Аннотация: Норманнский рыцарь Грэлэм де Моретон, снискавший славу в крестовом походе, попал в странную историю. Этот суровый воин, презиравший женщин и брак, был вынужден обвенчаться с французской аристократкой Кассией, лежавшей на смертном одре, после чего вернулся в Англию, считая себя вдовцом. Каково же было изумление Грэлэма, когда немного времени спустя красавица жена приехала в его замок с твердым намерением не просто превратить фиктивный брак в настоящий, но и завоевать любовь супруга-незнакомца…


---------------------------------------------


 Кэтрин Коултер
 Песня огня



 Глава 1


 — Клянусь всеми кострами ада. Гай! — вскричал Грэлэм, указывая куда-то вперед над настороженно прижатыми ушами своего боевого коня.
 — Подумать только! Дюжина мерзких вилланов атакует купца, у которого всего-то шестеро сопровождающих!
 Грэлэм круто повернулся в седле и крикнул через плечо своим людям:
 — А ну-ка покажем этим чертовым французским ублюдкам, из чего сделаны англичане!
 Продолжая кричать, он пришпорил коня, не случайно названного Демоном, и легко вытащил из ножен блеснувший на солнце меч. Демон ринулся с травянистого покатого холма вниз, в небольшую долину. Его отделанная серебром уздечка засверкала в лучах солнца.
 — За Моретон! За Моретон! — выкрикнул рыцарь. Он рывком опустил на лицо забрало и описал широкую смертоносную дугу своим огромным мечом. Двое других рыцарей и дюжина солдат не отставая вторили его воинственным крикам. На скаку разглядывая шайку разбойников, Грэлэм хладнокровно думал, что место для засады и трусливого нападения было выбрано ими идеально. Однако, как он теперь понял, к счастью для оборонявшихся, один из них вовсе не был купцом.
 Тем временем Демон налетел на лошадь одного из разбойников, и от ужасного удара ее всадник, вылетев из седла, оказался высоко в воздухе. Но даже это не помешало Грэлэму рассматривать участников схватки. Путник, на которого было совершено нападение, был богато одет и сидел верхом на великолепном гнедом жеребце. Его кольчугу покрывал винно-красный бархатный плащ. По-видимому, человек этот владел боевыми искусствами, необходимыми для рыцаря: его меч сверкал непрерывно; но его осаждало не менее шестерых разбойников, и четверо из них были конными. Несмотря на воинскую доблесть, без помощи он не смог бы с ними справиться и скоро нападавшие изрубили бы его в куски.
 Грэлэм снова издал свой воинский клич: «За Моретон! За Моретон!» — и часть бандитов, не будучи глупцами, бросилась под укрытие леса, в то время как шестеро оставшихся продолжали яростно атаковать одинокого всадника и его слуг.
 «Хорошо сражается», подумал Грэлэм. В следующую минуту он вихрем налетел на атакующих и ввязался в драку. В этот момент на лице его появилась мрачная улыбка. Он с размаху пронзил мечом одного из разбойников, угодив ему прямо в горло. Кровь взметнулась фонтаном вверх, обрызгав латы Грэлэма, но рыцарь даже не обратил на это внимания, направляя Демона на другого конного разбойника. Демон встал на дыбы и принялся молотить неприятельского коня копытами передних ног по шее. В ту же минуту Грэлэм пронзил грудь всадника ударом меча, и тот кубарем скатился с лошади на землю. Из горла его вырвался хриплый крик, похожий на карканье. Грэлэм, приблизившийся к обороняющемуся воину, чтобы защитить его с фланга, громко расхохотался, видя, как остальные негодяи, раненные и испуганные, последовали в лес за своими товарищами.
 Схватка длилась не более пяти минут, и затем снова воцарились мир и тишина, нарушаемые только стонами раненых. Грэлэм спокойно опустил окровавленный меч, потом спешился и повернулся к сэру Гаю де Блазису, одному из своих рыцарей.
 — Ранен только Хью, милорд, — поспешил успокоить, его слегка задыхающийся после потасовки Гай, — но рана неопасная. Эти мерзавцы оказались трусами.
 Грэлэм кивнул и подошел к человеку, которого только что выручил из беды.
 — Вы ранены?
 — Нет, но мне пришлось бы стать удобрением для грядущего посева, если бы не ваша помощь. Примите мою благодарность.
 Он снял шлем и сдвинул со лба кольчугу, прикрывавшую голову.
 — Мое имя Морис де Лорис из Бельтера.
 Он широко улыбнулся Грэлэму.
 «Сражается как молодой», — подумал рыцарь, оглядывая коротко остриженную, уже седеющую голову де Лориса и морщинки, расходящиеся от его темно-зеленых глаз. Француз все еще сохранял привлекательность и не походил на многих старья вояк, потерявших удаль и отправившихся на покой. На его мускулистом теле не было ни унции жира, и нетрудно было догадаться, как играют железные мускулы под кожей его плеч и рук.
 — Вы тяжело дышите, милорд, — сказал де Моретон. — Пойдемте со мной, отдохните и расскажите мне, почему эти разбойники напали на вас.
 Морис кивнул и спешился, чувствуя, что сердце его еще не успокоилось, а дыхание не восстановилось. «Но страсти Господни, — думал он, — это была славная драка!»
 — Вы ранены!
 Морис недоуменно осмотрел кровавое пятно и прореху в своем бархатном плаще и тихонько выругался. Кассии будет трудно залатать эту дыру с рваными и неровными краями.
 — Ничего страшного, — ответил он, пожимая плечами.
 — Гай, — крикнул Грэлэм, — пусть кто-нибудь принесет воды и чистых тряпок.
 Он улыбнулся Морису.
 — Я лорд Грэлэм де Моретон, англичанин, возвращающийся из Святой Земли. Признаться, я начинаю думать, что проезжаю через Эдем, — продолжал он, оглядываясь и любуясь волнистыми холмами Аквитании. — Одно меня беспокоило — здесь становилось довольно скучно. Благодарю, милорд, что вы дали нам возможность разогнать кровь.
 — То, что вы вмешались, — ответил Морис, вздрагивая оттого, что один из людей Грэлэма, в этот момент очищавший и перевязывавший рану на его руке, распорол его плащ, И теперь ни о какой починке думать уже не приходилось, — это не иначе, как Божий промысел. Вы сказали, что возвращаетесь из Святой Земли?
 Де Моретон кивнул, и Морис продолжал голосом, в котором можно было распознать печаль:
 — До нас дошли слухи о короле Луи. Бедный король, умирающий, как самый ничтожный смертный, в этой забытой Богом стране. И что же будет теперь? Как насчет вашего отважного принца Эдуарда? Он жив?
 — Жив. Но вам не стоит много разговаривать. Подождем, пока вы окрепнете, милорд.
 Морис благодарно оперся на руку Грэлэма, и тот помог ему опуститься на землю под развесистым дубом; потом снял шлем и провел рукой по всклокоченным черным волосам.
 — Гай, — Грэлэм указал рукой на смертельно раненного разбойника, корчившегося на земле. — Отправь-ка этого негодяя в ад.
 «Странно, — подумал рыцарь, — похоже, ни одна из повозок с поклажей не пострадала. — Он попытался воспроизвести в уме только что окончившуюся битву, в которой шестеро мужчин набросились на Мориса де Лориса. — Если их целью не была нажива, то…»
 Грэлэм покачал головой и продолжил осмотр поля боя. Трое слуг лорда Мориса были мертвы, а двое ранены. Отдав своим людям дальнейшие распоряжения, он вернулся к Морису, рука которого уже была перевязана должным образом.
 Морис с невольным восхищением разглядывал высокого англичанина, который только что спас ему жизнь. Кем бы он ни назвался, рыцарь являл собой великолепный экземпляр мужчины и свирепого воина. И, подумал Морис, он молод, здоров, грудь у него мощная и крепкая, как дуб. Этот человек привык командовать, и ему, пожалуй, можно доверять.
 Заметив, что ле Моретон нахмурился, Морис сказал:
 — Понимаю, что вас тревожит, милорд, потому что ваши мысли — эхо моих собственных. В этом мире множество воров и грабителей, но те, кто напал на меня, — не обычные разбойники. Аквитания — страна, в которой царит порядок, и как ни напрягай фантазию, а что-то не верится, чтобы на меня напали из-за трех повозок, груженных вином.
 — У вас есть враги, — бесстрастно сказал Грэлэм.
 — Похоже на то, — согласился де Лорис и посмотрел прямо в черные глаза рыцаря. — У кого их нет?
 — Ваш враг слишком труслив, чтобы взять на себя грязную работу, он действует чужими руками.
 — И снова вы правы.
 На минуту лицо Мориса приняло задумчивое выражение. Наконец он сказал:
 — У меня нет доказательств, но я знаю одного человека, способного пуститься во все тяжкие, чтобы сжить меня со свету.
 Возбуждение, вызванное необходимостью сражаться, прошло, и Грэлэм начинал чувствовать усталость — скорее оттого, что несколько недель добирался сюда из Сицилии, чем оттого, что помахал своим мечом. Он потер рукой затекшую шею.
 — Я и забыл, — продолжил Морис, — ведь ваш принц Эдуард — теперь уже не принц, а король! Скоро ли он вернется, чтобы потребовать свою корону?
 — Нет. Он жаждет путешествий. Его дядя, герцог Корнуоллский, заботится о том, чтобы в Англии царили мир и согласие; он сохранит для Эдуарда его наследие.
 — Но вы, Грэлэм из Моретона, вы ведь хотите вернуться домой?
 — Да. Сражаться с язычниками в Святой Земле — дело хлопотное. Там были и болезни, и смерти, и неудачи. По крайней мере соглашение, которое Эдуард заключил с сарацинами, оградит на какое-то время христиан от опасностей.
 Де Лорис задумчиво смотрел на английского рыцаря.
 — Мы всего в трех днях пути от моего дома, лорд Грэлэм, — сказал он. — Не соблаговолите ли сопроводить меня до Бельтера?
 — С величайшим удовольствием, — ответил Грэлэм.
 — Отлично. — Морис кивнул. Теперь все его мысли устремились к Кассии. У него было три дня, чтобы решить, будет ли этот англичанин достойной партией для его единственной дочери. Но сперва надо было выяснить главный вопрос:
 — Полагаю, у вас есть семья, с нетерпением ожидающая вашего возвращения?
 — Нет, но мой замок ветшает. Год — длительный срок, а меня не было дома как раз около года.
 — Как я вас понимаю! — сказал Морис и, прислонившись к дубу, закрыл глаза.




 Глава 2


 Кассия движением плеч сбросила подбитый горностаем плащ, аккуратно сложила его и постелила перед собой поперек седла. «Он слишком красив, чтобы его носить», — с улыбкой подумала она, припоминая ласковый взгляд, с которым отец преподнес ей этот плащ в прошлый ее день рождения. Она поддразнивала его, говоря, что подобный подарок достоин принцессы, а не простой девушки, живущей в дикой Бретани. Ее нянька, а теперь горничная Итта тогда и посетовала, что господин балует ее девочку, но Морис только рассмеялся.
 Кассия подняла голову, подставляя лицо весеннему солнцу. Воздух был чистым, прозрачным и теплым, а небо усеяли нежные пушистые облачка. Девушка легонько повернулась в седле. Ей казалось, что этим воздухом невозможно надышаться. Кассия бросила взгляд в сторону Бельтера. При виде четырех круглых башен, горделиво вздымавшихся вверх, как огромные часовые, глаза ее блеснули. Толстые серые каменные стены, которым возраст шел только на пользу, стали еще живописнее за последние сто лет. Соединяемые стенами гигантские башни образовали большое каре на вершине усеянного скалами холма.
 Бельтер был не только ее домом, но и крепостью, представлявшей стратегическое значение; отсюда хорошо просматривалась река Морлэ. Ни один враг не мог подняться по этой реке от моря, не будучи замеченным солдатами Бель-тера. И никто не скрылся бы от бдительных взглядов часовых, попытайся он подобраться по суше, — ведь замок стоял на самом высоком холме в округе. Глядя в сторону процветающего города Морлэ, расположенного ближе к морю, Кассия припоминала рассказанные отцом истории о бурном прошлом Бретани, когда за контроль над ней соперничали и сражались могущественные рыцари. Бельтер выстоял: даже самые мощные осадные машины не смогли нанести ему урона. Единственное, чего страшился ее отец, — это осады: каждую осень после сбора урожая он напоминал об этом. Кассия, отличавшаяся Такой же хозяйственностью и домовитостью, как ее покойная бабушка, постоянно следила за тем, чтобы сараи, амбары и другие хозяйственные постройки были должным образом загружены припасами — пшеницей, фуражом и солониной; чтобы было закуплено вдоволь муки и соли и чтобы всего этого хватило, даже если бы сам король Франции осадил замок. .
 Томас, один из оруженосцев ее отца, попридержал свою лошадь рядом с ее Ромашкой.
 — Миледи, — сказал он, указывая на восток, — приближается группа людей. Нам следует вернуться в Бельтер.
 Кассия кивнула, вспомнив об обещании, данном отцу, и пустила Ромашку рысью, направляясь к замку. Она улыбалась, думая о том, что. отец должен быть дома уже через неделю. Он привезет из Аквитании вина, которого хватит на добрых десять лет! Как она любила дразнить его, указывая на якобы умножавшиеся красные прожилки у него на носу — свидетельство его пристрастия к излюбленному напитку. Он верил ей, пока не заглянул однажды в зеркало и не убедился, что это шутка. Вдоволь наглядевшись на свое отражение, отец бросился за ней в погоню; она же почувствовала себя настолько виноватой, что вскоре после этого случая дала ему обыграть себя в шахматы.
 Привратник Пьер поднял решётку, закрывающую ворота, и небольшой отряд въехал во внутренний двор замка. Как и всегда, попадая домой, Кассия испытала удовлетворение при виде опрятности надворных построек и хорошо выметенного булыжника, покато спускавшегося к внешнему двору так, чтобы дождевая вода не застаивалась внутри. В ее доме не было грязи, все было аккуратно и чисто, а обитатели замка всегда были сыты и одеты в добротное шерстяное платье.
 У крепостной стены играла ватага ребятишек, и Кассия приветливо помахала им рукой. Они были частью ее огромной семьи, и каждого из них она знала по имени.
 — Мы живем в кроличьем садке, — говаривал ее отец с улыбкой. — Иногда я не могу облегчиться без свидетелей.
 — Томас, — приказала Кассия оруженосцу после того, как он помог ей спешиться, — пусть Пьер опустит решетку. Мы должны сперва узнать, кто едет.
 — Да, миледи. В голосе молодого человека звучало благоговение. Томас был одного возраста с Кассией: его отец владел богатыми и обширными землями на востоке. Но сам он с грустью признавался себе, что Кассия видела в нем всего лишь брата. Хорошо, думал юноша, поворачиваясь к Пьеру, чтобы исполнить поручение, что через год он наденет рыцарские шпоры и уедет отсюда. Он не мог бы вынести, если бы отец девушки в его присутствии выдал Кассию замуж за другого.
 — Чертов ублюдок! — выбранился Пьер, видя, как дюжина всадников приближается к Бельтеру. — Это гнусный Жоффрей де Лэси. Узнаю его штандарт. На самом деле на нем должна красоваться ласка, а не горделивый орел. Как мне хочется дать этому мужлану от ворот поворот и сказать, чтобы держался подальше от Бельтера и моей госпожи!
 — Пойду узнаю, что скажет Кассия, — сказал Томас. Но Кассия уже слышала их разговор; она приказала открыть ворота. Жоффрей был ее кузеном, сыном отцовской сестры Фелис. Судя по всему, его заносчивая, неприветливая мать на этот раз не сопровождала сыночка. «Слава святым угодникам хоть за это!» — подумала Кассия. Если бы только отец был дома! Она взобралась на внешнюю стену по деревянной лестнице и наблюдала за Жоффреем и его небольшим отрядом, который остановился у подножия холма. Как и всегда, Жоффрей был богато разряжен в темно-синий бархат, и девушка представляла, как его маленькие бледно-голубые глазки алчно оглядывают Бельтер и как он прикидывает, сколько стоит замок. Она прикусила губу, жалея, что не может не впустить его.
 — Кассия, это я, Жоффрей! — Кузен был уже перед воротами. — Могу я немного передохнуть в замке?
 Девушка даже не позаботилась отозваться, и Жоффрей не мог этого не заметить. Он с досадой заскрежетал зубами. Маленькая надменная сучка! Когда он на ней женится, то научит ее хорошим манерам. Молодой человек не мог удержаться от того, чтобы не пройтись любовным взглядом по владениям Бельтера, не упуская ни одной мало-мальски стоящей детали; потом он сам и его люди не спеша въехали в замок через массивные ворота. Куда торопиться — и так скоро все это будет принадлежать ему. Он станет лордом Бельтера и избавится от бесконечных проповедей и злого язычка своей мамаши.
 Жоффрей расправил плечи; маска-улыбка словно приклеилась к его лицу. В таком виде он появился перед Кассией, которая уже стояла в ожидании, наблюдая его приближение. Жоффрей не видел ее почти шесть месяцев, и его приятно удивили происшедшие в девушке перемены. Как красиво выделялась теперь ее грудь, ставшая более округлой и женственной! Он любовался великолепными каштановыми волосами кузины; солнечный свет играл на шелковистых прядях, ниспадавших горделивыми волнами до талии. Вот только глаза… Яркие, светло-карие, окаймленные густыми черными ресницами, они смотрели на молодого человека так, будто читали его мысли. Для женщины она была слишком прямолинейна, слишком отважна; ее чертов папаша, его дядюшка, избаловал ее, не научив понимать свое место и назначение. Но на этот раз Жоффрею нетрудно было ей улыбаться, потому что он знал — перед ним его будущая жена и его будущий дом.
 — Кассия, — Жоффрей спешился и подошел к кузине, — за последние несколько месяцев ты так похорошела…
 — Здравствуй, Жоффрей, — сдержанно отозвалась Кассия, не обращая внимания на его льстивый тон. — Отец еще не вернулся из Аквитании.
 — Ах, меня тянет сюда не потому, что я дорожу обществом твоего отца.
 — Тогда почему, Жоффрей?
 Он прикрыл глаза, чтобы не показать раздражения.
 — Прекрасен день и ты, кузина. Могу я провести часок в твоем обществе? К сожалению, сегодня вечером я должен вернуться в Бомэнуар.
 Кассия кивнула и, приподняв юбки, пошла впереди него по винтовой лестнице в большой зал.
 — Надеюсь, твоя мать здорова, — сказала она.
 Жоффрей рассмеялся:
 — Моя мать всегда в добром здравии. Особенно ее настроение улучшается, когда я рядом, потому что я отличная мишень для ее язычка. Она всегда вымещает на мне свою постоянную досаду на что-нибудь или на кого-нибудь.
 — Ну, — заметила Кассия, слегка смягчаясь, — с тобой она обращается лучше, чем со мной! Представь, она сказала моему отцу, что я слишком молода, чтобы управлять Бельтером! Будто я маленькое ничтожество, воспитанное в монастыре!
 Жоффрею показалось, что он слышит в голосе кузины подлинное веселье. В глазах ее зажегся огонь, и это выглядело обворожительно. «Как умно с моей стороны, — подумал молодой человек, — приехать именно сегодня». Он будет как раз тем, кого ей захочется увидеть, когда она узнает о судьбе отца. Он все равно получит Кассию, хочет она этого или нет, но, конечно, приятнее будет, если она пожелает и примет его. Мысль принуждать леди к браку была ему отвратительна.
 Девушка указала кузену на стул, и Жоффрей снова не без удовольствия отметил, как прелестно округлилась ее грудь.
 — Но ты не выросла, — заметил он.
 — Такова моя горькая судьба — оставаться всегда маленькой. Хочешь эля, Жоффрей?
 Молодой человек кивнул, усаживаясь на стул с высокой спинкой. Он уже чувствовал себя дома. Этот стул больше не принадлежал ее отцу, хотя был все таким же крепким, с красивой резьбой и прочным, как все в Бельтере.
 В это время Кассия отдавала распоряжения служанке. Голос ее был нежным и мелодичным.
 — Кассия так похожа на свою мать леди Анну, — при каждом удобном случае неодобрительно фыркала мать Жоффрея, — мягкая и бесхребетная, никакого куража в ней нет.
 Но Жоффрей знал, что она ошибается. Кассия была мягкой и нежной, потому что так ее воспитали. Она казалась мягкой, потому что отец обращался с ней, как с любимицей, и всегда был с ней нежен. Жоффрей сомневался, что кто-нибудь когда-нибудь говорил с Кассией грубо, если не считать его собственной матери. Но характер и воля у нее были, и, возможно, даже в избытке. Его взгляд переместился на бедра кузины. Как она стройна! Жоффрей размышлял, родит ли она ему сыновей и сможет ли при этом остаться в живых — ведь ее собственная мать умерла родами. Его мать говаривала, что Кассия развивается медленно и не спешит превратиться в женщину. Он вздрогнул, вспомнив, как ее мать грубо и цинично рассуждала о том, что обычные для женщины крови у нее пришли только после пятнадцати лет.
 Кассия подала кузену кубок эля и ломоть свежего хлеба, на котором лежал кусок сыра.
 — Уверена, что Томас покормит твоих людей, — сказала она.
 Усевшись напротив него на стул без подлокотников, Кассия смотрела ему прямо в лицо.
 — Зачем ты явился сюда, Жоффрей?
 — Чтобы повидать тебя, кузина, — ответил молодой человек, отламывая хлеб.
 — Мой отец не одобрил бы этого.
 — Оценки твоего отца несправедливы. Я никогда не делал ему зла, и я его наследник.
 — Нет, Жоффрей, — спокойно возразила она. — Это я его наследница.
 Жоффрей пожал плечами.
 — Ладно, выразимся иначе. Наследником станет твой муж. Кассия прекрасно знала, что он имел в виду, и это ее рассердило. Глядя кузену прямо в глаза, она сказала:
 — Как печально, что мой брат не выжил. Тогда бы никто не смотрел на меня и на Бельтер как на единое целое.
 Жоффрей нетерпеливо пошевелился на своем стуле, но затем, рассмеявшись, заметил:
 — Ты не ценишь себя по достоинству, кузина. Поверь мне, для меня имеешь значение только ты одна.
 Услышав такую наглую и откровенную ложь, Кассия испытала большое искушение дать кузену пощечину; и в тот же миг она почувствовала, как по коже ее поползли мурашки. Жоффрей умел говорить гладко. Слова его всегда лились, как масло; но сегодня его намерения были выражены так ясно, как никогда прежде. Он был на восемь лет ее старше, но Кассия хорошо помнила, каким он был мальчишкой — высоким, даже долговязым, и еще мелочным и жадным. Особенно скверно вел он себя по отношению к ее брату Жану. Она знала, что ее отец считал Жоффрея виновным в том, что ее брат утонул. Кассия думала так же. Морис запретил Жоффрею бывать в Бельтере, и пять долгих и очень мирных лет протекли в замке, пока сестра отца и мать Жоффрея не добилась уступки своими бесконечными просьбами. Но каждый раз, когда Жоффрей появлялся в Бельтер, отец бормотал что-то о гадюках и ядовитой крови.
 Кассия размышляла о том, зачем Жоффрей явился сюда теперь, и решила поощрить его и выведать причину его визита.
 — Да, — сказала она приветливо, — Подозреваю, что наступит день, когда мне придется выйти замуж. Но конечно, мужа мне выберет отец.
 — А возможно, герцог Бретонский.
 — Это произойдет только в случае смерти отца.
 — Мы живем в бурные времена, — возразил Жоффрей спокойно. — Как раз на прошлой неделе один из моих людей, крепкий малый и совсем молодой к тому же, подцепил лихорадку, и через неделю его не стало. Жизнь — неверная штука.
 — Разумеется, такой взгляд на вещи не особенно утешителен, — заметила Кассия. — Значит, ты не веришь, что Бог хранит праведников и добрых людей?
 — Ты рассуждаешь, как дитя, Кассия. Бог обычно не вмешивается в человеческие дела. Но хватит о столь мрачных материях. Скажи-ка мне, как ты развлекаешься, когда отца нет дома.
 Хотя Кассия знала, что Жоффрея не слишком интересуют ее дела, все-таки так можно было убить время до его отъезда. Она стала рассказывать о своем огороде, где выращивала целебные травы, о целебных свойствах некоторых веществ, о которых ей поведала нянька, о том, как подвигается строительство пристройки для их повара Раймона. Из-под ресниц наблюдая за Жоффреем, она заметила, что он задремал, сидя на стуле. Кассия сжалилась и прервала свой монолог.
 — Когда отец вернется, — закончила она свое повествование, стараясь не рассмеяться вслух, — мы все напьемся, как жонглеры, того вина, что он привезет.
 Она не видела, сколь проницательный взгляд бросил на нее проснувшийся в этот момент Жоффрей.
 — Жаль, что меня не будет здесь и я не присоединюсь к вашему празднику, — только и сказал он.
 — Да, верно. Боже мой! Час пролетел с невероятной быстротой. Думаю, тебе пора в путь.
 Кассия поднялась, Жоффрей, видя, что медлить больше не имеет смысла, тоже встал со стула. Он смотрел на ее прелестное лицо. ясно припоминая то время, когда считал кузину не более привлекательной, чем монашеская трапеза.
 — Ты пришлешь гонца в Бомэнуар, если захочешь меня видеть?
 Кассия склонила головку на плечо, думая, что за странный вопрос он ей задал, но ответила довольно приветливо и непринужденно:
 — Конечно, Жоффрей, я это сделаю. Желаю тебе доехать с Божьей помощью.
 Она смотрела, как кузен садился на лошадь, и ответила на его веселый знак, когда он махнул ей рукой, потом поднялась на восточную башню и не спускалась, пока Жоффрей и его люди не стали казаться ей не больше булавочной головки.
 Поужинав в обществе Томаса, Кассия выбранила служанку за то, что та не починила прореху на ее верхней юбке и, почувствовав неожиданную боль в висках, отправилась спать.
 На следующее утро девушка ощутила какую-то странную слабость, но не обратила на это внимания и приготовилась, как обычно, проехаться верхом на Ромашке. Солнце уже стояло высоко над головой, однако ее пробирала дрожь и в горле першило.
 — Ты глупышка. Кассия, — сказала она себе вслух, потому что могла по пальцам перечесть те дни своей жизни, когда чувствовала себя нездоровой. Когда Томас собрался подсадить ее в седло, она не смогла ухватить поводья. Со слабым криком, теряя сознание. Кассия опрокинулась в его объятия.




 Глава 3


 Де Лорис громко выругался, а потом разразился гневной тирадой, увидев, что одна из повозок глубоко увязла в грязи. Дождь продолжал извергаться на них мощными потоками — сплошной, непроницаемый, как стена. Они объезжали горы Нуары, казавшиеся Грэлэму большими зубьями пилы. Этот бесконечный дождь превратил узкую извилистую колею в непроходимое болото.
 Грэлэм, усталый, промокший до костей, спешился и присоединился к остальным, стараясь вместе со всеми сдвинуть повозку с вязкого места. Изо всех сил нажимая на колесо, он мечтал о доме, но философски размышлял, что промок бы в любом случае — с Морисом или без него. Густая грязь издала чавканье и выпустила колесо. Освобожденное из трясины, оно рванулось вверх, и три бочонка с вином опрокинулись на землю.
 — Сегодня вечером с Божьей помощью, — сказал Морис, когда бочонки были снова водворены в повозку, — можно будет обсохнуть. Мы поблизости от Бомэнуара. Я решил махнуть рукой на то, что моя сестрица — ведьма, и нанести ей визит. Там придем в себя и выпьем винца. А вы, милорд, будете моим гостем!
 — Где дом вашей сестры?
 — Недалеко от Хуэлгоута. Надеюсь, чертово озеро не разлилось и не затопило округу.
 Грэлэм, никогда прежде не слышавший о Хуэлгоуте или озере с таким названием, только что-то проворчал про себя. За последние три дня он много узнал о Морисе де Лорисе и еще больше, о розни между ним, его сестрой и племянником. Имя сестры было леди Фелис де Лэси.
 — Она смеет критиковать то, как моя дочь ведет хозяйство, — возмущался Морис. — Это моя-то Кассия, которая могла бы вести королевское хозяйство в Виндзорском дворце!
 Грэлэм цинично думал, что, если верить словам ее отца, Кассия была вполне достойна того, чтобы быть вознесенной на небеса как святая. Он уже раскаивался в том, что принял приглашение остановиться в Бельтере на несколько дней. Кассию Грэлэм представлял неким кроликоподобным существом с рыбьими глазами, столь непривлекательным, что Морису приходится изо всех сил обхаживать его, Грэлэма де Моретона, англичанина и совершенно незнакомого человека. Видимо, у Лориса не было иной возможности найти для дочери мужа.
 Но сам Морис ему нравился. Грэлэму был приятен его острый ум и чувство юмора. Он с удовольствием слушал невероятные истории, которые рассказывал Морис, не утративший бодрости духа даже тогда, когда разверзлись хляби небесные и весь отряд уподобился семейству тонущих крыс. Грэлэм понимал, что ему трудно противостоять расспросам Мориса, и рассказал все, что Морис пожелал о нем узнать. Улыбаясь про себя, он гадал, будет ли Морису интересно услышать, что у его первой жены была бородавка на левой ягодице.
 — Что касается моего племянника, — презрительно фыркал Морис, рассказывая о своих родственниках, — он никчемный дурак.
 — И может оказаться опасным, — спокойно заметил Грэлэм.
 — Да, это так, — согласился Морис, — скользкий ублюдок!
 Он поведал Грэлэму о своем сыне Жане, славном мальчике, которого, как он давно подозревал, Жоффрей оставил без помощи и обрек на гибель из одной только зависти и ревности.
 — Он зарится на Бельтер, а мать науськивает и поощряет его. Она имела наглость сказать мне в лицо, что ее сын — мой наследник. Подумать только — наследник! Будто Кассия не более чем какая-нибудь муха на потолке! Я отлично знаю, что у них обоих на уме: чтобы Кассия вышла замуж за этого зловредного негодяя, а моя сестрица забрала бразды правления в Бельтере.
 — Почему, — спросил Грэлэм Мориса, — вы не женились снова после смерти сына?
 В глазах Мориса появилась такая боль, что Грэлэм был потрясен: он без слов прочел в его взгляде ответ на свой вопрос.
 Теперь ему предстояло познакомиться с сестрой Мориса, леди Фелис, а возможно, и с его племянником Жоффреем.
 Бомэнуар был небольшим замком, не имевшим особого стратегического значения, так как располагался у края узкого озера. Грэлэм увидел это тотчас же. Вода в озере была грязно-коричневой и покрыта пеной, но она не залила окружающую равнину. На взгляд Грэлэма, Бомэнуар был не слишком богатым владением. Окрестности замка состояли из лесистых холмов. Там росли бук, дуб и сосна, а пропитанная влагой почва не казалась особенно плодородной.
 Во внутреннем дворе замка оборванные крепостные крестьяне дрожали от холода в своей убогой одежонке. Грэлэм последовал за Морисом в зал. Следом за ним шел его рыцарь Гай.
 — Милый брат, — приветствовала де Лориса высокая дородная женщина, — что за приятный сюрприз! Боже, ты так промок. Но надеюсь, не умрешь от простуды, — добавила она с лицемерной улыбкой.
 Морис хмыкнул.
 — Фелис, это лорд Грэлэм де Моретон. — представил он своего спутника. — Нам обоим очень нужна горячая ванна и сухая одежда.
 Грэлэм отметил про себя, что хозяйка замка оказалась отнюдь не безобразной, хотя ей, должно быть, уже было за сорок. Ее волосы скрывал большой белый плат.
 — Конечно, Морис, — согласилась Фелис, внимательно разглядывая незнакомого рыцаря и чувствуя, как кровь быстрее побежала у нее по жилам. «Боже, вот это мужчина, настоящий мужчина. И к тому же хорош собой!»
 Фелис отдала строжайшие распоряжения служанке, и та отправилась готовить ванну для ее брата. Сама же она направилась к Грэлэму, грациозно покачивая бедрами.
 — О вас, милорд, — тихонько обратилась она к нему, — я позабочусь лично.
 «Как раз этого-то мне и недоставало, — подумал Грэлэм. — Похотливая сестра Мориса соблазняет рыцаря в ванне». Он устал, и единственное, что ему сейчас требовалось, — это упасть в постель и уснуть. Но вслух он этого не сказал.
 Грэлэм оставил Гая в зале на попечении робкой женщины-служанки, хлопотавшей вокруг него, сам же последовал наверх за леди Фелис.
 — Вашего сына нет дома, миледи?
 — Нет, — ответила Фелис. — Он будет очень сожалеть, что не встретился с дядей.
 Если даже засада в Аквитании была делом рук Жоффрея, подумал Грэлэм, судя по всему, его мать об этом не знала.
 — Не сомневаюсь, — сказал он, — что Морис чувствует то же самое.
 Фелис не уловила в его тоне иронии. Все ее внимание было поглощено тем, что она зажигала свечи в своей комнате.
 — Ах, милорд, здесь не столь уж изящное убранство, — посетовала она. — Я ведь всего лишь бедная вдова.
 Но тон ее тотчас же изменился, когда она резко прикрикнула на испуганную служанку:
 — Бетта, проследи, чтобы приготовили ванну для лорда Грэлэма. И немедленно! А теперь, милорд, позвольте мне избавить вас от… неудобств.
 Она очень расторопна, думал Грэлэм, пока женщина проворно помогала ему снять верхний плащ, промокший до нитки. Потом она освободила его от кольчуги, причитая по поводу ее тяжести. К его досаде, Фелис опустилась перед ним на колени и расшнуровала его сапоги. Было обычным делом для хозяйки помочь гостю раздеться перед ванной, но ее ласкающие прикосновения намекали на нечто большее, и эти нежные руки заставили Грэлэма вспомнить, что у него не было женщины уже много недель.
 Когда он оказался перед ней обнаженным, то заметил ее пытливый взгляд и кисло подумал, что от нее не могло укрыться, как его плоть набухает под этим взглядом, будто она выбирала жеребца для своей конюшни. С явным сожалением Фелис подала рыцарю кусок толстой шерстяной ткани, чтобы он мог прикрыть бедра.
 — Вижу, что вы побывали во многих битвах, милорд, — сказала она, и Грэлэм отметил, как изменился ее голос — он стал низким и грудным.
 Женщина протянула руку и прикоснулась к длинному шраму на его левом боку, исчезавшему под прикрывавшей его чресла тканью.
 — Да, это так. — Грэлэм мечтал только о том, чтобы служанка поскорее вернулась с ушатом горячей воды.
 Фелис продолжала стоять рядом, вдыхая исходивший от него мужской запах, смешанный со свежим ароматом дождя. Эта смесь была столь крепкой, что возродила к жизни все ее угасавшие чувства.
 Когда в комнату вошли три служанки с ведрами, над которыми поднимался пар, и опорожнили их в деревянную ванну, Фелис отступила от него. Она сама добавила холодную воду, и, поднявшись на ноги, с улыбкой поманила Грэлэма.
 — Идемте, милорд, ванна придаст вам сил. Стянув свою набедренную повязку, Грэлэм с удовлетворением увидел, что его угомонившееся мужское естество больше не будет его беспокоить. Потом он ступил в ванну. Прикосновение горячей воды к коже вызвало у него вздох искреннего облегчения. Грэлэм оперся головой о бортик ванны и закрыл глаза.
 — Я и не знала, что мой брат называет англичанина другом, — сказала Фелис голосом нежным и проникновенным.
 — Мы путешествовали вместе из Аквитании. — ответил рыцарь, надеясь все же, что женщина наконец оставит его в покое.
 Он почувствовал, как намыленная губка нежно прошлась по его плечу, и закрыл глаза.
 Фелис провела губкой по его мощной груди. Кожа его ощущала ее пальцы, и от них распространялось возбуждение.
 — Нагнитесь, милорд, я вымою вам спину. Грэлэм подчинился.
 — Теперь я еду с Морисом в Бельтер, — продолжил он, решив подразнить Фелис. — Хочу познакомиться с его дочерью Кассией. Мне говорили, она красивая девушка.
 На мгновение губка неподвижно застыла на его спине.
 — Кассия, — сказала наконец Фелис, — прелестное дитя, хотя мой брат бессовестно портит и балует ее. Но когда она станет женой Жоффрея, боюсь, ей придется многому учиться у меня. Что же касается ее внешности, — она пожала плечами, — Кассия слишком похожа на свою мать. Но конечно, мой бедный Морис пристрастен. Я бы сказала, что внешность у нее всего лишь сносная, не более того. А теперь, милорд, откиньтесь назад, я вымою ваши волосы.
 Грэлэм знал, что его дело — помалкивать, но уверенность Фелис в том, что дочь Мориса выйдет замуж за ее сына, пробудила в нем любопытство. Он был убежден, что Морис скорее сошлет девушку в монастырь, чем выдаст замуж за племянника. И все же, продолжал думать Грэлэм, умри Морис, Кассия окажется во власти тетки.
 Он откинул голову назад и позволил ее деловитым пальцам намылить волосы, заметив при этом:
 — Я не знал, что Жоффрей ищет руки Кассии.
 — О, — откликнулась Фелис, — Морис, конечно, возражает против этого. У него странная неприязнь к собственному племяннику; но это пройдет. Ведь в конце концов Жоффрей — его наследник.
 Она ополоснула волосы рыцаря и предложила ему встать.
 — Наследник? — переспросил Грэлэм, чувствуя прикосновение губки внизу живота. — А я был склонен считать дочь его наследницей.
 Он почувствовал, как ее пальцы нежно щекочут густые черные волосы у него в паху, и понял, что его мужское естество больше не в силах сопротивляться.
 — Как великолепно вы сложены, милорд, — сказала Фелис. К удивлению Грэлэма, она захихикала, как молоденькая девушка.
 — Воздух довольно прохладен, миледи, — ответил Грэлэм чуть не скрежеща зубами. — Мне хотелось бы поскорее покончить с мытьем.
 — Конечно, конечно, — согласилась Фелис, не прекращая атаки на его тело.
 Она продолжала касаться его, продвигаясь дюйм за дюймом.
 — Вы не желаете оказать такую же услугу своему брату? — спросил Грэлэм, и отчаяние, которое его охватило, отразилось в голосе. Он был сотворен из плоти и крови, но мысль о том, чтобы разделить постель с этой женщиной, возбуждая плоть, оставляла холодной душу рыцаря.
 — Мой брат, — сухо возразила Фелис, — пользуется услугами Гленны. Я принесу вам одну из ночных рубашек своего сына, милорд.
 Грэлэм принял от нее полотенце и принялся вытираться, радуясь тому, что настойчивая хозяйка, кажется, оставила его в покое. Он подумал, что неплохо бы облегчиться и предотвратить нежелательную реакцию тела, но женщина вернулась слишком скоро. В руках она держала роскошный бархатный халат цвета бургундского вина.
 — Боюсь, милорд, — сказала Фелис принужденно, и в тоне ее он уловил признаки гнева, — боюсь, что мой брат требует вас к себе немедленно.
 Она провела языком по губам, надеясь привлечь его внимание, но гость был слишком занят халатом и не смотрел на нее. Вдруг Грэлэм поднял глаза и улыбнулся такой пленительной улыбкой, что колени Фелис задрожали и чуть не подогнулись.
 — Может быть, — сказал он тихо, — если Морис не с этой Гленной, я смогу воспользоваться ее услугами.
 С его стороны было жестоко так ней обойтись, и рыцарь понимал это, но ему не хотелось проводить ночь в полусне, ожидая, когда назойливая женщина прокрадется к нему в постель.
 На скулах Фелис вспыхнули два красных пятна, она круто повернулась и вышла из комнаты.
 Грэлэм, все еще одетый в халат Жоффрея, торопливо спустился вниз по лестнице в зал и услышал насмешливый голос Мориса, обращавшегося к Фелис:
 — Ты так и не сказала мне, сестрица, где мой племянник. Разве его не интересует собственный дом?
 — Понятия не имею! — огрызнулась Фелис, глядя, как брат крепкими острыми зубами отрывает куски мяса от куриной ножки.
 «Черт бы его побрал», — с завистью думала она. Не далее как на прошлой неделе Фелис потеряла еще один зуб, и улыбка ее была теперь отнюдь не безупречной.
 При виде приближающегося Грэлэма Фелис охватила ярость. Она предложила ему себя, а он ее отверг. Бессознательным движением женщина поднесла руку к подбородку и, почувствовав вялую, обвисающую кожу, вздрогнула; скоро у него будет возможность сравнивать ее с Кассией.
 Морис, продолжая жевать, улыбнулся и сделал знак Грэлэму присоединиться к нему.
 — Милорд Грэлэм сказал тебе, Фелис, что он проведет несколько дней в Бельтере со мной и Кассией?
 Она услышала в его тоне злорадство, но заставила себя улыбнуться, хотя в улыбке ее не было тепла.
 — Да, — отозвалась Фелис. — Несколько дней назад Жоффрей ездил в Бельтер, и, похоже, Кассия была ему очень рада.
 Морис чуть не взвыл от смеха, и кусок хлеба выскочил у него изо рта.
 — Кассия, — сказал он, — дочь своего отца. Ее радость от встречи с кузеном есть отражение радости ее отца от встречи с его племянником, а она равна нулю, моя дорогая сестрица!
 — Ты, Морис, просто ревнуешь. У тебя родилось никчемное существо — девчонка! А Жоффрей — воин и все больше входит в фавор у герцога.
 — Меня это ничуть не удивляет — ведь он унаследовал медовый язык своего отца и твою хитрость, сестрица.
 Грэлэм с задумчивым видом жевал мясо, слушая, как эти двое препираются. По крайней мере, думал он, хорошо, что за этим делом леди Фелис забыла о нем. Попивая свой эль, рыцарь оглядывался вокруг в поисках этой бабенки Гленны.
 — Если бы только, — услышал он гневный голос Фелис, — я не родилась женщиной, Бельтер был бы моим! А ты, Морис, готов продать руку своей дурнушки-дочери хоть дьяволу, только бы лишить замок законного наследника!
 — Ты никогда и ничем не бываешь довольна, сестра. Ты ведь сама пожелала выйти за Жильбера де Лэси и была очень настойчива, когда хотела попасть к нему в постель. Так что теперь можешь в ней и оставаться.
 — Где Гай? — спросил Грэлэм Мориса, выбрав момент, когда воцарилось молчание.
 Морис ответил с невинным видом:
 — Эта маленькая потаскушка Гленна сочла пригожего англичанина достойным своего внимания. Кажется, она решила кое-чему научить вашего рыцаря.
 Это уж слишком, решил Грэлэм и одним духом опрокинул в горло остатки своего эля. Потом поднялся и положил руку на плечо Мориса.
 — Завтра нам предстоит долгий путь, и, что касается меня, я не отказался бы от отдыха.
 Морис ядовито взглянул на сестру.
 — Если не возражаешь, дорогая сестрица, лорд Грэлэм и я будем спать в комнате Жоффрея. Как англичанин, лорд слишком вежлив и хорошо воспитан, чтобы уметь защитить себя.
 Фелис ответила Морису презрительным взглядом, а Грэлэма одарила легкой улыбкой, в которой он прочел разочарование.
 — Благодарю вас, миледи, — сказал Грэлэм, — за ваше хлебосольство. Ванна подействовала на меня благотворно, а трапеза пришлась как нельзя более кстати. Она так уютно поместилась у меня в животе.
 — И он не хочет, чтобы на живот ему давило что-нибудь постороннее, сестра!
 Фелис что-то прошипела в ответ, но Грэлэм не разобрал слов. Он размышлял о том, всю ли свою жизнь брат и сестра подначивали и жалили друг друга. К тому же рыцарь был слегка разочарован тем, что Жоффрея дома не оказалось. Ему хотелось составить о нем собственное мнение.
 Ночью дождь, к большому облегчению путников, закончился, и солнце быстро высушило грязную дорогу. Когда они ожидали Бомэнуар, ехать можно было уже без помех.
 — Какое облегчение убраться из этого змеиного гнезда, — заметил Морис.
 Грэлэм вопросительно поднял густую черную бровь.
 — Вы получили то, на что напрашивались, Морис. Право, мне показалось, что эта перепалка доставила вам удовольствие.
 — Да, — согласился Морис, — С Фелис мне никогда бывало скучно. Я отплатил ей за ее гостеприимство и за … разочарование двумя бочонками вина.
 — Она весьма настойчивая дама, — только и нашел то сказать Грэлэм.
 Что касалось Гая, то Грэлэму молодой рыцарь показался чересчур сонным, но он не позволил себе потешаться над ним. Они проехали по холмам, поросшим дубовыми и буковыми лесами. Холмы были изрезаны оврагами, ущельями и изгромождены камнями и скалами. Невозделанные пустоши желтели цветущим дроком и лиловели вереском, доходившим до голых вершин, откуда можно было любоваться обжитыми зелеными долинами. По мере приближения к Бельтеру Морис казался все более взволнованным.
 — Мы уже близко от реки Морлэ, — сказал он. — Отсюда почти чувствуешь запах моря. К счастью, почвы здесь плодородные и обычно урожаи пшеницы обильны. У нас есть и крупный скот и овцы. Их такое множество, что по весне их гнусный смрад и громкое блеяние переполняют воздух.
 Грэлэм кивнул.
 — Эти места очень похожи на Корнуолл, — сказал он. — Там тоже полно нищих. Их трудно удержать вдали от полей, когда приходит время собирать урожай. Слава Богу, большей частью мы выращиваем свою пшеницу и ячмень в долине. Там посевы защищены от соленого воздуха и ветра с моря.
 Когда наконец они одолели последний каменистый подъем, уже наступали сумерки.
 — Там, — с гордостью показал Морис, — Бельтер.
 Бельтер не производил впечатление кучи приземистых построек, похожих на беспорядочно разбросанные груды камней, подобно собственному замку Грэлэма Вулфтону. Избыток величия и мощи тоже не портил его красоты. Наметанным глазом военного Грэлэм тотчас же отметил зубчатые стены и удачное расположение замка поблизости от реки. Бельтер был ценной и мощной крепостью.
 Грэлэм повернулся к Морису, желая высказать свое мнение о замке, но тот испустил крик, пришпорил коня и, как безумный сарацин, ринулся к Бельтеру по крутой тропинке, поднимавшейся вверх. Остальные его люди, за исключением тех, кто был приставлен к повозке, помчались следом за ним, тоже крича и подавая сигналы руками.
 Грэлэм сказал Гаю:
 — Когда мы окажемся внутри, тебе следует осмотреть укрепления. Вулфтон нуждается в ремонте. Может быть, здесь ты узнаешь что-нибудь полезное. Что касается меня — боюсь, мне придется пить слишком много вина и улыбаться драгоценной дочери Мориса, пока рот не заболит.
 — Эта Гленна сказала мне, что Кассия де Лорис — очень милая и красивая девушка. Де Моретон фыркнул.
 — Будь она так же пленительна, как сама королева Элинор, или похожа на беззубую старую ведьму — мне все равно, — ответил он.
 Когда они проехали под опускной решеткой и оказались во внутреннем дворе, де Моретон одобрительно отметил подъемные механизмы и толщину внутренних стен. Внутренний двор удивил его. Он был безукоризненно чист, и в нем царил порядок. Даже камни двора были утоплены в землю. Грэлэм рассматривал надворные постройки и конюшни, когда до него донесся истошный крик Мориса:
 — Кассия! Кассия!
 Что-то было не так. Многочисленная челядь, толпившаяся во внутреннем дворе, вела себя необычно тихо. Люди пялились на рыцаря или шепотом переговаривались друг с другом, прикрыв рты руками. Они напоминали овец, лишившихся пастуха.
 Грэлэм спрыгнул с Демона и отдал поводья одному из своих людей. Подняв глаза на огромный дом и мощную дубовую винтовую лестницу, которая вела в огромный холл, он внезапно услышал исполненный боли и отчаяния крик: «Кассия!»
 Рыцарь помчался к лестнице и в несколько прыжков оказался в огромной комнате с высоким сводчатым потолком. Он смутно почувствовал слабый запах лимона и сладкого розмарина, исходящий от толстых камышовых циновок, покрывавших каменный пол. Стены возле огромного, похожего на пещеру камина были увешаны восхитительной работы гобеленами. Рыцарь увидел Мориса, торопливо направлявшегося к старой женщине, которая, всхлипывая, уткнула лицо в ладони. Приблизившись, Морис принялся трясти ее за плечи.
 — Милорд! — подал голос Грэлэм, дотронувшись рукой до плеча Мориса. — В чем дело?
 Морис издал странный, похожий на причитание звук и выпустил старуху.
 — Кассия, — прошептал он, — мне сказали, у нее лихорадка и она умирает.
 Как безумный он ринулся к лестнице, ведущей в верхние комнаты. Де Моретон не отставал от него.
 Когда Морис распахнул дверь в комнату на самом верху Грэлэм резко остановился. Комнату наполнял тошнотворно-сладкий запах курений; мириады свечей отбрасывали длинные тени на стены. Возле стоящей на возвышении кровати суетились четыре женщины. Рядом с кроватью были расположены две горящие жаровни. Жара в комнате казалась невыносимой.
 Де Моретон неожиданно для себя оказался у кровати рядом с Морисом, склонившимся над распростертым на постели телом. Его хриплые тихие рыдания было мучительно слышать.
 — Мое дорогое дитя… нет же… нет, — повторял бедный отец снова и снова. — Ты не можешь покинуть меня. Нет!
 Грэлэм подошел еще ближе и уставился на Кассию де Лорис. В груди у рыцаря что-то сжалось — девушка вызвала у него острый приступ сострадания. Это жалкое существо являло собой пародию на живого человека. Волосы Кассии были коротко острижены, а лицо казалось пепельно-серым. Грэлэм заметил, как Морис сжимает ее руку, похожую на когтистую птичью лапку. Он слышал ее затрудненное, болезненное дыхание. Внезапно Морис сорвал с девушки одеяло, и де Моретон с ужасом увидел нескольких пиявок, которые присосались к ее обнаженной груди.
 — Уберите их немедленно! — завопил Морис. Он вцепился в разбухших от крови пиявок и, оторвав от тела дочери, швырнул их через комнату.
 Старуха Итта тронула его за плечо, но он отбросил ее руку.
 — Ты убиваешь ее, старая ведьма! Боже милосердный, ты ее убиваешь!
 Этому существу можно дать и пятнадцать лет, и сто, подумал Грэлэм. На серых веках можно было различить голубые вены. Он гадал, как выглядела Кассия де Лорис до того, как заболела. Бедное дитя! Лицо рыцаря исказилось от жалости, а в глазах защипало так, что пришлось их прищурить. Ему хотелось помочь девушке, но он не знал, что сказать и что сделать. Де Моретон медленно повернулся и вышел из комнаты — но звук проклятий Мориса, перемежавшихся рыданиями, продолжал стоять у него в ушах.
 Гай тихонько разговаривал со служанкой. Увидев Грэлэма, он, прервав разговор, направился к нему и сказал, понизив голос:
 — Девушка умирает, милорд. Она слегла с лихорадкой каких-нибудь четыре дня назад. Почти нет надежды, что она переживет эту ночь и дотянет до утра.
 Де Моретон кивнул. И верно, он был удивлен, что она еще цеплялась за жизнь.
 — Служанка считает, что пора послать за священником.
 — Это решать Морису. — Грэлэм провел рукой по волосам. Пожалуй, Морис сейчас не в состоянии думать о чем-либо, кроме дочери. — Ладно, пусть сходят за священником.
 Он и Гай ели в одиночестве. Слуги, молчаливо подавая им блюда, смахивали слезы. Грэлэм гадал, куда подевались мужчины из свиты де Лориса, но предпочел не задавать вопросов.
 — Богатый дом, — заметил Гай, оглядывая огромный зал. Простой стол блестел хорошо отполированным деревом, а на скамьях лежали подушки.
 — Я очень скорблю о лорде Морисе.
 — Да, — откликнулся Грэлэм, разглядывая два резных стула с высокими спинками, стоявшие друг против друга возле горящего камина. Между стульями помещалась шахматная доска из слоновой кости с такими же фигурками на ней. Он попытался представить Мориса и Кассию сидящими друг против друга за шахматной партией. Что-то сжало его грудь. Черт возьми, подумал рыцарь, не надо бы ему столь близко к сердцу принимать смерть девушки. Внезапно он почувствовал себя лишним в этом доме, охваченном скорбью. Ведь в конце концов он был здесь чужим, посторонним.
 Тем не менее Грэлэм заметил, что каждые две минуты взгляд его возвращался к лестнице, ведущей наверх.
 Время тянулось мучительно медленно. Прибыл лысый старый священник с водянистыми глазами в свободно подпоясанной сутане, только подчеркивавшей его жирное брюхо. Грэлэм отослал Гая и остался в огромном зале в одиночестве. Уже близилась полночь, когда в зал вошел де Лорис. Еще недавно бодрый, он выглядел теперь согбенным стариком. Лицо его было измучено: и осунулось, глаза потухли.
 — Она умирает, — произнес Морис странно спокойным голосом. Он сел на стул напротив Грэлэма и уставился на огонь в камине.
 — Я, милорд, жалею о том, что вы спасли мне жизнь. Возможно, если бы я умер, Господь пощадил бы Кассию.
 Де Моретон сжал руку Мориса.
 — Не говорите так. Человек не может оспаривать Господню волю. — Он хотел хоть как-то успокоить несчастного отца.
 — Почему же? — резко возразил де Лорис. — Она добрая, нежная и чистая девочка. Неправильно и несправедливо, что у нее отнимают жизнь, клянусь ранами Господними! Я хотел, чтобы вы, человек, спасший меня, могучий воин, не знающий страха, взяли ее в жены, защищали ее и Бельтер и дали мне внуков. Я проклинаю Бога! Та сила, что отнимает ее у меня, есть зло!
 Грэлэм беспомощно смотрел на Мориса, а тот уронил голову на руки и тихонько рыдал. Рыцарь представил девушку, умиравшую в комнате наверху, и почувствовал, как горло его сжалось от печали. В Святой Земле ему доводилось видеть неописуемые ужасы, но ему была отвратительна бессмысленность страданий людей. И он не хотел, чтобы его затронула эта смерть, смерть всего одной живой души — ведь он даже не знал Кассию де Лорис, чему готов был призвать в свидетели святых угодников!
 — Морис, — сказал он твердо, — вы не можете изменить того, что грядет. Бельтер ваш. Если вы хотите, чтобы он и оставался вашим, вы должны снова жениться и нарожать детей, собственных детей. Вы не должны сдаваться!
 Морис рассмеялся, но смех его был невеселым, и от этого полного горечи звука, казалось, вздрогнуло все вокруг.
 — Не могу, — ответил де Лорис. — Несколько лет назад я подцепил нехорошую болезнь. Теперь болезнь прошла, но у меня уже не будет детей. Мое семя мертво.
 Сказать на это было нечего. Грэлэм закрыл глаза, откинулся на спинку стула, и один только звук тяжелого, хриплого дыхания Мориса нарушал тишину. Внезапно рыцарь почувствовал руку де Лориса на своей руке и открыл глаза. Морис смотрел ему в лицо лихорадочным взглядом.
 — Послушайте меня, милорд, — сказал Морис, крепко сжимая руку Грэлэма. — Я отплачу вам за спасение. Бельтер расположен близ побережья, и это не так далеко от ваших земель в Корнуолле. Если кровь моя и Кассии не будет струиться в жилах владельцев Бельтера, пусть в них будет ваша. В ваших жилах течет благородная кровь, милорд Грэлэм, и я хочу назвать вас своим сыном и наследником.
 — Это невозможно, — ответил Грэлэм. — Я англичанин, и ваш суверен никогда не допустит, чтобы вы передали свои земли мне. Да я и не заслуживаю их. Морис, я бы спас вам жизнь, будь вы простым купцом! Постарайтесь помириться с племянником. У вас нет выбора.
 Глаза Мориса заблестели — он неуклонно стремился к своей цели.
 — Нет, милорд. Послушайте меня. Если сегодня ночью вы и Кассия обвенчаетесь, вы станете ее мужем и унаследуете Бельтер после моей смерти.
 Де Моретон испуганно отпрянул:
 — Клянусь Господом, Морис, вы теряете рассудок! Ваша дочь при смерти! Оставьте ее в покое!
 — Вы не пострадаете оттого, что у вас окажется незнакомая вам жена. Она не станет для вас бременем. На вас ляжет только ответственность за Бельтер. Какая беда для Кассии, если перед смертью она обвенчается? И какое значение это имеет для вас?
 Грэлэм со свистом выдохнул воздух. Тело его стало жестким и неподатливым, мускулы свело от напряжения.
 — Я не женюсь на этой девушке. Я уже похоронил одну жену и не хочу жениться только для того, чтобы похоронить другую! В вас, Морис, говорит ваша скорбь. Но ведь это безумие!
 Де Лорис откинулся на стуле, не отрывая взгляда от лица Грэлэма.
 — Послушайте, милорд! Если Кассия умрет незамужней, то моя судьба будет решена. Жоффрей не станет дожидаться, пока мое тело одряхлеет от старости. Он возьмет то, что считает своим. Но если останетесь вы, муж Кассии…
 — Вдовец!
 — Пусть вдовец. Жоффрей окажется бессильным против столь могущественного английского дворянина. Я не могу спасти свою дочь, но могу спасти Бельтер! Женитесь на ней, Грэлэм, а потом вы отправитесь к герцогу Бретонскому и засвидетельствуете ему свою вассальную покорность. Я больше ничего у вас не прошу. Вы вернетесь в Англию с честью, и ваши сыновья смогут рассчитывать на то, что унаследуют богатые земельные владения.
 Де Моретон стремительно поднялся с места и принялся шагать взад и вперед.
 — Вы ведь даже не знаете меня! — сказал он, стараясь призвать на помощь трезвость суждений и хладнокровие. Наконец рыцарь остановился прямо перед Морисом и стоял теперь, сложив руки на мощной груди. — Находясь в таком нелегком положении, как вы можете доверять свои владения человеку, который может оказаться величайшим негодяем во всем христианском мире?
 — Я предпочитаю довериться неизвестному мне негодяю, чем известному. А вы негодяй, милорд?
 На скулах Грэлэма вздулись желваки.
 — Оставьте меня в покое, Морис! Если вы опасаетесь племянника, я убью его ради вас до того, как покинуть Бретань. Может быть, тогда вам станет легче?
 — Нет, — спокойно возразил де Лорис. — У Бельтера должен быть владелец. И он должен быть сильным, безжалостным и бесстрашным воином. В вас я вижу будущее для Бельтера. Вы должны стать его хозяином.
 Грэлэм смотрел на пожилого воина, не нарушая тягостного молчания.
 — Возможно, сейчас Кассия при последнем издыхании, — продолжал Морис. — Если вы на ней не женитесь, милорд, я потеряю все, что мне дорого в этом бренном мире. Заклинаю вас всем святым! Неужели я прошу так много?
 Ведь я ничего не беру у вас, только даю! Вы не поступитесь своей честью и не будете иметь оснований стыдиться!
 Но не страстные слова Мориса де Лориса оказали решающее действие на англичанина, а слезы, катившиеся по его щекам, слезы, за которые его нельзя было упрекнуть.
 — Будь по-вашему! — сказал Грэлэм.
 Рыцарь приблизился к Кассии, в то время как священник произносил обычные в таких случаях слова. Сильная мужская рука, накрыв хрупкую руку, чувствовала тонкие косточки, и сердце Грэлэма сжала тоска. Писец Мориса торопливо составил брачный контракт, и в тягостной тишине удушающе-жаркой комнаты Грэлэм де Моретон поставил на нем свое имя и все свои титулы. Он молча смотрел, как де Лорис водил по пергаменту бесчувственной рукой Кассии.
 — Моя дочь умеет писать, — сказал Морис, и голос его прервался. — Я научил ее.
 Дело было сделано. Грэлэм слышал тихие хрипы в ее груди и знал, что конец девушки близок. Неторопливо снял он с пальца тяжелое золотое кольцо с ониксом и выгравированной на нем рельефной фигуркой волка и надел на безымянный палец Кассии. Потом сжал ее пальцы в кулачок, чтобы кольцо не соскользнуло, и осторожно вернул руку на место.
 — Идемте, милорд, — позвал его Морис. — Нам еще многое предстоит сделать, прежде чем я начну ее оплакивать.
 Де Моретон бросил прощальный взгляд на свою несчастную жену, потом вслед за Морисом вышел из комнаты.
 — Скоро наступит утро, милорд. Вы должны немедленно отправиться в Сент-Пол-де-Леон. Это на северном побережье. Там находится замок герцога Бретонского, Вы скажете ему, что женились на Кассии де Лорис и предъявите брачный контракт.
 — Герцог меня знает, — спокойно произнес Грэлэм.
 Он помнил этого сильного и гордого человека, Шарля де Марсэ, и был уверен, что тот ценит его. Грэлэм одержал над ним победу на турнире и теперь думал, помнит ли об этом герцог.
 Голос Мориса окреп.
 — Вы должны присягнуть герцогу на верность. Надо как можно дольше скрывать от него смерть Кассии.
 — Хорошо, Морис. Я вернусь…
 — Нет! В этом нет надобности, милорд. Я похороню дочь, а вы продолжите свое путешествие.
 На минуту он опустил глаза и посмотрел на свои узловатые руки.
 — Я хочу предаться скорби в одиночестве. Я могу теперь не опасаться Жоффрея, потому что о вашей свадьбе будет известно всем. Благодарю вас, Грэлэм де Моретон.
 Грэлэм разделял скорбь де Лориса, но не знал, как выразить свои чувства.
 — Благодарю вас, — повторил Морис, откидываясь назад и расправляя плечи.
 — А теперь вам пора в путь. С Богом, сын мой.
 Рыцарь остановил свой небольшой отряд, чтобы оглянуться на Бельтер, купающийся в лучах рассвета. Замок был великолепен, и Грэлэм не мог сдержать охватившую его радость оттого, что однажды это владение будет принадлежать его сыновьям.
 — Гай, — обратился он к своему спутнику. — Ты знаешь, что произошло. Я хочу, чтобы ты об этом не распространялся. И пусть твои люди тоже помалкивают.
 — Да, милорд, — согласился Гай, который и без того был не очень разговорчив. — Мне… мне жаль, милорд.
 — Мне тоже жаль, — отозвался Грэлэм. Он пришпорил Демона. Жеребец рванулся вперед, и скоро Бельтер исчез за их спинами в облаке пыли.




 Глава 4


 Шарль де Марсэ, герцог Бретонский, сидел развалившись на стуле. Мысли герцога были далеко от препирательства двоих рыцарей, спор которых ему предстояло решить. Он думал не о них, а о своей жене Алис и ее непомерных требованиях, продиктованных злобой и эгоизмом. Она всегда чего-нибудь требовала от него: новую драгоценность, новое платье — да вообще все, что только ей приходило в данный момент в голову! Черт бы побрал эту сучку, думал он с раждражением, ворочаясь на стуле. Она посмела выбранить его за то, что он приблизил к себе другую, когда эта холодная как лед стерва отказала ему в своем расположении.
 Внезапный скрип стула заставил мгновенно умолкнуть рыцарей, и они выжидательно устремили взгляды на своего соверена.
 Герцог махнул рукой.
 — Продолжайте, — хмуро приказал он и добавил, обращаясь к своему писцу: — Ты, Симон, запиши суть… вопроса.
 — Да, милорд, — отозвался Симон и снова сгорбился над небольшим столиком, на котором вел записи.
 «Бедный Симон, — думал Шарль, — у меня на службе он скоро станет горбуном». Вздохнув, герцог подумал, насколько лучше было бы сейчас выехать на охоту. На дворе стоял прекрасный весенний день, воздух был чистым и свежим. Все было бы лучше, чем слушать препирательства о столь маленьком замке, что он, пожалуй, поместится у него под кольчугой. Оба молодых рыцаря нуждались в кровопускании, и герцог вяло размышлял, не стоит ли заставить их сразиться друг с другом. Но тут он заметил взгляд, брошенный на него Симоном — черт бы побрал наблюдательного старика! — и заставил себя снова переключить внимание на рыцарей.
 Утренние слушания все тянулись и тянулись. Речи тяжущихся гудели у Шарля в ушах. Наконец он сообщил рыцарям, что рассмотрит все их вопросы, и, махнув рукой, отпустил.
 — Милорд, — приблизившись, почтительно сказал друг и камергер Робер де Гро. — Здесь англичанин, он просит его принять, говорит, что дело неотложное.
 Шарль, вопросительно подняв густые каштановые брови, перевел взгляд с Робера на дверь. И тут его словно подбросило.
 — Грэлэм де Моретон! Какими судьбами! — взревел герцог, вскакивая со стула. — А я-то считал, что нам повезло и с тебя уже содрали шкуру в Святой Земле!
 Грэлэм, отвесив насмешливый поклон, уверенно сделал шаг вперед, испытывая облегчение оттого, что Шарль его вспомнил и, судя по всему, был рад видеть.
 — Сарацины не могут свалить англичанина, милорд! — расправив плечи, сказал он.
 Шарль дружески обхватил его и похлопал по спине:
 — Ты так никогда и не научишься выказывать почтение к тем, кто лучше тебя, а, Грэлэм?
 — Эдуард, мой король, — заметил Грэлэм негромко, — не имел причины жаловаться на меня. Какой дьявол сообщил вам, что я был в Святой Земле?
 Шарль рассмеялся и похлопал Грэлэма по плечу.
 — У твоего короля Эдуарда есть писцы, которые пишут для него письма и, значит, в отличие от остальных его сподвижников грамотны. Я слышал, Грэлэм, что ты один из немногих, кто вернулся из Святой Земли богатым.
 — Да, — согласился Грэлэм, — возможно, даже привез побрякушку, достойную украсить прекрасную шейку вашей супруги.
 — Это, пожалуй, самая приятная новость за сегодняшний день. Идем, милорд, потолкуем без свидетелей, и я выслушаю, что у тебя за неотложное дело ко мне.
 Грэлэм последовал за герцогом через пышно убранный зал, полный щебечущих дам и кавалеров, в маленькую комнатку с двумя стульями и столом. Разглядывая француза, рыцарь подумал, что от придворной жизни Шарль обрюзг и потерял форму. Хотя он был всего на пять лет старше Грэлэма, его красивые черты портили ранние морщины, а стан отяжелел и брюшко уже отвисало мешком. Но в густых каштановых волосах герцога еще не было седины, а темные глаза блестели умом, и теперь скуку в них сменил острый интерес. Он выглядит вполне процветающим, думал Грэлэм, оглядывая богатый малиновый плащ хозяина и рукава его камзола, опушенные мехом горностая.
 Не теряя времени, Грэлэм вручил де Марсэ брачный контракт.
 — Я повенчан с Кассией де Лорис из Бельтера и прибыл сюда засвидетельствовать вам свое почтение, принести вассальную клятву верности и получить от вас официальные полномочия.
 К изумлению Грэлэма, Шарль откинул назад голову и разразился громоподобным смехом.
 — Вот хитрая старая лиса, — задыхался он от смеха, похлопывая рукой по пергаменту. — Ах! Я мечтаю увидеть лицо Жоффрея, пожелтевшее от злости! Бедный Жоффрей!
 — Жоффрей де Лэси здесь? — спросил Грэлэм, чувствуя, как его охватывает волнующее предвкушение встречи.
 — Сядь, лорд Грэлэм, и я расскажу тебе об осином гнезде, которое ты разворошил.
 Шарль громовым голосом потребовал вина, потом удобно расположился на стуле и сложил руки на животе.
 — Как своевременно ты явился, милорд, и объявил о своем браке, — сказал он учтиво. — В моей казне как раз недостает денег.
 — Их никогда не бывает достаточно, — спокойно заметил Грэлам. — К сожалению, все, что я привез из Святой Земли, должно быть потрачено на восстановление моего замка Вулфтон. Я предлагаю вам в ответ на признание моего брака законным крепкую руку, вооруженную мечом, и солдат, которые будут защищать ваши земли. Я отдаю себя в ваше распоряжение, скажем, на два месяца в году. И, разумеется, рубин для вашей жены.
 — Ладно, это как раз то, чего я и ожидал, — отозвался Шарль, продолжая потягивать свое вино.
 Углом глаза он заметил служанку, маячившую у двери, несомненно, это была одна из шпионок его жены. Герцог раздраженно прищурился, глядя на нее, и она тотчас же исчезла.
 — Моя жена, — побормотал он, желает знать все. И я не удивлюсь, если окажется, что она знает даже, как работает мой кишечник.
 Де Моретон недоверчиво поднял бровь.
 — Неужто вы, милорд, попали под каблучок? Вы говорите мне такие вещи, от которых, как я чувствую, мое мужское естество съеживается.
 — Зато свое естество я защищаю как могу! — Герцог издал печальный вздох. — Когда-то я находил ее красивой, нежной и невинной. Впрочем, и теперь ее тело еще привлекает меня.
 — Но ведь тело вашей жены принадлежит вам! — Грэлэм сделал протестующий жест рукой. — Клянусь костями святого Петра, Шарль, поколотите ее! Мужчина не должен позволять женщине управлять собой! В противном случае он не мужчина!
 — Ах, — сказал Шарль, ничуть не обидевшись, — так говорит человек, не испытавший нежных чувств. Хотя, — добавил он, хмуро глядя в чашу с вином, — святым угодникам известно, что чувства недолговечны. Трубадуры оказали нам, мужчинам, скверную услугу. Их стихи заставляют женщин думать о нежности, мечтать о любви; а мужчина, безмозглое создание, дудит в свою дуду, чтобы получить, что хочет.
 — В Англии мужчины не такие глупцы.
 — Да, они еще достаточно суровы, — вежливо согласился Шарль. — Скажем так, Грэлэм, — мужчина должен терпеть излишнее любопытство жены, если она терпит его похождения.
 — Женщина не имеет права вмешиваться в дела мужчины, — заявил Грэлэм, и в голосе его прозвучало нетерпение, — если память мне не изменяет, вы в Англии были окружены дамами, которые ничего не желали так сильно, как попасть в вашу постель.
 — Да, — ответил Шарль, и глаза его приняли мечтательное выражение, потому что эти воспоминания грели его душу. — Увы, когда мужчина становится старше, он должен обзавестись женой.
 — Я поколочу любую женщину, которая осмелится покуситься на мою свободу или оспорить мои желания, будет она мне женой или нет. Женщина должна быть нежной и податливой. Ее обязанность — думать о том, как оставаться приятной мужчине, и рожать ему сыновей.
 — А как же насчет вашей милой жены, друг мой? Она достаточно нежна и податлива, чтобы угодить вам?
 С минуту Грэлэм молчал, вспоминая смертельную бледность, покрывшую лицо Кассии.
 — Она такая, какая есть, — ответил он коротко.
 — Я почти испытываю жалость к этой девушке, — сказал де Марсэ, притворно вздыхая. — В англичанах нет рыцарских чувств по отношению к дамам. Надеюсь, в брачную ночь вы не разорвали ее надвое своей огромной булавой?
 — Морис де Лорис шлет вам свои наилучшие пожелания и привет, — Грэлэм решил, что пришла пора сменить тему, — а также свои уверения в преданности.
 — Как и его любезный племянник Жоффрей де Лэси, — тихонько ответил Шарль. — До вашего прибытия Жоффрей уверял меня, что получит руку Кассии де Лорис… Он так же клялся в верности и многое обещал.
 — В таком случае он лжет, — спокойно возразил Грэлэм. — Я был в его замке Бомэнуар. Его крепостные — оборванный сброд. Те мужчины, которых мне довелось увидеть, показались мне наглыми и чванливыми увальнями, а его мать…
 — Чем меньше мы будем говорить о леди Фелис, тем лучше… — перебил Шарль.
 — И я с радостью отправил бы Жоффрея де Лэси в ад, если бы встретил его, — добавил англичанин.
 — Думаю, Жоффрей захочет отправить тебя по тому же адресу, как только увидит. Он храбр и неглуп. Но странно то, что ты говоришь о замке Бомэнуар, потому что Жоффрей богат. Господь свидетель, он меня подмазывает. Ладно, Грэлэм де Моретон, что сделано, то сделано. Я даю тебе официальную санкцию и принимаю твою клятву верности. Нарожай и вырасти как можно больше сыновей, потому что род Бельтер — древний и достойный. Грэлэм склонил голову, не произнося ни слова, и, если Шарлю угодно было счесть это признаком согласия, то было его правом. Единственным способом удержать за собой Бельтер после смерти Мориса было убить Жоффрея. Это Грэлэм понимал отлично. И эта мысль не оставляла ему передышки для того, чтобы сокрушаться.
 — А теперь, милорд англичанин, расскажи мне о своих приключениях и о том, как ты заполучил свое богатство. Может быть, мне посчастливится освободить тебя от какой-то его части. Грэлэм не стал возражать и рассказал длинную историю о долгих и отчаянных месяцах, проведенных им в Святой Земле, об исходе из нее и о договоре при Кесарии.
 — В Святой Земле полно глупцов, Шарль, алчных дураков, думающих только о том, как набить себе карманы. Им плевать на несчастья и смерть, которые их окружают. Договор, — он рассмеялся горьким смехом, — защитит глупцов на десять лет. Что касается моих богатств, то их я заполучил во время атаки на лагерь сарацин, милорд герцог.
 Он загляделся на красное вино в своем кубке и покачал головой, не желая делить с Шарлем воспоминания о своем приключении.
 Потом сказал отрывисто:
 — А как насчет вашей семьи? Сколько сыновей будут носить ваше горделивое и достойное имя?
 — Бог проклял меня — у меня три дочери и всего один сын. Ах, Грэлэм, какие приключения мы пережили вместе! Ты помнишь дочь купца из Лондона? Помнишь, какие черные волосы были у этой ведьмы?
 — Да уж, эта маленькая шлюшка совсем меня доконала!
 — Тебя? Ведь это я делил ее ложе и благосклонность!
 — Ты переиначиваешь прошлое, чтобы польстить себе, господин герцог! — Грэлэм встал со стула и еще раз отвесил герцогу насмешливый поклон. — Но, раз уж вы теперь мой сюзерен, я не буду шутить с вашими причудливыми воспоминациями.
 — Ты пес, Грэлэм, — усмехнулся де Марсэ. Затем он нахмурил густые брови и язвительно спросил: — Должен ли я считать, что как новоиспеченный муж ты хочешь храните целомудрие, пока останешься здесь?
 Грэлэм не поддался на приманку и произнес с кривоватой улыбкой:
 — Я не питаю пристрастия к дурным болезням. Думаю, мои телесные потребности могут подождать.
 Герцог разразился громовым хохотом.
 — Ах, Грэлэм, я жду не дождусь вечера, когда все любвеобильные дамы начнут делать тебе авансы! Как жаль, что моя плоть слаба! Иди, мой камергер покажет тебе твою комнату.
 — Я должен покинуть ваш двор завтра, Шарль, но с радостью приму ваше гостеприимство на эту ночь.
 — Рвешься назад, к своей юной цветущей жене?
 Грэлэм колебался всего миг, потом сказал:
 — Да, я должен вернуться.
 Когда на следующее утро Грэлэм де Моретон покидал Сент-Пол-де-Леон в сопровождении своих людей, он был необычно молчалив. Побережье, безбожно потрепанное непрекращающимися безжалостными атаками моря и морских ветров, казалось пустынным и бесплодным. Над усеянными камнями и скалами отмелями возвышались зубчатые утесы во всей своей дикой красе. Здесь не было ни кустов, ни цветов, которые бы разнообразили и смягчали суровость пейзажа. Но Грэлэм в любом случае оставался нечувствителен к окружающей природе: мысли его были заняты встречей и знакомством с Жоффреем де Лэси прошлым вечером.
 Огромный зал со столами на козлах был полон такого количества еды, что ее хватило бы по крайней мере на неделю, чтобы кормить всю армию Эдуарда в Святой Земле. Посреди этого великолепия герцог, испытывая огромное удовольствие, и представил Грэлэма Жоффрею де Лэси. Он наслаждался яростью молодого человека, которой Грэлэм не мог не заметить.
 — Ты должен приветствовать вступление лорда Грэлэма де Моретона в свою семью, — весело увещевал Шарль, и в глазах его блеснула дьявольская усмешка. В этот момент Жоффрей, похоже, возбудился до того, что не мог думать ни о чем, кроме своего кинжала за поясом; его длинные пальцы неосознанно гладили костяную рукоять.
 — Я много о вас слышал, — любезно произнес Грэлэм, тем временем внимательно изучая лицо Жоффрея, как обычно изучал врага. Де Моретон знал, что Жоффрей на пять лет моложе его; кроме того, тот был высок, широкоплеч и Господь одарил его приятным лицом. Волосы у него были темно-каштановыми, но особое внимание Грэлэма привлекли его глаза. Они были бледно-голубыми и смотрели с лица как голубые льдинки.
 Грэлэм цинично размышлял, припоминая похотливость и смуглый цвет лица леди Фелис, от кого Жоффрей унаследовал внешность — от отца или от кого-нибудь другого.
 Он наблюдал, как Жоффрей провел языком по нижней губе.
 — Я и не знал, — сказал молодой рыцарь ледяным, под стать глазам, тоном, — что мой уважаемый дядюшка знаком с англичанами.
 — Ах, — непринужденно заметил Грэлэм, понимая, как наслаждается их беседой герцог. — До последнего времени мы и не были знакомы. Дело в том, что я спас его в Аквитании от банды каких-то негодяев. — А предположения Мориса были верны, подумал он, заметив, как забегали, сразу потухнув, глазки Жоффрея — в них отразились страх и горечь поражения.
 Жоффрей тут же сообразил, что должен взять себя в руки, потому что стоящий рядом герцог, уж конечно, не упустит ни одной детали разговора. Он уставился на англичанина, смотревшего на него с таким видом, будто Жоффрей внушал ему глубокое отвращение. Как ему хотелось перерезать горло этому английскому ублюдку!
 — Ваш дядя подарил мне, — холодно и невозмутимо продолжал Грэлэм, — руку прекрасной Кассии и Бельтер. И впредь я буду лелеять все, что мне принадлежит.
 — Кассия слишком молода, — сказал Жоффрей, и в голосе его прозвучали боль и отчаяние. — Она невинна и доверчива…
 — Больше уже нет, — возразил герцог со смехом, и в его темных глазах зажглись злорадные огоньки. — Во всяком случае, она больше не невинна. Лорд Грэлэм — человек сильных страстей, и, я уверен, его молодая жена уже поняла это.
 На миг Жоффрей представил себе Грэлэма обнаженным и сжимающим Кассию в своих могучих объятиях, представил его вторжение в ее юное тело, то, как он овладевает ею.
 — Кассия должна была стать моей, — прорычал он, не в силах сдержать ярость.
 — Я советую вам забыть и Кассию, и Бельтер, — без улыбки сказал Грэлэм. — Ваш собственный замок Бомэнуар требует вашего внимания. Конечно, я не видел большинства ваших людей. Возможно, их не было в замке, возможно, они были где-то в другом месте и выполняли ваши приказы.
 — Вы клевещете, милорд, — вскипел Жоффрей, и рука его потянулась к кинжалу.
 Но прежде чем он выхватил оружие, руку его сжало будто в тисках — хватка Грэлэма оказалась железной.
 — Вы, мой щеночек, лучше забудьте о своих планах и попридержите свой пыл, а то мне придется свернуть вам шею. И если когда-нибудь вас снова будет искушать видение замка Бельтер, не оказаться бы вам валяющимся лицом в грязи.
 Жоффрей ощутил во рту металлический привкус страха, но в нем продолжали кипеть ярость и ненависть, от которых дрожало все его тело.
 — Вы пожалеете о содеянном, милорд! — срывающимся голосом выкрикнул молодой человек, выдернул свою руку из руки Грэлэма и выбежал из зала.
 Начался мелкий дождь, и Грэлэм плотнее запахнул плащ. Он выругался, не в силах изгнать из памяти изможденное личико Кассии де Лорис. Рыцарь словно продолжал слышать ее затрудненное, хриплое дыхание. Сейчас она уже умерла и была погребена. Бедное дитя, какой страшной ценой она оказалась за пределами досягаемости Жоффрея и его низменных желании! Тут же вспомнив Мориса, Грэлэм понял, что скорбит и о нем, и подумал, уж не вернуться ли ему в Бельтер. Но нет, ведь Морис тверд как алмаз. Он желал предаться скорби в одиночестве, и Грэлэм знал, что следует уважать его желания. Он гадал, как долго удастся хранить в тайне смерть Кассии. Возможно, еще до истечения года ему придется вернуться в Бельтер, чтобы защитить замок от алчных поползновений Жоффрея. Рыцарь мрачно улыбнулся при мысли о том, с каким удовольствием он проткнет негодяя мечом.




 Глава 5


 Кассия была опутана мраком, будто попала в ловушку. Она понимала, что глаза ее закрыты, но у нее не было сил открыть их. Вдруг девушка услышала хриплый стон.
 — Тише, моя крошка, — прозвучал рядом нежный, воркующий голос Итты. Затем к ее губам прижали какой-то предмет.
 — Открой рот. Кассия. Это крепкий говяжий бульон.
 Она повиновалась. В горло ей полилась восхитительная жидкость.
 — Папа, — прошептала она.
 — Я здесь, я здесь. Еще немного бульона, и ты уснешь снова.
 Морис нежно отер бульон с ее податливых губ и поднял беспокойные глаза на Итту.
 — Время, милорд, все требует времени. Девочка будет жить. Недаром она из рода де Лорис.
 — Да, — подтвердил Морис, и в голосе его прозвучала безмерная усталость, — да, она — де Лорис.
 Но ведь Жан, его сын, тоже был де Лорис, однако он умер. Он был таким юным, таким невинным и беспомощным.
 Морис снова сел на стул, не сводя глаз с измученного личика дочери. Он праздно размышлял, поможет ли ей отпущение грехов, данное священником, когда и вправду придет ее смертный час.
 — Дурак, — выбранил он себя. — Твой мозг превращается в корм для скота.
 Он подумал о Грэлэме де Моретоне и почувствовал, как тело его содрогнулось будто от озноба. Ему не следовало думать о Грэлэме сейчас, не следовало думать и о том, какие мысли придут в голову этому гордому воину, а также о том, что он сделает, когда узнает, что его жена жива.
 — Папа?
 — Да, мой цветочек.
 — Дождь идет. Какой чудесный звук.
 Морис нежно поцеловал ее. Взгляд дочери снова искрился, а лицо больше не было серым и изможденным.
 — Ты выглядишь усталым, — сказала Кассия. Ее прищуренные глаза пытливо изучали лицо отца.
 — Ты должна думать о себе. Кассия, и оставить в покое старика. Клянусь всеми святыми, дитя, я молился, стоя на коленях, пока колени не окоченели и не покрылись шишками.
 Он сжал ее тонкие пальцы и нежно погладил руку. Внезапно Мориса охватило такое ощущение счастья, что ему показалось, будто он сейчас лопнет от радости. Конечно, на пальцах ее не было кольца. Он спрятал кольцо Грэлэма в кожаный мешочек в своей комнате.
 — Мне снятся странные сны, папа, — сказала Кассия. — Я вспоминаю твой голос, но там был кто-то еще. Голос, который я не узнаю. И говорил он так нежно.
 — Возможно, это был голос одной из служанок, — сказал Морис.
 — Нет, то был мужской голос, низкий и глубокий.
 — Сон, — ответил Морис.
 «Она еще слишком слаба, — уговаривал он себя, — чтобы узнать правду». Морис не мог поверить, что дочь запомнила Грэлэма.
 — Да, — согласилась Кассия, и ее ресницы затрепетали, — да, это был всего лишь сон.
 Текли дни. Кассия спала, просыпалась, обменивалась краткими репликами с Иттой и отцом, ела и снова засыпала. К концу недели она настолько набралась сил, что смогла уже поднять руку, чтобы пригладить волосы. Пальцы ее нащупали простой льняной платок, забрались под него и прикоснулись к коротким жестким волосам.
 Морис, войдя в комнату, увидел, как по лицу дочери струятся слезы.
 Он бросился к ней, но тут же догадался о причине ее печали, заметив на кровати снятый ею платок.
 — Но, Кассия, — сказал он, — это ведь только волосы. Я и не знал, что ты так тщеславна.
 Девушка перестала плакать и шмыгнула носом.
 — Через месяц у тебя будут мягкие кудряшки и ты будешь похожа на хорошенького мальчика-хориста. Внезапно Кассия улыбнулась.
 — Может быть, ты прямо сейчас пригласишь Жоффрея полюбоваться на меня, и тогда у него наконец отпадет охота жениться.
 — Видишь ли, — Морис смутился, — в каждой вещи есть две стороны. Что же касается Жоффрея, этот ублюдок не осмеливается показаться здесь. А теперь, Кассия, я принес тебе кубок славного сладкого вина из Аквитании.
 — Думаю, я выпила уже бочонок, папа! Если я буду продолжать хлестать вино, у меня будет красный нос с прожилками!
 Она пила мелкими глотками вино, наслаждаясь его сладостью, теплотой и мягким вкусом.
 — Папа, — сказала она, — мне нужно принять ванну. Я не могу вечно терпеть эту грязь. А потом я хочу полежать в саду и почувствовать тепло солнечного света на лице.
 Морис улыбнулся ей, чувствуя, как радость наполняет его сердце.
 — Ты получишь все, что пожелаешь, мой цветочек. И, конечно, ты права насчет ванны. Это будет первое, что мы сделаем.
 В Корнуолле наступил золотистый день. Жарко сверкало солнце. Оно стояло высоко над головой и было ослепительно ярким, а ветер с моря приносил аромат полевых цветов, которыми пестрели соседние холмы.
 Остановив своего Демона у самого края утеса и глядя вниз на покрытые белыми барашками волны, разбивавшиеся о выступающий, как палец, край суши, Грэлэм ощущал безотчетную радость. С мыса Сент-Эгнис он мог обозревать побережье, уходящее на север, не меньше чем на тридцать миль. Суровые утесы придавали этой земле столь дикий и заброшенный вид, что покалеченные и искореженные бурями деревья казались неживыми. За мысом Сент-Эгнис располагалась маленькая рыбацкая деревушка, носившая то же имя, и она казалась такой же пустынной и заброшенной, такой же суровой, не имеющей возраста, как крутые уступы утесов, которые обступали ее.
 Грэлэм отлично помнил свои прогулки по извилистой тропинке мыса Сент-Эгнис. Тогда он был еще мальчиком и изучал пещеры и бухты, изрезавшие морской берег. Именно в то время почувствовал, как дикая красота Корнуолла проникла в самую его душу и воспламенила ее любовью к этому краю. Рыцарь повернулся в седле. Подальше от берега, за зубчатыми скалами, он увидел ряды покатых холмов, где паслись овцы и крупный скот, а ниже фермеры возделывали землю.
 Это была его земля. Его дом. Его народ.
 За спиной Грэлэма, как грубо вытесанный монолит, вздымался Вулфтон, бывший крепостью де Моретонов со времен Вильгельма Завоевателя, пожаловавшего эти земли Альберу де Моретону после битвы при Гастингсе [1] более двухсот лет назад. Альбер снес с лица земли деревянную саксонскую крепость и воздвиг каменный замок, чтобы оборонять северное побережье Корнуолла от мародеров-датчан и алчных французов. В штормовые ночи зажигались фонари на двух башнях, обращенных к морю, упреждая моряков, чтобы те не налетели на усеянное смертоносными скалами побережье.
 Издали рыцарь видел каменщиков, приводивших в порядок обветшавшую обращенную к морю стену замка, немало претерпевшую от ярости морских штормов, обрушивавшихся на нее уже в течение двух веков. Сокровища, вывезенные им из Святой Земли, были проданы за приличную цену, что дало возможность восстановить стены Вулфтона, починить надворные постройки, казармы, где размещались его солдаты, и купить овец и коров, а также с полдюжины лошадей. Что же касалось большого зала и верхних комнат, то их вид не особенно изменился со времен Альбера. Прежде это особенно не беспокоило Грэлэма, но по возвращении в Вулфтон с месяц назад он стал подумывать о том, чтобы обставить замок получше. Высокие стены большого зала под закопченными балками стали казаться ему убогими и голыми. Грубо вытесанные и покрытые столь же грубой резьбой столы на козлах и деревянные стулья, включая и его более пышно отделанный стул, казались теперь вызывающе бедными. Камыш, нарезанный и разбросанный по каменному полу, не издавал столь свежего и сладкого запаха, как в Бельтер, и здесь не было ни одного ковра, который бы заглушал звук шагов, производимых ногами, обутыми в тяжелые сапоги. Комфорта и уюта, грустно думал хозяин замка, нет даже в его огромной спальне. Давно усопшая первая жена Грэлэма Мари, кажется, не придавала этому особого значения, как и ее сестра Бланш де Кормон. Но, может быть он просто размяк и изнежился, раз хочет такой роскоши, к какой привык в экзотической восточной стране?
 Его доверенный управляющий Рольф, поддерживавший порядок в Вулфтоне, пока Грэлэм воевал в Святой Земле, был безупречен, но ему пришлось столкнуться с серьезными вопросами, ожидавшими возвращения хозяина и порожденными его отсутствием. Грэлэму предстояло вынести суждение в некоторых спорных случаях, примирить вступивших в распри подданных, вышколить отвыкших от настоящей работы слуг. Дворецкий Блаунт хорошо справлялся со своими обязанностями, но даже он не мог заставить работников производить больше ткани или приструнить прислуживавших в замке бабенок, чтобы они содержали дом в большем порядке. Однако заботы позволили Грэлэму окунуться в приятное для него дело — управление своим замком и землями. Большинство людей, живших в замке Вулфтон, зависели от него и только от него.
 Грэлэм снова вспомнил о Бланш де Кормон. Он вернулся в Корнуолл и нашел ее проливающей обильные слезы. Это было месяц назад. Он сперва даже не узнал эту женщину, пока она не напомнила ему, что приходится единокровной сестрой его покойной жены Мари. Да, это была та самая робкая, тихая Бланш, теперь овдовевшая и не имевшая в мире ни одной близкой души, кроме него. Она приехала в Вулфтон за три месяца до него. Блаунт не знал, как с ней поступить, и потому она осталась в замке до возвращения Грэлэма. Бланш была еще не стара, лет двадцати восьми, но тонкие линии, порожденные скорбью, уже пролегли у нее вокруг рта и карих глаз, взиравших теперь на Грэлэма с благодарностью. Двое ее детей, девочка и мальчик, рассказывала она — и при этом ее нежные губы дрожали, — находились в Нормандии, у ее кузена Робера, который принял их на воспитание. Саму Бланш там не привечали, потому что молодая жена Робера Элиза была очень ревнивой и не поощряла его сторонних привязанностей.
 Ладно, решил Грэлэм, ему не будет вреда от ее пребывания в Вулфтоне. Она ухаживала за ним, сама подавала обед, чинила его одежду. Странно, думал рыцарь, почему слуги, живущие в замке, ее не любят. Хотелось бы ему знать причину — ведь женщина держалась так скромно и ненавязчиво.
 Мыслями Грэлэм снова вернулся к предстоящему визиту в его замок герцога Корнуоллского. Дядя короля Эдуарда был ему все равно что второй отец и даже, пожалуй, заботился о нем больше, чем первый. Но несмотря на то что их связывали глубокие и нежные узы привязанности, Грэлэм ревностно молился, чтобы герцог не потребовал от него каких-либо услуг. Года жизни, проведенного в Святой Земле в непрестанных битвах с сарацинами, было, он считал, вполне достаточно для любого воина.
 С этими мыслями Грэлэм повернул своего Демона от края утеса и поскакал по дороге на север, к замку Вулфтон.
 Заслышав звук копыт приближающегося коня, Бланш де Кормон отдернула кожаную занавеску на окне своей комнаты и теперь наблюдала за Грэлэмом, галопом проскакавшим во внутренний двор замка. Она в который раз отметила грациозную посадку его мощного тела, и ее охватило возбуждение. Пальцы Бланш изогнулись — она представила, как проводит ими по его густым черным волосам. Как похож он был на ее мужа и как в то же время отличался от него! Черт бы побрал ее Рауля и его низкое сердце! Она надеялась, что он наконец истлел и теперь пребывает в преисподней. Грэлэм, как и Рауль, считал само собой разумеющимся, что она прислуживала ему, как любая служанка, но в отличие от Рауля Грэлэм был красивым и мужественным, и женщина знала, что любая служанка в Вулфтоне с радостью и охотой разделила бы его ложе. И уж конечно, Грэлэм ни разу не поднял на нее руку. Но, цинично подумала Бланш, она ведь еще не жена ему. А жена, как ей было известно по собственному горькому опыту, — такое же достояние мужа, как и все остальные его владения, подданные и имущество. Пока она знала свое место и ублажала мужа, он обращался с ней не хуже, чем с охотничьей собакой или боевым конем.
 Бланш прикусила губу, размышляя о том, сколько ей еще предстоит притворяться скромной и застенчивой, сколько еще придется играть роль бедной робкой вдовицы, которую она инстинктивно приняла, когда Грэлэм вернулся в Вулфтон. В свое время Рауль преподал ей хороший урок, показав, что ее гордость, ее язвительный язычок и живость — вовсе не те качества, которые мужчина может приветствовать в жене. То же относилось и к ее упорству. Но она полагала, что должна проявить упорство, если это касается Грэлэма. Бланш желала его заполучить и знала, что получит. Вдова и бедная родственница не могла рассчитывать на приличное место в жизни. Ни у нее, ни у ее детей не было настоящего дома и будущего. Возможно, думала молодая женщина, сейчас как раз время поощрить Грэлэма, может быть, даже прокрасться однажды ночью в его постель, если та окажется никем не занятой.
 Она выйдет замуж за Грэлэма, а потом заберет в Корнуолл своих детей. Бланш скучала по ним, особенно по сыну Эвиану, умному пареньку восьми лет. Ее решение отправиться в Корнуолл было принято прежде всего ради него. Он станет наследником Грэлэма, потому что Бланш приняла решение не рожать больше детей. До сих пор воспоминание о боли, которую она испытала, когда разрешалась от бремени дочерью, заставляло ее стискивать зубы. По крайней мере деторождение не убило ее, как Мари.
 Бланш прервала воспоминания и отвернулась от окна. Она решила, что встретит Грэлэма в большом зале, отошлет служанок, как бы они ни хмурились, и сама подаст рыцарю эля. В последний раз оглядев себя в полированное серебряное зеркало и накрутив на палец выбившийся из прически локон черных волос, чтобы выглядеть привлекательнее, молодая женщина несколько раз повторила про себя: «Я должна ему понравиться, должна».
 К ее разочарованию, оказалось, что Грэлэма сопровождал его рыцарь Гай де Блазис. Бланш не доверяла Гаю, несмотря на его красивую внешность и учтивые манеры, потому что чувствовала — он догадывается о ее планах и не одобряет их. Тем не менее она заставила себя улыбнуться приветливой улыбкой, которую будто приклеила к губам, и грациозной походкой двинулась вперед. Ее мягкое шерстяное платье шурша подметало покрытый тростником пол.
 — Добрый день, милорд, — приветствовала она Грэлама, улыбаясь при этом загадочной, лукавой улыбкой.
 Рыцарь прекратил разговор с Гаем и переключил внимание на нее.
 — У меня есть новости для тебя, Бланш. На следующей неделе нам нанесет визит герцог Корнуоллский. Я не знаю численности его свиты, но догадываюсь, что он приведет с собой пол-армии. Таков его обычай. По крайней мере, — продолжал де Моретон, обращаясь уже к Гаю, — к этому времени казармы будут закончены, поэтому его людям будет где спать. До их приезда нам следует еще раз поехать на охоту. Будем молить Бога, чтобы попалось что-нибудь покрупнее кролика.
 — Хотя бы олень, милорд, — отозвался Гай. — Мы разделим наших людей на три охотничьих отряда.
 — Не угодно ли эля, милорд? — подала голос Бланш. — И вам тоже, Гай?
 Грэлэм рассеянно кивнул; мысли его блуждали где-то далеко.
 — Да, подай и Гаю, Бланш.
 Бланш заметила, как Гай улыбается ей, и нахмурилась, но все же вышла из зала, оставив при себе свое замешательство. Гай выждал, пока Бланш не скрылась из виду.
 — Есть ли вести из Франции, милорд? От Мориса де Лориса?
 — Нет. А что бы я мог от него узнать? Что Жоффрей опять пытается отобрать у него Бельтер? Я молю Бога, чтобы де Лэси держал в ножнах свой предательский меч, по крайней мере до тех пор, пока я не покончу с ремонтными работами в Вулфтоне.
 — Сомневаюсь, что он решится на открытое выступление, — сухо заметил Гай. — Думаю, ему больше свойственно действовать исподтишка. Скорее он наймет людей, чтобы они выполнили за него всю грязную работу.
 На мгновение рыцарь замолчал, потом тяжело вздохнул.
 — Эта бедная девушка, — сказал он. — Я так и не видел ее, милорд, но слуги много рассказывали мне о ней, как и люди ее отца. Они считали ее прелестным и добрым существом, нежным и веселым. Какая жалость, что она умерла такой молодой.
 Грэлэм снова представил безжизненные пальчики Кассии в своей руке, когда священник бубнил слова свадебной службы. Он был так погружен в воспоминания, что, когда вновь появилась Бланш с подносом, на котором стояли два кубка, наполненные пенистым элем, только кивнул.
 — Благодарю, Бланш.
 По тону, каким это было произнесено, женщина почувствовала, что хозяин замка хочет, чтобы она удалилась. Бланш заметила, как Гай бросил на нее презрительный взгляд, и, подняв бровь, ответила испепеляющим блеском глаз. Черт бы его побрал, подумала она, он обо всем догадался, прочел ее мысли!
 — Не стоит благодарности, милорд, — сказала Бланш нежно. — Но, может быть, вы, Грэлэм, когда закончите свою беседу с Гаем, уделите мне несколько минут? Я хочу обсудить прием герцога.
 Грэлэм. Впервые она назвала его так неделю назад, и, кажется, он не заметил ее фамильярности. Возможно, ей удалось добиться некоторого успеха в отношениях с ним.
 — Нынче вечером, леди. — Де Моретон отер с верхней губы пену от эля. — Сейчас мне надо посмотреть новую кобылу.
 Гай громко расхохотался, не отрывая глаз от лица Бланш.
 — Кого вы имеете в виду, милорд: эту прекрасную маленькую арабскую лошадку или молодую двуногую кобылку по имени Нэн?
 — Думаю, обеих, — ответил Грэлэм, поднимаясь с места. — Так ты говоришь, ее зовут Нэн?
 — Да. Она, конечно, не девица, но прекрасна, как роза, на лепестках которой сверкают капли утренней росы. И она такая молодая, милорд, — продолжал Гай, понимая, что Бланш прислушивается к их разговору.
 Дело не в том, что ему не нравится Бланш, думал он, наблюдая из зала за Грэлэмом, спускавшимся по старинной дубовой лестнице. Она, пожалуй, даже прелестна. Его тело отзывалось на ее красоту, но, замечая ее игры с Грэлэмом, Гай понимал, что она вовсе не то покорное, нежное существо, каким старалась предстать перед владельцем Вулфтона. Он помнил, как однажды ему на глаза попалась одна из служанок с лиловым синяком на щеке от затрещины, которую отвесила ей леди Бланш. Девушка была в слезах. Гай рассказал об этом Грэлэму, но его господин, допросив Бланш, решил, что девчонка заслужила наказание, потому что оскорбила его свояченицу.
 Странно, думал Гай, следуя за де Моретоном во внутренний двор, что он умеет ублажать женщин в постели, доводя их до экстаза, но совершенно не разбирается в них вне спальни. Он знал, что для его господина все женщины были не более, чем мягкой плотью, все, кроме одной — Чандры де Эвенилл, которую Грэлэм пытался похитить два года назад, чтобы жениться на ней. Но даже это прелестное создание, хоть и заинтриговавшее его своим боевым характером, было для Грэлэма все той же соблазнительной плотью. Впрочем, в этом случае для него важно было еще и то, что Чандра бросила ему вызов — он видел в ней неприрученную молодую кобылку, еще ни разу не покрытую жеребцом. Гай подозревал, что мрачная ярость, обуявшая Грэлэма после неудачи с Чандрой, проистекала от уязвленной гордости, а не от оскорбления чувств. Когда Чандра де Эвенилл стала Чандрой де Вернон, Грэлэм примирился и с ней, и с ее мужем в Святой Земле. Теперь, думал Гай, она для него не более чем тень из прошлого.
 А эта бабенка Нэн, рассуждал тем временем Грэлэм, оглядывая ее, не слишком-то чистоплотна. В эту минуту Нэн вытягивала из колодца ведро с водой. Ее длинные и густые темно-каштановые волосы были бы красивы, если бы не свисали унылыми и тусклыми прядями, так как давно нуждались в мытье. Но молодое лицо было совершенной овальной формы, и оно завлекательно и задорно улыбалось ему.
 — Если бы она помылась, — сказал Грэлэм Гаю, — я бы не прогнал ее из своей постели.
 — Я тоже, — ответил Гай со смехом. — Сколько же мужчин пользовались ее благосклонностью?
 — Немного, милорд. Она вышла замуж совсем молодой, когда ей было всего четырнадцать, за молодого человека, который работал у оружейника. Каких-нибудь два месяца назад он умер от чахотки. И, насколько мне известно, она держала свои ножки сомкнутыми в ожидании вашего возвращения.
 Де Моретон улыбнулся девушке долгой медлительной улыбкой, потом отвернулся от нее, чтобы оглядеть только что восстановленные и приведенные в порядок конюшни.
 — А теперь, Гай, — сказал он, — пора взглянуть на четырехногую кобылку.
 К вечеру поднялся сильный ветер, так что в спальне громко застучали ставни, сотрясаемые его порывами. Последние два часа Грэлэм провел, обучая Гая игре в шахматы и при этом нещадно обыгрывая, и выпил за этим занятием эля гораздо больше, чем было в его обычае. Он не очень удивился, когда в своей постели обнаружил Нэн. У нее и впрямь красивые волосы, подумал Грэлэм. Теперь они были чистыми и блестели — сколько же времени она провела в ванне, чтобы подготовиться к встрече с ним! Подойдя к краю постели, Грэлэм улыбнулся ей и принялся раздеваться. Он заметил, как расширились глаза молодой женщины, когда взгляд ее упал на его разбухшее от желания мужское украшение.
 — Вы просто громадина, милорд, — пробормотала она задыхаясь.
 — Да, — согласился Грэлэм, — и теперь тебе стоит познакомиться с моими достоинствами.
 Рыцарь сорвал с нее одеяло и принялся разглядывать ее пухлое белокожее тело.
 Потом он ласкал и целовал ее, приятно удивленный, что дыхание женщины пахло свежестью. Ее нежная плоть таяла под его пальцами и губами. Когда Грелем почувствовал, что Нэн готова и вся трепещет от желания, он совершил вторжение в ее тело, погрузив свою плоть между ее разверстыми ногами.
 Она обволокла его всего, обвила его ногами, заставляя окунуться в себя еще глубже, и де Моретон вяло подумал, что она так же опытна, как завзятая шлюха; но эта мысль его почему-то не огорчила. Он отпрянул от нее, снова глубоко погрузил в нее свою плоть и почувствовал, что тело ее ответило взрывом. Рыцарь откатился от девушки и лег на спину, размышляя о том, были ли ее негромкие крики восторга признаком подлинного наслаждения или всего лишь притворством.
 — Милорд?
 — Да? — откликнулся он, поворачиваясь к ней.
 — Могу я остаться с вами на всю ночь? Холод и буря страшат меня.
 — Да, можешь остаться.
 Грэлэм почувствовал, как ее ловкие пальцы пробежали по его груди, поросшей густыми волосами.
 — Не думай, что я оставлю тебя в покое. Возможно, тебе не удастся уснуть этой ночью. Мой аппетит задремал ненадолго.
 Нэн хихикнула и, вытянувшись, легла с ним рядом, обвивая его руками. «Я угодила ему, — думала она. — Теперь счастье мне не изменит». В темноте молодая женщина улыбалась, представляя, какие кислые взгляды будет бросать на нее леди Бланш. Старая сука не посмеет больше и прикоснуться к ней.
 — Ну, Грэлэм, — герцог Корнуоллский поднес ко рту кубок с вином, — я углядел здесь несколько брюхатых бабенок.
 — Вы хотите знать, мое ли семя прорастает у них в животах?
 Герцог пожал плечами.
 — Это не имеет значения. Значение имеет только одно — чтобы у тебя остались законные наследники, а не бастарды.
 — Ах, — сказал Грэлэм, кисло улыбаясь, — я все ждал, когда же вы мне сообщите о подлинной причине вашего визита в Вулфтон. Это, конечно, вовсе не значит, что я не рад приветствовать вас здесь.
 На мгновение герцог умолк. Они остались одни в большом зале и теперь сидели перед умирающим огнем друг против друга. С огромных столов на козлах уже убрали остатки пищи, которая прежде была навалена горами. Жонглеры, нанятые Грэлэмом, мирно почивали, как и все люди Грэлэма и герцога.
 — Я получил известия от Эдуарда, — сказал герцог. — Он и Элинор все еще в Сицилии. Я несу ответственность за его детей, пока они в отлучке, а Англия расплачивается за его, любовь к приключениям, расплачивается звонкой монетой.
 — Я ведь уже внес свою долю, верно?
 — Да, сынок.
 — Все это потому, мой герцог, что король полагается на вашу силу и чувство чести. Эдуарду нет нужды возвращаться в Англию и сражаться за свой трон. Бароны довольны. Англия живет в мире. Он узнал горечь разочарования в Святой Земле, и если ему хочется путешествовать, чтобы ублаготворить себя и собраться с силами, пусть путешествует.
 Герцог вздохнул и поднял руку, испещренную старческими пигментными пятнами.
 — Все так, — согласился он, — Эдуард вырос и стал прекрасным и достойным мужем. Люди следуют за ним, доверяют ему. Когда-то я опасался, что он останется слабым и нерешительным, как его бедный отец.
 Грэлэм спокойно ответил:
 — Как вы ни ненавидели Саймона де Монфора, но ведь от него Эдуард научился искусству управлять страной. Потому-то мы и не дрогнули в Святой Земле. Теперь уже ни у кого нет сомнений в том, что Эдуард может быть королем и ему можно доверять и подчиняться. К тому же он отважный воин.
 — Знаю.
 Герцог покачал седой головой.
 — Я состарился, Грэлэм, и меня очень утомила ответственность.
 — А я все еще утомляю вас разговорами, хотя уже глубокая ночь. Может быть, милорд, — предложил Грэлэм, блестя темными глазами, — прежде чем вы отправитесь на покой, вы мне скажете, какова причина вашего визита.
 — Я нашел тебе жену, — произнес герцог, испытующе глядя рыцарю в глаза.
 Грэлэма не удивили эти слова. За последние пять лет герцог Корнуоллский несколько раз предлагал ему в жены богатых наследниц. Он склонил голову, глядя на герцога, и ничего не ответил.
 — Ее зовут Джоанна де Морлэ, она дочь графа Лестера. Молода, миловидна, богата, но что важнее всего, кажется, сможет быть хорошей матерью и даст тебе потомство. На этот раз ты женишься, Грэлэм де Моретон, и породишь детей, которые унаследуют Вулфтон.
 Грэлэм продолжал безмолвствовать, глядя на пепел в камине.
 — Ты все еще думаешь о дочери сэра Ричарда де Эвенилла, а?
 — Нет, — ответил рыцарь. — Разве вы забыли, милорд, что леди Чандра вышла замуж за сэра Джервэла де Вернона? Он не такой, как я, сумел ее укротить. И, к моему величайшему облегчению, мы расстались друзьями.
 — Я об этом слышал, — сухо ответил герцог. — Вернемся к разговору о леди Джоанне. Не будешь же ты отрицать, что тебе нужны наследники?
 — Нет, — не спеша согласился Грэлэм, думая о своей второй жене, умершей через несколько часов после свадьбы.
 — Или есть еще какая-нибудь леди, привлекшая твое внимание?
 Де Моретон улыбнулся, уловив нетерпение в голосе герцога.
 — Нет, — признался он, пожимая плечами. — Но жена — это бремя, милорд герцог, такое бремя, что при мысли о нем у меня все холодеет внутри.
 — Тебе уже почти тридцать, Грэлэм. Ты хочешь стать таким же стариком, как я, прежде чем твои сыновья возмужают?
 «И Бельтер тоже должен иметь наследника», — подумал внезапно Грэлэм.
 — Пожалуй, я начинаю склоняться к вашему мнению, милорд, — ответил он, — ваша логика убийственна.
 — Не забывай, — почуяв вкус близкой победы, продолжал герцог более спокойным тоном, — ты привез из Святой Земли недостаточно, чтобы обеспечить себе достойную жизнь в твоем замке.
 Он внимательно оглядел голые стены и пол, покрытый тростником, обычно на таком полу гнездятся паразиты, а также лежат кости, смешанные с отбросами и мусором. Мебель выглядела скудной и грубой, на скамьях не было мягких подушек, способных дать отдохновение чреслам усталого человека. Балки потолка закоптились, видно было, что здесь долгие годы пренебрегали уютом и чистотой. Подсвечники, укрепленные на стенах, также почернели от бараньего жира, которым заправляли факелы, вставлявшиеся в них.
 — Тебе нужна жена, которая принесет славное приданое, будет достойной хозяйкой Вулфтона и сделает его жилищем воистину благородного рыцаря.
 — Жена, — устало возразил Грэлэм, откинувшись головой на высокую спинку стула, — это нечто такое, что гнетет мужчину до конца его дней.
 — Я уже тебе сказал, — перебил герцог, — леди Джоанна имеет приятную наружность. Возможно, ты сумеешь оценить ее и будешь заботиться о ней.
 — Заботиться о женщине? — Густая черная бровь Грэлэма поднялась вверх на добрый дюйм. — Если окажется, что она плодовита, этого будет вполне достаточно. А почему Лестер хочет меня в мужья для своей дочери?
 — Ты один из ближайших друзей короля, — терпеливо пояснил герцог, — а также мой вассал. Лестер не нуждается в том, чтобы искать для своей дочери мужа более высокого происхождения. Если у него в зятьях будет такой отважный воин, как ты, его враги и соседи дважды подумают, прежде чем вторгнуться на его земли.
 — А вы видели эту леди Джоанну?
 — Всего один раз, месяцев шесть назад. Она сложена так же, как ее мать, которая с легкостью произвела на свет пятерых сыновей. Четверо из них выжили.
 — Думаю, она ждет, что с ней будут ворковать и даже слагать песни о ее глазах и бровях.
 — Ты упрямец, Грэлэм. Я предлагаю тебе богатый куш, а ты жалуешься на то, что тебе придется немного поухаживать за девицей.
 — А если я поколочу эту бабенку за неповиновение, полагаю, она разразится слезами и упреками и призовет на помощь своего отца!
 — Тебе нужно только наполнить ее утробу наследниками, и у нее не останется времени, чтобы тебе перечить. Что же касается бабенок, которых ты привык привечать в своей постели, то тут ты прав — когда у тебя будет жена, тебе придется вести себя поскромнее.
 Грэлэм вспомнил о Нэн, которая, вероятнее всего, уже спит в его постели мирным крепким сном.
 — Я должен об этом серьезно подумать, милорд, — сказал Грэлэм, поднимаясь с места и потягиваясь.
 Герцог Корнуоллский тоже поднялся и теперь с улыбкой смотрел на молодого человека, которого любил больше, чем собственного беспутного и никчемного сына.
 — Думай поскорее, милорд, потому что леди Джоанна прибывает на следующей неделе… Она приезжает в гости. С ней будут несколько людей ее отца и, разумеется, ее дамы. Если ты посватаешься, то на свадьбу приедут ее родители, ну и я, конечно.
 — Вы зловредный старикан, — сказал Грэлэм, и лицо его слабо покраснело от поднимающегося в нем гнева. — Сначала вы меня обхаживаете, а потом — раз, и закуете в цепи!
 — Хорошо ублажи свою бабенку в постели, Грэлэм де Моретон, потому что было бы разумно нагулять аппетит к приезду леди Джоанны. — Он хлопнул Грэлэма по плечу. — Не сердись на меня, мой мальчик. Все это к лучшему.
 — Страсти Господни! — проворчал Грэлэм. — К лучшему? Лучшему для кого?
 Но герцог только рассмеялся.
 — Ты будешь хорошим мужем для девочки, Грэлэм. Она останется тобой довольна — при твоем-то сластолюбии! Будь рад хоть этому.




 Глава 6


 — Герцог Корнуоллский устроил мой брак, — сказал Грэлэм Бланш. — Леди Джоанна и ее свита прибывают на следующей неделе. Ты должна приготовить все для их приема.
 Услышав эту новость, Бланш была не в силах произнести ни слова и только молча смотрела на рыцаря. Брак! Ей хотелось закричать во весь голос, заплакать, надавать хозяину Вулфтона оплеух, чтоб на лице его выступила кровь, как сейчас сочилось кровью ее сердце. Молодая женщина опустила голову и провела языком по своим внезапно пересохшим губам, продолжая слушать его голос, столь равнодушный, будто он говорил о погоде.
 — Если девушка приятная, я на ней женюсь. Бланш уцепилась за эту его реплику, будто от этого зависела ее жизнь.
 — Так вы ее не знаете, Грэлэм? Вы никогда ее не видели?
 — Нет. Я ничего о ней не знаю, кроме того, что она богатая наследница, — пожал плечами Грэлэм. — Если она сумеет родить мне сыновей, думаю, больше я ничего от нее не потребую. Ее отец заинтересован во мне. Он хочет, чтобы я стал его зятем из-за моей дружбы с королем и герцогом Корнуоллским.
 Мысли Бланш лихорадочно заметались. Конечно, еще не все потеряно! Грэлэм не очень-то интересуется этой Джоанной. Ведь он даже не видел ее. Значит, у нее, Бланш, есть время.
 — Милорд, — произнесла она, скромно потупившись, и голос ее прозвучал застенчиво и нежно, — весьма вероятно, что леди Джоанна, будучи столь юной девушкой, и понятия не имеет о том, как управлять замком Вулфтон и вести в нем хозяйство. Если вам будет угодно, я сочту за… честь помочь (на этом слове она сделала паузу, так как чуть им не подавилась)… помочь ей получить необходимый опыт и знания.
 Грэлэм одарил молодую женщину небрежной улыбкой, решив про себя, что леди Бланш — нежное и обаятельное создание.
 — Благодарю, — только и сказал он.
 При этом рыцарь размышлял о том, умеет ли она сама вести хозяйство. С тех пор как Бланш здесь поселилась, едва ли в Вулфтоне произошли значительные перемены, а ведь он дал ей полную свободу действий. Правда, припомнил Грэлэм, не желая быть несправедливым, еда стала немного получше.
 Бланш вернулась в свою маленькую комнатку и тихонько притворила за собой дверь. Потом изо всей силы ударила кулаком по стене. Как случилось, бушевала она, как случилось, что лорд Вулфтон позволил втянуть себя в такую историю, готовится вступить в брак, но не с ней! Когда ее гнев немного поутих, Бланш решила, что вела себя слишком скромно. Она была слишком застенчивой и не поощряла его, как следовало бы, — вот почему он смотрел на нее только как на дополнение к своему хозяйству, а не как на желанную женщину. Черт бы его побрал! Ее происхождение еще получше, чем у Джоанны де Морлэ! А то, что она не была богатой наследницей, как Джоанна, ненадолго удержалось у нее в голове. Этого верзилу следовало заставить понять, что настоящей женой ему будет она, Бланш, что она единственная, кто пригоден для него. Но он ведь говорил о том, что ему нужны сыновья, и на мгновение это ее усмирило.
 Бланш подошла к маленькому оконцу, отодвинула деревянный ставень и сразу увидела Грэлэма, который, обнажившись до пояса, готовился состязаться в борьбе со своими людьми. Пот блестел у него на спине, сильные мышцы напряглись. О да, подумала Бланш, уж он-то сумеет кое-чему научить эту Джоанну! Пальцы ее неосознанно вцепились в подоконник, будто она представила, как они впиваются в тело Грэлэма.
 — Будь ты проклят, милорд! — произнесла женщина хриплым шепотом.
 Много позже Бланш, лежа в своей узкой постели одна, думала о своем сыне. Она пошлет письмо кузену и велит ему прислать Эвиана в Вулфтон. Когда Грэлэм увидит ее сына, он, возможно, забудет свое желание иметь собственного наследника.
 И тут Бланш осознала, что по-прежнему надеется заполучить Грэлэма в мужья. «Я буду его женой, — тихонько поклялась она себе, — и если он потребует, чтобы я родила ему сына, я это сделаю». Ей была ненавистна мысль о деторождении и связанной с ним боли. На мгновение где-то в мозгу вспыхнул яростный протест против женского жребия, против этой полной женской беспомощности. «Прекрати, Бланш, — попыталась она обуздать себя. — Ты еще не одержала победы. Но одержишь непременно, ты должна это сделать. На чаше весов лежит будущее твоего сына и твое собственное. Эта чаша перевесит». И она заснула, успокоенная.
 На следующее утро Бланш пришлось препираться со слугами, особенно с этой дерзкой Нэн. Но, похоже, они догадывались, что она станет в будущем госпожой в Вулфтоне, и потому нехотя, ворча повиновались ей. Зато Бланш вся затряслась от ярости, когда Нэн, эта маленькая несносная потаскушка, сказала язвительно:
 — Если вы хотите новое платье, миссис, вам лучше попросить об этом его лордство. Вероятно, он накупит нарядов своей молодой жене, но не старой свояченице, всего лишь бедной родственнице…
 И голосок ее звучал как острые капли дождя, падающие на камень.
 — Ты, маленькая сучка! — завизжала Бланш; голос ее сорвался. Она ненавидела и Нэн, и себя за то, что в словах этой бабенки была правда. Бланш потянулась к длинной косе Нэн, теперь всегда чистой, потому что она еженедельно принимала ванну, но Нэн оказалась проворнее и выскользнула из комнаты, громко хохоча.
 — Я прикажу тебя высечь! — выкрикнула Бланш, прекрасно зная, что это было пустой угрозой.
 — Господин этого не допустит, — издевательски ответила Нэн с безопасного расстояния. — Он любит меня такой, какая я есть, нежной и мягкой. Он не позволит вам бить меня!
 — Шлюха! Подожди, пока твое брюхо распухнет, тогда увидишь, как много думает хозяин о твоей нежной шкурке!
 — Он подарит мне дом и даст служанку в помощь, — продолжала дразнить Нэн.
 Остальные служанки хихикали за ее спиной. Бланш знала об этом; но по крайней мере они подчинялись ей и выполняли ее приказы, хотя и делали это с медлительностью мулов, взбирающихся на утес. Женщина скрежетала зубами в бессильной ярости и ждала своего часа, когда приедет ее сын Эвиан и леди Джоанна. Грэлэм, кажется, не очень-то хотел, чтобы ее сын приехал в Вулфтон, но Бланш сумела умилостивить его жалобными просьбами и слезами. Надо отдать ей должное — она вовсе не притворялась, и он в конце концов согласился.
 Де Моретон, ворча и тяжело дыша, помог работникам уложить на место огромную каменную плиту на внешней стороне восточной стены Вулфтона. Он отступил и отер пот со лба тыльной стороной ладони. Рыцарь ощущал возбуждение и радость от физического труда, потому что труд отвлекал его от мыслей о Джоанне де Морлэ и ее приближающемся визите, который его страшил. Он вспомнил о послании, отправленном Морису де Лорису несколько дней назад, и вдруг ощутил, как в нем пробудилась неожиданная и непрошеная боль воспоминаний. Грэлэм не получал от Мориса вестей и потому считал, что Жоффрей не позволял себе никаких посягательств на Бельтер. Конечно, теперь уже недалеко то время, когда Жоффрею предстоит узнать о смерти Кассии. Бельтер не был настолько изолирован от мира, а прошло уже целых два месяца.
 Грэлэм потянулся, с наслаждением ощущая напряжение мускулов, уставших от тяжелой работы, и двинулся по узкой тропе, спускавшейся с утеса на отмель внизу. Прибой грохотал, ударяясь о голые скалы, и в воздух поднимались струи воды, образуя широкие дуги брызг. Рыцарь снял одежду и шагнул в бушующую воду. Чувствуя, как прилив тянет его за ноги, он позволил волнам увлечь свое тело в море. Вода была холодной, и тело сразу покрылось гусиной кожей, но он пренебрег этим и нырнул под высокую, увенчанную белым гребнем волну.
 Несколько минут спустя Грэлэм услышал с возвышавшегося над ним утеса крик и, обернувшись, увидел Гая, махавшего ему рукой. Он попытался ответить жестом, но на спину его обрушилась гигантская волна и бросила в воду лицом вниз. Когда рыцарь, отчаянно барахтаясь, выбрался из моря, лицо его жгло от прикосновения к грубой поверхности скал и песку. Грэлэм вышел на мелководье, потом на отмель, отряхиваясь, как огромная беспородная собака.
 — Милорд! Оденьтесь, пока ваша молодая жена не увидела вас в чем мать родила! — Гаи, посмеиваясь, глядел на него.
 Де Моретон тихонько выругался. Девушка явилась на два дня раньше срока, и теперь рыцарь не сомневался, что счастливые дни его покоя миновали. Он торопливо оделся и зашагал вверх по крутой тропинке, извивавшейся по утесу.
 — Милорд, — продолжая веселиться, произнес Гай, и его красивый рот расплылся в широкой улыбке. — Боюсь, что леди Джоанна увидит нас рядом и пошлет вас ко всем чертям. — Гай, охорашиваясь, похлопывал себя по золотистым волосам, и его звонкий смех перекрывал хриплые крики морских птиц.
 Грэлэм, не отвечая на насмешку, спросил:
 — У нас все готово к приему?
 — Хотите узнать, проглотила ли Бланш горькую пилюлю и сумела ли заставить себя приветливо улыбнуться?
 — Если бы у тебя было что ей предложить, не в меру веселый самовлюбленный шут, ты мог бы избавить меня от этой дамы!
 — Но ведь Бланш метит не в мою постель, милорд! — Внезапно Гай выпрямился, и на лбу его появились легкие морщинки — знак беспокойства. — Было ошибкой позволить ей послать за сыном!
 Грэлэм почувствовал, как в нем нарастает раздражение.
 — Ради Бога, Гай, оставь это. Бланш миловидна, застенчива и скромна, как раз такая, какой и полагается быть леди. Если я женюсь на леди Джоанне, то найду мужа и для Бланш. Раз у нее есть сын, значит, она может рожать детей.
 Многие служанки обрадуются этому, подумал Гай. Бланш не проявляла к ним снисхождения, особенно теперь, пока свежо было ее разочарование. Он почувствовал даже некоторую жалость к этой миловидной женщине, и еще в нем возникло чувство, которое ему очень не хотелось анализировать. Гай пожал плечами. В конце концов его это не касалось.
 — Милорд, не расточайте свой гнев на меня. — Помолчав с минуту, он добавил: — Есть еще один повод для беспокойства.
 — Полагаю, я должен спросить, какой именно, а иначе ты затравишь меня своими неуместными шутками.
 Гай одарил его солнечной улыбкой. В их отношениях было некое подобие снисходительности старшего брата к младшему, и это вовсе не походило на отношения сеньора и его вассала.
 — Почему вы согласились на этот союз, раз вам так не хочется жениться на ней?
 Грэлэм уже много раз за последние недели сам задавал себе такой вопрос.
 — У мужчины должны быть сыновья, — сказал он наконец. — А теперь пойдем познакомимся с будущей матерью моих детей.
 Кассия, подставляя лицо яркому солнцу, медленно шла по яблоневому саду. Она вдыхала сладкий запах камелий, гортензий и рододендронов, посаженных ею самой, слушала успокоительное гудение пчел в ульях за фруктовым садом и, обхватив руками тело, чувствуя, как солнце прогревает его до костей, испытывала безумную радость ощущать себя живой.
 Любимое платье желтого шелка все еще висело на ней, как на вешалке, но это ее не волновало. Девушка нежно улыбнулась при мысли об отце, который постоянно наблюдал за ней, не позволяя делать ничего — только есть и отдыхать.
 Она подняла глаза на свою старую Итту, которая теперь приближалась, с озабоченным видом неся свое объемистое тело, а также миску чего-то питательного и невкусного.
 — Ты должна поправляться, госпожа, — сказала Итта безо всякого вступления. — Ну-ка выпей это.
 — Еще один из твоих противных отваров, — посетовала Кассия, но послушно выпила крепкий говяжий бульон. — Мне надо подстричь мои фиговые деревья, — заметила она задумчиво, передавая миску Итте.
 — Фиговые деревья! — воскликнула Итта, сопровождая свои слова укоризненным вздохом.
 Кассия вопросительно склонила голову набок:
 — Сейчас я вполне хорошо себя чувствую, чтобы делать то, что мне нравится. Ну же, Итта, ты ведь любишь мои восхитительные винные ягоды.
 — Да, малютка. Но сейчас у меня на уме не винные ягоды.
 — А что же, у тебя на уме? — поинтересовалась Кассия.
 — Твой отец. Недавно прибыл еще один посланец с вестями.
 — Еще один посланец? А я и не знала, что был первый, уж не говоря о втором.
 — Да, — сказала Итта. — И вид у твоего отца вовсе не счастливый.
 — Тогда я пойду к нему и узнаю, в чем дело.
 — Нет, ты должна отдыхать!
 — Итта, и ты, и отец обращаетесь со мной, будто я крошечный, покрытый пушком цыпленок без собственного ума. Я теперь чувствую себя много крепче, и, если я буду съедать все то, что ты запихиваешь мне в рот, то скоро стану жирной, как моя любимая гусыня.
 — Вот и отлично, — ответствовала Итта, следуя к дому за своей хозяйкой.
 Де Лорис уже отпустил гонца и сидел, глядя невидящими глазами прямо перед собой. Он не сознавал своего состояния до тех пор, пока пальчики дочери легко не опустились на его плечо.
 — Отец, — нежно сказала Кассия, — что тебя беспокоит?
 Морис сумел стереть беспокойство со своего лица и, улыбнувшись, притянул дочь к себе на колени. Кассия все еще была такой исхудавшей и весила не более ребенка. Но ее живые золотисто-карие глаза снова светились ярко, они искрились, что свидетельствовало о здоровье, а уже слегка отросшие прекрасные волосы покрывали голову шапочкой, обрамляя нежными и своенравными кудряшками лицо. Пожилой рыцарь думал о полученном известии и крепко прижимал дочь к себе. Время истекло.
 Морис почувствовал маленькие крепкие груди дочери, и это снова напомнило ему, что она уже не ребенок, не маленькая девочка. Она стала женщиной и женой. Он глубоко вздохнул и отстранился, чтобы видеть ее лицо.
 — Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? — спросил он, стараясь оттянуть злополучную минуту.
 — Вполне, отец. Много лучше, как мне кажется, чем ты. А теперь, что за весть принес гонец? Итта проговорилась, что это уже второй вестник. Это касается Жоффрея? — По глазам отца Кассия увидела, что он пытается придумать какую-нибудь благую ложь, и торопливо добавила: — Отец, смерть мне больше не грозит. Ты должен сказать, что тебя тревожит. Пожалуйста! Я чувствую себя бесполезной, когда ты обращаешься со мной как с несмышленышем, которого следует от всего защищать.
 Он знал, что помочь ей было ничем нельзя. Никто не мог этого сделать. Медленно, стараясь не встретиться с дочерью взглядом, Морис произнес:
 — Помнишь, ты мне говорила, что тебе пригрезился голос мужчины? Незнакомого человека?
 — Да, помню.
 — Он тебе не пригрезился, не приснился. Это был англичанин, лорд Грэлэм де Моретон. Он сопровождал меня до Бельтера. Понимаешь ли, в Аквитании на меня напали разбойники, и лорд Грэлэм спас мне жизнь, он и его люди. Это честный человек. Кассия, прекрасный человек и воин, только что вернувшийся из Святой Земли. Я рассказал ему об этом сукине сыне Жоффрее, и мы на одну ночь остановились по дороге в Бомэнуаре. Там Грэлэм познакомился с твоей теткой и ухитрился избежать ее постели, проявив при этом и учтивость и осмотрительность. Не буду отрицать, что я подумывал о том, каким превосходным мужем он был бы для тебя. Я ему много рассказывал о тебе. Когда мы добрались сюда, мне сообщили, что ты при смерти. И в самом деле я был уверен, что ты не переживешь той ночи.
 Кассия смотрела на отца со столь невинным доверием и непониманием, что на мгновение Морис лишился дара речи и не мог продолжать. Он кашлянул, провел пальцами по волосам и забормотал что-то невнятное себе под нос.
 — Постой, — обратилась к нему Кассия. — Я не понимаю. Что стало с этим человеком, Грэлэмом де Моретоном?
 — Он твой муж, — отчаянно заявил Морис.
 Кассия продолжала молчать. Глаза ее были широко раскрыты и выражали недоверие к тому, что сказал ее отец.
 — Мой муж, — повторила девушка, пытаясь понять, о чем идет речь.
 — Да.
 Морис снова притянул ее к себе, крепко прижал и ощутил свежий аромат ее юного тела.
 — Да, — повторил он наконец. — Позволь мне объяснить, моя душа. Я был уверен, что ты умрешь, и знал, что Бельтер в этом случае достанется Жоффрею. Поэтому и убедил Грэлэма обвенчаться с тобой перед твоей смертью. В этом случае Бельтер унаследовал бы он, а не этот ублюдок Жоффрей. Благородный рыцарь спорил со мной, Кассия, но я убедил его, заставил. И он наконец согласился. На следующее утро англичанин отправился с брачным контрактом к герцогу Бретани. Герцог одобрил этот брак, и Грэлэм, как я его и просил, вернулся к себе в Корнуолл. Я не писал ему о том, что ты выздоровела. Не видел в этом смысла, пока здоровье твое не восстановилось.
 Кассия, совершенно ошарашенная, продолжала смотреть на отца. Замужем! Она замужем за мужчиной, которого никогда не видела! Она словно издалека услышала свой голос, принужденно и вяло произносивший:
 — Почему ты не сказал мне, отец? Морис смущенно заерзал на своем стуле.
 — Я не хотел тебя огорчать, ведь ты была слишком слаба.
 — Но теперь ты говоришь мне. Что же случилось?
 — Гонец, прибывший сегодня, от лорда Грэлэма. Он сообщил мне, что его господин собирается сочетаться браком с богатой английской девушкой — наследницей большого состояния.
 — Понимаю, — ответила Кассия. Она была потрясена. Замужем за английским лордом! Она не сводила глаз с лица отца, пытаясь осознать услышанное.
 — Но есть еще кое-что, Кассия. Первый гонец был от герцога Бретонского. Видимо, Жоффрей разнюхал, что ты все еще живешь в Бельтере, а не отправилась в Англию со своим супругом. Он попытался убедить герцога, что твой брак — фикция, что это просто план сохранить Бельтер для тебя, чтобы замок не попал в его, Жоффрея, руки. Герцог требует от меня объяснения. Если мое объяснение не будет удовлетворительным, он грозит аннулировать ваш брак и повенчать тебя с Жоффреем.
 — А этот английский лорд, этот Грэлэм де Моретон, достаточно силен, чтобы защитить Бельтер от Жоффрея?
 — Да, — ответил Морис, внимательно и тревожно вглядываясь в лицо дочери.
 Странно, думала Кассия, переваривая все сказанное отцом; теперь из них двоих она оказалась сильнейшей. Отец выглядел просто больным от беспокойства и тревоги, и она поняла, что он опасался ее гнева. Возможно, размышляла девушка, на месте отца она сделала бы то же самое. Кассия любила отца больше всех на свете, больше, чем себя самое. И любила Бельтер. Она подумала о Жоффрее, хитром, алчном Жоффрее, и при мысли о том, что он может стать ее мужем, по телу ее пробежала дрожь отвращения. Подняв глаза, Кассия ответила твердо и решительно:
 — Отец, я не осуждаю тебя за то, что ты сделал. Не мучай себя больше. — Она соскользнула с колен старого рыцаря и заставила себя улыбнуться ему спокойно и нежно. — Я должна собраться, отец. Поеду с этим гонцом в Англию к своему мужу. Он не должен брать себе другую жену.
 Морис, раскрыв рот, смотрел на нее, дивясь отваге дочери и вспоминая ее мать, которая по любому поводу готова была пролить потоки слез, столь сокрушительно действовавших на него.
 — Ты должен нанести визит герцогу Бретонскому, — продолжала Кассия задумчиво. — Я полагаю, теперь можно ему сообщить, что я болела и не могла сопровождать своего мужа в Англию. В этом есть доля правды. И не волнуйся за меня. Я ведь все равно должна была выйти замуж за кого-нибудь. Если ты считаешь, что лорд Грэлэм — достойный человек, я удовлетворена. Мне только хотелось бы, чтобы он был французом и жил поблизости. Я буду скучать по Бельтеру.
 — Корнуолл не так уж далеко, — неуверенно ответил Морис.
 Внезапно он осознал, что вовсе не так уж хорошо знал Грэлэма. Конечно, тот был настоящим мужчиной, отважным воином, сильным и гордым. Но как он будет обращаться с женой, которую считал умершей через считанные часы после бракосочетания? Кассия была так невинна и так молода! В Бельтере все охраняли ее, выказывая ей только нежность и доброту. «Бог мой, — думал Морис, — что я наделал!» Внезапно приняв решение, он поднялся с места.
 — Я поеду с тобой в Корнуолл, Кассия.
 — Нет, отец. Тебе придется защищать Бельтер от жадных рук Жоффрея. И ты должен увидеться с герцогом Бретонским.
 Морис продолжал возражать, но Кассия знала, что у него нет выбора. Она знала и то, что у нее выбора тоже не было. Девушка почувствовала, как набегающие слезы жгут глаза, и решительно смахнула их. Она попыталась представить лорда Грэлэма и решила, что он, должно быть, мало отличается от ее отца.
 — Он старый? — спросила Кассия, с трепетом ожидая ответа.
 — Грэлэм? Нет, дочка, он молод и хорошо сложен.
 — И добрый человек? Нежный?
 — Я надеюсь, Кассия.
 Она улыбнулась. Молодой и красивый, нежный, как ее отец. Значит, все будет хорошо.
 — Грэлэм подарил тебе обручальное кольцо. Я сохранил его для тебя.
 — Полагаю, будет разумным надеть его. Ведь теперь я выгляжу немного не так, как в ночь свадьбы.
 Кассия оставила отца и, окликнув Итту, поспешила в свою комнату.
 — Представь, — сказала она няньке, сбрасывая желтый шерстяной плащ. — Я замужем и даже не подозревала об этом! Итта, ты видела этого лорда Грэлэма?
 — Да, малышка. Он был очень тронут, когда священник произносил слова брачного обета. И все время держал тебя за руку.
 — И он молод и хорош собой?
 — Да, это так, — ответила Итта. Она подумала, что этот мужчина устрашающего вида и огромного роста может раздавить ее нежную госпожу как муху. — Да, — повторила она, — он такой, как его описал тебе отец.
 Похоже, подумала Итта, хозяин, описывая зятя, польстил ему. В конце концов ее господин был мужчиной, таким же сильным и крепким, как этот английский дворянин. Но разве у него был выбор?
 — Теперь, моя детка, я пришлю служанок — они помогут тебе собраться. А я должна упаковать твои вещи.
 Кассия широко улыбнулась и обняла свою старую няньку.
 — Мы снова завоюем Англию, Итта, как герцог Вильгельм двести лет назад.




 Глава 7


 Джоанна де Морлэ грациозно держала на запястье охотничьего сокола-сапсана с колпачком на голове и смотрела из-под опущенных ресниц на злополучную Бланш. Вот сука! Кобыла внезапно оступилась, сокол закричал и впился острыми когтями в ее толстую кожаную перчатку. Джоанна с удовольствием сбросила бы беспокойную птицу в ближайшую кучу навоза, но на нее смотрел лорд Грэлэм, и она, обольстительно улыбнувшись, рванула поводья своей кобылы так, что уздечка вонзилась в нежную губу животного.
 Грэлэм отвернулся; собравшиеся на лбу морщины выдавали его недовольство. Хотя кобыла принадлежала Джоанне, рыцаря рассердило то, как безжалостно она обошлась со своей лошадью. Он вздохнул, мысленно желая быть на расстоянии многих миль от Вулфтона, в центре жаркой сечи, крушить головы своим боевым топором и чувствовать, как капли пота стекают вниз по лицу и спине. Все, что угодно, только бы не разыгрывать из себя галантного кавалера перед этой нелепой и тщеславной девчонкой! Она была недурна собой, и Грэлэм подумал, что сумеет скоро обуздать ее надменность, вызванную безмерно мягким воспитанием. Да, он сумеет с ней справиться, как только она станет его женой. У Джоанны были очень светлые волосы, настолько светлые, что, когда на ее голову падало солнце, они казались почти белыми. Грэлэм был неравнодушен к светловолосым женщинам всегда вплоть до сегодняшнего дня. Теперь лучшее, что присутствовало в ее внешности, прикрывал платок. Он ниспадал на плечи, как плохо гнущиеся, хлопающие при движении крылья. Придирчиво разглядывая тело будущей жены, Грэлэм заметил, что у нее широкие бедра, столь хорошо приспособленные для деторождения, а также пышная грудь. Возможно, думал он с сомнением, ее чересчур высокое мнение о собственной персоне трансформируется в страсть, когда она окажется в его постели.
 Де Моретон услышал, как Бланш в присущей ей смиренной и мягкой манере задала Джоанне какой-то вопрос, и даже вздрогнул — столь надменно и снисходительно прозвучал ответ гостьи. Теперь уже у Грэлэма не оставалось никаких сомнений насчет того, что он не будет иметь покоя в собственном замке до тех пор, пока Бланш из него не уедет. К несчастью, у него было всего две недели, чтобы сделать выбор между этими двумя женщинами, и похоже, что Бланш, нежная и покорная, доставляла бы ему меньше неприятностей. По крайней мере Бланш не была строптивой, и ее не нужно было укрощать. Грэлэм сжал зубы. Если Джоанна покажет себя слишком несговорчивой, ему придется бить ее. Даже мысль о богатом приданом не повергла его ниц: он привез из Святой Земли достаточно драгоценностей, чтобы реставрировать замок Вулфтон, купить еще овец и коров для фермеров-арендаторов и своих двух деревень и, в конце концов, нанять на службу еще дюжину солдат. Нет, только герцог Корнуоллский вынудил его ввязаться в это дело — было неразумным гневить дядю короля, пока самого Эдуарда не было в Англии.
 — Милорд, — услышал де Моретон шепелявый голосок Джоанны, говорившей чересчур жеманно. — Мне так жарко. Мать не разрешает мне проводить много времени на солнце.
 Грэлэм проворчал что-то себе под нос и повернул своего коня к Вулфтону. Черт бы побрал герцога! Старик счел своим долгом сопровождать родителей Джоанны и их внушительную свиту в Вулфтрнда свадебное торжество. Что ж, он был не дурак.
 Джоанна смотрела на маячившую впереди спину будущего супруга. Уж очень неотесан, думала она, с его губ еще ни разу не слетело медовых комплиментов, и он вовсе не походил на придворных рыцарей. Но все же он был красивым и сильным. Как только этот увалень станет ее мужем, она придаст ему желаемую форму. Что же до хитрой ведьмы Бланш, надо будет позаботиться, чтобы та поскорее убралась восвояси! Джоанна устремила взгляд на замок, и ее передернуло. Чудовищное сооружение, груда серых камней — и никакого изящества. Этот замок стоял в глухом месте, где ничто не обещало радостей благородно воспитанной леди. Джоанна улыбнулась. Если ее муж неотесан и глуп, она проявит остроумие и ловкость. Ей легко удастся управлять им, как она научилась управлять своим отцом. Она не растратит лучшие годы, замуровав себя в Вулфтоне. Возможно, будет проводить здесь несколько месяцев в году, и этого более чем достаточно!
 Губы леди Джоанны начали неметь, и ей уже было трудно удерживать улыбку на устах, а лорд Грэлэм все еще ни разу не обернулся к ней, чтобы сказать хоть что-нибудь. Ее взгляд бессильно буравил спину рыцаря. Джоанна выросла в обществе пяти братьев и знала, какую власть может обрести женщина благодаря умению владеть своим телом. Однажды случилось, что она увидела Грэлэма без рубашки, и вид его обнаженного торса вызвал нежное томление внизу ее живота. Его массивная грудь и руки были загорелыми, привыкшими к ветру и солнцу. Глаза ее опустились ниже, и она слегка вздрогнула от предвкушения. Джоанна не была девственницей — со своим целомудрием она распрощалась четыре года назад в объятиях одного из рыцарей отца. Но юная леди сомневалась в способности Грэлэма заметить разницу. Уж во всяком случае, если он заподозрит, что исторгаемые ею крики боли будут притворством, чтобы убедить его, у нее будет припасен пузырек с куриной кровью, которой она оросит свои бедра в надлежащий момент…
 Тем временем Бланш, ехавшая рядом с сэром Гаем, страстно желала, чтобы висевший у него на поясе нож вонзился в спину Джоанны. Конечно, Гай прекрасно понимал, что у нее на уме, черт бы побрал его наглость и цинизм! Она очень ясно сознавала, что все игры, затеянные ею в прошедшие две недели, были безуспешными, хотя ее нежный и скромный тон и манеры выглядели неплохо на фоне самоуверенности и надменности Джоанны и вызвали одобрение Грэлэма. И дураку было заметно, что лорд Грэлэм проводил в обществе своей нареченной все меньше и меньше времени по мере того, как узнавал ее получше. Но это не имело значения. Теперь для Бланш существовала только одна возможность, только один выход. Она вскинула голову, и в глазах ее блеснула решимость.
 — Смею ли я спросить, что вы собираетесь предпринять теперь? — обратился к ней сэр Гай, чуть не прижимая свою лошадь к ее лошади.
 Бланш наградила его ослепительной улыбкой и подняла одну красиво изогнутую бровь.
 — Для мальчика вы проявляете слишком большой интерес к тому, что вас не касается.
 — Как и вы для женщины почтенного возраста, — возразил, ничуть не смущаясь, рыцарь. — Я имею в виду ваш слишком большой интерес к милорду. Говорю вам, Бланш, вы проиграли. Примите мои соболезнования и утешьтесь. Грэлэм найдет вам мужа.
 Неожиданно Гай поймал себя на том, что хмурится; похоже, эта мысль была ему неприятна.
 — Вы глупец, — парировала Бланш, продолжая улыбаться.
 — Это вы глупы, миледи, — сказал Гай, но голос его прозвучал неожиданно нежно. На самом деле он понимал тяжелое положение Бланш и жалел ее. Почему, недоумевал рыцарь, она не хочет смириться с существующим положением вещей, не желает видеть правды? — Лорд Грэлэм — человек чести. Он согласился на этот брак и сдержит свое слово.
 Да, подумала Бланш. Но на этот раз честь Грэлэма будет ей на руку.
 «Неплохо бы, чтобы этот глупый старик держал от меня подальше свои костлявые руки». Бланш бросила из-под ресниц сердитый взгляд на сидевшего рядом с ней сэра Томаса, отца Джоанны. Ее так и подмывало шлепнуть его по руке и сказать ему, что он старый дурак, но женщина смолчала и скосила глаза на акробатов, дававших представление в большом зале. Она не находила в этом представлении никакой радости. При взгляде на Грэлэма в горле у нее образовался комок, и решение, принятое ею накануне, только укрепилось. Очень хорошо, думала она, что он только пьет вино и разговаривает с герцогом Корнуоллским, не обращая ни малейшего внимания на свою невесту. Губы Джоанны, сжатые в тонкую линию, обнаруживали ее недовольство тем, что за ней не ухаживают, и от этого настроение Бланш стало немного улучшаться. Черт бы побрал эту выскочку! Конечно, она понимает, что Грэлэм не любит ее. Бланш подала знак служанке, чтобы та наполнила кубок Грэлэма. Она снова почувствовала на своем бедре костлявую руку сэра Томаса и поежилась, стараясь отодвинуться. Его жена леди Элинор, казалось, не замечала маленьких шалостей мужа и непринужденно беседовала с сэром Гаем, оглядывая огромный зал Вулфтона с видом удовлетворенной собственницы.
 Наконец, подумала Бланш, наконец она может удалиться. Она грациозно присела в реверансе и покинула зал. Слыша смех сэра Гая, Бланш тряхнула головой.
 Ей показалось, что в темноте своей маленькой комнатки она прождала долгие часы. Почувствовав, что начинает покрываться испариной, Бланш стремительно поднялась с постели и протерла влажной тряпочкой у себя под мышками. Подождав еще с минуту, она встала перед полированным серебряным зеркалом и принялась критически оглядывать себя. Тело ее было роскошным, с высокой грудью и полными округлыми бедрами. Правда, на животе оставались еле заметные линии — след деторождения, но даже при свете свечи их было трудно разглядеть. Надевая через голову легкую шелковую ночную рубашку, она принялась тихонько напевать. Потом поправила свои мягкие волосы, выбившиеся из прически, подошла к двери и отворила ее. Наконец все угомонились, и в доме наступила тишина.
 Пламя зажженной свечи пришлось защищать рукой, сложенной наподобие чашечки, чтобы оно не погасло. Бланш спешила в спальню Грэлэма. Она бесшумно отворила дверь и проскользнула внутрь. На мгновение остановившись, помедлила, улыбаясь, слушая его храп. Он выпил много вина и, вероятно, не придет в чувство до тех пор, пока не будет уже слишком поздно. Как сказал ей сэр Гай, Грэлэм был человеком чести. Если он окажется в постели с незамужней леди, то сочтет своим долгом жениться на ней. Ах, почему ей это не пришло в голову раньше? Бланш старалась подавить внезапное чувство вины и страх. «Нечего трусить! — подумала она. — сделаю то, что должна сделать!»
 Женщина бесшумно приблизилась к огромной постели и, высоко подняв свечу, с минуту внимательно разглядывала спящего рыцаря. Ночь была теплой, и Грэлэм лежал обнаженный поверх покрывала. Даже теперь, когда он не двигался и тело рыцаря было расслаблено, можно было разглядеть валики мускулов на его животе. Ниже Бланш заметила длинный извилистый неровный шрам, пересекавший живот от бедра почти до паха. На фоне черных волос он казался совсем белым. В густых, как руно, темных волосах знак его пола казался мягким и вялым, и женщина ощутила потребность дотронуться до него, приласкать его, чтобы пробудить к жизни. Она поставила свечу на маленький столик возле кровати, медленно и все так же тихо сбросила ночную рубашку, потянув ее через голову, и уже приготовилась скользнуть в постель. когда сквозь небольшое оконце в комнату ворвался порыв ветра. Пламя свечи затрепетало и погасло. Бланш тихонько выругалась, но тотчас же поняла, что свет полной луны даже лучше подходит для ее цели.
 Она легла рядом с Грэлэмом, прижавшись к его боку своим телом. Затем медленно склонилась над ним и легонько пробежала пальцами по его груди. Рыцарь вздохнул во сне, но не пробудился. Ищущие пальцы Бланш спустились ниже, пока не нашли то, к чему стремились, и рука ее обвилась вокруг его мужского естества. С нежной настойчивостью она принялась гладить и ласкать его.
 — Нэн, — услышала она сонное бормотание. Грэлэм заворочался в полусне. — Я ведь сказал тебе, что больше мы не будем спать вместе. Уйди.
 Пальцы Бланш крепче обхватили его набухающий орган, и она улыбнулась, услышав его стон. Внезапно руки Грэлэма обвились вокруг ее тела, привлекая к себе, и она оказалась лежащей на нем. Она чувствовала его жесткий и требовательный рот, обхвативший ее губы, которые мгновенно раскрылись навстречу его вторгающемуся в рот языку. Она ощутила, как его руки гладят ее спину, спускаются к ягодицам, яростно ласкают их, прижимая ее к разбухшему мужскому естеству.
 Скоро, торжествующе подумала она, скоро она закричит, но не раньше чем семя Моретонов взорвется в ее лоне. С каким наслаждением она посмотрит в лицо герцога Корнуолла!
 — Тело Господне! — воскликнул Грэлэм, стряхивая туманившие голову остатки хмеля. — Бланш!
 У нее не было времени на то, чтобы ответить. Его рука легла на ее рот и зажала его. Он бросил ее на спину, его мощная нога оказалась поверх ее ног. На мгновение ее охватил страх, но она тут же расслабилась и улыбнулась ему.
 — Какого дьявола ты делаешь здесь? — спросил Грэлэм грубо.
 Бланш обольстительным движением прижалась к нему и внезапно изменила свои планы.
 — Я люблю вас, милорд, — сказала она почти хнычущим голосом. — Не женитесь на этой…
 В ужасе он перебил ее:
 — Молчи, женщина! У тебя нет ни ума, ни гордости! Иисусе, Бланш! Я был близок к тому, чтобы овладеть тобой.
 — Вы можете овладеть мною, милорд, если только женитесь на мне, — прошептала она, прижимаясь грудью к его руке.
 Грэлэм тихонько выпустил целую очередь проклятий, удивив даже Бланш беглостью своей бранной речи.
 — Я не могу жениться на тебе и не женюсь! — только и смог он наконец выговорить. — Ради Бога, убирайся отсюда, пока тебя никто здесь не застал!
 Догадываясь, что она не подчинится, Грэлэм поднялся с постели, рывком подняв и ее. Он наклонился и подал ей ночную рубашку.
 — Наденьте ее — сказал он, переходя на более уважительный тон. — И уходите поскорее и потихоньку. Я никому не скажу, и вы тоже.
 — Вы меня не хотите, милорд? — с отчаянием спросила Бланш, выпячивая грудь и прикасаясь сосками к его обнаженной груди.
 Грэлэм почувствовал, как тают его негодование и гнев. Бланш была таким нежным созданием… и эти слезы у нее на глазах. Но он сказал тихо и уже спокойнее:
 — Этого не должно быть, Бланш. Я обручен. Вы не можете стать моей любовницей. Вы — леди. Только муж может вас познать.
 «Я никогда не буду вашей любовницей», — хотелось ей крикнуть ему в лицо, но тело ее все еще содрогалось от краткого мгновения, принесшего такое наслаждение. Бланш чувствовала, что по щекам ее текут слезы разочарования и отчаяния.
 Грэлэм наконец сумел надеть на нее рубашку. По правде говоря, его тело готово было ответить на ее призыв. Но он не хотел после стыдиться ни себя, ни её.
 — Ну же, Бланш, — сказал рыцарь мягко. — Вы должны вернуться в свою комнату. И мы оба забудем об этом.
 Ей хотелось закричать, заставить прибежать сюда Джоанну или ее мать, столь похожую на хорька, но она знала, что не сделает этого. Де Моретон задушил бы ее, если бы она посмела так поступить, тем более что теперь он пришел в чувство и вполне владел собой. Это было несправедливо, ах как несправедливо. Что станется с ней теперь? Что будет с ее бедным сыном? «По крайней мере покажи хоть капельку достоинства», — бранила она себя. Бланш расправила плечи.
 Грэлэм молча смотрел, как она выскользнула из его спальни. Он вернулся в постель и бросился плашмя на спину, положив руки под голову. «Иисусе! — думал он. — Ну и женщины!» Правда, это и в самом деле было несправедливо. Бланш такая милая и застенчивая! Он не мог винить ее за этот поступок. Она ведь и вправду любит его. Что ж, он должен найти ей мужа и как можно скорее. Грэлэм помнил ощущение, возникшее у него, когда ее тело прижималось к нему, помнил прикосновение ее ласкающих пальцев. Ее тело было полным и округлым, именно таким, какое ему нравилось. И вдруг он осознал, что если бы поддался искушению и овладел ею, последствия могли быть такими, что самый отважный человек утратил бы свою прыть. Конечно, все прошло бы не так плохо, если бы возможно было пережить ад, который, несомненно, вызовет такой его поступок. Напоследок Грэлэм подумал, что все-таки предпочел бы Бланш в качестве жены, резким движением перевернулся на живот и приказал себе заснуть. Теперь все кончено — его судьба решена.
 Кассия чувствовала головокружение, вызванное усталостью, но заставляла себя сидеть прямо на своей Ромашке. Она смотрела вперед на Вулфтон. Это была огромная крепость, столь же грубая и прочная, как и окружавшая его природа. Когда четыре дня назад их судно пришвартовалось у южного побережья Корнуолла, девушка во все глаза смотрела на незнакомые деревья, на спокойную и теплую страну, столь отличную от ее Бретани. Чем ближе они подъезжали к Вулфтону, тем уютнее она себя чувствовала; казалось, она приближается к дому. Ей была мила непрощающая требовательная страна, и если бы Кассия не была такой смертельно усталой, то радовалась бы при виде каждой грубошерстной овцы и толстобрюхой коровы, которые встречались им на пути. Они проезжали близко от скал и утесов, и до нее доносился рокот волн, бьющихся о камни. Вулфтон, замок Грэлэма де Моретона, ее мужа… Теперь это был и ее дом. Кассия испытала столь сильный приступ страха, что покачнулась в седле. Она была в чужой стране и направлялась к мужчине, которого не видела ни разу в жизни. Это безумие, чистое безумие. Постепенно отвага покидала ее, как покидали, медленно утекая, последние силы.
 Все, чего ей хотелось теперь, — это повернуться и бежать без оглядки.
 — Миледи!
 — Нет-нет. — Она попыталась взять себя в руки. — Со мной все в порядке, Стефан. — Кассия улыбнулась одному из самых старых и доверенных вассалов ее отца. — Я просто устала, вот и все. Путешествие было таким долгим.
 Слишком долгим для его хрупкой госпожи, подумал Стефан, глядя на нее тревожными глазами. Еще неизвестно, как ее примут. Он сжал зубы, и челюсть его приняла жесткие очертания. Никто не посмеет оскорбить его юную госпожу, никто! Рука в перчатке неосознанно потянулась к мечу.
 Стефан видел в больших глазах Кассии нерешительность и страх. Она всего лишь юная девушка, думал он. Как мог лорд Морис позволить ей отправиться сюда без него? Но, конечно, Стефан знал ответ. Все дело было в этом ублюдке Жоффрее!
 — Передохните, миледи, — сказал он Кассии. — Я хочу, чтобы наши люди привели себя в порядок, прежде чем они предстанут перед лордом Грэлэмом.
 Кассия кивнула. Она настолько обессилела, что не могла говорить. Оглянувшись, назад на небольшой паланкин, девушка подумала о том, что делает теперь Итта. Стефан тем временем объезжал своих людей; некоторых он бранил, других, напротив, хвалил и подбадривал. К счастью, их путешествие обошлось без приключений. Ни один разбойник не посмел напасть на отряд из двадцати человек. Но она так устала… Ей хотелось только одного — свалиться с седла и заснуть. Однако девушка понимала, что не может этого себе позволить. Она не должна посрамить отца и его людей. Кассия заставила себя выпрямиться и замереть в седле. Одежда ее запылилась от долгого пути, но девушка боялась спросить Стефана, как она выглядит.
 Дождавшись, пока Стефан присоединился к ней во главе их отряда, Кассия легонько вонзила шпоры в бока Ромашки, и кобыла пустилась рысью.
 Они проехали через маленькую рыбацкую деревушку Сент-Эгнис, столь похожую на деревни, расположенные вдоль побережья Бретани, что Кассии показались приветливыми суровые взгляды сельчан. Единственная разница, подумала она, улыбаясь, что дома, завидев ее, жители обязательно помахали бы ей. Ухабистая дорога вела теперь вверх по извилистому склону к замку Вулфтон. Чем ближе они подъезжали к массивным, толстым стенам, тем большее почтение испытывала к этому сооружению Кассия. Этот замок, думала она, не под силу взять никому. На мгновение девушку охватило чувство гордости, но она тут же рассмеялась. Этот огромный дом еще ей не принадлежал. И при этой мысли, которую она все путешествие гнала от себя, кровь застучала у нее в висках. А что, если лорд Грэлэм де Моретон уже успел жениться?
 Стефан поднял руку, давая знак своим людям остановиться. Кассия видела, как он подъехал к человеку, высунувшемуся из сторожевой башни, но не слышала их разговора. Когда человек скрылся, Стефан вернулся к ней.
 — Этот парень решил, что я не в себе, — сказал Стефан, и его широкий рот растянулся в улыбке. — Я сказал ему, что жена его господина дожидается внизу.
 Кассия нервно улыбнулась: и вправду не в себе, подумала она. Услышав скрип, девушка повернула голову — опускали мощный дубовый подъемный мост. Как только мост с глухим стуком лег по обе стороны сухой канавы, Кассия погнала Ромашку вперед, но Стефан, быстро протянув руку, схватил лошадь за повод.
 — Нет, миледи, пока еще нет. В молчании они смотрели, как медленно потянулась вверх железная решетка.
 — Снимите капюшон с головы миледи. Ни один мужчина не посмеет напасть на отряд, в котором есть женщина.
 Кассия послушно спустила подбитый кроличьим мехом капюшон со своих кудрей.
 Стефан не спеша кивнул ей, потом сделал знак ехать позади него. Они миновали подъемный мост. Лошадиные копыта глухо постукивали по толстым деревянным доскам. Вот он, замок воина, размышляла Кассия, пока они осаживали своих лошадей, переводя их на шаг. Земля, по которой они теперь ехали, была глинистой, но сухой. Однако видно было, что за чистотой здесь не особенно следили. Они проехали под второй аркой поуже и оказались во внутреннем дворике. Там стояло не менее пятидесяти человек — мужчин, женщин и детей. Они молча разглядывали прибывших. Кругом, попискивая, бродили цыплята, несколько коров нетерпеливо мычали, тоскуя по травянистому лугу за стенами замка. Двор украшали древние надворные постройки — кухня, прачечная, несколько амбаров; рядом с ними возле конюшни под низкой соломенной крышей стояли новые казармы. Кассия заметила, что солдаты мрачно пожирали ее спутников глазами, вероятно, заподозрив в них врагов.
 Наконец ее взгляд остановился на высоком белокуром мужчине, довольно привлекательном, стоявшем на нижней ступеньке лестницы, ведущей в замок, и ожидавшем, пока она приблизится. Губы девушки тронула усталая улыбка. Отец говорил ей, что лорд Грэлэм пригож. Так оно и было. Он действительно оказался мягким и добрым, Когда Кассия остановилась, мужчина спустился со ступенек, и на мгновение она залюбовалась его грациозными движениями. Он оказался моложе, чем она ожидала. Подойдя к юной леди, рыцарь поднял руки, чтобы помочь ей сойти с лошади.
 Он долго смотрел на нее и, как ей показалось, пытался ее вспомнить.
 — Леди Кассия, — медленно произнес рыцарь, в словах его скорее звучал вопрос, чем утверждение.
 — Да, милорд.
 Она смотрела в его смеющиеся синие глаза, добрые и мягкие, и понемногу успокаивалась.
 — Ваше появление в известном смысле сюрприз, миледи. Мы полагали, что вы…
 — Умерла? Нет, милорд, я выжила.
 Кассия потупила взгляд на выщербленные булыжники, которыми был вымощен двор.
 — Я рада, что вы не разгневаны, милорд, и понимаете, что я не могла позволить вам жениться, в то время как у вас есть жена и она жива.
 — Вы ошибаетесь, миледи…
 Девушка подняла на него огромные глаза.
 — Я не ваш супруг, а сэр Гай де Блазис, один из рыцарей лорда Грэлэма. К вашим услугам, миледи.
 Гай изысканно поклонился. Ему и в голову не могло прийти, что она примет его за лорда Грэлэма. Но ведь она никогда не видела его господина.
 Кассия покачнулась. Рыцарь стремительно протянул руку и поддержал ее.
 — Вам нечего бояться, миледи, — сказал Гай мягко. — Лорд Грэлэм в замке, и он еще не женат. Вы успели так вовремя, просто диву даешься! Свадьба назначена на завтра.
 Пока он говорил, вся чудовищность ситуации вдруг обрушилась на него. Бедная Джоанна! Бедная Бланш! Гаю захотелось расхохотаться, но он заметил выражение бесконечной усталости и боли в глазах Кассии и, нежно взяв ее за локоть, потянул вперед. Он сказал несколько слов одному из людей лорда Грэлэма и знаком показал на Стефана и его отряд.
 — О ваших людях позаботятся, миледи. А теперь вам пора встретиться со своим супругом.
 Кассия почувствовала сквозь плащ тепло его руки, и в то же время она ощутила ледяной холод, проникавший до самых костей. «Вспомни о гордости, моя девочка!» — хотелось ей крикнуть. Ноги еще подчинялись, но каждый шаг по ступеньке вверх давался с огромным трудом. Она вступила в массивный холл. Внутри было темнее и холоднее, чем снаружи, и на мгновение Кассия остановилась, не в силах разглядеть ничего, кроме тусклого света.
 Тряхнув головой, юная леди позволила Гаю отвести себя в конец зала. Там она увидела мужчину, сидевшего на украшенном искусной резьбой стуле с высокой спинкой. Рядом с ним сидела молодая женщина с волосами настолько светлыми, что они казались почти белыми. Вокруг толпились придворные, некоторые из них были богато одеты. Внезапно все умолкли. Гай подвел Кассию к мужчине, сидевшему на резном стуле. Теперь она могла разглядеть его. Он был настолько же темноволос, насколько Гай был белокур. Даже сидя, он производил впечатление гиганта, а лицо его казалось суровым и замкнутым. «О нет! — подумала девушка в отчаянии. — Нет! Только не этот человек!»
 — Милорд, — громко обратился Гай к темноволосому рыцарю, — могу ли я представить вашу жену, леди Кассию де… Моретон вашим гостям?
 Молодая женщина, сидевшая рядом с Грэлэмом, испустила душераздирающий крик и вскочила со стула. Лорд Грэлэм посмотрел на нее, но его лицо не выразило ничего, кроме равнодушия.
 Внезапно Кассию оглушила какофония разъяренных голосов. Казалось, присутствующие кричали все разом. Девушка в испуге попятилась от какого-то пожилого, богато одетого мужчины, наступавшего на нее.
 Потребовалась минута, чтобы люди в зале осознали слова Гая. Грэлэм с недоверием смотрел на хрупкую девушку, от горла до пят закутанную в пыльный плащ. Ему бросились в глаза короткие кудряшки, шапочкой покрывавшие ее головку. Не обращая внимания на пронзительные вопли, раздававшиеся вокруг, не слушая криков Джоанны и гортанных стонов ее матери леди Элинор, он медленно поднялся со стула, не переставая смотреть на Кассию. Именно короткие каштановые кудряшки, обрамлявшие ее лицо, убедили рыцаря, что перед ним действительно Кассия де Лорис; но он так и не мог до конца связать образ этой девушки с тем похожим на призрак телом, с которым был соединен узами брака в Бельтер.
 Внезапно Грэлэм почувствовал непередаваемое облегчение… Он откинул назад голову и разразился громоподобным смехом. Он смеялся над собой, смеялся над тем, какую бурю вызвала эта девушка, смеялся, осознав, что неожиданный и неизбежный поворот в судьбе положил конец всем его сомнениям.
 Кассия не сводила глаз с развеселившегося исполина, тело которого сотрясалось от неудержимых приступов смеха. При этом она ощущала враждебность и явное недоверие со стороны всех остальных людей.
 — Вот ваше кольцо, милорд, — произнесла девушка громким и чистым голосом.
 Она легко сняла со своего пальца обручальное кольцо и протянула его хозяину всех этих построек, рыцарей, слуг и солдат.
 Грэлэм перестал смеяться. Он не мог отвести глаз от своего кольца, которое держалось на ее тоненьком пальчике только потому, что было привязано толстым конским волосом. В ушах зудел пронзительный, похожий на женский крик сэра Томаса, требовавшего немедленно объяснить ему, что означает это безобразие. Джоанна (а возможно, это была Бланш — сейчас он не мог бы сказать точно, кто из них) визгливым голосом осыпала девушку оскорблениями. Какая-то женщина, скорее всего мать Джоанны, вопила громко и отчаянно.
 — Грэлэм, — произнес наконец герцог Корнуоллский ужасающе спокойным голосом, выступая вперед, — может быть, вы объясните нам, что все это значит и кто эта девушка?
 Грэлэм де Моретон не удостоил его ответом. Он подошел к Кассии и, нежно взяв за подбородок, приподнял его.
 Кассия почувствовала, как темные глаза внимательно изучают ее. Но почему он до сих пор молчит?
 — Милорд! — завопила Джоанна. — Я не позволю вам держать здесь эту мерзкую шлюху! Как вы посмели?
 Бланш смеялась. Ее глаза светились злорадством при виде искаженного яростью лица соперницы.
 — Теперь, миледи, — тихонько сказала она Джоанне, — вам придется выйти за кого-нибудь другого.
 — Ну ты, сука, — яростно зашипела Джоанна, поворачиваясь к Бланш, — она всего только шлюха и скоро уберется отсюда навсегда! Мой отец не разрешит ей остаться!
 Кассия отлично все слышала. Шлюха! Она гневно повернулась к этой женщине, но ответ никак не приходил ей в голову. Ее муж так и не произнес ни слова. Она почувствовала, что у нее снова начинается озноб. Что ее ждет? Свет в зале начал меркнуть. Ей казалось, что что-то ужасное заметалось у нее перед глазами.
 — Прошу… прошу защиты, милорд, — пролепетала она задыхаясь. Ее обезумевшие глаза искали взгляд мужа. И впервые в жизни она была рада благословенной мгле, опустившейся на нее и избавившей ее наконец от этого кошмара. Во второй раз в жизни Кассия де Лорис потеряла сознание и упала там, где стояла.
 Кассия чувствовала себя страшно усталой, но поглотившая ее чернота постепенно таяла, снова возвращая ей жизнь. Медленно и боязливо девушка открыла глаза. В течение нескольких минут все расплывалось перед ней, а потом она увидела рядом с постелью своего мужа. Лицо его было бесстрастным, темные глаза неподвижно смотрели на нее. Кассия с трудом вздохнула и попыталась приподняться. Ей было стыдно оттого, что она потеряла сознание в присутствии всех этих незнакомых людей.
 — Нет, — сказал Грэлэм, — нет, лежи спокойно.
 Она подчинилась, больше тону, чём словам. У него был мягкий голос, никак не напоминавший его громоподобный, похожий на рев смех.
 — Где я? — спросила девушка, ненавидя себя за то, что голос ее звучал так по-детски жалобно.
 — В моей комнате, или, лучше сказать, в нашей комнате. Вы все еще чувствуете себя плохо?
 Его голос по-прежнему был нежным, но когда Кассия заставила себя посмотреть мужу в глаза, то в них она не смогла прочесть ничего, кроме несокрушимого спокойствия, Красивое лицо его не выражало никаких чувств, и юная леди не могла понять, как этот странный человек, в руках которого отныне была ее судьба, отнесся к случившемуся.
 — Прошу прощения, милорд. Я не часто теряю сознание. Просто путешествие слишком затянулось.
 Кассия почувствовала, как пальцы Грэлэма легонько прикасаются к ее руке и как рука непроизвольно напряглась. Склонившееся над ней лицо его слегка помрачнело.
 — Мы кое-что должны сказать друг другу, миледи. Ваше прибытие оказалось неожиданностью для многих. Но прежде я дам вам отдохнуть и набраться сил.
 — Сожалею, — попыталась оправдаться девушка, — но у меня не было времени на то, чтобы предупредить вас о моем приезде. Пожалуйста, не судите строго моего отца. Он только хотел защитить меня.
 — Не сомневаюсь в этом, — спокойно ответил Грэлэм. Он взял ее руку и нежно и бережно надел на тонкий палец обручальное кольцо.
 Неподалеку раздались голоса.
 — Ваша нянька Итта так громко кудахчет за дверью, сокрушаясь о вашей судьбе… Привести ее к вам?
 Кассия, не отвечая, остановила взгляд на его лице.
 — Что вы намерены делать дальше, милорд? — спросила она.
 — Это, миледи, — сказал Грэлэм, вставая и пристально глядя на жену сверху вниз, — будет самое интересное и поучительное зрелище. Я только надеюсь, что вы не станете вдовой так же скоро, как я чуть не стал вдовцом.
 С этими словами он, быстро повернувшись, шагнул через комнату к тяжелой дубовой двери. И даже не оглянулся на нее.
 Кассия почувствовала, что теперь над ней склоняется Итта, нежно прикладывая к ее лбу влажную ткань.
 — Отдохни, малышка, — услышала она воркование старой няньки и с охотой подчинилась.
 Грэлэм, покинув супругу, пребывал в задумчивости. Боже мой, ну что за чертова неразбериха началась! Никогда, пока помнит себя, не забудет он первого появления Кассии в его доме, то, как она стояла рядом с Гаем, стараясь держаться прямо, и в ее огромных глазах он читал страх. Видно, ей пришлось проявить немалую отвагу, чтобы приехать сюда. Ему вовсе не легко было видеть, как она упала без чувств; в один миг будто вся жизнь ушла из ее тела. И это ощущение, когда он нес ее легкое тело в свою комнату. Его жена, думал рыцарь, качая головой. Эта щупленькая девочка, больше похожая на ребенка, теперь была отдана в его власть и под его ответственность. Он не мог сдержать накатившего приступа смеха. Морис в конце концов поймал его в ловушку!
 Грэлэму снова представилось лицо его жены, такое спокойное в своем забытье. До того как она пришла в сознание, он внимательно ее разглядывал. Ему хотелось пробудить в себе гнев, возненавидеть ее; но когда она наконец пришла в себя, он увидел в ее взгляде глубокую нерешительность и почувствовал, что не сможет обращаться с ней грубо. И что, ради всего святого, ему, хозяину Вулфтона и свирепому рыцарю, оставалось теперь делать? Не обращая внимания на свою пышущую злорадством свояченицу и на исторгающую полупритворные стоны Джоанну, он унес Кассию из этого ада на руках. Делая последний шаг перед тем, как выйти из зала, Грэлэм де Моретон подумал, что было бы лучше встретиться с целой армией неверных, чем с теми, кто там оставался.




 Глава 8


 Пламя единственной свечи слабо мерцало в темноте. Кассия, поморгав, некоторое время вглядывалась в этот огонек, совершенно ясно припоминая все, что произошло с момента ее прибытия в Вулфтон.
 — Как ты себя чувствуешь, дитя мое? Кассия ответила на вопрос благодарной улыбкой-нежный звук голоса ее старой няньки успокаивал ее.
 — Жива, Итта, — сказала она. — Жива. Уже, очень поздно?
 — Почти десять часов вечера. Ты проспала шесть часов. У меня для тебя приготовлена еда и глинтвейн.
 Кассия медленно приподнялась, и нянька тотчас же подложила ей под голову подушки.
 — Чего я по-настоящему хочу, — сказала девушка, брезгливо глядя на грязь под ногтями, — так это принять ванну.
 — Сначала поешь, — твердо распорядилась Итта. — Потом я заставлю этих ленивых девок принести тебе горячей воды.
 — А где лорд Грэлэм? — спросила Кассия, чувствуя, что голос выдает ее неуверенность. К ее изумлению, Итта рассмеялась:
 — Ах, этот твой лорд! Ну и мужчина он, доложу я тебе!
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Слушай, да не забывай есть. Я держала еду над жаровней целый час, чтобы она не остыла. Тебе вовсе не надо волноваться. Этот его огромный замок выиграет оттого, что ты станешь в нем хозяйкой, моя крошка. Пища здесь едва ли съедобна, а слуги сразу перестают делать хоть что-то, как только лорд Грэлэм поворачивается к ним спиной.
 — Не слишком ли ты строга, Итта? — засмеялась Кассия. Тем временем она почувствовала, что свинина, которую ей пришлось есть, действительно оказалась слишком жилистой и была пережарена. Итта с беспокойством смотрела на свою юную госпожу.
 Она выросла среди людей, которые ее любили и с охотой подчинялись ей именно по этой причине. Но Вулфтон очень отличался от Бельтера.
 — Скажи мне теперь, Итта, — услышала она голос Кассии, — что случилось, пока я спала?
 Итта поудобнее расположила на стуле свое дородное тело.
 — Ну после того, как я убедилась, что с тобой все в порядке, моя девочка, я проскользнула в зал, что внизу. Никогда в жизни не слышала, чтобы столько людей спорили и кричали одновременно! Но больше всех вопила невеста сэра Грэлэма!
 Кассия почувствовала смущение и жалость, но они умерялись гневом при воспоминании о том, какими оскорблениями ее осыпала эта молодая леди, и одновременно удовольствием от теплого вина, которое она пила мелкими глотками.
 — Надеюсь, ее сердце не слишком задето.
 — Ее-то? Ох. Да лорду Грэлэму следует целовать тебе ноги за то, что ты спасла его от этой жалкой твари. Что же касается другой, то мы еще посмотрим.
 — Какой другой?
 — Леди Бланш, свояченицы лорда Грэлэма. Кассия нахмурилась, гадая, не подводит ли ее память.
 — Одна служанка выболтала мне, что лорд Грэлэм уже был женат прежде. Теперь сестра его жены приехала и поселилась в Вулфтоне, это было три или четыре месяца назад. Почему, я пока не узнала, — пожала плечами Итта. — Похоже, только эта Бланш и вела себя как леди, пока продолжалась вся эта заварушка. Ешь, миледи, — строго добавила Итта, не сводя глаз с деревянного блюда с едой.
 Как выяснила Кассия, еда ко всему еще была полусырой, но она решила не говорить об этом няньке, чтобы не давать ей повода к лишней болтовне.
 — Да, так о чем бишь я? О твоем муже! Вот настоящий мужчина. Сначала он громовым голосом приказал всем замолчать, и все вправду замолчали, даже герцог Корнуоллский. Что ты так смотришь, моя девочка? Да-да, родной дядя короля! Как я слышала, именно он устроил этот брак с богатой наследницей. Его лицо, скажу я тебе, было малиновым! А что до лорда Томаса, отца леди Джоанны, тот был точь-в-точь похож на вареную репу. Но лорд Грэлэм быстро привел их всех в чувство. Просто рассказал им все, что случилось в Бельтере. Он даже показал брачный контракт, чтобы никто не усомнился в том, что ты его жена и леди. Тут уж леди Джоанне пришлось закрыть рот, но мать ее продолжала причитать самым бессовестным образом, так что даже лорд Томас не выдержал и отвесил ей оплеуху. Это прекрасно подействовало на старую каргу, уж можешь не сомневаться! И тут лорд Томас объявил герцогу Корнуоллскому, что не останется больше ни на один час в замке Вулфтон. Потом он взял под руку свою жену, а под другую — дочь и гордо вышел из зала. Я видела, как лорд Грэлэм улыбался, хотя и старался не показать вида. Слава святой Анне, что тебе больше не придется видеть всех этих чванливых особ.
 Кассия попыталась скрыть безмерное облегчение, которое почувствовала, когда Итта кончила свой рассказ. Она до сих пор содрогалась при мысли о том, что ей снова придется стоять в одиночестве перед всеми этими незнакомыми людьми. Похоже, муж сумел защитить ее.
 — Итта, — внезапно спросила Кассия, — где лорд Грэлэм? Разве это не его комната?
 — Он в зале, разговаривает с герцогом Корнуоллским. Все остальные ушли, слава Богу!
 Кассия сбросила с колен деревянное блюдо.
 — Ванну, Итта! Я не хочу снова встретиться с ним грязной, как уличный мальчишка. И не спорь со мной. Я больше не больна!
 Грэлэм де Моретон сидел за столом напротив герцога Корнуоллского в своем парадном резном кресле, держа в руке кубок с вином. В зале, где только что бушевали страсти, их было теперь только двое.
 — Клянусь мощами святого Петра, Грэлэм, ну и денек! — брюзгливо заметил герцог, хмуря свои густые седые брови.
 — Да уж… этот день я не скоро забуду, — подтвердил хозяин Вулфтона.
 — И девушка Кассия де Лорис…
 — Леди Кассия де Моретон, — спокойно уточнил Грэлэм.
 — Это правда, что ты видел ее всего лишь раз?
 Рыцарь кивнул. Он ощущал радостное возбуждение, будто только что удачно окончил сражение.
 — Она умирала. Я не узнал бы ее, если бы не мое кольцо на ее пальце и не эти короткие волосы, остриженные во время болезни.
 — Она же совсем юная, Грэлэм, — задумчиво произнес герцог. — Да, совсем, совсем юная. И ты так и не был с ней в постели.
 Де Моретон удивленно поднял густую черную бровь.
 — И что же, милорд?
 — В таком случае ты еще можешь выкрутиться из этого неприятного положения, — решил герцог, — аннулируешь брак, который не был фактически осуществлен. Сделать это будет легко. Пусть она отправляется в свою Бретань как можно скорее.
 Грэлэм помолчал, словно взвешивая что-то в уме, потом сказал, медленно выговаривая каждое слово:
 — Бельтер — весьма впечатляющее владение, милорд герцог. Этот замок великолепен, а земли там богатейшие. И после смерти господина Мориса де Лориса они перейдут ко мне. Девушка ничуть не менее богатая наследница, чем Джоанна де Морлэ.
 — Но она француженка!
 Де Моретон снова изумленно поднял бровь и молча поглядел на герцога.
 — Так ты не собираешься покончить с этой пародией на брак, не аннулируешь его?
 Грэлэм провел рукой по подбородку.
 — Мне предстоит разговор с леди Кассией сегодня вечером. Завтра, милорд герцог, я сообщу вам свое решение.
 Но герцога это не удовлетворило. Неистовая ярость от внезапной неудачи со сватовством слегка поулеглась, но он все еще чувствовал, что его выставили дураком, и это ему совсем не нравилось.
 — Не понимаю, почему ты не рассказал мне об этой чертовой девчонке, — проворчал герцог, — и о своем нелепом полуночном венчании.
 — Как я уже объяснил, милорд герцог, — терпеливо повторил Грэлэм, — я считал, что она умерла. Зачем в таком случае было говорить о ней кому бы то ни было…
 — Не могу поверить, что ты предпочтешь ее леди Джоанне, — не унимался герцог, перебивая Грэлэма. — Она и в подметки не годится Джоанне, она и вполовину не так хороша. По правде говоря, твоя Кассия показалась мне больше похожей на тощего грязного мальчишку-подростка.
 — Она была тяжело больна, — мягко возразил Грэлэм. — Теперь ее надо хорошенько откормить, а с грязью легко справиться с помощью ванны.
 Герцог почувствовал, что проигрывает, и это раздражало его.
 — А что, если болезнь сделала ее бесплодной? Ага, я вижу, ты не подумал об этом!
 Грэлэм ответил не сразу. Он вспомнил искаженные яростью черты Джоанны, ее ядовитые слова… Ну нет! Даже бесплодная жена будет лучше этой ведьмы.
 — Пожалуй, — ответил он наконец, — я об этом еще не думал.
 — Так подумай! — огрызнулся герцог. — Сделай это прежде, чем примешь решение. Ты сам сказал мне, что единственная причина, которая может заставить тебя жениться, — это необходимость иметь наследников.
 — Верно, — Грэлэм уже устал от бесполезного спора и хотел только, чтобы он поскорее закончился, — я и не отрицаю, что говорил это.
 Он проводил герцога в его комнату, а потом пошел в свою. «Боже мой, — снова подумал рыцарь, — за этой дверью моя жена!» Де Моретон тихонько отворил дверь и вошел, но при виде Кассии, сидевшей в деревянной ванне, наполненной водой, остановился в растерянности. Успев разглядеть только ее худенькие белые плечи, он медленно попятился и вышел, прикрыв за собой дверь. По крайней мере девушка не производила впечатление больной.
 Через четверть часа Грэлэм вернулся.
 — Миледи, — позвал он тихонько, стараясь не испугать ее. Кассия, уже принявшая ванну и сидевшая теперь на кровати, подскочила, уронив на пол свой черепаховый гребень. Она попыталась подняться, но рыцарь знаком показал ей, чтобы она оставалась сидеть. Бросив взгляд на старую няньку, он коротким кивком указал ей на дверь.
 А герцог, подумал Грэлэм, пожалуй, изменил бы свое мнение, если бы увидел ее сейчас. Она была похожа на маленького шаловливого ребенка с огромными глазами, которые не отрываясь смотрели на него. Короткие влажные кудри обрамляли ее задорное личико.
 — Сколько вам лет?
 Кассия, вероятно, испуганная его резким тоном, ответила не сразу.
 — Семнадцать, милорд, —сказала она, наконец овладев собой.
 Грэлэм продолжал смотреть на нее, и Кассия прикоснулась кончиками пальцев к густому локону, упавшему на лоб.
 — Все дело в моих волосах, — попыталась она объяснить, вздергивая подбородок. — Но волосы отрастут, милорд.
 Ему захотелось громко рассмеяться при виде ее детского смущения. Вместо этого Грэлэм только кивнул и подошел к постели. Он заметил тревогу в ее взгляде, но, не обращая на это внимания, сел рядом с ней.
 — Я видел внизу вашу няньку во время всего этого содома. Думаю, она уже рассказала вам, что произошло?
 — Да, это так, — ответила Кассия, кивнув.
 Грэлэм заметил, как она оправила ночную рубашку на груди, ее огромные глаза продолжали неотрывно смотреть на него.
 — Вам холодно?
 — Нет, милорд. — Кассия натянула покрывало на ноги, будто защищаясь.
 — Мне уже почти двадцать девять, — сообщил Грэлэм. — Столь юному существу я, должно быть, кажусь почтенным старцем.
 — Моему отцу сорок два, — возразила юная леди, и рыцарь заметил на ее щеке округлую ямочку.
 — Вот Итта почтенного возраста, милорд. Ей почти пятьдесят.
 С минуту Грэлэм молчал, а потом сказал:
 — Герцог Корнуоллский хочет аннулировать наш брак.
 Кассия склонила головку к плечу, и Грэлэм заметил, что она не поняла его.
 — Как это, милорд? Мой отец сказал, что нас обвенчал священник.
 — Да, но наш брак не увенчался супружескими отношениями.
 Она продолжала смотреть на него своими огромными наивными глазами.
 — Это означает, Кассия, что мы не были вместе в супружеской постели. — Де Моретон с удовольствием наблюдал, как румянец медленно заливает ее бледные щеки. — И поэтому мы не можем стать настоящими мужем и женой, пока этого не случится.
 Ее розовый язычок облизал нижнюю губу, а глаза продолжали смотреть на него в замешательстве.
 — Вы девственница?
 — Ни один мужчина не прикасался ко мне, милорд.
 Ему снова захотелось рассмеяться, потому что в ее словах, хотя и произнесенных не совсем уверенным тоном, звучала вызывающая гордость. Грэлэм никогда и не сомневался в том, что его жена невинна; он намеренно задал этот вопрос, чтобы смутить ее.
 — Хватит об этом. Слова рыцаря зазвучали теперь куда жестче. — Лучше скажите, почему ваш отец не сообщил мне, что вы живы?
 — Мой отец любит меня, милорд. Он опасался сообщать о чуде, которое произошло, до моего полного выздоровления, чтобы это не повредило моему здоровью. А я даже и не знала о вашем существовании… если не считать моего сна.
 — Какого сна?
 Ее щеки снова окрасил легкий румянец.
 — Я говорила отцу, что видела какого-то мужчину возле своей постели… Мужчину… с нежным голосом.
 В жизни Грэлэма называли по-разному, но нежным — никогда.
 — Продолжайте, — сказал он.
 — Отец рассказал мне примерно две недели назад о вашем письме. Но это было еще не все, милорд. Мой кузен, Жоффрей де Лэси, каким-то образом проведал, что я все еще в Бельтере, а не отправилась с моим… мужем в Англию. Он убедил герцога Бретонского, что наш брак — просто уловка. И туг отец испугался, что герцог признает наш брак недействительным и выдаст меня за Жоффрея.
 Грэлэм расслышал в ее голосе страх и отвращение.
 — Что ж, — сказал он. — Я знаю о Жоффрее. Кассия подалась вперед и заговорила серьезным тоном:
 — Вы должны понять, милорд, — у моего отца не было намерения вредить вам, человеку, которым он искренне восхищается. Просто не было времени сообщить обо мне, когда прибыл ваш гонец. Я сразу направилась в Корнуолл, а мой отец — к герцогу Бретонскому.
 — Жоффрей опасен, хотя и трус. Но он не откажется от своих намерений.
 — Знаю, милорд, но мой отец сказал, что вы отважный воин и защитите Бельтер, если Жоффрей решится на предательство.
 — Вы хотите остаться в Вулфтоне и быть моей женой?
 — О, конечно! — порывисто воскликнула Кассия, и в ее юном голосе прозвучали сила и решимость. — Если мой отец выбрал вас мне в мужья, милорд, я никогда не стану ему перечить. И еще, — добавила она, ставя точку в разговоре. — Бельтер не должен достаться Жоффрею.
 Пожалуй, размышлял Грэлэм, эта девушка пойдет в пасть к дьяволу, если отец попросит ее об этом. Его беспокоило, что она смотрит на него глазами отца.
 — Вы проехали по моей стране, Кассия. Это дикий и суровый край.
 — Он напоминает мне Бретань, милорд. Правда, южное побережье не очень похоже на мою родину. Де Моретон кивнул и поднялся с постели.
 — Отдыхайте и не покидайте этой комнаты. Отец Джоанны сообщил, что завтра они уезжают.
 С минуту рыцарь помолчал, оглядывая жену.
 — Вы должны есть побольше, чтобы не быть такой худой. У нас здесь сильные ветра — как бы вас не сдуло.
 Кассия с улыбкой кивнула. Когда Грэлэм повернулся и отошел от нее, юная леди почувствовала смущение: она отняла у него спальню! Тем временем Грэлэм открыл сундук в ногах кровати и вытащил из него одеяло. Затем, не оглядываясь на девушку, он вышел из комнаты.
 Впервые за все время Грэлэм де Моретон обрел для Кассии черты реального человека, мужчины, ставшего ее мужем, мужчины, которому отныне были подвластны ее жизнь и судьба. Кассия не ощущала страха — ведь его выбрал ей в мужья отец. Она скользнула под теплое одеяло и скоро уснула крепким сном.
 Грэлэм плотнее завернулся в одеяло и прижался спиной к каменной стене. Еще недавно он выслал всю челядь из большого зала, чтобы наедине поговорить с герцогом, но теперь все вернулись, и ему пришлось проявлять осторожность, чтобы не наступить невзначай на кого-нибудь из храпящих слуг. Господин Вулфтона, подумал он, и губы его скривились в недоброй усмешке, спит на полу! И все из-за этой щупленькой девочки, почти ребенка, которая спала теперь в его постели и была его женой.




 Глава 9


 Лорд Грэлэм с северной башни смотрел, как свита Томаса де Морлэ исчезает в вихрях пыли за каменистым холмом, направляясь к деревушке Сент-Эгнис. К своему удивлению, отъезд Джоанны он воспринял почти с радостью, будто тяжкое бремя упало с его души. Рыцарь вспомнил, как Джоанна, садясь во внутреннем дворе замка на свою лошадь, объезженную для дамского седла, смотрела на него ледяным взглядом, а ее руки в перчатках судорожно сжимали хлыст для верховой езды.
 — Желаю вам счастливого пути, миледи, — спокойно сказал он.
 Джоанна вздрогнула от ярости и унижения. Эти чувства ясно были написаны на ее лице, когда она выплюнула полные яда слова:
 — А я желаю вам отправиться в ад, лорд Грэлэм, вам и этой тощей шлюхе, которую вы называете своей женой!
 Грэлэм решительно изгнал из своих мыслей образ Джоанны, хлопнул по сутулой спине Арнольфа, своего привратника, и стремительно направился назад, в большой зал. Было еще рано, но он ужасно проголодался и громогласно потребовал еды.
 — Счастливое избавление, — вежливо заметил Гай, садясь напротив Грэлэма за огромный, грубо сколоченный стол.
 Хозяин Вулфтона проглотил хрустящую горбушку и остатки эля.
 — Может быть, и так, — ответил он, отирая рот тыльной стороной ладони, — если это означает сменить шило на мыло. Что одна женщина, что другая — все едино, — добавил он, пожимая плечами и все же не забывая об облегчении, которое испытал при отъезде неудачливой невесты. — В конце концов Джоанна подходила мне. У нее красивое тело. Хочешь, — чтобы я замолвил за тебя словечко, Гай, когда буду говорить с герцогом Корнуоллским? Может быть, из тебя получится подходящий муж для леди Джоанны?
 — Тогда мне пришлось бы обратиться в бегство, — ответил Гай со смехом. — Вы говорите о жене как об одном из своих боевых коней, милорд. Но все-таки приручить женщину — это не то же, что обломать норовистую лошадь.
 — Не обломать, а заставить слушаться, Гай.
 Гай спокойно возразил:
 — А что, если леди уже нежна, как теплый летний дождик?
 — Хочешь сказать, без всякого лукавства? Я знал только одну женщину, верную, как мужчина, и она была так же нежна, как гадюка!
 — Ах, вы говорите о леди Чандре де Вернон.
 — Да, она первая среди женщин.
 — Ваша жена, милорд, — внезапно сказал Гай, и направление его взгляда изменилось. Теперь он смотрел куда-то за левое плечо Грэлэма. Потом стремительно поднялся на ноги. — Доброе утро, миледи.
 Де Моретон обернулся и увидел Кассию, стоящую у подножия лестницы. По правде говоря, он забыл о ней. Его жена нерешительно смотрела на него.
 — Идите сюда, — позвал Грэлэм. — Мы прямо сейчас начнем вас откармливать.
 При этих словах бледные щеки юной леди окрасились румянцем. Она грациозна, подумал Грэлэм, глядя, как Кассия приближается к нему. На ней было платье из мягкой голубой шерсти, подпоясанное в талии, что только подчеркивало ее хрупкость, короткие каштановые волосы блестели в утреннем свете, и на минуту Грэлэм представил, каковы они должны быть на ощупь. При этой мысли он нахмурился, потому что, когда девушка подошла ближе, стало заметно, какие у нее тонкие кости и как они выпирают из-под кожи. Рыцарь почувствовал внезапный приступ сожаления и вины, вспомнив, какой видел ее в Бельтере.
 Кассия заметила, что ее муж хмурится, и пошла медленнее. Она видела, как углы рта сэра Гая приподнялись в сочувственной улыбке, крася его и без того привлекательное лицо, но ее глаза по-прежнему были прикованы к суровому лицу мужа.
 — Милорд, — произнесла Кассия застенчиво и присела перед ним в глубоком реверансе.
 — Вы здоровы, миледи? — спросил Грэлэм, не отрывая глаз от локонов, ласкавших ее маленькие ушки.
 — Да, милорд, вполне. — Она кивнула сэру Гаю и еще полудюжине вооруженных мужчин, сидевших за другим столом и взиравших на нее с явным любопытством. Среди них она не заметила ни Стефана, ни других людей своего отца.
 — А где Стефан, милорд?
 — Он уже поел, миледи, — ответил сэр Гай, — и сейчас занимается тем, что готовит припасы для себя и своих людей на обратный путь в Бретань.
 — Он… он собирается отбыть так скоро? Юная леди обратила на мужа вопрошающий взгляд своих огромных глаз.
 — Я сообщу ему, когда настанет время отправляться в путь, — ответил Грэлэм.
 Он поднялся, и от одного этого его движения решимость Кассии не трусить и не тушеваться вдруг куда-то пропала. Она молчаливо укоряла себя, уговаривала, что это глупо. Но он был таким огромным, таким суровым, что девушка почувствовала, как мысли ее в смятении разбегаются.
 — А теперь поешьте, — обратился Грэлэм к жене. — Я должен позаботиться о герцоге Корнуоллском. Он собирается уехать сегодня. Гай, отправляйся с людьми на стрельбище. Со всеми этими празднествами они обленились и разжирели.
 Рыцарь вышел из зала, не обернувшись и оставив Кассию на милость всех этих незнакомцев. Гай не хотел покидать оробевшую юную леди, но у него не было выбора. Он сделал знак своим людям, снова улыбнулся Кассии и тоже покинул зал.
 Кассия скользнула на стул, стоявший рядом со стулом ее мужа. Она посмотрела на черствый хлеб и бледный незрелый сыр, и ее передернуло.
 — Эта пища вам не подходит, миледи?
 Кассия сжалась, услышав едва скрытую насмешку в голосе служанки, которая была так же молода, как и она, и довольно хороша собой — настолько же полненькая и округлая, насколько Кассия — тонкая и стройная. Волосы девушки были густыми и длинными и волнами струились по спине.
 — Как твое имя? — спросила Кассия спокойно.
 — Нэн, миледи.
 Внезапно юной леди припомнилась служанка, остававшаяся в Бельтере не более трех дней. Она дерзила Кассии, вообразив, что двенадцатилетняя девчушка слишком молода, чтобы дать ей отпор. Теперь Кассия улыбнулась этим воспоминаниям.
 — Нэн, — сказала она, продолжая улыбаться, — я хотела бы стакан молока и три ломтика свежего хлеба. Что касается этого сыра, то ты можешь съесть его сама или скормить свиньям.
 Нэн с изумлением воззрилась на маленькую выскочку. Она нежно улыбнулась в ответ, но в тоне новой хозяйки прозвучал приказ, и это напугало Нэн.
 — У вас ведь есть коровы, которых надо подоить или нет?
 — Есть, — ответила Нэн, щуря глаза, — но хлеба больше нет и не будет до полудня.
 — Принеси молоко, а за выпечкой хлеба я присмотрю сама.
 Кассия кивнула служанке, показывая, что отпускает ее, и при этом молча моля Бога, чтобы та исполнила приказание. К облегчению юной леди, девушка, бросив на нее ненавидящий взгляд, выбежала из комнаты. Кассия заставила себя съесть холодный хлеб, оставленный мужем, одновременно стараясь разглядеть все вокруг себя. Она заметила по крайней мере дюжину служанок, затаившихся по углам зала, — всем им хотелось посмотреть на нее. Наметанный взгляд хорошей хозяйки отметил, что камыш был набросан на пол кое-как и не вполне прикрывал каменный пол. Он не был грязным, и запах гниения не оскорблял ее обоняния — видимо, камыш обновили по случаю приезда гостей, собравшихся на свадьбу. Но камышовая подстилка выглядела тусклой и здесь не было сладко пахнущих трав. Кассия провела рукой по столу. Он был плохо отполирован, стар и побит, и это был стол хозяина замка! Она только покачала головой. Деревянные балки вверху почернели с годами от дыма и сажи, и от этого зал казался еще темнее и мрачнее, чем был на самом деле. К тому же в нем было сыро и холодно. Возле ее стола стояли два древних умывальника, которые не чистили, возможно, долгие годы. Кассии хотелось немедленно взяться за слуг и заставить их приняться за работу, но воспоминание о суровом лице мужа удерживало ее и сковывало язык. Господином здесь был он, лорд Грэлэм де Моретон. Пока он не дал ей разрешения присматривать за его домом, она проявит благоразумие и будет держать рот на замке. На мгновение Кассия закрыла глаза, все еще сомневаясь в том, что муж оставит ее здесь. Он может потребовать аннулировать их брак и отослать ее. Он сам накануне сказал ей об этом — ведь их брак не был в полном смысле слова браком. Кассия содрогнулась. Она видела, как спариваются животные, и понимала, что нечто похожее мужчины делают с женщинами. Но никогда в жизни ей не доводилось видеть обнаженного мужчину, и потому она не вполне ясно представляла, как осуществляется половой акт. «Но если это могут терпеть другие, — думала она, — то и я смогу». Кроме того, она ясно понимала, что должна пойти на эту жертву, чтобы Бельтер не достался Жоффрею.
 Тут Кассия заметила Нэн, остановившуюся возле ее локтя, и вспыхнула, подумав, что девушка могла проникнуть в ее мысли, прочесть их в ее взгляде.
 — Ваше молоко, миледи, — сказала Нэн. Она поставила кубок перед хозяйкой довольно неосторожно, и часть теплой жидкости расплескалась на стол.
 Кассия почувствовала, как ее снова охватывает раздражение, ей захотелось дать пощечину дерзкой девчонке или ткнуть ее лицом в кучу навоза, которого, как она полагала, кругом было предостаточно. Однако ей не пришлось принимать столь трудное решение, потому что появился ее муж — и он уж знал, что делать! Хозяин замка шел в сопровождении старого мужчины со свирепым лицом, герцога Корнуоллского. Кассия повернулась, чтобы отослать Нэн, и тут заметила, как глаза девушки задержались на лорде Грэлэме, а на лице появилось выражение какого-то тайного интимного знания, будто он принадлежал ей. «Ах, — подумала Кассия, не испытывая, впрочем, никакой особой ревности, — вот почему эта служанка чувствует себя столь уверенно и ведет себя столь дерзко!» Она улыбнулась и присела в глубоком реверансе перед герцогом. Тем временем Грэлэм спокойно произнес:
 — Милорд герцог, это леди Кассия, моя жена. Герцог почувствовал великое изумление при виде этого хрупкого маленького создания, стоявшего теперь перед ним. Огромные глаза юной Кассии де Моретон были прикованы к его лицу, и сама она отнюдь не напоминала наглого и грязного мальчишку-подростка, столь решительно проложившего путь в этот зал накануне. Она была прелестной девушкой; в ней чувствовались великая нежность, доброта… и какая-то неуверенность.
 У герцога появилось желание защитить Кассию, удивившее его самого. Он был слишком стар, чтобы вести себя так по-дурацки, и все же не удержался и сказал самым нежным тоном:
 — Лорд Грэлэм благословен в мужьях. Ему досталась прелестная жена, миледи. Позвольте мне приветствовать вас в Англии.
 — Благодарю вас, милорд герцог, — ответила Кассия. — Даже в Бретани ваше имя известно, и там вас глубоко почитают. Мой отец говорил, что вам следовало бы стать королем Англии, потому что вы отважны, решительны и справедливы к своему народу.
 Герцог рассмеялся.
 — Данный вопрос находится в ведении Господа Бога, миледи, — шутливо ответил старик, и Грэлэм заметил, как он приосанился при этом. Герцог и сам не знал, понравилась ли ему ее откровенная лесть или рассердила.
 — Мой отец говорит также, что наш король Людовик Святой [2] слишком отдавался служению Господу. Господь должен был дать ему свободу править своим народом.
 — А вы как думаете, миледи?
 — Я, милорд герцог? Я считаю, что в мире слишком много несчастий и несправедливостей, чтобы самому праведному из королей стоило посвящать себя исправлению всего этого.
 — Ну, милорд, — сказал герцог Грэлэму, возможно, вашей жене удастся убедить Эдуарда вернуться в Англию и занять свой трон. Я вспомню о ваших словах, миледи, когда в следующий раз буду писать своему племяннику.
 От этих любезностей герцога Кассия вспыхнула и сказала торопливо:
 — У нас здесь только хлеб и сыр; да еще я могу предложить вам свежего молока.
 Грэлэм нахмурился. Такое угощение было позорно предлагать дяде короля!
 — Нэн, — рявкнул он, — принеси угощение для герцога!
 — Свежее молоко, — задумчиво произнес герцог, — как давно я его не пил, миледи. Да, очень давно.
 — Говорят, она благотворно действует на здоровье, милорд герцог. Пожалуйста, соблаговолите сесть.
 Грэлэм изумленно смотрел на жену. Она вела себя как подлинная леди и хозяйка, но это почему-то рассердило его. Что, если ее трепетная нерешительность в его присутствии была всего лишь лицедейством и она была такой же строптивицей, как Джоанна?
 — Я позабочусь о молоке для вас, милорд, — сказал он герцогу. — Этот стакан предназначен для моей жены.
 И подумал с несвойственной ему извращенностью ума, что ей оно нужнее, чем герцогу.
 Кассия торопливо подняла глаза на мужа. Он добрый, убеждала она себя, и нет причины его бояться. В конце концов не его вина, что он уродился таким огромным и суровым.
 Герцог только хмыкнул, видя, как засуетился лорд, и с любезной улыбкой разместил свои старые кости на стуле хозяина замка.
 — Расскажите мне о Бретани, миледи, — неспешно попросил он, отпивая молоко из стакана, который Кассия передала ему.
 — Корнуолл очень напоминает Бретань, милорд, — сказала Кассия, усаживаясь на край скамьи. Она старалась быть приятной и не разочаровать старого герцога. — Может быть, здесь немного похолоднее.
 Кассия невольно вздрогнула, обводя взглядом влажные каменные стены зала.
 — Вулфтон долго оставался без хозяйки, миледи, — любезно сказал герцог, — Лорд Грэлэм — воин и поэтому отдает все свое внимание фортификационным сооружениям. Во время его пребывания в Святой Земле Вулфтон находился на моем попечении. Боюсь, его крестьяне обленились.
 — Я ничего не знаю о науке фортификации, милорд, — убежденно сказала Кассия, — но я постараюсь сделать Вулфтон более приятным для вас, когда вы нанесете сюда визит в следующий раз.
 Герцог слегка пошевелился на своем стуле. До этого он считал Кассию прелестным юным существом, почти ребенком, но она показалась ему слишком мягкой, бесхребетной. Теперь его мнение о ней изменилось и его охватило беспокойство за нее. Грэлэм был не из тех, кто мог позволить женщине руководить собой.
 Молчание герцога вызвало у Кассии тревогу.
 — Мой муж… принял меня, милорд герцог? — робко поинтересовалась она, не сознавая, что ее пальцы крепко вцепились в складки шерстяного платья. Герцог нахмурился.
 — Так Грэлэм говорил с вами о возможности объявить брак недействительным? — в свою очередь, спросил он. Кассия кивнула.
 — Вчера вечером. — Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза герцогу; теперь взгляд ее был вызывающим и гордым. — Он должен меня принять, милорд герцог. Мой отец выбрал этого рыцаря мне в мужья, чтобы он защищал меня и Бельтер. Возможно, он предпочитает леди Джоанну, но я принесу ему в приданое состояние и весьма ценные земли.
 — Да, мне об этом известно.
 Герцог поставил пустой стакан и, упершись в колени своими худыми костистыми пальцами, подался вперед, к Кассии.
 — Миледи, — начал он, — ваш муж — могущественный человек. Альянс с семейством де Морлэ прибавил бы ему еще могущества и богатства. Он близкий друг моего племянника, короля Англии. Вы предлагаете ему земли, это верно, но для того, чтобы удержать их, ему придется воевать. А это, миледи, требует немалых усилий.
 — Вы хотите сказать, милорд герцог, что мой отец потребовал от лорда Грэлэма слишком многого?
 Герцог усмехнулся.
 — Нет, мое дорогое дитя. Грэлэм не такой человек, чтобы позволить руководить собой кому бы то ни было. Ему приятнее крушить черепа, чем просто сидеть в замке. Он рожден для того, чтобы воевать. Но я предпочел бы, чтобы он сражался в Англии, если уж это так необходимо, и оставался на службе короля. Я говорю вам это, чтобы вы правильно поняли положение дел. Брак — это союз домов, и каждый приносит другому пользу и прибыль. Вы принесли ценности лорду Грэлэму, но для того, чтобы их удержать, он будет вынужден искушать своих бесчестных соседей, которые непременно захотят воспользоваться его отсутствием.
 — И вы полагаете, — медленно проговорила Кассия, — я допущу, чтобы мой брак признали недействительным?
 — Милое дитя, вы слишком порядочны, слишком честны. Вы не сможете одна защищать интересы отца и лорда Грэлэма. Я подозреваю, что пока вы ставите интересы своего отца выше интересов мужа. Позвольте лорду Грэлэму принять решение и не вмешивайтесь.
 В течение нескольких минут герцог сидел, наблюдая за тем, как Кассия обдумывает его слова. Она умна, решил герцог, и это наблюдение не слишком его смутило, несмотря на то что Кассия была всего лишь женщиной.
 — Я верю, — произнесла наконец Кассия, — что лорд Грэлэм уже принял решение. Он представил меня вам как свою жену.
 — Да, миледи. Но ваши проблемы далеко не решены. Есть еще Шарль де Марсэ, герцог Бретонский, и его тоже надо умилостивить. Ваш кузен, по-видимому, пользуется особым доверием своего герцога, и тот прислушивается к его наушничеству. Вы должны в течение этого года родить сына, миледи, иначе Шарлю нетрудно будет поверить наветам вашего кузена, утверждающего, что ваш брак недействителен.
 Родить ребенка! Кассия даже сглотнула; руки ее непроизвольно потянулись к животу.
 — Ах, Грэлэм, я даю твоей юной супруге советы, какие только может дать старый человек.
 Кассия вздрогнула. Она и не заметила, что муж стоит рядом. Де Моретон поставил перед ней бокал с молоком. Глядя на герцога, он поднял черную бровь, но не произнес ни слова.
 — Возможно, тебе стоило бы взять на себя труд свозить Кассию в Бельтер и к герцогу Бретонскому, когда она будет носить твоего ребенка. Я уверен, пополневший стан будет хорошим аргументом и заставит замолчать ее кузена.
 При этих словах герцога Грэлэм искоса бросил взгляд на жену. Кассия спокойно пила мелкими глотками свое молоко. Глаза ее были опущены.
 — Вы правы, — сказал рыцарь неторопливо. — Но сначала миледи должна восстановить силы и укрепить здоровье.
 — Я уже здорова, милорд. — Кассия вздернула подбородок.
 Герцог Корнуоллский откинул назад голову и от всего сердца расхохотался. Грэлэм заметил, как кровь отхлынула от щек его жены. Он усмехнулся, понимая, что она не сознавала смысла своих слов.
 — Это мудро, не правда ли, Кассия, — сказал он, — тщательно подумать, прежде чем произнести что-то.
 «Я ее дразню», — подумал де Моретон, сам несколько удивленный своим поведением. Он редко позволял себе шутить с женщинами. Повернувшись к герцогу, рыцарь помог ему подняться со стула.
 — Я покидаю тебя, сын мой, — сказал герцог, — и на прощание хочу дать тебе всего один совет. — Старик, прищурившись, остановил взгляд на Кассии. — Смирись с тем, что Вулфтон наконец-то обрел хозяйку, и радуйся этому.
 «Да, похоже, и не одну», — подумала Кассия, вспоминая выражение лица дерзкой служанки.
 — Эта леди, поверь старику, прибавит комфорта и блеска твоему дому.
 Герцог помолчал, наблюдая, как хмурится лорд Грэлэм. Он и сам понимал, что вмешивается в дела, которые его не касаются.
 — Да, — добавил он, решив подсластить пилюлю, — замок обрел прелестную хозяйку. Возможно, я увижу вас обоих в Лондоне. Если мне удастся убедить своего племянника вернуться в Англию, я сам буду надзирать за его коронацией.
 — Эдуард любит роскошь и пышность, — отозвался Грэлэм. — Пусть он почувствует их вкус в ваших письмах, и, возможно, вам удастся соблазнить его вернуться домой.
 — Возможно, удастся, — согласился герцог, потирая руки, — возможно, я намекну ему на то, что нам угрожает мятеж. Эдуард — как ты, Грэлэм де Моретон. Больше всего он любит воевать. Ну, мне пора. Миледи, я приехал в Вулфтон, опасаясь надолго впасть в хандру от церемонии, которая нам предстояла. Встреча с вами стала очаровательным и неожиданным сюрпризом, внесшим разнообразие в мою стариковскую жизнь, и я благодарен вам за это.




 Глава 10


 Кассия тщательно подобрала юбки из опасения запачкать их в размякшей от дождя глине. Дождь шел сегодня с полудня. Просто позор, думала она, что грязь развезло так близко от кухни. По-видимому, ее муж не проявлял интереса к помещению, где для него готовили пищу; однако Кассия пока что решила держать свое мнение при себе.
 — Ты не слишком утомляешься?
 — О нет, милорд, — поспешила ответить Кассия, — ваш дом по-настоящему велик, но я хочу видеть все.
 — Даже оружейные мастерские?
 В низком голосе мужа прозвучала беззлобная усмешка, и Кассия, ободренная этим, шаловливо улыбнулась в ответ.
 — Да, — ответила она, — даже это. Возможно, я смогу дать оружейнику несколько полезных советов и не разочарую.
 После оружейных мастерских они направились во двор, где рыцарь держал охотничьих соколов. Заметив интерес и возбуждение жены, Грэлэм преподнес ей в подарок сокола-сапсана.
 — Он теперь вправду мой? — спросила Кассия, любуясь прекрасной птицей, загадочно смотревшей на нее немигающими глазами.
 — Да, он твой.
 — О, благодарю, милорд!
 Не задумываясь Кассия, в восторге от столь щедрого подарка, сжала руку мужа.
 — Ты любишь охотиться? — удивился Грэлэм, глядя с улыбкой на жену сверху вниз.
 Она кивнула со счастливым видом и, отвернувшись, тут же принялась ворковать со своим соколом.
 — Как его имя, милорд?
 — Представь себе, его имя — Хок [3] . Она звонко рассмеялась.
 — О нет, — сказала она, глядя на птицу, — он слишком благороден, чтобы носить столь нелепое имя.
 — Когда ты окрепнешь, мы отправимся на охоту, — пообещал Грэлэм. — Хок может принести тебе цаплю с такой же скоростью, с какой летит в свободном полете.
 Кассии хотелось доказать мужу, что она вынослива как мул, но, по правде говоря, молодая женщина чувствовала усталость. Долгое путешествие отняло у нее много сил, да еще вслед за этим ей пришлось встретиться с незнакомцем, ставшим ее мужем.
 — Благодарю вас, милорд, — ответила она. — Вы очень добры.
 Голос ее прозвучал столь искренне, что в эту минуту Грэлэм почувствовал непривычное для себя смущение.
 — Твой отец, миледи, — сказал он резко, — возможно, был слишком щедр на похвалы мне.
 — Мой отец, — возразила Кассия твердо, — никогда не ошибается в своих суждениях о человеческой натуре.
 — Так, значит, Морис сказал тебе, что я добр?
 — Да, конечно. И вы подарили мне сокола.
 — Ну и что же? — Грэлэм почувствовал, что проявить должную суровость ему в этот раз, не удастся, — Пойдем, Кассия, опять начинается дождь. Я не хочу, чтобы ты расхворалась.
 Рыцарь зашагал к замку, и Кассии снова пришлось приподнять подол, чтобы не отстать от него. Неожиданно раздался ее крик, и, обернувшись, Грэлэм увидел, как его жена скользит на мокром булыжнике. Он поймал ее и понес на руках с необычайной легкостью.
 — Какая я неуклюжая, — пробормотала она задыхаясь.
 — А весишь не больше ребенка.
 Кассия повернулась в его объятиях; он ощутил прикосновение ее нежной груди, и тело немедленно ответило на это прикосновение. Она была его женой, и если бы он пожелал, то мог бы взять ее тотчас же.
 Не подозревая о том, какие мысли бродят у мужа в голове, Кассия тихонько рассмеялась.
 — Когда я выздоравливала от лихорадки, мой отец постоянно вливал в меня свое аквитанское вино. Я опасалась, что стану пьяницей с красным носом. А теперь я обещаю, милорд, что скоро стану жирной, как весенняя гусыня.
 Он не ответил, и Кассия, довольная собой, вновь улыбнулась. Он был добр и силен и даже в чем-то походил на нее. В этот момент она почувствовала, как рука, державшая ее под коленками, напряглась, и по щекам ее медленно разлился прелестный румянец. Кассия склонила головку на его плечо. Они были уже в зале, и Грэлэм продолжал прижимать ее к себе.
 — Добрый день, милорд.
 Грэлэм слегка ослабил хватку и опустил Кассию на пол.
 — Бланш, — сказал он, — вы знакомы с Кассией?
 — Рада приветствовать вас, — проворковала Бланш нежным голоском.
 Она не сводила глаз с молодой женщины, стоявшей столь близко к Грэлэму, и улыбалась. Уж она-то знала, что Грэлэм предпочитает женщин с более пышными формами, и, конечно, не удовлетворится этой пародией на жену. В течение долгой предшествующей ночи и столь же долгого дня Бланш в конце концов примирилась с тем фактом, что ей никогда не стать госпожой Вулфтона и женой Грэлэма. Острая неприязнь к Джоанне помешала ей ясно понять тщетность ее надежд и заметить растущую антипатию Грэлэма к своей невесте.
 Но Джоанна уехала, а Кассия была здесь, и она уже повенчана с Грэлэмом.
 Фальшивая улыбка не коснулась глаз, но Кассия, все еще взволнованная своей реакцией на объятия мужа, не заметила этого.
 — Благодарю вас, — любезно сказала она. — Я свояченица лорда Грэлэма Бланш де Кормон. Не желаете ли эля, милорд?
 — Да, Бланш, — согласился Грэлэм. — И вина для Кассии.
 Кассия смотрела, как Бланш отдает распоряжения одной из девушек-служанок. Девушка нахмурилась и, прежде чем удалиться, бросила недовольный взгляд на Кассию.
 Бланш грациозно приблизилась к стулу Грэлэма и бережно отодвинула его от стола.
 — Как я поняла, вы тяжело хворали, — обратилась она к Кассии.
 Кассия кивнула, довольная тем, что Грэлэм сделал знак, чтобы она села с ним рядом.
 — Да, — сказала она, — но теперь я здорова.
 — Возможно, еще не совсем, — заметил Грэлэм. Бланш взяла у служанки кубок с элем и сама поднесла его Грэлэму. Потом кивнула девушке, чтобы та подала вино Кассии.
 — Вы все еще бледны и… худы, — сказала она, усаживаясь рядом с Грэлэмом. Возможно, милорд, — продолжала Бланш сладким голоском, — вы пожелаете, чтобы я продолжала заниматься хозяйством, пока миледи не окрепнет? «Зачем я это делаю, — спрашивала она себя, — когда надежды на брак все равно нет?»
 Кассия онемела. Она перевела взгляд на мужа, ожидая, что он скажет своей родственнице, чтобы та не беспокоилась. К ее досаде, Грэлэм нежно улыбнулся Бланш. — Да, благодарю вас, Бланш. — Одним духом опрокинув свой эль, рыцарь вытер рот тыльной стороной ладони и спросил: — Где Гай?
 — Не знаю, — ответила Бланш, поджимая губы. Должно быть, Гай сейчас от души потешается над ней!
 Грэлэм поднялся со стула.
 — Кассия, — обратился он к жене, — мне надо повидаться с моим управляющим Блаунтом. Почему бы тебе не отдохнуть часок?
 Кассия не знала, что ответить. Она пока еще не была до конца уверена в своем муже и не рискнула прямо сказать ему, что хочет сама распоряжаться слугами. К тому же она знала, что Бланш наблюдает за ней. Поэтому просто кивнула мужу и, не сказав ни слова, смотрела, как он выходит из зала.
 — Через два часа у нас вечерняя трапеза, — напомнила Бланш. Приказать мне одной из служанок проводить вас в вашу комнату?
 Возможно, она его любовница, размышляла Кассия, и это причина ее власти над ним. Но нет, едва ли. Лорд Грэлэм не взял бы в любовницы свояченицу и леди. Она оглядела зал и заметила группку служанок, наблюдавших за ними. Неужто они ждали, когда она и Бланш вцепятся друг другу в волосы?
 — Нет, благодарю, — ответила Кассия.
 — Вы еще почти девочка, — продолжала Бланш, выдержав минутную паузу, — и ваш брак с Грэлэмом был ударом для всех. Я попытаюсь защитить вас от… недоброжелательства служанок и людей лорда Грэлэма.
 С минуту Кассия изумленно смотрела на Бланш.
 — А почему кто-нибудь должен быть ко мне недоброжелателен, Бланш?
 — Вулфтон — очень большой замок. В нем много слуг, которыми надо умело распоряжаться. Я сомневаюсь, что у вас достаточно опыта, чтобы заставить их делать то, что вы хотите.
 Кассия добродушно рассмеялась:
 — Мой дом в Бретани — Бельтер — не меньше Вулфтона. Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой, и много лет я была хозяйкой в замке моего отца. Я умею читать и писать, составлять отчеты, вести домовые книги. Мой муж взял в жены отнюдь не сироту и не неоперившуюся девочку, Бланш.
 У Кассии тут же возникло искушение спросить о хозяйском опыте Бланш — состояние замка, на ее взгляд, не свидетельствовало о заботливой женской руке и большом внимании.
 Бланш опустила глаза, чтобы скрыть свое разочарование и беспомощность.
 — Милорд Грэлэм вправду был заинтересован леди Джоанной? — этот вопрос вырвался у Кассии неожиданно для нее самой.
 — Леди Джоанна очень красива, — честно призналась Бланш, — и, мне кажется, милорд действительно питал к ней сильные чувства.
 Кассия бессознательным движением коснулась своих коротких кудрей.
 — Понимаю, — кивнула она, вдруг почувствовав себя несчастной.
 — К тому же, — продолжала Бланш, — леди Джоанна хорошо подходила для того, чтобы быть женой лорда Грэлэма. Судя по сплетням служанок, он очень требовательный человек… в определенном отношении. По-видимому, он такой крупный мужчина, что даже наносил ущерб некоторым из них. И, конечно, он неутомим.
 Бланш заметила, что Кассия смотрит на нее непонимающе. Значит, это правда… Грэлэм еще не познал своей юной жены. Мысль о том, что он не был с ней близок, заставила Бланш продолжать.
 — Вы очень малы. — В голосе ее зазвучало сострадание. — Надеюсь, у вас хватит мужества вытерпеть боль.
 — Милорд так добр, — тихо сказала Кассия.
 Бланш безошибочно расслышала в ее ответе неуверенность и страх. Грэлэм, черт бы его побрал, заслужил, чтобы его жена сжималась в комочек и шарахалась от него, когда окажется в его постели.
 — Конечно, — продолжила она и непринуждённо поднялась с места, — теперь, когда он женат, другие женщины не будут больше выполнять своих обычных обязанностей, по крайней мере какое-то время.
 Бланш сознавала, что поступает жестоко, низко, но постаралась задушить чувство сострадания — ее собственное разочарование было еще слишком свежо, чтобы она могла снести его молча и покорно. Оставив побледневшую как пергамент Кассию прямо и скованно сидеть на своем стуле, свояченица лорда Грэлэма с гордо поднятой головой направилась к выходу из зала. По крайней мере теперь-то Грэлэм пожалеет, что не приголубил ее, когда Бланш сама предложила ему себя. Возможно, думала разгневанная леди, его невинная маленькая женушка быстро научится презирать его. Это и будет сладкой местью Бланш. Больше для него у нее ничего не оставалось, по крайней мере, в настоящий момент.
 Грэлэм хмуро смотрел на поникшую головку Кассии. Она ковыряла в тарелке с едой, не обращая внимания ни на пищу, ни на него самого.
 — Почему вы не едите?
 Кассия посмотрела на огромную руку рыцаря, легко лежавшую на ее плече. Он представил ее всем своим людям, и всем слугам как леди Кассию де Моретон, свою жену. И он причинит ей боль. Кассия заставила себя посмотреть мужу в лицо. Она заметила беспокойство в его темных глазах и попыталась отмести неприятные мысли. Должно быть, Бланш была не права. Он добр. И не причинит ей вреда.
 — Я… я немного устала, милорд. И это все.
 — Через несколько минут вы сможете удалиться… Я присоединюсь к вам позже.
 «Нет!» Она в смятении провела языком по нижней губе. В этом ее жесте Грэлэм усмотрел неосознанную чувственность и тут же отвернулся, чтобы окликнуть Рольфа, старшего из своих солдат. — Что слышно о Фортенберри? Он держится своих земель?
 — Да, милорд, — крикнул Рольф в ответ, стараясь перекричать остальных, так как в зале стоял невообразимый шум. — В этом парне много всего намешано, но он неглупый малый и знает, что вы спалите его дом дотла, если только он посмеет напасть хоть на одну из ваших ферм.
 — Я слышал, — вступил в разговор Гай, — что Дайнуолд де Фортенберри несколько месяцев назад похоронил жену. Возможно, его заинтересует помощь герцога Корнуоллского в подыскании другой.
 Грэлэм только ухмыльнулся, затем сказал:
 — Мне нужно еще человек двенадцать солдат, а то и больше. Многие потеряли в Святой Земле господ и теперь скитаются как бродяги.
 Кассия прислушивалась к их беседе. Она надеялась попросить Грэлэма потратить часть того, что он привез из Святой Земли, на благоустройство замка. Заметив, что Блаунт, управляющий Грэлэма, а в прошлом, как она поняла, священник, обратился к ней, Кассия вежливо повернулась, чтобы выслушать его.
 Тем временем леди Бланш выскользнула из зала и направилась в свою комнату. Итак, у де Фортенберри нет жены, думала она, и в ней зашевелилась новая надежда. Собственно говоря, и Грэлэм не был еще женат в полном смысле слова. Несмотря на все то, что она наговорила Кассии, Бланш сомневалась, чтобы Грэлэм распространил свои мужские права на юную жену, пока она не окрепнет по-настоящему. Если он и сделает попытку сблизиться с ней, страх девушки, по крайней мере на какое-то время, остановит его. По ее щекам покатились непрошеные слезы. «Неужели это я — жалкая и мерзкая ведьма, которая ничего не может с собой поделать!» — подумала она.
 Страх Кассии улегся. Ее муж был все еще внизу в зале и обсуждал со своими людьми неотложные дела. Когда она, извинившись, поднялась из-за стола, он нежно похлопал ее по руке, но по всему было видно, что мысли его далеко. Конечно, он не причинит ей боли. Кассия как можно туже затянула пояс своего ночного одеяния и шмыгнула под одеяло. Она уже почти спала, когда дверь спальни, заскрипев, стала открываться. То был лорд Грэлэм со свечой в руке. Кассия села в постели, до подбородка натянув одеяло. Их разделяла комната, но его темные глаза встретили взгляд жены, и на некоторое время этот взгляд соединил их.
 — Я надеялся, что вы уже заснули, — сказал он. Ей хотелось спросить, где он собирается спать, но слова не шли с отяжелевшего как свинец языка.
 — Вы скучаете по Бельтеру и своему отцу? — спросил Грэлэм.
 Кассия кивнула, моля Бога, чтобы он не заметил ее волнения.
 Поставив свечу на шахматный столик, рыцарь принялся раздеваться. Услышав ее, судорожный вздох, он повернулся и увидел, что Кассия как зачарованная смотрит на него.
 — Разве вам никогда не приходилось помогать отцу или его гостям принимать ванну? — спросил Грэлэм мягко. Кассия только покачала головой в ответ.
 — Значит, вы никогда не видели обнаженного мужчины? Каштановый локон упал на ее лоб, когда она еще раз энергично тряхнула головой. С минуту Грэлэм молчал, наблюдая за женой. Он умел распознать страх, если встречался с ним. И непривычная для него жалость зашевелилась в его душе. Он медленно подошел к постели, сел рядом с ней и почувствовал ее скованность и напряженность. Но она не попыталась отодвинуться.
 — Послушайте меня, Кассия, — спокойно сказал Грэлэм. — Вы молоды и невинны. Ваш муж для вас незнакомец, и вы живете среди чужих вам людей. Вы болели. — Он помолчал. — Вам очень нужно так пялиться на мою грудь?
 Взгляд Кассии взметнулся к его лицу.
 — Прошу меня простить, милорд, — прошептала она. Рыцарь почувствовал, как в нем поднимается волна возмущения — ему не нравилось, что она ведет себя как побитый щенок.
 — Вам незачем извиняться, — произнес он резко. — Я твердо намерен спать в своей постели рядом с вами. Я не трону вас, но вы будете постепенно привыкать ко мне. Когда вы почувствуете себя достаточно хорошо и нагуляете жирок, вы станете моей женой не на словах, а на деле.
 Де Моретон встал и стянул с себя оставшуюся одежду.
 — Посмотрите на меня, — приказал он. Кассия подняла глаза. Муж стоял возле постели, глубоко равнодушный к собственной наготе, но когда он почувствовал, как ее взгляд обегает его тело, его плоть ожила и начала разбухать. Он быстро нырнул в постель рядом с ней. И услышал ее неровное и частое дыхание.
 — Ваш шрам, милорд, — начала Кассия.
 — Который?
 — Тот, что идет по всей ноге и доходит до…
 — До паха?
 — Да. Откуда он у вас?
 — Я получил его во Франции во время турнира десять лет назад. Я проявил беспечность, и мой соперник воспользовался этим.
 — А тот, что на плече?
 Он не отвечал довольно долго, потом сказал:
 — Я получил его от леди.
 — Не понимаю.
 — Это очень долгая история. Возможно, когда-нибудь я расскажу ее вам, а теперь давайте спать. Завтра, если вы будете себя чувствовать хорошо, мы поедем кататься верхом.
 — Да, милорд.
 Но она так и не сомкнула глаз, пока не услышала его глубокое и ровное дыхание. Кассия рисовала в своем воображений его тело, столь отличное от ее собственного, и чувствовала, как лицо заливает краска. Ее воспитывали в целомудрии и учили скромности. По-видимому, мужчины скромностью не обладают, думала она. Бланш оказалась права. Кассия свернулась клубочком на краю постели, подтянув колени к груди. Он причинит ей боль. Она пыталась представить его покрывающим ее тело, как жеребец делает это с кобылой, представить, как он проникает в нее. И содрогнулась от ужаса. Она не сможет перенести подобное надругательство!




 Глава 11


 При звуке звонкого смеха Кассии Грэлэм повернулся в седле. Чайка, упав отвесно вниз, чуть не задела ее плечо, и она подбросила в воздух еще кусок хлеба. Чайка издала громкий крик и снова ринулась вниз.
 Кассия направила Ромашку вперед, чтобы избежать нападения полудюжины чаек, летевших теперь за ней следом, догнала Грэлэма и поехала рядом с ним. Глаза ее весело щурились и лицо выражало удовольствие.
 Грэлэм смотрел на жену, вновь вспоминая ее такой, какой она выглядела сегодня утром, — с ногами, подтянутыми к груди, и с подушкой в объятиях. Де Моретон протянул руку и нежно дотронулся до локона, спустившегося ей на висок. Внезапно его затопило острое желание защищать ее, но он тут же отдернул руку, сердясь на себя за собственную слабость. Резкость, с которой он приветствовал Кассию утром, когда она спустилась в зал позавтракать, вызвала у нее недоуменный взгляд, и она слегка попятилась. Грэлэм тотчас же ушел из зала, ощущая молчаливое неодобрение Дрейка, своего старшего оружейника, и Блаунта, управляющего.
 Чёрт бы их побрал! С какой стати они лезут не в свое дело, думал он теперь, но тут же не удержался и улыбнулся в ответ на улыбку жены.
 — О! Смотрите, милорд!
 Его взгляд последовал за указующим пальцем Кассии и он увидел морского льва, ныряющего среди волн. Они добрались до южных границ владений Грэлэма, потом повернули и поехали вдоль берега.
 — Хотите передохнуть? — спросил рыцарь. Кассия благодарно кивнула, все еще продолжая смотреть на морского льва. Грэлэм спрыгнул с Демона и привязал его к согнутому морскими ветрами кедру, потом обхватил талию жены и поднял ее с седла.
 Она стремительно направилась к краю утеса, а он тем временем привязывал ее лошадь. День был яркий и ветреный. Кассия подняла лицо к солнцу, чувствуя его тепло. Она повернулась и увидела, что Грэлэм снял плащ и расстелил его на земле.
 Послушно, как ребенок, молодая женщина села, скрестив перед собой ноги. Грэлэм прилег рядом, опираясь на локти.
 — Человек, пострадавший сегодня утром, — первой заговорила Кассия, — с ним все в порядке?
 — Да, — резко ответил Грэлэм, которому было неприятно напоминание о его собственной глупости. После того как рыцарь, раздосадованный, вышел из зала, он принялся так муштровать своих людей, что один из них, ослабев от усталости, получил рану.
 Кассия скосила глаза на скалистый край берега.
 — Я… я прошу прощения, если расстроила вас, милорд…
 — Вам не в чем извиняться, — перебил он, — просто у меня было много дел нынче утром.
 Другого извинения перед женщиной Грэлэм не мог себе позволить. Через минуту он сказал отрывисто:
 — Вы верите в то, что Жоффрей повинен в смерти вашего брата?
 На мгновение глаза Кассии затуманились — это воспоминание было для нее мучительным и тягостным.
 — Если это так, — ответила она медленно, — то он само зло. Я помню этот день очень ясно. У моего брата, Жоффрея и у меня была небольшая лодочка, и мы по очереди пользовались ею — плыли до устья бухты и там рыбачили. Однажды Жоффрей и Жан опередили нас с отцом. Мы уже почти добрались до бухты, когда услышали крик Жана. Жоффрей стоял у края воды и, увидев нас, принялся вопить и что-то показывать знаками. Мой отец мог только наблюдать, как тонет его сын, сделать он ничего не успел.
 — Отец приказал вытащить на берег лодку после того, как мой брат был погребен. В днище лодки зияла неровная пробоина.
 — Конечно, это не может считаться достаточным доказательством вины вашего кузена, — заметил Грэлэм.
 Кассия печально покачала головой.
 — Видите ли, я брала лодку накануне. И она даже не текла. Более того. Жоффрей умел плавать, но он стоял на берегу и наблюдал за тем, как тонет мой брат. Он мог бы спасти его. Когда отец узнал обо всем, он пришел в ярость и приказал Жоффрею покинуть Бельтер. С тех пор прошло восемь лет. Сестра отца Фелис не давала ему покоя и добилась от него позволения для кузена иногда бывать в Бельтере. За последние три года ей и Жоффрею удалось трижды посетить замок.
 — Какого возраста был ваш брат?
 — Ему было всего восемь, когда он погиб. А мне тогда было около десяти. Я не уверена, что Жоффрей убил моего брата. Возможно, не он проделал дыру в днище лодки, Может быть, его единственной виной было то, что он оказался трусом и даже не попытался спасти Жана. Я не знаю.
 — Жоффрей так и остался трусом, — сказал Грэлэм. — Я рад, что теперь вам не нужно опасаться его.
 Услышав теплоту в голосе мужа, Кассия порывисто обернулась к нему — глаза ее сияли.
 — Вы говорите, как мой отец, — ответила она.
 — Я не ваш отец! — возразил Грэлэм резко. Глаза его опустились с ее лица на грудь — ветер, обдувавший шерстяное платье, туго натянул ткань на этих маленьких округлостях.
 — А теперь расскажите о своей матери.
 Кассия склонила голову, удивляясь его постоянно меняющимся настроениям.
 — Мать была любящей и нежной. Я не очень хорошо её помню, но отец часто рассказывал мне о ее доброте. А как насчет вашей матери, милорд?
 — Ее звали Дагни, и она не была особенно нежной и любящей. Мой отец частенько бранил ее за неповиновение и скверный характер. И даже наказывал.
 Кассия с изумлением смотрела на него, широко раскрыв глаза.
 — Вы хотите сказать, что он бил ее?
 — Только когда она навлекала на себя его гнев.
 — А когда ваш отец навлекал на себя ее гнев, она его била?
 — Разумеется, нет. Она была женщиной. Но я помню, что иногда она язвила его своими речами. Пожалуй, это было полуправдой, если не сказать полной неправдой. Его мать была столь же сладкоречивой и нежной, какой могла бы быть змея, имей она человеческое обличье. Но, конечно, его отец никогда не сделал ничего такого, чтобы вызвать в ней нежные чувства к себе. Рыцарь решил, что лучше всего забыть об этом навсегда, когда Кассия резко сказала:
 — Это, милорд, едва ли одно и то же! Мой отец никогда бы и пальцем не тронул никого меньше или слабее его. Конечно, мужчина не может любить женщину и в то же время причинять ей боль.
 — Вы не понимаете, Кассия, — терпеливо возразил Грэлэм. — В ответственность мужчины входит необходимость следить за манерами своей жены, воспитывать ее. Ее же обязанность — подчиняться, служить ему и рожать для него детей.
 — Жизнь жены, как вы ее описываете, не особенно-то привлекательна, — ответила Кассия. — Я думаю, — продолжала она с ошеломляющей искренностью, — что предпочла бы быть собакой. По крайней мере собаку ласкают и разрешают ей свободно бегать.
 — Но в том, чтобы быть женой, есть некоторые преимущества, — сухо заметил Грэлэм.
 — Да? — спросила Кассия тоном, полным недоверия. Он поднял руку и легонько провел кончиками пальцев по ее подбородку.
 — Когда вы будете к этому готовы, я покажу вам эти преимущества.
 Ее глаза округлились, потому что она вспомнила в этот момент все, что ей говорила Бланш. И, не задумываясь о последствиях своих слов, Кассия выпалила:
 — О нет! Это еще хуже битья! Это не преимущество!
 Рука Грэлэма опустилась; он изумленно воззрился на жену.
 — Кассия, в вашем положении естественно нервничать, возможно, даже бояться того, чего вы не в состоянии понять. Но уверяю вас, что любовь — вовсе не наказание.
 — Почему вы называете это любовью? — спросила Кассия довольно запальчиво. — Ведь это то, что делают животные, и это связано с болью. При чем тут любовь?
 Грэлэм не мог поверить своим ушам. Не мог он поверить и себе самому — ему было несвойственно столь долгое терпение.
 — Что вам наговорил отец?
 Она покачала головой, стараясь не смотреть ему в лицо.
 — Ничего. Он ничего мне не говорил.
 — Тогда почему вы считаете, что это причиняет боль? Кассия опустила голову.
 — Пожалуйста… — прошептала она, — я… я буду выполнять свои обязанности, когда потребуется. Я знаю, что вы хотите иметь сыновей.
 — Кто вам сказал, что это больно?
 — Одна… леди, — ответила Кассия деревянным голосом. — Она сказала мне, что вы… что мужчины требовательны и не беспокоятся о том, что чувствуют женщины, в том числе и о том, испытывают ли женщины боль. Она сказала, что я должна это терпеть.
 Де Моретон разразился долгой и цветистой бранью, полной грязных слов и грозных проклятий, радуясь тому, что большую часть его ругательств подхватывал и уносил ветер.
 — Эта леди, — сказал он наконец очень ясным и спокойным тоном, — была не права, рассказывая вам о таких вещах. К тому же она солгала. Он вздохнул, понимая, что и сам не вполне правдив. — Есть мужчины, которых не интересуют чувства женщины, но это относится далеко не ко всем.
 Кассия подняла на него огромные глаза.
 — А вы похожи на этих мужчин, милорд?
 — Я не причиню вам боли, — ответил Грэлэм.
 Она вспомнила, каким огромным выглядело его обнаженное тело и набухающий орган, направленный на нее. Она вспомнила его необычную резкость с ней нынешним утром. И не сказала ничего.
 — Возможно, вы неправильно поняли эту леди. В первый раз, когда вы теряете девственность, вы можете испытать незначительную боль. Но если мужчина нежен, за этим скоро последует наслаждение и боль быстро забудется.
 Кассия смотрела на Грэлэма широко распахнутыми глазами, и в ее взгляде он читал недоверие.
 — У вас нет причины не верить мне. Я ваш муж.
 — Вы так… так непохожи на меня, — прошептала она.
 — Да. Такова Господня воля.
 На этот раз голос рыцаря прозвучал более решительно, потому что терпение его подходило к концу. И все же его беспокоило то, что мысль о соитии пугает его жену.
 — Кассия, вы ведь видели, как спариваются животные.
 Она молча продолжала пожирать его глазами.
 — Вы видели меня обнаженным. Мой орган войдет в ваше тело. Понимаете?
 — Я видела, как жеребцы покрывают кобыл. Это будет нечто подобное?
 Он испытывал желание расхохотаться.
 — Иногда бывает и так, — ответил он, — но обычно женщина лежит на спине, под мужчиной.
 — О! — выдохнула она, чувствуя, как краска заливает ее лицо.
 — Главное вы узнаете на практике. — Грэлэм поднялся.
 Молодая женщина продолжала напряженно смотреть на мужа. Его фигура закрыла от нее солнце, и Кассия содрогнулась.
 — Миледи, — обратился к ней рыцарь. — Вы не можете вечно оставаться ребенком. Идемте, нам пора возвращаться.
 Де Моретон протянул жене руку. С минуту она колебалась, потом вложила свою руку в его ладонь.
 — Ваша рука холодна.
 Он заставил ее подняться на ноги и притянул к себе, ощущая, что она была неподатлива, как полено. Медленно рыцарь провел руками вдоль ее спины.
 — Муж несет ответственность за жену, — повторил он. — Я буду о вас заботиться.
 Грэлэм почувствовал, как тело Кассии расслабилось и она доверчиво прижалась щекой к его груди.
 — Сегодня вечером вы по-настоящему станете моей женой. Нет, не пугайтесь. — Он улыбнулся, глядя поверх ее головы. — Разве не вы говорили мне, что ваш отец верит в мою доброту по отношению к вам?
 Робко и нерешительно ее нос приподнялся, прикасаясь к его груди, потом опустился — она кивнула в знак согласия.
 — У вас ведь сейчас нет кровей?
 В ответ Кассия издала прерывистый вздох; не поднимая головы от его груди, она покачала ею из стороны в сторону.
 — Посмотрите на меня.
 Заметив, что Кассия не решается на него взглянуть, Грэлэм нежно поднял ее головку за подбородок.
 — А теперь расслабьтесь и стойте спокойно.
 Он коснулся кончиками пальцев ее губ, провел по ним, затем медленно склонился к ней. Когда его губы встретились с ее губами, Кассия вздрогнула. Ощущение не было неприятным. Его губы оказались теплыми и твердыми. Она почувствовала, как его язык скользнул по ее губе, и нахмурилась, ощутив, как в нижней части ее тела внезапно образовался источник тепла. Одновременно его пальцы ласково перебирали ее волосы. Потом он отпустил ее.
 — Ведь это было неплохо, а?
 — Неплохо, — признала Кассия, склоняя головку к плечу мужа и внимательно изучая его лицо. — У меня в животе стало тепло. Это очень странно. Я никогда не испытывала ничего подобного.
 Он усмехнулся, и от этой мальчишеской улыбки лицо его стало совсем молодым.
 — Поедем, — сказал он, поднимая ее и подсаживая на лошадь, и тотчас же вскочил на своего коня.
 Во все время поездки обратно в Вулфтон Грэлэм ощущал непривычное волнение: никогда прежде у него не было подобного разговора с женщиной. В Кассии он почувствовал нечто столь хрупкое и уязвимое, что это вызвало его ярость против себя самого и одновременно желание защитить ее. Рыцарь полагал, что именно ее невинная искренность заставила его разболтаться и повести себя так, будто он был какой-нибудь галантный дурень или отец, помешанный на счастье своего ребенка. Как ни странно, ему почему-то не хотелось, чтобы она боялась близости с ним. Он разбудит в ней страсть — обладая достаточной сноровкой, нетрудно заставить себя быть терпеливым. Она была молода, податлива, и Грэлэм не сомневался, что из нее легко будет слепить послушную и нежную жену. В своем воображении он рисовал счастливое, полное радостей будущее.
 В тот вечер де Моретон прилежно обхаживал свою юную жену и ворковал с ней. Во время обеда все его внимание было обращено только на нее: он проследил, чтобы Кассия выпила два кубка сладкого вина и съела как можно больше острого тушеного мяса, которым рыцарь сам же и кормил ее. Она улыбалась ему, и он чувствовал, как все его тело омывает непривычная приятная теплота. Исходивший от жены нежный запах глубоко проник в него. В свете лучин ее каштановые кудри отливали медью.
 — Мои волосы скоро отрастут, — сказала Кассия, заметив, что рыцарь не сводит с нее глаз.
 Грэлэм обернул ее локоном свой палец.
 — Ваши волосы такие мягкие. Как у ребенка. На щеках Кассии обозначились прелестные ямочки, которых Грэлэм не замечал раньше.
 — Но, милорд, — ответила она шаловливо, — вы ведь не хотите, чтобы ваша жена оставалась ребенком.
 Грэлэм хмыкнул и взъерошил ее кудри.
 — Вы правы, миледи. Особенно я этого не хочу сегодня.
 Ее глаза расширились, но Кассия не отвела их, а продолжала смотреть на него. Ему это было приятно. Повернув голову, Грэлэм сделал знак менестрелю Луи, французу, которого пригласил пожить в своем корнуоллском замке несколько дней. Низкорослый темноволосый человек с выжженной солнцем в непрестанных скитаниях кожей в течение всей трапезы нежно и негромко наигрывал что-то. Теперь же он вышел вперед и сел на скамейку прямо перед помостом, на котором стоял стол хозяина замка. Улыбнувшись Кассии, Луи сыграл несколько вступительных завораживающих аккордов на лютне.
 — Посвящается вашей прелестной жене, происходящей из Бретани, милорд, — сказал он и, склонив голову, слегка тронул струны своего инструмента. — Я назвал это «Песней огня».



   Огонь в крови
   Влечет к любви,
   О дева из Бретани,
   И нежность глаз
   Вселяет в нас
   Мечту о гибком стане;
   И кровь кипит,
   И жар струит,
   И я мечтаю страстно
   Тебя обнять, к груди прижать
   И не страдать безгласно.
   Твоя улыбка, ангел мой —
   Я не встречал нежнее!
   Желаю быть весь век с тобой,
   О стань женой моею!
   Огонь, что в сердце у меня,
   Зажжен твоей красою,
   Одно спасенье от огня —
   Мне быть всегда с тобою.
   Я здесь стою,
   Тебе пою,
   К ногам твоим слагаю
   И песнь свою,
   И жизнь свою,
   И все, чем обладаю.



 Его голос был нежен, как весенний дождик, и заполнял собой всё пространство примолкшего зала. Кассия застенчиво улыбнулась мужу. Грэлэм прижался плечом к ее плечу и сжал ее руку.
 — Огонь, миледи, — поддразнил он её. — Скоро мы узнаем, правду ли говорит песня.
 Заканчивая петь, Луи опустил голову и тихо наигрывал на лютне последние аккорды песни. Они были печальными и жалобными. Наконец он поднял глаза на Кассию и поклонился ей.
 — Отлично исполнено, Луи! — крикнул ему Грэлэм, перекрывая своим зычным голосом восторженный хор похвал. — Я доволен не меньше, чем моя прелестная жена.
 — Это для меня радость, милорд, — отозвался Луи. Он запел снова. Теперь это была песня о великом Роланде и о его гибели от рук сарацин в Ронсевальском ущелье.
 Продолжая слушать менестреля, Грэлэм спокойно приказал жене:
 — Идите в нашу спальню, Кассия. Скоро я последую за вами.
 Кассия поднялась и кивнула окружавшим и придворным.
 — Пусть Господь пошлет вам сладкие сны, миледи, — сказал вслед, улыбаясь, Гай.
 Юная леди махнула ему рукой, потом повернулась и покинула зал. Гай перевел взгляд на Грэлэма. Никогда прежде его господин не обращался с женщиной так нежно. Супружество обещает быть счастливым, подумал он.
 Грэлэм медленно потягивал сладкое вино и размышлял. Женщина должна желать мужчину. Значит, он заставит Кассию отвечать на его страсть, стонать в его объятиях и забыть до своих девических страхах. Пламя, горящее в его теле, согреет и ее. Хозяин Вулфтона допил свое вино и поднялся со стула как раз в тот момент, когда Луи закончил песню. Он заметил сосредоточенность на морщинистом лице Блаунта, улыбку Гая и понял, что ни один из его людей не сомневается относительно его намерений в эту ночь.
 — Продолжай, Луи, — сказал Грэлэм менестрелю. — Что же касается вас, остолопы, — обратился он к своим людям, — слушайте и учитесь, — и вышел из зала, чувствуя себя по-дурацки, потому что все знали, что он идет к жене.
 Поднимаясь по лестнице, суровый рыцарь как мальчишка перепрыгивал через две ступеньки сразу. Рывком открыв дверь спальни, он застал жену сидящей на постели и кутающейся в свой синий шерстяной платок.
 — Идите сюда, Кассия. — Голос, его звучал непривычно мягко.
 Она соскользнула с постели и зашлепала к нему босыми ногами. Грэлэм раскрыл ей объятия; она вошла в круг его рук и обхватила его руками за талию. Руки рыцаря сомкнулись, у нее за спиной и он нежно погладил ее плечи, стараясь изгнать из ее тела напряжение.
 — Ты так сладко пахнешь, — сказал Грэлэм, вдыхая исходящий от нее аромат лаванды, и провел длинными пальцами по ее волосам, пропуская через них короткие пряди, поглаживая ее головку и ероша мягкие локоны у нее за ушами. Потом привлек жену ближе к себе и обнял крепче, слегка поднимая над полом, так, что она почувствовала твердость его проснувшегося естества.
 Кассия подняла голову с плеча мужа и долго смотрела в его темные глаза. Медленно и без его нажима она прижалась ртом к его рту и ощутила возбуждающее прикосновение его отвердевшей плоти к своему животу. Странная теплота разлилась по ее телу.
 Грэлэм поднял жену на руки и понес на постель. Он уложил ее на спину, лег с ней рядом и медленно распустил кушак ее одежды. Услышав ее тихий взволнованный вздох, рыцарь приостановился.
 — Я рассказывал тебе о своем боевом коне Демоне? — спросил он.
 Кассия смотрела на него с удивлением:
 — Нет, милорд.
 — Демон родом из небольшого местечка поблизости от Йорка, — тихо продолжал Грэлэм, — его отца звали Сатаной, а мать — Ведьмой.
 Он наклонился и поцеловал Кассию в сомкнутые губы, потом нежно провел языком по ее нижней губе, продолжая тихонько рассказывать о своем жеребце.
 — В Святой Земле он спас мне жизнь. Когда сарацин уже хотел разрубить меня пополам, конь встал на дыбы и затоптал неверного.
 Слишком поздно Грэлэм осознал, что слова его, как бы нежно они ни звучали, не могли успокоить Кассию. Какого черта он говорил с ней о своем дурацком коне? Рыцарь помотал головой, досадуя на собственную глупость.
 — Я хочу тебя видеть, — сказал он и раздвинул полы ее пеньюара.
 Его руки дрожали, но он постарался обуздать себя, сжав их над ее головой.
 — Какая у тебя прекрасная грудь.
 — Я… я худая, — пожаловалась Кассия, — но я поправлюсь.
 — Ты прекрасно сложена, просто само совершенство? — Грэлэм удивился себе самому.
 Ему не нравились хрупкие женщины, но почему-то изящные небольшие округлые груди Кассии вызывали у него волнение, особенно ее нежные розовые соски, пока еще мягкие, не отвердевшие в порыве страсти.
 — Вы так смотрите на меня, — прошептала Кассия.
 — Да. — Грэлэм сморщился, вспоминая, как Морис отрывал от ее груди пиявок и бросал через комнату.
 — Я вам не нравлюсь, милорд?
 — Ты мне очень нравишься. Поверь, я прекрасно помню и хорошо чувствую слова менестреля.
 Рыцарь склонился к ней и поцеловал в стройную шею, потом стал медленно дотрагиваться губами до нежной кожи ее груди, слегка прикасаясь языком к соску. Кассия порывисто вздохнула, и, подняв голову, Грэлэм заметил изумленное выражение на ее лице. Он улыбнулся, снова склонился к ее груди и, взяв сосок губами, сделал сосательное движение. Где-то у его щеки билось ее сердце.
 — Когда-нибудь, — заверил он Кассию, поднимая лицо, чтобы взглянуть на нее, — наш ребенок будет вот так же сосать твою грудь.
 — О! — Лицо ее исказилось, как от боли.
 — В чем дело?
 — Я… я не знаю, — задыхаясь, прошептала Кассия. — Судорога прошла по ее телу, и она вскрикнула.
 Грэлэм сел на постели и приложил ладонь к ее щеке. Внезапно Кассия качнулась, и лицо ее стало пепельно-серым.
 — Мне нехорошо! — воскликнула она. Он вовремя подал ей ночной горшок.
 Ее тело сотрясалось от рвоты до тех пор, пока в желудке не осталось пищи.
 — Прощу прощения, милорд. — Судорога снова сотрясла ее тело, колени подтянулись к животу.
 — Тихо, тихо. — Грэлэм погладил жену по голове. Что же она съела такого, чего не ел он? — с беспокойством размышлял рыцарь. Может быть, он заставил ее съесть слишком много? Или страх перед ним вызвал этот приступ? Куском ткани он отер пот с ее лица.
 — Лежи спокойно. Я позову твою няньку.
 Грэлэм беспомощно наблюдал за Иттой, кудахтавшей над его женой.
 — Что с ней? — спросил он. Итта покачала головой.
 — Съела что-то дурное, так я думаю, милорд. — Она поднялась. — Пойду приготовлю отвар.
 В этот момент Грэлэм почувствовал, как его живот свело судорогой, и согнулся пополам.
 — Боже, — пробормотал он и торопливо выбежал из спальни.
 По крайней мере, думал рыцарь несколькими минутами позже, когда и его желудок был опустошен рвотой, по крайней мере это не был страх перед ним. Он проверил самочувствие своих людей, еще остававшихся в зале. Все они чувствовали себя отлично. Спазмы продолжались, и Грэлэм с благодарностью выпил отвар, приготовленный Иттой.
 «Все дело в рагу, — решил он, — его ели только Кассия и я, а она, бедняжка, съела большую часть».
 Кассия жалобно стонала, держась за живот. Теперь спазмы у нее были уже не столь сильными, но лицо оставалось пепельно-серым, и это пугало Грэлэма. Она была такой хрупкой, у нее не было и половины его сил. Он сидел с ней рядом, баюкая ее в своих объятиях.
 — Скоро она уснет, милорд, — обнадежила Итта, продолжая суетиться вокруг своей молодой госпожи, — в ее теле не осталось ничего вредного.
 Кассия бессильно откинула головку на его плечо и сказала слабым голосом:
 — Я повешу повара вверх ногами так, что его голова утонет в этом рагу.
 Грэлэм подумывал о более свирепом наказании для своего незадачливого слуги.
 — Завтра ты будешь в порядке, малышка. — Итта нежно отерла влажной тканью лоб своей госпожи.
 — Мне так стыдно, — прошептала Кассия и уткнулась лицом в плечо Грэлэма.
 — Не будь глупышкой, — сказал он отрывисто. — Ты можешь сейчас заснуть?
 — Да, — пробормотала она. Грэлэм уложил жену на спину и натянул на нее одеяло.
 — Я позову тебя, если ей станет хуже, — обратился он к Итте.
 Эта ночь была длинной. Кассия просыпалась каждые два часа, живот ее сводило конвульсиями. Грэлэм насильно заставлял ее пить, но она не могла проглотить даже воду. Наконец ближе к рассвету Кассия уснула крепким сном, дав возможность отдохнуть мужу.
 Около полудня следующего дня Грэлэм вошел в спальню и застал Кассию бодрствующей. В комнате стоял кислый запах рвоты, и он почувствовал, что от этого запаха у него тоже начинается тошнота.
 — Она выпила немного говяжьего бульона, милорд, — гордо доложила Итта.
 — Но она не сможет удержать его в желудке, если останется здесь. — Грэлэм подошел к жене и завернул ее в одеяло. — Я отнесу ее на воздух, а ты пока убери в комнате и открой окна. Да сожги здесь благовония или что угодно, только избавь нас от этого запаха.
 Грэлэм вынес Кассию на руках из замка и приказал оседлать Демона.
 — Что вы собираетесь со мной сделать?
 Кассия крепко уцепилась за его рукав. Теперь, когда судороги прошли, она почувствовала благодарность к мужу. Он держал ее в объятиях, пока не кончилась рвота. Всю ночь он ухаживал за ней. Ей захотелось спрятать лицо у него на груди.
 — Возможно, я швырну тебя вниз с утеса, — пошутил Грэлэм, крепко прижимая к себе свою юную спутницу.
 — Никто не осудит вас, — вздохнула Кассия. — Я пока что не была для вас хорошей женой.
 Грэлэм от души рассмеялся.
 — Ты вообще еще не была мне женой. А теперь дай отдохнуть языку.
 Он продолжал держать ее в объятиях, направляя Демона через опущенный подъемный мост.
 — Дыши глубоко, Кассия, — предупредил Грэлэм.
 Подъехав к утесу, он спешился и привязал Демона к можжевеловому кусту. Потом осторожно опустился на землю у подножия кривобокой сосны и усадил Кассию себе на колени.
 — А теперь мы будем выздоравливать.
 — Мне так стыдно. — Кассия беспомощно подняла глаза на мужа.
 — Мне тоже нездоровилось. Но мы оба выжили. Я хочу, чтобы ты успокоилась и подышала чистым воздухом.
 Грэлэм почувствовал, как доверчиво она прижалась к нему; рука ее сжалась в кулачок у него на груди. Он легонько прикоснулся губами к ее лбу, потом откинулся назад, прижимаясь спиной к стволу дерева, и закрыл глаза.
 — Милорд.
 Рыцарь, стряхивая с себя остатки сна, посмотрел на подошедшего Гая.
 — Уже поздно, — тихо произнес Гай.
 Кассия все еще дремала у Грэлэма на коленях.
 — Я скоро вернусь, Гай.
 — Как она? В порядке?
 — Да, слава Богу. Ты говорил с поваром? Кстати, как имя негодяя?
 — Его зовут Дэйкин. Я отколотил его по толстому заду, но он клянется, что мясо было свежим. Я не понимаю этого. Похоже на… — Он осекся и покачал головой.
 — Похоже на что?
 — Ничего, милорд.
 — Если ты собирался мне что-то сказать, Гай, сделай это.
 Гай почесал за ухом.
 — Мне не нравится, что занемогли только вы двое.
 — Мне это тоже не нравится, — тихо ответил Грэлэм. — Вопрос только в том — кто?
 — Ревность может довести женщину до очень скверных вещей, милорд.
 Грэлэм фыркнул.
 — О какой женщине ты говоришь, Гай? — спросил он.
 — Не Бланш, милорд, в этом я уверен.
 Действительно, говоря с ней, Гай наблюдал за выражением ее прекрасных глаз, ища в них фальшь, лживость, обман. Ему не хотелось признаваться себе, что его охватило чувство огромного облегчения, когда он понял, что она невиновна. Молодой рыцарь покачал головой:
 — Все знали, что вы собираетесь провести ночь со своей леди.
 Он вспыхнул под внимательным взглядом прищуренных глаз господина.
 — Это не обязательно должна быть женщина, Гай, — заметил де Моретон.
 Кассия зашевелилась у него на коленях и подняла голову.
 — Милорд? — прошептала она нетвердым голосом.
 — Ничего, Кассия, — успокоил Грэлэм жену. — Как ты себя чувствуешь?
 Она улыбнулась, и ямочки на ее щеках проступили отчетливее.
 — Хочу есть.
 — Отлично. Не сомневаюсь, что твоя нянька приготовила тебе горшок крепкой мясной похлебки. Тебя больше не мучают судороги?
 Увидев Гая, Кассия покраснела и покачала головой. Грэлэм легко поднялся на ноги, держа жену на руках. Одеяла от его движения упали, и на мгновение Гай увидел изящные очертания ее белой груди.
 — Приведу Демона, милорд, — заторопился он, направляясь к жеребцу своего господина.




 Глава 12


 После полудня день испортился. Набежали тучи, гонимые холодным ветром с моря. Кассия стояла, глядя, как Грэлэм, обнаженный по пояс, борется с одним из самых сильных своих людей, верзилой, похожим на могучий дуб. Мужчины образовали полукруг, подбадривая противников громкими криками и советами.
 Кассия подошла ближе. Она увидела сосредоточенное лицо мужа — он, словно подкрадываясь, описывал круги вокруг противника. Его выпад оказался столь внезапным, что Кассия только изумленно заморгала. Грэлэм издал яростный вопль, согнув ногу, как крючком, обхватил ею ногу противника и, опрокинув его наземь, тотчас же оказался сидящим у него на груди.
 Мужчины приветствовали победу своего господина громкими криками. Рыцарь встал и протянул руку поверженному. В этот момент его глаза встретились с глазами жены, и он улыбнулся.
 Кассия застенчиво махнула ему рукой и крикнула:
 — Милорд, у нас гость!
 — Поговорив со своими людьми, Грэлэм подошел к жене, разминая на ходу мускулы. Подойдя к ней, он внимательно оглядел ее лицо, ища в нем признаки болезни, и, не найдя, удовлетворенный, спросил:
 — Кто к нам приехал, Кассия?
 — Сын Бланш, милорд.
 С минуту Грэлэм хмурился, припоминая.
 — Бланш просто расцвела. Я рада, что ее сын здесь, — сказала Кассия и подумала при этом: «Слава Богу, теперь ее мысли будут заняты чем-то, кроме тебя».
 Один из людей Грэлэма бросил ему рубашку и камзол.
 — Обмой меня сначала, — сказал рыцарь Кассии и пошел с ней рядом к колодцу во внутреннем дворе.
 Кассия наполнила ведро водой и облила голову и спину склонившегося перед ней мужа. Грэлэм отряхнулся и надел рубашку.
 — Мой камзол, Кассия, — попросил он.
 — О!
 Она засмотрелась на его грудь, удивляясь, отчего ее сердце так сильно бьется. Ей захотелось взъерошить его волосы, темные и вьющиеся, и припасть губами к его соскам, как он делал это с ее сосками.
 Грэлэма удивил внезапно появившийся на щеках его жены нежный румянец, но он ничего не сказал.
 Они направились в зал. Бланш беседовала с тремя мужчинами, усталыми и запыленными после дальней дороги. Стройный мальчик лет восьми жался к одному из них.
 — Милорд, — крикнула Бланш, — мой сын приехал! Эвиан, это лорд Грэлэм де Моретон, твой дядя.
 Мальчик выглянул из-за спины сопровождающего его рыцаря. Тот снисходительно улыбнулся ему и подтолкнул вперед.
 — Он немного застенчив, милорд. Я Луи из замка моего господина Робера в Нормандии.
 — Добро пожаловать, и благодарю вас за то, что вы благополучно доставили мальчика, — сказал Грэлэм.
 Потом он присел на корточки, чтобы не казаться мальчугану слишком большим. У ребенка были темные глаза и волосы матери; квадратная челюсть и широкий лоб придавали его прелестному лицу мужественность.
 — Я назначу тебя моим пажом, — сказал Грэлэм. — Если будешь хорошо справляться с обязанностями, наступит день, когда ты станешь оруженосцем. Это привлекает тебя, мальчик?
 — Да, милорд, — ответил Эвиан. Он изучал лорда Грэлэма умными внимательными глазами и чувствовал, что готов подчиниться этому большому и сильному человеку. Грэлэм положил руку на плечо мальчика, похлопал его, потом поднялся.
 — Ты уже знаком с моей женой леди Кассией? — спросил он.
 Эвиан кивнул. Кассия улыбнулась ему приветливо и открыто, и мальчик ответил робкой улыбкой.
 — Добро пожаловать, Эвиан, — сказала Кассия, — ты здесь желанный гость.
 — Я почти такого же роста, как вы, миледи, — осмелился заметить Эвиан.
 — Да, и через год-другой я буду смотреть на тебя снизу вверх.
 Бланш схватила сына за руку.
 — Он может спать в моей комнате, Грэлэм.
 — Нет, Бланш. Гай, иди позаботься о моем новом паже. Мальчик будет спать на подстилке возле моей двери и есть с моими людьми.
 «Как он непохож на мать», — подумала Кассия и тотчас же мысленно выбранила себя.
 — Эвиан, идем, мне нужно поговорить с тобой! Мальчик неохотно обратил к матери взгляд больших глаз, мысленно желая, чтобы она не обращалась с ним как с маленьким.
 — Он пойдет с Гаем, Бланш, — скомандовал Грэлэм, к огромному облегчению Эвиана, — вы сможете приголубить его позже. — Затем хозяин Вулфтона повернулся к Луи:
 — Выпейте эля, вы и ваши люди. Нэн, принеси угощение!
 — Славный мальчик, — сказал Грэлэм Бланш в этот вечер. — Ваш кузен хорошо воспитал его, но теперь он нуждается в обществе мужчин.
 Бланш заставила себя ослепительно улыбнуться. Грэлэму понравился ее сын. Ах как она на это надеялась! Но теперь было уже слишком поздно.
 — Вы так добры, Грэлэм, — произнесла она тихо.
 Какая жалость, что Нэн не положила побольше ядовитых трав в это рагу. Бланш быстро поняла, чьих это рук дело, потому что Нэн была не в силах скрыть своей самодовольной торжествующей улыбки в тот момент, когда думала, что никто на нее не смотрит. Бланш нахмурилась и опустила глаза. Она знала, что ревность — ужасная вещь, и ненавидела себя за то, что покрывает негодяйку. Но ведь она и сама изыскивала способ насолить Кассии. «Жизнь была несправедлива ко мне», — твердила себе женщина снова и снова как заклинание, словно ища оправдания перед самой собой.
 Кассия наблюдала за разговором Грэлэма и Бланш и вдруг ощутила приступ ревности. В отличие от нее природа одарила Бланш полными и округлыми женскими прелестями, ее длинные черные волосы завораживающе блестели в свете свечей.
 — Вас посетили неприятные мысли?
 Кассия обернулась к Гаю.
 — Бланш очень хороша, — сказала она честно, смущенная тем, что в голосе ее прозвучала ревность.
 — Это правда, — столь же честно ответил Гай, — но, право же, вам не стоит беспокоиться. Лорд Грэлэм мог бы жениться на ней, если бы захотел.
 Кассия улыбнулась ему печально:
 — Похоже, что милорд мог жениться на любой женщине, если бы пожелал.
 «Но, к сожалению, он повстречал в Аквитании моего отца, а я не умерла», — добавила она про себя.
 — Лорд Грэлэм испытал много горя в Святой Земле, — задумчиво продолжил Гай, — болезни, голод, бойня, которой, казалось, не будет конца; но все это как бы не коснулось его. И все же, скажу вам честно, в тот момент, когда он вошел в вашу комнату и увидел вас умирающую, на его лице было написано страдание. Вы растрогали его как никто — ни один мужчина, ни одна женщина никогда не оказывали на него такого действия. И даже теперь он обращается с вами нежно и бережно, а милорд не особенно нежный человек. Когда вы занемогли от плохой пищи, он был очень расстроен. Он даже сказал мне, что это несправедливо: получается, что вы выздоровели только для того, чтобы по приезде в Вулфтон снова захворать.
 Гай умолк на минуту, наблюдая за Кассией, лоб которой пересекла морщинка: она задумалась над его словами.
 — Лорд Грэлэм, — продолжал рыцарь, стараясь осторожно подбирать слова, — человек сильных страстей, но его больше беспокоит ваше благополучие, чем его собственные потребности.
 — Сейчас со мной все в порядке! — воскликнула Кассия и тотчас же вспыхнула, осознав опрометчивость своего замечания.
 Гай весело улыбнулся ей и поднял свой кубок, молчаливо салютуя.
 — Ваш достойный муж приближается, миледи. Юная леди перевела глаза на подошедшего мужа. Она выглядела таким своенравным ребенком, что Грэлэм не мог удержаться от улыбки. Но тут его взгляд упал на тарелку Кассии, и он нахмурился:
 — Что ты ела?
 Кассия, съевшая цыпленка, рыбу и фрукты, только покачала головой:
 — Я повела себя просто как обжора, милорд. Могу я теперь поухаживать за вами?
 Де Моретон кивнул и сел с ней рядом.
 — Этот мальчик, Эвиан, — сказал он, — нам надо как следует взяться за него.
 Кассия смотрела через стол на Эвиана, сонно опиравшегося на массивное плечо Дрейка.
 — Мальчик, кажется, только этого и хочет, — откликнулся Гай, — но мать скорее всего сделает из него неженку.
 Грэлэм только фыркнул, и разговор перешел на Фортенберри и на то, насколько реальной являлась угроза с его стороны. Кассии показалось, что хозяин Вулфтона рвется сразиться с ним. Это было правдой. Де Моретон не сомневался, что Фортенберри нападет на какую-нибудь из ферм, принадлежавших ему. Кассия, наблюдая за мужем, заметила, что он ел меньше обычного. «Это отвратительная кухня», — решила она. Скоро ей придется взять на себя обязанности хозяйки дома. Но пусть для начала Грэлэм перестанет обращаться с ней как с больной! Он все еще смотрел на Бланш, и Кассия поняла, что ей это совсем не нравится. Днем она заметила, что слуги хотя и подчиняются приказам Бланш, но делают все медленно и неохотно, и ее чувство хозяйки пробудилось с новой силой. Ей они будут подчиняться, а иначе она быстро выяснит причину и избавится от самых нерадивых из них.
 Кассия склонилась над столом, чтобы взять яблоко с тарелки, стоявшей перед Грэлэмом. Грудь ее слегка коснулась его руки. Она почувствовала, как другая рука его, которой он только что жестикулировал, замерла и будто окаменела и он внезапно замолчал, не окончив фразы. Смущенная, Кассия опустила голову и не заметила, что в течение нескольких секунд муж испытующе смотрел на нее.
 Грэлэм и сам удивился силе желания, которое он испытал в этот миг, и недоуменно размышлял о том, что полудетские формы Кассии вряд ли соответствуют его представлениям о красоте женщины. И все же мысль о ней, столь нежно и доверчиво покоившейся в его объятиях и уже готовой сдаться, воспоминание о ее правдивых глазах, смотревших на него, приводили рыцаря в волнение, которого он никогда раньше не испытывал. «Сегодня вечером, — подумал Грэлэм, — сегодня вечером она будет моей, потому что она принадлежит мне».
 — Твою руку, Кассия, — сказал де Моретон, положив на стол свою ладонью вверх.
 Кассия робко положила руку на ладонь мужа и смотрела, как его пальцы сомкнулись, скрыв ее. Он нахмурился, и она замерла, не понимая, что могло вызвать его недовольство.
 Она такая хрупкая, размышлял рыцарь, сжимая стройное запястье. Он обещал, что жена не испытает боли от их соития, и надеялся, что не солгал и размер его органа не повредит ей и не причинит боли. Придется обходиться с ней бережно. При этой мысли Грэлэм снова ощутил сладкую тяжесть в чреслах: он представил ее обнаженную, распростертую на постели, в своих объятиях. И отрывисто сказал, выпуская руку Кассии:
 — Иди в спальню и приготовься.
 Кассия почувствовала, что ее щеки пылают, и совершенно отчетливо вспомнила странные ощущения, вызванные его ласками. Он хотел, чтобы она стала его женой нынешней ночью — это было ясно. Она вышла из зала, понимая, что все присутствовавшие там мужчины отлично представляют, о чем думают они с мужем.
 В спальне ее ожидала Итта.
 — Ах, моя крошка, — проворковала старуха, — ты кажешься такой усталой. Тебе следовало остаться в постели, как и хотел твой муж.
 — Нет, — возразила Кассия насмешливо, — я не устала, и мне надо принять ванну.
 Итта выпроводила из комнаты Нэн и вторую девушку с острым подбородком и кривыми зубами по имени Эрна, которые наполняли водой деревянную ванну; потом щедро добавила в воду лаванды.
 Пока Кассия раздевалась, взгляд ее был устремлен на дверь спальни. На этот раз она не позволила себе понежиться в ванне, как ей хотелось и как она привыкла, и вымылась быстро. Потом повернулась к Итте за полотенцем и онемела. Муж стоял в двери со скрещенными на груди руками и не отрывал от нее взгляда.
 — Вода еще теплая? — спросил Грэлэм. Она кивнула, погружаясь в деревянную ванну так, что теперь из воды была видна только ее голова.
 — Ты потрешь мне спину?
 Он сделал несколько шагов в сторону, и Кассия слегка приподнялась, чтобы не терять его из виду.
 — Да, — ответила она.
 Грэлэм уже расстегивал свою верхнюю одежду, и, пока стягивал ее через голову, Кассия шмыгнула из ванны и завернулась в льняное полотенце.
 — Ну-ка помоги мне.
 Завязки на его башмаках запутались. Кассия поплотней затянула полотенце и опустилась к ногам рыцаря; ее ловкие пальцы принялись за узлы. Она ощущала жар его тела, и будь посмелее, могла бы дотянуться до все набухающей выпуклости у него в паху. Внезапно она замерла, почувствовав прикосновение пальцев мужа к своим волосам.
 — Мягкие, как у младенца, — сказал он тихо.
 Развязав узел, Кассия опустила руки и прижалась щекой к его бедру.
 — Пойдем. — Грэлэм заставил ее подняться на ноги.
 Он стянул башмаки — последнее, что на нем оставалось, — и шагнул в ванну. Кассия хихикнула, заметив, как колени мужа взметнулись вверх, когда он погрузился в воду.
 — Я рассмешил тебя, негодница?
 — Вы такой большой, милорд!
 Кассия радостно улыбнулась и принялась водить губкой по спине мужа. Потом она намылила его густые волосы, стараясь следить за тем, чтобы мыло не попадало в глаза.
 — Я привыкла брить своего отца. — Она принялась ополаскивать его волосы.
 — Вот как? — отозвался Грэлэм, смахивая капли воды с ресниц. Он поднял на жену прищуренные глаза. Кассия задержала дыхание, не понимая его намерений. И тут он рванул с нее полотенце, окутывавшее ее по талии, и потянул в ванну к себе на колени.
 Кассия упала вперед, ухватившись руками за его шею и пытаясь сохранить равновесие.
 — О! — вскрикнула она беспомощно, ее рот оказался в дюйме от его рта.
 — Да, — как бы подтвердил он свои намерения, прижимая руку к ее затылку и притягивая ее к себе. Грэлэм прижался к ее губам, но не властно, не требовательно, будто изучая их нежные очертания. Потом руки его скользнули вдоль ее спины, и он притянул ее еще ближе, так что они соприкоснулись грудь с грудью.
 — Иметь маленькую жену — не так уж плохо, — ласково усмехнулся рыцарь, нежно покусывая мочку ее уха. Он осторожно поднял жену так, что ее бедра коснулись его живота. — Дай мне твои губы, Кассия.
 — Я… я не знаю, что делать, — робко сказала она.
 — Я научу тебя. Раскрой губы. Она повиновалась, но тотчас же отпрянула, когда их языки соприкоснулись.
 — Как странно, — прошептала она, проводя рукой по его мокрым волосам.
 — Не правда ли, тебе нравятся твои ощущения? — поддразнил ее Грэлэм.
 — Не знаю, — ответила она честно. — Вы можете повторить это, милорд?
 — Ты прилежная ученица, пробормотал он, целуя свою юную жену в приоткрытые губы и крепко прижимая к себе.
 Почувствовав, как Кассия на мгновение оцепенела, он ослабил объятия и был вознагражден трепетом всего ее стройного тела. «Медленно, — приказал себе Грэлэм, — действуй медленно!». Он заметил, что руки Кассии покрылись гусиной кожей, и рассмеялся:
 — Какого черта я вытащил тебя оттуда? Грэлэм поднял жену над собой и позволил скользнуть в переплетение своих рук и ног. Кассия оказалась плоско лежащей на нем, и живот ее прижимался к его воспрянувшему и разбухшему мужскому естеству. Она испытала настоящий страх, когда руки мужа прижались к ее ягодицам и она снова ощутила его отвердевшую плоть. Грэлэм глухо застонал, и этот стон исходил откуда-то из глубины его груди.
 — Вода становится холодной, — сказала Кассия жалобным голоском.
 На мгновение Грэлэм закрыл глаза, стараясь сдержаться. Разумеется, последним местом, где бы он хотел овладеть своей юной женой, была лохань с холодной водой. К тому же по ее голосу он понял, что его жена напугана. Он легонько поцеловал ее в кончик носа и отстранил от себя. Кассия схватила полотенце и поспешно завернулась в него. Но пока Грэлэм стоял в ванне, великолепный в своей наготе, она не отводила от него глаз.
 — Я бы хотела быть такой же красивой, как вы, — задумчиво сказала она.
 С минуту рыцарь недоуменно смотрел на нее. Ни одна женщина прежде не говорила Грэлэму о его красоте. Но он только сказал небрежно, вылезая из ванны:
 — Неужели? Такой покрытый шрамами косматый воин?
 — Да, — подтвердила его жена. — Вы наделены большой мощью и силой.
 Она протянула ему полотенце.
 — Отец сказал мне однажды, что чем отважнее рыцарь, тем осмотрительнее он пользуется своей властью. Думаю, что при этом он имел в виду вас, милорд.
 — Твой отец не до конца знает меня, Кассия, — резко возразил де Моретон. Ему была неприятна роль галантного героя. — Я то, что я есть. Не приписывай мне добродетели, которыми я не обладаю.
 — Не буду, милорд, — ответила Кассия послушно, но Грэлэм заметил, что шаловливые ямочки по бокам ее рта выступили отчетливее.
 Набросив халат и направляясь к двери, он крикнул служанкам, чтобы те вылили воду из ванны.
 — Иди в постель, — позвал он Кассию, обернувшись через плечо, — я не хочу, чтобы ты простудилась.
 Она нервничала, и поэтому прошло некоторое время, прежде чем они остались вдвоем за запертой дверью. Наконец Грэлэм подошел к постели.
 — Я довольно хорошо играю в шахматы, — невпопад похвасталась Кассия.
 Грэлэм только фыркнул, зная, что ему нечего добавить, чтобы облегчить ее неуверенность и беспокойство.
 — Как твой желудок? — спросил он, сбрасывая халат и садясь на постель рядом с ней.
 Кассия облизала нижнюю губу бессознательным, но очень чувственным движением. Грэлэм нежно положил руку на ее живот и легонько надавил.
 — Право же, я в порядке, — уверила она.
 — Ты такая маленькая. — Де Моретон не спускал глаз со своей руки, продолжавшей лежать на ее животе. Кончиками расставленных пальцев он мог коснуться ее тазовых костей.
 К своему изумлению, Кассия почувствовала, будто тело ее под рукой мужа обдало жаром и взгляд ее затуманился.
 — О! — выдохнула она.
 Грэлэм отнял руку, и на мгновение Кассия почувствовала разочарование, что не ускользнуло от опытного взгляда рыцаря. Это его обрадовало. Его жена ничего не знала о том, что и женщина может получать наслаждение, но это вовсе не означало, что она холодна по своей природе. Он растянулся на постели.
 — Мне не гасить свечу?
 Грэлэм покачал головой, склоняясь к ней, чтобы поцеловать жилку, бившуюся на ее шее.
 — Нет, я хочу видеть тебя всю, жена, даже нежную белую плоть между твоими бедрами.
 При этих словах она затрепетала, а он продолжал ласковым, дразнящим голосом:
 — Я хочу, чтобы и ты смотрела на меня, когда я буду любоваться тобой. Я узнаю твое тело лучше, чем ты сама его знаешь. Для меня ты так прекрасна и нежна.
 Грэлэм накрыл ладонью ее венерин бугорок, и рука его так и осталась там.
 — Открой рот, Кассия.
 Он прикасался языком к ее ровным зубам, медленно скользя и нежно исследуя ее теплый рот до самой глубины. Потом сжал ее в объятиях и заставил вытянуться во всю длину рядом с собой.
 — Расслабься, дорогая, я не причиню тебе боли.
 Она поверила ему, и тело ее расслабилось и будто обмякло, а руки обвились вокруг его тела и погладили спину.
 — Я… я хочу чувствовать тебя, — сказала Кассия, когда он на мгновение перестал ее целовать.
 Грэлэм торопливо распустил пояс ее ночного одеяния, высвобождая из плена ее тело, и приостановился, любуясь маленькой грудью жены.
 — Твоя кожа такая нежная, — сказал он скорее себе, чем ей, — как генуэзский бархат, который я купил в Акре.
 Медленно, не отрывая взгляда от ее груди, Грэлэм погладил ее кончиками пальцев, приближаясь к набухшим соскам. Ощутив легкий трепет ее тела, он наклонил голову и захватил губами кончик соска. Почувствовав, как сосок приподнялся и отвердел, Грэлэм слегка потянул за него, наслаждаясь покорностью своей юной жены. Он охватил ладонью грудь и приподнял, чтобы лучше ощутить ее тяжесть. Спина Кассии изогнулась. Рука его скользнула под нее. Он снова нашел ее рот. К своему восторгу, Грэлэм заметил, что ее рука легла на его бедро. Она гладила кожу, прикасалась к мускулам, массируя их, изучая его тело так же, как он исследовал ее собственное. Когда пытливые пальцы приблизились к его паху, Грэлэм почувствовал, что плоть его напряглась почти до боли.
 — Дотронься до меня, Кассия, — послышался его тихий стон.
 Ее рука безошибочно нашла его трепещущую плоть, и Грэлэм услышал, как она судорожно вдохнула воздух, пытаясь охватить его естество рукой.
 — Не бойся, любовь моя, — шептал он в перерывах между поцелуями, которыми покрывал ее шею, — тогда ты будешь нежной, и готовой к любви. Позволь мне показать тебе.
 Она замерла и лежала совершенно неподвижно и тихо, пока его рука проделала путь к ее животу. С минуту он нежно ласкал ее тело, потом его рука легла на вьющиеся волосы, покрывавшие ее венерин бугорок.
 — Теперь ты владычица желаний мужчины, — поддразнил он жену, — ведь я в отличие от тебя не могу скрывать своих сокровищ.
 Грэлэм ласково исследовал потаенные уголки ее тела, пока не нащупал податливую плоть.
 — Вот средоточие наслаждения, маленькое сокровище несравненной красоты и очарования.
 Рыцарь услышал вздох Кассии и снова прильнул поцелуем к ее рту, в то время как его пальцы продолжали ритмично гладить и ласкать ее.
 — Это тебе приятно? — спросил Грэлэм, не отрываясь от ее губ.
 Кассия не могла ответить. Ее рот был прижат к его дразнящим и ласкающим губам; единственный звук, который он расслышал в ответ, был хриплый стон его жены.
 — Я чувствую себя так странно, — задыхаясь, прошептала она наконец.
 Кассия еще крепче охватила пальцами его плоть. Грэлэм хотел, чтобы пальцы жены действовали мягче, и почувствовал ее разочарование оттого, что его пальцы перестали ласкать ее.
 — Теперь я хочу посмотреть на тебя, дорогая. — Он приподнялся, раздвигая ее бедра. — Открой глаза и посмотри на меня. Жена и муж не могут стыдиться друг друга.
 Грэлэм дотронулся до Кассии кончиком пальца и увидел, как она изогнулась. Медленно раздвинув ее бедра, он был изумлен ее дразнящей чувственностью. Ее женская плоть выглядела нежно-розовой и была влажной, что говорило о нарастающем желании. Грэлэм склонил к ней голову и коснулся губами этих сокровенных глубин. В этот миг Кассия рванулась с криком величайшего изумления и чуть не свалилась с постели.
 — О нет! — закричала она. — Милорд, вы не должны этого делать. Пожалуйста!
 Она беспомощно прижала ладони к плечам мужа, пытаясь его оттолкнуть.
 — Тише, Кассия, не лишай мужчину удовольствия.
 — Но право же, вы не должны…
 Грэлэм рассмеялся, и от его теплого дыхания она поежилась, как от щекотки. Он продолжал изучать ее, прикасаясь лицом к внутренней поверхности ее бедер, стараясь понять, что доставляет ей наслаждение, но она была не в силах расслабиться, потому что ее изумление и смущение были слишком велики. Грэлэм вздохнул, понимая, что у него нет надежды на то, что Кассия, как спелая слива, упадет ему прямо в рот. Некоторое время он просто лежал рядом, держа ее в объятиях. Потом начал крепко целовать, продолжая ласкать и гладить ее руками, и почувствовал, как напряжение ее постепенно ослабевает — она теперь робко и застенчиво отвечала на его поцелуи.
 — Кассия. Посмотри на меня.
 Она сжала его руку, лежавшую у нее на животе.
 — Теперь твое тело расслабилось и готово принять меня. Кассия почувствовала, как его палец скользнул глубоко внутрь ее тела. Она с трудом перевела дух при этом вторжении и попыталась отстраниться.
 — Нет, малышка.
 Она была такой маленькой, такой нежной, и теперь ее нежная плоть растягивалась под давлением его пальца, проникавшего все глубже, пока он не почувствовал преграду, барьер ее девственности. Грэлэм осторожно ощупал его, но барьер этот выдержал натиск. Рыцарь мысленно выругался. Кассия снова сжалась и казалась испуганной, и ему ничего не оставалось делать, кроме как овладеть ею. Медленно он приподнялся и, оказавшись над ней и разведя ее бедра, начал входить в нее.
 Глаза жены теперь смотрели ему в лицо. Она пыталась заставить себя лежать спокойно, но ей трудно было сдерживаться, потому что давление внутри ее тела все нарастало и она чувствовала, как ее собственная плоть болезненно растягивается. Она задыхалась, пытаясь отстраниться от этой боли, изогнуться так, чтобы больше ее не чувствовать. Грэлэм, в свою очередь, старался не двигаться внутри ее и не давить на нее тяжестью своего тела.
 — Жена, — сказал он нежно, — лежи спокойно.
 Кассия заморгала, и он услышал ее шепот:
 — Мне больно.
 Он не мог больше сдерживать своих чувств и продвинулся чуть дальше, ощутив теперь преграду. И снова она сжалась и оцепенела. Грэлэм стиснул зубы, стараясь обуздать себя и не нырнуть в манящую сладостную глубину. Теперь он лежал совершенно неподвижно, надеясь, что она привыкнет ощущать его внутри своего тела. Он попытался одолеть преграду, но барьер ее девственности оставался столь же прочным и неподатливым, как щит амазонки.
 — Сладкая моя, мне придется причинить тебе кратковременную боль. Обними меня крепче.
 Грэлэм опустил глаза на лицо жены и увидел, что оно сморщилось от боли. Глаза ее были крепко закрыты, а по щекам медленно катились слезы.
 Он не мог понять, почему так поступает, так как никогда прежде не пожертвовал бы собственным наслаждением, и тем не менее отстранился от нее. Почувствовав трепет ее тела, Грэлэм крепко прижал жену к себе.
 Кассия обхватила его руками и теперь горько плакала, положив головку ему на плечо. Грэлэм гладил и успокаивал ее, пока она не расслабилась и не затихла.
 — Все было не так уж плохо, — прошептала Кассия, слегка отодвигаясь, чтобы видеть его лицо. — Мне жаль, что я такая трусиха. Право, милорд, вы не причинили мне сильной боли.
 Ему хотелось одновременно и рассмеяться, и грязно выругаться. Вместо этого Грэлэм принялся целовать жену и целовал до тех пор, пока она не задохнулась. «По крайней мере, — думал он, — теперь дело пойдет легче — я проложил себе путь».
 Пока Кассия лежала, прижавшись к нему и постепенно засыпая, а ее дыхание восстанавливалось и становилось ровным, рыцарь смотрел в темноту, проклиная себя за глупость. Он должен был довести дело до конца. Прежде женские слезы никогда не трогали его до такой степени и не приводили к столь плачевным последствиям. Девственность жены для мужчины всегда считалась предметом гордости, и все же он предпочел бы, чтобы на этот раз преграды не существовало — это избавило бы ее от боли. Де Моретон помрачнел и нахмурился. В конце концов Кассия была не более чем женщиной, а значит, его собственностью, существом, целью жизни которого должно было стать желание доставлять ему наслаждение и рожать сыновей да присматривать за его домом. Но как бы он ни бранил себя за слабость, он не мог сбросить со счетов боль, которую причинял ей. Маленькая невежественная девчонка, думал Грэлэм. Она даже не поняла, что все еще оставалась девственницей.




 Глава 13


 Как она горда собой, думал Грэлэм, наблюдая за женой на следующее утро за завтраком. Она жевала кусочек свежего теплого хлеба. Внезапно его осенило: Кассия, вероятно, считает, что стала женщиной, и ей приятно, что она достигла этого нового для нее состояния. Теперь она держалась увереннее, поддразнивала управляющего Блаунта, будто знала его всю жизнь. А старый дурак расплылся в улыбке, словно она одарила его величайшими перлами мудрости, какие только возможно представить.
 Черт возьми, выругался де Моретон про себя. Как сказать ей, что ее невинность осталась нетронутой? Рыцарь вздохнул. Ему не хотелось огорчить свою юную жену, но он не мог допустить, чтобы все шло и дальше, как до сих пор. Конечно, его вина заключалась в том, что он не стал причинять ей лишнюю боль и пощадил ее. Поднявшись, Грэлэм отрывисто произнес:
 — Кассия, я хочу покататься верхом. Ты поедешь со мной. Она робко встретила его взгляд, но в глубине ее глаз он заметил многозначительный блеск, и от этого ему снова захотелось рассмеяться и выбраниться одновременно, распечь ее за столь нелепое и смешное невежество.
 — Для меня это будет радостью, милорд, — сказала она нежно, и Грэлэм заметил на ее щеках две шаловливые ямочки.
 Ровно через час Кассия с торжествующей улыбкой на губах появилась в конюшне, чтобы присоединиться к мужу. Пусть Бланш, пытавшаяся напугать меня, видит, что ей это не удалось, думала юная леди, невольно расправляя плечи. Она не собиралась ничего говорить Бланш, но при виде свояченицы мужа, отдающей распоряжения слугам, вся ее шерстка встала дыбом. Теперь, решила Кассия, когда она стала госпожой Вулфтона, управлять им — ее обязанность.
 И она спокойно сказала Элис, женщине средних лет, по виду разумной и пользовавшейся уважением других слуг:
 — Я хочу осмотреть ткацкие станки после того, как вернусь с прогулки. Думаю, нам всем нужна одежда…
 — Я сомневаюсь, — резко перебила Бланш, не дав Элис времени собраться с мыслями и удивляясь тому, что эта тощая пигалица проявляет своеволие и силу характера, — сомневаюсь, что ваш… муж это одобрит. Он не слишком высоко ценит ненужные расходы и не склонен к ним.
 — Речь идет об овцах Вулфтона и их шерсти, — возразила Кассия, — вряд ли милорд думает о таких вещах. Вопросы ведения хозяйства его не должны занимать.
 — Старуха, которая умела ткать, умерла несколько месяцев назад. И больше нет никого, кто хотел бы взять на себя ее обязанности.
 Кассия с изумлением смотрела на Бланш. Это же невероятно!
 — Боюсь, что это так, миледи, — подала голос Элис.
 — Да, — подтвердила Бланш с нежной улыбкой. — Я просила Грэлэма выделить деньги, чтобы нанять ткача для работы в Вулфтоне, но он отказал.
 — Ладно, я должна об этом подумать. — Кассия чуть помолчала, потом продолжила: — Я научу служанок ткать и шить как полагается. Будь любезна, Элис, проследи, чтобы ко времени моего возвращения с прогулки все было готово.
 Она знала, что ей не следует распускать язык. Но раздражение, вызванное Бланш, переливалось через край, и как только Элис оказалась достаточно далеко, чтобы не слышать их, она сказала:
 — Удивляюсь, что вы не владеете этим искусством, Бланш.
 — Я не служанка!
 — В обязанности жены входит многое, в том числе и умение вышколить служанок, а не только различные привилегии, такие, как, например, удовольствие от общения с мужем.
 Бланш побледнела. Значит, Грэлэм овладел девчонкой и притом ухитрился не причинить ей боли.
 — Возможно, — сказала она ядовито, чувствуя, что ее разочарование берет верх надо всеми остальными чувствами, — когда ваш живот разбухнет, вы не будете получать такого удовольствия от похотливых домогательств мужа. Пока вы будете раздаваться вширь и страдать от тошноты, он не будет уделять вам много внимания, могу вас уверить. Возможно, он даже переселит вас в отдельную комнату, чтобы иметь возможность наслаждаться обществом других женщин.
 — Вы говорите так, будто знаете это по опыту, — язвительно возразила Кассия; сердце ее глухо забилось от ярости.
 — Я? — Бланш разразилась почти истерическим смехом. — Я не маленькая глупенькая девочка, считающая своего мужа галантным рыцарем. Сомневаюсь, что лорд Грэлэм оставался верным моей сестре хоть месяц!
 — Лорд Грэлэм, — убежденно ответила Кассия, — честный человек. Конечно, я ничего не могу сказать о вашей сестре, но знаю, что мне он никогда не изменит.
 Кассия, несмотря на свою уверенность и желание уязвить Бланш, почувствовала уколы совести; она не была слепа и понимала, что Бланш сама хотела бы выйти замуж за Грэлэма.
 — Давайте не будем ссориться, Бланш. Вам не следовало лгать мне и сочинять нелепые подробности о близости мужчины и женщины.
 Бланш пожала плечами.
 — Значит, у вас больше возможностей, чем я полагала. Я вам не солгала. Просто мне не хотелось, чтобы вы слепо шли навстречу своей судьбе, как овца на бойню.
 — Благодарю вас за заботу, — сухо ответила Кассия. — А теперь мне пора.
 Кассия испытывала радость и гордость за себя. Что же касалось предупреждений Бланш, она расценивала их как проявление ревности. Соитие не было столь ужасным, как говорила Бланш. Разумеется, эта часть его тела причиняла некоторую боль, но все же она испытала и приятные ощущения от близости с мужем.
 — Ты, кажется, задумалась.
 При звуке голоса мужа лицо Кассии вспыхнуло.
 — О! Это просто… просто так… Какое прекрасное утро, верно?
 Густая черная бровь Грэлэма вопросительно поднялась. Он протянул руку и приподнял голову жены за подбородок.
 — Если я пригрожу тебе, что поколочу, ты скажешь мне, о чем думала?
 Кассия улыбнулась и потерлась щекой о его руку.
 — Я думала о шерсти, милорд, о самой простой и обыкновенной шерсти.
 Он наклонился к ней и нежно коснулся губами ее губ.
 — Мои мысли тоже были самыми простыми, обыкновенными и чистыми.
 Она задорно рассмеялась:
 — Я вам не верю. Возможно, у вас и бывают простые мысли, но едва ли они когда-нибудь бывают чистыми.
 — Возможно, мне все-таки следует вздуть тебя, — задумчиво сказал Грэлэм. — Ни один мужчина не пожелает иметь дерзкую жену.
 — Посмотрите, какое я покорное создание. — Кассия присела перед мужем в глубоком реверансе.
 «Она меня больше не боится», — подумал рыцарь. И это ему понравилось; по крайней мере его жена не испытывала теперь страха перед близостью с мужчиной. Грэлэм довольно улыбнулся.
 Он молчал всю дорогу, пока они ехали к югу от замка по дороге, проложенной вдоль берега. День был восхитительно теплым, и это очень облегчало его задачу. Никогда прежде Грэлэм де Моретон не думал о близости с женщиной с меньшей страстью и с большей расчетливостью. Изредка он бросал на Кассию задумчивый взгляд, но она, казалось, была всецело поглощена созерцанием окружающего пейзажа. Дорога круто спускалась вниз с холма; дальше некоторое время она шла по плоской и ровной местности, а потом круто сворачивала к краю утеса. К удивлению Кассии, Грэлэм, отъехав в сторону, придержал Демона и вдруг исчез из поля зрения за краем утеса. Не задаваясь вопросами, она последовала за ним и увидела хорошо утоптанную тропинку, спускавшуюся с утеса вниз, к отмели.
 — Здесь не слишком круто, — бросил Грэлэм через плечо, — но все же спускайся поосторожнее!
 Когда они добрались до покрытой галькой отмели, Кассия изумленно вздохнула.
 — О! Как красиво! — воскликнула она, соскальзывая со спины Ромашки.
 Отмель представляла собой полукруг, значительная часть которого была скрыта под нависающим утесом. Тощие кусты и несколько пострадавших от ветров, причудливо изогнутых деревьев предоставляли некоторую защиту от посторонних глаз. Пока Грэлэм привязывал лошадей, Кассия бродила по отмели.
 — Когда я был мальчиком, это место принадлежало мне одному, — сказал Грэлэм, подойдя к жене.
 Она подставила лицо яркому солнцу, стоявшему прямо над головой, и закрыла глаза. Единственными звуками, доносившимися до них в этом уединенном месте, были крики морских птиц да рокот волн.
 — Здесь так мирно. — Кассия обернулась к мужу.
 — Я рад, что тебе нравится это место. Скажи мне, как ты себя чувствуешь?
 — Милорд, — Кассия изобразила притворное возмущение, — я здорова почти так же, как моя жирная кобыла Ромашка. Вам не следует больше беспокоиться об этом!
 — Тебе больно?
 — Больно? — Она наклонила головку набок — эту ее привычку Грэлэм находил очаровательной.
 — Я имею в виду прошлую ночь. Тебе больно после нее?
 — О! — Кассия прижала руки к щекам и покачала головой.
 — Это очень уединенное место, — спокойно продолжал Грэлэм. — Никто нас здесь не потревожит.
 Кассия казалась совершенно ошеломленной этими словами.
 — Вы хотите овладеть мною здесь?
 — Да, — не смущаясь ответил де Моретон.
 — Но ведь сейчас день! И вы будете все видеть… Конечно, вы не можете!
 — Тихо, Кассия, — приказал он. — Иди сюда!
 Она не рассчитывала, что муж захочет ее снова так скоро. Конечно, соитие происходит по желанию мужчины, но…
 — Я чувствую себя так глупо, — сказала она и, остановившись рядом с рыцарем, прижалась к нему, положив голову ему на грудь.
 Кассия почувствовала, как его руки обвились вокруг нее и он притянул ее к себе.
 — Почему ты говоришь это? — спросил Грэлэм, легко прикасаясь губами к нежным завиткам на виске жены.
 — Я знаю, вы будете смеяться надо мной, — потупившись, пробормотала она.
 Кассия почувствовала, как ее охватывает странное томление. Она посмотрела в темные глаза мужа.
 — Я не представляла, что люди совокупляются так часто. Я думала, возможно, это происходит только раз, чтобы зачать ребенка.
 Он изумленно отстранился от нее, потом сжал ее с такой силой, что она вскрикнула.
 — Чтобы зачать ребенка, Кассия, обычно требуется приложить некоторое усилие. И большинство мужчин охотно соглашаются взять на себя этот труд. Дорогая, разреши мне заставить тебя желать близости со мной как можно чаще.
 Кассия смотрела на мужа недоверчиво, но больше вопросов не задавала. Тогда он осторожно склонился к ней и поцеловал. Она стояла, прижимаясь к нему, смущенно ощущая его большие руки, ласкавшие и гладившие ее, а потом добравшиеся до ее ягодиц и охватившие их снизу.
 То, что Кассия знала о желании мужчины, было основано на ее опыте с Грэлэмом: когда она ощущала его отвердевшую плоть, упирающуюся в ее живот, это означало, что он желает ее. Она вспоминала теперь намеки Бланш насчет Грэлэма, намекая на то, что у Грэлэма были другие женщины и он спал с ними. Если мужчина всегда жаждет совокупления, то, возможно, женщина, любая женщина — всего лишь инструмент, с помощью которого он получает наслаждение.
 Грэлэм мягко отстранил ее. Кассия молча наблюдала, как он стелил на земле два одеяла и разглаживал их.
 Никогда, подумал Грэлэм снова, никогда он не готовился к занятиям любовью с меньшим энтузиазмом. Он прекрасно сознавал, что Кассия не отвечает ему, и от этого был готов скрежетать зубами. Черт бы ее побрал! Могла же она в конце концов притвориться! Но тотчас он устыдился этой мысли и обуздал себя. Нет нужды в том, чтобы она что-то делала сама. Ему даже было приятно, что его жена слишком невежественна, чтобы притворяться, что испытывает наслаждение. И когда он заставит ее испытать наслаждение, он поймет это. Терпение, напомнил себе Грэлэм.
 Он сел на одеяло и похлопал по нему, приглашая жену сесть рядом. Откинувшись назад и опираясь на локти, он смотрел, как Кассия приближалась — медленно и осторожно.
 Когда Кассия села рядом с мужем, он не прикоснулся к ней. И тут она робко и нерешительно спросила:
 — Вы знали много женщин, милорд?
 — Есть еще одна, которую мне предстоит узнать. — Грэлэм повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее, потом осторожно и бережно уложил Кассию на спину. — Сегодня утром ты не боялась меня и, если я не ошибаюсь, была вполне довольна, проведя ночь в моей постели и став моей женой.
 — Да, это верно. — Кассия нахмурилась оттого, что он с такой легкостью читал ее мысли. — Мне не кажется, что я когда-нибудь по-настоящему боялась вас, милорд.
 — Единственное, чего я хочу, — это подарить тебе наслаждение. Так что тебе и не надо меня бояться.
 Говоря с ней, Грэлэм нежно поглаживал ее. Потом очень медленно положил руку ей на живот и принялся ласкать его.
 Кассия закрыла глаза и, угадала момент, когда муж склонился над ней, потому что тень от него упала ей на лицо. Она бессознательным движением провела языком по пересохшим губам, чтобы увлажнить их, и тут ощутила прикосновение его куб, нежное и ненавязчивое. Грэлэм будто исследовал ее, знакомился с ней. Ему не надо было говорить, чтобы она приоткрыла рот. Кассия сама испытывала непреодолимое и безотчетное желание сделать это. Он не целовал ее жадно, скорее дразнил языком легко и нежно.
 Теперь Кассии хотелось узнать больше. Не задумываясь она подняла руку, обвила ею мужа за шею и притянула к себе его голову. Он прижался к ней крепче, и она снова испытала те странные волнующие ощущения, которые накануне ночью посетили ее так ненадолго.
 — О! — прошептала Кассия, не отрываясь от его губ. Грэлэм поднял голову и улыбнулся ей. — Пожалуйста, милорд, не останавливайтесь.
 Их пальцы сплелись между ее бедрами.
 — Чего ты хочешь, Кассия?
 Под его рукой ее бедра резко приподнялись, и она смутилась оттого, что неожиданно позволило себе ее тело.
 — Всего! — задыхаясь, прошептала она. Грэлэм рассмеялся, и смех его прозвучал звонко и весело. Он обнял ее и прижал к себе.
 — Тебе слишком жарко, — сказал он и принялся расстегивать ее платье.
 От его прикосновений Кассия ежилась, извивалась и вздрагивала, не в силах сдерживаться. Его движения были плавными и быстрыми, и скоро она оказалась лежащей под ним в одной только льняной нижней рубашке.
 Рыцарь долго молча смотрел на нее сверху вниз; глаза его волнующе мерцали, вглядываясь в каждую черточку ее лица; потом взгляд переместился ниже — он не спеша оглядывал ее всю. Медленно он приподнял рубашку, обнажив ее тело до талии. До сих пор он не считал жену красивой, но в этот момент против своей воли видел ее прекрасной. У нее были прямые и длинные ноги. Грэлэм нежно прикоснулся рукой к ее белой коже и провел ладонью по всей длине ноги. В его жизни рыцаря редко случалось, чтобы он так много времени тратил на то, чтобы соблазнить женщину, но подсознательно Грэлэм чувствовал, что предстоящее наслаждение зависит от нее, от того, будет ли она разделять с ним его восторг. Медленно и нежно он продолжал исследовать ее тело, потом пальцами раздвинул ее бедра. Почувствовав влагу на их внутренней стороне, он торжествующе улыбнулся. Кассия затрепетала, когда его пальцы нашли нежное и потаенное место на ее теле, от которого зависело ее наслаждение. Но вместо того чтобы дать ей то, чего она теперь так желала, ее муж внезапно приподнялся и сбросил с себя одежду. Рядом с собой он осторожно, стараясь скрыть от ее глаз, поставил маленький горшочек сливок.
 — Сядь, — приказал он ей.
 Кассия подчинилась. Грэлэм снял с нее рубашку, потом снова заставил лечь на спину. Он лежал с ней рядом, и от жара его тела она вся трепетала. Теперь его пальцы снова ласкали ее. Затем Грэлэм поцеловал жену, на этот раз крепче и требовательнее, и почувствовал, как ее пальцы судорожно вцепились в его спину.
 — Кассия, — сказал он тихо. — Сейчас я займусь с тобой любовью, и ты не скажешь мне «нет». Ты не будешь чувствовать ни неловкости, ни вины.
 Она непонимающе смотрела на него, сознавая только, что тело ее стало инструментом, действия которого она не могла контролировать. Его пальцы продолжали ее ласкать, а сам он наблюдал за ней. Когда, окунув пальцы в сливки, он медленно проник в нее, Кассия шумно вздохнула, не сводя с мужа глаз. Она вцепилась в его руку, но это его не остановило; он продолжал медленное проникновение в ее тело, повторяя при этом нежные слова.
 Пальцы рыцаря наконец нащупали преграду и нажали на нее, но не настолько сильно, чтобы причинить боль. Грэлэм почувствовал, как напряглись ее мускулы вокруг его пальцев, и застонал при мысли о том, что вместо пальцев там мог оказаться другой его орган. Черт возьми, смутно думалось ему, он уже не помнил, испытывал ли подобное желание с тех самых пор, когда был еще неопытным мальчиком. Грэлэм осторожно опустился на нее сверху, стараясь не давить на ее тело всей тяжестью, пока его колени не оказались между ее разведенными бедрами. Она сделала попытку отстраниться, когда его лицо оказалось вплотную прижатым к ее лицу, но ей это не удалось — рыцарь только крепче сжал ее в объятиях, приподнимая ее бедра выше.
 Несмотря на его призыв не испытывать смущения, Кассию сковала неловкость, и теперь ее прежде возрастающая страсть совсем иссякла. Конечно, он не должен был делать с ней этого, особенно не должен был прикасаться к ней ртом. Она попыталась выскользнуть из-под него, но он держал ее крепко.
 — Не сопротивляйся, Кассия, — теплое дыхание мужа коснулось ее нежно и интимно, — расслабься.
 Он возбуждал и дразнил ее женскую плоть, стараясь вызвать в ней ответ, но этого не происходило. «Время, — думал он, — потребуется время, чтобы она почувствовала себя со мной легко и свободно». Его губы неохотно оторвались от нее. Страсть ударила ему в голову. Нежность ее тела, сладостный вкус кожи, аромат ее женственности вызвали у него безумное желание зарыться в эту плоть как можно глубже. И он это сделал осторожно и медленно. Сливки облегчили ему это.
 Он не отрывал взгляда от ее лица.
 — Кассия, — позвал он ее, стараясь лежать совершенно спокойно.
 Кассия чувствовала его давление в своем теле, но не ощущала боли, только приятную полноту. Она открыла глаза и улыбнулась ему.
 — Прелесть моя, я причиню тебе некоторое… неудобство. Держи меня крепко. Это быстро пройдет.
 Она обхватила его спину обеими руками послушно, но непонимающе, и тут Грэлэм рывком преодолел ее тугой барьер девственности, оказавшись глубоко в ней. Ее крик боли поглотил его поцелуй. Тело Кассии трепетало, но рыцарь знал, что не должен оставлять жену сейчас. Он поцелуями осушил ее слезы, стараясь полностью сконцентрировать все свое внимание на ней, не давая воли все усиливающейся страсти. Но ему это плохо удавалось. Двигаясь в ее теле медленно, Грэлэм ощущал тугую плоть, обнимавшую его, и это подстегивало его страсть. Теперь, когда он обладал ею глубоко и полно, из его горла рвались хриплые стоны.
 Прошло немало времени, прежде чем Грэлэм наконец приподнялся на локтях и посмотрел в бледное лицо жены.
 — Теперь ты моя, — сказал он, и в голосе его появились новые незнакомые нотки, закреплявшие право на обладание, а сам голос звучал низко и хрипло.
 — Почему ты причинил мне боль?
 Де Моретон нежно коснулся ее поцелуем, и легкая улыбка раздвинула его губы:
 — До этих сладких минут ты все еще оставалась девственницей, любовь моя.
 Кассия смотрела на мужа, изумленно мигая:
 — Но прошлой ночью ты был… во мне.
 Грэлэм осторожно высвободился и лег рядом с ней.
 — Прошлой ночью, — сказал он медленно, — я не закончил начатое дело. Не мог, потому что боялся причинить тебе чрезмерную боль. Вот почему я привез тебя сюда. Я хотел довести это до конца. Сегодня ты почувствовала хоть какое-нибудь наслаждение?
 Кассия кивнула.
 — Когда это произойдет в следующий раз, ты испытаешь только наслаждение. Я обещаю тебе. Ты мне веришь?
 — Как это может быть? — спросила она, не отрывая глаз от мощной груди мужа. — Ты такой большой и таким останешься.
 — Боль ты испытала оттого, что рассталась с невинностью, но больше этого препятствия нет. Этот барьер не позволял мне проникнуть в тебя.
 — Несмотря на то, что ты мой муж?
 Он улыбнулся, внезапно почувствовав облегчение.
 — Мы будем пользоваться сливками, пока ты не привыкнешь ко мне.
 Грэлэм погладил ее спутанные волосы. Она повернулась и прижалась щекой к его ладони.
 — Тебе было приятно со мной? Я так невежественна. Не знаю, что делать.
 — Ты доставила мне наслаждение. И будешь испытывать то же самое, как только забудешь о своем смущении.
 — Но мне нужна сноровка, милорд?
 Грэлэм вспомнил о том, с какой убийственной силой Кассия вцепилась прошлой ночью в его орган, и печально улыбнулся.
 — Да, — сказал он, — я научу тебя.
 — Когда?
 — Ах ты ненасытная! Ну конечно, когда у тебя все заживет. — Он так крепко сжал жену в объятиях, что у нее прервалось дыхание. — Когда пройдет боль после сегодняшней пахоты.




 Глава 14


 Де Моретон привел своих усталых людей во внутренний двор. При виде Кассии, которая спешила ему навстречу вниз по ступенькам из большого зала, придерживая платье над щиколотками, чтобы не запутаться и не споткнуться, на губах его появилась улыбка. Рыцарь стремительно спрыгнул с коня, бросил поводья одному из конюхов и схватил Кассию в объятия. Он поднял ее и с минуту держал над головой, ощущая ее журчащий смех, струившийся на него как бальзам.
 — Добро пожаловать домой, милорд! Все ли хорошо прошло в Крэнделе? Как новый смотритель замка? Там не было сражения? Вас не ранили?
 Грэлэм торопливо поцеловал жену и опустил на землю, ощущая доброжелательный интерес и одобрение всех присутствующих, наблюдавших за нежной встречей.
 — Так много вопросов сразу, — ласково поддразнил он ее. — Все прекрасно, Кассия, — добавил рыцарь быстро, заметив, что она побледнела при виде запекшейся крови у него на рукаве.
 — Но твоя рука… — Голос Кассии задрожал.
 — Я упал, когда Демон поскользнулся, но это пустяки. Такая встреча вылечит кого угодно! А ведь меня не было дома всего четыре дня.
 Кассия рассмеялась и обняла мужа.
 — Когда мне сказали, что ты едешь, я распорядилась, чтобы в нашу спальню принесли воды для ванны. Или сначала ты предпочтешь выпить немного эля? Идем, милорд, я сама буду прислуживать.
 Де Моретон улыбнулся ее радостному возбуждению.
 — Я последую за тобой через минуту. Надо распорядиться насчет Демона. Боюсь, что у него повреждено сухожилие под коленом.
 — Могу я чем-нибудь помочь, милорд? Грэлэм повернулся к Эвиану.
 — А ну, паж, похоже, ты крепкий паренек. Пойдем-ка со мной. Миледи, я скоро вернусь, — Грэлэм кивнул и, понизив голос, добавил: — Я хочу не только ванну, есть еще нечто, привлекающее меня гораздо больше.
 Видя, как жена вспыхнула, он снова улыбнулся, похлопал ее по плечу и зашагал к конюшне. Эвиан старался не отставать от него.
 — Вы прекрасно выглядите, миледи, — сказал Гай, стараясь отвлечь внимание Кассии от фигуры удаляющегося мужа.
 — О, Гай?
 Он мягко поддразнил ее:
 — А о моем здоровье вы не спрашиваете, миледи?
 — Вы, сэр, — возразила Кассия хмурясь, — всего лишь никчемный плут. Это ваша задача — следить, чтобы с милордом не приключилось беды.
 — Правда, — вздохнул Гай. — Боюсь, что в тот момент Грэлэм думал о другом, от этого и его рана. Зато он единственный из нас, кто способен стряхнуть усталость, как плащ с плеч. И все это только от одного взгляда на вас, миледи.
 Кассия покраснела и недоверчиво рассмеялась, втайне радуясь его словам.
 — Вижу, на горизонте маячит Бланш, как бдительная и суровая аббатиса, — заметил Гай.
 Улыбка ее погасла при воспоминании о Бланш.
 — Она для вас горькое испытание, миледи?
 — Нет, не то, по правде говоря, мне кажется, что она несчастна, Гай.
 — Бланш пытается обращаться с вами, как с нежеланной гостьей, — Гай усмехнулся. — Грэлэму следует поскорее найти ей мужа.
 Тут в глубине души рыцаря возникло странное чувство: что-то в нем противилось мысли об этом. Черт с ней, подумал он в раздражении. Почему бы не оставить все как есть? Но Гай знал ответ, и Кассия только подтвердила его мысли.
 — Бланш много времени проводит в часовне, — сказала она. — Боюсь, она молит Бога не о муже, а о том, как избавиться от меня. Но хватит о моих печалях, Гай. Что случилось в Крэнделле?
 — Все произошло так, как и думал Грэлэм, и я предоставлю вашему мужу рассказать об этом.
 — Так не было боя? Или попытки предательства?
 — Нет, все произошло до отвращения мирно.
 — Возможно, вы разочарованы, потому что вам не удалось ввязаться в драку, но меня это радует! Подождите ужина. Я кое-чего добилась за четыре дня, что вас здесь не было, и думаю, это мое главное достижение.
 — Неужели вы повесили вниз головой этого мерзавца Дэйкина?
 — Нет, но я выяснила, что один из помощников повара, бедный парень, которого постоянно шпыняют и бранят, отлично справляется на кухне. И теперь всех гонит и бранит он!
 Жареная свинина была нежной, обильный гарнир отлично приготовлен. Грэлэм заметил, что Кассия смотрит на него, как ребенок, ожидающий похвалы родителя. Она даже есть не могла от волнения. Он, разговаривая с Блаунтом, небрежно положил на свою тарелку еще порцию.
 — Купец Дриё решил осесть в Вулфтоне, милорд, — сказал Блаунт, — и, конечно, он приведет с собой не менее дюжины людей.
 — Вместе с семьями?
 — Да, милорд. Как вы знаете, нам не требуются рабочие руки ни в поле, ни на мельнице. Мы и так производим больше пшеницы, чем можем потреблять.
 — Я это отлично помню, Блаунт. Что нам нужно, так это деньги и возможность продавать излишки шерсти. Подготовьте грамоту. Я встречусь с Дриё, когда наступит время договариваться об условиях.
 — Если дело пойдет успешно, милорд, думаю, и другие купцы и ремесленники найдут к нам дорогу.
 Грэлэм кивнул, потом повернулся к Кассии:
 — Вы раздобыли какого-то нового вина, миледи? Похоже, что здесь нас ждут приятные сюрпризы.
 Он заметил, как она сжала губы, и в его темных глазах вспыхнули колючие огоньки.
 — Это все купец Дриё, милорд, — ответила Кассия смиренно. — Он хотел заслужить ваше расположение. Вино из Бордо.
 — Вы лжете так же ловко, как я, — сказал Грэлэм, улыбаясь ей.
 — Представьте, насколько я преуспею в этом искусстве, когда достигну вашего возраста, милорд!
 Блаунт, пытаясь скрыть свое изумление, быстро заметил:
 — Милорд, вино то же самое. Миледи просто шутит. Грэлэм бросил удивленный взгляд на своего управляющего.
 — Все дело в свинине, милорд! — упавшим голосом продолжал Блаунт, Грэлэм испытал нечто вроде шока, поняв, что Блаунт пытается защитить Кассию от его гнева, ожидая, по-видимому, что Грэлэм рассердится на нежное подтрунивание жены. Но Грэлэм вовсе не сердился. Он был готов продлить игру со своей женой, когда Блаунт вмешался в их разговор.
 — Дело и в хлебе, и в овощах, и в пироге с фазаном. — Кассия пришла на выручку Блаунту, удивляясь тому, что столь хорошо воспитанный и красноречивый человек мямлит и не может подобрать слов.
 — Я полагаю, — хладнокровно заметил Грэлэм, — Что даже яблоки стали лучше. Кажется, они теперь краснее, Кассия, верно?
 — Еще бы, — подтвердила Кассия, оборачиваясь к мужу, — ваше я отполировала своим рукавом.
 Грэлэм завладел ее рукой и медленно поднес ее к губам.
 — А я сомневаюсь, — сказал он тихо, — что этот великолепный ужин лучше на вкус и соблазнительнее, чем вы, я даже уверен, что прав.
 — О! — смущенно выдохнула Кассия, когда его язык нежно дотронулся до ее ладони. Она была в смятении, а Грэлэм откинулся на спинку стула и бесстыдно улыбался ей. Он радовался тому, что на нем длинный плащ, который хорошо скрывает его тело, столь же бесстыдно откликнувшееся на ее присутствие.
 — Он просто околдован, — пробормотала Бланш достаточно громко, чтобы Гай мог ее расслышать, но тот лишь устремил задумчивый взгляд на ее раскрасневшееся лицо.
 — Вы должны прекратить это, Бланш, — сказал он наконец. Боже, если бы только у него было что предложить ей! — Послушайте меня, — продолжал Гай, стараясь говорить как можно убедительнее, — Кассия — жена нашего лорда. И, — добавил он, видя, что Бланш готова что-то возразить, — похоже, что он ею доволен. Как часто мне следует напоминать вам об этом?
 — Все еще изменится, — сказала Бланш, — как только она ему надоест.
 — Во всяком случае, это ничего не изменит для вас.
 — Возможно, он отошлет ее обратно к отцу или она сама пожелает уехать.
 — Сомневаюсь, Бланш, и, если такое случится, вам тоже придется покинуть Вулфтон.
 — Вы все на ее стороне! Но может быть, сэр Гай, вы тоже околдованы этой маленькой тощей…
 — Бланш, — перебил рыцарь, теперь уже по-настоящему раздраженный ее глупостью, — хотелось бы, чтобы ваши чувства и мысли были достойны вашей красоты. Не будьте такой отвратительной мегерой!
 Гай резко отвернулся от нее и принялся сосредоточенно жевать.
 Тем временем Грэлэм пожелал всем своим людям доброй ночи и поднялся со своего места.
 — Наконец-то, — сказал он жене, продевая свою руку сквозь ее согнутую.
 — Ваша рука вам не досаждает, милорд? — Кассия старалась не отстать от него, поспешая следом вверх по лестнице.
 — Нет. Зато другие части моего тела не дают мне покоя.
 Рыцарь ожидал от жены смущения и замешательства, но Кассия и виду не подала:
 — Пожалуйста, скажите мне, в чем дело, и если я не смогу вам помочь, то уж Итта наверняка знает какое-нибудь средство.
 — Сию минуту, — ответил он.
 Как только они оказались в спальне, Грэлэм плотно закрыл дверь и оперся на нее, глядя на Кассию.
 — Мне так тебя не хватало, — признался он.
 — А мне тебя, милорд.
 Она улыбалась, но он видел, что ее руки нервно теребят складки платья.
 — Прошло всего четыре дня, а ты снова боишься меня? Она покачала головой:
 — Нет, я больше не боюсь, милорд.
 — Это истинное облегчение. Ты даже не представляешь, как меня это утешает.
 Кассия подняла на мужа глаза и посмотрела ему прямо в лицо.
 — А как же ваша рука? — заволновалась она. — Вы можете разбередить свою рану.
 — Достаточно сделать несколько стежков и наложить хорошую повязку. Я попросил бы тебя помочь мне раздеться.
 Кассия молча подчинилась. Наконец он оказался стоящим перед ней в полной своей мужской красе. Его желание обладать ею было настолько очевидным, что она попятилась.
 — Шахматы! — воскликнула Кассия. — Я отлично играю в шахматы, милорд. Не угодно ли…
 Он, нахмурившись, нетерпеливо перебил:
 — Я не хочу играть в шахматы. Я хочу держать тебя обнаженной в своих объятиях.
 «Какая я дура, — подумала Кассия, — что с таким нетерпением ждала его!»
 — Милорд, — сказала она как можно спокойнее, — я не хочу… нет, не могу сейчас раздеться донага!
 Он нахмурился еще больше.
 — У тебя все должно было зажить после того, последнего раза, когда мы занимались любовью. Это было пять дней назад.
 — Да, у меня все прошло.
 — Кассия, посмотри на меня!
 Сейчас больше всего на свете ей захотелось зарыться в свежий камыш, постланный на пол спальни, у его ног, погрузиться в него глубоко, исчезнуть совсем. Медленно она подняла голову, не в силах скрыть своего смущения и замешательства. Она вся дрожала.
 — Я уже говорил, что следующая наша близость не причинит тебе боли. — Рыцарь слышал свой голос и удивлялся: он говорил с ней нежно, старясь ее успокоить. Его волновало, что она не желает его.
 — Знаю, — сказала она тихо. — Я с радостью выполнила бы ваше желание, милорд, но не могу… Пожалуйста, я…
 Он разразился смехом и сгреб ее в объятия, притянул к себе и сжал изо всей силы.
 — Ты глупышка, Кассия, — сказал Грэлэм. Он заключил лицо жены в ладони и, наклонившись, чтобы поцеловать ее, почувствовал, как она, изумленная, вздрогнула, но тотчас же ответила на его поцелуй. Однако через мгновение тело ее будто окаменело, и поцелуем он заглушил негромкий огорченный вскрик.
 — Любовь моя, — сказал Грэлэм, улыбаясь ей, — дело в том, что пришли твои ежемесячные крови, да?
 Она кивнула, потеряв дар речи от смущения.
 — Ничего страшного, вот увидишь. Иди сюда, я помогу тебе раздеться.
 Она все еще стояла, будто оцепенев.
 Грэлэм медленно ослабил объятия. Он понимал, что смущение ее будет нелегко рассеять, и почувствовал, что желание его слабеет. Как ни странно, он не хотел ее принуждать, не желал обладать ею, если ее собственное желание и потребность в нем не будут равны его страсти.
 — У тебя болит живот? — спросил он ее нежно.
 — Нет, — прошептала она, — дело не в этом, милорд.
 — Знаю, — ответил со вздохом рыцарь и отстранился от жены. — И как долго это продлится, Кассия?
 — День, не больше.
 — Придешь ко мне в постель, когда сама пожелаешь.
 Опустившись на мягкий матрас, набитый перьями и соломой, Грэлэм заставил себя держаться от нее подальше. Когда наконец Кассия скользнула в постель рядом с ним, на ней была ночная рубашка.
 Грэлэм повернулся и притянул ее к себе. Она была неподатлива, как тетива лука. Он нежно поцеловал ее в лоб.
 — Мне так жаль, — прошептала молодая женщина, закрываясь лицом в поросль на его груди. — Дело в том, что я никогда не говорила об этом ни с кем, кроме Итты.
 — Я — твой муж. Ты должна научиться говорить со мной обо всем.
 — Точно так же говорил мой отец.
 — Я — твой муж, — резко повторил Грэлэм. Она не ответила, и он продолжал гладить ее спину.
 — Видишь, — сказала наконец Кассия, приподнимаясь на локте, — я ведь недавно стала женщиной. У нас гостил граф из Фландрии, который увидел меня при дворе Шарля де Марсэ, когда мне было пятнадцать, и попросил моей руки. Итта сказала отцу, что мне следует дать больше времени. Он был огорчен, что я не сказала об этом сама. Но мне было просто стыдно. .
 Она снова зарылась лицом в его грудь.
 — Что же случилось с графом? — спросил Грэлэм.
 — Мы вернулись в Бельтер, и я старалась изо всех сил доказать отцу, что я ему необходима и что он не может без меня обойтись. И он забыл о графе.
 — А ты станешь столь же необходимой мне?
 — Конечно, — ответила Кассия, и плутоватая улыбка тронула ее губы. — Разве ваше вино уже не стало лучше?
 В темноте Грэлэм улыбнулся. Он приложил все усилия к тому, чтобы его рассудок убедил тело, все еще отчаянно жаждавшее обладания ею, что следует подождать следующего дня.
 — Возможно, нам стоит поиграть сегодня ночью в шахматы, — сказал он.
 Войдя в свою спальню, де Моретон не мог скрыть раздражения. Он беспокоился о Демоне, все еще страдавшем от опухоли под коленом. К тому же Нэн, почему-то все время оказывавшаяся рядом, постоянно старалась прижаться к нему; в глазах ее он читал приглашение в ее постель. Больше всего его рассердило то, что его тело мгновенно откликалось на это приглашение. А тут еще Бланш, опечаленная и жаждавшая утешиться у него на плече.
 Рыцарь вздохнул и принял гордую, прямую осанку. Кассия была занята шитьем и настолько в него погружена, что даже не слышала, как вошел ее муж. Он подошел к ней ближе, и при виде ее старания на губах его против воли появилась улыбка. Но когда взгляд Грэлэма упал на шитье, улыбка истаяла и полностью исчезла с его лица. Это был на редкость красивый отрез бархата цвета бургундского вина, который он привез из Генуи.
 — Что ты делаешь?
 Кассия вздрогнула, испуганная его внезапным появлением, и, не рассчитав, вонзила иголку в подушечку большого пальца.
 — О! — воскликнула она и быстро слизнула каплю крови, пока та не упала на прекрасную ткань.
 — Ты не ответила, — сказал Грэлэм, указывая на бархат на ее коленях, — что ты с этим делаешь?
 — Я предпочла бы, чтобы вы не входили так неожиданно, милорд! Вы застали меня врасплох!
 Кассия робко улыбнулась мужу, но он продолжал хмуриться, и улыбка ее погасла.
 — Не помню, чтобы я давал тебе разрешение копаться в моих сундуках и распоряжаться моими вещами.
 Кассия по своей привычке склонила головку на плечо, но на этот раз ее бессознательный и милый жест его не позабавил.
 — Ну? — добивался он ответа.
 — Мне не пришло в голову, милорд, что вас огорчит то, что я взяла бархат. Это прекрасная ткань, и я подумала…
 — Что мое — то мое, — холодно сказал де Моретон. — Если вы пожелали сшить себе новое платье, вам следовало спросить меня.
 — Я думала, — начала Кассия снова, чуть вздергивая подбородок, — что я имею право на то, что принадлежит вам, как и вы владеете тем, что принадлежит мне.
 — Ваш отец, — голос Грэлэма зазвучал еще холоднее, — оказал мне медвежью услугу. Что ваше — то мое, миледи, а что мое, то остается моим.
 — Едва ли это справедливо! — вспыхнула Кассия, не в силах сдержаться.
 — Божья матерь! — проворчал Грэлэм. — И все только потому, что я разрешил вам поиграть в хозяйку замка Вулфтон…
 — Поиграть! — Кассия вскочила на ноги, драгоценный бархат упал на пол к ее ногам.
 — Не перебивайте меня в другой раз, миледи. Поднимите ткань. Я не хочу, чтобы она запачкалась. И выдерните нитки, распорите свои стежки.
 Она молча смотрела на него, настолько возмущенная, что не находила слов. Все, что он испытывал к ней с момента ее прибытия, было мгновенно забыто.
 — Милорд, — Кассия наконец обрела голос, дрожь которого скрыть ей было не под силу, — вы что-то собирались сделать с этим бархатом?
 Теперь наступила очередь Грэлэма воззриться на свою жену. Конечно, он повел себя как дурак, размышлял Грэлэм. Не следовало проявлять к ней подобную снисходительность. Бедная Бланш! Кассия была к ней так недоброжелательна, что Бланш пришла в отчаяние и так горько рыдала, жалуясь ему. Он скрипнул зубами.
 — Поднимите бархат, — приказал он, — и чтобы больше мне не сообщали о вашем ядовитом языке.
 Итта, стоявшая неподвижно и безмолвно как памятник за дверью спальни, слушала его речь со все возрастающим страхом. Ее нежная госпожа редко позволяла себе говорить гневно с кем бы то ни было. Она ринулась в открытую дверь, но в этот момент Кассия, уже слишком разгневанная, чтобы помнить о своем страхе, крикнула:
 — Нет!
 — Моя малютка! — Итта бросилась к своей госпоже. — Ты ведь почти закончила шить камзол для милорда? Он ему так понравится… О, простите, милорд! Я… это все моя старость. Я вас не разглядела!
 Грэлэм резко остановился. Глаза его, побелевшие от гнева, впились в бесхитростное лицо няньки. Потом он круто повернулся к жене, медленно наклонился, сам поднял бархат и расправил его. Он смотрел на искусно сделанные женой стежки, водя пальцами по всей ширине ткани, и чувствовал себя невероятным глупцом. Не поднимая головы, рыцарь сказал, обращаясь к Итте:
 — Выйди, Итта!
 Итта, сжимая в руках четки, попятилась из спальни, моля Бога о том, чтобы ее попытка спасти свою госпожу увенчалась успехом.
 — Так, значит, это одежда для меня? — спросил Грэлэм.
 — Да. Вы такой большой, и все ваши рубашки и камзолы изношены и плохо на вас сидят. Я хотела, чтобы вы одевались достойно вашего положения.
 Несколько минут Грэлэм молча смотрел на жену, пытаясь справиться с охватившим его чувством вины.
 — В будущем потрудитесь спрашивать меня, — сказал он, бросая ткань ей на колени. — И, миледи, отвечайте мне сразу, когда я задаю вам вопрос.
 С каменным выражением лица Грэлэм повернулся и вышел из спальни, оставив Кассию заливаться слезами, яростно втыкая иглу в ткань. По размышлении она пришла к выводу, что ей следовало бы сразу сказать, для кого эта одежда. Но как он посмел так обойтись с ней! Ядовитый язык. Взглянув на свою работу, она заметила, что сделала несколько неуклюжих стежков, и тотчас же выдернула нитку, обратив на ни в чем не повинную материю всю свою ярость.




 Глава 15


 Грэлэм стоял на крепостной стене и смотрел на подступавшие с востока волны зеленых холмов. Он пытался сосредоточиться на представленных ему Блаунтом делах, требовавших его решения: двое крестьян желали взять в жены одну и ту же девушку, другие двое затеяли тяжбу из-за права распоряжаться свиньей. Еще беззубый старик пытался продать Грэлэму свою дочь. Но все было не то.
 Рыцарь посмотрел на солнце, опускавшееся за горизонт. Легкий ветерок играл его волосами, и он нетерпеливо отвел их от глаз.
 — Милорд.
 Наконец-то она явилась с повинной! Медленно Грэлэм повернулся к жене, стоявшей в некотором отдалении от него. Голова ее была опущена.
 — Миледи, — приветствовал он ее тоном не слишком любезным.
 — Пекарь изготовил печенье, которое, как мне кажется, вам понравится — с миндалем и медом. Рыцарь чертыхнулся сквозь зубы.
 — Вы не можете подойти поближе? Она подчинилась, но шаги ее были нерешительными. Он посмотрел на золотые блики в ее волосах, зажженные заходящим солнцем, и почувствовал укол в сердце — сознание своей вины угнетало и сердило его.
 — Я не хочу печенья, — сказал Грэлэм, когда Кассия наконец остановилась рядом с ним.
 — По правде говоря, причина моего прихода другая, — произнесла она, поднимая голову.
 Кассия была бледна, ив глазах ее он прочитал смущение. Черт возьми, он не должен был бранить ее из-за этой ткани.
 — Почему вы пришли? — спросил Грэлэм.
 — Сказать вам, что жалею. Мне не следовало брать бархат без вашего разрешения.
 — Тогда почему вы его взяли?
 — Я хотела сделать вам сюрприз. — Она с надеждой смотрела на него, ожидая, что он смягчится, но его лицо оставалось бесстрастным. — Я не собиралась вас огорчать.
 Она быстро заморгала и опустила голову. Гнев Кассии прошел, и она надеялась, что он снова улыбнется ей и все будет забыто. Но Грэлэм казался мрачнее прежнего. Поняв, что попытка примирения не удалась, Кассия отступила на шаг, но рыцарь, выругавшись, схватил ее за руку.
 — Я не давал вам разрешения уйти, — сказал он грубо.
 Де Моретон сжал ее руку крепче и почувствовал нежные косточки, столь хрупкие, что при более сильном нажиме они могли хрустнуть и переломиться, как тонкие веточки.
 — Почему вы сами не едите печенья? Клянусь всеми святыми, вы такая худенькая и хрупкая, что любой ветерок может вас унести.
 Кассия не понимала его. Голос мужа звучал раздраженно, а рука ослабила хватку, и теперь его пальцы нежно поглаживали ее руку в том месте, где только что грубо сжимали.
 — Право, милорд, — сказала она наконец, — я не хотела вас прогневать. Я не думала…
 — Это очевидно, — перебил Грэлэм, ненавидя жену за то, что в голосе ее прозвучали умоляющие нотки. Он отпустил руку Кассии и слегка отвернулся от нее.
 — Вы распорядились заново побелить надворные постройки.
 — Да, — признала она слабым голосом, мысленно кляня себя за трусость. Если бы это было дома, в Бельтере, она бы дала ему отпор, в конце концов накричала бы на него. Там она не только побелила бы заново сараи, но и помогла отцу составить грамоту для купца Дриё. Почему этот непонятный лорд дает ей власть распоряжаться в замке Вулфтон, а потом лишает ее этого права — вот вопрос, на который она не могла найти ответа, и это угнетало Кассию больше всего. Между ними повисло молчание.
 — Вы даете мне разрешение уйти, милорд?
 — А почему вы этого хотите, миледи? — спросил Грэлэм, обернувшись. — Вам не нравится мое общество?
 — Я должна сказать слугам, чтобы они не белили сараи.
 — Оставьте все как есть. Я хочу, чтобы их побелили.
 Взгляд Кассии снова вспорхнул к его лицу. Он улыбнулся, заметив искру гнева в ее глазах. Но тотчас же вспомнил, о чем хотел спросить жену.
 — Что вы сделали Бланш, пока меня не было? Она очень расстроена.
 Кассия, явно озадаченная, снова склонила головку на плечо.
 — Я… я не понимаю.
 — Она плакала.
 Бланш и в самом деле насквозь промочила его камзол на груди.
 — Вы не должны отдавать ей распоряжений. Кассия, не должны портить ей жизнь. Она дама благородного происхождения и заслуживает нежного обхождения.
 Разумеется, подумала Кассия, ему не следовало бы говорить о родственнице своей покойной жены. Бланш! Не в силах сдержаться, она спросила:
 — Которую Бланш вы имеете в виду, милорд? Одну из служанок?
 — Возможно, — сказал он холодно, — Бланш могла бы научить вас покорности и должному уважению к мужу.
 Кассия почувствовала такой прилив негодования, что, боясь наговорить ужасных вещей, решила не оставаться с ним дольше. Она задыхалась от ярости. Повернувшись, она что есть духу побежала назад по узкой дорожке, проложенной вдоль верхнего края стены.
 — Кассия! Вернитесь!
 Она запуталась в длинном платье и, качнувшись, с ужасом увидела внизу мощенный булыжником внутренний двор замка.
 — Вот глупая баба! — взревел Грэлэм.
 Он почувствовал, что все внутри у него перевернулось от страха при виде грозящей ей опасности. В несколько прыжков де Моретон нагнал жену и, схватив ее за руку, потянул назад.
 — Ты что, совсем лишилась рассудка? — заорал он и встряхнул Кассию так сильно, что голова ее мотнулась назад.
 Она вскрикнула — и этот тихий, беспомощный, полный отчаяния звук вызвал у Грэлэма оцепенение. Он смотрел не отрываясь на побелевшее лицо жены, потом яростно чертыхнулся, притянул ее к себе, обхватил обеими руками, неосознанно покачивая как ребенка, и Кассия покорно прильнула к нему, прижавшись щекой к его груди. Рыцарь чувствовал, как ее маленькие груди тяжело вздымаются от неровного дыхания. И вдруг ощутил такой порыв желания, что оно ошеломило его самого. Он неясно сознавал, что оно было вызвано страхом за нее, перемешанным с гневом, но все это было не важно.
 Черт возьми! Он не был близок с ней уже шесть дней!
 Одним мгновенным движением Грэлэм поднял жену на плечо и зашагал по крутой деревянной лестнице, не обращая внимания на изумленные взгляды толпившихся во дворе людей. Когда он наконец вошел в спальню, дыхание его было прерывистым, но вовсе не от физического напряжения. Пнув ногой дверь так, что она с грохотом закрылась, Грэлэм быстро подошел к постели, грубо бросил Кассию на спину и торопливо стянул с себя штаны. Руки его при этом тряслись. Повернувшись к жене, столь же стремительно он сорвал с ее ног кожаные домашние туфли, поднял ей юбку до талии и бросился на нее.
 — Черт возьми! — яростно ревел рыцарь, жадно целуя то мягкое и нежное, что было под ним.
 Кассия чувствовала себя подвешенной во времени, будто оно остановилось, и она сама была не собой, а кем-то другим. Этот другой смотрел со стороны на возбужденного мужчину и женщину, которая не была ею. Она чувствовала, как его руки шарят по ее телу, грубо раздвигают ноги. Когда тело мужа нависло над ней, Кассия осознала, что он намеревается взять ее, не спрашивая ее желания. И все же, не в силах воспротивиться, она лежала неподвижно, словно марионетка без чувств и воли. Кассия ощущала его пальцы, раздирающие ее, чувствовала вторжение его отвердевшей мужской плоти. Ее обожгла мучительная боль, вернувшая ей разум. Кассия закричала, и крик ее смешался с его хриплым дыханием, а тело пыталось побороть боль. Она принялась обороняться, изо всех сил молотя кулачками по его плечам и спине, но все было напрасно.
 Грэлэм раз за разом яростно вторгался в хрупкое, безвольное тело. Он погружался в нее весь. Ее кулачки, молотившие его, не производили на него никакого впечатления и никак не влияли на его желание покорить ее, подчинить своей воле полностью. Сжав лицо жены обеими руками, он яростно поцеловал ее в губы, и тут же его язык оказался у нее во рту. Ощутив соленый вкус ее слез, он на миг отрезвел, но тело не подчинилось рассудку, и, стремясь удовлетворить свою страсть, распаленный рыцарь не отпускал жену до тех пор, пока чувства его не помутились и семя не излилось, подбросив его тело, как взрыв. Несколько минут он лежал, бесчувственный ко всему. Только беспомощный стон Кассии снова пробудил его к жизни. Грэлэм приподнялся и уставился на лицо жены. Ее глаза были крепко зажмурены, а густые влажные ресницы лежали на щеках, как лучи звезд. На нижней губе он заметил капельку крови. Должно быть, она прикусила ее от боли.
 На мгновение он закрыл глаза, чтобы отгородиться от того чудовищного, что только что сделал.
 — Кассия.
 Его голос звучал как рычание, вызванное мучительной болью. Почувствовав трепет ее тела, Грэлэм обнял жену. Кассия застыла совершенно неподвижно и казалась безучастной, даже когда он нежно отвел короткие кудри с ее лба.
 — Черт возьми! Взгляни на меня! Да открой же наконец глаза!
 Он сжал ее подбородок и тряс до тех пор, пока ресницы не затрепетали и Кассия не подняла на него взгляд.
 От того, что рыцарь увидел в нем, его охватил озноб. Кассия смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами, и в них он читал отражение ее мыслей.
 — Прекрати! — закричал Грэлэм и встряхнул её снова, ухватив за плечи.
 Она не отозвалась. В первый раз в жизни он почувствовал себя презренным негодяем, причинившим боль существу вдвое слабее его самого. Рыцарь ощутил страх, от которого все его тело содрогнулось.
 — Кассия, — прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы.
 — Ты причинил мне боль.
 Ее слабый, дрожащий голосок заставил его поднять голову. Взгляд Кассии не был больше невидящим: она смотрела на него как ребенок, не понимающий, почему его ударили.
 — Ты обещал, что никогда больше не причинишь мне боли. Ты мне солгал.
 Он хотел молить ее о прощений, но слова застревали в горле. Никогда в жизни он не просил прощения у женщины. В его памяти проносились образы прошлого: его отец, объясняющий ему, что женщина — имущество мужчины и он может делать с ней все, что заблагорассудится; его собственные отношения с другими женщинами. У женщины не должно было быть своей воли, она существует только через мужа и его детей. Грэлэм все еще боролся с собой, когда Кассия заговорила снова, заговорила тихо, и в голосе ее не было ни гнева ни упрека:
 — Ты сказал мне, что жизнь жены лучше жизни собаки. Ты сказал, что жена пользуется преимуществами.
 — Да, — ответил он беспомощно, — я говорил это.
 — Я думаю, — сказала она очень отчетливо, — что я предпочла бы быть собакой.
 — У тебя нет выбора! — возразил Грэлэм резко. — Ты то, чем Господь сотворил тебя.
 — Значит, я должна винить во всем Господа?
 Кассия отодвинулась от него, и он не препятствовал. Она поднялась, оправила одежду и с минуту постояла возле постели. «Какая она далекая, — подумал рыцарь, — далекая и совершенно спокойная».
 — Теперь вы мне разрешите удалиться, милорд? Надо присмотреть за приготовлением пищи. Мне не хотелось бы навлечь на себя ваш гнев.
 Он недоуменно смотрел на нее, сраженный ее покорностью, и наконец произнес почти грубо:
 — Иди.
 Не сказав больше ни слова, Кассия отвернулась. Он видел, как на мгновение она заколебалась, потом медленно направилась к двери.
 Де Моретон закрыл глаза. Он представил графа Дрексела, человека, чьим пажом, а потом оруженосцем был он сам и кто посвятил совсем юного Грэлэма в рыцари за спасение своей жизни при Ивсшэме. Грэлэм ухаживал за ним после битвы, что было обычным делом, и заметил, что жажда наслаждения превратилась у графа в похоть. Открытие его не удивило, потому что ему доводилось видеть, как его лорд овладевал и покорными, и непокорными женщинами. Но эта крестьянка вырывалась и кричала. Граф же только смеялся и бил ее, пока она не потеряла сознание.
 — Для чего еще годятся женщины, мальчик, как не для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам? Эта глупая тварь не была даже девственницей.
 Рыцарь покачал головой, стараясь избавиться от наваждения. Жирный священник, бывший тогда с ними вместе, не сказал ничего. Вопрос о том, обладают ли женщины душой, до сих пор оставался предметом спора между лицами духовного звания. Почему же, думал Грэлэм, он чувствует себя таким ничтожеством, столь же безмозглым, как самец какого-нибудь зверя в период гона? Кассия принадлежала ему. Он знал, что никто бы не бросил на него косого взгляда, даже если бы он колотил ее каждую минуту в течение всей жизни безо всякой причины.
 И все же у него возникло такое чувство, будто он разрушил что-то драгоценное, как если бы бездумно и жестоко растоптал редкий цветок, оказавшийся под ногами, когда и лепестки-то его еще не развернулись. Поднявшись медленно, как старик, рыцарь расправил одежду. Потом остановился, заметив кровь на своем теле, и тихонько выругался в опустевшей и безмолвной комнате.
 Бланш, улыбаясь, весело сказала каменнолицему сэру Гаю:
 — Такой позор, не правда ли, сэр Гай?
 — Не знаю, о чем вы, — холодно ответил тот, не глядя на нее.
 Она рассмеялась:
 — Так-таки ничего? Ах, какая жалость! Но не думаю, чтобы до вас не доносились ее крики. Поглядите только на нее. Разве она похожа на ту гордую, уверенную в себе маленькую дурочку, какой была совсем недавно?
 Гай прекрасно видел Кассию. Леди де Моретон была бледна как воск. Рыцарь заметил, как Грэлэм склонился к ней и она отшатнулась от него. Все в замке знали, как Грэлэм надругался над своей женой.
 К удивлению Гая, только немногие из людей лорда казались равнодушными к происшедшему. Большинство же молчали со смущенным видом. Даже Блаунт, желчный старый управляющий Грэлэма, недовольно поджимал тонкие губы. Бланш, эта мерзкая самка, конечно же, была в восторге. Гай повернулся к ней и почувствовал, что его собственный гнев достиг точки кипения при виде бесстыдно-самодовольной улыбки на ее губах. Ему хотелось схватить проклятую бабу и трясти до тех пор, пока ее зубы не начнут стучать друг о друга, а потом целовать, пока она не задохнется.
 — Суметь вызвать гнев Грэлэма так скоро, — не унималась Бланш, качая головой с видом притворного и насмешливого сочувствия. Что касалось ее собственного маленького представления, то она умело подавляла чувство вины, вновь повторяя себе, что должна заботиться о себе и своем ребенке, потому что больше у нее никого нет. Она и сама не понимала, почему ведет себя в присутствии Гая как злобная ведьма. Ну конечно, он ведь защищает Кассию. Ее сердило, что он заступался за жену Грэлэма, и не хотелось разобраться в своих чувствах и понять, почему он так делает. В конце концов он был всего лишь безземельный рыцарь. Тут Бланш заметила, что Гай смотрит вслед Кассии, и , злоба вновь овладела ею:
 — Я слышала, что леди Кассия украла какую-то драгоценную ткань из сундука. Возможно, милорд отошлет ее обратно домой, где ей и место. Конечно, Гай, вы не станете ее защищать?
 Ей казалось, что она добилась желаемого результата. Губы Гая были сжаты в тонкую линию, а красивые глаза сверкали, когда он посмотрел на нее. Его спокойные слова застали ее врасплох:
 — Знаете, Бланш, у меня есть искушение жениться на вас. А уж стань вы моей женой, я бы излечил вас от безумия тем же способом, что и Грэлэм.
 — Если бы девчонка не была такой дурой, — сказала Бланш наконец, делая вид, что пропустила его слова мимо ушей и одновременно ненавидя себя за то, что так болезненно их восприняла, — Грэлэм не стал бы бить ее. Она считает себя выше нас всех. Ни один лорд не может долго терпеть такое поведение.
 Гай на мгновение закрыл глаза, борясь с искушением схватить Бланш и уволочь ее из зала тотчас же. Что он сделал бы с ней потом, он и сам не знал. В конце концов рыцарь заставил себя отвлечься от нее и переключить внимание на своего господина. Он не мог понять лорда Вулфтона. До сегодняшнего дня Грэлэм был так нежен со своей женой. У Гая не было ни малейшего сомнения в том, что он скучал по Кассии во время их краткой разлуки, и то, как они встретились и приветствовали друг друга, было достаточно красноречивым доказательством привязанности. Что же в таком случае изменилось в их отношениях за краткие часы, прошедшие с тех пор?
 Грэлэм наколол на свой нож большой кусок рыбы и отправил в рот. Он ощущал напряжение, исходившее от Кассии. Даже рыба имела вкус страха, который Кассия испытывала теперь перед ним.
 Черт возьми! Он не хотел, чтобы она его боялась. Ой хотел снова услышать ее смех, увидеть милые ямочки на ее щеках.
 «У меня нет выбора, — думала Кассия. — Совсем нет выбора. Я не понимаю его, но должна сносить все его прихоти». События этого дня уничтожили зарождающееся ощущение счастья, которое она лишь на миг испытала с момента, как прибыла в Вулфтон в качестве его жены. Почему он был так нежен с ней сначала, если ему все равно было суждено превратиться в хищного зверя? Кассия закрыла глаза, зная, что скоро ей придется разделить с ним постель. Неужели муж снова возьмет ее силой? Она подняла кубок с вином, но рука ее дрожала так сильно, что ей пришлось тотчас же поставить его на стол. «Где твоя гордость, ты, бесхребетное создание? Неужели всю оставшуюся жизнь так и проведешь, дрожа от страха не угодить мужу не по вкусу приготовленной едой или тем, что заговорила тоном, который ему не понравился?»
 Кассия вздернула подбородок и выпрямилась на стуле. Потом медленно повернулась к мужу.
 — Милорд, — сказала она тихо, отвлекая его от жареной цапли.
 Он внимательно посмотрел на нее, и Кассии пришлось призвать на помощь все мужество, каким она обладала, чтобы не выдать своего смятения.
 — Да? — спросил лорд Грэлэм ничего не выражающим тоном; на лице его не отразилось никаких чувств.
 — Мне хотелось бы понять… какова моя роль в Вулфтоне?
 Рыцарь заметил твердую решимость в глазах жены и на мгновение ощутил радость оттого, что она бросила ему вызов. Но ведь она была всего лишь женщина, подсказал ему рассудок. Женщина, и жена в особенности, никогда не может диктовать мужу.
 — Ваша роль, — ответил он спокойно — состоит в том, чтобы доставлять мне удовольствие.
 Кассия выдержала его взгляд и твердо продолжала смотреть на него.
 — Вы сказали, что позволили мне играть роль госпожи Вулфтона. Я знаю, что это нелегко, милорд, но я управляла замком Бельтер со смерти матери, а этот замок ничуть не меньше вашего. Доставит ли вам удовольствие, если я и впредь буду госпожой Вулфтона?
 Кассия заметила, как глаза его быстро отыскали Бланш, и почувствовала, как в ней поднимается ярость. Даже не успев подумать, она гневно спросила:
 — Почему вы не женились на ней, милорд? Почему не позволили аннулировать наш брак?
 Как ни странно, признался себе Грэлэм, у него самого нет ответа на этот вопрос. Однако, продолжал он размышлять, как она смеет разговаривать с ним таким тоном?
 — Вы — госпожа Вулфтона, — холодно произнес лорд Грэлэм, — но вы не должны обижать тех, кому посчастливилось меньше, чем вам. Вы меня понимаете?
 И снова она не смогла удержаться:
 — Это мне посчастливилось, милорд?
 — Довольно, Кассия!
 Голос его был похож на тихое и зловещее шипение, но это шипение отдалось во всех углах зала. Де Моретон крепко сжал руку жены, и вся недавняя отвага, как видно, иллюзорная, оставила ее. Кассия знала, что не должна пытаться вырваться от него на глазах у пятидесяти сотрапезников, среди которых она заметила Бланш и эту наглую служанку Нэн.
 — Как прикажете, милорд, — сказала Кассия, опуская голову. — Как госпоже Вулфтона мне понадобятся средства, чтобы ввести некоторые усовершенствования.
 — Денег у меня нет, — ответил он грубо.
 — Скоро вы подпишете соглашение с купцом Дриё. Как показывает мой опыт, оно принесет вам немедленный доступ к товарам.
 С минуту лорд Грэлэм пристально смотрел на жену. Как показывает ее опыт?
 — Женщина не может разбираться в таких вещах, — произнес он медленно.
 Заметив выражение бессилия в глазах Кассии, он пожал плечами.
 — Хорошо. Даю вам разрешение поговорить с Блаунтом. Но, миледи, вы не должны им командовать.
 — Да, понимаю, — ответила Кассия де Моретон, все еще не поднимая головы, — он мужчина и потому высшее существо по сравнению со мной. Я не должна досаждать ему своими глупыми вопросами и нелепыми требованиями.
 — Вы рассуждаете правильно. — На этот раз голос Грэлэма звучал насмешливо. — А еще следите, чтобы этот ваш ядовитый язычок спокойно оставался во рту.
 Ее рука, лежавшая на коленях, сжалась в кулачок.
 — Да, — добавил Грэлэм потише, — и не обижайте Бланш. Ее поведение по отношению ко мне заслуживает моего одобрения.
 — Как пожелаете, милорд. Я сделаю все, как вы сказали. Можно мне уйти?
 Даже теперь, когда ее слова звучали как нельзя более смиренно, Грэлэм не мог не почувствовать в них насмешки. Ее покорность, конечно же, была напускной. Что и понравилось ему, и одновременно рассердило. Его жена была не похожа ни на одну из известных ему женщин. Она была прекрасно воспитана, и все же он мог позволить себе обращаться с ней жестоко. Наконец Грэлэму надоело мучить себя всеми этими противоречиями, и он ответил со вздохом:
 — Вы можете идти.
 Пока Кассия купалась, Итта обеспокоенно кудахтала над ней, словно курица, потерявшая цыпленка, и непрестанно повторяла одни и те же советы.
 — Перестань, Итта, — не выдержала наконец Кассия.
 — Но, малышка, ты не должна испытывать терпение своего лорда, не должна разговаривать с ним вызывающе!
 — А я и не делала этого, — огрызнулась Кассия.
 Старая нянька печально покачала головой.
 — Это ты только так говоришь. Я-то знаю тебя.
 — И ты предпочла бы, чтобы я легла на пол и позволила ему топтать меня как тряпку?
 — Он ведь не твой отец, девочка. Это человек, привыкший командовать, человек, который…
 — Странно, — негромко, словно про себя, сказала Кассия, и Итта тут же замолчала, — до сегодняшнего дня я считала его добрым и нежным, как мой отец. Я была глупа.
 — Он твой господин!
 — Да что за радость принадлежать человеку, который тебя ненавидит!
 Грэлэм, остановившийся на пороге, услышал ее последние слова, и они будто обожгли его, врезаясь в мозг. Он резко толкнул дверь и вошел в спальню.
 — Уходи, — приказал он Итте, не отводя глаз от Кассии.
 Итта бросила на свою хозяйку умоляющий взгляд и удалилась.
 Кассия не решалась посмотреть на мужа. Она чувствовала себя такой уязвимой, будучи одета только в прозрачную ночную рубашку и оставшись с ним наедине. Де Моретон сделал шаг к ней. Она дрогнула и отступила.
 — Иди в постель, — сказал он, продолжая стоять неподвижно, словно нависая над ней, — и сними эту рубашку. Ты не будешь в ней спать никогда, кроме тех случаев, когда у тебя будут крови.
 Кассия не двигалась. Она вдруг представила себя беспомощно лежащей под ним, как это уже было сегодня. При воспоминании о перенесенной боли она даже вздрогнула.
 — Это распоряжение так трудно исполнить?
 Она понимала, что с ее стороны было глупо торговаться с мужем, и все же не удержалась:
 — Только если вы поклянетесь, что не станете меня принуждать!
 — Черт возьми! — выругался де Моретон. — Я буду брать тебя каждый раз, когда пожелаю!
 — Нет!
 Это короткое, как удар, слово на мгновение повергло его в оцепенение. Он сделал к ней еще один шаг и остановился, увидев, что в глазах его жены стоят слезы.
 — Ложись в постель. — сказал рыцарь отрывисто и отвернулся.
 Он не слышал ни звука — она не тронулась с места.
 — Делай, как я велел, — бросил он через плечо.
 — Я… я боюсь вас.
 Эти произнесенные шепотом слова заставили Грэлэма закрыть глаза: сердце его пронзила какая-то непонятная ему самому и необъяснимая боль.
 — Клянусь, что не буду принуждать тебя, — сказал он наконец и тотчас же по какой-то извращенности мысли понял, что уступил ей, и представил себя тем слабым человеком, каких он сам презирал. Его жестокие слова звучали так, как будто их произносил кто-то другой:
 — Вы дитя и холодны, как монахиня. Мне не доставит никакого удовольствия снова овладеть вами. В вас нет изящества, податливости и нежности, которые я ценю в женщинах.
 Кассии захотелось крикнуть ему в ответ: «Значит, я должна быть такой, как ваша потаскуха Нэн?» Но она промолчала. Немедленно направившись к постели, она скользнула под одеяло и натянула его до подбородка.
 Кассия слышала, как муж плещется в ванне. Как бы против собственной воли она провела рукой по своему телу. «У меня тело ребенка», — подумала она. Любил бы он ее больше, если бы она была такой же пышнотелой, как Бланш? На мгновение ее рука замерла в выемке под животом. Кости таза заметно выпирали, когда она лежала на спине. Кассия вся напряглась и тотчас же отдернула руку, когда та коснулась гнездышка кудрявых волос. Ей не хотелось трогать себя там, где к ней прикасался он. Когда она увидела, что Грэлэм выходит из ванны, то плотно зажмурила глаза.
 Молодая женщина слышала, как ее муж приближается к постели — шаги его были твердыми и уверенными. Она напряглась в ужасе оттого, что он мог нарушить свое слово.
 Но Грэлэм не прикоснулся к ней. Он лежал поверх одеяла на спине, неподвижный, молчаливый, и это продолжалось несколько минут. Внезапно он повернулся на бок. Испуганная, молодая женщина тихонько застонала и отодвинулась подальше.
 Грэлэм выругался, но не сделал попытки дотронуться до нее.. Кассия успокоилась только тогда, когда услышала его ровное и медленное сонное дыхание.




 Глава 16


 — Какие красивые стежки, — сказала Бланш, — я с трудом могу разглядеть их. Вы шьете гораздо искуснее, чем я.
 Пальцы Кассии замерли на ткани. Она недоверчиво взглянула на Бланш.
 — Благодарю, миледи, — ответила она наконец, но тон ее был неприветливым и говорила она отрывисто. Самое последнее, чего она могла бы пожелать, — это вступить в препирательство с Бланш. Но та приветливо улыбалась ей.
 — Не возражаете, если я немного посижу с вами? Мне надо зашить прореху в рубашке. Может быть, глядя, как шьете вы, я сумею усовершенствовать свое искусство.
 — Чего вы хотите, Бланш? — спросила Кассия напрямик.
 На мгновение Бланш опустила голову. Потом сказала негромко:
 — Я хочу, чтобы мы стали друзьями, Кассия. Знаю, я была не слишком добра к вам.
 «Добра! Да вы обращались со мной как с презренным и ничтожным существом!»
 Бланш продолжала, и в ее голосе зазвучало покаяние. Казалось, она сама стыдилась себя.
 — Ревность заставляла меня поступать подобным образом. Я хотела получить Грэлэма, но сначала он выбрал Джоанну, а потом вас. Теперь я поняла, что было наивно с моей стороны рассчитывать хоть на что-то, и надеюсь, что между нами воцарится мир.
 Кассия не считала себя легковерной дурочкой, но она была одинока и ужасно несчастна. Она даже не понимала, как прожила последние полторы недели. Время тянулось бесконечно, а надежды на то, что что-то еще может измениться, таяли. Блаунт делал возможное и невозможное, чтобы облегчить ее жизнь. Он с энтузиазмом одобрял все, что бы она ни предложила изменить в Вулфтоне, и работа кипела вовсю. Но дело было не в том, что она скучала или чувствовала себя бесполезной.
 Она, госпожа Вулфтона, цепенела при воспоминании о том, как муж смотрел на заново вычищенный до блеска большой зал замка, освобожденный от вековой грязи, пахнущий свеженарезанным камышом, разбросанным вперемешку с пахучими травами: сладким розмарином, лавандой и другими ароматными растениями и цветами, смесью, рецепт которой был оставлен ей в наследство бабушкой. Кассия ждала, что он скажет хоть что-нибудь, но лорд Грэлэм только хмыкал и даже не обращал на нее внимания.
 Бланш, заметив, как задумчиво Кассия смотрела на свежепобеленную стену, без труда догадалась, о чем думает юная леди. Она сказала мягко и одобрительно:
 — Вы сотворили чудо. Я и не подозревала, что Вулфтон может быть таким красивым. — Сделав над собой усилие, Бланш тихонько продолжала: — И, слуги вас уважают и слушаются. Я тоже пыталась кое-что изменить здесь, но на меня не обращали никакого внимания. Что за дивные подушки получаются у вас! Как часто я мечтала о том, чтобы сделать свой стул мягче и удобнее!
 Эти похвалы вызвали наконец у Кассии улыбку.
 — Да, — сказала она, слегка оживляясь, — я мечтала о том же.
 — Вы разрешите мне помогать вам? — смиренно спросила Бланш. — Я кое-что умею делать иглой.
 — Пожалуй, — медленно ответила Кассия, все еще не веря в столь чудесное превращение. — Если в замке установится мир, мы все почувствуем себя много лучше.
 Обе женщины дружно шили до самых сумерек.
 — Еще несколько минут, — сказала Кассия, — и я закончу подушку.
 — Это для вашего мужа? — Голос Бланш был полон сочувствия.
 — Да, — коротко ответила Кассия, размышляя о том, что скажет Грэлэм и заметит ли он вообще ее труды.
 Она вздрогнула, когда Бланш потянулась к ней и нежно похлопала по руке.
 — Между вами все наладится, Кассия. Вот увидите. Грэлэм — человек, не привыкший к обществу хорошо воспитанных женщин, но ваши заботы скоро изменят его.
 Кассия отвернулась, слезы застилали ей глаза.
 — Может быть, вы и правы, Бланш.
 — Конечно, права, — безапелляционно заявила Бланш. — Пока вы заканчиваете шить подушку, может быть, вы хотите поручить мне что-нибудь еще?
 Кассия смахнула слезы.
 — Нет, — ответила она, улыбаясь благодарной улыбкой, — слуги сделают все, что нужно. Но я вам искренне признательна.
 Грэлэм, конечно, сразу заметил роскошную подушку красного бархата. Мягкая и пышная, она была набита гусиным пухом и красиво сделана.
 — Я начала шить еще одну подушку вам под спину, — попыталась улыбнуться Кассия.
 Он расслышал неуверенность в ее голосе, но решил не обращать на это внимания.
 — Вы сделаете еще подушки? И для своего стула тоже?
 — Да, но на это потребуется несколько недель.
 — Эта ткань, кажется, очень дорогая. Блаунт одобрил ее покупку?
 Кассии захотелось швырнуть сшитую ею подушку в лицо мужу, но она, хотя и с трудом, подавила свой гнев. К счастью, Блаунт избавил ее от необходимости отвечать.
 — Милорд, — с гордостью заявил он. — Я согласен с вашей леди: в Вулфтоне должно быть все только самое лучшее. И скоро с ее настойчивостью, вкусом и сноровкой это будет достигнуто.
 Грэлэм, проворчав себе под нос что-то невнятное, сел на место.
 — Да, это усовершенствование, — сказал он наконец, протягивая руку за своим бокалом вина.
 Блаунт бросил на своего господина недоверчивый взгляд. Но, поймав взгляд леди Кассии, он воздержался от возражений, уже готовых сорваться с его губ. Бедный старик никак не мог понять, что происходит. Его хозяин уже так долго пребывал в состоянии черной меланхолии, что слуги боялись близко подходить к нему. От его яростного рева кровь застывала у них в жилах. Но обращаться с женой, как он обращался со слугами! Это не лезло ни в какие ворота. Блаунт покачал седеющей головой и, медленно пройдя вдоль длинного стола, сел на скамью рядом с сэром Гаем.
 Кассия выждала, пока Грэлэм, выпив два кубка вина, закончил свой внушительный обед, потом заговорила:
 — Милорд. — Голос ее по-прежнему звучал неуверенно.
 — Да?
 — Купец Дриё уверяет меня, что мы можем обменивать шерсть на ковры из Фландрии. Ковры в Бельтере мы получаем из Испании, но он говорит мне, что во Фландрии они гораздо лучше. Я подумала о малиновом ковре под цвет подушек.
 — Ковры, миледи? — переспросил Грэлэм, слегка поворачиваясь на стуле, чтобы увидеть ее лицо. Его темные брови удивленно поднялись. — Вы хотите превратить мой дом в дворец? Вам так не нравится Вулфтон?
 «Черт бы вас побрал, милорд», — подумала Кассия. Она прекрасно знала, что Грэлэм был в Святой Земле и восхищался комфортом и роскошью убранства тамошних богатых домов. Так говорил ей отец.
 — Да, — ответила она отважно. — Если не хотите обменивать шерсть, я пошлю письмо отцу. Конечно, он будет рад помочь украсить Вулфтон,
 — Вы не будете посылать письма своему отцу! Он с силой ударил кулаком по столешнице, так что задрожала посуда.
 — Очень хорошо, — спокойно согласилась Кассия, заставляя себя сдерживаться, чтобы не дать мужу сорвать на себе его скверное настроение. — Чего же вы хотите, милорд?
 «Я вспылил и показал свой дурной нрав, — внезапно осознал Грэлэм, — и маленькая ведьма отлично все понимает». Боже, как ему хотелось сломать ее! Как эта пигалица смеет критиковать его дом? В течение нескольких прошедших дней его жена задирала нос и не обращала на него внимания, зная, что ночью она в безопасности — ведь он имел глупость поклясться, что не будет принуждать ее к близости! Не подумав, он дал женщине власть над собой!
 К счастью, Гай избавил своего господина от необходимости отвечать. Громко рассмеявшись и заглушая шум застолья, он сказал:
 — Милорд! У вас вид человека, ляжки которого пребывают в благодати! Можно ли малым сим, вашим людям, рассчитывать на такую же роскошь?
 — Все, чего вы заслуживаете, сэр Гай, — насмешливо откликнулся Грэлэм, — это удара моим мечом плашмя по заднице!
 Послышалось веселое улюлюканье людей Грэлэма, и его оружейник Дрейк хлопнул Гая по спине.
 — Я бы не возражал, — давясь от смеха, прохрипел он, — если бы твоя задница получила хорошую порку.
 Грэлэм снова повернулся к жене. Она смеялась. Глаза ее искрились, на губах цвела нежная улыбка. Он проследил направление ее взгляда и почувствовал, как тело его цепенеет. Гай! Она открыто улыбалась этому красивому молодому рыцарю. Где-то в животе у него завязался тугой огненный узел.
 — Кассия!
 Она вздрогнула, ошеломленная яростью и грубостью его тона; улыбка исчезла с ее губ. Но Кассия все же заставила себя смотреть мужу прямо в глаза, ожидая продолжения его речи.
 — Принесите ваш плащ. Я хочу поговорить с вами. Кассия замешкалась, проклиная себя за трусость, и все же не могла отделаться от страха, потому что не знала его намерений.
 Лорд Грэлэм понизил голос до едва слышного угрожающего рычания.
 — Ты предпочла бы уединение нашей спальни? Кассия тотчас же вскочила со стула. Нэн стояла к ней ближе всех, и она крикнула служанке голосом, прозвучавшим резко и отрывисто:
 — Мой плащ, Нэн! Он в моей комнате. Та бросила на хозяйку полный яда взгляд и не торопясь вышла из зала.
 Кассия, допивая остававшееся в ее кубке вино, старалась обрести спокойствие.
 — Вы всегда так резки со слугами, миледи?
 Она бросила на мужа непонимающий взгляд.
 — С моими слугами! — В голосе Грэлэма появились угрожающие нотки.
 — Вы имеете в виду свою шлюху? — пробормотала Кассия чуть слышно, но при этом глаза ее были потуплены и она покачала головой.
 Кассия ощутила на себе сочувственный взгляд Гая, когда муж повел ее из зала, держа за локоть. Она робко улыбнулась в ответ, но Грэлэм рванул ее за руку, заставив чуть не бежать за ним по лестнице во внутренний двор замка.
 Луна была уже почти полной и отбрасывала серебряный свет на здание. Кассия полной грудью вдохнула прохладный вечерний воздух.
 — Куда вы хотите пойти, милорд?
 — На крепостной вал.
 Неужели он хочет сбросить ее с высоты? Она представила свое тело, летящее вниз по воздуху и врезающееся в землю, и содрогнулась от этой мысли.
 Когда они добрались до восточной башни, рыцарь замедлил шаги и, сжав обе ее руки, повернул Кассию лицом к себе.
 Медленно он провел руками по ее волосам, спускаясь все ниже; его мрачные темные глаза не отрывались от ее лица. Она почувствовала, как пальцы мужа охватывают ее горло.
 — Вам не удастся убежать от меня и укрыться в объятиях другого мужчины, — сказал он тихо, и пальцы его легонько надавили на ее нежную шейку.
 — Я… я не понимаю, о чем вы говорите, милорд, — прошептала Кассия.
 — Не понимаете, миледи?
 Де Моретон смотрел сверху вниз на ее бледное лицо, и губы его кривились.
 — Женщина рождается с ложью на устах… Но большинство ваших сестер обладает достаточным хитроумием, чтобы скрыть свои похотливые взгляды в присутствии мужа. Вы, Кассия, были благословлены любящим отцом, который не мог даже заподозрить вас ни в чем дурном. Слушайте меня внимательно, миледи жена. Я не потерплю, чтобы вы делали из меня дурака и украшали рогами.
 Кассия была потрясена. Неужели он и правда думает, что она желает сделать своим любовником одного из его людей? Единственный мужчина, с которым она проводила время, был его управляющий. Его подозрения были нелепы и вызывали только смех.
 От возмущения Кассия даже забыла свой страх.
 — Значит, больше мне нельзя улыбаться, милорд? Нельзя разговаривать с Блаунтом? Клянусь всеми святыми, он годится мне в отцы!
 — Вы вовсе не Блаунту улыбались столь обольстительной улыбкой, миледи. Забудьте о своих женских хитростях и обмане. Вам никогда не придется лежать в постели с другим мужчиной, и, если у вас есть желание быть вспаханной, я это сделаю.
 — Нет, — задыхаясь, крикнула она, — вы обещали мне!
 — Вы воображаете, что я позволю Гаю наслаждаться вашей благосклонностью, как только я повернусь к вам спиной? — Грэлэм чувствовал, что зашел дальше, чем собирался, но уже не мог остановиться.
 — Гаю? — повторила Кассия без всякого выражения.
 — Да, черт возьми! Даже его имя вы произносите нежно!
 — Вы нелепы, — прошипела она в ответ, четко выговаривая каждое слово.
 Грэлэм издал яростный рев и рванул ее к себе.
 Кассия колотила кулаками по груди мужа но он только крепче сжимал ее, и руки ее бессильно упали вдоль тела. Грэлэм наклонился к ней; она попыталась отпрянуть назад и почувствовала его поцелуй на шее. Рука рыцаря запуталась в ее волосах, его рот расплющил ее губы, но у нее уже не было сил сопротивляться: она только тихо плакала. Его язык с силой уперся ей в лицо в явным намерением оказаться у нее во рту. Она представляла, как выглядела, когда он в прошлый раз занимался с ней любовью: покорная, пассивная, неподвижная как бревно, без сопротивления терпевшая боль. Кассия слегка раздвинула губы, и как только его язык вторгся в ее рот, сильно укусила его.
 Рыцарь в ярости отпрянул.
 — Ах ты маленькая сучка! — задыхаясь, бормотал он, ощупывая свой рот. Схватив жену за плечи, Грэлэм тряс ее, пока ее голова не замоталась взад и вперед, как у тряпичной куклы. Внезапно он отпустил ее и отступил.
 И тогда она заговорила как безумная, забыв об опасности:
 — Ты снова принудишь меня? Изнасилуешь? Я не хочу, чтобы ко мне прикасались мужчины, слышишь? Ни один мужчина! Все вы негодяи, себялюбивые жеребцы! Как-то ты говорил мне о наслаждении. Теперь я знаю — для женщины его не существует. Она должна лежать безучастно и тихо и терпеть жестокие надругательства, как животное! Ты мне столько лгал, Грэлэм! Я ненавижу тебя!
 Он поднял руку с намерением закрыть жене рот, прекратить это словоизвержение и снова привлечь ее к себе.
 Но Кассия отпрянула с криком:
 — Лучше убей! Мне все равно!
 Прищуренные глаза рыцаря не отрывались от нее, а лицо его было мрачно как ночь. Не сказав ни слова, он отвернулся и зашагал по деревянному настилу, направляясь к внутреннему двору замка. На мгновение его остановили ее глухие рыдания, и он выругался сквозь зубы.
 «Это всего лишь женщина, — думал Грэлэм, — она мое имущество, черт бы ее побрал, и заслуживает только того, что я пожелаю дать ей». И все же он не мог заставить себя забыть отчаяние жены, даже когда был уже далеко и не мог ее слышать.
 Кассия медленно поднялась, вдруг почувствовав, что дрожит от холода. Она плотнее запахнула плащ и пошла к замку. Во внутреннем дворе толпились солдаты Грэлэма. Кассия заставила себя распрямить плечи и поднялась по лестнице в большой зал, не обращая внимания на любопытные взгляды. Служанки убирали со стола. Уголком глаза она заметила Бланш, но не остановилась. Она добралась до спальни. Рука Кассии замерла на огромной латунной дверной ручке. «Нет, — подумала она с отчаянием. — Там он. Я не могу встретиться с ним теперь». Она отвернулась и медленно пошла в прядильню.
 Лунный свет струился сквозь незанавешенные окна, когда она бесшумно вошла в большую темную комнату. Внезапно Кассии почудились какие-то странные звуки, похожие на рычание. Они доносились из угла, где были сложены штуки ткани.
 Теперь Кассия слышала их вполне ясно. И тут она увидела Грэлэма и Нэн. Его мощное обнаженное тело она различила поверх ее белых ног. Нэн стонала, ее руки лихорадочно цеплялись за него и гладили его спину, а ноги обвили его бедра.
 Кассия почувствовала, как желчь поднимается к ее горлу. Сдавленно вскрикнув, она повернулась и бросилась бежать.
 Страсть совершенно ослепила Грэлэма. Он изо всех сил старался изгнать из памяти бледное, расстроенное лицо жены. Расслышав странный звук, рыцарь стремительно повернул голову и увидел убегающую Кассию. Вмиг его желание исчезло, будто и не было вовсе. Он рванулся, перекатившись через Нэн, и вперил взгляд в дверь.
 — Милорд, — призывно шептала Нэн, — пожалуйста…
 Ему хотелось выругаться; теперь он проклинал себя за столь опрометчивую глупость. Ощущение было такое, что его сейчас вырвет. Не говоря ни слова, Грэлэм поднялся и принялся собирать свою одежду.
 Де Моретон слышал, как Нэн звала его, но не обратил на это внимания. Выйдя из комнаты, он направился к своей спальне и нетерпеливо распахнул дверь. Жены в спальне не было.
 Он позвал ее, ненавидя себя за то, что расслышал в своем голосе страх. Потом помчался к конюшне, прекрасно зная, что она не могла так просто уехать из Вулфтона, потому что привратник ни за что не поднял бы решетку и не опустил подъемный мост. Боковой вход! Ворота в восточной стене! Кровь застыла у него в жилах, когда рыцарь вспомнил, что сам показал жене тайный вход в Вулфтон. Ее кобыла Ромашка исчезла, Де Моретон старался успокоиться и дышал глубоко и размеренно, понимая, что Кассия опередила его всего на несколько минут. Он принялся торопливо седлать Демона. Едва конь был оседлан, как он вскочил в седло.
 Грэлэм довольно скоро увидел Кассию — она мчалась вдоль утеса, кобыла ее неслась как бешеная. Рыцарь громко окликнул жену, потом еще и еще, но она не замедлила своей стремительной скачки.
 Грэлэм склонился к шее Демона и заставил его мчаться галопом. Кобыла не могла двигаться с такой, скоростью, как его закаленный в боях конь.
 Кассия слышала стук копыт за спиной. Даже не оглядываясь, она поняла, что это конь Грэлэма. В отчаянии Кассия ударила свою лошадь пятками в бока что есть силы; в тишине ночи ее рыдания сливались с тяжелым дыханием кобылы.
 Нагнав жену, Грэлэм попытался удержать ее лошадь, схватив за уздечку, но Кассия рванула узду из его рук, оказавшись так близко от края утеса, что у рыцаря кровь заледенела в жилах. Он не осмеливался броситься за ней и сдерживал Демона, пока они не оказались на равнине. И тут, резко повернув коня и поравнявшись с ее кобылой, де Моретон схватил Кассию за талию и поднял ее из седла. Она, сопротивляясь, дико смолотила его кулачками, метя в грудь. Грэлэм осадил Демона и, все еще крепко прижимая к себе Кассию, спрыгнул вместе с ней на землю.
 — Ты, маленькая дурочка, — бормотал он, крепче сжимая ее стройное тело в объятиях. — Боже правый! Ведь ты могла погибнуть!
 — Теперь мне все равно.
 Де Моретон слегка ослабил объятие и отстранился, стараясь заглянуть жене в лицо. Он ожидал слез, думая, что она будет просить о снисхождении. Ничуть не бывало! К его величайшему изумлению, Кассия неожиданно высвободила ногу и лягнула его в голень. Рыцарь даже крякнул от неожиданности и острой боли.
 — Ты испытываешь судьбу, — сказал он, и голос его стал бесстрастным и низким.
 Кассия ничего не ответила, только пристально смотрела на него.
 — Ты и впрямь думала, что убежишь от меня, леди жена? Неужели у тебя совсем нет мозгов?
 — А что может со мной случиться, милорд?
 Он чувствовал, что Кассия все больше замыкается в себе.
 — Ну захватили бы меня разбойники. Что они сделали бы со мной? Избили? Изнасиловали? Перерезали мне горло? — Она пожала плечами, равнодушно глядя на море, покрытое белыми шапками пены.
 — Ты видела меня в прядильне.
 Кассия перевела на мужа холодный как лед взгляд. Голова ее по привычке склонилась к плечу.
 — Да, видела.
 Рыцарь шумно втянул воздух, а Кассия добавила мертвенно спокойным голосом:
 — Я не буду больше прерывать ваше удовольствие. По крайней мере это удержит вас подальше от меня.
 — Ты… разозлила меня.
 Кассия внимательно смотрела на мужа.
 — Вы отошлете меня домой, милорд, назад, в Бельтер? Он все равно останется вашим. Мой отец не станет оспаривать заключенное между вами соглашение.
 — Нет!
 — Почему нет? Разве вам есть до меня дело?
 — Ты моя, — ответил де Моретон тихо, — а что принадлежит мне, то я не уступаю. Никогда больше не пытайся сбежать от меня, а иначе я посажу тебя под замок.
 Внезапно перед глазами Кассии предстала картина: Грэлэм и Нэн. Ее охватила ярость; она почувствовала, что сейчас задохнется. Кассия размахнулась и изо всей силы ударила мужа по щеке.
 — Теперь вы или убьете меня, или отпустите. — Голос ее звенел, как натянутая струна.
 До сих пор ни одна женщина не посмела его ударить. Когда-то давно его ударил мужчина, но после этого он недолго прожил. Она была такой маленькой, такой хрупкой, рыцарь мог бы пришибить ее одним ударом. Но Грэлэм не двинулся с места.
 — Ты мне покоришься, — сказал он наконец очень тихо. — У тебя нет выбора, потому что я — твой муж и господин.
 Его жена стояла перед ним, неподвижная как камень, храня презрительное молчание.
 — Идем, Кассия, — Грэлэм нежно взял ее за руку. — Нам надо вернуться в Вулфтон прежде, чем мои люди отправятся на поиски.
 Кассия и без него знала, что выбора у нее не было. Если бы она стала сопротивляться, он заставил бы ее подчиниться силой.
 Пока они ехали обратно в Вулфтон, Кассия чувствовала, как постепенно гнев и возмущение ее слабеют. Боже, что же теперь? Она вовсе не хотела быть узницей, не хотела, чтобы он избивал ее.
 — Что вы сделаете со мной? — прошептала она пересохшими губами. Теперь в ее голосе снова звучал страх.
 «Она мне покорится», — подумал Грэлэм. Но ее страх был ему ненавистен. И он счел за лучшее промолчать.
 Когда они въехали во внутренний двор замка, Гай бросился к ним навстречу. Лицо его выражало волнение и беспокойство. Грэлэм заметил, что взгляд Гая прикован к его жене, и почувствовал, что гнев разгорается в нем с новой силой.
 — Моей жене захотелось прокатиться ночью по берегу моря, — сказал он резко. Потом помог Кассии спрыгнуть с Ромашки и повел ее в замок.
 Бланш стояла в зале, скрытая тенью, и видела, как муж грубо тащил Кассию вверх по лестнице. Уголки ее губ приподнялись в улыбке. Скоро, думала она. Очень скоро.




 Глава 17


 Грэлэм со скрещенными на груди руками, опираясь спиной о дверь спальни, наблюдал, как его жена медленно подошла к стулу и столь же медленно опустилась на него.
 — Почему вы пытались бежать от меня? — спросил он сурово.
 Кассия не смотрела на мужа. Грэлэм видел только ее руки, лежащие на коленях, — они судорожно сжимались и разжимались.
 — Почему? — повторил он.
 — Я не знаю… — ответила Кассия устало. Темные глаза рыцаря заблестели.
 — Неужели это возможно, миледи жена, — тихо спросил он, растягивая слова, — неужели вы приревновали меня? Конечно, Нэн — пригожая бабенка и получает наслаждение от близости с мужчиной…
 Кассия вскинула голову, и при виде удивления на ее лице он вновь ощутил гнев. Почему же тогда она держалась с ним так отчужденно? Что скрывала?
 — Да, приревновали, — упрямо повторил де Моретон, на этот раз тише.
 Слова вырвались у нее прежде, чем она успела осмыслить и остановить их:
 — Приревновала, потому что мой муж оказался с другой женщиной? Нет, милорд. Если вы не считаете нужным уважать наши брачные клятвы, то кто я, чтобы перечить вам?
 — В таком случае почему вы пытались сбежать от меня?
 — Я… я просто не хотела оставаться, — ответила Кассия, уже зная: он поймет по выражению глаз, что это ложь. Но она не могла ответить правдиво даже себе самой и поэтому чувствовала ярость, и еще чувствовала себя такой несчастной, что не могла ясно думать. Единственное, что не представляло никакого сомнения, так это то, что путь к спасению был только один — побег.
 — Ах, Кассия, — Грэлэм отделился от двери и сделал несколько шагов по направлению к кровати, — ты начинаешь испытывать мое терпение.
 При его приближении глаза Кассии потемнели, ее стройное тело выпрямилось и оцепенело.
 — Ты потешное маленькое создание, — задумчиво сказал хозяин Вулфтона, поглаживая жену по подбородку. — Ты бьешь меня, поносишь и дрожишь от страха передо мной. И ты лжешь мне. А ну-ка иди сюда. В звуке его голоса Кассия услышала стальные нотки, хотя говорил он тихо, почти шепотом. Медленно, ненавидя себя за трусость, она поднялась. Когда муж сжал ее руки, она замерла.
 — Посмотри на меня, — приказал де Моретон. Кассия подчинилась.
 — Стой и слушай внимательно, жена, потому что я не буду повторять дважды. Не расточай свои обольстительные улыбки и держись подальше от сэра Гая или любого другого из моих людей. И если когда-нибудь ты сделаешь что-то столь же глупое, я обойдусь с тобой, как с неприрученной кобылой. Посмей только убежать снова. — Его руки крепче сжали ее запястья. — Ты понимаешь, жена?
 — Понимаю, — прошептала Кассия.
 — В самом деле? Я не уверен. Твой отец представляется тебе нежным весенним дождиком, падающим на твои пальчики, верно? Он страдал от твоих женских капризов, от твоего женского коварства и не жаловался. Он настолько обожал тебя, что даже не понимал, какую власть ты забрала над ним. Но я не твой отец. Чтобы помочь тебе понять это, я буду действовать по-особому, миледи. Если еще хоть раз ты попытаешься сбежать от меня, я привяжу тебя к постели, раздвину тебе ноги и буду делать с тобой что захочу, пока мне не надоест твое тощее тело. Ну, поняла теперь?
 — Поняла, — ответила Кассия снова.
 — Вот и отлично.
 Грэлэм отпустил жену и принялся спокойно раздеваться; затем на мгновение остановился и, обнаженный, подойдя к двери, открыл ее.
 — Эвиан! — рявкнул он.
 Мальчик поднялся со своей подстилки.
 — Да, милорд!
 — Принеси мне кубок вина, и побыстрее.
 Грэлэм отвернулся от двери и теперь стоял праздно, будто вызывая ее посмотреть на себя.
 — Не хочешь смотреть на своего мужа?
 Кассию снова била дрожь. Она облизнула губы и заставила себя поднять глаза.
 — Я смотрю, — прошептала она.
 — И ничего не чувствуешь? Не чувствуешь никакого движения между бедрами? У тебя нет желания принять в себя своего мужа?
 Его насмешливый тон заставил ее забыть страх. На это он и рассчитывал.
 — Привести тебе Нэн, милорд? — спросила Кассия сдавленным голосом. — Возможно, — продолжала она, — вино подстегнет твои желания, потому что, мне кажется, ты снова готов ублажить ее.
 Грэлэм глубоко втянул в себя воздух — глаза его заблестели.
 — Вино, миледи жена, оказывает как раз другое действие. Пьяный муж теряет свою мужскую силу. Ведь это ты предпочитаешь, верно?
 — Позвольте мне, милорд, попросить, чтобы вам прислали бочонок из Бельтера.
 Он откинул голову и расхохотался.
 — Ты не боишься, да? Пока находишься на расстоянии нескольких футов от меня! Это расстояние придает тебе отваги. Ах, мое вино! Спасибо, мальчик. Иди и ложись спать.
 Толкнув дверь ногой, рыцарь одним глотком выпил вино и направился к постели. Улегшись на спину, он обратил к жене взгляд своих черных глаз.
 — Давай-ка испытаем силу действия вина. Сними одежду, и посмотрим.
 Она молча покачала головой.
 — Все еще ненавидишь меня?
 Кассия кивнула, чувствуя ненависть одновременно и к нему, и к себе.
 — Очень хорошо. В таком случае задуй свечи, если хочешь пощадить свою скромность. Теперь я не стану повторять дважды.
 Она поспешила погасить свечи. Потом с опаской поглядела на окна, не закрытые шторами. Лунный свет свободно заструился в комнату. Кассия схватила ночную рубашку и перебежала к дальнему концу огромной кровати. Ее пальцы, вдруг ставшие непослушными, принялись застегивать ночное одеяние. Она не могла понять его. В жизни Кассии не встретилось ни одной женщины, которая могла бы просветить ее, научить общению с таким мужчиной, как ее муж. Да и как ей было вести себя с ним, когда он дразнил ее и смеялся над ней; то, казалось, он презирал ее, то угрожал, когда она попыталась бежать…
 Кассия с трудом перевела дыхание и плотнее запахнула рубашку.
 — Я жду тебя.
 От звука его голоса Кассия задрожала. Он знал, что она боится его, бессильная и беспомощная против его власти. Кассия скользнула под одеяло и теперь лежала совсем тихо.
 — Пододвинься ближе.
 Голос мужа звучал беззлобно, даже ласково. Это был тот же голос, которым он говорил с ней, когда Кассия только что приехала в Вулфтон. Как это было давно! Тогда он был нежен, стараясь вызвать в ней доверие к себе. Она помнила, как поддразнивала его, как улыбалась ему, как приятны ей были его прикосновения.
 — Да, — прошептала она, заставляя себя подчиниться и поворачиваясь к нему лицом.
 Его руки сомкнулись вокруг ее стана, притянули к себе.
 Грэлэм чувствовал напряжение в теле жены и принялся нежно поглаживать ее затылок. Если бы он хотел взять ее, он просто сорвал бы с нее одежду и овладел ею. Обещание, данное женщине, не значило ровным счетом ничего. Оно дает женщине чрезмерную власть. Он ощутил под пальцами хрупкие косточки на ее плечах; рука его продолжала осторожно массировать ее шею. Минуты шли, и ее напряжение начало спадать. Под его чуткими пальцами мышцы ее расслабились. Обещание, данное ей. В темноте рыцарь улыбнулся. Нет, он не станет принуждать ее снова. Он заставит просить его о любви.
 Грэлэм продолжал ласкать и гладить тело жены, пока сердце ее не начало биться спокойно, а дыхание не стало ровным, как у спящей.
 Тогда он повернулся на бок лицом к ней, прижал ее к себе и почувствовал, как от близости ее нежного живота возбуждается его плоть. Он снова улыбнулся и приказал себе уснуть. Когда Грэлэм проснулся ранним утром, Кассия мирно покоилась в его объятиях; ее стройное бедро оказалось между его ногами, а щека уютно уместилась во впадине шеи. Он медленно высвободил руку и принялся гладить ее ягодицы под ночной рубашкой. Кожа ее была гладкой, как атлас, и в ответ на это прикосновение тело его встрепенулось. Ноги Кассии были слегка раздвинуты, и это облегчило ему проникновение; он ощущал ее влажную женственность и упивался ею. Его пальцы ритмично гладили и ласкали ее. Она тихонько вздохнула во сне и потянулась к нему; рука ее крепче охватила его грудь.
 Кассия застонала, и этот низкий и мучительный звук, исходивший откуда-то из глубины, пробудил ее; длинные ресницы затрепетали в тусклом свете раннего утра. Она почувствовала обволакивающее ее тепло, потом странное раздражающее и дразнящее ощущение внизу живота. Она осталась лежать неподвижно и очень тихо, не сознавая, где находится. Сон все еще затуманивал ее сознание: он был дразнящим и нежным и повелевал ей ритмично двигаться. Она почувствовала шумное дыхание у своего виска. Грэлэм. Кассия замерла, ощущая близость его тела, мучительную и дразнящую ласку его пальцев.
 — Тише, — услышала она ласковый голос. Его губы легко, как перышко, коснулись ее уха.
 Кассия почувствовала, как это ощущение жжет ее, нарастает внутри, и ее тело, не подчиняясь разуму, как бы по собственной воле делает повторяющиеся движения навстречу его вопрошающим пальцам. Она ощутила густую поросль волос у него на груди, прикоснулась к ним грудью и прижалась еще ближе и плотнее к мужу.
 — Тебе это приятно, не так ли, Кассия?
 Она снова застонала и вцепилась в него руками.
 И вдруг его пальцы отступили, и он отстранился от нее. Кассия непонимающе смотрела, как он встает с постели, не отрывая от нее взгляда. Она ощущала себя обделенной, все ее тело трепетало от желания чувствовать его… но внезапно к ней вернулось сознание, и она все поняла.
 — Да. — Голос Грэлэма звучал отчетливо, а его темные глаза не отрывались от ее лица. — Не попросишь ли ты теперь, чтобы я овладел тобой, миледи жена? Ты ведь знаешь, что должна попросить меня.
 Она задрожала то ли от неутоленного желания, то ли от ярости на самое себя, задрожала, понимая собственную слабость.
 — Я ненавижу тебя, — прошептала Кассия и слова эти вырвались из ее горла как хриплое карканье.
 Он откинул голову назад и от души расхохотался.
 Она чувствовала себя униженной и от острой обиды забыла обо всем, потому и не могла больше сдерживаться. Выпрыгнув из постели и забыв о своей наготе, юная леди бросилась на гиганта мужа, крича и молотя кулаками по его груди.
 Де Моретон несильно сжал ее руки.
 — Напомни мне, Кассия, — прошипел он язвительно, — чтобы я объяснил тебе, как можно причинить боль мужчине. Без труда он поднял ее на руки и бросил на кровать.
 — Я ненавижу тебя! — крикнула она снова. — Ты жестокое животное! И я причиню тебе боль!
 — О нет, женушка, — возразил он, глядя прищуренными глазами на ее бледное личико, — вещь не может нанести ущерб своему владельцу.
 Она закрыла глаза, чувствуя свою полную беспомощность.
 — Я хочу позавтракать, — сказал рыцарь холодно, и голос его звучал спокойно и обыденно, — оденься и позаботься об этом.
 Продолжая ехать верхом бок о бок с Бланш, Кассия болтала с веселостью и лихорадочным оживлением отчаяния. Вдруг она заметила выражение жалости на лице спутницы и умолкла. Что-то случилось, что так заставило измениться Бланш, думала Кассия, но это благословение Божье. В последние несколько дней Бланш постоянно выражала ей сочувствие. И Кассия была благодарна ей. Потому и не отказала, когда Бланш предложила сегодня утром проехаться верхом. Ей ничего не хотелось так, как вырваться из Вулфтона хотя бы ненадолго, побыть подальше от мужа и от этого его насмешливого и понимающего взгляда, вызывавшего внутри ее дрожь и отвращение.
 — Эвиан — добрый мальчик, — Кассия первой нарушила молчание, — и мужчины взяли его под свое крылышко.
 — Он боготворит Грэлэма, — подхватила Бланш. Но, заметив тоску в глазах Кассии, быстро добавила: — Простите меня. Сегодня прекрасное утро, верно? И море спокойно, как полированное стекло.
 — Да, — кратко отозвалась Кассия. — Давайте поедем на восток, — предложила она.
 — Не знаю, следует ли, — засомневалась Бланш, по-видимому, колеблясь. Между ее бровями появилась морщинка.
 — Но ведь вы сами отказались от эскорта. Мы на земле Вулфтона. Здесь никто не посмеет нас обидеть.
 — Надеюсь, вы правы, — ответила Бланш. — Я беспокоюсь, потому что ваш муж не давал нам разрешения выехать верхом. Я не хочу рассердить его.
 «Все равно он будет сердиться, что бы я ни сделала», — уныло подумала Кассия.
 Дайнуолд де Фортенберри непринужденно сидел на своем коне и спокойно наблюдал за двумя всадницами, приближавшимися к нему. Он сразу узнал Бланш, но внимание его привлекла не она, а ее спутница, одетая в мешковатый плащ. Волосы ее были прикрыты капюшоном. Вне всякого сомнения, думал он, леди Бланш права. Ни один мужчина, дорожащий женой, не позволил бы такой пигалице выехать без сопровождающих. Даже на собственных землях. Бланш сказала ему, что жена де Моретона строптивица, избалованная и угрюмая, и лорд Грэлэм был бы только рад избавиться от нее. Его обманом втянули в этот брак, вынудив признать ее.
 Двое мужчин, сопровождавших Дайнуолда, начали проявлять нетерпение. Рыцарь оглянулся и нахмурился, жестом призывая их к молчанию. Что ж, он готов был сыграть по правилам, предложенным Бланш, думал всадник. Несколькими минутами позже он махнул своим спутникам, подзывая их. Они выехали из-под прикрытия деревьев и направились навстречу приближавшимся к ним амазонкам.
 Как только Кассия заметила незнакомцев, ее охватила тревога. Тот, что ехал первым, был богато одет. Он поднял руку и махнул ею. Кассия придержала Ромашку.
 Когда мужчина подъехал настолько близко, что она могла хорошо рассмотреть его. Кассия поняла, что перед ними владетельный лорд. Он внимательно разглядывал ее. В его прищуренных глазах она уловила жестокость, и на мгновение у нее занялся дух.
 — Бланш, — крикнула она, и голос ее был хриплым от страха, — бежим!
 Кассия повернула лошадь и что есть силы ударила ее каблуками в бока. Ветер рвал капюшон плаща, прикрывавший волосы. Она чувствовала, как отчаянно бьется ее сердце. Как могла она совершить такую глупость и выехать без охраны?
 Кассия заметила тень преследователя, когда он уже настигал ее. Она попыталась ускользнуть, заставив кобылу свернуть в сторону, но с другой стороны и совсем вплотную к ней не отставая ехала Бланш, загораживая путь к свободе. Она вскрикнула, когда мужчина наклонился и, схватив ее за талию, легко поднял с седла. Кассия сопротивлялась, бешено брыкаясь и лягаясь, руки ее молотили его сто лицу. Он остановил лошадь.
 — Потише, миледи, — сказал, незнакомец и встряхнул ее. Кассия была не в состоянии что либо понимать и отбивалась что есть мочи.
 — Если вы не перестанете сопротивляться, — пригрозил рыцарь, — я брошу вас лицом вниз поперек седла да так и повезу.
 Кассия сразу обмякла. Он прижал ее к себе, придерживая согнутой в локте рукой. Она видела, как двое других мужчин захватили Бланш.
 Всадник, державший Кассию, повернул лошадь и крикнул своим спутникам, приказывая подвезти Бланш к нему. «Какая же ты дура. Кассия! Какая дура!»
 Она услышала собственный едва слышный голос:
 — Кто вы? Чего хотите?
 Дайнуолд ничего не ответил, только пришпорил своего коня.
 Они ехали на восток еще минут двадцать. К тому времени когда он наконец сделал знак своим людям остановиться, Кассия уже была ни жива ни мертва от ужаса.
 Рыцарь спрыгнул с седла, неся свою добычу так легко, будто она была не тяжелее перышка, и наконец поставил ее на ноги.
 — Вы останетесь здесь, миледи, — сказал он холодным и жестким голосом. — Если попытаетесь бежать, я изобью вас до бесчувствия.
 Дайнуолд внимательно разглядывал юную Кассию де Моретон, пытаясь решить, послушается ли она его. Лицо ее страшно побледнело, словно вся кровь отхлынула от щек. Она послушается, теперь он в этом не сомневался.
 — Как зовут вашу спутницу?
 — Бланш де Кормон. Я прошу, не причиняйте ей вреда.
 На мгновение его брови сошлись — он нахмурился.
 — Леди Бланш, — позвал он и, сделав знак своим людям остаться с Кассией, сам шагнул к ней.
 — Пожалуйста, — крикнула Кассия, — не трогайте ее!
 — Идемте, — обратился Дайнуолд к Бланш.
 Он грубо схватил ее за руку и повел в дубовую рощу.
 — Вы хорошо сыграли свою роль, милорд, — сказала Бланш отрывисто, стряхивая его руку.
 — Конечно, — ответил рыцарь, ведь речь идет о драгоценностях, не так ли?
 — Ах, разумеется.
 Бланш извлекла из кармана плаща кожаный мешочек. Она медленно открыла его и расправила тяжелое массивное ожерелье из золота. Варварское ожерелье было усыпано алмазами и рубинами, сверкавшими ослепительным блеском, и при виде огромных камней глаза Дайнуолда заблестели почти так же, как и сами эти камни.
 — Красиво, правда? Оно достаточно ценно, чтобы кое-что осталось после того, как вы отвезете ее в Бретань.
 — Лорд Грэлэм добыл его в Святой Земле? — спросил Дайнуолд, поглаживая пальцем огромный рубин.
 — Да. Но вы и я, милорд, можем ничего не опасаться. Лорд Грэлэм подумает, что его жена украла ожерелье, чтобы убежать от него.
 Дайнуолд поднял глаза.
 — Если ожерелье так ценно, — сказал он медленно, — не попытается ли милорд найти ее просто для того, чтобы вернуть эту вещицу? На его месте я так бы и поступил.
 Бланш непринужденно улыбнулась.
 — Сомневаюсь, что он хватится его тотчас же. Пройдет несколько дней, прежде чем пропажу заметят. А когда это случится, будет слишком поздно. Скорее всего он сочтет, что жена погибла от рук разбойников, — Бланш пожала плечами, — или подумает, что она вернулась к отцу в Бретань. И в этом случае он решит, что воровка давно уже избавилась от ожерелья. — Она насмешливо подняла бровь, глядя на рыцаря. — Вам нечего опасаться, милорд.
 — Вы все так хорошо спланировали, миледи. — Дайнуолд бережно уложил драгоценность в кожаный мешочек и спрятал под одежду. — Странно, — продолжал он, оглядываясь на Кассию, — но эта крошка боялась за вас.
 Бланш рассмеялась, и это был какой-то странный, жесткий и безрадостный смех. «Забудь о своей вине, ты, дура, — сказала она себе. — Конечно, девчонке будет лучше вернуться домой, к отцу. Грэлэм сделал ее жизнь несносной». Бланш старалась убедить себя, что оказывает юной леди Кассии услугу.
 Отведя глаза в сторону, она объяснила:
 — Кассия считает меня своим другом. Вы сочтете эту леди наивной простушкой. Но лучше не обижать ее.
 — Да, но в том-то и загвоздка, верно? Что же я должен с ней сделать?
 — Вернуть ее обожаемому отцу, — резко ответила Бланш. — Ожерелье окупает ваши труды по ее доставке в Бретань. Нет никакой причины убивать ее или вредить ей.
 Дайнуолд улыбнулся.
 — Вы не боитесь, что Грэлэм сам отправится за ней в Бретань? Может быть, он не поверит ее рассказу о том, что ее похитили.
 — Я знаю лорда Грэлэма де Моретона лучше, чем кто-либо другой. Гордость не позволит ему гнаться за женщиной. Но даже если отец потребует ее возвращения в Вулфтон, что маловероятно, Грэлэм уж и подавно не поверит ей и ее глупой истории. Уверяю вас, этого никогда не произойдет. А вы, милорд, конечно, не совершите ошибки и не будете настолько беспечны, чтобы сообщать ей свое имя.
 — Нет, не буду, Бланш. Но что, если отец все же силой заставит ее вернуться? Разве это не нарушит ваших планов, миледи?
 Бланш разгладила рукав платья.
 — Я уверена, это невозможно. Но, во всяком случае, пройдет много времени, пока Грэлэм узнает, что его жена в Бретани. Он ее не терпит и обращается с ней как со служанкой. Кассия для него ничто. И, когда он узнает, где она, он тотчас признает брак недействительным. А герцог Корнуоллский поможет ему.
 — И вы выйдете за него замуж?
 — Конечно.
 — Что вы скажете лорду Грэлэму, вернувшись в Вулфтон?
 — Почему вы так интересуетесь моими планами, милорд? Дайнуолд пожал плечами.
 — Мне вовсе не хочется наживать врага в лице могущественного Грэлэма де Моретона. Не хочу чувствовать его горячее дыхание на своем затылке. И всего-то из-за беззаботности женщины.
 — Я скажу ему, что его жена наняла двоих мужчин, чтобы они помогли ей бежать. Она не знала, что делать со мной. Меня связали и оставили.
 — И, конечно, вы ухитрились освободиться до того, как вам стало плохо. Кажется, больше обсуждать нечего. Я предлагаю, миледи, чтобы вы немножко покричали ради нашего цыпленочка.
 Бланш сверкнула на него глазами, потом, пожав плечами, ответила:
 — Возможно, вы и правы, хотя я не вижу в этом большого смысла.
 С минуту Дайнуолд молчал раздумывая, затем приказал:
 — Кричите, миледи. Никто не знает, как все обернется.
 До Кассии донесся отчаянный крик Бланш.
 — Нет! — Кассия бросилась бежать к роще, но один из мужчин схватил ее за руку и удержал.
 Несколькими минутами позже Кассия увидела идущего к ней рыцаря, оправляющего одежду. Она побледнела, сразу поняв, что случилось, и из ее горла вырвался тихий стон.
 Рыцарь остановился прямо перед ней.
 — Вы… грязное животное! Как вы осмелились причинить зло беззащитной женщине? Она попыталась вырвать руку.
 — Возможно, — тихо сказал Дайнуолд хмурясь, — в эту минуту вам следует думать о собственной безопасности.
 Кассия подняла на него глаза. Она вспомнила, что ее поразило выражение его лица, но сейчас оно не казалось таким жестоким. Его волосы, брови и даже глаза были серовато-коричневыми, как песок на отмели. Нос с высокой переносицей украшала россыпь веснушек. Он не казался могучим, как Грэлэм, но был крепко сколочен, и Кассия поняла, что у нее нет шансов вырваться.
 — Что вы сделали с Бланш? — спросила она шепотом.
 — Я ее изнасиловал, — ответил рыцарь спокойно, — и отпустил.
 Он наблюдал за пленницей и видел, как расширились от ужаса ее глаза, потом ресницы ее легли на щеки, а плечи будто одеревенели.
 — Что вы сделаете со мной? — Кассия изо всех сил старалась, чтобы голос не выдал ее отчаяния.
 — Посмотрим, цыпленочек, — невозмутимо ответил рыцарь.
 Дайнуолд вдруг испытал непрошеное чувство раскаяния при виде жалкой и смешной демонстрации отваги со стороны этого беспомощного существа.
 — Сначала мы проедемся. Нет, вы не поедете на своей кобыле. Сядете со мной.
 «Он меня тоже изнасилует», — подумала Кассия. Но какое это теперь имело значение!
 Она не сопротивлялась, когда Дайнуолд поднял ее и посадил в седло впереди себя. Его конь отпрянул в сторону, почувствовав, что вес седока увеличился, но рыцарь ласково заговорил с ним, и тот успокоился.
 Около часа или чуть больше они проехали в молчании.
 — Кто вы? — спросила наконец Кассия.
 — Можете называть меня Эдмундом, — ответил рыцарь небрежно. — А я буду звать вас Кассией. Ведь это ваше имя?
 Она кивнула, и Дайнуолд почувствовал, как ее мягкие локоны коснулись его подбородка.
 Глядя вперед, между ушами своего жеребца, он нахмурился. Пленница не упомянула о своем влиятельном муже. Все было, как говорила Бланш. Грэлэм презирал свою жену, и она хорошо это знала.
 — Почему мужа не было с вами? — спросил он внезапно. — Неразумно двоим женщинам выезжать на прогулку без эскорта.
 Кассия рассмеялась. Человек, изнасиловавший Бланш, а ее похитивший, теперь читал ей нотации!
 — Мой муж, — сказала она, не замечая, как беспомощно звучит ее голос, — не знал, что мы выехали на прогулку. Я сама виновата. Мы все еще на землях моего мужа. Я думала, что никто не осмелится…
 — И ошиблись, — ответил Дайнуолд резко. — Вы рассуждаете как ребенок.
 — Да, так может показаться, — сказала Кассия.
 — К тому же вы строптивы?
 Он посмотрел ей прямо в лицо и увидел, как ее глаза непонимающе расширились.
 — Строптива? — повторила Кассия без всякого выражения. Потом, вздохнув, сказала: — Возможно, это так. Иногда милорд сердит меня. Боюсь, что я не всегда могу сдержаться и говорю лишнее.
 Почему эта миниатюрная леди разговаривала с ним так, будто знала его всю жизнь и испытывала к нему доверие? Это было ненормально. Вероятно, она и была ненормальной.
 Кассия не заметила, как две слезы выкатились из ее глаз и поползли по щекам.
 — Перестаньте! — рявкнул на нее Дайнуолд. — Я ничего такого не сделал, чтобы теперь смотреть на ваши слезы.
 Его пленница заморгала и вытерла глаза кулачками, как ребенок.
 — Простите, — сказала она, — я так испугалась.
 Он тихонько выругался, и некоторые из произнесенных им слов были грубее и выразительнее, чем те, что употреблял Грэлэм.
 — Вы мне не скажете, куда везете меня?
 — Нет. Но держите язык за зубами, леди. Нам придется проехать довольно большое расстояние, прежде чем мы остановимся на ночлег.
 Кассия невольно подумала, что поступки этого странного рыцаря совсем не вяжутся с его грубыми словами. Рука его нежно и покровительственно обнимала ее тонкую талию.
 — Вы устали. Поспите.
 К его величайшему удивлению, Кассия и в самом деле заснула, прикорнув на груди Дайнуолда. Он слышал ее тихое и ровное дыхание и понимал, что эта юная леди разбудила в нем чувства, дремавшие много лет, и на которые он уже не считал себя способным.
 «Какой же я дурак, — подумал рыцарь, — если меня привлекает это достойное жалости создание. »
 Кассия проснулась с негромким криком и попыталась освободиться от сковывавших ее объятий. Тогда Дайнуолд сказал как бы против воли:
 — Я не причиню вам зла, цыпленочек. Скоро мы остановимся на ночлег.
 — Почему вы называете меня цыпленочком?
 Он насмешливо улыбнулся ей, поднял руку и взъерошил ее кудри.
 — Потому что у вас мягкие и нежные как пух волосы, а сами вы такая маленькая и теплая.
 Для злодея, думала Кассия, все больше недоумевая, он ведет себя на удивление странно.
 Несколькими минутами позже Дайнуолд объявил, что пора сделать привал. Он отправил своих людей поискать дичи на обед и сделал знак Кассии, чтобы она сидела за деревом и вела себя тихо. Заметив, что она ерзает, рыцарь сказал отрывисто:
 — Поездка была долгой. Идите и облегчитесь. — Глаза его были сурово прищурены. — И не пытайтесь сбежать от меня, иначе вам придется плохо.
 Она поверила ему так же, как верила Грэлэму. Скоро Кассия уже помогала Неду, низкорослому жилистому человеку, выглядевшему не менее устрашающе, чем дьявол из ее ночных детских кошмаров, освежевать и приготовить только что пойманных кроликов. Она изумленно уставилась на него, когда Нед нежно сказал ей:
 — Нет, девочка, ты не умеешь управляться с такой дичью. Смотри, как это делается.
 Сидя опираясь на пятки и сонно моргая, Кассия все больше недоумевала — ей была непонятна эта явно неподдельная доброта. Но запах жаркого из кроликов дразнил ее обоняние, и в желудке у нее громко заурчало. Она была бы рада упасть в обморок, ей хотелось закричать, завыть от страха, но, как ни странно, ни того, ни другого не случилось. Что бы они ни собирались с ней сделать, не в ее силах было помешать им.
 — Ешь, цыпленочек. — Дайнуолд передал Кассии хорошо поджаренный кусок мяса. Сам он молча ел и больше не проронил ни слова, только продолжал издали сурово смотреть на нее, и в глазах его она читала угрозу.
 Остальные рыцари разошлись, чтобы занять выгодные позиции и охранять их лагерь, во всяком случае, так решила Кассия. Вечер был теплым, небо — ясным. Сытный ужин пришелся как нельзя более кстати, и теперь Кассия терпеливо продолжала ждать решения своей судьбы.
 Дайнуолд стоял над ней, упираясь руками в узкие бедра.
 — Ну, цыпленочек, ты все ждешь, когда я тебя изнасилую?




 Глава 18


 Она подняла взгляд и смотрела на него огромными, расширившимися от страха глазами:
 — Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали.
 — В таком случае что мне сделать для тебя? — спросил он насмешливо.
 Кассия облизала пересохшие губы.
 — Не знаю.
 Он опустился рядом с ней и теперь сидел у умирающего огня, скрестив ноги.
 — Я тоже не знаю, — сказал рыцарь скорее себе, чем ей. Повернувшись к пленнице, он спросил: — Как случилось, что вы вышли за Грэлэма де Моретона?
 Мгновение Кассия смотрела на Дайнуолда непонимающе, потом пожала плечами. Не было причины скрывать от него правду.
 — Мой отец… убедил его жениться на мне. Дайнуолд замер, будто оцепенел. И тут Бланш не солгала.
 — Такого человека, как Грэлэм, убедить нелегко, — сказал он.
 — Вы говорите так, будто хорошо знаете моего мужа.
 — Скажем лучше, — сухо поправил ее Дайнуолд, — я питаю здоровое уважение к де Моретону. Но продолжайте.
 — Вы правы. Теперь, когда я тоже узнала его, я удивляюсь тому, что моему отцу удалось это. Видите ли, я умирала, и у меня не сохранилось воспоминаний о нашей свадьбе.
 — Я думаю, — сказал рыцарь медленно, не сводя глаз с ее лица, — вы мне расскажете об этом все.
 Кассия повторила ему то, что ей рассказал отец. На мгновение она запнулась, затем продолжала спокойно, и в тоне ее появилась горечь:
 — Сначала я подумала, что, возможно, я ему небезразлична, хотя бы чуть-чуть, понимаете? Но это оказалось заблуждением. Я не понимаю мужа. Похоже, что я глупа, слишком глупа, чтобы понимать мотивы его поступков.
 — Вы не глупы, — резко возразил Дайнуолд, обдумывая только что услышанное.
 — В таком случае я не подхожу для роли жены.
 Рыцарь не обратил внимания на ее реплику.
 — Так, говорите, он отказал даже герцогу Корнуоллскому и не пожелал аннулировать ваш брак, не покорился желаниям столь высокого лица?
 — Да. Теперь я думаю, он примирился со мной только из уважения к моему отцу и из-за Бельтера. Это очень завидное владение.
 — Если он отошлет вас, Бельтер все равно останется за ним. По крайней мере он может побороться за него с вашим отцом и алчным кузеном.
 — Похоже, вы правы, — задумчиво сказала Кассия. Внезапно она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. — Эдмунд, — сказала она, даже не заметив, что назвала его по имени, — вы удерживаете меня ради выкупа?
 — А если и так? — спросил он ровным тоном.
 Она пожала плечами, и губы ее сложились в беспомощную улыбку.
 — Я только поинтересовалась. Не знаю, что сделает Грэлэм.
 — Клянусь святым Петром! — тихонько выругался Дайнуолд.
 Она и была не более чем цыпленком, невинной и доверчивой как дитя девчонкой. Сперва он хотел изнасиловать ее — а что оставалось делать мужчине в подобной ситуации и какой мужчина не поступил бы так — и подумывал, не оставить ли ее при себе, пока она ему не надоест, а потом, может быть, даже и убить, чтобы не тратить силы и средства на поездку к ее отцу, в Бретань. Теперь его тревожило то, что у него появилась потребность защищать эту пигалицу. Он вскочил на ноги.
 — Вы утомили меня своей болтовней.
 Услышав угрозу в его голосе, Кассия содрогнулась, и он почувствовал себя так, будто отпихнул ногой маленького беззащитного зверька.
 — Ладно, спите. Утром поговорим ещё.
 Он бросил ей одеяло, а сам улегся по другую сторону костра. Закутавшись в одеяло, Кассия свернулась в тугой клубочек. Почему он не изнасиловал ее, как Бланш? Она дрожала. Может быть, он еще сделает это. Возможно, его доброта была всего лишь притворной. Она покачала головой, гадая, сумеет ли понять когда-нибудь хоть одного мужчину.
 Последние мысли ее перед тем, как уснуть, были о кровавой борьбе, которая, возможно, разгорится между ее отцом и мужем за обладание Бельтером.
 Проснувшись на рассвете, Кассия медленно жевала сухой хлеб, который дал ей Дайнуолд, и мечтала лишь о кружке молока. Страх, слегка улегшийся накануне, теперь вспыхнул с новой силой. Проглотив хлеб, Кассия уныло ждала возвращения своего похитителя.
 — Что вы сделаете со мной? — спросила она, поднимая глаза на подошедшего Дайнуолда.
 — Скажу, когда поедем дальше, — последовал ответ.
 Нед подсадил пленницу на лошадь Дайнуолда, и Кассия, усевшись поудобнее, приготовилась к разговору.
 — Почему вы не разрешаете мне ехать на моей кобыле? — спросила она.
 — Не знаю, — ответил ее похититель.
 — Я ведь все равно не смогу сбежать от вас.
 — Тут вы не ошибаетесь.
 — Эдмунд, пожалуйста, скажите мне, какие у вас намерения. Я очень напугана.
 Она почувствовала, как его рука крепче сжала ее талию, и вздрогнула.
 — Что вы предпочтете, если я дам вам право выбора: вернетесь к отцу в Бретань или в Вулфтон к мужу?
 — Если вас интересует, от кого легче получить выкуп, то я не знаю.
 — Я не об этом вас спрашиваю. Отвечайте на вопрос. Она вздохнула.
 — Я не могу допустить, чтобы мой муж и отец враждовали из-за Бельтера. Если вы даете мне право выбирать, я предпочту вернуться в Вулфтон. Я должна быть там.
 — Вы любите мужа?
 Дайнуолд ожидал, что она будет с яростью отрицать это, но ее ответом было молчание.
 Рыцарь пустил лошадь шагом, и Кассия смотрела невидящим взглядом на камни с острыми краями на ближнем холме. Она судорожно глотнула, снова припомнив доброту Грэлэма в первые дни ее жизни в Вулфтоне. Его нежность, когда она в первый раз оказалась с ним в постели. Его внимание к ней и старание не причинять ей боли. Что она сделала такого, что все эти чувства сменились презрением? Неужели все дело в том куске ткани, который она взяла, чтобы сшить для него камзол? Кассия даже не замечала, что по щекам ее катятся слезы.
 — Я глупая, — проговорила она придушенным голосом.
 — Ах вот как! — В голосе Дайнуолда не было презрения. Внезапно Кассия сжалась в его объятиях:
 — Эдмунд! Вы едете не в том направлении! Мы на земле Вулфтона!
 — Знаю, цыпленочек!
 Она попыталась изогнуться, чтобы посмотреть ему в лицо, но он держал ее крепко.
 — Мы в нескольких часах езды от замка вашего мужа. Можете вздремнуть. Думаю, скоро вам понадобятся все ваши силы.
 — Никогда я не научусь понимать мужчин! — В словах Кассии звучало отчаяние.
 Рыцарь улыбнулся, глядя поверх ее головы.
 — Может быть, вы и правы, — сказал он мягко, — но вы не изменитесь. Вы не должны измениться.
 — Я просто не знаю, с чего начинать, — сказала Кассия с безнадежным вздохом. Она откинулась, опираясь на его грудь, теперь доверяя ему не меньше, чем доверяла отцу, и задремала.
 — Просыпайтесь, цыпленочек!
 Кассия выпрямилась, оглядываясь вокруг и стряхивая остатки сна.
 — Вулфтон за следующим холмом. Дальше я не могу вас везти. — Ее похититель беззлобно засмеялся. — Мне не хочется встречаться с вашим супругом. Боюсь, де Моретон спустит с меня шкуру.
 Он остановил коня и ловко спрыгнул на землю с Кассией на руках. Потом осторожно опустил ее на землю.
 В глазах женщины было столько вопросов… Но рыцарь, не отвечая, покачал головой.
 — Послушайте меня, Кассия, — сказал мнимый Эдмунд, слегка поглаживая ее руки, — будьте осторожны, когда вернетесь в Вулфтон. Вы понимаете?
 Он знал, что она не понимает, и сжал зубы, но чувство самосохранения взяло верх над сочувствием к ней.
 — Попытаюсь сделать все как можно лучше, Эдмунд, — сказала Кассия, по обыкновению склоняя головку набок. Ее огромные глаза смотрели на него не мигая.
 — Ну, с Богом, цыпленочек.
 Он наклонился и, нежно поцеловав ее в губы, отпустил.
 — Нед, приведи кобылу!
 Кассия в один миг оказалась на спине лошади.
 — Помните, что я сказал вам. — Рыцарь огрел кобылу по крупу и молча смотрел, как всадница удаляется в направлении Вулфтона.
 — Милорд, — обратился к нему Нед, подходя и останавливаясь рядом.
 — Да?
 — Я думаю, что вы отправили девочку в ад. Вы ведь не сказали ей, что замыслила та женщина.
 — Нет, не сказал.
 Дайнуолд обернулся и плутовато посмотрел на своего человека.
 — Я и в самом деле не хочу, чтобы лорд Грэлэм спустил с меня шкуру! Если бы она знала, кто я, то у меня были бы все основания опасаться, что рано или поздно ее муж докопается до истины. Тогда он не успокоится, пока не поджарит меня на адском огне.
 — А как же насчет другой леди? Ведь она вас знает, сэр.
 — Да, но если ей захочется напакостить мне, она и себя утопит. Леди Бланш будет беспокоиться о своей хорошенькой шкурке уж не меньше, чем я о своей.
 Нед ничего не ответил и только сплюнул на каменистую землю.
 Гай устало провел рукой по волосам. Глаза его слезились, и он не мог видеть ясно, хотя и знал, что будет продолжать поиски еще не меньше часа. На этот раз он думал отправиться на север. Спустившись по ступенькам во внутренний двор замка, он услышал крики. Неужели Грэлэм нашел ее? Он помчался туда, откуда доносились голоса, и резко остановился при виде Кассии, въезжавшей во двор на своей кобыле.
 — Гай! — закричала она и продолжала махать ему рукой, даже когда соскользнула с седла. — Гай!
 Она бросилась ему навстречу, раскрывая объятия. Гаю больше всего на свете сейчас хотелось прижать ее к груди — столь огромное облегчение он почувствовал оттого, что она не пострадала. Но, увидев, что вокруг них сомкнулись ряды людей Грэлэма, рыцарь только сжал ее руки, незаметно отводя их в сторону.
 — Вы вернулись, — сказал он хрипло.
 — Он привез меня обратно, — задыхаясь, сказала Кассия. — Я опасалась, что он изнасилует или убьет меня, но он этого не сделал! Он был так добр ко мне. Гай! Он привез меня домой!
 — О чем вы толкуете? — спросил Гай, сбитый с толку ее странными словами.
 — Где Грэлэм? С ним все в порядке?
 — Он отправился на поиски. Думаю, скоро вернется.
 — Блаунт! Рольф! — закричала Кассия, отстраняясь от Гая. — Я так рада видеть вас снова!
 В своем возбуждении она не приглядывалась к обступившим ее мужчинам, не смотрела на их лица, потому что в этот момент на ступеньках лестницы, ведущей в большой зал, заметила Бланш; рядом с ней стоял ее сын Эвиан.
 — Бланш!
 Кассия бросилась к ней, но Гай схватил ее за руку.
 — Подождите! — выкрикнул он резко.
 Она уловила странность его интонации и медленно повернулась лицом к нему. Глаза ее потемнели от недоумения.
 — В чем дело, Гай? Вы считали, что я погибла? Я действительно боялась за свою жизнь, но этот рыцарь оказался не таким злым, как мне показалось вначале. Право…
 Она рванулась, услышав топот копыт приближающейся кавалькады, но Гай крепко удерживал ее за руку. Почему Бланш не подошла поприветствовать ее? Почему эти мужчины смотрели на нее как на привидение?
 Лорд Грэлэм опередил дюжину своих воинов и оказался во дворе первым. Он смертельно устал и с трудом видел своих домочадцев; лицо его было серым от беспокойства, страха и гнева. Рыцарь поднял голову; рука взметнулась вверх, чтобы дать знак людям остановиться… и тут Грэлэм увидел жену, стоящую рядом с Гаем. Сначала он почувствовал невероятное облегчение, но тотчас же оно сменилось яростью. Он спрыгнул со спины Демона. Руки его сжались в кулаки. Мгновение он, сдерживая себя, стоял спокойно, стараясь овладеть собой, но это давалось ему с трудом.
 Кассия вырвала наконец свою руку из руки Гая и побежала навстречу мужу.
 — Грэлэм! Я дома! Я жива и здорова!
 Схватив ее за руки, де Моретон уставился ей в лицо.
 — Ты не пострадала?
 Она кивнула со счастливым видом. На мгновение Грэлэм закрыл глаза — его душила ярость.
 — Да, — сказал он наконец очень спокойно, — вижу, что ты совсем не пострадала. Почему же ты вернулась, миледи?
 Она склонила головку к плечу, как бы не понимая вопроса:
 — Он привез меня назад, милорд. И не причинил мне вреда. Уверяю вас.
 Грэлэм заметил, что на них смотрят. Все слуги и все его воины замерли в ожидании его ответа. Ему следовало увести ее в дом, подальше от этих глазеющих на них людей, но бесстрашный лорд на этот раз не смог даже заставить себя сдвинуться с места. Уголком глаза он заметил Бланш — лицо ее было белым, а рукой она держалась за грудь.
 — Он, миледи, — спросил Грэлэм холодно, поворачиваясь к ней спиной, — тот человек, которого вы наняли помочь вам вернуться в Бретань?
 — Наняла… — непонимающе повторила Кассия. — Я не понимаю, милорд… Меня похитили, но этот человек по имени Эдмунд пожалел… меня, как мне кажется. Он привез меня назад.
 Грэлэм судорожно глотнул. Потом схватил Кассию за руку и потащил в комнаты.
 Де Моретон слышал, как его зовет Гай, но не обратил на это внимания.
 Кассии приходилось почти бежать, чтобы поспеть за ним. Что он имел в виду, говоря, что она наняла людей? Кассия подняла глаза на обращенное к ней суровое лицо мужа. Она заметила морщинки усталости у его глаз и почувствовала, что надежда не потеряна. Он искал ее — значит, она ему небезразлична.
 Де Моретон отпустил жену и мягко толкнул ее на стул. Он стоял, глядя на нее сверху вниз, и задумчиво хмурился. Потом сказал очень любезным тоном:
 — Итак, жена моя, вы полагаете, что стоит вам вернуться ко мне и одарить меня улыбкой, и я забуду, что вы сделали?
 Кассия покачала головой, силясь понять, но все только запутывалось еще безнадежнее.. И тогда, больше не раздумывая, она сказала:
 — Вы ведь искали меня.
 — Да, — ответил Грэлэм, — и не пожалел ни времени, ни сил, чтобы найти. Похоже, вам это приятно.
 Голос его был спокойным, но глаза, темные, как ночное небо, были холодны, так холодны, что молодая женщина вздрогнула.
 — Это… удивляет меня, — сказала она тихо.
 Теперь глаза Грэлэма прищурились и стали похожи на черные щелки. Он отвернулся и крикнул повелительно:
 — Бланш!
 Кассия почувствовала облегчение, видя, как Бланш медленно приближается к ним.
 — Бланш, — сказала Кассия, — с вами все в порядке? Этот человек, Эдмунд, не причинил вам зла?
 Бланш ласково улыбалась ей. Улыбка ее была печальной и полной сострадания.
 — Этот человек не причинил мне зла, Кассия, — ответила она.
 «Она как кошка, — думала Бланш, — всегда приземляется на четыре лапки». Боже, что ей говорить? Как себя вести? Что сделает Грэлэм, если узнает правду? И почему, что бы она ни предприняла, все кончается неудачей? Теперь у нее не оставалось выбора: ей надо держаться нагло и бесстыдно.
 — Повторите, Бланш, — приказал Грэлэм, — то, что вы рассказали мне.
 Бланш снова посмотрела на Кассию и медленно заговорила:
 — Возможно, я ошибаюсь, Грэлэм. Может быть, она не нанимала этих людей. Просто мне так показалось.
 — Что вы говорите, Бланш? — прошептала Кассия. — Вы знаете, что я их не нанимала. Как вы могли такое вообразить? — Голос ее зазвучал громко и отчетливо. — Вы же видели, как они появились, как преследовали нас. И вы, конечно, поняли, что они замышляли недоброе. Ведь их предводитель Эдмунд изнасиловал вас!
 — Но вы вернулись целой и невредимой, — насмешливо продолжил Грэлэм.
 — Кассия, — торопливо вмешалась Бланш, — вы снова дома и в безопасности. Ясно, что они ничего не замышляли против вас. Но я не была уверена, что вы пытаетесь от них скрыться, когда они приближались к нам. Я думала, что вы…
 Она замолчала, не докончив фразы, и молчание ее было многозначительным.
 — Что — я, Бланш? — грубо спросила Кассия, не веря своим ушам.
 — Я думала, вы наняли их, чтобы они помогли вам сбежать из Вулфтона от своего мужа. Простите, если я неправильно вас поняла.
 Кассия обвела взглядом лица окруживших их слуг и домочадцев. Ведь Эдмунд предупреждал ее! Но она не поняла.
 — Если этот человек изнасиловал вас, Бланш, как же вы могли подумать, что они дружелюбны ко мне?
 — Он не насиловал меня, Кассия. Он просто… приласкал… а я закричала, когда он ко мне прикоснулся. Я думала, что он спешит вернуться к вам. «Уж это-то, — лихорадочно подытожила Бланш, — это-то, конечно, правда!»
 — Кассия, — сказал Грэлэм очень тихо, — прекратите свое лицедейство.
 «Лицедейство? А в чем оно?»
 Кассия увидела протянутую к ней руку Гая, пытавшегося помочь ей, но Грэлэм оттолкнул его.
 — Выслушайте, милорд, — умолял Гай.
 Но Грэлэм даже не обернулся.
 — Садитесь, миледи, и рассказывайте.
 Кассия опустилась на стул, устремив перед собой невидящий взгляд. Это кошмар, вяло думала она. Через минуту-другую она проснется и окажется в тепле и безопасности.
 — Говорите же, — услышала она голос Грэлэма.
 Она подняла глаза на мужа и, глядя в его холодное, замкнутое лицо, тихо начала:
 — Вчера утром Бланш и я отправились кататься верхом. Мы выехали без эскорта, потому что не собирались покидать земли Вулфтона. К нам подъехали трое всадников. Мы пытались скрыться от них, но они нас задержали. Их предводитель по имени Эдмунд сказал мне, что он изнасиловал Бланш и отпустил ее. Он посадил меня на свою лошадь. Я думала, что он изнасилует или убьет меня или будет держать в плену, чтобы получить за меня выкуп, но он ничего этого не сделал. Он был… добр ко мне, привез меня домой.
 Грэлэм молча смотрел на нее.
 — Какая жалкая фантазия, какая неправдоподобная история! — произнес он наконец. — У вас ведь было достаточно времени, чтобы придумать что-нибудь получше. — Де Моретон повернулся к Гаю: — Ну, благородный и галантный рыцарь, я достаточно долго ее слушал?
 Гай не отрывал взгляда от Бланш. Он заметил в ее глазах нечто, насторожившее его. Это был страх. История Кассии была столь же неправдоподобной, как и правда жизни. Он спокойно обратился к своему лорду:
 — Если леди Кассия наняла этих людей, чтобы они отвезли ее к отцу, то чем она им заплатила?
 Бланш улыбнулась, и ее облегчение было столь очевидным, что она опустила голову, чтобы никто этого не заметил.
 — И почему она пожелала, чтобы они отвезли ее назад, милорд? Если она и впрямь наняла их, чтобы избавиться от вас, почему она изменила намерение? Всему этому должно быть объяснение, не правда ли?
 — Возможно, — вступила в разговор Бланш, понимая, что должна что-нибудь сказать, и ненавидя себя за гадкие слова, которые произносила, — она расплатилась с мужчинами своим телом.
 — Нет!
 Бланш почуяла запах победы. Она не должна была поддаваться жалости или угрызениям совести и продолжила, спокойно глядя на Кассию:
 — А возможно, такая сделка не пришлась им по вкусу и они ее отпустили.
 «Ты такая дурочка, моя девочка. Такая глупышка!»
 Кассия беспомощно смотрела на Бланш. Медленно, с трудом заставляя себя говорить, Кассия вымолвила:
 — Милорд, я не пыталась бежать от вас.
 — Я уже досыта наслушался ваших сказок, миледи, — процедил сквозь зубы Грэлэм, — отправляйтесь в спальню. Скоро я последую за вами.
 Гай, знавший своего господина много лучше, чем Кассия, ощутил тревогу: бесстрастный голос Грэлэма не предвещал ничего хорошего. Он тронул де Моретона за рукав:
 — Я ей верю, — сказал Гай.
 — Вот как, неужели? А у вас не возникает вопроса, сэр Гай, зачем кому-то похищать женщину, если он намерен вернуть ее домой целой и невредимой? Или это не глупость?
 — И все же я ей верю, — повторил Гай еще тверже, чем в первый раз.
 — Вы, — неожиданно прошипела Бланш ему в ухо, — вы помешанный на ней дурак!
 Кассия, подхватив юбки, взлетела по ступенькам в свою спальню.
 «Какая же я была дура! Мне следовало попросить Эдмунда отвезти меня в Бретань», — подумала она, но тут же попыталась отогнать эту мысль. Она убедит Грэлэма в том, что сказала правду. В конце концов она его жена, должно же это что-нибудь значить.




 Глава 19


 Грэлэм слушал яростные голоса, гремевшие вокруг него, и молчал. Ему хотелось ответить улыбкой на красноречие Блаунта, этого безмозглого старого козла, столь громогласно и упрямо защищающего свою госпожу. А тут еще Гай. Неужели она вернулась потому, что не мыслила себе жизни вдали от молодого рыцаря?
 Лорд Вулфтона поднялся со стула и сказал бесстрастным голосом, от которого у многих по спине пробежала дрожь:
 — Довольно! Я выслушал вас всех. Ступайте.
 Грэлэм не стал дожидаться, когда они разойдутся. Ему было известно, что одна только Кассия осмеливалась не подчиняться его распоряжениям. Он направился к лестнице, ведущей наверх, и остановился на мгновение, услышав громкие рыдания старой няни Кассии — Итты.
 — Почему, дитя мое, — в голосе Итты звучала мольба, — почему ты это сделала?
 — Итта, — отвечала Кассия со вздохом, — я ничего не делала. Уж ты-то должна мне верить.
 Грэлэм толкнул дверь в спальню. Он не сказал ничего, только сделал знак старой няньке удалиться, и та торопливо прошмыгнула мимо него. Глаза ее были красны и распухли от слез.
 С минуту рыцарь стоял, молча глядя на жену. Она побледнела, но ее подбородок был вздернут упрямо и вызывающе. Ему очень хотелось накрепко сжать ее тонкую шейку пальцами, но вместо этого он лишь спросил:
 — Эти мужчины изнасиловали вас? Кассия покачала головой:
 — Нет, я уже сказала — они не причинили мне вреда.
 — Я полагал, что эти мужланы и бандиты, как их описала Бланш, вряд ли оставили бы столь лакомый кусочек, как вы, с сомкнутыми ногами и пустым чревом.
 Кассия поежилась от его грубости, но ответила твердо:
 — Их предводитель Эдмунд не был грубияном. И его люди называли его «милорд».
 — Не знаю никакого лорда Эдмунда в наших краях.
 — Не думаю, что это его настоящее имя.
 — Расскажите, Кассия, как выглядит этот Эдмунд.
 Его спокойный и заинтересованный тон придал ей отваги, и она сказала:
 — Он не так велик ростом, как вы, милорд. Когда я увидела его вблизи и хорошо рассмотрела, то он показался мне похожим на песок. У него глаза, волосы и брови одного песочного цвета. И он знает вас. Мне показалось, что он вас боится.
 Вопреки себе Грэлэм уже копался в памяти, пытаясь вспомнить человека с подобной внешностью. Но среди тех, кого он знал, такового не нашлось.
 — И потому он вернул вас мне? Он испугался возмездия?
 — Нет, — ответила она честно. — Я же сказала вам, что мне показалось, будто он пожалел меня. — На мгновение Кассия замолчала и потом неожиданно выпалила:
 — Он спросил, что я предпочту — уехать в Бретань или вернуться к вам.
 — Какова же причина, по которой вы пожелали вернуться, миледи?
 — Он сказал, что, если я даже вернусь в Бельтер, вы потребуете замок себе и начнете войну с моим отцом. Я не могу этого допустить.
 — А, так я вижу маленького агнца, обреченного на заклание!
 Угрожающий тон и насмешка в голосе мужа заставили Кассию закрыть глаза.
 — Пожалуйста, — прошептала она, теперь в полном отчаянии, — вы должны мне верить, милорд.
 Лорд Грэлэм задумчиво смотрел, как достойная жалости бравада покидает его жену. Потом произнес очень тихо:
 — Вы помните, миледи, что я сказал вам, когда вы пытались бежать в первый раз? Что, если вы осмелитесь сделать это снова…
 Тут только Кассия вспомнила его угрозу и, поняв, какую нелепость совершила, рванулась к двери. В тот же момент она почувствовала, как могучая рука мужа обвилась вокруг ее талии и подняла ее, будто она весила не больше перышка. Если она попытается сопротивляться, ничего, кроме боли, это ей не принесет. Кассия отлично это знала, но знание не пошло ей на пользу. Она пыталась вырваться, но объятие рыцаря стало только крепче. На мгновение у нее даже перехватило дыхание — так сильно он ее сжал.
 Грэлэм опустил жену на постель лицом вверх. Потом сел сам и устремил на нее настойчивый взгляд, в то время как кончики его пальцев едва касались ее шеи.
 — Ты не хочешь, чтобы я овладел тобой, — сказал он задумчиво, — тебе больше по вкусу ласки Эдмунда? Он доставил тебе наслаждение?
 В лице жены Грэлэм увидел полнейшее недоумение — она даже не сразу поняла, что он сказал. Взгляд ее расширенных глаз убедил его, что по крайней мере здесь она сказала ему правду.
 Кассия глотнула.
 — Почему вы мне не верите? Я никогда не лгала и теперь не лгу.
 Де Моретон заметил, как на лицо ее набежала тень, и она быстро добавила:
 — По крайней мере не лгала с тех пор, как была ребенком.
 Он пропустил ее слова мимо ушей.
 — Кассия, чем ты заплатила ему?
 — Я ему не платила ничем! Внезапно рыцарь помрачнел.
 — Не двигайся с места, миледи.
 Он встал и уверенно направился к большому сундуку, рывком поднял крышку и принялся рыться в нем. Прекрасные ткани заструились сквозь его нетерпеливые пальцы. Наконец он добрался до дна сундука и извлек большой кожаный футляр. Когда Грэлэм открывал его, пальцы его дрожали.
 Ожерелье, достойное стать выкупом за жизнь самого короля, исчезло. В эту минуту растаяли все его надежды. Де Морегона даже испугала глубина его разочарования. Он так хотел ей верить, но она солгала.
 Медленно лорд Грэлэм вернул кожаный футляр на дно сундука, потом расправил сверкающие ткани и закрыл крышку.
 Не говоря ни слова, он приблизился к постели.
 — С твоей стороны было глупостью вернуться. — Голос его звучал зловеще.
 — Я… я не понимаю.
 — Пропало ожерелье.
 — Ожерелье?
 Изумленная, она беспомощно смотрела на него.
 Де Моретон даже не расслышал вопроса. Он склонился над женой и сорвал с нее юбку.
 Кассия судорожно вздохнула и попыталась отстраниться, но она не могла тягаться с ним силой — ему было достаточно и малой толики, чтобы усмирить ее. Широко раскрытыми глазами молодая женщина наблюдала, как муж кромсал ткань на ленты; потом схватил ее за кисти рук и поднял их над ее головой.
 — Милорд, — осмелилась она спросить, — что вы собираетесь делать?
 — Я ведь говорил тебе, я подробно тебе объяснил, что будет, если ты посмеешь снова покинуть меня!
 — Нет! — закричала Кассия, но Грэлэм продолжал спокойно держать ее скрещенные руки над головой, перевязывая их лентой.
 Затем он поднялся и долго молча смотрел на нее. Рыцарь читал в ее взгляде ужас и мольбу. Тяжелое дыхание приподнимало ее маленькие груди под тканью рубашки.
 Ему быстро удалось раздвинуть ее непокорные, молотящие по воздуху ноги и привязать каждую в отдельности к кровати. Потом он вынул кинжал и сел рядом с ней.
 — Пожалуйста, — зашептала она, чуть не теряя рассудок от ужаса, — не причиняйте мне зла.
 Де Моретон медленно рассек кинжалом оставшуюся на ней одежду. Каждый слой ткани он не спеша срезал и снимал с ее тела, пока она не оказалась обнаженной, беспомощно лежащей на спине.
 Затем он выпрямился и принялся изучать ее распростертое тело дюйм за дюймом.
 — Ты чуточку поправилась, жена. — Голос его звучал бесстрастно.
 Потом рыцарь легонько дотронулся кончиком пальца до ее груди и почувствовал, как она содрогнулась.
 — Интересно знать, — задумчиво произнес он, — наполнится ли когда-нибудь твое чрево, зародится ли в нем мое дитя.
 При этих словах Кассия закрыла глаза. Ей не хотелось принимать участие в том, что, как она догадывалась, он собирался с ней сделать. Мысленно она бранила себя последними словами. Какой же она была дурой! Какой дурой!
 Она слышала, что муж раздевается; потом почувствовала, как постель осела под его весом. Когда он улегся рядом с ней, его рука легла на живот, и Кассия беспомощно застонала.
 Грэлэм смотрел на ее стройные прямые ноги, теперь разведенные настолько широко, что он видел нежную плоть между бедрами. Он легонько прикоснулся к ней, и она вновь застонала, но не от желания. Она никогда не испытывала желания к нему. «А чего ты ожидал, глупый сукин сын?»
 Черт бы ее побрал! Черт бы побрал всех женщин! Грэлэм примостился между бедрами жены, ощупывая их. Кассия была привязана надежно и не могла ему сопротивляться. Он не собирался совершать над ней насилия, а хотел только напугать, доказать, что не позволит себя дурачить.
 Рыцарь убрал руки и сел, опираясь на пятки и глядя на свою юную жену. В лице ее не было ни кровинки. Из-под плотно закрытых век по бледным щекам струились слезы. Резким движением де Моретон отстранился от нее, пораженный ее молчаливым отчаянием; оно огнем жгло ему сердце. Потом взял одеяло и прикрыл им ее трепещущее тело.
 Отвернувшись, Грэлэм старался не слышать, как его жена давится слезами. Наконец, громко выругавшись, он схватил полотенце и отер Кассии лицо.
 — Прекратите, — рявкнул он, — перестаньте лить свои чертовы слезы!
 Она шмыгнула и коснулась мокрой щекой его руки. Рыцарь почувствовал, как горячая влага упала ему на ладонь.
 Дольше Грэлэм не мог этого выносить. Развязывая ее руки и освобождая ноги, он мысленно поносил себя, называя ничтожным и слабохарактерным ублюдком, но тем не менее продолжал растирать ее онемевшие члены, стараясь восстановить кровообращение.
 Теперь тело его жены напоминало куклу, набитую соломой, а ее рыдания сменились непрекращающейся икотой.
 Де Моретон поднялся.
 — По крайней мере ты вернулась, — сказал он, — уж не знаю, по какой причине.
 — Я никуда не убегала, — упрямо повторила Кассия, но ее голос звучал бесцветно, даже как-то безжизненно.
 Грэлэм отвернулся и быстро принялся одеваться, бранясь, не в силах, умерить дрожь в руках. Он направился к двери, остановившись только, чтобы бросить через плечо:
 — Ты — госпожа Вулфтона, миледи. Надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы еда была приготовлена прилично. Вставай и принимайся за дело.
 До него донесся изумленный вздох жены — она судорожно втянула воздух. Рыцарь добавил грубо:
 — Вымойся. От тебя разит лошадиным потом. «И страхом», — подумал он. В самом деле, от нее исходил запах страха.
 — Вы побили ее? — спросил встретивший его во дворе Гай. Грэлэм фыркнул.
 — Если бы я и убил ее, это было бы вполне заслуженно, — сказал он, холодно смерив взглядом своего вассала.
 — Милорд, она сказала правду. Она — сама честность. Если даже я это вижу, то уж вы, ее муж, не можете быть к этому слепы и глухи.
 — Гай, ты глупец, — устало возразил Грэлэм, забыв в этот миг о ревности, — ожерелье пропало.
 — Ожерелье, добытое в лагере Аль-Афдаль?
 — Да. — В сердцах Грэлэм пнул подвернувшегося под ноги поросенка. — Черт бы ее побрал, — добавил он тихо, — я бы подарил его ей.
 Гай внимательно изучал лицо своего господина. «Он страдает!» Рыцаря смутила эта догадка. Ему не часто приходилось видеть, чтобы Грэлэм переживал из-за женщины. Гай не стал продолжать разговор, потому что хотел подумать и во всем разобраться. Если Кассия не брала драгоценного ожерелья, то тогда кто? Ответ напрашивался сам собой.
 Вечерняя трапеза, пусть не слишком изысканная, была вкуснее, чем в те дни, когда Кассии не было в замке Вулфтон. Теперь распоряжения леди де Моретон казались заученными и механическими. Она вяло отмечала про себя, что во взглядах некоторых домочадцев сквозили беспокойство и жалость. Другие смотрели на нее с изумлением. Нэн оглядывала хозяйку нагло и торжествующе. Кассии было все равно.
 Ее молчаливость во время ужина была воспринята многими слугами как должная реакция на наказание мужа. Она старалась избегать встречаться глазами с хозяином Вулфтона, потому что не хотела прочесть недоверие или даже ненависть в его взгляде. Ела она мало, не в силах проглотить то, что клала себе в рот.
 — Гляди, зачахнешь, если все время будешь кукситься и дуться.
 Кассия резко повернула голову к мужу, услышав насмешку в его тоне.
 — Я не дуюсь, — ответила она и тут же добавила, стараясь быть честной: — Во всяком случае, пытаюсь не дуться.
 — В таком случае ешь. — Де Моретон долго и внимательно смотрел на жену, потом добавил, растягивая слова
 — Когда я сказал, что ты чуточку поправилась, я вовсе не имел в виду, что теперь ты стала выглядеть сносно. Едва ли ты похожа на настоящую женщину.
 Кассия вздрогнула: так вот почему Грэлэм отказался от мысли овладеть ею! Он нашел ее отталкивающей, не смог заставить себя взять ее, даже несмотря на обуревавшую его ярость…
 Она знала, что ей следовало бы прийти в восторг, но вместо этого на ее густых ресницах повисли слезинки.
 — Если ты будешь лить слезы при всех, я в самом деле дам тебе повод плакать.
 — Уже дал, — ответила Кассия, стараясь подавить ненавистную слабость.
 — Ты меня удивляешь, миледи, — Грэлэм откинулся на стуле и скрестил руки на груди, — ты забываешь об осмотрительности.
 Она не ответила, только молча уставилась в свой кубок с вином.
 — Возможно, я верну тебя отцу. По крайней мере твое отсутствие принесет мне некоторый покой и облегчение. Он знал, что ответ не замедлит последовать, и не ошибся.
 — Пожалуйста, не делай этого.
 — Ах, ты готова на все, только бы спасти отца и не потерять Бельтер! Этот человек, который был так любезен с тобой, который так жалел тебя, это он сказал, что вернуться в Бельтер означает потерять все?
 — Да, и я не скрыла это.
 Молодая женщина подняла усталые глаза и увидела насмешливую гримасу мужа.
 — Почему ты меня мучаешь? Я тебе все рассказала. Но это-то как раз и было ложью, потому что она ничего не сказала о Бланш. Де Моретон понял по глазам, что она что-то утаивает.
 Его охватила ярость, и он с такой силой вцепился в подлокотники кресла, что костяшки пальцев побелели.
 — Оставь меня. — Голос его был грубым и хриплым. — И знай, миледи жена, что, если ты будешь упорствовать и продолжать лгать, я превращу твою жизнь в ад.
 Бланш ела, наслаждаясь каждым кусочком нежнейшей свинины. «Я в безопасности», — думала она. Это приносило ей такое облегчение, что она не могла дольше держать зло на Дайнуолда де Фортенберри. Грэлэм никогда не поверит жене. А эта маленькая дурочка Кассия столь закоснела в своей гордыне, что не станет убеждать мужа в своей правоте. Бланш внимательно приглядывалась к Кассии, ища на ее коже следы побоев. Ее удивило, что синяков не было; она была готова поклясться, что Грэлэм был в такой ярости, что мог и убить свою жену. И снова она попыталась успокоить муки совести: ведь Кассия вернулась здоровой и невредимой, и теперь Бланш оставалось только ждать нового благоприятного случая.
 — А я и не подозревал, что вы знаете, где Грэлэм хранит свои сокровища.
 Сердце Бланш на миг замерло при этих словах Гая, но ее красивое лицо не изменило выражения. Она вопросительно подняла бровь.
 — Вы что-то сказали, сэр Гай?
 — Да, Бланш. Вы взяли сарацинское ожерелье и наняли людей, чтобы они увезли жену милорда из Вулфтона. Вы надеялись, что они убьют ее? — Гай покачал головой. — Пожалуй, нет. Все-таки в вас еще осталась крупица человечности. Но вы хотели, чтобы они отвезли ее на родину, в Бретань, разве не так? Вы ведь испугались, когда Кассия вернулась без единой царапины?
 — Ваша выдумка достойна лавров менестреля, Гай. Умоляю, расскажите что-нибудь еще, сэр рыцарь, есть у вас в запасе другие истории?
 Гай знал, что не в его силах заставить Бланш сказать правду, но он должен был что-то предпринять. Рыцарь в задумчивости почесал щеку, размышляя о том, что Бланш не отличается богатством фантазии и будет и дальше пытаться достигнуть своей цели подобными же средствами. На этот раз ей не удалось избавиться от Кассии, но он ничуть не сомневался, что она предпримет новую попытку, и это его беспокоило. Но Грэлэм! Как мог столь опытный человек быть столь слепым? Он снова наклонился к Бланш и сказал очень тихо:
 — Даже если Кассия умрет, Грэлэм на вас не женится.
 Она рассмеялась своим мелодичным смехом:
 — Ах, Гай, кажется, я слышу в вашем голосе ревность? Рыцарь долго смотрел на нее.
 — Ревность, Бланш? Что ж, возможно, прелесть моя, вы и не ошибаетесь.
 — Это послание от герцога Корнуоллского. Он приезжает через неделю.
 Кассия тотчас же отложила в сторону папку со счетами, не вполне уверенная, что Грэлэм одобряет ее занятие; на губах ее появилась вымученная улыбка. Блаунт, разумеется, был в восторге от ее талантов, но она уже устала гадать, как относится к этому ее муж.
 — Я сделаю все, чтобы герцогу было здесь хорошо, милорд.
 — Вы должны помнить, что он приедет с большой свитой.
 — Да, я об этом помню.
 Грэлэм смотрел на жену со все растущим раздражением.
 — Почему вы начинаете трястись от страха, как только я появляюсь? Вы прямо из кожи готовы выпрыгнуть.
 Сердце Кассии сжалось.
 — Вы сами хотели покорности, милорд.
 — Вы так же покорны, как мой боевой конь. Не умеете даже толком сыграть свою роль.
 Она ничего не ответила и опустила глаза на свои руки, лежавшие на коленях.
 — Чем вы заняты?
 Склонившись к столу, де Моретон поднял папку и полистал ее.
 — Ах да, — заметил он, — я и забыл, что ваш отец научил вас читать и писать. Блаунту известно, что вы браконьерствуете в его охотничьих угодьях?
 — Известно, — последовал тихий ответ. Грэлэм бросил папку на стол.
 — Вам нравится делать из всех нас дураков? Нет, не отвечайте, Кассия. Ваша ложь переполнила чашу моего терпения.
 Не взглянув на жену, он вышел из маленькой комнатушки, служившей чем-то вроде конторы, а Кассия вернулась к своим цифрам, жалея, что не может сказать хозяину Вулфтона, что его замок становится все богаче и богаче. Если бы даже она и попыталась, это вызвало бы у него только раздражение.
 Закончив работу, Кассия созвала в большой зал всех слуг. Они стояли перед ней, и лица некоторых из них были ей приятны, другие же казались неумолимо враждебными. При виде Бланш, сидевшей у огромного камина с безмятежно-ясным лицом, юная леди содрогнулась, но не подала виду. Она объявила всем о приближающемся приезде герцога.
 — Марта, — обратилась Кассия к пожилой вдове, теперь распоряжавшейся прядильщицами и ткачихами, — нам надо поговорить о новых платьях для женщин. У нас теперь вдоволь ткани, и излишек мы можем истратить на собственные нужды.
 Все, кроме Нэн, заулыбались при этом известии.
 — Да, миледи, — согласилась Марта, просияв от сознания собственной значительности.
 — Блаунт предоставит свою комнату герцогу. Нэн и Элис, вы должны хорошенько вычистить и убрать ее. Я надеюсь, что успею закончить новые подушки для кресла герцога.
 Кассия слышала, как Нэн что-то бормочет, но не стала обращать на это внимания. Отдав все необходимые распоряжения, она отпустила слуг, задержав только поваров, чтобы обсудить с ним меню на время пребывания герцога. Наконец Кассия поднялась с места, потирая затекшую шею. Она бы охотно проехалась верхом, но сомневалась, что Грэлэм ей позволит. Если она попытается заговорить об этом, он предпочтет унизить ее перед своими людьми.
 — Кассия.
 Она вздрогнула, потому что, занятая своими мыслями, не заметила, как в зал вошел Гай.
 — Есть новости, миледи. И вы первая поздравите меня. Кассия улыбнулась:
 — И в чем же ваша новость?
 — Умер мой отец. Теперь ко мне перешли его земли и замок поблизости от Дувра, — Он поднял руку, видя по ее глазам, что она изумлена, даже возмущена его словами. — Нет, не стоит его жалеть. Он был разнузданный старый развратник, низкий и жестокий человек. Его смерть — облегчение для всех слуг и для моей бедной сестры, которая жила с ним.
 — В таком случае я вас поздравляю, Гай. Теперь вы стали влиятельным рыцарем. Вы нас покинете?
 — Да. Хоть мой замок и ничто по сравнению с Вулфтоном, но это только начало.
 На мгновение рыцарь умолк, и в его синих глазах сверкнуло веселье.
 — Я начинаю верить в судьбу, — сказал он наконец.
 Кассия вопросительно склонила голову к плечу, ожидая, что Гай объяснит свои странные слова, но он только покачал головой и улыбнулся ей.
 — Да, — повторил рыцарь, — это и правда судьба.
 К удивлению Кассии, Грэлэм, услышав новости от Гая, тотчас же рассыпался в добрых пожеланиях. Они бражничали всю ночь до утра, попивая то эль, то вино. Грэлэм, настроение которого заметно улучшилось после употребления горячительных напитков, пытался навязать Гаю общество Нэн, от чего молодой рыцарь отказался, крикнув своим веселым собутыльникам, что после такой ночи ни он, ни его лучшее украшение уже не способны подняться.
 Кассия тихонько оставила зал в надежде на то, что муж ее уснет внизу. Услышав за спиной шелест юбок, она обернулась.
 — Как печально, что такой красивый и соблазнительный рыцарь, как Гай, покидает нас.
 — Да, печально, — спокойно ответила Кассия. — Думаю, вам пора в постель, Бланш, вы, как и мужчины, с трудом ворочаете языком.
 Ей было ясно, что Бланш хотелось уязвить, посмеяться над ней, но вино и эль притупили остроту ее языка. Кассия оставила подвыпившую свояченицу мужа, качая головой и дивясь собственному малоумию. Поверить, что эта коварная лицемерка ей друг! С таким же успехом можно было считать своим другом змею.
 Бланш и в самом деле сильно опьянела, мысли ее еле ворочались. Проворчав что-то вслед Кассии, она направилась в свою маленькую спаленку. Там оказалось тепло и душно, но Бланш была слишком одурманена вином, чтобы позаботиться поднять ставни на единственном окне. Неуклюже раздевшись, она скользнула в постель. Ее порядком разморило, а в голову приходили игривые мысли. Она так желала, чтобы Грэлэм пришел к ней, она старалась внушить ему это и верила, что сумела это сделать. Вдруг Бланш увидела, что дверь медленно приоткрылась. В темноте она разглядела только, что вошедший мужчина был высок; лица его она видеть не могла.
 — Грэлэм, — зашептала Бланш возбужденно, и в этом шепоте было обещание всех радостей, какие способна дать женщина.
 Он тихонько притворил за собой дверь и с минуту постоял, высокий и сильный, потом, на ходу снимая одежду, приблизился к ней.
 — Я знала, что ты придешь. — Бланш раскрыла ему объятия.
 — Да, — сказал он тихонько, — я пришел.




 Глава 20


 Когда рыцарь посадил ее к себе на колени, Бланш затрепетала. Он нашел ее податливые губы и принялся целовать страстно и нежно, пока не почувствовал, что она полна нетерпения и желания. Бланш торжествовала победу. Кожа рыцаря была гладкой как шелк, а мускулы под ней тверды как камень.
 — Я так долго ждала тебя, — шептала распаленная женщина, и рука ее гладила его грудь, а потом спустилась ниже, к животу.
 — Неужели у тебя не было ни одного мужчины с тех пор, как умер твой муж? — спросил он тихо. Слова его прерывались поцелуями, которыми он осыпал ее шею.
 — Не было, да и муж был негодяем, животным.
 — Не то что я. — Рыцарь уложил ее на спину и лег рядом. — Ну что за женщина! — Его рука нашла путь к самому нежному участку ее тела между бедрами.
 — Как долго ты не шел, — застонала Бланш, выгибаясь дугой под его ласками и сгорая от желания. Она потянула руку и прикоснулась к его мужскому естеству. Найдя его отвердевшим и готовым, Бланш судорожно вздохнула.
 — Теперь я буду в твоей постели каждую ночь, — сказал рыцарь. — И тебе больше никогда не придется страдать.
 От этого обещания голова ее пошла кругом, и она потянула его к себе, охотно раскрываясь ему навстречу.
 Когда его ласки довели Бланш чуть не до края безумия, ее страстный любовник очень нежно овладел ею. Ощутив обволакивающий жар ее тела, он глубоко вздохнул и ринулся в сладостную бездну.
 Между двумя судорожными вздохами Бланш прошептала:
 — Сейчас!
 Каждое движение ее тела отвечало его движению, и она засасывала, затягивала его глубже и глубже, пока рыцарь не потерял ощущение времени и не забыл обо все на свете. Но он управлял собой, и позволил себе полностью отдаться наслаждению, только когда услышал тихие крики восторга, нарушившие тишину комнаты.
 Достигнув пика страсти и миновав его, рыцарь тяжело опустился на распростертое под ним податливое тело, голова его оказалась на подушке рядом с ее головой.
 Бланш была в смятении; ее мысли, приведенные в Хаотическое состояние, постепенно возвращались к ней и обретали стройность. «Он во мне, — думала Бланш, — его семя заполнило меня». На мгновение ее охватила паника. Бланш хотела оттолкнуть его, чтобы вымыться, очиститься, но рыцарь оставался неподвижным. Она ощутила легкое и нежное прикосновение его губ и улыбнулась в темноте.
 — Наконец-то ты мой, — прошептала она. Как ни странно, испытав полное блаженство с этим мужчиной, Бланш грезила о другом, хотя грезы эти были туманными: она представляла золотоволосого рыцаря с синими глазами. «Ты гадкая и глупая бабенка», — мысленно выбранила она себя.
 — Ты отошлешь ее назад, в Бретань? — спросила Бланш, ласково проводя рукой по груди своего любовника. Он сказал ей, тихонько целуя:
 — Никогда больше не беспокойся и не думай об этом. Ты будешь хозяйкой моего замка и моей женой. Теперь уже скоро. Очень скоро.
 Его плоть, так и не покинувшая ее, снова приобрела крепость и твердость. Бланш почувствовала, как внутри ее тела она пробудилась к жизни, и удивилась тому, как охотно ее собственное тело встрепенулось и ответило.
 На этот раз их любовное объятие было более нежным, и это продолжалось до тех пор, пока он не услышал ее нежные тихие крики, похожие на мольбу о пощаде.
 Рыцарь рассмеялся, поддаваясь ее бессловесной просьбе, и Бланш уснула в его объятиях, положив голову на сгиб его руки, удовлетворенная более, чем можно было бы выразить словами, не беспокоясь о последствиях, стараясь отогнать назойливое чувство, что на его месте должен был быть другой. «Я выиграла, — думала она, — наконец-то выиграла. Теперь мы оба, я и мой сын, спасены».
 На следующее утро Бланш не страдала от похмелья, хотя накануне слишком увлеклась вином. Когда она проснулась, рядом с ней никого не было. Но это ее не удивило. Она с удовольствием вымылась, размышляя о том, что можно не опасаться беременности. Одевшись в свое лучшее платье из красновато-коричневой шерсти с золото-тканым поясом, подчеркивавшим красоту ее полной груди и тонкой талии, Бланш направилась в зал.
 По дороге она тихонько напевала. Увидев одиноко сидящую Кассию, жевавшую кусочек хлеба, Бланш нахмурилась, не зная, как себя вести. Сказал ли Грэлэм Кассии, что отсылает ее домой? Она вспомнила его слова: «Очень скоро». Не стоит нарушать покоя Кассии. Бедняжка со временем сама обо всем узнает.
 Кассия подняла на Бланш усталые глаза, мысленно готовясь выслушать саркастические замечания соперницы, но Бланш, к ее величайшему удивлению, только молча улыбнулась и гордо прошествовала мимо.
 Заметив красивое платье Бланш, Кассия нахмурилась, соображая, отчего эта женщина так принарядилась. На ней самой было старое домашнее платьице и скромный плащ, потому что она собиралась присутствовать при чистке конюшен. Там было слишком грязно, и, чтобы отбить скверный запах, требовались целые реки извести.
 — Вы похожи в этом наряде на служанку, — обернувшись на ходу, бросила Бланш, не в силах скрыть своего торжества. «В конце концов, — убеждала она себя, — я борюсь за собственное счастье, ведь прежде мне никогда не везло».
 — Да, — Кассия вздернула подбородок, — но дело в том, что я хозяйка Вулфтона и должна все приготовить к приезду герцога и за всем присмотреть.
 Бланш рассмеялась. Она не могла сдержаться. Маленькая слепая дурочка! Значит, Грэлэм еще ничего ей не сказал. На кончике языка Бланш уже висели колкие слова, она даже готова была сообщить сопернице о том, что ее короткое пребывание в замке скоро окончится, когда услышала голос Грэлэма.
 Этот глубокий и звучный голос был отлично слышен повсюду — Грэлэм разговаривал с Гаем о починке восточной стены замка.
 — Будете завтракать, милорд? — спросила Кассия, поднимаясь со скамьи.
 — Да, — ответил Грэлэм, — и пусть принесут кубок эля, чтобы прогнать головную боль.
 Кассия тотчас же вышла из зала, стараясь поскорее выполнить его просьбу.
 Грэлэм потянулся. Он взглянул на Бланш и, заметив ее улыбку, кивнул ей.
 — У вас вид как у сытой кошки. — Это сказал Гай, который был, казалось, сама любезность.
 — Да, — отозвалась Бланш, продолжая ласкать Грэлэма нежным взглядом.
 — Ни в коем случае нельзя позволять кошке голодать слишком долго, — заметил молодой рыцарь, усаживаясь рядом с Грэлэмом.
 Бланш непонимающе посмотрела на него, гадая, знает ли он о визите своего господина в ее спальню. Почему-то от этой мысли она съежилась — ее охватил внезапный и необычный для нее приступ стыдливости.
 — Есть ли что-нибудь, что я могла бы сделать для вашего удовольствия, милорд? — спросила Бланш Грэлэма.
 — Нет, — коротко отозвался Грэлэм, поворачиваясь снова к Гаю.
 Почему он не скажет ей хоть что-нибудь, недоумевала Бланш. Почему не позовет ее, чтобы поговорить с ней наедине?
 Она снова посмотрела на Кассию, возвратившуюся в зал. За госпожой Вулфтона следовала служанка с большим подносом.
 Кассия сделала девушке знак поставить поднос перед Грэлэмом.
 — Здесь и вам хватит, Гай, — сказала она.
 — Благодарю, миледи, — ответил рыцарь, — мне не мешает подкрепиться.
 — Когда вы нас покидаете, Гай?
 Грэлэму почудилось, что в нежном и тихом голосе его жены прозвучала печаль, и он круто обернулся, чтобы посмотреть на нее. Но в глазах жены он увидел только усталость, а под глазами — темные круги, что говорило о том, что она плохо спала и не отдохнула прошлой ночью. «Какого дьявола ей еще нужно? — удивился де Моретон, с яростью набрасываясь на холодную говядину. — В конце концов, я ведь не побеспокоил ее».
 — Я уеду, когда прибудет герцог, — ответил Гай спокойно, — совесть не позволяет мне покинуть лорда Грэлэма, пока он не найдет другого достойного воина, чтобы защищать Вулфтон. Я опасаюсь за его судьбу в случае моего отсутствия.
 — Самонадеянный болван, — добродушно заметил Грэлэм, — ты же знаешь, что я написал герцогу. Вероятно, среди его свиты найдется какой-нибудь безземельный увалень, каким когда-то был ты.
 — Как… печально, что скоро вы нас покинете, — послышался голос Бланш.
 — Ваши слова греют мне душу, — отозвался Гай. Кассия услышала мягкое подтрунивание в голосе Бланш и что-то такое, чего она не смогла понять. Она сама отчаянно грустила и знала, что ей будет страшно недоставать Гая, но при Грэлэме она не смела сказать ничего. Гай был ее единственным защитником. Она содрогнулась при мысли о том, что после его отъезда останется в полном одиночестве.
 — Тебя что-то тревожит? — резко спросил Грэлэм. Кассия покачала головой. — Ты сыта?
 — Да, милорд. Если вы мне позволите, я пойду. У меня еще много дел.
 Де Моретон кивнул, и смотрел ей вслед, пока она с опущенной головой медленно выходила из зала. «Думает о Гае, — решил он и нахмурился. — Она продолжает избегать меня и обращается со мной так, будто я ей в тягость, будто я непосильное бремя». Он обернулся к Бланш и одарил ее широкой улыбкой.
 «Ночь глубока и таинственна, как утроба женщины», — думал рыцарь. Он ждал, пока она уснет. Потом осторожно отворил дверь в ее спаленку и заглянул внутрь. Услышав ее легкое и ровное дыхание, рыцарь понял, что она крепко спит. Свеча уже почти догорела на столике возле постели. Значит, она его ждала. Он быстро разделся и наклонился погасить свечу.
 Бланш лежала на боку, подтянув одну ногу к груди и подложив руку под голову наподобие подушки. «Она прекрасна». Он впервые получил возможность увидеть в полутьме очертания ее тела.
 Рыцарь осторожно лег возле молодой женщины и, приподняв ее тяжелые волосы, принялся целовать ее в шею, нежно поглаживая кончиками пальцев ее спину. Бланш пошевелилась, еще скованная сном, потом улыбнулась, приходя в себя.
 — Я не ожидала, что ты придешь ко мне так скоро, — пробормотала она, подставляя губы для поцелуя.
 — Ты никогда больше не будешь спать без меня, — ответил он.
 На мгновение Бланш нахмурилась. Ум ее теперь был ясным, сознание не отуманено винными парами, и она подумала, что голос его звучит как-то странно. Но обжигающее наслаждение уже коснулось ее тела, ее бедер, и она, вздохнув, отдала себя ему.
 — Разреши мне встать, — сказала Бланш, когда все было кончено.
 — Нет, любовь моя, тебе некуда идти.
 — Но я должна!
 Он тихонько прикусил ее грудь, и на губах его заиграла улыбка — он понял, куда она торопится.
 — Нет, Бланш, пусть мое семя прорастет в твоем прекрасном лоне. Ты родишь мне сыновей. Ты подаришь мне много прекрасных сыновей.
 Услышав насмешливые нотки в его голосе, Бланш оцепенела.
 — Но у меня есть Эвиан, — начала она, однако в ответ он прижал ее к себе еще крепче. Бланш лежала обессиленная, все еще чувствуя движение его тела в своем. Что-то не сходилось, что-то было не так. Он казался более поджарым, чем представлялся ей. Она уснула прежде, чем рука нащупала на его бедре длинный неровный шрам.
 На следующее утро Бланш внимательно приглядывалась к Кассии, она заметила ее бледность и поджатые губы. «Грэлэм ей сказал», — решила она наконец.
 — Вы не очень хорошо выглядите. Кассия, — обратилась Бланш к молодой женщине, не сводя взгляда с ее бледного лица.
 — Я неважно спала, — ответила Кассия, взглянув на нее.
 — Вам нужно движение. Раз уж теперь это не имеет значения, почему бы не проехаться верхом?
 «Что не имеет значения?» — не поняла Кассия. Она отмахнулась от вопроса Бланш и кивнула. — Право, мне бы этого хотелось. У нас все готово для приема герцога.
 Однако она колебалась, и Бланш, решив подбодрить маленькую неудачницу, сказала:
 — Ручаюсь, что Грэлэм не будет против. Может быть, вам посчастливится, и на этот раз вы не вернетесь. Кассия бросила на нее усталый взгляд:
 — Вы ведь никогда не скажете ему правды?
 — Правды? — Тонкая, красиво выщипанная бровь Бланш вопросительно изогнулась.
 — Как его настоящее имя, Бланш? Думаю, его зовут не Эдмунд.
 — Вы меня удивляете, — ответила Бланш, — он не дворянин, но по крайней мере все-таки отпустил вас. Конечно, не потому, что подпал под власть ваших женских чар.
 — Нет, — решительно согласилась с ней Кассия, — но он был нежен и добр со мной. Как же все-таки его зовут, Бланш?
 — Я испытываю искушение сказать вам, раз теперь это уже не имеет значения. Грэлэму это теперь не важно. Может быть, он даже попросит его снова увезти вас.
 — Я отправляюсь на верховую прогулку, Бланш. Кассия повернулась и стремительно вышла из зала. Она кивнула мужчинам, которых увидела во внутреннем дворе, и тотчас же заметила лужу грязи, оставшуюся со вчерашнего кратковременного ливня. Окликнув одного из работников, Кассия велела убрать ее. Потом она подняла голову и подставила лицо яркому утреннему солнцу. «Даже теперь, — думала Кассия, хотя ощущение несчастья пронизывало и обжигало ее, — мой отец смотрит вперед и на небо, как и я». Солнце согревало ее лицо. Она размышляла о странных словах Бланш и о Грэлэме и верила, что та сказала правду. Если она сейчас уедет и не вернется, его это не опечалит.
 Но, к ее величайшему изумлению, конюх по имени Осберт, ворчливый старик с седыми волосами и крючковатым носом, покачал головой в ответ на ее просьбу о лошади.
 — Простите, миледи, милорд не разрешил вам выезжать одной без него и запретил давать вам лошадь.
 — Когда муж отдал вам такое распоряжение, Осберт?
 — Вчера он еще раз повторил его, миледи. Да еще добавил, что свернет мне шею, если я ослушаюсь его при виде… вашего хорошенького личика.
 Хорошенького личика! Ей захотелось расхохотаться.
 — А где сейчас лорд Грэлэм?
 — Здесь, миледи.
 Кассия обернулась. Ее муж стоял прислонившись к двери конюшни, со скрещенными на могучей груди руками. Она облизала внезапно пересохшие губы и опустила глаза, уставившись на сено, разбросанное у ее ног.
 — Хотите покататься верхом?
 Ей больше хотелось спросить, где он провел две последние ночи. Но, подняв на мужа глаза, Кассия заметила, что он хмурится, а в его мрачном взгляде она прочитала недоверчивость.
 — Да, — ответила Кассия. — Если не возражаете, милорд, — добавила она, ненавидя себя за то, что в голосе ее прозвучали просительные нотки.
 Грэлэм выпрямился и кивнул Осберту.
 — Приготовь ее кобылу. Вы поедете со мной, миледи жена.
 Рыцарь медленно направился к ней, и Кассия заставила себя не двигаться и стоять спокойно.
 — С нами поедет сэр Гай, — добавил он. — Это, конечно, будет вам приятно.
 Гай! Кассия заморгала, размышляя о том, что сама себе напоминает кость, из-за которой перегрызлись двое псов.
 — Да, — неожиданно для себя выкрикнула она с вызовом, вздернув подбородок, — мне это будет приятно!
 В ответ раздался какой-то звук, похожий на горловое ворчание. Когда Кассия подняла глаза, мужа рядом уже не было.
 Их сопровождали шестеро мужчин. Рольф сказал, что они направляются в деревню, недавно приписанную к владениям милорда и замку Вулфтон, где их ждет купец Дриё. К изумлению Кассии, Грэлэм даже не поднял головы, когда Гай осадил своего жеребца и приблизился, к ней.
 Гай нежно улыбнулся Кассии:
 — Я сказал господину, что отбросы в конюшне больше не оскорбляют обоняния.
 — Это известь, — ответила Кассия лаконично.
 — Герцог будет приятно удивлен, — Грэлэм оглянулся назад, на Вулфтон. — Вы закончили шитье подушек для него?
 Она кивнула.
 — Пусть его старому заду будет уютно, — засмеялся Гай.
 — Вы прекрасно со всем справились, миледи, — заметил Грэлэм.
 Услышав столь неожиданную похвалу, Кассия вспыхнула от радости.
 — Поскачем галопом, Кассия, — предложил де Моретон, похлопывая рукой в перчатке по крупу Ромашки.
 Кассия громко рассмеялась от удовольствия, чувствуя, как теплый летний ветерок ворошит ее волосы. Она радостно и жадно вдыхала соленый морской воздух. Когда их движение замедлилось и они перевели лошадей на шаг, Грэлэм повернулся к жене.
 — Сегодня утром я захотел, чтобы вы поехали покататься со мной. Теперь у вас порозовели щеки, а глаза блестят. И вы уже не выглядите такой больной.
 — Я не больна, — ответила Кассия.
 — Тогда скажите мне его имя.
 Она почувствовала, как грудь сжала отчаянная боль.
 — Я спрашивала Бланш, но она не хочет сказать.
 — Бланш!
 Его руки сжали поводья так, что Демон захрапел и затанцевал на месте. Кассия заметила, что лицо мужа потемнело от гнева, и тяжело вздохнула. Но он ничего не сказал, только ударил пятками в бока своего коня и галопом ускакал от нее.
 Деревенька угнездилась в долине не более чем в двух лье от замка. Около дюжины мужчин строили оборонительные укрепления и чинили стену, которая должна была подняться вверх на восемнадцать футов и защищать жителей от ярости моря. Земля вся была в глубоких выбоинах и утопала в грязи. Вокруг нескольких шатров были навалены кучи строительного мусора. Единственным достроенным домом было жилище купца. Дриё стоял в дверях, ожидая их. Это был мужчина аскетического сложения с худым лицом и бледными, глубоко посаженными глазами, примерно в возрасте ее отца. Он проявил необычайную почтительность к Кассии, когда за несколько недель до этого посетил замок.
 — Милорд, миледи, — приветствовал их купец, кланяясь в пояс.
 Грэлэм кивнул и легко спрыгнул с лошади.
 — Вижу, дела идут хорошо, — сказал он, оглядывая быстро разраставшуюся деревню. — Похоже, больше людей вам не потребуется, — добавил рыцарь, указывая на стену.
 — Через неделю прибывает еще дюжина семей, — сообщил Дриё. — К концу года мы сможем всем себя обеспечить.
 Грэлэм повернулся к Гаю. Потом Кассия увидела, как Гай и его люди поскакали к стене.
 — Я привез сюда жену, чтобы она посмотрела ваши товары.
 Товары? Какие товары? Кассия почувствовала, как рука Грэлэма обвила ее талию; он осторожно и бережно снял ее со спины кобылы и поставил на землю.
 — Пойдем, Кассия.
 Они вошли в дом Дриё, причем Грэлэм в дверях был вынужден наклонить голову. Кассия увидела, что все товары купца были сложены в большой комнате дома. Балки потолка располагались достаточно высоко, а пол был земляным. Все здесь пахло свежесрубленным деревом. В комнате стояло несколько столов на козлах, и на каждом из них громоздились горы тканей, коробки со специями и травами, сверкали новенькие инструменты.
 — Это только начало, — пояснил купец с довольной усмешкой. — Вот ковер, милорд.
 Кассия шумно втянула воздух, когда молоденький приказчик принялся вместе с купцом развертывать великолепный красный шерстяной ковер.
 — О, Грэлэм! Это так красиво
 Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, и глаза его засветились при виде ее восторга.
 — Подходит к твоим подушкам?
 Она обратила к нему сияющие глаза:
 — Если не подойдет, я сошью новые ему в цвет!
 Де Моретон с нескрываемым удовольствием наблюдал, как его жена щупала пальчиками толстую шерсть, обращаясь к купцу с восторженными восклицаниями и обводя сложные фигуры рисунка.
 — Из Фландрии? — спросила она.
 — Да, — ответил Дриё.
 — А другой, для нашей спальни? — напомнил Грэлэм. Другой ковер оказался ярко-синим и таким мягким, что Кассия представила, как ноги ее утопают в пушистом ворсе, и засмеялась.
 — Он такой нежный, — выдохнула она. Внезапно она нахмурилась, подумав о его цене и о драгоценном ожерелье, украденном из сундука Грэлэма.
 — Он тебе не нравится?
 Она содрогнулась от его резкого тона, но проглотила горечь.
 — По правде говоря, мы можем обойтись без него, милорд. Он такой дорогой.
 — Это не имеет значения. Я его хочу.
 Кассия застенчиво улыбнулась мужу, он тоже ответил улыбкой и улыбался до тех пор, пока ему не показалось, что его лордство валяет дурака, чтобы доставить ей удовольствие.
 — Постелим ковер в спальне герцога на то время, что он будет гостить у нас?
 — Блестящая мысль, — резко отозвался де Моретон, — и герцог, вне всякого сомнения, поверит, что вы как раз такая хозяйка, какая требуется в Вулфтоне.
 Тут он ее оставил, чтобы посмотреть, как продвигаются фортификационные работы в деревне.
 Кассия последовала за ним на воздух и тихонько стояла, наблюдая, как мужчины воздвигают стену. Подошедший Дриё остановился рядом с ней.
 — Эти ковры действительно из Фландрии, миледи, — сказал он.
 — Как вам удалось так быстро их раздобыть?
 — Купил у богатого купца в Портсмуте. Лорд Грэлам хотел получить их как можно скорее.
 Кассия улыбнулась:
 — Вне всякого сомнения, вы станете богатым человеком, монсеньор.
 — При поддержке и покровительстве лорда Грэлэма, надеюсь, так и будет.
 Вернувшись, Грэлэм помог Кассии сесть в седло. Дав указание Дриё, чтобы ковры доставили в замок сегодня же днем, он повернул Демона к дому.
 Когда они приблизились к замку, Грэлэм приказал Гаю и своим людям возвращаться домой, а сам сделал знак Кассии следовать за ним.
 Он заметил ее недолгое колебание и поднял бровь.
 — Вы хотите покататься верхом, разве нет? — И рыцарь указал жене путь к той самой уединенной бухточке, где много недель назад овладел ею и лишил ее невинности. — Я хочу с вами поговорить. — Это были его первые слова, когда они остановились.
 Грэлэм снял жену с седла и привязал лошадей, предоставив ей возможность побродить по каменистой отмели. Он смотрел на вздымающиеся волны, наблюдая, как они разбиваются о скалы; при этом над неровными и острыми уступами взлетали фонтаны белой пены.
 Потом он повернулся к Кассии и внезапно сказал:
 — Когда я спрашивал у вас имя человека, похитившего вас, вы ответили, что Бланш не пожелала вам его назвать. Зачем вы вмешиваете ее в это?
 Кассия тотчас же самолюбиво вздернула подбородок, но обуздала себя и ответила довольно спокойно:
 — Потому что, вероятно, Бланш и наняла тех людей. Я не догадывалась об этом, пока вы не сказали мне о пропаже ожерелья. И тогда я поняла, что вором должен быть кто-то из обитателей замка. А так как именно Бланш сопровождала меня в день похищения, то больше его украсть было некому. Я просила ее назвать мне имя того человека, но она только рассмеялась и отказалась отвечать.
 — Это же нелепо, — возразил рыцарь холодно, — У Бланш нет причины проделывать такие фокусы.
 — Есть, сэр. Она хочет выйти за вас замуж, потому что очень любит своего сына и хочет обеспечить его будущее.
 С минуту Грэлэм молчал. Ему припомнилась та ночь, когда Бланш непрошено явилась к нему в спальню и влезла в его постель. Тогда она так упрашивала его позволить ей привезти в Вулфтон своего сына…
 Кассия понимала, что муж по-прежнему ей не верит, но тем не менее продолжала:
 — Не знаю, наняла ли их Бланш с условием убить меня. Верю, что это не так.
 — У вас богатая фантазия, — сказал Грэлэм грубо. — Бланш желает в мужья не меня, а Гая. Сегодня вечером Гай сообщит об их помолвке. Последние две ночи он провел в ее постели.
 Кассия с трудом устояла на месте. Гай и Бланш.
 — Нет! — прошептала она.
 — Да. Это, как я вижу, огорчает вас, миледи? Ваш галантный Гай желает в жены другую женщину. А Бланш и есть настоящая женщина с женскими потребностями и с нежным телом.
 — Но она старше Гая!
 — Всего на два года. Это все равно что ничего. Она родит ему много сыновей, а это, разумеется, главная причина, почему мужчина женится, ну и еще чтобы приумножить деньги в своих сундуках или земли. Он не просил ее выйти за него прежде, потому что у него не было земельных владений. Как я сказал, Бланш — женщина, и она не скрывает своей потребности в мужчине.
 Кассия начала сомневаться в трезвости своих суждений. Если Бланш любит Гая, то зачем она наняла людей, чтобы увезти ее, Кассию, из Вулфтона? Пока что она не находила ответа на этот вопрос.
 Грэлэм наблюдал за ней и видел, как меняется выражение ее лица в зависимости от того, какие мысли приходят ей в голову. Рыцарь вспомнил, что Гай говорил ему накануне вечером: «Для вашей жены будет лучше, если Бланш уедет из Вулфтона», — но он не стал посвящать в это Кассию. Де Моретон видел по выражению глаз жены, что она несчастна, что она пытается скрыть свои чувства, и чувства эти вызваны тем, что она теряет Гая. Ему захотелось уязвить маленькую лицемерку. И тогда он заговорил. Даже сознавая, что он несправедлив и жесток, лорд Грэлэм уже не мог остановиться:
 — Гаю повезло, верно? Он женится на щедрой и нежной женщине, готовой отдать себя. На женщине, которая с радостью приветствует его в своей постели. — Грэлэм заметил, как его юная жена сжалась и оцепенела, а подбородок ее снова вздернулся вверх. — Думаю, пора и вам родить мне сыновей, миледи. Хотя вы еще дитя и чувства ваши спят, вам придется выполнить свой долг.
 Он сжал стройные плечи жены и привлек ее к себе. Потом, заключив ее милое личико в ладони и крепко удерживая его, яростно поцеловал. Но губы Кассии оставались холодными и были плотно сжаты.
 — Пожалуйста, — прошептала она, — не причиняйте мне боли снова. Я ничего не сделала вам плохого. Рыцарь тихонько выругался и оттолкнул жену.
 — Не сделали? Возможно, мне следует отослать вас назад в Бельтер, а себе взять жену, которая будет еще и женщиной.
 От его слов Кассию охватила ослепляющая ярость.
 — Возможно, вам и следует так поступить, — ответила она совершенно спокойно и холодно.
 — Хватит! — рявкнул рыцарь. — Садись на свою кобылу, жена. По крайней мере есть хоть что-то, в чем у тебя имеется сноровка. Можешь возвращаться в Вулфтон, и прикажи, чтобы накрыли столы для пира. Ты ведь не захочешь, чтобы Гай почувствовал себя незаслуженно обойденным, верно?
 Она молча покачала головой и взобралась на спину своей Ромашки.




 Глава 21


 Кассия стояла неподвижно, пока Итта стягивала мягкий шелковый пояс на ее талии, собирая в складки ярко-синюю ткань блузы. Она предпочла бы тускло-серую шерсть, но знала, что Грэлэм придет в ярость, если сегодня вечером она не появится нарядно одетой. Бланш больше не попадалась ей на глаза. Возможно, в этом был скрытый смысл, размышляла Кассия, вздрагивая, когда Итта, с силой расчесывая черепаховым гребнем ее волосы и стараясь распутать их, иногда дергала густые пряди. Должно быть, у Бланш не было причины сказать ей правду. Она прикусила губу. Так в чем же заключается эта правда?
 — Ты прелестно выглядишь, дитя мое, — нежно проворковала Итта, отступая на шаг, чтобы полюбоваться своей госпожой. — Герцог приедет только завтра. Почему же ты надела свое лучшее платье сегодня?
 Кассия с трудом улыбнулась.
 — Увидишь, Итта. Будь в зале.
 Бланш по привычке, развившейся у нее в последние два дня, появилась в одном из своих лучших туалетов и выглядела безупречно красивой даже на взгляд Кассии, взиравшей на нее с пристрастием. Не чудо, что Гай полюбил ее.
 Бланш, в свою очередь, тоже внимательно приглядывалась к Кассии, подняв красиво изогнутые темные брови. Наконец она спросила своим медовым голоском:
 — Сегодня вы выглядите как истинная леди, Кассия. Могу я спросить почему?
 — Разумеется, чтобы почтить празднество по случаю вашей помолвки, — ответила Кассия.
 Бланш изумленно заморгала, потом глубоко, и судорожно вздохнула.
 — Вы знаете? Грэлэм говорил с вами?
 — Да, сегодня утром. И полагаю, мне следует вас поздравить.
 Бланш почувствовала, что в мире что-то нарушилось и земля начала вращаться в другую сторону.
 — И вы не огорчены? Вы поняли, что сказал Грэлэм?
 — Да, поняла. Единственное, что меня огорчает, — мне кажется… это неравный брак. По крайней мере не совсем. Но я и не подозревала, что вы неравнодушны друг к другу.
 На мгновение Бланш лишилась дара речи, опасаясь, что эта козявка сошла с ума. У нее не было сейчас желания злорадствовать, разве что чуть-чуть.
 — А я думала, вы дорожите им. Значит, все это было притворством? Право, я вам не верю!
 — Почему же? Он мне небезразличен, — пожала плечами Кассия. — Но так как никто не спрашивал моего мнения, то было бы глупо разглагольствовать на эту тему.
 — В конце концов ведь он сам принял решение.
 Кассия вздернула подбородок:
 — Надеюсь, Бланш, что вы будете ему хорошей женой.
 — Можете быть уверены, что так и будет. Он был счастлив разделить со мной ложе в последние две ночи.
 — Да, знаю, Грэлэм сказал мне и об этом.
 Бланш ничего не оставалось, как только покачать головой. Ей хотелось уязвить Кассию, но спокойствие юной леди обескураживало ее.
 — Вы безумны, — с трудом выговорила Бланш и оставила Кассию в покое.
 «Неужели я безумна?» Кассия на мгновение нахмурилась, в некотором смущении созерцая спину недавней соперницы. Потом повернулась, чтобы дать указания слугам. Зал быстро заполнялся домочадцами. Мужчины рассаживались вдоль длинных столов на козлах. Бланш на мгновение отступила назад и заметила Гая, улыбавшегося ей и указывавшего на место рядом с собой.
 — Не знаю, — заколебалась она, стараясь выиграть время и обратить на себя внимание Грэлэма. Но он разговаривал с Кассией и ему явно было не до нее.
 — Садитесь, Бланш, — настойчиво повторил приглашение Гай, — Скоро увидите, что так будет лучше.
 Она не могла заставить себя съесть ни куска, и взгляд ее поминутно обращался к хозяйскому столу, а в голове метались мысли и возникали вопросы, на которые она пока не находила ответа. Когда же он объявит всем? Почему медлит? Чего выжидает? И о чем говорит с Кассией?
 — Терпение, Бланш, — тихонько сказал ей Гай, бросая на нее искоса насмешливые взгляды.
 По крайней мере, думала она, поворачиваясь к молодому рыцарю, ей не нужно скрывать от него свой триумф. Если Грэлэм сказал Кассии, вероятно, и Гаю все известно.
 — Все получилось, как я задумала, — победно начала Бланш, но даже для ее собственного слуха голос ее прозвучал резко и пронзительно.
 — И я так считаю, — ответил Гай вежливо.
 — Теперь вам уже не удастся мне помешать, — зашипела она, — через несколько минут Грэлэм сделает заявление.
 «Почему он кажется таким равнодушным к происходящему? Неужели его это не задевает?»
 — Лорд Грэлэм сказал мне об этом, — спокойно ответил Гай.
 Бланш тихонько выбранила его сквозь зубы, и невысказанное разочарование отразилось в ее глазах.
 — Вы надеетесь, что Кассия достанется вам? Пожелаете отвезти ее домой к отцу в Бретань?
 — Не угадали, — ответил рыцарь ровным голосом. Бланш чуть не подпрыгнула, услышав громоподобный призыв Грэлэма к тишине.
 «Наконец-то! — подумала Бланш и выпрямилась. — Свершилось».
 Грэлэм поднялся с места.
 — Слушайте все! — Выкрикнул он и на мгновение замолчал, ожидая, пока наступит тишина. — У меня для вас радостные новости. Бланш, будьте любезны подойти сюда. И ты, Гай, тоже!
 «При чем тут Гай?» — успела подумать Бланш. Она грациозно поднялась на помост, где помещался хозяйский стол. Гай встал рядом с ней.
 — Все желают нашей паре счастья, — Грэлэм широко улыбнулся Гаю, — Бланш и Гай поженятся послезавтра в присутствии герцога Корнуоллского.
 «Нет!» — это слово уже рвалось из уст Бланш, но Гай вовремя схватил дрожавшую от ярости леди в объятия и страстным поцелуем задушил ее крик.
 В зале стоял неимоверный шум — крики, поздравления, просьбы подать еще эля.
 — Дело сделано, Бланш, — смеясь, сказал Гай, не переставая целовать ее.
 — Сукин сын! — злобно выплюнула она ему в лицо, чувствуя, что голова ее идет кругом. Бланш пыталась вырваться, отстраниться, но руки рыцаря были как железные обручи.
 — Вы так не думали, когда я был в вашей постели, — зашептал Гай. — Если быть до конца откровенным, вы очень наслаждались нашей близостью. И тогда я пообещал, что вам никогда больше не придется спать одной. Вы попались, любовь моя. Грэлэм доволен. Теперь вам нет смысла мне перечить.
 — О нет! — стонала Бланш, все еще не в силах поверить в случившееся.
 Гай услышал подбадривающие крики и снова поцеловал ее, позволив своей руке скользнуть ей за спину и опуститься пониже.
 — Может быть, мой сын уже растет в вашем лоне, моя радость. Читтерли не столь большой и пышный замок, как Вулфтон, но вы будете довольны, вот увидите. А теперь, Бланш, улыбнитесь, иначе, когда сегодня я приду к вам в постель, я не буду думать о вашем удовольствии, а просто овладею вами.
 — Ты это придумал заранее, — задыхаясь, шипела Бланш, ощущая прикосновение его рук на своих бедрах. — Чтоб ты горел в аду, Гай! Я никогда не выйду за тебя замуж, никогда! Я хочу Грэлэма и получу его!
 Гай был рад непристойным крикам и соленым шуткам мужчин и присутствию Грэлэма.
 — Я думаю, моя любовь, нам с тобой надо на минуту покинуть зал. Тебе следует кое-что понять.
 Не прибавив больше ни слова, Гай схватил Бланш, поднял ее на свое плечо и вынес из зала, пройдя сквозь ряды хохочущих мужчин.
 Бланш пыталась сопротивляться, но все было напрасно. Она задыхалась от ярости, когда Гай наконец поставил ее на пол и, взяв за руку, потянул во внутренний двор. Там он увлек все еще сопротивляющуюся леди в теплую и темную конюшню, где был только Осберт. Гай тотчас же отослал его.
 Он легонько подтолкнул Бланш, и она упала на охапку сена. Рыцарь стоял над ней, держа руки на стройных поджарых бедрах.
 — Слушай внимательно, Бланш. Я собираюсь сделать тебя нежной и любящей женой. Если ты будешь и дальше сопротивляться, я поколочу тебя, можешь не сомневаться.
 Он заметил, как в ее глазах снова поднимается ярость, и поспешил добавить:
 — Грэлэм тебя не хочет. И никогда не хотел. Как ты могла быть столь слепой, меня удивляет. Ты не хуже меня знаешь, что между Грэлэмом и его леди есть кое-какие… неурядицы, и очень кстати, что я тебя увезу — некому будет мутить воду и отравлять жизнь Кассии или нанимать головорезов, чтобы избавить Вулфтон от ее присутствия. Не бери на себя труд отрицать это. А теперь, я полагаю, наступило время увенчать нашу помолвку реальными плодами.
 Он принялся раздеваться, и с минуту Бланш просто смотрела на него. Потом ее охватила боль, и она шепотом спросила:
 — Ты сказал Грэлэму, что я с охотой приняла тебя в свою постель?
 — Да, — на мгновение Гай прервал свое занятие и устремил на нее внимательный взгляд. — Это так странно. Грэлэм до сих пор считает тебя скромной и покорной. То, что тебе удавалось морочить его так долго, меня изумляет. — Гай от всего сердца рассмеялся. — Я уверил его, что в постели ты настоящая женщина.
 — Ты не хочешь меня, — сказала Бланш, в то время как ее глаза против воли следили за тем, как рыцарь сбрасывает одну часть одежды за другой, обнажая тело. — Тебе нужна эта маленькая замарашка. Ты ведь знаешь, что Грэлэму она ни к чему! Черт возьми, тебе это хорошо известно!
 Обнаженный, он теперь стоял перед ней во всей своей.
 — Грэлэм желает ее, — ответил Гай тихо, — только пока еще не понимает этого. А когда ты, миледи, покинешь Вулфтон, он очень быстро разберется в своих чувствах. Тебе нравится мое тело, Бланш? Ты искала на нем шрам возле паха, прежде чем уснула. Грэлэм ведь много крупнее меня. Я удивлен, что ты не узнала меня прошлой ночью, на этот раз ты была пьяна желанием, а не вином.
 — Я была дурой, — сказала Бланш тупо.
 Гаю не понравилось обреченное и покорное выражение ее глаз.
 — Похоже на то, — ответил он спокойно и холодно, опускаясь на сено рядом с ней, — но ты получила меня, Бланш. Как ты думаешь, я хороший любовник?
 — Я думаю, ты мерзкий, наглый сукин сын.
 Он улыбнулся и прижал ее спиной к сену.
 — А ты кипящая желаниями маленькая ведьмочка. Знаешь это? Иди сюда, Бланш, и скажи, что ты ко мне неравнодушна или не более равнодушна, чем я к тебе.
 Рыцарь страстно поцеловал ее, и его рука скользнула вниз по нежному животу. Он ощутил, как волна наслаждения прошла по телу Бланш, как рябь по воде. И тело ее изогнулось так, что бедра поднялись ему навстречу.
 — Да, — прошептал Гай, — совсем не равнодушна. Ты прекрасное приобретение, любовь моя. И я легко заставлю тебя забыть и Грэлэма, и Вулфтон.
 — Можешь притворяться сколько угодно, что довольна, — сказал Грэлэм, пронзительно глядя на жену. Кассия улыбалась ему бледной улыбкой.
 — Мне будет недоставать Гая, — ответила она, — этот человек был так добр…
 — Многие мужчины добры к тебе. Даже Дриё поет тебе хвалы. — Он подался ближе к ней. — Ты и купца развлекла в постели?
 — Вам известно, что это и ваша постель тоже. Вы говорите так, только чтобы раззадорить себя и раздуть свою неприязнь ко мне. — Кассия пожала плечами. — Конечно, вы несколько ночей не спали в своей постели, и потому сомневаетесь. Разве это не правда?
 При звуке его низкого смеха у Кассии пробежал мороз по коже, и руки ее покрылись пупырышками, как от холода. Она тут же пожалела, что сказала это. Почему она каждый раз попадается на его удочку?
 — Похоже, вы соскучились в одиночестве, миледи. Но не понимаю, как это возможно. Вы ведь еще дитя, и мужчины вам не нужны. — Грэлэм выпрямился на стуле, сложив руки на груди. — Представляю, как в эту минуту Гай овладевает Бланш. У нее такие красивые бедра. Это вас удручает или нет?
 Она покачала головой, не глядя на него.
 — Кассия, неужели вы вообразили, что не нравитесь мне? Черт возьми, смотрите мне в лицо, когда я с вами говорю!
 Она повиновалась.
 — Да, считаю, — прошептала она. — Сначала этого не было, но потом вы изменились.
 — Почему я изменился, жена моя? Только потому, что узнал, что моя прелестная невинная половина — лживая сучка.
 «Неужели этому не будет конца?» — устало думала Кассия.
 — Я ничем вас не уязвила, милорд. Я никогда вам не солгала.
 Де Моретон выругался сквозь зубы, заметив на себе пристальный взгляд Блаунта.
 — Можно мне удалиться, милорд?
 Он махнул рукой, давая Кассии разрешение уйти. И долго смотрел, как его жена грациозно идет через зал, останавливаясь время от времени, чтобы поговорить с нужными ей людьми. Грэлэм чувствовал, что раздражение его растет. Он вспоминал свой сегодняшний разговор с оружейником Дрейком. Дрейк сказал ему, что, по его мнению, даже самые лучшие женщины не могут с собой справиться. Ровным, будничным тоном оружейник изрек:
 — Они любят сочинять небылицы, милорд. Если леди Кассия солгала вам, то ведь она всего лишь женщина. И как она могла сказать вам правду? — Он пожал плечами и плюнул в угол своей оружейной мастерской.
 — Возможно, — ответил Грэлэм, слыша свой голос будто со стороны и издали, — она и не солгала.
 — Она молода, милорд. И Вулфтон очень непохож на ее родной дом в Бретани. Почему она попыталась бежать от вас? Почему вернулась? Почему, милорд, любая женщина ведет себя так, что у нас, мужчин, голова идет кругом?
 Дрейк взял латы и принялся методично стучать молотком по металлическим креплениям.
 — Вам лучше забыть обо всем этом. Принимайте свою леди такой, как она есть.
 Грэлэму ничего не стоило заставить Дрейка замолчать, прервав его наглую речь, но ему хотелось дослушать до конца.
 Старый хрыч прожил много лет и знал многих женщин. И принимал лживость и двоедушие Кассии как должное. Черт бы ее побрал, решил Грэлэм, опрокидывая в глотку остаток вина.
 — Так-так, милорд, — герцог Корнуоллский с одобрением оглядывал преобразившийся большой зал замка Вулфтон, — вижу, здесь многое изменилось к лучшему. Даже ковер появился.
 Он повернулся к Кассии с довольной улыбкой.
 — Вы сделали невозможное, миледи. Похоже, что вы приручили этого дикаря. Даже подушки на стульях. Что ж, лорд Грэлэм, ты мудро выбрал жену.
 Грэлэм в ответ проворчал что-то, а Кассия потупила голову.
 Она почувствовала, как костистые пальцы герцога приподняли ее головку за подбородок, и медленно подняла на него глаза.
 — А вы, миледи, вижу, тоже не прогадали от этого брака. На ваших тонких изящных косточках уже наросло немножко мяса. Пока еще не ждете младенца?
 Кассия, не смевшая опустить глаза под цепким, пронизывающим взглядом герцога, только покачала головой.
 — Вы должны об этом позаботиться, милорд, — сказал герцог и похлопал Кассию по щеке. Он медленно повернулся и позвал:
 — Сэр Уолтер! Поди сюда и познакомься со своим новым лордом!
 Кассия наблюдала, как высокий сухопарый рыцарь шагнул вперед. Он был хорошо одет, и если ее не обманул слух, то слова, которые он произносил, приветствуя ее мужа, выражали его полное уважение лорду Вулфтона. Но было в нем нечто такое, что сразу вызвало у Кассии недоверие и антипатию. Когда наконец рыцарь повернулся к ней, она поняла, что причиной тому были его глаза. Темно-синие, холодные и жесткие, они не выражали никаких чувств.
 — Миледи, — приветствовал Кассию сэр Уолтер де Грасс самым любезным образом.
 Ей показалось, что она стоит перед этим странным рыцарем обнаженной, будто даже мысли ее были открыты ему. Рассерженная собственной впечатлительностью, Кассия вздернула подбородок.
 — Сэр Уолтер, — сказала она отчетливо, — добро пожаловать в Вулфтон.
 — Сэр Уолтер — уроженец Корнуолла, — пояснил герцог. — Теперь, к сожалению, он должен идти в услужение.
 — Да, это верно, — поспешил добавить Уолтер. — Мой дом был разрушен отцом этой гадюки Дайнуолда де Фортенберри.
 Грэлэм задумчиво смотрел на гостя. В его голосе он услышал желчь, а в глазах заметил блеск, свидетельствовавший о ненависти. Он сказал очень спокойно:
 — Что бы ни сделал Фортенберри, сэр Уолтер, он не приближался к Вулфтону. Я не считаю его врагом. И прошу вас помнить об этом.
 Сэр Уолтэр слегка поклонился. Кассия вздрогнула. Она заметила, что глаза ее мужа неотступно следят за ней, и тотчас же заговорила с герцогом:
 — Милорд герцог, мы приготовили для вас комнату, где тоже есть ковер. Разрешите мне проводить вас туда.
 Когда позже за обедом герцогу сообщили об обручении, сэра Гая, тот просиял.
 — Славный мальчик и достойный. Как я понимаю, леди Бланш — свояченица Грэлэма?
 — Сестра его первой жены, — поправила Кассия.
 Герцог продолжал, обращаясь к хозяину замка:
 — А маленький Эвиан — не ее ли сын?
 — Да, это так. Сэр Гай решил, что мальчик останется здесь, в Вулфтоне. Он прекрасно справляется со своими обязанностями. Надеюсь, что наступит день, когда он станет моим оруженосцем.
 Кассия задумалась. Интересно, как относится Бланш к тому, что Эвиан остается в Вулфтоне. У нее не было впечатления, что между матерью и сыном существует большая близость, но в конце концов именно Бланш отвечала за будущее сына и решала, что с ним делать.
 — Полагаю, что у мальчика скоро появится много братьев и сестер, — заметил герцог, издалека бросая на Бланш и сэра Гая взгляд своих старческих, подслеповатых глаз, — леди, похоже, плодовита.
 — По крайней мере это ее качество уже проверено, — сухо согласился Грэлэм.
 — Вы рассматриваете жен, милорд герцог, только с этой точки зрения, как скот и лошадей? — спросила Кассия и тотчас же прикусила язычок. Мнение Грэлэма о женщинах было ей хорошо известно. Похоже, что она невольно оскорбила герцога.
 — Нет, моя дорогая жена, — очень тихо сказал Грэлэм, наклоняясь к ней. — Скот и лошади знают только один способ совокупления; что же касается жен, то в случае их малейшего интереса к этому занятию они могли бы найти его весьма привлекательным.
 Герцог расслышал слова Грэлэма и громко рассмеялся.
 — Хорошо сказано, милорд. Но не забывайте, что у вашей леди есть еще множество талантов. — Он похлопал по подушке и удовлетворенно вздохнул. — Мои старые кости разнежились. У меня такое ощущение, будто они растаяли и находятся в раю.
 Когда наконец перед герцогом были поставлены пряники и фрукты, он повернулся к Грэлэму с широкой улыбкой на лице и сказал:
 — У меня для тебя сюрприз, Грэлэм. Утихомирь своих людей, и я объявлю новости.
 Кассия склонила головку к плечу, устало гадая, уж не нашел ли герцог еще одну наследницу для Грэлэма.
 Герцог Корнуоллский поднялся с места и некоторое время постоял молча, потом громко выкрикнул:
 — К нам возвращается Эдуард Первый, король Англии! В октябре грядет коронация его и его королевы в Вестминстерском аббатстве! — Он обернулся к хозяину. — Милорд Грэлэм, вас приглашают на церемонию.
 Присутствующие за столом разразились громкими приветственными криками, и Кассия со свойственной ей сообразительностью тут же сделала знак слугам принести еще эля и вина. Голова ее кружилась от возбуждения; она радовалась за Грэлэма. Ликуя, леди Кассия повернулась к мужу:
 — Ведь вы поедете, Грэлэм? Я должна сшить вам новую Одежду. Вам надо иметь еще одну смену красивой одежды. Вам нужен новый плащ из пурпурного бархата. На приеме у короля вы будете выглядеть настоящим вельможей!
 При виде ее восторга Грэлэм не смог удержаться от улыбки, углы его рта приподнялись.
 — А как насчет вас, жена моя? Вам разве не нужны новые платья и другие наряды?
 Она подняла на него огромные вопрошающие глаза:
 — Вы хотите сказать, что я буду вас сопровождать?
 При виде робкой надежды, засветившейся в ее глазах, Грэлэм почувствовал, как сердце его сжали жалость и боль.
 — Конечно, вы поедете со мной, — ответил он лаконично. — Кто же еще подумает о моих удобствах?
 «Любая из служанок», — хотела сказать, даже выкрикнуть ему в лицо Кассия, но вспыхнувший было гнев тотчас же погасила охватившая ее радость. Ей предстояло путешествие в Лондон!
 — Неужели я и впрямь увижу короля Эдварда и королеву Элинор?
 — Конечно, увидишь. И тебе потребуется несколько новых платьев. К сожалению, герцог по своему обыкновению оставляет нам мало времени на подготовку.
 — Я справлюсь, — Кассия гордо вскинула голову, — все, что надо сделать, будет сделано.
 С минуту Грэлэм вертел в руках свой кубок и хмуро смотрел на него, потом наконец заговорил:
 — В моем сундуке есть штука золототканого шелка. Ты сошьешь себе из него платье.
 Кассия раскрыла рот от изумления и, недоуменно моргая, смотрела на мужа.
 — Жаль, что ты отдала кому-то ожерелье, потому что могла бы надеть его к этому платью.
 Грэлэм увидел, как свет радости погас в глазах жены, будто он ударил ее.
 «Клянусь мощами святого Петра, — подумал рыцарь с яростью, — почему я должен чувствовать себя виноватым? Ведь это она сыграла со мной скверную шутку, солгала и упорствует в своей лжи».
 — Нэн! — позвал он. — Еще вина!
 Кассия сидела притихнув. В своем радостном возбуждении она на мгновение забыла, что он не любил ее и не доверял ей. Но, конечно, он не мог забыть. Он никогда ни о чем не забывает.
 Несколькими часами позже Кассия лежала, свернувшись в маленький комочек, и раскаты грубого мужского хохота вторгались в ее сны.
 Какой-то мужской голос сказал тихонько:
 — Настало время узнать, может ли зачать моя маленькая подружка.
 Со вздохом она повернулась и оказалась лежащей на спине. Внезапно Кассия услышала мужское дыхание совсем рядом. Она заморгала и попыталась выпрямиться и сесть в постели.
 — Лежи тихо. — Руки Грэлэма скользнули по ее телу, и он принялся развязывать пояс се ночной рубашки.
 «Он пьян», — подумала Кассия с отчаянием.
 — Прошу тебя, Грэлэм, — зашептала она, прикрывая руками обнаженную грудь.
 — Лежи спокойно, — повторил он еще раз. Потом, забыв об узле пояса, рванул ее ночную рубашку и оказался лежащим на ней. Его руки охватили голову жены, и он поцеловал ее. В тот же миг его язык оказался у нее глубоко во рту. Кассия ощутила прикосновение его возбужденной и набухшей мужской плоти на своих бедрах. Она знала, что не справится с ним, и продолжала лежать очень тихо и неподвижно.
 Грэлэм поднял голову, чтобы видеть ее лицо в неверном и тусклом свете. Глаза ее были плотно зажмурены.
 — Черт тебя возьми. — Он ощутил дрожь ее тела под собой и с горечью улыбнулся. — Я заставлю тебя отвечать мне.
 С трудом овладев собой, Грэлэм соскользнул с нее и лег рядом.
 Ее глаза широко раскрылись, и Кассия жалобно вздохнула, испугавшись его хмурого лица и гневной складки губ.
 — Ты хочешь, чтобы я заставил тебя, чтобы я применил силу? Тогда ты станешь ненавидеть меня еще больше. — Грэлэм мрачно усмехнулся.
 — Я не питаю к тебе ненависти.
 Он легонько провел рукой по ее шее.
 — Сними ночную рубашку.
 «Он командует мной, — подумала Кассия. — Он поступит со мной, как захочет, невзирая на мои желания и не считаясь с ними». Она ощутила в себе потребность воспротивиться, не подчиниться.
 — Ты говоришь мне, что я дитя, что во мне нет женских чувств. Зачем же утруждать себя? Почему бы тебе не вернуться к своей любовнице? Тебе нравится унижать и мучить меня, причинять мне боль. Если так, давай покончим с этим сейчас же!
 Грэлэм чувствовал, как винные пары туманят его сознание, и все же был достаточно трезв, чтобы понять ее сбивчивую речь. Он довольно ясно соображал, что, пожалуй, слишком пьян, чтобы заставить Кассию отвечать ему страстью на страсть, потому что теперь она не станет его слушать, потому что ее душа и разум закрылись, отгородились от него. Наконец он отодвинулся от жены и поднялся.
 — Очень хорошо. — Грэлэм протянул руку к своей ночной рубашке. Как ни странно, он не чувствовал гнева на нее за то, что она позволила себе его уязвить. — Если я вернусь ночью, можешь меня не опасаться.
 Он повернулся и вышел из спальни.




 Глава 22


 Кассия повернулась спиной к сараю, служившему кухней, снова и снова перебирая в уме слова, которые случайно подслушала. Сэр Уолтер говорил Гаю перед отъездом его и Бланш из Вулфтона:
 — Какая жалость, что у меня нет отца, который мог бы умереть и оставить мне свое имущество.
 На что Гай рассеянно ответил:
 — Да, это и в самом деле невезение.
 — Но есть и другие способы поправить дела, — продолжил сэр Уолтер через минуту, — надеюсь, скоро я перестану быть бедным и безземельным. Я получу то, что всегда должно было принадлежать мне.
 Кассия вздрогнула, вспомнив, как холодно и равнодушно он сказал это, хотя объективно его слова могли означать только, что сэр Уолтер честолюбив и питает кое-какие надежды на будущее. Она хотела было сказать Грэлэму о своих подозрениях, но понимала, что он просто посмотрит на нее как на глупую женщину и тотчас же забудет ее слова.
 На мгновение Кассия задумалась, наблюдая за оружейником Дрейком и его работой. Ей недоставало Гая. Она хмурилась, вспоминая слова, которые он сказал ей, расставаясь:
 — А теперь, миледи, — он слегка прикоснулся губами к ее щеке, — для вас открыт путь к счастью и спокойной жизни в Вулфтоне. — Гай, улыбаясь, покачал головой. — Бланш — это штучка, можете не сомневаться, Кассия, но меня она, полюбит, будьте уверены!
 Кассия так и не поняла, что он имел в виду. Хотя в манерах Бланш появились прежде несвойственные ей томность и нежность, она продолжала смотреть на Кассию так, будто та была прозрачной как стекло. Бланш даже не простилась с ней, когда они с Гаем покидали Вулфтон.
 На мгновение Кассия замерла, услышав властный голос мужа с их замкового стрельбища. В ту ночь он не вернулся в их постель. Но с тех пор прошла уже неделя. Каждую ночь он спал рядом, не делая попыток прикоснуться к ней. Кассия полагала, что после бурных утех с Нэн он нуждался в покое и сне в собственной постели. Ей хотелось махнуть на все рукой и пожать плечами, но у нее это никак не выходило.
 Молодая женщина направилась в комнату, где управляющий Блаунт производил свои расчеты, и принялась писать очередное письмо отцу. Не желая его огорчать, Кассия никогда не упоминала в письмах о том, что несчастна и что муж не доверяет ей. На мгновение она замерла над кусочком пергамента, вспоминая особенно запомнившееся ей место из последнего письма отца: «Жоффрей затаился. Он как змея, готовящаяся нанести удар из укромного угла».
 В остальной части письма отец описывал повседневную жизнь в Бельтере. Кассия в ответ рассказала ему о предстоящей коронации и на этом остановилась.
 — Вы полагаете, что выше всех нас, моя прекрасная госпожа?
 Кассия повернулась, услышав язвительную насмешку в голосе Нэн, и нахмурилась. Служанка стояла в дверях, уперев руки в бока, откинув длинные и густые волосы со лба на спину.
 Обычно вызывающая наглость Нэн не трогала Кассию, несмотря на то что нахальная девка делила постель с ее мужем. Этот выпад был и неожиданным, и из ряда вон выходящим.
 — Чего тебе, Нэн? — спросила Кассия резко, поднимаясь с места.
 — Эта старая ведьма Итта сказала мне, что вы хотите, чтобы я почистила и вымыла столы после пира.
 — Да, я хочу именно этого.
 — Ну, мы еще посмотрим, кто этим займется! — пробормотала Нэн и выскочила из комнаты.
 Кассия только покачала головой. Еще больше испортилось ее настроение, когда несколькими часами позже она кончила шить свое шелковое платье и направилась в большой зал. Столы на козлах не были вычищены. Более того, Нэн восседала на месте Кассии, размахивая руками, и отдавала нелепые распоряжения нарочито громким, визгливым голосом, явно пытаясь передразнивать свою госпожу. Кассия почувствовала, как ее охватывает ярость, и шагнула в зал.
 Остальные служанки увидели ее раньше Нэн и тотчас же потупили головы, делая вид, что ревностно выполняют свою работу.
 — Убирайся с моего места, — ледяным тоном приказала Кассия, — немедленно!
 Нэн вздрогнула и сползла со стула, услышав в голосе хозяйки властные нотки. Но тотчас же взяла себя в руки, выпрямилась и нагло посмотрела Кассии в лицо.
 Однако Кассия и не подумала отступать.
 — Займись тем, что тебе велено делать, а иначе я отошлю тебя в прачечную или заставлю работать в поле.
 — Ну уж нет, миледи, — Нэн с презрением смерила ее взглядом с головы до ног, — у вас нет власти сделать то, что обещаете. Милорд никогда этого не допустит. — Она провела рукой по своим вымытым до блеска длинным волосам. — Да, у вас нет на это власти. Чистить столы — тяжелая работа. Милорд не захочет, чтобы я тратила силы на это и потом была слишком усталой, когда он пожелает меня посетить.
 Кассия услышала за спиной тихое хихиканье. На мгновение она прикрыла глаза. Она была хозяйкой замка. Нельзя позволять разговаривать с ней в таком тоне этой маленькой потаскушке, а иначе ее авторитет пострадает и никто не станет ее слушаться. Госпожа Вулфтона выпрямилась во весь рост.
 — Закрой свой наглый рот, Нэн, и делай работу, которую тебе приказано выполнить. Делай это сейчас же.
 — Нет, миледи. Это слишком тяжелая работа. Милорд не захочет, чтобы я ее выполняла. Это может повредить его ребенку.
 Она сложила руки на животе, вызывающе глядя на Кассию.
 Ребенок! Ребенок Грэлэма! Кассия почувствовала, как ее охватывает паника. Ее глаза обшарили тело Нэн, и она разглядела, что талия служанки слегка округлилась. Если бы в руках у нее сейчас оказался нож, она вонзила бы его сперва в Нэн, а потом в Грэлэма.
 Все это время Грэлэм стоял в тени огромной дубовой двери. Слова Нэн его до крайности удавили, но сейчас внимание лорда Грэлэма привлекала не она. Кассия, на его взгляд, выглядела нездоровой и растерянной. Рыцарь знал, что не может позволить Нэн перечить ее госпоже, знал это так же хорошо, как и Кассия. Когда он выступил в зал из тени, все глаза обратились к нему.
 Кассия увидела мужа и гадала, как много он услышал из их перепалки. Она стояла, будто оцепенев, ожидая, что он довершит ее унижение.
 — Милорд! — крикнула Нэн и шагнула к нему.
 Грэлэм поднял руку и спросил:
 — Что здесь происходит, миледи?
 «Он отлично знает, что случилось, — подумала Кассия, — и провоцирует меня. Он хочет заставить меня сказать перед всеми, что я думаю, а потом отменит мое распоряжение».
 Она усилием воли заставила себя встретить взгляд суровых темных глаз мужа. И сказала ясным, холодным голосом:
 — Я дала Нэн работу, милорд. Она не хочет ее выполнять, потому что носит ребенка.
 — Понимаю. — Грэлэм повернулся к Нэн. — И что это за работа, которую ты считаешь слишком утомительной для себя?
 — Миледи велела мне отчистить и вымыть столы в зале, милорд. Люди герцога — настоящие свиньи и оставили их в ужасном виде.
 Грэлэм бросил взгляд на жену. Он увидел, как ее руки, опущенные вдоль тела, сжались в кулаки, и слегка улыбнулся.
 — Принимайся за работу, Нэн, как велела твоя госпожа. Миледи, а вы будьте любезны следовать за мной.
 «Принимайся за работу». Кассия недоверчиво смотрела на мужа.
 Нэн склонила голову, собираясь что-то возразить, но передумала. Возможно, он просто не хочет смущать свою тощую жену перед слугами. Вероятно, ей следовало сказать ему о ребенке, прежде чем она набросилась на Кассию.
 — Очень хорошо, милорд, — произнесла Нэн смиренно, — я буду делать эту работу.
 — Идемте, Кассия, — повторил Грэлэм и вышел из зала.
 Кассия знала, что у нее нет выбора. Выпрямив плечи и подняв подбородок, она последовала за мужем.
 Он подождал, пока она вошла в спальню, потом тихо закрыл дверь. И долго ничего не произносил, только смотрел на жену. Ее подбородок, как он заметил, снова был вызывающе вздернут — значит, она была готова к бою.
 — Конечно, это твой ребенок, — сказала Кассия и услышала дрожь гнева в собственном голосе.
 — Подозреваю, что Нэн не соврала, — ответил Грэлэм спокойно.
 — Ты ждешь от меня благодарности за то, что не унизил меня перед слугами?
 — Ты могла бы поблагодарить меня, но сомневаюсь, что ты это сделаешь.
 Его полное хладнокровие разгневало ее свыше всякой меры.
 — Я — госпожа Вулфтона! — выкрикнула Кассия.
 — Вот как? — притворно удивился он. — Впрочем, в некотором роде — да. Что же касается остального, миледи, тут ты, к моему прискорбию, вовсе не отвечаешь роли госпожи.
 — Как и вы, милорд!
 К ее удивлению, он кивнул, соглашаясь.
 — Это правда. А теперь послушай меня внимательно. Я положу конец наглости Нэн. Я сделаю с этой девкой, что ты потребуешь, если ты согласишься стать настоящей госпожой Вулфтона во всех отношениях.
 — Ч-что ты хочешь сказать?
 — Вижу, ты уже слушаешь меня внимательно. Я предлагаю тебе сделку, миледи. Ты добровольно придешь ко мне в постель. Ты больше не будешь разыгрывать из себя оскорбленную невинность или несчастную жертву. Но если ты откажешься, то я предвижу, что твоя жизнь станет еще неприятней. Грэлэм ожидал, что Кассия с отвращением отшатнется, но она осталась стоять неподвижно. Ее широко раскрытые глаза не отрывались от его лица и будто вопрошали.
 — Так ты сделаешь с Нэн, что я потребую? Что это значит?
 — Хочешь выяснить условия нашего соглашения? Мудро с твоей стороны поставить все точки над i прежде чем ответить согласием или наоборот. Я выдам эту девку замуж, и ее не будет в Вулфтоне. Тебе никогда больше не придется терпеть от ее наглости. Но это только в случае твоего согласия.
 Кассия легко могла представить, что произойдет, если Нэн одержит над ней верх. Она вздернула подбородок еще выше.
 — Не думаю, что ты вправе вмешиваться в мои отношения со слугами. Включая и твою драгоценную любовницу.
 — Значит, ты не соглашаешься на мои условия?
 Ему показалось, он услышал, как она выругалась, и это вызвало его улыбку.
 — Ты не имеешь права! Ты хочешь отобрать у меня все!
 — Напротив, — ответил де Моретон спокойно. — Я хочу дать тебе то, чего у тебя никогда не было. Например, наслаждение. Уверяю тебя, что женщина тоже способна его испытать.
 — Ну и черт с тобой, можешь одарить им свою девку!
 Рыцарь спокойно смотрел на жену некоторое время, потом сказал:
 — Как я завидую Гаю! Я слышал, как стонала и кричала Блайш в их свадебную ночь. Ты подарила бы Гаю то, чего не хочешь дать мне?
 — Я не подарила бы ничего никому из вас!
 — Хватит, Кассия! Каков твой ответ?
 — Если я откажусь, ты освободишь Нэн от всех обязанностей и сделаешь госпожой Вулфтона?
 Конечно, он никогда не сделал бы этого, но заметил, что Кассия этого не понимает.
 Рыцарь только пожал плечами. Вид у него был скучающий и нетерпеливый.
 Кассия отвернулась и смотрела в сторону, ежимая и разжимая руки.
 — Не знаю, что мне делать! — выкрикнула она.
 — Все, чего я хочу, — это помощи. Остальному я научу тебя. Ну же, жена, мои люди ждут. Каков твой ответ?
 — Я… я согласна, — произнесла Кассия шепотом.
 Грэлэм не сделал движения к ней.
 — Очень хорошо, — сказал он. — А теперь ты вернешься со мной в зал и отдашь распоряжения Нэн, а я постараюсь найти для нее мужа.
 Мысли Кассии путались, но она последовала за ним. Почему это его беспокоило? Почему для него было важно, чтобы она тоже наслаждалась минутами их близости? Она не понимала этого.
 Нэн недоверчиво смотрела на Грэлэма. Это она доставляла этому сукину сыну радость, так почему же он теперь выбирает свою тощую жену, думала Нэн с ненавистью. Женщина понимала, что довела свою хозяйку до крайности, что уязвила ее слишком сильно, что бросила ей вызов открыто. Она видела, что и остальные служанки такого же мнения. Они радовались ее опале. Будь они все прокляты! Что ж, ей придется поговорить с лордом Вулфтона наедине.
 Грэлэм тем временем, взяв Кассию за руку, увлек ее во внутренний двор.
 — Ты начнешь выполнять условия нашей сделки нынче же ночью, жена.
 Он слегка сжал ее руку и ушел, предоставив ей смотреть ему вслед. Она стояла и чувствовала, что руки ее покрываются гусиной кожей.
 Позже Грэлэм наблюдал, как сэр Уолтер мыл голову и тело водой из колодца.
 — Все идет хорошо, Уолтер?
 — Да, милорд.
 — Я хочу, чтобы ты вместе с тремя нашими людьми поехал завтра утром на ферму, что в трех милях к западу. Имя фермера — Роберт. Я слышал, он недавно потерял жену. Привези его сюда.
 Уолтер с готовностью кивнул головой, не озаботившись поинтересоваться, зачем Грэлэму понадобился фермер в Вулфтоне. Он только пожалел, что не может проехать дальше, к твердыне Дайнуолда де Фортенбеори.
 Грэлэм мудро рассудил, что не стоит ставить Нэн в известность об уготованной ей свадьбе, пока не наступит завтра. У него не было уверенности, что Кассия выполнит условия сделки. У него не было никаких чувств к Нэн, и его не особенно заботило то, что она носит его ребенка. Конечно, он был готов помочь ей деньгами и собирался заплатить фермеру за то, что тот возьмет ее в жены. Это был уже второй его бастард. Первый — девочка — не прожил и года. Его отец хвастался количеством своих побед и их последствиями и утверждал, что у него более дюжины незаконных отпрысков. Однако Грэлэм не находил сходства с собой ни в одном из окрестных крестьян, живших поблизости от Вулфтона. Он подумал о том, как будет расти животик Кассии, и эта мысль была ему приятна. «Я повредился в уме», — сказал он себе и яростно зарычал на одного из солдат, сломавшего свое копье.
 — Твои волосы быстро отрастают, детка, — сказала Итта, расчесывая блестящие локоны Кассии. — Мне кажется, они гуще, чем были до болезни. И все же пока тебе не надо носить ни плата, ни сетки для волос.
 Кассия погляделась в полированное серебряное зеркало. Ее каштановые волосы падали мягкими завитками почти до плеч.
 — Вижу, — ответила она голосом, в котором чувствовалось напряжение. — Я начинаю снова выглядеть как женщина.
 «А всего через несколько минут буду вынуждена притворяться, что мне не нравится быть женщиной!» Как ни странно, память ее сохранила воспоминания о том, что ей были приятны поцелуи и прикосновения мужа, пока он не причинил ей боли, пока не показал, как презирает ее. Как он мог сделать так, что теперь все стало по-иному?
 — Твой супруг хорошо разделался с этой маленькой потаскушкой Нэн, — продолжала Итта, не забывая прибирать комнату, — тебе больше не придется мириться с ее капризами.
 — Не придется, — согласилась Кассия.
 — Я слышала также, что новый рыцарь, поступивший на службу вместо сэра Гая, сэр Уолтер не пользуется особой любовью.
 — С чего ты это взяла? — резко спросила Кассия.
 Итта пожала плечами:
 — Кажется, так сказал один из солдат, точно не помню. Это рыцарь сухой, холодный и скрытный, к тому же он хам.
 — Интересно было бы узнать, что думает о нем Грэлэм, — сказала Кассия скорее самой себе, чем своей старой няньке.
 — Твой лорд — умный человек. Если этот сэр Уолтер не тот, за кого себя выдает, он быстро выведет его на чистую воду.
 — Думаю, ты права, Итта.
 — В чем права? — спросил Грэлэм, входя в комнату. Итта ответила с готовностью:
 — Мы говорили о сэре Уолтере, милорд.
 — Возможно, — отважно вступила в разговор Кассия, — он не тот, кем хочет казаться.
 Брови Грэлэма сошлись над переносицей. Он нахмурился.
 — Он тебя побеспокоил?
 Кассия вопросительно посмотрела на мужа, потом ответила:
 — Нет, милорд. Просто дело в том, что я ему не доверяю. Он мне чем-то напоминает Жоффрея.
 — Понимаю, — сказал Грэлэм. Он отпустил Итту и теперь спокойно наблюдал, как его жена снует по комнате, то и дело теребя пояс своего платья.
 — Вы не изменили решения, миледи?-спросил он спокойно.
 Она судорожно глотнула и кивнула, стараясь не смотреть ему в глаза.
 — Однажды я обещал вам, что больше никогда не буду принуждать вас. Вы все еще верите, что вам придется терпеть боль и притворяться, будто получаете наслаждение?
 — Я никогда не знала ничего другого, — ответила леди Кассия, внимательно разглядывая свои босые ноги, утопавшие в мягком ворсе ковра.
 — Сегодня будет иначе.
 — Я… я попытаюсь, милорд.
 Послышался тихий стук в дверь, и Грэлэм отворил ее. Эвиан подал ему поднос, на котором стояли вино и два кубка.
 — Вы не будете заставлять меня пить вино, милорд! Он улыбнулся ей:
 — Нет, но, думаю, вам надо слегка расслабиться, миледи. Вот.
 Он протянул ей кубок с вином, потом налил себе. Кассия медленно пила мелкими глотками холодное сладкое вино, удивляясь тому, что оно еще просачивается в ее сжатое судорогой горло. Когда ей удалось выпить второй кубок, она почувствовала, что лицо ее горит. Все теперь казалось не так страшно; язык ее развязался, и она заговорила вслух:
 — Почему вам… так важно, чтобы я… чтобы мне нравилось быть с вами?
 — Мое дитя не должно быть зачато в страхе, — пояснил Грэлэм, сознавая, что не вполне честен с ней.
 — А это имеет значение?
 — Для меня — да.
 Ему не хотелось копаться в себе и разбираться в причинах, почему это было так важно.
 — Довольно пить, жена, пора в постель.
 Кассия подчинилась, делая отчаянное усилие, чтобы не зарыться тут же в одеяла.
 Уголком глаза она следила за Грэлэмом, который торопливо раздевался. И впрямь, думал он, почему для него имеет значение, что чувствует она? Она была всего лишь женщиной… и все же по непонятной ему причине он размышлял о том, что сделать, чтобы заставить ее слушаться. Грэлэм видел, как Кассия побледнела, когда он лег рядом с ней. «Эта пигалица думает, что я накинусь на нее, как дикий зверь», — понял он.
 Криво улыбнувшись, рыцарь вытянулся на постели, подложив руки под голову. Через минуту он спросил:
 — Нэн выполнила твое распоряжение?
 — Да, но неохотно.
 Ответ ее был произнесен придушенным шепотом. Наступило время, решил он, узнать, готова ли она выполнить условия их договора.
 — Кассия, иди ко мне.
 Грэлэм не смотрел на жену, но чувствовал, как завибрировала постель, когда она подвинулась к нему.
 — А теперь, — сказал он тихо, — я хочу, чтобы ты поцеловала меня.
 На мгновение Кассия нахмурилась, удивленно глядя на мужа. Он не двинулся с места. Она медленно поднялась, опираясь на локоть, склонилась над ним и быстро клюнула его в губы.
 — Отлично, — похвалил рыцарь с серьезным видом, — Теперь я хочу, чтобы ты снова меня поцеловала, только на этот раз не сомкнутыми губами и не так быстро.
 Грэлэм почувствовал теплое дыхание жены, ее сладкие от вина губы, снова прикоснувшиеся к его губам. Он заглянул в глаза Кассии и улыбнулся.
 — Это было не так ужасно, верно?
 Она покачала головой.
 — Хочу почувствовать твой язык на своих губах. Тебе не будет больно, обещаю.
 Когда, полная смущения и недоверия, Кассия сделала так, как он просил, она внезапно ощутила, что тело ее вплотную прижато к его телу. Он такой большой, слабо подумала она и тут же почувствовала, как его язык в первый раз за это время легонько коснулся ее губ и языка. Она сделала попытку отодвинуться, но Грэлэм продолжал лежать, и она позволила их языкам ощутить друг друга. Это от вина, думала Кассия, от вина ей тепло. Она не замечала, что теперь ее рука покоится у него на груди, а пальцы робко ласкают его густые волосы.
 Когда она подняла голову, то слегка задыхалась, а в глазах ее было глубокое беспокойство. Грэлэму захотелось одновременно и рассмеяться, и сжать ее в своих объятиях, но он не сделал ни того, ни другого.
 — Еще, Кассия, — сказал он тихо. Грэлэм позволил ей действовать, как она захочет, и был в восторге, когда почувствовал, что ее поцелуи становится более глубоким, а рука легла на его плечо. Рыцарь почувствовал прикосновение ее нежных грудей к своему телу и удивился, как ему еще удается сохранять спокойствие. Очень медленно он выпростал одну руку из-под головы и осторожно положил на ее спину. Рука его потянулась к ее мягким волосам и погладила их; он старался не спугнуть ее, несмотря на то что его сжигало яростное желание. Грэлэм почувствовал, как она вздрогнула и попыталась отодвинуться, вновь объятая недоверием.
 Он думал, что лопнет, когда ее рука погладила его по груди и спустилась вниз, к животу.
 — Тебе нравится мое тело? — спросил рыцарь, не отрываясь от ее рта.
 Ответом был судорожный вздох; она испуганно отдернула руку. Кассия не знала, почему ей нравится дотрагиваться до него. Ей показалось, что теперь ее тело не принимает приказаний разума, а действует само по себе.
 — Я… я не против… поцеловать тебя, — прошептала она, с трудом оторвавшись от него.
 — Вот и отлично, — ответил Грэлэм и услышал хрипоту в своем голосе.
 «Клянусь костями святого Петра, — подумал он, с трудом подавляя стон, — это мука, какую я и вообразить не мог».
 Пальчики ее скользнули ему под голову, чтобы притянуть его поближе к себе.
 Когда она снова коснулась поцелуем его губ, он почувствовал дрожь ее тела при соприкосновении их языков. Ее обнаженное бедро легонько коснулось его бедра, и Грэлэм заметил, как оно напряглось. Если бы он разрешил ей продолжать ласкать его, то не смог бы за себя поручиться.
 Осторожно рыцарь высвободил руку и сжал плечо жены, стараясь отстраниться.
 — Ты вела себя хорошо, — сказал он, пристально вглядываясь в ее подернутые дымкой глаза, — спи, Кассия.
 Она непонимающе смотрела на него, чувствуя, как внутри ее тела, в самой его сердцевине, нарастает жар, а груди набухли и приобрели непривычную чувствительность. Вдруг Кассия поняла, что ей совсем не хочется спать, а хочется продолжать ласкать его.
 — Я, я… не понимаю, — задыхаясь, пролепетала она.
 — Спи, — повторил он.
 Грэлэм осторожно отстранил ее, перекатился на живот и отвернулся. Он почувствовал, что она не шелохнулась, с трудом улыбнувшись, он добавил:
 — Я хочу, чтобы ты сняла рубашку. Если ночью ты озябнешь, я хочу, чтобы ты прижалась ко мне и согрелась в моих объятиях. Доброй ночи, жена.
 Кассия потянула пояс своей ночной рубашки онемевшими пальцами и выскользнула из нее с глубоким смущенным вздохом. Потом свернулась клубочком рядом с ним.
 — Я никогда не научусь тебя понимать, — сказала она в темноту,
 «Возможно, — думал он, стараясь успокоиться и дышать ровно, — возможно, я и сам никогда не научусь понимать себя».




 Глава 23


 Фермер Роберт с восторгом встретил предложение обзавестись новой женой. То, что жена уже носила в своем чреве ребенка лорда, ничуть его не обеспокоило. Она была пригожая и совсем молодая бабенка. С сыновьями, которых она, вне всякого сомнения, народит ему, ферма его станет процветающей, а вместе с ней будет процветать и он сам. Что же касается ребенка лорда, то о нем позаботятся надлежащим образом. Он тотчас же понял, что ей вовсе не по вкусу перспектива стать его женой, но с присущей ему терпеливостью подумал, что все быстро изменится.
 Узнав новость, Нэн сначала не поверила, потом пришла в ярость. Она бросала убийственные взгляды на Кассию и умоляющие — на Грэлэма. Но все было напрасно. Мужа она сразу же возненавидела, хотя он не был ни старым, ни безобразным.
 Священник Вулфтона, отец Тобиас, поженил их не мешкая, и Грэлэм на радостях подарил фермеру бочонок своего лучшего вина, а Нэн дал щедрое приданое.
 Хотя Кассия и сочла, что Грэлэм слишком жестоко обошелся со своей любовницей, при мысли о том, что Нэн скоро покинет замок, она испытала огромное облегчение.
 Но еще больше Кассию занимало то, что она почувствовала, когда поцеловала мужа, нечто такое, от чего ее обдало жаром, что-то, что отчаянно толкало ее к нему. Однако Грэлэм опять оттолкнул ее. Отверг. Когда утром она проснулась, его уже не было рядом, а в зале он приветствовал ее так, будто ничего и не произошло и все, что было между ними, не выходило за рамки обыденного. На мгновение у нее даже появилось всепоглощающее желание ударить его.
 Кассия стояла рядом с мужем, глядя, как Нэн и ее супруг покидают Вулфтон в открытой повозке; бочонок вина примостился возле Нэн и был похож на пухлого ребенка. Какое-то время леди Кассия тешила себя, намереваясь сказать мужу, что она отказывается участвовать в сделке. Он теперь не мог больше угрожать ей тем, что оставит Нэн и та будет донимать ее своей наглостью. Но она вовремя прикусила язычок. Теперь Кассия не была так уж уверена, что не хочет выполнять условия их договоренности, если та останется в силе. Почему, корила она себя, почему она раньше не попросила отца объяснить ей, каковы мужчины?
 В то же время Грэлэм отчаянно мечтал о битве. Энергия его была неистощимой, настроение — воинственным. Он был бы даже рад, если бы Дайнуолд де Фортенберри напал на его земли, потому что это сулило ему возможность сойтись с врагом в бою. Так как желание его не могло осуществиться, по крайней мере в этот день, он с дюжиной своих людей направился в деревню Вулфтон, и все они лихорадочно принялись достраивать оборонительную стену. Вернувшись домой поздно, рыцарь чувствовал себя совершенно измученным и был доволен, что работа на целый день вытеснила из его головы мысли о жене.
 Но, когда она вошла в спальню, в то время как Грэлэм принимал ванну, оказалось, что де Моретон переоценил свою усталость.
 — Я пришла помочь тебе, милорд. — Кассия старалась не встретиться с мужем взглядом. Он был рад, что глубина ванны не позволяет ей видеть, насколько он желает ее.
 — Можешь помыть мне спину, — сказал рыцарь отрывисто и подался вперед. Кассия не отрываясь смотрела на его широкую спину. Она ощущала упругие мускулы под тканью, которой терла мужа. К своему удивлению, она чувствовала, как тело ее охватило тепло, и это все усиливавшееся тепло шло откуда-то снизу, от ее живота.
 — Что ты делала сегодня? — спросил Грэлэм, стараясь отвлечься.
 — Закончила шить новую рубашку, которую, надеюсь, ты одобришь.
 — А как насчет твоего платья?
 — Скоро придет и его очередь.
 Ее рука нырнула в воду и прикоснулась к его бедрам. Он поспешно повернулся:
 — Довольно, Кассия. Иди позаботься о нашем ужине. Ему показалось, что на мгновение глаза ее изменили выражение — он прочел в них разочарование, но мгновение прошло, и ей удалось скрыть свою обиду.
 — Я скоро спущусь вниз.
 Кассия только кивнула, опасаясь, что голос выдаст ее, впрочем, он ей уже не повиновался, потому что в горле образовался комок. Она вышла из спальни и принялась сурово распекать служанку, по беспечности уронившую серебряную тарелку.
 Сэр Уолтер де Грасс снова устремил взгляд на помост, где помещался хозяйский стол. Он ощущал неприязнь к себе миледи, и это его раздражало. Сколь гордой она ни была, эта жена лорда, а добровольно бежала с Дайнуолдом де Фортенберри. Уолтер слышал, как она описывала этого человека, Эдмунда, своему мужу в надежде умиротворить его. Лицо цвета песка. Черт возьми, не кем иным, кроме Дайнуолда де Фортенберри, он быть не мог. Как ей удалось с ним спеться — этого Уолтер не знал и не мог постигнуть, но полагал, что женщины лукавы, хитры и коварны и гораздо больше, чем мужчины, склонны к обману. Он подался вперед, опираясь локтями о деревянное блюдо. Скоро, думал он, как только представится случай, он доставит сюда, в Вулфтон, этого Фортенберри. Интересно знать, как поведет себя гордая Кассия, когда увидит своего любовника. На мгновение рыцарь нахмурился, думая о мужчинах. готовых развесить уши и поверить невероятным россказням маленькой гордячки. Он-то был уверен, что она солгала. Он только дивился, отчего это лорд Грэлэм так нежен с ней. Будь она его женой, он избил бы ее до смерти за подобное оскорбление.
 Уолтер гадал, стоит ли ему прямо сказать Грэлэму, кто этот человек. Ярость лорда приведет его прямо к Фортенберри, Бравый вояка опрокинул в глотку кубок эля и продолжал размышлять.
 — Не желаешь ли сыграть со мной в шахматы? — спросил Грэлэм Кассию.
 — Пожалуй, да, — ответила она, не переставая вертеть в руках кусочек хлеба.
 Он тихонько рассмеялся:
 — Не уверена? Насколько я помню, ты обыгрывала меня много раз. Чаще выигрывала, чем проигрывала.
 Кассия вспомнила, как ей хотелось лягнуть мужа, и сказала более твердым тоном:
 — Да, милорд, я получила бы от этого большое удовольствие.
 Когда они оказались сидящими друг против друга в своей спальне за шахматным столиком, Грэлэм, откинувшись на спинку стула, с любопытством наблюдал за женой. внимательно изучавшей положение своих фигур на доске. Очень медленно он вытянул ноги, позволив своему бедру коснуться ее. Она подскочила, взгляд ее метнулся к его лицу.
 — Следи за своим слоном, Кассия, — сказал рыцарь любезно, будто и не заметил ее реакции.
 — За моим слоном, — повторила она, опуская глаза с его лица на доску.
 — Да, за слоном.
 Он улыбнулся, заметил ее рассеянность, и потёр подбородок. Глаза его смеялись.
 — Почему бы нам не сделать игру интереснее?
 — Как?
 — Мы можем пустить в ход еще пешку. Давай договоримся, что за каждую потерянную тобой фигуру ты будешь расплачиваться поцелуем.
 Кассия умолкла. Губы ее подергивались.
 — А что будет, милорд, если ты проиграешь фигуру мне?
 — Ну, в этом случае я тебя поцелую. Она с опаской смотрела на разделявшую их шахматную доску.
 — Ты действительно этого хочешь?
 — Чего хочу? Поцеловать тебя?
 Она кивнула, не поднимая на него глаз.
 — Давай скажем так: я буду терпеть твои поцелуи, а ты — мои. Согласна?
 — Я… Очень хорошо. Грэлэм сделал ход и забрал ее коня. Откинувшись назад, он наблюдал за сменой выражений на ее лице.
 — Ну, жена? — поддразнил он.
 — Это был не очень разумный ход, — сказала она смущенно, — ты потеряешь и слона, и пешку.
 — Я готов терпеть последствия, — ответил Грэлэм, похлопывая себя по бедру. — Давай-ка плати штраф, Кассия.
 Кассия неуверенно встала, смущенная тем, что ей и в самом деле хотелось поцеловать его. На мгновение она остановилась, потом позволила мужу привлечь ее к себе. Она плотно зажмурила глаза и сжала губы. Почувствовав, что его большие руки свободно лежат на ее талии, Кассия медленно наклонилась и клюнула мужа в губы.
 — Это, миледи жена, — заметил Грэлэм, и она увидела искорки смеха в его темных глазах, — едва, ли можно назвать поцелуем. Сделай еще одну попытку.
 Кассия нервно провела языком по нижней губе.
 — Я думаю, — сказала она, — что игра может продолжаться еще очень долго.
 — Да, — тихонько ответил он.
 Чувствуя настроение мужа, Кассия заглянула глубоко в его глаза.
 Ей хотелось спросить, почему он так добр к ней. Может быть, он наконец поверил, что она не крала ожерелья и не пыталась бежать от него? Кассия слегка приоткрыла рот и склонилась над ним. Грэлэм позволил ей поцеловать себя. Руки его по-прежнему свободно лежали на ее талии. Он почувствовал прикосновение ее груди к своему телу и попытался угадать, чувствует ли она его возбуждение, когда прикасается к нему.
 Когда их поцелуй прервался, Грэлэм заметил, что Кассия дышит гораздо чаще, чем обычно, однако не сделал попытки продлить поцелуй, а только улыбнулся ей,
 — Думаю, наука идет тебе впрок. Он почувствовал, как Кассия снова потянулась к нему, и тотчас же крепче сжал ее талию.
 — Вперед, жена. Думаю, теперь твой ход. Кассия ощутила легкое головокружение. Она вернулась на стул, стараясь сосредоточиться на игре.
 Постепенно голова ее прояснилась, и она улыбнулась плутоватой улыбкой, отчего на щеках обозначились глубокие ямочки.
 — Ваш ход, милорд!
 — Может быть, игра и не будет столь уж долгой, — сказал Грэлэм.
 Она не взяла его слона, а только передвинула свою пешку на другую клетку. Не задумываясь он взял пешку и тем самым обрек себя на шах.
 Не сказав ни слова, рыцарь только похлопал себя по бедру.
 Когда Кассия снова оказалась на его коленях, она отчего-то подумала, слышит ли он, как стучит ее сердце. Пошевелившись, она почувствовала, как его мускулы напряглись под ней. Она вспыхнула и потупилась.
 — Не понимаю, что со мной, — прошептала Кассия.
 — Сейчас узнаем, — ответил Грэлэм и снял ее с колен. Наконец она все-таки взяла одну из его фигур. Потом подняла голову.
 — Не думаю, что смогу удержать вас на коленях, милорд. Она выглядела такой взволнованной, что рыцарь с трудом удержался от смеха.
 — Тогда, вероятно, тебе следует подойти сюда. Когда она снова оказалась сидящей у него на коленях, он нежно сказал:
 — Помни, жена, сейчас мой черед целовать. Ты не должна ни ласкать меня, ни ерзать.
 — Но я не делала этого! — начала Кассия, и тут ее речь была прервана его поцелуем.
 Она почувствовала на затылке его руку, тотчас же заблудившуюся в волосах, и он притянул ее голову ближе к себе. Очень медленно рыцарь переместил руки на ее грудь, и, к его полному восторгу, она едва слышно застонала, когда он прикрыл их ладонями, а спина ее при этом выгнулась. Он тотчас же выпустил ее.
 Никогда, подумал Грэлэм, несколько смущенный сам, никогда не видел он выражения такого разочарования на женском лице. Женщина, подумал он. Да, сегодня ночью он сделает ее женщиной. Лорд Грэлэм наблюдал, как его жена нетвердой походкой направилась к своему стулу, и думал, что, возможно, она не выдержит до конца игры.
 Ощущение реальности постепенно возвращалось к Кассии, и она попыталась сосредоточить свое внимание на шахматной доске. Грэлэм с болью вспомнил, какой доверчивой и открытой она была до того, как он совершил над ней насилие. Признается ли жена ему во всем откровенно, если он снова завоюет ее доверие? Ему хотелось, чтобы Кассия сама попросила его заняться с ней любовью. Он стиснул зубы, и следующий его поцелуй был кратким и бесстрастным.
 Через четверть часа Кассия потеряла все свои фигуры, кроме короля и двух пешек.
 — Волнующая игра, — подвел итог Грэлэм. — Я устал, — продолжал он, поднимаясь и потягиваясь, — и хочу в постель.
 Грэлэм заметил, что жена бросила на него пугливый взгляд, но не обратил на это внимания.
 — Если, конечно, ты не хочешь сыграть еще одну партию…
 — Нет, — торопливо возразила она, нервно одергивая складки платья.
 — Последний поцелуй для победителя, жена. Иди сюда. Кассия медленно подошла к нему, не опуская глаз, не отрывая взгляда от его лица. Рыцарь нежно прижал ее к себе, наклонился и легко коснулся ее губ. И губы ее раскрылись навстречу его поцелую сами, без понукания с его стороны. Против воли и вопреки его намерениям руки его погладили ее по спине и спустились ниже, к ягодицам. Он привлекал ее к себе ближе и ближе, пока наконец ее живот не коснулся его отвердевшего мужского естества.
 Уже без колебаний она обвила его шею руками. Теперь ею владели только чувства. И ей хотелось почувствовать больше, много больше.
 — Пожалуйста, — прошептала она.
 — Что? — спросил он, крепче прижимая ее к себе и лаская ее бедра.
 — Я…я не знаю… — Голос её дрожал и прерывался.
 — А если я дам тебе то, чего ты хочешь, ты в конце концов скажешь мне правду?
 Она смотрела на него непонимающе пустым взглядом, потом лицо ее залилось румянцем, руки упали.
 Если бы Грэлэм мог ударить, избить себя, он бы это сделал. Теперь она была оцепеневшей, холодной, замкнутой.
 — Идем в постель, — сказал он грубо и отвернулся.
 Рыцарь лежал на спине, глядя в темноту, и слушал ее захлебывающиеся рыдания, представляя, как она сунула кулачок в рот, пытаясь заглушить их. Слушал и слушал до тех пор, пока был в силах выносить эту пытку.
 — Кассия, — сказал он нежно, — иди сюда. Я ведь обещал, что не причиню тебе боли.
 Он терпеливо дождался, пока она, перекатившись на бок, не оказалась рядом с ним, обнял ее и притянул к себе, чувствуя влажное прикосновение ее щек к своей груди.
 Теперь рыдания ее почти прекратились, и Грэлэм осторожно погладил ее по спине.
 — Я больше ничего не скажу об этом, — пообещал он наконец.
 «Но ты никогда мне не поверишь!» — подумала она.
 — Я хочу войти в твое тело, жена. Боюсь, что не смогу выдержать еще одну ночь.
 Он почувствовал, как при этих его Словах Кассия вздрогнула, но так и не понял, от страха или от предвкушения наслаждения. Он сказал ей правду: все его существо томилось желанием, жаждало освобождения и умиротворения. Грэлэм торопливо сорвал с нее ночную рубашку и застонал, ощутив прикосновение ее обнаженного тела к своему.
 — Ты такая маленькая, такая нежная, — прошептал он, касаясь губами ее виска, в то время как руки его ласкали ее грудь и живот. — Раздвинь ноги, Кассия.
 Он просунул палец внутрь ее тела, и мускулы ее конвульсивно сжались.
 — Ты готова принять меня, — сказал он. Когда он вытащил палец, она почувствовала, что внутри у нее влажно, влага эта попала на ее живот.
 Ему хотелось ласкать ее, заставить ее кричать от желания; все в нем было напряжено, как тетива лука. Когда она шевельнулась, тело его ответило с такой силой, что рыцарь потерял контроль над собой.
 — Не могу ждать, — задыхаясь, прошептал Грэлэм и овладел ею, и тело ее приняло его. Он вошел в него легко и застонал, испытав невероятное ощущение, и больше уже не колебался ни секунды. Склонившись над женой, он заключил ее лицо в ладони. Ему хотелось видеть ее глаза.
 — Я причиняю тебе боль? — спросил он нежно, почти касаясь губами ее рта. Она покачала головой:
 — Нет, но ощущение такое… необычное.
 Право, подумала она, если бы занятия любовью всегда были такими, она могла бы счесть их вполне приемлемыми. Эта мысль была для нее удивительна, но еще более удивительна была слабая и медленно нараставшая боль внизу живота. Казалось, она существовала отдельно от нее и в то же время стала ее частью.
 — Грэлэм… я… — Голос Кассии был полон изумления, когда он прервал ее речь и крепко поцеловал в губы. Его язык вторгся в ее рот в то время, как его мужское естество проникло глубже в ее тело, и она зашевелилась под ним, чувствуя, как глубоко в недрах ее тела нарастает жаркая и непреодолимая потребность. Спина ее выгнулась, а руки обвились вокруг его талии.
 — Кассия, не надо!
 Но было слишком поздно. Он больше не мог сдерживаться. Он хрипло застонал — этот звук образовался где-то глубоко в его горле, — и семя его изверглось в нее. Она почувствовала, что наполнена им, и в то же время ей хотелось продолжить их любовные занятия. Однако его тело, оставалось неподвижным. Жажда наслаждения медленно слабела, хотя она и осталась смутно неудовлетворенной. Она так и не поняла, чего желала и ждала.
 Кассия погладила спину мужа, провела руками по твердым как сталь мускулам, наслаждаясь прикосновением к мужскому телу. Она слышала его дыхание, теперь ставшее более спокойным и ритмичным, чувствовала, как тело его, лежавшее поверх нее, расслабилось. Вес его был огромен, но ее это не беспокоило.
 «Нет, — думала она сонно, — заниматься любовью не так уж плохо. И это, оказывается, вовсе не больно».
 Грэлэм приподнялся на локтях и посмотрел сверху на скрытое в тени лицо жены. Он знал, что все произошло слишком быстро, чтобы она могла получить необходимое для женщины наслаждение, и тихонько выбранил себя за свое нетерпение. Кассия сжалась.
 — Прошу прощения, — прошептала она. — Ничего не умею и не знаю, что делать.
 — Тихо, — сказал Грэлэм нежно. — Это я повел себя как неопытный мальчишка.
 Он почувствовал движение ее головы, когда она покачала ею, и ее волосы коснулись его плеча.
 — Ты нежная и прелестная, Кассия, и я очень желал тебя. Обещаю тебе, что скоро и ты будешь желать меня так же.
 Он представил себе, насколько изумленным был ее взгляд, когда она услышала его слова, и, нежно поцеловав, перекатился на свою сторону постели, все не отпуская ее.
 Она уснула с очень странным чувством, потому что они так и не разжимали объятий, и его мужское естество продолжало оставаться внутри нее.
 Кассия проснулась на рассвете и, глянув на розоватые лучи света, проникавшие сквозь ставни, легонько пошевелилась, но тотчас же успокоилась, почувствовав, что полулежит на Грэлэме, а его бедро между ее ногами, щека же ее покоится на спутанных и густых волосах на его груди. Она заморгала, прогоняя остатки сна, позволяя целому рою образов и впечатлений вчерашнего дня проходить в памяти, сменяя друг друга. Со знакомыми образами пришли новые чувства и затопили ее. Кассия ощутила, как крепкие мускулы у него на бедре сократились, нога прижалась к ней, и это уже не было сном или воспоминаниями. Она ощутила движение в своем теле, и тело ее пробудилось; какая-то сила заставила ее двигаться медленно и ритмично. Рука нечаянно соскользнула, и ладонью она коснулась его груди, ощутив размеренное биение сердца.
 Кассия глубоко вздохнула, радуясь тому, что ее муж спит.
 Ей следовало отодвинуться от него, но тело ее не слушалось. Рука продолжала исследовать волосы у него на груди, потом спустилась ниже, на его плоский мускулистый живот. Ее пальцы гладили упругие выступающие мускулы, потом спустились еще ниже. Когда рука натолкнулась на его естество, лежавшее спокойно, молодая женщина ощутила, как все тело пронизала волна тепла, и она снова зашевелилась, прижимаясь к его бедру. Кассия крепко зажмурила глаза, отдаваясь невероятному и неизведанному ощущению. Дыхание ее участилось, а тело продолжало свои чувственные движения, подчиняясь инстинкту, подсказывающему, что надо делать.
 Ей хотелось снова и снова дотрагиваться до него, чувствовать гладкость его кожи, попытаться понять, почему его тело без его усилия действует на нее подобным образом. Медленно и Неуверенно, с сердцем, громкое биение которого, как ей казалось, было слышно на всю комнату, Кассия продолжала свое исследование. Пальцы ее сомкнулись вокруг его жезла, и она нежно подержала его в руке.
 Она все еще не осознала, что ритмично двигается, прижимаясь к его бедру, и без ее усилия и воли рука крепче сжала его орган, так, что Грэлэм почувствовал это. Он не шевельнулся. Когда пальцы ее коснулись его интимной части и сжали ее, он думал, что сейчас подпрыгнет, но вовремя овладел собой. Потом очень медленно и осторожно приподнял свое бедро, и это движение вверх исторгло легкий крик у Кассии. Она никогда не брала на себя инициативы в любовных играх, и он улыбнулся, испытывая долгожданную радость, но тотчас же лицо его исказила гримаса, потому что у него не было никакой уверенности, что он сможет долго выдержать под ее ласками.
 Через минуту Кассия убрала руку, подняла голову к его лицу и заметила, что он внимательно смотрит на нее.
 — Ты не спишь, — сказала она беспомощно.
 — Да, — ответил Грэлэм, заставляя себя лежать спокойно.
 Из ее горла вырвался непрошеный слабый стон, и она вспыхнула, а глаза ее округлились от смущения и удивления.
 — Я… твоя нога… она вызывает у меня такие странные чувства.
 Он придвинулся к ней вплотную и, кожей бедра ощутив влажность между ее ногами, удивился и обрадовался этому.
 — Что же ты чувствуешь?
 Она улыбнулась, покачала головой и спрятала ее у него на груди.
 — Думаю, я не смогу успокоиться; мне хочется двигаться, чувствуя твое тело, прикасаться к тебе, — прошептала Кассия.
 Она убрала руку от интимных частей его тела, и это вызвало у него глубочайшее разочарование. Он вяло подумал о том, сколь большое значение мужчины придают физической стороне любви и насколько они лишены скромности в физических проявлениях, должно быть, это присуще им от рождения — желание, чтобы женщина ласкала и гладила их. В то время как женщины… Но он не успел додумать до конца, услышав слабый стон Кассии, теперь гладившей и ласкавшей его живот.
 Грэлэм осторожно заставил жену лечь на спину. Глаза ее расширились и смотрели на него, но он лишь легонько поцеловал ее в губы, дразня прикосновениями языка и не пытаясь овладеть ею. Рукой он прикрыл ее грудь, и его большой палец принялся гладить ее сосок, а она, все еще неподвижная, продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами. Он улыбнулся, глядя на нее сверху и зная, что ей нужно. Его пальцы нашли путь к ней, и он судорожно вздохнул, ощутив ее тепло и влажность. Его ласки были ритмичными, пальцы нажимали достаточно сильно, слегка дразня ее, заставляя вскрикивать и стонать.
 — Грэлэм! — вскрикнула она, отчаянно вцепляясь в его плечи.
 — Да? — спросил он нежно, не отрывая глаз от ее лица.
 — Я…я не могу этого вынести, — задыхаясь, прошептала Кассия.
 Ее бедра сделали резкое движение вверх под его пальцами, и теперь он задвигался быстрее и увереннее поверх ее тела.
 Много раз в жизни он доставлял женщинам наслаждение, но никогда не чувствовал себя… столь интимно вовлеченным в это, будто и сам зависел от ее ощущений. Он почувствовал напряжение ее ног, и медленно его язык проник в ее рот. Он услышал ее вздох и понял, что это доставило ей наслаждение.
 — Кассия, — пробормотал он, и звук ее имени, сорвавшийся с его губ, подействовал на нее как удар, будто ее подбросили и закружили в доселе неведомом ей царстве ощущений, о существовании которых она никогда не подозревала.
 Тело ее извивалось, прижимаясь к нему, и из горла рвались крики.
 Рыцарь не сводил с жены глаз, наблюдая за сменой выражений на ее лице — от полного изумления до какой-то отстраненности, когда взгляд ее стал казаться ему застывшим, а тело пронизывало глубочайшее наслаждение, лишавшее ее способности воспринимать что-либо из окружающего мира, кроме размеренных движений, посылавших неизведанные ощущения. В этот момент она выкрикнула его имя, и он ответил тихим стоном.
 Мгновение Кассия казалась бесчувственной. Грэлэм поцеловал ее, упиваясь ощущением ее губ, ее нежного рта и радуясь каждому ее порывистому и судорожному вздоху, который впивал своим ртом. К своему величайшему восторгу, он почувствовал, как тело Кассии вновь содрогается, когда положил ладонь на ее сокровенное место и слегка сжал его. Казалось, она не сознает, что из груди ее вырывается тихий стон; спина ее изогнулась, и Кассия порывисто задвигалась. Он опять заставил ее испытать наслаждение, и на этот раз она притянула его к себе и зарыдала, прижавшись лицом к его плечу.
 Она полна страсти, думал Грэлэм, и так отвечает ему, так совершенно отдается чувствам! Сможет ли он еще раз довести ее до пика? Но нет, пожалуй, на этот раз достаточно. Она не привыкла к подобным ощущениям, утомлявшим ее тело. Скоро, решил Грэлэм, прижимая жену к себе, он снова испытает глубину ее страсти.
 И вдруг рыцарь осознал, что ни разу за все это время не подумал о себе. «Ты становишься слабоумным», — укорил он себя, но ничуть не огорчился, а, нежно улыбаясь, поцеловал жену в мочку уха и крепко прижал ее к себе, ощущая ее тело рядом со своим. Он продолжал бодрствовать, пока Кассия спала глубоким и крепким сном удовлетворенной женщины.
 Женщины, продолжал думать рыцарь, насколько они сложнее мужчин! По крайней мере Кассия была сложнее. Он понял, что она должна была довериться ему полностью, прежде чем тело ее смогло раскрыться для него. Но какому мужчине пришло бы в голову размышлять о женском доверии? Какому мужчине было важно знать, что женщина получает наслаждение от близости? К сожалению, он сам был таким мужчиной. Зато он знал теперь, что не сможет жить без нее.




 Глава 24


 Грэлэм улыбнулся, заслышав веселый и звонкий смех Кассии. Никто бы не узнал в ней бледное маленькое привидение, на которое она походила всего лишь неделю назад. Она была полна энергии, желания смеяться и быть с ним. Никогда прежде он не испытывал потребности быть с женщиной иначе, чем ради физической близости, но теперь все было по-другому. Грэлэм радовался, когда жена его поддразнивала, ему приятно было наблюдать, как она приводит в порядок Вулфтон, как заботится обо всех его обитателях. Суровый рыцарь, он приходил в восторг, видя, каким нежным становится ее взгляд, когда встречается с его взглядом. И каждый раз, когда это случалось, лицо ее вспыхивало, а он улыбался многозначительной улыбкой и шептал ей на ухо столь интимные слова, что она краснела еще сильнее.
 Грэлэм теперь знал, что в постели она не может отвечать на его ласки, если мысли ее заняты чем-то другим, если у нее возникали какие-нибудь сложности со слугами или в голове зарождались новые планы. Постепенно он начал понимать ее мысли и то, какие чувства вызывали в ней эти мысли, каким образом она принимала решения, касавшиеся, например, управления замком. Лорд Грэлэм с грустью вспоминал время, когда ему ничего не хотелось, кроме как бросить жену на постель и заниматься с ней любовью, пока она не начнет задыхаться от желания. Она ему никогда не отказывала, но когда он принимался целовать ее наиболее изощренно, то видел, как между ее бровями образуется морщинка. Сначала он чувствовал себя оскорбленным и рявкал:
 — Что с тобой, Кассия? О чем ты думаешь?
 Она склоняла головку к плечу, и на губах ее появлялась нежная улыбка.
 — Это Бернард, — говорила она печально. — Не знаю, что с ним делать, а делать что-нибудь надо!
 — Бернард, — повторял он, сначала не понимая и лишь потом вспоминая тихого неухоженного мальчика, приходившего в замок выбирать собак, чтобы они помогли его отцу пасти овец.
 Его жена задумчиво покусывала нижнюю губу и вдруг широко улыбнулась.
 — Почему я сразу не спросила тёбя? Ты ведь знаешь, что делать!
 И они начинали обсуждать проблемы Бернарда и его странную, необычную реакцию на собачьих блох и находили решение, которое потом оба одобряли. Ее любовь к нему после этого была больше, чем он мог себе раньше вообразить.
 Грэлэм позволил ей делать, что ей заблагорассудится, со всеми тканями в своем сундуке. Но, разумеется, она не стала злоупотреблять его щедростью. Кассия всегда спрашивала его мнение, и он знал, что пройдет много времени, прежде чем забудется его первая реакция, когда она взяла ткань из сундука, чтобы сшить ему новый камзол.
 Лорд Грэлэм понял также, что ему нравится его жена. Это была пугающая и нелепая мысль, и ему даже не хотелось ее анализировать. Жена существует для удобства и комфорта мужа. Она ублажает его тело, следит за его домом. Большинство его знакомых мужчин без тени сомнения как попугаи повторяли эту заповедь. Он снова повернул голову, услышав ее смех, и понял, что она находится на их небольшом стрельбище. Что могла делать Кассия среди его солдат? Рыцарь широко зашагал к плацу и, подойдя, остановился как вкопанный. Его жена сидела в выцветшем зеленом шерстяном платье, с белым шерстяным платком на голове, и, если бы не ее звонкий смех, он мог бы принять ее за служанку. Вокруг нее собралась толпа.
 — Нет, Бран, — услышал он голос Кассии, в котором еще дрожал смех, — эта часть пирога для моего господина. Ты уже съел свою порцию!
 Грэлэм увидел, что Кассия держит поднос, а его люди едят или, уже поев, довольно жмурятся, вытирая рты.
 «Ее господин»! Мысль о наказании за то, что она прервала занятия его людей, тотчас исчезла у негр из головы. Она увидела его и побежала ему навстречу, и в глазах ее он заметил удивление и радость при виде его.
 — Я подумала, ты занят с Блаунтом, — сказала Кассия весело. — Вот, милорд, яблочный пирог, только что испеченный.
 Грэлэм принял от нее свою порцию, с запозданием осознав, что выражение его лица, вероятно, такое же глупое, как и у его солдат.
 Поев, хозяин Вулфтона вытер губы и улыбнулся жене:
 — Пирог восхитительный, миледи. Не знаю только, чем эти безмозглые увальни заслужили ваше внимание.
 И услышал раскаты хохота за спиной. Кассия смеялась вместе со всеми. Почти против своей воли он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее гладкой щеке.
 — А теперь иди, малышка, — сказал рыцарь нежно, — иначе у меня возникнет искушение перебросить тебя через плечо и доказать тебе, как ты восхитительна.
 Она вспыхнула, попыталась возразить, а потом, плутовато улыбнувшись ему, бросилась бежать с поля. Немного позже Рольф сказал хозяину:
 — Вам повезло, милорд. Очень повезло.
 — Да, — вежливо согласился Грэлэм, отирая пот со лба и Глядя на укрепления на восточной стене. — Вулфтон такой замок, которым можно гордиться: нечистоты убраны. ничто здесь не воняет, и Бернард гораздо лучше теперь управляется с лошадьми.
 Грэлэм потянулся, уголком глаза наблюдая за своим сержантом. Рольф не понял бы шутки, даже если бы при этом для убедительности ему хорошенько поддали под тощий зад коленом. Прочистив горло, он уточнил, медленно произнося слова:
 — Это все верно, милорд, но я то говорил о миледи, вашей жены — И выпрямился, хмурясь при виде легкой ухмылки на губах своего господина. — Она всем на радость. Вашим людям всегда приятно видеть ее улыбку.
 «Она тебя не предавала!» Рыцарь тотчас же попытался отогнать эту мысль. Уже давно он решил, что и сам не меньше жены виноват в том, что она попыталась бежать от него.
 «Она ведь к тебе вернулась, — повторял он себе снова и снова. — Но почему она так и не сказала правды?»
 Де Моретон покачал головой, чувствуя, что эти раздумья причиняют ему боль, а вслух произнес:
 — В жизни слишком много тяжелого, чтобы еще осложнять ее.
 Рольф подергал себя за ухо.
 — Она милое дитя, — изрек он наконец.
 — Нет, старый дружище, она не дитя, — возразил Грэлэм.
 Поздно ночью, когда он ласкал ее, нежно проводя рукой по ее животу и чувствуя, как тело ее отвечает на его ласки, Грэлэм тихо вспомнил:
 — Ты больше не дитя, Кассия.
 В ответ прозвучал стон, от которого бедра его напряглись. Ему хотелось зарыться в нее. Он довел ее до края пропасти, а потом совершил вторжение. Ее ответ не медлил — она отдавалась наслаждению самозабвенно. Крик ее прозвучал где-то у самых его губ, спина изогнулась, и на некоторое время она настолько погрузилась в ощущения, что не могла мыслить ни о чем другом. И сам он тоже погрузился в ее ощущения, в ее наслаждение настолько, будто был околдован ими. Так продолжалось, пока его собственная жажда наслаждения не поглотила все.
 Наконец страсть отпустила их, и Грэлэм легонько передвинулся, опасаясь, что вес его тела слишком велик и он раздавит ее.
 Ее руки сомкнулись у него за спиной.
 — Нет, — зашептала она, — не оставляй меня. Тогда его руки скользнули под ее спину, и рыцарь перекатился на спину так, что она оказалась наверху. Удивленная, Кассия рассмеялась, все еще ощущая его глубоко внутри себя.
 — Не хочешь же ты, чтобы я сидела на тебе верхом?
 — Вот именно, хочу, — отозвался он, заключая ее лицо в ладони и притягивая ее к себе, чтобы поцеловать. — Сейчас, Кассия, сейчас!
 — У меня такое чувство, — сказала она в замешательстве, потом умолкла, и губы ее изогнулись в улыбке, — будто я не так полно чувствую тебя, как раньше.
 Он дотронулся до ее бедра и легонько шлепнул его.
 — Ну и жадная ты бабенка! Руки его медленно гладили шелковистую кожу. Грэлэм осторожно выскользнул из-под нее и уложил жену на спину. Потом склонился над ней, опираясь на локоть.
 Кассию смутило то, что он так пристально разглядывает ее. Она выпростала руку и попыталась прикрыться ею.
 — В чем дело? — удивленно спросил рыцарь и отвел ее руку. — Ты выглядишь прелестно. — Его огрубевшие пальцы воина прошлись по ее груди. — Очень мило, — прошептал он снова, и склонился к ней, принимаясь ласкать ее ртом. — Ты нагуляла жирок.
 — Ты и вправду так думаешь?
 Де Моретон поднял голову. И увидел, как она вспыхнула.
 — Я хочу сказать… я ведь была такой тощей! Теперь Грэлэм придирчиво оглядывал ее всю, и на мгновение взгляд его задержался на треугольнике кудрявых волос, все еще хранившем влажность их недавней страсти.
 — Да, — отозвался он, и голос его звучал низко и хрипло, — и именно такой я хочу тебя видеть.
 — Как и я хочу видеть тебя, милорд, — отозвалась Кассия тихо и нежно.
 Черт возьми? Он не хотел и не мог расстаться с ней!
 Лорд Грэлэм де Моретон сурово смотрел на гонца из Крэнделла и понимал, что ему ничего не остается, как только вернуться туда и подавить мятеж. «Возьму ее с собой», — подумал он, но тотчас же отказался от этой мысли. Главное для него было, чтобы Кассия оставалась в безопасности. Черт бы побрал Раймона де Серей, племянника бывшего смотрителя замка. Этот человек не вызывал у него ни восторга, ни доверия; Грэлэм знал, что имеет дело с глупцом, и все же неосторожно назначил его смотрителем своего замка в южной части земель, прилегающих к Вулфтону.
 Что сделал этот дурак такого, чтобы так скоро вызвать бунт крестьян в его достаточно спокойных владениях?
 Рыцарь отпустил усталого гонца и пошел в спальню. Он нашел Кассию сидящей у окна за шитьем. И внезапно вспомнил тот, последний раз, когда покидал ее. Это воспоминание вызвало у него дрожь отвращения к себе. Ведь всего через два дня после возвращения он так ее обидел.
 — Я должен уехать. — Грэлэм решил, что тянуть бесполезно.
 Она уколола палец и тихонько вскрикнула.
 — Я неуклюжая. — Кассия поглядела на выступившую капельку крови.
 Он опустился на колени рядом с ее стулом и взял ее за пальчик. Нежно поднес его к губам и слизнул кровь.
 — Куда вы едете, милорд? — спросила Кассия безжизненным голосом.
 Рыцарь легонько поцеловал ее пальчик и поднялся.
 — В Крэнделл. Посланец де Серей сообщил о волнениях среди крестьян.
 Она почувствовала, как ее охватывает страх за него.
 — Там будет опасно?
 — Может быть, но необязательно, — ответил Грэлэм, равнодушно пожимая плечами.
 Кассию было нелегко ввести в заблуждение. Она заметила блеск предвкушения в его темных глазах.
 — Как долго тебя не будет?
 — Неделю. Возможно, чуть дольше. Если де Серей — дурак, каким я начинаю его считать, я найду другого на место управляющего замком в Крэнделле.
 — Ты можешь взять меня с собой? — Она поняла, что муж собирается ответить отказом, и заторопилась, пытаясь говорить как можно убедительнее: — Я буду заботиться о тебе и не стану причинять никакого беспокойства. Я могу готовить для тебя.
 Лорд Грэлэм наклонился и поднял ее со стула.
 — Тише, Кассия, — сказал он и привлек ее к груди. — Пойми и ты — я не хочу рисковать твоей безопасностью.
 Она вцепилась в мужа так крепко, будто хотела стать его частью. Он почувствовал всепоглощающее желание защитить ее и, едва унимая дрожь, осторожно сжал ее руки и нежно отстранил от себя.
 От него не укрылся влажный блеск в глазах жены, из которых уже готовы были брызнуть слезы.
 — Не плачь. — Грэлэм старался говорить сурово, но ему это не очень-то удавалось.
 — Я… я буду скучать по тебе, — только и сумела она выговорить, шмыгая носом.
 Рыцарь приподнял рукой ее подбородок.
 — Это правда? — спросил он. Кассия потерлась щекой о его ладонь, и он ощутил кожей влагу ее слез.
 — Я уеду только утром, — сказал Грэлэм и снова привлек ее к себе.
 — Ты похожа на заблудшую овечку, — ворчала Итта, — так вести себя не годится, детка! Что скажет твой лорд, когда увидит, как ты бродишь по, замку, бледная и молчаливая?
 — Прошло уже четыре дня, — захныкала Кассия, — и никаких новостей! Ничего! Он обещал, что обязательно пришлет мне весточку.
 — Итак, — заметила Итта, щуря на свою госпожу подслеповатые глаза, — это случилось наконец.
 — Что случилось? — спросила она.
 — Ты любишь своего мужа, — спокойно подытожила Итта.
 — Нет! Может быть, дело в том…
 — Ты любишь своего мужа до безумия, — отрубила Итта.
 К изумлению старой няньки, Кассия посмотрела на нее невидящим взглядом, повернулась и быстро вышла из комнаты.
 Она пошла в конюшню и попросила Бернарда оседлать для нее Ромашку.
 Уолтер стоял во внутреннем дворике, когда она вышла туда, ведя свою кобылу,
 — Сэр Уолтер, — обратилась к нему Кассия тоном, заметно отличным от обычного.
 — Хотите покататься верхом, миледи?
 — Как видите.
 — Лорд Грэлэм наказал мне следовать за вами, если вы выедете из замка.
 С минуту она молчала, покусывая нижнюю губу. Она размышляла, почему Грэлэм оставил сэра Уолтера в Вулфтоне, а Рольфа взял с собой в Крэнделл. Может быть, в его планы не входило, чтобы этот человек сражался с ним рядом? Ей очень хотелось побыть в одиночестве, но, похоже, у нее не было выбора — ей придется терпеть общество Уолтера. Кассия кивнула.
 — Очень хорошо.
 Она пустила Ромашку галопом, оставив позади сэра Уолтера и троих его людей. В уединенной бухточке Кассия спешилась и теперь стояла, глядя на пенящуюся воду. На севере начиналась летняя буря. Сегодня ночью буря разразится вовсю, подумала Кассия, а она так и будет одиноко лежать в огромной супружеской постели. Она вздрогнула.
 — Если вам холодно, миледи, может быть, вернемся в Вулфтон?
 Кассия чуть не подпрыгнула на месте, потому что не слышала, как подошел Уолтер. Она покачала головой:
 — Нет, хочу немного погулять.
 — Как вам угодно, — ответил рыцарь, галантно предлагая ей руку.
 Она не обратила на него внимания и подошла к краю утеса.
 — Скучаете по милорду?
 От его язвительного тона Кассия замерла. У нее зачесалась рука — так ей хотелось дать ему пощечину, но она ограничилась тем, что сказала:
 — Мои чувства вас не касаются, сэр Уолтер.
 — Возможно, и нет, миледи, но я слышал кое-что о вашей неудаче. Вы не слишком хорошо спланировали свой побег.
 — Я хочу вернуться в Вулфтон. — Кассия быстро пошла прочь от него.
 Сэру Уолтеру хотелось встряхнуть ее и свернуть ее гордую шейку. Маленькая сучка! Обращается с ним, как если бы он был подонком. Будто он ничего не значащее ничтожество! Он видел, как один из его спутников помог Кассии сесть в седло. «Ну что ж, миледи, — думал он улыбаясь. — Скоро мы посмотрим!»
 Стоя между зубцами восточной стены и глядя на приближающихся всадников, Кассия ощутила беспокойство. Она глубоко вздохнула, различив во главе кавалькады сэра Уолтера. Он уехал накануне, заявив, что на одну из ферм было совершено нападение. Она ему не поверила и, увидев его теперь, гадала, где он был и что делал.
 Через седло его был перекинут человек, судя по всему, раненный, а трое других, должно быть, убитые, болтались, привязанные к седлам, как мешки с пшеницей. Когда они подъехали ближе, Кассия разглядела, что мужчина, которого вез сэр Уолтер, был привязан к седлу крепкими веревками. Она поспешила вниз по лестнице во внутренний двор. Сэр Уолтер крикнул привратнику, чтобы их впустили, Кассия уже была готова сделать шаг им навстречу, но какое-то необъяснимое чувство удержало ее. Она остановилась под прикрытием сарая, где располагалась их кухня, наблюдая, как отряд въезжает во внутренний двор. От широкой улыбки, расплывшейся на лице сэра Уолтера, Кассию пробрала дрожь.
 Рыцарь стащил пленника с коня. Человек зашатался, но все-таки сумел устоять.
 — Смотрите, — крикнул сэр Уолтер собравшимся поглазеть, — вот награда, которую мы заслужили!
 Он отбросил капюшон, падавший на лицо пленника.
 — Это Дайнуолд де Фортенберри, мошенник, убийца и похититель чужих жен!
 Кассия похолодела. Это был Эдмунд! Она припомнила ядовитые слова сэра Уолтера по адресу де Фортенберри, вспомнила также, что и Грэлэм говорил о давнишних набегах де Фортенберри на земли Вулфтона, которые ныне прекратились. Этот человек больше не вызывал его интереса. «Похититель чужих жен»! Каким-то образом сэр Уолтер дознался, что Дайнуолд де Фортенберри был тем самым человеком, что увез ее. Голова у Кассии закружилась. Она видела, как сэр Уолтер поднял руку и ударил Дайнуолда кулаком под ребра. Это решило дело. Она выбежала на середину двора.
 — Прекратите, Уолтер! — закричала Кассия. Сэр Уолтер круто обернулся, остальные тоже.
 — Миледи, — тут же отозвался Уолтер, настолько преувеличенно вежливым тоном, что это стало заметно всем. При этом он подчеркнуто низко поклонился.
 — Неужели рыцарский кодекс не возбраняет бить связанного человека, сэр Уолтер?
 — Рыцарский кодекс повелевает мне раздавить гадину, миледи.
 Она выпрямилась во весь рост.
 — Я слышала, что вы назвали этого человека Дайнуолдом де Фортенберри. Помню, милорд говорил вам при мне, что он не представляет больше угрозы для Вулфтона, почему вы привезли его сюда, сэр Уолтер?
 «А что, если разоблачить ее перед всеми?» — подумал сэр Уолтер. Но нет, этого делать не следовало. Эта маленькая гордячка, эта сучка была слишком любима солдатами и слугами Грэлэма. Уолтер не был уверен в их одобрении и поддержке. О нет, он подождет возвращения Грэлэма. Грэлэм будет в ярости. Он убьет этого злополучного де Фортенберри и отблагодарит его, Уолтера, за то, что он поймал и привез сюда этого сукина сына. Земля, думал он, и грудь его распирало от сладких надежд. Грэлэм, вне всякого сомнения, наградит его землей и даст замок.
 — Я привез его, миледи, — пояснил рыцарь спокойно, — чтобы держать здесь до возвращения лорда Грэлэма.
 Кассия почувствовала, как на душе у нее полегчало. Дайнуолд де Фортенберри расскажет Грэлэму, что его наняла Бланш. Наконец-то муж узнает правду, наконец он поверит ей.
 Она повернулась к Дайнуолду де Фортенберри, пытавшемуся набрать в грудь воздуха. Ей хотелось подойти к нему, помочь, но она знала, что это было бы глупо.
 Дайнуолд понял, что несколько его ребер сломано. Он встретил тревожный взгляд Кассии за мгновение до того, как, ощутив острый приступ боли, свалился на булыжник под ногами.
 Кассия слушала, впиваясь ногтями в ладони рук, как сэр Уолтер приказал своим людям отнести Дайнуолда де Фортенберри в донжон.
 — Сэр Уолтер, — сказала она громко и спокойно, — я надеюсь, что Дайнуолд де Фортенберри будет жив ко времени, когда вернется милорд.
 — Шлюха, — тихо выругался сэр Уолтер сквозь зубы. Неужели она воображает, что ее влияния на Грэлэма будет достаточно? Легенды об отваге Грэлэма де Моретона были общим достоянием. Он не мог себе представить, чтобы такой воин позволил своей жене избежать наказания, когда окажется лицом к лицу с ее любовником и человеком, которого она наняла, чтобы сбежать от него.
 Кассия направилась прямо к себе в спальню, закрыла дверь, села на стул и стала думать.
 За вечерней трапезой она была спокойна и все заботы ее были направлены только на то, чтобы ужин, состоявший из вареной свинины и гороха, был вкусным. Миледи непринужденно болтала с Блаунтом и отцом Тобиасом, понимая, что за ней наблюдает множество глаз, подстерегающих каждое ее движение. Она ощущала неодобрение, распространявшееся от сэра Уолтера, но чувствовала также, что ее спокойствие вызывает в нем тревогу и неуверенность.
 «Ты за это заплатишь», — мысленно пообещала она. Как ни странно, думала Кассия, отвечая на какой-то вопрос служанки, ей следовало бы быть благодарной ему. Если бы не его ненависть и злоба, она бы так никогда и не узнала, что Эдмунд и Дайнуолд де Фортенберри — одно и то же лицо.
 Кассия вернулась в спальню и принялась ждать. Близилась полночь, когда Итта проскользнула в комнату и молча кивнула ей.
 — Там только один караульный?
 — Да, моя крошка, и скоро он крепко уснет. Здесь не требуется много охраны, — продолжала старуха, волнуясь и дрожа, — из этого места и святой не смог бы бежать.
 — Сэр Уолтер склонен полагаться на везение, — сказала Кассия, — Как удивится этот негодяй, когда Дайнуолд расскажет милорду правду!
 Итта схватила Кассию за руку:
 — Тебе не следует ходить к нему, малышка! Лучше дождаться возвращения милорда.
 — Я знаю, что Дайнуолд де Фортенберри не ангел, но он был добр ко мне. Свяжись Бланш с кем-нибудь другим, он бы изнасиловал и убил меня. Если он умрет от ран, я ничего не выиграю… И потом… Мне надо с ним поговорить. Я должна быть уверена, что он скажет Грэлэму правду.
 Итта знала, что не сумеет переубедить свою госпожу.
 — Все люди спят. Я никого не видела.
 — Прекрасно, — произнесла Кассия, чувствуя при этом, как от волнения тело ее покрылось гусиной кожей. — Не хочу, чтобы ты переживала за меня, Итта. Ступай спать.
 Она дождалась ухода своей старой няньки, потом накинула плащ. Сотворив молча молитву, Кассия выскользнула из спальни и направилась в зал.
 Донжон располагался в подвале под южной башней. Без шума она миновала толстую дубовую дверь, изрядно струхнув, когда увидела стража. Тот крепко спал, уронив голову на руки. Кассия осторожно вытащила из складок его одежды тяжелую связку огромных железных ключей и опустила в карман плаща. Потом, сжимая в руке свечу, спустилась по стертым каменным ступеням вниз. И тотчас же почувствовала застоявшееся зловоние и услышала, как снуют крысы. Вокруг пахло человеческим страданием, и ей было известно, что ни один узник не мог выжить здесь долго. Рука Кассии дрожала, когда она вставляла один из ключей в ржавый замок. Замок громко заскрежетал и молодая женщина в страхе оглянулась по сторонам, ожидая, что люди сэра Уолтера бросятся на нее.
 Но вокруг раздавалась только крысиная возня.
 Дверь распахнулась, и Кассия, высоко поднимая свечу, вошла в темницу. Она сразу почувствовала, как к горлу поднимается тошнота от омерзительного запаха. Каменные стены были зелеными и скользкими от сырости земляной пол усеян охапками старой соломы, сгнившей и источающий запах человеческих экскрементов. Молодая женщина подняла свечу выше и с трудом перевела дух, увидев Дайнуолда де Фортенберри. Руки его были высоко подняты, запястья скованы.
 — Дайнуолд, — тихонько окликнула она. Он медленно поднял голову и долго смотрел на нее бессмысленным взглядом. Потом губы его изогнулись в медлительной улыбке, сменившейся гримасой боли.
 — Цыпленочек! — прошептал он. — Почему ты прислала мне записку с просьбой о помощи?




 Глава 25


 Кассия молча смотрела на него, не понимая.
 — О какой записке ты говоришь? — спросила она наконец.
 Его охватила такая мучительная боль, что он сразу сказал:
 — Теперь ясно, что ты ее не писала. Я позволил обвести себя вокруг пальца, и мне придется за это расплатиться.
 — Нет, не придется!
 Кассия устремилась к нему и, быстро подобрав ключ, сняла оковы с его запястий. Дайнуолд попытался удержаться на ногах, но тут же со стоном рухнул на солому.
 — Это сэр Уолтер, — сказала Кассия, опускаясь на колени рядом. — Он тебя ненавидит, но почему-то мне это прежде и в голову не приходило.
 Рыцарь поднял голову и улыбнулся ей:
 — Только я и понимаю, что ты имеешь в виду, цыпленочек.
 — Когда милорд вернется в Вулфтон, все будет в порядке, я обещаю тебе, Эдмунд… то есть Дайнуолд.
 Она прикоснулась к его плечу.
 — Ты ведь скажешь ему, что тебя наняла Бланш?
 — Тебе трудненько было убедить мужа поверить?
 — Очень немногие из наших людей верят в мою невиновность, но теперь они узнают правду.
 — Ах, цыпленочек, ты так невинна и доверчива!
 — Нет, — возразила она твердо, — уже нет. Я позабочусь о том, чтобы милорд наказал сэра Уолтера за то, что он сделал с тобой. Ты ранен?
 — У меня сломано несколько ребер. Сэр Уолтер — жестокий человек. Теперь я знаю, почему он не убил меня сразу, как моих людей.
 — Не понимаю.
 Дайнуолд поднял руку и дотронулся до ее мягких волос.
 — Объясню тебе. Вне всякого сомнения, сэр Уолтер нуждается в собственных землях. Да и какой безземельный рыцарь не хочет их получить? Мой отец убил его отца и присвоил его имущество, хотя, как меня убеждали потом, эти действия были оправданны. Но если сейчас сэр Уолтер убьет меня, он этим ничего не выиграет и останется при своем. Твой муж, цыпленочек, очень могущественный человек, и друзья у него влиятельные. Уолтер рассчитывает, выдав меня лорду Грэлэму, получить в награду мои земли.
 Кассия покачала головой и убежденно сказала:
 — Грэлэм не убьет тебя!
 Дайнуолд бросил на нее нежный взгляд, полный сострадания.
 Медленно он потянулся к ней, привлек ее к себе и, прежде чем Кассия успела опомниться, приковал одно из ее запястий к стене.
 — Цыпленочек, — сказал он печально, — прошу прощения, но мне не хочется умирать. Если я останусь, твой муж убьет меня не задумываясь. И даже если я буду сопротивляться изо всех сил, он все равно меня прикончит.
 — У него нет причин убивать тебя. Пожалуйста, Даинуолд, не покидай меня!
 — Кассия, послушай, я должен бежать, и очень быстро. Твой муж считает, что ты заплатила мне за помощь в побеге. Даже если я скажу, что был подкуплен Бланш этим варварским ожерельем, он все равно не пощадит меня. — Рыцарь горько рассмеялся. — На месте твоего мужа я поступил бы так же. Когда тебя найдут здесь, то решат, что ты освободила меня, чтобы отпустить. Мне очень жаль. Но твой муж тебя убивать не станет. Будь другой выход, цыпленочек, я бы тебя не покинул, но у меня нет выбора. Прости.
 Кассия с ужасом смотрела на тяжелые оковы на своей руке.
 — Я тебя прощаю, — ответила она, — но ты, отправляешь меня в ад.
 Дайнуолд приподнял ее лицо за подбородок и легонько поцеловал.
 — Могу взять тебя с собой, цыпленочек.
 Он увидел выражение боли и беспомощности в ее глазах и отстранился:
 — Вот, значит, как обстоят дела.
 Рыцарь поднялся и с минуту постоял над ней.
 — Грэлэм де Моретон — жестокий и безжалостный воин. Ему трудно понять столь нежное и честное существо, как ты. Пожалуйста, цыпленочек, не кричи, пока я не уйду.
 — Это все равно бесполезно, — безучастно сказала Кассия, — моя старая нянька напоила снотворным зельем единственного стража. Судя по всему, сэр Уолтер решил, что больше не потребуется.
 — Я оставлю тебе свечу, — сжалился Дайнуолд. — Прощай, цыпленочек.
 Она наблюдала, как дверь темницы закрылась за ним. Потом прислонилась спиной к сырой стене. Рядом с ней закопошились крысы. Кассия видела, как их маленькие глазки отсвечивают оранжевым в трепетном свете свечи. Когда свеча зашипела и погасла, темница погрузилась в непроглядный мрак, и она тихонько заплакала, поникнув головой.
 Кассия услышала топот тяжелых сапог; дверь темницы отворилась под нажимом сильной руки. Темноту рассеял трепещущий свет факела. Кассия молила Бога, чтобы на помощь ей пришла Итта, но молитва ее не была услышана. На мгновение свет ослепил ее, и она могла различить только мужской силуэт.
 «Это сэр Уолтер», — подумала она, и ее охватил ужас. Что с ней теперь будет?
 — Кассия!
 Она оледенела от звука этого голоса и плотнее прижалась к скользкой стене. Из горла ее вырвался тихий стон.
 — Что ты здесь делаешь? — только и вымолвила она. Грэлэм хрипло рассмеялся.
 — Полагаю, жена, ты не ожидала меня до завтрашней ночи. Я скучал по тебе и торопил своих людей вернуться.
 От его жестокого смеха у нее все сжалось внутри. Лорд Грэлэм передал факел одному из своих людей, стоявшему позади, и шагнул вперед. Кассия в страхе съежилась и отшатнулась. Рыцарь тем временем встал на колени и освободил ее запястье.
 — Не пойму, зачем твоему любовнику понадобилось приковывать тебя к стене? Он тебе не доверяет?
 Кассия потерла затекшее запястье, стараясь думать только о боли в руке, чтобы отгородиться от ужасных слов, все еще звучавших в ее мозгу.
 — Смотри на меня, черт бы тебя побрал! Грэлэм сжал ее плечи и с силой встряхнул.
 — Я смотрю, — сказала она, стараясь не отводить взгляда от его свирепых глаз.
 — Дайнуолд де Фортенберри. Так ему понравилось, что ты его не выдала и назвала Эдмундом, миледи? Должно быть, ты очень удивилась, увидев его здесь. Сэр Уолтер, к несчастью, глуп. Он и помыслить не мог, что моя нежная, хрупкая жена отважится освободить своего любовника…
 — Дайнуолд де Фортенберри не любовник мне, — произнесла Кассия тихо, но твердо.
 Пальцы его крепче сжали ее плечи, и он почувствовал, как ее тонкие косточки поддаются, готовые хрустнуть. Черт бы его побрал, и почему он такой дурак! Мчался назад, в Вулфтон, как безумный с мыслью о ней, о том, чтобы держать ее в объятиях, слышать ее смех, чувствовать под собой ее нежное тело, ощущать, как она открывается для него. Пальцы рыцаря еще яростнее вцепились в плечи жены, и она застонала от боли. Он тотчас же выпустил ее и отстранился.
 — Пойдем, — грубо сказал Грэлэм. — Я не хочу, чтобы ты умерла от лихорадки.
 Шатаясь, леди Кассия поднялась на ноги и плотнее закуталась в плащ. Сэр Уолтер стоял в узкой двери. Черты его были искажены ненавистью. И она сказала громким и ясным голосом:
 — Сэр Уолтер не забыл рассказать, как он ухитрился поймать Дайнуолда де Фортенберри? Как до полусмерти избил его, связанного и не способного защитить себя?
 Грэлэм медленно повернулся лицом к Уолтеру.
 — Он сказал тебе, что рассчитывал на то, что ты убьешь Фортенберри, а его наградишь за усердие?
 Взгляд Грэлэма был холоден:
 — Я поговорю с сэром Уолтером. А теперь, миледи, пойдемте со мной.
 Он на мгновение словно забыл о ней и что-то тихо сказал Уолтеру. Тот кивнул и вышел. «Ненавидит меня за то, что я женщина, и потому мне нельзя доверять», — подумала Кассия А вслух сказала:
 — Я не предавала тебя, Грэлэм. Я никогда тебя не предавала.
 Она заметила, как в его черных глазах блеснула ярость, и, откинув голову, вздернула подбородок.
 — Теперь ты меня убьешь? Как убил бы Дайнуолда?
 Хозяин Вулфтона некоторое время смотрел на гордо вскинутую голову жены. Потом быстро отвернулся, сжимая руки, праздно повисшие вдоль тела, в кулаки. Ему не хотелось бить ее, потому что он сознавал, что если сделает это, то не остановится и перед убийством.
 — Вот почему он бежал, Грэлэм. Это правда, я сняла с него оковы, но я хотела только избавить его от боли. Я надеялась, он скажет тебе, что ожерельем с ним расплатилась Бланш, чтобы избавиться от меня, но Дайнуолд испугался. Ты все равно убил бы его, что бы он ни говорил. А умирать он не хотел.
 — И потому оставил тебя здесь в оковах, чтобы ты встретилась со мной. Человек чести!
 — Но это правда? Ты убил бы его?
 — Идем, Кассия, — мрачно проговорил лорд Грэлэм, направляясь к двери темницы.
 Кассия молча последовала за ним, чувствуя оцепенение, которое сейчас было для нее благом. Она не думала о будущем. Достаточно было холодного отчаяния настоящего.
 Когда леди Кассия вошла вместе с мужем в зал, их встретила полная тишина. Она ощущала на себе встревоженные взгляды слуг. Ей даже показалось, что она чувствует их страх за нее. Но сама она страха не испытывала.
 Она вообще не чувствовала ничего. Для нее все было кончено.
 Лорд Грэлэм на мгновение остановился распорядиться, чтобы в их спальню принесли горячей воды. Кассия впервые заметила морщинки усталости на лице мужа. Его кольчуга и плащ были заляпаны грязью. Ей хотелось спросить его, все ли в порядке. И она с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться вслух — оказывается, она по привычке по-женски все еще волновалась за него.
 Когда они вошли в спальню, Грэлэм перестал обращать на нее внимание. Эвиан помог ему снять латы. Отослав мальчика, рыцарь снял оставшуюся одежду и нагишом сел на свой стул с высокой спинкой.
 Две служанки вошли в комнату, неся деревянную лохань с горячей водой. Грэлэм поднялся с места и, вероятно, забыв о своей наготе, подошел к лохани. Потом отпустил женщин коротким кивком головы. Наконец он погрузился в ванну.
 Рыцарь чувствовал, как горячая вода просачивается в его тело, проникает в мускулы, изгоняя из них усталость и боль. Он лениво раздумывал над тем, оставил бы сэр Уолтер Кассию в темнице, если бы Грэлэм не вернулся. Вряд ли. Его рыцарь не мог осмелиться на это. Лорд Вулфтона вздохнул и глубже погрузился в воду. Мысли в его голове мешались: он никак не мог отрешиться от радости встречи с Кассией, и в то же время его угнетало осознание ее обмана. Внезапно он почувствовал себя старым и очень усталым. Его отец был прав. Он был дурак, что усомнился в мудрости своего родителя. Жена нужна для продолжения рода, и то только, если муж держит ее вдали от других мужчин и уверен в том, что потомство произошло от его семени. Овладел ли ею Фортенберри, прежде чем бежать? Грэлэм выпрямился в ванне и повернул голову к жене, сидевшей на стуле неподвижно как статуя.
 — Кассия, — обратился он к ней, голос его звучал ровно, — сними одежду. Хочу посмотреть, есть ли на твоем теле или одежде следы семени де Фортенберри.
 Жена молча смотрела на него, и гневный румянец заливал ее лицо по мере того, как до нее постепенно доходил смысл его слов.
 — Черт возьми! Делай, как я приказываю!
 — Грэлэм, — Кассия вцепилась в подлокотники так, что костяшки пальцев побелели. — Пожалуйста! Ты должен мне верить. Дайнуолд де Фортенберри не был моим любовником!
 — Если ты не сделаешь этого по доброй воле, я распорю твое платье, изорву его в клочья.
 — Почему ты мне не веришь?
 Он сжал зубы. Потом быстро окатил себя водой и поспешно поднялся из ванны.
 Уголком глаза Грэлэм видел, как Кассия встала со стула и бросилась к двери. Он поймал ее за руку, когда она уже взялась за медную ручку.
 — Пожалуйста, — задыхаясь, умоляла она, — пожалуйста, поверь мне хоть раз!
 — Хочешь, чтобы я располосовал твое платье? Юная леди смотрела на него, понимая, что он неумолим.
 Но она не позволит ему снова запугать себя. Медленно она покачала головой.
 — Ты не посмеешь унизить меня, — сказала Кассия. — Мое единственное преступление — сочувствие к человеку, который был добр ко мне. — Ее подбородок взметнулся вверх. — Я рада, что у него хватило ума бежать. Я рада, что он не остался здесь и теперь ты не сможешь его убить.
 Де Моретон отвел руку для удара, но тотчас же овладел собой и медленно опустил сжатый кулак. Столь же медленно он отвернулся от жены и бросил через плечо:
 — Если ты сейчас покинешь эту комнату, у тебя будет причина пожалеть об этом.
 Он набросил рубаху, подпоясался и повернулся к ней:
 — Сними одежду.
 — Нет, — возразила молодая женщина, и голос её прозвучал хрипло, как карканье.
 Пожав плечами, рыцарь сорвал с нее оливково-зеленое шерстяное платье. Она пыталась сопротивляться, что было бесполезно, и Кассия сознавала это. Она только причинила себе боль.
 Когда жена встала перед ним, обнаженная и дрожащая, Грэлэм отступил, и в темных глазах его зажглись жестокие огоньки. Он задумчиво поскреб подбородок.
 — Да, теперь ты стала настоящей женщиной, верно? Какие прелестные груди у тебя. И этот твой нежный, мягкий животик.
 Она не пыталась прикрыть от его взгляда свое обнаженное тело, а только подняла руки над головой и закрыла ладонями уши, чтобы не слышать его жестоких и грубых слов.
 Грэлэм рассмеялся, поднял ее на руки и понес на постель. Бросив на спину, приказал:
 — Не двигайся.
 Потом он развел в стороны ее ноги и осмотрел ее. Кассии казалось, что никогда в жизни она не испытывала большего унижения. Ее чуть не вырвало, когда он провел рукой по ее телу.
 — Ладно, — сказал ее муж, — если у тебя будет ребенок, я могу быть уверен, что он мой. По крайней мере на этот раз.
 Кассия перекатилась на бок и сжала колени. В груди ее зародились отчаянные рыдания; они рвались из горла, сотрясали все ее тело.
 Грэлэм смотрел на жену и испытывал ненависть к себе за ту боль, которую причинил, за все ее страдания. Он ненавидел себя за то, что ему хотелось обнять ее, гладить, ласкать и утешать.
 — Ложись под одеяло, — сказал он грубо. Кассия не двинулась с места. Тогда рыцарь поднял ее и сам положил в постель.
 — Для тебя нет выбора, моя крошка. Ты не можешь здесь больше оставаться, — проговорила Итта.
 Кассия со вздохом кивнула, понимая, что ее старая нянька права. И все же, прежде чем выпрямиться и выйти из зала, она вцепилась в руку Итты и крепко сжала ее. Из внутреннего двора донеслось цоканье копыт, и со смешанным чувством тоски и облегчения Кассия гадала, уехал ли наконец ее муж. Она молча стояла на верхней ступеньке лестницы и смотрела, как сэр Уолтер и трое других мужчин выезжают из замка. Может быть, Грэлэм отказался от услуг этого человека? В груди ее встрепенулась надежда. Она рванулась вперед и резко остановилась, когда стоящий неподалеку Грэлэм, будто почувствовав ее присутствие, обернулся и посмотрел на нее. Яркое утреннее солнце освещало его густые волосы. На мгновение Кассия увидела его таким, каким он был, когда крепко держал ее в объятиях и шептал ей нежные слова, когда дарил наслаждение. Она сжала руки в кулаки, вспоминая, какие ощущения у нее вызывала его плоть, крепость его мускулистого тела. Муж шагнул к ней, а она так и осталась стоять на месте, глядя на него в настороженном молчании.
 Грэлэм, словно не видя, смотрел на нее, и лицо его ничего не выражало. Наконец он сказал:
 — Хочешь узнать, куда едет сэр Уолтер?
 — Да, — ответила она.
 Он продолжал молча смотреть, и Кассия не выдержала спросила:
 — Ты его уволил?
 Де Моретон издал короткий безрадостный смешок:
 — Нет, жена, я сделал его управляющим Крэнделла. Он едет сменить Рольфа, под началом которого я пока оставил замок.
 — Ты его… наградил? После того что он сделал?
 — Скажи мне, Кассия, — голос Грэлэма по-прежнему был ровным и спокойным, — почему ты заставила Дайнуолда де Фортенберри привезти тебя назад, в Вулфтон? Почему ты не осталась с ним или не приказала ему отвезти тебя к отцу? Скажи, почему ты не уехала с ним прошлой ночью?
 Она закрыла глаза, чтобы не видеть темных глаз, в которых таился притушенный гнев.
 — Я никогда не покидала тебя, Грэлэм. Когда он спросил меня, хочу ли я, чтобы он отвез меня в Бретань, я ответила, что хочу домой. — Она говорила монотонно, будто читала литанию.
 — Значит, он отказался взять тебя с собой прошлой ночью?
 Она покачала головой.
 — О, значит, он хотел тебя взять с собой, когда бежал?
 Она смотрела на него глазами раненого животного, знающего, что охотник будет дразнить его и глумиться над ним, и молящего только, чтобы ему нанесли смертоносный удар. Наконец медленно кивнула, и удар тотчас же последовал:
 — Почему ты не поехала с ним?
 — Я сказала ему, что его побег обрекает меня на жизнь, полную ужаса, на жизнь в аду.
 — Почему ты не уехала?
 Слова его, произнесенные тихо, содержали такой силы угрозу, что молодая женщина содрогнулась. Ей не пришло в голову солгать, и она ответила тихо:
 — Я не могла уехать с ним, потому что ты мой муж и я люблю тебя.
 Грэлэм с трудом перевел дух, как будто ему самому нанесли удар ниже пояса. И тут же почувствовал, что внутри него ширится, заполняя его всего, необъяснимая радость… Но это быстро прошло.
 — Прекрасно, миледи, — сказал он с язвительной насмешкой в голосе, и, услышав ее, Кассия вздрогнула. — Значит, твой пылкий любовник не пожелал, чтобы ты уехала с ним? Он подсказал тебе всю эту красивую ложь, чтобы успокоить и погасить мой… гнев?
 — Нет, — ответила она шепотом.
 — Ложь столь правдоподобна, что вводит в искушение поверить. Как плавно она слетает с твоих прелестных губок, миледи! И какая жалость, что тебе не достался в мужья легковерный дурак.
 Кассию охватил гнев; она гордо подняла голову и вздернула подбородок:
 — Я ни за кого не выходила замуж. Если память вам не изменяет, припомните, милорд, как было дело. Уж вы-то знаете, что у меня не было выбора. И, похоже, муж у меня и правда дурак.
 — Уйди с глаз моих, — сказал рыцарь голосом мрачным как ночь. — Иди, пока я не вышиб из тебя дух.
 Она подхватила подол платья и взбежала вверх по лестнице.
 До раннего ужина Кассия его не видела. Напряжение между людьми Грэлэма было столь же плотным, как толстые куски говядины на подносах. Грэлэм не обращался к ней, и она слушала, как он и его люди обсуждали положение в Крэнделле. Там произошла стычка между солдатами, верными управляющему де Серей, и теми, кто был против него.
 Иен, молодой солдат, боготворивший Грэлэма, сказал почтительно:
 — Вы так быстро справились с ним, милорд. У этого сукина сына и вполовину не было такой силы, как у вас.
 «О ком идет речь? — недоумевала Кассия., — О де Серей?»
 — Он обленился от жадности, — заметил Грэлэм, стремясь закончить спор.
 Ей хотелось спросить, чего Грэлэм ожидал от сэра Уолтера, но она придержала язычок. Пока мужчины обсуждали во всех деталях каждую стычку с неприятелем, Кассия утратила и тот небольшой аппетит, который у нее еще оставался. Когда у Грэлэма завязалась беседа с Блаунтом, она тихонько встала и удалилась.
 Ее платье все еще не было дошито, но она даже не притронулась к нему. Да и к чему? Все равно ей некуда будет его надеть. А оно было особенным, из синего атласа, с длинными рукавами в обтяжку, с широкой юбкой и узкое в талии, с кожаным поясом, отделанным золотыми и серебряными нитями. В смятении Кассия шагала взад и вперед по толстому ковру, мысли ее хаотически сменяли одна другую, не задерживаясь в голове.
 — Мне казалось, я объяснил тебе, что ты не должна уходить из-за стола без моего разрешения.
 Как он сумел подкрасться к ней так тихо, лихорадочно соображала Кассия, ведь он такой крупный?
 — Прости, — ответила она, — мне показалось, ты был так увлечен беседой… Мне не хотелось тебя беспокоить.
 Лорд Грэлэм ничего ей не ответил. При виде роскошного синего атласа глаза его загорелись; он подошел и погладил ткань рукой.
 — Тебе очень пойдет это платье, ты будешь выглядеть в нем прелестно. Я говорил тебе, что эта ткань из Акры?
 Он продолжал мять в руках и разглаживать ткань. Лицо его приняло задумчивое выражение. Внезапно Грэлэм отбросил ткань в сторону.
 — Тебе нужно какое-нибудь украшение, чтобы носить с платьем. Я думаю, это вполне подойдет.
 Из складок одежды он извлек какой-то предмет и бросил Кассии.
 Она поймала подарок на лету и чуть тут же не выронила. Потом принялась разглядывать тяжелое золотое ожерелье, усеянное драгоценными камнями невероятной красоты.
 — Оно прекрасно, — начала Кассия, подняв недоумевающий взгляд на мрачное лицо мужа. — Почему вы отдаете его мне, милорд?
 — Вы всегда будете хитрить и лицедействовать, миледи? Думаю, вы узнали ожерелье. Должны были узнать. Оно вам причинило много неприятностей.
 Кассия с трудом перевела дух и отбросила ожерелье, словно ядовитую змею.
 — Так это и есть сокровище, которое Бланш отдала де Фортенберри? — спросила она, с отвращением глядя на затейливое переплетение узоров на ожерелье, лежавшем на ковре у ее ног. Камни будто подмигивали ей и ухмылялись.
 — Откуда оно у тебя?
 — Конюх нашел в темнице. Скорее всего твой друг в спешке обронил его.
 Кассия подняла глаза на мужа.
 — Да, — сказала она медленно. — Вероятно, так и было.
 Грэлэм молча смотрел на нее. «Какой я дурак, — укорил он себя не в первый раз, — чувствую жалость при виде ее страданий».
 — Ты смыла с себя вонь донжона? — брезгливо спросил он.
 Кассия беспомощно кивнула.
 — Иди в постель. Я слишком долго обходился без женщины.
 Она не стала спорить, не пыталась его разжалобить, потому что знала: все будет напрасно. Медленно разделась, аккуратно сложила одежду. Потом, обнаженная, скользнула в постель и закрыла глаза.
 Его руки прикоснулись к ее похолодевшему телу. Кассия ожидала, что муж быстро овладеет ею и с этим будет покончено. Но этого не случилось. Он не был требовательным и, найдя ее рот, принялся целовать его медленно и нежно, прикрывая ладонями ее груди, лаская соски большими пальцами. К своему ужасу, она почувствовала, как все ее тело встрепенулось навстречу этим ласкам. Он хорошо потрудился над ней, многому научил ее, слишком многому. Теперь ее естество не подчинялось разуму.
 Грэлэм почувствовал, как ее руки обвились вокруг него, и мрачно улыбнулся в темноте, целуя ее в шею. Он умел возбудить строптивую жену, вызвать в ней ответную страсть. Он наблюдал за выражением ее лица, пока пальцы его нащупывали влажную нежную плоть между ее ногами. Она тихонько застонала и вся изогнулась. Он ласкал ее тело, не оставляя без внимания ни одного дюйма. Приподняв подрагивающие бедра и поцеловав ее, он снова заглянул ей в лицо.
 Грэлэм видел нарастающую страсть в ее глазах, и еще в них было что-то похожее на боль, на отчаяние. Он прижался лицом к ее телу и, лаская ее губами, подводил ее все ближе к пику наслаждения. Кассия вскрикнула, отчаянно забилась, голова ее откинулась на подушку.
 Но Грэлэм не позволил ее наслаждению достигнуть предела. Внезапно схватив жену, он через мгновение оказался лежащим на ней сверху и овладел ею. Держа ее лицо между ладонями и не выпуская его, он заставил ее смотреть себе в глаза.
 — Скажи мне правду, Кассия. Скажи мне, и я прощу тебя.
 Ее тело вмиг окаменело, и она замерла — наслаждения больше не было, будто она никогда его и не чувствовала.
 — Скажи мне, — продолжал де Моретон грубо и резко, голос его звучал в одном ритме с движениями его плоти в ее теле.
 — Я сказала тебе правду! — выкрикнула Кассия в отчаянии.
 Он заполнил ее всю, стараясь стать частью ее и сделать ее частью себя, и в этот момент она ненавидела и себя, и его.
 Кассия лежала холодная, как кусок мрамора, не двигаясь, стараясь терпеть молча. Она будто существовала отдельно и независимо от беспомощной женщины, томившейся под этим мужчиной.
 Грэлэм по привычке хотел выругаться, но слова его будто застряли в горле, он поперхнулся ими в то время, как семя его изверглось глубоко в ее лоно. Он тотчас же отодвинулся от нее и теперь, задыхаясь, лежал, перевернувшись на спину.
 — Вижу, — сказал он, — твоя любовь недолговечна.
 — Да, — прошептала она, — так и есть. Как может любовь пережить жестокость и недоверие?
 Он наконец чуть слышно чертыхнулся.
 Кассия с трудом, едва держась на ногах, поднялась с постели, подошла к миске с водой и быстро вымылась. Она знала, что муж наблюдает за ней, но не стыдилась, будто его и не было. Осторожно легла она на краю постели, натянув одеяло до подбородка, но согреться не могла. Кассия вяло подумала, что этот холод идет откуда-то изнутри. Ей казалось, что теперь она не согреется до конца жизни.




 Глава 26


 — Через полторы недели коронация Эдуарда.
 — Когда вы уезжаете, милорд? — спросила Кассия, доедая свежий горох с деревянной тарелки.
 — Я, миледи? Разве ты не помнишь, что нас пригласили обоих? Неужели мое общество столь ненавистно тебе, что ты предпочла бы пропустить это волнующее событие?
 Она с надеждой подняла на него печальные глаза. Грэлэм, наблюдая за женой, видел, как она облизала нижнюю губу розовым язычком. Мысленно он проклинал себя за то, что желал ее, желал даже сейчас, когда она сидела вот так рядом в зале, полном людей, и ничего не мог с собой поделать!
 — Я должна ехать с вами, милорд?
 — Слишком большой риск оставить тебя здесь, миледи, — процедил лорд Грэлэм сквозь зубы, стараясь утихомирить свой порыв, погасить желание. Он заметил, как глаза жены блеснули гневом, и добавил лениво: — Ешь побольше, Кассия, а иначе я не дождусь от Эдуарда ничего, кроме сострадания, когда он увидит, что я женат на какой-то тщедушной и жалкой девчушке.
 Рыцарь продолжал с интересом наблюдать за женой и заметил, как ее рука сжала ножку кубка.
 — Не стесняйся, — поддразнил он ее чуть слышно, — выплесни вино мне в лицо. Это по крайней мере даст мне возможность насладиться местью.
 Рука ее отпустила кубок, будто она обожглась об него. Де Моретон рассмеялся жестоким, грубым смехом.
 — Не имеет значения, Кассия. Совокупление с тобой не приносит мне почти никакого удовольствия. Если будешь и дальше продолжать так же, скоро станешь похожей на мальчишку. И тогда, возможно, я стану мужеложцем.
 Кассия стиснула зубы с такой силой, что у нее заболели челюсти.
 — Ну что? — Грэлэм продолжал дразнить ее. — Даже не пытаешься вздернуть свой подбородочек?
 Кассия взяла кусочек свинины на ребрышке, поднесла ко рту и принялась не спеша обгладывать мясо. Она услышала, как муж судорожно втянул воздух, и позволила себе слизнуть с кости подливу; потом захватила кость зубами, откусывая нежное мясо.
 Когда-то, как теперь ей казалось, давным-давно он научил ее доставлять ему наслаждение. Он смеялся над ней, дразнил ее, потешался над ее неуклюжими усилиями, пока она не начинала стонать от страсти, и снова смеялся, видя ее экстаз. Кассия заметила, как взгляд мужа задержался на ее губах, и на мгновение ощутила сладость отмщения. Вынув кость изо рта, она небрежно бросила ее на свою тарелку. И вздернула подбородок.
 — Сука, — прошептал он.
 Потом стремительно поднялся из-за стола и вышел из зала.
 Начинался дождь, и Кассия была почти готова окликнуть его.
 «Какая же ты неисправимая дура, — выбранила она себя, — беспокоиться оттого, что этот скот может подхватить простуду!»
 Грэлэм торопливо поднимался по лестнице на стену. Наконец он остановился и оперся спиной о холодный жесткий камень. Глядя на море, рыцарь понял, что ни осколок луны, ни белая пена на гребнях волн не скажут ему ничего нового. Теплый дождь омыл его лицо. По крайней мере, пошутил он про себя, влага охлаждает страсти.
 Грэлэм вдруг ощутил, как он устал. Он был почти доведен до безумия своими постоянными перепалками с Кассией, необходимостью уязвлять ее и затем наблюдать, как она попеременно демонстрирует ему то свой страх, то ненависть. Черт возьми, ни в том, ни в другом не было его вины! И все же в глубине души он знал, что вина была, знал, что Кассия никогда не покинула бы его, если бы он не толкнул ее на это. В памяти рыцаря вихрем проносились события последних месяцев. Недели нежности и любви, когда он принял решение забыть, махнуть рукой на ее ложь, простить, не обращать внимания на то, что она обвиняла его во всем. Дайнуолд де Фортенберри. В его сознании это звучало как погребальный звон. «Я не бежала с ним, потому что люблю тебя». В глазах Грэлэма потемнело, его затопил гнев на самого себя за то, что проявил слабость и поверил ей хотя бы на мгновение. Рыцарь изо всей силы хватил кулаком по жесткому камню. Он ненавидел себя за испытываемое им чувство глубокой неопределенности и нерешительности. Никогда прежде его не посещали сомнения, подобные этим. Никогда ни к кому он не испытывал ничего даже отдаленно напоминающего то, что пережил с Кассией. Если бы Эдуард позвал его в новый крестовый поход, он бы откликнулся немедленно. И тотчас же перед ним предстало лицо Кассии с глубокими ямочками на щеках, появлявшимися, когда она улыбалась ему, ее глаза, расширившиеся от изумления, когда впервые она испытала с ним дотоле не изведанное наслаждение.
 — Клянусь мощами святого Петра, как я устал от всего этого! — пробормотал Грэлэм. Он двинулся к замку, отряхиваясь, как огромная беспородная собака.
 Кассию охватило приятное возбуждение, и даже отдаление мужа не слишком огорчало ее. Он не обращал на нее ни малейшего внимания, предоставив ей вести все приготовления к путешествию самой. То, что ей приходилось заботиться о множестве мелочей и принимать многочисленные решения, позволяло Кассии скрыть от мужа свои чувства, свою боль. Когда она добиралась поздней ночью до постели, то лежала, прислушиваясь к его ровному дыханию. За день до их отъезда Грэлэм неожиданно вошел в их спальню. На мгновение он остановился, глядя на жену, вертевшуюся в своем новом синего атласа платье перед зеркалом. Несмотря на хрупкость, она казалась безупречно прекрасной. Густые мягкие кудри обрамляли ее лицо и красиво лежали на небольшой головке, ниспадая до плеч. Смех замер на ее устах, когда она увидела его.
 — Милорд?
 — Это платье тебе к лицу, миледи, — сказал он не слишком приветливо.
 Она старалась не выдать своих чувств и ответила только:
 — Благодарю, милорд.
 — С платьем ты будешь носить ожерелье.
 Грэлэм не мог не заметить, как по телу жены, прошла дрожь отвращения.
 Леди Кассия потупила голову.
 Рыцарь подошел к своему сундуку, вытащил и поднял ожерелье и глядел, как камни сверкают и переливаются в солнечном свете, вливавшемся в комнату через небольшие оконца.
 — Подойди сюда.
 Кассия медленно приблизилась; обернувшись, она приподняла волосы с шеи. И тотчас же ощутила тяжесть ожерелья на груди, почувствовала холодок массивного золотого плетения на обнаженной шее. Грэдэм застегнул его и отступил назад.
 Его жена похожа на принцессу из варварской страны, подумал рыцарь. Он смотрел, как она поднимает руку и пальцы ее легонько касаются ожерелья. Его не особенно удивило, что она отвела руку, будто драгоценность обожгла ее пальцы.
 — Так ты будешь одета для коронации, — сказал Грэлэм и вышел из комнаты.
 В эту ночь муж овладел ею торопливо, но не грубо; ей показалось, что он выругался, почувствовав ее оцепеневшее тело под собой, и тоже замер.
 Кассия продолжала лежать очень тихо, и он отстранился и лег рядом. Когда она попыталась встать, чтобы вымыться, муж обхватил ее за талию и заставил снова лечь.
 — Нет, — сказал он, — тебе не удастся смыть со своего тела мое семя.
 Его слова вызвали у нее шок; Кассия задрожала, но тотчас же напомнила себе, что Грэлэм видит в ней всего лишь подобие племенной кобылы. Она отпрянула, и он выпустил ее талию.
 — Спи, жена, — сказал де Моретон. — Мы выезжаем завтра рано утром.
 «Неужели нет способа достучаться до тебя?», — С этой мыслью Кассия заснула.
 Они прибыли в Лондон через неделю, грязные, усталые, их лошади и телеги были заляпаны жидкой глиной. Большую часть пути Кассия проделала верхом, предпочитая верховую езду даже в дождь, убедив Грэлэма, что в повозке ей становится плохо.
 Она не знала, чего ожидать, но вид огромного количества людей, населяющих столь небольшое пространство, изумил ее до чрезвычайности. Удивила ее и грязь. Всюду стоял смрад, распространявшийся от человеческих нечистот и гниющих остатков пищи. Шум был оглушительным — торговцы, зазывая покупателей, кричали что есть мочи.
 — Все большие города похожи на этот, — сказал Грэлэм, заметив, что Кассия зажимает нос. — Там, где мы будем жить, не так уж плохо. Дом стоит на Темзе к северу от города.
 — Это тот дом, что подарил тебе герцог Корнуоллский? — спросила Кассия.
 — Да, он пожаловал его мне по случаю моего обручения с леди Джоанной, — ответил Грэлэм сухо.
 Ее глаза потемнели.
 — Герцог настоял, чтобы я оставил его себе, после того, как он познакомился с тобой и счел тебя достойной.
 Шел мелкий дождь, похожий на густой туман. Он не прекращался ни на минуту, и земля превратилась в кашу. Ромашка поскользнулась; рука Грэлэма стремительно рванулась, ухватила поводья и удержала лошадь. Кассия открыла было рот поблагодарить его и услышала:
 — Ты уже и так вся вымазалась. Я не хочу, чтобы к этому добавилась сломанная нога.
 — Тогда тебе пришлось бы самому надеть это чертово ожерелье, — пробормотала она едва слышно.
 — Вот, — Грэлэм показал налево, — Вестминстерское аббатство. Здесь будет коронация Эдуарда.
 — Красиво. — У Кассии заблестели глаза.
 — Да, король Генри истратил немало денег, чтобы перестроить его. Там он и погребен.
 Они миновали Белую башню, где теперь находились Эдуард и Элинор.
 — Не знаю, когда Эдуард вернулся в Лондон, но думаю, герцог Корнуоллский, прослышав о его возвращении, постарался привести в действие все пружины, чтобы ускорить коронацию.
 Кассия, покачиваясь в седле, чувствовала себя такой усталой, что была не в силах воспринимать открывающиеся взору красоты. Наконец они добрались до крепости, окруженной высокими стенами. Надежно запертые на мощный засов ворота медленно отворились, и кавалькада въехала в грязный и мрачный двор. Перед ними в сгущающейся темноте возникло двухэтажное квадратное деревянное строение, выглядевшее не слишком приветливым и уютным.
 Снимая жену со спины Ромашки, де Моретон сказал:
 — Вам следует подождать, пока мы окажемся в доме.
 Она со все возрастающей тоской подумала о том, что ожидает ее внутри, но послушно кивнула. Однако, к ее величайшему изумлению и радости, все оказалось не так уж плохо. Просторное помещение освещало несколько десятков зажженных свечей и обогревал огромный камин, в котором ярко пылал огонь.
 — Леди Кассия?
 К ней приблизилась полная седовласая женщина и присела в глубоком реверансе.
 — Я Маргарет, миледи. Герцог приказал ожидать вашего прибытия.
 — Мне так приятно, что вы здесь. — Кассия устало улыбнулась.
 Маргарет принялась хлопотать вокруг нее и кудахтать, точь-в-точь как Итта, и Кассия позволила себе на несколько минут отдаться ее заботам. Ее отвели наверх в уютную спальню, где в камине тоже горел огонь.
 — Эта комната для вас и вашего лорда, — сказала Маргарет.
 На каменном полу лежал свежесрезанный камыш, на стене висел яркий гобелен. Широкая кровать стояла на помосте, а маленький круглый стол помещался среди стульев с высокими спинками.
 — Неужели я умерла и попала на небо? — воскликнула Кассия.
 — Я готова целовать ноги герцогу, — в тон ей закудахтала Итта.
 — Прикажу девицам принести вам горячей воды для ванны, — спокойно сказала Маргарет. — Мой муж Сарн поможет вашему лорду позаботиться о лошадях и повозках. Вам, миледи, ничего не надо делать. Отдыхайте.
 Итта засуетилась, видя, как посторонняя женщина прислуживает Кассии, помогая ей снять мокрый плащ. Маргарет снова улыбнулась и присела в реверансе. Прежде чем выйти из комнаты, она обернулась и добавила:
 — Герцог прислал целого поросенка для вашей первой трапезы. После того как вы отдохнете, миледи, мы поужинаем.
 — Итта, — пожурила Кассия свою старую няньку, — ты вся мокрая!
 — Позаботься о себе. Я не беспомощна, ты ведь знаешь!
 Кассия до самого подбородка погрузилась в деревянную лохань с благословенно горячей водой, когда в комнату вошел лорд Грэлэм.
 Молодая женщина, забыв о том, что между ними натянутые отношения, и о своей наготе, радостно сказала:
 — Герцог, должно быть, самый внимательный и заботливый человек в Англии. Мне даже не придется присматривать за приготовлением обеда! А эта комната! Она такая приятная и теплая! Все так, как вы желали, милорд?
 Грэлэм слегка улыбнулся ей; улыбка его была усталой.
 — Да, все отлично. Можешь полежать еще пять минут в ванне, жена.
 Кассия покраснела и быстро нырнула в воду с головой, чтобы вымыть волосы. Когда ее головка снова появилась на поверхности, на Грэлэме уже была ночная рубашка и он сидел перед гудящим в камине огнем. Леди Кассия торопливо вытерлась и обернула вокруг влажной головы небольшое льняное полотенце.
 — Боже, сколько на мне было грязи, — сказала она виновато, глядя на оставшуюся после ее купания воду.
 — Я приказал принести чистой воды. — Грэлэм не обернулся.
 Услышав тяжелые шаги за дверью, Кассия поспешно набросила ночную рубашку и стянула пояс на талии.
 Она расчесывала волосы, стоя перед камином, когда Грэлэм как бы между прочим сообщил:
 — Сегодня мы поужинаем здесь. А завтра пойдем в башню.
 Кассия на мгновение прервала свое занятие и сказала нерешительно:
 — Мне хотелось бы все видеть, милорд. Боюсь, что сегодня я была слишком уставшей, чтобы оценить красоту столицы Англии.
 — Да, — согласился Грэлэм, прикрывая глаза, — я давно здесь не был. Многое в городе изменилось. Мы посмотрим все, что ты захочешь видеть.
 — Благодарю, — сказала Кассия тихо. — Хочешь, чтобы я помогла тебе, милорд?
 — Принеси полотенце, — ответил он, вставая.
 Кассия старалась не смотреть на его тело, но не смогла удержаться. Пальцы ее горели от желания зарыться в густые черные волосы у него на груди, погладить бархатистую гладкую кожу на спине. Как давно она этого не делала! Ее ум и тело были не в ладу друг с другом, и в эту минуту она ненавидела Грэлэма за то, что он научил ее получать наслаждение, за то, что заставил ее тело отвечать ему.
 Взгляд молодой женщины упал на его пах, и она почувствовала, как бедра ее обдало жаром.
 «Он меня ненавидит». Кассия заставила себя поднять глаза и, встретив взгляд темных глаз мужа, судорожно сглотнула.
 — Полотенце, Кассия, — повторил рыцарь, протягивая руку.
 Она бросила ему на руки полотенце, отвернулась и села у огня.
 Кассия знала, что Грэлэм прочел в ее глазах желание, и ей захотелось выпороть себя саму. За спиной она услышала его голос. Он спокойно сказал:
 — Я раздвину твои прелестные бедра, миледи, и буду ласкать тебя так, что ты закричишь от восторга, но только после того, как ты скажешь мне правду.
 Она готова была сделать что угодно, лишь бы доказать ему свою невиновность, но знала, что в этом нет смысла. Почему бы просто не сказать мужу то, что он хотел услышать? При этой мысли юная леди похолодела, представив, что ей грозит, если она поддастся искушению. Возможно, лорд Грэлэм простит ее, но уже никогда не будет ей доверять, и тогда она перестанет представлять для него хоть какую-то ценность. Но зато, уныло вздохнула Кассия, между ними наконец наступило бы некое подобие мира. Уголком глаза следя за мужем, она видела, как Грэлэм снял полотенце с бедер и, потягиваясь, стоял у огня, забыв о своей наготе. Его лучшее мужское украшение рельефно выступало вперед. Кассия вздохнула и отвернулась. Он удовлетворит свое желание с другой женщиной. Эта мысль вызвала в ней такое смятение, что она вскочила на ноги, и боль отразилась в ее взгляде.
 — Грэлэм, я…
 В этот момент послышался стук в дверь. Кассия закрыла глаза, трепеща от осознания своей полной беспомощности.
 — Войдите! — крикнула она высоким, пронзительным голосом.
 Это оказались две служанки с подносами, нагруженными едой. Взоры их были прикованы к Грэлэму, не спеша протянувшему руку за своей ночной одеждой. Женщины открыто пожирали его глазами. Неужели он будет спать с одной из них?
 — Поставьте подносы сюда, — распорядилась Кассия, указывая на маленький столик.
 Она чуть не заскрежетала зубами, заметив, что одна из служанок, хорошенькая бабенка с густыми черными волосами, полной грудью и темными глазами, послала Грэлэму взгляд, значение которого не вызывало сомнения. Это было недвусмысленное предложение.
 — А теперь уходите. — Кассия встала так, чтобы заслонить своим телом мужа.
 Он наблюдал за ней, и глаза его блеснули. Лорд Грэлэм был удовлетворен увиденным. Но не сказал ни слова, пока они не оказались сидящими за столом напротив друг друга и не приступили к еде.
 — Вы продемонстрировали свою ревность как нельзя лучше, миледи, — сказал он наконец.
 Кассия подавилась свининой и опрокинула в горло сразу полкубка вина. Несколько мгновений она не могла вымолвить ни слова, пытаясь набрать в грудь воздуха, и при этом отчаянно трясла головой.
 — Странно, — продолжал Грэлэм спокойно, — у меня возникло впечатление, что вы были готовы что-то сказать мне, что-то очень важное, когда эти служанки прервали нас.
 Кассия ничего не ответила, только молча смотрела на свою деревянную тарелку. Лицо ее было очень выразительным, и Грэлэм легко прочел на нем быструю смену настроений. Интересно знать, гадал он, что заставляет ее молчать — гордость, ненависть к нему или что-то другое?
 — Ты очень молода, Кассия, — вымолвил рыцарь наконец, припоминая слова Дрейка. — Когда человек так молод, он совершает ошибки.
 — А разве когда он становится старше, то уже не совершает их? — спросила Кассия тихо.
 — Да, — охотно согласился ее супруг, удобнее усаживаясь на стуле и складывая руки на мощной груди. — Но послушай меня, жена, я не собираюсь внимать твоим жалобам и протестам. Они мне надоели, они меня утомляют.
 — Хорошо, милорд, — отозвалась Кассия. — Я ничего больше не скажу.
 Решение было принято. В следующее мгновение де Моретон уже стоял перед молодой женщиной, нависая, как башня. Еще мгновение, и он рывком поднял ее со стула.
 — Нет, — прошептала Кассия, отшатываясь, насколько позволяло пространство стула.
 Со смехом муж подхватил ее на плечо.
 — Может быть, ты предпочитаешь, чтобы я уложил с собой в постель одну из бабенок, что принесли нам ужин?
 — Да! — выкрикнула она. — Меня не волнует, что ты будешь делать!
 Грэлэм бросил ее на постель и сорвал с нее ночную рубашку.
 Когда он выпустил ее, чтобы освободиться от собственной одежды, Кассия сумела подняться, встав на колени, и попыталась бежать. Де Моретон успел схватить ее за щиколотку и снова рывком бросил на спину.
 — Нет, — в голосе его она услышала насмешку, — я еще не пресытился твоим сладостным телом. Но тебе, миледи, не суждено испытать наслаждение.
 Он грубо раздвинул ее ноги и овладел ею. Тотчас же глаза его округлились и взгляд метнулся к ее лицу, потому что она оказалась влажной и готовой принять его.
 Кассия смотрела на мужа, не отводя глаз. Она ощущала его трепещущую плоть глубоко внутри, она чувствовала, как их тела соприкасались, и из груди ее вырвался крик, а тело будто взорвалось неистовым наслаждением, то усиливавшимся, то ослабевавшим.
 Наслаждению этому не было видно конца, и из горла Кассии продолжал рваться крик.
 Грэлэм почувствовал ее пальцы на своих плечах — она отчаянно вцепилась в него, а бедра ее яростно двигались, приспосабливаясь к его ритму. Он страстно поцеловал ее и выдохнул ей в лицо стон восторга и удовлетворения. Потом с силой прижал ее к себе, чуть не расплющив хрупкое тело жены, совершенно сбитый с толку ее страстью. Наказание, придуманное им, не достигло цели. И то, что так случилось, его и обрадовало, и разгневало.
 «Черт бы ее побрал!» — подумал де Моретон, и в то время как руки ласкали и гладили ее бедра, в голосе его прозвучала насмешка:
 — Какая ты покорная, какая страстная, жена моя. Ты думала о нем, когда я был с тобой?
 Он почувствовал, как тело ее сначала затрепетало, потом оцепенело, но не выпустил ее из объятий.
 — Спи, Кассия. Я не позволю тебе вымыться. Мое семя останется в твоем лоне.
 Наконец Грэлэм уснул сном до крайности утомленного человека, не чувствуя слез Кассии, орошавших плечо, на котором лежала ее головка.




 Глава 27


 «Я должна запомнить все, — думала Кассия, подняв голову и рассматривая высокие сводчатые потолки собора, — потому что однажды мне придется рассказывать своим внукам о том, что я присутствовала на коронации короля Эдуарда Первого Английского». Она с жадностью впитывала впечатления от увиденного. Особое впечатление на Кассию произвели окна с цветными стеклами. На всем лежал отпечаток религиозной торжественности. Священники в развевающихся одеждах, не менее красивых, чем наряды короля и королевы, читали по-латыни надлежащие молитвы; голоса их звучали негромко и почтительно. Кассия подалась вперед, когда Эдуард принял скипетр и корону. Церемония, как показалось Кассии, была окончена слишком быстро. Молодых короля и королеву Англии оттеснили куда-то, и все лорды и леди неспешно двинулись из аббатства. Кассия услышала, как Грэлэм вздохнул с облегчением. Она неуверенно подняла на него глаза, но он только кивнул ей и сказал:
 — По крайней мере король вернулся домой. А теперь, Кассия, мы отбросим все, что связано с религиозной стороной дела, всю эту ненужную шелуху, и я представлю тебя королю Эдуарду и королеве Элинор.
 Она выглядит прелестно, подумал Грэлэм, неосознанно сравнивая Кассию с другими благородными дамами, собравшимися в огромном нижнем зале Белой башни.
 — Не будь такой благоговейно-торжественной, — тихо предупредил он ее. — А иначе все сочтут тебя неотесанной деревенщиной.
 — Я стараюсь удержать в памяти всё, — ответила она серьезно.
 — Не торопись, мы, безусловно, приедем в Лондон еще.
 Она кивнула и заговорила прежде, чем он успел продолжить:
 — Да, но ведь это коронация. И мы сможем рассказывать о ней внукам.
 Ее рука стремительно поднялась, а потом в нерешительности замерла у рта, будто она ждала, что он снова начнет ее мучить.
 — Я об этом не задумывался, — отозвался Грэлэм, и глаза его приняли дремотное выражение. — Пойдем, Кассия, я представлю тебя присутствующим.
 После того как муж представил Кассию бесконечной череде придворных, она чувствовала себя странно, а рот ее будто одеревенел от столь долго удерживаемой на лице улыбки. Но она вопреки своим ожиданиям не испытывала ни малейшей робости. Грэлэм прекрасно разыгрывал роль нежного мужа, притворяясь, что ему приятно знакомить свою жену со всеми ними.
 «Еще это ожерелье», — думала Кассия… Хотя ей было ненавистно чувствовать его тяжесть на шее, оно придавало ей вид роскошный и несколько экзотический и, как ни странно, вселяло в нее уверенность.
 — Клянусь всеми святыми! Ты погляди, кто здесь! Кого пригласил герцог, Чандра! Лорд Грэлэм!
 Кассия, подняла глаза и встретилась взглядом с веселыми глазами мужчины, пожалуй, самого красивого из всех, кого доводилось до сих пор видеть. Он был почти так же высок, как Грэлэм, широк в плечах и узок в бедрах и талии, с волосами цвета полированного золота. Лицо казалось слегка загоревшим, и овал его был безупречен. Рядом с ним стояла необычайно красивая леди, и вместе они выглядели идеальной парой. Внезапно Кассия осознала, сколь она тщедушна, безобразна и косноязычна; уверенность ее вмиг испарилась при виде столь неправдоподобно прекрасного создания с длинными золотыми волосами и безукоризненно женственной фигурой.
 — Итак, вы и Чандра проделали столь долгое путешествие и прибыли из своих северных диких мест по случаю великого события, — приветствовал их Грэлэм, похлопывая мужчину по мускулистому плечу. — Чандра, — продолжал он, слегка понизив голос и пожимая ее руку, — как получается, что каждый раз, когда я встречаю вас, вы выглядите, все очаровательнее?
 Чандра непринужденно рассмеялась:
 — Это животное, Джервэл, в последний месяц не позволял мне тренироваться на стрельбище, чтобы я не позорила его при дворе своими синяками и царапинами.
 «Стрельбище? О чем, — изумленно подумала Кассия, — она толкует?»
 — Умоляю, Грэлэм, не верьте этим басням, — улыбнулся сэр Джервэл, легонько поглаживая плечо жены своими длинными пальцами.
 — Единственное, что помешало ей заниматься любимым делом, — это рождение нашего сына четыре месяца назад.
 — Полагаю, — сказал Грэлэм насмешливо, — вы и не подумали назвать парня Грэлэмом в честь меня?
 — Не подумали, — отозвалась Чандра. — Его имя — Эдуард. Джервэл рассудил, что уж коли есть Эдуард в Лондоне, пусть будет и в Камбрии. У меня не оставалось выбора.
 — К тому же она лежала на спине, слишком усталая, чтобы спорить со мной, — вмешался сэр Джервэл. Он понизил голос до многозначительного шепота:
 — Конечно, я уже давно научился добиваться ее послушания.
 Кассия недоуменно слушала их дружеское подтрунивание, желая, чтобы Грэлэм представил ее этим людям, и одновременно опасаясь показаться им дурой. Она чувствовала себя такой незначительной в их присутствии!
 — Ожерелье! Боже мой, Грэлэм, я и забыла о нем! — воскликнула Чандра.
 И тут, как показалось Кассии, муж наконец вспомнил о ее присутствии.
 — Да, — сказал он весело, — это то самое, из лагеря Аль-Афдаль. А малышка, чью шейку оно украшает, моя жена Кассия.
 Леди Чандра изумленно подняла брови, а ее синие глаза расширились.
 — Боже, Джервэл, у нас с тобой появился сын, а Грэлэм обзавелся женой! Надеюсь, вы хоть дважды в день даете оплеуху этому негодяю. Наверняка он вас тиранит!
 Услышав столь неожиданный совет, Кассия лишилась дара речи. Но леди Чандра продолжала открыто и дружелюбно улыбаться ей, и, попытавшись овладеть собой, Кассия пробормотала:
 — Я полагаю, он не стал теперь большим тираном, чем был всегда.
 — Кассия, — резко сказал Грэлэм, — это сэр Джервал де Вернон, а это его жена леди Чандра.
 — Моя жена, — любезно обратился сэр Джервэл к Кассии, — всегда дает советы, которым не следует сама. Она так обожает меня, что мне стоит большого труда заставить ее подняться с колен…
 Леди Чандра наградила мужа тычком под ребра:
 — Ты негодяй и бессовестный лгун, милорд! Не обращайте на него внимания, Кассия. Он, как большинство мужчин, кудахчет, льстя своему тщеславию, и воображает, что ему все верят!
 — Ха! — только и ответил лорд Джервэл.
 Чандра никак не отозвалась на это и продолжала, обращаясь к Кассии:
 — Грэлэм рассказывал вам о своих приключениях в Святой Земле? Кажется, это было так давно! А история ожерелья, которое вы носите… так любопытна. С ним было связано столько опасностей и приключений. Я не раз думала, что нам остается только прочитать последние в жизни молитвы!
 — Чандра попыталась убить меня, зато потом спасла мою жалкую жизнь, — мрачно посетовал Грэлэм. — Но никакая история не выдержит повторения, особенно если рассказывать ее жене, которая…
 Внезапно речь его пресеклась; потому что он и сам не знал, что собирался сказать, и испугался, что его горечь и разочарование прорвутся и будут замечены собеседниками.
 — Ладно, — умиротворенно отозвалась леди Чандра, — я сама ей обо всем расскажу.
 — Вы… вы пытались убить моего мужа? — спросила Кассия.
 Она заметила, как глаза леди Чандры прищурились.
 — Это было очень давно, — ответила она наконец, — и теперь уже не имеет никакого значения.
 — Джервэл, Чандра, надолго вы останетесь в Лондоне?
 — Еще неделю, не более, — ответил Джервэл, — Чандра приняла вызов короля Эдуарда и будет участвовать в состязаниях по стрельбе из лука. Боюсь, что мне остается только роль утешителя, который будет умерять ее дрожь.
 — Нас ждет впечатляющее зрелище, — подхватил Грэлэм. — Я составлю вам компанию, и мы оба будем ее подбадривать.
 Он повернулся к жене:
 — А теперь, Кассия, я представлю тебя королю.
 — Неужели леди Чандра будет состязаться с самим королем? — В голосе Кассии столь явно прозвучало недоверие, что Грэлэм расхохотался.
 — Это правда. Леди Чандра — воительница.
 — Но она так прекрасна!
 — Познакомившись с ней, я убедился, что одно ее качество идет на пользу другому и только оттеняет его. Эта женщина ставит честь превыше всего. Но похоже, что и женственность свою она тоже ценит.
 Когда Грэлэм заговорил о леди Чандре, голос его изменился, и Кассия нахмурилась и опустила глаза на свои синие кожаные туфельки. Ей припомнилось, как однажды муж рассказал ей, что шрам на плече получил от женщины. От леди Чандры? — гадала она. Должно быть, он любил ее. Любит ли по-прежнему? «По крайней мере, — думала Кассия, чувствуя себя все более несчастной, — он так восхищается ею. В Чандре есть все, чего нет во мне. Я не отличу наконечника стрелы от оперения».
 Они присоединились к очереди вельмож, проходивших мимо только что коронованных Эдуарда и Элинор. Кассия улыбнулась, ответив на поклон сэра Джона де Аэси, еще одного соратника Грэлэма, побывавшего с ним в Святой Земле.
 Слава Богу, октябрьский день прохладен, думала Кассия с благодарностью, а иначе жара была бы непереносимой.
 Она жалась к мужу, разглядывая других дворян и сравнивая его с ними. «Он выглядит столь же величественно, как король», — думала она, глядя, как муж откидывает свою черноволосую голову и громко смеется замечанию какого-то худощавого человека с кустистыми черными бровями. Одежда Грэлэма была из богатого золотистого бархата, широкие рукава подбиты мехом горностая. Его талию опоясывал широкий черный пояс, на котором висел изящный меч в ножнах, отделанных драгоценными камнями. Платье плотно обтягивало его ладную фигуру; при этом прекрасно выделялись мощные плечи. Она потратила много часов, чтобы подогнать его наряд.
 — А, милорд Грэлэм!
 Грэлэм склонился в глубоком поклоне.
 — Ваше величество, приветствую вас на родине! Ваш трон запылился, пока вы отсутствовали, а бароны помрачнели оттого, что им стало не на кого жаловаться.
 — Да, правда, — ответил король, широко улыбаясь, — но, надеюсь, вы порассказали им множество легенд и попытались очернить меня как следует! Любовь моя, это Волк Корнуолла, и он приветствует тебя!
 Королева Элинор была явно польщена и довольна.
 — Грэлэм, сколько друзей прибыло приветствовать нас! Вы выглядите лучше, чем мой бедный супруг, лорд Грэлэм! Боюсь, что скитания по чужим странам стоили ему многих седых волос!
 — А кто это, милорд? — спросил Эдуард, и пронизывающий взгляд его синих глаз остановился на маленькой женщине, стоявшей рядом с Грэлэмом.
 — Позвольте представить вам мою жену Кассию да Моретон.
 — Миледи, — любезно приветствовал ее Эдуард, взяв маленькую ручку Кассии в свою большую руку.
 — Ваше величество, — ответила Кассия, приседая, и тут же, не удержавшись, добавила: — Вы такой высокий! Я полагала, что самый высокий человек на свете — мой муж. Однако вы выше его на голову!
 Элинор рассмеялась:
 — Эдуард часто шутит, что вырос таким, чтобы не быть ниже своих дворян. Дядя моего супруга герцог Корнуоллский рассказывал нам о вас, Кассия. Какая романтическая история! Мы с вами как-нибудь поговорим обо всем этом; я хочу узнать больше о вас и о том, как вы приручили Волка Корнуолла.
 Приручила! Смешно, думала Кассия, стоя рядом с мужем и отвечая на приветствия.
 День клонился к вечеру. Еще до того как началось великое пиршество, Кассия уже чувствовала себя безмерно усталой. Ее просто ноги не держали. Она только делала вид, что ест, на самом же деле чуть притрагивалась к великому множеству блюд и съела лишь кусочек фаршированного фазана.
 — Королева очень любезна, — сказала Кассия Грэлэму, когда он закончил беседовать с лордом Джоном де Валенсом.
 — Да, — согласился Грэлэм. — Пожалуй, среди царственных пар они — единственная любящая. В Святой Земле Элинор спасла жизнь Эдуарду, когда на него набросился убийца с отравленным кинжалом.
 — Она убила человека? — глаза Кассии широко раскрылись.
 — Нет, его убил сам Эдуард и тут же упал почти замертво. Элинор высосала яд из его раны. Я при этом не присутствовал, но Джервэл и Чандра там были. Все врачи были в ярости оттого, что королева вмешалась.
 С минуту Кассия играла со своим кубком, потом спросила:
 — Ты знал леди Чандру до того, как она вышла замуж за сэра Джервэла?
 Грэлэм смотрел на ее профиль.
 — Знал, — ответил он кратко.
 — Это она ранила тебя в плечо?
 — Да. Метнула в меня кинжал с большого расстояния. Будь она чуть ближе ко мне, и я был бы мертв.
 — Как… — начала было Кассия, но тут внимание Грэлэма снова привлек сэр Джон. В ее мозгу роились вопросы, однако поговорить с Грэлэмом не было никакой возможности. Приходилось ждать, пока они окажутся в своей комнате.
 К восторгу Кассии, Маргарет позаботилась подать в их спальню подогретое вино с пряностями.
 — Нам уделяют столько внимания, — сказала Кассия, — что я и сама чувствую себя особой королевской крови.
 Она бережно сняла ожерелье. Грэлэм потянулся, потирая шею.
 — Церемония прошла хорошо, — сказал он. — Я рад, что Эдуард дома. Завтра мы снова будем в Белой башне. Я встречусь с королем и другими дворянами, а тебе надо получше познакомиться с дамами.
 С минуту де Моретон молчал. Он видел леди Джоанну, но постарался избежать встречи с ней. Возможно, с его стороны было глупо опасаться, что она обидит Кассию.
 — Грэлэм, ты расскажешь мне о леди Чандре?
 Пожав плечами, рыцарь сел на стул с высокой спинкой.
 — Тут нечего особенно рассказывать, но если ты хочешь… Я собирался на ней жениться, но ее отец барон-марчер… — На мгновение он умолк, видя, что она не понимает его. — Барон-марчер — продолжил он, — один из дворян, чьи владения и крепости защищают границы Англии от Уэльса. Итак, лорд Ричард, ее отец, отказал мне. Хитростью я сумел завладеть и леди Чандрой, и их замком Кройлендом. Она не хотела выходить за меня, но я удерживал в заложниках ее младшего брата и только после прибытия сэра Джервэла был вынужден отступить. И еще легко отделался одной только раной в плечо.
 Кассия смотрела на него во все глаза:
 — Но ведь вы все друзья!
 — Стали друзьями. В Святой Земле много всякого случилось… что нас примирило. И, насколько я понимаю, именно там леди Чандра решила стать женщиной и ответила на любовь своего мужа.
 Кассия теребила застежки своего платья и, наконец решившись, спросила:
 — Ты любил ее?
 Грэлэм помешал угли в камине:
 — Это было так давно. Нет, пожалуй, я ее не любил, а только желал. Она не похожа ни на одну из известных мне женщин. У нее представления о чести и верности, как у мужчины. — Де Моретон с трудом оторвал взгляд от тлеющих углей. — Она не умеет лгать, это большая редкость в женщине.
 Кассия перевела дух — такую боль причинили ей его слова. Она медленно отошла в дальний угол комнаты и принялась раздеваться. Он смотрел на нее из-под опущенных век и внезапно ощутил, как его кольнуло чувство вины. Он рассказал ей правду о Чандре, но далеко не всю. До того как леди Чандра полюбила Джервэла, она была самой несгибаемой из всех известных ему женщин, самой безжалостной среди воинов общего пола. Ей чужды были понятия о снисхождении, о любой возможности уступки. Как подозревал де Моретон, вероятно, Джервэл и теперь вел постоянные баталии со своей прекрасной женой из-за первенства и власти в семье.
 Отпивая мелкими глотками подогретое вино, Грэлэм ожидал, когда Кассия ляжет в постель. Странно, размышлял он, но при виде Чандры он не ощутил ни малейшего желания. Он в самом деле испытывал к ней и к ее мужу только дружеские чувства.
 Перед его глазами мелькнула полоска нежной белой кожи, но Кассия тут же закрыла ее одеялом. Грэлэм поерзал на стуле, сердясь на самого себя за непрошеное желание, которое вызывала в нем собственная жена. Он размышлял о той сильной и бурной страсти, которую она пробудила в нем накануне и которой он не поддался.
 Через некоторое время де Моретон поднялся на ноги и разделся. Он направился к постели, высоко держа единственную зажженную свечу, и, подойдя вплотную, принялся разглядывать свою жену. Волосы ее, мягкие и пушистые, разметались по подушке, рот был слегка приоткрыт. Она мирно и ровно дышала во сне. Можно ли осуждать Дайнуолда де Фортенберри за то, что тот увлекся этой внешне столь бесхитростной и хрупкой девочкой? Рыцарь скользнул в постель рядом с ней, стараясь лечь как можно дальше.
 Королева Элинор сидела в солярии в окружении своих щебечущих дам. Каждый раз, когда взгляд Элинор падал на лицо Кассии де Моретон, на губах ее появлялась заинтересованная улыбка. Королева вышивала затейливый узор, наблюдая за девушкой уголком глаза, когда к ней подошла Чандра де Вернон.
 События обещают быть занимательными, подумала она и навострила ушки, услышав колкое замечание из уст леди Джоанны, дочери графа Лестера.
 — Вы бы на нее поглядели, — говорила Джоанна леди Луизе де Сансон, — когда она только приехала в Вулфтон. Могу вас заверить, что лорд Грэлэм был в ужасе, но, конечно, ему больше ничего не оставалось.
 — Он правда женился на ней, когда она лежала на смертном одре? — Похожие на ягоды терна глаза Луизы блеснули жадным интересом.
 — Да, — ответила Джоанна. — Вы бы видели выражение его лица, когда явилась эта тощая маленькая оборванка, похожая на грязного мальчишку-подростка с коротко остриженными волосами!
 — Просто позор! — поддакнула Луиза.
 — Как видите, она не слишком изменилась к лучшему, — ядовито добавила Джоанна.
 Элинор, заметив, что и другие дамы прислушиваются к их разговору и тайком бросают любопытные взгляды на юную леди Кассию, решила, что пора вмешаться.
 — Я нахожу ее совершенно прелестной, — сказала она нежным, но ясным и хорошо слышным голосом. — Лорду Грэлэму очень повезло.
 Джоанна выждала с минуту, пытаясь понять общую реакцию на эти слова, потом сказала шепотом, разнесшимся далеко по комнате:
 — Но лорд Грэлэм совсем иного мнения, ваше величество. Я слышала от леди Бланш де Блазис, сестры покойной первой жены Грэлэма, что леди Кассия даже пыталась бежать от него. Похоже, что он совершил не очень-то выгодную сделку.
 Чувствительные уши Кассии уловили этот злобный шелест, и она вспыхнула от гнева, хотя и пыталась слушать леди Чандру. Внезапно сильные пальцы Чандры сжали ее запястье.
 — Предоставьте мне разделаться с этой тварью, — сказала Чандра и направилась к группке сплетничающих женщин.
 — Ах, леди Джоанна! Как я понимаю, вы должны были выйти замуж. Какое лишение для вас, что жениху удалось улизнуть.
 Королева поднесла руку к лицу, чтобы скрыть усмешку.
 Послышался шелест шелковых юбок: дамы спешили подвинуться ближе.
 Джоанна знала о Чандре только понаслышке. Она представлялась ей грубой амазонкой, а вовсе не этим прекрасным созданием, смотревшим на нее сейчас с презрением. Волей-неволей ей пришлось изменить свое мнение о леди Чандре.
 — Мой отец счастлив, что я не вышла за лорда Грэлэма, — ответила Джоанна, передернув плечами. — Он не хотел, чтобы меня замуровали в Корнуолле на всю оставшуюся жизнь.
 — Но какая неприятность для вас, милая Джоанна, — продолжала Чандра с притворным участием, — быть отвергнутой первым же женихом, за которого вас сосватали.
 — У Грэлэма не было выбора! — сказала Джоанна пронзительным голосом. — Он был вынужден принять ее!
 Кассия спокойно встала и подошла к Чандре. Она не могла предоставить Чандре защищать себя, будто сама она была не значительнее испуганной маленькой мышки!
 — У него был выбор, Джоанна, — спокойно сказала Кассия. — Видите ли, наш брак в то время существовал только на бумаге.
 — В таком случае почему вы пытались сбежать от него? — спросила Луиза, явно сконфуженная таким оборотом разговора.
 — Полагаю, — медленно ответила Кассия, — что это домыслы леди Бланш. Я обязана своему мужу… верностью и так будет всегда.
 — Как изменились ваши взгляды! — послышался голос Бланш.
 «Почему я продолжаю ей язвить? Неужели так боюсь, что Грэлэм узнает правду о моей роли в этой истории?» Бланш сознавала, что это именно так. Она видела, что Кассия, круто обернувшаяся на звук ее голоса, испугана и задета ядовитыми словами. Теперь Бланш боялась, что Грэлэм выместит свой гнев на Гае.
 — Бланш, — пробормотала Кассия.
 Очень скоро, решила королева Элинор, это собрание превратится в настоящее поле боя. Она отложила свою работу.
 — Думаю, мне пора рассказать о придворной жизни на Сицилии. Я покажу вам кое-какие драгоценности, которые привезла с собой.
 — Пойдем, — сказала Чандра Кассии. — Если я останусь чуть дольше, боюсь, что сверну шею Джоанне! И, возможно, сломаю руку леди Бланш!
 — Почему вы стали на мою защиту? — спросила Кассия, когда они покинули королеву. — Ведь вы меня совсем не знаете.
 — У меня есть понятие о справедливости, — ответила Чандра. — Даже если судить о Джоанне по тому, что она говорит, — это порочная и низкая тварь. Грэлэм, вероятнее всего, убил бы ее, если бы женился на ней.
 Кассия медленно произнесла:
 — Вы говорите так, будто простили Грэлэму то, что он пытался сделать?
 — Так он рассказал вам об этом?
 — Да, прошлым вечером я спросила его. Он искренне восхищается вами.
 — Ну, — сказала Чандра, помолчав, — уж не знаю, кто из нас выжил бы, если бы мы поженились! Грэлэм привык гнуть все и всех, кто оказывается в его власти. Он не терпит, чтобы ему перечили, и не может мириться с женщиной, не покорившейся ему полностью. Я права?
 — Да, — ответила Кассия, и вид у нее был при этом довольно жалкий, — вы правы. Было время, когда я поверила, что он… — Она умолкла, кусая губы. — Впрочем, не важно. Теперь ничто не изменит его нелестного мнения обо мне.
 — Пойдемте, — сказала Чандра, — хочу дослушать о ваших приключениях.
 — … и потому я не могу осуждать Дайнуолда де Фортенберри за то, что он сбежал, — заключила Кассия свой рассказ. — Грэлэм убил бы его. А теперь еще эта Бланш показывает, как презирает меня. Нет ничего, что я могла бы сделать или сказать, чтобы убедить его в своей правоте.
 — Гмм! — Леди Чандра явно заинтересовалась рассказом юной леди.
 — Если бы я была похожа на вас, — вырвалось у Кассии, — вероятно, он полюбил бы меня! Уж по крайней мере верил бы мне. Ведь он столько говорил о свойственных вам чувствах чести и правдивости.
 Чандра улыбнулась Кассии.
 — У меня появилась мысль, — сказала она. — Почему бы вам не пойти со мной на стрельбище? Завтра мне предстоит состязание с королем в стрельбе из лука, и я должна потренироваться. Заодно могу поучить стрелять и вас.




 Глава 28


 — Ты вмешиваешься не в свое дело, и мне это не нравится.
 Леди Чандра де Верной свернулась в постели клубочком, прижимаясь к мужу.
 — Но малышка ни в чем не виновата, Джервэл, — мягко запротестовала она и глубоко вздохнула, потому что рука ее мужа прогулялась по ее животу и спустилась ниже, — Я только хочу помочь.
 — Эта юная леди вызывает желание защищать её. Материнский инстинкт, — заметил Джервэл.
 — Но она вовсе не беззащитный хрупкий цветочек. Думаю, у нее есть сердцевина, крепкая как сталь. Она будет гнуться, но не сломается. Если бы только Грэлэм не был таким…
 — Гордым, циничным, высокомерным, недоверчивым…
 — Да, в нем все это есть, — сказала Чандра со вздохом. — Поглядел бы ты на Кассию на стрельбище сегодня днем! Она сначала взирала на мой лук, будто это змея, которая вот-вот ее укусит. Но как быстро преодолела свой страх! У нее мало физических сил, зато верный глаз и твердая рука.
 — Ты хочешь превратить юную красавицу в воительницу?
 — Если ты будешь надо мной смеяться, Джервэл, я воткну кинжал в твой… ну, словом, ты будешь очень сожалеть о своем неуместном веселье!
 — Смею напомнить, любовь моя, — голос Джервэла зазвучал вкрадчиво, и он привлек ее в свои объятия, — что если твой кинжал попадет в цель, то ты от этого очень сильно проиграешь. Давай заключим сделку. Завтра я поговорю с Грэлэмом и сэром Гаем де Блазисом. Похоже, он приличный человек.
 — Не могу сказать того же о его жене!
 — Тихо, тихо, женщина. Я хочу для начала разобраться с тобой.
 — Интересно, — сказала Чандра мечтательно, покоряясь желаниям своего супруга, — что Бланш говорит мужу. Думаешь, он ей верит?
 Сэр Гай знал о своей жене все, что можно было о ней узнать, еще до того, как обманом заставил выйти за себя замуж. Ее упорные домогательства по отношению к Грэлэму были в первую очередь вызваны страхом за судьбу сына. Но теперь будущее Эвиана было ясно и вполне обеспечено. Гай настолько сильно привязался к Бланш, что ему даже стали нравиться ее болтовня и язвительные тирады; он знал, что, как только они окажутся в постели, она забудет все, кроме него. Она была страстной женщиной, часто поступавшей нелогично, и очень упрямой, всегда нацеленной на один объект. Но Гай надеялся, что со временем все переменится. Он лениво улыбался супруге, слушая ее разглагольствования. Она никогда ему не надоедала.
 — Не хочу быть беременной!
 — Но ты уже беременна, дорогая, — возразил Гай мягко, — и такой останешься на некоторое время. После того как ты родишь мне двух или трех сыновей, я позволю тебе принимать эту зловредную настойку.
 — Ты животное!
 — Мужского пола, судя по всему. Я бы не выпускал тебя из постели, держал там все время. Это смягчит твой нрав и даст отдохновение моим ушам. Мое терпение не вечно.
 — Не хочу быть уродливой, пузатой, разбухшей! Не хочу мучиться родами!
 — Бланш, — сказал Гай, перегибаясь через разделявший их маленький столик, — мне искренне жаль, что роды — столь мучительная вещь. Если бы я мог что-нибудь изменить в порядке вещей… Но это не в моей власти. Что касается опасений насчет твоей внешности, то это просто глупость. Ты же видишь, мое желание не убывает. Ты — моя жена и любовница. И обещаю тебе, что так останется навсегда.
 — Я не дура, Гай. — Голос Бланш стал низким и напряженным.
 — Думаю, что да. Особенно теперь я склонен так считать.
 Она вскочила на ноги и ударила ладонью по столу.
 — Я знаю, почему ты женился на мне! Ты любишь эту тощую пигалицу, эту девчонку, а не меня!
 При этих словах, выговорить которые ей стоило немалого труда, Бланш побледнела, потом круто повернулась, предоставив мужу созерцать свою спину. Гай, продолжая сидеть, подался вперед и сомкнул руки на затылке.
 — Наконец-то, — сказал он, — наконец ты призналась в этом. — В голосе его прозвучало глубокое удовлетворение.
 — В чем же таком я призналась, по-твоему?
 — Конечно, в том, что любишь меня. Твои слова греют мое сердце, Бланш. Неужели ты не понимаешь, что у тебя уже давно нет нужды продолжать оскорблять Кассию? — Ответом ему было молчание, и он нежно добавил: — Пожалуйста, повернись ко мне, любовь моя.
 Бланш медленно повернулась к Гаю лицом, но голова ее была опущена, глаза устремлены на мягкие кожаные домашние туфли.
 — Нет сомнений, что ты самая упрямая женщина в Англии. Иди сюда, любовь моя, и можешь даже прикрикнуть на меня!
 — Я не упрямая, но она была вместе с этой сукой Чандрой де Вернон, и они заодно!
 — По-твоему, все придворные дамы — суки, Бланш? Бедная моя, как это огорчительно для тебя!
 — Признаюсь честно, общество Джоанны не доставляет мне радости, — проворчала Бланш, не желая успокаиваться.
 — Приходится вставать на чью-то сторону, дорогая! И, похоже, ты снова сделала неправильный выбор.
 Ей хотелось сказать ему, что она язвила Кассию из страха за его безопасность, из опасения, что Грэлэм, узнав о ее предательстве, поступит непредсказуемо и гнев падет на него.
 «Он завоевал меня доблестно и честно, — думала Бланш. — Я люблю его, но боюсь сказать ему об этом. Боюсь, что он и впрямь будет считать меня вздорной и злой бабенкой».
 Гай поднялся с места и подошел к ней, обнял ее за плечи и легонько встряхнул:
 — Послушай меня, женушка. Пора тебе забыть Грэлэма, Кассию и Вулфтон. Пора забыть о своем поражении и разочаровании. Ты и сама знаешь, что тебе пора признать своего мужа.
 На мгновение он замолчал, собираясь с мыслями и стараясь найти точные слова.
 — Я не был влюблен в Кассию. Мне хотелось ее защитить, потому что я не встречал более невинной девушки. Но я желал тебя, Бланш, несмотря на все то, что ты делала. — Он пожал плечами и добавил честно: — Я добился тебя и одновременно спас Кассию от твоих дальнейших интриг.
 Бланш с устремленными на мужа глазами, казалось, была сама искренность.
 — Я… я ничего не сделала!
 «Неужели я так никогда и не перестану лгать?»
 Он легонько кончиками пальцев провел ласкающим движением по ее губам.
 — Я не слепой, дорогая. Не стоит притворяться передо мной, любовь моя. Должен признаться, меня очень обрадует, если ты пойдешь к Грэлэму и признаешься ему во всем по доброй воле.
 При мысли об этом глаза его потемнели и сузились.
 — Конечно, Грэлэм плохо разбирается во всем, что касается женщин. Видя, какой нежной и преданной женой ты стала, он, весьма вероятно, решит, будто это я подстрекал тебя. И я не смогу осуждать его за такие мысли. Так что, пожалуй, лучше оставить все как есть. У меня такое предчувствие, что они разберутся в своих отношениях без нашего вмешательства, Бланш. Но я не позволю тебе уничтожить Кассию, ты меня понимаешь?
 — Как не понять! Ты негодяй и хвастун, и я ни за что не поверю тебе!
 Он глубоко вздохнул, не выпуская ее из объятий.
 — Тогда, может быть, ты поверишь мне через пять или десять лет! Мы с тобой вместе превратим Читтерли в прекрасный замок. — Он усмехнулся и, наклонившись, нежно поцеловал ее в губы. — Наши дети никогда и ни за что не поверят, что их мать — бесхребетное существо.
 — Ты насмехаешься надо мной, Гай, — пробормотала Бланш, — ты скользкий, как рыба. Ты мне не нравишься.
 — Не нравлюсь, но ты любишь меня. Какое-то время я согласен терпеть это. И, уверен, что ты не пойдешь против моей воли.
 — Ты, конечно, с радостью поколотишь меня, если пойду.
 Он осторожно прикоснулся рукой к ее чуть округлившемуся животу.
 — Нет, но я найду другие способы наказать тебя.
 Она спрятала лицо у него на плече.
 — Право, мне вовсе не хочется говорить гадости, Гай, — прошептала Бланш. — Я просто… я так боялась.
 Он поцеловал ее в висок.
 — Но теперь и впредь тебе не придется бояться. И еще, радость моя, мне нравится твой язычок. Ты ругаешься, как торговка рыбой.
 Он почувствовал, как тело ее затрепетало от возмущения, и быстро добавил:
 — Пойдем в постель, и я заставлю тебя забыть все, кроме твоей страсти и любви ко мне.
 День был ясным и солнечным, воздух прозрачным и свежим. Придворные собрались в огромном башенном дворе посмотреть на состязания между королем Эдуардом и леди Чандрой де Вернон. Грэлэм оставил Кассию с королевой и присоединился к Джервэлу де Вернону и его другу сэру Марку. Они много шутили и подтрунивали друг над другом, когда сэр Джервэл отрывал рукав своего камзола.
 — Достойная жертва для моей дамы? — спросил он, а остальные покатились со смеху.
 — Милорд веселится, — сказала королева Элинор с улыбкой, — но, думаю, скоро он посерьезнеет. Вы видели, Кассия, как практиковалась вчера Чандра?
 — Она невероятна, — сказала Кассия. — Я никогда и не думала, что женщина может быть так… — Она безуспешно искала подходящее слово.
 — Совершенна, — подсказала королева Элинор.
 — Возможно. К тому же она прекрасна.
 — По правде говоря, она достигла совершенства, только когда полюбила мужа. Она не всегда была такой, как теперь.
 «Зато ее-то муж всегда любил», — хотела возразить Кассия, но вместо этого заговорила о предстоящем состязании:
 — Ее беспокоит третий тур. Он требует огромной физической силы, и Чандра говорит, что только король может попасть точно в цель с такого расстояния.
 — Да, я знаю, — отозвалась королева Элинор. — Думаю, мой господин настоял на этом — он не любит проигрывать.
 Кассия рассмеялась:
 — По крайней мере он честен — ничего не скрывает.
 Она поискала глазами Чандру, которая таки позволила мужу обвязать свою руку лоскутом, оторванным от его одежды, — на счастье.
 «Я хотела бы быть такой, как она, — думала Кассия. — Если бы мне удалось узнать хоть часть того, что знает она, и научиться хоть малой толике всего, что она делает без видимых усилий, возможно, Грэлэм восхищался бы мной, как восхищается ею».
 Она чуть не лишилась чувств от волнения, представив, что бросает копье или скачет на мощном боевом коне. Мысль эта ее не покидала.
 Элинор повернулась поговорить с графиней Пемброук. Кассия тем временем, оглядываясь вокруг, улыбнулась стоявшей неподалеку светловолосой леди. На ее стройном теле отчетливо выделялся округлившийся живот — она ждала ребенка.
 — Вы, должно быть, устали, — сказала Кассия молодой женщине. — Идите сюда и посидите рядом со мной.
 — Благодарю вас. Теперь у меня много меньше сил, чем прежде.
 Кассия ощутила укол зависти, бросив взгляд на Чандру.
 — Ну разве она не выглядит безупречно прекрасной?
 — Да, хотя вам следовало бы увидеть ее в доспехах. Это зрелище, поражающее воображение. Видите ли, мы с Чандрой выросли вместе. :
 В голове у Кассии все смешалось, мысли перебивали одна другую. Она отрывисто спросила:
 — Вы были в Кройленде, когда туда явился Грэлэм де Моретон, чтобы похитить ее?
 Она почувствовала, как ее новая знакомая вся сжалась, но ответ прозвучал довольно спокойно:
 — Да, я там была.
 — Леди Чандра действительно метнула кинжал в Грэлэма?
 Женщина кивнула, и обернулась, заслышав веселый детский смех.
 — Моя дочь Гленда. — Она взяла ребенка из рук кормилицы и подняла его на руках.
 — Гленда. Хочу, чтобы ты познакомилась с этой красивой молодой леди… — Мать ребенка вопросительно посмотрела на Кассию.
 — Мое имя Кассия. Она прелестное дитя. Вам очень повезло. Вы счастливая женщина.
 Кассия любовалась густыми черными волосами девчушки, потом заглянула в ее большие серые глаза. Тут Гленда потянулась к Кассии. Ее маленькая ручка вцепилась в горностаевую оторочку плаща. Девочка гладила мех и вдруг рассмеялась. При виде улыбающегося детского личика Кассия замерла и похолодела.
 Она узнала выражение лица Грэлэма, его улыбку.
 — С вами все в порядке, леди Кассия? Вы очень побледнели.
 Кассия с трудом перевела дух.
 — Кажется, вы не сказали вашего имени, — выговорила она наконец.
 — Мэри. Мой муж — сэр Марк, вон он стоит с сэром Джервэлом и… Грэлэмом де Моретоном.
 Заминка в ее речи подтвердила подозрения Кассии. Тишина звенела в ее ушах. Значит, Мэри — бывшая любовница Грэлема? Это казалось ей немыслимым. Мэри, такая нежная и с лицом милым и невинным.
 Голос Мэри вторгся в ее смятенное сознание.
 — Я слышала, лорд Грэлэм женился. Кажется, она богатая наследница из Бретани?
 — Да, она из Бретани.
 — Не могу не чувствовать сострадания к ней, — сказала Мэри тихо. — Лорд Грэлэм нелегкий человек.
 — Нелегкий, — отозвалась Кассия. — Ваша дочь похожа на отца?
 — Не думаю, — ответила Мэри после короткой заминки. — А почему вы спрашиваете?
 На мгновение Кассия прикрыла глаза, потом сказала шепотом:
 — Мое имя — Кассия де Моретон.
 — Я… понимаю, — ответила Мэри голосом столь тихим, что Кассия едва расслышала ее. — Значит, вы обратили внимание на сходство? Мне не хотелось брать дочь в Лондон, но мой муж сказал, что никто ничего не заметит. Он уверяет, что Гленда ничуть не похожа на Грэлэма,
 — Дело не в чертах ее лица, а в улыбке, в смехе. Простите за то, что заставила вас почувствовать себя неловко. Я ничего никому не скажу. Обещаю.
 Мэри с трудом заставила себя улыбнуться.
 — Благодарю вас. Смотрите, Чандра собирается выстрелить из лука!
 К изумлению Кассии, Чандра выиграла в первом туре. Круглые мишени, набитые соломой, стояли на расстоянии тридцати футов от стрелков. Для второго тура расстояние было удвоено. Король выиграл, но ему помогло везение: его стрела расщепила одну из стрел Чандры. Кассия услышала звонкий смех миледи, когда мишени отодвинули еще дальше.
 — Ваше величество, — закричала Чандра, — вы усовершенствовали свое мастерство! Наконец-то вы даете мне возможность принять участие в настоящем состязании!
 — О, миледи! — только и сказал король, поднимаясь во весь свой гигантский рост.
 — Сейчас мы увидим, кто из нас лучший. — Чандра прикрыла глаза рукой, как козырьком, чтобы лучше видеть далекие мишени.
 Улыбка Эдуарда продержалась на его устах до тех пор, пока он не шагнул вперед. И тут глаза его сузились, а лицо выразило напряженное внимание. Рука его была тверда. Стрела просвистела в воздухе и вонзилась в мишень у края черного круга в центре.
 — Жаль, что мишень так далеко, — заметил сэр Джервэл, обращаясь к Грэлэму и наблюдая, как его жена готовится выстрелить. — У нее взгляд орла, но недостаточно сил, чтобы поразить цель с такого расстояния.
 Чандра выпустила стрелу; та взвилась и со свистом полетела к мишени, поразив ее рядом со стрелой Эдуарда.
 — Отличный выстрел! — крикнул Джервэл.
 В рядах зрителей возникло оживление, заключались рискованные пари, и Эдуарду пришлось громко закричать, чтобы заставить присутствующих стихнуть, потому что он собирался попробовать свое счастье еще раз. Послышался глухой стук, на этот раз стрела Эдуарда вонзилась прямо в черный круг посреди, мишени.
 Следующая стрела Чандры была слегка отнесена ветром и снова попала в мишень у края черного круга.
 — Мне кажется, что даже отсюда я слышу, как она бранится, — сказал Джервэл.
 Но тот же капризный порыв ветра, что отклонил стрелу Чандры на ее пути, подхватил и стрелу Эдуарда, и та пролетела мимо мишени.
 — Призываю в свидетели всех святых, — сказал Грэлэм, — я не смог бы поверить, что такое возможно!
 Когда Чандра выпустила свою последнюю стрелу, наступило полное и абсолютное молчание. Стрела поразила мишень с легким стуком и вонзилась в черный круг у его края, недалеко от ее первой стрелы. Зрители разразились криками и аплодисментами.
 Король Эдуард широко улыбнулся Чандре и послал ей воздушный поцелуй.
 — Надеюсь, ваше величество, — очаровательно улыбнулась в ответ Чандра, — вы не считали, что я позволю вам побить меня?
 Эдуард бросил лук одному из своих людей, схватил ее за талию, поднял высоко над головой и принялся кружить.
 — Миледи, — сказал он, осторожно опустив ее на землю, — я соглашусь со всем, что вам будет угодно сказать!
 — В таком случае вы всегда победитель, мой король, и на этот раз победа за вами.
 — Эй, Джервэл, счастливый пес, иди спасать свою жену, пока я ее не похитил!
 Кассия заметила, что глаза Грэлэма излучают восторг и он не отрывает взгляда от леди Чандры. И в ней созрело непреклонное решение. «Он будет смотреть на меня так же» — сказала она себе.
 Кассия огляделась по сторонам, но Мэри ушла, прихватив свою маленькую дочку.
 — Вижу, что ваша чертова покровительница занята, — раздался за спиной Кассии голос леди Джоанны.
 У Кассии зачесалась рука — так ей хотелось дать этой негодяйке пощечину. Но, когда она заговорила, голос ее звучал миролюбиво и мягко:
 — Всегда ли следует показывать свою ревность, Джоанна? Ваше лицо от этого дурнеет и становится совсем непривлекательным.
 Она почувствовала мгновенное удовлетворение, когда Джоанна поднесла руку к лицу, будто хотела проверить, все ли там на месте.
 — Кассия!
 Черные глаза Грэлэма сверкали гневом, потому что он слышал слова Джоанны. Но, когда он опустил глаза и посмотрел на жену, улыбка его казалась мягкой и нежной.
 — Идем, Эдуард хочет отпраздновать свою победу. Кассия молча шла рядом с мужем, но мысли ее были заняты малышкой Глендой.
 — Ты опять ссоришься с Джоанной, — сказал Грэлэм.
 — Она как зловредное и надоедливое насекомое, — спокойно ответила Кассия. — Я не обращаю на нее внимания.
 — Тогда почему ты так раскраснелась?
 Кассия остановилась, медленно повернулась к мужу, вглядываясь в его черты.
 — Я познакомилась с твоей дочерью.
 Если она и рассчитывала на его смущение или раскаяние, то этого не произошло. Грэлэм без всяких эмоций посмотрел на жену, и лишь его черная бровь вопросительно поднялась.
 — Ты ведь знаком с сэром Марком, другом сэра Джервэла?
 — Да, но какое отношение это имеет к моей дочери?
 — Его жена, леди Мэри, выросла вместе с леди Чандрой. И была в Кройленде, когда ты взял замок.
 Медленно к нему возвращались воспоминания.
 — Это было давно, — произнес Грэлэм. — Очень давно.
 — Она была твоей любовницей?
 — Нет, я взял ее силой, чтобы добиться покорности Чандры.
 Кассия смотрела на него широко открытыми глазами, шокированная, смущенная.
 — Ты взял леди силой?
 Грэлэм вспыхнул: ее реакция рассердила его. Мужчина может делать все, что ему вздумается, невзирая на неодобрение со стороны жены!
 На скулах его вздулись и запрыгали желваки.
 — Довольно об этом, — сказал он холодно. — Это было давным-давно, и к тому же я не желаю больше слушать твои разглагольствования. — Заметив ужас в глазах Кассии, де Моретон добавил: — Теперь я жалею об этом. Но в то время я был очень зол и впал в отчаяние.
 — Столь же зол, как сейчас на меня? — тихо спросила Кассия.
 Лицо ее мужа омрачилось, но он ничего не ответил, лишь через некоторое время смущенно сказал:
 — Кажется, тебе мало что нравится в моих действиях. Это известие снова заставит тебя плести интриги, чтобы убежать от меня?
 Она покачала головой.
 Де Моретон рассмеялся.
 — По крайней мере ты больше не защищаешь свою невинность. И не убеждай меня, что Чандра проповедует добродетель, столь несвойственную вам обеим. Но вот и сэр Гай и его прелестная молодая жена.
 — Вы прекрасно выглядите, Кассия. — Гай слегка коснулся ее маленькой ручки.
 — И вы, Гай, тоже. У вас все идет хорошо?
 — Еще бы! Скоро я стану отцом.
 Кассия и сама была удивлена, какую боль и зависть вызвали в ней эти слова. Повернувшись к Бланш, она тихо сказала:
 — Примите мои поздравления, Бланш. Вы… счастливая женщина.
 Гай заметил, что его жена колеблется, не зная, что ответить, и, притянув ее к себе и поцеловав в щеку, прошептал:
 — Спокойнее, любовь моя. Покажи лорду Грэлэму и Кассии лучшую сторону своего характера.
 — Благодарю вас, — ответила Бланш. Потом, к собственному удивлению, она открыто и широко улыбнулась и глаза ее невольно обратились к лицу мужа.
 — Гай, — окликнул Грэлэм, — возьми на себя труд, пошевелись и забудь о своем высокомерии. Подойди сюда, я хочу познакомить тебя с сэром Джервэлом.
 Бланш проводила мужа взглядом и покачала головой, пытаясь привести в порядок мысли.
 — Вы неважно выглядите, Кассия, — сказала она, — Джоанна это тоже заметила вчера.
 — Джоанна заметила множество вещей. И вчера, как и всегда, дала волю своему ядовитому языку.
 — Да, — честно ответила Бланш, — что было, то было.
 — Вы теперь счастливы, Бланш?
 Бланш, сощурив глаза, вглядывалась в лицо Кассии, ища подвоха, и, не найдя ничего, ответила, пожав плечами:
 — Ни да, ни нет. — Но даже для ее собственного слуха слова эти прозвучали откровенной фальшью.
 — Мне кажется, Гай вполне покладистый человек.
 — Он мой муж, — резко ответила Бланш.
 — Знаю. Пожалуйста, Бланш, не стоит ссориться. Я никогда не хотела ничего вашего. Кассия сознавала, что слова Бланш были продиктованы ревностью, и поэтому добавила с едва заметным сарказмом:
 — Кстати, Дайнуолд де Фортенберри шлет вам привет.
 Ответом ей было сдавленное, шипящее дыхание Бланш. У той достало сил только на то, чтобы кивнуть… и удалиться, оставив Кассию торжествовать свою маленькую победу.
 Грэлэм проводил время с друзьями, а Рольф сопровождал Кассию и Итту в поездке по Лондону.
 «Столько красивых вещей», — думала Кассия, поглаживая великолепные ткани. Но денег у нее не было, и ей было стыдно признаться в этом Рольфу.
 Поздно вечером, лежа в постели, Кассия гадала, где может быть ее муж. Когда наконец она услышала, как открылась и закрылась дверь их спальни, она плотно зажмурила глаза. Потом почувствовала, как кровать прогнулась под тяжестью его тела. Кассия заставила себя дышать ровно, притворяясь спящей.
 — Ты не спишь, Кассия? — Голос Грэлэма звучал невнятно, потому что количество выпитого эля явно превысило все допустимые пределы.
 — Да, — согласилась она, — не сплю.
 — Скажи мне, жена, когда вы были вдвоем с Бланш, ты снова была сурова с ней? Я видел, как она стояла с опущенной головой после того, как ты так грубо и бессердечно обошлась с ней.
 Кассия с трудом сдержалась.
 — Я не сказала ей ничего грубого.
 — Почему я тебе не верю? — тихонько проворчал он.
 Кассия была не в большей степени властна над своими действиями, чем над восходом или закатом солнца. Порывисто вскочив, она села в постели и изо всей силы ударила мужа. Он смотрел на нее, вне себя от изумления, глаза его потемнели от ярости. Кассия вскрикнула, спрыгнула на пол и, обнаженная, бросилась к двери спальни.
 Грэлэм едва успел схватить ее за талию, потом повернул лицом к себе.
 Кассия не издала ни звука. Онемев, она смотрела на его покрытую волосами грудь и ждала.
 — Если я вторгнусь в твое прелестное тело, ты опять окажешься теплой, нежной и готовой принять меня? — Голос мужа звучал дразняще.
 Она покачала головой, боясь заговорить, боясь сказать что-нибудь, о чем позже пожалеет.
 Его рука потянулась к ее волосам, ухватила их и привлекла ее голову ближе.
 — Ты снова будешь стонать от наслаждения еще до того, как я овладею тобой?
 Она заметила слабый отпечаток своей ладони на его щеке.
 — Ударишь меня? — спросила Кассия.
 — Ты этого заслуживаешь, — ответил Грэлэм, глядя на ее маленькие белые груди. — Но нет. Существует более действенное наказание. Разве я не прав? Я просто должен быть уверен, что твой страх передо мной полностью лишит тебя возможности наслаждаться.
 Она затрепетала.
 — Ты силой овладеешь мною, как когда-то бедной Мэри?
 — Почему бы и нет? — ответил он грубо, ненавидя себя за то желание, которое она в нем возбуждала. — Я могу делать с тобой что угодно, все, что пожелаю. Ты, моя жена.
 — Пожалуйста, Грэлэм, — прошептала Кассия, стараясь отстраниться, ускользнуть от его жадных рук, — не причиняй мне боли!
 Он поднял ее на руки и отнес на постель.
 — Хорошо, я не причиню тебе боли, но и не дам наслаждения!
 Он заставил ее лечь на живот и раздвинул ей ноги. Кассия слышала его неровное дыхание и, закрыв глаза, решила подчиниться и претерпеть унижение. Она чувствовала, что он смотрит на нее, и, когда его пальцы дотянулись до нее и коснулись ее тела, она затрепетала и тихо вскрикнула.
 — Ложись спать. — Грэлэм грубо выругался. — я не желаю тебя.
 Она свернулась в клубочек, натянув покрывало до подбородка. Слезы жгли ей глаза, но она смахнула их быстро и гневно.
 Кассия уснула. Однако сон ее был прерван; она проснулась от собственного стона, вызванного неизъяснимым наслаждением, зарождавшимся где-то глубоко внутри ее тела и, как лучи, расходившимся от этого незримого источника. Она ощутила прикосновение его горячих губ; он целовал и ласкал ее, и воспоминания об унижении изгладились из ее памяти.
 Он овладел ею, и все тело ее растворилось, растаяло в немыслимо приятных ощущениях.
 Но даже когда тело ее было пресыщено ласками и наслаждением, ум не мог освободиться от беспорядочно мятущихся мыслей. Как могла она откликнуться на его страсть с такой легкостью после всего, что он сказал и сделал? «Я ничтожество и дура», — подумала Кассия.




 Глава 29


 Тяжелый плащ стеснял движения, но Кассия пренебрегла этим и приняла от Эвиана следующую стрелу. Она вставила стрелу в лук на предназначенное место и натянула тетиву с такой силой, что ее согнутые и собранные щепотью пальцы коснулись щеки. Не выпуская из поля зрения мишень, Кассия выпустила стрелу. К своему беспредельному удивлению и радости, она услышала стук и увидела, что стрела угодила прямо в соломенную мишень.
 — Отличный выстрел, миледи! — радовался Эвиан, хлопая в ладоши.
 Кассии хотелось и самой закричать и запрыгать как дитя. Каким бы скромным ни был ее успех, это все же был успех. Ей никогда не сравниться с леди Чандрой, но все-таки она поразила мишень с двадцати футов!
 — Я теперь стреляю лучше? — спросила она, и глаза ее сверкнули.
 Мальчик восторженно закивал головой. Тут Кассия заметила, что он дрожит от холода.
 — О, Эвиан, — сказала она, — ты замерзаешь! Довольно!
 Но Эвиан не пропустил задумчивый взгляд, брошенный Кассией на оставшиеся в кожаном колчане стрелы.
 — Нет, миледи, — сказал мальчик твердо, — у вас есть еще шесть стрел.
 — Я вижу, как при каждом слове у тебя идет пар изо рта, — попеняла она ему.
 — Это потому, что нет солнца, — сказал Эвиан и подал ей следующую стрелу.
 Тем временем Рольф бродил между яблонями, стоявшими с обнаженными ветвями. В это время года фруктовый сад выглядел сиротливо. «Клянусь мощами святого Петра, — думал Рольф, — становится все холоднее!» Он заговорил было, но потом передумал и замолчал, глядя, как Кассия выпускает стрелу за стрелой. Все три стрелы попали в цель, и одна из них оказалась совсем близко от центра темно-синего круга.
 Старый вояка улыбнулся, вспоминая, как был изумлен, когда Кассия после возвращения из Лондона пустила свою кобылу рядом с его лошадью, и он ощутил ее внимательный, изучающий взгляд.
 — Рольф, — обратилась она к нему, — ты научишь меня пользоваться луком и стрелами?
 Эти слова вырвались у нее внезапно, и он рассмеялся бы, если бы не заметил напряженного и умоляющего выражения ее глаз. Он был неглуп. Его молодая госпожа познакомилась с несравненной и восхитительной леди Чандрой и наблюдала ее состязания с королем. Рольф уже давно был в услужении у лорда Грэлэма и хорошо помнил время, когда тот решил жениться на Чандре де Эвенилл, «принцессе-воительнице», как он называл ее. Сопровождая своего лорда в Кройленд, Рольф был свидетелем первого успеха и окончательного провала его плана женитьбы на этой удивительной девушке.
 На просьбу Кассии он ответил не сразу:
 — Почему вы решили овладеть мужским искусством, миледи?
 На мгновение Кассия опустила глаза, но тотчас же вызывающе вздернула свой маленький подбородок.
 — Хочу добиться совершенства, — ответила она. Она знала, что с ее стороны нелепо говорить подобным образом с солдатом своего мужа, но выбора у нее не было. Кассия сомневалась, что он поможет ей, если она не будет с ним вполне откровенной.
 Некоторое время Рольф размышлял над ее словами.
 — Такая леди, как вы, и так совершенна. Вы ведете хозяйство в огромном замке, помогаете Блаунту составлять отчеты и счета, присматриваете за поварами и приготовлением пищи и кормите нас на славу, так что наши утробы пребывают в благословенном довольстве и покое. И вы отлично играете в шахматы.
 — Этого недостаточно, — ответила Кассия тихо, и старый солдат увидел в ее глазах затаенную боль.
 Вид печали в этих прекрасных глазах на мгновение вызвал у него желание дать своему хозяину хорошего тумака, пинком сбросить его с лошади и дубасить до тех пор, пока разум не возвратится в его беспутную голову.
 Наконец Рольф сказал, надеясь, что его юная госпожа простит ему дерзость:
 — Леди Чандра была всего лишь мечтой, сотканной из фантазий милорда, питаемой глупыми песнями менестрелей. Я сомневаюсь, что она обладает вашими достоинствами, миледи.
 Кассия не стала притворяться, что не поняла его.
 — В ней есть то, чего желает и чем восхищается Грэлэм. Нет, пожалуйста, не прячь от меня глаза. Я должна высказать все, что у меня на душе. Конечно, когда я спросила его, он рассказал мне о ней: о ее чувстве чести, о ее высокой морали и удивительном мастерстве воина. В его глазах, Рольф, я не обладаю ни одной из этих добродетелей.
 На мгновение Кассия опустила голову, и Рольф увидел, как ее маленькие ручки судорожно сжали поводья.
 — Я должна что-то предпринять!
 «Но не стоит пытаться перенять внешний образ леди Чандры», — думал он.
 — В глазах большинства мужчин, миледи, вы — само достоинство, доброта и благородство. И очень немногие верят, что вы предали лорда Грэлэма.
 — Он верит, — ответила Кассия с горечью. Прежде чем Рольф успел подумать о своих словах, он выпалил:
 — Он глупец, особенно когда речь заходит о женщинах.
 — Но он также и мой муж. Если я не смогу переубедить его, то весьма вероятно, что мне придется вернуться к отцу. Но, видишь ли, мне мучительно и невыносимо думать об этом.
 Рольф с трудом перевел дух — его душил гнев. Ему хотелось спросить, бил ли ее Грэлэм, но он не посмел. Даже говорить с ней столь откровенно было неуместно.
 — Твой лорд питает ко мне великий гнев, великую неприязнь. — Кассия печально улыбнулась Рольфу. — Я не осуждаю его за то, что он верит всему дурному обо мне. Иногда я думаю, уж не вообразила ли я сама все это.
 Рольф устремил взгляд вперед между ушами своей лошади, снова испытывая желание вколотить немного здравого смысла в голову своего безжалостного господина. К своему изумлению, он увидел, как ехавший впереди Грэлэм повернул голову, продолжая сидеть в седле, и его темные глаза, полные подозрения, прищуренные и гневные, обратились к ним. «Боже милостивый, — подумал Рольф, испуганный этим взглядом, — он ревнует! Ревнует ко мне, старому человеку!» Он задумчиво пожевал нижнюю губу.
 — Миледи, — сказал Рольф наконец, улыбаясь своей госпоже, — я сделаю то, что вы просите.
 — Грэлэм не должен об этом знать.
 — Нет, он не узнает, пока вы не сможете поразить его своим искусством.
 — Благодарю, Рольф!
 Она одарила его лучезарной улыбкой, и он был ошеломлен нежной, чистой и сладостной красотой ее лица.
 Теперь Рольф ожидал, пока она выпустит последнюю стрелу, потом шагнул вперед. Он видел, как от его дыхания поднимались облачка пара, хорошо заметные в чистом безветренном воздухе, и беспокоился за Кассию, боясь, что она подцепит лихорадку, если не уйдет сейчас в тепло. Но он знал также, что стоит заговорить об этом, и лицо ее утратит всю радость, поэтому сказал ровным тоном:
 — Вам следует лучше владеть правой рукой, держать ее спокойнее и увереннее. Вот, позвольте, я покажу.
 Он учил ее до тех пор, пока не почувствовал, как холод просачивается сквозь его плотную зимнюю одежду. Должно быть, она замерзает, подумал Рольф, делая шаг назад.
 — Довольно, миледи. Мои старые кости нуждаются в тепле. Пора им погреться у огонька.
 — И подогретый эль согревает неплохо! — воскликнула счастливая Кассия. — Тебе, Эвиан, это тоже не повредит.
 Мальчик взял ее лук и кожаный колчан под мышку, будто это он так долго и упорно практиковался в стрельбе из лука. Рольф сказал ему только, что миледи хочет сделать сюрприз мужу.
 Кассия вошла в большой зал. На лице ее сияла довольная улыбка. Накануне вечером Грэлэм вернулся из поездки в Крэнделл. Он не просил ее сопровождать его, и она ничего не сказала. Зато это дало ей возможность целую неделю практиковаться в стрельбе из лука. При этом она могла не беспокоиться, что он застанет ее за этим занятием. Глядя на мужа, она вдруг почувствовала глубокую пьянящую радость. Он выглядел сильным, великолепно сложенным образчиком мужской породы с этими его густыми черными волосами, взъерошенными не то ветром, не то быстрой ездой. Но лицо ее мгновенно побледнело и утратило веселое выражение, когда он грубо спросил ее:
 — Где ты была?
 Кассия опустила глаза. Де Моретон был так занят с Блаунтом, она и не подумала, что он заметит ее отсутствие, и потому позволила себе посвятить час стрельбе из лука.
 — Не желаете ли глинтвейна, милорд? — спросила она с опаской.
 — Чего я желаю, так это получить ответ на свой вопрос.
 Юная леди тотчас же вздернула подбородок:
 — Я гуляла в саду.
 Она заметила явное недоверие на его лице и поспешила добавить:
 — Со мной был Эвиан. Я выбирала место для груш, которые собираюсь посадить весной.
 Грэлэм гадал, почему она лжет. Черт возьми. Груши!
 — Иди погрейся, — сказал он голосом, охрипшим от волнения за нее, — у тебя нос покраснел от холода.
 Она охотно подчинилась, дав указания служанкам принести глинтвейна.
 — Как сэр Уолтер? — Она радовалась, что Грэлэм оставил ее в покое. — Что он делал в Крэнделле и как-там дела?
 Ей было трудно скрыть неприязнь, которую она питала к сэру Уолтеру.
 — Пожалуй, он слишком прижимает крестьян, но я не сомневаюсь, что в конце концов все уладится.
 Кассия надеялась, что Сэр Уолтер покажет Грэлэму свое подлинное лицо, но, судя по всему, пока этого не произошло.
 — Ты видел послание от герцога Корнуоллского?
 — Да, и оно меня встревожило. Он пишет о том, что стареет. С возвращением и восшествием на трон Эдуарда герцог мог бы снять с себя всякую ответственность и наслаждаться жизнью.
 — Но его больше не гнетет ответственность, а только это и помогало ему сохранять молодость. Иногда я думаю, что Жоффрей и его интриги помогают моему отцу сохранять здоровье, хотя я и молю Бога, чтобы это оказалось неправдой.
 — Будем надеяться, что твой отец достаточно занят, чтобы продержаться зиму. Если Жоффрей что-то замышляет, он не решится выступить до весны.
 — Как я хочу, чтобы Жоффрей забыл о своем разочаровании! Я не вынесла бы мысли о том, что Бельтеру что-то угрожает.
 Она подвинулась к огромному камину и теперь смотрела на пляшущее в нем пламя. Отец и Бельтер — это были две постоянные величины и две главные заботы в ее жизни. Жоффрей всегда казался ей опасным, но Бельтер и отец были ее прибежищем, даже теперь, если бы Грэлэм не пожелал оставить ее при себе. Из глаз Кассии выкатились две слезинки и поползли вниз по щекам. У нее не было сил смахнуть их.
 — Перестань лить слезы, — раздраженно сказал Грэлэм, — ты не дитя, и нет причины пугаться из-за Жоффрея.
 Даже ему самому его тон показался слишком грубым и жестоким. Как ни странно, он смутно представлял, что чувствует она. И мысленно выбранил себя, когда она подняла к нему лицо и беспомощно посмотрела на него.
 Грэлэм сгреб жену и прижал лицом к своей груди, к своей теплой от близости тела рубахе.
 — Тише, — сказал он гораздо нежнее, стараясь разгладить своими сильными пальцами сведенные судорогой мышцы у нее на плечах.
 И тотчас же почувствовал, как тело его омыла волна желания. Он прекрасно знал, что такое похоть, но то, что он чувствовал к Кассии, было смягчено какими-то другими эмоциями, столь глубокими и сложными, что ему даже не хотелось разбираться в них. «Черт бы ее побрал», — думал Грэлэм, крепче прижимая жену к себе. Во время своего пребывания в Крэнделле он перепробовал нескольких служанок в надежде на то, что они вытеснят из его тела лихорадку, вызванную Кассией, и сотрут ее образ из его памяти. Но после того как животный голод бывал удовлетворен, он лежал без сна, глядя в темноту, в то время как женщина, угождавшая ему, блаженно спала рядом.
 Теперь, прижимая жену к себе, он чувствовал под пальцами ее тонкие, нежные косточки, казавшиеся столь хрупкими в сравнении с его сильными руками. Закрыв глаза, Грэлэм вдыхал сладкий аромат ее тела. Ни одна женщина не пахла так, как Кассия, думал он, и эта мысль показалась ему глупой. Он опустил голову и зарылся лицом в ее волосы, потерся о них щекой. Лаванда, подумал Грэлэм. Она пахнет лавандой. Руки его опустились ниже, обхватили ее бедра. Он почувствовал, как она замерла. И тут, рассмеявшись низким дразнящим смехом, он отпустил, оттолкнул жену от себя. В его голосе послышалась знакомая насмешка:
 — Я не стану овладевать тобой здесь, миледи. Осуши слезы и позаботься о нашей вечерней трапезе.
 Кассия смахнула слезы, проклиная себя за то, что ей захотелось почерпнуть утешение и защиту в его силе хотя бы на минуту.
 — Да, милорд, — ответила она тихо и оставила его.
 В течение всего долгого вечера она вела себя как всегда: улыбалась и ухаживала за Грэлэмом, предупреждая каждое его желание, в то же время мечтая заползти куда-нибудь в укромный уголок и дать волю тоске и отчаянию. Она слышала, как он разговаривает со своими людьми, слышала его смех, когда они обменивались шутками и подтрунивали друг над другом. Он не тронул ее прошлой ночью, и потому она знала, что нынешней они будут близки. И Кассия сознавала, что хочет этого, ей хотелось, чтобы он заставил ее забыть все, хотя бы на мгновение. Но только чтобы это было не под влиянием его гнева, не в наказание.
 Извинившись, Кассия ушла в спальню. Ей потребовалось некоторое время, чтобы отделаться от Итты. Потом она искупалась в горячей ароматной воде, заставляя себя окончательно сдаться, принять свое поражение, чему так долго сопротивлялась. Гордость и правда теперь должны были уступить место пустоте и печали. Она вспомнила обо всех своих потугах, о попытках научиться владеть луком и засмеялась вслух над собственной глупостью. Возможно, Грэлэм будет восхищаться ею, но никогда не будет ей верить. Она знала, что помочь ей могла бы только ложь. И ложь могла изменить его отношение к ней.
 Когда много позже Грэлэм вошел в спальню, она лежала в супружеской постели, опираясь на подушки спиной.
 — Я ожидал, что ты уже спишь, — сказал он, раздеваясь. Она разгладила дрожащими руками одеяло и сказала:
 — Нет, я соскучилась по тебе. — Голос ее был тихим и робким.
 Его охватила жаркая страсть. Она заметила, как в темных глазах мужа зажглись искры, он не сразу успел изменить выражение лица и принять равнодушную мину.
 — Почему? — спросил он тупо. Теперь он стоял возле постели, обнаженный, глаза его были устремлены на нее.
 — Я не хочу ссориться с тобой, Грэлэм, — прошептала Кассия, стараясь не выдать взглядом своего томления и голода по нему.
 Но ей это не удалось, он, как всегда, все заметил.
 — Ты знаешь, чего я требую от тебя, — сказал Грэлэм и скользнул в постель рядом с ней.
 — Да, знаю.
 «Не плачь ты, маленькая идиотка!» — уговаривала себя Кассия.
 — Ты сказал, что простишь меня.
 — Я прощу тебя, — ответил он, и голос его показался ей решительным и холодным.
 — В таком случае все было, как ты и думал.
 Он ощутил, как его охватило обжигающее, как огонь, презрение к себе, а также разочарование. Он хотел, чтобы она признала свою вину, хотел, чтобы она сказала, что наняла Дайнуолда де Фортенберри и отдала ему ожерелье, но то, что она призналась в этом, сделало его почти больным. Он приподнялся на локте рядом с ней и заглянул в ее бледное лицо. И увидел, что в глазах ее стоят слезы.
 — Я сказал, что прощу тебя, если ты скажешь правду. Но почему ты плачешь?
 «Я так одинока. Я не в силах выносить свое одиночество! Я с радостью приму от тебя столько, сколько ты согласен мне уделить».
 Она не могла придумать ничего, что бы сказать ему. С тихим беспомощным плачем Кассия бросилась и прижалась к нему, обхватила его обеими руками, зарываясь лицом в его грудь.
 — Пожалуйста, — шептала она. — Не надо, сердиться. Я не смогу больше вынести твоего гнева.
 — Я не чувствую гнева, Кассия. Я доставлю тебе твое женское наслаждение, и мы не будем больше говорить о прошлом.
 Он уложил ее на спину и отбросил покрывало с ее тела. Сердце ее билось так громко, что, как она думала, он сам должен был слышать его биение. Она видела, как его взгляд блуждает по ее телу, и это возбуждало и тревожило ее.
 — Кажется, твои груди стали полнее, — сказал он, проведя кончиком пальца вокруг ее розового соска. Она затаила дыхание.
 — Ты больше не находишь меня… слишком тощей?
 «О нет, — подумал рыцарь, подавляя гневный смешок. — Я нахожу в тебе все, чего только можно желать».
 — Ты прекрасна.
 Он нежно поцеловал ее. Рука его скользнула под одеяло, прикрывавшее нижнюю часть ее тела, и он принялся поглаживать и массировать ее живот.
 — Мне приятно чувствовать тебя.
 — Пожалуйста, Грэлэм, — задыхаясь, просила Кассия, подаваясь вперед по мере того, как его пальцы спускались все ниже.
 Пальцы его касались ее нежной, влажно разбухшей плоти.
 — Ты такая восхитительная, — сказал он, касаясь поцелуем ее рта, — и ты готова принять меня.
 Она чувствовала, что пальцы его продолжают ласкать ее, и тянулась к нему, трепеща от желания.
 — Пожалуйста, люби меня. Я не могу больше этого выносить.
 К ее удивлению, Грэлэм перекатился на спину, не выпуская ее из объятий.
 — Хочу, чтобы ты была сверху, — сказал он и тихонько рассмеялся, видя ее обескураженное лицо.
 Она почувствовала его плоть глубоко в своем теле, ощутила, как его руки сжимают ее талию, то поднимая, то опуская.
 — Можешь двигаться, как хочешь, — учил он ее. Кассия не представляла, что может испытать новые ощущения и что тело ее на них способно. Когда его пальцы глубоко проникли в нее, она громко вскрикнула, потеряв всякое представление о реальности, голова ее была откинута назад, спина выгнута.
 Она едва слышала, что муж окликает ее по имени; тело ее извивалось в судорогах страсти и наслаждения, похожего на боль. Он был глубоко в ее теле, когда она почувствовала, как его семя изверглось в нее, заполнив ее всю. Она упала вперед, поникла, опустошенная, полная сожаления и отчаяния, ощущая только последствия полной отдачи, полной капитуляции.
 Грэлэм прижал ее к себе и нежно погладил ее ноги. Она уснула, лежа поверх него, рука ее покоилась на его шее, в ямке под подбородком. Он приглаживал ее разметавшиеся волосы и, отгородившись от мучительных размышлений, пытался запретить себе думать.
 «Значит, и этого недостаточно», — думала Кассия, чувствуя, что Грэлэм снова с удовольствием наблюдает за ней. Он ненавидит меня, но он человек чести и не позволяет себе поддаться этому чувству. Из ее горла рвался судорожный плач, но Кассия изо всех сил старалась сдержаться. Она сама загнала себя в угол, и теперь ей приходилось жить с этим.
 Ночью Кассия даже могла заставить себя поверить, что муж ее любит, так нежно он овладевал ею. Но она была столь восприимчива к его настроениям, что, как только глаза его мрачнели, тело ее отзывалось мгновенно. Он тоже знал это. Кассия гадала, ненавидит ли он ее и за это тоже.
 «Пора сделать над собой усилие», — решила леди Кассия, продолжая погонять Ромашку. Она пустила кобылу в галоп, натянула тетиву и выпустила стрелу в цель. Стрела угодила в самый центр круга, и Кассия повернулась в седле, услышав радостный крик Эвиана.
 Они были на морском берегу в доброй миле от Вулфтона. Кассия не хотела рисковать, не хотела, чтобы Грэлэм случайно увидел ее за этим занятием. Ей хотелось сделать ему сюрприз. Должно быть, ему понравится ее отвага. Должно быть, ему будет приятно. Только это одно и заставляло ее продолжать тренироваться в стрельбе из лука.
 Но Грэлэм, конечно, заметил ее отсутствие, и она тотчас же уловила в его глазах гнев и недоверие.
 — Ты опять думала, как лучше разбить сад и сколько еще деревьев посадить? — спросил он ее, пока она спрыгивала с Ромашки.
 Кассия вздернула подбородок.
 — Нет, милорд, — ответила она ясным и звонким голосом, — я хочу сделать вам сюрприз и готовлюсь к этому!
 Он прищурил глаза и недоверчиво смотрел на нее.
 — Объясни, что ты задумала.
 Она покачала головой и усилием воли заставила себя рассмеяться так, что смех ее прозвучал дразняще.
 — Милорд, вам придется подождать!
 — Я обещал простить тебе прошлое, но не настоящее. Она только смотрела на него во все глаза.
 — Но я не сделала ничего, чтобы навлечь на себя ваше неудовольствие.
 — Разве? — спросил он, повернулся и оставил ее. Если бы в эту минуту в руке у нее оказался камень, он уже летел бы в него.
 — Ну, я тебе покажу, — прошипела Кассия сквозь зубы. Кассия собиралась сделать сюрприз тремя днями позже.
 Был холодный и ясный день. Она ощущала возбуждение, надежду, гордость.




 Глава 30


 — Рольф! Ты обещал!
 Рольф поскреб голову, внезапно ощутив желание быть где угодно, в любом другом месте, только не в Вулфтоне.
 — Не думаю, что это хорошая мысль, — сказал он беспомощно, стараясь не замечать мольбы в ее глазах.
 — Но Грэлэм удивится и… обрадуется. Ты знаешь, Рольф, что именно так и будет.
 «Я стану такой же, как леди Чандра, и он будет восхищаться мной», — мысленно добавила Кассия. Если все остальное неправда, то уж это-то должно быть правдой.
 — Ты сам говорил, что мой успех превосходит все ожидания. И ты сам организовал состязания.
 — Да, — ответил Рольф. — Должно быть, меня повесят за дурость.
 — Возможно, — Кассия словно не слышала его слов, — менестрели услышат обо мне и сочинят песни, в которых будут прославлять мою отвагу.
 — Уж и не знаю, что из этого выйдет, — ворчал Рольф.
 «Что может быть плохого, если Грэлэм станет мною восхищаться? А потом полюбит меня по-настоящему» — подсказал ей какой-то тоненький и робкий внутренний голосок.
 — Мне надо переодеться. — Она перешла на заговорщицкий шепот: — Не забудь, что следует сказать милорду!
 Рольф смотрел, как она взбегает по лестнице, ведущей в зал. Потом поковырял носком кожаного башмака булыжник и тихонько выбранился.
 — Итак, Рольф, — начал Грэлэм, с любопытством глядя на своего солдата, пока они бок о бок шагали на стрельбище. — Хочешь, чтобы я оценил успехи победителя?
 — Наши люди тренировались изо всех сил, — ответил Рольф невыразительным голосом. — Некоторая оценка их заслуг с вашей стороны была бы нелишней.
 — Тогда я кое о чем подумаю.
 Грэлэм прикрыл глаза ладонью как козырьком и устремил взгляд куда-то за пределы поля.
 — Вам повезло, что всю неделю не было дождей, — сказал он. — Мишени расставлены далеко друг от друга. — Рыцарь окинул взглядом стрельбище. — Не сомневаюсь, что большинство лучников получат отличные результаты. Почему вы так расставили мишени? Это слишком легко!
 «Потому что мы не хотим, чтобы твоя леди сломала шею», — промелькнуло в голове у Рольфа.
 — У наших людей недостаточно практики в стрельбе из лука в седле, — сказал он не задумываясь. — Я старался быть как можно честнее и справедливее к ним.
 Грэлэм внимательно смотрел на своего сержанта, подняв густую черную бровь.
 — Похоже, ты постарел и стал сентиментальным, — заметил он.
 Де Моретон видел, как его люди выстроились на дальнем конце поля, стараясь стоять прямо и сохранять порядок. Он встал рядом с Рольфом, ожидая начала состязания.
 Рольф заметил, что его господин оглянулся на замок, и подумал, что тот ищет жену.
 — Кассии очень нравится смотреть на состязания. Она любит делать нашим людям сюрпризы, — сказал Грэлэм, как бы отвечая на мысли Рольфа. — Интересно, на этот раз она принесет поднос с пирогами для победителей?
 Рольф пробормотал что-то невнятное, не сводя глаз с Кассии, одетой как мальчик и гордо сидящей на лошади по-мужски. На этот раз ей оседлали гнедого жеребца. На ней был короткий плащ, застегнутый на правом плече. Капюшон был поднят и закреплен над ее каштановыми волосами так, чтобы скрыть лицо. До вчерашнего дня никому из них не приходило в голову, что Грэлэм немедленно узнает ее Ромашку, как только ее увидит. Теперь Рольф выбрал для нее гнедого жеребца по имени Ганфрид. Рольф наблюдал, как гарцует гнедой, и закрыл глаза, вознося безмолвную молитву Господу, чтобы все обошлось. Эта лошадь не была столь спокойной и послушной, как Ромашка, и Кассия садилась на нее всего раз до сегодняшнего дня. Казалось, она ничуть не волнуется, но обмануть Рольфа было трудно.
 — Состязаться будут всего восемь человек, — спросил Грэлэм, оборачиваясь к Рольфу, — я верно сосчитал?
 Остальные люди переместились, занимая позиции вдоль поля. Трудно было ввести его в заблуждение — правда бросалась в глаза. Однако Рольф сказал:
 — Да, здесь в основном люди, не слишком преуспевшие в воинских искусствах.
 Он и в самом деле выбрал солдат, на фоне которых Кассия не выглядела бы полным профаном и неумехой. В основном это были крупные мужчины, не очень ловко обращавшиеся с луком. Они больше привыкли иметь дело с копьем и булавой.
 — Представляю, — протянул Грэлэм кисло, — какие меня ждут яркие впечатления.
 Даже издали он уже узнавал своих людей.
 — Я и не знал, что Джозеф умеет вложить стрелу в лук и натянуть тетиву.
 — Он готовился к состязаниям, — ответил Рольф. — Идемте, милорд, думаю, пора приступать к делу.
 Грэлэм заметил небольшой помост, воздвигнутый в расчете не более чем на двоих людей, вспрыгнул на него и подал руку Рольфу.
 Он обернулся, услышав крик, и теперь смотрел на первого лучника Арнольда, въехавшего на поле и уже целившегося в мишень из лука. Стрела угодила в мишень, но лучник проявил не столько точный расчет, сколько силу, и Грэлэм покачал головой. Ко времени, когда Арнольд закончил стрелять, ему удалось угодить в шесть мишеней из двенадцати.
 Послышались одобрительные крики и смех зрителей.
 — Арнольд, ты настоящий бык!
 — Те соломенные мишени, в которые он не попал, пойдут ему на обед!
 — Весьма увлекательно! — иронически заметил Грэлэм, оборачиваясь к Рольфу. — С каждой минутой состязание становится все более волнующим.
 Следующие двое оказались не лучше Арнольда, и Грэлэм начал подозревать, что Рольф неспроста устроил эту шутку. Он уже готов был сказать об этом Рольфу, но тот внимательно смотрел на следующего лучника.
 Де Моретон не узнавал его. Это не мужчина, а скорее мальчик, решил он. Но жеребец Ганфрид был из его конюшни.
 — Этот мальчик по крайней мере обнаруживает большую сноровку, — заметил хозяин Вулфтона, наблюдая, как плавно юноша натягивает тетиву и выпускает стрелу. Она угодила точно в центр мишени. Он нахмурился. — Кто это, Рольф? Неужто новый птенчик, которого ты собираешься взять под крылышко?
 — Он все делает хорошо, — сказал Рольф, стараясь оттянуть момент расплаты как можно дальше.
 — Смотрите, милорд, снова точное попадание!
 Рольф прямо раздувался от гордости. Его ученица прекрасно справлялась с задачей, несмотря на то что ей приходилось обуздывать резвого жеребца. К тому времени когда она доехала до конца поля, ей удалось поразить девять мишеней из дюжины.
 — Мальчик слишком мал ростом, — сказал Грэлэм, наблюдая за всадником, направлявшимся к другому концу поля. — Я начинаю верить, что ты устроил эти состязания ради этого одного, чтобы он выглядел выигрышно по сравнению с остальными увальнями. И еще дал ему Ганфрида! Кто это, Рольф?
 — Смотрите, милорд! Вот Бран!
 Грэлэм искоса бросил взгляд на Рольфа. Тот явно что-то затевал. И тогда он решил подождать до конца состязания и развлечься, как сумеет. Жилистый неуклюжий Бран по сравнению с Арнольдом казался чудом ловкости и грации. Грэлэм хохотал вместе с остальными зрителями, когда Бран выпустил свои стрелы и теперь во весь рот улыбался, показывая невероятной величины щербинку между передними зубами.
 — Думаю, даже мои жонглеры могли бы у него поучиться! — хохотнул Грэлэм.
 Возможно, подумал Рольф, не следовало брать таких болванов и остолопов. Даже если леди Кассия выиграет, ей будет мало радости от такой победы — участвовавшие в состязании люди узнали ее и оттого стреляли еще хуже обычного. Все они любили Кассию и старались защитить ее как умели. Он видел, как зрители перешептываются, и осознал, что совершил роковую ошибку, дав согласие на это представление, Грэлэм живьем сдерет с него шкуру.
 Рольф нервно откашлялся, прочищая горло.
 — Похоже, мальчик выиграл первый тур, милорд, — сказал он, в то время как мужчины похлопывали Кассию по спине и поздравляли. — Теперь они выстроятся в ряд, чтобы принять участие во втором туре состязаний.
 — Я с трудом сдерживаю волнение и восторг, — процедил Грэлэм сквозь зубы.
 Рольф увидел Кассию рядом с Браном, самым неуклюжим из лучников. Он подождал, пока эти двое выехали вперед, заняли свои позиции и приготовились.
 — Мальчик, безусловно, выиграл, — повторил Рольф, касаясь рукава Грэлэма, чтобы привлечь его внимание.
 — Да, — отозвался его господин, — он не так плох, как остальные. Но ему следует опасаться коня Брана. Этот негодяй ненавидит Ганфрида.
 Рольф не знал, что ответить, и затаил дыхание. Их план состоял в том, что Кассия должна была гордо подъехать к мужу, сорвать с головы капюшон и потребовать у него награду. Он беспомощно смотрел, как конь Брана встает на дыбы, как он лягает Ганфрида задними ногами, в то время как бесстрашная Кассия поднимает лук и выпускает стрелу.
 — Надо остановить это! — закричал Рольф.
 — Почему? Ты разнюнился, как старик, Рольф! Давай посмотрим, что может этот парнишка.
 — Этот парнишка, милорд, ваша жена! До вчерашнего дня она не ездила на Ганфриде!
 — Ты спятил! — прошипел Грэлэм. — Шутка зашла слишком далеко, Рольф.
 Но Рольф уже спрыгнул с помоста и бежал к полю, размахивая руками. Мужчины молча смотрели, как Бран пытается приструнить своего жеребца. Жеребец, выкатив глаза из орбит, полный решимости и ярости, кусал Ганфрида в шею, потом попятился и, встав на дыбы, нанес удар копытами Ганфриду в бок.
 Грэлэм тоже побежал, забыв обо всем, кроме жены.
 Холодный, непреодолимый страх охватил и сковал его. Он беспомощно смотрел, как лук и стрелы выпали из ее рук на землю, видел, как она отчаянно из последних сил пытается удержать обезумевшего жеребца, но не может с ним справиться. Ганфрид повернулся к недругу и ринулся на него.
 — Прыгай! — крикнул Грэлэм. Он не узнал собственного голоса да и едва расслышал его среди криков, наполнивших морозный воздух.
 Кассия не была испугана. Она была в ярости. Должно быть, она родилась под несчастливой звездой.
 — Бран, убери свою лошадь! — закричала она. Когда Ганфрид поднялся на дыбы и ринулся в атаку, она поняла, что все пошло не так, как было задумано. Она старалась заставить огромного жеребца слушаться ее, но все было бесполезно. Кассия почувствовала, что поводья ускользают из ее рук, и тотчас же услышала крик Грэлэма.
 Но если она послушается его и спрыгнет, то сразу попадет под копыта обезумевших лошадей, и они ее растопчут. Поэтому она продолжала отчаянно цепляться за гриву Ганфрида.
 — Бран, — хрипло закричала Кассия, — убери, свою лошадь!
 Ганфрид поднялся на дыбы для новой атаки, но второй жеребец не стал дожидаться очередного удара и бежал. Ганфрид, пришедший в ярость, храпя, ринулся за ним. Кассия, не в силах удержаться на его спине, поняла, что ей следует откатиться, как только она коснется земли. Но, ударившись боком о жесткую землю, она почувствовала, что не может двинуться с места, не может даже вздохнуть.
 Она лежала совершенно неподвижно, стараясь понять, что произошло, и восстановить дыхание.
 — Кассия!
 Она подняла глаза на склонившегося над ней Грэлэма.
 — Это несправедливо, — задыхаясь, прошептала она. — Я должна была выиграть! Это несправедливо!
 Де Моретон опустился рядом с ней на колени; руки его методично ощупывали ее тело, пытаясь определить, насколько его жена пострадала.
 — Твои ноги тебе подчиняются?
 — Да, — шепотом ответила она, внезапно почувствовав головокружение и тошноту. — Грэлэм, я должна была выиграть!
 Его руки продолжали ощупывать ее, сгибать и разгибать ее руки, он прикасался к ее животу, проверял, не сломаны ли ребра.
 Кассия с трудом сдерживала рвоту. Это бы довершило ее унижение. Она видела вокруг себя мужчин, скорее их тени, чем тела во плоти, слышала, как они переговариваются.
 Грэлэм обнял ее за плечи.
 — Кассия, — сказал он нежно, поднимая ее, — ты видишь меня?
 — Конечно, — ответила она, — со мной все в порядке.
 Тогда он бережно поднял ее на руки.
 — Состязания окончены, — объявил Грэлэм своим людям.
 Кассия закрыла глаза. Она все еще боролась с тошнотой. Голова ее бессильно упала на плечо Грэлэма.
 — Я не испугалась, — бормотала она. — Если бы не эта чертова лошадь…
 — Тише, тише, — на ходу успокаивал ее Грэлэм. Он принес жену в спальню и позвал Итту. Уложив Кассию в постель, он осторожно выпрямил ее ноги. Кассия плотно зажмурила глаза, и Грэлэм заметил, как напряжены мускулы вокруг ее рта.
 В этот момент суровый рыцарь почувствовал себя совершенно бесполезным и беспомощным.
 — Моя крошка! — причитала Итта. Она сновала вокруг постели, не обращая внимания на Грэлэма, потом села на край кровати.
 — Меня сейчас вырвет, Итта, — прошептала Кассия.
 Когда спазмы прошли, она лежала в постели бледная и ослабевшая. Голова у нее болела, но накатывавшие волны тошноты ослабли.
 — Я приготовлю настой из трав, милорд. — Итта медленно поднялась с места.
 — Она поправится? — хрипло спросил де Моретон.
 — Надеюсь, что поправится, — ответила Итта. — Дело в том, что…
 — В чем?
 — Да так, ничего. — Пробормотав что-то невразумительное, Итта поспешила выйти из комнаты.
 Грэлэм сидел рядом с женой, держа ее маленькую ручку в своей. Впервые он нащупал огрубевшую кожу на подушечках ее пальцев. Его страх, мучительный страх чуть ослабел. Но он молчал, глядя в ее бледное лицо, пытаясь угадать, испытывает ли она боль.
 Кассия открыла глаза и увидела обеспокоенное лицо мужа.
 — Я должна была выиграть, — повторила она снова как молитву.
 — Зачем ты это сделала? — спросил рыцарь, крепче сжимая ее руку.
 — Хотела, чтобы ты восхищался мной так же, как леди Чандрой, — ответила Кассия просто. — Я думала, если выиграю, тебе будет приятно.
 — Мне не нужно, чтобы моя жена копировала мужчин!
 Его слова пронзили ее сознание, и она широко открыла глаза. В них он прочитал безнадежность.
 — Я только хотела добиться твоего одобрения, хотела, чтобы ты мной гордился. Я не могла придумать ничего другого, чтобы заставить тебя любить меня, забыть, как я тебе неприятна.
 — Это вовсе не так, — сказал рыцарь, — но то, что сделала, было невероятной и непростительной глупостью.
 — Пожалуйста, не наказывай Рольфа, — шепотом попросила Кассия. — Никого не наказывай! Они не могли знать, что жеребец Брана набросится на Ганфрида!
 Ему хотелось прошибить им всем головы, но, увидев мольбу в ее взгляде, де Моретон сказал:
 — Я ничего с ними не сделаю, обещаю.
 Потом осторожно отстегнул брошь и снял с нее плащ.
 — Вероятно, некоторое время у тебя все будет болеть после падения. — Он замолчал и печально улыбнулся.
 — По сравнению с олухами, которые участвовали в состязании, ты была молодцом. Это и был твой сюрприз?
 Она кивнула.
 — Конечно, настоящего состязания не получилось. — Кассия старалась собраться с силами. — Рольф не верил, что я добьюсь твоего внимания, если буду состязаться с лучшими стрелками. Он не хотел моего поражения.
 — Ты выглядела совсем неплохо. Это леди Чандра подала тебе такую мысль?
 — Не совсем, хотя это она показала мне, как обращаться с луком. Как она красива!
 — Кассия, — сказал Грэлэм нежно, — я когда-то желал ее, и я говорил тебе об этом. Но я ее не любил. Нет причины ревновать к ней и ее талантам.
 Он легонько ощупал ладонью лоб жены и испытал облегчение. Лоб был прохладным.
 — Послушай, — заговорил он снова через минуту, — неужели для тебя так важно мое мнение?
 Кассия смотрела на мужа, вспоминая, как однажды сказала, что любит его. Неужели он тогда не обратил внимания на ее слова? Или счел это еще одной ложью? Теперь, когда она признала его правоту, сказала, что лгала ему, он, должно быть, не поверит ничему, что бы она ни говорила. Поэтому Кассия ответила только:
 — Да, важно.
 — Между нами было много всякого… — начал Грэлэм, но тут же умолк, потому что в спальню вошла Итта. Он посторонился и позволил Итте попотчевать Кассию каким-то отваром с омерзительным запахом.
 Итта выпрямилась и сказала:
 — Сейчас она уснет, милорд. Я ничего не знала о ее планах, иначе никогда бы не разрешила ей сделать этого. Молю Господа, чтобы все обошлось.
 — Я останусь здесь, пока она не заснет, — сказал Грэлэм. — Если ей станет хуже, я позову тебя, Итта.
 Он взял руку Кассии в свою и нежно прошелся пальцами по ее шелковистой коже. Ее ресницы затрепетали и глаза закрылись. Он прислушивался к ее дыханию, пока оно не стало ровным и спокойным под воздействием снадобья, данного ей нянькой. Тогда Грэлэм раздел жену, улыбаясь тому, что она оделась как мальчик, осторожно уложил в постель и закрыл одеялами.
 Он поймал себя на том, что изучает ее черты, сравнивая ее с Чандрой. В конце концов Грэлэм решил, что сравнение в этом случае неуместно, и остался этим удовлетворен.
 Кассия проспала весь день и только ненадолго проснулась вечером. Она чувствовала себя как-то странно — сонной и отупевшей.
 — Это из-за отвара, который дала Итта, — предположил Грэлэм. — Боюсь, тебе предстоит пролежать в постели несколько дней, прежде чем ты сможешь снова взять в руки лук и стрелы.
 — И ты не будешь возражать?
 — Нет, — ответил Грэлэм улыбаясь. — Я даже предоставлю тебе возможность поучаствовать в более интересных состязаниях, чем эти. Ну куда годится увалень Бран? Парень так волнуется, что у него ничего не выходит. Но сперва ты должна поправиться и успокоиться.
 — Да, я так и сделаю, — пообещала Кассия.
 Она снова уснула и спала спокойно, потому что его слова наполнили ее надеждой.
 Кассия проснулась в темноте, почувствовав, что горло у нее пересохло и горит. Она соскользнула с постели и направилась к графину с водой, постоянно стоявшему на столе. Потянувшись к нему, она вдруг замерла, тело ее пронзила острая боль. Коснувшись рукой живота, Кассия ощутила липкую влагу… Она пыталась разглядеть, что с ней происходит, но тут ее тело снова перегнулось пополам от нового приступа острой боли. Она вскрикнула.
 Грэлэм услышал крик жены и вскочил с постели. Он тотчас зажег свечу и бросился к ней.
 — Кассия, в чем дело?
 — Помоги мне! Кровь!
 У нее перехватило дыхание от нового приступа боли. Грэлэм заметил красные полосы на белой ночной рубашке. По ногам Кассии стекали струйки крови. Должно быть, месячные, подумал он. Нет, дело было не в этом. Грэлэм вдруг испугался так, что внутри у него все свело судорогой.
 Он привлек Кассию к себе. Она беспомощно цеплялась за него руками, потом вдруг замерла — тело ее вновь пронзила боль.
 — Помоги же, — шептала Кассия. — Что со мной?
 Грэлэм уже знал, что это выкидыш. С удивлением он услышал собственный спокойный и ровный голос:.
 — Все будет хорошо, Кассия. Позволь мне помочь тебе лечь в постель. Я позову Итту.
 Де Моретон бережно поднял жену и уложил в постель. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными ужаса.
 — Все будет хорошо, — повторил он, скорее чтобы успокоить себя, чем ее, — не шевелись.
 Грэлэм направился к двери, потом рывком открыл ее, и за этим последовал громоподобный рев — он звал Итту.
 Итта даже не обратила внимания на наготу своего лорда. Она задыхалась от испуга и быстрой ходьбы, кое-как натягивая платье.
 — Кровь, — тихо сказал ей Грэлэм. — Боюсь, она потеряет младенца. Она ведь беременна?
 Итта почувствовала, как вся холодеет.
 — Да, — подтвердила она шепотом.
 Старая нянька некоторое время стояла как в столбняке и смотрела на Кассию, лежащую в луже крови, потом, испустив отчаянный крик: «Моя крошка!» — Итта подбежала к постели и схватила Кассию за руку.
 — Что мне делать? — глухо спросил Грэлэм из-за ее спины.
 Итта попыталась взять себя в руки.
 — Нам нужны чистые тряпки, милорд, и горячая вода. Мы должны сделать все, чтобы она не истекла кровью и не умерла к утру.
 Грэлэм тотчас же повернулся и остановился, только услышав крик Итты:
 — Милорд, ваша ночная рубашка!




 Глава 31


 — Ты знала, что она ждет ребенка?
 Доброе лицо Итты искривилось как от боли.
 — Знала, милорд, и собиралась сказать об этом ей, когда бы она сама не поняла этого.
 — Жаль, что ты не сказала ей раньше, до того, как она вздумала играть в мужские игры.
 — А разве вы не знали, милорд?
 Грэлэм сделал жест рукой, не оставлявший сомнения в его значении. Он очень хотел прикрикнуть на старуху, объяснить ей, что он мужчина и не его дело обращать внимание на женские недомогания. Но он сдержался. На самом деле его уже давно беспокоило, что у нее не было обычных кровей. А разве он не заметил, что ее груди округлились, стали полнее?
 — И какой срок у нее был? — спросил Грэлэм.
 — Небольшой, — ответила Итта, — месяца два, не более.
 Он смотрел на жену, спавшую после новой порции отвара, приготовленного ей нянькой. Она была так бледна, будто в теле ее совсем не оставалось крови. Ее ночная рубашка, запачканная красным, лежала на полу, завернутая в тряпки. Грэлэм судорожно сглотнул:
 — С ней будет все в порядке?
 — Да, кровотечение прекратилось. — Итта беспомощно терла свои узловатые руки одна о другую. — Надо было ей сказать. Но я подумала, что, раз теперь она замужняя леди, а вы опытный мужчина, она поймет, что…
 Грэлэм только отмахнулся от ее объяснения. Он чувствовал себя беспомощным и раздраженным.
 — Я женился на девочке, — сказал он резко. — Как можно было ожидать, что она все знает о том, как живет и действует женский организм?
 — В последнее время, милорд, ее занимало другое, — Итта посмотрела ему прямо в лицо.
 — Да, она училась ездить на лошади по-мужски и пыталась овладеть мужскими воинскими искусствами.
 — В том не было ее вины, — возразила старуха твердо
 — Так она тебе в конце концов призналась, что солгала мне? Обо всем, что случилось прежде?
 — Моя госпожа не лжет, милорд.
 Грэлэм фыркнул.
 — Ты плохо ее знаешь. Но теперь это не важно. Иди спать. Я позову тебя, если она проснется.
 Итта задержалась, осуждающе глядя на хозяина, у нее было огромное искушение сказать ему, какой он глупец, но она заметила страдание в его темных глазах и придержала язык. Этот грубый рыцарь неравнодушен к Кассии, подумала она, но насколько сильно его чувство?
 Шаркая, старая нянька вышла из комнаты, кости ее скрипели от усталости.
 Проснувшись, Кассия недоуменно замигала от яркого солнечного света, струившегося в окно спальни. К ней вернулись воспоминания, и она замерла, ожидая страшной боли. Но боли не было. Она чувствовала себя усталой; ей казалось, что все ее тело избито. Она криво улыбнулась, припомнив, какому испытанию подверглась накануне.
 Но кровь! Что же с ней случилось?
 — Вот, выпей это.
 Кассия медленно повернула голову на голос мужа. Потом почувствовала, как его рука скользнула ей под голову, приподняла ее с подушек, и ей пришлось пить какой-то сладкий отвар.
 — Как ты себя чувствуешь? — спросил Грэлэм, осторожно укладывая жену обратно на подушки.
 Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то беспомощной.
 — Я чувствую себя так, будто ты как следует поколотил меня, милорд. Но я не понимаю. Что означает кровотечение и боль в животе?
 — Ты… ты потеряла своего ребенка.
 Она непонимающе смотрела на него.
 — Я была беременна?
 Он кивнул, и Кассия почувствовала, как все ее тело леденеет. Она прошептала упавшим голосом:
 — Я не знала. О нет!
 Глаза ее наполнились слезами; слезы покатились по щекам, но у нее даже не было сил смахнуть их.
 Грэлэм вытер глаза жены уголком одеяла. Ему хотелось утешить Кассию, но внезапно его охватило чувство горечи, и он сказал холодно:
 — Полагаю, даже твоя наставница Чандра знала об этом достаточно и умела обуздывать свои желания, когда ждала ребенка.
 От несправедливости его слов Кассия онемела. Неужели он решил, что и в этом случае она ему солгала? Знала, что беременна, и рискнула, а теперь попыталась выгородить себя с помощью лжи?
 Неужели он заподозрил, что она по доброй воле подвергла опасности своего младенца? Их младенца? Это было свыше ее сил. Она медленно отвернулась от него и плотно зажмурила глаза, стараясь сдержать непрошеные и ненужные слезы. «Больше не стану плакать», — решила она про себя.
 — Возможно, — голос Кассии звучал так тихо, что де Моретону пришлось наклониться, чтобы услышать ее, — для меня было бы лучше умереть.
 Грэлэм с трудом перевел дух.
 — Не говори вздора, — перебил он резко. — У тебя будут еще дети.
 «Будут ли?» — молча спрашивала она себя.
 — Ты не будешь винить во всем Рольфа? Он не знал о ребенке, клянусь.
 — Я не чудовище, — ответил Грэлэм холодно, на мгновение забыв о том, какую головомойку устроил Рольфу.
 — Теперь тебе надо отдыхать и восстанавливать силы. Твоя Итта только и ждет, чтобы ей позволили поухаживать за тобой. Я приду к тебе позже.
 Кассия смотрела, как муж идет к двери, такой мощный, такой неуязвимый и неуступчивый. Он даже не оглянулся на нее.
 Вечерняя трапеза, которую Итта подала Кассии, была рассчитана на то, чтобы вызвать у нее аппетит.
 — Ешь, детка. Повар приготовил тушеную говядину специально для тебя. Он положил в блюдо травы и специи, как ты учила. А вот горячий свежеиспеченный хлеб с медом.
 Кассия ела долго. Когда она чувствовала себя слишком усталой и слабой, чтобы поднять ложку, она откидывалась на пуховые подушки.
 — Где милорд?
 — В зале, — ответила Итта сдержанно, не сводя глаз со своей питомицы. — Все о тебе беспокоятся. Бедный Рольф был готов убить Брана.
 — При чем здесь Бран? — Кассия закрыла глаза. — К тому же он осуждает меня, — добавила она после долгого молчания.
 Итта не стала притворяться, что не поняла Кассию.
 — Твой господин очень обеспокоен твоим здоровьем, — начала старуха.
 — Не плети небылиц, Итта. Он видит в жене только одно достоинство — способность производить потомство. Я была глупа и позволила себе забыть об этом.
 — У тебя будет еще ребенок, детка. Я не вижу в случившемся большой беды.
 — Да, моя обязанность — сделать что-то, что одобряет мой господин, — произнесла Кассия. — Мне не следует быть глупой и ждать большего. Я никогда не повторю этой ошибки.
 — Перестань болтать вздор! — резко оборвала Итта. Лицо ее было искажено волнением, лоб избороздили морщины. — Это королевство мужчин, — продолжала Итта, помолчав с минуту, стараясь найти нужные и убедительные слова, — мужчины здесь правят, и они придумывают законы.
 — Да, а долг женщины — рожать новых сыновей, чтобы никогда не переводились мужчины, способные держать в повиновении тех, кому не посчастливилось и кто родился… не мужчиной!
 Итта отчаянно пыталась придумать что-то в утешение, но ничего не приходило в голову. Она заметила, что Кассия чересчур взволнована. Но размышления ее неожиданно прервал голос Грэлэма. «Боже — подумала Итта, — много ли он услышал из нашего разговора?»
 — Ты говоришь правду, миледи, но слова твои резки и полны горечи. Мужчины правят только потому, что они одни подходят для этого. Женщины имеют свою ценность, и тут ты тоже права, потому что мужчины не могут продолжать свой род без помощи женщин.
 — А теперь я утратила свою ценность, — сказала Кассия равнодушно. Она ощущала себя так, будто все чувства покинули ее благословенно холодной и онемевшей.
 — Я этого не говорил, — ответил Грэлэм ровным голосом. — Я только надеюсь, что теперь ты будешь помнить о своем женском долге.
 Кассия смотрела мужу прямо в глаза, полностью лишенная надежды, потом тихо сказала:
 — Если бы я знала, как послать весточку Дайнуолду де Фортенберри, у меня возникло бы сильное искушение предложить ему это злополучное ожерелье, чтобы он помог мне бежать. Это бы вам доставило удовольствие. Какая жалость, что здесь нет Бланш, которую вы могли бы взять в жены вместо меня!
 Де Моретон стиснул зубы, чувствуя, как напряглись желваки у него на скулах.
 — Но ведь ты знаешь, как связаться с Дайнуолдом де Фортенберри, да?
 — Милорд, — сказала Итта, поднимаясь с места, чтобы видеть его лицо. — Миледи устала и не ведает, что говорит. Ей надо отдохнуть!
 Грэлэм мрачно усмехнулся, вспоминая, что пришел утешить ее, ободрить, помочь. Но слова жены вызвали у него гнев.
 — Я оставляю ее на твое попечение. — Грэлэм резко повернулся и вышел из комнаты.
 — Ты не должна так разговаривать с ним, — нежно попеняла Кассии старуха.
 — Это уже не имеет значения. Больше ничто не имеет значения.
 Перо трепетало над пергаментом, но она знала, что не может написать отцу об отчаянии, поселившемся в ее сердце. Кассия задавала вопросы о здоровье, о том, какова погода в Бретани этой зимой, потом описывала все детали усовершенствований, введенных ею в быт замка Вулфтон, все свои хозяйственные достижения, какими бы нелепыми ни были эти подробности. Она не спрашивала отца о Жоффрее, прекрасно понимая, что, если возникнет опасность с этой стороны, отец не мешкая отправит письмо Грэлэму. Ни слова не написала она и о том, что потеряла младенца, о тех холодных и равнодушных отношениях, которые установились теперь между ней и Грэлэмом. Закончив письмо, Кассия посыпала песком пергамент и подняла глаза на вошедшего в маленькую комнатку Блаунта.
 — Пишете отцу, миледи?
 — Уже написала, Блаунт.
 Он посмотрел на пергамент.
 — Милорд хочет прочесть, что вы написали, — мягко напомнил старик.
 Кассия устало улыбнулась ему.
 — Знаю. В письме нет ничего такого, что могло бы его разгневать. — Юная леди поднялась, отряхивая юбку своего шерстяного платья. — По правде говоря, письмо такое скучное, что, возможно, милорд сочтет бессмысленным его отправлять.
 Она медленно подошла к маленькому оконцу и отодвинула деревянные ставни.
 — Непохоже на конец февраля. В воздухе стоит сладкий запах весны.
 — Да, сегодня тепло, — отозвался Блаунт, глядя на свою госпожу с беспокойством. Глубокая морщина прорезала его лоб.
 — Почему бы вам не поехать прогуляться верхом, миледи? — предложил он.
 — Возможно, я так и сделаю, — ответила Кассия не оборачиваясь. — Да, это хорошая мысль.
 Погода была мягкой, но Кассия оделась тепло, выбрав из своих нарядов бархатный плащ, подбитый горностаем. «Месяц, — думала она, медленными шагами направляясь к конюшне, — месяц молчаливой войны». Она мрачно улыбнулась своей мысли. Ей уже следовало бы к этому привыкнуть. За время своего недолгого брака она помнила больше горького, чем радостного, и этой горечи, казалось, не будет конца. Кассия приветствовала слуг и солдат Грэлэма, в их глазах она замечала сочувствие к себе.
 В конюшне она встретила Брана. При виде Кассии он побледнел и бросился к ней.
 — Миледи, простите меня! Эти чертовы лошади! Все из-за них! Но я тоже виноват! Кассия подняла руку:
 — Не вини себя, Бран. Я сама приняла решение участвовать в состязаниях и сама предпочла жеребца своей кобыле. Не следует больше говорить об этом. Все кончено. Лучше об этом забыть. Я опять здорова и хочу покататься верхом — погода чудесная.
 Никто не попытался ее остановить. Она махнула рукой привратнику и даже не придержала Ромашку, скакавшую легким галопом. Небо было ярко-синим; по нему медленно ползли пушистые, как руно, облачка.
 Чем ближе Кассия подъезжала к морю, тем сильнее становился ветер. Она откинула голову назад и глубоко вдохнула свежий соленый воздух, в котором ощущалась близость воды. Потом направила Ромашку по каменистой тропинке вниз, к маленькой бухточке. Это было место, где Грэлэм впервые так нежно и медленно овладел ею, где они так долго покоились в объятиях друг друга. Нет, не стоит думать об этом. Соскользнув со спины Ромашки, она привязала ее к голому тисовому кусту, росшему из расселины в скале.
 Кассия пошла вдоль берега, глядя вдаль. Близился час прилива. Здесь было так мирно. Если бы только, подумала она, проводя рукой по волосам, если бы только она могла всегда вкушать этот мир и покой!
 Она села на камень, подобрав под себя ноги, чтобы наступающие волны не замочили их. Вода ударялась о прибрежные скалы, и волны, разбиваясь, выплевывали вверх столбы белой пены, похожей на туман. О чем бы Кассия ни думала, мыслями она вновь и вновь возвращалась к Грэлэму, заново переживая всю горечь жизни с ним. Она приняла тот печальный факт, что любит его. Так могла вести себя только неизлечимая дура, но не в ее силах было изменить глубоко укоренившиеся в ней чувства. Он же всегда будет ненавидеть ее за то, что по ее вине они потеряли ребенка. В конце концов для чего еще она была ему нужна? В этом месте Кассия позволила себе рассмеяться безрадостным смехом. Она не должна забывать, какими прекрасными трапезами наслаждались теперь он и его люди.
 И конечно, он всегда будет считать ее виновной в попытке сбежать от него и в том, что она помогла побегу Дайнуолда. Разве она по собственной глупости не призналась ему в этом? И сделала это, только чтобы избежать его гнева и постоянных упреков. Что за дурой она была! Дайнуолд. В ее памяти возникло его лицо, и она некоторое время удерживала его.
 Мир, думала Кассия. Больше ей надеяться не на что. Бретань и отец. Ирония судьбы. Она горько усмехнулась и медленно поднялась на ноги. Зародившаяся в ней мысль не оставляла ее в покое, хотя она пока не знала, как сможет осуществить свою идею. Кассия расправила плечи и с вновь обретенной решимостью вздернула подбородок. Она вспомнила о варварском ожерелье, и в горле ее зажурчал смех. Если это сумела Бланш, сумеет и она!
 Де Моретон читал послание от герцога Корнуоллского. Герцог просил его незамедлительно прибыть. Он нахмурился: в письме не указывалось никакой неотложной причины, почему следовало это сделать. Черт возьми! Ведь он был воином, обученным сражаться! Когда он был юношей, в Англии для него было гораздо больше увлекательных дел. Сейчас он был бы, пожалуй, рад, если бы кто-нибудь из его соседей замыслил какую-нибудь каверзу против него. Грэлэм вздохнул, пытаясь угадать, чего хотел от него герцог. И тут же решил, что отправится немедленно, потому что здесь его ничто не держало. Приняв решение, он кликнул Рольфа, дал ему указания, потом отправился на поиски Кассии. Ее не было в спальне, не было ни в одной из хозяйственных построек. Увидев приближающегося к нему Брана, Грэлэм остановился.
 — Милорд, — начал тот свою речь, — я слышал, вы ищете леди Кассию. Она поехала кататься верхом. Не знаю куда.
 Грэлэм стиснул зубы, потому что он строго-настрого наказывал Осберту, чтобы тот не позволял его жене выезжать из замка без его, Грэлэма, разрешения. По-видимому, Осберт его ослушался. Он уже был на пути к конюшне, когда вдруг представил спокойное лицо Кассии. Нет, она была не так глупа, чтобы отправиться куда-нибудь за пределы его владений. Пусть порезвится, решил рыцарь, пусть набирается сил и здоровья, пусть приходит в себя. Когда он вернется от герцога Корнуоллского, он будет обходиться с ней помягче. В конце концов, ведь она не знала, что беременна, хотя вела себя глупо…
 На этом мысль его прервалась… Да, кажется, Кассия пыталась произвести впечатление на него, считала, что он придет в восторг оттого, что она будет похожа на Чандру. Грэлэм вдруг ощутил грызущую боль, но попытался отмахнуться от нее. Ему были непривычны и неприятны эти чувства, потому что они вселяли неуверенность: он уже и сам не знал, чего хочет. Мужчина, проявляющий мягкость к женщинам, — слабое и презренное существо. Де Моретон пожал плечами, рисуя в своем воображении ее прелестное тело, шелковистую кожу, тепло ее лона, когда он погружался в него. Ему безотчетно захотелось снова насладиться ею в постели и увидеть ее улыбку.
 Когда лорд Грэлэм покидал Вулфтон, Кассия еще не вернулась. Грэлэм захватил с собой двадцать своих людей. Он поручил Блаунту передать жене, что уезжает к герцогу Корнуоллскому и скоро будет обратно.
 Рыцарь оглянулся назад, на Вулфтон, прежде чем крутой склон холма скрыл его замок из вида. Он будет по ней скучать, решил Грэлэм, но расстаться на некоторое время только к лучшему. Постоянное присутствие Кассии заставляло его столь же постоянно желать ее. Он скоро вернется, но прежде она должна набраться сил.
 Кассия ощущала гнетущую, пугающую пустоту. Блаунт, пряча от нее глаза, передал ей сообщение Грэлэма. На мгновение ей показалось, что она не может набрать в грудь воздуха. Грэлэм уехал. Он даже не захотел повидать ее, сказать, по какому делу уезжает, когда вернется. Теперь у нее не оставалось никаких сомнений, никаких колебаний, ни малейших. Она тихонько выбранила его, и от этого ей стало легче.
 В тот же день Кассия направилась под охраной Брана и еще шестерых солдат в деревеньку Вулфтон. Она знала, к кому обратиться. Купец Дриё поможет ей. Дриё и в самом деле уверил ее, что маленький надежно упакованный сверток будет доставлен Дайнуолду де Фортенберри, и очень скоро. В свертке было ожерелье и письмо к Дайнуолду. Дриё обещал, что сохранит ее тайну.
 К приятному удивлению Брана, на обратном пути в Вулфтон его госпожа была весела и смеялась.




 Глава 32


 — Цыпленочек, ты удивила больше, чем я могу выразить!
 Кассия улыбалась Дайнуолду де Фортенберри, не сознавая, что улыбка ее была печальной. Это тронуло его сердце.
 — Слава Богу, ты пришел! — сказала она.
 — Да, хотя опасался, что это новая хитрость и новая ловушка, подстроенная этим сукиным сыном сэром Уолтером.
 — Мой муж наградил сэра Уолтера, сделав его кастеляном замка Крэнделл, — сказала Кассия. — По крайней мере его нет в Вулфтоне. Думаю, он почти так же не любит меня, как и тебя, Дайнуолд.
 Дайнуолд некоторое время внимательно смотрел на Кассию, потом направил своего коня ближе к ее кобыле.
 — В твоем послании сказано только, что я тебе нужен, цыпленочек. Вижу, ты взяла с собой кое-какую поклажу. И прислала мне ожерелье. Чего ты хочешь?
 Кассия тяжело вздохнула.
 — Я хочу вернуться домой в Бретань, к отцу. Ожерелье — это плата за то, что ты меня отвезешь.
 Дайнуолд некоторое время вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, правда ли это, но увидев, что она серьезна, откинул голову назад и разразился громовым хохотом. Однако скоро этот приступ веселья прошел.
 — Итак, — заговорил рыцарь, медленно подбирая слова, — этот дурак, твой муж, все-таки заставил тебя бежать из дома. Как бы то ни было, а судьба и с тобой сыграла скверную шутку.
 — Да, и мне от этого смешно до слез. Было бы с моей стороны намного мудрее еще тогда позволить тебе отвезти меня в Бретань.
 От него не ускользнула горечь, прозвучавшая в ее голосе. Заметил он и тени под ее прекрасными, выразительными глазами и свирепо спросил:
 — Этот негодяй поколотил тебя?
 Кассия устало покачала головой:
 — Я по собственной глупости потеряла ребенка и не могу осуждать его за то, что он разгневался на меня, хотя я и не подозревала о своем состоянии.
 Дайнуолд заметил, что ее руки судорожно сжали поводья.
 — Мне очень жаль, Кассия. Если ты уверена, что таково твое желание, я отвезу тебя к отцу.
 — Я должна этого желать, — ответила она тихо.
 — Твой муж приедет за тобой.
 — Возможно. Но у меня есть основания сомневаться, что Грэлэм это сделает. Он благословен многочисленными друзьями. Они любезны и могущественны. Более чем вероятно, что он пожелает расторгнуть наш брак и жениться на достойной его английской леди. На той, которая охотно примет уготованную ей участь.
 Дайнуолд разразился цветистой бранью, столь длительной, что его люди, толпившиеся сзади, удивленно на него воззрились. Боже, она была так беспомощна, так ранима и так доверчива! «Клянусь зубами святого Петра, — думал он, — как хорошо было бы вразумить этого толстокожего Грэлэма!» Рыцарь прекрасно понимал, что Кассия любит своего мужа, иначе он попытался бы сам завоевать ее любовь, взял на себя заботу о ней, чтобы печаль ушла из этих прекрасных глаз.
 — Ты мне поможешь, Дайнуолд?
 — Тебя не удовлетворяет то, что он тебе благоволит уделить, — сказал Дайнуолд решительно. — Чего ты не можешь принять?
 — Грэлэм видит во мне не больше ценности, чем в племенной кобыле… Нет, пожалуй, это не совсем так. — Она рубанула рукой неподвижный воздух. — Все дело в том, что он не любит меня и никогда не полюбит. Я думала, что смогу заслужить его доверие, уважение, но все было напрасно. Больше я не в силах этого выносить. Я снова спрашиваю, Дайнуолд, ты мне поможешь?
 — Да, цыпленочек.
 Он печально улыбнулся ей.
 — Похоже, наши судьбы переплелись. Мне не нужно это ожерелье, Кассия. Думаю, оно проклято.
 — Нет, оно твое. Слишком дорогое удовольствие — добраться до Бретани.
 С минуту рыцарь как-то странно смотрел на нее.
 — Ты уверена, что я не употреблю во зло твое доверие?
 Кассия какое-то время обдумывала его слова, склонив головку набок:
 — Я не должна тебе доверять?
 — Но ведь я оставил тебя в темнице в Вулфтоне и обрек на гнев твоего мужа.
 — Это так, но я понимаю почему. На твоем месте я поступила бы точно так же. А теперь со всем этим покончено и нет нужды говорить об этом снова.
 — Отлично, миледи. Нам придется вернуться в мой замок, чтобы запастись всем необходимым на дорогу. Я доставлю тебя в целости и сохранности к твоему отцу через две недели, обещаю.
 — Благодарю, Дайнуолд. Пожалуйста, оставь ожерелье себе. Любой купец щедро заплатит за него. — Теперь в голосе ее звучала холодная решимость. — Я не желаю видеть его никогда больше.
 Он кивнул, потом с любопытством спросил:
 — Как тебе удалось улизнуть из Вулфтона без ведома мужа?
 Кассия рассмеялась коротким и горьким смехом.
 — Грэлэм уехал навестить герцога Корнуоллского, уж не знаю по какой причине. В Вулфтоне ему неспокойно… Возможно, герцог желает его совета по какому-то спорному вопросу. Я и не видела мужа перед отъездом.
 Дайнуолд сделал вид, что не заметил печали в ее голосе.
 — Отлично. Значит, нечего опасаться и оглядываться через плечо. Едем, цыпленочек. Нам предстоит дальний путь.
 — Что ж, Грэлэм, ты приехал скорее, чем я ожидал — Герцог Корнуоллский глядел на своего молодого друга поверх кубка с вином.
 — Разве не это требуется от верного и исполнительного вассала? — спросил Грэлэм сухо. Герцог хмыкнул:
 — Да, ты прав. Дело в том, что я хотел узнать твое мнение по поводу грандиозных планов Эдуарда.
 — Вот как! Он уже тоскует под бременем своих королевских регалий? Я догадываюсь — король готов выступить в Уэльс?
 — Да. Думаю, он говорил тебе об этом. В отличии от отца его не прельщает строительство соборов.
 — Это прекрасно, — откликнулся Грэлэм, попивая сладкое красное вино из золотого кубка. — Вижу, бароны-марчеры не в силах удержать валлийцев в узде. — Он широко улыбнулся герцогу. — Теперь, когда вам известно мое мнение, милорд герцог, вы желаете, чтобы я отбыл?
 — Ты бесстыдный плут. По правде говоря, я собираюсь устроить турнир и хочу, чтобы ты принял в нем участие. Тебя это интересует?
 Грэлэм потер руки, и в его темных глазах зажглись азартные огоньки.
 — Интересует, и еще как! Я томлюсь бездельем, тем, что ничего не происходит, ничего не случается, кроме строительства в замке. Когда будет турнир?
 — Апрель — подходящее время. Не думаю, что рыцари, утопающие по щиколотку в грязи или снегу, — привлекательное зрелище.
 — Соизволит ли Эдуард сам принять участие в турнире?
 — Неужели ты сомневаешься, Грэлэм? Подготовка к походу основательно опустошает казну, и дворяне должны покопаться в своих сундуках и помочь королю. Потому-то он и приедет на турнир.
 — Я так и думал. Разумнее сталкивать лбами рыцарей на турнире, организованном королем и оплаченном дядей короля, чем позволить им враждовать и драться без его благословения.
 — А что скажет насчет этого ваша леди, милорд? Она будет вас сопровождать?
 Грэлэм оцепенел, его темные глаза прищурились. Усилием воли он овладел собой и с небрежным видом принялся цедить вино. Потом ответил:
 — Она больна. Посмотрим, когда турнир будет уже не за горами.
 — Больна? Но сейчас девочке лучше?
 — У нее был выкидыш, — сказал Грэлэм ровным и бесстрастным тоном. — Сейчас она чувствует себя неплохо, по крайней мере телесно.
 — Жаль, но она молода и кажется здоровой. Она еще порадует тебя многими сыновьями.
 Грэлэм промолчал, а герцог после короткой паузы продолжал:
 — У меня вести от сэра Гая. Похоже, что Бланш ждет ребенка, и он очень рад этому.
 — Скоро я навещу его. Он хороший человек и отважный воин. Мне его ужасно не хватает.
 — Но ведь ты рад, что теперь у него есть своя земля?
 — Конечно, рад.
 — Как случилось, что твоя жена потеряла младенца?
 Утратив контроль над собой, Грэлэм позволил себе поддаться гневу и сказал:
 — Она играла в мужские игры. Мой сержант Рольф научил ее стрелять из лука. Он устроил состязания и подобрал самых неуклюжих из моих людей, чтобы она отличилась и достойно выглядела на их фоне. Одна из лошадей набросилась на ее жеребца, и ее вышибло из седла.
 Герцог подался в своем кресле вперед. На лице его застыла непонимающая улыбка.
 — Что же заставило ее пойти на это? Как странно!
 — На коронации Эдуарда она повстречалась с леди Чандрой и была очарована ее доблестями. Ей тоже захотелось поразить… меня.
 — И это произошло? — спросил герцог тихо.
 Грэлэм вздохнул: теперь ему стало легче говорить правду, потому что его угнетало сознание собственной вины. И все же его голос звучал неуверенно:
 — Да, но в этом не было необходимости. Я уже привык восхищаться ею безо всяких хитростей и уловок с ее стороны.
 Герцогу вдруг показалось, что Грэлэм что-то недоговаривает, и старый вельможа долго испытующе смотрел на рыцаря. Он, всегда считал Грэлэма отважным воином, гордым человеком, мужчиной, умеющим получить что хочет, будь то даже желанная женщина. Но он всегда знал, что в Грэлэме есть черта, которой он не одобрял. Поэтому герцог сказал после некоторого раздумья:
 — Милорд, любовь к женщине не делает мужчину слабым. Он не становится от любви слюнявым болваном. Чем сильнее рыцарь, тем нежнее он со своей дамой. Ты должен знать, что твой отец был не прав.
 Грэлэм фыркнул, выражая таким образом свое несогласие:
 — Вы поете как трубадур, милорд герцог. Вы и вправду хотите увидеть меня стоящим на коленях перед дамой, уверяющим ее, что глаза ее ярче солнца и звезд, а кожа может соперничать цветом с самой прекрасной розой?
 — Неужели твоя жена требует от тебя подобной чепухи?
 Грэлэм провел рукой по лбу, разглаживая набежавшие морщины.
 — Нет, но она требует от меня больше, чем я могу ей дать.
 Произнося эти слова, Грэлэм уже знал, что лжет. Чего она требовала от него? Ничего, кроме нежности, доброты и любви. В то же время внутренний голос в порыве гнева повторял: «Она тебя оставила. Она лгала. Ей нельзя доверять. По ее вине мы потеряли ребенка». Лорд Грэлэм стремительно поднялся с места и принялся шагать взад и вперед. Смятение, царившее в мыслях, отражалось на его лице. Однако он заставил себя успокоиться, услышав голос герцога:
 — Чего же требует от тебя твоя нежная жена, Грэлэм?
 Грэлэм судорожно думал: «Я так и знал: эта старая лисица, герцог, намерен копаться в моей жизни».
 — Я полагаю, — услышал он свой голос, вдруг переставший подчиняться его воле и принявшийся высказывать мысли, таившиеся глубоко внутри, — она хочет, чтобы я любил ее.
 Он с яростью ударил себя кулаком одной руки по ладони другой.
 — Черт бы ее побрал! Я ведь сказал ей, что прощаю ее ложь!
 Кустистые седые брови герцога взлетели вверх.
 — Ложь? О чем ты толкуешь?
 Грэлэм понял, что ему не избежать исповеди. Он опустился на, стул с высокой спинкой, стоявший напротив кресла герцога, и принялся подробно, ничего не пропуская, рассказывать обо всех событиях, происшедших за последние несколько месяцев в Вулфтоне. Когда рыцарь закончил свой рассказ, герцог молчал несколько минут.
 — Странно, — сказал он наконец, — я был склонен думать, что Дайнуолд де Фортенберри — безжалостное, похотливое животное и что даже с благородной леди должен вести себя как с девкой. Но это не важно. Почему, милорд Грэлэм, ты не веришь своей жене?
 — Видите ли, милорд герцог, — Грэлэм помедлил, сам удивляясь тому, что собирался сказать, — я пришел к выводу, что все это не имеет никакого значения. Больше не имеет значения.
 В этот момент в первый раз за все время Грэлэм вдруг осознал, что, возможно, Кассия говорила ему правду.
 — Отлично. Я мог бы добавить, что, возможно, ты видел Бланш такой, какой она хотела тебе казаться. Я лучше тебя знаю эту леди, и у меня сразу возникло ощущение, что что-то тут не так.
 На самом деле герцог понятия не имел о том, что было, в этом заключении правдой, а что ложью, но он подслушал королеву Элинор, говорившую о том, как недоброжелательна была Бланш к Кассии.
 Грэлэм пожал плечами.
 — Я приехал сюда не затем, чтобы обсуждать тяготы своего брака, милорд герцог. Она моя жена и останется ею, каковы бы ни были ее чувства.
 — А каковы твои чувства, милорд?
 — Я, черт возьми, вообще не желаю больше об этом говорить! Может быть, я паду мертвым на вашем распрекрасном турнире. В таком случае вы можете взять Кассию в жены, если считаете ее образцом всех добродетелей!
 Герцог только улыбнулся, удовлетворенный тем, что увидел. Они продолжали обсуждать план Эдуарда, потом приступили к великолепной трапезе, доставившей удовольствие обоим. Герцог предложил Грэлэму воспользоваться услугами девушки-служанки и оставить ее ночевать в своей постели, если пожелает, но, к его удовлетворению, Грэлэм отказался.
 «Да, — размышлял герцог, — чем суровее и неподатливее воин, тем глубже он увязает в трясине чувств».
 Грэлэм провел в крепости герцога неделю. Все это время они обсуждали предстоящий турнир, но ночью, оказавшись в своей постели в одиночестве, Грэлэм не мог изгнать из своей памяти образ Кассии. Он почти чувствовал нежность ее стройного тела, почти слышал ее страстный шепот и крики и ощущал нежный аромат ее женственности. Временами рыцарь порывисто садился в постели, тело его было напряжено от желания, от потребности обладать ею, и руки вцеплялись в одеяло. Грэлэм даже подумывал о том, чтобы утолить свои желания в обществе девицы, которую ему предлагал герцог. Но нет, качал он головой в темноте, его страсть могла удовлетворить только одна женщина. Это открытие его удивило и в то же время принесло ему великое облегчение и умиротворение. «Я люблю ее». Грэлэм принялся смеяться, впервые за все это время увидев себя глазами Кассии. Сегодня нежным и любящим, завтра грубым и неумолимым, ничего не прощающим. Как же она могла полюбить его, если он обращался с ней подобным образом? Де Моретон содрогнулся, вспомнив, как много дней назад овладел ею силой. И все же она простила его. «А ты, ты, сукин сын, ты был столь великодушен, что предлагал ей свое прощение!»
 Грэлэм вскочил с постели и, обнаженный, принялся шагать по комнате, потом подошел к окнам, закрытым ставнями, рванул их и глубоко вдохнул морозный ночной воздух. Луна на черном небе казалась серебряной лучиной и, должно быть, была видна столь же хорошо из Вулфтона, как и отсюда. «Думаешь ли ты обо мне, Кассия? Гневаешься ли на меня? Я снова завоюю тебя, как только вернусь в Вулфтон».
 Обязанностью, долгом женщины было сдаваться и уступать, правом мужчины — требовать и властвовать. Почти тридцать лет своей жизни Грэлэм об этом не задумывался, не задумывался о том, что у женщин тоже есть желания, потребности, чувства. В том числе и физические потребности! И то, что он удовлетворял их, еще больше убеждало его в своей власти над ней. Он похолодел от мысли о том, каким болваном, каким ослом он был, как глупо себя вел с ней. Убедив себя, что еще не все потеряно, что многое можно исправить, Грэлэм несколько утешился и приободрился. Скоро он явится к ней с повинной, готовый сдаться на ее милость. И эта столь непривычная и неожиданная мысль принесла ему радость и облегчение.
 Дайнуолд ехал рядом с Кассией по извилистой тропинке, поднимаясь к воротам замка Бельтер. Они часто останавливались по пути: Дайнуолд не хотел слишком утомлять Кассию. Он чувствовал, как ее напряжение все усиливается, все растет по мере приближения к замку ее отца.
 — Не волнуйся так, цыпленочек, — сказал он нежно, — все будет хорошо. Вот увидишь.
 «Нет, — думала Кассия, — теперь никогда и ничего не будет хорошо». Она представила, каково было отчаяние Итты, когда та обнаружила ее исчезновение из замка Вулфтон. Правда, она попыталась объяснить свой поступок в послании своей старой няньке. Как отнесется к этому Грэлэм? Заденет ли его это? Затронет ли? Она покачала головой. Теперь это не имело значения. Она должна оставить его в прошлом и обратить свои взоры в будущее.
 В послеполуденном свете солнца серая каменная громада Бельтер казалась безжизненной и безмолвной. Кассия старалась убедить себя, что рада вернуться домой. Она смотрела на голые ветви деревьев, по которым карабкалась в детстве, на глубокие бойницы в стене, идущей от северной башни, где она играла столько лет назад. Что скажет ее отец? Будет ли он настаивать, чтобы она вернулась к Грэлэму? Кассия вздрогнула, представив, что такое возможно.
 Наконец она остановила лошадь перед массивными воротами.
 Здесь я тебя оставлю, цыпленочек, — сказал Дайнуолд. — Я не собираюсь дожидаться, пока твой отец поблагодарит меня или, напротив, изрубит мою голову, как кочан капусты. Ведь в конце концов я не твой уважаемый супруг.
 Кассия повернулась, не слезая с седла. Глаза ее светились благодарностью к нему.
 — Мне так повезло, — сказала она. — Большая удача иметь такого друга, как ты.
 Она протянула руку, и он сжал ее.
 — Спасибо и да пошлет Господь тебе счастье и удачу, Дайнуолд!
 — Прощай, цыпленочек. Если я когда-нибудь понадоблюсь, только кликни, и я найду тебя.
 С этими словами он повернул своего коня и галопом поскакал по извилистой тропинке туда, где оставил своих людей.
 Кассия подняла глаза и увидела изумленные лица солдат отца, знавших ее с детства. Окованные железом тяжелые ворота распахнулись под восторженные крики домочадцев. Она въехала во внутренний двор, заставляя себя улыбаться. Это был ее дом, ее народ. Эти люди любили ее и доверяли ей. Дети скакали и прыгали вокруг ее Ромашки, и она склонялась к ним с седла, стараясь поговорить с каждым. Спешившись, юная леди услышала наконец голос отца:
 — Кассия! Ты здесь, дитя мое!
 Он сгреб ее в объятия и сжал так, что в пору было закричать. И тут Кассия почувствовала: любовь отца придаст ей сил, придаст веры в то, что существуют мир, покой и утешение.
 — А где Грэлэм, зайчонок?
 Задавая этот вопрос, отец отклонил ее головку назад, вглядываясь в усталое личико. Кассия опустила глаза.
 — Можем мы поговорить наедине, отец? Это долгая история.
 — Как хочешь, — согласился он. Руки отца крепче сжали ее стройные плечи, и они направились в зал.
 — Любовь моя, — начал отец и осекся, смущенно прочищая горло. — Я должен кое-что сказать тебе.
 — Да, папа? — подбодрила его Кассия вопросом и склонила по обыкновению головку на одно плечо.
 — Я собирался отправить тебе послание.
 — Какое послание? — спросила Кассия, удивленно глядя на отца.
 — Мне хочется познакомить, тебя кое с кем, — сказал он. — Со своей женой.
 — Женой?
 Морис поднял глаза на дочь и кивнул.
 — Ее имя Мари, и она из Нормандии. Я встретил ее в Лионе. Она вдова…
 Он сделал паузу, завидя подходившую к ним Мари.
 — Дорогая, — окликнул он жену, чувствуя облегчение и надеясь на ее поддержку.
 Голова Кассии закружилась от столь неожиданных новостей. Значит, у нее появилась мачеха! Она смотрела на изящную женщину лет тридцати пяти, направлявшуюся к ним. Волосы у мачехи были черны как вороново крыло, глаза нежно-карие, а кожа белая. На лице ее застыла вопросительная улыбка.
 — Любовь моя, — обратился к ней Морис, выпустив из объятий дочь, — это Кассия, она приехала навестить нас!
 — Как вы прелестны! — сказала Мари, протягивая красивую белую руку. — Морис постоянно говорит о вас… И о вашем муже, конечно.
 Она огляделась, по-видимому, ища глазами мужа Кассии.
 — Мой муж не приехал со мной, — сказала Кассия, чувствуя, как в горле ее образуется комок. Она не позволит себе выглядеть дурой в глазах молодой жены отца!
 — Не важно, — сказала Мари примиряюще, будто путешествовать без мужа было самым обычным делом. — Надеюсь, мы станем друзьями, Кассия. Идемте, дорогая, я отведу вас в вашу комнату. Должно быть, вы устали с дороги.
 Мари нежно улыбнулась мужу:
 — Мы присоединимся к вам позже, Морис.
 — Я не ожидала такого сюрприза, — сказала Кассия откровенно, следуя за Мари наверх по винтовой лестнице.
 — Ваш отец и я вернулись в Бельтер всего три недели назад. Думаю, он имел намерение известить вас и вашего лорда в самые ближайшие дни. О Боже, я надеялась, что у нас будет несколько минут покоя и уединения!
 К ним уже неслись трое резвых детей — два мальчика и девочка.
 — Мои дети, — сказала Мари, поднимая черные брови с выражением притворного ужаса. — Боюсь, что теперь нам от них не отделаться.
 — Как она красива! — воскликнула Кассия, глядя на маленькую девочку лет семи с глазами лани. Мальчики немного отстали от сестры. — Вы, должно быть, так счастливы!
 — Теперь да, — спокойно ответила Мари. — Жерар, Поль, идите сюда и поздоровайтесь со своей сестрой. А ты, Жанна, должна сделать реверанс.
 — Боже! — воскликнула Кассия и засмеялась. — Я на самом деле растрогана!
 — Милорд, впереди на нашей дороге лагерь. Дайнуолд придержал своего коня.
 — Это французы? Вы видите штандарт?
 — Три черных волка на белом поле, стоящих на задних лапах и скалящих зубы.
 Дайнуолд в раздумье покачал головой.
 — Волк Корнуолла! — сказал он тихо. — Грэлэм.
 Что ж, он ожидал этого и еще в Вулфтоне сказал Кассии, что муж отправится в погоню за ней. Дайнуолд размышлял о том, что обогнуть укрепленный лагерь Грэлэма и миновать его незамеченным будет нетрудно. На кончике его языка уже висели слова приказа, предписывающего объехать лагерь, но Дайнуолд их так и не произнес.
 Грэлэм вытянулся на своей узкой походной кровати и, натянув тонкое одеяло, позволил усталому телу расслабиться. «Завтра, — думал он, глядя на трепетное пламя свечи, бросавшее скудный свет на верх шатра, — завтра я увижу Кассию». Его ярость, вызванная ее бегством, уже улетучилась, и внутри оставалась только одуряющая пустота. Рыцарь снова перебирал в уме слова письма, и его бил озноб.
 «Вы можете не беспокоиться обо мне, милорд, — писала Кассия, — я хорошо защищена и в безопасности».
 И кто же этот ее защитник? — негодовал Грэлэм, но ответ был ему известен. Она наняла Дайнуолда де Фортенберри однажды. И теперь сделала это снова.
 «Думаю, мой отец не станет осуждать вас за крах нашего брака. Во всяком случае, Бельтер станет вашим. Я верю, милорд, что вы найдете леди, которая сумеет вам понравиться и угодить».
 И это было все. Больше ни слова. Неужели она вообразила, что он позволит ей так вот уйти? Что он отпустит ее? Неужели она была столь низкого мнения о себе, что считала Бельтер единственной причиной, почему он желал сохранить их брак? Наивная маленькая дурочка!
 Да плевать ему было на Бельтер! Он и фартинга за него не отдаст! Ему нужна его жена. Ему хотелось избить ее, расцеловать и прижать к своей груди с такой силой, чтобы у нее перехватило дыхание. Он хотел слышать ее голос, хотел знать, что она любит и прощает его. Грэлэм невесело рассмеялся. Как же он изменился! И все из-за этой худышки, от улыбки которой таяло сердце закаленного в боях воина. «Каждого воина. Кроме твоего, болван! Но теперь все будет по-другому».
 Послышался тихий шелест, и клапан шатра приподнялся. Грэлэм, мгновенно почуяв опасность, сел и потянулся за мечом.
 — Потише, милорд Грэлэм, — услышал он низкий мужской голос. В бледном свете свечи сверкнула серебристая сталь.
 — Что это? — прорычал Грэлэм, не отпуская рукояти меча.
 — Я не замышляю против вас зла, милорд. Я вам ни враг. Я только питаю вполне здоровое желание сохранить свое тело в целостности.
 — Кто вы, черт бы вас побрал?
 — Дайнуолд де Фортенберри. Ваша жена избавила меня от единственного случая, когда мы могли бы встретиться лицом к лицу.
 Грэлэм с трудом перевел дух. Глаза его сверкнули в тусклом свете. Значит, он не ошибся. Этот подонок отвез Кассию к ее отцу.
 — Как вам удалось пробраться мимо моих людей? — спросил Грэлэм, и голос его звучал холодно и угрожающе.
 — Минутку, милорд. Прошу вас, не зовите своих людей. У меня нет ни малейшего желания проткнуть вас насквозь.
 Грэлэм выпустил меч, и Дайнуолд смотрел, как оружие упало на землю.
 — Благодарю, — сказал он.
 Потом принялся внимательно разглядывать Грэлэма де Моретона. Тело его было нагим, лишь одеяло прикрывало чресла. Это был сильный мужчина с мощной мускулистой грудью, поросшей густыми черными волосами. Дайнуолд заметил рельефно выделяющиеся мускулы на его животе, плоском как доска. «Да, — подумал он, — это самец, которым женщины должны восхищаться и которого должны желать». Его взгляд остановился на лице Грэлэма. Это было лицо сильного, гордого, иногда жестокого человека. Его прищуренные темные глаза пристрастно и внимательно смотрели на Дайнуолда. Губы у него чувственные, думал Дайнуолд, нижняя полнее верхней, зубы, сверкавшие сквозь чуть приоткрытые губы, ровные и белые. Должно быть, со стороны Дайнуолда было глупостью рисковать жизнью, проникая в его логово, но он решил, что обязан вернуть долг Кассии. Рыцарь прервал свои размышления, заметив, что Грэлэм тоже внимательно разглядывает его.
 Грэлэм действительно его рассматривал. Человек с лицом цвета песка, вспомнил он слова Кассии. Она была права.
 — Чего ты хочешь? — спросил де Моретон. Затем, не обращая внимания на наготу, встал с постели и налил вино в два кубка. Подняв черную бровь, он спокойно глядел на Дайнуолда.
 Дайнуолд молча принял кубок.
 — Сядьте, милорд. Вы должны извинить мою осторожность, но я не такой болван, каким могу показаться. Когда мои люди сказали мне, что видят ваш лагерь, я обрадовался, что вы так скоро отправились за своей женой. Я ведь предупреждал ее, но она мне не поверила. Думала, что вы будете рады от нее избавиться.
 Грэлэм почувствовал, как все тело его свело будто судорогой. Ему хотелось броситься на этого человека и голыми руками вырвать сердце из его груди. Но Дайнуолд в эту минуту был в более выгодном положении. К тому же Грэлэм не знал, как далеко от палатки его люди.
 — Ты, кажется, навсегда затесался в мою жизнь, — сказал Грэлэм, помолчав немного, в голосе его звенела насмешка. — Так она снова заплатила тебе, чтобы ты увез ее от меня?
 Дайнуолд нежно поглаживал острое, как бритва, лезвие меча.
 — Вы глупец, милорд. Ваша жена — нежная и чистая душа, честная и благородная. Если бы она согласилась стать моей, я с радостью отнял бы ее у вас. Я вторгся в ваш лагерь только по одной причине. Чтобы отдать свой долг вашей жене.
 — Чем же она расплатилась с тобой на этот раз? — прошипел Грэлэм. — Снова ожерельем?
 — Да, — сказал Дайнуолд. Губы его изогнулись в безотчетной улыбке. — Мне не нужна эта чертова штука, но она настояла. И я посмеялся иронии судьбы, милорд. А теперь послушайте меня внимательно, потому что, думаю, у меня осталось мало времени. Ваша жена, как я понимаю, никогда не лгала вам. В первый раз ожерельем со мной расплатилась Бланш, чтобы избавиться от Кассии. Но я не смог быть жестоким с ней. Когда я спросил вашу жену, чего она хочет, она сказала, что хочет вернуться в Вулфтон к вам, своему мужу. Потом этот негодяй Уолтер хитростью взял меня в плен, использовав как приманку имя Кассии. Она освободила меня от оков, только чтобы избавить от боли. Конечно, ваша жена слишком доверчива. Я был вынужден оставить ее в темнице прикованной, потому что не хотел умереть от вашей руки. — На мгновение он замолчал, потом сказал голосом, полным иронии по отношению к самому себе: — Я просил ее бежать со мной, но она отказалась. Она любит вас, хотя не думаю, что это лучший выбор.
 Грэлэм молча смотрел на Дайнуолда, слова которого как камни обрушивались на его бедную голову.
 — Ты лжешь ради нее даже теперь, — сказал он угрожающе. — Возможно, ты даже ее любовник, как я всегда подозревал.
 Дайнуолд улыбнулся. Его рассмешила ярость, которую он прочел во взгляде Грэлэма.
 — Конечно, я мог сделать ее своей любовницей. Возможно, Бланш ожидала именно этого. Но оказалось, что даже такой, как я, грубый и бессовестный негодяй, не может причинить зла столь нежной и чистой леди. Она любит вас, милорд, хотя вы не заслуживаете того. Клянусь всеми святыми!
 Он снова погладил лезвие своего меча.
 — Сначала я верил в то, что она самое нежное и покорное создание на свете. Но это не так. В ней есть стальной стержень, милорд, а гордостью она не уступит мужчине. Она оставила вас, потому что не видела для себя выхода, потому что у нее не оставалось больше надежды. Ее печаль могла бы и камень разжалобить. Как я уже говорил вам, милорд, вы безнадежный болван.
 К полному изумлению Дайнуолда, Грэлэм посмотрел ему прямо в лицо и сказал:
 — Да, ты прав. Я сам это понял несколько дней назад. В этом даже больше иронии, чем ты полагаешь, де Фортенберри. Оказалось, что для меня уже не важно, лгала она мне или нет. Она нужна мне, и если я сумею ее убедить, то заберу обратно в Вулфтон.
 Очень медленно Дайнуолд опустил меч.
 — Надеюсь, вашего красноречия хватит на то, чтобы сделать это, милорд, потому что она тверда, как алмаз.
 — Она меня послушается!
 — Я предвижу сражение, достойное королей! Не забывайте, милорд, что она в доме своего отца. Думаю, он встанет на ее сторону.
 Грэлэм принялся яростно шагать по маленькому шатру. Его сильное тело поблескивало в мягком свете свечи. Внезапно он повернулся к Дайнуолду и улыбнулся:
 — Да, ты прав, но и я тоже. Она меня послушает. Я ее муж.
 На мгновение Грэлэм замолчал, кусая губу.
 — Как отец встретил ее?
 — Я не последовал за ней в крепость — никогда не знаешь, как примут незваного гостя.
 — Против моих правил и против логики благодарить человека, которого я всегда считал врагом. Но это особый случай. Теперь ты мне не чужой, Дайнуолд де Фортенберри. Ты желанный гость в Вулфтоне. Можешь спрятать меч в ножны.
 Дайнуолд улыбнулся и покачал головой.
 — Неужто мне стоит поверить, что вы не хотите изрубить мое тело на куски?
 Грэлэм протянул Дайнуолду руку.
 — Я признаю и называю тебя другом. И благодарю за то, что ты охранял мою жену. Повторяю, ты желанный гость в Вулфтоне. Клянусь, что это правда.
 — Благодарю, милорд.
 — Могу я спросить, как тебе удалось проникнуть в мой лагерь и палатку не замеченным моими людьми?
 Дайнуолд усмехнулся:
 — Для одного человека это не так уж трудно — проникнуть, куда он хочет, милорд. Но совсем иное дело — уйти целым и невредимым. Для меня большое облегчение узнать, что вы больше не жаждете моей крови.
 — Нет, — ответил Грэлэм, — не жажду отныне и впредь. — Теперь он говорил легко и свободно и улыбался приветливо. — Твоя кровь останется в твоем теле, по крайней мере до предстоящего турнира. Мне было бы приятно встретиться с тобой в поединке.
 — На турнире, милорд?
 — Да, герцог Корнуоллский устраивает его в апреле.
 — В таком случае мы еще увидимся. А теперь прощайте, милорд, и желаю удачи.
 Грэлэм стоял неподвижно, наблюдая, как Дайнуолд бесшумно выскользнул из его шатра. Потом смущенно покачал головой и снова улегся на свою походную кровать. Если бы только, думал он, задувая свечу, знать правду несколько месяцев назад! Впрочем, теперь это уже не имело значения.
 Прежде чем уснуть крепким сном впервые за последнюю неделю, он задумался о превратностях судьбы.




 Глава 33


 Вечерняя трапеза была шумной, потому что Морис разрешил своим приемным детям сидеть за столом вместе со всеми. Его солдаты засыпали Кассию вопросами, на которые она иногда затруднялась ответить, а все слуги старались держаться поближе и наперебой спешили рассказать ей все, что происходило за время ее отсутствия. Никто и словом не упомянул о ее муже. Кассия все время чувствовала взгляд отца, но мужественно и решительно продолжала улыбаться. Она и в самом деле радовалась, видя отца счастливым в кругу новой семьи. Мари была доброй, приветливой женщиной, какой и показалась с самого начала, и Кассия не сомневалась в том, что она любит Мориса.
 — Вам не нравится тушеная говядина, Кассия? — спросила Мари, видя, что падчерица поковыряла вилкой в своей тарелке и отодвинула еду почти нетронутой.
 — Что вы, Мари! Просто я слишком устала, чтобы есть, Увидите, утром у меня будет волчий аппетит.
 С минуту Мари помолчала, потом наклонилась ближе к Кассии.
 — Надеюсь, моя дорогая, вас не расстроил брак отца?
 Кассия изумленно поморгала несколько мгновений и ответила совершенно искренне:
 — Я счастлива, что у моего отца появился кто-то, способный позаботиться о нем. Моя мать умерла давным-давно, и, боюсь, он чувствовал себя очень одиноким после моего отъезда в Англию. Вы и ваши дети внесли живую струю в жизнь Бельтера.
 — Ни вы, ни ваш муж не должны опасаться, что Бельтер перейдет когда-нибудь к моим детям, — спокойно уточнила Мари. — Оба моих мальчика унаследовали земли от моего покойного мужа. А у Жанны есть хорошее приданое.
 — Мужу будет приятно узнать, что он не потерял Бельтер, — ответила Кассия ровным голосом.
 — Морис много мне рассказывал о лорде Грэлэме, особенно о том, как тот спас ему жизнь в Аквитании. Он питает к нему глубочайшее уважение.
 — Как и я, — отозвалась Кассия, не поднимая глаз от своей тарелки.
 Она напряженно ждала, что мачеха задаст ей вопрос, от которого трудно было удержаться, но та ничего больше не спросила и перевела разговор на слуг, заговорив о том, что они работящие и добры к ней, их новой госпоже.
 Было уже поздно, когда в зале воцарилась тишина. Кассия заметила, как Мари кивнула ее отцу. Потом она подошла к Кассии и обняла её.
 — Спокойной ночи, Кассия. Думаю, ваш отец захочет поговорить с вами наедине.
 И с этими ласково сказанными словами она встала и удалилась, гоня перед собой стайку усталых детей.
 — Тебя можно поздравить, — обратилась Кассия к отцу с усталой улыбкой, — Мари очаровательна и дети тоже. Тебе повезло.
 — Да, я прекрасно это понимаю. И мне приятно, что ты ее одобрила. Я чувствую, что у меня с души свалилась тяжесть, зайчонок.
 Морис пригладил свои седеющие волосы и обратил нежный взгляд к дочери.
 — Кассия, желаешь мне сказать, почему ты приехала в Бельтер одна?
 — Я приехала не одна, — ответила Кассия, — меня сопровождал надежный и добрый друг, и вопроса о моей безопасности не возникало.
 — Мне сообщили о твоем добром друге, зайчонок. Почему он не пожелал поздороваться со мной?
 — Он не муж мне и потому опасался, что ты не слишком любезно встретишь его.
 — Ах так. Вероятно, он был прав, — ответил Морис. — Садись-ка рядом, дочка. Мои старые кости ноют от усталости, да и ты выглядишь не слишком-то бодрой.
 Кассия повиновалась и опустилась на стул напротив отца.
 — Мари играет в шахматы?-поинтересовалась она.
 — Да, немного. Но, к сожалению, не обладает твоим талантом быстро соображать и предвидеть ходы.
 Морис некоторое время молчал, внимательно вглядываясь в лицо дочери. Он заметил густые тени под ее выразительными глазами и то, как напряженно лежали руки у нее на коленях.
 — Ты оставила своего мужа? — спросил он наконец.
 Кассия смогла только кивнуть. Она знала, что, попытайся она заговорить, чего доброго, не выдержит, разразится рыданиями и тем самым опозорит себя в глазах отца.
 Морис глубоко вздохнул и перевел взгляд на тлеющие в камине угли.
 — Надеюсь, ты простишь меня, зайчонок. Это моя вина, ведь я обвенчал тебя с незнакомым мужчиной, которого и сам знал не более недели. Но я искренне верил в то, что он честный и достойный рыцарь, любовь моя.
 — Конечно. Ты думал, я умираю, — тотчас же откликнулась Кассия. К тому же лорд Грэлэм действительно честный человек. Только…
 — Только что, зайчонок? — нежно спросил Морис.
 — Он меня не любит, — ответила Кассия тихо.
 Морис всегда считал, что его дочь одна из красивейших женщин, каких он только встречал на своем веку. Теперь он пытался увидеть дочь глазами другого человека, ее мужа. Волосы Кассии ниспадали на плечи густыми сверкающими локонами. Хотя тело ее округлилось, она оставалась стройной и по-прежнему казалась хрупкой. Но шаловливое, чуть капризное выражение исчезло с ее личика.
 — Тогда, — медленно сказал Морис, — мне остается думать, что Грэлэм болван.
 — Нет, папа, — торопливо перебила Кассия, сама дивясь тому, что ей хочется защитить и оправдать мужа — Просто в его сердце нет места для женщины. К тому же у меня был выкидыш, я потеряла нашего ребенка.
 Морис с трудом перевел дух.
 — Как ты себя чувствуешь? — спросил он внезапно задрожавшим голосом.
 — Прекрасно. Видишь ли, я даже не знала, что беременна. Прошу тебя, папа, не будем больше говорить об этом. Грэлэм не приедет за мной. Думаю, он доволен тем, что я уехала.
 Морис ощутил глубокую боль в её голосе и почувствовал себя совершенно беспомощным.
 — Могу я остаться здесь, папа? Клянусь, я не буду вмешиваться в хозяйственные дела и все предоставлю Мари.
 — Это твой дом, Кассия.
 — Благодарю, папа. Ты для меня — самый лучший мужчина на свете.
 — Теперь тебе надо отдохнуть, любовь моя. Поговорим, обо всем после.
 Морис привлек дочь к себе и ласково обнял. И тотчас же почувствовал женственные изгибы ее тела. Он даже и не заметил, как его дочурка стала взрослой. «Неужели Грэлэм обижал ее?» — недоумевал Морис и чувствовал, как все его тело напрягается от гнева. Он представил себе этого огромного мужчину обнаженным рядом со своей дочерью, делающим с ней то, что мужчины делают с женщинами, и заскрежетал зубами. Потом наклонился и нежно поцеловал дочь в щеку. Щека была мокрой от слез.
 — Кассия, — прошептал он. — Не плачь, моя птичка. Вот увидишь, все будет хорошо.
 — Я не заслуживаю такого отца, как ты. — Кассия всхлипнула.
 — Ну, в этом отношении мы равны, а вот твой супруг не заслуживает тебя.
 Морис похлопал дочь по спине и выпустил из объятий.
 — Утро вечера мудренее — вот тогда и поговорим. В солнечном свете все кажется не таким мрачным.
 Кассия улыбнулась. Это была любимая поговорка отца. Она уже повернулась, чтобы уйти, но голос отца удержал ее:
 — Ты любишь своего мужа?
 Она медленно повернулась к отцу, и выражение ее лица было столь печально, что Морис остолбенел. Кассия ответила очень тихо:
 — Я больна любовью к нему, папа. — И тут же рассмеялась жестким смехом, от которого он вздрогнул. — Я дура, — добавила Кассия и побежала вверх по лестнице в свою комнату.
 Морис еще долго стоял после того, как она ушла, прислушиваясь к отголоску ее легких шагов. Он встретил Мари и потерял голову из-за нее — и это было понятно. Но как мог мужчина не потерять голову из-за его дочери? Неужели Грэлэм был столь нечувствителен, что в нем не осталось ни капли любви, ни капли нежности?
 Морис покачал головой и медленно направился в спальню, зная, что в постели его ждет Мари, всегда готовая подарить ему утешение и нежность своего щедрого сердца.
 Кассия намеренно избегала оставаться с отцом один на один. Когда же случайно встречалась с ним глазами и видела в них вопрос, то не знала, что ответить. Ее боль была еще слишком свежа. Весь следующий день Кассия провела одна. Она бродила по замку, полная воспоминаний о своем детстве, разговаривала со старыми друзьями, наслаждаясь этими беседами, потому что они будили образы более счастливых времен, когда ее жизнь была полна любви. Как странно, думала Кассия, поднимаясь по крутым деревянным ступенькам в восточную башню, что она всегда принимала любовь и одобрение близких как должное. Несколько раз слуги по привычке подходили, чтобы обратиться к ней с вопросами, касавшимися хозяйственных дел, но она отсылала их к Мари. Кассия, как и обещала отцу, не имела намерения вмешиваться в дела мачехи.
 Поднявшись на башню, Кассия откинула назад голову, вдыхая нежный ветер с моря, наслаждаясь им, купаясь в ярких лучах солнечного света. До нее доносились грубоватые шутки солдат, практиковавшихся на стрельбище. В иные дни она бы вприпрыжку побежала к ним посмотреть на их упражнения, даже не задумываясь о том, желанно ли ее присутствие.
 Глаза Кассии широко раскрылись при виде кавалькады мужчин, приближавшейся к Бельтеру. У нее перехватило дух. Нет, этого не могло быть! И все же против ее воли ноги понесли Кассию к огромным воротам замка. Там она остановилась и стояла неподвижно, наблюдая за всадниками, продолжавшими приближаться к замку в облаке пыли. Кассия тотчас же узнала штандарт мужа и его мощного боевого коня. Грэлэм казался ослепительным в своих серебряных доспехах и черном бархатном плаще. Значит, он все-таки приехал. Зачем? Убедиться, что Бельтер останется его владением после смерти ее отца?
 Кассия стояла прямо над воротами, глядя вниз на своего мужа и его людей. Потом услышала Пьера, привратника, окликающего нежданных гостей.
 — Кто вы, милорд? Зачем пожаловали в Бельтер?
 Она видела, как Грэлэм сорвал с головы капюшон из металлической сетки.
 — Я Грэлэм де Моретон. Приехал сюда за своей женой, — подняв голову, крикнул он громовым голосом.
 Кассия почувствовала, что у нее кружится голова. «Это не может быть правдой», — думала она. Даже сама эта мысль казалась ей нелепой и вызывала сомнения в здравости ее суждений. Она знала, что ее муж — собственник. Может быть, ее побег ранил его гордость?
 — Я здесь, милорд! — крикнула Кассия, подаваясь вперед, чтобы Грэлэм мог ее видеть.
 Он поднял голову, и, к ее великому изумлению, лицо его озарила широкая улыбка.
 — Милая жена, — крикнул он ей, — надеюсь, вы в добром здравии после вашего утомительного путешествия?
 — Оно не было таким уж утомительным, — холодно ответила Кассия. — Дайнуолд заботился о том, чтобы мне было хорошо.
 «Пусть, — решила она, — пусть узнает правду». Кассия ожидала взрыва ярости, ожидала, что гнев превратит его лицо в страшную гримасу. Но, к еще большему ее изумлению, муж продолжал улыбаться.
 — Пусть мне отворят ворота. Я и мои люди устали.
 Мгновение Кассия стояла в нерешительности. С Грэлэмом было около дюжины солдат. С таким эскортом он не мог заставить ее вернуться силой. Отец защитит ее в случае необходимости.
 И она крикнула привратнику:
 — Пьер, впусти милорда!
 Кассия пригладила волосы, жалея, что на ней всего лишь будничное, затрапезное платье. «Дура! — мысленно выбранила она себя. — Впрочем, какое значение имеет, как я выгляжу?» Она откинула назад голову и вздернула подбородок, потом спустилась по лестнице во внутренний двор.
 «Въезжает как победитель», — думала Кассия, оглядывая мужа прищуренным взглядом. Она вздернула подбородок еще выше.
 Грэлэм осадил Демона в нескольких футах от своей жены и спешился. Передавая поводья одному из своих людей, он смотрел на Кассию. Это будет нелегко, думал рыцарь, и все же чувствовал себя столь счастливым, что с трудом удерживался от искушения тут же схватить жену в объятия и прижать к груди. Грэлэм заметил, что вокруг них сжимается кольцо солдат и слуг, готовых забить его дубинами до смерти, если бы они почувствовали в его поведении малейшую угрозу для Кассии. Ему было приятно видеть такую преданность.
 — Миледи, — сказал Грэлэм, продолжая глядеть на жену.
 — Почему вы здесь, милорд? — спросила Кассия напрямик.
 — Я же сказал, Кассия. Я приехал забрать вас домой в Вулфтон.
 — Нет никакой причины делать это, милорд. Я заверила вас, что вы не потеряете Бельтер.
 — Плевать мне на имущество вашего отца, миледи, — произнес де Моретон тихо.
 Ее опустившийся было подбородок снова взметнулся вверх.
 — Меня привез сюда Дайнуолд де Фортенберри. Я расплатилась с ним ожерельем.
 — Да, я это отлично знаю.
 Грэлэм так быстро протянул руку, что Кассия не успела увернуться. Он ласково приподнял ее лицо.
 — Ваша гордость мне нравится, жена. А теперь мне хотелось бы чего-нибудь выпить и моим людям тоже. Сегодня мы много проехали и устали.
 Он выпустил ее, и она отступила назад.
 — Следуйте за мной, милорд.
 Кассия прошла вперед и поднялась по крутой дубовой лестнице в зал.
 Что он задумал? — гадала она. Голова ее кружилась. Неужели он хочет по-прежнему продолжать свои игры, будто ничего не случилось?
 Грэлэм, прищурившись, разглядывал черноволосую женщину, приближавшуюся к ним.
 — Моя мачеха Мари, милорд, — представила Кассия жену отца. — Мари, это мой…. муж, лорд Грэлэм де Моретон.
 Мари не смущаясь разглядывала рыцаря. Он казался свирепым и несгибаемым.
 — Милорд, — сказала она тихо. Потом обратилась к Кассии: — Ваш отец в солярии со своим управляющим. Нужно ли его оповестить и позвать сюда?
 Кассия кивнула, благодарная Мари за то, что та дала ей возможность улизнуть.
 — Итак, — сказал Грэлэм приветливо, после, того как Кассия ушла, — Морис нашел себе жену.
 — И троих пасынков, милорд.
 Грэлэм припомнил, что Морис говорил ему однажды, что семя его мертво и он не может больше иметь детей. Что ж, этот француз прекрасно вышел из положения.
 — Я рад за вас и за него, — сказал рыцарь вслух.
 — Не желаете ли присесть, милорд?
 Грэлэм опустился на стул Мориса и смотрел на Мари, вполголоса отдававшую распоряжения служанкам. Он пытался представить, какое мнение сложилось у Кассии о жене Мориса.
 — Милорд.
 Грэлэм поднялся, чтобы приветствовать тестя. Морис смотрел на него настороженно, не зная, как принимать своего зятя. Грэлэм догадался об этом.
 — Морис, как приятно снова свидеться с вами.
 Он обнял тестя за плечи и на мгновение прижал к груди.
 — Вы приехали повидать свою жену?
 — И забрать ее домой, в Корнуолл.
 — Зачем? — Кассия неожиданно присоединилась к разговору.
 Де Моретон перевел на нее взгляд и пригубил вино, не сводя глаз с лица жены. Она смотрела на него так же недоверчиво, как ее отец.
 — Вы моя, — ответил он спокойно, — и навсегда останетесь моей. Ваш отец отдал вас мне.
 Он заметил, как глаза ее полыхнули яростью, потемнели и гневно прищурились. Но Грэлэм только улыбнулся.
 — Я понимаю ваше желание навестить отца и мачеху и погостить у них. Если вашему отцу будет угодно, мы останемся в Бельтере на несколько дней до возвращения в Вулфтон.
 Кассия беспомощно посмотрела на отца. Впервые в жизни Морис не знал, что следует делать. Он должен был признаться самому себе, что приезд Грэлэма, не имевший никакой другой цели, кроме желания видеть Кассию, вызывал у него восхищение. Грэлэм, конечно же, понимал, что люди де Лориса могли изрубить его и его солдат в куски, если бы Морис приказал им. К счастью, Мари не потеряла присутствия духа и заговорила своим нежным голосом:
 — Мы рады приветствовать вас, милорд. Можете поговорить с Кассией, если она пожелает.
 Ободренный женой, Морис добавил:
 — Да, Грэлэм, но не принуждайте мою дочь делать то, чего она не захочет.
 — У меня и в мыслях не было принуждать мою жену делать что-либо против ее воли.
 Кассии хотелось крикнуть ему в лицо: «Не верю тебе!»
 Мари же сказала:
 — Не желаете ли принять ванну, милорд? Скоро будет готов ужин.
 Грэлэм кивнул:
 — Спасибо, миледи.
 Он оглянулся, ища глазами Кассию.
 — Будьте любезны, покажите мне мою комнату.
 Морис заметил колебание Кассии, но он знал, что в Бельтере Грэлэм не имеет власти.
 — Да, дочка, — сказал он, отчеканивая каждое слово, — проводи лорда Грэлэма.
 Кассия закусила губу, понимая, что у нее нет выбора. Она тряхнула головой и направилась к лестнице, слыша, как Мари отдает распоряжения служанкам приготовить воду для ванны. Кассия повела мужа в свою комнату и, показав ее, на мгновение остановилась.
 — Войди, Кассия, — попросил Грэлэм. — Мне нужна помощь. Я не могу один снять латы.
 — Я не оруженосец!
 — Верно. Ты — моя жена. И, вероятно, вид моего обнаженного тела не удивит и не отпугнет тебя.
 Кассия почувствовала, как краска залила ее лицо. Как давно они не были вместе! Некоторое время она стояла молча, проклиная его за то, что он обучил ее науке страсти. Потом опустилась на колени и расшнуровала его обувь. Рыцарь стянул ее и, обнаженный, встал. Он не сделал попытки прикрыть свое тело, когда две служанки вошли с ведрами горячей воды. «Не смотри на него», — заклинала себя Кассия. Она наблюдала, как лохань наполняется горячей водой. От воды кверху поднимался пар. Когда Грэлэм опустился в воду, Она бросила ему кусок пахнущего лавандой мыла.
 Казалось, Грэлэм не почувствовал его нежного аромата. Он откинулся на бортик лохани и закрыл глаза.
 — Ты устроила мне веселое развлечение, Кассия.
 Она, не оборачиваясь к нему, откликнулась через плечо:
 — Нет, милорд, я покинула ваш замок, чтобы покончить с весьма прискорбной ситуацией.
 — И бежала с Дайнуолдом де Фортенберри, — добавил он мягко.
 — А почему бы и нет? — насмешливо спросила Кассия. — В конце концов, он ведь помогал мне прежде. Конечно, вы не сомневаетесь в нашей… привязанности друг к другу?
 — Не сомневаюсь в том, что он предан тебе.
 — Тогда почему вы здесь? — удивилась Кассия. — Я доказала вам, что не стою доверия, что у меня нет чувства чести и что я лгала вам всегда, с самого начала.
 — Теперь мне все это представляется в ином свете.
 Он опять принялся за свои игры с ней! Кассия стиснула зубы.
 — Я не поеду с тобой, Грэлэм. Я не хочу больше страдать от твоего скверного настроения и холодности ко мне. И я не собираюсь играть роль племенной кобылы…
 Грэлэм приоткрыл один глаз и посмотрел на ее раскрасневшееся личико.
 — Но, моя дорогая жена, ты еще не доказала мне, что вообще на это способна.
 Она с трудом дышала — такое ее охватило негодование!
 — Я не хочу вообще быть при вас ни в каком качестве, милорд! И вы не можете принудить меня. Мой отец защитит меня!
 — Полагаю, что Морис на это способен! — ответил Грэлэм серьезно. Затем он принялся мылить волосы, будто у него не было никаких иных забот.
 — Я все же хотела бы услышать ответ на свой вопрос, милорд. Зачем вы здесь?
 Грэлэм невозмутимо продолжал мыть волосы, потом прополоскал их, набирая в ладони, сложенные чашечкой, горячую воду. Покрутив головой и стряхнув капли воды так, что они долетели до Кассии, он спросил:
 — Ты потрешь мне спину, жена?
 — Нет! Ваша грязь меня не касается, милорд. Я ничего не буду делать для вас.
 Грэлэм вздохнул.
 — Вы оставили Вулфтон в смятении, миледи. Ваша нянька так рыдала, что с трудом была в силах понять ваше послание к ней. Что же касается вашего письма ко мне… — Он пожал плечами. — Да, оно вызвало у меня желание выдрать вас, но очень нежно.
 — Больше вы и пальцем ко мне не притронетесь, милорд!
 Рыцарь поднял густую, намокшую от воды бровь и поглядел на Кассию.
 — Я на твоем месте не был бы так уверен в этом.
 Прежде чем Кассия успела ответить, он поднялся из ванны, и ее непослушный взгляд тотчас же оказался прикованным к его телу. У нее перехватило дыхание, потому что его мужское естество уже было готово действовать. Она рванулась прочь, прикрывая грудь руками.
 — Ты прекрасна. — Его голос звучал тихо и нежно. — Я привык восхищаться женщинами, более щедро одаренными прелестями, но теперь они меня больше не привлекают.
 Кассия почувствовала, как его руки гладят ее волосы.
 — Какие мягкие. Ты подаришь мне дочь, Кассия, и она будет так же прекрасна.
 — Прекратите, Грэлэм, пожалуйста. Я не хочу…
 Руки рыцаря сжали ее бедра. Он нежно привлек жену к груди. Кассия не могла вырваться из его объятий и стояла неподвижно, стараясь не давать воли своим чувствам. Он не любил ее. Просто она была женщиной и вызывала в нем желание, как и любая другая.
 — Отпустите меня, милорд.
 К ее явному разочарованию, он сделал это.
 — Может быть, у вас найдется ночная рубашка для меня?
 Она молча покачала головой.
 — Не важно. Я устал и хочу немного отдохнуть. Грэлэм крепко взял жену за руку и потянул к постели.
 — Вам не удастся овладеть мною, кроме как силой, — выпалила Кассия, сопротивляясь. — Значит, вам по-прежнему совершенно все равно, что чувствует женщина?
 Грэлэм глубоко и тяжело вздохнул.
 — Я был не слишком нежным и любящим мужем тебе, — выговорил он медленно, поворачивая Кассию лицом к себе. — Но теперь все изменится. Видишь ли, жена, никогда прежде я не желал так женщину, как желаю тебя. Я не верил, что мужчина может любить женщину, и был не прав. Теперь я знаю, что мужчина может сдаться на милость женщины и при этом не утратить своей силы.
 Грэлэм нежно погладил ее плечи и голос его приобрел необычную глубину:
 — Я не знал нежности в своей прежней жизни, Кассия. Но теперь я уверен, что никогда не обижу тебя намеренно. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты вернулась со мной в Вулфтон.
 Кассия смотрела на мужа, не осмеливаясь дышать.
 — Но ты не можешь любить меня! — вскричала она, — Ты мне не веришь!
 — Я бы доверил тебе свою жизнь! — сказал Грэлэм серьезно.
 — Неужели Бланш наконец поведала вам правду?
 — У меня нет никаких известий от Бланш.
 — Тогда в чем же дело? Зачем ты говоришь мне все это? Ведь я обещала, что Бельтер будет принадлежать тебе! Мой отец может подтвердить мои слова. Ты хочешь, чтобы он это сделал?
 Де Моретон чуть крепче сжал ее плечи.
 — Для того, чтобы достигнуть взаимопонимания, ты должна научиться верить мне. Нет, не поднимай свой прелестный подбородок так вызывающе, я и так ценю его очень высоко. Ты готова поверить мне, Кассия?
 Она, будто онемев, молча смотрела на мужа. Глаза ее были широко раскрыты и полны смятения.
 — Сможешь ли ты простить мне всю боль, что я причинил тебе? Сможешь ли ты еще любить меня?
 Кассия опустила голову под его настойчивым взглядом.
 — У меня нет выбора — я обречена любить тебя. Но… но я ведь не Чандра! У меня нет таких талантов, как у нее!
 Грэлэм привлек жену ближе к себе, и щека ее коснулась его груди. Она услышала его тихий смех. Муж ласкающим движением провел по ее спине:
 — Однажды я сказал Гаю, что Чандра — принц среди женщин. Но я хочу принцессу, миледи. Хочу любить тебя, видеть, как ты улыбаешься, слышать твой смех, наблюдать, как твой животик полнеет оттого, что в нем растут наши дети. Я хочу слышать, как ты испускаешь крики и стоны страсти, когда мы вместе, родная. Поцелуй меня.
 Кассия почувствовала, что сердце ее ширится от переполняющего его счастья, которое она еще минуту назад считала невозможным. Руки Грэлэма приподняли ее за ягодицы с пола, так что живот уперся в него. Он поцеловал ее очень нежно, слегка прикусывая ее нижнюю губу. И она чуть не задохнулась от радости, губы ее сами приоткрылись навстречу его поцелую.
 Кассия чувствовала нетерпеливую дрожь его тела, истосковавшегося по ней. И груди ее тотчас же набухли желанием, будто заждались его ласк.
 — Грэлэм, — едва слышно прошептала она.
 Он бережно уложил ее на спину и спросил:
 — Ты разрешишь мне любить тебя, жена?
 Он не сделал ни малейшей попытки прикоснуться к ней, но терпеливо ждал ее ответа.
 — Да, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты любил меня. Этого так давно не было, а ты оказался очень хорошим учителем.
 Кассия заметила, как засияли его темные глаза при этих ее словах. Медленно, будто она была ценнейшим из сокровищ, он раздел ее, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать. Когда ее груди оказались обнаженными, он улыбнулся ей, глядя на нее сверху вниз:
 — Ты еще прекраснее, чем я представлял. Такая нежная. Медленно Грэлэм принялся целовать ее груди, прикасаясь языком к уже напряженным соскам. Когда раздался тихий стон, он освободил Кассию от остававшейся на ней одежды.
 — Клянусь всеми святыми, — сказал Грэлэм глухим голосом, в то время как руки его гладили ее бедра и живот, — ты самое прекрасное из Божьих творений.
 — Но я не так красива и совершенна, как ты, — ответила Кассия, оглядывая его тело.
 — Скольких мужчин ты видела обнаженными? — спросил он с нежной усмешкой.
 — Если бы и увидела другого нагого мужчину, вероятно, это вызвало бы у меня смех, потому что ни один не может сравниться с тобой.
 Его пальцы нашли путь к сокровенному месту ее тела, гнездышку любви, и Кассия порывисто вздохнула. Бедра ее выгнулись как бы по собственной воле.
 — Ты такая теплая и готова принять меня, — сказал Грэлэм, укладываясь рядом с ней. Он продолжал ласкать ее, ритмически проводя пальцами по ее телу, не отрывая взгляда от ее лица. И видел, как глаза ее затуманиваются все возрастающим желанием, а его тело полнится радостью, когда она тихо вскрикивает. Но он не дал воли желанию. Медленно и бесконечно бережно он лег между ее бедрами и, приподняв их, поцеловал ее. Тело ее содрогнулось. Ее бедра приподнялись, готовые принять его, и, почувствовав его в своем теле, она судорожно вздохнула. Когда его руки сомкнулись у нее за спиной, прижимая ее к себе, она застонала. Все время, пока они были соединены, Кассия снова и снова повторяла его имя и раскрывалась навстречу ему все больше и больше, приветствуя его семя в своем лоне, ощущая его глубоко в себе.
 Ей был приятен его вес, и она все крепче прижимала мужа к себе.
 — Нет, любовь моя, — Грэлэм нежно остановил ее, — я слишком тяжел для тебя.
 Осторожно он высвободился и повернул ее на бок лицом к себе.
 — Благодарю тебя, — сказала Кассия, прижимаясь лицом к его плечу.
 — За что?
 — За любовь.
 — Тебе больше никогда не придется усомниться во мне. А теперь давай позволим себе немного вздремнуть, прежде чем ты снова будешь стонать от наслаждения в моих объятиях. Тени под глазами украшают тебя, но я предпочел бы, чтобы их не было.
 — Я тоже, — сонно пробормотала Кассия. Она уснула, окутанная теплом его тела как коконом.
 Кассия медленно просыпалась, не понимая ни где она, ни что с ней, чувствуя только, что снизу, от живота, по всему ее телу распространяется тепло. Грэлэм был снова с ней, глубоко внутри ее тела; глаза его продолжали пристально смотреть на нее, пальцы ласкали ее.
 — Люблю тебя, — прошептала она, крепко прижимаясь к нему.
 Он заставил ее положить руку между их соединенными телами, вынуждая прикоснуться к ласкавшим ее пальцам. Ее смущение было кратким и быстро рассеялось.
 — Почувствуй, как ты желаешь меня, — прошептал Грэлэм, почти касаясь губами ее губ.
 Он услышал ее стон и улыбнулся, удовлетворенный. Кассия высвободила пальцы и, дотронувшись до него, сказала:
 — Я чувствую, как ты меня желаешь, милорд!




 Глава 34


 В мягком солнечном свете они шли рядом — рука Грэлэма обвивала стан жены, головой он склонился к ней, чтобы лучше слышать то, что она говорит.
 — Грэлэм, мой отец понял! Недаром он так странно посмотрел на меня сегодня утром! Де Моретон усмехнулся:
 — По крайней мере он теперь не считает, что я удерживал тебя в спальне насильно, и понимает, что я тебя не бил. Сияющая улыбка на твоем лице — свидетельство моей невиновности.
 — Что касается улыбок — ты заметил, как на нас смотрел Рольф, да и остальные твои люди тоже?
 — Я думаю, они радуются и чувствуют облегчение оттого, что их господин больше не похож на упрямого осла.
 Кассия подняла на мужа глаза, сверкнувшие плутоватой улыбкой, и ямочки на ее щеках обозначились сильнее.
 — Да, милорд, я тоже этому рада!
 Грэлэм помолчал, задумчиво глядя на голые ветви фруктовых деревьев.
 — Я хочу тебе что-то сказать, Кассия.
 Он заметил, как вся она напряглась при этих словах.
 — Нет, любовь моя, в этом нет ничего плохого. Это своего рода признание. Я хочу только, чтобы отныне между нами не было недомолвок.
 Он снова замолчал, потом поднял ее и крепко поцеловал в губы.
 — Это, уверение в том, что мои чувства не изменились и не изменятся никогда.
 Она обвила руками его шею и прижалась к нему.
 — Мне не нужны никакие признания, милорд.
 Он опустил ее на землю.
 — Послушай меня, малышка. За то время, что я провел у герцога Корнуоллского, многое стало для меня ясным. Признаюсь тебе, герцог назвал меня глупцом, когда я рассказал ему о нас с тобой. Он сказал правду, хоть я и счел его назойливым и нудным старым козлом. Любить женщину и отдаваться ей полностью — вовсе не значит потерять себя и стать слабым. Мне трудно было принять эту истину, но я ее принял. Я возвращался в Вулфтон, готовый сказать тебе это. Но тебя там уже не было. Две ночи назад, когда я лежал в своем шатре, настолько несчастный, насколько может быть несчастен человек, ко мне прокрался Дайнуолд де Фортенберри. Когда он назвал себя, я был готов свернуть ему шею. Но он сказал, что в долгу у тебя и, чтобы отплатить тебе за добро, должен рассказать мне правду. Мы с ним расстались друзьями.
 — Нет-нет, слушай дальше! — воскликнул Грэлэм, заметив испуг в глазах Кассии. — Если бы он и рассказал мне, что ты нанимала его дюжину раз, чтобы бежать от меня, это ничего бы не изменило. Видишь ли, оказалось, что для меня это больше не имеет значения. Я хочу просить тебя простить мне мое недоверие, мое слепое высокомерие и тщеславие. Был ли Дайнуолд в нашей жизни или его не было вовсе — это уже не может повлиять на мои чувства к тебе.
 Грэлэм тихонько рассмеялся.
 — Думаю, на самом деле он бы с радостью возвратил мне это проклятое ожерелье.
 — Он был добр ко мне, Грэлэм, — сказала Кассия. — Когда сэр Уолтер привез его в Вулфтон, я надеялась, что он расскажет тебе правду, и освободила его только потому, что хотела избавить от боли. Но ему нельзя было оставаться. И, думаю, он чувствовал себя очень виноватым.
 — Ты не ошиблась. Теперь ты мне веришь, Кассия, веришь, что мои чувства к тебе не изменились из-за его слов?
 — Верю, милорд, — ответила Кассия. Глаза ее вдруг прищурились, и она сказала: — Ах, если бы я могла встретиться сейчас с Бланш! Уж я бы укоротила ей язычок!
 — А почему бы не пригласить ее и Гая в Вулфтон? Тогда ты сможешь вызвать ее на поединок.
 Кассия рассмеялась и, чувствуя себя счастливой, обхватила его и сжала что есть силы.
 — На меня напала муха! — улыбнулся Грэлэм, наклоняясь, чтобы поцеловать и прикусить мочку ее ушка. — Ах, моя любовь, я заметил, что твой отец смотрит на нас. Надо ли его заверять, что теперь я не принуждаю тебя ни к чему?
 Жоффрей не смел поверить словам своего осведомителя.
 Грэлэм де Моретон, его враг, единственное препятствие, стоявшее между ним и Бельтером, в Бретани! В течение всех прошедших месяцев он только бессильно скрежетал зубами, особенно когда выяснилось, что убить Грэлэма в Корнуолле почти невозможно. Этот человек всегда был слишком надежно защищен, а люди его были ему верны. Но сейчас он был здесь, поблизости, и охраняло его не более дюжины солдат.
 Жоффрей знал в Бретани каждый пригорок, каждое место, пригодное для засады, и гадал, огорчится ли Кассия, если он прикончит ее мужа. Если это так, то ему понадобится больше времени на то, чтобы приручить ее. Если она пригрозит объявить о его преступлении, он просто запрет ее и поколотит, потому что его задачей было заставить ее немедленно выйти за него замуж, как только она станет вдовой. Он улыбнулся при этой мысли. Его гордая маленькая кузина недолго будет бранить его. Уж он-то, слава Богу, хорошо знал женщин и их нравы. Они были простыми и легко подчинялись силе.
 Жоффрей специально уехал из замка, чтобы не встретиться с матерью. Он не видел ее уже много недель, потому что пробыл довольно долго в Париже при дворе и знал, что ее язвительный язычок способен любого человека отвлечь от его мыслей. Но как только Кассия станет его женой, положение его тотчас же изменится и он станет наследником Бельтера после смерти дяди.
 Грэлэм и Кассия покинули Бельтер после того, как провели там три счастливых дня. Их путешествие было отмечено наступлением ранней весны, и Грэлэм уверял Кассию, что это добрый знак, посланный им герцогом Корнуоллским, — старик не в шутку считал, что всемогущий Господь жалует его и разговаривает с ним напрямик.
 — Возможно, что и папа тоже говорит с Ним, — сказала Кассия, указав на небо, — никогда я не видела его таким довольным!
 — Не забудь еще и о своей обаятельной мачехе. Именно ее влиянию мы обязаны тем, что твой отец не вышиб дверь нашей спальни в первый же вечер, когда я приехал. Воистину мудрая женщина! Несомненно, она сразу поняла, кто твой настоящий господин и что ты сдашься на милость победителя.
 — Ах ты, самонадеянный негодяй! — добродушно ответила Кассия.
 — Я был вынужден сказать ей, что ты не выпустишь меня из нашей постели, — продолжал Грэлэм с напускной серьезностью. — Похоже, она была озабочена тем, что твои непомерные запросы истощат мои силы.
 Кассия вспыхнула как маков цвет. Она заметила, что муж собирается продолжать дразнить ее, и решила, что теперь настала ее очередь.
 — Знаешь, милорд, должна признаться, что терпеть вес твоего огромного тела — тяжкий труд.
 Но его это не впечатлило:
 — И, заметь, Кассия, что тебе приходится трудиться ночью, каждой ночью. Я тоже не перестаю удивляться, как такая тщедушная девочка, как ты, столь идеально подходит мне. Думаю, ты забываешь о моем весе, когда стонешь от наслаждения.
 Кассия протянула к нему руку и, несильно ударив его по плечу, рассмеялась.
 Рольф только согласно кивал; на его лице расплылась широкая и изумленная улыбка при виде своих господина и госпожи, столь славно наконец поладивших. Раньше он и не подозревал, что его лорд может так непринужденно вести себя с женщиной. Жизнь стала лучше, намного лучше, думал старый вояка. Но в следующую минуту все мысли о благополучии вылетели у него из головы, потому что один из его людей закричал от боли.
 — Засада! — крикнул Рольф во всю силу легких, круто оборачиваясь в седле. Рука его уже выхватывала меч из ножен.
 Всадники с безумным видом оглядывали узкую тропинку между глыбами скал, вздымавшихся высоко в небо.
 Грэлэм, привыкший сохранять хладнокровие даже в самых безнадежных обстоятельствах, на секунду замерев, пытался трезво оценить положение. Потом он крикнул:
 — Всем спешиться и укрыться под скалами! Этим мерзавцам придется выйти из засады, чтобы напасть на нас!
 Рыцарь схватил Кассию, сорвав ее со спины Ромашки, и держал, стараясь закрыть своим телом. Между кольцами его лат угодила стрела, но не нанесла ему вреда. Он потянул Кассию в укрытие между могучими валунами и постарался спрятать ее поглубже.
 — Ты должна свернуться клубочком и закутаться в плащ!
 Кассия повиновалась; голова ее кружилась от страха. Разбойники! Она вздрогнула, услышав отчаянный крик лошади. Грэлэм оторвался от нее и остался стоять, прижимаясь спиной к камню. Рядом с ним так же как и он, скорчились Рольф и еще трое его людей.
 — Нам надо выявить предводителя, — сказал Грэлэм жестко, — Джеймс, здесь между камнями небольшой просвет. Вон он! Как ты думаешь, сможешь протиснуться там? Посчитай, сколько их.
 — Да, милорд, — отозвался Джеймс, стараясь скрыть страх и волнение.
 Он был новым человеком на службе у лорда Грэлэма, и теперь ему предстояло показать, чего он стоит. Джеймс отодвинулся от господина, облизал внезапно пересохшие губы и протиснул в щель между камнями свое узкое стройное тело.
 Кассия дрожала от ужаса. Особенно ее пугала внезапно наступившая тишина. Лошади успокоились, потому что противники перестали стрелять друг в друга. Кассия молилась, вспоминая все литании, какие помнила с детства.
 Ожидание казалось бесконечным. Грэлэм не издавал ни звука, он напрягал слух в надежде уловить что-то важное. Послышался шелест, и Джеймс, скользнув в расселину, оказался рядом с Грэлэмом.
 — Похоже, их предводитель — важный господин, — сказал Джеймс. — Он сидит на боевом коне. На нем сверкающие доспехи. Человек с ним рядом держит его штандарт. Это орел, милорд, с клювом красным, как кровь.
 Грэлэм нахмурился. Память его воскресила нечто, рассказанное ему Кассией много месяцев назад.
 — Замрите! Оставайтесь на месте вы все!
 Он двинулся, как пантера на охоте, скользя под защитой камней и скал, пока не добрался до Кассии.
 — Все в порядке, любовь моя, — торопливо заверил он жену, увидев ее бледное как полотно лицо. — Штандарт, Кассия, с изображением орла с красным клювом.
 — Жоффрей, — прошептала она, не веря собственным ушам, — Не понимаю, Грэлэм. Это безумие.
 — Знаю, — ответил рыцарь спокойно, — оставайся на месте и не двигайся. Обещаю тебе, что все будет хорошо.
 Он торопливо поцеловал ее и исчез.
 Под прикрытием скал рыцарь добрался почти до конца узкого прохода между валунами.
 — Жоффрей! Жоффрей де Лэси! Покажись, жалкий неудачник!
 При звуке своего имени, сорвавшегося с уст врага, Жоффрей вздрогнул. Один из его людей просил его не брать с собой штандарта, даже убеждал не надевать лат. Но он только посмеялся, и поступил по-своему. Теперь он хмурился в раздумье.
 Если он и его люди ничего не предпримут, Грэлэм сможет ускользнуть под покровом темноты. Жоффрей закусил губу. Черт бы побрал эти нависающие скалы и утесы, прикрывающие людей Грэлэма от стрел! Почему никто из его болванов не сказал, что под ними можно укрыться?
 — Твой отец породил безгласного труса! — крикнул Грэлэм. — Выйди и сразись со мной, гнусный сукин сын! Неужели отвага нужна тебе только, чтобы набивать брюхо пищей и переваривать ее?
 Жоффрей издал яростный вопль:
 — Иди ко мне, англичанин! Я покажу тебе, как сражается настоящий воин!
 Грэлэм презрительно рассмеялся:
 — Что, трус? Хочешь, чтобы твои люди перерезали мне глотку? Твоя склонность к предательству всем хорошо известна, ты, жалкий пес!
 — Черт бы тебя побрал, английская свинья! Тебе не удастся завладеть моим добром.
 Мгновение Грэлэм молча соображал: этот Жоффрей, очевидно, не знал о женитьбе Мориса, не знал, что между ним и Бельтером теперь стоит не он.
 — Ты ревешь, как осел, Жоффрей! Возвращайся домой в свой замок, потому что это то, что будет твоим всегда. Морис женился снова, и Господь благословил его двумя здоровыми пасынками!
 — Хороша сказочка! — завопил в ответ Жоффрей. — Я ничего не слышал об этом браке! Ты трус и лжец, англичанин!
 Кассия больше не могла молчать:
 — Это правда, Жоффрей. Клянусь тебе! Оставь нас в покое!
 Жоффрей задумчиво жевал губу, чувствуя, что его одолевают сомнения и нерешительность. Это было настолько несправедливо, что он задрожал от негодования.
 — Милорд, — пробормотал один из его людей, — возможно, это правда.
 Жоффрей осыпал своего человека градом непристойных ругательств. Мысли мешались у него в голове, сменяя одна другую с лихорадочной быстротой. Наконец он улыбнулся.
 — Кассия, — крикнул он, — выходи из укромного местечка и поговори со мной! Скажи мне в лицо, что хотела!
 Грэлэм замер на месте.
 — Кассия, назад! — крикнул он, предостерегая ее, но было уже поздно.
 Его жена выбралась из-под скалы и, поднявшись во весь рост, оказалась на виду у солдат Жоффрея.
 — Я здесь, Жоффрей! — крикнула Кассия своим ясным и звонким голосом. — Прекрати делать глупости. Если не хочешь мне верить, поезжай в Бельтер и познакомься с новой женой и детьми моего отца!
 В этот момент Грэлэм решил, что непременно выдерет ее.
 Не думая о собственной безопасности, он ринулся из укрытия и схватил жену. И тотчас же почувствовал, как жгучая боль пронзила его руку — стрела пробила кольчугу и угодила в предплечье. Грэлэм рванул Кассию и заставил встать на колени под прикрытие нависающего утеса.
 — Маленькая дурочка, — проскрежетал он.
 Но Кассия не обращала на него внимания. Она смотрела на стрелу, засевшую у него в предплечье.
 — Спокойно, милорд, — сказала она, сама дивясь своей невозмутимости.
 На мгновение Кассия закрыла глаза, набрала в грудь воздуха и взялась за толстое древко стрелы. Потом решительно рванула ее. Грэлэм не издал ни малейшего звука. Он видел, как Кассия подняла юбку и оторвала полосу ткани от своей рубашки. Тотчас же она быстро и ловко перевязала его рану.
 — Не думай, что эта рана ослабила меня, жена. Ты ослушалась меня. Я выпорю тебя за неповиновение, потому что ты поставила под угрозу свою жизнь.
 — Но я хотела спасти тебя от его предательства! Я знала, что кузен не осмелится сделать мне зло.
 Ее взгляд упал на окровавленную стрелу, и она тотчас же поняла, что теперь ей вряд ли удастся убедить мужа.
 — Вы правы, милорд, — сказала Кассия послушно. — Но что же нам делать теперь?
 — Подождем, пока стемнеет, — ответил Грэлэм лаконично. — Тогда я доставлю себе удовольствие и убью этого дурака.
 — Может быть, — начала Кассия, — если я выйду к ним… — Но под яростным взглядом мужа она проглотила недосказанную часть фразы.
 Время тянулось медленно, и Кассию начала одолевать жажда. Грэлэм скользнул в сторону от нее и присоединился к своим людям, чтобы посовещаться с ними. Далеко за скалами садилось солнце, бросая свои косые лучи на выступающие утесы. И вдруг Кассия выпрямилась, не веря своим ушам. Нет, это и в самом деле была ее тетка Фелис! Разве могла она не узнать эти гневные вопли!
 — Недоумок! — кричала Фелис своим неблагозвучным, как скрежет ржавых петель, голосом. — Тебе повезло, идиот, что один из твоих людей рассказал мне о твоем безумном плане! С каких это пор ты действуешь, не посоветовавшись со мной?
 Кассия не расслышала ответа Жоффрея, но на какое-то мгновение ее даже охватила жалость к нему. Не дело, если мать унижает сына при его людях, при солдатах!
 — Глупец, они сказали тебе правду! — вновь заскрежетала Фелис. — Черт возьми, Жоффрей! Я достаточно пролила слез из-за нас обоих, но теперь с этим покончено.
 Кассия повернулась и увидела Грэлэма, скользнувшего к ней и оказавшегося рядом. На лице его сияла широкая улыбка.
 — Еще одна женщина с царственными замашками, — сказал он, довольно рассмеявшись, — и эта мегера ни с кем не сравнится!
 — Убьешь англичанина и наживешь врагов, а Бельтер тебе не видать как своих ушей! — бушевала Фелис. — Неужели ты так хочешь жениться на своей кузине? Она придет к тебе без приданого, дурак! Подумай о собственном благе, Жоффрей! Англичанин — могущественный человек! За его жизнь ты положишь свою.
 Жоффрей бессильно и беспомощно смотрел на мать.
 — Он заслуживает смерти.
 — Болван, — презрительно ответствовала Фелис. — Лучше послушай меня, Жоффрей. Когда я узнала, что Морис женился на Мари де Шамфрэ из Нормандии, я изменила планы. Я нашла тебе прелестную девушку, мой мальчик, и она принесет нам в приданое прекрасные земли. Оставь англичанина и его худосочную жену в покое.
 — Как имя девушки?
 — Ее зовут леди Джоанна. Она англичанка, дочь графа Лестера, и как раз созрела как плод. Ее пора сорвать. Я обратилась к своему доброму другу Орланду де Марстону, чтобы он замолвил за нас словечко. Ее отец даст тебе в приданое за своей дочерью прекрасные земли в Нормандии. Тебе придется отправиться в Лондон познакомиться со своей нареченной. И это произойдет скоро, Жоффрей.
 Из груди Жоффрея вырвался тяжкий вздох:
 — Ладно, мама, — сдался он наконец. Фелис кивнула, будто и не ждала иного.
 — А теперь мне доставит огромное удовольствие сообщить лорду Грэлэму, что мы, что ты… выиграл.
 Она доехала до конца тропинки, с силой натягивая поводья своей кобылы.
 — Милорд Грэлэм, — позвала она.
 — Леди Фелис, — приветствовал ее Грэлэм: — Вы приехали забрать домой своего щенка?
 — Не слишком-то веселитесь, милорд, — провещала Фелис холодно, — я не хочу, чтобы мой сын рисковал своей… своим здоровьем из-за этой… девицы. Для него открываются более заманчивые возможности: скоро он женится на леди Джоанне, дочери графа Лестера! Она принесет ему большое богатство, а о красоте ее ходят легенды! Берите свою жалкую жену и уезжайте из Бретани!
 Фелис круто повернула свою кобылу и поехала к сыну.
 Грэлэм бросил взгляд на жену. Кассия изо всех сил сдерживала смех, но ей это не удавалось. И тут Грэлэм сам разразился громовым хохотом. Его смех не мог заглушить даже хохот его людей.
 — Нет, это слишком! — задыхалась от смеха Кассия.
 — Джоанна и Жоффрей!
 — Не так, милорд: Джоанна, Жоффрей и Фелис!
 — О Боже мой! Это достойная судьба для твоего кузена, моя любовь. Пусть получает свою драгоценную Джоанну!
 — Нам следует, — сказала Кассия чопорно, — послать свадебный подарок моему кузену и его невесте.
 — Да, — задумчиво ответил Грэлэм, прижимая ее к груди. — Думаю, подойдут хлыст и пара оков. Я готов биться об заклад, что Джоанна победит.
 Услышав топот копыт, Кассия подняла голову, Жоффрей и его люди уезжали.
 — А теперь, милорд, я хочу получше осмотреть твою руку.
 — А я, миледи, хочу выдрать тебя после того, как ты ее посмотришь получше.
 Грэлэм привлек ее к себе, и рука его ласкающим движением погладила ее пленительные бедра.
 — Может быть, я все-таки сделаю это лет через пятьдесят, — сказал он, целуя жену.




 Эпилог


 Грэлэм осторожно, стараясь не производить шума, открыл ставни и вдохнул бодрящий, свежий воздух раннего лета. Прошло уже полтора года, полтора года с тех пор, как он и Кассия возвратились в Вулфтон. И теперь у него был сын. Де Моретон полуобернулся, и улыбка тронула его губы. Взгляду его предстала Кассия, кормящая грудью их сына Гарри. Теперь ее волосы отросли много длиннее прежнего и струились мягкими локонами по плечам. Цвет золота, меди и бурых листьев, подумал он, цвет осени.
 Рыцарь покачал головой, вспоминая свои недавние тревогу и опасения, что она умрет родами. Потом сказал вслух:
 — Подумать только, всего четыре часа, миледи, и ты подарила мне вопящего сына. Наверняка в тебе есть капелька крестьянской крови.
 Кассия подняла на него глаза, блеснувшие озорной усмешкой.
 — Ты же хотел, милорд, племенную кобылу, а теперь жалуешься, что я оказалась недостаточно изнеженной!
 Она еще и теперь с трудом могла поверить, что та боль кончилась так быстро. Даже память о ней почти изгладилась. Кассия прижимала к себе сына, чувствуя, как силы возвращаются к ней, и ей хотелось кричать от счастья и радости так, чтобы было слышно на весь Вулфтон.
 — Он красивый, правда, Грэлэм?
 — Да, и, когда повзрослеет, будет соперничать мощью со своим отцом.
 Грэлэм с минуту задумчиво смотрел на сына.
 — Не могу сказать, чтобы наш малыш унаследовал хоть одну черту от своей нежной матери. Даже волосы у него будут как все грехи Сатаны.
 Кассия улыбнулась, прикладывая Гарри ко второй груди, а Грэлэм снова погрузился в мучительные воспоминания.
 — Ты меня напугала не на шутку, — наконец сказал он, приближаясь к постели, и в голосе его внезапно появилась хрипота. — Я уже был близок к тому, чтобы поклясться, что никогда больше не прикоснусь к тебе снова, если ты выживешь. Но как раз, когда я готов был принести клятву вечного целибата, ты мне улыбнулась и попросила меня взглянуть на чудо, которое сотворила.
 — Интересно, — размышляла Кассия вслух, — что было бы, если бы тебе пришлось сдержать клятву. Но этой тайны нам никогда не узнать.
 Она прижала к себе Гарри, смотревшего на нее затуманенными глазками, и рассмеялась.
 — Он чудо, правда, Грэлэм? Из него вырастет великий и могущественный человек, такой же, как его отец.
 — Будем надеяться, что он сможет защитить сестер, которые у него родятся в следующие несколько лет.
 Кассия только улыбнулась. Она отняла от груди уснувшего сына. Грэлэм взял его, осторожно держа на сгибе локтя.
 — Не могу поверить, что когда-то был таким же маленьким и уязвимым.
 — И так же зависел от женской заботы.
 — О, в это-то я как раз могу поверить. Этот урок я получил достаточно поздно от одной маленькой упрямицы.
 Он перевел глаза со сморщенного личика сына на жену.
 — Ты хорошо себя чувствуешь, Кассия?
 — Да, — ответила она, лениво потягиваясь, — но как жаль, что он так похож на тебя. Мне кажется это несправедливым, раз мне пришлось проделать большую часть работы.
 — Возможно, что его глаза будут светло-карими, орехового цвета и плутоватыми.
 — Ха! Нет уж, пусть они будут черными. Но, может быть, у него хотя бы будут ямочки на щеках. Мне хочется на это надеяться.
 Грэлэм широко улыбнулся жене и осторожно опустил сына в колыбель. Потом легонько провел пальцем по гладкой щечке ребенка, чувствуя, как в груди его ширится гордость. И в эту минуту он молча принес клятву, что сын его никогда не узнает грубости и жестокости, выпавших на его долю. Сидя на постели рядом с Кассией, он казался необычно серьезным.
 — Ладно, милорд, — в голосе Кассии все еще звенел смех, — у него не будет ямочек. Я пошутила. Мне вовсе не хотелось тебя расстраивать.
 — Да пусть будут где угодно, хоть на заднице, — сказал Грэлэм добродушно. — Он вырастет сильным мужчиной, Кассия, но я научу его питать почтение к женщинам: он будет знать, что его долг — защищать их.
 — Лучшего учителя и желать не приходится, милорд.
 Грэлэм тряхнул головой и тоже улыбнулся.
 — Кажется, я становлюсь не в меру серьезным, моя любовь, а мне хотелось рассмешить тебя. Мы получили послание от твоего отца.
 Глаза Кассии блеснули:
 — Должно быть, в нем есть что-то забавное?
 — Да. Там речь идет не только о Мари и детях, но и о Жоффрее.
 Он улыбнулся еще шире, и Кассия хлопнула его по плечу.
 — Скажи мне, Грэлэм! Что случилось?
 — Похоже, что твоя тетка Фелис и Джоанна заключили нечто вроде альянса против Жоффрея. Жоффрей женился всего три месяца назад и уже бежал в Париж, чтобы избавиться от них.
 Веселый смех Кассии заполнил всю комнату.
 — Мне жаль его. Бедный Жоффрей!
 — Но прежде чем уехать, он сделал Джоанне ребенка. По крайней мере сделал хоть что-то приятное для своей матери.
 — Кстати о детях — когда мы увидим сына Гая?
 — Надеюсь, скоро. К сожалению, он приедет без Бланш. Она снова ждет ребенка.
 Грэлэм глубоко вздохнул.
 — Такая покорная, уживчивая, нежная женщина. Так хорошо понимает потребности своего мужа.
 Кассия следила за ним серьезным взглядом, но в глубине ее глаз поблескивали смешинки: эта шутка, известная им обоим, была уже не новой.
 — Эта иллюзия, Грэлэм, легко может рассыпаться от любого прикосновения или слова.
 Пока она говорила, он протянул руку и приподнял ее потяжелевшую грудь, как бы взвешивая ее.
 — Я говорил тебе, как ты прекрасна, Кассия?
 — Кажется, со вчерашнего дня не говорил ни разу. Но… Она снова умолкла, потому что муж ее, нежно к ней прикасаясь, снял с нее ночную рубашку, прижался лицом к ее груди и, взяв в рот сосок, принялся слегка его посасывать. Кассия ощутила, как наслаждение, пронизавшее все ее тело, окрасило румянцем ее щеки.
 Она пропустила густые пряди его волос сквозь пальцы и притянула мужа ближе к себе. Подняв голову, Грэлэм несколько мгновений пристально смотрел ей в глаза.
 — Не могу поверить, — сказал он хрипло, — что мой жадный сын получает от своей матери столько же наслаждения, сколько я. Твое молоко сладкое и свежее, как и ты сама.
 — Умоляю тебя, милорд, и впредь думать так же, — ответила Кассия, и голос ее пресекся от полноты чувств.
 — Так будет всегда, миледи. Уж это-то я тебе твердо обещаю. — И Грэлэм, крепко поцеловав, нежно привлек жену к своей могучей груди.