Аннотация: Герои романа Коул и Эллисон дружат с раннего детства. Его отец – хозяин ранчо, ее – управляющий и давний друг хозяина. Отношения героев развиваются так, как и должны: детские игры, подростковая дружба... Коул уезжает учиться в колледж, а Эллисон с нетерпением ожидает его приезда; Когда он приезжает на каникулы, молодые люди осознают, что любят друг друга. Но в очередной свой приезд Коул узнает, что Эллисон и ее отец отбыли в неизвестном направлении Прошло долгих пятнадцать лет..


---------------------------------------------


 Аннет БРОДЕРИК


 ПРОСТО ЛЮБОВЬ



 Глава 1


 Коул почувствовал, как водоворот холодной воды закрутился у него вокруг щиколоток, отпрянул, и ноги снова оказались на твердом мокром песке. Радужные лучи пока не видимого солнца пронзали воздух и тонули в водах Мексиканского залива.
 Восход солнца всегда был для Коула самым любимым временем суток, а южная оконечность острова Падре, что на юге техасского побережья, – самым любимым местом на свете.
 Впервые за очень долгое время Коул Коллоуэй почувствовал, как на него нисходит покой, как расслабляются напряженные мышцы плеч и шеи.
 Коул зачарованно наблюдал за великолепием игры красок, возникающей от соприкосновения солнечных лучей с облаками на горизонте. Небо попеременно озарялось бледно-розовыми, оранжевыми, желтыми, золотистыми всполохами.
 Вода ласково накатывала на ступни и щиколотки, как бы слегка массируя их, а редкий всплеск волны достигал порой колен, успевая лизнуть кромку закатанных брюк. Но все внимание Коула было поглощено волшебным великолепием раннего утра.
 Стоило, однако, солнцу взойти, как его слепящая яркость мгновенно поглотила все краски, оставив лишь голубые и зеленые искры в водной ряби.
 Коул глубоко вздохнул, до краев наполнив легкие ветром, принесенным по-утреннему прохладными волнами. Он чувствовал, как бодрящая свежесть заполняет все его существо, возрождая в нем жажду жизни.
 Он наслаждался своими ощущениями, понимая, что ради этого стоило мчаться пятьсот миль из Далласа по ночному шоссе в предвкушении таинства рождения дня.
 Величие природы умиротворяло и располагало к тому, чтобы иначе взглянуть на себя самого. Здесь, на берегу моря, казалось, что в жизни нет неразрешимых проблем и все ему по плечу. Где только не довелось Коулу побывать, но лишь здесь он был дома, только на этом берегу его неугомонный дух обретал покой.
 Вчера вечером Коул внезапно понял, что ему нужно побыть одному. Усталость, накапливавшаяся на протяжении последних нескольких недель, достигла предела – эти бесконечные, одно за другим, совещания, ночные звонки от зарубежных партнеров. Как ни старался Коул равномерно распределить обязанности между персоналом, всегда в критический момент оказывалось, что принять решение может только он.
 Коул совершенно вымотался. Он не мог вспомнить, когда в последний раз толком выспался или спокойно поел в свое удовольствие. Все его обеды были деловыми, с трудом втиснутыми в жесткий распорядок дня. Выходных у него, пожалуй, не бывало вовсе. Черт подери, а было ли у него в жизни хотя бы несколько часов, свободных от дел?! Крутится, словно белка в колесе, и чем больше крутится, тем стремительнее и бессмысленнее вращается колесо.
 И вот вчера, во время ничем не примечательного совещания, он словно прозрел и внезапно понял, насколько все его усилия тщетны. Он увидел, что между сотрудниками и директорами компании нет согласия и им никак не удается найти общий язык. Коул молча слушал споры и взаимные обвинения, за которыми не скрывалось ничего, кроме стремления к власти, и вдруг почувствовал себя лишним. Он с изумлением поймал себя на том, что ему абсолютно не интересно, чем закончится эта жаркая дискуссия.
 И тогда он резко встал и вышел. Сел в свою видавшую виды машину и, выехав на хайвей-35, помчался на юг, домой в Остин. Но, добравшись до окраины городка, решил проехать немного дальше. Поначалу его потянуло на ранчо, расположенное к юго-западу от Сан-Антонио, но, неожиданно для себя, он на полном ходу миновал поворот и до конца ночи продолжал свой путь на юг, слившись с мчащейся машиной в единое целое.
 Коул понимал, что его поступок – не что иное, как бегство. Ну и пусть! Что-то оборвалось внутри и гнало его на юг, мимо крошечных городков – Кингсвилла, Реймондвилла, Харлингена, Сан-Бенито, пока он, наконец, не очутился в Порт-Исабеле.
 Широкие улицы этого городка в четыре утра были пусты. Коул проехал еще пару миль по дамбе, соединяющей берег с островом, и припарковался возле длинного многосекционного дома, построенного лет десять назад, в период экономического бума.
 Оставив в машине пиджак и туфли, Коул пошел вдоль берега, не отдавая себе отчета, куда он идет, и, похоже, забрел достаточно далеко от дороги.
 Он был наедине с морем и дюнами, за которыми шуршала сухая трава, обласкан волшебными лучами солнца, золотившими все вокруг.
 Ветер теребил его волосы, набрасывая пряди на глаза и как бы напоминая, что пора постричься. Коул хотел их пригладить рукой, но взъерошил волосы еще больше. Да, стрижка ему не поможет. Наверное, пришла пора серьезных решений, подумал он.
 Большую часть своей жизни Коул делал то, к чему его обязывал долг, никогда не спрашивая, может ли он отказаться от этого. Покинув вчера совещание, он разом отрешился от всего – от бизнеса, собственного ранчо, от обоих своих братьев и тетки, старой девы, и словно сбросил груз, который тащил с двадцати лет.
 Он был главой семьи, главой «Коллоуэй Энтерпрайзес» уже более пятнадцати лет. Целая жизнь… Одинокая жизнь.
 В голове смутно промелькнул знакомый образ, напомнив о чем-то давно утраченном. На него смотрели из прошлого черные глаза… Большие и слегка раскосые, как у лани. Он знал их такими разными – искрящимися от озорства, томными от любви, полными сострадания, горящими от гнева. Он вспомнил губы.., надувшиеся от обиды, радостно улыбающиеся, дрожащие от отчаяния.
 Эллисон. Это имя всколыхнуло в душе знакомую боль. Все эти годы он постоянно сравнивал каждую женщину, встречавшуюся на его пути, с той, которая была его идеалом.
 Однажды он почти решился на женитьбу, пока не признался себе в том, что всего лишь пытается найти замену Эллисон. И отказался от этой затеи, понимая, что поступил бы нечестно как по отношению к себе, так и по отношению к женщине, согласившейся стать его женой. Часто, заметив в толпе невысокую темноволосую женщину, выделяющуюся очень белой кожей, он замирал, а его сердце вздрагивало – вдруг это Эллисон Альварес? Но всякий раз выяснялось, что ему просто померещилось.
 Эллисон исчезла из его жизни в тот момент, когда она была ему нужна больше всего. Можно ли такое забыть? И можно ли ее за это простить? Хотя бывали моменты, как, например, сейчас, когда он наверняка бы простил ей эти пятнадцать лет, возникни она снова в его жизни.
 Коул потянулся рукой к карману рубашки, рассеянно вынул сигарету, засунул ее в рот и, повернувшись спиной к ветру, сложил ладони чашечкой, чтобы прикурить. Дым заполнил легкие, и он закашлялся.
 Проклятье! Разозлившись на себя, он скомкал пачку и бросил ее в урну вместе с зажженной сигаретой. В горле и так саднило от выкуренного в пути. Давно пора бросить курить, но все никак не удается. Его организм в конце концов восстал – и против табака, и против работы без отдыха, и против питания кое-как.
 Направляясь к дому, он остановился у самой воды и мысленно вернулся на несколько дней назад. Было бы хорошо, если бы его брат Кэмерон участвовал в том совещании. Кэмерон – сообразительный малый, его мнению можно доверять, а к его советам стоит прислушаться.
 Если бы не поддержка Кэма, Коул давно бы отошел от дел, как это сделал Коди, их младший брат, не пожелавший работать в корпорации. Без всяких объяснений он пошел своим путем, и видимо, именно поэтому Коди порой очень раздражал Коула. А если признаться, он, похоже, немного завидовал свободе и независимости младшего брата. Догадывается ли об этом Коди? Или он просто чувствует, что никогда не сможет оправдать ожиданий Коула?
 Коул покачал головой. Коди было всего десять, когда погибли их родители. Он был слишком мал, когда потерял их. Коул старался как мог заменить родителей обоим братьям – и Кэму, и Коди. Но понимал, что это невозможно.
 Но, как бы то ни было, Кэмерон нашел утешение в личной жизни – сейчас ему тридцать лет, он женат и у него есть дочь. Ученая степень в области права и финансов сделали его незаменимым в семейном бизнесе.
 Коула отвлекли от мыслей трое подростков, игравших на отмели в фрисби. Медленно приближаясь к ним, он вспомнил, что сейчас весенние каникулы. Ему вдруг так захотелось стать бесшабашным мальчишкой и тоже радоваться жизни. Интересно, как себя чувствует человек, лишенный всяких забот? И вообще было ли в его жизни такое время?
 И снова в памяти мелькнуло милое лицо. Может быть, сердце не может забыть Эллисон, потому что она олицетворяет лучшую часть его жизни, те времена, когда родители еще были живы и сама жизнь была сплошным праздником? Коул рассеянно наблюдал за игрой беззаботно резвящихся мальчишек. Фрисби полетело к парнишке, оказавшемуся как раз напротив Коула. Коул остановился, чтобы не помешать ему, если понадобится совершить маневр.
 Между тем ветер пронес фрисби над поднятыми руками паренька, и оно оказалось у Коула, поймавшего его с привычной ловкостью умелого игрока.
 Двое других мальчишек принялись отплясывать в воде, что-то крича, а третий с улыбкой до ушей побежал к Коулу. Коул понимал, что, наверное, выглядит смешно в своей летней рубашке и брюках, промокших до колен, но ему было все равно. Веселое настроение ребят передалось и ему.
 – Ox, извините, – проговорил запыхавшийся мальчик, в ореоле брызг подбежавший к Коулу. – Я его прозевал, так что спасибо…
 Его слова едва можно было различить в шуме прибоя. Коул внимательно оглядел парнишку. У него были волосы пшеничного цвета, с отдельными прядями, отливающими червонным золотом. На Коула смотрели лукавые черные глаза.
 Если бы не эти глаза, Коул мог подумать, что перед ним Коди лет пятнадцать назад. Тот же овал лица, то же выражение глаз, такая же заразительная улыбка, тот же цвет волос… Да, Коли в том неуклюжем возрасте, когда любой мальчишка словно состоит из одних коленок и локтей.
 Нет. Не может быть. Даже с учетом того, что Коди достаточно легкомысленный малый, он не может быть отцом этого мальчика.
 Коул поймал себя на том, что отдал мальчику фрисби без единого слова. Тот осветил его такой знакомой улыбкой и отвернулся, запустив фрисби в сторону своих друзей.
 Коулу казалось, что он слышит свои голос со стороны.
 – Как тебя зовут, сынок?
 Он не сразу сообразил, что его вопрос прозвучал слишком требовательно, и, желая сгладить это, по-свойски подмигнул парнишке. Он привык требовать и почти забыл обычную вежливую манеру обращения. Ему захотелось извиниться, но он не знал, с чего начать, и не удивился, заметив, как мальчик напрягся от его резковатого тона.
 Он остановился, медленно повернулся к Коулу и коротко ответил:
 – Тони.
 Коул с улыбкой протянул ему руку.
 – Рад с тобой познакомиться, Тони. Я – Коул Коллоуэй.
 Тони собрался было убежать, но, услышав это имя, остановился как вкопанный и уставился на незнакомого мужчину. Сделав несколько шагов ему навстречу, он пожал руку Коула и недоверчиво спросил:
 – Неужели вы – тот самый Коул Коллоуэй?
 Коул уловил в вопросе восхищение и любопытство, почувствовав явное удовольствие оттого, что его имя известно.
 – Насколько я понимаю, тот самый.
 – Кандидат в губернаторы, который… – он, смутившись, замолчал.
 Рукопожатие Тони оказалось по-мужски крепким. Коул с интересом посмотрел на великоватую для мальчишеской фигурки пятерню и, нехотя отпуская ее, сказал:
 – Ничего особенного в моих политических планах, Тони, нет. Журналисты любят преувеличивать.
 – Ой, так здорово познакомиться с вами, мистер Коллоуэй!
 – Мне это тоже приятно, Тони. – И уже ровным голосом Коул спросил:
 – А как твоя фамилия?
 – Альварес, сэр.
 Тони Альварес.
 Коул покачнулся, как от удара поддых. Ему инстинктивно захотелось согнуться пополам, чтобы избежать второго удара.
 Тони Альварес.
 Имя из прошлого… Оно принадлежит мальчику, так похожему на Коллоуэев..
 Коул на миг прикрыл глаза, чтобы прийти в себя, а в голове его бешено металось. «Нет! Не может быть! Это невозможно!» Но в глубине души Коул ни секунды не сомневался, что поразившая его догадка – верна.
 – Что-то не так, мистер Коллоуэй? – спросил Тони смущенно.
 Коул покачал головой, пытаясь взять себя в руки.
 – Гм, нет, сынок. Все в порядке. Просто я удивился. Когда-то я знавал одного Тони Альвареса, это было давно.
 Мальчик расплылся в улыбке.
 – Не шутите? Может, это был мой дедушка? Мама назвала меня в его честь, чтобы сохранить это имя. Он умер как раз перед тем, как я родился.
 Итак, последний вопрос.
 – А сколько тебе лет? Шестнадцать или около того?
 Тони засмеялся.
 – Ага, все так думают. Я выгляжу старше, а на самом деле мне четырнадцать. В июле будет пятнадцать. Я всегда казался старше своих сверстников.
 Так оно и есть. Все услышанное Коулом не оставляло сомнений.
 – Ты живешь где-то рядом, Тони? – выдавил из себя Коул хриплым голосом Они вместе медленно шли в сторону мальчишек, явно озадаченных затянувшимся разговором Тони с незнакомцем.
 – Нет, сэр. Мы сюда приехали на несколько дней. А живем мы с мамой в Мейсоне, в центре Техаса. У нее там художественная галерея. – И с гордостью добавил:
 – Она у меня художница и скульптор. У нее полно разных призов, а несколько скульптур даже выставлено в музее в Кервиле.
 Неожиданно Коул вспомнил небольшую скульптуру, купленную им недавно для офиса. Дикие лошади с развевающимися на ветру гривами стремительно несутся вниз по гористому склону. Эта работа покорила его полнотой жизни и художественным совершенством. На скульптуре стояла подпись: «Э. Альварес».
 – Эллисон. – Он услышал свой голос, внезапно произнесший вслух, впервые за многие годы, это имя.
 Значит, все это время она жила в Техасе, не более чем в ста милях от его дома в Остине.
 – Правильно, так зовут мою маму. Вы ее знаете?
 – Я недавно купил одну ее скульптуру, – ответил он уклончиво.
 – Вы не шутите? Это потрясающе! Я обязательно расскажу ей!
 Тони бросил на своих заждавшихся приятелей нетерпеливый взгляд и, вновь обращаясь к Коулу, добавил:
 – Я ей расскажу о том, как мы встретились. Даже если бы Коул захотел возразить, от растерянности у него вряд ли бы нашлись убедительные аргументы.
 Бог мой! Как ему справиться с этим потрясением! Надо непременно побыть одному и попытаться во всем разобраться.
 – А вы еще долго здесь пробудете? – спросил Коул осторожно.
 – Да. Мы только вчера приехали. И останемся до конца недели.
 – Тогда, может быть, мы еще увидимся, – сказал Коул тихо, радуясь, что у него есть хоть какая-то отсрочка.
 Путь домой Коул преодолел как в тумане. Ему захотелось выпить. И, едва войдя, он направился к бару.
 Коул никогда много не пил, предпочитая иметь ясную голову. Однако сейчас был особый случай.
 В это время зазвонил телефон. Это кто-то из близких. Номер держится в секрете от посторонних, да и свои звонят по нему только при крайней необходимости. Но ведь он никому не сказал, куда едет, да, впрочем, и сам этого не знал.
 Коул снял трубку и ответил хриплым голосом.
 – Коул, слава Богу, я тебя нашел. Куда ты запропастился? После того как ты ушел с совещания в Далласе, ты как сквозь землю провалился. Я уже потерял всякую надежду, а потом вспомнил о доме на побережье.
 – Ладно, Коди, ты все же меня нашел. Что стряслось?
 – Коул, у меня плохие новости. Старина, я очень не хотел нарушать твой покой, но..
 – Что-нибудь случилось с тетей Летти? Ей чуть-чуть за пятьдесят, в таком возрасте умирать рано, но, судя по голосу Коди, новости у него совсем неважные.
 – С тетей Летти все в порядке, Коул. Речь идет о Кэмероне и Андреа. Коул похолодел от ужаса.
 – Что? В чем дело? Что произошло?
 – Вчера вечером они ехали на ранчо, чтобы забрать Тришу от тети Летти. И попали в аварию. Никто толком ничего не знает. Возможно, олень выскочил на дорогу. Машину обнаружили вчера около полуночи.
 – И что?
 Коул, Андреа мертва. А Кэмерона в критическом состоянии доставили в больницу – А где ты сейчас?
 – В методическом госпитале в Сан-Антонио.
 – Позвони Питу и скажи, чтобы он прилетел за мной на вертолете.
 – Я сейчас же свяжусь с ним, Коул. Коул положил трубку, обессиленно откинулся на спинку дивана и невидящим взглядом обвел уставленный бутылками бар. Кажется, он собирался выпить, потому что.., он не знал, как справиться с шоком после случайной встречи. А теперь, его брат между жизнью и смертью, а невестка погибла. Алкоголь тут не поможет Своими крупными шагами он прошел в спальню и, не раздеваясь, бросился на кровать. Коул не смог вспомнить, когда в последний раз спал в домашней постели. Но сейчас это не имело никакого значения. Он должен как можно быстрее добраться до больницы, он должен быть б братом, собственные переживания отошли на задний план.
 Ребенок. Он забыл спросить Коди про тетю Летти – она в госпитале или все еще на ранчо с Тришей?
 Боже мой! Трише нет и года, а она уже потеряла мать и, возможно, отца. В такой же катастрофе, как пятнадцать лет назад, когда погибли ее бабушка и дедушка.
 В чем дело? Неужели на Коллоуэях лежит печать проклятия? Почему рок преследует их семью?
 Коул вышел из лифта на этаже, где находилась хирургия, и направился к столику медсестры. Но через несколько шагов заметил Коди, ходившего из угла в угол по комнате ожидания. Коул бросился к нему.
 – Что нового?
 – Ничего.
 – Черт подери.
 – Увы.
 – Ты давно здесь?
 – Я примчался сюда вчера сразу же после того, как мне позвонили. Проезжавший мимо водитель увидел их машину и остановился, чтобы помочь. Он же вызвал дорожный патруль. В полицейском отчете сказано, что Андреа умерла на месте.
 Коул двумя пальцами потер переносицу – Все это ужасно. А как Кэм?
 – Он без сознания, но так ему, наверное, легче. У него сломаны рука, нога и несколько ребер, есть и внутренние повреждения. А кроме того, серьезное сотрясение мозга. Операция началась давно, но я все же думаю, есть надежда, что его спасут.
 – Он не приходил в сознание? Не объяснил, что случилось?
 – Нет. В отчете написано, что машина после резкого торможения пошла юзом и потеряла управление. Водитель явно пытался избежать столкновения с чем-то или с кем-то. В тех местах много оленей, и вполне возможно, один из них неожиданно вышел на дорогу.
 – А следы раненого животного были?
 – Нет. Дорожный патруль их не обнаружил.
 Коул принялся расхаживать по комнате взад-вперед, Коди молча наблюдал за ним. После продолжительной паузы Коул пробормотал:
 – Надо что-то делать.
 – Я понимаю тебя, Коул. Я и сам уже протоптал дорожку на этом кафеле. Сначала я пытался сообразить, где ты можешь быть, потом тебе дозванивался. Я хотел поднять на ноги весь Техас.
 Коул, остановившись, оглядел своего младшего брата. Вид у того был скверный.
 – Когда ты в последний раз спал?
 Коди пожал плечами.
 – А почему бы тебе не прилечь здесь на кушетке? Если будет нужно, я тебя разбужу.
 Коди покачал головой.
 – Не могу. Стоит мне закрыть глаза, я вижу покореженные обломки машины Кэмерона. Как раз, когда я по дороге в больницу проезжал мимо места катастрофы, туда подъехала аварийка. Маленький автомобиль Кэмерона выглядел так, будто на него наступил великан. – Коди отчаянно замотал головой. – Я всегда говорил Кэму, что ему нужна более надежная машина, но он меня не слушал. Куда мне, сопливому мальчишке, давать ему советы, вечно я ему надоедал…
 – Все будет в порядке, – подойдя и сев рядом с Коди, сказал Коул. – Он же упрямый, наш братец. Разве ты не знаешь? Он выкарабкается. Нас голыми руками не возьмешь Ты забыл, что мы три мушкетера?
 Коди едва заметно кивнул.
 – Да. Ты часто говорил это, когда я был маленьким.
 – Один за всех и все за одного. Таков девиз Коллоуэев. И мы должны быть рядом с Камероном, чтобы он поскорее поправился.
 По лицу Коди было видно, как он страдает Сам Коул внешне держался спокойно, не показывая, что творится у него на душе. Он ничего не может сделать для Кэмерона, самые лучшие врачи, какие только есть, борются за его жизнь.
 Сейчас ему надо позаботиться о Коди Нужно отвлечь его А что ему рассказать? Придумывать нет времени. Может быть, поделиться с ним?. Коди – его брат, с ним он может говорить обо всем.
 – Знаешь, перед тем как ты позвонил, я узнал потрясающую вещь, – чувствуя подступающее волнение, осторожно начал Коул. – Это может перевернуть всю мою жизнь.
 Когда Коул заговорил, Коди рассматривал свои руки, нервно хрустя пальцами. Уловив что-то непривычное в тоне Коула, он внимательно посмотрел на него.
 – Что же это такое?
 – Я случайно узнал, что у меня есть четырнадцатилетний сын, о существовании которого даже не подозревал.




 Глава 2


 – Эллисон, ты умеешь хранить тайну? – Коул чувствовал себя взрослым, еще бы – он уже ходит в первый класс и каждый день уезжает с ранчо в школу. Правда, он скучает по своей четырехлетней подружке, которая, сколько он себя помнит, повсюду следует за ним по пятам. Вот и сегодня она встречала его в полдень после школы, а он едва дождался, когда сможет показать ей то, что нашел этим утром.
 Эллисон, как и он, была в рубашке, джинсах и сбитых ботинках. У нее на спине болтались две тугие косички, а в черных глазах, смотревших из-под густой челки, застыло неподдельное любопытство.
 – Конечно, умею, – ответила она с вызовом, – он еще спрашивает! – А про что? Коул направился к загону для скота, где он сегодня утром выследил кошку.
 – Сама увидишь, – сказал он с улыбкой, довольный, что у него есть тайна.
 Пройдя через загон, он подошел к пристройке, на чердаке которой был сеновал, и, остановившись около приставленной к стене лестницы, повернулся к Эллисон и приложил палец к губам.
 Эллисон понимающе кивнула. Коул, осторожно ступая на перекладины, полез вверх. Убедившись, что на чердаке никого нет, он подал знак Эллисон и стал ждать.
 Эллисон его не разочаровала. Она храбро взбиралась по лестнице, сосредоточенно прикусив нижнюю губу. Только огромные глаза, занимавшие, казалось, половину ее белоснежного лица, были широко распахнуты, выдавая скрытый страх. Добравшись, наконец, до него, она дрожала, но не жаловалась и не ныла.
 Коул на четвереньках пополз в дальний угол, Эллисон за ним. Там он молча показал ей пальцем, куда надо смотреть. Эллисон заглянула Коулу через плечо и вся засияла от радости и умиления. Он был доволен произведенным эффектом.
 – А сколько их там? – прошептала она. Коул поднял три пальца.
 – А где их мама?
 – Не знаю. Но ей не понравится, если она узнает, что мы нашли ее тайный дом. Она может их тогда перетащить отсюда и спрятать в другом месте.
 Крадучись, они отправились обратно тем же путем. Коул спустился первым, чтобы убедиться, что их никто не видел. Обоим строго-настрого запрещалось лазить на чердак. Эллисон вскоре присоединилась к нему и, как только ее ноги коснулись земли, тут же нарушила молчание, радостно воскликнув:
 – У нас теперь есть котята! Вот здорово! Коул сдержанно кивнул, гордый оттого, что это он их обнаружил.
 – Мы будем за ними ухаживать?
 – Не знаю Наверное.
 – А ты их гладил? Коул покачал головой.
 – Если кошка учует мой запах на котятах, она заволнуется. Думаю, они совсем недавно родились.
 – О, Коул, я так хочу одного.., для себя.
 – Ну, может быть, твои родители и разрешат тебе взять котенка на день рождения. Эллисон от радости захлопала в ладоши.
 – Ты думаешь? Я их попрошу. Коул попросил у своего отца разрешения подарить одного котенка Эллисон, когда ей исполнится пять лет Сделав сыну выговор за то, что тот лазил на чердак, отец велел спросить на это согласие родителей девочки – Тони и Кетлин.
 Тони был на ранчо управляющим. Отец Коула в шутку называл его боссом. Коул просто боготворил Тони. Это был смуглый, немногословный человек, но всем в округе было известно, что он самый лучший ковбой, из всех живших когда-нибудь на земле. Тони всем распоряжался на их ранчо под названием «Круг К». С его женой Кетлин было просто договориться. Она и мать Коула были так похожи, что вполне могли сойти за сестер. Обе рыжеволосые и удивительно белокожие. Кетлин всегда улыбалась и была ласкова и обходительна с людьми. Выслушав предложение Коула, она, смеясь, тут же согласилась, что самый лучший подарок Эллисон на день рождения – маленький котенок.
 Она сама выбрала для дочери котенка – полосатого, как тигр, и он потом вырос в огромного котищу.
 Эллисон назвала его Крайбейби.
 К тому времени, когда ему исполнилось десять, у Коула появились дела поважнее, чем возиться с девчонкой, пусть даже такой, как Эллисон. Как-то в жаркий полдень Коул хотел незаметно ускользнуть из дома, но вскоре обнаружил, что Эллисон не отстает от него ни на шаг.
 Разозлившись, он накричал на нее:
 – Что ты за мной везде таскаешься?
 – Хочу и буду, – невозмутимо ответила Эллисон. – А потом, я иду не за тобой, а к моему папе. – С независимым видом она засунула руки в карманы джинсов. – Так что ты здесь ни при чем.
 – Говоришь, что идешь к нему, а привязалась ко мне, – оборвал он ее с нескрываемой злостью. – Они с моим отцом поехали в пикапе посмотреть, что делается на ранчо.
 Эллисон молча пристально смотрела на него, но в ее черных глазах был горький упрек.
 Коул не выносил, когда она так смотрела на него. Этот взгляд заставлял его чувствовать себя подлецом. Ведь на ранчо ей, кроме него, не с кем было играть. Кэмерон младше ее, и ей с ним так же скучно, как и ему, Коулу. Мать Эллисон больше всего занята собой, а его мама ведет большой дом и опекает Кэмерона, ей не до Коула, к тому же скоро она подарит им маленького брата или сестренку. А что касается тети Летти, она вечно ворчит на него за то, что он задает слишком много вопросов. Он с трудом вырвался из дома и решал сложный вопрос, чем бы ему заняться. А тут как назло эта Эллисон прицепилась к нему, как хвост.
 – Ну ладно, – сказал он недовольно. – Так и быть, пошли. Но обещай, что никому не скажешь, куда мы ходили. Это мое тайное место, о нем никто не знает.
 – А мы не можем поехать туда верхом?
 – Нет. Мой отец сказал, что верхом нам можно ездить только с твоим отцом. Она улыбнулась.
 – Потому что мой папа самый лучший наездник во всем мире! У него столько за это наград!
 Повзрослев, Коул ближе познакомился с Антонио Альваресом. Но по-прежнему поклонялся ему. Он видел все награды, полученные непревзойденным ковбоем на родео до того, как отец Коула уговорил его работать на ранчо. Это произошло за несколько лет до рождения Коула.
 Мама рассказывала Коулу, что отец и Тони подружились в армии во время войны в Корее. А потом она и жена Тони тоже стали подругами.
 Как бы ему хотелось, чтобы Эллисон была мальчишкой! Тогда с ней было бы куда интересней играть. Правда, она и так неплохо бегает, стреляет из игрушечного пистолета не хуже его, страшно проворна и совершенно ничего не боится. В первый и последний раз он видел ее плачущей, когда заявил ей, что не будет с ней играть, потому что она девчонка, пусть лучше катится домой и отстанет от него.
 Что тут было! Боже мой, как ее слезы поразили его! Он вовсе не собирался ее обижать. Просто был не в духе из-за того, что тетя Летти выпроводила его из дома.
 После этого случая Коул перестал срывать на Эллисон зло.
 – Так ты идешь или нет?
 – А куда?
 – Купаться.
 Глаза ее загорелись.
 – Правда? А куда?
 – Это секретное место. Только мы с отцом его знаем. Когда у него есть время, он берет меня туда. Ну так что, пойдешь?
 Она радостно закивала.
 – Но это далеко. Обычно мы с отцом ездим туда верхом.
 И он показал рукой, в какую сторону надо идти.
 – Видишь деревья на холмах?
 – Ага.
 – Так вот, там протекает ручей. Отец говорит, что во время паводка снесло старые деревья и они образовали запруду. Теперь там очень здорово купаться.
 Он посмотрел на нее нахмурившись и спросил:
 – А ты плавать-то умеешь? Эллисон энергично закивала, пряча при этом глаза. Коул вздохнул.
 – Ну давай, Эллисон, говори правду. Она низко опустила голову и уставилась на носки ботинок.
 Не так уж часто он видел ее в понуром виде. Но уж, если такое случалось, знал, что у Эллисон дела плохи. А что, если она снова разревется?
 – Ну уж ладно, если хочешь, я могу тебя научить, – снисходительно предложил он. Она тут же ожила и обрадовалась.
 – Научишь? Правда?
 – Конечно. Меня отец тоже долго учил. Это не так уж трудно.
 Она закружилась от радости:
 – Вот здорово!
 Неплохая идея – они прекрасно проведут день и никому не будут мешать.
 – Знаешь что, – сказал он, – я схожу на кухню и потихоньку, чтобы не услышала тетя Летти, попрошу Кончиту дать нам что-нибудь с собой. После плавания мужчины всегда хотят есть. – Он повторил слова своего отца. – Девчонки, наверное, тоже. Ты постой здесь, я скоро.
 Шагая до ручья, они запарились от жары, устали и проголодались.
 – Папа говорит, что сразу после еды плавать нельзя. Могут в воде схватить судороги, – с умным видом заявил Коул после того, как они устроились в тени огромного дуба.
 – А что такое судороги?
 – Ну это, наверное, такие, которые живут в воде и щиплются.
 – Вроде краба? Он кивнул.
 – Да, что-то вроде этого.
 Она пристально уставилась на воду.
 – А откуда они знают, поел ты или нет?
 – Понятия не имею. Так папа говорит.
 – А-а, – протянула Эллисон разочарованно.
 – Мы можем немного попить, – предложил он.
 – Хорошо бы.
 Он вынул из рюкзака два маленьких пакета с фруктовым соком, которые Кончита положила вместе с сэндвичами, печеньем и чипсами.
 – Держи. Попьем и чуть-чуть отдохнем. О'кей?
 С соком они быстро покончили, и Эллисон вопросительно посмотрела на Коула.
 – А теперь что делать?
 – Ну сперва раздеться. Она оглядела его рубашку, джинсы, ботинки.
 – Все снимать? – спросила она с сомнением.
 – Ну, конечно, все. Ты же в ванне одетая не купаешься?
 Она помотала головой.
 – Ну так плавать в ручье – то же самое. Но только веселее. – Он плюхнулся на землю и быстро скинул ботинки.
 Она сделала то же самое.
 Коул стянул джинсы.
 Эллисон тут же сняла свои.
 Затем он встал и снял рубашку Она тоже.
 Они стояли в носках и нижнем белье, выжидающе глядя друг на друга.
 Коул пожал плечами и отвернулся. Снял трусы, потом носки, швырнул их сверху на кучу одежды и, сверкая голыми ягодицами, решительно пошел к воде.
 Эллисон захихикала.
 Он обернулся.
 – Ты чего?
 Прикрыв рот ладошкой, она продолжала смеяться.
 – Ты такой смешной.
 – Не смешней тебя.
 – Весь коричневый, только попка белая.
 – Ты просто дура, как и все девчонки. Ведь я все время на солнце. Так ты идешь или нет?
 Эллисон торопливо стянула с себя трусы и носки и храбро потопала за ним. Коул взял ее за руку и осторожно ввел в воду.
 – Ой, холодно! – взвизгнула Эллисон, едва ее ноги коснулись воды.
 – Так и должно быть, – сказал он. – Вот почему так приятно купаться в жаркий день. Мой папа всегда так делает.
 Вода уже доходила ей до пояса.
 – Так, Эллисон. А теперь ложись на спину, прямо на воду, как в постель.
 – Я же утону!
 – Не утонешь, глупая. Я буду тебя страховать. – И он вытянул руку, чтобы подложить ей под спину – Я не дам тебе утонуть.
 – Обещай!
 Он посмотрел ей прямо в глаза.
 – Обещаю.
 Тогда она смело легла на воду, хотя глаза ее готовы были вылезти из орбит от страха, собралась с духом, оторвала ноги ото дна и задергала ими. Коул поддерживал ее рукой на плаву.
 – Видишь, как это просто? Эллисон улыбнулась в ответ – Потому что ты меня держишь.
 – Уже не держу. Моя рука под тобой только для страховки, на случай, если ты пойдешь ко дну. Но я тебя больше не касаюсь.
 – Ты не дашь мне утонуть.
 – Нет.
 Коул подождал, когда она освоится на спине, и сказал:
 – А теперь перевернись на живот и окуни лицо в воду.
 – Ни за что! – Она встала ногами на дно и захлопала ладонями по воде. Коул принял угрожающую позу.
 – Значит, так, Эллисон Альварес. Ты хочешь, чтобы я учил тебя плавать, или нет? Она утвердительно кивнула.
 – Тогда ты должна мне доверять.
 – Я и так тебе доверяю.
 – Ну и делай то, что говорят. Я ведь никогда не сделаю тебе ничего плохого. Сама знаешь.
 Она ответила ему такой нежной улыбкой, что он запомнил ее на многие годы.
 – Знаю, Коул…
 – Ура! – Вопил Коул несколько недель спустя. – Эллисон, папа только что позвонил из больницы! У меня появился еще один брат! Родители собираются назвать его Коди!
 Он выскочил из дома, громко выкрикивая новость.
 Эллисон сдержанно улыбнулась.
 – Ты получил, что хотел. Еще одного брата.
 – Думаю, если бы это оказалась сестренка, было бы тоже не плохо, – признался он.
 – А что сказал Кэмерон, когда узнал? Коул засмеялся.
 – Он разочарован. Кэм надеялся, что появится кукла.
 Они оба расхохотались.
 – Тебе везет, Коул. Я бы все отдала, лишь бы у меня была сестренка или братик. Мне даже все равно – кто.
 Коул ласково дотронулся до ее плеча.
 – Может быть, твое желание исполнится. Она покачала головой.
 – Нет. Я просила об этом маму, но она ответила, что я ей очень тяжело досталась, и поэтому у нее не будет больше детей.
 – Боже мой, извини, Эллисон.
 – Ничего.
 Она так расстроилась, что ему хотелось чем-то ее развеселить.
 И он знал, чем тут можно помочь.
 – Хочешь, пойдем купаться? Она посмотрела в сторону холмов.
 – Прямо сейчас?
 – А почему бы и нет? Отец вернется поздно, а тете Летти все равно, где я буду, лишь бы не болтался у нее под ногами. Она согласно кивнула.
 – Ладно. Я схожу за купальником.
 Это она придумала надевать купальник. Ему это казалось смешным, ведь он видел ее без него. Он тоже стал купаться в плавках, она заставила. Кто поймет этих девчонок?
 Коул был доволен своей ученицей. В это лето они часто ходили к ручью. Эллисон уже совсем не боялась воды, хотя так и не решалась погружать лицо в воду.
 Однажды, когда они сидели на берегу и кидали камешки в воду, Эллисон вдруг сказала:
 – Знаешь, Коул, мне с тобой повезло. Ты для меня как брат, которого у меня никогда не было.
 – А ты мне как сестра, которой у меня тоже никогда не было.
 – Ты всегда будешь для меня самым лучшим братом.
 – Ну и я, если понадобится, всегда тебя выручу Так и знай!
 Коулу было четырнадцать, когда однажды после обеда отец сказал:
 – Сын, мне надо с тобой поговорить. Пойдем в кабинет.
 Коул посмотрел на мать, обвел взглядом остальных членов семьи, сидевших за столом. Казалось, никто из них в словах отца не видел ничего необычного.
 – В чем дело, папа? – спросил он.
 Отец, не ответив, встал из-за стола. Мать молча принялась убирать посуду. Пожав плечами, Коул пошел за отцом. В кабинете отец кивнул в сторону кресла у камина и, когда они сели, сказал:
 – Знаешь, сынок, иногда очень трудно объяснить то, что случается в жизни. Коул заволновался:
 – Что случилось, отец?
 – В семействе Тони и Кетлин плохие новости. Похоже, у Кетлин запущенный рак, и ничего нельзя сделать. Врачи говорят, ей осталось жить всего несколько недель.
 Коул в ужасе посмотрел на отца.
 – Неужели мать Эллисон умирает?
 – Да. Боюсь, что так. Я знаю, что вы с Эллисон близкие друзья. Ей собираются сказать об этом сегодня вечером. Вот мы и решили подготовить тебя, чтобы ты знал, что ей предстоит пережить.
 Коул почувствовал, как к горлу подступил комок.
 – А что же врачи?
 – Говорят, что уже поздно… Поражен весь организм. Она давно чувствует себя неважно. Обратись она раньше, возможно, ей бы помогли. Но сейчас шансов нет.
 Коул был потрясен. Ему так нравилась миссис Альварес, такая приветливая, она ни разу не повысила на него голос. У Коула слезы навернулись на глаза.
 – Да, трудно такое понять и смириться. Но ты должен об этом знать. Эллисон будет нужен хороший друг рядом – Я всегда буду ей другом, папа. Всегда.
 – Что хорошего ты нашла в Родни Снайдере? – строго крикнул Коул, как только дружок Эллисон отъехал. В тот вечер Коул поджидал ее, сидя под деревом и, как только она сошла с дороги на тропинку, сразу выскочил ей наперерез.
 Он никак не мог понять, почему отец Эллисон разрешает ей иметь дружка-старшеклассника. Ведь Родни его ровесник. И, по его мнению, слишком взрослый для нее.
 Эллисон чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав его голос, из чего стало ясно, что она его не заметила.
 – А что тут такого? По крайней мере он уделяет мне внимание и приглашает погулять.
 – Что ты хочешь этим сказать? А разве я не уделяю тебе внимание?
 Она отвернулась и пошла по тропинке.
 – Разве нет? – настаивал он на ответе, не отставая от нее.
 Эллисон взглянула на него через плечо.
 – Откуда же у тебя время на меня, если ты встречаешься с другими девчонками? Если бы твоя мама знала, сколько их у тебя, ее бы наверняка хватил удар.
 – Не обо мне речь. Меня интересуешь ты. Она не останавливалась.
 – А я не хочу с тобой разговаривать.
 – Я это заметил еще полгода назад. Только не понял, почему? За что ты ко мне стала так относиться? Я думал, мы друзья.
 Коул остановился, а Эллисон ушла немного вперед. Луна светила так ярко, что они отчетливо видели друг друга. Эллисон, обернувшись, внимательно посмотрела на Коула. Он крепко стоял на земле, слегка расставив ноги, засунув руки в карманы.
 Эллисон, не торопясь, подошла к нему.
 – А ты и не догадываешься? – спросила она.
 Он покачал головой.
 – Я знаю тебя всю жизнь. И мне кажется, я знаю о тебе все. Ты же меня не знаешь совсем, – наконец сказала она.
 – Это не так. Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. – И, немного помедлив, добавил:
 – Думаешь, мне было не известно о твоих прогулках с кем попало?
 Так, обмениваясь упреками, они незаметно пришли на ранчо и оказались в загоне для скота. Эллисон, скрестив руки на груди, оперлась спиной о стену сарая.
 – Тебя не интересует, что я чувствую, что я думаю. В твоем представлении я – девчонка-сорванец, которая повсюду таскается за тобой, как верная собачонка.
 – Неужели в этом все дело? Тебе кажется, что ты для меня ничего не значишь?
 – Да. А может, и нет. Я не знаю. Наверное, все вместе. Мне просто надоели девчонки в школе, которые набиваются мне в подружки только для того, чтобы я пригласила их на ранчо. Как же, ты такая знаменитость! Староста класса, капитан футбольной команды, самый лучший ученик. Ты вообще самый лучший во всем, за что берешься, потому что ты из самой лучшей семьи – Коллоуэев.
 – И что, это плохо?
 – Конечно, нет. Коллоуэи должны быть такими.
 – Тогда я не понимаю, в чем проблема.
 – А ты и не поймешь.
 – Так объясни мне по-человечески то, чего мне не дано понять.
 Отвернувшись, она уставилась вдаль.
 – А что ты делал, когда караулил меня под деревом?
 – Волновался за тебя.
 Не глядя в его сторону, она спросила:
 – Почему?
 – Потому что у Снайдера дурная репутация, и я не хотел, чтобы он вел себя с тобой так, как с другими девчонками.
 Эллисон резко повернулась к нему лицом.
 – Смешно слышать такое от тебя.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – Ты говоришь, у Родни дурная репутация. А разве не о тебе шепчутся девчонки из старших классов, да и из младших тоже? Всем интересно обсудить, как ты целуешься.
 – Что ты сказала?
 – Да-да, как ты целуешься. Родни тоже просил меня сегодня об этом, но я велела ему не распускать руки. «Коли занимаешься этим с Коллоуэем, почему не хочешь и со мной? Тоже мне краля», – передразнила она Родни и сердито вздернула подбородок. Луна ярко высветила ее лицо, и Коул заметил на щеках две серебристые дорожки от слез.
 – О Эллисон, не плачь, – сказал Коул, притянув ее к себе.
 Ей было так хорошо в его объятиях.
 – Доберусь я до этого типа… Завтра же найду и сделаю из него отбивную. Как он посмел так говорить с тобой? Какое он имеет право?
 Она уткнулась ему в грудь, и поэтому ее голос прозвучал совсем глухо:
 – А разве ты не знаешь, что в школе все считают, будто мы с тобой спим? В их понимании я – часть наемной рабочей силы на вашем ранчо. Ведь мой отец – управляющий, ты – хозяйский сын. Так что сам Бог велел.
 – Кто говорит про тебя эту чушь? Скажи мне – кто? Я им всем объясню…
 – Тебе никто не поверит, Коул. Неужели не ясно? Никто не поверит ни единому твоему слову, потому что всем известно… Всем известно… Как я отношусь к тебе. Всем… Кроме тебя.
 Коул остолбенел. И, взглянув вниз, увидел только темную макушку Эллисон, так как лицо она спрятала у него на груди, и ее голос едва было слышно. Нет, она не могла сказать того, что он услышал. Она, конечно…
 – Эллисон. Она молчала.
 – Посмотри на меня, пожалуйста. Она медленно подняла голову и взглянула на него.
 Слезы медленно текли по ее щекам. Внезапно нахлынувшее чувство вины чуть не бросило его перед ней на колени.
 Эллисон – маленькая девочка с косичками, которая ходила за ним по пятам столько лет. Эллисон – его верная подружка. Эллисон – его любит!
 – Милая, я и не догадывался, – прошептал он дрогнувшим голосом. Она отвела глаза.
 – Какое это имеет значение.
 – Очень большое.
 – Вряд ли.
 – Послушайте, мисс Хоти Эллисон Альварес. Для меня имеет огромное значение все, что связано с вами. Почему ты мне никогда не говорила об этом раньше?
 – Потому что ты был слишком занят другими девчонками.
 – Если я не ошибаюсь, это ревность.
 – Вот уж нет.
 – А если я тебе скажу, что все эти девчонки для меня на одно лицо? Что для меня существует только одна, и я хочу, чтобы только она была в моей жизни?
 Она снова недоверчиво посмотрела на него.
 – Не смейся надо мной, пожалуйста, Коул. Если наша дружба для тебя что-то значит, не стоит этим злоупотреблять.
 Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Это был их первый поцелуй. Он почувствовал, как она замерла и тут же отпрянула от него.
 – В чем дело? Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал?
 – Я же знаю, ты относишься ко мне, как к сестре.
 Он засмеялся.
 – А, так в этом дело? Тебе не понравился мой братский поцелуй? А что ты скажешь о таком?
 В этот следующий поцелуй он вложил все свои чувства и весь опыт, полученный за последние два года упражнений в поцелуях с местными красотками. Чтобы не испугать Эллисон, он не хотел его поначалу затягивать, но стоило их губам соприкоснуться, они уже не могли оторваться друг от друга, дрожа, как в ознобе. Наконец он опомнился:
 – А теперь тебе лучше пойти домой, а то твой отец будет беспокоиться.
 – Но, Коул…
 – Я сказал, иди домой. Нам надо быть осторожными, чтобы не перейти границу раньше времени. Мне еще четыре года учиться, да и тебе тоже надо закончить школу и подумать о колледже, а потом…
 – Коул, о чем ты?
 – Я хочу сказать, что с этого момента ты – моя девушка. И я не позволю, чтобы кто-то другой прикасался к тебе. Но и твоей неопытностью я не собираюсь воспользоваться. Ты меня слышишь? Ты еще маленькая, а у нас впереди масса времени – целая жизнь.
 – Ты хочешь сказать, что мы отныне вместе?
 – Совершенно верно.
 – И ты больше не будешь встречаться с Дарлин? Или с Пегги? Или со Сью? Или с Дженнифер?
 Он улыбнулся.
 – Я не думал, что ты знаешь всех их наперечет.
 – Мне все о тебе известно.
 – Так уж и все?
 – Абсолютно.
 – Сомневаюсь. Но впредь так и будет. Пойдешь со мной на бал старшеклассников?
 – Еще бы, Коул!
 – Ладно. А теперь иди домой.. – Он быстро чмокнул ее в губы, повернулся и, подпрыгивая, понесся к Большому Дому. Эллисон очень хорошенькая и кого угодно может довести до греха.
 Но, как говорит его отец, она достойна не только его любви, но и уважения. Он готов подождать, пока они поженятся, чтобы заниматься с ней любовью. Ее он может ждать сколько угодно, а всего несколько лет – просто ерунда…
 А потом был самый черный день в его жизни. Коул вышел из Большого Дома через черный ход. Ему никого не хотелось видеть. Ему ни с кем не хотелось говорить. После того как все вернулись с кладбища, он сразу ушел.
 Переодевшись в выцветшие джинсы, старую ковбойку и сбитые ботинки, он пошел в конюшню за своим четырехлетним мерином, которого два года назад в честь окончания школы подарил ему отец. С легкостью опытного наездника он оседлал его и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло и выехал за ворота.
 Коул не хотел никого видеть, ему надоело снова и снова повторять одни и те же слова всем, выражающим сочувствие, больно было смотреть на горе и растерянность Кэмерона и маленького Коди. Его безумно раздражала тетя Летти, рассказывавшая всем, сколько раз она предупреждала своего брата, чтобы он не гонял с такой скоростью, а вот он ее не слушал.
 Ему надо было уйти от них всех.
 Коул проскакал несколько часов, но если бы кто-нибудь спросил его потом, где он был, он бы не смог ответить. Последний раз он ездил верхом с отцом.
 Отец, почему ты со мной так обошелся? Ведь ты мне так нужен. Ты всегда был рядом. Какие бы проблемы у меня ни возникали. Помнишь, как мы ездили с тобой вместе верхом, ты и я? Ты мог ответить на любой мой вопрос, каким бы глупым он ни казался. Ты научил меня гордиться моей семьей и предками, тем, что я – из династии Коллоуэй.
 Когда тетя Летти позвонила ему в колледж, где он учился уже второй год, и рассказала о случившемся, Коул не плакал. Он не плакал и тогда, когда приехал домой и увидел горе братьев и работников ранчо. Тетя сказала, что теперь он глава семьи, и все на нем. И он делал все, что положено в таких случаях: встречал множество людей, приходивших отдать последний долг одному из известнейших людей Техаса и выразить свое соболезнование. А потом Коул стоял над открытой могилой и стоически смотрел, как в нее опускают его отца и мать.
 Несмотря на то что вокруг была целая толпа народа, рядом стояли братья и тетка, Коул чувствовал себя совершенно одиноким.
 Он не был готов к случившемуся. Коулу казалось, что отец будет жить еще долго, ведь он был в самом расцвете сил. Он не должен был умереть. Во всяком случае – сейчас. Коул не хотел быть главой семьи. Ему еще надо было учиться. Они с отцом тщательно продумали всю его карьеру. Он был настоящим сыном своего отца. И должен был пойти по его стопам. Бог мой, но не теперь! Это уже невозможно.
 Лошадь остановилась и принялась пить из ручья. Коул оглянулся и понял, что он возле старой запруды, в том секретном месте, куда отец впервые привел его еще ребенком и научил плавать. Научил быть мужественным.
 Теперь уроки кончились. Он сам должен продолжить плавание.
 Коул слез с лошади. Был октябрь, но день стоял жаркий. Сев на берегу, Коул снял ботинки и носки и опустил ноги в воду. Но вскоре ему захотелось искупаться.
 Быстро стянув рубашку, джинсы и трусы, Коул бросился в воду. Стараниями отца бывшая запруда за минувшие годы превратилась в большой прекрасный пруд. Коулу вспомнилось немало счастливых минут, проведенных здесь с отцом.., и с Эллисон.
 Он видел Эллисон на похоронах. Она была рядом со своим отцом и почти не общалась с Коулом. Когда он уезжал в августе с ранчо в колледж, ему ужасно не хотелось расставаться с ней. И это раздражало его, потому что он не желал, чтобы кто бы то ни было имел над ним власть. Даже Эллисон.
 Вот и сейчас он избегал ее, чувствуя, что слишком уязвим.
 Коул долго плавал, пока его мускулы не стали дрожать от усталости, а боль во всем теле не вытеснила навязчивые мысли из головы. Лишь почувствовав, что сил больше нет, он встал ногами на дно и пошел к берегу.
 Только тогда он заметил Эллисон, скромно сидевшую рядом с его одеждой.
 – Я так и знала, что ты здесь, – сказала она, увидев, что он ее заметил.
 – А что ты здесь делаешь?
 – Я беспокоилась за тебя.
 – Не стоит. Я могу и сам о себе побеспокоиться.
 Он стоял в воде по пояс.
 – А я и не говорю, что не можешь. Она явно не собиралась уходить. Обеими руками он откинул волосы с лица.
 – Видишь ли, Эллисон, я, мягко говоря, не одет для беседы. Почему бы нам не встретиться попозже дома, в спокойной обстановке?
 – Ты не сможешь мне показать ничего такого, чего я еще не видела, – сказала она, неуверенно улыбнувшись.
 Но у него не было настроения шутить.
 – Прекрасно, – сказал он и смело вышел из воды, направившись прямо к ней.
 Коул отдавал себе отчет, какой это вызовет эффект. За последние два года его тело возмужало и окрепло не от тяжелой работы на ранчо, а от упорных занятий в гимнастическом зале. Внезапно расширившиеся глаза Эллисон красноречиво подтверждали, что есть существенная разница между телом десятилетнего мальчика и парня, которому двадцать.
 Она быстро отвела глаза и стала разглядывать деревья, окружавшие пруд. Коул слегка обтерся рубашкой, не спеша натянул трусы и джинсы, и растянулся на траве рядом с Эллисон. Закинув руки за голову, он закрыл глаза.
 Должно быть, он тотчас уснул, потому что, открыв глаза, он увидел, как удлинились тени, а поднявшийся ветерок шевелил листву на деревьях.
 Эллисон спала рядом с ним.
 Он мог по пальцам перечесть, сколько раз он видел ее спящей. Всякий раз это было, когда отцы брали их с собой в свои походы. Мужчины любили побродить по полям и лесам, а дети старались не отставать от них. Как давно это было.
 Восемнадцатилетняя красавица, мирно спавшая рядом, очень мало напоминала ту девчушку с чумазым личиком и длинными черными косичками, с которой ему случалось лежать рядом во время привалов. Коул залюбовался ее нежной кожей, сметанно-белой, черными бровями вразлет. Ее длинные черные ресницы касались румяных щек. Коул вдруг почувствовал неодолимое желание провести ей пальцем по носу – от переносицы до вздернутого кончика, чтобы ощутить неповторимость его линии.
 Ее губы были цвета зрелой, сочной малины. Он хорошо помнил их вкус. С тех пор, как он впервые поцеловал ее два года назад, они провели вместе немало часов, заполненных поцелуями и ласками, изучением друг друга, но он ни разу не перешел ту грань, за которой бы он не смог справиться со своим желанием, благо опыт помогал ему не заходить слишком далеко.
 Он вдруг почувствовал, как изголодался по ее губам, и, будучи не в силах побороть искушение, склонился над ней и нежно коснулся ее губ.
 Эллисон пошевелилась во сне, слегка прогнув спину, от чего приподнялась ее упругая грудь, и у него перехватило дыхание. Как прекрасны были ее черные блестящие волосы, тонкая талия, изящные линии бедра и точеные ножки с узкими лодыжками. Желание обожгло его.
 Целуя Эллисон во второй раз, Коул почувствовал, что теряет голову. Не открывая глаз, она привлекла его к себе, и Коул с жаром откликнулся на ее ласку. Вырвавшийся из ее груди томный вздох он прервал страстным поцелуем. Ему не хватало воздуха, но как только он чуть-чуть ослабил объятия, Эллисон открыла глаза, смотревшие черной бездной, в которой, казалось, обитает ее душа.
 – О, Коул. Я так соскучилась по тебе, – прошептала она, нежно касаясь пальцами его груди. Он вздрагивал от каждого ее прикосновения. – Ты замерз?
 – Наоборот, я вот-вот вспыхну от перегрева, – ответил он. Она улыбнулась:
 – Ну-ка, посмотрим…
 Оба они понимали, что сегодня шутками им не отделаться. Детство кончилось.
 Просунув руку под кофточку, Коул расстегнул на ней лифчик. Руке, ласкающей ее грудь, передавались гулкие удары ее сердца. Ее дыхание было прерывистым и учащенным.
 Когда она потянулась к молнии на его джинсах, Коул замер.
 – Эллисон, ты уверена?
 Она прижимала его голову к своей груди.
 – Больше, чем когда бы то ни было.
 Слов больше не было. В одно мгновение они освободились от одежды. Эллисон губами и руками изучала каждый кусочек его тела. Она была податлива как ртуть и, тонко улавливая, откликалась на все его желания.
 Когда он оказался между ее колен, она подняла на него горящие глаза. Казалось, все ее лицо светилось ожиданием. Она сомкнула над ним ноги в кольцо.
 Коул почувствовал, как она вздрогнула всем телом в ответ на его первую попытку, и он инстинктивно отпрянул, но она приподняла бедра и так крепко прижалась к нему, что назад для него пути не было…
 Коул впервые почувствовал, какое это счастье – слиться воедино с самым любимым на свете существом. Она принадлежит ему, и только ему, и душой и телом.
 Они двигались в едином порыве страсти, забыв обо всем на свете, до самого последнего мгновения, увенчавшего их восторг и сострадание, боль и нежность, обозначившего конец и в то же время начало чего-то совершенно нового.
 На несколько мгновений он вознесся на самую вершину наслаждения. И забыл о своей боли. Но лишь на несколько мгновений.
 Вернувшись в реальный мир, он снова оказался один на один со своим горем.
 Коул в изнеможении откатился в сторону, но она не отпустила его и притулилась рядом. Внезапно слезы потоком хлынули из глаз Коула. Он был не в силах сдержать их.
 Его глубокие судорожные рыдания нарушили тишину уединенного уголка. Эллисон не выпускала Коула из объятий, стремясь разделить с ним его горе единственным доступным ей способом.
 Спустились сумерки, когда Коул почувствовал, что надо взять себя в руки. Он посмотрел на Эллисон, лежащую в его объятиях, и прошептал:
 – Извини, дорогая. Извини. Я не должен был…
 Она приложила ладонь к его губам.
 – Тес. Ничего не говори. И даже не думай об этом. Нам обоим это было нужно. Именно сегодня. Все хорошо.
 – Но я же обещал, что мы подождем. А теперь…
 – Я знаю. Но ведь случилось такое… Все изменилось.
 Невыносимая боль, поселившаяся в его груди после звонка тети Летти, слегка отпустила. Он мог дышать, он мог жить дальше.
 – О, Эллисон, я так тебя люблю.
 – И я тебя тоже.
 – Ты мой самый лучший друг. Наверное, без тебя я бы не пережил всего этого.
 – Тебе и не надо ничего переживать без меня. Я всегда буду рядом. Когда ты будешь приезжать домой.
 Они помогали друг другу одеться, сопровождая каждый жест нежными прикосновениями и поцелуями.
 – Нам, наверное, надо договориться о женитьбе, пока я не уехал. У нас в колледже много семейных. Ведь ты же уедешь в свою школу в мае. Так что не стоит тянуть.
 Она улыбнулась.
 – Давай обсудим это, когда ты приедешь на Рождество. Хорошо? Сейчас не время строить планы.
 – Но я хочу, чтобы ты была со мной, Эллисон. Ты мне нужна.
 Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
 – Мы поговорим об этом на Рождество. Они оседлали мерина. Эллисон села впереди. И поехали домой. Как будто ничего не изменилось, но Коул знал, что изменился он. Он знал, что ему делать, они с Эллисон должны пожениться на следующее лето. И ничто не может этому помешать.
 Когда он вернулся в колледж после похорон родителей, ему и в голову не могло прийти, что в следующий раз он ее увидит только много лет спустя…
 Сидя в затемненном углу в кресле реанимационной палаты, откуда он мог наблюдать за братом, и видеть, как работают подключенные к нему медицинские приборы, Коул глубоко погрузился в воспоминания.
 Он отправил Коди отсыпаться в близлежащий мотель, хотя сомневался, что его упрямый братец так и сделает. Правда, это можно было проверить по телефону. Коул пообещал Коди, что тоже отдохнет. Но в его голове вертелось слишком много мыслей и воспоминаний.
 Операция прошла успешно, левая рука и левая нога Кэмерона были в гипсе, а нога еще и на вытяжке. Видимо, спас ему жизнь ремень безопасности, но из-за него же произошли внутренние повреждения. Несколько часов во время операции ушло на проверку всех органов, и в результате пришлось удалить селезенку. Неподвижно лежащий Кэмерон был опутан множеством трубочек, входящих и выходящих из тела. Временами Коул не мог понять – поднимается его грудь или нет, настолько тихим было дыхание.
 – Кэмерон, не умирай, – шептал он. – Будь с нами. Я не могу и тебя потерять. Все вокруг меня умирают. Не оставляй меня.
 Коул откинулся на спинку кресла. Ему хотелось, чтобы, когда Кэмерон придет в себя, кто-то из семьи был рядом с ним. Иначе у Кэмерона возникнет куча вопросов, заглушенных забытьем, в котором он пребывал под влиянием сильных обезболивающих.
 Коул зажмурился, чтобы справиться с жжением в глазах, возникшим от бессонных ночей. Мейсон, Техас. Эллисон жила в Мейсоне. Они с сыном находились в ста милях от его дома в Остине, а он даже не догадывался об этом.
 Мальчик что-то сказал о дедушке, умершем перед тем, как он родился. Как такое могло случиться? Коул помнил Тони энергичным, сильным мужчиной. Коул был страшно раздосадован, узнав от тети Летти, что Тони, получив свою часть по завещанию отца, тут же уволился. Он якобы заявил, что при деньгах ему незачем на кого-то работать, и поэтому он покупает себе кусок земли в Колорадо и переселяется туда.
 Когда Коул приехал в тот год домой на Рождество, ни Тони, ни Эллисон на ранчо уже не было.
 Неужели Коллоуэи значили для Альваресов так мало, что им было плевать на оставшихся членов семьи? Как мог Тони уехать, зная, что отец Коула всегда полагался на него?
 Коул до сих пор помнил боль, которую они причинили ему тогда своим бегством. Может быть, поэтому Эллисон не хотела тогда говорить с ним о свадьбе? Неужели она заранее знала, что они уедут? Почему она решила поставить крест на восемнадцати годах своей жизни и дать зарок никогда не оглядываться назад?
 Ее исчезновение стало еще одной потерей, которую Коулу пришлось пережить. Теперь, пятнадцать лет спустя, ее поступок воспринимался им, как еще большее предательство. Ведь она ждала ребенка и скрыла это от него.
 Тихий стон прервал мысли Коула. Он вскочил и подбежал к Кэмерону. Тот слегка приоткрыл глаза, его ресницы подрагивали.
 Коул взял брата за руку.
 – Я здесь, Кэм. Все хорошо. Ты меня слышишь?
 Его голос сел от волнения.
 – Ты справишься. Я буду рядом с тобой. Кэмерон посмотрел на брата.
 – Коул?
 – Да, Кэм, это я.
 Кэмерон снова закрыл глаза и затих. Коул пошел в комнату медсестры.
 – Мой брат произнес мое имя. Он меня узнал.
 Сестра, улыбнувшись, встала.
 – Хорошая новость. Пойду посмотрю. Коул поспешил за ней в палату. Проверив показания приборов и поправив капельницу, сестра заключила:
 – Похоже, он теперь отдыхает. Ваше присутствие придало ему сил.
 – Боже, я так надеюсь!
 – А почему бы вам самому теперь немного не отдохнуть, мистер Коллоуэи? Вы выглядите не намного лучше, чем ваш брат.
 У Коула от радости перехватило дыхание. С Кэмероном все обойдется. Он назвал Коула по имени, он узнал его. Кэм не умрет!
 Коул пошел по коридору к выходу. Из открывшейся двери лифта к нему шагнул Коди.
 – Ну как он? Коул улыбнулся.
 – На короткое время он пришел в себя и даже узнал меня.
 – Здорово. – Коди засунул руку в карман и вынул ключи. – Вот. Я взял номер, это рядом. Ради Бога, иди поешь и поспи. Ты выглядишь как на смертном одре.
 – Спасибо за комплимент.
 – Ты понимаешь, о чем я. Ты пережил два крупных потрясения, старик. Дай себе передышку.
 – А ты связался с родителями Андреа?
 – Да. Они сделали все необходимое для похорон. Погребение завтра. Они не намерены откладывать.
 – Это правильное решение. Камерон все равно так скоро не поправится. Коди дотронулся до руки Коула.
 – Я знаю, вы с Кэмероном близки. Я понимаю – у вас меньше разница в возрасте. Но не забывай, я здесь. И сделаю все, что смогу.
 Коул кивнул.
 – Спасибо, Коди. Я ценю это даже больше, чем тебе кажется.
 – А теперь иди, Коул.
 – Уже ушел.
 Первое, что сделал Коул, проснувшись утром, – позвонил в больницу и попросил к телефону Коди. Когда тот взял трубку, Коул спросил:
 – Ну как он?
 – Пару раз просыпался. В первый раз мне показалось, что он меня узнал, но ничего не сказал. В следующий раз он звал Андреа.
 – Да… Тяжко. Он должен окрепнуть, прежде чем мы ему скажем всю правду.
 – То же самое советуют врачи.
 – Ты вернешься в мотель?
 – Еще не скоро. Принеси мне что-нибудь поесть и кофе.
 – Принесу.
 – А ты говорил с тетей Летти?
 – Я звонил ей рано утром. С ребенком, конечно, все в порядке. Бедняжка. Она слишком мала, чтобы понять, что случилось.
 – Может, так лучше.
 – Лучше или хуже, но так оно есть. Увидимся через полчаса.
 Пока Коул принимал душ, брился и одевался, его мысли то и дело возвращались к Эллисон. Он собирался обязательно с ней встретиться, но не был уверен, что сейчас для этого подходящее время.
 Он хотел оставаться рядом с Кэмероном, пока тот хоть немного окрепнет.
 Коул понимал, что ему надо позвонить на ранчо. Десятки людей, без сомнения, уже ищут его, хотя Летти наверняка всем рассказывает о том, что стряслось с Кэмом и его женой.
 В конце концов, ему не разорваться на части, и все делать самому – невозможно. Бизнес – дело такое. Ты им или занимаешься или нет. В данный момент ему на него плевать.
 На первом месте для него Кэмерон.
 Только убедившись, что Кэм в порядке, Коул отправится на поиски Эллисон Альварес. У него с ней есть одно незаконченное дело, которое ждет их уже пятнадцать лет.




 Глава 3


 Раздавшийся звон колокольчика известил Эллисон Альварес, что кто-то вошел в ее галерею с улицы, со стороны площади. Она вздохнула – придется самой пойти взглянуть, кто это. Ее помощница Сьюзан отправилась в булочную по соседству за гамбургерами, пообещав купить поесть и для Эллисон, поэтому она ее и отпустила.
 Эллисон спешила закончить в глине небольшую скульптуру, над которой работала уже неделю. Ее предстояло отлить в бронзе к понедельнику, как обещано клиенту, но она не успевает.
 – Мам, ты здесь? А где все? Где Сью?
 – Тони! – Наспех вытерев руки полотенцем и швырнув его за штору, отделявшую рабочую часть галереи от выставочной, она бросилась к нему навстречу. – Я ждала тебя позже.
 – Да, я так и собирался, но мы решили встать пораньше и двинуть домой, Она смотрела на своего сына, всякий раз вспоминая, каким он был маленьким и розовощеким у нее на руках. А теперь он рос так стремительно, что она не успевала покупать ему новые брюки и ботинки. Он уже на несколько дюймов выше ее.
 – Ты так загорел. Должно быть, все время был на солнце?
 – Да, почти.
 Его черные глаза, горевшие на загорелом лице, напомнили Эллисон отца. Только волосы у Тони были другие – летом они выгорали и становились цвета меда. Ее мать тоже была рыжеволосой. Но Тони явно унаследовал волосы от своего отца. Эллисон не позволила себе дальше углубляться в воспоминания.
 – А где Сью?
 – Пошла за гамбургерами. Ты, наверное, голоден?
 – Умираю – хочу есть.
 – Так беги, попроси ее взять парочку для тебя. А мне надо работать.
 Эллисон уже раздвинула штору, чтобы войти в другую часть галереи, когда Тони сказал:
 – Ой, мам, чуть не забыл. Ни за что не угадаешь, кого я встретил на берегу. Потрясающий тип. Ребята обзавидовались! Они все его узнали. А я даже поговорил с ним.
 Эллисон вся уже была мыслями в работе, и поэтому, улыбнувшись про себя его горячности, рассеянно спросила:
 – Кого же ты встретил?
 – Коула Коллоуэя! Он прогуливался вдоль берега, а тут…
 Его голоса она больше не слышала, хотя видела по губам, что сын, жестикулируя, продолжает что-то говорить. У Эллисон в ушах стоял звон, в котором потонули все окружающие звуки. Чтобы не упасть, она едва дошла до стула и плюхнулась на него, зажав руками голову.
 Как могло случиться, что в таком огромном штате, как Техас, Тони наткнулся именно на Коула Коллоуэя?
 Эллисон не была готова к такой новости. Они с Тони уже давно жили в Мейсоне, и их пути с Коллоуэем никак не пересекались.
 Тони вполне мог прожить всю жизнь, так и не узнав Коула.
 Так почему? Боже мой! За что?
 Голос Тони снова пробился в ее сознание. Он все еще что-то горячо говорил.
 – Тогда мы стали разговаривать про разное – ну, как маму зовут, где мы живем и всякое такое…
 Нет! Ты не назвал ему мое имя, не выдал, что мы живем в Мейсоне. Нет! Пожалуйста, скажи, что ты этого не сделал!
 – Я рассказал ему про галерею, и про все твои награды. Представляешь, он сказал, что знал одного Тони Альвареса, а я ему рассказал, что так звали моего дедушку. Так интересно было с ним познакомиться. Просто здорово!
 Итак, свершилось. Коулу открылось все, чего он не знал все эти годы. Остается только один вопрос – собирается ли Коул что-то предпринять после того, что ему стало известно? Тони так сильно похож на Коллоуэев, что Коул не мог не узнать его сразу. Давным-давно Эллисон опасалась, что в Коуле может проснуться любопытство, и он решит найти ребенка. Но годы шли, и постепенно она все меньше думала об этом. Поэтому новость, принесенная Тони, просто ошеломила ее.
 Тони сдвинул мягко зашуршавшую штору.
 – Ты думаешь…
 – Тони, мне показалось, что ты голоден, – она прервала его, решив перевести разговор на другую тему.
 – Ах, да! – сказал он, махнув рукой. И в этот момент она услышала звонок у входной двери.
 Спокойно! Ей надо немного времени, чтобы собраться с мыслями. Она бросила взгляд на свою работу, которую делала с обычной тщательностью, и поняла, что если сейчас же не возьмет себя в руки, безнадежно ее испортит.
 Она поднялась и снова пошла вдоль галереи, кончавшейся большим стеклом во всю стену с видом на здание суда в центре площади. На ней располагалось большинство деловых учреждений Мейсона. Через нее проходило шоссе, ведущее в западную часть Техаса и в Остин – административный центр штата.
 После смерти отца она осталась в Мейсоне, потому что не могла придумать, куда ей уехать. Люди здесь ей нравились – они были похожи на тех, среди которых она выросла на ранчо. В Мейсоне она чувствовала себя уютнее, чем в Сан-Антонио. Став матерью в девятнадцать лет, она знала, что ее главная забота – Тони.
 Отец говорил всем, что ее муж погиб через две недели после свадьбы. Бедный папа! Ее беременность явилась последним ударом, доконавшим его в тот ужасный год, когда несчастья сыпались одно за другим. Ложь об отце ребенка была вынужденной. Это делалось в интересах Тони. Благодаря ей, он рос без комплексов, присущих многим детям, рожденным вне брака. Когда отец внезапно умер незадолго до родов, горожане оказали Эллисон всяческую поддержку. Не будь ее, вряд ли бы она тогда справилась.
 Неужели жизнь, которую она выстраивала столько лет с такой тщательностью, рухнет, думала она. Если Коул решит ее найти, он сделает это без труда. В городе о ней знают все – где живет, где работает, что делает в свободное время.
 Коул, видимо, даже не догадывается, чем это может обернуться для нее и Тони. После того как он узнал о Тони, у Коула вполне может возникнуть желание заполучить его себе. Он никогда не отказывался от того, чего ему хотелось, – стоило только захотеть.
 Когда Тони и Сьюзан вернулись, Тони тотчас принялся за еду и уже рассказывал о родео, на котором побывал во время уик-энда. Он был прирожденный спортсмен и любил ездить верхом. Он бережно хранил все награды деда и специальную упряжь, перешедшую ему по наследству. Все это у него было разложено по полкам в шкафу, который он сам смастерил в тот год, когда увлекался столярным делом.
 Когда Эллисон в конце дня закрывала галерею, у нее раскалывалась голова, а ей еще предстоял неприятный телефонный разговор: надо было объясняться с покупателем по поводу того, что она не успела выполнить заказ.
 Тони уже уехал к другу, живущему в десяти милях от города. Они вместе тренировались в верховой езде и метании лассо. Эллисон мало видела сына в последние дни, но она и не хотела, чтобы он держался за ее юбку. Тони быстро рос, и у него было множество своих интересов. Как у нее когда-то, в счастливом детстве и молодости… Как свободна была она тогда… А рядом всегда был Коул Коллоуэй.
 Тони тоже нужна свобода. Для того, чтобы взрослеть и познавать жизнь.
 Из-за головной боли Эллисон рано легла спать, моля Бога, чтобы не первая за этот день таблетка аспирина облегчила, наконец, ее страдания. Надо было заснуть. Надо было забыть. Но вместо этого она могла только вспоминать.
 Ее зовут Эллисон Альварес. Вместе со своими родителями она живет на ранчо «Круг К». Ее отец – важный человек на ранчо, управляющий. Его называет боссом множество людей. Все, кроме хозяев, живущих в Большом Доме, у которых он служит. Это знаменитые на весь штат Коллоуэй. Вот почему на их фамильном клейме буква "К" в круге. Им клеймят скот и лошадей.
 Коул Коллоуэй – ее лучший друг. Он уже ходит в школу, а через год и она должна учиться. Тогда и она будет ездить на желтом школьном автобусе, который останавливается у конца тропинки, выходящей на хайвей. А Коула кто-нибудь всегда подвозит по хайвею на машине.
 Младшему брату Коула – Кэмерону нет и двух лет. Эллисон любит бывать в Большом Доме и играть с ребенком, если тети Летти нет рядом. Тетя Летти почему-то не любит Эллисон и всегда сердится, когда застает ее в доме. Но если тети Летти нет дома, мама Коула охотно приглашает их с Коулом поиграть с маленьким. Он такой смешной. Но больше всего на свете Эллисон любит проводить время с Коулом.
 Он такой сильный, потому что работает на ранчо и делает то, что другим мальчишкам делать неохота. Иногда она ему помогает, но большую часть времени ходит за ним хвостом. Это он так говорит. Однажды он запретил ей таскаться за ним и велел отправляться домой. Не то он оторвет у нее косичку. Ей было страшно обидно. Она старалась не разреветься, потому что очень не хотела, чтобы он видел ее слезы. Но иногда она ничего не могла поделать с собой.
 Это Коул научил ее всему, что она умела – кидать мяч и ловить его, целиться битой, бегать наперегонки к сараю и обратно без отдыха.
 Коул Коллоуэй был ее самым лучшим другом.
 – Мама, мама Коула сегодня родила еще одного ребенка! Еще мальчика.
 – О, дорогая, это замечательно! А Коул рад?
 – Да.
 – Я знаю, ты бы тоже хотела братика или сестренку. Это так?
 – Не совсем. Брат Коула – это все равно, что и мой брат.
 – Думаю, ты не права. Он Коллоуэй.
 – Это все равно.
 – Может быть, пока так и есть. Но когда-нибудь будет иначе. – Как это?
 – Видишь ли, папа Коула – очень важная персона в Техасе. У него большая власть. Все делают так, как он говорит.
 – Это значит, он плохой?
 – Вовсе нет. Но власть – очень хитрая штука. Когда она дается человеку от рождения, он подчас даже не осознает, что пользуется ею.
 – Я не понимаю, мама, о чем ты.
 – Я знаю, что ты не понимаешь. Но это и неважно. Я просто говорю, что Коллоуэй – очень богатые и важные люди. А твой папа просто работает на них.
 – Но он и папа Коула – лучшие друзья! Я слышала, как они говорили про это.
 – Я тоже слышала. Да, они очень близки. Поэтому твой папа и согласился остаться здесь и управлять ранчо, чтобы отец Коула мог проводить больше времени в городе. Он доверяет твоему отцу.
 – Как я доверяю Коулу?
 – Да.
 – Ему можно верить совсем как брату, правда?
 – Надеюсь, что да. Я очень на это надеюсь.
 – О, Коул! Что мне делать? Мне сказали вчера вечером, что мама очень больна и врачи ничего не могут сделать.
 Они сидели у запруженного ручья, в своем секретном месте. Уже несколько дней из-за болезни матери Эллисон не ходила в школу. Она страшно переживала оттого, что ее мать так мучается, а она ничем не может ей помочь. Не выдержав, Эллисон побежала к запруде, чтобы побыть одной. Она и не подозревала, что Коул догадается искать ее здесь. И не знала, почему он пошел ее искать.
 Сейчас он лежал рядом с ней на боку, подперев голову рукой, а другой рукой кидал в воду камешки.
 – Я все знаю, – тихо сказал он. – Отец рассказал мне вчера вечером о том, что происходит с твоей мамой.
 – Так что мне теперь делать? Мне нужна моя мама. Я думала, она будет со мной до самой старости. Почему она должна умереть так рано?
 – Не знаю, Эллисон. Правда, не знаю. Я не могу себе представить, как бы я жил без родителей.
 – Я тоже, – прошептала она. – Я тоже.
 – У тебя есть я. Помни об этом. Повернувшись, Эллисон долго всматривалась в его лицо, словно старалась запомнить его до последней черточки, навсегда – эти веснушки на переносице, глубокие зелено-голубые глаза, медовые и серебристые прядки выгоревших на солнце рыжеватых волос.
 В его глазах отражалось то, что было у него на душе – сострадание, теплота, понимание. От этого взгляда у Эллисон потекли слезы. Коул сел, неуклюже обнял ее за плечи и притянул ее голову на свою костлявую узкую грудь. Они долго так сидели, пока у Эллисон не высохли слезы и не притупилась боль.
 И потом все это трудное время он был рядом, несколько недель подряд, когда ее матери становилось все хуже. Он был рядом, когда отец пришел забрать ее из школы и сказать, что мама умерла. Коул стоял рядом с ней и ее отцом возле открытой могилы, оба они с двух сторон держали ее за руки. Каждый придавал ей силу.
 Она действительно была рада, когда Коул Коллоуэй окончил школу и уехал.
 Счастливое избавление!
 Ей до смерти надоело слышать о нем от каждой девчонки в школе. Не было ни одной, которая бы не строила ему глазки. И все они старались подружиться с ней, чтобы быть приглашенными на ранчо. Но она прекрасно понимала их глупые уловки, потому что раньше никто не обращал на нее внимания.
 А Коул стал таким занятым, что, казалось, забыл о ее существовании. Он больше не ездил на школьном автобусе. Когда ему исполнилось шестнадцать, отец отдал ему старый пикап, он стал ездить в школу на нем. А после уроков часто задерживался – занимался спортом или какой-нибудь общественной деятельностью.
 Коул появлялся дома, только чтобы наспех поесть, и каждый вечер куда-то исчезал, приводя в трепет всех девчонок. Он явно был в центре внимания. Кое-кто из его пассий не могли похвастаться хорошей репутацией. Родители не делали ему по этому поводу замечаний. Он достаточно поработал на ранчо в прежние годы. Теперь его сменили Кэмерон и Коли. Достаточно того, что он хорошо учился, а значит не тратил попусту время в школе.
 Коул забыл о ней. А если случалось проходить мимо, глупо улыбался и махал ей рукой.
 Подумаешь, какой важный!
 При этом он, как правило, кого-нибудь провожал…
 А какое ей до этого дело? Она сама уже взрослая, мальчишки, никогда раньше не обращавшие на нее внимания, теперь прохода не дают, заводят всякие разговоры, а некоторые даже приглашают на свидание или съездить куда-нибудь. Вся загвоздка была в том, что жила она далеко от города.
 Но все равно было приятно, что ее приглашали.
 Иногда отец разрешал ей в пятницу после занятий оставаться в городе у подруг. Тут уж кто-нибудь из ребят непременно приглашал ее в кино. Так что у Эллисон тоже была своя жизнь. Она больше не была тенью Коула.
 Несмотря на предупреждения матери, в сознание Эллисон тогда еще не укладывалось, что она – всего лишь дочь управляющего. И этим все сказано. А друг детства Коул давно вырос.
 Когда Родни пригласил ее с ним погулять, она обрадовалась. Ему было столько же лет, сколько и Коулу, как и Коул, он играл в футбол и, в общем, был ничего. Эллисон не могла поверить в такую удачу. У Родни была машина и водились деньги.
 К сожалению, тот вечер не принес ей радости. Эллисон даже не могла бы точно сказать, что ее раздражало. Но, наверное, его отношение к ней. Без всяких на то оснований он вел себя с ней как хозяин. После кино они пошли выпить кофе. Родни держал руку у нее на плече. Эллисон пыталась высвободиться, но Родни только смеялся и еще крепче сжимал его.
 А его дружки отпускали по их поводу сальные шуточки. Один из них даже выпалил:
 – Поосторожней, Род. Ты замахнулся на собственность Коллоуэев. – Все дружно расхохотались, как от удачной остроты. Ну и что такого в том, что ее отец действительно работает на Коллоуэев? Это вовсе не значит, что они их рабы. Что же до нее – она вообще ничья.
 Когда Родни привез ее домой, Эллисон едва не на ходу выскочила из машины.
 – Спасибо, Родни. Я прекрасно провела время.
 Ей было противно находиться с ним вместе, но она знала, что следует быть вежливой.
 – Слушай, детка, а чего ты так спешишь? Почему бы тебе…
 – Мне надо бежать. Отец будет волноваться.
 И вот именно тогда Родни изрек эту мерзость про нее и Коула.
 Ни слова не говоря, она отвернулась, чтобы Родни не заметил, как сильно ее это задело. Ей все равно, что он думает. Ей плевать на то, что все они думают.
 Родни уехал, и даже по гулу колес было ясно, как он разочарован концом вечера.
 Очень разочарован.
 Она намеренно велела ему остановиться возле сарая, чтобы отец не проснулся от шума мотора. И она уже шла к дому, когда что-то зашевелилось в тени.
 – Кто это? Кто здесь? – требовательно спросила она.
 – Это я.
 Коул выступил из тени дерева на тропу, освещенную луной. Она испугалась от неожиданности. Эллисон не видела Коула несколько недель, ну разве что мельком в школьном коридоре или вот здесь, на тропинке, ведущей к дому.
 – А что ты здесь делаешь?
 – Жду, чтобы поговорить с тобой.
 – Уже поздно. Мне надо домой. – И она пошла вперед.
 – Эллисон!
 – Что? – спросила она не останавливаясь.
 – Я не хочу, чтобы ты встречалась с Родни Снайдером.
 Она остановилась и медленно повернулась к нему.
 – Это не твое дело, с кем я встречаюсь, – сказала она, делая акцент на каждом слове.
 – Нет, мое.
 Она отвернулась и пошла к дому. Коул схватил ее за руку и повернул к себе.
 – Никогда не уходи, когда я с тобой говорю, и не отворачивайся. Ты меня поняла?
 – Ну конечно! Мистер Коллоуэй приказывает! Все вокруг должны трепетать!
 – Что ты такое говоришь, черт бы тебя побрал?
 – Не кричи на меня, Коул Коллоуэй!
 – Я не кричу. Мне просто интересно, что с тобой творится в последнее время? Каждый раз, когда я встречаю тебя в школе, ты воротишь от меня нос, как от кучи дерьма!
 – Ну ты и скажешь.
 – Так что случилось? Что я такого сделал? Мы всегда были друзьями, а теперь ты меня в упор не видишь.
 – Это я-то? Не смеши меня, Коул. Ты не пропускаешь ни одной смазливой девчонки, а я для тебя пустое место.
 Он расхохотался.
 Эллисон попыталась выдернуть у него свою руку, но Коул крепко держал ее.
 – Так ты ревнуешь! – усмехнулся он довольно.
 – Нет.
 – Не нет, а да! Это гораздо смешнее, чем ты думаешь.
 Эллисон еще раз попыталась вырваться, но Коул неумолимо притягивал ее к себе, пока не обнял.
 Уже давно она и Коул не сходились так близко. За последние несколько месяцев он заметно вырос и раздался в плечах. Ее голова едва доставала ему теперь до плеча, а чтобы заглянуть ему в глаза, ей надо было смотреть снизу вверх. Она подняла голову, Коул наклонился и поцеловал ее.
 Этот поцелуй был совсем не похож на те, которые она уже испытала. Ничего общего с жалким, слюнявым поцелуем Родни или робкими потугами неопытных одноклассников. Это был поцелуй настоящего мужчины. Когда он оторвался от ее губ, колени Эллисон дрожали.
 – Эллисон, дорогая, я хочу, чтобы ты была моей девушкой.
 – Это правда?
 – Да.
 – Ты хочешь сказать, что мы теперь вместе?
 – Именно это я и хочу сказать. Ей казалось, что у нее выскочит сердце – так часто и гулко оно билось. Коул Коллоуэй хотел, чтобы она была его девушкой! Он не забыл ее. Она не была для него всего лишь жалкой дочерью управляющего.
 – О, Коул! – Обняв его за шею и прильнув к нему, она хотела, чтобы он еще раз ее поцеловал.
 – О, дорогая! Хватит для начала. Я же живой человек. У нас еще все впереди.
 – Ты о чем?
 – Мне надо закончить учебу, тебе тоже. У нас очень много времени. Я хотел, чтобы ты знала, как я к тебе отношусь, как мне было обидно, что несколько месяцев ты даже не смотрела в мою сторону.
 – О, Коул. Мне тоже было обидно. Очень.
 – А ты пойдешь со мной на бал старшеклассников?
 – На бал старшеклассников? Это же недостижимая мечта пойти на такой бал!
 – О, Коул! Мне так хочется на него попасть!
 – Ладно. А теперь беги скорей домой, пока я не натворил чего-нибудь такого, о чем мы оба с тобой пожалеем.
 И вот теперь, годы спустя, Эллисон лежала в кровати, уставившись в потолок и погрузившись в воспоминания. Поначалу все было так, как он обещал. Они встречались летом, когда он приезжал домой на каникулы. Коул всегда держал себя в руках.
 Он многому ее научил и, в частности, любовной игре, которую они не доводили до конца – Коул настаивал на том, чтобы дождаться свадьбы.
 Но свадьбы они так и не дождались. Как жаль, что он позволил ей исчезнуть из его жизни. Он не сделал ничего, чтобы сохранить их отношения и после того, как она написала ему о том, что беременна. Это время далось ей даже тяжелее, чем первые месяцы после смерти матери. Никогда раньше Эллисон не переживала такого стыда. Она опозорила отца, скомпрометировала себя.
 Эллисон дала себе тогда клятву – никогда не подводить своего будущего ребенка.
 Вот уже больше четырнадцати лет она была лучшей матерью, которую только можно себе представить. Она воспитывала Тони на твердых принципах, на которых в свое время родители воспитывали ее. К несчастью, она пренебрегла ими в порыве успокоить Коула, когда он нуждался в любви, чтобы выстоять.
 Трудно сейчас предугадать, что может сделать этот человек, после того как он встретился лицом к лицу с собственным сыном.
 Из журналов и газет она знала о многочисленных связях Коула с красивыми и богатыми женщинами. Но он так и не женился. Она часто думала об этом. Может быть, угроза женитьбы настолько испугала его в двадцать лет, что он до сих пор боится даже думать об этом?
 Ей все равно, если он вдруг решит подружиться с ребенком, который ему был не нужен столько лет. Главное – она должна быть твердой. Свой выбор он сделал много лет назад и пусть живет, как считает нужным.




 Глава 4


 Коди поджидал Коула у лифта.
 – Нам надо поговорить, – тихо сказал он.
 – Что случилось? Я думал, Кэмерону лучше.
 – Да. Говорят, что его скоро отсюда выпишут.
 – А в чем тогда дело?
 – Я наконец решился поговорить с Кэмом об аварии и спросил, не помнит ли он, что случилось на дороге.
 – Ну и как?
 – Он сказал, что машин было мало, но внезапно его ослепил свет фар с середины шоссе. От неожиданности он вывернул руль и почувствовал, как что-то ударило машину в бок, после чего она перевернулась.
 – Бог мой! Кто-то специально подстроил катастрофу!
 – Не знаю. Но очень хотел бы знать. – Коди помолчал. – Меня давно мучит одна догадка.
 – Какая именно? – спросил Коул, отказываясь верить, что так оно могло и быть.
 – Я, конечно, был ребенком, но помню, что катастрофа, в которой погибли родители, так и не была расследована. Не оказалось свидетелей, одни домыслы. И если бы Кэм не выжил, и на этот раз тоже не было бы свидетелей.
 Коул внимательно смотрел на Коди.
 – Ты хочешь сказать, что есть какая-то связь между этими двумя катастрофами?
 – Я не утверждаю, я просто вижу сходство. Подумай сам. Олень на дорогу не выскакивал, машин было мало. Свидетелей нет. Пятнадцать лет назад никто ничего толком не расследовал. Могло случиться, что в тот раз убийца остался безнаказанным. Кем бы он ни был, убийца, видимо, очень уверенно себя чувствовал, если решился повторить преступление. Может быть, это кто-то из тех, кто ненавидит семью Коллоуэев?
 Коул задумался:
 – У нас, конечно, никогда не было недостатка во врагах. И мы всегда об этом помнили.
 – Именно поэтому эта история меня гложет. Я не хочу сидеть сложа руки и спокойно ждать, пока в очередной катастрофе погибнет кто-нибудь еще из наших близких.
 – А что мы можем сделать?
 – У меня есть друзья, которые имеют доступ к полицейским документам. Я хочу просмотреть все, относящееся к старому случаю, чтобы понять, что же произошло в тот вечер, когда погибли родители. И посмотрю, что в этих двух случаях общего. Может, ничего и не выйдет. Но если я что-то раскопаю, нам надо быть начеку.
 – Коди, если твои догадки небеспочвенны, влезая в это дело, ты подвергаешь себя опасности. Будь осторожен.
 – Ты прав. Если связь и впрямь существует, злодей обладает огромным терпением и выдержкой – ждать столько лет, чтобы нанести очередной удар.
 – А ты сказал что-нибудь Кэму о своих подозрениях?
 – Пока нет.
 – Ну и не надо. У него и так много проблем. Если что-то прояснится, сразу дай мне знать.
 – Обязательно.
 Коди потрепал Коула по плечу.
 – Увидимся позже.
 Коул подождал, пока двери лифта, увозившего Коди, тихо сомкнулись.
 Надо позвонить в контору и попросить службу безопасности довести до конца расследование первой катастрофы.
 Чем больше он думал обо всем этом, тем больше соглашался с Коди. Идентичность двух катастроф его тоже беспокоила, он никогда не верил в простые совпадения.
 Коул быстро зашагал по больничному коридору и открыл дверь в палату, куда перевели Кэмерона из реанимации несколько дней назад.
 – Как дела? – спросил он, подойдя к кровати.
 – Говорят, что скоро меня отпустят. Коул улыбнулся.
 – Неудивительно. Они безумно будут рады избавиться от тебя.
 – Во всяком случае, та бой-баба сказала, что мне тут нечего больше делать. Если она думала, что я обижусь, то сильно заблуждалась.
 Не сговариваясь, они не упоминали имени Андреа. Доктор сообщил Кэмерону о смерти жены, когда решил, что тот достаточно окреп для такой новости. Но после этого процесс выздоровления замедлился. Коул и Коди тоже ждали момента, когда они смогут говорить на эту тему. Коул понимал, что Кэм заговорит сам, как только будет готов, не раньше. Кэмерон должен был сам справиться со своим горем, пусть только знает, что братья рядом.
 Коул подвинул стул и сел рядом с кроватью.
 – Что бы ты сказал насчет того, чтобы вернуться жить на ранчо?
 Он побаивался задавать этот вопрос, понимая, сколько он может вызвать им у брата эмоций.
 – В этом, пожалуй, есть смысл, – задумчиво ответил Кэмерон, – по крайней мере, на первое время.
 – Я так и думал, что ты согласишься. Летти очень привязана к Триши, и ей будет грустно без нее.
 – Удивительно. Никогда не думал, что эта ведьма может к кому-то привязаться.
 – Кэм, это на тебя не похоже.
 – Коул, может быть, ты меня плохо знаешь или я слишком долго скрывал свое мнение. Тебя же невозможно переубедить, если ты что-нибудь вдолбил себе в голову.
 – А что ты имеешь против нашей бедной тети Летти?
 – Бедная тетя Летти! Ах ты Боже мой! Ведь эта женщина всех буквально терроризирует!
 – А что бы мы делали без нее, Кэмерон? Ведь не будь ее, вы бы с Коди остались одни.
 – Ты даже представить себе не можешь, как тебе повезло, что тебе не пришлось жить по ее указке. Клянусь, ей доставляло удовольствие наказывать нас, если что-то было не по ней.
 – Мне и в голову не приходило, что ты так настроен против Летти.
 – Я знаю. Просто об этом никогда не было речи. Мне очень не хотелось оставлять Триши с ней. Но Андреа считала, что я не прав. Ее родители совсем не годились для этого. Они с трудом справлялись с самой Андреа, пока она росла.
 Кэмерон напрягся и беспокойно заворочался, словно пытаясь поудобней устроиться. Коул встал и отошел к окну, не зная, как сладить с воинственным настроением брата.
 – А что плохого сделала Летти?
 – Речь не о том, что она сделала. А в принципе, в ее отношении ко всем. И особенно к Альваресу. Бог ты мой, она была с ним так груба, особенно после гибели родителей.
 – Ну, знаешь ли, то как Тони ушел, никому бы не понравилось.
 – Вот-вот. Про то я и говорю! Не знаю, что уж там Летти наплела об их уходе, но я не верю, что Тони и Эллисон хотели уехать.
 Коул подошел и снова сел рядом с кроватью.
 – Объясни мне, пожалуйста, что же произошло.
 – Я был там в это время, Коул, а тебя не было. Я видел лицо Тони, когда он вышел из отцовского кабинета после разговора с Летти. Он был совершенно подавлен, я бы даже сказал – раздавлен. Он прошел мимо меня и даже не заметил. А потом, узнав, что они уезжают, я пошел к Эллисон и Тони. Она так горько плакала. Я никогда не слышал таких рыданий.
 Коул почувствовал, как что-то сжалось в груди, мешая дышать.
 – Ты думаешь, Летти сказала что-то такое, что вынудило их уехать?
 – Я всегда подозревал, что так оно и было, но доказательств у меня, разумеется, не было. После того как Тони уехал, она стала хозяйничать на ранчо, как настоящий диктатор. Командовать всем на свете.
 – А как получилось, что я никогда не знал ее с этой стороны?
 – Ты никогда не обращал на нее особого внимания. А она выжидала, когда ты уедешь, чтобы все делать по-своему. Ты же помнишь, большую часть времени ты проводил в Остине. А дела ранчо пустил на самотек.
 Коул понимал, что брат прав. Ему так много приходилось заниматься бизнесом, что он вынужден был купить жилье в Остине, откуда было легче ездить по делам в Хьюстон или в Даллас, да и в другие места. Он окунулся в бизнес, как не умеющий плавать – в омут. И очень мало было тех, кто мог помочь ему удержаться на плаву.
 – Знаешь, Кэмерон. Мне надо с тобой кое о чем поговорить. Об очень важном для меня. То, что я тебя едва не потерял, показало, как много ты для меня значишь. Существует не так уж много людей, которым я могу доверять. Ты для меня и брат, и советчик в бизнесе, ты – мой друг.
 Кэмерон прищурился.
 – Рад слышать, что ты меня ценишь. Так что случилось?
 – Как я недавно выяснил, с Альваресами все происходило не так, как мы думали.
 – Не понимаю, о чем ты.
 – Когда они уезжали, Эллисон была беременна.
 Кэмерон резко сел в постели и, застонав от пронзившей его боли, снова откинулся на подушку.
 – Неужели?
 – Наутро после твоей аварии, как раз перед тем, как Коди нашел меня, я гулял по берегу и наткнулся на парня – точную копию нашего Коди в четырнадцать лет. Во всем, кроме глаз. А глаза у него черные, глубокие и блестящие. Такие же экзотические, как у Тони и Эллисон. Я спросил, как его зовут. Он сказал, что его зовут Тони Альварес, что живет он со своей матерью Эллисон Альварес в Мейсоне. Примерно в ста милях к северо-западу отсюда. Мальчика назвали в честь деда, который умер перед самым его рождением.
 – И ты думаешь, что…
 – Я знаю, что это мой сын. Никаких сомнений быть не может.
 – Боже, Коул! Что ты собираешься делать?
 – Я еще не решил. К этой новости надо привыкнуть. Пока я сидел тут у твоей постели – главное было тебя не потерять. И вдруг ты теперь рассказываешь мне о причинах ухода Альваресов с ранчо.
 – Думаешь, Летти знала о беременности Эллисон?
 – Есть только один способ это выяснить.
 – Ты считаешь, она тебе скажет правду? Коул задумался и посмотрел на брата.
 – Ты думаешь, она может солгать? Кэмерон пожал плечами.
 – Ну это ей не впервой. Она всегда умела покрыть одну ложь другой, посолиднее.
 – Боже, Кэм. Ты преувеличиваешь! Не может быть, чтобы мы говорили об одной и той же женщине.
 – Дело в том, Коул, что ты всегда видишь только то, что хочешь видеть, независимо от того, что есть на самом деле. Ты вбил себе в голову догмы о семейной верности, династии и прочую подобную чушь. А поскольку Летти принадлежит к семейству Коллоуэев, ты считаешь ее образчиком преданности и человеколюбия.
 Коул ошарашенно смотрел на брата.
 – Что ты имеешь в виду под этой чушью? Мы действительно одна семья. Мы действительно династия. И прекрасная, черт побери! Когда дед Кэлеб впервые приехал в Техас…
 – О черт, Коул! Не трогай деда Кэлеба. Вы с отцом всегда считали его святым. А он был не более чем солдат, которому после первой мировой войны стало скучно в Огайо, и он отправился в Техас в поисках чего-нибудь эдакого и нашел. Ему кое-что удалось скопить и купить ранчо, а уж то, как он его заполучил, несколько приукрашено.
 – Он купил! Купил ранчо, черт бы тебя побрал! Он не своровал его, а купил!
 – Ну конечно, купил. Но меньше чем за четверть того, что оно стоило. Владелец был счастлив, что хоть жив остался.
 – Откуда ты все это взял?
 – Я читал, Коул. Я всегда любил историю, а особенно – историю Коллоуэев. Меня всегда интересовало, почему нас уважают и побаиваются, с чего это началось.
 – И что ты прочел?
 – Целую кучу писем и журналов, которые я нашел на чердаке. Пока ты повсюду ходил за отцом, я зачитывался скандалами, которые журналисты так любят описывать, аж с продолжением.
 – И ты мне никогда об этом не рассказывал!
 – Да, не рассказывал. Я сомневаюсь, что и отец знал об этом. Для него слово его отца было всем. Как для тебя – его. Если отец что-то говорил, ты воспринимал это как истину в последней инстанции.
 – А что в этом плохого?
 – Ничего. Кроме того, что отец не всегда на сто процентов был прав. Он ведь был живой человек, способный заблуждаться. Но ты никогда не замечал его ошибок. Для тебя это был твой отец и само совершенство. А тетя Летти – его сестра. Сестра прекрасного человека. Значит, и она такая же замечательная. Коди и я – твои братья. Значит, мы тоже хорошие.
 – Я так далеко в своих утверждениях не заходил, – улыбнулся Коул.
 – Ну, тогда слава Богу. Еще есть надежда. Говоря тебе о Летти, я чувствовал себя так, будто объясняю ребенку, что на свете не бывает никаких Дедов Морозов и волшебников, а пасхальные зайчики – просто игрушка.
 – Не такой уж я глупый ребенок, Кэмерон.
 – Глупый, когда дело касается семьи. А теперь ты говоришь мне, что у тебя есть сын, о существовании которого ты не подозревал. Но ведь ты не помчался сразу к Эллисон. Чьи дела ты сейчас устраиваешь, Коул? Можешь ли ты хоть раз в жизни сделать что-нибудь для себя лично? Или ты всегда думаешь только о делах семьи? Ее желания, интересы и репутация – на первом месте, а на собственные наплевать?
 Коулу нечего было на это ответить. Он молча смотрел на брата. Его мысли путались. Да, он всегда делал то, чего от него ждали. А теперь Кэмерон заявляет, что это не правильно. Не правильно?
 – Коул?
 – Да.
 – Сделай мне одолжение.
 – Конечно. Что ты хочешь? Кэмерон улыбнулся.
 – Видишь? Я про то и говорю. Для тебя важнее всего то, что я хочу. Ради меня ты готов оторвать от стула свою задницу.
 – Да, конечно. Ты же мой брат. И…
 – Знаю, знаю. Но эта просьба для тебя не из легких.
 – Не имеет значения. Я постараюсь…
 – Я хочу, чтобы ты сейчас же убрался из больницы и больше сюда не приходил.
 – Что?
 – Пусть Коди отвезет меня домой. Похоже, завтра я смогу отсюда уехать. Я хочу, чтобы ты на несколько дней забыл о моем существовании. Хорошо?
 – Но, Кэмерон…
 – Я настаиваю, чтобы ты сам себе ответил на вопрос, что для тебя сейчас в жизни самое главное. Уверен, так остро этот вопрос для тебя никогда не стоял. Воспользуйся моментом. Поезжай домой или куда-нибудь, где тебе не нужно по шестнадцать часов в сутки болтаться в больнице. Ты же смог оставить на время бизнес. Забрось все дела еще на несколько дней. Реши, наконец, что для тебя важнее всего на свете, Коул. И, решив, добейся этого. Вот чего я хочу. Ты же пообещал мне выполнить мою просьбу. Вот и выполняй.
 – Ты понятия не имеешь, чего я могу напридумывать.
 Кэмерон улыбнулся.
 – Не бойся, имею. А вот ты сомневаешься, и все дело в тебе.
 – Ну уж если ты такой умный, почему сразу не скажешь? Мне не нужно будет ломать голову.
 – Так вот, ломать голову очень, братец, полезно. Это уже полдела. Потому что, когда ты наконец поймешь, чего тебе надо, ты этого добьешься.
 Через два дня Коул был на пути в Мейсон. Как и советовал Кэмерон, он переложил на Коди заботы о брате. И почувствовал себя свободным.
 Все, что ему пришлось выслушать от Кэмерона, особенно в отношении Летти, потрясло Коула. И о деде Кэлебе, и о том, как он поклонялся своему отцу, и о том, как он не понимал, что происходит в семье. Почему это было так? Он сумел поправить дела в бизнесе, унаследованном от отца, он удвоил, а может быть, и утроил доходы «Коллоузй Энтерпрайзес». Он же не последний уж тупица, это точно. Просто, судя по всему, он был слеп.
 Семья. Его семья. Тони тоже был частью его семьи, хотя и не догадывался об этом. Когда Коул наконец прочувствовал, что у него есть сын, боль от сознания этого стала невыносимой. Как случилось, что все эти годы он ничего не знал о сыне? Почему инстинкт не подсказал ему этого?
 Что касается Эллисон, здесь было еще больше вопросов. И ему нужны были ответы на них. Больше же всего он хотел узнать, почему она не сообщила ему о том, что ждет ребенка.
 Может быть, она рассказала об этом отцу, а тот – Летти?
 Коул поначалу собирался поговорить с теткой. Но, вспомнив слова Кэмерона, усомнился, что она скажет ему правду.
 Коул знал, что Эллисон не будет лгать. Она ни разу не обманула его за все годы, что они были вместе… Пока не взвалила на себя бремя величайшей лжи.
 Эллисон беседовала в галерее со случайными покупателями, когда заметила, как из-за угла на площадь выруливает шикарный лимузин.
 Через Мейсон проезжали всякие машины, в том числе последних моделей, но эта была нечто особенное. Эллисон кольнуло предчувствие, она ощутила себя зверем, загнанным в ловушку.
 Она обреченно наблюдала за тем, как машина подруливает к стоянке перед галереей.
 Итак, он здесь!
 Она обернулась к посетителям.
 – Да, авторы выставленных работ – местные художники и умельцы. А вон на тех снимках – куклы, магические круги, написанные маслом картины, выполненные представителями народов, живущих в Мейсоне и его окрестностях.
 Колокольчик на входной двери известил о посетителе. Эллисон обернулась.
 Годы его здорово изменили. Он стал выше и шире в плечах. На нем была рубашка и изрядно потертые джинсы, плотно облегавшие мускулистые ноги. Она узнала бы его везде, при любых обстоятельствах, но все же он выглядел совершенно по-новому и очень солидно. Ушла улыбчивость, вместо нее – плотно сжатые губы, придававшие строгость лицу. Глаза смотрели с прищуром, но по-прежнему сверкали на загорелом лице.
 – Привет, Коул. Сколько лет, сколько зим. Он не знал, к чему готовиться, но стоявшая перед ним уверенная в себе женщина с красивой осанкой, лишь очень отдаленно напоминала знакомую ему девочку-подростка.
 У нее, как и тогда, были длинные волосы, но теперь она их заплетала в одну косу, перекинутую на грудь. На ней была пышная, в несколько ярусов юбка, в тон ей блузка и замшевые мокасины. Голову стягивала вышитая бисером повязка. Кожа, как и раньше, очень белая, резко контрастировала с черными глазами и смоляными волосами.
 – Стиль покохантас, если не ошибаюсь, – медленно произнес он, осматривая ее с головы до ног.
 Кто-то из стоявших неподалеку мужчин хохотнул.
 – Вам помочь? – обратилась она к Коулу, выдержав его пристальный взгляд.
 – Хороший вопрос. Я подумаю, – ответил он и принялся изучать рисунки, фотографии и поделки. Эллисон занялась другими посетителями.
 Одна из посетительниц сказала:
 – Золотко, мы не будем отвлекать вас от работы, сами все посмотрим. Эллисон улыбнулась в ответ.
 – Вот и прекрасно. Наслаждайтесь. Если будут вопросы – не стесняйтесь, задавайте.
 Оставив Коула и всех остальных в галерее, она ушла за свою шуршащую штору, на рабочую половину, и села за стол. Ну вот он и здесь. И мир не перевернулся. Было ясно, что он ее разыщет. Но голову она терять не намерена. Она уже не девочка, ей тридцать два года, она сумела вырастить сына, и ее карьера складывается вполне успешно. Она ни от кого не зависит, и ни один мужчина не в силах разрушить созданного ею. Даже Коул.
 Эллисон услышала, как хлопнула входная дверь, и пошла посмотреть, все ли посетители ушли.
 – Не волнуйся, – услышала она голос Коула, отодвигающего штору. – Твои клиенты смылись. И много у тебя таких зевак?
 – Хватает.
 – Какая от них польза, если они ничего не покупают?
 – Тебе может показаться странным, но случается, что-то западает им в душу, они потом долго мучаются и наконец, иногда целый год спустя, возвращаются и покупают.
 – А что если вещь уже продана?
 – Бывает, конечно, и так.
 – Как приятно снова видеть тебя, Эллисон. Я пытался представить себе, как ты теперь выглядишь, но это не так просто сделать через столько лет.
 – Ты не ожидал увидеть покохантас? Коул улыбнулся.
 – Действительно не ожидал.
 – Я одеваюсь так, потому что это удобно и броско. Считается, что художники должны одеваться несколько эксцентрично.
 – Значит, это уловка твоего маркетинга?
 – Совершенно верно.
 – А где Тони?
 Эллисон сидела, откинувшись на спинку стула, но не предлагала ему сесть. Казалось, это мало его занимало. В небрежной позе, скрестив руки на груди, он привалился плечом к косяку.
 Она напряглась от резкой смены темы.
 – А почему ты спрашиваешь?
 – Просто интересно.
 – В данный момент он у друзей.
 – У тех, с которыми он был на острове Падре?
 – Да.
 – Они местные?
 – Да.
 Коул, вздохнув, медленно распрямился.
 – Во сколько ты закрываешь? Она посмотрела на часы.
 – Через пятнадцать минут.
 – Хорошо. Здесь есть куда пойти, чтобы спокойно поговорить?
 – В Мейсоне много всяких мест, – улыбнулась она. – Стоит там только слово сказать, как к концу недели будет знать вся округа. Это красивый маленький городок, и все мы здесь дружная семья.
 – Тогда позволь мне поставить вопрос иначе. Есть здесь место, где мы могли бы поговорить с глазу на глаз?
 Она задумчиво смотрела на него. Если бы она знала, что ее «нет» заставит его уйти, то тут же бы произнесла его. Но она понимала, что хотя этот Коул и отличается от молодого, известного ей, он наверняка по-прежнему упрям. Он приехал в Мейсон, чтобы поговорить с ней, и не уедет, пока не добьется своего.
 – Ну что ж, мой дом – вполне уединенное место, – сказала она.
 – А когда возвращается Тони? Уж это было не его дело.
 – У нас будет достаточно времени, чтобы поговорить, – оборвала она его.
 В пять тридцать Эллисон перевернула на двери табличку с «открыто» на «закрыто», опустила жалюзи на витринах и сказала:
 – Я ставлю машину во дворе. Сейчас выеду.
 Эллисон выпустила Коула на улицу. При этом он подозрительно покосился в ее сторону, чем вызвал у нее улыбку. Неужели он думает, что она собирается смыться?
 Ему, однако, ничего не оставалось, как выйти за дверь. Эллисон заперла ее изнутри, прошла обратно через всю галерею, включая по дороге специальное освещение. Свернув в кабинет, захватила со шкафа сумочку и вышла через черный ход.
 Эллисон села в свой «бронко», по боковой аллее выехала на улицу и, проезжая мимо его машины, посигналила, чтобы он следовал за ней. Коул тронулся с места.
 Она сделала левый поворот и направилась вверх по дороге к вершине холма. Ее дом стоял на холме, откуда был виден весь город.
 Приближаясь к своему дому из кирпича, построенному в стиле ранчо, Эллисон старалась настроиться на то, чтобы быть предельно сдержанной.
 Хотя Коул Коллоуэй, возможно, и был самой значительной фигурой в ее жизни, теперь он для нее ничто. Даже меньше чем ничто. Он приехал сюда по своим делам и, без сомнения, попытается втянуть в них ее. Разумеется, она будет с ним вежлива, как с гостем, как с совершенно посторонним человеком, каковым он для нее сейчас и является.
 Она не стала загонять машину в гараж, потому что собиралась попозже заскочить в магазин за продуктами и, выйдя из своего «бронко», увидела, что он уже стоит рядом.
 – Хорошее у тебя здесь место, – сказал Коул, окидывая взглядом тихий район и открывающийся вид на город.
 – Отсюда видна даже башня с часами на здании суда.
 – И давно ты здесь живешь?
 – Почти десять лет.
 Эллисон повела его к парадной двери, которой они с Тони пользовались редко. Отперев и распахнув дверь, она сделала шаг в сторону, пропуская Коула, но он жестом руки пригласил ее пройти в дом первой. Чтобы не препираться, Эллисон шагнула в холл. В него выходили двери гостиной и столовой, расположенных напротив, и коридор, ведущий в глубь дома. За раздвижной стеклянной дверью был виден патио.
 – Что ты будешь пить? Я думаю, мы можем посидеть в патио, – предложила Эллисон.
 – Пиво, если можно.
 Кухню отделяла от столовой только стойка, и Коул видел, как Эллисон подошла к холодильнику и открыла дверцу.
 – Тебе повезло. Есть две бутылки. Она взяла одну из них за длинное горлышко, потом потянулась к кувшину и налила себе в высокий стакан что-то похожее на лимонад.
 – Тебе нужен стакан?
 – Боюсь, что нет. Никому так и не удалось научить меня хорошим манерам.
 Она с вызовом посмотрела на него.
 – Вряд ли кто-нибудь даже пытался. Вручив ему пиво, она со стаканом лимонада в руках прошла в патио.
 Солнце садилось, погружая дворик в сумерки. Они сели в уютные шезлонги, разделенные маленьким столиком.
 – Ну так как? Достаточно уединенно для тебя? – весело спросила она.
 – Ты ведешь себя так, будто ждала моего появления.
 – А почему я не должна была тебя ждать?
 Тони рассказал, что встретил тебя на берегу. Я предполагала, что ты можешь появиться хотя бы из любопытства. Коул нахмурился.
 – Ты думаешь, оно меня привело? Любопытство?
 – Другая причина мне пока неизвестна.
 Если она есть, буду рада услышать. Коул сделал несколько глотков, стараясь собраться с мыслями. Он ожидал чего угодно – агрессии, враждебности, ненависти, любой защитной реакции. И был уверен, что со всем этим справится. Но подобное поведение его обескуражило.
 Помолчав, он сказал.
 – Я приехал сюда в надежде получить ответ на некоторые вопросы.
 Она смущенно посмотрела на него:
 – На какие именно?
 – На самые разные. Например, почему вы с отцом уехали с ранчо? Почему ты никогда не говорила мне о том, что собираешься уехать? И самое главное – не сказала мне, что ты беременна? Можешь себе представить, что я почувствовал, увидев Тони и поняв, что он мой сын? Сам я не могу найти ответы на эти вопросы. Я ночи не спал, думал, чем это можно объяснить. Да, в тот день я не имел права допустить между нами близость. Это понятно. Я виноват в том, что не задумался о возможных последствиях. Ни разу. Но ведь когда я уезжал, ты знала, что я вернусь на Рождество, у тебя был и мой адрес. Неужели ты настолько обиделась, что сочла меня недостойным даже знать о ребенке?
 Все время, пока он говорил, Эллисон не сводила с него глаз, и смущение на ее лице постепенно сменяла угрюмость. Когда Коул замолчал, она тоже какое-то время ничего не говорила.
 – Ты пытаешься сделать вид, будто не знал, почему мы уехали? – наконец спросила она. – Ты якобы был не в курсе, что я беременна? Но если это действительно так, мне жаль тебя, Коул. Думаю, тогда это самое страшное недоразумение в твоей жизни. Никогда не поверю, что ты просто вычеркнул из памяти все случившееся только для того, чтобы избавиться от угрызений совести.
 Она говорила спокойным, ровным голосом, и это страшно раздражало Коула. Со стороны могло показаться, что он чудом избежал серьезной опасности, а она его успокаивает.
 Коул чуть не скрипел зубами от злости. Нижняя челюсть у него задвигалась.
 – Я ничего не забыл, Эллисон. Ничего!
 – Думаю, это не так. Но можно освежить твою память. Мы с отцом уехали через неделю после похорон твоих родителей по той простой причине, что твоя тетка уволила его без всякого предупреждения и дала нам сутки на сборы.
 Коул в ужасе смотрел на нее.
 – Не может быть!
 – И тем не менее это так.
 – Но почему? Неужели она узнала… – нет, конечно же нет! Ты и сама еще не могла даже догадываться…
 – О ребенке? О, это бы ей тоже не слишком понравилось. Нет, тогда еще об этом было знать невозможно.
 – Летти сказала мне, что твой отец, узнав, что ему что-то причитается из наследства моего отца, сразу уволился и собирался переехать жить в Колорадо.
 Она покачала головой.
 – Твоя тетка не могла дождаться, когда мы уберемся с ранчо. Когда она выгнала отца, нам еще ничего не было известно о наследстве. Хорошо, что мой отец оставил на почте наш новый адрес, иначе мы бы вообще никогда о нем не узнали. А так адвокат послал письмо, которое в конце концов нашло нас.
 – В Колорадо?
 Она посмотрела на него с удивлением.
 – Да конечно же, нет. Сначала мы вообще не знали, куда податься, и отправились в Сан-Антонио. Мой отец действительно тяжело переживал смерть твоего отца и долго не мог с ней смириться. Вскоре после того как мы уехали с ранчо, отец случайно встретился со старым знакомым, занимавшимся поставкой быков для родео, который пригласил нас в гости. Мы приехали к нему на уик-энд, а кончилось тем, что отец согласился работать на его ранчо.
 – Но благодаря завещанию твой отец вполне мог уйти на покой и больше не работать.
 – Но к тому времени мы еще не получили уведомления о наследстве.
 Эллисон долго молчала, глядя на холмы, накрытые тенью, и наконец сказала:
 – Что его убило, так это моя беременность. Он только втянулся в новую работу и перестал каждый день вспоминать твоего отца. О Летти мы ничуть не скучали. Отец нашел небольшой кусок земли, который собирался купить, и тут я была вынуждена сказать, что жду ребенка. После этого он сник, ни с кем не разговаривал, а когда стало заметно, что я в положении, придумал легенду. Будто бы вскоре после замужества мой муж погиб, а я была вынуждена вернуть себе девичью фамилию, поскольку в тот момент еще не подозревала, что беременна.
 Отвернувшись от Коула, Эллисон продолжала смотреть на холмы.
 – Вечера он обычно просиживал молча и смотрел на меня с такой жалостью, что у меня сердце разрывалось на части. У него не осталось никого, кроме меня, а я обманула его надежды. Однажды он лег спать и не проснулся. Думаю, ему не хотелось жить.
 По мере того как она рассказывала, ее голос становился все тише и тише.
 – Эллисон, почему ты не сообщила мне о ребенке?
 Она посмотрела на него невидящими глазами, с трудом возвращаясь из прошлого…
 – Тебе что, так удобнее, Коул? Ложь облегчает тебе жизнь? Мне всегда было интересно, какие оправдания всему, что случилось, ты находишь перед собственной совестью.
 – Боже мой, о чем ты?
 – Слушай, Коул, нас здесь двое – только ты и я. Больше никого. Тебе нет смысла врать или оправдываться. Все это было очень давно. Не притворяйся, что не получил писем, которые я тебе писала. Сначала я их посылала каждый день, но так как ты молчал, я стала писать раз в неделю. Потом я сообщила о ребенке. Ты же не потрудился мне ответить ни на одно письмо, Коул. Впрочем, само по себе это было ответом.




 Глава 5


 – О чем ты, Эллисон? Я ни разу не получил от тебя ни одного письма. Ты разве забыла, как ненавидела их писать? В первый год моей учебы в колледже я страшно скучал по дому и умолял тебя писать мне. А ты прислала мне единственную поздравительную открытку.
 Конечно, он был прав, она не любила писать. К тому же у нее была масса дел в школе, да и вообще. Только после того как они с отцом уехали с ранчо, она заскучала по-настоящему. Тут-то ей и захотелось выразить свои мысли и чувства на бумаге. Ничего удивительного, что он просил ее писать, когда впервые уехал из дома. Ей тогда и в голову не пришло задуматься, каково ему было в колледже в тот первый год, вдали от всего привычного. Тогда она по глупости этого не понимала.
 – Я говорю о том, что, когда мы уехали с ранчо, Коул, я сообщила тебе наш адрес в Сан-Антонио. А потом мой адрес в Мейсоне. Коул вплотную придвинул к ней свое лицо.
 – Ты что, меня не слышишь, Эллисон? Я не получал от тебя ни одного письма! Ни единого! Я даже не знал, что вы уехали, пока не вернулся домой на Рождество. Мне сказали тогда, что вы уехали в Колорадо.
 Она почувствовала, как в ней закипает злость.
 – Мы никогда не жили в Колорадо. И мне плевать, что наврала твоя сумасшедшая тетка!
 Коул встал.
 – Она не сумасшедшая. Эллисон тоже встала.
 – Ну конечно. Она же Коллоуэй. Она же само совершенство.
 – Я никогда не говорил этого.
 – А тебе и не надо говорить. Мне известно твое мнение о членах собственной семьи. Может быть, у нее и нет справки на сей счет, но она наверняка не в своем уме. Она ненавидела весь мир! Но особенно – мою семью. Не делай вид, что ты и этого не помнишь, Коул.
 – Черт побери! Я не делаю никакого вида! Она резко повернулась и ушла в другой конец патио, став к нему спиной.
 – Замечательно. Ты не делаешь вида. Но утверждаешь, что ничего от меня не получал. Так вот послушай, что я тебе скажу: я написала тебе по крайней мере дюжину писем подряд и в последнем сообщила, что ты будешь отцом.
 Он подошел сзади, и положил руки ей на плечи.
 – Эллисон, дорогая. Неужели ты не понимаешь, что если бы я получил письмо с такой новостью, я бы примчался с первым же самолетным рейсом?
 – Не понимаю, – упрямо твердила она.
 – Почему же?
 Он был искренне удивлен.
 – Потому что я отправила тебе столько писем, а ты все не приезжал. Он развернул ее лицом к себе.
 – Неужели ты думаешь, что я обманываю? Она увидела его сердитое лицо и глаза, сузившиеся от гнева. Кажется, он абсолютно искренен. И тут впервые за столько лет у Эллисон мелькнула догадка: а что если он не виноват? А что если она знает не все о событиях тех тяжких времен, когда они оба потеряли родителей? Вдруг Коул действительно не получал ее писем? Эллисон покачнулась как от удара мощной горячей волны. Она внезапно поняла, что, как и он, была жертвой трагической нелепости.
 Дрожащими пальцами она инстинктивно прикрыла рот, чтобы сдержать крик отчаяния.
 – Но как могло такое случиться? – прошептала она.
 – Откуда я знаю? Я и сам ничего не могу понять, но собираюсь докопаться до сути во что бы то ни стало. Если помнишь, расставаясь в октябре, мы договорились обсудить и решить вопрос о свадьбе, когда я приеду домой на Рождество. Все это время я жил мыслями о том, как мы будем вместе. И вот приезжаю и узнаю, что вы с отцом уехали, бросив тетку и братьев на произвол судьбы. К тому времени половина работников разбежалась, на ранчо царила жуткая разруха. Я даже хотел остаться, чтобы навести порядок, но Летти меня уговорила вернуться в колледж под тем предлогом, что мое образование превыше всего.
 Эллисон смотрела на него с ужасом в глазах – то, что он говорил, высвечивало прошлое в совершенно новом свете.
 – А как ты отправляла свои письма? Она не поняла.
 – Я говорю, – медленно повторил он, – как ты отправляла письма?
 Он что, рехнулся? Что за вопрос?
 – Как обычно, по почте. Опускала их в ящик.
 – Ты их лично опускала в ящик? Прежде чем ответить, она задумалась.
 – Кажется, да. Я хочу сказать, отец опускал их в ящик в городе по моей просьбе.
 В воздухе повисло молчание.
 Коул не знал, что сказать. Разве мог он винить ее отца за то, что тот не отправлял письма? Кто знает, какие у него на то были причины. Они с Тони всегда были близки. Тони, конечно же, знал, как Коул и Эллисон относятся друг к другу. Коул, разумеется, никогда не обсуждал эту тему ни с Тони, ни со своим отцом, но оба они знали, что их связывает. В то время они были детьми, перед ними простиралась целая жизнь, которой, как казалось, не будет конца. А между тем беда затаилась рядом.
 Эллисон лихорадочно перебирала в памяти прошлое. Она вспомнила обстоятельства, при которых отправила по крайней мере несколько писем. Отец тогда был не в себе и почти не выходил из дома. И чтобы он хоть немного прогулялся и развеялся, Эллисон просила его сходить на почту. И потом, когда они переехали в Мейсон, отец каждое утро ходил пить кофе с рабочими с ранчо и брал письма, которые ему давала Эллисон.
 – Не могу поверить, – наконец сказала она чуть слышно.
 – Я тоже. Не вижу в этом смысла. – После длинной паузы он спросил:
 – Не осталось ли после твоего отца каких-нибудь писем или бумаг?
 Она покачала головой.
 – Ничего. Деньги, которые ему достались по завещанию, отец положил в банк до лучших времен, когда найдет подходящий участок земли. После его внезапной смерти я совсем растерялась. Не прошло и месяца, как родился Тони.
 – Как же ты справлялась?
 – Я переехала в город, сняла маленький домик возле почты. Люди ко мне относились по-доброму. Когда Тони подрос и я смогла оставлять его с няней, я стала помогать местной художнице в ее мастерской. Я работала у нее несколько лет, пока не купила свою галерею. К тому времени у меня уже было несколько удачных работ, получивших признание. Мои скульптуры покупали, и я смогла себе позволить купить этот дом.
 – Значит, ты добилась в жизни успеха?
 – Безусловно.
 Всего в своей жизни она добилась сама. Всеми своими поступками она как бы доказывала Коллоуэям, что она в них не нуждается, ни в них, ни в ком бы то ни было. Они с Тони прекрасно справлялись со всеми трудностями.
 – Эллисон.
 – Да, Коул.
 – А Тони знает, кто я? Этот вопрос застал ее врасплох. Она отстранилась от Коула.
 – Нет. Ни о тебе, ни о Коллоуэях он ничего не знает. Я рассказывала ему, что росла на ранчо, на юге Техаса. И что мы приехали в Мейсон незадолго перед тем, как он родился.
 – Но он наверняка спрашивал об отце?
 – Не долго. Я сказала ему, что его отец был сиротой. Никого из его семьи нет в живых. Время от времени у него появлялись «отцы», уделявшие ему внимание, учившие верховой езде и искусству родео.
 – Родео? У него, что, есть к этому способность?
 – По-моему, у него больше таланта падать, чем ездить. Ну да ему все это нравится.
 – Ты разрешишь мне познакомиться с ним поближе?
 – В данных обстоятельствах это будет нелегко.
 – Черт побери, Эллисон! Почему бы тебе не дать мне шанс? Мне начинает казаться, что дело не такое уж безнадежное, как я думал сначала. У нас обоих было совершенно превратное представление о происходившем с нами. Но теперь у нас появилась возможность…
 – Я не знаю, о какой возможности ты говоришь, Коул. Но я не хочу, чтобы ты снова появился в моей жизни и в жизни Тони тоже. Все, что связано с тобой, приносит несчастье. А я и так уже натерпелась от Коллоуэев.
 – Несчастье? Да я люблю тебя! И никогда не сделал тебе ничего плохого! И ты знаешь это.
 Ей было невыносимо видеть перед собой его лицо, но она понимала, что этот вечер очень важен для них, он многое расставил на свои места.
 Она могла включить в патио свет или предложить ему перейти в дом, а еще лучше – попросить его уйти. Да, она могла это сделать, но чутье подсказывало, что не стоит горячиться.
 Дело в том, что при всем желании ей бы теперь не удалось свалить вину за все случившееся на одного Коула. Хотя он вел себя так, будто сам во всем виноват.
 Эллисон села на краешек кресла.
 – Я не знаю, что делать, – наконец призналась она.
 Он подошел и сел рядом.
 – Я предлагаю поесть. Не знаю, как ты, но я с утра ничего не ел. А я никогда не умел думать на пустой желудок.
 – О, Коул. Вечно ты голодный. Клянусь, ты как бездонная бочка.
 Эллисон осеклась, поймав себя на том, что заговорила с Коулом в их старой шутливой манере, как пятнадцать лет назад. И тут же добавила:
 – Пойдем, я что-нибудь приготовлю. Он вошел за ней в дом и сел за стойку, пока она копалась в холодильнике.
 – А Тони скоро придет? – спросил он. Эллисон достала ветчину и остатки овощного салата.
 – Сегодня его не будет дома.
 – Почему?
 Ее так и подмывало сказать, что у него нет права интересоваться, где и что делает ее сын, но она сдержалась.
 А что бы она чувствовала на его месте? Как бы она поступила, если бы ей неожиданно стало известно, что у нее есть ребенок, о существовании которого она даже не подозревала?
 По крайней мере она точно знает, что не смогла бы так хорошо, как Коул, держать себя в руках. Нынешний Коул куда спокойнее, чем тот, которого она знала много лет назад.
 – Он на ранчо у товарища. После школы ребята часто тренируются, а поскольку сегодня пятница, я разрешила Тони остаться на весь уик-энд.
 Значит, с Тони ему сегодня встретиться не удастся.
 – А какие у тебя планы на вечер? – решился он прощупать почву.
 – Относительно чего?
 – Ну, я имею в виду, ты куда-нибудь собираешься на уик-энд? Я не нарушил твоих планов?
 – Нет, не нарушил. Человека, с которым я встречаюсь, сейчас нет в городе.
 Они оба замолчали. Коул обдумывал, как обратиться к Эллисон, чтобы не выглядеть просителем.
 Он откашлялся.
 – Знаю, что это может прозвучать странно, но мне бы хотелось, чтобы мы снова стали друзьями.
 Стоя к нему спиной, Эллисон накрывала на стол. Не оборачиваясь, она ответила:
 – Не думаю, что это хорошая мысль.
 – Почему же?
 – Да потому что вряд ли это получится. Мне все время будет казаться, что ты следишь за мной, оцениваешь все мои слова и поступки, недоволен тем, как я воспитываю Тони. Или же…
 – Ну, ну, подожди минутку. Если я до сих пор воздерживался от подобных высказываний, с чего ты взяла, что я буду делать их впредь? Ты прекрасно воспитала мальчика. Замечательный парень. Теплый, дружелюбный, вежливый. Он держится свободно, не зажат и не высокомерен. Тони произвел на меня очень хорошее впечатление. Неужели ты думаешь, я появился для того, чтобы причинять вам боль или приносить неприятности? Эллисон, это же я, Коул. Ты знала меня целую жизнь. Когда же я успел превратиться в чудовище, которое тебе мерещится?
 Она ничего не ответила, но выражение ее лица было достаточно красноречивым.
 Коул, вздохнув, провел рукой по волосам.
 – Да. Я понял. Я не ответил на те мифические письма.
 – Они не были мифическими. Они были вполне реальными.
 – Пусть так. Я просто хотел сказать… Проклятье, не знаю, что говорить. Я пытаюсь найти хоть какую-то основу, на которой мы могло бы строить наши отношения.
 – Я не хочу этих отношений.
 – Черт возьми! Но я хочу их! Для меня это очень важно. Семья для меня – это все.
 В это время Эллисон закончила накрывать на стол и села напротив него.
 – Ты думаешь, я этого не знаю? – спросила она. – Семья всю жизнь была для тебя всем. Но я не член твоей семьи. Не забывай об этом. И Тони – мой сын.
 – Он – Тони Коллоуэй.
 – Попытайся это доказать.
 – Да что доказывать, достаточно взглянуть на него.
 – Это не юридическое доказательство. Он в ужасе посмотрел на нее.
 – Так ты собираешься идти в суд?
 – А ты разве нет?
 – Разумеется, нет. Я не собираюсь создавать тебе проблемы.
 – Но создаешь. Одно твое появление в Мейсоне создает мне проблемы. Если Тони узнает, что ты был здесь, у него сразу возникнет масса вопросов. Например, почему я никогда не упоминала о тебе раньше, насколько хорошо я тебя знаю, почему мы никогда не встречались раньше…
 – Пусть так. Но ведь мы можем все хорошенько продумать. Я очень хочу его получше узнать. Что в этом плохого?
 Ей не хотелось его расстраивать, видеть как он сердится. Но она боялась снова подпасть под его влияние. А рядом с ним это, кажется, неизбежно. Она и так уже в разговоре с ним сбилась на старую шутливую манеру, а если и дальше будет сдавать свои позиции, чем это чревато для нее? Не говоря уже о том, какие последствия это будет иметь для Тони.
 – А что ты предлагаешь? – спросила она, ковыряя вилкой в тарелке.
 Ее вопрос застиг его врасплох.
 – Через несколько недель начнутся каникулы. Почему бы вам вдвоем не приехать на ранчо?
 – Абсолютно исключено.
 – Но почему?
 – Моей ноги не будет там, где находится Летти Коллоуэй.
 – О, Эллисон, зачем ты так?
 – Я уже сказала.
 – Ну ладно. А что если я отправлю ее куда-нибудь путешествовать? В этом случае вы приедете?
 – Не знаю.
 – Там сейчас Кэмерон и Коди. Я не успел тебе рассказать. Кэмерон с женой попали в автокатастрофу. Накануне того дня, когда я встретил Тони. Жена Кэмерона погибла, и сам он очень пострадал.
 – О, Коул, не может быть! Какой ужас!
 – У него маленькая дочь, Триша. Ей еще нет и года.
 Глаза Эллисон наполнились слезами. Она сдерживалась, пока речь шла о ней, но чужая боль дала повод выплакаться по поводу всех несчастий сразу.
 – Кэмерон будет страшно рад, если вы приедете.
 – Мне надо подумать.
 – Подумай. У тебя есть время Кроме того, мне бы хотелось, чтобы ты поговорила с Тони, рассказала ему обо мне.
 Ее глаза расширились.
 – О том, что ты его отец?
 – Ну, по крайней мере, скажи ему, что мы вместе росли. Пусть он знает, как много ты всегда значила для меня. – От его твердого взгляда у нее по спине побежали мурашки.
 – Если я и приеду, то только для того, чтобы дать тебе возможность поближе узнать Тони. Ко мне это не имеет никакого отношения.
 – Ну, если ты так хочешь.
 – Так должно быть.
 – А что твой приятель? Как он отнесется к этому?
 Она пожала плечами.
 – Это не его дело. Я сама по себе. Ни перед кем не обязана отчитываться и никогда не собираюсь делать этого.
 Они выпили кофе, после чего Коул уехал. Она проводила его до двери.
 – Передай от меня привет Тони. Хотя, может быть, в данный момент этого делать и не стоит.
 – Ты прав.
 – Слов нет, как я рад, что наконец нашел тебя. У меня такое чувство, что я вернулся в молодость.
 Какой же он сложный человек! Перед ней стоял уверенный в себе, импозантный мужчина – процветающий бизнесмен, к тому же выдвигавший на предстоящих выборах свою кандидатуру в губернаторы штата. И все же создавалось впечатление, будто то, что он нашел ее и Тони, для него важнее всего на свете.
 – Коул.
 – Да.
 – А почему ты не женился?
 – Потому что есть только одна женщина на свете, на которой я хотел жениться, Эллисон. – И он слегка коснулся пальцем ее щеки. – Я позвоню насчет вашего приезда на ранчо.
 – Но не строй особых планов. Я еще не решила окончательно.
 – По крайней мере, я могу надеяться? Поверь мне, это было бы замечательно.
 И прежде чем она успела ответить, он наклонился и поцеловал ее в губы. Этот поцелуй сказал ей больше всяких слов. О его разочаровании, о его волнении, о его желании.
 Зажав ее лицо ладонями, он внимательно заглянул ей в глаза. Потом резко повернулся и ушел.




 Глава 6


 Подъехав к Сан-Антонио, Коул почувствовал жуткую усталость. Сказался жесткий самоконтроль, которому он подвергал все свои эмоции. До ранчо оставалось еще два часа езды на хорошей скорости. Поэтому он решил переночевать в отеле на берегу реки, в нижней части города. На следующее утро он проснулся, когда только светало, и успел на ранчо к завтраку.
 Его мысли постоянно возвращались к Эллисон. Она была потрясающей девушкой. А сейчас стала просто неотразима. И выглядела даже более экзотично, чем прежде. Она могла бы стать шикарной моделью. Но вместо этого сама их нанимает. Направляясь в Мейсон, Коул настраивался на то, чтобы вести себя как можно жестче, но стоило ему увидеть Эллисон, как он понял, что напрасно пытался себя обмануть.
 Он любил эту женщину так сильно, как способны любить очень немногие. Когда он оказался рядом с ней, все обиды, лелеемые им долгие годы, все наносное вмиг улетучилось.
 Напрасно он поцеловал ее. От одного прикосновения губ между ними проскочила опасная искра. Оказывается, нечто всегда подспудно таилось в них, хотя они этого и не сознавали. Он только сейчас понял, насколько неразрывно то, что их связывает, но не хотел, чтобы это над ним довлело. Его жизнь и так достаточно сложна.
 Вдали показалась кованая арка над въездом на территорию ранчо. Коул сбавил скорость. Несколько лет назад они заасфальтировали пыльную проселочную дорогу, которая вела от шоссе к ранчо, и украсили арку медальоном с огромной буквой "К" в центре.
 Он любил каждую пядь этой земли. Мескитовые деревья и мощные дубы, кактусы и перекати-поле, оленей, ящериц и змей, армадил… Он не замечал жары, комаров и мух. Ему нравились холмы с обнажившимися пластами известняка и гранита. Это его земля. Он здесь родился и здесь умрет.
 Он – дома.
 Все строения на ранчо находились почти в шести милях от хайвея. Дорога петляла между холмами, на отдельных участках она была огорожена изгородью из колючей проволоки. Коул еще сбавил скорость, въехав на последнюю горку, и его взгляду открылась чаша долины с ранчо в центре.
 Дом построил в прошлом веке один мексиканец. С фасада он был двухэтажным, а с противоположной стороны имел три этажа. Во внутреннем дворике среди обилия тенистой зелени бил фонтан. Белоснежные стены дома сияли в лучах утреннего солнца.
 С высоты Коулу были видны остатки старой стены, некогда окружавшей ранчо и служившей защитой от индейцев и бандитов. По мере того как ранчо разрасталось, ее постепенно сносили, и теперь она кое-как сохранилась только по обе стороны каменной арки над въездом.
 Бараки для одиноких работников стояли в отдалении от аккуратных домиков для семейных. Коул с трудом различил крышу дома управляющего.
 Он нажал на газ и устремился вниз к Большому Дому. Ему предстояло много дел. Подъехав к массивной входной двери, украшенной резьбой, Коул вышел из машины и потянулся. Ветерок приветливо шуршал листвой густых деревьев. Этот знакомый звук означал для него, что он – дома.
 Коул погрузился в прохладу дома. Пол, выложенный испанской плиткой, блестел от света, доходившего сюда из конца коридора, ведущего в патио.
 Он шел по коридору, заглядывая по пути во все комнаты, оказавшиеся пустыми, и вдруг, распахнув очередную дверь, остановился как вкопанный. Сердце пронзила резкая боль.
 Посреди комнаты в манеже сидела Триша и, смеясь, разбрасывала игрушки, которые Рози, одна из женщин, обслуживающих семью, весело бросала ей назад.
 Коул был лишен возможности наблюдать этот период в жизни собственного сына, и поэтому обычная домашняя сцена нагляднее, чем что-либо, показала ему, как безжалостно судьба обделила его.
 Помедлив на пороге, он все же вошел.
 – Привет, малышка! Хочешь обнять своего дядю Коула?
 Триша обернулась и, увидев его, радостно потянулась к нему ручонками.
 – Ах ты, моя милая! Я так и знал! – Он подхватил Тришу на руки и прижал к груди этот мягкий комочек. Она принялась водить пальцем по воротничку его рубашки и пуговицам. Коул поцеловал ее в макушку, ощутив неповторимый запах ребенка, смешанный с запахом детской присыпки, и чуть не разрыдался от обиды.
 Триша что-то лопотала на своем непонятном языке и, вцепившись ему в нос одной рукой, хлопала его другой по щеке.
 – Какая ты у нас красавица! Тебе это известно? – улыбаясь приговаривал Коул. – В один прекрасный день ты станешь настоящей сердцеедкой!
 Он нехотя вернул ребенка в манеж. При этом Триша схватила резинового жирафа и запустила в него.
 – Со временем при такой ловкости рук ты добьешься успехов в бейсболе, – засмеялся он.
 Вернувшись в коридор, он поднялся на второй этаж, чтобы заглянуть к Кэмерону. Остановившись перед дверью его комнаты, он тихонько приоткрыл ее. Кэмерон, лежа в кровати, не отрываясь смотрел в окно.
 – Ты не против моей компании? – тихо спросил Коул. Брат обернулся.
 – Конечно, нет. Делать-то все равно нечего. Утром я позвонил в контору, а мне сказали, что ты запретил присылать мне бумаги.
 Коул улыбнулся.
 – А ты думал, я не знаю, о чем ты сразу попросишь?
 Кэмерон заерзал.
 – Но, по крайней мере, меня бы это отвлекло от мыслей. А так я чувствую себя совсем беспомощным.
 – Насколько я понял, доктор вскоре разрешит тебе пользоваться специальной опорой для ходьбы. В этом случае дней через десять ты почувствуешь себя свободней.
 – Ты говорил с Эллисон? Коул подошел к окну и стал смотреть во двор.
 – Да, говорил.
 – Ну как, ты получил ответы на свои вопросы?
 – Не могу сказать, что они мне понравились.
 – Да, ты, конечно, никак такого не ожидал. Не правда ли? Коул пожал плечами.
 – Пожалуй, нет.
 – Расскажи мне все по порядку. Коул подошел к легкому креслу и перенес его к огромной кровати на массивных ножках.
 – У тебя и своих проблем хватает.
 – Потому и прошу. Я лучше о твоих подумаю для разнообразия. Коул улыбнулся брату.
 – Понимаю.
 Усевшись в кресле, он откинулся на спинку и положил ноги на краешек кровати Кэмерона.
 – Эллисон мне сказала, что ее отец был уволен, и им были даны сутки на сборы.
 – Боже, Коул, так я был прав!
 – Похоже, что так. Кроме того, она сказала, что написала мне несколько писем, не меньше дюжины. И так как я ей ни на одно не ответил, она перестала писать.
 – Значит, ты этих писем не получал?
 – Не получал. Мне и в голову не могло прийти, что она станет мне писать.
 – А куда подевались эти письма?
 – Теперь мы никогда этого не узнаем. Она помнит, что просила отца опускать их в ящик.
 – Но какой смысл? Почему он их не отправлял?
 – Кто знает. Он был выбит из колеи потерей работы и тем, что его вынудили уехать. Тони умер через несколько месяцев после отъезда с ранчо. Кто знает, какие мысли мучили его все это время?
 – Ты собираешься поговорить с Летти?
 – Собираюсь обязательно. Я попросил Эллисон приехать на ранчо на школьные каникулы.
 – Она согласилась?
 – Только при условии, что Летти здесь не будет.
 – Ты обещал?
 – Я сказал, что позабочусь о Летти. Кэмерон засмеялся.
 – Ты правильно сделал, молодец, старик.
 – А ты говорил с Коди?
 – О чем?
 – Он собирался выяснить кое-что, связанное с твоей катастрофой.
 – Нет, мы с ним это не обсуждали. Уверен, в нас врезался какой-то пьяный, который теперь и не вспомнит, что случилось в тот вечер. Чем скорее это забудется, тем лучше для всех нас.
 – Возможно, ты прав, – задумчиво согласился Коул, не желая до поры до времени тревожить брата подозрениями. – Ты не знаешь, где Коди?
 Кэмерон вытаращил на него глаза.
 – Коди сам себе хозяин, как тебе известно. Он делает все, что ему взбредет в голову. Коул со вздохом согласился.
 – Я чувствую вину перед ним. Он всегда был сам по себе, а я не пытался с ним сблизиться, у меня на уме всегда была одна работа.
 – Мы оба виноваты.
 – Неужели Летти относилась к нему так же, как и к тебе?
 – В этом можешь не сомневаться. Если ее за что-то можно уважать, так это за женское постоянство.
 – Мне надо поговорить об этом с Коди.
 – Желаю удачи. Может, тебе повезет больше, чем мне. Со мной он не слишком разговорчив. Но поскольку ты всегда был его кумиром, может быть, тебе он откроется.
 – Что ты имеешь в виду под кумиром?
 Хотя Кэмерон и улыбался губами, в глазах у него улыбки не было.
 – Ты из тех людей, которые просто созданы быть кумирами.
 – Что за чушь…
 – И при этом – скромный. Ни одна женщина не способна устоять перед твоим сокрушительным обаянием.
 Коул напрягся.
 – Слушай, старик, с каждым днем ты становишься все несноснее. Я буду счастлив, когда врачи наконец поставят тебя на ноги.
 – А я буду счастлив, когда ты позволишь мне наконец вернуться к работе.
 – Ладно. Твоя взяла. Я позвоню и скажу, чтобы тебе присылали все, что ты хочешь. В худшем случае ты от этого снова сляжешь.
 Коул поднялся и встал у кровати.
 – Ну и упрям ты, старина. Считай, что ты победил.
 – Иначе и быть не могло.
 – Ты видел Тришу сегодня утром? Боль, исказившая при этих словах лицо Кэмерона, испугала Коула.
 – Я?.. Да нет, не видел. Я еще не готов. Она так напоминает… – Он замолчал.
 – Кэм, я не вправе тебе советовать, что делать, но думаю, ты совершаешь ошибку. Благодари судьбу за то, что у тебя есть дочь. И что ты можешь быть вместе с ней каждый день твоей жизни.
 По глазам Кэмерона Коул понял, что до того дошел смысл его слов, – Я понимаю, что ты имеешь в виду, и знаю, что ты прав. Но всякий раз, когда я вижу Тришу, я могу думать только об Андреа.
 – Делай, как считаешь нужным, – тихо сказал Коул. – Я все понимаю.
 Коул вышел из комнаты Кэмерона и пошел искать Летти. Он застал ее на огороде в тот момент, когда она отчитывала рабочего за то, что он не выполнил какое-то из ее указаний.
 Петиция Коллоуэй была среднего роста. Даже прибавив за последние несколько лет в весе, она осталась сухопарой. Ее темные волосы через один поседели. Она гладко зачесывала их назад, собирая в пучок на затылке. Может быть, в свое время она и была недурна собой, но годы постоянной хмурости и раздражительности оставили на ее лице неизгладимый след.
 – Летти, я хочу с тобой поговорить, когда ты освободишься, – громко закричал ей Коул.
 – Чего тебе так приспичило, Коул? Ты что, не видишь, я занята?
 – Я вижу, что ты отвлекаешь человека от работы. Почему бы тебе не оставить его в покое? Он прекрасно обойдется без твоих нотаций.
 Летти резко развернулась на каблуках и решительно направилась к нему. На ней были ее неизменные джинсы, ковбойка и ботинки, как будто она в любой момент была готова вскочить в седло. Хотя Коул не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее верхом.
 – Он все делает не так, как я велела! – продолжала возмущаться она, подходя к Коулу.
 – Альфредо снабжает нас свежими овощами Бог знает сколько лет. Вряд ли ему нужны твои указания.
 – Но я велела ему, чтобы…
 – Заходи и налей нам по стакану холодного чая. Я хочу с тобой поговорить.
 – Это ты уже сказал. Какие уж у тебя срочные дела, что нельзя подождать? И вообще, что ты здесь делаешь? Коди сказал, что тебя не будет неделю, а может, и больше. Что делается в Остине? Эти идиоты все еще не решили, чего им надо? Не могу поверить, что…
 – Летти!
 – Что?
 – Пусть политики разбираются без нас.
 Хорошо?
 Она повернулась и отправилась на кухню своей деревянной походкой.
 Коул покачал головой. Хотелось бы знать, что сделало эту женщину такой злой и суровой? И она всегда была такой, сколько он ее помнил. Правда, он никогда не позволял, чтобы ее настроение переносилось на него. Подобное отношение к ней он перенял от отца – или не обращать на нее внимания, или молча терпеть.
 Он прошел за ней на кухню, и она налила при нем два больших стакана чая. В это время Энджи, их повариха, резала овощи в углу.
 – Как дела, Энджи? – спросил Коул. Энджи оглянулась и, увидев Коула, расплылась в улыбке.
 – А, это вы, Коул. А я и не знала, что вы здесь. Не хотите ли попробовать моего свежего печенья?
 Не успел он ответить, как Энджи извлекла из корзины горсть печенья и положила на тарелочку.
 – Большое спасибо, Энджи. У тебя правильный подход к мужчинам.
 Он услышал, как Летти фыркнула у него за спиной. Энджи поставила тарелочку с печеньем на поднос и протянула его Коулу. Коул добавил к ней стаканы с чаем и вслед за Летти вышел из кухни.
 – А куда это ты со всем этим направляешься?
 Обогнав ее, Коул бросил через плечо:
 – Я знаю куда идти, Летти. В кабинет. Когда Летти его догнала, он уже устраивался в большом кресле возле письменного стола, задрав ноги на его блестящую поверхность.
 – Коул, сними ноги со стола! Так не сидят. Боже мой…
 – Хватит, Летти, – сказал он, потянувшись к печенью. – Сядь. Нам надо поговорить.
 Она подошла и села на краешек кресла напротив, держась очень прямо.
 – Ну давай, говори.
 – Я хочу знать все о Тони Альваресе. Она замерла, уставившись на него так, будто он сказал что-то неприличное.
 – Что ты сказал?
 – Ты слышала.
 – Зачем тебе это?
 – Я хочу, чтобы ты рассказала мне абсолютно все о Тони Альваресе, – повторил он, чеканя каждое слово.
 – Мне нечего сказать.
 – Летти, ты пятнадцать лет управляешь этим ранчо железной рукой в железной перчатке. К сожалению, я сам это допустил. Правда, меня можно понять. Я был молод, убит горем, перегружен ответственностью, пытался получить образование и не ударить в грязь лицом. А теперь я хочу услышать от тебя, Летти, чем ты объяснишь свое поведение в то время?
 Она хотела было встать, но он так посмотрел на нее, что, едва приподнявшись, она медленно опустилась обратно и, казалось, приросла к своему креслу. Голосом, которого Коул у нее никогда не слышал, Летти прохрипела:
 – В чем дело, Коул? Чего ты бесишься?
 Скажи мне.
 Он, кажется, даже уловил в вопросе сочувствие, которое когда-то от этой женщины можно было ожидать. Но на ее лице не было и тени доброты.
 – Не обо мне речь, Летти, – не обращая внимания на резкую смену ее настроения, оборвал ее Коул. – Меня интересуешь ты.
 Несколько мгновений она молча выдержала его пристальный взгляд, а потом опустила глаза.
 – Так вот, Летти, зачем ты уволила и выгнала Тони Альвареса? Она резко подняла голову.
 – Я никогда…
 Он вскинул вверх руку, точно останавливая поток ненужных слов. На Летти это подействовало.
 – Я хочу знать правду, Летти. Столько лет я слушал твою ложь. Пришло время сказать, как все было на самом деле.
 – Не понимаю, что за муха тебя укусила…
 – Летти…
 Угроза, звучавшая в его голосе, заставила ее осечься.
 – Через день после похорон ты вызвала Тони Альвареса в этот кабинет и велела ему убираться с ранчо. Ты сказала, что у него сутки на сборы. Так вот, я хочу знать – почему ты это сделала?
 Ее подбородок слегка вздернулся.
 – Какое это сейчас имеет значение? Все это было так давно.
 – Мне надо это знать. И мы будем сидеть здесь до тех пор, пока я не получу ответа. А как долго – это зависит от тебя.
 – Тони Альварес – дрянь. Он всегда был дрянью. Я никогда не могла понять, что Грант нашел в нем хорошего.
 Коул потянулся к пачке сигарет, закурил и сказал:
 – К твоему сведению, только благодаря Тони Альваресу отцу удалось живым вернуться из Кореи. Его ранили, и он был обречен, если бы Тони не вернулся за ним и не вынес его на себе. Он спас отцу жизнь.
 – Ха! Эту сказку рассказал тебе Тони?
 – Нет. Все это я слышал собственными ушами от отца. Тони за его геройство наградили медалью. Но на ранчо об этом никто никогда не знал. Тони заставил отца пообещать, что тот никому про это не скажет.
 – Так почему же он рассказал?
 – Потому что я однажды попросил его рассказать мне о Тони. Меня тогда поразили его слова о том, что, не будь Тони, никого из нас – ни меня, ни Кэмерона, ни Коди на свете не было бы. Мы бы просто никогда не появились на свет.
 – Очень похоже на Гранта. Он всегда все драматизировал.
 – Не у него одного были к этому склонности, Летти. Ты за эти годы наверняка устроила немало драм.
 Она удивленно посмотрела на Коула.
 – Коул, я никогда тебя таким не видела. Ты всегда относился ко мне с любовью и уважением. Что с тобой? Неужели на тебя так подействовало несчастье с Кэмероном? Я же…
 – Итак, ты решила избавиться от Тони и Эллисон сразу после гибели отца. Зачем? Ради возможности потешиться властью над тремя несмышлеными мальчишками?
 – Он нам был не нужен.
 – Совсем наоборот. Когда я вернулся домой на Рождество, на ранчо царил полный хаос.
 – Но ведь мы выжили!
 – Дело не в том, что выжили, Летти. Я хочу выяснить, почему ты была так настроена против Тони? Почему ты едва дождалась, чтобы избавиться от него?
 – Я тебе уже сказала. Он – дрянь… Он всегда припрятывал козырную карту для подходящего случая… Все флиртовал, улыбался, сверкая своими черными глазами как дьявол, – подумаешь – подарок! Мечта каждой женщины!
 – Что за чушь! Тони был предан Кетлин с Эллисон. Я не знал человека более верного семье, чем он.
 – Ну конечно. К тому времени, когда ты появился на свет, он уже утихомирился. Ты же не знаешь, каким он был до женитьбы! Это был настоящий дикарь…
 – Ты была в него влюблена? Не так ли? – тихо спросил Коул, осененный внезапной догадкой.
 – Не смеши. Может, он и спас Гранту жизнь, но он был полное ничтожество. И как ему могло прийти в голову, что девушка из Коллоуэев способна даже посмотреть в его сторону? И что здесь станут выслушивать его советы? Разве можно забыть о моем воспитании! Какое нахальство! Так я ему и сказала.
 Коул видел, что его замечание попало в точку.
 Ее лицо и шея пошли красными пятнами, она страшно разволновалась.
 – И когда ты ему все это сказала?
 – В тот день, когда мы катались верхом. Он предложил остановиться и отдохнуть на берегу ручья. И правда, было жарко. Стоял очень жаркий день. Наверное, мне стоило сразу дать ему понять, что я поехала с ним только для того, чтобы немного развеяться. Мне и в голову не могло прийти, что он воспримет это как-то не так. Я была молода, слишком молода, я о мужчинах и не думала. Никто никогда не обращал на меня внимания, да я и сама знала, что далеко не красавица. Когда он меня поцеловал, я просто опешила, я не знала, куда деваться. А он все целовал меня, и это было ужасно.
 – Ужасно?
 – Я чувствовала себя проституткой из-за этих поцелуев. Как будто я из тех женщин, которым наплевать на собственную репутацию, которым только и надо, чтобы мужчина… – выпалив все это, она вдруг поняла, что говорит лишнее, и в ужасе посмотрела на Коула.
 – Так он соблазнил тебя?
 – Этого еще не хватало. Но он наговорил мне кучу всякой ерунды, про то что он меня любит и хочет на мне жениться. Все это ложь! Все они лгуны. Уж мне-то это известно. Я над ним, конечно, посмеялась и велела ему убираться. Как ему только могло прийти в голову, что девушка из Коллоуэев может выйти за него замуж? Он был ничто. И даже меньше чем ничто. Я вскочила на лошадь и помчалась домой. В тот день я получила хороший урок. И с тех пор никогда больше не ездила верхом. Никому никогда не удавалось уговорить меня прокатиться даже на самой распрекрасной лошади. Я возненавидела лошадей! Так же, как возненавидела Тони Альвареса.
 Коул внимательно смотрел на сидящую перед ним женщину, будто видел ее впервые. Летти Коллоуэй. Из-за своей смешной гордыни она отказала себе в самой естественной радости, которую дарят друг другу мужчина и женщина, и в результате превратилась в карикатурную старую деву, сеющую зло и недовольство вокруг.
 Как случилось, что он раньше не разглядел ее сущность? Почему он оставил на ее попечение братьев? Да еще в самом критическом возрасте, когда одному было десять, а другому – пятнадцать?
 Она выгнала Тони Альвареса, потому что его присутствие на ранчо причиняло ей боль и вызывало бессильную злобу. Коул понял, что Летти никогда не расскажет, что она наговорила Тони в тот день. А может быть, она просто велела ему убираться без всяких объяснений. К его горю от потери лучшего друга прибавилась боль за несправедливость по отношению к нему и беспокойство, связанное с поисками новой работы.
 И что же он должен был чувствовать после того, как Эллисон призналась, что ждет ребенка! Не ее беременности он стыдился, а того, что ее будущий ребенок – Коллоуэй. Конечно, он не хотел, чтобы у Эллисон была связь с Коулом. Наверное, он считал, что Коул, как и Летти, просто посмеется над самой возможностью женитьбы на Альварес.
 Боже мой! Какая трагическая цепь событий!
 Летти сидела и выжидательно смотрела на Коула. Заметив, что он снова повернулся к ней лицом, она сказала:
 – Видишь, Коул, теперь это не имеет никакого значения. Слишком давняя история.
 – Ты так думаешь? Позволь мне разубедить тебя, Летти. У этой истории есть продолжение. Когда Эллисон Альварес покидала «Круг К», она носила моего ребенка.
 Летти раскрыла рот от удивления. В ее лице не осталось ни кровинки. Оно превратилось в ритуальную маску.
 – Из-за твоей озлобленности, из-за твоей глупости и идиотской гордыни я четырнадцать лет был лишен общения с сыном.
 – Не может быть, Коул, – прошептала она, прижав кулаки к губам.
 – Совсем недавно я случайно узнал, что у меня есть сын, который все эти годы жил в нескольких часах езды от меня. Вчера я встретился с Эллисон и выяснил многие детали случившегося. В тот роковой день, когда ты их выгнала, ты убила Тони Альвареса, как если бы всадила ему пулю в сердце. Не прошло и года, как он умер.
 Летти вскрикнула. Но Коул не обращал на нее внимания.
 – По иронии судьбы моего сына тоже зовут Тони Альварес. Сына, который должен был расти здесь, на этом ранчо, сына, который унаследует все, что у меня есть. Он носит имя человека, которого ты сначала с презрением отвергла, а через много лет безжалостно выгнала.
 Слезы текли по ее лицу.
 – О Коул, клянусь, я не знала. Откуда мне было знать? Я бы никогда… Ты понимаешь, я бы наверное не выгнала их…
 – Летти, после всего, что я узнал за последние дни, ты меня ничем не удивишь.
 Какое-то время он молча изучал ее. Казалось, она состарилась лет на десять и совершенно сникла. Отныне ей предстоит жить с сознанием содеянного. Так же, как и ему. С той разницей, что на нем – грех неведения.
 Коул встал, подошел к двери и прежде, чем открыть ее, обернувшись, сказал:
 – Я пригласил Эллисон и Тони приехать на ранчо, как только кончатся занятия в школе. Нужно, чтобы ты на это время отправилась в какое-нибудь длительное путешествие, желательно за пределы штата или даже страны. Мне все равно, куда ты поедешь. Твоя поездка будет оплачена. Я хочу, чтобы летом тебя здесь не было. Когда вернешься в сентябре, поговорим. У нас будет больше времени разобраться в ситуации. Я хочу иметь сына. Не знаю, простит ли меня Эллисон за то, что я допустил ее изгнание. Не уверен, смогу ли я тебя простить. Видишь ли, я полностью доверял тебе, потому что ты – Коллоуэй. В результате ты лишила меня собственной семьи, которую я всегда хотел иметь.
 Коул открыл дверь и, выйдя в коридор, тихо закрыл ее за собой. Он пошел на конюшню и оседлал свою любимую лошадь. Он знал, что если где-то может обрести сейчас покой, то только среди холмов.




 Глава 7


 – Мам.
 – Да, дорогой.
 – Что-нибудь случилось?
 Эллисон внимательно посмотрела на Тонн, сидевшего в кухне напротив нее.
 – Нет. Конечно же нет, а в чем дело?
 – Не знаю. Но просто с тех пор, как я вернулся, ты почти со мной не разговариваешь. В галерее все в порядке?
 – Абсолютно. Извини, я такая рассеянная.
 – Ты, наверное, скучаешь по Эду? – осторожно высказал Тони свое предположение.
 – По кому?
 Он широко раскрыл глаза.
 – Да по Эду. Ты же с ним уже целый год встречаешься.
 Эллисон почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, и поняла, что это может ее выдать. Она знала, что ей предстоит объясниться с Тони, но еще не решила, что и как много надо ему сказать. Она не удивилась, что Тони заметил ее озабоченность. Они тонко чувствовали друг друга.
 – Отгадай, кто у нас был в галерее в пятницу? – весело спросила она.
 Тони с подозрением посмотрел на нее. Наигранно веселый тон не мог его обмануть.
 – Кто же?
 – Коул Коллоуэй.
 Он уронил вилку в спагетти и удивленно взглянул на нее.
 – Неужели тот самый? Которого я встретил на Падре?
 – Да, тот самый.
 – Вот это да! Так он приезжал в Мейсон? А почему ты мне не позвонила? Мы бы с ним встретились. Может быть, вместе поужинали бы или сходили бы куда-нибудь. А может…
 – У него было мало времени, – парировала Эллисон. – Он проезжал мимо, а когда заметил галерею, вспомнил о встрече с тобой и зашел поздороваться.
 – А ты что, его знаешь?
 – Да, знаю.
 – А почему ты мне никогда не говорила?
 – Да мне и в голову не приходило, Тони. Я не думала, что тебе это имя известно.
 – До недавнего времени так и было, – сказал он. – Мы говорили о нем в школе на уроке после той шумихи в газетах. Помнишь, он добивался принятия закона о разработке нефтяных месторождений на побережье. Мне тогда задали подготовить на эту тему доклад. Пришлось разобраться.
 На этот раз была очередь Эллисон удивиться.
 – А почему ты мне никогда не говорил об этом?
 Он ухмыльнулся:
 – А мне и в голову не приходило. Я не думал, что тебе это имя известно.
 Только тут до нее дошло, что он с иронией повторил ее слова, и она пробормотала:
 – Ничья.
 – Ну так откуда ты его знаешь? – спросил он, не отрываясь от еды.
 Помолившись про себя, она ответила:
 – Ну, в общем, мы росли вместе.
 – Правда?
 – Твой дедушка работал управляющим на ранчо его отца.
 – Так Тони Альварес, которого он знал, был мой дед?
 – Именно так.
 – Это же здорово!
 Стараясь говорить как можно ровнее, она продолжила:
 – Кстати, он пригласил нас с тобой приехать к нему в гости на ранчо, когда у тебя в школе кончатся занятия.
 – Ты серьезно? – не поверил Тони своим ушам.
 – Абсолютно.
 – Мама! – завопил он и вскочил со стула. – Неужели это правда? Он действительно хочет, чтобы мы поехали к нему? Он хочет… – Он вдруг осекся, не договорив, и испытующе посмотрел на нее. – А с какой стати?
 Вздохнув, она улыбнулась:
 – Видишь ли, жизнь развела нас в последние годы. Он решил, что само провидение столкнуло вас с ним тогда на берегу. От тебя он узнал, где мы живем, и подумал, что есть шанс восстановить нашу дружбу. К тому же ты посмотришь места, где я росла.
 – А я думал, что ты выросла в Сан-Антонио.
 – Ну, мы там жили некоторое время.
 – А почему ты никогда не говорила, что росла на ранчо?
 Она пожала плечами.
 – Потому что я пыталась забыть прошлое. С ним связано слишком много печальных событий. Мне не хотелось бередить душу рассказами о детстве.
 Тони уселся в кресло и кивнул.
 – Понимаю. Сначала умерла твоя мама, потом мой отец, за ним дедушка. Так что тебе пришлось совсем не сладко, да?
 С застывшим взглядом она накручивала на вилку спагетти. Вилка уже была обернута ими выше зубьев.
 – Да-да.
 – Ну так мы поедем?
 – Если хочешь.
 – Еще бы я не хотел. А когда?
 – Окончательно мы еще не договорились.
 Он сказал, что позвонит через несколько дней, и мы тогда решим.
 – А когда он позвонит, я могу поговорить с ним?
 – Если будешь дома, то конечно.
 Но получилось так, что Коул позвонил в следующую пятницу, когда Тони еще не вернулся из школы.
 Сняв трубку, она тотчас узнала его глубокий голос.
 – Извини, что не смог позвонить тебе раньше, – сказал он после того, как без всякой необходимости назвал себя. – Мне пришлось решить несколько проблем. Они отняли больше времени, чем я предполагал.
 – Ничего страшного. Мы не договаривались о конкретном дне.
 – Да, но мне не терпелось скорее спросить тебя, обдумала ли ты мое предложение.
 – Не только обдумала. Я сказала о твоем предложении Тони. Так что теперь все зависит от него. Он тут же собрал вещи и был готов ехать в любую минуту.
 Наступила пауза, и ей показалось, что он растерялся. Когда Коул заговорил, Эллисон поняла, что была права. Он не ожидал, что вопрос об их приезде на ранчо, хотя бы на короткое время, решится так просто.
 – А как он воспринял повод?
 – В подробности я не вдавалась. Мне еще не ясно самой, что со всем этим делать. Он считает, что его отец умер. Пока не вижу причин вносить в его душу сумятицу.
 – Понятно.
 Снова наступила долгая пауза.
 – Слушай, Коул, я знаю, что тебе тяжело, но и мне нелегко. Узнать, что ты никогда не получал моих писем, для меня было ударом. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что ты никогда ничего не знал. Я хочу сказать, что долгие годы я жила в уверенности, что тебе просто нет до этого дела, и вдруг узнаю… Ну, понимаешь, очень трудно перестроиться, когда много лет думал одно, а на самом деле оказывается, что все было совсем не так.
 – Я в таком же положении, Эллисон, поверь мне. Ночами я лежу и думаю, что надо было тогда что-то предпринять. Ведь я мог нанять кого-нибудь, чтобы тебя найти. Или заставить Летти сказать, куда вы уехали. Я понял, что пассивное страдание – самая бесполезная трата энергии.
 – Ты прав.
 – Мне хочется отбросить прошлое и начать все сначала. Пусть все будет так, как если бы я, скажем, встретил привлекательную вдову с четырнадцатилетним сыном И понял, что они мне очень дороги и мы можем…
 У Эллисон защемило сердце.
 – О, Коул. Не думаю, что это возможно. – И Эллисон кинулась объяснять. – Я в состоянии понять твое желание сблизиться с Тони. Это естественно. И, насколько я вижу, он тоже этого хочет. Не поверишь, оказывается, он готовил в школе доклад про тебя. Удивительное совпадение! Что же касается меня, то все в прошлом, Коул. Я встречаюсь с Эдом, и было бы не правильно…
 – Эд? Какой еще Эд?
 Она улыбнулась, уловив раздражение в его голосе.
 – Человек, с которым я встречаюсь уже год. Помнишь, я упоминала о нем, когда ты был здесь. Его нет сейчас в городе.
 – А у тебя с этим Эдом серьезно? Нет, чуть не вырвалось у нее. Но с Эдом ей было удобно и надежно. Он ничего не требует и ценит ее общество, когда бывает в городе, а это случается примерно раз в месяц. Но нужно ли ей, чтобы Коул об этом знал?
 – Думаю, для тебя это не должно иметь никакого значения. Мы с тобой были друзьями очень давно. Давай посмотрим, как сложится наша дружба в дальнейшем. Хорошо? Коул стиснул зубы, чтобы не выпалить: ничего хорошего в этом нет. Дружба его мало устраивает. Черт побери, он бы хотел гораздо большего. Его однажды уже одурачили. Но на сей раз он настроен решительно и будет биться до конца.
 Вместо всего этого Коул сказал:
 – Конечно, Эллисон. Как скажешь.
 Он слышал, как она с облегчением вздохнула.
 – Спасибо за понимание, Коул. Я это ценю.
 – Нет проблем. Да, кстати, сегодня я отвез Летти в Остин. Она на все лето отправляется с приятельницей путешествовать по Европе. Они совершат пару круизов мимо Шотландских островов и вдоль Ривьеры. Так что на ранчо ты будешь в обществе холостяков братьев Коллоуэев.
 – Как дела у Камерона?
 – Ему лучше. Злой как черт. Надеюсь, повеселеет, когда увидит тебя.
 – Ты так думаешь? – с интересом спросила Эллисон.
 – Уверен. Но не вздумай предложить ему свои услуги в качестве сиделки.
 Потом они обсудили предполагаемую дату отъезда. Эллисон уже договорилась со Сьюзен, что та займется галереей в ее отсутствие. Перед тем как повесить трубку, Эллисон согласилась, чтобы Коул приехал за ними в Мейсон.
 Положив трубку, Коул, довольный, улыбнулся. И хотя он знал, что ему придется всю неделю вкалывать вдвойне, чтобы выкроить время для поездки на ранчо в первой половине июня, его это не тревожило. Он должен сделать все, чтобы вернуть Эллисон в «Круг К».
 Она всегда была упрямой. В этом есть свой шарм. По этой части у него явное преимущество с этим Эдом – уж кому-кому, а ему, Коулу, хорошо известны все ее слабости. Он знает, чем задеть ее за живое, как заставить быть самой собой.
 Но где-то в глубине души Коул надеялся, что никакие уловки не понадобятся, что она все еще любит его. Эта надежда будет поддерживать его в предстоящие трудные и важные дни.
 Эллисон решила сесть на заднее сиденье роскошного автомобиля, чтобы Тони устроился рядом с Коулом. Коул постарался скрыть улыбку, когда она предложила расположиться именно таким образом, заранее соглашаясь на любой вариант.
 Не прошло и получаса, как Коул почувствовал себя не совсем уютно. Тони Альварес обладал острым умом и, казалось, решил оттачивать его, задавая кучу каверзных вопросов.
 – Вы давно знаете маму? – начал Тони с самого безобидного.
 Коул взглянул сквозь очки, которые он надевал за рулем, в зеркало заднего обзора: Эллисон листала журнал и, казалось, совсем не обращала внимания на их беседу.
 Ну что ж, прекрасно. Ему доставит удовольствие посвятить сына в детали прошлого по его собственному выбору.
 – Со дня ее рождения. Хотя какие у нас были отношения именно в тот момент, я не помню, – сказал он, поглядывая в зеркало назад, чтобы видеть реакцию Эллисон. – Мне было тогда всего два с половиной года. Что я хорошо помню с раннего детства, так это то, как твоя мама ходила за мной повсюду, как хвостик.
 Тони засмеялся.
 – Хотел бы я на это посмотреть.
 – С того момента, как я стал самостоятельно одеваться, у меня всегда была на ранчо куча дел. И твоя мама во всем мне помогала. Ей это было не трудно, потому что она была хорошей спортсменкой.
 Тони посмотрел через плечо.
 – Теперь понятно, почему она все время заставляет меня заниматься хозяйством. Наверное, считает, что это закаляет характер.
 По его тону можно было понять, что это ему не слишком нравится.
 – Возможно, – согласился Коул, пряча улыбку.
 – Как же вышло, что вы потеряли друг друга из виду, коли вы такие друзья?
 Уф… Ребенок безошибочно нащупал самую болезненную точку, сам того не понимая.
 Коул еще раз взглянул в зеркало. На этот раз Эллисон смотрела на него в упор, ожидая, что он ответит.
 Для нее самой было бы лучше, если бы Коул сейчас сказал правду. Но он понимал, что еще не время взвалить на плечи Тони собственные грехи. Нет, пока он этого не сделает, как бы ему ни хотелось.
 – В то время на нас обрушилось столько несчастий сразу. Ты же понимаешь, тогда мы были немногим старше, чем ты сейчас. – Только произнеся это вслух, Коул прочувствовал смысл своих слов. Бог ты мой, ведь Эллисон была всего на три года старше, чем Тони сейчас, когда забеременела! Она же, в сущности, была ребенком! – После того как мои родители погибли в автомобильной катастрофе, я вернулся в колледж.
 – О, как это ужасно! Я вам сочувствую.
 – Спасибо. Никто никогда не готов потерять родителей, да еще так внезапно. – Коул помолчал вспоминая. – Я был попросту раздавлен своим горем и только потом обнаружил, что твоя мама и дедушка уехали с ранчо. Больше я о них никогда не слышал.
 – А вы знали моего папу?
 – Твоего папу? – переспросил Коул и откашлялся.
 – Ну да, мама никогда о нем не рассказывает. Ей, наверное, это больно, хотя и прошло столько лет. Я иногда думаю, это от того, что я ей его напоминаю. Она иногда смотрит на меня, и у нее такое смешное выражение лица, будто перед ней не я, а кто-то другой. Когда я был поменьше, я часто спрашивал о нем маму, но это всегда ее расстраивало, и я перестал.
 – Да, я не помню его, – сказал Коул наконец. – Должно быть, мама встретила его после того, как уехала.
 – А вообще-то это и не важно. Я хочу сказать, мне, конечно, жалко, что он умер и все такое, но я рад, что он был, а иначе бы меня на свете не было.
 – Это верно.
 – Как я понимаю, не важно откуда ты, важно куда идешь.
 – Глубокая мысль. Мне кажется, ты знаешь, куда идешь.
 – Думаю, что да. Мама хочет, чтобы я пошел в колледж, и она права. Но чего бы мне по-настоящему хотелось – так это поработать пару лет на ранчо. Как мой дедушка. Если бы вы только видели его призы! Мне кажется, я тоже смогу заработать деньги и купить себе ранчо.
 – Так ты что же – хочешь стать хозяином ранчо?
 Тони улыбнулся.
 – Я знаю, вы скажете, что на ранчо нельзя сделать большие деньги. Я слышу это всю жизнь, но мне кажется, это просто слова. Говорят одно, а сами ранчо не бросают – Люди хотят разнообразить свою жизнь. Тони озадаченно посмотрел на Коула.
 – В каком смысле?
 – В том смысле, что можно понемножку заниматься ранчо, вложить средства в какую-то недвижимость, скажем, в нефтяной бизнес, или завести небольшое дело…
 – А, как вы, да? Но у вас большая семья, не так ли? Я хочу сказать, вам не надо все это делать одному.
 Да, такими вопросами этот четырнадцатилетний малый загоняет кого хочешь.
 – Это верно. Зато я сделал наш семейный бизнес более прибыльным. Улучшил наше племенное стадо…
 – Добились принятия закона, который продвинул ваш нефтяной бизнес, – добавил Тони.
 Коул невольно скосил глаза на мальчика, во все глаза смотревшего в окно. Можно подумать, у этого ребенка по утрам на завтрак «Уолл стрит джорнал». Он взглянул в зеркало и увидел затылок Эллисон, уткнувшейся в журнал.
 – Ты не проголодался? – спросил Коул в отчаянной попытке сменить тему.
 Тони улыбнулся.
 Я всегда хочу есть. Мама зовет меня бездонной бочкой.
 – Мы можем остановиться перекусить, если хочешь. Вон в том ресторанчике у дороги подают удивительно вкусное копченое мясо, я такого больше нигде не ел. А рецепт соуса к нему они держат в строгом секрете.
 – Вот здорово! – Тони с обожанием в сверкающих черных глазах посмотрел на Коула. В этот момент Коул навсегда влюбился в своего сына.




 Глава 8


 – Эллисон! Ну конечно же, я тебя помню! – улыбаясь, воскликнул Кэмерон, встречая их в коридоре на костылях. Он передвигался на них уже с неделю, предварительно освоив специальную раму для ходьбы. – Знаешь, я ведь был влюблен в тебя в детстве, считал тебя идеалом и совершенством.
 Руки Коула и Тони были заняты багажом, а Эллисон, придерживая открытую дверь, пропускала их в дом. В чем меньше всего нуждался Коул в данный момент, так это в том, чтобы его брат изливал свои чувства гостье. Он метнул взгляд на Эллисон – она явно смутилась, отчего еще больше похорошела, хотя, казалось, больше некуда.
 – О Кэм, спасибо на добром слове, – смеясь, поблагодарила она его. Кэмерон вздохнул.
 – С возрастом в тебе появилось еще нечто, неотразимо действующее на мужчин, уж поверь мне. – Не ожидая ее реакции на комплимент, Кэмерон обратился к Тони. – Привет. Ты, должно быть. Тони. Меня зовут Кэмерон. Я брат Коула. Его младший брат.
 – Ты что-то слишком разговорился, – вмешался Коул и добавил:
 – С тех пор как он сидит дома, он просто невыносим. Вот что значит избыток свободного времени. Не дождусь, когда Кэм вернется к работе.
 Тони подошел к Кэмерону.
 – Сочту за честь с вами познакомиться, сэр.
 – Ба, наконец-то в доме появился хоть один учтивый человек. Коул предложил:
 – Кэмерон, почему бы тебе не поделиться с Тони своими знаниями, не рассказать ему о преимуществах торговли недвижимостью по сравнению с вложениями в нефтяную промышленность и тем более доходами от выращивания крупного рогатого скота. – Коул невинно улыбнулся. – А тем временем я покажу Эллисон ее комнату.
 Он пригласил ее подняться по лестнице на второй этаж и очень пожалел, что у него не было камеры, чтобы заснять выражение лица Кэма, когда Тони, подхватив предложенную тему, с ходу принялся ее развивать.
 Пока они поднимались наверх, Коула не покидала улыбка.
 – Кэмерон, похоже, свыкся со случившимся? Не так ли?
 – Нет, это одна видимость. Он все копит в себе и когда-нибудь взорвется.
 – Я-то его помню тихим, даже робким. Коул улыбнулся.
 – Да, конечно, рядом с тобой.
 Она покачала головой в знак того, что разговор всерьез на эту тему невозможен.
 Коул остановился перед одной из дверей, поставил вещи на пол и открыл ее.
 – Я выбрал для тебя эту комнату. Думаю, тебе здесь будет удобно, поскольку рядом ванная. – Он занес ее вещи, а потом пошел дальше по коридору. – А это, как мне кажется, подходящая комната для Тони. Раньше в ней жил Коди. Он давно переехал в комнату побольше, а здесь остались на стенах постеры и всякая мальчишеская мура. – И, повернувшись к ней, спросил:
 – Кажется, у Тони с Коди такая же разница в возрасте, как у меня с Кэмом. Так что они вполне могли бы чувствовать себя братьями.
 – Вполне, но они не братья.
 Не взглянув на нее, Коул поставил чемодан Тони возле кровати, а когда поднял глаза, заметил в ее глазах боль. Он подошел к Эллисон и обнял ее за талию.
 – Думаю, все будет хорошо. Вот увидишь. А пока я очень рад, что вы оба здесь.
 Она тоже обняла его, ухватившись руками за ремень на спине.
 – Все это так странно.
 Он немного отстранился, чтобы видеть ее лицо.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Я странно чувствую себя здесь, наверху. За все годы, проведенные на ранчо, мне ни разу не довелось сюда подняться. Я могла заходить в определенные комнаты на первом этаже, но сюда – никогда. Мне здесь как-то не по себе.
 – Дорогая, это чушь! Разве кто-нибудь запрещал тебе сюда ходить?
 – Нет, вслух – никто и никогда. Но я сама понимала это с самых ранних лет.
 – Ну тогда пора избавляться от комплексов. Пошли. Давай покажем Тони ранчо. Я хочу, чтобы ты увидела, как много здесь всего переменилось.
 Когда вечером Эллисон вернулась к себе в комнату, у нее голова раскалывалась от впечатлений и пережитых эмоций. Ей казалось, что время сместилось. Словно не было пятнадцати лет, прожитых вне ранчо. Как будто она никуда не уезжала, отец где-то рядом, и жизнь идет своим чередом. И вместе с тем ей было обидно за Тони. Эллисон видела, с какой жадностью он задает вопросы, как ему хочется все потрогать, с каким неподдельным интересом он все осматривает, впитывая впечатления как губка. А ведь все это должно было стать частью его жизни с самого рождения.
 Разве она могла рассказать ему правду? Как бы она объяснила, почему он лишен всего этого? Он не знает, кто такая Петиция Коллоуэй, и она искренне надеется, что никогда не узнает.
 Даже сейчас, в просторной комнате, выделенной Коулом, она не могла отделаться от ощущения, что Летти может в любой момент ворваться и выгнать ее вон.
 Чушь, конечно. Она просто устала. В этом все дело. Накануне отъезда она долго не могла заснуть и всю ночь почти не спала. Она думала о том, что неожиданно вернулась в прошлое, которое с таким трудом пыталась забыть. С того момента, как они свернули с хайвея на дорогу к ранчо, Эллисон поняла, что это возвращение в молодость будет куда более болезненным, чем она ожидала.
 Перемены на ранчо были разительными. Новая крыша Большого Дома сияла на солнце, ярко контрастируя со свежевыкрашенными в белый цвет стенами. Они остановились прямо перед парадной дверью в десять футов высоты. Она же – гость Коллоуэев.
 Оглядев комнату, Эллисон напомнила себе об этом. Ну что ж, в таком случае она попытается насладиться своим новым статусом в полной мере.
 Эллисон заглянула в ванную, оборудованную самыми последними новшествами. Ванная была такой роскошной, какой только может быть ванная.
 Огромная квадратная ванна, к которой вели ступеньки, примыкала к противоположной стене. У другой стены стояла застекленная кабинка – душ на двоих. В ванне было тоже два сиденья. И кругом зеркала – на потолке, на стенах.
 Ничего более роскошного и настраивающего на эротический лад она никогда не видела. Порадовавшись за себя, Эллисон принялась заполнять ванну водой.
 На полках вдоль ванны стояли ряды шампуней, кремов, лосьонов и прочего. Заглянув в спальню, она увидела, что кто-то уже распаковал ее вещи, и обнаружила приготовленную ночную рубашку.
 Когда она вернулась, ванна была полна. Эллисон заметила на полке большую свечу и спички. Ей захотелось зажечь ее и выключить верхний свет, что она и сделала. Сразу во всех зеркалах отразился ровный свет пламени, сгладивший очертания всех предметов. Выскользнув из одежды, Эллисон погрузилась в воду.
 Вода божественно расслабила ее усталое тело. Она нажала на кнопку, и со стенок брызнули массирующие струйки. Уютно устроив затылок на подголовнике, Эллисон закрыла глаза, непривычно ощутив себя изнеженной богатой дамой.
 Ее отвлек звук открываемой двери. Округлившимися от удивления глазами Эллисон увидела, как из второй двери в ванную вошел Коул в коротком ярко-зеленом бархатном халате.
 Струйки воды взбивали вокруг нее обильную мыльную пену, тем не менее Эллисон попыталась поглубже спрятаться в воду.
 Она хотела грозно спросить, что он здесь делает, но, вдохнув пену, закашлялась. Однако Коул как бы угадал ее вопрос и с наигранным удивлением поднял брови.
 – Разве я тебе не говорил? В наших комнатах общая ванная.
 – Нет, ты забыл упомянуть этот незначительный факт, – наконец сумела выговорить она.
 Коул внимательно посмотрел на нее.
 – Я люблю в это время прийти сюда и расслабиться после трудного дня. Вижу, ты нашла свечу. С ней гораздо уютнее, правда?
 Он взялся за поясок своего халата.
 – А что ты собираешься делать? Коул смущенно посмотрел на нее.
 – Надеюсь, ты не будешь против, если я разделю с тобой это удовольствие? Здесь достаточно места для двоих, тесно не будет.
 Не успела она возразить, как в этом уже не было смысла. Коул скинул халат и шагнул в воду.
 От вида его крупного обнаженного тела у нее перехватило дыхание.
 Перемены, произошедшие за эти годы с телом Коула, были впечатляющими. Перед ней был зрелый мужчина с широкой грудью, покрытой густой растительностью, сильными руками и мощным разворотом плеч, а его бедра… Она зажмурилась с твердым намерением не смотреть и лишь по движению воды почувствовала, когда он погрузился в ванну.
 Он был прав. Места действительно хватило для двоих, и только их ноги соприкасались. Эллисон не подала виду, как ей это было приятно. Коул взял ее за щиколотки и положил ее ноги себе на бедра. А его ноги обхватили вокруг бедер ее.
 Эллисон услышала, как при этом он крякнул от удовольствия.
 – Мы установили эту ванну прошлой зимой. И хотя это обошлось недешево, оно того стоило. В ней тонут все боли и печали.
 – Коул, тебе не надо было приходить сюда, ты и сам прекрасно знаешь. Вдруг Тони увидит, что он подумает?
 – А что, ему обязательно знать об этом?
 – Конечно, нет, но…
 – Никого не касается, чем ты занимаешься в ванной в свободное время. Не так ли?
 – Дело в том, что…
 – Дело в том, что тебе надо отдохнуть, ты вся как натянутая струна.
 И он погладил ее ноги от бедер до икр, слегка их массируя.
 – Коул, перестань.
 – Расслабься, дорогая. Я не собираюсь злоупотреблять ситуацией.
 – А как ты называешь то, что ты делаешь? Ты поселяешь меня в комнате, где, как тебе известно, общая с тобой ванная, и даже не удосуживаешься предупредить меня об этом, а потом ждешь момента, чтобы застать меня врасплох и пытаешься… – Она замолчала, казалось, подыскивая слова.
 – Ну, ну, продолжай, и что же дальше?
 – Не будешь ли ты так любезен выйти и подождать, пока я вымоюсь?
 – Нет, не буду. А что еще? – спросил он с усмешкой.
 – Прекрасно. Тогда выйду я, чтобы ты мог в полной мере получить удовольствие…
 Она дернулась, но тут же до нее дошло, что, стоит ей подняться, она окажемся вся на виду.
 Эллисон снова погрузилась в воду по самый подбородок и сердито смотрела на него.
 – Послушай, лучше расслабься и наслаждайся купанием. Я обещаю, что не буду кусаться.
 При этом он лукаво улыбнулся:
 – Конечно, я был бы не прочь поцеловать тебя, если бы ты меня хоть немного приласкала. – Коул взял мыло и стал тереть им свою широкую волосатую грудь.
 Решив не поддаваться на провокации, Эллисон тем не менее жадно следила за каждым его движением, помимо ее воли будившем в ней чувственность. От мыла и воды волосы у него на груди становились блестящими и закручивались в упругие кольца.
 Коул делал вид, что совершенно не обращает на нее внимания, и Эллисон снова почувствовала негу от прикосновения к телу тонких струек воды. Наверное, ей не стоит сердиться, никакая опасность ей не грозит.
 Неужели и в самом деле не грозит? – прозвучал в ней внутренний голос. А когда в последний раз мужчина вызывал у тебя такую реакцию, как сейчас? Ничего не скажешь, она никогда не была в одной ванне с мужчиной.
 – Коул, почему ты так себя ведешь? Их глаза встретились.
 – Всю неделю до твоего приезда на ранчо я не мог думать ни о чем другом. Мне так хотелось, чтобы ты снова была рядом, чтобы между нами все было, как прежде. Я понимаю, трудно забыть обиды и вычеркнуть из памяти пятнадцать лет жизни, но я хочу, чтобы мы оба преодолели все, что нам мешает быть вместе. Нельзя, чтобы твой приезд остался всего лишь визитом вежливости. Нам с тобой не удается даже толком поговорить, потому что мы все время на людях. А мне нужно больше чем простой разговор, думаю, нам обоим это нужно. – И он протянул к ней свои мыльные руки. – Здесь мы лучше, чем где бы то ни было, можем как бы познакомиться заново.
 – Я не хочу близости, – сказала она твердо.
 – Спасибо, что предупредила, дорогая, но я и не прошу о ней. Эллисон покраснела.
 – Вот и хорошо, что мы понимаем друг друга, – смущенно пробормотала она.
 – А теперь, коли мы решили этот вопрос, иди ко мне, я потру тебе спинку. – Он привлек ее и развернул к себе спиной.
 Коул начал со спины и шеи, нежно их массируя и одновременно шепча ей на ухо ласковые слова. Его пальцы постепенно спускались по позвоночнику вниз. Умелые прикосновения и успокаивающий тон сделали свое дело. Напряжение спадало. Наконец она заметила, что Коул больше не поглаживает ее по спине. Она просто лежит спиной у него на груди, а его руки обнимают ее за талию.
 В таком положении не составляло труда заметить, что он готов к близости. Он ласково поглаживал ее живот, время от времени касаясь грудей, наполнявшихся под его руками желанием.
 Эллисон умом понимала, что должна быть против близости, но ее тело больше не слушалось ее. Ее руки и ноги отяжелели, веки слипались, шея не удерживала голову, и опершись затылком о его плечо, она сладко вздохнула.
 – Эллисон?
 – М-м-м…
 – Я хочу, чтобы ты кое-что обдумала за эти две недели и дала мне ответ. Но не сейчас.
 – Что именно? – расслабленно пролепетала она.
 – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. И чтобы мы – ты, я и Тони – впредь всегда были вместе.
 Эллисон беспокойно заворочалась.
 – Даже не пытайся мне сейчас возразить. Я просто хочу, чтобы ты подумала о моем предложении и знала, чего я добиваюсь. Не надо упрекать меня за то, что я не был рядом, когда это тебе было так нужно. Мой грех. Я пытаюсь тебе внушить, что провести всю оставшуюся жизнь с тобой и Тони – моя единственная мечта. Не знаю, нужен ли я теперь тебе, но ты мне нужна. Иначе моя жизнь не будет полноценной. Я пятнадцать лет провел без тебя. И выдержал. Но больше я так не хочу. – Коул запрокинул ее голову и поцеловал в шею. – Так что подумай, дорогая, ладно? Мы поговорим об этом перед отъездом.
 Он резко встал. Вода, стекающая с его тела, хлынула на нее так, что ей пришлось прикрываться руками. Коул вышел из ванны, спустился по ступенькам на пол, наскоро вытерся и накинул халат.
 – Постарайся не утонуть. Слышишь?
 Тихо закрыв за собой дверь, он оставил ее в полной растерянности среди торжественного мерцания свечи, в окружении журчащих струек воды.
 Эллисон моргала, пытаясь убедиться, что это не сон. Ведь не спала же она эти полчаса, и Коул действительно был здесь? И что он сделал? Заставил ее неотступно думать о нем, чего она никак не могла себе позволить. Соглашаясь приехать на ранчо, она дала слово строго контролировать себя, не поддаваться его влиянию. И думала, что самое безопасное место для нее – это ее комната и ванная.
 Что же ей теперь делать? Перебраться в другую комнату? Запираться от него на ключ, пока она гостит здесь? Или пусть все будет так, как будет? Эллисон улыбнулась про себя.
 А что в этом плохого? Насладиться тишиной на ранчо, дать волю старым воспоминаниям, пусть даже болезненным, накопить новые радостные впечатления, которые можно будет увезти с собой домой. Нажатием кнопки она нехотя остановила поток воды и очень быстро ванна была пуста. Эллисон почувствовала, что усталость отступила, но тело снова было сковано, на сей раз возбуждением, охватившим все ее существо.
 Она накинула на себя купальную простыню, кожа отозвалась на чувственную мягкость, окутавшую ее плечи, спину и бедра. Всю ее. Она оглядела в зеркале свою шею, скользнула взглядом чуть ниже, в развилку грудей, увидела торчащие соски, потом перевела взгляд на живот и ниже. Это зрелище вызывало у нее такое же волнение, как легкие прикосновения к коже.
 – О, я чуть не забыл, как ты насчет того, чтобы завтра… – раздался голос за ее спиной, и в зеркале появилось отражение Коула, стоявшего в дверном проеме. Очевидно, какое-то время он молча наблюдал за ней. Сердце Эллисон забилось, но скорее от возбуждения, нежели от испуга. Простыня соскользнула с плеч, оголив спину и грудь. Их глаза в зеркале встретились. Он подошел к ней, одной рукой обнял за талию, а вторую положил ей на грудь.
 – Эллисон, как ты прекрасна! – так и не закончив первую фразу, сказал Коул, целуя ее в грудь и шею и вызывая у нее дрожь от прикосновения к коже его мохнатой груди.
 Эллисон приподнялась на цыпочки и прижалась к его рту губами, ощущая твердую упругость губ и жар от ее прикосновения. Кончик ее языка скользнул между зубами и Коул застонал от желания.
 У Эллисон закружилась голова, все вокруг исчезло, и единственное, что существовало сейчас во всей Вселенной, – только он, Коул. Она прижалась к нему всем телом, обвила его шею руками и впилась в его губы страстным поцелуем.
 Лишь ощутив спиной прохладу простыни, она поняла, что лежит в постели, и почувствовала на себе тяжесть его тела. Они разомкнули губы только для того, чтобы набрать воздух, и он снова и снова целовал ее грудь, лаская языком и покусывая губами упругие соски. Выгнув спину, в истоме, Эллисон судорожно прижимала к себе его голову.
 Его сильные руки скользили по ее податливому телу, спускаясь все ниже, и на мгновение замерли в низу живота. Бросив на Эллисон короткий вопросительный взгляд, Коул коснулся влажной щели.
 И сразу последние сомнения исчезли – она хочет его. Раздвинув колени, она всем телом подалась ему навстречу, чем вырвала из его груди глухой стон:
 – Дорогая, я не владею собой…
 Эллисон уже не думала ни о чем. Она лишь предвкушала наслаждение, которое он подарит ей.
 Время стерло воспоминания об их единственной близости. Но ни разу за все эти годы она не испытала ничего, даже близко напоминающего то, что она ощущала теперь. Она отвечала на все его ласки, жадно вдыхала его мужской запах, прислушивалась к учащенному дыханию, упиваясь вкусом его поцелуев.
 Молниеносно вспыхнувшая страсть, бросившая их в объятия друг другу, была столь сильной, что не могла быть долгой. Судорожно прижимая ее к себе и стараясь как можно глубже проникнуть в ее тело, он стонал и чуть не зарыдал в последнее, облегчающее мгновение.
 Эллисон почувствовала внутри что-то похожее на спазм, и в нее влилось то, что он уже не мог в себе удержать.
 Ей хотелось никогда не отпускать его от себя. Она крепко обвила ногами его бедра, и даже когда он откатился в сторону, не выпускала его из своих объятий. Так они и лежали тесным клубком, с закрытыми глазами несколько минут. Лицо Коула было потным и пылало. Эллисон с улыбкой коснулась пальцем его щеки. Он открыл глаза и нежно посмотрел на нее:
 – Ну, это в мои планы не входило, – пробормотал он.
 – Неужели?
 – Правда. Я всего лишь хотел вызвать к себе интерес как к мужчине.
 – Тебе это прекрасно удалось, – Я не о том. Мне нужно было пробудить в тебе желание, попытаться разрушить барьер, который ты возвела между нами, когда я приехал в Мейсон.
 – В этом ты тоже преуспел.
 – Мне казалось, я лучше владею собой. Я думал, что могу любоваться тобой, прикасаться к тебе, но далеко не заходить.
 – Ах вот как. Ты собирался распалять меня и уходить в сторону. Коул улыбнулся.
 – Да, что-то вроде этого.
 – Как это не по-джентельменски с твоей стороны.
 – Возможно.
 – Но то, что произошло сегодня вечером, ни о чем не говорит, Коул.
 – Почему? Это говорит о том, что мы очень подходим друг другу как любовники.
 – Но этого мало, чтобы принять решение.
 – Во всяком случае, для начала неплохо.
 – Коул, в свое время мы были детьми и не знали, чего мы хотим от жизни.
 – Ты можешь говорить только о себе. Я всегда знал, чего хотел. И ничуть в этом плане не изменился.
 – Изменилась я, Коул. Я уже не та маленькая девочка с косичками, которая ходила за тобой по пятам.
 Он провел рукой по ее телу, повторяя все его изгибы.
 – Да, перемены очевидны. Но ничего плохого не нахожу.
 – Все эти годы я могла рассчитывать только на себя, Коул. И научилась ценить свободу и независимость.
 – А с чего ты взяла, что я собираюсь лишить тебя этого?
 – А разве нет?
 – Конечно, нет. Я горжусь тем, что ты сделала себе имя, что у тебя обнаружились таланты, которые ты сумела развить. Единственное мое желание, – чтобы ты стала частью моей жизни.
 – Так ты хочешь меня или Тони? Приподнявшись на локте, он внимательно сверху посмотрел на нее.
 – Почему ты так ставишь вопрос? Она с грустью продолжила:
 – Видишь ли, я не пряталась от тебя все эти годы, но ты так и не пытался меня искать до тех пор, пока не увидел Тони. Мне было понятно твое желание сблизиться с сыном, но я не думала, что ты намерен и меня включить в свои планы. Это совершенно разные вещи.
 Он отстранился от нее, перевернулся на бок и, включив лампу на тумбочке возле кровати, потянулся к пачке сигарет. Закурил, сделал глубокую затяжку и медленно выпустил дым. Наконец снова внимательно посмотрел на нее.
 – Думаю, не стоит так ставить вопрос. Если ты смогла додуматься до того, что я занимаюсь с тобой любовью только для того, чтобы заполучить Тони, тогда ты права. Я действительно тебя не знаю. Так же, черт побери, как ты не знаешь меня.
 Нежный любовник исчез. На какой-то момент Эллисон охватило отчаяние. Она вспомнила, что он бывал таким же жестким и в прежние годы. С чего она взяла, будто боль прошлого бесследно исчезла и они могут свободно говорить обо всем, не бередя старых ран?
 Эллисон накинула его халат и встала с кровати.
 – Видишь ли, Коул, секс никогда не решает всех проблем. – Она направилась к двери.
 – Так что, в твоем понимании секс – покувыркаться в стогу сена и разбежаться в разные стороны? Неудивительно, что ты осталась одна. Если ты действительно так относишься к этому, то забудь о том, что произошло сегодня, и уходи.
 Обернувшись перед тем, как закрыть за собой дверь, Эллисон увидела, как голый Коул, сидя на краешке кровати, нервно курит.
 – Не пытайся все свалить на меня, Коул.
 Что-то и мне не довелось услышать за пятнадцать лет, что ты ходил к алтарю.
 – Черт возьми, ты права. Я еще с ранних лет понял, что женщинам нельзя верить ни на грош.
 Эллисон усмехнулась.
 – Как это ни странно, то же самое я поняла насчет мужчин. Мы с тобой, оказывается, больше похожи, чем мне показалось вначале. Спокойной ночи, Коул.
 После ее ухода он еще долго сидел, уставившись на закрытую дверь, как бы символизирующую барьер, который существовал между ними.




 Глава 9


 – Как вы только можете не жить на ранчо? – спросил Тони Коула во время их совместной прогулки верхом.
 Коул провел бессонную ночь в нелегких раздумьях. Именно для того, чтобы узнать, поедет ли Эллисон вместе с ними, он вернулся вчера вечером в ванную, но, поскольку все так обернулось, ему пришлось ждать до утра, чтобы постучать к ней в комнату и задать этот вопрос.
 Когда Эллисон спустилась к завтраку, по ее виду и темным кругам под глазами можно было заключить, что спала она не лучше него. И хотя она давно не садилась на лошадь, ей захотелось проехаться по старым местам и вспомнить прошлое.
 – Конечно, мне трудно, – наконец ответил Коул на вопрос Тони, – но поскольку у меня кроме ранчо много других дел, приходится передоверять заботы о нем.
 – Кэмерону и Коди?
 – Кэмерон работает, в основном, со мной в городе. А что касается Коди, кажется, он еще не решил, где ему себя применить и чем всерьез заняться. Он живет то на ранчо, то в других местах и делает в основном то, что хочет.
 – А кто же тогда занимается ранчо?
 – У нас есть главный управляющий и еще несколько человек персонала. Каждый из них отвечает за свой участок. Ну и, конечно, моя тетя…
 О черт, все же вырвалось.
 – Ваша тетя?
 – Да. Она обычно ведет Большой Дом и всякие домашние дела.
 – А почему я ее не видел?
 – Ее сейчас здесь нет, – сказал Коул, отведя глаза в сторону.
 – А она вернется до нашего отъезда?
 – Не думаю.
 Летти была еще одной проблемой, которую предстоит решить, если он хочет убедить Эллисон начать все сначала.
 Он страшно устал от попыток наладить свою жизнь. Что бы Летти ни натворила, она все же член семьи и долгие годы воспитывала братьев после смерти родителей. В конце концов, надо все-таки сделать так, чтобы Эллисон приняла не только его, но и все, что с ним связано.
 Вчера вечером ему показалось, что он на пути к успеху. Зря он позволил эмоциям взять верх. Потерять над собой контроль было досадной ошибкой. Он не устоял и…
 – Коул!
 Голос Тони прервал его мысли, и он понял, что мальчик уже не первый раз окликает его.
 – Извини, я задумался, – сказал он, улыбнувшись Тони и продолжая путь.
 – Ничего страшного. Мама тоже частенько такая бывает. Так что я привык. Интересно, а где кончается ваша территория? Мне кажется, мы едем уже несколько часов и еще не видели границ. Попадаются только стада и ветряные мельницы.
 Коул остановился и огляделся. Они уехали довольно далеко от Большого Дома. Он указал рукой на очертания холмов на горизонте.
 – Вот те холмы – наша северная граница. А западная – возле мексиканской границы, у Рио Гранде.
 У Тони расширились глаза.
 – Но это же так много!
 – Да, много.
 – Вот это да!
 Он оглянулся на мать.
 – Ма, а ты знала, что «Круг К» такой большой? Такой же большой, как «Кинг Рэйч» на юге Техаса?
 – Не совсем, – поправил Коул, – но вроде того.
 Темные очки и широкополая шляпа, низко надвинутая на лоб, закрывали лицо Эллисон.
 – Мне бы очень не хотелось, друзья, прерывать наше путешествие, но на сегодня по-моему хватит, – смущенно сказала она. – Я давно не ездила верхом, и если мы не повернем обратно, несколько дней мне придется сидеть на подушках.
 Тони, смеясь, переглянулся с Коулом.
 – Нам, наверное, надо было оставить ее дома?
 Ни за что, подумал про себя Коул. Не хватало, чтобы Кэмерон ее развлекал. Он подумал о Коди. Где, интересно, его младший братец? Наверняка он что-то разнюхал про катастрофу.
 – Мне тоже пора домой, – согласился с Эллисон Коул. – В одиннадцать я жду звонка насчет одного мероприятия.
 Коул почувствовал беспомощность и разочарование. Ему так много надо было сказать Эллисон, но не в присутствии Тони. Было о чем поговорить и с Тони, но это было невозможно, пока тот не узнает правду. Коул чувствовал себя связанным по рукам и ногам и ждал момента, когда, наконец, наступит развязка.
 Впервые в жизни Коул столкнулся с ситуацией, которой не мог управлять. И это ему не нравилось. Черт побери, он не привык к этому. Он взглянул на Эллисон, которая с сегодняшнего утра не смотрела в его сторону.
 Ничего удивительного! Он повел себя вчера как настоящий подонок. Какой смысл сейчас просить за это прощения?
 Звонка он дождался только в час дня и, поговорив, отправился искать остальных. Он застал Тони и Кэмерона играющими в покер.
 – А где твоя мама? – спросил Коул Тони, как он считал, равнодушно. Тони оглянулся.
 – Она сразу после ленча ушла наверх. Сказала, что от езды верхом у нее все болит. – И он заговорщически улыбнулся Коулу улыбкой, характерной для всех Коллоуэев.
 – Так я и думал. Ей нелегко пришлось с нами.
 Кэмерон растянулся на кушетке, разложив карты на кофейном столике, а Тони, скрестив ноги, сидел на полу. Кэм посмотрел на Коула.
 – Старик, у тебя усталый вид. Почему бы тебе не поспать часок? А я тут развлеку молодежь.
 Вошла Рози с подносом, на котором был лимонад и печенье.
 – От ленча что-нибудь осталось? – спросил Коул.
 – Конечно. Хотите, я вам принесу?
 – Нет, просто скажи, где взять.
 – В холодильнике, в лотке с крышкой.
 Коул прошел на кухню, свернув по пути в небольшой зимний сад. Это была часть патио, которую они застеклили и оборудовали кондиционерами. Теперь здесь спала Триша, окруженная многочисленным игрушечным зверьем.
 Как бы Коулу хотелось иметь такую дочку и растить ее вместе с Эллисон.
 И тут его осенило. О нет! Неужели! Он быстро прошел на кухню и наспех, примостившись на краешке стула, съел оставленный ему салат и несколько сэндвичей. Поесть было надо, но жалко, что на это уходит время. А ему необходимо немедленно поговорить с Эллисон и выяснить, что если… Какой же он все-таки идиот! Он даже не подумал об этом…
 Коул сложил тарелки в раковину, допил второй стакан молока и большими прыжками поднялся по лестнице. Дверь Эллисон была заперта. Она, наверное, спит. Если так, он не станет ее будить. Коул пошел к себе в спальню и стал раздеваться. Ему не терпелось принять душ после их продолжительной прогулки верхом. Зайдя в ванную, он сразу уловил запах ее духов. Ее щетка для волос и расческа лежали на полке. Коул улыбнулся, радуясь, что есть место, где они бывают вместе.
 Приняв душ, он вытерся и вернулся к себе, чтобы одеться. Он застегивал рубашку, когда ему показалось, что он услышал донесшийся из ее комнаты легкий стон. Все еще босиком, Коул подошел к соседней двери и слегка толкнул ее. Она бесшумно открылась, и он увидел Эллисон, лежащую в кровати на животе с закрытыми глазами. Ее лицо исказилось от боли, а на переносице залегла глубокая складка.
 – Что случилось? – шепотом спросил он на случай, если она спит. Открыв глаза, Эллисон, не перевернувшись на спину, спросила:
 – Ты никогда не стучишься?
 – Я боялся, что ты спишь.
 – Мне слишком больно, чтобы заснуть.
 – Почему ты раньше ничего не сказала?
 – Чтобы испортить прогулку? Я не видела Тони таким оживленным со времени концерта его любимого певца в Остине.
 – Хорошо, подожди.
 Он вернулся в ванную, порылся в аптечке и, найдя нужную склянку, вернулся к Эллисон и сел рядом с ней на кровать.
 – Что ты собираешься делать?
 – Я собираюсь тебя лечить.
 – Только попробуй.
 – Обязательно попробую, – заверил он. И закинул наверх подол ее атласного халата. Она хотела приподняться на локте, но застонала от боли.
 – Коул, ты что, собираешься воспользоваться моей беспомощностью? Уйди, пожалуйста.
 Он засмеялся.
 – Дорогая, я обещаю, что доставлю тебе только удовольствие и облегчу страдания.
 Его взору открылись стройные ноги и прелестные ягодицы, но он решил не тратить время на любование ими, видя, что они стерты до волдырей.
 Он согрел мазь в ладонях и нежно коснулся ее тела. Эллисон вздрогнула.
 – Сейчас тебе станет легче, – сказал он ласково.
 – Не говори со мной так… Ой… Как будто я.., какая-то девчонка, которую надо утешить.
 – Не думай об этом, – сказал Коул, пряча улыбку и отводя глаза.
 Совершая легкие круговые движения, его ладони скользили от ягодиц до колен и обратно. Он продолжал втирать мазь, пока руками не почувствовал, что ее мускулы расслабились.
 Ее вздохи и стоны стали приглушеннее.
 Вскоре она уже дышала спокойно и ровно, кажется даже задремала.
 Коул тихо поднялся с кровати и пошел в ванную. Убрав лекарство на место, он снова стал под душ, на сей раз чтобы усмирить свою разгоряченную плоть.
 Холодный душ помог мало, но Коул заставил себя переключиться на другое, вернулся к себе в комнату, оделся и направился вниз.
 Дойдя почти до конца лестницы, он услышал разговор Кэмерона и Тони.
 – Никак не могу понять, – говорил Тони, – почему моя мама никогда не рассказывала, что знакома с вами. Ведь вы, Коллоуэи, люди известные. О вас все время пишут в газетах – чем вы занимаетесь, что купили, куда поехали. А она все это видела и молчала. Разве не странно?
 Коул дождался, что Кэмерон ответит, радуясь, что не одному ему приходится отражать атаки Тони.
 – Наверное, тебе надо спросить об этом у мамы. Никто не знает, что творится в душе другого человека, Тони. И глуп тот, кто думает, что способен это угадать.
 – А мне вот кажется, здесь что-то не так.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Я имею в виду отношения между мамой и Коулом. Они ведут себя, как поссорившиеся влюбленные, что ли.
 Тут Коул осознал, что подслушивает и что ему совсем не хочется, чтобы его застали за этим занятием. Но он все же послушал ответ Кэмерона.
 – А с чего ты так решил?
 – Знаете, они так смотрят друг на друга. Им кажется, что никто не видит. А он просто ест маму глазами.
 Кэмерон расхохотался, и Тони засмеялся вместе с ним.
 – Наивно думать, что мою маму этим проймешь.
 – А помнится, ты говорил, твоя мама с кем-то встречается?
 – Ага. Но это совсем другое. Эд бывает в городе редко – раз или два в месяц. Они просто друзья. Моя мама при нем никогда не волнуется. Совсем не так, как рядом с Коулом.
 – Правда? Это интересно.
 – А у мамы с Коулом не то какой-то конфликт, не то они никак не могут договориться. Как вы думаете?
 – Если и так, ни он, ни она не говорили мне об этом. Хотя, конечно, все может быть. Ведь мне было столько же, сколько тебе сейчас, когда твоя мама и твой дедушка отсюда уехали.
 – А вы знали моего отца?
 Наступила пауза. И Коул, улыбнувшись про себя, подумал, что настал момент прийти на помощь Кэмерону.
 – Не поверишь, но нет, не знал.
 – Странное дело. Как же так получается, что никто его не помнит? Мне кажется, что…
 – Так кто выигрывает? – спросил Коул, входя в комнату, держа руки в карманах.
 Кэмерон взглянул на него с благодарностью.
 Тони оглянулся.
 – Кэмерон выигрывает.
 Все трое уставились на столик с картами. Потянувшись за костылями, Кэмерон сказал:
 – Можешь занять мое место, Коул. Думаю, мне надо пойти поспать. Денек выдался не из легких.
 И многозначительно перевел взгляд с Тони на Коула.
 Когда Кэмерон ушел, Коул сел на его место.
 – Кэмерон рассказал тебе, почему он на костылях?
 – Да, жалко, что он потерял жену и все такое.
 – Ты видел его дочку? Лицо Тони засветилось.
 – Да, Рози приносила ее после того, как она поспала. Она прелесть.
 – Целиком с тобой согласен.
 – Коул, а почему вы никогда не женились? Я хочу сказать, вы же в семье главный. Неужели вам не хочется, чтобы у вас были дети, которым вы когда-нибудь оставите все это?
 Почему этот парень никогда не говорит о машинах, девчонках, модных рок-группах, как все нормальные подростки, с которыми Коулу приходилось иметь дело?
 – Ты никогда не думал стать журналистом? – спросил Коул закуривая. Тони смутился.
 – Зачем? Нет.
 – Затем, что ты чертовски здорово берешь интервью.
 – Это значит, я зануда?
 – Как тебе сказать. Должен признаться, я никогда не знаю, что ты спросишь в следующую минуту.
 – А как же чему-нибудь научиться, если не спрашивать?
 – В этом ты, конечно, прав. Ну а что касается моей женитьбы, я…
 Хлопнула входная дверь и раздался быстрый стук шагов по выложенному плиткой полу коридора.
 – Есть здесь кто-нибудь?
 Коул улыбнулся и подмигнул Тони.
 – Мы здесь, Коди.
 Коул пошел навстречу Коди, а тот, войдя, резко остановился, заметив поднявшегося с пола Тони.
 Коди с растерянностью переводил взгляд с Коула на Тони и обратно и ничего не мог понять.
 – Заходи, Коди. Познакомься. Это Тони Альварес. Тони, а это мой младший брат Коди.
 Тони неловко протянул ему руку.
 – Рад с вами познакомиться, – смущенно сказал Тони.
 Коди пожал Тони руку, но его глаза все еще были широко раскрыты от изумления. Сходство Тони с Коллоуэями было потрясающим.
 – Рад тебя видеть, Тони. Я не знал, что ты у нас.
 – Мы с мамой вчера приехали.
 – И Эллисон здесь? – спросил Коди, удивленно взглянув на Коула.
 – Я бы непременно известил тебя об этом, если бы ты хоть когда-нибудь удосужился сообщить, где ты находишься.
 Коди ответил улыбкой на раздраженное замечание брата.
 – Извини. Но я не привык отчитываться.
 Коул удивленно поднял брови.
 – Значит, Летти не удалось тебя скрутить, как я на это рассчитывал? Коди улыбнулся.
 – Ты угадал. Она вообще считает меня неисправимым. Итак, – он снова посмотрел на Тони, – как долго вы здесь пробудете?
 – Недели две.
 – Прекрасно. Мы можем побыть вместе и поближе познакомиться.
 – А как вы догадались, что мою маму зовут Эллисон?
 – Только Эллисон могла назвать своего сына Тони Альварес, – не задумываясь, выпалил Коди.
 Коул знал, что Тони в своих вопросах не остановится на полпути. Надо было срочно поговорить с Эллисон.
 В этот вечер он дождался, когда она выйдет из ванной, и, постучав, услышал: «Войдите». Эллисон причесывалась перед туалетным столиком.
 – Нам надо поговорить.
 – Говори, – спокойно предложила она.
 – Нам надо поговорить о Тони. Эллисон перестала причесываться и посмотрела на его отражение в зеркале.
 – О чем именно? Коул заходил по комнате., – Послушай, он очень умный парень. Схватывает все на лету. И постоянно анализирует, задает массу каверзных вопросов. Я не хочу ему лгать.
 – Какие вопросы он задает?
 – Об отце, например. Помнишь, он меня уже спрашивал? А сегодня я подслушал, как он спросил об этом Камерона. Эллисон, ему надо сказать правду.
 Она разглядывала свои руки.
 – Это будет первым шагом на пути его превращения в Коллоуэя?
 Он подошел и встал перед ней на колени.
 – Моя дорогая, хочется тебе это слышать или нет, но я люблю тебя. Я всегда тебя любил и буду любить. Вчера вечером я сказал, что хочу на тебе жениться. Это действительно моя мечта. Неужели ты не можешь понять, что нам надо жить всем вместе. Тони должен знать, как все есть на самом деле.
 – А всю вину мы свалим на моего отца и твою тетку?
 – Не надо ничего ни на кого сваливать. Мы просто расскажем ему правду. Мы совершили ошибку, мы обычные люди, и Тони должен принять это как данность.
 Коул обнял ее за талию, положив голову ей на грудь.
 Эллисон зарылась пальцами в его шелковистые волосы и вспомнила, как часто, держа Тони на коленях, гладила его по голове. Она так любит их обоих. Она буквально разрывалась между желанием оградить сына от неприятностей и желанием вернуть ему его наследное право.
 – Ты, конечно, прав, – вздохнула она. – Я не могу больше скрывать от него правду.
 Особенно теперь, после того как вы встретились.
 – Позволь я скажу ему, что мы собираемся пожениться.
 – Ну нет, – Она выпрямилась, а ее руки безвольно повисли вдоль тела. – Это преждевременно.
 – Не думаю. Если ты не предохранялась, мы могли вчера зачать второго ребенка. Тебе это не приходило в голову?
 Она в ужасе посмотрела на него.
 – Судя по твоей реакции, это вполне могло случиться, – сказал он.
 – О, Коул, – прошептала она. – Я не подумала об этом! Такая безответственность… После всего, что я пережила с Тони.
 – Да, мы оба забылись. В этом и моя вина. По ее щекам потекли слезы.
 – Никогда не хотела, чтобы ты женился на мне из чувства долга.
 – Дорогая, я никогда не собирался делать это из чувства долга, неужели ты не можешь этого понять? Что мне сделать, чтобы ты поверила, что я тебя люблю?
 Закрыв глаза руками, она молчала. Коул почувствовал знакомые угрызения совести оттого, что вовремя не сдержался.
 – Почему бы нам не поговорить с ним завтра? Мы можем устроить ленч на берегу ручья.
 – Но несколько дней я не смогу ездить верхом, – предупредила Эллисон.
 – А мы поедем на джипе, втроем, и я все ему объясню. Как ты думаешь?
 – Ну что ж, у нас нет выбора.
 Он взял ее за руку, поднял со стульчика и притянул к себе.
 – Он твой сын. Он мужественный парень и умеет сострадать. Он все поймет, я уверен. Эллисон улыбнулась, но ее губы дрожали.
 – Но Он и твой сын. Порывистый, горячий. Ему не понравится, что его обманывали, Коул. Не думай, что ему это понравится.
 – Безусловно. Но он выслушает наши объяснения. Разве нет?
 – Надеюсь. Надеюсь, что у него хватит терпения хотя бы дослушать до конца, прежде чем он взорвется.




 Глава 10


 – Вы все это придумали? – спросил Тони, пристально глядя на них.
 Они только что покончили с содержимым большой корзинки и отдыхали в тени тополя у ручья, неподалеку от Большого Дома.
 Коул не успел ответить, как Тони хрипло добавил:
 – Вы просто не хотите, чтобы я узнал о настоящем отце, – он повернулся к Эллисон, в его глазах была боль. – Ты всегда боялась мне о нем рассказывать. Это был плохой человек, которого ты стеснялась, и поэтому вы с Коулом решили придумать для меня какую-то историю?
 Она обменялась взглядами с Коулом и перевела глаза на Тони.
 – Тони, я никогда не стеснялась твоего отца. Твой дедушка сочинил историю о моем печальном замужестве. Не знаю, правильно он сделал или нет, но и после его смерти я это не отрицала. Мне казалось, что так будет лучше для тебя, пока ты не вырастешь. Я не видела причин переиначивать прошлое, потому что решила, что все позади. Я никогда не рассчитывала снова встретиться с Коулом, поэтому мне казалось, что и для тебя не имеет значения, кто твой отец на самом деле. Тони с отчаянием посмотрел на нее.
 – Не имеет значения! Как такое может не иметь значения? Все эти годы я думал, что мой отец умер. Что у меня нет никого, кроме тебя. А оказалось… – Он укоризненно посмотрел на Коула. – Если вы на самом деле мой отец, почему вы появились только сейчас?
 – Потому что я и не подозревал о твоем существовании, пока не встретил тебя на берегу, Тони. Поверь, знай я, что ты есть, я бы никогда не позволил ни тебе, ни маме исчезнуть из моей жизни.
 С таким же укором в глазах Тони посмотрел и на Эллисон.
 – А почему он не знал? Почему ты ему не рассказала обо мне? Почему ты скрывала, что я родился?
 Она глубоко вздохнула:
 – Тони, я думала, что Коулу это известно. И только, когда мы снова встретились, я узнала, что он не получил ни одного моего письма. Он и не догадывался, что я жду ребенка. Ему сказали, что мы с моим дедушкой внезапно уехали. Он даже не представлял себе, где мы и как со мной связаться. Все это было нагромождением печальных нелепостей, которые дорого нам обошлись.
 – Ты всегда мне твердила, что каждый должен думать об ответственности в сексуальной жизни и все такое. А теперь говоришь, что сама… – Он замолчал и проглотил слюну. – Я ничему не верю. Все это очень странно. Получается, я случайно натолкнулся на человека на берегу, а ты говоришь, что он… – Тони затряс головой и вскочил на ноги. – Ты всегда мне врала! Говорила, что мой отец умер, а если он был жив, я должен был его знать! Ты врала мне!
 Он кинулся вниз по склону холма, к дороге, ведущей к Большому Дому.
 Эллисон тоже вскочила:
 – Тони, подожди! Мы…
 – Оставь его, – сказал Коул тихо. – Дай ему свыкнуться с тем, что он услышал. Для него это было как гром среди ясного неба.
 – Он возненавидит меня! – надтреснутым голосом сказала Эллисон.
 – За что?
 – За то, что я обманула его! Он не забудет, как часто я ему твердила о том, что надо быть честным, не обманывать, даже если это сыграет против тебя. А теперь он видит, что сама я не жила по этим принципам.
 Ее голову словно зажали в тиски и сдавливали все сильнее.
 – Я не хотела причинять ему боль. Он был слишком мал. Я старалась показать, как я люблю его. И только поэтому пыталась оградить от неприятностей.
 Коул встал и обнял ее.
 – Эллисон, он тебя любит. Поверь мне. Но он должен пережить все это. Неужели ты не понимаешь? Хватит ограждать его от внешнего мира. Он заслуживает того, чтобы знать правду. И пусть поступит так, как решит сам. Мы же не должны ему мешать. Его душа сейчас рвется на части. Может быть, ему стоит выплакаться, если ему захочется, или проклясть во весь голос целый свет, если это поможет. – Коул окинул взглядом округу. – Здесь, как ты видишь, можно себе это позволить.
 Эллисон тоже огляделась по сторонам.
 – А что если он потеряется?
 – Не потеряется. Мы слишком близко от дома. Ему нужно время подумать. Помнишь, он сказал тогда в машине, что для него важно не откуда он вышел, а куда идет?
 Она кивнула. Молча вытерла слезы, а Коул продолжал мягким голосом:
 – Сейчас у него есть шанс испытать себя на прочность. Ведь в сущности для него, как личности, ничего не изменилось. Обнаружились новые существенные обстоятельства, и ему нужно приспособиться к ним. Он с этим справится. Я уверен.
 Эллисон присела на корточки и стала собирать то, что осталось от пикника, в корзину.
 – Он считает, что его предали.
 – Тебя тоже предали. И меня. С высоты сегодняшнего дня я вижу, что все могло сложиться совсем иначе. Ты могла бы мне позвонить, раз я не ответил на первые письма. Я бы мог настоять и выяснить, куда вы с отцом переехали. Но совершенно ясно одно – каждый из нас старался делать то, что считал нужным. Сожалеть о прошлом – пустая трата сил. На данном этапе я хочу, чтобы Тони получил все, что я могу ему дать и на что он никак не рассчитывал. Мне было очень тяжело рассказывать нашу печальную историю, а ему, как видишь, было больно ее слушать, как, впрочем, и тебе. Но это следовало сделать. – Он скатал подстилку, взял корзину и отнес вещи в джип. – Дай ему время. Он вернется. По крайней мере, теперь он знает все как есть.
 Обратно они ехали молча, и только у самого Большого Дома Эллисон сказала:
 – Пока мы с Тони не приехали сюда, я думала, что с прошлым покончено. Но здесь на меня нахлынуло столько воспоминаний…
 – Надеюсь, не только плохих?
 – Конечно нет. Но тем не менее болезненных. В душе я давно похоронила ту юную девушку, которая родилась и жила здесь, а теперь вдруг оказалось, что она жива и испытывает те же самые чувства. – Она посмотрела на Коула. – Но я не совсем уверена, что хочу, чтобы эти чувства взяли верх. Я была всем довольна. У меня был Тони, работа, душевный покой. Для меня это важно.
 – Ничего из этого я и не собираюсь у тебя отнять. Я просто хочу занять в твоей жизни прочное место. Любое, на которое ты согласишься.
 Эллисон взглянула вниз и увидела, что ее руки судорожно сцеплены на коленях. Усилием воли она заставила себя их разжать.
 – Посмотрим, – наконец прошептала она, понимая, что того, что сегодня случилось, невозможно было избежать. После того, как Тони узнал правду, их жизнь уже никогда не будет прежней.
 В тот вечер Коул допоздна работал в кабинете. Он хотел дать Эллисон время спокойно принять ванну и не пропустить момент, когда вернется Тони. Ранчо большое, мальчик мог сбиться с пути, пойти не в ту сторону. Он отпустил ему еще час на блуждания, решив, что если он за это время не появится, то пойдет его искать.
 Эллисон встревожилась, когда Тони не появился к обеду.
 Коул убедил ее, что мальчик не мог потеряться, поскольку они ехали к ручью по одной из главных дорог на ранчо. Коул понимал, что Тони вернется, когда почувствует в себе силы выйти на люди.
 Прошло еще полчаса, и Коул услышал, как входная дверь тихо открылась и закрылась. Он отложил ручку и вздохнул с облегчением: его расчет оказался верным. Коул тихо вышел в коридор 1 увидел, как Тони на цыпочках подходит к лестнице.
 – Ты, наверное, проголодался? – тихо спросил Коул. Тони от неожиданности замер. – Я попросил кухарку оставить тебе еду. Почему бы нам ее не разогреть?
 Тони медленно повернулся к Коулу и посмотрел на него покрасневшими глазами. Лицо у него было в грязных потеках, но взгляд – прямой и ясный. Очевидно, Тони пережил серьезную внутреннюю борьбу и нашел для себя решение – в его лице появилась недетская серьезность.
 Коул направился в кухню, молясь, чтобы Тони пошел за ним. Он вынул из холодильника тарелку с мясом и поставил ее в микроволновую печь. Не оглядываясь, спросил как можно будничное:
 – Что будешь пить?
 И с облегчением услышал ответ:
 – Если есть, молоко.
 Налив молока, вынув разогретую еду, Коул пошарил в буфете и нашел кекс. Он разрезал его пополам и разложил на две тарелки. Когда он подошел к столу, Тони был поглощен едой. Коул налил и себе молока, взял вилку и сел напротив.
 Он не спеша ел кекс и ждал. Тони быстро опустошил тарелку, жадно проглотил кекс, но при этом не обнаруживал признаков сытости. Коул тайком улыбнулся, вспомнив, какой у него был аппетит в этом возрасте.
 – Я, наверное, должен извиниться за то, что убежал, – мрачно сказал Тони.
 – Твоя мама очень волновалась, когда ты не пришел к обеду. Она сказала, что ты никогда не упускаешь случая поесть.
 Тони ухмыльнулся и, наконец, посмотрел Коулу прямо в глаза.
 – Она права.
 – Неудивительно. Ты быстро растешь и вообще уже почти взрослый.
 – Еще бы. У вас, наверное, был шок, когда вы узнали, что я ваш сын. Да?
 Значит, мальчик думал и о чувствах других, а не только о собственных. Хороший признак.
 – Да, я пережил настоящий шок.
 – Я помню, как мы встретились в тот день на берегу. А как вы меня узнали?
 Коул улыбнулся, вспомнив, как он тогда был ошарашен.
 – Ты очень похож на Коди, когда ему было четырнадцать. Мне показалось, что я вижу его.
 Тони кивнул, глядя в тарелку.
 – Мама обычно говорила мне, что я очень похож на отца. А мне кажется, на вас я не очень похож.
 – Неужели? Тогда в тебе больше семейных черт.
 – Вы пригласили нас сюда потому, что я ваш сын?
 – Частично да, – согласился Коул. – Мне хотелось поближе познакомиться с тобой. И побыть рядом с твоей мамой.
 Тони кивнул и отвел глаза.
 – Да, я об этом догадался.
 – Твоей маме, не по своей вине, пришлось многое пережить.
 – Я знаю.
 – Ты, наверное, не удивишься, если я скажу, что очень люблю твою маму. И всегда ее любил. Потерять ее было для меня страшным ударом. Тем более это случилось, когда я и так был почти раздавлен целой цепью несчастий. Наверное, поэтому я тогда ничего не предпринял, чтобы найти ее. Я думал, она сама решила порвать со мной и уехать. Ведь я не получил от нее ни единого письма. Мне ничего не оставалось, как смириться с ее потерей. – Коул отхлебнул молока. – Теперь же, когда я знаю правду, я хочу все исправить. Если она позволит, я бы хотел облегчить ей жизнь.
 Тони кивнул, понимая, что Коул имеет в виду, но добавил:
 – Но моя мама очень независимая. Коул обратил внимание на то, что они говорят, как мужчина с мужчиной. Ему это понравилось.
 – Да, я знаю.
 – Мне кажется, она считает, что сама должна со всем справляться.
 – Я об этом догадываюсь. Тони расправил плечи.
 – Дело в том, что я всегда чувствовал себя виноватым от того, что она ради меня много работает.
 – Ну и напрасно. Мама тебя очень любит. Как раз сегодня она говорила мне, что не представляет своей жизни без тебя. Без тебя она была бы совершенно одинока.
 Тони немного помолчал и улыбнулся:
 – Я был для нее другом.
 – Ты был для нее семьей. А семья для Эллисон – все. Так же, как и для меня.
 Тони долго изучающе смотрел на него и, наконец, решился спросить:
 – А вы не собираетесь на ней жениться?
 – Этого я хочу больше всего на свете.
 – Вы ей говорили об этом?
 – И не раз, но она пока не готова дать ответ.
 – А если вы поженитесь, мы будем жить здесь, на ранчо?
 – Видимо, мы будем делить время между ранчо и Остином, где находится мой офис.
 Тони оглядел кухню, в которой, наряду с современной техникой, сохранилось много старинной утвари.
 – Эти места уже давно принадлежат семье, правда?
 – Да, правда.
 – Я бы хотел побольше узнать о ранчо.
 – Твой дядя Кэмерон может рассказать все, что может тебе быть интересно.
 – А вашим братьям обо мне известно?
 – Да.
 – И они нормально к этому относятся? Коул улыбнулся:
 – Они в восторге. Тони улыбнулся в ответ.
 – Знаете, я впервые почувствовал себя частью большой семьи. Ведь у нас с мамой никого не было.
 В горле Коула застрял комок, и ему пришлось прокашляться.
 – Я рад, сынок. Поверь, очень рад.
 Эллисон, стоя у окна своей комнаты, наблюдала за тем, что происходит возле конюшни. Солнце взошло совсем недавно, а Коул и Тони уже готовы были выехать.
 За две недели их жизни на ранчо Тони и Коул были неразлучны. Тони неосознанно копировал движения Коула, его походку, даже манеру держаться в седле.
 У нее защемило сердце. Ее сын на глазах превращается в настоящего Коллоуэя и больше в ней не нуждается. Неужели все эти годы он тайно жаждал, чтобы рядом был мужчина?
 Если так, он умело скрывал это от нее, смирившись с тем, что есть.
 Коул сдержал слово и больше ни разу не заходил к ней в комнату и не появлялся в ванной, если она была там. При встречах он был дружелюбен и ровен, но это случалось так редко, поскольку большую часть времени они с Тони проводили за пределами Большого Дома. Каждый вечер Эллисон слушала восторженные рассказы Тони о том, как они провели день. Почти каждая его фраза начиналась словами: «Коул говорит, Коул считает, Коул думает…» Эллисон стискивала зубы, чтобы не высказаться по этому поводу.
 В конце концов, что она могла поделать?
 Она знала, что Коул хочет сблизиться со своим сыном, и она же сказала Коулу, чтобы он оставил ее в покое.
 Что ж, теперь у нее есть представление, как сложится ее жизнь, если она примет предложение о замужестве. Он получит сына, а она окажется где-то на задворках их жизни.
 Эллисон отвернулась от окна. Этого она не могла допустить. Теперь уже нет. Если бы она вышла замуж за Коула пятнадцать лет назад, сразу после школы, возможно, ей и самой хотелось бы больше быть дома.
 Но прошедшие годы превратили ее в самостоятельную женщину, которая привыкла полагаться во всем только на себя. Став одной из женщин семьи Коллоуэев, она утратит свою индивидуальность и свободу. Она – Эллисон Альварес, хозяйка галереи в Мейсоне, и она готова вернуться домой к прежней жизни.
 Эллисон была в гостиной, когда Тони и Коул вошли в дом с черного хода. Взглянув на часы, она поняла, что они решили поесть дома. Отложив в сторону журнал, который она листала, Эллисон вышла в коридор.
 – Привет, – сказала она и прислонилась к косяку.
 – О, привет, мам! Ты обязательно должна пойти с нами. Мы нашли детенышей армадилов.
 Коул подошел к ней:
 – Я заглянул утром в твою комнату пригласить тебя вместе с нами, но ты так крепко спала, что я не решился тебя будить.
 Когда он подходил так близко, ее мысли путались. В голову лезли сцены – вот они с Коулом голые в ванной, Коул склоняется над ней, Коул…
 Она выпрямилась и, отойдя немного в сторону, сказала Тони:
 – Сегодня утром я позвонила Сьюзан и сказала, что вечером мы будем дома.
 – Но, мам…
 – Эллисон, я думал…
 Оба – и Коул и Тони – замолчали, переглянулись и посмотрели на нее. Коул опомнился первым.
 – Извини, я забыл о твоем магазине. Ты, наверное, скучаешь по работе, не так ли?
 – Да.
 – Но, мам, Коул обещал…
 – Тони, я помню о своем обещании. Но я, видимо, потерял счет дням. И если твоей маме надо вернуться на работу, значит, придется изменить наши планы.
 Эллисон посмотрела ему прямо в глаза.
 – Я уверена, у тебя тоже есть масса неотложных дел. Коул кивнул.
 – Это так. Хотя многое я могу решать и по телефону.
 Тони понурился.
 – Я, наверное, эгоист. Думал, отец будет заниматься только мной одним.
 Голос у Тони был такой несчастный, что сердце Эллисон не выдержало. Она вдруг поняла, как ей надо поступить.
 – Если Коул не против, я не вижу причин, почему бы тебе не провести с ним на ранчо все лето. Вам обоим здесь есть чем заняться.
 Две пары глаз недоверчиво вперились в нее. Темные глаза Тони сверкали от счастья.
 – Неужели правда?
 – Если Коул не возражает. Зелено-голубые глаза Коула тоже сияли.
 – Если ты так хочешь, – сказал он.
 – Мои желания здесь ни при чем. Я просто вижу, что Тони еще не хочется возвращаться домой, а мне пора. Так что предлагаю вариант.
 – Мне бы очень хотелось остаться, если ты, отец, разрешишь, – повернулся он к Коулу Коул пристально смотрел на Эллисон.
 – Дай мне подумать, Тони. Я хочу обсудить этот вопрос с твоей мамой.
 Тони понял, что между взрослыми что-то происходит – Да, конечно. Без проблем, – сказал он нарочито равнодушно и убежал по лестнице к себе.
 – В чем дело? – спросил Коул, как только они остались одни. Он потянулся, чтобы погладить ее по лицу, но отдернул руку.
 – Ни в чем. Не могу же я заставить Сьюзан работать вместо себя и переложить на нее всю ответственность.
 – Ты уверена, что хочешь оставить Тони со мной?
 Она вскинула голову – Это твой сын. Он – Коллоуэй. И должен прочувствовать, что это значит – Ты на меня сердишься?
 – За что я должна сердиться?
 – Ну, я слишком много времени провожу с ним в эти две недели.
 – А разве не это была цель нашего приезда?
 – Мне хотелось побыть и с тобой. Но сколько я тебя ни приглашал с нами, ты всегда под каким-нибудь предлогом отказывалась. Вот я и подумал, что тебе с нами не интересно.
 – Я считала, что вам лучше общаться без меня.
 – Эллисон От его нежного голоса у нее по спине побежали мурашки. Она поняла, что стоит ему хоть немного приблизиться, она себя выдаст.
 – Если тебе не трудно, ты не мог бы отвезти меня домой? – сказала она, направляясь к лестнице. – Я была бы тебе за это очень признательна.
 – Эллисон, нам надо поговорить.
 Она обернулась – О чем?
 – О нас с тобой.
 – «Нас» не существует, Коул. То, что было нами, кончилось пятнадцать лет назад. Мы теперь два разных человека, и у каждого – своя жизнь. Но я рада, что Тони проведет с тобой лето. Я понимаю, как это важно для вас обоих.
 – Я надеялся, что ты и я сможем. Она не дала ему закончить.
 – Нет, я не могу снова стать твоей девушкой, Коул. А кроме того, моя нынешняя жизнь меня вполне устраивает – Но тебе же известно, что я не собираюсь заставлять тебя бросить работу Я много времени провожу в Остине. Мы могли бы там купить тебе галерею, а заодно подыскать жилье побольше, чем мое. Чтобы у тебя и дома была своя студия. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Эллисон.
 – Тогда отвези меня домой.
 Что он мог на это ответить?
 Коул заставил себя кивнуть и отвернулся, когда она пошла вверх по лестнице Он до боли любил ее. Уединившись в кабинете, Коул невидящим взглядом смотрел на пустой стол Он отказывался верить в то, что Эллисон не хочет выйти за него замуж Закрыв глаза, он откинулся на спинку кресла. Умом он понимал, что она бежит, потому что боится. Боится потерять свою самостоятельность, боится снова ошибиться. Но от этого ему было не легче. Неужели она думает, что ему чужды ее переживания? Разве кто-нибудь способен ее понять лучше, чем он? Хотя бы по той простой причине, что он чувствует то же, что и она?
 Ему придется отпустить ее Но самое трудное – сделать это.




 Глава 11


 В то октябрьское утро Мейсон заполонили охотники на оленей Многие из них побывали в магазине Эллисон и накупили всякой всячины – открыток с местными красотами, разных сувениров – и даже приобрели несколько небольших скульптур, которые она сделала за последние несколько недель. Ее бизнес в этом сезоне шел оживленно. И сегодня работы было много – и с бумагами, и в мастерской, – но она не собиралась задерживаться.
 Вечером в городе состоится футбольный матч школьных команд, и Тони играет в одной из них.
 Она улыбнулась, вспомнив о сыне Он растет на глазах. Коул позвонил ей в июле и предложил всем вместе отметить день рождения Тони в Сан-Антонио. Тогда она не рискнула увидеться с Коулом Слишком мало времени прошло после ее поездки на ранчо.
 Тони она объяснила отказ своей занятостью и обещала отпраздновать эту дату осенью, когда он вернется домой. Сын ей вслух не возразил, а как это воспринял Коул, остается только догадываться.
 Эллисон понимала, что так или иначе ей придется видеться с Коулом из-за Тони. Но хватит ли у нее на это сил? Даже его голос по телефону заставлял ее сердце учащенно биться, и ей становилось трудно дышать. После того, как Тони в сентябре вернулся домой, Коул звонил регулярно, но разговаривал только с сыном. Эллисон избегала подходить к телефону.
 Ей не нравилось, что она так реагирует на Коула. Ведь, казалось бы, она убедила себя в том, что все, связанное с ним, принадлежит прошлому. Разве она не приняла окончательного решения минувшим летом? Это единственно возможное для нее решение. Но почему ему противится все ее существо? Чтобы душа смирилась, наверное, нужно время.
 В июле Коул звонил еще раз – интересовался, не беременна ли она, и был страшно разочарован услышав, что нет.
 Слава Богу, это была правда.
 Она бы не вынесла, если бы ей пришлось выйти замуж за Коула только потому, что она в положении. Пятнадцать лет она прожила с уверенностью в том, что Коул порвал с ней только потому, что она сообщила в письме о своей беременности.
 У нее своя жизнь, своя работа, своя галерея Вернувшись с ранчо в Мейсон, Тони объявил своим друзьям, что провел лето с Коулом Коллоуэем. Интересно, как жители городка отнесутся к этой новости.
 Сегодня было холодно. Утром, едва войдя в магазин, Эллисон сразу включила отопление и принялась за работу. Она лепила новую скульптуру – дикую лошадь, замершую на скаку на краю пропасти. Только когда она брала в руки глину, душа Эллисон обретала покой. Целый день она трудилась в задней комнате, пока Сьюзан занималась покупателями Работа шла хорошо. Эллисон целиком ушла в нее, и за весь день почти ни разу не вспомнила о Коуле.
 Когда она пришла домой, Тони уже поел – непосредственно перед игрой есть было нельзя. Он был возбужден – еще бы – предстоял ответственный матч. Они играли со своими главными соперниками – школьниками из соседнего городка.
 – Мне уже надо идти, мам, – сказал Тони и торопливо поцеловал ее в щеку – Увидимся на стадионе.
 Она улыбнулась.
 – Разве ты не знаешь, что нельзя смотреть на трибуны? Прозеваешь мяч.
 – Нет проблем, я сумею и то, и другое, – сказал он с улыбкой. И убежал, хлопнув входной дверью. Эллисон покачала головой, подумав, скоро ли наступит время, когда он будет тихо закрывать за собой дверь?
 Она разогрела остатки вчерашнего обеда, поела, а потом пошла в спальню, чтобы переодеться потеплее. Она надела свитер, жилет, шерстяную юбку и сапоги до колен, решив, что и пальто не помешает. Вот только что ей делать с волосами? Она разделила их на пробор и собиралась заплести косу, когда услышала звонок в дверь.
 Эллисон понятия не имела, кто бы это мог быть. В Мейсоне во время футбольных матчей город вымирал. Все, как один, устремлялись на стадион. С волосами, рассыпавшимися по плечам, Эллисон пошла в прихожую.
 Открыв дверь, она застыла на месте.
 – Привет, Эллисон. Можно войти?
 На пороге стоял Коул.
 Опешив, она шагнула в сторону, чтобы пропустить его. Она опомнилась, когда он, миновав коридор, вошел в гостиную, и поспешила за ним. Он стоял у стеклянной двери, ведущей в патио, и, обернувшись к ней, сказал:
 – Ты прекрасно выглядишь. Как дела?
 – Все нормально. – О нем она бы этого не сказала. Коул похудел фунтов на двадцать. Его лицо осунулось, а на висках появилась седина.
 – Ты, наверное, удивлена, что я здесь? Ведь ты просила меня не приезжать, – спросил он и взял в руки рамку с фотографией Тони, которую заметил на книжной полке. – Удачная фотография. Давно это снято?
 – Недели три назад. Он принес ее в понедельник. И еще одну такую же для тебя. Коул улыбнулся.
 – Прекрасно. Мне она нравится.
 Такая родная улыбка. Эллисон стало грустно. И она еще пытается себя уговорить, что способна выбросить его из головы!
 – Сейчас принесу, – поспешно сказала она, обрадовавшись, что сможет уйти хоть на несколько минут и собраться с мыслями. Она вернулась с фотографией. Коул взял ее, как очень дорогую хрупкую вещь. Какое-то время молча разглядывал ее и потом, не поднимая глаз, поблагодарил:
 – Спасибо.
 – Зачем ты пришел, Коул? – спросила она.
 Когда он поднял голову, она увидела, что его глаза наполнились влагой.
 – Мне надо с тобой поговорить. И я подумал, что лучше это сделать при встрече, а не по телефону. Дело в том, что я больше не могу без тебя. – Он отвернулся и отошел к стеклянной двери. – Я должен был увидеть тебя для того, чтобы своими глазами убедиться в том, во что не верю. Не могу себе представить, что ты действительно не хочешь того, чтобы мы были вместе, и можешь жить без меня. Сотни раз я хватался за телефонную трубку, чтобы позвонить и сказать все, что меня мучает. И понял, что если буду тебе звонить каждый раз, как только тебя вспомню, то не отойду от телефона.
 – Не надо, Коул, – взмолилась она.
 – Не надо что? – воскликнул он, резко повернувшись к ней. – Не надо думать? Не надо чувствовать? Не надо мучаться? Ночами я не сплю и страдаю от того, что не могу дотронуться до тебя, обнять, поговорить, любить тебя. – Он снова отвел глаза. – Я даже подписался на вашу местную газету. Вдруг что-нибудь напишут про тебя или Тони. А когда прочитал, что сегодня матч, вспомнил, что Тони приглашал меня посмотреть, как он играет. Он бы расстроился, узнав, что мне больно встречаться с тобой, но не видеть тебя еще больней. Поэтому я здесь.
 Она закусила губу, чтобы промолчать. Он явно страдал, это было видно по лицу, звучало в его голосе.
 – Я думала, что мне в жизни не нужен никто, кроме Тони, – сказала она.
 – Никто?
 Она отвернулась – Он твой сын и..
 – А ты – моя любовь. И я хочу полноценной семьи. Неужели ты не понимаешь? Что я такое собираюсь сотворить, что тебя так пугает?
 Она вздохнула.
 – Не знаю. Я думаю об этом все последнее время. Наверное, я боюсь потерять свою индивидуальность.
 – Но ты же знаешь, что ее невозможно отнять!
 – Наверное, – согласилась она. Он кивнул, судя по всему довольный тем, что она по крайней мере обеспокоена их взаимоотношениями.
 – Знаешь, помимо всего прочего, я хотел увидеться, чтобы пригласить тебя и Тони на ранчо на Рождество. Кэмерону сейчас гораздо лучше, он снова работает, курсирует между офисом и ранчо. Летти дома, но, Эллисон, поверь, она стала совершенно другой. Честное слово. Она понятия не имела о том, что ты ждешь ребенка. И раскаивается за то, что натворила. Я уверен, ты не пожалеешь, если приедешь.
 – Не знаю, Коул. Мне надо подумать.
 – Да, конечно. А пока я бы хотел вместе с тобой пойти на матч. Мы будем сидеть вместе со всеми родителями и болеть за нашего сына.
 Она улыбнулась решимости, прозвучавшей в его голосе.
 – Хорошо.
 – И ты не споришь? Она пожала плечами.
 – Коул, я давно поняла, что когда ты что-то решил, с тобой спорить бесполезно.
 – Ну что ж, уже легче, – улыбнулся он.
 – Подожди немного, мне надо привести в порядок волосы. У нас осталось мало времени, а то опоздаем к началу.
 Она быстро справилась с прической, он помог ей надеть пальто и кокетливо сдвинул ей на бек берет.
 – Ты выглядишь не больше чем на шестнадцать;
 – Слава Богу, что мне уже не шестнадцать, – парировала она, позволив ему взять себя за руку и повести к машине.
 – А что, вернуться в прошлое и начать все сначала – тебя не устраивает? – спросил он, помогая ей сесть в машину.
 – Одного раза больше чем достаточно.
 – Но, может быть, тогда бы нам удалось кое-что поправить?
 – Сомневаюсь. Человеческая натура неизменна. И мы бы, видимо, вели себя точно так же.
 – Довольно мрачная мысль. Но безусловно кое-какой урок мы все-таки извлекли.
 Он взял ее руку, положил ее к себе на колени и прикрыл сверху своей ладонью. Так они доехали до стадиона.
 – И еще кое-что мне хотелось бы обсудить, пока я здесь.
 – Давай.
 – Я должен выдвигать свою кандидатуру на предстоящих выборах губернатора штата.
 – Ты будешь хорошим губернатором.
 – Но я хочу отказаться от этого. Она удивленно посмотрела на него.
 – Почему?
 – Из-за Тони.
 – Не понимаю.
 – Стоит вступить в предвыборную борьбу, и твое прошлое вывернут наизнанку. Моим противникам доставит массу удовольствия обнародовать все пикантные подробности появления Тони на свет.
 – Но, Коул, они же ничего не могут доказать. Они не смогут связать тебя, меня и Тони…
 – Но ты не учитываешь мою точку зрения, дорогая. Я хочу связать себя с вами. И вовсе не собираюсь отрицать, что Тони мой сын. Черт побери! Я этим горжусь!
 – Но это же политическое самоубийство. Ты же сам только что сказал…
 – Я знаю, что я сказал. Я не хочу, чтобы у тебя или Тони были неприятности из-за предстоящей кампании. Поэтому я хотел переговорить с тобой и выяснить твое отношение ко всему этому. Я не из тех, кто рвется к политической деятельности. Мне достаточно и моего бизнеса. Тот, кто добирается до самого верха, становится постоянной мишенью Именно поэтому твое мнение для меня очень важно.
 – О Коул, я не знаю, что сказать. Ты сам должен решить – А тебе это безразлично, Эллисон? Для меня быть с тобой важнее, чем все остальное. Последние месяцы я пытался не посягать на твою свободу. Но я чувствую, что больше не выдержу.
 Она отвернулась, и он не видел ее реакцию. Обрадовалась она или нет тому, что он по-прежнему домогается ее? Почему она так упорно отвергает его?
 – Не знаю, – прошептала она.
 – Чего не знаешь? Не знаешь, любишь ли ты меня? Хочешь ли выйти за меня замуж? Чего именно ты не знаешь?
 – Я боюсь, – наконец призналась она.
 – Я тоже. Но больше чем чего бы то ни было я боюсь остаться без тебя.
 – Вот здесь стоянка, – указала Эллисон, прерывая их мучительный разговор Когда они нашли свои места, команды уже разминались на поле. Ветер был хоть и прохладным, но довольно приятным. Трибуны возбужденно шумели в предвкушении предстоящей игры.
 Коул прекрасно вписался в местную публику. Пока они покупали билеты и искали места, ей пришлось его представить не меньше чем дюжине знакомых. Иногда его узнавали и заговаривали с ним. Он вел себя непринужденно и дружелюбно. И если бы не держал ее руку, она и не догадалась бы, как он нервничает – Если ты не отпустишь мою руку, у меня начнется гангрена, – шепнула она ему на ухо – Кровь в ней уже давно не циркулирует – Вот он! – вдруг воскликнул Коул – Вон там! – Так и не выпустив ее руку из своей, он указал ей свободной рукой на поле. Эллисон попыталась расцепить его пальцы, и только тогда он с удивлением посмотрел на нее.
 – Извини, тебе больно?
 Она стала массировать свою затекшую кисть.
 – Как тебе известно, для меня это орудие труда, так что будь, пожалуйста, поосторожнее.
 Коул поднес ее руку к губам и, не обращая внимания на любопытные взгляды со всех сторон, стал по очереди, один за другим, целовать каждый палец.
 – Теперь лучше?
 – Коул, – прошептала она, улыбаясь, ты меня смущаешь.
 Она отдернула руку, но он снова поймал ее и засунул себе под локоть. Эллисон отвернулась и увидела, что Тони ищущим взглядом обводит трибуны Она махнула ему, и он их заметил. В его глазах вспыхнула радость и удивление – он не ожидал увидеть Коула. Тони поднял над головой в знак приветствия обе руки, точно заверял в предстоящей победе.
 Коул засмеялся.
 – Почему ты смеешься?
 – Думаю, он рад тому, что я приехал. Я тоже очень рад. Но должен признаться, опасался встречи с тобой.
 – И ты делился своими опасениями с Тони?
 – Пару раз я говорил с ним об этом, – небрежно бросил Коул.
 – Мне кажется, мы удачно выбрали место, – пробормотала Эллисон, продолжая следить за сыном. Тони снова высмотрел их и на сей раз поприветствовал поднятым вверх большим пальцем. Она взглянула на Коула – он улыбался точно, как Тони – и, покачав головой, сказала:
 – Вы удивительно похожи.
 – Правда? – спросил он польщенно.
 – По-моему, ты просто лопаешься по этому поводу от гордости.
 – Ты действительно считаешь, что он на меня похож?
 – Ты что, прикидываешься? Конечно, похож. И чем старше становится, тем сильнее сходство. Ему нужно только посмотреться в зеркало, чтобы самому убедиться в этом.
 Эллисон никогда раньше не видела на лице Коула такого счастья. Он буквально сиял. И она поняла, что никогда не любила больше, чем в эту минуту, человека, прижимавшего к себе ее руку. Сейчас, чувствуя его рядом, она и представить себе не могла, чтобы позволить ему уйти. Она не может жить без него, как бы она ни убеждала себя в обратном, и порукой тому – ее сердце.
 Первый тайм приближался к концу Счет был один ноль в пользу команды Мейсона, когда на поле внезапно образовалась свалка и судья свистком остановил игру. Коул вскочил с места.
 – Мяч был у Тони? Что с ним? – пробормотал он.
 Этого Эллисон всегда боялась больше всего. Сколько она ни пыталась приучить себя не волноваться из-за неизбежных мальчишеских травм, ей это плохо удавалось. Футбол – такая грубая игра, без ушибов почти никогда не обходится, особенно если страсти накалены, как сегодня.
 Когда кучу растащили, один игрок остался лежать на поле. И это был Тони. Эллисон, вскрикнув, не видя ничего вокруг, стала пробираться сквозь ряды зрителей, рассеянно извиняясь на каждом шагу Коул следовал за ней. Когда они добрались до кромки поля, Тони уже унесли на носилках в карету «скорой помощи», где его осматривал врач.
 – Что с ним? – тяжело дыша, спросила Эллисон.
 – Он без сознания, – ответил врач. – Думаю, нам лучше отвезти его в больницу Это в сорока милях отсюда.
 – Ты поезжай с Тони, – вмешался Коул, – а я вас догоню на своей машине Эллисон давно не испытывала такого страха. Тони был очень подвижным мальчиком, у него случались и порезы и ушибы. Но сейчас совсем другое. Он без сознания, он в опасности. Она бы отдала все на свете, лишь бы он открыл глаза и улыбнулся ей своей милой улыбкой, сказал, что с ним все в порядке.
 Никогда раньше она не чувствовала себя более беззащитной. Но, сидя в машине, мчавшейся сквозь ночь, Эллисон вдруг подумала, что впервые за очень долгое время, она не одна… Коул рядом Ей есть на кого опереться. Она не одинока. И уже никогда не будет один на один со всеми невзгодами. Эллисон глубоко вздохнула. Страх и неуверенность в будущем отступили.
 Когда «скорая» подъехала к больнице, Тони пришел в себя, но чувствовал большую слабость У него взяли анализы и отправили на рентген Эллисон ждала Коула в приемном покое и бросилась ему навстречу, предвосхищая вопросы.
 – Сейчас с ним врачи, они считают, что это не слишком серьезно. Может быть, легкое сотрясение мозга. Еще в машине он пришел в себя и отвечал на вопросы.
 Коул на минуту закрыл глаза, чтобы справиться с волнением.
 – Слава Богу! Слава Богу за все. Нам надо остаться здесь на ночь? – спросил он, оглядываясь вокруг – Пока не знаю.
 Доктор, обследовавший Тони, пришел к выводу, что его можно забрать домой, рекомендовал полежать и пообещал, что к концу недели он поправится. Эллисон решила, что она вполне справится с уходом за сыном Выйдя из кабинета врача, Тони сразу попал в объятия Коула и припал к его груди Эллисон увидела, как глаза Коула при этом наполнились слезами.
 Тони поднял голову и грустно пошутил:
 – Я совсем не это имел в виду, когда приглашал тебя на матч, отец. Никак не ожидал, что так выйдет.
 Коул засмеялся, и Эллисон почувствовала, что тревоги позади.
 – Я отвезу вас домой, – сказал Коул, не выпуская Тони из объятий. И, обернувшись к Эллисон, спросил:
 – Ты готова?
 Она смотрела на двух своих мужчин, стоявших рядом, и думала: какая чушь! Ну чего она так боялась?
 – Да… Пожалуй.
 Когда они подъехали к Мейсону, Тони спал на заднем сидении.
 Коул помог Тони выйти из машины и повел его в дом. Глядя им вслед, Эллисон вдруг заметила, что Тони ростом почти с Коула. Да, ее сын больше не ребенок и не станет держаться за ее юбку. Как быстро идет время!
 – Тебе помочь лечь в постель, Тони? – спросила она.
 – Не-а. До завтра, – пробормотал он и зашагал по коридору сонной походкой. На полпути остановился и обернулся.
 – Спасибо, отец, что приехал, – сказал он. – Хотя мне и не пришлось довести игру до конца, – добавил он мрачно.
 – Я тоже рад, что вовремя оказался здесь. Жаль, что тебе досталось. Тони пожал плечами.
 – Нарушение правил. Ничего не поделаешь.
 Коул кивнул.
 – Да-да, понимаю.
 – Спокойной ночи, мам, – пробормотал он и отправился к себе.
 Коул и Эллисон стояли у входной двери.
 – Выпьешь кофе на дорожку? Он потянулся и кивнул.
 – Ты что, элегантно намекаешь, чтобы я уехал?
 Эллисон задумалась. Она понимала, что до того, как он уедет, им надо объясниться.
 – Вообще-то, если хочешь, можешь лечь в комнате для гостей. Он засмеялся – Хочу.
 Готовя кофе, Эллисон все же решилась на разговор.
 – Ты даже представить себе не можешь, как я рада, что сегодня ты был рядом. Я никогда не испытывала такого страха. И сначала чувствовала себя ужасно беспомощной и одинокой – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Они смотрели друг другу в глаза. Эллисон шагнула к нему в объятия так, как будто это единственное место, уготованное ей на земле.
 Коула окутал легкий аромат ее духов, он почувствовал, как бешено заколотилось его сердце, и порывисто прижал ее к себе.
 – Я люблю тебя, моя радость, прошептал он. – Люблю безгранично.
 Эллисон вздохнула и почувствовала, как приятно просто стоять, склонив голову ему на плечо, после того как она сделала для себя выбор.
 – Я устала с собой бороться, Коул. Я тоже люблю тебя. Тебя нельзя не любить! Я вырастила еще одного Коллоуэя, такого же, как ты. И все время не перестаю удивляться, насколько вы похожи.
 Коулу захотелось приласкать и ободрить Эллисон, но в момент, когда его губы коснулись ее губ, он вспыхнул от страсти и с радостью заметил, какой отклик это вызвало в ней. Желание его было так отчаянно сильно, что он боялся с ним не справиться Заглянув ей в глаза, он прочел в них ответ на все вопросы, которые столько времени мучили его, – они светились счастьем и любовью.
 – Значит ли это, что ты выходишь за меня замуж? – прошептал он.
 Слова были лишними, она молча кивнула После такого ответа, окрыленный, ее согласием выйти за него замуж, он рискнул задать следующий вопрос.
 – Как ты думаешь, мы сможем еще иметь детей?
 Эллисон бросила на него лукавый взгляд.
 Я буду настаивать на этом. Никогда не собиралась ограничиться одним ребенком Просто раньше у меня не было такой возможности Думаю, нам надо еще не меньше двоих А ты как считаешь?
 С ликующим криком он подхватил ее на руки и понес к дивану – Надеюсь, мы справимся. – Он посадил ее к себе на колени. – И когда же это свершится?
 – По крайней мере через девять месяцев, не раньше, как тебе известно…
 – Я не спрашиваю об этом. Я спрашиваю о свадьбе. Когда?
 Она покачала головой – Понятия не имею.
 – У меня есть предложение Как насчет Рождества?
 – Так быстро?
 – Быстро? До него целых шесть недель!
 – Но ведь надо приготовиться.
 – А почему бы нам не устроить тихую семейную свадьбу на ранчо? Я думаю, в этом году Кэм еще не настроен на пышные празднества.
 – Ты, разумеется, прав. А может быть, нам стоит подождать еще несколько месяцев?
 – Милая моя. Я ждал пятнадцать лет. Кэм нас поймет – Он погладил ее грудь, отчего у нее перехватило дыхание.
 – Коул, мы не можем. Не сегодня и не здесь.
 Он вздохнул.
 – Увы, ты права. Я знаю, что нельзя, но так хочу тебя, что не сдержался. Она улыбнулась.
 – Давай утешаться тем, что впереди у нас масса времени – При условии, что я останусь жив после холодного душа, который мне сейчас придется принять, – сказал он и снова поцеловал ее. Он заставил себя уйти, и она поняла, чего ему это стоило.




 ЭПИЛОГ


 Большой Дом внутри и снаружи сверкал от рождественских украшений, огней и гирлянд. Горели камины, распространяя аромат мескитового дерева, слышался веселый смех Триши и возгласы гостей. Все это происходило под звуки рождественских песен, доносящихся из динамиков стереосистемы. В фойе было шумно от разговоров и приветствий прибывающих гостей.
 Эллисон и Тони только что подъехали. Коул ждал их и помог внести вещи в дом.
 Первый человек, с которым Эллисон встретилась глазами, была Летиция Коллоуэй. Она очень поседела и выглядела просто старухой. В ее взгляде таилась робость.
 Эллисон подошла к ней вместе с Тони.
 – Летти, я хочу вам представить Тони. Летти вздрогнула при упоминании знакомого имени, но не отвела глаз.
 – Ох, какой ты большой, – сказала она слегка дрогнувшим голосом. – Ты очень похож на своего отца в этом возрасте. Правда, у тебя совсем другие глаза… – Она замялась. – У тебя такие же красивые глаза, как у твоего деда.
 И Кэмерон, и Коди – оба были рядом. Кэмерон держал на руках Тришу, а Коди подтрунивал над Рози, сновавшей с подносом среди гостей.
 Тони пожал протянутую ему руку Летти Я никогда не видел своего дедушку, – сказал он ломающимся баритоном Летти тихо кивнула.
 – Он был прекрасным человеком Можешь им гордиться Будь достоин его имени Тони расплылся в улыбке.
 – Я постараюсь.
 Коул, ставший свидетелем этой сцены, поначалу испугался, что разговор его странноватой тетки с его словоохотливым сыном может зайти не туда, и с облегчением вздохнул, когда они перешли на безобидные темы.
 Я отнесу багаж наверх, – сказал Коул, ни к кому конкретно не обращаясь.
 Он занес вещи Тони в комнату, где тот жил летом, а вещи Эллисон – к себе. С ней придется объясняться Через неделю они поженятся Боже, еще целая вечность! Не терять же все это время Он не может себе такого позволить ни сегодня ночью, ни впредь.
 Обед прошел славно, все были милы и рады видеть друг друга. Коди не был дома почти два месяца. Никто не знал, где он их провел и почему исчез. В ответ на расспросы он загадочно улыбался и напускал на себя важный вид, никому не раскрывая своей тайны.
 Кэмерон по несколько дней в неделю проводил в Сан-Антонио, но Тришу оставлял на ранчо. Здесь ей было хорошо. Все ее любили и баловали За нее Коул не волновался – у ребенка было все необходимое. Он переживал за Кэма, но понимал, что ничем не может ему помочь. Брату предстояло самому справиться со своим горем.
 – Что же ты им сегодня ответил, Коул? – спросил его Кэмерон после десерта, за кофе.
 – Посоветовал подыскать кого-нибудь еще. У меня другие планы, – И он сделал небольшой глоток.
 – Молодец, – одобрил Кэмерон, приподнимая чашечку с кофе, как будто это рюмка вина. – Я рад, что ты не позволил им втянуть себя в эту историю.
 – Они пытались.
 – Не сомневаюсь.
 – О чем вы тут говорите? – строго вмешалась Летти.
 Кэмерон объяснил ей.
 – Да тут кое-кто старался уговорить Коула выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора.
 Коул встретился глазами с Эллисон. И улыбнулся. У Тони округлились глаза.
 – Так ты собираешься стать губернатором?
 – Нет.
 – Почему нет? – с удивлением воскликнул Тони.
 Коул снова переглянулся с Эллисон.
 – У меня есть дела поважнее.
 При этих словах Коди так радостно подпрыгнул, что все засмеялись. Больше этот вопрос не поднимался. Семья провела вечер у камина за приятной беседой. Все хотели поближе познакомиться с Тони, и поэтому он был в центре внимания.
 Когда Эллисон, наконец, поднялась наверх, она удивилась, не обнаружив в комнате своих вещей, заглянула в ванную – ее туалетные принадлежности аккуратно разложены по полочкам. Все ясно. Она вошла в комнату Коула. Ее халат лежал на кровати рядом с ночной рубашкой. На коврике стояли тапочки. Эллисон залилась краской. Что он себе позволяет? Он даже не пытается скрыть, что… Он…
 Дверь из коридора открылась, и вошел Коул.
 Увидев ее, он расплылся в улыбке.
 – Послушай, Коул… Он подошел и обнял ее.
 – Послушай, Эллисон, – передразнил он ее.
 – Ты же понимаешь, что я не могу с тобой остаться. Ведь все…
 – Только, пожалуйста, без этого – все подумают… Во-первых, это никого не касается, а во-вторых, этого никто не узнает. А если и узнает, что такого? Мы на днях поженимся, так что какая разница?
 – Мне кажется, Тони еще не готов понять…
 – Наоборот. Тони все прекрасно понимает. У нас с ним состоялся мужской разговор.
 – Неужели?
 – Да. Я ему объяснил, как долго ждал тебя и как страстно хотел, чтобы мы стали одной семьей. Он отнесся к этому одобрительно, только спросил, почему мне так долго пришлось тебя упрашивать.
 – О Коул! – воскликнула она, сообразив, что он над ней подтрунивает. – Я так тебя люблю.
 – Рад это слышать, – сказал он, привлекая ее к себе. – Было бы неплохо, если бы ты эту пикантную новость сообщала мне почаще.
 Она дотронулась губами до его подбородка и прошептала:
 – Просто я боюсь, вот и все.
 – Боишься? Бог ты мой. Чего?
 – Все это так ново для меня. Я умею быть независимой и самостоятельной. А теперь мне надо научиться быть женой.
 Он погладил ее по щеке.
 – Тебе ни о чем не стоит волноваться. Я люблю тебя и принимаю такой, как ты есть, а что ты умеешь или не умеешь, не имеет никакого значения.
 Он потянул замочек молнии у нее на спине.
 – Больше я ждать не желаю. Я и так был слишком терпелив в последнее время. Разве я усну, зная, что ты – в соседней комнате.
 Дрожащими пальцами она стала расстегивать его рубашку. Она прекрасно понимала его, потому что сама ни за что бы не смогла уснуть рядом с ним Зачем им теперь притворяться?
 Эллисон подняла голову и заглянула в его глаза.
 – Как скажешь, дорогой, – ответила она со столь ей раньше не свойственной покорностью.
 Его рубашка упала на пол. Она положила ладони на его широкую грудь.
 Он засмеялся.
 – Никогда не видел тебя такой робкой. Похоже, мне нравится твоя новая манера поведения.
 – Радуйся, пока можешь, – лукаво парировала она, ведя его к постели. – У меня есть в отношении тебя кое-какие планы.
 – Дорогая, я весь в твоем распоряжении. Как, впрочем, и всегда.
 Она слегка толкнула его, а когда Коул, сделав вид, что потерял равновесие, растянулся на кровати, стала расстегивать ему брюки.
 – Коул, дорогой – Вот это да!
 – Ты уже решил, когда мы займемся увеличением нашего семейства?
 – Чем скорее, тем лучше.
 – И сколько же?
 – Ну, скажем, дюжину, если ты согласна, дорогая.
 Она улыбнулась, сверкая черными глазами.
 – Даже для техасца это слишком самонадеянно.
 Он ухватил ее за руку и привлек к себе на кровать.
 – Я хочу только того же, что и ты, дорогая. Сейчас и всегда.
 Она порывисто поцеловала его, вложив в этот поцелуй всю свою любовь и безграничную нежность.
 – Боюсь, мне придется в этом случае не выпускать тебя из кровати до самой свадьбы. Его глаза сверкали, как рождественские огни, украшавшие дом.
 – Как скажешь, дорогая, – согласился он. Счастье, которым светились их лица, словно стерло годы разлуки. С этого момента они жили только настоящим и будущим.