Аннотация: Память о прошлом не даст покоя, не позволяет мечтать, надеяться на любовь, на будущее, на счастье. Как же быть? Остаться в монастыре навсегда?


---------------------------------------------


 Джейн Портер
 Обещание Кристоса



 ГЛАВА ПЕРВАЯ


 – Неужели ты хочешь навсегда остаться в монастыре? – В голосе Кристоса Патерса слышались нотки недоумения. Чтобы такая девушка (ее отец сказал, что ей уже двадцать пять, но она не выглядела на свои годы) не хотела выйти замуж? Быть этого не может! И чем он ей не муж?
 – Ты уже получил мой ответ, – холодно ответила Алисия Лемос, – напрасно ты приходишь сюда и тратишь свое драгоценное время.
 Он повернулся спиной к монахине, которая все время крутилась рядом, и попытался сделать так, чтобы она не слышала их разговора. Аббатиса настояла на том, чтобы Алисию сопровождала монахиня, но это вовсе не значит, что ее надо обязательно посвящать в предмет их беседы.
 – Ты сказала «нет» отцу. – Тон был обманчиво – мягким. – Мне ты этого не говорила. – Он повысил голос. Не следовало этого делать. Он и без того сильный мужчина и всегда добивался своего.
 Но Алисия лишь изогнула дугой черные брови, как бы говоря: «Некоторым женщинам льстит такая настойчивость, но только не мне».
 – Итак, твой ответ?.. – снова спросил он.
 Алисия скептически рассмеялась, но в глазах у нее зажегся недобрый огонек.
 – Я, конечно, знаю, что ты американец, но не можешь же ты быть таким идиотом!
 Любого другого, у кого самооценка была не столь высока, это замечание сокрушило бы. Но он не любой. И мисс Лемос не любая. И он нуждался в ней и не собирался покидать Оиноуссаи без нее.
 – Тебе не нравятся американцы?
 – Не все.
 – Хорошо. Будет легче при переезде в Нью-Йорк.
 Их глаза встретились, и она неожиданно побледнела:
 – Я никуда не собираюсь переезжать и никогда не соглашусь на эту свадьбу.
 Он пропустил это ее заявление мимо ушей, так же как и все предыдущие.
 – Если для тебя это важно, то знай, что я считаю себя греком. Мои родители родились здесь и называют это место своим домом.
 – О, тогда они счастливые люди.
 Он улыбнулся. Неудивительно, что своего отца, Дериуса, Алисия довела до отчаяния. Она не хотела выходить замуж. Ей просто было это не нужно.
 – Не знаю, обрадуются ли они тебе как своей невестке, но ничего, привыкнут, – проговорил он.
 Краска неровно залила ее щеки.
 – Я уверена, тебя они обожают.
 – Безгранично. Но ведь большинство греческих матерей живут исключительно для своих сыновей.
 – Да, я знаю, ведь дочери быстро уходят из дома.
 Кристос не показал виду, что услышал в ее голосе глубокую боль.
 – Но ты же не имеешь в виду наших дочерей? Их я буду холить и лелеять.
 В тридцать семь лет ему нужна была жена, а Дериусу нужен был муж для его несговорчивой дочери.
 – Я – последний из Патерсов в своей ветви. И свое обещание подарить родителям внука до своего тридцать девятого дня рождения я выполню.
 – И ты надеешься, что я помогу тебе в этом?!
 Он еле удержался от того, чтобы не засмеяться:
 – Да, ты права.
 Алисия сжала кулаки. Ей так хотелось стереть с его самонадеянной физиономии эту противную усмешку. Она никогда не встречала человека, более уверенного в себе, чем этот тип.
 Она судорожно пыталась понять, зачем отцу надо было лететь через океан, чтобы привезти ей мужа. Ведь он всегда с презрением относился к богатым. Видимо, он уже отчаялся. Ну что же, она тоже. Но ведь он как будто продает ее с аукциона!
 Горячие слезы навернулись на глаза Алисии, но она сумела удержать их. Мама никогда бы не позволила отцу так поступать с дочерью.
 – Бывают и худшие партии, чем я, мисс Лемос, – снова подал голос Кристос.
 Она почувствовала иронию, но не смогла даже улыбнуться.
 – Муж остается мужем, а мне он не нужен.
 – Большинство женщин грезят о том, чтобы выйти замуж. Это мечта любой греческой девушки.
 – Я не любая.
 Он засмеялся:
 – Это вы так говорите, но я уже усвоил, что все женщины одинаковые. В вас всех заложена определенная программа.
 – А в вас нет?
 – Свою программу я хотя бы не пытаюсь прятать. Мне нужны дети, я хочу их. – Он изучал ее пристальным взглядом, как будто она была скаковой лошадью. – Ты молода. Ты будешь идеальной матерью.
 Она вздрогнула:
 – Но я не хочу быть матерью. Он равнодушно пожал плечами:
 – Мы можем пожениться сегодня. Здесь. Будем только мы. Боюсь, твой отец не приедет.
 Алисия легко могла бы ударить его сейчас. Ведь она точно знала, для чего Кристос Патере хочет жениться на ней. Ему нужно ее приданое. Ее приданое и связи ее отца. Когда Дериус отойдет от дел, Кристос унаследует всю его империю.
 – Тебе не кажется, что ты слишком уверен в себе? – спросила она.
 – Так говорят мои критики.
 – У тебя их много?
 – О, масса, – засмеялся он.
 Она сжала зубы. Для него это была лишь шутка, игра, он играл с ней, как кошка с мышкой. Она с трудом держала себя в руках, но эта неприятная ситуация все больше угнетала ее.
 – Ты сумасшедший, если думаешь, что я выйду за тебя.
 – Твой отец уже согласился на женитьбу, и приданое уже готово.
 – Так передай ему, что свадьбы не будет!
 – Я не могу этого сделать. Ты нужна мне.
 – Вне зависимости от того, что вы оба думаете, я не настолько слабохарактерна и глупа, – проговорила она, глядя на него в упор. – Если у вас проблемы со слухом, то я еще раз повторяю: я не выйду за вас, мистер Патере. Лучше состарюсь в этом монастыре, чем возьму вашу фамилию.
 Кристос поборол желание улыбнуться. Ее отец говорил, что дочь у него трудная, но он ни в коем случае не имел в виду ее ум и характер. Есть разница между трудным и активным. Трудный – это плохо. А активность и предприимчивость обычно приветствовались. И ничто не было более привлекательным, чем предприимчивые женщины.
 – О, ты знаешь, кажется, ты мне нравишься, – мягко пробормотал он.
 – Но я боюсь, что чувство не взаимно.
 Ее губы изогнулись, и он увидел, как Алисия откинула назад голову, как ее темные глаза бросили ему вызов.
 Солнечный свет упал ей на лицо, и он вдруг понял, что глаза ее вовсе не карие, а голубые. Загадочные, темно-голубые и очень глубокие. Как небо ночью. Как Эгейское море перед штормом. Пшеничные волосы и голубые глаза. Она была точь-в-точь как ее мать, наполовину русская, наполовину гречанка, которую он видел на фотографии и которая, наверное, была одной из красивейших женщин в свое время.
 – Ничего, ты ко мне привыкнешь. Я постараюсь сделать нашу супружескую жизнь… сносной.
 – Я скорее позволю засунуть мне в рот удила и – привязать седло к спине! – Глаза Алисии излучали ярость.
 – Сейчас меня это прельщает.
 Ее щеки стали ярко-розовыми. Он вдруг почувствовал страстное желание. Она будет его. Просто сама об этом еще не знает.
 Алисия предпочла отойти в дальний угол сада. Она скрестила руки, ее грудь поднималась и опускалась вместе с ее быстрым дыханием.
 Он не спеша последовал за ней, не желая слишком давить на нее. Пока еще не желая. Украдкой он потрогал свой нагрудный карман, чувствуя острый край утренней газеты. Она, должно быть, никогда не читает газет. Кристос понимал, что это нечестная игра, но он не собирался сдаваться. Он обещал своим родителям, что принесет богатство своей семье, и каждое решение, принятое им, преследовало эту цель. И состояние семьи с тех пор многократно увеличилось в результате множества сделок.
 Она почувствовала его приближение.
 – У тебя совсем нет совести? – Ее охрипший голос дрожал от переизбытка эмоций. – Как ты можешь жениться на женщине без ее согласия?
 – Это не будет без твоего согласия. У тебя есть выбор.
 – Ты мне противен.
 – Ну тогда иди и позови монахиню. Она сгорает от желания послушать наш разговор.
 Алисия посмотрела через плечо на монахиню и сжала губы.
 – Тебе все это нравится. Ты получаешь от этого удовольствие.
 – Это день моей свадьбы. Что же здесь может не нравиться?
 Она сделала шаг назад и опустилась на мраморную скамейку. Он подошел к ней так, чтобы видеть ее лицо.
 – Алисия, ты понимаешь, что твой отец поклялся держать тебя здесь до тех пор, пока ты не изменишь решения? Тебя это не волнует?
 – Нет, ты не первый мужчина, которому я отказала, и, осмелюсь предположить, не последний. Я в монастыре уже около года, и если честно, уже начинаю думать о том, чтобы остаться здесь навсегда.
 Остаться навсегда? Он ни на секунду не поверил ей. Несмотря на ее правильную классическую красоту – высокие скулы, тонкие изогнутые брови, – ее глаза, эти сине-фиолетовые глаза излучали какую-то тайну.
 Ей настолько же подходило монашеское одеяние, насколько ему пошла бы священническая ряса.
 Нет, никогда он так просто не отступал. Он любил рисковать. Смелая, захватывающая борьба за греческую судовую индустрию продолжается. И он достаточно удачливый игрок.
 – Твоим домом, Алисия, будет мой дом. И ты моя. Ты – часть моих планов. А если я чего-то захочу, то я от этого не отступлюсь. Я никогда не отступаюсь.
 – Эта поразительная черта твоего характера будет более подходящей в каком-нибудь другом месте, – скептически выдавила из себя Алисия.
 – Нет никакого другого места. И нет никакого выбора. Ты, наша женитьба – это мое будущее, – сказал он мягко.
 Теплый ветерок пробежал по саду, слегка растрепав прядку, выскочившую из ее строгого узла волос. Она даже не сделала попытки пригладить ее.
 Ему нравилось смотреть, как солнце скользит по ее плечам и лицу. Оно делало ее волосы золотыми. И голубые вспышки мерцали у нее в глазах.
 – Я знаю, кто вы, мистер Патере. И я знаю о ваших успехах. Рассказать, что мне известно?
 – Будьте так любезны. Я люблю счастливые истории.
 – Чистокровный грек. Родились и выросли в обычном пригороде Нью-Йорка. Ребенком посещали обычную государственную школу до того, как вас приняли в более престижную, достаточно хорошую школу. Но почему же сразу не в Гарвард? Гарвард все-таки лучше.
 – Гарвард – для потомственной аристократии.
 – Верно. Ваш отец покинул Оиноуссаи обанкротившимся и опозоренным.
 – Нет, не опозоренным. Просто нищим. К счастью, в других местах жизнь получше.
 – Ваш отец работал на судостроительном заводе, – продолжила Алисия.
 – Он был сварщиком, – невозмутимо добавил Кристос, пряча свои эмоции. Он был безгранично предан своим родителям, и особенно отцу. Его преданность отцу и семье поддерживали их во времена невзгод и трудностей.
 Быстро, пока она не успела продолжить, он перевел разговор на нее:
 – А твой отец, Алисия, унаследовал все свои миллионы. Ты никогда не испытывала ни в чем недостатка. Ты не знаешь, что значит бедность.
 – Но вы больше не бедны, мистер Патере. У вас сейчас примерно столько же кораблей, сколько во всей британской торговой флотилии. И сейчас вам несложно найти невесту, которая не отвергла бы ваше предложение о женитьбе.
 – Но я не смогу найти другого Дериуса Лемоса.
 – То есть на самом деле вы берете в жены моего отца.
 Она была великолепна. Кристос слегка улыбнулся, удивляясь несоответствию спокойной внешности девушки ее вспыльчивому характеру. Он неожиданно поймал себя на мысли, какой она будет в постели. Должно быть, пылкой, страстной и горячей.
 Он посмотрел на растрепавшуюся золотистую прядку волос, плясавшую у нее на щеке, ласкающую ее ухо, и почувствовал страстное желание последовать за этой прядкой своим языком, рисуя тот же путь на ее лице – от скулы до рта, ото рта до мочки уха.
 Его тело напряглось, наполняясь волнующим желанием. Он по-настоящему хотел иметь такую жену. Какие бы у них были дети!
 Алисия откинулась назад на скамейке, ее коричневое мрачное одеяние словно помогало ей скрывать чувства.
 – Насколько хорошо вы знаете моего отца?
 – Достаточно хорошо, чтобы знать, чего от него можно ожидать.
 Она позволила себе легкую улыбку, и Кристос заметил отблеск на ямке слева от ее пухлых губ. Они тоже будут его после их свадьбы.
 – Мой отец, должно быть, тоже хочет иметь вас в заднем кармане. Я так и вижу его, потирающего руки и довольно смеющегося. – Она подняла голову, и Кристос увидел густые ресницы, открывающие голубые глаза. – Он же потирал руки, когда вы сделали это предложение?
 Ее тон, ее голос, ее глаза. О боже! Он так хотел ее!
 Кристос резко наклонился вперед и схватил пучок волос у нее на затылке. Глаза Алисии округлились, когда его пальцы натянули ее волосы за секунду до того, как он закрыл ее рот своим.
 Она судорожно вздохнула, когда он дотронулся до ее губ своими и языком прочертил линию ее рта. Он не мог не заметить ее взволнованное дыхание и неожиданную податливость ее губ.
 Его собственное тело напряглось, кровь пульсировала.
 Издалека он услышал покашливание. Монахиня!
 Кристос медленно отодвинулся от Алисии.
 – Ты такая сладкая, – хрипло пробормотал он.
 Алисия побледнела и провела тыльной стороной руки по губам, как будто пытаясь стереть отпечаток его поцелуя.
 – Только попробуй еще раз так сделать, и я позову аббатису.
 – И что ты скажешь, сладкая Алисия? Что твой муж поцеловал тебя?
 – Мы не женаты! Мы даже не обручены!
 – Но скоро будем. – Он уставился на ее обнаженную ключицу. – Ты любишь заключать пари?
 Она заметно вздрогнула:
 – Нет. Я никогда не рискую.
 – Это замечательно. Но я люблю пари. Видишь ли, Алисия, я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. – Он поймал ее недоверчивый взгляд и почувствовал удовлетворение. – В семнадцать ты получила университетскую стипендию, чтобы поехать в школу искусств в Париже. Жила на чердаке с десятком таких же желающих стать художниками, вела богемный образ жизни. Когда деньги кончились, ты, как и остальные, стала искать работу. Лето проработала домработницей, потом в булочной. Дольше всего ты продержалась в должности экономки в семье дизайнера.
 – Это были приличные работы, – чуть слышно проговорила она, кровь отхлынула от ее лица.
 – Да, приличные, но уж слишком отличающиеся от той жизни, к которой ты привыкла.
 – И что из этого следует?
 Улыбка сползла с его лица, и он, наклонившись вперед, взял ее за подбородок.
 – Ты восемь лет пыталась скрываться от своего отца.
 Она открыла рот, но не произнесла ни звука.
 Кристос пристально глядел на девушку, приблизив свое лицо к ней, и видел каждую вспышку в ее глазах.
 – Но какое-то время ты была свободна. Ты рисовала, путешествовала, общалась с теми, с кем тебе хотелось. Но потом ты вдруг заболела, и заботливый отец поместил тебя в больницу в Берне. Больше он тебя от себя не отпускал.
 – Но он не сумел завоевать мою душу! И никогда не сумеет. – В ее глазах опять появился вызов.
 Его голос потеплел, взывая к ее разуму:
 – Подумай об этом, Алисия. В Греции ты беспомощна. Твой отец – глава семьи, у него абсолютный авторитет. Он имеет право выбрать тебе мужа. И он имеет право запереть тебя здесь. Он может сделать твою жизнь несчастной.
 – Я здесь не пленница.
 – Тогда почему же ты не уедешь?
 Она задержала дыхание, полная внимания, ее глаза застыли, губы были плотно сжаты.
 – Ну а если бы я был твоим мужем, – закончил он после короткой паузы, – ты бы смогла уехать отсюда. Сегодня же. Ты наконец-то стала бы свободной.
 Минуту она молчала, так же внимательно изучая его, как только что слушала. Потом проговорила:
 – Греческие жены никогда не бывают свободны.
 – Ну, может, не так, как тебе бы хотелось. Но ты сможешь путешествовать, будешь делать то, что тебе нравится, будешь сама выбирать себе друзей, – он перевел дыхание, – и ты сможешь опять начать рисовать.
 – Я больше не рисую.
 – Но ты сможешь. Я слышал, что ты это делала довольно неплохо.
 Неожиданно Алисия рассмеялась. Она обняла себя руками, словно пытаясь оградиться, защититься.
 – Должно быть, тебе очень нужны корабли отца!
 Кристос почувствовал какую-то горькую радость, такого он еще никогда не испытывал. Он увидел себя таким, каким был. Деятельный, расчетливый, гордый, пекущийся только о своих собственных интересах. И эта женщина, эта привлекательная хрупкая молодая женщина знала, что она – средство достижения каких-то целей в бизнесе. Ее цена – это имя, ее ценность – приданое. На какую-то долю секунды он возненавидел всю эту систему, возненавидел себя.
 Алисия увернулась от его объятий, сделала несколько шагов назад.
 – Корабли, – прошептала она, – как же я их ненавижу.
 – А мне они нравятся, – ответил он, представляя себе, как бы она смотрелась на картине: крутой изгиб шеи, нежная бархатная кожа, игривые завитки ее волос цвета дикого меда, ласкаемые солнцем. Он хотел эту женщину!
 – Мистер Патере, вам никогда не приходило в голову, зачем такому могущественному человеку, как мой отец, отдавать свое богатство лишь для того, чтобы сплавить дочь?
 Солнечный свет плясал у нее на голове, ветерок трепал уже вторую прядку.
 – Я порченый товар, мистер Патере. Отец не смог бы меня выдать за местного греческого жениха, даже если бы очень постарался.
 И даже более порчгный, чем он может себе представить, – Алисия отчетливо понимала это.
 Непрошеные воспоминания о швейцарском санатории пришли на ум. Около четырнадцати месяцев она провела там, весь свой двадцать первый год, пока не приехала ее мать и не вытащила ее оттуда. Она нашла ей маленькую квартирку в Женеве.
 Алисии нравилось в Женеве. Ни одного плохого воспоминания. И около двух лет она жила тихо, счастливо, работая в маленьком магазине одежды, находя убежище в своей небольшой квартирке. Раз в неделю она звонила матери в Оиноуссаи, и они просто болтали ни о чем.
 Мама никогда не говорила с ней ни о санатории, ни о Париже. Алисия никогда не спрашива – ла об отце. Но они понимали друг друга и знали боль каждой.
 Алисия не вернулась бы в Грецию, в дом отца, если бы не болезнь матери. У нее оказался рак.
 Мрачный колокольный звон пробудил Алисию и напомнил ей о смерти матери и о похоронах.
 Колокола продолжали звонить, и их перезвон был похож на скрип ногтя по доске. О, как же она ненавидела это место! Сестры делали все возможное, чтобы она чувствовала себя комфортно в стенах монастыря, но Алисия так хотела вернуться к жизни!
 Сестра Елена, монахиня с непроницаемым лицом, сказала, что пора возвращаться.
 Алисия почувствовала какое-то подобие паники, отчаяния, которое делало ее легкомысленной. Она не могла заставить себя покинуть сад и потерять надежду на свободу.
 Чувствуя эту внутреннюю борьбу, которая происходила в душе женщины, Кристос решил вмешаться:
 – Тебе не обязательно возвращаться.
 Он чувствовал ее неуверенность и смущение, и его голос был тихим и спокойным:
 – Останься сегодня со мной, это будет началом твоей новой жизни. Все будет увлекательно и ново.
 Он дразнил ее, играл с ней, и она уже готова была сделать все, чтобы добиться долгожданной свободы, даже опуститься до этой сделки.
 Она может покинуть монастырь, если станет его женой.
 Она может отделаться от отца, если свяжет себя с этим незнакомцем.
 – Ты не боишься меня? – спросила она, отвернувшись от сестры Елены и глядя на этого смуглого красивого мужчину.
 – А почему я должен тебя бояться?
 – Я думаю, отец рассказывал тебе о моем здоровье… – Эти слова дались ей с трудом, они причиняли ей настоящую боль, и на глаза девушки навернулись слезы.
 – Ну, он упомянул, что несколько лет назад ты серьезно болела, но сказал^ что сейчас ты в полном порядке. И выглядишь великолепно, разве что слишком худа. – Он оценивающе осмотрел ее с головы до ног.
 Ее губы изобразили некое подобие слабой и фальшивой улыбки.
 – Внешность может быть обманчивой. Кристос пожал плечами.
 – Первые мои семь кораблей были повреждены. Я фактически сделал их заново, снял старую обшивку, вычистил их от носа до кормы. И через год они принесли мне первый миллион. Это было десять лет назад. И они до сих пор в прекрасном состоянии.
 Она представила себе, как он раздевает ее, собираясь сделать заново. Эта картина шокировала и испугала ее. Последний раз она была с мужчиной много лет назад, и Кристос совсем не был похож на того подростка.
 Она знала, что щеки ее сейчас залились крас – кой, и ненавидела себя за это. Девушка постаралась взять себя в руки.
 – Я тебе никаких миллионов не сделаю.
 – Да, у тебя они уже есть.
 Обожженная этой безжалостной циничностью, она гордо выпрямилась.
 – Тебе придется забыть о них. Я уже не один раз сказала, что никогда не выйду замуж.
 – Ты имеешь в виду, что еще раз никогда не выйдешь замуж?
 Она застыла на месте. Он знал?
 – Ты вышла замуж, когда была еще совсем девчонкой. Он был англичанином, на шесть лет старше тебя. Я думаю, вы познакомились в Париже. Он что, тоже был художником?
 Она медленно повернула голову, широко раскрытые глаза ее выражали ужас. Что еще было ему известно? Что еще ему сказали?
 – Я не собираюсь обсуждать с тобой ни этого человека, ни мое замужество, – хрипло произнесла она. Брак с Джереми был ее величайшей ошибкой.
 – Твой отец сказал, что тот мужчина охотился за твоим приданым.
 – А разве ты сейчас занимаешься не тем же самым?
 Ее темные глаза блестели. Она поняла, что от этого мужчины так легко не отделаешься.
 Кристос обошел ее, и ей пришлось повернуть голову, чтобы видеть его реакцию. Бабочки летали около ее груди, своим трепетным полетом словно подчеркивая волнение Алисии. Он был высоким, намного выше всех мужчин, которых она знала, и солидным, с широкой грудью и мускулистыми руками.
 Ее нервы были на пределе. Она ясно понимала всю невыгодность своего положения и судорожно искала ту соломинку, за которую можно было бы схватиться.
 – Нормальный, уважающий себя грек никогда не согласится быть вторым мужем!
 – Мы уже поняли, что я не обычный греческий мужчина. Я делаю то, что хочу, и так, как хочу.




 ГЛАВА ВТОРАЯ


 Алисии абсолютно не нравилась вся эта игра, которую он затеял с ней. И единственное, что ей оставалось, – это попробовать рассуждать так, как Кристос.
 Кристос Патере хотел, чтобы она способствовала его успеху в бизнесе. Ему нужно было жениться на ней, чтобы достичь цели. И не было никакой любви, никаких чувств. Была обычная сделка, и ничего более.
 Почему бы и ей не отнестись к этой женитьбе так же? Ему нужно ее приданое, ей нужна независимость. Он хотел сотрудничать с семьей Лемос, она хотела избавиться от отца.
 Возможно, Греция – часть мужского мира, но это не означает, что она не должна играть по мужским правилам. Она еще раз оценивающе посмотрела на него. Высокий, стройный, импозантный, властный. Сможет ли она ускользнуть от него после замужества?
 Не будет больше Алисии Лемос, несчастной богатой девушки. Будет обычная женщина с обычными желаниями. Как маленький домик в деревне. Как фруктовый сад. Как яблочное дерево.
 Она опять бросила взгляд на Кристоса, на его длинный прямой нос, на линию щек, на волевой подбородок и рот. Он казался скорее решительным, чем жестоким. Скорее настойчивым, чем агрессивным. Что он сделает, если она убежит от него?
 Будет преследовать ее? Она сомневалась в этом. Он слишком горд. Скорее всего, подождет немного, а потом тихонько аннулирует брак. Такие люди, как Кристос Патере, не любят выставлять напоказ свои провалы.
 Он повернулся и поймал на себе ее взгляд.
 – Все думают, что мы уже поженились.
 – Что? Как это может быть? – насмешливо спросила Алисия.
 Распахнув плащ, он достал из кармана газету и протянул ее девушке.
 Догадываясь заранее о том, что там увидит, Алисия развернула газету и расправила сложенные листы. Кричащий заголовок сразу бросился ей в глаза: «Тайный брак наследницы Лемоса».
 Злость, возмущение, шок охватывали ее по мере того, как смысл заголовка доходил до нее. Как он мог? Как он мог пойти на такую низость?
 Но ярость поутихла, к Алисии пришло вооду – шевление. Впервые за несколько месяцев она увидела просвет в своей жизни. И все, что ей нужно было сделать, – это не потерять Патерса.
 Выйти замуж и исчезнуть.
 Муж, замужество, мечты. Ей нужно только последовать его планам, а потом исчезнуть.
 Замечательно! Ее сердце неистово билось в груди.
 Это было слишком заманчиво. Ведь Кристос Патере захватил контроль над греческой корабельной промышленностью не просто из-за счастливого стечения обстоятельств. Он был умен. Судя по слухам, он просто великолепен. Такой великолепный мужчина не женится на молодой женщине, чтобы потом так просто отпустить. Он будет настороже, и ей тоже придется быть очень, очень осторожной.
 Она сможет сделать это, сможет исчезнуть. Надо просто быть такой же изобретательной, как и он.
 Ее сердце билось все быстрее, и жар охватил. тело. Возбуждение росло, но она взяла себя в руки, чтобы не открыть ему своих планов.
 Алисия нахмурилась, изображая удивление и шок.
 – Это несерьезно.
 – Это первая страница.
 – Но ведь не было никакой свадьбы. Как может здесь быть эта заметка?
 – Прочитай.
 Она вынуждена была пробежать глазами по первой странице, где ее отец говорил, что не мо – жет сказать ничего конкретного о тайном браке. Он знает только, что американский грек, корабельный магнат Кристос Патере, посетил Оиноуссаи несколько дней назад и виделся с его дочерью в монастыре. Другие источники сообщали, что Патерса видели в городе, третьи – что монастырь послужил местом тайного замужества.
 Это работа ее отца, несомненно. Как кукловод с куклой. Невероятно. Но в этот раз кукловодом будет она.
 Она отшвырнула газету.
 – Вы с отцом – замечательная команда.
 – Это была его идея, не моя.
 – Никто не поверит этой ерунде!
 – Но все верят.
 Он выглядел до омерзения самодовольным, как будто опутал ее своими сетями. Извините, про себя попросила прощения Алисия, но эта партия останется за мной.
 Она решила выйти за него. А потом оставить. Если Кристос действительно так хочет сотрудничать с ее отцом, что ж, пусть испытает на себе сначала его гнев.
 Внезапно в ней на какую-то долю секунды проснулось чувство вины, но она проигнорировала свою совесть, напоминая себе, что Кристос и ее отец были людьми одного типа. Самодовольные. Легкомысленные. Без чувства жалости.
 Ни разу отец не отступился от своего расписания. В последний год болезни матери он ни разу не отложил деловую встречу, не отменил поездку. Ни разу не выказал чувства сострадания. Он не держал ее за руку во время химиотерапии, не просиживал ночами у ее постели, когда она лежала, испытывая только боль и страх.
 Он делал вид, будто ничего не изменилось, игнорируя все диагнозы, как будто ее недомогание было вызвано плохой погодой или грядущими волнениями по поводу его планов на новые корабли, договоры, сделки.
 К черту отца! И к черту Кристоса!
 Алисия знала, что нет хуже доли, чем доля жены греческого магната.
 Но она решилась на все это, чтобы достичь своей цели. Независимость. Спокойствие. Жизнь вдалеке от пышущих здоровьем греческих корабельных семей. Может, она вернется в Женеву. Может, будет жить в небольшом домике на юге Лондона…
 – Когда свадьба? – Ее пульс ускорился.
 – Мы поженимся сегодня здесь, в монастыре, и сегодня же вечером уедем.
 – Ну и каковы твои намерения в отношении меня?
 Его темные глаза изучали ее.
 – Как моя жена, ты будешь путешествовать со мной. Когда я буду давать приемы, ты будешь играть роль хозяйки. Ну и мы будем везде появляться вместе, как настоящая супружеская пара.
 – Деловой контракт?
 – Совершенно верно.
 – Для спокойствия твоей семьи?
 – И снова в яблочко.
 Он не хотел разочаровывать своих родителей. Алисия могла бы им гордиться. Но, к счастью, ей не нужно думать об этом. Она недолго будет с ним, недолго будет исполнять свои обязанности. Если они сегодня обвенчаются, то лишь несколько часов отделяют ее от свободы, от самостоятельной жизни.
 – Что-нибудь еще? – холодно добавила она, не давая Кристосу понять ее намерения. Он может модно одеваться, быть красноречивым, но, несмотря на весь этот внешний блеск, он был таким же мужчиной, как ее отец. А ее отец, жесткий, критичный, твердый, разрушил свою семью так же легко, как и уничтожал бывших друзей. Для него не было ничего святого. Существовало только лишь его дело. Его корабли. Этого у него никто не мог отнять. Это было его детищем, а за него он мог уничтожить кого угодно.
 – Ну, я желаю нам нормальной жизни.
 Ее задело то, что они сразу перешли к обсуждению договора. Для него это была какая-то обычная сделка, где необходимо оговорить детали. И он это знал. И она это знала. Чувство досады переполняло ее, но она не собиралась отступать.
 – Настолько нормальной, насколько ты захочешь.
 – Ну, я ожидаю, что ты будешь верна мне. Лояльна. Честна.
 Она почувствовала, что внутри у нее что-то дрогнуло, что совесть опять зашевелилась в ней, но она отогнала это чувство с легкой усмешкой. Мужчины контролировали ее всю жизнь. Сейчас она в состоянии сама о себе позаботиться. – Это все?
 – А ты хочешь, чтобы было еще что-то?
 Он точно проверял ее. Он знал, что могло быть еще что-то. Они еще не обсудили физическую сторону их замужества, и эта тема висела между ними, тяжелая и запретная.
 – Это ведь брак по расчету, не так ли? – Она на мгновение бросила на него взгляд, прежде чем отвернуться, но успела заметить хищный огонек в его глазах. Он даже не нервничал! Ему нравилось все это!
 – Брак по расчету не приносит детей, – логично заметил Кристос, – а мне нужны дети. – И прежде чем она что-либо сумела ответить, он продолжил: – Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И секс – вполне естественная часть жизни. Это должно стать естественным и между нами.
 Алисия почувствовала дикий страх, от которого волосы на затылке зашевелились, кровь хлынула к лицу, волна тепла прокатилась по телу.
 – Мы едва знаем друг друга, мистер Патере.
 – Поэтому я и не давлю на тебя. Я согласен подождать, пока стеснение уйдет и мы будем чувствовать себя уютнее друг с другом.
 К щекам снова прилило тепло. Его голос был хриплым, он заполнял собой все пространство, горячий и проникновенный. На мгновение она представила себе его тело около своего, его губы на своей коже.
 Одна только мысль о том, чтобы заняться с ним любовью, заставила ее испытать глубочайшее волнение. Каждый ее нерв был напряжен до предела.
 Скрестив руки на груди, она старалась унять дрожь в груди, не поддаваться внезапному влечению к этому мужчине. Впервые за несколько последних лет она снова почувствовала себя настоящей женщиной.
 Она не будет смотреть на него.
 – Ты хочешь жениться не по любви?
 – Я хочу жениться на тебе.
 О, он хотел ее, хотел заботиться о ней… Она почувствовала, как перехватило дыхание, почувствовала боль и надежду, промелькнувшую в сердце, обольщенном его обещаниями и теплотой в голосе. Каково это, быть любимой таким мужчиной?
 Она оборвала свои мысли. Он никогда не говорил о любви или о том, что хочет ее. И даже не се он добивался. Он добивался богатства Лемосов, добивался ее отца, денег, но не ее. Как может она позволять себе летать в облаках? Разве ей не хватило того урока, который ей уже преподали? Ведь именно так Джереми пробился сквозь все воздвигнутые ею преграды. Именно так заставил ее раскрыть свое сердце. Она не может и не должна снова допустить ту же ошибку. Первые впечатления всегда обманчивы.
 Алисия напомнила себе, что Кристосу-то, в сущности, все равно. Но она сможет покинуть монастырь и выйти из-под контроля отца. Это то, что хотела бы для нее мать. Это то, что мать хотела бы для себя.
 Ее блуждающий взгляд наткнулся на белую вымытую стену. Все окна монастыря выходили в сад, и единственное, что можно было увидеть, – это цитрусовые деревья. Ни вида на океан, ни картины внешнего мира…
 Все это отец отнял у нее через несколько недель после смерти матери. Для него не существовал даже траур. Только бизнес, деньги, сделки и корабли.
 Алисия почувствовала комок в горле. Она ощутила себя беззащитной и связанной.
 – Когда мы сможем сделать это? – спросила она наконец после продолжительной паузы. – Давай не будем терять время.
 Наверное, их свадьба была самой быстрой подобной церемонией, которая когда-либо проходила в монастырском соборе. Колокола, клятвы и невинные поцелуи.
 Расположившись на заднем сиденье лимузина, Алисия сжимала руки на коленях, изо всех сил стараясь не обращать внимания на шикарное рубиново-изумрудное кольцо, которое украшало ее палец. Кристос уже сказал ей, что это кольцо не было семейной реликвией и что трехкаратные рубины не являются частью их семейного богатства. Нет, кольцо было приобретено недавно, специально для нее.
 Но ей не придется долго носить его. Завтра в это же время она снимет кольцо с пальца и оста – вит его на трюмо или в ванной на полке. Так она себе пообещала.
 Странное спокойствие наполнило ее. Впервые за несколько лет Алисия почувствовала, что она режиссер, а не актер. Теперь она сама будет принимать решения.
 Женщина тайком посмотрела на своего мужа, на его правильные дугообразные брови, на морщинку между глаз. Он зачесывал черные волосы назад, и вихор надо лбом смягчал строгость его крепкой, высокой фигуры.
 Он будет удивлен, – нет, ошеломлен, когда обнаружит ее исчезновение. Он не предполагает, что она может обмануть его. Это даже не приходит ему в голову. Все греческие мужчины уверены, что все и всегда будет идти строго в соответствии с их планами.
 Он сидел близко, слишком близко, но она не отодвигалась. Ей нравилось чувствовать его бед – •ро рядом со своим.
 Она могла думать только о тепле, которое шло от него, и ее охватила паника, вызванная этой нежелательной для нее близостью. Она не была готова к его прикосновениям. Не была готова ни к чьим прикосновениям.
 Алисия поборола себя и, подвинувшись ближе к двери, забилась в угол.
 – Ты ведешь себя как девственница, – медленно проговорил он, бросая насмешливый взгляд в ее сторону.
 Она и чувствовала себя как девственница. Долгие годы к ней никто не прикасался, никто да – же не целовал, а сейчас она сидит рядом с этим незнакомцем, с этим высоким, мускулистым, импозантным незнакомцем, который хочет, чтобы она родила ему детей.
 Алисия глубоко вздохнула и прижала дрожащие пальцы к губам. Что она наделала? Как она могла выйти за этого человека? Если ей не удастся сбежать от него, она умрет. Алисия не хотела семьи. Ни детей, ни мужа. Никогда.
 Она не даст Кристосу ни единого шанса. Она не позволит ему даже приблизиться к ней. Пусть только попробует искушать ее. Как только появится возможность, она уйдет.
 – Расслабься, – ровно произнес Кристос, – я не собираюсь набрасываться на тебя.
 Она приоткрыла глаза и взглянула на него из-под опущенных ресниц. Он выглядел жестким и сосредоточенным.
 Роскошный седан несся по узкой горной дороге. Несмотря на ремень безопасности, на каждом повороте Алисия практически впечатывалась в Кристоса. Она тут же собиралась и заставляла себя отпрянуть назад. Губы Кристоса были плотно сжаты.
 Напряженная тишина висела в воздухе. После упорной борьбы с самой собой Алисия, понимая, что сама создала эту атмосферу враждебности, заставила себя спросить:
 – Как тебе нравится Оиноуссаи?
 – Он слишком маленький.
 – Как Америка? Уголки его губ приподнялись в легкой ухмылке.
 – Да, как Америка. – В глазах Кристоса проскользнуло изумление, но тело его тут же снова напряглось.
 Она почувствовала на себе его взгляд, который изучал ее так же беззастенчиво, как некоторые изучают картины в музее.
 – Ты когда-нибудь была раньше в Штатах? – спросил он.
 – Нет. – Она всю жизнь грезила о Нью-Йорке и Сан-Франциско, но у нее не было ни времени, ни возможностей поехать туда. Благодаря отцу она была слишком занята, изучая стены санатория и монастыря.
 – У меня встреча в Сефалонии, куда мы и отправимся. А потом я подумал, что мы сможем завершить наш медовый месяц где-нибудь еще, где-нибудь, где ты сама захочешь, перед тем как отправимся в мой дом на Восточном побережье.
 Медовый месяц. Она напряглась. Он же сказал, что не будет давить на нее, сказал, что подождет. Медовый месяц подразумевает занятия любовью, и близость, и…
 Алисия задрожала. Она сделала ошибку! Он должен развернуть машину, отвезти ее обратно в монастырь. Сейчас же!
 – Мы не вернемся в монастырь, – сказал Кристос, все еще наблюдая за ней чуть прикрытыми темными глазами.
 Алисия подняла голову. Она уставилась на него, пораженная, что он знал, о чем она думает. – Моя дорогая миссис Патере, не так сложно понять, о чем вы думаете. Все эмоции написаны на вашем лице. – Он взял ее за сжатые на коленях руки. – Попробуй хоть немного расслабиться, Алисия. Я не буду требовать от тебя никакой любви сегодня. Я ничего от тебя сегодня требовать не буду. Тебе нужно время. И мне нужно время. Давай попытаемся пока просто получше узнать друг друга.
 Разозленная его назидательным тоном и уже не находя ничего разумного в их замужестве, она подняла голову, ее глаза сверкали от возмущения.
 – Ты хочешь узнать меня получше? Великолепно. Я тебе расскажу. Я ненавижу Грецию, и я ненавижу греческих мужчин. Я терпеть не могу, когда со мной обращаются как с человеком второго сорта лишь из-за того, что я женщина. Я ненавижу, когда деньги дают богатым все, делая их привилегированным сословием. Я ненавижу бизнес и корабли. Я ненавижу эту сделку, которую отец заключил с тобой несмотря на то, что терпеть не может Америку и американские деньги. – Она перевела дыхание, дрожа всем телом.
 Его черные брови насмешливо поднялись.
 – Закончила? – поинтересовался он.
 – Нет, не закончила. Я даже еще не начала. – Но вспышка гнева внезапно погасла, и Алисия понурила голову, опустошенная и неожиданно тихая.
 Она не была готова к этому. Не была готова к борьбе, к высказыванию своих мыслей. Отец во – обще никогда не позволял ей высказываться. – Отец никогда даже не смотрел на нее.
 – Так что еще тебя беспокоит? – настаивал Кристос. Он внимательно следил за ней.
 Она покачала головой, не в силах больше сказать ни слова.
 – По-моему, нам надо оставить обсуждение мировых проблем до лучших времен. Эти разговоры могут быть бесконечными, а? – Он криво усмехнулся, – Почему бы нам не начать с более мелких вещей, с каждодневной рутины? Ну, например, с завтрака. Кофе. Какой ты любишь? С молоком и сахаром?
 Она покачала головой. Ее сухие глаза блестели, казались больными.
 – Черный, – прошептала она.
 – Без сахара?
 Она снова покачала головой.
 – А ты? Черный?
 – Чуть-чуть молока. – Он говорил без иронии, и его тон был дружелюбным, обезоруживающе дружелюбным. – Ты рано встаешь?
 – Нет, я ночная птица, сова.
 – Я тоже.
 – Замечательно, – язвительно произнесла она. – Мы безупречно подходим друг другу.
 – Я правда верю, что неделя или две, проведенные вместе, помогут нам сгладить некоторые углы, избавиться от скованности и разрешить все наши разногласия, И поэтому я вычеркнул все деловые переговоры из своего ежедневника, и по – еле встречи в Сефалонии у нас будет пара свободных недель.
 – Как любезно с твоей стороны. – Я стараюсь.
 Усталость и изнеможение вернули ее страх. Новая волна паники накатила на Алисию. Что, если ей не удастся сбежать? Что, если он все время будет слишком близко, если он будет уделять ей слишком много внимания, чтобы у нее появилась возможность скрыться? Ее поймали в ловушку, вынудили пойти на этот брак. Открывшиеся перед ней возможности свели ее с ума, надежда поселилась в душе и не дала ей опомниться.
 Алисия не могла больше позволить себе ждать. Она должна исчезнуть, и как можно скорее. До того как она взойдет на корму яхты. До того как они вместе появятся на публике.
 Должно быть, Кристос заметил панику Алисии.
 – Тебе не обязательно меня ненавидеть, – проговорил он, целуя запястье жены.
 Потрясение прокатилось по ее телу, когда его губы дотронулись до нее; кровь запульсировала в венах.
 – Пожалуйста, не надо, – прошептала она, вырывая у него свою руку.
 – Ты пахнешь как лаванда или как солнечный свет.
 Злость послышалась в ее голосе.
 – Мистер Патере, отпустите меня.
 Он отпустил ее руку, и Алисия спрятала ее в коленях. Запястье горело, сердце судорожно би – лось. Она даже и не думала, что стала такой чувствительной!
 Алисия заставила себя смотреть в окно автомобиля: на каменистый пейзаж, на неровную дорогу, по которой машина, петляя, съезжала с холма, поднимая пыль и гравий. Они уже были на подъезде к городу.
 Неожиданно пугающая мысль пришла ей в голову.
 – Я увижу в городе отца?
 – Нет. Он улетел сегодня утром на встречу в Афины.
 Она почувствовала облегчение. Во всяком случае, ей не придется общаться с отцом прямо сейчас.
 – Тебе ведь он, в общем-то, безразличен, не так ли? – Кристос взглянул на нее, а потом снова уставился в окно.
 – Так.
 – Но он вроде бы славный. Он старается сделать тебе лучше.
 Горячая волна окатила ее. Кристос Патере не знал даже половины всего. Ее отец никогда не делал то, что лучше для нее. Он делал то, что лучше для него.
 Алисия многое простила отцу. Но никогда, никогда она не сможет простить ему равнодушие, которое он проявлял по отношению к ее матери в последние недели ее жизни. Когда мать умирала, он ни разу не посочувствовал ей. Абсолютно безразличный к ее боли, он не дал ей того, что ей бы – еле встречи в Сефалонии у нас будет пара свободных недель.
 – Как любезно с твоей стороны.
 – Я стараюсь.
 Усталость и изнеможение вернули ее страх. Новая волна паники накатила на Алисию. Что, если ей не удастся сбежать? Что, если он все время будет слишком близко, если он будет уделять ей слишком много внимания, чтобы у нее появилась возможность скрыться? Ее поймали в ловушку, вынудили пойти на этот брак. Открывшиеся перед ней возможности свели ее с ума, надежда поселилась в душе и не дала ей опомниться.
 Алисия не могла больше позволить себе ждать. Она должна исчезнуть, и как можно скорее. До того как она взойдет на корму яхты. До того как они вместе появятся на публике.
 Должно быть, Кристос заметил панику Алисии.
 – Тебе не обязательно меня ненавидеть, – проговорил он, целуя запястье жены.
 Потрясение прокатилось по ее телу, когда его губы дотронулись до нее; кровь запульсировала в венах.
 – Пожалуйста, не надо, – прошептала она, вырывая у него свою руку.
 – Ты пахнешь как лаванда или как солнечный свет.
 Злость послышалась в ее голосе.
 – Мистер Патере, отпустите меня.
 Он отпустил ее руку, и Алисия спрятала ее в коленях. Запястье горело, сердце судорожно би – лось. Она даже и не думала, что стала такой чувствительной!
 Алисия заставила себя смотреть в окно автомобиля: на каменистый пейзаж, на неровную дорогу, по которой машина, петляя, съезжала с холма, поднимая пыль и гравий. Они уже были на подъезде к городу.
 Неожиданно пугающая мысль пришла ей в голову.
 – Я увижу в городе отца?
 – Нет. Он улетел сегодня утром на встречу в Афины.
 Она почувствовала облегчение. Во всяком случае, ей не придется общаться с отцом прямо сейчас.
 – Тебе ведь он, в общем-то, безразличен, не так ли? – Кристос взглянул на нее, а потом снова уставился в окно.
 – Так.
 – Но он вроде бы славный. Он старается сделать тебе лучше.
 Горячая волна окатила ее. Кристос Патере не знал даже половины всего. Ее отец никогда не делал то, что лучше для нее. Он делал то, что лучше для него.
 Алисия многое простила отцу. Но никогда, никогда она не сможет простить ему равнодушие, которое он проявлял по отношению к ее матери в последние недели ее жизни. Когда мать умирала, он ни разу не посочувствовал ей. Абсолютно безразличный к ее боли, он не дал ей того, что ей бы – ло нужно, а нужно ей было совсем немного – *его внимание.
 Он должен был быть там. Как мог он быть настолько безразличным?
 – Как бы мне хотелось иметь удовольствие знать твою мать, – мягко произнес Кристос.
 Горячие слезы накатили на глаза Алисии.
 – Она была красивой.
 – Я видел фотографии. Она же однажды позировала?
 – Это была благотворительная акция. Мама занималась благотворительными делами. Я думаю, если бы отец позволил, она бы сделала намного больше. – Голос Алисии был полон волнения.
 – Ты, наверное, скучаешь по ней.
 «Ужасно», – подумала он, стараясь контролировать себя. Столько эмоций одновременно было для нее слишком тяжело. Потеря матери была для нее ударом, порой горе переполняло ее…
 Порой Алисия не знала, куда спрятаться, и ей приходилось прикладывать немало усилий, чтобы найти в себе силы жить…
 – Твоя мать любила Грецию? – продолжал Кристос.
 – Она ее терпела, – хрипло ответила Алисия, шаря по карманам в поисках носового платка. Из глаз и носа текло, в голове была сплошная неразбериха. В довершение всего Кристос не отрываясь смотрел на нее, и ей хотелось провалиться сквозь землю.
 – Здесь слишком тяжело?
 – Нет, слишком жарко. – Впервые за весь ве – чер она улыбнулась. Ее мать не любила жару, она делала ее разморенной и слабой. – Мама изнывала без английской пасмурности и прохладных парков, как некоторые изнывают от потерянной любви.
 Кристос тихо и мягко засмеялся. Но его мягкость сыграла обратную роль. Алисия выпрямилась, напоминая себе, что не может доверять его улыбке и его доброте. Он был не просто мужчиной; это был партнер ее отца.
 Кристос Патере женился на ней из-за денег.
 Он был так же плох, если не хуже, как и отец.
 Ровно, не выражая никаких эмоций, она поинтересовалась:
 – Хоть какие-нибудь из моих книг и фотографий мне пришлют? И мой гардероб?
 – Все уже перевезли на яхту. Твои вещи упакованы и находятся в каюте.
 Шок сопровождался ее негодованием.
 – Ты это серьезно?
 – Ну, с помощью твоего отца.
 – Понятно. Знаешь, я хочу знать, как и почему… – ее отец никогда не любил американцев и терпеть не мог иностраннуой валюты, – почему он вышел на тебя? Что ты такого для этого сделал?
 – У меня то, что ему нужно. Деньги. Много денег.
 – И что он дал тебе взамен?
 Темные глаза Кристоса смотрели на нее, на губах играла улыбка.
 – Тебя.
 – Ну разве ты не счастливчик? – язвительно спросила она.
 Он пожал плечами.
 – Это зависит от того, как ты ко всему этому относишься. Во всяком случае, твой отец счастлив. И он тебя больше не будет беспокоить. – Кристос обратил к ней затуманенный взор. – Я ему не позволю.
 Она почувствовала в его голосе не только обещание, но и намек на угрозу. На мгновение он показался ей гадким разбойником, но потом он дружелюбно улыбнулся ей какой-то расслабленной улыбкой, и она почувствовала, что тает, что страх, поселившийся было внутри нее, уходит. Вообще-то она сама поставила преграду между собой и отцом. Сама сделала свою жизнь невыносимой. Но ей нужно было отгородиться.
 Ее взору открылись сначала шикарные белоснежные виллы, затем блестящая прибрежная вода. Вечернее солнце освещало бухту.
 – Вот моя яхта, – сказал Кристос, наклоняясь вперед и указывая на великолепный корабль, при виде которого просто захватывало дух.
 Около берега было несколько рыбацких лодок и несколько яхт, но один корабль, корабль Кристоса, затмил их все. Блестящий, белоснежный, безупречного дизайна – все это наводило на мысль о великолепии кают. Эта яхта, должно быть, дорого ему стоила.
 Она и не понимала, что думает вслух, пока его губы не тронула улыбка.
 – Она была дорогой, но даже не вполовину твоей цены.
 Негодование захлестнуло ее, щеки обдало жаром.
 – Вы купили не меня, мистер Патере, вы купили моего отца.
 Но он был прав в отношении одной вещи, мрачно думала Алисия, пока лимузин подъезжал к причалу. Всем все уже известно благодаря журналистам. Репортеры и фотокорреспонденты уже рыщут по городу, чтобы снять их для вечернего номера.
 Машина резко остановилась, они по инерции подались вперед, и она шумно вздохнула. Все эти камеры, микрофоны…
 – Все будет кончено через минуту, – произнес Кристос, повернувшись к ней.
 Алисия почувствовала, как его глаза изучают ее лицо, платье, волосы. Она вздрогнула, когда он вытащил шпильки из ее волос. Тяжелая копна волос рассыпалась по плечам, и он провел по ним рукой с обезоруживающей простотой.
 – Так лучше, – пробормотал он.
 Простое прикосновение его пальцев к ее бровям заставило ее тело задрожать. Внутри у нес все потеплело и растаяло.
 Нет. Она его не хотела. Не должна хотеть!
 Но когда Кристос заправлял длинную прядку волос ей за ухо и его рука коснулась ее, Алисия почувствовала настоящую физическую боль в животе и пугающую слабость во всем теле.
 Уже долгие годы никто к ней не прикасался так нежно.
 Эта реакция собственного тела потрясла Алисию. Она беспомощно посмотрела на него.
 – Ты закончил? – прошептала она, задержав дыхание.
 – Еще не совсем, – пробормотал он перед тем, как приблизить свою голову к ее.
 Она опомнилась, когда его лицо оказалось совсем близко, и, выпрямившись, отпрянула от него, вжавшись в сиденье. Нет! Нет, нет, нет. Он не может это сделать, не может поцеловать ее, тем более здесь, в машине, и сейчас, когда она в таком смятении. Все было слишком ново, слишком странно, слишком сумасшедше.
 Если Кристос и почувствовал ее сопротивление, то не подал виду. Он взял ее голову, скрепив руки у нее на затылке. Она поймала огонек его черных глаз и намек на что-то пряное и сладкое. Не ваниль, не корица, но какой-то другой аромат, такой глубокий и знакомый, что она мучилась оттого, что не может вспомнить его название.
 Его рот овладел ее ртом, и она снова вдохнула его запах, который напомнил ей о миндале, пьянящем мускусе роз…
 Он, его поцелуй. Его губы, тепло его тела, сильные объятия. Кровь пульсировала в венах, подогревая ее страстное ожидание чего-то большего.
 Поцелуй становился все глубже, и она бессознательно все крепче прижималась к нему в поисках продолжения, наслаждаясь его силой, теплом его кожи, пьянящим сладковатым запахом его одеколона.
 Приглушенные голоса тревожили ее слух. Голоса. Люди.
 Она раскрыла глаза, возвращаясь к реальности.
 Камеры стояли против окна лимузина, десятки объективов, щелканье затворов.
 – Мистер Патере…
 Кристос поднял голову, губы сложились в удовлетворенную улыбку. Он даже не взглянул на толпу репортеров.
 – Пусть смотрят. В конце концов, мы для этого и приехали.
 В панике она постаралась как можно скорее отойти от машины, мечтая лишь о том, чтобы скрыться от толпы, камер, Кристоса…
 Рука Кристоса легла на ее запястье, сжав кожу, заставляя идти медленно.
 – Миссис Патере, – донесся до нее его хриплый голос, – улыбнитесь камерам.




 ГЛАВА ТРЕТЬЯ


 Оставив шумную толпу репортеров позади, Алисия ступила на борт яхты. Вечернее солнце золотом отражалось в воде.
 Кристос представил ее персоналу и команде, назвав с десяток имен, пока яхта мягко качалась на прибрежных волнах.
 Эмоциональное напряжение, бесчисленное количество знакомств, новое окружение вдруг отняли все ее силы. Или это просто пришло пони – мание того, что она заперта здесь до того, как корабль коснется земли?
 Должно быть, она никогда отсюда не выберется.
 Голова кружилась. Алисия вдыхала воздух, и с каждой новой пришедшей в голову мыслью ее охватывала все большая паника. Что она сделала? Господи, ну что она сделала?
 – Я не смогу, – задыхаясь, проговорила он, направляясь к выходу. Ее взгляд прыгал от стены к двери, к клочку голубого неба снаружи. – Я не смогу это сделать. Я не смогу, не смогу…
 – Сможешь, – мягко возразил Кристос, подходя к ней. – Ты уже смогла.
 Он до минимума сократил процедуру знакомства и, взяв ее под локоть, прошел с ней в элегантную каюту в бледно-голубых тонах. Прямо над широкой дверью отражался голубыми бликами океан. Это было умиротворяющее и расслабляющее зрелище.
 – Хочешь выпить? – спросил он, снимая пиджак.
 – Нет.
 – Бренди взбодрит тебя.
 Алисия подумала, что уже ничто не сможет взбодрить ее, пока она не выберется с этой яхты. Но вслух ничего не сказала, боясь выдать себя и поселить в его душе подозрение.
 Кристос бросил пиджак на спинку кровати.
 – Может, горячий душ поможет. Не думаю, чтобы тебе так потакали в монастыре.
 – Нет, конечно же. У нас был только холодный душ.
 Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
 – Тебе же будет хорошо здесь?
 Она окинула взглядом огромную кровать с горой подушек.
 На застекленной двери висела мягкая шелковая штора. Такой же нежно-голубой шелк покрывал шезлонг. Ее пальцы погладили ткань на шезлонге, на поДушке. Ее комната в монастыре была простой и строгой.
 – Да.
 – Хорошо. – Он продолжал расстегивать одну пуговицу за другой, обнажая сначала горло, а по —. том темную от загара грудь с густыми завитками волос.
 Алисия вдохнула. Ей показалось, что она вторгается во что-то личное. Но она не могла заставить себя отвернуться, наполовину очарованная, наполовину испуганная. Кристос беззаботно снял с себя рубашку, открыв ее взору мощные мускулы.
 – Это твой шкаф. Переоденься во что-нибудь более удобное. Сейчас у нас будет легкий обед на палубе, а потом, ближе к десяти, ужин.
 Типичное в Греции время для обеда. Но совсем нетипичный греческий мужчина. Алисия быстро отвела взгляд в сторону.
 Наконец до нее дошли его слова: «Это твой шкаф».
 – Мы что, живем в одной комнате?
 Его выражение лица не изменилось.
 – Конечно.
 Алисия отступила на шаг и уперлась в угол письменного стола. Она оглядела полированную столешницу, стопки бумаг, чернильницу, ручку.
 – Мистер Патере, вы помните условия нашего соглашения?
 – Спать в одной кровати – это еще не значит заниматься любовью.
 – Но…
 – Как будто ты ни с кем не жила в одной комнате.
 Он не имел в виду ее первого мужа. Ему это было не нужно. И она точно знала, что он хотел сказать, но ей совсем не понравилось это.
 – Послушай, мне бы хотелось иметь свою собственную комнату.
 Кристос приблизился к ней. Она отпрянула, снова столкнувшись со столом. Без всяких церемоний он заключил ее в объятия и прильнул к ее губам.
 Тепло разлилось по венам, по всему телу. Она почувствовала жар и слабость, и когда он разжал ей губы, она не сопротивлялась. Чем сильнее раскрывались ее губы, тем дальше она пробивалась сквозь многолетнюю пустоту.
 Его ладонь легла ей на бедро, сильнее прижимая ее к нему. Алисия почувствовала его возбуждение, и это болью отозвалось в ее груди, соски затвердели. Он был слишком близко, но все же она не оттолкнула его, не смогла оттолкнуть.
 Он изучал ее, все сильнее разогревая огонь во всем ее теле. Не было уже никакого притворства. Он хотел ее всем телом. Сейчас.
 Ноги Алисии дрожали, тепло разливалось по лодыжкам, коленям. Она подумала, что не хочет этого огня, потому что не сможет контролировать себя.
 Кристос оторвался от нее и заглянул ей в глаза. Он провел рукой по ее раскрасневшейся щеке.
 – Отдельные комнаты? – хрипло произнес он. —
 Я так не думаю.
 Кристос ушел поговорить с капитаном, и Алисия нашла убежище в душе. Вода бежала из крана, и молодая женщина энергично намылила лицо, словно стараясь смыть каждый след поцелуя Кристоса.
 Кем он себя возомнил, целуя ее, трогая ее, обращаясь с ней как со своей собственностью?
 Он заключил сделку с ее отцом, но не с ней!
 Еще раз намылившись, она терла губы, шею, плечи, грудь.
 Сколько времени она уже не имела возможности вот так понежиться в горячем душе! Великолепный запах шампуня напомнил ей о фруктовом коктейле с цитрусом, манго, папайей. Все это было в шампуне, и он так легко промывал ее чудесные волосы.
 Кристос Патере ни на чем не экономил. Яхта. Женщины. Туалетные принадлежности.
 Неожиданно яхта ожила, звук заработавшего, вибрирующего мотора донесся сквозь керамический пол, проник в ее ноги. Они наконец-то покидали Оиноуссаи.
 Она быстро прошла в спальню с одним полотенцем, обвернутым вокруг тела, и с другим – в виде тюрбана закрученным на голове.
 Алисия была полна противоречивых эмоций, возбуждения, интереса и дикого ужаса. Она так долго ждала момента, когда наконец-то покинет Оиноуссаи, но никогда не думала, что покинет его в качестве жены американца!
 Пока яхта поднимала якорь, женщина вдруг осознала, какие изменения произошли в ее жизни. Все что угодно может случиться сейчас. Все что угодно.
 С немым удовлетворением смотрела она на удаляющийся Оиноуссаи, на маленький остров, который становился все меньше и меньше, пока мили воды не отделили яхту от каменистого берега.
 Остров теперь казался лишь маленьким пятнышком в море, наконец и оно исчезло. Неожиданно Алисии стало легко и свободно, как будто тяжелейший груз сняли с ее плеч.
 Свободна. Она свободна. Она провела на Оиноуссаи всего два года, но эти два года показались ей вечностью. Они и были вечностью. Не только смерть ее матери, но и санаторий, кошмарный брак с Джереми, ребенок…
 Ребенок.
 Алисия тяжело осела на кровать, сминая голубой шелк покрывала. Застонав, она закрыла лицо руками, прижала ладони к глазам. Миниатюрные желтые точки запрыгали перед ее закрытыми веками.
 Голова была как в огне, она ужасно болела. С судорожными рыданиями Алисия качалась из стороны в сторону, раненная своей памятью. Алекси, я скучаю по тебе, я скучаю по тебе, я скучаю по тебе.
 Это было слишком – слишком жестоко, слишком ужасно.
 Она не должна это делать, не должна опять предаваться своему несчастью. Доктора в санатории учили ее сражаться, держать все в глубине своей памяти и не выпускать наружу.
 Понемногу боль отступила, и улеглось страшное чудовище в тайниках ее памяти.
 Успокаивая дыхание, она медленно подняла голову и поймала свой взгляд в огромном зеркале в золотой раме. Огромные безумные глаза. Трясущиеся губы. Ужас и ненависть.
 Как она может быть не полна ненависти? Она сделала ужасную, непростительную вещь. Она никогда никого не ненавидела больше, чем себя.
 Кристос наблюдал за появлением Алисии на палубе, ее длинное платье без рукавов облегало грудь, скользило по тонкой талии и спускалось до лодыжек, длинные пшеничные волосы собраны в, узел на затылке. Она выглядела настолько женственно, что он почувствовал волну одержимости, которая прокатила по всему телу. Она была его. Теперь она принадлежала ему.
 Он видел ее раньше, несколько лет назад на встрече в Афинах. Она была совсем молода, с еще более светлыми волосами, и она со слезами что-то шептала своему отцу. Отец зашипел на нее тогда, встреча приостановилась. Она продолжала настаивать. Дсриус Лемос сердито отчитал ее и вдруг залепил ей пощечину – удар прозвучал очень громко, слишком громко в неожиданно затихшей комнате.
 Кристосу тогда было двадцать семь, он был иностранцем, чужаком, затаившимся в дальнем конце комнаты. Он хорошо говорил на греческом, но не понимал всех нюансов.
 Он был в шоке, когда Дериус ударил свою дочь, был поражен жестокостью этого удара, который оставил на лице девушки красный след. Но девушка не проронила ни звука. Она просто смотрела на отца глазами, полными слез, а потом, так и не нарушив молчания, вышла из комнаты.
 Встреча возобновилась, и все потекло своим чередом, как будто ничего и не случилось.
 Но что-то все-таки случилось. Что-то случилось с Кристосом.
 И сейчас Алисия приближалась к нему так же медленно и нерешительно, как тогда, много лет назад, она приближалась к своему отцу.
 Не говоря ни слова, он подал ей бокал шампанского. У нее были влажные, удивительные зеленовато-голубые глаза, прикрытые длинными черными ресницами.
 – Опять тяжелые мысли? – пробормотал он.
 – И опять, и опять, и опять. – Она отвернулась. Он снова почувствовал дикое желание сжать ее в своих объятиях, поцеловать ее нежную кожу, согреть ее в своих сильных руках. Он словно уже знал ее лучше, чем кто-либо. Как будто уже раскрыл все секреты, таящиеся в ее душе.
 Алисия расслабилась и, поведя узкими плечами, облокотилась на перила, держа в руках бокал шампанского. Яхта быстро скользила по волнам, и ветер выхватывал прядки волос из ее туго затянутого пучка.
 – Куда мы направляемся? – поинтересовалась она.
 – А куда бы ты хотела?
 – Подальше от Греции.
 – Замечательно.
 Она наконец взглянула на него. Ее голубые глаза были темными и загадочными.
 – Я даже не знаю, где ты живешь.
 – Большую часть времени я живу в пригороде Нью-Йорка. Но вообще-то у меня еще есть дома в Лондоне, Провансе и на Мальте.
 – Ты выглядишь устало.
 Его губы сложились в слегка удивленную улыбку.
 – Видишь, ты меня уже достаточно хорошо знаешь.
 Стюард в форме вышел на палубу и сообщил, что еда готова. Кристос жестом пригласил Алисию следовать за ним в дальний конец палубы, где был накрыт стол.
 Кристос пододвинул ей стул, она села за маленький столик.
 – Ты прекрасно выглядишь в розовом.
 Алисия поставила бокал на узорчатую ска – терть. Она подождала, пока стюард уйдет, чтобы начать разговор с Кристосом.
 – Давайте не будем притворяться, мистер Патере. Ведь наш брак – не более чем бизнес.
 – Ну, в какой-то мере браки – это всегда бизнес. – Он сел за стол напротив нее, облокотившись на спинку стула. – Но это не значит, что он должен быть бесплодным или холодным и нестерпимым. И это не значит, что мы не можем отметить наш союз.
 Она повертела бокал между двумя пальцами.
 – И что же мы отмечаем, мистер Патере? Ваш новый финансовый доход? Ваше объединение с Дсриусом Демосом?
 – Вес перечисленное.
 Она собралась поставить шампанское на место.
 – Тогда я не собираюсь праздновать.
 – А что, если мы отпразднуем твою красоту?
 – Я не буду за это пить.
 – Ты думаешь, что некрасива?
 – Я это знаю.
 – А я нахожу тебя просто завораживающей.
 – Может, тебе в последнее время не хватало женского общества?
 Он снисходительно улыбнулся.
 – Хватало. Но должен признаться, что ты действительно приводишь меня в восторг. Ты просто мучительно красива.
 Алисия побледнела, ее глаза широко распахнулись.
 – Этот разговор очень смущает меня, заставляет чувствовать себя неловко.
 – Извини.
 Но она отметила, что голос его не звучит виновато.
 Одеваясь сегодня, Алисия твердо решила, что будет держать дистанцию, отдалится от него, насколько это возможно, но он оказался сильнее. Она поняла, что внимательно на него смотрит.
 Он был незнакомцем. Его купил ее отец. Ему нужны только деньги Демосов. Но почему тогда так учащенно бьется сердце и мысли путаются, почему возникают такие желания, которые не должны возникать?
 Опустив глаза, она напомнила себе, что Кристос – паук, что он сплел сети, и что если она не будет осторожна, то он съест ее, как паук съедает маленькую муху. Это вроде помогло.
 Она положила ногу на ногу, придав себе независимый вид. Кристос вытянул свою длинную руку и пододвинул поближе к себе стул Алисии.
 – Не надо бояться.
 – Я вовсе не боюсь. – Замечательно – в ее голосе звучал холод.
 – У тебя очень частый пульс. Послушай здесь, на запястье.
 Ее сердце билось как пойманная птичка. У нее перехватило дыхание, закружилась голова, она почувствовала нетерпение. Если он подвинется ближе, она просто провалится сквозь землю. Все было неправильно, ужасно неправильно, и она ничего не могла поделать, кроме как играть теми картами, которые ей дали.
 – Вовсе нет. Я абсолютно спокойна. Может, тебе нужны очки?
 Его губы сжались, а потом расслабились, и Алисия поняла, что он усмехается.
 – Мое зрение идеально. Единица. Ни отец, ни мать – никто у нас не носил очков. – Неожиданно улыбка сползла с его лица, он. нахмурился, из голоса исчезла всякая смешливость, он смотрел тяжело, сосредоточенно и твердо. – Почему ты о себе такого невысокого мнения?
 Столь неожиданный переход с одной темы на другую вывел ее из равновесия. Алисии показалось, что она налетела на стену. Она потрясла головой, приспосабливаясь к новой реальности, в которой вдруг очутилась.
 Он спрашивает почему? Почему? Да ведь то, что она сделала, столь ужасно, что муж оставил ее, друзья отказались от нее, разум чуть не помутился. Уйму времени она провела в санатории, чтобы вернуться к жизни.
 – Ты умна, красива, чувственна, просто очаровательна, – произнес Кристос, проводя ладонью ей по щеке. Она отвела голову. Он взял ее за подбородок и повернул ее голову так, чтобы она смотрела на него. – Почему так мало гордости, Алисия?
 Доброта в его голосе растопила ее. Никто, кроме матери и, может быть, аббатисы, не говорил с ней так мягко, так ласково уже долгие годы. Он заставил ее почувствовать себя… человеком.
 К глазам подступили слезы. Сжав ножку от бокала с шампанским еще крепче, она не могла оторвать взгляда от глаз Кристоса.
 – Пожалуйста, не надо больше.
 – Я хочу понять.
 – Нечего понимать. Я, как говорит мой отец, – это я. Безрассудная. Своенравная. Непокорная.
 Его взгляд скользил по ее лицу, исследуя каждый его дюйм, потом он перешел к плечам, ниже.
 – Правда?
 – Конечно, я же дочь своего отца. – Она старалась говорить небрежно, но в ее голосе было столько же безнадежности, сколько самонадеянности было в его голосе. Неожиданно она почувствовала себя совершенно голой, и ее платье казалось не большей защитой, как если бы это был кусок кухонного тюля.
 Алисия так крепко сжала свой бокал, как будто от этого зависела ее жизнь. Что, если он узнает о ней всю правду? Что, если он поймет, какой она на самом деле человек?
 – Пожалуйста, отпусти меня. Можешь оставить себе все мое приданое, все драгоценности, все мои сбережения. Мне ничего не нужно.
 – Ты не выживешь в бедности. Ты не знаешь, что это такое. Это не так просто – выжить, как может показаться с первого взгляда.
 – Уж лучше я буду бедной, но свободной. Только отпусти меня. Пожалуйста.
 Кристос буравил ее взглядом. Он молчал довольно долго и напряженно. Наконец покачал головой. ничего не могла поделать, кроме как играть теми картами, которые ей дали.
 – Вовсе нет. Я абсолютно спокойна. Может, тебе нужны очки?
 Его губы сжались, а потом расслабились, и Алисия поняла, что он усмехается.
 – Мое зрение идеально. Единица. Ни отец, ни мать – никто у нас не носил очков. – Неожиданно улыбка сползла с его лица, он. нахмурился, из голоса исчезла всякая смешливость, он смотрел тяжело, сосредоточенно и твердо. – Почему ты о себе такого невысокого мнения?
 Столь неожиданный переход с одной темы на другую вывел ее из равновесия. Алисии показалось, что она налетела на стену. Она потрясла головой, приспосабливаясь к новой реальности, в которой вдруг очутилась.
 Он спрашивает почему? Почему? Да ведь то, что она сделала, столь ужасно, что муж оставил ее, друзья отказались от нее, разум чуть не помутился. Уйму времени она провела в санатории, чтобы вернуться к жизни.
 – Ты умна, красива, чувственна, просто очаровательна, – произнес Христос, проводя ладонью ей по щеке. Она отвела голову. Он взял ее за подбородок и повернул ее голову так, чтобы она смотрела на него. – Почему так мало гордости, Алисия?
 Доброта в его голосе растопила ее. Никто, кроме матери и, может быть, аббатисы, не говорил с ней так мягко, так ласково уже долгие годы. Он заставил ее почувствовать себя… человеком.
 К глазам подступили слезы. Сжав ножку от бокала с шампанским еще крепче, она не могла оторвать взгляда от глаз Кристоса.
 – Пожалуйста, не надо больше.
 – Я хочу понять.
 – Нечего понимать. Я, как говорит мой отец, – это я. Безрассудная. Своенравная. Непокорная.
 Его взгляд скользил по ее лицу, исследуя каждый его дюйм, потом он перешел к плечам, ниже.
 – Правда?
 – Конечно, я же дочь своего отца. – Она старалась говорить небрежно, но в ее голосе было столько же безнадежности, сколько самонадеянности было в его голосе. Неожиданно она почувствовала себя совершенно голой, и ее платье казалось не большей защитой, как если бы это был кусок кухонного тюля.
 Алисия так крепко сжала свой бокал, как будто от этого зависела ее жизнь. Что, если он узнает о ней всю правду? Что, если он поймет, какой она на самом деле человек?
 – Пожалуйста, отпусти меня. Можешь оставить себе все мое приданое, все драгоценности, все мои сбережения. Мне ничего не нужно.
 – Ты не выживешь в бедности. Ты не знаешь, что это такое. Это не так просто – выжить, как может показаться с первого взгляда.
 – Уж лучше я буду бедной, но свободной. Только отпусти меня. Пожалуйста.
 Кристос буравил ее взглядом. Он молчал довольно долго и напряженно. Наконец покачал головой.
 – Я не могу. Ты слишком мне нужна.
 Ее хрупкое тело вздрогнуло, руки судорожно сжали бокал, и с оглушительным треском его ножка раскололась на две части. Бокал рассыпался по столу мелкими кусочками. Один осколок глубоко и очень больно вонзился Алисии в запястье.
 Как будто при замедленной съемке она смотрела на неожиданно брызнувший ручеек крови, который стекал по ее руке. Кристос выругался и, схватив льняную салфетку, перекрыл кровоточащую ранку.
 – Я в порядке, – слабо запротестовала она.
 – Нет, не в порядке. У тебя фонтаном льется кровь. – Он приподнял салфетку, чтобы получше осмотреть порез. – Надо наложить шов.
 – Она сама остановится.
 Он бросил на нее злой взгляд.
 – В ранке стекло. Держи пока. – Он передал ей салфетку.
 Кристос нахмурил брови, его лицо стало сосредоточенным и жестким, губы сжались от напряжения, пока он пытался аккуратно вытащить осколок из пореза. Она поморщилась от боли, и он почувствовал это. Внезапно его лицо изменилось. Его темные глаза были такими глубокими, что казались бездонными.
 – Я не хочу причинять тебе боль.
 – Это не ты причиняешь мне боль. Я сама это делаю.
 – И тем не менее.
 «И тем не менее», – мысленно передразнила она его. Как будто у него есть сила исцелять все раны, перестроить ее взгляд на мир, смягчить все порезы и ушибы. Не человек, а просто чудо какое-то. Слезы навернулись на глаза Алисии. Кристос бросил осколок стекла на скатерть.
 – Это должно помочь, – произнес он, стирая кровь и перебинтовывая запястье Алисии.
 Она задержала дыхание, когда он подоткнул концы повязки за ее край. Его прикосновения вызывали в ней жар и волнение. И в то же время рядом с ним она чувствовала себя так… безопасно. Какая чепуха! Разве она это заслужила?
 – Твой отец говорил, что тебе не стоит доверять. – Кристос смотрел ей в лицо. Черные ресницы только частично открывали его глаза, полные затаенных желаний. – Но я не думал, что он имел в виду мой хрусталь.
 Его губы искривились в усмешке, брови выгнулись. Хотя в насмешливом тоне Алисии послышались беспокойство и забота, но она тут же себя одернула. Это всего лишь сделка, брачная сделка, а ты – очень дорогая невеста.
 Она почувствовала комок в горле. Не в силах сказать ни слова, она смотрела на его руки. Они были большими и загорелыми, пальцы – длинными, правильной формы, а прикосновения – легкими и такими искусными, что он мог бы стать скульптором или даже хирургом. Ее муж! Дрожь прошла у нее по позвоночнику, но это больше не был страх, это было предвкушение, ожидание. Она нервно вскинула голову и посмотрела ему в лицо, ее сердце готово было выскочить из груди, как будто она была маленькой испуганной мыш – кой, а не одной из самых богатых женщин Греции. Деньги не приносят спокойствия, защищенности и счастья. Никто не знал этого лучше ее.
 – Мой отец… он сказал тебе, что мне нельзя доверять?
 – Ммм.
 Краска стыда залила ее щеки. Что еще отец сказал ему? Она слишком хорошо знала, какой бесчеловечной и жестокой может быть прямота ее отца. Он тысячи раз причинял боль и ей, и ее матери своей правдивой, никого не щадящей оценкой. Ничто не было для него достаточно хорошим. И уж конечно, не была достаточно хороша его семья.
 – Не надо. – Голос Кристоса был неожиданно хриплым, и мужчина протянул руку, чтобы погладить ее залитые краской щеки кончиками пальцев.
 Странная боль пронзила Алисию, и она положила перебинтованную руку на живот. Она почувствовала себя в тот момент такой незащищенной, такой уязвимой.
 – Что «не надо»?
 – Подумай. – Складка залегла около его рта, и маленькие морщинки – у уголков его глаз. – Ты опять себя мучаешь.
 – Уж лучше я, чем ты, – насколько возможно небрежно произнесла она, улыбнувшись дьявольской улыбкой, которая причиняла боль каждой точечке ее тела. Она боролась со своим сатаной и раньше всегда выигрывала. И она опять выиграет. И сделает это без помощи Кристоса.
 – Еще одна небольшая проверка, – произнес зн, беря ее руку и развязывая концы салфетки, тобы осмотреть рану, как будто в этом был какой-то смысл. – Может, и не нужны будут швы.
 – Благодарю вас, доктор.
 – Не стоит благодарности.
 Он должен был засмеяться, сказать что-нибудь язвительное. Но вместо этого посмотрел ей в глаза сосредоточенно и серьезно, глубокая морщина пересекла его высокий загорелый лоб. Алисия могла бы поклясться, что он видит ее насквозь: все ее страхи, секреты.
 Кровь отлила от ее лица, сосредоточенность его взгляда заставила ее напрячься. Что он видит, когда смотрит на нее так? И что он все-таки знает? Она почувствовала панику, намек на ее прошлое.
 – Правда, Кристос, я не упаду из-за этого в обморок. – Она хотела пошутить, но на его лице не появилось даже тени улыбки.
 Но потом его губы изогнулись.
 – Ты впервые назвала меня по имени.
 Что он делает? Растапливает ее каменное сердце, пробивается сквозь все ее преграды – вот что он делает. Она не может этого допустить, не позволит ему разрушить ту высокую и крепкую стену, которую построила вокруг себя. Никто к ней не проникал через эту стену. Никогда.
 Чем раньше они достигнут берегов Сефало-нии, тем будет лучше. Она облокотилась на спинку стула, чувствуя себя неуверенно.
 – Знаешь, я не голодна. Если ты позволишь, я лучше вернусь в свою комнату.
 – Конечно. Почему бы тебе не пойти в нашу комнату и немного не отдохнуть? А обед тебе принесут позже.




 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


 После обеда в одиночестве Алисия переоделась в свою сатиновую пижаму – широкие штаны и свободный пиджак, закрывающие ее от лодыжек до ключиц. Из всех ее пижам эта была наименее привлекательной и сексуальной и совсем не походила на одежду новобрачной.
 Новобрачная. Слово застряло у нее в горле. Но она не была новобрачной. Она была обычным жуликом, обманщицей, и завтра в это время ее здесь уже не будет. Христос сможет аннулировать брак, и оба они забудут об этом неприятном эпизоде их жизни.
 Алисия зарылась в постель и постаралась заснуть, но сон не шел. Лунный свет проникал сквозь проем в занавесках, и работа мотора яхты отдавалась во всем теле. Она ощутила обманчивое тепло и бодрость, нервы напряглись до предела, чувства обострились. Повернувшись на другой бок, она закрыла глаза и стала слушать удары волн о борт яхты, стоны и скрипы деревянных балок, низкий гул работающего мотора. Придет ли Кристос? Неужели он собирается разделить с ней постель?
 Как она смогла подумать, что сможет управлять таким человеком, как Кристос? Должно быть, она сошла с ума тогда. Он, конечно, не мог быть в точности таким, как ее отец, но был очень на него похож. Он всегда добивается, чего хочет. И сейчас он хочет детей.
 Внутри у нее все сжалось, и она сильнее зажмурила глаза. Не паникуй, спокойно. Завтра они пришвартуются к берегам Сефалонии, самому большому из Ионических островов, и этот остров достаточно горист и многолюден для того, чтобы она смогла исчезнуть и спрятаться на нем. Ей просто нужно дождаться подходящего момента.
 Успокоившись, Алисия расслабилась и позволила себе насладиться покачиванием корабля на волнах. Вскоре мерное движение и монотонный гул усыпили ее.
 Внезапно пробудившись, она обнаружила Кри —, стоса, который лежал рядом, касаясь се плечом.
 Алисия замерла и задержала дыхание, когда его ладонь медленно двинулась по ее лицу, запутываясь в волосах. Как можно тише она отодвинулась на самый край кровати и с облегчением услышала, как его рука упала на матрас.
 Глубокое ровное дыхание Кристоса успокоило Алисию. Но когда она была уже готова снова задремать, Кристос пошевелился.
 Неожиданно он подвинулся совсем близко и прижался к ее ней. Несмотря на внутренний протест, Алисия почувствовала, что се тело ожило, нервы напряглись, как от электрического разряда.
 Открыв глаза, она сжала пушистое одеяло, ус – тавилась на край кровати, потом на ковер. Бежать было некуда. Она стискивала зубы, чтобы не закричать во все горло.
 Она не была готова к близости. Она не знала Кристоса и не могла допустить такого.
 Ее страх тоже рос. Она еще никогда не ветре – чала мужчину, который бы вызывал в ней такие противоречивые чувства. Она испытывала к нему одновременно страстное желание и ужас.
 Повернувшись, она локтем постаралась вытолкать его со своего места. Он даже не шевельнулся. Она опять толкнула его. И опять безрезультатно, его глубокое ровное дыхание щекотало ее шею.
 Черт бы его побрал. Черт бы побрал его самого и всю его империю!
 Неожиданно Кристос вновь зашевелился и обнял Алисию за талию, прижимая ее к себе. Его грудь уперлась ей в спину. Ноги обвили ее. Сквозь пижаму она чувствовала его возбуждение.
 Сердце учащенно забилось, дыхание перехватило. Прикусив нижнюю губу, Алисия приглушенно застонала. Это было пыткой. Самой изощренной пыткой, которую она бы могла себе придумать.
 – Спи, – пробормотал Кристос.
 – Я не могу.
 – Просто закрой глаза. И перестань думать. Думать. Она и не думает. Каждый нерв ее тела напряжен. Она ждет чего-то, но ничего не проис – ходит. Абсолютно ничего. Как же она может за – снуть?
 Ей казалось, что она лежит так уже несколько часов, внутри живота ныло, мускулы были напряжены – и ничего.
 Легко ему говорить «спи», он не понимает, что она сейчас чувствует. Но Алисия в конце концов все-таки заставила себя задремать. Когда она в следующий раз открыла глаза, вовсю светило солнце, а Кристоса уже не было.
 Надев тонкую темно-серую юбку и соответствующий вязаный верх, Алисия постаралась успокоить нервы перед тем, как снова увидит Кристоса. Прошлой ночью он довел ее до отчаяния. Он был таким горячим. И таким реальным.
 Она сунула ноги в желто-коричневые сандалии и поднялась на палубу. Ее встретил стюард, он кивнул ей и отвел к столу, накрытому для завтрака. На столе стояли огромные блюда с фруктами, сладкими булочками, йогуртами и кофе. Но нигде не было ни признака присутствия Кристоса.
 Она почувствовала, что волнение проходит, а ожидание перерастает в разочарование. И разочарование было настолько велико, что она ощутила досаду оттого, что так переживает из-за человека, которого так мало знает. Слава богу, Кристос был незнакомцем. И она вышла за него отнюдь не для создания семьи, а для того, чтобы укрыться от отца.
 Алисия со стуком поставила на стол китайскую чашечку с кофе. Она же не влюбилась в него? Не могла же она влюбиться в него? Или могла? Это не настоящее замужество. И это не настоящий медовый месяц.
 «Очнись же, – приказала она себе, – и повзрослей, наконец».
 Пока она ела свой круассан, аппетит пропал, и она стала смотреть на бурлящие белые барашки на воде около корабля. Выпрямившись на стуле, она перегнулась через перила яхты и посмотрела вниз. К корме был прикреплен быстроходный катер.
 Гладкий, блестящий, белый с голубым… Раньше катера здесь не было. Неужели кто-то прибыл на борт? Или, может быть, Христос собирается совершить на нем прогулку?
 Чудесно. Если есть катер, то есть и хорошая возможность убежать.
 Ее пальцы сжимали перила. Буквально на секунду она почувствовала сожаление, но тут же подавила слабость и симпатии к такому опасному для нее мужчине. Не было времени зацикливаться на своих эмоциях. Нужно было действовать.
 Алисия быстро, держась за перила, спустилась по трапу на другую палубу и оказалась в нижней части яхты. Она юркнула на катер и пробралась к штурвалу. Ключ лежал тут же. Наконец-то!
 Тень закрыла палубу, загораживая яркое солнце.
 – Куда-то собралась? – произнес хриплый голос.
 Кристос!
 Душа ушла в пятки, пальцы судорожно сжались. Парализованная страхом, Алисия застыла на месте. Она взяла себя в руки, размышляя, что будет, если он узнает, зачем она здесь. Он будет в ярости, он будет взбешен.
 – Тебе нравится «Донзи»? – продолжал он довольно веселым голосом.
 Как он так может? Она же хотела сбежать.
 – «Донзи»? – жалобно спросила она. Дыхание перехватило, тело сковало страхом. Отец разорвет ее, если узнает.
 – Мой катер. Он американский, его сделали во Флориде.
 Глотнув воздуха, она подняла на него глаза. На нем были старые шорты цвета хаки и белая хлопковая футболка, которая, по-видимому, знавала и лучшие времена.
 Кристос выглядел непринужденно и небрежно – настоящим американцем. Жар пробежал по телу Алисии. В его глазах не было злости. Злости не было и в его слегка улыбающихся губах.
 – Доставай купальник, – сказал он, подходя ближе, и коснулся ногой ее ноги. – У меня есть любимый пляж, и, когда бы ни приезжал на Се-фалонию, я его обязательно посещаю.
 Алисия торопилась поскорее уйти от Кристо – са.
 – Я не очень люблю пляжи, – соврала она, спешно пробираясь к выходу и проклиная свою слишком узкую юбку, которая мешала ей идти.
 Кристос, скрестив на груди руки, с интересом наблюдал за женой. Белая футболка туго обтягивала, его мускулистые плечи.
 – Это не предложение, миссис Патере. Это требование. Доставайте свой купальник. Мы идем плавать.
 Посылая тысячи греческих проклятий на голову Кристоса, Алисия переоделась в ванной. Она натянула купальник, который не носила уже несколько лет. Купальник выглядел довольно консервативно и даже немного старомодно.
 Алисия думала, что уж это произведет на Кристоса впечатление. Она оглядела себя в зеркале. Руки слишком длинные, ноги слишком тонкие, голова – так та вообще больше напоминает голову куклы, которую по ошибке приделали именно к этому слишком хрупкому для нее телу.
 Она не была похожа на греческую женщину. Ухаживая за матерью, Алисия разучилась часто есть и редко чувствовала голод. Неудивительно, что в монастыре сестрам приходилось напоминать ей о трапезе. Она была не просто худой, она была тощей.
 Алисия твердо решила начать нормально питаться. Хватит уже с нее чашечек черного кофе и кусочков круассанов на завтрак. Она будет есть больше овощей и фруктов, брать большие порции…
 Телефон на тумбочке около кровати зазвонил, и Алисия вздрогнула. После очередного звонка молодая женщина сняла трубку.
 Это был Кристос.
 – Ты сама придешь или мне зайти за тобой?
 – Я иду, – мрачно ответила Алисия и бросила трубку. Она поторопилась выйти из каюты. Толь – ко не хватало, чтобы пришел Кристос и они вместе оказались бы в ванной.
 Кристос ловко и быстро открепил катер от борта яхты, и через несколько минут они уже неслись по воде, подпрыгивая на волнах и поднимая шум, который тонул в воздухе. Ветер неистово трепал длинные волосы Алисии, и она безрезультатно пыталась привести их в порядок.
 Катер поднял очередную огромную сине-зеленую волну, и, пытаясь заслониться от нее, Алисия выставила руку перед собой.
 Улыбнувшись, Кристос мимоходом взглянул на нее.
 – Слишком быстро? – крикнул он.
 – Нет! – Скорость ослепляла ее так же, как и ярко светящее солнце, как темная, переливающаяся и бурлящая вода. Алисия чувствовала потребность во всем этом – в скорости, в реве мотора, в ветре, трепавшем ее волосы. Что еще ей было нужно для жизни?
 – Ты, наверное, проводила с отцом уйму времени на воде? – спросил Кристос, пытаясь перекричать ветер.
 – Не слишком. Он не очень любит плавание. Если нужно ехать куда-то, он предпочитает самолеты.
 Сейчас же они тоже летели, но сквозь волны. Соленый душ окатывал ее тело, капли блестели в волосах. Скоростные возможности «Донзи» ошеломляли Алисию.
 – Это невероятно, – произнесла она, – по-моему, мне это даже может понравиться.
 Кристос засмеялся. И Алисия вдруг поняла, что он прижимает ее к себе. Она прильнула к его груди, как прошлой ночью. Он был таким теплым и сильным, его тело было убежищем для нее.
 Она безжалостно прогнала секундное сомнение, напомнив себе, что он вынудил ее на этот брак, заставил дать обеты. Их отношения не были настоящими. Он купил ее.
 Дальнейшее путешествие удовольствия не доставило, и Алисия неподвижно сидела и смотрела на воду. Когда Кристос замедлил ход катера, чтобы ввести его в маленькую уютную бухточку, она почувствовала, как слезы подступили к глазам. Он каждый раз делает все таким интересным, его голос звучит так тепло и мягко! И каждый раз она поддается на это. Подобная слабость просто бесила Алисию. И она сердилась не столько на него, сколько на себя. Неужели у нее нет никакого здравого смысла? А как же гордость?
 Лодка подошла ближе к берегу. Ни дорог, ни других лодок, ни людей. Только пляж, покрытый мягким песком и омываемый мягкими волнами.
 Они были одни. Совсем одни.
 Алисию охватила паника. Паника оттого, что весь этот небольшой пустынный пляж был просто райским местечком для любовников. Устроить пикник, с удовольствием искупаться и заняться любовью на нетронутом песке.
 Кристос подвинулся. Поворачиваясь, Алисия поймала его мимолетный взгляд, когда он рывком стягивал футболку. Она увидела его мускулы, его плоский и сильный живот. Она уже чувствовала под пальцами его упругое тело.
 Ее охватило неодолимое желание, дыхание стало частым и шумным. Она почувствовала, как слабость охватила ноги, тело стало горячим и ватным. Она хотела от Кристоса чего-то, чего не давал ей ни один мужчина. Хотела чего-то, чего до этого даже не знала.
 Сняв футболку и небрежно бросив се на дно катера, Кристос приветливо взглянул на Алисию. Его темные глаза встретились с ее. Она вдруг поняла: он знает, что она сейчас чувствует.
 Ее живот напрягся, соски затвердели, губы стали яркими и чувственными. И все это от одного только взгляда.
 Если он прикоснется к ней, она растает. Она будет валяться у него в ногах и умолять о любви. Она схватит его руку и будет гладить ею свою грудь, живот и ниже – бедра, между ними. Она покажет ему каждый дюйм своего тела. Она прильнет к его губам, вдохнет его запах, попробует его кожу, выпьет его…
 Боже, что здесь происходит?
 Алисия рывком встала, повернулась, приложила ладонь к раскрытым губам и потрясла головой. Нет, нет, нет! Не так, не здесь, не с ним.
 Она почувствовала дуновение ветра и услышала всплеск. Кристос был в воде. Выйдя на берег, он привязал катерок к одному из огромных валунов.
 Потом он вернулся к лодке и подошел к ней.
 – Позволь мне подать тебе руку.
 – Не трогай меня! – Краска залила ее лицо, она почти кричала.
 Его глаза сузились, а длинные черные ресницы скрывали их блеск.
 – Ты в порядке?
 Нет. Она не в порядке. Алисия чувствовала все что угодно, но только не то, что она в порядке. В ее сердце, в душе, во всем происходило что-то, чего никогда не было раньше. Она не понимала, что с ней творится, но теряла над собой контроль, а этого не должно было случиться. Только не рядом с ним.
 Прошло уже четыре года с тех пор, как они с Джереми развелись, и все эти годы она ни разу не была с другими мужчинами. Четыре года к ней никто не прикасался, не целовал, не ласкал. Четыре года не было ничего, и то, что происходило сейчас, являлось настоящим потрясением для нее.
 – Я в полном порядке. И сама со всем справлюсь, – тихо сказала она, изо всех сил стараясь скрыть тот факт, что он возбуждает ее и что-то для нее значит.
 Кристос пожал плечами, его губы сжались, он без слов взял корзинку для ленча и полотенца из каюты катера и вернулся на берег.
 Алисия осталась сидеть в привязанной лодке, сложив руки на коленях. Она наблюдала за тем, как он поставил корзинку на песок, положил полотенца и, решив искупаться, кинулся в волны.
 Кристос был хорошим пловцом. Он переплыл бухточку и повернул назад. Алисия скинула с себя юбку и блузку и, прыгнув с катера в воду, бы – стро поплыла от берега. Вода была замечательной – не слишком теплой и не слишком холодной, просто освежающей.
 На берегу она вытерлась полотенцем и, расстелив его на песке, села и стала смотреть на возвращающегося Кристоса. Он неторопливо плыл к берегу.
 Посейдон. Морской бог.
 Неожиданно в бухте появилась еще одна лодка и пришвартовалась недалеко от «Донзи». Группа людей высадилась на берег – по всей видимости, несколько семей. Матери доставали покрывала и полотенца, дети – доски для серфинга. Отцы уселись вместе в круг, и Алисия мрачно отметила, что, пока мужчины сидят, женщины делают всю работу. Вполне типично.
 Кристос вышел из океана. С него струйками стекала вода. Он сел на песок возле нее. Алисия инстинктивно отодвинулась подальше. Кристос бросил на нее насмешливый взгляд.
 – Нервничаешь? – спросил он. – Нет!
 Она отшатнулась, и это не осталось незамеченным. Губы Кристоса сжались, когда он посмотрел на нее из-под слегка опущенных ресниц.
 Он погрузил ладонь в песок.
 – Почему ты все-таки вышла за меня? Почему поменяла свое решение?
 Она подняла голову, ее мокрые светлые волосы спускались на плечи.
 – Что?
 – Ну, ты же поменяла решение и вышла за меня. Почему?
 Она не ответила, и он откинулся назад, зачерпнул ладонью мягкий песок и стал смотреть, как он сыплется у него сквозь пальцы. Алисия тоже легла, солнце жарко пригревало ей живот и грудь, она прикрыла глаза.
 Кристос стряхнул светлые песчинки, прилипшие к ее ногам. Алисия вздрогнула и, судорожно сжав колени, села. Он почувствовал, как напряжен каждый ее мускул, почувствовал жар ее тела, ее шелковистую упругую кожу.
 Она посмотрела на свои голые колени и убрала с них его руку. Легкая улыбка тронула губы Кристоса.
 – Мне здесь нравится, – проговорил он.
 – Убери руки.
 – Но, Алисия. Я хочу тебя.
 – Ты сказал, что дашь мне время.
 – Но сколько еще времени тебе нужно? Тебя же тянет ко мне…
 – У вас очень сильное воображение, мистер Патере, если вы действительно в это верите! – перебила она, вздернув подбородок. Ее глаза горели.
 Он улыбнулся, ему нравился огонь ее глаз. Ему нравилось, когда она сердилась, нравились ярость и вызов, которые он видел в них.
 – У меня действительно очень развитое воображение, и у меня есть несколько идей, которые я хочу с тобой осуществить.
 – Я не девственница, мистер Патере, но боюсь, что у меня не хватит опыта для ваших сексу – альных запросов. Вам бы лучше найти партнера, который в состоянии удовлетворить ваши потребности.
 – Мне не нужен мастер. Мне нужна ты.
 – Нет.
 – Почему я не могу хотеть тебя?
 – Потому что ты меня даже не знаешь, – она зарыла руки в песок по самые запястья, – ты не можешь желать женщину, которую только что встретил.
 – Почему же?
 – Потому. Это просто неправильно.
 – А, я вижу, ты читаешь мне мораль. Ты выходишь за мужчину, чтобы избавиться от отца, но не опустишься так низко, чтобы желать его.
 – Нет, это не так.
 – Как раз так. Ты подумала, что это гораздо проще – согласиться на нашу сделку и не разрешить мне трогать тебя. Но правда в том, что тебе самой хочется моих прикосновений, и это бесит тебя.
 Алисия вскочила на ноги и яростно начала отряхивать ноги от песка.
 – Меня не тянет к тебе, и я не хочу тебя, и я не хочу ничего делать с тобой.
 – Тебе не кажется, что уже поздновато? Неожиданно она напряглась и подняла руку, чтобы защитить глаза от солнца. Ее губы разомкнулись в шумном выдохе, она долго и пристально смотрела на волны. Он видел, как напряглось ее тело, как участилось дыхание. Она неподвижно стояла так в течение нескольких минут, а потом сорвалась с места и кинулась к воде.
 Алисия увидела маленькое тело, распластавшееся на волнах лицом вниз, раскинув руки и ноги. Она услышала крик – кто-то кричал, – и она бросилась в воду, подплыла к ребенку, перевернула его:
 – Дыши, дыши!
 Голубая резиновая маска сползла с лица мальчика, открывая его темные испуганные глаза. Зеленая трубка выпала у него изо рта. Он не умирал. Он плавал! Ноги стали ватными, и она осела в воде, все еще прижимая маленького мальчика к груди.
 Люди наблюдали за ней. Женщины, мужчины, другие дети, послышались крики.
 – Отпустите! – Мальчик больше не боялся, он сердился. – Отпустите меня сейчас же.
 Среди толпы Алисия поймала взгляд Кристоса, его темные глаза наблюдали за ней. В них не было злости, не было вообще ничего. Алисия вышла из воды и поставила мальчика на ноги.
 Женщина, скорее всего его мать, схватила ребенка и, повернувшись к Алисии, выдала ей целую разъяренную тираду по-гречески. Алисия видела, что губы женщины двигаются, двигаются, двигаются, но не слышала ни слова. Ее голова была окутана пустотой и тишиной, ее виски словно сдавил стальной обруч – это было ужасное воспоминание о смерти.
 Кристос пробрался сквозь толпу, обнял ее одной рукой за плечи, пробивая другой дорогу. – Пойдем? Алисия кивнула. Она плохо соображала, его рука лежала на ее талии, его тело загораживало от нее остальных.
 Она почувствовала, что губы стали сухими как песок. Они шли по пляжу, оставив толпу далеко позади. Кристос резко остановился и наклонился, чтобы поднять с земли их полотенца и одежду.
 Он отвязал канат. Алисия подошла к корме. Вода омывала ее ноги. Она забралась по трапу в лодку и села.
 Кристос внимательно поглядывал на нее всю дорогу, пока катер несся к яхте, но не говорил ни слова, и Алисия была благодарна ему за это.
 Она не могла смотреть на него, не могла говорить с ним, не могла поднять на него глаз. Тело было сковано болью. Она сидела так, ссутулившись, до самой яхты, подскакивая вместе с катером на волнах.
 Алекси.
 Кристос видел выражение ее лица, когда она вытащила мальчика с маской и трубкой из воды. Это было выражение ужаса и безысходности – лицо человека, увидевшего привидение.
 Вытершись после душа, Кристос быстро облачился в черные брюки и новую белую рубашку.
 Она не хотела говорить о том, что случилось на пляже, не собиралась давать никаких объяснений. Все и так было ясно: они оба знали, что она бросилась за мальчиком, подумав и увидев не то, что было на самом деле.
 Кристос все понял сегодня и начал волноваться. Привидение будет преследовать ее всегда, ее – ли он не попытается что-то сделать. Он должен сделать что-то. Но что?
 Он сунул руки в рукава пиджака, с радостью вспомнив, что сегодня вечером они ужинают вместе. Они поедут на ужин в Сефалонию, к ближайшим друзьям Кристоса, и он надеялся, что праздничная обстановка пойдет Алисии на пользу.
 Он предупредил ее, что платье должно быть официальным, и, завязывая галстук, подумал: интересно, что она наденет.
 Он представил себе длинное платье, покрытое стеклярусом, платье из бархата, мягкое шелковое платье, но ничто не было более привлекательным, чем тот купальник, который был на ней сегодня. Сквозь мокрую ткань были видны соски. Как хотел он тогда предъявить на нее свои права, прижать ее собой к земле, войти в нее…
 Оглядев себя с головы до ног, Кристос повязал черный галстук и выключил свет в ванной. Пора было идти проведать свою новобрачную.




 ГЛАВА ПЯТАЯ


 – Ты не говорил, что мы идем ужинать к судовладельцам! – Алисия возмущенно смотрела на Кристоса, сжимая в руках маленькую сумочку, украшенную стеклярусом. Она представляла себе тихий ужин наедине с Кристосом. Вместо этого ей придется провести вечер в кругу старинной всемогущей семьи, с людьми, которые об истории ее семьи знают слишком много.
 Я думал, что упоминал об этом. – Нет, ни разу! Он наклонил голову, его черные волосы блестели, как полированный оникс.
 – Тогда я прошу прощения. Это, должно быть, вылетело у меня из головы. Нас пригласил на ужин Константин Паппас. Ты, наверное, слышала о нем?
 О, она знала его очень хорошо. И не только из-за того, что он был лучшим другом ее отца, но и из-за того, что он вызвал огромные дискуссии во всей греческой индустрии тем, что пригласил в свою компанию иностранных инвесторов, таких, как Кристос.
 Неожиданно ей пришло в голову, что Кристос вполне мог быть тайным инвестором Константина.
 – Но ты же не… ты не… с мистером Паппасом?
 – Ты спрашиваешь, не деловой ли я его партнер? Да. Я поддерживаю его дела уже около десяти лет.
 – Константин – противник отца. – Но она поняла, что он уже знает об этом. – Ведь отец не догадывается о вашем партнерстве?
 – Нет. Я всегда был тайным инвестором. И у меня всегда было свое дело. Твоему отцу известно только то, что я владелец крупной американской компании.
 – Он же тебя совсем плохо знает.
 – У нас с твоим отцом чисто деловые отношения. Мы не друзья.
 Она почувствовала надвигающуюся истерику.
 – Так как же вы смогли договориться? Он попросил у тебя какие-то документы? Счета? Что?
 – Я послал ему необходимые отчеты о налогах.
 – Отчеты о налогах? Невероятно. У тебя есть деньги, у него – дочь, и вы заключили сделку. – Голос ее сорвался до писка, слезы навернулись на глаза. – И сколько же мужчин он отмел прежде, чем найти достаточно богатого?
 – Я не знаю, Алисия, но ведь теперь это не важно?
 – Это для тебя не важно! Ты же победитель. У тебя есть имя Лемосов, корабли Лемосов, дело Лемосов, дочь Лемосов. – Ее кожа пылала. Какой же человек продает собственного ребенка? Какой же это человек продал ее незнакомцу? Кристос даже не был греком. Он был американцем. Он был воплощением всего, что так ненавидел ее отец, и все равно это ничего не значило, потому что Кристос был богат. Очень богат. Невероятно богат. – Я ненавижу тебя! – Она отшвырнула свою сумочку и ударила его в грудь. – Я ненавижу тебя за то, что ты мне сделал. За то, что сделал нам!
 Когда она произнесла это слово – «нам», она поняла, почему так бесилась все последние дни. Если бы она встретила Кристоса в любом другом месте, при других обстоятельствах, она бы точно влюбилась в него, влюбилась – за его невероятно добрый взгляд, за его прямоту, за нежность. А эта женитьба испортила все. Его наняли – и даже все очарование мира не могло изменить этого факта.
 – Мне очень жаль. – Его голос не выражал никаких эмоций, совсем ничего.
 – Я никуда не поеду сегодня, – сказала она, глотая слезы. Сердце громко билось в груди, в горле стоял ком. – Если хочешь отпраздновать свою победу, иди без меня.
 – Константин устраивает прием специально для нас. Мы оскорбим его, если не придем.
 – Я не могу туда идти. Я не могу никого видеть.
 – Почему? Потому что чувствуешь себя посторонней? Знаешь что, дорогая, я всю жизнь был посторонним. Я знаю, что это значит, быть предметом постоянного обсуждения. Я уже слышал порядочное количество разговоров о своем прошлом. Но меня не волнует, что думают другие. Мне не нужно ни перед кем отчитываться, кроме себя.
 – Все понятно. – Она отошла. Он может считать себя греком, но он все равно американец. Он родился в чужой стране, был воспитан по-другому, он ценит совсем не то, что ценят они. Он все равно останется чужестранцем, даже женившись на ней. – Я никуда сегодня не пойду. Я не хочу. Ты заключал сделку с моим отцом. И оставь меня одну, пожалуйста.
 Кристос пожал плечами, но не двинулся с места.
 – Ты тоже заключила со мной договор и должна выполнять свою часть обязательств.
 – Я не брала на себя никаких обязательств!
 – Тебе бы следовало подумать об этом раньше.
 Но раз уж теперь ты – Патере, ты все-таки будешь делать то, что я прошу.
 – Просишь?
 – Настаиваю. – Его темные глаза сузились, на лице обозначился гнев. – Раз ты моя жена, сегодня тебе придется пойти со мной. Ты будешь общаться с Константином Паппасом с уважением и почтением. Понятно?
 Яхта медленно вошла в гавань и пришвартовалась к отдаленному доку. Алисия и Кристос не сказали друг другу ни слова ни пока сходили с яхты, ни пока садились в поджидавший их «роллс-ройс».
 Сидя в машине, Алисия прикидывала, много ли Кристос знает о взаимоотношениях ее отца с Константином. Когда-то эти двое были лучшими друзьями. Они выросли вместе в Оиноуссаи, ходили в один колледж. Так было, пока они оба не попали на работу в корабельную компанию, и тогда их отношения изменились. Постоянно соревнуясь, они стали подозрительно относиться друг к другу.
 Машина остановилась напротив невероятной виллы Константина – белого освещенного здания, – и Алисия заставила себя произнести:
 – Мистер Паппас, наверное, был в шоке от нашего замужества.
 – Ну, все были несколько удивлены, – ответил Кристос.
 Алисия подумала, что это мягко сказано. Она взяла свой голубой шелковый платок и закуталась в него – поверх аквамаринового платья.
 – Сколько будет сплетен… – Они и так будут.
 – Ведь все же знали, что отец искал мне мужа. Он разрекламировал это практически во всех греческих газетах!
 Белоснежная улыбка Кристоса блеснула в темноте.
 – Ты забываешь: все верят, что мы женились по любви. У нас же была тайная свадьба. Некоторые вообще думают, что мы поженились за спиной у твоего отца.
 – Моя репутация…
 – … запятнана, – согласился он, протягивая руку и трогая сапфирово-изумрудный браслет у нее на запястье.
 Шофер открыл заднюю дверцу Роллс-Ройса и отступил назад.
 Но Алисия не могла двинуться с места. Она чувствовала себя обманутой, хитростью втянутой в эту игру. Всю жизнь отец манипулировал ею, и теперь она вышла замуж за человека, который делает то же самое.
 – Я думала, что ты другой.
 Не обращая внимания на шофера, Кристос резко повернулся к ней и яростно прошептал:
 – Иногда нам приходится нарушать правила, чтобы добиться того, чего хотим.
 – Нарушать? Ты имеешь в виду, просто игнорировать их? Каждую минуту мне открываются все новые отцовские качества в тебе.
 Она почувствовала на себе его тяжелый взгляд.
 – Может быть. Только у меня другие цели.
 – Это ты так говоришь!
 – Я думаю, тебе просто придется довериться мне.
 – Довериться тебе? – Она медленно покачала головой. – Да я скорее доверюсь отцу, чем тебе. Его я хотя бы знала всю жизнь, а тебя только встретила.
 Он положил свою большую твердую ладонь на ее сжатые кулаки, взял их в горсть, поднес к своим губам и поцеловал:
 – Знаешь, внешность иногда обманчива. А теперь пора идти внутрь.
 Константин оказался гостеприимным хозяином. Он тепло встретил Алисию, поцеловал в обе щеки, поздравил с замужеством. Если он и чувствовал что-то против нее, то никак этого не показывал. Но, несмотря на это, она отвечала на все его вопросы об отце довольно враждебно. Было понятно, что Константин пытался разрушить стену между ними, которая была возведена в прошлом, но Алисия ничего не могла с собой поделать.
 – Ничего, – прошептал Кристос ей на ухо, когда они от Константина и его жены перешли к другой группе гостей.
 Она старалась выглядеть безразличной, пока Кристос обсуждал дела с другими мужчинами. Он обнял се одной рукой за талию и притянул к себе поближе. Его пальцы скользили от талии ниже, к бедрам.
 Алисия попробовала освободиться, но его ру – ка стала только жестче, сильнее прижимая ее. Исчезнуть было невозможно.
 Откинув назад голову, она открыла рот, чтобы высказать ему все, но поймала его взгляд. Он говорил: помни, где мы, помни, с кем ты.
 Мужчины. Бизнесмены. И Кристос один из них.
 Она проглотила ком, вспоминая, как однажды перебила коллегу отца, только чтобы спросить разрешения пойти с другими подростками на дискотеку в Афинах. Она никогда не была на дискотеке. Никогда не танцевала. И это было так заманчиво, что, несмотря на предупреждение матери, она подошла к отцу. Мать оказалась права. Отец взбесился из-за того, что она перебила взрослых, и ударил ее по лицу перед целым десятком мужчин. Он ударил ее и отправил спать.
 Вместо танцев она несколько часов просидела одна взаперти, сгорая от стыда.
 Отец пресекал все ее попытки обрести независимость, не желая дать ей ни толики свободы, он собирался сделать из нее нормальную греческую дочь.
 Ладонь Кристоса, которая поглаживала ей бедра, вернула Алисию из прошлого, словно призывая обратить внимание на тепло его руки и послушать, о чем говорят деловые люди.
 Жар пронзил все тело. Она поняла, что внутри у нее опять все приходит в смятение и затмевает разум.
 Пока Кристос с каким-то мужчиной обсуждал европейский рынок и американскую экономику, Алисия начала «плавиться». За время разговора Алисия уловила лишь несколько слов, прислушиваясь к боли в животе, которую вызывали своими прикосновениями руки Кристоса. Такого еще никогда не было. Он заставлял откликаться все ее тело.
 Когда Алисия наконец поняла, что не может этого больше выносить, они двинулись дальше, и она, поймав рукой его пальцы, сняла их со своего бедра.
 – Не надо, – проговорила она.
 – Мы должны делать вид, что счастливы. Мы же молодожены.
 Она промолчала, но это ее молчание выражало протест. Она ненавидела себя за слабость. Если он так легко может заставить ее паниковать, что же будет ночью, когда они останутся одни?
 Алисия не могла допустить никаких супружеских отношений. Но Кристос ясно дал ей понять, что хочет детей, и чем скорее, тем лучше. Когда-нибудь он все-таки вынудит ее исполнить супружеские обязанности, может быть даже сегодня.
 Она должна исчезнуть. Она не может ждать другого шанса.
 Она должна исчезнуть. Немедленно. Этот праздник – замечательная возможность. Столько красивых людей. И количество гостей все увеличивается. Музыка играет, все в постоянном движении. Кристос далее не заметит, что ее нет, а потом будет уже слишком поздно.
 Боясь потерять решимость, Алисия повернулась к мужу и, бормоча извинения, сказала, что ей нужно в дамскую комнату. Она быстро двинулась прочь из золотисто-белой гостиной, вниз по лестнице, по коридору, ведущему в кухню.
 Не обращая внимания на персонал на кухне, с высоко поднятой головой, с сумочкой, которая свободно болталась у нее на руке, она не бежала, нет. Просто шла, не замечая ничего вокруг и не сводя напряженного взгляда с двери перед ней.
 Подъездная дорожка, заставленная десятками дорогих импортных автомобилей – «бентли» и «роллс-ройсы», «мерседесы», «ягуары», «ферра-ри» – выглядела как экзотическая выставка. Алисия прошла вдоль этих шикарных автомобилей, кивнув водителям, которые стояли вместе и курили.
 Один шофер – ее шофер? – окликнул ее, предлагая подвезти. Она отрицательно покачала головой и продолжала идти, понимая, что такси в ее положении – более безопасный вид транспорта.
 Алисия остановила машину, четырехместный «мерседес», недалеко от Тропано-Бридж, рядом с бухтой.
 – Куда? – спросил таксист.
 – Сэми, – ответила Алисия. Она назвала дальний порт острова, где имелась переправа. Сэми находился в нескольких милях от шумного Арго-столи со всеми его кораблевладсльцами, которые слишком много знали о ней и обо всей ее семье. Там никто не будет искать ее.
 В Сэми Алисия заложила свой изумрудно-сапфировый браслет. На эти деньги она добралась до Лефкаса и купила билет в одну сторону до Афин.
 Как странно, подумала она с легкой улыбкой на губах, этот браслет подарил ей отец на шестнадцатилетие и теперь он поможет ей обрести свободу.
 Если бы только она догадалась взять этот браслет с собой в Париж, она смогла бы заложить его там. И это, может быть, спасло бы Алекси.
 Перед глазами у нее мелькнуло его ангельское личико, его серебристые кудри, его маленькие, раскинутые на воде ручки, когда он плавал. Плавал.
 Алисия зажмурилась, прижала пальцы к губам, пытаясь заглушить воспоминания. Какое-то время она безмолвно сидела не шевелясь, тело ее затвердело, внутри все как будто окоченело.
 Только подумать – этот браслет мог бы спасти жизнь ее ребенка. Ум заходил за разум.
 Нет, она не должна об этом думать. Она обещала матери, что не будет так думать. Эти мрачные мысли съедают ее изнутри. Они отравляют ей жизнь. Она должна жить настоящим. Только настоящим. Прошлого нет, оно ушло.
 В Афинах Алисия позвонила своей подруге детства, Лайле, и спросила разрешения пожить у нее несколько дней, пока не получит новый паспорт.
 Лайла, веселая, очень современная женщина, была рада помочь Алисии, тем более что она собиралась лететь по делам в Лондон и ей нужен был человек, который присмотрел бы за ее бесценным котом.
 – Зита такой чувствительный, он так не любит расставания и перемены, – щебетала Лайла, собирая свои чемоданы, – и не расстраивайся, если он не будет играть. Скорее всего, он вообще спрячется куда-нибудь и будет там отсиживаться до моего приезда. Просто корми его и делай вид, что все в порядке.
 Алисия улыбнулась:
 – Как типично для мужчин.
 – Ну, если говорить о мужчинах, то мне почему-то казалось, что ты вышла замуж.
 – Слухи. – Алисия распахнула дверь перед подругой. – А теперь иди, не то пропустишь самолет. И не волнуйся по пустякам. Мы с Зитой сойдемся.
 Первый день Алисия только спала, читала и опять спала. На второй день она набрала номер паспортного стола. Там ей сказали, что не могут выдать новый паспорт без копии ее свидетельства о рождении, что она должна прийти в офис и заполнить необходимые бумаги.
 Алисия повесила трубку и решила, что ей придется идти в офис. Она надеялась, что сможет не показываться на публике. Ей в голову пришла счастливая мысль, что если она наденет шляпу и солнечные очки, то сможет пройти по улице неузнанной.
 Лабиринты в паспортном столе тоже оказались проверкой Алисии на прочность. Весь вечер она провела в очередях, в нескончаемом заполнении бумаг только затем, чтобы ее послали в другую очередь. Провела весь красивейший осенний вечер в бесконечной пытке. Через три часа Али —; сия, абсолютно разбитая, вышла из этой конторы, где ей сообщили после всех испытаний, что еде —, дать новый паспорт, даже срочный, займет у них не меньше двух недель.
 Две недели.
 Алисия вернулась в квартиру Лайлы. Она закрыла дверь, разулась и кинула сумочку на стул.
 Она прошла в холл, потом на кухню, открыла холодильник и достала бутылку ледяной минеральной воды.
 – Зита, – позвала она. – Голодный?
 Кот не отозвался. Конечно, она и не думала, что он ответит ей, но люди обычно обращаются к своим котам, не так ли?
 С бутылкой минеральной воды в руке она прошла в гостиную, богато убранную коврами, – все по дизайну Лайлы.
 – Зита! Где ты? Все еще прячешься?
 Через секунду Алисия застыла в изумлении. Мужчина, высокий, широкоплечий мужчина сидел в кресле с бесхвостым черным котом на коленях.
 Кристос.




 ГЛАВА ШЕСТАЯ


 – Здравствуйте, миссис Патере, – проговорил Кристос, гладя темную голову Зиты. – Как провели день?
 Она смотрела на большую загорелую руку, ко —
 I торая лежала у кота на голове, на его сильные г пальцы, поглаживающие Зиту между маленьки – • ми аккуратными ушками, и ее начала бить дрожь. | Ноги стали ватными.
 Бутылка с водой выскользнула из ее пальцев.
 – Кристос.
 – Ты вспомнила, – сказал он с ухмылкой на губах и так резко поднялся на ноги, что кот свалился с колен. – Я не был уверен, что ты вспомнишь. Ведь, действительно, я всего лишь твой муж.
 Он улыбнулся ей, но в его улыбке и в голосе не было обычной мягкости, темные глаза сверкали, во всем его теле чувствовалось напряжение.
 Зита мяукнул в знак протеста против того, что его так бесцеремонно лишили удобного места. Кристос проигнорировал кота и, сжав кулаки, шагнул в ее сторону, но тут же взял себя в руки.
 Она почувствовала его ярость, его с трудом удерживаемую злость и вздрогнула.
 – А-а…
 – Что-то не так, милая? Кот откусил твой язык?
 Его шутка осталась без ответа. Она не могла говорить. Страх сковал все тело Алисии. Она беспомощно качала головой, ее взгляд блуждал от двери к Кристосу и обратно.
 – Я бы не стал этого делать. Ты не выберешься отсюда, а только разозлишь меня.
 – А сейчас ты еще не разозлен? – выдавила она, наконец-то обретая голос, и попыталась унять дрожь в коленках.
 – Не будь ребенком, Алисия. Это тебе не к ли-ЧУ —
 Она передернулась от его прикосновения и резко отступила назад:
 – Не могу поверить, что ты следил за мной.
 – А с чего ты взяла, что я не буду этого делать?
 Голос Кристоса был мягким, что так не соответствовало выражению его лица. Его глаза упрекали ее: она его предала.
 Он засунул руку в карман и достал оттуда браслет Алисии, тот изумрудно-сапфировый браслет, который она заложила несколько дней назад.
 – Вот. Надень его.
 Она бросила взгляд на украшение, ненавидя даже мысль о том, какую власть имеет Кристос. – Нет.
 – Надень. Или я сам сделаю это. – И, не дожидаясь ответа, Кристос взял ее руку и застегнул браслет у нее на запястье. – И не снимай его, – резко сказал он. – И даже не думай снова бежать от меня.
 – Я не твоя собственность, Кристос, я не вещь!
 – Ты не вещь. Ты моя жена. – Он одним пальцем взял ее за подбородок и приподнял его. – Я уже один раз допустил ошибку, но теперь приложу все усилия, чтобы добиться своих прав, и в этот раз ты будешь вести себя как подобает хорошей греческой жене.
 Она знала, уже за секунду знала, что он поцелует ее. Но у нее не было никакой возможности исчезнуть, спастись. Его губы охватили се, раскрыли, его язык скользнул в глубь ее рта, причиняя ей почти физическую боль.
 И даже сейчас, после всего случившегося, ее тело отвечало ему, каждый мускул ее напрягся. Несмотря ни на что, она хотела его.
 Кристос отстранился, их глаза встретились, улыбка тронула его губы.
 – Я начинаю понимать, почему отец держал тебя взаперти. Ты дикарка. Абсолютно необузданная.
 Жар и краска залили ее щеки. Она хотела отодвинуться от него, но он снова прильнул к ее губам, наполняя трепетом самые чувствительные уголки ее рта.
 Алисия прижалась к нему и замерла в его объятиях, ноги стали ватными. Она почувствовала, что теряет разум.
 Он сделал движение, чтобы расстегнуть ее джинсы, но его рука замерла у нее на животе.
 – Останови меня сейчас, – хрипло пробормотал он, но она не ответила, ничего не сказала ему.
 Тогда со стоном он сорвал с нее брюки, потом трусики, бросил их на пол. Она почувствовала, как его бедра прижимаются к ее бедрам, почувствовала его всего, его дикое желание.
 Он расстегнул молнию у себя на брюках и снял их, как раз когда скользнул пальцами ей между ног. Она вздрогнула, когда он дотронулся до нее.
 Кристос бросил се на пол и коленкой разжал ей ноги. Вес еще гладя се одной рукой, он без слов вошел в нее.
 Открыв рот, она с трудом ловила воздух, ее напряженное тело двигалось в ритм с его, она чуть ли не впивалась пальцами в его спину оттого, с какой силой он заполнил ее.
 Он занимался с ней любовью, не произнося ни слова, не целуя ее, просто медленно и тяжело двигался, отрывался от нее и входил снова, и снова, и снова, и снова.
 Она чувствовала на себе его тяжелое тело, его мягкую и гладкую как шелк кожу. Она прижималась к нему перед глазами… и боялась даже дышать. Он, она и мириады звезд перед глазами…
 Она чувствовала его напряжение, слышала легкий стон, который слетал у него с губ, и когда он крепче прижимался к ней, глубже проникая в нее, ей казалось, что темной ночью она бесшумно и слепо падает в волны неизвестности. И она с отчаянием бросалась в эти волны, крепче сжимая руками плечи Кристоса, утыкаясь лицом в его широкую грудь.
 Не было никого, кроме них. Не было ничего вокруг, кроме этой комнаты. Не было времени и пространства. Было только здесь и только сейчас. Он, она, его все еще напряженное тело, его руки, гладящие ее теперь по голове.
 – Извини меня, – сипло проговорил Кристос, отрываясь от нес. Его кожа все еще была влажной, волосы – спутанными. Он отодвинулся и, обтерев рукой лицо, встал.
 Он извинялся, он сожалел о случившемся. Так вот что он чувствовал. Это было совсем не так, как она себе представляла, не так, как она ожидала. Ничего прекрасного для него. Просто физический акт. Вид упражнения.
 Она медленно села.
 Слава богу, что сейчас не то время, когда она может забеременеть.
 Он надел брюки.
 – Я не сделал тебе больно? – спросил он, его голос был низким и даже грубым.
 – Нет. – Она хотела сказать ему, что это было замечательно. На каждый его призыв, на каждое движение ее тело отвечало, она обвивала его шею руками, чтобы еще приблизить к себе, желая его всего, желая еще большего. Но сейчас она, конечно, выглядит нелепо… без нижнего белья… и это явное выражение досады на его лице.
 Слава богу, между ними нет любви, а значит, и терять нечего.
 Что же они наделали? О чем они думали?
 Кристос провел руками по волосам, пытаясь привести их в порядок.
 – Одевайся. Пора ехать. Мой шофер ждет нас внизу.
 На всем коротком пути домой он не разговаривал. Он чувствовал, какое отвращение испытывала к нему Алисия. То же самое испытывал к себе и он сам.
 Его привели в смятение и возмущали его же действия, эта сила, которая притянула его к ней. Он подчинил ее своим желаниям, не спрашивая о ее чувствах и о ее собственных желаниях. Он обещал ей уважать ее, обещал, что никогда не возьмет ее силой, – и что же он делает? Силой укладывает ее на землю и занимается с ней любовью без ее на то воли!
 Кристос был рад, когда лимузин наконец затормозил у роскошной виллы, отделанной мрамором. Он не мог дождаться того момента, когда сможет выскользнуть из машины и спрятаться от осуждающего взгляда Алисии.
 Алисия бросила быстрый взгляд на высокий забор и на сам дом. На ступенях виллы их встречали с десяток работников. Кристос кивнул им, а потом, сделав жест в сторону Алисии, выразительно улыбнулся.
 – Моя жена, – коротко объявил он, начиная подниматься по ступеням, оставив ее идти за ним следом, как провинившегося ребенка.
 Алисия вспыхнула и безмолвно прошествовала за ним следом под внимательным и оценивающим взглядом работников, как сквозь строй солдат.
 Поднявшись по лестнице, Кристос ввел ее в комнату, которая, по-видимому, была его кабинетом. Стол, кожаные кресла, настольные лампы.
 Он закрыл дверь и усадил ее на один из кожаных стульев. Она села на самый краешек, пытаясь понять, что будет дальше.
 – Я… хотел извиниться… Я потерял контроль. Я вел себя как последняя скотина. Больше такого не повторится. – Его речь была лаконичной и да – же резкой. Он прислонился к закрытой двери, скрестив на груди руки, видно было, что он напряжен. – Твой отец предупредил меня, что ты попробуешь сбежать. Он говорил, что ты сделаешь это, как только представится хоть малейшая возможность. Я думал, что приготовился к этому. Но все-таки позволил себе расслабиться на вечеринке.
 Алисию охватил стыд, когда представила, каким униженным и оскорбленным он себя почувствовал у Константина, Все искали ее. Все знали, что его новобрачная сбежала от него.
 – Твой отец звонил мне, – продолжал Кристос. – Предлагал свои услуги, извинялся за твое поведение.
 Она резко наклонила голову, еще более подавленная. Ее отец звонил и предлагал свои услуги.
 – Я отказался, конечно. – Темные глаза Кристоса встретили ее синие, его взгляд был суровым и жестким. – Я сказал, что ты скоро будешь дома и будешь выполнять свои обязанности, подаришь мне сына.
 Ее сердце забилось быстрее. Дыхание перехватило, и в горле встал ком. Она не сказала ни слова, и тогда он продолжил:
 – Мы будем заниматься любовью, пока ты не забеременеешь. Мы создадим семью. И ты докажешь своему отцу и всем вокруг, что моя вера в тебя не беспочвенна, что ты знаешь и принимаешь свои обязанности.
 – Нет.
 Ее голос был тише шепота, но он все равно услышал его.
 – Что «нет», Алисия?
 – Нет. Я не принесу тебе никаких детей. – Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Ни сыновей, ни дочерей. Никаких наследников.
 – Это твое принципиальное решение? Часть твоего протеста против греческого общества?
 – Это мое решение.
 – А может, мы сумеем изменить его?
 – Нет, не сумеем. Ты женился не на той женщине. Ты выбрал не ту жену. Сотни женщин позавидовали бы мне. Сотни женщин были бы счастливы иметь от тебя детей. Я же – нет.
 Улыбка исчезла с его лица, и она инстинктивно вжалась в спинку стула, хотя он не двинулся с места.
 – Я старался быть терпимым, Алисия, старался понять твои чувства, но всякому терпению приходит конец. Мы должны изменить наши отношения. Мы должны сделать шаг к нашему будущему, а не сидеть на месте.
 Он медленно подошел к Алисии, наклонился, сел перед ней на корточки. Его ладонь дотронулась до ее ноги, до голени, до колен, до бедер и выше, заставив ее задрожать.
 Его темные глаза встретили ее взгляд, и он улыбнулся, если это можно назвать улыбкой, и ее сердце непроизвольно откликнулось на эту улыбку.
 Кровь пульсировала у нее в венах, жар залил лицо, заставляя каждую клеточку отзываться на этот призыв. Ее поразило то, что она все еще мо – жет желать его, что она может чувствовать себя перед ним такой «зеленой» и неопытной после того, что произошло на квартире у Лайлы.
 – Не надо, не надо опять, – твердо сказала она, когда он большим пальцем описывал линию ее бедер.
 – А что, ты думаешь, я собираюсь делать? – спросил он, его голос еще никогда не был таким глухим и хриплым, никогда не был таким «американским».
 Она посмотрела ему в глаза:
 – Ты хочешь еще… секса, – резко ответила она, но ее голос звучал скорее хрипло, чем сердито, а тело стало таким горячим, что она начала презирать себя.
 – Только теперь это займет больше времени, я буду делать все медленно. – Он поцеловал ее в шею.
 Алисия постаралась оттолкнуть его. Он же только крепче прижал ее к себе.
 – Ты самый ужасный из всех мужчин.
 – Самый ужасный? Ужаснее твоего отца? – Он запечатлел еще один короткий и дразнящий поцелуй на ее груди. – Как плохо.
 Тепло пронзило ее тело, ей хотелось провалиться сквозь землю. Она не могла поверить, что может так страстно желать мужчину, которого так ненавидит, а ее тело, ее глупое, жалкое, бедное тело отвечает ему.
 Его губы сквозь блузку опять нашли ее сосок. Она беспомощно изогнулась, волны огня и желания пронзали ее тело. На долю секунды она при – льнула к нему, закрыв глаза и позволяя себе насладиться его прикосновениями, но, взяв себя в руки, вывернулась из объятий Кристоса.
 – Я понимаю, я не нравлюсь тебе, – тихо сказал он, его голос выражал все его эмоции и чувства, – но мы женаты. И должны принять это.
 Она зажмурила глаза, как будто могла этим заставить его замолчать.
 – Ты никогда не добьешься от меня того, чего хочешь.
 – Я не знаю, что произошло между тобой и твоим первым мужем, но Джереми Уинстон что-то сделал тебе…
 – Нет.
 – Он причинил тебе боль, заморозил твое сердце, превратил тебя в Спящую Красавицу.
 – Ты не знаешь, о чем говоришь.
 – Я знаю достаточно. Я знаю, что это замужество отравило тебя. Я знаю, что после этого ты около двух лет провела в Швейцарии, потом, уехав из санатория, долго пыталась снова прийти в себя.
 Сердце Алисии билось так, что казалось, оно выскочит из груди.
 – Я не могу говорить об этом.
 – Но почему? Что случилось, Алисия?
 – Ничего. Ничего не случилось.
 – Что-то все-таки произошло. – Нет!
 – Что-то мрачное, ужасное…
 Слова окружали ее, сновали по комнате, их становилось все больше, пока они не заполнили все пространство вокруг Алисии. В глазах у нее потемнело…
 Кристос позвал доктора. После осмотра доктор посоветовал Алисии отдохнуть и попить витамины, содержащие железо. Врач сказал, что женщины часто бывают малокровны, и если Алисия хочет забеременеть, то сначала ей необходимо справиться с недостатком железа.
 – У меня нет малокровия, – запротестовала Алисия на следующий день, когда ей подали третий бифштекс подряд. – Мне вполне достаточно железа, содержащегося в шпинате. Для этого не надо съедать килограмм бифштексов зараз.
 – Если ты не будешь сильной, мы не сможем иметь детей.
 – Я сильная, и мне не нужно мясо для того, чтобы забеременеть. Отстань от меня со всей этой мясной терапией. И прекрати пугать меня.
 Кристос пытался урезонить се:
 – Я не пугаю. Я просто хочу, чтобы ты была очень осторожной.
 – Я и так осторожна. И еще я очень скучаю.
 Хочу на свежий воздух.
 Он проворчал что-то и покачал головой, готовый закончить дискуссию.
 – Можешь пойти в бассейн. Я там на стул положил для тебя полотенца. Но не стой долго на солнце. Чтобы не обгореть.
 Алисия перетащила шезлонг из-под зонта поближе к бассейну, где можно было понежиться на солнце и посмотреть в чистую голубую воду. Она взяла с собой книгу из комнаты, но та оказалась довольно занудной и требовала больше концентрации внимания, чем она сейчас могла себе позволить. После получасового чтения она перевернулась на живот и позволила себе ничего не делать.
 Солнце чудесно пригревало спину, и разморенная Алисия начала засыпать.
 Внезапно – она не знала, сколько времени прошло, – молодая женщина почувствовала прикосновение, нежное поглаживание, как будто по ее обнаженной спине тихонько провели бархатом.
 Алисия поежилась. Ее переполняло ощущение блаженства. Но приятное прикосновение повторилось, и ее тело отозвалось на него, загорелось. Она медленно вздохнула, все еще не желая открывать глаза и уходить из объятий Морфея.
 Но и игра не прекращалась. Казалось, кто-то перышком провел по спине, очертил контур ее купальника.
 Она немного поерзала, раздразненная этим прикосновением и разочарованная его краткостью.
 Неожиданно она поняла, что это все обман, ловушка. Это не сон!
 Алисия вскочила.
 – Кристос!
 Высокая тень отодвинулась, пропуская к Алисии серебристое солнце. Он сел на шезлонг рядом с ней:
 – Надо было все-таки намазаться средством от солнца. Ты здесь уже несколько часов и жутко обгорела.
 Она бросила взгляд на свое запястье, но часов не было, посмотрела на солнце. Оно сильно сместилось, проделало четверть пути по небу.
 – Который час? – спросила она, пытаясь застегнуть верх купальника.
 – Без пятнадцати четыре.
 – Сколько?
 Он с улыбкой смотрел, как она сражается со своим купальником.
 – Может, я смогу тебе помочь?
 – Мне не нужна твоя помощь!
 – Тебе надо что-то накинуть. Ты вся обгорела. Ты же не хочешь, чтобы кожа начала облезать.
 – Я никогда не облезала. – Ее пальцы так дрожали, что застегнуть бюстгальтер не представлялось возможным.
 – Алисия, я ведь видел грудь и раньше.
 – Но не мою.
 Его губы тронула усмешка, брови вздернулись. Он хрипло засмеялся:
 – Я уверен, что смогу перенести это потрясение.
 Конечно, что еще он может сказать! Он родился остряком. Вскочив на ноги, она схватила полотенце и надела халат.
 – Боюсь, что я не смогу этого перенести. Шелковый халат показался ей таким ледяным по сравнению с ее горящей спиной, что она вздрогнула.
 – Когда ужин?
 – В семь выпьем чего-нибудь. А ужин в девять. Алисия пообещала прийти и поужинать вместе с ним, но не рассчитала свои силы. Она очень сильно обгорела.
 Теплый душ сначала помог, но, как только она вытерлась, вся ее спина, от плеч до ступней, загорелась огнем.
 Она даже одеться не могла без слез. Даже свет бра казался ей ножом, которым водят по ее спине. Ничего в ее шкафу не показалось ей привлека-тетьным. Она выключила лампу, разделась и осторожно скользнула под холодную простынку.
 К черту ужин. Она лучше останется в постели.
 Через пятнадцать минут Кристос подошел к ее двери.
 Он даже не удосужился постучаться – просто вошел.
 – Зная твою любовь к побегам, я решил проверить, с нами ли ты еще.
 Алисия натянула простыню на самый подбородок.
 – Как видишь.
 – Но в постели. – Да.
 – Может, это приглашение? – Его ослепительно белые зубы сверкнули в полумраке комнаты.
 – Нет.
 – Но ты ведь голая.
 – Я, кажется, обгорела.
 – Покажи мне. Жар залил щеки.
 – Хочешь доказательств?
 – Да, пожалуйста.




 ГЛАВА СЕДЬМАЯ


 Борясь с противоречивыми чувствами, переполняющими ее, Алисия попыталась привести мысли в порядок.
 – Я не собираюсь раздеваться перед тобой, только чтобы ты мог убедиться в том, что я действительно обгорела.
 – Ты уже около года не была на солнце. У тебя могут быть ожоги второй или даже третьей степени.
 – Ты преувеличиваешь. Это просто солнце.
 – Вот и проверим. – Кристос тихо подошел к краю кровати и выдернул одеяло из ее крепко сцепленных пальцев.
 Алисия быстро перевернулась на живот, чтобы прикрыться, оскорбленная его исследующим взглядом.
 – Просто обгорела. Теперь ты, может быть, позволишь мне прикрыться?
 – Да ты просто запеклась, – ответил он, дотрагиваясь до ее спины.
 Она вздрогнула от боли.
 – Пожалуйста, дай простынку.
 – Только после того, как я тебя чем-нибудь намажу. У меня есть алоэ-гель с обезболивающим. Это должно помочь.
 – Дай мне хотя бы прикрыться. – Его взгляд путешествовал по ее спине, ниже, она не знала, куда деваться от смущения.
 Кристос пошел в ванную и вернулся с полотенцем и мазью. Он выдавил алоэ себе на руки и потер руки одна о другую, она слышала этот хлюпающий звук, и он вдруг показался ей жутко сексуальным, все ее тело отвечало на него. Крепче сомкнув колени, она пыталась контролировать свое дыхание, но ее сердце готово было выскочить из груди, чувства переполняли ее. Она настолько же сильно хотела, чтобы он касался ее, насколько боялась этого.
 – Лежи тихо, – скомандовал он, – это должно помочь.
 Помочь? Как будто лед положили на спину. Она беспомощно извивалась в его руках, стараясь избежать этого столкновения холодного и горячего. Но он не отпускал ее. Он вжал ее в кровать, продолжая медленно втирать гель в спину.
 Понемногу обезболивающее помогло, сняло самую невыносимую боль. Его руки двигались по спине, вниз по позвоночнику, а потом вверх.
 Жар принизывал ее тело, но он не имел ничего общего с солнечным теплом, он был вызван его прикосновениями.
 Когда кончики его пальцев добрались до ее ягодиц, она вздрогнула, словно умоляя его прекратить. Он спустился к бедрам, потом стал гладить ее талию, груди.
 Алисия не могла дышать. Он большим пальцем прошелся по их округлости. Соски затвердели, воздуха не хватало. Она хотела большего, большего, чем эти прикосновения.
 Его руки вернулись к ее бедрам, потом соскользнули с ее тела. Она судорожно и глубоко вздохнула.
 – Спасибо, – сумела выдавить она из себя.
 – Еще не все, – ответил он, массируя ее плечи и шею.
 – Уже достаточно, – ответила она, голос ее стал тонким и срывающимся.
 – Я еще не все покрыл, – ответил он, выдавливая гель на середину ее спины.
 Алисия хотела запротестовать, но ни звука не слетело с ее губ. Вместо этого она закрыла глаза, ее губы раскрылись, ее тело жаждало прикосновений его рук.
 Ладонь Кристоса гладила шею, спустилась к напряженной и упругой груди, массируя ее затвердевшие соски. Она почти теряла сознание от его прикосновений, от переполнявших ее чувств и желаний, от новизны.
 Тяжелая и горячая рука его скользнула ниже, касаясь самых сокровенных мест ее тела. Она крепче сомкнула ноги, стараясь унять дрожь, но Кристос не убрал руку, продолжая гладить ее. Она почувствовала дикую волну стыда и желания.
 – Не надо, – пробормотала она, оскорбленная, но жаждущая.
 – Хочешь, чтобы я остановился?
 – Н-н-нет, – вырвалось признание, и это было правдой.
 Даже не видя его лица, она знала, что он улыбается. Но ей было все равно. То, что наполняло ее тело, было слишком сильным, слишком важным, чтобы прерывать это.
 Кончики его пальцев скользили по самым чувствительным местам ее тела, по тем местам, ко – торые не смогло тронуть солнце. Он пробуждал в ней страстное желание быть с ним, делая ее все более ненасытной.
 Она должна взять себя в руки, должна сказать ему, и очень резко сказать, что не потерпит такой фамильярности, но… фамильярность никогда еще не была так прекрасна и никогда еще не доставляла ей столько наслаждения. Голова кружилась, и Алисия вдыхала воздух маленькими неглубокими глотками, боясь дышать, боясь отвлечь его, боясь нечаянно прервать это наслаждение.
 Прижимая ладонь к губам, она задрожала, когда пальцы Кристоса скользнули внутрь нее…
 Никогда еще никто не дотрагивался до нее так дразняще, даже Джереми, который был довольно робким и (вправе ли она так говорить?) ненасыщающим любовником. Для Джереми секс был просто коротким соединением. Ему даже в голову никогда не приходило, что у нес есть физические желания.
 Она дрожала под его пальцами, а Кристос не останавливался, и ей приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не выгибаться дугой под его ненасытными руками. Она не может потерять контроль над собой, не должна соблазняться им. Но ноги сами собой раздвигались, как будто по своей собственной воле.
 Голова как будто опустела, а перед глазами только мелькали красные, зеленые и белые огоньки…
 Ее открытый рот, прижатый к ладони, сделал рдох, и это вернуло се к действительности. Крис – тос пошевелился, и она вспомнила о нем и о том, что это по его вине она испытала сейчас унизительное наслаждение.
 Он довел ее до оргазма только с помощью ру – ки. Боже, это невероятно. Как грубо и унизительно. Она хотела спрятать лицо в подушку, укрыться сама, но это бы не помогло. Он ждал от нее каких-то слов. Ждал чего-то.
 Она медленно повернула голову, веки были тяжелые, как будто со сна. Алисия посмотрела на Кристоса. Он выглядел сонным, а его зрачки были совсем черными. Ему нравилось быть властелином, и она понимала это. Кристосу нравилось заставлять се падать в его объятия.
 Алисия немного успокоила свое тело. И все-таки он ждал, что она что-то скажет. Она выдавила из себя первое пришедшее на ум:
 – Это было… мило.
 Его ресницы опустились, скрывая истинные его чувства.
 – Я, наверное, теряю форму. Надо будет потренироваться. – И, кивнув ей, он ушел, оставив ее лежать обнаженной на кровати.
 Ночь прошла мучительно, кожа горела, казалось, что жар разливается по всему телу. Проснувшись в очередной раз, она увидела рядом Кристоса, который держал в руках аспирин. Она благодарно взяла его и позволила намазать себе спину обезболивающим. Он избегал разговоров о том, что произошло между ними раньше, и, когда он ушел, Алисия провалилась в глубокий и уже расслабляющий сон.
 Прислуга принесла ей завтрак прямо в постель, и Алисия съела дыню и сладкие булочки, сидя в кровати и стараясь как можно меньше двигаться.
 Кристос появился незаметно. Он был одет в костюм и галстук, черные волосы были гладко зачесаны назад, что подчеркивало его суровость и твердость.
 – Как ты? Я же предупреждал тебя о солнце.
 Конечно, он предупреждал. Он вообще бездонный кладезь мудрости. Она стиснула зубы, чтобы удержаться от желания сказать что-нибудь колкое.
 – Если я тебе понадоблюсь, я буду в кабинете.
 – Ты мне не понадобишься. Он пожал плечами.
 – Это ты так говоришь, но твои действия не соответствуют твоим словам. – Сказав это, он вышел из комнаты.
 Он был прав. Она не понимала, что творится у нее внутри. Как будто две абсолютно разные женщины уживаются в ее теле. Одна – непорочная, правильная, дисциплинированная. Другая же была полна голода и желания. И это всегда было так. Еще ребенком она жаждала новых ощущений, а холодность ее отца, его постоянная критика приучили ее стыдиться своих чувств, превращая вполне нормальные детские желания в нечто грязное и неправильное.
 Дочери должны быть полезными, должны прислуживать. Дочери должны быть тихими и послушными. Дочери должны быть безмолвны – ми и жертвенными. И отец постоянно давал Алисии понять, что она не соответствует ни одному из этих требований.
 И чем старше она становилась, тем больше боролась со своей пылкой и страстной по природе натурой, тем больше стремилась подчинить себя правилам, остепенить себя. Она старалась стать такой, какой хотел видеть ее отец.
 У нее всегда была склонность к рисованию, и она часто доставала свой большой альбом для эскизов, выплескивая в нескончаемые черно-белые наброски всю энергию, которая скапливалась в ней и рвалась наружу. Она рисовала портреты домашней прислуги, соседских детишек, морские и степные пейзажи.
 И возможность специально учиться живописи была послана ей в ответ на все ее молитвы. Отец сначала пришел в ярость, но мать все-таки уговорила его отпустить Алисию. В Париже она оказалась в окружении всего нового для нее, она оказалась в кругу артистов и писателей, которые говорили обо всем, кроме денег. Они были интересными и оригинальными, горячими и несдержанными, умными и смешливыми. И Джереми был одним из них, он всегда был душой компании, очаровательный, красивый, абсолютно безответственный. Это в нем и нравилось Алисии. Нравилось даже то, что он не может удержаться на работе. Он был самым непредсказуемым человеком, которого она когда-либо знала.
 Долго они не тянули. Несколько страстных ночей – и он предложил ей жить вместе. Но чем дальше, тем больше в ней просыпалась правильная греческая девушка. Она не могла просто жить с мужчиной. Ей нужно было быть женой, а потом и матерью.
 И она стала. И женой, и матерью.
 Алисия перевернулась в кровати и положила руку на одеяло. Казалось, что Париж был так давно. Джереми – это просто имя мужчины, которого она когда-то знала.
 Странно, что она прожила отрезок жизни, который ничего для нее больше не значит. Правильная греческая девушка безвозвратно исчезла. Осталось только воспоминание.
 А потом судьба решила, что ей нужен Кристос, и, нарушив все правила, соединила их.
 Ему нужна была жена. Она стала женой. Только она не забеременеет. Доктор дал ей голубую пластиковую коробочку с пилюлями, которые на шесть месяцев защитят ее от нежелательной беременности…
 Чуть позже, уже днем, Алисия смогла принять ванну и одеться в легкий сарафан и совсем открытые сандалии. Она пообедала одна в столовой и побродила по садовым дорожкам, прислушиваясь к отдаленному гулу машин.
 Сзади послышались шаги. Она повернулась и увидела Кристоса, который стоял у нее за спиной. Он переоделся в светлые льняные брюки и свободную хлопковую рубашку цвета топленого молока. Карамельный цвет шел ему, подчеркивал загар и его черные волосы.
 – Прости, что заставил тебя ждать, – сказал он, – была проблема в моем главном офисе в Нью-Йорке.
 Его голос звучал довольно насмешливо, как будто все между ними было шуткой. Боль пронзила ее с головы до ног. Боль от осознания того, что есть что-то хорошее в этом человеке, в них обоих, но они никогда не смогут переступить через преграды и отделаться от окружающих обстоятельств.
 – Все в порядке. Я привыкла быть одна. Мне не скучно.
 Он понимающе кивнул.
 – Мне нужно быть завтра в Нью-Йорке. Вечером мы выезжаем.
 Она почувствовала интерес и надежду, но тут же безжалостно высмеяла их. Возможность начать все на новом месте не значит начать все сначала. Проблемы останутся проблемами. И конфликты никуда не денутся.
 Но может, и не надо, чтобы все это исчезало? Может быть, вдали от Греции они смогут начать с чистого листа? Во всяком случае, она будет стараться изо всех сил.
 – Я уже попросил прислугу собрать вещи. Скоро мы выезжаем, – сказал он хмуро. – И еще кое-что. Твой отец хотел приехать вечером попрощаться. Но я отказал ему. Надеюсь, ты не против.
 Частный самолет Кристоса приземлился так мягко, что не почувствовалось даже прикосновения шасси к бетонированной площадке. Спустя несколько минут они покинули самолет, чтобы сесть на задние сиденья поджидавшего их лимузина.
 Несмотря на ранний час, только-только начался рассвет, Кристос набрал несколько телефонных номеров прямо в автомобиле по пути в Дерби, в Коннектикуте. Во время очередного разговора Кристос, прикрыв телефонную трубку рукой, наклонился и показал Алисии несколько достопримечательностей.
 В сумерках было очень сложно что-то разглядеть, но она все же заметила богатые железные ворота, каменные стены, парки с прибранными лужайками. И даже ее, которая росла всегда в достатке, потрясала эта безбрежная Америка.
 Дом Кристоса стоял на зеленом холме, утопая в зелени. Из окон были видны и вода, и близлежащий лес с величественными деревьями.
 – Это не то, что ты ожидала увидеть, – произнес Кристос, закончив телефонный разговор.
 Да, не то. Она ожидала чего-то грандиозного – еще одно огромное строение из мрамора. А вместо этого небольшой двухэтажный беленький домик с красивыми окошками. Мягкий свет восходящего солнца сверкал на двускатной шиферной крыше. Домик из сказки. Он весь утопал в розах. Пожилая женщина, одетая в простое черное платье, открыла дверь. Алисия подумала, что это экономка, но ошиблась.
 – Мама, – сказал Кристос, обнимая женщину за плечи и целуя в обе щеки, – что ты здесь делаешь так рано, почему не спишь?
 – Я ждала у дверей.
 – Я вижу.
 Алисию бросило в жар, потом в холод. Женщина не была экономкой, она была матерью ее мужа. Белый каменный домик сразу же потерял всю свою сказочность.
 Кристос представил мать и Алисию друг другу. Женщина встретила Алисию довольно сухо, если не сказать – холодно, чему Алисия не удивилась. В Греции свекрови очень строги к своим невесткам. Ни одна женщина не достойна их сыновей, кроме них самих. Греческие матери живут для своих мальчиков и считают своим долгом следить за их женами, учить их, как вести хозяйство, как выполнять свои обязанности.
 Миссис Патерс-старшая повернулась к сыну:
 – Она больна?
 – Нет, просто очень худая.
 Седая женщина скептически посмотрела на Алисию.
 – Ты же вызывал доктора в Афинах?
 – Да, но он только посоветовал ей принимать железо. Он дал специальные таблетки и сказал, что они помогут.
 Взгляд миссис Патере становился все строже. Она взмахнула руками.
 – Я всегда думала, что ты хочешь полноценную семью, Кристос, детей. Жена, у которой только кожа да кости, не очень подходит для роли матери. Тебе нужна нормальная греческая девушка, а не Лемос!
 Алисия ожидала встречи со строгой и критичной свекровью, но мать Кристоса абсолютно обескуражила ее: кровь отхлынула от лица, тело похолодело.
 – Мама, повежливее, пожалуйста, – тихо попросил Кристос, – ты должна дать Алисии шанс.
 – Я все про нее знаю. Она тебе не пара. Тебе нужна хорошая греческая девушка, Кристос. Хорошая.
 Кристос посмотрел на Алисию, их глаза встретились.
 – Она хорошая, мама, – ответил он, прикрыв глаза, потом повернулся к матери.
 – Но она дочь Лемоса. – Да.
 – Тогда как она может быть парой тебе?




 ГЛАВА ВОСЬМАЯ


 Когда мама ушла, Кристос закрыл дверь.
 – Все будет в порядке. Ей просто нужно время, – без всяких эмоций в голосе сказал он.
 Алисия не смела возражать ему, но она лучше многих знала, что время не всегда помогает. Иногда бывает даже наоборот, когда оно усугубляет все еще больше, но она не могла сказать это Кристосу и не могла критиковать его мать. Матерей, особенно греческих, нельзя ничем попрекать.
 Понимая, что он чувствует себя неловко, Алисия попыталась разрядить обстановку:
 – Хочешь кофе?
 – Да, только я сам все сделаю. Ты гостья. Гостья. Не жена, а только гостья.
 На кухне она смотрела, как Кристос размалывает кофе, как включает кофеварку. Он задумчиво посмотрел на нее:
 – Алисия, я думаю, будет лучше, если ты не будешь обсуждать своего отца с моими родителями.
 – Не понимаю. Я чего-то не знаю?
 – Не важно. Просто делай то, что я говорю. Алисия все еще слышала голос его матери:
 «Хорошая девушка, а не Лемос». Ее передернуло.
 – Это и мое дело тоже, – проговорила она. – Что случилось? Что сделал мой отец?
 Кристос нахмурился.
 – Это было очень давно.
 – Значит, не очень давно, раз твоя мать не может без отвращения смотреть на меня.
 – Все не так плохо.
 – Но достаточно плохо. – Она подняла голову и вдруг поняла, что готова разреветься. Она испугалась. Неужели она начала чувствовать к Кристосу то, что никогда ни к кому не испытывала, даже к Джереми? Да, Кристос добился, чего хотел, прорвался к ней, растопил лед в ее сердце. И если его семья ненавидит ее, то их отношения в серьезной опасности. – Я имею право знать, Кристос. Как твоя жена.
 – Твой отец сделал так, что мой не смог устро-иться на работу на Оиноуссаи: он пустил слух, что папа – шулер, мошенник. Ком встал у нее в горле.
 – Как? Почему?
 – Твой отец занимался довольно неэтичным бизнесом, Алисия.
 Она закрыла глаза, не желая больше ничего слышать. Итак, Кристос все знал. Знал, что ее отец нанимал специальных людей, чтобы те вредили другим судовладельцам. А когда эти другие не могли продать ни одного корабля, он появлялся и скупал весь бизнес.
 – Тебе Константин сказал?
 – Нет. Я знал это задолго до того, как стал работать с Константином. Мой отец был одним из сварщиков, которых нанял Константин, чтобы демонтировать свои корабли.
 – Он должен был обратиться в полицию, – прошептала она.
 – Но он этого не сделал. Из уважения к твоей матери.
 Она почувствовала холод.
 – Я думаю, мама поблагодарила бы его, – медленно и задумчиво проговорила она.
 – Не волнуйся. Мы с Константином уже выплатили все долги твоему отцу. После этого мы и стали работать вместе. Мы с ним нужны друг другу. И это с его помощью я смог взять реванш и отомстить. – Он засмеялся, но в его глазах не было теплоты, а в его улыбке не было нежности. – Я получил тебя.
 И приданое за нее.
 Она отшатнулась от него и закрыла глаза. Какой же дурой она себя чувствовала. Она влюбилась в него, а он просто мстит за свои прошлые неудачи! Идиотка!
 – Твой отец хочет внуков, – добавил он, – и он их получит. Только они будут Патере, а не Лемос. Никогда они не будут Лемос!
 Трясясь, она обхватила себя руками.
 – Какие дети? – спросила она. – Откуда?
 – Я помню, ты говорила, что не можешь иметь детей, но ты никогда не была у специалиста. Врачи сейчас творят чудеса, есть специальные процедуры…
 – Прекрати говорить мне о врачах и о процедурах и послушай меня! Ты хочешь, чтобы я была как твоя мать. Хочешь, чтобы я сидела дома и была домохозяйкой.
 – Да. Точно.
 – Но это то, что хочешь ты, а не я. А ты не можешь управлять моей жизнью, Кристос. У меня своя голова на плечах. И я хотела бы ее использовать.
 – Используй ее для того, чтобы содержать наш дом и нашу семью.
 Задняя дверь дома открылась. Им пришлось замолчать. Веселый голос произнес громкое приветствие. Кристос глубоко вздохнул, и его глаза стали злыми.
 – Миссис Эвери, – невыразительно произнес он.
 Они посмотрели друг на друга. Кристос вы-пил кофе из чашки, а Алисия положила руку себе на грудь, пытаясь успокоить нервы.
 Он женился на ней из мести. Женился, так как надеется, что она родит ему детей.
 У нее не будет детей. Может быть, семь лет назад… А сейчас? Ни за что.
 Шаги экономки глухо отдавались по паркетному полу, когда она шла через кухню. Ее маленькие пухлые ручки быстро завязывали фартук поверх ярко-красного платья.
 – Завтрак? – спросила она, еще не видя Алисию.
 – Да, пожалуйста, – хмуро ответил Кристос. Круглое лицо женщины вдруг расплылось в улыбке.
 – Новая миссис Патере?
 Кристос хмуро взглянул на Алисию:
 – Да, миссис Звери. И раз уж вы здесь, я оставлю новую миссис Патере на ваше попечение.
 Когда миссис Звери показывала Алисии дом, Алисия услышала звук хлопнувшей двери. Она вздрогнула и повернулась на звук.
 – Не волнуйтесь. Это мистер Патере ушел на работу. – И с радостной улыбкой экономка продолжила экскурсию по дому.
 Дому было около двухсот лет, и он был основательно переделан в начале этого века. Все комнаты – большие и светлые, потолки – одиннадцать с половиной футов, красивые окна впускали достаточно света.
 Но так трудно чувствовать солнечное тепло, когда внутри – холод. И как оценить все удобст – ва, когда она не могла выкинуть из головы их последний разговор с Кристосом?!
 Ему нужна образцовая греческая жена. Такая, как его мать. Жена должна вести хозяйство, присматривать за детьми.
 Так же как когда-то ее отец разочаровался в ней, сейчас в ней разочаровался Кристос. Она не может дать ему то, что он хочет.
 Кристос позвонил и оставил миссис Звери сообщение для нее. Его не будет дома до полвосьмого. Миссис Звери всегда уходила в шесть, но сегодня она предложила остаться и подать приготовленный обед. Алисия решила, что справится. сама, и отпустила миссис Звери домой.
 Оставшись одна, Алисия накрыла на стол, поставила на него фарфор и хрусталь, аккуратно разложила салфетки. Весь вечер она снова и снова проигрывала в голове сцену на кухне, повторяя про себя слова Кристоса, что его семья столько претерпела из-за ее отца, что он женился на ней не только из-за приданого, но и чтобы отомстить Демосу.
 Да, дорого она заплатила за возможность быть дочерью своего отца.
 Алисия поставила на стол несколько высоких витых свечей. Она едва успела потушить спичку перед тем, как Кристос появился в дверях гостиной.
 Она повернулась на его шаги и посмотрела в его уставшие глаза. Он же рассматривал умело накрытый стол.
 – Миссис Звери, наверное, решила, что у нас медовый месяц.
 Ей послышался цинизм в его голосе, но она не отреагировала.
 – Бокал вина? Я открыла бутылку. Миссис Звери сказала, что ты любишь вино во время обеда.
 Он неохотно кивнул:
 – Хорошо.
 Она налила вина и передала ему бокал. Он избегал касаться ее пальцев.
 Кристос обошел стол и, немного отхлебнув из бокала, изучающе посмотрел на цветы в вазе, на льняную скатерть, на хрусталь и свечи:
 – Мы же ничего не празднуем?
 – Нет. – Алисия ощутила неловкость, волнение и почувствовала, что краска приливает к лицу. – Тебе не нравится? – заискивающе спросила она.
 – Видно, что это доставило много хлопот.
 – Никаких хлопот. Мы все время, всю жизнь накрывали такие официальные столы. Крахмальные скатерти. Свечи.
 – О, да. Жизнь богатых и знаменитых. Его сарказм обжег ее, заставил покраснеть.
 – Я не могу поменять свою жизнь и быть другой.
 – Так же, как и я не могу поменять себя. – Он еще отпил из бокала.
 – Это не так-то просто – быть единственным ребенком Дэриуса Лемоса.
 – Конечно, нет. Это, наверное, ужасно – быть богатой.
 – Я была очень испорченным ребенком, – она с усилием засмеялась, – ела только при свечах и из хрусталя.
 – Я не мог позволить себе хрусталь, а свечи были бы просто легкомыслием.
 Алисия была задета. Она наклонилась и задула свечу, которую только что зажгла. Фитилек задымил.
 – Так лучше?
 – Ты не обязана была это делать.
 – Это то, чего ты хотел. Ты наказываешь меня сейчас и будешь наказывать при каждой возможности. Ты каждый раз будешь пытаться задеть меня тем, как тяжело тебе было в детстве и как богато жили мы… Знаешь почему отец не смог выдать меня за настоящего грека? – Алисия поймала на себе его удивленный взгляд. Она быстро продолжила, наполняясь холодом и пустотой: – Ты думаешь, что ты полноправный хозяин, но у меня для тебя новости. Тебя купили, Кристос. Тебя купили, потому что тебя можно было купить. Ни один уважающий себя грек не взял бы меня в жены. Уважающий себя грек скорее лишился бы глаз, чем посмотрел бы в мою сторону. Но ты, жаждущий кораблей, денег и власти, заключил сделку с моим отцом.
 – У меня есть несколько вопросов.
 – Я думаю, – она дрожала от гнева, – ты, Кристос, как и мой отец, очень веришь в свою судьбу.
 Он ничего не сказал, его спина была абсолютно прямая, темные глаза сузились, ресницы опустились.
 – Но я устала оттого, что ты, как и мой отец, пытаешься решить за меня, кто я, что я буду делать, о чем мне думать. Двадцать пять лет мужчины постоянно принимали за меня решения, и больше я с этим мириться не собираюсь.
 – Ты вынуждаешь меня стать монстром.
 – А разве ты еще не монстр? Во всяком случае, мой отец всегда был монстром. Он не умел любить, не умел прощать. Скажи, чем ты от него отличаешься?
 Кристос ничего не сказал, но его напряженное тело, весь его вид заставили ее опасаться, как бы он не поднял на нее руку, не решил наказать ее, как это обычно делал отец. Но он не двигался. Не шевельнул даже пальцем.
 Неожиданно ее гнев улетучился, и она почувствовала себя жутко несчастной. Она не знала, почему сорвалась и чего хотела добиться.
 Это не лучший путь к его сердцу. И к его уважению.
 Глотая слезы, она убежала к себе в комнату.
 Не в силах успокоиться, Алисия начала распаковывать чемоданы, которые не успела распоко-вать миссис Эвери. Она все еще развешивала вещи, когда Кристос открыл дверь в спальню.
 Она чувствовала, что он стоит в дверях, чувствовала, что он смотрит на нее, но молчала и даже не повернулась.
 Глаза щипало, и она часто моргала, пытаясь сконцентрироваться на том, что делала.
 Она наговорила ему кучу гадостей, обзывала его бог знает как, а ведь он не заслужил этого, не все заслужил, во всяком случае. Она разозлилась на него, потому что ожидала от него сопротивления, но борьба не сблизит их, а только оттолкнет друг от друга.
 – Я разложил еду по тарелкам, – тихо сказал он.
 В горле встал ком.
 – Я правда не голодная.
 – Тебе нужно поесть. Пойдем, – сказал он, протягивая ей руку, – не выбрасывать же стряпню миссис Эвери.
 Она не могла перечить ему, у нее просто не было на это сил. Она хотела есть, устала. Смена климата и часовых поясов давала себе знать, не говоря уже о постоянных конфликтах.
 В гостиной на столе весело горели свечи, электрические светильники с красивыми хрустально-серебряными плафонами темнели в углу. Комната была освещена бледно-желтым светом. На тарелках лежал жареный цыпленок с картошкой, который был заботливо приготовлен миссис Эвери.
 Они ели в тишине. Погруженные в свои мысли, старательно избегали разговора. Наконец Кристос отодвинул тарелку. – Пятнадцать лет назад я сделал выбор, – тихо сказал он, не глядя на нее и сосредоточенно изучая свою тарелку. – Это был очень трудный выбор.
 Алисия посмотрела поверх темного стола на его губы, не в силах встретиться с ним взглядом.
 Он переделал ее. Он заставлял ее желать то, от чего она отказалась много лет назад.
 – Мне нужно было выбирать между школой и спортом. И я выбрал атлетическую школу в Йеле.
 – Бейсбол, – пробормотала она. Он кивнул:
 – Мне нравилась эта игра, нравилось просто смотреть на игроков, сидя на траве, нравилось быть самому частью команды. Но я был не лучшим игроком. Мне необходимо было усиленно тренироваться, но я боялся рисковать. – Он взял бокал с вином, отпил глоток и поставил бокал на место. – Я знал, что, если не оставлю игру, мои родители не справятся без моей помощи, знал, что тогда моя мать всю жизнь будет мыть чужие туалеты. Я не мог допустить это. Я был горд и не мог допустить это. Моя семья уже столько выстрадала. Я хотел для них лучшей доли, лучшей доли для нас всех.
 – И ты выбрал бизнес.
 – Я выбрал твоего отца, – мягко поправил он, – каждое мое решение, каждый новый контракт, каждая подпись – все это приближало меня к тому дню, когда я смогу отомстить ему.
 – Ты так его ненавидел?
 – Я ненавидел то, что он сделал с моим отцом. Как видишь, я тяжело прощаю.
 – Ты не показался мне жестоким.
 – Я не всегда был таким.
 Неужели раньше Кристос был другим, неужели совсем молодой Кристос желал меньшего и мечтал о меньшем?
 – Ты мне понравился бы тогда, наверное. Он поднял голову и посмотрел на нее из-под нахмуренных бровей. Его скулы и подбородок опять были напряжены и выступали, хотя он смотрел на нее, она знала, что на самом деле он смотрит внутрь и видит не ее, а себя, и его выражение лица не давало ей покоя.
 – Может быть, – глухим, отстраненным голосом произнес он. – Может быть.
 Она встала и хотела подойти к нему, но на полпути поняла, что он не хочет ее, что она не нужна ему. Не сейчас.
 Повернувшись, она посмотрела на тарелку, на хлебницу, сдвинула нож на середину стола.
 – Есть еще одна вещь, – медленно произнес он.
 Она посмотрела на него через плечо, ожидая, что последует далее. Он улыбнулся, но улыбка не согрела его глаза.
 – Я был обручен в этом году. До того, как женился на тебе.
 Она замерла, пытаясь понять, не ослышалась ли.
 – Обручен с кем?
 – С местной девушкой.
 – С кем-то из такой же семьи, как твоя? Он кивнул:
 – Моя мать устроила это.
 Она переваривала то, что услышала.
 – Твоя мать?
 Он посмотрел в ее глаза:
 – Да. И семья девушки была в восторге от предстоящей свадьбы.
 – Я представляю себе. – Действительно, Кристос Патере, американец греческого происхождения, блестящий бизнесмен, сделавший головокружительную карьеру, женится на простой греческой девушке-эмигрантке. Это блестящая партия. Даже боги бы улыбнулись. – Ты любил ее? – прошептала она, ненавидя себя за ту боль, которая переполняла ее. Какая ей разница? Почему ее это волнует?
 – Я любил се за доброту и мягкость.
 – И она хотела детей.
 – Она мечтала о большой семье.
 Алисия почувствовала жестокую ревность. Она даже не знала эту другую женщину, но понимала, что сходит с ума от ревности. Женщина, за которой ухаживал Кристос…
 Ей нужно было знать больше.
 – И что же произошло потом?
 – Черные брови Кристоса сошлись, когда он нахмурился.
 – Я разорвал помолвку несколько месяцев назад, поняв, что она не для меня.
 – Что же изменило твое решение?
 – Твой отец.
 Алисия не знала, швырнула ли она тарелки на пол или они просто упали. Во всяком случае, тарелки покатились по полу, вилки зазвенели. Она с трудом поняла, что ничего не разбилось. Удачно.
 Она наклонилась, чтобы собрать тарелки, но пальцы не слушались ее.
 Перед ее глазами был отец – с ручкой в руке, пишет что-то на бумаге, обещает Кристосу корабли, силу, власть.
 Она сделала глубокий вдох, пытаясь удержать слезы, набежавшие на глаза, и слепо уставилась на посуду на полу, не в силах ни видеть, ни думать.
 Отец выписывает чек, Кристос берет его. Сделка, женитьба, бизнес. Не по любви, а из-за денег. Ради мести.
 Кристос отодвинул стул, встал и попытался взять ее за руку. Она шарахнулась от него: его прикосновение обожгло ей кожу.
 Если бы она была девушкой из бедной семьи эмигрантов, обрученной с Кристосом! Выбранная по желанию, по симпатии, по любви!
 – Не надо, – довольно резко произнес Кристос, беря ее под руку.
 Она открыла глаза и посмотрела на него, почти не видя ничего из-за слез.
 – Что не надо? – прошептала она.
 – Не говори этого. Не надо хотеть этого. То, что у нас есть, – это то, что я хотел.
 – Неужели? – Да.
 – Но у нас ничего нет.
 – Это неправда. Это не хуже и не лучше, чем любое другое замужество по договоренности.
 – Я не могу так жить.
 – Извини. У тебя нет выбора.
 – Разве?
 – Нет. Никакого. Раз ты моя жена.




 ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


 Уже перед тем, как он сделал шаг в ее сторону, она знала, что он будет трогать ее, обнимать и опять опустошит ее. Она хотела этого настолько же, насколько боялась. Она боялась потерять контроль над собой.
 Алисия попыталась уйти, но реакция Кристоса была моментальной: он поймал ее за руку и прижал к своей груди. Его руки пробежались по ее бедрам, привлекая ее к себе.
 – Ты всегда была заброшенной, Алисия. Никто не любил тебя. Никто не хотел тебя.
 Он прижал ее еще крепче, и она еще сильнее почувствовала его напряжение и его желание.
 – Но я хочу тебя, хочу больше, чем когда-либо кого-нибудь хотел.
 – Ты хочешь отомстить моему отцу.
 – Я не могу забыть о том, что он сделал. Но сейчас я хочу тебя. – Он дотронулся губами до ее шеи, его горячее дыхание и прикосновение его губ заставили ее трепетать.
 Она беспомощно скользнула рукой по его груди, теряя голову от его тепла, от своих чувств, от желания быть частью его, желания почувствовать снова то, что она уже чувствовала в его объятиях.
 – Осторожно, – остановил он ее, – я могу подумать, что ты хочешь меня.
 Его горячее дыхание на ее щеке, насмешливый голос, жар, в который он вгонял ее, заставили ее только сильнее затрепетать в его руках.
 Он наклонил голову, и она, встав на цыпочки, обхватила его затылок, сладкий стон сорвался с ее губ. Она перебирала пальцами его кудрявые, чуть влажные волосы и вдыхала его терпкий мужской запах.
 Его губы раскрыли ее губы, язык скользил по ним до тех пор, пока ее рот не раскрылся шире. Она почувствовала, что тает. Она стыдилась своего желания и в то же время подчинялась каждому движению мужа.
 Он прижал ее к обеденному столу, его поцелуй становился все глубже, он вовлекал в себя ее язык и покусывал его кончик, вызывая этим боль в ее животе и между бедер.
 Он надавил сильнее на ее губы перед тем, как проникнуть языком внутрь. Он впивался своими губами в ее рот, и она с трудом дышала.
 – Я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. – Ее голос был совсем сиплым.
 Кристос словно только и ждал этих слов. Он сжал ее в своих объятиях, поднял и понес вверх по лестнице. Открыл дверь в спальню и, пройдя сквозь темную комнату, положил ее на кровать.
 Целуя ее, он расстегивал своими тонкими уверенными пальцами ее блузку. Его рука ласкала ее тело, обрисовывала линию ее бюстгальтера. Ее соски затвердели, наполняясь желанием. Он слегка задел их, когда хотел поцеловать ниже. Она изогнулась, прижимая его к себе и стаскивая с него рубашку.
 Он помог ей, сбросив ткань движением плеча. Обнажилась загорелая мускулистая грудь. Ее рука скользнула ниже, к ремню. Трясущейся рукой она расстегнула его, а потом брюки.
 Он осторожно отвел ее руку и прошептал:
 – Не сейчас, – и, опустив голову, сам уткнулся губами в ложбинку между грудей. Он языком рисовал круги, заставляя ее гореть, он делал это снова и снова, пока она в неистовом желании не сжала со всей силой колени.
 Он закончил с ее блузкой, отбросил ее в сторону, расстегнул лифчик и тоже отшвырнул его. Холодный ветерок пробежал по ее распаленной коже, и она потянулась к мужу, крепче прижимая его к себе.
 Его губы закрыли ее возбужденный сосок, а она слепо повиновалась его губам, его рукам, беспомощно впиваясь ногтями в его тело, скользила пальцами по его широкой груди, по его маленьким соскам.
 И когда он встал на колени между ее ног, она уже изнемогала от желания.
 – Хватит, – прошептала она. – Я просто хочу тебя.
 Кристос вошел в нее медленно, давая ей время привыкнуть к его телу, но ей не нужно было времени на привыкание, ей нужен был он, он целиком.
 Ее тело стало податливым и отзывчивым, ее мышцы наполнились теплом, а ее кожа превратилась в сплошной нерв. Каждый кусочек, которого он касался, пылал и отвечал ему. Каждый поцелуй заставлял ее еще больше трепетать.
 – Тебе не больно? – хрипло спросил он.
 – Нет, – ответила она, прижимая палец к его губам и заставляя замолчать. – Просто люби меня.
 И он любил, осторожно продвигаясь внутрь ее. Сначала медленно, а потом все быстрее, заставляя ее отвечать и трепетать, заставляя двигаться вместе с ним.
 Его губы вернулись к ее губам, и она с отчаянием отвечала ему, сжимая и разводя колени, чтобы быть ближе к нему.
 Она знала, что полюбила его всей душой или той частью души, которая осталась жива после смерти Алекси.
 – Кристос, – прошептала она, прижимая его к себе, открывая рот, отдавая ему всю себя, готовая отдать ему и свое сердце.
 Они слепо кружились в этом водовороте, он двигался все тяжелее, быстрее, и несколько долгих безумных секунд она находилась у самого пика удовольствия – напряженная, жаждущая этого мига. Ее тело было горячее, влажное, но еще не свободное.
 Кристос опять погрузился в нее, и она стала его, его вся, в этом умопомрачительном и захватывающем удовольствии. Ее удовольствие передалось ему, и их тела, дрожа от случившегося взрыва, были уже совсем сыты и пусты.
 Кристос не отрывался от ее губ, ее сердце бешено скакало, а его поцелуи становились все глубже и дольше.
 – Моя, – прошептал он. – Помни это.
 И их губы снова слились в последнем умопомрачительном поцелуе.
 Он тяжело лег рядом с ней, не отпуская ее от себя ни на мгновенье, ладонью лаская ее грудь. Какое-то довольно продолжительное время они не двигались, не говорили, их тела, горячие и утомленные, отдыхали.
 Алисии казалось, что она уплывает куда-то далеко-далеко, не падает, а именно плывет от всего того, что только что испытала, от пальцев Кристоса, массирующих ее спину.
 – Ты стоишь всех кораблей в мире, – пробормотал Кристос. Алисия повернула голову и посмотрела на мужа, удивленная его словами, но прежде, чем она успела спросить его, что значат его слова, он глубоко и ровно задышал, черные его ресницы опустились. Он заснул.
 Позже они опять занимались любовью, и так до конца ночи. Они не произносили ни слова, их тела сплетались в безмолвном танце. А потом, когда они, насытившись, оторвались друг от друга, Кристос поцеловал ее в макушку и выскользнул из кровати.
 – Куда ты? – удивилась Алисия, в сонном оцепенении села в постели и натянула на самые плечи одеяло.
 – Работать.
 – Сейчас? Но ведь еще так рано!
 – Пять часов. У меня много дел. Лучше начать пораньше.
 Она выпрямилась и убрала прядки волос с глаз:
 – Можно с тобой?
 – Нет. Спи. Тебе надо отдохнуть.
 Она укуталась в одеяло и обняла руками колени:
 – Я могла бы тебе помочь. Поручи мне какую-нибудь работу.
 – Ты же ничего не знаешь о промышленности.
 – Ну так научи меня. – Она все больше вдохновлялась своей новой идеей, соображая, как убедить его доверить ей дело. Кристос был так похож на ее отца. Он считал, что бизнес – это удача, и уважал удачливых людей. Если она докажет, что способна быть полезной ему в его бизнесе, он поймет, что она не просто испорченная дочь Дэриуса Демоса, а вполне самостоятельный человек.
 Поймет, что у нее есть голова на плечах. Он сможет уважать ее.
 Может быть даже, влюбится в нее.
 – Пожалуйста, Кристос. Дай мне шанс.
 – Сегодня не самый подходящий день для этого: у меня запланирована очень важная конференция. Мои соперники только и ждут случая, чтобы съесть меня. Сегодня день большой битвы. И ты будешь только путаться под ногами и отвлекать внимание.
 Его хорошее настроение быстро улетучилось, когда он увидел, что его жена встала с кровати и потянулась за одеждой.
 – Я не буду отвлекать внимание. И не буду путаться под ногами. Кристос, пожалуйста!
 – Алисия, будь серьезной.
 Ее руки слегка дрожали, когда она одевалась.
 – Я и так достаточно серьезна.
 – Алисия, ты женщина.
 Алисия бросила на него гневный взгляд, что так не шло к ее голубым глазам. Она резко накинула на плечи шелковую блузку, забыв надеть кружевной лифчик.
 – Не могу поверить, что ты такое сказал!
 – Я видел, как моя мать на коленях ползает по чужим ванным комнатам и убирает там. И я поклялся, что моя жена никогда не будет работать и так унижаться.
 – Я хочу пойти в офис, а не драить туалеты. – Ее полные налитые соски было видно сквозь тонкий шелк блузки, и он почувствовал, что его тело напрягается, отзываясь и на ее красоту, и на ее вспышку гнева.
 – Нет. Работать буду только я, обеспечивать нас, потому что я умею это делать. Так должно быть, и так будет. Поняла?
 Тихо ругнувшись, она со всей силы швырнула в него свою темно-синюю юбку. Он легко поймал ее.
 – Ну и иди! – крикнула она, тряхнув головой. Ее длинные шелковистые волосы рассыпались по плечам. – Делай все, что тебе кажется правильным. Но только не думай, что я буду сидеть и ждать, когда ты придешь домой!
 Кристос застыл там, где стоял, в двух шагах от кровати. Он, наверное, ослышался. Она опять ему угрожает. Невероятно.
 Он одной рукой обхватил ее за талию и прижал к себе. Алисия руками уперлась ему в грудь.
 – Что ты сказала?
 – Ты меня слышал.
 Было видно, что он в ярости, в ярости и недоумении. Он рукой откинул назад ее голову, приблизил к ней свое лицо. Его поцелуй был и нападением, и оскорблением. Он целовал ее грубо, прижимаясь со всей силы к ее губам. Он хотел, чтобы она почувствовала его силу, хотел напомнить ей, что он мужчина, а она женщина.
 Но даже сейчас, как только его губы прильнули к ее, его объятия стали нежными. Его пальцы отпустили ее подбородок и скользнули по се щекам. Она чувствовала себя в его объятиях просто невероятно, она видела, что возбуждает его, что она для него как мед или миндаль. Она была вкусной, и, черт возьми, она была его.
 А он… он мечтал о ней с тех самых пор, когда много лет назад она прервала встречу отца. Кристос уже с той встречи знал, что он хочет ее, что он сделает все, чтобы она была его. Он защитит ее, пожалеет, убережет от того, чтобы ее же отец снова не причинил ей боль.
 Алисия все сильнее прижималась к его губам, к его телу. Его поцелуй становился все мягче и нежнее, он бережно гладил ее шею, пальцами ласкал ее шелковистую кожу, а Алисия вздрагивала и трепетала от каждого его прикосновения. Он так нежно касался ее, словно играл на скрипке. Она замерла, тая в его объятиях, и Кристос осторожно отпустил ее.
 Он глубоко вздохнул – его дыхание было неровным, сердце судорожно билось в груди. Боже, он хотел ее, хотел ее сейчас. Хотел заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не признает себя побежденной, пока не поймет, что не хочет ничего, кроме его любви, никакой другой жизни, кроме жизни с ним.
 Ему так хотелось еще раз поцеловать ее, поцеловать нежно и незабываемо, но у него совсем не было времени.
 Его брови сошлись на переносице, и он прижал кончик пальца к своим трепещущим губам:
 – И никогда больше не угрожай мне, моя непокорная жена.
 Алисия почувствовала суровость в его голосе и поняла, что зашла слишком далеко. Где же ее женская гордость? Таять от счастья, получив толику секса, и не ждать большего! Она безнадежна!
 Чувствуя дикую досаду, Алисия набросилась на него:
 – Я дала тебе то, что ты хотел. Ты хотел, чтобы я прилежно исполняла свои обязанности жены, – я исполнила. Я послушалась. Теперь дай мне то, чего прошу я.
 Христос уставился на нее, словно оглушенный. Его лицо выражало боль, как от предательства. Потом его темные глаза сузились, превратившись в щелки. Но она успела увидеть достаточно, чтобы понять его состояние: она ранила его.
 Но вместо радости она почувствовала сожале – ние и стыд. Она не успела извиниться – он уже уходил, все больше увеличивая расстояние между ними.
 Он вошел в ванную комнату, включил свет и открыл кран. Она последовала за ним, не желая оставлять все как есть.
 Холод пробежал по ее ногам, когда голые ступни коснулись кафельного пола.
 – Кристос…
 Из двери ванной шел пар, застилая все вокруг. Кристос обернулся на ее зов. Он был обнажен, но абсолютно не стеснялся этого.
 – У нас в Америке есть одно выражение. «Низкий удар». Это значит, что ты бьешь ниже пояса. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
 Она с трудом сглотнула, поражаясь, как быстро все, что произошло у них в постели, обернулось в то, что происходит между ними сейчас.
 – Да, но…
 – Удары ниже пояса недопустимы. Во всяком случае, не в нашем браке. Никогда.
 – Мне очень жаль. Но ты…
 – Ты как ребенок. Такая непокорная. И абсолютно несгибаемая.
 – Так вот как ты расцениваешь мои извинения?
 – Так вот как ты извиняешься?
 Она не могла больше выносить незаслуженные упреки, не могла выносить то, что он постоянно заставлял ее чувствовать себя так неадекватно.
 – Я тебя ненавижу, – прошептала она со слеза-ми на глазах. – Я ненавижу тебя и все, что с тобой связано.
 – Уж поверь мне, сейчас это чувство взаимно, – он прикрыл глаза, – так не должно было быть, Алисия.
 Она вскинула голову, и слезы брызнули у нее из глаз.
 – Это извинение?
 – Нет. Я просто констатирую факт.
 – Почему ты не женился на своей хорошей американской гречанке, почему не оставил меня жить в монастыре?
 Его губы превратились в ниточку, его темные глаза сузились, пока он изучал ее полуобнаженную фигурку.
 – Я не мог.
 – Ты и мой отец… вы абсолютно одинаковые. Больше всего на свете вы любите деньги.
 – Я пытался любить тебя. Но ты близко никого не подпускаешь к себе. Ты не позволяешь никому быть добрым…
 – Так вот что ты пытался продемонстрировать мне в кровати? Доброту? – Она засмеялась напряженным и высоким голосом, близким к истерике. – Ну что же, с этого момента я постараюсь обходиться без твоих приступов доброты. – Она закрыла лицо руками. – Наш брак – не более чем деловая сделка. Доллары. Числа. Банковские счета. То, что случилось там, – всего лишь один из пунктов договора.
 Его скулы резко выделялись на побледневшем лице. Ноздри раздувались с каждым вздохом.
 – Хорошо. Бизнес есть бизнес. Но в этом случае ты будешь моей тогда, когда я хочу, и так, как я хочу. И к черту доброту, к которой ты относишься с таким презрением.
 Он поставил ее рядом с собой под душ, под струи воды, вода текла у нее по плечам, по блузке.
 Кристос повернулся к жене и прижал ее к своему телу. Взяв ее лицо в свои ладони, он прижался к ее рту, раскрыл ее губы. Его язык проник в ее рот, он делал все это без малейшего намека на нежность и ласку.
 Вода текла по их телам, по ногам.
 – С этого момента я прошу тебя в любое время быть готовой к исполнению своих обязанностей, как, например, мой банкир всегда готов к моему звонку.
 – Ты осел, – прошептала она, уязвленная, но все еще полная желания и влечения к нему.
 – А ты моя жена. – Он расстегнул ее блузку и бросил на дно ванны.
 Она попыталась выбраться из-под душа. Он втолкнул ее обратно, загораживая выход своей широкой спиной. Потом взял кусок мыла и стал намыливать руки. Когда пены стало достаточно, он поднес мыло к ней. Пена падала с его рук ей на плечи, сползала на грудь.
 Его взгляд спускался все ниже, следя за сползавшей пеной, и остановился на ее груди, на возбужденных сосках, которые были видны сквозь мыльную пелену.
 Рука Кристоса коснулась ее груди, задела со-ски. Его ладонь скользила по ее телу, сдвигая пену все ниже, по животу, между ног. Когда он смыл мыло, он произнес:
 – Ты сделала свой выбор. Твоя жизнь, Алисия, со мной.
 Дрожа, она вышла из-под душа, обернула полотенце вокруг тела и отжала волосы. Христос снял с вешалки свое полотенце.
 – У тебя есть полчаса, – сказал он голосом, не выражавшим никаких эмоций.
 – Полчаса?
 Он посмотрел на нее со злостью и раздражением.
 – До нашего отъезда. Я не оставлю тебя одну и не предоставлю тебе второй возможности убежать. Так что ты выиграла, Алисия. Ты идешь со мной на работу, несмотря на то что мне это не нравится.




 ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


 Во время полета в город на вертолете Кристос избегал смотреть на нее, и она тоже смотрела в другую сторону, чтобы не дать ему понять, что эта с трудом добытая победа ей совсем не по вкусу.
 Она хотела стать частью его мира, но не такой ценой. Никогда она не хотела ничего получать такой ценой.
 Когда они вошли в современный офис, обставленный темно-синей, красной и кремовой мебе – лью, через застекленные двери, совещание уже началось.
 Они провели в конференц-зале весь день. Кристос ни разу даже не посмотрел на нее в течение всей трехчасовой дискуссии с начальником кораблестроителей. И это обсуждение иногда накалялось до такой степени, что Алисии казалось, что оппонент Кристоса сейчас взорвется. Эта встреча окончательно выбила ее из колеи. Но Кристос сохранял абсолютное самообладание. Он говорил спокойно, ни на кого не нападал, ни перед кем не оправдывался.
 Встречу прервали на десять минут, чтобы все смогли отдохнуть, зайти в туалет, размять ноги. Кристос встал, подошел к телефону, который находился на углу стола возле ее стула, и сделал серию звонков, ни разу не посмотрев на нее.
 Положив трубку, он вернулся на свое место, опять же не взглянув на нее.
 Он как будто хотел продемонстрировать свое отношение к ней. Он презирал ее. Она просто ничего для него не значила. Она может делать все что угодно, но это не изменит его взгляд на их брак.
 Большая цена за маленькую победу.
 Они молчали и на пути домой в вертолете, и когда приземлились на цементную площадку недалеко от дома Кристоса через двадцать минут после взлета с аэродрома в Манхэттене.
 У площадки их ждала машина, на которой они добрались до дома. Миссис Эвери открыла дверь, поприветствовала их, предложила аппетитные закуски и холодные напитки.
 Христос взял свой стакан и стакан Алисии и поблагодарил ее.
 – Мистер Патере, недавно звонила ваша мать и сказала, что ваш отец задержится сегодня на работе. Они вряд ли успеют приехать сюда раньше восьми.
 – Спасибо, миссис Звери. У вас был тяжелый день. Так что идите домой, не надо задерживаться.
 – Я вполне могу задержаться, а вы с миссис Патере отдохните до приезда ваших родителей.
 Кристос бросил взгляд на Алисию:
 – Не беспокойтесь, мы и так отдохнем до их приезда.
 Когда миссис Звери ушла, Кристос предложил Алисии подняться наверх.
 Она вскинула брови, в животе екнуло.
 – Что-что, извини?
 – Ты сможешь дойти сама или мне опять тебя нести?
 – Ты хочешь, чтобы я пошла наверх сейчас, как раз перед приходом твоих родителей?
 Он холодно рассмеялся, в его черных глазах не было ни искорки тепла.
 – У нас есть целый час.
 – Ты, наверное, шутишь?
 – Милая, я никогда не шучу о вещах, касающихся секса.
 «Я никогда не шучу о вещах, касающихся сек – са». Что еще более жестокое он мог сказать? В глазах защипало. Дыхание остановилось.
 – Извини, но я не в настроении.
 Он поставил стакан на место и повернулся к ней:
 – Тогда прошу тебя поскорее приходить в это настроение, потому что мы заключили договор. Бизнес, не так ли, милая? Ты хотела быть частью моего мира? Ну что же, я хочу быть частью твоего. Я хочу тебя. Сейчас.
 – Не делай этого.
 – Почему же? Ты так презираешь меня? – Он говорил низким голосом, а его пальцы скользили по ее щекам. – Ага, вот оно. Злость. Ненависть. Все здесь. Специально для меня. – Кристос развернулся и стал подниматься по лестнице. – А теперь идем. Дело есть дело.
 Она хотела ненавидеть его, хотела закричать что-то, но голос пропал, а сердце громко стучало, готовое вырваться из груди.
 Пока он поднимался по лестнице, она смотрела на его широкую спину, на сильные ноги и вместо злобы и ненависти чувствовала совсем другое, совсем другое…
 Она хотела его. Хотела почувствовать его тяжелое тело на себе, около себя, хотела почувствовать его тепло, свое собственное тепло. И она медленно стала подниматься по лестнице следом за ним.
 В этот раз они занимались любовью в какой-то суровой сосредоточенности, сжав зубы, поцелуи были грубыми и болезненными. Но после первого восторга, после того, как злоба ушла, Кристос снова прильнул к ней, его прикосновения стали мягкими и нежными, а лицо разгладилось. Потом опять занялся с ней любовью, и на этот раз все было иначе: он целовал все ее тело, держал ее в своих объятиях, пока она сама, задрожав, не прильнула к нему, бормотал ей в ухо разные заверения и обещания.
 Она так и заснула в его объятиях, но Кристос вскоре разбудил ее и напомнил, что его родители придут меньше чем через полчаса.
 Он вышел из комнаты, и Алисия приняла душ, но вместо того, чтобы одеться, снова вернулась к кровати, замотавшись в полотенце.
 Она хотела от Кристоса больше, чем тела. Больше, чем его пальцев и губ, чем его шелковистой гладкой кожи. Она хотела его сердца.
 Но это замужество, их замужество, – всего лишь бумажка и деньги, корабли и наследство. Любви не было и никогда не будет. Просто бизнес. Бизнес и месть.
 Ее глаза стали мокрыми, в горле встал ком, и, вонзая ногти себе в ладони, она опять почувствовала себя несчастной маленькой богатой девочкой, молодой греческой наследницей, чье богатство не смогло спасти ее маленького сына. Боже, как же она ненавидела свое приданое, весь этот безумный мир, для которого нет ничего святого.
 Дверь в комнату открылась. Кристос встал в проеме, застегивая ремень на своих белых брюках.
 – Алисия, нельзя так долго приводить себя в порядок. Мои родители придут с минуты на минуту. И уж поверь мне, моя мать не очень будет тобой довольна, если ты встретишь их неодетая.
 Она не могла двигаться, не могла оторвать от него взгляд. Он был таким холодным и спокойным, он так великолепно контролировал свои эмоции, а она чувствовала себя куском растопленного воска, мягкого и податливого, беспомощного в чужих руках. Алисия все еще ощущала его в себе, на себе, около себя. Она чувствовала его губы и его руки, чувствовала его напряженное тело и тупую боль в своем сердце.
 Положив руку на грудь, она смерила его взглядом:
 – Почему бы и нет? Ты же раздел меня.
 – Хорошо. Я и одену тебя. Не много ли для независимости, миссис Патере? – Кристос подошел к ее шкафу, достал с вешалки шелковую юбку и жакет. – Надень это, – сказал он, бросая ей одежду и открывая шкаф с нижним бельем. – Мой отец любит бледно-лиловое, а мама не выносит брюки. Оставь волосы распущенными, и не надо много косметики. Я надеюсь, что увижу тебя внизу через пятнадцать минут. Понятно?
 – Кристос…
 – Понятно?
 – Да. – Она вздохнула, набираясь смелости. – Твой отец… он, должно быть, очень сильно меня ненавидит.
 Он остановился в дверях, но не повернулся.
 – Мой отец не собирается мстить. Он очень жалостливый человек. Намного более спокойный и уравновешенный, чем я.
 Кристос взглянул на нее через плечо. Его темный взгляд казался жестким. Он внимательно изучал ее лицо и остановился на уголке ее рта.
 – Мой отец будет к тебе добр. Не беспокойся об этом.
 – А твоя мать?
 – Она будет делать то, что скажет отец.
 Как и должна поступать порядочная женщина. Он не произнес этих слов, но вывод напрашивался сам собой. Она дружелюбно улыбнулась:
 – Я постараюсь не расстроить тебя сегодня вечером.
 – Просто не надо убегать, – произнес он, выходя из комнаты.
 Она нашла Кристоса внизу, он открывал бутылку красного вина. На улице показались огни фар.
 – Они здесь, – произнес он.
 Алисия застыла на месте. Сейчас она окажется лицом к лицу с людьми, которых ее отец так жестоко обидел.
 – Скажи, что мне сказать твоей матери. Как себя вести.
 – Просто будь собой, – тихо сказал Кристос. Она подняла голову. Их глаза встретились. – Моя мама будет счастлива, если буду счастлив я, – добавил он более мягко.
 «Но я никогда не сделаю тебя счастливым», – беззвучно ответила она с болью в сердце, стараясь скрыть от него свои чувства.
 – Кристос, ведь не все же бизнес?
 – Ты имеешь в виду, между нами? Повисла тишина. На улице хлопнула дверца автомобиля.
 Ее лицо залила краска.
 – Да, между нами.
 Опять тишина. Громкий звонок у входа. И осознание того, что его родители здесь, ждут по другую сторону порога.
 Он даже не взглянул на дверь.
 – Нет. Это не только бизнес.
 Она почувствовала волнение, неожиданно возникшую надежду и боль.
 Он подошел к двери, но не открыл се, его взгляд все еще был направлен на нее, как бы в надежде разгадать ее чувства.
 – Мой брак с Марией расстроился потому, что твой отец предложил мне денег, но я женился на тебе не для того, чтобы наказать твоего отца. Я женился на тебе, потому что хотел этого, хотел тебя. Сказав это, он открыл входную дверь, приглашая родителей войти.
 Обед с его родителями доставил ей больше удовольствия, чем она ожидала. Старшая миссис Патере тихо вела разговор с Алисией, а мужчины обсуждали дела и положение церкви. Разговаривали с ней тепло и уважительно. И все-таки Алисии было не по себе: она понимала, что расположить к себе эту суровую женщину ей не удалось.
 Потом они выпили сладкого ликера, который, как сказал Кристос, был сделан в Греции. Потом родители Кристоса уехали, оставив Алисию с мужем одних.
 Они стояли рядом у открытой двери и не двигались. Через какое-то время Кристос аккуратно убрал у нее со лба прядь волос и заправил ее за ухо.
 – Ну, неплохо, – произнес он.
 – Да. Твой отец такой милый.
 – Не знаю, насколько к нему подходит слово «милый», но ты ему точно понравилась. Я рад. Я надеялся на это.
 – Но твоя мать…
 – Моей матери довольно трудно понравиться. Но я тебе обещаю, что ее отношение изменится, как только у нас появятся дети, а у нее внуки.
 Ее сердце екнуло, она почувствовала себя предательницей. Она должна поговорить с Кристосом, поговорить начистоту, но как? Что сказать ему? И как сказать ему всю правду? Иногда он был современным, открытым, сильным. Но иногда, когда дело касалось женщин и семьи, становился невероятно упрямым. Просто невозможным. Если она откроется ему, то потеряет его, это она знала.
 Кристос взял ее лицо в свои ладони, грустно посмотрел на нее. Потом наклонился к ней и поцеловал ее так нежно, что ее сердце готово было разорваться. Он касался ее губ, обещая тепло и ласку.
 Алисия прильнула к нему, словно ища утешения. Как же он нужен ей! И когда она поцеловала его, с ее опущенных ресниц сорвалась слезинка и упала ему на щеку.
 Кристос выпрямился и нахмурился:
 – Что-то случилось?
 Она не могла ничего объяснить. Слова разрушат все, что возникло между ними. И вместо этого она опять притянула его голову к своей, прижалась губами к его губам.
 Его губы были влажными и солеными от ее слез, и она поцеловала его крепко-крепко, ощущая на языке вкус своих же слез. Он вызывал у нее чувство любви и желания. Она хотела его, хотела принадлежать ему, и не только сейчас, а всегда.
 Неистовость, с которой они любили друг друга этой ночью, поразила обоих. И для Алисии это стало началом новой жизни. Она никогда еще не желала мужчину, не желала мужской любви, не любила мужчину так, как сейчас любит Кристоса. Он стал для нее олицетворением мужской силы и страсти, гордости и нежности.
 Они снова и снова кидались в объятия друг друга, и его руки, его губы доводили ее до экстаза. Это было верхом блаженства. Он поцеловал ее в бровь и снова вернулся к ее губам.
 – Может быть, ты этого не знаешь, Алисия, но ты нуждаешься во мне настолько же сильно, насколько я нуждаюсь в тебе.
 Она лежала на его руке и смотрела на него в темноте. Она могла видеть его глаза и его белые зубы. Алисия потянулась, чтобы поцеловать его в губы.
 – Я знаю.
 Она почувствовала его взгляд, поняла, что он задержал дыхание. Наконец он выдохнул, его руки поднялись к ее лицу, погладили ее щеки, скользнув по ее все еще разгоряченной коже.
 – Я хочу от тебя ребенка. Хочу настоящую семью.
 Страх заполнил сердце, и она прижала кончик пальца к его губам, не давая ему произнести больше ни слова.
 – Но ты же знаешь, – продолжил он, – ты же знаешь, что этого я хочу больше всего на свете.
 – Я еще не готова стать матерью, – хрипло ответила она ему.
 – Это неправда. Ты просто боишься, что не сможешь родить, но я уверен, что доктора и новые лекарства…
 – Христос, ты ничего не знаешь!
 – Чего я не знаю? Правды… Ты ничего не знаешь.
 – Алисия, ты моя жена. Я хочу, чтобы у нас с тобой была семья.
 Ее глаза защипало. Она прижалась к мужу, пряча лицо от его взгляда, пряча свое прошлое. Если бы он узнал правду, он бы возненавидел ее, стал бы ее презирать.
 – Поговори со мной, – прошептал он, поднимая ее голову и заставляя ее лечь на спину. Убрав волосы у нее с шеи, он провел ими себе по губам. – Доверься мне. И доверяй.
 – Я доверяю. – И она действительно доверяла ему больше, чем кому бы то ни было. А как на – счет противозачаточных таблеток? – это шептал тоненький голосок у нее в голове, вызывая панику. – Он должен знать о контрацептивах?
 Но другой голос в ней запротестовал: Ничего он не должен знать. Когда-нибудь ты ему скажешь, когда-нибудь, когда он сможет понять…
 – Я все для тебя сделаю, – выдохнул Христос.
 – Тш, ты не можешь говорить такие вещи.
 – Могу, потому что я люблю тебя.
 Она лежала совсем тихо, боясь даже дышать. Он не мог сказать того, что ей послышалось. Это было только лишь ее воображение, ее желание. Он не мог любить ее, не мог любить настоящую Алисию. Настоящая Алисия разрушила то, что любила.
 – Посмотри на меня, – пробормотал Христос совсем хрипло, проведя пальцем ей по подбородку и повернув ее лицо к себе. Он не понимал ее слез, ее смятения. – У нас родится ребенок, и мы будем счастливы. Я обещаю.
 Быстро летели недели. Христос был таким внимательным, его желание было таким искренним, его любовь – такой явной и настоящей. Они спали вместе, вставали вместе, вместе ели – и не могли насытиться друг другом. Они искали общества друг друга, желая прикосновений, ласки, удовольствия.
 После этой ужасной первой недели они стали по-настоящему близки.
 Христос несколько раз приглашал Алисию с собой в офис, на все крупные встречи и приносил домой бумаги и договоры, чтобы обсудить с ней. Совсем недавно она настаивала на своем участии в делах.
 Кристос действительно был силен в бизнесе, но в детали она не вдавалась. Она могла интересоваться, почему он принял то или иное решение, но на большее ее не хватало. Печальное открытие состояло в том, что это утомляло ее и она скучала. И самое худшее – что все эти колонки нескончаемых цифр ничего для нее не значили. Просто цифры, одна за другой, как будто маленькие жучки прыгали по страницам.
 – Я ненавижу это, – бормотала она, откладывая бумаги на диван. – Я больше этого не выдержу. Нет ничего в этом бизнесе, что бы мне нравилось.
 Кристос отвернулся от окна, сквозь которое только что наблюдал закат, его губы тронула легкая усмешка.
 – Я все гадал, как долго ты продержишься. – Он взял папку с дивана и пробежался взглядом по бумагам. – Почему бы тебе снова не заняться рисованием?
 Его голос был таким нежным и мягким.
 – Ты же знаешь, я больше не рисую.
 – Мы можем оборудовать здесь мастерскую для тебя…
 – Я не хочу мастерской, – перебила Алисия, вскакивая с дивана. – Я не рисую. Я больше никогда не буду рисовать.
 – Я думал, ты доверяешь мне.
 – Я доверяю.
 – Тогда ты, может быть, объяснишь мне кое-что? – ровно сказал он. Что-то в его голосе изменилось. – Я нашел это на полке в твоей ванной, – он достал из кармана маленький пластиковый пакет. – Это же не таблетки с железом?
 Ее бросило в жар.
 – Нет. – Это были ее пилюли. Противозачаточные таблетки. Да и он знал, как выглядит упаковка с ее «железными» таблетками.
 – Где ты достала их? И когда?
 – В Афинах, – она тяжело вздохнула, – мне дал их твой доктор.
 – И весь последний месяц ты принимала противозачаточное? – Его голос стал жестким, тело напряглось.
 – Да. – Она подняла голову и увидела в его глазах ярость.
 – Ты лгала мне.
 – Я не лгала.
 – Ты не была честна.
 Нет, не была, и это должно было когда-нибудь открыться. Сейчас она это понимала. Ведь не могла она вечно держать скелет в шкафу.
 Алисия повернулась, открыла дверь и быстро пошла к лестнице, собираясь скрыться в своей комнате.
 Кристос пошел за ней, и она опрометью бросилась бежать.
 Он быстро взлетел по ступеням и нагнал ее у самого конца лестницы. Схватив за плечи, развернул ее к себе:
 – Что, черт возьми, происходит?
 – Ты не поймешь.
 – Черт, Алисия! Достаточно с меня твоих секретов и твоих уклончивых ответов. – Его руки крепко сжали ее кисти, не давая ей возможности скрыться. – Хватит загадок. Мне нужны ответы. Правдивые ответы. Почему ты не сказала мне, что сидела на таблетках?
 – Потому что ты забрал бы их или попытался бы отговорить меня…
 – Но ты же знала, как я хочу детей.
 – А ты знал, что я не могу их тебе дать!
 Она отпрянула от него, делая шаг назад. И потеряла равновесие. Кристос поймал ее, грубо дернув за руку, и увел в комнату.
 – Больше никаких пилюль, – сказал он, закрывая за собой дверь. – Ты поняла?
 – Я понимаю, что ты говоришь, но не могу сделать то, о чем ты просишь меня.
 – То есть ты не сделаешь?
 Она увидела боль в его черных глазах, которая тут же сменилась гневом.
 – Пожалуйста, Кристос, доверяй мне…
 – Так же, как ты доверяешь мне? – Кристос развернулся и закрыл лицо ладонью. – Боже, какой же я дурак. – Он потряс головой и опустил руку. – Твой отец говорил, что ты попробуешь сбежать. Предупреждал, что ты не покоришься. Но я не верил ему. Если бы только я поверил!
 – Это бы уберегло нас обоих от многих проблем, – тихо продолжила она, упираясь спиной в стену.
 С самого начала их супружества Алисия зна – ла, что оно не продлится долго. Она знала, что рано или поздно, но правда откроется, и их отношения прекратятся так же стремительно и болезненно, как и начались. Вот только она никак не могла предвидеть, что полюбит его. Она никогда и не предполагала, что может так по-сумасшедшему влюбиться.
 – Ты никогда не собиралась иметь от меня детей?
 – Нет.
 – И как долго ты водила бы меня за нос?
 «Всегда, – услышала она шепот у себя в голове. – Всегда, если бы смогла быть с тобой». Но она помотала головой.
 – Не знаю. Пока ты не добился бы правды.
 – То есть ты принимала бы таблетки и позволяла бы мне надеяться, что сможешь забеременеть?
 – Да.
 – Боже, я ненавижу тебя. Она поежилась:
 – Я знаю.
 – Нет, не знаешь. Ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебя ненавижу.
 – Я могу себе представить, – прошептала она, зная, что нельзя разбить то, что уже было разбито. А свое сердце она закрыла уже несколько лет назад. Но он все еще находил маленькую незащищенную щелку.
 Он пересек то расстояние, которое было между ними, выбросил руку, как будто желая ударить – Ты не поймешь.
 – Черт, Алисия! Достаточно с меня твоих секретов и твоих уклончивых ответов. – Его руки крепко сжали ее кисти, не давая ей возможности скрыться. – Хватит загадок. Мне нужны ответы. Правдивые ответы. Почему ты не сказала мне, что сидела на таблетках?
 – Потому что ты забрал бы их или попытался бы отговорить меня…
 – Но ты же знала, как я хочу детей.
 – А ты знал, что я не могу их тебе дать!
 Она отпрянула от него, делая шаг назад. И потеряла равновесие. Кристос поймал ее, грубо дернув за руку, и увел в комнату.
 – Больше никаких пилюль, – сказал он, закрывая за собой дверь. – Ты поняла?
 – Я понимаю, что ты говоришь, но не могу сделать то, о чем ты просишь меня.
 – То есть ты не сделаешь?
 Она увидела боль в его черных глазах, которая тут же сменилась гневом.
 – Пожалуйста, Кристос, доверяй мне…
 – Так же, как ты доверяешь мне? – Кристос развернулся и закрыл лицо ладонью. – Боже, какой же я дурак. – Он потряс головой и опустил руку. – Твой отец говорил, что ты попробуешь сбежать. Предупреждал, что ты не покоришься. Но я не верил ему. Если бы только я поверил!
 – Это бы уберегло нас обоих от многих проблем, – тихо продолжила она, упираясь спиной в стену.
 С самого начала их супружества Алисия зна – ла, что оно не продлится долго. Она знала, что рано или поздно, но правда откроется, и их отношения прекратятся так же стремительно и болезненно, как и начались. Вот только она никак не могла предвидеть, что полюбит его. Она никогда и не предполагала, что может так по-сумасшедшему влюбиться.
 – Ты никогда не собиралась иметь от меня детей?
 – Нет.
 – И как долго ты водила бы меня за нос?
 «Всегда, – услышала она шепот у себя в голове. – Всегда, если бы смогла быть с тобой». Но она помотала головой.
 – Не знаю. Пока ты не добился бы правды.
 – То есть ты принимала бы таблетки и позволяла бы мне надеяться, что сможешь забеременеть?
 – Да.
 – Боже, я ненавижу тебя. Она поежилась:
 – Я знаю.
 – Нет, не знаешь. Ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебя ненавижу.
 – Я могу себе представить, – прошептала она, зная, что нельзя разбить то, что уже было разбито. А свое сердце она закрыла уже несколько лет назад. Но он все еще находил маленькую незащищенную щелку.
 Он пересек то расстояние, которое было между ними, выбросил руку, как будто желая ударить ее, но вместо этого взял ее лицо руками и крепко поцеловал.
 – Почему? – проговорил он. – Просто скажи, почему. Позволь мне понять.
 Его губы были такими теплыми, кожа пахла одеколоном, и она потянулась, чтобы ухватить его за плечи, нуждаясь в нем больше, чем когда-либо.
 Но он не хотел, чтобы она прикасалась к нему, он поймал ее за запястья, стряхивая с себя ее руки:
 – Я жду.
 – Не надо, Кристос, о, это слишком ужасно…
 – Мне все равно. Мне просто нужна правда. Она беспомощно смотрела на него, уже зная, что потеряла его, уже потеряла, ее сковал страх. Она так долго хранила свой секрет, не открываясь никому, даже отцу. Никто не знал, что случилось в тот злополучный вечер в мастерской в Париже.
 – Расскажи мне.
 Сердце стучало. Губы совсем пересохли. С чего начать? Что сказать сначала?
 – Я… У меня был ребенок.
 – Что?
 Кровь пульсировала по венам, все тело наполнилось болью. Она не могла смотреть на Кристоса, не смела даже взглянуть на него.
 – У меня был ребенок. Маленький мальчик.
 – Когда?
 – От Джереми. Мы были женаты чуть меньше года, когда родился Алекси.
 – И?..
 – Я потеряла его.
 – Выкидыш?
 – Нет. – Алисия поежилась, удивляясь, как еще умудряется говорить, как все еще не видит перед глазами Алекси, как его образ еще не заполнил все ее мысли. – Я родила его, любила его, растила. И брала его с собой на работу. У него был день рождения. А потом…
 – Что потом, Алисия? – Кристос вырос у нее перед глазами и в нетерпении потряс се довольно грубо, требуя рассказать остальное.
 – Я убила его.




 ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


 Кристос не мог поверить своим ушам. Он повторял про себя историю снова и снова, не обращая внимания на ее рыдания, на ее страдания, заставляя ее снова и снова пересказывать услышанное.
 Он пытался соединить куски ее прошлого вместе. Она убежала с Джереми, когда встретила его в Париже. Они женятся, надеясь, что смогут зарабатывать картинами. Эта часть была понятна. Но остальное…
 – Кристос, пожалуйста, не надо больше…
 Он видел, что она съежилась на кровати, но не чувствовал к ней ни малейшей жалости.
 – Как утонул ребенок? – снова спросил он.
 – В воде. В ванной.
 – Ты сказала, в тазу.
 – Да, в тазу. Он мылся.
 – Нет, это не он мылся, а ты мыла его. – Да.
 – И что случилось?
 – Он утонул. – Как?
 – Ты знаешь, как. Кажется, маленький стульчик перевернулся. А, нет, не было стула, я забыла. Кристос, это было так давно.
 – Не так уж давно. Пять лет назад. Она закрыла глаза, обняв себя.
 – Отпусти меня, – прошептала она, – отпусти меня, отпусти меня.
 – Я хочу услышать от тебя правду. Я хочу знать, как ты позволила своему ребенку утонуть.
 – Я не могу сказать тебе.
 – Можешь. И скажешь. – Он встал около нее, его лицо было перекошено от гнева. – Зазвонил телефон? Кто-то постучал в дверь? Как ты могла забыть про него?
 – Прекрати!
 – Как ты могла это сделать? Как ты смогла позволить ребенку утонуть?
 – Я рисовала! – прокричала она, ее голос был таким высоким, что казалось, стекла сейчас разобьются. – Я рисовала.
 – Ты рисовала? – Кристос ошеломленно смотрел на нее.
 – Я убила Алекси, потому что должна была закончить работу.
 Пришел доктор и родители Кристоса. Алисия, съежившись, лежала на кровати в полутемной комнате, отказываясь есть и включать свет. Она только хотела, чтобы ее оставили одну.
 Но голоса, бормотание и восклицания, проникали сквозь закрытые двери: в голосе Кристоса слышалась настойчивость, в голосе его матери – досада и отвращение.
 Чуть позже доктор открыл дверь в ее комнату и, не обращая внимания на ее протесты, включил свет и осмотрел ее. Осмотр был довольно коротким: он посветил ей в глаза маленьким фонариком, послушал дыхание, пощупал пульс. В конце концов он спросил, не принимала ли она еще каких-нибудь лекарств, кроме противозачаточных таблеток.
 – Нет, – глухо ответила она, желая только его ухода, желая снова оказаться одной.
 Но доктор не двигался с места.
 – Я так понял, что вы лежали в больнице в Швейцарии. Вам давали какие-то лекарства?
 – Сначала, когда меня только положили. Мне давали успокоительное… – Алисия вяло пожала плечами.
 Доктор ничего не сказал, и, поворачивая голову, она встретилась с его глазами. Она ожидала увидеть в них безразличие и даже отвращение. Но вместо этого они были полны жалости и сострадания. Ее глаза наполнились слезами, и она попросила его уйти.
 – Я думаю, вам следует отдохнуть, – сказал врач.
 – Я не хочу спать.
 Доктор сел на кровать возле нее:
 – Все мы совершаем ошибки.
 – Смотря какие ошибки.
 – И хорошие люди совершают роковые ошибки.
 – Не такие. – Слезы текли у нее по ресницам, застилая глаза. Каждый ее новый вздох был для нее мучением и казался агонией. Каждый стук сердца напоминал ей о том, что она погубила своего ребенка. – Я любила его, – всхлипнула она, – я любила его больше жизни, и что же я наделала…
 Плача, она не услышала, как открылась дверь, не заметила, что Кристос молча стоит в дверном проеме. Она не услышала, когда он снова ушел, беззвучно прикрыв за собой дверь.
 – Я думаю, – тихо сказал доктор, мягко заставляя ее откинуться на подушки, – вам следует сейчас уснуть. Утро вечера мудренее. И завтра мы поговорим.
 Алисия проснулась в комнате, залитой солнцем. Занавески были подняты. Она с трудом обвела комнату взглядом. Голова была тяжелой, мозги отказывались соображать. Она медленно встала с кровати и прошла в ванную.
 Она поймала свой взгляд в зеркале. Бледное лицо, темные круги под глазами, бледные, бескровные губы. Она была похожа на мертвеца. Потом она вдруг увидела перед глазами Алекси, плавающего в воде лицом вверх, с открытыми глазами и ртом, с раскинутыми ручками, – ее колени задрожали, и она закричала.
 Появилась женщина в черном, миссис Патере, она мягко взяла Алисию за руку и увела ее из ванной обратно в постель.
 Говоря что-то на греческом, она уложила Алисию и дала ей чашку чая:
 – Выпей.
 Рука Алисии задрожала, когда она взяла горячую чашку.
 – Кристос? – прошептала она, не до конца еще осознавая, что потеряла его навсегда.
 – Уехал, – холодно ответила миссис Патере.
 – Куда?
 Пожилая женщина накрыла ноги Алисии покрывалом:
 – Бизнес. Бизнес.
 – Куда?
 – В Грецию. Корабли.
 Корабли. Всегда корабли. Корабли, контракты, прибыль… Слезы наполнили глаза Алисии. Господи, почему жизнь такая черно-белая?
 Она скучала по Кристосу, ей было необходимо видеть его. Он был единственным человеком, которому она доверяла. Человеком, которого она любила больше всего на свете.
 – Когда он вернется?
 – Я не знаю.
 – Можно мне позвонить ему в офис в Манхэттен?
 – Его там нет, – резко ответила миссис Патере, – я уже говорила тебе, а теперь отдыхай, или я скажу Кристосу, что с тобой очень трудно.
 Казалось, что в спальне стало прохладнее после ухода миссис Патере. Скажу, что с тобой очень трудно. То же самое говорил ей отец. Алисия трудная. Действительно ли это так? Неужели то, что она жаждет любви, так плохо?
 Алисия закрыла глаза, но заснуть не смогла: – призраки прошлого преследовали ее. Как же она могла отвернуться от Алекси? Как могла она забыть о нем?
 Она была хорошей матерью, старалась ею быть. Он никогда не лежал мокрым. Она не беспокоила его во время сна. Никогда не оставляла его надолго на солнце. Она была слишком молода, но действительно делала все необходимое.
 До того дня. А тот день…
 Все время, прошедшее с тех пор… Алисия до сих пор ощущает на руках его тельце, чувствует его влажную кожу, когда она вытащила его из ванночки. Она, крича, выбежала с ним на улицу: «Боже, кто-нибудь, помогите мне! Помогите моему ребенку! Помогите моему ребенку! Хоть кто-нибудь».
 В день похорон она разломала свой мольберт и кисти, ножницами разрезала все свои полотна, превратив их, словно сумасшедшая, в длинные ленты.
 Уничтожая все свои работы, она так кричала, что на этот крик прибежали соседи, а потом появилась полиция. Это тогда ей дали успокоительное и отвезли в больницу в Берне. Ей рассказывали потом, что она говорила что-то невнятное, звала Алекси, обещала ему, что никогда его не забудет, что никогда больше не будет рисовать. И она сдержала обещание…
 Алисия вставала, только чтобы умыться и поесть. Миссис Патере все время была в доме, следила, чтобы Алисия ела и принимала лекарство. Но она была холодна и неприветлива и демонстративно показывала, что она, а не Алисия, была хозяйкой в доме.
 У Алисии не было сил спорить. Она все еще находилась во власти своей болезни. Воспоминания причиняли ей настоящую боль. В ее памяти было слишком много пустот, которые не вызывали никаких эмоций, она помнила только свою вину и свое горе.
 И теперь, когда ее вина снова проснулась, она не могла ни на секунду расслабиться. Она не находила себе места. Казалось, что все у нее внутри горит огнем, что внутри ад.
 И то, что она постоянно лежала в постели, только усугубляло ее состояние. Ей, наоборот, надо было бы занять себя чем-нибудь, найти себе дело, выйти на воздух…
 На третий день после того ужасного вечера Алисия спустилась вниз к завтраку. Миссис Звери обрадовалась ей, но миссис Патере закрыла дверь в гостиную у нее перед носом.
 – Доктор велел, чтобы ты отдыхала, – сухо сказала она.
 У Алисии екнуло в животе, стала просыпаться досада. Она, конечно, не собиралась ссориться со своей свекровью, но и больше сидеть в одиночестве не хотела. То, что случилось, уже случилось, но, что бы Алисия сейчас ни делала, она уже не сможет вернуть своего ребенка.
 – Миссис Патере, я благодарна за все, что вы для меня делаете, но, по-моему, мне пора вернуться к своей обычной жизни. То, что я прячусь в своей комнате, не вернет Алекси и не поможет мне забыть.
 – Некоторые вещи ты никогда не забудешь. Она встретила беспощадный взгляд миссис Патере и немного отступила, но потом взяла себя в руки.
 – Я совершила ошибку, непростительную ошибку, но не собираюсь ставить крест на своей жизни. Я люблю Кристоса…
 – Но он не любит тебя. Это понятно?
 Это было как раз то, чего она больше всего боялась. Она пошатнулась, посмотрела на лестницу, на дверь за ее спиной, пытаясь найти выход. Но выхода не было. И будущего тоже.
 – Это не ваше дело, – тихо ответила Алисия, даже более спокойно, чем могла от себя ожидать. – Это касается только меня и вашего сына.
 Домработница исчезла в кухне, а миссис Патере сделала шаг по направлению к ней:
 – Мой сын заслуживает лучшего. Он заслуживает настоящей женщины.
 – Я и есть настоящая женщина. Просто так получилось, что я совершила ужасную ошибку.
 – Ты убила своего ребенка. Это не ошибка, это преступление!
 – Я не могу изменить свое прошлое. Но могу обещать Кристосу верность, преданность и любовь.
 – Ты действительно думаешь, что мой сын когда-нибудь будет счастлив с тобой? Ты думаешь, что он когда-нибудь сможет доверять тебе?
 Миссис Патере была права. Алисия с содроганием поняла, что не подумала о нуждах самого Кристоса, только о своих. А Кристос заслужил счастье. Он был хорошим человеком, и он заслуживает жены, которой сможет доверять.
 Ощущая боль во всем теле, Алисия развернулась и пошла к лестнице, спеша укрыться в своей комнате. Там она открыла шкаф, сняла с вешалки вещи, длинную серую юбку и широкую светлую кофту.
 Миссис Патере зашла в комнату вслед за ней.
 – Если ты умная женщина, то уйдешь сейчас, до его возвращения. Он сможет аннулировать брак. Сможет снова жениться.
 – Уйдите, – проговорила Алисия, не поворачиваясь, дрожащим голосом – голос подвел ее. – Я не хочу видеть вас здесь, вы мне здесь не нужны. Пожалуйста, уйдите.
 – Да, мама, уйди, пожалуйста. – В дверном проеме появился Кристос – его черное пальто было перекинуто через руку, в другой руке он держал портфель. Он выглядел изнуренным и несчастным. – Я слышал все, мама, поднимаясь по лестнице. У тебя нет никаких прав так разговаривать с моей женой.
 – С твоей женой? Она не жена…
 Он резко прервал миссис Патере, его голос теперь был злым:
 – Она моя жена, и я ее очень люблю. Если у тебя с ней какие-то проблемы, то у тебя проблемы и со мной. Если ты еще хоть раз с ней так заговоришь, мы с тобой порвем навсегда. Ты поняла меня?
 Миссис Патере, раскрыв рот, смотрела на своего единственного сына округлившимися глазами. Потом зло тряхнула головой и гордо вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
 – Извини. Извини за то, что она так с тобой разговаривала. Извини, что я не смог приехать раньше, – сказал Кристос.
 Алисия не двигалась. Она крепко сжимала в руках одежду, ошеломленная и слишком обессилевшая, чтобы говорить.
 – Ты могла позвонить мне, – сказал он, – я оставил номер у матери.
 Не стоило сейчас ничего объяснять. Зачем? Она глубоко вздохнула и прижала руки с одеждой к груди.
 – Где ты был?
 Он обвел глазами ее фигурку, их взгляды встретились.
 – Я ездил в Париж.
 Она непроизвольно сделала шаг назад и бессильно села на диван.
 – В Париж?
 – Потом в Лондон. Я разговаривал со многими людьми. Я встречался с теми, для кого ты работала в Париже, с полицией, а потом и с Джереми.
 Он сейчас живет в Лондоне. В маленькой грязной квартирке у Темзы.
 Джереми жив и живет в грязной квартире у реки. Но она не хотела думать о нем, не хотела больше напоминать себе ни о чем. Джереми разбил ее жизнь. Она не позволит разрушить ее еще раз.
 – Я не хочу говорить о нем.
 – Придется.
 – Я не могу, Кристос, я не могу. Пожалуйста, не надо снова. Я все тебе рассказала.
 – Нет, не все. Ты забыла о подробностях, ты исказила их.
 – Что ты имеешь в виду?
 Кристос пересек комнату, опустился рядом с ней на диван и, забрав у нее из рук одежду, отложил ее в сторону.
 – Пора наконец поговорить о том, что случилось тогда в мастерской.
 – Я рассказала тебе все, что случилось.
 – Но все было совсем не так. Посмотри на меня, Алисия. Посмотри мне в лицо. – Он подождал, пока она поднимет голову, их глаза встретились. – Тебя там даже не было, – тихо сказал он. – У тебя почему-то все смешалось в голове. И ты должна вспомнить, как все было на самом деле.
 Она не могла говорить, охваченная паникой.
 Что она должна вспомнить, если она помнила все так подробно? Алекси мертв, он умер, ее мальчик. Это был ее ребенок, и это была се вина.
 – Это Джереми оставался с ребенком. Тебя не было дома, когда он утонул. Ты рисовала.
 Она сделала попытку подняться, но Кристос поймал ее за запястье и заставил сесть к себе на колени.
 Он обвил ее руками, крепко прижимая к груди.
 – Ты любила своего ребенка, милая моя. Ты очень его любила, и ты не виновата в его смерти.
 – Я должна была быть там. И если бы я там была, он бы не утонул. Я бы не спускала с него глаз, не двинулась с места, не отвернулась бы от него ни на секунду! Но я… меня там не было?..
 – Я знаю. Я знаю, что ты была хорошей матерью. Твои друзья рассказали мне. И твои соседи. И'полиция. В том-то вся и трагедия, ты делала все, что могла…
 – Этого было недостаточно.
 Он провел рукой по ее затылку, перебирая пальцами шелковистые волосы.
 – Джереми был пьян. Он говорит, что ненадолго отключился.
 – Он всегда слишком много пил, – прошептала она, передернувшись от боли. Все это было слишком ужасно, чтобы повторять снова и снова. – Он не был счастлив, – глухо добавила она, вспомнив его досаду, когда ее отец отказался от нее, когда он понял, что не будет приданого или другой финансовой поддержки. Он и женился на ней из-за денег, а их не оказалось.
 – А ты была счастлива?
 Ее сердце громко застучало.
 – У меня был ребенок. – Она почувствовала ком в горле. – Теперь ты понимаешь, почему я не могу иметь детей? И твоя мать права. Этот брак не может быть счастливым. Тебе придется вернуть деньги моему отцу. И найти себе настоящую жену.
 – Ты моя настоящая жена.
 – Но приданое…
 – Не было никакого приданого. Твой отец обанкротился.
 – Обанкротился?
 – Я заплатил его долги, рассчитался с его кредиторами и купил ему небольшой домик в Швейцарии. Ему нужно на что-то жить.
 Она так и осталась сидеть с открытым ртом.
 – Ты имеешь в виду, что у меня нет наследства? Что у меня нет ничего?
 Его губы тронула улыбка.
 – Ничего, кроме меня. Извини, Алисия, что не сказал тебе. Я не знал, как сказать.
 Она почувствовала приступ радости. Это были действительно замечательные новости. Она ненавидела деньги отца, она никогда не хотела этих денег. Ей нужна была только его любовь. И больше ничего.
 – Я не думаю, что отец когда-нибудь вернет тебе деньги, – сказала она.
 – Они мне и не нужны. Кроме того, я не собираюсь возвращать ему тебя. Я ждал тебя десять лет. Ведь это десять лет назад я впервые увидел тебя, в Афинах, на собрании судовладельцев. Нас собрали в зале, а ты прервала встречу и задала отцу какой-то вопрос…
 – Ты был там? – У нее перехватило дыхание.
 – Я был в ярости от того, что он тебе сделал, от того, как он с тобой обращается. Тогда я поклялся во что бы то ни стало найти тебя, сделать тебя моей. Я заключил договор с твоим отцом, но сделал это для тебя и для меня. Я знал, что смогу сделать тебя счастливой, и я сделаю.
 – Но как ты мне сможешь доверять после Алекси? И твоя мать – она ненавидит меня.
 – Мне не нужно ее позволение. И мне не важно, что думают люди. Я люблю тебя, и я хочу быть с тобой. Это все, что важно для меня.
 – И нет никакого наследства.
 – Абсолютно. Ноль. Ты бедна как церковная мышь.
 – Это слишком здорово. – Слезы наполнили ее глаза, слезы и искорки смеха. За последние несколько лет она впервые почувствовала, что может вздохнуть спокойно. Никакого наследства, никакого притворства, никаких обязательств. Только любовь. И надежда. – Ты действительно любишь меня?
 Он посмотрел в ее бездонные глаза:
 – Всем сердцем.
 – Скажи это еще раз.
 – Всем сердцем, всем разумом, всем телом и всей душой. Я рожден, чтобы любить тебя, и только тебя. – И переполняемый чувствами, он поцеловал ее. Любовь, только любовь связывала их.
 Утром она проснулась около него. Было еще рано, меньше шести часов. И первой ее мыслью была мысль об Алекси. Она сделала глубокий вдох и помолилась за него.
 Она действительно любила его и всегда будет любить. Помолившись, Алисия почувствовала умиротворение и спокойствие. Ее наполнили, тепло, свет и радость.
 – Алисия? – Кристос пошевелился, взял ее за запястье и заставил подвинуться ближе к себе. – Что-нибудь случилось?
 – Я просто молилась за Алекси, – ее голос сорвался. – Все нормально. Я поняла, что он в Божьих руках, и я вверяю ему его душу.
 – Пока ты жива, память об Алекси будет жить. В твоем сердце и в твоих мыслях.
 – Тогда мне придется прожить хорошую долгую жизнь и никогда не забывать обещания, которые мы дали друг другу. – Она не могла проглотить ком, вставший в горле, и уткнулась лицом в плечо Кристоса. Злость, вина и стыд больше не мучили ее.
 Она плакала о тех, кого любила, о тех, кого потеряла. Она плакала об отце, жалея о тех отношениях, которых у нее никогда не было с ним.
 Кристос привлек жену к себе. Но слез уже не было. Она обессиленно подняла заплаканное лицо.
 – Извини, – всхлипнула она, доставая носовой платок. – Это было ужасно.
 Он поцеловал ее глаза, кончик носа, влажные от слез губы.
 Люби. Чувствуй. Ты не можешь жить, закрывшись в себе. Ты не робот, не машина. Ты красивая, привлекательная, чувственная женщина. – Он опять поцеловал ее. – Ты можешь говорить со мной об Алекси сколько угодно. И если захочешь когда-нибудь поговорить с кем-то еще, то ты и это всегда сможешь сделать. Все, что захочешь. Все, что тебе понадобится.
 Она щекой прижалась к груди Кристоса, вслушиваясь в биение его сердца.
 – Ты дал мне надежду.
 – Поверь, Алисия, что у нас с тобой будет замечательная жизнь. Это будет счастливая жизнь.
 – Это возможно?
 – Конечно.
 – Как ты можешь быть в этом уверен?
 – Я просто знаю. Так же, как в тот день в Афинах я знал, что найду тебя, что ты будешь моей. Ты мое счастье. Я люблю тебя. И буду любить. Всегда.




 ЭПИЛОГ


 – Осторожнее! Смотри вокруг, – крикнула Алисия, спрыгивая с гладкой мраморной скамейки. Защитив рукой глаза от солнца, она наблюдала за торопливыми шагами сына.
 – Попался, – засмеялся Кристос, удерживая маленького мальчика в матроске за плечи. – Я знаю, куда ты направляешься.
 – На рыбалку, – закричал двухлетний Никос, хватая отца за ухо мокрыми ручонками. – За рыбками.
 Кристос прошел по дорожке, возвращая не в меру шустрого мальчугана на скамейку в тень.
 Алисия раскрыла объятия. Счастливый Никос прыгнул к ней на руки, наклонился к ее лицу и чмокнул в щеку:
 – Мама.
 Ее сердце наполнилось счастьем.
 – Да, мама любит тебя.
 – Никос хочет рыбок, – закричал он, хлопая Алисию по лицу.
 – Осторожнее с мамой, – сказал Кристос, рукой удерживая маленькие пальчики малыша.
 – Мама, – опять сказал Никос, целуя ее в щеку. Алисия подняла голову и встретила заботливый взгляд Кристоса.
 – Все в порядке, – прошептала она, вновь почувствовав, что ребенок у нее в животе шевелится. Всего через несколько недель на свет появится еще один маленький Патере.
 Кристос наклонился и поцеловал жену в губы.
 – Ты такая красивая, особенно сейчас.
 – Ты просто слепой.
 – Нет, просто бесконечно влюблен и счастлив. – Он снова поцеловал ее. – Неужели можно быть еще счастливее?
 Слезы застилали ее глаза, а она улыбалась, ее сердце прыгало в груди от любви к Кристосу. Счастье, которое она нашла, до сих пор не укладывалось у нее в голове. Можно ли быть счастливее?