя в каком-то отношении все иначе.
 Данте стал пальцами ласкать полушария ее грудей.
 – С тобой все абсолютно иначе. Даже удовольствие со­вершенно иное. И потом, я вовсе не занимаюсь никакими играми с другими женщинами, Флер. Со времени тех дней в коттедже в Леклер-Парке. Даже тогда, когда мы оба счи­тали, что мы никогда не будем делить друг с другом ложе, я не хотел никого другого. Я слишком полюбил тебя.
 Она перестала ласкать его. То, как она посмотрела на него, перевернуло ему душу.
 – Я считаю, что меня полюбил самый лучший мужчи­на на свете, Данте. И я ответила ему тем же.
 Он заключил ее в нежные объятия, чувствуя вкус ее ко­жи, слыша, как бьется ее сердце. На сей раз все было со­вершенно иначе. Он не мог проследить, каким образом все это действует на него – на его чувства, его тело, сердце и даже на удовольствие, которое он испытывал.
 Он приподнял ее ноги и вошел в нее. Он почувствовал, как им овладело глубокое удовлетворение, ощущение теп­ла и безмятежности. Он хотел бы вечно обнимать ее таким образом, видеть ее лицо, по которому пробегает дрожь удо­вольствия.
 Они двигались медленно, наблюдая друг за другом, да­вая возможность страсти нарастать постепенно. Она осы­пала его шею и грудь теплыми бархатистыми поцелуями. Ее тонкие пальцы гладили ему предплечья, спину и торс, в то время как он описывал круги вокруг набухших со­сков.
 Ее возбуждение нарастало одновременно с его. Пик ее страсти пришелся на тот момент, когда и он уже сходил с ума от надвигающегося оргазма. Их поцелуи сделались яро­стными, а ласки бурными и даже грубыми.
 Они кончили одновременно, крепко прильнув друг к другу. Даже в момент оргазма он не потерял ее. Она была с ним, принадлежала всецело ему, содрогаясь от сладострас­тия вместе с ним. Ее пульс, ее любовь, все ее существо за­полнили его, и они теперь были с ней единым целым.
 Утром солнце не появилось.
 Когда Флер проснулась среди одеял, в которых они с Данте спали на полу, можно было услышать стук капель по крыше.
 Его рука обнимала ее, даже во сне его сильные пальцы не разжимались. Она стала думать о дожде, наслаждаясь теп­лом объятий Данте.
 Он пошевелился. Флер замерла, надеясь, что он еще по­спит. И она продолжит наслаждаться тем, что лежит в объ­ятиях человека, которого беззаветно любила.
 И который любил ее. Слышать это было так приятно. Видеть это в его глазах.. Флер не сомневалась, что любовь будет постоянно с ней.
 Данте снова пошевелился. Он приподнялся на локте и нежно поцеловал ее в плечо.
 – Дождь все еще идет, – сказала она. – Давай оставим ставни закрытыми и притворимся, что все еще ночь.
 Данте положил ее на спину и поцеловал в губы. Это был долгий, жаркий прощальный поцелуй.
 – Я должен одеться, ты тоже. Когда все это останется позади, мы найдем постель и будем находиться в ней це­лую неделю.
 Поднявшись, он подошел к окну. Открыл ставни и по­смотрел на обложенное тучами небо, из которого продол­жал сеять дождь. В комнату просочился серый свет.
 Одновременно послышался топот уносящейся прочь лошади.
 Данте высунулся из окна и, пока Флер одевалась, изу­чал окружающий пейзаж.
 – Прыгать вниз слишком высоко, – сказал он и задум­чиво посмотрел на одеяла. – Нет, это может быть чересчур опасно.
 – Чья это была лошадь?
 – Думаю, что это курьер экспресс-почты.
 – Грегори получил экспресс-почту?
 – Или послал срочное сообщение.
 Он надел рубашку и нашарил в кармане часы.
 – Десять часов. Гораздо позднее, чем я ожидал.
 Ожидал он, что их оставят в покое, – именно это он имел в виду.
 – Возможно, здесь нет никого, кроме нас.
 – Сомневаюсь, дорогая. Кто-то внизу все же есть.
 – Если мы покричим, возможно, придет слуга, и мы объясним, что нас удерживают…
 – Я не видел никаких слуг, когда мы приехали, и не заметил ни единого признака жизни в этих мансардных комнатах. Фартингстоун скорее всего отпустил всех, когда ему стало известно о приезде Смита. Он наверняка не хо­тел, чтобы люди знали о том, что он имеет дело с этим че­ловеком.
 Флер выглянула из окна. Оно выходило на тыльную сто­рону дома и конюшню. Если бы Данте смог выбраться от­сюда…
 Ее внимание привлекло какое-то движение в кустах. Она вгляделась в это место.
 Сквозь марево дождя Флер увидела, что кусты снова ше­вельнулись. На мгновение показалась соломенная шляпа и тут же скрылась.
 – Здесь есть кто-то помимо Грегори и Смита, Данте. В кустах возле тропинки к конюшне. – Она подождала и через некоторое время снова увидела показавшуюся на мгновение соломенную шляпу. – Мне показалось… я думаю, что это Люк.
 Данте высунул голову рядом с Флер. Снова приподня­лась соломенная шляпа, стало видно, что ее обладатель пы­тается получше разглядеть дом.
 –Дай мне что-нибудь бросить, чтобы привлечь его вни­мание, когда он снова взглянет в нашу сторону.
 Флер оглядела комнату, стараясь притушить появившу­юся вдруг надежду. Ее взгляд упал на старинный деревян­ный подсвечник, на котором наросла толстая корка воска.
 – Это подойдет? – Она подала подсвечник Данте. Данте еще сильнее высунулся из окна, размахнулся и бросил подсвечник.
 И замер в той же позе, ожидая реакции. Флер увидела, что он прижал палец к губам, а затем махнул рукой.
 Флер приблизилась к окну, посмотрела вниз и увидела, как Люк вынырнул из кустов, подбежал и остановился под окном.
 Данте стал жестами объяснять ситуацию, и нужно ска­зать, что Люк понял его лучше, чем Флер. Его промокшая шляпа двинулась вдоль дома, при этом он осторожно за­глядывал в окна.
 Вернулся он довольно быстро.
 – В этих комнатах никого не видно, – приглушенным голосом сообщил он. – Что вы там делаете, сэр? Когда вы не вернулись, мне показалось это странным, но Хилл ска­зал, что вас, вероятно, застал ливень и вы укрылись в коттедже, но я подумал…
 – Что бы ты ни подумал, мы благодарны, что ты сейчас здесь. Миссис Дюклерк со мной, а Фартингстоун замыс­лил что-то недоброе. Беги и вызови помощь, Люк. Это дол­жен быть человек, который может справиться с Фартингстоуном и кто со вниманием выслушает тебя.
 – Я не знаю людей в этих краях, и я для них чужой. Кто станет…
 – Найди мирового судью или другого влиятельного че­ловека. Используй имя моего брата. А теперь иди.
 Люк мгновенно повиновался. Не обращая внимания на дождь, он бросился в кусты и устремился прочь от дома.
 Когда Данте соскочил с подоконника, Флер обвила его руками.
 – Надо возблагодарить Бога за Люка. Если бы мы до­жидались Хилл а, который намерен переждать дождь…
 Данте был рад, что Флер нашла причину для того, что­бы не поддаваться страхам. Он хотел бы, чтобы она такой и оставалась и не думала о том, сколько времени прошло. Он посадил ее на кровать рядом с собой и сказал:
 – У нас есть некоторое время до возвращения Люка. Расскажи мне о школе и железной дороге, с того дня, когда ты впервые задумала этот безумный проект.
 Флер прильнула к Данте и начала свою историю. Он по­стоянно спрашивал ее о подробностях, чтобы продлить рас­сказ, и таким образом пролетело несколько часов.
 – Очень впечатляющий проект ты задумала, Флер. Едва ли какой-нибудь мужчина мог бы придумать что-то лучше.
 –Ты в самом деле так считаешь? Ты полагаешь, он сра­ботал бы, если бы меня не предал мистер Сиддел?
 – Думаю, что да.
 – Это наполняет меня гордостью, Данте. Твое мнение для меня значит даже больше, чем успех самого проекта.
 Данте подумал, как лестно услышать эти слова, хотя и несколько странно. Он не относился к числу выдающихся финансистов, и его мнение в данном вопросе вряд ли мог­ло много значить. Однако ее убежденность тронула его, рав­но как и ее вера в него. Это был еще один пример ее опти­мизма по отношению к нему.
 Он притянул ее и поцеловал, давая понять, что благо­дарен ей за ее сумасбродное мнение о том, что Данте Дюклерк достоин ее доверия и любви.
 Какой-то шум прервал их объятия. Они услышали шаги в коридоре, и оба посмотрели на дверь.
 В замке поворачивался ключ.




 Глава 26


 Между приступами кашля Фартингстоун хриплым го­лосом потребовал отодвинуть комод.
 – У меня есть пища для вас. Разве вы не хотите есть?
 – Если я смогу убедить его отвести меня вниз, не воз­ражай, – шепотом сказал Данте, глядя на Флер. – Если мы уйдем, подопри дверь чем можешь.
 Ей не понравился этот план, но она все-таки помогла отодвинуть комод от двери, затем забилась в дальний угол.
 Данте убрал засов, приоткрыл дверь и увидел раскрас­невшегося и запыхавшегося Грегори Фартингстоуна.
 С пистолетом в руке.
 Другой рукой он показывал на поднос с ветчиной и хле­бом, который находился на полу.
 – Заберите поднос. Только ветчина. Другого у меня нет.
 Данте поднял поднос и поставил его на кровать.
 – Разумеется, нет. Вы ведь не можете принимать в доме такого человека, как Смит, в окружении слуг. Он тоже этого не хочет. Вообще-то я сомневаюсь, что его настоящее имя Смит.
 Фартингстоун побагровел еще больше. Он изо всех сил пытался сдерживать дыхание, притворяясь, что рассматри­вает комнату, чтобы скрыть свой дискомфорт.
 – Он не вернется назад, – сказал Данте. – Если он не возвратился к этому моменту, он не явится вообще.
 – Он скоро будет здесь, – сердито возразил Фартинг­стоун.
 – Он справедливо рассудил, что разумнее сбежать. Он скроется в том мире, из которого явился. – Данте шагнул к Фартингстоуну. – Я уверен, что и для вас есть хороший вы­ход. Давайте спустимся вниз и обговорим это.
 Фартингстоун попятился назад и более решительно на­ставил на Данте пистолет:
 – Назад, сэр. У меня есть союзники, даже если он сбе­жал.
 – Поскольку пистолет есть только у вас, вам нечего меня бояться. Позвольте мне спуститься вниз, чтобы моя жена смогла побыть без меня. Она еще слаба после перене­сенных испытаний.
 Флер отреагировала на намек стоном.
 – Хотя бы на несколько минут, Фартингстоун, – ше­потом проговорил Данте. – Чтобы она могла справить свои интимные дела.
 Фартингстоун побагровел еще сильнее, на сей раз от за­мешательства. С недоверием окинул взглядом Данте.
 – Не подходите ко мне близко, иначе я стану стрелять. Я хорошо владею огнестрельным оружием и не промахнусь.
 – Ну разумеется. Я не слыву храбрецом, и не в моих правилах искать преждевременную смерть.
 Спускаться по лестнице для Фартингстоуна оказалось столь же трудно, как и подниматься. Он надсадно дышал, а когда они оказались в гостиной, опустился в кресло и жес­том показал Данте на другое, которое находилось футах в двадцати.
 – Вы выглядите больным, Фартингстоун. Вероятно, вам нужно обратиться к врачу.
 – Это пройдет. Всегда проходило.
 Данте спешить было некуда. Несмотря на свое самочув­ствие, Фартингстоун крепко держал пистолет.
 – Человек, который приносит еду для приговоренных, вряд ли может быть палачом, – сказал после паузы Данте. – Если я прав и Смит сбежал, что вы собираетесь делать?
 – Он скоро будет здесь.
 – Он хотел напасть на меня и Флер за денежное воз­награждение.
 – Он никогда не причинял вам ущерба. Клянусь и за­веряю вас, что я не имел подобных намерений.
 Данте был склонен поверить Фартингстоуну. Это озна­чало, что за пределами клуба «Юнион» что-то другое заста­вило этих людей сосредоточить на нем внимание.
 – Что вы собрались с нами сделать?
 – Вы очень скоро узнаете об этом.
 – Вы ожидаете одного из своих союзников? Вы по этой причине велели Смиту прислать вам почтового курьера? Я видел его из окна. Это было щедро со стороны Смита —помочь вам, прежде чем исчезнуть. Лояльность преступни­ка!» много стоит, но все-таки…
 Фартингстоун помрачнел.
 Данте наклонился вперед и уперся локтями в колени.
 – Если вы послали за Сидделом, думаю, он также не придет. Он ведь ваш союзник, не так ли? Вы полагаете, что он человек, который сможет сделать то, на что у вас не хва­тает мужества или сил?
 – Я не знаю, о чем вы говорите. Я едва знаком с Сид…
 – Он вам ничем не обязан в этом деле и не станет рис­ковать своей шеей ради вас. Если, конечно, вы не запла­тите ему столь высокую плату, без которой он не может жить.
 Глаза у Фартингстоуна широко раскрылись.
 – Вы не знаете…
 – Мне известно, что он способен на шантаж. Думаю, что он вас шантажировал.
 – Что вы имеете в виду, говоря, что он способен на шан­таж? Если бы кто-то это знал, он не смог бы этого делать. Если, конечно, не… – Он вдруг с удивлением выпучил гла­за. – Он и у вас вымогал деньги?
 – Не у меня. У других, кого я знал. Это был дьявольски продуманный план, который разоблачили десять лет назад. Виновников остановили. Или так посчитали. Сиддел зна­ет, что они совершили. Думаю, он был одним из них. Что касается вас, то полагаю, что он сохранил вас для себя, не поделившись с ними. Когда он избежал разоблачения, вы продолжали платить.
 Волнение Фартингстоуна видно было невооруженным глазом. Он с трудом сохранял внешнее спокойствие.
 – Это был сущий ад, сэр. Да, настоящий ад! Полностью зависеть от чьей-то милости!
 – Что он имел против вас? Секрет, зарытый в том кот­тедже?
 Фартингстоун бросил быстрый, полный подозрения взгляд.
 – Это была не моя вина.
 – Как он узнал об этом?
 – От своего дяди. Моего друга. Тот рассказал ему на смертном одре. Что это единственное наследство, которое он оставил своему племяннику. Способ лишить меня мое­го состояния.
 – И сколько вы платили?
 – Все! – Он широким жестом обвел комнату. – Всю ренту от этого имения! Все до фунта в течение тринадцати лет.
 Это была дурная весть. Если Сиддел получал так мно­го, пока секрет оставался зарытым, у него была веская при­чина желать, чтобы его не обнаружили.
 Он может прийти. И сделать то, чего хотелось бы Фар­тингстоуну. Данте не сомневался, что Сиддел способен хладнокровно убить человека.
 –Дьявольская дилемма, – горестно произнес Фартингстоун. – Если я решусь, мне болтаться на виселице. Если не решусь, меня будут продолжать шантажировать.
 День оставался серым. В гостиной было и того мрач­нее. Тело Фартингстоуна тяжело вдавилось в кресло под грузом неразрешимой проблемы.
 Данте наблюдал за дулом пистолета, ожидая момента, когда оно окажется в таком положении, что он сможет сде­лать выпад вперед.
 Время шло, Фартингстоун, казалось, пребывал в по­лубессознательном состоянии, однако пистолет держал крепко.
 – Если он не явится, то я предусмотрел, что он уйдет со мной, – нарушил молчание Фартингстоун. – Он очень по­жалеет, что оставил меня на краю попасти. – Он снова по­тер себе грудь.
 Данте позволил Фартингстоуну снова погрузиться в по­лудрему. Ведь, если повезет, он может либо заснуть, либо потерять бдительность. Вероятно, он всю ночь провел на ногах, и усталость брала свое.
 Спустя полчаса мрачную тишину комнаты, куда доно­сился лишь монотонный шум дождя, нарушили странные звуки. Они были отдаленные и неясные, и Данте не мог оп­ределить их происхождения. Ничего подобного он раньше не слышал.
 Этот шум, доносившийся с холмов, мало-помалу ста­новился все громче, он уже перекрывал звуки дождя и стал напоминать веселое празднество.
 Наконец на это обратил внимание и Фартингстоун. Это вывело его из размышлений. Он поднял голову и в недо­умении вскинул брови.
 Не теряя из виду Данте, он подошел к окну и открыл его. В комнату ворвался шум, источник которого был уже совсем близко.
 То, что Фартингстоун увидел, его явно встревожило. Он нервно захлопнул окно.
 – Цыгане! Какого черта…
 Данте подошел к окну. Увиденная им сцена изумила его не меньше Фартингстоуна.
 – Это не цыгане, Фартингстоун. Цыгане не приезжают в карете на четверке.
 Карета неслась по аллее с большой скоростью. Вожжи были в руках у Люка. Рядом с ним сидела солидная женщи­на средних лет с бледным лицом и соломенного цвета во­лосами, в накинутой на голову простой шерстяной шали. Едва ли можно было не заметить ее сходства с сидящим рядом молодым человеком.
 Другие женщины выглядывали из окон кареты. Еще че­тыре сидели на крыше. Наконец, две занимали место ла­кеев.
 У всех в руках были кастрюли, по которым они колоти­ли ложками и поварешками, производя неимоверный шум, слышный на всю округу.
 Мать Люка спустилась, едва экипаж остановился. Она что-то сказала молодой женщине, которая побежала к тыль­ной части дома.
 Фартингстоун ошеломленно и безмолвно таращился в окно.
 Молодая женщина вернулась и кивнула. Со своего мес­та, продолжая удерживать вожжи, Люк позвал Данте.
 Фартингстоун в испуге отступил от окна и направил пи­столет в грудь Данте:
 – Не отвечайте. Они придут и…
 – Им известно, что я здесь, Фартингстоун. Та молодая женщина только что окликнула Флер под окном нашей комнаты и знает, что она находится наверху.
 Лицо Фартингстоуна покрылось красными пятнами. Он в бешенстве посмотрел на окно. Снизу донесся голос женщины:
 – Мой сын говорит, что вы удерживаете здесь мисс Монли. Мы не уйдем, пока она не выйдет и не скажет, что с вами делать. – Удары ложек по кастрюлям возобновились с новой силой.
 – Боже милосердный! – пробормотал Фартингстоун. – Как можно примириться с подобным нарушением закона о владении…
 – Я послал Люка за помощью. Должно быть, он отпра­вился в поселок угольщиков, что находится к северу.
 – Угольщики! Какое отношение они имеют ко мне?
 – Благотворительная акция Флер спасла их детей от го­лодной смерти, когда их мужья бастовали в прошлом году. Думаю, что они способны пойти на убийство за нее.—Данте выглянул из окна. – Они определенно готовы это сделать в случае необходимости.
 Мать Люка снова выкрикнула:
 – Все фермеры, мимо которых мы проезжали, видели, куда мы едем. Наши мужья узнают об этом походе, как толь­ко выйдут из шахт.
 Другие женщины тоже стали во весь голос звать мисс Монли. Удары по кастрюлям и сковородам сделались еще громче.
 – Прикажите им прекратить этот дьявольский шум! —простонал Фартингстоун, отходя в дальний угол комнаты.
 – Для меня это звучит как арфы ангелов.
 – Я перестреляю их всех! Да я…
 – Вам придется стрелять в меня первого, а пока вы бу­дете перезаряжать, они окажутся все здесь.
 – О Господи! Просто неслыханно! Осада в собст­венном доме! И меня атакует орда обезумевших женщин! Да я…
 Данте наблюдал за небольшим воинством за окном. Мать Люка стояла в центре и впереди всех жен угольщи­ков. Она отнюдь не была похожа на какую-нибудь безум­ную. Упершись руками в бедра, гордая и бесстрашная, она, казалось, излучала силу и решимость.
 – Боже милосердный… – На сей раз это было сказано гораздо тише и совершенно иным тоном. И тут же послы­шался звук падения.
 Данте обернулся. Пистолет упал на пол. Лицо Фартингстоуна сделалось неестественно бледным. Хватаясь за грудь, он невидящими глазами смотрел на ковер.
 Затем взглянул на Данте с таким выражением, словно понял нечто совершенно ужасное.
 Ноги его подкосились, и он рухнул на пол.
 – Помогите им согреться. Найдите им еду, – скоман­довала Флер Хиллу, пока женщины входили в дом. – Затопите камин в гостиной и еще…
 – Нам не требуется такой шикарный огонь, – сказала мать Люка. – Нам вполне подойдет кухня.
 – Располагайтесь поудобнее, – сказал Данте. Он стоял рядом с Флер у дверей, приветствуя гостей.
 Езда от дома Грегори была совершенно необычной. Флер представила, как это могло выглядеть со стороны: женщины, облепившие карету, машут руками и стучат в кастрюли, возбужденные и опьяненные своей победой.
 Ликование Флер, когда Данте освободил ее из мансард­ной комнаты, сменилось шоком, когда она увидела тело Фартингстоуна. Оно лежало на полу, прикрытое одеялом.
 Люк остался сидеть на козлах, когда женщины покину­ли экипаж. Флер подошла к нему. Нагнувшись, он хмуро разглядывал передок кареты.
 – Тебе моя искренняя благодарность, – сказала Флер.
 –Пожалуйста, не ругайте мою маму и других за то, что они поцарапали карету. Тут дороги очень узкие, не при­способлены для такого экипажа, а я правлю лошадьми не очень…
 – Люк, ты, возможно, спас нам жизни. Несколько ца­рапин на карете – это ведь сущие пустяки.
 Он вспыхнул от радости.
 – Я не знал, куда идти. Затем решил, что если пойду по почтовой дороге на север, то даже в дождь доберусь туда зачас. Я знал, что в поселке найдутся люди, которые мне по­верят и сообразят, что нужно сделать.
 – Твой план был необычным, но эффективным. Ты привел сюда целую армию.
 – Это была идея моей мамы. Она сказала, что грех ос­тавить вас в беде после того, как вы им помогли.
 – Ей тоже от меня большая благодарность.
 Данте вышел из коттеджа и присоединился к ним.
 – Люк, завтра утром запряжешь двух лошадей в фургон Хилла, и мы с ним отвезем мистера Фартингстоуна.
 Люк натянул вожжи и поехал на конюшню. Воспользо­вавшись отсутствием свидетелей, Флер обняла Данте.
 – Я чуть с ума не сошла от беспокойства там наверху. Я прислушивалась ко всяким звукам, опасаясь, как бы не вер­нулся мистер Смит, или не сделал чего-нибудь недоброго с тобой Грегори, или ты не совершил бы какого-нибудь без­рассудства. Прислушивалась и возносила молитвы. Не те­ряла надежды на спасение…
 Поцелуй Данте не дал ей закончить.
 – Карета спасителей приехала, и все теперь хорошо.
 Флер засмеялась:
 – В графстве будут долго судачить об этом.
 – Мы сочиним историю, чтобы удовлетворить их любопытство. Им нет необходимости знать подлинные при­чины. Он умер, и ни к чему рассказывать всю правду.
 Флер представила мертвое тело Грегори в гостиной. Ей удалось увидеть его лишь мельком, но она успела заметить выражение удивления на лице отчима.
 Она прижалась к груди Данте и закрыла глаза. Ей все в нем было мило, даже запах влажного шерстяного сюртука.
 – Он объяснил тебе? Сказал, кто там был? – спросила Флер.
 – Он сказал лишь, что в том не было его вины. Думаю, ты была права. Он не способен убить. То, что случилось в коттедже, произошло не по его инициативе.
 – Хотя он заплатил мистеру Смиту за то, чтобы убить меня.
 – Да. И только по этой причине я рад, что он мертв. – Данте снова поцеловал ее в губы. Медленно и нежно. – Когда я поеду утром к тому дому, возможно, я не вернусь с фургоном. Я кое-что должен уладить.
 – Что именно?
 – Да так, небольшое дельце… А теперь давай найдем комнату, где мы можем побыть одни. Я хочу подержать тебя в своих объятиях и забыть о Фартингстоуне до утра.




 Глава 27


 Любовь к добродетельной женщине стимулирует пере­мены даже в мужчине далеко не ангельского поведения.
 Данте постиг эту удивительную истину на следующее утро, когда услышал стук лошадиных копыт возле дома Фартингстоуна. Он закрыл гроссбух управляющего, кото­рый внимательно изучил в библиотеке, и положил писто­лет на стол рядом с диваном, на котором сидел. Около пи­столета он оставил письмо, которое нашел в сюртуке Фар­тингстоуна.
 В пустынном доме послышались шаги – поначалу то­ропливые, затем медленные. Паузы говорили о том, что по­сетитель проверял комнаты.
 Дверь в библиотеку открылась, и просунулась темно­волосая голова.
 – Фартингстоун?
 – Его здесь нет, Сидцел.
 Голова посмотрела налево и направо. Дверь широко рас­пахнулась. Сиддел огляделся вокруг, чтобы убедиться, что они одни.
 – Где он?
 – Он ушел в мир иной. Судьба была добра к нему.
 Сиддел издал вздох облегчения:
 – Она добра и к вам. Я счастлив в этом убедиться.
 – Вы так беспокоились за мою безопасность?
 Сиддел сел в кресло и принял вид успокоившегося че­ловека.
 – Он прислал мне экспресс-почтой письмо, которое меня очень встревожило. В нем говорилось о ваших угро­зах в его адрес. У меня возникли опасения, что дело не тер­пит отлагательства.
 – Я не знал, что вы настолько близко знакомы, чтобы он мог написать вам такое письмо.
 – Я иногда давал ему советы. Не знаю, что заставило его написать мне это письмо, но, принимая во внимание его состояние духа, я вряд ли мог…
 – Вы мчались сюда вовсе не для того, чтобы спасти меня и мою жену, Сиддел. Совсем наоборот.
 Выпрямившись, Сиддел изобразил негодование:
 – Как вы можете говорить такой вздор! Конечно, я…
 – Вы не могли рисковать, опасаясь, что он обратится в суд, если то тело в коттедже будет найдено. Он расскажет о вас и о тех деньгах, которые выплачивал вам все эти годы за ваше молчание. Вас бы повесили сразу после него.
 Лицо Сиддела сделалось смертельно бледным. Он не вы­казал удивления по поводу того, что вся история всплыла наружу. Он перевел взгляд с Данте на гроссбух, на пистолет и сложенный листок бумаги.
 – Он оставил объяснение, – сказал Данте, указав на листок. —Думаю, что оно было только что написано, веро­ятно, вчера утром. Подозреваю, что, если бы вы не приеха­ли, он покончил бы с собой и сделал так, чтобы вы последовали за ним в преисподнюю.
 Взгляд Сиддела задержался на листке.
 – Нет доказательств.
 – Признание умирающего считается серьезным дока­зательством. Кроме того, он во многом открылся мне. Ра­зумеется, он не рассказал, как вы побуждали его убить мою жену. Это только в письме.
 Сиддел засмеялся:
 – Ваши клятвенные свидетельские показания меня меньше всего волнуют.
 – При всех моих грехах я не слыву лжецом. Суд пове­рит мне, поскольку я ничего не выигрываю.
 Сидцел некоторое время обдумывал сказанное, затем опустил веки.
 – Я полагаю, что, если вы что-то выиграете, это изме­нит ситуацию.
 Данте оставил реплику без ответа.
 – Что вы хотите?
 – Я хочу знать, что произошло десять лет назад.
 Сиддел уселся поглубже в кресле, продемонстрировав, что он снова берет ситуацию под контроль.
 – Фактически тринадцать лет назад. Мой дядя был очень плох. Я был его наследник и ждал его смерти. Представьте мою досаду, когда он позвал меня к своему одру и сообщил, что мне практически ничего не остается. Этот человек унаследовал приличное состояние, но промотал его.
 – Да, вы испытали большое разочарование.
 – Дьявольское! Однако он сделал предсмертное признание. Он рассказал историю давно минувших дней, ког­да он и Фартингстоун были соучастниками в грехе.
 – Он рассказал вам о коттедже. Кто там похоронен?
 – Поскольку вы знаете, что там кто-то зарыт… Мой дядя часто приезжал к Фартингстоуну, когда они были много мо­ложе. В этом доме происходили скандальные попойки и оргии. Они приобщили к своим забавам женщину, которая жила в этом коттедже, ухаживая за полоумной сестрой осо­бы, владевшей соседним имением.
 Они вдвоем пользовались услугами этой женщины по ночам, когда та идиотка спала. Но однажды они напились до чертиков раньше обычного и решили нанести ей визит, не дожидаясь ночи. Женщина безотказно раздвинула ляж­ки, дело шло к логическому завершению, когда в мансарду поднялась эта идиотка, пытаясь найти свою куклу.
 – Вряд ли за это стоило убивать. Даже если бы она по­няла смысл увиденного, никто не поверил бы ее рассказу.
 – Но все получилось иначе. Мой дядя был в доску пьян. Эта полоумная ударила его, и тогда он разложил ее на кро­вати и изнасиловал.
 Данте обратил внимание на то, насколько бесстрастно рассказывает Сиддел о столь омерзительном преступлении.
 – Каким образом она умерла?
 Сидцел пожал плечами:
 – Она поначалу была смущена, но затем вела себя под дядей послушно и, видимо, получила свою порцию удо­вольствия..Но когда все закончилось и наблюдавший за этим Фартингстоун пожелал сменить дядю, она вдруг взбе­ленилась. Стала кричать, царапаться и драться. Мой дядя пытался заставить ее замолчать, но несколько переста­рался.
 Вот что видела Флер через окно, когда пришла поиг­рать со своей подругой в тот вечер. То была не кровь во вре­мя родов, а кровь девственницы на ляжках, а может, и еще какая-то кровь. После этого ее тетя исчезла.
 Пережитый ею шок спутал увиденные эпизоды и затем­нил их смысл. Если бы она заговорила об этом сразу, все обстояло бы совершенно иначе. Но ее детское чувство вины не позволяло ей это сделать.
 – Через несколько лет были найдены чьи-то кости, и все решили, что это останки той женщины. Не сомнева­юсь, что Фартингстоун всячески поддерживал это предположение, —сказал Данте.
 – Он испытал облегчение. Вот что произошло трина­дцать лет назад, – подытожил Сиддел. – Я получил наслед­ство.
 – Вы имеете в виду – возможность шантажа.
 – Хранить молчание было в интересах женщины, уха­живавшей за полоумной, а также Фартингстоуна. Они тоже замешаны в преступлении. Фартингстоун это понимал. Ког­да я рассказал ему то, что мне открыл дядя, он тут же пред­ложил мне деньги.
 – Когда выяснилось, что Флер собирается сносить кот­тедж и готовить фундамент под школу, в ваших интересах было, чтобы этого не случилось. Выплаты Фартингстоуна прекратятся, если он будет разоблачен. Равно как и от Ка­вано, если товарищество по постройке железной дороги преуспеет.
 Лицо Сиддела помрачнело.
 –Кавано? Я не имею понятия…
 – Я знаю все о большом проекте моей жены. Патроны Кавано не желают, чтобы он был успешным, – перебил его Данте. – У вас прискорбная ситуация, Сиддел. Надеюсь, что вы отложили на черный день некоторую сумму, потому что все источники ваших доходов прекратили существова­ние. Как только это письмо будет передано магистрату, ваше положение станет катастрофическим.
 Сиддел глумливо усмехнулся:
 – Я так не думаю. Когда я ехал сюда, мне пришло в го­лову, что вы можете продолжить платить мне вместо Фар­тингстоуна. Ведь совершенно определенно вы не хотите с помощью этого письма засадить меня в тюрьму.
 – У вас нет ничего такого, за что я стал бы вам платить.
 – Думаю, что есть. Доброе имя вашего покойного бра­та, например. Да и ваша собственная честь.
 Данте внимательно изучал самодовольное и хитрое вы­ражение лица сидевшего перед ним человека. В нем заки­пал гнев. Он постарался обуздать нарастающую ярость.
 Ради Флер он решил не поднимать этот вопрос. Его от­ветственность за нее перевесила долг перед покойным.
 – Похоже, вы не удивились, – восхитился Сиддел.
 – Вы правы.
 – А вы умнее, чем я думал.
 – Вам следует сесть на своего коня и бежать. Я слы­шал, что в России приятно бывает летом, хотя зимы там дьявольски холодные.
 – В Россию? Однако вы умны. Вы все поняли. Это моя неосмотрительная фраза о дуэли вас насторожила? Я тогда подумал, что увидел в ваших глазах не только оскорблен­ное самолюбие.
 –Да.
 – Я не люблю жить за границей. К тому же подозре­ваю, что и Нэнси не столь очаровательна, как тогда, когда вы, я и многие другие бегали за ней. Я не думаю, что ей вообще нужны молодые люди, которые способны раскопать ее фамильные тайны.
 Ссылка на женщину, которая ожидает в России, снова пробудила в Данте ярость. Ехидное упоминание о молодых людях было откровенным и зловещим.
 Казалось, гнев способен сожрать его.
 – Если я предпочту не убегать, что вы сделаете? Обнародуете письмо Фартингстоуна, свидетельствующее про­тив меня? Отдадите меня под суд? Кто знает, какие при­знания в этом случае я сделаю? Или, может быть, вы рас­скажете о моих делах Леклеру и вынудите его вызвать меня на дуэль? – Сиддел принялся смеяться. – Могу себе пред­ставить. Леклер и я деремся на дуэли, и свет понимает, что он делает это с целью защитить вашу честь. Я предам глас­ности, как ваша жена втайне встречалась со мной.
 Гнев полностью заглушил здравый смысл, требуя раз и навсегда разобраться с этим человеком.
 – Или, может быть, я поведаю обществу историю на­падения на вас и скажу, что Леклер решил, будто виноват в этом я.
 – Если вы знаете об этом, то, конечно, виноваты.
 – Ваши вопросы к Кавано вынудили его озаботиться. Вы становитесь надоедливой мухой. Однако свету будет из­вестно лишь то, что ваш брат дерется на дуэли потому, что вы слишком трусливы. – Он ухмыльнулся. – Здесь нет ни­ чего нового.
 Холод погасил пожар и ярость, сменив их на опасное спокойствие.
 Он испытает наслаждение, убив этого человека. Он де­сять лет готовился к этому.
 На лице Сиддел а была написана уверенность, что он вы­живет.
 – Письмо Фартингстоуна должно стать моим, если я выиграю, – сказал он.
 Данте засунул письмо в сюртук и взял пистолет.
 – Конечно. Давайте найдем для вас оружие.
 Сиддел сунул руку под сюртук.
 – Оружие у меня с собой.
 – В таком случае выйдем наружу.
 Держа в руках пистолеты, идя бок о бок, они вышли в вестибюль. Постепенно внутри Данте выкристаллизовался лед. Удовлетворение, которое он получит, погрузило его в состояние эйфории. Не только Сиддел умрет. Умрут также горькие воспоминания и чувство обиды. Равно как и ощу­щение старой вины.
 Сиддел открыл дверь.
 Солнце пробивалось сквозь облака, от дождей земля благоухала и источала пьянящие ароматы. Должно быть, по­рыв легкого ветерка принес Данте образ, который расто­пил лед в его душе.
 Это был образ Флер, которая вопреки всему верит в то, что он защитит ее, Флер в его объятиях, дарящая ему любовь, которая делает жизнь стоящей, дает ей смысл. Флер с их ребенком на руках, которая нуждается в его силе, видит в нем опору, когда ее начинают преследовать страхи.
 Сиддел остановился, и Данте последовал его примеру.
 – К нам едут гости, – сказал Сиддел.
 Это вывело Данте из размышлений. Он обнаружил, что его покинули и пожар, и лед. Так же как и уверенность в справедливости дуэли.
 Он посмотрел на дорогу. В четверти мили к ним на хо­рошей скорости спешили два всадника.
 – Свидетели будут полезны, – заметил Сиддел. – Кто бы это ни был.
 Данте вышел из дома, показал жестом на лошадь.
 – Садитесь и скачите. Я прослежу за тем, чтобы вас не преследовали.
 – Я никуда не собираюсь ехать.
 – В таком случае вас повесят. Я не стану исполнять роль вашего палача, как бы мне ни хотелось.
 – Все образуется. Напрасно вы сомневаетесь.
 – Так давайте делать так, чтобы все образовалось. Я не собираюсь вас убивать. Если я убью, это ничего не изме­нит.
 – Вы трус.
 – Если мы сойдемся, вы труп. Уезжайте.
 Внезапно самоуверенность покинула Сиддела. Он по­смотрел в отчаянии на всадников, затем на свою лошадь.
 – Но сперва я требую у вас это письмо.
 Данте посмотрел на приближающихся всадников.
 – Уезжайте, пока можете, иначе…
 Хлопок заставил его замолчать. От толчка в левое пле­чо он покачнулся. Острая боль пронзила ему грудь.
 Он в изумлении повернулся к Сидделу и увидел, что тот отбрасывает дымящийся пистолет и делает шаг к нему. Гля­дя на него, нельзя было усомниться в его намерении совер­шить убийство.
 Данте поднял пистолет и выстрелил.
 Данте уставился на тело Сиддела. Он с трудом удержи­вался на ногах. Уже почти теряя сознание, он слышал, как к нему приближались несущиеся галопом лошади.
 – Проклятие! – вскричал знакомый голос.
 Лошадь остановилась, и перед Данте предстал Верджил, приняв на себя тяжесть готового рухнуть тела.
 – Доброе утро, Вердж…
 – Черт возьми! Не разговаривай! – Верджил осторож­но опустил его на землю. – Когда человек Бершара сооб­щил, что Сиддел выехал из Лондона и направился к северу, Сент-Джон и я решили последовать за ним, но я не мог и подумать, что Сиддел замыслил убийство.
 Данте было безразлично, что привело Верджила сюда. Ему сейчас стало все равно. Боль усиливалась, туман за­стилал глаза.
 Сент-Джон перешагнул через тело Сиддела, наклонил­ся над Данте и осмотрел рану.
 – Пуля едва не прошла насквозь. Нужно срочно оста­новить кровотечение.– Он принялся стаскивать с Данте сюртук. – Я просил тебя быть осторожным, Дюклерк.
 Прежде чем Сент-Джон успел снять сюртук, Данте из­влек из него письмо Фартингстоуна и отдал брату.
 Туман опустился на землю, и все сделалось черным.




 Глава 28


 – Данте выглядит здоровым, – сказала Диана Сент-Джон. – Твоя забота о нем помогла ему быстро встать на ноги.
 – Не знаю, насколько моя забота была эффективной, но я с удовольствием ухаживала за ним.
 Она все время сидела рядом, меняла бинты и вместе с ним испытала облегчение, когда стало ясно, что рука и предплечье будут функционировать нормально. За послед­ние две недели их отношения стали еще более доверитель­ными. Ее поражало, насколько любовь обогащает чело­века.
 Ее сердили слишком частые посещения друзей и чле­нов семьи, потому что они воровали у нее моменты счастья и радости. Сущим испытанием для нее были визиты Леклера, потому что они были ежедневными и длились по часу и больше, к тому же ей приходилось уходить из комнаты, когда братья беседовали.
 Она опасалась, что нежданное нашествие гостей сего­дня означает, что их интимная идиллия закончилась раз и навсегда.
 Диана сидела с Флер в гостиной, наслаждаясь свежим июньским ветерком. Она приехала с мужем, который в этот момент беседовал с Данте в библиотеке.
 Сегодня прибыли не только супруги Сент-Джон. Еще три женщины образовали кружок в гостиной; Первой яви­лась Шарлотта, затем Бьянка и Леклер и, наконец, герцо­гиня Эвердон с мужем. Все мужчины, в том числе и те, ко­торых Флер не знала, сразу направились в библиотеку.
 Флер старалась не думать о делах, которые там обсуж­дались.
 – Они, очевидно, рассматривают сложившуюся ситуацию, – сказала она своим подругам, – выясняют, что слу­ чилось и как был подстрелен Данте.
 – Почему ты так думаешь? – спросила Бьянка.
 – У мистера Хэмптона лицо очень серьезное, как и положено адвокату. У пришедшего последним мужчины вид тоже очень официальный и строгий. Данте говорил мне, что ему придется все объяснить и даже, возможно, предстать перед судом. Нельзя игнорировать смерть двух людей.
 – Тебе нет нужды беспокоиться, – сказала Шарлот­та. – Были свидетели, и раненое плечо моего брата гово­рит само за себя. Суд будет простой формальностью.
 – Они выясняют обстоятельства уже целый час.
 – Я уверена, то, что происходит в библиотеке, принесет для тебя только добрые вести, – сказала герцогиня.
 В дверях появился Уильямс. Он подошел к Флер, на­клонился к ее уху и шепотом сказал:
 – Мадам, требуется ваше присутствие в библиотеке.
 Флер с трудом сглотнула. Она не сомневалась, что Дан­те будет полностью оправдан. Вопрос лишь в том, удастся ли это сделать, не рассказывая всю историю с Грегори и кот­теджем, не распространяясь о шантаже Сиддела, большом проекте и…
 Она поднялась. К ее удивлению, герцогиня и Бьянка сделали то же самое.
 – Мы проводим тебя, – сказала герцогиня. – Однаж­ды я видела целую когорту мужчин в библиотеке, и должна сказать, что это зрелище женщине трудно вынести, если ее не будет сопровождать ее собственное войско.
 – Вряд ли я иду на встречу с врагом, – сказала Флер на пути к библиотеке. Тем не менее она была благодарна своим подругам.
 – Все эти фраки смотрятся угрожающе, если среди них нет платьев. Когда мужчины собираются вместе, у них по­является желание действовать так, словно женщины – су­щие младенцы. Ты согласна, Бьянка?
 – Нам предстоит баталия, София. К счастью, весьма приятная.
 Обе засмеялись. Флер позволила себе вспомнить не­сколько счастливых моментов, которые ей подарил ее соб­ственный брак.
 Дверь библиотеки распахнулась, и они вошли. Адриан Бершар, кажется, был не слишком удивлен, увидев свою жену, а вот Леклер вскинул бровь на Бьянку.
 Что она беспечно проигнорировала.
 Герцогиня была права. Библиотека, заполненная фра­ками, способна обескуражить входящего. Все устремили взгляды на Флер. Кроме Данте. Он сидел в стороне в крес­ле, читая какой-то документ.
 – Мадам, – обратился к ней мистер Хэмптон, – нам нужно, чтобы вы прочитали эти документы и поставили свою подпись, если сочтете, что они в порядке.
 Она взглянула на Данте. Очевидно, он обо всем поза­ботился. Ей не нужно будет отвечать на вопросы и распро­страняться о деталях. Она лишь подпишет документ, в ко­тором изложены происходившие события.
 Флер с облегчением подошла к письменному столу.
 – Да, конечно.
 Обмакнув перо, она собралась было поставить подпись.
 – Я советую вам прочитать документ внимательно, что­бы вы были уверены в том, что согласны с его содержани­ем, – предостерег ее мистер Хэмптон.
 Подавив готовый вырваться вздох, Флер отложила перо. Она была убеждена, что Данте изложил историю в таком виде, который будет для нее приемлем. Тем не менее она стала читать.
 Уже первый абзац ее ошеломил.
 Это было вовсе не изложение событий в Дареме.
 Это был контракт о строительстве железной дороги.
 Десять мужчин, присутствующих в библиотеке, вклю­чая Леклера, Бершара и Сент-Джона, именовались парт­нерами-учредителями. Она была среди них, и задачей боль­шинства ее акций было создание треста для финансиро­вания школы. Дополнительные акции будут продаваться позже.
 Флер подняла взгляд на Данте, который в стороне про­сматривал свой экземпляр соглашения.
 Это сделал он. Он приложил усилия к тому, чтобы это случилось.
 – Бершар и я представим документ в парламент, чтобы он дал добро на начало работ, – сказал Леклер.
 Флер села в кресло и от начала до конца внимательно прочитала этот удивительный документ. В нем излагались риски, равно как и выигрыши. Когда она дошла до пара­графа, где партнеры заявляли, что гарантируют своим со­стоянием покрытие возможных долгов, она посмотрела на Бьянку и герцогиню.
 Речь шла также и об их состояниях, как и о богатствах их мужей. Они сопровождали ее для того, чтобы объявить, что одобряют проект.
 – Мистер Тенет будет управляющим, когда проект нач­нет осуществляться, – сообщил Хэмптон, показывая жес­том на строгого джентльмена. – У него есть опыт в этих делах.
 Тенет поклонился:
 –Я счастлив познакомиться с вами, мадам. Считаю сво­им долгом заявить, что та подготовительная работа, кото­рую вы провели в отношении покупки земель, будет спо­собствовать нашему успеху и ускорит строительство.
 – Да, сделано блестяще, – сказал Сент-Джон.
 Они всё знали. Данте рассказал им, что это была ее идея. Она увидела кивки и одобрительные улыбки. Только на лице герцогини Эвердон и виконтессы Леклер не было даже признаков удивления.
 – Что касается земель, то необходимо, чтобы эти сделки также были подписаны вами и мистером Дюклерком, – сказал Хэмптон, доставая еще одну стопку бумаг. – Пожа­луйста, подтвердите перед свидетелями, что ваш муж ни­коим образом не противодействует продаже переданных вам по праву этих земель.
 Флер с удовольствием дрожащей рукой подписала до­кументы.
 Данте оставался в стороне, он сидел с невозмутимым видом, позволяя ей самостоятельно завершить весь ритуал.
 Когда последняя подпись Флер была поставлена, он поднялся и подошел, чтобы подписать бумаги.
 Она стояла рядом с ним, настолько взволнованная и воз­бужденная происходящим, что едва могла сдерживать себя. Ей хотелось поскорее отделаться от этих людей, чтобы об­нять Данте и прижаться к нему.
 На помощь ей пришла герцогиня:
 –Джентльмены, давайте присоединимся к дамам в гос­тиной. Мистер Дюклерк распорядился подать туда напит­ки, чтобы отпраздновать событие.
 Черные фраки выстроились, направились к выходу, по­здравляя друг друга. У двери Леклер оглянулся и наградил Флер теплой одобрительной улыбкой, которая напомнила ей их давнюю дружбу.
 Взгляд, который подарил ей Данте, нес совершенно дру­гое. Он был полон не просто одобрения, но и восхищения.
 Она обвила Данте руками, едва за последним гостем за­крылась дверь.
 – Спасибо! – прошептала она, не зная, смеяться ей или плакать. Она прижалась к его могучей груди, отдавшись пьянящему чувству радости.
 Данте также заключил ее в объятия.
 – Я ведь обещал тебе, что ты будешь иметь свою шко­лу, Флер. И не будет недостатка в финансировании.
 – Они поверили в большой проект? Леклер и другие поступили так не только в силу своей доброты, ведь прав­да? Я бы не хотела…
 – Никто из присутствующих в этой комнате не руко­водствовался простыми сантиментами. Я рассказал о про­екте брату и показал ему твою карту. На него это произвело такое впечатление, что он ознакомил с планом Сент-Джо­на, который навел дополнительные справки. После этого найти других партнеров было нетрудно. Они считают, что участие в проекте – большое везение.
 – Значит, ты делал это во время болезни.
 – Ну да, и еще считал дни, когда смогу заняться с то­бой любовью.
 Флер посмотрела ему в глаза. Они излучали нежность. Она может смотреть в них всегда и быть счастливой жен­щиной. В их глубинах читались верность и честность. Она сердцем поняла с самого начала, что это тот мужчина, ко­торого стоит любить.
 – Я так рада, что ты принял мое предложение в долго­вой тюрьме. Я лгала себе, говоря, что это была справедливая сделка, – мои деньги за твою защиту. Я знала, что это не так.
 – Мне это казалось вполне справедливым.
 Она покачала головой:
 – Сейчас я думаю, что сделала это не для того, чтобы защититься от Грегори. Я не хотела терять тебя. Я уже лю­била тебя, только не могла даже себе признаться в этом. Потому что не знала такого рода любви.
 – Хорошо, что ты не называла это любовью. Призна­ние того, что ты вышла замуж за меня по любви, довело бы тебя до Бедлама.
 – Если это безумие, то пусть оно никогда не кончает­ся. – Она обвила рукой его шею и прижалась к нему так, чтобы он мог поцеловать ее. – Я счастлива, что мы по-на­стоящему женаты, и я всем сердцем люблю тебя.
 Они обменялись поцелуями, в которые вложили все воз­буждение от волнующих событий дня и предчувствие сла­достных мгновений, которые ожидают их после ухода гос­тей. Аура Данте поглотила Флер, но теперь это не пугало ее. Она купалась в его любви.
 Счастливые слезы застилали ей глаза. Ей хотелось бы, чтобы сейчас не было гостей и они могли пребывать в объ­ятиях друг друга долгие часы, наслаждаясь триумфом дня и своей нерасторжимой любовью.
 Данте сжал ладонями ее лицо:
 – Хочу, чтобы ты знала кое-что еще. Я всегда был рад, что мы поженились, Флер. Даже если бы ты была не в состоянии мне отдаться, я бы лелеял тебя и любил. И никогда не жалел бы, что стал твоим мужем.
 Лелеял. Да, это слово характеризует то ощущение еди­нения с ним, которое она испытывает, чувствуя его неж­ность и страсть.
 Он смотрел на нее своими гипнотическими, удивитель­ными глазами. Никого больше не существовало в целом мире, кроме них.
 Продолжая держать ладонями ее лицо, он поцеловал ее дважды: один раз в лоб и второй – в губы.