Аннотация: Приказ короля был ясен и жесток – юной саксонской леди Маргарет Блэкторн надлежит стать супругой норманнского рыцаря Доминика Ле Сабра, дабы принести супругу в приданое фамильные земли. Суровый, ожесточенный в боях Доминик невысоко ставил женщин и в молодой жене видел лишь возможность произвести на свет наследника. Но зеленоглазая красавица не зря слыла колдуньей. Маргарет решила пустить в ход могущественные чары – чары обаяния и женственности, нежности и страсти, всесильную и неотвратимую магию любви…


---------------------------------------------


 Элизабет ЛОУЭЛЛ
 НЕУКРОЩЕННАЯ



 Глава 1


  Правление короля Генриха I 
  Весна. Северная Англия 
 Тишину сельского дня разрушили звуки рога, извещая о прибытии нового хозяина замка Блэкторн.
 И тотчас же темный силуэт выступил из пелены тумана – рыцарь в полном вооружении верхом на огромном жеребце. Лошадь и человек казались единым целым, неистовая мужская сила, подобная весенней буре, кипела в их крови.
 – Говорят, он сущий дьявол, миледи, – пробормотала вдова Эдит.
 – Так говорят обо всех норманнских рыцарях, – спокойно возразила Мэг своей служанке, – хотя среди них может оказаться человек с действительно смелым и благородным сердцем.
 Эдит издала звук, похожий на сдавленный смех.
 – Нет, госпожа. Ваш жених правильно сделал, что прибыл в кольчуге и верхом на свирепом боевом коне. Похоже, будет война.
 – Войны не будет, – сказала Мэг твердо. – Я выхожу замуж именно для того, чтобы предотвратить кровопролитие.
 – Не обольщайтесь. Скорее всего будет война, а не свадьба, – заявила Эдит со злобным удовлетворением. – Смерть норманнским завоевателям!
 – Молчи, – мягко прервала ее Мэг. – Я не хочу слышать о войне.
 Эдит поджала губы, но о войне больше не говорила.
 Стоя у высокого окна башни, скрытая от посторонних глаз ставнями, Мэг искала глазами верховую свиту, приличествующую воину, который вскоре должен был стать ее мужем.
 Но за боевым конем не следовал никто. Серебряный туман лежал на земле. В рог трубили в лесу, далеко за полями, окружавшими замок.
 Лошадь и одетый в кольчугу всадник с каждой минутой вырисовывались яснее. В открытую, ничего не опасаясь, рыцарь приближался к замку. За ним не было видно даже слуг. Ни оруженосцев, ведущих на поводу боевых коней, ни вьючных животных, груженных сверкающим оружием.
 Вопреки обычаю Доминик Ле Сабр прибыл в саксонскую крепость один. Его сопровождало только далекое пение одинокого рога.
 – Да это просто дьявол в человеческом образе, – вновь пробормотала Эдит, перекрестившись. – Я никогда бы не пошла за него.
 – Может быть, поэтому за него отдают не тебя, а меня.
 – Храни вас Господь, – пробормотала Эдит. – Я буду бояться за вас, моя госпожа, если у вас самой не хватает разума бояться за себя.
 – Я последняя в нашем гордом и древнем роду, – проговорила Мэг хрипло. – Разве какой-то норманнский рыцарь может заставить дрожать дочь Глендруидов!
 И в тот миг, когда она произнесла это, холодок страха пополз у нее по спине. Чем ближе подъезжал Доминик Ле Сабр, тем больше она опасалась, что ее служанка права.
 – Храни вас Господь, моя госпожа, если это не сам дьявол!
 Сказав это, она снова перекрестилась.
 Внешне спокойная, Мэг разглядывала воина, подъезжавшего все ближе. Этот человек претендовал на ее руку и вместе с ней на обширные владения, которые она унаследует после смерти отца. А он болен – смерть не заставит себя ждать.
 Земли – вот та приманка, которая вынудила известного норманнского рыцаря прибыть из Иерусалима к северным границам владений короля Генриха. Имение ее отца всегда было лакомым куском для шотландских лордов, которые прочили Мэг за своих сыновей. Но сначала Вильям II, а потом Генрих I всячески препятствовали леди Маргарет из Блэкторна вступить в брак.
 До нынешнего дня.
 А рыцарь на боевом коне все приближался, и Мэг начинала понимать, что он не похож на других не только тем, что прибыл один.
 «Он одет как странствующий рыцарь, а не как лорд, хотя, конечно, находится под покровительством английского короля. А ведь, став моим мужем, он получит власть над большими владениями, чем любой из самых знатных баронов».
 Мэг в недоумении смотрела на норманнского рыцаря, который стал великим английским лордом. Над ним не развевалось знамя, и на его щите не было герба. Его шлем из странного черного металла, был такого же цвета, как и боевой конь под ним. Длинный темный плащ из дорогого полотна развевался поверх кольчуги.
 «Гордые, как Люцифер, они оба – лошадь и всадник. И такие же сильные».
 Мэг смотрела на приближение черного лорда, приказывая себе ничем не выдать свой страх.
 – Да он на голову выше обыкновенного человека, – сказала Эдит.
 Мэг промолчала.
 – Разве он не пугает вас? – спросила служанка.
 Черный рыцарь действительно выглядел внушительно, но это не означало, что кто-нибудь в башне будет иметь повод распускать слухи о том, что их хозяйка боится появления своего будущего мужа.
 – Нет, не пугает, – ответила Мэг. – И похож он не на дьявола, а на того, кто и есть в самом деле, – на всадника в кольчуге. По-моему, ничего необычного.
 – Странно, – произнесла Эдит с горечью в голосе, – то он был безродным рыцарем, а то вдруг стал одним из фаворитов короля. Хотя Меч и не владеет поместьями, люди говорят о нем, как о великом лорде.
 – Лорд Доминик, именуемый Ле Сабр, Меч, – бормотала Мэг. – Безродный или знатный, но он спас сына великого барона от сарацин. Без него крестовый поход кончился бы для Роберта плохо. Мудрый король награждает хороших воинов.
 – Саксонскими землями, – парировала Эдит.
 – Это право короля.
 – Вы ведете себя так, будто вам все равно.
 – Я думаю только о том, что наступит конец кровопролитию.
 "Научились ли вы в Святой Земле состраданию, Доминик Ле Сабр? Найдет ли надежда, живущая в моем сердце, великодушный отклик в вашем?
 Или вы подобны кольчуге, защищающей вашу грудь, блестящей от предчувствия грубой наживы, а не от каких-то неясных надежд"?
 Эдит искоса взглянула на свою госпожу. По ее нежному лицу никто не смог бы понять, о чем она думает. Служанка снова посмотрела на норманнского рыцаря, приближавшегося к воротам замка, который он не завоевал в честном бою, а получил благодаря милости короля.
 – Говорят, в бою он холоден как лед и свиреп, как северный варвар, – прервала Эдит затянувшееся молчание.
 – Не думаю, что ему будет хорошо со мной. Я не лед и не северный воин.
 – Род Глендруидов, – прошептала Эдит тихо.
 Но Мэг услышала.
 – Вы думаете, он знает? – напрямик задала вопрос Эдит.
 – Что?
 – Что вы никогда не родите ему наследника.
 Мэг остановила взгляд своих ясных зеленых глаз на саксонской вдове, которую отец сделал ее служанкой.
 – И часто ты болтаешь об этом со слугами и с крестьянами? – спросила Мэг жестко.
 – Будет ли он, – настаивала Эдит, – иметь сыновей?
 – Что за идиотский вопрос. – Мэг заставила себя улыбнуться. – Я же не ясновидящая, чтобы знать, будет ли у меня сын или дочь.
 – Говорят, что вы колдунья из рода Глен-друидов, – прямо сказала Эдит.
 – Глендруиды не колдуны.
 – А люди другое говорят.
 – Люди придумывают много разных россказней, – парировала Мэг. – Думаю, за год, проведенный в Блэкторне, ты в этом убедилась.
 Эдит снова искоса посмотрела на свою госпожу.
 – Но иногда люди говорят правду.
 – Неужели? Но скалы не зацветают от моего прикосновения, и деревья не склоняются ко мне, чтобы прошептать что-нибудь на ухо. Что за чепуха.
 – Вы в дружбе с соколами и травами, – возразила Эдит.
 – Я такая же колдунья, как и ты. Не говори мне больше такой ерунды.
 – И все же это правда, – проговорила Эдит, пожав плечами. – Простые люди боялись вашей матери, а они не могли ошибаться.
 Мэг молча снесла эти жестокие слова. Эдит никогда не упускала случая сказать что-нибудь дурное про леди Анну. Сплетни, ходившие о ее смерти, не давали покоя бедной служанке.
 – Моя мать умерла, – сказала Мэг.
 – А вдова пастуха говорит другое. Призрак леди Анны видели в лунном свете на месте языческого кладбища.
 – Добрая вдова наверняка выпила лишнего, – ответила Мэг. – И у нее немного помутилось в голове. Может, она еще клялась, что феи танцевали у нее на блюдце с молоком, а привидения выпили эль, который она должна была отдать в уплату за поросенка?
 Эдит хотела было что-то возразить, но Мэг властным взмахом руки приказала ей помолчать. Она хотела сосредоточиться на воине, который подъезжал к замку Блэкторн.
 Доминик Ле Сабр был так уверен в своей доблести, что оставил свиту далеко позади. Его люди только сейчас появились из тумана и были слишком далеко, чтобы прийти ему на помощь, если бы он попал в засаду. Мысль об этом не казалась Мэг неоправданной. Ее отец – лорд Джон был так взбешен, что должен отдать свою единственную наследницу норманнскому проходимцу, что едва не умер от разрыва сердца, хоть и славился когда-то невероятной силой и здоровьем.
 Но даже в расцвете молодости и силы он был на голову ниже, чем норманнский рыцарь, спокойно въезжавший во двор замка.
 «Гордый воин, – думала Мэг. – Но если легенда не лжет, то твоя доблесть тебе не поможет. Твоей будущей жене суждено иметь только дочерей».
 Ясным взором Мэг разглядывала человека, одетого в кольчугу поверх черной кожаной куртки, его черный шлем, его боевого скакуна, мрачного и свирепого, как в страшных снах.
 "Что касается сыновей, мой черный лорд…
 Никогда.
 Это проклятие рода Глендруидов. Тысячи лет никто не мог снять его.
 И я боюсь, что оно не будет снято даже ради тебя".
 Словно почувствовав пристальный взгляд Мэг, рыцарь внезапно натянул поводья. Лошадь встала на дыбы, как перед атакой. Балансируя на сильных задних ногах, конь бил передними в воздухе. Если бы в этот момент рыцаря атаковали пешие воины, они погибли бы под копытами.
 Доминик Ле Сабр усидел на коне, вставшем на дыбы, без видимых усилий, не отводя глаз от окна, которое заметил высоко в башне. Хотя он никого не увидел, он знал, что леди Маргарет из Блэкторна стоит за ставнями, наблюдая за прибытием в замок ее будущего мужа.
 Он хотел знать, считает ли она, как и ее отец, что битва, проигранная в 1066 году, когда Вильгельм Завоеватель отобрал Англию у ее саксонских владельцев, еще не закончена.
 «Саксонская леди, примешь ли ты мое семя без борьбы? Подаришь ли ты мне сыновей, которых я хочу так, как жаждущий хочет глотка воды?»
 Один из рыцарей свиты Доминика отделился от других и пустил лошадь галопом. Конь Доминика, призывно заржав, снова встал на дыбы. Доминик небрежно осадил своего скакуна, когда рыцарь был всего в двух шагах от него.
 Второй рыцарь тоже был в доспехах и на боевом коне. Вопреки традициям они ехали на дорогих боевых животных, потому что никто не мог сказать точно, готовится ли Джон Кемберлендский, хозяин Блэкторна, к свадьбе или к войне.
 – Тихо, тихо, Крестоносец, – успокаивал Доминик возбужденного коня. – Здесь нет засады.
 – Пока! – резко заметил другой рыцарь, остановившись рядом с Домиником.
 Доминик взглянул на своего брата. Пронзительные черные глаза Саймона замечали все, не пропуская ни одной мелочи. Саймон, прозванный Верным, был самым высокородным рыцарем в свите Доминика. Доминик считал, что без него он вряд ли победил бы в той битве, в награду за которую получил саксонскую невесту, чьи земли вызывали зависть английского короля.
 Зависть и беспокойство. Короли норманнов на собственном опыте знали, что саксов с северных границ трудно победить в открытом бою, поэтому приходилось искать иные пути.
 – Ты заметил что-нибудь необычное?
 – Я встретил в лесу Свена.
 – И?
 – Он выполнил твое повеление.
 – Настоящий рыцарь, – произнес Доминик с сарказмом, – ведь я приказал, чтобы Свен появился в Блэкторне раньше всех, переодевшись странствующим монахом, и соблазнил одну из служанок.
 – Она будто только этого и ждала, – сказал Саймон, пожав плечами. Доминик хмыкнул.
 – Свен узнал, что Дункан из Максвелла в замке, – сообщил кратко Саймон.
 Конь под Домиником снова начал волноваться, чувствуя вспышку гнева своего седока.
 – А леди Маргарет? – спросил он холодно.
 – Она тоже в замке.
 – Они встречались?
 – Никто не видел их вместе.
 – Это говорит только о ее уме, а не о добродетели. А Риверсы? Они тоже здесь?
 – Нет. Они с двоюродным братом Дункана в Карлайсле, одном из поместий лорда Джона. Вернее, в одном из ваших поместий.
 – Еще не моих. Не моих, пока я не женюсь на дочери и не умрет ее отец.
 – До свадьбы осталось всего два дня. И я сомневаюсь, что лорд Джон переживет этот праздник.
 Доминик перевел взгляд со своего брата на замок Блэкторн. Он возвышался на зеленом холме, господствуя над окружающим ландшафтом. Лорд Джон построил себе четырехъярусную крепость с толстыми каменными стенами и прямоугольными башнями.
 Он не жалел денег, чтобы превратить это место в военный оплот, в котором было бы все, чтобы противостоять нападению. На расстоянии тридцати футов замок окружала еще не достроенная каменная стена, которая должна быть в два раза выше конного рыцаря. Но кое-где камень уступил место более слабому деревянному частоколу, и это не ускользнуло от острых глаз Доминика.
 "По крайней мере, у Джона хватило ума вырыть широкий глубокий ров против пеших воинов. Однако крепость все равно слишком уязвима. Достаточно нескольких корзин «греческого огня» против частокола, и внешняя стена будет разрушена. Сама крепость продержится не дольше, чем рыцари смогут выдержать жажду.
 Если только в самой крепости нет колодца. Если нет, то я позабочусь об этом немедленно".
 Доминик снова взглянул на каменную громаду, возвышающуюся на холме. Сторожка у ворот была встроена в недостроенную внешнюю стену. Мост через ров опущен не был.
 – Где же привратник? – спросил Саймон. – Или в замке готовятся к осаде?
 – Терпение, брат, – остановил его Доминик. – Джон больше заслуживает нашей жалости, чем гнева.
 – Жалости! Я бы с большим удовольствием швырнул свою боевую рукавицу в его саксонскую рожу.
 – Может, тебе еще представится такая возможность.
 – Ты обещаешь мне это, мой сеньор? – невинно поинтересовался Саймон.
 Смех Доминика оказался таким же тяжелым, как и металл его шлема.
 – Бедный Джон Кемберлендский, – сказал Доминик. – Ни его отец, ни его дед не смогли сдержать нашествие норманнов. И он не сможет. Теперь он умирает от изнурительной болезни и из наследников имеет только дочь. Что за несчастная страна! Можно подумать, что на ней лежит проклятие.
 – Да, это так.
 – Что?
 Прежде чем Саймон успел ответить, звон цепей и скрип шестерней известили их о том, что разводной мост опускают.
 – А-а, – произнес Доминик удовлетворенно. – Наши сердитые саксонцы все же решили склониться перед своими норманнскими господами? Прикажи остальным моим рыцарям поспешить.
 – Пусть прибудут верхом?
 – Да. То, что мы запугаем их сейчас, может позднее избавить нас от кровопролития.
 Саймон знал, что его брат был прекрасным стратегом. Он не жаждал крови, не опьянялся битвой, как другие рыцари. В бою он был расчетлив и холоден, как северный ветер. В этом был секрет его успеха, и это выбивало из колеи рыцарей его свиты, которые никогда не сталкивались с подобной дисциплиной.
 Едва Саймон повернул коня к лесу, Доминик снова окликнул его.
 – Что ты там говорил о том, что Джон не переживет свадебного торжества? – спросил Доминик.
 – Он болен гораздо серьезнее, чем мы думали.
 Звон металлической рукавицы о латы раздался в воздухе и стих.
 – Тогда поторопись, брат, – сказал Доминик резко. – Я не хочу, чтобы похороны помешали моей свадьбе.
 – Хотел бы я знать, торопит ли леди Маргарет эту свадьбу так же, как и вы?
 – Торопит или упирается, как осел, это не имеет значения. К следующей Пасхе у меня будет наследник.




 Глава 2


 Оставшись одна в своей комнате на четвертом этаже башни, Мэг распустила шнуровку поношенной шерстяной туники и бросила ее на кровать. Потом сняла длинную нижнюю тунику. В неверном колеблющемся свете свечей крест на ее груди мерцал и переливался. При каждом шаге высушенные розы, травы и последние осенние цветы шуршали под ногами. Мэг поспешно натянула тунику и накидку простолюдинки.
 Из большого зала на третьем этаже доносился женский смех. Мэг затаила дыхание и попросила Бога, чтобы Эдит еще сильнее увлеклась игривой беседой с Дунканом и забыла о существовании своей госпожи. Постоянные разговоры Эдит о грубой силе и холодности лорда Доминика раздражали Мэг.
 Она не хотела больше ничего слышать. Ей даже не представят ее будущего мужа до самой свадьбы, поскольку отец сказал, что он слишком слаб и не может встать, чтобы присутствовать при этом. Мэг не знала, правда ли так тяжела его болезнь. Зато знала точно, что завтра ей предстоит выйти замуж за человека, которого она впервые увидела только вчера.
 По мнению Мэг, со свадьбой что-то уж слишком спешили. Образ Доминика Ле Сабра, появившегося из тумана на свирепом боевом коне, мешал ей заснуть. Она не хотела делить постель с бездушным воином и покорно терпеть, как он пытается оставить свое семя в ее бесплодном чреве.
 Она не сомневалась, что это будет несчастный и бесплодный брак. У него не будет наследников – только этим Мэг сможет отплатить своему будущему угнетателю.
 При мысли об этом у нее стыла кровь в жилах. В течение многих лет Мэг представляла себе ту жизнь, которая заставила ее мать, женщину из высокого рода Глендруидов, уйти в лес, оставив Джону свою дочь, и никогда не возвращаться. Но она еще не знала, что и ее ждет такое же будущее.
 Может быть, легенды не лгут. Может быть, внизу, под нами, существует другой, более приветливый и ласковый мир, и вход в него находится где-то в древнем могильном кургане. И, может быть, ее мать там сидит, как прежде, на старой скамье, насвистывая что-то своему соколу, и огромный полосатый кот спит у нее на коленях. Вокруг нее солнечный свет…
 Женский смех послышался ближе, прервав мысли Мэг. Она нахмурилась. Это не был смех Эдит. Густой и знойный, как летний ветер, он, наверное, принадлежит норманнской женщине, которую Мэг видела вчера из своей комнаты. Даже издалека Мэг заметила, что ее черные волосы и алые губы способны вскружить голову любому мужчине.
 «Какое мне дело, что любовница лорда Доминика красива? – беспокойно спрашивала себя Мэг. – Гораздо важнее, что я могу выйти из замка, пока Эдит опять не начала мучить меня своими историями о норманнской грубости. Правда это или нет – и хотела бы я это знать! – но они выбивают меня из колеи».
 Дрожащими пальцами она сняла вышитую ленту, которая обвивала ее длинные косы. Снова нетерпеливо заплела их и перевязала кожаной бечевкой. Простой головной убор, украшенный кожаными кольцами, завершил ее костюм.
 Мэг поспешила вниз по внутренней каменной винтовой лестнице. По дороге одна из ее кос расплелась наполовину. Золотисто-красные волосы рассыпались по серой невзрачной ткани накидки, как огненный поток.
 Слуги, которые попадались ей на пути к сторожке, привычно кланялись. Ее простая одежда никого не удивила. Она часто ходила так по крепости и за ее пределами. Ее свобода объяснялась ее предполагаемым безбрачием. Брак единственной наследницы с Дунканом Максвеллом был запрещен королем. В девятнадцать лет, когда все женщины ее положения уже имеют мужа и кучу детей, Мэг была старой девой, на которую отец махнул рукой.
 Кивнув слуге, открывшему перед ней дверь, Мэг вышла из сторожки на крутую каменную лестницу. Ее мягкие кожаные сандалии ни разу не скрипнули, пока она спускалась по стертым скользким ступеням. Ловкая, как кошка, она сбежала вниз на открытый двор, где по амбару и кухне гулял ветер, ероша перья домашней птицы, ожидающей смерти под ножом повара.
 В сером небе над головой появились голубые просветы. Сквозь клочья тумана показался раскаленный солнечный диск. Неяркий весенний свет, как благословение Господне, сиял вокруг Мэг, ободряя ее. Слева, с голубятни, доносилось воркование. Справа – высокий резкий крик сокола, выпущенного из клетки и кружащего над большой кучей бревен во дворе.
 Не прошла Мэг еще и двух шагов по направлению к воротам, как большой черный кот с белыми лапами и поразительно зелеными глазами подбежал к ней, радостно мяукая и высоко задрав пушистый хвост. Мэг нагнулась и протянула руку как раз в ту секунду, когда кот легко подпрыгнул, уверенный в том, что его непременно подхватят на руки.
 – С добрым утром и тебя, Черный Том, – сказала Мэг, улыбаясь.
 Кот замурлыкал и потерся головой о ее плечо и подбородок. Его длинные белые брови и усы ярко выделялись на черной мордочке.
 – Ах, какой у тебя мягкий мех! Я думаю, даже лучше, чем мех белой ласки из королевской мантии.
 Черный Том замурлыкал в знак согласия и посмотрел на свою хозяйку немигающими зелеными глазами. Тихонько разговаривая с котом, Мэг вошла в сторожку привратника.
 – Доброе утро, миледи, – приветствовал ее привратник, в знак уважения склоняя голову.
 – И тебе, Гарри. Твоему сыну лучше?
 – Да, благодарение Богу и вашему лекарству. Он снова стал веселый, как щенок, и любопытный, как котенок.
 Мэг улыбнулась.
 – Это чудесно.
 – Вы посмотрите сокола священника, после того как закончите со своими травами?
 – Маленький охотник все еще отказывается есть?
 – Да.
 – Я посмотрю его.
 Гарри, прихрамывая, подошел к громадной двойной двери, ведущей во внешний двор замка, когда мост надо рвом опущен. В массивных бревнах было прорезано отверстие меньшего размера, пропускавшее немного тусклого света в темную каморку. Отворяя перед госпожой дверь, Гарри наклонился вперед и тихо сказал:
 – Сэр Дункан искал вас.
 Мэг поспешно повернулась к привратнику.
 – Он болен?
 – Он? – усмехнулся Гарри. – Да он силен, как дуб. Он спрашивал, здоровы ли вы. Вас не было утром в церкви.
 – Милый Дункан. Он так добр ко мне.
 Гарри откашлялся. Немногие назвали бы Дункана Максвелла добрым. Однако госпожа была колдуньей. Она умела приручать самых диких зверей.
 – Я слышал, что не он один это заметил, – продолжал Гарри. – Норманнский лорд был очень раздражен, не увидев вас.
 – Скажи Дункану, что со мной все в порядке, – произнесла Мэг, выходя из двери.
 – Наверное, вы увидите его раньше меня.
 Мэг покачала головой. Ее расплетшаяся коса мерцала в отблесках огня. Она спешила и последнюю фразу проговорила, оглянувшись через плечо.
 – Мой отец просил, чтобы я не заходила к нему после церкви. Так как Дункан редко оставляет отцовские покои… – Она пожала плечами.
 – Что мне передать лорду Доминику, если он спросит? – поинтересовался Гарри, бросая на свою госпожу хитрый взгляд.
 – Если он спросит – хоть я и сомневаюсь в этом, – скажи ему правду. Ты не видел ни одной богато одетой леди, покидавшей двор сегодня утром.
 Привратник взглянул на простую одежду Мэг и рассмеялся. Потом улыбка исчезла с его лица, и он печально покачал головой:
 – Вы настоящая дочь своей матери, та тоже всегда хотела вырваться из этих каменных стен. Она была как сокол, рвущийся на свободу.
 – И она свободна теперь.
 – Я молюсь, чтобы это было так, госпожа. Господь успокоил ее бедную душу.
 Мэг отвела взгляд от мудрых выцветших синих глаз. В них слишком ясно читалась жалость, которую Гарри испытывал к ней. Она была из рода Глен-друидов – только смерть могла освободить ее, как освободила ее мать.
 Возле пруда рыбак с надеждой смотрел на водную гладь, силясь заметить хоть какое-нибудь движение. В камышах на берегу, неподвижная, как статуя, серая, как привидение, стояла цапля. На зубчатой башне крепости хрипло кричали вороны. Словно отвечая им, садовник бранил своего помощника за то, что тот наступил на молодое нежное растение.
 На секунду ей показалось, что ничто не изменилось, будто Мэг снова была ребенком; почудилось, что мать опять напевает что-то о потерянной любви, а Старая Гвин вышивает руны на тунике Мэг; что высокомерный норманнский рыцарь не вышагивает по крепости, требуя поместий и наследников, заглядывая в будущее, о котором никто ничего не знает.
 Мэг глубоко вздохнула; чистый воздух пробежал холодком по всему ее телу, в голову ударил пьянящий весенний запах. Ее одежды развевались от резких порывов ветра, и Мэг подумала, что весна еще не воцарилась окончательно, не стала полной хозяйкой земли.
 Крик сокола раздался над зеленеющим лугом. Неподалеку кружил ястреб-перепелятник, высматривая свой завтрак. Дня два назад сокол священника тоже парил в вышине. Но жертва, которую он себе выбрал, втрое превосходила его по размерам. И до того, как священник успел вмешаться, птица была жестоко изранена в схватке.
 Внезапно Мэг повернула назад, к сторожке привратника. Ее саженцы могли подождать, а сокол не мог.
 Как будто ожидая ее, Гарри немедленно открыл дверь. Она снова оказалась во дворе. Кот недоуменно взглянул на нее своими зелеными глазами, когда она спустила его на сырые булыжники.
 – Сейчас ты не можешь пойти со мной. Я собираюсь в птичьи клетки, – объяснила она.
 Кот моргнул и начал неторопливо умываться. Всем своим видом он показывал, что и не ожидал, будто его возьмут с собой.
 – Не обижайся, – засмеялась Мэг.
 Как только она появилась возле деревянных домиков, служивших пристанищем для множества охотничьих птиц Блэкторна, сокольничий вышел ей навстречу со вздохом облегчения.
 – Благодарю вас, госпожа, – сказал Вильям, снимая шапку. – Я боялся, что вы будете слишком заняты приготовлениями к свадьбе и не придете навестить больного сокола.
 – Ну что ты, – прервала его Мэг. – Жизнь стала бы такой пресной без этих храбрых маленьких созданий. Где моя перчатка?
 Вильям передал Мэг кожаную перчатку, которую сшил много лет назад для матери Мэг. Дочери она тоже пришлась впору. Кожа была покрыта рубцами – она долгие годы безмолвно сносила острые, как бритва, когти охотничьих птиц.
 Мэг подошла к клетке, где была раненая птица. Ей пришлось немного наклониться, чтобы войти, но внутри она могла стоять в полный рост. Несколько мгновений ее глаза привыкали к полутьме. На шесте в самом темном углу клетки Мэг разглядела нахохлившегося сокола.
 Мэг подошла ближе и протянула вперед руку в перчатке, но птица не пошевелилась. Мэг тихонько свистнула. Сокол переступил с ноги на ногу. И наконец, с трудом взмахивая крыльями, перелетел на руку девушки.
 Мэг подошла к дверце клетки и вынесла птицу на дневной свет. Она увидела, что обычно ясные глаза сокола заволокла болезненная пелена. Перья, прежде переливавшиеся множеством оттенков, от серо-голубого до темно-желтого, потускнели. Сокол неуверенно цеплялся когтями за перчатку.
 – Ах, малыш, – печально прошептала Мэг, – скоро ты взлетишь так высоко, что опустишься на руку ангела. Господь избавит тебя от страданий.
 Мэг осторожно вернула сокола на шест. В течение нескольких долгих минут она что-то насвистывала и бормотала ему. Медленно его затуманенные глаза закрылись. Мэг увидела, что ее шаги не беспокоят птицу, и повернулась, чтобы уйти.
 Когда Мэг вышла из клетки, перед сокольничим стоял Доминик Ле Сабр.
 Увидев суровые серые глаза и лицо с резкими чертами, она споткнулась. Если у других мужчин были длинные бороды или вовсе их не было, у него были коротко подстриженная борода и усы. И ни одна прядь не выбивалась из-под шлема, смягчая и оживляя строгое лицо.
 Высокий, сильный, спокойный, Доминик Ле Сабр полностью захватил внимание Мэг. Так же безошибочно, как она почувствовала дыхание смерти, глядя на сокола, она увидела жестокий самоконтроль этого человека, его неистовую власть над собой. Он не позволял себе никаких человеческих чувств, никаких слабостей, только рассудительность и ледяной расчет.
 Сначала Мэг показалось, что такова сама природа Доминика. Потом она поняла, что под ледяной сдержанностью воина лежит глубоко скрытое страдание. Это открытие было для нее неожиданным и пугающим, как песня лугового жаворонка в тишине ночи.
 «Мой Бог, что же перенес этот человек, что душа в нем почти умерла»?
 За этой мыслью пришла другая, еще более тревожная. Несмотря ни на что, в Доминике чувствовалась дикая мужская сила, которая взывала к чему-то, таящемуся в Мэг, о чем она раньше и не подозревала.
 Что-то внутри нее волновалось и натягивалось звенящей струной, отвечая ему.
 Это пугало и беспокоило Мэг, которая не боялась ничего, даже самых кровожадных диких зверей.
 – Госпожа, – начал Вильям, смущенный ее неподвижностью.
 Мэг жестом прервала его, дав понять, чтобы он не выдавал ее.
 – Добрый вам день, лорд, – сказала она Доминику.
 На глазах у изумленного Вильяма Мэг низко поклонилась, приветствуя Доминика, словно она была простой крестьянкой, а не леди из замка.
 – Маленький сокол священника скоро будет свободен, – тихим голосом сообщила она Вильяму.
 – Ах, – ответил тот, – добрый святой отец будет сильно горевать. Он любил брать его с собой на охоту. Эта птичка да еще хорошая обедня только и поднимали его настроение.
 – Одна из птиц больна? – поинтересовался Доминик.
 – Сокол отца Миллерсона, – объяснил Вильям.
 – Он заболел? – спросил Доминик резко.
 Вильям взглянул на Мэг.
 – Нет, – сказала она хрипло. – Это рана, полученная в бою с диким ястребом, а не чума, которая опустошает клетки и голубятни.
 Мэг снова поклонилась и повернулась, чтобы уйти, но Доминик повелительно остановил ее.
 Ему показалось странным поведение этой молодой женщины, которая появилась из клетки, как пламя из тьмы. Глаза ее были зелены, как изумруды. В этих чудесных глазах можно было прочесть все ее мысли: печаль, что она покидает умирающую птицу, удивление при виде Доминика и… страх? Да, страх.
 Он пугал ее.
 Когда Доминик пристальнее посмотрел не нее, зеленые глаза потемнели, подобно тому как море меняет ввечеру свой цвет. Теперь уже ничто не выдавало ее мыслей.
 «Какая странная девушка».
 Доминик нервно поглаживал усы, рассматривая ее.
 "Эти волосы. Золотые, и рыжие, и красноватые. Они придают ее коже оттенок свежих сливок. Интересно, кому я должен заплатить, чтобы заполучить ее в свою постель? Отцу, брату, дяде?
 Или мужу"…
 Доминик нахмурился. Мысль о том, что она, должно быть, замужем, смутила его. Он вообще не собирался давать этим вассалам, которые и так ненавидят норманнов, предлог отказаться от сделки, к которой принуждал их король Генрих.
 Шотландские таны и мелкопоместные саксонские дворяне могли насиловать хоть всех женщин в округе, не важно, замужних или нет; но если норманн тронет местную женщину против воли ее мужа, то жалоба дойдет до самого Лондона.
 «Замужем ли эта девка? Вот в чем вопрос».
 Однако вместо того, чтобы спросить ее об этом, Доминик заговорил о королевском соколе, подарке Генриха I своему новоиспеченному барону.
 – Как мой сокол? С ним все в порядке?
 – Да, лорд, – поспешно ответил Вильям.
 Но Доминик требовательно смотрел на девушку, ожидая ответа от нее.
 – Он очень силен, – сказала Мэг. И улыбнулась, так как поняла, что Доминик принял ее за простолюдинку. Она забавлялась этой игрой. Желание поближе узнать Темного Рыцаря заставило Мэг остаться, а не убежать, как она хотела вначале.
 – Жизнь бьет в нем ключом, – продолжила Мэг. – Он воздаст сторицей человеку, у которого хватит терпения приручить его.
 Желание, словно копьем, пронзило Доминика, и сила этого желания испугала его. Он ведь уже не мальчишка, чтобы возбуждаться от одной девичьей улыбки и пары игривых слов. Но тело, не слушая предостережений рассудка, кричало о своем.
 – Пойдем со мной, навестим его, – приказал Доминик.
 В его голосе прозвучало жесткое требование. Мэг едва сдержала мгновенно охвативший ее гнев – никто не смел разговаривать с ней таким тоном. Кроме того, в обществе Доминика она ощущала все возрастающую безотчетную тревогу.
 Доминик заметил замешательство и страх Мэг, но был только еще больше заинтригован. Большинство девушек ее положения были бы в восторге от любого знака внимания господина, а странная крестьянка готова была убежать.
 – Первая встреча с человеком всегда бывает решающей, – проговорил Доминик. – Я хочу приручить его, не причиняя ему боли, сделать так, чтобы он не улетал, когда это не нужно.
 – Или невозможно, – пробормотала Мэг сквозь зубы.
 Но Доминик понял ее слова по едва заметному движению губ, и она широко раскрыла глаза от удивления. Он читал мысли людей с той легкостью, с какой крестьянин узнает погоду по приметам или священник читает Библию. Улыбка, которой он наградил ее, была бы воспринята большинством людей как знак примирения. Но настороженная Мэг заметила за ней скрытый расчет.
 – Не бойтесь, – резко произнесла она, – сокол накрыт колпаком. Слепой сокол никуда не улетит. Он нуждается в вашем великодушии.
 – Ты поможешь мне, леди-сокольничий?
 – Я… Мэг.
 – Лорд Доминик Ле Сабр, – представился он.
 – Я так и думала.
 И снова Доминик слегка улыбнулся, наслаждаясь ее непринужденностью и отвагой.
 Мэг попыталась не улыбнуться в ответ – и не смогла. Было невозможно не смягчиться под напором его обаяния. Это развлечение затягивало ее, превращаясь в нечто большее.
 Доминик улыбнулся снова, увидев, что напряжение, сковывавшее Мэг, прошло. Теперь она уже не исчезнет без всякого предупреждения.
 – Тогда пойдем со мной, девица Мэг. Вильям будет охранять твою честь. Или у тебя есть муж, который заботится об этом?
 Сокольничий громко закашлялся. Мэг принялась стучать ему по спине, молясь про себя, чтобы Доминик не догадался, что скрывается за этим кашлем. Сокольничего душил смех, а Мэг хотела продолжить игру. Она подозревала, что с простой девкой ее будущий муж будет откровеннее, чем со своей нежеланной невестой.
 – Ну, Вильям, тебе уже лучше, или мне постучать еще? – и, заботливо склонившись к сокольничему, прошептала:
 – Довольно, Вильям! Если ты не перестанешь, я отправлюсь к клеткам без тебя!
 Сокольничий зажал рот рукой, издавая булькающие звуки.
 – Думаю, нам придется оставить этого парня здесь, – сказал Доминик спокойно. – Оставайся здесь, сокольничий. Твой кашель напугает даже клетку, не то что сокола, который еще не приручен.
 Мэг оглянулась на Доминика. Ее сердце заколотилось, когда она поймала его взгляд. Она поняла, что мужчина в нем берет верх над высокомерным лордом и хладнокровным воином. В глазах был уже не лед, а огонь.
 Он хотел остаться с ней один.
 – Которая клетка? – спросил Доминик.
 – Там, – указала она.
 – Покажи мне дорогу.
 Здравый смысл подсказывал Мэг отказаться. Любопытство заставило ее согласиться. Она могла бы многое узнать о человеке, наблюдая, как он будет приручать сокола.
 Помещение было в три раза больше, чем клетка сокола священника. Отверстие под потолком пропускало свежий воздух и свет. До сокола доходил только воздух, так как его голову покрывал колпак. Он предохранял птицу, чтобы она не обессилела, пытаясь сорваться с кожаного ремешка и вылететь на свободу.
 Маленькие колокольцы зазвонили, когда сокол беспокойно задвигался на шесте, чувствуя присутствие людей в своей клетке. Он расправил мощные крылья и стал вертеть головой из стороны в сторону, настороженно прислушиваясь. Колпак не мешал слышать то, что происходит вокруг.
 Мэг просвистела сложную мелодию, которую она использовала только для этой птицы. Узнав свой зов, птица успокоилась и сложила крылья. Слабый звон колокольцев затих.
 – Она чудесна, – тихо произнес Доминик.
 – Птица для принцев и великих баронов, – согласилась Мэг.
 – Она уже идет на руку?
 – Ко мне – да. Но вообще-то она еще боится людей.
 – Благоразумно, – сказал Доминик. – Сейчас она видит в людях только тех, кто захватил ее в плен, а не партнеров по охоте, какими мы будем потом.
 Услышав голос Доминика, сокол беспокойно зашевелился. Колокольчики на концах пут снова зазвенели. Птица открыла клюв и вновь расправила крылья, словно готовясь к атаке или к обороне.
 Доминик засвистел, в точности повторив за Мэг ее мелодию. Пораженная, она обернулась к нему. Даже сокольничий с трудом мог повторить ее свист. Сокол быстро поднял голову, реагируя на знакомые звуки. Ле Сабр продолжал свистеть. Потом сокол передвинулся к самому краю шеста, а Доминик поднял руку. Когда кожаная перчатка оказалась напротив когтей птицы, та легко шагнула на запястье норманна.
 – Возьми птицу, как ты делала это раньше, – тихо произнес он.
 Мэг нужно было встать очень близко к Доминику, чтобы выполнить это указание. Она колебалась, разрываемая страхом и любопытством, желанием узнать, что она испытает, стоя с ним совсем рядом, чувствуя его запах, слыша его дыхание.
 Колокольцы зазвенели, предупреждая о том, что сокол начинает беспокоиться.
 – Вперед, – пробормотал Доминик. – Птица нервничает, когда ты молчишь.
 Спокойно разговаривая с соколом, расхваливая его силу и красоту, Мэг поглаживала кончиками пальцев голову, грудь, крылья, прохладные лапы птицы, все время тихонько дуя в клюв.
 – Ты, должно быть, лучший сокол в королевстве, – говорила Мэг мягко. – Твои крылья могучи, как штормовой ветер, твои когти быстры, как молния, а смелость больше, чем гром. Ты никогда не откажешься от охоты. Ты будешь поражать добычу неумолимо и безболезненно.
 То, что птица ничего не видела из-под колпака, обострило остальные чувства сокола. С той поры, как он очутился в неволе, единственными отрадными ощущениями для него стали эти звуки, этот запах, легкие, едва ощутимые прикосновения дружественных пальцев. Почувствовав все это вновь, птица почти успокоилась.
 Мэг повернулась к Доминику, в ее глазах был немой вопрос. В ответ он начал поглаживать птицу так же, как она, – и голову, и грудку, и крылья, – и его руки были такими же осторожными и нежными. Движения его были спокойны и неторопливы, как будто ему не требовалось больше ничего – лишь успокоить прекрасного пленника.
 Мэг смотрела, зачарованная. Когда птица беспокойно зашевелилась, почувствовав обдававшее ее незнакомое дыхание, Доминик не выказал ни малейшего раздражения. Он отвел руку, потом снова начал гладить сокола, не переставая свистеть. Так еще и еще раз. Постепенно птица успокоилась, приняв и его тоже.
 И только потом Доминик заговорил с соколом, восхищаясь его чудесным клювом и гордой посадкой головы. Колокольцы снова зазвенели – незнакомый голос пробудил уснувшую тревогу.
 И снова Доминик остался совершенно спокойным. Он просто опять начал все сначала и повторял все действия Мэг до тех пор, пока птица полностью не приняла его прикосновения, голос и запах.
 Мэг облегченно вздохнула. Сияя от удовольствия, она смотрела, как Доминик приручал сокола. Он чудесно прикасался к птице, легко и в то же время решительно. Даже когда он поднес сокола ближе к свету, чтобы получше рассмотреть, тот принял этс безо всякого беспокойства.
 – Вы так хорошо обходитесь с ним, – тихо отметила Мэг.
 – Соколы любят вежливость.
 – А если бы они лучше реагировали на удары?
 – Я бы бил их, – ответил он сухо.
 Воцарилась тишина, пока Мэг оценивала пугающий ответ Доминика. Если бы глубоко внутри него она не ощущала затаенную боль, она решила бы, что перед ней совершенно бессердечный человек.
 – А теперь, Мэг, – прошептал Доминик, – покажи мне, как нежны могут быть твои руки.
 Она послушно подняла руку к крылу. Но Доминик не видел сокола, он смотрел только на изящные руки Мэг, ее полуоткрытые губы, ее грудь, вздымающуюся под открытой туникой. Его ноздри легко вздрагивали, когда он вдыхал аромат душистых трав, исходивший от ее тела.
 Желание могучей волной захлестнуло его. Доминик нахмурился. Воин, который теряет контроль над собой, делает ошибки. Роковые ошибки.
 С легкостью, добытой долгим опытом, он сдержал свое нетерпение. Он не мог угасить желания, которое пробуждала в нем эта девушка, но мог контролировать свои действия.
 – Должно быть, стоит стать пленником, чтобы тебя ласкали с такой нежностью, – сказал он немного погодя. – А своих любовников ты этими нежными пальчиками ласкаешь так же легко, девица Мэг?
 Удивленная, она повернулась к Доминику. Он стоял очень близко и изучал ее с пристальностью сокола. Его глаза блестели откровенным желанием.
 – Я… я не знаю ничего подобного, – ответила Мэг.
 – Неужели твой муж груб?
 – У меня нет мужа.
 – Чудесно, – сказал Доминик, нежно дуя на сокола. – Мне бы не хотелось разлучать тех, кого соединил сам Господь Бог, но я хочу, чтобы ты стала моей возлюбленной. Есть у тебя отец или дядя, которому я должен заплатить?
 Выпрямившись и вскинув голову, Мэг произнесла холодно:
 – Вы слишком высокого мнения о себе, лорд.
 Оскорбленная гордость, явно слышавшаяся в ее голосе, изумила Доминика. Чтобы так говорила простая крестьянка?
 – Откуда такой гнев? – спросил он.
 – По-моему, вы собираетесь жениться завтра утром!
 – Ах, это.
 Доминик повернулся, чтобы посадить сокола обратно на шест.
 – Женитьба нужна для того, чтобы получить земли и наследников, – проговорил он.
 Неожиданно Доминик обернулся и притянул Мэг к себе, желая проверить, как она будет реагировать на решительный натиск. Когда он склонил голову, словно пытаясь поцеловать ее, то почувствовал молчаливый протест во всем ее теле. Ее глаза гневно блеснули. Она была горда и непокорна, как сокол. И, как с охотничьей птицей, с ней нужно было обращаться нежно, не применяя силу, чтобы сломить ее упорство.
 «Господи! Почему девушка, которую я сейчас прижимаю к своим чреслам, не желает меня так же сильно, как я ее? Но она не желает. Еще нет».
 Ему не хотелось тратить время, чтобы заполучить к себе в постель простую девку, но иначе с ней нельзя. Доминик взял Мэг за подбородок и запрокинул ее непокорную голову.
 – Соколенок, – сказал Доминик, – ты мне нравишься, и женитьба ничего не сможет поделать с этим.
 Нежность, с которой Доминик коснулся языком ее губ, была для Мэг совершенно неожиданной. Она оставалась неподвижной, и странное ощущение, хрупкое и волшебное, как сбывшийся сон, пронзило ее тело.
 «Как такой жестокий человек может быть столь мягок со мной»? – недоуменно спрашивала себя Мэг.
 Спрятанная в ее душе так же глубоко, как боль в душе Доминика, надежда древнего рода Глендруидов поднимала свою измученную голову. Может быть, теперь, через тысячу лет, ожидание наконец закончится…
 Затем Мэг заметила холод в глазах Доминика и вспомнила, что он сказал о соколе: если бы нужно было ударить птицу, он ударил бы ее.
 «Он просто использует нежность, чтобы приручить меня, как приручал сокола. Но я не сокол – меня обмануть труднее»!
 Она вырвалась из объятий Доминика так поспешно, что испуганная птица расправила крылья и резко закричала.
 – Не шевелись, – произнес Доминик, – ты пугаешь моего сокола.
 За внешней мягкостью в его голосе послышался ледяной приказ, послышался так же отчетливо, как звон колокольцев на путах.
 – Успокой его.
 – Успокойте его сами, – проговорила Мэг резко. – Он ваш пленник. Но я не пленница.




 Глава 3


 Стоя у дверей ванной комнаты на четвертом этаже башни, Саймон осторожно наблюдал за старшим братом. Доминик пребывал в растерянности после того, как сходил этим утром к птичьим клеткам. Обнаружив, что его будущая жена не собирается встречаться с ним до свадебной церемонии, он впал в еще большее уныние.
 – Женская ванная, – с отвращением выговорил Доминик. Откинув назад полы плаща и уперев руки в бока, он разглядывал пустую облицованную камнем комнату. Сильная струя воды текла по желобу и выливалась прямо в ров за крепостной стеной. Не было ни настенных драпировок, ни деревянных ширм, которые хоть немного защищали бы от сквозняков. Сама ванна по размерам больше годилась для женщины, чем для мужчины.
 Но по крайней мере вода была горячая. В холодной комнате от нее шел пар.
 – Почему, во имя всех святых, мужчина должен мыться в той же ванне, что и женщина? – спросил Доминик.
 – Джон никогда не жил нигде, кроме Кемберленда, – сказал Саймон спокойно. – У него не было возможности познакомиться с обычаями сарацин – и позаимствовать их. Наверное, он считает, что мытье унижает его мужское достоинство.
 – Видит Бог, его мужского достоинства хватило только на то, чтобы при живой жене наплодить внебрачных ублюдков по всей округе.
 Саймон благоразумно промолчал.
 – Стены вокруг замка большей частью не каменные, а деревянные, – сердито ворчал Доминик, – оружие ржавеет в чулане, поля едва вспаханы, бочки для воды все дырявые, как сито, луга выедены до основания, в рыбных прудах больше тины, чем воды, голубятни разрушены. Здесь не разводят даже кроликов, чтобы было что подать к столу зимой!..
 – Зато здесь прекрасные сады, – напомнил Саймон.
 Доминик хмыкнул.
 – И клетки для птиц содержатся в порядке, – продолжал его брат.
 Упоминание о клетках было ошибкой. Доминик изменился в лице.
 – Господь наказывает ленивого лорда, – проворчал он. – Обладать такими возможностями и так плохо их использовать!
 Саймон взглянул на оруженосца Доминика, который с несчастным видом стоял поодаль. Саймон понимал мальчика. Немногим довелось видеть Доминика в гневе. И никто не был от этого в восторге.
 – Все готово для лорда? – поинтересовался Саймон.
 Оруженосец поспешно кивнул.
 – Тогда позаботься об ужине. Наверное, эль. Несколько кружек, конечно. Холодное мясо. Сыр. И готов ли уже пудинг на десерт?
 – Не знаю, сэр.
 – Выясни.
 – И пока будешь заниматься всем этим, – вмешался Доминик, – найди, где прячется моя невеста!
 Мальчик так спешил скорее покинуть комнату, что забыл задернуть за собой драпировку.
 – В битве с турками он и то меньше боялся, – сказал Саймон, задернув драпировку, защищавшую от мощного сквозняка из дверного проема. – Ты совсем запугал ребенка.
 Звук, который издал Доминик, был скорее похож на рычание, чем на человеческую речь.
 – Твой сокол болен? – спросил Саймон.
 – Нет.
 – За клетками плохо следят?
 – Нет.
 – Позвать служанку, чтобы помогла тебе мыться?
 – Нет, черт побери! – заорал Доминик. – Я не хочу, чтобы девки с кислыми лицами хныкали от испуга вокруг меня.
 – Тогда, может быть, ты хочешь попрактиковаться с мечом и щитом? – мягко предложил Саймон. – Я почту за честь.
 Доминик обернулся и смерил Саймона взглядом.
 На какое-то мгновение показалось, что они действительно сейчас скрестят мечи.
 Внезапно Доминик резко выдохнул:
 – Ты раздражен, Саймон.
 – Я только следую твоему примеру.
 – А я вижу. – Сквозь бороду было заметно, что уголки рта Доминика слегка приподнялись в ухмылке. – Ты поможешь мне помыться, брат? Я не хочу, чтобы кто-то чужой стоял за моей спиной.
 – Я именно это и хотел предложить. Мне совсем не нравится, что твоя невеста избегает тебя, а твой тесть «слишком болен», чтобы встретить тебя подобающим образом.
 – Да, – мрачно согласился Доминик. Он отстегнул большую скандинавскую пряжку, скреплявшую концы его плаща, и сбросил отороченную мехом одежду на низкий столик у двери.
 Саймон расстелил плащ на небольшом сундуке, который он принес в комнату, и зажег свечи в подсвечниках. Потом поставил на стол горшок жидкого мыла, поднял крышку и принюхался.
 – Пахнет пряностями. И немного розой, мне кажется.
 Он осторожно взглянул на Доминика, пытаясь не выдать своего изумления.
 – Господь бережет меня, – сказал спокойно Доминик. – Я буду пахнуть, как наложница султана.
 В черных глазах Саймона заплясали озорные искры. Он тихонько посмеивался в бороду, изо всех сил стараясь не рассмеяться вслух.
 Быстрым движением Доминик скинул одежду, вконец «похоронив» под ней маленький сундук. В мерцающем свете от пламени свечей длинный шрам, рассекавший по диагонали мускулистую руку и грудь Доминика, блестел перламутром.
 Доминик осторожно опустился в ванну, стараясь не расплескать воду на пол. Он удовлетворенно вздохнул, когда горячая вода дошла ему до подбородка, облегчая боль, которая еще напоминала о себе, особенно после долгой дороги.
 – Мыло? – тихо спросил Саймон.
 Доминик протянул руку. Мыло полилось в его ладонь. Аромат, показавшийся Доминику почти знакомым, коснулся его ноздрей. Нахмурившись и пытаясь что-то вспомнить, он принялся намыливать волосы и бороду.
 – А ты, – проговорил он сквозь мыльную пену, – объясни мне, что за чепуху болтают о проклятии лорда из замка Блэкторн.
 – Его жена была ведьма.
 – То же самое можно сказать о многих женах.
 Саймон отрывисто рассмеялся.
 – Да, но леди Анна была из рода Глендруидов.
 На секунду Доминик перестал скрести волосы и бороду.
 – Глендруиды… Я раньше слышал это имя?
 – Это древний кельтский род, – объяснил Саймон. – Насколько я знаю, там всем заправляли женщины.
 – Черт возьми, что за ерунда, – пробормотал Доминик.
 С этими словами он целиком погрузился в воду, смывая душистую пену. Через мгновение он снова показался над водой, расплескав ее по полу вокруг ванны. С криком «Черт!» Саймон отпрыгнул назад.
 – Продолжай, – сказал Доминик.
 Одной рукой стряхивая воду с туники, другой рукой Саймон плеснул мыла в ладонь Доминика, да так сильно, что вызвал ответный тяжелый взгляд.
 – Человек, который берет в жены женщину из рода Глендруидов, получает с ней поля, дающие богатые урожаи, пышные пастбища, плодовитых овец, трудолюбивых и послушных вассалов, пруды, полные рыбы…
 – Слуг, верных, как боевой конь, и вечную жизнь, – прервал его Доминик, раздраженный этой суеверной чепухой.
 – А-а, значит, Свен с тобой уже говорил?
 Доминик сверкнул глазами на младшего брата.
 Саймон широко улыбнулся, и в его глазах снова засверкали искорки смеха.
 – Где же родина этих Глендруидов? – спросил Доминик сухо. – На юге, где кельты в ярости набрасываются на каждого встречного?
 – Одни говорят так, – пожал плечами Саймон. – Другие – что на севере. А некоторые – что на востоке.
 – А на западе? Может быть, в море?
 – Они люди, а не рыбы, – возразил Саймон.
 – А, это уже лучше. Было бы трудно справиться в постели с дочерью камбалы. Неизвестно, как совокупляются с такими созданиями. Или, вернее, где.
 Смеясь, Саймон подал брату большое полотенце. Вода стекала ручьями с крупного тела Доминика, а он яростно растирал спину, плечи и грудь.
 – Всей этой чепухе про Глендруидов придет конец, – заявил Доминик, – когда родится мой сын.
 Саймон улыбнулся. Он знал о решении своего брата создать династию. Саймон тоже хотел этого.
 – Пока твой наследник еще не родился, – предупредил он, – высказывайся поосторожнее об этих сплетнях про Глендруидов. Это суеверие дорого местным жителям.
 – На людях я буду делать вид, что верю этому. Но не в спальне. У меня будут наследники!
 – Это хорошо, что тебя вылечили в гареме султана, – сказал Саймон. – У твоей жены не будет причин жаловаться, что муж не справляется с супружеским долгом. Наложницы в гареме хорошо знали искусство врачевания.
 На мгновение Доминик увидел Мэг в своей спальне, представил, как ее волосы разметаются по подушкам, как языки пламени, прежде чем он раздвинет ей ноги и погрузится в иное пламя. От этой мысли он вспыхнул, как сухая трава.
 – Вся штука в том, чтобы заполучить в свою спальню ту… – начал Доминик, пытаясь успокоиться.
 – Сомневаюсь, что в этом замке есть хоть одна женщина, которая не была бы счастлива разделить с тобой ложе.
 – Такая есть, – зло ответил Доминик.
 – Это неуловимая Маргарет.
 Не о леди Маргарет думал в тот миг Доминик, но ничего не сказал.
 – Скоро жена все равно подчинится тебе, – продолжил Саймон через мгновение. – Она рождена в благородном семействе. Ей может не нравиться ее обязанность, но она ее исполнит. Что касается остального, в округе всегда найдется несколько девок. Или наша способная Мари.
 – Хорошенькая блудница, но все же блудница. Я вожу ее и таких, как она, с собой для своих рыцарей, но не для себя. Что касается местных женщин… Я не хочу иметь неприятностей со своими вассалами из-за их дочерей.
 – Я знаю. Однако, по-моему, никто, кроме меня, этому не верит.
 Доминик хмыкнул и принялся тереть себя с еще большим остервенением. Мысль о том, что кто-нибудь из его рыцарей поймает ту девушку из клеток, вызвала у него новый прилив гнева.
 – Я лучше припугну своих рыцарей еще раз, – произнес он решительно. – Они не должны преследовать девушек или спать с ними против их воли. Особенно с теми, у которых волосы цвета огня, кожа нежная, как свежие сливки, и глаза, подобные изумрудам султана.
 Саймон изумленно приподнял бровь:
 – Я и не думал, что ты так заботишься о «девках с кислыми лицами».
 – Сливки и простокваша не одно и то же, – возразил Доминик.
 – Такое впечатление, что ты увлекся простой девкой. Это на тебя не похоже.
 Доминик пожал плечами:
 – Она не простая девка. Намного чище, чем обычная крестьянка, изящно сложена, с нежными руками.
 – Ты ведь всегда предпочитал зрелых и соблазнительных, женщин в самом расцвете, полных страстного желания предаться любовной игре.
 – Да.
 – А она хочет этого?
 Улыбка Доминика заставила Саймона рассмеяться.
 – Она захочет, – сказал Доминик. – Я ей понравился, и это испугало ее. Ее просто нужно соблазнить. Она создана для весны, для любовных желаний. Для мужчины, который владеет ее телом, никогда не наступит зима. Она….
 Внезапно Доминик замолчал и обернулся на торопливый стук шагов.
 – Лорд Доминик, – позвал оруженосец из-за драпировок.
 – В чем дело? – отозвался Доминик нетерпеливо. – Ты нашел ее?
 – Служанка леди Маргарет хочет поговорить с вами. Это очень срочно, лорд.
 – О Боже, – пробормотал Доминик.
 Он обернул полотенце вокруг бедер, схватил плащ и накинул на плечи, пытаясь укрыться от холодных сквозняков.
 – Почему единственная женщина, которую удалось найти, это именно та, которую больше всего не желаешь видеть? – проворчал он.
 Саймон хотел было что-то сказать, но Доминик раздраженно продолжал:
 – Видит Бог, это очень надоедливая женщина.
 – Так ты примешь Эдит или нет? – спросил Саймон.
 – Пришли сюда эту добрую вдову, – произнес Доминик так вежливо, как только мог в тот момент.
 Эдит могла быть уже рядом и подслушивать. Драпировки приподнялись, и она вошла в комнату. Когда она поняла, что Доминик почти раздет, она вытаращила глаза от изумления.
 – Говори, – приказал Доминик нетерпеливо. – Где твоя госпожа?
 – Леди Маргарет просит снисхождения. Ей нездоровится, – проговорила Эдит торопливо.
 Саймон заметил, что, несмотря на. беспокойство, вдова так и пожирает глазами Доминика, который, ни капли не смущаясь, стоял перед ней, цветущий и свежий после мытья.
 Доминик взглянул на бледное лицо служанки, на ее соломенные волосы и тонкие губы и в мечтах снова оказался среди сарацинских женщин. Их золотистая кожа была соблазнительна, как и взгляды полуопущенных блестящих черных глаз. После них женщины севера казались ему бледными и пресными, как овечий сыр.
 Кроме той зеленоглазой девушки, но она сбежала от него так быстро, как только позволяли ее резвые ножки. Воспоминание об этом приводило Доминика в ярость.
 «Господи, с каких это пор деревенские девки убегают от нежной ласки лорда»?
 – Нездоровится? – переспросил Доминик вкрадчиво. – Я надеюсь, ничего серьезного?
 – Ее отец очень болен. Ведь это достаточно серьезно?
 – А я ее будущий муж. – Зубы Доминика, обнаженные в кривой усмешке, белели среди черной бороды и усов. – Это ведь тоже серьезно?
 Эдит тяжело переступила с ноги на ногу, подол ее грубой шерстяной туники заколыхался.
 – Конечно, господин.
 – Передай леди Маргарет мои приветствия и мое безотлагательное желание видеть свою будущую жену, – отчетливо произнес Доминик. – Саймон, подарок!
 Тот как-то замялся. Доминик поднял левую бровь в немом предупреждении. Саймон склонил голову, скинул на пол одежду и поднял крышку сундука. Он вынул большой драгоценный камень в сверкающей оправе – подарок Доминика своей непокорной невесте.
 – Отнеси это ей, – сказал Доминик. – Маленькое напоминание о нашей помолвке.
 Под пристальным взглядом Доминика Саймон шагнул вперед и уронил брошь в руки Эдит. Она судорожно вздохнула, когда почувствовала в ладони тяжесть золота и увидела прекрасный изумруд, который был больше ногтя на ее большом пальце.
 – Ведь это как раз под цвет ее глаз!
 В тот же миг Доминик вспомнил о девушке из клетки. Внезапно странная мысль пришла ему в голову. Мэг была слишком горда и остра на язык для крестьянской дочери. Он понял бы это раньше, если бы не был ослеплен чувственным изгибом ее губ и красотой груди.
 – Этот цвет глаз часто встречается в окрестностях Блэкторна? – лениво спросил Доминик.
 – Нет, лорд. Только у нее, а до нее – только У ее матери были такие глаза. Это кровь Глендруидов напоминает о себе.
 Глаза Доминика сузились.
 Саймон с тревогой смотрел на своего брата. Он часто видел холодный расчет в глазах Доминика, но обычно это было перед тем, как вступить в схватку с врагом. Сейчас вокруг не было врагов, и боевой рог не призывал рыцарей к защите гроба Господня.
 – Такая тяжелая, мой лорд, – сказала Эдит. – Такой чудесный подарок. Леди будет с гордостью носить ее.
 Служанка поглаживала брошь с завистью, которой она не могла скрыть.
 Доминик посмотрел на Саймона и едва заметно кивнул.
 Не говоря ни слова, Саймон вернулся к сундуку. Минуту или две он что-то искал там. Тихий звон золотых монет и цепей, который невозможно спутать ни с чем, сладостной музыкой раздался в тишине.
 Найдя то, что искал, Саймон довольно хмыкнул. Он повернулся к брату и вытащил другую брошь.
 Доминик нетерпеливо кивнул.
 Саймон вышел вперед, взял руку Эдит и положил брошь в ее ладонь. Она не была украшена камнями, но ее вес говорил о ее цене. Пораженная, Эдит подняла голову и встретилась взглядом с холодными серыми глазами Доминика.
 Эдит открыла рот.
 – Мне кажется, в замке Блэкторн не чтут должным образом память погибших, – произнес Доминик дружелюбно, стараясь глядеть сквозь ее блеклые глаза и жалкую улыбку. – У вдовы храброго рыцаря должны быть такие безделушки, чтобы развлечься в час досуга.
 Эдит так сильно сжала брошь в руке, что один из зубчиков впился ей в ладонь.
 – Благодарю вас, лорд Доминик.
 – Не стоит.
 Он заметил, куда она смотрит, кланяясь ему. Ее явно тянуло к сундуку. Саймон это тоже заметил. Он небрежно захлопнул сундук и неодобрительно посмотрел на брата.
 – Что еще мне нужно сделать? – спросила Эдит.
 – Ничего. Просто передай брошь леди с моими пожеланиями выздоровления. И поторопи моего оруженосца с ужином, если встретишь его.
 Саймон смотрел вслед служанке, так спешившей уйти, словно она боялась, что ее позовут обратно и заставят отдать брошь. Когда он убедился, что их никто не подслушивает, он повернулся к брату.
 – Теперь вся округа узнает, что в тех сундуках, которые мы привезли с собой в замок, – спокойно сказал Саймон.
 – Совсем неплохо для вассалов узнать, что их новый хозяин не так беден и не станет выжимать из них последнее, чтобы прокормить и вооружить своих рыцарей.
 – И для невесты? Для нее тоже хорошо узнать это?
 – Особенно для невесты, – проговорил Доминик удовлетворенно. – Я еще не встречал женщины, чьи глаза не засверкали бы при виде золотых безделушек.
 – Ты всегда был отличным тактиком.
 Доминик мрачно улыбнулся, вспомнив о зеленоглазой девушке.
 – Не всегда, Саймон. Но я учусь на своих ошибках.




 Глава 4


 Свежий ветер гулял по двору замка, заставляя биться и танцевать туники и короткие плащи. Дым от кухонных очагов поднимался к серому небу. Хотя обычно Мэг любила весенний ветер, приносивший запах зеленеющих полей, сейчас она была слишком сердита и не обращала на него внимания. Перед ней виновато стоял лесник.
 – Почему, ты говоришь, не будет оленины? – переспросила Мэг, и ее голос зазвучал необычно резко.
 Лесник смотрел в сторону и нервно потирал руки.
 – Ограда, миледи. Она местами провалилась, там ее и заяц перепрыгнет, не то что олень. Олень… они все разбежались.
 – И давно загон для оленей в таком состоянии?
 Глядя себе под ноги, лесник бормотал что-то невразумительное.
 – Говори отчетливо, – сказала она. – И смотри на меня, когда разговариваешь.
 Мэг редко говорила со слугами таким тоном. Но еще реже она сталкивалась с ложью с их стороны. Однако сейчас лесник ей не лгал. Просто потому, что лживые слова застревали у него в горле.
 – Я… Этот ветер… – мямлил он.
 Его бледно-голубые глаза с мольбой смотрели на Мэг, вызывая невольную жалость.
 – Добрый человек, кто заставил тебя лгать мне? – спросила она мягко.
 Руки, загрубевшие от тяжелой работы, взывали к доброте Мэг.
 – Хозяин, – в конце концов прошептал лесник.
 – Он слишком слаб, чтобы встать с постели. Ты был в его покоях, и он приказал тебе обмануть меня?
 Лесник с такой силой затряс головой, что его волосы разлетелись в разные стороны.
 – Сэр Дункан, госпожа. Он велел мне.
 Мэг оцепенела.
 – Что сказал тебе Дункан?
 – Не давать приезжим оленины.
 – Да. Понимаю.
 И она действительно поняла.
 И это огорчило Мэг. Она была рада, что Дункан вернулся из крестового похода, поскольку его брат Руфус не был заинтересован в сохранении мира с Генрихом. Не имело значения, что Мэг совсем не нравилось быть заложницей странного норманнского рыцаря, если это принесет мир северным землям и кровопролитие будет остановлено. Постоянная война с английским королем – и между честолюбивыми саксонцами, потому что рыцари, такие как Дункан, уже не могли жить без «крестовых походов», – разоряла жителей поместья Блэкторн и разбивала их надежды на лучшее будущее.
 Вассалы винили во всех своих бедах хозяина, шептали о мести колдуньи леди Анны своему жестокому мужу. Мэг тоже винила своего отца за разоренные поля, на которые он не обращал внимания, будучи одержим идеей остановить растущее влияние англичан, выдав дочь замуж за Дункана из Максвелла по прозвищу Шотландский Молот.
 «Ах, Дункан, не уступай моему отцу. Иначе это приведет к бедствиям и голоду, луга окрасятся кровью, и многие славные воины сойдут в могилу до срока».
 – Миледи?
 Голос лесника звучал неуверенно. Дочь хозяина смотрела на него спокойно и властно. Она казалась гораздо старше своих девятнадцати лет.
 – Ты можешь идти, – произнесла Мэг сдержанно. – Спасибо, что сказал правду, хотя, боюсь, уже слишком поздно. Подумай, как поймать оленя. На свадебном пиру должна быть оленина, чего бы это ни стоило.
 Лесник в знак почтения дотронулся грубыми пальцами до лба, но почему-то не уходил.
 – Что-нибудь еще? – спросила она.
 – Дункан, – просто ответил лесник.
 – Он не хозяин замка Блэкторн. И не станет им. А я хозяйка. И я останусь ею.
 Лесник взглянул в сузившиеся зеленые глаза Мэг и благоразумно решил, что пусть хозяева сами разбираются между собой. Он лучше будет охотиться.
 – Да, хозяйка.
 «Этой борьбе необходимо положить конец, – говорила себе Мэг. – Иначе оставшихся в живых не хватит на то, чтобы хоронить мертвых, не говоря уж о том, чтобы пахать землю. Если еще один урожай погибнет, замку Блэкторн придет конец».
 Что-то пушистое нежно прикоснулось к ноге Мэг и отвлекло ее от мрачных мыслей. Она посмотрела вниз и увидела, что Черный Том поднял мордочку и смотрит на нее.
 – Не сейчас, Том. Сначала я должна повидать Дункана.
 Черный Том облизнулся и направился к амбару. Мэг от души пожелала ему удачи. Она сомневалась, что в амбаре было столько зерна, чтобы соблазнить хоть одну мышь покинуть свое поле, где у нее была пусть и скудная, но все же пища. И, закрывшись капюшоном от пронизывающего ветра, Мэг направилась в замок.


* * *

 – Церковь даст согласие на ваш брак, – произнес лорд Джон хрипло. – Все, что вы должны сделать, это отнять золото норманнов. И, главное, их жизни!
 Зловещая улыбка исказила лицо Дункана, напоминая о крови викингов, которая перемешалась в нем с шотландской кровью, и теперь эта смесь бурлила, как река, вышедшая из берегов.
 – Да будет так, – заключил он. И засмеялся.
 Бледные губы лорда Джона тронула улыбка, которая была холоднее, чем камни замка. Его внебрачный сын был похож на него – те же карие глаза и красноватые волосы; оба они были воинами, которые ни о чем не спрашивали и не знали пощады.
 – Пошли известие своим людям, – продолжал лорд Джон. – Пусть они смешаются с гостями на брачной церемонии в часовне. Потом…
 Внезапно Джон прервался – приступ кашля сотрясал его хилое тело.
 Дункан подошел к постели и приподнял отца, помогая ему переждать мучительные минуты. Он поднес кружку с элем к сухим губам старика и поддерживал его, пока тот не выпил почти все.
 – Вам нужно отдохнуть, – предложил отцу Дункан.
 – Нет. Послушай меня. Буду я жить или умру, ты должен сыграть свадьбу до того, как сюда понаедут норманны! Ты должен! И только после этого…
 Снова кашель помешал ему продолжать. Когда он утих, Дункан опять поднес к губам старика кубок; но теперь он добавил еще две капли снадобья, которое приготовила Мэг, чтобы облегчить боль.
 – Успокойтесь, – сказал Дункан. – Я слушаю. Что вы задумали?
 Неожиданно легким жестом Дункан отбросил со лба прядь волос, поседевших за один год, когда недуг сразил лорда Джона.
 – Найди Мэг, – проговорил Джон хрипло. – Она должна это знать.
 – Я пошлю за… – начал Дункан.
 – Не нужно, – сказала Мэг, входя. – Я уже здесь.
 Она сняла крестьянское платье. Сейчас на ней была длинная нижняя туника из легкой розовой шерсти и внешняя, зеленого цвета, украшенная богато расшитой лентой. В отличие от тех, что носили другие женщины, туника Мэг даже не касалась земли, так как девушке не хватало терпения постоянно подбирать подол. Ее узкая талия была перехвачена шарфом, который крест-накрест обвивал ее бедра и завязывался спереди, придерживая полы одежды, когда она собирала травы.
 – Зачем вы звали меня? – спросила Мэг.
 Она смотрела то на пышущую здоровьем фигуру Дункана, то на бледную тень, в которую превратился отец. Она заметила, что маленькая бутылочка с лекарством открыта, и быстро взглянула на Дункана.
 – Только две капли, – произнес он, поняв ее немой вопрос.
 Она сжала губы.
 – Он принимал лекарство перед обедней.
 Все находящиеся в комнате знали, что лекарство было очень сильным. От шести капель человек засыпал без снов. В три раза большая доза могла его убить. Такому тяжелому больному, как ее отец, следовало давать снадобье с большой осторожностью.
 – Какая разница, – прохрипел лорд Джон, – умру я раньше или позже. Слушай хорошенько, дочь Анны из рода Глендруидов. Ты выйдешь замуж утром, до свадебного пира.
 – Какого пира?! – возмущенно воскликнула Мэг. – Дункан запретил леснику…
 – Молчать! – Джон снова закашлялся, но на этот раз не так сильно. – Когда священник спросит тебя, согласна ли ты выйти замуж, ты должна сказать «нет».
 – Но…
 Сухим и слабым голосом Джон перебил Мэг; в его глазах полыхало пламя, словно он был близок к помешательству.
 – Когда ты откажешься, норманны будут в замешательстве, – сказал Джон. – Дункан и его люди перебьют их. Ты станешь женой Дункана еще до того, как высохнет кровь на полу часовни.
 – Этого не может быть, – прошептала Мэг.
 Пораженная, она смотрела на Дункана. Его лицо было жестко и холодно. От него не стоило ждать помощи.
 – Церковь запретила наш брак шесть лет назад, – возразила она упрямо. – И по весьма веской причине. Ты ведь мой брат!
 Несколько долгих минут тишину нарушало только прерывистое дыхание человека, из последних сил цепляющегося за жизнь.
 Дункан смотрел на лорда Джона.
 – Скажи ей, – попросил старик.
 С видимой неохотой Дункан отвернулся от отца и посмотрел во внимательные зеленые глаза девушки, которая на самом деле не состояла в кровном родстве с мужчинами, находившимися в комнате.
 – Самое большее, милая Мэгги, я прихожусь тебе троюродным братом.
 – Не может быть, – ответила она. – Ты внебрачный сын лорда Джона из Блэкторна. Это видно любому, имеющему глаза.
 – Да. Я его сын. Но ты не его дочь.
 Мэг отступила назад, пытаясь, справиться с собой. Потом она снова выпрямилась и гордо подняла голову.
 – Что ты сказал? – спросила она.
 Прежде чем Дункан успел что-нибудь ответить, заговорил Джон.
 – Твоя мать была брюхата, когда мы поженились, – проговорил он грубо. – Может быть, ты внебрачная дочь моего сводного брата. А может быть, и ребенок какого-нибудь конюха, как думаю я. Сука уже сдохла, и мне теперь все равно – я ведь скоро умру.
 – Я не верю вам, – произнесла Мэг твердо. – Может быть, вы и заставите поверить в эту ложь священника, посулив ему много золота, и проведете Дункана, обещая ему то, что не сможете выполнить, но меня вы не обманете. Я дочь хозяина замка Блэкторн. Я знаю это так же твердо, как и то, что растения всегда поворачиваются к солнцу!
 Джон попытался приподняться, но смог только перевернуться на бок, чтобы посмотреть в лицо девушке, чье рождение было величайшим оскорблением, когда-то нанесенным гордому саксонскому тану.
 – Посмотри на меня, колдунья Глендруидов, – сказал он резко. – Узнай перед моей смертью правду. Ты не моей крови. Дункан моей. Несмотря на запрет английского короля и предательство женщины из рода Глендруидов, мой сын унаследует мои земли.
 Мэг почувствовала, что лорд Джон не врет: она не его дочь.
 На секунду у нее перехватило дыхание. Холод сковал ее, вызывая дрожь во всем теле. Она всегда знала, что ее отец с трудом переносит ее присутствие, и только теперь поняла почему.
 – Ваш сын унаследует только смерть, – произнесла она низким голосом.
 – Я не собираюсь слушать твои проклятия, колдунья! – прошипел Джон.
 – Проклятия? Что за чушь! – ответила Мэг. – Любому понятно, что в этой резне, которую вы планируете в церкви, не будет победителей.
 Она повернулась к Дункану, который с несчастным видом смотрел на нее.
 – Прости, любимая, – прошептал он. – Я не хотел, чтобы ты знала об этом.
 – Незаконнорожденная я или нет, сейчас не имеет значения. Послушай меня, лорд Джон уже почти в объятиях смерти и не может распоряжаться судьбой живых.
 – Мэгги…
 Она приложила палец к своим губам, останавливая его.
 – Не зови меня Мэгги, Дункан из Максвелла. Клянусь, мы, наверное, все же одной крови с тобой, потому что на меня не действует твое обаяние!
 Кривая улыбка исказила лицо Дункана.
 – В этом ты вся. Вот поэтому ты мне и нравишься. Мы будем чудесной парой.
 – Разрази меня Господь, – проговорила Мэг сквозь зубы, и оба мужчины онемели от изумления. – То, что разум лорда Джона помутился, извиняет смертельная болезнь. А что оправдывает тебя, Дункан? Или честолюбие так ослепило тебя, что ты не видишь исхода?
 Дункан открыл было рот, чтобы ответить, но Мэг продолжала злым и одновременно умоляющим голосом.
 – Король Генрих не простит вероломного убийства своих рыцарей, – сказала Мэг. – Великие бароны тоже…
 – Они воюют с кельтами на юге, – грубо прервал ее Дункан, – когда не заняты междуусобицами или заговорами против короля. Они пытались прорвать северные границы, но не смогли этого сделать.
 – У них не было особых причин упорствовать. Гораздо легче было завоевать южные земли.
 – Именно так. Они не хотели…
 – Но они захотят! – страстно перебила Мэг. – Вы дадите им недостающий повод.
 – Мэгги…
 – Норманнские бароны ссорятся между собой, потому что им больше нечем развлечься, – продолжала Мэг. – Убей Доминика Ле Сабра, и ты подаришь им лучшую в мире игру. Войну.
 Дункан пожал плечами:
 – Это битва, в которой не может быть победителей.
 – Ты не можешь! Если я вижу это, почему этого не понимаешь ты?
 – У тебя доброе сердце, и ты не хочешь крови, – Дункан улыбался. – И это еще одно из твоих достоинств, Мэгги.
 – Побереги свой мед для девок, – холодно произнесла она. – Меня не так легко обмануть. И английского короля тоже. Когда молва об этом кровопролитии достигнет Лондона, король и его бароны объединятся и устроят здесь такую бойню, о которой люди будут помнить не одну сотню лет! У вас же только двенадцать рыцарей…
 – Шестнадцать.
 – …и толпа грубых скотов, которые способны убивать лишь беззащитных женщин и детей.
 – Довольно! – потребовал Дункан.
 – Нет. Я не остановлюсь, пока ты не поймешь, что ты не можешь победить.
 Дункан схватил Мэг за плечи и сжимал до тех пор, пока она не перестала вырываться.
 – Помни одно, – заявил он решительно. – Если ты выйдешь замуж за этого норманнского выродка, я буду вынужден защищать то, что принадлежит мне по праву рождения…
 – Нет, – воскликнула она гневно. – У незаконнорожденных нет прав!
 – …и перейдет в чужие руки, – продолжал Дункан, не обращая внимания на ее слова. – И вместе с землей ему достанется зеленоглазая колдунья из рода Глендруидов, которую вассалы Блэкторна любят больше всех, кроме разве что Господа Бога. Вот почему лорд Джон не лишил тебя наследства. Тогда вассалы побросали бы свои плуги и разбежались бы отсюда, как с проклятого места.
 Дрожащая, побледневшая, Мэг снова рванулась из рук Дункана. Но он едва замечал ее жалкие попытки освободиться.
 – Так знайте, леди Маргарет. Я получу землю и знатную жену, чтобы иметь наследников. Нужно ли мне будет убить для этого десять или десять тысяч норманнов, я получу эту землю.
 Губы Мэг мучительно искривились – она пыталась сдержать слезы. В ней боролись жалость к Дункану, другу игр ее детства, и уверенность в том, что его план разорит земли и крестьян, которых она так любила.
 – Ты хочешь, чтобы я ввергла замок Блэкторн в пучину войны и бед, – прошептала она.
 – Я прошу тебя не выходить замуж за грубого норманна. Неужели ты не можешь сделать мне такого одолжения?
 Мэг зарыдала, не видя для себя выхода.
 – Не проси милости у колдуньи Глендруидов, – зло проворчал Джон. – Я приказываю тебе, Маргарет. Я хозяин этого замка, и ты такая же моя собственность, как и свинья, роющаяся у меня во дворе. Ты подчинишься мне или проклянешь тот день, когда появилась на свет.
 – Не бойся, Мэгги, – сказал Дункан мягко, погладив ее длинную косу. – Ты не будешь виновна в пролитой крови.
 Мэг закрыла глаза, стараясь не выдать гнев, охвативший ее, когда она подумала о безмерном честолюбии мужчин, отца и сына. Она знала, что ее жизнь и ее тело будут ставкой в игре короля, и знала, что это суровая обязанность знатной женщины.
 Но позволить использовать себя как предлог, чтобы развязать войну, она не могла.
 – Я не могу, – сказала Мэг.
 – Ты сделаешь это, – прошипел Джон. – Ты станешь женой Дункана – или забавой для его воинов!
 – Лорд Джон… – начал Дункан.
 – Молчать! Еще лучше, если у тебя будет нормальная жена, а не это зеленоглазое отродье Глен-друидов! Это по твоему настоянию я согласился просить ее помочь нам. Но она не захотела. Теперь иди и прикажи своим людям подниматься и убить…
 – Нет! – воскликнула Мэг. – Отец…
 – Я не твой отец.
 Дункан и лорд Джон загнали ее в ловушку.
 Мэг сжала пальцы так сильно, что они побелели. Руки потеряли чувствительность.
 – Я… – начала она, но ее голос сорвался.
 Двое мужчин смотрели на нее одинаковыми карими глазами, они были так похожи и в то же время так непохожи друг на друга. В глазах Джона была ненависть, такая же старая, как и измена ее матери. В глазах Дункана светилась надежда, которая жила в нем с тех пор, как он узнал, кто его настоящий отец.
 – Мэгги? – спросил он спокойно.
 Она склонила голову.
 – Я сделаю то, что должна сделать, – прошептала Мэг.




 Глава 5


 Мэг почти выбежала из покоев лорда Джона. Прежде чем покинуть замок, ей нужно было сделать много разных дел: приготовить про запас лекарства для крестьян, которые нуждались в ее помощи, вынести и спрятать одеяла и еду, чтобы хватило недели на две.
 «А что потом»? – спрашивала она себя.
 Но ей ничего не приходило в голову, кроме очевидной вещи: что бы ни случилось, это все же лучше, чем быть камнем преткновения в споре, из-за которого ее любимый Блэкторн может быть разорен.
 Пламя свечей колебалось и дрожало, когда Мэг летела вниз по винтовой лестнице. Когда она достигла большого зала, то увидела, что ее догоняет взволнованная Эдит.
 – Миледи…
 – Не сейчас, – прервала ее Мэг.
 – Но лорд Доминик хочет…
 – Позже. Мне необходимо приготовить лекарство.
 Эдит, с которой Мэг никогда не говорила таким ледяным тоном, на минуту потеряла дар речи и опомнилась только тогда, когда увидела, что ее госпожа исчезает в дверях.
 Испугавшись, что Эдит кинется за ней, Мэг побежала еще быстрее. На первом этаже она не встретила никого, кроме слуг. Она умерила шаг, но все же шла так быстро, что накидка развевалась за ее спиной.
 Она спустилась в подземелье.
 Маленькие темные комнаты, больше похожие на кельи, мелькали мимо Мэг. Там хранились эль и продукты. Запахи сваленных в кучу кореньев и пивных бочек витали во мраке, пахло соленой и копченой рыбой и угрями в бочонках, на стенах висели связки домашней птицы. Но сквозь эти кухонные ароматы пробивался диковинный запах сухих трав, собранных еще леди Анной для приготовления лекарств.
 Мэг живо помнила свою мать. Ей представлялось, как они стоят в саду или в поле среди трав; звучит мелодичный голос леди Анны, она рассказывает Мэг о каждом растении: одни можно использовать для заживления ран, другие – для лечения легкого недуга, третьи – для облегчения тяжких страданий больных. Огород, где росли травы, сад и ванная комната были устроены по замыслу леди Анны; все это было необходимо для здоровья и благополучия жителей замка, о которых она заботилась согласно древним традициям рода Глендруидов.
 В комнате, где были развешены травы, стояли два стола, на которых по отдельности резали, измельчали и толкли листья, стебли, цветки, корни и кору; из них Мэг готовила лекарства. Маленькие ящички, горшочки, чаши, ступки и пестики, ножи и ложечки были расставлены в строгом порядке.
 В каменной стене в двенадцати нишах лежали пучки растений, которые нужно было хранить в сухом месте вдали от солнечных лучей. Резервуары ждали, когда их наполнят свежей талой водой, которая собиралась в колодце, вырытом в центре замка, так как вода была главным компонентом многих ритуалов Глендруидов.
 Мэг глубоко вздохнула, знакомая смесь запахов наполнила ее легкие, вытесняя из памяти зловонный воздух комнаты больного. Через минуту руки перестали дрожать, а холодок в груди прошел. Мэг любила великодушие и безмятежность трав, их молчаливое обещание, что боль утихнет и все плохое уйдет безвозвратно.
 «Но ничто в этой комнате не может излечить от войны, избавить от голода и кровопролития».
 От этих печальных мыслей Мэг снова ощутила холод в груди.
 – Я не могу послать своих людей в эту резню, – прошептала она, обводя комнату глазами, полными ужаса. – И для чего? Дункан все равно не сможет победить. Господи! Помоги ему понять это!
 И хотя Мэг молила Бога об этом, она знала, что намерения Дункана останутся неизменными. В церкви будет кровавая стычка, в которой погибнут или Дункан, или норманнский рыцарь.
 – О, Дункан! – произнесла она, закрыв лицо руками. – Я не хочу твоей смерти. Из всех, кого я знаю, только ты, мама да Старая Гвин хоть когда-нибудь заботились обо мне. Что же мне делать?
 И, словно леди Анна была жива, Мэг услышала ее слова:
 – Делай то, что можешь, дочка. А в остальном положись на Бога.
 Мгновение спустя Мэг выпрямилась, вытерла слезы и попыталась сосредоточиться на том, что раньше всегда помогало ей. Одним из самых любимых занятий было составление душистых букетов из трав, которые, если их привязать возле постели, услаждали чувства и оберегали от злых духов. Жена привратника Гарри была прикована к постели во время тяжелой беременности, и требовалось придумать что-нибудь, чтобы облегчить ее страдания.
 Все необходимое было у Мэг под рукой, так как еще раньше она приготовила травы для своей брачной постели, для постели, на которую она должна была лечь девственницей, а встать – женщиной.
 Неожиданно она представила себе пальцы Доминика, так нежно гладившие птицу, что та успокоилась. Мэг хотелось узнать, что почувствовала бы она, если бы кто-нибудь был так же нежен с ней. Она не видела ласки от человека, который назывался ее отцом.
 «Интересно, если бы мы поженились, обращался бы со мной Доминик так же бережно, как с соколом, или видел бы во мне соперника, которого необходимо победить?»
 Мэг вспомнила, как кончик его языка слегка коснулся ее нижней губы. Прикосновение было легким, как дыхание, а ласка такой упоительной и неожиданной, что даже сейчас девушка почувствовала дрожь. Это было какое-то странное чувство. За всю свою жизнь она не испытывала ничего подобного. Даже не мечтала о таком.
 «Если это именно то, что будет в браке, не удивительно, что женщины рано или поздно решают выйти замуж».
 Потом она вспомнила слова, сказанные Домиником той, которую перед этим он так небрежно собирался купить: «Соколенок, ты мне нравишься. Женитьба с этим ничего не сможет поделать».
 Доминик вступает в этот брак по самому холодному расчету. Вековая надежда всех женщин рода Глендруидов останется пустой мечтой. Любовь не вспыхнет между супругами, и сыновья, ее плод, не родятся.
 Сухие листья выпали из обессилевших рук Мэг. Забытый букет из трав лежал в стороне, как хохолок перепуганной утки, завидевшей на земле тень сокола, кружащего над нею.
 – Не бойся, девочка, я выдерну все сорняки из сада твоей души, как делала это и раньше.
 Знакомый голос Старой Гвин заставил Мэг вздрогнуть. Все листья рассыпались.
 – Ты нездорова? – спросила старуха, и внезапно ее голос сорвался от волнения.
 – Нет, только… – Мэг осеклась.
 – Что только?
 – Просто я неловкая.
 – Фу! Я бы скорее сказала, что кошки Блэкторна стали лаять, чем назвала тебя неуклюжей.
 Мэг с улыбкой обернулась и обняла Старую Гвин, и ее жест был красноречивее всяких слов. Морщинистое лицо, седые волосы и тусклые зеленые глаза были для Мэг такими же привычными и родными, как собственные руки.
 – Что случилось, детка? – наконец спросила Старая Гвин.
 – Мой отец…
 Мэг замолчала, вспомнив, как лорд Джон повторял ей, что он не ее отец.
 При упоминании о Джоне Старая Гвин подняла глаза на полку, где хранился второй пузырек с его лекарством, сберегаемый на будущее. Полка была пуста.
 – Ему хуже? – поинтересовалась Гвин.
 – Не слишком.
 – А я думала, раз ты взяла последний пузырек с лекарством, ему совсем плохо.
 – Я взяла? – Мэг посмотрела через плечо. Ужас отразился на ее лице. – Оно исчезло!
 – Разве не ты взяла его?
 – Нет.
 Мэг подошла к столу и начала поспешно искать склянку. Но ей попадались только листья и сухие цветы. После беглого осмотра на полках тоже ничего не нашлось.
 – Очень странно, – наконец сказала Мэг.
 Нахмурившись, она вошла в боковой неф, вынула из подставки масляный светильник и вернулась в комнату для трав. Старая Гвин, прищурившись, наблюдала, как девушка ловко шарила по всем полкам и углам, закуткам и закоулкам.
 Когда Мэг наконец бросила это занятие, страх, который она ощутила в комнате лорда Джона, вернулся с удвоенной силой.
 – Пропал? – спросила Гвин.
 – Да, и вместе с ним – противоядие. Может быть, Дункан унес и то и другое. Лорду Джону так досаждал кашель, а я была в клетках.
 Старуха что-то пробормотала на древнем языке. Было ли это проклятие или молитва, Мэг не знала, она не могла расслышать слова достаточно ясно.
 – Не нравится мне все это, – сказала наконец Старая Гвин. – Никогда не говори о том, что произошло. Нам и так хватает неприятностей.
 Мэг кивнула:
 – Да.
 – Ты можешь приготовить еще? – спросила Гвин.
 – Само лекарство – да. У меня достаточный запас семян. А вот противоядие восстановить довольно сложно. Нужное растение есть только в диких лугах. А в этом году мы распахали их все в надежде на хороший урожай.
 С ворчанием Старая Гвин потерла свои больные суставы.
 – Влажный ветер вреден тебе, – произнесла Мэг заботливо. – Ты принимаешь лекарство, которое я тебе приготовила?
 Казалось, та не слышит ее.
 – Гвин?
 – Я сплю беспокойно, но не мои больные руки мешают мне, – прошептала она.
 Тревожный холодок пробежал по спине Мэг. Не говоря ни слова, она приготовилась услышать от женщины из рода Глендруидов все, что та принесла из древнего странного мира, который посещала только во сне.
 «То, что написано в прошлом, исполнится в будущем. Никто, ни лорд, ни вассал, не избежит этого. Ветры перемен дуют всегда, разнося зов боевого горна и вой волка».
 Когда видение прошло, Старая Гвин моргнула, взглянула на Мэг и вздохнула.
 – Расскажи мне о своем отце, – тихим голосом попросила Старая Гвин.
 – Он говорит, что он не отец мне.
 Странно, но Старая Гвин улыбнулась. В изгибе ее губ ясно читались тепло и усмешка. Даже в ее преклонном возрасте у Гвин из рода Глендруидов были удивительно крепкие белые зубы. Они блестели предупреждающе, как зубы волка.
 – Он угрожал выгнать тебя и сделать наследником Дункана? – требовательно спросила она.
 – Если только я не выйду за него замуж.
 – А что с Домиником Ле Сабром?
 – Он будет убит, когда мы предстанем перед священником, – сказала Мэг резко.
 Старая Гвин покачала головой:
 – Церковь не потерпит этого.
 – Церковь получит новый монастырь.
 – Малая цена за большое предательство.
 – Не совсем, – проговорила Мэг мрачно. – Церковь ищет способ ограничить власть Генриха. Дункан будет обязан церкви больше, чем королю. Об отлучении не возникнет и речи – никто не захочет отталкивать такого мощного союзника. Если уж я понимаю это, то лорд Джон – тем более.
 – Да, ты права, Джон весьма умен, – пробормотала Гвин. – Может быть, он тоже страдает.
 – Он думает только о том, чтобы его сын унаследовал его земли.
 Гвин странно засмеялась, качая головой:
 – А что думаешь ты, дочь Глендруидов? Ты хочешь, чтобы Дункан стал твоим мужем?
 – Нет, я отказалась.
 – Это хорошо.
 – Тогда лорд Джон приказал Дункану начать убивать немедленно…
 Мэг распрямила стиснутые руки.
 – Я сказала им, что сделаю то, что должна сделать.
 Наступила глубокая тишина, так что было слышно, как огонь пожирает масло в светильнике. Потом Старая Гвин тяжело вздохнула.
 – Это правда? – спросила Мэг.
 – Что ты не дочь Джона?
 – Да.
 – Это правда, – небрежно сказала Старая Гвин. – Он не твой отец. Его сводный брат был очень веселым человеком. Анна пришла к нему за две недели до свадьбы.
 – Почему? – Мэг была поражена услышанным.
 – Она не любила Джона, но знала, что ей необходимо так или иначе иметь наследника. Волка Глендруидов.
 – Наследника? Волка Глендруидов? – повторила Мэг недоуменно. – О чем ты говоришь?
 – О человеке, который был бы достаточно мудрым, чтобы принести мир на нашу землю.
 – А, та легенда о мужчине из рода Глендруидов. А вместо него родилась я. Женщина. К всеобщему разочарованию.
 Старая Гвин улыбнулась и коснулась щеки Мэг так легко и нежно, как крыло бабочки. Или пальцы Доминика Ле Сабра.
 – Ты была благом для своей матери, Мэг. Ей нравился брат Джона, но она не любила его. К Джону она не испытывала ничего. Но тебя она любила. Ради тебя она терпела Джона, пока вассалы тоже не полюбили тебя.
 – И потом она ушла в заповедное место и никогда не возвращалась?
 – Да, – просто сказала Гвин. – Это было счастьем для нее, Мэг. Ад просто ничто по сравнению с ее жизнью у лорда Джона.
 Обернувшись назад, старая Гвин смотрела на травы, не видя их.
 – Может, мы скоро будем счастливы, – прошептала она несколько мгновений спустя. – Но я боюсь, что к тому часу, когда родится человек, который сможет надеть Волка Глендруидов, ему будет нечего наследовать, кроме ветра.
 – Что такое Волк Глендруидов? – потребовала объяснений Мэг. – Я слышала, что вассалы шептались об этом, но замолкали, едва заметив меня.
 – Это талисман нашего народа. – Старая Гвин вспомнила о том далеком, былинном времени, когда их с Мэг общие предки были жрецами в маленьком племени, затерянном в долине среди гор.
 – Какой он?
 – Голова волка, отлитая из серебра, с глазами из бесцветных камней, таких прочных, что даже сталь не может разрубить их, – рассказала Старая Гвин. – Талисман украшал одежду вождя.
 – Ты никогда не говорила со мной об этом.
 – Зачем? Ничего нельзя было сделать.
 – А теперь? – спросила Мэг.
 – Кое-что меняется. Мудрый человек надеется на лучшее и готовится к худшему.
 – Что же самое худшее?
 – Война. Голод. Болезнь. Смерть.
 Мэг едва подавила дрожь, услышав, как Старая Гвин перечислила все ее страхи.
 – А самое лучшее?
 – Мир, который принесут Волк Глендруидов и человек, способный выдержать тяжесть талисмана.
 Луч надежды пронзил сердце Мэг, когда она представила себе землю, не раздираемую больше распрями и раздорами. Это чувство было совсем не похоже на то, что она испытала, глядя, с какой изысканной нежностью Доминик пытался приручить дикого сокола.
 – Расскажи мне все, что ты знаешь о талисмане, – попросила Мэг.
 – Я знаю не так уж много.
 – Это лучше, чем ничего, – возразила Мэг.
 Старая Гвин улыбнулась. Но улыбка исчезла с ее лица, когда она заговорила:
 – Волка Глендруидов носили вожди из поколения в поколение. Пока его носит вождь, царят мир и процветание.
 – А что случилось потом?
 – Зависть брата. Измена женщины. Смерть любви.
 Мэг мрачно улыбнулась.
 – В этой истории слышится что-то знакомое.
 – Глендруиды были всего лишь людьми. Вождь попал в засаду и был убит. Талисман пропал с его плаща.
 Мэг ждала.
 Но Гвин не сказала больше ни слова.
 – А что потом? – спросила Мэг.
 – С этого дня наступило время раздоров. И с этого дня у женщин Глендруидов редко рождаются дети, так как они не знают радости в браке; а не познав радости и наслаждения, женщина из нашего рода не может зачать ребенка.
 – Разве наш народ не пытался разыскать талисман, ведь он так много значит?
 Старуха рассмеялась:
 – Они пытались. Но вместо этого передрались между собой. И талисман никто и никогда больше не видел. Говорят, что он спрятан в одном из древних могильников и его охраняют призраки.
 Мэг овладело странное чувство, что это еще не вся история. Однако, когда она хотела просить о продолжении и взглянула в глаза Гвин, то поняла, что больше ничего не услышит.
 – Я бы хотела, чтобы этот талисман оказался у меня в руках прямо сейчас, – сказала Мэг наконец.
 – Не стоит желать этого.
 – Почему?
 – Если он попадет к Доминику Ле Сабру или Дункану, по лугам Блэкторна польется кровь, а не талая вода.
 У Мэг вырвался вздох печали.
 – Боюсь, ты права. Мой бедный народ. Когда по земле идет война, дворяне могут победить или потерпеть поражение, а простой народ всегда в проигрыше.
 – Да, – прошептала Старая Гвин. – Всегда.
 – Почему люди не могут понять, что эту землю надо лечить, а не причинять ей боль? – спросила Мэг.
 – Они ведь не Глендруиды и не могут понять пути воды и дерева, растущего на земле. Им известны только пути огня.
 – План лорда Джона превратит замок Блэкторн в руины и разорит всю округу, – сказала Мэг. – Если мы этой весной засеем поля кровью, а не семенами, те, кто уцелеет, останутся в живых только для того, чтобы умереть с голоду будущей зимой.
 – Да. Если король Генрих не убьет их до этого. Если Джон осуществит свой план, король и великие бароны камня на камне не оставят от Блэкторна.
 Мэг закрыла глаза.
 У нее оставалось так мало времени до завтрашнего утра, чтобы найти способ спасти землю и людей, которых она любила более всего в своей жизни..
 – Что же ты предпримешь, Мэг?
 Она уставилась на Старую Гвин, желая знать, не может ли та прочесть даже ее мысли.
 – Ты предупредишь норманнского лорда? – поинтересовалась Гвин.
 – Зачем? Будет лучше – и быстрее – отравить Дункана. Я не смогу увидеть его повешенным. Или еще хуже. Нет. Я не могу. – Мэг тяжело вздохнула и продолжила:
 – В любом случае смерть Дункана ничего не меняет. Его люди из мести перережут норманнов, и Блэкторну все равно придет конец.
 Старая Гвин кивнула:
 – Ты истинная дочь своей матери, Маргарет. Сильная и добрая одновременно. Что же ты сделаешь? Убежишь в лес и спрячешься там?
 – Как ты догадалась?
 – Это то, что сделала твоя мать. Но это неосуществимо. Дункан так же умен и силен, как и ты…
 – Что ты имеешь в виду? – полюбопытствовала Мэг.
 – Он оставил в сторожке привратника одного из своих людей. Ты пленница, а замок – твоя тюрьма.




 Глава 6


 Доминик смотрел на своего брата, входившего в просторную комнату, где оруженосец обычно помогал лорду одеваться. На нем был только плащ для тепла, а лицо хранило следы недавней схватки с бритвой – Доминик дважды порезался. Его волосы были аккуратно подстрижены, чтобы не выбивались из-под шлема, и борода исчезла. От этого он выглядел еще более грозным. Борода хоть немного смягчала резкую линию подбородка.
 – Все приготовления закончены? – спросил он, вытирая лицо.
 – Часовня готова, – ответил Саймон, – ваши рыцари предстанут вместе с вами перед Богом и перед саксонским сбродом, вооруженные люди присматривают за женщинами и вассалами.
 – А что моя невеста? – поинтересовался Доминик. – Кто-нибудь видел ее?
 – Ни один смертный. Ее служанка бегает повсюду, как курица, крича на прачку, что одежда еще сырая, на швею за плохо пришитую кайму или на сапожника за то, что туфли слишком грубы для дворянских ног.
 Доминик хмыкнул и начал растирать полотенцем свое могучее тело.
 – Какие приготовления! Похоже на то, что мне не придется вытаскивать леди Маргарет из ее комнаты, – сказал он.
 – Надеюсь, леди будет одета достаточно пышно.
 – Какая разница. Я женюсь не на ее платье.
 – Да, но невеста должна быть одета лучше всех на собственной свадьбе, разве не так?
 Доминик приподнял бровь, в молчаливом недоумении глядя на брата.
 – Мари собирается надеть платье из алого шелка, – продолжал Саймон лукаво, – а на голове будет золотой венец с чудными рубинами. И то и другое – твои подарки.
 – Если леди Маргарет хочет носить такие же безделушки, ей следует быть более приветливой со своим будущим мужем, – вздохнув, произнес Доминик. Он с силой швырнул полотенце на стол. – Гораздо более приветливой.
 Саймон рассмеялся.
 – Может быть, тебе послать ее на выучку к Мари?
 Доминик ничего не ответил на слова брата. Он обратился к Джеймсону.
 – Нет, – сказал он оруженосцу, – мне нужен другой наряд. Дай то, что я надеваю перед битвой.
 Оруженосец выглядел удивленным.
 – Перед битвой?
 – Кольчугу, – приказал Доминик нетерпеливо.
 Выражение его лица заставило оруженосца заметаться. Мальчик поспешно достал из сундука кожаную одежду и подал лорду. За ней последовали латы, металлические пластинки которых защищали голени Доминика от ударов во время боя.
 Движением головы Доминик дал понять, что они не нужны. С чувством облегчения Джеймсон вернулся к сундуку за кольчугой. Несмотря на то что на ней спереди и сзади были разрезы, чтобы она не мешала во время верховой езды, все равно кольчуга была достаточно тяжелой.
 – Бог мой! – пробормотал Саймон, увидев, как оруженосец Доминика несет гибкую металлическую рубашку. – Я и не знал, что жених должен идти к алтарю в кольчуге.
 – Может быть, я ввожу новый обычай.
 – Или хоронишь старый? – спросил Саймон вкрадчиво.
 Улыбка Доминика сверкнула, словно меч, вынутый из ножен.
 – Увидишь, что и ты последуешь моему примеру, брат.
 – В спальню ты тоже отправишься в кольчуге?
 – Когда приручаешь молодого сокола, осторожность не помешает.
 Саймона такое сравнение очень развеселило.
 – Леди Маргарет не похожа на желторотого птенца, впервые вылетевшего из гнезда, – возразил он. – Она только на пять лет моложе тебя.
 Доминик легким движением накинул кольчугу, что ясно говорило о многих годах военной жизни. Тяжелый капюшон лег на его плечи сверкающими скользящими складками.
 – Свен не слышал ничего, что намекало бы на то, что леди Маргарет так опасна, – проговорил Саймон. – Скорее наоборот, вассалы очень любят ее за доброту.
 – Соколы всегда добры к своим.
 – Ваш шлем, сэр, – учтиво произнес мальчик.
 – Я думаю, он не нужен, – медленно ответил Доминик. – Капюшон кольчуги – достаточная защита.
 – Джон будет присутствовать на церемонии? – спросил Саймон.
 – Я что-то слышал о том, что в церкви собираются поставить ложе для него, – сказал Доминик равнодушно.
 – Ваш меч, сэр. – Джеймсон едва удерживал меч двумя руками.
 На лице оруженосца светилась надежда, что его господин откажется от оружия, как он отказался от лат и шлема. Но его ждало разочарование. Быстрым движением Доминик пристегнул меч. Его неумолимая тяжесть с левой стороны была так же привычна для Доминика, как тьма привычна ночи.
 – Плащ, – приказал он.
 Джеймсон без промедления возник перед Домиником с богато украшенным камчатым плащом. Драгоценные камни и жемчуг сверкали и переливались, ткань ложилась роскошными складками. Это был подарок султана рыцарю, который защитил его пятерых жен от поругания, удержав своих людей, собиравшихся развлечься после боя.
 – Этот не годится, – отверг его Доминик. – Подай черный плащ. Он будет выглядеть более естественно поверх кольчуги и меча.
 Вздохнув, Джеймсон поменял чудесную накидку на черный шерстяной тяжелый плащ. По каким-то причинам он был Доминику так же дорог, как и подарок султана. Он нежно погладил широкую кайму из соболя, пойманного в далеких землях.
 Доминик ловко перекинул плащ через плечо. Шерсть и мех облегали его фигуру, скрывая все, кроме случайного проблеска кольчуги или меча. Джеймсон закрепил плащ простой железной застежкой, которую Доминик носил во время битвы.
 Окинув брата оценивающим взглядом, Саймон покачал головой; на его лице была смесь веселья и сожаления. Даже обнаженный, Доминик выглядел грозно; одетый подобным образом, он казался прямым предупреждением своим подданным, что прибыл новый хозяин, которому придется безропотно подчиниться.
 – Девица упадет в обморок от страха при виде тебя, – заметил Саймон.
 – Это было бы освежающей переменой в наших отношениях, – пробормотал Доминик.
 Но так тихо, чтобы его не услышали. Он ничего не говорил о своей стычке с леди из замка, одетой как простолюдинка. Легкость, с какой она перехитрила его, все еще болезненно ранила его гордость.
 Звон колоколов из церкви разносился окрест, напоминая жителям замка Блэкторн о том, что пора собираться на свадебное торжество. Еще до того как отзвучал последний удар колокола, Доминик покинул свою комнату и оседлал боевого коня.
 Невеста же не спешила к началу церемонии.
 – Эдит, что, все ястребы уже слетелись на добычу?
 Несмотря на жестокий смысл слов, голос Мэг был спокоен и мягок. Впервые она была рада болтовне и суете своей служанки: это отвлекало Мэг оттого, что ожидало ее впереди.
 "Дункан, я не могу стать поводом для войны, не могу видеть разорения своих людей. Пойми это.
 И прости меня".
 – Вы слышите звон, – сказала Эдит, – уже пора. Торопитесь, госпожа.
 Мэг взглянула на водяные часы своей матери. Плоская серебряная чаша на черной мраморной подставке передавалась от матери к дочери бесчисленное количество раз. Вместе с чашей передавались и знания о том, как использовать ее для определения точного времени при приготовлении лекарств.
 Мэг казалось, что всего несколько минут назад она доверху наполнила чашу, вода подступала к самому краю и сверкала, как хрусталь. И вот вытекла почти наполовину.
 – Еще не пора, – возразила Мэг. – Еще много воды, видишь?
 – Опять вы со своими штуковинами. – Эдит покачала головой. – Гораздо проще определять время по звону колоколов.
 Словно подтверждая слова служанки, колокола зазвонили снова. Мэг склонила голову и прикоснулась к серебряному кресту на груди.
 – Миледи?
 Эдит выжидающе смотрела на Мэг. В руках у служанки блестело необычное серебряное платье, которое Старая Гвин извлекла на свет в тот день, когда король решил, что леди Маргарет из Блэкторна выйдет замуж за Доминика Ле Сабра. Оно было далеко не новым. Леди Анна выходила замуж в этом платье, и мать леди Анны тоже. Но время не оставило на нем своих следов, и платье сверкало, будто было соткано из лунного света.
 Мэг посмотрела на платье. Отдавая его, Старая Гвин сказала: «Может быть, ты дашь жизнь сыну».
 Мэг вспоминала обо всех, носивших его, – бесконечной цепочке женщин, в которой она была только звеном, – и думала, надеялась ли каждая новобрачная, что даст жизнь сыну Глендруидов.
 «Великий Боже, даруй нам мир».
 – Леди Маргарет, мы должна поторопиться.
 Мэг неохотно оторвалась от созерцания падающей воды.
 – Священник всегда опаздывает, – произнесла она рассеянно. – Он одевается дольше, чем иная невеста.
 – Уж дольше, чем вы, это точно! У вас не остается на это и пяти минут!
 – Доминик Ле Сабр женится на замке Блэкторн, а не на мне. Поэтому он сказал бы «да», даже если бы я пришла, одевшись в дерюгу и посыпав голову пеплом.
 – Все равно вы должны быть красивее, чем норманны.
 Мысли Мэг текли, как вода, падавшая из блеска серебряной чаши в темноту нижнего сосуда с той же неотвратимостью, с которой замок Блэкторн шел по пути войны.
 – Что? – переспросила она.
 – Чем красотка Мари Иерусалимская, – пробормотала Эдит, – так прозвали ее слуги. Мужчина не может оторвать от нее глаз, будь то норманн или шотландец.
 – Если мужчины подобны воронам, которые любят все, что блестит, пусть довольствуются красотками Мари.
 – Они псы, а не вороны, – проговорила Эдит резко. – Белозубые улыбки, подмигивания, свежее дыхание, вовремя приподнятая юбка… они преследуют ее, как псы сучку во время течки. И Дункан впереди всей своры.
 По этой гневной тираде Мэг поняла, какую власть над Эдит имеют обольстительные глаза Дункана.
 – Это к лучшему, – сказала Мэг, коснувшись руки Эдит. – Твой отец был благородного происхождения. И муж тоже. Ты заслуживаешь большего, чем быть любовницей Дункана.
 На лице Эдит появилась кислая гримаса, ясно дававшая понять, что она не согласна с Мэг. Быстрым сильным движением она встряхнула серебряные одежды.
 – Если бы не амбиции Дункана, я могла бы стать его женой, – продолжила Эдит обиженно. – Но ему нужны только земли, а у меня нет ни богатства, ни поместья, чтобы отдать ему. Замуж я могу выйти только за бедняка. Тьфу! Лучше уж быть любовницей богатого человека!
 – Лучше всего быть соколом, не зависящим ни от мужчин, ни от богатства, – прошептала Мэг.
 – Вам легко говорить, – возразила Эдит. – Вон там, в церкви, вас ждет рыцарь, чей сундук с золотом втрое тяжелее вас вместе с платьем и накидкой. Еще до вечерних колоколов вы станете одной из самых богатых жен во всей Англии.
 – Это первые добрые слова о Доминике Ле Сабре, которые я слышу от тебя.
 – Если уж норманнская свинья, то по крайней мере богатая. Тогда будет чем заплатить священникам за ту ложь, которую они произнесут над его трупом!
 Ненависть в голосе Эдит заставила Мэг вздрогнуть. Девушка знала ее причину: норманны убили мужа, отца и братьев Эдит и отняли ее имущество.
 Ничто не нарушало тишину, кроме мерных ударов капель. И с каждым ударом Мэг становилось все страшнее. Затаив дыхание, она считала последние капли, словно пытаясь остановить бег времени.
 И наступила тишина.
 Серебряная чаша была пуста.
 – Быстро, – сказала Мэг, протягивая руки.
 Мгновение спустя она уже расправляла складки на платье, которое блестело, как лунные блики на ночной реке.
 Эдит затягивала шнуровку на спине. Легкое, как туман, одеяние переливалось серебром, подчеркивая гибкую женственную фигуру.
 Когда Эдит закончила, Мэг закружилась по комнате. Платье взлетело вверх и легко опало; оно было сшито словно специально для Мэг.
 – Вы уверены, что не стоит надевать брошь, которую лорд Доминик прислал вам? – спросила Эдит.
 – До свадьбы девушки из рода Глендруидов могут носить только серебро. После свадьбы – только золото. Совсем скоро я надену брошь.
 «Если останусь жива».
 – Что за глупости, – пробормотала Эдит. – Вы будете выглядеть слишком блекло рядом с норманнской шлюхой.
 Эдит развернула длинную серебряную цепь с прозрачными камнями. Как и часы, она долгие годы передавалась из поколения в поколение. Не шире мизинца Мэг, гибкая, как речной поток, цепь обвила ее талию и засверкала всеми цветами радуги.
 Мэг подняла руки без колец и вынула из волос гребни. Волосы рассыпались по плечам, прикрыв грудь и спину до самой талии пламенным плащом.
 – О, – нехотя отметила Эдит, – это платье делает ваши волосы ярче.
 Служанка принесла простой серебряный обруч, которым Мэг хотела закрепить волосы. На его внутренней стороне были выгравированы древние руны.
 – Я бы приколола брошь к… – начала Эдит, но Мэг резко оборвала ее:
 – Нет.
 Мэг собрала волосы в один длинный водопад, ниспадавший по спине. В молчании она протянула руки за плащом, который закрепила на плечах двумя серебряными застежками. Одеяние струилось по полу волнистым серебряным шлейфом.
 Легким движением Мэг накинула капюшон на голову, прикрыв волосы. Эдит надела обруч поверх капюшона и неодобрительно посмотрела на Мэг.
 – Вы не затмите ту женщину, – изрекла она резко.
 – Попридержи свой язык, – оборвала Старая Гвин, появляясь в дверях. – Ты не представляешь, что сегодня поставлено на карту.
 Когда Мэг направилась к двери, серебристые блики заплясали по плащу и платью, а камни на поясе засияли всеми цветами радуги, но Старая Гвин видела только глаза Мэг. В серебристом облаке одежд они плыли, как два зеленых огня.
 У старой Гвин перехватило дыхание. Она склонилась в немом почтении перед невестой Глендруидов. Сейчас в этой хрупкой девушке сосредоточились все надежды рода, древние, как само время.
 Прежде чем Мэг успела заговорить, колокола в церкви зазвонили снова, призывая ее к началу свадебного торжества.
 Или к войне.




 Глава 7


 Запах ладана и благовоний заполнил деревянную церковь. Натертые воском скамьи тускло блестели. Множество массивных свечей по стенам разгоняли тьму. Их пламя отражалось в драгоценностях, в изобилии осыпавших одежды гостей.
 Шотландские таны, саксонские дворяне, норманнские аристократы и просто рыцари всех титулов и званий смешались в толпе, однако вели себя настороженно, как дикие звери, загнанные весенним наводнением на один остров.
 Холодные серые глаза Доминика рассматривали собравшихся. Как он и ожидал, почти из-под каждого плаща выглядывала рукоятка меча. На многих сверкали драгоценные камни, свидетельствуя о том, что оружие было скорее церемониальным, чем боевым. Но некоторые мечи, как меч самого Доминика, отсвечивали блеском боевой стали, а не парадного серебра.
 Несмотря на то что в церкви было довольно тесно, никто не встал рядом с Домиником, включая черноволосую женщину, чье длинное алое платье и роскошные украшения притягивали многочисленные взоры. Даже эта темноглазая искусительница не рискнула приблизиться к рыцарю. Сейчас он особенно походил на орла, хищного и безжалостного, это ощущалось в нем так же явственно, как ощущается жар, если поднести руку к горящей свече.
 Только Саймон оказался достаточно смел, чтобы в этот момент подойти к брату. Потому что только Саймон знал, что разум управляет его страстями, а не наоборот.
 – Все готовы, кроме невесты, – сказал Саймон так тихо, что никто не услышал его слов, кроме того, кому они предназначались.
 Доминик кивнул.
 – Пастор согласен?
 – Он жаловался на то, что на хорах слишком много народу. Я ему объяснил, что другого выхода нет. Мне и так с трудом удалось разместить своих людей вперемешку со знатью.
 Последняя фраза Саймона заставила Доминика улыбнуться.
 – Люди Дункана вооружены до зубов, – сообщил Саймон.
 – Да.
 – Это все, что ты можешь сказать?
 – Риверсы ведут себя дьявольски нагло.
 – Потому что оружие в очень хорошем состоянии, – ответил Саймон.
 Доминик хмыкнул.
 – Когда появится Дункан, встань рядом с ним и не отходи ни на шаг.
 – А что с Джоном? – спросил Саймон, глядя на переднюю скамью, где полулежал хозяин Блэк-торна, облаченный в дорогие одежды. – Он может доставить нам много неприятностей.
 – Желание разрубить меня пополам у него есть, но нет на это сил, – усмехнулся Доминик. – А у Дункана есть и то и другое. Когда-то он был помолвлен с леди Маргарет.
 Темные глаза Саймона сузились. Он что-то проговорил сквозь зубы. Как раз в этот момент пастор вздрогнул, словно он услышал Саймона.
 – На тебя наложат епитимью, если ты сделаешь это, – слабо улыбнулся в ответ Доминик. – Но лично я полностью согласен с таким отношением к человеку, который хотел выдать дочь за собственного сынка.
 – Возможно, она не его дочь.
 – Тогда почему он не лишит ее наследства и не оставит все Дункану? – Доминик сощурился. – Никто не пожелает видеть свои земли под рукой зятя, в то время как имя и род угасают из-за отсутствия сыновей.
 Толпа зашевелилась, так как в это время в широкие двери церкви входила невеста. В мерцающем свете свечей Мэг, облаченная в серебряные одежды с головы до пят, казалась воздушной и загадочной, как лунный свет. За ней в дверях показался высокий мужчина, чья мощная фигура почти полностью загородила проход.
 – Иди, – тихо сказал Доминик.
 Не ответив ни слова, Саймон начал протискиваться сквозь толпу, собравшуюся у передних скамей.
 Поскольку наследница Блэкторна не имела кровных родственников-мужчин, которые могли бы встать рядом с ней и передать ее туфельку Доминику, как символ того, что владения ее отца переходят к ее мужу, леди Маргарет сопровождал Дункан Максвелл.
 Вид шотландского тана, идущего под руку с Мэг, разбудил в Доминике какое-то глухое недовольство. Это чувство удивило его, поскольку он никогда не был собственником. Однако в глубине души Доминик считал, что он должен быть единственным мужчиной, который может стоять рядом с Мэг, чувствовать ее волнующий запах, слышать дыхание, касаться стройного тела.
 А потом Доминик увидел глаза Мэг и забыл о Дункане, пасторе, забыл о мечах, ожидающих в своих ножнах только одного слова, которое может прозвучать, а может и не прозвучать. Доминик видел только будущую жену, подходившую к нему. В этот миг он понял, почему простые люди поместья Блэкторн смотрели на свою хозяйку с мучительной надеждой, искажавшей их лица.
 «Если бы сама весна в женском облике спустилась на землю в конце зимы, ее глаза были бы такого же цвета. Их зеленое пламя – залог будущего тепла и расцвета, мира и спокойной жизни».
 Молчание воцарилось в церкви, пока Мэг шла от дверей к алтарю. Но она не замечала этого. Ее взгляд скользнул по красотке, чей наряд и дорогие украшения показывали, как дорого Доминик платит за то, что спит с ней. Мари не заметила ее взгляда, так как в этот момент с досадой следила за Домиником.
 Мэг тоже смотрела на Доминика, и у нее перехватило дыхание. Его поза была раскованной и свободной, в ней чувствовалась затаенная мощь. Он стоял неподвижно и наблюдал за Мэг внимательным взглядом орла или бога. В своей одежде он был как ночь, такой же мрачный и темный, с несколькими бликами света, отраженными от доспехов.
 Мэг с тревогой заметила, что под плащом Доминика надета кольчуга. Дункан чуть сжал ей руку, давая понять, что тоже обратил внимание на странный свадебный наряд жениха.
 «Чему здесь сейчас будет положено начало – браку или войне?»
 Этот вопрос так мучил ее, что она практически не следила за церемонией. Как во сне она вставала на колени, поднималась и снова вставала, как во сне слушала высокие чистые голоса, звучащие с хоров, и не слышала их, пока наконец пастор не взглянул на нее осуждающе.
 – Я повторяю еще раз, леди Маргарет, – он повысил голос. – Ваше право – отказаться от брака, если вы этого желаете, поскольку супружество освящается церковью и люди вступают в брак по доброй воле. Итак, признаете ли вы Доминика Ле Сабра своим мужем перед Богом и людьми?
 Мэг с трудом сдержала слова отказа, которые рвались из ее уст.
 Сзади росло волнение. Оно родилось за спиной Дункана и волнами покатилось по толпе. Раздался шепот, и мечи показались из ножен.
 Мэг повернула голову и посмотрела на мрачного норманнского рыцаря, который, казалось, прожигал ее взглядом, вырывая ее согласие.
 Но он не мог заставить ее. И никто не мог.
 Доминик знал это ничуть не хуже Мэг. Перед алтарем женщине, единственный раз в жизни, предоставляется право сказать слово, могущее разрушить планы мужчины.
 «Свадьба или война?»
 Вдруг Мэг заговорила.
 – Да, – произнесла она хрипло, – я признаю этого человека своим мужем перед Богом и людьми.
 Дункан не смог подавить горестный возглас.
 Со скамьи, где лежал ее отец, не раздалось никаких звуков. Просто до того, как он успел произнести хоть слово, рядом с ним оказался один из людей Саймона. Только один человек видел нож в его руке. И этим человеком был сам сэр Джон. Он благоразумно промолчал, и церемония покатилась дальше.
 По той же причине со стороны Дункана не последовало никакого продолжения. Он вовремя почувствовал холодную сталь, которая скользнула по спине и оказалась между ног, прижимаясь к самой ранимой и беззащитной части мужского тела. Холодный пот выступил на лбу шотландца. Умереть в честном бою – это одно. Но быть оскопленным, как каплун, – это совсем другое.
 – Не двигайся, – мягко сказал Саймон Дункану.
 И Дункан не двигался.
 – Если ты только не хочешь разочаровать свою любовницу сегодня ночью и во все последующие ночи, – продолжал Саймон, – помалкивай. Кивни, если понял меня.
 Дункан кивнул.
 – Передай туфельку леди Маргарет моему брату, как положено по обычаю, – приказал Саймон. – Медленно.
 Дункан передал Доминику изящную туфельку, отделанную серебряной тесьмой, с такой осторожностью, словно она могла растаять в руках. После этого он опять застыл без движения и не пошевелился даже для того, чтобы посмотреть, что за странные звуки раздаются там, где стоят его люди. Он догадывался, что у его рыцарей возникли те же проблемы, что и у него самого, и – Саймон чуть пошевелил ножом – понял и оправдал их бездействие.
 Тридцать вооруженных мужчин выступили из толпы, отделившись от певчих, которые должны были исполнять свадебную мессу. И хотя ни один из воинов не поднял арбалет, было ясно, что оружие норманнов заряжено и готово к бою.
 Мэг смотрела на людей Доминика, которые овладели положением. Им могли ответить только взглядами, полными страха и злобы, но не действием. Она поняла, что Доминик предугадал возможность засады в церкви.
 Предугадал и предотвратил.
 Ледяная дрожь пробежала по ее телу в ожидании невероятного кровопролития, которое неминуемо должно последовать за разоблачением предательства. Страх за своих людей заставил ее ловить малейшее движение мужа.
 Его холодный взгляд пробежал по церкви, как зимний ветер. Никто не двигался. Саксонцы и шотландцы стояли, не шелохнувшись, боясь, что любое их движение окажется последним. И, вероятно, так бы оно и было, поскольку норманнская сталь угрожала самому важному из того, чем дорожит каждый мужчина.
 – Неплохо сработано, Саймон, – сказал Доминик.
 – Рад стараться.
 – Не сомневаюсь.
 Доминик отвернулся от толпы и посмотрел на Мэг.
 – Поскольку мой подарок на нашу помолвку не понравился тебе, – произнес Доминик холодно, – сегодня я предлагаю совсем другой дар. Я не казню ни одного из тех людей, кто участвовал в предательстве. Ты принимаешь это?
 Мэг кивнула, не в силах проронить ни слова.
 – Умный поймет, что его новый хозяин милостив, а не слаб, – продолжал Доминик. – Дурак попытается испытать мое терпение еще раз. И умрет.
 Хотя Доминик и не повысил голос, его слова долетели до самых отдаленных уголков церкви. Люди Дункана осознали, что не будут убиты немедленно.
 Мэг хотела поблагодарить Доминика за неожиданную милость, но, когда кошмар кровопролития отступил, у нее закружилась голова. Церковь медленно поплыла перед глазами, пламя свечей померкло, как будто кто-то набросил на лицо плотную вуаль. Пол закачался под ногами.
 Испуганно вскрикнув, Мэг схватилась за Доминика, чтобы удержаться на ногах.
 Доминик успел подхватить ее на руки прежде, чем она упала. Серебряная ткань платья слилась с черным плащом, и всем показалось, что это одно роскошное одеяние, настолько серебряный и черный цвета сочетались друг с другом.
 Сердце Маргарет под ладонью Доминика билось спокойно, и он понял, что только неожиданное облегчение заставило ее лишиться чувств. Он перевел взгляд на священника.
 Лицо пастора было белее полотна, на лбу выступили крупные капли пота.
 – Заканчивайте церемонию, – холодно проговорил Доминик.
 – Я н-не могу…
 – Леди Маргарет сказала свое слово. Заканчивай, или ты умрешь.
 Священник начал говорить, но его голос так дрожал, что с трудом можно было разобрать слова. Он завершил церемонию с величайшей поспешностью.
 Мэг слышала слова обряда словно издалека. Все происходящее было нереально, кроме ощущения, что она подвела лорда Джона и Дункана, но этим спасла Блэкторн и его обитателей от разорения.
 Постепенно сила и энергия человека, который держал ее на руках, захватили Мэг. Она чувствовала, что его присутствие привносит нечто весомое, материальное в ее во многом нереальный мир. Она подняла голову и посмотрела в глаза Доминику, пытаясь отгадать свою судьбу, с которой она только что смирилась, согласившись стать женой этого мрачного норманнского рыцаря.
 Свет от пламени свечей не смягчал черты лица Доминика. Наоборот, глубокие тени под скулами и подбородком делали его еще более жестким. Глаза в желтоватом смутном освещении казались такими же ясными и бесцветными, как глаза легендарного Волка Глендруидов. Выражение неумолимости и беспощадности, которое читалось на его лице, получало страшную расшифровку при взгляде на кольчугу, скрытую под черным ниспадающим плащом.
 Церковь опять поплыла перед глазами Мэг, но на этот раз не от головокружения. Просто церемония закончилась, и Доминик развернулся и пошел к выходу, неся свою жену на руках так легко, будто она весила не больше платья, в которое была одета.
 У церковных дверей Доминик остановился, чтобы понаблюдать за реакцией жителей Блэктор-на. Он хотел знать, предпочитают ли они, как и священник, чтобы их новым хозяином стал Дункан Максвелл.
 Неясный ропот прокатился по толпе, когда люди увидели, что их хозяйку мрачный норманнский рыцарь держит на руках, как будто она была имуществом, которое он выносит из взятого города. Глядя на его лицо, словно вырубленное из камня, Мэг прекрасно понимала их сомнения и тревогу. Она сама с трудом верила, что Доминик сдержит свое обещание не предавать смерти Дункана и лорда Джона, а с ними их рыцарей, а со свитой еще множество других. Однако Доминик проявил милосердие. Дункан и ее отец были живы. Доминик умело использовал замешательство, вызванное ее согласием на брак, и использовал его не для того, чтобы начать кровопролитие, а для того, чтобы предотвратить его.
 Скрытая тенью колонны, за которой они стояли, Мэг прикоснулась к его щеке, чтобы убедиться, что он сделан из такой же плоти, как и все, а не из стали и что она сама все еще жива и способна почувствовать тепло его тела.
 Доминик взглянул в чистые зеленые глаза, глаза самой весны.
 – Спасибо за то, что ты их не убил, – сказала Мэг.
 – Я сделал это не по мягкости сердца, – ответил Доминик. – Хотя мне доставило бы удовольствие наказать людей, посмевших поднять на меня руку, но мне не хочется становиться хозяином замка, обращенного в руины.
 Мэг разочарованно отняла руку от его лица.
 – Лорд Джон – не мой отец.
 – Тогда почему он передает наследство тебе?
 С этими словами Доминик шагнул вперед и вынес Мэг на пасмурный дневной свет. Снова глухой ропот пробежал по толпе вассалов.
 – Люди, – произнесла Мэг. – Из-за них.
 – Что?
 – Они признают хозяйкой только меня.
 Мэг опять коснулась щеки Доминика.
 Сейчас эту ласку увидели все. Это доказательство, что она не бессильная жертва, а новобрачная, это просто нежное прикосновение, которое их госпожа дарит своему мужу.
 Если она и была его пленницей, то добровольной.
 Громкий крик вырвался у людей, когда они поняли, что осенью будут мирно собирать урожай, а не копать могилы. Многократно повторялось имя Мэг, прекрасной и доброй Мэг.
 Это ликование показало Доминику, что хозяином здесь признают только мужа Мэг и лорду Джону пришлось с этим смириться. Потому он и хотел выдать ее за Дункана Максвелла, что это был единственный путь утвердить его в Блэкторне.




 Глава 8


 Свадебное пиршество, которое вассалы Блэкторна не могли представить себе в самых смелых фантазиях, готовилось во дворе замка. Прохладный воздух был пропитан запахами, знакомыми и экзотическими. Из подвалов выкатили бочки с элем и медом. На столах красовались рыба и дичь, запеченные целиком поросята и голуби, сидящие на пирогах. Были блюда с зеленью, хлеба и сласти такие необычные, что жители Блэкторна даже не слышали о них раньше, не говоря уж о том, чтобы пробовать. Это был пир, достойный знати, и он был дан для обычных людей, живущих в замке и вокруг него.
 Как только человек подходил к столам, ему вручали огромную чашу, каждому свою. На дне чаши лежали серебряная монета и долька засахаренного апельсина. Крики удивления и восторга раздавались в толпе. Никто не мог решить, что же более приятно – деньги или заморский фрукт. Большинство крестьян жили и умирали, никогда не видя ни того, ни другого.
 Мрачный Дункан наблюдал за тем, как Доминик и Мэг, окруженные людьми, принимали поздравления. Для каждого вассала Мэг находила вопрос или комплимент. С Домиником люди держались уважительно и подчеркнуто вежливо. С Мэг они разговаривали просто, но в то же время почтительно.
 Если у Дункана и была какая-то надежда на то, что вассалы не признают Доминика своим хозяином, она умерла, когда Шотландский Молот увидел, что Доминику тоже кое-что достается из той любви, которую люди дарят Мэг. Даже сам Дункан, наблюдая за Домиником, не мог не восхищаться его умом и так-том. Ле Сабр скрывал холод своей души за улыбкой так же, как прятал в складках плаща свой меч.
 – Говоря по правде, это немного задевает твое самолюбие, не так ли? – иронично спросил сзади чей-то голос.
 Дункану не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это так нахально разговаривает с ним. Саймон не отходил от него дальше, чем на расстояние вытянутой руки – или ножа, – с самого начала свадебной церемонии.
 – Твой брат умен, – спокойно сказал Дункан. – Он сделал то единственное, что могло привлечь на его сторону жителей Блэкторна.
 – Сохранил жизнь Джону?
 Дункан покачал головой.
 – Нет.
 – Пир?
 Слегка улыбнувшись, Дункан опять покачал головой.
 – Это было умно, но все-таки не то.
 – Деньги?
 – Нет.
 – Что же тогда?
 – Интересно, как ему удалось убедить Мэг, что этот брак – единственная гарантия мира для замка и его людей? Когда она пришла к вам и рассказала наш план? Прошлой ночью?
 Саймон удивленно посмотрел на Дункана.
 – Леди Маргарет не приходила к нам.
 – Слушай, я ведь не круглый идиот! Когда Мэгги предала нас?
 – Говорю тебе, она не приходила к нам! – ответил Саймон. – Предателем здесь может называться только Джон, готовивший смерть своим гостям. И ты, конечно.
 – Я – шотландский тан. И я не преклоню колени ни перед кем, кроме своего короля. Генрих – не тот король, которого я имею в виду! Я не собирался по его приказу уступать Блэкторн.
 – Разве ты не благодарен, что тебе оставили жизнь?
 – Она была оставлена мне по желанию Доминика, а не моему.
 Саймон хмыкнул:
 – Конечно. Этим он сделал подарок леди Маргарет. Я надеюсь, что он не раскается в этом.
 Минуту Дункан разглядывал воина, который с легкостью расстроил его планы. Дункан встречал таких людей на Святой Земле рыцарей, у которых не было ничего, кроме силы ума и мышц. Он и сам относился к ним.
 «В следующий раз надо надеяться на хитрость, а не на силу, – посоветовал Дункан сам себе с иронией. – Доминик поступил именно так, и вот, пожалуйста, он получил все, что хотел, – руку Мэгги и весь Блэкторн во владение».
 – Мне запрещено говорить с лордом Джоном? – спросил Дункан.
 – Доминик не собирается запрещать сыну видеться с умирающим отцом.
 Дункан взглянул на него, прищурив глаза.
 – Ты что, слушаешь всякие глупые сплетни?
 – И довольно внимательно, – заверил его Саймон. – Это спасает от многих неожиданностей. Ты предположил, что леди Маргарет сообщила нам о вашем плане. Но Доминик обдумал свои действия на свадебной церемонии еще до того, как мы прибыли в замок.
 Дункан не смог скрыть удивления.
 – Откуда он знал?
 – Он не знал. Он просто понимал, что, если проблемы возникнут, то это произойдет в самом неподходящем месте – в церкви. Поэтому он велел выяснить все о родителях вашего священника, о том, являются ли его братья вассалами Джона, выходили ли его сестры замуж за саксонцев или норманнов, платил ли лорд Джон за его образование. И очень быстро обнаружилось, что ваш пастор намного больше должен саксонцам и шотландцам, чем королю Генриху.
 Дункан все шире раскрывал глаза.
 – Затем, – продолжал Саймон, сам получая огромное удовольствие от своего рассказа, – мы услышали сплетни о внебрачном сыне Джона, рыцаре бесстрашном и вспыльчивом, прекрасном воине, который был помолвлен с дочерью Джона. Король запретил этот брак. Однако церковь выполнила его волю с явной неохотой. Знаешь, – добавил он, помолчав, – иногда ужасает то, что некоторые рабы Божьи совершают во имя Божье.
 – Ты прав, – сказал Дункан совершенно чистосердечно. Картины того, что совершали одни рабы Божьи над другими рабами Божьими, которые он видел во время Святой Войны, будут преследовать его до самой смерти.
 – Я подозреваю, – произнес Саймон медленно, – что известие об этой помолвке и подтолкнуло Доминика к решению убить Джона. Мысль о том, что есть люди, которые могут выдать дочь за собственного сына, пусть и внебрачного, взбесила его. Те же мысли он испытывал и к честолюбивому подлецу, который собирался жениться на своей сводной сестре. Как только эти факты стали известны, король Генрих не нашел возражений против вашей казни.
 Дункан слегка присвистнул, поняв, насколько он был близок к смерти.
 – Мэгги – не моя сестра.
 Настала очередь Саймона удивляться. И, кроме того, он испытал некоторое облегчение. Ему нравился Шотландский Молот, нравились его смелость и бесстрашие. Если бы не обстоятельства, они могли бы стать друзьями.
 – Мне приятно слышать это, – просто сказал Саймон.
 – А твоему брату?
 Саймон с симпатией взглянул на Дункана и улыбнулся.
 – Ты начинаешь понимать Доминика. В битве он самый яростный воин, которого я только видел. Потому что он считает, что война – это ошибка, произошедшая от недостатка ума, и она должна быть исправлена как можно быстрее. Он предпочитает мир войне.
 – По нему я бы этого не сказал.
 – И я тоже, – поддержал его Саймон.
 Мужчины посмотрели друг на друга и рассмеялись. Доминик повернулся в ту сторону, откуда раздавался смех, и покачал головой.
 – Что там? – спросила Мэг.
 – Мой брат и Шотландский Молот.
 Мэг озадаченно посмотрела на него.
 – Они смеются вместе, как друзья, – объяснил Доминик. – Как будто бы и не пытались только что в церкви убить друг друга.
 – Может быть, поэтому они и смеются. Они живы, на дворе весна, их ждет роскошный пир. Чего еще они могут просить от жизни сейчас?
 Взгляд серых глаз остановился на Мэг. Доминик медленно склонил голову, когда уяснил себе, что она сказала.
 – А ты мудра, хотя и женщина.
 Она запальчиво сверкнула зелеными глазами.
 – Мудрее, чем иные мужчины, уверяю тебя.
 Доминик приподнял уголок рта в кривой улыбке.
 – Я запомню это.
 Доминик и Мэг двинулись через двор, окруженные плотной толпой вассалов. Казалось, что каждый житель Блэкторна вознамерился лично удостовериться, что его госпожа жива и здорова. Эдит нетерпеливо ждала в стороне от толпы, через которую не могла пробиться.
 – В чем дело, Эдит? – наконец Мэг заметила ее. – Иди сюда.
 Вассалы расступились, чтобы пропустить служанку Мэг. Дневной свет подчеркнул то, что Эдит предпочла бы скрыть, – бедность ее одежды. Впрочем, простые люди были одеты еще хуже, совсем в лохмотья.
 – Лорду Джону гораздо хуже, – выпалила Эдит. – Однако он хочет вскоре поднять свадебный тост.
 На мгновение Мэг закрыла глаза. Она боялась сталкиваться лицом к лицу с гневом отца. Или… он не отец ей?
 Доминик заметил ее смятение. Он обнял Мэг за талию. Близость ее тела под серебристой тканью возбуждала его.
 – Передай лорду Джону, что мы скоро придем к нему, – сказал Доминик.
 Эдит удивленно посмотрела на него. Его повелительный холодный тон давал ей понять, что она должна привыкнуть к тому, что придется исполнять его приказания. Она торопливо кивнула и побежала назад сквозь толпу. Бледно-оранжевое платье и длинные светлые волосы четко выделялись на фоне пыльных серых камней замка, когда она поднималась по ступеням сторожки.
 Доминик взглянул в потемневшие глаза Мэг и догадался о причине ее страха.
 – Ты моя жена. А я способен защитить то, что принадлежит мне. Амбиции твоего отца не должны тебя больше беспокоить.
 Длинные золотистые ресницы Мэг опустились, на мгновение скрыв ее глаза. Ей было интересно, будет ли Доминик так же охранять ее, когда узнает о родовом проклятии, почти наверняка лишавшем его сыновей.
 – Но не пытайся опять обвести меня вокруг пальца, как в тот раз, у птичьих клеток, – добавил он холодно. – Такие фокусы дважды со мной не проходят.
 – Ты удивляешь меня. Я не была одета должным образом. Мы встретились не в парадном зале, ни тебя, ни меня не сопровождала свита. Отец запретил мне видеть тебя до самого дня свадьбы. Могла ли я поступить иначе? Неужели ты не можешь простить мне этот невинный обман?
 Мэг торопливо говорила первое, что приходило на ум, чтобы скрыть свою неуверенность. Доминик слушал ее с повышенным вниманием. Мэг вдруг ясно поняла, что он может сделать с нею все, что хочет. Она в его власти. Этот брак был сделкой: за мир и благополучие замка и окрестных земель она заплатила собой.
 Когда через минуту Мэг опять подняла глаза, по ее лицу уже нельзя было прочесть ничего. Главная цель была достигнута – замок Блэкторн спасен от разрушительной войны. А все остальное… В остальном Мэг, по совету матери, положилась на волю Божью.
 Доминик и Мэг вместе поднялись по ступеням и у самых дверей замка повернулись к толпе, чтобы в последний раз принять поздравления. Уже под сводами башни Мэг нерешительно посмотрела на Доминика.
 – На свадебном пиру ты тоже будешь в кольчуге? – спросила она.
 – Да.
 Прежде чем она успела произнести еще слово, Доминик прикоснулся пальцем к ее губам. Удивленная, она стояла неподвижно, наблюдая за ним огромными серьезными глазами. Ее платье мерцало, как луна на ночном небе, окруженная мириадами звезд.
 – Не бойтесь, моя леди, – мягко сказал Доминик. – Я сниму кольчугу и меч в спальне.
 Дыхание Мэг согревало пальцы Доминика. Странная улыбка появилась на его лице, делая его неожиданно притягательным.
 – Хотя меч, может быть, и не сниму, – добавил он насмешливо. – Он устал от сражений и странствий, я надеюсь, ему будет хорошо в твоих теплых ножнах.
 Мэг так поразила перемена, показавшая ей нового, неожиданного Доминика, что ей потребовалось некоторое время, чтобы понять смысл его слов. Потом краска залила ее лицо.
 Он увидел этот румянец и тихо засмеялся.
 – Я владею этим моим мечом не хуже, чем другим, – произнес Доминик с удовлетворением. – Я, конечно, собирался исполнять свой супружеский долг, но не думал, что буду получать от этого много удовольствия. Теперь я вижу, что ошибался. Это будет приятно.
 – Приятно кому, мой господин?
 – Нам обоим!
 – О, ты, наверное, хочешь иметь наследников?
 – Конечно, я хочу наследников. Иначе зачем жениться?
 – Земля и замок – разве это не достаточный повод для женитьбы? – холодно предположила Мэг.
 – Без сыновей земля – непосильная ноша, а женитьба – подлый обман, – отрезал Доминик.
 Прежде чем Мэг успела что-нибудь ответить, в башню вошли Саймон и Дункан. Когда Дункан увидел Мэг, он резко остановился. Саймон посмотрел на Доминика, и тот жестом приказал ему следовать дальше в одиночестве. Но когда Дункан хотел заговорить, Доминик опередил его.
 – Прежде чем ты начнешь бранить мою жену, – сказал он холодно, – вспомни, что ты жив только благодаря ей.
 Дункан внимательно посмотрел на Доминика, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и ответил:
 – Мэгги не имеет никакого отношения к нашему разговору.
 – Они просто использовали меня как пешку, – вмешалась Мэг, прежде чем Доминик успел что-либо ответить.
 Оба мужчины смотрели на нее с удивлением, поскольку тон, которым она это произнесла, был для нее необычен. Она продолжала таким же злым голосом:
 – Мой отец – или он мне не отец, а может, и вообще никто? – был очень горд своим жестоким планом. Он предполагал сделать из меня приманку. С какой же стати Дункану извиняться за такую замечательную идею?
 Шотландский Молот тяжело переступил с ноги на ногу. То, что сказала Мэг, было правдой, но, произнесенное вслух, звучало весьма неприятно.
 – Мэгги, – проговорил он хрипло, – я не хотел причинять тебе никакого вреда. Ты веришь мне?
 – В таком случае почему же ты собирался затеять битву, когда она стояла беззащитная в центре поля боя? – язвительно спросил Доминик.
 – У моих людей был приказ! – закричал Дункан. – Я поклялся убить каждого, кто причинит Мэг хоть малейший вред.
 – А мои люди? Что ты приказал им? – холодно поинтересовался Доминик. – Как бы ты сумел предотвратить тот вред, который могли причинить ей они?
 Дункан побледнел.
 – Мэгги, это не должно было произойти, – обратился он к ней. – Я бы смог защитить тебя!
 – Зачем? Смерть – это избавление.
 Мужчинам понадобилось некоторое время, чтобы осознать смысл ее горьких слов. Когда это произошло, оба удивленно воззрились на нее.
 – Почему ты так говоришь, дорогая? – прошептал Дункан.
 – Лорд Джон пытался использовать меня как предлог для того, чтобы начать войну с норманнами, с тех пор, как мне исполнилось восемь лет, – сказала Мэг. – Если бы ему это удалось, я не смогла бы жить с сознанием того, что являюсь причиной бедствий и смерти множества людей. Моя смерть принесла бы покой мне самой и множеству других.
 – Ты не можешь так говорить, Мэгги.
 – Могу. И говорю.
 Доминик не сомневался ни в одном слове Мэг. Он видел зеленый огонь, горящий в ее глазах, и чувствовал, что на ней сосредоточены все надежды жителей поместья Блэкторн. Жить с сознанием этой надежды и понимать, что ты не сможешь оправдать ее, – это могло сломить даже такую женщину, как Мэг.
 Взволнованный ее словами, Дункан провел своей большой рукой по волосам Мэг, не в состоянии произнести ни слова.
 Мэг почувствовала его страдание и коснулась его руки своими ласковыми пальцами.
 – Я верю, что ты не хотел моих ран или смерти, – сказала она.
 – Спасибо, – ответил Дункан низким, дрожащим голосом. – Я… – Он тряхнул головой и обнял Мэг. – Я не хотел потерять тебя, Мэгги. Я не хотел подвергать тебя даже малейшему риску.
 – Я не упрекаю тебя. – Она горько улыбнулась. – Ты настоящий мужчина и делаешь то, что всегда делают мужчины.
 – И что же всегда делают мужчины? – холодно спросил Доминик, убирая руку Дункана с плеча Мэг.
 – Воюют за то, чтобы иметь землю и сыновей.
 Доминик хмыкнул:
 – Это все равно что сказать: солнце занимается только тем, что встает и садится.
 Странно, но слова Мэг не понравились Доминику. Он не хотел, чтобы его ставили в один ряд с Джоном, который готов воевать и с королем, и с церковью, лишь бы его незаконнорожденный сын унаследовал Блэкторн.
 – Для мужчины есть и другие ценности, кроме сыновей и земли, – произнес он.
 – В самом деле? – удивилась Мэг. – Назови хоть одну из них.
 – Когда ты прикасаешься к моим губам, жена, меня в этом мире не волнует больше ничего – ни земля, ни сыновья.
 Мэг опустила ресницы, чтобы скрыть свой трепет.
 – Прости меня, муж. Боюсь, что события сегодняшнего дня лишили меня способности рассуждать. Я никогда больше не поставлю тебя в один ряд с обычными смертными.
 – Твои извинения звучат еще обиднее, чем обвинения.
 Дункан усмехнулся, наблюдая, как слова Мэг действуют на Доминика. На ее губах возникла легкая улыбка, которую она постаралась тут же погасить.
 – Я приношу вам обоим свои поздравления. Теперь я оставлю вас.
 – Подожди, – резко возразил Доминик.
 Дункан удивленно обернулся.
 – Ты пойдешь с нами в большой зал, – продолжал Доминик. – Я хочу, чтобы все видели, что ты цел и невредим и тебя все-таки не кастрировали на свадебной церемонии.
 Мэг издала какой-то сдавленный звук и посмотрела на Дункана. Он при этих словах вспыхнул.
 – Обопрись на его руку, – сказал Доминик Мэг. – Но больше ты никогда не прикоснешься к нему.
 Жестокость в голосе Доминика заставила Мэг посмотреть на него. То, что она прочла в его глазах, повергло ее в смятение. Не говоря ни слова, она взяла Дункана под руку. В молчании все трое подошли к большому залу, который был освещен факелами, развешанными на стенах. Серебряные приборы сияли на длинных столах. Саксонцы и норманны сидели вперемешку, ожидая новобрачных. За ними внимательно наблюдали мужчины, стоявшие вдоль стен вместе со слугами. Однако эти люди слугами не являлись. В руках у них были заряженные арбалеты.
 Это придавало всем движениям замедленность и даже некоторую заторможенность. Под дулами веселиться неуютно. Лорд Джон тоже ждал появления Мэг и Доминика. Он сидел за столом, которой несколько возвышался над остальными. Три золотых прибора стояло на этом столе. После того как супруги появились в зале, слуга по знаку Джона наполнил вином золотой бокал, украшенный драгоценными камнями.
 – Тост за новобрачных, – произнес Джон.
 Несмотря на то что голос его прозвучал едва слышно, все разговоры в зале моментально стихли, и рыцари повернулись к столу лорда Джона.
 – Посмотрите на великого норманнского лорда, – начал Джон голосом, полным презрения. – Посмотрите на дурака, который доверился королю Генриху и был обманут им.
 Подавленные возгласы и вздохи послышались в зале.
 Доминик улыбнулся хищной улыбкой.
 – Ты прекрасно разбираешься в предательствах, потому что всю свою жизнь занимался ими. Объясни же, как король Генрих предал меня.
 – Это очень просто. Посмотри на свою жену.
 Доминик искоса посмотрел на Мэг. Ее губы были бледны и плотно сжаты. Он взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе.
 – Нет, мой король любит меня сильнее, чем ты можешь представить, – громко проговорил Доминик. – Он дал мне в жены самую прекрасную леди в своем королевстве.
 – Это не прекрасная леди, а красивая ведьма! – ответил Джон.
 – Ты болен, старик. Скажи свой тост и дай нам спокойно продолжать праздник.
 Джон визгливо засмеялся, а Мэг напряглась в молчаливом протесте.
 – Это именно то, что я собираюсь сделать, – заявил Джон. – Мы должны выпить за короля, который ненавидит тебя настолько, что дал тебе в жены женщину из рода Глендруидов.
 – Это не самое большое бремя для меня, – усмехнулся Доминик.
 – Ха! Ты спокоен, как камень. А между тем для мужчины и рыцаря нет ничего хуже. У тебя, так же как и у меня, никогда не будет сыновей.
 Усмешка сошла с лица Доминика.
 – Что ты сказал? Твоя дочь бесплодна?
 – Я же тебе говорю, что она ведьма. – Джон в сердцах сплюнул. – Если между вами не будет любви, она никогда не родит тебе сына.
 Доминик хмыкнул:
 – То же самое можно сказать о любой женщине.
 – Обычные женщины не вольны рожать или не рожать, но род Глендруидов проклят.
 Против своей воли Доминик взбесился, увидев в глазах Джона безумие, опустошенность и триумф одновременно.
 Быстрый взгляд на Дункана и Мэг показал ему, что они знают о проклятии и верят а него. Все рыцари, сидящие в зале, наблюдали за Домиником с интересом, пытаясь угадать, что он будет делать, узнав тайну Глендруидов.
 – Все женщины из этого рода рожали только дочерей, и то не всегда, – продолжал Джон.
 – Если это правда, почему же ты хотел выдать леди Маргарет за своего сына? – спросил Доминик.
 – Потому что это был единственный способ оставить Блэкторн Дункану. И… – голос Джона прервался.
 Доминик ждал.
 Джон посмотрел на Мэг и Дункана.
 – Они привязаны друг к другу, – проговорил он наконец.
 Ответ не удовлетворил Доминика.
 – И что? – поинтересовался он мрачно.
 – То, что был какой-то шанс, что у них родится сын, – просто сказал Джон. – А если даже и нет, то всегда полно крестьянок, которые будут горды родить сына от своего господина. Так или иначе, мои земли унаследовал бы мой прямой потомок.
 Глаза Доминика сузились, когда он услышал свою мечту из уст ненавистного старика.
 – Но, – деловито продолжал Джон, – ни один мужчина не может увлечь ведьму, поскольку в ведьме слишком мало страсти. А даже если такой и найдется, то это точно будет не ее муж. И она, как обычно, родит дочь, и эта дочь будет незаконнорожденной.
 Эти слова заставили всех присутствующих посмотреть на Мэг.
 – Это правда, – горько произнес лорд Джон. – Маргарет не моя дочь.
 Он повернулся и указал пальцем на седоволосую женщину, которая наблюдала за происходящим с другого конца зала.
 – Скажи ему то, что он должен знать, – злорадно воскликнул лорд Джон. – Скажи ему сейчас.
 Старая Гвин взошла на возвышение с легкостью, удивительной для ее возраста. Она повернулась к Доминику и посмотрела ему прямо в глаза, не боясь их холода.
 – Это правда, – подтвердила Старая Гвин. – Мея госпожа уже была беременна от другого, когда выходила замуж.
 Она замолчала.
 – Скажи ему! – визжал старческий голос. – Скажи ему, что произойдет, если он силой попробует заставить свою жену родить ему ребенка!
 Тишина.
 – Старуха, – с угрозой обратился к ней Доминик. – Лучше скажи мне все.
 – Если ты будешь принуждать Мэг к супружескому ложу, твои поля не дадут урожая, стада погибнут, а вассалы перемрут, – ответила Старая Гвин.
 Доминик недоверчиво приподнял бровь.
 – Но если ты достаточно опытен, чтобы доставить ей удовольствие в постели, твое поместье будет процветать.
 – Продолжай, – велел Доминик, когда молчание затянулось.
 – А если между вами возникнет большая любовь, есть шанс, что она родит тебе сына.
 Неясный шум пробежал по залу. Но в этом ропоте ясно слышались два слова, повторяемые снова и снова: Волк Глендруидов, Волк Глендруидов, Волк Глендруидов…
 – Пусть будут прокляты все ведьмы из рода Глендруидов! – выкрикнул Джон. – Они холодны, как могильные курганы! Они никогда никого не любят!
 В порыве безумия он вскочил и поднял вверх бокал.
 Выгнать, чтобы не умерли все твои люди. Пусть ты каждую минуту своей жизни будешь мучиться, что твой род умирает вместе с тобой!
 Я дарю тебе в жены ведьму Маргарет.
 Старик одним глотком выпил содержимое бокала и с размаху бросил его на пол. Вдруг он вздрогнул, покачнулся и упал на стол, сшибая приборы. Когда Доминик подбежал к нему, Джон Кемберленд, лорд замка Блэкторн, был мертв.
 И улыбался.




 Глава 9


 – Что ты собираешься делать? – спросил Саймон брата.
 Доминик безучастно смотрел на занавеси, которые отделяли маленькую комнату, где он сейчас, находился, от большого зала. Факелы на стенах уже почти догорели. Неясный шум доносился из зала, но это не был шум пиршества. Столы опустели, гости разошлись. Сейчас слуги начали уборку, но никто не трогал господский стол, стоящий на возвышении, – стол покойного лорда Джона. Остатки пищи, собранные со столов, отдали охотничьим псам.
 Доминик пожелал слугам приятного аппетита. Естественно, никто, кроме них, не получил от сегодняшнего пиршества никакого удовольствия.
 – Доминик! – окликнул его Саймон.
 – Я похороню старого пса по христианскому обычаю, что же еще? – произнес он раздраженно.
 – Я не это имею в виду.
 Повисло тяжелое молчание.
 Рука Доминика медленно сжалась в кулак, и удар этого кулака потряс крепкий деревянный стол.
 – Я жалею, что не убил Дункана тогда, когда у меня был для этого повод, – процедил он сквозь зубы.
 – Почему? – спросил Саймон. – Он ушел без ссоры, забрав всех своих людей.
 – Мне придется, по правилам хорошего тона, позвать его на похороны.
 Доминик издал звук, похожий на яростное рычание охотничьего пса.
 – Но к тому времени прибудут все остальные твои рыцари, – напомнил Саймон. – Замок не сможет покорить никто, кроме короля.
 Нетерпеливым движением Доминик повернулся к брату.
 – Ты слышал, что сказал Джон? – За холодом в голосе Доминика скрывалась боль. – Между моей женой и этим шотландским отродьем существует «привязанность». Господи, может быть, она беременна от него!
 – Все может быть, – задумчиво проговорил Саймон. – Вот я и спрашиваю: что ты собираешься делать?
 – Я не буду торопиться переспать со своей женой.
 – Я думал, – хмыкнул Саймон, – тебе интересно узнать о ее добрачной жизни. Всякие там Дунканы…
 – Когда – или если – я буду уверен, что она не беременна, – продолжал Доминик, не обращая внимания на слова брата, – я буду знать наверняка, что я – отец ребенка, которого она когда-нибудь родит.
 Саймон понимающе кивнул.
 – А пока я не получу этому подтверждения, я буду изучать неприступную крепость, кбторая зовется моей женой.
 Я узнаю о ней всю правду, все ее секреты и тайны, изучу все ее слабости. Вот тогда я начну осаду и проведу ее по всем правилам. Опыт у меня есть: я осаждал немало крепостей.
 – И успешно, надо заметить.
 – Так будет и в этот раз, – категорически заявил Доминик. – Смирить Глендруидскую ведьму доставит мне огромное удовольствие. Я не оставлю от так называемой привязанности даже воспоминания.
 – Мне почти жаль девушку, – заметил Саймон. Горящие глаза Доминика вопросительно уставились на брата.
 – Она не догадывается, какого демона разбудила, бросив тебе вызов, – пояснил Саймон.
 Пожав плечами, Доминик вновь принялся рассматривать громадный зал. Эти стены часто слышали, как прежние хозяева проклинали новых хозяев. И все-таки проклятие умирающего – это не шутка. О нем нелегко думать даже такому грозному человеку, как Доминик Ле Сабр.
 – Доминик!
 Он обернулся к Саймону.
 – Что, если она уже воспитывает отродье Дункана? – резко спросил Саймон.
 Доминик пожал плечами:
 – Я отправлю его в Нормандию. А затем…
 Саймон ждал, глядя на брата большими черными глазами.
 – А затем я заставлю свою жену, будь она Глен-друидская ведьма или кто угодно, покориться мне. Если будет иначе – клянусь! – она взмолится Господу, чтобы он избавил ее от того ада, в который я превращу ее жизнь.
 – Но как же быть с глендруидским проклятием?
 – Ну и что с ним? – вызывающе произнес Доминик.
 – Веришь ты или нет, но другие верят этому. Если ты будешь открыто насмехаться над ним… – голос Саймона затих.
 – Если ведьма не даст мне сына, я собственноручно спалю весь урожай и уничтожу все стада, – яростно проговорил Доминик. – Ты знаешь мое мнение. Земля и богатство – всего лишь насмешка, если у человека нет наследника, которому можно передать плоды своей жизни.
 Кулак Доминика вновь обрушился на стол с такой силой, что старое дерево затрещало.
 – Кровь Господня, меня так нагло использовали! Подойти так близко к своей мечте и увидеть, как все летит в пропасть!
 В наступившей за этим тишине все обычные звуки замка показались неестественно громкими: скрип ворота, которым поднимали воду из колодца в соседнем зале, смех и ругань слуг. Сердитый голос выговаривал кому-то, что он не следит за огнем в камине. И все это заглушал шум дождя за окном. Он шептал что-то настолько знакомое, что казалось: еще мгновение, и ты поймешь, что он шепчет.
 Вздохи дождя напомнили Доминику дыхание Мэг, затрепетавшей от прикосновения мужской руки.
 Он резко выпрямился и вышел из комнаты. В апартаменты Мэг вела винтовая лестница. Во время подъема он бормотал тщательно подобранные стихи из Экклезиаста, напоминая себе, что и до него многие бросались в жизненные водовороты и выходили из них, вооруженные мудростью.
 Повторение стихов было тем волшебством, с помощью которого Доминику удалось не сойти с ума в тюрьме султана. Под жестокими пытками он научился держать себя в руках, не давая выхода крикам боли и ярости. Пережитый кошмар изменил Доминика. Он стал прислушиваться к холодному голосу рассудка, а не к своей жестокой крови викинга, которая говорила в нем так же громко, как в Дункане из Максвелла.
 Однако сегодня стоическое повествование Экклезиаста о человеческих поражениях и безрадостных судьбах едва сдерживало отчаяние Доминика. Внешне он сохранял спокойствие, а в душе кипело множество чувств. Поднимался гнев на жену, разрушившую все его мечты и планы. Одновременно воспоминание о Мэг, идущей к нему в серебристом тумане, окатило его поясницу волной жара. Это ощущение испугало его. Он и не предполагал, что его самообладание так слабо.
 Он также не представлял, насколько желал эту ведьму.
 Если бы Доминик не увидел молчаливый, неистовый огонь в зеленых глазах Мэг, он, возможно, попытался бы угрозами заставить ее лечь с ним в постель. Но испугать ее было так же сложно, как его самого. Когда в церкви она ответила согласием на вопрос о браке, она знала, что за этим может последовать. Пытаясь сохранить мир, она рисковала жизнью. Нашлось бы много мужчин, которые одобрили бы ее действия, но мало таких, кто смог бы их повторить. Доминик никогда не сталкивался раньше с женщиной такой беззаветной храбрости.
 В раздумье он остановился перед ее комнатой.
 Думай, жестко сказал себе Доминик. Что будет более действенным: решительное нападение или упорная осада?
 Ничего, ответил он на свой вопрос. Она слишком хорошо защищена родовым проклятием. Грубая сила принесет короткую победу, которая превратится в пожизненное поражение.
 Что же дальше? Думай!
 Лучший способ взять неприступную твердыню – проникнуть в нее изнутри.
 Эти мысли грохотали в его голове, как гром. Когда последнее эхо затихло, тяжесть, сжимавшая грудь Доминика с того момента, как лорд Джон выкрикнул свои проклятия и упал, стала ослабевать.
 Проникновение.
 Изнутри.
 «Я слышу, как она сдерживает дыхание, и вижу, как ее щеки покрываются краской. Она не бесчувственна. Я использую это в своих целях».
 К тому моменту, когда Доминик взялся за ручку двери, он снова полностью овладел собой. Он собирался на битву, и знал это. Покорение Глендруидской ведьмы будет самой важной и сложной победой в его жизни.
 Но для начала он должен войти в комнату.
 В отличие от других залов, где не знали таких тонкостей, на дверях Мэг висела штора, скрывавшая комнату от взгляда, даже если двери останутся открытыми. Однако двери были заперты. Они были окованы тяжелыми медными полосами. Чтобы их взломать, нужен по меньшей мере боевой топор.
 Рука в тяжелой металлической перчатке ударила в дверь, и грохот разнесся чуть ли не по всему замку. Поморщившись, он постучал еще раз, но уже потише.
 – Кто там? – раздался голос Эдит.
 – Муж, идущий к своей новобрачной, – отозвался Доминик.
 Мэг слегка вздрогнула, услышав голос Доминика.
 – Открой дверь и затем оставь нас, – велела она.
 Эдит колебалась.
 – Муж имеет право быть со своей женой, – сказала Мэг с безмятежностью, которой совершенно не ощущала. – Иди.
 Служанка неуверенно помедлила перед тем, как открыть дверь, склонилась в поклоне и торопливо вышла. Скорость, с которой она бежала по лестнице, показала Доминику, что на лице у него далеко не самое располагающее выражение.
 – Я напугал твою девушку? – равнодушно спросил он, входя в комнату.
 – Да.
 – Но не тебя?
 Мэг неопределенно улыбнулась. Доминик с мечом в одной руке и шлемом в другой, одетый в стальную кольчугу, которая звенела при каждом движении его могучего тела, мог напугать кого угодно. Она опустила взгляд на свои руки, которые с притворным спокойствием покоились на коленях. События этого дня почти подавили в ней способность что-либо ощущать.
 Почти, но не полностью. Она помнила о нежности Доминика к своему соколу и о том, как затуманился взгляд его серых глаз, когда он шептал ей о своем мече, лежащем в ее ножнах.
 Ей бы очень хотелось, чтобы он пришел к ней как друг, а не как полководец, планирующий эту встречу, как планируют сражение.
 – Здесь были твои гости, – сообщила Мэг.
 Она говорила официальным тоном, отчитываясь перед своим новым господином о состоянии замка так же, как она отчитывалась перед лордом Джоном.
 – Мои гости? – мягко произнес Доминик. – Я никого не приглашал на свое венчание.
 – Завтра управляющий принесет тебе несколько счетов для проверки, – продолжала Мэг, – если только ты не пожелаешь, чтобы для тебя их проверила я, как я делала это для лорда Джона.
 – Я вижу, – проворчал Доминик, – что ты успешно справилась со своей скорбью о его смерти.
 – Сейчас, после того как все закончилось, уже не о чем скорбеть. С конца прошлого лета он страшно мучился от болей. Теперь он избавлен от страданий.
 – По всей видимости, люди Блэкторна относятся к его смерти так же, как и ты. Один Дункан действительно печален.
 – Отец – лорд Джон всегда был с ним другим. Более добрым. – Мэг слегка пожала плечами. – И теперь я знаю почему.
 Доминик ничего не сказал. Несколько мгновений он просто смотрел на свою супругу немигающим орлиным взглядом. Этого Мэг выдержать не смогла. Даже не совсем сознавая, она взяла в руку один из гладких речных камешков, которые держала в вазе на своем столе. Она разглядывала причудливый узор и молча ждала, когда Доминик заговорит. Одновременно она покачивала камешек на руке, словно бы читая в нем историю быстрой и чистой реки, огибавшей замок. Начало ей давало огромное светлое озеро, а дальше река, тихо журча, по лесам и лугам бежала к морю.
 – На что похоже море, мой господин? – мечтательно спросила Мэг.
 Неожиданный вопрос и мучительная улыбка Мэг удивили Доминика.
 – Бесконечное, – сказал он просто. Затем добавил, вспоминая:
 – Дикое. Красивое. Опасное.
 Мэг глубоко вздохнула. Впервые с того момента, когда Доминик вошел в ее комнату, она встретила его взгляд.
 И в первый раз Доминик понял, что Мэг боялась его, несмотря на свой независимый вид. Но почему? Ведь она знала, что любое его действие против нее ударит с удвоенной силой по нему самому, по его мечтам и надеждам.
 – Что-то ты не очень надеешься на проклятие Глендруидов? – спросил Доминик.
 Он не мог полностью скрыть сарказм, прозвучавший в его голосе.
 – Надеюсь на проклятие?
 – Оно же должно защитить тебя от насилия, – резко сказал Доминик. – От меня.
 Рука Мэг судорожно сжалась. Камешек уже не был ни холодным, ни успокаивающим. Очень медленно она заставила свои пальцы расслабиться.
 – Я знаю свои супружеские обязанности, – проговорила она. – Тебе не понадобится избивать меня так, чтобы я не смогла убежать.
 – Это и есть то, чего ты ждешь от первой брачной ночи?
 Мэг легко пожала плечами:
 – Да.
 – Это и есть то, что Джон делал с твоей матерью?
 – Да, однажды.
 – Но не чаще?
 – О да. Только один раз.
 – И что потом случилось? – спокойно поинтересовался Доминик. – Солнечный луч расколол замок пополам?
 – Она ушла в лес. Почти сразу началась буря. Град уничтожил пшеницу на поле и пастбища. Из-за того что домашние животные были голодны, они наелись таких трав, которых не коснулись бы в иное время, заболели и умерли.
 – И все это из-за того, что твоя мать была избита за супружескую неверность своим господином?
 Лицо Мэг приняло непроницаемое выражение.
 – Приходской священник не обнаружил на нашей земле присутствия дьявола.
 – Итак, буря была простым совпадением.
 – Некоторые верят в это.
 – А некоторые нет. Простой люд замка… они верят, что их бедствия связаны с судьбой их госпожи, Глендруидской ведьмы?
 – Да.
 – А ты – ты веришь? – с нажимом спросил Доминик, удивляясь девушке, которая стала его женой.
 Она смотрела сквозь него невидящими глазами, чувствуя себя подавленной прошлым, настоящим и будущим; но более всего она была подавлена человеком, который нависал над ней, словно морской вал над утлым суденышком.
 – Не имеет значения, во что я верю, – сказала она безо всякой интонации.
 Доминик посмотрел на каскад ее волос, которые ниспадали по тунике. Он невольно протянул руку и коснулся золотистого локона.
 Мэг отпрянула, не успев овладеть собой.
 – Он бил тебя?
 Она не ответила. Этого и не требовалось. Обо всем красноречиво рассказала ее скованность, будто она ждала, что на ее плечи обрушится мужской кулак.
 – О Господи! – пробормотал Доминик. – Оно и к лучшему, что он мертв. Это избавляет меня от необходимости отправить его в чистилище своими собственными руками.
 Тишина наполняла комнату. Доминик пристально разглядывал девушку, казавшуюся столь хрупкой, до тех пор пока…
 Пока, непонятно каким образом, эта хрупкая тростинка не разрушила надежд могущественного саксонского лорда. Хотя ее и напугало неожиданное движение Доминика, но она быстро взяла себя в руки. «Запуганной ее не назовешь», – подумал Ле Сабр. Она сидела, сохраняя прямую осанку и высоко подняв голову, и рассматривала его почти так же надменно, как он рассматривал ее.
 Доминик неохотно признал про себя, что воля Мэг достойна удивления и что это доставит ему как мужу много хлопот.
 «Это либо произойдет по доброй воле, либо не произойдет вообще. Господи, что за пытка для мужчины, который желает только мира для своих земель!»
 Затем, почти тайком, появилась другая мысль:
 «Я буду наслаждаться ее покорением даже больше, чем странствиями. Хотя я бродяга по натуре. Я услышу стоны удовольствия из ее уст, я прикоснусь губами к каждой частичке ее тела, я выпью ее, как жаждущий пьет воду. Крики ее блаженства скажут мне, что у меня будут сыновья, сыновья от ведьмы!»
 Доминик с облегчением стащил сначала одну боевую перчатку, затем другую и швырнул их на стол. Они тяжело упали между вазой с речными камешками и коробочкой, в которой лежали яркие, изящные моточки шелковых нитей для вышивания. Быстро окинув взглядом комнату, он обнаружил, что в ней было только одно кресло и в нем сидела Мэг.
 – Это надо исправить, – пробормотал он.
 – Что вы сказали?
 Доминик засмотрелся в обеспокоенные зеленые глаза.
 – Здесь негде присесть мужчине, – пояснил он.
 Мэг встала и вежливо указала на освободившееся место.
 – Я не такой грубиян, чтобы занимать твое кресло, – возразил Доминик.
 – Выслушивать, как вы отчитываете меня, лучше стоя.
 Доминик ухмыльнулся, когда понял, что она права. Он действительно уперся кулаками в бока, как будто собирался бранить слугу за то, что тот не почистил должным образом боевое снаряжение.
 – Этот день… – Он умолк.
 – День, в который свершилось столь многое, что возврата к прежнему нам уже нет.
 – Да, но в новой жизни проблем будет не меньше, – сурово произнес Доминик.
 Когда Мэг услышала ноты усталости и беспокойства в его голосе, ее сердце наполнилось состраданием. То же она чувствовала ко всем обитателям Блэкторнского замка; отныне Доминик был для нее одним из них.
 – Муж мой, ваша кольчуга слишком тяжела. Я могу помочь вам снять ее?
 Доминик испуганно глянул на нее и утвердительно кивнул.
 Пока Мэг пыталась справиться с застежками, Доминик смотрел на ее склоненную голову. До него донесся аромат роз и васильков.
 – Твои волосы пахнут как сад, – сказал Доминик.
 Его голос стал вдруг низким и бархатистым. Это изменение напугало Мэг. Она вскинула голову так резко, что ее волосы взметнулись, похожие на языки пламени.
 – Это из-за моего мыла.
 – Да. Я тоже пахну как сад? – спросил он.
 Его улыбка была так же неожиданна, как и сам вопрос. Мэг улыбнулась в ответ и тряхнула головой.
 – Вы пахнете сражениями, – проговорила она. – Несокрушимой волей и отвагой. И силой. Этим более всего.
 – В следующий раз я израсходую больше твоего мыла.
 Мэг недоуменно повторила:
 – Больше, мой господин?
 – Когда я буду принимать ванну.
 – А, так это вы оставили ее в таком беспорядке! Я грешила на бедного Дункана.
 Тело Доминика напряглось под железной кольчугой. При имени Дункана в нем мгновенно вспыхнул гнев.
 – И часто ты принимала ванну вместе с Шотландским Молотом? – поинтересовался он.
 Бархат голоса Доминика мгновенно исчез, как будто его и не было. Руки Мэг вздрогнули и сжались так, что костяшки пальцев надавили на упрямую застежку.
 – Вот, – воскликнула она, – эта свободна!
 Она поднялась на цыпочки, чтобы снять кольчугу с Доминика. Он неожиданно повернулся, сбросив ее на руки Мэг. Она зашаталась под весом железной рубашки. Доминик мгновенно перехватил ее у жены.
 Мэг изумленно смотрела на мужчину, который держал столь огромную тяжесть с такой легкостью. Она и раньше догадывалась, что он достаточно сильный человек, но только в этот момент поняла, насколько он сильнее ее. Под легкой туникой четко обрисовывалось мускулистое мужское тело.
 Она почувствовала непреодолимое желание проверить его силу своими пальцами, своими ногтями… своими зубами. Эта мысль так напугала ее, что горячая волна прошла по всему телу.
 – Итак, это было? – снова вернулся он к мучившему его вопросу.
 – Что это?
 – Ванна с Дунканом.
 Она нахмурилась.
 – Чего ради мне это делать? И у меня, и у него есть свои слуги.
 Наступила очередь Доминика хмуриться.
 – Как чего ради? Ради удовольствия, конечно.
 Щеки Мэг покрылись краской.
 – Я не служанка ему и не любовница, чтобы прислуживать, когда он принимает ванну, – произнесла она отчетливо.
 – Я слышал другое.
 – Значит, ты слушал лживые уста.
 Доминик фыркнул:
 – Это были те же уста, которые рассказывали о родовом проклятии Глендруидов.
 – Зима была долгой. Людям ничего не оставалось, кроме как сплетничать и ждать, когда пройдут бури.
 – Лежала ли ты в одной постели с Дунканом из Максвелла? – резко спросил Доминик.
 – Невысоко же твое мнение о собственной жене.
 – Твоя мать вышла замуж, будучи беременной. Ты одно время была обручена с Дунканом. Ты знала о его вероломных планах и молчала об этом. Какое же мнение я могу иметь о тебе, жена моя?




 Глава 10


 Мэг глубоко вздохнула; в дрожащем пламени свечи заискрилось фамильное ожерелье Глендруидов.
 – Если бы у тебя были глаза Глендруидов, ты не думал бы обо мне так дурно, – сказала она.
 – У меня есть глаза, данные мне Богом, и они видят достаточно хорошо.
 – Если ты обо мне такого невысокого мнения, то почему ты согласился на брак? – Прежде чем произнести эти слова, Мэг уже знала ответ.
 – Земля и имущество, – сказала она раньше, чем Доминик успел открыть рот.
 – И наследники.
 – Ах, да. Наследники.
 – В отличие от Джона, – грубо заговорил Доминик, – у меня нет желания растить чужого ребенка или собственного видеть бездомным, лишенным всех прав.
 Мэг отвернулась так стремительно, что подол ее платья закружился подобно водовороту. Доминик успел схватить ее за руку прежде, чем Мэг оказалась вне досягаемости.
 – Жена, я спрашиваю тебя в третий раз. Собираешься ли ты воспитывать внебрачного ребенка Дункана?
 Мэг открыла было рот, чтобы ответить, но нужные слова не приходили ей на ум. Если бы она оказалась на месте Доминика и не имела бы глаз Глендруидов, тогда, быть может, и она была бы такой же подозрительной. Но тем не менее все это уязвляло ее.
 – Нет, – произнесла Мэг, так и не повернувшись лицом к Доминику.
 Ее низкий голос дрожал. Да и в ней самой все трепетало.
 Доминик понял, что грубо обращается с девушкой, и незаметно ослабил хватку.
 – Не надо бояться меня, соколенок, – мягко обратился он к ней. – Я никогда не бью птиц, лошадей и женщин.
 Мэг резко повернулась к нему. Бешеный блеск зеленых глаз показал Доминику, что вовсе не страх заставлял ее дрожать.
 Это была ярость.
 – Я не дрессированная обезьянка, чтобы выполнять любую команду хозяина, – проговорила Мэг сквозь зубы. – Я стояла рядом с тобой перед Господом чистой, как свежевыпавший снег, однако до сих пор я не слышала из твоих уст ничего, кроме оскорблений.
 С минуту Доминик молча изучал свою непокорную жену, девочку, которая оставалась рядом с ним только потому, что он держал ее за руку железной хваткой.
 – Ты не слышала из моих уст ничего, кроме правды, никаких оскорблений, – терпеливо начал Доминик сдавленным голосом. – Была ли твоя мать беременна, когда выходила замуж?
 – Да, но…
 – Была ли ты когда-то помолвлена с Дунканом из Максвелла?
 – Да, но…
 Доминик резко перебил Мэг:
 – Ты предупредила меня о засаде в церкви?
 По стройному телу Мэг пробежала дрожь.
 – Нет, – прошептала она.
 – Почему? Твоя привязанность к этому ублюдку настолько сильна, что ты не смогла предупредить своего суженого о готовящемся жестоком насилии?
 Плененная рука Мэг беспомощно дернулась, но Доминик тут же предотвратил попытку высвободиться.
 – Ты бы повесил Дункана, – еле слышно выговорила Мэг.
 – На первом попавшемся дубе.
 – Я не вынесла бы того, что явилась причиной его смерти.
 Доминик сжал губы. Он понял, что все его страхи подтвердились: его жена в самом деле была привязана к Дункану.
 – Казнь Дункана могла бы вызвать войну, – продолжила Мэг, – войну, которую люди из Блэкторнского поместья не смогли бы вынести.
 Доминик фыркнул.
 – Мой народ… – Голос Мэг ослабел.
 Легкая дрожь пробежала по ее телу. Мэг была похожа на туго натянутую струну: еще чуть-чуть – и она разорвется.
 – Моему народу нужен мир, чтобы выращивать урожай и воспитывать детей, – твердо сказала Мэг. – Им это просто необходимо. Ты можешь это понять?
 Доминик взглянул в таинственные зеленые глаза девочки, гордо защищавшей жизнь своего народа. Не свою собственную. И не жизнь Дункана.
 Ее народ.
 – Да, – наконец медленно произнес Доминик. – Это я могу понять. Каждый, кто страдал от войны, может понять, какое утешение несет мир. Именно поэтому я вернулся в Англию. Выращивать урожай, растить детей. Мир, а не война.
 Мэг глубоко вздохнула.
 – Хвала Господу! – воскликнула она. – Когда ты так осторожно держал сокола, у меня появилась надежда…
 Ее голос зазвучал так тихо, что слышно было, как потрескивают дрова в камине.
 Огрубевшими в сражениях пальцами Доминик поднял к себе лицо Мэг.
 – Какая надежда? – спросил он.
 – Что ты не тот кровожадный дьявол, о котором рассказывают страшные истории. Что в тебе есть доброта. Что…
 Мэг замолчала, потому что Доминик стал поглаживать большим пальцем ее нижнюю губу.
 – Так что? – поинтересовался он.
 – Я не могу думать… когда ты…
 – Делаю это?
 Мэг слабо кивнула. Этого движения оказалось достаточно, чтобы его палец коснулся и ее верхней губы. Глаза ее расширились от неожиданного ощущения. Она, не задумываясь, отпрянула назад, но Доминик удержал ее рядом с собой, обхватив другой рукой за талию.
 – Не надо бороться со мной, соколенок. Я – твой муж. Или мои прикосновения так неприятны тебе?
 – Н-нет. Я просто не ожидала, что ты будешь ласков со мной.
 – Почему?
 – Ты дурно обо мне думаешь, – слабо шепнула Мэг.
 – Я думаю, как мужчина, который не знает своей жены. Для того чтобы мое мнение изменилось, мне надо узнать тебя получше, не так ли?
 Глаза Мэг расширились. Она задумалась, оценивая, сказал ли он правду или солгал, проверяя его так же тщательно, как и он сам взвешивал каждый свой поступок.
 – Ты имеешь на это право, – согласилась она через некоторое время. – Ты должен узнать меня лучше. Тогда ты поймешь, что можешь доверить мне свою честь.
 Доминик издал неопределенный звук и снова дотронулся до губ Мэг. Новые ощущения вспыхнули в девушке, и это смущало ее. Она и не подозревала, что ее тело пронизано скрытыми огненными нитями.
 – Ты такая нежная, – сказал Доминик низким голосом.
 – А ты – нет.
 Доминик приподнял левую бровь и скорчил забавную гримасу, как бы соглашаясь со сказанным. В этот момент по крайней мере одна часть его тела была отнюдь не мягкой и нежной. Близость непокорной жены оказала на него сильное воздействие.
 – Твои руки, – принялась объяснять Мэг, не понимая его унылого ребячества, – они огрубели на войне. Я чувствую себя рядом с тобой так, как будто мы из разных миров.
 – Эта мысль приходила мне в голову, – слегка улыбнувшись, произнес Доминик.
 Мэг посмотрела в серые глаза мужа, которые горели огнем, присущим только мужчинам. Они были, как глубокие озера, и она не хотела глубже вникать в его мысли, чтобы не увидеть за этим холодного расчета. К своему облегчению, она поняла, что чувствует себя спокойно; думая о том, что ее ожидает в брачную ночь, она не предполагала, что Доминик будет ласков с ней, хотя сама она была, как неприрученный сокол, недавно посаженный в клетку.
 – Ты по-прежнему боишься меня? – спросил Доминик.
 – Да, – прошептала она.
 – Ты должна привыкать к своему новому положению, – заметил он. – Могу ли я держать тебя с повязкой на глазах в темной клетке так, чтобы ты ничего не ощущала и не воспринимала, кроме моего голоса, моих прикосновений и моего дыхания?
 Когда Мэг собралась ответить, Доминик нежно погладил ее губы и с такой же нежностью посмотрел на нее.
 – Нет. – Он сам ответил на свой вопрос. – Я бы не допустил, чтобы даже самая прекрасная повязка из нежнейшего шелка скрывала красоту твоих глаз.
 Доминик прикоснулся к ее шее, и это заставило Мэг испуганно вскрикнуть.
 – Я не принесу тебе вреда, – успокаивающе заговорил он. – Подобно моему соколу, ты слишком прекрасна и хрупка и в то же время отважна, чтобы я решился навредить тебе неосторожным движением. Закрой свои Глендруидовы глаза и просто отдайся ощущениям. Позволь мне прикасаться к тебе, пока ты не перестанешь бояться моей руки.
 Доминик говорил и в то же время продолжал свои ласки, которые одновременно успокаивали и смущали Мэг.
 Глаза ее медленно закрылись, что лишало ее возможности рассматривать проницательным женским взглядом мужскую душу. В течение долгого времени слышно было только потрескивание горящих дров в камине и слабое дыхание Мэг. Никогда прежде она не испытывала таких ощущений, какие вызывали в ней ласки Доминика.
 – Это – как солнечный свет, – наконец прошептала Мэг, вспоминая тепло солнечных лучей.
 – Что «это»?
 – Твои прикосновения.
 Доминик улыбнулся, и его улыбка была далеко не такой нежной, как его пальцы, но глаза Мэг были закрыты, и она не смогла уловить разницу.
 – Этому есть только одно объяснение, – сказал он. – Твоя кожа такая же нежная, как лепесток самой прекрасной розы, которую я когда-либо видел. Ее нельзя трогать по-другому.
 Улыбка заиграла на губах Мэг. Пальцы Доминика заскользили вниз от ямочки на шее до сверкающего ожерелья, лежавшего на груди. Мэг порывисто вздохнула.
 – Тихо, мой соколенок, – промолвил Доминик низким голосом. – Скоро ты доверишь себя моим рукам.
 – Даже твоей силы оказалось бы недостаточно, если бы я обрушила весь свой вес на твое запястье.
 Доминик засмеялся и приподнял Мэг одной рукой. Она с удивлением открыла глаза.
 – Могу я попросить тебя закрыть глаза? – мягко произнес Доминик. – Закрой глаза и почувствуй себя, как только что пойманный сокол.
 Доминик провел пальцами по векам Мэг, закрывая ее глаза.
 Неожиданные ощущения заставили Мэг затаить дыхание. Когда она пришла в себя, Доминик сидел в кресле, принадлежавшем когда-то дедушке лорда Джона, а она оказалась на коленях у мужа, и ноги ее были перекинуты через ручку кресла. Она упрямо зашевелилась, только для того, чтобы руки мужа ее удержали.
 – Ты – пойманный сокол, ты помнишь? – спросил он. – Вот так мы и будем изучать друг друга.
 Постепенно напряжение Мэг исчезало. Доминик распустил ее волосы, и они заструились каскадом.
 Мэг издала неопределенный звук, робкий смешок или трепетный вздох, или то и другое вместе. Тихая близость и неожиданные ласки удивили ее. За те минуты, которые Доминик провел в ее комнате, он доставил ей больше удовольствия, чем она ожидала от всей брачной жизни.
 Однако Мэг обнаружила, что хочет большего. Так же как когда-то она испытывала страдания от его безжалостной сдержанности, так теперь она ощущала внутри себя кипение и какой-то голодный огонь. Она никогда и не подозревала, что такие чувства могут бушевать внутри нее. Словно смотришься в зеркало и видишь незнакомца, пугающего и притягивающего одновременно.
 Не сознавая того, Мэг зарылась поглубже в объятия Доминика. Податливость ее тела наполняла Доминика холодной радостью и горячей неутоленной жаждой. Он волновался, трепетал и возбуждался все больше с каждой секундой.
 Мэг улыбалась, как будто бы с закрытыми глазами могла видеть, как пробуждаются его чувства.
 – Ты подглядываешь? – проговорил Доминик хрипло.
 – Нет, но очень хотела бы.
 «Помедленнее, – предупреждал он себя. – Я не могу взять ее, пока у меня нет доказательств, и не имеет значения, что она упорно отрицает свое сожительство с моим врагом».
 Но было бы действительно приятно лежать обнаженным рядом с ней и чувствовать ее прикосновения.
 Мысли о белых, тонких руках Мэг, которые гладят его, заставили его почти застонать.
 – Ты смеешься? – поинтересовалась она.
 – Нет. Смеялся бы я над диким соколом, парящим в небесах?
 Восторг, который прозвучал в голосе Доминика, очаровал Мэг. Она улыбнулась и прислонилась к его груди. Тепло его тела заворожило ее. Не зная, почему она это делает, Мэг подчинилась человеку, который расчетливо околдовал ее своей нежностью и очаровал своим восхищением.
 – Ты как-то по-особенному похож на солнце, – промурлыкала Мэг.
 Доминик смотрел на длинные золотистые ресницы Мэг, ее кремовую кожу и приоткрытые губы. Девочка оказалась полна зрелой чувственности, и это было так же неожиданно, как неистовый голод, который она вызывала в нем самом. Желание росло в нем и угрожало опрокинуть все его холодные расчеты и умные планы.
 Доминик безжалостно, но безуспешно боролся со своей страстью.
 – Ну, и чем же я похож на солнце? – спросил он после того, как смог овладеть своим голосом.
 – Теплом, мой господин. Ты похож на огонь.
 – Я обжигаю тебя?
 – Это не больно. Ты согреваешь меня, как солнечные лучи после долгой зимы согревают землю.
 – Тогда прижмись ко мне сильнее, соколенок. Прислони головку к моей груди. Изучи меня, мою кожу и запахи.
 После некоторого колебания, под мягким давлением его руки Мэг нагнула голову. В молчании она потерлась щекой о его грудь. Ткань не могла скрыть рельефа его мышц. Когда Мэг поняла это, в ней все затрепетало.
 – Тебе холодно, – сказал Доминик, – позволь, я согрею тебя.
 Бушующая в нем страсть сделала его голос низким, почти грубым. Он испугался, что это может отпугнуть Мэг. Он не хотел этого. Особенно сейчас, когда ее тело наконец расслабилось под ласками мужчины, от которого она ожидала только страдания.
 Доминик прикоснулся губами к губам Мэг. Она открыла было глаза, но он тут же прикрыл их быстрыми поцелуями. Видеть она не могла, поэтому пришлось изучать его лицо губами.
 – Какое приятное ощущение, – прошептал Доминик. – Как теплый дождь.
 – Гвин говорит, что вода – стихия нашего рода. А меня называют дриадой, душой дерева. Род Глендруидов – древний род языческих жрецов.
 У Мэг перехватило дыхание, когда Доминик стал поглаживать языком ее нижнюю губу. Но очень скоро он остановился, и остался лишь вкус его прикосновений. Тогда Мэг сама стала кончиком языка исследовать те места, к которым прикасались его язык и губы.
 Доминик был изумлен. Он многого мог ожидать от своей жены, но не этого. Он признавал в ней волю и ум, но чувственной страсти, так не сочетающейся с ее сдержанностью, не предполагал, – Я обидел тебя? – поинтересовался он.
 – Нет.
 – Ты вздрогнула.
 – Ты удивляешь меня, – просто сказала Мэг. – Я не знаю, чего ожидать от тебя дальше.
 Улыбка Доминика выражала торжество противника, которого легко удивить, легко и победить.
 – Тебе это не нравится? – спросил он.
 Она покачала головой и облизнула губы.
 – Это придает тебе особый аромат.
 – Ну да, как лимон – турецким леденцам.
 – Я не пробовала турецких леденцов.
 – Это надо исправить. Попробуешь. А потом попробуешь меня.
 – Это как?
 – Как пробуют конфеты? Ртом. То же и с телом. Можно даже куснуть. Слегка.
 Эта идея одновременно изумила и заинтриговала Мэг, отвечая каким-то тайным ее желаниям.
 – А это… прилично? – осведомилась она.
 Доминик собрался было сказать, что ухаживания Дункана, должно быть, были более неприличны, но вовремя остановился. Сейчас не нужно отвлекаться на Дункана из Максвелла.
 «О силы небесные, – подумал он, – я ведь по-настоящему мучаюсь при мысли о нем. Это уже не голос оскорбленной чести, а физическая боль. Или это от неудовлетворенного желания? Ведь ее тело так доступно, так близко».
 – Это не только прилично, – сказал Доминик, осторожно прижимая к себе Мэг, – но это еще и доставляет большое удовольствие. Оближи свои губы.
 Пока она исполняла его просьбу, он пожирал ее страстным взглядом, который выдавал его бешеное желание.
 – Что ты почувствовала?
 – Э-э… – нахмурилась Мэг. – Если честно, то ничего Мои губы были сухими, а теперь – влажные.
 Доминик, наклоняясь к Мэг, загадочно улыбнулся.
 – А теперь прислушайся к своим ощущениям, – прошептал он.
 Доминик осторожно провел кончиком языка по краям ее губ. Больше он ничего не собирался делать, но она испуганно вскрикнула, и это возбудило его до такой степени, что он не смог устоять. Его язык скользнул в ее рот; он сделал это более осторожно, чем требовало его тело, но менее осторожно, чем было допустимо на данном этапе приручения сокола.
 Его действия на мгновение напугали Мэг. Но внезапно она поняла, что это было приятно. В дыхании Доминика запах экзотических сладостей смешался с дымом костра. Она почувствовала во рту слабый привкус соли. Еще был сложный запах, которого она не смогла распознать. Желая в нем разобраться, Мэг прикоснулась языком к языку мужа. Доминик зарылся пальцами в волосы Мэг и наклонил ее голову назад, все глубже и глубже уходя языком в ее рот. Сначала Мэг была слишком удивлена, чтобы понять, приятно это или нет, но первобытный ритм поцелуев породил волну ярких ощущений. В ней быстро разгорался огонь, нежный и неистовый. Доминик попытался просунуть руку под серебристую ткань платья Мэг и коснуться ее груди, но этому помешало ожерелье. Его надо было расстегнуть и снять, а Доминик не хотел прерывать поцелуй.
 Тогда он приподнял подол и положил ладонь ей на бедро.
 Потом Доминик, наклонив голову, медленно погладил ее губы. Мэг наконец зашевелилась под его нежными ласками. Она дрожала от испуга, но больше – от возбуждения, которое внушили ей его руки.
 Несмотря на то что Доминик сказал себе, что ему следует скоро остановиться, что сейчас уже пора, что соблазнитель сам оказался соблазненным, он не мог справиться с искушением. Забыв про все свои решения, он продолжил ласки. Одну руку он прижал к плоскому девичьему животу, а другой дотронулся до ее сокровенного места.
 Шокированная таким интимным прикосновением Доминика, Мэг оторвалась от его губ. Он едва заметил ее сопротивление: по сравнению с ним она была не сильнее облачка. Всем своим телом Доминик ощутил триумф победы, и стон желания вырвался из его уст.
 «Слишком поспешно. Так нельзя».
 С большой неохотой Доминик отпустил Мэг и взглянул на нее. Расширенные глаза девушки еще горели от бушевавшей в ней страсти. На алых губах отражались одновременно испуг и удовольствие. Она прерывисто дышала. Доминик продолжал рассматривать Мэг, которая полулежала у него на коленях. Он представил ее себе в той же позе, но нагую, и возбудился еще сильнее. Он начал медленно поднимать серебристые складки ее одежд, желая увидеть влагу, выделившуюся в ответ на его ласки.
 – Доминик…
 – Я – твой муж, – сказал он тихо. – Но какой же это брак, если ты прячешь и сжимаешь ноги, как челюсти волчьего капкана. Я чем-то обидел тебя?
 – Н-нет.
 – Ты думаешь, что я тебя обижу?
 – Нет, – прошептала она.
 – Тогда дай мне то, что любой другой мужчина просто взял бы сам.
 Несмотря на дрожь, которую Мэг не могла остановить, ее ноги постепенно расслабились.
 Доминик снова приподнял подол серебристого платья Мэг. Сладкое предвкушение победы вызвало у него довольную улыбку, в то время как он любовался ступнями Мэг и женственными очертаниями ее ножек.
 Она лежала в его объятиях; все лежало в его объятиях – и поместье, и наследники, и мечта о деятельной мирной жизни, которая поддерживала его в течение жестокой Священной Войны.
 – Проклятие Джона меня не страшит, – проговорил Доминик. – У меня будут сыновья от тебя. Сыновья.
 Хотя ум подсказал Мэг, что принести своему мужу наследников – это ее обязанность, ее гордость была уязвлена тем, что она – не более чем сосуд для его семени, средство для продления рода.
 Она почувствовала, как в душе у нее разгорается гнев. Доминик же ощущал, что поставленная цель почти достигнута.
 – Нет!
 Мэг принялась одергивать свадебное платье, пытаясь прикрыть ноги.
 – Не будь такой застенчивой, – произнес Доминик, мягко улыбаясь.
 – Не упивайся своими победами, ведь замок еще не взят! – отрезала она.
 Холодность, звучавшая в голосе Мэг, заставила Доминика взглянуть ей в глаза. В течение некоторого времени муж и его разъяренная молодая жена изучали друг друга.
 Доминик понял, что ею руководила не застенчивость, а ярость. Тотчас же откликнулся его собственный гнев: Ле Сабр вспомнил о существовании Дункана из Максвелла.
 "Но если это и было, то было нечасто. Ее нежный вход был туго закрыт.
 Войти туда было бы райским наслаждением!
 Проклятый шотландец!"
 Желание и ревность раздирали Доминика на части.
 Словно обжегшись, он отбросил от себя серебристую ткань.
 – Теперь ты знаешь… – свирепо проговорил он.
 – Что мое тело нужно тебе только для того, чтобы было кому передать поля и стада? Да, мой холодный господин, я знаю это очень хорошо!
 Доминик посмотрел в разъяренное лицо Мэг и почти рассмеялся, хотя ему было не до смеха.
 – Нет, мой взъерошенный соколенок, – сказал он. – Теперь ты знаешь магическую силу определенного рода поцелуев.
 – Твою силу? Что ты можешь вырвать с корнем дуб, я знала и так! – с сарказмом ответила она.
 Рука Доминика вдруг скользнула меж ее ног. По крайней мере одно доказательство он, любитель доказательств, получил – да просто почувствовал! Ее тело не осталось равнодушно к его ласкам.
 – Я могу не только вырывать дубы, но и вызывать дожди. Здесь, где когда-то было сухо, теперь влажно!




 Глава 11


 – Что-нибудь дельное Свен сказал? – поинтересовался Доминик, не вставая с постели. – Еще что-нибудь, кроме того, что само собой разумеется?
 Саймон искоса взглянул на брата и едва подавил готовую вырваться колкость. Утро после брачной ночи Доминик встречал в опочивальне лорда Джона… один. Прекрасная Маргарет из рода Глендруидов, наверное, сладко спала в своих девичьих комнатах в дальней башне замка. Саймон был не так глуп, чтобы расспрашивать об этом. Среди ночи он проснулся оттого, что услышал, как возвращается его брат. И по громкому стуку каблуков о деревянный пол понял, как он зол.
 Мешая Саймону спать, Доминик за стеной долго мерил шагами комнату. Потом что-то металлическое с силой ударилось о стену, и наступила тишина.
 Убедившись, что не может уснуть, Саймон решил пойти и доложить Доминику о том, что творится в замке.
 – Если простые жители крепости хоть немного вспоминают Дункана, то этого нельзя сказать о его людях. Они просто бандиты и воры.
 – Не нужно большого ума, чтобы понять это, – ответил Доминик.
 – Дункан и его сторонники уже сегодня будут в замке Карлайсл.
 Вторая новость произвела на Доминика не больше впечатления, чем первая.
 – Бог мой, – огрызнулся он, – первый встречный мог сообщить мне это.
 – Твоя любовница, наверное, начинает беспокоиться, что ты забыл ее, – проговорил Саймон вкрадчиво. – Может, пойти ее навестить?
 Доминик исподлобья посмотрел на брата.
 – Неужели все написано у меня на лице? – спросил он с горькой усмешкой.
 Саймон засмеялся и указал на одеяло, которое слегка сползло.
 – Не на лице, – сказал он. – Ты, наверное, напугал жену до смерти. Иди лучше к Мари. Потом, может быть, будешь более терпелив со своей…
 – Я не собираюсь боронить еще одно поле, где уже похозяйничал Дункан, – прервал его Доминик грубо.
 – Еще одно? – Улыбка исчезла с лица Саймона. – Так это правда? Леди Маргарет все-таки любовница Дункана?
 Доминик в ответ только сжал кулаки.
 – Не знаю, – сказал он мгновение спустя. – Она клянется, что нет.
 – Но раз она говорит это…
 – Да, – кивнул Доминик с горькой усмешкой, – а ты, наверное, думал, что моя высокородная супруга встретит меня списком имен ее бывших любовников. Конечно, она все отрицает!
 – И ты оставил ее спать одну?
 – Пока не пройдет ее месячное кровотечение. Так уж я буду уверен, что не соберу, подобно Джону, урожай, который не я посеял.
 Саймон сморщился.
 – Я тебя умоляю…
 Доминик вопросительно поднял бровь.
 – Пошли меня в лес охотиться на диких зверей голыми руками.
 – Что?
 – Это и то легче, чем быть рядом с тобой, пока ты ждешь своего часа, – объяснил Саймон.
 Доминик нахмурился.
 – Лучше поедем за Дунканом и его людьми. В битве с ними можно будет отвести душу.
 – Я останусь со своей женой.
 – И с любовницей?
 Доминик покачал головой.
 – Ну, тогда возьми кого-нибудь из местных девок, – уговаривал благоразумный Саймон.
 – Довольно.
 Никто, даже тот, кто был Доминику и другом, и братом, не смел перечить, когда он говорил таким тоном. И Саймон замолчал, выжидая.
 – Свен с людьми Дункана? – спросил Доминик минуту спустя.
 – Еще нет. Ему нужно время, чтобы сблизиться с ними. Они держатся очень замкнуто.
 – Пусть постарается – нам нужен лазутчик. Проследи, чтобы каждому рыцарю Джона выделили земельный надел в соответствии с его положением и сроком службы.
 – Как скажешь. Земли теперь у тебя много.
 – Да. Проследи, чтобы каждый получил быка и плуг, лес для строительства, четырех овец, корову, семена, птицу. И кроликов, как только их доставят. Пусть привыкают разводить кроликов на мясо.
 Саймон слушал, как Доминик перечисляет все, что необходимо для ведения небольшого хозяйства, и кивал. Как всегда, его поражала способность Доминика учитывать все до мелочей. Он досконально изучал любое дело, а затем брался за него с быстротой и энергией, от которых захватывало дух.
 – Не забудь посуду. Она нужнее, чем золото, – закончил Доминик.
 – Есть кое-что, что делает жену довольной. Оно важнее, чем посуда.
 В черных глазах Саймона были понимание и тщательно скрываемая насмешка.
 – Что-нибудь еще? – спросил он.
 – Да. Присмотри за моей женой. Я должен быть совершенно уверен, что она не встречается ни с кем вне замка.
 – Неужели ты и вправду думаешь, что это возможно?
 – Она ключ ко всему, что я когда-то мечтал иметь, – сказал Доминик решительно. – Пока я не удостоверюсь, что она носит моего наследника, я буду охранять ее, не смыкая глаз.


* * *

 Что-то огромное бесформенное выступило из темноты, разрушая покой, завоеванный Мэг с таким трудом.
 «Опасность».
 Мэг застонала и перевернулась на другой бок, словно пытаясь скрыться, а чудовище облизнулось и отступило на шаг. Но от себя не спрячешься, а кошмар был порождением ее сознания и сторожил со всех сторон.
 «Смерть».
 Нечеловеческий крик застыл в груди Мэг, ужас сковал ее.
 «Несчастье».
 Мэг безмолвно взывала к провидению, страстно желая знать, что ей надлежит сделать.
 Ответ на ее мольбу был столь же безмолвным. Сквозь темноту, окружавшую ее, вдруг начала бурно пробиваться зелень. Воздух сгущался и обретал форму. Фантастические растения стремительно раскрывали листья навстречу невидимому солнцу. Они были одного цвета, одной формы, с одинаковыми листьями, а там, где был пол, проступила древняя, никем не потревоженная, девственная земля, не знавшая плуга.
 «Иди».
 С закрытыми глазами Мэг села на кровати. Ее сердце бешено колотилось. Она раскачивалась, все еще находясь во власти сна. Одна мысль завладела ее сознанием: «Опасность».
 С глухим криком Мэг открыла глаза, подбежала к окну и распахнула ставни.
 За окном стояла та сверхъестественная тишина, какая бывает только перед рассветом. Скоро петух встретит радостным криком восход солнца и начнет гордо расхаживать перед курами, хвалясь своей удалью. С его криком батраки и крепостные начнут вставать, разводить огонь в очагах, во дворе послышатся голоса мужчин, обсуждающих, какую работу предстоит сделать и какую девку зажать в углу.
 Скоро запоет петух и начнется утро.
 А сейчас на земле, ожидающей восхода солнца, стояла предрассветная тишина.
 Затаив дыхание, Мэг смотрела через узкое окно, как туман, словно призрак, поднимался над прудами, над озером и лугом. Казалось, вокруг все спокойно.
 Но Мэг чувствовала опасность. Знала так же точно, как и то, что у всех женщин из рода Глендруидов зеленые глаза: опасность где-то рядом.
 Эта уверенность разрывала ей сердце. Мэг думала, что свадьба положит конец войне, оградит ее народ от бедствий и сохранит от разрушения замок Блэкторн.
 Но сон кричал о том, что скоро случится что-то ужасное.
 «Смерть».
 Мэг вздрогнула.
 «Несчастье».
 С тех пор как ее мать ушла в лес и не вернулась, она не видела таких ярких и запоминающихся снов. Никогда.
 «Ты зовешь меня, мама? Может, я все же узнаю тайну древнего кургана?»
 Видения все плыли перед ее глазами. Она куда-то шла. Чем больше знакомых мест встречала Мэг, тем сильнее росла в ней уверенность, что она идет туда, куда нужно. Здесь, где никто не тревожит пыль веков, где деревья росли на древней земле, ведающей тайну первородства, здесь она найдет то, что спасет замок Блэкторн.
 Она не знала, откуда ей ведомо все это.
 Она знала только, что это так же неотвратимо, как смерть.
 Покоряясь таинственному зову, Мэг скинула ночную рубашку и натянула простую одежду, в которой ходила в птичьи клетки и работала в саду. Не гнущимися от страха и холода пальцами она заплела косы и скрепила их кожаными шнурками.
 Надев шерстяные чулки, с башмаками в руках, Мэг беззвучно летела вниз по винтовой лестнице. Задержавшись ровно настолько, чтобы взять немного хлеба и сыра из кладовой и обуться, она поспешила в сторожку привратника.
 Светловолосый незнакомец сторожил дверь, позволяя слугам выходить только во двор и не дальше. Он едва взглянул на Мэг, пробежавшую мимо, – он принял ее за служанку.
 Дым из кухни стлался по двору, смазывая рассветные краски. Булыжники тщательно выметенной мостовой были гладкими и холодными. В сторожке привратника было темно, но на стене над скамейкой стражника горел фонарь.
 – Доброе утро. – Гарри с трудом поднялся на затекшие ноги. – Вы, как всегда, с рассвета на ногах.
 – Я совсем забросила сад и свои травы, – сказала Мэг.
 – Да, – пробасил Гарри мрачно. – Я слышал, как растения вчера весь день звали свою леди. Я послал Черного Тома передать им, что вы заняты, исполняете обязанности жены нового хозяина замка, но мошенник только катался по земле, нанюхавшись кошачьей мяты, и не проронил ни слова ободрения бедным деревцам.
 Даже в полумраке сторожки в глазах Гарри были видны озорные искорки. Мэг улыбнулась ему, несмотря на заботы, терзавшие ее. Когда он направился к двери, она тронула его за рукав.
 – Ты последний светлый лучик в моем сером дне, – пробормотала Мэг.
 – Нет, леди. Это вы освещаете нашу жизнь. Ни у кого из ваших подданных не хватит слов, чтобы рассказать о вашей доброте.
 Улыбаясь, Мэг покачала головой:
 – Это все вы были так добры ко мне…
 Голос Гарри дрогнул. На его обветренных щеках выступил румянец. Он громко откашлялся.
 – С вами все в порядке, моя госпожа?
 Когда Мэг поняла, что Гарри спрашивает о ее самочувствии, как спрашивают наутро после свадьбы, она залилась краской до самых корней волос.
 – Люди… – откашлявшись, снова попытался начать Гарри. – Ваша мать была чужой, когда появилась здесь. Мы видели… То есть ваш отец был жестоким человеком, даже когда не был навеселе. А когда был…
 – Да, – прошептала Мэг.
 Гарри неловко переминался с ноги на ногу.
 – Но ты не чужая для нас, девочка, – сказал он торопливо. – Если этот норманнский выродок – или… это – если лорд обидит вас, мы не потерпим этого. Если вы нуждаетесь в нас, позовите, и мы примчимся, и сам дьявол не сможет нам помешать. Вам не нужно бежать в лес, как вашей матери, чтобы найти себе убежище. Разные случайности подстерегают человека на охоте… Я обещаю вам…
 В глазах Мэг блестели слезы, делая их еще больше. Она поспешно поцеловала Гарри в щеку, которая вспыхнула еще сильнее от этого проявления чувств.
 – Скажи людям, чтобы не беспокоились, – сглотнув комок в горле, выговорила Мэг. – Лорд Доминик не был груб. со мной, как вы того опасались.
 Когда Гарри снова обрел дар речи, Мэг уже убежала. Она летела через портал и подъемный мост, словно бесплотный дух. Холод, не имевший ничего общего с прохладой весеннего утра, охватил все ее тело, затрудняя дыхание. Действительно, Доминик не применил силу против женщины из рода Глендруидов. Он просто позволил ей попробовать глоток рая из его губ и потом оттолкнул ее от источника прочь.
 "Ты уже в аду, лорд Джон? Ты смеешься над нами, чью жизнь ты тоже превратил в ад? Доминик хочет только сына, наследника.
 Тщетные мечты! В нем нет любви, только желание основать династию и заботы о том, как выиграть битву, которая ждет его впереди".
 Тропинка бежала мимо низкой каменной изгороди, разделявшей поля и пастбища. Глубокие свежие борозды блестели от влаги. Ровные ряды маленьких зеленых ростков обещали будущий урожай. С места на место перелетали большие черные дрозды, выискивая семена или жучков. По пастбищам бродили овцы, выбирая влажными черными губами пробивающуюся сквозь жнивье зеленую траву.
 Колокольный звон расколол тишину, напоминая, что пора выходить в поле. Обычно звон колокола радовал Мэг. Но в это утро он только раздражал ее, напоминая о том, что все, что свершается, свершается бесповоротно и она ничего не сможет исправить. С каждым шагом в ней возрастала тревога.
 «Опасность».




 Глава 12


 – Она сбежала, – сказал Саймон спокойно.
 Доминик поднял глаза от тупой гнутой пики, которую он только что разыскал среди прочего оружия.
 – Она? – переспросил он равнодушно.
 – Леди Маргарет.
 – Проклятие! – прорычал Доминик.
 Он искоса взглянул на несчастного управляющего, чей день начался с того, что Доминик резко отчитал его за плачевное состояние замка в целом и оружия в частности.
 – Проследи, чтобы слуги вычистили и выскребли весь замок, – сдержанно приказал Доминик управляющему. – Потом вели им разложить везде душистые травы и свежие ветки. Все комнаты должны стать такими же, как покои леди Маргарет. Ты все понял?
 – Да, лорд.
 – Тогда ступай!
 Человек подчинился с невероятной быстротой. Топот его ног эхом разнесся по залу.
 – Когда? – спросил Доминик, бросая ледяной взгляд на своего брата.
 – Не знаю.
 – Где ее служанка?
 – Заигрывает с вашими рыцарями.
 Доминик растерянно вертел в руках ржавое копье.
 – Кто последним видел Мэг? – поинтересовался он.
 – Привратник Гарри. Он выпустил ее как раз перед рассветом.
 То, что Мэг тоже не спала безмятежно, было слабым, но все же утешением для Доминика. Он провел ночь без сна в огне неутоленного желания.
 – Кто сопровождал ее? – продолжал он задавать вопросы.
 – Никто.
 Слабое утешение пропало.
 – Она была одна?
 – Да, – ответил Саймон мрачно.
 – Что Свен говорит в свое оправдание?
 – То, что человек все же должен когда-нибудь спать. Он думал, что в это утро она встанет позже, чем всегда.
 То, как точно Саймон подражал голосу Свена, вызвало у Доминика подобие улыбки.
 – Гарри решил, – докладывал Саймон, – что она просто пошла на свой огород, как обычно.
 – Что там смотреть? – оборвал его Доминик. – Поля же совсем голые.
 – Ее огород засевается травами раньше, чем начинается сев на полях.
 Доминик хмыкнул.
 – Пошли кого-нибудь, чтобы привел Мэг оттуда. Когда вокруг полно воинов, изголодавшихся по женщинам, небезопасно для нее находиться за стенами замка.
 Саймон окинул своего брата недоуменным взглядом.
 – Неужели ты думаешь, что я так глуп, что первым делом не послал туда человека? Говорю тебе, она сбежала!
 – А что говорят крестьяне? Может быть, она пошла помочь какой-нибудь женщине разрешиться от бремени?
 – Нет. Никто из вассалов не видел ее после того, как она вышла из замка.
 Доминик швырнул копье в угол оружейной комнаты с такой силой, что посыпались куски камня и ржавчины.
 – Возьми собак, – приказал он кратко. – И вели Гарри шире открыть ворота.
 Прежде чем слова Доминика успели сорваться с его уст, взволнованный лай и подвывание борзых дали понять, что Саймон предвидел желание брата. Собак уже привели, и они ждали во дворе, готовые к охоте.
 – Крестоносец оседлан и ждет, – сказал Саймон, не дав Доминику и рта раскрыть.
 – Седлай своего коня, – бросил Доминик.
 – А как же замок? Кто будет охранять его?
 – Томас Сильный. Прикажи ему призвать вассалов с полей и поднять мост после того, как мы уедем. Этот фокус, может быть, собьет с толку нападающих.
 – Все-таки не верится, что твоя жена…
 – Я думаю, – грубо прервал его Доминик, – что мою жену похитили, чтобы требовать выкуп, да такой, что замок Блэкторн после выплаты превратится в лачугу.
 Саймон прищурился.
 – И это именно то, что следует рассказывать в округе, – заключил Доминик. – Ты понимаешь? Никто не должен знать, что я думаю об этом на самом деле.
 – То есть?
 – Дункан Максвелл и моя проклятая жена!
 Молчание подсказало то, чего недоговорил Доминик: предательство, измена и гибель всех надежд.
 – Кому-нибудь еще нужно поехать с нами? – немного погодя спросил Саймон.
 – Нет. Ни твой, ни мой оруженосцы не понадобятся. Тем более псари. Того, что случится сегодня, не стоит знать никому, кроме нас.
 – Ты ведь не веришь…
 – Я тактик, Саймон. Предательство – лучший способ захватить замок. Если я понимаю это, то Шотландский Молот, наверное, тоже.
 Саймон посмотрел брату в глаза и ощутил холодок дурного предчувствия.
 «Помоги Господь этой женщине, когда Доминик найдет ее, если она действительно сбежала с Дунканом», – беспокойно думал Саймон.
 «Помоги, Господи, всем нам».
 Некоторое время спустя Доминик уже покидал замок, одетый в кольчугу и латы, в шлеме и перепоясанный мечом. В одной руке был арбалет. В другой он держал ночную рубашку Мэг, которую она бросила в спешке.
 Собаки рвались с поводков, почуяв скорую свободу. Длинноногие, поджарые, с вытянутыми мордами, они уже принюхивались, стараясь поскорее уловить запах того, на кого им сегодня предстоит охотиться.
 Оруженосец Доминика держал под уздцы норовистого Крестоносца. Саймон ждал неподалеку верхом на своем боевом коне. Если до этого он и сомневался, то все его сомнения в том, что кому-то встреча с Домиником принесет смерть, рассеялись, когда он увидел, как его брат взлетел в седло в полном вооружении, даже не задев стремя. Этим приемом должен был владеть каждый рыцарь, но немногие пользовались им, особенно когда рядом стоял оруженосец, всегда готовый помочь.
 Темный жеребец привстал на дыбы, прижав уши, – он почувствовал настроение хозяина. Доминик легким движением тронул жеребца, будто не замечая его огненного темперамента.
 – Гарри в сторожке привратника, – сказал Саймон.
 Доминик отрывисто кивнул и двинулся через двор к сторожке. Огромный конь шел боком, храпя и гарцуя, словно разрываясь между своим бешеным норовом и железной хваткой Доминика, сдерживавшего его. Тяжелые копыта выбивали устрашающую дробь по камням мостовой.
 Гарри ждал возле сторожки. Он снял шляпу и поклонился.
 – Когда ты в последний раз видел госпожу? – спросил Доминик резко.
 – Еще до того, как солнце вышло из-за холма Блэкторн.
 – Она говорила с тобой?
 – Да. Кажется, она собиралась навестить свой огород с травами.
 – Кажется? – грозно переспросил Доминик.
 – Да. Но на развилке она повернула направо.
 – А к огороду – налево, – тихо подсказал Саймон.
 – Мэг – леди Маргарет – часто ходила в свой садик, когда ей было трудно.
 Взгляд, которым окинул привратника Доминик, вряд ли кому мог прибавить храбрости.
 – Трудной – вопросительно повторил Доминик слово Гарри. – Что ты имеешь в виду?
 Гарри смутился еще больше. Пока он собирался с духом, из сторожки вышла старуха. В солнечном свете ее седые волосы казались почти прозрачными.
 Доминик повернулся к Старой Гвин. Он сразу же заметил, что ее глаза, тусклые от старости, были того же цвета свежей зеленой травы, что и у Мэг.
 – Джон во хмелю был тяжел на руку, – без предисловий сказала она, – и тогда Мэг старалась не попадаться ему на глаза.
 – По плачевному состоянию замка, – ответил Доминик, – я могу заключить, что пьян он был почти все время.
 – Да.
 – Но я не Джон.
 – Да, – согласилась она. – Если бы на его месте был ты, бока твоей лошади были бы покрыты рубцами от шпор, а морда в кровавой пене после яростной скачки.
 – У тебя острый глаз.
 – Как и у тебя, Доминик Ле Сабр, лорд замка Блэкторн. Посмотри же внимательнее, когда выедешь за ворота, и ты увидишь, что Мэг, как обычно, собирает травы.
 – Без своей служанки?
 Старая Гвин вздохнула:
 – Эдит могла надоесть ей.
 – Что, разве леди Маргарет обычно гуляла в окрестностях замка одна? – резко спросил Доминик.
 – Нет, – нехотя проговорила Старая Гвин, – Эдит сопровождала ее, или я, или кто-нибудь из вооруженных слуг.
 Доминик посмотрел на Гарри. Привратник с несчастным видом покачал головой.
 – Она была одна, – произнес Гарри.
 – Отведи собак к развилке, – приказал Доминик псарю.
 Тот поспешил через мост, увлекаемый гончими. Доминик направился было следом, но Старая Гвин быстро заговорила:
 – Не бойся. Ни человек, ни дикий зверь не может обидеть девушку из рода Глендруидов.
 Доминик смерил ее холодным взглядом.
 – Леди Маргарет уже не девочка, чтобы бегать по полям, как простая деревенская девка, – сказал он ледяным тоном. – Она жена великого лорда и хозяйка могучей крепости. Она награда, которую каждый мужчина был бы счастлив получить.
 – Я чувствую опасность, – прошептала Старая Гвин. – Мэг должна чувствовать ее так же отчетливо. Но опасность грозит не ей. Она грозит замку. Впереди тяжелые времена, лорд. Знамения…
 Старуха прервалась на полуслове, когда Крестоносец встал на дыбы и испуганно закусил удила. Несмотря на растущий гнев, Доминик спокойно сдержал коня. Крестоносец гарцевал на месте, выгибая мощную шею.
 – Обойдись без этих россказней про Глен-друидов, – произнес Доминик язвительно. – Сейчас все времена тяжелые. И всегда есть какие-нибудь знамения. И всегда есть предательство. Только to, что делают люди, имеет значение.
 С этими словами Доминик тронул коня. Лошадь рванулась вперед, как ядро из катапульты. Саймон поспешил вслед. Солнце слепило глаза, отражаясь от кольчуг и шлемов, сиявших холодным светом.
 Когда Доминик достиг развилки, гончие остановились в нетерпении. Но, как и люди, собаки слушались Доминика. Несмотря на горячее желание поскорее взять след, они не сделали ни шагу без его приказа. Собаки напряглись, ожидая звука горна.
 – Отдай это Прыгунье, – приказал Доминик, передавая псарю ночную рубашку Мэг.
 Псарь поднес ее к носу серебристо-серой собаки. Гончая втянула трепещущими ноздрями воздух, жалобно заскулила и снова принюхалась. Через минуту она подняла голову и нетерпеливо залаяла.
 – Она готова искать, лорд.
 – Спусти пока ее одну, – распорядился Доминик. – Если она быстро возьмет след, держи остальных на привязи. Я не хочу лишнего шума.
 Псарь отстегнул ремень от ошейника. Собака стала водить носом по влажной земле, отыскивая нужный запах. Потом уверенно побежала вперед. Доминик и Саймон поскакали следом. Позади них разочарованно скулили гончие.


* * *

 Мэг медленно встала и выпрямилась, пытаясь расслабить затекшие мышцы. Последние несколько часов она провела на четвереньках, разыскивая что-то между кучами камней и замшелыми плитами, на которых покоились величественные столбы, окружавшие древнее святилище. Небольшой мешок, в который она обычно собирала травы, был наконец набит до отказа, хотя это и стоило ей огромных трудов. Он болтался у нее на поясе, когда она уходила от священных дубов.
 На то, чтобы собрать молодые листочки, стебельки и горькие корни растений, которые она называла духов башмачок, потребовалось гораздо больше времени, чем она предполагала. Кроме них, она нашла еще несколько полезных трав и побегов, которые стоило бы взять с собой в сад. Были тут и другие, чьи целебные листья она не тронула, потому что иначе растения погибли бы. Стояла ранняя весна, и они были еще слабы. Вообще зелени еще мало. Только нарциссы успели расцвести, их желтые головки выглядывали тут и там среди проталин и ручьев, ловя весеннее тепло.
 Старый могильник остался уже далеко позади, когда солнечные лучи наконец-то пробились сквозь хмурые весенние облака. Бледный луч упал вниз, посеребрив редкие дубы и поросшие мхом булыжники. Камень и голые ветки отразили свет, блестя, как при сотворении мира. На самых кончиках широко раскинувшихся ветвей едва заметно набухли почки.
 Эта первая зелень и весеннее солнце веселили душу Мэг, посылая слабый луч надежды. Как дикий сокол расправляет крылья, она протянула руки навстречу солнцу, купаясь в его лучах, и тихонько засвистела.
 С вершины холма послышался ответный свист. Мгновением позже Мэг заметила, что к ней мчится гончая, рассекая воздух быстрыми грациозными скачками. Когда собака была всего в нескольких шагах от нее, тишину прорезали звуки рога. Гончая остановилась и помчалась в обратном направлении.
 С бьющимся сердцем Мэг вглядывалась в туман, окутавший долину. Два боевых коня неясно вырисовывались на вершине холма. На одном из них она заметила всадника, на другом – нет.
 Как раз в это мгновение, когда Мэг признала в лошади без всадника боевого коня Доминика, сзади послышался голос ее мужа:
 – Где вы были, леди?
 Она обернулась.
 – Вы испугали меня.
 – И будет еще хуже, если вы не ответите на мой вопрос. Где вы были?
 – Я собирала травы.
 Доминик взглянул на простую одежду Мэг. Ее платье было испачкано, измято и всем своим видом показывало, что ему пришлось нелегко. Оно выглядело так, словно служило подстилкой при тайном свидании.
 – Собирала травы, – повторил он без всякого выражения. – Странно. Твоя одежда выглядит так, как будто ты каталась по земле.
 Мэг, пожав плечами, глянула вниз, а потом снова на Доминика. Несмотря на кажущееся безразличие, она чувствовала, что он в ярости. Эта лавина ждет только предлога, чтобы обрушиться на ее голову.
 – Именно поэтому я и надела это тряпье, – сказала она живо. – Какой смысл надевать хорошую тунику, если знаешь, что будешь на четвереньках копаться в земле.
 Доминик подчеркнуто внимательно осмотрелся вокруг но, кроме ярких нарциссов, на земле ничего еще не было.
 – Ты собирала травы здесь?
 – Нет.
 – Тогда где?
 Мэг не хотелось отвечать Доминику. Она знала, что даже вассалы, которые любили ее, считали, что это место хорошо для покойников, но не подходит для живых людей.
 – Зачем вам это? – спросила Мэг. – Я собирала те травы, которые мне нужны, в том единственном месте, где они растут.
 Ярость Доминика едва не вырвалась на свободу. Он с большим трудом сдержался.
 – Правда? – осведомился он вкрадчиво. – И в чем же вы так нуждаетесь?
 И снова Мэг не пожелала объяснять ему все. Если она заговорит о противоядии, ей придется рассказать и о том, что лекарство тоже пропало. А она обещала Старой Гвин не делать этого.
 В тишине раздалась отдаленная птичья трель, потом послышался стук копыт; это подъезжал Саймои, ведя на поводу коня Доминика. Гончая бежала рядом, высунув длинный узкий язык.
 – Миледи, – произнес Доминик сдержанно, – что могло вам понадобиться так срочно, что вы вышли за ворота замка одна, не сказав никому ни слова?
 – Черенки, – ответила Мэг, глядя мимо Доминика, – для моего сада.
 – Вы не умеете лгать.
 – Но я не лгу. Я срезала черенки.
 – Покажи мне их.
 – Нет, пока не посажу их в землю. Если держать их в руках слишком долго, они могут…
 Слова застряли у Мэг в горле, потому что Доминик вырвал мешок из ее рук и вытряхнул все содержимое на землю. Целые растения, обломки стеблей и комочки грязи посыпались под ноги. Маленькие листики летели вниз, как зеленый дождь.
 – Нет! – неистово закричала Мэг.
 Она вырвала мешок у Доминика, упала на колени и принялась подбирать с земли мелкие листочки, словно это были золотые монеты.
 Доминик, нахмурившись, смотрел на нее. Он не поверил словам Мэг, но сейчас уже не мог сомневаться в ее искренности. Она явно ценила то, что собрала.
 – Саймон.
 – Да, сеньор?
 – Проследи ее путь.
 – Хорошо.
 – Это ничего вам не даст, – пробормотала Мэг, не поднимая головы.
 – Что не увидит Саймон, почует Прыгунья.
 – Но не на заветном месте. Там не пройдет ни собака, ни конь.
 – Почему? – потребовал ответа Доминик.
 – Но я не гончая и не лошадь, чтобы ответить вам, – отрезала Мэг, собирая листья обратно в мешок. – Я просто знаю, что это так. Звери чувствуют многие вещи гораздо лучше, чем люди.
 – Заветное место, – повторил Доминик, и в его голосе вновь послышался вопрос.
 Мэг что-то пробормотала, не прекращая своего занятия.
 Мгновением позже рука Доменика в перчатке коснулась ее подбородка и приподняла лицо, заставляя смотреть мужу в глаза.
 – А ты не боишься того места? – поинтересовался он.
 – А почему я должна его бояться, я же не охотничий пес.
 Саймон издал звук, похожий на кашель или на сдавленный смех.
 Не отводя взгляда от злых зеленых глаз Мэг, Доминик жестом приказал своему брату помалкивать.
 – Нет, ты не собака и не лошадь, – произнес Доминик отчетливо. – Ты колдунья из рода Глен-друидов. Какую каверзу ты задумала?
 – Да, я из рода Глендруидов, но я не колдунья.
 – Но ведь ты посещаешь место, которое другие люди считают проклятым.
 – Но крест, который у меня на груди, не реагирует на него, – сказала Мэг. – Если бы там было зло, как считают люди, крест накалялся бы. Но этого не происходит. Он остается таким же прохладным, как и всегда.
 Доминик смотрел на свою жену, пока стук копыт раздавался в тишине, нарушаемой только птичьей трелью да дуновением ветра. Когда он отпустил подбородок Мэг, на нем остались отметины в тех местах, где перчатка коснулась кожи. Это заставило его сердце болезненно сжаться. Однако мысль о том, что она ходила к своему любовнику, а не за травами, не давала ему покоя.
 "Неудивительно, что Маргарет так быстро откликнулась на мои ласки прошлой ночью. Она не птенец, только что взятый из гнезда, она сокол, привыкший к человеческим рукам.
 И у меня будут от нее наследники, непременно.
 Но, кому бы она ни принадлежала в прошлом, теперь она моя.
 И она останется моей".
 Доминик мрачно смотрел на зелень, разбросанную по земле. Своими тонкими пальчиками Мэг тщательно собрала все побеги до единого, но они вяли прямо на глазах. Он не очень разбирался в травах, но некоторые из них показались ему знакомыми. Он был уверен, что видел точно такие же гораздо ближе к замку.
 Ожидая протеста со стороны Мэг, он поднял несколько побегов.
 Но она не протестовала, даже когда он сунул их в подсумок, притороченный к седлу Крестоносца. Однако когда он нагнулся, чтобы помочь Мэг собрать оставшиеся листья, стебли и тонкие корешки, она с силой оттолкнула его руку.
 – Нет, – сказала Мэг. – Ваши перчатки слишком грубы. Если вы сомнете листья до того, как приготовить лекарство, от него не будет большой пользы.
 – И именно поэтому ты не взяла с собой Эдит или охрану? – спросил Доминик вкрадчиво. – Они тоже слишком грубы?
 Мэг ничего не ответила.
 – Отвечай же мне, жена. Объясни, почему ты ушла в лес одна.
 Руки Мэг замерли.
 – Я…
 Доминик был уверен, что следующие слова, какими бы они ни были, не будут правдой.
 Однако он ничего не услышал.
 – Как далеко отсюда находится поместье Карлайсл? – поинтересовался он подчеркнуто безразличным тоном.
 Мэг перевела дух, обрадовавшись, что Доминик заговорил о другом. Она принялась подбирать последние, самые мелкие листочки.
 – Больше дня пешком, – ответила она. – Только после восхода луны со Старой Дороги покажется поместье.
 – Но верхом, наверное, быстрее?
 – Да, конечно, но еще короче, если ехать напрямик, – пояснила Мэг, не веря, что можно свести тяжелый разговор к такой безопасной теме. – Но короткий путь местами очень неудобен. Большинство людей все же предпочитают добираться по дороге. Пока лорд Джон был не так слаб, мы ездили в разные его поместья по несколько раз в год.
 – А сейчас дороги в плохом состоянии? Поэтому вы пошли здесь?
 – Нет, Дункан послал людей поправить дороги, когда вернулся.
 Доминик прищурился. Если бы Мэг посмотрела на него, она позабыла бы о растениях и задумалась о собственной участи. Но она была полностью поглощена тем, чтобы вернуть свое сокровище в мешок.
 – Значит, здешние места совершенно безлюдны?
 – Да. Крестьяне избегают заветного места.
 – Как удобно.
 Ярость в его голосе была подобна мечу, вынутому из ножен.
 Руки Мэг дрогнули и снова застыли неподвижно.
 – Удобно? – спросила она. – Для чего?
 – Для любовных свиданий, – насмешливо пояснил Доминик.
 Мэг подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
 – Ах, вот в чем дело, – сказала она. – Вы думаете, я была там с мужчиной.
 – Не просто с мужчиной, – уточнил Доминик грозно, – а с Дунканом Максвеллом. Взгляни на себя – щеки горят, глаза блестят, а на платье столько грязи…
 – Мое платье грязно, а щеки горят, потому что я все утро ползала по земле, собирая травы!
 – Может быть. А может, ты просто продажная девка, которая все утро занималась своим ремеслом.
 – Нет!
 – Неужели Дункан думал, что к тому времени, когда я вступлю в свои права, я ничего не буду знать о вашей с ним связи? Неужели он надеялся подбросить своего незаконного отпрыска мне, так же как твоя мать поступила с Джоном? – продолжал Доминик.
 Мэг гордо вскинула голову.
 – Я клянусь вам, муж мой. Я никогда не была с мужчиной.
 – Это всего лишь слова.
 – Попробуй сейчас, – запальчиво проговорила она. – Здесь и сейчас, Доминик Ле Сабр. Ты увидишь, что ты первый.
 Холодная усмешка была для Мэг как удар.
 – Хорошо сыграно, леди Маргарет!
 – Это вовсе не игра.
 – Я тоже не шучу. Если я познаю тебя и пойму, что ты не девственница, а ты скажешь мне, что беременна, откуда я узнаю, кто отец ребенка?
 Мэг была так поражена, что не могла вымолвить ни слова.
 – Нет, моя хитрая маленькая женушка. Я не лягу с тобой, пока не буду уверен, что ты не беременна. А потом уж я постараюсь, чтобы никто не помешал мне. И когда ты забеременеешь, у меня не будет сомнений, чей это ребенок.
 Наконец Мэг поняла.
 – Ведь вам все равно, девственница я или нет, – прошептала она испуганно. – Вы думаете только о том, чтобы иметь наследника.
 – Да. Но если вы и были шлюхой до этого дня, теперь вам придется забыть об этом.
 – Будь я лгуньей, воровкой или преступницей… вам все равно. Все равно, какое чрево вам достанется, если оно идет в придачу к замку Блэкторн.
 Глаза Доминика превратились в ледяные осколки.
 – Поверьте мне, мадам, кем бы вы ни были в прошлом, я ожидаю, что моя жена будет образцом высокой нравственности. И вы пожалеете, если хотя бы тень бесчестья коснется моего имени.
 Слабый лучик надежды, живший в душе Мэг, постепенно таял под ледяной глыбой по имени Доминик Ле Сабр. Он не был норманнским дьяволом, как его назвала Эдит, не был он и тем человеком с благородным сердцем, о котором мечтала Мэг. Ему не были нужны ни ее смех, ни ее нежность. Его не интересовали ни ее надежды, ни мечты, ни страстное желание сделать жизнь своих подданных лучше – и свою жизнь тоже, чтобы не испытать в браке ту же горечь, что и ее мать.
 Доминик Ле Сабр был обычным человеком, таким же, как и Джон Кемберлендский. И когда кто-нибудь пытался помешать его стремлению создать династию, Доминик озлоблялся так же, как и Джон.
 Мрачные тени, которые ей чудились в душе Доминика, оказались такой же реальностью, как прошедшая зима, но весны для них не предвиделось. Брак станет для нее ледяной могилой. Но холод не пощадит и самого Доминика.
 В душе Мэг протестовала против того, что могло случиться, но ни звука не слетело с ее губ.
 – Леди Маргарет!
 Мэг молча смотрела, как весна вступает в свои права, но она чувствовала себя лишней в этом великолепии.
 – Такое старое лицо у такой молодой девушки, – сказал Доминик зло. – Или тебе так тяжело расставаться со своим беспутным прошлым?
 Мэг ничего не ответила. У нее не было желания говорить.
 Она не хотела, чтобы над ее чувствами смеялся человек, у которого вообще нет никаких чувств.
 – Я предлагаю вам сделку, – произнес Доминик бесцветным голосом. – Вы родите мне двоих сыновей, и я отправлю вас в Лондон. Там вы найдете развлечения по вашему вкусу – по вкусу шлюхи.
 От едва сдерживаемых слез глаза Мэг казались еще больше.
 – Вы ничего не знаете о том, что мне нравится, а что – нет.
 – Я знаю, что прошлой ночью вы отказали своему мужу в том, что принадлежит ему по праву, – грубо возразил Доминик.
 – Всю свою жизнь я знала, что моя обязанность – выйти замуж за человека, которого изберут мне в мужья, – заговорила Мэг, когда Доминик замолчал. – Я думала, что буду верной, покорной женой. Я верила, что мы будем счастливой парой, если я буду вести себя именно так. А теперь…
 Ее голос замер ранящей тишиной.
 – А теперь? – повторил Доминик. – Говори.
 – Я знаю, что этого не будет никогда, – прошептала Мэг. – На землю пришла весна, но никогда весна не настанет для Глендруидов и для меня.
 – Забудь о своей тоске по Дункану, – зло выпалил Доминик.
 – По Дункану?
 – Ты замужем за мной, – сказал Доминик безжалостно, не глядя на нее. – Я – единственный мужчина, который у тебя будет.
 – Да. И я ваша единственная жена. Пока смерть не разлучит нас. И вы предадите меня безвременной смерти, когда соберетесь жениться еще раз? Этого мне следует опасаться?
 – Что за чушь? – требовательно спросил он.
 Мэг внезапно вздрогнула. Ее щеки побелели так, будто холод смерти уже коснулся ее.
 – Вы слышите? – прошептала она.
 – Что?
 – Смех.
 Доминик прислушался.
 – Я ничего не слышу.
 – Это лорд Джон.
 – Что?
 – Это его смех. Он-то знает, какую злую шутку сыграл с вами. – Затуманенные зеленые глаза смотрели на Доминика. – Вы умрете, не оставив после себя сыновей.
 Доминик сжал плечо Мэг с такой силой, словно она пыталась убежать от него.
 – У меня будут сыновья!
 – Нет, – шепотом возразила Мэг, не обращая внимания на слезы, потоком струившиеся по ее лицу. – Чтобы родить сына Глендруидов, нужна любовь. А в вас нет любви, Доминик Ле Сабр.




 Глава 13


 К тому времени, когда Саймон вернулся в замок, Доминик уже снял боевое облачение и праздно сидел в комнате Джона. Здесь он мог говорить со своими людьми без свидетелей, для чего большой зал совсем не подходил. Тема разговора – что же нашел Саймон, пройдя по следу Мэг, – определенно требовала таких предосторожностей.
 Бледное, искаженное лицо жены, отсутствующий взгляд и молчание, в котором они вдвоем верхом возвращались в замок, расстроили Доминика, и он не понимал почему.
 Помимо уединения, комната Джона была теплее прочих, и это тепло согревало не только тело, но и душу Доминика. Огонь ярко пылал в большом очаге, изгоняя холод, принесенный весенним дождем и приумноженный каменными стенами, хранившими ледяное дыхание зимы. Хотя узкие высокие окна уюта не прибавляли, здесь было лучше, чем где-нибудь еще. Кроме покоев Мэг.
 – Ты выглядишь, как мокрая собака, – сказал Доминик спокойно, когда Саймон вошел, стряхивая плащ.
 – Уж чувствую-то я себя точно как собака.
 – Согрейся. Потом поговорим.
 Пока Саймон разоблачался и устраивался у огня, Доминик обратился к слуге, ожидавшему в дверях приказаний хозяина.
 – Эль для моего брата, – распорядился Доминик. – Хлеб и сыр. И что-нибудь горячее – суп, например?
 – Да.
 – И, пока будет готовиться все это, выясни, куда запропастилась Старая Гвин. Я уже давно послал за ней.
 – Да, лорд.
 Выпрямившись, Доминик ждал, когда стихнут шаги слуги. Убедившись, что тот ушел достаточно далеко и не сможет их подслушать, Доминик вернулся к столу, на котором была свалена груда золотых украшений. С отсутствующим видом он перебирал безделушки.
 Сладостный звон раздавался в воздухе, подобно пению птиц с золотыми горлышками. Это пели крошечные колокольчики, украшавшие запястья, щиколотки, бедра и талии любимых наложниц султана. Когда Доминик взял город, женщин невредимыми вернули владельцу. Золотые украшения – нет.
 – Как твой сокол? – спросил Саймон, которому перезвон колокольцев напомнил о птице.
 В любом случае Саймон не торопился говорить о Мэг, и Доминик отметил это.
 – Он быстро обучается, – произнес Доминик равнодушно. – Я снял с него колпак, когда вернулся из леса. Птица не испугалась и не попыталась улететь. Она идет на мою руку и на мой свист, как будто знала меня с самого рождения. Завтра вечером вынесу ее ненадолго во двор, а там уже можно будет брать ее с собой за стены крепости.
 – Чудесно, – отметил Саймон, довольный, что хоть что-то идет хорошо.
 – Да…
 Доминик прикрыл глаза, словно для того, чтобы лучше слышать изысканную мелодию колокольчиков.
 – Можно подумать, кто-то уже приручал его, – добавил он мгновение спустя.
 – Это так? – спросил Саймон.
 – Мне сказали, что сокола поймали взрослым, а не взяли птенцом из гнезда. Но сокольничий уверял меня, что сообразительность не в диковинку для здешних птиц, если колдунья Мэг обучает их.
 Саймон ухмыльнулся.
 – Что же ты обнаружил, пройдя по ее следу? – поинтересовался Доминик почти так же спокойно.
 Почти, но не совсем. И этой едва заметной перемены было достаточно, чтобы напомнить Саймону, что его брата беспокоит непокорная жена, с которой он вынужден основать династию.
 – Я не нашел ничего, – сказал Саймон прямо. – Прыгунья потеряла след.
 Звук колокольчиков затих. Доминик внимательно смотрел на Саймона.
 – Потеряла след? Как странно. У Прыгуньи самый острый нюх из всех моих собак.
 – Да, – согласился Саймон.
 – А какие-нибудь еще следы вокруг?
 – Крупный олень живет выше по ручью, который впадает в реку Блэкторн. Лиса поймала зайца. Орел и пять ворон вышли на охоту.
 Доминик отмахнулся от этих известий. Саймон перечислял лесные новости, желая хоть отчасти его развлечь.
 – А следы лошадей?
 – Никаких, даже местных диких лошадей.
 – Мулы? Повозки? Отпечатки башмаков? – настаивал Доминик.
 – Нет.
 – Где вы потеряли след?
 – Как раз там, где говорила леди Маргарет. Возле камней, окружавших языческое кладбище.
 – И никаких следов присутствия другого человека?
 – Ни малейших, – ответил Саймон убедительно. – Если только Дункан Максвелл – или кто-то другой – был с твоей женой этим утром, он прилетел на крыльях орла и так же вернулся назад.
 Доминик хмыкнул.
 – Может быть, она делала именно то, что и сказала, – собирала растения, – предположил Саймон.
 – Может быть, но они, я видел, растут и ближе к дому.
 – Что за чертовы листья?
 – Садовник таких не знает, – сказал Доминик.
 Вот почему Доминик был сейчас в комнате Джона, а Мэг – у себя; ему нужно было время подумать. Первое сражение за будущих сыновей окончилось не в его пользу. Но Доминик был слишком хорошим тактиком, чтобы повторять свои ошибки. Никогда еще он не участвовал в столь важной для него битве.
 – Я недооценил свою жену, – признал Доминик, – и, пожалуй, несправедливо обошелся с ней.
 – Разве? Любой другой на твоем месте мог бы побить ее только за то, что она ушла в лес одна, никому не сказав ни слова.
 – С чего ты взял, что я не сделал этого? – возразил Доминик без всякого раздражения.
 – После того как я вытащил тебя из турецкой тюрьмы, ты поклялся, что никогда не позволишь использовать плети или палки в своих владениях, когда они у тебя будут. А ты человек слова.
 Внезапно Доминик поднялся на ноги. Его пребывание в тюрьме было так ужасно, что он вспоминал о нем только в страшных снах. И, просыпаясь, старался поскорее забыть. Это не всегда удавалось.
 – Я уже благодарил тебя, Саймон, благодарю еще раз.
 – Мы спасали жизнь друг другу столько раз, что смешно вспоминать об этом, – произнес брат сухо.
 – Но сейчас ты спасаешь не мою жизнь, а мою душу.
 Колокольцы зазвенели, потревоженные нервным движением Доминика, сжавшего в кулаке холодные золотые цепи.
 – У меня есть новое поручение для тебя, – объявил Доминик немного погодя. – Охрана.
 Встревоженный Саймон поспешно повернулся к нему.
 – Свен узнал, что против нас затевается что-то дурное?
 – Ты должен охранять не меня, а мою жену.
 – Черт возьми, – с отвращением пробормотал Саймон.
 – В ком еще я могу быть уверен, что он не соблазнит ее или не будет соблазнен? – просто объяснил Доминик.
 – Теперь я понимаю, почему султаны используют евнухов в качестве стражи.
 – По-моему, это не такая уж большая жертва.
 – Еще какая большая! – ответил Саймон, проводя рукой по волосам. – Ты уж меня, брат, не делай евнухом.
 Смех Доминика смешался с тихим перезвоном колокольчиков, которые он небрежно перебирал.
 – Ты только должен будешь смотреть за тем, чтобы никто, кроме меня, не входил в комнаты Мэг, – пояснил Доминик.
 – А ее служанка?
 – Служанка? Зачем она там? Я могу сам одеть – и раздеть – свою жену, если нужно.
 Саймон старался не рассмеяться вслух, но веселье было написано на его лице.
 – Первое время, – говорил Доминик, – Мэг будет как сокол, которого недавно посадили в мою клетку. Она должна есть из моих рук. Пить из моих уст. Спать только рядом со мной. При пробуждении она должна слышать мое дыхание и чувствовать мое тепло.
 Саймон удивленно приподнял брови, но не проронил ни слова.
 – Мэг сказала, что я не знаю ее, – продолжал Доминик, размышляя вслух, как он часто делал в присутствии Саймона. – Она права. Это моя вина. Поначалу она кажется доступной, но во многих отношениях она сильнее, чем иные города, которые я брал.
 Саймон молчал, думая о том, что произошло между его братом и Мэг, когда он оставил их одних в лесу. Но он ни о чем не спрашивал. Он знал, что не стоит вмешиваться, когда Доминик обдумывает план взятия крепости.
 Или женщины.
 – К тому времени, как ее ежемесячное истечение закончится, – сказал Доминик, – я буду знать ее гораздо лучше. Но не так, как муж познает свою жену. Это совсем другое знание.
 – Ты известил ее, что она будет заперта в своем собственном замке? – спокойно спросил Саймон.
 – Да.
 – И что она ответила?
 Доминик прищурился.
 – Ничего. Она не разговаривает со мной с тех пор, как сообщила, что я умру, не имея сыновей.
 – Боже праведный, – испуганно прошептал Саймон.
 Прежде чем Доминик заговорил снова, вернулся слуга. За ним шла Старая Гвин. Слуга с поклоном поставил на стол поднос. Саймон подошел к столу и набросился на еду. Доминик жестом пригласил старую женщину поближе к огню.
 – Ты ужинала? – осведомился он любезно.
 – Да, лорд, спасибо.
 Доминик замолчал, обдумывая, как лучше начать разговор о родовом проклятии Глендруидов, о покойном Джоне и его детях и еще о том, что было правдой, а что – пустыми предрассудками. В конце концов он пожал плечами и последовал примеру жителей Блэкторна. Джон и Мэг обычно говорили прямо. Доминик решил поступить так же.
 – Расскажи мне о женах рода Глендруидов, – просто попросил Доминик.
 – Они только женщины.
 За спиной Доминика Саймон то ли смеялся, то ли божился, то ли и то и другое одновременно.
 – Да, – произнес Доминик спокойно. – Это я заметил. Это так же бесспорно, как то, что я мужчина.
 Блеклые глаза Старой Гвин смеялись.
 – А разве нужно что-нибудь еще говорить, лорд?
 – Многое, – отрезал Доминик. – Объясни мне, чем жены из рода Глендруидов отличаются от других женщин.
 – У них глаза необычного зеленого цвета.
 – Так, продолжай, – велел Доминик.
 – Они умеют обращаться с растениями и со всеми живыми существами.
 Он ждал.
 И Старая Гвин ждала.
 – Господи! – умоляюще воскликнул Доминик. – Что ты тянешь кота за хвост? Говори!
 – Дело пойдет быстрее, если вы объясните мне, что именно вы хотите знать, – сказала Старая Гвин безмятежно. – Здесь уютно, а мои старые кости так любят тепло. Я ведь могу начать с самого рождения леди Маргарет и рассказывать обо всей ее жизни вплоть до сегодняшнего дня.
 Доминик сжал кулаки и стал изучать противницу. Она тоже разглядывала его, не столь воинственно, но презрения в ее глазах было не меньше.
 – Я слышал, женщины из рода Глендруидов упрямы, – начал Доминик немного погодя.
 – Да.
 – Бесстрашны.
 Старая Гвин наклонила голову, словно размышляя.
 – Мы не робки, – произнесла она мгновение спустя. Потом помолчала немного и добавила:
 – Это не одно и то же, лорд.
 – Да, – согласился Доминик, пораженный проницательностью старой женщины. – Люди называют это отвагой.
 Он снова взял колокольчики и начал перебирать их, обдумывая, как вести расспросы дальше. Их нежный звон привлек внимание Старой Гвин. Она с интересом разглядывала диковинную цепочку.
 – Если бы цветы могли петь, – проговорила она с довольным видом, – у них были бы точно такие же голоса.
 Доминик взглянул на нее.
 – Ты удивляешь меня, старуха.
 – Думаю, трудно удивить чем-нибудь человека, который сосредоточен только на одной-единственной вещи и не обращает внимания ни на что другое.
 – Может, ты объяснишь на чем? – спросил Доминик сухо.
 Старая Гвин кивнула.
 – Так чем же я озабочен?
 – Династией.
 – Не более, чем любой другой мужчина.
 – Нет, – возразила она. – Другие мужчины хотят многого. Одни – постепенно, большинство – немедленно.
 – И поэтому не получают ничего.
 Теперь была очередь Старой Гвин удивляться.
 – Да, – согласилась она. – Это так. Но вы не похожи на других мужчин. Вы грезите об одном, и только об одном. О сыне.
 Доминик прищурился, и в его глазах сверкнула ярость – это была слишком больная тема.
 – В любом случае, – промолвил он вкрадчиво, – сейчас я обременен бесплодной женой.
 – Это не так!
 В голосе старухи не было и тени сомнения.
 – Тогда почему же Мэг уверена, что я умру, не оставив сыновей? – требовательно произнес Доминик.
 Старая Гвин удивленно отступила и, прищурившись, уставилась на высокого воина, стоящего перед ней. Она вдруг поняла, какая буря свирепствует у него в душе втайне от всех.
 – Это она вам сказала? – осторожно спросила Гвин.
 – Да.
 – Именно это? Слово в слово, лорд? Я должна быть уверена.
 Сначала Доминик хотел выгнать нахальную старуху вон. Но было что-то в ее глазах, что заставило его сдаться, – что-то колдовское.
 – Она сказала: «Для того чтобы родился сын Глендруидов, нужна любовь. А в тебе нет любви, Доминик Ле Сабр».
 Из груди Старой Гвин вырвался вздох, слившись с гудением огня в очаге. Она начала тереть глаза, словно утомившись. Потом посмотрела на человека, сжигаемого единственным желанием.
 – Это не значит, что Мэг бесплодна, лорд Доминик. Это означает, что сына Глендруидов нельзя зачать, если между мужчиной и женщиной нет любви. Одной плотской близости мало.
 – Как такое может быть, старуха?
 – Я не знаю, – ответила она. – Я знаю только, что так обстоит дело с той поры, когда был утерян Волк Глендруидов.
 – И давно это было?
 – Давным-давно, лорд. Так давно, что на земле еще жили древние боги.
 – Только не надо сказок, – произнес Доминик голосом, полным сарказма. – Неужели ты хочешь, чтобы я поверил, что за такое долгое время ни один мужчина не сумел убедить женщину из рода Глендруидов, что любит ее?
 Старая Гвин хмыкнула:
 – Не имеет значения, что он наплетет, чтобы заполучить ее в свою постель. Во-первых, он врет. Во-вторых, проклятие лежит на женщине, а не на мужчине. Многие женщины хотели зачать сына, чтобы принести мир на свою землю. Но ни одна из них не могла полюбить так, чтобы родился сын.
 Доминик прищурился. Когда он узнал о ловушках и укреплениях города, который необходимо взять, у него опустились руки.
 – Значит, то, что сказал Джон, правда, – пробормотал он. – Колдунья холодна, как склеп. Она не чувствует страсти.
 Старая Гвин странно улыбнулась:
 – Вы больше верите Джону или нетронутому девичьему телу, которое отзывается на ваш зов, как сокол на зов хозяина.
 От напоминания, что он действительно вызывает желание у Мэг, в его теле возникло было напряжение, но быстро исчезло при мысли о родовом проклятии, сыновьях, которых не будет, и прочих сложностях.
 – Но почему они не могли полюбить? Они не способны к этому?
 – Некоторые да. Способность любить редка среди людей. Особенно в нашем роду. Но Мэг не такая. Спросите любого из жителей замка.
 – А что же те женщины, которые могли любить? – настаивал Доминик. – Или они были замужем за скотами, недостойными их?
 – Скотами? Нет. Они были замужем за обыкновенными людьми, лорд, просто людьми.
 – Ты говоришь загадками, – нетерпеливо сказал он.
 – Нет. Это вы не хотите понимать. Вы могли бы полюбить женщину, если бы знали, что нужны ей только для того, чтобы получить земли, богатство и наследников?
 – Проклятие, что за чушь…
 – Можете ли вы, – продолжала старуха, не обращая внимания на его слова, – полюбить женщину? Пустить ее в свою тщательно охраняемую душу?
 Доминик недоуменно посмотрел на нее.
 – Разве я похож на идиота? Подчиняться, зависеть от кого-то – это не мужское дело!
 Слезы выступили на глазах Старой Гвин, но она удержала их. Она слишком долго жила на земле, чтобы верить, что слезами можно что-то изменить.
 – Тогда у вас не будет сыновей, и мне ничего не остается, как молиться, чтобы другие поколения все же избавились от проклятия.
 – Я не верю тебе, – зарычал Доминик.
 – Тогда поверьте другому: женщины из рода Глендруидов видят не только широкие плечи и приятные лица. Они видят душу человека. Поэтому любить для них трудно, почти невозможно. Понимать кого-то и все-таки любить, несмотря на это, могут только ангелы. Людям такого не дано.
 Лицо Доминика окаменело, отражая холод, проникавший в его душу по мере того, как уверенность и печаль старой женщины темной волной окутывали его. Неожиданно он ударил кулаком по столу. Цепочки подпрыгнули и зазвенели, будто закричали, резко и недовольно. И наступила тишина.
 Никто не шевельнулся и не проронил ни слова.
 Саймон смотрел то на Старую Гвин, то на своего брата.
 Доминик сидел, прищурившись, с видом человека, погруженного в раздумья.
 Саймон облегченно вздохнул. Если его брат решил справиться с чем-то, будь то крепость, город или женщина, он справится с ними силой или хитростью.
 Или использует предательство, если будет необходимо.
 После долгого молчания Доминик обратился к Старой Гвин. Его глаза смотрели холодно и твердо. И когда он заговорил, в его голосе тоже слышался лед.
 – Благодарю тебя. Твои слова кое-что объяснили мне.
 Он отпускал ее, и она поняла это. Старуха кивнула и незаметно исчезла.
 Доминик повернулся к брату и резко спросил:
 – Ты веришь старой колдунье?
 – Я чувствую, что она сама верит тому, что говорит.
 – Да, – произнес Доминик горько. – Я участвовал в войне за Гроб Господень и знаю, что такая вера творит чудеса.
 И он снова ударил кулаком по столу, заставив колокольчики протестующе зарыдать; только они рискнули пойти против воли человека, который окружил себя ледяной стеной.
 – Что ты будешь делать? – поинтересовался Саймон немного погодя. – Объявишь брак недействительным из-за того, что она бесплодная?
 – Нет, – ответил он, – никогда.
 Убежденность, с которой он говорил, удивила обоих.
 – Мы удержим крепость, даже если будут сопротивляться и таны, и вассалы, – сказал Саймон. – Если люди откажутся работать в поле для тебя, у нашего отца больше крестьян, чем требуется в его владениях. Крепостные будут рады прибыть сюда, если каждому пообещать свой огород и свинью.
 – Да.
 Больше Доминик ничего не сказал. Слова Саймона были верными, но почему-то не устраивали Доминика. Он вдруг понял почему. Крестьяне и замок никак не разрешали его проблем с Мэг. А колдунья Глендруидов, которая была его женой, была и его главной заботой.
 Нахмурившись, Доминик посмотрел на изящные золотые колокольчики и ударил по ним пальцем.
 "Если бы цветы могли петь…
 Если бы она могла полюбить…"
 – Да! – воскликнул Доминик. – Вот оно!
 – Что?
 – Решение, брат мой, очень просто. Я должен научить колдунью любить меня!




 Глава 14


 Доминик и Саймон шли через зал к лестнице, ведущей к одной из угловых башен замка. Нежный звон колокольчиков, которые Доминик захватил с собой, терялся за шумом и голосами слуг, скребущих деревянный пол.
 По мере того как половицы отчищались, другие слуги с ушатами воды, жидкого мыла и грубыми щетками в руках брались за работу. Кучи грязных ветвей громоздились вдоль стены, ожидая, когда их бросят в печь. Огонь в огромном камине пылал с такой силой, словно предвкушал богатое угощение.
 Увидев Доминика, управляющий заметался, подгоняя людей, чтобы они работали усерднее и быстрее.
 – По крайней мере хоть управляющий знает, кто его новый хозяин, – пробормотал Доминик.
 – Все знают, кто их новый хозяин. Только некоторые никак не могут с этим смириться.
 – Я бы не советовал им привыкать ко мне слишком долго, – ответил Доминик, когда они начали подниматься по лестнице с высокими ступенями. – Иногда у меня не хватает терпения. И лени я особенно не люблю.
 Смех Саймона эхом отразился в гулком каменном колодце башни.
 – Твои рыцари это хорошо знают, Доминик. И не думаю, что твоей жене понадобится много времени, чтобы понять это.
 – К леди Маргарет это не относится. Ее дыхание и тело благоуханны, как сама весна. В ее комнатах царит чистота. Это Джон, а не она, виноват в том, что замок находится в таком состоянии.
 Пока братья поднимались, Доминик размышлял о достоинствах и недостатках замка. Взять, к примеру, эту лестницу. Она правосторонняя, и поэтому ее легче защищать, чем атаковать. Ведь большинство рыцарей держат меч в правой руке, и оружие нападающих постоянно ударялось бы о стену. А те, кто обороняет башню, могут размахнуться во всю силу руки, не встречая никакой помехи – ведь у них с правого бока только перила.
 Доминик преодолел последние три ступени одним прыжком и устремился по коридору, ведущему к покоям жены. Сначала шли две комнаты ее служанок. Одну из них занимала Эдит, а другую он отдал Мари.
 Но мысль зайти к кому-нибудь из них не приходила Доминику в голову. Эдит казалась ему жадной кокеткой, у которой не было ничего светлого в душе. И Мари ему тоже не хотелось видеть. Она сердилась на него за то, что золото и украшения не перепадали ей с тех пор, как они вернулись из Иерусалима.
 К своему удивлению, Доминик понял, что симпатия, которую испытывала к нему Мэг, не определялась содержимым его сундуков; ее даже не интересовало, что в них. Казалось, что ей совсем ничего не нужно.
 Кроме ее проклятых растений.
 Ему все еще не верилось, что она пешком прошла через болото, рискуя вызвать недовольство мужа, чтобы набрать каких-то черенков и листочков. Но другого объяснения тому, что произошло, он не находил.
 Доминику хотелось знать, не станет ли Мэг после нескольких часов молчания более разговорчивой. Еще ему было интересно, не расположит ли ее к нему блеск золотой цепочки у него в руках, несмотря на то что он не поддался ее чарам, как все прочие жители замка, и она сердилась на него за это.
 Дверь в комнату Мэг была заперта. Доминик нетерпеливо постучал.
 – Откройте, леди, – сказал он. – Это ваш муж.
 Из-за двери не доносилось ни звука.
 Доминик постучал сильнее.
 – Леди Маргарет, откройте!
 Ни слова в ответ.
 Дверь задрожала под его кулаком.
 – Открой же, или я снесу дверь с петель!
 Дверь со скрипом отворилась.
 – Жена, мы должны договориться по поводу некоторых правил, соблюдения которых я требую…
 Доминик замолчал, так как понял, что дверь открылась от удара, а не оттого, что ее отперли изнутри. Он ворвался в комнату.
 Она была пуста.
 – Проклятие, – прорычал он, швкрнув цепочку на кровать Мэг. – Колдуньи здесь нет!
 Доминик заглянул за занавеску, туда, где была когда-то детская. Теперь это была просто маленькая уютная комната, где Мэг часто проводила время, сидя у окна, вышивая и слушая голоса слуг внизу во дворе.
 – Пусто, – произнес Доминик раньше, чем Саймон задал вопрос.
 Они быстро осмотрели остальные покои леди Маргарет и ванную комнату. Тот же результат.
 Как один, братья скатились вниз по лестнице. Человек, поставленный охранять вход, видимо, скучал.
 – Леди Маргарет выходила? – спросил Доминик.
 – Нет, – недоуменно ответил рыцарь. – Вы ведь сказали, что без вас она не должна покидать замок.
 Доминик нахмурился.
 – А ее служанка? – осведомился Саймон. – Может, она выходила из замка?
 – Нет. Только другая прислуга, и я всех тщательно проверил.
 – Не сомневаюсь, – усмехнулся Доминик.
 Оба они знали, что рыцари еще не опомнились от гнева Доминика за то, что охрана не смогла утром отличить леди Маргарет от простой служанки.
 – Что теперь? – посмотрел на Доминика Саймон. – Поищем Эдит?
 Доминик недовольно сморщился. Хоть ему и не нравилась вдовица с алчным взглядом, он понимал, что никто в замке не мог лучше нее знать, где Мэг.
 – Где будем искать сначала? – произнес Доминик с несчастным видом. – На стенах или в гарнизоне?
 – Сегодня ветрено.
 – Значит, в гарнизоне, – сказал Доминик. – Эдит любит бездельничать, но вряд ли любит мерзнуть.
 – Что же делает девица среди рыцарей? – задал Саймон риторический вопрос. Доминик захохотал.
 В тишине, показавшейся еще более пронзительной после того, как стих смех Доминика, они отправились в покои, отведенные свите. С тех пор как Дункана и его людей выдворили из замка, Эдит большую часть времени проводила на стенах – заигрывала с рыцарями, стоящими в карауле.
 Когда дождь мешал проводить время на открытом воздухе, она торчала в темном зале у колодца, делая вид, что присматривает за слугами, достававшими воду. На самом же деле она просто старалась быть поближе к гарнизону, которому были отданы помещения по соседству.
 Голоса рыцарей и оруженосцев смешивались с монотонным пением слуг, орудовавших большими деревянными черпаками. Среди мужских голосов слышался кокетливый женский смех.
 Первой, кого увидели Доминик и Саймон на третьем этаже, где расположилась свита, была Эдит, стоявшая рядом е Томасом Сильным. Невдалеке они заметили и Мари. Обе женщины, казалось, пытались поймать блуждающий взгляд рыцаря – и его руку.
 – Может, стоит оставить Мари жить так, как она жила до сих пор? Тем более что она сама этого хочет, – сказал Саймон.
 Доминик ответил:
 – Мари придется теперь самой зарабатывать на жизнь. Я определил ее в швеи.
 – А Эдит?
 – Некоторые женщины рождаются, чтобы быть шлюхами.
 Томас услышал шаги раньше, чем женщины. Обернувшись, он увидел лицо хозяина и понял, что ему несдобровать.
 – Сэр Томас, – без преамбул начал Доминик, – оружие покрывается ржавчиной. Если вы не обучаете людей верховой езде и не тренируетесь с мечом, вы должны хотя бы содержать оружие в чистоте.
 – Да, лорд, – произнес Томас с облегчением, убирая руку с бедра Эдит. – Когда я должен начать?
 – Сейчас же. Составьте список всего, что вам необходимо, и принесите мне завтра утром.
 – Да, лорд.
 Томас запахнул плащ, выдернув полу из рук Мари, подмигнул обеим женщинам и удалился.
 – Мари, – позвал Доминик.
 Темноволосая женщина с большими глазами подошла к нему и спросила с надеждой:
 – Да, лорд? Вам наконец что-то понадобилось от вашей верной Мари?
 – Ты довольно искусна в шитье. Позаботься о гардеробе моей жены. Возьми те шелка, что я привез из Иерусалима. А также одежду из Нормандии и Лондона. Если понадобится что-нибудь еще, обратись к управляющему или прямо ко мне.
 Мари поджала губы, но промолвила только:
 – Да, лорд.
 – Тебе не придется много работать, – утешила ее Эдит. – Леди Маргарет не интересует ничего, кроме сада и трав.
 – Мари, – вновь позвал Доминик.
 Он не повысил голоса, но она обернулась, объятая холодом.
 – Постарайся, и я награжу тебя. Я подарю тебе кусок шелка.
 Мари нежно улыбнулась:
 – Нет прекраснее шелка, чем губы моего лорда, ласкающие мое тело.
 Он засмеялся.
 – Ступай, женщина.
 Взгляд, который Мари бросила на Доминика, был полон воспоминаний. Она наклонилась к нему и проговорила тихо, но так, чтобы и другие могли слышать:
 – Когда устанешь от своей жены-садовницы, приходи ко мне. Мое тело пахнет страстью, а не землей. А если тебе не нравится мой запах, искупай меня в своем.
 – Иди, – сказал Доминик, но в его голосе не было злости.
 С легкой улыбкой он смотрел, как Мари выходит из комнаты. Дорогая шерсть туники облегали ее тело, подчеркивая женственные формы. На ходу она кокетливо покачивала бедрами, несомненно, приглашая за собой.
 – Что касается тебя, – обратился Доминик к Эдит, – скажи, где твоя госпожа?
 – Не знаю, лорд, – ответила Эдит беззаботно. – Вы опять ее потеряли?
 Саймона передернуло от глупости этой женщины. То, что Доминик заботился о своих людях и входил в их дела, вовсе не означало, что с ним можно вести себя так нахально.
 – У тебя есть родственники? – спросил Доминик вежливо.
 – В замке Блэкторн?
 – Да.
 Эдит покачала головой.
 – Ты чувствуешь призвание к церкви?
 – Нет, – удивленно произнесла она.
 – Тогда, я думаю, мне придется продолжать платить за твое содержание из христианского милосердия. Впредь ты будешь присматривать за кладовой и кухней.
 Эдит была потрясена.
 – Это приказ Мэг?
 – Откуда мне знать, – промолвил Доминик вкрадчиво. – Я ведь все время теряю ее, как ты только что мне любезно напомнила. Но с некоторых пор не имеет значения, что приказывала или не приказывала моя жена. Замок принадлежит мне, и я распоряжаюсь здесь по своему усмотрению.
 Щеки Эдит побелели, словно мел. На глазах выступили слезы.
 – Я забылась, лорд. Простите меня. За последние несколько дней так все перепуталось, – просила она лихорадочно. – Смерть лорда Джона, и свадьба, и изгнание сэра Дункана, и норманны беспрепятственно ходят там, где…
 Эдит смолкла, вдруг поняв, что говорит что-то не то.
 – Тебе трудно подчиниться норманнскому хозяину, – сказал Доминик спокойно, – потому что твоего отца убили норманны.
 – Да, лорд, – прошептала она. – Моего брата и мужа – тоже.
 Эдит вертела в пальцах золотую брошь, подаренную Домиником.
 – Но эта война окончена, – продолжал Доминик решительно. – Если ты хочешь продолжать борьбу, тебе придется уйти в другой замок.
 С жалобным криком Эдит упала на колени и схватила его за руку.
 – Нет, я прошу вас. Разрешите мне остаться хотя бы до… – ее голос сорвался.
 – До чего? – потребовал Доминик.
 – У меня нет другого дома. И я не хочу другого дома. Пожалуйста, лорд. Позвольте мне остаться… Я докажу свою преданность, отслужу, как прикажете.
 Сначала Доминик хотел отнять руку, которую Эдит покрывала поцелуями, скорее страстными, чем умоляющими. Однако он не сделал этого, поскольку знал, что нельзя поддаваться первому порыву, основанному на эмоциях.
 – Как прикажу? Любым способом?
 – Да, – ответила она, не глядя на него.
 – Встань. Скажи, где чаще всего бывает моя жена.
 Эдит продолжала стоять на коленях, прижимая к своей груди руку Доминика.
 – В саду, – начала она, – в птичьих клетках…
 – Внутри замка, – перебил ее Доминик, освобождая руку и отступая на безопасное расстояние.
 – Комната, где хранятся травы, часовня или ванная, – сказала Эдит. Потом добавила:
 – Дункан и она особенно любили ванную комнату. Это такое укромное место, а мыло госпожи такое душистое…
 По лицу Доминика Эдит поняла, что не внушает теплых чувств новому хозяину.
 – Простите, лорд, – поспешно оборвала она себя. – Между ними все было совершенно невинно, я уверена.
 – Иди в часовню, – сквозь зубы приказал Доминик Саймону. – Эдит возьми с собой.
 Прежде чем кто-нибудь из них успел возразить, Доминик покинул гарнизон. На лестнице, ведущей в комнату для трав, было темно и холодно, так как она была вырублена прямо в скале, примыкавшей к замку. Доминик снял со стены факел и зажег от свечи, которая всегда горела у входа в нижние ярусы. Факел занялся и осветил помещение тусклым оранжевым светом, сделан он был весьма небрежно.
 Сырой воздух был наполнен ароматами трав и съестных припасов. Доминик быстро шел по коридору, пытаясь подавить гнев, охвативший его при мысли о чувственных играх, которыми Мэг и Дункан могли заниматься в ванной. Он твердил себе, что все, что было до того, как она стала его женой, не имеет значения.
 Он не верил этому.
 Внезапная догадка заставила Доминика остановиться. Мэг была помолвлена с Дунканом. Король запретил этот брак. Король отвергал всех женихов, которых предлагал Джон. Вполне естественно, что Мэг захотела другим способом взять то, в чем по закону ей было отказано. Доминик не был святошей и не мог винить свою жену за то, что она пошла навстречу зову своего естества. Но мысль о том, что Мэг сейчас лежит на коленях Дункана и он беспрепятственно ласкает нагое тело, доводила Доминика до бешенства.
 Чтобы взять себя в руки, он стал разглядывать комнаты, мимо которых проходил. Они содержались в большой чистоте, и было видно, что в таком состоянии были и до его распоряжения.
 «Ручаюсь, это работа Мэг, – заметил про себя Доминик. – Она чистоплотна, как кошка. И так же независима, к сожалению. Она не станет делать ничего, что высказано в тоне приказа».
 Доминик, нагнувшись, вошел в низкую дверь комнаты для растений. Прежде чем он успел поднять голову, он услышал голос Мэг. Она толкла что-то пестиком в ступке на огромном камне, который служил столом.
 – Кто там? – не оборачиваясь, спросила Мэг. – Оставьте факел снаружи. От него столько копоти. Сколько раз напоминать?
 – Наверное, столько же, сколько раз мне придется просить вас не покидать вашей комнаты, – ответил Доминик.
 Мэг обернулась. Ее глаза были широко распахнуты от удивления. Кожа в полутьме казалась золотой, как цепочка, которую Доминик в негодовании швырнул на кровать в комнате наверху.
 – Вы! – воскликнула она. – Что вы здесь делаете? Это мое место!
 – Нет. Замок со всем, что в нем находится, теперь мой, – проговорил Доминик жестко. – И ты тоже. Это тебе следует хорошенько запомнить.
 Мэг так резко отвернулась к столу, что платье колоколом взвилось вокруг нее. Она бросила взгляд на резервуар с водой и продолжала работу с прежней скоростью.
 – Я говорю с тобой, – сказал Доминик, с трудом сдерживаясь.
 – Я слушаю вас.
 – Ты слышала, что я просил тебя не выходить из комнат в мое отсутствие?
 Тишина.
 – Отвечай! – взорвался Доминик.
 – Да, я слышала.
 – Тогда почему же ты здесь?
 – Эта комната для трав – часть моих апартаментов, – возразила Мэг.
 – Не испытывай мое терпение.
 – Разве я могу? – пробормотала она. – У вас же его нет.
 Доминик, всегда гордившийся своим терпением, обнаружил, что теряет его. Тремя стремительными шагами он пересек комнату и схватил Мэг за руку.
 – Хватит с меня этой чепухи, – произнес он гневно. – Перед Богом и алтарем ты поклялась слушаться своего мужа. И, с Божьей помощью, ты будешь это исполнять. В свою комнату, леди!
 – Сейчас, – сказала она. – Только эти листья нужно еще немного растолочь.
 Доминик не стал спорить. Он повернулся, чтобы уйти, и потянул за собой Мэг.
 Мэг, почувствовав, что ее пытаются оттащить от стола, тоже не стала спорить. Она уже ни о чем не думала. Страх, охвативший ее с той поры, как она проснулась после ужасного вещего сна, выплеснулся наружу. Она молча вырывалась из рук мужа.
 – Что, ради Бога… – начал было он.
 Мэг бросила пестик и вцепилась в руку Доминика, пытаясь освободиться. Его пальцы еще крепче сжали ее запястье, и тогда она попыталась отцепить их один за другим.
 Но это было бесполезно. Он был гораздо сильнее ее.
 – Перестань вырываться, ты только сделаешь себе больно, – проговорил он гневно.
 – Отпустите меня!
 – В свою комнату!
 – Нет, – возразила Мэг хрипло. – Я должна закончить то, что начала.
 Доминик молниеносно переменил положение рук. Не успела Мэг опомниться, как он приподнял ее над полом, и она беспомощно заболтала ногами в воздухе. Думая только о незаменимых листьях, которые нужно приготовить немедленно, не то они придут в негодность, она вновь начала рваться на свободу с удивительной силой и совершенно молча.
 Его факел накренился, и от этого по стенам заплясали безумные тени. Доминик пытался удержать Мэг свободной рукой. Злые языки пламени почти касались ее лица, обдавая жаром глаза, волосы, щеки. Она не замечала ничего. Обруч, скреплявший прическу, упал на пол, и волосы беспорядочно рассыпались.
 – Боже правый, – прошипел Доминик. – Ненормальная, ты сгоришь!
 Но Мэг, казалось, не слышала его. Огонь лизнул ее открытое запястье, когда она попыталась вцепиться в лицо Доминику. С громким проклятием он выпустил факел из рук.
 Освободив вторую руку, он быстро справился с Мэг. Прежде ч,ем она поняла, что произошло, он прижал ее к стене, захватив одной рукой ее запястья и подняв ей руки над головой, а другой держа ее за подбородок. Несмотря на то что Мэг все еще сопротивлялась, она едва могла вздохнуть.
 Доминик взглянул в безумное лицо жены, пытаясь понять, что вызвало к жизни такую силу. Он ожидал, что Мэг станет спорить с ним, обвинять его, настаивать на своем. Но не ожидал, что она бросится на него, как дикая кошка.
 Постепенно Мэг перестала вырываться. В глазах появилось осмысленное выражение.
 – Ты уже успокоилась? – спросил он с вежливым сарказмом.
 Мэг наклонила голову.
 – Когда мы придем в твою комнату и…
 Доминик почувствовал, что Мэг снова напряглась, и замолчал.
 – Если я отпущу тебя, ты снова вцепишься в меня, не так ли? – обратился он к ней.
 Мэг ничего не ответила. Но болезненная дрожь, сотрясавшая ее, говорила лучше всяких слов.
 Доминик в замешательстве разглядывал свою жену. Мэг, конечно, проигрывала Доминику в силе, и она понимала это так же хорошо, как и он. Однако не было сомнений, что она снова начнет сопротивляться, если он ослабит хватку.
 Доминик раздумывал, ровным теплым светом горели по стенам благоуханные светильники. Внезапно он вспомнил, с чего все это началось.
 – Ты, случайно, трудилась не над теми листьями, которые собрала сегодня утром? – полюбопытствовал он.
 – Да, – прошептала она. Потом с надеждой добавила:
 – Пожалуйста, позвольте мне закончить. Это гораздо важнее, чем вы думаете. Я должна приготовить их, пока они не потеряли силу.
 – Зачем?
 – Я не знаю, – с отчаянием произнесла Мэг. – Я знаю только, что должна сделать это, иначе с замком Блэкторн случится что-то ужасное.
 Доминик наклонил голову, словно прислушиваясь к своему внутреннему голосу. Он услышал, как где-то поблизости падают капли. Обернувшись на звук, он увидел серебряную чашу над черным мраморным сосудом. Вода мерно капала из чаши в сосуд.
 – Эта вещь принадлежит роду Глендруидов? – спросил он, повернувшись к жене, которая с каждым часом становилась для него все более загадочной.
 – Да.
 – Старая Гвин сегодня утром упоминала об опасности. Она что-то чувствует. Еще она сказала, что ты, вероятно, тоже это чувствуешь.
 Мэг уверенно кивнула.
 – Какая опасность? – спросил он.
 – Не знаю. Доминик хмыкнул.
 – Похоже, ты не очень много знаешь, колдунья Глендруидов. Или ты просто не хочешь говорить мне?
 – Я… я видела сон, – сказала она тихим голосом. – Там была опасность, которую я не могу передать словами. Потом я увидела листья этого растения. И я знала, что должна собрать их, чтобы предупредить несчастье. Пожалуйста, лорд Доминик, позвольте мне закончить то, что я начала. Я прошу вас, будьте великодушны! Иначе мне не будет покоя!
 Мэг умоляюще смотрела на Доминика, твердо зная, что от его ответа зависит будущее замка Блэкторн и ее собственное. Правда, она испытывала терпение мужа с самого утра, но сейчас ее голос был так нежен, поза так покорна! И Доминик сдался.
 Прежде чем он начал говорить, она уже поняла это и облегченно вздохнула.
 Но отпускать ее так просто он не хотел. Близость Мэг произвела свое действие, и ярость Доминика сменилась возбуждением.
 – Давай заключим сделку, – хрипло предложил он. – Что ты мне дашь, если я позволю тебе приготовить твое колдовское зелье?
 – Что я могу предложить вам? – спросила Мэг, чувствуя, как голос ее предательски дрогнул, и пытаясь скрыть это. – Все, что вы хотите, это сын. Вне моей власти дать вам его.
 В глазах Доминика мелькнули одновременно раздражение и лукавство.
 – Отношения между мужчиной и женщиной не сводятся только к продолжению рода.
 – Да неужели? От вас я не ожидала такой истины. Вы говорили другое.
 – Я был не прав, – серьезно заявил он, – и я признаю это.
 Его суровые глаза все явственнее искрились от смеха.
 – Мой господин… – начала было Мэг.
 – Меня зовут Доминик, – перебил он. – Скажи – Доминик.
 – Доминик…
 Она как будто пробовала его имя на вкус.
 – Как сладко это звучит в твоих устах, моя колдунья.
 Медленно и неохотно Доминик освободил Мэг от объятий.
 – Если я попрошу тебя о чем-нибудь менее эпохальном, чем наследник, сделка состоится?
 – Да, – озабоченно сказала Мэг.
 – И тебя даже не беспокоит, что мне взбредет на ум?
 – Нет. – Мэг смотрела на стол, где вода неумолимо переливалась из чаши в сосуд. – Сейчас меня беспокоит только то, что если я вовремя не закончу все приготовления, мой труд пропадет даром.
 – Только один поцелуй в залог твоего согласия, и я оставлю тебя в покое.
 – Сейчас? – смутилась Мэг.
 – Почему бы и нет?
 Мэг торопливо заговорила, не зная точно, сколько времени у нее осталось:
 – Если я начну, то ты ведь продолжишь? И тогда я никак не успею. Кроме того, голова моя должна быть ясной, а я не смогу уже думать только о травах. И руки у меня будут дрожать. Твои поцелуи надолго выбивают меня из колеи.
 Когда Доминик осмыслил сказанное ею, он удовлетворенно улыбнулся.
 – Только мои? – тихо спросил он. – А Дункана?
 – Дункана? – Мэг часто заморгала от удивления. – При чем здесь Дункан?
 – Он же целовал свою невесту.
 – Он рыцарь! У него все мысли о боях. Что он может знать о поцелуях?
 – Я тоже рыцарь, но это же мне не мешает, – улыбаясь, возразил Доминик. – Наверное, разбирается в них и он.
 Мэг задумалась.
 – Было несколько раз, – вспомнила она наконец. Мы прощались. В комнате был отец. То есть лорд Джон. Это совсем не то, что твои поцелуи.
 – Они волнуют тебя?
 – Ты же знаешь, что да, – ответила она, начиная раздражаться. – Я тебе только что сказала. И если ты не перестанешь трогать мои губы, я тебя укушу.
 – Куда? Сюда?
 Говоря это, Доминик взял руку Мэг, приблизил ее ладонь к своему рту и очень осторожно и нежно укусил ее за большой палец. Наградой ему было взволнованное, прерывистое дыхание Мэг.
 – Пожалуйста, не надо, – запротестовала она. – Я и так уже разволновалась. Когда готовишь лекарство, этого нельзя допускать.
 Доминик старался не показывать, насколько ему приятно ее возбуждение. Но это оказалось невозможно. Он отпустил Мэг и засмеялся:
 – Заканчивай свою работу, моя колдунья. А потом мы пойдем в твои покои и закончим этот разговор.
 Не успел Доминик замолчать, как в дверном проеме показался Саймон.
 – Она здесь? – выдохнул он.
 – Да, – произнес Доминик, все еще продолжая посмеиваться. – Пошли, мы подождем снаружи. А то, не дай Бог, здесь все сгорит от твоего факела.
 Когда они вышли, Саймон с любопытством посмотрел на брата.
 – По-моему, она и в самом деле колдунья.
 Доминик издал какой-то звук, похожий на удовлетворенное мурлыканье.
 – Когда я тебя покинул, ты был так зол, что готов был убить ее без разговоров, – продолжал Саймон. – А сейчас ты смеешься, как ребенок.
 Улыбка, которой Доминик одарил Саймона, заставила последнего еще сильнее обеспокоиться.
 – Слушай, мне это не нравится, – сказал он. – Оборона замка требует…
 – Разве я не могу посмеяться, как другие?




 Глава 15


 Мэг двумя руками несла плотно закупоренную бутылочку по коридорам замка в свои комнаты. Обычно она ставила яд, чтобы дошел, в нишу в комнате для растений, но сейчас побоялась оставлять его без присмотра.
 Со смешанным чувством раздражения и любопытства Доминик смотрел, как Мэг открыла тайник в деревянной стене, отделявшей ее покои от спальни и гостиной. Поставив туда бутылочку, она задвинула панель и облегченно вздохнула. Тайник исчез без следа.
 – Вы никому не скажете про яд? – спросила она с тревогой, повернувшись к мужу, который молча следил за ней.
 Доминик пожал плечами и закрыл за собой дверь.
 – Это так важно?
 – Если с этим пузырьком что-нибудь случится, я не смогу приготовить новую порцию еще по крайней мере две недели. А тогда может быть уже поздно.
 – Почему? Почему будет поздно?
 Мэг лихорадочно думала, что сказать Доминику, не нарушая обещания, данного Старой Гвин. Наконец она заговорила, тщательно подбирая слова; она не хотела лгать.
 – Некоторые мои лекарства очень сильные. Если их давать не правильно, они могут убить. Это, – Мэг показала в сторону спрятанной бутылочки, – противоядие для одного из самых сильных настоев, снимающих боль. После смерти лорда Джона я сделала новую порцию этого лекарства, а теперь для предосторожности надо сделать и противоядие.
 – Для кого?
 – Я не понимаю.
 – Джон умер. Для кого ты приготовила такое опасное лекарство?
 Прямой вопрос заставил Мэг вздрогнуть. Как избегнуть лжи, не говоря правды?
 – Я видела, что ваши рыцари усердно тренируются. Рано или поздно они могут поранить друг друга. И я приготовила настой, чтобы помочь им.
 Несколько мгновений Доминик смотрел в зеленые глаза. Весь род Глендруидов, казалось, изучал его через них с плохо скрытой тревогой. Он понимал, что не может проверить достоверность этих слов.
 – Я не скажу никому, – медленно проговорил Доминик. – Но Саймон уже знает, что вы взяли настой в свою комнату.
 – Постарайтесь, чтобы он хранил тайну.
 Доминик кивнул:
 – Но вы будете у меня в долгу.
 В улыбке Доминика была смесь триумфа и чувственности, и щеки Мэг покраснели.
 – Да.
 Явно нервничая, Мэг повернулась, чтобы помешать угли в очаге. Доминик смотрел, как она нагнулась к огню. Чем дольше он был рядом со своей женой, тем больше его охватывало нетерпение, тем сильнее он хотел посеять семя будущей династии в ее тело.
 Ловкость, с которой двигались ее руки, говорила о том, что разжигать огонь для нее привычное занятие.
 – Эдит не отрабатывает свой хлеб, – сказал он негодующе.
 – Что?
 – Кажется, твоя служанка не так уж много времени уделяет своим обязанностям.
 – Иногда проще что-то сделать самой, чем просить слуг. В любом случае Эдит не была бы служанкой, если бы ее отец или муж были живы. Она сама имела бы служанок. Я стараюсь не задевать ее гордость, насколько это возможно.
 – А что случилось с владениями ее семьи? – спросил Доминик.
 – То же, что и со всей Англией. Вильгельм с сыновьями захватили землю и поделили ее между своими рыцарями. Все принадлежит норманнам.
 Доминик внимательно слушал, но не почувствовал той ненависти, что звучала в голосе Эдит, – ненависти, которую испытывали к нему все слуги замка, несмотря на любовь к его жене. Не уловил он и протеста, который ясно слышался в голосе Дункана. Мэг говорила с тем же безразличием, с каким считала бы овец в поле. Она даже не подняла глаз от корзины с дровами.
 – Разве ты не ненавидишь норманнов, как другие жители замка? – спросил он.
 – Некоторые из них грубы, кровожадны и жестоки, – сказала Мэг, выбирая поленья.
 – То же самое можно сказать о мужчинах из Шотландии или из Святой Земли, – возразил Доминик.
 – Да, – согласилась Мэг, грустно глядя, как разгораются ветки, которые она только что положила в очаг. – Жестокость не имеет границ.
 Доминик подошел к постели и поднял длинные золотые цепи. Колокольчики нежно зазвенели.
 Мэг повернулась к нему, зачарованная мелодичным звуком.
 – Что это? – заинтересовалась, она.
 – Мой свадебный подарок.
 Мэг встала и подошла к нему, словно влекомая золотым звоном.
 – Это правда? – удивленно произнесла она.
 – Ты сама наденешь их, или я должен потребовать этого в счет просьбы, оставшейся за мной?
 – Что вы имеете в виду? Они чудесны. Конечно, я надену их.
 – Но ведь ты не надела брошь, которую я тебе подарил, – проговорил он.
 – Девушки рода Глендруидов до свадьбы могут носить только серебро.
 Доминик внимательно оглядел длинную тунику Мэг. На ней не было никаких украшений.
 – Сейчас ты уже замужем.
 Мэг отвела внешнюю тунику, чтобы показать, что брошь приколота к нижней, под ложбинкой между ключицами.
 – А-а, – улыбнулся Доминик, – я вижу.
 И он видел. Видел великолепную линию груди и нежную шею Мэг.
 – Я завидую своему подарку.
 Озадаченная Мэг смотрела на незнакомца, который был еще и ее мужем.
 – Завидуете, лорд… э-э, Доминик? Почему?
 – Он может лежать на твоей груди.
 По щекам Мэг разлился румянец. Она поспешно опустила тунику.
 Доминик смотрел на нее с улыбкой, выражавшей откровенное восхищение – и желание. Она откашлялась и показала на длинные цепи, которые он все еще держал в руках.
 – Как это носят? – спросила она.
 – Я покажу тебе.
 Доминик с грацией, которая очаровала Мэг, опустился на колени перед ней.
 – Поставь ногу мне на бедро, – сказал он.
 Поколебавшись, Мэг подчинилась. Под туникой горячие сильные пальцы обвились осторожно вокруг ее лодыжки. Она испуганно вскрикнула. Но прежде чем успела отдернуть ногу, Доминик еще крепче сжал ее. Его руки поддерживали и успокаивали.
 – Не бойся, – уговаривал он. – Тебе нечего бояться.
 – Это довольно непривычно, – призналась Мэг.
 – То, что к тебе прикасаются?
 – Да, и то, что человек, которого я знаю всего несколько дней, имеет право трогать меня, где и когда ему вздумается.
 – Непривычно, – задумчиво повторил Доминик. – Ты боишься меня? Поэтому убежала в лес?
 – Я ожидала боли в первую брачную ночь, но в лес пошла не поэтому.
 – За теми мелкими листочками для своего яда? – вспомнил он.
 – Да.
 Доминик обвил одну из цепочек вокруг ноги Мэг и застегнул замок; колокольцы слегка звякнули. Он проверил надежность застежки и положил руку выше, на голень. Мэг тревожно задышала. Легкая дрожь, пробежавшая по ее телу, заставляла колокольчики чуть слышно позванивать.
 – Почему ты ожидала испытать боль в постели со мной? – продолжал спрашивать Доминик, медленно поглаживая Мэг. – Тебе неприятно принимать мужчину?
 – Принимать? Я не понимаю…
 – В свое тело.
 Дыхание Мэг участилось.
 – Я не знаю, но Эдит говорила мне, что это неприятно.
 Рука Доминика на мгновение замерла, потом продолжала свое неторопливое путешествие по ноге Мэг.
 – Но она напропалую заигрывает с моими рыцарями.
 – Это необходимость, а не развлечение. Ей нужен муж. Так же как вам нужен наследник.
 Доминик был слишком хорошим тактиком, чтобы отрицать очевидное. Он просто сменил тему разговора, пытаясь смутить Мэг и вывести из равновесия.
 – Тебе приятны мои прикосновения? – спросил он, осторожно и чувственно сжимая ее голень.
 – Я… – Ее дыхание прервалось. – Думаю, да. Это странно.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Ваша рука такая большая и сильная. Вы заставляете меня чувствовать себя очень хрупкой.
 – Это тебя пугает? – допытывался он.
 – Может быть.
 – Почему? Неужели ты все еще считаешь меня грубым? – поинтересовался Доминик.
 – Я рада уже тому, что вы не бьете соколов.
 Он засмеялся, не прекращая движения руки, отчего по телу Мэг разливался медленный огонь.
 – Вы были очень сердиты, когда пришли в комнату для трав, – проговорила она, пытаясь не поддаваться этому ощущению.
 – Да.
 – Вы очень сильны.
 – Да, – согласился Доминик, пряча улыбку в складках туники Мэг. – Но ты все равно боролась, соколенок.
 Постепенно рука продвигалась все выше, и, наконец, почувствовав в ответ невольную дрожь ее тела, Доминик осторожно поставил ее ногу на пол.
 – Теперь давай другую, – сказал он.
 Мэг переступила с ноги на ногу, и колокольцы под туникой зазвенели. В напряженном ожидании волнующей ласки она смотрела, как цепочка обвивает ее ногу. Она удивилась тому, что ей приятно ощущение дрожи, которое вызывали его прикосновения. Они заставили ее забыть то, что она слишком хорошо знала, – муж был нежен с нею потому, что ему выгодно было быть нежным. Это не любовь, а расчет.
 Доминик стоял так близко, что дыхание Мэг разбивалось о его грудь.
 – А теперь запястья, – сказал он.
 Низкий голос Доминика волновал ее почти так же, как и его прикосновения. Она кокетливо переступила с ноги на ногу, заставив колокольцы петь и плакать. Мэг подняла обе руки.
 В тишине, которую звон колокольчиков не разбивал, а лишь подчеркивал, Доминик надел браслеты на тонкие запястья. Закончив, он поднял вверх сначала одну руку, потом другую. Медленно, не торопясь, поцеловал обе ладони. Про себя он отмечал ее реакцию.
 Мэг издала звук, в котором слышались одновременно протест, удивление и разбуженная чувственность. Он подействовал на Доминика, как глоток старого вина. Ему захотелось сжать ее в объятиях и впиться губами в ее тело, но останавливаться было бы слишком больно. А остановиться придется, если он хочет выиграть это первое сражение в битве за любовь женщины из рода Глендруидов.
 "Человек, который слишком спешит, обучая сокола, рискует совсем потерять его, выпустив в первый раз, – напомнил себе Доминик. – Я преуспел только в том, чтобы набросить путы, но еще не в том, чтобы приучить его летать туда и так, как я захочу.
 Взять ее сейчас – значит проиграть всю битву ради победы в одном, пусть и сладостном, сражении".
 Выпустив руки Мэг, он развернул ее к себе спиной. Доминик снял обруч и головной убор, который она поспешно надела после их стычки. В неверном свете от пламени свечей распущенные волосы Мэг отливали золотом. Соблазн погрузить руки в их шелковый водопад был так силен, что он почти поддался ему. Но вместо этого он быстро заплел косы, обвил каждую цепочкой с колокольцами и бросил их на спину.
 Теперь в руках у Доминика осталась только одна длинная цепь. Он обвил ею тонкую талию Мэг, потом бедра и скрепил замочком в виде цветка. Длинные концы спускались почти до пола.
 Мэг стояла, окутанная тихой музыкой. С каждым ее вздохом, с каждым движением колокольчики нежно позванивали.
 – Ты похожа на огненного сокола, – сказал Доминнк, глядя на игру бликов в волосах Мэг. – И одета в золотые путы, как и следует волшебной птице.
 Он неторопливо повернул Мэг лицом к себе. Держа ее за подбородок, он сверху вниз смотрел на жену глазами, холодными и ясными, как талая вода.
 – Ты голодна, жена?
 – Да, – произнесла она низким голосом. – С утра я съела только кусок хлеба с сыром.
 Со странной улыбкой Доминик повернулся и пошел к двери. Открыв ее, он увидел холодный ужин, который принес Саймон.
 – Хлеб, сыр, дичь, горчица, эль… – начал Доминик.
 Он поднял поднос и вошел в комнату, захлопнув дверь небрежным движением ноги.
 – …Смоквы, изюм, орехи, засахаренный миндаль, – продолжал он, – и куча свежей зелени, не пойму зачем. Или Саймон думал, что с нами вместе будут ужинать кролики?
 Мэг улыбнулась:
 – Это Марта, повариха. Она знает, что я обожаю весной свежую зелень.
 – Правда?
 При виде небольшого стожка травы черная бровь Доминика удивленно поползла вверх.
 – Это обычай Глендруидов? – спросил он.
 – Нет, – смеясь, ответила Мэг и потянулась к молодым побегам. – Даже моя Гвин дразнит меня, что я пасусь на своем огороде, как овечка.
 Доминик развернулся, перехватил руку Мэг и прижал к своему телу, прежде чем она успела взять хоть что-нибудь.
 – Терпение, соколенок. Прежде чем покормить тебя, мне нужно кое-что сделать.
 Мэг недоуменно смотрела, как Доминик поставил поднос на стол возле ее кресла, а потом неторопливо начал тушить свечи и масляные светильники. Их было много, так как Мэг инстинктивно любила свет, так же как чистую воду и свои растения.
 – Что? – спросила она ошеломленно.
 – Клетки обычно затемняют. Или ты предпочитаешь капюшон?
 – Вы шутите.
 – Нет. Я совершенно серьезен. Темная клетка или шелковый капюшон для моего соколенка. Выбирай.
 Ледяная сталь за шутливым тоном Доминика подсказала Мэг, что ее муж готов на все. Слова, которые он сказал в церкви, зловеще звучали в ее ушах: «Мудрый человек поймет, что его новый хозяин милосерден, но не слаб. Дурак снова начнет испытывать мое терпение. И умрет». Она уже пыталась сопротивляться ему. Повторить попытку было бы глупостью.
 – Темная клетка, – сказала Мэг холодно.
 Доминик закрыл ставни. Заметив это, Мэг издала протестующий звук. В любую погоду она держала ставни открытыми. Она любила, когда лучезарное солнце свободно разливало свой свет по ее покоям.
 И теперь, оглядывая комнату, освещенную только догорающим очагом, она почувствовала себя… именно как в клетке.
 Когда Доминик хотел погасить и его, она не смогла подавить тихого жалобного крика. Он оглянулся, задумчиво посмотрел на нее и добавил еще несколько поленьев в огонь. У Мэг вырвался глубокий вздох облегчения.
 Услышав его, Доминик улыбнулся: он понял, что ведет себя правильно. Первая битва была выиграна; она согласилась со своим пленом. Теперь они могут обговорить его условия.
 Он сел в большое кресло и показал себе на колени:
 – Садись. Я буду служить тебе.
 Мэг неуверенно отступила. Бесчисленные маленькие колокольчики зазвенели и запели.
 – О, – невольно произнесла она, замерев, и снова пошевелилась. – Как чудесно!
 – Как пение цветов? – проговорил Доминик.
 – Да, – ответила она, улыбаясь, несмотря на растерянность, – или как смех бабочек.
 – Я рад, что мой подарок нравится тебе.
 – Да, нравится, лорд… Доминик. Вы очень добры.
 – Я рад и тому, что ты считаешь меня добрым, – сказал он с загадочной улыбкой.
 Мэг осторожно опустилась Доминику на колени. Он приподнял ее и развернул боком, так что она наполовину опиралась на его левую руку. Мэг вопросительно взглянула на него.
 Правой рукой Доминик взял утиную ножку с переполненного большого блюда. Мэг потянулась за едой. Но он вытянул руку, чтобы она ничего не могла достать.
 – Нет, – возразил Доминик. – Я сам буду кормить тебя, соколенок.
 Мэг бросила на него недоуменный взгляд. Доминик улыбнулся и оторвал от ножки белыми и крепкими, как у молодого пса, зубами кусочек мяса. Потом взял его в руку и поднес ко рту Мэг. Когда она попыталась взять мясо рукой, еда снова оказалась далеко.
 – Нет, – мягко сказал Доминик. – У соколов нет пальцев.
 Мэг от удивления раскрыла рот. Доминик ловко просунул кусочек мяса между ее губами.
 – Вот, – пробормотал он, словно разговаривая с не прирученным еще соколом. – Ведь это совсем несложно, правда?
 Медленно жуя, она покачала головой. Колокольчики на концах ее кос зазвенели, будто путы.
 – Еще? – спросил Доминик.
 Она кивнула.
 Он мрачно улыбнулся.
 – Некоторые соколы – особые, волшебные соколы – умеют говорить.
 – О чем? – грустно поинтересовалась Мэг, пока Доминик отламывал новый кусочек мяса.
 – Пища, вода, охота, неистовство полета…
 – И свобода… – прошептала она.
 – Да, – ответил он, протягивая пищу. – Думаю, непокорные соколы говорят об этом больше всего.
 Принимая пищу из его рук, Мэг смотрела Доминику в глаза. В этом была какая-то загадочная близость. Связь, тонкая, как шелковая нить, возникала между ними с каждым кусочком пищи, которую она ела. Но когда блестящие нити свиваются в жгут, разорвать его уже невозможно.
 И тогда в тишине, пронизанной мелодичным звоном ее пут, Мэг поняла, почему лучшие охотничьи собаки берут пищу только из рук хозяина и почему младенцы с молоком матери впитывают любовь к ней.
 И почему соколы – самые свободолюбивые из Божьих созданий – едят только из рук хозяев, садятся только на их запястья, откликаются только на их особый зов.
 – Пища тебе не по вкусу? – спросил Доминик.
 – Она очень хороша.
 – Тогда почему же ты перестала есть?
 – Я думаю, о соколах и их хозяевах.
 – У соколов нет хозяев.
 – Они охотятся, только чтобы доставить радость хозяину.
 – Соколы охотятся только ради собственного удовольствия, – возразил Доминик, просовывая еще кусочек между губами Мэг. – А их хозяева просто используют возможность заполучить добычу.
 – Разве все люди так думают?
 Доминик хмыкнул:
 – Мне все равно, как понимают другие связь между соколами и людьми. Если дурак считает, что птица летает ради него, к чему мне переубеждать его?
 Неторопливо жуя, Мэг обдумывала слова Доминика. Как только она проглотила последний кусок, перед ней появились хлеб и сыр. Она открыла рот – и почувствовала нежное прикосновение его пальцев к своим губам, когда он отнимал руку.
 – Ты когда-нибудь отпускала сокола на свободу?
 – Однажды.
 – Почему?
 – Птица не могла привыкнуть к путам.
 – Да. Но все другие соколы привыкают.
 Мэг кивнула.
 – И, поступая так, – продолжал Доминик, – твои бедные братья познают иную свободу.
 В зеленых глазах Мэг светился немой вопрос.
 – Они узнают, что о них могут заботиться, когда землю сковывает лед, – сказал Доминик, – что их кормят, когда ни в поле, ни в лесу нечем поживиться, и живут в неволе в два, а то и в три раза дольше, чем их дикие сородичи. Кто знает, какая свобода лучше?
 Мэг попыталась что-то сказать, но Доминик положил ей в рот сушеный инжир.
 – Все зависит о того, как сокол воспринимает свою новую жизнь, – продолжал он.
 Мэг быстро проглотила сладость, вновь желая что-то сказать, но только получила новую порцию пищи. Взглянув исподлобья на Доминика, она заметила, что тот улыбается.
 – Эль? – с невинным видом осведомился он.
 Она проглотила то, что было во рту, и резко кивнула, не пытаясь уже ничего возразить.
 Когда Доминик взял в руки кубок с элем и пригубил, Мэг решила, что он поднесет его к ее губам, как в детстве, когда ее учили пить из чаши.
 Однако вместо холодного края кубка она встретила горячие губы Доминика. Поток крепкого эля полился в ее горло. Она инстинктивно начала глотать. Подняв голову, Доминик осторожно прикусил ее губу, потом снова хлебнул из кубка. И снова нагнулся и стал поить Мэг из своих губ.
 Их невольная близость заставила ее трепетать. Колокольчики подрагивали почти бесшумно, их звон скорее ощущался, чем слышался. Он прихлебывал из кубка, а она пила из его губ, пока не почувствовала головокружение.
 – Довольно, – прошептала Мэг.
 Ее губы почти касались его губ. Она ощущала тяжелый запах эля, которым было пропитано его дыхание, чувствовала острый край его зубов, когда он осторожно покусывал ее нижнюю губу.
 – Ты уверена? – спросил он, вновь предаваясь этой изысканной ласке.
 – Боюсь, я опьянею от эля. У меня уже кружится голова.
 Смех Доминика был подобен его голосу: низкий, бархатный, мужской.
 – Это не от эля – ты выпила всего несколько глотков, – пробормотал он сквозь ее губы. – Это оттого, как ты его выпила, у тебя кружится голова.
 Мэг не стала спорить.
 – Может, это просто от голода? – лукаво спросила она.
 Беззвучно засмеявшись, Доминик продолжал кормить Мэг из рук. Сердце ее стало биться спокойнее, словно она привыкла есть так. Мясо и смоквы, сыр и хлеб и свежая зелень исчезали с удивительной быстротой.
 – Ты ничего не берешь, – протестующе сказала она, когда Доминик протянул ей еще кусочек смоквы.
 – Но я же не птенец, соколенок.
 – Даже орлы иногда едят, – ответила она сухо.
 Но при этом улыбалась ему, и ее глаза блестели, глядя из-под длинных золотистых ресниц.
 Доминик рассмеялся и слизнул крошки хлеба с уголков ее улыбки. Потом продолжал кормить ее, пока она уже больше не могла есть.
 Но Мэг совсем не хотелось прекратить все это. Человек, так бережно державший ее на коленях, так изящно поддразнивающий ее, так нежно кормящий, был ей в диковинку. Ее сердце шептало ей, что он больше, чем просто норманнский рыцарь, искусно владеющий мечом и копьем.
 Упрямая надежда, которую женщины рода Глен-друидов передавали из поколения в поколение, нашептывала Мэг, что человек, который так смеется и может быть таким нежным, вероятно, способен полюбить. Она не могла бы любить человека, слишком холодного и расчетливого, чтобы полюбить ее в ответ, но если бы он мог полюбить ее… если бы это было возможно…
 Тогда станет возможным все.
 Даже сын Глендруидов.
 Доминик предложил ей еще кусочек хлеба, она покачала головой, отказываясь; но в то же самое время она коснулась губами его пальцев в мимолетном поцелуе. От ласки, которую она сама, безо всякого принуждения подарила ему, глаза Доминика сузились и дыхание участилось.
 – Что-нибудь сладкое? – хрипло произнес Доминик.
 Мэг посмотрела на поднос и увидела турецкие сладости, лежавшие под хлебом. В неверном свете очага она не могла рассмотреть, какая конфета издает аромат, так понравившийся ей.
 – Которая из них с лимоном? – тихо спросила она.
 – Сейчас поищем.
 С ленивой грацией Доминик взял что-то с подноса. Он положил это в рот, попробовал, а потом протянул Мэг.
 – Теперь попробуй меня, соколенок.
 Нежная паутина огня накрыла Мэг, когда она взглянула на четко очерченные губы Доминика. Они казались твердыми, словно высеченными из камня, но она знала, что они могут быть упоительно мягкими и податливыми.
 Доминик разглядывал свою жену, и ему казалось, что он видит ее насквозь, как и других людей, города, которые предстоит взять, и обороняющиеся крепости. У них у всех была, вероятно, своя сила, но его интересовали их слабые места. Через их слабости лежал путь к победе.
 Слабостью Мэг была ее потребность верить в любовь.
 "Иди ко мне, колдунья Глендруидов. Найди во мне то, что ты хочешь видеть. Сдай мне свою крепость. Откройся моим прикосновениям, не противься мне.
 Дай мне сына, который мне так необходим".
 Мэг медленно прижалась губами ко рту Доминика. Он не шевелился, она коснулась языком кончика его языка и, быстро отпрянув, с опаской поглядела на него широко распахнутыми глазами. Он поднял брови в безмолвном недоумении.
 – Сладко, но не похоже на лимон, – низким голосом сказала она.
 – А-а. Тогда попробуем еще.
 Доминик отбросил конфету и выбрал другую. Почувствовав во рту сладость, он выжидающе посмотрел на Мэг. На этот раз она приблизилась к нему без прежней нерешительности, прикоснулась не так осторожно и отпрянула не так поспешно.
 – Лучше? – поинтересовался он.
 – Да…
 – Но не то, что вы искали? Мэг медленно покачала головой.
 – Тогда продолжим поиски, – произнес он.
 Она кивнула, слегка улыбаясь.
 В улыбке Доминика мелькнуло что-то хищное, но Мэг не заметила этого, так как в этот момент он снова отвернулся, чтобы выбрать что-нибудь из сладостей. В напряженной тишине он взял конфету, лизнул и почувствовал теплое движение языка Мэг у себя во рту.
 Подозрение, что Доминик вряд ли знает, у какой конфеты вкус лимона, росло с каждой новой сладостью, которую они пробовали и отвергали, но Мэг не возражала. Напоенные медом поцелуи увлекали ее, и эта чувственная игра была приятнее, чем любая сладость.
 Наконец осталась только одна конфета. Мэг томно смотрела, как Доминик взял ее губами, распаленными от поцелуев. Ему уже не нужно было просить ее попробовать. Она приподняла свое лицо навстречу ему так же нетерпеливо, как сокол рвется в небеса.
 Острый вкус лимона разлился по ее рту, и из глубины ее существа вырвался вздох наслаждения.
 – Это ведь лимон? То, что ты искала?
 – Да.
 – Поделись со мной.
 Сказав это, Доминик опустил голову. На этот раз поцелуй не прерывался, пока не растаяла конфета. Мэг не знала, он целует ее или она целует его, их уста сплелись, и она уже не различала, где кончаются ее и начинаются его губы.
 Когда Доминик наконец поднял голову, Мэг часто дышала, ища поцелуя, ее тело было опалено нежным пламенем. Она открыла глаза, голодные, томные, чувственные, и увидела, что ее разглядывают холодным взглядом.
 – Ты попробовала моего прощения и узнала, что оно сладко, – сказал Доминик внятно. – Но мудрый человек прощает только один раз.
 Мэг не шевелилась.
 – Больше не сражайся со мной. Я прошу тебя об этом.
 Г лава 16
 С каждым днем Мэг становилось все труднее сдерживать свою клятву.
 – Но что же будет с моим садом? – запротестовала она, когда Доминик выходил от нее. – Я должна…
 – Старая Гвин позаботится о нем, – перебил ее Доминик, закрывая за собой дверь. – Я вернусь еще до того, как колокола пробьют полдень.
 – Но когда же я буду свободна? – крикнула Мэг ему вслед.
 – Когда я буду уверен, что каждый твой ребенок – мой. Я скоро вернусь, соколенок. А пока ты будешь ждать меня, вспомни свое обещание.
 Мэг со стоном ударила по двери кулаком, и золотые колокольчики на руке зазвенели, словно сочувствуя ее горю.
 «Вспомни свое обещание, – передразнила она Доминика. – Господи, да как же я могу его забыть? Последние три дня я только об этом и думаю».
 Мэг держали одну в сумрачной комнате, как купленного за большие деньги охотничьего сокола. Хорошо еще, что там был очаг. И конечно, комната не шла ни в какое сравнение с птичьей клеткой.
 Властитель замка Блэкторн – ее муж – был для Мэг единственной связью с внешним миром. Доминик приказал никого к ней не пропускать, и никто, кроме него самого, не разговаривал с ней.
 Доминик всегда входил без стука. Иногда он приносил Мэг только что распустившийся цветок или речную гальку – у нее уже собралась целая коллекция. Доминик часто задерживался, чтобы поговорить с женой о своих делах: о работах на полях, о подновлении арсенального оружия. Или о выводке котят, которые точь-в-точь походили на Черного Тома, или о саде Мэг.
 Если случалось, что Доминик приходил к обеду, то он кормил Мэг из своих рук, не обращая никакого внимания на ее протесты. В постель, занавешенную тяжелым балдахином, они ложились рядом. Эта близость тел была неудобна для Мэг, но давала неожиданное преимущество – тепло.
 А когда наступало время купаться…
 Мэг задрожала, вспомнив, как, пока она мылась и, соблюдая ритуал, распевала руны, Доминик смотрел на нее своими серо-стальными глазами, прислонившись к дверному косяку. Но хотя в его глазах то и дело вспыхивал чувственный блеск, он никогда не терял контроля над собой. Доминик дотрагивался до Мэг только для того, чтобы напоить, накормить или согреть холодной ночью.
 Первый раз в жизни Мэг желала, чтобы она умела то же, что умеет норманнка. Тогда воля Доминика сгорела бы в пламени страсти, как горит в огне сухая солома. Он взял бы Мэг даже без ее согласия и узнал бы, что его недоверие напрасно.
 Если бы она это умела! Но – увы… Зато Мэг была уверена, что с каждым днем ее заключения все больше и больше растет недовольство жителей поместья. Она вспомнила, как на другое утро после ее свадьбы Гарри обратился к ней от их имени:
 «Если господин будет жесток с тобой, дай нам знать… Мало ли что может случиться с человеком на охоте… Я обещаю тебе».
 Мэг содрогнулась, вспомнив слова Гарри. Саймон все чаще упоминал о привязанности Блэкторна к Дункану из Максвелла. Голос его при этом был очень злым. Если крестьяне причинят хотя бы малейший вред Доминику, месть Саймона будет быстрой и жестокой.
 Золотые путы Мэг тихо и нежно позванивали, а она ходила безостановочно по комнате, думая о будущем своих людей. Зазвонили колокола, и ее внимание привлекли звуки, доносившиеся со двора. Лязганье мечей и стук щитов были слышны даже сквозь закрытые ставни.
 Мэг подошла к окну и обнаружила, что можно немножко приоткрыть ставни. Щелочка была слишком мала, чтобы в комнате стало хоть немного светлее, но сквозь нее можно было рассмотреть двор внизу.
 Под строгим надзором Доминика рыцари совершенствовали свое боевое искусство. Кольчуга и шлем, наколенники и кованые латные рукавицы защищали воинов, пока они орудовали мечами, специально утяжеленными для тренировки. Мечи эти были не остры, но в руках сильного рыцаря даже тупое оружие представляет опасность: им можно тяжело ранить неосторожного и неумелого противника.
 Норманнка разлила по кружкам эль. Она ходила среди бойцов, предлагая им пенящийся напиток. Даже с высоты своей башни Мэг могла видеть, как Мари покачивает бедрами.
 Ледяным взглядом Мэг следила, как молодая женщина приблизилась к Доминику. Норманнка почти прижалась к нему и запрокинула лицо, глядя на рыцаря, как на бога.
 Когда Доминик рассмеялся в ответ на какие-то ее слова, руки Мэг сжались в кулаки. Она была уверена, что в последнее время он не делил ложе с Мари, и все-таки с детским гневом подумала, что хорошо было бы открыть окно и выплеснуть на голову негодяйке все содержимое ночного горшка. Слава Богу, что все свободное время Доминик проводил со своей женой.
 Если Мэг и была пленницей Доминика, то и он тоже был ее пленником. Эта мысль немного утешила ее.
 Мэг обрадовалась, когда Доминик отвернулся от Мари и стал разговаривать с Саймоном. Мгновение спустя он кивнул и подал знак своему оруженосцу.
 Вскоре братья были снаряжены для боя. Когда они вышли на свободное место, все остальные рыцари перестали сражаться. Даже самые закаленные в боях воины учились чему-то новому, когда Доминик и Саймон сходились в поединке.
 По какому-то невидимому сигналу братья рванулись навстречу друг другу, с обманчивой легкостью орудуя тяжелыми мечами. Физически они очень хорошо подходили друг другу. Оба были намного выше, сильнее и проворнее остальных мужчин во дворе. Их поединок скорее напоминал бой человека со своей собственной тенью.
 Зловещий скрежет стали заставил Мэг затаить дыхание. Удары, которые братья наносили друг другу, давно свалили бы с ног любого другого воина. Сначала всем казалось, что кто-то должен сдаться первым, но вскоре стало ясно, что, если Доминик превосходит брата в силе, то Саймон был куда проворнее его. Вопрос заключался только в том, кто сумеет использовать свое преимущество быстрее и лучше.
 Всякий раз, когда Мэг казалось, что Доминик вот-вот получит жестокий удар в ребра или по голове, она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. Но каждый раз он упреждал удар, в самый последний момент закрываясь щитом. Опускаясь, его меч свирепо сверкал, и Саймон едва успевал ускользнуть от удара. Мэг решила, что братья так и будут кружиться, маневрировать и атаковать друг друга, пока силы одного из них не иссякнут.
 – Миледи! – позвал кто-то из-за двери. – Вы там? Это Марта.
 – Господин запретил говорить со мной, – нехотя ответила Мэг. – Уходи, пока тебя не заметили и не наказали.
 – Миледи, у жены Гарри уже два дня продолжаются схватки, но она очень слаба и не может разродиться.
 – А где же Старая Гвин?
 – Ушла в Дейл торговать лекарствами вместе с одной женщиной, которая пришла с юга. Вы так нужны нам, миледи.
 Мэг начала снимать золотые колокольчики с запястий. Драгоценности будут мешать в работе, которая ей предстоит.
 – Я иду, Марта. Уходи, пока тебя не увидели.
 – Хорошо, миледи.
 Марта немного помолчала, потом нерешительно спросила:
 – Вы прямо так и выйдете? Ведь здесь стража норманнского дьявола – рыцарь вашего мужа увидит вас.
 – Я знаю другой выход. А теперь иди!
 – Бог да вознаградит вас, миледи. Я ухожу.
 Мэг достала из причудливо изукрашенного сундука рубашку, взяла из потайной ниши бутылку и открыла дверь в залу. Когда она выходила из комнаты, в голове у нее эхом отозвались слова Доминика: «Ты попробовала моего прощения и узнала, что оно сладко. Но мудрый человек прощает только один раз. Больше не сражайся со мной. Я прошу тебя об этом».
 И вот опять она должна пойти против своего мужа.
 Мэг решительно закрыла за собой дверь и прошла через залу. У нее не было выбора – жена Гарри умрет без помощи и ребенок вместе с ней!
 Не обращая внимания на любопытные взгляды прислуги, которая наверняка знала приказ господина, Мэг спустилась по витым ступенькам в сад. Оставшиеся на ней золотые колокольчики отчаянно звенели. Она плотно набила корзину лекарственными травами.
 Потом Мэг направилась в самую глухую часть зарослей. Листья, травы и ветви причудливым узором оплетали все кругом. Раздвигая их руками, жмурясь, когда гибкая ветвь ударяла по глазам, Мэг с трудом двигалась вперед. Наконец перед ней встала стена. Мэг сделала вдоль нее несколько шагов, ища нужное место. Оказалось, она чуть-чуть забрала вправо. К стене было прислонено тяжелое деревянное колесо, почти незаметное за густой зеленью. Оно прикрывало черное отверстие, такое маленькое, что протиснуться в него можно было только на четвереньках. Это был потайной ход из Блэкторна, сделанный на случай войны.
 Мэг навалилась на колесо плечом, оттолкнула его в сторону и опустилась на колени. В самом дальнем конце тоннеля слабо мерцал едва различимый свет. Она поползла вперед, толкая перед собой корзину. Мэг не один раз случалось так выбираться из замка, когда ее мама еще была жива. Они спасались таким образом от гнева Джона. Когда денег не хватало (а их не хватало всегда), он вспоминал, что женился на бесприданнице, и злился.
 Дно тоннеля было выстлано камышом, прикрывавшим острые камни. Он скрипел и шуршал от каждого движения. Мэг старалась ползти как можно быстрее – она никогда не любила липкие объятия тоннеля. Но теперь она уже не боялась, как тогда, когда была ребенком.
 Перед выходом Мэг немного помедлила, вдыхая чистый воздух и прислушиваясь, как ее учила мать. Но ничего не было слышно, кроме шума ветра, игравшего листьями в чаще. Под прикрытием ее деревьев можно было незаметно выбраться из подземного хода.
 Выскользнув из густого кустарника, Мэг оглядела открывшееся перед ней пастбище. Вдалеке овцы жевали молодую траву. Рядом с ними резвились ягнята, похожие на белых бабочек, порхающих над поверхностью зеленого моря. Ни пастуха, ни сторожевых собак не было видно. Овцы лениво приподняли головы, когда Мэг вышла из чащи.
 Дом Гарри был расположен среди полей, на холме, по-весеннему ярко сверкавшем зеленью. Дорожка вилась между невысокими каменными стенами, с которых свисали лохмы зеленовато-черного мха. В самых солнечных местах, куда пока еще не добрались ни овцы, ни плуг, цвела роскошная ярко-желтая акация. Из травы, совсем как маленькие дети, которых наконец-то отпустили погулять, выпрыгивали нарциссы.
 В другое время Мэг наслаждалась бы жемчужным светом и кружевными очертаниями дубов, пока еще совсем обнаженных, острым запахом акации и беззвучным шепотом цветов, но сегодня она едва обращала внимание на весеннее великолепие природы. Она замечала только то, что могло бы помешать ей, сбить с ног и заставить уронить драгоценную корзинку.
 Мэг подошла к добротному каменному дому. В свое время отец Гарри был любимым рыцарем Джона, откуда и взялось благосостояние семьи. В четырнадцать лет Гарри, преуспевающий помощник – сквайр, собирался стать рыцарем. Но он был искалечен в том же самом бою, в котором убили его отца. Поэтому Гарри стал сторожем Блэкторна и свободным владельцем хотя и маленького, но собственного кусочка земли.
 Местная повитуха, должно быть, смотрела в окно: она выскочила на крыльцо, как только Мэг ступила на дорожку.
 – Спасибо, миледи! – воскликнула она с облегчением, хватая руку Мэг и целуя ее. – Бедняжка уже совсем без сил.
 – Здесь есть вода?
 – Есть.
 Повитуха, судя по всему, очень хорошо помнила те роды, когда Мэг звали на помощь. Она, может, и не понимала значения глендруидских водных ритуалов, но теперь уже не сомневалась в их чудодейственной силе.
 Мэг пришлось наклонить голову, чтобы пройти в дверь. Все в доме говорило о тяжелом состоянии Адели: везде грязь, на полу разлитая овсянка. Заботливые руки хозяйки не могли заняться уборкой – они беспомощно метались по одеялу.
 – Она только что задремала, – тихо сказала повитуха.
 Кровать Адели стояла у самой дальней стены. Во всем доме только у матраса был свежий запах, потому что Мэг послала с Гарри мешочки с травами.
 Хотя Адель была всего на три года старше Мэг, выглядела она на все сорок – старуха. Она вышла замуж в тринадцать лет и родила первого ребенка еще до того, как ей исполнилось четырнадцать. За девять лет замужества у нее было девять детей, трое из которых умерли.
 Мэг подошла к очагу и налила в чашу теплой воды, потом бросила туда три травинки и несколько щепоток мыла, которое она варила сама. Напевая про себя, Мэг сняла верхнюю тунику с длинными узкими рукавами и погрузила руки в воду.
  Сбрось одежды пыльных дорог 
  И храни воду вдали от старых грехов, 
  Покрой свое тело одеждой из трав, 
  До болезни дотронься здоровой рукой, 
  Останови, где должна, пляску смерти, 
  Помоги, где можешь, цветку жизни. 
  Бог хранит всех между небом и адом, 
  Ради него терпишь ты эту муку. 
  Аминь. 
 Мэг дотронулась до своего золотого нательного крестика. Он принадлежал когда-то ее матери, и Анна хранила его в инкрустированной шкатулке, ожидая свадьбы дочери.
 "Если бы ты была здесь, мама! Твои руки так быстро облегчали боль страждущих.
 Но никто не смог облегчить твою боль".
 Стряхивая оставшиеся на пальцах душистые капли, Мэг натянула на себя ритуальную рубашку. Ее надевали только один раз, при рождении ребенка или у постели больного; после этого рубашка сжигалась под пение рун.
 – Где остальные дети? – тихо спросила Мэг.
 – Самые маленькие – у сестры Адели, а остальные в поле.
 – И никто не остался с Аделью?
 Повитуха пожала плечами:
 – Девочки еще слишком малы, а мальчики нужны для работы в поле. В доме не хватает рук, чтобы за всем следить. Как только полевые работы закончатся, кто-нибудь да выгребет эту грязь и принесет свежего камыша.
 – Это надо сделать сейчас.
 Повитуха поджала губы, но не стала спорить. Она вышла во двор за лопатой.
 Как только Мэг опустилась на колени перед кроватью Адели, та открыла глаза.
 – Миледи, – прошептала она, – я просила их не посылать за вами. Ваш господин будет вне себя от ярости.
 – Это не имеет значения. Как ты себя чувствуешь?
 Пока Адель говорила, Мэг наклонилась к ней поближе и начала осторожно ощупывать нежными руками большой живот.


* * *

 – Молодец! – сказал Саймон, прислонясь к каменной стене башни и тяжело дыша.
 – Ты тоже, – ответил ему Доминик. – К сожалению. Потому что моя голова гудит, как колокол.
 – А мои ребра визжат, как поросята.
 Доминик со смехом стащил с себя шлем и протянул его подбежавшему оруженосцу. Томас Сильный приказал Эдит открыть еще один бочонок эля. По сигналу Доминика рыцари опять начали тренироваться. Вскоре весь двор наполнили лязганье мечей и щитов и крики разгоряченных воинов.
 Доминик потянулся и движением мускулистых плеч поправил кольчугу. Он взглянул на верхний ярус башни. Все окна были открыты настежь, кроме окна Мэг; тяжелые деревянные ставни не пускали теплые солнечные лучи в ее комнату.
 Саймон проследил за взглядом брата.
 – До каких пор ты собираешься держать жену взаперти? До самой смерти?
 Доминик странно улыбнулся:
 – Я пока не решил. Мне нравится обращаться с ней, как с наложницей в гареме. Оказалось, что это очень приятно – кормить ее с руки. А самому есть из ее рук еще приятнее.
 Саймон испытующе посмотрел на него. Потом он повернулся и, взглянув брату прямо в лицо, взволнованно заговорил:
 – Мари права. Эта ведьма околдовала тебя. Ты совсем не занимаешься любовью со своей женой и не пытаешься делать это с другими женщинами.
 – Я слишком занят. Я приручаю своего соколенка.
 Мужское удовлетворение, явственно прозвучавшее в голосе Доминика, заставило Саймона всплеснуть руками.
 – Я и не надеялся, что ты поймешь. – Доминик взглянул на брата. – Но послушай, что я тебе скажу.
 – Да уж, будь добр! – ухмыльнулся Саймон.
 – Когда мы с женой запираемся ото всех и когда она сидит одна, мне нечего беспокоиться о том, что ее соблазнит этот шотландец с глазами газели и медоточивым языком, который хочет убить меня и овладеть моей женой и моим замком.
 Саймон был явно недоволен.
 – Ты можешь держать ее взаперти, сколько тебе хочется, – сказал он резко. – Но жители замка начинают беспокоиться. Они опасаются за жизнь своей хозяйки и говорят о Дункане из Максвелла.
 – А, дьявол! – взорвался Доминик. – Я не тронул ни одного рыжего волоска с ее головки. Я содержу ее, как охотник своего лучшего сокола.
 – Тогда сделай так, чтобы они увидели ее живой и здоровой. И побыстрее.
 Доминик, прищурившись, посмотрел на брата. Саймон ответил ему таким же взглядом. Он был уверен, что, если с его мнением и не соглашаются, то по крайней мере считаются.
 – Дункан шныряет где-то поблизости? – спросил Доминик после минутного раздумья.
 – Кто-то определенно шныряет, – ответил Саймон. – Собаки нашли в дальнем парке убитого оленя, от него остались только голова и копыта.
 – Это браконьеры.
 – Браконьеры, которые ездят верхом? – в голосе Саймона сквозила ирония. – И они…
 Доминик поднял руку в знак того, чтобы Саймон замолчал. К ним приближалась Эдит с двумя кружками эля. Саймон хотел взять одну из кружек, но она отступила на шаг.
 – Нет, сэр, это для господина. Он выпил очень мало за обедом с женой.
 Эдит, улыбаясь, протянула кружку Доминику.
 – Спасибо, – поблагодарил он вежливо, хотя ему очень не нравились ее водянистые жадные глаза.
 Доминик отпил, поморщился, потом быстро проглотил остальное. Саймон так же быстро покончил со своим элем.
 – Редко случается попробовать такую гадость, – проворчал Доминик, возвращая кружку Эдит. – Фу! Желчь и то вкуснее.
 – Должно быть, бочонок закис, – тоже поморщился Саймон и сплюнул. – Противнее, чем ведьмина зависть.
 – Принести другого? – спросила Эдит, явно желая побыстрее уйти.
 – Мне – нет, – ответил Доминик.
 Саймон тоже с отвращением замотал головой.
 Эдит взяла кружки и торопливо удалилась. Рыцари хотели пить. Их мучила жажда после боя в тяжелых доспехах.
 – Есть свидетельства, – продолжал Саймон, как будто их разговор и не прерывался, – что Дункан и его отряд обосновались в какой-то башне меньше чем в половине дня езды отсюда. Ходят слухи, что они начали строить укрепленную крепость.
 Доминик стоял и смотрел на облака, проплывающие над темными каменными стенами замка.
 – Доминик! – окликнул Саймон.
 – Пока здесь не появятся мои остальные воины, я не справлюсь с Дунканом, – резко произнес Доминик. – У меня людей хватит только для того, чтобы выдержать осаду. Если я выйду из замка из-за кучки оленьих копыт и каких-то слухов, я потеряю и землю, и жизнь.
 Саймон хотел возразить брату, но передумал. Когда дело касалось тактики, он всегда полагался на его опыт.
 – Это тяжело сознавать, – наконец сказал Саймон.
 – Да, – уныло согласился Доминик.
 Он пошел через двор.
 – Куда ты? – поинтересовался Саймон.
 – К моему соколенку. Она смоет с меня эту горечь своей волшебной водой.


* * *

 Лекарства, которые Мэг дала Адели, были очень сильными и потому весьма опасными, но выбора у нее не было. Если ребенок не родится через час или два, то и он, и мать умрут еще до наступления ночи.
 – Мне очень жаль, – проговорила Мэг безнадежно, – но я не могу дать тебе ничего, кроме успокаивающего. Любое обезболивающее замедлит роды.
 – Пусть… будет больно, – простонала Адель. – Силы… вот все… что я прошу… у тебя… Чтобы он родился!
 Сквозь хрипы и стоны Адели Мэг услышала отдаленный стук лошадиных копыт и крики людей. Схватки повторялись через две-три минуты. Потом путь в Божий мир открылся наконец младенцу, и Мэг уже не отвлекалась. Она не замечала ничего, кроме мук рожающей женщины.
 – Молодец! – хвалила Мэг роженицу. Она почти кричала от возбуждения. – Головка уже вышла! Еще чуть-чуть, отважная женщина! Еще чуть-чуть, и все будет хорошо!
 За спиной Мэг распахнулась дверь. Несмотря на протестующие крики повитухи, Доминик с обнаженным мечом ворвался в дом; острый край лезвия зловеще блестел.
 Его стальные глаза оглядели единственную комнату в доме с быстротой и зоркостью орла, выискивающего жертву, но он скорее услышал, чем увидел Мэг во мраке помещения: глухое позванивание золотых пут выдало ее. Она стояла на коленях перед постелью в своей странной рубашке.
 Доминик разъярился, увидев, что его опасения оправдались. Мэг оставила свой роскошный плен, чтобы прийти к Дункану из Максвелла, который не имел ни земель, ни благородной крови.
 «Именем Господа, ты раскаешься в…»
 Но первый крик ребенка прервал безмолвное проклятие Доминика. Он онемел. Радостное облегчение постепенно вытесняло из его груди гнев, и он даже почувствовал слабость.
 Доминик ощутил вдруг какую-то горечь во рту. Он сглотнул, потом еще, но во рту по-прежнему было сухо, и горький привкус эля не исчезал. Доминик вложил меч в ножны неуверенным движением, которое удивило бы Саймона.
 – Ты подарила Гарри еще одного прекрасного сына, – сказала Мэг Адели, когда закончила чистить рот и ноздри ребенка. – Приложи его к груди, хотя, я думаю, он не будет есть. Малыш устал так же, как и ты.
 – Спасибо, – с трудом вымолвила Адель. – А теперь иди… пока твой господин… не узнал…
 – Ее господин уже узнал, – громко произнес Доминик.
 Изумленный крик Мэг слился с голосом Саймона со двора:
 – Доминик! Все в порядке?
 – Я нашел ее! – ответил ему Доминик через плечо.
 Прежде чем он опять заговорил, Саймон ворвался в комнату с обнаженным мечом.
 – Успокойся, – остановил Доминик. – Мой сокол опустился не на руку Дункана.
 – Почему же она нарушила клятву? Почему она…
 Ответом на все вопросы Саймона был детский крик.
 – Боже мой! – воскликнул Саймон, ловким движением вкладывая меч в ножны. – Это новорожденный ребенок!
 Повитуха вошла в комнату вслед за Саймоном.
 – Нет! Остановитесь! – кричала она, пытаясь защитить Мэг и Адель. – Это чудо! Бедняжка мучилась целых два дня. Только когда я сказала ей, что ребенок умрет до ужина, она разрешила мне послать за госпожой.
 Глаза Доминика сузились в щелочку, и он испытующе посмотрел на Мэг.
 – Это правда? Она долго мучилась?
 Адель тихо застонала.
 – Да, – почти шепотом сказала Мэг, снова повернувшись к Адели. – А теперь уходи, муж, забирай своего брата. Труд бедной женщины еще не окончен – и это женский труд.
 Под враждебным взглядом повитухи Доминик и Саймон покинули дом. Дневной свет больно ударил по глазам Доминика.
 – А, дьявол! – проворчал он, пряча лицо. – Какой яркий свет!
 Саймон странно посмотрел на брата.
 – Ты слишком много выпил. Солнце светит не ярче, чем всегда.
 Доминик зажмурил глаза; головокружение и странная слабость продолжались. Как бы глядя на себя со стороны, он видел, что его силы тают с каждым ударом сердца. Он едва мог сделать один-единственный шаг.
 Доминик споткнулся и чуть не упал.
 – Доминик! – обеспокоенно окликнул его Саймон.
 Доминик опять зашатался и с трудом сохранил равновесие.
 – Страсти Господни, старик, – произнес Саймон потрясенно. – Ты что, совсем пьян?
 – Нет, – голос Доминика едва был слышен.
 Пытаясь разогнать раздражавшую его медлительность мыслей и языка, он яростно потряс головой. Но от этого головокружение только усилилось.
 – Саймон, я…
 В этот раз он не упал только благодаря поддержке брата.
 – Ты можешь идти? – спросил Саймон.
 – Да, – прохрипел в ответ Доминик.
 – Тогда иди! – приказал Саймон. – Давай же!
 Нечеловеческим усилием воли Доминик заставил себя дойти до лошадей, стоявших невдалеке. С помощью Саймона он взобрался на Крестоносца.
 В седле Доминик почувствовал себя так, будто он стоит на палубе корабля, попавшего в шторм. Саймон смотрел на него с возрастающей тревогой. Ослабшие ноги Доминика выскользнули из стремени; он почти лишился чувств. Было ясно, что он не проедет даже нескольких шагов.
 – Держись, Крестоносец! – скомандовал Саймон и взял коня за поводья.
 Он вскочил на лошадь позади брата. Крестоносец запрядал ушами от такой тяжести, но бунтовать не стал. Боевые кони были приучены нести двойную и даже тройную тяжесть – именно так воины вывозили раненых с поля боя в самый разгар битвы. Так Крестоносец спас однажды Саймона. Крестоносец и Доминик.
 – Держись! – сказал Саймон Доминику.
 – Подожди… – невнятно пробормотал Доминик. – Мэг…
 Саймон едва разобрал его слова.
 – Я встречусь с этой ведьмой позже, – ответил он.
 – Нет… верна…
 Не обращая больше внимания на лепет брата, Саймон направился к замку. Боевой конь летел вперед быстрым галопом. Саймон свистнул, и его собственная лошадь поскакала за Крестоносцем.
 – Мэг, – настойчиво простонал Доминик.
 – Нужно сжечь эту ведьму! – проворчал Саймон. – Теперь ты знаешь, зачем она все время ходила в эти проклятые места собирать травы.
 – Мэг?..
 – Да, брат, Мэг. Эта чертова ведьма отравила тебя.
 Саймон пришпорил Крестоносца. Когда они подъехали к замку, Доминик уже погрузился в забытье.




 Глава 17


 – Ты не можешь не пустить меня! – кричала Мэг Саймону. – Он мой муж!
 – Муж, которого ты ненавидишь. Ты сделала все возможное, чтобы убить его.
 – Это не правда!
 Мэг пыталась войти в комнату Доминика, но Саймон стал у нее на пути. На запястьях Мэг злобно пели золотые колокольчики. Саймон схватил ее за руки, больно сжав их коваными рукавицами. Ручка корзины врезалась в ладонь Мэг.
 – Не пытайся меня обмануть, ведьма! – прорычал Саймон со злостью. – Теперь я знаю, для чего ты собирала травы. Ты собирала их для страданий и горя, а не для жизни и радости.
 Глаза Мэг расширились от ужаса.
 – Что ты сказал?
 – Это яд, проклятая ведьма. Ты отравила моего брата!
 – Нет! Никогда! Ты слышишь? Нет!
 – Лги своему любовнику, Дункану из Максвелла. Я не верю тебе, ведьма.
 Мэг почти закричала от боли. Пальцы Саймона сжимали ее руки, как тиски. Она тяжело дышала. Мэг бежала всю дорогу от самого дома Гарри, охваченная внезапным ужасом. Она почувствовала, что случилось что-то страшное.
 – Я был в твоей комнате, – продолжал Саймон. – Я проверил нишу. Яда там нет. Ты взяла его и отравила моего брата.
 – Да, я взяла его, – сказала Мэг. – Мне сообщили, что Адель очень слаба. Я знала, что повитуха дала ей слишком много лекарств от боли и они убили в ней силу. Яд должен был убить слабость.
 Саймон молча смотрел в ясные, взволнованные глаза Мэг. Он хотел было тряхнуть ведьму так, чтобы она под его руками испустила дух. Ярость Саймона сдерживала мысль, что, останься Доминик жив, он никогда не простил бы брату смерти своей жены.
 – Ты хорошо умеешь лгать, – проговорил он наконец сквозь зубы.
 – Я не умею лгать. Спроси любого человека в Блэкторне. Пропусти меня! Я должна помочь Доминику.
 – Только через мой труп.
 Мэг хотела закричать на Саймона, но вовремя сообразила, что ее крик только выведет его из себя. Она несколько раз глубоко вдохнула, успокоившись, и после этого снова начала говорить. Внешнее спокойствие скрывало боль и тревогу, кипевшие у нее внутри.
 – Гарри сказал, что вы так быстро ехали, как будто за вами гнался сам дьявол.
 – Нет, моя милая. Дьявол не гнался за нами, он находился тогда в доме Гарри.
 Мэг сделала вид, что не слышала слов Саймона.
 – Доминик не мог говорить и ехать верхом, – продолжала она. – Ты и Томас Сильный принесли его сюда.
 Саймон молчал.
 – Пожалуйста, – прошептала Мэг, – я умоляю тебя. Я прибежала, почувствовав опасность. Люди сказали мне, что ты сильно ударил его по голове во время поединка.
 – Придержи-ка свой язык, чертова ведьма.
 «Чертова ведьма».
 Теперь Мэг поняла, что Саймон не пропустит ее, как бы она ни просила. Она задрожала от гнева.
 – Почему я должна молчать? – закричала Мэг. – Правда глаза колет? Ты что, хочешь быть наследником после смерти Доминика? Поэтому ты и не хочешь пропустить меня!
 Саймон этого не ожидал. Он был в замешательстве. Мэг быстро вырвалась из его железных рук и продолжала наносить удары:
 – А если так, мой храбрый рыцарь, то послушай, что я тебе скажу. Я не позволю тебе воспользоваться смертью Доминика! Я разнесу Блэкторн вот этими руками! Он не будет твоим!
 – Адова ведьма! – произнес Саймон в ужасе. – Я убью любого за такие слова!
 В ярости Саймон был похож на Доминика! В другое время Мэг уступила бы гневу мужчины, но не теперь. Доминик умирал. Все остальное не имело значения.
 «Адова ведьма».
 Руки Мэг взлетели. Рубашка упала на пол, обнажив красивую белую грудь, на которой сверкал золотой нательный крестик ее матери.
 – Ты думаешь, что ведьмы носят крест Господа нашего на груди? – спросила Мэг Саймона.
 Саймон долго молчал, прежде чем ответить.
 – Нет, – сказал он наконец.
 Он поднял рубашку и набросил ее на плечи Мэг.
 Мэг ждала, но Саймон не двигался.
 – Пропусти меня, Саймон Верный. Попытайся хоть раз помочь Доминику не силой, а умом. Кто может спасти его, кроме меня?
 Саймон молча смотрел в ее красивые зеленые глаза, взгляд которых был так правдив. Воины Блэк-торна называли Мэг ведьмой. Они же рассказывали, как одним прикосновением она вылечивала самые опасные раны.
 Они называли ее «хорошей» ведьмой.
 Крест на ее груди… И умирающий Доминик…
 Никогда еще Саймон так не боялся за брата.
 – Если мой брат умрет, – спокойно проговорил Саймон, – ты умрешь тоже, клянусь Господом!
 – Да будет так! – поклялась Мэг.
 Саймон был удивлен. Он не ожидал, что Мэг так спокойно примет его слова. Храбрости у нее не отнять!
 Саймон отступил от двери. Мэг вбежала и склонилась над Домиником, лежащим на постели. В комнате было жарко натоплено.
 – Он почти не дышит, – прошептала Мэг в отчаянии.
 Она дотронулась до мужа.
 – Боже мой! Он холоден, как лед!
 Наклонясь к Доминику, Мэг втягивала в себя воздух, который он выдыхал.
 Саймон стоял, слушая, как маленькие золотые колокольчики Мэг дрожали и шептали о горе, которое их постигло: их господин умирал.
 Мэг медленно выпрямилась и откинула со лба мешавшие пряди волос. Комнату наполнил золотой звон.
 – Леди! – окликнула из-за двери Эдит. – Я принесла воду и рубашку.
 – Возьми их, – попросила Мэг Саймона, – но не впускай ее сюда. Она любит посплетничать. Если Риверсы узнают, что Доминик умирает…
 Саймон подошел к двери. Он взял у Эдит вещи и закрыл дверь у нее перед носом.
 – Положи их у очага, – сказала Мэг. – А теперь отвернись.
 Мэг сняла старую рубашку и бросила ее в огонь, шепча заклинания. Она положила в чашу мыло и травы и умылась этой водой, напевая про себя. Надев новую рубашку, она повернулась к Саймону.
 – Я готова. Расскажи мне, как все произошло. Подумай хорошенько. Жизнь Доминика висит на волоске. Если я дам ему не то лекарство, он умрет. Если я дам ему нужное лекарство, то он скорее всего тоже умрет.
 Саймон повернулся к Мэг. Он был взволнован. Взволнован не из-за ее слов, а из-за ее слез, которые беззвучно текли по щекам.
 – Мы вышли из дома Гарри. Доминик сказал, что ему больно смотреть на свет. Я удивился.
 Мэг не сводила глаз с губ Саймона, как будто жизнь Доминика зависела от его слов.
 – Потом он зашатался и начал говорить, как пьяный.
 Мэг покачала головой. Доминик не мог быть пьян. Он избегал того, что могло бы ослабить его волю.
 – Он споткнулся. Он бы упал, если бы я не поддержал его. Его глаза были очень странными.
 – Опиши их.
 – Зрачки стали такими большими, что глаза казались черными, как у меня.
 – Он ел что-нибудь? Или пил что-то при тебе?
 – Он пообедал с тобой. Потом мы выпили немного эля.
 Саймон поморщился, вспомнив, как отвратителен был этот эль на вкус.
 – Он был очень горький.
 – Вы пили из одной кружки?
 – Нет.
 – Что было потом?
 – Доминик пошел к тебе. Но комната была пуста.
 – Твой эль тоже был горький?
 – Да.
 – Как ты себя чувствуешь? Тебе не больно смотреть на свет?
 – Я очень устал, я никогда не уставал так после обычного поединка. И… – Саймон нахмурился. – Странно, но мои ребра не болят.
 Мэг закрыла глаза от ужаса. Украденного яда хватило бы для того, чтобы убить все население Блэкторна. Саймон просто мало выпил, а Доминик выпил достаточно для того, чтобы тут же умереть.
 – Пошли человека к вашей свите, – сказала Мэг. – Узнай, все ли рыцари здоровы. Эль был отравлен.
 Саймон открыл дверь и выглянул в залу. Оруженосец Доминика сидел, обхватив голову руками, на том же месте, что и час назад, когда его господина принесли в комнату. На его лице был написан страх.
 Мэг взяла лекарство из корзины. Она налила несколько капель в чашу с водой. Но Доминик такой большой и сильный! Она добавила еще немного. Поставив бутылку на стол, Мэг подошла к лежащему на постели Доминику.
 – Доминик, – позвала она, с трудом сдерживая волнение, – вставай! Твой брат в опасности!
 – Я в опасности? – удивился Саймон, стоя за спиной Мэг.
 – Нет. Но ты слишком много значишь для Доминика. Может быть, эти слова дойдут сквозь боль до его сознания.
 Саймон опять удивился проницательности Мэг. Он молча смотрел, как она трясла Доминика.
 Вдруг она взмахнула рукой. Саймон машинально подался вперед, чтобы помешать ей ударить Доминика. Звук пощечины эхом прокатился по комнате.
 – Доминик! – почти кричала Мэг. Она снова ударила его. – Послушай меня! Ты должен проснуться! Саймон попал в беду! Ему нужна твоя помощь!
 Доминик слабо шевельнулся. По щекам Мэг текли слезы. Она еще раз с силой ударила его.
 – Властитель! Твой брат ранен! Замок в осаде! Проснись же!
 Рука Доминика судорожно потянулась к мечу, но опять безжизненно упала. Мэг, затаив дыхание, следила за ним.
 Но он больше не двигался.
 – Все бесполезно, – прошептала Мэг. – Его не разбудить словами.
 Саймон выругался.
 – Быстро! – приказала ему Мэг. – Подними его так, чтобы он мог пить.
 Саймон осторожно приподнял брата. Мэг поднесла чашу к губам Доминика. Жидкость стекала по подбородку. Голова Доминика упала на левое плечо, и вся драгоценная влага вылилась изо рта. Мэг опять и опять пыталась влить ему в рот лекарство.
 – Он проглотил! – воскликнул Саймон.
 – Но почти все лекарство вылилось. Я ничего не смогу сделать, если так будет продолжаться.
 – Ты можешь сделать еще лекарство?
 – Оно будет готово только через две недели. Травы еще не созрели.
 – Боже мой! – простонал Саймон. – Так ничего нельзя сделать?
 Мэг не ответила. По ее щекам текли слезы. Она понимала, что, если умрет Доминик, Блэкторну придет конец.
 «Опять война. Но Господь сказал человеку, что всему свое время под небом. И в Блэкторне было время ненавидеть, убивать и плакать. Но когда же придет время любить, радоваться и смеяться»?
 Она влила еще немного лекарства в рот Доминика. Но он не смог проглотить.
 Саймон с проклятием бросил кованые рукавицы на пол и заметался по комнате, как раненый волк.
 – Подумай, – просил он Мэг. – Попробуй помочь ему. Может, взять ложку?
 – Прикажи принести ее.
 Но ее голос звучал безнадежно. Нужно было еще много лекарства. Тут в голову ей пришла счастливая идея.
 «Пей из моего рта, соколенок».
 Лекарство было очень сильное. Даже если держать его во рту, можно умереть. Если хотя бы немного лекарства попадет внутрь, то смерть неизбежна.
 Но Доминик умрет, если она ничего не сделает сейчас же. Сейчас же!
 – Останься здесь, Саймон!
 Удивленный, он подошел к Мэг.
 – Помоги мне поднять его, – попросила она.
 Вдвоем они приподняли голову и плечи Доминика. Подбородок уткнулся в грудь.
 – Запрокинь ему голову, – сказала она. – Нет, не так. Как будто он смотрит вдаль. Держи так.
 Теперь Саймон не будет подозревать ее. Мэг набрала полный рот янтарной жидкости. Открыв рот Доминику, она капнула немного лекарства ему на язык. Доминик проглотил его.
 – Боже мой! – воскликнул Саймон.
 Опять и опять Доминик пил из ее рта. Все шло прекрасно.
 Мэг становилась увереннее с каждым разом. Теперь она не капала жидкость, а лила ее маленьким ручейком, пока не кончилось все лекарство.
 Саймон зачарованно смотрел на Мэг. Он был не прав. Это были только злые сплетни. Мэг любила своего мужа. Хоть брак и не нравился Саймону, Доминик и эта ведьма были очень привязаны друг к другу. Она была так нежна к нему, как бывает нежна мать к своему единственному ребенку.
 – Он дышит все слабее! – воскликнула Мэг.
 Саймон с ужасом увидел, что Доминик действительно дышит очень слабо.
 – Не вовремя! – твердила Мэг. – Не вовремя!
 Она бросила бутылку на пол и опять стала трясти Доминика за плечи.
 – Дыши! Ну, дыши же!
 Вдруг Маг прильнула к губам Доминика.
 – Дыхание жизни, – прошептала она, – возьми его.
 Она помогала Доминику вдыхать воздух сильными толчками.
 Саймон смотрел, как Мэг боролась за каждый вдох своего мужа. Его поразила ее решимость.
 – Он дышит? – Мэг тяжело дышала.
 – Очень медленно, но глубоко.
 Мэг почти рыдала. Она оторвала губы от губ Доминика. Он был уже не так бледен. Кожа стала теплее, но дыхание все еще слабо.
 Мэг очень боялась. Лекарство из недозрелых трав в два раза сильнее обычного.
 – Сэр, – сообщил вошедший Джеймсон, – некоторым из рыцарей нездоровится, но никто особо не жалуется. Они говорят, что эль был слишком крепкий.
 Саймон посмотрел на Мэг.
 – Если бы доза была смертельной, то они уже умерли бы, – сказала она.
 – Ступай! – приказал Саймон. – Мы пошлем за тобой, если ты понадобишься.
 Но оруженосец не уходил.
 – Сэр?
 – Доминику уже лучше, – фальшиво улыбнулся Саймон. – Скажи людям, что завтра их господин будет здоров.
 Джеймсон вздохнул с облегчением.
 – Спасибо, сэр!
 Он хотел уйти, но вдруг опять вернулся.
 – Томас Сильный хочет узнать, нужно ли утром опустить мост.
 – Нет, – беспечно ответил Саймон, – я не собираюсь никуда ехать.
 – Хорошо, сэр!
 Под пристальным взглядом Саймона оруженосец вышел из комнаты. Когда Саймон опять повернулся к Мэг, ее бледное лицо было искажено ужасом. Ее руки лежали на сердце Доминика. Она прислушивалась к его дыханию.
 – Слишком редкое, – прошептала она. – Он умрет. Я должна сделать это.
 – Что? Я ничего не понимаю.
 Но Мэг не слышала его. Она поднялась на ноги. Подобрав с пола пустую бутылку, Мэг наполнила ее водой и хорошенько встряхнула. Она опять открыла рот Доминика. Саймон отошел в сторону, Доминик снова пил из ее рта.
 Каждый следующий глоток Доминика был активнее. Сердце разгоняло лекарство по телу. Болезнь отступала. Губы Доминика зашевелились. Он был похож на ребенка, сосущего молоко.
 Последняя капля упала с губ Мэг. Она выпрямилась. Тут Мэг заметила, что Саймон смотрит на нее со смешанным чувством сострадания и удивления, и покраснела. Не говоря ни слова, она прополоскала рот. Но было поздно. Лекарство попало в кровь. Она зашагала по комнате, и ее золотые колокольчики радостно запели. Мэг становилось все хуже. Она схватила бутылку и сжала ее руками, чтобы облегчить боль.
 Саймон посмотрел на брата, потом на Мэг.
 – Что теперь?
 – Ждать.
 – До каких пор?
 – Пока он не умрет или не очнется, – просто сказала Мэг.
 Саймон посмотрел на бутылку, которую держала Мэг. Она была пуста.
 – Что вероятнее?
 – Не знаю, – прошептала Мэг. – Он должен был умереть несколько часов назад.
 – Несколько часов назад?
 – Да. Тогда – от яда. А теперь – от лекарства. Оно очень сильное, а доза велика. Но меньшая не подействовала.
 – Поэтому ты так волнуешься?
 Мэг кивнула.
 – А как же ты? – спросил Саймон.
 – Не знаю. Если Доминик очнется, а я умру… Дай ему воды, и пусть он пьет ее, сколько сможет. Его тело очистится от яда.
 Саймон опустил брата на подушку и подошел к Мэг.
 – А ты?
 – Я не такая сильная, как он. Забота и беспокойство Саймона почему-то рассмешили Мэг. Ее сердце начинало громко стучать.
 – Не волнуйся. Лекарство быстро… усваивается…
 Отрывистая речь и быстрое дыхание выдали ее.
 – Это должен был сделать я. Или это глендруидская тайна?
 Мэг нервно рассмеялась и опять зашагала по комнате, и повсюду раздался отчаянный звон.
 – Глендруидская тайна? Нет, этому меня научил Доминик.
 Саймон не понял ее.
 – Мой муж очень хотел иметь сына. Он соблазнял меня таким образом.
 Колокольчики громко разговаривали между собой. Но их голоса звучали не так, как обычно. Или слух уже изменял Мэг?
 – Но я не могу подарить ему сына. Когда Доминик узнает об этом, он возненавидит меня.
 Отчаянный крик колокольчиков заставил Саймона покрыться холодным потом.
 – Глендруид, – говорила Мэг. – Проклятие и надежда. Глендруидские девушки дарят проклятие. Ни одна из них пока еще не подарила надежду.
 Мэг дышала, как загнанная лошадь. Ее шаги становились все быстрее. Задыхаясь и дрожа, Мэг из последних сил старалась не упасть. Лекарство, как молния, ударяло по ее сердцу.
 Саймон подхватил Мэг. Она задыхалась. Началась агония. Саймон понял, что он был несправедлив к жене брата.
 – Прости меня, – сказал он с дрожью в голосе. – Я думал о тебе плохо. Ты просто молодец.
 Но Мэг уже ничего не слышала. В ее голове гремела безумная музыка. Она стала бы рвать на себе волосы, если бы Саймон не схватил ее за руки. Казалось, что она не понимала, что делала. Сжав зубы, Мэг старалась не шевелиться, чтобы лекарство быстрее покинуло ее тело.
 И вдруг агония кончилась. Со вздохом облегчения Мэг расслабилась.
 – Мэг? – Саймон забыл, что он говорил со своей госпожой.
 – Худшее уже позади, – шепнула она. Ее охватила слабость.
 Слабый стон раздался с постели. Мэг бросилась к мужу.
 – Доминик! – закричала она.
 Его глаза были открыты, но он не видел ее. Изо рта его вылетали бессмысленные звуки.
 Мэг вскрикнула от ужаса.
 – Боже мой! Я спасла его тело, но разум его умер!




 Глава 18


 Какое-то время Саймон был в замешательстве, но вдруг с облегчением рассмеялся:
 – Мэг, ты спасла и его тело, и его разум.
 – Что ты говоришь?
 – Хоть я и ненавижу турок, но сейчас их речь звучит для меня как музыка.
 Мэг испугалась. Неужели Саймон тоже сошел с ума?
 – Он говорит по-турецки, Мэг. – И Саймон снова засмеялся.
 Как он похож на Доминика!
 – По-турецки? – удивилась Мэг. – Значит, это связная речь?
 – Вот именно!
 – Ну и что же он говорит?
 Саймон прислушался, потом посмотрел на Мэг. Он явно не хотел передавать то, что понял.
 – Ну, он говорит о каких-то предках султана.
 – О каких предках?
 – Что-то о паше Осле, султане Обезьяне, господине Сопли…
 – Ты что, тоже сошел с ума? – в отчаянии закричала Мэг.
 Саймон улыбнулся, и сердце Мэг почти перестало биться. Эта улыбка! Как она похожа на улыбку Доминика! Боже! Ведь она могла не увидеть ее уже никогда! Мэг согласилась бы носить колокольчики и есть из рук мужа хоть всю жизнь, лишь бы он был жив и здоров.
 – Султан был не очень приятным человеком, – сказал Саймон.
 Поток нечленораздельных слов Доминика заставил их опять повернуться к нему. Мэг разобрала имя Саймона. Она села на постель и взяла Доминика за руку.
 – Успокойся, милый. Все хорошо.
 – Саймон, Саймон! Он в плену!
 Доминик почти кричал. Саймон взял его руку.
 – Я здесь. Ты уже спас меня. Я в порядке, брат, и ты тоже.
 Доминик опять вскрикнул, но уже не так беспокойно.
 – Что произошло в Иерусалиме? – тихо спросила Мэг.
 – Двенадцать рыцарей попали в плен. Я был одним из них. Нас подарили султану. Никто не мог выговорить его имя, и мы называли его Вельзевул. Доминик спас меня и всех остальных рыцарей, но заплатил за нас очень дорого.
 Мэг внимательно посмотрела на Саймона. Она чувствовала, что он что-то недоговаривает.
 – Что ты хочешь сказать?
 – Султану было плевать на двенадцать неверных. Он хотел испытать храбрость только одного христианина.
 – Доминика? – прошептала Мэг.
 Саймон кивнул.
 – Да. Доминика Ле Сабра.
 – И что же случилось?
 – Доминик заплатил за нас собой.
 Глаза Мэг расширились от ужаса.
 – Бог мой! – проговорила она.
 – Бог тут ни при чем. Я не знаю такого жестокого человека, как Вельзевул. Люди бывают разные, Мэг. Кто-то любит женщин, кто-то мужчин, а кому-то нравится причинять боль. Вельзевулу нравилось мучить и убивать людей, которые были сильнее и благороднее его самого. Он был в этом мастером.
 Мэг содрогнулась.
 – Посмотри на его руку, – сказал Саймон. – Если бы ты знала Доминика как мужа, ты бы увидела шрамы на всем его теле.
 Рука Доминика была больше руки Мэг, сильная и тяжелая. Рука воина, но с какой нежностью он касался Мэг!
 Кончиками пальцев Мэг провела по шрамам. Ее внимание привлекли пальцы Доминика. Такие пальцы бывают обычно у дровосеков: ногти когда-то были изувечены, потом зажили, но остались изуродованными.
 – То же и с другой рукой, – произнес Саймон. – Это было самым невинным развлечением султана – вырывать Доминику ногти.
 – Как он освободился? – с трудом выговорила Мэг, едва сдерживая слезы.
 – Когда в христианских землях узнали об этом, собралось большое войско, которое разгромило султана.
 – А он сам?
 – Он был мертв, когда его нашли.
 Саймон опять что-то недоговаривал.
 – Как он умер? – полюбопытствовала Мэг.
 – Это трудно себе представить. Видишь ли, когда у султана не было неверных для пыток, он отправлялся развлекаться в гарем. Пока воины султана обороняли дворец, Доминик схватил его, затолкнул в помещение, где находились наложницы, и запер дверь.
 Мэг была потрясена. Саймон улыбнулся.
 – Мой брат, – сказал он, – разбирается в людях. Он хорошо понимал, что никто не придумает для султана более жестокого наказания, чем его наложницы. Они всю жизнь ждали такого случая.
 Доминик заметался по постели. Он ругался по-английски и по-турецки, проклинал какого-то Роберта Рогоносца.
 – Кто это? – полюбопытствовала Мэг, посмотрев на Саймона.
 – Роберт женился на норманнке, выросшей на Сицилии. Она любила мужчин. Очень любила. Роберт приревновал ее к Доминику и навел нас на вражескую засаду.
 – Доминик был ранен?
 Саймон кивнул.
 – Он убил Роберта и с тех пор оказывает покровительство Мари. Только его авторитет и предотвращает ссоры между рыцарями.
 Мэг нахмурилась, услышав, почему Мари очутилась среди приближенных Доминика.
 – Как это благородно со стороны Доминика – он сделал ее вдовой, но не оставил без защиты, – произнесла она с издевкой.
 – Но не мог же он продать ее в гарем султану!
 – Ну почему же? Это ее призвание.
 – Ты должна быть благодарна ей.
 Мэг так злобно взглянула на Саймона, что ему пришлось сдержать улыбку.
 – Без ее помощи – и без темпераментной Эдит, конечно, – рыцари кинулись бы искать утех за стенами замка. А здешние девушки не любят норманнов.
 – Дай им время, – сухо проговорила Мэг. – Ваши рыцари так красивы, что наши девушки скоро сдадутся.
 – Ты думаешь? – спросил Саймон серьезно.
 – А что? В темноте нельзя отличить норманна от сакса.
 Саймон рассмеялся.
 – У вас с Домиником будут веселые дети, Мэг. Ему это пойдет на пользу, а то он стал слишком серьезен после Иерусалима.
 Улыбаясь, Мэг отвернулась и наполнила водой чашу. Но когда холодный металл коснулся губ Доминика, он отодвинулся.
 – Мой брат бредит, но он с ума не сошел. Ему приятнее пить из теплых губ, чем из холодной посуды.
 Мэг набрала полный рот воды и наклонилась к Доминику. Он сразу же жадно потянулся к ее губам. Выпив почти две чаши, Доминик опять заметался и начал бормотать по-английски.
 – Кровавый убийца… Джеймс убит… Джон Малыш тоже убит. И Ивар Язычник убит. Стюарт Красный…
 Доминик говорил скороговоркой, как будто читал молитву. Мэг наклонилась к нему и стала поглаживать по голове. Его слова не были бредом – они напоминали о кровавых битвах, жестоких муках, предательстве друзей и голодных детях в осажденной крепости. Каждое новое имя заставляло сердце Мэг кровоточить.
 «Должно быть время любить!»
 Вдруг Доминик закричал:
 – Ты слышишь меня, Саймон? Должно быть время любить!
 Он словно прочитал мысли Мэг.
 – Да, – ответил ему Саймон. – Ты принесешь мир на свою землю, я в этом уверен.
 Раньше Мэг никогда не видела Доминика страдающим – он умел скрывать боль. Теперь ей открылся совсем другой человек, которого метаться по постели заставлял не только яд, но и израненный дух.
 "Он был так добр. Он не требовал, а просил. Он мог бы в мгновение ока расправиться со всеми обитателями замка, но не сделал этого.
 Мир, а не война.
 Господи, если бы я могла исполнить его самое заветное желание!"
 Но это было невозможно. Только любовь снимет проклятие с рода Глендруидов. И любить должна Мэг.
 «Но я никогда не смогу полюбить мужчину, который не любит меня».
 Мэг поднесла руку Доминика к своим губам. Слезы капали на его ладонь. Все надежды Доминика напрасны. Все надежды Глендруидов напрасны… Мэг ждала та же участь, что и всех женщин ее рода.
 Проклятие!
 – Доминик сильно изменился, побывав в плену, – тихо сказал Саймон. – Он всегда был хорошим воином, но теперь ему нет равных. Для него важно не только победить, но победить без жертв. А когда жертвы неизбежны…
 Саймон на минуту замолчал, потом опять заговорил:
 – Если жертвы неизбежны, то поле боя напоминает кровавое месиво.
 Мэг прижалась губами к руке Доминика.
 – Он стал удивительно спокоен, – продолжал Саймон, – и поклоняется только одному богу – разуму. Поэтому Доминик никогда не демонстрирует своей силы. А дуракам он только показывает краешек меча, и этого оказывается достаточно.
 Мэг опять поцеловала руку Доминика. «А что он сделает со мной за то, что я нарушила клятву?»
 – Когда Доминик вырвался из плена, – говорил Саймон, – он поклялся уехать подальше от власти и гнева королей, пап и султанов. Он мечтал о своей собственной земле, в которой не будет места голоду, нужде, страданиям. И еще он мечтал о знатной женщине, достойной матери его детей.
 – Чтобы его род не угас. – произнесла Мэг.
 – Чтобы не угасла его мечта. Чтобы у его земли были защитники.
 Благородство помыслов Доминика поражало Мэг. Она вглядывалась в лицо мужа. Судьба посмеялась над ним, выбрав ему в жены дочь Глендруидов. Ее сердце изнывало от боли.
 «Теперь у тебя есть земля, есть знатная жена. Но сыновей не будет. Почему Господь не послал тебе другую женщину?»
 – Ты родишь ему сыновей? – спросил Саймон.
 Вместо ответа Мэг тихо заплакала. Саймон рассказывал ей о жизни Доминика, а она сидела неподвижно, целуя руки мужа.
 Мэг слушала о кошмаре, через который пришлось пройти Доминику, о его мечтах. Ей вспомнилось, как он выехал из тумана и приблизился к Блэкторну много дней назад. Тогда он показался ей олицетворением грубой и бессмысленной силы, но теперь она знала, что это совсем не так. Его жизнь была полна страданий и потерь, он закрылся от мира ледяной броней, но в его сердце не умерли справедливость и благородство.
 Доминик затих. Его дыхание выровнялось, тело расслабилось.
 – Он в порядке? – тихо поинтересовался Саймон.
 – Да. Теперь он просто спит.
 Саймон прошептал молитву благодарности. Он откинул волосы со лба Доминика. Этот жест был исполнен такой заботы, что говорил о глубокой любви. Кровные родственники могут быть равнодушны друг к другу. Но Доминик и Саймон были не только братьями – они были единомышленниками, людьми, близкими по духу.
 – Как странно, – прошептала Мэг.
 – Что тебя удивило?
 – Дункан так же дотрагивался до лорда Джона, – сказала она, не подумав, что не стоит упоминать имя Дункана.
 Вся нежность Саймона мгновенно исчезла.
 – Дункан, – произнес он со злобой. – Я вырежу ему сердце.
 – За что? – испуганно воскликнула Мэг.
 – Он отравил моего брата.
 – Дункан сейчас далеко отсюда!
 – Его прихвостни здесь.
 – Риверсы ушли.
 – Черт бы их побрал, – проговорил Саймон. – Это шпионы Дункана в замке отравили Доминика. Я расправлюсь с ними.
 – Никто в замке не мог…
 И тут она замолчала. Кто-то мог, потому что сделал это. Мэг закрыла глаза. Она пришла в ужас от мысли, что в доме находится человек, который так ненавидит Доминика.
 – Я думал, это сделала ты, – сказал Саймон.
 – Я врачую людей, а не убиваю.
 – Да, – улыбнулся Саймон. – Ты спасла Доминика. Скорее всего не ты была его убийцей.
 – А может, это была случайность? Может, хотели отравить кого-то другого?
 Саймон задумался.
 – Вряд ли, – произнес он с сомнением.
 – А что ты думаешь? – спросила Мэг.
 – Мне кажется, что кто-то отравил весь бочонок, а потом добавил яда в кружку Доминика для верности.
 – У меня пропала бутыль с ядом.
 – Ты сказала об этом Доминику?
 – Нет.
 – Но почему же?
 – Я не доверяла ему, – объяснила Мэг просто. – Украсть яд могли и ваши люди.
 Саймон покачал головой:
 – Нет, они верны нам. Многим из них Доминик спас жизнь.
 – А остальные? За скольких ты можешь поручиться?
 – Перестань, ради Бога, – нетерпеливо остановил ее Саймон. – Кто же из них мог знать о твоих травах и ядах?
 – Знает только Старая Гвин.
 Саймон нахмурился.
 – Где она сейчас?
 – В поселке, день езды отсюда.
 – Она могла отравить эль.
 – Тогда все рыцари были бы давно мертвы.
 Он недоверчиво посмотрел на Мэг.
 – Как так?
 – Уж кто-кто, а Старая Гвин умеет обращаться с травами. К нашему счастью, убийца не сумел рассчитать дозу.
 – Эдит знает дозу? – поинтересовался Саймон.
 – Нет. Откуда?
 – Она ненавидит норманнов.
 – Неужели? – сухо произнесла Мэг. – Поэтому она и спит в постели Томаса Сильного?
 – Она разливала эль.
 – Норманнка тоже разливала эль, – напомнила Мэг. – Почему же ты не подозреваешь и ее?
 – Мари? Ни в коем случае! Доминик спас ей жизнь.
 – А я спасла жизнь Эдит. Она, конечно, злостная сплетница, но не убийца.
 – Она честолюбива.
 – Это честолюбие женщины – она мечтает о знатном муже, о доме и семье.
 Вдруг Саймон вскрикнул в волнении:
 – Это мог сделать один из рыцарей Джона! Мэг задумалась.
 – Пока мы не найдем этого злодея, никто не может чувствовать себя в безопасности, – заключил Саймон.
 Мэг смотрела на Доминика. Саймон был прав: судьба Блэкторна зависела от жизни Доминика Ле Сабра, а она висела на волоске.




 Глава 19


 Доминик проснулся среди ночи. Рядом спала Мэг. Голова у него раскалывалась от боли, невыносимо болели глаза. Он не мог понять, что с ним.
 Он попытался подняться. От его движения Мэг сразу же проснулась. Быстро встав с постели, она подала Доминику чашу с водой, которую Саймон принес вчера вечером из колодца.
 – Выпей. Тебе станет легче.
 Доминик доверчиво взял чашу. Вода была горькой. Но он выпил все до последней капли.
 Мэг с облегчением вздохнула.
 – Твой брат думал, что я отравила тебя.
 «Отравила».
 Доминик сел. Все поплыло у него перед глазами. Он выругался по-турецки. Мэг нежным прикосновением заставила его лечь.
 – Не вставай, – сказала она. – У тебя, наверное, сильная головная боль.
 – Голова просто раскалывается, – простонал Доминик.
 – Ш-ш-ш… – прошептала Мэг. – Закрой глаза. Так будет легче. Не смотри на свет.
 Мэг терла ему виски. Золотые колокольчики пели нежную песню.
 – Ты все еще носишь их, – улыбнулся Доминик, постепенно приходя в себя и вспоминая вчерашний день.
 – Пока ты не снимешь мои путы, – ответила Мэг.
 – Все-таки ты нарушила мой приказ.
 «Мудрый человек прощает только один раз. Больше не сражайся со мной, соколенок».
 Она была виновата перед ним.
 – Жена Гарри… – начала было Мэг.
 – Я помню, – прервал он ее. – Трудные роды. Как она себя чувствует?
 – Я не знаю. Саймон никого не впускает и не выпускает. Он спит за дверью.
 – Ей нужна твоя помощь? – спросил Доминик.
 Мэг насторожилась. Зачем он это спрашивает? Он расставляет ей ловушку.
 – Не думаю, – сказала Мэг. – Старая Гвин, должно быть, уже вернулась. Она пришлет за мной, если дела будут плохи.
 – А как же приказ Саймона? – спокойно задал вопрос Доминик. – И мой приказ?
 Как объяснить ему, что она несет ответственность за жизнь своих людей?
 «Люди страдают, а я могу помочь им».
 Мэг посмотрела на Доминика. Его лицо было непроницаемо.
 «Ты можешь наказать меня, но я служу своим людям. Я должна была это сделать».
 Доминик отвел ее руки от своих висков.
 – Ты нарушила клятву, – проговорил он.
 – Да. – Мэг закрыла глаза.
 – И ты будешь делать это всякий раз, когда попросят твоей помощи?
 – Да, – согласилась она. – Прости меня, муж мой. Я выполню любые твои желания, кроме этого.
 – И ты готова принять наказание?
 – Да. Только не запирай меня опять. Я этого не вынесу.
 – Твои люди тоже этого не вынесут, правда?
 – Да, – подтвердила Мэг после долгого молчания.
 – Не вынесут они, не вынесешь ты. А что же делать мне? Это обоюдоострый меч.
 – Я не виновата в этом. Я просто… я…
 – Из рода Глендруидов.
 – Да.
 Доминик немного помолчал.
 – Как ты выбралась из замка?
 Мэг не отвечала. Ее глаза все еще были закрыты.
 Наконец Мэг взглянула на мужа. Он смотрел пристально, пытаясь понять Мэг. Но ей не стало от этого взгляда страшно, как раньше. Доминик был теперь для нее одним из жителей Блэкторна, зависящим, как и другие, от ее искусства.
 – Ты храбра, – холодно отметил он, – потому что можешь положиться на своих людей. Это твое войско, от которого ты ждешь защиты.
 – Это не правда! – воскликнула Мэг. – Мне было тяжело сидеть в твоей золотой клетке, но я никому не сказала об этом! Я для тебя – всего лишь очередной шаг на пути к цели. Я знала об этом, но я не противилась приказу короля и вышла за тебя замуж. Даже когда лорд Джон бил меня, я не жаловалась никому!
 – Твои люди, все это знают.
 Мэг заколебалась. Но…
 – Мы знаем все друг о друге, – просто сказала она. – Мы… вместе.
 Доминик молча смотрел на свою жену, женщину Глендруидов. Она была слаба и сильна одновременно. С каждым днем Мэг все больше удивляла Доминика.
 – Я уверен, что в замке есть потайной ход, – произнес он наконец. – Ты покажешь его мне. И никому больше.
 Мэг не хотела открывать Доминику секрет замка, но он был законным хозяином и должен был знать его. Правда, она сама лишалась возможности покинуть замок.
 – Хорошо, – согласилась она мягко.
 Доминик криво усмехнулся.
 – Тяжело, соколенок?
 – Что?
 – Признавать меня своим хозяином?
 – Наверное, нет.
 – Конечно, нет. Ты просто еще не приручена.
 – Еще не приручена? – повторила Мэг. – Так вот как ты ко мне относишься?
 – А как же еще? Ты никому не подчиняешься, даже своему мужу.
 – Я подчиняюсь моему долгу и отдаю людям плоды древнего знания. Но никто никогда не спрашивал меня о моих желаниях.
 – Ну и что же это за желания?
 – Оно только одно. Я желаю свободы.
 С этими словами Мэг подошла к очагу.
 – Спи. Тебе нужно выспаться, – устало сказала она мужу.
 – Я высплюсь только рядом с тобой.
 Мэг немного постояла в нерешительности, потом повернулась и подошла к ложу.
 Доминик ждал ее, взглядом приглашая лечь рядом с ним.
 – Укройся потеплее, а то простынешь, – велела она.
 – Ты меня согреешь.
 Сильные руки коснулись ее. Доминик притянул Мэг к себе, и она почувствовала, что он холоден как лед.
 Мэг укутала его одеялами, потом прижалась к нему. Доминик потянулся от удовольствия.
 Улыбаясь, он поцеловал Мэг в лоб и откинулся на подушки. Мэг тоже потянулась: наконец-то можно было спокойно заснуть!
 Но сон был ужасен. Мэг пыталась защититься от неведомого, «Нет!»
 Доминик проснулся от ее крика, схватил нож. Но вокруг все было спокойно.
 – Доминик? – позвал Саймон из-за двери. – Все в порядке?
 – Да. Просто страшный сон.
 Доминик положил нож обратно под подушку и зажег свечу. В комнате было очень холодно.
 – Что с тобой? – спросил он Мэг.
 Она не слышала. Страшные образы все еще стояли у нее перед глазами.
 – Мэг!
 Ее глаза открылись.
 – Доминик? Что случилось? Тебе плохо?
 – По-моему, это тебе плохо. Ты кричала во сне.
 – О Боже!
 Мэг оглядела комнату. Огонь в очаге почти погас.
 – Очаг, – произнесла она отсутствующим голосом.
 – Я все сделаю.
 – Ты простынешь. Я сама.
 – Что случилось, Мэг?
 Она молчала.
 – Ляг, – укладывая ее, говорил Доминик. – Я не дам тебя в обиду.
 Он подбросил в огонь дров. Потом опять лег в постель, оставив занавеси открытыми.
 Мэг медленно обняла мужа.
 – Так что же все-таки случилось?
 – Просто страшный сон.
 – И часто тебе снятся страшные сны?
 – Нет.
 Доминик ждал, но Мэг ничего больше не сказала.
 – Ты боишься меня? – спросил Доминик наконец. – Ты боишься, что я накажу тебя?
 – Нет, – прошептала она. – Хотя я должна этого бояться.
 – Почему?
 – Ты сильнее меня.
 Он недоверчиво усмехнулся.
 – Правда? Поэтому ты меня и не слушаешься?
 – Но я…
 – Скажи мне, – тихо наклонился к ней Доминик, – почему ты боишься?
 – Я… я вижу сны…
 – Все люди видят сны.
 – Нет… не такие. Нам грозит опасность.
 – Это просто ночные кошмары, – сказал Доминик успокаивающе.
 – У тебя бывают кошмары?
 – Да.
 Мэг легла так, чтобы видеть лицо Доминика, на котором плясали отблески огня в очаге.
 – О чем они? – спросила она.
 – Я не знаю. Но каждый раз я просыпаюсь в холодном поту.
 – Ты не помнишь своих снов?
 – Только некоторые.
 – Тебе повезло, – вздохнула Мэг.
 – Расскажи, что ты помнишь. Или это тайна Глендруидов?
 – Я… я не знаю, – сказала Мэг. – Ни Старая Гвин, ни мама никогда не говорили со мной об этом. Но они тоже видели их.
 – Так, родовые сны Глендруидов.
 Доминик решил не прекращать допрос, пока не узнает всего.
 – Да, – прошептала Мэг.
 – Расскажи мне все, соколенок.
 Голос Доминика был нежен, но настойчив.
 – Моя жизнь никогда не была спокойной, – начала Мэг. – Отец… то есть лорд Джон, сколько я себя помню, пытался выдать меня замуж за какого-нибудь могущественного шотландского тана или саксонского лорда.
 Доминик погладил ее по волосам.
 – Саксы воевали между собой, воевали с норманнами – постоянно с кем-то воевали.
 – Как Риверсы?
 Мэг кивнула.
 – Лорд Джон, – продолжала она, – был сыном норманнского рыцаря. А мать у него была наполовину саксонка. Отец с сыном все время воевали, и поместье пришло в запустение. Тогда лорд Джон решил жениться на женщине из рода Глендруидов, чтобы поправить дела за ее счет. Он хотел содержать как можно больше рыцарей.
 Доминик откинул со лба Мэг прядь золотисто-рыжих волос.
 – Но бесприданница не принесла в дом богатства, а раба родового проклятия не родила сыновей.
 – Но родила дочь.
 – Разочарование, – ответила Мэг.
 – Нет. Ты спасла меня, – просто сказал Доминик. – Для меня ты не разочарование, а радость.
 – Что-то ты раньше не очень радовался.
 Доминик мудро промолчал.
 «Я подчиняюсь моему долгу и отдаю людям плоды древнего знания. Но никто никогда не спрашивал меня о моих желаниях».
 – Чего ты хочешь, Мэг? – спросил Доминик наконец. – Почему ты согласилась выйти за меня замуж? Почему ты не отдала руку и сердце Дункану из Максвелла? Ведь ты любишь его.
 Доминик почувствовал, как тело Мэг расслабилось.
 – Я устала от войн, – тихо произнесла она. – Мне и замку нужен был сильный и храбрый защитник, чтобы на нас перестали нападать. А ты как раз такой человек.
 Мэг прерывисто вздохнула и продолжала:
 – Теперь все обвиняют меня в супружеской измене, хотя я никогда не касалась ни одного мужчины, кроме своего мужа. Моего господина отравили – опять обвиняют меня. Рыцари рыщут по всему замку в поисках врагов.
 – Я не подозреваю тебя, – прервал ее Доминик.
 – Я исцеляю людей. Ненависть тоже болезнь, которую нужно вылечить. Я хочу принести мир на эту землю!
 Доминик затаил дыхание. Мэг как будто читала его мысли! Он посмотрел ей прямо в глаза.
 – Я хочу того же, – твердо проговорил он. – Будь моим соратником, жена. Помоги мне установить мир.
 – Но как?
 – Соедини норманнскую кровь с кровью рода Глендруидов. Дай мне сына.
 Из глаз Мэг закапали слезы.
 – Это не в моей власти, – прошептала она. – Ты можешь быть сильным, мудрым, храбрым… но ты не можешь любить.
 Доминик не пытался возражать. Он сам думал, что его душа зачерствела в плену у султана. Он жаждал иметь потомство, но он не жаждал любви.
 Он мог только приручить, но приручают для своих нужд собак и соколов.
 – Ты права, – сказал Доминик. – Я силен, но я не могу любить. А ты – целитель, и ты не можешь ненавидеть. Значит?..
 Мэг не поняла.
 – Старая Гвин объяснила мне, что женщины вашего рода прокляты. Они видят души людей и читают их мысли, – сказал Доминик. – Только Бог способен любить, видя все грехи людские. Знание убивает любовь.
 – Да, – согласилась Мэг.
 Она плакала, не глядя на воина, который не умел любить.
 – Не может быть, чтобы мудрые жены вашего рода были так холодны, – рассуждал Доминик, путая мудрость с огнем души. – Тому, кто принесет на эту землю мир и процветание, будет отдана любовь, и родится долгожданный сын. Посмотри на меня. Я – мир в поместье Блэкторн, в других твоих землях. Полюби меня, Мэг.
 – Ты просишь невозможного, – прошептала Мэг. – Я смотрю в твою душу и вижу ее холод.
 – Я должен просить. У нас нет выбора.




 Глава 20


 Мари заканчивала отделку нового платья Мэг. Церковные колокола звонили, призывая людей на время прервать работу на полях, помолиться и пообедать.
 Под этот звон Мэг вспомнила, как они с Домиником стояли в церкви в то утро, когда хоронили лорда Джона, властителя Кемберленда. Похороны были очень простые.
 Тогда Доминик сказал: «Не нужно так грустить, он не был твоим отцом». Доминик увел Мэг от могилы, они шли сквозь густой туман, который не пропускал к земле ни дождь, ни солнце.
 Мэг казалась подавленной, ей была тяжела мрачная атмосфера кладбища, но она чувствовала огромное облегчение. Со смертью лорда Джона окончилась старая эра войн и насилия, наступали новые времена. Но к надежде примешивался страх. Доминик больше не спал в ее постели. Он все реже и реже виделся с ней.
 Остались в прошлом разговоры о любви, о мире, о сыновьях. Только однажды он напомнил ей об этом. Доминик подарил Мэг великолепное шелковое платье. Оно было прохладным и удивительно гладким на ощупь. Его цвет летней листвы вторил глазам Мэг. Платье было похоже на то свадебное одеяние Мэг, которое дала ей Старая Гвин, но серебристо-белое облако старуха забрала и унесла куда-то на другое же утро после свадьбы, а зеленое принадлежало Мэг.
 Доминик видел, что его подарок обрадовал жену, и сам был обрадован этим. Но его глаза остались холодны и серьезны, и он сказал Мэг: «Подумай хорошенько, о чем мы с тобой говорили. Ты должна полюбить меня. Должна ради мира на этой земле».
 Но сам Доминик не любил Мэг, и она это знала. Наверное, он никогда не полюбит ее. Доминик для этого слишком практичен и расчетлив. «Конечно, он нежен с женой, – с горечью думала Мэг, – но это потому, что ему невыгодно ссориться с той, на защиту которой встанет все поместье».
 Обвинить Доминика в холоде было так же несправедливо, как обвинять птицу со сломанным крылом в неспособности летать. Мэг закрыла глаза и провела ладонью по нежному зеленому шелку. Движение руки заставило запеть золотые колокольчики.
 – Платье очень красивое, – сказала Мэг.
 – Ваша кожа гораздо лучше, – беспечно бросила Мари.
 Мэг посмотрела на маленькую проворную женщину. Норманнка была загадкой для Мэг. Все рыцари замка рано или поздно попадали под очарование ее откровенно манящей внешности, экзотических запахов и тонкого ума. Пока только Доминик и Саймон, казалось, не поддались этому дурману. Но, подумала Мэг, стоит им только поманить Мари пальцем, и она будет на их стороне. Мари хорошо разбирается в том, кто хозяин замка.
 – Можешь не льстить мне, – сухо ответила Мэг.
 – Я и не льщу, – спокойно возразила Мари. – Ваша кожа напоминает лучшую жемчужину в сокровищнице султана. Говорить правду не значит льстить. Повернитесь, пожалуйста.
 Мэг пришлось повернуться.
 – Как жалко, что все эти сокровища принадлежат неразумному повелителю, – продолжала Мари.
 Она сидела у ног Мэг, подрубая подол платья. Подняв голову, она увидела изумленное лицо госпожи. Мари усмехнулась: в любви ведьма была невинным ребенком.
 – Доминик приказал, чтобы платье закрывало плечи, запястья, колени – все тело, – объяснила она.
 – А как же еще? Одежда должна прикрывать тело – на то она и существует.
 – Нет, миледи, – покачала головой Мари. – Женщины в гареме султана знали, как нужно одеваться, чтобы привлекать внимание.
 – Ну и как же?
 – Одежда должна не одевать, а раздевать, ткань – порхать вокруг женского тела, чтобы каждое дыхание было заметно мужчине.
 Мэг была потрясена.
 – Ты что, шутишь?
 – И не думаю. Не дергайтесь, пожалуйста, а то выйдет криво, – А ты носила такую одежду?
 – Ну конечно! Вашему мужу это очень даже нравилось.
 Мэг вздрогнула, и Мари запуталась в складках платья.
 – Для вас, саксов, – продолжала она, возобновляя работу, – на первом месте порядок, освященный законом и обычаем. Для мужчины в брачной жизни важно не наслаждение, а продолжение рода. Женщина видит в муже не любовника, а защитника. Ей важно, каким хозяином он будет для общего поместья и состояния.
 Мэг не только разделяла эти мысли, но она воспитывалась на них – они вошли в ее плоть и кровь. Но, странным образом, сейчас этого оказалось мало.
 Любовь нужна не только для того, чтобы преодолеть родовое проклятие. Оказывается, без нее жизнь женщины, жизнь Мэг, тускла и однообразна.
 Мари перекусила нитку.
 – Ну вот, теперь все ровно, – сказала она с удовлетворением.
 Мари встала с изяществом женщины, привыкшей сидеть на полу на подушках.
 – Мари!
 – Что, миледи?
 – Пользуйся привлекательностью и умом как хочешь, но моего мужа оставь в покое, – с угрозой произнесла Мэг. – Ты можешь поплатиться за это.
 Мари была удивлена, потом громко расхохоталась.
 – Теперь я поняла, почему Доминик прозвал вас соколенком. Вылезайте-ка из платья.
 Шелка упали к ногам Мэг. Швея наклонилась за ними, чтобы повесить в шкаф, и, стоя спиной к девушке, вдруг сказала:
 – Только, вы уж меня простите, хочу напомнить вам, что это зависит не от меня.
 Мари посмотрела на Мэг, и Мэг почудилось, что в этом взгляде было сочувствие.
 – Ведь вам девятнадцать лет – почти половина жизни позади. Неужели вы ничего не понимаете? – вздохнула Мари. – Сейчас Доминик очень нежен. Но он – всего лишь мужчина. Все может случиться, и в один прекрасный день в его постели окажусь я, а не вы. Потому что хозяин здесь он, а не вы и не я. Женщины должны подчиняться.
 Мари подняла с пола корзинку с шитьем.
 – Что еще угодно, миледи?
 – Ничего.
 Покачивая красивыми бедрами, Мари вышла из комнаты.
 Хуже всего было то, что она права: если Доминик решит, что ему нужна Мари, ничего не поделаешь. «Но в то же время норманнка не может дать ему законных наследников: для этого Доминику нужна я».
 Набросив на плечи накидку, Мэг направилась в ванную.
 – Вот вы где, – проговорила Эдит. – А я было подумала, что господин опять решил запереть вас в комнатах.
 Мэг мрачно улыбнулась: слышать подобные замечания от служанки было не очень-то приятно.
 – На этот раз он заключил меня в зеленый шелк. Меня сторожила Мари, подрубавшая мою темницу.
 – А, норманнка. Доминик пообещал ей подарить такой же шелк, если ему понравится, как она справится с вашим платьем.
 Это было ударом для Мэг. Сняв накидку, она стала развязывать ленты на шелковом белье, тоже подаренном Домиником.
 – Какая нежная ткань! – Эдит помогала Мэг раздеться, а заодно с любопытством изучала ее наряд.
 Мэг ничего не ответила. Ее злила мысль, что Доминик делает подарки Мари. Эдит искоса поглядывала на свою несчастную госпожу. Она достала мыло, снадобья и кремы, необходимые для глендруидского ритуала. В глубине души Эдит считала все это потерей времени. Хотя красотка Мари, которая пользуется у рыцарей таким бешеным успехом, тоже часто купается, она обходится без странных песен. Так что дело тут совсем не в ритуале.
 Эдит уложила косы Мэг на макушке, закрепив их гребнями – тоже подарком Доминика. Гребни были золотые, украшенные изумрудами.
 – Какие красивые! – воскликнула Эдит.
 – Да, спасибо, – рассеянно ответила Мэг.
 – Томас подарил мне серебряные гребни. Он говорит, что они подходят к моим волосам.
 – Что у тебя с ним? Ты твердишь о нем всю последнюю неделю.
 – Он так добр ко мне.
 – Поговорить с Домиником о свадьбе?
 – Нет. Томас недостаточно богат, чтобы содержать жену. Но если Доминик наделит его землей…
 – Не уверена.
 – Ну, я не знаю, – сказала Эдит. – Наверное, он прав. Если каждый будет защищать собственную землю, никто не побеспокоится о защите замка.
 – Пожалуй, так.
 – Вы не знаете, когда прибудут остальные воины? Бедный повар не в состоянии прокормить и этих!
 Мэг поморщилась. Повар постоянно жаловался на нехватку продуктов.
 – Старая Гвин говорила что-то о неспокойном море. Я думаю, рыцари ждут попутного ветра в Нормандии, – высказала свое мнение Мэг.
 – Тогда еще недели две спокойной жизни, – заключила Эдит. – Залезайте в ванну.
 Мэг с наслаждением вытянулась в теплой воде.
 – Никак не могу понять, почему у вас до сих пор не выросли плавники и чешуя, – проговорила Эдит.
 Мэг со смехом плескалась в теплой спокойной воде – все Глендруиды любили воду, а вода любила их.
 – Вам нужно еще что-нибудь? – спросила Эдит.
 – Нет.
 – Тогда колдуйте дальше в одиночестве.
 Мэг нетерпеливо кивнула.
 – Если я не приду на ваш зов, свистните этой собаке в холле.
 Джеймсон всегда находился поблизости от Мэг, когда Доминику нужно было отлучиться.
 "Неужели Доминик так не доверяет мне?
 Да. Наш брак существует только на бумаге. Но почему? Ведь он не больной старик, а здоровый мужчина. Только любовь может родить в нем доверие. Но ее нет".
 Постепенно теплая вода растворила горькие мысли. Мэг закрыла глаза, расслабилась и принялась напевать старинные глендруидские слова очищения и возрождения. Мягкими ударами она изгоняла из своего тела следы былых ошибок и сожалений.
 Покончив с обрядом, Мэг открыла глаза и вздрогнула. Доминик со сверкающими глазами стоял совсем рядом и смотрел прямо на нее.
 – Я… я не знала, что вы здесь, – пробормотала Мэг. – Ты давно меня ждешь?
 – Целую вечность, – ответил Доминик.
 Сердце Мэг забилось, она смотрела на мужа со смешанным чувством страха и надежды. Доминик держал в руках полотенце.
 – Вылезай из ванны, соколенок.
 Мэг робко улыбнулась, собралась с духом и выпорхнула из ванны грациозным прыжком. Доминик обнял Мэг поверх полотенца. Неожиданно он понял, что соскучился. Ей очень идет такой наряд – ничего, кроме золотых колокольчиков. Ведь все это принадлежало ему по праву! Он мог в любой момент взять и колокольчики, и женщину.
 «Когда она прекратит играть со мной? В конце концов Саймон прав: мне надо отвлечься. И есть Мари, которая сопротивляться не будет».
 Но Доминик постарался тут же отбросить эту мысль: ему нужнее любовь Мэг, чем удовлетворение плотских желаний. Доминик видел, как малейший знак внимания к норманнке с его стороны приводил Мэг в ярость. Характер у его жены огневой. Как ее волосы.
 «Главное – терпение. Никогда мне не приходилось так трудно. Что со мной происходит? Я уже давно не в том возрасте, когда сходят с ума по женщине».
 – Ты говоришь ласковые слова, а сам выглядишь так сурово.
 Доминик закутал Мэг в полотенце.
 – Я суров внутри, милая.
 Доминик совсем потерял голову. Он хотел повернуться и выйти из комнаты, но словно прирос к полу. Он начал медленно растирать Мэг полотенцем.
 – Что-нибудь случилось в замке?
 – Нет. – Доминик рукой смахнул капли воды на шее Мэг. – Но что-то случилось с хозяином замка.
 – Что такое?
 – Я хочу взять тебя на охоту, – вдруг переменил он тему.
 – На охоту?!
 Мэг была так рада, что начала танцевать на месте.
 – Давай пойдем на охоту! Пошли за Эдит, я оденусь как можно скорее!
 Доминик рассмеялся, наблюдая за Мэг.
 – Зачем нам нужна Эдит? – сказал он. – Я помогу тебе одеться.
 – Эдит сделает это быстрее.
 – Ты действительно так хочешь пойти на охоту?
 – Я тренировала охотничьих соколов, но на охоту лорд Джон меня почти никогда не брал.
 Где-то вдалеке прогремел гром. Мэг с беспокойством глянула в окно. По небу плыли темные тучи.
 – Давай быстрее, – торопила она Доминика. – Гроза приближается.
 – Правда, меня уже пронзила молния.
 Вдруг Доминик сжал ее тело.
 – Во мне огонь – это ты, Мэг.
 Мэг вскрикнула от неожиданности, потом задрожала.
 – Теперь мы будем гореть вместе, Мэг, – сказал Доминик, все сильнее сжимая ее в своих объятиях.
 Это был такой поцелуй, который на некоторое время заставил Мэг забыть о своих страхах. «Значит, любовь может прийти… Значит…»
 Вскоре Мэг стала вырываться из рук Доминика.
 – Что ты хочешь? – ласково спросил он.
 – Мне мешает полотенце.
 Доминик совсем не заметил, что запеленал Мэг в полотенце, как младенца.
 – Ты хочешь приласкать меня, как Черного Тома? – тихо произнес Доминик.
 – Как кота? – прошептала Мэг.
 – Каждое утро ты возишься с ним по несколько часов подряд. Я уже ревную тебя к нему.
 За окном прогремел гром, затем хлынул дождь, неся земле очищение и обновление.
 Любит ее Доминик или нет, но сейчас он думает только о ней. А вдруг он забыл на время о том, что их брак – всего лишь условие для получения земли? «Я стану для этого мотылька огнем, и он будет делать все, что я захочу».
 – Ты умеешь мурлыкать? – лукаво поинтересовалась Мэг у Доминика.
 – Никогда не пробовал, но думаю, что смогу. А ты будешь мурлыкать, если я тебя поглажу?
 Мэг ничего не ответила: она наблюдала за Домиником. Он смотрел на нее так, как будто видел впервые.
 Наконец Доминик восхищенно воскликнул:
 – Ты красивее майской розы!
 За окном бушевала гроза. Мэг бросало то в жар, то в холод.
 – Ты замерзла? – спросил Доминик.
 – Да, то есть нет, – невпопад ответила Мэг. – Я не знаю. Что ты на меня так смотришь?
 – Как?
 – Как на турецкую конфетку, которую никогда раньше не пробовал!
 – Так вот ты кто!
 – К-кто?
 – Конфетка!
 Доминик поцеловал ее. «Сейчас я замурлыкаю. Ах, Доминик!»
 Мэг представляла себя лежащей на лугу под летним солнцем: мягкие лучи ласкали ее тело.
 Полотенце упало на пол. Ласки Доминика становились все настойчивее и откровеннее. И он, и Мэг окончательно потеряли голову.
 – Что ты делаешь? – простонала Мэг.
 – Я хочу поближе познакомиться с тобой.
 – Я не могу стоять, у меня подгибаются колени.
 – Тогда держись за меня.
 – Я держусь.
 – Да, и очень крепко. А ты не можешь держаться пальцами, а не ногтями?
 – Ой, извини меня, пожалуйста, я не хотела сделать тебе больно.
 Доминик запустил пальцы в ее роскошные волосы.
 – Сейчас ты так близка ко мне, Мэг. И этот дурманящий запах!
 – Это травы.
 – Это не травы, Мэг. Это твоя страсть.


* * *

 – Черт бы побрал тебя, Джеймсон, – закричала Эдит. – Не мешайся! Мне надо спросить у… Ой!
 Хотя Доминик накинул на себя и на Мэг полотенце, Эдит тут же догадалась, чему она помешала.
 – Прошу прощения, хозяин… миледи… – пробормотала она и быстренько убралась из комнаты.
 – Это судьба, – мрачно произнес Доминик. – Я должен дождаться своей победы над тобой.
 Раздался раскат грома, последние капли упали на обновленную землю.
 Все слова, которые Мэг хотела сказать мужу, замерли у нее на губах.




 Глава 21


 Два дня в Блэкторне свирепствовал ветер и лил дождь. На третий день солнце наконец-то вышло из-за туч. Но на душе у Мэг оставалось все так же неспокойно. Какая-то другая женщина, которую Мэг никогда раньше не знала, жила теперь в ее теле. Один взгляд на Доминика заставлял сердце Мэг биться быстрее, чем обычно. Звук его голоса заставал ее врасплох, и непонятное возбуждение охватывало ее, когда Мэг вспоминала ласки Доминика в ванной. Тогда он спросил: «Ты сдаешь мне крепость?» И она ответила: «Нет!» «Тогда я еще подожду», – сказал Доминик. Теперь Мэг не без удовольствия думала о том, что и Доминик чувствовал что-то похожее и боялся утратить свое былое спокойствие.
 И все же Мэг злилась на Доминика. Подумать только – ему взбрело в голову, что она беременна и что отец ребенка – Дункан! Больше всего на свете Мэг угнетало недоверие мужа. Она интересует его только как мать будущих законных наследников! Доминику совсем не нужны ни ее ум, ни та нежность и привязанность, которую Мэг испытывала к нему. А Мэг чувствовала, что их с Домиником связывает нечто гораздо большее, чем возможные общие дети.
 Мэг знала, что она в силах соблазнить Доминика. Но что будет, если он не захочет признать ребенка своим? По округе кто-то распускает злые слухи, что Дункан и леди Маргарет были бы любовниками, если бы неожиданно не появился Доминик. В маленькой домашней церкви Мэг горячо молилась, чтобы эти слухи не дошли до Доминика, но в то же время она была почти уверена, что кто-то уже постарался осведомить его.
 Мэг посмотрела на подарок Доминика – золотую брошь с изумрудами. Стилизованный лист волшебного растения скреплял алую накидку на ее плече. Каждый раз, когда взгляд Мэг падал на это украшение, она вспоминала слова Доминика: «Соколенок с изумрудными глазами и золотыми путами на лапках, носи это и помни обо мне, о мире и о будущих сыновьях».
 – Госпожа, вы здесь? – раздался голос Эдит.
 Мэг вздрогнула – она не ожидала, что служанка придет сюда искать ее.
 – Я здесь, Эдит, – пришлось ответить ей.
 – Господин спрашивает, хотите ли вы пойти на охоту?
 – Когда?
 – Сразу после обеда.
 Мэг бросила взгляд за окно – был уже почти полдень. Нужно скорее переодеться!
 Под звук поющих колокольчиков Мэг взлетела по лестнице к себе. За ней, чертыхаясь, ползла Эдит. Еще до того, как колокола пробили полдень, Мэг уже сидела в зале и поджидала Доминика. Вокруг нее толпились рыцари, охотничьи птицы сидели на жердочках, прикрепленных к спинкам кресел. Жердочка на кресле Доминика была пуста.
 – Мой господин решил не брать своего сокола на охоту? – спросила Мэг стоящего рядом Саймона.
 – Сокол запутался в путах, поэтому Доминик задерживается.
 – Но он скоро придет? – не унималась Мэг.
 – Да, – охотно заговорил Саймон. – Его Фатима прекрасно знает свое дело – Доминик сам тренировал ее. Это королева среди охотничьих птиц!
 Из-под стола раздалось свирепое рычание, перешедшее в лай.
 – Барон! – громко сказала Мэг. – Не трогай Прыгунью!
 Вынырнув из-под скатерти, гончая прижалась к ногам Мэг, заискивающе глядя на нее. Мэг стала лениво почесывать собаку за ушами. Саймон был удивлен.
 – Если бы я попробовал сделать это, он откусил бы мне руку!
 – Барон? Нет, что ты! Он очень добрый и ласковый.
 Саймон засмеялся и покачал головой.
 Вдруг Мэг почувствовала, что Доминик находится где-то рядом. Разговаривая с Саймоном, она не заметила, как он вошел в дверь зала. На нем был тяжелый черный плащ, хотя на улице было тепло и солнечно. На запястье сидел большой сокол. Перья Фатимы мерцали подобно стали или жемчугу. Птица сознавала свое особое положение"среди охотников. Она держалась как аристократка на приеме, лениво обводя взглядом всех собравшихся. Шепот восхищения и зависти раздался среди рыцарей, но Фатима не обратила на это никакого внимания. Другие птицы беспокойно прыгали по своим жердочкам, пищали, щебетали, а сокол Доминика невозмутимо смотрел прямо перед собой, словно зная нечто такое, что было тайной для всех остальных. На лапках птицы позванивали золотые колокольчики.
 – Да она просто красавица! – воскликнул Саймон.
 Доминик посадил Фатиму на жердочку своего кресла. Птица рассматривала собрание охотников, как будто оценивая каждого в отдельности.
 – Интересно, что будет, если здесь появится мышь? – спросил Саймон.
 – Фатима не будет заниматься такой недостойной дичью, – ответил ему Доминик.
 – А ты попробуй не кормить ее день или два, – возразила Мэг, – и она будет ловить мышек куда проворнее, чем Черный Том.
 Доминик посмотрел на жену. После того, что чуть было не произошло в ванной, он старался встречаться с Мэг как можно реже. Кто знает, войдет ли опять в комнату Эдит, чтобы вовремя остановить его?
 «Черт бы ее побрал», – невольно прибавил про себя Доминик.
 – Ты замечательно выглядишь, – сказал Доминик осторожно.
 Он поцеловал руку Мэг и почувствовал, как под нежной кожей бьется пульс. «Она никогда не покорится мне!»
 – Вовсе нет, – не согласилась с ним Мэг. – Замечательны мои драгоценности и накидка, а не я.
 – Нет, ты, – уверенно возразил Доминик.
 Он понял, что Мэг не верит ему.
 – Дункан был несчастным любовником, – сказал Доминик, садясь между Мэг и Саймоном.
 Мэг не поверила своим ушам.
 – Что ты сказал?
 – Дункан был несчастным любовником, – еще раз произнес Доминик неохотно.
 Саймон хмыкнул и отвернулся, чтобы не смотреть на брата.
 – Что ты сказал? – вновь задала тот же вопрос Мэг. – Он никогда не был моим любовником!
 Доминик вспомнил, как привлекательна была Мэг тогда в ванной, и по его телу разлился жар. Это было настоящей пыткой – ждать мгновения своей победы.
 – И между прочим, я вовсе не красавица, – продолжала Мэг.
 – Ты не права. Я никогда не видел такую красивую женщину, как ты. – Блеск глаз Доминика и его глуховатый голос заставили забиться сильнее сердце Мэг.
 – В отличие от тебя Дункан так не считал.
 Доминик усилием воли заставил себя не вспоминать, как с тела Мэг скатывались крупные капли воды. Он отвернулся и приказал подавать на стол. Справившись с нахлынувшими чувствами, Доминик опять заговорил с Мэг:
 – С каждым днем твои люди все больше и больше шепчутся о том, что твой любовник ждет тебя там, где на краю леса начинается болото.
 – Я не могу следить за всеми шутками своих подданных, – сухо ответила Мэг. – Ну почему ты не хочешь поверить, что моя честь незапятнана?
 Доминик взял кружку с элем и немного отхлебнул.
 – Слово «честь» очень много вмещает в себя, – сказал он. – В Иерусалиме честь нашего Господа требовала, чтобы мы убивали неверных. Турки были убеждены, что честь их бога нуждается в смерти христиан. Здесь, в Англии, честь – это прежде всего верность королю, но в северных землях люди чести сражаются против короля за свою свободу. К сожалению, я не могу даже предположить, что такое честь рода Глендруидов. Вероятно, она требует неугодных мужей под видом лечения болезни?
 – Честь Глендруидов требует, чтобы благодаря своим знаниям мы исцеляли людей от всех недугов, – проговорила Мэг, – а твоя уверенность в моей неверности – это жестокий недуг.
 – Возможно, ты и права. Интересно, что думает об этом Дункан? Он, конечно, считает по-другому. Не надо, – прервал он Мэг, собиравшуюся что-то сказать. – Не надоедай мне своими оправданиями. Важны не слова, а поступки.
 – Ах, вот как? Почему же ты сам обращаешь внимание на сплетни? – спросила Доминика Мэг. – Ведь это только слова!
 – Я надеюсь, что ты права. Но это тоже только слова.
 Подали рыбу, и Доминик принялся за угря в собственном соку. Он ел молча. Молчание продолжалось и когда подавали дичь. Доминик съел двух голубей с аккуратностью, которая была заметна во всем, что бы он ни делал. Мэг размышляла, действительно ли Доминик такой холодный и расчетливый человек, каким он казался окружающим. Доминик тем временем осушил бокал эля и повернулся к брату.
 – Что нового в замке? – поинтересовался он у Саймона.
 – Все то же самое. А в наших лесах Риверсы снуют, как волки. Когда мы хотим поймать их, они как сквозь землю проваливаются. А когда мы уходим, появляются опять.
 Мэг краем уха услышала слова Саймона и покрылась холодным потом. Каждую ночь она по-прежнему просыпалась, охваченная ужасом, предчувствуя какую-то опасность.
 – Похоже, Дункан не так глуп, как мы думали, – сказал Доминик.
 – Он наследник, хотя и незаконный, – ответил Саймон, – и сделает все, чтобы заполучить эту землю. Я думаю, что в замке находятся его шпионы: Дункан знает, что твой отряд еще далеко, и поэтому он ничего не боится.
 – Какие новости с юга?
 – Сильный шторм задержал твоих рыцарей. Они появятся здесь не раньше, чем через десять дней.
 – Черт возьми! Если бы я мог это предвидеть, я бы подождал с женитьбой!
 – Я так не думаю, – улыбнулся Саймон. И пояснил с невинным видом:
 – Тогда это вряд ли было бы разумно.
 Прежде чем Доминик успел ответить, на столе появилось огромное блюдо с жареным поросенком. Он был восхитителен – нежно-розовая кожа, немного подпаленные коричневые ушки, – повара постарались на славу.
 – Мы просто должны выехать на охоту, – проговорил Доминик. – Если повара сумели сделать такое из этого борова, то как же они приготовят свежую оленину!
 – Перестань, а то у меня уже текут слюнки, – прервал его Саймон.
 Из-под стола раздалось жалобное поскуливание.
 – Хватит с тебя, Барон, – произнес Доминик, и шум тут же прекратился.
 Доминик достал нож и отрезал по куску свинины для себя и для Мэг. Ароматный сок стекал в тарелку, распространяя по всему залу аппетитное благоухание. К поросенку подали вкусный жареный хлеб. На столе появилось также и блюдо с какими-то травами, и Доминик подозрительно, с немым вопросом посмотрел на Мэг. Она, улыбаясь, как ни в чем не бывало положила зелени в свою тарелку и начала есть с той грациозной жадностью, с какой ребенок лакомится любимым кушаньем. Из-под стола по-прежнему раздавалось жалобное потявкивание, но никто не обращал на собак никакого внимания.
 Вдруг Мэг почувствовала, что нога Доминика коснулась ее колена, когда он потянулся за солью, и неожиданная дрожь, охватившая ее, была виной тому, что кусок мяса упал на пол. Собаки тут же выскочили из-под стола прямо у ног Мэг, раздалось щелканье зубов, и Мэг вскочила, едва не опрокинув тяжелый стул, Доминик быстро схватил рукою падающее кресло и ударил Прыгунью по голове.
 – Она укусила тебя? – участливо спросил он.
 – Нет, но я очень испугалась, – ответила Мэг. – Прыгунья никогда раньше не отбирала мясо у кобелей.
 – Она разгорячилась, потому что пришло ее время, – сказал Доминик, улыбаясь, – и хочет познакомиться поближе со всеми особями мужского пола. В ней сейчас играет мощно весеннее солнце. Когда же оно коснется и тебя?
 Когда Мэг поняла, что Доминик имеет в виду, краска залила ее щеки. Она отвернулась от мужа и продолжала есть поросенка. Доминик следил за каждым кусочком, который она проглатывала.
 – Если бы мы были одни, соколенок, – тихо произнес он, – то ты бы ела у меня из рук. И я…
 Мэг оторвалась от еды и посмотрела в чувственные глаза мужа. «Если бы мы были одни, – подумала она, – то ты сделал бы еще кое-что».
 Доминик поднялся со стула.
 – Пора.


* * *

 Всего на охоту выехали четыре рыцаря, пять сквайров и Доминик с женой. Если бы не присутствие Мэг, то можно было бы подумать, что по дороге едет военный отряд. Доминик и его приближенные все были в кольчугах, учитывая возможность встречи с Риверсами.
 Впереди виднелись неясные зубцы гор, уходившие в необыкновенно чистое небо. Они были не теми большими горами, которые встречал в своих походах Доминик, но и не такими маленькими, чтобы считаться просто холмами. Их каменная поверхность была покрыта мерцающим ковром весны. За ними находилось большое озеро, откуда брала начало река Блэкторн. По ее берегу Саймон вел кавалькаду к тому месту, где он наткнулся на следы большого оленя.
 Из каменных трещин по склонам деревья поднимали к небу свои роскошные кроны. Трава смотрела на них зелеными очами. Всюду распустились яркие полевые цветы.
 Несмотря на опасность и – что мешало гораздо больше – ковыляющую походку своей старой лошадки, Мэг наслаждалась верховой прогулкой. Приятный звон колокольчиков на ее накидке сливался с песнями птиц. Высоко в небе парил орел, высматривая добычу. Мэг запрокинула голову и стала наблюдать за птицей. Как всегда, ей хотелось знать, что это такое – быть орлом, парить высоко в небе, купаясь в потоках солнечного света.
 – Саймон! – позвал Доминик брата и осадил своего жеребца. – Это то самое место, где ты видел следы оленя?
 Перед всадниками расстилалась небольшая заводь. Твердая почва под копытами смягчилась и захлюпала. Отступили назад деревья, для которых здесь было слишком влажно.
 – Похоже, что да. Я выехал вон оттуда, а дальше – к западу – языческое капище.
 Саймон указал вбок от большой дороги, которая вела к Карлайслу, самому северному из шести главных домов, которые Доминик унаследовал как муж единственной дочери и наследницы лорда Джона Кемберлендского. На другой стороне болота, как шпили, поднимались горы. Их вершины были одеты в снежные шапки, которые они готовились скинуть, как только лето окончательно вступит в свои права.
 – Мэг, ты знаешь дорогу через это болото? – спросил Доминик.
 – Слева есть тропинка, – сказала Мэг. – Через само болото идти трудно, но потом дорога станет легче.
 Доминик окинул местность недоверчивым взглядом. Он посмотрел на лесничего, который кивнул ему в ответ. Гончие рвались вперед. Для них охота стала редким развлечением с тех пор, как они покинули Нормандию вместе со своим хозяином. Лесничий затрубил в рог, и собаки заволновались еще больше.
 – Иди первым, – приказал Доминик Саймону. Его слова удивили Саймона. Не менее удивленные воины расступились, и Доминик подъехал к Мэг.
 – Дорогая, я прошу тебя держаться позади. Я не хочу, чтобы во время охоты тебя растоптали боевые кони, – сказал Доминик. – Твоя лошадь хороша, но недостаточно быстра и совсем не сообразительна. Надеюсь, тебя утешит, что рядом с тобой буду я.
 – Если ты поедешь рядом со мной, то пропустишь всю охоту.
 – Я охочусь не в последний раз.
 – Вряд ли моя лошадь изменится к лучшему…
 – Скоро у тебя будет другая лошадь. Когда приедет мой отряд, я дам тебе Сарацинку – у нее шкура такая же рыжая, как твои волосы.
 – Правда? – Сердце Мэг радостно забилось, когда она услышала эту новость.
 – У нее от Крестоносца пять жеребят, – рассказывал Доминик.
 – Опять потомство, – тихо проговорила Мэг. – Ты не умеешь использовать женщин по-другому?
 Доминик ничего не ответил…
 Мэг оказалась права: идти через болото было действительно очень трудно. Пока ее лошадь старательно выбирала самый безопасный путь через осоку, она совсем выбилась из сил. Несмотря на то что жеребец Доминика весил намного больше, он шел по топкой почве гораздо легче, так как Доминик заботился о выучке и выносливости боевых коней не меньше, чем о выучке самих всадников.
 Когда лошадка Мэг наконец-то одолела проклятое место, остальные были уже далеко впереди. Они направлялись по течению реки к лесу. Скоро отряд скрылся за зеленой стеной.
 Доминик и Мэг уже несколько минут ехали молча, когда раздался звук охотничьего рога.
 – Они повернули от ручья, – произнесла Мэг, прислушиваясь.
 – Олень! – воскликнул Доминик.
 Затаив дыхание, они пытались разобраться в происходящем. Олень вел за собой свору и охотников к долине. Доминик был прав: они неслись с головокружительной скоростью, и сейчас лучше не вставать у них на пути.
 Вдруг тело Мэг покрылось испариной. Она огляделась вокруг, как загнанный зверь.
 – Что с тобой? – спросил ее Доминик.
 – Не знаю. У меня такое чувство, будто охотятся на меня…
 Неожиданно звук рога раздался слева, совсем рядом. Но это не был блэкторнский рог.
 – Не может быть! – воскликнула Мэг.
 – Что случилось?
 – Это Дункан! Это военный рог Риверсов!
 Рог пел все ближе и ближе. Отряд ехал прямо на Доминика и его жену.
 – Есть тут место, где двоим можно обороняться от целого отряда? – спросил Доминик.
 – Я знаю такое, куда не может попасть ни один человек.
 – Веди!
 – Вот здесь, – показала Мэг. – Но моя лошадь…
 Прежде чем Мэг успела договорить, Доминик стащил ее с лошади и посадил перед собой на Крестоносца. Они помчались в чащу.




 Глава 22


 Мэг с трудом удерживалась в седле. Доминик осторожно правил, стараясь, чтобы низкие ветви дубов не задевали Мэг. Позади раздавались чьи-то крики: если это были Риверсы, то они, по-видимому, уже вступили в схватку с отрядом на другой стороне холма. Вдалеке лаяли гончие.
 – Это собаки! Они найдут нас! – закричала Мэг, стараясь оглянуться через плечо.
 – Не оглядывайся, – приказал ей Доминик. – Ты можешь упасть!
 Мэг крепче вцепилась в гриву жеребца, пригнувшись к его мускулистой шее. Если бы Доминик не держал ее за пояс, то Мэг обязательно бы упала. Она не привыкла ездить верхом на такой большой лошади, как Крестоносец. Всадник с девушкой летели по склону холма вниз к лесу. Ветер свистел в ушах у Мэг, из глаз текли слезы. Никогда раньше она не знала такой бешеной езды.
 Лес сомкнулся за спинами беглецов, скрывая их в своей чаще. Деревья были так густы, что ехать галопом стало невозможно. Наконец Крестоносец просто отказался идти вперед.
 – Что за черт! – выругался Доминик. – Чего ты взбесился?
 Жеребец не двинулся с места.
 – Слезай! – крикнула Мэг. – Быстрее!
 Доминик спешился, держа в руке меч, готовый в любой момент перейти к обороне. Мэг сняла с головы повязку и протянула ее Доминику.
 – Завяжи ему глаза, – сказала она, – и иди за мной. Если конь опять заупрямится, брось его здесь.
 Доминик завязал Крестоносцу глаза. Жеребец в испуге рванулся и заметался из стороны в сторону, но вперед идти все так же отказывался. Несмотря на то что было дорого каждое мгновение, Доминик старался успокоить жеребца и ласково гладил его по крупу.
 – Поторопись! – позвала Мэг. – Я вижу собаку!
 Тут Крестоносец еще раз дернулся, фыркнул и послушно пошел за Домиником. Доминик быстро вел его под уздцы в самую глубину леса.
 Вдруг за деревьями показались огромные каменные глыбы. Они были выше человеческого роста, в два-три обхвата толщиной. Они стояли здесь на протяжении многих веков и были покрыты мхом и болотным лишайником. Потом шла неширокая полоска земли, заросшая густыми травами, а за нею опять начинались глыбы. Они стали ниже, в половину человеческого роста, и стояли так тесно, что напоминали забор или, скорее, крепостную стену. Камни были поставлены кругами. Первый, внешний круг из высоких камней заключал в себе меньший, а на середине поляны внутри второго круга возвышалась огромная насыпь.
 Доминик покрылся холодным потом. Он понял Крестоносца, который упирался, не желая идти сюда. Перед ними было древнее языческое капище. Сотни лет как заброшенное, оно заросло травами и цветами. Над землей стояли пьянящие запахи. Растения и камни, казалось, застыли в солнечном свете. Все было полно чарующей сонной красоты. Невольно думалось о том, какая сила спит в этом месте, ожидая того, кто сможет вызвать ее к жизни.
 Страшась и восхищаясь одновременно, Доминик вел Крестоносца под уздцы. Из-за первого круга каменных глыб выбежала одинокая гончая, но остальных собак почему-то не было видно. Доминик вопросительно посмотрел на Мэг.
 – Разве Дункан охотится только с одной собакой? – спросил он.
 – Если он ищет браконьеров, то да. Но, возможно, это совсем не Дункан?
 – Перестань, – прервал ее Доминик. – Кто еще это может быть, кроме него?
 Мэг ничего не ответила. Если рассуждать логически, Доминик прав, но ее вещая душа говорила другое.
 – Мне следовало выпустить кишки Шотландскому Молоту еще в церкви. – Доминик оглянулся кругом, пытаясь найти подходящее место для обороны.
 – Нам нужно пройти еще дальше, – сказал он. – Здесь все еще небезопасно.
 – Наше единственное убежище – замок, – возразила ему Мэг, – и добраться туда мы сможем только по той же самой дороге, по которой пришли сюда.
 Мэг ничего не сказала о том, что Риверсы уже заняли все пространство от замка до охотничьих угодий. Отчаяние на лице Доминика говорило о том, что он это прекрасно понимает.
 – Значит, нас поймают, – заключил он.
 – Нас не поймают, – спокойно ответила ему Мэг. – Ни один из Риверсов не сможет пройти через первый круг камней.
 – Дункан догадается завязать глаза лошадям и пройдет сюда так же, как это сделали мы.
 – Я так не думаю. Это просто чудо, что нам с тобой удалось одолеть эту преграду, – проговорила Мэг.
 – Почему? – удивился Доминик.
 – Более тысячи лет никто не мог сделать этого. Мой отец, то есть лорд Джон…
 – Он пытался?
 – Только однажды.
 – Зачем?
 Мэг пожала плечами:
 – Он думал, что сможет иметь сына, проникнув в тайну этих камней. Но ему следовало бы заглянуть в свое сердце.
 – Я думаю, в сердце своей жены.
 Неожиданно Крестоносец задрал голову кверху и стал мотать ею из стороны в сторону, пытаясь вырваться.
 – Спокойно! – Доминик похлопал коня по крупу. – Здесь тебе нечего бояться.
 – Он почувствовал воду, – сказала Мэг, указывая Доминику на огороженный камнями колодец у подножия насыпи.
 Доминик снял повязку с глаз Крестоносца, и жеребец сразу успокоился. Доминик подвел его к воде и дал напиться кристально чистой влаги.
 Вдалеке послышались голоса. Они приближались: преследователи пытались попасть за каменную ограду с разных сторон, но их не было видно.
 – Что это за насыпь в середине? – спросил Доминик у Мэг.
 – Там внутри – помещение без крыши.
 – Туда поместится лошадь?
 – Я не знаю.
 – Тогда я привяжу его прямо здесь.
 – Ему ничто не угрожает.
 – Иди внутрь насыпи, – приказал Доминик. – Если Дункан все-таки проникнет сюда, то нам будет легче обороняться там, чем на открытом пространстве.
 – А как же ты?
 – Я приду к тебе после того, как позабочусь о Крестоносце. Ты произнесешь специальные заклинания для того, чтобы я вошел внутрь? – усмехнулся Доминик.
 – Я заговорю тебя от синяков на случай, если ты врежешься головой в камень, – язвительно ответила ему Мэг.
 – Если бы мне грозили только синяки! Я заключу сделку с самим дьяволом, лишь бы спрятаться от Дункана и Риверсов.
 – Никогда Не говори так! – строго остановила его Мэг.
 – Странно слышать это от ведьмы, – рассмеялся Доминик.
 – Я не ведьма, – раздельно произнесла Мэг. – Я из рода Глендруидов. Это не одно и то же.
 Когда-то маленькое племя, от которого остался только род Мэг, молилось здесь своим богам. Тогда Волк Глендруидов сверкал на одежде вождя, и вместе с ним мир царил на этой земле.
 Много веков здесь никто больше не молился, и травы сплелись в толстый ковер, покрывавший насыпь. Необычные белые камни, некогда служившие для поддержки обелисков, окружавших уже исчезнувший алтарь, теперь были покрыты слоем прошлогодних листьев.
 – Почему ты грустишь? – спросил Доминик Мэг. – Тебе жаль, что Дункан не смог пробраться сюда?
 Но насмешки не хотели звучать в солнечной тишине. Доминик коснулся руки Мэг, что означало: «Прости».
 – Оставайся здесь, – сказал он. – Я буду сторожить снаружи.
 Мэг молча проводила мужа глазами. Она еще немного побродила среди камней, прежде чем нашла где сесть. Мэг сняла накидку и сделала из нее удобную подушку. Потом она вынула из кос золотые гребни – тоже подарок Доминика – и начала причесываться. Золотые колокольчики запели на все голоса, как будто восхищаясь красотой Мэг. Хотя Доминик твердо решил наблюдать за лесом, получилось так, что наблюдал он за сидящей на траве женой. Чтобы не отвлекаться, он закрыл глаза и стал прислушиваться. Трещали кузнечики, ветер тихо шелестел в кронах деревьев, позванивали золотые путы Мэг. Доминик обернулся и посмотрел на Крестоносца: он был уверен, что, почувствовав опасность, жеребец даст ему знать. Но голова коня была опущена: он лениво пощипывал вкусные сочные побеги. Время от времени он поднимал голову и прислушивался, но до него не долетали неприятные запахи чужих людей и собак – все было спокойно.
 Солнце уже совсем по-летнему грело землю. Доминик расслабился, понемногу забывая о грозящей опасности. Он оглянулся и увидел, что Мэг блаженно растянулась на траве, а золотисто-рыжие волосы тяжелым венцом лежали вокруг ее головы. Доминик пытался сопротивляться искушению забыть все тревоги и окунуться в это летнее спокойствие, но природа все больше и больше усыпляла его. В конце концов он стреножил жеребца так, чтобы никто не мог пробраться сюда, не потревожив его, и спустился в укрытие. Он расстелил на земле свой теплый шерстяной плащ и перенес на него Мэг. Сняв ножны и кольчугу и как будто освободившись от бремени вечной борьбы, Доминик заключил Мэг в объятия.


* * *

 Когда Мэг проснулась, она долго не могла понять, где находится. Это было странно, но страха у нее не было. Солнечное тепло на щеке и мирный шелест травы уверили ее, что она была в безопасности, еще когда Мэг лежала с закрытыми глазами. Она подняла голову и посмотрела в сторону леса. Крестоносец стоял тихо, наверное, спал. Мэг чувствовала себя совершенно обновленной. Повернувшись к Доминику, она увидела, что он сбросил с себя все оружие. Значит, он забыл все тревоги и страхи. Мэг вспомнила слова Старой Гвин: только тот, кто оставляет все, что заботило его, у входа в святилище, способен пройти через первый круг камней. Вот уже тысяча лет, как никому это не удавалось. А Доминику удалось. Да еще как – он спал! Доминик Ле Сабр, знаменитый воин, в присутствии которого даже король Англии чувствовал себя неловко, спал в этом священном месте, как ребенок!
 «Будь моим соратником, жена. Принеси мир на эту землю!» Слова прозвучали так отчетливо, что поначалу Мэг показалось, будто Доминик произнес их вслух. На самом деле они были сказаны давно, но продолжали жить в сердце Мэг. «Принеси мир на эту землю!» – «Как?» – «Соедини саксонскую и норманнскую кровь! Дай мне сына».
 Мэг смотрела на вьющиеся волосы Доминика, которые обычно скрывал шлем. Она вспомнила, какими мягкими и прохладными показались они ей, когда она гладила его по голове. Мэг нежно положила руку на кожаную рубашку, которую Доминик носил под кольчугой. Из-под шнуровки были видны густые черные волоски, покрывавшие его грудь. Они были жесткие и упругие, совсем не такие, как на голове… Не успела Мэг даже подумать, как уже развязывала шнуровку, чтобы провести по ним пальцами.
 Грудь Доминика была теплой и беззащитной, и темный мех волос щекотал ладонь Мэг. Она ласкала Доминика медленными движениями руки, улыбаясь от удовольствия.
 Доминик пошевельнулся, просыпаясь, и Мэг неохотно прекратила ласки. Она хотела убрать руку, но на нее легла тяжелая ладонь.
 – Не останавливайся, – сказал он хрипло, – или я всю жизнь буду ревновать тебя к Черному Тому.
 Мэг улыбнулась и наклонилась над Домиником, заглядывая ему в глаза.
 – Или тебе больше нравится гладить Тома, потому что он пушистее, чем я? – капризно проговорил Доминик.
 – Нет, по-моему, ты пушистый в самый раз, во всяком случае, для меня.
 Когда рука Мэг снова скользнула под кожаную рубашку и стала ласкать Доминика, его дыхание участилось. Удовольствие было двойное, потому что Доминик видел, что и Мэг это нравится не меньше, чем ему.
 – Тебе холодно? – заботливо спросила Мэг.
 – Нет.
 Голос Доминика стал хриплым, а глаза покрылись дымкой чувственности, которой Мэг никогда раньше не замечала в своем муже.
 – Ты дрожишь, – заметила она.
 Доминик поднял руку и провел указательным пальцем по ее щеке, по лбу. Мужская ладонь легла на ее затылок.
 – Тебе холодно? – повторил Доминик вопрос Мэг. Его глаза говорили о том, что он уже знает ответ.
 – Нет, – протянула Мэг. – Это…
 Доминик издал звук, похожий на мурлыканье, и сильнее сжал руку Мэг.
 – Почему же ты дрожишь? – произнесла Мэг с любопытством. – От моего прикосновения?
 – Да, Мэг, а ты дрожишь от моего. Дотронься до меня еще, соколенок, заставь меня трепетать.
 – И тебе это понравится?
 – Я не знаю. Я редко дрожал, и не от женских рук.
 Сначала нерешительно, а потом с большим доверием Мэг гладила грудь Доминика, но теперь глаза его были открыты, хоть и слегка затуманены, а на губах бродила странная улыбка.
 – Ты в самом деле похож на Черного Тома.
 – Такой же пушистый?
 – И теплый. И мягкий. – Мэг потрогала мышцы у Доминика на шее. – И сильный. И… вообще просто замечательный.
 Доминик тихо засмеялся, скорее замурлыкал.
 – И ты мурлычешь. Что ты за чудо – мужчина-кот. Ты умеешь ловить мышей?
 – Боюсь, что нет.
 – Том тебя научит.
 Тонкие пальцы Мэг нашли гладкую кожу вокруг одного соска. Подушечкой пальца она провела по ней круг.
 – Пожалуйста, еще, – попросил Доминик.
 – Тебе нравится?
 Мэг закрыла глаза, вспоминая, как Доминик ласкал ее в ванной. Доминик тем временем снял рубашку.
 – Ты… красивый, – прошептала она.
 – Если кто здесь и красив, то это ты, – ответил ей Доминик, поглаживая губы Мэг кончиками пальцев.
 Мэг открыла глаза. Она впервые увидела при солнечном свете грудь и плечи своего мужа. Она вскрикнула от жалости, подумав, какую боль ему пришлось когда-то вынести. Доминик, упрекая себя за неразумную мысль обнажить перед Мэг свои былые раны, потянулся за рубашкой, но Мэг удержала его.
 – Не надо. Мне приятно смотреть на тебя.
 – Не обманывай меня и дай мне одеться.
 – Тебе было больно.
 – Когда-то.
 – Твоя боль кричит, когда я смотрю на эти раны. Я не ожидала этого. Дай мне посмотреть на тебя, мой рыцарь.
 «Дай мне исцелить тебя». Доминик послушно положил рубашку. Мэг провела кончиками пальцев по линиям его мышц.
 – Я чувствовала твою мужскую силу, – сказала Мэг спустя некоторое время, – когда ты поднимал меня в ванной. Несколько минут назад я узнала ее отдыхающей, когда ты был такой теплый и мягкий, как котенок. Но я впервые вижу ее обнаженной.
 Доминик понимал, что только сильное чувство сделало для Мэг желанным такое жестокое зрелище, как его покрытое шрамами тело. Она восхищалась им, и Доминик чувствовал это.
 – Ты великолепен, мой воин. Эти рубцы – часть твоей силы и мощи. Я могу уничтожить боль, но не эти знаки твоей воинской доблести. Никогда не бойся раздеваться при мне. Для меня ты красив, поскольку ты храбр.
 Страсть Доминика возрастала с каждым новым прикосновением Мэг. Возбуждение охватило не только его тело, но и душу, сделав доступными такие чувства, о которых он давно забыл.
 – Вот так святые приручают львов.
 – Их оружие – любовь, мой рыцарь…
 Мэг наклонилась к Доминику, и ее волосы, как прохладные язычки костра, коснулись его кожи. Доминик привлек Мэг к себе и стал целовать. Когда он наконец отпустил Мэг, в ее глазах появился любовный голод.
 – Ты действуешь на меня, как вино, – прошептала Мэг. – У меня кружится голова.
 – Тогда тебе лучше лечь.
 Доминик еще теснее прижал Мэг к себе и, поворачиваясь к ней, опять поцеловал. Теперь она лежала наполовину под ним.
 – Сейчас у тебя не кружится голова? – спросил он, улыбаясь.
 Мэг хотела заговорить, но дыхание ее прервала сладкая дрожь, и она просто положила руки на спину мужа. Это движение сказало ему о ее чувствах больше любых слов. Кончиками пальцев Мэг ощупывала сеть шрамов – следов пыток в сарацинском плену, когда плоть становится одной кровоточащей раной.
 – Нет более высокой чести, чем принять на себя боль своих ближних и этим спасти их, – сказала Мэг.
 – Кто рассказал тебе это? – резко произнес Доминик.
 – Саймон. – Мэг посмотрела на нахмуренные брови Доминика. – Султан получил то, что заслужил. Доминик был не на шутку удивлен.
 – Ты чересчур кровожадна для целительницы.
 – Весна лечит раны, нанесенные зимой, но весна – это трудная пора. Раны должны быть обнажены, прежде чем весна исцелит их. Только самые выносливые переживают обновление. Исцеление – не для слабых сердцем.
 Доминик смотрел на загадочную, чувственную девушку, которая не переставала удивлять его.
 – Пойму ли я тебя когда-нибудь? – проговорил он.
 Прежде чем Мэг успела ответить, Доминик наклонился и снова поцеловал ее. Закрыв глаза, Мэг отдалась поцелую воина, чье израненное тело взывало к ее телу, к ее древней женской сущности. Быть в объятиях Доминика значило гореть в волшебном пламени, которое жгло, не обжигая.
 Длинные пальцы Доминика раскрыли одежду Мэг и спустили ее до пояса, и Мэг почувствовала солнечные лучи на своей обнаженной груди. Доминик застонал и поцеловал одну грудь, щекоча коралловый сосок кончиком языка. Она вскрикнула. Это был крик блаженства, и каждая клеточка его тела ответила на ее голос. Доминик сорвал оставшуюся на ней одежду, положил нагую девушку на свой плащ и, смотря на нее горящими глазами, разделся сам.
 Его возбужденная плоть была полна страстью и силой поколений, которым еще предстояло родиться. Мэг вскрикнула, когда Доминик опустился на колени возле нее.
 – Я испугал тебя? – спросил он.
 – Нет… – Она уже забыла о своем испуге. – Я просто удивилась.
 Мэг посмотрела в глаза Доминику и улыбнулась так искренне, что кровь еще больше прилила к восставшей плоти. Страсть вырывалась из-под контроля рассудка, сметая все на своем пути.
 – Ты – сокровище, которого я недостоин, – шептал он. – Сокровище, предназначенное для короля. Изумрудные глаза и кожа, гладкая и нежная, как лучший шелк.
 Доминик целовал тугие соски Мэг, пока они не набухли от желания.
 – Рубины, но теплые, как дыхание жизни, – выдохнул он.
 Мэг закрыла глаза, а руки Доминика скользили по ее телу, по груди, животу и бедрам, приближаясь к огню, который полыхал между ног. Он нежно раздвинул бедра Мэг и стал ласкать мягкую ароматную плоть.
 – Сокровище, которому нет цены, – задохнулся он. – Сандаловое дерево и пряности, лучшие из благовоний.
 Удовольствие рвалось из Мэг, ее тело рыдало и пело одновременно. Доминик смотрел на нее, наслаждаясь страстной дрожью Мэг, пока он исследовал влажные живые ножны, готовые принять в себя его острый меч. Доминик все глубже и глубже погружал свои пальцы в волшебную розу Мэг.
 – Ты – настоящее чудо, моя Глендруидская колдунья.
 Мэг медленно приоткрыла глаза. Ее руки скользнули от лица Доминика к напряженным мускулам его торса и оттуда – к твердой мужской плоти. От ее нежного прикосновения судорога свела мужское тело.
 – Тебе больно, – прерывисто проговорила Мэг. – Дай мне исцелить тебя.
 – Исцелить меня может только одно.
 – Тогда я дам это тебе.
 С яростной мощью Доминик раздвинул ее мягкую плоть и медленно подался вперед, хотя волны страсти призывали его к скорейшему облегчению. Мэг положила руки ему на бедра, она звала его, но тело ее было напряжено, и он боялся поранить ее.
 Вдруг Доминик почувствовал упругую завесу невинности и застыл. Он не смел в это поверить. Потом ощущение счастья, почти мучительное по своей силе, охватило его и еще какое-то мальчишеское самодовольство, что он – первый. На теле Доминика выступил пот. Мэг инстинктивно хотела притянуть мужа поближе к себе, но Доминик сопротивлялся со сдержанной силой, которой была напоена его нежность.
 – Лежи тихо, – прошептал он. – Ничего хорошего не выйдет, если я сделаю тебе больно.
 – Это будет больнее, чем удары лорда Джона?
 – Нет, – ответил Доминик, нежно покусывая ее шею, – я никогда не причиню тебе такой боли. Это совсем другая боль. Но если я надавлю сильнее, у тебя пойдет кровь.
 – Острый меч всегда высекает кровь.
 – В таком бою – только один раз. Верь мне, соколенок, только один раз.
 Движением своего гибкого тела Мэг завлекла Доминика глубже в себя, и на этот раз он не пытался отстраниться. Вместо этого Доминик с глухим стоном наконец-то исполненного желания погрузился в сердцевину золотого пламени Мэг, и удовольствие, которое она почувствовала, было гораздо больше, чем боль. Мэг была одним целым со своим воином, тела слились в едином ритме, и последняя молния блаженства одновременно пронизала обоих. И в этот миг зазвенели слова Доминика: «Полюби меня, Мэг. Исцели эту землю и дай мне сына».




 Глава 23


 После нападения Риверсов во время охоты прошло три дня. Каждый вечер Доминик выходил на стену Блэкторнского замка, вслушивался в сгущавшуюся тишину. С высокой стены он видел серебристый туман, мерцающий над рыбными прудами, реку и далекое озеро, черные силуэты дубов, отставших овец, которых длинноногие пастушьи собаки гнали в овчарню.
 Но ни разу Доминик не заметил Дункана из Максвелла и его Риверсов, хотя и знал, что они где-то поблизости.
 Кто-то подошел к Доминику со стороны угловой башни. Не глядя, он узнал шаги Саймона.
 – Прекрасный вечер, – сказал Саймон.
 Доминик только хмыкнул.
 – Тогда отвратительный вечер. – Доминик снова хмыкнул, думая о чем-то своем. – Значит, у тебя плохое настроение, – предположил Саймон. – У меня новости от твоего отряда.
 Теперь Доминик внимательно слушал Саймона.
 – Где они сейчас?
 – В девяти днях пути отсюда, если не помешает шторм. На дорогах грязь, и лошадям было не пройти.
 – Что за черт! – выругался Доминик.
 Саймон немного помолчал и потом спросил брата:
 – Могу я со своим отрядом выступить против Риверсов вместо тебя?
 – Конечно. Но они не примут боя. Они не так глупы и понимают, что наши воины обучены лучше.
 – Свен согласен с тобой.
 Доминик повернулся к брату.
 – Он уже вернулся?
 Саймон кивнул.
 – Пошли за ним.
 Не успел Доминик договорить, как из темного угла башни выступил человек. На нем были мягкие туфли из кожи, которые делали его шаги неслышными. В этом заключалось главное искусство Свена – он мог незаметно войти и долгое время оставаться невидимым в любом месте. Доминик никогда не встречал раньше такого тихого человека.
 – Тебе подали ужин? – спросил он.
 – Да. – Голос у Свена тоже был тихий и мягкий. – Господин, у меня мало времени. Я должен как можно скорее вернуться в Карлайсл к своему стаду.
 Доминик улыбнулся: стадо было сплошь в кольчугах.
 – Что ты узнал?
 – Риверсов становится все больше.
 – Сколько их сейчас?
 – Восемь рыцарей, двенадцать сквайров, тридцать простых солдат.
 – Верховые?
 – Это их главная трудность. У них только две хорошие лошади, остальные – настоящие клячи. Отряд ждет прибытия хорошо объезженных скакунов из Шотландии со дня на день.
 – Оружие?
 – Они вооружены так же хорошо, как и мы. Они очень жестоки и свирепы. В этом они похожи на своих кровожадных предков – викингов. Я-то знаю, что это значит.
 Доминик усмехнулся: Свен был очень горд своими северными корнями. Рыцари часто потешались над ним из-за его постоянной похвальбы, но никто никогда не осмелился сказать это Свену в глаза.
 В темноте раздался свирепый лай и затем человеческий крик.
 – У нас иногда воруют хлеб, – заметил Доминик, – но Прыгунья не дает уйти ни одному вору.
 – Когда прибудут остальные рыцари? – осведомился Свен.
 – Через девять дней, может быть, и позже.
 – Не скоро. Риверсы будут готовы к атаке в половину этого времени.
 – Мы можем отразить натиск и выдержать осаду, – сказал Саймон.
 – Тогда они сначала нападут на идущий к нам отряд и обозы, а потом доберутся и до нас, – возразил Доминик.
 – Точно так, – согласился Свен. – Это план Дункана. Он умный парень.
 – А что ты знаешь о Риверсах? Они будут сражаться вместе с Дунканом? – спросил Доминик Свена.
 – Лучшие из них – да. Остальные пойдут за любым, кто пообещает им резню и богатую добычу, даже за Рыжим.
 – Двоюродным братом Дункана? Он тоже хороший воин?
 – Нет. Дункан похож на тебя, господин. Его люди пойдут за ним даже в ад. А за Рыжим пойдут одни собаки, и то если он приманит их куском сырого мяса.
 Доминик задумчиво посмотрел вдаль. С тех пор как Мэг стала его настоящей женой, ей каждую ночь снились кошмары, и она просыпалась, покрытая холодным потом. Сны были разными, но вещали об одном и том же: «Грядет опасность. Какая опасность? Чума? Осада? Яд? Я не знаю. Я не знаю. Каждую ночь ближе, ближе, ближе». Доминик обнимал Мэг, гладил ее волосы, согревал своим теплом, а потом наступал рассвет. Но вслед за спокойным днем всегда следовала тревожная ночь.
 – Хорошо, ты можешь идти, – отпустил Доминик Свена. – Спасибо. Ты, как всегда, очень помог нам. Теперь я знаю, что это за опасность.
 Саймон подождал, пока Свен скрылся в темноте, и обратился к брату с вопросом:
 – О какой опасности ты теперь знаешь?
 – Моей жене снятся сны, предвещающие ее. Но не очень ясные.
 – Теперь она твоя истинная жена, – многозначительно произнес Саймон. – Что бы ни было у нее с Дунканом, теперь она отдала себя тебе.
 – Да, – подтвердил Доминик, – теперь она моя истинная жена.
 «Но она никогда не говорит мне о любви. Мэг говорит об удовольствии, об опасности, о делах в замке, о заботах новой весны… но не о любви. Исцели меня, Мэг. Полюби меня. Дай мне сына».
 Саймон ободряюще похлопал Доминика по плечу.
 – Люди замка знают это. Когда вы с Мэг вернулись с охоты, оба сияющие, как солнце, они обо всем догадались.
 Доминик неподвижно смотрел вдаль, ничего не отвечая. Саймон терпеливо ждал, когда брат обратит на него внимание.
 – Я думаю, что пришло время отправить дьявола в преисподнюю, – проговорил Доминик неожиданно.
 – Что?
 – Джон Кемберлендский, бывший хозяин замка, должен быть почтен погребальным пиром и празднествами.
 Саймон онемел от удивления.
 – Будут музыка, игры и театр, – продолжал Доминик.
 – Игры?
 – Да. Во время этих игр Дункан и Риверсы наконец-то узнают крепость нашего оружия.
 – Бой без кровопролития! – воскликнул Саймон. – Очень умно! Но и опасно: что, если Риверсы наплюют на правила игры и начнется настоящее побоище?
 – Тогда гончие войны опять будут пожирать трупы на поле боя.
 Про себя Доминик подумал, что одним из этих трупов наверняка будет труп самого Доминика Ле Сабра. Окинув в последний раз взглядом высокие зубцы замка, Доминик отвернулся, избегая смотреть на эту землю, которую он завоевывал всю жизнь и которая должна была стать олицетворением мира. Мечты были где-то далеко, а в настоящее время перед Домиником стояла угроза новой войны.
 Но его звал звон золотых колокольчиков, и Доминик, махнув на все рукой, направился в комнату Мэг. Он не постучал – теперь дверь всегда была открыта для него. Мэг ожидала Доминика. Он вошел, и у него голова закружилась от свежести и аромата трав.
 Эдит заворчала было, увидев хозяина.
 – Оставь нас, – сказал он ей.
 Эдит поспешно вышла. Вид Доминика напугал ее: он был мрачен под впечатлением последних новостей. Но, оставшись наедине с женой, он посветлел. Сердце Мэг при виде мужа отчаянно забилось. Доминик запер дверь железной щеколдой, Мэг поднялась ему навстречу со стула, и ее колокольчики нежно запели.
 – Что случилось? – прошептала она.
 Доминик окинул Мэг взглядом. Золотые волосы каскадом огня ниспадали к бедрам, облегающая туника из зеленого шелка повторяла изгибы тела, подчеркивая грудь, узкую талию и бедра. Несколько золотых цепочек, украшавших ее наряд, перестали быть цепями неволи.
 Доминик медленно подошел к Мэг. Он провел пальцами по длинным локонам, и его рука задрожала от яростной тоски и желания.
 – Ты красива, – сказал Доминик тихо, закрыв глаза и перебирая волосы Мэг. – Нет, красива – это не то слово, чтобы описать мои чувства. Говорить, что ты красива, – все равно что сказать «снег белый» или «вода мокрая».
 – Доминик. – Мэг взяла его за руку. – Что произошло?
 Доминик смотрел на Мэг, словно хотел запомнить изящные линии ее бровей, блеск изумрудных глаз, кремовый цвет кожи, чувственный изгиб губ. Он положил ладонь на губы Мэг, чтобы почувствовать ее дыхание.
 – Я пытался не поддаваться, – произнес он сурово, – но я не могу больше. Ты нужна мне, Мэг. Ты уже здорова?
 – Здорова? Разве я была больна?
 – Когда мы были с тобой в том древнем месте, я… поранил тебя.
 – Ты не сделал мне больно! – ответила Мэг.
 – Но у тебя шла кровь.
 – Я чувствовала только радость.
 Мэг поцеловала ласкавшие ее пальцы, израненные шрамами. По телу Доминика пробежала еле заметная дрожь.
 – Значит, ты придешь ко мне с желанием? – спросил он. – И разрешишь моему телу служить тебе?
 Мэг не могла скрыть трепет, охвативший ее, когда она подумала в новой близости со своим мужем. Доминик увидел это, и у него перехватило дыхание. Его пальцы двинулись от ее губ к тому месту на шее, где был виден учащенный пульс.
 – Я не думала, что ты так скоро захочешь меня опять, – призналась Мэг.
 – Скоро? – удивленно переспросил Доминик. – Прошло уже три дня!
 – Эдит сказала, что для этого мужчине нужно много времени.
 – Если у мужчины такая жена, как Эдит, – объяснил Доминик с улыбкой, – то ему не хватит целой жизни, чтобы поднять его… э… интерес к ней. Но если это ты…
 – Полдня? – попыталась угадать Мэг.
 Доминик улыбнулся.
 – Для тебя, моя страстная глендруидская жена, полчаса – больше чем достаточно, чтобы налить силой мой меч.
 – Так скоро? Но даже здоровому барану нужно…
 Вдруг Мэг поняла, что она говорит, покраснела и замолчала. Доминик засмеялся.
 – Если бы я не боялся еще больше поранить тебя, – признался он, – то я бы соединился с тобой еще раз перед тем, как покинуть древнее место.
 Глаза Мэг широко раскрылись.
 – Правда, Мэг. Тебе действительно было хорошо со мной?
 Мэг зарделась, опустила глаза и кивнула. Доминик поднял ее голову за подбородок.
 – Не прячься от меня, соколенок, я должен знать.
 Золотистые ресницы приподнялись, открывая изумрудную глубину ее глаз.
 – Да, – прошептала она. – А я? Я доставила тебе удовольствие?
 – Да, – Доминик поцеловал ее. – Да, – и опять поцеловал, – и еще раз да.
 – Правда? А Мари говорила, что мужчина не получает удовольствия от невинной девушки.
 – К черту Мари, – сказал Доминик, осторожно кусая нижнюю губу Мэг. – Она мало знает о невинности и еще меньше о мужчинах.
 – Прости, что я прекословлю тебе, муж, но Мари знает о мужчинах много.
 – Она знает, как нужно раздвигать ноги, а это не одно и то же. Но если ты мне не веришь, дай свою руку.
 – Какую – левую или правую?
 – Все равно.
 Мэг протянула Доминику правую руку – трудовая, она казалась ей достойнее. Он взял ее, втянул под плащ и надавил ладонью Мэг на твердую плоть. Мэг испуганно вскрикнула, а Доминик, все сильнее прижимая ее руку, застонал от удовольствия.
 – Мужчина может обмануть женщину во многом, – сказал он, – но не в этом. Тело не умеет лгать о своем желании.
 Доминик освободил руку Мэг из-под плаща и поцеловал ее пальцы.
 – Можно мне раздеть тебя?
 – Конечно, – согласилась Мэг, поворачиваясь спиной к Доминику, чтобы он мог расшнуровать ее одежду, – Ты имеешь на это право как мой муж.
 – Нет. Ты – из рода Глендруидов, и у меня есть только те права, которые ты позволяешь мне иметь.
 – Вот почему ты так заботишься обо мне! Это все из-за проклятия Глендруидов!
 Пальцы Доминика замерли на шнуровке изумрудной ткани.
 – Я бы заботился о тебе в любом случае.
 – Неужели? Ах да, конечно. Женщина из моего рода не может подарить наследника, если она не получает удовольствия в миг зачатия.
 Доминик был озадачен и немного помолчал, прежде чем ответить.
 – Я не верю этому, – произнес он наконец.
 – Ты думаешь, что женщина, которая не получает удовольствия от своего мужа, может зачать ребенка?
 – Я не думаю, я знаю.
 Мэг повернулась и внимательно посмотрела на Доминика через плечо.
 – Откуда ты знаешь? Наверное, ты когда-то силой взял девушку, и она родила от тебя ребенка?
 – Ты в самом деле так обо мне думаешь? – спросил Доминик, стараясь сдерживаться.
 Мэг вздохнула.
 – Нет, мой господин. Хоть ты жесток на поле боя, но ты не получаешь удовольствия от чужой боли.
 – Но так бывает часто – и девушка вынашивает ребенка своего насильника.
 – Это несправедливо.
 – Несправедливо родиться незаконным сыном, как я или Саймон.
 – Дункан тоже внебрачный ребенок.
 Шелковый шнурок тихо прошелестел через отверстие петли.
 – У тебя что, особенная страсть к рожденным вне брака? – бросил ей Доминик.
 – Нет, но я могу тебя заверить, что у тех, которых я знаю, особая страсть к Блэкторну.
 Доминик задрожал от гнева – так бывало всегда, когда его жена касалась в разговоре обстоятельств их женитьбы.
 – Я не могу ничего изменить. То, почему я женился на тебе, осталось в прошлом. А что думаешь ты, моя строптивая жена? Ты бы хотела выйти замуж против воли короля?
 Немного подумав, Мэг сказала:
 – Я не хочу войны!
 – Ты бы хотела иметь мужа, который совсем не заботился бы о замке, обо всех твоих землях?
 – Нет!
 – Или ты хотела бы иметь мужа, неспособного дать тебе детей?
 – Нет, – тихо ответила Мэг.
 – Наверное, ты бы хотела, чтобы твой муж не сходил с ума от желания быть с тобой?
 Покусывая губы, Мэг покачала головой.
 – Тогда зачем ты все время пытаешься поссориться со мной? Ты считаешь, что я не смогу защитить своих детей?
 Мэг опять покачала головой:
 – Нет…
 – Ты думаешь, что я не смогу защитить свою жену?
 Две слезинки упали на зеленый шелк. Доминик расшнуровал одежду Мэг, и туника теперь была распахнута от шеи до затемненного треугольника между бедер. Доминика так тянуло провести рукой по этому прекрасному телу, что у него дрожали пальцы.
 – Ты считаешь меня недостойным быть твоим мужем? – спросил он напряженно.
 – Нет, – прошептала Мэг. – Нет, я никогда так не думала, мой господин.
 В забытьи Доминик провел губами по шее Мэг, пока его пальцы освобождали ее тело от белья, и дальше по линии позвоночника. Потом Доминик стал ласкать медленными движениями ее живот. Она была теплая и гладкая, и он не хотел ничего – только сбросить наконец одежду вместе с заботами и спрятаться в этом влажном пламени, которое, он знал, ждет его. Но не сейчас! Сейчас он услышит, как Мэг будет выкрикивать его имя, и ее ногти, как маленькие коготки птицы, будут царапать его, призывая к соединению.
 Доминик осторожно провел рукой по направлению к узкому мягкому ущелью. Мэг хотела что-то сказать, но ее голос прервался. Доминик улыбнулся с яростным триумфом.
 – Ты чего-то хочешь? – шепотом спросил он.
 Напряженное давление его языка и зубов на кожу заставило Мэг трепетать от страсти, а ощущение ровного погружения его пальца чуть было не бросило ее на колени. Неожиданно поцелуи Доминика стали нервными, быстрыми, и он, согнув руку, притянул Мэг к себе. Одной рукой он поддерживал ее за бедра, а другой продолжал свои ласки. Он кусал ее тело, пока погружался в нее, раздвигая мягкие ножны.
 – Доминик, – простонала Мэг, в изнеможении повисая на нем, – я не могу этого вынести…
 Доминик неохотно стал отступать, но не мог уйти совсем. Ее крики, ее чувственная мягкость, запах… он хотел этого еще.
 – Еще раз, моя колдунья. Только один раз.
 Когда Доминик опять оказался внутри нее, тело Мэг как будто загорелось. Жидкий огонь разлился внутри, и Мэг затрепетала от этого нового для нее ощущения. Доминик был наверху блаженства. Он замер, борясь с оглушающими ударами сердца, которое, казалось, стало огромным.
 – Я хочу войти в тебя здесь, сейчас, – хрипло сказал он.
 – Да, мой воин, – ответила ему Мэг, охваченная страстью. – Возьми меня здесь и сейчас. Я пуста без тебя…
 Доминик поднял Мэг одной рукой и другой стащил с нее всю одежду. До кровати был десяток шагов, а до стола для шитья – всего три. Доминик нетерпеливым движением смахнул разноцветную пряжу и корзинки с вышивкой, посадил Мэг на стол и стал быстро раздеваться.
 – Он ближе, чем кровать, – ответил Доминик в ответ на удивленный взгляд Мэг.
 Мэг ничего не успела сказать, потому что Доминик быстрым движением распахнул свою одежду так, что стала видна его восставшая плоть. Красота мужского желания очаровала Мэг.
 – Можно мне… дотронуться до тебя? – спросила она.
 – Конечно. – Доминик застонал, когда Мэг коснулась его нежными пылкими пальчиками.
 – Такой твердый, – прошептала она, чертя круг у основания напряженной плоти и дорожку к вершине. – Но такой гладкий и ровный! Как самый лучший шелк.
 Доминика пронзило удовольствие, и его тело покрылось потом. Он попытался оттолкнуть руку Мэг.
 – Я что-нибудь сделала не так? – испугалась она.
 – Все было замечательно, но я чуть не расплескался в твою руку.
 Испуг в глазах Мэг сменился любопытством – плотская любовь была для нее незнакомой землей, которую она открывала. Тогда Доминик взял колени Мэг и медленно развел их.
 – Дай мне стать поближе, – попросил он, и огонь в его серых глазах, устремленных на ее обнаженное тело, заставил Мэг трепетать. Мэг должна была почувствовать себя беззащитной, но вместо страха и слабости ее переполняло чувство силы и уверенности в том, что она желанна.
 Доминик стоял между раздвинутыми бедрами своей жены, лаская ее сокровенную плоть. Скользящее проникновение его пальца вызвало молнию, пронзившую тело Мэг, и за этим последовал чувственный дождь, облегчивший Доминику погружение. Мэг откинула голову назад и полностью отдалась охватившей ее страсти.
 – Вот так, – сказал Доминик, смотря на Мэг горящими глазами. – Вот такой я хочу тебя, горячей и страстной, зовущей меня. Обними меня ногами, прижми крепче к себе. Вот так.
 Доминик осторожно подался вперед, и соприкосновение плоти с плотью заставило Мэг почти утратить чувство реальности.
 Несколько мгновений спустя Мэг наконец смогла сделать вдох и открыла глаза. Доминик смотрел на нее с тревогой.
 – С тобой все в порядке?
 – Да, – прошептала Мэг и поцеловала мужа, – воин…
 Она не могла думать, только чувствовала, как ей было хорошо рядом с Домиником. Ей хотелось без конца двигаться вместе с ним, деля со своим господином и дыхание, и тело на двоих.
 – Доминик!
 – Держись за меня крепче. Теперь ты будешь вместе со мной парить высоко-высоко. Лети, соколенок, лети прямо к солнцу!




 Глава 24


 Саймон стоял в дверном проеме сторожки, наблюдая за толпой людей на большом лугу, где были устроены праздник и игры в память Джона Кемберлендского, прежнего хозяина Блэкторна. Слуги заканчивали последние приготовления к рыцарским поединкам, главным из которых должен был стать бой двух великих воинов – Доминика Ле Сабра и Дункана из Максвелла. Шотландский Молот еще никогда не бывал побежден, но то же самое можно сказать и о Доминике.
 – Я вижу, ты настроен скептически, – шепнул Доминик брату.
 – Зато ты, похоже, всем доволен, – буркнул Саймон.
 – Я боялся, что Дункан почует ловушку и не придет.
 – Но он привел с собой всех Риверсов.
 – Да, но только трое из них могут помериться силами с нами.
 – Дункан стоит двух.
 – Да.
 Братья посмотрели на луг. Четверо рыцарей стояли отдельно от всех остальных: Дункан из Максвелла и трое воинов, для которых боль и смерть были давними знакомыми и уже не могли ни напугать, ни удивить их.
 – Почему Рыжего нет среди них? – спросил Саймон.
 Доминик пожал плечами:
 – Дункан, черт бы его побрал, проницательный парень. Он знает, что Рыжий завидует ему. Шотландский Молот доверяет немногим.
 – Рыжий глуп, – презрительно сказал Саймон. – Жаль, что не он предводитель Риверсов. Победа обошлась бы нам намного дешевле.
 – О победе говорить рано. Ты видел священника?
 – С куском баранины в одной руке и кружкой эля в другой. Да, я видел его.
 – Где?
 – Возле Дункана, где же еще? Он не скрывает своей привязанности к нему. Отправь его вместе с отродьем Джона на север, подальше отсюда.
 – Я уже думал об этом, – улыбнулся Доминик. – Войны готовы?
 – Как ты приказал. Что ты задумал, Доминик?
 – Ничего особенного. Я хочу обвинить Шотландского Молота в попытке похищения моей жены.
 – Зачем? Все, чего он хочет, – это твоей смерти.
 – Такое скромное и понятное желание не привлечет внимания людей, живущих на этих землях, но украсть чью-то законную жену для удовлетворения своей похоти…
 Саймон прищурил глаза и улыбнулся, глядя на Доминика.
 – Риверсы не смогут публично одобрить этого, – продолжал Доминик. – Церковь будет бить во все колокола. Как ты думаешь, отлучение от церкви – серьезный повод для начала войны?
 – Ты хочешь убить Дункана?
 – Если не будет другого выхода, – пожал Доминик плечами, – и, мне кажется, его действительно нет. Риверсы набирают силу.
 – Значит, будет война, – заключил Саймон. Улыбка исчезла с его лица.
 – Возможно, но без Дункана мы легко одолеем Риверсов.
 Доминик колебался, подбирая нужные слова. Саймон увидел в глазах брата такую решимость, которой раньше не замечал даже перед самым жестоким боем.
 – Если я умру, – сказал вдруг Доминик, – позаботься о том, чтобы Мэг…
 – Ты не умрешь! Я стану позади и буду защищать тебя! Томас Сильный…
 – Ничего не будет предпринимать без моего приказа. И ты тоже. Я обвиню Дункана в попытке похищения Мэг. Он будет отрицать это. Мы разрешим наш спор поединком.
 – Но это слишком опасно! – возразил Саймон. – Под твоей ногой может зашуршать галька, ты оступишься – и ты мертв!
 Доминик жестом приказал Саймону замолчать.
 – Это единственный способ избежать войны, – произнес он.
 – Будь что будет, – проговорил Саймон после недолгого молчания. – Если Шотландский Молот убьет тебя, то я сделаю из его черепа кубок для вина.
 – Я тебе верю, брат. Ты всегда был скор на такие дела. Найди мне священника, пока он не настолько пьян, что не сможет исповедать нас.
 – Что его искать – вот он!
 Доминик проследил глазами за рукой Саймона: священник стоял возле Дункана и что-то говорил ему, одновременно уплетая баранину. Дункан, явно скучая, слушал его болтовню. Он ждал, когда сможет испытать на прочность Ле Сабра, Меч английского короля. И вот Саймон и Доминик шли навстречу Дункану.
 – Наконец-то и ты захотел присоединиться к нам, – заметил он с удовлетворением.
 – Некоторым образом, – ответил Доминик. Он повернулся к священнику. – Ты не так пьян, чтобы не мог исповедовать нас?
 Дункан замер, переводя свои газельи глаза с Доминика на Саймона.
 – С каких это пор нужно исповедоваться перед простой игрой? – спросил он мягко.
 – Похищение чужой жены – это не просто игра, – заявил Доминик. Его голос, как и взгляд, был холоден и спокоен.
 – Похищение жены? – изумленно переспросил Дункан.
 Его воины схватились за рукояти мечей.
 – Ты не ослышался – похищение жены, – повторил Доминик.
 – Когда?
 – Несколько дней назад, когда мы выехали на охоту.
 Дункан был поражен. Он посмотрел на Саймона, но увидел в его глазах вместо возможной дружбы обещание скорой смерти.
 – Я не понимаю, – спокойно сказал Дункан.
 Несколько мгновений Доминик изучал шотландца. Он понял, что Дункан говорит правду, – нападение было не его рук делом. Но, к сожалению, это ничего не меняло: сила Дункана угрожала спокойствию Блэкторна.
 – Я и Мэг отстали от других охотников, и вскоре мы услышали чужой рог. Мэг узнала его, Дункан, это был твой рог. Потом по нашему следу пустили собаку, и эта тварь была твоей гончей.
 – Я этого не делал, – раздельно произнес Дункан. – Я бы никогда не стал преследовать Мэгги как добычу.
 – Да ну? – усмехнулся Доминик. – А я думаю, что стал бы. И ты это сделал. Ты же прекрасно знаешь, что Мэг – это ключ к повиновению людей Блэкторна. Кто владеет Мэг, тот владеет землей.
 – Да, в этом мы понимаем друг друга, – мрачно согласился Дункан.
 – И ты пытался отнять у меня жену, которую мне дали Бог и король Генрих, а вместе с ней и замок.
 – Нет!
 – Ты можешь говорить что угодно, но я тебе не верю. У тебя есть выбор, Дункан. Ты можешь навсегда покинуть эту землю…
 – Нет.
 – …или сойтись со мной в поединке.
 При этих словах все замолчали. Мэг стояла поодаль с повитухой и Старой Гвин, расспрашивала их об Адели, и в наступившей тишине вызов Доминика долетел до нее, пронзив ей сердце, как стрела. Кровь прилила у нее к лицу: «Доминик и Дункан. Поединок».
 – Они не посмеют, – прошептала Мэг.
 Но она знала, что поединок состоится и один из них должен умереть. Мэг подобрала полы своего изумрудного платья и побежала к соперникам. Все находившиеся на лугу расступились, давая ей дорогу.
 Глаза Мэг были устремлены на Доминика, она нуждалась в его близости, как никогда раньше, без него она погибнет! Мэг бежала, ее золотые волосы развевались на ветру. Не обращая внимания на жесткую кольчугу, она бросилась на грудь к Доминику.
 – Соколенок, – прошептал он, прижимая Мэг к себе. – Все будет хорошо: кто бы ни победил, ты – в безопасности. Ты – ключ к Блэкторну.
 Мэг посмотрела на мужа со слезами и гневом.
 – Кто-то будет убийцей, кто-то умрет – как же все может быть хорошо? – спросила она.
 – Блэкторн не умрет.
 Мэг не могла говорить. Кончиками пальцев она провела по лицу Доминика, как будто пытаясь таким образом запомнить его черты.
 – Да, земля не может умереть, – медленно сказала она. – Только человек смертен.
 Мэг сняла с себя золотой крест своей матери. Поцеловав его, она положила символ спасения в перчатку Доминика.
 – Да хранит тебя Бог, – проговорила она.
 Доминик вынул крест из перчатки и надел его.
 Дункан с отчаянием смотрел на ту, с которой был когда-то помолвлен, и на человека, которого безжалостная судьба сделала его смертельным врагом.
 – Мэгги, я не хотел причинить тебе никакого вреда. Ты веришь мне?
 – Да.
 – Хоть на этом спасибо.
 – Я должна говорить, и пусть меня услышат все! – объявила Мэг.
 Рыцари окружили ее. Мэг повернулась так, чтобы ее прежде всего слышали люди Дункана. Лицо Мэг было бледно, а глаза горели зеленым огнем.
 – Если кто-нибудь из вас вынет меч из ножен прежде, чем поединок закончится, то вы узнаете, что такое гнев Глендруидов.
 – Ах, Мэгги, ты никого не можешь убить, – печально улыбнулся Дункан.
 – Есть вещи гораздо страшнее смерти, Дункан из Максвелла, – сурово произнесла Мэг, – они придут к твоим людям во сне, и они никогда больше не проснутся.
 Когда Мэг замолчала, священник бросил на землю обглоданную кость и в страхе перекрестился. Всем было не по себе, кроме Доминика. Он смотрел на Мэг. В ней звенела весенняя сила, которая заставляет ростки новой жизни пробиваться из-под мертвой почвы. Вдруг он понял ее слова: «Раны, нанесенные зимой, должны обнажиться, прежде чем весна исцелит их, и только самые выносливые переживают обновление. Исцеление – не для слабых сердцем».
 Священник исповедал обоих воинов. Когда каждый из них был готов к встрече с Господом, Саймон помог Доминику надеть тяжелый шлем. Хотя никто из них не сказал ни слова, Мэг поняла немой диалог братьев. Она посмотрела на Дункана, но увидела перед собой не врага, а юношу с глазами газели, которого знала с самого детства. Дункан был ей братом, и другого такого у нее уже никогда не будет. Мэг заплакала. Снова подняв глаза, она увидела, что Доминик не сводит взгляда с нее и с Дункана. Она хотела еще раз подойти к мужу и обнять его, но было уже поздно.
 Протрубил рог, и всадники разъехались по разным сторонам луга. Два мощных жеребца помчались навстречу друг другу. Из-под их копыт летели комья земли и вырванная трава, их стук напоминал раскаты грома. Рыцари съезжались, закрывшись щитами. Грохот оружия заглушил все остальные звуки. Воины разъехались и снова понеслись навстречу друг другу. Опять раздался скрежет металла, и опять оба были целы и невредимы. Ни в третий, ни в четвертый раз не было ясно, кто же берет верх.
 – Они слишком хорошо владеют оружием, – сказал Саймон. – Если Дункан ошибется или его копье сломается…
 Одновременно со словами Саймона раздался треск копья. Но принадлежало оно Доминику. Ему удалось выдержать удар Дункана, прикрывшись щитом, но сильный толчок выбил его из седла. Поднявшись на ноги, Доминик попытался догнать удалявшегося Крестоносца, но конь Дункана вертелся на месте и мешал Доминику снова сесть в седло. Риверсы начали радоваться быстрой и легкой победе. Мэг в ужасе наблюдала за происходящим. Если Доминик повернется спиной к Дункану и побежит, жеребец просто затопчет его. Если он вынет меч и продолжит бой, то наверняка будет убит. Саймон крепко держал Мэг, не пуская ее на место поединка. Но она и не пыталась вырваться – ведь она ничего не могла сделать. Доминик стоял не двигаясь, словно готовясь встретить смерть лицом к лицу. Все ждали, что в последний момент он отпрыгнет в сторону, избегая копья и копыт жеребца. Так обычно поступает рыцарь, чтобы выиграть время. Но никто уже не мог помочь Доминику. В ритуальном поединке это запрещено. Бог решает, кто прав и кто виноват. Пегий жеребец Дункана скакал прямо на Доминика, на ходу набирая скорость. Дункан приподнялся в седле, его лицо было перекошено.
 Чтобы избежать копья, Доминик был вынужден стоять на месте до последнего момента, а потом резко отклониться от смертоносного острия. Когда Доминик отпрыгнул в сторону, конь был так близко от него, что грязь, вылетевшая из-под копыт жеребца, запачкала его одежду. Еще мгновение – и конь Дункана растоптал бы его.
 Повернувшись, Шотландский Молот снова атаковал Доминика. Все повторилось. Во время шестой атаки Доминик вдруг прыгнул по направлению к Дункану. Он схватил соперника за правую ногу и постарался поднять над седлом настолько, чтобы тот потерял равновесие. Тактика сработала: Дункан упал с жеребца. Он отбросил ненужное копье и схватился за меч. Дункан был такой же проворный, как и Доминик, но, когда он попытался подняться на ноги, Доминик ударил его тыльной стороной меча ниже колен, и Дункан упал навзничь. Через секунду Доминик уже приставил меч к его горлу. Дункан зажмурился, ожидая смерти. Доминик стоял над ним, тяжело дыша. Лезвие меча поранило шею Дункана, и кровь стекала тоненькой струйкой.
 – Ты как-то сказал, что еще никому не удавалось стать выше тебя, кроме шотландского короля. Перед тобою выбор: умри сейчас или стань моим вассалом.
 На лугу воцарилась мертвая тишина. Тогда Шотландский Молот, взвесив все за и против, произнес клятву верности и смущенно улыбнулся.
 – Лучше быть вассалом, чем обедом для червей, – сказал он.
 Доминик рассмеялся.
 – Я согласен с тобой, Дункан, – с облегчением произнес он.
 Доминик опустил меч и протянул Дункану руку, помогая ему подняться. Прежде чем встать, Дункан преклонил перед Домиником одно колено как перед своим господином. Ле Сабр оценил это. Он подал Дункану его меч.
 – Ты дал мне свое слово, – проговорил он, – и твоей клятвы с меня довольно. Но мне не нужен невооруженный вассал.
 Он повернулся к Риверсам:
 – Я наделяю Дункана из Максвелла большим поместьем из числа моих владений.
 Приятно удивленный, Дункан почтительно склонил голову.
 – Вы, кто служит ему, можете сами выбрать свою судьбу. Или вы покинете эту землю, и я обещаю вам, что вы сможете сделать это беспрепятственно. Или вы останетесь вассалами Дункана, а это значит, что одновременно вы покоритесь мне.




 Глава 25


 Доминик и Саймон следили за отъездом тех Риверсов, которые предпочли последовать за Рыжим, покинув Шотландского Молота. Старая Гвин и Мэг оказывали помощь пострадавшим в военных играх. В большом зале шли приготовления к пиру, а соседний зал был временно превращен в лазарет.
 – Ой! – вскрикнул Дункан, вырываясь из рук Мэг. – Мне очень больно!
 Дункан выразил желание быть последним из пациентов, так как раны его были незначительны.
 – Сиди спокойно, – приказала ему Мэг. – Когда ты лежал на земле с приставленным к горлу мечом, тебе не приходило в голову жаловаться.
 – Я был уверен, что умру. Какой смысл жаловаться перед смертью?
 Мэг холодно посмотрела на Дункана. Она симпатизировала ему, но еще не забыла, как шотландец несся на своем жеребце прямо на Доминика, стараясь нанести смертельный удар.
 – Откинь голову назад, мне нужно осмотреть твою шею.
 – Мне не нравится твой взгляд, Мэгги. Я не хочу подставлять свое горло волчице.
 Глаза бывших жениха и невесты встретились. Его взгляд говорил, что он понимает ее сложное положение, но в то же время все это просто развлекало его. Напряжение, которое она чувствовала, начало спадать.
 – Если Доминик пощадил своего врага, то я пощажу вассала, – отрезала она.
 Не обращая внимания на насмешливые взгляды находящихся в зале воинов, Дункан состроил гримасу и запрокинул голову.
 – Судя по твоим душераздирающим стонам, голова почти отделена от шеи. Я ожидала увидеть кровавую рану.
 Рыцари развлекались неожиданным зрелищем: молодая женщина насмехалась над свирепым воином. Мэг подняла голову и улыбнулась им:
 – Идите ужинать, добрые воины. Сэр Дункан скоро присоединится к вам.
 Мэг стала осторожно ощупывать горло Дункана. Он сбросил с себя почти всю одежду, на нем оставались только короткие кожаные штаны. Волосы Мэг за работой пришли в беспорядок. Тяжелый локон выбился из косы и мешал ей, Дункан поймал его, слегка дернул и заправил Мэг за ухо. Этот жест говорил о том, что между Мэг и Дунканом существовало давнее знакомство.
 Доминик молча наблюдал за ними из-за двери. Он убеждал себя, что не было никакой причины для ревности, но ревность жила в нем, и теперь, наблюдая, как Мэг дотрагивается до мускулистой шеи его бывшего противника, Доминик припоминал все слухи о неверности Мэг.
 – Ты был на волосок от смерти, – сказала Мэг Дункану.
 – Ага. – Дункан вытащил волосок из пряди за ухом. – Вот на этот. – Золотая струя волос упала ему на руки. – Ты бы скучала без меня, Мэгги?
 – Как кошка скучает без собаки.
 Дункан рассмеялся и расстегнул маленький замочек головного убора Мэг. Поиграв им, он стал перебирать золотые колокольчики, развлекаясь их нежным звоном. Мэг молча продолжала обрабатывать порез на шее Дункана.
 Возможно, ей были приятны его вольности.
 «Они чувствуют привязанность друг к другу. Она притворяется, что любит меня, – она не может любить холодного как лед норманна. Она выжидает».
 – Ой! Ты хочешь докончить то, что не успел твой муж?
 – Тебе не больно глотать? – спросила Мэг.
 – Нет.
 – Ты счастливчик, Дункан из Максвелла.
 – Точно, – согласился Дункан. – Но у меня никогда не будет такой жены, как ты, Мэгги.
 – Скажи спасибо Доминику, что он спас тебя от этого брака. Поговори с ним. Он расскажет тебе, какая я для него радость. Наверное, ни одна крепость не доставляла ему столько волнений. Он повесил на меня колокольчики, чтобы всегда знать, где я.
 – Он плохо относится к тебе? – Дункан впервые говорил серьезно.
 – Как относится Доминик к своей глендруид-ской жене? К его единственной надежде на законное потомство? Очень хорошо: мои золотые колокольчики почти такие же красивые, как у его любимого сокола.
 Дункан разразился смехом. Мэг втирала целебную мазь в ссадины на груди Дункана.
 «Она всегда любила этого Риверса. Или не любила никого. Она ждет».
 – Если тебе будет больно глотать, сразу же приходи ко мне.
 – Я обязательно приду к тебе, Мэгги. Одно твое прикосновение может исцелить человека.
 Доминик снял шлем и швырнул его на ближайший стол так, что эль расплескался в кружках. Мэг быстро подняла голову. Она сразу заметила холодную ярость Доминика и поспешно отодвинулась подальше от Дункана. Дункан обернулся на шум. На лице Доминика он прочел, что тому очень не нравится видеть свою жену возле полуголого Дункана из Максвелла. Он насмешливо улыбнулся.
 – Теперь я понимаю, почему земля, которую ты дал мне, находится в трех днях езды от Блэктор-на, – проговорил Дункан.
 – Я тебе обещаю, что ты отправишься туда как можно скорее.
 – Я сделаю, как ты мне прикажешь. Голова на плечах лучше, чем плечи без головы.
 Дункан накинул плащ и вышел из комнаты. Доминик проводил его враждебным взглядом.
 – Я велела Эдит приготовить ванну, – сказала Мэг. – Послать ли мне за Саймоном, чтобы он помог тебе?
 – Я думаю, что тебе вполне хватит меня одного. Или одного мужчины тебе мало?
 Слова Доминика больно ранили Мэг.
 – Не нужно заводиться из-за пустяков, – примирительно произнесла она.
 Доминик скептически приподнял черную бровь.
 – По-твоему, неверность – это пустяки?
 – Между мной и Дунканом ничего нет. Ради Бога, муж, я пришла к тебе невинной!
 – И потом наступило время, в которое ты могла безнаказанно изменять мне. Мужчина только один раз в жизни может быть уверен в женской верности!
 – Не смей так говорить! – закричала Мэг.
 – Нет, я смею. Сказать тебе правду? Я жалею, что не убил этого шотландского ублюдка.
 – Что я сделала, что ты не веришь мне? – устало спросила Мэг Доминика.
 Ее слова только усилили раздражение. Гнев Доминика вырвался наружу.
 – Ты была наедине с рыцарем, про которого говорят, что он всегда только и делал, что старался завладеть твоим сердцем и телом. Если бы Мари жалась к этому ублюдку, мне было бы наплевать! Но это делала моя собственная жена! Ты стояла так близко и жеманничала с ним!
 – Я никогда ни с кем не жеманничала. Я не девка – я целительница.
 – Иногда трудно определить, в чем состоит разница между ними.
 – Дункану это всегда было легко. Он знал, кто я такая на самом деле, целительница или шлюха. А мой собственный муж до сих пор не догадался об этом!
 – Я пытаюсь, Мэг, я пытаюсь… Но этот ублюдок мешает мне. Мэг, скажи честно, за кого ты болела во время поединка?
 – Как ты можешь спрашивать меня об этом? – прошептала Мэг.
 Она отвернулась и стала собирать со стола свои вещи. Ее руки тряслись от гнева: Доминик не уважает ее, Доминик не доверяет ей!
 – Я пошлю в ванную Саймона, – сказала Мэг.
 – Не надо, – голос Доминика был холоден и пуст.
 – Как тебе угодно, господин. Но мне кажется, что человеку, который никому не доверяет, нужно иметь возле себя телохранителя: вдруг кто-нибудь из домочадцев вонзит кинжал ему в спину?
 Доминик молча пошел за Мэг в ванную. Он понимал, что всему виной его скверный характер и острый язык, больно ранящий людей, но он ничего не мог с собой поделать. Мэг, склонившаяся над полуголым Дунканом, стояла у него в глазах.
 – Ты любишь его? – спросил Доминик.
 – Я люблю его как друга детства.
 Доминик стал снимать оружие.
 – Ты никогда не любила его так, как женщина любит мужчину?
 – Нет.
 – Но он любит тебя.
 – Нет, господин. Он просто с детства привязан ко мне. Больше, чем меня, он любит замок. Так же, как и ты. Дункан видит во мне способ стать важным человеком. Но король не приказывал ему жениться на мне, как тебе.
 – Это благородная обязанность женщины – посредством замужества дать своим землям достойного защитника.
 – Да, и я исполняю свою обязанность.
 Доминик, которому собственные правильные слова почему-то не нравились, раздраженно замолчал. Он хотел услышать от жены, что не только обязанность заставляет ее стонать от наслаждения в его объятиях.
 Мэг помогла Доминику раздеться. Когда он оказался без одежды, Мэг с волнением увидела, что пыл битвы перешел в любовный пыл – наверное, поэтому Доминик и был так зол. Мэг почувствовала, что страх за жизнь Доминика превратился в радость, что он жив. Но свирепый вид мужа останавливал любое проявление этой радости.
 – Что же ты? Не хочешь приласкать своего мужа? Или твоя заботливость полностью истратилась на Дункана? – поинтересовался Доминик, залезая в ванну.
 – С Дунканом я была лишь целительницей, – нежно ответила ему Мэг, – но ласки мои принадлежат тебе.
 Ее улыбка обезоружила Доминика. Голодным взглядом он смотрел, как Мэг сняла накидку и верхнюю тунику, набрала в ладонь своего особенного мыла и подошла к ванне. Вода была теплая и пахла травами. Удары, полученные Домиником во время поединка, забылись, остался только любовный голод. Напряженная мужская плоть пульсировала все сильнее с каждым движением женской руки. Нельзя было понять, моет Мэг мужа или ласкает. Низким голосом она пела глендруидскую песнь обновления, смывая с Доминика ошибки и боли прошедшего дня, призывая надежду войти во властное тело ее воина. Когда Доминик уже не мог выносить этой сладостной пытки, он взял руку Мэг и поднес ее к той части своего тела, которая причиняла ему мучения сильнее, чем любая рана. От прикосновения нежных пальцев Доминик застонал и подумал, что сейчас он взорвется, как переполненный винный мех.
 – Мэг…
 – Да, мой господин.
 – Саймон говорит, что после боя я похож на зверя.
 – Саймон прав. – Мэг надавила ногтями на твердую плоть Доминика. – Но теперь я знаю, как вытащить занозу из лапы моего зверя, – добавила она. – Теперь я это знаю.
 – Это не заноза, – возразил Доминик, защищая свое мужское достоинство.
 – Да, – прошептала Мэг, продолжая ласкать его. – Это замечательный волшебный меч.
 – Волшебный? – Доминик дышал хрипло и быстро. – Как так?
 – Хотя он и жесткий, но не холоден, а горяч и приносит не боль, а радость… жизнь, а не смерть. И это – чудо.
 Доминик откинул голову на край ванны.
 – Раньше я не ревновал женщин, – признался он. – Но когда я представил тебя в объятиях Дункана, я хотел убить его на месте.
 Пока Доминик говорил, его пальцы скользнули под складки нижней туники Мэг. Доминик провел ладонью по всей длине ее ноги, задержал руку сначала на колене, потом на бедре. Мгновение спустя его рука уже исчезла в теплом пространстве между бедрами Мэг.
 – Как же мне не ревновать? – спросил Доминик. – Мужчина убьет кого угодно за такое пламя.
 Мэг нежно сжала мужскую плоть Доминика рукой и тихо сказала:
 – Неужели ты думаешь, что я так глупа, что не могу отличить любовного рая от детской дружбы?
 – Когда ты держишь меня так, я вообще не могу думать.
 Мэг улыбнулась.
 – В твоих объятиях я чувствую себя, как в раю, – прошептала она. – Дункан – мой друг, Доминик. Я никогда не касалась его так, как тебя. Только твой меч вызывает у меня такое желание.
 В глазах Доминика загорелся первобытный огонь.
 – Нужно закрыть дверь, – еле выговорил он. – Есть кое-что такое…
 – Что?
 В ответ Доминик только посмотрел на Мэг, но его взгляд был красноречивее любых слов. Мэг прислушалась, но до ванной не долетало никаких звуков, кроме шума из большого зала, где пировали рыцари.
 – Никто не войдет сюда, – заверила она.
 Тогда Доминик продолжал:
 – От сарацин я узнал вещи, которые заинтересовали меня. Но раньше у меня не было желания пробовать их.
 – Какие вещи? – полюбопытствовала Мэг.
 Доминик притянул ее к себе и прошептал ей на ухо:
 – Я хочу тебя, моя колдунья.
 – Я вся твоя.
 – Ты будешь кричать от удовольствия.
 – Я хочу, чтобы больше удовольствия получил ты. Ты научишь меня?
 – Нет, я не буду этого делать, – произнес вдруг Доминик решительно.
 Но это все-таки произошло, и ванная комната услышала стоны и крики блаженства.




 Глава 26


 – Ты хочешь сегодня пойти на охоту? – спросил Доминик Мэг. – Или ты предпочтешь заняться чем-то другим?
 Мэг покраснела, вспомнив недавнее купание.
 – Кое-чем другим я уже занималась, – ответила она. – А теперь я хочу пойти на охоту.
 Доминик обнял Мэг и крепко поцеловал.
 – Я поверил в целебную силу глендруидских омовений, – сказал он. – После охоты прикажи опять приготовить ванну.
 Доминик с трудом оторвал губы от лица Мэг и посмотрел в ее необыкновенные зеленые глаза. Их взгляд был спокоен и безмятежен, как шелест травы на древнем кургане, когда она стала наконец его женой. Но каждую ночь Мэг просыпалась, измученная, от кошмаров. «Почему ты боишься?» – «Я вижу вещие сны». – «О чем?» – «Опасность». – «Какая опасность? Дункан уехал на север этим утром. Риверсы разделились и уже не страшны нам. Остаток моего войска скоро будет здесь». – «Я не знаю. Но я вижу это во сне».
 Призывный крик сокола раздался во дворе замка.
 – Фатима хочет быстрее попасть на охоту, – удивилась Мэг. – Она чувствует, что скоро будет летать в небе над Блэкторном.
 – Замечательный день для охоты!
 – Наконец-то весна окончательно прогнала зиму, – отметила Мэг, выглянув в окно. Там уже стояли оседланные кони, нетерпеливо стуча копытами. Мэг и Доминик спустились во двор, но, прежде чем они сели на лошадей, к ним подбежала Эдит.
 – Леди Маргарет, подождите! – крикнула она.
 – Что такое? – недовольно произнес Доминик. – Мы уезжаем.
 – Мари плохо, она упала во время завтрака и кричит так, как будто скоро родит.
 – Я должна сходить к ней. Не жди меня, мой господин, – вздохнула Мэг.
 – Я подожду тебя, – нежно возразил Доминик.
 Он пошел к больной вместе с Мэг. Мари действительно выглядела очень плохо: кожа стала белой, губы потеряли свой цвет. Мэг задала ей несколько вопросов и повернулась к Доминику.
 – По-моему, она просто отравилась рыбой.
 – Замечательно. Пусть за ней поухаживает Эдит.
 – Эдит не умеет помогать людям. Поезжай без меня. В следующий раз мы поохотимся вместе.
 Доминик колебался. Встав на цыпочки, Мэг нежно прошептала ему прямо в ухо:
 – Поезжай без меня, мой герой. Мари стесняется находиться перед тобой в таком виде.
 Доминик чертыхнулся и вышел из комнаты. Отряд охотников шумно выехал со двора. Мэг дала Мари нужное снадобье и стала ждать его действия. Вскоре Мари стало легче, и она заснула. Мэг посмотрела за окно: ей было уже не догнать охотников. Вздохнув, Мэг опять повернулась к Мари. Быстро вошла взволнованная Эдит.
 – Леди!
 – Что случилось?
 – Лошадь лорда Доминика упала! Он тяжело ранен! Его товарищи опасаются за его жизнь, если вы не приедете сейчас же!
 На мгновение у Мэг зарябило в глазах, «Вот чего я боялась!»
 – Как он ранен? – спросила Мэг.
 – Сквайр ничего не сказал.
 – Прикажи оседлать мою лошадку.
 – Она уже оседлана.
 – Где Старая Гвин?
 – Я послала за ней кухарку.
 – Останься с Мари. Если ее затошнит, дай ей двенадцать капель снадобья, – сказала Мэг, протягивая бутыль Эдит.
 Мэг бросилась в свою комнату, быстро схватила несколько настоев и выбежала на крыльцо. На дворе ее уже ждал Гарри, который помог Мэг сесть на ее старую лошадку.
 – Глупый мальчишка передал сообщение и тут же уехал, – проговорил он. – Даже не подождал вас, чтобы проводить до места происшествия.
 – Я хорошо знаю эту местность. Где сейчас Доминик?
 – Он сказал, что это случилось у северного болота, там, где начинается большая дорога.
 – Так далеко!
 – Кому пришло в голову там охотиться, хотел бы я знать! Там же непроходимые болота, это знает любой пастух!
 Мэг пришпорила лошадь, несмотря на крики слуг, желавших проводить свою госпожу. Она ни на что не обращала внимания: где-то там, далеко, беспомощный, страдал ее муж…
 Вскоре лошадь выбилась из сил, и Мэг пришлось перейти на шаг. Тропа шла через глухой сырой лес. Мэг сначала даже не заметила, как из укрытия выскочили Риверсы и окружили ее со всех сторон. Очнувшись, Мэг попыталась вырваться из круга всадников, но их было слишком много. Один из Риверсов стащил Мэг с седла и посадил ее перед собой. Жеребец галопом помчался в самую чащу леса. «Доминик! Мой муж, мой герой, что они сделали с тобой?» Сон оказался вещим.
 Мэг молча взывала к человеку, который стал частью ее самой.


* * *

 – Да что с тобой? – фыркнул Саймон. – Ты похож на кота, которому приходится идти по мокрой земле. Охота удалась на славу!
 Доминик не отвечал. Подлетевшая Фатима спокойно уселась на перчатке своего хозяина, выделяясь среди остальных птиц необычным турецким украшением на головке.
 – Нужно было сесть на боевых коней и надеть кольчуги, – наконец сказал Доминик.
 – Ты думаешь, что Дункан нарушит клятву?
 – Если бы я так думал, я убил бы его тогда на месте.
 – Когда Дункан вчера отправлялся на север, он взял с собой своих лучших рыцарей. Риверсы теперь – просто шайка бандитов.
 – Да.
 – Руфус – не вожак, – продолжал Саймон. – Через неделю все Риверсы рассеются по лесам и дорогам.
 – Я сказал это Мэг.
 – И?..
 – Это не успокоило ее.
 Саймон пробормотал что-то про глендруидских ведьм и хлопоты, которые они доставляют своим мужьям.
 Ни слова не говоря, Доминик поскакал по направлению к замку.
 – Доминик, куда ты? – удивленно вскричал Саймон.
 – Я уже устал. Я хочу проверить, как дела у моего соколенка.
 Проклиная всех женщин на свете, Саймон поскакал вслед за братом вместе с остальными рыцарями. Проезжая мимо полей, на которых работали крестьяне, всадники ловили на себе косые взгляды. На них смотрели, как на отряд привидений. И даже крестились. Доминик и Саймон переглянулись.
 – Почему ты так смотришь? – спросил Саймон, останавливаясь, у одного из пастухов.
 Человек в страхе пустился прочь. Казалось, что все жители до смерти боялись Доминика.
 – Мне это не нравится, – озабоченно сказал Саймон.
 Доминик молча пришпорил коня. Когда он подъезжал к замку, из сторожки выскочил Гарри и с изумлением уставился на Доминика.
 – Боже праведный! – радостно сказал он. – Я знал, что все обойдется! Девочка спасла вас!
 – Спасла? От чего?
 – Хозяйка… – пробормотал Гарри.
 – Леди Маргарет?
 Гарри кивнул.
 – Говори, – приказал Доминик. – Где Мэг?
 – Приехал сквайр. Он сказал, что вы лежите раненый у северного болота.
 – Где моя жена?
 – Она поспешила к вам!
 – К северному болоту? По дороге на Карлайсл?
 – Ну да.
 – Кто еще поехал с ней?
 Выражение лица Гарри все сказало Доминику.
 – Черт возьми, кто позволил ей ехать одной?
 Раздался отчаянный женский крик: это бежала Эдит.
 – Господин, – закричала она, бросаясь на колени перед Домиником. – Я сделала все, что было в моих силах, но она не послушалась меня! Она любила его, еще когда была ребенком. Она решила всюду следовать за ним. Она бежала!
 – Говори яснее! – приказал Доминик ледяным голосом.
 – Она знала, что никто не разрешит ей выехать одной из замка, и подослала мальчика, которыи сочинил всю эту историю про ваше ранение. Как только он пришел сюда, хозяйка вскочила на лошадь и ускакала.
 – Давно?
 – В полдень, мой господин!
 Доминик повернулся к Саймону:
 – Мы сможем поймать ее до ужина. Она не уедет далеко на своей кляче.
 – Я бы никогда не подумал такого о Мэг. Она так боролась за твою жизнь! Ты действительно веришь…
 – Я верю, что ее здесь нет, – перебил его Доминик. – Ты разве не веришь этому?
 Саймон посмотрел на людей Блэкторна, стоявших тут же. На их лицах были написаны страх и неприязнь.
 – Нет, – сказал он. – Я верю, что ее нет. Черт побери…
 – Не теряйте времени, мой господин, – проговорила Эдит. – Лошадка госпожи и правда стара, но у Дункана, который будет ждать ее на дороге, есть отличные жеребцы.
 Доминик оглядел своих людей. Никогда еще они не видели его таким суровым, даже когда он находился в заложниках у султана. Доминик приказал пустить собак, и Прыгунья первая напала на след Мэг. Саймон и его брат поскакали галопом, приказав остальным воинам оставаться в замке. Прыгунья остановилась в том месте, где след лошадки Мэг перемешался со следами других лошадей. Дальше они поехали по лесу, и вскоре им навстречу вышла любимица Мэг, но ее хозяйки нигде не было видно. Эдит была права: кто-то поджидал Мэг в лесу со свежей лошадью. Доминик был в ярости. Здесь было по меньшей мере с десяток лошадей, и невозможно теперь определить, на какой из них уехала Мэг. Но эта дорога вела к единственному месту – к земле, принадлежащей Дункану из Максвелла. Лошадка подошла к Доминику. К седлу был прикреплен кусок пергамента, на котором было что-то написано красивым почерком священника. Доминик прочитал послание в одно мгновение. Когда он поднял лицо, Саймон боялся посмотреть ему в глаза – так тот был страшен.
 – Быстро назад в замок, – приказал Доминик.
 Приехав в Блэкторн, Доминик осмотрел лица всех, кто выбежал во двор. Той, кого он искал, здесь не было.
 – Послать за Эдит!
 По толпе пробежал шепот, все пугливо жались друг к другу. Старая Гвин выступила вперед.
 – Эдит ушла к Риверсам.
 – Она просила передать что-то?
 – Да. Если вы не хотите бесчестья вашей жены, вы должны доставить выкуп перед тем, как завтра взойдет луна.
 Доминик молчал. В толпе послышались недовольные голоса.
 – Они поймали ее, господин? – спросила Старая Гвин.
 – Она у них, – ответил Доминик, крепче сжимая в руке золотые колокольчики Мэг, которые были приколоты к пергаменту.
 – Сколько они просят?
 Доминик закрыл глаза.
 – Ее тройной вес, когда на ней надеты все драгоценности.
 – Да это чепуха! Как они могли назвать такую сумму? Блэкторн разорится, если соберет столько! – сказал Саймон.
 – Я должен доставить выкуп один. Это значит, что меня убьют, несмотря на протесты священника, который будет кричать: «Не убий!» Замок останется без защитника.
 – Это сумасшествие!
 – Да, это сумасшествие.




 Глава 27


 Мэг была вымотана утомительной скачкой по лесу. Она оглянулась вокруг: вне всякого сомнения, она находилась в незаконном лагере Риверсов. Около двадцати мужчин слонялись по двору крепости. Только один из них был одет так, как подобает рыцарю, но и его военное снаряжение было сильно изношено. Остальные выглядели как разбойники с большой дороги. Только рыцарь воевал когда-то вместе с Дунканом, а другие были откуда-то издалека.
 Но Мэг не обращала на него внимания: перед глазами у нее стояла картина, привидевшаяся ей во время поездки: младенец, который агукал и смеялся, глядя на мать зелеными глазами Глендруидов. «Доминик, узнаешь ли ты когда-нибудь, что у тебя есть ребенок? Признаешь ли его своим?» Кто-то грубо потряс Мэг за плечо.
 – Вставай, ведьма! – крикнула Эдит. – Иди подавай своим хозяевам ужин!
 – Эдит! Что ты здесь делаешь? Они украли и тебя тоже?
 – Во-первых, не смей меня так называть. Во-вторых, зачем меня красть? Я и сама с радостью пришла сюда.
 – Каждому свое.
 – Придержи язык, ведьма. – Эдит больно ударила Мэг. – Я давно ждала этого момента. Шевелись! А то я отдам тебя Эдмонду Грубому, он научит тебя твоей новой профессии.
 Эдит опять занесла руку для удара, но рыцарь подошел к ним.
 – Рыжему это не понравится, – сказал он. – Он хотел первым переспать с ведьмой. Ты что, забыла?
 Эдит прекрасно знала, что Рыжий хотел сделать с Мэг, – многие идеи в его тупой голове принадлежали на самом деле Эдит.
 – Так ты отплатила мне за мою доброту? – спросила Мэг, поднимаясь и кутая плечи в накидку. – Ты предала меня!
 – Какая еще доброта? – завизжала Эдит. – Я была когда-то такой же знатной, как и ты. Мой отец был хозяином замка, который не меньше Блэкторна. А потом меня превратили в обыкновенную служанку.
 – Ваш замок пал, когда его осадили норманны.
 – Бой был нечестным, – зло ответила Эдит. – Им помогли предатели, которые открыли осаждающим двери.
 – Твои родители и муж были убиты, а ты осталась без крова и без куска хлеба, когда лорд Джон подобрал тебя, дал содержание и пообещал найти мужа.
 – Первым делом он хотел подарить мне своего поганого младенца. Ты что, не знала? Лорд был рад осчастливить любую девку. Каждой Джон обещал, что вырастит ее ребенка и сделает ее хозяйкой замка. Так что хозяек в твоем доме не один десяток!
 Грубый мужской голос отвлек Эдит: это возвращался Рыжий с новым подкреплением из Карлайсла.
 – Эля! – повелительно закричал он.
 Рыжий подошел к огню и снял шлем, показав всем ярко-рыжую копну волос.
 – Есть еда? – спросил он.
 – Мясо, хлеб и сыр.
 – А где девки?
 Во время этого разговора Мэг стояла на другой стороне поляны, но Рыжий вскоре заметил ее.
 – Подойди сюда, – приказал он.
 Стараясь выглядеть спокойной, Мэг подошла к нему. От взгляда Рыжего ей хотелось умереть на месте.
 – Не трогай ее, пока не истечет время, – сказала Эдит. – Скоро здесь будет норманнский ублюдок, и ты сможешь сделать это прямо у него на глазах.
 Мэг содрогнулась от отвращения. Ее бил озноб, хотя она стояла у самого костра.
 – Что за чепуха, – произнесла она, стараясь не выдать своих чувств.
 – Это совсем не чепуха. Это месть норманнскому ублюдку и его шлюхе, – проговорила Эдит со злостью.
 – Какая еще месть?
 – Ты помешала мне отравить этого негодяя. Я пыталась убедить Дункана взять замок приступом, и все было бы хорошо, если бы не твой ублюдок. Но все равно будет по-моему!
 – Дункан? Где он?
 – Уехал на север со своими сапожниками, думает, что теперь-то он счастлив. Скоро все его счастье кончится.
 – Он не с вами!
 – Мы прогнали всех предателей. Никто не вступится за тебя, ведьма. Тебе осталось недолго жить!
 Спокойствие Мэг понемногу стало раздражать Риверсов. Они уже не были так уверены в том, что наконец-то достигли своего. Только Эдит, ослепленная жаждой мести, была убеждена в победе.
 – Слушай, что тебя ждет, чертова предательница, – сказала она. – Когда истечет срок, твой норманн появится здесь с золотом и драгоценностями. Мы возьмем выкуп, а потом твой муж будет смотреть, как Риверсы развлекаются с тобой. После этого вы оба умрете.
 Мэг молчала.
 – Неужели ты думала, что тебе пройдет даром то, что ты снюхалась с норманнами?
 Мэг склонила голову, ее золотые колокольчики зазвенели – это был единственный звук, который говорил о том, что Мэг не мраморная статуя.
 – Доминик Ле Сабр не придет за мной, – произнесла она наконец.
 – Он придет. Или ты умрешь с восходом луны.
 – Пришлите священника исповедовать меня.
 Уверенность Мэг очень не понравилась Эдит.
 – Что ты сказала? – завопил Рыжий, подступая к ближе к Мэг. – Доминик обязательно придет, чтобы спасти тебя! Без тебя ему не быть хозяином Блэкторна!
 – Кто же ему помешает? Дункан не захочет сделать этого, а ты не сможешь.
 – Я смогу! – взревел Рыжий. – Замок будет наш!
 – Как жаль, что меня уже не будет в живых, – насмешливо проговорила Мэг. – Я бы с удовольствием посмотрела, как Меч выпустит вам кишки.
 – В замке остается только Томас Сильный, который глуп, как пробка, – ввернула Эдит.
 – Саймон ничем не хуже Доминика.
 – Саймона тоже не будет в замке. Мы сказали Доминику, что он может взять с собой одного рыцаря.
 – Значит, Саймон приедет сюда, – заключила Мэг.
 – Ну вот, – засмеялся Рыжий удовлетворенно.
 – И вы хотите убить их обоих.
 – Всем давно ясно, что скоро у этого ублюдка появится сынок. И мы уже никогда не получим замка.
 – Значит, это вы напали на нас во время охоты?
 – Вам удалось уйти от Рыжего, но не от меня, – сказала Эдит.
 – Да… и ты что-то сделала с Мари, чтобы задержать меня.
 – Так и надо этой шлюхе! Видела бы ты лицо Доминика, когда он вернулся и я сообщила ему, что ты убежала с Дунканом!
 – Ты дура, – спокойно ответила ей Мэг. – Ты слишком увлеклась.
 – Что-то я тебя не понимаю.
 – Зачем было говорить это?
 – Какая разница? Я хотела напоследок разозлить твоего муженька.
 – Значит, и сплетни распускала тоже ты.
 – Да. Ты уже довольно наколдовала, и теперь тебе придется заплатить за все.
 Завораживающий смех пленницы привел в замешательство всех присутствующих.
 – Ах, кухарка, – проговорила Мэг. – Ты перехитрила самое себя.
 – Что ты болтаешь? – закричала Эдит. Она уже начала терять свое спокойствие.
 – Значит, я околдовала Доминика? – опять засмеялась Мэг. – Эдит, ты даже не можешь себе представить, как ты глупа.
 Мэг повернулась к мужчинам:
 – Слушайте меня, Риверсы, Доминику Ле Сабру нужны земли и замок, а не я. Он был нежен со своей женой только потому, что хотел, несмотря на проклятие, заполучить наследника, а не потому, что я околдовала его. Мой муж не будет платить никакого выкупа за никому не нужную Глендруидскую ведьму, которая не может дать ему сына. Он держал меня возле себя, чтобы не вызывать гнев моих людей.
 – Тем более он должен заплатить за тебя, – возразила Эдит.
 Мэг опять засмеялась, и Риверсы в страхе переглянулись.
 – Ты такая жадная, а не подумала, что другим деньги тоже нужны.
 – Выражайся яснее, – прервала ее Эдит.
 – Кто должен платить этот выкуп? Мои вассалы. Они, конечно, преданы мне, но не до такой степени, чтобы из-за меня оставить своих детей без куска хлеба. Такой большой выкуп просто разорит их.
 – Не слушайте ее! – быстро воскликнула Эдит. – Она хочет вас околдовать!
 Рыжий жестом приказал Эдит замолчать.
 – Пока вы стоите тут и считаете, сколько каждый из вас получит, Доминик, я уверена, уже подал архиепископу прошение признать наш брак недействительным.
 Рыжий нахмурился.
 – Аббатство будет против, – продолжала Мэг, – но Доминик умен и предложит им построить новую каменную церковь, а против этого они не устоят. Еще до того, как я буду мертва, Доминик уже женится на какой-нибудь норманнке, которая родит ему здорового сына. Вы только помогли ему избавиться от меня. Теперь Блэкторн принадлежит норманнам. Вам не видеть его никогда!


* * *

 – Мэг узнала тебя? – спросил Доминик Свена.
 – По-моему, нет. Она не сделала никакой попытки заговорить со мной. Мне кажется, что двое из Риверсов – шпионы Дункана, – добавил Свен.
 – В этом нет ничего удивительного, – сказал Доминик. – Шотландский Молот может думать головой, когда не находится в плену своих чувств.
 – Один из этих людей выскользнул из лагеря прямо передо мной.
 – Значит, скоро мы опять увидим Дункана. Что еще говорила Мэг?
 Свен посмотрел на своего господина: тот был с ног до головы закован в броню. Свен подумал, что он не ошибся, выбирая себе хозяина.
 – Ваша леди еще раз попросила позвать священника. Она сказала, что если она умрет, не исповедавшись, то будет являться им с того света.
 – Мэг очень жестока, когда надо, – усмехнулся Доминик.
 Свен посмотрел на Старую Гвин.
 – Леди Маргарет хорошо умеет врать, правда? – спросил он.
 – Нет. Она чиста, как первый подснежник.
 – Она говорила правду – поэтому Риверсы и поверили ей.
 – Конечно, как они могли ей не поверить? – забормотала Старая Гвин. – Какой дурак будет платить такой выкуп за бесплодную жену?
 – Хватит! – прервал ее Доминик.
 – Завтра они убьют ее, – продолжала Старая Гвин, не обращая внимания на слова Доминика. – Или сделают с ней такое, что ты уже не сможешь жить с Мэг как со своей женой. В замке появится новая хозяйка, и ты уберешь Мэг подальше отсюда. И вы, господин… вы наконец получите то, что хотели, – наследников.
 – Саймон!
 – Я думаю, что не нужно вступать в бой, который не принесет тебе ничего, – угрюмо сказал подошедший Саймон.
 – Объясни свои слова.
 Звук голоса Доминика заставил Саймона похолодеть.
 – Ты пришел сюда за землей и сыновьями. Ты уже наполовину победил – ты владеешь землей. Если ты вступишь в бой на условиях Риверсов, ты проиграешь, а люди Блэкторна не захотят пожертвовать всем ради спасения леди Маргарет.
 – Мэг сказала то же самое Риверсам.
 – Это ясно как день! – Саймон начал выходить из себя. – Мэг не думает, что ты заплатишь за нее выкуп.
 Доминик отвернулся от находившихся в зале людей. Он вспомнил слова Мэг: «Блэкторн твой, а наследника тебе сможет дать любое чрево». Доминик сжал кулаки. «Доминик плохо относится к тебе?» «Как Доминик относится к своей глендруидской жене? Я – его единственная надежда получить законных наследников. Мои драгоценности почти такие же красивые, как у его сокола».
 В душе Доминика просыпалась ярость. «Пошлите за священником, я не могу умереть без исповеди». Она не сомневалась в его равнодушии. Она не сомневалась в новой женитьбе. И все-таки…
 «Мэг, ты видела во мне больше, чем видел я сам. Ты была так щедра со мной!» Со двора донесся какой-то шум.
 – Люди ждут во дворе, господин, – доложила Старая Гвин.
 – Зачем?
 – Они хотят что-то сказать вам. Вы теперь их господин, – ответила старая Глендруидская ведьма.
 Ни слова не говоря, Доминик открыл широкую дверь, ведущую во двор. Увидев его, рыцари замолчали. Прежде чем Доминик успел заговорить, к нему подошел Гарри. В руке у него была маленькая кожаная сумка, в которой позвякивали монеты.
 – Я и Адель услышали, что случилось, – проговорил он. – Они требуют очень много. Возьми это. Это немного, я знаю, но это все, что у нас есть. Когда Адели было плохо, Мэг была рядом с ней.
 Гарри отошел, нр его сменил сокольничий. В руке у него была деревянная бутыль с монетами.
 – Когда моему сыну было четыре года, его затоптал жеребец. Леди исцелила его, а ей самой было тогда едва девять лет. Но леди уже знала, как облегчить чужую боль.
 Вслед за сокольничим стали подходить другие люди, принося свои маленькие дары, и каждый вспоминал что-то хорошее, что сделала для него Мэг:
 – Она всю ночь находилась у постели моего больного отца.
 – Она вылечила моего единственного сына.
 – Она спасла моего ребенка.
 – Она помогла мне.
 Эти слова значили больше, чем любые деньги.
 – Она вылечила мне руку.
 – Когда моей жене было плохо, она пришла к ней.
 – Все думали, что я уже покойник, но она помогла мне.
 – Я слеп, но она помогла мне – иначе бы я давно умер с голоду.
 Когда все сошли с крыльца, перед Домиником остался только мальчик лет девяти, держащий на поводке большую лохматую собаку. Было видно, что мальчик очень боялся заговорить с Домиником, но наконец решился. Он протянул руку – на его ладони лежало самое большое сокровище – турецкая конфета, которую он получил в день свадьбы Мэг. Конфета была надкусана с одной стороны, как будто каждый день от нее отъедали по маленькому кусочку.
 – Она вылечила мою собаку, когда Ласка попала в калкан.
 Доминик хотел заговорить, но не смог. Небольшие дары людей и их теплые слова рассказали ему о смысле жизни Мэг – жизни для людей. Она была надеждой на мирную жизнь, на то, что завтра не разорят дом и не убьют его хозяев. Она была цели-тельницей, облегчавшей боль, и человек знал, что не умрет безо всякой помощи. И еще она была радостью – она знала, что иногда улыбка может быть нужнее лекарств. Наконец Доминик смог сказать несколько слов:
 – Наше сердце похищено.
 В толпе раздался неясный гул.
 – Все вы знаете проклятие. Если Мэг не вернется к нам целой и невредимой, то на нашу долю выпадут страшные испытания. Я сделаю все, чтобы спасти свою жену и вашу защитницу. Я пойду на Риверсов войной, и вы поможете мне в этом, как уже помогли мне собирать выкуп. Горе сплотило нас: как будет плохо вам без той, что изгоняет болезни и лечит увечья и раны, так будет плохо и мне без любимой жены. Мы должны освободить ее!
 Толпа издала единый крик. Старая Гвин легко взбежала на ступеньки крыльца и посмотрела на Доминика. И она, и рыцари увидели, что из его глаз катятся одна за другой крупные слезы.
 – Я ждала этого уже тысячу лет, – сказала Старая Гвин. Сказала так, что все со страхом поняли: она живет на этом свете неслыханно долго.
 Быстрым и ловким движением она воткнула в одежду Доминика тяжелую серебряную булавку.
 Солнечный свет ударил по ней лучом, и серебряная голова засветилась, как маленькое солнце. Глаза из горного хрусталя мерцали живым ярким огнем. Люди приветствовали громким криком Волка Глендруидов.
 На рассвете отряд выехал из Блэкторна и помчался на север. Сверкали на солнце оружие и доспехи. Остававшиеся в замке подняли мост и закрыли все окна.
 Волк Глендруидов шел на войну.




 Глава 28


 – Нет, они узнают тебя и постараются сразу же убить, – сказал Доминик Дункану. – Ты мне еще нужен.
 Дункан со своим отрядом встретился с Домиником на большой дороге во второй половине дня. Теперь Шотландский Молот и Волк Глендруидов обсуждали дальнейший план действий.
 – Если наших людей не будет в их крепости, когда мы атакуем Риверсов, то Мэгги убьют, – произнес Дункан сквозь зубы.
 – Ты думаешь, я не знаю этого? Я хочу проникнуть в крепость после наступления темноты. Я смогу…
 – У тебя ничего не выйдет! Твой рост выдаст тебя! – возразил ему Саймон.
 – Я бы еще обратил внимание на этот кусок серебра у тебя на груди, – заметил Дункан.
 Он смотрел на светящуюся голову Волка, как будто ожидая, что она вдруг оживет.
 – Мой господин, разреши пойти мне! – взмолился Саймон.
 Тут в разговор вмешался Свен:
 – Ваша леди прикована к дереву, и, когда начнется атака, ей негде будет искать укрытия. Кто-то должен быть рядом и защитить ее.
 – Я не могу подвергать тебя опасности, – ответил ему Доминик.
 – Вы меня плохо знаете, – улыбнулся Свен. – Опасность – моя жена, моя любовница и мое дитя. Поэтому я и служу вам.
 – Хорошо, но следи за священником.
 – Умереть, спасая жизнь своей госпожи, – это почетная смерть, – заявил Свен.
 – Да, – согласился с ним Саймон. – Разреши мне пойти со Свеном.
 – Нет, – резко оборвал его Свен. – Ты такой же большой, как лорд Доминик или Дункан. Если Риверсы и не заметят тебя, то Эдит – непременно.
 И прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, Свен исчез в лесу.
 – Где ты его нашел? – спросил Дункан Доминика.
 – В сарацинском аду.
 – И он сможет открыть ворота?
 – Никто, кроме него, никогда не сделает этого. Свен уже не раз открывал для меня ворота, которые, казалось, вообще не способны открыться.
 – Я в этом не сомневаюсь: он крадется, как кошка.
 Воины тем временем рассеялись по лужайке. Все они были как на подбор: высокие, статные и широкоплечие. Кто-то снял кольчугу и проверял готовность оружия, кто-то ставил пари на исход боя: кто первый ворвется в крепость, кто первый выпустит кишки кому-то из Риверсов… Голоса рыцарей доносились до Доминика, но все его мысли были устремлены к Мэг. Он готов был пожертвовать душою – не говоря уж о жизни, – только бы спасти ее.
 – Какие-нибудь особые приказания? – обратился Саймон к Доминику, когда все были готовы.
 – Никакой пощады. Пленных не брать.


* * *

 Мэг дергала цепь, стараясь освободиться. Но железо, соединявшее ее запястья и ствол дерева, и не думало поддаваться. Мэг подняла голову – солнце уже клонилось к закату, скоро взойдет луна. Времени оставалось совсем мало!
 Скоро Риверсы придут за ней.
 Эдит беспокойно шагала возле большого костра. Она часто просила часового посмотреть на дорогу.
 – Что-нибудь видно? – спрашивала она.
 – Нет.
 Рыжий отрезал огромный кусок мяса от зажаренного козленка и принялся жевать.
 – Он придет, – сказала Эдит. – Ведь он же заколдован.
 Рыжий ухмыльнулся, а Эдит продолжала нервно ходить по двору крепости. Один из Риверсов, весь в лохмотьях, вышел из темноты и отрезал себе кусок мяса.
 – Эй, ты не видел всадников? – окликнула его Эдит.
 – Нет, госпожа.
 Оборванный побрел по двору. Проходя мимо Мэг, он уронил кусок мяса и, нагибаясь за ним, тихо сказал ей:
 – Меч придет в сумерках.
 Мэг изумленно посмотрела на странную фигуру.
 – Он не придет за мной, – мягко возразила она.
 – Будьте готовы, леди.
 Свен улыбнулся, бросил мясо на землю и направился к задним воротам. Он был уверен, что воины Дункана прячутся где-то поблизости и натачивают боевые топоры.
 – Сумерки, – пробормотал Свен.
 – Охрана! – послышался голос Эдит.
 – Никто не входил, никто не выходил, – ответил часовой скучающим тоном. Эдит уже двадцать раз задавала один и тот же вопрос.
 Над крепостью сгустились сумерки. Рыжий закончил есть, вытер нож о рукав и многозначительно посмотрел на Мэг. Тут один из разбойников стал развлекаться, выделывая разные штучки своим топором. Все столпились вокруг, смотрели, обсуждали. Это представление было на руку Свену: никем не замеченный, он пробрался к задним воротам. Он осторожно вытащил нож и перерезал горло скучавшему часовому, потом накрыл его плащом так, что можно было подумать, будто тот спит. Свен несколько раз вонзил нож в землю, чтобы стереть с него кровь, и стал ждать – бой скоро начнется. Вдруг часовой у передних ворог закричал, указывая на большую дорогу:
 – Они идут! Два рыцаря. Один одет в черное. Провалиться мне на месте, если это не норманнский ублюдок!
 – Они несут сокровища? – спросила Эдит, – Да, у них две нагруженные лошади.
 Радостные крики раздались в крепости, а тем временем Свей, никем не замеченный, разомкнул замок и приоткрыл ворота. После этого он подошел к Мэг, чтобы прикрыть ее в случае опасности.
 – Уже скоро, миледи, – прошептал он.
 Мэг, затаив дыхание, смотрела на передние ворота. В это время через задние проскользнул Доминик, Он был незаметен в темноте, и только его древний меч и серебряный Волк на плаще слабо мерцали при лунном свете. Позади него, как тени, крались Саймон и Дункан. И тут Мэг заметила их. Но не оружие или знакомые лица привлекли ее внимание: не отрываясь, она смотрела на Волка Глендруидов, свирепо горящего на плече Доминика. По телу Мэг пробежала дрожь, когда она вдруг поняла: проклятие оставило их. Теперь ни одна девушка из рода Глен-друидов не будет нести на себе бремя надежд своих людей: «Волк Глендруидов, вождь Глендруидов рожден не глендруидской женщиной!» Доминик со звоном разрубил цепи Мэг. Этот звук услышали. Кто-то из толпившихся у передних ворот закричал:
 – К оружию! Ублюдок среди нас!
 Риверсы вразнобой повытаскивали свои мечи и бросились в атаку. Доминик, Дункан и Саймон плечом к плечу удерживали разъяренную толпу, пока остальной отряд проходил через ворота. Вскоре скрежет и грохот металла наполнили крепость. Повсюду лилась кровь, стонали раненые и умирающие. Мэг, не дыша, наблюдала за боем. Теперь ей было ясно, за что Доминик получил свое прозвище – Меч. Он рубил Риверсов, как коса срезает податливую траву. Он убивал каждого, кто попадался на его пути. Кто-то подбежал к Мэг и взял ее за руку.
 – Быстро, леди. Здесь небезо…
 Слова рыцаря оборвались, он застонал и упал на землю. Мэг наклонилась к нему, но воин уже умер. Вскочив на ноги, Мэг побежала, таща за собой тяжелую цепь. Она видела Доминика в разгаре битвы: Волк Глендруидов мог быть потерян так же неожиданно, как он был найден. «Нет! Мы слишком долго ждали его!» Тем временем воины Доминика уже сделали свое дело: Риверсы были почти полностью разбиты, но оставшиеся в живых дрались как одержимые, стараясь прорубить себе дорогу к лошадям, вскочить на первую попавшуюся и ускакать. Рыжего нигде не было видно, как и Доминика. Вдруг что-то сверкнуло – это были глаза Волка на плаще: Доминик расчищал себе путь, стараясь оказаться рядом с Мэг. «Опасность! Где-то здесь опасность.» Мэг инстинктивно посмотрела направо. Рыжий, спрятавшись за дуб, целился в Доминика из своего арбалета. «Нет!» Мэг рванулась вперед и вцепилась руками в ствол самострела. Рука Рыжего дрогнула, и стрела улетела в ночь, никому не причинив вреда. Рыжий отбросил в сторону арбалет и достал меч, приготовившись снова идти в атаку на Волка Глендруидов. Поскольку Мэг была рядом, то ей достался первый удар. Она покачнулась, но удержалась на ногах и побежала к мужу.
 – Доминик!
 Доминик бросился к ней и подхватил ее. Рыжий, ругаясь, махал мечом. Он хотел ухитриться сразить Доминика и Мэг одновременно. Доминик отражал удары. Но сражаться одной рукой, другой прижимая к себе Мэг, даже ему было нелегко.
 И все же он отбил и первую, и вторую атаку Рыжего. Но в третий раз Доминик покачнулся и, падая, закрыл своим телом Мэг. Рыжий торжествующе завопил и занес руку для последнего смертельного удара. Вдруг Доминик вскочил с земли и точным, быстрым движением перерезал Рыжему горло. Его враг был мертв.
 Доминик отбросил меч, встал на колени и наклонился над лежащей Мэг. Ее лицо было бледно, сердце почти не билось. Вокруг кипел бой, но Доминика занимала только его жена.
 – Мэг, – сказал он с дрожью в голосе. – Ты ранена?
 Мэг медленно открыла глаза. Свет от костра падал на серебряную булавку. Мэг посмотрела в хрустальные глаза Волка и вздохнула. Дрожащими пальцами она дотронулась сначала до Волка Глендруидов, потом до воина, который носил его.
 – Не бойся, воин, – прошептала Мэг. – Умру я или нет, Блэкторн и его люди будут твоими.
 – К черту Блэкторн!
 Доминик нежно ощупывал ее тело, пытаясь найти рану. Мэг хотела что-то сказать, но у нее не было сил. Доминик дотронулся до ребер Мэг, и она застонала.
 – Немного крови и пара синяков, – шепотом произнесла Мэг.
 – Но тебе плохо.
 Удар был сильный, и если Рыжий и не убил ее, то вполне мог покалечить. Когда Доминик понял, насколько Мэг была близка к смерти, он похолодел.
 – Ты не должна так рисковать собой, – проговорил он.
 – Рыжий убил бы тебя.
 – Но он чуть не убил тебя! Боже, если бы ты умерла…
 – Моя смерть ничего бы не изменила.
 Мэг улыбнулась и снова дрожащей рукой дотронулась до головы Волка.
 – Теперь все дело в тебе, – сказала она. – Ты исцелишь эту землю, а не я. Теперь ты свободен от прежних страхов и неудач. Я тоже свободна: мне больше не придется отдавать свое тело, сердце и душу человеку, который видит во мне только будущую мать своих детей.
 – Что ты говоришь, Мэг? – попытался остановить ее Доминик.
 – Теперь люди Блэкторна в безопасности. Талисман и ты охраните их. Ты можешь выбрать себе другую жену, а я буду свободна, как неприрученный сокол.
 Доминик на миг закрыл глаза, стараясь побороть кипевшие в нем противоречивые чувства – любовь и гнев. Мэг была жива, но еще никогда она не была так далека от него и с каждым словом отдалялась все больше и больше. Она должна увидеть его по-новому!
 – Я никогда не оставлю тебя! – воскликнул Доминик прерывающимся голосом.
 – Не беспокойся, Волк Глендруидов. Люди примут тебя. Блэкторн всегда будет твоим. Теперь никто этого не изменит.
 – Мне ничего не нужно без тебя. Посмотри на меня. Загляни в мою душу, Мэг.
 – Нет, – отказалась Мэг. – Я не могу этого вынести. Я смотрю на тебя и вижу, как сильно люблю я и как мало любишь ты.
 Доминик наклонился к ней и осушил поцелуями ее слезы.
 – Посмотри на меня и узнай то, что я уже знаю, – прошептал он. – Посмотри на меня.
 Мэг открыла глаза. С возгласом удивления она прикоснулась пальцами к губам мужа.
 – Целительница, – выдохнул Доминик, целуя руки Мэг, – ты исцелила мою душу. Родишь ты мне сына или нет, у меня никогда не будет другой жены, кроме тебя.
 Доминик прижался лицом к груди Мэг и прошептал то, что они теперь знали оба:
 – Я люблю тебя, моя колдунья. Я всегда буду любить тебя.




 Эпилог


 Лютая зима заметала снегами поля и заковывала льдом реки, но люди Блэкторна, запасшись летним урожаем, спокойно продолжали делать свои привычные дела. И все же они волновались, но волновались радостно. С минуты на минуту они ждали известий от своей госпожи, которая носила в себе семя Волка Глендруидов.
 – Я хочу, чтобы Старая Гвин осталась, – сказал Доминик.
 – Она уже очень стара, – ответила ему Мэг. – Я больше не могу просить ее – я знаю, что она хочет покоя. Гвин искупила свою неверность мужу.
 Доминик покачал головой. Он не мог поверить, что Старая Гвин своей службой искупала грех тысячелетней давности! Люди не могут жить так долго! Он был уверен только в том, что серебряное свадебное платье, цепочка с каменьями и старая женщина исчезли, как будто их никогда и не было на свете. Мэг о чем-то задумалась, и по ее лицу пробежала тень тревоги. Доминик заметил это не в первый раз за сегодняшний день.
 – Как ты себя чувствуешь? – спросил он заботливо.
 – Я хочу выйти из ванны.
 Доминик помог ей вылезти и подал мягкое теплое полотенце.
 – Нужно найти подходящую прислугу, – произнесла Мэг.
 Доминик нежно коснулся большого живота.
 – Хозяину Блэкторна не пристало прислуживать своей жене.
 – Для него это большая честь, – возразил ей Доминик.
 Внезапно тело Мэг напряглось, и она проговорила изменившимся голосом:
 – Позови повитуху. Наше дитя чересчур проворно.
 За окнами бушевала метель, пока Доминик нес Мэг к постели, которую она приготовила заранее. Сухие травы и коренья наполняли комнату благоуханием. Повитуха ворвалась в дверь и начала читать ритуальные глендруидские песни, которым научила ее Мэг.
 – Ну, теперь вы довольны? – поинтересовалась она, исполнив эту нудную обязанность.
 – Да. – Голос Мэг был тих и слаб. Снова накатила боль. Мэг схватила руку мужа и сжала так, что ее ногти впились ему в ладонь. Другой рукой Доминик гладил волосы Мэг, говоря о своей любви.
 Повитуха краем глаза наблюдала за Домиником: такая нежность не часто встречается среди мужчин, особенно среди тех, которые говорят: «Никакой пощады! Пленных не брать!»
 Но теперь разбойники и мятежные рыцари убрались в северные земли и не осмеливались беспокоить людей, живших под защитой Волка Глендруидов.
 Повитуха тревожно поглядывала за окно: как разыгралась непогода! Супруги не замечали этого. Для них существовала только новая жизнь, готовая возникнуть из лона Мэг. Волк Глендруидов смотрел с плеча Доминика на Глендруидскую ведьму.
 – Вы можете идти по своим делам, господин. Я помогу ей, – сказала повитуха Доминику.
 – Нет, – твердо ответил он. – Моя жена не покидала меня ни в радости, ни в горе, и я не оставлю ее сейчас.
 Повитуха пожала плечами, но промолчала. Мэг застонала, корчась от боли.
 Доминик находился подле нее все время, пока длились роды. Вскоре детский крик заставил его вздохнуть с облегчением.
 – Лорд Доминик! Ваша жена родила вам сына!


* * *

 Замок наполнился звонкими детскими голосами. Доминик учил своих подрастающих сыновей сражаться, когда необходимо, и искать мира, где это возможно. Мэг передала дочерям тайны воды и трав, садов и всего живого, чтобы они, когда придет время, передали древнее знание своим дочерям. И еще Глендруидская ведьма и Волк Глендруидов всей своей жизнью учили детей самой важной жизненной истине: на свете никогда не было, нет и не будет ничего сильнее, чем щедрое, бескорыстное сердце и неукрощенная душа любви.