Аннотация: Прекрасная Эмил, оказавшаяся пленницей легендарного вождя шотландских горцев Парлана Макгуина, опасалась за свою честь.
 Однако благородный похититель поклялся девушке, что даже и не прикоснется к ней — против ее воли. Могла ли думать она, что это обещание — ловушка? Многоопытный и привлекательный шотландец не пожалеет усилий, чтобы покорить сердце гордой Эмил, и заставит ее принадлежать ему — заставит не силой, но любовью…


---------------------------------------------


 Ханна Хауэлл
 Под счастливой звездой



 Часть 1



 Глава 1

  Шотландия, 1500 год 
 Когда могучий жеребец неожиданно прогнулся под молодым человеком, встал на дыбы, а затем рухнул на землю, увлекая за собой всадника, на красивом лице юноши поначалу отразилось только неподдельное изумление. Продолжая созерцать расширившимися от удивления глазами непокорное животное, он отряхнулся и, утвердившись на ногах, смерил взглядом хрупкую девушку, сидевшую неподалеку. Та самым откровенным образом потешалась над ним.
 — Когда это ты, малышка, успела научить коня подобным штукам? — осведомился он с уважением.
 — Пока ты, Лейт, распутничал в Абердине.
 Тот ухмыльнулся и прилег на траву рядом с сестрой, подложив руки под голову.
 — В каком-то смысле это была еще и духовная жизнь.
 — Нет, распутная, распутная, — выдохнула Эмил, и в ее аквамариновых глазах появились искорки смеха. — Неизвестно еще, что скажет по этому поводу тетушка Мораг…
 — Вот этого я точно не переживу, — заметил Лейт, усаживаясь. — Однако нам пора отправляться домой. День догорает.
 — Уже? Весь последний месяц я просидела взаперти.
 — Так будет безопаснее. Ты ведь знаешь, поблизости рыщут Макгуины. Не следовало мне поддаваться на твои уговоры и соглашаться на эту поездку, хотя ты и переоделась парнем. Уж слишком заметен твой белоснежный жеребец. — С этими словами брат подал девушке руку, и они направились к пасшимся неподалеку коням. — Расскажи мне лучше, о какой это свадьбе все болтают. — Тут он заметил, как побледнело лицо Эмил. — Ого…
 Дело, стало быть, серьезное?
 — Серьезнее не бывает. Мне от одной мысли об этой свадьбе становится не по себе. Я Рори Фергюсона на дух не переношу.
 Лейт, признаться, относился к этому человеку ничуть не лучше, но решил своего мнения не высказывать.
 — Я переговорю с отцом, — только и произнес он.
 — А что это даст? Все бесполезно. Помолвка состоялась, когда я еще лежала в колыбели. Можно подумать, отец просто хочет от меня избавиться!
 Увы, в словах девушки заключалась печальная истина. С того самого дня, как Эмил стала больше походить на женщину, чем на ребенка, отец старательно избегал ее. И не одного только Лейта озадачило подобное отношение отца к дочери, но и обеих старших сестер Эмил, как, впрочем, и младших братьев, да и всех других членов клана. Но любая попытка обсудить это с главой семьи наталкивалась на его молчаливое сопротивление или вспышку ярости. И вот скоро наступит день, когда он собирался отдать дочь в руки человека, о котором ходили самые дурные слухи.
 — Тем не менее я с ним поговорю. Он хотя бы объяснил тебе, почему этот брак столь необходим?
 — А как же, — ответила с горечью девушка. — Он дал слово старому другу.
 — Этого, знаешь ли, недостаточно. Уж коли он намерен выдать тебя замуж за человека, которого ты терпеть не можешь, следовало бы придумать причину поосновательнее.
 Эмил улыбнулась. Лейт был слишком похож на отца.
 Он имел обыкновение отдавать короткие команды и ждал, что им станут безоговорочно повиноваться. Но в отличие от родителя Лейт требовал объяснений каждому поступку. Девушка знала, что гнев брата вряд ли избавит ее от брака с Рори Фергюсоном, но ей было приятно иметь в семье союзника. По крайней мере брат мог узнать у отца об истинной подоплеке этого решения.
 Поначалу Эмил думала, что ее брак должен увеличить мощь и влияние клана Менгусов, который, хотя и был весьма богатым, численно уступал Макгуинам, имевшим обыкновение устраивать набеги на их владения. Потом эта мысль отпала, поскольку браки ее сестер — Джиорсал и Дженнет — уже связывали их семейство с Маквернами и Бротами, значительно упрочившими силу Менгусов. Получалось, что ее брак с Рори Фергюсоном не придаст их клану больше силы и блеска, зато сделает ее, Эмил, несчастной.
 Лейт чувствовал настоятельную потребность поскорее оказаться дома, и не только потому, что день клонился к закату. Уж он-то знал: отец отдает себе отчет в том, что за человек Рори. Лейт абсолютно не понимал, отчего отец невзлюбил Эмил, самую хорошенькую и умную из всех сестер, и почему он собирался выдать ее замуж за подобного типа.
 И чем больше парень думал о любимой сестренке, которая скоро окажется в объятиях Рори Фергюсона, тем меньше ему нравилась затея с их браком. Так или иначе, этому следовало положить конец.
 Но что бы там ни думал себе Лейт, он мгновенно забыл об этом, как только на поляне показались всадники из клана Макгуинов. Молодой Артайр Макгуин невольно спросил себя: что делают два этих юных безумца на тропе, по которой его люди возвращались из набега? Мгновенно опознав цвета Менгусов, он решил порадовать своего старшего братца и прихватить с собой эту парочку, чтобы впоследствии получить выкуп. Кстати, у этих двоих были отличные кони, которые сами по себе представляли ценную добычу. Признаться, брат вовсе не посылал его в этот набег, но Артайр решил, что подобная удача поможет ему оправдать свое самоуправство.
 Выхватив из ножен меч, Лейт встал между Эмил и Макгуинами, подтолкнув сестру к лошади.
 — Беги. Я их задержу.
 Мгновенное замешательство, охватившее девушку, стоило ей дорого. Не успела Эмил вскочить в седло, как один из Макгуинов оказался рядом и попытался ухватить ее коня за поводья. Она ударила его в лицо обутой в сапожок ногой и сбросила на землю. Увы, с ее стороны это было победой лишь отчасти — в следующее мгновение ее со всех сторон окружили Макгуины, перекрыв путь к спасению. Девушка стала отбиваться и нанесла нападавшим несколько довольно сильных ударов.
 Стычка, казалось, продолжалась целую вечность, но Эмил понимала, что все завершилось за несколько минут.
 Сурового вида воин закончил бой, хорошенько стукнув ее по лбу клинком плашмя. В тот момент, когда сознание ее покидало, девушка заметила, как на брата навалилось не менее полудюжины Макгуинов. Напоследок Эмил испустила чудовищный вопль, всем существом протестуя против смерти брата.
 Первое, что она ощутила, приходя в себя, был сильный запах конского пота. Потом девушка осознала, что лежит связанная на спине собственного коня, упершись носом прямо во влажную попону. Лошади шли галопом, Эмил трясло и подбрасывало на кочках и выбоинах, попадавшихся на дороге, однако она почти не чувствовала этого. Зато голова раскалывалась и отзывалась острой болью на каждый толчок.
 Ей так и не удалось увидеть Лейта, и оставалось только надеяться, что он тоже, связанный, лежит поперек крупа одной из лошадей. Мысли о том, что брат погиб, Эмил допустить не могла.
 Девушке удалось краем глаза заметить замок Макгуинов; лошади одновременно замедлили ход. Она похолодела: вряд ли можно было рассчитывать на побег, оказавшись за воротами. Она была никудышным бойцом, но вполне могла оценить достоинства этого укрепленного гнезда, способного исполнять как функции крепости, так и тюрьмы. Сомнений в том, что их с Лейтом будут держать в этих стенах до получения выкупа, не оставалось — в этом и заключался весь ужас ее положения. Прежде всего необходимо было выяснить, догадались ли эти люди, что она — женщина. А если нет, то как долго она могла еще разыгрывать роль парня?
 Она достаточно наслышалась о суровых нравах горцев и не заблуждалась насчет того, как с ней поступят, если дознаются, что один из двух пленников — девушка.
 — Эй ты, просыпайся. Это я тебя сюда приволок, паренек, предварительно выколотив из тебя лишнюю дурь.
 Она на мгновение зажмурилась — стало быть, они еще не поняли, кто она. Потом, распахнув глаза пошире, огляделась. Коренастый темноволосый мужчина был занят тем, что распутывал веревки, стягивавшие ее запястья и лодыжки. Он не показался ей похожим на головореза, но теперь Эмил знала, что первое впечатление бывает обманчивым. К примеру, девушка привыкла доверять отцу — и вот выяснилось, что она, оказывается, ошибалась в нем.
 — И нечего зыркать на меня, паренек, — жизнерадостно прогудел тюремщик Эмил, снимая с нее последние путы и ловя своими ручищами, когда она беспомощно сползла со спины Элфкинга. — Вряд ли тебе по силам привести в исполнение угрозу, которую легко прочесть в твоих глазах.
 — Отведи их в подземелье, Малколм, — холодно скомандовал Артайр.
 Поддерживая все еще слабую Эмил, Малколм нахмурился.
 — Их-то всего двое — парнишек, значит. И оба сейчас не в лучшей форме.
 Артайр строго свел брови.
 — Эти, как ты говоришь, парнишки отколотили половину моих людей! Так что в подземелье им самое место. Пока они будут там сидеть, мне не придется думать об охране. А потом приедет Парлан и решит, что с ними делать. Будем надеяться, он назначит за них выкуп.
 Малколм продолжал хмуриться; он все еще поддерживал Эмил, поскольку ему казалось, что парнишка пока не совсем пришел в себя. Он заметил, что и другой молодой человек нуждается в его помощи. Он не сомневался, что сажать в темную яму двух пареньков — ненужная жестокость. Никакой угрозы пленники теперь не представляли. Малколм был уверен, что лэрд — будь он в замке — счел бы подобную меру излишней. Тем не менее надо было выполнять приказ. Когда Малколм, прижимая к себе тело Эмил, приблизился к двери, которая вела в узилище, он вдруг заметил, что за ним по пятам следует большой белый жеребец, яростно отражавший малейшие попытки схватить его под уздцы и остановить. Горец оглядел коня со смешанным чувством удивления и страха.
 — Поставь меня на землю, — сказала девушка.
 — Но ты и стоять-то не в силах, — пробормотал он, продолжая гипнотизировать взглядом коня, находившегося от него в угрожающей близости.
 — Тогда приподними мне голову. Я должен поговорить с Элфкингом, иначе он убьет всякого, кто помешает ему следовать за мной.
 Поддерживая Эмил, горец принялся наблюдать, как парнишка гладил жеребцу голову, приговаривая:
 — Успокойся, Элфкинг. Ты не можешь сейчас идти за мной. Оставайся с этими людьми. Я сюда вернусь, но позже. — Эмил почувствовала, что на нее снова надвигается беспамятство. — Боюсь, тебе снова придется меня нести, мистер Малколм…
 — Нехорошо это, — пробурчал Малколм минутой позже, когда дверь тюрьмы захлопнулась за беспомощными пленниками.
 — У тебя всегда было доброе сердце, — отозвался один из его друзей, впрочем, без осуждения в голосе.
 — Малколм и впрямь слишком мягкосердечен, но на этот раз он прав, — заметил Лаган Данмор, кузен лэрда, который частенько навещал Макгуинов.
 — Прав он или нет, но, пока Парлан в отлучке, наш лэрд — Артайр. Он приказал посадить парней в яму — значит, так тому и быть.
 Лаган с Малколмом обменялись взглядами, после чего первый со вздохом произнес:
 — Давайте молиться, чтобы Парлан не слишком задержался и к его возвращению за ребят все еще можно было бы взять выкуп.
 — Или деньги, чтобы достойно их похоронить, — веско произнес Малколм, прежде чем удалиться.
 Когда Эмил очнулась, ее со всех сторон окружала тьма.
 Постепенно, правда, ей удалось различить кое-какие детали.
 Прежде всего вокруг было сыро, а под ней находилась одна только холодная сырая земля. Потом, заметив над головой очертания решетки, она окончательно утвердилась в мысли, что находится в темнице, а возможно, в подземелье. Подавив острое желание закричать — девушка понимала, что это бесполезно, — она решила ни за что не выказывать тюремщикам своего ужаса.
 Заставив себя усилием воли не думать об обитателях узилища совсем иного рода, которые наверняка ползали во тьме, Эмил принялась за поиски Лейта. В тесной яме отыскать брата не составило труда. Он по-прежнему был без сознания. Она положила голову Лейта себе на колени и, поглаживая, попыталась отыскать на ощупь следы ранений.
 — Эмил? — простонал Лейт и сделал попытку подняться, но потом снова без сил откинулся на колени сестры.
 — Я здесь, Лейт. Где у тебя болит? На ощупь мне не удалось отыскать твоей раны, а здесь так темно, что я вряд ли смогу ее разглядеть.
 — Со мной все в порядке. Так, несколько царапин и синяков. Не беспокойся.
 Девушка нахмурилась, поскольку голос брата прозвучал слишком слабо, но убедиться в том, что он говорит правду, она не могла — не было света.
 — Нас бросили в подземелье.
 Лейт нащупал ее ладонь и успокаивающе сжал.
 — Это не надолго. Нас отдадут за выкуп. Отец постарается внести деньги побыстрее. — Неожиданно из его уст вырвалось подобие смеха. — Должно быть, мы им основательно наподдали — иначе зачем было сажать нас в яму?
 Так что мы для них два парня, это уж точно.
 Девушка поняла, что брат ждет от нее подтверждения своим словам, и охотно отозвалась:
 — Да, это так. Только вот что ответить, когда они спросят, как меня зовут?
 — Скажи, что твое имя Шейн. А уж отец поймет, что к чему, и будет при переговорах вести себя соответственно. Он только порадуется проявленной тобой смекалке.
 — А сейчас он, должно быть, думает, куда мы делись. — вздохнула девушка, хотя понимала, что отец станет волноваться главным образом за Лейта.
 Как только Лахлан Менгус обратил внимание на отсутствие двух своих отпрысков, пришла весть о том, что Макгуины напали на Фергюсонов. А когда посланные им на поиски люди вернулись ни с чем, он стал опасаться самого худшего.
 Заповедные места, куда брат с сестрой отправлялись на верховые прогулки, могло статься, лежали на пути отступавших с добычей Макгуинов, которые, разумеется, были бы не против пополнить ее двумя пленниками. Только глупец отказался бы захватить представителей враждебного клана, за которых можно было получить выкуп, а Парлан Макгуин вовсе не был глупцом.
 День сменил ночь, а Лахлан все сидел за столом и пил стакан за стаканом в ожидании, когда придут какие-нибудь вести о судьбе его детей. Со своим наследником и младшей дочерью он не согласился бы расстаться ни за что на свете и сомневался, что смог бы пережить такую утрату, несмотря на то что у него имелось еще четверо детей. В ожидании требования выкупа глава клана даже произвел ревизию своего кошелька да и вообще денежных дел. Хотя еще один день прошел и не принес с собой никаких известий о пропавших, Лахлан продолжал надеяться, что его сына и дочь захватили в плен. Он верил, что они живы. И ничто не могло бы убедить его в обратном, пока сам не увидел бы их безжизненные тела.
 Эмил боялась за жизнь брата. Хотя его раны, возможно, не были столь уж серьезными, их не лечили. Двое суток, проведенных в холодной темной яме, окончательно истощили молодого человека, и он почти все время был без сознания.
 Кроме того, Эмил была уверена, что брата сжигает лихорадка. Скудная пища, подававшаяся раз в день, и одно тонкое одеяло на двоих отнюдь не способствовали выздоровлению.
 Девушке не хотелось верить в жестокость тюремщиков, к которым она время от времени напрасно взывала. Были два человека, которые поначалу проявляли некоторые признаки жалости, но потом эти люди куда-то пропали. Сменившие их жестокосердные служаки намекнули, что именно их заботами бедняги были отставлены от места.
 Когда пленникам вновь принесли скудную еду, что знаменовало начало четвертого дня заключения, всякие сомнения, что брат страдает от жестокой лихорадки, у Эмил отпали.
 Она держала голову Лейта на коленях и рыдала, оттого что ей даже не предоставили возможности отереть от пота его пылавшее лицо. Девушка почти не спала ночью — так, забывалась дремотой несколько раз, когда брат на короткое время прекращал метаться. Теперь она всматривалась заплаканными глазами в лицо человека, который, в свою очередь, смотрел на нее сверху вниз, стоя у края решетки, закрывавшей яму.
 — Неужели вы и сейчас не заберете его из этой дыры?
 — Не могу я, парень, — отвечал страж, испытывая невольную жалость к этому рыдающему ребенку. — Лэрд еще не вернулся — такое, понимаешь, дело. А пока всем в замке заправляет его брат, который никаких распоряжений насчет освобождения не отдавал.
 — Ну и глуп же этот брат! За что, спрашивается, он собирается получать выкуп? За мертвое тело? Даже слепец способен заметить, что у моего брата горячка. Ведь он может умереть!
 У стража не хватило смелости рассказать, до какой степени глуп Артайр. Он был не способен соображать от беспрерывного пьянства, которому предавался со дня успешного завершения набега. Не было никакой возможности добиться от него разумного слова, не говоря уже о разрешении помягче обращаться с пленниками. Тем не менее никто не отваживался изменить судьбу молодых людей без его приказа. Стоило напомнить ему, в какую ярость придет Парлан, если один из пленников умрет, как он бросался на непрошеного доброхота с кулаками. Оставалось ждать возвращения Парлана. Со вздохом тюремщик закрыл решетку, поморщившись от вони, доносившейся из ямы. Сидевший внизу парнишка был остер на язык, и тюремщику не хотелось с ним спорить. Зато он с удовольствием бы послушал, как ответил бы на злобные выпады пленника Артайр, доведись тому спуститься вниз. Своей глупостью он заслужил худшие из ругательств.
 — Как сегодня Артайр? — спросил тюремщик воина, стоявшего на страже у входа в подземелье. Он настолько проникся жалостью к пленникам, что уже решил было рискнуть и снова воззвать к милосердию брата лэрда.
 — У него болит голова, и он пьет, чтобы излечить эту боль. А как дела у пленных?
 — Если лэрд не вернется в ближайшие два дня, в яме останется только один парень, полный желания отомстить за своего умершего родича.
 Эмил сама удивлялась нараставшему желанию мстить, которое пробилось даже сквозь скорбь и печаль, целиком владевшие ею.
 Она держала на руках брата, рыдала и при этом думала, что за все время заключения никто даже не удосужился спросить их имен, а это означало, что мысль о скором выкупе и освобождении пришла в их головы преждевременно. Из разговоров тюремщиков девушка сделала вывод, что единственной возможностью спасти Лейта является скорое возвращение Черного Парлана, главы клана Макгуинов, которого в этих местах боялись как огня. Вот странно, думала она, приходится уповать на возвращение человека, чьим именем няньки пугают непослушных детей!
 Эмил даже позволила себе рассмеяться при этой мысли, но прозвучавшая в голосе истерическая нотка заставила ее сразу же замолчать.
 Прижав к себе пылающего от лихорадки Лейта, она принялась укачивать его, словно дитя. Следовало во что бы то ни стало сохранить ясность ума, а в темной вонючей яме это было совсем нелегко. Одно только зрелище умиравшего у нее на руках брата сводило с ума. Неожиданно она поняла, что продала бы душу сатане, если бы это помогло излечить Лейта. Вкладывая в слова молитвы всю душу, пленница принялась молиться о здравии брата и скором возвращении Черного Парлана, так и не осознав окончательно, кому возносит мольбы — дьяволу или Богу.
 Кэтрин Данмор потянулась всем телом, словно кошка.
 Ей потребовалось немало трудов и времени, чтобы залучить в свою постель Черного Парлана, но дело того стоило. По сравнению с ним все ее предыдущие любовники выглядели сосунками. Он стоял, разглядывая что-то за окном, а она наслаждалась видом его мощного, мускулистого тела. Теперь уж он попался — ему не выскользнуть из ее сетей. Эта женщина верила в свои чары и была убеждена, что несколько ночей, проведенных вместе, свяжут их навсегда.
 — Возвращайся в постель, Парлан, — промурлыкала она и даже облизнулась, когда он повернулся к ней, демонстрируя все свои достоинства.
 Карие глаза — такие темные, что казались черными, смотрели на лежавшую на кровати женщину без всякого выражения. Парлан не любил Кэтрин, но не мог отрицать, что она обслужила его, что называется, по первому разряду. В ее чувственной ненасытности таился какой-то вызов, но Парлана не волновал душевный настрой женщины. Не думал он и о том, что является для нее кем-то большим, нежели просто самцом. По его мнению, Кэтрин могла столь же пылко отдаваться любому другому существу, обладающему теми же мужскими достоинствами, что и он.
 Вздохнув, Парлан направился к постели, где Кэтрин не так давно продемонстрировала ему все, на что способна распаленная похотью самка. Теперь, правда, ее чувственность его не волновала, поскольку собственную он уже утихомирил. Заметив на лице женщины гнев в тот момент, когда потянулся за своей одеждой, Парлан попытался было подобрать нужные слова, чтобы попрощаться. Говорить что-либо следовало осторожно — Кэтрин как-никак была преданным союзником их семейства. Стоило хотя бы в малейшей степени оскорбить ее — и могла разразиться "буря, а иметь дело с женскими истериками Парлану в данный момент не хотелось. Семейство Кэтрин весьма желало бы выдать ее замуж, а это делало женщину в определенном смысле опасной.
 Надевая дорожные штаны, он позволил себе ухмыльнуться. Ее бы воля — она бы оставила его «дружка» себе на веки вечные. Признаться, ночью «дружок» пребывал в таких тяжких трудах, что его и на самом деле можно было одолжить ей на несколько дней — от него теперь проку было мало. Снова ухмыльнувшись — на сей раз тому странному направлению, которое приобрели его мысли, Парлан признался себе, что ему, собственно, не на что жаловаться — он сам поддался ее чарам и откликнулся на недвусмысленное предложение.
 Еще месяцев шесть назад он с радостью бы снова забрался в ее постель, готовый продолжать баталию страсти. Но прошло время — и выяснилось, что стоило ему переспать с этой женщиной, как интерес к ней угас. В двадцать восемь лет он знал, что его мужественность не требует доказательств.
 Дело заключалось в том, что именно он хотел получить от женщины, а как раз этого в объятиях Кэтрин Данмор он найти не мог.
 — Ты не можешь просто взять и уехать от меня! Еще совсем рано.
 — Это верно, но рассвет близок, а путь до Дахгленна неблизкий, — пробормотал Парлан, стараясь не смотреть в ее сторону.
 — Нет, ты и в самом деле решил уехать? — женщина сдерживалась с трудом: еще немного — и она прокричала бы эти слова прямо ему в лицо.
 — Я должен. Меня не было почти месяц, а на такой долгий срок оставлять без присмотра Артайра нельзя. — Парлан нахмурился, поскольку мысль о том, что мог натворить Артайр в его отсутствие, не давала ему покоя.
 — Надеюсь, ты не волнуешься по поводу того, что он в твое отсутствие попытается захватить власть?
 — Нет, но сейчас он занимает слишком важное место, а у него в голове слишком мало мозгов. У меня есть кое-какие планы на будущее, и я не могу позволить ему их расстроить по глупости.
 Кэтрин решила не дразнить гусей и не расспрашивать о планах Парлана до поры до времени. Усевшись на постели, она принялась прибирать волосы таким образом, чтобы они не скрывали соблазнительных округлостей ее тела, которые — она знала — так нравились мужчинам. Все закончилось слишком быстро, Кэтрин требовалось больше времени, чтобы подчинить себе Парлана. Ее семейство настоятельно требовало, чтобы она вышла замуж вторично. И в этом смысле лучшей кандидатуры, чем Парлан Макгуин, не сыскать. Удержать его воплями о поруганной девственности и соблазненной невинности было невозможно — слишком уж много сплетен ходило о ее любовных утехах после ранней смерти мужа, который скончался два года назад. Тем не менее кое-какие пути залучить Парлана в брачное ложе существовали.
 Они, однако, требовали времени. Кэтрин не хотелось упускать шанс. К сожалению, было похоже, что Парлан ее точку зрения не разделял.
 — Брось, Парлан, — произнесла она, протягивая руку, чтобы прикоснуться к его гениталиям и пряча свой гнев перед лицом его очевидного равнодушия. — Что может значить еще одна ночь?
 — Я и так слишком загостился, — кратко ответил он и, надев стеганый колет, выбрался из плена ее рук. — Все готово к отъезду, откладывать смысла нет.
 Сжав зубы, чтобы сдержать слова упрека, она помолчала, затем осведомилась:
 — И когда прикажешь ждать тебя назад?
 Парлан понял, что женщина не догадывается, сколь ничтожное место занимает в его жизни.
 — Трудно сказать. В это время года всегда прорва дел.
 — Мне тоже следует поторопиться домой, — соврала Кэтрин не моргнув глазом. — Возможно, остановлюсь в Дахгленне, чтобы передохнуть.
 — Как тебе будет угодно. — Целуя женщину в щеку, он пожелал, чтобы этого не случилось. — Счастливо оставаться, Кэтрин.
 Как только мужчина удалился, Кэтрин выместила весь свой гнев на том, что ее окружало: разбросала одежду, покрывала и даже расшвыряла по комнате стулья. Нет, решила она, немного успокоившись, Парлану не удастся отделаться от нее так же легко, как от трактирной шлюхи.
 Она, Кэтрин, даст ему время привести свои дела в порядок, после чего явится в его замок погостить. Как только она займет место в постели рядом с ним, все так или иначе образуется.
 Рассвет застал Парлана на пути к Дахгленну. Он гнал коня что было силы. Хотя он не имел ничего против того, чтобы пожить в городе, Парлан не слишком любил пребывать вдали от родового гнезда. Если бы Артайр был постарше и поумнее, в город по делам Парлан посылал бы его.
 Увы, старший в роду знал, что Артайр станет там пьянствовать, волочиться за женщинами и обзаведется кучей врагов, которых и так было с избытком. Все это наводило Парлана на печальные мысли и объясняло, отчего чаще всего с ним рядом оказывался Лаган Данмор. Оставалось лишь надеяться, что в его, Парлана, отсутствие Артайр не натворил ничего ужасного.
 Когда два дня спустя Парлан наконец добрался до родового гнезда, Дахгленна, и въехал под своды ворот, он сразу догадался: что-то все же произошло. Люди приветствовали его с привычным подъемом, но с трудом скрывали вздохи облегчения. Было похоже, что с ним хотят поговорить, но никто не отваживался начать. Парлан собрался уже было схватить кого-нибудь за шиворот и потребовать объяснений, но в этот миг увидел коня.
 Увидел — и замер от восхищения. В тот момент ему даже не пришло в голову спросить, откуда в замке это животное, — настолько он был погружен созерцанием достоинств жеребца. Конь был как минимум на локоть выше в холке его собственного, а силуэт свидетельствовал о том, что животное очень сильное и выносливое. Белоснежная шерсть коня поражала удивительно чистым и ярким цветом. Парлан хотел было уже отдать приказ оседлать его для себя, несмотря на очевидную агрессивность белоснежного красавца, когда в Дахгленн въехали Малколм и Лаган. Они-то не стали дожидаться удобного момента, чтобы переговорить с Парланом.
 — Вы уже видели это великолепное животное? — спросил Парлан, замечая, однако, что товарищи чем-то озабочены.
 — Да, видел, — бросил Малколм и, повернувшись к кому-то из слуг, осведомился:
 — Как дела у парней?
 — Не слишком хороши. Тот, что постарше, сильно болеет, а другой проклинает нас на чем свет стоит.
 — И недаром! — воскликнул Лаган. — Разве с ними Обошлись по-человечески?
 — Воду и еду они получают регулярно, — робко запротестовал кто-то.
 — Вчера я дал им еще одеял, но, боюсь, младший оказался прав, когда ответил, что они сгодятся им в качестве саванов, — пробурчал тот, кто говорил первым.
 — Молчать! — Тишина, наступившая после окрика Парлана, была зловещей. — Что за парни? — поинтересовался он.
 — Артайр совершил набег на Фергюсонов, — объяснил Лаган, зная, что Парлан будет недоволен, поскольку не давал такого приказа. — Когда мы возвращались назад, то случайно наткнулись на двух парнишек в облачении клана Менгусов и прихватили их с собой.
 — Сколько лет парням?
 — Одному лет двадцать, а может, годом-двумя меньше, — ответил Малколм. — Кто-нибудь из присутствующих здесь назвал бы его мужчиной, по мне же он — как есть парнишка. Ну а второму уж точно не больше двенадцати.
 — Какую сумму выкупа за них назначили?
 — Никакую, — произнес Лаган после заминки-. — Оба гниют в яме в ожидании, когда ты вернешься и решишь, что и как.
 Малколм и Лаган последовали за Парланом, который двинулся к входу в темницу. Помешкав, за ними отправились еще несколько человек; когда выяснилось, что Артайр не в силах явиться пред очи брата по причине сильнейшего опьянения, гневу Парлана не было предела. Обитатели замка бросались от хозяина врассыпную, когда он, печатая шаги по камню, направился к темнице, откуда доносились негромкие стенания.
 Решетка, закрывавшая яму, была поднята в одно мгновение, и Парлан заглянул в глубину, держа на вытянутой руке фонарь. Он увидел небольшого парнишку, прижимавшего к себе другого, постарше. Младшенький укачивал его на коленях и тихо плакал. Старший из молодых людей явно был опасно болен. Неожиданно младший понял, что за ними наблюдают, и поднял глаза. Даже испачканное грязью и подтеками слез его небольших размеров личико было слишком тонким и красивым для мальчика. Его не портила даже гримаса ярости и ненависти, исказившая черты. Пытаясь подавить в себе очередной приступ ярости на брата, Парлан, однако, внимательно осмотрел пленников.
 В любое другое время этот пристальный взгляд напугал бы Эмил, но сейчас она не рассуждала и не колебалась. Обняв крепче умиравшего брата, девушка воскликнула:
 — Эй вы, падаль! Вонючие стервятники! Слишком рано вы явились за своей добычей! Это тело пока еще вам не принадлежит!
 — Поднимите их наверх. Немедленно! — гаркнул Парлан и, развернувшись на каблуках, отошел от ямы в сторону.
 Голос лэрда при этом прерывался от гнева.

 Глава 2

 На мгновение Эмил показалось, что она ослышалась, но потом стало ясно, что яму навестил Черный Парлан собственной персоной. Лэрд произнес несколько коротких и ясных команд. Теперь, когда у нее на руках лежал больной брат, девушку мало волновало, относились ли они к ней тоже.
 Она не просила свободы и, когда Лейта подняли наверх, снова опустилась на холодный пол.
 — К тебе это тоже относится, паренек, — сказал Парлан, все еще пытаясь справиться с бушевавшим в его душе гневом на Артайра — хотя бы для того, чтобы не напугать мальчика.
 Она отбросила руки, которые протянулись, чтобы помочь, и сама поднялась вверх по веревке. Хотя пребывание в яме основательно подточило силы Эмил, она отказывалась это признавать и тем более — демонстрировать.
 Впрочем, кое-какие силы у нее были: она тайком упражнялась в яме — когда Лейт забывался тяжелым сном — и теперь могла стоять перед людьми Парлана прямо, не качаясь.
 — Не смей меня трогать, свинья, — прошипела она в ответ на очередную попытку ей помочь.
 Парлан не привык, чтобы с ним разговаривали в подобном тоне, но усилием воли подавил инстинктивную вспышку ярости. Спустя некоторое время его даже позабавила отвага грязного, жалкого на вид маленького мальчика. Но это было потом. Теперь же Парлан пытался уладить неприятную ситуацию, возникшую по милости Артайра. Хотя оба мальчика были в грязи и воняли черт знает как, их одежда свидетельствовала, что они принадлежат к верхушке клана Менгусов. Бездумный поступок брата легко мог положить начало кровавой вражде двух семейств. А этого Парлану совсем не хотелось.
 Когда процессия добралась до жилого помещения, Макгуины наконец-то приступили к врачеванию ран Лейта, по-прежнему находившегося без сознания. Эмил старалась им не мешать, но внимательно следила за всем, что делали с ее братом. Хотя помощь и запоздала, что было очевидно, девушка подивилась тому проворству, с коим Лейт был раздет, вымыт и уложен на чистые простыни. По счастью, раны парня не нагноились, хотя и не зажили. По-прежнему над юношей витала угроза смерти.
 — Как вас зовут? — сурово осведомился Парлан.
 Эмил ничуть не испугалась, вновь оказавшись перед темными грозными очами главы клана Макгуинов.
 — Шейн и Лейт Менгус. Причем Лейта вы едва не угробили, — сказала она.
 Затейливо ругаясь, Парлан лично принял участие в обработке ран молодого Лейта Менгуса.
 Как и прочих, его поразило, что раны не загноились и не отравили крови молодого Менгуса. Даже если бы парень и выжил — а в благополучном исходе уже мало кто сомневался, — жестокое обращение с наследником клана вполне могло стать причиной затяжной родовой свары, сопряженной с кровавыми конфликтами, и Парлан сейчас прикладывал все усилия, чтобы этого не произошло. Для себя он, однако, отметил, что юный пленник находился именно в том самом состоянии, в каком начинают войну не на жизнь, а на смерть.
 Человек своего времени, Парлан любил набеги, хорошую драку на мечах и знал, что труп врага всегда пахнет приятно. В нем говорила родовая кровь и десятки поколений воинов, наследником которых он был. Он хорошо знал, как ненависть переходит в кровную вражду, когда целые кланы берутся за оружие, чтобы отстоять родовую честь.
 Но он знал, кроме того, как губительно плановая вражда сказывалась на всей стране, которой требовалось единство, чтобы противостоять внешним врагам.
 Размышления Парлана прервал приход Артайра. Впрочем, долго копившаяся ярость на брата могла еще подождать.
 Зато не могла ждать ярость Эмил, которая знала, кто являлся причиной страданий ее брата. Она сжала кулаки и кинулась на Артайра.
 Тот спас свои глаза только потому, что успел инстинктивно поднять руки. Двое Макгуинов схватили девушку за запястья, но они были не в силах удержать поток ругательств, рвавшихся из ее горла. К счастью, в сумятице происшедшего истинно женский способ выражать ненависть к врагу прошел незамеченным. Эта отчаянная выходка, однако, не убавила боевого пыла Эмил, и, когда ее отпустили и снова позволили занять место у изголовья брата, та готова была четвертовать каждого Макгуина, который встречался на ее пути. Парлан тем временем сделал вид, что ее схватка с Артайром не имеет к нему никакого отношения. Было ясно, что лэрд затевал свою собственную игру.
 — А, ты нашел пленников, — произнес между тем Артайр, глядя в черные от ярости глаза Парлана.
 — Я нашел только полумертвых людей, — ответствовал глава клана. — Мне кажется, они стоили бы дороже, если бы с ними получше обращались.
 — Как всегда, мне ничего не говорят, — начал было оправдываться Артайр, но тут же получил сильный пинок, который отбросил его к стене.
 — Ты был слишком пьян все это время, чтобы слушать кого бы то ни было. Все-таки ты идиот! Потратил столько сил, чтобы уморить наследника Лахлана Менгуса! Ты отдаешь себе отчет, чем это грозит всем нам?
 — Менгусам нас в жизни не побить! — крикнул Артайр, но получил за подобный ответ еще одну здоровенную оплеуху от разгневанного брата.
 — Глупец! У них связи с Маквернами и Бротами — да и с Фергюсонами, кстати сказать, — прорычал Парлан, пришпилив рукой Артайра к стене. — И не забывай, что у них связи при дворе, а это может навлечь скорый суд короля на наши головы!
 Парлан ослабил хватку, и Артайр, никак этого не ожидавший, рухнул на пол.
 — И тогда все твои подвиги назовут коротко и ясно — «убийство», что вполне соответствует действительности. А отвечать за все будет клан, потому что король объявит нас вне закона. Не говоря уже о том, что у Менгусов найдется достаточно доброхотов, которые будут нам мстить!
 — И чего ты злишься? — пробормотал Артайр. — Парни-то живехоньки! За них еще и выкуп заплатят!
 — Проваливай, — проревел Парлан, — если не хочешь, чтобы я посадил тебя в ту же яму, где они были, и продержал с недельку!
 Артайр подчинился команде брата без возражений. Когда Парлан в гневе, лучше всего отступить. Кроме того, заметив, что Лейт Менгус не в силах шевельнуться, Артайр наконец понял, что совершил ошибку.
 Парлан переключил внимание на стройного мальчика, назвавшегося Шейном:
 — Пора теперь и тебя помыть, вот что.
 — Не нуждаюсь я в твоей помощи. Сам помоюсь, — бросила Эмил. — И сделаю это вместе с Лейтом, когда он выздоровеет и войдет в силу.
 — В жизни он не войдет в силу, если ты рядом с ним будешь вонять, вот что я скажу, — пробурчал Парлан и приказал своим людям принести воды для омовения.
 Эмил уже собралась было сказать Парлану, куда ему следует слить всю эту воду, когда Лейт слабо коснулся ее рукава и сказал:
 — Помойся, малыш, от тебя и в самом деле несет.
 В свою очередь коснувшись руки брата, Эмил ответила:
 — Тебе нельзя ни говорить, ни двигаться — ты слишком слаб.
 — Слаб-то я слаб, зато сильно вонял — прямо как ты сейчас, — произнес Лейт с улыбкой и вдруг зашелся кашлем, который прервал беседу.
 К постели Лейта приблизился Лаган, чтобы напоить больного крепким бульоном, который только что принесли. Между тем Эмил наблюдала, как наполнялся чан, и очень надеялась, что Макгуины после этого уйдут: девушка очень боялась, что они обнаружат ее обман.
 — Тут, стало быть, чистое бельишко, чтобы ты надел, — сказал Малколм, укладывая на кровать кое-что из одежды. — Должно подойти. Я даже не поленился и принес шапочку к твоему новому костюму. — Он с отвращением покосился на бесформенный головной убор, украшавший ее голову:
 — Ты что же? Ни разу, значит, ее не снимал?
 Она промолчала, потому что поняла: мужчина не рассчитывает на ответ. Зато поблагодарила за одежду:
 — Спасибо. Как там Элфкинг?
 — Нормально, насколько это возможно. Этот белый дьявол никого к себе не подпускает, — проворчал Малколм.
 — Неужели этот белый жеребец — твой? — спросил Парлан, не скрывая изумления. По его мнению, иметь такого коня безбородому парнишке не пристало.
 — Точно. Я его взял на воспитание, когда он был еще жеребенком, — ответила Эмил, не сумев подавить гордость, прозвучавшую в голосе.
 — Но хороших манер ты ему не привил. Придется мне над этим потрудиться.
 — У тебя не хватит на это времени. Отец скоро нас выкупит, — сказала Эмил и вдруг почувствовала грусть.
 — Вас-то он выкупит, но лошадь останется здесь. Твой жеребец мне приглянулся.
 — Сомневаюсь, что ты приглянулся ему. Он — очень разборчивое животное. И не уверен, что тебе удастся оставить его себе, — резко бросила девушка.
 У Парлана от удивления глаза на лоб полезли.
 — Эй, парень, здесь я решаю, что оставить себе, а что нет.
 — А я и не решаю. Я просто знаю — и все. Конь не согласится сменить хозяина!
 — Поглядим. А сейчас тебе пора отправляться в ванну.
 — Так я и сделаю. Когда ты выйдешь. Мне хочется кое-что помыть без того, чтобы за мной наблюдали, — произнесла Эмил хладнокровно, хотя ее сердце колотилось как бешеное.
 Тонкие губы Парлана сложились в ухмылку.
 — Твое желание для меня закон. — Он направился к двери, за ним последовали остальные Макгуины. — Пока милорд изволит мыться, я попытаюсь проверить коня.
 — Ты, стало быть, собираешься его оседлать? — спросила она, не скрывая улыбки. Результат был известен ей заранее.
 — Ага! — Парлан остановился в дверном проеме и посмотрел на нее сузившимися глазами. — Потом расскажу тебе, как все прошло.
 — Смотри не забудь.
 Когда Парлан закрыл и запер дверь комнаты, в которую поместили пленников, у него на лице появилась гримаса:
 — Странный все-таки парень.
 — Куда более странный, чем ты можешь себе представить, — сказала себе Эмил, поскольку ей удалось расслышать последнее замечание Парлана даже сквозь дверь.
 Теперь, когда за ней никто не наблюдал, она сорвала с себя грязную одежду — не терпелось смыть грязь и вонь поганой черной ямы.
 Сколько в ней женственности, подумал Лейт, глядя на сестру. В последний раз он видел Эмил обнаженной лет в четырнадцать, когда они вместе купались в озере.
 Теперь он смотрел на нее глазами мужчины, а не брата.
 Она была невелика ростом, довольно хрупка и в то же время очень соблазнительна. Высокие, полные груди являли собой воплощение мечтаний любого мужчины. Стройная талия переходила в округлые бедра и ноги, которые оказались куда длиннее, чем позволяла разглядеть мужская одежда. Безупречная кожа девушки имела золотистый оттенок. Движения же Эмил были грациозными и неосознанно чувственными. Лейт удивился, что Макгуины до сих пор не поняли, кто она.
 — Знаешь, девочка, если твой секрет раскроют, сразу беги что есть духу, не думай обо мне, — сказал он строго, и страх за сестру только добавил его словам убедительности.
 Эмил как раз в этот момент вытиралась и посмотрела на брата с удивлением.
 — Хорошо, Лейт, если ты считаешь, что так будет лучше.
 — Точно. Лучше. Ты уж мне поверь, — слабо улыбнулся тот. Он знал, что мысли о мужчинах пока не приходили ей в голову, и поэтому говорил строго и безапелляционно.
 — Интересно знать, можно ли отсюда увидеть конюшни? — громко спросила она. Подходя к окну, Эмил надела чистую рубашку, оставленную для нее на постели.
 — Отойди. Они не должны тебя видеть. Волосы могут выдать тебя. Они полыхают, как огонь маяка.
 — Это мое проклятие, — сказала Эмил, пытаясь высушить полотенцем длинные, чуть ли не до щиколоток, пряди. — Не волнуйся, я буду держаться в тени. , — Ладно, забудем о волосах, — произнес Лейт, когда улыбающаяся девушка уселась на постели. — Хоть что-нибудь видно?
 — Знаешь, Элфкинг прямо-таки чудеса вытворяет, — ответила девушка.
 — Неужели Черный Парлан вывалился из седла? Господи, чего бы я только не дал, чтобы полюбоваться на это, но я так слаб, что и пошевелиться не могу, — пробормотал Лейт, кляня собственную немощь, и закашлялся.
 Эмил отложила полотенце, которым вытирала волосы, и дала брату напиться. Она как раз поднесла ему ковшик, когда в комнату вошел молодой мускулистый парень с едой для пленников.
 Застыв от неожиданности, Эмил уставилась на парня, который с не меньшим изумлением смотрел на нее. Взгляд вошедшего был прикован к ее полным грудям, лишь отчасти скрытым полотном рубашки. И в следующее мгновение он поступил, как приказывал инстинкт: отставив в сторону поднос, бросился на Эмил.
 Единственным звуком, который издала, оказавшись в объятиях мужчины, девушка, был громкий выдох. Лейт попытался было подняться, но она тут же поняла, что он снова рухнул на постель. Брат все еще был слишком слаб, чтобы она могла рассчитывать на его помощь. Эмил в ужасе пыталась противостоять натиску рук и губ одного из Макгуинов. Потом, правда, пришли спокойствие и уверенность — ее колено проникло между ногами парня, после чего с силой взлетело вверх. Тот издал сдавленный крик, отпустил Эмил и согнулся, ухватившись за ушибленное место. Она же сцепила руки замком и нанесла несчастному удар по голове, после чего в некотором изумлении взглянула на распростершееся у ее ног тело. Девушка впервые использовала в схватке этот прием и подивилась тому, что он сработал. Потом уселась на кровати, пытаясь сдержать бешено бьющееся сердце.
 — А я все думал, когда ты вспомнишь прием, которому я тебя научил? — произнес Лейт хриплым шепотом. — Тебе пора бежать.
 — Как же мне оставить тебя — такого больного?
 — Мне не причинят вреда. Слышала, о чем они говорили? Ясно, что труп им не нужен. Поэтому беги.
 Одевшись, Эмил быстро напялила на голову шапочку, чтобы прикрыть волосы, затем прокралась к двери и толчком отворила ее. Даже не выглядывая наружу, она услышала голоса и шаги и поняла, что шансов у нее мало. Еще повезло, что напавший на нее человек молчал как рыба. Закрыв дверь и приготовившись сообщить Лейту дурную весть, она обратила внимание на лишнюю простыню, предназначавшуюся для кровати брата, но так и не использованную. Бросившись к окну, девушка попыталась определить расстояние до земли, после чего приняла решение:
 — Я сплету веревку из простыни и вылезу из окна.
 — Во дворе люди, — произнес Лейт, стараясь взвесить все «за» и «против» означенного предприятия.
 — С чего бы им глазеть на стены? Отдыхай, Лейт. Чтобы одолеть болезнь, ты должен оставаться в покое, я только что убедилась в этом. — Девушка уселась на кровати и принялась связывать разорванную на полосы простыню. — Мы с тобой и раньше лазали по стенам, а эта веревка кажется мне вполне надежной.
 — Она выдержит, ты ведь легкая как пушинка…
 — И эта пушинка предпочла бы остаться с тобой.
 — Нельзя. Ты, надеюсь, уже поняла, что здесь может с тобой случиться?
 — Как ни странно, мне кажется, что Черный Парлан не желает осложнений.
 — До тех пор, пока считает, что мы с тобой — парни.
 Знаешь ли ты, что этого молодца наказали бы за попытку первым покуситься на то, что принадлежит лэрду? Нет уж.
 Твое единственное спасение — в бегстве. — На Лейта нахлынул новый приступ слабости, и он прикрыл глаза, чтобы его переждать. — Ты разве не боишься, что тебя могут изнасиловать?
 Эмил пожала плечами.
 — Трудно сказать. Прежде всего я боюсь физической боли. Что же касается изнасилования — я смотрю на него примерно так же, как на смерть. Это тот самый случаи, когда человек не в силах ничего поделать и остается только ждать.
 Смерть и изнасилование, что называется, общие понятия.
 Разумеется, я не собираюсь напрашиваться ни на первое, ни на второе. Но и без боя, хотя бы и безнадежного, не уступлю, — твердо сказала девушка, убежденная в том, что встретит любое испытание, какое бы ни послала ей судьба, с гордо поднятой головой — да и вооруженной рукой тоже.
 Когда парень, лежавший у ног Эмил, начал подавать признаки жизни, девушка хладнокровно обрушила ему на голову тяжелый подсвечник — при этом Лейт ухмыльнулся, — после чего отставила импровизированное оружие на прикроватный столик и снова взялась за свои узлы, даже не прервав беседы.
 — Меня всегда удивляло, что мужчина хочет получить удовольствие от женщины, которая этого не желает. Но такие мужчины есть. И с этим приходится считаться. — Девушка привязала самодельную веревку к кровати и проверила узел на прочность. — Получилось неплохо. Ты уверен, что за пределами этой комнаты мне будет безопаснее, чем здесь?
 — Уверен. Черный Парлан прямо-таки знаменит своим женолюбием.
 — Что ж, в таком случае тебе остается только пожелать мне удачи, — сказала Эмил и вздохнула. Ей не хотелось оставлять больного брата в одиночестве, но она понимала, что в подобных делах он смыслит лучше ее.
 — Скажи, что ты станешь делать, когда окажешься во внутреннем дворике?
 — Подзову свистом Элфкинга, — улыбнулась Эмил. — Если мне удастся спуститься со стены незамеченной и оказаться на спине Элфкинга, прежде чем люди Парлана поймут, что к чему, у меня появится шанс на спасение.
 В сущности, обсуждать было нечего. Лейт знал, что нет на свете лошади, которая могла бы догнать Элфкинга, и у него в душе затеплилась надежда. Если бы все прошло, как задумано, у Эмил и в самом деле был бы шанс.
 На ее стороне было еще и то преимущество, что Элфкингу пришлось бы нести на спине самое легкое бремя, в то время как кони преследователей изнемогли бы под тяжестью крупных мужчин.
 Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Эмил вылезла из окна. Она не боялась высоты, поскольку они с Лейтом в свое время спускались с куда более страшных круч. С другой стороны, они пользовались для этого более подходящей веревкой и внизу их не подкарауливали враги. Как бы то ни было, эти своего рода практические занятия с братом теперь пригодились.
 Медленно и спокойно она спускалась по стене, помогая себе ногами. Дул сильный ветер, и Эмил сжимала зубы, чтобы противостоять его усилиям, что ей — до определенной степени — вполне удавалось. Тем не менее ветер тоже собрал свою жатву — унес прочь шапочку, которую она забыла как следует подвязать под подбородком. Хуже того, выяснилось, что веревка коротковата. Однако Эмил решила, что спрыгнуть на спину Элфкингу ей вполне по силам, и свистнула, подзывая лошадь.
 В этот момент Парлан как раз озирал жеребца, сбросившего его снова. Он попытался не обращать внимания на подавленные смешки челяди и сосредоточил внимание на грациозных движениях животного, которое отряхивалось от пыли. Медленно поднявшись на ноги, Парлан тоже отряхнулся и наконец позволил себе сдержанно улыбнуться.
 — Наконец-то я уяснил, отчего надо мной заранее насмехался этот парнишка, — заявил он и обошел вокруг коня.
 Теперь он видел в нем не просто животное, а едва ли не равного себе по силе противника. — Суть дела в том, чтобы отучить коня выполнять этот трюк или по крайней мере сделать так, чтобы он исполнял его по моей команде.
 — Да, конь умеет сбрасывать всадника. Хозяину не придется волноваться, что его украдут, — вступил в разговор Лаган.
 Парлан ухватил Элфкинга за поводья, и из его уст вырвался негромкий смешок:
 — Может, погонять его как следует? По всему видно, что жеребец застоялся.
 Лаган последовал за Парланом вместе с любопытствующей прислугой. Конь спокойно шел рядом, правда, до той поры, когда они стали проходить створку ворот. Не доходя до створок, жеребец остановился как вкопанный и продолжал стоять, как его ни тянули за поводья и ни костерили.
 — Чтоб этого проклятого жеребца дьявол на тот свет унес!
 — Может, он просто соскучился по хорошему удару кнута? — высказал предположение кто-то.
 — Нет, кнутом я к нему не притронусь — зачем же портить такую великолепную шкуру?
 Малколм подошел к обескураженному лэрду.
 — Думаю, жеребец поступает в соответствии с командой, которую дал ему парнишка.
 — Это как? Парня здесь нет, стало быть, отдавать команды некому.
 — Все так, но когда мы привезли парней в замок, конь попытался было пойти за мной в подземелье, вслед за хозяином, но парень велел ему остаться во дворе.
 Покачав головой, Парлан рассмеялся.
 — Конь, значит, только потому в замке, что выполняет команду хозяина?
 — Думаю, тебе лучше оставить мысль забрать этого коня себе.
 — Нет. Я просто обязан заставить коня подчиниться!
 Чтобы он, так сказать, почувствовал мою руку. Возможно, ради этого мне придется даже воспользоваться помощью мальчугана, — во всеуслышание заявил Парлан.
 — Не станет он тебе в этом помогать. Ясно же, что парень без ума от своего коня, — возразил Малколм.
 — Надо найти к парню правильный подход — и все получится, — мрачно произнес Парлан. — Не забывай, что кроме коня он еще без ума от своего брата.
 — Это так, но не станешь же ты вредить его брату?
 — Этого мы не станем делать, Лаган, — согласился Парлан, обращаясь к своему приятелю, — но вот парни этого не знают и ждут подвоха. Не секрет, что обо мне рассказывают всякие гнусные небылицы. Люди убеждены, что я жарю и ем младенцев, а потом еще ковыряю между зубами их косточками. — Парлан усмехнулся и повторил со значением:
 — Ничего дурного я парням не сделаю, но младшенький поверит, что я замыслил нечто подобное, — ручаюсь!
 — А мне кажется, что лишать мальчишку любимой лошади — это жестокость, — вставил Малколм.
 — Должен же я поддерживать свою репутацию, как ты думаешь, Малколм? По этой причине я просто не имею права лишить себя такой роскошной добычи. Чую, что этот жеребец резвый и силы ему не занимать. Кроме того, он на редкость умен — подумай только, какое он может дать потомство! Я уже сейчас прикидываю, какую кобылицу поставить рядом с ним в стойло.
 — Ну что ж, — произнес Малколм и приблизился к коню, чтобы его расседлать, — дело твое, Парлан. Но если тебя интересует мое мнение, скажу — парня мне жаль.
 — Вот это как раз я могу понять — если бы у меня увели такого коня, я бы рвал и метал от злости. Ничего не попишешь, придется мне записать на свой счет еще и этот грех, — проворчал тот.
 Малколм снял седло со спины коня и поднял глаза на стену башни.
 — Господи, — только и сказал он, уставившись туда расширившимися от удивления глазами.
 — Зубы Господни, — в унисон промолвил Парлан, поскольку выпавшее из рук Малколма седло едва не угодило лэрду по ноге. — Что ты стоишь как громом пораженный?
 Ты едва не сломал мне ногу!
 — Парень, о котором мы говорили, — прохрипел Малколм, — ты только глянь! Он ползет по стене.
 В направлении, куда смотрел Малколм, теперь устремились взгляды всех собравшихся. На расстоянии фигурка мальчика казалась совсем маленькой и хрупкой, тем не менее он уверенно спускался по стене. К удивлению, сразившему всех собравшихся во дворе замка мужчин, теперь примешивалось восхищение. Каждый из них в этот момент задал себе вопрос, в состоянии ли он повторить подобное, — и ответ далеко не всегда был положительным. При этом их чувства трудно было назвать трусостью — человеку от Бога предназначено ходить по твердой земле.
 — Может, он сдвинулся? — осведомился Парлан, предварительно облегчив душу ругательствами.
 — Не стану сейчас спорить с тобой о том, вменяем он или нет, но думаю, в подвиге безумца чувствуется кое-какой опыт, — бросил Лаган в ответ на быстрый взгляд Парлана. — Я бы даже сказал, у него до черта этого самого опыта. Это тебе не беспомощные движения отчаявшегося. Парень знает, как пользоваться веревкой и куда ставить ногу.
 — Согласен, — не сразу, но и Парлан пришел к такому же выводу. — Но какой смысл спускаться во двор замка, где полно народу? Вот чистейший признак безумия.
 — Если бы Малколм ненароком не поднял голову, черта с два мы бы его заметили, — хохотнул Лаган. — На самом деле все было задумано отнюдь не глупо.
 — Если он не разобьется о плиты двора, — проворчал Парлан. — Как-то все у нас не сложилось. Один парень лежит чуть не при смерти, а второй пытается ухлопать себя таким изощренным способом. Менгусы дорого заплатят за подобных отпрысков!
 Лаган расхохотался:
 — Для начала нам следует приготовить этому парню достойную встречу. Надо же приветить его, когда он спустится во двор.
 — Я уж его привечу, — прорычал Парлан, направившись к основанию стены. Страх за юношу и восхищение им уступили место гневу.
 — А может, он поступил так, потому что наслушался всех этих страшных сказок, что о тебе сочиняют? — предположил Малколм, стараясь ни на шаг не отставать от хозяина.
 Парлан, пытаясь перебороть гнев, некоторое время молчал, но потом согласно кивнул:
 — Наверное, так и есть. Я буду иметь это в виду, когда задам малышу основательную трепку. — Тут он снова взглянул на раскачивавшуюся на веревке фигурку парнишки — как раз в тот момент, когда ветер сорвал с его головы шапочку. — Слезы Христовы!
 Возгласа изумления не смог сдержать никто из находившихся во дворе.
 В спешке Эмил не только плохо завязала шапочку, но и не успела как следует подобрать и заколоть волосы, и теперь они развевались на ветру, словно кусок дорогой материи, превосходивший по размерам флаг иной армии.
 Цвет этого «флага» был едва ли не серебряным, хотя отливал и золотом, и оттенками красной меди — когда на его полотнище падали отсветы солнечных лучей. То, что Эмил называла своим проклятием, показалось людям Парлана образцом истинной красоты.
 Как только прошел первый шок от увиденного, Парлан понял, что первейшим его желанием было бы приникнуть губами к этому удивительному полотнищу. Затем он задал себе вопрос: вошла ли уже девушка в тот возраст, когда позволительно затевать с ней игры, к которым он привык, общаясь с другими женщинами? Хрупкая фигурка говорила о юности этой особы. Вряд ли более оформившиеся женщины смогли бы так долго с успехом исполнять роль мальчика, как это делала она. Разочарование, которое посетило лэрда при мысли о незрелости пленницы, поразило его до глубины души. Неожиданно ему вспомнилось тонкое, с правильными чертами личико «парнишки», и он тихо выругался.
 — Мне следовало бы понять раньше, — проговорил он, направляясь к тому месту, куда она спускалась.
 — Малышка уже скоро доберется до конца веревки, так что надо поторапливаться, — сказал Лаган. — Боюсь, она попытается спрыгнуть и сломает себе ногу.
 — Мне кажется, что я сейчас настроен переломать ей кости собственными руками. Девушка не должна поступать так глупо. Подумать только, эта леди… — Парлан покачал головой, в очередной раз изумившись смелости девицы, хотя — он был вынужден это признать — собственная репутация, которую он, надо сказать, поддерживал, в значительной степени явилась причиной ее отчаянного поступка.
 Мужчины остановились как вкопанные, когда воздух пронзил громкий свист Эмил. Парлан почувствовал, что за этим должно последовать, но его окрик все равно бы опоздал: люди кинулись кто куда от летевшего во весь опор Элфкинга. Конь остановился точно в том месте, где девушка должна была спрыгнуть на каменные плиты двора. Словно зачарованные люди Парлана наблюдали за полетом Эмил.
 Теперь все поняли, как она намеревалась ускользнуть из замка.
 Эмил мгновенно оправилась от удара, который сотряс ее в момент приземления на спину Элфкинга, и схватилась за поводья. То, что конь был без седла, мало ее волновало. Она всегда предпочитала ездить именно таким образом. Возбуждение пронзило ее подобно порыву свежего ветра: свобода была так близко, что она уже начала ощущать ее сладкий вкус!

 Глава 3

 — Закройте ворота! Черт бы вас всех побрал, болваны!
 Подайте мне лошадь! Да не трудитесь ее седлать! Девка будет сидеть у Менгусов за столом раньше, чем вы успеете затянуть подпругу!
 Если бы Эмил не была столь напугана, она бы от души посмеялась над одураченным Парланом, над командами, которые тот отдавал своим людям, и поспешностью, с которой те кидались их выполнять. Но она поняла главное: то, что любому показалось бы страшной суматохой, на самом деле таковой не являлось.
 Просто люди Парлана очень спешили — спешили помешать ей достичь заветной цели. Воплем, который, пожалуй, перекрыл бы любой воинский клич, она послала Элфкинга в сторону ворот, створки которых уже начали закрываться.
 Люди бросались врассыпную от бешено мчавшегося жеребца, но когда всадница достигла ворот, выяснилось, что те, кто пытался их закрыть, выполнили свои обязанности на совесть. Створки почти сомкнулись, и наездница, натянув поводья, подалась назад, чтобы стража у ворот испытала па себе крепость копыт жеребца. Это подействовало — челядь Парлана бросилась кто куда, и Эмил наконец удалось вырваться из замкового дворика на простор сквозь узкий проем.
 Но задержка сбила Элфкинга с ритма, и девушка заволновалась, что потеря скорости может дорого ей обойтись: за спиной слышались звуки погони.
 Хотя Парлан и обругал на чем свет стоит своих людей, следивших за воротами, он не мог ставить им в вину страх перед белым жеребцом. По крайней мере им хватило ума сразу же после прорыва Эмил снова открыть ворота, чтобы выпустить из замка погоню. Жеребец Парлана почти не задержал бег по этой причине. Рейвен — так звали коня Парлана — был в отличие от Элфкинга вороной масти, с белыми отметинами у ноздрей и у задней левой ноги. Было общеизвестно, что трудно найти коня, такого же резвого, как Рейвен, но Парлан сразу понял, что у него почти нет шансов догнать Элфкинга, — тот, имея на спине почти невесомый груз, не скакал, а летел, едва касаясь копытами земли. Глядя на бег мелочно-белого жеребца, Парлан испытал еще большее искушение завладеть Элфкингом.
 Преследуя беглянку, Парлан невольно подумал, что между конем и его хозяйкой существовала некая внутренняя связь, что облегчало их усилия. Слившись с конем в одно целое, девушка продолжала уверенно скакать на несколько корпусов впереди Рейвена, полотнище ее волос вызывающе полоскалось перед носом Парлана. Да, в этом единении человека и лошади было нечто мистическое, и лэрд решил, что имя Элфкинг — Король Эльфов — отлично подходит для жеребца.
 Примерно о том же думали Малколм и Лаган, которые на почтительном расстоянии следовали за лэрдом с небольшой группой челяди. Они поднялись на небольшой холм и видели теперь, как их хозяин мчится за девушкой по долине.
 Черный жеребец с крупным темноволосым мужчиной на спине, мчавшийся за белоснежным конем с крохотной фигуркой девушки, — эта картина вызвала в душах суровых людей множество самых разных чувств. Своеобразное состязание двух великолепных животных заставило их затаить дыхание.
 Было ясно, что лошадям Лагана и Малколма не приходилось равняться ни с Элфкингом, ни с Рейвеном.
 — Нам их ни за что не догнать!
 — Точно. Но нам, Малколм, хочешь не хочешь, надо следовать за лэрдом. Кто знает, может быть, Парлану потребуется наша помощь, чтобы поймать ее? Кроме того, с его стороны было бы неразумно удаляться в одиночестве за пределы собственных владений.
 Малколм последовал за Лаганом, который возглавил группу сторонников Парлана, при этом, однако, прошептав себе под нос:
 — Не хотел бы я попасть под горячую руку лэрда, если он проиграет эти скачки.
 Парлан собирался эти скачки выиграть, хотя и отдавал себе отчет, что это, возможно, самое трудное состязание в его жизни. Несмотря на то что беглянка имела очевидное преимущество, нельзя было сказать, чтобы она использовала его в полной мере. Конечно, местность была для нее незнакомой, что затрудняло скачку. Парлан понимал это и с мрачной целеустремленностью следовал за девушкой в ожидании, что она неминуемо совершит ошибку.
 Эмил осознавала выгоды и недостатки своего положения. К примеру, подвернувшаяся на пути кочка мгновенно съедала несколько ярдов пространства, отделявшего ее от преследователя, поскольку тому удавалось успешно миновать препятствие. К тому же было достаточно лишь взглянуть на Парлана, чтобы лишиться спокойствия. На своем черном жеребце он напоминал мчавшегося за ней по пятам если не самого сатану, то одного из его присных. Созданию этого образа в немалой степени способствовали сплетни и слухи, окружавшие Черного Парлана.
 Но не скорость, с которой они мчались, не знание — а вернее, незнание рельефа местности, по которой они скакали, завершили бешеную гонку. Причиной этому послужило обстоятельство настолько незначительное, что Эмил решила, будто так распорядилась сама судьба. Легкий сбой в аллюре Элфкинга показал девушке, что ее дело проиграно. Конь, несомненно, продолжал бы скакать до тех пор, пока у него не разорвалось бы сердце, но хозяйка никогда бы не потребовала от него подобного. Не могла она и обречь Элфкинга на увечье, после которого жеребца ожидала бы верная смерть. Не было в ее жизни ни единой стоящей причины, из-за которой она согласилась бы принести в жертву своего любимца. Рыдая от охватившего ее чувства острой тоски, Эмил остановила коня, спрыгнула на землю и пригнулась к копытам жеребца, чтобы выяснить, что случилось.
 Скакавший следом Парлан сразу заметил, что белый жеребец сбился с ноги. Он выругался, потому что не сомневался — девушка продолжит гонку даже на покалеченной лошади, после чего вряд ли удастся излечить ногу коня. Так что лэрд никак не ожидал, что девушка остановит Элфкинга, и промчался мимо. Когда он понял свою ошибку и повернул коня назад, беглянка сидела на земле и, зажав в руке какой-то предмет, во все глаза смотрела на него. Парлан соскочил с лошади и тихо подошел к ней. Жеребец, судя по всему, почти не пострадал.
 — Камешек, — тихо сказала она, вытягивая руку. — Мне надо было подумать об этом.
 — Надо было, ну и что из того? — бросил он и сделал знак подъехавшим следом людям своего клана заняться жеребцом и не подпускать его к хозяйке.
 — Это твоя вина! — воскликнула она, вскакивая на ноги и швыряя камень в лицо Парлану.
 Камешек ударил в щеку Черного Парлана, заставив его поморщиться.
 — Ты что, сошла с ума? Какое, к черту, я имею к этому отношение?
 Эмил была слишком возбуждена и раздосадована происшедшим, чтобы отдавать себе отчет в том, на кого она повышает голос.
 — Потому что ты — мужчина, — произнесла она тоном, в котором чувствовалось неприкрытое отвращение. — Такая же свинья, как и все прочие. Если бы не вы, не мужчины — а по сути, животные, — я могла бы остаться с Лейтом. Из-за вас я бросила его, вскочила на Элфкинга и едва его потом не изуродовала.
 — Я — свинья? — со смехом спросил Парлан, переводя взгляд с личика девушки на указующий перст, которым она норовила вслед за очередным обвинением в его адрес уязвить в грудь его самого.
 Признаться, мужчину восхитила смелость, с которой она выдвигала обвинения. Он мог сломать ей шею одним хорошим ударом, но девчонка тем не менее противостояла ему как равный по мощи и отваге воин. Тонкое, с правильными чертами лицо с расширившимися от отчаяния глазами цвета аквамарина вызывало его восхищение, хотя глаза эти и сверкали от гнева. И снова он задался вопросом о ее возрасте, поскольку пухлые губы обещали чувственные радости уже сейчас. Неожиданно вопрос о ее возрасте сделался необыкновенно важным для мужчины. Его взгляд упал на камзол, в который была одета девушка, но он скрывал те прелестные выпуклости, которые наверняка у нее имелись.
 — Ну-ка сними камзол, — приказал он, ни на секунду не задумавшись о том, насколько двусмысленно подобная команда могла прозвучать в чистом поле. На самом деле он всего-навсего хотел определить ее возраст.
 Приказ прозвучал, словно удар хлыста, и вверг Эмил в еще большее неистовство:
 — Пошел к черту! — воскликнула она.
 Удивление Парлана возросло, поскольку он не привык, чтобы его желаниям и повелениям противились в подобной манере.
 — Ты поступишь так, как сказал я, женщина.
 Более всего Эмил разозлило, что ее назвали женщиной.
 — Ты получишь право называть меня так, когда рак на горе свистнет! — вскричала она, но когда Парлан протянул руки, чтобы развязать шнурки на ее одеянии, она принялась ругаться, не заботясь уже об изяществе слога:
 — Убери от меня свои лапы, ты, волосатое чудовище!
 Пытаясь удержать ее, чтобы развязать шнуровку на камзоле и дивясь про себя ее гибкости и увертливости, Парлан крикнул:
 — Да погоди ты, я хочу лишь узнать, какой тебе год!
 — Для этого тебе не надо снимать с меня одежду!
 — Хорошо, скажи сама: сколько тебе? — Его глаза, впившиеся в ее лицо, с подозрением сузились.
 Неожиданно она поняла, что от ее ответа во многом зависит то, как с ней будут обращаться дальше, и прошептала:
 — Двенадцать.
 Он ухмыльнулся, поймал девушку за запястья и свел их за ее спиной одной большой и сильной рукой.
 — Тогда тебе нечего стесняться, — произнес он, продолжая свободной рукой распускать шнурки, — ведь в таком возрасте у женщины и смотреть-то не на что.
 Неожиданно на сцене этого своеобразного представления показался Алекс — тот самый юнец, которого Эмил так удачно сбила с ног в комнате брата. Алекс пришел в себя, когда висевшая на веревке девушка свистнула, подзывая Элфкинга. Хотя у парня кружилась голова, он последовал за всадниками. Надо сказать, юношу снедало чувство вины за побег Эмил, поскольку он отчасти считал себя его причиной.
 — Следи за ее коленом, лэрд, — проговорил он, неуклюже слезая с лошади.
 Эмил уворачивалась не только для того, чтобы освободиться, — она боролась с неприятелем. К ее вящему неудовольствию, предыдущая жертва вступила в беседу именно в тот момент, когда она готовилась отвесить лэрду полновесный удар коленкой. Зато ей удалось высвободить руки, и она попыталась, сцепив их замком, нанести Парлану разящий удар. Тот перехватил ее руки в самый последний момент и толчком опрокинул на спину. Теперь над девушкой склонилось смуглое лицо решительно настроенного мужчины, которое становилось все более темным от ярости. Он держал ее так, что воспользоваться коленом в качестве оружия не представлялось возможным. Более того, он фактически лишил ее всякой возможности двигаться.
 Когда Парлан извлек из ножен кинжал, девушка вздрогнула. У лэрда имелись как минимум два резона пустить его в ход, и Эмил вздохнула едва ли не с облегчением, когда он с помощью клинка перерезал наконец шнурки камзола, который она отказалась снимать по его настоянию. Пережить оскорбление, которое Парлан собирался нанести ее скромности, было легче, нежели боль от раны.
 Девственность, которую девушка защищала с таким упорством, по большому счету, была куда менее важной, чем жизнь. Но было бы лучше, если бы лэрд не пронизывал ее при этом столь ужасающим взглядом.
 Парлан и сам старался не пожирать плоть девушки жадным взглядом, но ничего не мог с собой поделать — его воля явно уступала в бесплодной борьбе с невыразимым желанием взять ее сейчас же. Поскольку камзол наконец распахнулся, Парлан мог теперь рывком разорвать полотняную рубашку и обнажить то, что, как он ожидал, могло оказаться парой самых соблазнительных грудей, какие ему приходилось видеть в жизни. Единственное, что его остановило в этот момент, была челядь, собравшаяся вокруг. Он не намеревался делиться с другими наслаждением от созерцания подобной красоты.
 — Ты отлично сформировалась для своих двенадцати, девушка, — проговорил он, оторвав наконец жадные глаза от юной груди.
 — Ладно. Мне исполнилось семнадцать в день святого Михаила. И что теперь? — бросила Эмил.
 — А то, — тут он приблизил свое лицо к ней вплотную, — что понадобится нечто более существенное, нежели твои пронзительные взгляды, чтобы удовлетворить мои свинские аппетиты.
 Она вспыхнула, после чего напустила на себя отчаянно хмурый вид. На самом деле ее встревожило другое: Черный Парлан волновал ее как мужчина. Его смуглое, красивое лицо и атлетически развитое тело возбудили в ней не слишком приличный для девственницы интерес. Его слова, разумеется, вызвали у нее определенный страх, но не больший — как она догадывалась, — чем страх любой девушки, которой мужчина высказывал подобное нескромное предложение.
 Желания ее девственного тела беспокоили ее: как, в самом деле, объяснить то, что ее ничуть не трогали холеные воспитанные джентльмены с равнин, а вот этот грубый горец вызвал в ее душе и теле целый сонм чувств?
 Если забыть на время, что он Макгуин, подумала Эмил, а заодно забыть хотя бы на время о тех глупых слухах, которые ходили на его счет, и взглянуть на Парлана просто как на мужчину, — следует признать, что он очень красив.
 Высокие, развитые скулы и орлиный нос придавали ему те черты благородного человека, которые вряд ли кто-либо решился назвать непривлекательными. Тонкие, изогнутые брови и затененные удивительно длинными и густыми ресницами глаза делали его похожим на лесного бога. Это сходство усиливали смуглый цвет кожи и черные, с синеватым отливом длинные волосы. Кроме того. Черный Парлан был, пожалуй, самым рослым мужчиной, которого ей доводилось встречать, — в нем было по крайней мере шесть футов, а может, и больше. Мускулатура у него была развита очень гармонично. Распахнутая на груди рубашка и отсутствие панталон, которые заменял килт, давали возможность созерцать ровные колечки волос на груди мужчины и тонкий, нежный волосяной покров на стройных мускулистых ногах.
 Итак, он был высок и хорош собой, что, впрочем, вовсе не означало, что Эмил была готова кинуться в его объятия очертя голову. Черный Парлан относился к клану Макгуинов и был лэрдом этого разбойничьего сообщества. Кроме того, он относился к тем, кого в Шотландии называют горцами. Она была достаточно умна, чтобы не верить всем слухам на его счет, и понимала, что сейчас, в 1500 году, люди уже не жарят младенцев себе на обед, но, как говорится, дыма без огня не бывает. За сплетнями и слухами всегда скрывается истина — хотя бы отчасти. Девушка ни на миг не усомнилась в том, что Парлан любил женщин и поступал с ними не слишком благородно. Но и это было не единственной причиной, из-за которой Эмил собиралась противостоять Парлану не на жизнь, а на смерть. Она инстинктивно почувствовала, что за ее сопротивлением Парлану скрывается нечто большее, и вот это самое «нечто» пугало девушку сильнее всего на свете. Впрочем, она вовсе не собиралась демонстрировать снедавший ее ужас этому самцу.
 — Ну, теперь, когда ты узнал, что хотел, может быть, ты меня отпустишь, ты — большой волосатый бык? — дерзко спросила она. — Ты придавил мне ноги, и я их почти не чувствую!
 — Буду только рад снова вернуть им чувствительность, — двусмысленно отозвался тот, и его люди засмеялись.
 — Не вижу ничего смешного. — Шутливое настроение Черного Парлана еще больше ее встревожило. — Может, ты встанешь и прекратишь давить на меня, пока я не осталась калекой на всю жизнь? Что еще случилось?
 Последний вопрос девушки был вызван тем, что она заметила, как внезапно изменилось лицо Парлана. Оно снова сделалось злым. Эмил проследила за его взглядом и заметила, что он снова направлен на ее грудь, где выступили несколько бледноватых синяков, оставленных усилиями молодого человека, напавшего на нее в комнате Лейта. Она поняла, что именно эти пятна привели Черного Парлана в ярость.
 Он мягко вскочил на ноги и тихим, слишком тихим голосом обратился к юнцу:
 — Откуда, черт возьми, тебе известно об оборонительных ухищрениях этой девицы?
 Внятно, хотя и с трепетом в голосе, парень объявил:
 — Она использовала этот прием, когда я на нее…
 Он еще не закончил говорить, когда здоровенная оплеуха Парлана заставила его покатиться на землю. Поднявшись на ноги и стянув на груди камзол, девушка стала свидетельницей избиения, которому Черный Парлан подверг ее несостоявшегося насильника. Хотя юнец, как видно, очень при этом страдал, он не попытался сказать ни слова в свою защиту. Впрочем, за него не вступился никто из стоявших вокруг. Более того, никто из людей Парлана не выразил ни малейшего удивления расправой, а ведь это могло означать, что зловещий Черный Парлан терпеть не мог насилия над женщинами и считал его достойным самого тяжелого наказания… Эмил решила на досуге поразмыслить о слухах, заклеймивших Парлана как насильника, и о том, что она видела сейчас. Теперь же она хотела вмешаться, чтобы остановить жестокую расправу, и попыталась поставить лэрда в известность о ничтожных достижениях юнца в области насилия над женщинами.
 — Не надо, не надо, — вскричала она, хватая Парлана за руку, — ничего такого особенного он не сделал!
 — Тебе понравилось, что ли? — осведомился глава клана, которого рассердила ее попытка защитить юнца.
 — Не строй из себя идиота, — бросила девушка, и эта дерзость заставила затаить дыхание от страха за нее кое-кого из окружения Парлана. — Я не говорю, что мне понравилось то, что он пытался сделать. Просто хочу сказать, что он всего-навсего успел меня обнять и один раз поцеловать.
 — Поцелуй и одно-единственное объятие не оставляют синяков, — резонно заметил мужчина.
 — Он не виноват. На мне не было ничего, кроме этой рубашки, которая к тому же была расстегнута. Ну и еще — я распустила волосы, а он-то рассчитывал застать в комнате двух парней — оттого-то, наверное, накинулся на меня слишком уж прытко и крепко сжал в объятиях, прежде чем я начала защищаться. Кстати, синяки у меня на коже образуются очень легко. — Девушка заметила сомнение в глазах Парлана и спросила:
 — Скажи, ты так зол, потому что не успел сам наставить мне синяков?
 — Нет, — бросил он, цепенея от ярости. — Я терпеть не могу грубо обходиться с женщинами. А ты вела себя поначалу так глупо, что я и в самом деле решил, что ты — дитя.
 Эмил подавила усилием воли не слишком приятное воспоминание о том, как еще совсем недавно Парлан прохаживался на счет ее хрупкости и сжимал за спиной ее запястья.
 Следы его рук, однако, уже проступили на ее нежной коже.
 Заметив его удивление, Эмил улыбнулась.
 — Я же говорила, что наставить мне синяков ничего не стоит. Такая кожа. Зато они и рассасываются так же быстро, как появляются, и не болят. По правде сказать, мне кажется, что синяки, которыми я наградила этого парня, куда больше, — тут она смешалась и слегка покраснела.
 Взглянув на юнца, которого слова Эмил привели в замешательство, Парлан ухмыльнулся:
 — Так и быть, Алекс. На этот раз ограничимся этим, но если я когда-нибудь услышу о подобном… Твои синяки два или три дня будут напоминать тебе о твоем проступке.
 Зато слух о том, как ты не смог совладать с женщиной, будет жить куда дольше. И это послужит для тебя еще худшим наказанием, чем мои тумаки.
 Парлан взял девушку за руку:
 — Пора возвращаться в замок. Малколм проследит за твоим жеребцом. — Увидев, как конь шарахнулся от последнего, Парлан добавил:
 — Миледи, не сочтите за труд дать своему коню приказ следовать за моим человеком. — На этот раз в его просьбе прозвучала напускная, на взгляд Эмил, предупредительность.
 Она ответила ему той же монетой — вежливостью, которая шла отнюдь не от сердца, а потом стояла, снедаемая яростью, пока он поправлял ей костюм, как беспомощному ребенку. В течение всего обратного пути до замка Макгуинов, который она проделала, сидя на крупе Рейвена, девушка не произнесла ни единого слова, удрученная своей неудачной попыткой к бегству. К тому же она была вынуждена сопротивляться зову собственного тела, который властно требовал от нее прижаться к сидевшему рядом Парлану, прикоснуться к силе и мужественности, исходившим от него. Когда они наконец добрались до замка, Эмил доходчиво объяснила Элфкингу, чтобы тот не волновался, и хотела отправиться навестить Лейта, но вместо этого ее провели в большой зал, усадили и налили эля.
 — Поскольку установлено, что ты не Шейн Менгус, — кто ты? — осведомился Парлан, когда все уселись за столом, уставленным яствами.
 — Эмил Сьюбхан О'Коннел Менгус, младшая дочь Лахлана Менгуса.
 — Ну, значит, ты все-таки стоишь хороших денег. Я-то боялся, что ты всего лишь наложница Лейта и за тебя гроша ломаного не получишь!
 Парлан вовсе не собирался давать кому-либо понять, что за всем этим скрывается нечто большее, нежели его, Парлана, материальный интерес. Он был уверен, что терзавшей его в последнее время неудовлетворенности скоро придет конец. Он с самого начала отказывался верить, что эта маленькая женщина — всего лишь потаскушка, подружка Лейта Менгуса. Теперь же, когда он узнал правду о происхождении девушки, она еще больше заинтриговала его. Его привлекали в ней и юность, и отсутствие обручального кольца на пальце, что должно было свидетельствовать о ее девственности, и то высокое положение, которое она занимала в клане Менгусов. Черный Парлан не просто хотел быть ее первым мужчиной — он прямо-таки жаждал этого.
 В то же время сознавал, насколько трудным делом будет залучить эту строптивицу к себе в постель. Силы и мужества ей было не занимать, а на обольщение по всем правилам требовалась уйма времени. Пожалуй, девушка бы и не поверила в его надуманные терпение и покорность. Взять ее силой он тоже не мог — это противоречило правилам, существовавшим в его замке, а кроме того, он вообще испытывал ненависть к насилию над женщиной. Чтобы завлечь ее в постель, требовался некий предлог, нечто чрезвычайно для нее важное, что позволило бы ему открыть своеобразные торги и одержать победу если и не в полном согласии с ее чувствами, то хотя бы без сопротивления с ее стороны.
 Исподтишка изучая девушку, он пытался определить, что именно могло служить причиной его сильнейшей тяги к ней. В ее фигуре были привлекательные округлости, в особенности полные груди, которые Парлан так ценил в женщинах. С другой стороны, на его вкус она была слишком тоненькой. Ее лицо было красивым, что и говорить, но он знал великое множество других красивых лиц, которые — на первый взгляд — были ничуть не хуже лица Эмил. Разве что глаза… Эти глаза цвета аквамарина с длинными ресницами… Они и в самом деле были несравненными.
 И тут Парлана осенило: он искал в ней то, что можно было увидеть, так сказать, физическим взором, то, что было открыто любому смертному. Хотя Парлана никто не назвал бы романтиком, он догадывался о том, что ни лицо, ни фигура не заставляют мужчину забыть обо всех прочих женщинах и следовать за одной-единственной избранницей. Дело было куда сложнее и касалось других качеств, которые, вероятно, кто-нибудь, только не Парлан, назвал бы душевными. За то время, пока он мог наблюдать за пленницей, глава клана успел отметить человеческие качества в Эмил, коих, по его глубочайшему убеждению, в других женщинах больше не осталось.
 Он восхитился ее поведением истинного рыцаря, конного воина, прежде всего заботившегося о своем скакуне и лишь потом — о себе. Эта девушка знала цену настоящему боевому коню. У малышки хватило смелости и даже доблести до последнего противостоять ему, главе могущественного клана, и даже решиться на попытку побега, на какую отважился бы далеко не всякий мужчина. Когда Эмил вмешалась в его потасовку с Алексом, он оценил в ней развитое чувство справедливости. Но не меньше ему хотелось открыть для себя и другие черты ее характера.
 — Скажите, вы отошлете условия нашего с братом выкупа моему отцу, сэр Макгуин? — спросила девушка, нарушая ход его мыслей. — Уверена, что он безумно о нас волнуется.
 — Да уж, вышло так, будто вас поглотила сама земля.
 Мой братец обязан был послать вашему отцу хотя бы весточку о вашем с братом пленении. Тем не менее мне необходимо установить сумму выкупа, — добавил он. Потом, глядя на нее в упор, произнес:
 — Надеюсь, до того момента, как будет отправлено послание вашему отцу и деньги придут, пройдет достаточно времени, чтобы ты сумела научить меня трюкам своего жеребца да и вообще передать мне его, что называется, с рук на руки.
 — Нет, этого никогда не произойдет.
 — Я собираюсь стать хозяином этой лошади.
 — Можешь попытаться — да, но моего содействия не дождешься. Элфкинг принадлежит мне. Он родился вторым, и с самого начала казалось, что он не жилец.
 Слабого жеребенка оставили бы умирать, если бы не я. Я сама поила его молоком из рожка и выходила. Он мой, и нет никого и ничего, что могло бы это изменить. Даже великий Черный Парлан ничего не сможет здесь поделать, — закончила Эмил.
 — Ты испытываешь терпение мужчины, девушка.
 — Что сказано, то сказано, и я не откажусь ни от единого своего слова. — Но, положив в рот кусочек предложенной ей закуски, она выжидательно посмотрела на Парлана.
 Тот откинулся на спинку кресла.
 — Стало быть, не станешь помогать мне в попытке завоевать расположение твоего жеребца?
 — Я не стану помогать тебе воровать собственную лошадь. — Девушке показалось, что это она проговорила про себя, но по смеху окружающих и по тому, как иронично изогнулась бровь Парлана, поняла, что слова были произнесены вслух.
 — Благодарю вас, миледи.
 — Не стоит благодарности, сэр, — скороговоркой пробормотала Эмил, кляня на чем свет стоит собственную несдержанность и неумение контролировать язычок.
 — А ты знаешь, что я могу оставить коня себе независимо от того, удастся его приручить или нет?
 — Да. Знаю и то, что это ничего тебе не даст. Он убежит ко мне при первой же возможности.
 — Ну, существуют способы удержать от побега даже такого зверя.
 — Зато не существует способов сделать такого зверя своей верховой лошадкой.
 — Наверное. Но его всегда можно поставить в стойло и пустить к нему кобылиц. Уверен, как производитель он покажет себя с самой лучшей стороны.
 Она решила было соврать, но быстро поняла, что Парлан устроил ей своеобразную проверку на честность, и пришла к выводу, что лучше сказать правду.
 — Да, пока он не пропустил ни одной кобылы и неудач не знал. — Тут девушка почувствовала, что у нее в глазах защипало. — Если бы я разрешала подпускать Элфкинга к кобылицам еще год или два — стала бы богатой женщиной.
 — Тебе требуется компенсация? — осведомился Парлан, делая вид, что безмерно удивлен.
 — Интересно, а ты бы не потребовал компенсации, если бы уступил Рейвена на племя?
 — В любом случае, — Парлан нахмурился, — деньги пошли бы Лахлану — так или нет?
 — Нет. Элфкинг мой. Деньги получаю я — или кто-нибудь из сестер или братьев. Кстати, лошадь, на которой ездил Лейт, — дитя Элфкинга.
 — А чья кобылица?
 — Одна из тех, что принадлежит Маквернам.
 Парлан присвистнул как человек, хорошо знавший коннозаводство в округе. Потом ухмыльнулся, подумав, как нелегко пришлось тупоголовому Алистеру Макверну, когда он общался с этой чересчур развитой девицей. Уже то, что он вообще согласился пойти на такое, свидетельствовало о великолепных качествах Элфкинга как производителя.
 — Значит, жеребец с таким же успехом может обогатить и меня, — заметил Парлан, улыбкой встретив взгляд девушки.
 — Верно. Но жаль использовать такого коня только для этого — он прямо-таки создан для бега.
 — А кто тебе сказал, что с течением времени конь не смирится? Хороший долгий уход, отличная кормежка, и глядишь — жеребец изменит отношение ко мне, а потом, чего доброго, и признает во мне хозяина. — Парлан разглядел проблеск страха, мелькнувший в глазах девушки. — Согласись, все-таки стоит попробовать. — Парлан помолчал с минуту, давая возможность пленнице вдуматься в его слова, после чего коварно продолжил:
 — Я даже готов заключить с тобой сделку.
 Ее желание мгновенно согласиться на что угодно неожиданно угасло — слишком заблестели его глаза.
 — Каковы же будут ваши условия?
 Нагнувшись вперед через стол, он прошептал:
 — Очень простые: ты или твоя лошадь.
 Эмил сдвинула брови: она не могла взять в толк, отчего мужчины за столом вдруг замолчали.
 — Я тебя не понимаю.
 Парлан вытянул указательный палец и медленно с улыбкой провел им по щеке девушки.
 — Конечно, куда тебе. Эта сделка — договор самого удивительного свойства. Видишь ли, я хочу заполучить твоего коня — но еще я хочу обладать тобой как женщиной. — Когда она вспыхнула, улыбка Парлана сделалась еще шире. — Если ты ляжешь со мной, я не стану отбирать у тебя жеребца.
 Вспышки ярости, которой — она точно это знала — все от нее только и ждали, не последовало.
 — Мне необходимо поговорить с Лейтом.
 Парлан вытянулся в кресле и утвердительно кивнул, после чего знаком велел Малколму отвести девушку к брату.
 — Я очень надеюсь получить ответ сегодня ночью, Эмил.
 Она задержалась в дверном проеме и окинула Парлана ледяным взглядом, полным презрения, который скорее подходил герцогине, нежели хрупкой девушке с непричесанными волосами, одетой в наряд пажа.
 — Сэр, до сих пор я не давала повода обращаться ко мне с подобной фамильярностью. — Потом она развернулась на каблуках и вышла, прежде чем кто-либо из присутствовавших успел ей ответить.
 Когда после ухода Эмил Парлан отсмеялся, в беседу вступил Лаган:
 — Иными словами, ты предлагаешь ей выбрать одного жеребца — или другого!
 Парлан нахмурился, не желая в этот момент понимать, почему это сравнение с жеребцом повергло его в такое раздражение.
 — Что ж, в каком-то смысле ты прав, — все-таки вынужден был согласиться он.
 — Отчего же тебе просто-напросто не соблазнить ее?
 — Думаю, что соблазнить ее не так просто, а мне не терпится сжать ее в объятиях.
 У Лагана от удивления глаза на лоб вылезли.
 — Неужто тебе так хочется переспать с бабой?
 — Дело не в этом. Уж если говорить о бабах, то Кэтрин высосала из меня все соки два дня назад. — Тут Парлан ухмыльнулся, а Лаган так просто залился хохотом. — Нет.
 Мне хочется обладать Эмил Сьюбхан О'Коннел Менгус, и я добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило!
 — А если она не придет к тебе в постель сегодня ночью?
 — Придется изыскивать другие пути.
 — Мне показалось, что, кроме этой девицы, у тебя появилось серьезное намерение заполучить и ее жеребца.
 — И что с того? Я обещал, что не стану у нее этого коня красть, но не говорил, что не попытаюсь завладеть им каким-либо иным способом.
 — Парлан, тебя ждет ад!
 — Не сомневаюсь, но прежде я постараюсь узнать, что такое рай.

 Глава 4

 — Он это сказал?
 Эмил смотрела на своего брата и думала, что хорошая пища, уход и чистая постель немало способствовали тому, чтобы он восстановил свои силы и справился с болезнью.
 Хотя до сих пор Лейт был слаб, как младенец, и его продолжала снедать лихорадка, опасаться за жизнь юноши уже не приходилось. Тем не менее Эмил вдруг испугалась, что после рассказа о сделке, которую ей предложил Парлан, брата хватит удар. По крайней мере он уже нес во всеуслышание всю эту мужскую чушь о чести и обязанности человека перед семьей. Тут-то Эмил стало ясно, что ее собственное решение по данному вопросу окажется для него слишком нестандартным.
 — Если я приду в постель Черного Парлана, он не станет забирать у меня Элфкинга. Это, так сказать, выкуп за коня.
 Лейт заметил, что девушка старалась не встречаться с ним взглядом, и спросил с подозрением;
 — И что же? Ты согласилась?
 Эмил принялась с отсутствующим видом расчесывать волосы.
 — Отвечай мне, Эмил!
 — Точно. Я собираюсь заключить с ним сделку.
 — Ты хочешь отдать себя этому человеку ради лошади?
 — Да, я хочу отдать себя в руки Парлана ради Элфкинга. Для меня это не просто лошадь. Прошу, постарайся меня понять! — В эту минуту девушка подумала, догадается ли ее брат, что она готова на сделку с Парланом не только из-за Элфкинга.
 Лейт вздохнул, мысленно обругав себя за злые слова, готовые сорваться с губ.
 — Послушай, я понимаю, что Элфкинг для тебя не просто лошадь, но как же семейная честь?
 — Честь… — Девушка оставила гребень в покое и обернулась к брату:
 — Честь твердит мне, что я должна беречь девственность, чтобы ею мог насладиться мой будущий муж, Рори Фергюсон — человек, которого я терпеть не могу.
 Такой конь, как Элфкинг, стоит десятка Рори Фергюсонов.
 В чем же состоит понятие чести? Не в том ли, чтобы терять лучшее, а взамен получать худшее?
 — Если бы речь шла о моей судьбе, я еще мог бы тебя понять, но лошадь…
 — Ради того, чтобы спасти тебя, я отдала бы Элфкинга.
 Но спасать то, что потом должен будет уничтожить Рори, я не хочу. И не стану.
 Лейт прикрыл глаза, отчасти потому, что ему было нечем крыть. Дав понять, что он никого не собирается убивать, Парлан Макгуин, однако, безошибочно отыскал единственное слабое место в обороне Эмил. Когда Лейт открыл глаза, девушка уже привела себя в порядок и теперь стояла у изголовья кровати, глядя на брата заплаканными глазами.
 — Скажи, ты отвернешься от меня после этого, Лейт?
 Приподняв одеяло, брат ладонью слабо похлопал по постели рядом с собой. Девушка мгновенно юркнула под одеяло и положила щеку ему на грудь. Когда его рука тяжело легла ей на плечи, она с облегчением закрыла глаза. Хотя Эмил твердо решила не отступать от задуманного, она все-таки боялась, что злополучный договор с Парланом будет стоить ей любви брата.
 — Знаешь, малыш, я буду любить тебя даже в том случае, если ты превратишься в самую настоящую шлюху, — улыбнулся он, и она с готовностью отозвалась на его шутку смешком. — Господи, ну отчего я такой слабый? — снова загрустил Лейт. — Дурной из меня получился защитник.
 — Не думай об этом. Судьба была против нас с самого начала — ты же не смог бы сражаться с целым кланом. Увы, Лейт, даже будь ты не ранен, и тогда ничем не смог бы мне помочь. Тебя бы в случае чего снова посадили в яму — вот и все.
 — Боюсь, ты права. Но скажи, ты боишься? О Черном Парлане много всяких слухов ходит…
 — Не поверишь, но я его не боюсь. — Девушка кратко рассказала ему о случае с Алексом. — Ну, ты понял?
 Ужасный Черный Парлан, оказывается, терпеть не может, когда насильничают. А вот сказать того же самого о Рори Фергюсоне я не могу. — Она заметила удивление, появившееся в глазах Лейта. — Нет, скажи, что со мной может произойти дурного?
 — Ну… ты будешь обесчещена и… — тут Лейт сделал паузу и единым духом закончил; — ..не сможешь выйти замуж.
 — По мне, так не велика потеря. — Эмил старалась не лукавить. — Я и надеюсь на это. Более того, молю Бога, чтобы моя свадьба не состоялась. Признаюсь тебе, именно будущий союз с Рори Фергюсоном отчасти подтолкнул меня на сделку с Парланом. А потом… Кто знает? Вдруг с Парланом мне будет хорошо? Говорят, он великолепный любовник.
 — Интересно, что при этом имеется в виду — мужская сила или просто размеры предмета его гордости, — пробормотал себе под нос Лейт. — Видишь ли, когда я был при дворе, некоторые леди — если их, разумеется, можно назвать таковыми, — обменивались впечатлениями о Черном Парлане как о любовнике. — Парень нахмурил брови, вспоминая детали упомянутого разговора.
 — И что же о нем говорили эти, с позволения сказать, леди? — заинтересовалась Эмил, но Лейт выдержал достойную паузу, которая, наверное, смогла бы свести с ума любую женщину.
 — Говорили, к примеру, что он прекрасно сложен. Правда, дамы преподнесли эту информацию в несколько ином ключе: сказали, что он — прямо жеребец!
 — Ох, — нахмурилась Эмил. — Ты думаешь, что он может нанести мне физический вред? В момент естественного сближения, я хочу сказать?
 — Нет, детка. Если то, что ты о нем говорила, — правда, он проявит к тебе даже известное внимание, ведь он знает, что ты девственница. На самом деле тело женщины может принять в себя оснастку практически любого мужчины — так уж оно устроено. Помни о другом: не размеры жеребца говорят о его качествах, а его прыть.
 — Мне трудно судить, но, кажется, с ним мне плохо не будет. — Девушка глубоко вдохнула, прежде чем продолжить выкладывать брату свои сокровенные мысли. — Мое тело уже сказало мне о том, что его стройный торс пришелся ему по нраву. По правде сказать, я хочу его ничуть не меньше, чем он меня. Разве плохо, если я получу от него те радости, которые Рори не в состоянии мне доставить? Что дурного в радости до брака, когда знаешь, что в браке в этих радостях тебе будет отказано?
 — Ничего, — ответствовал он. — Ты заслужила капельку счастья и, думаю, даже имеешь на это право, особенно принимая во внимание особу Рори Фергюсона, коему ты предназначена. Мне бы только хотелось, чтобы эта, так сказать, «сделка» не выставила тебя в дурном свете. Ты знаешь, каковы устои общества, а Черный Пардан такого рода «сделкой» их самым бессовестным образом попирает. Повинуясь кодексу чести, я должен убить этого человека при первой возможности.
 Эмил вздрогнула. Ей крайне не понравилась непреклонность, которую она вдруг различила в голосе брата.
 Тем не менее спорить она не стала. Парлан Макгуин собирался овладеть ею в любом случае, согласилась бы она на это или нет. Признаться, никакого для себя бесчестья в сделке с Парланом она не видела, зато другие усмотрели бы его обязательно. Именно по этой причине Лейт сейчас становился в позу дуэлянта — в фигуральном, конечно, смысле. То, что она сама решила направиться в спальню Парлана, значения не имело.
 В эту минуту в дверь вошел Малколм, правда, для приличия он изобразил нечто вроде стука.
 — Лэрд желает получить ответ сию же минуту, миледи.
 Эмил присела на кровати.
 — Неужели? Или он не в состоянии подождать еще немного? Мне кажется, такой здоровенный бык, как Парлан, мог бы попытаться наскрести в себе немного больше человечности.
 — Неумно заставлять лэрда ждать, — заявил Малколм, безуспешно пытаясь скрыть ухмылку, — как и испытывать его терпение.
 — Его нетерпение меня трогает, — проворчала Эмил, поднимаясь и подтягивая пояс своих мужских штанов. — Хотя я не понимаю, на что я ему сдалась? Женщина с обильной плотью подошла бы ему куда больше. Похоже, большие размеры твоего хозяина вовсе не свидетельствуют о его большом уме. — Как уже было сказано, Эмил менее всего на свете хотела показать собственный интерес к главе клана Макгуинов и скрывала его за нарочитой дерзостью.
 Взглянув на Лейта, Малколм получил в ответ кривую усмешку. Нет, подумал Малколм, эта женщина не понимает, насколько она притягательна для мужчин. Интересно, ее сделка с Парланом объясняется полным отсутствием женского тщеславия или нет? Уж лэрд — что ни говори — знал толк в женщинах!
 Заметив жест Лейта, Малколм приблизился к кровати, пока Эмил продолжала приводить себя в порядок.
 — Нет ли возможности отговорить хозяина от той гнусности, что он затеял? Она — девушка из благородной семьи и не заслуживает подобного обращения и позора, который навлекает на нее Парлан. — Хотя Лейт душой понимал все, что сказала ему сестра, он не мог отказаться от попытки остановить ее — хотя бы и не впрямую.
 — Я пытался — бесполезно. Лэрда терзает страсть. Я еще не видел, чтобы его так разбирало. Он бы все равно стал ее добиваться, так что разговоры о лошади — только предлог, чтобы побыстрее заполучить девушку.
 — Верно. Над сладенькими словами своего тюремщика она бы посмеялась — и не более того. Она вообще считает, что всякая говорильня хуже лжи.
 — Стало быть, мы вернулись к тому, с чего начали. Но не беспокойся — он не причинит ей зла. Хотя ему временами некоторые женщины не по вкусу, он все равно обращается с ними хорошо. И терпеть не может, когда в его присутствии к женщине проявляют грубость. Сами знаете, в противном случае ее мог бы изнасиловать здесь всякий, независимо от того, заплатят за нее выкуп или нет. Военная добыча — вот чем ее считают.
 — Это, конечно, так, но я все равно убью Парлана за тот позор, на который он собирается обречь сестру.
 — Можешь попытаться. Возможно, он согласится на поединок, когда ты будешь в полной силе. Впрочем, никакие угрозы сейчас на него не подействуют — у него слишком свербит в одном месте.
 Тем временем Эмил решила, что вполне готова к тому, что ожидало ее впереди, и подошла к постели брата попрощаться.
 Малколм тактично отошел к двери, чтобы не мешать прощанию брата и сестры. Девушка нагнулась, поцеловала Лейта в щеку и с удовлетворением отметила, что лихорадка наконец отступила от молодого человека.
 — Не мучай себя понапрасну, — пробормотала она. — Если мои страдания окажутся слишком велики — я просто откушу кусочек, вот и все. — Она с облегчением улыбнулась, заметив, что и он со смехом отозвался на ее шутку.
 — Я не стану мучиться. Теперь все моя мысли сосредоточены на том, как ему отомстить. Это все, на что я сейчас способен. Я не Господь Бог и не в состоянии изменить то, чего в данный момент нельзя изменить. — Лейт похлопал ее по руке. — Если тебе понадобится переговорить со мной о чем-нибудь — сразу же приходи.
 Лейт проводил ее взглядом и вздохнул. Он сказал то, что чувствовал на самом деле: парень терпеть не мог предаваться бесполезным умствованиям и предпочитал сохранить свой гнев до того мига, когда поправится и выберется на волю. Вот тогда настанет время дать выход ярости.
 Хотя он намеревался просидеть всю ночь, не смыкая глаз и размышляя о том, каково теперь Эмил в объятиях ее властелина, натура взяла свое и он забылся целительным, беспробудным сном.
 Когда Малколм вышел, оставив ее с Парланом наедине, Эмил потребовалось усилие, чтобы обрести самообладание.
 Хотя она — отчасти — пришла к нему по доброй воле, неизвестность пугала ее. Пытаясь привести растрепанные чувства в порядок, девушка принялась оглядывать хоромы главы клана Макгуинов. По стенам висели тяжелые драпировки, защищавшие от холода, и в углу горел камин, также помогавший бороться с холодом и сыростью. Мебель была простой, но добротной. Ноги утопали в богатых коврах, устилавших пол. В центре комнаты стояла массивная дубовая кровать, высокая и затянутая сверху донизу пологом из бархата, который был раздвинут. Во всей обстановке спальни ощущалась атмосфера какой-то варварской роскоши.
 Взгляд Эмил переметнулся на хозяина спальни, который возлежал, опершись о высокую спинку кровати, и всем своим видом изображал равнодушие. На нем был халат из тяжелой ткани, под которым, как она заподозрила, больше ничего не было. Сверкающая влажность волос говорила о том, что он недавно принял ванну. Девушка замерла, недоумевая: то ли ей сердиться на его напускное равнодушие и уверенность в том, что она придет, то ли посчитать за счастье, что он не пожалел усилий, готовясь к ее приходу.
 — А я уже начал подумывать, что ты решила уступить мне своего коня.
 — Этому не бывать.
 Он ухмыльнулся.
 — Что ж, ты поступила правильно. Я собирался овладеть тобой в любом случае, и единственное, что могло меня остановить, — слишком юный возраст. А так все будет проще.
 Она с облегчением вздохнула;
 — Лейт тебя за это убьет.
 — Зря он это задумал. Теперь мне придется очень постараться не убить его, когда он попытается это сделать.
 Хотя Эмил подозревала, что самоуверенность Парлана имеет под собой основания, она ее покоробила.
 — Все-таки он может тебя убить.
 — Конечно, такую возможность исключать нельзя. Но она ничтожна.
 — Кажется, что у тебя слишком высокое мнение о себе.
 Парлан ничего ей не ответил, поскольку в этот момент взял ее на руки, прижал к груди и нежно опустил прямо на середину огромной постели. Девушку удивило, что столь крупный человек в состоянии двигаться с молниеносной быстротой и очень тихо. Когда его тело накрыло ее хрупкую фигурку, она вздрогнула. Нет, она не боялась, хотя его мощный торс представлял собой разительный контраст с ее тоненьким, гибким телом. Эмил вдруг почувствовала жгучее желание, которое помимо ее воли захлестнуло ее горячей волной.
 — Не бойся меня, дорогуша. Я всего лишь хочу доставить тебе удовольствие, — прошептал он, покрывая ее щеки нежными поцелуями.
 — Ты хочешь сказать, удовольствие себе? — пробормотала Эмил, однако ощутила, как загорелась кожа в том месте, где он касался ее губами.
 — Точно, себе, но и тебе тоже, Эмил. Поэтому расслабься и предоставь действовать мне.
 — Ничего я тебе не предоставлю. — Девушка очень надеялась, что он поверит ее протестам, поскольку не имела желания раскрывать ему истинную причину своего появления в его спальне. Пусть он думает, что она пришла к нему, приняв условия «сделки».
 — Предоставишь, Эмил Менгус. — Он покрыл поцелуями сначала ее нос, а потом перешел ко рту. — Я же говорил, что предоставишь…
 Когда его губы коснулись ее губ и потерлись о них, она чуть не задохнулась. Это было очень приятно. Кроме того, у нее внутри потеплело. Эмил сама не заметила, как ее руки обвили его широкие плечи. Когда его язык властно потребовал впустить его внутрь ее рта, аквамариновые глаза девушки широко распахнулись от удивления: она никак не могла взять в толк, чего он добивается.
 — Открой для меня ротик, милашка. Я хочу ощутить мед, который таят твои уста.
 — Нет там никакого меда. Наоборот, боюсь, что моим устам не хватает свежести — я давно не полоскала рот.
 Парлан тихо рассмеялся:
 — Ты маленькая лгунья, Эмил Менгус. Сейчас же открой ротик!
 Когда его язык ворвался внутрь, с силой раздвинув ее губы, она содрогнулась всем телом. Теперь каждый поцелуй обжигал ее больше и больше. Он вошел во вкус и, казалось, никак не мог удовлетворить свой голод. Временами мужчина останавливался и начинал атаки на ее нежную шею, покрывая ее легкими, похожими на дуновение ветра поцелуями. Она зарылась своими тонкими пальцами в его густые волосы, изгибаясь всем телом, чтобы соприкоснуться с его торсом. Тепло, охватившее ее грудь, росло и становилось все более ощутимым, превратившись едва ли не в жар. Ее нежный рот теперь был раскрыт, как цветок, и испускал тихие, страстные вздохи любви. Неожиданно он замер и отстранился от нее. Сладкий туман в голове Эмил немного рассеялся, и она стала отдавать себе отчет в том, что происходило.
 — Нет, — произнесла она прерывистым, хриплым голосом, пытаясь прикрыть обнаженную грудь вдруг ослабевшими руками.
 — Да, — произнес он и развел ее руки в стороны, чтобы полюбоваться ее грудью ненасытным взглядом истинного ценителя. — Какие красивые!
 Она содрогнулась, когда его язык принялся ласкать напрягшиеся от возбуждения соски. Внизу живота у нее загорелся огонь, словно сухая кукурузная солома полыхнула.
 Теперь, когда его ладони завладели выпуклостями ее грудей и уже отваживались спускаться ниже, она снова вцепилась пальцами в его густые темные волосы, с силой прижимая его голову к себе, когда он принимался попеременно целовать то одну, то другую грудь. И снова она тихо застонала, и ее стон звучал в его ушах громче и насыщеннее звуков органа, — ведь это был голос любви. Поначалу Эмил пыталась сдерживаться, но потом, завороженная происходящим, совершенно забыла об этом. Она настолько осмелела, что принялась гладить Парлана по спине, и страстные стоны, которые он при этом издавал, дали ей понять, что ее усилия не пропали даром, увеличив ее собственное возбуждение. Когда он сорвал с себя халат и предстал перед ней обнаженным, она обрадовалась: теперь ничто уже не мешало ей ласкать его.
 Губы Парлана коснулись нежной кожи ее талии, Эмил выгнулась дугой и громко застонала. Эта девушка была настоящий живой огонь — она превзошла все самые смелые ожидания горца. Но когда Парлан начал снимать с нее узкие штаны и его руки коснулись шелковистой кожи стройных бедер, он обнаружил, что до сих пор лишь находился в преддверии ее чувственности. Едва мужчина коснулся ее обнаженных ног, как Эмил содрогнулась от охватившей ее страсти.
 Он заметил это, и жадные губы и руки не оставили на теле девушки ни одного дюйма, который бы не был им обласкан.
 Эмил испытывала несказанное удовольствие и в какой-то момент даже испугалась, что ее сердце остановится. Крупные, но, как оказалось, нежные руки Парлана гладили ее ноги, не позволяя им вырваться из круга, который он очертил, чтобы иметь возможность еще и еще целовать их. Когда он наконец начал медленное восхождение по ее телу снизу вверх, Эмил замерла как завороженная и больше уже не вырывалась.
 Он поднял голову, оторвавшись наконец от ее тела, и явственно услышал звук, напомнивший ему мурлыканье кошки.
 — Как здорово. Бог мой. Да ты просто таешь, — произнес он и снова приник жадными устами к ее груди. Рука же его находилась внизу и исследовала все самые заповедные уголки ее тела. — Не бойся, крошка, — прошептал он, поцеловав ее в шею, — пусть сок любви течет. Вскорости я попробую его на вкус. Не этой ночью, но скоро.
 — Прошу тебя, прошу тебя, — стонала она в ответ, не слишком хорошо понимая, о чем, в сущности, просит. Пожалуй, она была готова получить то, ради чего оказалась в спальне Парлана, и молила именно об этом.
 — Первый раз тебе придется несладко, — пробормотал он, подготавливая себя к решительному рывку, — но это всего лишь раз.
 Она не расслышала или просто не поняла того, что он сказал, но раскрыла ему свои бедра. Он взял ее одним рывком в надежде, что чем быстрее она минует болевой порог, тем для нее будет лучше. Почувствовав, как щит ее девственности уступает его обнаженному мечу, мужчина ощутил прилив гордости за доставшееся ему первенство, хотя — надо отдать ему должное — жалел девушку оттого, что был вынужден причинить ей боль.
 Эмил вздрогнула от острого приступа боли, но она прошла так же быстро, как и появилась. И следующая мысль, которая ее посетила, была об одном — о продолжении. Она прижала его крепкие бедра к себе, одновременно с силой обхватив ногами, побуждая его тем самым к действиям.
 — О! — произнесла она, затрепетав от плотской радости, понимание которой наконец-то посетило ее, когда он задвигался в медленном, тщательно отмеряемом ритме. — Как прекрасно!
 — Прекрасно? Дева Мария, да это просто райское блаженство. Попробуй двигаться вместе со мной, милая.
 Так, так. — Он едва не задохнулся, когда она в точности исполнила его повеление, попадая в заданный им ритм. — Да, именно так это надо делать. — Он прижал к себе ее бедра и стал покрывать молниеносными, как укусы, поцелуями, — Возьми его всего, девочка. Поглубже — мой Бог, как сладко!
 Поцеловав ее еще раз, он сосредоточил внимание на ее лице, по мере того как ритм, в котором они двигались, ускорялся. Однако он упустил тот момент, когда ее тело изогнулось в спазмах страсти, поскольку в этот же момент сам достиг дика удовольствия. Когда он обрушился на нее всей тяжестью могучего тела, она все еще продолжала содрогаться под ним, переживая восторг наслаждения. И эти ее движения вновь возбудили его.
 У Эмил было ощущение, словно она спускается с высоких гор, граничащих с небесами, в глубокую долину.
 Когда она открыла глаза, первой ее мыслью было удивление от того, что она еще жива. Свидетельством тому, что с ней произошло нечто необычайное, было отчаянное сердцебиение и тяжелое дыхание. То, что она получила, было несравненно большим, чем любые ее мечты. И тут же она подумала, что одного раза недостаточно. Поскольку девственность была утрачена безвозвратно, она не видела причины, отчего Парлану не попробовать доставить ей удовольствие еще разок.
 Отодвинувшись чуточку от Эмил, мужчина взглянул на нее и усмехнулся:
 — Так что же? Прав я был, когда сказал, что принесу тебе радость, или нет?
 Той на миг показалось, что грозный глава клана лучится от удовольствия, как двенадцатилетний мальчик, обнаруживший боб в куске рождественского пирога. Она знала, что опыт Парлана уже подсказал ему, какие чувства он пробудил в ней, и не сомневалась, что удовольствие, подобное только что испытанному ею, уже пережили в его объятиях многие женщины. Она вовсе не собиралась содействовать его триумфу и увеличивать его и без того огромное самомнение. Парлан должен был пребывать в уверенности, что она исполнила свою часть соглашения — не более того. Поэтому она, глядя в сторону, с некоторым равнодушием произнесла:
 — Признаюсь вам, сэр, за всю свою не слишком длинную жизнь мне не приходилось так скучать, — высокомерно произнесла она.
 Парлан закатился от смеха, поскольку ее слова не оскорбили его ни в малейшей степени. Уж он-то знал, что она подучила свое. Прошло совсем немного времени, и она, отбросив напускную заносчивость, принялась ему вторить. Эмил поняла, что надуть хозяина замка ей не удалось.
 Как только под сводами спальни утихли раскаты смеха, девушка вдруг ощутила, насколько устала. За последние двадцать четыре часа с ней случилось многое — да что за двадцать четыре часа, за всю последнюю неделю. Тело напоминало Эмил, что она уже очень давно как следует не отдыхала и что плоть, пожалуй, сама позаботится о себе, если она откажется подчиниться голосу разума.
 Парлан почувствовал, что с Эмил что-то происходит, и, приподнявшись на локте, взглянул на нее с улыбкой — он понимал, что ей необходимо отдохнуть, но желание снова охватило его.
 — Послушай, ты обручена? — спросил он, желая знать, не заявил ли другой мужчина права на нее.
 Она попыталась поднять тяжелые, словно свинцом налитые веки, чтобы взглянуть на Парлана, но у нее ничего не получилось.
 — С самой колыбели. Я должна выйти замуж в конце лета.
 — И за кого, позволь узнать?
 — За Рори Фергюсона. Извини, но сейчас я засну.
 Быстрота, с какой девушка провалилась в сон, поразила Парлана и не позволила ему в тот момент оценить услышанное. Он пару раз легонько толкнул ее, но все было тщетно: она неподвижно распростерлась на спине, словно сбитая с ног мощным ударом. Взглянув на нее и ухмыльнувшись, он улегся рядом, чтобы как следует поразмышлять о женихе Эмил.
 Если и был на свете кто-то, кого Парлан ненавидел и по-настоящему презирал, то имя ему было Рори Фергюсон. Этот человек не обладал ни одним качеством, присущим благородному господину. У Парлана не было доказательств, но были веские основания предполагать, что в страшной смерти Морны, его кузины, повинен Рори Фергюсон. Рори был мстительным, хитрым и лживым.
 Всякий раз, когда Макгуины совершали набег на Фергюсонов, Парлан надеялся обнаружить Рори в пределах досягаемости своего меча, но этому человеку всегда удавалось улизнуть. Представив себе, как редкие прядки волос Рори перемешаются с пышной гривой Эмил, Парлан уже понимал, что не пожалеет ничего на свете, лишь бы этого не произошло. Поднявшись на ноги и накинув халат, он направился в комнату, где содержался Лейт Менгус.
 Лейт уставился на человека, который разбудил его и который — он знал — только что лишил девственности Эмил.
 — Чего ты хочешь?
 — Скажи, Эмил в самом деле невеста Рори Фергюсона?
 — Да, с младых ногтей, — ответил Лейт, которого невольно охватило любопытство при виде взволнованного владельца замка, — хотя, честно говоря, я не вспоминал об этом до того дня, когда мы были захвачены в плен твоими людьми. Именно тогда я узнал, что свадьба не за горами.
 — Лахлану известно, что за тип этот Рори Фергюсон?
 — Уверен, кое-какие слухи о нем дошли до отца. Но их договоренность не может быть нарушена на основании слухов. Конечно, — холодно добавил он, — Рори теперь имеет право разорвать соглашение — после того, что ты совершил с моей сестрой. Обесчещенную девушку мало кто захочет взять в жены.
 — Возможно, ты и прав, парень, когда утверждаешь, что я похитил ее честь. Зато я не сделал ей ничего дурного, кроме этого. А вот Рори Фергюсон запросто может ее убить, Парлан произнес эти слова с такой убежденностью и тревогой, что вся злоба Лейта сразу исчезла.
 — У тебя есть доказательства, которые могли бы подкрепить твои обвинения?
 — Увы, нет. Пять лет назад моя кузина Морна имела несчастье стать его любовницей. Она надеялась, что Рори женится на ней, поскольку до их связи была девственна. По крайней мере она сама мне рассказывала об этих планах. Но потом надежды ее растаяли. Она стала бояться этого человека, хотя и не говорила мне почему. Когда Морна сказала мне, что собирается с ним расстаться, это меня только порадовало — я никогда не любил Рори, но девушка, честно говоря, была не слишком хороша собой, и поначалу мне не хотелось отнимать у нее единственный, возможно, шанс выйти замуж…
 — И что же случилось? — осведомился Лейт, когда Парлан вдруг впал в глубокую задумчивость.
 — На следующее утро ее нашли мертвой. Она была избита так, что, если бы не кольцо на ее пальце и не платье, мы бы никогда и не догадались, кто пал жертвой подобного зверства. Более того, ею воспользовались напоследок таким страшным способом, что женщины, обмывавшие тело, говорили, что у нее внутри все было изорвано и разворочено. Доказательств у меня, как я уже говорил, не было, но с той поры я начал пристально следить за этим человеком. Он сделал несчастными множество женщин, которые или боялись промолвить против него хотя бы слово, или — как моя кузина — просто-напросто умерли. Умерли, правда, тоже не оставив доказательств тому, что причиной их смерти был Рори. Этот дьявол отлично умеет заметать следы. Я должен найти доказательство его зверствам, после чего изрублю его на куски, где бы и когда бы его ни встретил.
 Лейт не стал поднимать вопрос о вине Рори в преступлениях против несчастных женщин.
 — Единственное, что я могу сделать, — переговорить с отцом. Он старший в роду, и он решает.
 — Этого недостаточно.
 — Тогда, возможно, поможет то, что ты сделал сегодня ночью. — Как бы там ни было, Лейт не мог думать о содеянном по отношению к Эмил как о благодеянии.
 — Нет. Это зависит от того, насколько Рори желает заполучить Эмил или что он выгадает этой женитьбой.
 — Я не могу дать тебе ответ ни на один из этих вопросов.
 Парлан выругался и запустил руку в густые длинные волосы, даже не пытаясь скрыть волнение.
 — Я не могу позволить, чтобы эта свадьба состоялась.
 — Не можешь позволить? — Лейт взглянул на Парлана. — Но ты — Макгуин, а не Менгус. Какое право имеешь ты вмешиваться в дела нашего рода?
 — Как бы то ни было, но пока она у меня в руках.
 — Ее выкупят. Насколько я помню, ты собирался написать письмо нашему отцу не позднее завтрашнего дня.
 — Переговоры о выкупе — не такое простое дело, как ты думаешь, — протянул Парлан, у которого уже созрел план, — предстоит торговаться — и основательно.
 — Рори может подождать. — Лейт чувствовал себя не в своей тарелке, замышляя союз с Парланом против Фергюсона.
 — Но за это время он может выставить себя полнейшим негодяем, каковым, собственно, и является. Наверняка твой отец тогда откажется благословить эту свадьбу.
 — Ничего не могу сказать по этому поводу, — с некоторым сожалением произнес Лейт. — С тех пор как моя сестра из ребенка превратилась в девицу, отец вдруг утратил даже малейший интерес к самому факту ее существования. Я как раз собирался завести с ним разговор об этой женитьбе, но твой братец захватил нас с Эмил в плен. Джеймс, дядя Рори, и мой отец в свое время были как родные братья. И оба хотели, чтобы брак детей объединил оба рода. Два года назад Джеймс умер, объявив Рори своим наследником. И это могло укрепить отца в своем решении.
 — Господи. Он дал обещание умершему другу. Изменить такому слову труднее всего. Скажи, Эмил любит Рори? — спросил Парлан.
 — Нет. Она даже говорит, что терпеть его не может.
 Вот почему я и хотел переговорить с отцом. Однако отношения между ним и дочерью настолько плохи, что беседа такого рода может ускорить события. Он желает, так сказать, сбыть дочь с рук. — Лейт говорил довольно медленно, с трудом, поскольку болезнь лишала его сил, необходимых для решения столь серьезной проблемы.
 — Но почему? Что сделала девушка, чем вызвала гнев Лахлана?
 — Выросла. Это объяснение, возможно, покажется тебе странным, но больше мне ничего не приходит в голову. В свое время Эмил была любимицей отца. Он всюду брал нас с собой. Но вот как-то раз она надела новое платье, которое подчеркнуло ее девичьи прелести, и с тех пор он к ней охладел. Никто из нас по-настоящему не знает отчего. А отец не говорит.
 — Должен же, черт возьми, быть какой-то способ избавить ее от этого брака, — пробормотал Парлан, направляясь к двери.
 — Что ж, буду только рад, если ты сможешь что-нибудь предложить.
 — Если другого способа нет, я сам, черт возьми, женюсь на этой девице, — бросил вдруг Парлан и вышел, хлопнув дверью, оставив Лейта в полнейшем замешательстве.

 Глава 5

 Лаган вошел в покои Парлана, постучав и услышав короткое: «Войдите». Он закрыл дверь и округлившимися от удивления глазами взглянул на кровать, где по-прежнему почивала Эмил. До сих пор женщины редко встречали утро в постели главы клана Макгуинов. Парлан обыкновенно использовал женщину, как ему было нужно, после чего отправлял в другое место и оставался в одиночестве.
 Этой привычке владелец замка следовал неукоснительно, разве что, подумал Лаган, изменял ей, когда бывал сильно пьян. Лаган оперся о спинку кровати и вперил недоуменный взгляд в лэрда.
 — Отчего ты не дал бедной девчонке подушку?
 Побрившись, Парлан вытер насухо лицо и подошел к изголовью кровати.
 — Я три раза подкладывал ей подушку, и она всякий раз ее отбрасывала.
 — Странно, что она не просыпалась, когда ты это делал.
 — Боюсь, она не проснется, даже если под ней рухнет кровать. Я надел на нее рубашку, но она и бровью не повела.
 — Ты уверен, что она все еще жива? — поддразнивая, справился Лаган.
 Парлан ухмыльнулся в ответ:
 — Жива, хотя я тоже сомневался. Никогда еще не видел, чтобы человек спал таким мертвым сном. Только один раз мне ее удалось разбудить, — он не обратил внимания на ухмылку приятеля, — и уж точно могу тебе сказать: в этот момент я находился в ней. Интересно знать, она вспомнит, что здесь произошло?
 — А может, она просто больна?
 — Я об этом как-то не подумал. Надо будет спросить брата, — заключил Парлан, выходя из комнаты.
 Оставшись один, Лаган внимательно оглядел девушку.
 Та лежала на спине, разбросав руки и ноги, — так часто спят дети. Почти скрытое огромной массой волос, ее лицо было повернуто в сторону. Лаган пришел к выводу, что девушка и в самом деле очаровательна, и в этот момент вернулся Парлан.
 — Лейт долго хохотал, а потом сказал, что с Эмил такое случается, когда она устает сверх меры.
 — Да, что и говорить, вчера у нее был трудный день. В жизни не видел, чтобы женщина спала в такой позе.
 — Правда? — Парлан на секунду задумался. — Никогда не обращал внимания на подобные вещи.
 — Для того чтобы видеть, как женщина спит, с ней надо спать, — протянул Лаган. — Ты же всегда выставляешь их, когда дело сделано.
 Парлан, так и не решив для себя окончательно, отчего он не отослал Эмил, проигнорировал это замечание.
 — А что такого особенного в ее манере спать?
 — Ничего особенного, за исключением того, что она выглядит так, будто ей нанесли хороший удар в челюсть.
 Женщины обычно спят на боку, свернувшись калачиком.
 Пожав плечами, Парлан принялся одеваться, пробормотав:
 — Она, знаешь ли, просватана.
 — Ты что, хочешь этим сказать, что в ближайшее время у стен замка появится ее жених, жаждущий твоей крови?
 — Нет, как раз в этом я сомневаюсь, хотя много бы отдал за то, чтобы его посетила мысль встретиться со мной лицом к лицу. В конце лета она должна выйти замуж за Рори Фергюсона.
 Лаган присвистнул — он знал, с какой ненавистью относится Парлан к Рори.
 — Жаль. Он ее сломает, как тростинку.
 — Не в этом дело. Он ее просто убьет — под конец. Я не могу позволить, чтобы такое злодейство совершилось. Послушай, — тут Парлан поднял руку, заметив, что его приятель хочет что-то сказать, — я знаю суть дела. Вчера ночью мы досконально обсудили эту проблему с ее братом.
 — А я-то думал, что этот парень хочет обсудить с тобой одну-единственную вещь: где и когда он может тебя убить.
 — Это само собой. Но он вполне практичный парнишка и совсем не глуп. Он, знаешь ли, заботится о сестре и не хочет этого брака. По этой причине мы создали своего рода союз. Я, к примеру, собираюсь как можно дольше затягивать дело с выкупом. Буду требовать деньги, много денег — вот что я тебе скажу.
 — Да, пока деньги соберут — много воды утечет. Вопрос в другом — сколько времени нужно тебе?
 — Трудно сказать. Главное, его должно хватить для того, чтобы парень переговорил с отцом о судьбе сестры. Ну и для того, разумеется, чтобы Рори Фергюсон успел выставить себя первостатейным негодяем, а уж в том, что это произойдет, я ни минуты не сомневаюсь.
 — Если ему нужен этот брак, он попытается с тобой разделаться.
 — Я очень надеюсь, что он так и поступит. Но этот тип — трус и заползает в самую глубокую дыру при одном только намеке на опасность. При этом он отлично знает, что я не пойду на открытое убийство без веских доказательств его вины. — Тут Парлан опустил взгляд и посмотрел на мирно спавшую Эмил. — Зная все о нем, я просто не могу отдать ему девушку.
 — Я согласен, Парлан, но как ни крути — ты не ее лэрд и не сможешь удерживать девчонку вечно. Она из Менгусов.
 — У меня лично нет никакой особенной вражды с Менгусами. Скажем, пока нет. — Он наградил Лагана улыбкой, а тот прямо-таки закатился от смеха. — И я могу оставить девушку при себе и исправить причиненное ее чести зло, женившись па ней. — Последнее он произнес медленно и с расстановкой.
 — Уж не хочешь ли ты сказать, что влюбился?
 — Нет, конечно. Но она по крайней мере мне нравится, а этого я не говорил ни о какой женщине на протяжении многих лет. Кроме того, она из хорошей семьи и недурна собой. Она была девственницей. Старой Мег придется вспомнить об этом в случае чего.
 — Все равно это дело серьезное.
 — Придется же когда-нибудь жениться, а до сих пор я не встретил женщину, с которой хотел бы обсудить эту проблему. Мне двадцать восемь, многие в моем возрасте уже обзавелись семьями. В сущности, дело обстоит так, что я, вполне вероятно, уже зачал своего будущего наследника.
 — Господи, — прошептал Лаган, удивленный до крайности, поскольку обычное хладнокровие Парлана позволяло ему до сих пор избегать подобных осложнений. — Если хочешь знать мое мнение, ты не слишком умно поступил, — произнес он, помолчав с минуту.
 — В тот момент я не думал, умно или глупо поступаю.
 Признаться, у меня в голове вообще не было мыслей. Вот почему, возможно, меня осенила мысль жениться на этой милашке. Скажу тебе честно — забавы с женщинами приносили мне в последние месяцы мало удовольствий.
 — И ты, стало быть, эти удовольствия нашел в постели с нею?
 — Да. Причем с ней удовольствие удесятерилось. Тем более надо подождать выпускать ее на волю: вдруг все это в один прекрасный день кончится?
 — Может быть, тебе так показалось оттого, что она оказалась девственницей? Когда мужчина берет женщину первым, у него развивается чрезвычайно высокое самомнение.
 — Знаю, знаю. Вот почему, как я сказал, необходимо подождать малость. Я не настолько стар, чтобы жениться на первой попавшейся бабе, которая мне не интересна и не доставляет мне наслаждения. К чему мне просто брак как таковой? Кстати, ты видел Артайра? — неожиданно спросил он, меняя тему.
 — Как же, видел. Его спину, когда он выезжал за ворота в сопровождении трех своих людей.
 — Имеешь представление, куда он держал путь?
 — В Абердин. Мне кажется, собирается там отсидеться, пока у тебя не изменится настроение.
 — Это лучшее, что он мог сделать. Черт меня побери, я проглядел парня!
 — Брось ты. Всему виной он сам. Ему уже двадцать.
 Хотя — как знать, — может, и он выйдет на верную дорогу. Говорят, с возрастом люди меняются… Смотри, леди зашевелилась.
 Распахнутые глаза Эмил застали мужчин врасплох. Но она еще не проснулась окончательно. Утомление последних дней все еще туманило ее мозг и свинцовой тяжестью отзывалось в руках.
 — Что это вы делаете в моей спальне? — осведомилась она хриплым со сна голосом.
 — Это моя спальня, — сообщил ей Парлан с негромким смешком.
 Протерев глаза, она снова оглядела то, что ее окружало.
 — Бог мой. И что же я, интересно знать, делаю у тебя в спальне?
 — Смотри, как быстро они все забывают, — произнес Парлан с деланной скорбью в голосе, обменявшись с Лаганом смеющимися взглядами.
 Как только воспоминания о прошедшей ночи вернулись к Эмил, она вспыхнула словно маков цвет, однако отрезала:
 — Мелкие неприятности быстро забываются.
 Лаган прикрыл рот ладонью, но и это не помогло ему сдержать смех. Парлан же с печалью в голосе промолвил;
 — Вы раните меня в самое сердце, леди.
 — Боюсь, даже самая толстая стрела не пронзит вашу толстую шкуру, сэр, — проворчала Эмил, чуть скривившись, поскольку каждое движение напоминало ей о том, что случилось ночью. — Могу ли я принять ванну?
 Парлану не надо было объяснять, отчего на лице девушки появилась гримаска боли.
 — Разумеется. Я отдам приказ старой Мег проследить за этим. Пусть она заодно разведет огонь в камине.
 — Зачем же разводить его в этом камине? Я хочу вернуться в комнату, где Лейт.
 — Если ты уйдешь, то я прикажу притащить и тебя, и ванну сюда, поскольку отныне твое место здесь. — Парлан направился к двери.
 — Ты требуешь слишком высокую плату за коня.
 — Уж слишком он хорош. — Парлан заметил, что она приоткрыла было рот, чтобы съязвить, и поспешил упредить очередной выпад:
 — А вот спорить я бы на твоем месте не стал — разве ты не знаешь, что с мужчиной нельзя разговаривать, пока он не поест как следует?
 — Язычок у нее что бритва, — заметил Лаган, следуя за Парланом в большой зал замка, где хозяина поджидала любопытная челядь. — Эта девушка не из тех, что вечно будет тешить мужское тщеславие.
 — Точно. Не хотелось бы мне попасться ей на язычок, когда она сердита.
 — А тебе не кажется, что она испытывает сейчас чувства именно такого рода? Согласись, у нее есть для этого повод.
 — Сказать тебе по чести — нет. Я дал ей возможность выбора. Выбор она сделала, так что у нее нет причины меня ненавидеть.
 — Отдать свое тело на поругание из-за лошади! Подумать только! — Лаган покрутил головой. — Поразительный поступок для женщины.
 — Взрослые мужчины рыдают над своими конями, словно дети малые, и мы не находим в этом ничего странного. А она вскормила своего жеребца собственными руками — он для нее все равно что родной. Впрочем, я уверен — за выбором, который она сделала, стояло нечто большее, чем лошадь. Меня, к примеру, интересует, в какой степени ее выбор был обусловлен злополучным сватовством Рори Фергюсона.
 Пока готовили ванну, Эмил размышляла о предстоящей свадьбе с Рори Фергюсоном и тех обязанностях, которые налагал на нее этот брак. Она все пыталась обнаружить в себе чувство вины за случившееся — и никак не могла. Тот факт, что она сделалась падшей женщиной, совершенно ее не печалил. Она отлично осознавала, что на этот шаг ее толкнула помолвка с проклятым Рори. Хотя шансов на то, что из-за содеянного ею свадьба расстроится, было маловато, хотелось все-таки на это надеяться. Кроме того, с Парланом она получила подлинное наслаждение, которого — она была уверена — в постели с Рори ей не видать.
 — Ну что, смотреть будем или ванну принимать?
 Улыбнувшись, Эмил залезла в теплую воду. Старая Мег напоминала ей Энни, оставшуюся дома. Обе были сухи, словно столетние деревья, обладали острыми языками и, казалось, пережили свое время. Интересно, подумала девушка, неужели во всех замках есть такие служанки?
 — Ты, стало быть, была девушкой? — поинтересовалась старуха, занятая тем, что с двумя молодыми служанками меняла простыни на постели.
 Эмил, которая сосредоточилась на омовении, кляня при этом на чем свет стоит испятнавшие кожу синяки, весьма дерзко бросила в ответ:
 — А если и так, то что?
 — Никто не может сказать заранее, чем это обернется, девушка. Никто. А вы — знай занимайтесь делом, — пробурчала она, обращаясь к своим помощницам.
 Та из служанок, что была помоложе и не так красива, как другая, посмотрела на Эмил круглыми от любопытства глазами:
 — Неужели вы пошли на такое, чтобы сохранить лошадь?
 — Некоторые мужчины убивают и за меньшее, — ответила Эмил, решив толковать происшедшее на свой лад, чего бы ей это ни стоило. — Я просто легла на спину, закрыла глаза и предалась благочестивым мыслям о короле и государстве.
 Ей с трудом удалось подавить рвущийся из уст смех, когда она увидела растерянные лица молоденьких служанок.
 А старая Мег пристально посмотрела на девушку, и та поняла, что надуть ее не проще, чем Энни, оставшуюся в отчем доме. Неожиданно одна из горничных, миловидная и румяная, воткнула кулаки в бедра и дерзко приблизилась к краю деревянной ванны, где мылась Эмил. Интересно, как часто Парлан занимался с ней любовью, подумала Эмил.
 Горничная, однако, продолжала гнуть свое.
 — Хочешь нас убедить, что, когда Черный Парлан уложил тебя в кровать, ты думала об одном только короле? — прозвучал вызывающий вопрос.
 — Ну не все же такие умные и могут думать одновременно о двух столь важных персонах, — отрезала Эмил и очаровательно улыбнулась при этом.
 — Пошли-ка отсюда, Дженни, — сказала другая служанка, заметив, что лицо подруги наливается кровью от ярости.
 Тем временем старая Мег довольно каркала, размахивая руками, как ветряная мельница крыльями, и не делала ни малейшей попытки вмешаться в перепалку. Она в свое время была нянькой Парлана, и Эмил весьма ее интересовала. Только лучшая из лучших могла составить счастье человека, которого Мег до сих пор называла «пареньком». Она знала, что с какой-нибудь дурной женщиной «пареньку» счастья не видать, и внимательно присматривалась к женщинам, с которыми он сближался.
 — Может, оно и лучше, что ты думала о короле. Нечего тебе особенно заглядываться на Парлана. Он не в восторге от жительниц долины и отошлет тебя сразу же, как только твой скряга-папаша заплатит выкуп!
 Эмил ринулась к краю ванны так стремительно, что Дженни ни за что не удалось бы избежать возмездия. Эмил не обратила бы внимания на ее выпад, если бы это касалось только ее, но девушка неуважительно отозвалась о ее отце.
 Сентенции Дженни были прекращены в один миг — Эмил окунула голову исходившей злостью девицы в воду.
 Когда из его собственной спальни послышался вопль, Парлан, направлявшийся в комнату Лейта, остановился как вкопанный. Крик прекратился, словно кому-то заткнули рот, но хозяин решил, что выяснить причину шума все-таки стоит. Он ворвался в спальню, увидел Дженни, согнувшуюся над ванной, и в одно мгновение высвободил служанку из цепких рук своей пленницы.
 Так же быстро Эмил прикрыла груди ладонями и погрузилась в мыльную воду до подбородка. Старая Мег зашлась от хохота, наблюдая эту сцену. Старухе вторил Лаган, чья улыбающаяся физиономия маячила в дверях.
 Что касается второй служанки, то ей хотелось как можно скорее оказаться в каком-нибудь другом месте. Эмил с большим удовольствием поступила бы так же, но коль скоро это было невозможно, она попыталась скрыть смущение показной бравадой.
 — Что здесь творится? — громко осведомился Парлан и вполголоса выругался, заметив, что и сам отчасти намок.
 — Я выронила мыло, и эта девушка помогала мне его отыскать. — Эмил старалась не глядеть на Лагана, который от смеха сгибался пополам.
 — Она хотела меня утопить! — заверещала Дженни.
 — Ерунда, — бросила Эмил, — если бы ты не так широко разевала рот, то и под водой с тобой бы ничего не приключилось и ты бы не нахлебалась зря.
 — Эмил! — Парлан сначала обратился с уговорами к своей пленнице, потом переключил внимание на Дженни, после чего схватил за руку другую служанку и обратился с расспросами к ней:
 — Илка, изволь тотчас рассказать мне, что здесь произошло!
 Вторая девушка уступила его настояниям и поведала хозяину все без утайки. Она только самую малость замялась, когда заметила, как потемнело от гнева лицо Парлана, но все же храбро завершила повествование словами:
 — А потом вошли вы, сэр.
 — Поскольку ты не в состоянии нормально разговаривать с леди и даешь волю языку, придется перевести тебя на кухню, — закончив ледяную отповедь несчастной служанке и проследив взглядом за ее поспешным бегством с поля боя, Парлан повернулся к Эмил:
 — Тебе тоже было бы не вредно научиться сдерживать себя.
 — Когда подобный совет исходит от тебя, это означает, что советчику не хватает последовательности, — протянула та. — Но теперь, когда все улажено, могу я наконец побыть в одиночестве?
 — Разумеется, миледи, — произнес глава клана с издевкой в голосе и поклонился. — Постарайся только не топить больше моих служанок.
 — Раз так надо — ничего не поделаешь, — вздохнула она и подождала, чтобы он закрыл дверь с противоположной стороны, прежде чем снова приступить к мытью.
 — Илка, приготовь свежую постель, — сказала старая Мег и взглянула на Эмил. — Не знаю, право, какую одежду тебе подобрать. Давненько под этим кровом не было настоящей леди — так, все больше служанки да жены фермеров.
 Вряд ли тебе подошли бы их наряды, даже окажись здесь лишнее платье.
 — Ничего страшного. Большинство из тех, кто живет в замке, видели меня в мужском костюме. Вряд ли кого-то будет шокировать, если я стану по-прежнему ходить в наряде пажа.
 — Что ж, с платьем придется подождать, но я должна сказать хозяину, что и как. Будет лучше, если ты оденешься так, как положено девице.
 Эмил пожала плечами и продолжила мыться. С тех пор как отец перестал обращать на нее внимание, она поступала, как ей было удобно. Ей нравилось кататься верхом в окрестностях замка, переодевшись парнем. Она искренне считала, что мужская одежда куда удобнее женской, поэтому штаны и куртка не вызывали у нее ни малейшего неприятия. Эмил лишь надеялась, что, увидев ее в наряде пажа, Лейт не придет в еще большее раздражение и не станет вновь говорить о мести.
 Когда Лейт узнал о сумме выкупа, которую назначил Парлан, в первый момент юноше показалось, что всему его семейству придется идти с протянутой рукой — столь велики были требования Макгуина.
 — Ты оставляешь нас ни с чем.
 — Как ты думаешь, твой отец соберет такую сумму?
 — Он сделает все возможное, но твои запросы выше всяких разумных пределов.
 — Нет, не намного. А потому твой отец должен будет отнестись к моим требованиям серьезно.
 Нахмурившись, чтобы скрыть смущение, Лейт пробормотал:
 — Не знаю, к чему ты клонишь…
 — К тому, что мне лично столько не надо. Не в моих, знаешь ли, привычках оставлять людей нагими и босыми. Я надеюсь, что он попытается торговаться, я же проявлю упрямство и буду сбавлять сумму, но очень медленно. Если же Лахлан примет мои условия, ему все равно придется затратить немало времени, чтобы занять деньги. Я затеял все это только для того, чтобы протянуть время. В сущности, я хочу его купить. Но предложение мое выглядит вполне реальным: мужчина должен платить, если оказался настолько глупым, что позволил захватить своих детей. — Парлан не обратил внимания на гримасу, которую скорчил Лейт. — Но при всем том я сам не заплатил бы такую прорву денег, даже если бы речь шла о моей матери.
 Лейт улыбнулся краешками губ, потом снова посерьезнел:
 — Надеюсь, время разрешит все проблемы.
 — Хорошо бы. Время теперь — самое важное, а благодаря этому плану у нас его будет достаточно. Надеюсь, твой отец не догадается, что это всего лишь игра.
 Лахлан Менгус чувствовал, что время работает против него. Даже непреклонная вера в то, что его дети живы, стала угасать. Ни слова, ни строчки об их судьбе — он по-прежнему ничего не знал.
 Теперь вся семья собралась в родовом гнезде, чтобы разделить его тревогу. Обе замужние дочери с мужьями вернулись в его дом, чтобы побыть рядом с отцом. Единственное, что они могли делать, — ждать. Или требования о выкупе, или — чего они более всего боялись — обнаружения мертвых тел. От долгого бесплодного ожидания все пребывали в растерянности и унынии, и приезд Рори Фергюсона не мог ослабить общего напряжения.
 Высокий, стройный и чрезвычайно привлекательный внешне, Рори терпеть не мог чего-либо ждать. Тем более что речь шла о возможной утрате Эмил Менгус. И дело было не только в том, что с исчезновением Эмил из его рук уплывало ее приданое. Нет, речь шла о потере самой девушки, а значит, о невозможности овладеть ею, стать ее повелителем.
 Неужели ему придется расстаться с надеждой отомстить за пренебрежение, которое она демонстрировала ему в течение долгих лет? Он приехал к Лахлану, чтобы побудить старшего в роду к активным действиям.
 — Черт побери, сэр, но мне кажется, что следует напасть на Макгуинов. Давно пора вырезать это бандитское племя!
 — Но мы не знаем, у них ли те, кого мы ищем, — возразил старший. — Мы не получили послания с требованием выкупа.
 — Они специально заставляют вас ждать, чтобы вы без колебаний согласились на их требования. Это известный прием.
 — Что-то я не слышал, чтобы Черный Парлан так поступал, — вставил рыжеволосый Иен Макверн.
 — Этот человек — сущий дьявол, и мы все знаем об этом. Он готов вести любую игру, лишь бы она принесла прибыль. Он налетел на мои владения в тот самый день, когда исчезли Эмил и Лейт. Какие еще вам нужны доказательства?
 — Насколько я знаю, на тебя напал Артайр, — с расстановкой произнес Джеймс Брот. — Черного Парлана тогда не было.
 — Точно, — согласилась с мужем Дженнет Менгус Брот, и ее светло-голубые глаза осветились огоньком неожиданной надежды. — Быть может, по этой причине мы до сих пор не получили никаких известий о пропавших? Артайр мог отложить дело с выкупом до возвращения своего брата и лэрда. Что, разве не могло так случиться, отец?
 Лахлан задумчиво кивнул:
 — Да, парень мог побояться, что запросит не ту сумму, и решил все оставить как есть до решения Парлана.
 Дженнет наблюдала за Рори Фергюсоном и готова была присягнуть, что тот скрипнул зубами от злости.
 — Он предлагает нам напасть на Макгуинов, хотя отлично знает, что для такого набега нужно куда больше сил, чем те, которыми мы располагаем, — пробормотала она, обращаясь к мужу.
 Джеймс почувствовал в словах жены скрытый сарказм. В самом деле, Рори Фергюсон на словах всегда был готов вступить в бой, в деле лично участвовать не отказывался, но так уж получалось, что он всегда держался подальше "от того места, где участникам сражения угрожала наибольшая опасность. В случае если бы они все-таки решились учинить набег на Макгуинов, Рори скорее всего оказался бы в арьергарде войска и пребывал там, пока не миновало бы самое худшее.
 Джиорсал, старшая дочь Лахлана, тоже во все глаза глядела на Рори. Он не нравился ей, несмотря на то что был хорош и лицом и телом. Нельзя сказать, чтобы они были близки с Эмил, но одна только мысль, что ее младшая сестра может выйти замуж за такого человека, вызывала у Джиорсал слезы. Уж если Эмил было суждено выйти замуж за Рори, лучше пусть ее не будет в живых, решила она про себя. Джиорсал нежно коснулась руки Иена, словно желая убедиться, что такой хороший человек и в самом деле достался ей в мужья. А ведь поначалу она очень расстроилась, когда выяснилось, что к ней сватается простоватый и грубоватый Иен. Но Господь благословил их двумя детками, и с самого первого дня их брака Джиорсал не видела от него никакого зла. Пусть он не умел красиво говорить и внешность у него была самая непримечательная, но она получила то, что было по-настоящему важным в жизни.
 — Да что с тобой? — сказал Иен, неожиданно покраснев: его жена, редко демонстрировавшая чувства, вдруг притянула его к себе, обняла и поцеловала. — Может, ты заболела? — прошептал он, оглянувшись, чтобы выяснить, не заметил ли кто этой нечаянной ласки.
 — Да нет. Просто вдруг захотелось, чтобы ты знал, насколько я счастлива, что мне достался в мужья именно ты, — тоже шепотом ответила она и отодвинулась, словно устыдившись своей нежности.
 — Да уж пора. Я хочу сказать, пора уже уяснить, как тебе повезло, — проворчал он, но по тому огоньку, который на мгновение осветил его глаза, женщине стало ясно, что ее слова дошли до сердца мужа. — Но давай оставим это на время. Ты лучше взгляни на Рори — ему не терпится пролить кровь нашими руками!
 Она кивнула в знак согласия, но не торопилась отводить глаз от руки Иена, которую он словно невзначай положил на ее бедро. Медленно и нежно она накрыла своей ладошкой руку мужа, после чего вернулась мыслями к коварному Рори.
 — Насколько я понимаю, вы не горите желанием устроить набег на Макгуинов? — между тем с раздражением — в который уже раз — вопрошал Рори Фергюсон.
 — Именно так, Рори. Не горим. Если Лейт и Эмил и в самом деле у них, мне бы не хотелось подвергать риску жизни детей. Если же нет — с какой стати нападать?
 — А что толку сидеть и ждать у моря погоды, как делаете вы? — взревел Рори. — Мы не знаем точно, что приключится с Лейтом, попади он в руки Черного Парлана, но, надеюсь, никто не сомневается, какая судьба уготована прекрасной Эмил?
 — Отказаться от помолвки никогда не поздно, — сказал Лахлан, подавляя вспыхнувшую ярость.
 Схватив плащ и двинувшись к двери, Рори бросил;
 — Нет, от Эмил я не откажусь, но если ее лишат девственности, кое-кто за это заплатит.
 Как только Рори вышел, поднялась Дженнет.
 — Надеюсь, Черный Парлан не затащит Эмил к себе в постель?
 — Дженнет! — гаркнул ее муж, призывая супругу выбирать слова.
 — Не кричи на меня. Все равно скажу, что думаю.
 Говорят, Черный Парлан знает, как ублажить женщину, о чем Рори, кстати, не имеет представления. Если Парлан с ней и переспит, она по крайней мере узнает, как все должно быть между мужчиной и женщиной, прежде чем ее отдадут этому ублюдку! — Гневно приподняв подбородок, Дженнет поспешила из комнаты прочь, а за ней последовал Джеймс, полный желания извиниться за резкость.
 Поздно вечером, когда Джиорсал лежала в супружеской постели, она вдруг сказала:
 — Я согласна с Дженнет целиком и полностью.
 — Ты это о чем? — осведомился Иен, которого куда больше интересовал другой вопрос: с чего это его супруга сделалась такой ласковой?
 — Да все о том же. Рори принесет Эмил одни несчастья. — Женщина очень старалась не улыбаться, глядя на то, как муж осторожно скользнул под одеяло. Улыбка сделалась еще шире, когда мужчина покраснел, стоило ей обнять его. Тем не менее она сочла своим долгом продолжить:
 — Об этом человеке говорят много дурного. Я пыталась объясниться с отцом, но он ответил, что не желает слушать сплетни. Но я все-таки очень надеюсь, что Рори разорвет помолвку.
 — Так и будет. Какому мужчине захочется жениться на обесчещенной? — Иен провел рукой по выпуклым ягодицам жены.
 — В Рори Фергюсоне есть что-то такое… Честно говоря, при встрече с ним меня начинает трясти. Ведь я по-настоящему сила к нему приглядываться только тогда, когда выяснилось, что Эмил обещана ему в жены. Какой дурой я была, Иен, подумать только! Но я знаю, отчего изменилась. — Она прижалась лицом к груди мужа. — Из-за тебя. Иен.
 Тот улыбнулся, прижав к себе голову жены. Он мог бы ответить, что жаловаться на нее ему и в голову не приходило.
 Только изредка, временами ему хотелось от нее чуточку больше нежности и более страстного ответа на ту любовь, которую он к ней испытывал. Зато теперь, внутренне оттаяв, Джиорсал отозвалась на его ласки с такой готовностью, что результат, которого они оба достигли, вызвал у них обоих самое настоящее головокружение. Уже забываясь блаженным сном, Иен задал себе вопрос: неужели во всех сестрах Менгус таится такой удивительный запас страсти? Коли так, можно было с уверенностью сказать, что Черный Парлан не станет торопиться с освобождением Эмил.
 Парлан Макгуин зевнул и утвердил голову на груди хрупкой женщины, распластавшейся рядом с ним на постели. Он искренне надеялся, что чувство, которое начало зарождаться между ними, не исчезнет, подобно туману, рассеивающемуся с появлением солнца. Это было прекрасное чувство, и Парлан вовсе не хотел его утратить. Перед тем как погрузиться в сон, Парлан решил, что Рори Фергюсон умрет, прежде чем хотя бы пальцем коснется Эмил.

 Глава 6

 Лахлан Менгус снова и снова перечитывал письмо, лежавшее перед ним, отказываясь понимать его смысл.
 Когда радость от того, что дети живы, отошла на второй план, он принялся изучать послание с большим, чем раньше, тщанием, поражаясь неумеренности требований главы клана Макгуинов. На мгновение ему показалось, что сумму, которую тот требовал за пленников, не смог бы уплатить и сам король. Более того, потребовались бы месяцы, чтобы сделать займы, покрывавшие хотя бы половину указанного выкупа. По его мнению, худшего придумать не смог бы самый низкий из людей.
 — Должно быть, этот человек спятил, — проревел Лахлан, снова и снова разглядывая злосчастный документ. — У меня нет таких денег!
 — Вы хотите отправить к нему посланца? — осведомился Иен.
 — Нет, сам поеду к этому негодяю. Я не в состоянии избавиться от ощущения, что все это — просто злая насмешка.
 — По крайней мере теперь мы знаем, что Лейт и Эмил живы и им ничто не угрожает, — рассудительно сказала Дженнет, осторожно — она была беременна — усаживаясь в кресло.
 — Прежде чем начать переговоры о выкупе, я должен убедиться в этом собственными глазами.
 Посланник из Дахгленна, к своему немалому удивлению, возвращался назад, возглавляя небольшую процессию. Джиорсал ехала верхом рядом с мужем, настояв на этом с несвойственным ей упрямством. Поскольку это было путешествие с миссией доброй воли, мужчины, хотя и покривились, согласились на подобную эскападу. Рори Фергюсона никто не видел, хотя его, как жениха Эмил, предупредили о поездке первым. Джиорсал порадовалась его отсутствию, поскольку не верила в умение Рори вести мирные переговоры.
 Отряд пустился в путь на закате — поджидали женишка Эмил, который так и не явился, — и по этой причине путешественникам пришлось остановиться на ночевку и разбить лагерь. Джиорсал восприняла это событие как романтическое и хлопотала вовсю, обустраивая палатку мужа. Однако когда там появился Иен, никто не назвал бы его особенно улыбчивым.
 — Что случилось. Иен, дорогой? — спросила жена, аккуратно складывая одежду, по мере того как он се снимал.
 — Ничего особенного. Правда, есть вещи, которые, скажем так, меня озадачивают.
 — И что же тебя озадачивает? — не сдавалась она, присоединяясь к мужу в постели, которую расстелила прямо на земле, не позабыв окружить канавкой на случай дождя.
 — В течение последних четырех или пяти лет твой отец проявлял холодность по отношению к Эмил, а ведь девочкой она была его любимицей.
 — Да, и мы никак не можем понять, отчего это произошло. — Рука женщины отправилась в путешествие по крепкому, мускулистому телу мужа, которое она словно открыла для себя заново. — Эмил очень страдала от перемены в отношении отца, в особенности оттого, что видимой причины этому не было.
 — Я тоже не могу сказать, отчего отец переменил отношение к дочери, но мне кажется, Лахлан хитрит и Эмил по-прежнему мила его сердцу.
 — Почему же он от нее отвернулся? Какой, скажи, в этом смысл? — Медленно, но настойчиво ее рука продвигалась туда, где отродясь не бывала.
 Интимный жест жены напрочь изгнал все мысли из головы Иена, и он лишь спросил:
 — Что такое? Ты о чем? — поскольку надо же было что-нибудь сказать ей в ответ.
 Джиорсал тихо засмеялась, не зная, чему приписать его растерянность — то ли удовольствию, которое он испытал, то ли изумлению. Нагнувшись, чтобы поцеловать его в грудь, она пробормотала:
 — Кажется, мне надо попытаться самой ответить на этот вопрос и рассмотреть проблему со всех сторон и куда глубже, чем раньше.
 — Джиорсал? Ты что, хватила лишку? — осведомился Иен, пораженный поведением женщины и тем, что она разговаривала сама с собой, после чего, не дожидаясь ответа, повалил ее на спину.
 Парлану даже не стоило спрашивать у Эмил, пила ли она. Этот факт был очевиден. В комнате Лейта они с братом и Лаган бесшабашно предавались игре в кости, выигрывая и проигрывая большие суммы денег, которых у них не было, и выпивая при этом. Кроме того, Парлану было ясно, что ни брат девушки, ни Лаган, который должен был охранять Эмил, не обращали ни малейшего внимания на ее возлияния. Тем не менее Парлан усмехнулся и уселся рядом с Эмил на кровать Лейта. Он сделал это в тот самый момент, когда Лаган поставил на кон замок Стирлинг и проиграл его Эмил.
 — Из тебя вышел премерзкий страж, Лаган. Ты позволил женщине пить и втянул ее в азартные игры. — Макгуин покачал головой, всем своим видом изображая печаль. — Тебе не пришло в голову проследить за тем, сколько она пьет?
 — Как же, — ухмыльнулся Лаган, — но сколько бы она ни пила, все равно выигрывает. — Тут он рассмеялся вместе со всеми. — Она просто дьявольски удачлива.
 — Это очень легкая игра, — заметила Эмил и протянула руку за очередной порцией эля. Руку ее, однако, перехватил Парлан. — Я не пьяная!
 Установив кружку на стол, Парлан выдернул девушку из-за стола и поставил на ноги.
 — Прискорбно, но ты напилась.
 — Тебя никто еще не называл тираном? — поинтересовалась Эмил, блеснув глазами.
 Парлан вместо ответа потащил ее к двери.
 — Все, выпивка закончилась. Пожелай своему брату доброй ночи, — сказал Макгуин, задерживаясь с девушкой в дверном проеме.
 — Доброй тебе ночи, Лейт. И тебе, Лаган, — крикнула во весь голос Эмил, после чего Парлан захлопнул с силой дверь и тем самым заглушил ответные реплики. — Ты очень грубый мужчина. Не цивилизованный, — проворчала она, не слишком уверенно двигаясь по направлению к спальне.
 — Это точно. Я не слишком игриво сейчас настроен. — Он ввел ее в комнату и запер дверь на засов.
 — Это почему же? — спросила она, усаживаясь на кровать. Как выяснилось, снять сапоги оказалось для нее неразрешимой задачей.
 Парлан, который к тому времени уже разделся, оставшись в коротких полотняных штанах, подошел к постели, чтобы помочь Эмил.
 — Ты напилась, дорогая. И весьма…
 — Нет… Хотя, может, и напилась — самую малость.
 На самом деле я плохо переношу спиртное, зато поутру никогда не болею.
 Когда его рот накрыл ее губы, женщина издала звук, напоминавший мурлыканье. Эту жажду она готова была утолять бесконечно, не говоря уже о том, что алкоголь в крови только подогрел ее страсть.
 Когда маленькие ладошки принялись его ласкать, Парлан стал терять контроль над собой. Ему хотелось мгновенно сорвать с себя всю оставшуюся одежду. Он овладел ею поспешно и торопливо, но она достойно ответила на его торопливость вспышкой такой же неконтролируемой страсти. Пик наслаждения заставил их некоторое время спустя рухнуть на кровать без сил — настолько он оказался острым. Единственное, на что хватило Парлана, — накинуть на их обнаженные тела покрывала. Даже говорить он в эту минуту был не в состоянии. Что касалось Эмил, она была уже на той тонкой грани, что отделяет сон от бодрствования.
 — Скажи мне, ты хочешь замуж за Рори Ферпосона? — последовал неожиданный вопрос со стороны хозяина.
 Эмил уже засыпала, поэтому ей потребовалось усилие, чтобы раскрыть глаза и одарить Парлана сонным взглядом.
 — Нет. Уж слишком он хорош собой.
 — Слишком хорош? Интересная мысль. Обыкновенно девушки жаждут иметь мужа, на которого, что называется, приятно посмотреть.
 — Повторяю: он слишком хорош собой. У него настолько правильные черты лица и такие прекрасные пропорции тела, что иногда меня это пугает. И еще — его глаза.
 — А что у него с глазами?
 — Они похожи на змеиные. Когда я встречалась с ним взглядом, мне всегда казалось, что он выжидает удобного момента для укуса. И цвет у его глаз особенный, вернее, они просто бесцветные и еще — пустые. Кстати, он очень редко мигает.
 Перекатившись на спину, Парлан притянул девушку к себе.
 — Похоже, ты права. У него и в самом деле глаза, как у змеи.
 Чувствуя, что сон Властно забирает ее в свои объятия, Эмил пробормотала:
 — Трудно быть женой человека, которого терпеть не можешь…
 — Обещаю тебе, что этого не случится, — произнес Парлан.
 Очаровательное личико девушки все так же покоилось на широкой груди горца, когда Парлан на следующее утро пробудился ото сна. Его рука лежала на ее тонкой талии, а нога Эмил была закинута на его сильную, мускулистую ногу. Эмил показалась Парлану прекрасной, и, хотя ему было жаль нарушать ее покой, он стал гладить рукой ее легкое тело, чувствуя, как потихоньку отзывается на его нежность сонная плоть.
 Он провел пальцем по округлым чашам ее ягодиц, после чего проследил линию бедра. Страсть просыпалась в ней одновременно с ее духовной сущностью. Это было очевидно, как было очевидным и то, что раньше, до Эмил, он не находил для себя радости в радости другого существа, хотя по мере сил старался доставить удовольствие тем женщинам, что были с ним. Его опьяняла уже одна возможность увидеть, как Эмил просыпается и раскрывается для него, словно цветок.
 — О, Парлан, — произнесла она едва слышно, когда он перевернул ее на бок и его рука проскользнула меж ее бедер.
 — Какое чудесное утреннее пробуждение, — пробормотал он, уткнувшись носом в ее грудь, прежде чем принять в рот набухший от возбуждения сосок.
 — Так сейчас утро?! — воскликнула она с удивлением. — Этим заниматься по утрам нельзя!
 — Разве? — ухмыльнулся он, сдвигая ее ногу к себе на талию и нежно входя в ее теплое влажное лоно. — Но увы — мы уже этим занимаемся!
 Наконец-то она окончательно проснулась и смогла связно выражать свои мысли:
 — Сейчас светло. А этим следует заниматься в темноте.
 — Ах, дорогая, тебе многому еще предстоит научиться, — произнес он тихо, после чего запечатал ей уста поцелуем.
 Пик наслаждения наступил быстро и одновременно у обоих. Продолжая содрогаться от наслаждения, Парлан перекатился на спину, не выпуская Эмил из объятий. Он продолжал обнимать ее и тогда, когда они оба вернулись к действительности.
 — Мне кажется, ты кое о чем позабыл, — неожиданно очень нежно проговорила девушка.
 — Ничего я не забыл, — отозвался Парлан, продолжая ее удерживать, хотя чувствовал, что она мягко пытается от него отстраниться. — Давай полежим так еще, ладно?
 Потершись нежной щечкой об упругие колечки волос у него на груди, она тихим голосом спросила:
 — Ну и как тебе все это?
 Черный Парлан не нашелся, что ей ответить. И не только потому, что вопрос его озадачил. Прежде он никогда и ни с кем не разговаривал о своих чувствах. Более того, он не знал таких слов. Обыкновенно, получив удовольствие, он быстро удалялся от представительницы прекрасного пола, близостью с которой только что наслаждался.
 — Трудно сказать, милочка. То, что это чудесно, — правда, но в этом — всего лишь часть правды. — Она слегка повернулась, и он издал тихий стон наслаждения. — Не делай так больше!
 — Кажется, я догадываюсь, почему мне не следует снова так поступать. — В своих заветных глубинах она ощутила, как его мужественность начинает пробуждаться снова.
 — Бог мой, — проворчал он, поскольку в этот момент в дверь постучали. — Нет, не смей двигаться. — Прижав Эмил к себе, он крикнул:
 — Что там еще?
 — Лахлан Менгус, — последовал ответ Лагана из-за двери. — Он разбил лагерь у стен твоего замка и заявляет, что ему необходимо с тобой поговорить.
 — Отец приехал! — воскликнула Эмил и попыталась выбраться из объятий Парлана, но лишь возбудила тем самым их обоих еще сильнее.
 — Скажи ему, что прежде я хочу позавтракать и, если он еще не успел этого сделать, приглашаю его ко мне присоединиться! — прокричал Парлан.
 — Отпусти меня, — прошипела Эмил, хотя в своем стремлении освободиться из объятий Парлана лицемерила: ей хотелось оставаться там, где она находилась в настоящий момент.
 — Лаган ушел, — простонал в ответ Парлан, переворачиваясь с Эмил в руках таким образом, чтобы она оказалась под ним.
 — Я не могу продолжать заниматься с тобой любовью, когда чувствую, что отец где-то рядом, — прошептала девушка, начиная тем не менее двигаться в ритме, заданном мужчиной.
 — Не беспокойся, если ты будешь слишком громко стонать, я закрою тебе рот подушкой, — проговорил с улыбкой Парлан, после чего поцеловал ее сосок.
 Резкая отповедь, которой Эмил собиралась его наградить, так и не последовала. Она впилась ногтями в его ягодицы, желая слиться с ним воедино. Очень скоро она получила то, чего добивалась, и оба завершили начатое серией четких резких движений, после которых последовала эйфория.
 Когда он наконец встал, чтобы одеться, она скорчила рожицу за его спиной, выражая тем самым неодобрение его виду самодовольного самца, — хотя у него имелись для этого кое-какие основания. Помимо всего прочего, Эмил ни разу не оказала ему сопротивления, а, напротив, неистово стремилась к удовольствию. Сейчас, однако, Эмил волновало Другое: она готовилась предстать пред грозные очи своего отца, и требовалось любой ценой убрать с лица то выражение счастья, которое мигом бы объяснило родителю, чем она только что занималась. Возможно, Эмил предпочла остаться у Парлана по собственной воле, но ей вовсе не хотелось, чтобы об этом догадался отец, — Ну-ка выбирайся из постели, женщина. Тебе предстоит встреча с отцом.
 — Я не могу с ним встречаться, как ты не понимаешь. — Она повернулась к Парлану спиной и зарылась лицом в подушку.
 Сорвав с нее покрывало и отвесив увесистый шлепок по округлым ягодицам, Парлан тем самым побудил ее к действиям.
 — Ты можешь, и тебе предстоит это сделать. Я желаю ему показать, что по крайней мере один из его отпрысков абсолютно здоров и вполне доволен жизнью.
 Укрывшись покрывалами, Эмил уселась на постели и взглянула на него.
 — Ничего-то ты не понимаешь.
 — Я все понимаю. Но ты напрасно беспокоишься. Он ни о чем не догадается. Конечно, этот вопрос его будет волновать, но пока ты не скажешь ему правду сама, он будет сомневаться.
 Его слова все еще звучали в ее голове, хотя он уже удалился, намекнув, что и ей не следует заставлять ждать себя слишком долго. Главное, решила Эмил, не выглядеть виноватой. Такое выражение лица, помимо всего прочего, могло заставить отца предположить, что она потеряла невинность и — того хуже — наслаждалась запретным плодом.
 Взглянув напоследок в зеркало, она решила, что явных изменений в ее внешнем облике нет, хотя в другом, внутреннем мире преобразилось очень и очень многое.
 Спускаясь по узким каменным ступеням в зал, Эмил тряхнула головой, словно отгоняя от себя дурные мысли. Глупо волноваться. Отец так мало обращал на нее внимания, что не заметил бы перемены в ней даже в том случае, если бы письмена, свидетельствовавшие о ее бесчестии, были выжжены у нее на лбу.
 Услышав низкий голос отца, Эмил остановилась у дверей, чтобы украдкой разглядеть его. Он был высок ростом, ее отец, — почти так же высок, как Черный Парлан. Высок и широк в плечах. В светлых волосах кое-где проглядывала седина, но он был строен, словно юноша, несмотря на свои сорок четыре года. Свидетельства возраста и непросто прожитых лет были запечатлены на его лице. Правильные и, пожалуй, красивые черты избороздили глубокие морщины, а в синих глазах застыла сделавшаяся его постоянной спутницей печаль.
 Эмил обожала отца, поэтому боль от разрыва с ним навсегда сохранилась в ее сердце. И не только потому она опасалась встречи с ним, что боялась разоблачения. Худшим из зол была бы вновь проявленная по отношению к ней холодность. Боль всегда бывала меньше, если она держалась от отца подальше. К сожалению, именно этого, самого главного, она не успела объяснить Парлану.
 Парлан, однако, заметил ее и не спускал с нее глаз все то время, пока Эмил наблюдала за отцом. Она напоминала в эти мгновения голодное дитя, наблюдающее за пирующими, но не рассчитывающее получить даже крохи с их стола. И этот образ никак не вязался с тем представлением об Эмил, которое уже сформировалось у него в голове. В жизни часто бывало, что неблагодарный ребенок пренебрегал своими родителями, но редкий родитель поворачивался спиной к собственному чаду, которое его боготворило. На лице Парлана появилась кривая ухмылка — свидетельство того, что в его сердце закралась ревность.
 Потом внимание Черного Парлана переключилось на Лахлана Менгуса. Эмил как раз приблизилась к столу и, повинуясь указующему жесту хозяина замка, присела рядом.
 Когда девушка появилась в зале, в голубых глазах Лахлана на мгновение промелькнула молния, высветившая их, но огонек мгновенно угас, и на лицо вернулось привычное печальное выражение. Мужчина не скрывает любовь к своему ребенку, за исключением тех случаев, когда для этого имеется веская причина. И Парлан собирался до этой причины докопаться.
 — Здравствуй, отец, — прошептала девушка, усаживаясь рядом с Черным Парланом. — Мне очень жаль, что это произошло.
 — Правильно делаешь, что сожалеешь. Мне сказали, что раны Лейта заживают благополучно. Так ли это? — Казалось, отец не обратил ни малейшего внимания на краску, которой покрылись щеки дочери.
 — Да, — коротко произнесла Эмил, проглотив обиду. — О нем хорошо заботятся, и в самое ближайшее время он окончательно поправится.
 Сказав несколько слов, Лахлан будто позабыл о дочери.
 Она попыталась было что-то съесть, старательно делая вид, что это ее мало трогает. Тем не менее мимолетное выражение жалости, проскользнувшее в карих глазах Лагана, утвердило Эмил в мысли, что ее кажущееся спокойствие никого не смогло обмануть. Да и кусок, признаться, в горло ей не лез, так что не прошло и нескольких минут с момента ее появления, как девушка поднялась, чтобы покинуть собравшихся, и жалобно замигала, когда заметила, что всеобщее внимание неожиданно переключилось на нее. Парлан попытался сгладить этот момент, отвесив ей небольшой поклон и отдав распоряжение Лагану проводить пленницу. Даже не взглянув на отца, Эмил торопливо вышла из зала.
 — Ты требуешь слишком большой выкуп, — произнес Лахлан, как только с едой было покончено. — Между тем ты захватил в плен отнюдь не короля, помни об этом.
 — Я захватил в плен твоего наследника и младшую дочь, — напомнил ему Парлан тихо, но твердо.
 — У меня еще есть сыновья. Двое. Так что наш род без наследника не останется. Рори Фергюсон тоже сумеет найти себе другую невесту.
 Парлану до смерти хотелось поговорить об этой женитьбе, но он знал, что время еще не пришло. Они с Лахланом продолжили торг, при этом Парлан оставался спокойным как скала, а Лахлан, наоборот, делал все, чтобы сдержать подступавший к горлу гнев. Хотя Парлан испытывал к Лахлану сочувствие, требований своих он умалять не стал, решив затягивать дело до последней возможности.
 — За такую цену я смогу выкупить только одного из своих детей. На другого же мне придется буквально наскребать по монете в течение нескольких месяцев.
 — Тогда решай, кого из двоих ты оставишь под моей опекой на этот срок. — На случай, если бы Лахлан потребовал освободить Эмил, Парлан готовился изобрести какой-нибудь предлог, чтобы воспрепятствовать этому.
 — По праву старшинства первым ты должен освободить моего сына, наследника рода. Но мне понадобится некоторое время, чтобы собрать требуемую сумму.
 — Ничего страшного. Парню на здешнем приволье будет хорошо.
 — Мне не хотелось бы оставлять у тебя в руках дочь.
 Она еще совсем юная.
 — Здесь ей никто не причинит вреда — ни я, ни мои люди. Хочешь ли ты повидаться с сыном?
 Как и надеялся Парлан, Лахлан не слишком настаивал на освобождении дочери. Менгус вообще оказался в чрезвычайно щекотливой ситуации. Что бы там ни думал Лахлак, выдвигать обвинения против владельца Дахгленна он не решался. Стоило ему обидеть Парлана, как игра приняла бы чрезвычайно рискованный характер, а этого в своем нынешнем положении он допустить не мог. Парлан видел, что сложившиеся обстоятельства угнетали этого человека, вызывая в нем постоянно подавляемые вспышки ярости.
 — У вас имеются платья для девушки? — спросил Лахлан, когда они с хозяином замка встали из-за стола.
 — Нет. Она была схвачена в мужском одеянии. Поначалу мы думали, что это твой сын по имени Шейн, но потом, когда она спускалась по веревке со стены, ветер сорвал с ее головы шапочку и все увидели, что это девушка. Мы обрядили ее во все лучшее, что было в замке. Если хочешь, можешь прислать ей одежду.
 — Все, что находится в ее гардеробе, — приданое, — пробурчал Лахлан. — Ничего прислать не смогу. Эти одежды предназначены для ее свадьбы.
 Когда они вошли в комнату Лейта, Парлан не был удивлен, обнаружив там и Эмил. Он догадался, что девушка кинулась к тому, кто ее любит, чтобы вместе с ним пережить огорчение от холодности отца. Радость, с которой Лахлан поздоровался с сыном, стала очередной порцией соли на ее рану. И это понял даже Парлан, ощутивший сильнейший позыв ударить главу рода Менгусов. Единственное, что остановило руку Парлана, было чувство, что Лахлан умышленно поступает так, и за игрой в сурового отца кроется некая чрезвычайно важная причина.
 Эмил, стараясь остаться незамеченной, при первой же возможности направилась к двери. Это, однако, не укрылось от глаз Лагана, который, словно приклеенный, следовал по пятам за девушкой.
 — Ты скоро вернешься домой, сын, — говорил между тем Лахлан, получивший возможность собственными глазами увидеть, что парень идет на поправку.
 — Сумма выкупа слишком высока, — запротестовал Лейт, задаваясь вопросом, удался или нет план Парлана.
 Кроме того, ему в голову закралась мысль, не совершил ли он с самого начала глупость, доверившись хозяину замка.
 — Что верно, то верно, но я сумел уговорить его немного сбросить цену, — сказал Лахлан и подошел к окну. — Кроме того, я внесу поначалу только часть выкупа.
 — И за кого же? — шепотом спросил Лейт, предугадывая ответ отца, который, как всегда, должен был оказаться оскорбительным для Эмил.
 — За тебя.
 Эмил замерла у самой двери, отказываясь верить в то, что услышала.
 — А меня, стало быть, выкупать не собираются?
 — Не сейчас. Слишком велика сумма, — ответил Лахлан, продолжая стоять к дочери спиной.
 — Когда же? — тихо спросила девушка, глубоко уязвленная решением отца.
 — Не знаю.
 Чувствуя, что еще немного — и у нее из глаз градом польются слезы, Эмил выбежала из комнаты. Не замечая взглядов, которыми провожали ее все, кто встречался на пути, она побежала в стойло. Там бросилась на сено рядом с Элфкингом и зарыдала.
 Отец не обращал на нее внимания в течение долгих лет, но то, что произошло сейчас, было худшим из унижений.
 Оставляя ее в руках похитителей, он подтверждал, что дочь занимала самое ничтожное место в его сердце. Он даже не поинтересовался, как здесь с ней обращаются. Было ясно, что отец ничуть не дорожил Эмил, несмотря на то что она носила его имя.
 — Вот скотина, — пробурчал себе под нос Лаган еще до того, как за девушкой захлопнулась дверь.
 — Помолчи, Лаган. Лучше сходи и разузнай, что с ней. — Парлан пристально взглянул на Лахлана после того, как его приятель вышел. — А знаешь, он ведь отчасти прав.
 — У меня нет средств, чтобы выкупить обоих сразу.
 Наследник рода важнее, чем младшая дочь. — Лахлан смотрел на Парлана тоже не слишком дружелюбно. — Ты ведь не поверишь на слово, что деньги придут, и не отпустишь обоих сразу.
 — Я не сомневаюсь в верности твоего слова, по прежде чем отпущу на волю хотя бы одного из них, хочу ощутить на ладони тяжесть золота.
 — Что ж, так я и думал. Деньги за парня соберут в течение двух недель. Сейчас, правда, я не могу сказать, когда выкуплю девочку. — Лахлан остановился у двери. — Оставляю ее твоим заботам и уверен, что зла ей не причинят.
 — Я уже сказал, что ни я, ни мои люди не станут ей вредить, пока она будет оставаться под моей опекой.
 — Чтоб у него глаза повылазили! — выругался Лейт, едва отец вышел из спальни.
 — Все не так просто, как ты думаешь, — сказал Парлан. — На самом деле он обожает свою дочь.
 Лейт уставился на Парлана в полнейшем недоумении.
 — Как ты только мог подумать такое? Особенно после того, что произошло? Выбор между наследником и младшей дочерью должен был быть в ее пользу — хотя бы потому, что она подвергается наибольшему риску.
 — Я видел его лицо, когда Эмил вошла в зал. Существует нечто, что заставляет его скрывать свою любовь. Причина, похоже, весьма основательная. И я собираюсь выяснить, в чем тут дело. Но ты, Лейт, пока отдыхай, — заключил глава клана Макгуинов и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
 Лаган и Малколм сшивались неподалеку от конюшни.
 — Ну, где девочка? — спросил Парлан.
 — Там, в стойле, со своим конем, — откликнулся Малколм. — Мы подумали, что лучше оставить на время ее в покое.
 — Я сам здесь побуду. А вы проследите за тем, чтобы у наших гостей не было недостатка в еде и питье. Они собираются скоро нас покинуть. Кстати, позаботьтесь о том, чтобы нам с девушкой никто не мешал.
 Эмил поняла, кто вошел в конюшню, еще до того как Парлан уселся с нею рядом и сжал ее в объятиях. Ей почему-то не показалось странным, что она искала утешения у Черного Парлана, в сущности, своего тюремщика. Этот человек был теперь ее надежной опорой, единственным существом, на которого она могла положиться.
 Парлан улегся на сено, не выпуская из ладоней рук Эмил.
 Его самого весьма удивляла настоятельная потребность избавить эту маленькую женщину от страданий. Еще больше его удивляло, что ее боль он чувствовал как свою. Он делил с ней ее горе, сам того не желая.
 — Ты едва не подвела меня под монастырь, девочка, — проворчал он, надеясь вызвать ее на разговор и отвлечь от печали.
 — Я изо всех сил старалась сдерживаться. — Она всхлипнула, но попыталась взять себя в руки. — Что делать, это была слабость с моей стороны.
 — Ну, не горюй. У тебя были все основания поплакать.
 Никто не осудит тебя за слезы. Но ответь мне: ты в самом деле боишься остаться под моим кровом?
 — Нет, что ты. Конечно, если ты не станешь повышать на меня голос и рычать, — сказала девушка и, улыбнувшись, положила голову Парлану на грудь.
 Повернувшись так, чтобы иметь возможность видеть ее лицо, Парлан, конечно же, заметил эту робкую, проступившую сквозь слезы улыбку.
 Приходилось признать, что Эмил была первой женщиной в его жизни, которая не только доставила ему удовольствие в постели, но и заставила его думать о ней, сопереживать вместе с нею. Он не понимал, что это значило, почему было именно так, а не иначе, — но потому он и звался Черным Парланом, человеком, обладавшим не только пронзительным темным взглядом, но и темными, никем еще не исследованными безднами в душе.
 — Ты, стало быть, боишься, что я буду на тебя кричать и даже рычать? — проговорил он низким голосом и пощекотал губами ее шею, заставив Эмил улыбнуться.
 Потом, без видимой причины, она вдруг снова стала серьезной.
 — Ты, наверное, думаешь, что для отца честь семьи — пустой звук? И ему абсолютно наплевать на то, что будет со мной? Но, согласись, он же не может знать о том, что случилось между нами…
 Парлану потребовалось усилие, чтобы удержаться от смеха.
 — Ты что, думаешь, я в состоянии разобраться во всей той мешанине, которую ты только что изволила обрушить на мою голову? — Он все-таки рассмеялся, заметив, что девушка нахмурилась, размышляя над его словами.
 Осознав, что она нагородила, Эмил и сама принялась хохотать над тем сумбуром, который царил у нее в голове.
 — По-моему, ему на тебя вовсе не наплевать. По крайней мере он взял с меня слово, что я не причиню тебе вреда.
 Она снова нахмурилась, вдумываясь, после чего покачала головой:
 — С твоей стороны это было проявлением крайнего лицемерия, Парлан Макгуин.
 — Увы. — Парлан широко ухмыльнулся, а Эмил снова начала смеяться. — Но если вдуматься, скажи мне, малышка, я тебя бил?
 — Нет, телесных повреждений не было, что и говорить.
 Но ты забыл о страданиях духа — как-никак я стала твоей наложницей.
 — Ты не наложница. Ты моя любовница. Не хмурься, не хмурься — это не одно и то же. — Он принялся расстегивать сначала ее камзол, а затем рубашку.
 — Я не очень понимаю разницу, но это дела не меняет.
 Скажу тебе вот что: уж если мне суждено делить ложе с мужчиной, я хочу, чтобы рядом был ты, а не Рори.
 Он распахнул на ней рубашку и обнаружил, что ее соски уже набухли от возбуждения и взывали к ласкам.
 — Ты никогда не будешь принадлежать ему.
 — Но я должна стать его женой. Ой! — Эмил с шумом втянула в себя воздух, когда его губы жадно впились в одну из ее грудей. — Что ты делаешь? Не можем же мы заниматься этим здесь?
 — Ты всегда говоришь, что мы не можем того или этого, а я хочу тебя убедить в том, что ты не права. — Парлан приподнял ее голову, чтобы вглядеться как следует в ее глаза. — Ты никогда не станешь женой Рори.
 — Как, интересно знать, ты собираешься воспрепятствовать этому?
 — Мое дело. А теперь помолчи: я должен показать тебе, что мы можем, хотя ты и утверждаешь обратное.

 Глава 7

 — Не могу поверить! — сказала Джиорсал, глядя на отца. — Как ты мог решиться на такое?
 — Сумма выкупа слишком велика, и я не в состоянии выплатить деньги целиком. По крайней мере сейчас. Так что, хочешь не хочешь, пришлось выбирать. Наследник будет первым по праву старшинства.
 — А ты подумал, что может случиться, если ты оставишь девочку в руках этого человека? Ты ведь отлично знаешь, что может произойти! Он может овладеть ею — если и не силой, то с помощью ласковых слов, которые всегда имеются в арсенале соблазнителя.
 — Да, знаю, — проворчал Лахлан. Прошедшие несколько дней он очень переживал и волновался, поэтому был не в силах выслушивать чьи-либо возражения. — Я понимаю, он может затащить ее к себе в постель. Эмил — девушка красивая, и многие мужчины были бы рады ее заполучить. Более того, может случиться, что она от него забеременеет. Интересно, как отнесется к этому Рори? Но, увы, ничего со всем этим поделать я не могу, Джиорсал.
 Ничегошеньки. Так что давай положимся на Пресвятую Деву.
 А теперь оставь меня, — произнес он в заключение и уставился невидящим взором прямо перед собой. — Ничего изменить нельзя, но, может, так оно и к лучшему.
 Джиорсал ушла от отца в слезах и гневе. Решение Лахлана выкупить в первую очередь наследника было несправедливым. Джиорсал даже собралась пожаловаться на отца мужу, хотя и понимала, что от этого будет мало проку. Как только она наконец нашла мужа, ее внимание отвлек Черный Парлан, неожиданно появившийся в лагере Менгусов.
 Главу клана Макгуинов сопровождали четверо мужчин, столь же высоких ростом и темноволосых, как и он сам. Все они, однако, сильно проигрывали в сравнении со своим господином и походили лишь на бледное его отражение. Джиорсал на мгновение решила, что такой великан может сокрушить Эмил, как хрупкий цветок, и даже не заметить этого. Когда же он остановил на ней свои черные, как обсидиан, глаза, она невольно содрогнулась, но уже не из-за страха за сестру: даже она, замужняя женщина, только недавно познавшая радость близости с мужчиной, почувствовала исходивший от него сильнейший зов плоти. Она поняла, что, если этот самец по-настоящему захочет привлечь к себе внимание младшей сестры, той при всем ее упрямстве не устоять.
 Узнав Иена Макверна, с которым ему довелось однажды встретиться при дворе, Парлан приветствовал того со всей сердечностью. Он перехватил взгляд голубых глаз, которым наградила его супруга Макверна, и пришел к выводу, что это отнюдь не взгляд дамы, склонной к флирту. Затащив в постель Эмил, Черный Парлан неожиданно для себя пришел к выводу, что все прочие женщины его не интересуют.
 Поэтому он даже обрадовался, когда ему представили эту даму как сестру Эмил. Было ясно, что ее интерес к нему имел под собой совсем иную подоплеку.
 Лахлан явился лишь в последний момент — когда с представлениями было покончено, и сразу же обратился к Парлану с вопросом:
 — Что тебе надо?
 — Я пришел, чтобы пригласить тебя и твое семейство отобедать у меня сегодня вечером, — весьма любезно ответил глава Макгуинов, пропустив мимо ушей явную невежливость Лахлана.
 — Эмил будет за столом? — осведомилась Джиорсал, решив, что бархатный голос Парлана ничуть не менее опасен для женщины, нежели его интересная внешность.
 — Да. Эмил в общем-то вполне свободна в своих передвижениях по замку. Итак, вы принимаете мое приглашение — или нет?
 — Да, мы придем, — сказал Лахлан и отвесил Парлану короткий поклон, означавший, что аудиенция окончена, после чего направился к своей палатке.
 — Он слишком опечален свалившимися на него напастями, — заметил Иен словно бы в извинение за грубость Менгуса, — поэтому не стоит на него обижаться.
 — Я не в обиде, — произнес Парлан, но, подумав о слезах Эмил, закаменел лицом. — По крайней мере за то, чему я виновник. Остальных же его обид я не знаю.
 — Интересно, что он этим хотел сказать? — спросила Джиорсал у мужа после того, как Макгуин отбыл восвояси.
 — Черт его знает. Думаю, это имеет отношение к той холодности, которую Лахлан проявляет по отношению к собственной дочери. Эмил вполне могла рассказать, насколько испорчены их отношения с отцом.
 — Ему бы следовало подумать о том, как не обидеть девочку. Она такая еще, в сущности, маленькая, а он… а он…
 — А он такой большой? — закончил за жену Иен и ухмыльнулся. Его улыбка стала еще шире, когда он заметил, что Джиорсал покраснела.
 — Да не в этом дело, — запротестовала она. — Я не о его росте говорю, а о том, что он мужчина в полном смысле слова. Даже я это заметила.
 — И я заметил, как ты на него смотрела, — проворчал Иен. — Однако скажу тебе вот что: ты ошибаешься, думая об Эмил как о маленькой девочке. Она хороша собой и вполне созрела даже для Черного Парлана. Кроме того, не забывай, что у нее железный характер. В этом смысле она не уступает Лахлану. Вряд ли Парлану удастся одержать над ней верх. Ей наплевать на его мужское тщеславие и многочисленные победы над женщинами…
 Хотя Парлану до определенной степени нравилась самостоятельность Эмил, сейчас он смотрел на нее без одобрения.
 Он, к примеру, считал, что отказ обедать за одним столом с отцом с ее стороны не более чем проявление упрямства. Парлан полагал, что попытка бежать прочь от неприятностей вовсе не способствует их разрешению. Несмотря на неудовольствие, он тем не менее не мог не восхищаться решительностью, с какой девушка противостояла ему. Парлану, признаться, мало кто отваживался перечить.
 — Ты спустишься в зал, даже если для этого мне придется стащить тебя вниз за волосы.
 Эмил смотрела на него во все глаза, понимая, что он рассердился, но не желая принимать это в расчет.
 — Ты на это не осмелишься.
 — А ты попробуй начать спор, — прошептал он.
 Эмил осознала наконец, что ей придется подчиниться решению Парлана, но решила не уступать без борьбы.
 — Я не могу в присутствии всей семьи делать вид, будто ничего не произошло. Это слишком большая ложь, и свою роль как должно я сыграть не сумею. Кто-нибудь обязательно скажет нечто, способное вогнать меня в краску, и все догадаются о моем падении.
 — Тебе нечего волноваться, — бросил Парлан, направившись к выходу. — Прошу тебя быть за столом, когда начнут подносить блюда.
 Она показала ему язык из-за двери, после чего захлопнула ее. Парлан, однако, заметил ее выходку и снова открыл дверь.
 Девушка напустила на себя выражение притворного смирения и невинности.
 — У тебя в запасе десять минут, — сурово проговорил хозяин замка, но стоило ему оказаться за пределами спальни, черты его лица разгладились. — Вот ведьмочка, надо же, — пробормотал он и расхохотался. Так, посмеиваясь, и спустился в большой зал замка, где уже начали появляться гости.
 Решив, что от приглашения не отвертеться, Эмил скрепя сердце стала собираться к обеду. Мужских одеяний в ее распоряжении было предостаточно. Черно-красный костюм, который она носила, чертовски ей шел, и она улыбнулась собственному женскому тщеславию. Причесавшись и закрепив волосы алой лентой, она расправила плечи и двинулась по ступеням в зал. Эмил решила держаться как можно более сдержанно. Если кто-нибудь из ее семейства и решит, что она уже не девственница, пусть эти сведения поступят от кого угодно, только не от нее. Глубоко вздохнув, чтобы придать себе больше уверенности, она вошла в холл.
 — Выглядит что надо, — пробормотала одна из служанок, накрывавшая на стол.
 Хотя Джиорсал была вполне согласна с этими словами, она посчитала своим долгом возразить:
 — Это не дело так одеваться для молодой девушки. — Она поднялась, чтобы приветствовать сестру, и наградила ту поцелуем. — Ну, как ты, сестренка? Все ли слава Богу?
 Тебе не причиняют здесь вреда?
 Довольная спокойным дружелюбием сестры, Эмил улыбнулась:
 — Все хорошо. За мной наблюдают, но не слишком пристально. Мне приходилось бывать и в худших местах.
 — Черный Парлан лично не сделал тебе дурного?
 Встретив взгляд сестры и возгордившись от собственного спокойствия, Эмил ответила:
 — Ни в малейшей степени. — Она нахмурила брови, заметив, что Парлан в ответ на эти ее слова широко улыбнулся. — Хотя он и чрезвычайно самовлюбленный тип и слишком много о себе возомнил, — громко закончила пленница в надежде, что хозяин замка ее расслышит.
 Джиорсал широко распахнула глаза в ответ на подобную дерзость, но она удивилась еще больше, когда к ним подошел Парлан и поцеловал Эмил руку, промолвив:
 — Какой ядовитый язычок у столь очаровательного создания. В сущности, красота и невинность твоего лица обманчивы, девушка. Подходи к столу и садись.
 Оставив без внимания то, что места за столом, возможно, распределены заранее, Джиорсал торопливо уселась рядом с сестрой, чье место было по левую руку от Парлана и наискосок от отца. Между Эмил и Парланом ощущалась некая связь, и это открытие взволновало старшую сестру.
 Пожав плечами. Иен устроился рядом с женой, оказавшись, таким образом, почти напротив Лагана, место которого было между Лахланом, сидевшим по правую руку от хозяина, и Джеймсом Бротом.
 — Я полагаю, ты нашла самое подходящее место — рядом с сестрой, — спокойно заметил Иен.
 — Хочу понаблюдать за этой парочкой. Они вовсе не походят на господина и его пленницу. Она разговаривает с ним почти так же, как говорила бы с Лейтом, Калумом или Шейном, — прошептала Джиорсал мужу на ухо.
 Иен хмыкнул:
 — Да, в Эмил всегда был силен дух товарищества. Она готова держаться на равных с любым, даже с самым грозным мужчиной — и не обращает внимания на такие мелочи, как громкий голос или даже крик.
 — По-моему, их объединяет нечто вроде духа товарищества. Другими словами, я уверена, что они — любовники.
 — Это бы меня не удивило, дорогая. По слухам, Парлан не пропускает ни одной юбки, а Эмил такая хорошенькая.
 — Но почему ты так спокоен, если согласен со мной?
 Как-никак ты теперь ей родственник, и я знаю, что сестричка тебе всегда нравилась.
 — Дорогая, ты только оглянись вокруг. Неужели ты не видишь, что это жилище холостяка. Эмил — пленница, и с этим все ясно. Очень может быть, что она уже побывала в постели у Парлана, в таком случае мне, разумеется, жаль, что она, так сказать, потеряла честь, но при всем том без защиты она теперь не останется. Если Эмил его любовница, никто не посмеет прикоснуться к ней даже пальцем. В постели Парлана она защищена лучше, чем в каком-либо другом месте. По ней видно, что обращаются с ней хорошо — а это сейчас главное. Пусть так пока и остается. За поруганную честь можно будет отомстить позже.
 — Ты прав, — неохотно согласилась Джиорсал. — Интересно, отец молчит потому, что ничего не замечает, или потому, что думает так же, как и ты?
 Некоторое время Иен молча созерцал Лахлана.
 — Трудно сказать. У меня есть странное чувство, что он ведет свою собственную игру, только не спрашивай меня какую.
 Пока приносили угощение и расставляли тарелки, Джиорсал пришла к выводу, что ее муж прав. Она не сомневалась: Лахлан пришел к такому же выводу, хотя делал вид, что ничего не замечает. Парлан — со своей стороны — даже и не пытался скрыть жар во взоре, когда они с Эмил обменивались взглядами.
 — Интересно, почему за столом нет будущего мужа Эмил? — осведомился Парлан, когда яства были унесены, а их место заняли кувшины с напитками.
 — Он очень занят, — с готовностью ответствовал Лахлан. — Как ты, наверное, знаешь, его владениям был причинен известный ущерб, который требуется устранить.
 — А что произойдет, если к лету, когда назначена свадьба, тебе не удастся выкупить Эмил?
 — Свадьбу перенесут. Мужчина должен уметь ждать свою невесту. Несколько месяцев ничего не изменят.
 Наблюдая за тем, как из покоев выносят служанку, получившую изрядную порцию его милостей, Рори Фергюсон мечтал об Эмил. Судя по всему, ему предстояло дожидаться ее освобождения в течение долгих месяцев. Представляя девушку в объятиях Черного Парлана, Рори чувствовал, как возрастает его страсть к ней. Свидетельством этого служило состояние горничной, которой предстояло провести в постели долгие и долгие дни, чтобы оправиться от жестоких побоев, которым ее подверг Рори.
 — Ты едва не убил девушку, — проговорил Джорди, плотный мужчина с лицом, напоминавшим плохо пропеченную булку. Этот человек исполнял при Рори роль друга если в жизни того вообще было место друзьям.
 — Да мне-то что! — воскликнул Рори, усаживаясь в кресло и принимая в руки бокал, который приготовил для него Джорди.
 — Пока свадьба не состоялась, тебе следует остерегаться, чтобы слухи о твоем жестоком обращении с женщинами не достигли ушей Лахлана Менгуса.
 — Ты думаешь, до сей поры он оставался глух ко всем этим слухам?
 — Нет, конечно. Но все это, как ни крути, сплетни.
 Хотя хорошо известно, что дыма без огня не бывает. Если ты будешь продолжать усеивать Шотландию телами мертвых или изуродованных женщин, настанет день, когда и он поверит сплетням.
 — Ты прав. Мне надо быть осторожнее. Но Я потерял голову. Меня с ума сводит одна только мысль о том, что Эмил в лапах Парлана.
 Джорди попытался скрыть брезгливую гримасу; Уж он-то знал, как Парлан Макгуин распорядится столь ценной добычей, А ведь невесту Рори Фергюсона годами пасли, чтобы Эмил оказалась на его брачном ложе девственницей. Даже если предположить, что Рори Фергюсон собирался всего лишь отомстить, он желал, чтобы объект его мести был нетронутым.
 Когда Рори неожиданно затребовал себе еще одну женщину, Джорди запротестовал. С тех пор как Эмил схватили Макгуины, Рори только и делал, что пьянствовал и дебоширил. Джорди догадывался, что его приятель на грани сумасшествия, и опасался, что мысль о Черном Парлане, сжимающем в объятиях Эмил, подтолкнет Рори к настоящему помешательству. Только при условии, что ему, Джорди, будет позволено присутствовать при сближении Рори с женщиной, дабы он смог проконтролировать чрезмерные аппетиты приятеля, Джорди дал согласие на истязание очередной жертвы. Он вернулся с дородной, полной женщиной, выражение лица которой говорило о том, что она готова поладить сразу с двумя мужчинами.
 Рори лежал на кровати и наблюдал, как Джорди совокуплялся с пышкой, одновременно потягивая эль. При этом доставленная Джорди шлюха ухитрялась дарить своими ласками и самого Рори. Хотя его тело отзывалось на ласки женщины, он умудрялся при этом думать об Эмил. Что бы там ни было, он заполучит эту девицу, унизит ее и возьмет в компании с Джорди. Он сломает самый ее дух, гордыню и, уж конечно, тело, а потом лишит жизни. Размышления о будущем унижении невесты привели его в еще большее возбуждение. Эмил Менгус будет валяться у него в ногах и молить о пощаде, прежде чем он покончит с нею…
 Эмил вздрогнула. Она попыталась себя уверить, что причиной этому холод в зале, но знала, что лжет себе.
 Холод скрывался где-то внутри нее. Все, что ей удалось в этот момент сделать, — стряхнуть некий темный образ, вдруг завладевший ее душой. Однако воплощенное зло на краткое время успело коснуться ее ледяными пальцами.
 Девушке потребовалась вся отвага, чтобы не издать громкий вопль ужаса.
 — Ты что, заболела, Эмил? — прошептала Джиорсал. — Ты побледнела прямо как полотно.
 — Привиделось, как по моей могилке разгуливает гусь, вот и все.
 — Не смей больше говорить мне такого, — сказала Джиорсал и тоже вздрогнула. — Давай-ка выйдем на минутку из зала и прогуляемся, чтобы не слушать байки о битвах минувших времен. Уверена, эти рассказы, где полно крови и смертей, испортили тебе настроение.
 Лаган проследил за тем, как сестры покинули пиршественный зал и вышли во дворик. Он решил не ходить следом, поскольку и без него было кому наблюдать за гостями и пленниками. Взявшись за руки, женщины двинулись по двору неспешным шагом, и Джиорсал порадовалась неожиданному уединению: теперь они с Эмил могли спокойно поговорить.
 — Как дела у Дженнет? Должно быть, ее беременность подходит к концу?
 — Да, Эмил, ребенок должен вот-вот появиться на свет.
 Чувствует она себя неплохо, хотя и быстро утомляется. — Джиорсал пристально посмотрела на младшую сестру. — Хочу снова задать тебе тот же вопрос: как у тебя дела? Не стоит только убеждать меня в том, что этот человек не коснулся тебя и пальцем: у меня есть глаза.
 — Как ты думаешь, отец тоже это увидел? — спросила Эмил, внезапно сдавшись и даже не попытавшись отрицать очевидного.
 — По-моему, нет. Знаешь, — тут Джиорсал вспыхнула, — я и сама бы ничего не заметила, но дело в том, что за последние дни мы очень сблизились с Иеном.
 — Да что ты? И как это произошло?
 — Ты хочешь сказать, что подметила в нашем с Иеном браке некий изъян с самого начала?
 — Я бы не стала называть это изъяном. Просто между вами не было настоящей близости.
 — А это разве нормально? — Джиорсал нахмурилась. — Я ведь не хотела выходить замуж за Иена. Я считала его простаком да и вообще грубоватым малым. И это отношение у меня сохранялось довольно долго. С другой стороны, я не предавала его и никогда не отталкивала от себя. Но давала ему мало. Мало ласки, я хочу сказать. Перемена между нами произошла тогда, когда вас с Лейтом захватили Макгуины. Я очень внимательно посмотрела на типа, который предназначен тебе в мужья, и у меня словно глаза открылись. Я по-иному взглянула и на собственного мужа. Какой же дурой я была все эти годы! Несмотря на мою холодность, этот человек ни разу не вспылил, и хотя он и в самом деле малость грубоват, ни в коем случае не жесток.
 Ну, после этого я сказала ему несколько теплых слов и сама пришла в его постель, где, признаться, должна была находиться раньше, не заставляя мужа выпрашивать то, что принадлежало ему по праву.
 — На самом деле вы любили друг друга все это время, Джиорсал.
 — Теперь-то я это понимаю, но прежде я была погружена только в собственные переживания, искала в муже недостатки, не замечая его достоинств.
 Эмил приобняла сестру за плечи.
 — Я очень за тебя рада. За тебя и Иена. Он хороший человек. Его так называемая грубость — просто застенчивость наизнанку.
 — Да, ты права. К моему стыду, моя младшенькая разглядела все это раньше меня самой. Ну а теперь расскажи мне, что у вас с Черным Парланом.
 — Ты настаиваешь? — Эмил вдруг почувствовала, что и в самом деле надобно обсудить с кем-нибудь свои сердечные дела.
 — Даже очень. Он тебе не делал больно, надеюсь?
 — Нет, нет. Ему очень приглянулся Элфкинг, и он предложил мне выбор: если я приду к нему ночью, он не станет забирать у меня коня. Слушай, я, наверное, тебя шокирую?
 — Так, самую малость. — Сестра покачала головой. — Неужели ты отважилась на это ради жеребца? Такого, конечно, я понять не в силах, но все равно удивляюсь твоему выбору.
 — Конечно, с его стороны это было в какой-то мере жульничеством, однако не в этом дело. Я тебя еще больше шокирую, когда скажу, что мне нравится быть с ним в постели и что я пошла на эту сделку не только из-за Элфкинга.
 Признаться, никакого чувства вины я не ощутила, хотя очень старалась. Все время я думала об одном — скоро мне придется сделаться женой Рори Фергюсона.
 — Стало быть, отчего не получить удовольствие, если случай представился?
 — Что-то вроде. Я ухватилась за эту возможность обеими руками. Разумеется, Парлан не устает твердить, что моей свадьбы с Рори он не допустит, но я, честно говоря, не знаю, каким образом он ее предотвратит и зачем ему вообще вмешиваться в это дело.
 — Если у него получится, дай мне знать. Я буду рада этому известию. Он такой большой человек, этот Парлан, — вдруг сказала Джиорсал вроде бы без всякой видимой связи с предыдущим.
 — Так и есть, — со значением подтвердила Эмил, а ее сестра, когда уловила смысл сказанного, покраснела как рак.
 — Ты испорченная, очень испорченная девчонка. Я ведь совсем не то имела в виду. — Сестра нахмурилась. — Не могу винить тебя в случившемся, Эмил, но будь осторожна.
 Парлан из тех мужчин, из-за которых женщины сходят с ума. Ты не в состоянии получить больше того, что у тебя есть сейчас, но время может принести тебе разочарование и душевную боль.
 — Я все отлично понимаю, Джиорсал. Не терзай себя понапрасну. — Эмил с удовольствием вложила бы в эти слова больше уверенности.
 — Ты сказала, что он немного жульничал с тобой. Как это понять?
 — Уж очень ему нравится Элфкинг. Он просто не сводит с него глаз и даже не пытается скрыть этой своей страсти.
 — Но ведь он обещал не забирать у тебя лошадь. Я лично не верю, что подобный человек способен нарушить данное слово. В этом по крайней мере молва его не обвиняет.
 — Он обещал не отнимать у меня коня. Но никогда не говорил, что не попытается залучить Элфкинга в свои стойла каким-нибудь другим путем. Он хитрый. У него что-то свое на уме. Раньше я об этом только подозревала, теперь совершенно уверена. Тут еще одна сложность: отец, к примеру, говорит, что моя очередь на выкуп — вторая, значит, он не очень-то заботится о моей чести. А вот Парлан, наоборот, утверждает, что я для отца — не пустое место. Он сказал, будто папа заставил его дать клятву не причинять мне вреда.
 Парлан вроде бы такую клятву дал, и отец успокоился. Повторяю, за всем этим что-то кроется. Что же касается Парлана Макгуина, он хитрец, каких мало, и к тому же ужасно самодовольный.
 Вытирая слезы, выступившие у нее от смеха, Джиорсал наконец выговорила:
 — Из того, что ты рассказывала, видно, что он вовсе не животное, которое питается сырым мясом, как о нем болтают.
 — Точно, он не такой. — Тут Эмил поведала Джиорсал историю своего неудавшегося побега. — Ты знаешь, ничего дурного от него, кроме крика, я не увидела и не услышала. Еще, пожалуй, он топал от ярости ногами — вот, пожалуй, и все.
 После прогулки Эмил удалилась, в глубине души полагая, что развеяла все страхи сестры. На самом же деле она их только увеличила. Когда Менгусы возвращались к себе в лагерь, Джиорсал на короткое время оказалась один на один с Парланом. Женщина взглянула на великана снизу вверх, явственно озадачив его блеснувшей в ее глазах яростью.
 — Не смейте делать Эмил больно, — прошипела она.
 — Как я уже имел честь сказать вашему отцу… — начал было он.
 — Я знаю, что вы сказали отцу, двуличный человек. Но со мной эти штучки не пройдут. Мне, признаться, наплевать на ее девственность и такого рода условности. В настоящий момент я говорю о сердце девочки, и если вы оставите синяки и ушибы там, вам придется горько об этом пожалеть, Парлан Макгуин.
 — О чем это она? — осведомился Латан, когда Менгусы удалились.
 — У этой дамы при виде младшей сестры вдруг взыграли материнские инстинкты. Она предупредила меня, чтобы я берег Эмил.
 — Ты никогда не поднимал руку на женщину…
 — Это надо понимать в переносном смысле. Она заботится не о ее теле, но о сердце. Она боится, что обаяние поможет мне завоевать любовь девушки.
 Лаган хмыкнул, и приятели направились в зал замка.
 Потом — совершенно неожиданно — он вдруг сделался серьезным.
 — Слушай, а что будет, если она и вправду того?..
 — Что «того»? — рассеянно переспросил Парлан, думая в этот момент о хрупком тельце желанной женщины, которая ждала его в огромной кровати Макгуинов.
 — Вправду влюбится. Множество девушек бросили свои сердца к твоим ногам. Вполне возможно, что Эмил Менгус поступит так же.
 — Вот уж нет. Эмил Менгус не станет этого делать.
 Хотя бы потому, чтобы у меня не было возможности заставить ее сердце страдать. Она вручит мне его в руки и потребует достойного с ним обращения.
 — И что будет, если она поступит именно таким образом?
 — Если я на ней женюсь, это будет стоящее дело, ты как полагаешь? Брак обыкновенно бывает удачным, если девушка вместе с приданым вручает жениху и свое сердце.
 — Значит, подумываешь на ней жениться, так, что ли?
 — Точно. Как я уже говорил, возраст у меня для этого подходящий, кроме того, мне нужен наследник. Ну и еще — лучшей женщины я пока не встретил. — Парлан улыбнулся Лагану и, когда тот направился в свои покои, крикнул ему вслед:
 — Кроме того, это наверняка успокоит встревоженную до невозможности Джиорсал Макверн!
 Старшая сестра все еще раздумывала над состоянием бедного сердца Эмил, когда в их палатку вошел Иен и стал располагаться на ночь. Джиорсал тем временем быстренько взвесила возможность женитьбы Парлана на Эмил и пришла к выводу, что это последнее из того, что может произойти. Парлан Макгуин никак не походил на человека, способного предпочесть брак ничем не ограниченной свободе холостой жизни.
 Разоблачаясь на ночь и раскладывая вещи по местам, Иен был вынужден наблюдать за бесконечными хождениями супруги туда-сюда. Наконец любопытство пересилило обычную сдержанность, и он спросил:
 — Что тебя так взволновало, дорогая?
 — Они любовники, Иен.
 — Ага, ты наконец-то пришла к этому выводу. Но ты, помнится, не хотела, чтобы это слишком на тебя давило.
 — Правильно. Но это произошло до того, как я узнала о ее чувствах к этому человеку. Если она еще его не любит, то хочу тебе сообщить, что весьма к этому близка.
 — Вот оно что. — Тут Иен снял рубаху, чтобы помыться.
 — Неужели это все, что ты можешь сказать по поводу их с Парланом отношений? — воскликнула женщина, однако не забыла подать мужу полотенце.
 — Милая, тут уж ничего не поделаешь. Сердцу, как говорится, не прикажешь. У него свои пути. Собственные.
 Джиорсал улеглась на походную постель и зарылась лицом в ладони.
 — Она разобьет себе сердце и при этом все равно будет вынуждена выйти замуж за Рори Фергюсона.
 — Да… — Иен улегся на своей стороне постели и принялся гладить жену по спине. — Тем не менее Эмил будет знать, что такое сладость любви, и сохранит прекрасные воспоминания. Думаю, что, скажи ты ей все, как оно будет, она все равно выбрала бы путь, по которому пошла. Она — девушка практичная и не забывает, что рано или поздно свадьба с Рори состоится. Вполне возможно, Эмил поэтому так спешит насладиться радостями жизни.
 — Именно это она мне и сказала. — Джиорсал повернулась, чтобы как следует рассмотреть выражение лица мужа. — Кроме того, она сообщила, что Черный Парлан обещал не допустить этой свадьбы.
 — Да ну? И он что же, объяснил, как собирается сделать это?
 — Нет. Просто заявил, что замуж за Рори Фергюсона она не выйдет.
 — Что тебе сказать? Несмотря на все неприятности, которые принес нам этот человек, я его уважаю. Если он обещал, что свадьбе не бывать, скорее всего так и выйдет. А если не упомянул причину, у него, значит, имеются веские для этого основания — вот и все.
 Парлан почувствовал, что его неприязнь к Рори Ферпосону вполне оправданна, когда глубокой ночью Эмил пробудилась от кошмара, дрожа от ужаса. Слово за словом она рассказала, что видела во сне. Главную роль в ее страшном сновидении играл именно Фергюсон. Парлан, конечно, мог рассказать возлюбленной все, что знал о Рори сам, и понимал, что это только увеличит ее страх перед этим человеком и, вероятно, навсегда лишит Эмил возможности спокойно спать.
 — Я вот думаю, неужели кошмар начался тогда, когда, сидя за столом, я почувствовала какой-то внутренний холод? — спросила она, прижимаясь к его большому, теплому телу.
 — Это что же за холод такой, милая? — Парлан старался побороть вновь вспыхнувшую в нем страсть, поскольку понимал, что ее проявления сейчас не к месту.
 — Я же говорю, за столом, когда обед уже кончался, меня пронзил холод, пробрал до костей. И при этом меня посетили очень странные мысли…
 Прижав девушку к себе, он спросил:
 — Что за мысли, Эмил? Не молчи, говори, это поможет тебе избавиться от страха.
 — Как будто на небосклоне появилась густая черная тень, на мгновение заслонившая от меня солнце. И тут я поняла, что на волю вырвалась злая сила, которая коснулась меня своими ледяными пальцами. — Она содрогнулась и уткнулась лицом в его грудь. — Не могу отделаться от мысли, что меня ждет нечто ужасное. И еще — я видела во сне мать.
 — И что же? — Парлан хотел помочь девушке стряхнуть дурное предчувствие.
 — А то, — сказала Эмил, — что она была вся в крови и указывала пальцем на Рори. Никак не могу понять, к чему этот сон.
 — Трудно объяснить твои ночные кошмары, девочка.
 Зато помни, что здесь ты в безопасности, и думай только об этом. Я не позволю злу завладеть тобой, не отдам тебя в руки Рори Фергюсона. Помни об этом. Он тебя не получит.
 Я не дам состояться этой свадьбе.
 Она подняла на него глаза.
 — Отчего ты противишься нашей свадьбе? Кто я для тебя? — Эта мысль внезапно пронзила ее сердце, причинив боль.
 — Знаешь, — сказал он, целуя ее в лоб, — пока я не стану ничего объяснять. И ты не требуй ответа. Просто верь мне — и все.
 Обняв возлюбленного за шею и прижавшись к нему всем телом, она сонно вздохнула и прикрыла глаза.
 — Я верю тебе, Парлан.
 Он посмотрел на нее и улыбнулся, задумавшись, почему ее простые и бесхитростные слова вдруг наполнили его душу гордостью и счастьем.

 Глава 8

 — Ты что, с ума сошел?
 — Ничего подобного. Просто остаюсь здесь.
 Лахлан некоторое время внимательно вглядывался в решительное лицо старшего сына. Этого он не мог предположить ни при каких условиях.
 Лейт всегда был близок с сестрой. Было ясно, что именно их дружба не позволяла парню оставить Эмил в одиночестве во вражеском лагере. Но Лахлан, со своей стороны, не считал это достаточно серьезной причиной.
 — Девушку никто не обидит. Черный Парлан дал мне слово.
 — Я не сомневаюсь в его слове, но остаюсь здесь. Будет хорошо, если рядом с Эмил окажется человек, не имеющий отношения к клану Макгуинов. Словом, пока она здесь, и я останусь тут.
 — С твоей стороны очень мило так заботиться о сестре, но у Черного Парлана могут возникнуть возражения.
 — Он не станет отсылать больного человека в утомительное путешествие. — Лейт лежал в кровати и выглядел не слишком здоровым.
 — Ты умеешь притворяться, — прорычал Лахлан, вызвав ухмылку на губах сына, — но я не уверен, что тебе удастся надуть Черного Парлана.
 «Болезнь» наследника клана Менгусов не произвела должного впечатления на Парлана, но он решил подыграть парню.
 Парлан понимал мотивы поступка Лейта и не стал возражать против того, чтобы тот остался. То, что Лейту могло прийти в голову попытаться его убить, не тревожило хозяина замка ни в малейшей степени. Лейт никогда бы не опустился до убийства исподтишка, а потребовал бы честного боя. Более того, Парлан подозревал, что решимость парня разделаться со своим тюремщиком в значительной степени поугасла, хотя и представить себе не мог, чем вызвана смена настроения пленника.
 Получив возможность остаться рядом с сестрой, Лейт вздохнул с облегчением. При этом он начал понимать, что причинить зло Парлану означало обидеть Эмил. С какой стороны он ни смотрел на все это, ему становилось ясно, что сестра была слишком счастлива для женщины, которая лишь ублажает плоть своего тюремщика. Во взгляде и повадке Эмил появлялось нечто новое, когда девушка оказывалась поблизости от Парлана. О чувствах Парлана Лейт старался не задумываться, хотя и его поведение резко отличалось от поведения человека, удерживающего наложницу силой и хитростью. Вообще все это требовало самого пристального внимания, вот почему Лейт предпочел остаться в Дахгленне.
 — Поступай как тебе вздумается. Раз ты решил остаться — ничего не поделаешь. Хотя я не верю, что тебе удалось его обмануть, — сказал Лахлан, когда Парлан оставил их наедине.
 — Какая разница? Как ты уже сказал, я решил остаться — и остаюсь.
 — Если ты надеешься улизнуть из замка Макгуинов вместе с Эмил и тем самым сберечь наши деньги, то напрасно.
 — Я на это и не рассчитываю. Охрана, правда, невелика, зато глаз с нас не спускает.
 — Надеюсь, ты не думаешь о том, чтобы его убить?
 — Нет. — Лейт испугался, что отец может догадаться об истинной природе отношений между сестрой и Парланом, что привело бы к еще большим осложнениям, которые ни той, ни другой стороне были не нужны.
 — Кто тебя знает? Вполне возможно, что для этого есть причина. Но я не советую тебе даже пытаться.
 — Отчего же? Я неплохо фехтую.
 — Да, мне это известно. И еще ты отлично бьешься на мечах. Но вряд ли ты одолеешь Черного Парлана.
 — Благодарю за твою веру в меня!
 — Нечего злиться попусту. Мудрость мужчины заключается в умении точно оценивать достоинства и недостатки врага.
 — Ты, стало быть, считаешь, что достоинства Парлана как бойца выше моих?
 — Именно так. Я думаю, и людская молва это подтверждает, что Парлан лучший боец в королевстве. Кроме того, он старше тебя на девять лет, сильнее и уж наверняка опытнее в такого рода схватках. Прежде чем обнажать меч против Парлана, нужно очень хорошо подумать. Поводом для боя должна быть чрезвычайно важная причина, ради которой ты был бы готов отдать жизнь.
 — Что ж, справедливо сказано. — Лейт наконец понял, что отец не сомневался в его способностях, но отдавал должное Парлану.
 — В заключение скажу, что оставаться здесь с твоей стороны — чистейшее безумие, зато Эмил будет этому рада, это уж точно.
 Когда Эмил узнала, что Лейт тоже остается в замке, счастью ее не было предела. Как только отец отбыл из Дахглепна, она сразу бросилась в покои Лейта. Брат и сестра хохотали, обнимались и целовались как сумасшедшие. Девушка чувствовала, что настанет день, когда ей потребуется поддержка родного человека. В то же время она не испытывала опасений за судьбу Лейта, хотя он оставался в стане врагов.
 — Как ни крути, но ты по-прежнему пленник, — все-таки сказала она.
 — Я знаю. За мной будут следить, и вряд ли представится возможность бежать.
 — Да. Парлан всегда будет ставить себя на твое место и вести себя соответственно.
 — Ответь мне лучше: отчего нам так и не пришлось увидеть твоего жениха?
 — Не могу утверждать, что меня это слишком интересует. А что говорит по поводу отсутствия Рори отец?
 — Ничего. Рори предупредили обо всех действиях наших родных, но он так и не собрался в путь. Напрашивается вывод, что твой суженый не хочет встречаться с Черным Парланом лицом к лицу.
 — Парлан терпеть его не может, заветное желание Макгуина — полюбоваться на труп Рори. Уж в этом у меня сомнений нет. Похоже, Рори догадывается об этом и не торопится с ним встречаться, ведь, как известно, этот парень всегда в первую очередь заботится о собственной шкуре.
 — Ты точно знаешь, что Парлан терпеть не может Рори?
 Нет, скажи, ты уверена?
 — Да. Это ясно даже по тому, с каким презрением он выговаривает его имя. Хотя я и не знаю причины. А ты знаешь?
 Лейт отрицательно покачал головой. Он терпеть не мог врать Эмил, но ему не хотелось раскрывать перед ней суть черной души ее жениха. Лейт не испытывал особого желания пугать сестру. Поскольку он надеялся, что этот брак не состоится, нечего было пичкать девочку ужасами. Не сказал он ей и другого: главной причиной его решения остаться в Дахгленне было желание разрушить намечавшийся брак сестры с Фергюсоном. Лейт рассчитывал, что Парлан не допустит этой свадьбы, как и обещал.
 Добыть деньги, чтобы выкупить Лейта, оказалось для Лахлана делом более простым, чем предполагал Парлан. Теперь владелец Дахгленна опасался, что драгоценного времени не хватит, чтобы положить конец планам замужества Эмил.
 Он знал, что Рори был осторожным человеком, а время на руку именно таким. Озабоченный этими мыслями, Парлан впустил к себе в комнату Лагана.
 — Артайр вернулся.
 — Где он?
 — У себя в покоях.
 — Что делает?
 — Пытается читать, чтобы скоротать время до обеда.
 — Надеется, что я его не найду и не задам ему взбучку?
 — Ты все еще на него сердит?
 — Нет. Честно говоря, я больше от него устал. От него и его глупостей.
 — Ну и славно. Криком и тычками от глупости не излечишь. Надо, чтобы он сам понял, что к чему.
 — Ты, стало быть, считаешь, что я должен оставить его в покое, а он пусть живет своей отдельной жизнью, насколько хватает его мозгов, — так, что ли?
 — Слушай, что бы ты ни говорил, он твой брат и совсем еще юнец. Откуда тебе знать, что творится у него в голове?
 Станешь гладить его по шерстке — он вдруг решит, что ты слаб и с тобой можно не считаться. Начнешь рычать на него — замкнется, возненавидит тебя. Мне кажется, что оставить его в покое — самый мудрый выход. Сейчас он отлично знает, что ты на него зол. Пусть все так и остается. В этом случае винить никого, кроме себя, ему не придется.
 — Или меня за невнимание и отсутствие заботы.
 Лаган нахмурился.
 — Да, это правда. Иногда люди обвиняют друг друга без всякого серьезного повода. Уж такова жизнь.
 — Слушай, а может, показать ему, к чему привели его подвиги? Ведь он валяется без дела и пьет целыми днями, — тут Парлан позволил себе улыбнуться, — так пусть собственными глазами увидит, какого парнишку он поймал и как тот волшебным образом изменился! Ну теперь-то почему ты хмуришься?
 — Хмурюсь оттого, что эту парочку поймал Артайр.
 — И что же? — пробормотал скороговоркой Парлан, потом повторил вопрос громко и ясно:
 — Что с того?
 — Они считаются его добычей. Артайр может решить, что тоже имеет право насладиться ею в полной мере.
 — В таком случае я быстро вправлю ему мозги. Давно пора было ему объявить, кто здесь хозяин. Надо сделать это до того, как он встретится с Эмил.
 Эмил как раз поднималась в зал из маленькой комнатки внизу и радовалась тому, что Лагана не было рядом. Он был отличным человеком, но утомлял ее тем, что вечно следовал за ней по пятам и непрестанно отпускал двусмысленные шуточки. В самом конце длинного, плохо освещенного зала она наткнулась на человека, который захватил в плен ее и Лейта.
 В эту минуту Эмил пожалела, что Лагана нет рядом. Появление Артайра вызвало у нее вспышку настоящей паники.
 — Ну, откуда же мы тут взялись, крошка? Только не убегай, подожди. И почему ты одета как парень?
 К ее ужасу, Артайр не был пьян, как она поначалу решила. Он мгновенно изловил ее, когда она попыталась проскользнуть мимо, прижал к стене, и девушка испугалась, что на сей раз уроки самообороны, которым обучил ее Лейт, не смогут ей помочь. Она подумала, что Артайр знаком с такого рода уловками.
 Эмил отметила про себя, что младшенький весьма и весьма походил на Парлана — он был столь же высок, хорошо сложен и смугл, как и старший брат. Но сходство было лишь поверхностным. Эмил хорошо видела, насколько черты Артайра были мелки в сравнении с чертами Черного Парлана.
 На них лежал отпечаток слабости, безволия. Раздумывая над тем, как отразить натиск Артайра, она инстинктивно выбрала самое действенное средство.
 — Я принадлежу Парлану! — закричала она, уворачиваясь от рук, которые уже были заняты исследованием ее прелестных выпуклостей.
 — Где же он тебя откопал? — Неожиданно глаза Артайра сначала расширились, а потом снова сузились по мере того, как он вбирал в себя очертания девичьей фигуры. — Господь всемогущий! — воскликнул он. — Ты же тот самый парень из рода Менгусов, которого я захватил в плен. Должно быть, я слишком основательно выпил тогда и не разобрал, что к чему. — Он сорвал с нее шапочку и несколько раз грубо провел ладонью по тщательно уложенным локонам. — В таком случае — ты моя добыча. И Парлану придется смириться с этим, хочет он этого или нет!
 — Нет, — прямо в лицо юнцу выдохнула Эмил, пытаясь увернуться от поцелуя, которым Артайр пытался ее наградить. — Я принадлежу Парлану. — Она не могла поверить, что даже имя грозного старшего брата не способно удержать Артайра от насилия.
 Тот не обратил внимания на ее слова. Словно завороженный, он созерцал прекрасные пышные волосы Эмил.
 — Господь всеблагой, до чего же они у тебя хороши. Да стой ты тихо, женщина, не мельтеши, — прорычал он. — Я тебя сюда привез, и ты моя добыча. Незачем тратить время, спрашивая разрешения у Парлана, чтобы воспользоваться тем, что по праву принадлежит мне.
 Из уст Эмил вырвался тихий стон, когда мужчина грубо схватил ее за горло и прижал к стене. Когда он притиснул свои губы к ее губам, она попыталась поразить его ногой в пах, чтобы выскользнуть из его объятий, но вдруг поняла, что у нее ничего не получится, и вместо этого изо всех сил укусила его за нижнюю губу, отчего ее рот мгновенно наполнился его горячей соленой кровью.
 Он отпрянул, застонав от боли. Кровь струйкой стекала по его подбородку. Хотя ей удалось оттолкнуться от стены, он по-прежнему крепко держал ее за руку. Свободной рукой Артайр с силой хлестнул ее по лицу, и от этого удара Эмил едва не распростерлась на полу. Она пыталась увернуться, но он поймал ее за воротник камзола и нанес новый удар. В это мгновение Эмил подумала, что вежливость Парлана по отношению к женщинам явно не была присуща его брату. Подумала — и стала проваливаться в беспамятство. Ноги ее подкосились, и она рухнула на пол. Артайр предпринял третью попытку предъявить права на свою добычу, и Эмил следила за этим уже почти безучастным взглядом, отмечая лишь страшные ругательства, которыми младший Макгуин сотрясал гулкие своды зала. Вслед за этим прозвучал рев ярости и Артайр отлетел в сторону, как тряпичная кукла..
 Эмил не удивилась появлению в зале Парлана — она сразу узнала его голос. В большей степени ее поразила чудовищная ярость, охватившая владельца замка. О том, что Артайр тоже испугался этой вспышки ужасающего гнева, свидетельствовало выражение его лица.
 Единственная мысль, появившаяся в затуманенной голове Эмил в тот момент, призывала остановить расправу. Если Парлан собрался избить младшего брата — это одно. Но слепая ярость, завладевшая Парланом, могла толкнуть его на убийство. С криком Эмил вскочила на ноги и бросилась на Парлана, пытаясь остановить его. Она очень надеялась, что те несколько мгновений, которые понадобились бы Парлану, чтобы освободиться от ее цепких рук, вдохнут в его возбужденное сознание хотя бы капельку здравого смысла.
 Парлан инстинктивно обнял девушку, разжав кулаки.
 Дыхание из его груди вырывалось с шумом, как из кузнечных мехов, и он крепко сжал веки, чтобы прогнать страшное видение, которое и вызвало у него дикий припадок ярости и затянуло глаза алой пеленой гнева, — зрелище того, как Артайр бил Эмил. Придя в себя, он понял, что несколько мгновений назад был готов убить младшего брата. Ледяным, не допускающим возражения тоном он приказал, чтобы Артайру дали двадцать пять плетей.
 — Парлан! — с возмущением воскликнул Артайр.
 — Немедленно. Сию же минуту. Пока я не одумался и не выгнал его из замка навсегда!
 Взглянув на Артайра, Эмил заметила, как тот побледнел. Появившийся рядом Лаган уже тащил его прочь — пороть.
 — Парлан! — снова с упреком воззвал младший брат.
 — Ни слова больше…
 Эмил зарылась лицом в длинные волосы Парлана и послушно последовала за ним в их спальню. Пока ее лицо омывали ледяной водой и прикладывали к коже холодные полотенца, чтобы не допустить появления синяков и кровоподтеков, она молчала. Даже за едой, которую им подали прямо в покои, не сказала ни слова.
 В ее голове кружился целый водоворот из слов и мыслей, но Эмил упрямо их отгоняла. По правде сказать, она не знала, что говорить. Кроме того, отстраненность Парлана, которую он демонстрировал все это время, тоже не способствовала откровенности. Ей показалось, будто остановить нечто страшное, что произошло между братьями — за исключением, разумеется, убийства, — ей так и не удалось. Более того, думалось, что старший Макгуин может обвинить в случившемся ее. Это, конечно, было бы несправедливо с его стороны, поскольку она никак не спровоцировала Артайра, но владелец замка этого не знал и мог думать иначе, как, разумеется, и Артайр, который наверняка изложит свой вариант случившегося, чтобы выгородить себя.
 Когда появился Лаган, она укрылась за пологом на постели, обложившись со всех сторон подушками. Тот взглянул на нее с сочувствием, и страх девушки поубавился. Если Лаган не винит ее в происшедшем, то, возможно, и Парлан не станет этого делать.
 — Им занимаются?
 — Так точно, Парлан. Старая Мег.
 Парлан удовлетворенно кивнул и высунулся из окна, чтобы оглядеть залитый лунным светом дворик. Лаган ободряюще улыбнулся Эмил. Улыбнулся и подумал, что девушка похожа на малое дитя, ожидающее наказания. Не произнеся более ни слова, Лаган выскользнул из спальни хозяина и двинулся в покои Артайра.
 — Где же Парлан? Отчего не пришел порадоваться моему унижению? — осведомился Артайр, едва Лаган отворил дверь.
 Взглянув на следы, оставленные плетью на спине младшего Макгуина, Лаган понял, что проводивший экзекуцию Малколм вовсе не пытался сдерживаться.
 — Глупец ты, Артайр, вот что я тебе скажу.
 — А что я такого сделал? Попытался получить удовольствие от бабы?
 — Было больше похоже на то, что ты пытался ее избить. В этом, что ли, заключается твое удовольствие?
 — Нет. — Артайр отвел от Лагана глаза, поскольку стыдился вспышки ярости, которая его охватила. — Она, между прочим, прокусила мне губу.
 — А нечего лезть, куда не надо. Это женщина Парлана.
 — Но ведь поймал-то ее с братцем я! Значит, она моя награда за все лишения похода!
 — Она принадлежит Парлану. У него тоже есть кое-какие права. Кроме того, она там находится не в качестве добычи. Они договорились о сделке.
 — Черт, какая разница! В любом случае он не имел права подвергать меня порке.
 Артайр негодовал, словно самолюбивый мальчик, и Лаган с осуждением покачал головой:
 — Ты получил трепку, которую заработал бы всякий, позволивший себе то, что позволил ты.
 — Я не всякий. Я его брат и наследник.
 — Ты пьяница и глупый молокосос. Только не изображай сейчас оскорбленную невинность. Ты, а не я в подобных обстоятельствах должен был оказаться рядом с Парланом.
 — Он не хочет, чтобы я находился при нем, — проворчал Артайр с обидой.
 — Ничего подобного. Просто он тебе не доверяет. Не верит, что ты поступишь, как следует умному мужу. Уж слишком часто ты напиваешься. Иногда речь идет о минутах, когда необходимо принять верное решение — хотя бы потому, что дело идет о человеческих жизнях. Парлан не может рисковать.
 — Он не дает мне возможности показать себя.
 — Разве? Ты познал радости пития и женской плоти и прямо-таки купаешься в них! На серьезное дело, оказывается, у тебя времени не остается!
 — Какое все это отношение имеет к моему положению наследника?
 — Большее, чем, боюсь, ты в состоянии понять. Если бы ты не пил так много, то, возможно, знал бы, что творится под крышей родного замка. Выяснил бы, к примеру, что паренек, которого ты захватил в плен, — младшая дочь Лахлана Менгуса, а не какая-нибудь дешевая шлюха. Тебе следовало бы также понимать, что произойдет, если ты причинишь вред дочери главы клана Менгусов.
 Будь ты умнее, ты бы уже знал, что эта девушка предназначена в жены Рори Фергюсону и что твой старший брат делает все, чтобы этого брака не состоялось. И выяснил бы заодно, почему он так хлопочет.
 Лаган направился к двери, поскольку ему надоело поучать юнца, не имевшего представления, что такое ум зрелого мужа.
 — Если бы тебе хватило мозгов, ты бы понял, что с каждым днем пленница, которую ты собрался было изнасиловать, на шаг ближе к тому, чтобы именоваться хозяйкой Дахгленна! — Лаган захлопнул за собой дверь, оставив Артайра в недоумении и вызвав больше вопросов, чем тот был способен обдумать.
 Лаган застал Малколма в зале. Налив себе эля, он уселся за стол напротив приятеля. Неожиданно Лаган подумал, что не ел весь день, но тут же понял, что есть ему, собственно, не хочется.
 — А ты исполосовал его от души.
 — Ничего подобного. Хотя он заслужил хорошую порку за попытку обидеть такую милую и нежную девицу. — Малколм покачал головой. — Признаться, я удивлен, что лэрд приказал выпороть братца. Раньше я думал, что он способен простить Артайру все что угодно.
 — Ты не стал бы удивляться, если бы видел, что там Произошло. На самом деле Парлан был близок к тому, чтобы убить парня.
 — И что же его остановило?
 — Трудно забить человека до смерти, когда у тебя на шее висит женщина. Это слегка отрезвило хозяина, и он малость оттаял. Я так думаю, что Эмил сделала это намеренно. Ну а потом Парлан предложил Артайру выбор: порка или изгнание.
 — Господи, — прошептал Малколм, — значит, у хозяина на уме не одни только плотские радости.
 — Вот именно. Одному Создателю известно, о чем он сейчас думает. Лэрд молчит как скала. Бедная девчушка сидит рядом с ним и знать не знает, чем кончится его затяжное молчание, но тоже молчит. Парлан ведет себя как-то странно. Я ушел от них в тот момент, когда он вдруг — раньше никогда такого не делал — принялся через окно созерцать двор замка.
 — Душевная боль, что тут странного. Боюсь, Парлан винит себя в том, что Артайр превратился в ничтожество.
 Вспоминая свою жизнь, Парлан не мог взять в толк, когда же просмотрел Артайра. Не мог он обвинить себя в дурных поступках по отношению к брату. Тем не менее должны же были быть моменты, когда он вел себя не правильно, — в этом старший Макгуин не сомневался. Если все плохое было заложено в брате от рождения, это означало, что изменений к лучшему в Артайре ожидать не приходится, а наоборот, со временем его характер сделается еще более несносным. Получалось, что Артайр обречен, и этот вывод печалил Парлана.
 И все же он был уверен: изменить характер младшего брата не в его силах. События последнего вечера оборвали последнюю нить душевной связи, которая еще существовала между ними. Должно было пройти слишком много времени, чтобы он, Парлан, смог взглянуть на брата без злобы в сердце. К тому же Артайр оскорбил не просто женщину, но женщину, которая звалась Эмил. И это отнюдь не облегчало дела…
 Медленно Черный Парлан отвернулся от окна и посмотрел на возлюбленную, которая ответила ему нерешительной улыбкой. Эмил сидела на кровати, обложенная подушками, и было ясно: ей чертовски хочется спать. Тут он впервые подумал, что его поведение с момента стычки с Артайром могло повергнуть девушку в смятение и даже напугать, поскольку она могла подумать, будто он винит в происшедшем ее. Он подошел к кровати и принялся снимать с нее высокие сапоги.
 — Пора спать, крошка, — сказал он и нахмурился, заметив ее изумленный взгляд.
 Эмил попыталась понять, что кроется за бесстрастным выражением лица, уже который час скрывавшим подлинные эмоции и чувства Парлана. Она догадывалась — на нее лично он не сердился, хотя было видно, что гнев все еще продолжал в нем клокотать. Потому Эмил предпочла оставаться тихой и безучастной. Она боялась неверно сказанным словом или даже неловким жестом усугубить ситуацию и вызвать новую вспышку его гнева.
 — Говори, если хочешь, — пробормотал он, пытаясь подбодрить ее.
 — Мне ужасно жаль, — прошептала Эмил, чувствуя страшную слабость после всех этих переживаний.
 Прикрыв девушку одеялом, Парлан уселся рядом и коснулся пальцем синяков и кровоподтеков, проступивших на ее шее и лице, несмотря на все старания прислуги.
 — Тебе не о чем сожалеть, малютка, — сказал он, поднимаясь на ноги, чтобы раздеться. — Ты не виновата в случившемся. Я видел все собственными глазами. Жаль только, что я вмешался слишком поздно.
 — Он был зол, Парлан. Я прокусила ему губу насквозь.
 Должно быть, именно это его распалило.
 — Думаю, что так и было. — Парлан еле заметно улыбнулся и скользнул под одеяло рядом с нею. — Но в ответ хватило бы одного удара с его стороны. Он же собирался тебя избить до потери сознания — и ты сама об этом догадываешься. Оправданий подобным действиям нет. Особенно если учесть, что ему известно, как я отношусь к посягательствам на честь женщины в моем доме.
 — Может, тебе сходить навестить его? — отважилась предложить девушка, но Парлан сжал ее в объятиях, и Эмил приникла к нему.
 — Нет. Во мне еще не остыла злость на него, да что там злость — ярость. Я вполне способен на то, чему ты помешала днем, — на убийство.
 — Ты этого не сделаешь. Он твой брат.
 — И что же? Почему ты пыталась меня остановить?
 — Ну, я думала, что ты забьешь его до смерти, сам того не желая. Не хочу, чтобы ты совершил поступок, о котором будешь впоследствии жалеть.
 — Признаться, мне до сих пор не верится, что я смогу простить Артайра, что перестану злиться на него — ну и конечно, на себя.
 — На себя?
 — Артайр — самая большая неудача в моей жизни.
 Прижимаясь к Парлану, Эмил, однако, ухитрилась при этом отрицательно покачать головой. Мужчина изобразил на лице подобие улыбки и провел рукой по ее волосам. Девушка успокаивала его и заставляла вновь верить в свои силы.
 — Некоторые люди просто-напросто слабы, Парлан. И с этим ничего не поделаешь. Человек не всегда знает, что побуждает его действовать тем или иным способом. Он в состоянии контролировать лишь то, что замечает или о чем имеет представление.
 — Лаган говорит то же самое.
 — Что ж, он прав.
 Когда Парлан собирался сообщить ей свою точку зрения на этот вопрос, послышался стук в дверь. Он улыбнулся, заметив, как Эмил мгновенно исчезла под одеялом, и предложил нежданному визитеру войти. И совершенно не удивился тому, что ночным посетителем оказался Лейт.
 — Не следует ли тебе, больному — если, во всяком случае, ты хочешь им казаться, — давно уже быть в постели?
 Не обратив внимания на вопрос Парлана, Лейт, в свою очередь, осведомился:
 — Как Эмил?
 — Все хорошо, — отозвалась девушка из-под одеяла.
 — Что, стыдно показаться?
 Приоткрыв лицо, она сказала:
 — До сих пор тебе не приходилось видеть на моем лице отметин, оставленных рукой мужчины. — Заметив, что при виде ее синяков улыбка брата исчезла, Эмил торопливо добавила:
 — Это не так больно, как может показаться со стороны.
 — Мне бы, честно говоря, не хотелось видеть тебя с синяками. Хотя они появляются у тебя так легко… Мне и в самом деле трудно определить, насколько ты страдаешь.
 — Он дважды хлестнул меня по лицу, прежде чем мне удалось его остановить.
 Кивнув в знак того, что принял это к сведению, Лейт выслушал рассказ о том наказании, которому подверг брата Парлан. Потом он сказал:
 — Жаль, мне не удалось понаблюдать за поркой. Ну а теперь мне пора отправляться в постель. — Тут он напустил на себя томный вид и произнес слабым голосом:
 — Знаешь, я до сих пор так легко утомляюсь…
 Когда Парлан отсмеялся этой шутке, он вдруг сделался серьезным и проговорил:
 — Я хотел бы, чтобы Артайр походил на Лейта.
 — Твой брат молод. Он еще может измениться, — возразила Эмил.
 — Судя по его образу жизни, он умрет раньше, чем это произойдет. Впрочем, это не в моей власти. Давай-ка лучше спать, дорогая моя. Тебе необходимо отдохнуть от всего пережитого, мне же надо избавиться от гнева. Боюсь, я так сердит, что могу — сам того не желая — тебе навредить.
 Она свернулась в клубочек, прижалась к нему и отдалась сну. Ничего другого ей не оставалось.
 Несколько часов Парлан разглядывал потолок спальни, поглаживая волосы Эмил. Горечь разочарования опустошила его.
 К тому же Парлан тяжело переживал собственные неудачи. Он еще раз был вынужден признаться себе: его ярость была вызвана тем, что Артайр посягнул на Эмил. Он решил подождать несколько дней, прежде чем снова позволит себе видеть Артайра. Приняв такое решение, Парлан наконец забылся сном.

 Глава 9

 — Что ты думаешь по этому поводу, Лейт?
 Лейт еще раз окинул сестру взглядом. Костюм, который был на ней, выглядел странно, но не уродливо. Чей-то плед она превратила в хорошенькую юбочку, а мужская рубашка, которую Эмил по-прежнему приходилось носить, была почти скрыта безрукавкой, стянутой на боках шнуровкой, чтобы обозначить талию.
 — Должен сказать, все это очень плохо — слишком подчеркнуты твои формы. Но по крайней мере эта одежда послужит до тех пор, пока отец не пришлет твоих платьев.
 — А как тебе моя прическа? Во всем замке не нашлось ни единой души, кто бы помог мне справиться с волосами. — Эмил сдвинула брови, разглядывая свое отражение в зеркале. С облегчением она отметила, что синяки уже прошли.
 — Я тебе помогу — и нечего смотреть на меня с таким удивлением. В конце концов у меня три сестры и в детстве мне приходилось играть с девчонками. Короче, можешь на меня положиться.
 Когда брат закончил работу, Эмил была весьма удовлетворена результатами его деятельности. Ничего особенно изысканного он, разумеется, не создал, но прическа отличалась безупречным вкусом и аккуратностью и придала всему облику Эмил более респектабельный вид. Девушка улыбнулась Лейту, подхватила его под руку, и они вместе направились в главный зал замка.
 Когда они спускались по ступеням, в зале возникло замешательство. Заметив Эмил, Парлан улыбнулся и направился ей навстречу, и в этот момент в зал вошла еще одна дама. Она была хороша собой и держалась с достоинством особы королевской крови.
 Все хорошее, что Эмил когда-либо думала о женщинах, мгновенно вылетело у нее из головы. Они все сделались для нее презираемыми соперницами, когда вошедшая дама остановила Парлана и наградила поцелуем, который оказался более долгим, чем того требовали приличия. Эмил пришлось собрать всю силу воли, чтобы не броситься на незнакомку и не оттащить ее от Парлана силой.
 Именно в этот момент Эмил осознала, что любит Парлана, — и это заставило ее побледнеть. Другого объяснения ярости, охватившей вдруг все ее существо по отношению к женщине, которую ей не доводилось видеть прежде и которую теперь обнимал Парлан, не могло быть. Неожиданно пленнице захотелось убежать прочь, спрятаться. Она боялась, что в каждом ее взгляде и жесте будет читаться ревность, и более всего боялась, что это заметит Парлан.
 Тем временем он вежливо, но решительно высвободился из объятий Кэтрин. Она была последним человеком на свете, кого он желал бы видеть у себя в замке. Парлан надеялся, что она раздумает и не приедет к нему. Он сделал глупость, поддавшись чарам Кэтрин и согрешив с нею, и теперь, заметив остановившийся взгляд Эмил, сожалел об этом всем сердцем.
 Протянув руку Эмил и устремив на нее пронзительный взгляд своих черных глаз, он произнес:
 — Хочу познакомить тебя со своей гостьей, ее имя Кэтрин.
 Эмил неохотно приблизилась к Парлану и позволила ему взять себя за руку. Женщина, появившаяся в замке, судя по всему, чувствовала, что имеет право объявляться у Парлана без приглашения, а также целовать его, презрев приличия. У Эмил, признаться, не было желания так или иначе участвовать во всем этом, и ее потянуло к брату.
 Лейт внимательно следил за сестрой. Ему тоже не хотелось, чтобы она приближалась к этой волчице в образе женщины, особенно после того как юноша заметил смертельную бледность сестры. Тем не менее он считал, что со стороны Эмил было бы неумно покидать застолье. И не только потому, что ей следовало бороться за мужчину, которого она любила, но и потому, что с приездом незнакомки относительная безопасность Эмил как подруги хозяина замка ставилась под сомнение. Как ни крути, она оставалась пленницей Макгуина, причем ее не особенно торопились выкупить.
 — Кэтрин, рад представить тебе Эмил Менгус и ее брата Лейта. Эмил — это Кэтрин Данмор, кузина Лагана.
 — Сразу скажу, я нечто большее, чем просто кузина Лагана, — заявила дама нежным голосом, хотя ее глаза смотрели на Эмил, как дула пары аркебуз.
 — Неужели? — с иронией спросил Парлан, беря ее под руку. — Мы собираемся обедать. Не желаешь ли умыться и привести себя в порядок, Кэтрин?
 Эмил заметила, что любезное предложение хозяина привело женщину в ярость. Когда Кэтрин проводили в предназначавшиеся для нее покои, Эмил пришла к выводу, что гостья согласилась на это скорее чтобы успокоиться, нежели желая помыться после долгой дороги. Позволив Парлану проводить себя к креслу, стоявшему от него по левую руку, Эмил пришла к выводу, что предстоит долгий изнурительный вечер. Она подумала, что стоит отыскать достойный предлог, чтобы удалиться.
 Несмотря на все усилия, ничего, кроме односложных ответов на вопросы, Парлану от Эмил добиться не удалось.
 Ему хотелось поговорить с ней о Кэтрин, хотя он не слишком хорошо представлял, что, собственно, обсуждать. Выяснилось, однако, что место и время он выбрал неудачно. С другой стороны, бледность Эмил и взволнованные взгляды, которые она время от времени на него бросала, свидетельствовали о том, что в сердце девушки скрывалось нечто большее, чем просто влечение к нему, и это приятно льстило мужскому самолюбию. Неожиданно он понял, что только влечение со стороны Эмил его бы не удовлетворило.
 Когда в зал вернулась Кэтрин, она тотчас заметила, что с одной стороны от Парлана восседала Эмил, а с другой Малколм. Это сильно уязвило гостью. Пока она умывалась, ей удалось разговорить служанку, и Кэтрин узнала, кто такая Эмил Менгус и как она оказалась в замке Парлана. Что ж, решила Кэтрин, в ее власти изменить создавшееся положение. Девушка вполне могла пребывать у Макгуинов в качестве пленницы, ожидающей выкупа, но не обязательно же в постели главы клана!
 В тот самый момент, когда Парлан отвлекся, погрузившись в беседу с Малколмом, Кэтрин обратилась к девушке:
 — Неужели здесь вас удерживает только выкуп, который ваши родственники не в силах уплатить, миледи Менгус? — Она почувствовала, как напрягся Лейт, сидевший рядом с нею, и как насторожился Лаган. Кэтрин поняла, что стрела попала в яблочко.
 — Мой отец заплатил выкуп за Лейта. Сумма была очень велика, и ему требуется дополнительное время, чтобы занять денег, — холодно отозвалась Эмил.
 — Разумеется. Ваш отец вполне представляет себе, насколько весело вы проводите здесь время?
 — Он знает одно: тут мне не причинят зла. — Эмил изо всех сил старалась подавить подступивший к горлу гнев. — Гостеприимство мистера Макгуина не имеет границ.
 — Именно что не имеет. — Кэтрин бросила в сторону Парлана недвусмысленный взгляд. — Скажите, а там, в долине, мужчины такие же крупные?
 То, как Кэтрин произнесла слово «крупные», мгновенно поведало всему столу о том, какую часть тела хозяина замка гостья имела в виду. Парлан тоже прислушивался к разговору, который разворачивался за столом, хотя и пустил его на самотек. Но его — в который раз — покоробило то, что о нем говорят, как о племенном жеребце. Поэтому он с нетерпением ждал, что ответит Эмил.
 Эмил догадалась, что за репликой Кэтрин стоит нечто большее, но не была уверена окончательно, на что намекает эта женщина. Она подумала об одном из возможных объектов, который имела в виду эта дама, но не могла поверить, что подобные вещи можно обсуждать за пиршественным столом.
 — Да, что и говорить, ростом он высок, — откликнулась Эмил совершенно невинным голосом и нахмурилась, заметив, что за столом прокатилась волна сдавленных кашлей и смешков.
 Кэтрин взглянула на девушку, словно перед ней была умалишенная.
 — Вы или слишком невинны, или у вас с головой не все в порядке. Я вовсе не имела в виду его рост.
 Нахмурившись еще больше, Эмил продолжала гнуть свое.
 — Нельзя сказать, чтобы он был так уж широк в плечах. Мне приходилось видеть куда более широкоплечих мужчин.
 На сей раз смех прозвучал во всеуслышание, поскольку скрывать его ни у кого не хватило сил. Теперь стало ясно, что именно имела в виду эта женщина. Эмил с шумом вдохнула и покраснела.
 — О чем вы говорите? Мы же обедаем! Разве можно за столом говорить о подобных вещах?
 Кэтрин решила, что наивность Эмил ослабит ее привлекательность для Парлана, который считался человеком светским. Он как раз относился к типу людей, готовых посчитать подобную неискушенность проявлением глупости, и Кэтрин решила продолжить в том же духе.
 — А я вот считаю, что это самое подходящее место и время, — промурлыкала она и провела кончиком языка по губам со значением, понятным каждому сидевшему за столом мужчине.
 Однако эта стрела пронеслась мимо Эмил, что сразу же заметил Парлан. Разумеется, они занимались любовью, но пока не достигли той стадии, на которую намекала Кэтрин.
 Парлан берег девушку, помня о ее невинности.
 На этот раз Эмил быстро догадалась, что леди изъясняется исключительно двусмысленностями. Попросив Лагана налить ей бокал вина, она близко наклонилась к нему и прошептала:
 — Мне кажется, что она всякий раз вкладывает в свои слова неприличный смысл. Я права или нет?
 — Можешь не сомневаться, Эмил. Кэтрин шлюха, и, боюсь, с манерами у нее не все в порядке. Не обращай на нее внимания. — Лаган в упор взглянул на кузину:
 — Ты становишься несносной, Кэтрин.
 — А ты, кузен, неожиданно превратился в праведника.
 Что-то слишком поздно, если тебе вдруг пришло на ум защищать нравственность этого ребенка.
 Эмил передернула плечами и тихо сказала Лагану:
 — Если она еще хоть раз назовет меня ребенком, я за себя не отвечаю.
 Парлан наконец оставил попытки делать вид, что занят исключительно беседой с Малколмом. Он-то отлично знал, как претит Эмил сама мысль, что кто-то считает ее ребенком. Блеск в глазах девушки подсказал ему, что ее терпение вот-вот лопнет, и Парлан стал ожидать очередного выпада Кэтрин.
 — Я не знала, что Парлан любит молоденьких, но в данном случае он перешел все мыслимые границы — похитил девочку прямо из колыбельки!
 — Ну хватит! — прошипела Эмил и вскочила на ноги.
 Она схватила в руки первое попавшееся блюдо с десертом из фруктов и сливок и, прежде чем Кэтрин поняла, что случится в следующую минуту, швырнула его в даму. Оружие было нацелено верной рукой, так что речь Кэтрин получилась смазанной в прямом смысле слова. Ругательств, которыми она затем огласила стол, уже никто не слышал, поскольку хохот стоял оглушительный.
 Эмил, однако, это не доставило такого удовольствия, как окружающим, хотя Лаган и потащил свою злополучную кузину чиститься и мыться. Девушка была оскорблена тем, что ее назвали ребенком, но отреагировала на это оскорбление именно так, как это сделало бы дитя. Чрезвычайно уязвленная собственным глупым — на ее взгляд — поведением, она торопливо заняла место за столом.
 — Ну, миледи, рука у вас твердая, что и говорить, — отпустил замечание в ее адрес Малколм, улыбаясь широко, будто именинник.
 — Тс-тс, — хохотнул Парлан. Его глаза засветились и ожили от промелькнувших в них искорок смеха. — Тебе следует сдерживаться хотя бы иногда.
 Смущение, которое Эмил ощутила после содеянного, прошло, как только заговорил хозяин замка.
 — Тебе уж не стоило бы судить о таких вещах с видом оракула! — парировала она.
 — Я по крайней мере не швыряюсь тарелками с угощением.
 Решив, что обмениваться колкостями с Парланом сейчас не самое подходящее время, Эмил погрузилась в молчание.
 Кроме того, ей пришлось отдать должное Кэтрин, которая, как выяснилось, легко сдаваться не собиралась и вскоре появилась за столом в платье еще красивее предыдущего. Эмил решила сдерживаться изо всех сил, как бы эта женщина ни прохаживалась на ее счет. Она готовилась перенести все с достоинством взрослого человека, истинной леди.
 Сейчас задача такого рода оказалась несравненно легче.
 Кэтрин, казалось, перенесла все свое внимание на Парлана, касаясь его рукава несмотря на то, что ей приходилось тянуться, задевая тарелку Малколма. Когда же Малколм извинился и сообщил, что ему пора заступать на стражу, женщина в мгновение ока заняла его место рядом с лэрдом. Как только перемещение свершилось, Эмил пришлось как следует следить за собственными руками — чтобы ненароком не оттяпать этой леди пальчик-другой ножом для разделывания дичи.
 Ласковые, интимные прикосновения гостьи сделались достоянием всех присутствовавших, и ревность заставила Эмил забыть о принятом решении сдерживаться. Когда ладонь Кэтрин скрылась под столом, терпение Эмил было на пределе, хотя она и дала себе слово больше не причинять видимого вреда даме.
 — Вы, должно быть, что-нибудь уронили? — спросила она с нехорошей усмешкой и не поленилась наклониться, чтобы увидеть, как рука Кэтрин ползет по колену Парлана все выше и выше. — Позвольте мне вам помочь, — добавила девушка и тоже сунула туда руку.
 Пока Парлан извлекал на свет Божий ладонь Кэтрин, он ощутил, как больно щиплются тонкие пальчики Эмил.
 Откинувшись назад с ругательством, замершим на устах, хозяин замка едва не свалился на пол вместе с креслом. Потирая больное место, он взглянул на нее.
 — С какой это стати ты причиняешь мне боль? — прорычал он, перекрывая голосом плохо замаскированное хихиканье мужчин, мигом уразумевших, что к чему.
 — О, прошу меня извинить, — с достоинством возразила Эмил. — Я считала, что это ее рука.
 Кэтрин с ужасом втянула в себя воздух и уставилась на Парлана в надежде, что уж сейчас он даст волю своему знаменитому гневу. В этот момент душа Парлана и в самом деле разрывалась между снедавшей его яростью и удивлением, которое он испытывал перед смелостью девушки. Наконец осознание того, что Эмил совершила этот отчаянный поступок из ревности, перевесило чашу весов, и у Парлана неожиданным образом поднялось настроение. Он залился хохотом, а челядь принялась вторить ему без страха и смущения. Кэтрин же сидела молча, мысленно взвешивая достоинства Эмил Менгус.
 Прошло еще несколько минут, и Эмил решила, что с нее довольно и вина, и насмешек. Она тихо извинилась перед присутствующими и направилась в спальню. Правда, перед дверью в покои Парлана она заколебалась, не зная, как поступить. Все это время за ней неотступно следовал Лаган.
 Стоило ей сделать шаг по направлению к комнате Лейта, как тот в точности повторил ее движение.
 — На твоем месте я не стал бы этого делать, — сказал он.
 — Знаешь, я не привыкла спать в кровати втроем.
 — Тебе и не придется. Ему не нравится эта женщина.
 — Но ведь когда-то нравилась. Возможно, я и не поняла всего, что говорилось за столом, но я не слепая, — прошипела девушка.
 — Ну, было дело. И он до сих пор жалеет об этом.
 Кэтрин охотится за новым мужем, но она не та женщина, на которой женится умный мужчина. Она, знаешь ли, потаскуха. — Лаган отворил двери в спальню Парлана и провел Эмил внутрь. — Твое место здесь, девчушка, это тебе говорю я, друг Парлана.
 Девушка решила больше не спорить. Раздевшись, она вымылась и причесалась. Забираясь в огромную кровать, на которой не так давно они спали вместе с хозяином замка, она спросила себя, точно ли ее место здесь, как утверждал Лаган. Впрочем, ей оставалось одно: ждать Парлана и молить Бога, чтобы он явился в спальню в одиночестве.
 Парлану оказалось не так-то просто отделаться от Кэтрин, не проявив откровенной грубости. Даже когда он во всеуслышание объявил, что собирается идти спать, та не отставала. Женщина наконец вывела его из себя, проводив до самых дверей спальни.
 — Кэтрин, ты знаешь, где твоя комната. Что касается моей спальни, то в настоящий момент она отнюдь не пустует.
 — Ты можешь так говорить со мной после того, что между нами было? — воскликнула Кэтрин и обвила его шею руками.
 Эмил, находившаяся за дверью, тревожно вслушивалась.
 — У нас с тобой было то, что обыкновенно именуется соитием. Совокупления такого рода бывали у тебя и с другими мужчинами. Ничего другого между нами не было.
 — Очень может быть, но и такого ты не в состоянии в полной мере получить от того ребенка, что заперт в твоей спальне!
 Эмил не сдержалась и показала запертой двери, перед которой происходил этот разговор, язык.
 — Позволь напомнить тебе, какое удовольствие может доставить мужчине настоящая женщина.
 За дверью послышались весьма подозрительные звуки, и Эмил решила, что лучше ей не слышать того, что там происходило. Она даже прижала к ушам подушку. Надув губы, она сказала себе, что все это не стоит слез.
 — Я очень старался быть вежливым, Кэтрин, но ты можешь и ангела вывести из себя, — проревел Парлан, отталкивая назойливую женщину. — Ты ничего не можешь сделать, чтобы заставить меня позабыть о той, что ждет меня в моей постели. Найди себе другого мужчину для развлечений.
 Бесцеремонная гостья наконец удалилась, и Парлан смог войти в свои покои.
 — Что, черт возьми, ты устроила у себя на голове?
 — Я не могла слушать ваших препирательств с Кэтрин Данмор и накрыла голову подушкой, — бросила Эмил.
 Он ухмыльнулся, прошел через всю комнату и заглянул за уголок означенного заграждения.
 — Пожалуй, мне стоит смыть с себя слюни, которыми она меня измазала, как ты думаешь?
 — Посмотрим, удастся ли тебе с той же легкостью смыть с себя отпечаток лапы хищника. — Эмил знала, что ведет глупейший разговор, что от ревности потеряла голову, но ничего не могла с собой поделать.
 Он негромко рассмеялся и принялся разоблачаться, готовясь ко сну. Ревность девушки немало его забавляла.
 — Более всего меня беспокоят следы щипков, оставленные тобой.
 — Ты такой крупный мужчина. Удивляюсь, как это ты их почувствовал? — Она выругалась себе под нос, но Парлан лишь рассмеялся.
 Прошла одна минута обиды, миновала вторая — и вот подушка была отброшена в сторону и девушка уселась на кровати. Парлан стоял перед тазом с водой с широким полотенцем в руках, заканчивая вечернее омовение. Он и в самом деле был удивительно привлекательным мужчиной, и Эмил поняла, что руководило поступками Кэтрин. Впрочем, ее больше волновало другое — что толкнуло Парлана в объятия этой женщины.
 — Парлан? — произнесла она в тот момент, когда он принялся гасить свечи, оставив только одну — рядом с их кроватью.
 — Что, девочка? — спросил Макгуин, проскальзывая под одеяло и прижимая ее к себе.
 Эмил порадовалась, что горела только одна свеча, — слишком сильно она покраснела.
 — Когда эта женщина сказала, что за обедом самое время поговорить об этом, что она имела в виду? Она что, в самом деле своим ртом?..
 — Ну да. Вот почему, собственно, я к ней и ходил.
 — Бог мой! Тебе нравится, когда тебя целуют там?
 — Слушай, я знал, что у нее прямо-таки талант к подобным затеям, оттого и поддался ее чарам. Признаться, ничего особенно хорошего не было. Кэтрин обыкновенно оставляет у мужчины чувство, будто его съедают заживо. Один разок она меня, что называется, обслужила, но больше мне не хотелось.
 Неожиданно выяснилось, что Кэтрин для Эмил не угроза. Он говорил об этой женщине так, словно ее уже не было на свете. Но Эмил сделала кое-какие выводы и для себя.
 Она поняла, что Парлану хотелось от нее большего.
 — Тебе правда нравится, когда тебя целуют там? — спросила она шепотом, когда Парлан прикоснулся губами к ее горлу.
 Он коснулся груди Эмил, и соски девушки мгновенно затвердели под его ладонями.
 — Положим, нравится. А какому, скажи, мужчине не понравится такое?
 — Тогда почему ты не просил, чтобы это сделала я?
 Или считаешь, что на это способны только шлюхи?
 — Нет, — медленно ответил он, — хотя большей частью мужчина получает радости такого рода у шлюхи.
 — Если хочешь, я сделаю то же самое. — Эмил почувствовала дрожь, пробившую ее при этих словах.
 — Но почему? — спросил он, хотя его плоть уже напряглась в предвкушении.
 — Ну… Ты столько для меня всего делаешь, что будет только справедливо, если я сделаю это для тебя. Ты ведь даешь мне удовольствие. И я хочу сделать то же самое.
 Признаться, это было не совсем то, что он хотел услышать от нее, но спорить не приходилось.
 — Поцелуй меня там, малышка.
 Когда он отодвинулся от нее и улегся на спину, она — не без сомнений в сердце — начала путешествие по его телу.
 Инстинкт уверил ее, что медленное движение доставляет мужчине большее удовольствие. Она опускалась все ниже и ниже, не забывая касаться языком и губами его груди и живота. Его тело слегка подрагивало, и зрелище того, какое удовольствие благодаря ей получает мужчина, несказанно увеличивало и ее собственную чувственность. Этому способствовали и слова одобрения, вырывавшиеся из его горла, и стоны, которые он издавал.
 Когда девушка наконец достигла объекта этого своеобразного странствия по телу мужчины, крик, вырвавшийся из его груди, указал, что она на верном пути. Эмил изо всех сил старалась увеличить и без того зримое удовольствие Парлана, используя весь имевшийся в ее распоряжении арсенал; губы, язык и руки. Когда он слегка приподнял бедра, инстинкт снова подсказал ей, как ответить на этот молчаливый призыв мужчины, и его реакция мгновенно открыла ей, что она сделала все совершенно правильно.
 — Мой Бог, — простонал Парлан, когда мокрый жар ее рта объял его. — Да, да, любовь моя. Именно так это и делается. Как это хорошо… Какое восхитительное наслаждение ты даешь мне, малышка…
 Он продолжал извиваться до тех пор, пока не понял, что еще немного — и он вообще перестанет что-либо соображать. Подхватив Эмил под мышки, он подтянул ее наверх и положил поверх себя. Еще мгновение — и она поняла, что сама вполне готова принять его внутрь. Возбуждение Парлана и саму ее несказанно возбудило.
 Сладостная дрожь упоения стала сотрясать тело женщины почти сразу же после того, как он возложил ее на себя и проник в ее горячее влажное лоно. Толчки ее бедер совпадали с усилиями его собственной плоти разрешиться от напряжения и вырваться на волю, щедро пролившись любовными соками.
 Когда она в изнеможении приникла к любовнику, он с силой притянул ее к себе. Еще долго они наслаждались друг другом, отчего наконец обессилели.
 Хотя по прошествии некоторого времени объятия Парлана слегка ослабели, он по-прежнему продолжал прижимать ее трепетавшее тело к себе. В жизни ему не приходилось испытывать большего наслаждения. Даже тот способ, каким ей удалось довести его едва ли не до потери чувств, открылся ему словно бы вновь. Каждая ночь, которую они проводили вместе — не обязательно при этом занимаясь любовью, — убеждала Парлана, что с его стороны было бы глупостью отпустить эту женщину.
 Счастье, которое он испытывал, находясь рядом с ней, не рассеивалось. Скуке, какую он обычно чувствовал, общаясь с другими женщинами, здесь явно не было места. Даже в тех редких случаях, когда Эмил приводила его в ярость, он и помыслить себе не мог, чтобы избавиться от нее. Некоторые черты ее характера, непереносимые им в других особах женского пола, у нее, наоборот, проявлялись как-то по-другому и развлекали его чрезвычайно. Наступало время, когда — по его разумению — следовало прекращать игру с выкупом и пора было на что-то решаться.
 Парлан не был человеком с романтическим складом характера, и любовь не входила в его расчеты. Теперь же — как это ни удивительно — он хотел, чтобы Эмил его любила.
 Она нравилась ему, и он ей безоговорочно доверял. Парлан ни секунды не сомневался, что с ней, с Эмил, был бы счастлив и даже гордился бы ею. Он хотел от нее детей и был бы не против проводить время с ними рядом, наблюдая, как они растут. Чтобы потом, в свою очередь, наблюдать за тем, как они обзаводятся собственными семьями. И это — по его мысли — было самым главным.
 — Эмил, — произнес он, сам удивляясь своему нежному голосу, — скажи, что тебе во мне нравится?
 — Это при том условии, что ты мне вообще нравишься? — поддразнивая, спросила она.
 — Да, при этом самом условии. Что в моей внешности тебя привлекает более всего? — Хотя в глубине души Парлан на чем свет стоит проклинал себя за глупость, тем не менее ответа Эмил он ждал с замиранием сердца.
 — Хм… — Она нахмурилась и обвела Парлана взглядом, пытаясь не столько найти ответ, сколько скрыть свои подлинные чувства.
 — К примеру, твои глаза. Я раньше и представить себе не могла, что у черного цвета может быть такое количество оттенков — в зависимости от чувств, которые ты испытываешь. За исключением, конечно, тех случаев, когда твой взгляд делается тусклым и прочитать в нем ничего нельзя.
 — Что ж, Эмил, благодарю, — сказал Парлан. В глубине души он чувствовал себя польщенным. — А еще что?
 — Ждешь комплиментов, не так ли? Еще — твои руки.
 Я люблю твои руки. — Она взяла его ладонь и поцеловала ее. — Они сильные, загрубевшие от рукоятки меча, но при этом могут быть очень нежными. Этими руками ты мог бы раздавить меня, но ни разу не попытался этого сделать. — Тут она внимательно вгляделась в Парлана, который, хотя и был доволен тем, что она говорила, хранил на лице выражение легкого недоумения. — Интересно, а ты о чем думал?
 Что я, по-твоему, должна была в тебе оценить?
 — Мое мужское достоинство, — ответил он и слегка скривился — его слова прозвучали грубовато.
 — Но почему же? Это место есть у каждого мужчины.
 Как говорит Лейт, не размеры жеребца превращают его в хорошую скаковую лошадь, но резвость и способ езды. Как известно, крупная лошадь не всегда хороша под седлом. — Неожиданно для Парлана она улыбнулась. — Если ты станешь чаще улыбаться, женщины станут чаще смотреть на твое лицо, а не только заглядывать тебе в штаны!
 Рассмеявшись, он перекатился на кровати таким образом, что она оказалась под ним.
 — Хочешь сказать, что мужское достоинство ничего для тебя не значит?
 — Ничего подобного я не говорила. Наоборот, без этого нашим встречам наверняка недоставало бы радости. — Она засмеялась вместе с ним и опустила руку вниз, чтобы убедиться, что он снова ее жаждет. — Хотя должна заметить, что из-за твоего аппетита твой «дружок» со временем просто-напросто сотрется и станет маленьким.
 — Ничего не поделаешь, придется рискнуть еще раз, ведьмочка, — прорычал он, прижимаясь ртом к ее груди. — Да, чуть не забыл, я решил поднять сумму твоего выкупа.
 — Если ты прибавишь хотя бы пенни, отец будет не в состоянии его заплатить и не сможет забрать меня домой, — со значением произнесла девушка охрипшим от волнения голосом.
 — Именно. — Он медленно вобрал в рот ее сосок и порадовался, услышав, как она застонала от наслаждения.
 Когда новый порыв страсти исчерпал себя, он положил голову ей на грудь и тихо лег рядом. Эмил еще некоторое время гладила его по широкой спине, после чего тоже успокоилась, укрыв лицо в его густых черных волосах. Она уже почти позабыла то время, когда они еще не спали вместе.
 Впрочем, вспоминать прошлое ей не хотелось.
 Она думала о настоящем, о том, что принесло ей и счастье и печаль. В том, чтобы любить человека, заключалось самое большое счастье, какое она только знала до сего дня.
 Их интимные отношения с Парланом были безукоризненными, она прекрасно понимала это. Она знала, что любит человека, который помог ей достичь высот чувственной радости. И самое главное — она хотела этого еще и еще.
 Видимо, чувство любви избавляет человека от ощущения вины и стыда за происходящее, подумала Эмил. Именно так было у них с Парланом с самого начала, хотя это чувство было для нее тогда внове. Она и согласилась на эту абсурдную сделку, потому что влюбилась в него.
 В то же время печаль угнетала сердце Эмил — ей казалось, будто Парлан не разделяет ее любви. Он желал ее как женщину, и причиной его желания не было одно только тщеславие. Но это не было и любовью. Он разделял с ней страстные порывы, дарил ее своей дружбой, в то время как она отдавала ему всю душу. Что и говорить, эта сделка была не из самых честных и уж точно не могла сделать женщину счастливой. Неразделенная любовь, о которой так часто писали поэты, вовсе не была тем, к чему стремилась Эмил.
 И конечно, она боялась. Боялась того, что их отношения с Парланом должны когда-нибудь завершиться. Как только ее отец заплатит выкуп, ее отправят домой. Для того, кстати, чтобы выдать замуж за Рори Фергюсона. Она не верила, что Парлану удастся расстроить этот брак, хотя он и обещал.
 Прижав любовника к себе, она решила больше не думать о будущем, а наслаждаться настоящим. Он пробормотал во сне ее имя, и она улыбнулась, полностью отдавшись своему чувству, отринув от себя всякие мысли о завтрашнем дне.

 Глава 10

 — Элфкинг — великолепный конь.
 — Он очень капризный зверь, — сказал Парлан, который стоял, опираясь на ограду, и наблюдал за тем, как Эмил из рук кормила жеребца яблоком. Потом, слегка подначивая ее, добавил:
 — Похож на свою хозяйку.
 — Нельзя называть его капризным только потому, что он тебя к себе не подпускает.
 — Ты меня поймала, согласен. — Он даже не пытался отрицать очевидного.
 — Слишком редко мне это удается. Я-то считала, что ты не такой хитрец. И вот пожалуйста — тебе удалось провести моего отца.
 — Я — хитрец?
 — Ну да. Ты очень ловко подбираешь слова. Почти всегда то, что ты говоришь, кажется абсолютной истиной, и это убаюкивает собеседника, хотя на самом деле это только часть правды.
 — Странное дело. Я изо всех сил стараюсь ублажить тебя и твою зверюгу, и после этого ты еще называешь меня хитрецом.
 Эмил лишь лукаво взглянула на него, хотя ей хотелось расхохотаться ему прямо в лицо. Уж очень серьезный у него был вид.
 — Ладно тебе. Не потому ли ты столь добр, что в ближайшее время собираешься меня покинуть?
 — Ничего не поделаешь. Скоро мне нужно будет выехать в Данмор.
 — Уж не за тем ли, чтобы проводить домой Кэтрин? — спросила девушка, стараясь говорить как можно равнодушнее.
 — Нет. Она как раз сказала, что ей потребуется время, чтобы подготовиться к путешествию в Стирлинг, к королевскому двору.
 Парлан не сумел сдержать улыбку — было видно, что Эмил расстроилась. Его самолюбие тешили ревность девушки и ее очевидное желание обладать им безраздельно. Впрочем, он знал, что за этим скрывалось нечто большее. И его очень раздражала Кэтрин. Если бы не долг гостеприимства, он постарался бы отделаться от нее как можно быстрее. Но сейчас она находилась под его кровом, так что об этом не стоило и думать. Кэтрин в полной мере пользовалась своим положением гостьи, на каждом шагу оказывая Парлану знаки внимания и отпуская по адресу Эмил всевозможные колкости. Хорошо еще, что ревность Эмил не обратилась в сварливость и она изо всех сил старалась сдерживать себя.
 Парлан надеялся, что Кэтрин рано или поздно поймет, что ей не удастся заменить Эмил в его постели, и решит, что не представляет для него ни малейшего интереса. Как ни странно, у Эмил хватало самообладания переносить присутствие этой женщины, зато терпение самого хозяина таяло с пугающей быстротой.
 — Мне придется уехать на два дня, максимум на три.
 Удовлетворенный выражением печали, появившимся на лице девушки, он задал себе вопрос; знает ли это дитя, что все ее чувства с легкостью читаются в ее облике? Эмил, впрочем, при необходимости могла быть и скрытной, но выражение лица обычно выдавало, что в действительности она думает и чувствует.
 — Понятно. — Она пыталась уверить себя, что в отсутствие Парлана отдохнет и успокоится, но и сама не верила в это.
 Тихо, как кот, приблизившись к ней, он сказал:
 — Послушай, мы будем пить, разговаривать о делах…
 — И волочиться за юбками, — закончила она.
 — Нет, — тихо произнес он и поцеловал ее в ушко, отметив, с каким удивлением она воззрилась на него после этого единственного короткого слова. — Я этого делать не стану. Мне необходим отдых. Ты ведь такая ненасытная. — Тут он вздохнул. — Боюсь, мой «дружок» износится раньше времени.
 — Это я ненасытная? — воскликнула она, взглянув на него с яростью.
 Двигаясь так, чтобы зажать девушку между своим крупным телом и Элфкингом, который неплохо воспринимал его, хотя и не позволял до сей поры на себя садиться, Парлан пророкотал:
 — Хорошо, согласен, возможно, тут дело не в тебе одной. Может, и я временами проявляю излишнюю прыть. Что тут скажешь — ты ведь такая красивая.
 — На что это ты намекаешь?
 — Ну, судя по тому, милая, что я говорю тебе комплименты да и вообще веду себя соответствующим образом…
 — Нет, дело не в этом. Какой-то ты странный.
 Он ухмыльнулся, ничуть не разозлившись от того, что раньше назвал бы глупой женской подозрительностью, и тихо ей прошептал:
 — У меня есть страстное желание отправиться в Данмор на Элфкинге. Думаю, что мое появление на таком великолепном коне произведет в замке должный эффект.
 — На Рейвене ты произведешь ничуть не меньшее впечатление.
 — Верно, но к Рейвену там уже привыкли.
 Девушка возвела глаза к небу, давая понять, какие чувства испытывает к полнейшему отсутствию скромности у Парлана, но он в ответ лишь широко ухмыльнулся. Эмил задумалась.
 Конечно же, Парлан был прав, утверждая, что его появление на Элфкинге вызовет в замке Данмор фурор, — его смуглый цвет лица и темные волосы эффектно контрастировали бы с молочной белизной Элфкинга. Но девушка подозревала, что не только тщеславие движет Парланом.
 — Это единственная причина?
 — Ты ранишь мне сердце своим подозрением.
 — Сомневаюсь. Ты очень старался отучить Элфкинга от меня — не пытайся этого отрицать. Вот почему я думаю, что в душе у тебя созрел некий коварный замысел.
 — Нет, ты не права.
 — И ты лишь жаждешь предстать перед Данморами во всей красе?
 — Именно. Никогда не помешает дать понять своим союзникам, что ты более значителен, чем есть на самом деле.
 Он заметил, как Эмил нахмурилась, размышляя и поглаживая холку Элфкингу. На мгновение его пронзило острое чувство вины — хотя и не врал, но он не открыл девушке всей правды. Конечно, Парлан очень хотел заполучить коня и ради этого был готов на всякие уловки, но не это было главным. Когда он уедет, Эмил останется одна и — кто знает? — может попытаться сбежать. Без своего драгоценного коня девушка вряд ли решилась бы на подобную попытку. Как ни странно, Парлан ощутил ревность. В сердце ее был уголок, куда он не имел доступа и которым владел только Элфкинг.
 Эмил продолжала поглаживать коня, пытаясь привести в порядок мысли. Не столь уж была важна причина, по которой Парлан собирался оседлать Элфкинга. Девушка была уверена: стоит ему добиться цели, как заставить его расстаться с жеребцом станет делом трудным, а то и просто невозможным. Она не сомневалась, что Парлану известно: стоит коню уступить хозяину замка, как пути назад уже не будет. Лошади не понимают, что значит «временно». Позволить Парлану скакать на Элфкинге означало отдать ему коня.
 Эмил вдруг поняла, что даже это не слишком ее трогает.
 Разумеется, Элфкинг и все, что было с ним связано, представляли для нее ценность, но, как выяснилось, не самую большую ценность на свете. Сейчас, к примеру, ей было важно, чтобы Парлан оставался довольным ею. И счастливым. Когда она обернулась к нему, то на минуту испугалась, что он прочтет все ее мысли. Стоило позволить ему ездить на Элфкинге, и он бы сразу понял, что пленница отдает в его владение самое ценное, что имеет.
 Этот жест мог многое означать для Эмил, но мог означать и то, что она просто поторопилась. Хотя ее вовсе не радовало, что Парлан может посчитать ее глупой, она решила доверить ему коня, вместо того чтобы доверить ему свою душу.
 — Хорошо, можешь съездить на Элфкинге в Данмор.
 Парлан едва не кинулся ее обнимать — настолько сильное впечатление произвела на него щедрость Эмил.
 Вполне вероятно, что она не понимала подоплеку собственного решения. Слишком явное проявление эмоций она скорее всего стала бы рассматривать как выражение триумфа Парлана по поводу того, что он завладел конем, забыв о ее сердечке. Этого ему не хотелось, поэтому он просто улыбнулся.
 — И как нам следует поступить?
 — Прежде всего надо отправиться на совместную прогулку верхом.
 Помогая ей усесться на лошадь, он сказал:
 — Едем, дорогая!
 — Что-то ты слишком оживлен, — проворчала Эмил, когда он усаживался за ее спиной.
 — Интересно, какой мужчина был бы равнодушным, если бы ему было позволено показаться на таком удивительном коне, — он опустил голову на ее плечо, заставив Эмил рассмеяться, — обнимая такую восхитительную девушку.
 — Да. Ты ужасно находчив и остер на язык, когда все идет так, как тебе хочется.
 Едва они выехали за ворота, девушка одарила его хитрым взглядом:
 — А ты знаешь, что я могу завезти тебя в отдаленное место, невзначай воткнуть тебе кинжал меж ребер и удрать?
 — Малколм тебе не позволит.
 Она оглянулась и увидела Малколма и Лагана, которые верхом на лошадях держались на почтительной дистанции.
 — Но ведь они не верят в то, что я способна на подобное, не так ли? — Признаться, Эмил чуточку обиделась на подобное проявление недоверия.
 — Не верят. Но они — те самые люди, которые о нас заботятся.
 — О женщине должен заботиться муж.
 — Что-то я стал замечать, что ты ищешь во мне черты обманщика.
 — А ты, стало быть, не таков?
 — Уверен, не до такой степени, как ты порой меня представляешь. Слушай, наша поездка стала напоминать прогулку старой дамы.
 — Ага, хочешь скорости., да? Что ж, держись!
 Она расхохоталась и пришпорила Элфкинга, который сразу перешел па галоп. Участвуя в скачке в крайне непривычном для себя положении, Парлан тем не менее отдал должное искусству наездницы и понял, что Эмил и в самом деле составляет со своим конем одно целое. Он не сомневался, что в Шотландии мало найдется женщин, способных сравниться в мастерстве верховой езды с Эмил Менгус. И это чрезвычайно его восхищало.
 Ну и конечно, он был в восторге от коня, на котором они мчались. Его желание завладеть жеребцом после этой поездки увеличилось бы еще больше, если бы Парлан не надеялся на то, что в один прекрасный день девушка останется в Дахгленне навсегда, как и ее конь, разумеется. Стоило ли пытаться заполучить часть, когда можно было взять все разом?
 Прогулка оказалась недолгой — Эмил не хотела утомлять Элфкинга. Поездка же в Данмор заняла бы куда больше времени. Эмил была уверена, что Парлан пожелает испытать коня еще раз, чтобы выяснить, на что способен конь.
 Наконец они выехали на маленькую поляну.
 — Вот хорошее место для твоей первой поездки на Элфкинге.
 — А ты уверена, что он не сбросит меня на землю? — осведомился Парлан, когда девушка спешилась.
 — Нет. Точно так же я приучила его к Лейту. Для того чтобы Элфкинг сбросил Лейта, мне потребовалось бы отдать специальную команду. Обыкновенно незнакомые с жеребцом люди сразу начинают понимать, что им рассчитывать не на что. Если бы ты попытался залезть в седло сам, он бы моментально тебя сбросил, но поскольку мы ехали вдвоем, а потом я оставила тебя сидеть у него на спине, это должно означать, что мы с Элфкингом против тебя ничего не имеем.
 Ну поезжай — что же ты?
 Услышав в ее голосе нотки сомнения, Парлан улыбнулся. Склонившись, он дотронулся до ее подбородка и наградил поцелуем. Затем, поскольку ему и в самом деле было невтерпеж, пришпорил Элфкинга и послал его вперед, оставив девушку в одиночестве.
 Эмил проследила, как конь и всадник исчезли за холмом, и вздохнула. Парлан и в самом деле великолепно смотрелся на Элфкинге: два сильных, изящных самца. Больше всего девушке хотелось избавиться от чувства, что она все время чем-то жертвует, ничего не получая взамен. Отогнав эту мысль, она улыбкой поприветствовала Лагана и Малколма, въехавших на поляну. Ей было бы легче, если бы на лицах мужчин не проступало столь явное сочувствие. Эмил в очередной раз подумала, что ее мысли написаны у нее на лице.
 — Как ты считаешь, есть смысл нам съездить и взглянуть, где твоя зверюга его сбросила?
 — Нет, Малколм. — Девушка позволила себе улыбнуться. — Лучше найдите его и напомните, что у него срочное дело.
 Парлану тоже пришлось напомнить себе, что у него много дел. Досадуя на нехватку времени, он проехал еще немного, окинув взглядом свои земли, после чего повернул назад.
 Главе клана Макгуинов не давала покоя мысль, что он сидит на лучшей в целом свете лошади.
 — Она умна, Элфкинг, и знает, что делает. Меня вот только занимает вопрос: понимает ли она сама истинную причину своей уступчивости? — тихо произнес он.
 Погрузившись в думы, Парлан выехал на поляну, чтобы забрать Эмил. До Дахгленна они доехали в молчании. Затем он помог ей спешиться, а сам проследил, чтобы Элфкинга как следует почистили, после чего отдал приказы, связанные с отъездом. Его совершенно не удивило, что Малколм, никогда не одобрявший его планов относительно жеребца Эмил, решил затеять с ним беседу по этому поводу.
 — Итак, ты все-таки утвердил свою задницу на спине ее коня.
 — Точно. Более того, Малколм, я собираюсь ехать на нем в Данмор.
 — Зрелище будет богатое, что и говорить.
 — Можешь не сомневаться.
 — Она тебе сделала поистине царский подарок.
 — Это так. Впрочем, это не подарок, скорее, одолжение.
 — Ты хочешь сказать, что не собираешься оставить жеребца в своей конюшне?
 — Очень даже собираюсь, но я наперев оставить здесь и его хозяйку.
 — Ты, стало быть, на что-то решился?
 — Думаю, что буду дураком, если позволю этой девушке улизнуть.
 — Дураком тебя, пожалуй, не назовешь, — промолвил Малколм, ухмыляясь. — Хотя как сказать.
 — Вот-вот, все вы так думаете. Мысль, которая пришла мне в голову после первой же ночи, не оставила меня. Более того, она превратилась в уверенность. Из Эмил получится отличная хозяйка Дахгленна. Когда вернусь из Данмора, займусь этим.
 — Ты, стало быть, берешь эту шлюху Кэтрин с собой?
 — Не хочет она домой, что ты будешь делать. Говорит, что ей необходимо подготовиться к пребыванию при дворе в Стирлинге.
 Малколм издал звук, который должен был изобразить недоверие.
 — Думаю, она использует это время, чтобы наговорить Эмил всяких гадостей о тебе.
 — Догадываюсь. Она старалась преуспеть в этом, как только объявилась здесь. К сожалению, выгнать я ее не могу. Остается надеяться, что Эмил будет помнить, что я рассказал ей об этой даме, и примет во внимание, что все ночи я проводил с ней, несмотря на призывные взгляды Кэтрин. В конце концов это вопрос доверия. Кстати, не забывай о Менгусах.
 — Если две бабы захотят подраться, тут уж я ничего не смогу поделать.
 Парлан расхохотался.
 — Я о другом. Следи за тем, чтобы оба молодых Менгуса не сбежали.
 — Думаешь, она попробует улизнуть?
 — Она сама — нет. Мне хочется верить, что оставить меня ей будет непросто. Кроме того, Эмил знает, что я уехал на Элфкинге. Но вот ее братец может подбить ее на такой подвиг. Откуда ему знать, что я задумал? План, который мы обсудили с ним в самом начале, требует для исполнения времени — и немалого. Поэтому я не смогу винить Лейта, если он вдруг решит, что я его надул.
 — Если он привезет сестру домой, это будет означать, что ее отдадут Рори Фергюсону. На это Лейт не пойдет.
 — Можешь не сомневаться, что у него множество собственных планов по поводу того, как расстроить эту свадьбу.
 Он даже может решить, что настала пора избавиться от меня.
 — Отчего тебе не поделиться с ним своими идеями?
 — Как раз сейчас у меня нет для этого времени. Не упускай из виду эту парочку — вот что я тебе скажу, — добавил Парлан и двинулся из конюшни в покои замка.
 Эмил наблюдала за сборами Парлана, стараясь вести себя так, будто ничего особенного не происходит. Не слишком простое это было дело. Единственное, что радовало девушку, — так это то, что Кэтрин с ним не ехала. С другой стороны, она от всего сердца желала Кэтрин Данмор провалиться в тартарары.
 Парлан пообещал держаться от женщин подальше, и ей оставалось верить ему на слово, а это было не слишком легко. Он не был обязан давать ей такое слово хотя бы потому, что она являлась пленницей, находившейся в замке в ожидании выкупа, и всего лишь удовлетворяла его плотские желания. И так как Эмил не верила, что в замке Данмор заведено обходиться без женщин, в голову ей лезли и другие мысли — к примеру, о том, что всегда найдется какая-нибудь девица, которая приласкает Парлана в постели. Не приходилось сомневаться, что все прежние подружки были бы рады его возвращению. В сущности, ей было крайне трудно представить, что Парлан отвергнет домогательства женщин, и это разъедало душу как болячка.
 — Что-то ты выглядишь не очень. Готовишься по мне скучать? — Парлан уселся рядом с ней на кровати.
 — Я, видишь ли, боюсь за Элфкинга. Он в жизни еще никуда не ездил без меня. — Она вздернула подбородок.
 — Что ж… — Он толкнул ее на постель и сам улегся так, чтобы оказаться сверху. — Я тут подумал и решил оставить тебе кое-что на память.
 — Неужели ты сейчас думаешь об этом? Это невозможно.
 — Ты всегда говоришь, что то или это невозможно, и мне всякий раз приходится тебя убеждать в обратном.
 Эмил притворилась опечаленной.
 — Как я и говорила, ты — обманщик, Парлан Макгуин!
 — Знаю, я такой. — Он рассмеялся и ловко увернулся от шлепка, которым она собралась его наградить. — И все-таки пожелай мне доброго пути.
 — Я уже пожелала — если ты имеешь в виду «это».
 Кто, кстати, с тобой едет? — спросила она, не слишком, впрочем, этим интересуясь, но понимая, что надо поддерживать разговор.
 Беседа продолжалась еще некоторое время и завершилась в момент, когда Парлан вскочил на Элфкинга.
 Парлан знал, что расстроит Эмил, если скажет, насколько велико его желание взять ее с собой, но эти слова были бы как бальзам на ее раны. Он, однако, удержался от искушения, не желая волновать ее. До тех пор пока он не объявит во всеуслышание о намерении жениться, Эмил должна оставаться пленницей, ожидающей выкупа в Дахгленне.
 Он нежно поцеловал ее на прощание. Парлан знал, что это ничего не скажет ей, хотя тем, кто наблюдал за его отъездом, прощальный поцелуй говорил о многом. Всякий мужчина, остававшийся в Дахгленне и имевший надежды воспользоваться его отсутствием, должен был теперь сто раз подумать, прежде чем приблизиться к Эмил. Парлан никогда бы не стал демонстрировать свое отношение к ней публично, если бы не хотел уверить всех, что эта девушка значит для него куда больше, чем пленница, коротающая дни в ожидании, когда за нее заплатят выкуп.
 Выехав за ворота замка, он решил больше не думать о том, что она может сбежать. В то же время Парлан отчасти сожалел о своей сдержанности — он так и не дал девушке никаких оснований думать, что она значит для него больше, чем обыкновенная пленница. Даже у Лейта — хотя они и вели определенного свойства разговоры — не могло быть уверенности в том, что Парлан именно тот человек, за кого себя выдает, и поступит, как обещал. Вполне возможно, что Лейт считал своим долгом освободить Эмил и прекратить дальнейшие мучения их отца. Лейту не так уж трудно будет внушить Эмил эти мысли и склонить ее к побегу. Ведь она ничего не знает о его планах…
 Неожиданно ему захотелось вернуться в Дахгленн и вообще отказаться от поездки в Данмор. Парлан осознавал, что в отношениях с Эмил он слишком натянул струну времени, пытаясь выяснить, как же ему все-таки быть с девушкой.
 Уж слишком он был осторожен.
 Хотя Парлан изо всех сил пытался не думать о том, что Лейт и Эмил могут ускользнуть из замка, он догадывался, что у обоих хватит смекалки, чтобы осуществить такой план.
 Тогда ему будет нелегко заполучить ее назад. Подход, что называется, в лоб не сулил успеха, поскольку девушка уже была просватана за Рори Фергюсона. Оставалась возможность, что Рори проявит себя с дурной стороны перед Лахланом Менгусом или просто откажется от девушки после длительного плена. Парлан вдруг почувствовал, что он многое не предусмотрел.
 Но пока не вернется из Данмора, он ничего не в состоянии изменить. По крайней мере этот визит он собирался сократить до минимума. А как только он вернется в Дахгленн, то устроит прием, на котором даст Эмил понять, что она теперь не просто пленница лэрда и его любовница.
 Непривычное чувство неуверенности и тревоги вдруг окутало его, словно покрывало. Даже то, что в Данмор он скакал на Элфкинге, не прогоняло дурного предчувствия. Впервые в жизни Парлан собирался предложить женщине больше, нежели кратковременное удовольствие. Он вдруг понял, что это будет не так просто, как казалось поначалу. Теперь, когда решение было принято, выступили, словно скалы, и возможные осложнения. Оттого что он старался забыть на время о трудностях, их не становилось меньше.
 Скачка на Элфкинге, впрочем, пробудила у него все лучшие чувства, которые когда-либо испытывал всадник по отношению к лошади. Подумалось вдруг, до чего было бы здорово, если бы Эмил мчалась на Элфкинге, а он рядом — на Рейвене. Теперь он уже уверял себя, что это зрелище куда больше восхитило бы обитателей Данмора.
 Не желая никого обижать, Парлан поставил всех в известность, что остановится в замке только на короткое время.
 Он рассказал о пленниках и использовал это как предлог, чтобы извиниться за спешку. Поскольку ценность такого рода приобретений рассматривалась всеми как данность, не требовавшая доказательств, предлог был принят беспрекословно.
 Несколько дам намекнули ему, что были бы рады разделить с ним ложе, но Парлан лишь отдал им дань вежливости, хотя некоторые из них ублажали его еще недавно, когда он был в замке в прошлый раз. К его собственному удивлению, выяснилось, что он в некоторой степени стыдится своего прошлого. Он понял, что раньше, до Эмил, руководствовался одной только похотью, не пропуская ни одной юбки. Парлан даже загрустил, задумавшись о том, куда привезти Эмил, если выпадет случай, — всюду, где бы он ни оказался, обязательно нашлись бы дамы, павшие жертвой его сладострастия. Теперь он, одержавший множество побед над женщинами, почему-то не ощутил никакой особенной гордости при этой мысли.
 Лежа в постели, он понял, что скучает по Эмил. Прошло уже четыре месяца с тех пор, как они впервые спали вместе.
 Парлана посетила еще одна непривычная мысль — выяснилось, что он терпеть не может спать в одиночестве. Даже когда они лежали спина к спине, не обнимаясь и не прижимаясь друг к другу, одно то, что стоило лишь повернуться, чтобы встретить любовь, тепло — да и просто собеседника, — приятно его волновало. Он решил, что в будущем по мере возможности будет стараться засыпать, обнимая Эмил. Напоследок он спросил себя; так ли остро переживает Эмил разлуку с ним, одиноко ли ей в пустой кровати?
 Эмил предавалась отчаянию, затерявшись в огромной постели Парлана, в которой без него было так пусто.
 Она ругалась, переворачивалась то на живот, то на спину, крепко-накрепко сжимала веки — все бесполезно. Она не сомневалась бы в верности Парлана, если бы в кровь не проникла отрава, разлитая Кэтрин. Все, во что она верила в этом человеке, рушилось из-за рассказов этой женщины, хотя Эмил старалась ее не слушать. С некоторой долей злобной радости она пожелала Кэтрин спокойной ночи в ее столь же одинокой постели. Было заметно, что эта женщина и в самом деле воспринимает даже кратковременное одиночество как лишение и не намеревается терпеть его слишком долго.
 — Он не заходил ко мне с тех пор, как приказал отхлестать меня плетьми, — жаловался Артайр, наблюдая за тем, как Кэтрин расхаживала по комнате.
 — Ясное дело, ты же коснулся его драгоценной Эмил, — фыркнула Кэтрин. — Господь свидетель, этот ребенок меня утомил. Парлану нравится ее невинность. Вот чем она его взяла.
 Артайр, признаться, так не думал, но проявил достаточно мудрости, чтобы промолчать. Он уже вполне оправился от порки и жаждал женщину, а присутствие Кэтрин в его покоях, как и то раздражение, которое она испытывала в данный момент к его старшему брату, свидетельствовали о том, что она будет не против его ублажить. Артайр решил, что сердить гостью не стоит. Ее качества в постели были общеизвестны, и Артайр любой ценой намеревался добиться от нее того, чтобы она преподала ему один из своих уроков. В случае с Кэтрин Артайр был уверен, что Парлан не стал бы возражать, если бы его младший брат воспользовался тем, что он, Парлан, уже попробовал и отшвырнул прочь, как подгнившее яблоко.
 — Да ладно. Скоро она вернется к своим и выйдет замуж за Рори Фергюсона.
 — Парлан собирается расстроить этот брак.
 — Я тоже слышал об этом, но представить себе не могу, как он это сделает. Она же не из нашего клана, — возразил Артайр.
 — Ну, если девушку все время держать под замком, то… — медленно произнесла Кэтрин и глубоко задумалась, разглядывая молодого человека.
 Погруженный в мысли о том, как провести ночь, Артайр поначалу не обратил внимания на этот поворот разговора.
 — Да нет, в замке она скорее гостья, нежели пленница, — возразил он простодушно.
 — Когда-нибудь все это кончится, — объявила она, приблизившись к постели и подумав, что, хотя Артайр слишком молод да и вообще не совсем то, чего бы ей хотелось, он как-никак Макгуин, а пренебрегать подобными кавалерами не пристало.
 — Что ты этим хочешь сказать?
 — Только то, что Парлана нельзя заподозрить в постоянстве, — заявила она, усевшись на край постели Артайра.
 Тот ей не поверил. Даже когда Кэтрин склонилась и принялась покрывать поцелуями его лицо, его не покидало ощущение, что эта женщина что-то затевает, — их вражда с Эмил ни для кого не являлась секретом.
 Несмотря на сложные и временами не слишком дружественные отношения со старшим братом, верность Артайра Парлану до сих пор была непоколебимой. И не только потому, что тот был его старшим братом — Парлан также являлся лэрдом их клана. Лишь теперь пришло болезненное осознание того, что Эмил Менгус значила для Парлана больше, чем обыкновенная девица для развлечений. Пока Артайр решал для себя, говорить ли старшему брату о происках Кэтрин или воздержаться, та положила свою многоопытную руку меж его бедер, и все мысли вылетели у парня из головы.

 Глава 11

 — Душа моя, я вполне понимаю, почему ты решила остаться в этом замке. — Лейт посмотрел на недовольное лицо сестры с нескрываемой симпатией.
 — Ясное дело, ты ведь помнишь о Рори.
 Лейт вздохнул и уселся рядом с Эмил на кровати Парлана. Его, беднягу, разрывало на части: Парлан был человеком чести, и его слову можно было верить. Но время шло, Рори никак себя не проявлял, зато отец Лейта влез в гигантские долги, чтобы собрать невероятную сумму выкупа, которую, по словам Парлана, тот назначил, чтобы выиграть время. Кроме того, Эмил с каждым днем все больше влюблялась в человека, вовсе не стремившегося, по-видимому, изменить ее положение наложницы. В голове у Лейта пронеслась мысль: а что, если похитить девушку? Может быть, тогда Парлан затребует ее назад, но уже в качестве жены?
 Настала пора решительных действий, и Лейт представлял себе одно — побег.
 — Я сделаю все, чтобы не допустить этого брака. Клянусь могилой нашей матери — Рори тебя не получит, Эмил!
 Я помогу тебе сбежать и буду тебя прятать, если первое, что я задумал, не удастся.
 — Лейт, неужели ты пойдешь против воли отца?
 — Я уже пошел против него, когда согласился на сделку с Парланом. И сейчас пришла пора решительных действий.
 — Но Парлан уже сказал, что этой свадьбе не бывать.
 — Сказал, и мне очень хочется верить, что он говорил правду. Я не сомневаюсь, он хотел тебе добра, но с другой стороны: что он в состоянии сделать? Или поставим вопрос так: что он до сих пор сделал? Каждый день приближает срок выплаты выкупа. Он поклялся мне, что сумма выкупа столь велика именно потому, что ему нужно время.
 Удивившись собственной дерзости, Эмил заявила:
 — А пока суд да дело, и выкуп собирают, и к свадьбе готовятся. — Тут она отрицательно покачала головой. — Нет, не верю, что он пытается нас надуть. Он — честный человек.
 — Да я в этом уверен, дорогая, но в случае нашей с тобой ошибки знаешь, что может случиться? Мы пойдем по миру с сумой, поскольку этот человек уже засунул руку в карман отца чуть не по локоть! Иногда приходится признавать свои ошибки. Сейчас мы в таком положении, когда ошибаться нельзя. А ты, быть может, сейчас совершаешь непоправимое — чувства делают человека слепцом, — добавил он тихо.
 Девушка поднялась с постели, на которой сидела рядом с братом, и принялась расхаживать по комнате.
 — Да, ты прав. Чувства ослепляют человека, — сказала она. — Возможно, я себя обманываю. Но как бы там ни было, эти чувства в еще большей степени отталкивают меня от брака с Рори.
 — Клянусь тебе, родная моя, что ты никогда не вступишь с ним в брак.
 — В таком случае мы действительно должны бежать, — пробормотала Эмил в надежде, что эти слова, произнесенные вслух, смогут укрепить ее уверенность.
 — Да, бежать — из-за выкупа и из-за того, что с тобой происходит. Твое положение нынче весьма двусмысленно. Вот если бы он решил на тебе жениться… — начал было Лейт.
 — Меня очень мало занимает, насколько пристойно мое положение при дворе Макгуина.
 — Видишь ли, дорогая, многие мужчины твердят о чести и благородстве, но обыкновенно все это проверяется свадьбой.
 — Очень может быть, — Эмил вздохнула, — но я не могу сидеть здесь и ждать, что он когда-нибудь до меня снизойдет…
 — Вот именно. Кстати, немногие из мужчин будут уделять тебе внимание после пребывания в замке Парлана в качестве заложницы. Но если ты, к примеру, останешься у него по собственной воле, на тебя будут смотреть как на шлюху.
 — Я отлично это понимаю, — проговорила девушка, хотя эта мысль не казалась ей столь уж невыносимой. — Итак, когда мы отправляемся в путь?
 — Сегодня ночью. Я хотел бежать раньше, но не сумел придумать, как это сделать. Замок хорошо охраняется. И то место, через которое, я думаю, нам удастся прорваться, тоже под охраной, правда, я заметил, что стражники там более рассеянные, что ли. Короче говоря, все будет зависеть от ловкости и быстроты, с которой мы преодолеем открытое пространство и выберемся за стены.
 — Когда?
 — После ужина. Как обычно, разойдемся по комнатам, а как только в замке все затихнет, нас здесь уже не будет.
 Она улыбнулась в ответ на его поцелуй в щеку, но стоило Лейту удалиться к себе, ее улыбка исчезла. Дело в том, что Эмил вовсе не хотелось убегать из замка Парлана. Все, что говорил Лейт, было очень умно и справедливо. Спорить с ним было ей не по силам, но она бы предпочла, чтобы нашлись аргументы против. Если она вернется в отчий дом, Парлан ее больше не получит. Впрочем, Эмил не особенно верила, что он даже сделает попытку снова увидеть ее.
 Существовала, правда, надежда, что если Парлан к ней неравнодушен, то ее побег затронет его чувства, да и вообще заставит страдать. Тогда-то он наконец понял бы, кого потерял. Впрочем, эмоции — вещь иррациональная. Каким бы сильным ни было ее желание сбежать из Дахгленна, она понимала, что одновременно бежит из постели Парлана. И последнее угнетало Эмил больше всего Иногда ей приходило в голову, что, если бы Парлан относился к ней как к простой шлюхе, ей было бы только легче.
 Покачав головой, девушка попыталась избавиться от этих мыслей. Ей было необходимо убедить себя в том, что она отваживается на правое дело, на поступок, наконец. Требовались силы, а такого рода думы, наоборот, ослабляли ее решимость.
 За ужином держать себя как обычно было очень трудно.
 Эмил едва ли не возблагодарила провидение за присутствие Кэтрин и те пустые, но якобы наполненные смыслом разговоры, которые вела назойливая гостья: по крайней мере ее болтовня помогла Эмил отвлечься от того, что очень скоро ей предстоит оставить и Дахгленн, и его хозяина. От этой женщины была несомненная польза — все сидевшие за столом решили, что сумрачный вид Эмил вызван глупостью Кэтрин Данмор и обыкновенной женской ревностью.
 Расположившись в покоях Парлана, после того как ужин кончился, и ожидая Лейта, Эмил с ненавистью подумала о Кэтрин. Ясное дело, что эта особа с радостью заняла бы освободившееся место в постели Парлана. Эмил не верилось, что, если она убежит, владелец замка будет блюсти целомудрие. Когда она представляла себе его с другой женщиной — в особенности с Кэтрин, — к горлу подступала тошнота.
 Одного этого было достаточно, чтобы ее решимость пропала, но в этот момент появился Лейт.
 — Готова, душа моя? — проговорил он и одарил ее понимающим взглядом, поскольку она не смогла скрыть снедавшую душу печаль.
 — Уж если так нужно… — вздохнула она.
 Нежно обняв сестру за плечи, Лейт произнес:
 — Мы обязаны попытаться, Эмил. Если этот человек тебя любит, он тебя найдет.
 — Я невеста Рори, — возразила она.
 — Значит, Парлан расстроит вашу помолвку — он обещал это сделать. Он может сделать так, что Дахгленн станет нашим домом.
 Эмил кивнула и позволила увести себя из комнаты. У нее было сильное искушение оглянуться, но она усилием воли подавила его. Наступило время смотреть вперед и собрать воедино все силы, чтобы достойно встретить трудности побега. Воспоминания и сожаления придут позже. И она ничуть не сомневалась, что и то и другое завладеет ее сердцем, когда она окажется на свободе.
 Продвигаясь, словно тени, у стен Дахгленна, они поначалу подивились беспечности стражи. Прошло, однако, совсем немного времени, и беспечность превратилась в оскорбление — лично ей, Эмил. Это могло означать только одно: люди Парлана уже считали ее принадлежностью Макгуина. Возможность того, что женщина попытается вырваться из его рук, считалась ими крайне эфемерной. И тогда — вопреки всякой логике — она решила, что стоит доказать обратное.
 Проскользнув через дверцу, которой редко пользовались, брат и сестра оказались в дворике замка и прижались к стене, слившись с ней. Охраны во дворе было значительно больше, и стражники несли службу исправнее.
 — Куда мы направляемся, Лейт?
 — В конюшни. Между стеной конюшни и оградой замка есть лаз, через который мы попробуем протиснуться, а в наружной стене — дверца. Добраться до конюшен отсюда довольно трудно, но возможно. Когда я громко шепну «сейчас!», беги со всех ног к наружной стене. Прижмись к ней — и найдешь лазейку.
 Эмил почувствовала, как кровь стала толчками приливать к сердцу. Страха она не испытывала: была уверена, что люди Парлана в случае чего не станут их убивать — скорее всего придется отделаться несколькими синяками. Как ни странно, несмотря на первоначальное желание остаться, она испытывала азарт.
 Когда брат дал условленный сигнал, Эмил ринулась вперед без малейшего колебания. Она обратила внимание, что Лейт дождался момента, когда два стража, которые с легкостью могли их обнаружить, отвернулись. Это означало, что от нее требовалась не только скорость, но и ловкость, поэтому девушка понеслась изо всех сил, стараясь ступать при этом как можно тише.
 Вскарабкавшись на высокую каменную стену над конюшнями, Эмил прижалась к каменному холоду зубцов. Помимо всего прочего, их тень помогла ей укрыться. Девушке понадобилась всего минута, чтобы обнаружить лазейку, о которой упомянул Лейт. Прижимаясь к стене, она скользнула в щель и только тут перевела дыхание: окриков стражи не было слышно. Теперь она ожидала, что ее догонит Лейт.
 Тревогу, снедавшую беглянку в этот момент, несколько разрядил тихий свист. Поначалу она не имела представления, откуда ждать брата, — и вдруг он оказался с ней рядом.
 Эмил потребовалось несколько глубоких выдохов, чтобы утихомирить испуганно затрепетавшее сердце. Несмотря на это, она ощутила гордость от собственного мужества.
 — Где калитка, Лейт? — прошептала она, желая закончить столь удачно начатое предприятие.
 — Продвинься еще немного вперед, и ты ее нащупаешь.
 Еще несколько футов камня, и рука девушки коснулась деревянной поверхности.
 — Дверца для вылазок. Ты как думаешь?
 — Она самая. Когда-то через нее выбирались на тропу между скалой снизу и озером, которое защищает Дахгленн с этой стороны. Там, внизу, была привязана лодка, но сейчас ее нет. Боюсь, эта тропа давно всеми позабыта.
 — Стало быть, это место — слабый участок в обороне Дахгленна. По этой тропе сюда могут пробраться враги.
 — Мы пошлем дружеское письмо с предупреждением Парлану, в котором расскажем, что и как. Когда, разумеется, выберемся на свободу. Штурма Дахгленна в моих планах нет. Ну а теперь открой дверцу, дорогая. Если мы пойдем, прижимаясь к стене, то выберемся на открытое место между стеной замка и башней — и тогда придется бежать стрелой, иначе нас заметят. Хорошо бы еще, чтобы опустился туман…
 Эмил попыталась открыть дверцу, для чего потребовалась вся ее сила — пришлось налечь всем телом. Лейт поддерживал сестру, поскольку оступаться было опасно.
 Одно неверное движение — и Эмил свалилась бы в озеро.
 Медленно — дюйм за дюймом — открывая дверцу, она испытала сильнейшее искушение бросить все и вернуться в постель Парлана, чтобы там дожидаться возвращения возлюбленного.
 Парлан выругался, когда Элфкинг вдруг ни с того ни с сего сбился с ноги неподалеку от ворот замка Дахгленн. Вообще-то привычки слишком уж возиться с четвероногими у Парлана не было. Кроме того, он чувствовал себя полным идиотом из-за того, что гнал коня всю дорогу — а заодно и челядь, — и все ради того, чтобы поскорее встретиться с оставшейся в Дахгленне малюткой. То, что его люди пересмеивались за его спиной, раздражало хозяина еще больше. Обругав Элфкинга, стремившегося повернуть к озеру, он старался удерживать лошадь на дороге. Потом его озарила идея — зачем идти наперекор животному?
 — Поезжайте вперед! — приказал он своим людям. — Это животное во что бы то ни стало желает полюбоваться на озеро, и с пути его не свернуть. Мне кажется, пусть он поступает как хочет.
 — Я поеду с тобой, — сказал коренастый мужчина из свиты, сворачивая за Парланом на боковую дорогу.
 Парлан яростно сверкнул глазами, однако одобрил это предложение коротким кивком. Несправедливо срывать свой гнев на другом человеке. Иен всего-навсего исполнял долг — охранял своего лэрда даже в близости стен родного замка. Хотя Парлан старался не наживать врагов, у него их было вполне достаточно.
 Дав свободу Элфкингу, Парлан нахмурился. Уши жеребца навострились, а ноздри трепетали, словно под ним был не конь, а гончая. Любопытство Парлана вытеснило раздражение. Теперь он стал думать, что неповиновение коня — не одно только проявление упрямого нрава.
 Пока конь нес его вдоль седых скал, Парлан незаметно для себя начал обдумывать причины, заставившие его самого спешить в родное гнездо. Пришлось признать, что это были не только любовные утехи. Конечно, сомневаться в том, что он хотел спать с Эмил, не приходилось. Но кроме того, он хотел ее видеть. Он желал слышать ее смех, созерцать ее улыбку — да и просто говорить с ней. Настоящим откровением для него явилось то, что он скучает по человеку, а не только по телу, удовлетворявшему его нужды.
 Когда Элфкинг завез его к самой воде, Парлан спешился. Ведь должно же было что-то привлечь коня в такое местечко — и он желал знать, что именно. Он достал из ножен меч и краем глаза отметил, что Иен сделал то же самое.
 — Земная твердь кончилась, — пробормотал Иен, когда они достигли края озера.
 — Точно, но у меня такое впечатление, что это животное желает прогуляться по тонкой полоске земли между стенами Дахгленна и водами озера.
 Отдав поводья коня Иену, Парлан нехорошо усмехнулся. Что ж, этого человека можно понять. Ему не нравилось быть там, где его меч бесполезен. Парлан знал, что в этом смысле Малколм более сговорчив. Кроме того, он решил обязательно поговорить с Эмил о трюках, которым та обучила коня, — Парлан не хотел вновь сталкиваться с сюрпризами, вскакивая на Элфкинга.
 — Ты имел в виду именно эту дверь? — пыхтя спросила Эмил, продолжая налегать всем телом на толстые дубовые доски.
 — Я попробовал ее, и она подалась. Хочешь поменяться местами?
 — Нет. Если ты поскользнешься, я не удержу тебя и ты окончишь свои дни на дне озера. Попробую навалиться еще раз.
 — Да не нужно тебе открывать ее до конца. Щели вполне хватит — не такие уж мы с тобой толстые. Ну, как дела?
 — Подается, но нам нужно дюйм или два, чтобы проскочить. Слишком громко, — прошептала она, когда заржавевшие петли заскрипели.
 — Жаль, что я не подумал их смазать. — Беглецы замерли, выжидая, не подняла ли стража тревогу. — Не так уж громко, как нам кажется, — пробормотал Лейт минутой позже. — Давай-ка жми на нее снова, — продолжал он настаивать, когда Эмил замерла в страхе. — Ведь кто-нибудь может заглянуть к нам в покои, чтобы выяснить, на месте ли мы. И увидит, что нас там нет.
 Нельзя колебаться. — Когда девушка снова надавила на калитку и ржавые петли заскрипели, Лейт тихо выругался и сказал:
 — Плюнь на шум и продолжай.
 — Но, Лейт… — возразила девушка, уверенная, что стражники обязательно услышат лязг.
 — Ни другого пути, ни времени у нас с тобой не будет.
 Если нас поймают сейчас — ничего не поделаешь, но колебаться из-за того, что нас могут поймать, еще хуже. Дави на дверь, я сказал!
 Парлан прижался к холодному камню. Он не был уверен, что слышит звуки, но что-то тем не менее его встревожило. Затаившись, он ждал. Тихое ржание Элфкинга убедило его, что конь по-прежнему там, где он его оставил. Кроме того, он понял, что конь привел его к тому самому месту, которое теперь вдруг показалось ему подозрительным.
 Неожиданно взгляд Парлана наткнулся на странную неровность, напоминавшую дверцу в стене. Одновременно ушей Парлана достиг негромкий отчетливый звук, который исходил из этого самого места.
 Очень осторожно он двинулся вдоль стены, не сводя глаз с преграды, и заметил, что дверца очень медленно подавалась. Движение это сопровождалось звуком, какой обычно издают заржавленные дверные петли. И тут Парлан догадался, что перед ним давным-давно забытый лаз. Какой-то человек нашел старинную дверь, предназначенную для вылазок, и теперь пытался ею воспользоваться.
 Продвигаясь к лазу, Парлан думал об одном; в Дахгленне было всего два человека, которым бы пришло в голову покинуть замок скрытно.
 Парлан вспыхнул от ярости, понимая, как близко к цели они оказались. Пленников обязаны были охранять денно и нощно, но, как выяснилось, никто не обнаружил их отсутствия.
 Кэтрин на мгновение замерла у двери в спальню Лейта.
 Молодой человек обращался с ней весьма сдержанно, причем холодность эта граничила с оскорблением. Это вызвало у нее вспышку гнева, но она тут же сообразила, как можно использовать молодого человека. Он был очень близок с Эмил, и сестрица слушала его, словно оракула. Кэтрин решила, что она вполне в силах отвадить Эмил от Парлана, используя влияние брата. Она могла наговорить Лейту с три короба о коварстве Парлана и тем самым заставить его глубоко задуматься о будущности Эмил. То, что Лейт был с ней холоден, нисколько ее не волновало: Кэтрин не сомневалась, что в силах изменить это.
 Отворив дверь, она скользнула внутрь, но тут же остановилась как вкопанная, уставившись на пустую постель.
 Чтобы понять, что произошло, леди потребовалось известное время. Бросившись вниз, туда, где находились покои Парлана, она распахнула двери в его спальню. Никого. Тут Кэтрин улыбнулась. Без сомнения, Лейт склонил сестру к побегу.
 Принимая во внимание время, когда молодые люди якобы удалились спать, и полное отсутствие каких-либо следов тревоги во дворе, можно было с уверенностью предположить, что их попытка увенчалась успехом. Улыбка Кэтрин стала еще шире, чем раньше.
 Неожиданный шум в коридоре заставил ее быстро выскочить из спальни Парлана и захлопнуть за собой дверь.
 Если бы ее заметили в покоях Парлана, то наверняка бы задали вопрос, почему она не подняла тревогу. Некоторое время дама стояла в коридоре, прислушиваясь к каждому звуку, но ничего похожего на шум тревоги не расслышала — до ее ушей донеслись приветственные возгласы.
 Приехал Парлан. Улыбка, казалось, приклеилась к лицу Кэтрин. Парлан сам плыл к ней в руки. Она рассмеялась мелким зовущим смехом и поспешила навстречу этому человеку, чтобы оказаться первой, кто его встретит. Женщина вовсе не собиралась напускать на себя вид обиженной и готовилась изобразить только одно: безмерную радость встречи.
 И желание излечить те душевные раны, которые нанесла Парлану эта неблагодарная выскочка Эмил.
 — Она уже отворилась на нужную нам ширину, Лейт. — Эмил перевела дух.
 — Мне следовало проверить эту дверь. Мы слишком задержались.
 — Может, бросить все это? — спросила девушка со слабой надеждой в голосе.
 Улыбка тронула губы Парлана. Он стоял очень близко от калитки и все слышал. Как выяснилось, его подозрения полностью оправдались: Эмил и Лейт собирались удрать из Дахгленна. С неохотой ему пришлось признать, что сам факт попытки побега девушки весьма болезненно его уколол, хотя он и понимал, какие за этим могли скрываться причины. Так что нерешительность, звучавшая в голосе Эмил, до некоторой степени пролила бальзам на его раны. Она поступала так, как подсказывал ей долг, но отнюдь не чувства.
 — Эмил, — вздохнул Лейт, — не время сейчас снова заводить спор. Мы поступаем так, как должно.
 Эмил отметила для себя, что понятие долга, особенно если о нем упоминается слишком часто, становится непереносимо скучным. Ее бы воля — и она перестала бы колотить в эту древнюю дверь, а отправилась бы прямиком в спальню Парлана. Ее не волновало, как о ней станут судить люди, если она останется у него навсегда. Более того, ее не слишком тревожило, насколько обеднел бы ее отец, собирая деньги для выкупа. Но к сожалению, требования долга и чести были не менее сильными, чем голос сердца.
 — Мне вовсе не хочется терять Элфкинга, — пробормотала она и сама устыдилась собственной лжи.
 — Разумеется, — проворчал Лейт, — хотя, уверен, ты думаешь о совсем другом жеребце.
 — Не смей называть его жеребцом!
 Парлан, конечно же, ни секунды не сомневался в привязанности Эмил к Элфкингу. Он знал, что она любит коня и не желает с ним расставаться. Но он подслушал другое: она защищала его, Парлана, а это означало если не любовь, то глубокую привязанность девушки к лэрду.
 — Многие его так называют. По-моему, для мужчины это не оскорбление.
 — Я бы, к примеру, не хотела, чтобы меня сравнивали с животным — даже таким великолепным, как Элфкинг. — Девушка снова нажала плечом на упрямую дверцу. — В человеке заключены совсем другие качества. Мне-то казалось, ты это понимаешь.
 — Я понимаю.
 — Тем не менее хочешь сбежать отсюда.
 — Я уже объяснял тебе, по каким причинам это необходимо сделать. Даже если удача нам не будет сопутствовать, этот поступок, возможно, заставит его как-то продемонстрировать собственные намерения, о которых он все время распространяется. — Лейт сам попробовал толкнуть дверь. — Почти открылась.
 В это мгновение Эмил толкнула дверцу изо всей силы.
 И поняла, что не только ржавые петли мешали ей отвориться. Дверь частично вросла в землю, но последнее отчаянное усилие девушки смело и эту преграду, и створка наконец распахнулась. Эмил в прямом смысле вывалилась наружу и упала, несмотря на попытки сохранить равновесие. Она повисла на самом краю узкой скалистой тропки, что вела к лазу. Девушка изо всех сил старалась удержаться на этом скалистом кряже, поскольку внизу расстилались холодные воды озера. Но сил не хватило, и девушка с тихим возгласом свалилась в ледяную воду. Эмил барахталась, стараясь вынырнуть на поверхность, но намокшая одежда потянула ее вниз. И тут ее обуял настоящий страх: она поняла, что ей не хватит сил, чтобы бороться с водами озера, — слишком много их ушло на проклятую дверцу.
 Она попыталась стащить с себя одежду, которая сковывала ее усилия и тянула под воду. Ужас, однако, сковал ее члены, как и ледяная вода.
 — Эмил! — беспомощно взывал Лейт, видя, как сестру поглощают воды озера.
 Он успел только скинуть с себя тяжелые сапоги, как Обнаружил, что в его сторону из темноты направлен обнаженный меч. Хотя юноша и был поражен случившимся, но сразу же узнал крупного мужчину, который нырнул в воду вслед за Эмил. Рядом с Лейтом из темноты появился вооруженный человек, который с не меньшим волнением следил за тем, как разворачивались события.
 Парлан страшно перепугался за Эмил. Она была тепло и основательно одета. И одежда эта должна была тянуть ее ко дну. Когда он, нырнув, нашел девушку, его неприятно поразила вялость ее движений. Он отметил краем глаза, что она пыталась раздеться, но было ясно, что ей не хватило сил.
 Две пары рук протянулись ему навстречу, когда он вынырнул на поверхность со своей драгоценной ношей.
 Как только Парлан выбрался на землю сам, он начал откачивать воду, которой наглоталась Эмил. Вместе с Лейтом они возблагодарили Бога, когда девушка начала подавать признаки жизни. Отвергнув всякую помощь, Парлан сам донес свою пленницу до лошади, и они двинулись в Дахгленн.

 Глава 12

 Кэтрин сразу заметила, что Парлан несет в руках что-то тяжелое. Она замерла, разглядев на его руках Эмил, с которой стекала вода. Поначалу Кэтрин решила, что девушка мертва, но по легкому стону, донесшемуся до нее, поняла, что ошиблась. После того как Парлан поручил пленницу заботам старой Мег и приказал отвести Лейта в его комнату, Кэтрин последовала за ним в зал, наблюдая зачарованным взором, как он переодевался в сухое, и лелея новые козни против Эмил.
 — А ведь я приказал тебе следить за ними в оба, Малколм, — бросил лэрд.
 Малколм принял упреки господина как должное. Он и в самом деле мог расставить неподалеку от покоев Менгусов дополнительную стражу. В этом случае даже забытый всеми выход на берег озера не помог бы беглецам. Со стороны Малколма это было явное упущение, и тому ничего не оставалось, как признать вину.
 — Интересно, как ты их обнаружил? — спросил он, в свою очередь, Парлана.
 — Ее учуял конь. Он едва ли не силой привез меня к злополучному месту. И очень хорошо сделал. Глупышка могла утонуть…
 Парлан выпил кружку крепкого эля, которую ему поднесли по прибытии.
 — Откуда вообще взялась эта дверца? Неужели никто не помнил, что она существует?
 — Боюсь, никто. Стойла находятся на одном и том же месте со времен твоего отца.
 — Я требую, чтобы уже завтра утром этот проход заложили камнем на растворе. Ну а теперь пойду поговорю С глупым мальчишкой.
 Одарив взглядом Кэтрин, внимавшую всем своим существом каждому слову Парлана, Малколм негромко сказал то, что предназначалось исключительно для ушей лэрда:
 — В сущности, ты очень мало рассказал парню о своих планах. Я знаю, он тебе доверяет, но не слишком хорошо понимает, что происходит: его родичи все еще собирают деньги для выкупа, а ты резвишься в постели с его сестрой.
 Парлан провел рукой по влажным волосам.
 — Ты прав, Малколм. Я скажу то, что должен сказать.
 Завтра. Сегодня я слишком устал, чтобы сделать это как должно. Какой, кстати, ожидается день? — спросил он, обращаясь к Ангусу, человеку, обладавшему способностью предсказывать погоду.
 — Отличный. Тепло и солнечно, на небе ни облачка.
 Настоящий летний день.
 — Ну и славно. Ты, Мег, проследи, чтобы приготовили хороший обед. Я собираюсь отобедать завтра с Эмил в полдень на природе. — Тут он подмигнул Малколму. — Знаю отличное местечко: лесок Баньши. Ну а теперь пора к Лейту.
 Кэтрин даже думать не хотелось, что могут означать подобные приготовления. Она тихо вышла из зала и кликнула человека из своей свиты. Приказав приготовить двух лошадей для верховой езды, сообщила ему, что готовится отбыть в Стирлинг, и велела ждать ее неподалеку от Дахгленна. Не успел парень выехать за ворота, как и его хозяйка оказалась за пределами замка, воспользовавшись калиткой, через которую пытались удрать Лейт и Эмил. Удачная мысль окрылила женщину, и Кэтрин направила своего коня к тому человеку, который — она надеялась — поможет ей навсегда избавить Дахгленн от Эмил Менгус.
 — Кто она? — коротко спросил Рори, когда ему доложили о приезде гостьи.
 — Кэтрин Данмор, — проворчал Джорди. — Говорит, что хочет заключить с тобой сделку особого рода.
 — В таком случае проводи ее в мои покои.
 — У меня очень мало времени, — сразу же приступила к сути дела Кэтрин, едва ее ввели в зал. — Я должна успеть вернуться в Дахгленн до рассвета.
 — Тогда говори, зачем приехала. Признаться, мне трудно представить, чем ты можешь меня заинтересовать.
 — Я готова отдать в твои руки Эмил Менгус. — Женщина с удовлетворением кивнула, заметив, как хищно вспыхнули глаза Рори, и в нескольких словах поведала ему задуманный план.
 — А ты сама что от этого выигрываешь?
 — Парлана. Я его хочу. Живым, — сочла она нужным добавить. — Ну как, по рукам?
 — Договорились. Где и когда их можно встретить?
 — Я настаиваю на этом, — сказала Кэтрин после того, как они окончательно согласовали детали. — Парлан мне нужен живым. С девкой делайте что хотите, но его оставьте мне.
 — Разумеется. Даю слово. — Когда Кэтрин удалилась, Рори осклабился и повернулся к Джорди:
 — Десять наших лучших стрелков будут готовы выехать завтра поутру. Я верну себе невесту и собственными глазами увижу труп Черного Парлана.
 Лейт изо всех сил старался не выглядеть перед Парланом проштрафившимся молокососом. Приходилось, правда, признать, что до сих пор он оставался в Дахгленне только благодаря доброй воле хозяина. Его попытка улизнуть из замка, прихватив с собой Эмил, была оскорбительной для главы клана Макгуинов.
 Лейт очень рассчитывал на великодушие Парлана, поскольку ему не хотелось оставлять сестру в одиночестве.
 — Как чувствует себя Эмил? — быстро спросил он в надежде изменить направление мыслей Парлана.
 — Нормально, Она спит. И проспит всю ночь.
 Лейт нахмурился. То, что Эмил свалилась в озеро, отнюдь не способствовало улучшению настроения хозяина замка.
 — Как ты нашел этот ход? — повелительно вопросил Парлан.
 — Я играл в мяч, и он туда залетел. Я пошел за мячом и обнаружил дверь. Ну и проверил, возможно ли использовать этот лаз, чтобы сбежать.
 — Не слишком удачный путь оказался, так ведь? Эмил чуть не утонула.
 — Да уж, — вздохнул Лейт. — Ведь это я убедил ее бежать, и вина лежит на мне.
 — Я же говорил тебе, что не возьму весь выкуп целиком.
 — Тем не менее деньги продолжали собирать.
 — Мне необходимо было выиграть время, чтобы добыть сведения, которые опорочили бы в глазах твоего отца этого дьявола Рори. Стоило мне вернуть твою сестру домой — и ее отдали бы замуж за него. Пока собирали деньги, я имел право ее удерживать, но как только выкуп заплатили бы, мне пришлось бы с ней расстаться.
 — Сумма, которую сейчас собирает мой отец, непомерно велика.
 — Ничего. Зато попутно он узнает кое-что полезное для себя. К примеру, кто его истинные друзья, а кто — нет.
 Лейт понимал, что в словах Парлана заключалось много правды, и не стал с ним спорить. Он предпочел сменить тему, заговорив о том, что волновало его более всего:
 — Получается, что, пока мой отец познает, кто его друг, а кто враг, ты наслаждаешься ласками моей сестры.
 — У нас с ней своего рода сделка.
 — Это продолжается несколько месяцев. Проклятая лошадь уже выкуплена десять раз!
 — Элфкинг великолепный конь.
 — Довольно шуток, Макгуин. Я проявил удивительное терпение, наблюдая, как ты превращаешь мою сестру в шлюху. Это уже не вопрос плена и выкупа. Дело зашло слишком далеко.
 — Согласен.
 — Ты, стало быть, собрался отвадить ее от своей постели?
 — Нет, я собрался на ней жениться — если она даст свое согласие. — Парлан улыбнулся изумлению Лейта, которое молодой человек не счел нужным скрывать. — Завтра утром, если будет хорошая погода и если она оправится после сегодняшнего купания, я поеду с ней на конную прогулку и серьезно поговорю.
 — А как же Рори? Господи, что скажет наш отец?
 — Мне нет до этого дела. Ничего они не смогут изменить, после того как священник немного поколдует над нами.
 Возможно, именно это спровоцирует Рори на какой-нибудь гнусный поступок. Все будет зависеть от того, сколь сильно он желает заполучить Эмил. Я даже надеюсь, что он вызовет меня на поединок. Господь свидетель, как я желал бы видеть Рори там, где сверкает острие моего меча!
 — Уверен, что на этом острие перебывало много народу, но Рори до сих пор удавалось ускользнуть. Впрочем, довольно о нем. Мне наплевать на этого подонка. Но вот с отцом необходимо считаться. Ты не можешь жениться на дочери Лахлана, не сказав ему ни слова. Так поступать не принято.
 — Значит, придется изменить традициям. Поверь мне, Лейт, Эмил останется у меня, что бы ни случилось. Венчанная или не венчанная. Какой вариант ты предпочитаешь?
 — Разумеется, я хочу, чтобы вы повенчались. — Лейт говорил спокойно, поскольку знал, что Эмил желает того же, что и Парлан. — Однако эта свадьба может вызвать настоящую бурю.
 — Что ж, пару раз в жизни мне приходилось бороться и с бурями, — сказал Парлан. — Однако прежде всего я должен переговорить с Эмил.
 Не дожидаясь ответа Лейта, Парлан удалился. Он надеялся, что привлечь юношу на свою сторону будет нетрудно.
 Выглядело бы весьма странно, если бы брат будущей жены лэрда содержался под замком до самой свадьбы, и Парлан не хотел допустить подобного.
 Его мысли на эту тему были прерваны, когда в коридоре появился Артайр. Старший брат довольно холодно оглядел младшего, который вел себя несколько нервозно. Гнев на Артайра, пытавшегося изнасиловать Эмил, еще не прошел, и Парлан не был уверен, что его братец выбрал удачное время, чтобы попросить прощения, — если целью его появления являлось именно примирение.
 — Я пришел, чтобы попросить извинения за то, что позволил себе с твоей женщиной.
 — На самом деле извиняться тебе надо не передо мной.
 — Конечно, потом я принесу свои извинения и ей. Она сказала мне, что принадлежит тебе, но я ей не поверил. Я не имел права покушаться на то, что принадлежит тебе. С моей стороны это было ошибкой, и я ее признаю.
 — Это не просто ошибка. Это, если хочешь знать, преступление. Прежде всего дурно приставать к женщине, которая спит с другим мужчиной. Если она соглашается на твои домогательства — что ж, на то ее воля. Таковы правила игры. Но эта девушка вовсе не хотела быть с тобой, Артайр.
 А ты повел себя как настоящий насильник — даже позволил себе ударить ее.
 — Она прокусила мне губу насквозь, — возразил Артайр. Его слова прозвучали неубедительно, и он сам это почувствовал.
 — Ты, значит, ударил ее в ответ? Что ж, по своей натуре мужчина призван отвечать ударом на удар. Но ты ударил ее еще раз и продолжал избивать, когда появился я.
 И это очень смахивает на преступление, Артайр. Ты ведь сильный парень, отлично умеешь управляться с мечом и кулаком. Когда ты трезв, то гораздо сильнее любой девушки.
 Несправедливо, когда ты хочешь отобрать у девушки то, что она вовсе не расположена тебе дать. Я знаю, что многие считают меня слишком мягким в этом отношении, но моя собственная сила от этого ничуть не меньше. Да и кровать моя никогда не бывает пуста, хотя я и не беру женщин силой.
 Парлан посмотрел на Артайра, но тот молчал и прятал глаза. «Интересно, понял Артайр хотя бы малую толику из того, что я ему наговорил?» — задал себе вопрос лэрд. Одно хорошо — младший брат признал себя виновным. Хотя, если разобраться, извинения Артайра могли ничего не значить, если он приносил их только для вида. Настроение Парлана поднялось, когда Артайр наконец взглянул на него. В глазах молодого человека ясно читался стыд за содеянное. Теперь Парлан был уверен, что его брат осознал низость своего поступка.
 — Не знаю, что заставляет меня иногда совершать глупости…
 — Выпивка, дружок. С этим демоном не может справиться даже очень сильный мужчина. Существует еще один сильный демон — жестокость. Именно он побуждает человека хвататься за меч. И даже получать удовольствие от резни. Необходимо сделаться хозяином своих чувств. Выпускать из себя зверя, когда это нужно, и укрощать его, когда настает мир. Но ни один человек с головой, затуманенной винными парами, не в состоянии этого добиться. Ты обязан понимать, когда и сколько пить.
 — Да, я знаю. Ты прав. Можно мне поговорить с Эмил?
 — Не сейчас. Глупышка едва не утонула и теперь нуждается в отдыхе. Завтра — пожалуйста. — Парлан двинулся в сторону своей спальни.
 — Парлан?
 Остановившись, чтобы снова взглянуть на Артайра, тот спросил:
 — Ты хочешь еще что-нибудь мне сказать?
 — Ага. Правда или нет, что ты женишься на Эмил Менгус? Такие разговоры ходят…
 — Правильные разговоры. Я как раз хотел с ней завтра об этом побеседовать. Слишком долго я колебался. Если бы я сказал ей о своих планах с самого начала, мне не пришлось бы нырять за ней в озеро, поскольку ей было бы незачем бежать. По крайней мере, — добавил Парлан с ухмылкой, которую можно было истолковать как проявление некоторой неуверенности, — так думаю я. А ты что, против? — спросил он уже совсем другим тоном, заметив, что младший брат нахмурился.
 — Нет. Просто удивлен. Не думал, что ты способен вынести тяжесть брачной жизни.
 — Когда я с Эмил, я не ощущаю никакой тяжести.
 Поэтому, наверное, и решил на ней жениться.
 — Будем надеяться, что ты прав. Вот почему я затеял этот разговор — беспокоюсь, как бы тебе не стало хуже. — Тут Артайр откашлялся — от смущения у него перехватило горло — и провел рукой по волосам. — Я тут был с Кэтрин.
 Хотя, может, правильнее будет сказать, она была со мной.
 — Предупреждаю тебя, Артайр, это очень хитрая женщина. Она охотится за мужем, но жена из нее получится дурная.
 — Я знаю, что она ищет мужа, но ей нужен лэрд, а не второй в роду. Она жаждет заполучить тебя, Парлан.
 — Да, она довольно откровенно дала мне это понять, но и я — не менее откровенно — дал ей понять, что не интересуюсь ее прелестями. Можешь не волноваться. Мне знакомы такого рода игры, и меня не проведешь.
 — Не сомневаюсь. Дело, однако, хуже, чем ты думаешь: она плетет заговор, но не против тебя, как мне кажется, а против Эмил.
 — Каким же образом?
 — Кэтрин мне не сказала, да и я, по правде, не сразу понял, что к чему: она сбила меня с мысли.
 — О, на это она великая мастерица.
 — Это точно. Но я догадался, что она готовит Эмил ловушку. Она хочет, чтобы Эмил пропала, сгинула куда-нибудь. И я посчитал своим долгом сказать тебе об этом.
 — Что ж, благодарю за заботу. Можешь быть уверен, я велю глаз с этой девки не спускать. Я начинаю думать, что она у нас в замке загостилась, так что, если ты, Артайр, хочешь еще что-нибудь получить от нее, проси скорее. Ну а теперь я пойду спать. Весь день провел в дороге и, кроме того, спасал эту глупую беглянку.
 — Надеюсь, Эмил чувствует себя хорошо. Будь здоров, Парлан.
 — Будь здоров и ты, Артайр.
 Нахмурив брови, Парлан наблюдал за тем, как удалялся брат. Было очевидно, что в парне наметилась перемена к лучшему, но Парлан не знал, насколько она серьезна. В прошлом были случаи, когда он надеялся на положительные изменения в характере брата — и, как выяснилось, зря. Нет, чтобы Парлан окончательно уверовал в нового, лучшего Артайра, должно пройти время.
 В спальне Парлан обнаружил старую Мег, которая дремала в кресле у кровати. Его порадовало, что старуха взяла на себя заботы об Эмил. Он тихонько разбудил женщину, усмехнувшись тому звуку, который она издала при пробуждении.
 — Как себя чувствует эта красавица? — спросил он, рассматривая продолжавшую спать мертвым сном Эмил. — Как ты думаешь, она больна?
 — Отменно здоровая девица, которая приняла слишком холодную ванну. Ни малейших следов лихорадки я не обнаружила.
 — Кажется, сон у нее неспокойный?
 — Ничего удивительного. Ей снятся темные холодные глубины озера. Не самые приятные сновидения, я бы сказала.
 — Она хоть раз отрывала голову от подушки?
 — Да, для того, чтобы сообщить, что не терпит, когда с ней обращаются как с маленькой девочкой. Я, правда, не обратила особого внимания на эти ее заявления.
 Парлан рассмеялся и проводил старушку до двери.
 — Завтра она очень удивится, когда обнаружит, что с ней обращались именно как с больным ребенком. Отдыхай, Мег, молю Создателя, чтобы твоя помощь этой ночью мне не понадобилась.
 — Я в этом уверена, паренек. Спи спокойно.
 Когда прислуга вышла, Парлан стал наконец готовиться ко сну. Пока он раздевался и совершал вечернее омовение, его внимание было приковано к спящей Эмил. Ему и в самом деле показалось, что сон ее беспокоен, и он решил, что, оказавшись в водах озера, девушка до смерти перепугалась. Пережитый испуг часто делает человека более осторожным, и Парлан подумал, что это пошло бы девушке на пользу.
 Парлана всерьез задело, что она собиралась оставить его — хотя бы и под воздействием уговоров Лейта. Ведь он был уверен, что Эмил чувствовала себя в его постели отлично.
 Как ни странно, его интересовал вопрос, так ли сильно желала его она, как он ее. Хотя причины побега, которые Лейт приводил Парлану, выглядели вполне весомыми, уверенности, что Эмил любит его, у Парлана не было.
 Лэрд задул свечу. «Не будь дураком», — сказал он себе. Ее попытка сбежать вполне объяснима и никак не отражает истинных чувств. Эмил пришлось сделать выбор в пользу долга и так называемой чести, отринув тем самым человека, который предлагал ей одну только страсть. Утаивая от нее планы на будущее, о" сам лишил ее возможности выбора.
 Отвергнув возможность бежать, девушка представала перед всеми как шлюха лэрда. При гордости Эмил это было бы для нее невыносимо.
 Стараясь не беспокоить возлюбленную, Парлан забрался в постель. Ему до смерти хотелось заняться с Эмил любовью, но он знал, что сегодня это делать нельзя. Даже если бы она проснулась, следовало помнить о том, что совсем недавно Эмил без сознания извлекли из воды. Он решил дождаться завтрашнего дня, когда девушка окончательно отойдет от холодного купания и сделается более отзывчивой на его ласки. Когда он нежно сжал ее в объятиях и прижал к себе, то понял, что ожидание будет томительным и долгим.
 Едва Парлан смежил веки, чтобы наконец окунуться в освежающий и освобождающий от напряжения ожидания сон, Эмил вдруг принялась биться в его руках. Парлан еще крепче прижал девушку к себе. Он догадался, что она и во сне продолжала бороться с ледяными водами озера. При этом Парлан пытался ее разбудить, не желая, чтобы любимая во сне снова пережила ужас медленного погружения на дно.
 Эмил отчаянно боролась. Ей ужасно хотелось вдохнуть, но она боялась, что вместо воздуха вберет в себя все ту же свинцовую воду. Что-то крепко ее держало, и она отчаянно билась, чтобы ослабить эту хватку, но все, казалось, понапрасну. Но вот ее сознания коснулись ласковые успокаивающие слова, Эмил разглядела Парлана и потянулась к нему, уверенная, что он обязательно ее спасет. Она ощутила, как он медленно повлек ее из опасной глубины к поверхности.
 Тут девушка пронзительно вскрикнула, открыла глаза и встретилась взглядом с Парланом.
 Некоторое время Эмил пыталась прийти в себя от смущения: оба они были не в воде, а лежали в теплой сухой постели. Хотя побаливали горло и грудь, Эмил чувствовала себя неплохо. Минутой позже пришло осознание случившегося. Она вспомнила, что пыталась бежать от человека, который теперь находился рядом с ней, едва при этом не утонула, но он ее спас.
 — Это был сон…
 — Да, девочка. — Парлан ослабил хватку, с которой прижимал к себе Эмил.
 — Мне показалось, что я тону.
 — Так и было на самом деле.
 — Да, теперь я все вспомнила.
 — С тобой ничего страшного не произошло.
 Она ощутила в нем незнакомое прежде напряжение и внимательнее всмотрелась в его глаза. Радость, которую она почувствовала было от его присутствия, мгновенно улетучилась, едва она представила, как лежала на берегу озера, выпуская из себя потоки холодной воды, а он все это видел.
 Хотя Парлан казался не слишком расположенным к разговору, но она решила, что его все-таки необходимо поблагодарить. Судя по всему, спасая ее, он рисковал сам, и это наполняло девушку бесконечным чувством вины.
 — Ты спас мне жизнь.
 — Да.
 — Хочу сказать тебе за это спасибо.
 — Не нужно было бессмысленно рисковать, тогда и спасать тебя не пришлось бы.
 В его голосе звучала злость, и, хотя Эмил испытывала к нему огромную благодарность, это рассердило ее. Она решила, что Парлан не имеет никакого права раздражаться. Если бы не он, она никогда не оказалась бы в Дахгленне. Если бы не он, она осталась бы девственницей и не забивала себе голову вопросом, стала она шлюхой или нет. Он вынашивал какие-то известные одному ему планы на ее счет и вовсе не считал нужным посвящать в них ее.
 — Во всем виноват ты.
 — Я? — От удивления он чуть не подпрыгнул в постели. Кроме того, его поразила явная враждебность ее тона.
 — Да, ты, причем с самого начала. Впрочем, нет. В самом начале твой брат Артайр устроил свой дурацкий набег и взял нас с Лейтом в плен. Но ведь ты не отослал нас домой? Потом ты начал выдумывать свои чрезвычайно умные планы, а чем все кончилось? Тем, что мой отец до сих пор собирает деньги, чтобы заплатить за меня выкуп!
 — Ты мне не доверяешь?
 — Да, я тебе доверяла. Я и Лейт. Но приходит день, когда человек, который безоговорочно доверяет другому — так по крайней мере говорит мой брат, — невольно задается вопросом: сколько же еще он должен находиться в неведении относительно собственной судьбы и не мудрее ли самому предпринять что-либо, нежели ждать осуществления каких-то таинственных планов? С тех пор как мы здесь, наш отец занимается исключительно тем, что копит и занимает деньги, а я все это время сплю с тобой. И при этом мы оба знаем, что с моей стороны условия сделки полностью соблюдены.
 Все это время Эмил хмурилась, и ему пришлось пальцем разглаживать набежавшие на ее лицо морщинки.
 — Тебе что, не нравится быть со мной в постели?
 — Нравится. Но в этом-то вся и штука. Как ты не понимаешь? Как говорит Лейт, одно дело — сидеть под замком, потому что ты пленник, никто ничего дурного про тебя не скажет. Но если женщина, которая находится в плену, даже не пытается воспользоваться возможностью побега, то люди решат, что она просто шлюха, которой понравилось спать-с хозяином! — Она пристально посмотрела ему в глаза в надежде, что он все поймет. — Не могу я не думать о своей семье!
 — Разумеется. И твоя забота о семье и ее честном имени выразилась в том, что ты решила сбежать и едва не погибла при этом. — Некоторое время Парлан размышлял о том, сказать Эмил или нет о своем намерении жениться на ней, но потом решил, что лучше придерживаться первоначального плана. — Стало быть, теперь ты можешь оставаться со мной, не опасаясь за честь семьи?
 Девушка решила, что он слишком самонадеян, но не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы продолжать разговор.
 Она осознавала, что не стала бы возражать, если бы Парлан предложил ей занять место своей постоянной сожительницы.
 Ей и в самом деле нравилось жить с ним, спать с ним. Но не только этого она хотела от него. Впрочем, и одна только чувственность Парлана уже таила радости, которых Эмил не хотелось лишаться. И ведь никто не мог бы сказать, что Парлан относился к ней как к шлюхе. Эмил вообще трудно было сказать что-либо определенное о его к ней отношении.
 Существовала вероятность, что он может к ней охладеть, и это чрезвычайно ее пугало. Пока, однако, она не сомневалась, что представляет для хозяина замка нечто большее, чем очередная девушка, с которой ему захотелось переспать. Что ж, она останется с ним так долго, как он ей позволит, и сделает все, чтобы завоевать его любовь.
 — Ложись-ка ты спать, детка, — нежно скомандовал между тем мужчина. — Тебе необходимо отдохнуть. Если ты как следует выспишься, завтра тебе станет лучше.
 — Очень на это надеюсь, — пробормотала Эмил и широко зевнула. — По-моему, у меня внутри еще полно воды из озера.
 — Это пройдет.
 Она вдруг подумала о том, что Парлан, пробыв в разлуке с ней так долго, до сих пор не сделал даже попытки заняться с ней любовью. Эта мысль настолько ее поразила, что Эмил разлепила тяжелые веки, чтобы еще раз на него взглянуть.
 — Ты ничего от меня не хочешь? Как-никак мы давно не виделись…
 — Давно, это точно. — Он улыбнулся и коснулся ее щеки губами. — Есть, конечно, кое-что, от чего бы я не отказался, но с этим можно подождать, пока ты не отдохнешь.
 — Если ты уверен, что можешь ждать… — Она снова закрыла глаза и стала проваливаться в сон. — Странно слышать от тебя такое. Ты же ненасытный.
 — Это точно. И завтра ты со мной расплатишься полностью.
 Она рассмеялась в ответ на его грубоватую шутку и почти сразу же уснула. А он лежал в темноте и улыбался.
 Хотя Эмил и проснулась от кошмарного видения, ему удалось отвлечь ее от темных мыслей и ее состояние больше не внушало ему особых страхов. Кроме того, она как-то попыталась объяснить свое поведение и ослабила горечь, которую он ощущал в душе по поводу ее побега. Многого она, правда, не сказала. Повторила почти слово в слово то, что говорил Лейт. Теперь Парлан знал и то, что она по-прежнему готова делить с ним ложе и верит ему, хотя и не до конца. Улыбаясь, лэрд думал о том, что завтра предстоит решительное объяснение с девушкой.

 Глава 13

 — Куда мы направляемся?
 Помогая ей забраться на спину Элфкинга, Парлан ответил, загадочно улыбнувшись:
 — Тебя ждет сюрприз, Эмил. Ты любишь сюрпризы?
 Она недоверчиво взглянула на своего любовника, который в этот момент садился на своего коня.
 — Не слишком, если честно. Тем более что неплохо знаю человека, который собирается мне его устроить.
 — Пытаешься меня обидеть, дорогая? Перестань, неужели тебе совсем не интересно? Пусть любопытство указывает тебе путь.
 — Любопытство может завести к черту в пекло, — ответила она с напускным смирением, которого не ощущала.
 В ответ Парлан рассмеялся и направил своего коня вперед. После недолгого размышления Эмил последовала за ним.
 Мальчишеская бесшабашность, вдруг проявившаяся в его характере, притягивала ее к себе, как магнитом. Ей и в самом деле стало любопытно, хотя она упрямо отказывалась это признать.
 Решив всячески игнорировать Парлана, она сосредоточила все свое внимание на скачке. Неожиданная поездка давала то, чего Эмил долго была лишена, оказавшись запертой за стенами Дахгленна, — безоглядную свободу. И она решила извлечь из этой прогулки максимум приятного. Девушка намеревалась наслаждаться всем: ездой на любимом коне, расстилавшимся вокруг привольем и отличной погодой, редкой в этих краях.
 Когда они наконец достигли облюбованного Парланом места и он подал сигнал остановиться и спешиться, Эмил с интересом огляделась. Вокруг царила дикая, какая-то первозданная красота. Девушка задалась вопросом, зачем Парлан привел ее сюда. Тут только она осознала, что они совершенно одни.
 — Ты оставил охрану в замке? — спросила она с удивлением, в то время как он подвел ее к одеялу, которое сам же расстелил на земле.
 — Видишь ли, мне хотелось побыть наедине с тобой, а это вряд ли было бы возможно, если бы они топтались вокруг, ведь так?
 Она собралась было что-то ответить, как вдруг услышала протяжный стон, похожий на вопль испуганной женщины.
 Затаив дыхание Эмил прижалась к Парлану. Страх ее, однако, быстро улетучился, поскольку она заметила, что мужчина ухмыляется.
 — Ты слышал? — Она замерла, прислушиваясь. — Что это, Парлан?
 — Баньши. Другими словами, злая богиня.
 Она нахмурилась, подумав, что он принимает ее за дурочку, и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала:
 — И ты привез меня сюда, чтобы попугать? Даже человек с таким неглубоким умом, как у тебя, мог догадаться, что смешным мне это не покажется!
 Она продолжала дуться, когда он рассмеялся и вместо ответа поцеловал ее в губы. Поднявшись на ноги, Парлан потянул ее за собой в сторону ущелья.
 — Пойдем, о злоязыкая. Я кое-что тебе покажу. — Он остановился неподалеку от отверстия в земле, располагавшегося в футе от того места, где начиналась расщелина, и удержал Эмил, когда та попыталась подойти поближе. — Осторожно, дорогая. Здесь небезопасно. Возможно, дыра образовалось оттого, что провалилась крыша пещеры. Это стонет ветер. Где-то в стене расщелины есть еще одно отверстие. Когда дует ветер, начинаются эти стенания, которые называют воплем Баньши. А эта дыра называется Колодцем Баньши. Злая богиня взывает к тем недалеким людям, которые ходят, не давая себе труда глянуть под ноги.
 Вопль повторился, и Эмил вздрогнула.
 — Я понимаю, что это ветер, но звук ужасно тоскливый.
 — Да. Когда еще мальчиком я приходил сюда, то любил придумывать этому самые различные объяснения. Говорил, например, что дух Баньши хочет вырваться на волю или что Баньши одиноко, оттого она и стонет. Я даже спускался в эту дыру, но ничего не обнаружил, зато ветер свистел вовсю.
 Между прочим, внутри вой не кажется таким ужасным.
 — Там и в самом деле пещера? — спросила Эмил, когда они вернулись к одеялу.
 — Там были какие-то обломки, которыми все было завалено. Захвати я с собой какой-нибудь инструмент, возможно, удалось бы расчистить проход. А так я лишь доказал себе, что источником воя является всего-навсего ветер. Впрочем, тогда пещеры меня не интересовали.
 — А дыра очень глубокая?
 — Достаточно, чтобы сломать себе шею, если провалиться. — Он начал распаковывать корзину с провизией, которую прихватил с собой.
 У Эмил от изумления расширились глаза, когда она увидела Черного Парлана за этим занятием.
 — Ты хотел, чтобы мы здесь отобедали?
 — И хотел, и хочу. По-моему, это отличный способ провести день. Я даже прихватил с собой немного вина. Мы будем есть, пить и греться на солнышке, как беспечные представители славного племени бездельников. Тебе приходилось когда-нибудь обедать вот так — на солнышке? — Она отрицательно покачала головой, потому что поняла: речь идет не о том, когда что-нибудь жуют на ходу на скорую руку. — В таком случае, это будет для тебя приятным открытием, — добавил он. — Итак, вперед, навстречу радостям жизни!
 Она с удовольствием последовала его совету. Они пили, ели и радовались солнцу. Парлан был в удивительно хорошем расположении духа и постоянно ее смешил, поддразнивал. Эмил лежала в объятиях любовника, потягивая вино и искоса поглядывая на него. На лице Парлана появилось странное выражение.
 — У меня возникла мысль, что ты снова пытаешься со мной хитрить, Парлан Макгуин, — заявила молодая женщина, не пытаясь, однако, освободиться из его рук.
 — Хитрить? Я? — Он взял у нее чашку и отставил в сторону, после чего увлек на одеяло. — Мне казалось, что я выражаю свои намерения достаточно определенно. — Парлан начал медленно расшнуровывать ее камзол. — Достаточно одного внимательного взгляда, чтобы обо всем догадаться.
 Эмил попыталась было протестовать, но ей пришлось признать, что сопротивлялась она только для вида.
 — Мы на открытом воздухе, и солнце слишком ярко светит.
 — Точно. Не сомневаюсь, что в солнечных лучах твоя красота будет совершенно неотразимой.
 — Неужели ты хочешь заняться этим здесь?
 — Опять вопросы. Конечно же, здесь — и сейчас. Я тебе покажу, как это делается.
 Все ее протесты были заглушены поцелуями. Когда Эмил снова пришла в себя, то обнаружила, что лежит обнаженная в лучах солнца.
 Парлан склонился над ней, глаза его потемнели от страсти. Он очень быстро сбросил с себя одежду. Несмотря на то что ей тоже не терпелось быть с Парланом, Эмил покраснела, как маленькая девочка.
 — Я был прав, дорогая. — Он утвердился на ней. — Ты и в самом деле хороша, когда лежишь на солнце нагая.
 — Вот скандал-то, — произнесла она, выгибаясь ему навстречу, в то время как его жадный рот уже ласкал ее груди.
 — Знаешь, дорогая, в этой жизни намек на скандал иногда доставляет удовольствие.
 С этим более чем странным мнением она уже не могла спорить: ее поглотило желание, наполнившее все тело жидким огнем. Все прочие мысли и чувства покинули Эмил.
 Впрочем, вскоре она снова испытала потрясение, почувствовав, что он потянулся губами к светлым завиткам, что были у нее внизу живота и закрывали доступ к самым сокровенным складкам. Потом, однако, вожделение нахлынуло новой, уже оглушительной волной, и его поцелуи и признания, произносимые хриплым шепотом, окончательно погасили в ее сознании какие-либо не относящиеся к любви мысли.
 Парлан не обратил внимания на ее крики, когда она достигла пика наслаждения, и продолжал ласкать, не дав ей ни секунды передышки. Он хотел, чтобы желание снова овладело ею. Хотя избранный им способ доставлять ей удовольствие показался ему весьма волнующим, настала пора подумать и о себе. Он вошел в нее, и его страсть была велика. Когда он почувствовал, что она готова, то постарался проникнуть в нее так глубоко, как только мог, и вскрикнул, ощутив восторг наслаждения. Рухнув на трепещущее тело подруги, он прижал ее к себе изо всех сил.
 Эмил притихла, вслушиваясь в дыхание мужчины, который лежал рядом с нею. Она не сомневалась, что сразу после занятий любовью оба заснули, но сколько времени они провели в этом сладком сне, не имела представления.
 Стоило открыть глаза и взглянуть на солнце, как время перестало бы быть тайной, но она, зная, что Парлан уже проснулся и наблюдает за ней, не желала этого делать.
 Они занимались любовью в ярком солнечном свете и на сравнительно открытом месте. Подумав об этом, Эмил испытала смущение. Кроме того, она продолжала лежать на одеяле абсолютно обнаженная, и это отнюдь не прибавляло ей уверенности в себе.
 Парлан улыбнулся, заметив, как дрогнули ее ресницы.
 Он догадался, что она не торопится открывать глаза по причине глубокого замешательства. Однако времени для игры в прятки не было — солнце садилось. Тем не менее Парлан медлил — уж очень хороша была Эмил, позлащенная лучами заходящего солнца. Он знал: стоит ему дать Эмил понять, что разгадал ее маленькую хитрость, как она мгновенно вскочит и потянется за одеждой.
 — Эмил, — наконец обратился он к ней нежным голосом, — я знаю, что ты давно проснулась.
 — Нет, сплю.
 — То, что ты смежила веки, вовсе не говорит о том, что глаза закрыты у меня и я не имею возможности любоваться твоими прелестями.
 — Ты прав, но я-то этого не вижу.
 — Чрезвычайно занимательное утверждение! — Он поймал ее кулачок, когда она попыталась с закрытыми глазами ткнуть его в наказание за насмешку, после чего нежно прижал к себе:
 — Скажи, дорогая, ты смущена?
 — Вот еще. С чего бы это? — парировала Эмил, а сама задала себе вопрос: неужели Парлан не понимает, что глупо спрашивать о подобном? — Я валяюсь на солнце голой, как и положено шлюхе. Так что причин для смущения нет.
 — Если я сейчас кину тебе монету, потом шлепну тебя и двинусь по своим делам — тогда, что ж, можешь считать себя шлюхой. Но этого, как видишь, не происходит. Единственное, что должно тебя беспокоить, так это то, что солнце может слишком подрумянить твою нежную кожу. — Он расхохотался, заметив, что Эмил быстро прикрыла попку ладошками.
 — Ты ужасный, испорченный человек, Парлан Макгуин, — проворчала она, высвобождаясь из его объятий и принимаясь быстро одеваться. — У тебя никакого понятия о девичьих чувствах. А все потому, что ты с детства привык валяться на траве то тут, то там, да и вообще бог знает где.
 — По большому счету, — сказал с иронией Парлан, протягивая руку к одежде, — я не стал бы утверждать, что никогда не обедал с девушкой на природе. Зато могу утверждать, что никогда у меня не было более приятного обеда.
 — Так ты, стало быть, заранее собирался соблазнить меня на открытом для всеобщего обозрения месте?
 — Что-то я не вижу здесь праздношатающихся, — возразил Парлан.
 Когда Эмил закончила одеваться, он протянул ей руку и поймал за запястье.
 — Девочка, не стоит выдумывать ненужные предлоги для печали. Ты получила удовольствие? Получила. Кому от этого плохо?
 — Ты не понимаешь. Дело даже не в том, где мы занимались этим, а в том, как мы это делали! — Она вздохнула.
 — Бог мой! — Он поцеловал ей руку. — Взгляни на меня, Эмил. Взгляни — я хочу точно знать, что ты меня слушаешь.
 Хотя Эмил и залилась краской стыда, но все-таки сменила гнев на милость и встретилась взглядом с Парланом.
 — Я знаю, что ты считаешь меня падшей женщиной, но и сама иногда думаю, что заслужила это…
 — Ничего подобного. Самое главное, детка, что ты наслаждалась любовью от души, а редкая шлюха на такое способна. Она ведь ждет платы, а не удовольствий любви.
 Потом, ей редко удается найти достойного мужчину — ведь она ложится с тем, у кого есть деньги. Кроме того, ты ведь не ложишься со мной для того, чтобы удовлетворить свое тщеславие, как это сделала бы Кэтрин. Ты ничего не стараешься выгадать в отличие от той же Кэтрин, которая только и занята тем, что пытается поймать богатого мужа, зажав его между ногами. Вот что отличает истинную женщину от шлюхи.
 Что же касается нас с тобой, то мы старались доставить друг другу наслаждение, причем совершенно бескорыстно. А если мне и тебе доставляет удовольствие тот или иной изыск в любви — то кому до этого дело?
 — Я не утверждаю, что мы делали нечто запретное, — произнесла девушка с застенчивой улыбкой, — просто все это так ново для меня.
 — Надеюсь, что у нас с тобой в любви всегда будет место новизне. — Парлан улыбнулся, заметив, что она сконфузилась, после чего уселся на одеяле в менее, чем прежде, раскованной позе.
 — Теперь нам необходимо обсудить еще одну вещь. — Тут он вдруг замолчал и некоторое время смотрел прямо перед собой.
 — Парлан?
 — Погоди, девочка, дай мне собраться с мыслями.
 Его неожиданное молчание и видимое напряжение встревожили Эмил. Теперь и она ощутила странное напряжение, хотя не понимала его причины. Когда же причина стала очевидной, она с ужасом уставилась на Парлана.
 — Быстро на коня! — Парлан вскочил на ноги и потянул ее за собой.
 Дважды повторять Эмил не было нужды. К ним приближались всадники. Она не разглядела, кто это, но сердцем почувствовала беду.
 К сожалению, они слишком поздно их заметили. Любовники еще не успели вскочить на лошадей, а всадники были уже совсем рядом. Страх Эмил превратился в ужас, когда среди нападавших она заметила Рори.
 — Убейте его! Убейте Черного Парлана!
 Дикие вопли, вырвавшиеся из глоток нападавших, заставили Эмил побледнеть, но у нее не было времени раздумывать, что и как. Парлан схватил девушку за руку и побежал вместе с ней к лесу, оставив мысль поймать коней, которые заметались, охваченные паникой при неожиданном нападении вооруженных людей. Когда любовники вбежали под своды деревьев, Парлан на мгновение замер и выругался. Затем он потянул ее за собой в густые кусты. Только тут, взглянув на него, Эмил заметила, что ногу ему пронзила стрела.
 — Нет, — коротко бросил Парлан, когда она потянулась, чтобы вырвать стрелу из раны. — Кровотечение усилится, а у нас нет времени на перевязки. Мы должны продержаться час или два и не попасть в лапы этого скота.
 — А что, должны подойти твои люди?
 — Да, мы условились, что нас не оставят на долгое время без охраны, так что они должны быть. Может, сумеем как-нибудь пробраться к лошадям?
 Эмил отнюдь не была уверена, что им удастся сделать это. Казалось, они уже очень долго прятались в лесу, в то время как Рори и его вооруженные люди рыскали повсюду в опасной близости. С каждой минутой и с каждым шагом Парлан все больше слабел. Девушка поняла, что долго ее любимый не продержится, а как только он совсем ослабеет или потеряет сознание, Рори их настигнет. Не стоило даже особенно вслушиваться в крики нападавших — и так было ясно, что Рори не намеревается брать Парлана в плен: единственное, что могло удовлетворить его желание мести, было убийство.
 Когда они добрались до места, где еще совсем недавно обедали и любили друг друга, Эмил пришлось поддерживать Парлана. Ее испуг уступил место страху за него. Рану необходимо было осмотреть и перевязать, причем срочно. Конечно, мысль попасть в руки Рори пугала Эмил, но в одном она была уверена — ее жизни опасность не угрожала. Главнейшим делом было уберечь Парлана.
 — Брось меня, девочка, — попросил Парлан, когда они добрались до поляны, где оставили лошадей. Теперь там был один только Элфкинг.
 — Ни за что! У меня нет желания способствовать Рори в убийстве.
 — А у меня нет желания видеть, как этот ублюдок наложит на тебя лапы. Оставь меня и беги, пока не поздно.
 Она не обратила внимания на его слова и тихонько кликнула Элфкинга. То, что Парлан не смог подкрепить собственные слова каким-либо действием, усилило тревогу Эмил. Было совершенно ясно, что он ранен тяжело. Когда Элфкинг подбежал к ним, она помогла Парлану взгромоздиться на коня.
 — Поводья, девочка. Я не в силах до них дотянуться.
 — Сейчас подам. Ты крепко держишься?
 — Да.
 Услышав, что люди Рори приближаются, Эмил позволила себе печально улыбнуться. Конечно, Парлан будет в страшном гневе, но выбора у нее не было. Она лишь пожалела, что так мало времени ей довелось с ним провести. И, увы, девушка сомневалась, что Парлана будет волновать ее судьба, если она исчезнет с Рори.
 — Элфкинг, домой, — приказала она, хлопнув коня по крупу. Тот взбрыкнул. — Элфкинг, домой! Вперед!
 — Эмил!
 Не обращая внимания на возглас Парлана, она повернулась, чтобы лицом к лицу встретиться с Рори и его пособниками. Она знала, что еще несколько секунд — и Элфкинга не догонит уже никто.
 Чтобы отвлечь нападавших, она не стала прятаться, позволила им увидеть ее, после чего снова метнулась к лесу.
 Конникам Рори потребовалось некоторое время, чтобы поймать беглянку. Потом несколько человек спешились и устремились за ней бегом. Эмил не удивилась, когда минутой позже ее наконец сбили с ног и отволокли к Рори. Один только взгляд на него мгновенно заставил ее пожалеть, что она не сумела убежать с Парланом.
 — Ты одета как самая настоящая шлюха, — процедил Рори, с презрением оглядев ее наряд пажа.
 — Ты отлично знаешь, как они одеваются, не так ли? — Эмил бы очень хотелось чувствовать в себе ту самую уверенность, которую она отчаянно пыталась изобразить. Получив пощечину, от которой у нее щелкнули зубы и на губах выступила кровь, она вскрикнула.
 — Где твой любовник, этот сын шлюхи по имени Парлан?
 — Он мчится на Элфкинге к Дахгленну, и тебе его уже не догнать.
 Рори знал, что она сказала правду и его план покончить с Парланом потерпел крах.
 — Ты дорого заплатишь за это, дрянь!
 Отрешенно, словно это происходило не с ней, Эмил наблюдала, как кулак Рори обрушился на нее. Она совсем не была удивлена его жестокостью, но боль вспышкой взорвалась у нее в голове. Провалившись в темноту обморока, Эмил успела еще раз пожелать Парлану не упасть с коня и благополучно добраться до Дахгленна.
 Парлан от души ругал Элфкинга, но возможности остановить или повернуть животное у него не было. Поводья болтались далеко, и он вряд ли смог бы дотянуться до них, даже если бы не был ослаблен ранением. Он был в ярости от выдумки Эмил, однако отлично понимал, отчего она на это пошла. Более всего он был зол на себя — не смог уберечь девушку!
 Ощущая страшную слабость, Парлан прижимался к спине Элфкинга. Ему оставалось только надеяться, что его людям удастся перехватить отряд Рори, прежде чем мерзавец довезет Эмил до своего замка. Он старался не думать о том, как Рори поступит с Эмил, но эта мысль мучила его всю дорогу до Дахгленна.
 Когда Элфкинг наконец домчал его до замка, Парлан почти потерял сознание. Его сняли с коня, и он отметил, что его люди вооружились и подготовились к схватке с врагом.
 Увидев во дворе Рейвена, он понял, что его жеребец, вернувшись в замок без хозяина, учинил там переполох и заставил воинов готовиться к худшему.
 Ему навстречу выбежал Лейт:
 — Где моя сестра?
 — Ее захватил Рори. Едем скорее. Может быть, успеем перехватить его отряд. — С этими словами Парлан попытался шагнуть к Рейвену, но Малколм и Лаган его удержали. — Отпустите, я должен…
 — Прежде всего надо осмотреть твою рану. — Лаган повлек его к башне. — На этот раз твои люди могут справиться и без тебя.
 И действительно, не успели еще Парлана довести до главной башни, как он заметил, что его люди выехали из ворот. Отряд возглавил Лейт. Раненый Парлан только сковывал бы действия своих людей, а скорость сейчас была важнее всего. Так что Макгуину не оставалось ничего другого, кроме как позабыть о собственной гордости и предоставить действовать другим. Он мог лишь молиться за них.
 Рана Парлана оказалась куда серьезнее, чем он предполагал. Извлечение стрелы оказалось мучительным, но лэрд крепился. Кровотечение удалось остановить с большим трудом, однако не собственное состояние тревожило Парлана, а то, насколько его нездоровье отразится на возможности спасти Эмил, если первая попытка его людей окажется неудачной.
 — Что случилось?
 После того как старуха Мег промыла и перевязала ему рану, а он сам подкрепился кружкой эля, можно было вспомнить о происшедших событиях.
 Парлан рассказал Лагану все, что знал сам. Во многом ему следовало винить себя — он расслабился и слишком поздно заметил опасность.
 — Понятия не имею, как Рори догадался, где вас найти.
 Не в твоих привычках разъезжать по ущельям. Да и Эмил никуда из Дахгленна не выезжала.
 — Я тоже об этом думал. Боюсь, что среди нас есть предатель. Кто-то сообщил Рори, где мы будем и когда.
 Выходит, этот человек должен был побывать у него предыдущей ночью. Я желаю найти и схватить негодяя!
 — Мы сделаем это, Парлан, — ответил Латан, хотя особой уверенности не ощутил. Накануне вечером все обитатели замка были взбудоражены неудавшейся попыткой побега Эмил и Лейта, и в суматохе злоумышленник легко мог ускользнуть из фамильного гнезда и снова вернуться в него.
 В эту минуту в комнату влетела Кэтрин. Артайр, которому несколько мешали ходить последствия не столь уж давней порки, двигался куда более степенно. Кэтрин сразу же разразилась охами и ахами и болтала беспрерывно до тех пор, пока Парлан не велел ей замолчать.
 Подавив свой гнев, женщина умолкла и стояла тихо все то время, пока Парлан рассказывал брату о событиях этого злополучного дня. Кэтрин мысленно крыла Рори Фергюсона последними словами, поскольку ей сразу же стало ясно, что этот человек не собирался соблюдать условия договора и с самого начала замыслил убийство Парлана. Услышав упоминание о предателе, Кэтрин ощутила укол страха, но постаралась об этом не думать. Своему телохранителю она вполне доверяла и знала, что он не предаст ее ни при каких условиях, а вторым, кто знал о ее предательстве, был Рори, который, доведись ему встретиться лицом к лицу с Парланом, умрет раньше, нежели успеет рассказать об этом. Таким образом, она решила, что бояться ей нечего. Теперь следовало сосредоточить все усилия на том, чтобы завоевать Парлана, а для этого следовало уделить все внимание его излечению.
 Когда Парлан с ее помощью поправится, тогда все, что надо, образуется само собой.
 Когда в комнату вошел Лейт, ему не надо было докладывать о постигшей их неудаче — об этом говорило расстроенное выражение его лица. Взревев, как раненый зверь, Парлан вскочил на ноги. Старая Мег всполошилась и обрушила на голову «паренька» страшную ругань, а заструившееся по бедру тепло убедило Парлана, что он добился одного — разбередил рану.
 Когда его снова уложили на кровать, он обругал всех и вся. Ногу вновь перевязали, и это, похоже, сильно сказалось на способности главы клана владеть собой. Когда старуха протянула ему что-то в кружке, он не раздумывая выпил и лишь потом понял, что именно ему налили. В бешенстве Парлан швырнул кружку через всю комнату.
 — Ах ты, старая карга! Не желаю я спать.
 Ни в малейшей степени не напуганная его гневом, Мег ответила ему тем же тоном:
 — Ты, молодой дурень, спать, может, и не желаешь, но тебе невдомек, что только это тебе сейчас и нужно!
 — Я должен ехать за Эмил!
 — Сначала нужно, чтобы затянулась та здоровенная дыра, что у тебя на ноге. Ты уже видел, что происходит, когда ты прыгаешь.
 — Нет у меня времени! — Отчаяние и гнев продолжали терзать Парлана, но начало сказываться действие настойки, которой угостила его старая Мег: раненого стало клонить ко сну. — Я должен спасти Эмил.
 — Не убьет он ее, Парлан, поверь мне, — сказал Лейт.
 — Пожалуй, ты прав, Лейт, не убьет. — Глаза Парлана уже застилал сон. — Но сделает так, что несчастной девочке останется только Бога молить, чтобы он ее убил.




 Часть 2



 Глава 14

 Тихонько постанывая, Эмил нехотя возвращалась к мрачной действительности. Все тело ныло. Девушке понадобилось некоторое время, чтобы определить, что болит сильнее всего. Коротко ругнувшись, она осторожно дотронулась до опухшей, пульсирующей болью щеки. Ей потребовалось еще несколько минут, чтобы вспомнить, отчего, собственно, ее лицо так пострадало, и когда это наконец произошло, Эмил охватила самая настоящая паника. Расширившимися от ужаса глазами она огляделась и, лишь заметив, что находится в Полном одиночестве, немного успокоилась.
 Она заставила себя подняться, присесть на кровати и, сжав голову ладонями, некоторое время посидеть, собираясь с мыслями. После этого она смогла встать, медленно добраться до таза и кувшина с водой, стоявших на столе. Вымыв лицо холодной водой, она оперлась о стену, промокнула лицо куском грубого полотна, оставленного рядом с тазом.
 Снова окинув взглядом плохо освещенную комнату, Эмил убедилась, что происшедшее с ней — не ночной кошмар, который рассеется с наступлением дня. Девушка вспомнила эту комнату, поскольку ей доводилось останавливаться на короткое время в замке Рори несколько месяцев назад. Подняв глаза, она узнала и обшарпанный, потрескавшийся потолок. Даже если в замке и были служанки, они, похоже, не занимались уборкой, и Эмил невольно задалась вопросом: отчего Рори — человек, с подчеркнутым вниманием относящийся к своей внешности, — живет в такой грязи?
 Обнаружив графин с вином и бокал на колченогом прикроватном столике, она несколько оживилась. Хороший глоток вина прочистит мозги, решила Эмил, и уничтожит неприятный привкус во рту. Она основательно отхлебнула и сразу закашлялась — после вина в Дахгленне этот напиток можно было сравнить только с уксусом. Вероятно, и на вино Рори не считал нужным раскошеливаться. Или — пришло ей на ум — он специально поставил рядом с ее кроватью такую дрянь, чтобы продемонстрировать свое отношение. Что ж, решила она, Рори очень ошибается, если полагает, что подобная мелочь может на нее повлиять.
 Усевшись на кровать, она принялась, скривившись, потягивать кислятину и раздумывать, как быть дальше.
 Прошло несколько минут, и Эмил решила, что устоять от искушения убежать от жениха она не сможет. Она не желала находиться рядом с этим типом дольше, чем того требовали обстоятельства. Кроме того, ей вовсе не хотелось дожидаться, когда в замок Рори Фергюсона приедет ее отец: он или отдаст ее руку Рори сразу, или отвезет домой и запрет там до свадьбы. Единственным способом повидаться с Черным Парланом казался немедленный побег. Разумеется, это было опасное предприятие, но выбирать не приходилось.
 Эмил подошла к окну, чтобы выяснить, высоко ли расположена комната, глянула вниз и выругалась. Она совсем забыла, что именно эта комната находится на самом верху башни. По-видимому, Рори и выбрал ее по этой причине.
 Хотя Эмил сразу же тщательно обыскала комнату, она не обнаружила ничего, что могло бы заменить ей веревку. Даже постельное белье, которого, кстати, было мало, не подходило для этой цели — слишком оно было старым и ветхим.
 Дверь была надежно заперта снаружи. Эмил нахмурилась: в прошлый ее приезд в замок Рори никаких замков здесь не было. Это выглядело так, словно Рори заранее готовился держать ее под запором, что могло означать только одно: налет на них с Парланом готовился заранее.
 Вряд ли Рори и его люди наткнулись на них с Парланом случайно — уж больно отдаленным и мрачным считалось ущелье, где находился Колодец Баньши. Кто-то донес Рори, где искать Эмил и Парлана. Интересно, замыслил ли этот неизвестный только ее похищение или смерть Парлана тоже входила в его планы, задала себе вопрос Эмил.
 Ответить на него значило бы выяснить, кто предатель в замке Парлана. Причины предательства указали бы на злодея, его совершившего.
 Первым делом Эмил подумала о Кэтрин. Она ненавидела эту женщину и решила поискать доказательства ее вины.
 Ей, правда, приходило на ум еще одно имя — Артайр, но девушке не хотелось допускать, что предателем оказался он.
 Измена младшего брата, конечно, стала бы страшным ударом для Парлана. Эмил даже не была уверена, что, окажись Артайр и в самом деле предателем, она согласилась бы сказать об этом Парлану.
 Лихорадочные размышления Эмил были разом прерваны с приходом Рори. Он вошел и встал у двери, и Эмил в очередной раз подумала, что красоте владельца замка недостает чего-то существенного, чтобы он превратился в по-настоящему привлекательного мужчину. Возможно, холодность глаз лишала лицо Рори самой обыкновенной живости и превращала его просто в маску. Интересно, он хоть когда-нибудь улыбается, подумала девушка и вдруг с содроганием поняла, что ей не хотелось бы знать, что заставляет озариться лицо Рори улыбкой.
 — Когда приедет мой отец?
 — Я за ним не посылал.
 — Нет? Ну тогда, я думаю, ты сделаешь это в ближайшее время?
 — Вряд ли.
 — Но не можешь же ты удерживать меня здесь, даже не поставив в известность об этом моего отца, — сказала Эмил, мысленно отметив, что ей очень не понравился взгляд Рори.
 — Могу. Ты — моя невеста.
 — Да. Но ведь не жена.
 — Это не имеет значения. Твой отец передал мне на тебя права в тот самый день, когда согласился на мое сватовство.
 — Ты хотя бы должен сообщить ему о том, что ему больше не нужно собирать деньги на выкуп. — Ей вдруг очень захотелось, чтобы отец узнал о переменах в ее судьбе — даже в том случае, если ему на нее наплевать и ей придется сидеть под замком, дожидаясь свадьбы.
 — В свое время я ему обо всем расскажу. Я не позволю ему отдавать деньги этому сукину сыну Макгуину. У меня есть планы на твое приданое, и я не хочу их менять.
 Девушка не удержалась и снова выругалась — правда, про себя. Ей следовало бы подумать о жадности Рори раньше. Все, что она видела вокруг, пребывая в замке Фергюсона, свидетельствовало о том, что его владельцу явно не хватает средств. Это также объяснило его нежелание расторгнуть с ней помолвку — хотя Рори, несомненно, догадывался, что Эмил спит с Парланом. Она прикинула, удастся ли воспользоваться стремлением Рори заполучить ее приданое, чтобы договориться с ним. Если ему нужны только деньги, Эмил готова пообещать ему столько, сколько он запросит.
 — Скажи, мой отец уже передал тебе мое приданое?
 — Нет. Он даже не позволил мне сделать заем под залог этой суммы. Я не имею права ни на пенни до самой свадьбы.
 Ясно было, что это весьма задевало Рори, и надежда Эмил, что так или иначе ей удастся с ним договориться, возросла.
 — Возможно, я смогу раздобыть для тебя денег.
 — Каким же образом, моя прелесть? Ты можешь дать их мне только после свадьбы.
 — Я могу передать тебе довольно большую сумму в случае, если ты откажешься от помолвки.
 — Но я, быть может, хочу на тебе жениться.
 — Зачем это тебе? Мы никогда не подходили друг другу! Если тебе нужны средства, я добуду их для тебя.
 Мне кажется, особой необходимости нам с тобой вступать в брак нет.
 — Ты хочешь, чтобы желание моего покойного дяди видеть нас мужем и женой не осуществилось? Но ведь даже твой отец поклялся, что так тому и быть!
 Она вдруг поняла, что Рори играет с ней. Он с интересом выслушал все ее предложения, но лишь для того, чтобы лично убедиться, насколько ей не хочется выходить за него замуж, и выяснить, на какие лишения она готова пойти, чтобы свадьба не состоялась. Она едва не вспылила, но потом решила сдерживаться изо всех сил — ругань с Рори вряд ли пошла бы ей на пользу. Более того, она не сомневалась, что вспышка ярости с ее стороны только развлекла бы Рори.
 — Расскажи, что ты затеял? — спросила она со спокойствием, которого в глубине души не ощущала. — Ты ведь не хочешь на мне жениться, хотя и твердишь постоянно о правах на меня.
 — Нет, я действительно хочу жениться на тебе. — Он приблизился к ней и коснулся ее щеки костяшками пальцев.
 От прикосновения Рори молодую женщину едва не стошнило, но она постаралась скрыть неприязнь, как и острое желание отпрянуть от него. В сущности, жест Рори был самого невинного свойства, и она подозревала, что выражение неприязни сильно разозлило бы хозяина. Но тем не менее его непосредственная близость тревожила Эмил, а неподвижный холодный взгляд жениха заставлял ее сердце сжиматься в предчувствии чего-то страшного.
 Было необходимо убедить Рори, что ему незачем на ней жениться и что она не имеет желания выходить за меня, и сделать это следовало так, чтобы не оскорбить Рори и не спровоцировать приступа гнева. Зная, что и она сама склонна к быстрой смене настроения, Эмил понимала, что добиться этого будет нелегко.
 — Нет необходимости связывать себя браком с девушкой, которую ты никогда не любил, ради обещания, данного умершему человеку.
 — Я разве не сказал только что, что хочу на тебе жениться? — осведомился Рори и погладил ее по шее.
 — Но зачем это тебе? Я знаю, что во мне много такого, что тебе не по нраву.
 — Из тебя выйдет красивая шлюха — такая же, какой была твоя мать.
 Она отбросила его руку:
 — Моя мать не была шлюхой!
 — Можешь не сомневаться, была. Она отдала свою красоту этому простофиле Лахлану. А ведь я мог дать ей и молодость и красоту, не уступавшую ее собственной. Мы могли сделаться парой, которой бы завидовал весь мир!
 — А что ты знаешь о моей матери?
 — Достаточно. И ты очень на нее похожа. Точь-в-точь, как она. Ты тоже могла заполучить меня, а польстилась на этого чудовищного Макгуина, отдалась ему и выставила меня перед всем миром полнейшим болваном.
 Каждый раз, когда он делал шаг по направлению к ней, Эмил на шаг от него отступала. В том, как говорил Рори, чувствовалось нездоровое возбуждение. Эмил подозревала, что в этот момент он совершенно забыл, кто перед ним стоит, по крайней мере не до конца отдавал себе в этом отчет.
 Но более всего молодую женщину поразили слова жениха о ее матери. Она-то даже представления не имела, что ее мать и Рори были знакомы.
 — Я была захвачена в плен и находилась у Макгуина в ожидании выкупа.
 — Ты стала любовницей Парлана Макгуина, его шлюхой! Все эти месяцы ты провела, валяясь в грязи вместе с ним. — Рука Рори метнулась и сжала горло Эмил. — Ты запятнала себя, потеряла свою честь в постели Парлана.
 Эмил попыталась ослабить хватку, ей было трудно дышать, однако пальцы Рори были словно из металла. Казалось, он не обращал внимания, что его длинные ногти впились в кожу девушки и жестоко ее ранят. Неожиданно Эмил поняла, что попала в плен к сумасшедшему. Она допустила роковую ошибку, решив, что он не убьет ее.
 — Потише, парень, надеюсь, ты не хочешь задушить ее.
 Хватка Рори неожиданно ослабла, и Эмил упала на колени. Она принялась массировать испятнанное синяками горло, оглянулась, чтобы выяснить, кто ее спас. Но ее надежда, что это кто-нибудь не из компании Рори, мгновенно потухла, когда она разглядела говорившего — пухлого, с кислым выражением лица человека по имени Джорди. Эмил знала, что этот парень никому в жизни, кроме Рори, не стал бы помогать. Просто сейчас Джорди считал, что убивать ее не настало время. Нет, вряд ли Джорди обременял себя соображениями милосердия.
 Заметив, что Джорди оставил дверь открытой, девушка окинула взглядом стоявших перед ней мужчин. Они были настолько поглощены беседой, которую вели шепотом, что, казалось, забыли о ее присутствии. Осторожно, стараясь не потревожить своих мучителей и звуком, девушка метнулась к двери.
 И тут Джорди с молниеносной быстротой, которую вряд ли кто ожидал бы обнаружить в этом увальне, захлопнул дверь у нее перед носом и запер на засов. Затем на его лице появилось выражение, которое с натяжкой можно было бы назвать сочувствием. Однако Эмил усомнилась, что Джорди способен сострадать, — слишком долго он был верным сторожевым псом Рори.
 — Ты никуда не пойдешь, девушка. Будешь сидеть в этой комнате до тех пор, пока мой хозяин не соизволит дать другое указание.
 — Ты, стало быть, тоже хочешь меня убить?
 — Он не собирается убивать тебя. Пока по крайней мере.
 Тебе необходимо оставаться в живых до самой свадьбы.
 — В таком случае не будем терять времени. Пусть он убьет меня сейчас, поскольку его женой я не стану никогда.
 — Я бы на твоем месте, госпожа Менгус, не стал бы говорить с такой уверенностью. Наш Рори умеет обращаться с девушками и делать их покорными. Я очень удивлюсь, если ты со временем не переменишь свое решение.
 Прежде чем она успела что-либо ответить, ее рывком подняли на ноги. Уставившись на кулак Рори, который устремился к ее лицу, она краем глаза заметила застывшее на его лице выражение. Теперь-то Эмил поняла, что может вызвать у него на губах улыбку. Она была права — лучше бы ей об этом не знать. Рори Фергюсон получает удовольствие, только мучая других.
 Удар опрокинул Эмил на кровать. Хотя в голове у нее мутилось, а один глаз стал мгновенно заплывать от удара, ей удалось увернуться, когда Рори попытался было взяться за нее снова. Хотя Джорди и пальцем не пошевельнул, чтобы ей помочь, ее успокоило уже то, что Рори он тоже помогать не стал. Еще дважды ей удалось уклониться, прежде чем суженый нанес новый удар, который отбросил ее на пол.
 Девушка знала, что тягаться с Рори в кулачном бою ей не по силам, однако не желала сдаваться. Тем не менее, когда она попыталась найти что-нибудь, чем обороняться, на нее кинулся Джорди. Схватка продолжалась, и она больше устала от попыток высвободиться из рук Джорди, чем от борьбы с Рори. Тот выбрал удобный момент и нанес ей очередной удар, отбросив к стене. Она почувствовала, как теряет сознание, но, прежде чем это случилось, успела подумать, что Джорди ошибается и Рори убьет ее, не дожидаясь свадьбы.
 Рори стоял над бездыханным телом Эмил, в то время как Джорди проверял, дышит ли она.
 — Ну что, мертва?
 — Нет. Сильная девушка. Но ты должен сдерживаться, если и в самом деле хочешь на ней жениться.
 — Я все знаю, Джорди, нет нужды постоянно мне об этом напоминать. Сними с нее одежду и привяжи к кровати.
 Джорди счел нужным сказать:
 — Может быть, стоит дать ей время, чтобы оправиться?
 — Нужно сломить ее дух, Джорди, — и побыстрее.
 Необходимо жениться на ней раньше, нежели явятся спасители. — Он внимательно следил за тем, как Джорди раздевал Эмил. — Она красива так же, как была хороша собой ее мать. Мы отлично проведем с ней время, — Сейчас, что ли? — Джорди привязал запястья Эмил к спинке кровати.
 — Нет, пусть она малость освежится — ну и подумает кое над чем. Хотя ее необходимо наказать за то, что допустила до себя Парлана. Принеси мой кнут — тот, из сыромятной кожи. Как уже сказал, я не могу позволить ей умереть.
 Сначала она должна побывать на собственной свадьбе. Поторопись. Я хочу, чтобы кнут был у меня в руках, прежде чем она очнется.
 Эмил пришла в себя и выругалась. Боль во всем теле мгновенно напомнила ей, где она и что происходит. Меньше всего ей хотелось возвращаться к реальности. В беспамятстве был хотя бы слабый лучик надежды.
 Холод, который она ощутила, заставил Эмил сначала сморщиться в недоумении, потом ахнуть. Одного взгляда на собственное тело было достаточно, чтобы подтвердить ее догадку: она лежала нагая. Она взглянула на собственные руки и увидела, что запястья привязаны к изголовью кровати. Эмил попыталась освободиться, но тут услышала тихое хихиканье.
 Вперед выступил Рори.
 — На твоем месте я бы не стал растрачивать силы, что у тебя еще остались, моя маленькая шлюшка. Джорди надежно завязал узлы.
 Она заставила себя отвести взгляд от небольшого кнута, которым Рори с видимой беспечностью похлопывал себя по ноге.
 — За это ты умрешь, Рори Фергюсон, можешь не сомневаться, — с ненавистью произнесла Эмил.
 — Неужели? И кто же станет за тебя мстить? Твой дражайший отец? Да он и смотреть на тебя не хочет. Тогда, может быть, храбрец Лейт? Он еще ребенок, и, если твой отец не позаботится оградить его от поединка со мной, я изрублю его на куски. Тогда, может быть, этот сын шлюхи Черный Парлан? Вряд ли. Скорее всего его уже нет на свете.
 — Нет, его рана не была смертельной. — Она, скрывая отчаяние, пыталась возражать Рори.
 — Да брось ты. Стрела пронзила ему бедро. Даже ребенок вроде тебя, который и войны-то почти не видел, знает, насколько опасна такая рана — кровотечение подчас трудно остановить. — Рори пожал плечами. — Ну а если он и остался жив, с какой стати ему думать о тебе? У него полно таких, как ты, шлюх — только выбирай. Он заботится о своих людях и не станет рисковать их жизнями только ради того, чтобы снова заполучить себе в постель маленькую потаскушку из долины. Это при всем том, что ты была с ним очень мила — а ведь ты была, верно? Тут и сомнений быть не может, ведь тебе удалось так долго удерживать при себе Черного Парлана! Тебе придется показать мне все, чему он тебя научил. Но не сейчас. Как твой суженый и твой хозяин в глазах закона, я решил наказать тебя за несовместимое с моралью поведение.
 Он нанес удар кнутом так быстро и ловко, что она едва смогла сдержать вырвавшийся из горла крик. Эмил сжалась, чтобы встретить второй удар, но его не последовало. Вместо того чтобы бить, Рори стоял и любовался ее обнаженной спиной. Она заметила, с какой сноровкой и любовью он сжимал в ладонях кнут, и ее пронзил ужас.
 — Да, ты похожа на свою мать, — пробормотал он, прикоснувшись к следу, оставленному кнутом у нее на спине. — И у Кристи рубцы появлялись так же легко. Боль, так сказать, мгновенно обретала на ней цвет. И ее тоже приходилось наказывать за недостойное поведение, но уж слишком я усердствовал. Она умерла. Но я из тех людей, которые учатся на своих ошибках. Ты будешь жить очень долго.
 Его бормотание, разговоры о насилии напоминали болтовню умалишенного, и от этого Эмил не только исполнилась в очередной раз ужаса, но и пришла в недоумение.
 — Моя мать умерла от болезни, развившейся после родов…
 — Да, так сказал тебе отец. Он слишком слаб, чтобы открыть тебе правду. Мне кажется, пришло время рассказать, как все было на самом деле. Я помогу тебе понять некоторые особенно важные детали, и ты поймешь наконец, что самое мудрое — это склониться перед моей волей.
 — Тебе никогда не быть моим хозяином, Рори Фергюсон.
 — Ты глупа и упряма, как Кристи. Она умерла, пытаясь противостоять мне, но ты проживешь дольше ее и научишься подчиняться. Она тоже меня оскорбляла — прямо как ты — и тоже не хотела выходить за меня замуж. А я тогда был слишком молод и не знал еще, как сделать, чтобы она не вышла замуж за другого. — Тут он с силой ухватил Эмил за подбородок и заставил ее смотреть ему в глаза. — Я ждал долгие годы, пока ты подрастешь и станешь такой же, как твоя мать, а в том, что вы очень похожи, я не сомневался с того самого момента, как ты с криком вышла в этот мир. Мне пришлось ждать годы и годы, чтобы исправить те ошибки, которые я допустил с Кристи. Хотя я лишился возможности пролить кровь твоей девственности, я все еще хочу — и могу заставить тебя приползти ко мне на четвереньках. Я заставлю тебя просить у меня прощения за то, что ты раздвинула ноги перед Парланом Макгуином.
 — Не дождешься. Прежде чем я приползу к тебе, я оделю своими ласками последнего бродягу в Шотландии. — С этими словами она плюнула ему в лицо.
 Рори пришел в такую ярость, что в следующее мгновение ей пришлось пожалеть о содеянном. Понадобилось вмешательство Джорди, чтобы он снова взял себя в руки. Из тех страшных ругательств, которыми Рори ее наградил, Эмил узнала, что ее поступок чрезвычайно походил на материнский. Рори уже начал путаться, забывая временами, что перед ним дочь, а не мать. Прошлое смешалось в его больной голове с настоящим.
 Как бы то ни было, Эмил наконец поверила в то, что Рори убил ее мать, а отец долгие годы лгал своим детям.
 Единственное, что ей хотелось выяснить: знал ли отец, кто явился виновником гибели матери, когда пообещал руку дочери человеку, запятнавшему, как оказалось, себя кровью его жены?
 В одном, однако, Эмил была уверена: она не могла больше слушать, как именно Рори прикончил ее мать. Когда одна часть ее сознания взывала к выяснению истины, другая, наоборот, требовала это прекратить, поскольку правда могла оказаться непереносимой. Рори тем не менее снова ударился в откровения. Эмил подозревала, что жених, зная, как мучительно действуют на нее его признания, сознательно избрал их в качестве нового средства сделать ей больно, причем средство это разило с не меньшей силой, чем кнут. Просто оно — в отличие от кнута — не оставляло отметин на коже.
 — Ты видишь, Джорди, она пытается вывести меня из себя — точно так же, как это делала Кристи. — Снова он схватил девушку за подбородок и заставил смотреть ему в глаза, но на этот раз ему не удалось вызвать у нее столь же сильного, как прежде, приступа ярости и заставить плюнуть ему в лицо. — Думаешь ускользнуть от меня, отдав концы?
 Ничего у тебя не выйдет. Ты не умрешь, пока этого не захочу я. С Кристи я слишком поторопился, поэтому теперь буду сдержанным. Сначала наказание, затем обладание. Мне кажется, тебе будет интересно узнать, каким способом я овладел твоей матерью, моя маленькая шлюшка. Надо же тебе знать, что тебя ждет. Возможно, мой рассказ наведет тебя на мысль покончить с глупым сопротивлением, с нашим, так сказать, противостоянием. И первое, что тебе придется сделать в этом случае — дать согласие на нашу свадьбу.
 — Лучше я выйду замуж за самого сатану и проведу брачную ночь среди мучеников ада!
 Если Рори Фергюсон не был самим воплощением дьявола, то одним из его ближайших адептов — непременно. Сопровождая свои слова ударами кнута, он поведал своей жертве очередную порцию гнусностей. Внутренне Эмил сжалась и готова была заплакать, как маленькая. Ничто в жизни ее мамы не предвещало такого ужасного конца. Эмил даже подумала, что сатана во плоти не решился бы на те мерзости, на которые оказалась способна злодейская, исковерканная натура Рори.
 Девушка молилась о том, чтобы пытки, на которые ее обрек Рори, не ослабляли ее духа. Мысль, что она просто обязана выжить — хотя бы для того, чтобы поведать миру истину о том, каков Рори на самом деле, немало этому способствовала. Должен был найтись человек, способный остановить Фергюсона и заставить его расплатиться по самой высокой цене за смерть ее матери, об истинной подоплеке которой, судя по всему, узнала она одна. Не считая, разумеется, Джорди, который, естественно, знал обо всем, но помалкивал. Надежда на справедливое мщение поддерживала Эмил.
 Тем временем Джорди стал утихомиривать разошедшегося вовсю Рори. Как выяснилось, приятель и сообщник был единственной уздой, еще способной сдерживать Рори. Без содействия Джорди злодеяния Рори, вне всякого сомнения, стали бы известны людям уже давным-давно. Сквозь пелену боли Эмил подумала, что Джорди ничуть не меньше виновен, чем Рори, и руки его тоже по локоть в крови жертв.
 Помогая хозяину скрывать болезнь, Джорди способствовал тому, что количество людей, сделавшихся жертвами его необузданного господина, все росло. А жертв было немало — в этом Эмил ничуть не сомневалась.
 Пребывая в ожидании спасительного забвения, она прислушивалась к беседе мучителей, которая доносилась до нее сквозь туман боли.
 — Ей необходимо передохнуть, прежде чем ты примешься за нее снова. Иначе она умрет слишком быстро.
 — Этого допустить нельзя. Я должен взять от нее то, чего мне не удалось получить от ее матери. Слишком долго я ждал, чтобы лишить себя такой сладостной мести. — Рори сжал лицо Эмил и принялся трясти до тех пор, пока она не приоткрыла глаза, чтобы снова одарить взглядом своего мучителя.
 — Ругаешь небось меня? Она тоже меня крыла почем зря — даже тогда, когда лежала здесь и умирала. Она, помнится, сказала мне, что если я причиню вред тебе, то прядет дьявол и утащит меня в ад. Ну и что.? Где этот джентльмен, спрашивается?
 — Он придет за тобой, Рори Ферпосон, — и скоро, хотя я считаю, что даже сам дьявол погнушался бы тобой. — Эмил смежила веки, не в силах больше смотреть в его тусклые, мертвые глаза.
 — Мне кажется, ты сделал глупость, что рассказал ей о судьбе матери. Вдруг она тоже кому-нибудь расскажет?
 — Не расскажет.
 — Почему ты так в этом уверен?
 — Потому что очень скоро у нее не будет ни сил, ни желания меня предавать. Я сломаю эту девку. Скоро, очень скоро она приползет ко мне на коленях и будет думать только о том, как бы меня ублажить.
 — А что ты сделаешь с ней потом?
 Хотя глаза Эмил уже затягивала спасительная черная пелена, ей удалось расслышать ответ Рори.
 — Я позволю ей умереть, и вместе с ней умрет правда о кончине Кристи Менгус.

 Глава 15

 Эмил пришла в себя от ощущения такой сильной боли, какой ей еще не приходилось испытывать. Человеческое тело просто не могло вместить в себя таких страданий. Если Рори намерен продолжать, то — она была уверена — ее земному существованию скоро придет конец. И то, что он до сих пор ее не изнасиловал, не слишком ее радовало. Одним ужасом больше, одним меньше — какая разница?
 Приоткрыв опухшие глаза, она увидела, что дверь в комнату открыта. Что ж, если Рори изобьет ее еще разок — она умрет, только и всего. Хотя временами ее охватывала паника, физически противостоять истязателям она больше была не в состоянии — теперь она не смогла бы пошевелить и пальцем. Однако вместо Рори в комнату вошла молодая пухлая служанка, и ужас Эмил утих. По крайней мере на какое-то время она будет избавлена от внимания итого негодяя — уже неплохо.
 — Кто ты? — едва слышно спросила она, когда девушка поставила миску с холодной водой на стол рядом с ее кроватью.
 — Мэгги. Здорово он тебя отделал. Я здесь для того, чтобы попытаться привести тебя в порядок.
 — Чтобы он снова мог мной заняться? — Эмил сжала зубы, чтобы подавить вопль боли, когда девушка принялась омывать ей спину.
 — Точно. Он хочет, чтобы ты еще пожила малость.
 Заметив следы кровоподтеков вокруг глаз девушки, Эмил сказала:
 — А ведь он и к тебе приложил руку.
 — В замке нет ни одной женщины, с которой бы он не проделывал подобных штук. Он умалишенный, этот ублюдок.
 Услышав в голосе Мэгги неприкрытую ненависть, Эмил спросила:
 — Поможешь мне?
 — Могу дать снадобье, которое вырвет тебя из его поганых лап.
 — Да нет, я не о том. — Эмил была поражена, что девушка так легко предложила ей яд, обрекая на трусливый и грешный уход из жизни. — Помоги мне сбежать.
 — Как только выяснится, что тебя нет на месте, меня изрежут на кусочки.
 — Тогда бежим со мной. Черный Парлан или моя семья с радостью примут тебя, если ты мне поможешь. — Эмил заметила, что девушка после этих слов на мгновение замерла, и поняла, что попала в точку. Искушение и в самом деле оказалось сильным. — Он убьет меня, если я останусь в замке. Я умоляю тебя, помоги.
 — Не сомневаюсь, что и меня он тоже убьет.
 — Ну, так поможешь ты мне или нет?
 — Я готова. До тебя мне никто не предлагал места, где я могла бы укрыться. Только я не знаю, что делать.
 — Если мне удастся выбраться во двор замка, сможешь ты вывести меня за его пределы так, чтобы никто не заметил?
 — Это нетрудно. А вот выйти из этой комнаты тебе будет трудновато.
 — Так только кажется. Принеси мне крепкую веревку, и я спущусь из окна во внутренний двор.
 — Неужели ты согласишься на такое? Ты, оказывается, смелая! — проговорила Мэгги. Глаза ее расширились от возбуждения.
 Хотя Эмил так и не удалось окончательно убедить Мэгги в реальности подобного плана, ей по крайней мере удалось заручиться согласием девушки принести веревку. Эмил старалась не думать о том, насколько слаба она сейчас. Она была уверена, что страшная судьба, ожидавшая ее, заставит тело напрячь все силы. Если ее ждала смерть, она предпочитала встретить ее при попытке спастись, нежели окончить дни под ударами озверевшего маньяка.
 Она отдыхала, набираясь сил. Побои почти лишили ее возможности передвигаться. Эмил задумалась о Мэгги. Девушка была весьма привлекательной, особенно ее украшали каштановые локоны и продолговатые глаза газели. Нечего было удивляться, что она привлекла внимание Рори. Эмил оставалось надеяться, что искренность девушки равнялась ее красоте и ненависть к Рори была подлинной. Эмил слишком хорошо представляла себе, чем для нее могло обернуться предательство служанки.
 Когда Мэгги снова прокралась в ее комнату, спрятав под пышными юбками одежду и прочную веревку, Эмил почувствовала укол совести. Нельзя же, в самом деле, подозревать всех! Служанка в немом изумлении наблюдала, как Эмил, постанывая от боли, облачалась в костюм пажа, а затем закрепляла на ставнях конец веревки. Наверняка эта простушка думает — Эмил слегка развеселилась, — что все дворяне в той или иной степени безумные.
 — Где Рори? — осведомилась Эмил, проверяя прочность затянутых узлов.
 — Пьянствует в большом зале. Вряд ли он соберется еще куда-нибудь сегодня ночью.
 — Очко в нашу пользу. Он узнает о нашем исчезновении лишь через несколько часов после того, как мы ускользнем. — Эмил взялась за подоконник, давая понять, что намеревается вылезти. — Теперь уходи. Встретимся внизу через несколько минут. — Заметив, что Мэгги недоуменно нахмурилась, Эмил с улыбкой добавила:
 — Я довольно часто проделывала подобные штуки в прошлом. Так что не беспокойся за меня. Даже если я упаду и разобьюсь, такая смерть куда лучше, чем мучения в руках Рори. В его руках мы будем умирать медленно и мучительно, да еще и доставляя этим ему удовольствие.
 Слова Эмил заставили служанку приободриться, что, впрочем, не избавило ее от мысли, что спускаться на веревке из окна сродни сумасшествию.
 — Может, попробовать увести для нас лошадь? Я-то сама ездить верхом не умею, зато ты умеешь, да?
 — Попытайся. Это было бы нам на руку. Но не рискуй слишком. Если о нашем с тобой плане прознают, то конец всему.
 После того как Мэгги удалилась, Эмил произнесла коротенькую молитву, в которой просила Господа помочь служанке. Боль лишила Эмил сил, и она знала, что для них с Мэгги лучше ехать на лошади, чем брести пешком.
 Спускаться вниз по стене на веревке было мучительно тяжело. Малейшее напряжение мышц отзывалось острой болью в израненной спине, тело сотрясалось от напряжения, а кожа мгновенно покрылась холодным потом, служившим доказательством ее слабости. Эмил старалась не думать о том, что будет, если ее поймают при попытке к бегству. Все ее помыслы были сосредоточены на одном: поскорее достичь плит, которыми был вымощен внутренний дворик. Когда она наконец добралась до земли, то некоторое время лежала без движения, опасаясь, что израсходовала все силы.
 — Эй, миледи, ты что, упала? — раздался свистящий шепот Мэгги, укрывавшейся в тени стены. — Поднимайся, я раздобыла лошадь.
 Сильные руки Мэгги без труда водрузили Эмил на спину животного, после чего служанка вывела коня через боковой ход за пределы замка. Только когда они достигли зарослей, что находились к востоку от замка Фергюсонов, Мэгги забралась на лошадь при полном отсутствии какой-либо грации и умения. К тому времени Эмил уже достаточно пришла в себя, чтобы взять в руки поводья.
 — Мы что, едем в горы? — с удивлением спросила Мэгги после того, как они некоторое время пробыли в пути.
 — Да, к Черному Парлану. Подумав, я решила, что Рори первым делом станет искать меня на дороге к дому. До Парлана ближе.
 — Говорят, горцы — жуткие люди. Так по крайней мере я слышала. — В голосе Мэгги звучал страх.
 — Не больше, чем все остальные, Мэгги. Для меня, например — а я живу в приграничной области, — они даже ближе, чем люди из долины.
 — Черный Парлан жарит себе на ужин маленьких детей и ковыряет у себя в зубах их косточками, — с ужасом прошептала Мэгги.
 Эмил улыбнулась:
 — Бедный Парлан. Нет, Мэгги, он этого не делает.
 Возможно, вид у него и грозный, но при этом в нем есть самая настоящая мягкость. И благородство. К примеру, к тем, кто пристает к женщинам, используя силу, он беспощаден. — Она услышала, как Мэгги недоверчиво хихикнула. — Да-да. Он не терпит, когда сильный грубо обращается со слабыми — то есть с детьми и женщинами.
 Поверь мне, я знаю, что говорю, поскольку была с ним близка, как никто. В Дахгленне нет места жестокости. Ну а теперь слушай меня внимательно. Я объясню, как управлять лошадью. Я очень слаба, и может возникнуть необходимость передать поводья тебе. Будет глупо потерять все, если я, к примеру, не доезжая до Дахгленна, упаду в обморок, а ты останешься стоять в чистом поле, потому что не знаешь, как натягивать поводья.
 К большому облегчению Эмил, Мэгги продемонстрировала природную склонность к верховой езде. Она сможет, подумала Эмил, управлять конем, если того потребуют обстоятельства. Обучению во многом способствовала и лошадь, на которой они ехали, — это было покорное животное, чутко реагировавшее на малейшие движения всадниц. Скоро Мэгги вполне освоилась и научилась правильно натягивать поводья, чем значительно облегчила тяжесть, давившую на исхлестанные кнутом плечи Эмил.
 Когда взошло солнце, распухшие глаза Эмил почти перестали видеть, ее голова устало клонилась вниз, в животе бурлило. По настоянию Мэгги они сделали остановку, и Эмил опорожнила желудок, после чего провалилась в беспамятство.
 Она очнулась, когда Мэгги положила ей на глаза полоску мокрой ткани и от ощущения того, что они потеряли много времени. Застонав, Эмил присела, сразу же при этом выяснив, что все еще ничего не видит.
 — Тебе нужно было перебросить меня через седло и продолжать ехать, — слабым голосом произнесла она, без особого, впрочем, осуждения.
 — Тебе было необходимо отдохнуть, миледи. Я-то надеялась, что с глазами у тебя будет малость получше, да только зря. Они очень сильно распухли, так что даже и щелки не видно.
 — Да, наше ночное бегство только ухудшило мое состояние. Я вижу лишь узкую полоску света, да и то с трудом.
 Где находится солнце?
 — Прямо над головой, миледи. Далеко нам еще?
 — Когда доедем до замка, то совсем стемнеет. И это при условии, что мы будем ехать без остановок. Сейчас Рори, наверное, уже знает, что я убежала.
 — Может, и знает. Все будет зависеть от того, кто обнаружит твое отсутствие первым, миледи. И посчитает ли нужным докладывать об этом Рори. Лэрд не любит, когда его будят слишком рано, особенно если сообщают дурные новости. Люди могут поостеречься идти к нему с такой вестью.
 — Тогда давай молиться, чтобы всякий, кто заметит мое отсутствие, оказался трусом. Нам надо ехать на восток. Помоги мне влезть на лошадь.
 — Тебе надо сесть передо мной. Тогда мне будет легче тебя поймать, если тебе сделается дурно.
 Попытка вскарабкаться на спину лошади лишила Эмил почти всех сил, но она усилием воли старалась по возможности держаться прямо. Служанка охватила ее руками, чтобы держать поводья и не дать ей упасть в случае обморока. Падение с лошади, несомненно, окончательно бы доконало Эмил.
 — Я не пожалела бы состояния своего отца, чтобы выяснить, кто нас предал, — пробормотала она, когда они с Мэгги наконец снова отправились в путь.
 — Женщина, — ответила Мэгги. — Я ее видела. И даже слышала, как она рассказывала Рори о том, где вас можно застать врасплох.
 — Кто это был? Как ее звали? — Эмил, признаться, давно уже догадывалась, как звали эту женщину, но не хотела давать воли воображению, понимая, что ревность, которую она испытывала к Кэтрин, могла предопределить ее выводы.
 — Имени я не знаю, зато могу рассказать, как она выглядела. Очень красивая, и у нее великолепные каштановые волосы. Она еще говорила, что хочет, чтобы тебя, миледи, вытащили из постели Черного Парлана. Для того, стало быть, чтобы она сама могла в нее залезть. Эта женщина гостила в Дахгленне и считала, что, стоит тебе исчезнуть, она сможет занять твое место.
 — Кэтрин. Точно, она. Нет сомнения, что эта шлюха сейчас врачует раны Парлана, чтобы потом получить возможность врачевать его сердце.
 Кэтрин решила, что за все свои старания по уходу за Парланом она не получила и сотой доли той благодарности, на которую рассчитывала. Ей даже не удалось ни разу остаться с Черным Парланом наедине, поскольку старая Мег постоянно совалась со своими заботами, мешая Кэтрин и заставляя ее едва ли не вопить от раздражения. Единственное, что позволяло ей сдерживаться, была мысль, что Эмил приходится несладко в руках Рори. Она знала, что Рори постарается проучить девицу, если, разумеется, не убьет сгоряча. Представляя себе все это, Кэтрин наконец смогла улыбнуться и снова принялась ухаживать за пребывавшим в дурном расположении духа Парланом.
 Дважды он поднимался с постели, но только растравлял рану, потому что всякий раз кровотечение возобновлялось.
 Наконец здравый смысл возобладал, а угрозы связать его и напоить возымели действие, и лэрд остался в постели. Лежать и знать, что в это время, возможно, жизнь Эмил в опасности, было для него худшей из мук. И он превратил в ад жизнь всех, кто его окружал, бросался без всякой причины на каждого, кто подворачивался под руку.
 — То, что ты рычишь, как дикий зверь, на своих друзей и родных, ничуть не поможет девушке, — проворчала старая Мег, перевязав Парлану рану. Предварительно она потребовала, чтобы Кэтрин вышла из комнаты и оставила их с Парланом наедине.
 Тот вздохнул:
 — Извини, Мег. Просто стоит мне представить себе, как этот подонок издевается над Эмил, и я начинаю сходить с ума. Она мучается — а я валяюсь тут беспомощный на кровати и ничего не могу для нее сделать.
 — Отправь своих людей в набег. Малколм и Лаган умеют воевать и знают толк в маневрах. Ты, кстати, мог бы поработать головой — вместо того чтобы бросаться на людей. Она-то у тебя в порядке.
 — Набег должен совершить я сам. Ведь в том случае, если Эмил вернется, больше всех выиграю я.
 — Думаю, что такого рода соображения твоих людей волнуют мало. Они всегда готовы обнажить мечи против Ферпосонов — вне зависимости от причины.
 — Ты, как всегда, права. Придется мне спрятать гордость в карман и позволить другим сражаться за себя. Позови Лагана. И еще Лейта — если он все еще в моем замке.
 Давно уже пора вернуть Эмил.
 Отряд выехал из замка и поскакал в сторону владений Фергюсонов несколькими часами позже. Выбрали такое время, чтобы подъехать к цели под покровом темноты. Добровольцев вызвалось множество — отобрали самых лучших.
 Лейт скакал между Малколмом и Лаганом, мрачно улыбаясь при мыслях об отце. То-то бы Лахлан удивился, узнав, что его сын принял участие в набеге Макгуинов. Обдумав этот вопрос, Лейт пришел к выводу, что реакция отца его занимает мало. Эмил значила для него куда больше, чем одобрение или неодобрение родителя. Оставалось только молить Бога, чтобы они не опоздали.
 Мэгги сидела и печально смотрела на лежавшую перед ней на земле Эмил. Оставалось только удивляться, что им удалось уехать так далеко. Еще некоторое время после того, как Эмил потеряла сознание, Мэгги упорно продолжала двигаться вперед. Но наконец удерживать бесчувственную женщину ей стало непереносимо тяжело, и она была вынуждена сделать остановку.
 Служанка перебинтовала раны Эмил и теперь сидела и ждала, когда та очнется. Больше делать было нечего. Домой вернуться она не могла — да, признаться, и не хотела. Она вообще не могла теперь передвигаться, в противном случае ей пришлось бы бросить Эмил на дороге. Теперь ее жизнь была связана с этой лежавшей без сознания девушкой.
 Когда послышался топот копыт, первым побуждением Мэгги было подняться и убежать. Но тут она поняла, что лошади движутся по направлению к землям Фергюсонов.
 Скрываясь в густой тени деревьев, она пробралась поближе к тропинке, по которой ехали всадники. Узнав цвета клана Макгуинов, в которые были облачены верховые, Мэгги метнулась из укрытия, отчаянно размахивая руками и вопя во все горло, позабыв о том, что ей может угрожать опасность.
 Всадники осадили коней. Затем с лошади соскочил крупный мужчина и приблизился к девушке, ругая ее на чем свет стоит.
 — Куда ты лезешь, дурочка? Мы же едва тебя не затоптали. Есть хотя бы унция разума в этой глупой голове?
 — Скажите, вы из Дахгленна? Вы люди Макгуина? — спросила она, вглядываясь ему в лицо.
 — Да, — ответил за Малколма Лаган. — А ты кто такая?
 — Мэгги Робинсон. Вам больше никуда не надо спешить. У меня есть то, что вы ищете. Ведь вы разыскиваете Эмил Менгус?
 — Где она? — закричал Лейт, соскакивая с коня.
 — Сюда. — Мэгги повела людей к Эмил, инстинктивно опасаясь их прикосновений. Пребывание в замке Рори научило ее тому, что эти прикосновения могут быть ужасными.
 — Боже мой! — простонал Лейт, становясь на колени рядом с лежавшей на земле Эмил. Его примеру последовали Малколм и Лаган. — Скажи, он ее изнасиловал?
 — Нет. Не знаю почему. Наверное, хотел, чтобы она помучилась в ожидании этого. Он ведь умалишенный.
 — Ax бедняжка, — только и сказал Малколм, и его светло-карие глаза увлажнились.
 — Поосторожнее, — предупредила Мэгги, когда Малжолм нагнулся, чтобы взять девушку на руки. — Она вся исполосована кнутом.
 Когда они наконец нашли способ перенести Эмил, не причиняя той боли, Мэгги рассказала, как они с Эмил бежали от Рори. Девушка ни разу не упомянула о том, что Эмил обещала позаботиться о ней. Тем не менее те же заверения она получила от мужчин, которые бережно переносили Эмил.
 Их слова ободрили Мэгги, и она — совсем уже в другом настроении — забралась на свою лошадь, вежливо отклонив приглашения кое-кого из мужчин поехать с ними вместе.
 Несколько всадников прикрывали отход, в то время как основная группа повернула в сторону Дахгленна. Оставшиеся должны были выяснить, нет ли погони со стороны Ферпосонов, а если таковая обнаружилась бы, перебить преследователей.
 Итак, отряд направился в сторону Дахгленна. Кое-кто был бы рад отомстить за мучения Эмил, но все знали, что куда важнее доставить ее поскорее в замок. Кроме того, люди Парлана понимали, что лэрд наверняка пожелает лично отомстить обидчику Эмил.
 — Малколм, та девушка снова начинает от нас отставать.
 Постарайся ее убедить, чтобы она согласилась ехать с кем-нибудь из наших, — сказал Латан через некоторое время.
 Эмил, которая совершенно неожиданно пришла в себя и обнаружила, что находится в объятиях брата, услышала приказ Лагана и проговорила:
 — Она не согласится. Она приходит в ужас, когда до нее дотрагивается мужчина.
 — Ясно. Я заметил у нее синяки. — Лицо Малколма потемнело от гнева. — Стало быть, Фергюсон и ее поколачивал. — Он все же начал поворачивать коня, чтобы вернуться за Мэгги. — Я сам возьму ее поводья. Этого будет вполне достаточно, чтобы она держалась с нами вровень.
 — Как ты себя чувствуешь? — спросил Лейт, ненависть которого к Рори Фергюсону увеличивалась по мере того, как он рассматривал изуродованное лицо сестры.
 — Черт знает как, — вздохнула девушка. — Без помощи Мэгги мне бы ничего не удалось сделать. Нужно найти для нее местечко в замке.
 — Обязательно найдем, моя радость. Можешь об этом не волноваться. Как только я тебя увидел, то сразу понял, что ты ей обязана жизнью.
 — Как поживает Парлан?
 — Теперь лучше, — ответил Лейт. — После того как мы угрозами заставили его оставаться в постели. А ведь ему смерть как хотелось поехать с нами.
 На распухших губах девушки появилась улыбка. Она представила себе Парлана, прикованного к постели раной и измучившего всех домочадцев. Когда она стала впадать в беспамятство снова, то вспомнила: существует нечто важное, о чем она должна была рассказать Лейту. Но с этим ей пришлось подождать.
 Рев Парлана был слышен еще до того, как его вооруженные люди успели войти в замок. Он услышал, что его люди вернулись значительно раньше, чем предполагалось, и теперь желал знать, что произошло. Призывы Кэтрин лежать спокойно вызывали только ругательства. Она пожалела, что не прислушалась к внутреннему голосу и не уехала из замка, когда открылась дверь и люди во главе с Малколмом внесли в спальню ту самую девушку, о которой она уже думала как о покойнице.
 Мэгги заметила попытку Кэтрин выскользнуть из комнаты и поторопилась во всеуслышание заявить:
 — Это она! Та самая женщина, которая сказала Рори Фергюсону, где искать госпожу Эмил.
 Кэтрин выбежала из комнаты. За ней уже хотел было устремиться Лаган, но Парлан остановил его;
 — Теперь она не посмеет показать свое лживое лицо ни здесь, ни в любом другом месте, где будем мы. Остаток своей жизни она проведет в мучениях, поскольку мы поставим в известность о ее предательстве всех, кого только можно, и все двери перед ней будут закрыты. Этого вполне достаточно. Расскажи лучше, что произошло?
 Мэгги пришлось повторить историю с самого начала, а старая Мег тем временем занялась Эмил, уложив ее на широкую постель рядом с Парланом по его настоянию. Пока Мэгги говорила, взгляд его темных глаз ни на секунду не отрывался от лица Эмил. Степень жестокостей и издевательств, которым подверг ее Рори, выявилась окончательно, когда старая Мег раздела девушку. Хотя Парлан исходил чудовищной яростью, разглядев раны любимой, он вдруг ощутил желание оплакать ее страдания.
 — Бедная, бедная девчушка, — причитала старая Мег, не сводя проницательного взгляда с лица Парлана. — Однако могло быть и хуже. Она могла потерять ребенка.
 — Что? — шепотом спросил Парлан, нарушая мгновенно установившуюся в комнате тишину.
 — Ребенка, я говорю, олух ты олух. А уж как ты старался ради этого — любо-дорого было смотреть. Так что радуйся — свершилось.
 — Эмил вынашивает моего ребенка? — озадаченно переспросил он, не сводя изумленного взгляда со стройной талии девушки, поскольку простыни закрывали только ее бедра.
 — Ага. На этот раз ты не стал разбрасывать доброе семя на все четыре стороны. Я догадалась о том, что она забеременела, уже довольно давно. Так что жди — скоро она начнет округляться. То, что находится у нее внутри, держится хорошо и крепко. Даже Фергюсону оказалось не под силу стряхнуть яблочко с деревца, хотя он старался изо всех сил.
 — Но почему она ничего не сказала мне? — Парлан дрожащей рукой отвел волосы с покрытого синяками и кровоподтеками лица Эмил.
 — Не думаю, что она об этом знала, — вдруг заговорила Мэгги. — Пару раз ее тошнило, но ей-то казалось, что это от побоев. Я ходила за ней по приказу хозяина. Нет, она ни о чем не подозревала.
 — Теперь ты должен на ней жениться, — сказал Лейт. — И к черту выкуп.
 — Да, я должен это сделать. Если ты помнишь, я говорил тебе об этом как раз перед нападением Рори Фергюсона. — Лейт кивнул, а руки Парлана сжались в кулаки. — Одной смерти для этого негодяя мало. Как жаль, что я не могу убить его несколько раз. Но он — клянусь Богом! — сам будет валяться у меня в ногах, вымаливая смерть!
 Эмил сквозь пелену забытья слышала этот столь знакомый и любезный ее сердцу рев, который, как бы ни был грозен, не пугал, а лишь радовал ее.
 — Парлан?
 Он поймал ее маленькую руку и сжал ее.
 — Это я, малышка. Теперь ты в Дахгленне в полной безопасности. И снова в моей постели.
 — Я хочу рассказать тебе о Кэтрин, Парлан. Это она предала тебя.
 — Мы уже знаем. В будущем она не сможет нам вредить. Она побоится снова попасться нам на глаза.
 Эмил кивнула, жалея только об одном — что она не может видеть его лица.
 — Ты все еще сердишься, что я приказала Элфкингу увезти тебя с места засады? Рори тебя бы убил!
 — Да, убил бы, хотя и обещал Кэтрин, что не станет этого делать. Нет, конечно же, не сержусь, хотя, признаться, в тот момент я был в ярости.
 Ей удалось изобразить на губах улыбку.
 — Я тогда не знала, что он хочет и меня убить, поэтому мой поступок казался мне наиболее разумным выходом…
 — Понятно. Надо было мне рассказать тебе о Рори, но я не хотел тебя зря пугать и, кроме того, считал, что в Дахгленне ты в полной безопасности. — Парлан взглянул на Лагана и Малколма. — Слышу, наш арьергард возвращается. Подите узнайте, не было ли стычки. Старая Мег, проводи Мэгги в ее комнату.
 — Хм, — буркнула старая Мег, выводя Мэгги из спальни. — Возлежит на кровати и отдает приказания — прямо как король какой-нибудь!
 — Лейт еще здесь?
 — Рядом с тобой, Эмил. — Лейт подошел к кровати.
 — Я должна поговорить с отцом, — сказала Эмил и содрогнулась при воспоминании о тех откровениях, которыми одарил ее Рори в промежутках между сеансами порки.
 — Да, Лейт, — прорычал Парлан. — Пригласи своего напашу. Пусть сам увидит, как человек, которого он избрал в мужья своей дочери, с ней обошелся. — Он сокрушенно покачал головой. — Вот доказательство его безумия, которое мы искали, хотя — видит Бог — я не хотел, чтобы оно досталось нам такой ценой.
 Лейт вышел из комнаты, прежде чем Эмил смогла добавить что-либо. Ему не терпелось дать знать отцу, что слухи о безумии Рори Фергюсона оказались истинной правдой. Теперь-то свадьбе не бывать. Даже Лахлан Менгус не мог отдать свою дочь в руки подобного человека.
 — Скажи, Эмил, он тебя изнасиловал? — спросил Парлан, сообразив, что никто не сказал ни слова по этому поводу, и опасаясь услышать худшее.
 — Нет, Парлан. Он знал, что, несмотря на мою браваду, я боюсь этого больше всего на свете, и решил отложить…
 Он хотел, чтобы я как можно дольше мучилась.
 — Клянусь, для меня это не имело бы никакого значения — в том смысле, что я не посчитал бы изнасилование Худшим из изуверств Рори. — Парлан провел пальцем по испятнанной кровоподтеками щеке Эмил. — Он заплатит за каждый синяк, за каждый рубец. Клянусь тебе.
 — Он не из тех, кто будет сражаться честно, Парлан.
 Можешь не тешить себя иллюзиями, что он будет противостоять тебе с мечом в руке лицом к лицу.
 — Об этом я знаю хорошо, так что можешь за меня не беспокоиться, малышка. Мне приходилось иметь дело с гадами ползучими вроде Рори и раньше, так что я умею обращаться с ними.
 — Не уходи! — воскликнула она, когда он попытался было высвободить руку из ее слабых пальцев.
 — Куда же я пойду с дырой в ноге? — поддразнил он ее тихонько. — Просто я хочу, чтобы ты отдохнула, Эмил.
 Отдых — вот лучшее лекарство.
 — Похоже, что ничего другого мне не остается, — пробормотала она, чувствуя, что снова проваливается в черноту.
 Когда Эмил заснула или, вернее, провалилась в забытье, он принялся внимательно осматривать ее. Казалось чудом, что она была еще жива, не говоря уже о том, что в таком ужасном состоянии она оказалась способна совершить побег.
 Осторожно, так, чтобы не потревожить ее ран, он провел пальцем по ее животу — по тому самому месту, где зрело вложенное им семя. Провел — и подивился, что все обрушившиеся на нее беды не лишили их этого столь драгоценного дара. Дитя стремилось к появлению на свет со всем упорством, присущим его родителям. Если бы Рори знал о беременности Эмил или просто продержал ее у себя еще несколько дней, подумал Парлан, то ребенок был бы потерян для них навсегда.
 — Скажи, Мег, не опасно, что она все время спит? — спросил Парлан старуху, когда та появилась с подносом, уставленным холодными закусками, предназначавшимися для больных.
 — Это естественный сон, — сообщила та, присмотревшись к тому, как спит Эмил. — Так уж эта девица зализывает раны. Ребенок, кстати, тоже может иметь к этому отношение.
 — Ты не хочешь, надеюсь, сказать, что дитя развивается как-нибудь не так? Ты ведь только что подтвердила, что у нее с этим все нормально? — Парлан разволновался. Он и представить себе не мог, что способен поддаться панике при мысли о судьбе существа, которого никогда не видел и о существовании которого до самого недавнего времени даже не подозревал.
 Старая Мег закатила глаза к потолку.
 — Да лежи ты тихо — вот и весь сказ. Я хочу сказать одно: для беременных вполне естественно спать подолгу. — Она поставила перед ним блюдо с холодным мясом и хлебом и вложила ему в руку кружку с элем, после чего наставительно произнесла; — Ты, паренек, знай себе ешь. Кажись, скоро тебе понадобится вся твоя сила, — При чем здесь моя сила? — прорычал Парлан. — Ты мне вот еще что скажи: она поправится? Ведь ее, такую хрупкую и юную, колотили так безжалостно!
 — Поправится, не волнуйся. И подарит тебе очаровательного малыша. Может, она, как ты говоришь, и хрупкая, но кости и мышцы у нее будто из стали. Конечно, сейчас она довольно плоха, но пройдет совсем немного времени, и она оправится, у нее на спине останется шрамик-другой — и все.
 Помни мои слова: твое выздоровление потребует куда больше времени.
 Парлан хохотнул.
 — Ничего, это ее займет и избавит на некоторое время от необдуманных поступков. А что ты думаешь по поводу того, какую жену я себе выбрал?
 — Ну, ежели тебя интересует мнение старухи, то слушай: жена из нее выйдет хорошая. Это при всем том, что она не будет шарахаться от каждого твоего окрика. Кстати, слабую женщину ты бы не полюбил никогда. Что еще важно, твои люди вполне одобряют твой выбор — Эмил им нравится. Они все время про нее расспрашивают, волнуются, хотят отомстить за то, что сотворил с ней Рори.
 Слова старухи пришлись Парлану по сердцу. Конечно, он не позволил бы членам своего клана указывать ему, какую жену выбрать, но то, что его люди хорошо отзывались об Эмил, дорогого стоило. Это сделает ее жизнь в стенах Дахгленна неизмеримо легче, и ей не составит большого труда ощутить себя здесь хозяйкой.
 Поглаживая руку любимой, Парлан обдумывал свои действия. Как ни странно, предстоящий брак и рождение ребенка нимало его не смущали. Эмил отлично вписывалась в его будущую жизнь.
 Неожиданно Эмил затряслась как в лихорадке — видно, ей приснилось, что она снова в замке у Рори. Она несколько раз вскрикнула: «Парлан! Парлан, где ты?»
 Несколько минут он успокаивал ее, произнося ласковые слова, которые наконец достигли ее помутившегося сознания.
 Когда она успокоилась и в комнате снова все стихло, Парлан, глядя в потолок, прошептал со всей решимостью, на какую был способен:
 — Ты заплатишь за ее ночные кошмары, за тьму, которая временами застилает ее сознание, Рори Фергюсон. Клянусь, ты заплатишь за все по самой дорогой цене.

 Глава 16

 На лице Лагана сверкнула белозубая улыбка: войдя в покои Парлана, он увидел, как двое инвалидов на широкой кровати играют в кости. Судя по недовольному рыку, временами доносившемуся оттуда, удача была на стороне Эмил.
 Потом Лаган, однако, вспомнил, зачем пришел к Парлану, и нахмурился.
 — В зале Лахлан Менгус, который желает увидеть свою дочь.
 Парлан заметил, как при этих словах Эмил вздрогнула и на ее лицо набежала та самая тень, которая уже несколько раз приглушала радость, отражавшуюся в ее чертах. Его очень волновало, что омрачает ее существование, но Парлан проявил несвойственную ему сдержанность и не стал спрашивать. Он знал, что со временем она расскажет все сама.
 — Что ж, пригласи гостя сюда. Правда, рекомендую тебе предварительно его разоружить. — Парлан приподнялся на подушках и стал ждать появления отца Эмил.
 — Надеюсь, ты не собираешься присутствовать при нашей беседе? — спросила Эмил, когда хихикающий Лаган удалился, а Парлан не продемонстрировал ни малейшего намерения покинуть спальню или хотя бы просто одеться.
 — Это моя кровать, а кроме того — ты, надеюсь, не забыла, что я тяжело ранен? В ногу, помнишь?
 — Разве я могу позабыть? Но все равно, Парлан, ты не можешь здесь оставаться. Представь себе только, что подумает отец?!
 — Он подумает, что в кровати двое беспомощных людей, которые лежат рядом, чтобы сиделкам и нянькам было легче за ними ухаживать.
 Эмил решила, что, напустив на себя слишком невинный вид, Парлан явно перестарался.
 — Нет, ты отлично знаешь, о чем он подумает, когда увидит нас в постели вдвоем и к тому же раздетыми.
 — Да, он может подумать такое, — тут он приподнял простыни и полюбовался тем, что скрывалось под ними, — особенно если заметит, в какое жалкое существо превратился мой «дружок» по сравнению с тем могучим парнем, каким когда-то был.
 Эмил не смогла удержаться и проследила за взглядом Парлана, после чего закатила глаза к потолку.
 — «Жалкое существо»… Ясно одно — даже тяжелое ранение не умерило твоих аппетитов.
 — Я начинаю подумывать, что мой аппетит к тебе никогда не ослабеет.
 Она посмотрела ему в глаза — не шутит ли он? — но Парлан был серьезен, как никогда. В его взгляде было много тепла и заботы, но ни грана иронии. Она уже собралась было спросить, насколько серьезно ей следует отнестись к его заявлению, когда ее слуха достигли странные звуки, которые обыкновенно издает человек, когда задыхается. Она бросила взгляд в сторону входа, и ее глаза расширились от удивления и ужаса — в дверях стоял отец. Заметив, что его лицо стало наливаться красным цветом, что являлось предвестником бури, Эмил вскрикнула и зарылась головой в подушку. Разумеется, это был не самый смелый поступок в ее жизни, но девушка ничего не могла с собой поделать.
 — Теперь я понимаю, почему меня разоружили, — проревел Лахлан, сжимая кулаки. — Ты негодяй, Парлан. Ведь обещал мне, что не навредишь девочке!
 — А я и не вредил. Не так ли, Эмил? — спросил Парлан нежно и провел рукой по ее волосам.
 — А это что такое? — вскипел Лахлан, когда, приблизившись к кровати, разглядел на коже дочери синяки и кровоподтеки.
 — Папа, — выдохнула Эмил, мгновенно забывая о недавнем страхе. Она поняла, что ярость отца относилась не к тому, что она была в постели Парлана, а к тем отметинам на коже, которые он увидел. — Эти следы на моем теле оставил не Парлан. — Она инстинктивно коснулась руки Макгуина, дав отцу понять, что у нее самые теплые отношения с владельцем Дахгленна. — Это Рори Фергюсон меня так отделал.
 Выражение лица Лахлана Менгуса менялось мгновенно: секунду назад на нем был только гнев, теперь же его исказило недоверие, смешанное со страхом. Он приблизился к кровати с той стороны, где лежала Эмил. Лейт и Лаган, вошедшие в комнату вместе с ним, уже несли ему стул. Лахлан тяжело опустился на сиденье, и окружающие почувствовали, как устал этот далеко не молодой человек.
 — Этого не может быть, девочка, — пробормотал он, хотя, зная честность Эмил, уже понял, что дочь говорит правду.
 — Да, меня истязал Рори. Парлан меня ни разу даже пальцем не тронул, хотя мой острый язычок временами выводил его из себя. — Эмил умолкла на мгновение, проглотила мешавший ей говорить ком в горле и нервно осведомилась:
 — Папа, скажи, как умерла мама?
 Лахлан замер, смешался, но все-таки ответил:
 — От родильной горячки. Я же тебе говорил.
 Реакция отца напугала ее. Теперь ей казалось, что рассказ Рори о том, как умерла ее мать, вполне мог оказаться правдой.
 — Это не сказка, которую ты выдумал, чтобы облегчить нашу боль, поскольку истина слишком ужасна?
 — Ну-ка, ну-ка, так что ты слышала, девочка? И кто тебе об этом наплел?
 — Ты не рассказал отцу о том, что случилось, Лейт?
 — Нет, Эмил. Мне и в голову не могло прийти, что он подумает, будто тебя избил Парлан.
 — Об этом расскажу я, дорогая, — вмешался Парлан, чей гнев на Лахлана улетучился, когда Макгуин понял, что отец Эмил набросился на него с обвинениями просто по незнанию. — А ты побереги силы, поскольку, как я понимаю, тебе тоже есть о чем сказать. О том, что превращает твои сны в кошмары.
 Голосом, в котором чувствовалась скрытая ярость, Парлан поведал историю предательства, в результате которого Эмил была схвачена Рори. Парлан рассказал обо всем — не забыл упомянуть о том, что Эмил его спасла, а потом и сама спаслась с помощью Мэгги. Когда он закончил свое скорбное повествование, было ясно, что Лахлан вполне разделяет его ярость по отношению к Рори. Парлан в этот момент подумал, что Рори Фергюсону теперь придется как следует постараться, чтобы остаться в живых.
 — Итак, что ты хотела мне сообщить, дочка? — хрипло спросил Лахлан, выслушав Макгуина.
 — Рори Фергюсон говорил мне о том, как умерла мама, и его история никак не совпадает с твоей, — тихо отозвалась Эмил.
 Лахлан медленно поднялся со стула и прошел к окну.
 Повернувшись к дочери спиной и сжав кулаки, он бросил через плечо:
 — Расскажи мне его историю. Ты ее помнишь?
 — Как же я могу забыть? Он мне рассказал ее в перерывах между ударами кнута. Ударит, потом поговорит, потом снова ударит. Так вот, маму убили.
 — Да, — пробормотал Лахлан. — Говори, девочка, не надо щадить мои чувства.
 — Он сказал мне, что я умру так же, как и она, но это займет больше времени, потому что он теперь знает, как продлить боль. Я должна была прожить достаточно долго для того, чтобы он успел насладиться своей местью. Местью за то, что мать с презрением его отвергла.
 Лахлан кивнул:
 — Все так. Кристи и в самом деле его отвергла. Я всегда чувствовал, что оскорбил этого человека, когда увел у него твою мать. С его стороны было глупо ее добиваться, он был совсем еще молокосос, младше ее на пять лет. Это была его первая любовь. И она на нее не ответила.
 — А ему казалось, что могла ответить. Он говорил, что как-то застал ее в одиночестве. Она отвергла его чувства и сказала, что любит только тебя. Он надеялся, что она переменит свое решение и поймет, что он — в отличие от тебя — настоящий мужчина.
 Эмил вся дрожала, и отрывистые фразы срывались с губ, словно независимо от ее воли. Под конец девушка так раскисла от слез, что почти не могла продолжать.
 — Она все время призывала тебя, папа. А он ей говорил, что довершит свою месть на мне, поскольку она начала умирать слишком рано. Он сказал, что мама прокляла его перед смертью, объявила ему, что, если он прикоснется ко мне, сам дьявол поднимется из ада и утащит его с собой. Он сказал, что оставил ее в лесу — мертвой и уже некрасивой.
 Парлан прижал лицо Эмил к своему плечу — девушка заходилась в рыданиях. Его взгляд остановился на спине Лахлана и его руках, которые впились в край рамы. Голова его склонилась, и Парлан не сомневался, что он тоже плачет.
 Вспомнив о ночном кошмаре, который преследовал Эмил, Парлан теперь жалел, что не докопался до сути и не попытался ослабить его воздействия на девушку.
 — Папа? — выдохнул Лейт. — Это все правда? Наша мать умерла такой страшной смертью, а вовсе не в результате родов?
 — Да, — сказал Лахлан прерывающимся голосом, продолжая стоять спиной к ним. — Я не мог вам сказать правды. Вы все были еще слишком малы. Но я никогда не подозревал Рори. На ее похоронах он рыдал, как дитя малое. Мы так и не нашли того, кто это сделал. А ведь он искал вместе с нами, разве не так? — Лахлан издал хриплый смешок. — Ее убийца был рядом с нами, ездил с нами бок о бок.
 — Ее убийца должен был жениться на ее дочери этим летом! — вскричал Лейт. — Ты собирался передать Эмил ему, как жертвенного агнца.
 — Я не знал, что он убил Кристи! — Лахлан наконец повернулся к сыну лицом. — Пусть Господь простит мне мою слепоту.
 — Но тебе было отлично известно о слухах, которые ходили об этом человеке.
 — Слухи ходят о многих. Причем обыкновенно самого дурного свойства. У меня не было доказательств, сын.
 Об этом браке было договорено, когда Эмил еще лежала в колыбели. Мой старый друг, человек, который был близок мне, как брат, просил, чтобы я воздал Рори за обиду. Еще ребенком Эмил удивительно походила на ее мать. Он думал, что брак с Эмил примирит нас, снимет разногласия, которые возникли, когда Кристи предпочла меня Рори.
 Она и в самом деле удивительно похожа на Кристи, — продолжал он говорить тихим голосом, остановив взгляд на дочери. — Не только внешне, но и характером. Когда я это понял, мне трудно стало на нее смотреть. Как будто это была воскресшая Кристи, только на сей раз она должна была достаться не мне, а Рори.
 — Так вот почему ты перестал обращать на нее внимание, — сказал Парлан, почувствовав, как лежавшая в его объятиях Эмил вдруг словно закоченела.
 — Да, это было проще всего. Я знал, что Рори ей совсем не нравился — никогда, даже в детстве. Дочке было очень легко заставить меня отказаться от данного слова. Поэтому я и отдалил ее от себя, считал, что так мне будет легче смириться с ее уходом в дом Фергюсона. Не хотел, чтобы история с потерей Кристи повторилась снова — ведь я очень любил жену и тяжело переживал ее смерть. — Тут он посмотрел внимательно на Парлана и осознал наконец то, что его дочь, обнаженная, лежит в его постели. — Когда этот парень наложил на Эмил лапу, я стал надеяться, что Рори откажется от помолвки. Многие мужчины на его месте отказались бы. Я не собирался нарушать свое слово на основании каких-то слухов, но на самом деле они меня пугали.
 — Но он не отказался, — сказал Парлан ледяным тоном.
 — Нет. Сказал только, что кое-кому придется заплатить, если она достанется ему уже не девственницей. Теперь-то понятно, кто должен был заплатить — сама Эмил. — Он протянул руку и коснулся волос дочери, которые были точь-в-точь как у его любимой жены. — И каким образом он заставил тебя расплачиваться?
 — Он не изнасиловал меня, папа, — ответила она, глядя на Лахлана глазами своей матери. — Он хотел, чтобы я ждала этого момента и тряслась от ужаса, не зная, когда и как это будет.
 Глядя на тонкие черты Эмил, изуродованные синяками и .кровоподтеками, Лахлан видел лицо жены. Именно таким оно было в тот день, когда он нашел ее тело. И образ этот до сей поры терзал его душу. Он готов был рыдать как женщина, стоило ему подумать, что он собирался отдать на расправу Рори вторую Кристи.
 — Я сотру этого человека с лица земли.
 — Только не в одиночку, Менгус. Он, знаешь ли, и мне кое-что задолжал, — прорычал Парлан. — Он должен заплатить мне за жизнь моей кузины. — Потом он кивнул в сторону Эмил:
 — И за то, что совершил с ней.
 — Выходит, что я отправлюсь на войну против убийцы моей жены, имея совратителя моей дочери в качестве союзника?
 Эмил словно окаменела..
 — Он меня не совращал.
 — Да ну? А с какой стати ты лежишь с ним рядом нагая?
 Она вспыхнула от смущения, хотя и была сбита с толку — тон Лахлана вовсе не был гневным.
 — Я пришла к нему по собственной воле.
 — У тебя был выбор: или он, или Рори, так, что ли?
 — Как сказать, папа. В сущности, выбор был другим: или я, или Элфкинг. Такую мы с Парланом заключили сделку, — закончила девушка, слабо надеясь, что отец не станет уточнять все обстоятельства.
 — Чертов конь, — проворчал Лахлан. — Я с самого начала знал, что не стоит тебе его дарить, просто чувствовал себя виноватым за то, что отлучил тебя от себя.
 Глаза Парлана сузились. Его посетили весьма подозрительные мысли на счет Лахлана Менгуса. В сущности, сейчас этот человек должен был бы рвать и метать, вызвать его на поединок. Глава клана Менгусов, однако, выглядел на удивление спокойным и рассудительным.
 — У меня появилось чувство, что я участвую в какой-то странной игре, которую затеял ты, а не я, — тихо произнес Парлан.
 — Может быть, твоя игра и моя в каких-то точках пересекаются? — спросил Лахлан, даже не пытаясь отрицать что-либо.
 — Ты в этом уверен?
 — Я был женат на женщине, которая чрезвычайно походила на Эмил — как-никак Кристи была ее матерью. Поэтому скажу: да, уверен. Или, может быть, я не прав?
 — По правде сказать, эту игру ты выиграл. — Парлан не удержался и улыбнулся Лахлану в ответ. — Будем продолжать наши игры?
 — Разумеется. Должен же такой старик, как я, получить свою долю радостей?
 Эмил поглядывала то на отца, то на Парлана с выражением крайнего изумления. Судя по всему, даже Лаган и Лейт понимали, о чем шла речь, поскольку с ухмылками поглядывали друг на друга. Эмил также догадывалась, что решалась ее судьба, но не понимала, что именно все обсуждают, — и это чрезвычайно ее раздражало. Мужчины, по-видимому, играли в свои мужские игры и принимать ее в свой круг не торопились. Она старалась угадать, к чему они все клонят, проклиная их про себя. Беседа тем временем продолжалась.
 — Итак, ты отдала ему свою невинность в обмен на лошадь?
 — Да, папа, — сказала Эмил, пытаясь по выражению его лица выяснить его отношение к происшедшему. То, что она увидела, повергло ее в еще большее изумление. Во взгляде Лахлана явно читались покой и даже одобрение.
 — Боюсь, что ты заплатила больше, чем стоит этот конь.
 И снова Эмил вспыхнула и в замешательстве посмотрела на отца, не зная, что сказать. У нее было странное ощущение, что отец слишком хорошо осведомлен о состоянии ее души и чувствах к Парлану.
 — Элфкинг — очень ценный конь, — решилась она наконец и в ответ на улыбку отца изобразила на лице недоуменную гримаску.
 — Полагаю, что теперь Парлан у тебя в долгу.
 — Да, Менгус, это так, и я намереваюсь расплатиться полностью. А для этого нужен священник.
 — Абсолютно с тобой согласен. Обыкновенное сожительство не является решением вопроса.
 — Папа, — выдохнула Эмил, поняв наконец, что речь идет о свадьбе. — Ты не должен заставлять его жениться на мне!
 Нежно, но настойчиво Парлан накрыл ее лицо подушкой так, чтобы она не могла говорить.
 — Как скоро мы сможем найти священника, вот вопрос.
 — Это займет ровно столько времени, сколько потребуется на дорогу от моего замка до Дахгленна. Один представитель этого славного племени гостит у меня вот уже более месяца, — ответил Лахлан.
 — Ты, должно быть, держал его наготове, чтобы обвенчать Эмил с Рори? — спросил Парлан с самым невинным видом, хотя сам не верил в это даже в малой степени.
 — Разумеется, — охотно согласился Лахлан и направился к двери.
 — Требую компенсацию за ту жертву, которую я только что принес! — воскликнул Парлан, с ухмылкой поглядывая на злющую-презлющую Эмил.
 — Ив чем же она должна заключаться?
 — Не торопись мстить Рори. Дождись моего выздоровления. Я хочу скакать с тобой бок о бок.
 — Согласен. Ну что, Лейт, поехали?
 — Вот старый хитрюга, — пробормотал Парлан с оттенком восхищения, когда Лахлан и Лейт удалились.
 Когда Эмил освободилась от подушки, которой ее накрыл Парлан, она поторопилась сообщить свое мнение по поводу состоявшегося уговора:
 — Ты мне не позволил и слово вставить!
 — Точно, но такие дела решаются между мужчинами, детка. Теперь, когда твой отец узнал, какой скот этот Рори Фергюсон, он заодно обнаружил, что ты не девственница и у тебя нет мужа. Поскольку ты попала ко мне в постель девушкой, твой отец, натурально, хочет, чтобы мы утрясли это дело чести самым достойным образом.
 Эмил послала «дело чести» в одно весьма темное и неприличное место. В ответ Парлан только смеялся и целовал ее в лоб, пока она не зарылась лицом в подушку. Отговорить Парлана от того, что он называл «делом чести», было невозможно, но Эмил принялась размышлять над тем, как этого добиться. Она хотела быть его женой, сомнений в этом не было. Но не желала, чтобы их брак совершился ради того, что пышно именовалось «делом чести».
 Ей нужно было сердце Парлана, его любовь, а не просто имя.
 — Иди сюда, Лаган, помоги мне подняться. Необходимо выяснить, как поживает моя нога. Не хочу, чтобы священник читал слова венчальной молитвы, стоя у моей кровати.
 Заметив, что Парлан пытается подняться на ноги, Эмил испугалась за него и закричала:
 — У тебя опять откроется рана, здоровенный ты бык!
 Сжав зубы, чтобы скрыть боль, Парлан, опираясь на руку Лагана, сказал:
 — Я не стану этим злоупотреблять, малышка. Проводи меня в гардеробную, Лаган. Даже если мне все-таки придется лежать в момент заключения брака, я по крайней мере хочу быть пристойно одетым. К тебе же, детка, я пришлю старую Мег. Тебе тоже надо выглядеть как можно лучше. — Тут он нахмурился. — Необходимо что-нибудь предпринять, чтобы облегчить боль, которая терзает твою спину.
 Когда Парлан наконец опустился в кресло у себя в гардеробной, он с головы до ног был покрыт холодным потом.
 Рана, правда, не открылась, и это позволило Парлану сделать вывод, что он на пути к выздоровлению. Итак, он рухнул в кресло и приник к кружке с элем, которую держал наготове Лаган. Заметив, что последний хмурится, Парлан вопросительно выгнул бровь.
 — Несколько нежных слов вполне могли бы ее успокоить, — негромко произнес Лаган.
 — Нежные слова далеко не всегда на нее действуют. Давай лучше взглянем, что у меня есть из приличного платья.
 Выбирая лучшую одежду из запасов Парлана и раскладывая ее, Лаган проворчал:
 — Ей нужен любящий, заботливый муж.
 — А я, стало быть, не такой? Оставь вот этот: черное и серебро — то, что надо. Необходимо только малость освежить костюм.
 — Да нет, почему же? Уверен, она знает, что муж из тебя получится неплохой. Но женщины нуждаются в словах, которые могли бы их убедить.
 Парлан пожал плечами:
 — Не хочу одаривать ее словами, наполненными сладкой ложью. Я смогу говорить о любви только тогда, когда буду любить. Не уверен, что сейчас к этому готов.
 Вспоминая отчаяние, в котором пребывал Парлан, когда думал, что Эмил для него потеряна, Лаган сказал:
 — Странно, мне казалось, что ты влюблен — и очень.
 — Не уверен. Зато когда мои губы выговорят слова любви, я буду точно знать, что люблю ее. Ну а пока с меня довольно и того, что она мне нравится и я ей вполне доверяю.
 — Я вот все думаю, что станет делать Рори, когда узнает, что на Эмил женился ты?
 — Если у него есть хоть какой-нибудь разум, то он должен понимать, что лучший выход — найти себе какую-нибудь дыру в земле, заползти в нее и больше не показываться на свет Божий. Хотя никакое убежище не спасет его от возмездия. Как только я поправлюсь окончательно, то выкурю его из норы.
 — Но ведь он сумасшедший, Парлан. И ты должен понимать, что такие люди ведут себя совсем не так, как от них того ждут.
 — Правда. Никто не знает, куда прыгнет бешеная собака в следующее мгновение. Поэтому за Эмил следует наблюдать днем и ночью. Ее нельзя оставлять в одиночестве ни на минуту.
 — Мудро. Его месть нацелена именно на нее. Странное дело, но я не устаю задавать себе вопрос: уж не сошел ли он с ума еще тогда, когда ухаживал за будущей женой Лахлана?
 — Не думаю, что сейчас это имеет значение. Главная опасность в том, что он в определенной степени отождествляет Эмил и ее мать. Во второй раз Эмил не удастся убежать от Рори. Если она снова, не дай Бог, попадет ему в руки, мы потеряем не только ее, но и ребенка. Если Рори узнает, что она вынашивает мое дитя, это еще больше его распалит.
 — Только не заводись. За ней будут наблюдать. Днем и ночью за ней по пятам будет следовать охранник.
 Эмил, конечно, заметила, что ее стали опекать чрезвычайно плотно еще до того, как приехал священник, хотя у нее и без того был забот полон рот. Ей тоже по возможности хотелось быть на ногах и хорошо выглядеть в момент заключения брака. То, что венчание неизбежно, даже если бы она стала возражать, Эмил отлично понимала. Свадьба должна была состояться вне зависимости от ее слов или желаний.
 Она не смогла найти ни одного человека, который согласился бы выслушать ее возражения. Лаган, ее брат и отец держались на почтительном расстоянии. Так же вел себя и Парлан. Хотя он все еще был слаб и страдал от боли в ноге, ему удавалось чрезвычайно ловко ускользать, когда она стремилась поведать ему о мучивших ее сомнениях. Кроме того, ее собственное состояние отнюдь не способствовало беседам с родственниками, которые с успехом избегали объяснений.
 Священник приехал и был устроен со всеми удобствами, но с бракосочетанием отнюдь не спешили. Парлан требовал неукоснительного соблюдения формальностей, которые сопровождают женитьбу главы клана, хотя бы и с некоторыми издержками, неизбежными в том случае, когда дело делается на скорую руку. Дахгленн превратился в растревоженный муравейник, каждый обитатель которого стремился внести свою лепту в дело подготовки к грандиозному пиршеству, о коем были поставлены в известность соседи, дабы впоследствии не было обид.
 Венчание было отложено и по другой причине: жениху и невесте предстояло подлечить раны, чтобы они могли выстоять весь — надо сказать, немалый — срок, в течение которого происходил обряд. С каждым днем синяки Эмил становились все более прозрачными, рубцы на спине уже не беспокоили. Она не могла, однако, понять другого: почему, несмотря на видимое улучшение состояния, сопровождавшие болезнь недомогание и слабость продолжали ее изводить.
 Временами накатывали приступы тошноты, которые, правда, быстро проходили, но беспокоили ее до такой степени, что она решила обратиться с вопросом к старой Мег.
 — Так часто бывает у беременных женщин, — ядовито заметила старуха, явно потешаясь над Эмил. Той, конечно, не хотелось признаваться, но выяснилось, что он? куда наивнее, чем думала старая Мег, поскольку будущая хозяйка Дахгленна отказывалась понимать ее намеки.
 — Какое отношение это может иметь ко мне? — храбро спросила Эмил, отгоняя непрошеные сомнения.
 — Я же говорила тебе, что она не знает, — зашептала горячим шепотом Мэгги, трудившаяся над свадебным нарядом невесты, отличительной особенностью которого являлся свободный корсаж, чтобы не бередить заживающих ран на спине. При всем том наряд отличался изяществом, красотой и даже, в определенном смысле, торжественностью.
 — Ты что же, хочешь, стало быть, сказать, что этот здоровенный олух ничего тебе не объяснил? — озаботилась старая Мег, размахивая тощими руками, словно мельница крыльями.
 — А что он должен был мне объяснить? — слабым голосом осведомилась Эмил, которая наконец стала осознавать, что с ней происходит.
 — То, о чем судачит весь Дахгленн и кое-кто в округе.
 У тебя от него ребенок. Ты носишь в животе наследника, которого мы все с таким нетерпением ждали.
 — У меня от него ребенок, — покорно повторила Эмил вслед за старой Мег — без всякого, впрочем, выражения. — Так вот, значит, отчего такая спешка со свадьбой. И дело здесь не в одной только чести, но и в желании иметь наследника.
 — Ты глупая девица. Лэрд отлично знает, как уберечь девушку от беременности. Ублюдков у него — по крайней мере насколько я об этом осведомлена — нет. Хотя до женского полу он всегда был охоч. — Старая Мег в негодовании затрясла седой головой. — Я вот только не пойму, о чем ты беспокоишься, девушка? Не знаешь, что ли, для чего мужчина женится? Для того, чтобы завести детей. Так уж устроен мир, милая, и не тебе его менять. Радуйся, что на тебе женится такой бравый парень — у него храброе сердце, да и кошелек не пустой.
 — А по мне, так пусть он будет нищим и слабым, как мокрица, — бросила Эмил. — Главное, чтобы он меня любил!
 Старуха опять затряслась от негодования.
 — До чего же ты глупа — сил нет. Мало на свете таких жен, которых любят. Благодари Бога за то, что он тебе дал!
 Одного этого с тебя довольно!
 Эмил знала, что старуха права, но лучше себя не почувствовала. Ее душа и сердце теперь принадлежали Парлану, и девушка желала получить хотя бы самое малое вознаграждение за такой щедрый дар. Конечно, честь, мужество, богатство — отличные качества для идеального мужа, а у Парлана, помимо этих, была масса других достоинств. Но Эмил хотела его любви. Для нее казалось худшей из бед выйти замуж за мужчину, который вовсе не спешил наградить ее своей любовью. Жизнь без взаимной любви представлялась ей убогой, и все ее призывы к собственному благоразумию никак не могли прогнать эту мысль.
 — Эмил? — шепотом спросила ее Мэгги, когда старуха покинула комнату. — Может, ты снова хочешь убежать?
 Эмил довольно быстро обдумала этот вопрос и покачала головой:
 — Нет. Куда я пойду? Придется мне выйти замуж за Парлана.
 — Не такой уж он и страшный, как я думала, хотя малость смугловат и глаза у него темные — прямо два бездонных озера. По-моему, он хороший человек, — сказала девушка.
 — Да, Мэгги, так и есть. Потому я его и люблю, а вот он меня не любит. Со временем это может превратиться в очень тяжелый груз, который камнем будет лежать у меня на сердце.
 — А может, и нет. — Мэгги перевела взгляд на живот Эмил. — Скоро ты почувствуешь, как толкается младенец.
 Я-то хочу ребенка, но у меня его не будет.
 — Мэгги, это не больно, — нежно сказала Эмил. — Плотская любовь с хорошим, добрым человеком может сделать жизнь очень даже занимательной. Чем, к примеру, плох Малколм?
 Неожиданно щеки Мэгги жарко полыхнули румянцем.
 Малколм и в самом деле был очень добр и внимателен к ней, что отчасти развеяло некоторые ее страхи. Тем не менее мысль о физической любви претила девушке, и хорошие ее стороны затенялись теми ужасами, которые она пережила у Рори. Этот человек оставил глубокие рубцы у нее в душе.
 — Боюсь, у меня ничего не получится. Когда Малколм пытается меня поцеловать, за ним вечно стоит призрак Рори.
 — Тогда не закрывай глаз, зажги свечу. И повторяй про себя, что это Малколм, а не Рори. Одна ночь с ним излечит тебя от всех страхов. В том, разумеется, случае, если Малколм предлагает тебе пожениться.
 — Да, он хочет на мне жениться, но я боюсь, что из меня получится плохая супруга, — прошептала Мэгги, при этом глаза ее расширились от волнения. Слушая советы Эмил, девушка стала проникаться мыслью, что со временем, может быть, все образуется. — Ты позволишь мне уйти? — Эмил утвердительно кивнула, и Мэгги торопливо вышла из комнаты в надежде встретить Малколма прежде, чем к ней вернутся ее страхи.
 — Что ж, кажется, я решила эту проблему, но мои собственные продолжают меня тревожить, — вздохнула Эмил и, ощутив знакомую слабость в ногах, прилегла.
 — Эй, дорогая, может, я могу тебе чем-нибудь помочь? — послышался в комнате низкий и глубокий мужской голос, который она стала гораздо реже слышать в последнее время. К кровати подошел Парлан. Эмил с упреком посмотрела на будущего мужа, который помог ей устроиться на подушках поудобнее.
 — А ведь ты мог сказать мне, что я вынашиваю твое дитя. Значит, ты решил на мне жениться, потому что у меня в животе, возможно, растет наследный владелец Дахгленна — так, что ли?
 — Ага, — согласился Парлан, касаясь легким поцелуем ее печального лица. — Ты носишь моего наследника. Отличный повод для женитьбы.
 Столь простое и разумное утверждение вызвало целую бурю в душе девушки и жгучую боль, которую она, впрочем, постаралась скрыть.
 — А это верно, что у тебя до сих пор не было детей?
 Он заметил полыхнувшую при этих словах в глазах Эмил искру, но не правильно ее истолковал и решил, что Лаган не прав и Эмил — весьма практичная девица, и стало быть, не нуждается в нежных словах.
 — По крайней мере я об этом ничего не знаю.
 — Слушай, если ты со всеми был так осторожен, отчего твоя осторожность не распространилась на меня?
 — Я не хотел с тобой осторожничать. Мне хотелось полностью насладиться близостью с тобой. Я верил тебе, ты мне понравилась. И я не боялся, что мое семя пустит в тебе росток.
 Девушка тихонько вздохнула. Ясно было, на что она могла рассчитывать в браке с Парланом. Конечно, не все было так плохо, но она по-прежнему мечтала о его любви.
 Сколько бы Эмил ни говорила себе, что глупо требовать большего, сердце рвалось из груди и призывало любовь.
 Молодая женщина снова принялась уверять себя, что и того, о чем он говорил, с нее вполне достаточно, и приняла решение: что бы ни случилось — она станет счастливой.

 Глава 17

 Когда Парлан выходил из покоев, Эмил показала вслед ему язык. На гримасу старой Мег, неодобрительно отнесшейся к этой легкомысленной выходке, она ответила самой нежной из своих улыбок. Она считала, что имеет полное право покапризничать: уж слишком поспешно ее стремились повести к алтарю. Слишком мало внимания уделяли ее сомнениям и страхам, которые изводили ее. Со вздохом молодая женщина выбралась из кровати и с помощью старушки вымыла тело и волосы. Эмил решила, что с ее стороны, возможно, слишком мелочно обижаться на ту спокойную уверенность, которую излучал Черный Парлан.
 Парлан осмотрел шрам на ноге и выругался. Казалось, со вчерашнего дня он стал еще шире, еще багровее и безобразнее. Парлан прошелся по комнате и снова выругался. Нога немела, заставляя его хромать, а ведь он так хотел выглядеть на свадьбе достойно и отстоять службу как положено, да, видно, не судьба. Разумеется, ругательствами делу не помочь, но с другой стороны, несколько звучных проклятий вполне могли облегчить душу — хотя бы ненадолго.
 Негромкий звук отвлек Парлана от печальных размышлений. Он поднял глаза и увидел, что в комнате появился Артайр. С тех пор как брат предупредил его о кознях Кэтрин, они виделись урывками. Парлан, однако, до сих пор ругал себя, что не прислушался к предупреждению брата.
 Выражение лица Артайра говорило, что на этот раз его визит окажется куда более длительным.
 — Что ты так разорался, — заметил Артайр, подходя поближе, — охватывают сомнения по поводу изящества походки, что ли? Может, тебе стоит подождать?
 — Нет у меня никаких сомнений. Просто я предавал проклятиям эту глупую хромую ногу. Недостойно жениху представать в подобном виде перед аналоем.
 — Не думаю, что твоя женщина стала бы возражать, но если рана тебя и в самом деле так раздражает, подожди еще немного.
 — Подождать не мешало бы. Но я этого делать не стану. Вся штука в том, что ее очаровательный животик округляется прямо на глазах. На днях я впервые ощутил, что ребенок зашевелился в утробе Эмил. Поэтому я намереваюсь передать имя Макгуин этому существу как можно быстрее.
 — До рождения ребенка еще несколько месяцев.
 — Знаю. Но я — кроме того — знаю, насколько непрочной может быть человеческая жизнь. Подчас ее задувают, как свечу. И происшествие с Рори только лишний раз напомнило мне об этом. Повторяю, я хочу наградить именем Макгуин это дитя как можно раньше. Должен тебе напомнить, что я и так слишком долго колебался. — Парлан присел на кровать и нахмурился. — Ты пришел сюда поэтому?
 Пытаешься отговорить меня от брака с Эмил?
 — Нет. Это твой выбор. Если ты решил жениться на этой женщине, так тому и быть. Судя по всему, из нее получится хорошая жена.
 — Она отличная женщина. Но скажи мне, зачем ты пришел? Мне кажется, что на тебя давит какой-то тяжкий груз. Давай же, говори, облегчи душу.
 — Не так это легко, — произнес Артайр и принялся нервно расхаживать по комнате. — Дело в том, что я в конце концов понял все, о чем ты меня предупреждал. Помнишь, тогда — за день до того, как на тебя напал Рори? — Парлан кивнул. — Я, конечно, всегда слушал тебя, но все твои увещания оказывались тщетными. Но в тот раз твои слова продолжали жить во мне, я возвращался к ним снова и снова. Более того, я начал в них вдумываться и понял, что думать — процесс весьма непростой. Я слишком мало уделял ему внимания в свое время. А потом я увидел то, что Рори Фергюсон учинил над Эмил, услышал, как он убил ее мать, — и мне сделалось страшно.
 — Ты не страдай особенно по этому поводу. Это и меня напугало.
 — Ты не понял. Дело в том, что в Рори я вдруг увидел себя. Увидел, в кого я мог превратиться.
 — Нет, парень. Тебя занесло. Рори Фергюсон — умалишенный. Он безумен и злобен. Другими словами, он помешан на зле.
 — Ты прав. Но спроси себя — когда он стал таким?
 Когда он прекратил шлепать девушек время от времени по заднице и переключился на побои, наслаждаясь болью, которую доставлял этим несчастным созданиям? Когда он взял девушку помимо ее воли — но без всякого удовольствия — и когда само по себе нежелание женщины отдаться ему, ее страх и боль стали источником радости для этого человека?
 А ведь я тоже брал женщин силой без их согласия. Так что же может остановить пьющего и не думающего парня, имеющего к тому же дурные наклонности, от превращения в злобное, дьявольски хитрое и низкое существо, подобное Рори?
 Парлан нахмурился. Ему очень хотелось помочь брату снять с сердца тяжкий груз, но нужные слова отчего-то не находились. Хотя он не особенно верил в страхи Артайра, что сумасшествие Рори может вдруг возродиться в нем, но не отдать должное его логике тоже не мог. Парлан, в сущности, мало что знал о помешательстве Рори, поэтому отвергнуть опасения брата тоже был не в состоянии. Как бы то ни было, но поверить в то, что в душе брата посеяны семена глубинного зла, он не мог и не хотел.
 — Я не знаю, что именно побудило Рори превратиться в зверя, как не знаю и того, когда это случилось. Но я не верю, что ты можешь уподобиться ему. В сущности, ты мало отличаешься от многих и многих молодых людей, которых я знаю, а вот таких, как Рори Фергюсон, — единицы. Как я уже говорил, в характере каждого мужчины есть место жестокости, и именно эту жестокость мужчина обязан держать в себе под контролем. Зверь, который живет в душе Рори, уже не руководствуется разумом. И Рори теперь ничего не в силах изменить — процесс гниения в его душе зашел слишком далеко.
 Повторяю, я не верю, что ты отягощен злом до такой степени.
 Ты еще можешь измениться в лучшую сторону.
 Заметив, что страх не исчез с лица брата, Парлан решил применить другую тактику:
 — Ладно, Артайр. Скажи мне в таком случае: тебе не приходилось хладнокровно убивать невинного человека?
 — Нет, — сказал Артайр, и в голосе послышались злые нотки.
 — Ну вот. Надеюсь, у тебя и желания такого не появлялось. А вот у Рори подобные намерения были. Он был еще младше тебя, когда убил Кристи Менгус. Я бы не удивился, если бы мне сказали, что и до этого случая он делал что-нибудь подобное. И я знаю наверняка, что потом он тоже продолжал убивать. Его родственник или приятель по имени Джорди умел хорошо прятать концы в воду. Уверен, что существовали и другие свидетельства его помешательства. Хотя временами ты и бывал скотиной, но на подобное зло ты не способен.
 — Но ты же говорил, что брать женщину силой или бить ее — преступление.
 — Да, преступление. И я не могу его оправдать. Но повторяю, в этом ты не слишком отличаешься от других молодых людей. Считается, к примеру, что мужчине бить жену не зазорно. Я же полагаю, что человек, который вколачивает в женщину ум кулаком, мало походит на настоящего мужчину. Нет большой чести в том, чтобы избить человека, который не в состоянии оказать тебе сопротивление, хотя, возможно, и пытается это сделать. Кроме того, я думаю, что у меня нет права брать женщину — какую я хочу и где я хочу — силой. Мне приходилось видеть, как сказывалось насилие на женщинах, и оправдать этого я не могу. Хотя вряд ли найдется много мужчин, которые согласились бы со мной полностью.
 — Да, таких мало, но мне кажется, что я начинаю постепенно с тобой соглашаться. — Артайр глубоко вздохнул и поднял на Парлана взгляд. — Я стал понимать, к примеру, что излишества в еде и в питье вредны. Они сродни болезни, точно так же могут привести человека к смерти. Я не могу сейчас пить, но когда остаюсь без выпивки, я начинаю думать о том, что в свое время творил.
 — Я рад все это слышать, только не возьму в толк одного. Ты, кажется, упомянул, что не можешь пить. Странно — ведь вокруг полно выпивки.
 — Полно, да. Только в мои покои ее не носят. Малколм, Лаган и даже Лейт — все они думают, что мне лучше побыть некоторое время трезвым. Поначалу я очень был этим недоволен, но знал, что они делали это из самых лучших побуждений. Потом, когда у меня немного прояснилась голова и я стал думать, мне и самому пришло в голову, что пора остановиться. — Артайр пожал плечами и попытался изобразить на губах улыбку. — Я, собственно, пришел к тебе, чтобы сказать: я изо всех сил буду стараться измениться.
 Хотя бы для того, чтобы добиться уважения всех живущих в Дахгленне людей. Я понимаю, что раньше уважать меня было не за что, так что теперь придется для этого потрудиться.
 Парлан был глубоко тронут этой исповедью и впервые почувствовал подобие гордости за брата. Он сердечно его обнял и произнес:
 — Знай, что я готов тебе помочь. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.
 — Спасибо. Но я не устану себе повторять, что это прежде всего — мое дело. — Артайр, высвободился из объятий брата и сказал:
 — Да, чуть не забыл. Есть еще одно важное дело, которым надо заняться, не откладывая в долгий ящик. — Тут он снова сделал попытку улыбнуться. — Надо поторапливаться, пока я готов исповедаться в грехах и заблуждениях.
 Парлан тоже ответил ему улыбкой и осведомился:
 — И перед кем же ты собираешься исповедоваться?
 — Перед Эмил. Мне необходимо заслужить ее прощение.
 Эмил вздохнула и уставилась в огонь камина. Сидеть в одиночестве и ждать, пока высохнут волосы, было довольно скучно. Поэтому, когда раздался стук в дверь, она с удовольствием попросила гостя войти. Попросила — но сразу же помрачнела, увидев Артайра. Поговаривали, правда, что в парне произошли кое-какие изменения к лучшему, но ей все же не слишком хотелось оставаться с молодым человеком наедине. Хотя она старалась забыть, что Артайр в свое время пытался ее изнасиловать и избить, мысль о том, что он рядом, а на ней ничего нет, кроме ночной рубашки, неприятно ее взволновала.
 — Я совершенно трезвый, — пробормотал он, приближаясь к Эмил, — и клянусь, что не прикоснусь к тебе даже пальцем.
 Эмил решила дать единственному ближайшему родственнику Парлана возможность оправдаться и указала на стул, стоявший у камина:
 — Садись.
 Он подчинился и присел на краешек стула.
 — Я пришел просить прощения за то, что напал на тебя.
 — Ты был пьян тогда — и зверски, если честно.
 — Да, но больше оправдывать этим себя я не могу.
 Хочу сразу сказать: для того, чтобы правильно оценить этот случай, мне потребовалось время. Для меня тогда ты была не более чем пленница, и я считал, что от пленницы могу требовать всего, что мне только заблагорассудится. Кроме того, поначалу я решил, что ты из простой семьи. Я верил тогда, что люди, называвшие Парлана мягкосердечным дураком за его обходительность с женским полом, правы. Мало кто думает так же, как он. Теперь, однако, я вижу, что кругом прав он, а не они. Женщина должна иметь возможность сказать «нет», а настоящему мужчине не следует применять силу, пытаясь добиться своего, поскольку женщина более слабое существо. Только по-настоящему сильный мужчина редко дает волю рукам.
 — Ну что ж, я вижу, ты и в самом деле кое-что понял, и, конечно же, прощаю тебя от всего сердца.
 — Ты говоришь это, потому что думаешь таким образом угодить Парлану?
 — Отчасти ты прав. Я, к примеру, позволила тебе говорить сейчас со мной только потому, что ты его ближайший родственник. Иными словами, ты смог ко мне войти только потому, что я питаю нежные чувства к твоему брату. Что же касается всего остального — то это мой собственный выбор. Мои слова предназначены тебе, а не Парлану, и шли от сердца.
 — В таком случае прими мою благодарность. Она тоже идет от сердца. Приятно осознавать, что ты не держишь на меня зла. Так мне будет легче бороться с дурным в себе. А это дело — ах какое непростое.
 — Любые изменения требуют от человека большой работы. Ты теперь знаешь все свои слабости и ошибки, а это самое главное. Ты уже говорил с Парланом?
 — Да, и этот разговор был для меня очень нелегким. Я рад, что после этого у него поднялось настроение. Знаешь, только теперь я понял, до какой степени он был со мной несчастлив. Крови я ему попортил предостаточно.
 — Но сейчас-то он счастлив! Не стоит слишком долго сожалеть об ошибках прошлого. Нужно смело смотреть в будущее. Думать о том, что ты мог сделать когда-то и почему ты этого не сделал, — пустая трата времени. Все силы следует отдавать тому, что необходимо сделать сейчас.
 Прежде чем он успел что-либо ответить, в дверь комнаты постучали. Эмил предложила гостю войти и широко улыбнулась, заметив, что к ней направляется Джиорсал. Та тоже улыбалась. Она взглянула на Артайра, который ответил ей кривой ухмылкой.
 — Она знает о том случае?
 — Да, Артайр, я все ей рассказала. И теперь говорю: я все ему простила. — Тут Эмил со значением посмотрела на Джиорсал.
 — Все-все, до капельки? Без обид?
 — Да, так будет лучше всего.
 — В таком случае я очень рада.
 — Прощение мне далось не без труда, зато оно искреннее. — Эмил с улыбкой встретила взгляд Джиорсал.
 Артайр негромко рассмеялся и откланялся, чтобы не мешать беседе сестер.
 — Время венчания приближается. Пойду взгляну — может быть, и моя помощь пригодится.
 — Что-то ты стала слишком легко прощать обиды, — сказала Джиорсал, когда Артайр вышел. — Не знаю, смогла бы я поступить так же.
 — Он решил бороться со злом внутри себя, поскольку осознал наконец, что поступил со мной дурно. Я не могла не вознаградить такой благородный порыв. Мне бы не хотелось оставлять парня без поддержки. Если он снова начнет пить и распутничать, я буду думать, что все это потому, что я отвергла его извинения. В такие моменты человеку нужна помощь друга.
 — Ладно, похоже, что ты права. Но довольно об этом.
 Пора тебе одеваться, чтобы достойно предстать перед женихом. — Сестра подхватила Эмил под руку и помогла ей подняться на ноги.
 — Бог мой, времени и в самом деле в обрез.
 — Что-то ты не кажешься особенно счастливой. А я думала, все будет наоборот. Не хочешь замуж за Парлана?
 — И да и нет. Противоречивая я натура, верно? — Эмил попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какая-то вымученная.
 — Страдающая натура — это уж вне всяких сомнений.
 Но не расстраивайся зря — успеешь мне все рассказать, пока будешь одеваться. Я же, со своей стороны, буду стремиться доказать тебе, что ты еще глупышка.
 — А мне кажется, что мне уже довольно об этом говорили, так что чувствительно тебе благодарна. — Эмил скинула с плеч рубашку.
 — Должно быть, ты плохо слушаешь советы друзей, иначе бы не надувала губы, направляясь к алтарю, чтобы получить то, чего тебе хочется больше всего на свете.
 — Слушай, моя спина очень страшная?
 — Нет, не очень. Впрочем, зачем я это говорю? Ты и сама об этом отлично знаешь. Пытаешься заговаривать мне зубы? А ну-ка, детка, расскажи мне обо всем наболевшем.
 Так оно будет лучше всего.
 Эмил знала, что так и есть. Она не знала другого — как объяснить сестре все, что ее тревожило. Пока Джиорсал помогала ей одеваться, Эмил пыталась найти подходящие слова, которые бы могли объяснить ее страхи и сомнения.
 — Я очень хочу стать женой Парлана. Этого я желала в течение долгого времени. Потому-то мне и было нужно, чтобы он спросил меня, хочу ли я замуж за него. Но он не спросил, и мне приходится думать, что единственной причиной этого брака является мой округлившийся живот.
 — Большинство мужчин женится для того, чтобы обрести наследника. Если бы это было дозволено, они бы шли к алтарю только с беременными женщинами.
 — Охотно верю, но дело в том, что я иду к алтарю совсем по другой причине.
 — Это что же, Парлан тебе сказал", что женится только потому, что ты забеременела?
 — Ничего такого он мне не говорил.
 — А что он сказал?
 — Он сказал, что я первая женщина, которая когда-либо ждала от него ребенка, и в прошлом он был очень осторожен, не желая, чтобы его семя в ком-нибудь укоренилось. Он сказал, что именно со мной ему не хотелось проявлять осторожность. Сказал еще, что я ему нравлюсь и он мне доверяет. Честно говоря, это мало походит на слова пылкого любовника.
 — Да, любая женщина сочла бы, что он сказал даже слишком много. Некоторые жены за всю жизнь не слышали ничего подобного.
 — Знаю. Но это не мешает мне требовать от него большего. Пусть я буду ему другом и любовницей — это хорошо, только мне этого мало. А теперь можешь назвать меня жадной и неблагодарной.
 — Так ты хочешь, чтобы он любил тебя так же, как ты любишь его? И в этом все дело? — Джиорсал усадила Эмил в кресло и принялась расчесывать ей волосы.
 — По-моему, я ничего подобного не говорила.
 — Ну да, но это проскальзывает в каждом твоем слове или жесте, стоит тебе только упомянуть о Парлане. Я догадалась об этом с самого начала.
 — А Парлан понимает это, как ты думаешь? — Эмил в очередной раз расстроилась из-за того, что людям — пусть даже родной сестре — удается с легкостью читать ее мысли.
 — Скорее всего нет. Мужчины часто слепы в том, что касается чувств. Но знаешь, бывает, что и женщины не замечают очевидного. Теперь-то я знаю, что Иен любил меня с самого начала, только я этого никак не желала видеть. Сейчас, после того как мы прожили столько лет, я начинаю понимать, что любовь мужа ко мне проглядывала в каждом его поступке. Но прежде чем я догадалась об этом, мне предстояло открыть для себя, что и я люблю его тоже. А ведь он ни разу не осмелился заикнуться мне о своих чувствах.
 Джиорсал покачала головой в знак того, что осуждает прежнее свое поведение, и добавила:
 — Как только я поняла, что ты влюбилась в мужчину, я страшно за тебя испугалась. Об этом человеке говорили много дурного, а его смуглая кожа и суровый вид, казалось, все это подтверждали. Но я очень скоро поняла, что этот мужчина — просто жертва сплетен и слухов. Но я все-таки за тебя беспокоилась, поскольку, как сказал Иен, он был «таким здоровенным парнем». — Джиорсал улыбнулась краешком губ, когда услышала, как засмеялась Эмил. — Мне потребовалось время, чтобы понять: он тебе не приносит вреда, ты вовсе не боишься, а наоборот, отлично ладишь с этим — как бы это лучше сказать? — чрезвычайно крупным мужчиной.
 — Ладить-то я могу, но в силах ли я удержать его?
 Смогу ли я заменить ему других женщин, многие из которых были бы рады ему отдаться?
 — А что? он уже изменял тебе? — уложив волосы Эмил, Джиорсал присела рядом и заглянула сестре в глаза.
 — Думаю, что нет. Вернее, уверена. Он даже и смотреть на Кэтрин не хотел, хотя она делала все, что только возможно, лишь бы залучить его к себе в постель. Правда, он уезжал в Данмор, но в течение его недолгого отсутствия у меня не возникало и мысли, что он может развлекаться с другой.
 — Тогда с какой стати ты всполошилась? Он хранил тебе верность, хотя не был связан ни словом, ни клятвой, которую произносят перед аналоем.
 — Правда. Но ты не забывай, что страсть, охватившая нас, разгорелась совсем недавно. Что будет, когда позолота новизны сотрется? Только любовь способна удержать человека от измены. А ведь он до сих пор не сказал мне ни единого слова, даже не намекнул, что любит меня. Ах, Джиорсал, я так его люблю, что меня временами это пугает. Я и представить себе не могу его в объятиях другой женщины. Если он станет искать утех на стороне, я просто умру. А ведь может статься, что мое положение любовницы, друга и матери его сына перестанет отвечать всем его запросам. Хуже того, мне подчас кажется, что случись такое, я сама пойду на разрыв.
 Взяв Эмил за руку, Джиорсал принялась подбирать слова, которые успокоили и приободрили бы сестру:
 — Да, со временем он может начать смотреть на сторону, но вероятнее другое: то, что он уже чувствует к тебе, самым волшебным образом может превратиться в ту самую любовь, которой ты так добиваешься. Подумай о моем браке. Иен любил меня, а я его нет. В течение долгих пяти лет он одаривал меня своей терпеливой, ничего не требующей взамен любовью, и наконец он получил то, чего хотел. Теперь и я люблю его. К своему стыду, хочу сказать, что поначалу не была ему ни настоящей любовницей, ни преданной подругой. Разве подобное не может произойти между тобой и Парланом? Ты ведь обрела в Дахгленне почву под ногами и стала для Парлана просто незаменимым человеком — он доверяет тебе, ты ему нравишься, и скоро у вас родится ребенок. Подумай об этом, девочка. Отдай ему свою любовь, и тогда — очень может быть — ты завоюешь сердце Парлана. Ты и без того уже получила от него предостаточно.
 Сжимая в своей ладони руку Джиорсал, Эмил задумалась над словами сестры. Что и говорить, в ее речах был смысл.
 Конечно, заставить Парлана полюбить себя не так просто, как думает Джиорсал. Не просто — но реально. И у нее куда больше возможностей, чем у любой другой женщины.
 — Что ж, я поняла. Хватит мне расходовать силы на бесполезные сожаления. Необходимо направить их к вожделенной цели и получить то, что мне дороже всего. Сердце Парлана.
 Приобняв сестру, Джиорсал встала и потянула ее за собой.
 — Тебе необходимо терпение. Море терпения.
 — Я очень постараюсь быть терпеливой, но об этом легче говорить, чем быть такой.
 — А мне кажется, что ты способна совершить даже невозможное — в случае, если что-то для себя решишь окончательно и бесповоротно. Ну а теперь пошли — никуда не годится опаздывать на собственное венчание.
 — Где эта женщина? — прокричал Парлан, входя в зал.
 Лаган покачал головой и, даже не пытаясь скрыть улыбку, ответствовал:
 — Заканчивает последние приготовления перед венчанием.
 — Если она задержится еще хотя бы на минуту, я сам притащу ее сюда. Священник уже начинает волноваться, — добавил он со значением.
 — Точно. Вот почему он посиживает с Лахланом и распивает с ним меды. Яркий пример человеческого волнения.
 Оглядев Лейта, Малколма и хихикающего Артайра, Парлан переключил внимание на Лагана:
 — Готов признать, что мне не терпится. Самую малость.
 — Именно. Самую малость.
 — Может быть, ты прекратишь играть у меня на нервах, Лаган Данмор? — Парлан негромко выругался, но приятель продолжал над ним потешаться.
 Парлан уже собрался было во всеуслышание пожаловаться, что в жизни не встречал большей копуши, когда открылась дверь и Эмил явила себя собравшимся. Взглянув на невесту, Парлан невольно затаил дыхание. Свободное платье, казалось, летело вслед за ней подобно облачку. Этот фасон был выбран не только по той причине, что платье не должно было бередить еще сравнительно свежие рубцы на спине, но и потому, что Парлан и старая Мег были убеждены — тесная одежда не должна сдерживать рост ребенка, шевелившегося в чреве. Темно-синий цвет платья подчеркивал голубизну глаз Эмил, но более всего Парлана поразили ее волосы. Пышные и яркие, они были украшены вплетенными в них синими и золотыми ленточками. В жизни она еще не выглядела столь великолепно.
 — Ай да Парлан! Какую женщину себе нашел — просто загляденье. — Да, Лаган, загляденье. Такой уж я удачливый. — Парлан не теряя времени двинулся к Эмил.
 Увидев Парлана, Эмил тоже изумилась. Она впервые видела его в роскошном платье — в подобном костюме не стыдно было явиться и пред светлые очи короля. Черный с серебром камзол подчеркивал его привлекательность. Нельзя сказать, чтобы подобное открытие сильно ее порадовало, — она ощутила большую, чем прежде, неуверенность.
 Нет, в самом деле, как ей удержать этого мужчину? Она всего-навсего молоденькая девушка из долины, у которой только и есть, что вздорный характер да острый как бритва язычок. А Парлан выглядел как настоящий вождь горцев и, казалось, был вполне достоин внимания женщин куда более красивых и умных, чем Эмил. Он имел вид истинного покорителя женских сердец. Когда жених взял ее руку и поднес к губам, она только тяжело вздохнула.
 — Твоя красота выше всяких похвал, Эмил Менгус. — Парлана удивила печаль в глазах девушки. — Но мне кажется, ей недостает твоей очаровательной улыбки.
 Она попыталась улыбнуться, но сразу поняла, что это ей не удалось.
 — Видишь ли, Парлан, я немного нервничаю.
 Тот не слишком поверил ее словам, однако решил ни о чем не спрашивать. И время и место было самым неподходящим для выяснения отношений. Кроме того, он тоже волновался. Ему хотелось поскорее завершить обряд венчания, произнести и выслушать в ответ соответствующие слова и клятвы и наконец закрепить свои права на эту женщину и на ребенка, которого она вынашивала. После венчания у них будет предостаточно времени, чтобы обсудить то, что угнетало Эмил. С широкой улыбкой, которая должна была приободрить невесту, он повел ее к священнику, уже готовившемуся к совершению обряда.
 Когда Парлан и Эмил опустились на колени перед алтарем, жених, сжимая в своей руке ее трепетавшие пальцы, в последний раз заглянул себе в сердце, чтобы выяснить, нет ли у него в душе сомнений или хотя бы тени недовольства тем, что должно было свершиться. Однако ни сомнений, ни недовольства в себе не обнаружил. Впрочем, ничего другого он и не ожидал, поскольку последние сомнения оставили его в тот самый момент, когда он решил, что обязательно женится на Эмил. Существовало нечто, что он охарактеризовал как глупые страхи, но он мгновенно отмел эти странные чувства в сторону. К происходившему они не имели ни малейшего отношения. Более того, он был уверен, что стоит ему сделаться законным мужем Эмил, как страхи отпадут сами собой.
 «Моя», — подумал он с гордостью собственника, завладевшего чем-то чрезвычайно дорогим и ценным, и улыбнулся своим мыслям. Ничего подобного по отношению к другим женщинам ему испытывать не доводилось. На его взгляд, Эмил ничего подобного не чувствовала, поскольку, когда они произносили заключительные слова брачного обета, в ее голосе звучала неуверенность. Взглянув на нее, он задумался о причине, но не смог ответить на этот вопрос.
 Хотя Эмил шевелила губами, произнося слова брачного обета, который должен был превратить Парлана в ее мужа перед Богом и людьми, сомнения ее не покидали и отчасти сковывали язык. То, что лежало теперь впереди, могло превратить ее жизнь в праздник или, наоборот, сделать из нее непрекращающийся кошмар.
 Да, она любила его сверх всякой меры, но не была уверена, что он сможет ей ответить любовью на любовь. Невостребованность ее чувств — вот что ее более всего волновало теперь. Нет худшей муки, чем жизнь с человеком, который тебя не любит, думала она.
 Взглянув на мужчину, стоявшего рядом, она поняла, что здравый смысл, как ни странно, стал к ней возвращаться.
 Выбора не было. Если она унизит его, публично отказавшись сделаться его женой, ей уже, конечно, не удастся завоевать его любовь в будущем. Кроме того, следовало подумать о ребенке. У Парлана были точно такие же права на дитя, как и у нее, и от этих прав — она в этом была уверена — он никогда бы не отказался. Даже если они сейчас не поженятся, то все равно будут связаны ребенком. Нет, лучше не торопиться, решила она. Глубоко вздохнув, Эмил одно за другим повторила во всеуслышание слова обета, превращавшего Парлана в ее законного супруга. Что же касалось ее сердца, оно принадлежало этому человеку уже давно.

 Глава 18

 — Ты счастлива, дочка?
 Эмил подняла глаза, взглянула на отца и улыбнулась.
 Она радовалась, что они с отцом снова сделались близкими людьми, хотя в ее сердце все еще таился давний страх. Ей казалось, что Лахлан может в любой момент от нее отвернуться. Она опасалась новых обид и поэтому старалась сохранять между собой и отцом определенную дистанцию — даже несмотря на нынешнее сближение. Впрочем, Эмил надеялась, что время и установившиеся между ними отношения помогут эту дистанцию сократить, а впоследствии и совсем уничтожить.
 — Да, папа. Он хороший человек. — На ее вкус в подобном утверждении содержалась известная доля равнодушия, но ничего другого в данный момент сказать она не могла.
 — Разумеется, счастлива. Вот у тебя и голос дрожит — от радости, наверное.
 Эмил изобразила на лице гримаску. Глупо, конечно, было изображать несусветное счастье, выговаривая при этом пошлейшие в свете слова.
 — Да, я счастлива. Он — тот самый человек, которого я хотела себе в мужья. Есть, конечно, между нами кое-какие разногласия, но со временем и они так или иначе сгладятся…
 — Что ж, вполне разумные слова. Он ведь выбрал именно тебя.
 — Да, из-за ребенка.
 — Вот глупости! Неужели ты полагаешь, что беременность могла принудить Парлана к нежеланному браку!
 — А как же соображения чести?
 — Какие тут могли быть соображения? Не забывай, ты стала его пленницей. Разумеется, если бы он соблазнил представительницу дружественного клана, соображения чести имели бы значение, но с пленниками такие вещи обычно не срабатывают.
 Эмил продолжала размышлять над словами отца, но тут появились Джиорсал и Мэгги и повели ее в покои Парлана. Речь отца произвела на Эмил сильное впечатление, ведь ее отец рассматривал эту проблему с точки зрения мужчины. Чем больше Эмил думала, тем больше удивлялась, что подобные соображения не приходили в ее голову раньше. Она пришла к выводу, что прежде старательно пыталась отмести от себя всякую логику, чтобы не лелеять в душе напрасных надежд.
 В самом деле, хотел Парлан ребенка или нет — она, впрочем, была уверена, что хотел, — он не стал бы связывать себя узами брака лишь по этой причине. Делом чести с его стороны было вернуть ее в руки родственников живой после уплаты выкупа. То, что в ожидании выкупа она потеряла девственность и забеременела, не имело, по мнению людей, большого значения. Все решили бы, что это просто издержки пребывания в плену, а возможно, одно из условий освобождения. Продолжая прокручивать в голове все эти соображения и рассматривать их так и эдак, Эмил рассеянно Попрощалась с сестрой и Мэгги, но вдруг заметила, что служанка не торопится уходить.
 — У тебя что-нибудь случилось, Мэгги?
 — Наоборот, все очень хорошо. — Мэгги буквально лучилась от счастья. — Я все хотела поговорить с тобой — аж со вчерашнего утра. — Тут она слегка покраснела. — Я запомнила слово в слово все твои рассуждения о том, как нужно себя вести с Малколмом. Запомнила и, как ты советовала, сделала.
 — И что же? Сработало, да? Впрочем, глупый вопрос, поскольку ответ написан у тебя на личике.
 — Да, сработало. Хотя зажженные свечи и мои постоянно открытые глаза пару раз заставляли беднягу заливаться краской стыда. — Тут она принялась хихикать, Эмил ей вторила. — Но теперь мне не придется делать этого. Я поняла, что Малколм на самом деле меня любит, и все мои страхи рассеялись. Стоило зажечь свечу, как я настолько расхрабрилась, что у меня хватило смелости решиться на испытание любовью.
 — Я так рада за тебя, Мэгги. — Она поцеловала служанку в щеку. — Теперь что касается Малколма. Он хороший человек. Так когда же вы поженитесь?
 — Священник сказал, что окрутит нас, перед тем как уедет из Дахгленна. Я хотела поблагодарить тебя, миледи, от всего сердца.
 — Меня? Но почему? Здесь целиком заслуга Малколма.
 — Да, но ведь на это еще надо было решиться, а ты, миледи, помогла мне набраться мужества.
 — Не сомневаюсь, что ты и сама бы на это отважилась, но я с радостью принимаю твои благодарности.
 Мэгги улыбнулась и заспешила к двери.
 — На этом я оставляю тебя, миледи. Уверена, твой муж явится сюда с минуты на минуту.
 Эмил тоже в этом не сомневалась. Как только Мэгги ушла, она направилась к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Парлан в последний раз сжимал ее в объятиях, и она чувствовала острое, как боль, желание принадлежать ему.
 Сначала их утехам мешали раны, а потом понаехали родственники, и было необходимо соблюдать некоторые формальности, что, в свою очередь, потребовало продлить период воздержания. Более того, с появлением под крышей Дахгленна священника Эмил пришлось перебраться из спальни Парлана в другую комнату.
 Возможно, все это было к лучшему, но Эмил подобные перемены не понравились, поскольку ее раны быстро заживали и столь же быстро росло желание снова ощутить на губах привкус страсти. Рори вселил в ее душу ужас, от которого, как она думала, ей не удастся избавиться никогда. Он населял ее сны, вернее, ночные кошмары. Хотя в эти минуты Парлан часто появлялся у ее изголовья, чтобы успокоить невесту, он как будто не понимал, до какой степени Эмил в нем нуждается. Она нуждалась в его постоянном присутствии, когда — для того, чтобы успокоиться и стряхнуть призраки ночи, — ей достаточно было протянуть руку, чтобы убедиться: Парлан рядом и ей ничто не угрожает. С другой стороны, приходилось признавать, что страхи еще некоторое время будут отравлять ее сознание, и требовалась довольно длительная передышка, чтобы и тело ее, и душа могли избавиться от гнетущих воспоминаний о часах страданий и боли.
 Проскользнув под одеяло, она откинулась на подушки и принялась ждать Парлана. Поскольку они были любовниками В течение долгого времени и она носила под сердцем его ребенка, никакой церемонии освящения брачной постели не готовилось. Эмил, разумеется, не возражала против этого, поскольку по опыту своих сестер, которые прошли через подобную церемонию, знала, что это весьма грубый и до определенной степени непристойный обычай. Единственное, что оставалось, — лежать и ждать Парлана, чтобы они могли продолжить отношения, которые были грубо прерваны нападением Рори и с тех пор не возобновлялись. Зевнув, она понадеялась, что Парлан не слишком долго задержится в зале за кружкой эля с друзьями, иначе, подумала она, он застанет свою законную жену в объятиях Морфея.
 Парлан глубоко вздохнул, расправил плечи и вошел в спальню. Он никак не мог понять, почему его снедало волнение и непонятное чувство скованности. Эмил много раз лежала в его постели, кроме того, она уже давно не была девственницей, с которой требовалось проявлять такт. Тем не менее он не мог отделаться от ощущения, что ему предстоит нечто новое, неизведанное.
 .Заметив, что Эмил зевает, он не мог сдержать улыбку — уж больно виноватый был у нее вид.
 — Вижу, что меня здесь дожидаются с нетерпением.
 — Извини, у меня был трудный день, а сейчас я устаю быстрее, чем прежде. — Она наблюдала за тем, как он раздевался, и думала, что чувствовала бы себя куда увереннее, если бы ее муж не был столь привлекательным и желанным для женщин. — По причине беременности, по-видимому, — добавила Эмил.
 — Надеюсь, ты не больна, не ощущаешь излишней слабости? — Парлан принялся за умывание — больше по привычке, нежели по необходимости, поскольку совсем недавно принимал ванну.
 — Нет-нет. Я чувствую себя нормально. Но я теперь быстрее утомляюсь. Теперь мне и отдыхать надо чаще, чем раньше. Я понимаю, что все это вполне нормально.
 Заметив, что он уже возбудился, она с коварством в голосе произнесла:
 — Вполне вероятно, что мне уже пора спать.
 Скользнув под одеяло, он обнял Эмил и в ответ на ее ироническую усмешку сдвинул брови.
 — Мне кажется, с этим ты могла бы и подождать.
 — Правда? У тебя есть что-то такое, что не даст мне заснуть?
 Сорвав с нее ночную рубашку, он торопливо приник к ее шелковистому телу и с облегчением вздохнул — это было возвращением в его жизнь чего-то воистину важного, того, чего он долгое время был лишен и о чем скучал больше, нежели мог себе признаться.
 — Надеюсь, я в состоянии привлечь твое внимание и удерживать его некоторое время. — Он обнял ее и с силой к себе прижал, чтобы она почувствовала прикосновение его плоти.
 Она ощутила знакомое тепло, которое согрело ей живот и бедра и стало распространяться по всему телу.
 — Вы правильно мыслите, милорд. Ваше снаряжение безукоризненно, — прошептала она с одобрением.
 Когда он начал ее целовать, она обхватила его руками за шею и сцепила пальцы замком. На сей раз Парлану не удастся прервать поцелуй. Начав давать выход своей страсти, Эмил поняла ее истинную силу. Признаться, она не могла взять в толк — хорошо это или плохо так сильно желать мужчину. Впрочем, беспокойство на этот счет мгновенно было вытеснено из ее сознания ответной волной страсти, которую демонстрировал Парлан, опаляя своими прикосновениями ее нежную кожу.
 Поскольку они истосковались по близости, им понадобилось совсем немного времени, чтобы ощутить восторг блаженства от обладания друг другом. Эмил лишь удивилась тому, что Парлан, судя по всему, потерял голову, как и она.
 Она с облегчением застонала, когда он вошел в нее, и чрезвычайно быстро достигла пика наслаждения. Потом Эмил еще теснее прижалась к Парлану, не желая нарушать единство их тел и душ. Заметив, что муж на нее смотрит, она распахнула ему навстречу глаза и лениво улыбнулась:
 — Ты был прав. Этот предмет и в самом деле удерживал мое внимание в течение некоторого времени.
 В ответ он тоже ей улыбнулся.
 — Какая ты, однако, дерзкая девчонка. — Тут он от нее отодвинулся. — Извини, но мне кажется, я был грубоват. Надеюсь, я не причинил тебе боли? — Он положил ладонь ей на живот.
 — Нет. Подумай о том, что мы вытворяли еще до того, как я узнала, что вынашиваю ребенка. Тем не менее он растет и отлично себя чувствует. Вспомни, что только не делал со мной Рори, но и ему, как метко заявила старая Мег, не удалось стряхнуть яблочко с яблони. Нет, любовью ребенку не навредишь. Боюсь, у тебя преувеличенное мнение о собственной грубости. — Тут она криво улыбнулась:
 — Так что не беспокойся, то, из-за чего ты на мне женился, в полном порядке.
 — А ведь я заметил, что тебя что-то угнетает, еще тогда, во время венчания, — сказал он, смахнув с ее лица непокорную прядку.
 — В том смысле, в каком это понимаешь ты, меня ничего не угнетает. — Ей вовсе не хотелось вдаваться в полемику о природе человеческих чувств.
 — Тем не менее что-то все-таки тебя не устраивает. Я видел, как ты заколебалась, когда настало время произносить слова священного обета.
 — Выходить замуж — дело непростое. Только не говори мне, что у тебя в этот момент не было никаких сомнений.
 — У меня их не было. — Он ухмыльнулся, заметив, что Эмил с иронией прищурилась. — Нет, правда. Честно говоря, я стал подумывать о женитьбе на тебе с того самого момента, как ты впервые оказалась у меня в кровати.
 — Ты никогда не говорил мне об этом, — произнесла она с сомнением, хотя знала, что Парлан не относится к разряду людей, которые могут расточать нежности просто так. Врать он не стал бы, даже если бы знал, что ложь поможет успокоить ее.
 — Разумеется. С какой стати было об этом упоминать, когда я в то время еще только обдумывал этот вопрос. Мало ли чем все могло кончиться? Вдруг я решил бы, что вступать с тобой в брак все-таки не стоит? Нет, лучше промолчать, нежели говорить то, в чем ты не уверен.
 Эмил не могла сказать, что ей понравилось заявление Парлана, хотя она понимала, что, испытывая ее, он еще раз продемонстрировал мудрость. В самом деле, люди вступают в брак на всю жизнь, поэтому выбирать себе жену и будущую мать своих детей следовало с осторожностью. Скоропалительные браки, как правило, оказывались неудачными, поскольку у людей не было возможности проверить ни силы своих чувств, ни склонности к совместной жизни. Тем не менее, подумала она мрачно, выглядело это не слишком привлекательно. Он прекрасно проводил с ней время, при этом постоянно себя спрашивая, достойна она стать его женой или нет. В этом было для нее нечто оскорбительное.
 — Судя по всему, мои слова тебе не по вкусу. В таком случае, извини. Я вовсе не хотел тебя обидеть.
 — Знаю. Я понимаю суть твоих сомнений. Брак — вещь серьезная.
 — Но тем не менее…
 — Я не говорила «но».
 — Это понятно по твоему тону. Итак, поведай мне, в чем же суть этого «но»? — Хотя Парлан вовсе не намеревался говорить ей о том, чего сам не чувствовал, но ослабить вдруг возникшую между ними напряженность хотел — и даже очень.
 — Длани Господни! Неужели тебе понадобилось так много времени, чтобы решиться на брак со мной? — Она искренне надеялась, что в ее вопросе прозвучала лишь нотка уязвленного самолюбия.
 Он собрался было рассмеяться, но передумал, поняв, что смех лишь еще больше уязвит ее гордость.
 — Мне не требовалось много времени, чтобы решиться на брак с тобой, хотя ты, быть может, и не поверишь. Нет, правда. — Тут он не выдержал и улыбнулся, поскольку прочитал проступившее на лице Эмил выражение глубочайшего сомнения. Потом он поцеловал ее капризно изогнувшийся рот и добавил:
 — Я, если честно, не хотел тебе преждевременно сообщать о своем решении. Но понял, что нам с тобой следует серьезно побеседовать еще до того, как уехал в Данмор.
 — А потом вернулся и обнаружил, что я пыталась удрать? — Она наконец поняла, что своим побегом обидела его. Впрочем, она и раньше об этом подумывала, поскольку Парлан не смог скрыть оскорбленного самолюбия в ночь после побега.
 — Скорее, я обнаружил, что ты пытаешься утонуть.
 Так будет вернее.
 — Наш план был хорош. Просто в решающий момент он дал сбой.
 — Ну да, самую малость. — Он улыбнулся, вспомнив, как Эмил и Лейт пытались осуществить свой замысел. — Но даже твой побег не изменил моего решения. Помнишь нашу пирушку в тот самый день, когда на нас налетел Рори?
 — Помню, как ты меня соблазнял тогда. И у тебя получилось.
 — Не стану отрицать, что я думал и о любовных утехах.
 Но в тот самый день я как раз собирался просить тебя стать моей женой Она вдруг ужасно расстроилась, что тогда романтическое предложение не было сделано. Хотя не сомневалась, что говорить о любви Парлан не собирался А ведь ей так были нужны слова любви. Сказала она, впрочем, иное:
 — Бог мой, так значит, проклятый Рори тебе помешал?
 — Именно. Но я же сделал тебе предложение, когда ты вернулась в Дахгленн.
 — Да, но в какой форме? Ты так искусно скрыл при этом, как ко мне относишься, что я решила, будто твое намерение было продиктовано исключительно моей беременностью.
 — Да перестань ты. Я ведь сказал, что в этом браке для меня заключалось нечто большее.
 — Да, в определенном смысле… — она оплела шею Парлана руками и наградила его поцелуем, — но то, что ты собирался просить моей руки еще до того, как мы с тобой узнали, что я вынашиваю ребенка, несколько меня успокоило. Я не хотела становиться твоей женой только потому, что забеременела и твоя честь требует прикрыть эту беременность немедленным браком. Или потому, что у меня в животе укоренилось твое драгоценное семя. — Она слабо улыбнулась. — Словом, я не хотела, чтобы ты делал то, чего не особенно желал, поскольку догадываюсь о последствиях вынужденных браков.
 — Я не тот человек, которого можно склонить к тому, к чему не лежит душа, моя радость.
 — То же самое мне сказал отец.
 — Сейчас?
 — Совсем недавно. И тон, которым он произнес эти слова, меня успокоил, хотя, разумеется, я бы хотела услышать это от тебя.
 — Слушай, девочка! Не стану отрицать, что хочу заполучить ребенка, но главное — это мои чувства к тебе, поскольку ты и только ты помогла мне его зачать. Я хочу ребенка, потому что он — часть тебя самой. Мне двадцать восемь лет. И я лучше, чем кто-либо, знаю о том, что такое радости плоти. Иными словами, женщин у меня было больше, чем следовало. Это не хвастовство, тут хвалиться особенно нечем. Просто так случилось. И ни с одной из этих женщин я не собирался обзаводиться ребенком. Обыкновенно я говорил себе: послушай, парень, ты же не хочешь, чтобы твое семя укоренилось в этой утробе. Поэтому я был очень осторожен и почти уверен, что ублюдков, то есть незаконнорожденных, у меня нет. А вот с тобой — другое дело. Я не думал об осторожности. С самой первой нашей встречи не думал. Не видел в этом нужды. И не волновался, зная, что ты можешь забеременеть. Отдавая семя тебе, я не чувствовал ничего, кроме удовольствия и радости. Да, я хочу ребенка. Но и ребенок не смог бы меня принудить к браку, если бы я этого не хотел. Нет, твоя беременность, напротив, служила мне гарантией того, что ты согласишься на наш брак. Если кого и требовалось принудить к браку — так это тебя, не меня. Именно тебе возможность выбора не была предоставлена.
 Эмил была тронута словами Парлана. Конечно, он говорил не совсем то, что ей хотелось бы от него услышать, но это позволило Эмил отринуть на время сомнение, семена которого взошли в ее душе, когда поспешность, с которой ее склоняли к браку, сделалась очевидной. Кроме того, коль скоро Парлан искренне хотел жениться на ней, можно было надеяться, что и он приложит все силы, чтобы превратить их брак в прочный и счастливый союз.
 — По сути, нельзя сказать, что к браку меня принудили. Конечно, ты и мой отец обо всем договорились, но ведь никто из вас не слышал, чтобы я оглашала эти стены воплями, протестуя против своей горькой доли, — Что верно, то верно — ты не вопила. А почему, позволь тебя спросить, Эмил?
 Менее всего ей хотелось сейчас объяснять, почему она согласилась с диктатом отца и Парлана и без возражений направилась к алтарю.
 — Просто мне, в сущности, не на что было жаловаться.
 У тебя в замке я была счастлива — и ты это знаешь. Мне никогда особенно не хотелось отсюда уезжать, и не только потому, что дома меня поджидал брак с ненавистным Рори.
 Я с самого начала хотела остаться, и вот теперь могу это сделать на законных основаниях.
 Парлан, как ни странно, ощутил укол разочарования.
 Ему хотелось любви, но несправедливо было требовать от Эмил того, что он сам отказывался ей дать. Пока, по крайней мере. С другой стороны, он сам себе противоречил. Она признала, что была счастлива в Дахгленне и рада оставаться здесь и впредь. Этого вполне достаточно. Пока. Остальное придет со временем.
 Его рука совершила путешествие по ее телу и опустилась на округлившийся живот. До сих пор Парлану было трудно поверить, что он скоро станет отцом. Ожидание сказывалось и на нем. Ему очень хотелось узнать, кто же родится: сын или дочь? Кроме того, ему не терпелось выяснить, будет ли ребенок розовокожим и светловолосым, как Эмил, или смуглым и чернявым, как он сам. Ему, наконец, захотелось подержать ребенка в руках — желание это возросло, когда он почувствовал, как в утробе жены шевелится дитя.
 — Трудное это дело — ждать.
 — Да, трудное, хотя, — тут она улыбнулась, — мне придется труднее всех, поскольку я буду все больше и больше округляться и перестану быть изящной.
 — Ничего страшного, станешь кругленькой и красивой, — сказал он и тоже улыбнулся, заметив, что Эмил при этих словах изобразила гримаску отвращения.
 — Толстые женщины очень некрасивые. Они переваливаются с ноги на ногу, как жирные утки.
 — Ты, стало быть, тоже собираешься переваливаться?
 — Я-то не хочу этого, просто знаю, что так будет. Мои сестры по крайней мере этим грешили, да и все другие женщины, которые вынашивали детей, тоже. И я буду переваливаться, но если ты позволишь себе засмеяться, я тебя стукну.
 — Буду иметь это в виду.
 — Да уж, будь любезен.
 Некоторое время они лежали друг у друга в объятиях, поглаживая и лаская друг друга и наслаждаясь близостью, которой были долгое время лишены. Парлан знал, что Эмил разделяла его чувства, — она была очень нежна, и за этой нежностью крылось нечто большее, чем просто страсть. Не важно, в каком настроении была эта женщина в тот или иной момент, — он был уверен: на нее можно положиться. И страсть ее, и нежность были истинными, от природы, и она осыпала его этими бесценными дарами, ничего не требуя взамен. Парлан знал, что некоторые мужья отдали бы любые деньги, чтобы обнаружить хоть часть подобных достоинств в своих женах.
 Только одно самую малость тревожило Парлана. Эмил до сих пор ни словом не обмолвилась об Артайре. И брат ничего не сказал о встрече с Эмил. Хотя Парлан знал, что сейчас не место и не время обсуждать мирные переговоры Артайра и Эмил, он не мог отделаться от мысли, что они прошли не слишком удачно. Он знал, что Эмил имела все права сердиться на его младшенького, поскольку даже у самого Парлана при воспоминании о нападении Артайра руки до сих пор сжимались в кулаки, но он очень хотел, чтобы его жена и младший брат поладили и стали друзьями. Особенно важно это было сейчас, когда в характере Артайра наметились перемены к лучшему.
 Хотя Парлану не хотелось услышать, что встреча его жены и брата закончилась крахом, он все-таки не выдержал и спросил:
 — Эмил, Артайр мне признался, что у него было намерение побеседовать с тобой сегодня. И что же, разговор состоялся?
 — Да, как раз перед венчанием.
 Поскольку Эмил явно не намеревалась продолжать, он стал настаивать на более подробном ответе, хотя ее ласки снова начали разжигать в нем страсть.
 — Итак? Что же произошло между вами? Насколько я знаю, он все еще жив.
 Недоумевая, отчего вдруг Парлан завел разговор на эту тему именно сейчас, Эмил окинула мужа взглядом, в котором были удивление и легкое недовольство.
 — Он извинился передо мной, и я приняла его извинения.
 — И все? — Он не мог поверить, что проблема, которая его долгое время волновала, вдруг разрешилась так легко.
 — Интересно, а ты чего ждал?
 — Я не знал, что и думать. Ни ты, ни он не сочли нужным поставить меня в известность о результате вашей беседы. Я уже стал волноваться… — Он пожал плечами. — А ты, оказывается, легко прощаешь.
 — Не сказала бы. Просто после зверств Рори проступок Артайра мне показался не таким уж серьезным. Кроме того, твой брат не осуществил того, что замышлял, и был наказан — его подвергли унизительной порке. Я его простила потому, что ему самому стало стыдно. Он говорил искренне, а не подбирал пустые слова из желания угодить нам.
 — Он говорил, что стремится себя изменить.
 — То же самое он сказал мне. Как ты думаешь, у него получится? — Она провела пальчиком по внутренней части бедра Парлана и почувствовала, как затрепетала его плоть от ее прикосновений.
 — Мне бы очень хотелось надеяться. До сих пор он слишком часто меня разочаровывал. Я, конечно, помогу ему, а не буду сидеть и ждать, пока он снова оступится. Эмил, ты меня слушаешь?
 — Разумеется, впитываю каждое твое слово.
 Хотя ее маленькая изящная рука ласкала его с такой нежностью, что думать о чем-либо ему становилось невмоготу, тем не менее он засомневался в ее искренности. Потом улыбка, запечатлевшаяся на его губах, постепенно растаяла и из горла вырвался протяжный стон удовольствия. Метаморфоза началась в тот момент, когда ее язык коснулся его соска. Парлан подумал, что в первую брачную ночь можно найти куда более интересное занятие, нежели разговоры.
 Закрыв глаза, он отдался чувственному порыву, понимая, что и Эмил испытывает подобное. Эта мысль одновременно и возбуждала его, и успокаивала.
 Он скривился, когда ее рука нечаянно задела еще не заживший шрам на его бедре, и задался вопросом, что чувствует Эмил, когда видит эту уродливую отметину.
 — Не прикасайся к этому безобразному месту, дорогая, — сказал он. — Я-то надеялся, что он хотя бы чуточку посветлеет к дню нашей свадьбы.
 Эмил не могла сдержать улыбки. Невысказанный вопрос самым недвусмысленным образом прозвучал в его голосе. Ее позабавила мысль, что даже такой человек, как Парлан, может придавать значение своей внешности и волноваться, если у него что-нибудь не в порядке.
 — Твой небольшой шрам ничуть меня не беспокоит.
 — Вряд ли это уродство можно назвать «небольшим».
 — Поверь, шрам и в самом деле кажется небольшим на таком крупном, стройном и сильном теле, как у тебя, Парлан Макгуин.
 Парлану показалось, что она ему льстит, и он возразил:
 — Стройное и сильное тело, говоришь? Ты судишь обо мне так, будто сравниваешь меня с каким-то жеребцом.
 — Уж не с тем ли, к примеру, из-за которого ты на мне женился?
 — Я, стало быть, женился на тебе из-за Элфкинга?
 — Конечно. Сознайся. Уж я-то знаю, как тебе нравится на нем скакать.
 — Да, ты права, это доставляет мне удовольствие. Но не только это.
 — Правда? А что же еще?
 Он уверенно, но мягко опрокинул ее на спину и прорычал:
 — Обладать хозяйкой Элфкинга.
 — Ты говоришь дерзости, муж мой.
 — Замолчи, жена, и поцелуй меня — так оно будет лучше.
 Эмил решила, что настал удобный момент, чтобы сыграть роль покорной жены.

 Глава 19

 — Я тоже должна ехать?
 Парлан с удивлением посмотрел на Эмил, одетую только в тонкую сорочку и распластавшуюся на животе на их обширной постели.
 — Неужели отпустишь меня одного?
 Заметив на лице Парлана озадаченное выражение, Эмил хихикнула:
 — Бедный маленький трусишка. — Тут она скривилась и села на кровати прямо, поскольку ребенок в утробе зашевелился и лежать на животе стало неудобно. — Нет, скажи, ты в самом деле хочешь, чтобы я поехала? — Положив руку на живот, она порадовалась движению зревшей в ней жизни, после чего лениво подумала, что беременность сильно изменила форму ее стана.
 — Иначе я бы тебя не просил. Отчего ты не хочешь ехать? — Застегивая камзол, Парлан остановился у ее изголовья.
 — Мне бы хотелось выглядеть лучше всех во время встречи твоих союзников и сторонников.
 Улыбнувшись сомнениям жены, он нагнулся и поцеловал ее, после чего двинулся из спальни прочь, приговаривая на ходу:
 — Ты выглядишь достаточно привлекательно, чтобы вскружить голову любому мужчине. Одевайся, девочка, а я пришлю Мэгги, чтобы она помогла тебе. Нам необходимо выехать из Дахгленна еще до полудня.
 Вздохнув, Эмил поднялась с постели. Он ее не понимал, и она сомневалась, что сможет добиться его понимания. Что и говорить, она была совсем не против того, чтобы вынашивать его ребенка, но отнюдь не одобряла той полноты, которая этому сопутствовала. Ее талия потеряла былую стройность, и это было только начало. Хотя Парлан не стал желать ее менее страстно, она теперь вовсе не была уверена в своих чарах, как и в способности эту страсть вызывать и поддерживать на должном уровне.
 Нет, думала Эмил, для того чтобы встретиться лицом к лицу с прошлым Парлана, надобны совсем другие чувства. В замке Данмор наверняка будут женщины, которые в свое время спали с ним. Обязательно найдется такая, которая не постесняется Парлану об этом напомнить или — того хуже — снова затащить его в кровать, несмотря на присутствие жены. Даже пребывая в лучшей форме, Эмил посчитала бы задачу отвадить поклонниц Парлана далеко не простой. А с тех пор как от талии у нее осталось одно воспоминание, ей и вовсе не хотелось бы принимать участие в подобном предприятии.
 Однако, обдумав все как следует, она усмехнулась и решила, что ехать ей все-таки нужно — и Бог с ней, с талией.
 Ей и хотелось и не хотелось отправляться туда. Прежние любовницы Парлана наверняка будут в Данморе, и в этом случае отпускать его одного было бы неразумно. Присутствие жены — беременной или нет, не важно — должно помочь оградить Парлана от возможных искушений. И по этой причине, решила она в тот момент, когда в спальню вошла Мэгги, она поскачет с Парланом бок о бок, как только настанет время выезжать из Дахгленна.
 — Отдохнуть хочешь, дорогая? — спросил Парлан, когда прошел час после их отъезда из родового гнезда Макгуинов.
 — Нет, я хорошо себя чувствую. Сегодня отличная погода для верховой прогулки, а на спине Элфкинга тем более. — Она похлопала жеребца по шее. — А я думала, на нем поедешь ты.
 — Только не на этот раз. На своем коне ты выглядишь изумительно. Когда я в прошлый раз ездил в Данмор, мне подумалось, что если мы с тобой на наших жеребцах — ты на белом, я на черном — въедем в замковый двор, зрелище будет восхитительное.
 Хотя она и посмеялась над его словами, оказалось, что он прав. Стоило им въехать во двор замка, как на лицах встречавших запечатлелось неподдельное восхищение, показавшееся Эмил несколько чрезмерным и даже обременительным. Парлан, однако, чувствовал себя как рыба в воде. Это вызвало у Эмил улыбку: что и говорить, ее муж любил покрасоваться — этим самым словом он именовал подобные торжественные въезды.
 После того как супругов проводили в предназначенные им покои, Эмил присоединилась к Парлану, который смывал с себя дорожную пыль. Служанки принесли тазы с горячей водой. При этом они не обращали внимания на нее, зато пожирали глазами полуобнаженного Парлана, что не осталось незамеченным Эмил. Парлан, казалось, оставался совершенно к этому безучастным, и его жене пришлось очень постараться, чтобы последовать примеру мужа. Это оказалось делом непростым. Еще хуже она почувствовала себя вечером, когда все собрались за пиршественным столом. Даже насквозь фальшивая дочь лорда Данмора Дженнет флиртовала и заигрывала с Парланом куда активнее, чем дозволяли приличия.
 Когда они отправились в спальню и предались любви, в ее ласках был привкус отчаяния. Вопросительные взгляды, которые временами бросал в ее сторону Парлан, означали, что он тоже ощутил ее нервозность, хотя вопросов и не задавал, а она заводить разговор на эту тему не хотела.
 Не хотела, потому что он ни в малейшей степени не был виноват в том, что она испытала приступ острой, болезненной ревности. Она прижимала его к себе и молилась Богу, чтобы он помог ей сдерживать это не слишком приятное чувство.
 На следующий день Эмил убедилась, что это непосильная для нее задача. Решив, что лучше всего побыть одной, она направилась в стойла. Там она принялась чистить Элфкинга щеткой в надежде, что успокоится. Стоило ей, однако, поднять глаза, как выяснилось, что вместе с ней в конюшню зашла Дженнет. Эмил подумала, что душевное спокойствие обретет, только вернувшись в Дахгленн. В Данморе оказалось полно доброжелателей, спешивших поставить ее в известность о слабости ее супруга к прекрасному полу и о его устойчивом в прошлом желании потакать своим прихотям.
 — Я и представить себе не могла, что Черный Парлан женится на девице из долины!
 «Вот, — подумала Эмил, — еще один источник раздражения. Постоянные намеки на то, что я родом из долины, угнетают меня ничуть не меньше ревности и заставляют опасаться, что мое терпение вот-вот лопнет».
 В клане Данморов было предостаточно людей, которые относились с уважением только к горцам и не считали нужным это скрывать. Дженнет внесла смятение в душу Эмил, хотя поначалу та пыталась отвечать на ее вопросы и глупые домыслы вполне спокойно.
 — Что делать? Жизнь полна неожиданностей. — Взглянув в лицо Дженнет, Эмил поняла, что ее голос прозвучал дружелюбно. До сих пор ей удавалось сдерживаться и не допускать даже намека на гнев.
 — Как это все любопытно, — продолжала гнуть свое Дженнет, подходя к Эмил все ближе и ближе. — Кто бы мог подумать, что Парлана принудят к браку с помощью беременности.
 — Никто его ни к чему не принуждал.
 — Будто бы? А разве он женился на тебе не по этой причине? Тебе удалось поймать его. Не думала, что бабы из долины такие хитрые. Ведь раньше он таких промашек не допускал.
 — Так ты, стало быть, считаешь, что он допустил промашку? А если нет?
 — А как иначе можно это назвать? Вряд ли Макгуин по доброй воле позволил, чтобы кровь горца разбавили кровью презренного рода из нижних земель.
 Было трудно, но Эмил крепилась и старалась пропускать колкости Дженнет мимо ушей. Она знала немало шуток про жителей горного края, но не хотела пускать это оружие в ход, не хотела открытой ссоры.
 Не то чтобы она считала подобный обмен любезностями проявлением дурного вкуса. Просто ей не хотелось наносить ущерб тому, что именовалось бы «наследием» Парлана. И уж конечно, она не собиралась передавать Парлану содержание беседы с Дженнет. Ругаться с этой женщиной, пререкаться — означало унизить собственное достоинство, которое Эмил никак не хотелось терять.
 — Разбавили? Наоборот. Никогда не вредно привнести свежую кровь в то или иное семейство.
 — Если бы не ты, кровь Парлана смешалась бы с кровью Данморов, именно эта кровь текла бы теперь в венах наследника рода Макгуинов.
 — А ты, судя по всему, в этом уверена?
 — Абсолютно. Мой отец молчит об этом, но я скажу: слова любви из уст Парлана обожгли мне кожу — так близко он был, когда произносил их. Мужчина, который в отношениях с женщиной собирается ограничиться лишь удовольствиями плоти, таких слов обыкновенно не говорит.
 Эмил мысленно приказала себе не рисовать в воображении образ Парлана, сжимающего в, объятиях Дженнет. Уж слишком сильно это ее ранило, вызвав приступ ревности такой силы, что он был под стать приступу лихорадки. Она, однако, не хотела, чтобы Дженнет это заметила, поскольку подозревала, что девица затеяла этот разговор, желая вызвать ее ревность, хотя не очень представляла себе, какую цель, кроме попытки потешить раненое самолюбие, та преследовала. Быть может, Дженнет хотелось, чтобы Эмил предстала перед Парланом в обличье ревнивой стервы, что могло отвратить его от жены и бросить в ее собственные объятия?
 Эмил ощутила острое желание ударить Дженнет чем-нибудь тяжелым.
 — Женщина, которая верит в нежные слова мужчины в тот момент, когда он пытается раздвинуть ей ноги, просто-напросто глупа.
 — В его словах заключалось нечто большее, — прошипела Дженнет.
 — Неужто? — Эмил холодно смерила взглядом миледи Данмор. — Почему в таком случае Черный Парлан женился на мне, а не на тебе?
 Решив, что прекращение дальнейшего разговора — самый мудрый шаг, Эмил направилась к выходу из конюшни. Соперница, однако, вознамерилась этому помешать и схватила ее за руку, после чего, рывком развернув Эмил лицом к себе, ударила ее по лицу. Тут Эмил поняла, что с нее довольно. Молниеносным движением она обхватила Дженнет поперек туловища и подтащила к большой куче навоза, куда и толкнула дочь хозяина замка. Совершив этот подвиг, Эмил выбежала из конюшни и направилась в их с Парланом комнату. Ей не хотелось находиться в зале в тот момент, когда туда заявилась бы Дженнет после пребывания в навозной куче.
 Парлан продолжал веселиться в пиршественном зале со своими союзниками и сторонниками, когда двери неожиданно распахнулись и в зал влетела Дженнет, с ног до головы покрытая ошметками навоза. Еще до того как она огласила воздух жалобными воплями, Парлан понял, что во всем этом явно замешана Эмил. Он догадался, что Дженнет слишком долго испытывала терпение его жены и стычка между женщинами явилась результатом этого испытания.
 — Зубы Господни, девочка, — проворчал лэрд Данмор. — Что это с тобой?
 — Это все она, шлюшка из долины.
 — Постой, дочь, — сказал Данмор, бросая быстрый взгляд в сторону Парлана. — Ты сейчас говоришь о жене лэрда Макгуина.
 — Мне наплевать, за кого она вышла замуж. Она не имела права так поступать!
 Парлан сдержался и продолжал выслушивать лепет разъяренной женщины. Он очень надеялся, что Данмор успокоит дочь и убедит ее убраться из зала. Именно этим, кстати, хозяин замка сейчас и занимался. Но из слов Дженнет Парлан кое-что понял.
 — Ты ударила мою жену? — вопросил он негромким, но грозным голосом, медленно поднимаясь из-за стола. В зале воцарилась напряженная тишина.
 Слегка побледнев, Дженнет попыталась оправдаться:
 — Она меня оскорбила.
 — Она беременна. Бить беременную женщину нельзя.
 Надо было ответить ей иным способом. А если она даже тебя и оскорбила, то поступила правильно, поскольку ты начала оскорблять ее с того самого момента, как мы приехали в замок. — Тут Парлан отвесил поклон хозяину. — Пусть милорд меня извинит, но мне необходимо взглянуть, как чувствует себя моя жена. — После этого Парлан вышел из зала.
 Лэрд Данмор смерил дочь взглядом.
 — Если бы ты, дура, не была с ног до головы заляпана дерьмом, я бы тебя ударил.
 — Это за то, что я треснула шлюшку из долины, что ли?
 — За то, что ты ударила жену главы клана Макгуинов.
 Разве не ясно, что ему дорога эта женщина? А я ценю наш союз и не хочу, чтобы из-за твоей глупости он подвергся испытанию на прочность. Ты останешься в своей комнате до самого отъезда четы Макгуинов, и моли Бога, чтобы Парлану не пришла в голову мысль отплатить тебе за жену той же монетой, а не только холодной улыбкой.
 Когда Парлан вошел в покои, Эмил только вздохнула, но даже не шевельнулась в постели, где лежала, распластавшись на спине. Она не открыла глаз даже тогда, когда муж нежно прикоснулся к ее подбородку.
 — Значит, она тебя ударила, — тихо произнес Парлан, дотрагиваясь до ее щеки, на которой уже проступил кровоподтек.
 Не услышав гнева в его голосе, она открыла глаза.
 — Что, синяки проступили?
 — Как обычно. Ну и сама Дженнет проговорилась. Как ты себя чувствуешь?
 — Почти не больно. Уверена, что на взгляд синяки куда страшнее, чем неприятные ощущения, которые я испытываю.
 — Я, собственно, сейчас не о синяках, хотя очень рад, что они не доставляют тебе беспокойства. Надеюсь, ты не ушиблась и не слишком расстроилась?
 Поняв, что Парлан беспокоится о ребенке, Эмил почувствовала, что в ее сердце закралась обида.
 — С ребенком все в порядке. Твоему наследнику ничего не сделается.
 — Хорошо, ведь если плохо дитяти, плохо и его матери.
 Прежде всего я волнуюсь за тебя и потом уже — за ребенка.
 Тебе следовало сразу уйти от этой женщины. — С этими словами Парлан присел на край кровати.
 — Я и хотела это сделать. Но она схватила меня за руку и удержала. Послушай, неужели мой поступок вызвал такой переполох? — Эмил вовсе не тревожилась по поводу того, что она сделала с Дженнет, — та заслуживала наказания посерьезнее. Куда больше ее волновали последствия инцидента, которые могли отразиться на отношениях Парлана с его ближайшими союзниками, — Ничего такого, из-за чего стоило бы расстраиваться, — произнес Парлан и растянулся на кровати рядом с женой.
 — Надеюсь, из-за этого тебе не придется уезжать?
 — Нет, что ты. Просто мне захотелось выйти из зала и подождать, пока выветрится запах навоза. — Эмил поморщилась, а Парлан расхохотался.
 Не дав себе труда подумать, Эмил вдруг выпалила:
 — Так ты, оказывается, был помолвлен с Дженнет?
 — Что такое? — Парлан вскочил и уставился на жену в изумлении. — Что она успела тебе наговорить?
 — Ничего, — пробормотала Эмил, удивленная столь явным волнением мужа. Она постаралась сделать вид, что это был не более чем праздный вопрос. — Наверное, в зале уже рассеялся дурной запах.
 — Эмил, неужели Дженнет сказала тебе, что мы с ней были помолвлены?
 — Неужели я утверждала что-либо подобное?
 Он наклонился близко-близко к ее уху и прошептал:
 — Что-то вроде этого. Так говорила она тебе это или нет?
 Парлан понял, что Дженнет изводила Эмил своими намеками и грубостями, но не задумывался о последствиях, которые могли бы иметь подобные беседы. Хотя он и понимал, что в замке Данмор имелись дамы, готовые подтвердить, что свели с ним знакомство накоротке, ему казалось, он уже дал Эмил понять, что прошлое сейчас для него ничего не значит. Тем не менее ему вовсе не понравилось, что кое-кто забивал Эмил голову своими сладострастными фантазиями.
 Эмил встретилась с ним взглядом и поморщилась. Она знала, что муж будет расспрашивать, пока она ему не выложит все.
 Она не знала, чем вызвана подобная настойчивость. Ему гораздо проще было бы сказать «нет» и забыть об этом дельце.
 — Она говорила, что если бы не я, то в жилах твоего наследника текла бы кровь Данморов. Говорила, что и ее отец любил порассуждать на эту тему и считал, что вы с ней друг другу подходите, и… — тут она глубоко вздохнула и внимательно всмотрелась в лицо мужа, — утверждала, что ты ей признавался… — Парлан выругался, и ее глаза расширились от удивления.
 — Она, без сомнения, утверждала, что я нашептывал ей нежные слова признания на ушко, сжимая в объятиях!
 — Она заявила, что твои слова опаляли ей кожу — настолько ты был близко от нее, когда их произносил. — Эмил не сказала, что слова Дженнет были напитаны ядом.
 — А как вышло, что вы вдруг начали обмениваться ударами? — спросил он и поцеловал ее в щеку, на которой красовался синяк.
 — Парлан, я не хотела с ней драться. Я проглотила все ее оскорбления по отношению к жителям долины. Я снесла даже оскорбления по поводу причин, заставивших тебя на мне жениться. Что делать, я знаю, в прошлом ты отнюдь не был монахом, и решила не обращать внимания на разговоры о своих предшественницах. Но когда она меня ударила… — Эмил пожала плечами. — Я не смогла сдержаться, хотя постоянно напоминала себе о твоих интересах, которые необходимо защищать.
 — Ты была в своем праве, дорогуша. Она не смела тебя бить. И по поводу, и без повода.
 — Разумеется, я знаю, что у меня язычок — дай Бог всякому, но я старалась говорить разумно, — Эмил вздохнула. — Кроме того, она ко мне просто прилипла — вот почему, собственно, я и собралась уходить. Я знала, что разговоры о твоих бывших любовницах будут обязательно, но не была готова к тому, что есть, оказывается, женщина, которая имела на тебя в прошлом больше прав, нежели все остальные.
 — Такой женщины не существовало. И уж не Дженнет Данмор об этом говорить. И никаких «обжигающих кожу слов» тоже не было. Признаться, я даже не знаю, какая у нее кожа, поскольку не спал с этой дурой. Никогда.
 — Неужели ни разу? — Эмил все-таки думала, что Парлан был близок с этой женщиной, хотя и не знала, какими они обменивались словами, предаваясь любовным утехам.
 — Нет. Помимо всего прочего, я знал, что лэрд Данмор сразу заведет разговор о свадьбе, если о нашей с ней связи станет известно.
 — Да уж, Дженнет постаралась бы, чтобы об этом узнали все.
 — Точно. Еще бы и простыни остыть не успели. — Парлан взял лицо жены в руки и нежно ее поцеловал. — Послушай, Эмил. Я не был ее любовником и никогда не говорил ей слов любви. Я никогда не был ни с кем помолвлен и даже не думал об этом. Я знал, что лэрд Данмор спит и видит, чтобы со мной породниться, но и намеком не давал ему понять, что согласен. Теперь я думаю, что, если бы мне не встретилась ты, я бы, возможно, женился на этой женщине, поскольку надо же было когда-нибудь жениться. Но ей я об этом и слова не сказал. Я видел, что она пытается расстроить тебя, но и представить не мог, что Дженнет опустится до лжи. Потому что все ее слова лживы, все до единого.
 Клянусь. Мне очень жаль, что я не подозревал, какими средствами она хотела добиться своей цели.
 Эмил вздохнула и покачала головой:
 — Я не предполагала, что горцы до такой степени ненавидят жителей долины.
 — Не все, девочка. Есть люди достаточно мудрые, чтобы оценивать человека по его делам, а не по месту, где он родился. — Парлан криво усмехнулся и подмигнул:
 — Хотя, сказать по чести, мне, горцу, довольно трудно быть справедливым по отношению к парням из низины. — Его улыбка сделалась еще шире, когда он услышал, что она отозвалась на его шутку тихим смехом. Прежде чем выбраться из постели, он снова ее поцеловал. — Ладно, покончим с этим. Меня, как ты знаешь, ждут дела.
 Прежде чем она успела высказать ему свое негодование, Парлан скрылся за дверью. Она покачала головой, улыбнулась и решила не торопиться спускаться в зал. Надо было отдохнуть, поскольку стычка с Дженнет измотала ее выше всякой меры. Эмил знала, что снова противостоять Дженнет за столом ей удастся лишь в том случае, если она приведет себя в порядок.
 К большому удивлению Эмил, Дженнет за столом так и не появилась. Поскольку Эмил была уверена, что особого ущерба этой даме она не нанесла, это несказанно ее поразило. Пока она сидела за столом, хозяин замка не раз оборачивался в ее сторону и вполголоса ругался. Эмил заподозрила, что ни пудра, ни притирания оказались не в состоянии скрыть кровоподтека. Она решила, что умнее всего избегать общения с лэрдом, но столкнулась с ним сразу же после того, как встала из-за стола и отправилась в их с Парланом покои, чтобы пораньше лечь спать. Мужчины же остались за столом и принялись беседовать о подвигах и славе.
 — Миледи, спешу принести вам глубочайшие извинения за случившееся. — Данмор взял ее ладонь в руки и поцеловал кончики пальцев.
 Немало удивившись, Эмил негромко осведомилась:
 — За что же, милорд?
 — За действия моей дочери. Она проявила по отношению к вам непозволительную грубость.
 — Это была всего лишь небольшая ссора, милорд. Не беспокойтесь понапрасну.
 — Вы чрезвычайно великодушны.
 Ей понадобилось еще несколько минут, чтобы убедить Данмора, что ущерб ей был причинен самый ничтожный и она ни на кого не в обиде. Когда Эмил наконец добралась до спальни и открыла дверь, она только покачала головой.
 Оказывается, для Данмора союз с Парланом являлся столь же важным, как и для ее супруга. И даже его засидевшаяся в девицах дочь занимала в этой иерархии ценностей второе место.
 Приглядевшись, Эмил поняла, что в спальне не растопили камин. Не ощущалось здесь и присутствия горничной.
 Данмор, может, и хозяин замка, подумала Эмил, зажигая свечу, но он отнюдь не заправляет здесь всем, как ему, должно быть, кажется. Она не сомневалась, что он бы не одобрил подобного проявления негостеприимства, но не собиралась ставить его об этом в известность. Эмил понимала, что мелкое наушничество вряд ли способствовало бы упрочению ее положения в замке.
 Когда Парлан вошел в спальню, он застал жену за разжиганием камина. Мельком взглянув на него, она продолжила свои труды, хотя и выругалась про себя. Она искренне надеялась, что успеет завершить работу до его возвращения.
 Парлан рассердился — это было видно сразу. Когда он рывком выхватил у нее кочергу, она поняла, что успокоить мужа будет непросто.
 — Где эти чертовы служанки? Ты что, отпустила их?
 — Да, — слишком быстро проговорила Эмил, поэтому ничуть не удивилась, когда Парлан подозрительно на нее посмотрел.
 — А ведь их здесь и не было, так, что ли?
 Вздохнув, она кивнула, поскольку причины лгать не видела. Она была уверена: рано или поздно он заметит, что в этом замке ею пренебрегают. Ее удивляло лишь то, что он заметил это довольно поздно.
 — Утром я переговорю с лэрдом Данмором.
 — Не смей, Парлан. — Она стащила платье, залезла под одеяло и стала наблюдать за тем, как он моется.
 — Это нарушение правил гостеприимства, дорогая. Я не могу поверить, чтобы хозяин допустил такое по собственной воле.
 — Уверена, он не имеет к этому никакого отношения.
 Сомневаюсь, что Данмор вообще отдает себе отчет в том, в какие игры играют здешние дамы.
 — Между тем все эти милые шалуньи должны быть наказаны, — закончил Парлан ровным тоном и повесил одежду на стул. — Если так будет продолжаться, то они и собственного лэрда скоро ни во что ставить не будут. Они пренебрегают своими обязанностями, что недопустимо.
 — Нет. Все-таки тебе не стоит этого делать. — Когда он проскользнул под одеяло, она прижалась к нему и попросила; — Не обращай внимания — и все тут.
 — Но почему, милая? С какой стати ты должна приходить в неприбранную комнату? Я понимаю, ты все можешь сделать сама — но чего ради? В Данморе полно женщин, и они могли бы как следует обслуживать гостей.
 К тому же ты беременна, и они должны относиться к тебе с особым вниманием.
 — Я все время пытаюсь тебя убедить, чтобы ты не вмешивался в мои отношения с обитателями замка и предоставил мне возможность поступать так, как я сочту нужным.
 Если ты обратишься к лэрду с жалобой, неприязнь ко мне лишь возрастет. Мне необходимо самой разрушить стену непонимания, существующую между мной и этими людьми, я должна правильно себя здесь поставить, если хочешь.
 — Ты моя жена и хозяйка Дахгленна. Одного этого достаточно, чтобы урегулировать разногласия, о которых ты говоришь!
 — Парлан, прошу тебя, положись на меня. Я сама попробую все уладить. И если кто-то проиграет или, наоборот, выиграет в этом конфликте, то это тоже буду я. Иначе, сколько бы лет я ни прожила в горном краю, меня никогда не будут считать своей.
 — Уговорила. Действуй сама. — Он прижал жену к себе и нежно поцеловал ее в шею, — Но что ты имела в виду, когда говорила «сколько бы лет я ни прожила в горном краю…»?
 — Ну… трудно говорить о будущем с уверенностью.
 — Ты должна быть уверена в одном: твое место рядом со мной — раз и навсегда.
 Отдаваясь его объятиям, Эмил решила больше не касаться этой темы, поскольку Парлан сказал то, о чем она мечтала сама.

 Глава 20

 Тяжело вздохнув, Эмил отложила в сторону вышивку.
 Она устала от вынужденной неподвижности, от вечного ничегонеделания и полнейшей праздности. Оглядев себя с некоторым отвращением во взгляде, она вынуждена была с неохотой признать, что ей не давали делать даже то малое, на что она еще была способна. К величайшему ее разочарованию, чуда не произошло и она стала ходить вперевалочку.
 Парлан изо всех сил сдерживался, чтобы не смеяться, но по утрам, когда он помогал жене выбраться из постели, это давалось ему с трудом.
 Тем не менее, думала она, пытаясь подняться на ноги, должно же быть что-то такое, что помогло бы ей удовлетворить неожиданно появившуюся у нее в последнее время охоту к перемене мест. И вышивание, конечно, никак не могло удовлетворить это желание. Неожиданно она поняла, что ей нужно, и, направляясь к выходу из зала, повеселела. Поскольку Парлана не было в замке, ее предприятие могло завершиться вполне успешно.
 По пути на конюшню она едва не расхохоталась. Хотя она старалась двигаться осторожно и намеревалась ускользнуть из замка незамеченной, стало ясно, что это невозможно. Для того чтобы передвигаться тихо и быстро, она стала слишком неповоротлива. Кроме того, за ней продолжали следить — как-никак она была женой лэрда и находилась на сносях. При этом все еще оставался на свободе Рори Ферпосон, которого раз или два замечали в подозрительной близости от замка Дахгленн.
 Эмил вошла в конюшню и направилась к Элфкингу.
 — И что же мы тут делаем?
 Едва не задохнувшись от страха и неожиданности, Эмил развернулась на каблуках.
 — Артайр, это ты? Не смей меня больше пугать! — приложив руку к заколотившемуся вдруг сердцу, сказала она.
 — Пугать тебя? Вот уж чего я не хотел. — Молодой человек подошел поближе, и Эмил заметила, что он не сводит глаз с ее огромного живота. — Как ты себя чувствуешь? — осведомился он.
 — Рожать здесь и сейчас не собираюсь. Но если ты меня еще разок напугаешь, то это, возможно, и произойдет.
 — Тогда я очень постараюсь не сделать этого ненароком. А теперь ответь мне. Что ты здесь делаешь?
 — Собираюсь отправиться на верховую прогулку.
 — Ты, должно быть, сошла с ума.
 — Да, от скуки.
 — Послушай, Эмил, я знаю, что ты сейчас чувствуешь…
 — Нет, не знаешь. И не узнаешь никогда. У меня такое ощущение, будто я снова превратилась в пленницу. Нет, хуже.
 Когда я находилась здесь в ожидании выкупа, мне жилось куда веселее. Мне уже страшно надоело сидеть без дела или заниматься вышиванием. Мне нужно сменить обстановку.
 — Ну и отлично. Но это не означает, что тебе необходимо скакать верхом.
 — Нет, означает.
 — Ты можешь причинить вред себе или ребенку.
 — Да, надо ребенка немного встряхнуть. Что-то он засиделся у меня в утробе. Как ты, надеюсь, догадываешься, детей вынашивают не вечно.
 — Справедливо. Но что делать, если ребенок решит появиться на свет, когда, ты будешь за пределами замка и рядом не окажется женщины, способной оказать тебе помощь при родах?
 То, как он стоял перед ней, скрестив на груди руки и поглядывая на нее, словно на дитя неразумное, напомнило Эмил Парлана в худшей из его ипостасей. Это вызвало у нее волнение и даже раздражение. Тем не менее она постаралась скрыть свои чувства, поскольку — в отличие от Парлана — Артайра можно было переубедить. Макгуин-младший был более податливой натурой, чем Парлан.
 — Артайр, — произнесла она, положив ему ладонь на плечо, — маленькая верховая прогулка умеренным аллюром не может сказаться на ребенке дурно — ведь я езжу верхом всю свою жизнь. Но поскольку я на сносях, мне трудно взобраться на коня без посторонней помощи. И ты мне мог бы помочь. Повторяю, ездить мне не трудно, но помощь все-таки мне необходима.
 — Если тебе нужна помощь, чтобы взобраться в седло, значит, ездить верхом тебе нельзя.
 — Глупости. Подумай, сколько на свете женщин — совершенно здоровых, кстати, — которые никогда не садятся на лошадь без посторонней помощи.
 — Но они не вынашивают наследника Макгуинов. Уверен, что Парлан запретил тебе садиться на лошадь в этом состоянии.
 — Ошибаешься. Мы вообще не говорили на эту тему. — Эмил считала, что она не нарушает никаких обещаний, поскольку Парлан и в самом деле такого рода приказаний ей не отдавал, хотя она и продолжала свои прогулки до самого последнего времени. Не так давно, правда, она почувствовала, что муж собирается с ней об этом поговорить, и, не дожидаясь неприятного разговора, прекратила верховые прогулки по собственной инициативе. — Я сама перестала ездить, поскольку решила, что выгляжу на Элфкинге уморительно — с таким-то животом.
 — Тогда с какой стати ты вдруг решила прокатиться сейчас?
 — Потому что если я и впредь буду сидеть, как курица, высиживающая яйца, то просто сойду с ума! — вскричала она, но тут же взяла себя в руки. — Извини. Трудно сохранять спокойствие в моем положении. — Она улыбнулась и с надеждой посмотрела на Артайра. — Ты поможешь мне взобраться в седло?
 — Помочь-то я, конечно, помогу, — продолжал ворчать Артайр, уступив ее просьбам, — хотя знаю, что мне придется очень и очень об этом пожалеть. Следовало бы подождать возвращения Парлана.
 — Парлан вернется не скоро, и тогда мне уж точно будет поздно гарцевать на коне.
 — Понимаю. И молюсь Богу, чтобы он вернулся в Дахглени после того, как вернемся мы.
 — По-моему, ты совсем не слушаешь, о чем здесь говорят, Парлан, — сказал Лаган и перемигнулся с Лейтом, прежде чем обнять лэрда.
 Парлан поморщился, потому что понял: Лаган прав. Он прибыл на встречу с Менгусами и их сторонниками не только для того, чтобы убедить собравшихся, что его брак с Эмил Менгус — залог их будущего союза, но и для того, чтобы разузнать, как обстоят дела с поимкой Рори Фергюсона. В душе он считал, что с Рори так или иначе скоро будет покончено, поэтому и сам не заметил, как его мысли переключились на другое. Он стал думать об Эмил и о ребенке, который должен скоро появиться на свет.
 — Признаться, мне не хотелось оставлять Эмил. Она вот-вот должна родить.
 — Это вот-вот продолжается уже больше месяца. Я начинаю уже подумывать, что дитя решило выбраться из утробы на своих двоих.
 Рассмеявшись над шуткой Лагана, Парлан покачал головой:
 — Эмил и тут решила отличиться.
 — Эй, прислушайтесь к тому, что говорит старый Саймон Брот, — прошипел Лейт, взывая к всеобщему вниманию.
 — Повторяю, я уверен, что это работа нашего милого Рори. Не хочу причинять тебе боль, дружище Лахлан, и возрождать в твоей памяти печали прошедших лет, но вынужден сообщить, что девушка, труп которой мы обнаружили, была убита точно так же, как твоя жена. Это сделал Рори — и никто другой. Даже такой старик, как я, в этом уверен.
 — Ты знаешь имя убитой?
 — Нет, Лейт. Никто здесь такой раньше не видел. А приехала она сюда несколько недель назад, — ответствовал старый Саймон Брот.
 — Тогда здешние жители вполне могли с ней познакомиться. — Парлан знал, что в их краях любой чужак привлекал к себе пристальное внимание. — Возможно, найдется ниточка, которая позволит нам установить имя несчастной или того человека, который ее прикончил.
 — Ты полагаешь, это важно? — спросил Саймон.
 — Очень может быть.
 — Ну, говорят, что это была насквозь лживая, очень красивая женщина с густыми каштановыми волосами лет двадцати от роду. Точно никто сказать не может, но те простолюдины, которые видели ее в деревенской гостинице, упоминали, что, ко всему прочему, добротой она тоже не отличалась. Словом, настоящая стерва, хотя и допустила до себя сына хозяина гостиницы — он крепкий и ладный парень.
 — Это мог быть кто угодно. Есть еще какие-нибудь приметы? Что угодно, лишь бы установить ее имя.
 — Да, чуть не забыл. А ведь я хотел показать его вам прежде всего. — Саймон вынул из кармана кольцо и поднял над головой, чтобы все собравшиеся могли его рассмотреть. — Не думаю, что оно поможет нам прийти к правильному выводу, но все же… Далеко не всякий может позволить себе иметь такое.
 — Лаган, — прошептал Парлан, не сводя с кольца глаз. — Узнаешь?
 — Да, боюсь, что узнаю. — Лаган поднялся с места, подошел к Саймону и взял у него кольцо. — Ты был прав, старина. Эта женщина не здешняя. Вот почему здесь ее ник то не признал. Ее звали Кэтрин Данмор, и она была моей кузиной. Скажи, Саймон, как поступили с телом?
 — Похоронили. В деревне каждый может показать ее родственникам место захоронения. Остается выяснить, что она делала в компании с этим человеком?
 — Когда выяснилось, что именно Кэтрин выдала с головой Парлана и Эмил Рори Фергюсону, ее жизнь сделалась невыносимой. Ей некуда и не к кому стало ездить в гости, и одиночество постепенно затягивало на ее шее петлю все туже и туже. Кто-нибудь видел или слышал что-нибудь о том, где она была убита?
 Место, где убили Кэтрин Данмор, находилось неподалеку от границы между горными землями и владениями лэрдов, проживавших в долине. Из этого можно было сделать вывод, что Рори обретался где-то поблизости. До Дахгленна отсюда тоже рукой было подать, и Парлан насторожился.
 Тем временем Саймон продолжал говорить:
 — Рассказы местных жителей ничего не стоят. Они, правда, утверждают, что посетители у леди время от времени появлялись, но не могут рассказать, как они выглядели. Их было двое — высокий и другой, постоянный его компаньон, значительно ниже первого. Они скользили, словно тени, и были закутаны до самых глаз. Их никто толком не рассмотрел. Женщина была привязана к постели, а во рту был кляп, так что кричать она не могла. Кроме того, в гостинице в ту ночь было малость шумновато. Люди видели, как высокий входил к даме, но никто не видел, когда тот ушел. Как я уже говорил, отметины на ее теле позволяют утверждать, что она пала, от руки этого ублюдка Рори.
 — Я тоже так думаю. То, что Кэтрин умерла здесь, заставляет меня утвердиться в мысли, что Рори слишком близко подобрался к Эмил. Я возвращаюсь в Дахгленн. Лаган, ты едешь со мной?
 — Мне бы очень хотелось, Парлан, но долг призывает меня в дорогу. Я должен сообщить родным о смерти Кэтрин.
 — Понимаю. — Парлан коснулся плеча Лагана. — Прими мои соболезнования.
 — Я не особенно печалюсь о ней, хотя она и была моей родственницей. Но меня выводит из себя жестокость, с которой было совершено убийство. Хотя по Кэтрин вряд ли многие станут убиваться, такой мучительной смерти она не заслужила.
 — Такой смерти не заслуживает никто, кроме тех людей, которые ее сеют. Ты вернешься в Дахгленн?
 — Как только покончу с моей печальной миссией.
 — Я еду с тобой — прямо сейчас.
 Бросив взгляд на Лейта, Парлан согласно кивнул:
 — Признаться, это меня несколько удивляет. — Потом он взглянул на Лахлана, поднимавшегося на ноги. — Как, и ты? Неужели вы оба сомневаетесь в моих способностях защитить жену?
 — Нет, парень, никто в этом не сомневается, но если ты малость подумаешь, то поймешь, почему мы собрались ехать с тобой. Дело в том, что ты искал Рори в своих землях, а я — в своих. Мы не знали, в каком направлении он улизнул. Зато сейчас мы имеем об этом представление, По этой причине следует объединить наши усилия.
 — Что ж, ты прав. В таком случае нам следует поторапливаться. А то может случиться так, что верный пес Рори — Джорди — снова вдохнет немного разума в своего хозяина, и подонок опять от нас ускользнет. — Парлан поспешил прочь из главного зала замка Лахлана. Остальные торопливо последовали за ним.
 Они были на полпути к Дахгленну и ехали не торопясь, стараясь сберечь силы своих коней. Лейт подъехал к Парлану и попытался найти слова, чтобы ослабить волнение, следы которого проступили на лице лэрда.
 — Эмил хорошо охраняют.
 — Да, — подтвердил Лахлан, оказываясь от Парлана по другую руку.
 — Этот человек не сможет до нее добраться — ведь она под защитой стен Дахгленна.
 — В том случае, если она действительно под их защитой. — Парлану трудно было объяснить, почему он вдруг усомнился в этом, однако в его душе зародился страх.
 — Ну где ей, глупышке, быть еще? Сейчас она, должно быть, располнела и ходить ей трудно.
 — Да, отец. Толста до чрезвычайности, — ухмыльнулся Лейт. — Я видел ее не так давно и помню, что помогал ей подниматься со стула.
 — Да. — Парлан тоже коротко улыбнулся в ответ, но потом снова сделался мрачным. — Беременность приковала бы к креслу любую другую женщину. Когда ребенок разрастается в утробе, многие вообще стараются ходить поменьше.
 Но я не уверен, что Эмил из их числа.
 — Да уж. — Лахлан поморщился. — Она всегда отличалась от других женщин и девиц. И то, что она на сносях, не изменило ее характер.
 — Именно. В последнее время ею овладело беспокойство, и это тревожит меня больше всего. Не могу сказать почему, но мне вдруг показалось, что в Дахгленне все обстоит совсем не так, как следует. Это чувство с каждой минутой становится все сильнее и сильнее.
 — Пришпорим лошадей! — Лахлан еще не закончил фразы, а сам уже начал наподдавать.
 Парлан последовал его примеру, пробормотав:
 — Ежели она не сидит в замке, как ей положено, клянусь, я ее поколочу.
 — А я буду ее держать, чтобы тебе было сподручнее ее наказывать, — поддержал зятя Лахлан.
 — Мне кажется, что мы приедем в Дахгленн в разгар родов. У нее, что называется, уже все сроки просрочены — и это, пожалуй, больше всего тебя волнует.
 — Очень хочу, чтобы ты оказался прав, Лейт. Хотя я и беспокоюсь по поводу того, как пройдут роды у Эмил, я предпочел бы, чтобы она мучилась от схваток, нежели пребывала за пределами Дахгленна, где Рори может наложить на нее свою гнусную лапу.
 Эмил глубоко вздохнула и улыбнулась продолжавшему хмуриться Артайру. Они сделали короткую остановку, чтобы женщина могла насладиться прелестью приволья и свободы, которых была лишена в течение долгого времени. Было куда приятнее находиться вне стен замка и радоваться солнышку, нежели смотреть, как уходят погожие дни, скрываясь за каменной стеной. Артайр, однако, оказался не слишком приятным спутником, поскольку вовсе не делал секрета из того, что эта вылазка на природу ему не по вкусу.
 — Прекрати дуться, Артайр, и наслаждайся! В наших краях хорошая погода редкость.
 — Она мне понравится куда больше, если я буду знать, что ты в безопасности за стенами Дахгленна и ступаешь ногой по твердой земле.
 — На спине Элфкинга я в полной безопасности, не хуже чем за стенами замка. — Эмил погладила сильную шею жеребца. — Уж он-то никогда мне не сделает дурного.
 — Верно. Ты выдрессировала коня под стать себе. Но не верховая прогулка меня смущает. У меня дурное предчувствие, что эта прогулка может дорого нам обойтись. Парлану твоя идея уж точно бы не понравилась.
 Артайр был прав, но Эмил вовсе не собиралась с ним соглашаться.
 — Мы ведем себя чрезвычайно осторожно. Едем так, как будто под нами старые клячи, а не великолепные кони. И что в этом дурного? Если Парлан разозлится, когда узнает о нашей вылазке, я возьму всю вину на себя. В конце концов ведь это я вытащила тебя из замка, заставив поступиться здравым смыслом.
 — Что верно, то верно, и я до сих пор не пойму, почему пошел у тебя на поводу.
 — Потому что ты — душка.
 — Или, вернее, дурак дураком. Как ты не понимаешь, Эмил, что позволить женщине на сносях скакать на лошади — чистейшее сумасшествие. Кроме того, ты забыла, что Рори Фергюсон все еще не пойман.
 — Вот уж о чем я никогда не забуду. Но ведь он не станет сшиваться так близко от Дахгленна и от длинного меча Парлана, верно?
 — Кто знает? У этого парня не все в порядке с головой.
 Конечно, глупо подходить близко к Дахгленну, где у всех руки чешутся проткнуть его мечом. Но захватывать в плен тебя и подвергать пыткам тоже было глупо. Ведь ни спрятать тебя как следует, ни удерживать слишком долго в замке он бы не смог. Однако же он на это пошел. Кроме того, сумасшедшие иногда могут быть чрезвычайно хитрыми.
 — У Рори есть приятель — Джорди. Он по-настоящему умен и не позволит Рори слишком приближаться к замку.
 — Вот была бы благодать, если бы они поступали как по писаному, но, — Артайр пожал плечами, — когда имеешь дело с такими мерзавцами, все может случиться. Возможно, Джорди временами и вправляет Рори мозги, но не следует забывать, что хозяин все-таки Рори.
 Эмил содрогнулась и несколько раз нервно оглянулась вокруг. Потом сказала себе, что ее страхи ни на чем не основаны. Рори берег свою драгоценную шкуру как зеницу ока. Дахгленн же был для него, пожалуй, самым опасным местом на свете.
 Однако, несмотря на эти здравые мысли, озноб ужаса пробежал у нее по спине. Она подумала, что в нынешнем своем состоянии совершенно беспомощна. Помимо этого, всякая угроза ей являлась одновременно угрозой ребенку.
 Раздумывая над этим, Эмил сама не заметила, как ее руки невольно потянулись к обширному чреву. Сколько бы она ни убеждала себя, что нечего давать воли страхам и слушать мрачные пророчества Артайра, ощущение того, что Рори поблизости и, возможно, наблюдает за ней, не проходило, несказанно ее раздражая. Она подняла глаза и посмотрела на Артайра.
 Артайр ответил ей грустным взглядом. Эти люди медленно продирались навстречу друг к другу сквозь былое недопонимание и вражду в стремлении сдружиться, но молодой человек до сих пор не решился бы утверждать, что знает жену брата хотя бы поверхностно. Он даже не предполагал, до какой степени ее изучил Парлан — да и изучил ли вообще? В жизни еще ему не приходилось встречать женщины, которая бы получала удовольствие, действуя вопреки устоявшимся правилам и нормам. Артайр надеялся вложить в нее хотя бы чуточку здравого смысла, высказывая вполне обоснованные опасения, но взамен ничего, кроме раздражения, не получал.
 — Ты все время стараешься меня напугать, Артайр Макгуин, не так ли? — спросила Эмил и тихонько выругалась, заметив виноватое выражение его лица. Это подтверждало ее подозрения на счет Артайра: тот просто ее запугивал.
 — Я всего лишь хотел, чтобы ты проявила здравый смысл, — Так, как его понимаешь ты?
 — И тебе бы следовало понимать его точно так же. Я же честно говорю тебе о том, что меня беспокоит.
 Она вздохнула, постаралась взять себя в руки и кивнула:
 — Справедливое замечание, не стану спорить. Но было бы лучше, если бы ты оставил мрачные мысли при себе.
 — Я вовсе не собирался тебя запугивать. Скажи, ты хорошо себя чувствуешь? — вдруг спросил Артайр, озабоченно оглядывая ее живот.
 — Если ты полагаешь, что испугал меня настолько, что я начну рожать прямо сейчас, то ошибаешься. — Артайр при этих словах вспыхнул, и Эмил не смогла сдержать улыбки. — Запомни, ребенок не появляется на свет мгновенно. В особенности если это первый ребенок. Даже если бы у меня начались родовые схватки от испуга, прошли бы долгие часы, прежде чем наследник Парлана появился бы на свет. Поэтому не волнуйся.
 — Но ведь у тебя уже прошли все сроки.
 — Ну и что? Это не означает, что ребенок родится быстрее, чем это обыкновенно бывает.
 — Я по-прежнему уверен в том, что тебе следовало бы находиться в Дахгленне поближе к кровати. И чтобы вокруг были женщины, способные в любой момент прийти на помощь.
 — Знаешь, я уже начинаю думать, что ты прав. Хотя я очень стараюсь, мне никак не удается избавиться от мыслей о Рори. После того, что ты наговорил, у меня появилось ощущение, что за нами следят из-за каждого куста.
 Артайр поморщился, но все же протянул руку и ободряюще пожал ее кисть.
 — Извини. Я не хотел.
 — Знаю. Но каковы бы ни были твои намерения, ты победил. Мы сейчас же возвращаемся в Дахгленн.
 — Тогда чего тянуть? Поехали?
 — Я тяну потому, что стоит мне вернуться в Дахгленн, как снова окажусь в плену его толстых стен, и пройдет много времени, прежде чем мне удастся снова выехать за пределы замка. Да, ребенок запаздывает — ничего не скажешь. Но уже совсем скоро он прикует меня к постели надолго: ведь мне придется его выкармливать. Поэтому мне хочется еще немного побыть здесь. Подышать воздухом свободы. — Она улыбнулась. — Кстати, и тебе есть чем заняться. Поглядывай вокруг и попытайся вовремя заметить тех, кто за нами подглядывает.
 — На самом деле, Эмил, я не думаю, что он подобрался к нам так уж близко.
 — Ладно, нечего идти на попятную. Надо быть осмотрительными. Я как-то упустила это из виду. Нет, нельзя расслабляться, пока Рори не будет пойман.
 Рори не мог отвести глаз от парочки на поляне.
 — Давненько мы с тобой не встречались, моя маленькая шлюшка. Ты только посмотри на нее, Джорди!
 Ненависть, смешавшись со страстью и желанием обладать этой женщиной, обдала его жаром с головы до ног.
 Эмил Менгус, прекрасно одетая и, как всегда, красивая, выглядела словно важная дама — но Рори прекрасно знал, кто она такая. Обыкновенная шлюха — вот кто.
 Он перевел взгляд на ее чрезвычайно увеличившийся в объеме живот, и руки сами собой сжались в кулаки. Так же как и Кристи, Эмил отдала свое тело другому мужчине. Хуже того, Эмил отдала свою плоть в усладу ненавистному лэрду клана Макгуинов, позволила ему засеять свое лоно и взрастить в нем ребенка.
 Когда он занимался Кристи, ему удалось получить от нее кое-что — по крайней мере смерть женщины доставила ему определенное удовлетворение. Но, убив Эмил, он бы добился куда большего. Прежде всего была бы отомщена ее измена, кроме того, он воздал бы всем, кто согнал его с насиженного места и заставил скитаться. Лахлан Менгус лишился бы дочери, столь похожей на его погибшую жену.
 Ему пришлось бы пережить заново смерть Кристи. Черный Парлан тоже был бы поставлен на колени — он лишился бы не только жены, но и ребенка, наследника.
 Джорди, лежавший за кустами рядом с Рори, отодвинул рукой ветку и глянул вперед.
 — Вижу. Это она. Ну что, теперь мы можем отсюда убраться?
 — Теперь, когда она в моей власти — стоит только руку протянуть? Не будь дураком!
 — Знаешь, я начинаю подумывать, что и в самом деле глуп. Разве не глупость — находиться у самых стен Дахгленна и не иметь при себе даже паршивой клячи, чтобы удрать в случае чего? Вокруг нас бродят люди, желающие нас поймать и проткнуть мечами. А теперь, после того как ты прикончил родственницу Данморов, их станет еще больше.
 — Она заслужила такой конец. Кто она, собственно, была такая? Вечно скулившая шлюха. Сомневаюсь, что в этой стране есть человек, который пролил по ней хотя бы слезинку.
 — Верно, но даже если все Данморы ненавидели Кэтрин при жизни, после ее смерти они наверняка вспомнили, что она их родня, и готовы отомстить. Кровь за кровь.
 — Пусть делают что хотят. Им меня не поймать. Как и всем тем, кто безуспешно охотится за мной вот уже несколько месяцев. Надеюсь, ты не думаешь, что я уползу прочь, как побитая собачонка?! Я потерял все. За мной охотятся, как за диким зверем. Должен же кто-то за это заплатить!
 — Да, но зачем добровольно лезть в их сети? Посмотри, кто с ней рядом: это же Артайр Макгуин собственной персоной. Ты что думаешь, он отдаст тебе эту женщину без борьбы? Она жена его брата, его лэрда, наконец. Она, кроме того, вынашивает наследника рода. Если он тебя унюхает, то помчится, размахивая мечом, чтобы с тобой покончить.
 — Пусть попробует. Пусть поорет и помашет своей железякой вволю. Он ничтожество. Вечно пьяный мальчишка — вот кто он такой. Мне ли его бояться!
 — Поговаривают, что он сильно изменился. С каждым днем он становится все сильнее и все больше походит на своего старшего брата. Сейчас по крайней мере он совершенно трезв.
 — Ты бормочешь, как напуганная старуха, Джорди!
 Посмотри на бабу. Вишь, расселась и поглядывает на парня с улыбочкой. Не удивлюсь, если она обслуживает их обоих.
 Она пошла в мамашу. Кристи отказалась от меня и ушла к Лахлану. Но она за это заплатила. Теперь пришла пора расквитаться и с дочуркой. Это будет двойная победа. Одним ударом я лишу Черного Парлана и жены и наследника.
 — Если только сейчас не подъедет Парлан и не покончит с тобой — и тоже одним ударом.
 Джорди в последнее время стал жалеть, что не оставил Рори. Ему следовали уйти от него уже много лет назад. С каждым днем с этим человеком становилось все труднее и труднее. Джорди знал, что Рори доведет их обоих до плахи или их убьют как бешеных собак без суда и разбирательств.
 Но Джорди понимал, что опоздал. Да, сам он никого не убивал, тем более женщин, но он во всем помогал Рори и с презрением относился к его жертвам, так что его руки тоже были залиты кровью невинных жертв. И те, кто нынче охотился за ними, знали это. Деваться было некуда. Джорди был связан с Рори одной веревочкой — и, видно, до самой смерти. И сейчас он хотел одного — чтобы Рори отказался от безумного замысла.
 — Пусть, пусть этот сукин сын появится. Я даже этого хочу. Он не найдет здесь меня, а значит, и не убьет, как ему того хотелось бы. Зато он найдет здесь кровь и мертвые тела. Господь не лишит меня возможности отомстить этому ублюдку и женщине, которая меня оскорбила отказом и пренебрегла мною. — Рори вытащил из ножен меч и выбрался из кустов. Взгляд его был прикован к молодой паре на поляне.
 Подумав, что Господь уже давно отступился от Рори, Джорди с неохотой последовал за ним. У него не было ни малейшего желания убивать Эмил, потому что он понимал:
 Парлан после этого будет идти по их следу днем и ночью, пока не прикончит. Тем не менее он больше не пытался остановить Рори. Он уже не был уверен, что в силах это сделать.
 Эмил потянулась и одарила Артайра улыбкой. Тот изо всех сил старался быть с ней терпеливым и благожелательным. И это при том, что всем своим видом выражал страстное желание покинуть поляну и возвратиться под защиту стен Дахгленна. Подумав, она решила, что, возможно, им и в самом деле пора. Артайр помог ей совершить восхитительную прогулку, и было бы только справедливо, если бы она вняла его советам и вернула парню спокойствие, которого он лишился с того самого момента, как они выехали за ворота.
 Она улыбнулась. Катание на Элфкинге ее утомило. Беременность слишком изменила ее тело, сидеть на лошади стало трудно. Кроме того, она так и не смогла отделаться от чувства, что за ними следят. Хотя поляна, на которой они с Артайром расположились, была чарующим местечком, она уже не ощущала себя здесь в полной безопасности.
 — Ты меня уговорил, Артайр. Со свободой на время покончено. Мы можем возвращаться.
 Тот с облегчением перевел дух:
 — Так едем? Или побудем еще несколько минут?
 — Хватит. Ничего нового я уже здесь не увижу.
 — А вот тут ты ошибаешься, моя прелестная шлюшка.
 Приглядись — и увидишь свою смерть. Вот она — пришла за тобой.

 Глава 21

 Эмил замерла, вглядываясь в грязного оборванца, появившегося словно из-под земли. Несмотря на то что Рори утратил былой лоск, она без труда его узнала. Разве она могла забыть лицо, приходившее к ней в кошмарных снах?
 Похитив ее у Парлана и подвергнув издевательствам, он навсегда поселил в ее душе ужас. Его слова вовсе не казались ей бессмысленным бредом. Для нее Рори и впрямь был воплощением дьявола.
 — Отъезжай и стань за моей спиной, — прошипел Артайр, вытаскивая из ножен меч, чтобы вступить в бой с двумя злодеями сразу.
 Сбросив оковы страха, Эмил повиновалась. «А ведь мы можем удрать, — подумала она, — мы же на конях». Однако тут она заметила, как к ним метнулся Джорди, перекрыв дорогу к отступлению. Артайр оставался недвижим, поскольку боялся, что Джорди напугает коней и Элфкинг сбросит беспомощную Эмил. Конечно, если бы не ее беременность, ускользнуть от врагов не составило бы труда, но теперь они не могли этого сделать. Словно подслушав мысли Эмил, к Артайру бросился Джорди, размахивая мечом. Он был проворен, и его меч сверкал как молния. Юноша не успел и глазом моргнуть, как был ранен и упал на землю. Правда, он тут же вскочил на ноги и принялся отбиваться от наседавшего на него Джорди, предоставив Эмил собственной судьбе.
 — Как быстро уступил нам твой галантный рыцарь, — пошутил Рори и потянулся, чтобы схватить Элфкинга под уздцы.
 Выругавшись, Эмил попыталась ударить нападавшего ногой, но едва смогла до него дотянуться. И тогда она припала всем телом к коню, уповая теперь только на Элфкинга.
 Жеребец, почувствовав, что хозяйке угрожает опасность, повернулся к Рори крупом и лягнул мерзавца. Рори увернулся от первого удара, но второй его достал — копыто Элфкинга попало прямо в лицо. Рори завизжал и стал отползать — подальше от копыт жеребца, но Элфкинг снова достал его.
 Эмил едва не стошнило — столь неприятным оказался звук удара копыта о человеческую плоть.
 Всякий раз, как Элфкинг опускал ноги, прежде чем лягнуть снова, Эмил ощущала сильный толчок, отдававшийся в ее утробе. Она поняла, роды близко и до того момента, которого Артайр опасался больше всего на свете, осталось совсем немного. Схватки начались. Тем не менее Эмил не пыталась сдержать Элфкинга. Теперь он и только он мог спасти ее, Артайра и наследника Макгуинов.
 Она мельком глянула на юношу. Джорди оставил поле боя и поспешил на помощь своему хозяину. Артайр, припав на колено, зажимал рукой сильно кровоточивший бок, Эмил поняла, что юношу необходимо увезти с поля боя, пока Джорди снова за него не принялся. Вряд ли рана была опасной, но Артайр слабел от потери крови и мог стать легкой добычей для Джорди. Поскольку конь Артайра убежал, Эмил пришлось успокоить Элфкинга. Потом она подъехала к раненому Артайру, моля Бога, чтобы тому хватило сил взобраться на круп коня позади нее.
 — Посмотри на мое лицо! Посмотри, что с ним сделало это дьявольское отродье!
 Несмотря на то что внутренний голос ей твердил; не оглядывайся! — Эмил обернулась. В этот момент Рори как раз отнял от лица руку, чтобы продемонстрировать Джорди результаты нападения Элфкинга. Зрелище заставило Эмил содрогнуться. Элфкинг нанес ему удар не по прямой, а по касательной и сорвал кожу с одной стороны лица. Теперь Рори изуродован навсегда. Даже если рана не воспалится, все равно шрамы останутся ужасные. Несмотря на ненависть к этому человеку, Эмил не испытала радости.
 Поскольку Джорди пытался успокоить Рори, а также осмотреть и перевязать его рану, Эмил решила, что пришло самое удобное время убраться подобру-поздорову.
 — Артайр, тебе хватит сил забраться на коня? — Похлопывая рукой по шее Элфкинга, чтобы его успокоить, она не сводила взгляда с врагов.
 — Попробую, хотя — Господь свидетель — чувствую я себя ужасно. — С этими словами Артайр поднялся на ноги.
 — Тебе станет еще хуже, если ты не залезешь на лошадь побыстрее. Они могут продолжить в любой момент.
 Продолжая следить за Рори и Джорди, Эмил почувствовала, как Артайр дважды пытался взобраться на круп и срывался. Хотя конь стоял неспокойно и в любой момент мог взбрыкнуть снова, Эмил решила помочь парню и, высвободив руку, которой держалась за шею Элфкинга, протянула ее Артайру. Тот вцепился в нее, и Эмил изо всей силы дернула, помогая юноше. К счастью, Элфкинг не взбрыкнул, и в следующее мгновение Артайр оказался на спине коня позади молодой женщины. Потом Эмил осторожно разобрала поводья, которые уронила, когда Элфкинг принялся лягаться.
 — Какая отличная возможность ухлопать этого недоноска, а вместо этого я должен поджать хвост и бежать.
 — Если ты погибнешь, Артайр, вряд ли кому-нибудь из наших будет от этого хорошо. Сиди смирно. Ни поймать тебя, ни поднять с земли, если ты упадешь, я не смогу.
 Как только Артайр ухватился за нее, Эмил пустила коня в галоп. Вопли и злобные крики Джорди и Рори прозвучали в ее ушах, как музыка. Это означало, что они все дальше и дальше уносятся прочь от ужасной парочки. Теперь Эмил сосредоточилась на езде. Необходимо было добраться до Дахгленна до того, как у нее начнутся роды. Следовало иметь в виду, что Артайр в любой момент мог от слабости упасть с коня. Это, отметила она про себя, заставило бы ее горевать до конца своих дней. Очередной вопль ярости, который в тот момент издал Рори, вынудил Эмил отрешиться от такого рода мыслей и думать только об одном: как умчаться подальше от сумасшедшего и его приспешника.
 — Ты упустил возможность отомстить! — заорал Джорди, стараясь перекрыть рев Рори. — Давай-ка отсюда убираться — и побыстрее. Не то, глядишь, и ты у нас ненароком помрешь.
 Рори потребовалось время, чтобы успокоиться и заговорить более или менее нормальным голосом.
 — Ты что, предлагаешь мне сдаться и забыть о мести?
 — Давай сматываться, пока эта женщина не сообщила своим, где нас искать! — Джорди почувствовал, что Рори совершенно обезумел. Его уже не волновала собственная жизнь. — Если ты будешь здесь рассиживаться, другой возможности тебе не представится. Очень скоро сюда нагрянут люди Парлана и изрубят тебя, как капусту.
 — Да, да, ты прав. Нельзя рисковать. Месть — святое дело. — Рори коснулся пальцем лица, которое Джорди только что неумело перевязал. — Вот еще одно преступление, за которое этой женщине придется расплатиться.
 — Она заплатит, не сомневайся, — затараторил Джорди, пытаясь заговорить Рори зубы и увести его подальше от места происшествия. Джорди понимал, что Эмил теперь вряд ли рискнет покинуть пределы Дахгленна с такой немногочисленной охраной. Зато охота на Рори возобновится — в особенности если рана Артайра окажется смертельной.
 Прошло довольно много времени, прежде чем Эмил почувствовала себя в относительной безопасности и начала сдерживать бег коня. Артайр так тяжело давил ей на спину, что она еще больше разволновалась. Кроме того, спазмы, сотрясавшие ее тело, сделались сильнее. Ее ребенок уже настоятельно требовал, чтобы его выпустили на свободу.
 — Артайр? — Она почувствовала, как тот шевельнулся, и облегченно вздохнула. — Продержишься до Дахгленна?
 — Если понадобится, я буду держаться зубами. — Тут он нахмурился, потому что его руки, обнимавшие располневшую талию Эмил, ощутили какое-то непонятное шевеление. — А у тебя как дела? Ребенок не пострадал?
 Я старался держаться за тебя, по возможности не надавливая, но сейчас чувствую, что с тобой происходит что-то необыкновенное.
 — Мне кажется, я малость встряхнула память младенца.
 — Что такое?
 — А вот что; ребенок вдруг вспомнил, что не может вечно обретаться у меня в утробе.
 — Сейчас? Ребенок идет прямо сейчас?
 — Именно.
 — Иисус! И что же нам теперь делать?
 — Ехать дальше.
 — Но ты, наверное, черт знает как себя чувствуешь?
 — Ты прав. Но выбора у нас нет. — Она вовсе не удивилась, что ответа не последовало, хотя ощутила некоторое разочарование оттого, что Артайр не смог предложить ничего другого.
 — Это приключение может повлиять на здоровье ребенка?
 — Да нет, Артайр. Ты меня не так понял. До появления ребенка на свет должно пройти еще некоторое время, хотя, если бы он появился на свет прямо в седле, это было бы вполне в нашем с Парланом духе — ты как думаешь?
 — Может, это, конечно, и в твоем и в его духе — не знаю, но наблюдать за родами мне бы не хотелось, это точно. Скажи… тебя мучают сильные боли?
 Она едва сумела подавить улыбку — уж больно несуразными показались ей его вопросы. И еще, пожалуй, в них проступила несвойственная Артайру застенчивость. Ее всегда забавляло, что мужчины всегда готовы зачать младенцев, но при этом так мало знают о том, как дети появляются на свет и что при этом следует делать. Его невежество в этой Сфере лишний раз напомнило Эмил, что необходимо любой ценой добраться до Дахгленна. Эмил вовсе не хотелось, чтобы Артайр принимал у нее роды. Впрочем, она была уверена, что и Артайру такого рода занятие пришлось бы не по вкусу.
 — Да, мне больно, но я потерплю. То ли еще будет!
 Сейчас по крайней мере мне не хуже, чем тебе, уж поверь.
 — Не так уж у меня и болит. Я перевязал рану рубашкой.
 Артайр тяжело на ней висел, да и голос у него был хриплым от боли, поэтому Эмил не поверила парню. Разговор о предстоящих родах несколько его отвлек, но Эмил стало казаться, что он пребывает в состоянии, которое каждую минуту могло обернуться потерей сознания. Тем не менее он изо всех сил старался преодолеть одолевавшее его беспамятство. Она очень надеялась, что победа останется за ним.
 Стиснув зубы, она продолжила путь. Элфкинг шел ровной рысью, но даже это мучило ее несказанно. Она не могла расслабиться ни на мгновение, не могла остановить коня, сползти на землю. Конечно, подобное искушение появлялось, но Эмил всякий раз его отметала. Мысль о Рори заставляла ее направлять коня вперед.
 — Может, остановимся? — спросил Артайр. Хотя он страдал от слабости и боли, но отдавал себе отчет в том, как трудно приходится Эмил.
 — Если я остановлюсь, Артайр, то ребенок появится на свет прямо тут. А мы с тобой мало что знаем о родах. Кроме того, нам не известно, убрался ли отсюда Рори. Помнишь, мы думали, что объявиться у стен Дахгленна — большая глупость с его стороны. Но ведь он сделал это! С чего бы ему вдруг поумнеть? Думаю, тебе не надо объяснять, что они с Джорди сделают, если застанут нас в тот самый момент, когда я стану рожать? — Она застонала, поскольку снова начались схватки.
 — Да, тогда нам не спастись. Но тебе, судя по всему, становится все хуже и хуже.
 — Да. Но и до замка теперь рукой подать. Успокойся.
 Надеюсь, у меня в запасе еще несколько часов.
 — Ну, если ты так думаешь… — Артайр рассмеялся, хотя и очень тихо. — Тогда, стало быть, Парлан, вернувшись, обнаружит, что сделался отцом.
 Парлан понял, что в замке переполох, в тот самый момент, когда проехал сквозь арку ворот. Люди, собравшиеся в замковом дворике приветствовать лэрда, виновато на него поглядывали. Даже Малколм не слишком торопился к нему подходить, хотя Парлан сразу подозвал его к себе. Он до такой степени волновался за Эмил, что его затошнило. Попытка Малколма изобразить на губах привычную улыбку выглядела весьма неубедительно, поэтому Парлан сразу же рявкнул:
 — Где Эмил?
 — Ты, надеюсь, не думаешь, что женщина на сносях выскочит тебя встречать с быстротой и грацией девчонки-подростка?
 — Брось, хватит играть со мной, Малколм. Где моя жена? И смотри, говори правду.
 — То, что я скажу, тебе не понравится.
 — Это уж мне решать.
 — Ее в замке нет.
 — Так… И где же она?
 — Боюсь, никто этого толком не знает. Но она не одна.
 С ней поехал Артайр, — поторопился сообщить Малколм, заметив на лице хозяина признаки гнева. — Никто, разумеется, не отпустил бы ее на прогулку в одиночестве.
 — Так она, значит, вне стен Дахгленна?
 — Ну… — Малколм поморщился, услышав произнесенные вполголоса ругательства, вырвавшиеся из уст Парлана. — Я же говорю: она отправилась с Артайром на прогулку верхом.
 — Верхом? — Рев Парлана едва ли не заставил подпрыгнуть тех, кто стоял поблизости. — Эта дурища на сносях отправилась кататься верхом? Но почему вы позволили ей совершить такую глупость? И о чем думал Артайр? Неужели здесь, в Дахгленне, ни у кого не осталось даже крупицы здравого смысла?
 — Успокойся, парень. — Лахлан положил руку ему на плечо. — Я встревожен не меньше твоего, но будь рассудительным. Ты же отлично знаешь, как Эмил умеет добиваться своего. Но здесь, в Дахгленне, далеко не всем известно об этом. Скажи, кому могло прийти в голову, что женщина на сносях вдруг решится на подобный поступок?
 Парлан с трудом подавил гнев.
 — Кто-нибудь ездил на поиски этой парочки умалишенных?
 — Нет, когда мы узнали об их отъезде, то решили — пусть покатаются часок-другой. Если бы с ней что-нибудь случилось, явился бы Артайр за помощью.
 — Да, если бы ему представилась такая возможность.
 Малколм, дело не только в том, что она на сносях. Я-то как раз отлично понимаю, что могло заставить ее отправиться на эту идиотскую прогулку. Уж слишком долго ее держали взаперти. Но мы предполагаем, что Рори и его цепной пес по имени Джорди слоняются неподалеку от Дахгленна. Наши люди нашли труп Кэтрин Данмор.
 — Ее убили?
 — Зверски. Так вот, с Кэтрин расправился он — так же, как до этого замучил мою кузину и жену Лахлана. А теперь он мечтает разделаться с Эмил. Старый Саймон Брот рассказал, как было дело с Кэтрин. Вот почему я вернулся так скоро.
 Парлан собрался было снова вскочить в седло, но Малколм коснулся его руки:
 — Лучше тебе подождать. Никто не знает, куда они направились.
 — А ведь он прав.
 — Ах, Лахлан, — только и сказал Парлан, но садиться на коня передумал.
 — Что толку зря мотаться по округе? Ты ведь не имеешь представления, где их" искать. Мы знаем одно: Рори сшивается где-то на границе. Давая подождем еще немного.
 Глядишь, они и сами объявятся.
 Парлан скрепя сердце согласился. Ехать на поиски неизвестно куда было бессмысленно. Выругавшись еще раз, Парлан оставил коня и направился к открытым воротам. Выйдя за пределы замка, он остановился и принялся озирать пустынный ландшафт.
 — Я буду ждать час — но не больше.
 — Вот и мы собирались поступить так же, — пробормотал Малколм. — Прошло не так уж много времени с тех пор, как они уехали. Эмил, я думаю, не я состоянии кататься слишком долго.
 — Ей вообще не следовало бы ездить. — Парлан снова выглянул за ворота. — Кстати, я не прочь выпить пива, чтобы смыть привкус дорожной пыли, от которой у меня дерет в глотке. Я буду ждать ее здесь, у ворот. И когда вернется, задам ей хорошую взбучку.
 Как только Малколм отправился за пивом, к Парлану приблизился Лейт.
 — Знаешь, она вовсе не так беспомощна, как ты, наверное, думаешь.
 — Да, она — что надо. Но только не сейчас. Поутру она даже не может подняться с постели без посторонней помощи. Если Рори охотится за ней, противостоять ему будет только Артайр.
 — Он неплохой фехтовальщик. Нет, правда, парень хорошо владеет мечом, а если надо — то и кулаками.
 — А я и не говорю, что он слабак. Хочу только сказать, что в случае чего ему придется драться с двумя противниками, защищая совершенно беспомощную Эмил. Сам понимаешь, положение не из веселых. Хотя Джорди и Рори порядочные трусы, мечом они владеют.
 — И Рори ни в коем случае не пожалеет беременную Эмил, — грустно промолвил Лейт, поведав тем самым Парлану о собственных страхах.
 — Наоборот, он решит, что это еще одна причина, чтобы расправиться с ней с особенной жестокостью.
 — Ладно, хватит изводить себя. Конечно, они могут встретиться с Рори, но могут и вернуться без единой царапины, даже ни разу о самом Рори не вспомнив.
 — Согласен. И тогда единственный вопрос, который передо мной встанет, будет выглядеть следующим образом: кого из них двоих отколотить в первую очередь. — Слова главы клана Макгуинов звучали холодно и несколько сурово, но глаза продолжали неустанно оглядывать простиравшиеся до линии горизонта пустынные земли, и на лице застыло выражение, в котором читалось беспокойство, а не гнев. Он молил Бога вернуть ему жену н целости и сохранности.
 — Артайр, — хрипло окликнула спутника Эмил в один из тех редких моментов, когда ее отпускало. — Я уже вижу Дахгленн. Осталось совсем немного. — Поскольку тот молчал, она разволновалась не на шутку; — Артайр?!
 — Слышу тебя, мамочка. Я все еще числюсь среди живых. Слава Богу, теперь мы близко от дома, а то я уже начал опасаться, что не дотяну. Вот было бы здорово, если бы мы приехали раньше Парлана и смогли утаить от него эту сумасшедшую прогулку.
 С легкостью распознав высокую фигуру человека, стоявшего у ворот замка и наблюдавшего за ними, Эмил вздохнула:
 — Боюсь, не получится.
 — Да. Даже в том случае, если бы нам удалось скрыть, что я ранен, все равно пришлось бы ему сказать, что Рори бродит в окрестностях замка.
 — Все так, но я сейчас говорю не об этом. Кажется, сегодня не только Рори оказался неподалеку от Дахгленна.
 Парлан вернулся — и куда раньше, чем обещал.
 Приподняв голову и глянув через плечо Эмил, Артайр простонал:
 — Вот он идет, и взор его темен, и сам он чернее тучи.
 — Ты можешь позволить себе впасть в беспамятство, с которым боролся на протяжении всего пути до Дахгленна.
 — И оставить тебя на растерзание этому великану?
 — Если дела пойдут из рук вон плохо, мне придется прибегнуть к своему собственному способу спасения. К тому времени как я произведу на свет ребенка, он, надеюсь, малость успокоится.
 Тревога, которую ощутил Парлан, заметив, что парочка возвращается верхом на Элфкинге, обратилась в гнев, когда Эмил и Артайр подъехали к воротам.
 — Как ты могла поступить столь неосмотрительно и глупо? Что с вами приключилось? — Хотя он ревел, словно дикий зверь, нельзя было не понять, что он страшно встревожен. — Я уже начал подумывать, что у тебя не все в порядке с головой.
 Исстрадавшаяся от волнений и боли Эмил ощутила настоятельную потребность отплатить Парлану той же монетой и накричать на мужа. От этого ее, однако, отвлек Артайр.
 Хотя предложение, которое она высказала, вряд ли было воспринято им всерьез, она поняла, что парень вот-вот потеряет сознание. Она прижалась всем телом к Элфкингу, чтобы юноша в случае падения не увлек ее вслед за собой.
 — Ты бы лучше поймал Артайра. Он всю дорогу боролся с беспамятством, но, похоже, теперь наконец отключился.
 Удивленный Парлан поступил, как ему было сказано, — и вовремя. Артайр как раз начал валиться с коня. Подскочил Лейт и помог Парлану нести брата в Дахгленн. Хозяин замка обругал себя за то, что не удосужился поинтересоваться, что с Артайром. Уж слишком он был занят разглядыванием Эмил.
 Женщина тронулась следом за ними, даже не сделав попытки слезть со спины коня. Тогда на помощь к ней кинулся отец и помог сползти на землю. Почувствовав под ногами каменные плиты двора, Эмил шаткой походкой последовала за Парланом, который уже внес Артайра в помещение, отдавая на ходу громовым голосом приказ промыть и перевязать рану брата.
 Эмил вошла следом за Парланом в покои Артайра, даже не отдавая себе отчета, что за ней в комнату проследовал и ее отец.
 Парлан и старая Мег, Малколм и Лейт принялись раздевать Артайра, укладывать его в постель и занялись его раной. Эмил стояла в сторонке, чтобы не путаться под ногами. Надежда, что и ей удастся ускользнуть от Парлана в беспамятство, не оправдалась. Глянув на мужа, она поняла, что тот все еще очень зол.
 До сих пор ей не приходилось сталкиваться с подобной яростью с его стороны, но вот час пробил. Как ни крути, приходилось признать, что у него были кое-какие основания для гнева. Совершенно безобидный — на первый взгляд — поступок Эмил поставил под угрозу три жизни разом, причем одну, еще не явившуюся на свет. Ей казалось, что более всего Парлан негодовал из-за того, что она рисковала жизнью ребенка. Это понять было нетрудно — Эмил и сама не могла простить себе легкомыслия.
 Парлан изо всех сил стремился сдержать охвативший его гаев. Бездумное поведение Эмил и мысль о тех опасностях, которым она подверглась — или могла подвергнуться, — вывели его из себя. Но молодая женщина выглядела бледной, очень утомленной и, судя по всему, была не в состоянии вынести его гнев. Понимая, что Эмил и без того пережила достаточно, Парлан решил отложить серьезный разговор до лучших времен. Тем не менее гнев все-таки прорывался — он бросал жене лишь короткие фразы и голос его звучал грозно.
 — Что произошло? Не вздумай со мной лукавить!
 Его ледяной тон лишь чуть-чуть задел ее. Предстоящие роды уже отняли столько сил, что Эмил просто не могла печалиться по поводу презрения, которое выказывал ей Парлан, сам того не желая.
 — Я не собираюсь ни лукавить, ни скрывать правду. На нас напал Рори.
 — Да, я знаю.
 — Так вот почему ты вернулся так быстро.
 — Да, мне сказали, что Рори неподалеку от границы, и я решил, что он может попытаться до тебя добраться. Я очень надеялся, что у тебя хватит ума не выходить за стены, поскольку ты знала, что он до сих пор не пойман. — Парлан умолк, поняв, что от обвинений удержаться не удалось. Поскольку спор с женой вряд ли помог бы ему узнать о происшедшем подробнее, он решил впредь быть поласковее.
 Эмил еле стояла на ногах, поэтому не ответила резкостью на упреки Парлана, а ограничилась лишь тихим признанием своей вины. Потом она быстро описала, где Рори и Джорди напали на них с Артайром, и Парлан тут же отрядил Малколма на поиски.
 — Рори был легко ранен, Малколм, — сказала Эмил, обращаясь к другу Парлана. — Может быть, эта новость имеет какое-то значение? — Тот принял ее слова к сведению и поспешил прочь со двора, чтобы исполнить приказ лэрда. — Думаю, он уже далеко отсюда, — продолжала Эмил, — хотя ведь раньше я полагала, что он никогда не решится приблизиться к Дахгленну… Так что все может быть.
 — Помни, ему нужна ты, а не я.
 — Да. Тем более что я, по-видимому, еще распалила его.
 — Как ребенок? — осведомился Парлан.
 — Все в порядке. Но Рори теперь в ярости, ведь Элфкинг изуродовал его красивое лицо.
 — Элфкинг?
 Эмил кивнула, но разговор пришлось прервать, потому что старая Мег принялась зашивать Артайру рану и призвала на помощь Парлана, чтобы тот подержал брата.
 Хотя юноша все еще был без сознания, в момент операции он мог инстинктивно дернуться от боли и навредить себе. Эмил встретила взгляд Мег и несколько успокоилась. Старая женщина определенно желала ей добра и видела, в каком состоянии жена лэрда, хотя и не заводила с Парланом разговор по поводу начавшихся у Эмил схваток. Старая Мег давала молодой женщине возможность самой сказать об этом мужу.
 Эмил же решила, что это обнаружится само собой, когда она будет не в состоянии переносить боли молча, а пока еще можно продолжать разговор:
 — По-моему, Элфкингу не понравилось, что на меня напали. Ему явно не симпатичен Рори Фергюсон. Ударом копыта конь сорвал кожу с его лица. Такая рана не заживет никогда, а если и заживет, то после нее останутся чудовищные шрамы. Так что Рори будет легко узнать, где бы он ни скрывался. Кстати, он и до того выглядел ужасно — грязен и весь в лохмотьях. От былой элегантности не осталось и следа.
 — Когда человек скрывается от погони, ему некогда следить за своей внешностью.
 — Скорее всего так и есть. — Увидев, что рану Артайра зашили и забинтовали, Эмил спросила:
 — Как он себя чувствует?
 — Потерял много крови, — откликнулась старая Мег, — но в целом рана не очень опасная, так что он скоро поправится.
 — Дай-то Бог! Я сразу поняла, что ранение не смертельное, хотя и видела его мельком — до того, как Артайр взгромоздился на Элфкинга за моей спиной. Потом мы сразу же поскакали в Дахгленн. Ну вот и все. Пора и мне отправляться в постель.
 — Давно пора, — сказал Лахлан, понимавший не хуже, чем старая Мег, что дочери скоро рожать.
 — Я должна была узнать, как здоровье Артайра. Мне тяжело примириться с мыслью, что моя затея могла дорого ему обойтись.
 — Глупая затея, ты хочешь сказать, — продолжал гнуть свое Парлан. Он уже двигался к ней, чтобы возобновить наставления. Ему то хотелось их отложить, то так и подмывало приступить к нравоучениям.
 Эмил почувствовала даже некоторое сожаление, что придется лишить мужа подобного удовольствия, поскольку она догадывалась, как долго он к этому готовился.
 — Нет, Парлан, не сейчас…
 Парлан был поражен ее ответом и разозлился еще больше:
 — Что значит — «не сейчас»? Нет уж, дорогая, нам придется поговорить — и теперь же!
 — Боюсь, с нравоучениями придется подождать, Парлан, — произнесла она, сжав зубы от боли, — приходи после родов.

 Глава 22

 — Почему так долго?
 Проснувшийся Артайр уселся на постели и поглядывал на брата со смущенной улыбкой. Он впервые видел Парлана в подобном состоянии. Если бы он сам не волновался по поводу того, как пройдут роды у Эмил, у него бы появилась отличная возможность позубоскалить над старшеньким. За Парланом было интересно наблюдать уже потому, что он — сам того не желая — всем своим видом демонстрировал исключительную привязанность к жене, которая, как оказалось, сделалась для него самым близким и дорогим на свете существом. Впрочем, отдавал ли себе Парлан в этом отчет — неизвестно.
 — Дети приходят в этот мир далеко не так быстро, как ты, возможно, думаешь.
 — Хотелось бы мне знать, когда ты поднабрался сведений о детях и о том, как они появляются на свет?
 — Недавно. Я ужасно испугался, что Эмил начнет рожать прямо в седле и ребенок появится на свет сразу же после того, как у нее начались схватки. И тогда Эмил рассказала мне то немногое, что я теперь об этом знаю.
 — Значит, схватки у нее начались еще в дороге?
 — Ну да. Когда мы возвращались в Дахгленн. Разве она тебе не сказала?
 — Нет. С тех пор как вы вернулись, у нас было мало времени для разговоров.
 — Элфкинг начал лягаться, чтобы защитить ее от Рори.
 Из седла она, к счастью, не вывалилась, но такого рода скачки — она так сказала — напомнили ребенку, что ему уже давно пора появиться на свет. Бедняжка, схватки у нее продолжались всю дорогу до Дахгленна.
 Парлан возобновил бесконечное хождение по комнате, время от времени прикладываясь к кружке с элем, которой его снабдил Малколм. Признаться, ему чертовски хотелось напиться, чтобы скоротать время. При этом, однако, будущему отцу вовсе не улыбалось быть пьяным в момент рождения ребенка. Искушение было настолько велико, что ему пришлось уйти из-за стола, где Лахлан и Лейт усиленно налегали на выпивку по тем же причинам, что и Парлан. Оба топили в вине и пиве страх за Эмил.
 — Может быть, мне вернуться к ней в комнату? Там по крайней мере я всегда буду знать, что происходит.
 — И ты опять станешь всем мешать расспросами и советами. Потому-то старая Мег тебя и выставила. К тому же она сказала, что ты слишком громко орешь, а это может отразиться на состоянии роженицы. У Эмил и так полно страхов, а ты их только подогреваешь.
 — Наверное, ты прав. — Парлан плюхнулся на скамейку, стоявшую у окна.
 — Только рождение ребенка положит конец ее страданиям. Но хватит волнений. Она в хороших руках.
 — Это так. А знаешь, я никогда не задумывался о том, как дети появляются на свет, — произнес Парлан тихим голосом, в котором продолжали звучать нотки беспокойства. — Прежде я не осознавал всех тех опасностей, которые угрожают будущей матери. Мне почему-то вспомнились многочисленные случаи, когда роды заканчивались неудачно. Эмил такая хрупкая женщина, и мне просто не верится, что тяготы родов пройдут для нее бесследно.
 — Разумеется, она нежная и хрупкая, но отнюдь не слабая. Вот ты сидишь тут и изводишь себя мыслями о ее уязвимости. А ты постарайся взглянуть на дело иначе. Вспомни, каким мучениям подверг ее Рори — а ей все-таки удалось сбежать от него и вернуться в Дахгленн. А ведь она уже тогда была беременна! Она смогла доехать до Дахгленна и сейчас, когда начались схватки. И не просто доехать, а еще и меня с собой прихватить. И это при том, что она всю дорогу терпела боль. Вспомни о силе ее духа, да и немалой физической силе — ведь и то, и другое привлекли к ней твое сердце. Так что твоего ребенка сейчас рожает не какая-нибудь слюнтяйка, а воистину смелая и сильная женщина.
 — Ты прав. Я должен помнить об этом. Но честно говоря, я бы предпочел, чтобы дети появлялись на свет как-нибудь иначе.
 Эмил тяжело дышала, содрогалась от накатывавших волна за волной схваток и недоумевала, отчего Создатель не избрал иной, менее болезненный для женщины способ сделаться матерью. Воистину, процесс оплодотворения был чрезвычайно соблазнительным и приятным, но роды выглядели как расплата, что казалось Эмил несправедливым, — ведь Парлан, хотя и получил свою долю удовольствий, от физических мучений природой был избавлен. Эмил знала, что церковь по-своему объясняла причины, по которым она, женщина, обязана была выстрадать ребенка. Эмил тем не менее считала, что даже если церковники отчасти и правы в своих рассуждениях, подобных мучений она ни в коем случае не заслужила.
 — Хорошо, что ты выгнала Парлана, старая Мег. Боюсь, сейчас я выгляжу не самым лучшим образом.
 — Да уж, что верно, то верно. Красотой не блещешь. Уж слишком ты измучена. Но ничего, недолго осталось терпеть.
 — Мне кажется, что я терплю целую вечность. — Эмил взглянула на округлившуюся талию Мэгги, которая в этот момент омывала ее лицо. — Слушай, а может, тебе бы не следовало присутствовать? Вряд ли тебе понравится, что это длится так долго.
 — Мне много раз приходилось видеть роды, и могу тебе сказать, твои — далеко не самые долгие.
 — Что бы ты там ни говорила, — с сомнением произнесла Эмил, — я по-прежнему буду думать, что роды длятся бесконечно.
 — Наверное, это из-за того, что ребенок крупный, — затрясла головой старая Мег. — Судя по всему, ты подаришь пареньку отличного здорового сына.
 — А может быть, это будет дочка — тоже сильная и красивая, — возразила Эмил, вызвав взрыв смеха у Мег.
 — Нет, у Макгуинов первым появляется сын. На моей памяти так было всегда. У тебя, девочка, будет сын — не сомневайся.
 Что-то говорило Эмил: пророчество старухи сбудется, но тут на нее нахлынула новая волна боли, и рассуждать сделалось невмоготу. Их ребенок надумал совершить отчаянный, решающий рывок, чтобы выбраться из материнского лона на свободу. Молодая женщина трудилась из последних сил, всячески помогая ему в этом. Эмил старалась переживать схватки без криков и стенаний, не уподобляясь тем женщинам, которые в момент приступа боли вопят, словно их режут, но когда ребенок наконец появился на свет, она не смогла сдержать протяжного вопля, от которого потом у нее еще долго болело горло и который, наверное, был слышен даже в Абердине.
 — Эмил! — в свою очередь, вскричал Парлан и кинулся к жене из комнаты Артайра.
 Даже Артайр разволновался.
 — До сих пор она вела себя чрезвычайно смирно.
 — Совершенно верно. Должно быть, что-то случилось! — воскликнул на ходу Парлан и помчался в покои жены, оставив Артайра валяться в постели и проклинать собственную немочь, хотя ему смерть как хотелось последовать за братом.
 Когда Парлан добежал до спальни, выяснилось, что дверь заперта. Он забарабанил кулаком и потребовал, чтобы ему открыли. Скоро к нему присоединились Лахлан и Лейт. Услышав за дверью плач ребенка, Парлан замер, словно пораженный громом, но потом снова начал колотить в двери. Как там Эмил? Он не мог вынести неизвестности.
 — Хватит стучать, ты, здоровенный олух! — проворчала из-за двери старая Мег, продолжая омывать тельце ребенка. — Подожди, скоро открою.
 — Я хочу видеть Эмил. Сию же минуту.
 — Сейчас, Парлан, — откликнулась слабым голосом сама Эмил, помогая Мэгги по мере возможности привести себя в порядок.
 Раздражение, которое Парлан уловил в голосе жены, заставило его отойти от двери. В изнеможении он оперся о стену. Хотя в голосе Эмил помимо раздражения слышалась и бесконечная усталость, и легкая хрипотца, Парлан начал успокаиваться. Вряд ли она смогла бы с ним так разговаривать, если бы лежала на смертном одре. То, что Лейт и Лахлан разом заулыбались, навело Парлана на мысль, что его рассуждения попали в точку. Как бы то ни была" но ждать слишком долго Парлан не собирался.
 — Судя по крику, родился здоровенький мальчик, — произнес Лейт. — Голос чистый и сильный.
 — Мальчик? Господи, я ведь даже не удосужился спросить, кто родился.
 В этот момент старая Мег распахнула двери:
 — У тебя сын. Сильный, парень, который станет наследником рода.
 Парлан ворвался в спальню и на мгновение замер. Произошло событие столь значительное, что оно неминуемо должно было изменить в замке все. Когда Парлан стал супругом, это никак не отразилось на его жизни — ведь и до того Эмил постоянно находилась рядом. Но вот теперь он отец, а это, на его взгляд, требовало куда большей ответственности.
 Появился на свет человек, которого надобно будет учить, с кем ему придется заниматься фехтованием, кем ему, наконец, придется руководить. Неожиданно Парлан почувствовал, что не слишком в себе уверен. Новоявленный отец засомневался; сможет ли он сделать все, что должно, чтобы вырастить сына?
 Он посмотрел на Эмил. Жена показалась ему маленькой, бледной и до ужаса утомленной. Тем не менее когда Парлан подошел поближе, то заметил, что за усталостью проглядывает неподдельная радость. Он нагнулся и поцеловал ее в лоб.
 — Ты как?
 — Со мной все хорошо. Просто я очень устала. Взгляни на сына, Парлан. Ты, помнится, говорил, что у нас обязательно будет сын. Что ж, хотя мне и не хотелось тебе потакать, вышло по-твоему.
 Парлан хотел было засмеяться, но едва не поперхнулся.
 В этот момент он увидел сына, который лежал на руках Эмил и, судя по всему, отчаянно себя чувствовал. Его поразила ловкость, с какой она обращалась с ребенком. Он даже позавидовал ее умению, когда хохочущий Лейт предложил ему взять ребенка на руки. Жена не предоставила ему возможности отделаться от этой опасной миссии — она с готовностью протянула младенца Парлану.
 С крайней осторожностью Парлан прижал к себе крохотное тельце. Одной рукой он поддерживал головку ребенка, а другом — крохотную попку. Позабыв обо всем на свете и не обращая внимания на смеявшихся Лейта и Лахлана, Парлан во все глаза смотрел на сынишку. Лейт и Лахлан между тем во всеуслышание заявили, что парень сложен превосходно. Парлан же ни о чем другом, кроме того, что держит на руках своего отпрыска, не думал. Это был его первенец.
 Эмоции едва не задушили Парлана, и ему захотелось, чтобы все окружающие удалились, — Он такой маленький, хрупкий, — произнес он наконец, чтобы сказать хоть что-нибудь. Ребенка он, однако, передавать никому не собирался.
 — Хрупкий? — спросила Эмил, пытаясь скрыть овладевшее ею желание спать до бесконечности. — Возможно, тебе, великану, он и кажется хрупким, во я, признаться, всего несколько минут назад думала, что более крупного младенца на свете нет. — Она улыбнулась краешками губ, когда Мэгги с шумом втянула в себя воздух и вспыхнула, пораженная тем, с какой откровенностью Эмил делилась своими переживаниями с мужем, отцом и братом.
 — Бравый парень, — провозгласила старая Мег. — Уж детей я на своем веку навидалась и хочу сказать, что для новорожденного он весьма силен. Даже цвет его кожи позволяет предположить, что он значительно старше, чем есть на самом деле.
 — Да, я тоже подумал, что для новорожденного у него слишком светлая кожа, — согласился Лахлан. — Некоторые младенцы красны, как кусок мяса, и до того неприглядны, что несчастные отцы задаются вопросом; кого же я произвел на свет?
 — Необходимо показать младенца людям клана. Они ждут этого уже несколько часов.
 Взглянув на Эмил, чтобы выяснить ее мнение по поводу того, что сказала старая Мег, он вдруг заметил, что его жена лежит без движения, закрыв глаза.
 — Что с ней случилось?
 — Да ничего особенного, дурачина; — сказала старая Мег, не обратив ни малейшего внимания на суровый взгляд, который направил на нее Парлан, недовольный столь фамильярной манерой обращения. — Она просто заснула.
 Роды — дело утомительное. К тому же эта крошка любит поспать.
 Парлан от души расхохотался, почувствовав удивительное облегчение. Теперь он смотрел на старую Мег привычно доброжелательным взглядом.
 — О да, поспать она любит.
 Поняв, что поговорить с Эмил ему не удастся, Парлан отправился с сыном на руках к людям своего клана. Сначала, правда, он зашел к Артайру, чтобы избавить того от волнений, — Парлан понимал, каково приходится младшенькому в одиночестве, когда в Дахгленне происходят такие важные события. Потом он спустился в большой зал, где собралось великое множество народу. Члены клана самым загадочным образом уже были осведомлены обо всех новостях дня, включая наиважнейшую: рождение наследника лэрда.
 Распеленав малыша с помощью служанки, Парлан поднял мальчика вверх, чтобы собравшиеся лично удостоверились не только в том, что у лэрда родился сын, но убедились, что ни уродств, ни изъянов на теле будущего наследника рода Макгуинов нет. Подождав с минуту, Парлан громогласно провозгласил малютку своим сыном и преемником. Означенное заявление было поддержано одобрительными криками — никто не выказал даже малейшего неудовольствия или сомнения. Завернув сына в пеленки и одеяльце, Парлан отдал его служанке и приказал отнести к старой Мег, после чего началось грандиозное пиршество, посвященное появлению на свет наследника рода Макгуинов.
 В течение некоторого времени Парлан пировал вместе со всеми, выслушивая здравицы в свою честь. Отдаться празднеству всей душой он, однако, не мог, поскольку его сердце и мысли были заняты одной только Эмил. Именно с ней ему хотелось разделить радость от рождения сына. Наконец он поднялся и отправился туда, куда его призывало сердце, отметив, что его уход отнюдь не повлиял на течение пира.
 Вернувшись в покои Эмил, он поблагодарил старую Мег и Мэгги, после чего отослал женщин из спальни. У него возникло чувство, что старая Мег пытается передать свои знания Мэгги, с тем чтобы последняя заняла со временем ее место в замке. Поскольку до сих пор ни одна служанка не проявляла большого интереса к постижению искусства заживления ран, Парлан порадовался, что старая Мег нашла наконец себе замену.
 Усевшись на лавке у окна, Парлан принялся наблюдать за спящими женой и сыном. Он понимал, что был благословлен Господом дважды — и сын и жена пережили тяготы родов и, судя по всему, чувствовали себя отменно. Даже Рори Фергюсону не удалось им навредить. Сейчас Парлану не хотелось думать о том, чего он мог лишиться, если бы Рори удалось схватить Эмил.
 Он приготовился к долгому сидению и ожиданию, но вдруг почувствовал, что ждать более не в силах. Ему не терпелось поговорить с Эмил — и не только об их новорожденном ребенке. Ему хотелось сказать Эмил, что до тех пор, пока Рори Ферпосон на свободе, и ее и ребенка станут охранять, причем наблюдать за ними будут куда тщательнее, чем прежде, что, возможно, его жене и не понравится. Словно повинуясь невысказанному призыву мужа, Эмил неожиданно пробудилась.
 Выбираясь из объятий Морфея, Эмил быстро-быстро мигала. В первое мгновение она никак не могла сообразить, отчего такое ощущение, будто ее основательно отколотили, но потом вспомнила, что произошло. Ее рука инстинктивно потянулась к животу, после чего она оглянулась и поискала глазами сына. Увидев колыбельку и спящего мирным сном младенца, она обратила внимание на Парлана, который вышел из скрывавшей его тени.
 — Наконец-то ты проснулась, — пробормотал он, присев на край кровати.
 — Я долго спала?
 — Довольно доля".
 Когда он ее поцеловал, она на мгновение ощутила острый укол желания и улыбнулась. Ничто другое не могло в полной мере доказать, насколько ей нужен был этот человек.
 В сущности, желание близости с ним должно было быть последней на свете вещью, которая могла потребоваться ей после изматывающих родов. Она не должна была ощутить даже вкуса поцелуя, не то что возбуждения. Но уж коли это произошло, Эмил предпочла посмеяться над собственной слабостью, а не удивляться.
 — Ты уже выбрал имя для нашего сына? — спросила она.
 — Да. Лайолф. Мне показалось, что оно больше подходит мальчику, чем те, о которых мы говорили ранее.
 — Что ж, отличное имя, красивое, — согласилась она.
 — Ты дала мне возможность гордиться собой, дорогая.
 Родила такого крепкого парня.
 — В этом не только моя заслуга, — запротестовала Эмил тихонько, но тепло его похвалы мигом растеклось по всему ее телу.
 — Знаю, но твоя часть представляется мне наиглавнейшее.
 — Мне кажется, ребенок удивительно похож на своего отца, — с улыбкой произнесла Эмил, — взгляни, какие у него густые черные волосы.
 — Бедный мальчик, — притворно вздохнул Парлан. На самом деле ему было чрезвычайно приятно, что во внешности сына проглядывали его собственные черты.
 — Скажи лучше, бедные девочки. Пройдет несколько лет — и он начнет ими интересоваться. Мне придется Бога молить, чтобы он простил меня за то, что я дала жизнь очередному ловеласу.
 Парлан тихонько рассмеялся, но, взяв ее руку а свои ладони, вмиг стал серьезнее.
 — Нам необходимо поговорить, Эмил. О Рори Фергюсоне.
 Женщина поморщилась, но поняв, что избежать неприятного объяснения не удастся. Гнев Парлана давно растаял, но желание серьезно с ней поговорить не прошло. Эмил поняла, что речь пойдет об определенных ограничениях, в рамках которых ей придется отныне жить, но жаловаться те приходилось. Она сама, ее еще не родившийся ребенок и Артайр едва не пали жертвой ее легкомыслия, поэтому напоминать о существовании опасности было излишне. В то же время на угрозу со стороны Рори нельзя было не обращать внимания.
 — Эмил, я больше не сержусь на тебя за ту прогулку верхом. Я разгневался оттого, что очень испугался за тебя.
 Я, видишь ли, догадывался, что Рори может сшиваться поблизости от Дахглепна. Саймон Брот рассказал всем нам одну страшную историю, которая и навела меня на эту мысль.
 Дело в том, что свершилось новое убийство.
 — Господи, Парлан, неужели он убил еще одну невинную женщину? — Она содрогнулась при воспоминании о мучениях, которым Рори подвергал свои жертвы.
 — Вряд ли слово «невинная» подходит к той, которую он лишил жизни, но суть не в этом. Ни одного, даже самого грешного человека, нельзя убивать, подвергая при этом таким изощренным, чудовищным пыткам. Так вот, он расправился с Кэтрин Данмор. Лаган поехал, чтобы поставить в известность о случившемся ее родственников.
 — Ты уверен, что это была именно она? — Эмил не любила Кэтрин, но была согласна с Парланом — нет на свете женщины, которая бы заслуживала подобной участи.
 — Да, мы нашли кольцо. Лаган уверяет, что оно принадлежало Кэтрин. Кроме того, описание, данное местными жителями, соответствовало внешности Кэтрин. Ни у меня, ни у Лагана нет сомнений, что Рори убил именно ее.
 Хотя Эмил была в ужасе, она все-таки задала новый вопрос:
 — Скажи, ее убили так же, как мою мать?
 — Да, дорогая, — кивнул Парлан. Потом он поцеловал ее в щеку и почувствовал, что жену бьет крупная дрожь.
 — Хотя она и предала нас, такого конца я ей не желала.
 — Я знаю, детка. Вот в этом-то разница между ней и тобой. Она тебя не пожалела. Ее ошибка заключалась в том, что она слишком приблизилась к Рори и не почувствовала опасности, которая ей угрожала. Как бы то ни было, такова ее судьба — и нечего особенно грустить по этому поводу.
 — Опять ты прав. Признаться, мне уже надоело с тобой соглашаться. — В ответ на это он расхохотался, а она улыбнулась краешками губ.
 — А теперь я должен сказать тебе кое-что. Конечно же, тебе это не понравится, но мой долг — поступить именно так. А тебе необходимо прислушаться к моим словам. Во-первых, я отлично понимаю, почему тебе вдруг захотелось проехаться верхом, знаю, что тебе осточертели здешние стены. Тебе остается лишь благодарить собственную удачливость и силу Элфкинга — иначе не быть бы тебе живой. Так вот, запомни, больше конных прогулок в сопровождении одного человека не будет. Если ты куда-нибудь отправишься, за тобой будет скакать с полдюжины хорошо вооруженных людей. За тобой будут наблюдать круглые сутки. Я должен быть уверен, что Рори не сможет к тебе подобраться, как бы он ни старался. И если мне для этого придется тебя держать взаперти — что ж, я на это пойду.
 — Нет, я не буду считать себя пленницей, Парлан. Ты здесь ни при чем. Рори — вот кто мой тюремщик. Его ненависть ко мне превратила меня в пленницу этих стен.
 — Стало быть, ты согласна со мной? — Хотя Парлан знал, что его жена способна здраво рассуждать, он не надеялся, что Эмил примет его условия с такой легкостью.
 — Конечно. Когда Рори на меня напал, я ни на минуту не усомнилась, что он убьет меня вместе с ребенком. То, что я сейчас разрешилась от бремени, ничего не меняет. Мы с сыном по-прежнему будем вместе. Если я попаду в переделку, то опасности подвергнется и он. В сущности, достаточно уже того, что Рори знает о существовании ребенка. Для него это еще один повод, чтобы стремиться к осуществлению своей чудовищной мести.
 — Так и есть. Рори в ярости от того, что ты делила со мной ложе, и ребенок наш ему ненавистен.
 — Правильно. И меня он ненавидит сейчас больше, чем когда бы то ни было. Я его боюсь. Не хотелось бы мне снова повстречаться с ним лицом к лицу. Уж я-то знаю, что он способен со мной сотворить. Я была глупа, позабыв о его существовании и отправившись на верховую прогулку.
 — Не стоит возвращаться к этому. Ты далеко не глупа и была вправе полагать, что находишься в относительной безопасности. Рори искали повсюду, и в его поисках участвовало множество людей, поэтому тебе казалось, что он не сунется в эти места. События, однако, показали, что это чудовище способно на все, особенно когда мы хотя бы на миг забываем о бдительности.
 — Он превратил в пленников только нас с ребенком, — сказала Эмил и, прищурившись, взглянула на мужа. — Или я не права? Ты ведь наверняка не собираешься сидеть за стенами и ждать у моря погоды?
 — Послушай, Эмил, этого человека необходимо поймать.
 — И ловить его, разумеется, будешь ты?
 — Я, конечно же, могу остаться в замке и послать на розыски других, но не стану этого делать.
 — Я на это и не рассчитывала.
 — Эмил, Рори необходимо схватить. Он опасен. Я буду искать его везде — и даже за пределами королевства, если этот ублюдок сумеет сбежать за границу. Он должен гореть в аду, но пока он на свободе, вы с ребенком будете подвергаться постоянной опасности. Поймать его — мой долг мужа, отца, мужчины, наконец.
 Она обхватила Парлана руками, крепко обняла и положила голову ему на грудь.
 — Скажи, ты будешь осторожен?
 — Да, дорогая. Как никогда. — Поцеловав ее в макушку, он взглянул на спящего сына. — Сейчас у меня есть очень важная причина быть осторожным. У меня есть хрупкая женушка, подарившая мне красивого и сильного сына, которого мне бы хотелось вырастить и воспитать таким, чтобы он не совершал ошибок, которые в свое время совершил я.
 Его слова льстили Эмил и одновременно ранили ее. Ясное дело, как жена она его устраивала. Но ей хотелось большего. Она не соглашалась выступать только в роли молодой самки, способной рожать мужу здоровых сыновей. Тем не менее начало сближению было положено. Эмил была не так глупа, чтобы пытаться разорвать ту незримую нить, которую их сын протянул между ними. Духовное единство необходимо было укреплять, сделать его всеобъемлющим.
 — Я уверена, что у тебя получится, — произнесла Эмил и не стала противиться, когда он молча и нежно перевернул ее на спину.
 Он улыбнулся, заметив, что она при этом зевнула. Потом, уже серьезно, посмотрел на мальчика в колыбели.
 — Ошибок при воспитании избежать не удастся. Ах, Эмил, хотя я и радуюсь безмерно драгоценному дару, который ты мне преподнесла, я не могу отделаться от мысли об ответственности за этого ребенка.
 Хотя Эмил была утомлена и снова хотела спать, она поднесла его руку к губам и поцеловала ладонь мужа.
 — Да, ответственность — штука тяжелая, но у меня нет сомнений, что ты справишься. Уверена, все будет как должно — разве что дашь промашку разок-другой…
 — Похоже, ты веришь в мои способности.
 — Я имела возможность наблюдать, как ты вел себя с Артайром.
 — А… Ты говоришь о моем брате, которого я велел выпороть?
 — Тебе ничего не оставалось.
 — Я был зол как черт.
 — За твоей злостью скрывались подлинные тревога и забота. Неужели ты думаешь, что Артайр надумал бы изменить свою жизнь, если бы об этом не догадывался? Да, ты его высек — но ты не мог иначе. Равнодушие оскорбило бы его куда больше порки. Зато ты никогда не бросал его на произвол судьбы — и это запечатлелось в его сердце. Он-то всегда знал, что сможет к тебе обратиться, если у него будет нужда. Так вот, ты точно так же будешь воспитывать нашего сына. Люби своего сына, Парлан. И пусть он знает о твоей любви. Да, он будет совершать дурные поступки — и ты будешь его наказывать, словом или рукой. Научи его тому, что такое честь и как отличать хорошее от дурного. Вот и все, что ты должен суметь внушить сыну. Если он вырастет плохим человеком, что ж, — она пожала плечами, — значит, такова воля Бога. Вины твоей тут не будет. Но мне не приходилось встречать ребенка, которого любили бы, который об этом знал, но все равно стал дурным человеком. Так не бывает, если любовь не слепа и сопряжена с мудрым руководством со стороны родителей.
 — Как странно слышать столь мудрые речи из уст женщины, которая только что родила первенца.
 Эмил порозовела от удовольствия, почувствовав, что муж говорил искренне.
 — Я могу и ошибаться.
 — Ты говоришь разумные вещи. Если следовать твоим советам, получается, что ошибка невозможна. Признаться, я не слишком уповаю на родовые корни, поскольку мне приходилось видеть хорошие побеги, отпочковавшиеся от гнилого ствола. Это происходило, когда дети находили любовь и заботу вне семьи.
 — Ты воспитал Артайра, Парлан, и, хотя у твоего брата бывали в прошлом срывы, он хороший человек и стремится сделаться лучше. Пусть это придаст тебе сил. — Вдруг она зевнула. — Надеюсь, ты не думаешь, что у Рори были дурные корни? Я, к примеру, не могу поверить, что мой отец дружил с человеком, который воспитал такого монстра, как Рори. И при всем том мой отец относился к отцу этого негодяя как к брату.
 — Рори — не испорченное дитя. Он болен. Мы ничего не знаем о том, как его воспитывали. Мужчина может быть хорошим другом, но это не означает, что он сделается По этой причине хорошим отцом. И надо, кроме того, вспомнить о других его близких родственниках — о его матери, к примеру. Вполне возможно, что болезнь терзала мальчика с момента рождения, но этого долго никто не замечал. Хвала Господу, такие люди, как Рори, — исключение из правила.
 Заметив, что жена снова зевнула, Парлан усмехнулся, поцеловал ее в лоб и сказал:
 — Отдыхай, дорогая.
 — Вот приказ, которому я готова подчиниться без всяких возражений, — пробормотала она и сразу же смежила веки.
 Эмил заснула, а он долго еще сидел рядом, продолжая держать в ладонях ее руку и наблюдая за тем, как она спит.
 К своему большому удивлению, он ощутил, что на него снизошло спокойствие, и решил, что причиной тому простые, но мудрые слова Эмил. Красивая жена и здоровый ребенок — великолепные атрибуты брака, но заполучить их, в общем, не так уж трудно и под силу любому разумному мужчине. Для Парлана же его семья являлась вместилищем куда более высокого смысла, о котором ему еще предстояло задуматься — и не одиножды.
 В настоящий момент, однако, времени для исследования глубин собственной души не оставалось. Эмил и его сыну угрожала опасность, и главным делом для Парлана было теперь разыскать и убить Рори Фергюсона. До тех пор пока эта миссия не будет осуществлена, и счастье и мир в его, Парлана Макгуина, семье будут оставаться иллюзорными.

 Глава 23

 Дверь в покои еще только открывалась, а Парлан уже был на ногах и вытаскивал из ножен меч. Конечно, он понимал, что злоумышленнику проникнуть в его спальню крайне трудно — если не невозможно, но недели, которые миновали в безуспешных попытках отыскать Рори, сказались на его состоянии. Парлан пребывал в постоянном напряжении. Он успел, однако, мысленно отметить, что Эмил даже не проснулась.
 — Спрячь меч, Парлан. Это Артайр.
 Отложив оружие в сторону, Парлан зажег свечу.
 — Подумать только, а ведь я мог тебя убить. Ну, что случилось? Ведь еще не рассвело.
 — Мне, знаешь ли, показалось, что эту новость ты готов будешь выслушать в любое время дня или ночи. — Тут молодой человек взглянул на Эмил и нахмурился. — Может быть, нам следует выйти, чтобы ненароком ее не разбудить?
 — Разбудить ее крайне сложно. Ребенок вел себя беспокойно большую часть ночи, и она очень устала. Тут хоть из пушки пали — она не проснется. Итак, какую новость ты принес?
 — Похоже, мы нашли Рори.
 Парлан сразу же начал одеваться.
 — Где?
 — Два часа езды верхом от Дахгленна.
 — Так близко?
 — Да, но если это и в самом деле Рори Фергюсон, можешь не беспокоиться. Нам всего-навсего предстоит освидетельствовать труп.
 Хотя Парлан несколько расстроился, что ему не довелось скрестить мечи с Рори, он тем не менее был рад. Ему, разумеется, очень хотелось разделаться с Фергюсоном лично, но не меньше он желал избавиться от постоянного напряжения и страха за семью, которые угнетали его на протяжении нескольких месяцев. Что говорить, Рори он убить не смог, зато он мог справить по нему поминки, устроив по этому поводу неслыханное пиршество.
 — Расскажи все, что знаешь.
 — Случился пожар в небольшом домишке на окраине деревеньки. Из того немногого, что рассказали местные жители, можно заключить, что два трупа, найденные на месте пожара, вполне могли принадлежать Рори и его верному псу, Джорди. Мы с Лаганом считаем, что это они и есть, но я думаю, тебе необходимо удостовериться лично.
 — Верно. Я прихвачу с собой Лейта, поскольку он знает этого человека куда лучше меня. Лейт ведь все еще в замке, хотя его отец уехал. Разбуди парня — пусть оденется и ждет меня в зале.
 Когда они выехали за ворота замка и пустились в путь, солнце уже начало всходить. По мере того как Лаган и Артайр говорили о все новых и новых деталях происшествия, надежды Парлана на то, что Рори и в самом деле встретил свою смерть, крепли. Но уж слишком все удачно складывалось. Парлан считал, что смерть Рори стоит куда дороже, чем какая-то утренняя поездка для освидетельствования трупа.
 Запах дыма все сильнее ощущался в воздухе, и в скором времени они подъехали к сгоревшему домику. На земле неподалеку от руин лежали два тела, обернутые одеялами. Рядом стояли трое людей из клана Макгуина. Они мгновенно вытянулись в струнку, когда Парлан подъехал к пепелищу.
 Поскольку дом сгорел дотла, Парлан не очень-то надеялся, что трупы можно будет опознать. Артайр и Латан уже предупреждали его, что тела сильно обгорели, но лишь сейчас Парлан понял, что установить точно, кто погиб, будет очень и очень непросто.
 — Не нравится мне это, — пробормотал Лейт, спешившийся вслед за Парланом. — Думаю, что зрелище малоприятное.
 — Не сомневаюсь. Тем не менее нам надо убедиться, что это та самая парочка, которую мы разыскивали.
 — Конечно. Тебе не стоит снимать охрану, прежде чем ты окончательно не убедишься в том, что это Рори и Джорди. Кто знает, может быть, за всем этим кроется какая-нибудь дьявольская ловушка? — Лейт глубоко вздохнул и потянулся к одеялу. — Всегда терпеть не мог пожары.
 Когда Лейт откинул одеяло, то побледнел и его едва не вырвало. Парлан посочувствовал шурину. Тот оказался прав.
 Тела оказались настолько сильно обожжены, что, в сущности, смотреть было особенно не на что. Немного успокоившись, они с Лейтом тщательно исследовали трупы, после чего Парлан последовал за Лейтом, которому не терпелось отойти от этого места как можно дальше. На расстоянии нескольких ярдов они остановились, после чего Парлан предложил Лейту хлебнуть вина из бурдюка, притороченного к седлу его коня.
 Основательно заправившись, Лейт протянул бурдюк Парлану и произнес:
 — Трудно сказать что-либо определенное. С уверенностью можно утверждать лишь то, что один из них был высоким и стройным, а другой — плотным коротышкой. То немногое, что осталось от волос и одежды, позволяет сделать вывод, что высокий был светловолос и носил дорогое платье.
 Я лично основывался на тех нескольких вещах, которые пережили пожар и были найдены на пепелище.
 — Кольцо?
 — Да, перстень. Он принадлежал Рори. Как и кинжал и меч. Рори часто показывал свое оружие, очень им гордился.
 — А второй труп, стало быть, Джорди? — Парлан прополоскал вином рот, чтобы избавиться от горьковатого привкуса дыма, после чего сделал длинный глоток.
 — Да. Странное дело, но никаких сомнений по поводу Джорди я не чувствую.
 — Если бы не Рори, он бы не представлял никакой опасности. А вот Рори всегда был непредсказуем.
 — Теперь выслушай меня. На меня тяжким грузом давит ответственность, ведь многое зависит от того, что я скажу. Так вот, не могу себе представить ни одного человека, кто мог бы завладеть вещью Рори и при этом находиться в компании с Джорди. Должно быть, другое тело все-таки Рори.
 — Похоже на то, — согласился Парлан.
 — Стало быть, всем твоим страхам конец. Но ты, кажется, не слишком этому рад?
 — Ну почему же. Хотя, признаться, меня одолевают злость и досада. Этот сукин сын опять ускользнул от меня — ив такие дали, где мне его уже не достать. — Парлан криво усмехнулся. — Что-то мне не хочется спешить следом за ним в ад, пока мой час не пробил.
 — Ясное дело. Ты рассчитывал отправить туда Рори собственной рукой. Это понять нетрудно. Мой отец мечтал о том же. Думаю, он будет испытывать те же противоречивые чувства, что и ты: радоваться, что мерзавца нет на свете, и горевать, что не он его прикончил.
 — Да. Возможно, по этой причине я и не тороплюсь поверить в смерть Рори.
 — Вот как? — Когда Парлан кивнул, Лейт перевел дух. — Убит ли он мечом или пал жертвой пламени — какая разница? Мертвец — он и есть мертвец. Скажи лучше, мы их похороним или нет? — Лейт оглянулся на трупы.
 — Было бы только справедливо, если бы мы оставили их непогребенными на поживу стервятникам. Но я никогда прежде такого не делал. Придется их захоронить.
 Хотя Парлан отчасти чувствовал себя глупо, поскольку знал, что Рори вряд ли почтил бы его останки подобным образом, он тем не менее отдал распоряжение о похоронах. Нет, не мог он бросить тела — кому бы они ни принадлежали — без погребения. Мысль о стервятниках заставила его желудок болезненно сжаться. Кроме того, Парлан полагал, что ритуал поможет ему принять смерть Рори и Джорди как данность.
 — Что ж, мы неплохо потрудились и даже, можно сказать, изрядно попотели, зато теперь вправе утверждать, что дело сделано, — заключил Артайр, умываясь с Парланом у колодца. — Только я не удивлюсь, если земля разверзнется и выбросит их обратно.
 Парлан негромко хохотнул.
 — Я бы тоже не удивился. Отметь место захоронения, Уоллес, — приказал он человеку из своей свиты.
 — К чему? Вряд ли найдутся люди, которых заинтересует место их упокоения. Впрочем, кому-то, может быть, захочется плюнуть на их кости.
 — Есть, есть люди, которые желали этой парочке смерти, но никому из них не удалось приехать, чтобы взглянуть на погребение. Так что могилы все-таки надо обозначить, Артайр.
 — Ты имеешь в виду Эмил?
 — А почему бы нет? Очень может быть, что известие о смерти Рори пробудит в ней не очень приятные воспоминания, и одного моего слова может оказаться мало, чтобы ее успокоить.
 Иногда для того, чтобы поверить в смерть подонка, необходимо увидеть его могилу. Бедной женщине не слишком хотелось призывать на голову Рори смерть, но она знала, что это единственный способ освободиться от страха перед ним.
 — Согласен. Думаю, что и мой отец будет не прочь полюбоваться на эту могилку.
 — Да, Лейт. Его желание увидеть могилу Фергюсона, возможно, было даже сильнее моего. Ты поедешь к себе, чтобы рассказать ему об этом.
 — Да, прямо отсюда. Передай Эмил, что я снова скоро у вас буду, — крикнул Лейт, направляясь к своей лошади.
 — Вот уж не думал, что породнимся и подружимся с людьми из долины, — покачал головой Артайр, наблюдая за тем, как отъезжал шурин.
 — Так уж случилось, что между нашими кланами не было особой вражды, а крови пролилось с обеих сторон совсем немного, — проговорил Парлан, подходя к своему жеребцу. Остальные следовали за ним. — И это облегчило наше сближение. Поскольку Менгусы живут на границе горного края и долины, они, возможно, не испытывают к нам той неприязни, какая свойственна истинным «низинщикам».
 Многие их обычаи ничем не отличаются от наших. Ты можешь сам это заметить по тому, как себя ведет Лейт. Он везде как дома — ив горах, и в долине.
 — Да, я тоже начинаю думать, что Лейту Менгусу всякий сапожок по ноге.
 — Похоже, ты прав, Артайр. Считай, что у него особый дар приспосабливаться ко всему. В один прекрасный день он может сослужить ему службу. — Парлан вскочил в седло и поскакал прочь от пепелища. Его люди помчались за ним.
 — Ну как, есть какие-либо сомнения?
 — Сомнений нет, но и облегчение отчего-то не приходит, Лаган. Наплевать. Давай-ка лучше поторопимся в Дахгленн. Эмил наверняка уже поднялась и теперь недоумевает, почему я уехал, не сказав никому ни слова.
 К тому времени как они подскакали к Дахгленну, на Парлана наконец снизошло успокоение и он ощутил радость, которая мигом уничтожила былые сомнения. Глава клана весело приветствовал каждого, кто попадался ему по дороге, когда он вел жеребца в стойло. Уже направляясь в жилые помещения замка, он встретился со старой Мег, которая в ответ на приветствие смерила его суровым взглядом.
 — Ты куда это гонял коней, паренек? Скрылся под покровом ночи — словно вор какой. Так куда же ты ездил?
 Парлан поцеловал ее в щеку.
 — Мне было необходимо побывать в одном месте, чтобы опознать тело человека, которого я уже давно хотел видеть мертвым.
 — Неужели это дьявольское отродье, Рори, сдох?
 — Сдох, как есть сдох. А как дела у Эмил?
 — Злится на тебя — аж зубы скрипят. Так что я на твоем месте поторопилась бы в спальню. Сейчас она кормит твоего жадного до еды сына, но это, боюсь, не отвлекло ее от мыслей о тебе. Так что если ты не поторопишься подняться к ней, она сама сбежит по ступенькам вниз, даром что к ее груди младенец присосался — это ее не остановит.
 Эмил уловила шум и оживление во дворе замка и замерла. Нежно похлопывая мальчика по спинке, она прислушивалась к поднявшемуся вдруг гомону, пытаясь уловить знакомый голос, который мог бы засвидетельствовать, что именно возвращение Парлана вызвало всю эту суету. Она уже собралась было сама спуститься во двор, чтобы лично выяснить природу поднявшегося шума, и отняла младенца от груди.
 Тот, однако, начал верещать от злости. Тут хлопнула дверь и в комнату торопливо вошел Парлан.
 — Куда это, скажи на милость, ты улизнул?
 Поглядывая с некоторым изумлением на плачущего сына, Парлан ответил:
 — Что такое? Из-за этого крика я ничего не слышу.
 Скажи на милость, чем это он недоволен?
 — Он еще не закончил завтрак, но я отняла его от груди, чтобы спуститься вниз и выяснить, ты ли это вернулся. — Мать неодобрительно посмотрела на сыночка.
 Присев на край кровати, Парлан нежно подтолкнул младенца поближе к матери.
 — Умоляю тебя, дай же ему поскорее грудь, иначе у нас лопнут барабанные перепонки.
 Эмил снова прижала ребенка к груди. Тот, пару раз всхлипнув, довольно быстро успокоился. Она уже снова хотела обратиться с вопросом к Парлану, но нечто новое в поведении малыша отвлекло ее внимание от мужа. С любопытством Эмил опустила глаза, чтобы узнать, что происходит, и заметила, что ребенок ведет себя отнюдь не привычным образом. Маленькие ручки с силой вцепились в ее расстегнутый корсаж, глаза — такого же почти цвета, что и у нее — внимательно смотрели на мать, а крохотные бровки — точь-в-точь как у Парлана — были сурово сдвинуты на переносице. Донельзя удивленная, Эмил попыталась было ослабить его хватку и освободить корсаж, что вызвало у мальчика новый приступ гнева: он еще больше нахмурился, а пальчики ни за что не хотели отпускать материю платья. Ей стало ясно, что Лайолф ни за что от нее не отцепится. Будет держаться до тех пор, пока окончательно не насытится.
 — Твой сын, Парлан, ведет себя абсолютно как ты.
 Парлан нагнулся, чтобы взглянуть на мальчика, и проворчал:
 — Ничего подобного. Не могло у меня быть такого выражения лица. Я в подобных случаях всегда испытывал чувство удовлетворения. — Он нагнулся было, чтобы поцеловать Эмил в грудь, но тут же охнул и отдернул голову. Крохотный, но крепкий кулачок пребольно ударил его по носу.
 Эмил изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться, Она во все глаза смотрела на Парлана, который, тихонько поругиваясь, потирал ладонью нос. Потом она перевела взгляд на Лайолфа, который тоже что-то бурчал, совсем как Парлан, — должно быть, ругался. Как она ни старалась сдерживаться, увидев это, принялась хихикать. Это только усугубило положение — Парлан стал браниться громче, а мальчик еще сильнее нахмурился и крепче прежнего вцепился пальчиками в корсаж. Посмотрев на разом потемневшие лица мужа и сына, Эмил прямо-таки раскисла от смеха.
 — Бог мой, и у него и у тебя одинаково дурной характер!
 Парлан улегся на постель и стал поглядывать на сына.
 Ребенок внимательно продолжал за ним наблюдать, а гневное выражение, запечатлевшееся на его личике, не исчезало.
 Медленно, очень медленно губы Парлана раздвинулись в дружелюбной улыбке. Малыш, хотя и был еще совсем крохотным, определенно выказывал бойцовские качества и силу духа. Парлан тихонько засмеялся.
 — Хорошо еще, что он такой маленький, иначе я попал бы в затруднительное положение.
 — Да, благодари Бога, что он тебя не вздул. — Эмил прищурилась и посмотрела на мужа. — Кстати, о затруднениях. Почему ты сегодня уехал, не сказав мне ни слова?
 — Ну вот, возвращаемся к старому.
 — Да, возвращаемся. Ты никого не поставил в известность о своем путешествии. Уехал — и все.
 — Детка, я не хотел тебя расстраивать. Перед рассветом в комнату ворвался Артайр. В следующий раз поостережется приходить без предупреждения.
 — Должно быть, ты его едва не пронзил мечом, да? — Она отлично знала, как беспокоится за них Парлан. Знала и о том, что муж спал, положив меч рядом с собой.
 — Вполне могло такое случиться. Его счастье, что од остановился в дверях. В таких случаях я действую не рассуждая.
 — Ну конечно, зачем себя затруднять. Кстати, я ведь даже не слышала, как он вошел.
 — Это потому, что ребенок не давал тебе полночи заснуть.
 Она поморщилась, но в конце концов согласилась. Когда Эмил сильно уставала, едва ли чей-нибудь неожиданный приход мог ее разбудить.
 — Так что же он хотел сообщить? Неужели не мог подождать? — Эмил спросила и вдруг замерла, начиная понимать, что к чему. Поскольку нападения на Дахгленн не было, существовала одна-единственная причина, по которой Парлан мог подняться с постели среди ночи. — Рори?
 Парлан сжал ее руку в своих ладонях.
 — Да, миленькая, только не надо бояться. Он больше не причинит тебе вреда. Никогда.
 — Ты его зарубил?
 — Увы. Такого счастья Господь Бог мне не послал.
 Просто Артайр услышал, что в деревушке в двух часах езды от Дахгленна были обнаружены два человека, которые по описаниям очень походили на Рори и Джорди. Он помчался туда сломя голову, но узнал лишь, что оба погибли во время пожара. Тогда он вызвал меня, чтобы я мог лично убедиться, что это именно Рори и Джорди.
 — И что же? Это были они?
 — Да. Хотя тела в основном опознавал Лейт. Я лишь могу подтвердить, что размеры и телосложение людей, ставших жертвами огня, вполне соответствуют телосложению преступников, которых мы разыскивали. Один труп поменьше — по словам Лейта, это тело Джорди. Труп другого человека, который при жизни был значительно выше ростом, чем Джорди, — тело Рори Фергюсона. Об этом свидетельствуют и вещи, найденные на пепелище. Лейт сразу же ускакал к твоему отцу, пожелав сразу же сообщить ему о случившемся. Уверен, что Лахлан, как и я, будет вне себя от гнева, что Рори пал не от его руки.
 — Отец, конечно, разгневается, но мне кажется, это — самая лучшая развязка, какую можно себе представить. Мой отец — вовсе не жестокий человек, но если бы он встретился с Рори, то повел бы себя, как самое кровожадное существо на свете. Слишком он ненавидел этого убийцу. Поймай он Рори, его поведение мало отличалось бы от поведения умалишенного.
 — Это легко понять.
 — Да, тому, кто наблюдает со стороны. А ведь отцу пришлось бы бороться со зверем, который живет в душе каждого человека, а такие вещи не проходят даром. Повторяю; хорошо, что все закончилось именно так, хотя Пройдет некоторое время, прежде чем отец признает мою правоту.
 — Мне тоже понадобилось время свыкнуться с тем, что все наконец закончилось. У меня поначалу было чувство, будто у меня украли нечто ценное.
 — Я так рада, что никому из вас не придется встречаться с Рори лицом к лицу. Ведь Рори был как змея. — Эмил печально улыбнулась. Потом она занялась Лайолфом — ребенок уже наелся, и теперь она гладила его по спинке, чтобы он отрыгнул избыток воздуха, который, вполне вероятно, попал в его желудок при кормлении. — Я очень боялась, что Рори придумает какой-нибудь дьявольский трюк и устроит западню, в которую постарается заманить одного из нас, чтобы разделаться с ним без помех. Фергюсон никогда не сражался честно.
 — Рори мертв.
 — Ты и в самом деле в этом уверен, Парлан?
 — Пожалуй. А что, у тебя есть какие-нибудь сомнения на этот счет? — Парлан протянул руку и коснулся ее щеки, — У меня их тоже было предостаточно, но потом они сами собой развеялись.
 — Не сомневаюсь, что мои развеются тоже. Думаю, все дело в том, что Рори погиб слишком неожиданно. Я и представить себе не могла, что все закончится таким вот образом.
 — Я тоже. И мне кажется, что ты еще долго будешь оглядываться, боясь, что Рори может подкрасться сзади и нанести смертельный удар.
 — Да, мне потребуется время, чтобы избавиться от этого ощущения. Но ты не волнуйся, я все преодолею.
 Ребенок задремал, и Эмил устроилась в постели поудобнее, продолжая прижимать малыша к груди. Она стала подумывать, что материнство сделало ее более осторожной и избавиться от страхов ей будет не так уж просто. Слишком велик был риск, если Рори путем какой-нибудь дьявольской каверзы удалось все-таки остаться в живых. Ребенок мог и не пострадать, но и самой Эмил хотелось дожить до того момента, когда ее сын превратится во взрослого мужчину.
 Лежа в постели и чувствуя, как пальцы Парлана нежно перебирают ее волосы, Эмил не заметила, как стала погружаться в сон. Она ощутила умиротворение, и на мгновение ей показалось, что все ее страхи не стоят и ломаного гроша.
 Поразмыслив, однако, она пришла к выводу, что слишком поторопилась: расслабляться не следовало.
 — Послушай, ты уверен, что он погиб? — В этот момент она себя ненавидела, но ей было необходимо получить подтверждение мужа, что всем ее страхам — конец.
 — Да, дорогуша. — Парлан поцеловал жену в лоб и улыбнулся, заметив, что Эмил говорит, не открывая глаз. — Завтра мы справим по нему поминки. Надеюсь, погода будет хорошая.
 Она тоже улыбнулась, но глаз по-прежнему не открывала.
 — Это тебе Ангус сказал, да?
 — Точно. Говорит, что будет солнечно.
 — Мне кажется, отмечать смерть другого человека весельем дурно.
 — Ну, если ты не хочешь порадоваться по этому поводу, мы найдем другой. Завтра, к примеру, сравняется два месяца, как родился наш малыш. Если старая Мег скажет мне одну вещь, которую я хочу от нее услышать, то…
 Уяснив, на что намекает Парлан, Эмил пообещала себе не краснеть и не смотреть на мужа.
 — Мальчик растет как на дрожжах, верно?
 — Верно. А ты у нас скоро будешь бегать. Когда старая Мег скажет, что ты уже вполне оправилась после родов.
 — А ты, стало быть, будешь меня догонять — так, что ли?
 — До тех пор, пока ты не устанешь и не упадешь.
 Желательно, конечно, чтобы ты упала при этом на спинку, но когда пройдет три месяца, то и это уже не будет иметь никакого значения.
 — Какие еще три месяца?
 — Увы, никакие — оттого-то все мои печали. Я поначалу думал, что ты перенесла больше всех, пока вынашивала и рожала ребенка, но теперь начинаю в этом сомневаться.
 Она лениво приоткрыла один глаз и посмотрела на мужа:
 — Уж не жалуешься ли ты, часом?
 Коснувшись кончиками пальцев густой иссиня-черной шевелюры на голове сына, Парлан тихо сказал:
 — Это не то чтобы жалоба, просто у меня есть одна штучка, которая прямо-таки взывает к тому, чтобы ее приласкали.
 — Ага! Так ты, значит, на завтра назначил празднование «дня ласк»?
 — Скорее, я назвал бы его «днем непрерывных ласк», — он поцеловал ее в щеку, — так что тебе лучше поспать, чтобы набраться сил. Иначе завтра ты за мной не поспеешь.
 Она, признаться, усомнилась в этом, поскольку желание заняться любовью терзало ее не меньше, чем Парлана, но решила мужу ничего об этом не говорить. Завтра он сам поймет, что к чему. Как только старая Мег объявит, что она окончательно поправилась, Эмил, возможно, и в самом деле начнет бегать — только не от мужа, а за ним. Эта мысль настолько ее рассмешила, что, проваливаясь в сон, она все еще продолжала улыбаться.
 Как только Парлан убедился, что она заснула, он тихонько разжал ее руки и вынул сына из ее объятий, что вызвало неосознанный протест как со стороны матери, так и со стороны младенца. Он улыбнулся, когда услышал слаженное протестующее бурчание Эмил и Лайолфа, после чего положил мальчика в колыбель. Некоторое время он наблюдал за тем, как его крохотный сын засыпал, и его сердце переполнилось гордостью. Нет, решил он, полюбить мальчика нетрудно. Это так же просто и естественно, как любить его мать.
 Парлан поднялся, обошел вокруг кровати и принялся разглядывать спящую Эмил. Он ее любил. Это было единственным объяснением сонму самых разнообразных чувств, которые он испытывал по отношению к Эмил. Он спросил у себя, когда же его противоречивые чувства переросли в любовь, но потом решил, что это не столь важно.
 Протянув руку, он коснулся локона жены и сжал его в пальцах, глубоко задумавшись. Ему важно было решить, стоит ли говорить Эмил об этом, а если сказать, то когда. Она до сей поры хранила молчание, и он не знал, любит ли она его.
 Тем не менее интуиция говорила ему, что жена явно к нему неравнодушна и даже, может быть, любит его по-настоящему. Возможно, она не заговаривала с ним о любви по одной только причине — он сам хранил молчание о своем чувстве.
 Эмил была гордой. Парлан криво усмехнулся, потому что начал понимать, каково бывает человеку, который, открывая другому свою душу и признаваясь в любви, рассчитывает на взаимность, но взамен любви не получает.
 Он покачал головой, стараясь отогнать чувство неуверенности, которое охватывало его в такие минуты, после чего вышел из спальни. В зале, куда он спустился, ему попался на глаза Лаган.
 — А я думал, после ночной скачки ты завалишься спать…
 — Да, я устал, но, прежде чем заснуть, решил набить себе брюхо.
 — Вот и я подумал об этом, — произнес Парлан и направился в сторону кухни.
 Следуя за ним по пятам, Лаган осведомился:
 — Как восприняла новость Эмил?
 — С известной долей сомнения — впрочем, как и все мы. Но она говорит, что в скором времени постарается отделаться от этого чувства. Трудно забыть о страхе, который этот дьявол поселил в ее сердце.
 — Ив твоем, — пробормотал Лаган.
 — Я его не боюсь, — бросил Парлан, уловив в словах Лагана намек на трусость. — В любой момент я был готов скрестить с Рори мечи.
 — Ты меня не понял. Я говорил не о том страхе, который заставляет мужчину бежать с поля боя, а о том, который он испытывает, когда жизни его жены и ребенка оказываются под угрозой. Ведь именно этого ты боялся несколько последних недель. Кроме того, этот страх подпитывался еще кое-чем, о чем ты, возможно, не имеешь представления.
 — А ты поспрашивай меня еще. Вдруг я не так слеп, как ты полагаешь, мой старый друг? Скажи мне, к примеру, ждет ли от меня Эмил слов любви после рождения ребенка? — Он ухмыльнулся, заметив озадаченное выражение на лице приятеля. — Более того, можешь ли ты утверждать, что я услышу подобное признание в ответ?
 — Если ты сам не в силах ответить на этот вопрос, то ты просто слепец. Она, бедная, наверное, уже думает, что не дождется от тебя нежностей ни при каких обстоятельствах.
 Я-то считаю, что подобные речи надо произносить в нужное время и в нужном месте, иначе твоя жена так разволнуется, что ее трудно будет успокоить.
 Парлан не обратил внимания на сарказм Лагана.
 — Знаешь, у меня возникла идея. Очень может быть, что когда я применю ее на практике, она разом избавит Эмил от всех страхов. В прошлый раз, когда мы были на прогулке, на нас напал Рори. Теперь же мы будем пребывать в том же месте в полнейшем одиночестве, и я собираюсь извлечь из этого максимум пользы — и для нее, и для себя.
 — Ты уверен, что есть необходимость торопиться с таким важным делом? И потом, после похорон Рори прошло совсем мало времени. Кто знает, чем все это еще может обернуться?
 — Если я буду следовать твоему совету, не знать мне ни покоя, ни свободы во веки веков. Рори мертв — и я собираюсь жить и действовать исходя из этого непреложного факта.
 Свежие полевые цветы были щедрой рукой разбросаны по недавно засыпанной могиле. Их нежный цвет скрадывал уродство вскопанной земли и отчасти рассеивал мрачные чувства, которые охватывают всякого, когда он смотрит на обиталище смерти. Ветерок шевелил складки плаща с капюшоном, облегавшего фигуру стоявшего возле могилы человека. Потом тишину нарушил не то громкий вздох, не то стон.
 — Ну как, старый мой друг? Каково оно, пребывать в аду? По крайней мере я точно знаю, что там ты не одинок.
 Мы с тобой знали многих, кто после смерти обосновался там.
 Настанет день, и мы с тобой там встретимся.
 Ах, друг мой, друг мой. Мне хочется верить, что ты меня понимаешь. Я был вынужден это сделать. Они следовали за мной по пятам, подходили так близко, что скоро мне не осталось бы ничего другого, как прятаться. Мне же нужно добиться большего. Я должен получить возможность передвигаться свободно, не опасаясь, что меня схватят. Иначе мне никогда не удастся довершить месть, которой так жаждет моя душа.
 Ты ведь понимаешь меня, правда? Джорди, Джорди, старый мой друг. Твоя жертва не пропадет даром. Я сделаю все, чтобы убить Эмил и того человека, который превратил ее в свою наложницу. И если мне суждено пасть в этом бою — это ничего не изменит. Я утащу их за собой в ад. Так что ты недолго будешь страдать от разлуки со мной, Джорди, дружище.

 Глава 24

 — Выкопайте его.
 Лейт с ужасом посмотрел на отца. Когда молодой человек, прихватив с собой Лахлана, примчался на могилу Рори и Джорди, чтобы Лахлан имел возможность полюбоваться этим дивным зрелищем, ему и в голову не могло прийти, что тот отдаст подобный приказ. Кроме того, он не имел представления, зачем это делать. На взгляд Лейта, причин для этого не было никаких.
 — Да что с тобой? Я же сказал, он мертв. С какой стати нам выкапывать труп?
 — Ты, сынок, наверное, боишься нарушить покой мертвецов. Думаешь, мы совершаем святотатство, раскрывая могилу? Эти люди давно отринули от себя Бога — еще до того, как легли в землю. Эй, там, начинайте копать!
 — Но зачем? Я осмотрел его тело, хотя это было чрезвычайно неприятное зрелище, и опознал его вещи. Так какого же черта?..
 — Ты видел перстень, кинжал и меч. Я же хочу увидеть кое-что еще. — Лахлан махнул рукой своим людям. — Копайте. Если я вступил в спор с сыном, это вовсе не означает, что я отменил свой приказ. — Лахлан перевел взгляд на Лейта, между тем как его люди торопливо заработали лопатами. — Кто положил цветы на могилу?
 Разглядывая цветы, которые отец собрал с могилы и теперь показывал ему, Лейт с недоумением покачал головой:
 — Не знаю. Дерьмо — это я бы еще понял… Но цветы?
 — Вот и еще одна загадка.
 — Какая там загадка? Подумаешь, цветы… — Лейт отшвырнул их прочь и выругался.
 — Самая главная загадка, на мой взгляд, заключается в следующем: почему он ушел от нас раньше, чем мы успели осуществить свое право на месть.
 — Вряд ли, выкопав труп, мы приблизимся к разгадке.
 — Зато я по крайней мере смогу выяснить, чей это труп: Рори или какого-нибудь другого человека? — Лахлан вздохнул и перевел взгляд на людей, которые копались в могиле. — Когда ты приехал и сообщил мне о его смерти, я рассвирепел. Появилось ощущение, будто у меня похитили нечто чрезвычайно важное. Потом гнев стал проходить и я начал думать.
 Лахлан умолк и молчал до тех пор, пока Лейт, выругавшись в попытке отвести душу, снова не обратился к отцу:
 — Так о чем же ты думал?
 — О том, что все удачно завершилось. Слишком удачно, я бы сказал. Хотя мы не поймали Рори, но следовали за ним по пятам, постепенно загоняя мерзавца в угол. Он не имел возможности свободно передвигаться и должен был, судя по всему, оставить всякие попытки приблизиться к намеченной жертве. А ведь мы знаем, как ему хотелось добраться до Эмил. Вот я и решил, что он, возможно, придумал, как это сделать.
 Лейт наконец осознал, к чему клонит отец, и снова выругался.
 — Ты считаешь, он сделал все, чтобы мы подумали, будто он умер? И я, стало быть, ошибся?
 — А может быть, и нет. Если же ты и в самом деле совершил ошибку, я не стану тебе пенять. Ты увидел то, что должен был увидеть, — трупы Рори и Джорди.
 — Странно. Хотя у меня и были кое-какие сомнения по поводу Рори, но по поводу Джорди — ни единого. Я до сих пор готов поклясться, что видел его тело.
 — Очень может быть, что это и был Джорди. Не сомневаюсь, что отчасти по этой причине ты поверил, что видел и труп Рори. Неужели ты думаешь, что человек, подобный Рори, хотя бы минуту колебался, прежде чем убить того, кто считался его единственным другом? Разумеется, нет. Ведь смерть Джорди должна была сыграть ему на руку.
 — Ты прав. Он убил бы его без всякой жалости.
 — Ну, на мой взгляд, это не совсем верно. Кое-какие сожаления у него были. Видишь цветы? Они лежали на могиле, где, по твоим словам, похоронили Джорди.
 Лейт с отсутствующим выражением лица кивнул. Его внимание привлекло тело, которое люди Лахлана подняли на поверхность. Хотя отец и сказал, что не станет его винить в случае ошибки, Лейт понимал: если в могиле не Рори, он себя не простит. Им овладел страх — страх не за себя, а за последствия своего заблуждения, которое могло обойтись всем его близким, да и ему в том числе, очень дорого.
 Чувствуя, что напряжение сковывает его тело и душу, Лейт стоял рядом с отцом, наблюдая за тем, как тот осматривал тело. Он знал, что Лахлану требовалось время, чтобы опровергнуть или подтвердить подозрения, но не мог сдержать нетерпения. Если Лейт ошибся в своих суждениях, то времени в запасе у них с Лахланом почти не оставалось.
 Когда отец поднялся на ноги и жестом приказал своим людям снова положить тело в могилу и засыпать землей, Лейт не выдержал.
 — Это он?
 — Нет.
 Это единственное слово поразило Лейта прямо в сердце.
 — Бог мой! Значит, я все-таки ошибся!
 — Не принимай это близко к сердцу. Я тоже поначалу подумал, что это он. Рори сделал хороший выбор. Смотри — вот и шрамы на лице, отличные от повреждений, нанесенных огнем. Нет, он действовал н в самом деле почти безукоризненно!
 — Но только почти, и я пропустил ошибку, которую совершил этот сукин сын. В чем же она?
 — Я знал о Рори больше, чем ты. Некоторые неизвестные тебе особенности в его внешности я изучил много лет назад. В частности, у него имелась отметина. Родимое пятно.
 — Никогда не видел у него ни единой отметины.
 — И никогда бы не увидел. Для этого Рори надо было бы раздеть донага и тщательно осмотреть. То, что было скрыто добротной одеждой, пострадало от огня меньше, чем открытые части тела. У Рори было родимое пятно — темное, размером с горошину, под его левой ягодицей. Складка кожи почти всегда скрывала его. Я бы сам никогда не увидел родинку, если бы его отец не показал мне ее. Помнится, он опасался, что это след когтя дьявола.
 — Да, у него имелись все основания так думать.
 — Ничего подобного. Эта весьма незначительная отметина не могла повлиять на судьбу Рори. Невинная родинка, не более того.
 — Я сказал Парлану, что это Рори.
 — Да, но ты сказал мне, что он усомнился в этом.
 — Только вначале, потом он решил, что глупо сомневаться в очевидном. Поэтому он решил отбросить сомнения как можно скорее.
 — Тогда мы должны торопиться в Дахгленн. Вполне возможно, он уже успел окончательно уверить себя, что в могиле лежит Рори, и действует теперь так, как будто все опасности и страхи позади. Именно этого Рори и добивался.
 Остановив Элфкинга рядом с конем Парлана, Эмил огляделась и сокрушенно покачала головой:
 — Опять это место?
 — И что же? Отличное местечко. — Парлан соскочил с коня и помог Эмил сделать то же самое. — Я всегда его любил, потому что находил здесь мир и покой. — Раскинув на полянке одеяло, он посмотрел на жену. — Может быть, если мы проведем здесь немного времени в полном покое, кое-какие твои страхи исчезнут.
 Она осторожно приблизилась к разостланному на траве одеялу и присела на краешек. Она повторяла себе, что глупо бояться Рори теперь, когда он мертв и лежит в могиле, но все равно не могла избавиться от своих сомнений.
 В прошлый раз, после того как они с Парланом насладились любовью на этой полянке, на них напал Рори. Его люди тяжело ранили Парлана, захватили Эмил в плен, где он подверг ее таким мучениям, каких ей в жизни не доводилось переживать. Несмотря на яркий солнечный день и живописную природу, выяснилось, что воспоминания все еще живы и продолжают ее угнетать.
 Взглянув на пищу, которую Парлан достал из корзинки и разложил на одеяле, Эмил исподтишка посмотрела на мужа.
 Тот улыбался, веселил ее и себя, но в глазах его застыло выражение, какое бывает у очень голодного человека. Старая Мег последнее время избегала Эмил, но женщина была уверена, что Парлан получил от старухи заверения о полном ее, Эмил, выздоровлении после родов. Поначалу ее интересовало, отчего это муж окружил тайной их путешествие к Колодцу Баньши, но потом она решила не обращать на это внимания. Эмил предпочитала наблюдать за его играми, понимая, что они позволят ей привести в порядок чувства, расслабиться и получить удовольствие, — ведь эти игры вели к заветной цели, к которой они оба стремились. Кроме того, все, что до сих пор делал Парлан, ее вполне устраивало и приносило радость.
 Потом Эмил оглядела себя и вздохнула. Одета она была не слишком элегантно, а ей по такому случаю хотелось быть красивой. Простенькое платьице, которое ей дали, поскольку отец до сих пор не удосужился привезти более нарядных, было чистым и удобным, но отнюдь не столь красивым, чтобы с его помощью можно было очаровать Парлана. А именно об этом и мечтала Эмил — очаровать и, по возможности, соблазнить мужа — хотя бы разок. Судя по всему, Парлан вовсе не был против этого наряда, но ей казалось важным доказать, что она может быть не менее элегантной и обольстительной, чем любая дама его круга. Впиваясь в хлеб острыми зубками, Эмил подумала, что ей бы жилось куда легче, если бы до нее Парлан был знаком с меньшим количеством женщин.
 Парлан наконец заметил, что Эмил смотрит на его приготовления уже не так весело, как прежде.
 — Что-нибудь не так, дорогая?
 — Это тот самый праздник, о котором ты говорил?
 — А чем он плох? Разве что скудноват малость…
 — Мне бы все-таки хотелось, чтобы ты меня предупреждал — хотя бы изредка — о своих планах. Я бы привела себя в порядок и выглядела бы сейчас куда лучше.
 — Ты выглядишь прекрасно. Любой мужчина потеряет из-за тебя голову. — Тут он погладил ее по голове и спросил:
 — Отчего ты зачесываешь волосы наверх? Прятать такие волосы, как у тебя, — преступление.
 — Теперь я замужняя женщина, мать. Мне не пристало, как девице, ходить с распущенными волосами.
 — Даже если твой муж приказывает тебе это сделать?! — Парлану нравились ее тяжелые, шелковистые на ощупь волосы, и он принялся пропускать их прядь за прядью через пальцы.
 — Ты, значит, снова собрался покомандовать? — спросила Эмил, недоумевая, как ему удалось так просто снова возбудить в ней желание.
 — А почему бы и нет? Пусть они колышутся на ветру, как знамя, когда я рядом. Когда же я отсутствую, прячь волосы под шапочкой, чтобы не искушать других.
 Он потерся губами о ее щеки, потом прижался ртом к ее губам. И тут понял, что терпения для такого рода игр у него уже нет. Одно то, что она находилась рядом, заставляло его сердце бешено колотиться, в крови загорался жаркий костер желания.
 Он снова впился ей в губы — на этот раз жадно, — и она страстно ответила ему. Ответный поцелуй Эмил заставил Парлана окончательно потерять голову — прошло слишком много времени с того момента, когда они занимались любовью в последний раз.
 Толкнув ее на одеяло — женщина упала на спину, — Парлан принялся расстегивать и развязывать крючки и тесемки на ее платье. Когда он наконец освободил ее груди, то припал к ним лицом и на мгновение замер, чтобы немного успокоиться. Неожиданно он услышал, что она дышит тяжело и прерывисто — совсем как он, и понял, что жена страдала от вынужденного воздержания ничуть не меньше его самого.
 — А я-то думала, ты сначала за мной побегаешь, — произнесла Эмил, расстегивая камзол и прикасаясь ладонями к его мускулистой груди, — А разве я не бегал? Странно. У меня такое чувство, будто я пробежал не одну милю.
 Он обхватил ее грудь ладонью и прижался губами к затвердевшему соску, впитывая аромат, которым его сын наслаждался по несколько раз в день. Она же в ответ на это тихонько вскрикнула и начала выгибаться под ним дугой.
 Парлан содрогнулся. Он слишком был близок к финалу.
 — Старая Мег, наверное, сказала, что я уже совсем оправилась от родов? — Поскольку Парлан ничего не отвечал, занятый тем, что поднимал ее юбки, она решила, что это был глупый вопрос.
 Положив ладони между ее бедер и чувствуя их восхитительное тепло, Парлан вдруг заговорил:
 — Что такое? Ты, кажется, что-то сказала?
 Эмил начала расшнуровывать его узкие штаны. Потом прошептала:
 — Я сказала — поторапливайся. Помни: я хочу этого не меньше, чем ты.
 Она впилась пальцами в его крепкие, мускулистые ягодицы, предварительно стянув узкие штаны вниз.
 — Тогда скажи «да».
 — Да, Парлан, да.
 Она снова вскрикнула — на этот раз громче прежнего, — ив голосе ее смешались изумление и облегчение, когда он вошел в нее. Она обвила его ногами и крепко-крепко прижала к себе. Жаркое дыхание мужа обжигало ей шею. Их сближение было быстрым, яростным и, пожалуй, грубоватым, но когда все закончилось, Эмил решила, что в этом заключалась своеобразная прелесть, хотя все было иначе, чем прежде. Она помнила, как изгибалась, чтобы впустить в себя Парлана как можно глубже, а он непрестанно твердил ее имя и пытался следовать ее желаниям.
 Продолжая сжимать ее в объятиях, Парлан думал о том, что счастье, которое он только что испытал, ему способна дать только эта женщина. Даже если бы она была уродлива как смертный грех, удовольствие, которое она дарила ему, было подлинным. «Я бы просто не стал зажигать в таком случае свечу», — подумал Парлан и тихонько рассмеялся своим мыслям.
 Продолжая ласкать Парлана, Эмил с любопытством на него посмотрела. Тот, приподнявшись на локте, встретился с ней взглядом.
 — Интересно, что это так тебя забавляет? — Эмил была уверена, что Парлан смеялся вовсе не над ней, но хотела выяснить причину его смеха.
 — Я хотел соблазнить тебя, но, боюсь, это было больше похоже на нападение.
 — У меня нет возражений. Когда на тебя время от времени нападают так, это даже приятно! — Она улыбнулась и поцеловала его в кончик носа.
 — Не надо было заставлять мужа страдать чересчур долго.
 — Я вовсе не хотела, чтобы ты страдал. Это все твой сын. Тем не менее приношу тебе благодарность за страдания.
 Парлан высвободился из ее объятий и смахнул несколько непокорных прядок, упавших ей на лицо.
 — За что ты меня благодаришь?
 — А за то, что другие мужчины — в случае, если их потребности не удовлетворяются, — отправляются в загул.
 — Но это дурно с их стороны, поскольку женщина в таком положении тоже лишена радостей любви, и не по своей воле. Ты, к примеру, очень даже любишь это дело! Ox! — Он поймал ее кулачок, который перед этим нанес ему удар в бок, и поцеловал. — Кроме того, детка, к чему мне искать сомнительных радостей на стороне, когда рядом со мной лучшая в свете женщина? Стоило немного подождать — и она одарила меня самыми желанными ласками.
 — Желанными? — словно эхо, повторила она. Серьезность Парлана заставила ее таки понервничать.
 — Да. По-моему, я уже говорил тебе, что ты — лучше всех. Разве ты мне не веришь?
 — Я иногда думаю, что со временем «самые желанные» ласки могут превратиться в самые обыкновенные. Пламя страсти угасает, а новизна теряется.
 — Верно. Кое-какие изменения могут произойти и в нашей семье. Но что бы ни случилось, ты все равно останешься лучшей на свете женщиной. Время и долгая совместная жизнь не смогут ничего изменить. Мне не хотелось бы об этом напоминать, но у меня, как ты знаешь, было предостаточно женщин, и я разбираюсь в таких делах. Когда мы встретились, я не был столь невинным, как ты.
 — В таком случае, может быть, и мне следует взойти на ложе с другим мужчиной — или даже мужчинами, чтобы толковать об этом предмете со знанием дела?
 — В таком случае выбери себе мужчину, которого ни в грош не ставишь, поскольку он умрет сразу же после того, как отведает твоей сладости.
 Она едва не бросилась на него с кулаками, но поостереглась. Хотя Парлан говорил тихо и в его словах чувствовалась ирония, глаза его были темны, как никогда, и было ясно, что он не шутит. Ее заявление по поводу будущего любовника было не очень удачной шуткой, но муж, на удивление, отнесся к ее словам со всей серьезностью. Эмил стала думать о том, как разрядить обстановку, поскольку возникшая напряженность не только волновала, но и пугала ее.
 — Хочешь сказать, что я не вправе оставить за собой вереницу разбитых сердец, вроде той, что тянется за тобой?
 Пытаясь изо всех сил справиться с охватившей его вдруг бешеной ревностью, Парлан даже попытался улыбнуться, хотя понимал, что его улыбка в этот момент больше напоминала оскал.
 — Только попробуй. Вместо сердец за тобой потянется вереница мертвых тел.
 — А ты, оказывается, большой собственник. — Хотя подобное открытие доставило Эмил известное удовольствие, она тем не менее была до крайности удивлена, когда осознала силу клокотавшей в груди Парлана ярости.
 Он провел пальцем по ее лицу и коснулся губ поцелуем.
 — Да, я такой. Потому-то я так торопился с браком и то и дело подгонял священника. Мне было необходимо знать, что ты принадлежишь мне на законных основаниях. Мне — и никому другому. В мои планы не входило делить тебя с каким-нибудь другим мужчиной.
 — Хм, планы для того и составляются, чтобы потом было что менять.
 Прежде чем Эмил заметила, что на поляне появился еще кто-то, Парлан уже вскочил. Одной рукой он затягивал шнурки на штанах, другой нашаривал лежавший поблизости меч. Эмил до сих пор не приходилось видеть, чтобы человек вставал так проворно.
 Не рассуждая ни секунды, она нырнула за широкую спину Парлана. Уже оттуда, как из укрытия, она с ужасом и недоверием широко открытыми глазами смотрела на Рори. Ее безмерно напугало не только его неожиданное появление, но и выражение, застывшее, как маска, на его лице. Ужасным был и шрам, до неузнаваемости изменивший всю левую половину лица. Уродливый и грязный, этот человек почти ничем не напоминал теперь Рори Фергюсона, с которым она когда-то была знакома. И выражение его глаз стало другим.
 Теперь они полыхали, словно два костра, и в этом взгляде отражалось безумие, испепелявшее душу.
 Эмил не могла понять, отчего он не зарубил их, пока они лежали, заключив друг друга в объятия, не обращая внимания на то, что творилось вокруг. Прежде Рори не помышлял о том, чтобы скрестить с Парланом мечи на равных. Тем не менее, объявив о своем появлении, он словно давал понять, что добивается именно этого. Охваченный безумием и ненавистью, он, казалось, вдруг воспылал желанием драться. Признаться, это открытие не слишком порадовало Эмил, поскольку она не была уверена, что Парлан справится с Рори, хотя ее муж уже стоял с мечом в руке и, судя по всему, был готов к бою.
 В глазах Парлана тоже полыхал огонь. Прежде всего он был страшно зол на себя — его опять застали врасплох.
 Парлан пытался убедить себя, что здесь нет его вины, — ведь он был уверен, что Рори мертв и лежит в могиле, но это мало помогало. Рори опять перехитрил его, сумев подобраться к ним неожиданно и вывести его, Парлана, из равновесия.
 Парлан решил, однако, не уступать и выиграть схватку во что бы то ни стало.
 Потом он едва не расхохотался — он-то привел Эмил к Колодцу Баньши, чтобы она постаралась изгнать из памяти тяжелые воспоминания, которые были связаны с этим местом.
 Вместо этого дурные мысли с новой силой завладели его женой, а теперь наверняка поселятся в ее душе навсегда. Впрочем, на сей раз Парлан не собирался отдавать ее в лапы Рори.
 — Эмил, ступай-ка ты отсюда подобру-поздорову.
 Эмил послушно повернулась, чтобы идти прочь, хотя подумала, что оставлять Парлана с Рори не следует. Прежде всего, подумала она, надо съездить за помощью. Но взглянув в сторону перелеска, где они оставили лошадей, не увидела их.
 — Лошади убежали, — беспомощно произнесла она.
 — Да-да, вы были настолько заняты друг другом, что не заметили, как ваши кони ушли бог знает куда.
 Хихиканье, вырвавшееся при этом из уст Рори, заставило Эмил похолодеть. Прижавшись к спине Парлана, она ощутила, 1"к по ее телу пробежала дрожь. Достаточно было услышать только этот смешок, чтобы убедиться в полной невменяемости Фергюсона. Она вполне отдавала себе отчет, что смех сумасшедшего может разбудить страх даже в душе бесстрашного человека, которому до сих пор не приходилось иметь дела с умалишенными.
 — Не чини ей препятствий, когда она станет уходить, Рори, — медленно произнес Парлан. Он ничуть не удивился, когда услышал хихиканье противника, но решил, что большого вреда не будет, если он попросит Рори о любезности.
 — А еще говорят, что это я сошел с ума.
 — Говорят также, что ты умер. Неужели дьявол вернул тебя на землю, поскольку ты оказался слишком плох даже для ада?
 — Хотите вывести меня из себя? Не получится! Здорово я обвел вас вокруг пальца, — да? Мой план сработал, как я и ожидал.
 — И чью же невинную душу ты послал на тот свет, чтобы твой план мог осуществиться? — проревел Парлан.
 — Душу какого-то болвана из местного кабачка. Несколько монет и намек, что он сможет заработать больше, сделали свое дело, и он потрусил за мной, словно пес.
 — И он умер, как пес, потому что тебе поверил. И Джорди умер потому, что доверился тебе.
 — Кровь Джорди на ваших руках. В том, что я его убил, — ваша вина, — отрывисто пролаял Рори.
 Последние слова умалишенного вывели Эмил из себя.
 — Ты не можешь винить нас за смерть товарища. Ты лишил его жизни собственными руками.
 — Да, все из-за вас! — выкрикнул Рори, потом с видимым усилием себя сдержал. — Я не мог идти куда мне вздумается, не мог делать что хочу — и все потому, что вы охотились за мной, как за диким зверем. Пришлось положить этому конец. Вы должны были думать, что я умер. Это был единственный способ. Джорди меня понимает. Он знает, что мне необходимо вам отомстить, заставить вас заплатить по самому большому счету за то, что вы мне сделали.
 Вам обоим, между прочим. Ты должна была стать моей, Эмил, но выбрала дикого горца. Выбрала и принялась с ним совокупляться — без забот и стыда. Прямо как твоя мать. А потом твой дьявольский конь изуродовал мне лицо. Так что тебе есть за что заплатить, милая моя шлюшка.
 — Я уже устал от твоей болтовни, Рори. Может, тебе лучше заткнуться, а не то я, прежде чем тебя убить, вырежу из глотки твой поганый язык, — вызывающе бросил Парлан.
 — Каков хвастун! Убить тебя мне не составит большого труда — все равно что муху прихлопнуть.
 — Осторожно, Парлан, — сказала Эмил, коснувшись мускулистой руки мужа. — Он хочет, чтобы ты снова впал в ярость и твоя рука лишилась твердости.
 — Я догадываюсь. — Он говорил очень тихо и почти не разжимал при этом зубов, чтобы Рори не смог понять смысла сказанного. Кроме того, так Парлану было легче сдерживать эмоции. — Ты должна уйти, когда начнется поединок. Я отвлеку его.
 — Я тебя не оставлю.
 — Тебе придется уйти, женщина. Подумай, как я смогу биться в полную силу, зная, что ты рядом? Волнение за тебя ослабит мою руку. Лучше беги в Дахглеян и приведи помощь.
 — К тому времени как я добегу до Дахгленна, тебя могут убить. К тому же бегунья из меня никакая. Да за это время он успеет тебя зарыть в землю и привезти папу из Рима, чтобы тот помолился на твоей могилке!
 — Если даже такое и случится, ты по крайней мере останешься в живых.
 — Не уверена, что смогу пережить твою смерть, — тихо сказала она.
 Хотя положение, в которое они попали, было трудным, Парлан ощутил, как при этих ее словах у него сильнее забилось сердце. Впервые Эмил — возможно, сама того не желая, — позволила ему заглянуть себе в душу. Однако ему пришла в голову мысль, что жена выбрала для этого не слишком удачное время. Вернее, самое неудачное. Ему захотелось прижать ее к себе, заняться с нею любовью и заставить рассказать все о ее чувствах. Но вместо этого ему приходилось стоять лицом к лицу со смертельным врагом. Если они с женой уцелеют, он задаст Эмил жару за то, что она не правильно выбрала время для объяснений.
 — Придется пережить. Хотя бы ради нашего ребенка.
 Подумай, что будет с нашим сыном, если он останется сиротой?
 Заявление Парлана болью отозвалось в сердце Эмил.
 При виде смертельной опасности, угрожавшей Парлану, она на некоторое время напрочь забыла о сыне. Но Парлан был прав — думать об этом надо было. Хотя Эмил знала, что Лайолфа — случись что — не бросят на произвол судьбы и будут любить и заботиться о нем, она знала также, что никто на свете не смог бы заменить ему родителей.
 — Так вот. Нашему сыну, Парлан, нужны и отец и мать.
 — Я очень надеюсь, что еще долго-долго с ним будем мы оба — и ты и я. И именно поэтому тебе придется уйти.
 Для поединка мне требуются абсолютное спокойствие и уверенность в себе.
 Эмил ничего не ответила, и Парлан сделал вывод, что она согласилась с его доводами. Тогда он сосредоточил все внимание на Рори. Фергюсон всегда был прекрасным фехтовальщиком. А в случае если помешательство придало ему храбрости, можно было ожидать, что он превратился в чрезвычайно опасного противника. Парлан не сомневался в своих бойцовских качествах, но ему не хотелось переоценивать собственные возможности. Исход поединка далеко т всегда зависел от одного умения сражаться. Большую роль здесь играла самая обыкновенная случайность. Если Рори сделался равным ему по мастерству и смелости, малейшая ошибка в поединке с ним могла оказаться роковой.
 — Хватит болтать, Макгуин. Ты готов встретить свою судьбу?
 — Ты, стало быть, намерен противостоять мне и даже со мной разделаться?
 — А почему бы и нет? Я легко справился с твоей глупой кузиной. Как, бишь, ее звали? Маргарет, кажется? Да, Маргарет. Слабая, вечно скулящая женщина — вот кто она была.
 Парлан едва сдержался, вспомнив, как выглядело тело его двоюродной сестры. Он подумал, что мать Эмил и Кэтрин наверняка были изуродованы так же. Распалившись, он готов был кинуться в атаку на Рори, но вспомнил слова Эмил и удержался. Бросаться в бой в подобном состоянии было очень рискованно, и ошибка могла стоить жизни и ему и жене. Он пожалел, что плохо знает Рори и не имеет представления, как заставить его выйти из равновесия. Он помнил только о преступлениях этого человека, но вряд ли разговоры о них могли разволновать мерзавца.
 — Если она, как ты говоришь, вечно скулила, так это потому, что как мужчина ты оказался несостоятельным! — Эмил заметила, как при этих словах Рори покраснел, и поняла, что коснулась его слабого места. — Уж не по этой ли причине она решила от тебя уйти? Когда выяснила, что твои мужские качества отнюдь не соответствуют красоте лица.
 Как говорится, смотреть приятно, а в постели скучно.
 Эмил была поражена, с какой быстротой и яростью Рори отреагировал на ее слова. Он очертя голову бросился на Парлана, выставив перед собой меч. Тот встретил его выпад умелой рукой. Поединок начался, но Эмил видела, что Парлану больше всего на свете хочется, чтобы она убралась куда подальше.
 Судя по всему, Парлан думал, что убедил Эмил уйти с места схватки, и теперь недоумевал, отчего жена медлит. Она, признаться, сначала так и хотела поступить, но вдруг поняла, что не в силах этого сделать — даже ради их единственного сына. Она и в самом деле кинулась было прочь, но добежала лишь до края поляны. Затаившись в зарослях, молодая женщина принялась наблюдать за происходящим. Парлан успокоится, решив, что она поступила, как было велено, а она будет поблизости, чтобы помочь ему в случае необходимости.
 Сбежать, так и не узнав, чем кончится схватка, было свыше ее сил. Если Парлану суждено было пасть в бою — а эту мысль она всячески от себя отгоняла, — она бы до смертного часа не простила себе того, что муж мог бы остаться в живых, если бы она была рядом и пришла ему на помощь в нужный момент. Хотя ей было трудно наблюдать, стоя в стороне, за тем, как Парлан бился, защищая свою жизнь, она все-таки оставалась на месте, прижав кулачки ко рту, чтобы приглушить вырывавшиеся временами из ее уст стоны.
 Парлан сражался, холодно просчитывая каждый свой выпад и оборонительный прием, но пришел к неутешительному выводу: Рори бился хорошо, очень хорошо. Несомненно было одно: болезнь словно добавила Рори сил, которых прежде ему тоже недоставало. Впервые за долгое время Парлан вдруг почувствовал: у него нет уверенности в том, что поединок завершится его победой.
 — Отчего ты с такой силой противишься неизбежному?
 Ты обречен, Парлан Макгуин! Сначала я убью тебя, а потом отправлюсь искать Эмил.
 — Она убежала от тебя, Рори. Тебе не удастся наложить на нее свои грязные лапы. — Меч Рори коснулся его бедра, и Парлан выругался.
 — Поймать ее не так уж трудно. К тому же она на своих двоих, а я знаю, куда удрали ваши лошади.
 Страх за Эмил терзал душу Парлана, но он старался ему не поддаваться. Страх мог лишить руку силы и твердости, а ему для борьбы требовалось и то и другое. Хотя Парлан уже успел несколько раз задеть противника, Рори ответил ему тем же и при этом не обращал никакого внимания на кровь, которая текла из его собственных ран.
 Зато Парлан чувствовал, что кровотечение подтачивает его силы. Об этом свидетельствовала и зловещая улыбка, появившаяся на губах сумасшедшего. Рори догадывался, что Парлан начал выдыхаться.
 Вдруг Парлан почувствовал, что земля у него под ногами стала осыпаться, и его охватил новый страх. Он настолько был поглощен боем, что не заметил, как оказался на самом краю дыры, именовавшейся Колодцем Баньши. На мгновение Парлан заколебался, пытаясь выяснить, как избежать новой напасти, но в этот момент Рори разразился дьявольским смехом и сделал выпад. Отлично понимая, что отразить удар Рори ему не удастся, Парлан сделал шаг в сторону.
 Земля снова осыпалась, ноги Парлана заскользили, и он провалился, едва успев при этом зацепиться пальцами за края чертовой ямы. Ругаясь на чем свет стоит, он пытался подтянуться и вылезти из ямы прежде, чем к нему подоспеет Рори, но понял, что это бесполезно, еще до того, как безумец разразился новым взрывом хохота. Когда Рори ударил его ногой в лицо, Парлан вскрикнул и провалился в Колодец Баньши.
 Ему показалось, что он услышал отчаянный вопль Эмил, потом он ощутил страшный удар и его окутала темнота.

 Глава 25

 — Парлан! Нет!
 Эмил решила, что Парлан упал и разбился насмерть.
 Ничего другого она просто не могла себе представить. Она сорвалась с места, выскочила из своего укрытия и, пренебрегая опасностью, помчалась к проклятой яме, хотя отчасти осознавала, что уже не в силах помочь мужу ничем. В глубине души она понимала, что сейчас должна бежать со всех ног в Дахгленн, но как, спрашивается, мог победить в этом споре разум, если она собственными глазами видела, как Парлана поглотила земля?
 Ее стремительный бег к Колодцу Баньши остановил Рори.
 Он поймал женщину за руку и вынудил замереть на месте.
 Острая боль в руке, которую Рори едва не вывернул из сустава, приглушила охватившую ее было истерику. Теперь Эмил наконец поняла, что она сама отдалась в руки Рори, хотя Парлан погиб, чтобы избавить ее от такого ужасного финала.
 Стоило ей подумать о Парлане, как страх мгновенно перешел в ярость. Ненависть к хохочущему злодею показалась ей живым существом, поселившимся у нее в груди. При этом рационально мыслившая часть сознания Эмил самую капельку побаивалась того, что она может с легкостью превратиться в умалишенную, еще почище Рори. Впрочем, ненависть ее была столь велика, что отметала даже самые разумные мысли.
 — Ах ты, сукин сын! — завопила она. — Будешь гореть в аду! За все!
 — Да ну? Уж не ты ли меня туда отправишь, миленькая моя шлюшка? — Он размахнулся и дал ей пощечину.
 Откинувшись и едва не упав, Эмил тем не менее сдержалась и не издала ни звука. Теплый солоноватый привкус, который она ощутила во рту, свидетельствовал о том, что Рори разбил ей губы, но она, не сказав ни слова, сплюнула кровь.
 Сейчас-то места вокруг было достаточно и уже не существовало на белом свете Джорди, который мог бы ее остановить и не позволить ухватиться за первый подвернувшийся под руку предмет. Сейчас Рори пришлось бы повозиться, прежде чем он снова получил бы возможность издеваться над ней. Сейчас, прежде чем погибнуть, она могла бы даже нанести Рори несколько добрых ударов — за Парлана!
 Парлан лежал на спине и смотрел вверх — туда, где в вышине виднелся крохотный кружок света. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, где он находится и как сюда попал. Потом он вспомнил пронзительный крик, который раздался в тот самый момент, когда Рори сапогом столкнул его на дно ямы. Значит, Эмил не подчинилась его приказу.
 Возможно, она теперь в руках убийцы. А это означало, что ей грозит неминуемая мучительная смерть. Одной этой мысли было довольно, чтобы Парлан с усилием поднялся на ноги, хотя тело почти отказывалось ему повиноваться.
 Пока он пытался побороть охватившую его слабость, в ушах продолжал отзываться эхом пронзительный крик Эмил.
 В этом крике было нечто чрезвычайно для него важное. Эмил не была к нему равнодушна. Может быть, она даже его любила. Только любящая женщина могла так кричать, убиваясь по любимому.
 Потом Парлан решил, что выбрал неудачное время для рассуждений на подобную тему, и, сжав зубы, предпринял попытку выбраться из колодца. Хотя стены ямы не были гладкими, глубоких щелей и выемок на них тоже не было, и потому подъем оказался делом далеко не простым. Продвигаясь вверх дюйм за дюймом, Парлан ругал на чем свет стоит и черепашью скорость, и боль, еще больше замедлявшую движение. «Если мы с Эмил уцелеем, — лихорадочно билась в его голове мысль, — я задам ей такую взбучку за непослушание, что ей мало не покажется!»
 Эмил изо всех сил укусила руку Рори. Тот взревел, отпустил ее запястье и схватился за ранку свободной рукой.
 Женщина быстро вскочила на ноги и попятилась от того места, где Рори только что пытался притиснуть ее к земле.
 Эмил чувствовала, что Колодец Баньши у нее за спиной, совсем близко. Одним прыжком она могла бы преодолеть то небольшое расстояние, которое отделяло ее от отверстия в земле, и присоединиться к Парлану — то есть умереть вместе с ним. Могла, но не смела этого сделать. Поначалу, когда она увидела, что муж провалился под землю, она собиралась поступить именно таким образом, но желание выжить все-таки победило.
 — Тебе и за это придется расплатиться, моя прелестная шлюшка.
 — Ты всегда хотел, чтобы по твоим счетам платили другие.
 — По моим счетам? — Рори коснулся своей изуродованной щеки. — Неужели ты думаешь, что я мог поставить такое в счет себе? Это сделала ты. Ты и твой дьявольский жеребец! — С каждым словом голос Рори звучал все громче и громче и наконец превратился в крик.
 — Нет, это ты на нас напал и получил по заслугам.
 Теперь твоя внешность так же безобразна, как и твое нутро.
 Теперь каждый может видеть твое уродство!
 Когда Рори взревел от ярости и бросился на нее, она не удивилась. Но Эмил не добилась того, на что рассчитывала.
 Она ловко от него увернулась, однако безумец ухитрился удержаться на краю ямы. Потом он развернулся и бросился на нее снова. На этот раз его нападение оказалось молниеносным. Эмил не удалось ускользнуть еще раз — Рори сбил ее с ног и повалил. Она попыталась подняться, но Рори навалился на жертву всем телом и прижал к земле.
 — Неужели ты думаешь, что тебе снова удастся от меня сбежать, Кристи?
 Эмил содрогнулась от ужаса. Она знала, что Рори временами путает ее с матерью и что его вечно перескакивающее с предмета на предмет воображение постоянно изыскивает способы отомстить Кристи за выдуманные им же самим прегрешения. Холод пронизывал ее при мысли о том, что Рори видит перед собой не ее, Эмил, а Кристи Менгус — женщину, которую он замучил много лет назад. Ясно было одно — превращение Рори в умалишенного завершилось.
 — Если ты решил меня убить, тебе придется повозиться, Рори Фергюсон. — Она попыталась стряхнуть его с себя, но он остановил ее попытки вырваться без малейшего видимого усилия. Эмил почувствовала, что в ее душу стало закрадываться отчаяние.
 — Ты сама навлекла на себя наказание, — сказал Рори, принимаясь срывать с нее платье. — Ты отвергла мою любовь.
 — Ты не знаешь, что такое любовь. Ты знаешь лишь ненависть и боль. — Она снова попробовала освободиться, но негодяи пресек ее поползновения одним резким ударом в лицо. При этом его глаза ни на миг не изменили своего выражения, и это еще больше напутало Эмил.
 — Не правда. Я знаю, что такое любовь. Я ведь люблю тебя, Кристи. Если бы ты не предала меня, наша любовь была бы самой прекрасной на свете. Но ты отдала все, что я так любил, Лахлану. Ты раздвинула для него ноги — для меня не хотела раздвинуть даже губ. И за это тебя необходимо наказать.
 — Как можно наказывать человека за то, что он следует велению собственного сердца?
 — Твое сердце должно было избрать меня. Меня! Ведь я был готов дать тебе все. Тебе бы завидовал весь мир. На свете не было бы пары прекраснее нас с тобой. Но ты выбрала этого мужлана, который никогда не обращался с тобой так, как ты того заслуживала. Он никогда тебя не вывозил в свет — знай себе держал среди этой кучи камней, которая именуется его замком. И набивал тебе утробу своими детенышами. Ты должна была веселиться, радоваться жизни, служить украшением самых блестящих дворов Европы, но ты предпочла тужиться родами, радуя своего болвана. — Рори грубым движением разорвал ей корсаж и обнажил груди. — Эти плоды были взращены для любовных утех, а не для того, чтобы их терзали жадные младенцы.
 Когда Рори коснулся ее груди, Эмил едва не задохнулась от отвращения. Неужели ей не удастся вырваться? До тех пор пока Рори не совершил ошибки, которой она могла бы воспользоваться, способа предотвратить насилие ей не найти.
 Неожиданно Эмил обнаружила, что Рори прекратил свои попытки овладеть ею силой, хотя его руки по-прежнему покоились на ее обнаженной груди. Он присел и уставился куда-то поверх нее. Он видел нечто, что была не в состоянии увидеть она, как ни вертела головой. Впрочем, что бы это ни было, Эмил поняла, что Рори напуган до смерти. Его лицо побелело как мел, нижняя челюсть отвалилась, глаза вылезли из орбит.
 Когда Парлан заметил, что Рори прижал Эмил к земле и распростерся над ней, это придало ему сил. Он подтянулся и рывком выбрался из ямы. Потом он увидел, что руки Рори сжимают обнаженную грудь его жены, и впал в ярость. На этот раз он уже не пытался сдержаться. Гнев окрылил его.
 Рори побил его в бою, когда он был свеж и полон сил.
 Теперь же он страдал от боли, с ног до головы был покрыт кровью и синяками. Но ярость поддерживала Парлана и позволяла рассчитывать на то, что какое-то время в бою против Рори он продержится.
 Его озадачило, что Рори не сделал ни малейшей попытки его" остановить. Он в ужасе смотрел на противника, но продолжал хранить молчание и не двигался. Внимательно к нему приглядываясь и ожидая нападения, которое неминуемо должно было последовать, Парлан поднял свой меч, который уронил при падении в Колодец Баньши. «Может, этот сумасшедший дуралей принял меня за привидение?» — подумал он.
 — Отпусти ее, Рори, — и готовься к смерти.
 — Дьявол, — прошептал Рори, освобождая Эмил и подаваясь от Парлана прочь. — Дьявол собственной персоной.
 Эмил почти не обратила внимания на Рори. Она откатилась в сторону, подальше от Фергюсона, потом поднялась на ноги и во все глаза уставилась на мужа. Стоило Эмил увидеть его — покрытого синяками и запекшейся кровью, но живого, — как она мгновенно ослабела от нахлынувших чувств.
 Ей потребовалось совершить гигантское усилие, чтобы не броситься к Парлану и не прижаться к нему всем телом. Ей хотелось непременно потрогать его, чтобы убедиться, что перед ней и в самом деле ее муж, Парлан, а не его тень.
 — Бог мой, Парлан, ты жив! Слава Создателю, а я уже решила, что ты погиб.
 — Ну, падение с небольшой высоты не способно пока отослать меня к праотцам, детка. Ну а теперь проваливай отсюда, как тебе было велено. — Тут Парлан снова озадаченно поглядел на Рори. — Никак не могу взять в толк, что так разбирает этого болвана? Эй, Рори Фергюсон! На этот раз ты не убежишь от меня.
 Эмил повернулась, окинула Рори взглядом и нахмурилась.
 Он трясся, как листок на ветру, и было видно, что он совершенно не владеет собой. Потом безумец вытянул вперед руки, будто отгоняя от себя кого-то, и принялся нашептывать:
 — Это дьявол. Сам дьявол поднялся на землю из преисподней.
 — И придет дьявол из преисподней, и утащит тебя за собой, — произнесла Эмил, повторяя проклятие своей матери.
 — Это что еще такое? — громогласно осведомился Парлан.
 — Он думает, будто ты дьявол и явился за ним, чтобы утащить его за собой в ад. Таково было проклятие моей матери. Когда ты вылез из Колодца Баньши, этот умалишенный решил, что ты и есть тот самый дьявол и пророчество несчастной Кристи сбылось.
 — Что ж, я и в самом деле намереваюсь отослать его в преисподнюю, — криво улыбнулся Парлан, продолжая созерцать дрожавшего противника. — Хотя для меня и непросто ударить человека, который трясется, словно деревенский дурачок, и пачкает от страха штаны.
 — Подумай о крови невинных жертв, которой запятнаны его руки, и тебе сразу станет легче.
 Парлан молча кивнул и двинулся к Рори.
 И тут словно само небо услышало слова Парлана: Рори стал избавляться от страха. Вместо того чтобы безоговорочно отдать свою душу явившемуся дьяволу, Рори предпочел битву. Когда Парлан нанес удар, тот нашел в себе силы поднять меч и отразить его.
 Хотя Эмил в первое мгновение и порадовалась, что мужу не пришлось убивать беззащитное существо, чуть позже, когда Рори начал оказывать активное сопротивление, все ее страхи вернулись. Парлан был ранен. Она сразу поняла это, заметив, как изменился ритм, в котором он передвигался и наносил удары. Темные пятна проступили на его одежде. Эмил сложила ладони и принялась молиться с такой горячностью, с какой прежде никогда не взывала к Богу. Поскольку она не могла просить у Господа забрать жизнь другого человека, пусть даже им и оказался бы Рори, она страстно молилась, чтобы победил Парлан.
 Эмил отошла в сторону и готовилась в случае необходимости покинуть поле боя. Она собиралась выполнить приказ Парлана, хотя очень надеялась, что ей все-таки не придется этого делать. Тем не менее она решила выжить во что бы то ни стало. Да, она горевала бы о муже до своего смертного часа, повернись фортуна к Парлану спиной, но ее тяга к жизни оказалась настолько сильной, что желание умереть вместе с ним пропало. Прежде всего этого не одобрил бы Парлан. Она даже представила себе, в какую он впал бы ярость, если бы она, хотя бы намеком, обмолвилась ему о своем первоначальном намерении.
 Когда Рори снова ранил Парлана, полоснув по бедру, Эмил едва не завизжала. Они бились не на жизнь, а на смерть, и это зрелище сводило ее с ума. Каждый удар Рори нес, казалось, гибель ее любезному Парлану.
 Она замерла, устремив взгляд на Рори. Тот подступил к самому краю расщелины. Стоило ему сделать один неверный шаг, и у него не было бы ни малейшего шанса остаться в живых. Парлан сильно его теснил, и Эмил надеялась, что падение Рори неизбежно.
 — Твоя мерзкая жизнь подходит к концу, Рори Фергюсон. Больше тебе не придется мучить и убивать девушек.
 — Нет, не сейчас! Я спущусь в ад, когда придет срок.
 — Этот миг близок, Рори. Даже если мне придется умереть, я буду знать, что ты сполна расплатился за свои зверства.
 — Они получили то, на что сами напрашивались. Все эти женщины были шлюхами.
 — Даже самая последняя из шлюх не заслуживает пыток, которым ты подвергал своих пленниц. Тени несчастных, павших от твоей грязной руки, взывают к отмщению.
 — Пусть себе взывают, сатана. Ты не возьмешь меня, прежде чем я буду к этому готов.
 — Никто не знает своего часа, Рори. Особенно такие мерзкие людишки, как ты.
 Парлан тоже видел, как близко к краю расщелины отступил Рори. Мгновение он даже сомневался, стоит ли ему теснить противника дальше. Ему хотелось положить конец земному существованию Рори собственной рукой. Тем не менее разум возобладал, поскольку Парлан отнюдь не был уверен в своих силах. Тело ломило, он был ранен и истекал кровью. Поединок следовало заканчивать — и поскорее. Вздохнув, Парлан сделал выпад, заставив Рори отступить еще на шаг.
 Секунду Рори балансировал на остром гребне расщелины, изо всех сил размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Потом с воплем, в котором слышалось неприятие столь страшной участи, он рухнул вниз и крик оборвался — Рори в мгновение ока разбился об острые камни внизу.
 Эмил кинулась к Парлану. Тот не очень прочно стоял на ногах, и она испугалась, что он может вслед за Рори свалиться в расщелину. Подбежав к мужу, Эмил оттащила его от края. Тут он начал падать. Эмил подставила ему плечо, и они вместе съехали по осыпающейся гальке на земную твердь.
 Парлан опустился на колени, а Эмил стояла рядом, с испугом поглядывая на сильного мужчину, сделавшегося в одночасье слабее мокрицы.
 — Парлан?
 — Он умер? Я так и не понял. — Мужчина попытался подняться, но сразу же понял, что его силы исчерпаны.
 Хотя Эмил совсем не хотелось подходить к краю ямы, она пересилила себя, осторожно поднялась к острому гребню и с замирающим сердцем глянула вниз. То, что она увидела, заставило ее нутро сжаться, хотя она отлично понимала, что с угрозой ей и ее близким покончено навсегда. Рори лежал внизу среди острых камней и походил на поломанную куклу. О его бесславном конце свидетельствовали темные пятна крови, обрызгавшей скалы вокруг. Эмил торопливо вернулась к Парлану.
 — Мертвее мертвого. Я вот только не понимаю, как при падении удалось уцелеть тебе?
 — На дне колодца, как выяснилось, камней нет. — Парлан ухмыльнулся. — Но для того, чтобы это установить, мне пришлось что было силы шмякнуться об это самое дно.
 — Ты уверен, что ничего себе не сломал?
 — Не уверен. Возможно, ребро или даже два у меня сломано. Но это ничего. Позволь мне перевести дух, а потом мы двинемся назад в Дахгленн.
 — Пешком? Тебе ни за что не дойти.
 Прежде чем он открыл рот, чтобы поставить жену на место, Эмил уже отошла. Мужу необходимо было лежать, и она отправилась на полянку, где они бросили вещи, чтобы выяснить, нельзя ли использовать что-нибудь из одежды для перевязки. Эмил понимала, что Парлан не смог бы дойти до Дахгленна. Более того, он не был бы в состоянии и доехать туда — даже если бы у них были лошади. На самом деле, подумала Эмил, Парлан не очень-то представляет себе, как быть дальше.
 Когда она вернулась и принялась омывать и перевязывать раны мужа, тот наконец перестал говорить о немедленном возвращении. Боль утомила его. Кроме того, ему хотелось выяснить, насколько серьезно он ранен. Парлан увидел, что дела его обстоят далеко не блестяще — значительно хуже, нежели он поначалу думал. Во время боя его поддерживали на ногах ярость, страх за Эмил и страстное желание ее спасти. Теперь ему оставалось одно — лежать.
 — Тебе придется отправиться в Дахгленн в одиночестве за помощью, Эмил, — произнес он и выжидательно посмотрел на жену, склонившуюся над ним.
 Она отложила в сторону куски разорванной на полоски материи, которыми бинтовала его раны, и поморщилась. Меньше всего на свете ей хотелось оставлять Парлана на произвол судьбы, но другого выхода она тоже не видела. Мужу требовался уход. У них же не было никаких средств для того, чтобы перевезти Парлана в замок — ни телеги, ни лошади.
 Ничего. Все это можно было найти только в Дахгленне.
 — Мне не хочется оставлять тебя здесь одного.
 — Погода отличная, а до темноты еще далеко, дорогуша. Думаю, мне не грозит никакая опасность. — Он протянул руку и коснулся ее щеки, на которой уже проступили синяки от ударов, нанесенных Рори.
 Ничего другого Эмил действительно не оставалось.
 — Как бы то ни было, дотащить тебя до Дахгленна я не в силах.
 — Это точно. Правда, тебе придется помочь мне добраться до дороги. — Тут он снова коснулся ее щеки и спросил:
 — А сама-то ты в состоянии добраться до Дахгленна? Он тебя сильно избил? Или ты что-то от меня скрываешь?
 — Нет. Он ударил меня только раз — правда, очень сильно. А потом ты поднялся из-под земли, и он уже не обращал на меня внимания.
 — Надеюсь, это было великолепное зрелище. Жаль, что мне не довелось полюбоваться им со стороны. Но довольно об этом. Тебе пора в путь, дорогая. Иди в Дахгленн, береги себя. Повторяю, здесь я в полной безопасности. — Для большей убедительности Парлан похлопал ладонью по мечу, который лежал поблизости.
 Нагнувшись, Эмил поцеловала мужа, потом поднялась на ноги. В сущности, особых причин волноваться за Парлана не было. Особенно теперь, когда Рори мертв. Другое дело — здоровье мужа. Эмил боялась оставлять его еще и потому, что он был чрезвычайно слаб. Случись что, Парлан вряд ли бы сумел даже поднять меч. Да, чтобы покончить с волнениями раз и навсегда, следовало добежать до Дахгленна и привести помощь. И чем скорее, тем лучше. Двинувшись наконец в обратный путь, она молила Бога, чтобы у кого-нибудь в замке нашлась веская причина срочно пуститься в дорогу и отыскать их с Парланом. Тогда она могла бы встретить всадников по пути.
 — Не умер? Ты в этом уверен? — Лаган с ужасом посмотрел на Лахлана. — Но Парлан сам похоронил этого парня. — Малколм и Артайр, которые стояли рядом, одновременно кивнули, подтверждая его слова.
 — Да, похоронили. Только не того, кого думали. Я, к примеру, не верил, что эта история может завершиться без крови. И я заставил своих людей выкопать тело. — Лахлан мрачно улыбнулся, заметив, какое действие его слова произвели на молодых людей. — Тело сохранилось достаточно хорошо, и я имел возможность убедиться, что это не Фергюсон. Да, в могиле лежал Джорди — сомнений нет, но вот рядом с ним был не Рори.
 — Рори обвел нас вокруг пальца. Даже убил друга для пущей достоверности. Уж слишком мы на него насели, и ему было необходимо навести погоню на ложный след.
 — Это ему удалось, — сказал Артайр и выругался. — Парлан отмел свои подозрения, посчитав их глупыми.
 — Этого я и боялся. Где он сейчас? Где, черт возьми, моя дочь? — взволнованно спросил Лахлан.
 — Они отправились в уединенное местечко, чтобы побыть там вдвоем. В то самое, где Рори застал их в прошлый раз и чуть не убил.
 — Тогда предлагаю всем оседлать лошадей и скакать туда во весь опор. Очень может быть, что Рори тоже отправится туда. А поскольку у мужчины обыкновенно есть только одна причина, чтобы забираться со своей женщиной в такую глушь, то Парлан и Эмил наверняка слепы и глухи ко всему, что вокруг них…
 Через несколько минут Лаган, Артайр, Лахлан, Лейт и Малколм в сопровождении своих людей уже выезжали из ворот Дахгленна. Артайр испытывал удивление и даже своего рода удовлетворение от того, что скачет бок о бок с теми самыми людьми, на чьи владения не раз совершал набеги. Кроме того, он страшился за судьбу Парлана и Эмил. С тех пор как его взаимоотношения с братом улучшились и он подружился с Эмил, он обрел наконец чувство ответственности за семью и не имел ни малейшего желания этой семьи лишиться.
 Эмил услышала топот множества копыт и ударилась в панику. Было ясно, что верховые скакали со стороны Дахгленна, но женщина решила на всякий случай проявить осторожность. Спрятавшись за дерево, она дождалась момента, когда всадники появились в ее поле зрения, и вздохнула с облегчением, поскольку узнала цвета их одежды. Когда они проезжали мимо, она выскочила из своего укрытия и устремилась им наперерез. Мужчины стали осаживать коней и, ругаясь, поворачивать их назад. Заметив, в какое смятение пришло грозное войско от ее призывного крика, Эмил едва не рассмеялась.
 — Он все-таки до тебя добрался, — сухо констатировал Лахлан, заметив синяки и порванное платье дочери.
 — Да, но не успел мне сильно навредить. Парлан же остался у Колодца Баньши, он ранен.
 Артайр помог ей взобраться на круп своего жеребца и с удивлением подумал, что он, пожалуй, слишком уж обрадовался, встретив Эмил. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что он чуточку влюблен в невестку. Оттого-то и испытал неимоверное облегчение, заметив, что с ней все в порядке.
 — Скажи, он останется в живых? Он победил?
 — Да, он победил. Рори лежит мертвый на дне. Но Парлана необходимо показать лекарю.
 — Что ж, тогда будет лучше всего перекинуть этого здоровенного дурня через круп лошади и отвезти в замок, чтобы поручить заботам старой Мег. Ее руки не такие ласковые, как твои, зато умеют хорошо врачевать, — сказал Лаган, и они разом пустили лошадей в галоп.
 Когда Парлан увидел скакавших к нему во весь опор конников, от удивления даже приподнялся. Его пальцы охватили рукоять меча, но тут же снова ее отпустили:
 Парлан узнал Лагана, возглавлявшего отряд. Однако его удивлению не было предела: во-первых, он не мог понять, каким образом Эмил удалось так быстро привести подмогу, а во-вторых, его поразило количество следовавших да Лаганом людей.
 — Должно быть, ты прямо-таки долетела до Дахгленна, дорогая, — произнес о", слабо улыбнувшись, когда Эмил оказалась с ним рядом.
 — Да нет. Летать мне до сих пор не приходилось. Я встретила их по дороге. Кажется, отец догадался, что человек, которого ты похоронил, вовсе не был Рори, и призвал к оружию всех обитателей замка. — Она взглянула на людей, которые стояли на краю расщелины и внимательно рассматривали что-то внизу. — Ну как? Уж теперь-то он точно мертв?
 — Да, детка, — ответил ее отец и перевел взгляд на Парлана. — Если вы немного потерпите, Лейт спустится к нему и лично удостоверится в его смерти.
 — Жду не дождусь, чтобы он удостоверился. Я хочу, чтобы Рори поскорее закопали. И навалили поверх могилы как можно больше тяжеленных камней, чтобы он не смог из нее восстать!
 При одной мысли, что это исчадие ада может ожить, Эмил содрогнулась. Потом она присела рядом с раненым мужем, приподняла его голову и положила себе на колени.
 — Ты уверен, Парлан, что на самом деле хочешь это видеть? Мне кажется, что ты вот-вот потеряешь сознание. — Она приложила руку ему ко лбу, но не обнаружила и малейшего намека на лихорадку.
 — Я просто ужасно устал, дорогая. Хороший сон — и я снова стану как новенький. Но заснуть я смогу только после того, как увижу собственными глазами, что Рори опустили в глубокую могилу — поближе к тому самому аду, куда попала его душа.
 Она даже не пыталась с ним спорить, но очень обрадовалась, что люди поторопились, поднимая тело Рори наверх и потом — закапывая его. Слабость Парлана беспокоила ее.
 Ведь он мог пострадать при падении куда больше, нежели думал сам, она же не была столь искушенной в искусстве врачевания, чтобы на взгляд определить опасность его ушибов и ран, которые — она боялась — могли оказаться смертельными.
 Эмил думала об этом всю дорогу до Дахгленна. Более того, ее тревога еще возросла, так как Парлан не мог сидеть в седле без посторонней помощи, а лицо его было белее мела.
 Когда же ее любимого передали в опытные руки старой Мег, Эмил осталась помогать старухе, тщательно скрывая свое волнение. Она заговорила со старой женщиной только после того, как Парлан погрузился в сон, а они вышли за дверь.
 — Он умрет?
 — Не думаю, девочка. Я не обнаружила на его теле ни одного ушиба, ни одной раны, которую не могла бы излечить. Хотя, сказать по правде, я не знаю, какие внутренние повреждения он получил и насколько они опасны. Нам остается только ждать и молиться.

 Глава 26

 — Ты зачем это вылез из кровати, хотела бы я знать?
 Эмил смотрела на мужа со смешанным чувством радости и ужаса. Прошло уже около месяца с тех пор, как они сражались с Рори и победили его. Парлан долго не мог оправиться от ран, и Эмил решила, что он преждевременно оставил свое ложе. Она металась по комнате, не зная, что предпринять, чтобы снова уложить его. Именно «металась» — вряд ли другое слово способно было охарактеризовать ее состояние.
 — Да вот собираюсь в путь, дорогуша, — сказал Парлан, подошел к ней и поцеловал ее в нос.
 — В путь? Да ты с ума сошел. Еще совсем недавно ты был при смерти!
 — Ну уж не так близко от костлявой я был, как ты думаешь, — произнес Парлан, подумав, что Эмил очаровательна и в гневе.
 — Когда же это, интересно, ты стал тайком подниматься с постели и разгуливать по замку?
 — Как только мои сиделки перестали следить за мной днем и ночью. — Он развернул жену по направлению к двери и хлопнул ладонью пониже спины. — Отправляйся к себе и переоденься. Ты едешь со мной. — Когда же Эмил обернулась, чтобы испепелить его взглядом, Парлан в ответ только улыбнулся.
 — Я не думаю, что тебе следует ехать куда бы то ни было, со мной или без меня. Не забывай, ты все еще на излечении.
 Он схватил ее в объятия и легко оторвал от пола. Потом поцеловал, хотя это потребовало от него известной выдержки. В течение месяца он не прикасался к ней, и сейчас огонь желания, разгоравшийся жарче и жарче, полыхал, будто пожар. Наконец он поставил жену на ноги и улыбнулся, хотя больше всего на свете ему хотелось отнести ее в постель и заняться любовью.
 — Ну как, дорогая? Это поцелуй больного — или, может быть, уже совсем здорового человека, который жаждет любви?
 Эмил смотрела на него затуманившимися от страсти глазами. Более всего ей хотелось близости с ним, но он, судя по всему, был настроен на что-то другое. Она попыталась взять себя в руки и грозно нахмурилась.
 — Стало быть, ты долго всех нас дурачил?
 — Нет, детка. Просто хотелось тебя удивить. А теперь иди и готовься к прогулке верхом — я хочу отметить свое выздоровление. — Он открыл дверь и выставил ее из комнаты. — Да, не забудь сказать Мэгги, чтобы она перенесла сюда твои вещи. И пусть прихватит с собой колыбельку.
 Эмил вовсе не была против. Она терпеть не могла спать в одиночестве, но Парлан поначалу спал так чутко, что им с ребенком пришлось перебраться в другую спальню. Он очень нуждался в целебном освежающем сне. Парлан тоже не протестовал. Но время шло, и Эмил стали терзать сомнения: хотя муж становился сильнее день ото дня, он не требовал ее возвращения. И вот теперь его предложение перебраться к нему в постель весьма ее порадовало, нужды нет, что оно прозвучало как воинская команда.
 Сейчас Эмил, однако, мучило другое: позволить или не позволить мужу ехать на прогулку, ведь Парлан получил в схватке с Рори все мыслимые и немыслимые травмы и ранения, за исключением смертельных. Кости у него, правда, тоже остались целы. Хотя раны затянулись довольно быстро, он потерял много крови и долгое время был очень и очень слаб. Выглядел Парлан неплохо, но Эмил не доверяла его браваде. К сожалению, рядом не оказалось ни единого человека, с кем она могла бы потолковать о здоровье мужа. Артайр, Латан, Малколм и старая Мег странным образом куда-то исчезли. Эмил понимала, что без посторонней помощи уговорить Парлана остаться дома ей не удастся. Даже Мэгги воспользовалась каким-то надуманным предлогом, чтобы удалиться в неизвестном направлении.
 Все это заставило Эмил призадуматься.
 Седлая лошадей для себя и Эмил, Парлан беззаботно насвистывал. В течение нескольких дней он разрабатывал план верховой прогулки с женой и продумал все до мелочей.
 Эмил вот-вот должна была появиться у конюшни, и Парлан лишний раз порадовался, что желающих поддержать жену и заставить его отказаться от задуманного в замке нет.
 — Эй, долго нам еще здесь прятаться?
 Парлан поднял глаза и посмотрел на Артайра и Лагана, которые, укрывшись на сеновале, поглядывали на него сверху вниз. Улыбнувшись, он произнес:
 — Потерпите немного, недолго осталось.
 — Не понимаю, зачем мы участвуем в этой глупой игре? — сказал Артайр.
 — Да потому что, поймай она хотя бы одного из вас, ей не составит труда его убедить, что мне еще рано вставать и ездить на прогулки. Она ведь считает, что я был чуть ли не при смерти. — Парлан ухмыльнулся в ответ на сдавленные смешки, послышавшиеся с сеновала.
 — Неужто ты снова собрался с ней к Колодцу Баньши? — с удивлением осведомился Артайр.
 — Да. Это отличное местечко, и мне не хочется, чтобы дурные воспоминания лишили нас радости наслаждаться его красотой и уединенностью. На этот раз нас не ждут там никакие дурные сюрпризы. Повода погоревать не представится!
 — Разумеется. Учитывая, что вокруг «колодца» чуть ли не за каждым кустом прячутся Макгуины и Менгусы. Даже если Рори восстанет из могилы, сомневаюсь, что ему удастся пробраться сквозь ряды охраны. Я вот только думаю, что скажет Эмил, если узнает, что вокруг вашей уединенной поляночки кишмя кишат вооруженные люди? — ехидно произнес Лаган.
 — Тогда мне остается одно: настоятельно потребовать, чтобы они не высовывались ни при каких обстоятельствах.
 Но вам пора прятаться. Идет Эмил, и выражение ее лица не предвещает ничего хорошего.
 Широкая улыбка Парлана ив самом деле была встречена не слишком милостиво.
 — Боюсь, эта прогулка — не самое разумное из того, что тебе доводилось затевать, Парлан. К сожалению, мне не удалось обнаружить в замке ни одного человека, который бы согласился со мной и поддержал меня. Похоже, в Дахгленне вообще нет ни единой живой души. Ты не знаешь, случаем, куда это все подевались?
 — Отличная погода сегодня, вот что. Думаю, что мужчины и женщины Дахгленна воспользовались ею в качестве предлога, чтобы уклониться от привычной работы и выбраться за пределы замка, дабы повеселиться от души.
 — Они проявили поразительное единодушие — если, конечно, меня не обманывает зрение. — Эмил отлично сознавала, что стала участницей игры, которую затеял Парлан, и попеременно то радовалась, то сердилась.
 — Было бы ужасно, если бы столь чудные глазки обманывали.
 Услышав льстивые слова из уст Парлана, Эмил передернула плечами. Было ясно, что муж любой ценой хотел избавиться от дальнейших расспросов.
 — Судя по всему, на объяснения рассчитывать не приходится, так?
 — Все выяснится в самое ближайшее время, — жизнерадостно ответствовал Парлан, приподнимая Эмил и усаживая в седло.
 Эмил тут же начала слезать с лошади.
 — Нет, погоди. Мне кажется, я имею праве узнать, какую игру ты затеваешь, Парлан?
 — Ага, ты, стало быть, решила для разнообразия сделаться несносной, дорогая? Что ж, я был к этому готов.
 Парлан ухватил ее за запястья и, не обращая внимания на протестующие крики, стянул их мягким, но прочным шнуром.
 Кроме того, он повязал ей на глаза темную повязку. Хотя Эмил пришла в ярость и недоумение, у нее возникло и окрепло чувство, что Парлан готовился поступить с ней так с самого начала.
 Избежать этого она могла только полным подчинением его воле, чего, разумеется, делать не собиралась.
 — Ты сошел с ума? — коротко осведомилась она, когда муж снова приподнял ее и усадил на лошадь.
 — Вовсе нет, дорогая. Однако тебе лучше держаться за луку седла, иначе упадешь, — предупредил жену Парлан, тоже усаживаясь на лошадь.
 Эмил едва успела ухватиться за гриву Элфкинга, как Парлан тронулся с места. Женщине, разумеется, хотелось знать, куда они направляются. Ее не слишком радовали действия мужа, как и манера его обращения с нею. Пока они ехали, она непрерывно ворчала и еще больше сердилась, отмечая, что он толком так ничего ей не объяснил, отделываясь большей частью глупыми шуточками. Когда они наконец остановились и Парлан снял ее с лошади, терпение Эмил лопнуло. Она ждала только, когда он ее развяжет и снимет повязку с глаз, чтобы влепить ему основательную затрещину.
 Парлан развязал ей руки и снял полоску темной ткани.
 Он понимал, что Эмил сильно на него гневается и разгневается еще больше, когда обнаружит, куда он ее привез. Тем не менее Парлан был уверен, что так или иначе должен избавить жену от дурных воспоминаний, связанных с этим местом. Если он этого не сделает, она не будет чувствовать себя в безопасности на его землях.
 — Ну, вот мы и добрались до места, дорогая.
 Еще до того как Парлан снял с ее глаз повязку, она услышала до боли знакомый вой, похожий на стенания. Она напрочь забыла о своем намерении ударить мужа и распахнула глаза, с ужасом озирая окрестности.
 — Бог мой, Парлан, только не здесь!
 — Здесь хорошо, дорогая, — проговорил Парлан, вручая ей в руки корзинку с припасами, и принялся расстилать одеяло. — Чем тебе не нравится эта поляна?
 — Она хороша, слов нет, но… — Тут Эмил замолчала и последовала за мужем на то самое место, где им уже не раз доводилось расстилать одеяло и уставлять импровизированный стол яствами. — Мне она больше не нравится, хотя, возможно, тебе и покажется, что я говорю глупости.
 Устраиваясь на одеяле и помогая усесться Эмил, Парлан коснулся ее щеки поцелуем и сказал:
 — Я не желаю, чтобы ты испытывала страх, пребывая на моих землях — то есть на наших землях. Не хочу, чтобы у тебя оставались дурные воспоминания даже о самом ничтожном уголке моих родовых владений. Правду говорят, что человек не чувствует себя в безопасности, куда бы он ни направлялся, но мне хочется, чтобы ты чувствовала себя защищенной здесь, на родовых землях Макгуинов, — насколько это возможно вообще. Когда я впервые привез тебя сюда, мне хотелось превратить эту поляну в заветное место наших свиданий, и, будучи человеком упрямым, я не желаю своих замыслов менять. — Парлан налил Эмил немного вина и поощрительно улыбнулся, призывая ее пригубить.
 — Заветное место свиданий?
 — Да, у каждой парочки должно быть такое. То самое место, куда они смогут пойти, чтобы отметить знаменательное событие в их жизни — такое, как, скажем, рождение ребенка.
 Эмил улыбнулась. Хорошее настроение уже возвращалось к ней. Тем не менее она оставалась настороже, поскольку на этой поляне — стоило им с Парланом на ней оказаться — вечно происходило что-нибудь дурное. И все же она постаралась расслабиться, не желая омрачать радость ни себе, ни мужу.
 Сегодня — а это много значило для Эмил — Парлан был очарователен, и в присутствии столь обаятельного господина оставалось одно — радоваться.
 Когда с едой было покончено, Парлан отер руки и рот влажной салфеткой, после чего приник к Эмил и принялся обтирать ее, покрывая поцелуями каждое местечко на ее теле, которого потом намеревался коснуться влажной тканью. Заметив, что дыхание женщины сделалось быстрым и неровным, а глаза потемнели от страсти, он понял, что настало время удовлетворить желание, которое уже долгое время сжигало его. Улыбнувшись, он отбросил салфетку в сторону и сразу же заключил жену в объятия, уже по опыту зная, что поначалу их любовные игры будут торопливыми и неистовыми — чуть ли не на грани жестокости. Таково было требование, которое предъявляла их плоть…
 Прошло немного времени, и Эмил открыла глаза и взглянула на мужа. Они с Парланом даже не разделись до конца — взаимная тяга была столь велика, что об одежде они как-то позабыли. Теперь она ощущала приятное успокоение и, улыбнувшись, приникла к мужу с новой силой, нежно обвив его руками. Но, несмотря на только что испытанные радости любви, какая-то часть ее сознания пребывала в страхе. Она даже стала оглядываться вокруг, желая вовремя заметить опасность, которой просто не могло не быть — об этом непрестанно твердил ее разум.
 — Ты в полной безопасности, дорогая, — произнес Парлан, приподнимая голову и прикасаясь губами к ее губам. — На этот раз ничье вторжение не сможет прервать наше наслаждение. Все будет так, как задумал я. — Он чуточку отодвинулся вт нее, чтобы видеть ее лицо, но по-прежнему находился очень и очень близко.
 — Ты о чем? — спросила она, стараясь изо всех сил отринуть от себя надуманные страхи и поверить его словам о том, что им никто и ничто не грозит.
 — Ну, кроме торопливого совокупления, которое я замышлял с тобой осуществить, — он ухмыльнулся, заметив, что жена вспыхнула, — у меня имелось намерение с тобой побеседовать.
 — О чем же?
 — О нас с тобой. — Он удивился, заметив, что по ее лицу скользнула мимолетная тень страха.
 Она и в самом деле не смогла подавить страх, хотя всячески уговаривала себя быть более сдержанной. Но уж слишком Парлан был серьезен. И еще — прежде он никогда не пытался обсуждать их взаимоотношения. Поскольку он не заговаривал о чувствах и даже намеком не давал ей понять, что у него в душе, всякая беседа такого рода представлялась ей делом опасным. Но как бы Эмил ни убеждала себя, что Парлан слишком благороден для того, чтобы после минут любви затеять разговор о том, что его влечение к ней угасло, продолжала бояться этого.
 — И что же на счет нас с тобой? — осведомилась она хрипловатым шепотом.
 — Знаешь, Эмил, мне бы не хотелось, чтобы ты делала вид, будто то, о чем я собираюсь тебе сказать, самая неприятная для тебя вещь на свете.
 — Извини, я не понимаю.
 Он вздохнул, почувствовав, что его смелость начала таять. По выражению глаз женщины он понял, что она не имеет ни малейшего желания выслушивать его откровения.
 Но потом он вспомнил ее исполненный ужаса крик, когда он летел в бездну Колодца Баньши, не зная, останется ли в живых. И она тоже, разумеется, не могла об этом знать.
 Чувства, испытанные в тот миг, дали ему силы продолжить:
 — Дорогая, я уж не знаю, что ты думаешь о нашей беседе, но заверяю тебя: в ней не будет ничего особенно для тебя неприятного. — Он улыбнулся, поскольку Эмил покаянно склонила голову. — Неужели тебе не кажется, что нам и в самом деле пора кое-что обсудить?
 — Да, может быть. — Она подумала, что Парлану хочется вырвать из ее груди признание, которое ей когда-то хотелось сделать, но для которого, по ее мнению, время уже прошло.
 — Миновало уже больше года со дня нашего знакомства, и за это время мы обменялись всего несколькими словами о том, что мы чувствуем по отношению друг к другу или что мы могли бы друг от друга хотеть или требовать. Мы разговаривали обо всем, что есть под солнцем, но когда речь заходила о самых элементарных человеческих чувствах, мы низводили беседу до болтовни об одной только страсти. Страсть — вещь великолепная, отрицать не стану, но разве это единственное, что соединяло и соединяет нас, и разве одного только этого мы хотели друг от друга? — Она по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке, и Парлан улыбнулся, чтобы ее приободрить, а потом поцеловал в щеку. — Не надо хмуриться, Эмил. Неужто мои слова до сих пор тебя задевают?
 — Да. Не думаю, что на свете много людей, способных откровенно рассуждать о том, что творится в их сердцах.
 Нелегко выворачивать свою душу наизнанку.
 — Верно. Я собирался это сделать, когда мы останемся с тобой наедине. Но позже.
 — Позже?
 — Ну да, после того, как исполнится мое первое желание… которое только что исполнилось. Уж больно мне стало невмоготу ждать, когда я поцеловал тебя там, в Дахгленне, перед выездом.
 Она улыбнулась и привела кончиком пальца по его крутому подбородку.
 — Я тоже в тот момент подумала, что больше всего на свете мне хочется затащить тебя в постель — но не для того, чтобы ты там валялся без дела.
 — Стало быть, по этой причине мне не пришлось тебя сегодня догонять?
 — А тебе вообще никогда не приходилось меня догонять, — пробормотала она, состроив гримаску. — Я ведь не сопротивлялась даже в первую нашу ночь, хотя по правилам, о которых мне твердили всю жизнь, мне бы следовало это сделать — независимо от того, какого рода договор мы с тобой заключили. Я откинулась для тебя на спину с не меньшей охотой, нежели это сделала бы шлюха, завидевшая блеск золота.
 — И это до сих пор тебя беспокоит, да? Думаешь, я хотел тебя меньше? Да ты могла заполучить меня в любое время дня и ночи, стоило тебе только глазом мигнуть.
 — У мужчин все иначе. Мужчина всегда готов позабавиться с девушкой.
 — Что ж, кое в чем ты права, но прежде чем забавляться с девушкой, мужчина должен эту девушку возжелать. — Он взял ее руку в свои ладони и стал целовать пальцы. — Ты не похожа на других. И у меня с тобой все было по-другому. До тебя я ничего подобного не испытывал.
 Ничего особенного не произошло, но одно только ее признание в том, что ей с самого начала нравилось заниматься с ним любовью, заставило его сердце забиться сильнее. «Вот как меня легко ублажить, — между тем подумала она. — А ведь я хотела большего. Теперь же довольствуюсь крохами — и рада».
 — Может, еще позабавимся? — прошептала она.
 — Нет, давай сделаем небольшой перерыв. Разговор еще не закончен, и ты отлично об этом знаешь. Мы только и делали, что болтали о нашей с тобой страсти друг к другу.
 Но сейчас-то я говорю не об этом. Мне хочется поговорить о других чувствах — глубоких, тех, что сокрыты в душе каждого из нас.
 — И кто же начнет этот разговор?
 — Вот задача, верно? Никто не желает раскрывать душу первым.
 — Потому что тот, кто слушает, может отказаться выть откровенным и обретет власть над тем, кто говорил первым.
 И возможность причинять ему боль, — тихо добавила она.
 — Эмил, жена моя. Обещаю, что никогда не причиню тебе боль намеренно. Я не могу обещать, что никогда не сделаю тебе больно, человек — существо временами непредсказуемое. Но я не хочу делать тебе больно. Запомни: твоя боль — моя боль. — Он коснулся ее губ кончиком пальца. — Скажи, чего бы тебе хотелось, Эмил? Ты никогда у меня ничего не просила. Я ведь до сих пор не знаю, каковы твои желания.
 — Мне нужна верность, Парлан. Боюсь, я чрезвычайно ревнивая дама.
 — Я это уже заметил, — прошептал он и ухмыльнулся.
 — Ничего смешного. — Вздохнув, от добавила:
 — Это не самое приятное чувство.
 — Знаю. Я сам подвержен этой напасти.
 — Неужто?
 — Да. Она пробирает меня глубоко, до костей, — стоит тебе только улыбнуться какому-нибудь мужчине. Мне временами страшно делается, как только представлю, что я могу натворить, если ты предпочтешь мне другого.
 Вспомнив ледяной голос мужа, которым тот отвечал на ее шутки о любовнике, она поняла, что он говорит правду..
 Он и в самом деле ревнив, бешено ревнив. Эмил знала, что ревность не самое благородное чувство, но испытала радость от того, что Парлан страдал от него по ее милости.
 — Отчего, ты думаешь, я пришел в такую ярость, когда Артайр на тебя напал? Разумеется, я не терплю насилия у себя в доме, но я распалился не оттого, что он нарушил это правило, а оттого, что он ударил тебя. Я и тогда это понимал.
 По этой же причине я хотел расправиться с Рори. Я напрочь забыл о том зле, которое он причинил другим людям, и думал только о том, что он мучил тебя. Что же касается моей верности, то я ее хранил и надеюсь остаться верным тебе и в будущем. Я не интересуюсь зазывно улыбающимися красотками. Они не способны дать мне то, что я нашел в твоих объятиях, и нет женщины, ради которой стоило бы разрушить нашу с тобой жизнь. С другой стороны, мужчина временами бывает слаб, очень слаб, дорогуша. И женщины, бывает, пользуются этой слабостью… — Парлан пожал плечами. — Могу тебе поклясться в одном: я не хочу разрушать твою веру в меня.
 Эмил погладила мужа по щеке, тронутая его словами чуть ли не до слез. Все, что он говорил, безошибочно указывало на его добрые чувства по отношению к ней. А обещание хранить верность дорогого стоило. Редкий мужчина давал такое обещание или чувствовал в этом потребность. Обыкновенно мужчины полагали, что обладают своего рода правом овладеть любой женщиной, которая пришлась им по нраву.
 Разумеется, его обещание было разбавлено словами о мужских слабостях, но тем не менее оно мигом притушило страхи, с которыми она не так давно боролась.
 — И мне тоже не нужен другой мужчина. Но я боялась… — прошептала она.
 — Боялась? Чего же, Эмил? — Он знал, что находится совсем рядом с кладовой, где хранились ее тайны, и, понимая это, испытывал странное напряжение.
 — Боялась, что не смогу удержать такого мужчину, как ты. Что в один прекрасный день вдруг пойму: я не в силах дать тебе всего, что ты хочешь, и что по этой причине ты отправишься искать что-то на стороне. Я боялась, что настанет день, когда выяснится, что даже наша взаимная страсть не в силах удержать тебя рядом со мной. — Эмил поняла, что проговорилась, и прикусила язычок.
 Заметив, что она вдруг замолчала, Парлан подумал, что стоит разбудить в Эмил чувственность, и она уже не будет в силах ограничивать себя в словах. И он начал вкрадчивое, незаметное наступление, желая заставить ее сердце колотиться от возбуждения. Он был вынужден признаться себе, что ему сначала требовалось заполучить свидетельства глубоких чувств со стороны Эмил, прежде чем распахивать перед женой свою душу. Иными словами, она должна была пуститься в откровения первой — а уж справедливо это или нет, Парлана трогало мало. Характер не позволял ему действовать иначе.
 — Эмил, ты волнуешься по пустякам. — Он расшнуровал корсаж и принялся покрывать поцелуями ее груди. — С тех пор как я тебя увидел, у меня не возникало желания быть с другой женщиной. Стоило мне сжать тебя в объятиях — и все другие объятия на свете потеряли для меня всякую цену. Признаться, у меня до встречи с тобой стал пропадать аппетит к представительницам слабого пола. У меня были к женщинам требования особого рода, но ни одна из них не смогла им соответствовать, дорогуша, а вот ты сразу показала, что можешь. Едва миновала наша первая ночь, я уже знал, что хочу удержать тебя, оставить тебя рядом, но, будучи человеком осторожным, решил подождать с объяснениями, сначала убедиться окончательно, что я в тебе не ошибся. Как говорит Лаган, ночь, проведенная с девственницей, может на время ослепить мужчину, а мне требовалось незамутненное зрение, иначе я мог бы подумать, что вижу в женщине то, чего на самом деле в ней нет и никогда не было. Разумеется, подобный подход может дурно отразиться на судьбе ничего не подозревающей девушки, — смущенно проговорил он, — заставив ее питать несбыточные надежды.
 — Но только не такой девушки, какой была я. — Она едва не задохнулась от наслаждения, когда его язык коснулся напряженных сосков— Я с самого начала решила, что раз девственность потеряна, то большого вреда не будет, если ты овладеешь мной снова, — и, признаться, надеялась, что ты такую возможность не упустишь.
 — Очень рад, что не разочаровал тебя.
 Ее тихий смех постепенно перешел в стон наслаждения, когда он поцеловал грудь и начал ласкать губами сосок, словно пытаясь определить, какова Эмил на вкус.
 — Ты никогда не разочаровывал меня, Парлан. Кстати, мне казалось, что ты жаждешь продолжить беседу.
 — Но мы продолжаем беседовать — разве нет? Скажи, а ты надеялась на то, что мне захочется оставить тебя при себе?
 Эмил было трудно в этот момент размышлять над своими словами — тем более что Парлан обнажал все новые и новые участки ее тела, покрывая их нежными поцелуями.
 Она зарылась руками в его темные густые волосы и утвердительно кивнула:
 — Да, да. Все время. Мне не хотелось, чтобы за меня внесли выкуй, яв… — ей потребовалось время, чтобы перевести дух, поскольку его поцелуи жгли ее огнем, — я не собиралась дожидаться того момента, когда ты насытишься мной и дашь мне отставку.
 — Но я вовсе не собирался давать тебе отставку. — Он встал на колени и сорвал с нее последние покровы.
 Она смотрела на него во все глаза, любуясь золотистым оттенком, который солнечные лучи придавали его коже.
 — Какой же ты красивый!
 — Это я-то? Грубый неотесанный мужлан? — Он тихо засмеялся и вернулся в объятия ее теплых рук.
 Она не смогла возразить, потому что его губы стали касаться ее живота, а потом начали сдвигаться ниже и ниже.
 Эмил попыталась было запротестовать, но горячая волна удовольствия захлестнула ее с головой, и попытка бунта была подавлена в зародыше. Ну а потом единственное, что она смогла из себя выдавить, — это крик страсти и восторга, которым она словно приглашала его разделить с ней наслаждение. Позже, когда он медленно вошел в нее и замер, ее крик сменился стоном. Она посмотрела на мужа озадаченным взором, затуманенным страстью.
 — Я хочу, чтобы ты любила меня, Эмил, — прошептал он, приближая к ней затрепетавшие губы. — Люби меня, дорогая, люби.
 Потом он возобновил движение в ней, и она снова задохнулась от счастья и удовольствия и прижалась к нему.
 — Да, Парлан, клянусь Богом, я тебя люблю.
 — Сердцем любишь — или одним только телом, дорогая?
 — Всем, что только во мне есть. Пусть Господь мне поможет, но я люблю тебя как сумасшедшая!
 Признание вырвалось одновременно со всплеском чувственной волны, и она была не в силах его удержать. Движения Парлана делались все быстрее, все необузданнее, и она полностью отдалась ему, впитывая в себя удовольствие, словно сухая земля воду. Только спустя несколько минут после того, как все закончилось, она поняла, до какой степени раскрылась перед ним, сама того не желая. Одновременно пришло осознание того, каким путем Парлан добился ее признания.
 Почувствовав, что он смотрит на нее, Эмил медленно открыла глаза. Его взгляд был таким проникновенным и нежным, что ее сердце сжалось.
 — Ты очень хитер, Парлан Макгуин.
 — Что есть, то есть. Мне просто хотелось, чтобы ты призналась первой. — Заметив, как широко распахнулись от изумления ее глаза, он улыбнулся.
 — Первой? — выдохнула она.
 — Несправедливо, конечно, но ничего не поделаешь. — Он смахнул с ее лица несколько непокорных прядок. — Я никогда не был большим искусником по части нежных слов, поэтому мне казалось, что начать должна ты. Но ты не одинока. Сумасшествие охватило и меня. Да, я тебя люблю, — сказал он и рассмеялся, почувствовав, что она сжала его в объятиях.
 — Когда же ты это понял?
 — Я рассуждал об этом, когда ты родила ребенка, но знаю, что любовь уже давно жила во мне. Я просто выразил ее единственным подходящим для этого чувства словом. А ты?
 Она нервно рассмеялась:
 — В тот день, когда в Дахгленн заявилась Кэтрин и тебя поцеловала. Лейт ничуть не удивился, когда я ему об этом сказала, значит, мои чувства уже тогда были написаны у меня на лице. Мне не хотелось особенно говорить на эту тему, поскольку наши отношения казались мне тогда временными и — я так думала — должны были завершиться довольно скоро.
 — Завершиться? Нет, наши чувства будут длиться вечно, девочка. Я не зря колебался так долго. Мы останемся вместе до тех пор, пока не истлеют наши кости. Я просто не был раньше уверен, что ты чувствуешь то же, что и я. Я сомневался в тебе до тех пор, пока не услышал, как ты выкрикнула мое имя в тот самый момент, когда я летел в темную дыру Колодца Баньши. Позже, в пылу схватки, когда я сражался, чтобы защитить тебя и себя, я мог думать только об одном — как ты ко мне относишься. Я понял, что ни одна женщина, если она не любит, не способна вложить в прощальный крик столько боли. И тогда я пришел к выводу, что нам пора поговорить о наших чувствах, давно пора.
 — Я едва не бросилась в «колодец» вслед за тобой, — прошептала Эмил и обняла мужа, а он обнял ее.
 — Слава Создателю, ты все-таки за мной не бросилась. Не хочу, чтобы у тебя возникла даже тень подозрения по поводу того, будто я желаю, чтобы ты последовала за мной, когда настанет мой смертный час. Мужчина, который в течение долгого времени ведет упорную борьбу за то, чтобы его любимая сохранила жизнь, не в состоянии понять, когда эту столь драгоценную для него жизнь приносят в жертву под воздействием пусть и благородных, но все-таки мимолетных чувств. Я хочу, чтобы ты жила, жила счастливо и как можно дольше.
 Она поцеловала его в щеку.
 — Я, знаешь ли, довольно быстро обнаружила, что жить мне все-таки хочется, хотя и знала, что с твоей смертью умрет и часть моей души. — Прижавшись к нему поближе, она прошептала:
 — Скажи, что ты меня любишь, Парлан, повтори эти слова еще раз.
 — Ты не должна вымаливать у меня слова любви, дорогая. — Он снова поцеловал ее и повторил:
 — Я люблю тебя.
 Ты моя радость, ради тебя стоит каждый день пробуждаться, чтобы жить дальше.
 — И я люблю тебя. Нет в мире слов, чтобы описать глубину моих чувств к тебе. — Она робко улыбнулась. — Неужели ты не догадался о моей любви, когда я позволила тебе впервые сесть на моего коня?
 — Я подумал тогда об этом, т мне требовалась подтверждение. Словесное.
 — Все понятно. Ты заполучил коня, но тебе было этого мало, и ты решил заодно заполучить и хозяйку, — поддразнила мужа Эмил. — До чего же ты ненасытный господин.
 — Жеребца можешь оставить себе, дорогая. Ведь я получил то, о чем страстно мечтал, — прекрасную хозяйку Элфкинга!