Аннотация: Одиннадцатый век. Завоевание Англии норманнами. И на фоне этой кровавой битвы разворачивается полная невероятных событий, опасных приключений и трагической романтики история любви прославленного воина, блестящего мужчины лорда Гейджа Дюмонта и его рабыни – пылкой прелестной целительницы Бринн из Фалкаара.


---------------------------------------------


 Айрис ДЖОАНСЕН
 ПОЛНОЧНЫЙ ВОИН



 1




20 апреля 1066



Редферн, Англия

 Комета! Она простиралась над всем небосклоном, расцветив его багровыми красками. Огненная голова небесного светила, ее светло-алые хвосты раскинулись на огромном пространстве, явив собой чудо, предвещая бедствия, войны, голод и мор. Шел 1066 год. Время, когда Англия вскоре была завоевана норманнами. Начинался новый, нормандский, период английской истории.
 А комета совершала свой ликующий полет вокруг Солнца, уступившего ей пространство. Правда, держась от него на почтительном расстоянии.
 Охваченная восторгом, Бринн жадно всматривалась в полночное небо, словно ждала, что как и над ней, так и в сумраке лесной чащи распустится таинственный цветок – именно там, откуда она была родом и откуда была безжалостно изгнана. «Господи, яви чудо», – молилась она, не в силах оторвать взгляд от бушующего небосвода.
 – Это дело твоих рук! – злобно прошипел голос за ее спиной.
 Бринн не повернула головы.
 В невзрачной комнатенке за конюшней она надеялась хоть немного насладиться одиночеством. Не получилось.
 Явился постылый Делмас. От него шел запах страха и ненависти. Бринн безошибочно различала, чем пахло нутро человека.
 – О чем ты говоришь? – спросила она, не оборачиваясь, чувствуя его приближение. Тяжелая рука легла ей на плечо. Первым неосознанным желанием было сбросить ее, но она даже не шевельнулась.
 – Смотри на меня! Ну! – Угроза в этом командном «ну!» ее не испугала.
 Бринн с неохотой отвернулась от сияющего купола небес и с вызовом посмотрела Делмасу в глаза.
 Он тут же отвел взгляд. Делмас боялся ее проницательных, удивительных глаз. Они становились ярко-зелеными, когда она задумывались, вспыхивали черным огнем, когда он докучал ей. И были бездонно синими рядом с леди Эдвиной, слабый фитиль жизни которой она одна могла поддержать.
 – Не говори глупостей. Я хочу спать, устала. – В глазах ее предостерегающе зажглись черные огоньки.
 – Не очень, раз сумела сделать это, – твердил он свое, указывая рукой на небо. – Прекрати это безумие. Слышишь? Я хочу, чтобы все кончилось. Запрети ей лить огонь на землю.
 – Что ты сказал? – Бринн показалось, что она ослышалась. Что он городит, в своем ли уме? В трепещущем, мерцающем полете огненной кометы злобный оскал его рта был особенно противен и невыносим.
 – Это твоих рук дело, я знаю. Ты вызвала ее, чтобы убить меня и вернуться в свой проклятый всеми Гвинтал.
 Ей хотелось просто расхохотаться ему в лицо и смеяться до тех пор, пока он не начнет корчиться от собственной дикости.
 – Я взмахнула рукой и призвала комету на твою голову? Не сходи с ума…
 Резкий удар в лицо заставил Бринн замолчать.
 – Отправь ее отсюда обратно!
 От боли у нее потемнело в глазах. И бил он ее не впервые. Это случалось, когда все его существо охватывал страх и суеверный ужас. Она все терпела. Каким бы ненадежным он ни был, но на чужой земле он ее единственный защитник – ее муж.
 – Я не вызывала комету.
 – Лжешь! Ты о ней заговорила вчера вечером. Все в поместье испугались, а ты… ты торжествовала!
 Бринн любила чудеса и ждала от них чего-то необыкновенного. И она не испытывала страх, ее просто забавлял испуг людей, не принимающих ничего, что выходило бы за рамки повседневности. Божественное происходило каждый день. Разве не чудо дождь? Почему их не волнует смена времен года? И уж, конечно, величайшее чудо из чудес – рождение ребенка.
 – Ты не прав. Я только…
 И снова яростный удар по лицу.
 – Я хочу, чтобы она убралась отсюда!
 У Бринн все поплыло перед глазами, она еле удержалась на ногах. Бесполезно было убеждать Делмаса в своей непричастности к появлению кометы. Оставалось лишь воспользоваться его же суеверным страхом для своей защиты и его верой в ее колдовство.
 – Ладно. Это сделала я.
 – Я так и знал. – Он облегченно вздохнул. – А теперь отправь ее туда, откуда она прилетела.
 – Я не могу вернуть ее.
 Бринн поспешно отступила на шаг: Делмас так легко выходил из себя.
 – Во всяком случае не сейчас, – торопливо пояснила она. – Заклинание слишком сильное и должно свершиться, но я сделаю так, что никто не пострадает.
 Делмас недоверчиво сдвинул брови.
 – Это все, что я могу сейчас для тебя сделать, – решительно продолжала она, не давая ему времени задуматься.
 – И она улетит к себе?
 – Да.
 Бринн молила Бога, чтобы ее слова оказались правдой.
 – Когда?
 – Скоро, – попыталась она его успокоить. – Надо только набраться терпения и спокойно ждать. Может, она, удаляясь, пошлет нам звездный дождь, чтобы сбылись все наши самые заветные желания.
 Бринн захлопнула ставни, закрыв от него полыхавшее заревом небо.
 – Ну, а теперь можно мне идти спать?
 – Нет.
 Делмас долго всматривался в закрытое окно, пытаясь осмыслить свою нелегкую маленькую победу над упрямой колдуньей.
 – Ты нужна леди Эдвине. Она была очень напугана и послала за мной свою служанку. Но я не знаю, как ей помочь. Вот мне и пришлось разыскивать тебя. Здесь я застал тебя за богомерзким делом.
 – Почему ты мне сразу не сказал? – Бринн быстро направилась к двери. – Ты нашел лорда Ричарда?
 – Он знает. Но у него другие дела. Ему не до жены. Делмас шел за ней следом.
 – Он велел мне позвать тебя, а ей передать, что скоро придет.
 «Другие дела»! Наверняка он был со своей новой любовницей, Джоанной Дэнвортской, – с горечью подумала Бринн. – Эдвина может умереть, а ему все равно, для него это даже лучше". – Бринн было очень жаль хрупкую нежную жену лорда Ричарда.
 Его отнюдь не обрадовал приезд Бринн в Редферн, куда ее отправил лорд Келлз, отец Эдвины, для ухода за своей дочерью. Болезненная, робкая, она даже не могла родить ребенка. Эдвина мешала, раздражала жаждущего власти мужчину, каким был лорд Ричард. Избавиться от такой никудышной жены и завладеть ее богатым приданым – вот к чему он стремился. Видит Бог, ему не так уж и трудно сбросить столь невесомое, но тягостное бремя: чуть-чуть небрежности, и через оставленное открытым окно повеет ледяным холодом…
 «Ну уж нет! Он не сможет осуществить свой коварный план, я ему не позволю уморить Эдвину. Будь он проклят!» – со злостью подумала Бринн. Она не даст ей умереть.
 – Будь ты хоть чуть-чуть добрее, ты не устроила бы этого огня на небе, – еле поспевая за ней, нудил Делмас. – Пообещай, что передашь мне клад, и я отвезу тебя обратно в Гвинтал.
 Бринн даже не взглянула на него и не замедлила шаг.
 – Никакого клада нет, – бросила ему на ходу ничего не значащую фразу.
 – Врешь, Бринн, он нужен мне, отдай мне сокровища.
 Алчный и назойливый, трусливый и злобный, мстительный и хитрый. Святые небеса, как она устала от него, как все это ей опротивело! Временами Бринн еле удерживалась, чтобы не рассказать ему обо всем, чего он жаждал. Впрочем, его жадность бездонна, и тогда он бы захотел завладеть всем, чем можно, и всего бы ему было бы мало, а она никогда бы больше не увидела Гвинтал.
 – Нет никакого клада, – повторила она равнодушно.
 – Я выкуплю свою свободу. Я выкуплю всех в Англии. Мне все здесь опротивело. Почему ты…
 – Нет никакого клада. – Теперь Бринн говорила уже со злостью.
 Делмас больно вцепился ей в руку.
 – Тварь! – Горло у него перехватило от страха и накопившейся злобы. – Когда-нибудь я придушу тебя до смерти, гадина!
 Угрозы оставляли Бринн спокойной. Он пытался запугать ее в первые несколько недель после их свадьбы, пока она не научилась защищаться и не поняла, что агрессивным его делают страх и алчность.
 – Я не могу рассказать тебе то, чего не знаю. Радуйся тому, что я даю тебе. – Она на мгновение замерла у комнаты Эдвины. – Это больше того, что ты получил, женившись на мне.
 – Мне этого мало. Очень мало. – Делмас разжал руку и боязливо глянул на дверь. – Я нужен тебе?
 Он надеется, что я откажусь от его помощи, с презрением подумала Бринн. Родители Делмаса умерли от лихорадки в считанные дни, и теперь он смертельно боялся всякой болезни. Не меньше страшили его и колдовские чары Бринн. Он считал, что она может все и все ей подвластно, что она пользуется не травами и переданными ей матерью знаниями по врачеванию людей, а таинственными заклинаниями и зловещими заговорами, уносящими человеческие жизни. «И на том спасибо», – устало подумала Бринн. Ей хотелось сохранить хоть свою душу, свою веру в Гвинтал.
 – Трудно сказать. Будь рядом. Я позову тебя, если мне что-нибудь понадобится, – запоздало ответила она и вошла в комнату.
 Алиса, служанка Эдвины, стояла у широкой кровати с пологом. Увидев Бринн, она обратила к ней встревоженный взгляд.
 – Она очень плоха.
 – Желудок?
 Днем раньше Эдвину страшно тошнило, ее просто выворачивало. Сейчас она лежала с закрытыми глазами и, казалось, спала. Бринн склонилась над ней. Алиса легонько тронула ее за плечо.
 – Не знаю. Она вдруг внезапно проснулась и принялась стонать.
 Эдвина открыла глаза. Они у нее лихорадочно блестели. В их родниковой глубине таился ужас.
 – Бринн? – едва слышно выдохнула она и жадно схватила женщину за руку. – Полночь. Он идет.
 – Ш-ш. Успокойтесь. – Бринн взяла руку Эдвины в свои ладони и слегка сжала ее. – Что случилось? Вам больно?
 Эдвина с трудом покачала головой и закрыла глаза.
 – Я вижу его. Он идет.
 Холодок пробежал по спине Бринн. Кто идет? Смерть? Какая она? Зловещая или равнодушная? Бринн давно уже было интересно узнать о смерти все. Ей встречались те, кто, будучи на краю могилы, рассказывал о видениях, предвосхищавших события своего времени. После пережитого, если они и оставались живы, то их почти никогда не удавалось вернуть в прежнее душевное состояние.
 – Вам приснился сон.
 – Это было наяву.
 – Разумеется, сон, – не согласилась с Эдвиной Бринн. – Не удивительно, что вы дрожите, и не от испуга: в комнате холодно. А почему открыто окно, Алиса?
 Алиса испуганно посмотрела на нее широко раскрытыми глазами и промолчала.
 – Это приходил Ричард, ему показалось, что в комнате слишком душно, а мне нужен свежий воздух, – едва слышно ответила за нее Эдвина. – Ему всегда жарко. Он распахнул окно и тут же ушел.
 Открытое окно…
 Гнев опалил Бринн. Коварный Ричард решил погубить Эдвину. И это очень легко. Ведь она так слаба и беззащитна.
 Бринн захлопнула окно и закрыла ставни. Она постаралась не выдать того страшного подозрения, что закралось ей в душу.
 – Может, он не подумал, что будет так холодно.
 – Может быть, – тихо согласилась Эдвина, – но он будет недоволен, что его посмели ослушаться. А что, если…
 – Окно должно быть закрыто, – жестко повторила Бринн.
 Она взяла с подоконника подсвечник и осветила лицо Эдвины, бледное и заплаканное. Впрочем, ничего удивительного при таком отношении к ней мужа. Бринн взволновало бы гораздо больше, если бы у миледи был жар.
 Бринн вновь глубоко тронула почти детская незащищенность молодой женщины. Хрупкая, изящная, с длинными черными волосами, Эдвина и в самом деле казалась потерявшимся во взрослой жизни ребенком. Ричард Редфернский взял Эдвину в жены, когда ей едва исполнилось тринадцать лет, и сразу же приступил к извлечению из своей женитьбы наибольшей для себя выгоды. Эдвина потеряла четверых детей и сама едва осталась жива. И вот уже целых пять лет она почти не выходила из своей комнаты, пытаясь из последних сил родить мужу ребенка. Однако ее женское естество, обессилев от постоянных беременностей, не могло больше удержать в себе плод. Она напоминала себе выпотрошенную рыбину. Жизнь в ней едва теплилась.
 – Почему ты хмуришься? – виновато спросила Эдвина. – Ты сердишься на меня?
 Бринн тепло улыбнулась ей в ответ.
 – Нет, что вы, конечно, нет!
 Эдвина так боялась вызвать в ком-нибудь недовольство, что старалась быть как можно незаметнее.
 – С какой стати мне сердиться на вас? Я хочу только помочь вам выздороветь.
 – Я не посылала за тобой. Знаю, ты устала после двух бессонных ночей у моей постели. Знаешь, я не хотела тревожить тебя…
 – Ничего страшного. Вспомните, мой муж был рабом у вашего отца лорда Келлза, а тот передал его вашему мужу. Ваш отец очень беспокоится о вашем здоровье. Он и отправил нас в Редферн, чтобы служить вам, миледи.
 – Ты же видишь, что я не считаю тебя служанкой. Ты для меня подруга. И все-таки ты сердишься на меня. – Лицо Эдвины осветила грустная улыбка. – Ты такая сильная. Ты никогда ничего не боишься, правда? Я, должно быть, кажусь тебе жалкой трусихой?
 – Конечно, нет.
 Бринн отпустила Алису, которой было в тягость находиться у постели больной. Да и Бринн постоянно чувствовала себя неспокойно в ее присутствии.
 У Алисы в замке сложилось двусмысленное положение. Любя Эдвину, она время от времени разделяла ложе с лордом Ричардом. Бринн понимала, что не имеет права осуждать ее за это, ведь у Алисы не было выбора. Здесь всем распоряжался лорд Ричард, и любая приглянувшаяся ему служанка становилась его наложницей хоть на ночь. Слава Богу, что, боясь лорда Келлза, он не осмеливался даже смотреть в ее сторону. Отцу Эдвины вряд ли понравилось бы, что его знахарку используют не по назначению, лишая ее внутренней силы и отрывая от больной дочери.
 Дверь за Алисой закрылась, и Бринн присела на кровать.
 – Бояться не значит быть жалкой. Просто вы все принимаете слишком близко к сердцу, вот вас и душит страх. Расскажите мне обо всем, и я постараюсь отогнать от вас ужас. И он уйдет, и придет спокойствие.
 – Это… Ты ушиблась! – Эдвина не сводила глаз с фиолетовой щеки Бринн. – У тебя синяк.
 – Ничего страшного.
 – Кто же ударил тебя? – глухо спросила Эдвина и сама ответила:
 – Твой муж.
 Бринн пожала плечами.
 – Я не угодила ему.
 – Надо быть смиреннее. Женщина так беззащитна…
 – Надо уметь защитить себя.
 – Подумать только, какая ты храбрая, ты умеешь за себя постоять, – заволновалась Эдвина. – Не хочу выглядеть эгоисткой, но я думаю, что без тебя я бы давно умерла. – На ее лице появилась вымученная улыбка. – Считаю, мне очень повезло: Ричард ни разу не посмел ударить меня, даже когда я не оправдывала его надежд.
 Гнев вспыхнул в Бринн с новой силой. Разумеется, лорд Ричард никогда не поднимал руку на Эдвину, да ему, при ее покорности, это и не нужно было делать. Он ненасытно высасывал все соки из ее хрупкого тела, как из сосуда своих вожделении, и, едва позволив ей немного передохнуть, снова награждал ее ребенком. Он истощил ее здоровье, подавил ее дух и лишил всякой радости в жизни. Вслух Бринн попыталась подбодрить Эдвину:
 – Вы ничем не обидели его. У вас еще будут дети.
 Эдвина печально вздохнула.
 – Я слишком устала. Порой я чувствую, что у меня уже нет сил, чтобы просто дышать. Мне все в тягость.
 Немного помолчав, она вдруг попросила:
 – Может, ты задуешь свечу? В темноте мне будет легче рассказать тебе свой сон. Даже если ты тихо посмеешься над моим безумием, я этого не увижу.
 Бринн пальцами прижала фитилек, и свеча погасла. В наступившей темноте она снова взяла ладони Эдвины в свои руки.
 – Согрелись? Укрыть вас еще чем-нибудь?
 – Нет-нет. – Эдвина нырнула под одеяло поглубже. – Ты видела сегодня вечером падающую звезду?
 – Да. Добрые монахи называют ее кометой.
 – Алиса помогла мне подойти к окну, и я ее видела. Такая эта комета огромная, во весь небосклон, и такая невероятно красивая. Это что-то божественное или дьявольское. Алиса испугалась. Она считает ее появление предвестником несчастья.
 – Алиса просто глупа.
 – Я не верю в дурное предзнаменование. Знаю, моя мечта о ребенке сбудется. А может, я зря надеюсь, и Господь отвернулся от меня?
 У Бринн перехватило горло, и она судорожно сглотнула комок, не дающий ей вздохнуть.
 – Господь с вами всегда, однако вам никогда не приходило в голову, что Господь мог и не избрать вас на роль матери?
 – Что ты, мой долг – подарить милорду наследника!
 «Бог мой, да она ради выполнения своего долга готова проститься с жизнью, – с досадой подумала Бринн. – Как это несправедливо – отдавать свою жизнь ради другой».
 – Думаю, если ты родишь Делмасу ребенка, он не будет так жестоко обращаться с тобой. – Синяк на щеке Бринн не давал Эдвине покоя.
 – Мой муж хочет от меня не ребенка – у него другие желания и планы.
 – Этого от женщин хотят все мужчины.
 Истинная правда. Даже Делмас был бы горд, роди она ему ребенка: При мысли о муже Бринн всю передернуло от чувства гадливости. После той омерзительной первой недели в его постели она придумала, как отвадить его от себя. Она внушила ему, что после каждой близости с ним она теряет целебные силы, ее небесный дар истощается, чего Делмас больше всего боялся. Его страх ее спасал, но однажды она все-таки убежит от мужа в свой милый сердцу Гвинтал. Она спрячется там в лесах, и он ни за что, никогда не найдет ее.
 – Так чего же ему надо от тебя? – вернулась к разговору Эдвина. Ей хотелось хоть чем-нибудь помочь Бринн.
 Усилием воли Бринн вернулась к миледи из ярко вспыхнувших в памяти прохладных зеленых лесов вблизи родного дома.
 – Ты сказала, у Делмаса другие желания. Он не хочет от тебя ребенка?
 – Ах да! Лорд Келлз обещал дать Делмасу вольную, если вы выздоровеете.
 – А что будет с тобой?
 – Я его жена. Для меня нет свободы. Если только самой не взять ее, убежав из этого проклятого места, но как она может покинуть Эдвину?!
 – Какая несправедливость! Тебе всего двадцать один год, а он такой старый, и к тому же некрасив.
 – Не такой уж он старик, – рассеянно возразила Бринн.
 Ей было все равно, сколько ему лет. Она даже не знала его возраст, и, хотя бороду Делмаса тронула легкая седина, крепкое тело по-прежнему оставалось сильным. Понятно, почему леди Эдвине он показался уродом, ведь лорд Ричард молод, златокудр и сложен, как греческий бог с Олимпа. Самым удивительным для Бринн в нем было несоответствие между привлекательной внешностью и ничтожеством натуры. И Делмаса, и лорда Ричарда отличали тщеславие и грубость, жестокость и трусость, но она скорее согласилась бы иметь дело с первым: Делмас хотя бы не прятал свою уродливую сущность под маской благородства.
 – Почему твой отец не нашел тебе мужа помоложе?
 – Вам не понять.
 Вряд ли стоило объяснять Эдвине. У нее и так хватало своих горестей, а тут еще беды Бринн.
 – Бринн!
 Она слегка пожала руку Эдвине.
 – Спите, миледи. Вам следует больше отдыхать, чтобы скорее поправиться.
 – Мы же друзья. Пожалуйста, зови меня по имени.
 – Лорду Ричарду не понравится такая дружба. Я ведь рабыня.
 Наступила недолгая тишина.
 – Он ничего не узнает. Мы сохраним все в тайне, правда? Ну же, скажи, что мы друзья. – Голос Эдвины звучал просительно. Она тоже была одинока.
 Бринн понимала: ее дружба нужна Эдвине, чтобы хоть как-то, пусть даже втайне, противостоять мужу, но она не могла заставить себя произнести слова, которых та так жаждала от нее. Бринн намеренно старалась отдалиться от миледи, не допуская ее в свой мир. Дружба с ней сделает из нее пленницу замка Редферн.
 – Я прошу слишком многого, – едва слышно прошептала Эдвина. – С какой стати тебе дружить со мной? Я ведь для тебя просто обуза.
 Горячая волна жалости захлестнула Бринн.
 – Глупости. Мы… друзья… Эдвина. Теперь ты уснешь? – Она наклонилась и ласково погладила Эдвину по голове. – Ты, правда, очень испугалась?
 – Сначала нет. Я даже обрадовалась, увидев воина. Всадник оказался на вершине холма, близилась полночь…
 – Откуда тебе известно?
 – Я просто… поняла, который час. Я видела волшебную звезду у него за спиной.
 – Комету.
 – Его латы сверкали в свете кометы. Я не смогла разглядеть его лицо, но знала, что он не причинит мне зла. Я ошибалась. Я увидела Редферн в огне.
 Бринн с облегчением вздохнула. Эдвина не бредила. Она говорила вслух об опасности. О ней в замке шептались по всем углам.
 – Это все россказни о Вильгельме Нормандском. Неудивительно, что ты так испугана.
 – Дело не в этом нормандском рыцаре. Он… Это был не он, – пыталась объяснить Эдвина.
 – Нет, он.
 Бринн поплотнее укутала Эдвину в одеяло.
 – Вчера вечером я случайно слышала, как лорд Ричард в обеденном зале говорил о возможности нападения нормандского барона.
 – Я помню. Он был очень зол. Кричал, что у него есть дела поважнее, чем идти в бой за королем Гарольдом. – Эдвина тяжело вздохнула. – Так ты считаешь, что это только видение?
 – Просто сон.
 – Но я видела даже отблески красного пламени на его волосах от зарева у него за спиной.
 – Все равно, это был только яркий сон. Полночный воин явился к тебе спящей.
 – Слава Богу! – Эдвина замолчала. Бринн показалось, что она задремала.
 – Мне так одиноко. Ты не полежишь со мной?
 Бринн прилегла на кровать, прижав к себе хрупкое тело Эдвины. Потеряв последнего ребенка, она так похудела! Лихорадка при родильной горячке отняла у нее последние сила, и Бринн казалось, что миледи не переживет новые роды.
 – Хорошо. Так мне спокойнее, – прошептала Эдвина. – Так же ты обнимала меня той ночью, когда я едва не умерла. Я уже одной ногой стояла там… а ты вытащила меня с того света.
 Бринн тяжело вздохнула: и Эдвина не верит в ее знахарство.
 – Тебе помог мой травяной отвар.
 – Не думаю. Тут было что-то свыше.
 – Значит, это был сам Господь, – быстро согласилась Бринн. – Я только знахарка, а не колдунья.
 – Ты обиделась на меня? – забеспокоилась Эдвина. – Я никогда не обвиняла тебя в этом. Я только…
 – Ш-ш. Ничего страшного. Спи.
 – А ты не уйдешь, когда я засну?
 – Я буду рядом.
 Ловушка захлопнулась. Она необходима Эдвине и не может оставить ее без своей помощи. Как малое дитя, миледи молит о дружбе, нуждается в ней. И наверняка Эдвина без нее не выживет. Тоска и глубокое отчаяние овладели Бринн. Выхода не было. Она могла сбежать от Делмаса, но забота об Эдвине стальными цепями приковывала ее к Редферну. Гвинтал, мечта ее жизни, стал недосягаем.
 – Звезда… – пробормотала во сне Эдвина. – Ты ошибаешься, Бринн. Я знаю, он идет…
  20 апреля 1066 
  Нормандия 
 – Это мне знак от Господа.
 Вильгельм Нормандский простер руки к светящейся комете – ее сияние завораживало, притягивало и волновало его, вселяя веру в собственное могущество и бессмертную славу.
 – Кто посмеет оспорить мое право на английский трон? – Вильгельм обратил к Гейджу Дюмонту задубелое от северных ветров лицо воина. Оно дышало отвагой и дерзостью.
 – В самом деле, кто? – с напускным безразличием повторил Гейдж Дюмонт. – Гарольд II Английский, должно быть, тоже уверяет своих баронов, что комета – символ его законного права и Бог на его стороне.
 Улыбка медленно сползла с лица Вильгельма, глаза потемнели от сдерживаемого гнева.
 – Ты еще смеешь мне говорить, что я кощунствую, доказывая именем Господа свои права?
 – Что вы, ваша милость, я просто жалкий торговец. Смею ли я осуждать вас за подобное богохульство?
 «Дерзкий плебей, бастард, а еще туда же. Для потехи своей и из-за вздорности нрава готов и самого Папу Римского подергать за бороду», – раздраженно подумал Вильгельм. Он было собрался резко осадить безродного за наглость, но сдержался.
 – «Жалкий торговец», – передразнил он Гейджа. – Ходят слухи, у тебя неслыханные богатства. Правда, что у тебя великолепный дворец в Византии?
 – Молва часто попирает истину и топит ее, – туманно отозвался Дюмонт.
 – А твой замок в Бельриве – это тоже слухи? Кто бывал в нем, потрясен сокровищами с Востока. – Вильгельм уже не скрывал неприязни к этому выскочке.
 – Я веду торговлю. Как известно вашей милости, я часто езжу в Византию за товаром. Кто откажет мне в праве понежиться всласть? Вы? – Он вопросительно поднял бровь. – Похоже, вы посылали за мной не для разговора о моих игрушках?
 Вильгельм оборвал его нетерпеливым взмахом руки. Богатства Дюмонта его мало волновали.
 – Кроме того, я слышал, в Бельриве у тебя лучшие в Нормандии солдаты и стрелки из лука.
 Гейдж Дюмонт нахмурился. Суровая складка прорезала высокий лоб, черные брови сошлись на переносице.
 – Ваши рыцари посчитали, что презренный торговец – легкая добыча. Пришлось проучить их. – Говорил он тихо, но голос вибрировал от ярости.
 – Я знаю, что мои воины иногда ведут себя… немного шумно.
 – Полагаю, мародерство несколько отличается от шумных забав.
 – Солдаты умеют только воевать, и надо же им чем-нибудь заняться в мирное время. – Вильгельм поймал себя на том, что пытается оправдаться перед этим выродком.
 – Достойное занятие – грабить беззащитные графства. Потому-то я и держу воинов, чтобы они заставили замолчать не в меру расходившихся.
 Вильгельм решил поставить на место Дюмонта.
 – В прошлом году ты убил Жана Брестайнского.
 Тяжелое молчание повисло в воздухе. Лишь комета, озарив небесный свод, казалось, звала к битве, к победе.
 – Верно, – насторожился Гейдж. Он несколько запоздал с подтверждением.
 – Это вызвало гнев среди моих баронов. Им не по нутру, когда чужаки лезут в их дела. Они требовали, чтобы я немедленно разрушил твой замок и принес им твою голову. Знаешь, почему я этого не сделал?
 – У вас доброе сердце.
 Вильгельм пропустил колкость мимо ушей.
 – Потому, что твой Бельрив надежно защищает мое побережье, и ты никому не позволяешь нарушать свои границы, даже моим рыцарям.
 – Я польщен мудростью вашей милости и вашей дальновидностью.
 – Лжешь. – Вильгельм изучающе вгляделся в лицо Гейджа. – Ты такой же дерзкий и строптивый, как и твой отец.
 Легкая тень печали затуманила глаза Дюмонта, но в голосе, когда он заговорил, проскользнула легкая насмешка:
 – У меня нет отца. Я незаконнорожденный. – Слегка поклонившись, он добавил:
 – Как и ваша милость.
 – Твоя мать объявила по всем графствам, что ты сын Хардраады.
 – Но Хардраада опроверг ее слова. Королю Норвегии вполне хватает наследников, чтобы позволить какому-то бастарду, а их у него достаточно, заявлять о своих правах на его земли, а уж тем более сыну от дочери нормандского купца.
 – Тем не менее он не отрекся от тебя, обучил военному делу и не раз брал с собой в походы. Он прекрасно с тобой обошелся. Ты не можешь этого отрицать.
 Прищурившись, Гейдж посмотрел на Вильгельма с нескрываемым удивлением.
 – Чем обязан такому повышенному интересу к своей особе? Как-то странно.
 – Ничего странного. Я тоже незаконнорожденный и отлично понимаю свойственное нам стремление к власти, желание любыми средствами завладеть тем, что принадлежит тебе по праву. Раз Хардраада лишает тебя высокого положения, которого ты заслуживаешь как сын своего отца, значит, ты вполне можешь претендовать на мое место. Я благодарен тебе, – поклонился он с усмешкой, – что не мечом ты захватываешь власть, как подобает викингу, а своим богатством, как царь Соломон. Но ведь одного богатства тебе мало, верно?
 Вильгельм чего-то недоговаривал, и Гейдж это чувствовал.
 – За золото можно купить все, – постарался отделаться он от назойливых вопросов Вильгельма общей фразой.
 – Почти все, – вкрадчиво поправил тот Дюмонта, – но не то, что Хардраада мог бы дать тебе, да и я тоже. Даже за золото не стать тебе равным среди знати. Не смыть тебе плебейскую грязь с собственных башмаков. Гейдж с наигранным простодушием уставился на ноги.
 – Неужели вы могли подумать, что я осмелюсь явиться грязным к вашей милости?
 – Не прикидывайся. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
 – Говорите прямо. Не ходите окольными путями. Я торговец и привык решать дела в открытую. Итак, вы предлагаете мне сделку? – Он облокотился на перила лестницы. – Не увиливайте. Я знаю, вам нужны мои лучники и солдаты для вторжения в Англию. – Гейдж говорил резко и отрывисто. – Вам, вероятно, потребуется немалая сумма на их содержание в походе и боевые доспехи. И все это вы надеетесь получить от меня. Я прав?
 – Просто удивительно, как тебе удалость так точно догадаться? – На лице Вильгельма отражалось желание все-таки вызвать в Дюмонте чувство боязливого почтения к себе.
 – А что вы предложите мне взамен? – как к равному обратился Гейдж.
 – Я ничего тебе не должен, – вспылил Вильгельм. – По пути в Англию моя армия может просто захватить Бельрив и взять все, что мне нужно.
 – Ваша милость еще не до конца осознает, насколько слабее станет войско после осады. Наша сделка состоится, если меня устроит плата.
 – За оказанную службу ты получишь посвящение в рыцари.
 – Мало.
 – Станешь бароном. – Поначалу Вильгельм считал, что этот чертов торговец с радостью примет его предложение и будет довольствоваться малым, а не рваться в высшую знать страны. – Но не здесь. – Его крупное властное лицо сделалось озабоченным. – В Англии. Разобьем саксов и тогда там получим сполна земли и почести.
 – А я смогу сам выбрать себе владения?
 – Ты хочешь слишком многого.
 – Да. Я знаю, как щедро ваша милость обещает саксонские земли всем – наемникам, знати. Простая прогулка по ним меня не устраивает. Я не намерен ждать. Не исключаю, что вы легко отдадите мою награду другому.
 – А я не верю, что ты, даже получив свое, успокоишься. Больно уж ненасытен, – холодно заметил Вильгельм. – Ты преуспел в торговле вроде своего деда-торговца: так же клянчить привык.
 – Мой дед никогда и ничего не просил, он слыл непревзойденным мастером торговли. Качество, столь же необходимое правителю, как и купцу.
 Горделивые нотки в голосе Гейджа заставили Вильгельма поморщиться. Этот наглец опять вышел победителем. Последнее слово осталось за ним. А Вильгельму так хотелось устыдить Гейджа прошлым его деда. Самого Вильгельма угнетало занятие своего деда кожаных дел мастера – оно ставило его вровень с жалким торговцем.
 Стоявший перед ним Гейдж словно сошел с Олимпа. Греческий бог с королевской статью и блестящим умом, позволившим нажить такое богатство, которое предоставило ему особое место в нормандском обществе. Во время боевых походов с королем Хардраадой Дюмонт был так же беспощаден, как и позже в торговых делах. О его храбрости и жестокости ходили легенды. Вильгельм хотел его сломить, но Гейдж, подобно гибкой лозе, тут же выпрямившись, хлестал его, не успевшего уклониться.
 – Ладно, – неохотно согласился Вильгельм. – Ты сам выберешь себе земли.
 Дюмонт легким шагом отступил от перил лестницы.
 – Я подумаю. – Он слегка поклонился. – Спокойной ночи, ваша милость.
 – Подумаешь? – От негодования у Вильгельма перехватило дыхание. – Я жду ответа немедленно.
 – Через день-другой я пришлю вам ответ. – С этими словами Дюмонт направился к двери. – Мойдед – как вы изволили заметить, торгаш, – учил никогда второпях не заключать сделку, пока не продумаешь все до конца.
 Вильгельм подавил бешенство. С началом боевых действий спасительна любая поддержка, а солдаты и лучники Дюмонта были отличными воинами.
 – Жду два дня и ни часа дольше. Не вздумай шутить со мной – пожалеешь.
 – Оставим игры знатным баронам вашего блестящего двора.
 – Да, вот еще, – как бы спохватившись, вспомнил Вильгельм. – Если ты примешь мое предложение, то тебе придется оставить сарацина здесь, во Франции.
 Ни один мускул не дрогнул на лице Гейджа.
 – Ваша милость говорил о Малике Каларе?
 – Я не знаю его имени. Этот сарацин повсюду сопровождает тебя. Я хочу, чтобы Папа благословил мой поход, и не намерен оскорбить его присутствием иноверца в моих рядах.
 – Если я все же решу присоединиться к вам, то Малик непременно будет со мной. Вам придется свыкнуться с этой мыслью или отправляться без меня и моих людей.
 Гейдж повернулся на пятках и вышел из зала.
 «Каков наглец, как высокомерен!», – со смешанным чувством досады и уважения подумал Вильгельм, и теперь он был твердо уверен в том, что Гейдж – истинный отпрыск короля, этого чертова викинга! И пусть весь мир в этом сомневается. Когда он потребовал к себе Дюмонта, то надеялся подчинить его и диктовать ему свои условия. Теперь у него было чувство, что Гейдж одержал верх в их разговоре.
 – Матильда!
 Дверь небольшой комнаты перед входом в зал открылась, и вошла жена. Вильгельм дорожил ее мнением и на своих советах прислушивался к ее словам больше, чем к суждениям своих вассалов.
 – Ну, что скажешь?
 – Интересный мужчина. – Она подошла к Вильгельму. Невысокого роста, коренастая, с величавой гордой осанкой, которая делала ее стройной. – И вправду красавец, леди Женевьева права, – с лукавой улыбкой добавила она. – Если верить ей, в постели он силен, как жеребец, неутомим и умеет доставить женщине наслаждение. Теперь я вижу, что она права. В нем явно чувствуется какая-то дикая необузданная сила.
 Красавец? Этот исполин? Должно быть, Матильда задалась целью вызвать в нем ревность, дабы подогреть интерес к себе. Ей это прекрасно удается, и после многих лет супружества их союз пылает той же страстью, как и в первый день свадьбы.
 – Черт побери, я спрашиваю тебя не о его мужских достоинствах. Что он за человек?
 Матильда пожала плечами.
 – Умный, настойчивый, осторожный… ненасытный.
 – Ненасытный? Ты хочешь сказать, тщеславный?
 – Может быть… – Матильда замолчала, стараясь точнее определить то качество, которое она заметила в Дюмонте, но затем, снова пожав плечами, повторила:
 – Именно ненасытный.
 – Удалось ли подцепить его на крючок? Не знаю, известно ли ему, что Хардраада тоже метит на английский престол. А что, если Гейдж решит повести свое войско в Норвегию на помощь отцу?
 – Вряд ли. – Она задумалась. – Мне послышалась в его словах скрытая обида… В его привязанности к отцу таится горечь. Конечно, он может остаться и здесь, в Нормандии, разорять поместья, не думая о возможном поражении в Англии. Но он любит риск и опасности, хотя, как уже говорила, я считаю его очень умным человеком.
 Вильгельм покачал головой, не то соглашаясь, не то опровергая сказанное Матильдой.
 – Если он не пойдет со мной, то останется просто богатым торговцем, однако ему не по душе насмешки знати. Бьюсь об заклад, он примет мои условия хотя бы ради того, чтобы стать равным среди них.
 – Зачем же ты спрашиваешь мое мнение, если все уже решил сам? – съязвила Матильда. – У меня есть дела поважнее, чем среди ночи подслушивать у дверей.
 Вильгельм поспешил успокоить ее. При желании никто искуснее Матильды не мог превратить его жизнь в ад.
 – Ты же знаешь, как я дорожу твоим мнением. – Вильгельм нежно обнял ее. – Любуясь мужскими достоинствами этого жеребца, ты ведь просто хотела подразнить меня, и этот мужчина совсем не волнует тебя? Скажи мне правду.
 Заметив грозную складку у него на лбу, Матильда прильнула к мужу и нежно поцеловала его.
 – Какой ты умный и проницательный, милый. Ну конечно, я разыграла тебя. Мне совсем не понравился этот Гейдж Дюмонт.
  *** 
 – Тебя долго не было в Бельриве. – До Малика донеслись стремительные шаги Гейджа, но он не повернул головы, глядя в открытое окно. Гейдж уже с порога понял, что его друг встревожен.
 – Он предложил тебе весь мир или только часть его?
 – Рыцарское звание, баронский титул, земли по моему выбору в Англии. – Гейдж встал рядом у окна. – Он, похоже, удивлен и сам своей неслыханной щедростью.
 – Но ты так не считаешь. – Малик не отрывал взгляд от летящей кометы. – Ты не доверяешь ему?
 – Он велит явиться к нему среди ночи, опасаясь, как бы его бароны не пронюхали о сделке со мной, а их доверием он дорожит и боится лишиться его. Затем угрожает захватить Бельрив, если я откажусь дать ему то, что он просит. Разве можно ему доверять?
 Малик промолчал.
 – И потом, зачем мне рисковать? У меня есть все, что мне угодно и чего я хочу.
 Гейдж оглядел роскошный зал, и взгляд его задержался на золотом слонике, филигранно сработанной статуэтке, красовавшейся на столе, на великолепном ковре с изображением охотящегося в пустыне льва, украшавшем дальнюю стену. Его покои были обставлены чудесной резной мебелью с инкрустацией из золота, серебра, перламутра и слоновой кости. В своем Бельривском замке он повторил блеск и роскошь византийских дворцов, где не раз бывал. Скудное убранство нормандских поместий, как и замка его отца в Норвегии, наводило на него уныние.
 – Не все, – запоздало возразил Малик. – Здесь тебе все время придется с оружием доказывать свои права и защищать свое добро, бороться за то, чтобы тебя признали равным эти надутые бароны.
 – В Англии может быть то же самое. Только там я буду сражаться с саксами, как здесь со своими нормандскими собратьями. Пожалуй, я не двинусь с места.
 – Ты не сможешь оставаться в стороне. – Малик отошел от окна. – Ты рожден для королевского трона, и Англия – первый шаг к нему.
 – Баронский титул еще не все королевство, – безучастно уточнил Гейдж, и тут его осенило. Он понял намек Малика. – Ты думаешь, я хочу свергнуть Вильгельма?
 – Не исключено.
 Мысль об этом не раз приходила Гейджу в голову – так досаждал ему при встречах Вильгельм, унижал, потакая презрительным насмешкам своих вассалов над «жалким торговцем». Тогда Гейдж готов был смести все на своем пути к королевскому трону.
 – Я богат, но понадобятся копи царя Соломона, чтобы победить Вильгельма.
 – Правильно, и все-таки ты примешь его предложение. Ты ведь сам жаждешь битвы, и покой не для тебя. Да и в бой ты готов ринуться и без посулов Вильгельма. Не подвернись Англия, была бы Византия или вновь та холодная страна на севере, – посмеивался над другом Малик.
 – Не бойся, только не Норвегия. – Рот Гейджа передернула судорога. – И не Византия, если ты останешься со мной. Помнится, по приговору тебя вначале должны были кастрировать, а потом отрубить голову?
 – Не напоминай мне о безумии тех неразумных. Для них оскопить меня еще не значило лишить главного стимула жизни, поэтому они решили отнять у меня способность мыслить. – Малик притворно тяжело вздохнул. – Но такова уж участь всех одаренных Всевышним. Всякому, обладающему, подобно мне, столь блестящим умом и жаждой знаний, не избежать подстерегающих врагов.
 – Сдается мне, чуть не постигшее тебя оскопление связано с твоими низменными страстями, а отрубленная голова – всего лишь скандинавская сага. Я так и не взял в толк, почему тебе понадобилось соблазнить жену начальника королевской гвардии?
 – Я был нужен ей, – простодушно ответил Малик. – Эта скотина, ее муж, жестоко обращался с ней.
 Гейдж покачал головой. Его не удивили слова Малика.
 Женщине вовсе не обязательно быть молодой или привлекательной, чтобы оказаться в постели Малика. Он любил их всех и, похоже, наслаждался каждой с той же необузданной страстью, как наверняка и они с ним.
 – Я беспокоюсь, все ли с ней в порядке сейчас, – заволновался Малик. – Может, стоит нам вернуться в Карзну и…
 – Нет! – решительно отрезал Гейдж.
 Тогда им едва удалось выбраться из Византии живыми и невредимыми и спасти вдобавок женщину. По настоянию Малика они взяли ее с собой и спрятали в надежном месте, в ее деревне.
 – С ней все в порядке. Я дал ей достаточно золота, она безбедно устроит свою жизнь. Ты ей не нужен.
 Гейдж говорил об известном им обоим, но Малику важно было еще раз услышать о благополучном завершении этой рискованной истории.
 – Возможно, ты и прав. Я должен был помочь ей найти другого подходящего мужчину. – Он широким жестом указал на комету. – Подобно светящейся комете, я затмеваю все вокруг.
 Гейдж ухмыльнулся.
 – Насколько легче мне было бы жить, если бы ты сиял не так ярко и не так часто.
 Лучистая широкая улыбка под густой бородой озарила прекрасное лицо Малика.
 – Но ты не признаешь легкую жизнь. Благодаря мне ты развлекаешься и рискуешь. Поэтому ты и взял меня в друзья.
 – Зачем я вообще ввязался в эту историю?
 – Ты тоже не слишком-то застенчив и скромен. Так идем мы в эту Англию?
 – Вильгельм поставил условие: если я соглашусь, то должен буду оставить тебя в Бельриве. Он боится, что твоя сарацинская душа навлечет гнев небес и погубит все дело.
 – Ты разъяснил ему, что в бою мне нет равных и я могу завоевать этих саксов без его армии? – Малик гордо выпятил грудь. – Мой карающий меч заставит их удирать, как овец. У них от страха отнимутся ноги, когда я натяну тетиву лука и пущу стрелу. Их затрясет от ужаса и боли под копытами моего мощного коня…
 – Я сказал ему, – перебил друга Гейдж, – что у них задрожат колени и застучат зубы от твоих хвастливых речей.
 Малик печально покачал головой.
 – Стрелы твоих ядовитых слов ранили меня в сердце. После стольких лет дружбы ты так и не оценил моих подлинных достоинств.
 – Ты изо дня в день ежеминутно расхваливаешь себя. Как же я могу сомневаться в твоем мужестве?
 – Я совершенствуюсь и хочу, чтобы ты знал об этом. – Малик отвел взгляд и тихо сказал:
 – Если для тебя будет лучше, то я останусь в Бельриве.
 – Ты позволишь Вильгельму указывать, с кем мне быть, кого брать в друзья и сражения?
 – Он правитель Нормандии.
 – Он нуждается во мне, а не я в нем. Если решу идти, ты пойдешь со мной. – Поморщившись, Гейдж досказал:
 – Я уж не говорю о том, какой разгул ты устроишь здесь, оставь я тебя в замке.
 – А ты затоскуешь без меня, и ничто тебе не поможет.
 Помрачнев, Малик снова взглянул на небо.
 – Возможно, мне придется остаться здесь, – пробормотал он. – У меня тяжелое предчувствие: там, за морем, меня ждет беда.
 – Так начертано на небе, – едко заметил Гейдж. – Господь милостивый, ты тоже лишился разума при виде этой дьявольской кометы.
 – То, что не дано понять уму, чувствует сердце.
 – Или придумывает. Может, тебе следует трижды прокрутиться на пятке вокруг себя, чтобы отогнать дьявола и спасти душу?
 – Какой ты циничный, – передернул плечами Малик, – ни во что не веришь.
 – На этой земле – нет. Впрочем, я верю в нас – в себя и тебя, в то, что можно видеть, услышать и потрогать. – Он взглянул на комету. – А ты, сдается мне, вроде Вильгельма, замечаешь только то, что тебе надо. Не хочешь сопровождать меня в походе, так и скажи. Не обижусь.
 – Я пойду, – прервал недолгое молчание Малик. – Пусть будет что будет. – Говорил он спокойно, но обреченно. Внезапная улыбка озарила его лицо. – Обещай мне, что не дашь погибнуть от рук этих варваров. Столь печальный конец не годится для такой блестяще начатой карьеры.
 – Обещаю. – Гейдж признательно взглянул на друга.
 – Хорошо. – Малик поспешил к двери, ведущей из зала. – Раз уж мы решили броситься в эту кровавую бойню, то следует не теряя времени предаться прелестям жизни. Вот уже три часа меня в спальне ждет прелестная дама.
 – Наверняка она уже ушла. Дамы не любят ждать.
 – Эта останется… Из любопытства. Она хочет проверить, правда ли, как говорят, что сарацин прекрасен телом так же, как и душой. – На мгновение остановившись у порога, он сообщил:
 – Ее имя леди Женевьева. Ты не против? Она ведь была твоей дамой.
 Гейдж пожал плечами и равнодушно заметил:
 – Не стоит и спрашивать. Мы и прежде делили женщин. Ты прав, она из любопытства никуда не уйдет. Дама обворожительна и…
 Ему с Маликом приходилось много раз обладать знатными дамами, здесь и в Византии, которые скуки ради искали тайных развлечений. Женевьева оказалась забавнее других, но Гейдж не обольщался на ее счет: как и она к нему, так и он не чувствовал к ней привязанности.
 – …очень изобретательна. Ты получишь удовольствие.
 – Если тебе нужна женщина, то она намекнула, что не прочь, если мы оба окажемся с ней в постели.
 – В другой раз.
 Малик в нерешительности потоптался, вглядываясь в лицо Гейджа.
 – Тебя мучают сомнения? Хочешь поговорить? Я останусь.
 – И заставишь ее опять ждать?
 – Ей придется ждать меня вечно, если я нужен тебе. Награда за дружбу дороже телесных утех.
 – Но получаешь ее не сразу. – Он нежно улыбнулся Малику. – Иди. Увидимся утром.
 Малик кивнул и вышел из зала.
 Гейдж обратил взгляд к комете, и сердце бешено заколотилось от нахлынувших вожделенных мечтаний.
 Англия. В памяти ожили рассказы о ней короля Хардраады в полумраке его замка, о лакомстве со сладким названием «Англия». Его отцу всегда хотелось заполучить эти земли. Гейджу, его незаконнорожденному сыну, бастарду, еще предстоит поквитаться с Норвегией и Хардраадой, когда он вступит в союз с Вильгельмом. И он пойдет до конца, он заставит отца признать его.
 Впрочем, вряд ли это удастся. И все-таки долгое время в нем теплилась надежда, но со временем и она истаяла. Что ж, придется понять простую истину и смириться. Во время последнего похода Хардраада с грубой прямотой отрекся от сына.
 Раз у него нет отца, то ни о какой преданности не может быть и речи.
 Англия открывала для него безграничные возможности. В честолюбивых мечтах Гейдж заносился высоко, и презираемая им знать ловила каждый его жест, наперебой пытаясь услужить. Он мечтал о власти, славе и трепете подданных, о чем Гейдж не мог даже подумать в Нормандии и в Норвегии.
 Яростное свечение кометы звало к сражению, вселяло уверенность в победу.
 Хотя Гейдж и не верил в приметы, но ему, как будущему барону, а может, и наследнику Хардраады, не обойтись без надежной защиты. Почему бы не призвать в союзники этого сверкающего посланца небес, наводящего ужас на всех и вся, вселяя предчувствие грядущей беды? Безрассудная смелость новоявленного купца-рыцаря, выступающего под знаменем кометы, заставит трепетать Вильгельма, короля Гарольда Английского, Хардрааду и даже самого Папу Римского.




 2




14 октября 1066



Гастингс, Англия

 Багровый закат охватил запад небосклона, окрасив его в алый цвет, но он не смог по краскам соперничать с кровью Малика, что зловеще залила его длинные одежды.
 – Я сделал все, что в моих силах. – Отец Бернар покачал головой. – Бесполезно. Я остановил кровь, но рана слишком глубокая. Он умрет. Мне надо идти к другим покалеченным.
 – Ни с места! – остановил его Гейдж. – Он ведь еще жив, помоги ему.
 Отец Бернар обвел взглядом поле битвы и перекрестился. Убитые, раненые, искалеченные и горы трупов. С трудом верилось в благословение Папы на столь кровавую резню. Войско саксов было полностью разбито, но и армия Вильгельма понесла ощутимые потери. Раненые верили, что священники могут сотворить чудо, надеялись, что они вопреки всему вытащат из лап смерти тех, кого уже невозможно спасти.
 – Я должен идти к тем, кому я нужен. – Отец Бернар поднялся с колен. – Этот человек мертв.
 – Он дышит, и я не теряю надежды, что его можно спасти.
 – Я и так потратил слишком много времени на этого сарацина, а меня ждут правоверные христиане.
 Гейдж Дюмонт, встав перед отцом Бернаром во весь рост, заступил ему дорогу.
 – Потратил? Этот язычник лучше всех христиан, которых я знаю.
 – Не богохульствуй! Да простит Господь такие… – Отец Бернар отступил, встретившись взглядом с горящими ярко-голубыми глазами Дюмонта. На его перекошенном от гнева лице появилось неистовое, дьявольское выражение. Рука отца Бернара потянулась к груди сотворить крестное знамение, но замерла в воздухе. Хотя Гейдж Дюмонт и сражался сегодня с невиданной храбростью, словно легендарный герой-исполин, но все равно он оставался лишь простым смертным, а не исчадием ада.
 – Грешно так говорить, – только и нашелся сказать отец Бернар.
 – Грех оставлять человека умирать, когда он может выжить. – Гейдж выхватил из ножен меч и наставил его на священника. – Ты не отойдешь от него ни на шаг. Спаси его!
 – Что ты хочешь от меня? Даже под угрозой смерти я буду повторять тебе снова и снова, что не сумею вылечить этого сарацина. Он безнадежен.
 – Я знаю, кто может вылечить его. Гейдж взглянул на небольшую группу пленных, стоявших неподалеку под охраной стражников.
 – Кто сказал?
 – Я, лорд Ричард Редфернский. – Высокий белокурый мужчина не спеша выступил вперед, но тут же был остановлен стражником. Он продолжал говорить через плечо солдата:
 – Ты хочешь, чтобы этот человек остался жив? Освободи меня, и его вылечат.
 – Он лжет. Никто не сможет спасти язычника, – раздался голос отца Бернара.
 Не обращая внимания на его слова, Гейдж испытующе разглядывал правильные черты лица красивого сакса.
 – Так ты говоришь, что сможешь вылечить его?
 – Не я. Моя жена дважды была при смерти и, если бы не знахарка из моей прислуги, ей бы не выжить.
 – Предатель! – вырвалось у пожилого пленника. – Я послал эту женщину к своей дочери, а не для лечения норманнов. По мне, лучше смерть, чем помощь врагу.
 – Ну и глупец ты, милорд Келлз, – огрызнулся Ричард. – Король Гарольд погиб, мы разбиты. Может, тебе и по вкусу рабство, а мне нет. Нам не подняться вновь без умения торговаться. – Он снова обратился к Гейджу:
 – Твоего человека еще можно спасти. Освободи меня и позволь привести лекаря. Эта женщина – рабыня, и я подарю ее тебе.
 – Не успеешь, – позлорадствовал отец Бернар: его раздражала уверенность сакса.
 – Мои владения к северу отсюда менее чем в часе езды, – неторопливо продолжал пленный. – Через два часа она будет у раненого.
 Гейдж напряженно всматривался в лицо Ричарда.
 – А что ты хочешь взамен за знахарку? – Уж он-то знал, что за все надо платить.
 – Просто свободу, – не задумываясь ответил Ричард, – и… – он помолчал, – возможность служить тебе. После минутного колебания Гейдж отрывисто бросил:
 – Свободу ты, может, и получишь, но всего несколько часов назад ты убивал моих солдат. Я не беру врагов на службу.
 Он повернулся к капитану Лефонту, отвечавшему за пленных.
 – Возьми этого человека, солдат и поезжай в Редферн. Привези сюда эту женщину.
 – Ты не пожалеешь, – продолжал Ричард, пока капитан развязывал его. – А там посмотрим, думаю, что я пригожусь тебе. – Он неторопливо растер затекшие от веревок руки.
 – Мне наплевать на твою нужность. Если Малик умрет, то берегись. Будешь жрать объедки с моего стола вместе с собаками. – Гейдж повернулся к солдату:
 – Поставь мою палатку. Мы разобьем лагерь здесь.
 Капитан Лефонт удивленно посмотрел на него.
 – Мне казалось, его милость решил не останавливаясь двигаться к Лондону.
 – Пусть Вильгельм идет без меня. Я присоединюсь к нему позже.
 Отец Бернар недоуменно покачал головой.
 – Из-за какого-то сарацина ты навлечешь на себя гнев его милости. Ничего хорошего из этого не выйдет. Его все равно не спасти.
 Гейдж отвернулся. Он не хотел, чтобы отец Бернар заметил его горе и испуг от сказанных им слов.
 – Он будет спасен. – Гейдж всматривался в безжизненное лицо Малика, пытаясь взглядом своих глубоких ярко-голубых глаз остановить смерть, маячившую в изголовье друга.
 – Ты нарушил… свое обещание. – Голос Малика прошелестел, подобно слабому ветерку, в полумраке походной палатки. – Ты обещал… варвары не убьют меня.
 – Тихо, не разговаривай. – Гейдж нежно отвел волосы со лба Малика. – Береги силы.
 – На смертном одре… должен высказаться до конца. – Малик не в состоянии был открыть глаза. – Но я не могу думать о… я… не готов.
 – Ты не умрешь. Я послал за лекарем.
 Малик с большим трудом открыл уже подернутые пленкой небытия глаза.
 – Слишком… поздно. Чувствую смерть. Жаль…
 Гейдж взял его ладони в свои и крепко сжал.
 – Успокойся. Ты не умрешь. Разве я когда-нибудь нарушал свое слово?
 Малик поймал взгляд Гейджа и с трудом раздвинул спекшиеся губы в тщетной попытке улыбнуться.
 – Нет, мой друг, никогда…
 – Тогда помоги мне. Малик закрыл глаза.
 – Я постараюсь. Самое интересное… узнать… сдержишь ли ты слово на этот раз. – Он закашлялся, и в горле у него что-то забулькало. – Мы победили?
 – Да. Король Гарольд мертв, одни его бароны убиты, другие взяты в плен. Мы держим Англию в кулаке. – И Гейдж выразительно сжал пальцы.
 – Я знал… Они никогда, – Малик говорил медленно, с трудом, – не смогли бы дать отпор моему славному мечу.
 – И ты был прав. В бою тебе нет равных. Ты непобедим.
 – А Вильгельм… посвятил тебя в рыцари?
 – Да. Помолчи же, отдохни!
 – Отдых… Вечный покой…
 Малик затих. Дрожь пробежала по его телу.
 Гейджа охватило отчаяние. Неужели друг покидает его? Он склонился над раненым и с облегчением увидел слабо пульсирующую жилку на шее Малика. Пока жив.
  *** 
 – Поднимайся!
 Вслед за окриком с Бринн сдернули одеяло и рывком подняли с постели.
 – В чем дело? – истошно завопил Делмас. – Лорд Ричард, почему вы…
 – Заткнись! – рявкнул Ричард. – Мне нужна твоя жена.
 Бринн охватил ужас при взгляде на лорда. Ричард тяжело дышал, страх и злоба исказили его красивое лицо, карие глаза дико блестели в отблеске свечей: стоявший позади него солдат держал в руке массивный канделябр.
 – Нет!
 – Ты еще мне смеешь перечить, грязная девка! – Ричард грубо потянул ее за руку. – Будешь делать все, что я велю тебе!
 Бринн потрясла головой, пытаясь прогнать сон. Ее несколько успокоила одежда Ричарда. Он был в боевых доспехах и явно прискакал прямо из лагеря Гарольда. Не похоже, что его обуяла жажда плоти, как ей показалось в первый момент.
 – Леди Эдвине хуже? – Тревога охватила Бринн.
 – Я не видел ее. – Ричард схватил шаль и набросил ей на плечи. – Теперь это не имеет значения: Эдвина мне больше не нужна.
 – Почему вы злитесь? – не унимался Делмас. – Чем мы разгневали вас?
 Ричард отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
 – Поторопись, женщина, черт тебя побери! Нам надо добраться до лагеря, пока этот мерзавец жив.
 – До лагеря? – Бринн быстро надела башмаки и подвязала волосы кожаной лентой. – Вы говорите о лагере короля Гарольда?
 – Гарольд мертв. Все убиты. Нас разбили. – Ричард грубо толкнул ее к двери. – Но я не стану рабом этих норманнов. Ты сделаешь все, чтобы вылечить сарацина, или я перережу твое хрупкое горлышко.
 – Сарацина? – Бринн ничего не понимала. Норманны победили англичан, а Ричард бредит о язычнике. – Я не могу уехать из Редферна, – пыталась объяснить Бринн. – Вашей жене стало хуже после вашего ухода с Гарольдом. У нее каждую ночь жар, и я должна…
 – Дура! Все изменилось. Забудь о ней! Все кончено! Я потерял…
 На полуслове он начал выталкивать ее за дверь.
 – Постойте, мои травы.
 Бринн на ходу схватила большой кожаный мешок. Ричард мигом выпихнул ее из комнаты и потащил через весь зал на задний двор.
 Солдат, поставив канделябр на стол возле кровати, где ошарашенный Делмас пытался еще что-то возразить, поспешил за пленным лордом.
 Бринн различила в темноте солдат с горящими факелами, чье трепещущее пламя бросало причудливые тени на испуганную челядь, прижавшуюся к стенам домов. Кони нетерпеливо били копытами о мерзлую землю, и на холодном ветру пар валил у них из ноздрей.
 Один из всадников выехал вперед – в свете факелов его доспехи зловеще поблескивали.
 – Это та женщина?
 – Ее зовут Бринн, – уточнил Ричард. – Можем ехать, капитан Лефонт.
 Делмас выбежал из дома, в отблесках огня его лицо казалось зеленовато-серым.
 – Лорд Ричард, а как же я? Вы не можете забрать ее. Она моя… – Делмас пытался ухватить ее за руку.
 – Ты, мерзкая свинья! – Ричард толкнул его в грязь. – Я делаю все что мне угодно. – Он сел на лошадь и рывком вздернул Бринн на седло впереди себя. – Я забираю свое добро. Теперь она послужит мне.
 Он пустил лошадь галопом вслед за капитаном норманнов и его войском.
 – Мне не следует оставлять вашу жену, – с отчаянием в голосе произнесла Бринн, оглянувшись на поместье, вскоре скрывшееся из виду. – Она может умереть без меня.
 – Ну и пусть. Меня это не волнует. Забудь о ней. С сегодняшнего дня ты принадлежишь норманну.
 – Какому норманну?
 – Лорду Гейджу Дюмонту. Его офицер, сарацин, ранен. Дюмонт переживает за него, и я поклялся, что ты его вылечишь. Ты – мой подарок ему. – Ричард горько усмехнулся. – Впрочем, вряд ли этот заморский дикарь способен на благодарность.
 – Вы не можете отдать меня ему. Я не ваша рабыня.
 – Твой муж, бестолковый Делмас, – мой раб. Значит, кто ты?
 – Я не…
 Бринн вскрикнула от боли, когда железные рукавицы цепко обхватили ее, и от таких объятий у нее заныло все тело.
 – Слушай меня, Бринн из Фалкаара, и запоминай. Я не буду повторять дважды. Ты вылечишь этого сарацина и будешь делать все, что потребует от тебя норманн. – Ри-чаРД перешел на шепот, уткнувшись губами ей в ухо:
 – А если я попаду к нему в милость, то, может, уговорю его вернуть тебя моей хныкающей жене. Я знаю, ты привязана к ней и не захочешь ее смерти по чьему-либо недосмотру.
 Гневная дрожь охватила Бринн. Ему наплевать на Эдвину, она стала лишь орудием в его руках для достижения богатства. Да и саму Бринн стремились использовать – Делмас, лорд Ричард, а теперь и этот… норманн.
 – Поместье скоро опустеет, – продолжал Ричард. – Все узнают о нашем поражении и о захвате норманнами замков. Слуги разбегутся как овцы, и кому тогда будет нужна Эдвина?
 – Лорд Келлз не позволит ей умереть.
 – Отец Эдвины в плену и тоже станет рабом норманна. Последняя надежда Бринн рухнула.
 – Так что Эдвина на твоей совести. Только ты можешь помочь ей. – Ричард беззастенчиво отрекался от жены.
 Бринн сгорала от жгучего желания повернуться и дать ему пощечину. Никогда еще в жизни не чувствовала она себя такой беспомощной и полной ненависти.
 – Послужи смиренно норманну, и я постараюсь вернуть тебя в Редферн. Проявишь свой непокорный дьявольский нрав, и Эдвина отойдет в мир иной. – Ричард слегка разжал железные объятия. – Так мы понимаем друг друга?
 – Я буду служить норманну… – согласно кивнула Бринн, – пока.
 – Пока, – эхом отозвался он. – Ты ведь всегда настоишь на своем, никогда не уступишь, правда? – Ричард злобно рассмеялся. – Проклятая тварь. Сколько раз я в бешенстве оставлял поместье из-за тебя! Ты вынуждала меня бежать. Смотрела сквозь меня своими огромными глазищами, как в пустоту. Как мне хотелось изнасиловать, раздавить, втоптать тебя в грязь! Ты, верно, догадывалась?
 – Да.
 – И не вздумай проверять свои наглые штучки на норманне. Лорд Келлз теперь ничто и больше не сможет покрывать тебя. – Ричард смаковал каждое слово. – Если ты не спасешь сарацина, то Гейдж вначале попользуется тобой на славу, а потом бросит тебя на утеху своим солдатам. Он жестокий человек и варвар, хуже даже, чем этот самозванец Вильгельм, которому он служит.
 Бринн едва удалось совладеть с собой от ужаса, но она постаралась не показать Ричарду, как испугало ее услышанное. Он так жаждал ощутить ее страх, но она не доставит ему такого удовольствия.
 – Думаю, разница небольшая между нормандскими варварами и саксонскими дикарями. Вы все на одно лицо.
 Он глухо выругался.
  *** 
 – Ты, тварь, скоро сполна почувствуешь разницу на своей шкуре!
 До Гастингса было еще далеко, когда дыхание ночи донесло до Бринн сладковатое зловоние смердящих трупов и крови. Удушающий запах смерти бросал в холодный пот, комком стоял в горле и не давал ей вздохнуть. Такие муки были выше сил Бринн, и она судорожно забилась в истерике.
 – Нет, нет!
 – Что с тобой, черт побери?! – рыкнул Ричард, с трудом удерживая ее в седле.
 – Смерть…
 – Сарацин не должен умереть! – рявкнул Ричард.
 – Нет, вы не понимаете. Когда так много мертвых… – Бринн судорожно хватала ртом воздух. – Я ничего не смогу сделать.
 – Ты спасешь сарацина, слышишь?
 Почему он упрямо твердит об одном человеке, когда вокруг тысячи погибших и умирающих от ран. Тело Бринн сотрясали рыдания.
 – В чем дело? – К ним галопом подскакал капитан Лефонт. – Я не позволю причинить ей вред. Послушай, сакс, мне тоже, как и лорду Гейджу, не понравится, если она не справится со своим делом.
 – Все в порядке, – торопливо заверил Ричард. – Пустые женские капризы. – Он зашептал ей на ухо:
 – Прекрати стонать. Норманн должен поверить, что я привез для него самый дорогой подарок в мире. Будешь…
 – Вот его палатка.
 Капитан Лефонт спрыгнул с лошади и поспешил к входу.
 – Милорд, – заглянул он в палатку, – это я, капитан Лефонт. Малик еще жив? Мы торопились…
 – Он жив. Едва. Вы привезли ее?
 Лефонт обернулся и щелкнул пальцами.
 – Давай сюда женщину, сакс.
 Ричард спешился и снял с лошади Бринн.
 – Прекрати скулить или, клянусь небом, ты у меня взвоешь по-настоящему, – едва слышно предупредил он.
 Все вокруг нагоняло боль и тоску, округа дышала смертью, и даже в море слез не потопить горечь утрат. Она должна овладеть своими чувствами. Эдвина. Надо думать о ней. Бесполезно: Эдвина слишком далеко. Сарацин. Если она отдаст все силы ему, то ей, возможно, удастся держаться от остальных на расстоянии.
 – Где она? – снова послышался грубый нетерпеливый голос норманна.
 Ричард схватил ее мешок с травами, взял Бринн за локоть и толкнул к палатке.
 – Бринн из Фалкаара, как и обещал. Мой подарок, чтобы угодить вам… по вашему вкусу.
 – Я сам решаю, что мне нравится.
 Гейдж Дюмонт поднялся с колен и повернулся к Бринн. Она внутренне ахнула, и дрожь пробежала по ее телу. Над ней возвышался двухметровый исполин, словно оживший греческий бог. Он был так грозен и так мужествен, что Бринн не смела дышать. Широкие плечи, могучий торс. Казалось, природа, расщедрившись, изваяла это прекрасное тело, вложив в него все искусство прошлых веков и будущих. Рядом с норманном довольно рослый Ричард показался ей вдруг маленьким и неказистым. Иссиня-черные волосы струились по плечам Дюмонта, закрывая его скулы и высвечивая ярко-голубые глаза, излучавшие силу и власть.
 – Твой бывший хозяин уверял меня, что ты знахарка. – Он показал на лежавшего на деревянном лежаке человека, – Вылечи его.
 – Попробую. – Она взяла у Ричарда мешок с травами и подошла к раненому. – Что с ним?
 – Ранен мечом в грудь. – Гейдж пристально посмотрел ей в глаза. – И не попробуешь, а вылечишь. Он не должен умереть, иначе ты пойдешь следом за ним в могилу.
 Гейдж Дюмонт и в самом деле оказался не таким, как все. Его убежденность завораживала и пугала. Но Бринн, сталкиваясь лицом к лицу с необычными людьми, научилась бороться со страхом и стойко переносить угрозы. Она посмотрела Гейджу в глаза.
 – Ты собираешься мешать мне, запугивая своими глупыми угрозами, или дашь заняться твоим человеком? Легкое удивление пробежало по его лицу.
 – Почему глупыми? Ты еще узнаешь, что я не бросаю слов на ветер.
 – Простите ее дерзость, – вступил в разговор лорд Ричард, – моя жена обращается с ней как с любимой собачкой, вот она и забыла свое место.
 Гейдж вновь опустился на колени у лежака раненого.
 – Я сумею ее приручить. Можешь идти.
 Щеки Ричарда вспыхнули малиновым румянцем от его ледяного тона, но он сдержал свой гнев.
 – Как вы изволили заметить, она еще не привыкла к покорности. Вам может понадобиться моя помощь.
 – Мне за свою жизнь еще ни разу не требовались помощники, чтобы справиться с какой-то девкой. Ты отдал ее мне. Или, может, решил забрать свои подарок обратно?
 – Нет-нет, но я…
 – Иди. Не мозоль мне глаза.
 – Я свободен?
 Гейдж Дюмонт кивнул в ответ, не отрывая глаз от бледного лица Малика.
 – Я прикажу Лефонту доставить тебя невредимым до Редферна. Но не слишком рассиживайся там. Вильгельму понадобится твое поместье и другие владения при раздаче своих долгов.
 Лицо Ричарда потемнело от злости, но он все-таки сумел выдавить из себя подобие улыбки.
 – Не волнуйся, эта женщина подчинится тебе. Я позаботился, чтобы она поторопилась вылечить сарацина.
 Он поднял полог палатки и вышел; на Бринн пахнуло холодом.
 – Слышала? – обратился к ней Гейдж. – Так спасай его.
 Бринн подошла к сарацину и опустилась перед ним на колени. Дрожащий свет лампы выхватил из темноты удивительно красивое лицо, и даже черная борода не могла скрыть его совершенство. Сарацин поразил ее своей молодостью: ему едва минуло двадцать лет. Бринн почувствовала сильную жалость к этому человеку. Смертельно раненный, в беспамятстве он лежал неподвижно, однако его крепкое тело все еще сохраняло юношескую гибкость.
 – Как его зовут?
 – Тебе ни к чему имя, чтобы лечить.
 – Не указывай мне, что надо делать. Если хочешь, чтобы он выжил, будешь отвечать на все вопросы и дашь мне все, что понадобится, – холодно предупредила она. – Так как его зовут?
 После минутного колебания Гейдж ответил:
 – Малик Калар.
 – Он говорит по-английски?
 – По-английски, и по-французски, и по-норвежски, и еще на четырех языках, о которых твои саксы и не слышали. Считаешь, если он не христианин, то невежественный дикарь?
 – Да говори он хоть на языке всех ангелов мира, мне до этого нет дела. – Бринн осторожно сняла покрывало. – Просто необходимо, чтобы он понимал меня. – Она сняла повязку. – И потом, я не саксонка. Я из Уэльса.
 – Какая разница!
 – Большая. Я никогда не буду… – Бринн отпрянула, увидев кровавую открытую рану. – Господь милостивый, ты хочешь, чтобы я вылечила это? Его проткнули, как жаркое на вертеле.
 – Все случилось четыре часа назад, а он до сих пор не умер. У Малика очень крепкое здоровье. Помоги ему, и он останется жив.
 – Порой умереть не так-то просто и быстро.
 Гейдж перегнулся через тело Малика и цепко схватил ее за плечи.
 – Не желаю слышать никаких отговорок. Вылечи его, ты должна это сделать! – приказал он, впиваясь глазами в ее лицо.
 Его пальцы так вцепились ей в кожу, что Бринн вскрикнула от боли.
 – Если ты переломаешь мне кости, то я ничем не смогу ему помочь, – рассердилась она. – Не нравится слушать правду – прочь из палатки. Он умирает. Я сделаю все, что в моих силах, но не по твоему приказанию.
 Гейдж криво усмехнулся.
 – А по повелению трусливого красавчика лорда Ричарда? Теперь ты будешь подчиняться только мне. Он тебе больше не хозяин.
 – Он никогда не был моим хозяином. Ни один мужчина не смеет распоряжаться мной. – Бринн посмотрела ему прямо в глаза. – Не трать попусту время на глупую болтовню. Угрозами меня не запугаешь и не заставишь вылечить этого парня. Так уж я устроена. Я знахарка и знаю свое дело. А теперь прикажи принести горячей воды и чистый холст для перевязки.
 Гейдж не сводил с нее глаз.
 – Священник уже промыл рану.
 Бринн поняла, что победила. Он не будет мешать ей.
 – Значит, придется сделать это еще раз. Если сарацину суждено умереть, то я не буду потом упрекать себя за чужие ошибки. По моим наблюдениям, священники не всегда отличаются чистоплотностью. – Она сняла шаль. – Разведите огонь у палатки и дайте мне небольшой горшок с горячей водой. Я приготовлю отвары и снадобья.
 – Он может умереть, пока ты возишься со своей стряпней.
 – А ты ждешь, что я пошепчу над ним и он выздоровеет? Мне надо промыть рану к смазать ее бальзамом. На первый случай у меня он есть, но понадобится еще. – Она устало добавила:
 – Если он переживет ночь.
 – Он может не… – Гейдж отвернулся, чтобы Бринн не видела его горя, но дрогнувший голос выдал его боль за друга. – Не думай обо мне плохо. Я отблагодарю тебя, – быстро пообещал он, – дам щедрый подарок, если Малик останется жив.
 Он страдал, она чувствовала его отчаяние и страх потерять друга.
 Ему и вправду был дорог этот сарацин.
 – Как же ты можешь торговаться со мной в обмен на человеческую жизнь?
 – Почему бы нет? За сладкий кусок мы все торгуемся еще с колыбели. – Его лицо снова приняло бесстрастное выражение. – С годами в нас возрастает алчность, желание иметь все больше, но и расплачиваться приходится дороже. Ненасытен глаз человека.
 Просунув голову в приоткрытый полог палатки, Гейдж продолжал говорить:
 – Спустись с холма и взгляни на поле, усеянное мертвыми и искалеченными. Вот цена, которую Гарольд и Вильгельм заплатили за этот клочок саксонской земли. Жизни отданы за бесценок.
 Зачем Гейдж напомнил ей о поле битвы! Бринн тогда едва проглотила комок в горле от ужаса. Сейчас ее вновь охватило удушье. Кровь. Боль. Смерть.
 Гейдж тихо выругался.
 – Что с тобой? Тебе плохо? Ты стала бледная, как снег.
 – Все в порядке. – Бринн облизала пересохшие губы. – Принеси мне холст. Пора приниматься за работу.
 Гейдж круто повернулся и вышел из палатки.
 Раскачиваясь и тихо постанывая, Бринн пыталась сдержать слезы и справиться с темнотой. Сосредоточиться она должна только на сарацине. Впрочем, его имя Малик. Неважно, из каких он краев, главное – он человек. Ей ничем не помочь тем тысячам и тысячам погибших и изувеченных в сегодняшнем сражении, но, может, удастся спасти хотя бы одну эту жизнь.
 – Малик, – прошептала она. – Ты слышишь меня? Я знаю, ты чувствуешь, что я рядом с тобой. Я – Бринн из Фалкаара. Я постараюсь вернуть тебя к жизни и сделать все для твоего спасения, но и ты должен помочь мне.
 Ни одна жилка не дрогнула на молодом бородатом лице.
 Да она и не надеялась на его ответ, он слишком близко подошел к смертному часу. Лишь бы он услышал ее. Ей не дано было знать, что ощущают и чувствуют люди под саваном забытья. Она принялась осторожно ощупывать разорванное тело вокруг раны. Боже, как холодна его кожа!
 – Что ты делаешь?
 Бринн резко отдернула руки и с вызовом посмотрела через плечо на стоявшего у входа в палатку Гейджа Дюмонта. Снова присев на пятках, пояснила:
 – Я проверяю, не застряло ли что-нибудь в ране – грязь, обломок меча. Вроде бы все чисто, но маленькие кусочки металла или одежды могут вызвать нагноение…
 – Ты лжешь! – Гейдж не сводил с нее недоверчивых глаз. – Ты щупала его. Я велел привезти тебя не затем, чтобы ты оглаживала и ласкала его. Для этого я мог бы позвать одну из лагерных шлюх. Одному Богу известно, сколько раз в этой кровати он спал едва ли не со всеми ними.
 Она удивленно посмотрела на него. Он, конечно, решил, что ее пленили мужские достоинства сарацина.
 – Если я дотронулась с нежностью до него, то только из жалости, а не от возбуждения. Надо лишиться рассудка, чтобы желать умирающего. – Она вернулась к главному:
 – Где горячая вода?
 – Сейчас будет. – Гейдж прошел к Малику и опустился перед ним на колени. – Лефонт принесет воду. Он посмотрел на Малика и вздохнул.
 – Черт возьми, он едва дышит.
 – Значит, еще есть надежда.
 Бринн набралась мужества, решив попросить Гейджа о том, что вряд ли ему понравится, впрочем, как и всем мужчинам, а он был упрямее и настойчивее других.
 – Я хочу, чтобы ты оставил меня с ним наедине.
 Гейдж даже не взглянул на нее.
 – Нет.
 – Делай, что я говорю.
 – Он вот-вот умрет. Он мой друг, и я не покину его в смертный час.
 – Оставь меня наедине с ним, – как можно жестче повторила она, – или я пальцем о палец не ударю.
 Гейдж поднял к ней свои ярко-голубые глаза. В них билась такая несокрушимая сила, что страх пробежал по ее телу.
 – Что ты сказала?
 Бринн облизала враз пересохшие губы.
 – Ты отлично слышал. Я не позволю тебе вмешиваться или задавать мне вопросы. Ты должен оставить меня с ним одну.
 – Должен? – насмешливым эхом отозвался он. – Мне не нравится это слово. Ко мне оно не подходит.
 – Да, должен, – повторила она.
 Пресвятая Дева Мария, как он посмотрел на нее! Бринн внутренне сжалась, ожидая удара, который легко бы ее расплющил. Что ж, ей уже приходилось выносить побои, и она осталась жива. Надо постараться выдержать гнев этого чужестранца, его пристальный взгляд, хотя в глубине души она не слишком-то была уверена в своей храбрости.
 – Тебе надо, чтобы он остался жив, тогда подчиняйся. Я позову тебя, если замечу, что приближается конец.
 – Я не двинусь с места.
 Не мигая, он смотрел на нее. Его обуревали гнев и желание вышвырнуть вон эту непокорную девку. Но жизнь Малика! А ей еще никогда не приходилось сталкиваться с более волевым и упорным человеком. Бринн на мгновение ощутила себя хрупкой тростинкой на ветру, согнувшейся под натиском его глаз, но она не могла позволить себе проявить слабость и отступить.
 – Ладно, тогда оставайся и смотри, как он умирает. Я и пальцем не шевельну. Ты этого добиваешься?
 Его огромные руки сжались и разжались, взгляд задержался на ее горле. Ей показалось, что сейчас он бросится через распростертое тело Малика душить ее.
 – Проклятье! – Гейдж встал и направился к выходу из палатки. – До рассвета можешь оставаться с ним.
 Он посмотрел на нее через плечо. Бринн с трудом овладела собой, пытаясь не поддаться неподдельному ужасу от его угрожающего тона.
 – Мне не нравится, когда мной командуют. Всю жизнь я боролся за право приказывать самому. Когда Малик поправится, я еще тебе припомню.
 С этими словами он вышел из палатки.
 Глубокий вздох облегчения вырвался из груди Бринн. Его присутствие рядом было подобно грозовой туче: не давало ей дышать. Теперь она займется лечением, не думая о самозащите.
 Буря. Именно таким был Гейдж Дюмонт. Вокруг нее, словно не было палатки, сверкали молнии и выл ветер. Бринн сама удивлялась тому радостному возбуждению, с которым ей удалось отразить напор норманна. Сейчас главной наградой ей стали мир и покой. Когда-то, как ей казалось, давным-давно, еще в раннем детстве, она носилась под дождем, испытывая счастье и перед буйством стихии. Но теперь, когда ей пришлось столько пережить за последние три года, ее единственной несбыточной мечтой стала надежда на покой в лесах Гвинтала.
 Она склонилась над Маликом и коснулась его виска. Ее пальцы уловили еле пульсирующую жилку.
 – Он ушел, – шепотом сообщила она. – Удивительно беспокойный у тебя друг, Малик. Думаю, нам без него будет лучше. Мы просто посидим и поговорим, а пока я приложу свои лекарства к твоей ужасной ране. Ты ведь не хочешь оставаться там, где ты сейчас. Может, там тише и спокойнее, но у тебя еще много дел в этом мире…
 Ока положила руку почти на самую рану.
 – ..Ну, о чем теперь поговорим? Только не о кровавых сражениях. Я страдаю от таких рассказов не меньше, чем ты от своей раны. Хочешь послушать о моем милом сердцу Гвинтале? Скоро я вернусь туда, думаю, тебе бы там тоже понравилось. Он такой же красивый, как и те места, по которым ты сейчас бродишь, нет, пожалуй, еще прекраснее… Она поудобнее устроилась возле него.
 – ..В лесах прохладно и тихо. Каждое дерево таит свои чудесные тайны… ночные цветы или диковинные птицы, которых ты никогда не слышал. В густой чаще вдруг услышишь тихое журчание ручья, сбегают чистейшие струйки его по скалистым утесам, переливаясь в солнечных лучах…
  *** 
 Порывы холодного пронизывающего ветра не смогли охладить гневный запал Гейджа. Он едва не придушил эту мерзавку, с трудом поборов страстное желание сдавить руками ее тонкую шею и не разжимать их, пока она не заскулит о пощаде.
 – Она выставила тебя? – услышал он голос лорда Ричарда.
 Гейдж раздраженно покосился на костер, у которого Ричард грелся, протянув руки к огню.
 – Я предполагал, что она и над тобой попытается покомандовать, – притворно посочувствовал Ричард. – Она никогда и никому не позволяла оставаться в комнате жены во время ее лечения. Не будь Бринн подарком моего тестя, я бы проучил ее. Лорд Келлз, отец моей жены, был самым влиятельным бароном на юге Англии, и я не хотел обидеть его, наказав эту женщину. Мне следовало…
 – Почему ты до сих пор здесь? – грубо прервал его Гейдж. Он и без того злился и не намерен был терпеть рядом этого смазливого Иуду. – Я думал, ты давно убрался из лагеря.
 – Я так и сделал, но с полдороги вернулся в надежде оказаться тебе полезным, – улыбнулся Ричард. – Мне хотелось убедиться, пришелся ли тебе по душе мой подарок?
 – Если именно он не придется мне по душе, то ты пожалеешь, что остался, – сквозь зубы процедил Гейдж. – Мне не нравится, что какая-то рабыня занимается лечением друга без меня, и я не потерплю, если Малик умрет на ее руках.
 – Поэтому я и вернулся, – едва заметно скривился Ричард. – Уверен, эта женщина вылечит твоего друга, а если нет… – он поднял руку, Гейдж напрягся, – и Господь вдруг решил призвать сарацина к себе, я хотел бы убедиться, что ты понял, насколько она искусна в другом…
 – Искусна?
 – …в сделает все, чтобы утешить тебя в твоем горе. Она ведь очень привлекательна, не правда ли?
 – Нисколько. Я не помню, как она выглядит.
 Гейдж действительно не увидел ее, вернее, не обратил внимания на ее внешность. Для него она прежде всего оставалась знахаркой и, возможно, единственным спасителем Малика. И все-таки интерес к ней худосочного Иуды заставил и его напрячь память. С трудом возник облик высокой худой женщины в коричневой шали из грубой шерсти. Вспомнились золотисто-карие глаза, гордо, с достоинством и без испуга смотревшие на него. Гневная дрожь пробежала по его телу. Эта девка выставила его из палатки.
 – Она слишком дерзкая и непокорная, – высказал недовольство Гейдж.
 – Из-за своего низкого уэльского происхождения. Она вполне безобидна, – поторопился успокоить его Ричард. – А непокорность разжигает, особенно во время любовных забав… Такую нелегко приручить, но зато победа будет слаще.
 По лицу Ричарда расплылась похотливая улыбка, а голос опустился почти до неслышного шепота.
 – Она умеет трогать мужчин и любит, когда прикасаются к ней. Она поддается выделке подобно нежной оленьей коже и. я убедился сам, знает способы, как отвлечь мужчину от скуки в постели.
 – А что делала твоя жена, пока ты брал уроки у этой женщины?
 Ричард пожал плечами.
 – Я же не затаскивал Бринн в ту же самую кровать. Жена нужна, чтобы рожать детей, а такая женщина, как Бринн, чтобы покувыркаться в любовных играх. Завидую, тебе еще предстоит ее распробовать, а я остался ни с чем.
 Лорд вызывал у Гейджа отвращение. Не секрет, что женщины-рабыни нередко служили для любовных утех, но отношение Ричарда к свой жене показалось Гейджу омерзительным. У этого пленного нет ничего святого. Он способен на любую подлость. «Измена для него – смена хозяина», – такое чувство вызывал у него лорд. Он напоминал Гейджу Хасна, главного торговца на рынке рабов в Константинополе.
 – Мне не нужна рабыня в постели. Мне необходимо ее знахарское умение для спасения друга, – ответил Гейдж ледяным тоном, давая понять, что не желает говорить с Ричардом.
 – Да-да, конечно, – поспешно согласился лорд. – Я только подумал, что тебе будет интересно узнать о Бринн.
 «И заранее обезопасить собственную шкуру, если Малик умрет у нее на руках», – мысленно досказал за него Гейдж. Только сакс заблуждается: заменить потерянного друга не в состоянии ни одна женщина.
 – Считай, что ты уже вдоволь поговорил, и теперь тебе пора убираться отсюда.
 – Может, мне лучше остаться и… – Ричард умолк на полуслове, увидев выражение лица Гейджа. – Ну, если ты настаиваешь… – Он встал и улыбнулся. – И все-таки, милорд, я уверен, эта встреча у нас не последняя.
 Гейдж молча подсел к костру погреться. Ричард перестал для него существовать, уедет ли он или останется. Какая разница! Все его мысля заняли умирающий Малик и эта дьяволица, осмелившаяся прогнать его от постели друга.
  *** 
 Едва озарился восток и бледно-розовые тени нежными перьями протянулись по небу, причудливо ложась на землю, как Гейдж стремительно ворвался в палатку.
 Женщина, сидя у постели Малика, холодно бросила ему навстречу:
 – Ты зачем здесь?
 Боже, как она недоверчива! Но что, черт побери, она делала с Маликом, проводя с ним целую ночь и лишь временами торопливо пробегая из палатки к костру за водой и обратно со своими снадобьями.
 – Проклятие! – выругался Гейдж. – Я же предупредил, что ты наедине с ним останешься только до первой зари. – Он склонился над кроватью. – Как он?
 – Жив. – Бринн пятерней пригладила свои вьющиеся каштановые волосы. – Думаю, ему стало лучше.
 – Что-то непохоже. – Гейдж напряженно всматривался в лицо Малика. – Он очнулся?
 – Нет.
 – Говорил? Хотя бы в беспамятстве?
 – Нет.
 – Тогда с чего ты взяла, что ему лучше?
 – Я просто… чувствую его.
 Гейдж смотрел на нее недоверчиво.
 – Мне трудно объяснить тебе, почему и как. – В ответ на его скептическое выражение лица Бринн пожала плечами. – Мне наплевать, веришь ты мне или нет, но он вне опасности. До конца дня он очнется, и я дам ему укрепляющий отвар…
 Она зевнула и устало повела плечами.
 – А теперь мне надо поспать. – Она легла на полу у кровати Малика. – Думаю, и тебе не мешало бы отдохнуть. Ты выглядишь более усталым, чем твой друг, а у меня нет сил лечить сразу двух больных.
 – Ты не можешь спать, – нахмурился Гейдж. – А если ему понадобится твоя помощь?
 – Я не спала две ночи. Если я буду ему нужна, то я рядом. – Бринн положила свою руку на грудь Малика повыше раны, устроилась поудобнее и закрыла глаза. – Он выздоровеет. Ему сейчас никто не нужен – ни ты, ни я. Ступай.
 – Ты забываешь, что я хозяин этой палатки!
 – Тогда ложись где-нибудь и успокойся…
 «Заснула чертова знахарка», – с раздражением подумал Гейдж. Первый порыв толкнул его к Бринн, но внезапно что-то заставило его замереть на месте. Неужели на щеках Малика появился слабый румянец? С трудом верилось в чудо, но, похоже, небо даровало ему жизнь.
 Господи! В глазах Гейджа сверкнули слезы. Впервые с того момента, как он увидел сраженного мечом Малика, появилась трепещущая надежда, такая невидимая и непрочная нить жизни. Гейдж продолжал всматриваться в родные черты друга, пытаясь отыскать еще хоть один добрый знак.
 Ничего.
 Тогда он расстелил одеяло на полу поперек палатки и сел. Может, знахарка и почувствовала уверенность, что смерть отошла от Малика, но Гейдж не сдвинется с места, пока тот не проснется.
  *** 
 – Кто… – Шепот доносился с лежака.
 Бринн приоткрыла тяжелые веки.
 На нее не отрываясь смотрели огромные черные глаза.
 Быть может, такими они казались на изможденном страданием лице.
 Сна как не бывало. Сарацин вернулся в этот мир!
 – Кто… – снова прошелестел голос Малика.
 – Бринн, – в унисон ему ответила она. – Я – Бринн из Фалкаара.
 Он напряженно смотрел на нее.
 – Прости, – с трудом заговорил он снова, – но я не… помню… чтобы мы пришли сюда вместе с тобой.
 – Ш-ш. Тебе надо отдохнуть.
 – Он очнулся! – Гейдж Дюмонт стремительно навис над ней, как темная грозовая туча.
 – Гейдж? – вопросительно посмотрел на него Малик.
 – Да, вто я. – Гейдж опустился возле него на колени. – Как ты?
 – Все тело болит. – Малик попытался улыбнуться. – Слабый, как новорожденный младенец… Что же случилось со мной? – Малик снова перевел взгляд на Бринн. – Боюсь, я не сумел доставить удовольствие этой симпатичной милашке. Ты новенькая, или нет?
 – Она не шлюха, – облегченно рассмеялся Гейдж. Его друг остался прежним. – Вынужден огорчить тебя: из-за раны ты даже лишился мужской силы.
 – Рана, – попытался вспомнить Малик. Его лицо осветила догадка:
 – Сражение?
 – Битва, – кивнул Гейдж. – Страшная битва, где ты храбро сражался с саксами. – Его жесткое лицо осветила задорная мальчишеская улыбка. Он с любовью смотрел на Малика. Бринн невольно почувствовала горькую зависть, видя их глубокую и искреннюю привязанность друг к другу. У нее на всем белом свете не было ни одной родной души. Она почувствовала себя такой одинокой и никому не нужной. Ничего страшного, у нее есть Гвинтал, в его лесах она обретет покои, но когда она сможет туда вернуться?
 – Хватит разговаривать. Ты утомляешь его, – поднялась с пола Бринн. – Я иду готовить бульон.
 Быстро выскользнув из палатки, она добежала до лагерного костра и повесила на место котелка с горячей водой, висевшего всю ночь над огнем, другой. «Не отвлекайся. Постарайся не думать о смерти и страданиях тех, кто распростерт за тем холмом», – внушала себе Бринн. Рядом с Маликом ей удавалось победить тошноту и ужас смерти, но здесь ветер наносил трупный запах, слышались стоны раненых. Она закусила до крови губу: не расплакаться бы снова. Может, она сумеет уговорить норманна перевезти Малика подальше от этого гиблого места, но это позже, когда ему станет лучше. А пока надо терпеть.
 Вспомнилась Эдвина, как-то она там обходится без нее? Ричард понимает, что, пока его жена жива, Бринн его рабыня. Она придавила кончиками пальцев пульсирующие виски. Подумать только, еще вчера она жила в Редферне и лечила Эдвину, но грянул бой, и жизнь ее сорвалась с места, и теперь каждый день или даже час мог стать последним. Ее бросили сюда, в его проклятое место, где норманн считает ее своей рабыней. Что же будет с ней дальше?
 Но она не из тех, кто хнычет и кого можно заставить молча терпеть унижение. Но вдруг судьба улыбнется ей, а норманн поможет вернуться в благословенный Гвинтал? Ей совсем не нужен Редферн. Но ведь там Эдвина, к которой она глубоко привязалась, и ее долг – помочь бедняжке.
 Бринн постаралась отогнать бредовые мысли о Гвинтале. Это было бы слишком хорошо, чтобы сбыться. Надо жить одним днем, делать то, что можешь, а там будь что будет. Может, все само образуется.
 Малик с нескрываемым удивлением посмотрел вслед выскользнувшей из палатки Бринн.
 – Я прежде не слышал, чтобы женщина распоряжалась тобой. Кто она?
 Гейдж криво усмехнулся.
 – Моя рабыня.
 – Не может быть, – удивленно моргнул Малик. – Ей кто-нибудь говорил об этом? Сдается мне, она тебя считает своим рабом.
 – Очень скоро я положу этому конец. – Гейдж заботливо укрыл Малика покрывалом. «Господи, да святится имя твое, он будет жить! Все идет слишком хорошо, чтобы быть правдой». – Тебе не надо разговаривать. Ты еще очень слаб.
 – Она тоже так считает. – Малик по-прежнему неотрывно следил за входом в палатку. – Мне гораздо лучше, с каждой минутой я все больше хочу знать о ней все. Расскажи мне.
 – Да благословят тебя святые небеса, – вздохнул Гейдж. – Она была рабыней лорда Ричарда Редфернского. Мы взяли его в плен во время битвы, и он отдал нам эту женщину в обмен на свою свободу, уверяя, что она знахарка и очень хороший лекарь. И это оказалось правдой. Я бы ни за что не поручился, что ты переживешь ночь.
 – Она спасла меня?
 – Похоже на то.
 – Да-да, у моих ног сидел ангел, – горячо подтвердил Малик. – Я узнал его, когда увидел ее лицо. Оно все сияет.
 – Сияет?
 – Разве ты не видишь?
 – Она не улыбается. Она не умеет этого делать.
 – Не правда, – нахмурился Малик, – она улыбалась мне так тепло, будто солнечный луч коснулся моего тела и согрел его.
 – Ты бредишь.
 – Нет-нет. – Малик говорил убежденно. – Я узнаю, когда увижу ее.
 – Узнаешь что?
 – Ангел ли спас меня.
 – У тебя начинается жар!
 – Ты ничего не понимаешь.
 Малик всегда смотрел на все иначе и видел все вокруг по-другому. Гейдж почувствовал неладное.
 – Она не ангел, – четко выговаривая каждое слово, дабы вбить сказанное в голову друга, произнес он. – В свободное от забот о жене лорда Ричарда время она делит постель со своим хозяином. Он уверяет, что она очень хорошо с этим справляется и во многом преуспела.
 – Бедная девочка.
 – У этой несчастной язык оставляет шрамы в душе.
 – А чем еще защищаться несчастной рабыне? Ее слово, тело… – Малик вопросительно взглянул на Гейджа. – Обычно ты не так жесток в обращении с теми, кому меньше повезло в жизни. Так почему с этой женщиной…
 – Я же запретила тебе разговаривать с ним, – стремительно вошла в палатку Бринн с деревянной миской в руках. – Он слишком слаб, и болтовня только повредит ему. Ты хочешь, чтобы все мои старания пошли прахом? Я больше не позволю тебе оставаться с ним наедине.
 – Он сказал, что ему стало полегче.
 «Боже праведный, неужели он опять оправдывается перед этой рабыней?», – подумал Гейдж о себе с отвращением.
 – Разумеется, лучше, но он еще слишком слаб, а мы должны поддерживать его силы. – Бринн присела у кровати Малика, и ее голос стал глубоким, зазвучал нежно и ласково:
 – А теперь я напою тебя крепким бульоном, постарайся хорошо поесть. Я знаю, тебе не хочется, но каждая капля подкрепит тебя. Ладно?
 Малик согласно кивнул, не сводя глаз с ее лица.
 Бринн принялась аккуратно кормить его с ложки.
 Потоптавшись у кровати друга, Гейдж почувствовал себя никому не нужным. Женщина не желала его видеть, а Малик был полностью поглощен бульоном и своим ангелом.
 Гейдж вернулся к своей подстилке, разостланной посреди палатки. Сев на нее, он решил понаблюдать за кормившей Малика женщиной. Как мог его друг разглядеть в ней ангела? Сияние? Ну уж нет, только в полком бреду он мог увидеть такое в этой Бринн из Фалкаара.
 В ней, несомненно, светился живой ум, но скорее всего язвительный. Лицо ее было неприветливым и властным. В его выражении не проскальзывало ни доброты, ни мягкости. Она казалась погруженной в свои мысли, хмурилась, но неукротимое влечение к ней владело им с тех пор, как она впервые вошла в палатку. Впрочем, повнимательнее присмотревшись к ней, Гейдж заметил сходство с тем соблазнительным образом, который пытался нарисовать ему лорд Ричард. Светло-каштановые вьющиеся волосы, тщательно зачесанные назад, густыми волнами ниспадали почти до пояса; выцветшее коричневое платье облегало налитую грудь и покатые плечи, обрисовывая стройное гибкое тело. Большой яркий рот, горделиво изогнутая линия алых губ. Тонкие черные брови выгибались изящной дугой. Лучистые золотисто-карие глаза выделялись на ее лице. Матово-смуглое, оно поблескивало в полумраке палатки. Наверное, из-за этого Малику и почудилось небесное сияние.
 Гейдж не сводил с нее глаз, и Бринн это почувствовала. Отвернувшись от Малика, она посмотрела ему прямо в глаза. Их взгляды скрестились всего на миг, но в ее взоре отражался вызов ему и… страх?
 Пожалуй, Малик прав, в ее нелегком положении ей трудно защитить себя.
 Гейдж поймал себя на мысли, что был бы рад, если бы она боялась его. Глупости. Малик прав: нельзя бороться против беззащитных женщин. Даже если она и раздражает его, он не должен пользоваться своим положением и подавлять ее, надо преодолеть это чувство.
 И все же он ничего не мог с собой поделать. Проклятие!
 С самого первого раза, когда она взглянула на него, он почувствовал неприязнь к ней и… влечение.
 – Вот и хорошо. – Бринн поставила миску и нежно обтерла губы Малика салфеткой. – Теперь можешь еще поспать.
 – Я не хочу… – поспешил возразить Малик, но тут же устало зевнул. – Впрочем… я немного устал.
 – Ну конечно. – Она нежно прикоснулась к его вискам. – Твоему телу предстоит еще долго бороться за здоровье и надо дать ему отдохнуть.
 – А ты будешь здесь, когда я проснусь?
 – Я никуда не уйду от тебя. – Бринн положила руку на его рану. – Как видишь, мы будем спать вместе.
 – Только спать? Какое бесполезное… – он дотронулся указательным пальцем до ее щеки, – сияние… – Закрыл глаза и тут же глубоко заснул.
 Но она не могла спать. Бринн кожей чувствовала, что Гейдж с трудом удерживается от желания кинуться к ней.
 – Что ты уставился на меня? – свистящим шепотом спросила она.
 – Потому что мне так хочется. Ты мне кажешься… необычной.
 Она глубоко вздохнула, и он снова удивился необычайной выдержке этой женщины.
 – Во мне нет ничего необычного, и мне не нравится, когда меня разглядывают. Твой друг вне опасности. Разве тебе нечем больше заняться?
 – Нет ничего важнее Малика. – Гейдж растянулся на своей подстилке, не спуская с нее глаз. – И потом я тоже устал. Ты с Маликом, может, и поспала днем, а я нет.
 – Сам виноват. Я же говорила тебе, что ему будет лучше.
 – Я не поверил тебе.
 – А ты вообще-то кому-нибудь веришь?
 Он улыбнулся.
 – Конечно. Малику.
 – Тогда радуйся, что он жив. – Бринн опечалилась. – Страшно никому не доверять.
 – А кому веришь ты?
 Бринн долго молчала.
 – Я верю Селбару, – с некоторой заминкой ответила она.
 – Кто такой этот Селбар?
 – Неважно. – Она словно пожалела о своей откровенности, быстро заговорив о себе:
 – Глупо с твоей стороны не доверять мне, когда ты и себя-то не можешь вылечить.
 – У меня хватает ума не поддаваться панике, когда пустозвоны уверяют меня, что надежды нет.
 – Ты прав. Надежда до последнего должна оставаться с нами. – Бринн закрыла глаза. – Похоже, ты не такой темный, каким показался мне сначала.
 – Благодарю вас, – иронично ответил Гейдж.
 Негодование вновь затопило его. Правда, Малик выздоравливал, и это делало Гейджа счастливым. Однако эта женщина выводила его из себя. Даже то, что она лежала в постели рядом с Маликом, еле удерживало его от желания встать и…
 …И что?
 Он еще не понимал, что впервые в душе его зарождалось дикое и страстное чувство, оно ломало и мучило его, и он ничего не мог поделать. Обычно он властвовал над собой и обстоятельствами, но теперь он оказался бессилен что-либо изменить, оставалось только взять себя в руки.
 Ничего, скоро все образуется. Малик поправится, и тогда Гейдж снова станет хозяином положения. Он закрыл глаза и приказал себе заснуть.
 «Селбар. Кто такой этот, черт побери, Селбар?» – билось в мозгу.




 3




16 октября 1066



Редферн, Англия

 – Простите, что нарушаю ваш покой, милорд, – робко произнес Делмас, останавливаясь в дверях и не решаясь войти в зал. – Но я хотел бы поговорить с вами о моей жене.
 Ричард недовольно оторвался от кубка с элем. Господи, разве мало он натерпелся в последнее время, чтобы выслушивать еще и этого скулящего паршивого зайца! Битых два дня не отстает от него, сразу с тех пор, как он вернулся в Редферн.
 – Пошел вон, иначе я поджарю тебя на вертеле, как поросенка.
 Делмас вздрогнул, но ни на шаг не отступил.
 – Вы должны вернуть ее мне.
 – Должен? – Ричард хлебнул большой глоток эля. – Я… должен? – с угрозой повторил он, поднимаясь с кресла.
 – Нехорошо разлучать мужа и жену, милорд.
 – Правда? – Ричард неуверенной походкой пересек зал. Жаль, что он так накачался элем и теперь не сможет проучить эту нахальную свинью. – Ты смеешь учить меня, что хорошо, а что плохо?!
 – Я только… – Делмас облизал пересохшие губы. – Что вы, милорд! Вы, как всегда, правы, самое лучшее для вашей свободы – подарить Бринн норманну, просто мне кажется… Она должна вернуться ко мне, – решительно проговорил он.
 – Молодая жена – слишком жаркий огонь для такого старика, как ты, – колко заметил Ричард. – Такой лакомый кусочек лучше приберечь для норманна.
 – А как же ваша госпожа? – нерешительно прибегнул к последнему доводу Делмас, – Эдвина не сможет обходиться без Бринн.
 Резким ударом Ричард свалил его на пол.
 – Моя жена – моя забота, паршивый заяц.
 Святые угодники, как ему опротивели осуждающие взгляды ничтожной челяди! Даже Алиса посмела противиться ему, когда он решил затащить ее к себе в постель, оторвав от забот об Эдвине. Ничего, он проучил дрянную девчонку, а теперь заставит уважать себя и эту трясущуюся крысу.
 – Твоя, значит! – Он ударил Делмаса плашмя по шее. – Заткнись, иначе…
 – Простите меня, милорд. – Делмас поспешно отполз на безопасное расстояние. – Я только подумал, что здесь для вас будет больше пользы от Бринн. Может, вы захотите от нее еще чего-нибудь…
 Он поднялся на ноги и полными отчаяния и ужаса глазами смотрел, как Ричард в ярости снова направляется к нему. Делмас глубоко вздохнул и решился:
 – Я просто хотел сберечь для вас клад. Норманны и так уж почти до нитки обобрали нас.
 – Клад? – замер на полпути Ричард. – Ты его о чем?
 – Моя жена знает, где спрятаны сокровища.
 – Гнусное вранье!
 – Нет-нет, чистая правда, – на всякий случай он отступил на шаг. – Мне не удалось выпытать у нее, где лежит его богатство, но вы сумеете разговорить ее. Подумайте, милорд, Вильгельму достанется всего лишь Редферн. Если вы возьмете клад, то, спрятав его от Вильгельма, вы потом сможете обменять его на свое прежнее состояние.
 Даже если этот раб врет, то все равно вопросы не помешают.
 – Где клад?
 – В Гвинтале.
 Название ничего не говорило Ричарду.
 – В Уэльсе?
 Делмас в нерешительности помялся.
 – Не уверен, что именно там.
 – Так ты ничего не знаешь? Только болтаешь!
 – Я встретил Бринн в лесу, далеко от маленькой деревушки под названием Кайт в Уэльсе. Мне не удалось заставить ее рассказать о Гвинтале.
 – Тогда откуда тебе известно о кладе?
 – Все в деревне знают о Гвинтале и зарытых там сокровищах. Ее отец проболтался об этом в сильном подпитии. Он вечно бубнил о каком-то небольшом острове.
 – Остров! – недоверчиво поморщился Ричард. – Разве может простая женщина отыскать маленький остров в огромном море? Или ты предлагаешь мне наугад бороздить моря?
 – Я уже сказал вам, милорд, что встретил Бринн в лесу, далеко от Кайта. Она шла по дороге к деревне Селкирка, которая стоит у моря. Значит, она-то уж наверняка знает, где лежит остров.
 – Может быть.
 Заметив интерес в глазах Ричарда, Делмас осмелился приблизиться к нему еще на шаг.
 – Вот видите, – подобострастно прошепелявил он, – нам непременно нужно вернуть Бринн.
 Нам. Неужели этот слизняк и в самом деле думает, что он поделится с ним, попади к нему клад? Впрочем, разумнее не подавать виду, что ему очень захотелось поверить Делмасу, ведь тот знал не только ту уэльскую деревню, но и по-прежнему оставался мужем Бринн, а значит, мог применить к ней свою власть. Ричард подошел к своему креслу. Поступь его стала тверже, должно быть, сногсшибательная новость о кладе отрезвила его. Боже, проясни его ум, чтобы отличить правду от выдумки!
 Клад. Не слишком ли простой выход из его плачевного положения? Впрочем, тут же мысленно возразил он себе, разве не заслужил он хоть толику везения после столь ужасных ударов судьбы? Никчемная женщина, доставшаяся ему в жены, король, неспособный защитить земли своих рыцарей от проклятых норманнов. Может, теперь для Ричарда наступила пора успешных действий.
 Не без садистского удовольствия разглядывал он кислую мину Делмаса. Мерзкая скотина. Как же низко ему, лорду, пришлось опуститься, что он готов иметь дело с этим мерзавцем! Ричард откинулся на спинку кресла и изобразил на лице подобие улыбки.
 – Если ты не врешь, то я попытаюсь забрать у норманна твою жену обратно.
 – Истинная правда, клянусь вам!
 – Твои клятвы гроша ломаного не стоят. Ты обманом хочешь вернуть ее назад.
 Переминаясь, Делмас достал что-то из-за пояса.
 – Вот доказательство. Когда я встретил ее, рубин на цепочке висел на ее шее, и она схватилась со мной, как молодая волчица, не желая его отдавать.
 Небольшой великолепный рубин на ладони Делмаса кроваво поблескивал при свете свечей.
 – Мелковат немного, – осторожно отозвался Ричард, боясь показать свой внезапно вспыхнувший интерес, – но прозрачный и прекрасного чистого цвета. Откуда такое сокровище у простой деревенской девчонки?
 Ричард взял камень и поднес его поближе к свету. Рубин оказался превосходным. Древние ценили его выше алмаза за мистическое свойство – рождать влечение к великому. Однако только благородного человека он ведет к победам и подвигам. Значит, и Ричарда могут ожидать подвиги во имя собственной славы.
 – Действительно, откуда? – вслух повторил он и вытянулся в кресле. – Но я хотел бы узнать побольше обо всем, прежде чем решить, что привело тебя к откровенности – желание позабавиться с Бринн в постели или отыскать клад. Расскажи-ка мне поподробнее о Гвинтале и о своей встрече с Бринн из Фалкаара.
  *** 
 – А где же этот Гвинтал? – спросил Малик.
 Бринн замерла над его раной, перестав ее перевязывать.
 – О чем ты? – Голос ее звучал спокойно.
 – Гвинтал. Ты ведь родилась там?
 – Да. – Она зачерпнула из горшка немного целебного бальзама. – Но я не помню, чтобы говорила тебе о нем.
 – Она ничего не рассказывала тебе, – вступил в разговор Гейдж Дюмонт, сидя на своей подстилке. – Иначе бы я помнил.
 – Может, тебя в это время не было. – Малик нахмурился, пытаясь вспомнить.
 – Я почти не отходил от тебя после первой ночи, – отозвался Гейдж, непонятно почему ревнуя Малика к Бринн, вернее, к тому, что друг о ней знает больше.
 «Истинная правда», – подумала Бринн. Постоянное волевое присутствие Гейджа довлело над ней с тех пор, как Малик пришел в себя. Он прослеживал каждый ее шаг, контролируя каждый ее жест, подбадривая друга. Временами ей казалось, что именно его жесткая воля помогла Малику выбраться из тьмы небытия.
 Малик по-прежнему не мог ничего понять.
 – В лесах прохладно и тихо… Ночные цветы или диковинные птицы, – бормотал он.
 Это были ее собственные слова, сказанные той первой ночью, когда она пыталась достучаться до его сознания.
 – Разве я выдумываю, Бринн? – спросил Малик.
 – Конечно, нет, – улыбнулась она. – Я рассказывала тебе о Гвинтале и не думала, что ты запомнишь мои снова.
 – А я и не запоминал, – зевнул Малик. – Твои слова сами пришли ко мне.
 – Но ты же уверяла, что Малик не просыпался той ночью, – осторожно начал Гейдж Дюмонт. – Или ты солгала мне?
 – Я сказала правду. – Бринн смазала бальзамом холст и снова принялась бинтовать рану. – Просто я пытаюсь объяснять тем, кто уходит в иной мир, что мы очень хотим, чтобы они вернулись обратно. Тогда мне приходится проникать глубоко в душу, как его удалось е Маликом.
 – Не слишком ли смело сказано? – недоверчиво заметил норманн. – Не высоко ли ты занеслась?
 Бринн смерила его взглядом.
 – Я делаю все как надо. Если ты умеешь делать лучше, то лечи его сам. Я всегда знаю свои возможности и отношусь к ним с уважением и пониманием.
 – Ты очень умная, – поспешил вступить в разговор Малик, – и Гейдж его признает. Гвинтал, сдается мне, необычайно красивое место. Любому захотелось бы туда вернуться.
 Бринн с облегчением вздохнула и посмотрела на него.
 – Да, там замечательно. Я никогда не встречала более красивого и тихого места на этом свете.
 – Тихого? – В вопросе Гейджа сквозила насмешка. – Я вообще сомневаюсь, что такое место есть на земле.
 – Потому что ты, как и все воины, стремишься больше убивать и калечить других и думаешь, как бы получше это сделать. Гвинтал не знает войн.
 – С трудом в это верится.
 – Это дело твое.
 Гейдж Дюмонт, определенно, само насилие, жестокость и неукротимая ярость. Он никогда не примет и не поймет Гвинтал, Только в общении с Маликом оставляла его обычная угрюмость и воинственность, казалось, будто яркий луч света пробивался сквозь густые грозовые облака, которые плотным туманом накрывали и обволакивали всех и вся на своем пути. А что, если эти лучи упадут на кого-нибудь другого? Наверняка это будет пострашнее, чем кромешная тьма.
 – Если Гвинтал такое прекрасное место, как ты уверяешь, то почему ты оказалась среди этих дикарей?
 – Не слишком умно задавать подобные вопросы той, которую ты называешь своей рабыней. У меня не было выбора. Меня привезли сюда. – Она закончила бинтовать рану. – Ну вот, теперь раненая грудь выглядит получше, Малик. Началось заживление.
 – Чешется, – пожаловался Малик.
 – Так и должно быть, только не расчесывай ее. – Бринн встала с пола. – Теперь немного поспи, а я согрею воду и вымою тебя. – И вышла из палатки.
 Вдохнув полной грудью чистый холодный воздух, она только теперь поняла, как же устала от присутствия Гейджа Дюмонта, от его проницательных ярко-голубых глаз, наблюдавших за ней слишком холодно и настороженно, подмечая слишком многое.
 – Чем могу служить, мадемуазель?
 К Бринн на лошади подъехал Поль Лефонт. С того дня, как ее привезли сюда, они редко виделись, но при каждой встрече он оставался подчеркнуто вежливым и внимательным. Во дворе замка Редферн при свете факелов у него был грозный и неприступный вид. Теперь, без доспехов и прикрывавшего его седовласую голову железного шлема, он казался простым и человечным. Лефонту было немногим больше тридцати, суровое выражение его худого лица казалось естественным для этого высокого костистого человека. Он держался уверенно и при всей кажущейся недоступности отличался благородным достоинством.
 – Мне нужна вода для мытья, – сказала Бринн. – Не попросите ли кого-нибудь принести ее?
 – С удовольствием. – Повернув голову, Лефонт по-французски отдал приказ кому-то в лагере. – Я бы и сам помог вам, но должен быть во всеоружии, чтобы срочно сопровождать пленных в лагерь Вильгельма.
 Пленные. Она так увлеклась лечением Малика, что совсем позабыла об этих несчастных.
 – А лорд Келлз?
 – Он среди них.
 – Что с ними будет?
 Лефонт равнодушно пожал плечами.
 – Как решит его милость, раз лорд Гейдж говорит, что они ему не нужны.
 – Ты что, жалеешь этого лорда Келлза? – раздался за ее спиной голос Гейджа.
 В его тоне звучали притворно вкрадчивые нотки. Бринн напряглась. Похоже, норманн так и жаждал уличить ее в предательстве.
 – Он отец леди Эдвины и первый саксонский барон, которого я узнала здесь, в Англии.
 Гейдж едва заметным кивком приказал Лефонту удалиться.
 – Ты не ответила на мой вопрос.
 – А что ты хочешь услышать от меня? – нетерпеливо бросила она в ответ. – Он неплохо обходился со мной.
 – А ты отблагодарила его за это?
 – Хотя сюда меня привезли почти ребенком, но я уже успела познать свободу больше, чем ты можешь себе вообразить. Неужели ты думаешь, что я буду благодарна за ошейник на своей шее?
 – Так ты не рождена рабыней? Тогда ты, должно быть, стала пленницей, захваченной во время войны. – Он улыбнулся. – Странно, ведь в твоем распрекрасном Гвинтале не было войн.
 – Неужели так важно, как я попала сюда? Главное, я здесь и лечу твоего друга.
 Гейдж согласно кивнул.
 Он присел к костру, глядя на трепещущее пламя огня. Солнечный сумеречный луч упал на его голову, и она вдруг увидела, что его шевелюра темно-темно рыжая. Странно, ведь при ярком свете волосы казались иссиня-черными.
 – Просто я нахожу тебя слишком загадочной женщиной и чувствую себя неспокойно, ничего о тебе не зная. Осторожность не помешает, – попытался Гейдж объяснить свой интерес к ней.
 Он считает, что она может причинить беспокойство? До сих пор никто ей об этом не говорил. Под его взглядом ей не хватало воздуха. Дышать от волнения стало трудно, но Бринн справилась с собой.
 – Со мной Малик в безопасности. Я не смогла бы причинить ему вред при всем моем желании.
 – Почему? – не спускал с нее глаз Гейдж.
 – Я знахарка. И должна лечить людей, – просто ответила она. – Зло погубило бы меня.
 – Ну и что, я знал многих лекарей во время сражений, и ни с одним из них ничего не случилось, даже если умирали их раненые, – цинично усмехнулся он. – Я даже подозреваю, что кое-кто из них способствовал отправлению умирающих в небытие.
 – Тогда они были не настоящими врачевателями.
 – И в Гвинтале такого бы не произошло.
 – Никогда.
 Ее голос излучал такую силу, что Гейдж перестал иронизировать.
 – Я почти поверил тебе.
 – Прекрасно. Тогда ты не будешь больше глазеть на меня так, словно ждешь, что я перережу Малику горло и тебе надо успеть этому помешать.
 – А что, если я не только из-за этого смотрю на тебя?
 Что-то в его тоне заставило Бринн говорить очень осторожно:
 – Вряд ли. Ты никому не доверяешь и видишь во мне недруга Малика.
 – У тебя листок в волосах.
 – Что?
 Гейдж мигом вскочил и в один прыжок преодолел разделявшее их расстояние. Протянув руку, он осторожно вынул из ее волос желтый листок, нежно дотронувшись до локона на ее виске.
 – У тебя такие живые волосы, такие густые. Как блестящая шелковая паутина…
 Приступ удушья вновь подкатил к ее горлу, ватными сделались ноги. Он стоял над ней, сильный, властный, прекрасный. В беспомощном возбуждении Бринн смотрела на него. Как это прежде не замечала она крутой изгиб его нижней губы, а сейчас она слабела от желания приложить к ней палец.
 Поспешно отступив, Бринн отвела взгляд.
 – В самом деле листок, – отрывисто бросила она. – Волосы за все цепляются, поэтому я зачесываю их назад. – Она посмотрела с холма вниз. – Хотела, бы я знать, где моя вода? Капитан обещал, что кто-нибудь принесет ее.
 Бринн затылком чувствовала его жгучий взгляд, однако голос его прозвучал ровно и бесстрастно:
 – Значит, скоро принесут. Лефонт не терпит небрежности.
 – Как и ты, – съязвила она.
 – Как и я, – согласился он. – Я не выношу тех, кто не знает своего дела или плохо исполняет его.
 – Мы готовы ехать, милорд, – на весь лагерь окликнул его Лефонт. Теперь он возглавлял кавалькаду одетых в доспехи людей. Металл поблескивал на солнце.
 – Счастливо. – Гейдж приветственно вскинул руку. – Передайте его светлости мое почтение. Жду вас обратно через три дня.
 Лефонт кивнул, и колонна двинулась вперед. «Как жаль, что такое великолепное зрелище предназначено лишь для ведения войны», – подумала Бринн.
 Гарцующие лошади, солдаты в доспехах, знамена, реющие на ветру…
 Знамена.
 – Кажется, мой капитан явно понравился тебе, – ревниво заметил Гейдж.
 – Приятный мужчина, – рассеянно ответила Бринн. – Но я смотрела на знамена. Прежде я их не замечала. – Она показала на геральдические знаки на белом фоне. – Вот это самое необычное. Я видела на знаменах львов, оленей, но огненный шар…
 – Это комета, а не огненный шар.
 – Комета!
 – А почему бы и нет? Она появилась в небе этой весной. Я увидел ее, мне захотелось ее иметь, и она стала моей. Тебе не нравится?
 – Нравится, она очень красивая…
 Бринн провожала взглядом уходивших солдат. Душа ее трепетала. Что за человек Гейдж Дюмонт, раз он выбрал себе такой герб? Сама-то она не испугалась, но даже истинно верующие монахи крестились, увидев небесное светило, а Гейдж Дюмонт и вовсе решил бросить комете вызов. Ей стало совсем тягостно и неловко в его присутствии.
 – Пойду взгляну, что с моей водой. Слишком долго ее не несут.
 С этими словами Бринн поспешила с холма, спотыкаясь об огромные торчащие корни деревьев и кожей чувствуя на себе его взгляд, но Гейдж не пошел следом.
 «Я увидел ее, – повторила мысленно она его слова, – и она стала моей». Заносчив, высокомерен. На Бринн нахлынули воспоминания о той ночи, когда она стояла у окна и не могла насмотреться на летящую в черном небе комету.
 А где-то далеко от нее в ту же самую ночь Гейдж Дюмонт тоже был пленен этой кометой. А вдруг это судьба и незримая нить свяжет их жизни воедино?
 Связующая нить? Пресвятая Дева, да между ними ничего и быть не может. Увидев летящее светило, она испытала восторг и восхищение, а он просто решил забрать ее для себя.
  *** 
 Прошло три дня. И опять Бринн разбудил тяжелый взгляд Гейджа. «Пора бы уже привыкнуть к этому», – спросонок подумала она. С того дня, как он снял с ее волос упавший лист, Гейдж еще упрямее следил за ней, подстерегая ее каждый шаг.
 Холодные переливающиеся лучи солнца падали на его лицо, высвечивая ямочки под его высокими скулами и отражаясь в его ярко-голубых глазах металлическим блеском дорогих клинков. Он будто был вытесан из каменной глыбы и создан жестоким, не знающим пощады воином.
 Бринн коротко вздохнула, пытаясь очнуться от сна. В его манере разглядывать ее появилось что-то новое. Поначалу он смотрел на нее с откровенной неприязнью, но в последнее время в его взгляде появилось выжидательно-настороженное рысье выражение, как если бы он тщетно пытался выяснить нечто интересующее его. Враждебность и неприязнь уступили место каким-то иным чувствам, – похоже, он после долгих раздумий принял какое-то решение.
 «Я увидел ее, мне захотелось ее иметь, и она стала моей», – так просто он присвоил себе комету. Может, он и вытесан из камня, но не в его силах заставить ее ощутить его холод. Щеки ее горели, непонятная внутренняя дрожь сотрясала тело. Страх? Не похоже.
 Что бы там ни было, надо подавить в себе это чувство.
 Бринн закрыла глаза и придвинулась поближе к Малику.
 Гейдж Дюмонт едва слышно выругался. Наверное, опять чем-нибудь недоволен.
 Она осталась лежать с закрытыми глазами.
  *** 
 – Ты не должен здесь дольше задерживаться, – переживал Малик за Гейджа. – Лефонт сказал, что Вильгельм двинулся на Лондон. Тебе надо быть с ним и защищать свои интересы.
 – Я послал к его милости достаточно воинов, – успокаивал друга Гейдж. – Когда тебе станет легче, мы нагоним их.
 – Я не поправлюсь раньше весны. Я пока не в состоянии даже сидеть. – Малик брезгливо сморщился. – Я ничего не могу. Только ем да сплю, как младенец.
 – Потерпи немного, – улыбнулся Гейдж. – С тех пор как мы считали тебя мертвецом, прошло всего четыре дня.
 – Я тоже так думал. – Малик посмотрел на вход в палатку. – Где Бринн?
 – Женщина? Она на улице кипятит воду. Готовит новый бальзам для твоей раны.
 – Должно быть, очень хороший бальзам. Я даже не представлял, что рана может так быстро затягиваться.
 – Так ты только что жаловался на медленное выздоровление, – поддразнил его Гейдж. – А ведь эта женщина неплохо знает свое дело, как ты считаешь?
 – Бринн.
 – Что?
 – Ее зовут Бринн. Ты всегда говоришь «женщина», а у нее есть имя.
 – Ну и что?
 – Ее зовут Бринн, – повторил Малик. – И его меняет дело.
 – Ради всего святого, неужели эта девка вскружила тебе голову? Или тебя опять пронзили стрелы Купидона?
 Малик покачал головой.
 – Нет, тогда я подумал так из-за сияния…
 Гейдж скептически усмехнулся:
 – …а оно постепенно погасло?
 – Не то… просто… Я не могу думать о ней как о простой женщине. Я не так самоуверен.
 – Влюбившись в графиню Бальмаринскую, ты не говорил о самоуверенности.
 – То было совсем другое.
 – Разумеется, другое. Одна женщина – графиня, а другая – рабыня. Благородная дама была очаровательна и изысканна, а «светящаяся» знахарка – колючая, как ежевичные заросли, и с таким же языком. Я никогда не встречал более трудной в общении женщины.
 – Она мне нравится, – просто ответил Малик.
 – Странный же у тебя вкус.
 – Знаю. – Малик лучезарно улыбнулся. – Иначе я бы не выбрал тебя в друзья. Ты тоже занозистый и трудный. Я же пришел в этот мир, чтобы избавить его от зла и лишних колючек.
 – Ты послан в него страдать и мучиться. – Гейдж отвел взгляд от его лица. – Хочешь, я отдам тебе эту женщину?
 – Нет. – Малик пристально посмотрел на него, – Тебе от этого будет легче. Интересно, почему? Разве мы не привыкли все делить пополам? Мне любопытно твое отношение к Бринн. Ты стараешься видеть в ней безликое существо, а в то же время не хочешь отпускать ее от себя.
 – Глупости. Я не предложил бы ее тебе, будь у меня хотя бы малейшее желание оставить ее себе.
 – Ты дорожишь моей многострадальной жизнью, а она спасла ее. Возможно, предлагая ее мне, ты хочешь избавиться от искушения самому взять ее.
 – Ты полагаешь, я могу переспать со шлюхой? Так ты обо мне думаешь?
 – Я знаю, что ты хочешь переспать с Бринн, – мягко ответил Малик. – В яти дни я постоянно наблюдал за тобой. В тебе неистовствует страстное желание обладать ею.
 Гейдж пожал плечами.
 – У меня не было женщины с тех пор, как мы пришли в Англию, а у нее красивое тело. Все естественно.
 – Но почему ты злишься, вот чего я никак не смогу понять. Почему ты сдерживаешь свое желание?
 – Не знаю. И что дальше? Ты хочешь отговорить меня?
 Малик покачал головой.
 – Думаю, тебе надо переспать с ней. Удовлетворишь свой аппетит и будешь мягче обращаться с ней. А ей, как мне кажется, очень нужна ласка.
 – Странно, что не просишь меня дать ей свободу.
 – В разоренной войной стране! Она будет в безопасности только рядом с тобой. Может быть, позже… – Он устало закрыл глава. – Вся эта болтовня утомила меня. Иди. Пожалуй, я посплю еще немного.
 Гейдж вышел из палатки.
 Бринн стояла у костра, помешивая бульон в кипящем котелке. Он остановился невдалеке и принялся ее разглядывать.
 Ее крепкие и сильные руки двигались по кругу. Поднимавшийся от варева пар слегка шевелил ее локоны на висках, шерстяное платье, натягиваясь, обрисовывало ее торчащие в разные стороны груди. Они были так невинно-трогательны, что Гейджу от желания дотронуться до них и впиться в них губами стало трудно дышать. Он напрягся до боли. Он даже не подозревал, до какой степени жаждал ее и когда родилось это чувство. Сегодня днем, когда он прикоснулся к ее волосам? Да, уже тогда он хотел ее, его ладонь онемела, почувствовав их шелковистость. Но тогда он попытался избавиться от этого ощущения.
 И все-таки почему он продолжал внутреннюю борьбу? Эта женщина была его собственностью. Почему бы вообще не затащить ее в лесную чащу и просто не насытиться ею, как учил его Малик? Она не девственница, и прикосновения мужчин ей не внове. Она училась умению доставить удовольствие лорду Ричарду Редфернскому, а уж он-то наверняка имел скотские привычки, извращенные, как и его мораль. При этой мысли дикая ярость охватила Гейджа. Никакого сомнения, он ревновал. Не может быть. Он никогда не ревновал ни одну женщину.
 – Тебе что, нечего больше делать, как торчать здесь и глазеть на меня? – не отрывая взгляд от кипящего бульона и не переставая помешивать его, спросила Бринн.
 В нем вспыхнуло раздражение. Нежные и ласковые слова находились у нее для Малика, и даже с Лефонтом она была любезна. Только Гейджу доставалось от ее острого языка.
 – Что ты делаешь? – Гейдж поморщился: она подбирала опавшие листья и бросала их в котелок. – Уж не собираешься ли ты скормить эти помои Малику?
 – До последней капли. – Бринн яростно мешала варево. – И тебе ни к чему целыми днями следить за мной. Неужели ты думаешь, я отравлю его?
 – Нет. – Гейдж пожал плечами. – Но так может показаться, если ты будешь впихивать ему в рот эту гадость.
 – Он знает, я делаю только то, что идет ему на пользу. – Бринн заглянула в котелок. – Даже если ты не доверяешь мне.
 – Как я могу не доверять тебе, если Малик уверяет, что ты ангел? – Гейдж сел на землю и охватил руками колени. – Говоря так о тебе, я сразу же попал бы в ад.
 Бринн презрительно усмехнулась.
 – Не думаю, что ад испугал бы тебя.
 – Ты считаешь, что я – главный дьявол?
 – Я так не говорила.
 – Конечно, ты ведь вообще немногословна. Разве что когда командуешь надо мной.
 – Я отдаю тебе приказания только по необходимости, для блага Малика. – Она в волнении облизала пересохшие губы. – Я хочу вывезти его из этого места.
 – Он еще слишком слаб.
 – Всего несколько миль. – Она показала на север. – Может быть, в тот лес. Так будет лучше.
 – Для Малика?
 – Нет. – Поколебавшись, она неохотно объяснила:
 – Для меня. Мне здесь трудно его лечить. Это дурное место. Разве ты не чувствуешь?
 – Чувствую – что?
 – Раз тебе непонятно, то нечего и объяснять. Я просто хочу уехать отсюда. – Немного помолчав, она попросила:
 – Пожалуйста.
 Он удивленно посмотрел на нее.
 – Ну, тогда мы с тобой договоримся. Ты ведь всегда любишь командовать, а не просить.
 Она промолчала.
 – А что, если я соглашусь дать тебе то, о чем ты просишь? – Он перешел почти на бархатный шепот:
 – Что я получу взамен?
 – Малик жив. Разве этого мало?
 – Спроси Малика, и он скажет тебе, что я не знаю, что значит мало. Самая сладкая награда всегда ждет нас впереди.
 – Так возьми ее, – резко бросила она в ответ.
 – Или давай меняться. Это льстит моей душе торговца. Малик, должно быть, рассказал тебе, что я скорее купец, чем воин.
 – Нет, он сказал, что ты сын короля и можешь делать все, что твоей душе угодно.
 – А тебе это, похоже, не очень-то нравится?
 – С какой стати? Просто все мужчины одинаковы, кем бы они ни были.
 Гейдж улыбнулся.
 – Ну, в общем ты права. Так будем меняться?
 – Мне нечего дать тебе.
 – Ты женщина, и у тебя всегда найдется, что предложить в обмен.
 Бринн гордо выпрямилась, повернулась и прямо посмотрела ему в глаза.
 – Ты хотел бы сделать из меня шлюху для своих удовольствии?
 Гейдж плотно сжал губы.
 – Можно было бы сказать и помягче.
 – Зато честно. – Бринн помешала в котелке. – Ты хочешь взять меня, как дикий зверь в лесу берет самку? Наверное, ты привык торговаться. И считаешь меня своей рабыней. Так разве нельзя просто взять и воспользоваться мною?
 – Разумеется, можно, – согласился Гейдж. – Рабыня должна работать и приносить удовольствие. Что ж, ты права. Я ведь могу сделать с тобой все, что мне угодно.
 – Наконец-то все стало ясно. Пойдем в палатку? Или ты повалишь меня прямо тут, перед своими солдатами? Я была бы крайне тебе признательна, если бы дал мне доварить этот бальзам, дабы подкрепить силы твоего друга и вылечить его. Впрочем, если я не права, только скажи, и я…
 – Замолчи! – заскрипел ой зубами. – Я никогда не встречал женщину с таким…
 – Я только пыталась стать послушной. Разве не этого ты ждешь от меня?
 – Я хочу… – Гейдж замолчал на полуслове, а потом хрипло продолжил:
 – Я сам не уверен, чего я хочу… пока. Когда буду готов принять решение, то уверен, к тому времени ты сама все поймешь.
 Он повернулся и пошел было к палатке, но на полпути остановился и громко спросил:
 – Кто такой Селбар?
 Бринн удивленно взглянула на него.
 – Что?
 – Ты говорила, что доверяешь только этому Селбару, – резко выговорил Гейдж. – Кто он? Твои любовник? Бринн покачала головой.
 – Кто он? Говори!
 – С какой стати? – обозлилась она. – Ты считаешь, что если тебе будет принадлежать мое тело, то и мысли тоже? Я ничего не скажу тебе.
 Гейдж чертыхнулся и скрылся в палатке.
  *** 
 Бринн машинально продолжала помешивать бульон, руки у нее дрожали. Она предвидела такой разговор с того момента, как он глазами ел ее, но не думала, что так испугается. Она покрепче сжала черпак.
 Гейдж не ударил ее и не воспользовался ее телом. Он пересилил свою злобу. Дурной знак. Теперь это чувство будет в нем зреть, и тогда ей будет уже не под силу справиться с его мощью. Он возьмет ее так же необузданно дико, как и Делмас.
 Нет, не так. Темнота и невежество Делмаса не шли ни в какое сравнение с Гейджем Дюмонтом. Только при одной мысли, что этот исполин подомнет ее под себя, ей чуть дурно не стало. Обладание норманна ею было бы подобно гигантской волне, бросающей растерзанное тело на скалы. Как знать, переживет ли она такое насилие над собой?
 Разумеется, ей нечего так бояться, она со всем справится. Ведь он возьмет только ее тело. Он не овладеет ее миром, ее Гвинталом, а это самое главное.
 Как бы то ни было, а пока ей удалось избежать опасности. Когда придет время следующего сражения, она встретит его с открытым забралом.
  *** 
 – Что ты кладешь в этот отвар? – Малик потянул носом воздух, когда она смазывала бальзамом его рану. – Божественный запах.
 – Я просто завариваю в воде травы. – Бринн, не отрывая взгляд от раны, старательно избегала глаз Гейджа. Он опять разглядывал ее.
 – А какие травы?
 – Ты их не знаешь, даже если я и назову, – уклончиво ответила она.
 – Ну почему же! В моей стране люди гораздо более искусны во врачевании, не думаю, чтобы англичане могли соперничать с ними.
 Чтобы немного отвлечь его от боли, Бринн уточнила:
 – В крайних случаях воду рекомендуется заменять.
 – Чем? – полюбопытствовал Малик. Она постаралась скрыть лукавую улыбку.
 – Собачьей мочой.
 – Какая гадость! – Внезапно его осенило. – Теперь мое положение не столько серьезно, как несколько дней назад. Но тогда… Ты…
 – Моча еще и отлично прогоняет тоску с души. В таких случаях рекомендуется смешивать четверть чашечки с мясным бульоном…
 – Бульон! – Глаза Малика округлились от ужаса. – Ну не настолько уж я был безнадежен!
 Бринн печально покачала головой.
 – Ты почти умер тогда. Что же мне оставалось делать?
 Малик тяжело вздохнул.
 – Верно, ничего.
 Глядя на его перепуганное лицо, Бринн, откинувшись, весело рассмеялась.
 – Успокойся. Я не добавляла ее. Просто я не верю, что собачья моча может помочь вылечиться.
 – Слава Богу! – облегченно улыбнулся Малик. Помолчав, Бринн спросила:
 – Тебе по-прежнему интересно, какие травы смешивала я?
 – Теперь не слишком.
 Она улыбнулась.
 – И правильно. Ты и так слишком переутомился. Не стоит забивать себе голову тем, что все равно не знаешь и не изменишь. – Она кончила бинтовать рану. – Ну вот, на ночь хватит. Пойду принесу тебе поужинать.
 – Я не хочу есть.
 – Нет, хочешь. – Бринн встала, и улыбка озарила ее лицо. – Тушеный кролик, пряные травы и ничего больше, честное слово.
 – Я принесу котелок. – Гейдж резко направился к выходу. – Было бы жаль прерывать столь милое воркование.
 Бринн вся напряглась, когда он прошагал мимо. В разговоре с Маликом она почти не ощущала молчаливого присутствия Гейджа, впрочем, он сам не позволит забыть о себе.
 – Это должна делать я. Тебе не стоит беспокоиться.
 – Не в моих правилах делать то, что мне не нравится, – резко возразил он, останавливаясь у выхода. – Кроме того, мне надо поговорить с Лефонтом. На закате мы снимаемся с места.
 Ее глаза округлились от счастливого удивления.
 – Ты последуешь за Вильгельмом? – спросил Малик.
 – Нет. Просто надоело его место. Мы разобьем лагерь в лесу в пяти милях отсюда.
 – В самом деле? – выдохнула Бринн, радостно улыбаясь.
 – Разве ты не слышала, что я сказал? Мне повторять?
 – Нет-нет. – Она почти пела от радости. – Не надо.
 Увидев озарившую ее улыбку, Гейдж на секунду замешкался и затем вышел из палатки.
 – Полагаю, покинуть сие грозное поле битвы было твоим желанием, – сказал Малик.
 Бринн согласно кивнула, не отводя глаз от места, где спал Гейдж.
 – Но я не думала, что он согласится. Столько забот при смене места лагеря, а у меня не было веской причины, чтобы убедить его.
 – Тогда почему ты хочешь уйти отсюда?
 – Тебе не по… – Она перехватила его пристальный взгляд. А может, он и поймет ее. Ей прежде не доводилось встречать более чувствительную душу, чем у Малика. – Это гиблое место. Оно наводит на меня печаль.
 Малик понимающе кивнул.
 – Мне кажется, тебе не только печально здесь…
 Малик на самом деле подмечал слишком многое. Бринн решила заговорить о другом:
 – Не понимаю, почему он согласился перестать.
 – А что, если ему захотелось доставить тебе удовольствие? – Помолчав, Малик уточнил:
 – Так ведут себя, самцы в брачный период.
 Жар бросился ей в лицо. Как ей не пришло в голову, что Малик тоже мог заметить чувственность в поведений Гейджа.
 – Сдается мне, твой разлюбезный лорд Гейдж не очень-то любит ходить вокруг да около, – сухо заметила она. – Ему ничего не стоит затащить женщину в копну сена вместо кровати.
 Малик покачал головой.
 – Ты видишь в нем только воина, но вскоре поймешь, что Гейдж… больше чем просто солдат.
 – Не горю желанием.
 – Может статься, у тебя не будет выбора, – мягко заметил Малик. – Он хочет тебя.
 – И поэтому может наброситься и взять то, что ему надо? А как же мое согласие? – Ее пальцы невольно сжались в кулаки. – Как несправедливо!
 – Не кажется ли тебе, что это определение к жизни не подходит?
 – Ты прав. – Она попыталась расслабиться. – Но ты не такой, как он. Поможешь мне? – Бринн знала, что просит о невозможном. Ей надо понять свои желания. Чего же хочет она.
 – Я не смогу помочь тебе убежать, да я с нами тебе гораздо безопаснее. – Малик поморщился. – Но если ты останешься, то, ручаюсь, окажешься в постели Гейджа еще до конца недели.
 – Я не могу пока бежать, – нахмурилась Бринн. – В Редферне есть одна проблема… Лучше скажи, чего ему хочется?
 Малик вопросительно поднял брови.
 – Даже если бы ты была девственницей, и то бы прекрасно поняла, что ему надо.
 Ее щеки запылали еще ярче.
 – Я не о том. Женщина не так уж важна для мужчин, разве что на короткое время. Я не могу бороться с ним, пока не пойму, чего он добивается.
 – Он мой друг, и я не могу предать его.
 – А я спасла тебе жизнь. Без меня ты бы умер.
 – Верно. – Хитрая улыбка промелькнула на его бородатом лице. – Как ты понимаешь, небольшое напряжение в воздухе скрашивает жизнь.
 Бринн с облегчением вздохнула.
 – Так ты поможешь мне?
 – Хочешь знать, чего добивается Гейдж? У него огромное богатство, а теперь он стал бароном.
 – Я не спрашиваю, что у него есть, мне надо знать, чего ему не хватает. Не встречала мужчину, который был бы доволен тем, что имеет. Чего Гейдж хочет?
 Малик задумался.
 – Кажется, он хочет стать королем.
 – Кажется?
 – Он был посмешищем всей деревни, как бастард, а потом от него отказался отец. Когда тебя тычут в грязь лицом, то вполне понятно, что тебе хочется подняться и занять положение, при котором унижавшие тебя прежде теперь перед тобой гнут спины, ожидая в страхе удара.
 – Но не все же мечтают о троне, – мрачно заметила она.
 – Не всем дано и править другими. Гейдж всегда знал о своих способностях быть королем, поэтому его положение еще сложнее. – Малик хитро усмехнулся. – Ну так как, мой милый лекарь, сможешь ли ты дать мужчине трон?
 – Нет, но я… – Бринн нахмурилась. – Он держит свое слово?
 Малик не сводил с нее заинтересованных глаз.
 – Как себе. Даю голову на отсечение. – Он чиркнул рукой по шее.
 – Ты уверен? – не отставала Бринн.
 – Твое присутствие здесь – лишнее тому доказательство, – спокойно ответил Малик. – Он ни разу не нарушил свое слово.
 Все равно рискованно говорить ему о кладе в обмен на Гвинтал. Клятвы, которые дают женщинам, стоят меньше, чем слово, данное мужчине. А что, если он вообще попытается вырвать у нее правду тем же способом, как это делал Делмас?
 – Ты испугалась. – Малик наблюдал за выражением ее лица. – Не бойся. Если ты сама придешь в его постель, он мягко обойдется с тобой. – Он улыбнулся. – И потом это не надолго. Женщины быстро надоедают Гейджу. Не столь уж важно, насколько ты искусна, ты не удержишь его.
 Искусна? Да она почти ничего не знает о постельных науках и ухищрениях. Впрочем, утешало хотя бы то, что все продлится недолго.
 Но он не получит ее. Нельзя думать о поражении, еще не начав борьбы. Гейдж Дюмонт казался ей непреодолимой силой только потому, что она устала обороняться. Пусть он груб, но она не так остро ненавидела его, как Ричарда. Надо смотреть на норманна как на противника, а не как на божество.
 – Я вообще не собираюсь удерживать его, – с трудом выговаривая слова, добавила она. – Спасибо, ты помог мне.
 – Я всегда стараюсь оказать любезность, а тебе, моей спасительнице, и подавно. Давным-давно я понял, что доброжелательность – то качество, о котором не приходится сожалеть. – Малик помолчал. – Однако хочу предупредить тебя, Гейдж не всегда разделяет мое мнение, особенно если речь идет о слишком суетном деле.
 – Меня удивило, что он согласился.
 – Потому что ты знаешь его только как воина, – повторил Малик. – А ведь он еще и купец, и поэт, и музыкант… и многое другое.
 Что ж, скоро ей представится случай познакомиться с его купеческими качествами, если она решит поторговаться.
 – И еще. Не можешь ли ты оказать мне услугу? – Малик повернулся на постели и посмотрел на нее своими печальными глазами. – Пожалуйста.
 – О чем ты говоришь? Конечно.
 – Обещай мне, что не подольешь в мою похлебку…
  *** 
 Присев в углу шматки, Бринн, как обычно перед сном, отвела рукой волосы со лба, укладывая их в тяжелый, блестящий узел.
 Ни один звук в жизни не пробуждал у Гейджа такое острое желание, как шелест шелка ее льющихся по спине волос. Рука Бринн просто утопала в их густой копне.
 Желание и страсть.
 «Только бы раз овладеть ею, – думал в смятении Гейдж, – как безумная жажда обладания угаснет». Она станет для него обычной шлюхой, что везде следуют за солдатами. Ему следовало затащить ее в чащу еще в тот день и расправиться с ней на свой манер. Почему, черт возьми, он не сделал этого?
 Она улыбнулась словам Малика и, слегка наклонившись, задела локоном его черную бороду.
 Гнев пронзил Гейджа при виде этой нежной ласки. Дьявол, она постоянно касается его друга! Гейдж вскочил и задул пламя в светильниках. Палатка погрузилась в темноту. Но еще был виден силуэт Бринн, склонившейся над Маликом.
 – Она еще не закончила с волосами, – запротестовал Малик. – Зачем ты погасил огонь? Несколько лишних минут ничего не решают.
 – На рассвете мы снимаемся с места. Если она собирается развлекаться всю ночь напролет, то не следовало было просить меня уйти с этого места.
 – Бринн необходимы были эти несколько минут… – Малик пытался урезонить Гейджа. Бринн жестом успокоила его.
 – Ничего страшного. Мог бы сказать, что я мешаю тебе. Ее доносившийся из темноты голос звучал мягко и нежно, но в нем чувствовалась горечь.
 – Ты не мешаешь мне.
 Гейдж лукавил: все в ней задевало его. Ее движения, ее беспокойные взгляды из-под острых ресниц, дерзкие, как и ее речи, запах мыла и трав, которыми она была пропитана…
 – Ты же сам сказал, что…
 – Иди спать.
 Слегка замешкавшись, она, как всегда, хотела устроиться рядом с Маликом на его лежаке.
 – Нет! – вырвалось из груди Гейджа. Спохватившись, он попытался придать спокойствие своему голосу. – Вовсе ни к чему тебе спать с Маликом. Ты сказала, что его жизнь вне опасности.
 – Еще не время оставлять его без моего присмотра.
 – Ты что же, спишь со всеми, кого лечишь?
 – Да.
 – Оставь его одного.
 – Нет.
 – Гейдж, я польщен, что ты считаешь меня способным представлять хоть какую-то угрозу для этой милашки, но уверяю тебя.
 – Успокойся, Малик. Гейдж, мне лучше знать, что ему надо, и я не оставлю его до тех пор, пока не пойму, что ему ничто не угрожает.
 – И ты уверена, что, прижимаясь к нему в постели, ты лечишь его?
 Бринн не сразу ответила, но, когда наконец слова с болью вырвались из нее, казалось, их вытащили оттуда насильно.
 – Да, – выдавила она из себя.
 – А как же твои расчудесные травки и лекарства? Разве они плохо помогают?
 – Это не одно и то же… Почему ты не…
 – Ты не слишком стеснительна. А вдруг ты захочешь удовлетворить свои собственные желания, пользуясь Маликом?
 – Только не это! – Ее голос дрожал. – Неужели ты думаешь, что я не сделала бы для тебя такую малость, если бы это не повредило ему? Ты пошел мне навстречу, решив уйти с этого места, и я обязана тебе. Но я не могу… Мне пока еще нельзя оставлять его ночью.
 – Почему?
 – Порой приходят драконы.
 – Драконы?
 – Ну, не настоящие звери. Я не уверена, что они существуют в своем обличье. Это слабость, зараза, и… – Ее голос понизился до свистящего шепота:
 – …и смерть. Они выжидают и набрасываются на нас ночью, когда мы беззащитны.
 – Так ты можешь сдержать этих зверей, прикасаясь к Малику?
 – Я не говорила, – поспешно возразила Бринн, – что могу лечить прикосновением. Иначе я обратилась бы в волшебницу. А только Господь может лечить всех.
 – Малик уже клянется, что его выздоровление – просто чудо.
 – Оставь ее в покое, – отозвался Малик.
 – С какой стати? Разговор только-только начинает мне нравиться. – Гейдж попытался заглянуть ей в лицо, но в мерцании лунной ночи оно отсвечивало бестелесной бледностью. – Расскажи мне еще что-нибудь о драконах, с которыми ты бьешься.
 Бринн молчала.
 – А может, скажешь о рецепте похлебки, которая вылечила Малика?
 – Он еще болен.
 – Так, значит, его лечит бальзам?
 – Именно он.
 – Прекрасно. Поэтому ты сегодня ночью спать будешь отдельно.
 – Я не могу оставить его. Если тебе кажется, что я колдунья и лечу его волшебством, то можешь так и думать. Мне все равно.
 – Колдовство – выдумка. – Гейдж, помолчав, добавил:
 – Впрочем, ты веришь в него, не так ли?
 – Верь я в такое богохульство, церковь давно бы сожгла меня на костре. Я не колдунья. Лечит бальзам, – быстро проговорила она. – И сплю я вместе с твоим другом только потому, что в любое время ему может понадобиться моя помощь. Все очень просто.
 – Согласись, это разумно, Гейдж, – вступил в разговор Малик. – Она только стремится оградить меня от опасности.
 Бринн покривила душой; она верила в свои целительные силы, данные ей свыше. Но она должна скрывать свой дар. Колдунов боялись или презирали; в том и в другом случае они вызывали страх, а страх – самый коварный, самый мощный враг.
 – Все совсем непросто, – проворчал Гейдж. – Ладно, спи с Маликом… сегодня.
 Но и сквозь разделявшее их расстояние он чувствовал не утихающее в ней беспокойство.
 – Ш-ш, – прошептал Малик. – Все будет хорошо.
 «Он успокаивает ее», – недовольно подумал Гейдж.
 В который раз сам он оказывался простолюдином рядом с благородным рыцарем Маликом. Впрочем, а почему бы нет? Что с того, что она считает Малика другом, а его врагом? Она его рабыня. Ему вовсе ни к чему ее доверие или доброе расположение. Все, чего он хочет, – охватить ее бедра и раствориться в них, и, как показывает опыт, неукротимость его была верным помощником и редко подводила. Пусть она боится его, страх станет его надежным союзником, таким образом он добьется своего.
 Палатку прошила какая-то легкая тень, Бринн теснее прижалась к Малику.
 Гейдж заставил себя закрыть глаза. Завтра он овладеет ею, и все будет кончено. А там пускай опять спит в объятиях Малика.




 4


 – С ним все в порядке? – Гейдж озабоченно заглянул в повозку, осадив на скаку лошадь и пытаясь увидеть Малика.
 – Я чувствую себя хорошо, – быстро ответил Малик.
 – Он очень слаб, – вступила в разговор Бринн. – Лес казался мне гораздо ближе.
 – Со мной все хорошо, – повторил Малик, улыбаясь. – Путешествия всегда придавали мне бодрости.
 – Может, надо было подождать другого дня, – пробормотала Бринн. – Но он хорошо выспался, и я подумала, что…
 – Мы будем на месте через час, – прервал ее Гейдж и отъехал от повозки.
 Глядя ему вслед, Бринн покаянно вздохнула.
 – Он сердится на меня, и вполне заслуженно. Надо было сказать ему, что ты еще недостаточно окреп для таких поездок.
 – Подозреваю, его недовольство не связано с моим состоянием, – Малик слабо улыбнулся, – ас тем, что этой ночью он был не так близок к тебе, как я.
 – Тогда ему досталось по заслугам. И почему это мужчины предпочитают жить своими низменными страстями?! Как хорошо было бы, если бы они гораздо чаще думали головой, а не другим местом.
 – Простите нас, милая дама, – скорчил постную физиономию Малик. – Я уверен, что Господь нас создал такими, дабы рождались чада его в этом грешном мире, несмотря на все тяготы жизни. – Лицо его стало серьезным. – Но все не так страшно, как ты думаешь.
 Бринн отвела от него взгляд.
 – Не понимаю, о чем ты?
 – Ты была очень напугана этой ночью. Ты обладаешь волшебными чарами?
 – Конечно, нет, – уж очень поспешила она с ответом. Малик продолжал внимательно вглядываться в ее глаза.
 – Ты все еще дрожишь от страха. Почему? Ты спасла мне жизнь, и я никогда не предам тебя.
 – Это сейчас ты так думаешь, но со временем все может измениться.
 – Только не для меня. Верь мне, Бринн.
 Боже правый, как ей нужен близкий человек! Она так одинока! Впрочем, о чем это она? Разве все пережитые горести и беды ее ничему не научили? Никому нельзя доверять. Бринн с трудом выдавила улыбку.
 – Ты же слышал, что сказал лорд Гейдж. В этом мире нет волшебства.
 – Как жаль! – Малик был разочарован. – Знаешь, я не думаю так, как Гейдж. Мой народ считает, что без волшебства мир стал бы отчаянно тоскливым. Но если бы ты была уверена в своих колдовских силах, то лучшего защитника им, чем Гейдж, тебе не найти. Он не боится ни короля, ни Папу и с радостью бросит им вызов. С ним ты будешь в безопасности.
 Ее взгляд остановился на широкой, в доспехах, спине Гейджа. В безопасности? Бринн словно наткнулась и больно ударилась о непробиваемую стену безудержной мощи и насилия, окружавшую его. А что, если вся эта мощь встала бы на ее защиту? Ей уже нестерпимо бороться одной с казавшимися непреодолимыми силами. Если бы удалось договориться о сделке…
 – Он будет лучше обращаться с тобой, чем лорд Ричард.
 Бринн снова посмотрела на Малика.
 – Небольшая разница.
 – Тогда дай Гейджу, что он желает, и встань под его защиту.
 Иными словами – ложись под норманна. Малик, конечно же, желал ей добра, но, как и все мужчины, считал такой способ обмена с женщиной самым естественным. Он и не подозревает, что у нее в запасе есть кое-что получше.
 – Закрой глаза и спи. Тебе нельзя так много говорить. Малик вздохнул.
 – Надо понимать так, что я говорю то, что тебе вовсе не хочется слышать.
 Помолчав немного, она, как бы размышляя, спросила:
 – Стал бы он… Может, лорд Гейдж…
 – Может, Гейдж что?
 – Он говорит о сделке. Если я дам ему другое, гораздо более ценное для него, стал бы он по-прежнему требовать от меня… эту услугу?
 – А о какой ценности ты говоришь? Она не ответила на его вопрос.
 – Так стал бы?
 – Вовсе необязательно. – Бринн с облегчением вздохнула. – Но в случае с тобой все может быть по-другому. Впервые он так хочет женщину.
 Значит, если она даже заключит сделку с Гейджем и платой ее будет Гвинтал, то все равно ей не уйти от его похоти. Бринн подавила в себе чувство отвращения и попыталась рассуждать здраво. Может, попросить норманна не только ради себя, но и Эдвины? Соединение тел ради жизни. Она вспомнила песню, исполненную трубадуром в зале Редфернского замка. В ней пелось о жене одного знатного лорда, которая покончила с собой, лишь бы избежать насилия от своего врага. Лучше смерть, чем бесчестье, – вот единственный выбор для женщины.
 Разве справедливо, что жизнь Эдвины зависит от покорности Бринн. Она хранила свое тело от посяганий Делмаса, но если ради жизни Эдвины надо поступиться своими принципами, она пойдет в постель Гейджа. Ее душа лекаря не позволит умереть Эдвине.
 – Итак, что же у тебя есть такого ценного? – повторил свой вопрос Малик.
 Если сделка и состоится, то, она не сомневалась, Гейдж о ней расскажет своему другу.
 – Секреты, – улыбнулся Малик. – Какая же ты восхитительная женщина. Я обожаю тайны.
 Малик любил каждую грань жизни. Он встречал каждый день, как Божью милость, радуясь и ликуя. Бринн с нежностью сестры посмотрела на него.
 – Не всегда тайны оказываются добрыми.
 – Но всегда интересными, и потом, у тебя не может быть страшных тайн.
 Огонь. Кровь. Стоны. Спасение. Бегство в лес, а тебя преследуют, как дикого зверя… люди.
 – Неужели?
 Бринн натянула одеяло на его плечи и взглянула на спину ехавшего Гейджа Дюмонта. Вот в чьей жизни секреты наверняка замешаны на интригах и насилии.
 Словно почувствовав ее взгляд, он оглянулся и посмотрел на нее через плечо. Невольно резко вздрогнув, она напряглась. Его ярко-голубые глаза, встретившись с ее взглядом, словно физически прикоснулись к ней. По телу разлилось приятное сладостное тепло и уже ставшая привычной слабость.
 Он не отводил глаз от ее лица, к Бринн ужаснулась при мысли, что он поймет ее состояние, ее поражение. Она торопливо закрыла глаза, но, поняв, что тем самым выдала себя, попыталась спокойно взглянуть на него. В этом безмолвном разговоре глаз Гейдж оставался для нее недосягаем.
 Улыбнувшись, он повернулся и галопом поскакал к лесу.
 Еще до полудня они достигли леса, простиравшегося недалеко от Гастингса. Лагерь разбили на холме, откуда открывался вид на красивый небольшой пруд, и Малик облегченно вздохнул, растянувшись на своем лежаке в палатке.
 – Так-то гораздо лучше. Я терпеть не могу повозки.
 – Мне очень жаль, – опечалилась Бринн. – Я не хотела навредить тебе. – Она выглядела бледной и усталой. – Я приготовлю тебе похлебку, а потом немного отдохну.
 – Похлебку? – Его глаза при одном упоминании снова округлились от ужаса. – Я же сказал тебе, что мне лучше. Я отлично перенес переезд, а потом вообще совсем не устал.
 – Но ты же говорил, что… – Вдруг она поняла, чего он боится, и весело засмеялась. – Я не буду добавлять в варево собачьей мочи. Не бойся.
 – Не очень-то верится. Мне кажется, ты на все пойдешь, лишь бы вылечить меня. – Малик махнул рукой. – У меня нет сил спорить с тобой сейчас, но подожди, я еще покажу тебе, на что способен.
 – Не станешь же ты… – Но он уже закрыл глаза и тут же, как показалось Бринн, провалился в сон. – Ладно, сначала поспи, а потом поешь. Сон для Тебя – лучшее лекарство.
 Глаз Малика приоткрылся с хитрым прищуром.
 – Я уже проснулся. Подозрительна твоя покорность. Не иначе как ты что-то затеваешь?
 – Очень может быть. – Оглянувшись на него через плечо, Бринн с таинственной улыбкой вышла из палатки.
 – Похоже, ты очень довольна собой.
 Улыбка мгновенно слетела с ее губ. Гейдж стоял у небольшого костра возле палатки. Они не виделись со времени мимолетного разговора в пути.
 – Как Малик? – спросил он.
 – Лучше, чем я думала. В пути он не пострадал, только очень устал и сейчас, должно быть, заснул. – Бринн попыталась оторвать глаза от его пристального взгляда, но не смогла и вдруг почувствовала, как ее всю обожгло изнутри. – Мне надо поговорить с тобой.
 – Поговорить? – мягко произнес он в ответ. – Помнится, недавно ты и не помышляла об этом.
 – Ошибаешься. Я тогда не решалась.
 – Нет, просто ты обманываешь себя. – Его губы скривились в презрительной усмешке. – Я откровенно разочарован. Не думал, что ты прибегнешь к такой уловке. Хочешь заставить меня показать силу, чтобы потом найти себе оправдание? Впрочем, мне наплевать. – Он шагнул ей навстречу. – Только не слишком затягивай представление. Что ты там еще приготовила?
 Она отступила на шаг.
 – Малик… Я… собиралась накормить его похлебкой, когда он проснется.
 – Еще успеешь. – Гейдж оттащил ее от палатки, держа за руку и подталкивая вперед.
 – Присматривай за Маликом. Мы будем там, у пруда, – сообщил он Лефонту, проходя мимо него.
 Капитан с улыбкой кивнул.
 – Я позабочусь, чтобы вас не беспокоили, милорд.
 Сердце Бринн норовило выскочить из груди. Началось. Ей надо подумать. Купец, музыкант, поэт, говорил Малик. Король. Он хочет править. Женщина ничто для мужчины по сравнению с властью. Когда они пришли в лес, Бринн едва дышала.
 Отпустив ее руку, он отвернулся.
 – Раздевайся. – Сняв свои одежды, он расстелил их на земле поверх опавшей листвы. – Живее.
 – Нет.
 – Что ты еще придумала? – Его голос звучал угрожающе.
 Она облизала пересохшие губы.
 – Ничего. Я хочу просто поговорить с тобой.
 – Такой игре учил тебя твой лорд Ричард? – Он толкнул ее к дубу. – Не дразни меня.
 – И не думаю. Я говорю правду. Я не хочу этого.
 – Черта с два, еще как хочешь!
 Его ладонь легла ей на грудь.
 Ее сердце на секунду остановилось, а потом дико забилось в горле. Сквозь тонкую шерсть платья она почувствовала тепло и твердость его ладони. Внезапно сосок ее подался навстречу его руке, затвердел, заострился, грудь налилась. Она завороженно смотрела на ласкавшую ее грудь волшебную руку. Ее охватило острое желание ощутить на себе обе его руки.
 – Черта с два, еще как хочешь! – повторил он. В его голосе зазвучали ласковые чувственные нотки. – Я еще не сошел с ума. Ты хочешь этого, ты ждешь этого.
 Его большой и указательный пальцы нежно сдавили ей сосок.
 Огонь желания пронзил ее тело. Бринн охватило самое сильное, острое и жгучее чувство из всех испытанных до сих пор.
 Он наклонился и губами прикусил сосок одной груди, продолжая рукой сжимать другую.
 – Видишь? – Его язык нежно скользнул по ее соску, прожигая платье. – Ты дразнишь меня. Ну же, раздевайся, и давай насладимся друг другом.
 Бринн прижималась к дереву, отчаянно желая прильнуть к Гейджу. Ей вдруг нестерпимо захотелось, чтобы он сам сорвал с нее платье, бросил на землю и, раздвинув ее бедра, делал с ней все, что его плоти угодно. «Неужели Делмас и лорд Ричард, возбуждаясь, чувствовали то же самое?» – мелькнула нелепая мысль. Ей и в голову не приходило, что и у женщины может пробудиться такое неукротимое желание. Как низко…
 Но она не самка. Она не позволит ему излить в нее свою похоть, словно в изнывающий от жажды сосуд. Она не станет…
 Его зубы нежно зажали сосок, вставший торчком под его ласками.
 Хриплый стон помимо ее воли, слабевшей с каждым его прикосновением, вырвался из ее груди, а руки сами заскользили по его волосам. Ближе. Ей захотелось почувствовать его еще ближе. Она рванулась навстречу его губам, вбирая их в свой рот и лаская языком.
 – Иди же, – прохрипел он. Обхватив руками ее ягодицы, он притянул их к своим бедрам. Блаженство… Крепкий, властный… – Раздвинь ноги… Хорошо… Теперь дай мне…
 Она не должна… Она не станет его девкой. Торговаться ради чего-то стоящего – еще куда ни шло, но сейчас она отдавалась ему, умирая от желания быть с ним, а это еще хуже, чем…
 – Нет! – резко отпрянула Бринн.
 Гейдж. был ошарашен. Ее «нет» застало era врасплох. Рывком головы отбросив волосы с глаз, он нежно, но твердо сказал:
 – Иди сюда. Я не позволю играть с собой.
 Играть? Не окажись она в столь безнадежно отчаянном положении, она громко расхохоталась бы ему в лицо. Каждая клеточка ее тела продолжала содрогаться. Боже правый, как она хотела его, но она не должна поддаться зову плоти!
 – Почему ты не выслушаешь меня? Я хочу сказать… давай меняться.
 Циничная улыбка растянула его губы.
 – Я подумал, что раз ты моя собственность, то ни к чему торговаться. Сколько тебе надо? Что ты хочешь получить за разрешение войти внутрь меж твоих бедер?
 Гейдж смотрел на нее с нескрываемым презрением. Бринн, сделав над собой усилие, подавила обиду. Глубоко вздохнув, сказала:
 – Ты не понимаешь.
 – Напротив, уж в чем-чем, а в умении торговаться мне нет равных. Давай, смелее! Я очень богатый и люблю, когда потаскушки много просят.
 – Ты мог бы стать еще богаче и получить сокровища, о которых мужчины могут только мечтать.
 – А у тебя волчий аппетит. Уверяю, у меня хватит денег, чтобы исполнить любое твое желание.
 – Опять ты о своем! – нетерпеливо махнула она рукой. – Мне не нужны твои деньги. Я хочу предложить их тебе.
 – Хватит болтать глупости! – Гейдж шагнул к ней. – Если ты думаешь, что от ожидания я буду хотеть тебя еще сильнее, то глубоко ошибаешься. – В его голосе прозвучали жесткие нотки. – Ради Бога, я не могу желать тебя еще больше.
 – Это не глупости. – Бринн снова отступила. – Малик говорит, что ты хотел бы стать королем. Я могу тебя сделать им.
 Гейдж смерил ее с ног до головы недоверчивым взглядом, пробежав глазами по поношенному коричневому платью.
 – Неужели? С каких это пор миром правят рабы? А может, ты думаешь сделать это с помощью колдовства?
 Она пропустила его насмешку мимо ушей.
 – Повторяю, я не колдунья, но могу дать тебе то, к чему ты стремишься. Если, конечно, корону можно купить.
 – Ну, при правильном обмене все можно купить. Впрочем, цена трона слишком высока даже для меня.
 – Тогда я знаю, где взять богатство, чтобы купить тысячу тронов. – В ее голосе звучала такая убежденность, что насмешливая улыбка сошла с его лица.
 – Надеюсь, ты говоришь о стоящем деле.
 – Именно.
 – Постой-постой, я начинаю понимать. Так ты хочешь получить свободу и сохранить свою честь в обмен на свои несметные богатства?
 Ее изогнутые гордо брови взметнулись вверх.
 – Я не стала бы менять Гвинтал на какой-нибудь пустяк только ради собственной корысти.
 – Гвинтал?
 – Я родилась там.
 – И там спрятаны эти несметные сокровища?
 Бринн утвердительно кивнула.
 – Ты даже в мечтах не встречал более прекрасного… Изумруды, рубины и чаши, полные золота… – Она внезапно замолчала. Он смотрел на нее без всякого интереса. – Ты мне не веришь. Так я докажу тебе.
 – Как?
 – Поехали в Редферн.
 – И ты укажешь мне, где клад? Я-то было решил, что он в Гвинтале.
 – Верно, но в Редферне я покажу тебе доказательство, что он существует.
 Гейдж молчал.
 – Ты сомневаешься? Я ведь предлагаю тебе то, к чему ты всей жизнью стремишься.
 – Пока я не получил от тебя ничего. – Гейдж пробежал взглядом по ее фигуре, задержавшись на груди. – Совсем ничего.
 Теплая волна опять окатила ее тело, и на мгновение Бринн почувствовала себя снова прижатой им к дереву. Она попыталась стряхнуть это наваждение.
 – Я тебе толкую о сделке, цена которой – невиданное богатство и корона, а ты все о похоти.
 – А может, я только и думаю, как раздвинуть твои бедра и вонзиться внутрь тебя. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Чего ты просишь в обмен на свой клад?
 Он все еще не доверял ей, но до желаемого было рукой подать, и ждать оставалось не так уж долго.
 – Я хочу, чтобы ты, не прикасаясь ко мне, доставил меня в Гвинтал. Когда мы доберемся туда и ты получишь сокровища, то уйдешь и оставишь меня там. Моя просьба – ничто по сравнению с ценой за трон, – едко добавила она.
 – Ты права, – улыбнулся он. – Если клад существует на самом деле. Согласен, дельце и вправду любопытное, но где это видано, чтобы рабыня отказывалась от клада? Когда за него, если верить тебе, ты можешь купить не только свою свободу, но и сам трон?
 – Едем в Редферн, и я докажу тебе.
 – На кой черт тебе Редферн?
 – Там доказательство.
 Гейдж медленно покачал головой.
 – И не только оно, верно?
 Бринн едва удержалась от искушения рассказать ему об Эдвине, но тогда он заподозрит ее в стремлении затащить его в поместье только ради ее собственной выгоды. Еще не время говорить всю правду.
 – Остальное тебя не касается.
 Его губы сжались в узкую линию.
 – И тебя тоже. Не иначе как ты жаждешь увидеться с тем смазливым Иудой, которому так не терпелось подсунуть тебя мне?
 – Там ты убедишься, что я не вру, – упорствовала Бринн. – Через неделю Малик вполне сможет ехать с нами. Отправимся в Редферн, тогда тебе не придется питаться от милостей Вильгельма.
 – Я не жду от него покровительства. – Гейдж ласково посмотрел на нее. – Ты продолжаешь упорствовать и думаешь таким образом поддеть меня.
 – С какой стати?
 – Чтобы вынудить меня исполнить твое желание.
 – Я предлагаю тебе то, о чем ты даже мечтать не смел, – с отчаянием взмолилась Бринн. – Ну почему ты не хочешь до конца выслушать меня?
 – Потому что не верю в мистические клады.
 – Тогда ты полный идиот.
 На его лице появилось неприкрытое удивление.
 – О боже, да ты и вправду уверена, что можешь предложить мне невиданное богатство.
 – Едем в Редферн. Гейдж покачал головой.
 – Вильгельм недоволен моей задержкой из-за ранения Малика. Медлить нельзя. Надо спешить к нему.
 – Ты же сказал, что не ждешь от него милостей.
 – Но и не отрекаюсь от своего правителя.
 – Я же сказала…
 – Но не убедила. Убеждай себя в своих россказнях. Ведь ты уверена и в том, что лечишь мужчину, лежа с ним в одной постели. – Его лицо вдруг осветило нестерпимое желание, и он раскрыл свои объятия. – Вылечи мою болезнь, Бринн из Фалкаара.
 – С какой стати? Ты – ослепленный собой норманн, только и думающий, как ублажить свою плоть, а не смело броситься вперед и ухватить самое важное для себя же. Ты заслуженно глотаешь пыль, тащась позади Вильгельма. Малик ошибался. Ты скорее захлебнешься в грязи, чем…
 – Хватит!
 – Нет! Ты пришел, считая меня пустым местом и надеясь, что я стану твоей подстилкой…
 – Я сказал, замолчи! – Он закрыл ей рот ладонью, грозно взглянул в глаза. – Я обращался с тобой гораздо мягче, чем ты заслуживаешь, хотя и могу сделать с тобой все что угодно. Ты – моя собственность.
 Она укусила его в сжимавшую ей рот ладонь, и от неожиданности он отнял руку.
 – Я не принадлежу никому! – выкрикнула она гневно.
 – Даже своему красавчику лорду Ричарду? – Его рука снова схватила ее за грудь, но на этот раз без всякой нежности, только со страстным желанием обладать ею. – Забудь о нем! Ты никогда больше не увидишь ни его, ни Редферн.
 Почему его упорно преследует мысль, что она как-то связана с этим ничтожеством? Он просто мог угрожать жизни Эдвины.
 – Мне надо в Редферн. Там… – Бринн негромко вскрикнула, когда его рука непроизвольно и больно сжала ее грудь. Негромко охнув, он отступил.
 – Я не хотел… Не думал… – путаясь в словах, пробормотал Гейдж. – Не в моих правилах насиловать женщин.
 Бринн не сводила с него удивленных глаз. Он и вправду был обескуражен тем, что причинил ей боль. Ни Делмас, ни лорд Ричард даже не задумывались о наносимой ими обиде и напрочь забывали обо всем, получив желаемое.
 Пристально посмотрев на нее, Гейдж добавил:
 – Хотя ты сама виновата во всем. Ты я святого вынудишь применить силу.
 – Не больно-то ты на него похож…
 – Опять? Твои язычок спалит что угодно. – Он не договорил, пытаясь прийти в себя. – Я не хочу обидеть тебя.
 – А насилие?
 – Его не будет, если ты не станешь сопротивляться мне.
 – Всего-то? Безжизненно распростертое обмякшее тело, на которое ты уляжешься сверху?
 – Как и большинство мужчин. – Он неожиданно замолчал на полуслове. – О Боже, нет, я хочу тебя жаркой и жаждущей. Хочу, чтобы ты билась от страсти, когда я войду в тебя, и мы сольемся воедино, и ты позволила бы делать с собой что угодно, испытывая наслаждение.
 Дрожь охватила ее.
 – Я не готова к тому, о чем ты просишь. Этого не будет.
 – Так было всегда. И будет впредь. Твой лорд Ричард прав, ты, как он говорил, полна страсти. – Его губы скривились. – Вот только, похоже, надо бы мне научить тебя изливать эту страсть лишь на меня.
 Страсть? Неужели то жаркое, сильное вожделение, вызывающее озноб, и в самом деле страсть? Как бы то ни было, переживаемое ею ощущение оказалось слишком сильным, и с ним ей надо справиться.
 – Не хочу…
 – Может, больше желаешь того, кто ждет тебя в Редферне? – Помолчав, он предложил:
 – Так будем меняться, Бринн?
 – Я только это и пытаюсь сказать тебе.
 – Не правда, ведь ты не была со мной до конца откровенна, а в такого рода сделках всегда требуется добровольное согласие. – Он улыбнулся. – Возможно, в Редферне у тебя есть доказательство существования клада. Возможно и то, что ты хочешь туда по собственным соображениям. Я рискую и должен быть за это вознагражден.
 – Редферн недалеко, и дорога туда не займет много времени.
 – Тем не менее мне полагается награда. – Он помолчал. – Через неделю Малик уже может отправиться в путь. Решай, поедем ли мы в Редферн или последуем за Вильгельмом в Лондон.
 Гейдж повернулся и ушел.
 Глядя ему вслед, Бринн терялась в догадках: чем объяснить его внезапный добровольный уход? Победа это его или просто отсрочка?
 «А почему, собственно говоря, отсрочка – не победа?» – пыталась успокоить она себя. Он оставил за ней право последовать за ним и, несмотря ни на что, не отказался от ее предложения о кладе. Впереди у нее оставалась еще неделя, она попытается отговорить его от задуманного, соблазнив сокровищами в Гвинтале.
 Неделя – срок немалый.
  *** 
 Неделя – не такой уж большой срок, рассуждал Гейдж, направляясь к лагерю.
 Проклятие! Что же, черт побери, снова заставило его отступиться от нее? Он вел себя, как те несчастные влюбленные безумцы, которых воспевают трубадуры. Надо было овладеть ею. Ведь сквозь ткань платья, лаская ее грудь, он чувствовал, как напряглось и запылало жаром ее тело. Еще немного, и он услышал бы ее стон, тогда ее руки обхватили бы…
 Господи!
 Ему стало нестерпимо больно. У лагеря Гейдж на мгновение остановился и, рывком кинувшись к дереву, обхватил его ствол рукой. Пальцами он так вцепился в кору, что не сразу ощутил пронзившую его резкую боль, обрадовавшую его: новая боль застила ту, первую, сводившую его с ума.
 Бринн сама придет к нему. Она мечтает вернуться в Редферн – что ж, он не станет препятствовать. Пойдет с ней на сделку, и она отдастся ему сама. Надо только немного подождать.
 Ждать?
 Бог свидетель, он сейчас так же крепок и силен, как жеребец в охоте, почуявший молодую кобылу.
 Он подождет.
 Неделя – срок небольшой.
  *** 
 – Гейдж, прошу тебя, уйди, – вздохнул Малик. – Бринн считает, что мне надо отдыхать, ни о чем не думая, но как я могу оставаться спокойным, когда ты мечешься взад и вперед у палатки, словно тигр в неволе.
 Гейдж остановился, приоткрыл полог, прикрывавший вход в палатку, и, глянув в темноту, спросил:
 – Где она?
 – В лесу. Ей нравится лес.
 – Неужели? – Последние три дня Бринн и вправду надолго уходила в лес. Гейдж терялся в догадках: или ей по-настоящему нравилось бродить среди деревьев, или она намеренно избегала встречи с ним. Ему не нравилось ни то, ни другое. – Запрети ей ходить в чащу. Лефонт говорит, там живут вепри.
 – Ты наверняка уже сам предупредил ее.
 Он, разумеется, говорил ей об этом, но она не обратила на его слова никакого внимания. И не только в этом сказывалось ее изменившееся к нему отношение с того дня у пруда. Она стала молчаливее и почти не смотрела в его сторону.
 – Тебя она скорее послушает.
 – Она уверяет, что чувствует там себя в полной безопасности, – сообщил Малик. – Думаю, ей надо опасаться зверей в человеческом облике, а не диких животных.
 – Солдаты не тронут ее. Им известно, что она принадлежит мне.
 – Я говорю не о них.
 Гейдж знал, кого он имеет в виду, но притворился непонимающим.
 – Так ты скажешь ей?
 – Если она не хочет добровольно стать твоей, то почему бы не подтолкнуть ее к этому?
 – Я так и сделаю, черт возьми! – резко бросил в ответ Гейдж.
 Малик вздохнул.
 – Я просто подумал, может, я попробую.
 Гейдж угрожающе посмотрел ему прямо в глаза.
 – И не вздумай.
 – Я просто не подумал, как важно прежде бы получше изучить ее характер. Многие женщины отдаются мужчинам легко, но она – нет. Спрыгнуть с твоей кровати и преспокойно уйти она бы не могла.
 – Так ты советуешь мне отправить ее снова в постель к Ричарду Редфернскому? Бог свидетель, я не сделаю этого. Если она ублажает этого недоноска, то сумеет переспать и со мной. Я не повезу ее в Редферн, не стану слушать, и она станет моей.
 – А если она говорит правду о сокровищах?
 – Подумай сам, откуда рабыня может знать о таком кладе?
 – Но почему эта простая рабыня умеет читать и писать? Далеко не все знатные люди в этих краях умеют это.
 Гейдж нахмурился.
 – Она умеет читать?
 – И писать, – уточнил Малик.
 – Она говорила тебе об этом?
 – Упоминала мельком.
 – Да ты прямо ее исповедник. О чем еще она рассказывала тебе?
 – Ни о чем. Она как встревоженная птичка. Я и об этом узнал в случайном разговоре. – Малик поморщился. – И не смотри на меня так. Я не собираюсь становиться между вами. Худшего и врагу не пожелаешь.
 – Тогда не вмешивайся.
 – Я делаю то, что подсказывает сердце, – просто ответил Малик.
 – Постарайся почаще обращаться к разуму, – мрачно отозвался Гейдж. – Тогда поменьше будешь набивать себе шишек.
 – Ты угрожаешь ему? – Гейдж, обернувшись, увидел у входа в палатку Бринн. Подойдя ближе, она строго спросила:
 – Ты еще смеешь запугивать несчастного раненого?
 – Бринн, скорее защити меня, – жалобно простонал Малик и, хитро прищурившись, умоляюще протянул к ней руки. – Спаси меня от этого варвара!
 Увидев лукавое выражение его лица, Бринн нарочито строго отчитала его:
 – За обман тебе неплохо бы еще и добавить тумаков.
 Продолжая ругать Малика, она нежно поправила одеяло, поплотнее укутав его.
 Крошечный багровый листок клена застрял в ее светло-каштановых волосах. Гейдж почувствовал доносившийся от нее аромат земли и осенней свежести. Ее кожа в свете огня отливала матовым блеском, и воздух, казалось, вибрировал от ее полного жизни тела. Ему захотелось подойти, вытащить кленовый листок и утопить ладонь в ее шелковистых волосах.
 Нежность. Впервые Гейдж испытал к ней это неизвестное ему чувство. Обычно первым на желание отзывалось его тело, всегда готовое и вечно жаждущее соития, заслонявшее собой все чувства, кроме плотского желания, раздиравшего его на части.
 – Не надо ходить в лес одной, – хрипло произнес он. Бринн вздрогнула, но не обернулась на его слова.
 – Со мной там ничего не случится.
 Ее холодность разозлила его сильнее, чем всегда.
 – Мне лучше знать. – Он жестко усмехнулся. – И потом, я не могу позволить, чтобы пострадала моя собственность.
 Ее рука сжала укрывавшее Малика одеяло, но Бринн спокойно ответила:
 – Как видишь, со мной все в порядке, – и, отвернувшись, коротко бросила:
 – Задуй светильник, Малику пора спать.
 Малик приподнял одеяло, приглашая ее лечь рядом, но она только улыбнулась.
 – Пора тебе спать одному. – Сняв накидку, она расстелила ее неподалеку от него на земле. – Если буду тебе нужна, я рядом.
 – Надо понимать, что драконы вновь попрятались в своих пещерах? – Гейдж казался удивленным не меньше Малика.
 – Можешь насмехаться сколь душе угодно. Всему свое время. До сих пор его нельзя было оставлять на ночь одного.
 Ее слова прозвучали как-то особенно трогательно.
 Резко встав, Гейдж взял одну из своих подстилок и укрыл ею Бринн.
 – Я и не думал смеяться. – С этими словами он задул светильник. – Спи с Богом.




 5


 Следующий день выдался ясным и солнечным. По просьбе Бринн четверо солдат Лефонта вынесли Малика из палатки на свежий воздух.
 Малик, лежа, радостно подставлял лицо солнечным лучам.
 – Господи, я словно снова ожил. Я так соскучился по лесу, холму, по всему, что вокруг.
 – Я знала, что тебе понравится, – улыбнулась Бринн. – Теперь ты будешь на воздухе каждый день. Солнце – самое верное лекарство.
 – Но не лучше тебя, – отозвался Малик. – Какая же ты милая и скромная. Ты помогаешь всем идея, но только не себе самой.
 – И в самом деле, совершенно очевидно, что юная леди умна и сама скромность, – докончил за Малика Гейдж.
 Какими бы колкими ни казались его слова в ее адрес, Гейдж произнес их без своего обычного насмешливого тона и даже… с душевной теплотой. Прошлым вечером она упорно доказывала себе, что грубоватая в тот день нежность – всего лишь каприз, но сейчас он смотрел на нее словно… Нет, непонятно как. Ей наверняка просто хочется, чтобы так было, да и опасно мечтать о том, что может оказаться правдой.
 Бринн отвела взгляд.
 – Не надо большого ума, чтобы понять, как ему необходимы свежий воздух и солнце…
 – Эй, можно к вам?
 Бринн мгновенно узнала этот голос. Ее всю прошиб холодный пот. Оглянувшись, она увидела спускавшегося по холму верхом на коне лорда Ричарда. На его лице сияла ослепительная улыбка, он был одет в свой лучший наряд из синей шерсти с красивой отделкой мехом горностая. Солнечные лучи запутались в его кудрях, золотя их, и он казался самым привлекательным мужчиной на свете.
 Стоя у Бринн за спиной, Гейдж весь напрягся, и ей послышалось в каждом его выдохе ругательство. Он выступил вперед и знаком приказал солдату пропустить Ричарда.
 – Кто это? – шепотом спросил Малик.
 – Лорд Ричард Редфернский, – как можно равнодушнее ответила Бринн.
 Что привело его сюда? Может, она нужна Эдвине? Непохоже. Ради Эдвины он не вырядился бы в свое лучшее платье и не сдвинулся бы с места. Причина кроется в чем-то другом.
 Малик тихонько присвистнул.
 – Очень даже симпатичный малый.
 – Верно, – согласилась Бринн.
 Гейдж, оглянувшись, бросил на нее взгляд и жестко заметил:
 – У тебя короткая память – этот «симпатичный малый» без зазрения совести подбросил тебя мне.
 – Это похоже на него, – нахмурилась Бринн.
 – Я смотрю, ты уже готова на нем повиснуть.
 Она вспомнила, какие гадости нашептывал ей Ричард по дороге в Гастингс.
 – Он так не считает.
 Но и эти слова пришлись Гейджу не по душе.
 – А я говорю, виснешь. Он рассказывал, как ты частенько показывала куда большее умение…
 Грубо выругавшись, Гейдж зашагал навстречу Ричарду.
 – Напрасно ты так, – с упреком заметил ей Малик. – Гейдж сейчас в самом добром расположении духа. Не надо надсмехаться над ним.
 Бринн стало неловко, и она улыбкой попыталась скрыть смущение.
 – О чем ты? Просто сказала правду.
 – Тогда хотя бы не упоминай своего прежнего хозяина. Гейдж не выносит его.
 Бринн упрямо насупилась. Ей сейчас было не до того, нравится ее поведение Гейджу или нет. Главное – узнать, зачем приехал Ричард.
  *** 
 Гейдж остановился у коня, на котором восседал Ричард, и отрывисто спросил:
 – Что тебе здесь надо? Я надеялся, что мы больше не увидимся.
 Улыбка по-прежнему не сходила с лица Ричарда.
 – Я прибыл с приглашением. – Он посмотрел на стоящую у лежака Малика Бринн. – Я вижу, ты показала свой талант. Как наш раненый воин?
 – Лучше, – сдержанно ответила она.
 – Хорошо выглядишь. – Он был сама любезность. – Впрочем, для меня ты хороша в любое время.
 – Так зачем ты явился сюда? – Гейдж смотрел на него с неприкрытой враждебностью.
 – Редферн, – ответил Ричард. – Я приглашаю вас в Редферн.
 – С какой стати?
 – Надеюсь, ты выберешь его своим поместьем, дарованным тебе Вильгельмом.
 Гейдж не смог скрыть своего недоверия.
 – Как благородно, – с иронией в голосе произнес он. – Ты мечтаешь передать мне свои владения?
 Ричард пожал плечами.
 – Ты же сам говорил, что Вильгельм отдаст мои земли одному из своих баронов. Я подумал и решил, что лучше иметь дело с тобой.
 – С тобой у меня не может быть никаких дел, просто захвачу эти земли, а тебя пошлю ко всем чертям. Тебе понятно?
 – Зачем такие сложности? Мне в Редферне знаком каждый уголок, и лучшего исполнителя твоих начинаний, чем я, тебе не найти.
 От удивления глаза Гейджа стали совсем круглыми.
 – Ты согласишься стать им, вместо того чтобы оставаться хозяином в своем доме? Ты – Иуда. Как я могу нанять тебя, когда презираю и не доверяю? – Лицо Гейджа дышало смелостью и прямотой. В глазах блестели гордость и настороженность, как у человека, всю жизнь отстаивавшего свои права, свое достоинство.
 – Иуда, по преданию, был очень умен. Кроме того, Христос сам пожелал, чтобы его предали. Но уж ты-то этого не допустишь и будешь неотступно следить за каждым моим шагом, – продолжал Ричард, стараясь быть убедительным. – Едем в Редферн, и ты сам убедишься, что я предлагаю тебе красивое и богатое поместье. Верно, Бринн?
 – Да.
 Гейдж даже не взглянул на нее.
 – Не лезь не в свое дело, Бринн.
 – Она тебе пришлась не по вкусу? – спросил Ричард. – Теперь, когда она помогла этому человеку, может, тебе не терпится избавиться от нее поскорее? Я с удовольствием забрал бы ее обратно.
 – Нет! – Услышав, с какой яростью прозвучал ответ Гейджа, Бринн от удивления широко раскрыла глаза, но Гейдж быстро овладел собой и коротко бросил:
 – Поищи себе другую рабыню. Эта принадлежит мне.
 Ричард пожал плечами.
 – Я просто хотел избавить тебя от ненужного груза. Так ты приедешь в Редферн?
 – Посмотрим, – Гейдж повернулся на пятках. – Вряд ли.
 – Видишь ли, – нерешительно продолжал Ричард, – я не собираюсь покушаться на твою собственность, но нельзя ли мне поговорить с Бринн наедине?
 – Нельзя, – голосом, не терпящим возражений, отрезал Гейдж.
 «Неужели Эдвина?» – с тревогой подумала Бринн. Ричард покорно кивнул.
 – Я просто хотел сообщить новости из Редферна, но если это оскорбляет тебя, то поверь, я не думал…
 – Да, оскорбляет, – Гейдж стал подниматься на холм к Бринн и Малику. – Прощайте, лорд Ричард.
 – До свидания. – Ричард развернул коня и начал спускаться по склону.
 – Постой! – бросилась вслед Бринн. – Подожди, я хочу…
 – Нет! – Гейдж схватил ее за руку. – Ты не пойдешь к нему!
 – Пусти! – огрызнулась она. – Разве ты не слышал? У него есть для меня новости. Я должна… – Вырвав руку, она побежала вниз. – Стой!
 Ричард натянул поводья и с улыбкой обернулся.
 – Как всегда, непокорна. Я и не сомневался, что ты не послушаешься его. – Он взглянул на холм. – Однако у нас мало времени. Норманн торчит наверху мрачнее тучи.
 Бринн не оглянулась.
 – Что с Эдвиной?
 – Позапрошлой ночью у нее снова был жар. Она плакала и звала тебя, но ты не появилась.
 – Разумеется, – взглянула она на него. – Ты ведь привез меня сюда.
 – Но Эдвине от этого не легче. Ты нужна ей и должна вернуться в Редферн.
 – Стараюсь.
 – Будь настойчивее. – Ричард говорил ласково. – Норманн, похоже, не отпускает тебя ни на шаг. Убеди его вернуть тебя в Редферн.
 – Кто присматривает за Эдвиной? Алиса?
 Ричард покачал головой.
 – У Алисы теперь другие обязанности.
 – Тогда кто?
 – Ступай к Малику! – Неожиданно появившийся Гейдж схватил ее за руку и оттащил от Ричарда. – Сейчас же!
 – Мне надо договорить с…
 – Все уже ясно, – прервал ее Ричард. – Не сердитесь, лорд Гейдж. Надеюсь, скоро увидеть вас обоих в Редферне.
 С этими словами, пришпорив коня, он поскакал вниз по склону.
 Лихорадочно перебирая в мыслях каждое слово их разговора, Бринн не отрываясь смотрела ему вслед. Ей стало понятно, какие теперь новые обязанности у Алисы. Но неужели Ричард оставил Эдвину без помощи? Неужели он совершенно равнодушен к судьбе несчастной женщины, ведь ее единственным желанием было угождать ему и позволять использовать себя для любви. В памяти Бринн ясно встала ночь, когда пролетала комета и Эдвина теплым клубочком прижалась к ней, назвав своим другом.
 – Прекрати так смотреть! – грубо прикрикнул Гейдж. – Он уехал, и довольно резво. – Он подтолкнул ее к лагерю. – Ты больше не посмеешь ослушаться меня. Ты никогда уже не побежишь за… Господи, да ты плачешь…
 Бринн не смогла сдержать слезы, заливавшие ей лицо. Слезы – проявление слабости, а она не должна показывать ему свою беспомощность. Надо убежать подальше и спрятаться. Спрятаться и подумать… Бедная Эдвина!
 – Пусти меня! – Бринн вырвала руку и побежала по тропинке к густому кустарнику, окружавшему лес.
 Лес…
 Там она окажется в безопасности, как и много лет назад…
 – Бринн! – пытаясь догнать ее, крикнул Гейдж. – Вернись!
  *** 
 Она вернулась в лагерь ближе к полуночи. «Такая странная тишина, словно все вымерло», – с грустью подумала Бринн. Впрочем, ей еще не приходилось отлучаться в этот час, может, здесь всегда так тихо.
 – Слава Богу, – с облегчением вздохнул Малик, когда она вошла в палатку. – С тобой все в порядке?
 – Разумеется. – Бринн опустилась на колени возле него. – Вот тебе-то уже давно пора спать. Разве можно выздороветь, не отдыхая?
 – О каком отдыхе ты говоришь? – усмехнулся он. – Как я мог заснуть, я так беспокоился о тебе! Уж лучше бы я искал тебя в лесу вместе с Гейджем!
 – Он ищет меня? – Бринн нервно провела рукой по волосам. Ну конечно, ищет, с горечью повторила она про себя, ведь она его собственность.
 – С того самого момента, как ты убежала. И не один, с ним много людей, – укоризненно добавил Малик. – Ты что, валялась в листве? У тебя испачкано лицо, а в волосах много веток.
 – Никуда бы я не делась. Я ведь еще не долечила тебя. – Бринн налила немного воды из кувшина в деревянную миску. – Лорд Ричард привез плохие новости, и мне надо было обо всем поразмыслить.
 – Этот лорд Ричард – сплошные неприятности, но теперь ты не зависишь от него.
 – Напрасно ты так думаешь.
 За время скитания по лесу в одиночестве она поняла, что ей не избавиться от Ричарда, пока Эдвина в его власти. Так больше продолжаться не может. Надо что-то делать. Бринн сполоснула лицо холодной водой и вытерлась чистой сухой тряпкой.
 – Так лучше?
 Малик рассеянно кивнул.
 – Гейдж подумал, что ты побежала в Редферн за этим молодым жеребцом.
 – С какой стати? Гейдж тут же вернул бы меня. – Ее губы скривились в презрительной усмешке. – Знатные лорды не разрешат пропасть своей собственности.
 – Рад, что ты это понимаешь.
 – О, я многое поняла, пока бродила по лесу. – Бринн задула светильник и легла на свое покрывало. – Но от этого они не становятся умнее. Спокойной ночи, Малик.
 – Ты что, собираешься спать?
 – В чем дело? – Голос ее был сонным. – Я очень устала.
 – В то время как Гейдж сбился с ног, разыскивая тебя в лесу?
 – Ничего, ему полезно проветриться, а то в последнее время его энергия так и хлещет через край.
 Наступило молчание, а потом из темноты донеслось негромкое хихиканье Малика:
 – Именно через край.
  *** 
 Гейдж вернулся уже на рассвете.
 Он стоял над ней во весь свой исполинский рост со светильником в руке, бросавшим светлые блики на его разъяренное лицо.
 «Он очень зол, – думала она спросонок. – Впрочем, не удивительно, ведь сколько миль он прошагал по лесу».
 – Тебя придушить мало, – прошипел Гейдж. Насилие и жестокость… и что-то еще, но ей не справиться ни с одной из этих напастей.
 – Иди спать, – пробормотала она. – Утром поговорим.
 – А ты не подумала, что могла погибнуть в лесу, где полно диких зверей, готовых разорвать любого на части?
 – Со мной ничего не случилось.
 – Одна в лесу, без оружия.
 Неужели он не понимает, что лес сам дает кров и защиту?!
 – Все в порядке. – У нее слипались глаза. – Поговорим утром.
 – Сейчас. Самое время тебе понять, кто здесь хозяин, а кто раб.
 – Завтра…
 Она кожей чувствовала на себе его взгляд и исходившие от него волны неудержимого гнева. На миг ей показалось, что он вот-вот сорвет с нее покрывало, поднимет на ноги, бросит на землю и…
 Но он повернулся и пошел к своему лежаку.
 Бринн не видела еще его таким угрожающе опасным.
 Но она перестала его бояться. Угнетающий и парализующий ее страх отступил. Доверие? Невозможно. Он наверняка настороженно к ней относится, а она решила пойти на все ради спасения себя и Эдвины. Как же можно было доверять человеку, который хотел, используя ее знания, просто владеть ее телом! Однако с самого начала, несмотря на явную опасность, она чувствовала себя… под надежной защитой.
 Ерунда. Она сейчас от усталости просто плохо соображает и поэтому не испытывает страха к норманну. Все осталось по-прежнему. Он – враг, и надо относиться к нему так же недоверчиво, как к Делмасу и лорду Ричарду.
 Нет, он не похож на них. Может, Гейдж Дюмонт и грубоват, но он не бросит другого человека в беде и не воспользуется его беззащитностью. Ее саму удивила та нежность, с какой она невольно сравнила трех мужчин. Но она должна использовать его, раз он желает воспользоваться ею. Он – враг.
  *** 
 На следующий день Бринн проснулась ближе к полудню и, открыв глаза, увидела сидевшего невдалеке Гейджа.
 – Поговорим? – мрачно спросил он. Сердце ее бешено забилось, и она очнулась от сна. Бринн села и откинула оделю.
 – Сейчас. Где Малик? – Она оглядела палатку.
 – Греется на солнце. Сегодня тепло, как летом.
 – Мне надо приготовить ему еду.
 – Лефонт назначил человека, и тот позаботится о нем. Ты ему пока не понадобишься. – Помолчав, он добавил:
 – То, что случилось вчера, не должно повториться. Нам действительно нужно поговорить, Бринн.
 – Согласна. – Она взяла накидку, кусок мыла и пошла к выходу из палатки. – Только приведу себя в порядок и умоюсь. Я иду к пруду искупаться. Если хочешь, пойдем со мной.
 Бринн надеялась услышать отказ. Она еще не готова быть с ним.
 – Разумеется, пойду.
  *** 
 Гейдж оказался прав – солнце припекало, и Малик дремал под его теплыми лучами. Бринн сбежала по холму и вошла в лес. Встав на колени у пруда, она плеснула на лицо холодной воды и, увидев свое отражение в воде, скорчила ему рожицу. Наспех умывшись прошлой ночью, она только размазала грязь по щекам. В волосах листва, а лицо…
 Услышав за спиной хруст сухих листьев под башмаками Гейджа, Бринн вся напряглась. Она не готова. А вдруг ей удастся… Хватит, он прекращает искать уловки. Вчера она приняла решение, но только с ее согласия, а не по его прихоти.
 Бринн встала и повернула к нему лицо.
 – Я стану твоей, вот только смою пыль. – Она подняла руки и развязала кожаную ленточку, стягивающую волосы. Густым дождем они упали ей на плечи, и она погрузила в них пальцы. – Не люблю себя грязной. Я заметила, тебе это тоже не нравится. Странно, если верить слухам, норманны моются раз в год.
 – А у саксов по две головы, они изрыгают огонь и дурно пахнут. Только дураки верят сплетням. А теперь, когда мы закончили разговор о чистоте тела, скажи, почему ты расстроилась так, что убежала в лес и заблудилась там?
 – Я не заблудилась.
 – Не увиливай. Что сказал тебе этот наглец? Он… Черт побери, что ты делаешь?
 – Снимаю платье. – Не глядя на него, Бринн развязала шнуровку и нагнулась снять башмаки. – Я же говорила тебе, что не люблю… грязи.
 Она вошла по пояс в воду. Ее обожгло ледяным холодом, но Бринн его не чувствовала. Тело ее горело…
 – Посмотри на меня, – охрипшим голосом приказал Гейдж.
 Ей хотелось окунуться и охладить свое пылавшее тело. Усилием воли Бринн заставила себя повернуться и взглянуть ему в глава.
 Глубоко вздохнув, она так и стояла – обнаженная, беззащитная.
 – Почему? – спросил он. – Почему именно сейчас?
 – Так надо. – Она судорожно сглотнула слюну. – Я должна ехать в Редферн, ты сказал, что требуешь… вознаграждения.
 Гейдж неотрывно смотрел на нее, краска постепенно заливала его лицо, ноздри раздувались.
 Не в состоянии больше выносить его взгляд, она нырнула и принялась яростно мыть голову.
 – Надеюсь, возможность получить сокровища – достаточное вознаграждение.
 – Не совсем.
 – А ты, оказывается, такой же жадный и ненасытный, как все мужчины.
 – Даже более ненасытный.
 Бринн услышала всплеск воды. Обнаженный, он плыл к ней. Мощь. Мускулистые ноги били по воде, словно в сражении на поле брани. Черные волосы покрывали его широкую грудь, треугольник волос темнел и в низу его живота… Она отвела взгляд.
 Выражение его лица изменилось, оно было почти всецело отдано властно раздиравшему его чувству. Он остановился напротив нее.
 – Я жадный, – резко произнес Гейдж, – и плоть моя жаждет больше любого мужчины, который до этого был у тебя. Порой я был готов разорвать тебя в клочья, вобрать в себя целиком. – Подавшись вперед, он выхватил у нее мыло. – Я так и сделаю. – Он намылил руки и бросил мыло на берег. – Не двигайся.
 Даже при всем своем желании Бринн не могла бы сдвинуться с места. Он словно заворожил ее. Все, что ей оставалось, – это только смотреть и ждать. Ей сразу стало холодно, страшно, и она перестала вообще что-либо понимать.
 Намыленными руками он обхватил ее груди.
 Она вздрогнула, и его ладони сжались.
 – Только не надо, – прохрипел он. – Только не убегай от меня на этот раз.
 – Я и не… думаю.
 – То-то, тебе ведь все равно не вырваться. Никогда больше. – Его руки скользили по ее груди, нежно массируя, сдавливая соски. – Знаешь, каково я чувствовал себя той ночью в лесу, то и дело боясь натолкнуться на тебя, истерзанную, на какой-нибудь тропе? – Он подтащил ее к отмели, где вода доходила ему только до бедер. – Раздвинь ноги.
 Его намыленные руки скользнули по ее телу ниже, и мыльная пена проникла в ее лоно.
 Она выгнулась, и ее, словно молнией, пронзило непередаваемое, сладостно-острое ощущение.
 – Что… что ты делаешь?
 – Помогаю тебе. – Два его пальца легко вошли в ее пылающее лоно, совершая ритмичные круговые движения. – Я – крупный мужчина и не хочу сделать тебе больно.
 «Как благородно», – подумала она. Делмасу всегда было наплевать, что она чувствует. Он только утолял свою похоть, а она мучилась от боли и отвращения.
 Второй рукой Гейдж продолжал изучать ее тело, его большой палец мягко надавил интимный бугорок.
 – Нет! – вырвалось у Бринн, от остроты ощущения она вцепилась ногтями в его плечи. Гейдж замер.
 – Я сделал тебе больно?
 Зародившееся в ней чувство сладострастия оказалось настолько необычным, что она приняла его за боль, но ее пожирал жаркий трепет и пугающая пустота внутри.
 – Не думаю, что… Я не поняла… я никогда…
 – Прекрасно, я не могу больше, я так хочу тебя! – Его широкие ладони обхватили ее ягодицы, он поднял ее. – Держись за меня ногами.
 Она тихо всхлипнула и, обхватив его ногами за спину, обняла за шею. Его бедра двинулись назад, затем подались вперед, ладони намертво прижали ее к его телу. Бринн показалось, что она вместе с ним стала единым существом. Прежде она не слышала, чтобы мужчины брали женщин таким способом. А может, такое под силу только Гейджу с его исполинской мощью?..
 – Двигайся, – жарко шепнул он ей в ухо. – Иди ко мне, дай мне…
 Она подчинялась заданному им ритму. Но ей хотелось прижаться к нему еще больше, ей надо слиться с ним, вжаться в него.
 Он вынес ее на берег, не отпуская от себя. Дикие звери спаривались с тем же неистовым бешенством, как они сейчас. Она же не животное…
 Но ей надо идти к нему, надо дать…
 Она лежала на спине на опавших листьях, у пруда, а он возвышался над ней несокрушимой скалой.
 Вперед. Назад. Длинный. Короткий. Как сладко… Небо мутно-голубым пятнышком возникало и пряталось за его плечом, и с каждым судорожным вздохом она чувствовала запах земли, сосен и мыла. Ритмичный хруст сухой листвы под их телами возбуждал так же сильно, как и его прерывистое дыхание у нее над ухом. Он хотел не просто взять ее, а получить всю целиком.
 «Мы так не договаривались», – с отчаянием подумала она. Он и в самом деле словно пожирал ее, как и грозился с самого начала.
 – Дай мне это! – прохрипел он с трудом. – Не сопротивляйся, ты отходишь от меня.
 Что ему еще? Она не могла дать больше того, что он уже получил.
 Он вошел рывком глубоко внутрь, и она пронзительно вскрикнула. Приподнявшись, он выгнулся, и тут ее распростертое на земле тело начали сотрясать судороги, неподвластные ей спазмы пульсировали в ее трепещущей плоти.
 – Вот то, что я хотел.
 Он начал двигаться резче, быстрее, диковатая улыбка появилась на его губах. На мгновение он замер, а потом с хрипом выдохнул воздух и рухнул на нее.
 Он спустил в нее свое семя, поняла она. Странно, почему она не чувствует отвращения? Вожделение истаяло, пришедшее ему на смену умиротворение разливалось по телу целебным бальзамом. Ничего подобного она не испытывала прежде. Ее руки непроизвольно обхватили широкие плечи Гейджа и притянули к себе.
 Он поднял голову. Прядь иссиня-черных волос падала ему на лоб и отлетала при каждом его выдохе.
 – Черт возьми, что ты сделала со мной?! До нее не доходил смысл его слов. О чем он? Ведь он сам захотел этого неистового слияния.
 – Ничего.
 Ее голос прошелестел слабо. Она сама себя еле расслышала. Куда подевались ее уверенность и непреклонность, с которыми она готовилась встретить самое страшное?
 Его руки обняли ее, и он перекатился на бок, продолжая крепко прижимать ее к себе. И опять ей на ум пришло сравнение: Делмас, удовлетворив свою плоть, тут же оставлял ее одну, а здесь она почувствовала себя прикованной к Гейджу невидимой нитью, частью его большого тела.
 – Я… хочу уйти, – прошептала она.
 – Почему?
 – Мне… неудобно.
 – Разве? – фыркнул он. – Может, немного тесновато, но так славно мы прижаты друг к другу, мне очень даже удобно.
 Ее щеки горели.
 – И такие разговоры мне тоже не по душе. Неужели именно так норманны занимаются…
 Бринн замолчала, не сумев подобрать нужное слово, определяющее то, что происходило между ними. Насколько ей было известно, простым совокуплением это не назовешь.
 Гейдж лег навзничь и, облизав ее сосок, поморщился.
 – Ты еще в мыле. Боюсь, я плохо помыл тебя. Ничего странного, я взял тебя, когда ты почти оказалась под водой.
 Холодная вода, а он такой жаркий и твердый внутри нее…
 Он слегка куснул ставший вдруг твердым сосок.
 – Вижу, тебе понравилось. Может, пойдем снова в пруд?
 Святые угодники, в ее теле все раскрылось, ожидая его, оно было на все готово. Что происходит с ней?
 – Нет! – Она не станет больше прикасаться к его волосам. – Пусти меня! С тебя хватит. Он напрягся.
 – Неужели? – Медленно подняв голову, Гейдж посмотрел на нее. – Я – мужчина, которому требуется более щедрая награда. – Он неторопливо приподнялся и, взяв ее обеими руками за ягодицы, притянул к себе. – Спасибо за напоминание, теперь мне не придется волноваться, что я слишком утомил тебя. У меня вылетели из головы условия нашего соглашения. – Он разжал руки и снова сжал ими ее упругое и податливое тело. – Все это в награду за Редферн. Похоже, тебе не терпится отправиться туда.
 – Очень.
 – Наверняка этот смазливый Иуда убеждал тебя уговорить меня приехать в Редферн.
 В его почти бархатном голосе проскользнула скрытая угроза, от которой ей стало не по себе.
 – Я вовсе не потому…
 – Так, значит, уговаривал. – Он слегка ущипнул ее за ягодицу. – Хитрый малый, раз решил использовать женщину для достижения своей цели. Ты, должно быть, привыкла подчиняться его приказам, раз с такой охотой взялась ублажать меня. – Его голос зазвучал жестче. – Надеюсь, ты не разочарована. Теперь-то мне понятно: ты предпочитаешь златокудрых мальчиков, которые используют тебя как последнюю девку для своих утех.
 Не так бы больно хлестнули его слова, не вынуди она сама думать его именно так.
 – Пусти меня.
 – Я же сказал, что еще не насладился. – Он неожиданно перевернулся на спину и поднял ее над собой. – Теперь ты можешь прекрасно поупражняться, Он уже вошел в нее, с удивлением почувствовала она.
 – Еще раз?!
 – А почему бы и нет? – Подавшись вперед, он обхватил ладонями ее груди. – Похоже, саксам нечем гордиться по мужской части?
 – Что ты делаешь? Такая поза мне… совсем незнакома.
 – Это быстро. – Прядь волос с ее плеч он закрутил вокруг ее грудей. – Еще? Хорошо. Я знаю, что должен по достоинству оценить все твои маленькие хитрости, но мысль о тебе в постели другого мужчины мне не по душе.
 – Я не владею никакими хитростями.
 – Вовсе не обязательно показывать их. – Улыбку на его лице сменило угрюмое выражение. – Как женщина, ты получила удовольствие и явно не против поупражняться еще. Так что обойдемся без твоего умения. – Его бедра двигались в такт его словам. – Я хочу, чтобы ты притворилась Евой в райском саду.
 «Проще простого», – подумала она, вцепившись в его плечи. Впервые она испытала страсть. Ей вообще все было внове – голод, желание, удовлетворение. Закусив нижнюю губу, она с каждым толчком начала подводить себя к тому ослепительному мигу, оглушившему ее чуть раньше. До боли сильное удовольствие и сладостное умиротворение рождались в ней во время ритмичных движений. Господь милостивый, как же ей все так сразу полюбилось! Наверняка одни шлюхи в восторге от подобных штучек.
 Только Гейдж Дюмонт способен на такое. Бринн испытывала искушение еще и еще прочувствовать с ним всю полноту ощущения до конца. Когда же они оторвутся друг от друга, она снова станет относиться к близости с холодным отвращением. Когда он получит…
 Она почувствовала острую щемящую тоску, что придется им скоро опять быть врозь. Это поразило и испугало ее. Он ей никто, тут же успокоила она себя, она использует его, как и он пользуется ею, и… Он ее враг.
 – Хватит! – Она посмотрела на него сверху вниз. Злоба перекосила его лицо.
 – Думай обо мне, – отрывисто произнес он. – Только обо мне, черт побери!
 – Я не была…
 – Была! – Он вошел глубоко, ускоряя ритм, поднимая и опуская ее на свое острие. – Но больше не будешь.
 Удовольствие волнами накатывало на нее, в желании снова и снова испытать его она гибко откидывалась назад.
 Глупая слабость. Но она еще не сошла с ума и не станет лишать себя уверенности думать, что ее решение отдаться норманну продиктовано только желанием вернуться в Редферн и помочь Эдвине.
 Она еще не сошла с ума.
  *** 
 Они вернулись в лагерь уже к вечеру. Смеркалось, и на холме зажглись вечерние костры. Бринн овладела тревога.
 – Мне не следовало оставлять Малика так надолго.
 – Я распорядился, чтобы за ним хорошо ухаживали.
 – Но это же моя обязанность! – «А ты нарушила ее, – с отвращением к себе подумала она. – Провалялась весь день, то и дело спариваясь, как животное в период гона». Почему она не сопротивлялась? – Мне надо было остаться с ним.
 – Ты сама сказала, что он вне опасности. – В голосе Гейджа прозвучали нетерпеливые нотки. – Повторяю, именно я велел тебе лечить его, и только я имею право решать, чем тебе заниматься.
 Бринн удивленно посмотрела на него.
 – Ты прав лишь в одном – ты привез меня сюда, но ты передал его мне и велел спасти, так что лечить мне его или нет и что я должна делать, решать могу теперь только я сама. – Сегодня она старалась ради Эдвины, позабыв о своем долге перед Маликом. Господи, как трудно помочь всем сразу! – Когда мы поедем в Редферн?
 Ее вопрос вызвал у Гейджа скрытое раздражение.
 – Думаешь, я обманул тебя? Успокойся, я всегда соблюдаю условия своей сделки.
 – Не сомневаюсь. Когда?
 Помолчав, он сказал:
 – Дня через два, если Малик будет готов к поездке.
 – С ним все будет в порядке. Мы поедем не спеша.
 Гейдж скривил губы.
 – Где же твоя хваленая забота о здоровье Малика? Или ты обо всем напрочь забыла, так тебе не терпится попасть в Редферн?
 – Не правда, – разозлилась Бринн. – Просто надо сохранять равновесие.
 – О чем ты?
 Малик и Эдвина. Она обязана помочь им обоим, но теперь забота об Эдвине для нее важнее. Однако Гейдж не знает о ней, он предан своему другу.
 – Тебе не понять.
 Гейдж криво усмехнулся.
 – Я все прекрасно понимаю.
 В его словах прозвучала горечь. Бринн подняла голову и посмотрела на него. Свет и тьма. Сила и мощь. Лучи заходящего солнца запутались в его густых иссиня-черных волосах, ярко-голубые глаза излучали мерцающий из глубины души свет. Когда она впервые увидела его, ее поразили резкие черты его лица. Гейдж показался ей почти уродом. Но даже тогда, не разглядев его красоты, она поразилась мощным волнам энергии, расходившимся от него. Каждый раз рядом с ним она еле удерживалась, чтобы не смотреть на него. Ее так и подмывало поднять голову и безоглядно тонуть в его глазах. Сейчас он опять возродил в ней то же влечение, которое она испытала, ощутив его кожей своего тела, и от этого ей стало еще труднее. Ее не просто тянуло неотрывно глядеть на него, но и прижаться к его колючей щеке и…
 Бринн отвела от него взгляд и ускорила шаг, когда они подошли к лагерю.
 Малика уже давно перенесли в палатку, где на слабом огне кипела похлебка из кролика. Лефонт, разговаривая с молодым солдатом, с улыбкой посмотрел на подходивших Гейджа и Бринн.
 – Как Малик? – спросил Гейдж.
 – В порядке, милорд. День прошел даже очень неплохо. Он себя настолько хорошо чувствовал, что сыграл со мной и еще кое с кем в кости. – Поморщившись, Лефонт добавил:
 – И выиграл мое седло. Правда, разрешил мне пользоваться им, пока я не найду денег, чтобы выкупить его.
 – Вы не утомили его? – встревожилась Бринн. Лефонт покачал головой.
 – Мы прекратили играть сразу, как только заметили, что он устал. Хотел бы я, чтобы это случилось раньше, тогда я, может быть, остался бы с седлом.
 Ей нельзя было уходить так надолго. Неизвестно, что именно эти здоровые солдаты понимают под усталостью. Бринн поспешила в палатку.
 Малик встретил ее улыбкой во весь рот.
 – Добрый вечер, Бринн. Теперь у меня есть седло с серебряной уздечкой и достаточно золота, чтобы…
 – Мне сказали… – Цвет лица у него хороший, темные глаза сияют. Он несколько возбужден, но, похоже, проведенный в игре день не повредил ему. Он уже в таком состоянии, когда скука плохо влияет на настроение и выздоровление. Бринн с облегчением вздохнула и улыбнулась. – Может, завтра дашь возможность Лефонту отыграть седло. – Она присела на колени возле него. – Все-таки надо мне было оставаться рядом и не дать тебе переутомиться. Посерьезнев, Малик сказал:
 – Это вовсе необязательно. Если… ты нужна Гейджу. – Он помолчал, вглядываясь в ее лицо. – Ты не подралась с ним?
 Жар бросился ей в лицо. Она знала, что Малик поймет, что произошло между ней и Гейджем, но не ожидала, что так смутится даже при намеке об… этом. Гейджа в палатке не было, но его присутствие она чувствовала внутри себя.
 – Нет. – Бринн опустила глаза.
 – Все прошло гладко? Он не обидел тебя? – продолжал допытываться Малик.
 – Он не сделал мне больно. – Она откинула покрывало и проверила повязку. – А ты думаешь, он мог бы?
 – Вряд ли… – Малик пожал плечами. – Обычно он не обращается жестоко с женщинами, но с тобой… все по-другому. Я рад, что ты решила подчиниться.
 – Я не подчинилась. – Его слова больно задели Бринн. – Мы заключили сделку, – Сделку?
 – Через два дня мы отправляемся в Редферн. – Она поднялась с колен. – Я принесу тебе ужин.
 – Бринн… – Малик говорил убежденно. – Мне известно, что внимание миловидного негодяя вроде Ричарда Редфернского льстит тебе, но он не стоит того, даже когда в жизни мало хорошего. В Редферне Гейдж не позволит тебе снова лечь к нему в постель.
 – Снова лечь в… – Внезапно Бринн осенило, и ей стали понятны постоянные туманные намеки Гейджа насчет Ричарда. – Ричард сказал ему, что пользовался мной?
 – И нахваливал твое рвение и любовное мастерство, – мягко пояснил Малик. – Сама видишь, не стоит он твоей привязанности.
 Бринн недоверчиво посмотрела на него.
 – Привязанности?
 – А разве нет? – Малик испытующе заглянул ей в глаза. – Если у тебя нет к нему никаких чувств, то почему ты так рвешься в Редферн?
 Бринн чуть было не рассказала ему об Эдвине. У Малика доброе сердце, он все поймет.
 Но и не сможет утаить эту новость от Гейджа Дюмонта, а норманн решит, что она заманила его сокровищами только ради Эдвины. Временами ей казалось, что желание безраздельно владеть ею и инстинкт воина побуждают Гейджа отправиться в поместье Ричарда, сметая с пути любую угрозу своим желаниям.
 – Я не сказала, что лорд Ричард мне совсем безразличен, – запоздало ответила Бринн Малику и вышла из палатки. Она направилась к костру, у которого по-прежнему разговаривали Лефонт и Гейдж.
 Увидев ее, Гейдж вопросительно поднял брови.
 – С ним все в порядке, – ответила она на немой вопрос Дюмонта. – Жаждет выиграть завтра другие призы. Похоже, он положил глаз на вашего коня, капитан, – обратилась она к Лефонту, наливая в горшок похлебку из котла.
 – С удовольствием, когда он встанет на ноги, – недовольно буркнул Лефонт. – Хотя, надеюсь, к тому времени я тоже смогу устоять.
 – Не исключено, – мягко улыбнулась Бринн.
 Наспех попрощавшись с Гейджем, капитан ушел.
 Бринн кожей чувствовала на себе взгляд Гейджа, и ей стало не по себе. Теперь его присутствие приводило ее в смятение, будоражило ее. Она быстро направилась к палатке.
 – Постой, – тихо позвал Гейдж.
 – Малик хочет есть. – Она не поднимала на него глаз.
 – Почему ты уставилась в землю?
 Усилием воли Бринн заставила себя взглянуть ему прямо в глаза. Сможет ли она вообще смотреть на него, не вспоминая о его обнаженном теле, лежавшем на ней, когда его мускулистый живот содрогался в такт движениям внутри нее? Она вдруг ощутила теплое покалывание между ног.
 – Так-то лучше, – мягко продолжал Гейдж. Подавшись вперед, он пальцем дотронулся до ее губ. – Опухли. Я слишком грубо обошелся с тобой. В следующий раз постараюсь быть помягче.
 Он был груб. Они оба вели себя слишком жестоко, ими двигало ненасытное желание, страсть. «В ответ на его неистовое чувство она ответила ему тем же», – с отвращением к себе подумала Бринн. Грех не насладиться любовью, но ей не следовало забывать о главной цели, ради которой она отдалась ему.
 Бринн отступила на шаг, уклоняясь от прикосновения его рук.
 – Я не считаю, что ты должен церемониться со мной. Делай как тебе нравится.
 Мягкость в его голосе исчезла.
 – А ты будешь покорно раздвигать ноги, хочется тебе этого или нет? – Гейдж схватил ее за плечи. – Не обманывай меня и не строй из себя невинную жертву. На моем теле остались совсем другие доказательства.
 – Я не… – Не закончив фразы, Бринн устало покачала головой. Ложь убивала ее, и она не могла больше скрывать правду, даже от себя. – Я старалась испытывать к тебе отвращение. Но мне почему-то стало так хорошо, и я ничего не смогла с собой поделать, – с трудом выговорила она. – Мне кажется, ты не похож на других мужчин.
 – А я знаю, что ты не похожа на других женщин. – Он не сумел скрыть своего удивления. – Я не привык к такой искренности. – Он разжал пальцы и снял руку с ее плеча. – Думаю, ты откровенна со мной. Я почти поверил тебе. Ты ведь необычайно умная женщина.
 – Женщина должна быть умной, если не хочет позволять пользоваться собой. – Она пошла к палатке. – А веришь ты или нет – мне все равно.
 – Пока не получишь от меня, чего желаешь. – Он горько улыбнулся. – Что будет, если я передумаю ехать в Редферн?
 – Малик говорит, что ты всегда держишь свое слово. – Она оглянулась на него через плечо. – А я верю, что он не лжет.
 – Кнут и пряник. Интересно, почему твой лорд Ричард не придушил тебя, прежде чем подбросить мне. – Помолчав, он добавил:
 – Впрочем, ты права, я не стал бы отказываться от Редферна, хотя бы потому, чтобы понять, ради чего ты отдалась мне.
 Ей не стоит обольщаться на свой счет и думать, будто в ее власти пробудить в нем какие-то чувства, кроме страсти и ярости. Не надо даже пытаться или стараться понять его и вообще не надо делать ничего, что привело бы к их сближению. Он необычный человек; для мужчины, жаждущего заполучить королевство, не было места в ее простой жизни, которую она мечтала вести в Гвинтале.
 – Тебе не придется долго ждать. Ведь мы едем через два дня.
 Бринн вошла в палатку. Весь следующий час, пока она кормила Малика похлебкой, немного поела сама и умыла его, Бринн чувствовала на себе мрачный взгляд Гейджа. Малик уже заснул, когда она, подоткнув вокруг него одеяло, собралась расстелить свою накидку на земле.
 – Не там. – Гейдж постучал по своему лежаку. – Здесь.
 Бринн с трудом заставила себя расслабиться.
 – Неужели ты опозоришь меня перед своим другом?
 – Малик спит крепко. – Гейдж повторил, четко выговаривая каждое слово:
 – Ты ляжешь здесь.
 Она не спеша пошла в другой конец палатки.
 – Ты не… Разве того, что произошло, мало?
 Он схватил ее и швырнул рядом с собой. Повернув ее спиной к себе, как ему было удобнее, он укрыл ее своим покрывалом.
 – Пока достаточно. – Его рука легла ей на грудь. – Но кто знает… Лучше, чтобы ты находилась рядом со мной. Я разбужу тебя, когда ты мне понадобишься.
 Как она могла заснуть, когда сердце ее билось в горле!
 – Мне так неудобно.
 – Привыкнешь. Мне лично очень нравится. – Его губы прижались к ее уху. – Ты знаешь, я хотел забрать тебя у Малика с той самой первой недели. Я хотел, чтобы ты спала в моей, а не в его постели.
 Да, она знала об этом, но даже не предполагала, что тоже захочет, чтобы он делал с ней то, к чему так стремился. Как она изменилась с той ночи, когда лорд Ричард привез ее сюда! Даже сейчас она непроизвольно расслабилась, тело ее обмякло, податливо принимая нужную Гейджу позу. С ним было тепло, приятно… и надежно. Как давно она не чувствовала себя в безопасности!
 – Лучше уж спать одной, – солгала Бринн.
 Он промолчал.
 Шло время. Как просто и естественно было лежать с ним рядом. Он был тем мужчиной, который заявляет свои права на нее, но сейчас он ничего не требовал.
  *** 
 – У меня для вас новости, милорд. Только что прискакал гонец из лагеря его милости.
 Голос Лефонта, спросонок поняла Бринн. Открыв глаза, она увидела капитана у входа в палатку – его силуэт четко выделялся на фоне серого неба. Новости вряд ли могли быть хорошими, раз пришлось будить Гейджа в столь ранний час.
 Гейдж убрал с нее свою руку и сел на лежаке. Бринн вдруг стало неуютно и одиноко. Странно, ведь она всегда спала одна, если только не лечила кого-нибудь…
 – Какие новости? – коротко спросил Гейдж.
 – Хардраада мертв.
 Словно от удара, Гейдж вздрогнул. Помолчав какое-то время, он спросил:
 – Ты уверен?
 – Вильгельм допросил пленных, захваченных в Гастингсе, – рассказывал Лефонт. – Хардраада вторгся в Англию с севера незадолго до нашей высадки на южном побережье. Гарольд как раз возвращался обратно после того, как разбил его в…
 – Но ты уверен, что Хардраада мертв? Лефонт резко ответил:
 – Абсолютно. Ему попала в горло стрела на Стэмфордском мосту.
 Боль. Едва дыша, Бринн, съежившись, отодвинулась от Гейджа.
 Он продолжал сидеть, не двигаясь, и, вопреки его бесстрастному голосу, от него исходили волны мучительной душевной боли и били о тело Бринн резко, до слез.
 – Королем Норвегии стал Магнус, – продолжал Лефонт.
 – Гейдж, друг мой, – раздался на всю палатку глубокий и нежный голос Малика. – Ты знал, что когда-нибудь это должно было случиться. Такие люди, как Хардраада, в постели не умирают.
 – Ты прав, он и не хотел бы другого конца, – Горько-насмешливые нотки зазвучали в голосе Гейджа. – Не надо обращаться ко мне, как к больному, Малик. Отец давным-давно ничего не значит для меня. Не жди, что я стану оплакивать его. – Откинув покрывало, он встал. – Я жалею только, что он не узнает, какой лакомый кусок этой Англии, которую он потерял, достался мне.
 Гейдж быстро вышел из палатки. Лефонт последовал за ним.
 Боль. Тоска. Они жгли душу.
 Обхватив себя руками, Бринн, раскачиваясь, сидела на лежаке. Что происходило с ней?
 – Бринн! – позвал ее Малик.
 Ей не надо бежать за Гейджем, приближаться к боли. С тех пор как умерла ее мать, она никогда еще не ощущала боль других с такой остротой. Зачем мучить себя, если она вряд ли сможет помочь?
 Боль. Еще сильнее, чем первый удар.
 Отбросив покрывало, Бринн вскочила.
 – Не ходи, Бринн, – раздался вслед ей голос Малика. – Ему лучше побыть одному. Он не позволит тебе остаться с ним и помочь.
 – Я не могу бросить его одного. – Голос Бринн дрожал. – Думаешь, мне хочется идти? Надо прекратить его мучения. Я не могу…
 Выбежав из палатки, ода быстро огляделась.
 Гейдж спускался по холму к лесу. Он шел размеренным шагом, глядя прямо перед собой.
 – Подожди! – Она побежала за ним. Он продолжал идти, словно не слышал ее. Бринн догнала его уже в лесу и пошла рядом, ступая в такт его шагам.
 – Возвращайся к Малику, – коротко бросил он.
 – Нет.
 – Ты не нужна мне сейчас.
 – Я бы и сама не хотела быть здесь. – Пытаясь не отстать от него, она делала два шага – на его один. – Неужели ты думаешь, мне нравится бегать по лесу на рассвете? У меня уже все ноги мокрые от росы, и я…
 – Так возвращайся в лагерь.
 – Я не могу. Я нужна тебе.
 – Ты становишься ненасытной. Когда ты будешь нужна мне, то раздвинешь ноги, и я воспользуюсь тобой. Сейчас мне не до этого.
 Его слова больно ударили Бринн, хотя она знала, что они продиктованы горем.
 – Куда ты идешь?
 – Никуда. Мне надо подумать.
 – Тогда я с тобой.
 – Ты что, не слышишь? Я должен остаться один.
 Гейдж направился в чащу, ускоряя шаги, и ей приходилось почти бежать за ним. Он не обращал на нее никакого внимания. Так они долго шли по лесу. Серые облака озарил розовый рассвет, а затем ярко засияло солнце.
 Господи, да остановится он когда-нибудь? У нее уже закололо в правом боку.
 У небольшой узкой реки он резко обернулся к ней и коротко заметил:
 – Ты хрипишь, как загнанная лошадь. Бринн мысленно поблагодарила его за короткую передышку.
 – Я могу идти за тобой сколько угодно. Какое-то мгновение он пристально глядел на нее, а затем, встав на колени у реки, опустил в воду лицо.
 Она присела рядом с ним, держась рукой за бок.
 – Что случилось? – покосился он.
 – Ничего. Колет. – Мучимая жаждой, Бринн зачерпнула в пригоршню воды и втянула ее в себя. – Твои шаги длиннее моих.
 – Тогда зачем было упрямиться?
 – Я не смогла с собой ничего поделать. – Она внимательно рассматривала его. Боль Гейдж загнал внутрь. Надо заставить страдание выйти наружу, но сможет ли она вынести его боль, взяв ее на себя. – Тебе очень плохо.
 – А если и так? Что ты смогла бы сделать? У тебя есть средство от душевной боли? Ты считаешь, что достаточно дотронуться до меня, чтобы вылечить мое сердце?
 – Я не могу этого сделать.
 Он раскинул руки, и глаза его подозрительно заблестели.
 – Ну же, ляг со мной, как с Маликом. Посмотрим, какое у тебя волшебство.
 Она отодвинулась. При одной мысли о прикосновении к нему панический страх охватывал ее.
 – Во мне нет никакого волшебства. – Она посмотрела на его отражение в быстром течении реки. Тело его казалось размытым, ускользающим, но так ей было легче воспринимать его.
 – Ты очень любил Хардрааду?
 Он не ответил.
 Яд должен выйти наружу.
 – Странно, что ты так тяжело воспринял его смерть. Малик говорил, что он отказался признать тебя своим сыном.
 – Я к нему ничего не чувствую. – Гейдж горько усмехнулся. – Только его трон привлекал меня, а он не считал нужным отдать его мне.
 – Думаю, дело в другом.
 – Значит, ты глупа. С какой стати мне любить человека, выгнавшего меня из своей страны?
 – Он выгнал тебя?
 – Я был слишком похож на него. Он испугался, что я могу вырвать у него то, что он не собирался отдавать. – Помолчав, Гейдж добавил:
 – Возможно, он был прав. Со временем я мог бы подсыпать ему в вино какую-нибудь травку.
 – Ты никогда бы не сделал этого.
 – Он считал, что мог бы.
 – Тогда он тебя не знал. Ты никогда не причинишь вред ближнему. – Бринн оторвала взгляд от бегущей воды. – А Хардрааду ты любил.
 – Повторяю, я не чувствовал… – Гейдж замолчал на полуслове. – Впрочем, похоже, я относился к нему с величайшей нежностью, когда только узнал. Я был совсем мальчишкой, а он казался… всем на свете. Вероятно, он был величайшим воином на земле во все времена и всегда рвался к новым победам. В этом он видел самую большую радость в жизни.
 – Как ты узнал его?
 – Меня послали к его двору, когда мне исполнилось десять лет и два года. – Его губы скривились. – Мой дед был очень тщеславен. Он подсунул свою дочь Хардрааде, повстречавшись с ним в Византии, в надежде, что тот потеряет голову и женится на ней. Однако Хардраада оставил в ней только свое семя перед отъездом в Норвегию.
 – И твой дед отправил тебя к Хардрааде?
 – Разумеется! Что может быть вернее для купца, чтобы возвыситься, как не иметь внука-принца?
 – А твоя мать?
 – Дед разрешил ей переехать в Константинополь, когда я был еще младенцем. Она выполнила долг перед своим отцом, но считала жизнь в деревне позором, оставаясь матерью незаконнорожденного.
 «Как же нелегко приходилось в той деревушке бастарду!», – с грустью подумала Бринн. Расти без матери, с дедом, только и мечтавшим использовать его для получения барышей, и с отцом, который ласково обращался с ним, пока не почувствовал в нем угрожающую своей власти силу. Гейдж не из тех, кто позволил бы затирать себя и над собой насмехаться. Ей вдруг захотелось увидеть рядом Хардрааду и юного Гейджа.
 – Когда он прогнал тебя?
 – Мне пришлось вернуться в Норвегию несколько лет назад.
 Он покинул Хардрааду и стал королем торговцев, когда тот отклонил его законные права. Гейдж никогда не согласился бы с поражением, он попытался бы силой вырвать победу из любого сложившегося положения.
 – Тебе было лучше без Хардраады.
 – Кто ты такая, чтобы судить? – Лицо его стало жестким. – Думаю, трон Хардраады был бы мне впору.
 – Не могу поверить, что ты мечтал о его троне.
 – Мне ничего больше не было нужно от него. – Гейдж пристально посмотрел на нее и подтвердил:
 – Ничего.
 Он никогда не поймет, как необходим сейчас был ему разговор об отце, именно здесь и сейчас. Она же знала, что теперь его боль немного ослабнет. И у нее постепенно растаял ком в горле.
 – Раз ты так считаешь, значит, так и есть. – Бринн поднялась с колен. – Ладно, теперь я вернусь в лагерь. Его нетерпеливый жест выражал удивление.
 – С тех пор как мы ушли из лагеря, я только это тебе и предлагал.
 – Тогда я не могла этого сделать. Теперь тебе легче.
 Бринн собралась уходить.
 – Постой! – Гейдж рванулся за ней и схватил ее за руку.
 Горечь и боль, слезы, сглатываемые втайне ото всех, одиночество и темнота.
 Страдания раздирали душу, эмоции захлестывали разум.
 В отчаянии Бринн попыталась вырвать свою руку. Но куда же уйдет вся эта боль, если она не возьмет ее на себя?
 – Прошу тебя, – прошептала она, закрыв глаза. – Пожалуйста, не надо.
 – В чем дело, черт побери?!
 – Твоя боль. Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать ее. Мне больно…
 Он выпустил ее руку.
 Боль ушла, но он не должен оставаться один. Она рванулась к нему, взяла его за руку снова. Почувствовав новый болевой удар, застонала.
 – Что с тобой происходит, черт возьми? – зло спросил он.
 – Не знаю. Мне никогда не было так…
 Она слепо взяла его за другую руку. Его страдания, навалившись, готовы были раздавить ее. Внезапно ей стало ясно, что надо делать. Соединив себя с ним, она ощутила, как общая скорбь охватила их.
 Бринн прильнула головой к его груди, и слезы брызнули у нее из глаз.
 – Господи! – Он стоял подобно изваянию. – Прекрати плакать.
 Она покачала головой.
 – Почему, черт возьми, ты плачешь?
 – Потому что ты не можешь, – всхлипывая, прошептала она. – Надо, чтобы все куда-нибудь вылилось.
 – Ты ненормальная.
 Отступив на шаг, он посмотрел ей в лицо.
 – Ты сумасшедшая, – повторил Гейдж. Указательным пальцем он провел по щеке, по следу, оставленному слезами. – Не надо, – хрипло сказал он. – Прекрати.
 Ее рыдания постепенно стихали, и ему становилось легче. Глубоко, судорожно вздохнув, она перевела дыхание.
 – Все. Теперь я пойду. – Бринн повернулась и не спеша спустилась на тропинку. – Я сделала все, что смогла.
 – Подожди!
 Она оглянулась через плечо.
 – Мы ушли далеко от лагеря, – поспешно проговорил Гейдж. – Ты найдешь дорогу обратно?
 Он беспокоился о ней. Теплая волна окатила душу, и она улыбнулась.
 – Я выросла в лесах. Я никогда не потеряюсь.
  *** 
 Гейджа не было весь день, не вернулся он и к полуночи, тогда они задули светильник.
 Бринн еще не спала, когда Гейдж скользнул под покрывало и обнял ее.
 Тупая боль, печаль, покорность. Терпимо.
 – Если ты опять начнешь лить слезы, я поколочу тебя, – шепнул он ей на ухо. – Я ненавижу плаксивых женщин.
 – Я больше не буду.
 – Не понимаю тебя, – сказал он изменившимся голосом. – И не верю, что ты можешь вылечить человека, прикоснувшись к нему или угадав его чувства.
 – Не веришь, и не надо.
 – И не думаю, что мне станет легче из-за нескольких пролитых ради меня слезинок. Мне они не нужны.
 – Рада за тебя. Теперь мне надо поспать. – Она закрыла глаза. – Спи спокойно.
 Бринн услышала, как он тихонько выругался, потом крепко прижал ее к себе. Привязанность. У нее екнуло сердце: невидимая нить по-прежнему их связывала, хотя она и молилась, чтобы она оборвалась, как только поутихнет его боль. Глупо. Страсть словно приоткрыла завесу их отношений, высветив их глубину.
 – Бринн…
 – Да.
 – Мне не нужны твои слезы, но я благодарен тебе за них.
 Его грубоватые слова тронули ее до глубины души. Прижаться бы к нему изо всех сил, но она не должна. Он – враг. Милорд и рабыня. Между ними только сделка, о которой они забывали под неистовым натиском страсти.
 – Не стоит благодарности, – ровным голосом ответила она. – Мой долг – помогать тебе.
 Его рука все еще обнимала ее, но Бринн уже приготовилась к отступлению. Прекрасно. Держись подальше. Не подходи близко. Никогда не подходи снова так близко.
 – Я счастлив, что ты понимаешь свои обязанности. – Гейдж передразнил ее манеру говорить. – Но знай, тебе придется их исполнять и после приезда в Редферн.




 6


 – Он весь из дерева, – поморщился Гейдж, когда они подъехали к деревянным стенам, окружавшим Редфернский замок. – Так это и есть твой хваленый Редферн?
 – Разумеется. – Бринн, не глядя в его сторону, укутывала Малика. – А чего ты ждал, – продолжала она, поудобнее устраиваясь в повозке, – чтобы он был из перьев?
 – В Нормандии принято строить замки из камня, – пояснил Малик.
 – А в Англии – нет. Я не встретила здесь ни одного каменного замка.
 – Тогда Вильгельм без труда доберется до Лондона, – усмехнулся Гейдж. – Странно, Англию могли завоевать уже много раз. – Он пришпорил коня и жестом приказал двигаться за ним.
 Высокие деревянные ворота открылись. Их уже ждали. Лорд Ричард выехал воинам Гейджа навстречу, улыбаясь во все лицо.
 – Добро пожаловать, милорд. Я счастлив приветствовать вас здесь и горд, что вы любезно приняли мое приглашение. Это означает, что вы подумываете о Редферне?
 – Вовсе нет.
 – В Редферне есть все, о чем можно мечтать. – Ричард бросил взгляд на Бринн. – Надеюсь, ты в добром здравии, Бринн?
 Бринн нахмурилась. О чем он? Что еще задумал этот коварный лорд? Он разговаривал с ней так любезно. Так он прежде обращался к благородным дамам, гостившим у него в замке.
 – Неплохо.
 – Нам подождать, пока вы закончите обмен любезностями? – холодно спросил Гейдж.
 – Разумеется, нет. Я распорядился приготовить для вас мои покои, милорд. – Ричард развернул лошадь и въехал в ворота. – После отдыха я приглашаю вас оказать мне честь, отобедав со мной. Заметив ваше приближение, я приказал слугам приготовить роскошный стол.
 – Вряд ли мне понадобится отдых. От леса, где мы разбили лагерь, езды всего пара часов.
 – Простите, я забыл, какие крепкие воины норманны.
 – Бринн!
 Она обернулась. К ней через весь двор спешил Делмас. Ее тело передернулось от отвращения, когда она увидела похотливо-жаждущее выражение на его лице. Он решил, раз она вернулась, то он снова может пользоваться ею. Она так долго не видела его, что успела забыть об унизительной беззащитности, которую когда-то испытывала перед его домогательствами.
 – Это еще кто? В чем дело? – Вопросительный взгляд Гейджа упал на ее лицо.
 – Ни в чем. Этой мой муж.
 Малик тихонько присвистнул.
 – Муж? – переспросил Гейдж с убийственной нежностью.
 – Да.
 – Только-то и всего? – Гейдж смерил презрительным взглядом нескладную фигуру Делмаса. – Могу я узнать, почему ты никогда не упоминала об этом… муже?
 – Какая разница? Разве бы от этого что-нибудь изменилось?
 Делмас робко приблизился к Гейджу.
 – Приветствую вас, милорд. Добро пожаловать в Редферн.
 Гейдж и не посмотрел в его сторону.
 – Какая разница? – эхом за Бринн откликнулся Гейдж. – Разумеется, никакой.
 Делмас придвинулся еще на маленький шажок.
 – Не хотел бы быть неучтивым, милорд, но не могли бы вы обойтись какое-то время без Бринн? Мы давно уже не были вместе, и я хотел бы… – Делмас не закончил фразу.
 Встретившись взглядом с норманном, он поспешно отступил в сторону, испуганно прикрыв глаза.
 Гейдж убьет его, молнией пронеслось в голове Бринн. Делмас на дюйм от смерти!
 – Нет! – Не заметив как, она метнулась вихрем из повозки и оказалась между Гейджем и Делмасом, толкнув того к конюшне, и поспешила за ним следом.
 – Бринн! – тихо окликнул ее Гейдж, но от его голоса мурашки пробежали у нее по спине, страх сковал душу. – Вернись!
 Она только ускорила шаг, почти побежала.
 – Я скоро вернусь. Сейчас мне надо поговорить с Делмасом.
 – Немедленно вернись! Бринн не остановилась.
 – Я скоро.
 На мгновение ей показалось, что Гейдж бросится за ней. Она спиной чувствовала на себе его взгляд, пока не вбежала в конюшню. Удары ее сердца отдавались в висках.
 – Потаскуха! – Делмас закатил ей увесистую пощечину. – Он едва не убил меня, и все по твоей вине.
 Ярость охватила ее. Зачем она вмешалась? Надо было подавить в себе жалость, и пусть бы Гейдж избавил ее от этого слизняка.
 Делмас поднял руку для нового удара.
 – Хватит! – холодно бросила она. – Ты никогда больше не посмеешь ударить меня.
 После минутного колебания он угрожающе на нее надвинулся.
 – Буду с тобой делать все, что захочу. Ты моя жена.
 – Все изменилось.
 Сказав, Бринн вдруг поняла, что так оно и есть. Делмас больше никогда не сможет ни оскорбить, ни обидеть ее. Он так долго подавлял ее своей властью, жестокостью, что сама мысль об освобождении от его деспотизма показалась ей дикой.
 – Потому что ты стала потаскухой норманна? Я обращусь к церкви с прошением заставить его вернуть тебя мне. Ты поклялась быть верной мне.
 – Я не давала никакого обета.
 Он не обратил внимания на ее слова.
 – Даже норманн не посмеет пойти против Папы.
 – Вся Англия охвачена войной. Неужели ты думаешь, что у церкви есть время разбираться с каким-то хнычущим рабом?
 – Лорд Ричард поможет мне, – пригрозил Делмас. – Он не позволит норманну пользоваться тобой. Бринн напряглась.
 – Что тебе говорил лорд Ричард?
 Делмас отвел взгляд.
 – Я рассказал ему, что посчитал нужным. Я заставил его вернуть тебя в Редферн.
 – Гвинтал? Ты разболтал ему про Гвинтал?
 Он поспешно кивнул.
 Бринн натянула поплотнее накидку, холодок пробежал по ее телу. Она и предположить не могла, что Делмас расскажет кому-нибудь о кладе. Он, должно быть, и в самом деле отчаялся настолько, что поделился с лордом Ричардом тайной.
 – Глупец. Он убьет тебя.
 – Нет. Мы нужны друг другу. – Помолчав, Делмас хитро улыбнулся. – Правда, он жестокий человек и не станет обходиться с тобой так же мягко, как я.
 Мягко? Она удивленно посмотрела на него.
 – Сегодня ночью мы могли бы убежать из Редферна, – пробормотал Делмас. – Зачем тебе связываться с лордом Ричардом или с норманном? Мы могли бы вернуться в Гвинтал, и ты могла бы дать мне…
 – Нет. – Даже теперь ей не верилось, что он больше не сможет использовать ее. – Я никуда не поеду. Как леди Эдвина?
 Делмас нахмурился.
 – Она больше не имеет для нас никакого значения. Ты еще пожалеешь, что отказалась бежать со мной. Лорд Ричард…
 Бринн повернулась к двери.
 – Я иду в замок проведать леди Эдвину.
 – Ее там больше нет.
 Она обернулась.
 – Что?
 – Лорд Ричард сказал… – Делмас замолчал, не закончив фразы. – Она оскорбила его, и он приказал унести ее с глаз долой.
 – Оскорбила? – Ее руки медленно сжались. – Где она?
 Делмас кивнул на маленькую комнатушку возле конюшни.
 Именно в этой комнатушке она наблюдала за кометой. По размерам пристройка была не больше стойла для лошади. Негромко вскрикнув, Бринн поспешила к двери и распахнула ее.
 Маленькое беззащитное личико выглядывало из-под старого выцветшего покрывала на небольшом лежаке у окна.
 Слишком безжизненное.
 Бринн быстро пересекла комнату.
 – Эдвина!
 Господи Боже, что он сделал с ней? Синие круги под потухшими глазами, распухшие и потрескавшиеся губы, волосы спутались и свисали тусклыми прядями.
 Бринн присела на лежак и взяла руки Эдвины в свои ладони. Они казались такими же мертвыми и холодными, как и все тело.
 – Эдвина, очнись!
 Эдвина вздрогнула и открыла глаза.
 – Бринн? – выдохнула она.
 – Я, – вздохнула с облегчением Бринн.
 – Я… не надеялась, что ты вернешься. Он сказал, ты… – Ее голос затих, она смогла говорить только после небольшой передышки:
 – Мне было так одиноко.
 Бринн еле сдерживала слезы.
 – Тебе не стояло верить ему. – Она закутала Эдвину поплотнее в покрывало. Оно оказалось таким тонким, что вряд ли под ним можно было согреться. Ярость волной захлестнула Бринн, когда она оглядела комнату. Лежак был завален грязным, дурно пахнущим тряпьем. Небольшое окно заткано паутиной, она свисала и с деревянного потолка, а из ведра, стоявшего у двери, исходило зловоние. – Не верь ничему, что он говорит тебе.
 Эдвина закрыла глаза.
 – Я знаю.
 Бринн испуганно посмотрела на нее. Помнится, Эдвина прежде не сомневалась в словах своего дорогого и любимого Ричарда.
 – Знаешь, он ждет, когда я умру.
 – Он сказал тебе об этом?
 – Нет. – Ее воспаленные глаза широко раскрылись. – Но я же не дура. Он никогда не затолкал бы меня сюда, если бы не мечтал избавиться. – Внезапно ее голос окреп, и она заговорила с несвойственной ей жесткостью:
 – Но я не умру. Ему не следовало этого делать. Никто не смеет обращаться с женщиной, как с отслужившим свой срок башмаком. Так не поступают. Я не позволю ему. Это не…
 – Тихо, тихо. – Эдвина слишком разнервничалась, и Бринн боялась, что ее здоровье не выдержит такого волнения. – Ты будешь жить. Я не дам тебе умереть.
 – Я знаю. Небеса услышат мою молитву. – Глаза Эдвины наполнились слезами. – Как я рада, что ты здесь, Бринн. Теперь мне станет легче. Я почувствовала себя такой покинутой, когда лорд Ричард сообщил мне о смерти отца…
 – Лорд Келлз жив. Его только взяли в плен.
 – Ты уверена?
 – Его забрали в лагерь Вильгельма.
 – Так он и тут мне солгал. Как жестоко! Он хотел отнять у меня последнюю надежду… – Эдвина закрыла глаза. – Ничего, если я опять ненадолго засну? Мне кажется, сон дает мне силы, чтобы бороться…
 – Конечно, поспи. – Бринн нежно погладила руку Эдвины и встала. – Теперь буду бороться я.
 – Нет, я должна сама.
 Бринн стояла у ее постели и смотрела на нее. Эдвина казалась еще более слабой и больной, с тех пор как Бринн ее оставила по велению лорда Ричарда, но в то же время в ней появилась сила характера, которой она раньше в Эдвине не замечала. Словно клинок меча сверкнул в темной воде.
 – Мы будем бороться вместе, – мягко уточнила Бринн.
 – Вместе… да.
 Спустя мгновение Эдвина спала.
 – Оставь ее. – Из-за плеча Бринн выглядывал Делмас.
 Она увидела его нахмуренное лицо.
 – И ты туда же. Как ты мог не помочь ей?
 Делмас поежился.
 – Лорд Ричард приказал оставить ее одну.
 – Умирать в этой грязной пристройке?
 – Я только выполнял его приказания. – Он шагнул к лежаку. – И ты должна делать то же самое. Он здесь хозяин.
 – Хозяин, подчинявшийся каждой прихоти лорда Гейджа.
 – Ненадолго, – хитро улыбнулся Делмас. У Бринн сразу же возникло подозрение.
 – Что ты хочешь сказать?
 – Неужели ты думаешь, что он отдаст Редферн лорду Гейджу? Ему надо было только вернуть тебя. – Что-то лисье проглянуло в его лице. – С норманном может внезапно случиться несчастье.
 Бринн в испуге не сводила с него глаз.
 – Он посмеет убить его, пригласив к себе в дом гостем?
 В традиционном сакском гостеприимстве вероломству не было места. Вряд ли Ричард посмел бы опуститься до такой низости.
 – Я этого не говорил, – зачастил Делмас испуганно.
 «Не может быть! Впрочем, что удивительного, если он бросил умирать в одиночестве свою собственную жену», – подумала Бринн.
 – Прекрати свои дьявольские штучки и сама расскажи нам все о кладе, – предложил Делмас. – Почему ты такая упрямая?
 – Эдвину надо унести отсюда. – Бринн направилась к двери. – Возьми ее на руки. – На его слова она и внимания не обратила.
 – Ты приказываешь мне?
 – Возьми ее, – повторила Бринн. – Или я пойду к лорду Гейджу и попрошу его выяснить, что ты с лордом Ричардом замышляешь против него.
 Делмас побледнел от страха, вспомнив тот ужасный момент во дворе замка.
 – Не посмеешь.
 Разумеется, она только пугает его, но он не должен даже догадываться об этом.
 – Возьми ее на руки. – В голосе Бринн зазвучали гневные нотки. – Последний раз прошу.
 – Лорд Ричард будет недоволен. – Делмас поднял невесомое тело Эдвины. Она вздрогнула, но не проснулась. – И нам тоже не поздоровится.
 Бринн торопливо вышла из пристройки. Ярко светило солнце. Гейджа во дворе не было, но Лефонт все еще отдавал распоряжения своим солдатам, размещая их на ночь. Бринн направилась к нему.
 – Мне надо видеть лорда Гейдж. Где он?
 – Ему тоже не терпится встретиться с тобой. – Лефонт с любопытством переводил взгляд с Делмаса на Эдвину. – Он приказал мне найти тебя и привести к нему. Рад, что ты облегчила мою задачу. – Лефонт кивнул на замок. – Сдается, лорд Ричард распорядился приготовить для милорда ванну.
 – А куда положили Малика?
 – Он сказал, в южной комнате. – Передернув плечами, Лефонт дал понять, что не знает расположения комнат в замке.
 Приказав Делмасу следовать за ней, Бринн вошла в дом, миновала главный зал, поднялась по лестнице, прошла по коридору и вошла в комнату Эдвины.
 Малик лежал на широкой кровати и с тревогой покачал головой, увидев ее в приоткрывшуюся дверь.
 – Со мной все в порядке, мне здесь удобно. Иди к Гейджу, пока он окончательно не разозлился. Словно не слыша его, она вошла в комнату.
 – Пока удобно. Я пришла немного потеснить тебя. Подвинься на край.
 – Зачем? – Он заметил Делмаса с его ношей. – А, эта женщина будет согревать меня по ночам? Как мило с твоей стороны. Я уж было начал думать, что ты окончательно забросила меня. Мне и правда легче.
 – Мне просто надо положить ее в безопасное место, пока я не устрою для нее что нужно. Подвинься.
 Малик покорно кивнул.
 – Понимаю. У тебя новая больная.
 – Это Эдвина, жена лорда Ричарда. Ты спишь на ее постели.
 Малик отодвинулся на край, и Делмас положил Эдвину на кровать. Малик не отводил глаз от бледного личика молодой женщины.
 – Бедняжка. Она плохо выглядит. Что с ней?
 – У нее совсем не осталось сил жить. Она потеряла четверых детей за пять лет, а лорд Ричард в наказание бросил ее в крошечную грязную пристройку позади конюшни и оставил там совсем одну умирать. – Бринн поправила поудобнее подушку Эдвины и повернулась к Делмасу. – Скажи, чтобы принесли горячую воду и чистые простыни. Где Алиса?
 – Она не прислуживает ей больше. У нее теперь другие обязанности, – ответил Делмас. Он повторил слова лорда Ричарда.
 У Бринн совсем вылетело из головы, что Ричард спал с Алисой. Что ж, придется ему отказаться от ее услуг. Эдвине нужен более тщательный уход, чем тот, который ей могла дать Бринн. Хотя Алиса и не слишком усердствовала, но она никогда не позволяла себе небрежно ухаживать за хозяйкой.
 – Сходи за ней.
 Делмас упрямо покачал головой.
 – Тогда я приведу ее сама.
 – Бедная маленькая леди. Я позабочусь о ней, – с нежностью произнес Малик.
 – Ты? – Брови Бринн поднялись домиком. – Ты о себе-то еще не в состоянии заботиться.
 – Тогда мы станем помогать друг другу. – Он продолжал ласково разглядывать Эдвину. – Похоже, я нужен ей.
 – Алиса прекрасно справится.
 Малик упрямо стиснул зубы.
 – Я нужен ей.
 У Бринн не осталось ни сил, ни времени спорить с ним.
 – Как хочешь. Я пойду за Алисой, и она будет ухаживать за вами обоими.
 Выражение лица Малика изменилось.
 – Ступай к Гейджу, Бринн. Не тяни. – Он пристально посмотрел на Делмаса. – И на твоем месте я не брал бы его с собой.
 – Нет-нет, мне надо прислуживать лорду Ричарду. – Делмас облизал губы и попятился к двери. – Я уже и так задержался.
 Дверь громко захлопнулась за ним.
 – Трусливый таракан, – покачал головой Малик. – Гейдж сотрет его в порошок и втопчет в грязь на конном дворе.
 – Нельзя убивать человека только за то, что он трус.
 – Не вздумай защищать его перед Гейджем, ты только вынудишь его поскорее раздавить таракана. – Махнув рукой, Малик снова взглянул на Эдвину. – Поспеши к нему. Я присмотрю за ней до твоего возвращения.
 Постояв в нерешительности, Бринн пошла к двери. Ей не хотелось сейчас сталкиваться с Гейджем, но другого выхода у нее не было. Малик, вероятно, был прав: промедление только усложнит ее положение.
 Господи, как же все счастливо оборачивается в этой жизни! Сарацин Малик, замирая от восторга, славил Бога. Жил себе человек один, и вдруг, словно ангел с неба, слетает к нему в постель Эдвина, хрупкая и прекрасная, подобная хрустальному колокольчику, который Малику подарила мать, когда он уезжал из родной деревни. Каким же чудовищем надо быть, чтобы губить такую красоту!
 Открыв глаз, Эдвина встретилась с ним взглядом и испуганно вздрогнула.
 – Ш-ш. Не бойся, – быстро сказал он. – Бринн скоро вернется. Меня зовут Малик, и я не обижу тебя.
 – Незнакомец.
 – Ненадолго, – нежно улыбнулся он. – Мы с тобой созданы друг для друга. Разве ты не чувствуешь этого?
 Она по-прежнему не сводила с него испуганных глаз, но напряжение постепенно покинуло ее. Эдвина вздохнула и снова прикрыла веки.
 Она приняла его. Для Малика это было чудесным подарком.
 – Так ты доверяешь мне?
 – Нет, – прошептала она, – никогда…
 – Потому что я чужестранец?
 – Нет.
 Малик напрягся.
 – Проклятый сарацин?
 – Нет.
 – Тогда почему?
 – Я не могу доверять тебе. – Эдвина зевнула и повернулась спиной к нему. – Ты слишком красив…
  *** 
 Бринн резким движением распахнула дверь в спальню Ричарда и вошла. Гейдж сидел в глубоком деревянном корыте в клубах густого пара. Вокруг пахло мылом и травами. Алиса, присев на корточки, терла ему спину.
 Остановившись посреди комнаты, Бринн перевела взгляд на служанку. Похоже, Ричард отдал Гейджу не только свои покои, но и собственную любовницу. Представшая ее взору гармония двух тел вызвала в ее душе двойственное чувство – и злость, и острую боль.
 – Не стой там, – бархатным голосом произнес Гейдж. – Подойди поближе.
 Святые небеса, она и вправду сердилась! Гнев волнами накатывался на нее. Собравшись с духом, Бринн прошла вперед и остановилась перед купелью.
 – Я пришла сразу, как только освободилась.
 – Полагаю, тебе пришлось выполнять другие «обязанности». Ты ведь давненько не виделась с мужем.
 – Верно, – как можно спокойнее ответила Бринн, не сводя глаз с рук Алисы, кругами двигавшихся по телу Гейджа, массируя его широкую грудь. Полные, с ямочками на локтях руки девушки, как и вся она, выглядели невыносимо чувственно. Отведя глаза, Бринн снова посмотрела на Гейджа. По его лицу ничего нельзя было понять. Тело его напряглось, а глаза… Она опять перевела взгляд на Алису.
 – Оставь нас. Ты нужна леди Эдвине.
 Руки Алисы замерли.
 – Не могу.
 – Можешь. Она ждет тебя. Вымой ее и уложи поудобнее. Мы перенесли ее в прежнюю комнату.
 Алиса испуганно раскрыла глаза.
 – Тебе не следовало этого делать. Лорд Ричард очень рассердится.
 – Неважно. Ступай к ней.
 В глазах Алисы засверкали слезы.
 – Не могу. Думаешь, мне не хотелось помочь бедняжке? Он не потерпит такого непослушания.
 – Разве он не велел тебе исполнять приказания лорда Гейджа?
 Алиса согласно кивнула, и краска бросилась ей в лицо. Бринн повернулась к Гейджу.
 – Прикажи ей сделать то, о чем я прошу.
 – А может, она нужна мне здесь?
 – Не нужна. Тебе хочется отчитать меня.
 Он пристально посмотрел на нее и приказал Алисе уйти.
 – Иди к этой… – Гейдж замешкался, припоминая имя, – леди Эдвине.
 Алиса торопливо вскочила и, обежав вокруг корыта, поспешила к выходу. Проходя мимо Бринн, шепнула:
 – Я, правда, не желала ей зла… Он не стал бы… Мне пришлось исполнять его желания.
 Бринн почувствовала, что Алиса говорит правду. Страх перед Ричардом заставил ее бросить Эдвину. В любом случае не стоило ругать ее.
 – Так исправься, ухаживай за ней с нежностью и заботой.
 – Я все сделаю! – Алиса торопливо выбежала из комнаты.
 – Итак, я остался без служанки, – мягко заметил Гейдж. – Похоже, тебе придется занять ее место.
 – Ничего не имею против. – Бринн встала на место Алисы. – Тебе прекрасно известно, что таков обычай. Не заболей леди Эдвина, она сама вымыла бы тебя.
 – Не припоминаю, чтобы ты называла имя леди Эдвины. Впрочем, чему тут удивляться, ты ведь даже о муже забыла мне рассказать.
 – Лорд Ричард говорил тебе, что меня привезли в Редферн ухаживать за его женой.
 – Но ты-то ничего о ней не рассказывала. Какая же ты скрытная, Бринн из Фалкаара. – Он придвинулся к краю корыта. – Снимай платье и залезай ко мне. От тебя дурно пахнет.
 Наверное, не выветрился затхлый запах пристройки на заднем дворе конюшни.
 – Я потом помоюсь.
 – Нет, сейчас, – тоном, не терпящим возражения, приказал он.
 Она сняла через голову платье и, бросив его на мокрый пол, разулась.
 – Залезай в корыто.
 – Тут нет места.
 Он жестом показал на свои колени.
 – Найдется.
 Постояв в нерешительности, Бринн подчинилась. Ему не придется расстраиваться, а ей лучше поберечь силы для более важных сражений, маячивших на горизонте.
 Она неторопливо забралась в корыто. Вода показалась ей очень теплой, почти горячей. Она устроилась на его коленях.
 – Вот так. – Он вытянул ее ноги вдоль своих бедер. – Теперь тебе удобно?
 – Нет. – Ей было неуютно от своей беспомощности и угрожающе бархатных ноток в его голосе.
 Он обернул ее тканью и начал тереть ей спину круговыми движениями.
 – Что ты делаешь? Ты велел мне помыть тебя!
 – Успеешь. Ты окаменела. Что с тобой?
 – Ты злишься, я это чувствую.
 Гейдж прижал ее голову к себе и взял в руки тяжелые пряди ее волос.
 – Какие они у тебя густые, шелковистые… и живые. Даже в кромешной тьме, только по одной пряди я угадаю тебя. – Он начал мыть ей затылок. – У тебя все мышцы напряжены. Ты боишься меня, Бринн?
 – Нет. – У нее заплетался язык. Его руки обвились вокруг ее бедер.
 – И напрасно. Временами мне хочется просто раздавить тебя.
 – Я поняла, что мужчинам нередко нравится уничтожать женщин.
 – Прежде женщина представляла интерес для меня только в определенном смысле. Взяв свое, я тут же забывал ее. Всегда находилась другая. Так было, пока я не встретил тебя. – Помолчав, Гейдж мягко спросил:
 – Он взял тебя?
 – Делмас?
 – Кто же еще, если только у тебя не бродит еще какой-нибудь муженек в этом проклятом месте.
 – Нет, конечно, нет.
 – Тогда скажи, он бросил тебя на пол в конюшне и попользовался тобой?
 – Нет.
 Слабое напряжение передалось ей от Гейджа.
 – Я не прощу, если ты лжешь мне.
 – Я не лгу.
 – Ты скрывала правду о нем, а это – тоже ложь. От его расспросов и упреков на нее вдруг навалилась страшная усталость.
 – Я не говорила тебе о нем, потому что он ничего не значит. У меня и других забот хватало, чтобы еще забивать голову тем, что тебя не касается.
 – Раз для тебя ничего не значит данный ему обет… – он помолчал, – тем лучше. Думаю, я помогу тебе избавиться от мужа, о котором ты так легко забываешь.
 – Нет!
 – Так, значит, тебе до него есть дело? – еле сдерживался Гейдж. – Ты дорожишь им?
 – Я порой ненавижу его, а вообще он мне безразличен, но я не позволю его уничтожить. Не хочу брать на свою душу такой грех.
 Гейдж наклонился и поцеловал ее в ямочку у плеча.
 – У тебя красивые плечи, и с этим ничего не поделаешь. Уверяю, моей душе не станет тяжелее еще от одного греха.
 – Не смей! – Бринн судорожно забилась в его объятиях. – Слышишь? Я не позволю…
 – Успокойся. – Он с силой удерживал ее. – Не двигайся. Я не хочу причинить тебе боль.
 Снова насилие.
 – Зачем? – гневно спросила она. – Он ничем не обидел тебя.
 – Неужели? – Гейдж вдруг оттолкнул ее, и его глаза яростно сверкнули. – Меня уже одно оскорбляет, что этот дурак думает, будто ты принадлежишь ему только потому, что священник прожурчал над вами несколько слов. Меня унижает, что он пользовался твоим телом наравне со мной и узнал тебя. Меня выводит из себя само его существование. – Гейдж сжал ее руки.
 – И ты готов убить его только ради того, чтобы избавиться от его присутствия?
 – А что тут такого? – хищно ухмыльнулся он. – Я вымету его из твоей жизни, как смываю его прикосновение с твоего тела.
 Он вынес приговор.
 – Большой грех, – выдохнула Бринн. – Жизнь – дар Божий, и нельзя отнимать ее. К Делмасу я равнодушна, но я не перенесу, если стану причиной его смерти. – Слезы брызнули из ее глаз. – Я лечу… Я не разрушаю. Это стало бы… Я не вынесу.
 – Хватит ныть, – жестко сказал он. Она не могла остановить слезы.
 – Меня оскорбляет и то, что ты скулишь по нему.
 – Я не по нему плачу.
 – Тогда прекрати ныть! Почему ты вечно плачешь?
 – Думаешь, я не перестала бы, если бы смогла? На себя посмотри. За то время, пока я знаю тебя, я слезы лью чаще, чем за всю прошлую жизнь.
 – Проклятие, – нахмурился Гейдж. – Перестань. Так и быть, я не трону мерзавца… пока. – Он взял ее голову в свои большие ладони. – Но ты перестанешь видеться с ним. Он не должен прикасаться к тебе. И вообще не упоминай его имени, иначе я распорю его снизу доверху. – Его рот накрыл ее губы, язык проскользнул внутрь. Нежно прикасаясь к небу, он волчком закружился во влажном тепле. Гейдж словно страшно проголодался и никак не мог насытиться. Он поднял голову и жестко произнес:
 – Ты принадлежишь мне. И никому больше. Только мне.
 Рывком он придвинулся к ней, развел ее ноги и притянул к себе.
 Она вскрикнула.
 – Только мне! – Обхватив ее за ягодицы, он рывком вошел в нее. Запаленно дыша, он сжимал и разжимал ее податливые и упругие половинки, словно созданные для его широких ладоней. – Я чуть не убил тебя, когда ты покорно поспешила за ним в конюшню. Я передумал обо всем, что он мог сотворить с тобой.
 – Я сказала тебе… – слабо выдохнула она. Он заполонил ее горячее раскрытое лоно, теплый, твердый, упругий. Она едва говорила. – Он… ничего не сделал.
 – Верю. Только поэтому он протянет подольше. – Он поднял ее, не спеша положил на себя и вытянулся. Еще, снова и снова.
 Невыносимо медленно. Она судорожно двигалась, и ее руки невольно устремились к нему.
 – Гейдж… Это…
 – Тебе хорошо?
 – Да…
 Он снова, но уже медленными толчками вошел в нее, плотно прижался к ней, и она податливо приняла его, удерживая в себе.
 Напрасно. Он опять поднял ее, повторяя все те же неторопливые, подводящие к вершине наслаждения движения.
 – Лучше, чем твой лорд Ричард? А твой прохвост муж?
 – Мне не нравится… – Бринн закусила нижнюю губу, когда от его упругих толчков, упоительно раскрывающих ее лоно, теплая волна прокатилась по ее бедрам. – Гораздо лучше. Совсем по-другому…
 – Тогда забудь их! – Подавшись вперед, он взял ягодицы в ладони. – Их больше не существует для тебя.
 Он двигался толчками, поднимая и опуская ее в такт своему бешеному желанию.
 Теплая, ласковая вода волнами окатывала ее тело.
 Твердая и обжигающая плоть Гейджа трепетала внутри и требовала выхода. Из ее груди вырывались слабые стоны. Бринн пыталась сдержать их, но сладострастие захлестывало ее.
 – Вот так, – захрипел он. – Стони! Вой! Я хочу слышать тебя!
 Все ее существо разрывалось изнутри, рвалось к вершине и требовало выхода.
 И освобождение пришло. Экстаз наступил с такой силой, доходящей до исступления, что Бринн вцепилась в Гейджа, стараясь удержаться за него, видя только в нем спасение от судорожных конвульсий взбунтовавшегося тела.
 Он продолжал в ней двигаться, шепча на ухо:
 – Видишь, ты моя. Моя…
 – Не твоя.
 Сильная дрожь сотрясла его тело, когда он кончил, невольно до боли крепко обняв ее.
 – Упрямая… – Гейдж внезапно встал и взял из корыта ее на руки.
 – Что… – испуганно начала она. Он быстро зашагал к кровати.
 – Я мечтаю быть с тобой где угодно, но в постели…
 – Мы же совсем мокрые, – возразила она.
 – Высохнем, и поверь, тебе не придется дрожать от холода.
 Гейдж уложил ее на постель и накрыл своим мощным телом. Его рука скользнула между ее ног.
 – Не может быть, чтобы ты так быстро захотел меня снова.
 Он глубоко ввел в ее лоно два пальца.
 – Хочу, чтобы желание родилось в тебе, чтобы ты наслаждалась и жаждала меня снова и снова. – Его язык ласкал ее ухо, рука медленно гладила бедра. – Еще до наступления вечера ты скажешь, что принадлежишь только мне.
 – Нет… – отчаянно сопротивлялась она. Он поднял голову, и его теплый язык нежно заскользил по ее соску.
 – Скажешь, Бринн, скажешь.
 – Я не то имела в виду. – Не отрываясь, Бринн смотрела в окно на заходящее солнце. – Я солгала, что буду только твоей.
 Гейдж накрыл ее плечи покрывалом и положил ее голову себе на грудь.
 – Ты сказала правду. Так убедительно не лгут.
 Краска залила ее лицо.
 – Это все ты. Ты заставил меня сделать это.
 – Разве тебе было плохо?
 – Нет, но ты… Так нечестно!
 Его рука жадно ласкала ее грудь.
 – Не стану спорить.
 Он считал победителем себя. В самые жгучие моменты охватившего ее безумия она чувствовала себя продолжением. Ей надо гнать от себя такие мысли. Даже теперь, когда способность здраво мыслить вернулась к ней, Бринн ощущала свою уязвимость. Опасно привязываться к Гейджу, она должна держаться от всех подальше.
 – Кто такой Селбар? Ты сказала, что доверяешь только ему. Я хочу знать, кто он.
 Селбар оставался частью Гвинтала, частью ее самой, куда нельзя допускать посторонних. Она ничего не скажет ему.
 Не услышав ответа, Гейдж тихо выругался и спросил:
 – Тебя выдал замуж за Делмаса твой отец?
 Несмотря на спокойный тон вопроса, Брвин напряглась, хотя в его словах не слышалось той злости, с какой он говорил о Делмасе.
 – Нет. Отец бросил нас с матерью, когда я была совсем маленькой.
 – Почему?
 – Моя мать занималась тем же, чем и я, и он не вынес этого.
 – Чем и ты?
 – Она была знахаркой.
 – Представляю себе. Его жизнь превратилась в кромешный ад, если твоя мать непременно спала со всеми мужчинами, которых лечила.
 – Дело не в… Все гораздо сложнее.
 Гейдж не стал расспрашивать ее об отце дальше.
 – Значит, тебя мать выдала за Делмаса?
 – Нет.
 – Кто-нибудь из родственников?
 – Нет.
 В его голосе послышалась скрытая угроза:
 – Ты сама выбрала его?
 – Меня силой выдали замуж за Делмаса.
 – Кто?
 Она молчала.
 – Я все равно узнаю, Бринн.
 Она не могла рассказать ему всей правды, но, возможно, он успокоится, если узнает хотя бы то, что можно рассказать.
 – Делмас заставил меня выйти за него.
 – Каким образом?
 – Он был рабом лорда Келлза, и когда тот приехал в Кайт навестить своего брата, лорда Жиля, он привез Делмаса с собой. – Бринн закрыла глаза. – После того, что случилось, он нашел меня через два дня в кайтском лесу.
 – После того, как что случилось?
 Она должна была произнести страшные слова, но они застревали у нее в горле.
 – После того, как сожгли мою мать.
 – Лорд Жиль? – напрягся Гейдж.
 – Нет, жители деревни. Лорд Жиль ничего не имел против моей матери. Она лечила его прислугу, а жители деревни боялись ее. Называли ведьмой и винили за любое несчастье, случавшееся в Кайте. Она не была ведьмой. Она была доброй и верующей в Бога. – Бринн судорожно сглотнула комок в горле. – Она просто хотела всем помочь и делала свое дело.
 – А они сожгли ее, – сухо заметил Гейдж. – Ты видела?
 – Они заставили меня смотреть и хотели сделать то же со мной на следующий день. Огонь. Стоны. Безумная агония. Она долго не могла умереть…
 Начав свой горестный и страшный рассказ, Бринн уже не могла остановиться. Слова слетали с ее губ, исполненные такой горечи и страха, такой боли, что у Гейджа, который не побоялся бы и в ад сойти, захолонуло все в душе.
 – …Они заперли меня в нашем доме, а сапожник Билвак остался стеречь у дверей. Ночью стражу сняли, и дверь открылась. Я убежала и два дня скрывалась в лесу. Я пыталась добраться до побережья и уплыть в Гвинтал, но Делмас схватил меня. Он слышал о кладе и хотел заполучить его для себя. Он решил, что я все должна отдать ему. – Ее руки впились в покрывало. – Он был рабом и понимал, что, только женившись на мне, сможет привязать меня к себе. Тогда у него будет много времени, чтобы выпытать у меня правду. Он заковал меня в цепи и притащил к отцу Джерому, настоятелю собора. Сказал, что, женившись на мне, он уедет в Англию, чтобы спасти от деревенских жителей. Священник знал мою мать и верил, что она не ведьма… Решив, что лучшего защитника мне не найти, – горько продолжала Бринн, – он не стал слушать мои мольбы и обвенчал нас.
 – Глупец!
 – Он считал, что делает доброе дело.
 – Боже, храни меня от милости дураков!
 Тогда Бринн тоже подумала так, но как давно это было.
 – Значит, ты не рассказала ему о кладе?
 – Нет. Прошло время, и он отчаялся терзать меня. Я оказалась полезной в доме лорда Келлза, и Делмас стал надеяться, что получит свободу в обмен на мое лекарское искусство.
 – Он пытался узнать правду насильно? – медленно выговаривая каждое слово, спросил Гейдж. Говорил он тихо, но от его голоса сгустилось пространство.
 – А как еще мужчинам добиться своего? – Почувствовав исходившую от него угрозу, Бринн быстро добавила:
 – Теперь я от него не завишу, и он не сможет причинить мне зла.
 Неожиданно вскочив с кровати, Гейдж большими шагами подошел к. окну. Слабый свет обрисовал его мускулистое обнаженное тело, и отблески алого зарева заплясали в его растрепанных волосах.
 «Его волосы освещает пламя… Он придет».
 Слова Эдвины неожиданно всплыли в ее памяти.
 Но полночь еще не наступила, а Гейдж не собирался стирать Редферн с лица земли. Еще прежде она обратила внимание на слишком явные совпадения с таинственными видениями Эдвины. Они сбывались, но Гейдж, хотя и человек необузданных страстей, никогда не стал бы разорять земли просто из прихоти.
 – Почему ты на меня так смотришь?
 Гейдж повернулся к ней лицом.
 – Ты не свободна от него. Пока не свободна.
 От его зловещих слов ей стало не по себе, и она поспешила заговорить о другом:
 – Леди Эдвине нужен хороший уход, хотя она и выглядит лучше, чем я ожидала. Малик, похоже, очень рад новому знакомству…
 – Чем он обидел тебя?
 «Гейдж никак не может прекратить расспросы», – сердито подумала Бринн. У нее и без того достаточно в жизни проблем, она устала с тревогой ожидать его реакцию на самые обычные слова.
 – Хватит об этом. Все в прошлом. Какая тебе разница?
 Гейдж помолчал, глядя на закат.
 – Видит Бог, не знаю.
 – Мне кажется, ты не похож на тех, кто находит удовольствие в страданиях других.
 Он не спеша направился к кровати.
 – Воин создан, чтобы разрушать.
 – Но ты… Малик говорит, ты не просто воин.
 – Малик всегда думает о людях лучше, чем они есть на самом деле. – Гейдж стоял спиной к свету, и Бринн не могла разглядеть выражение его лица, но голос выдавал его задумчивость. – Предупреждаю тебя, я весь в своего отца, а на свете не было более кровожадного человека, чем Хардраада.
 Холодок пробежал у нее по спине.
 – Тогда надо бороться с дурной наследственностью.
 – Стараюсь. К жажде крови меня взывает разум, а не страсть. Я не убивал никого в порыве ярости, пока мальчишкой ходил с отцом в боевые походы. – Он вытянул руку и погладил ее волосы. – Меня тревожит, что я вспылил и хотел было перерезать твоему мужу горло. Значит, я не так хорошо умею владеть собой, как мне хотелось бы.
 Бринн облизала пересохшие губы.
 – Если это и правда беспокоит тебя, то ты должен понимать греховность и тяжесть такой жестокости.
 – Вот и священники говорят то же. Я соглашался с ними. – Его рука скользнула к ее шее. – Я всегда думал, что иудейский царь, по преданию, человек храбрый, воинственный, разумный в речах и видный собою, совершил глупость.
 – Давид?
 – Ну да. Он увидел купающуюся Батшебе, жену его верного воина Урин Хеггянина, и отослал его на войну с аммонитянами заведомо на смерть, а ее взял себе.
 – Ты прав. Разве можно продать душу дьяволу ради женщины?
 – Тогда почему я хочу поступить так же? Да, Батшебе родила ему сына Соломона, угодного Богу.
 Неприкрытая горечь, прозвучавшая в его словах, наполнила ее сердце страхом. Он, видимо, опять решил, что другого выхода у него нет.
 – Ты ошибаешься. Я не Батшебе, ты не любишь меня так, как ее любил царь Давид. Ты сам сказал, что Делмас не имеет значения, значит, я по-прежнему буду с тобой, и ты станешь пользоваться моим телом.
 – Я соврал. Пока он живет на этом свете, я не могу… – Не договорив, Гейдж покачал головой. – Давая не будем вспоминать его. Пускай твой муж не попадается мне на глаза, и он останется жив.
 Непримиримость Гейджа напугала Бринн. Она села на постели и, сделав над собой усилие, заговорила ровным голосом:
 – Я же обещала тебе не встречаться с ним, но он принадлежит лорду Ричарду. Вот и скажи ему, что не желаешь видеть Делмаса в доме. – Она с пола подняла платье и натянула его на голое тело. – Уверена, он исполнит любое твое желание.
 – Куда ты? – нахмурился Гейдж.
 – Проведать Эдвину и Малика, а потом подыскать себе место для ночлега.
 – Ты будешь спать здесь. – Скривив губы, он показал на кровать. – Тебе не придется привыкать к постели лорда Ричарда, ты ее хорошо знаешь.
 – Мне не приходилось бывать в этой комнате прежде. – Она нагнулась надеть башмаки. – Я никогда не спала с этим змеиным отродьем.
 Бринн говорила, не поднимая головы, но кожей почувствовала внезапно охватившее ее беспокойство.
 – Не спала? Он говорил, ты…
 – Мало того, что негодяй, так еще и наглый лгун. – Она надела второй башмак. – А ты глупец, если веришь ему.
 – Ты знала об этом? – разозлился он. – Знала и не разубедила меня? Почему?
 Она пошла к двери.
 – Мне непременно надо было попасть в Редферн, а я не была уверена, что ты поверил моему рассказу о сокровищах. Но ты воин и мог бы просто завоевать то, что тебе потребовалось.
 – Так ты использовала меня.
 – Как и ты меня.
 – Но почему ты так отчаянно рвалась сюда?
 – Из-за Эдвины, – обернулась Бринн. – Только из-за моей леди. Я нужна ей.
 – Могла бы мне сказать, – жестко продолжал Гейдж. – Я не такой уж бесчувственный, чтобы бросить женщину умирать без всякого присмотра.
 – Я не могла упустить случай.
 Тень смущения пробежала по его лицу.
 – Я ведь грубо обошелся с тобой. Наверное, ты правильно не поверила в мою доброту.
 Ей почему-то захотелось успокоить его:
 – Ты вполне сносно обращался со мной. Некоторым мужчинам нелегко быть любезными.
 Гейдж хитро улыбнулся.
 – Особенно если приходится сражаться и внутри, и снаружи. – Помолчав, он спросил:
 – Надо понимать, клада нет?
 – Разумеется, есть. Я не лгу.
 – Ты говорила, доказательство в Редферне?
 – У Делмаса. Он отобрал его у меня в первую же ночь перед женитьбой. – Она открыла дверь. – Но если ты не желаешь видеть моего мужа, то не представляю, как ты сумеешь взять это у него.
 – Подождем, – язвительно ухмыльнулся Гейдж, – пока я остыну.
 Бринн видела наступившую в нем перемену. Его настроение явно улучшилось.
 – Зачем тебе Делмас? Если ты дашь мне свободу, я приведу тебя к сокровищам, – воспользовалась она его добрым расположением. – Но придется подождать, пока Эдвина будет в состоянии отправиться с нами в путь. Я не брошу ее здесь одну.
 – Если я вообще решусь на это путешествие, то уж позабочусь, чтобы леди Эдвина не осталась без защиты. – Его лицо омрачилось. – Проведай их, но возвращайся сюда, я хочу, чтобы сегодня вечером ты сидела рядом со мной в главном зале.
 Бринн испуганно посмотрела на него.
 – Мне не положено. Рабыня не смеет сидеть за одним столом со знатью.
 – Смеет, если ее хозяину так угодно. – Гейдж пробежал взглядом по ее фигуре. – И возьми какое-нибудь платье у леди Эдвины. Меня тошнит от твоих лохмотьев.
 – Я не могу оставить…
 – Хочешь, чтобы леди Эдвина расстраивалась, видя, как я выволакиваю тебя из ее спальни?
 – Зачем все это? – с отчаянием спросила она. – К чему?
 – С тебя довольно того, что я просто так хочу, – отвернулся он. – А я не потерплю отказа. Увидимся в главном зале.




 7


 – Где Алиса? – спросила Бринн, войдя в комнату Эдвины. – Я велела ей ухаживать за вами обоими.
 – Я послал ее приготовить бульон для леди Эдвины, – ответил Малик. – Мне не хотелось, чтобы ты накормила ее одним из своих очередных супов.
 – Как она? – Бринн внимательно оглядела Эдвину. После мытья ее кожа и волосы блестели. – Она не просыпалась?
 – Два раза, – улыбнулся Малик. – В первый – после твоего ухода, во второй – когда Алиса мыла ее. – Он поморщился. – Она заставила Алису натянуть между нами занавес, чтобы я не смущал ее.
 – Но я ничего не вижу.
 Малик злорадно усмехнулся:
 – Я сорвал его, как только она снова заснула. Я не желаю, чтобы меня лишали возможности видеть такое чудо. Как ужасно все время оставаться в постели! Неужели я не заслуживаю хоть маленькой награды?
 – Если ждешь ее от Эдвины, то нет. У несчастной женщины уже почти все отняли.
 Улыбка сошла с лица Малика.
 – Бедняжка. Только в замке Редферна могут обидеть столь беззащитное существо.
 Бринн вспомнила о недавнем, на удивление, мощном всплеске воли Эдвины в жалкой пристройке к конюшне.
 – Может, она не так уж и беззащитна, как тебе кажется. – Обойдя кровать, она проверила повязку на ране Малика: ее сменили. Похоже, Алиса не покривила душой, пообещав хорошей работой заслужить прощение. – В мире редко встретишь добро, но в том, что произошло с Эдвиной, виноват ее муж.
 – Тогда этот муж должен гореть в аду, – шутливо заметил Малик. – А я помогу ему туда попасть при первой же возможности. – Он перевел взгляд на Бринн. – Если Гейдж не лишит меня такого удовольствия прежде, чем я смогу ходить. Но не исключено, что он его скорее препроводит туда, если заметит твою привязанность к Ричарду.
 – Кроме презрения и ненависти за Эдвину, у меня никаких чувств нет к этому чудовищу. – Она снова посмотрела на спящую женщину. – Разве я могла позволить себе такое?
 Малик согласно кивнул.
 – Мне это тоже казалось невероятным. Ты ведь рвалась сюда из-за Эдвины, а не из-за хозяина.
 – Я считала, что нужна ей, – подтвердила Бринн.
 – Конечно. – Малик не сомневался.
 – Может быть. – Поговорив с Эдвиной, Бринн уже не была так уверена в собственной незаменимости. Она подошла к резному дубовому сундуку, стоявшему под окном, и открыла крышку. – Сегодня мне приказано явиться к ужину в главный зал. Я вернусь, как только смогу.
 Он покачал головой:
 – Гейдж захочет видеть тебя в своей постели.
 – Придется ему поумерить свой пыл. У меня есть другие обязанности.
 Малик вздохнул:
 – Нет, Бринн. Я видел лицо Гейджа, когда ты торопливо пошла за Делмасом. Ты ходишь по лезвию ножа, если тебе дорога жизнь твоего мужа.
 Страх охватил ее.
 – Ты и вправду думаешь, что он мог бы убить человека из-за подобного пустяка?
 – Я видел его лицо, – повторил Малик.
 – Не могу понять, как мужчины могут отнять жизнь у другого и спокойно жить? Разве им не ясно, что чернота губит их души? – взволнованно говорила Бринн, роясь в сундуке в поисках платья. – Меня он пугает.
 – Думаю, сейчас он сам не вполне сознает, что с ним, – спокойно ответил Малик. – И от этого твое положение становится еще опаснее. С детства Хардраада воспитывал его на крови и насилии, учил брать все, что нравится, и сметать преграды на своем пути. Позже Гейдж приобщился к музыке, поэзии, красоте, но ему недолго вспомнить и уроки своего отца. Разбой, кровь и мрачная тень Хардраады замаячили у Гейджа на горизонте.
 – Не возвращайся к нам сегодня ночью, Бринн. Успокой его. Дай ему, что он просит, – улыбнулся Малик. – Не думаю, что тебе так уж это неприятно.
 Малик даже и представить себе не может, как Бринн сердцем прикипает к Гейджу. Незримые узы между ними становились прочнее, и даже часы разлуки – ощутимее.
 Она уже ловила себя на мысли, что тоскует по нему. Выбрав платье густого винно-красного цвета, Бринн закрыла сундук и поспешила прочь. В дверях она задержалась.
 – Пришли Алису за мной в главный зал, если Эдвине станет хуже.
 – Не волнуйся. Я присмотрю за ней.
 В его словах звучало столько нежной ласки, что она невольно внимательно взглянула на него. Малик смотрел на Эдвину с нескрываемой заботой и любовью. У Бринн сладко заныло сердце. Как хотелось бы, отбросив все заботы, укрыться под чьим-нибудь сильным крылом! Впрочем, о чем она? Она не птенчик и не допустит, чтобы кто-нибудь опекал ее.
 Может, немножко теплоты не так уж и плохо…
 – За собой смотри! – сурово сказала она Малику и закрыла дверь.
  *** 
 Огонь ярко пылал в камине, где на вертеле медленно жарился дикий кабан. Неподалеку молодой музыкант наигрывал на струнном инструменте. За высоким столом слышался громкий смех.
 Бринн в нерешительности остановилась у сводчатого входа в главный зал. Что ей делать? Для нее нет места. Лорд Ричард, похоже, пригласил на праздник всех своих вассалов с их женами.
 Она узнала только немногих – Э дм он да Дэнвортского с супругой Джоан, белокурого Сирила Монтбора и его сына, Герберта Кенмала.
 – Входи. – Ричард, увидев ее, встал из-за длинного стола на помост и протянул ей руку. – Я никогда еще не видел тебя такой привлекательной. – Ослепительная улыбка озарила его лицо. – Садись рядом со мной, Бринн.
 За столом мгновенно наступила тишина. Все смотрели на нее. Мужчины с нескрываемым интересом, их спутницы – с явным презрением.
 – Она сядет со мной, – раздался голос Гейджа у нее за спиной. Взяв Бринн за локоть, он быстро повел ее по застланному тростником полу к скамье. От его нежного и мягкого прикосновения она немного успокоилась и почувствовала себя несколько увереннее.
 – Я, пожалуй, пойду, – шепнула она. – Мое место не здесь.
 – Здесь! – так же тихо, но резко ответил он. – Ты умнее любого мужчины в этом зале и уж гораздо красивее всех женщин. – Он оглядел ее. – Особенно в этом платье. Спасибо… что надела его.
 Она с недоверием посмотрела на него. Удивительно, но Бринн не могла припомнить, чтобы он прежде замечал ее одежду.
 – Плохо сидит. – Она посмотрела на обтягивавший ее лиф платья. – Эдвина меньше меня, она худенькая.
 Он пробежал глазами по ее фигуре.
 – Мне нравится, как оно сидит на тебе. Но если хочешь, я пошлю гонца на мой корабль в заливе Певенс за материей для новых твоих платьев.
 – Материей?
 – Византийский шелк, дамасское кружево. Как всякий считающий деньги купец я никогда не иду на сделку с пустыми руками, – поддразнил он ее.
 – Мне не нужны шелка. Я вполне довольна своим шерстяным платьем. Я и платье Эдвины не надела бы, не захоти ты этого.
 – Знаю. – Он помог ей взобраться по ступенькам за высокий стол. – Ты самая упрямая и настырная женщина в этой проклятой стране. Не слишком ли…
 – Я устроил пир в вашу честь. Думаю, он покажется вам лучше всего того, что вы видели в Нормандии. – Ричард широким жестом обвел стулья с высокими спинками возле себя. – Посмотрите, как искренне я стараюсь сделать вам приятное.
 Гейдж оглядел зал.
 – Вы явно решили доставить мне удовольствие. Куда вы спровадили Делмаса?
 – Неважно, – небрежно махнул рукой Ричард. – Будьте уверены, я избавлю вас от его присутствия на все время вашего пребывания у нас. Я отправил бы его еще до вашего приезда, догадайся, как чувствительны и щепетильны норманны. Боюсь, мы, саксы, гораздо черствее. Делмас всегда служил мне верой и правдой…
 – Его нет. И не будем говорить о нем. – Гейдж посадил Бринн слева от себя, а сам сел в кресло возле Ричарда. – Можете позвать его обратно через несколько дней, когда мы уедем.
 – Только несколько дней? Я надеялся, вы погостите подольше. – Ричард жестом приказал подавать яства. – Впрочем, вы наверняка измените свое решение, познакомившись ближе с поместьем. Редферн такое прекрасное место, оно так красиво. – Он наклонился, обращаясь к Бринн:
 – Ты обязательно покажи гостю наши леса и поля, он должен увидеть, какая великолепная собственность перейдет к нему.
 – У меня не будет времени. – Она посмотрела Ричарду прямо в глаза. – Эдвина неважно себя чувствует, и за ней требуется уход.
 Вкрадчиво-любезное выражение его лица не изменилось.
 – Делмас говорил мне, что по твоему распоряжению он перенес ее в ее старую спальню. Напрасно. У нее заразная болезнь. Знаешь, мне пришлось поместить ее в пристройку к конюшне, чтобы спасти всех нас.
 Не веря своим ушам, она смотрела на него во все глаза. Что он говорит? Так лгать!
 – У нее всего лишь горячка, что и прежде не раз случалась после родов.
 – Неужели? Но мы-то не знали, верно? И нам некому было сказать об этом.
 Ее рука крепко сжала бокал. Она с трудом сдержалась, чтобы не запустить им в его голову.
 Ричард повернулся к Гейджу.
 – Бринн глубоко привязана к моей несчастной жене и не может смириться, что Эдвина не создана для жизни на этой земле, – вздохнул он. – Боюсь, ангелы унесут ее скоро.
 – Нет! – Бринн глубоко вздохнула и выпалила:
 – Я знаю, Эдвина мешает вам, но она не умрет.
 – Мешает? Разве может такая красавица быть в тягость? – Он поднял свой кубок и поднес к ее бокалу. – Не стану отрицать, мне больше по душе женщины с характером. Конечно, мужчины предпочитают тех, которые сидят возле и умеют соединять их силу со своей слабостью.
 Ложь. Лорд Ричард от женщины требовал одного – подчиняться его воле. Вначале – скрытая угроза, потом – лесть. Чего он добивается?
 – Ешь! – Гейдж склонился над столом настолько, чтобы она не могла видеть Ричарда. Он оторвал маленький кусочек мяса от поданного ему блюда и протянул ей. – Лорд Ричард прав. Надо подкрепить тебе силы. – Его голос опустился до чувственного, доверительного шепота:
 – Тебе они скоро понадобятся.
 Краска бросилась ей в лицо, когда она поймала его откровенно жаждущий ее взгляд, настолько прозрачным выглядел его намек. Он заявил о своих намерениях во всеуслышание и в присутствии всех находившихся в зале. Глаза мужчин похотливо ее раздевали, представляя в постели норманна. Их сальные улыбки липли к ее телу.
 Ричард громко рассмеялся и снова поднял свой кубок.
 – Верно сказано. Как я завидую вам! – Он сделал большой глоток. – И не могу не пожалеть о том дне, когда был вынужден преподнести вам такой дар. Рабыни вроде Бринн попадаются редко.
 Рабыня. Собственность. Владения… Они все смотрели на нее, и ей внезапно стало нечем дышать.
 – Я больше не голодна! – вскочила Бринн. – Мне надо вернуться к Эдвине.
 – Бринн, – тихо, но грозно позвал Гейдж.
 Не обращая на него внимания, она выбежала из зала.
 Он догнал ее у лестницы и крепко схватил за руку.
 – Бринн!
 – Я не вернусь туда! – зло ответила она. – Ты не сможешь заставить меня. Поищи кого-нибудь другого для своих насмешек. – Она попыталась вырваться. – Но тебе не удалось осрамить меня. Это тебе и всем остальным надо стыдиться своего права угнетать других людей. Я не стану…
 – Ради Бога, замолчишь ты наконец и выслушаешь меня? – Он схватил ее за плечи и затряс. – Я совсем не собирался унизить тебя. Я никогда не хотел… Он смотрел на тебя, будто… И я разозлился… Так случилось.
 – И для тебя все встало на свои места? Разумеется, так случилось. Ты привел свою рабыню и посадил возле себя за столом, выставив на посмешище перед своими офицерами и вассалами Ричарда. Странно, что ты не заставил меня предстать нагой перед ними.
 – Я не хотел сделать тебе ничего дурного! – резко ответил он. – И ты ничего не поняла, если думаешь, что я позволил бы кому-нибудь, кроме себя, увидеть тебя обнаженной. – Он крепко обнял ее. – Я хотел оказать тебе честь, показать им, что они должны относиться к тебе с уважением, что ты больше, чем просто рабыня.
 – Но для тебя я осталась ею. И ты показал это перед всем Редферном. Рабыня и шлюха. – Она подняла на него глаза, в них стояли слезы. – И еще раз подтвердишь это, когда приведешь в свою спальню. Тут у них разыграется вожделение, и они, обливаясь потом от похоти и брызжа слюной, будут представлять все, что ты сделаешь с моим телом. Ты, как и я, отлично все понимаешь, и тебе все равно.
 Он посмотрел на нее сверху вниз.
 – Будь ты проклята! Я не идеал. Иногда я сержусь и тогда не знаю, что за чушь несу. – Он повернулся и зашагал в главный зал. – Но если бы мне было все равно, я придушил бы тебя прямо сейчас.
 – Мне подождать вас в вашей спальне, милорд? – насмешливо бросила она ему вслед.
 – Не стоит, если ты дорожишь своей жизнью. Иди к Малику и той женщине. Может, ты не станешь их жалить.
 Она смотрела ему вслед широко раскрыв глаза, пока он не скрылся в зале. Она не предполагала, что он разрешит ей вернуться к Малику и Эдвине.
 Впрочем, сегодня все его поведение казалось необычным. Он то поддавался безудержной ревности, но потом, похоже, сожалел о содеянном.
 Неужели он в самом деле попытался поднять ее в глазах других, усадив на почетное место, стараясь защитить ее от клеветы? Она почувствовала, как тает гнев при мысли о такой возможности. Он так сказал, а он не из тех, кто умеет лгать.
 Она ощутила, как ослабло ее напряжение и в душе разлилось теплое озерко надежды. Она поднималась по лестнице, и в ней пела радость, когда она вспоминала, что он пытался защитить ее. И теперь нелепым виделся ей ее гнев.
 Но ей нельзя обольщаться. В конце концов, он потерял терпение и, как знать, не сделал ли ей хуже. Его поведение не отличалось благородством Малика, предложившего свое покровительство Эдвине. Гейдж поступил грубо, жестко и некрасиво. Она должна забыть о его благих намерениях и думать только о его никчемных действиях.
 И все же он пытался защитить ее…
  *** 
 Единственная свеча горела в комнате Эдвины, Алиса клубочком свернулась у трепетавшего пламени очага. Бринн приложила палец к губам, увидев, как вскочила служанка, увидев ее. Взглядом показав на спящих в кровати, Бринн шепотом спросила:
 – Все в порядке?
 – Он немного разволновался, – кивнула Алиса. – И я дала ему лекарство, ты учила меня готовить такое для леди Эдвины. Он успокоился. Оба спят с тех пор, как ты ушла.
 – Хорошо. Можешь идти отдыхать к себе. Теперь я побуду с ними.
 – Ты? Я думала… – Алиса оборвала себя.
 Алиса, как и все в Редферне, считала, что Бринн ляжет с норманном.
 – Иди к себе. Я присмотрю за ними.
 Алиса стояла в нерешительности.
 – В чем дело? – нетерпеливо спросила Бринн.
 – Можно мне остаться здесь? Я не стану мешать. Я тихонько свернусь у очага.
 – Почему бы тебе… – Бринн поняла, почему Алиса чувствовала себя здесь безопаснее. – Лорд Ричард будет недоволен, узнав, что ты помогаешь леди Эдвине.
 – Он бьет меня, если ему что-то не нравится. – Алиса вздрогнула. – Он всегда делает мне больно, но еще хуже будет, когда он разыщет меня и затащит в свою постель.
 – Если ты так ненавидишь его, то почему не убежишь отсюда?
 – Куда мне бежать? – Она закусила нижнюю губу, прежде чем решилась сказать:
 – Я беременна.
 Гнев охватил Бринн.
 – Он знает?
 – Да. Я на третьем месяце.
 – И он посмел послать тебя к лорду Гейджу, чтобы тот воспользовался тобой?
 – Срок у меня небольшой, да и лорд Ричард сказал, что я по-прежнему красивее любой женщины в Редферне. Он хотел угодить лорду Гейджу, но не был уверен, ему казалось, норманн все еще увлекается тобой.
 Бринн почувствовала отвращение.
 – Можно мне остаться? – снова спросила Алиса. Кивком Бринн указала на лежак, который попросила принести для себя, и села у дальней стены.
 – Спи там.
 – Нет, нет, я лучше лягу здесь, у огня!
 – Ложись на лежак. Я здорова, прекрасно себя чувствую и не хожу на третьем месяце. Завтра я велю принести еще один лежак. – Увидев, что Алиса все еще топчется на месте, она резко сказала:
 – Живо!
 Алиса торопливо пошла к лежаку.
 «У Эдвины просторная спальня, но скоро и в ней станет тесно», – подумала с беспокойством Бринн. Ей не следовало грубо обращаться с Алисой, но ее внезапно охватило чувство тревоги еще за одну жертву Ричарда. Она поняла, что и Алису она не может оставить с ним. Как ей освободить себя и вернуться в Гвинтал, если она чувствует себя обязанной позаботиться о безопасности несчастных женщин. Что ж, всему свое время, а сегодня ночью ей надо подумать о другом.
 Что там за шум? Впечатление, что кто-то пытается заглушить рыдания. Она быстро прошла к кровати. Малик глубоко спал, значит, шум мог исходить от Эдвины. Но она тоже лежала не двигаясь…
 Эдвина лежала с открытыми глазами, блестящими от слез.
 – Бринн…
 Господи, неужели в эту ночь придется пережить еще какие-нибудь неприятности?
 – Ты слышала? – шепотом спросила она, сев на постель и взяв в руки ладони Эдвины. – Не плачь, все будет хорошо.
 – Я так долго хотела подарить ему ребенка.
 – Я знаю. Ничего страшного.
 – Он мне тоже делал больно. Но ведь соединяться с мужчиной всегда мучительно, правда?
 Гейдж ласкал ее, входил в нее, поднимал ее.
 – Не всегда.
 Эдвина посмотрела Бринн в глаза.
 – Норманн не причинял тебе боли, когда ложился с тобой в постель?
 – Тебе известно о норманне?
 – Ричард, вернувшись из Гастингса, рассказал мне, что тебе придется заниматься не только лечением. Я молилась за тебя. – Ее руки сжались и разжались, захватив покрывало. – А потом, когда я снова заболела, я молилась за себя. Я знала, что только Бог мог спасти меня. Ричард всегда хотел, чтобы я умерла, но я не поддамся. Я не сразу поверила, что он может быть таким жестоким. Я просто старалась делать то, к чему меня призывал долг жены. Я не виновата, что у меня нет детей, что бы он ни говорил. – Она посмотрела на Алису, уснувшую на лежаке. – Бедняжка, я ей не завидую. Ребенок – это чудо, но я скорее умерла бы, чем родила сейчас ребенка от него.
 – Так нельзя говорить. Ребенок – невинное существо.
 – Знаю, но ребенок обязательно родился бы таким же красивым, как Ричард, и я постоянно помнила бы о его жестокости и своей глупости. Когда я впервые попала в Редферн, Ричард показался мне таким радостным, любезным. Он поразил меня своим великолепием.
 – Тебе было только тринадцать лет.
 – Дело не в этом. Меня всегда поражает красота, и я преклоняюсь перед ней. Даже спустя годы его привлекательность потрясала меня. Я не допускала и мысли, что Бог, сотворив такую красоту, наделил ее черным сердцем. – Она горько усмехнулась. – Помнишь, я радовалась, что мой муж не такой, как Делмас? Ты тогда, должно быть, решила, что я непробиваемая дура.
 – Я никогда так не думала, – мягко не согласилась Брини.
 – Но я научилась думать и делать выводы, я поняла, что моя воля не так уж слаба. Я твердо решила выжить, когда Ричард выкинул меня в пристройку при конюшне. Я хочу жить, Бринн, хочу выздороветь. Ты поможешь мне?
 – Поэтому-то я и вернулась, – улыбнулась Бринн. Эдвина пожала руку Бринн.
 – Я знаю, это не очень благородно с моей стороны, у тебя своих забот хватает. Что с Делмасом?
 – Лорд Ричард отправил его куда-то.
 – Почему?
 Бринн отвела взгляд.
 – Лорд Гейдж не хочет видеть его здесь.
 – Алиса сказала, что норманн возбудил в тебе любовь. Правда?
 – Нет, он просто возжелал то, что лежит у меня между ног.
 – Но ты же сказала, что он не грубо обходится с тобой.
 Мягко как ураган, нежно как обжигающее пламя. Он заполоняет ее всю. Она невольно вспомнила, как сегодня днем они занимались любовью. И в ответ сладко заныл низ живота.
 – Я не говорила, что он был кроток со мной.
 – Тебе нравится. – Эдвина в испуге зажмурилась. – Ты любишь спать с норманном. Я думала, он не оставил тебе выбора.
 – Так и было.
 – Однако же тебе хорошо с ним:
 – Ее брови озабоченно поползли вверх. – Верно? У тебя есть муж. Грех так делать.
 – А разве не грех быть с мужем, силой принуждающим тебя жениться? Я не произносила слова обета.
 – Женщине не требуется давать клятву.
 – В Гвинтале по-другому.
 – Тогда там странные законы.
 – Справедливые. – Она погладила руку Эдвины. – Не волнуйся. Я сплю с норманном, потому что должна. Скоро всему придет конец, и я уверена, что Господь Бог отпустит моему бренному телу его грехи.
 – Тебе все простится, Бринн, другого и быть не может.
 Ты не сердись на меня за расспросы. Не мне судить, что есть грех, а что нет. Все переменится, верно?
 – Успокойся. Не надо никакого прощения. Мы ведь друзья? А теперь спи.
 – Бринн… – нерешительно заговорила Эдвина. – Скажи, все эти чужаки ведут себя так же достойно?
 – Что?
 – Ну, понимаешь, норманн явно нравится тебе и…
 Эдвина нетерпеливо махнула рукой.
 – Он привлекает тебя?
 Широкие мощные плечи, голубые, как северное море, глаза. А у Гейджа они такие яркие.
 – Да. Я о нем думаю, – скорее себе ответила Бринн.
 – А этот? – Эдвина показала на спящего Малика. – Он еще красивее, чем мой муж. Ричард рассказывал мне, что норманны – грубые варвары с кривыми зубами и редко моются. Если все они столь же красивы, то немудрено, как трудно удержаться от греха.
 – Малик не норманн. Он сарацин и не дьявол-искуситель. Его сердце столь же прекрасно, как и его лицо.
 Эдвина в сомнении покачала головой.
 – Я так думала и о Ричарде. Нелегко понять, как может ничтожество скрываться под привлекательной наружностью.
 – Как тебе сказать, норманны похожи на саксов. Но они все разные: одни красивы, на других страшно смотреть. Ты права, главное, разгадать, какой человек. – Она встала и достала шерстяное одеяло из сундука для полотна и теплых вещей. – И вообще, сегодня ни о чем не надо волноваться.
 Эдвина снова посмотрела на Алису.
 – Бедняжка, – выдохнула она. – Как жестока жизнь к женщинам! Мы что-то должны делать…
  *** 
 – Добрый день. – Гейдж стремительно вошел в спальню. – Как ты, Малик?
 – С каждым днем все лучше. – Он показал на Эдвину. – Познакомься, это леди Эдвина. Мой друг, Гейдж Дюмонт.
 – Лорд Гейдж, – едва слышно произнесла Эдвина. Она на мгновение остановила на нем пристальный взгляд, а потом, улыбнувшись, протянула руку. – Спасибо, что приняли приглашение в Редферн.
 Гейдж осторожно взял ее тоненькую руку и грациозно поклонился.
 – Если бы я знал, что здесь скрывается столь прекрасная дама, то убедил бы Вильгельма пойти в поход на Англию гораздо раньше.
 Бринн не могла отвести от него удивленных глаз. Его манеры отличались изысканностью, а улыбка выдавала благородство. Такого Гейджа она еще не знала. Поймав на себе внимательный взгляд Малика, она вспомнила его слова: «Он богатая натура – поэт, торговец, воин. Ты знала только воина».
 Эдвине было позволено увидеть Гейджа во всем его душевном великолепии. Бринн поймала себя на том, что злится. Ей стало стыдно. Эдвина заслуживала самого трогательного к себе отношения.
 – Как мило с вашей стороны, вы так любезны, но во мне не осталось никакой красоты. – Эдвина коснулась черных кругов под глазами. – Мне кажется, я словно потухшая свеча. – Эдвина была так трогательна своей бесхитростностью.
 – Так зажжем свечу! – улыбнулся Гейдж. – Доверьтесь Бринн. Сдается мне, она прекрасно справляется со своим делом.
 – Я искренне верю ей. – Эдвина наклонилась и взяла Бринн за руку. – Всегда. – Она посмотрела на него снизу вверх. Он показался ей великаном из сновидения. – Но иногда она делает то, что ей кажется разумным, а не то, что надо. Нехорошо, что я сплю в одной кровати с мужчиной.
 – Я знал, что этим кончится, – печально вздохнул Малик. – Вы хотите, чтобы я заболел и умер от тоски?
 – Меня следует перенести на другое место, – настойчиво повторила Эдвина. Она показала на лежак у другой стены, где ночью спала Алиса. – Может, нужен еще один лежак?
 – Уверяю вас, Малик слишком слаб, чтобы вести себя иначе, нежели с полным к вам почтением. – Гейдж разговаривал с ней, как с капризным ребенком. – Через несколько недель ваша озабоченность будет вполне оправданна.
 Эдвина упрямо стиснула губы.
 – Меня надо перенести. – Она протянула ему обе руки. – Пожалуйста.
 – Как вам угодно. – Гейдж поднял ее с кровати, пронес через всю комнату и очень аккуратно уложил на лежак.
 – Нет! – запротестовал Малик. – Если уж кого и переносить, так это меня. Ее право занимать свою кровать. В конце концов, это ее законное место, ее спальня.
 – У меня нет никаких прав, – горько усмехнулась Эдвина. – Мой драгоценный муж дал это понять вполне ясно. Это ложе защищено от ветра и холода, да и гораздо удобнее того лежака, на который он бросил меня в пристройке.
 – На лежаке мое место, – тихо выругавшись, сказал Малик. – Принеси ее обратно и забери меня, Гейдж.
 – Я не сдвинусь с места! – решительно сказала Эдвина. – Право выбора за мной. Я не ранена. Вам и оставаться на моей кровати.
 – Что же я за мужчина, – начал Малик, – если соглашусь на подобное решение? Гейдж, ты должен…
 – Я ничего не стану делать. – Гейдж с явным удовольствием смотрел на воинственные лица. – Не хватало еще, чтобы я весь день провел здесь, перетаскивая ваши тела с места на место. Леди Эдвина легче перышка, но ты кое-что весишь. – Он повернулся к Бринн. – Одевайся.
 Она удивленно посмотрела на него.
 – Зачем?
 – Поедем осматривать владения. Ты покажешь мне самые лучшие места Редферна. Или ты забыла, что приказал тебе лорд Ричард?
 – Я не подчиняюсь приказам лорда Ричарда.
 Он встретился с ней взглядом.
 – Тогда поехали, потому что я прошу об этом.
 Он явно пытался о чем-то сказать ей. Она не могла отвести от него глаз.
 – А если я откажусь?
 – Тогда я поеду один.
 Он просил, а не требовал. Удовольствие сознавать это оказалось столь велико, что она невольно не могла от него отказаться.
 – Мне надо остаться здесь и…
 «С норманном может случиться несчастье».
 Ужас охватил ее, она вспомнила предсказание Делмаса.
 – Ты с ума сошел! Разве можно бродить одному по незнакомым местам в стане врага? Возьми капитана Лефонта.
 – И не подумаю. И никогда не позволю побежденному врагу думать, будто я боюсь его. – Он собрался уходить. – Если ты отказываешься оказать мне честь своим присутствием сегодня, то я постараюсь уговорить тебя завтра.
 Стрела, пущенная в него из укрытия, когда он будет скакать через лес. Завтра он может умереть.
 – Нет! – Резко повернувшись, она схватила свой плащ. – Я еду с тобой. Встретимся во дворе. Я только заберу Алису с кухни, чтобы она присмотрела за Эдвиной и Маликом.
  *** 
 – А владения и в самом деле неплохие. Лучше, чем показались мне, когда я впервые увидел этот нелепый замок, – сказал Гейдж. – Похоже, земли богатые и ухоженные. – Его взгляд упал на лес, видневшийся с северной стороны. – Как насчет охоты?
 – Лорд Ричард и его вассалы возвращались с неплохими трофеями.
 Бринн быстро оглянулась на остановившегося неподалеку фермера, с любопытством смотревшего на них. «В его взгляде светился нескрываемый интерес, но не угроза», – с облегчением подумала она.
 Гейдж внимательно следил за выражением ее лица.
 – Ты сама похожа на дичь, за которой охотятся, – мягко произнес он. – Тебе кажется, что кто-то едет за нами следом?
 Она с трудом заставила себя улыбнуться.
 – С какой стати? – Бринн заговорила о другом. – Дикого кабана, которого подавали к столу вчера вечером, наверняка повалили в этом лесу. Лорд Ричард частенько устраивает там охоту.
 – Так он неплохой охотник?
 – Даже хороший. – Она чувствовала на себе взгляд Гейджа и старательно избегала его. – Ему вообще нравится убивать. – Она оглянулась. Фермер снова принялся за работу. – Хочешь вернуться в поместье?
 – Нет. Думаю, нам стоит поехать и посмотреть, так ли уж много добычи в том лесу, как ты говоришь.
 – Не надо!
 – Ты любишь лес. Чем тебе не нравится этот? – тут же нетерпеливо возразил он.
 – До него слишком далеко.
 Он вопросительно поднял брови.
 – Не более четверти мили.
 Он не отступится. Она судорожно пыталась придумать какую-нибудь отговорку.
 – Хочешь взглянуть на место, где я выращиваю травы для своих снадобий?
 – В лесу?
 – На самой опушке, – кивнула она. Никто не знал ее маленькой плантации. Если ей удастся задержать его там дотемна, то, возможно, ему не захочется углубляться в лес. – Там очень красиво.
 Гейдж пропустил ее вперед.
 – Тогда поехали туда.
 Небольшая полянка, заросшая кустарником, преградила путь, и им пришлось прокладывать себе дорогу. Они приближались к ее плантации. Ветер донес легкий аромат розмарина, душистый запах тимьяна и мяты. У нее поднялось настроение. Ее место. Она все устроила так же, как в Гвинтале. Бринн нетерпеливо оглянулась через плечо.
 – Вот мой сад. Правда, красиво?
 – Очень, – эхом отозвался Гейдж, глядя на нее. Он спрыгнул с коня и снял ее с лошади. – Хотя на сад совсем не похоже. Разве лорд Ричард не мог выделить тебе клочок земли неподалеку от поместья?
 – Я ни о чем не просила. Он знает, что я могу найти нужные травы только в лесу.
 – И никому не известно об этом месте?
 – Никому, – сказала она, не задумываясь. – Здесь совсем безопасно.
 – Безопасно? – Он повернулся и посмотрел на нее.
 – Я хотела сказать, что мой сад не смогут вытоптать лесные звери, – быстро поправилась она. – Им не нравятся колючие заросли кустарника.
 – По-моему, ты говорила о другом, – отозвался Гейдж. – Ты чего-то боишься в этом лесу, хотя спокойно себя чувствовала в Гастингской чаще.
 – Меня ничего не пугает.
 Его лицо приняло жесткое выражение.
 – Скажи мне. Она молчала.
 – Мне что, проехать в лес и все выяснить?
 – Нет! – Он просто вырвал у нее признание. – Не доверяй лорду Ричарду. Он может причинить тебе зло.
 – Неужели? А тебе откуда известно?
 – От Делмаса. – Она ожидала ответной реакции и выпалила на одном дыхании:
 – Видишь ли, ты сам знаешь, что лорд Ричард может попытаться убить тебя тихо и незаметно, но сейчас мне пришлось упомянуть имя Делмаса, и ты уже сердишься. Какой смысл продолжать этот разговор?
 – Насколько я понимаю, в планы Делмаса не входило говорить о замысле лорда Ричарда тебе, ты ведь могла предупредить меня.
 Она молчала.
 – Не кажется ли тебе странным, что подобный заговор становится известным простому рабу? И потом, с какой стати ему меня убивать?
 – Делмас отчаялся дождаться меня обратно, – задумчиво сказала она, – и рассказал лорду Ричарду о кладе.
 – А, твой муженек не мог тебя дождаться.
 – Из-за сокровищ. На меня ему наплевать. – Она сжала пальцы в кулаки. – Делмас недалеко ушел от лорда Ричарда. С какой стати терпеть одного и ненавидеть другого?
 – Это мой самый большой недостаток. – Гейдж направился к ручью. – А вообще, я даже рад, что твой муж замышляет убить меня. Легче будет расправиться с ним. Впрочем, и раньше не так уж трудно было бы сделать это.
 – Во всем виноват один лорд Ричард. Делмас только выполняет его приказания. – Выражение его лица не изменилось, и она не смогла сдержать своего отчаяния. – Лучше бы я тебе не говорила. Теперь ты только и будешь думать о смерти и мести. Не стоило мне предупреждать тебя об опасности.
 – А почему ты вообще сказала мне? – Он подошел ближе. – Если бы меня убили, то ты избавилась бы еще от одного страшного врага.
 Она поспешно отвела взгляд.
 – Уж лучше ты, чем Делмас и лорд Ричард.
 – Не скажу, чтобы мне польстило, что ты сравниваешь меня с ними. – Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе прямо в глаза. – Посмотри на меня. Неужели я и вправду тебе враг, Бринн?
 – Ты не пускаешь меня в Гвинтал. Называешь своей рабыней. Кто же ты в таком случае?
 – А если бы ты не была моей рабыней, ты бросила бы меня?
 – Да.
 – Тогда ты останешься моей рабыней. – Он отвернулся, сел и снял сапоги. – Но если тебе станет легче от моего признания, то знай: я не доверчивый дурак. Надо быть сумасшедшим, чтобы поверить в то, что Ричард Редфернский так просто отдаст мне свои родовые владения. Я приказал Лефонту с солдатами прочесать этот лес и окрестности и проверить, не прячется ли кто здесь, еще вчера, как только мы приехали. Сегодня он опять пошел в разведку.
 Она удивленно раскрыла глаза.
 – Почему ты не сказал мне?
 – С какой стати? Я всегда делаю так на неприятельской земле. – Он снял железную кольчугу, шерстяную тунику и лег на мох у ручья, закрыв глаза. – Но теперь, зная, что ты печешься обо мне, я, не колеблясь, доверяю тебе свою охрану.
 Но именно он сейчас меньше всего нуждался в защите. Его нагота не выглядела уязвимой. Напротив, загорелый, с черными отметинами шрамов, он, словно гибкая пантера, грациозно грелся в теплых лучах солнца, как после охоты… или перед нападением?
 – Что ты делаешь?
 Он продолжал лежать с закрытыми глазами.
 – Я провел беспокойную ночь и хочу немного поспать. Разбуди меня перед наступлением темноты.
 Ничего не понимая, она смотрела на него.
 – А мне что прикажешь делать, пока ты спишь?
 – То же, что и всегда, как будто меня не существует, – зевнул он. – Это твое место, а не мое.
 Разумеется, это ее место. Что же ее смущает? Она знала ответ. Он пришел сюда впервые, и тут же ее место стало и его тоже. Она поняла, что вряд ли в будущем сможет приходить сюда, не вспоминая о его мощном теле, распростертом на покрытом мхом берегу.
 Ну что ж, ей тоже не удалось как следует выспаться сегодняшней ночью, но сюда она приходила только работать. Она давно не была здесь, и сорняки заполонили грядки. Сев на корточки, Бринн принялась пропалывать сад, выдергивая травинки. От цветов шел сильный запах, пели птицы, пригревало солнышко. Умиротворение, как и всегда здесь, накатывало на нее.
 Прошло много времени, прежде чем длинные солнечные лучи озарили поляну, а она почувствовала на себе взгляд Гейджа.
 – Пора ехать, – предложила она.
 – Скоро поедем. – Он лениво потянулся, прежде чем встать и подойти к ней по высокой траве. – Что ты делаешь?
 – Пропалываю сорняки. Они стараются высосать соки из моих растений.
 – Так ты и с ними борешься. – Он присел с другой стороны грядки и начал тянуть за вылезающие побеги. – Неужели и у твоих растений есть свои драконы, чтобы ты и с ними тоже боролась?
 – Разумеется. Там, где кипит жизнь, смерть всегда пытается отнять ее. Если бы я не уничтожала сорняки, то сама стала бы одним из них и возненавидела бы себя.
 – Твоя мать научила тебя разбираться в травах?
 – Едва я вылезла из пеленок, – кивнула она. – Я с раннего детства знала, что буду знахаркой, стану сражаться с чудовищами. – Она смущенно посмотрела на него. – Мать рассказывала мне, что на свете существует много разных воинов, и самые лучшие из них те, которые даруют жизнь, а не забирают ее.
 – Что-то о таких милосердных я не слышал. На моем пути встречались совсем другие. – Он криво усмехнулся. – Вроде меня.
 – Но ты можешь стать другим.
 – Только если мир перевернется. – Наклонившись, он вырвал еще один сорняк. – Не шагай я по этой земле завоевателем, не жил бы я на этом свете. Посмотри на себя. Ты рабыня. Что ты получаешь в награду за борьбу со своими драконами?
 – Я сражаюсь ради самой борьбы, – просто ответила она.
 Он поднял на нее глаза и задумался.
 – Сияние… – пробормотал он.
 – Что ты сказал?
 – Просто повторил слова Малика о тебе. – Он выдернул еще один сорняк и потянулся за следующим. – …Еще до того, как он решил, что влюбляться в тебя непростительно.
 – Непростительно? – переспросила она. – Вряд ли Малику известно, что это значит. Вы странные друзья. Где вы повстречались?
 – В Византии, – улыбнулся Гейдж. – Он пронзил мне руку мечом.
 – Что?
 – На мой караван в пустыне, когда я возвращался в Нормандию, напали сарацины. Малик был их предводителем.
 – Не представляю Малика разбойником, – нахмурилась она.
 – Он был великолепен. Он и его люди отобрали у меня все до последней нитки: товары, лошадей, повозки – и ушли. Спустя два дня он вернулся с лошадьми и водой, достаточной, чтобы вывести нас из пустыни. – Гейдж поморщился. – Кроме того, он перевязал мне руку и преподал урок, как надо сражаться с теми, чье мастерство явно выше.
 – Разбойник…
 – В деревне его почитали как героя. Три года жители страдали от засухи, жажды и голода, пока Малик не взялся им помогать. Окажись ты в таком положении, что бы ты выбрала – добродетель или жизнь?
 – Жизнь, – не задумываясь, ответила она.
 – Я тоже так думаю. Малик так и сделал. Никто не любит жизнь больше, чем он. Разве что и ты тоже. – Он огляделся вокруг. – Ему бы понравился твой сад.
 – Наверное. – Она порывисто взяла его руку и приложила к теплой земле. – Слышишь, как она дышит? Жизнь вокруг нас. Разве ты не чувствуешь?
 – Чувствую. – Он повернул руку ладонью вверх и захватил ее ладонь. – Я еще никогда не чувствовал себя более живым.
 Она резко вздрогнула, поймав его взгляд. Ей тоже никогда так не хотелось жить, как в эту минуту. Жизненная сила живыми соками расцветала в ней, придавая ей уверенность и вознося к бездонному небу, туда, где земля, сходясь с небесным куполом, вершила судьбы людей. Бринн озарила лучезарная улыбка, и она пожала его руку.
 – Это хорошо.
 – Я хочу тебя, – коротко сказал он. – Хочу быть в тебе, почувствовать, что ты живая. Здесь. Сейчас.
 Ей сделалось грустно и обидно. Недолго же она парила над земными страстями.
 – Как хочешь.
 Он тихо выругался.
 – Я сказал, что хочу тебя, но я не стану принуждать тебя к этому. – Он поднялся и пошел к берегу ручья. – Ты не понимаешь.
 – Нет, не понимаю. – Не в силах скрыть смущение, она смотрела, как он одевается и крупными шагами подходит к своему коню.
 – Собирайся, – сказал он. – Пора ехать.
 Она поднялась с колен и направилась к своей лошади.
 – Если бы ты объяснил, я, может быть…
 – Я ничего не собираюсь тебе пояснять. Мы здесь одни. И у тебя нет повода обвинить меня в насилии. – Он подсадил ее на лошадь и сам вскочил на коня. – Одному Богу известно, что я не верю в правила рыцарского поведения, царящие при дворе Вильгельма. Мне всегда казались они фальшивыми, и от них мало толку в несоответствующий момент. – Он пришпорил коня. – Черт побери, неподходящий, дальше некуда!
 Она никогда еще не видела его таким расстроенным и подавленным.
 Тем не менее Бринн поймала себя на том, что, возвращаясь в Редферн, она радостно улыбается своим мыслям.
  *** 
 Лорд Ричард встретил их во дворе.
 – Надеюсь, милорд, Редферн понравился вам? Скажи вы мне, что собираетесь осмотреть наши окрестности, я составил бы вам компанию. – Он подошел к Бринн и снял ее с лошади. – Впрочем, у вас очаровательная спутница.
 Бринн торопливо освободилась из его рук и отступила назад.
 – Мне надо вернуться к Малику и Эдвине. – Она встретилась взглядом с Гейджем. – Полагаю, я не понадоблюсь вам сегодня в главном зале?
 – Думаю, обойдемся без твоего общества. Оно вовсе не способствует хорошему пищеварению.
 Она улыбнулась.
 – Так повелось, что за свое малейшее неудобство мужчины привычно ругают женщин. – Поднимаясь по лестнице, она повернулась, остановилась и ласково сказала:
 – Берегите себя, милорд.
 – Приложу все усилия, – поклонился Гейдж. – Если вы осчастливите меня вашим присутствием завтра на прогулке по окрестностям.
 Он был так галантен, будто обращался к знатной даме. Она бросила взгляд через плечо. Наверняка он опять над ней насмехается. Ничего подобного. Он был серьезен.
 – С удовольствием, милорд. – С этими словами она снова стала подниматься по лестнице.
 – Я с тобой, – поспешил за ней лорд Ричард. – Сегодня я еще не проведывал свою крошку.
 Что за подлость он замышляет? Бринн остановилась и презрительно взглянула на него.
 – Она слишком больна, чтобы принимать посторонних.
 – И даже мужа? Я ведь не простои посетитель.
 – Бринн! – мягко позвал ее Гейдж.
 Она скользнула по нему взглядом. С неустойчивым характером Гейджа достаточно малейшего повода, чтобы скрытая вражда переросла в убийство.
 – Тогда пойдемте, – кротко обратилась она к Ричарду. – Но не задерживайтесь надолго. – Она пошла вперед.
 – Я вовсе и не намерен видеть мою полинявшую женушку. Мне просто нужен был повод поговорить с тобой. Норманн, похоже, ходит за тобой тенью, – жестко добавил он, – или охотится за твоим телом. Служанки вчера слышали, как ты стонала и сопела под ним, как только выпроводила Алису из спальни.
 Бринн вздрогнула. От его слов она почувствовала себя с ног до головы выпачканной грязью.
 – Говори, что тебе надо.
 – Клад. Он должен стать моим, – выдохнул Ричард. – Нашим. С какой стати отдавать его норманну?
 – Делмас рассказал тебе о Гвинтале. Но я никогда не утверждала, что там есть клад. Почему ты уверен, что он не лжет?
 – Он не стал бы мне врать. У него не хватит на это ни ума, ни храбрости, – улыбнулся Ричард. – Он и вправду поверил, что я поделюсь с ним, что еще раз доказывает его тупость. Он не нужен мне, раз у меня есть ты.
 – Но у меня тебя нет.
 – Пока нет, но я всегда умело преодолеваю препятствия. – Некоторое время он молчал. – Тебе не ужиться с норманном. Он поначалу использует тебя, а потом выбросит. А я, возможно, женюсь на тебе.
 – У тебя есть жена, – холодно бросила она.
 – Жизнь ее так хрупка. Не будь у тебя такое доброе сердце, ты помогла бы ей исчезнуть. Впрочем, со временем я сам с ней разберусь.
 У нее к горлу подступила тошнота.
 – Ты и на самом деле дьявол.
 – Вовсе нет, я человек. И я рожден повелевать, и всегда знаю, что мне для этого надо делать. Я не создан, чтобы болтаться под ногами других. – Он пристально посмотрел на нее. – Норманн тоже знает, чего ему хочется. Сомневаюсь, чтобы он поборол искушение избавиться от тебя как от назойливой помехи.
 – Ошибаешься. Он не такой, как ты! – зло ответила она.
 – Так я позову Делмаса обратно, и посмотрим, какой он?
 – Нет!
 – Видишь? – Ричард остался доволен собой. – У тебя небогатый выбор между норманном и мужем. Я берусь избавиться от жены и освободить тебя от мужа. Должен сказать тебе комплимент. Ты словно Делия, умеешь нравиться и доводить мужчину до смерти.
 Смерть. Волна ужаса пробежала по ее телу.
 – Он не такой, как ты, – повторила она. – Он не сделал бы этого.
 Ричард не посчитал нужным ей возразить.
 – Надеюсь, скоро мне пригодятся твои навыки, приобретенные с норманном. Я устал от слабых, ноющих женщин. Так что женитьба вполне может состояться. – Он бросил на нее многозначительный взгляд. – Хорошенько подумай, Бринн. Пойдем со мной. Не губи себя.
 Она отрицательно покачала головой.
 – Нет? – Выражение его лица оставалось приветливым, но она почувствовала тень нависшей страшной угрозы. – Тогда мне придется заставить тебя изменить решение. Как жаль! Я надеялся, что ты облегчишь мне задачу.
 Не дожидаясь ее ответа, он легко развернулся на каблуках и зашагал прочь.




 8


 – Не вырывай его с корнем, – задержала руку Гейджа Бринн. – Это не сорняк, а розмарин. Видишь, у него шершавые сероватые листья и бледно-голубые цветы.
 – Прости! – Гейдж покорно оставил в покое растение. – Я не вижу разницы между ними.
 – Понимаю. Не следи я за тобой, ты порвал бы все мои цветы.
 – Не правда. За последнее время я научился различать некоторые из них.
 Она только фыркнула в ответ.
 – Для чего тебе нужен розмарин? – вяло поинтересовался Гейдж.
 – От головной боли и нервных расстройств. Еще я готовлю мази от болячек и ушибов.
 Он показал на низкий кустарник с блестящими листьями и цветущими душистыми побегами с лиловыми цветами.
 – А этот?
 – Это тимьян, или чабер. Он помогает женщинам при их болезни, очищает кожу и нужен для промывания ран. – Она бросила на него взгляд из-под ресниц. – И еще используется при воспалении яичек.
 – Просто бесценная травка. Запаси ее побольше и держи под рукой.
 – Первые заморозки наступят поздно в этом году, – усмехнулась Бринн. – Но надо торопиться. Когда мы приедем сюда в следующий раз, мне надо будет набрать больше трав, чтобы пополнить запасы. Я почти все истратила на Малика и Эдвину.
 – Думаю, скоро им совсем не понадобятся твои снадобья, – заметил Гейдж, вырывая очередной сорняк. – В последний раз мне показалось, что им гораздо лучше.
 – Они скоро поправятся, – довольно улыбнулась Бринн. С каждым днем Малик и Эдвина крепли на глазах, а их совместное пребывание пошло на пользу обоим. Заботясь об Эдвине, Малик напрочь позабыл про тоску и нежелание больше оставаться в постели, а Эдвина рассуждала с ним так умно, так остроумно шутила, что Бринн только диву давалась, слушая свою хрупкую подругу.
 – Я иногда даю им снотворное, но вскоре они выздоровеют, и мои травы понадобятся кому-нибудь другому. Больные всегда будут.
 – Значит, ты никогда не расстаешься с ними?
 – А разве ты когда-нибудь забываешь свой меч?
 – Никогда, если иду на бой с драконами.
 – Очень разумно.
 – Мне начинает нравиться это занятие. – Он вырвал еще один сорняк. – Не бросить ли мне торговлю и не заняться ли выращиванием трав?
 – Не думаю, что тебя бы надолго хватило ковыряться в земле, – хитро посмотрела на него Бринн. – Ты слишком нетерпелив для таких работ.
 – Упрек твой несправедлив, – мягко продолжал он. – В последнее время я только и делаю, что проявляю чудеса выдержки.
 Она напряглась от его слов, неожиданно заставших ее врасплох. Впервые за последние две недели он посмотрел на нее тем же взглядом, который она узнала тогда в Гастингсе, его, Гейджа, взглядом. До сих пор он вел себя с ней со свойственной ему полушутливой, полунасмешливой манерой, с которой он обращался к Малику.
 Заметив ее реакцию на свои слова, он жестко бросил:
 – Так не может продолжаться долго, понимаешь? Я не монах, Бринн.
 – Я заметила. – Она опустила глаза на грядку, следя за своими быстрыми, умелыми пальцами. – Ты хочешь, чтобы я вернулась в твою постель и стала твоей шлюхой?
 Он выругался.
 – Ты не будешь моей шлюхой. Я буду обращаться с тобой с достойным тебя почтением и уважением. Обещаю, ни один мужчина не обидит тебя.
 – В глаза. А пересуды за моей спиной? А дети, которых я тебе рожу? Ты сам незаконнорожденный. Разве ты позволил бы, чтобы с твоими детьми обращались так же, как и с тобой?
 – Ни за что! – Он глубоко вдохнул воздух. – Я не такой, каким был мой отец. Я не допущу, чтобы с ними обходились презрительно и чтобы им было стыдно за свое происхождение.
 – Так будет, пока я не наскучу тебе и ты не возьмешь себе другую женщину.
 – Этого не случится.
 – Откуда тебе известно? Женщин частенько используют для сделок, а в искусстве торговаться тебе нет равных. Малик говорит, ты не отличаешься постоянством и тебе быстро все надоедает.
 – Что ты хочешь от меня, черт возьми? Так было прежде, до встречи с тобой, но ни к одной женщине я не испытывал то, что чувствую к тебе.
 И она никогда раньше не ощущала столь смущавших ее противоречивых чувств. Здесь и привязанность к нему, боль и радость, волнение за него и желание освободиться от него. Вот только на любовь их отношения не были похожи – захлестывала страсть. Даже в последние солнечные дни она все время ждала какого-нибудь спора или разногласия. Иначе с Гейджем Дюмонтом и быть не могло. Такая жизнь совсем не вязалась с той тихой и мирной, к которой она стремилась.
 – Позволь мне уйти. Я не хочу стать частью твоего сумасшедшего мира воина. Все, чего мне хочется, – вернуться в Гвинтал.
 – Что-то я раньше не замечал, чтобы ты рвалась уехать отсюда.
 – А теперь хочу. – Она яростно выдирала сорняки из земли. «Именно так мне надо преодолевать непонятное искушение в его присутствии, – с отчаянием подумала она. – Вырви его, задуши, пока оно не захватило тебя целиком». – Я хочу вернуться домой. Эдвине гораздо лучше, да и Малик уже скоро сможет ходить. Хватит прохлаждаться здесь.
 – Мы поедем в Гвинтал, когда… – Помолчав, он поправился:
 – …если я решу ехать.
 Она метнула на него беспокойный взгляд.
 – Нет причин отказываться от поездки. А сокровища? Разве ты не…
 – Я еще не уверен, что клад существует.
 Пора бы ей понять, что он ничему на слово не верит, но она не могла не тешить себя хоть слабой надеждой.
 – Почему ты не веришь мне? – с горечью спросила она. – Делмас и лорд Ричард не сомневаются.
 – Потому что это их единственный выход.
 – А ты?
 – Я хочу найти клад, если он существует, но пока у меня другие планы. – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Я предложил тебе все, что смог. Ты знаешь, я не могу взять тебя в жены. Если б мог, то женился бы.
 Она испуганно взглянула на него.
 – Ты решился бы?
 Он нахмурился.
 – Конечно. Разве я не ясно выразился?
 – Нет.
 От отчаяния он тихо простонал:
 – Клянусь Господом, неужели ты ничего не понимаешь? Ведь я обращаюсь с тобой уважительно, не беспокою понапрасну и не надоедаю расспросами о твоем прошлом, не ломаю твое упрямое молчание? Разве так ведет себя с женщиной мужчина, не испытывая к ней глубокую привязанность?
 Смешанное чувство радости и печали охватило ее, когда она беспомощно посмотрела ему в глаза.
 – Не похоже.
 – Я никогда не… Я сам этого не ожидал. Я люблю тебя, Бринн из Фалкаара. В тебе я чувствую силу, живой нрав и честность. Мне не приходилось встречать раньше такой женщины. – Его голос зазвучал тише, с бархатной убедительностью:
 – И, полагаю, я тебе тоже не противен.
 Он сама буря и солнце, небо и земля. Вечно меняется, никогда не напоминает себя прежнего.
 – Нет, ты не… противен.
 – Тогда приди ко мне, будем жить вместе, и позволь мне заботиться о тебе. Обещаю жениться на тебе, как только твой негодный муж покинет этот мир. – Он заметил, как она напряглась, и усмехнулся. – Брось, я не собираюсь убивать его. Я достаточно хорошо узнал тебя, чтобы понять, что это самый быстрый способ потерять тебя навсегда. – Он замолчал, а потом добавил:
 – Впрочем, я далеко не всегда поступаю так, как думаю. И с твоей стороны было бы благоразумно принять мое предложение.
 – Не могу, – прошептала она.
 – Почему? – резко спросил он.
 Страдание исказило его лицо. Она не могла не ощутить каждой жилкой его страдания, засевшего у него глубоко внутри. Его боль мучительно отозвалась и в ней. Неужели его переживания будут так же сильно действовать на нее? Его боль, не переставая, мучила ее. Ей захотелось рвануться к нему, прижаться к его груди, облегчить его страдания, снять кривую, горькую усмешку с его губ и увидеть его улыбающимся.
 – Не надо так смотреть на меня. Поговори со мной. Скажи, почему?
 Она не должна прикасаться к нему. Она страшилась почувствовать: так ли глубока его боль, как ей видится?
 – Гвинтал. Я должна получить Гвинтал, а тебе нет там места.
 Он насмешливо улыбнулся.
 – Ты считаешь меня недостойным твоего драгоценного острова?
 Покой и буря. Вечная красота и вечное непостоянство.
 – Дело не в этом. – Она попыталась облечь свои мысли в слова. – Ты – человек другого склада. Ты не смог бы остаться в Гвинтале и не пытаться изменить его по своим меркам. А я не вынесу этого.
 Выражение его лица не изменилось.
 – Значит, сражаться придется не с мужем, а с Гвинталом. Отлично.
 – Почему ты не хочешь понять, что мы не можем быть вместе?
 – Без сомнения, все будет так, как я хочу. – Он встал и поднял ее на ноги. Схватив Бринн за кисть руки, он повел ее к лошадям. – И очень скоро. Ты говоришь, я очень нетерпеливый человек. – Он посадил ее на лошадь и поднял глаза. – Ты хочешь меня. Возьми меня. Мне не нужна рабыня. Приди ко мне по доброй воле, Бринн.
 Она покачала головой.
 Мягкое выражение слетело с его лица, и он с отчаянием усмехнулся.
 – Напрасно. Будем надеяться, что ты изменишь свое решение.
  *** 
 Вечером того же дня, еще до наступления темноты, Лефонт доставил в покои Эдвины резной сундук из тикового дерева.
 Улыбнувшись Бринн, он поставил его к стене.
 – Подарок от милорда. Его только что доставили из Гастингса. Он просил передать вам, что будет рад, если платье вам подойдет. – Он поморщился. – Пришлось моим людям рыскать по всей округе в поисках портнихи. Милорд будет доволен, если вы наденете его к ужину. Он приглашает вас в большой зал сегодня вечером.
 Бринн нахмурилась. Придется ей снова терпеть насмешки за главным столом. Неужели Гейдж таким способом хотел показать ей, во что превратится ее жизнь без его защиты?
 – Милорд сказал, – продолжал Лефонт, видя ее нерешительность, – чтобы я подождал, пока вы откроете сундук. Он хочет убедиться, что оно вам понравилось.
 – Открой сундук, Бринн! – взмолилась Эдвина. – Я хочу посмотреть на подарок тебе.
 Эдвина радовалась за подругу, как ребенок. Бринн не хотелось огорчать ее. Она не спеша подняла крышку.
 Небесная вспышка блестящего лазоревого шелка озарила ее. Прохладная и мягкая ткань трепетала от дуновения воздуха, словно крылья бабочки.
 – Дай взглянуть, – попросила нетерпеливо Эдвина. Бринн достала платье и встряхнула его. Голубое сияние озарило все вокруг.
 – Какое красивое! – восторженно всплеснула руками Эдвина, широко распахнув глаза от восхищения. – Я никогда в жизни не видела ничего более прекрасного.
 – Это византийский шелк, – пояснил Малик. – Гейдж дал за него четверых скакунов.
 – Что ты там копаешься? – теребила Эдвина Бринн. – Ступай и померь его.
 Она не хотела надевать его. Это платье совсем не похоже на то, которое она взяла на вечер у Эдвины. Оно было из мира лорда Гейджа. Бринн мучила мысль, что если она наденет его, то станет частью того же самого мира.
 – Тебе оно подошло бы гораздо больше, Эдвина.
 – Лорд Гейдж хотел, чтобы вы его надели, мадемуазель. – В мягком голосе Лефонта слышались твердые нотки. – А мне приказано сопроводить вас до главного зала. – Он вежливо поклонился. – Могу я передать ему, что вы довольны его подарком?
 – Разумеется, довольна, – ответила за нее Эдвина. – Это платье и королеве не стыдно надеть.
 – Мадемуазель? – обратился к ней Лефонт. Она задумчиво пожала плечами.
 – Платье очень красивое.
 Поклонившись, Лефонт торопливо вышел.
 – Что-нибудь не так, Бринн? – нахмурилась Эдвина. – Оно тебе не нравится?
 Не стоило расстраивать Эдвину рассказами о том, что кроется за сделанным ей подарком. Она не поймет, что за ним может скрываться нечто иное, кроме самых добрых намерений щедрого сердца. Вряд ли Эдвина получила со дня свадьбы хоть что-нибудь от Ричарда.
 – Ты сама сказала, что оно скорее подходит для королевы.
 – В нем ты и будешь ею, – нежно заметил Малик.
 Бринн бросила на него быстрый взгляд. На прошлой неделе Гейдж не один час провел со своим другом. Мог ли он рассказать ему о своих намерениях относительно нее? Если нет, то она не удивилась бы, если бы Малик догадался сам.
 – Я не королева. – И она направилась переодеваться. – Я все равно останусь бурой птицей-крапивницей в павлиньих перьях.
  *** 
 – Отменно, – только и сумел вымолвить Лефонт, потрясенный красотой Бринн в этом платье. Он взял ее под руку и направился с ней через слабо освещенный холл. – Милорд останется доволен.
 Она молчала, не чувствуя себя прекрасной дамой. Сжавшись от напряжения, Бринн только злилась на собственную беспомощность. Что еще задумал Гейдж? Она знала, он ждет ее в главном зале. Они все постараются скрывать свои насмешки над ней, льстя захватчику их страны, но она все равно будет чувствовать на себе их сальные взгляды. Никакими шелками и богатством не скрыть… Что это?
 Она замерла на месте, краем глаза заметив прошмыгнувшую тень.
 – Мадемуазель? – спросил Лефонт. Тень мелькнула в дальнем углу комнаты, скользнула за дверь и исчезла.
 Холодная дрожь пробежала по ее телу. Она узнала эту тень.
 – В чем дело? – Лефонт потянулся к ножнам своего меча. – Может быть, мне…
 – Нет, нет, ничего. Подождите меня здесь! – Она выскочила из комнаты.
 – Мадемуазель!
 Он бросился за ней. В открытую дверь на нее обрушился поток холодного воздуха, пронзивший ее до костей сквозь тонкий шелк платья.
 Где он?
 Дверь на конюшню оказалась открытой.
 Она пробежала по двору в денник.
 – Делмас!
 Он резко обернулся, его глаза дико блестели.
 – Что тебе надо от меня, сука?
 Торопливо оглянувшись, она поняла, что Лефонт не добежал еще до конюшенного двора.
 – Пошли! – Она громко захлопнула дверь в денник и быстро пошла мимо лошадиных стойл в темную комнату. Закрыв за собой дверь, она прижалась к ней телом. – Почему ты вернулся? Немедленно уходи отсюда!
 – Ты очень хочешь этого, правда? – зарычал он в ответ. – Ты в своем красивом платье и твой самозванец-защитничек. Вы мечтаете, чтобы я убрался восвояси, бросив все, что мне причитается за отработанные годы. Ты все хочешь отдать ему. Лорд Ричард сплавил меня в хибару на болотах, но ты напрасно думаешь, что я не следил за вами все это время. Я видел, как вы разъезжали верхом, а ты улыбалась и смеялась, слушая эту норманнскую собаку. Ну, теперь я положу этому конец. Я получу свою долю. Я пойду к норманну и расскажу ему…
 – Нет!
 – Не смей мне возражать! – Она заметила пену в углах его рта. – Вы все против меня! Даже лорд Ричард подумывает обмануть меня. Я этого не допущу. Я пойду к твоему норманнскому любовнику и потребую…
 – Делмас, одумайся. – Она положила его руки себе на грудь, чтобы унять их дрожь. – Не приближайся к норманну.
 Его рука двинула ее с размаху, и Бринн стукнулась о дверь.
 – Шлюха! – Он снова ударил ее. – Мошенница! – Его кулак до крови разбил ей губы.
 «Он сошел с ума», – пронеслось у нее в голове. Похоже, страх и злость с позапрошлого вечера переполнили все его существо безумной яростью.
 – Послушайся меня, Делмас. Не ходи к норманну. Он расправится с тобой.
 – Какая забота обо мне, скажите на милость! – Из его оскаленного в бешенстве рта вырывалось злобное рычание.
 – Я не желаю тебе смерти.
 – Врешь!
 Она не вынесла бы, став причиной смерти хоть одного живого существа. Тогда она не смогла бы смотреть Гейджу в глаза, чувствуя собственную вину.
 – Уходи. Тебе ничего не будет, если ты…
 Он ударил ее кулаком в грудь. Она упала на пол.
 Задыхаясь, она впилась руками в доски пола, пытаясь приподняться, чтобы вдохнуть воздух в легкие.
 – Во всем виновата ты одна… – Делмас схватил ее за волосы и рванул бешено вверх. – Я мог бы стать важным человеком. Ты виновата во всем, ты и твой норманн…
 Она едва удержалась, чтобы не закричать, позвав на помощь. Лефонт ищет ее где-то неподалеку и услышит. Вырвись она или приди Лефонт, Гейдж узнает…
 Вдруг она поняла – ей надо отвести гнев Делмаса от Гейджа. Жестокость всегда помогала Делмасу расслабиться. Излив свой гнев на нее, он, возможно, не станет рваться к Гейджу и, кто знает, может, даже согласиться спрятаться.
 – Никогда не видел тебя такой податливой! – рявкнул Делмас. – Однако как этот негодяй укротил тебя.
 Ей нельзя расслабляться. Надо одержать сейчас маленькую победу, чтобы не потерять все. Если Делмас пойдет к Гейджу, то тот убьет его.
 Кровь. Кровь сочилась на пол из ее разбитой губы, смутно дошло до ее сознания. Господи, ей бы самой спрятаться от Гейджа, пока не заживут эти ужасные раны. Она обхватила себя руками. Пора кончать.
 – Ты навсегда останешься рабом, и никем больше. Только раб бьет слабого, – холодно сказала она. – И ты вечно будешь болтаться под ногами более достойных мужчин.
 Пинком он двинул ее в плечо. Она закусила нижнюю губу, чтобы не завопить от дикой боли. Разозли его. Возьми на себя его гнев. Только так можно уберечь всех от немыслимой беды.
 – Побоями ты не заставишь меня замолчать. Ты никогда не получишь клад из Гвинтала. Не тебе иметь…
 – Шлюха! Дрянь! Воровка! – Каждое слово сопровождал сильный пинок. Он уже топтал ее ногами.
 Боль. Она терпела гораздо худшее в первые дни замужества.
 – Ты сам вор, ты хочешь украсть у меня клад, а еще…
 Темнота.
 Он ударил ее головой об пол, смутно поняла она, теряя сознание. Сколько еще терпеть его слепую ярость? Нельзя допустить, чтобы он убил ее… У нее крепкое тело и сильный дух.
 Она не позволит ему победить себя. Несколькими ударами не лишить ее жизни.
 – Остановитесь, месье. – Ледяной тон, каждое слово прозвучало четко и ясно. – Или я с удовольствием отрублю вам голову.
 Лефонт. Вздрогнув, она открыла глаза и увидела капитана в дверях с обнаженным мечом в руке. Его решительный вид, как и его слова, не оставлял никаких сомнений в его намерениях.
 – Она моя жена. Не твое дело! – прошипел Делмас.
 – Позволю себе не согласиться. Она принадлежит моему господину, а значит, мне есть до нее дело. – Он пошел вперед с мечом. – Отойди от нее.
 – Нет! – выдохнула она. Взглянув на Делмаса, она поняла, что напрасно принесла себя в жертву. Он испугался, но его ярость по-прежнему опасна. – Оставьте нас, капитан.
 Лефонт отрицательно покачал головой.
 – Не могу, мадемуазель. – Он взмахнул мечом, и Делмас инстинктивно отступил. – Впрочем, я позволю вашему мужу спокойно уйти, – мрачно добавил он. – Пока. Вы ранены, а мне не с руки заниматься вами обоими. Кроме того, милорд, несомненно, захочет заняться им лично.
 Лицо Делмаса перекосилось, но она не поняла от чего – ярости или страха. С трудом поднявшись и сжав зубы от боли, она пошла за Лефонтом.
 Сознание вот-вот готово было покинуть ее, и она закрыла глаза.
 – Вы пришли слишком рано, – прошептала Бринн.
 – Приди я чуть позже, тебя бы уже не было в живых, – хмуро заметил Лефонт. – Почему ты не кричала?
 – Слишком рано…
 – Милорд так не подумает. – Он поднял ее и понес прочь от конюшни. – Он приказал мне сопровождать мадемуазель до главного зала. Я недоволен, что вы заставили меня ослушаться приказа. Вам не следовало убегать.
 Холодный ночной ветер разгонял темноту.
 – Оставь меня. Куда ты меня несешь?
 – К милорду Гейджу.
 – В зал? – Дрожь охватила ее. – Я не пойду. Мне надо…
 – В комнату милорда. – Лефонт посмотрел на нее. – Боюсь, вид у вас для зала не вполне подходящий, – поморщился он. – Везде кровь. Схожу-ка я за лордом Гейджем и приведу его к вам.
 Она потрогала свой рот. Губа разбита, но где еще были открытые раны?
 – Много крови?
 – Вы похожи на Малика после того, как сакс пронзил его насквозь. – Войдя в зал, Лефонт стал подниматься по ступенькам.
 Она помнила, в какую дикую ярость пришел Гейдж, увидев раненого Малика. Что же будет, когда перед ним предстанет она? Надо найти способ избежать встречи с ним, спрятаться, пока не заживут раны.
 – Нет, он не должен видеть меня. – Ее начал бить озноб. – Положите меня, капитан, я не…
 – Что такое? – Гейдж стоял у подножия лестницы, глядя на них снизу вверх, из-за его спины выглядывал лорд Ричард. Увидев ее, Гейдж на секунду замер. – Матерь Божья! – Перепрыгивая через две ступени, он помчался вверх. – Что с ней случилось? – спросил он Лефонта.
 – Ничего, – быстро ответила она. Глупый ответ сам собой сорвался с ее губ. Неужели нельзя было придумать что-нибудь получше?
 – Сожалею, что не успел подоспеть раньше, чтобы… – Лефонт замолчал, остановленный нетерпеливым жестом Гейджа. – Это сделал муж мадемуазель, милорд.
 Гейдж напрягся.
 – Ее муж?
 Она закрыла глаза, чтобы не видеть выражения его лица.
 Гейдж продолжал говорить сдержанным тоном:
 – Я возьму ее. – Руки Гейджа подхватили ее, когда Лефонт разжал свою цепкую хватку. – Ступай принеси горячей воды и бинты. В комнате леди Эдвины возьми сумку Бринн с травами и мазями. Они ей могут понадобиться.
 – Позвольте мне помочь, – заискивающе предложил лорд Ричард. – В комнате моей жены я возьму сумку с лекарствами. Не могу выразить словами свое огорчение по поводу возвращения Делмаса. Я предупреждал его, чтобы он не смел…
 – Принеси! – повторил Гейдж.
 Открыв глаза, Бринн увидела спешившего за ними по лестнице Ричарда. «Не очень-то у него расстроенный вид», – мрачно подумала она. Он напоминал ей хитрого рыжего кота, которого только что сытно накормили.
 Гейдж поднимался с ней по лестнице.
 – Мне не нужны отвары, – прошептала Бринн. – Мне не очень сильно досталось. Просто все кажется серьезнее, чем есть на самом деле.
 – Помолчи! – процедил он сквозь зубы.
 – Что ты собираешься делать? Поколотить меня?
 – Нет. – Он посмотрел на нее, в его глазах блестели слезы. – Господи, конечно, нет!
 – Но ты так сердит на меня, что готов отругать. Делмас чувствовал то же самое. Не станешь же ты обвинять его в том, что ощущаешь сам. Это неразумно.
 – Я уже обвиняю его. – Его взгляд упал на нее. – Видит Бог, он виноват во всем. И никакие разумные доводы не заставят меня думать по-другому.
 Бесполезно спорить с ним сейчас. Она попытается поговорить об этом позже, когда пройдет первый испуг. И потом, она так устала…
  *** 
 Через какое-то время, открыв глаза, Бринн смутно ощутила, что лежит раздетая под покрывалом, а вокруг витает мятный запах отвара. Гейдж сидел рядом на стуле, сцепив руки и опустив глаза в пол. Его иссиня-черные волосы отсвечивали кроваво-красным отблеском горящих свечей. Кровь…
 – Гейдж…
 Мягким быстрым движением Гейдж поднял голову.
 – Такое никогда больше не повторится, – бесстрастно произнес он. – Никто никогда не обидит тебя больше. Никто, пока я жив.
 – Мне не было больно. Ну, может, самую малость. Но было…
 – У тебя, возможно, перелом указательного пальца, на него как будто прыгнули сверху. Нижняя губа разбита. Все лицо и тело в кровавых синяках. – Он рассказывал о нанесенных ей ранах без видимого волнения. – Он бил тебя?
 Она промолчала.
 – Он бил тебя ногами, как собаку, не угодившую ему, – продолжал Гейдж. – Лефонту вначале показалось, что он убил тебя.
 – Он ошибся.
 – Еще ты будто бы сказала, что он пришел слишком рано, и просила его уйти. Почему, Бринн?
 – Я не хотела… Он был там лишним.
 – Лишним? – Он вскочил со стула, прошел в другой конец комнаты и принес красивое зеркало в изящной раме. – Лишним? – спросил он, держа его перед ней.
 Она едва взглянула на побитое, в синяках лицо.
 – Не все так страшно, как выглядит. Пройдет несколько дней, и ты даже не вспомнишь…
 – Вспомню, – леденящим душу монотонным голосом продолжал Гейдж. – Я не забуду ни один синяк, ни один нанесенный удар. Вот увидишь.
 Она облизала пересохшие губы.
 – Хватит. Ты не должен… Куда ты собрался?
 Он оглянулся на ходу.
 – А куда, тебе кажется, я иду?
 – Не смей. – Она вскочила с кровати и побежала вслед за ним. – Ты не пойдешь искать его.
 – Вернись в постель.
 Она закрыла собой дверь.
 – Я не пущу тебя! – Голос ее звенел. – Ты не лучше его. Вы все жаждете крови и мести. Неужели ты думаешь, что я не справилась бы с ним? Я сама вызвала его на то, что случилось. Я сделала это, потому что мне так надо, и не позволю тебе вмешиваться.
 – Почему тебе так надо?
 – Не время говорить об этом.
 – Почему?
 Он вцепился мертвой хваткой, и Бринн это понимала. Ей следует ответить ему, иначе он не отстанет.
 – Ему надо было излить свою ярость, иначе он натворил бы много бед.
 – И ты подставила себя ради спасения других?
 – Я не боялась его. Мне стало страшно за него. Он грозился пойти к тебе, и я не сомневалась, что ты… – Она замолчала на полуслове.
 – Убью его… Ты это хотела сказать? – Он приподнял ее и отодвинул от двери. – Как мило с его стороны дать мне такой прекрасный повод!
 – Ты не должен мстить. Синяки – ерунда. Я лечу людей, а лекарь не может стать причиной смерти. – Дрожащим голосом в полном отчаянии она взмолилась:
 – Прошу тебя, Гейдж, умоляю, не убивай его!
 Он прошел мимо нее.
 – Нет!
 Надо пробить эту толстую стену, за которой бушевала злоба. Только так можно спасти их обоих. Подняв руку, она дала ему пощечину.
 По его смуглой щеке растеклось багровое пятно.
 Тошнота подступила к горлу. Именно она действовала сейчас в порыве мести.
 Каменное выражение его лица не изменилось. Почему он не ударит ее? Она сжалась в ожидании его быстрой ответной реакции.
 Еще одна пощечина.
 Своими потемневшими от гнева ярко-голубыми глазами он посмотрел на нее сверху вниз.
 – Я не такой негодяй, как твой муж, и не вымещаю свою злость на беззащитных женщинах. – Ни один мускул не дрогнул на его лице. – Такого больше не случится.
 Дверь за ним захлопнулась.
 Ужас охватил ее при звуке ключа, поворачиваемого в дверном замке. Он запер ее и пошел искать Делмаса.
 Платье… Где ее платье?
 Ноги плохо ее держали, Бринн едва стояла. Вытащив испачканное и смятое платье, она надела его через голову.
 Башмаки… Вот они, с другой стороны кровати.
 С трудом преодолевая слабость, как во сне, она наклонилась и надела их. Скорее. Ей надо торопиться…
 Она подошла к окну и открыла ставни.
 Слишком высоко… Она не сумеет выбраться. Вот если связать вместе несколько простыней и…
 Ключ повернулся в замке!
 В дверях стоял лорд Ричард.
 – Пошли со мной, быстро!
 – Что вы здесь делаете? – тревожно спросила она.
 – Будешь спорить, – нахмурился он, – или поспешишь на выручку Делмаса от норманна? – Он посторонился. – Я видел, как он вошел за Делмасом в конюшню. У тебя мало времени.
 Дверь открыта, потом она решит, с какой стати лорд Ричард пришел за ней. Бринн быстро, как только могла, поспешила из спальни и торопливо пошла по коридору.
 Ричард догнал ее, когда она спускалась по лестнице.
 – Я предупреждал тебя, что это может случиться. Думаешь, тебе удалось укротить этого варвара? Мне говорили, он такой же, как и его отец – весь в крови.
 – Прекратите!
 Перед ее глазами стоял Гейдж с каменным и безжалостным выражением лица. Вылетев в парадную дверь – откуда только силы взялись, – она побежала по двору.
 Стон!
 Она распахнула дверь в конюшню.
 Повсюду кровь. На стенах. На соломе, на полу.
 На Гейдже.
 Он стоял с вилами в окровавленных руках. Делмас висел на другом их конце, зубья пронзили его насквозь. Увидев ее, Гейдж попытался выдернуть вилы. Делмас схватился руками за зубья, все еще торчавшие из его груди. Он злобно посмотрел на Гейджа.
 – Ты сделал это! Ты… во всем… виноват. Все вы…
 Ужасные судороги охватили его тело.
 Смерть.
 Бринн прислонилась к стене. Она задыхалась. Поздно, ничем не поможешь. Делмас мертв. Гейдж убил его. Нет, Бринн – убийца. Это ее вина.
 – Бринн! – Гейдж протянул ей руки. Кровь на его руках. Кровь на ее руках.
 – Нет! – выдохнула она, пятясь. – Нет…
 Резко повернувшись, она выбежала из конюшни. На полпути ее вывернуло наизнанку, тошнота тут же вновь подступила к горлу.
 – Бедняжка Бринн! – Рука Ричарда легла ей на плечо. – Но ведь я же предупреждал, что у тебя небольшой выбор между норманном и мной. – Он нежно поправил прядь волос у нее за ухом. – Разве что теперь ты будешь вспоминать о Гейдже Дюмонте с ужасом. Не лучше ли принять мое покровительство?
 – Убери от нее руки! – тихо произнес Гейдж у них за спиной.
 Она оглянулась. Мощный. Смертельно сильный. Дикий. Ей показалось, что Ричард стоит на волосок от смерти, как и Делмас. Еще одна смерть. Довольно, больше она не вынесет.
 Резко вывернувшись из цепких рук Ричарда, она, прыгнув через порог, бросилась бежать в замок.
 Исчезнуть. Сбежать. Она должна спрятаться и постараться вылечиться.
 Эдвина в испуге ахнула, увидев вбежавшую в комнату Бринн.
 – Боже! – всплеснула она руками, не в силах оторвать глаз от разбитого лица Бринн. – Ричард сказал, что тебе понадобились травы, но мы и предположить не могли, что Делмас… – Она гневно сжала губы. – Он сущий дьявол, Бринн. Он заслуживает наказания.
 – Сдается мне, он его получил. – Малик вгляделся в лицо Бринн. – Гейдж не потерпел бы подобного поведения. Что он сделал ему, Бринн?
 – Насмерть! – Она едва справилась с вновь подкатившей к горлу тошнотой. – Вилами.
 – Ты видела?
 – Да. – Теперь ей никогда не избавиться от этого видения. Она обречена всю жизнь созерцать Делмаса, проткнутого вилами. – Мне необходимо уйти. Не могу больше оставаться здесь… – Бринн вынула глиняный горшок из своей сумки с травами и поставила его у очага. – Тебе, Малик, я больше не нужна. Через несколько дней ты сможешь уже сидеть на коне, только первое время не увлекайся. Прошу тебя, позаботься об Эдвине. Если ее снова начнет бить лихорадка, прикажи Алисе приготовить в этом кувшине для нее отвар из порошка, хотя не думаю, что приступ повторится. Она сейчас окрепла. Такой я еще никогда ее не видела. Верю, что она…
 – Куда ты собралась? – прервала ее Эдвина. – Ты сама не здорова, тебе не надо убегать одной. Это опасно.
 – Не беспокойся! Со мной ничего не случится.
 У Бринн не осталось времени на разговоры, да и Эдвину ей не убедить. Странно, что Гейдж еще не примчался сюда. Надо незаметно проскочить через заднюю дверь, чтобы ни в коем случае не столкнуться с ним. Схватив свою сумку со снадобьями и кое-какие пожитки, она поспешила к двери.
 – Храни вас Господь!
  *** 
 – А, Бринн, как я и думал, ты сбегаешь от нас после такой страшной смерти Делмаса!
 Бринн застыла в ужасе. В тени высоких ворот стоял Ричард.
 – Я ждал тебя, – выступил он вперед. – Вряд ли я смогу убедить тебя остаться?
 – Да.
 – А не позвать ли мне стражу? Норманны так стараются угодить своему господину, что не выпустят тебя, зная, как он дорожит своей рабыней.
 Она встала перед ним лицом к лицу.
 – Так чего же ты ждешь?
 – Просто хотел попугать тебя, – улыбнулся он. – Было бы неразумно выдавать тебя, возвращая норманну в постель. Напротив, моя самая заветная мечта – разлучить вас. Ты мне самому нужна.
 – Тебе нужен клад, – поправила она его.
 – Ах да, клад… Ты готова отвести меня туда, где он лежит?
 – Нет, и ты не в состоянии проследить за мной.
 – А как ты можешь помешать мне? С помощью колдовства? – Он в сомнении покачал головой. – Может, Делмас и верил в подобную чушь, но я не такой.
 Холодок пробежал у нее по спине: Делмас мог выдать даже этот страшный секрет.
 – Не колдовства. Я пройду сквозь чащи.
 – Ты знаешь, я тоже не новичок в лесу. Если ты еще помнишь, я ведь отличный охотник. – Он гордо вскинул голову. – И сдается мне, ты станешь заманчивой добычей. Если верить Делмасу, ты уже была жертвой.
 Страх молнией ударил в сердце, спазм свел желудок. Она вспомнила, что жители деревни устроили на нее облаву, как на волка. Они гнались за ней по лесу. Они и ее хотели сжечь, как уже сожгли на костре ее добрую к людям мать.
 – Ты прав, но я гораздо лучше знаю дорогу, чем ты, – решительно ответила она. – Так что зови сейчас норманна.
 Он снова улыбнулся.
 – Я не позволю себе насильно удерживать тебя. Беги, Бринн, может, судьба снова сведет нас.
 Он повернулся и пошел прочь.
 Бринн поплотнее закуталась в накидку. Что-то подозрительно просто он оставил ее в покое, а его улыбка казалась нарочито мягкой и ласковой. Неужели он решится преследовать ее? Впрочем, сейчас ей не до домыслов и догадок. Гораздо опаснее для нее Гейдж, чем странное поведение Ричарда.
 Проскользнув через ворота, она поспешила в окутывавшую все вокруг благодатную темноту.




 9


 – Где Бринн? – Голос Гейджа донесся от дверей спальни Эдвины. – Она была здесь?
 – Добрую четверть часа тому назад, – ответил Малик. – Думаю, она уже на пути в свой Гвинтал. Почему ты не поспешил за ней?
 – Из-за лживого лорда Ричарда! – тихо выругался Гейдж. – Он сказал мне, что Бринн на кухне с Алисой.
 Малик удивленно посмотрел на друга.
 – И ты поверил ему?
 – Тогда я плохо соображал.
 – Оно и видно, – сказал Малик. – Ничего страшного. Она пешая, ты верхом, так что быстро нагонишь ее.
 – Она взяла свою сумку с травами? – внезапно осенило Гейджа.
 – Разумеется. Она никогда с ней не расстается.
 Гейдж вспомнил, что Бринн хотела пополнить свой запас трав. Вряд ли она отправится в Гвинтал без полной сумки своих драгоценных травок, путь-то ведь неблизкий.
 – Тогда я сегодня же привезу ее обратно.
 – Прежде чем отправиться в путь, я бы на твоем месте вымыл руки. Тебе не кажется, что этим вечером ей пришлось видеть немало крови?
 Гейдж налил воды в деревянную чашу.
 – Ты прав. – Как только он погрузил в нее руки, она стала ярко-розовой. – Никогда не забуду лица Бринн, когда она увидела… – «Господи, что толку прокручивать в мыслях одно и то же, если ничего уже не поправишь!» – с отчаянием подумал он. Гейдж взял полотно и вытер руки. – Я скоро вернусь. Оставлю Лефонта в Редферне присматривать за вами.
 – Она хочет домой, – внезапно вступила в разговор Эдвина. – Позволь ей добраться до Гвинтала. Гейдж повернулся и посмотрел на нее.
 – Делмас был дурным человеком, – продолжала она. – И я не считаю смертельным грехом, что его убили. Но ты больно ранил Бринн. Ей надо уйти в родные места и выздороветь.
 – Я не позволю ей бросить меня! – резко бросил Гейдж.
 – Тогда найди ее там. Бринн отдавала себя всем нам. Отплати ей тем же.
 – Я не отличаюсь благородством. – Горько скривив губы, он направился к дверям. – У меня лучше получается брать, чем давать. Бринн еще узнает об этом.
  *** 
 Он нашел ее.
 Бринн замерла, увидев скачущего к ней на коне Гейджа. Лунный свет падал на его иссиня-черные волосы, придавая им серебристый блеск, высвечивая с безжалостной четкостью каждый мускул его крепкого тела. Ей вообще не следовало показываться здесь, в отчаянии пронеслось у нее в голове. Бринн надеялась, что он забыл ее мимолетное замечание о травах, но Гейдж все помнил. Торопливо собрав оставшиеся листочки, она вскочила на ноги.
 – Ни к чему тебе было ехать за мной. Уезжай.
 – Нет. – Он остановился перед ней, спешившись с коня. – Ты никогда не избавишься от меня, Бринн. Даже если сбежишь на край земли.
 – Не могу… – Ее голос дрожал от внутренней боли. – Я все время вижу… – Она замолчала, не в силах продолжать.
 – Делмаса, проткнутого как лягушка? – мрачно закончил за нее Гейдж. – Так придется забыть.
 – Забыть? – До конца дней перед ее глазами будет Делмас на вилах.
 – Я же пытаюсь забыть то чувство, какое испытал, увидев тебя в крови и синяках. Он заслуживал смерти.
 – Все из-за меня. – Голос ее дрожал от непролитых слез.
 – Ничего не поделаешь.
 Она покачала головой.
 – Батшебе.
 Он вскрикнул:
 – Ты не Батшебе, и нет твоей вины в том, что случилось сегодняшним вечером!
 Она снова покачала головой.
 Он наклонился и крепко взял ее за плечи. Лицо его в лунном свете казалось жестким и непреклонным.
 – Ты могла бы поверить мне, если бы я сказал, что не убивал этого таракана?
 Лучик надежды сверкнул в ее душе, но так же быстро погас. Она своими глазами видела Гейджа с вилами в руках и нанизанного на них…
 – Нет.
 Он криво усмехнулся.
 – А я и не надеялся. Ты не доверяешь мне. Так что не стану утруждать себя ненужными заверениями. – Он развернул коня. – А тебе придется просто смириться с тем, что произошло, и жить дальше. Поехали. Мы возвращаемся в Редферн.
 – Я не вернусь туда. Мне надо в Гвинтал.
 – Разумеется, но не таким способом. – Он подъехал поближе. – Не в одиночку ночью. Мы вернемся и как следует подготовимся к путешествию.
 Она не сразу поняла, о чем он говорит. В тот ужасный момент на конюшне ей показалось, что мир перевернулся, и она снова осталась совсем одна, одна на всей земле. Трудно было представить, что где-то рядом оставалось место для Гейджа.
 – Ты собираешься отвезти меня в Гвинтал?! – выдохнула она.
 – А что тебя удивляет? – язвительно ухмыльнулся он. – Разве ты не обещала мне несметные сокровища?
 Она согласно кивнула.
 – Так с какой же стати отказываться мне от них?
 – Но ты же не поверил мне.
 – Я по характеру недоверчив, если не вижу, что мне предлагают. – Он сел на лошадь. – Хотя порой я не одобряю свои поступки. Уж кто-кто, а ты с твоей недоверчивостью должна понимать это.
 – Мы никогда по-настоящему не доверяли друг другу.
 «А теперь и совсем не будем», – с болью и горькой тоской подумала она. Она только сейчас почувствовала, насколько приросла к нему душой, почти искренне доверяя ему, почти…
 Она пыталась обуздать свои мысли, но они продолжали жечь ее изнутри, раскаляясь в мозгу.
 Господь Всевышний, не может быть, что она любит его, нет, это невозможно. Она не в состоянии любить убийцу, но почему ее сердце так к нему тянется?
 – И не надо смотреть на меня с таким страданием! – резко сказал он. – У меня в руках больше нет вил.
 Он убил Делмаса, и если она любит Гейджа, то ее преступление еще страшнее. Теперь ее замучают сомнения: все ли она сделала для предотвращения смерти мужа? Она ошибается, ее влечет к Гейджу только страсть.
 Он протянул руку, чтобы посадить ее впереди себя в седло.
 – Смелее. Меня пробирает дрожь от твоего взгляда. Ты смотришь так, словно перед тобой дракон, с которым ты воюешь. Я отвезу тебя в поместье и позволю спрятаться от меня у Эдвины и Малика.
 Пресвятая дева Мария, ей не терпелось рвануться к нему, протянуть ему руку и почувствовать исходящую от него силу и спокойствие. Она не понимала себя. Как можно по-прежнему что-то к нему чувствовать, когда в ее глазах застыла кровавая картина его расправы? Пытаясь не поддаться искушению, прикоснувшись к нему, она отступила назад.
 – Не волнуйся. Я доберусь пешком.
 Он тихо выругался и соскочил с коня. Резко схватив ее за талию, он посадил ее в седло.
 – Я пойду пешком, раз уж тебе страшно ехать со мной. – Взяв поводья, он стремительно зашагал вперед, выводя лошадь из высокой травы. – Но, клянусь Господом, ты потянешься ко мне. Я дам тебе время смириться, но я… Видит Бог, я надеюсь, что смогу дать тебе время.
 – Я никогда не смирюсь с тем, что произошло! – дрожащим голосом сказала она. – Никогда.
 – Для тебя, Бринн, будет лучше, если ты послушаешь меня. Тебе придется принять все так, как есть, – мрачно заметил он, – потому что ты никогда не оставишь меня.
 Еще не перевалив за холм, с которого открывался вид на Редферн, они заметили алое зарево над поместьем.
 Первой мыслью Бринн было, что вернулась комета, но она мигом поняла, что случилась беда. Пламенеющие отблески огня вздымались ввысь грозными, кровавыми языками. Казалось, огонь слизывал ночное небо, пытаясь его поглотить.
 – Что это? – Она вцепилась в холку лошади.
 – Пожар. – Последние несколько ярдов на подъеме Гейдж почти бежал впереди коня.
 – Ты уверен?
 – Я же проклятый варвар! И ты не удивишься, узнав, что я сжег не одно поместье во время походов с Хардраадой, – с горечью ответил он. – Так что я знаю, что означает это зарево, хотя не я тому виной.
 – Я не говорила, что ты… – Бринн замолчала на полуслове.
 Они добрались до вершины холма. Отсюда было ясно видно кровавое зарево пожарища.
 Редферн пылал в огне! Охваченная пламенем крыша замка, казалось, или вот-вот рухнет, или взлетит над землей. Горели и надворные постройки. Вот-вот займутся наружные деревянные стены и ворота.
 – Черт побери! – Гейдж не находил слов, захваченный ужасным волшебством огня и ночного кеба.
 – Эдвина, Малик! – выдохнула она. – Нам надо…
 Гейдж вскочил на коня позади нее и пустил его в галоп.
 Ветер развевал волосы Бринн, трепал шевелюру Гейджа. Они ворвались в ворота, словно на крыльях слетев с вершины холма.
 Стоны.
 Сбившийся во дворе народ.
 Треск горящего дерева, падающие бревна, сонмы разлетающихся искр.
 – Милорд! – на весь двор крикнул Лефонт. Он был рад появлению Гейджа.
 Бринн увидела капитана и его солдат, пытавшихся сбить пламя с главного зала. Огонь уже переметнулся на часовню.
 – Нам не удалось, – откашлялся от дыма Лефонт. – Пожар начался внезапно, и мы не смогли…
 – Где Малик? – прокричал Гейдж. Лефонт покачал головой.
 – Главный зал загорелся первым. Мы не смогли пробиться сквозь пламя.
 – Не смогли, черт вас возьми!
 Гейдж натянул поводья, спрыгнул с коня и помчался через весь двор к замку. Бринн сползла с седла и поспешила за ним.
 Пламя. Кругом огонь.
 – Стой здесь! – обернувшись, приказал Гейдж Бринн. Разве могла она оставаться во дворе, когда Малик и Эдвина в аду? Она должна помочь им, она сумеет.
 – Задняя дверь! – Она рванулась влево, не обращая внимания на падающие вокруг нее горящие бревна. – Мы должны…
 Гейдж уже пробирался через горящий главный зал по коридору между часовней и холлом.
 На мгновение он остановился.
 – Присмотри за ней! – крикнул он через плечо.
 «Присмотреть за кем?» – в смятении подумала она. И тут Бринн заметила съежившуюся фигурку, вжавшуюся в стену часовни.
 Алиса!
 Присев перед ней, Бринн с облегчением увидела, что женщина еще жива. Она быстро осмотрела ее. На Алисе не было видно следов от ожогов, но глубокая рана зияла на затылке, и она, казалось, была в глубоком обмороке. Что делать? Алису нельзя бросить, но Эдвина наверняка на волосок от смерти.
 – Капитан!
 Бринн помчалась обратно и рукой помахала Лефонту, показав на Алису, а затем побежала вслед за Гейджем в глубину зала.
 Когда она добежала до открытой двери, он уже был в спальне Эдвины. Густые клубы черного дыма вырывались наружу. Шагнув внутрь, она едва не задохнулась от едкого дыма.
 Кайт. Столб для сожжения. Мать. Ее крик.
 Нет, это в прошлом. Она не могла помочь своей матери, но может еще спасти Малика и Эдвину. Стараясь не дышать, прикрывая рот рукой, Бринн побежала к лестнице, ведущей в спальню.
 – Выходи! – крикнул Гейдж, выступая из-за густого дыма. – Крыша вот-вот рухнет.
 Он нес на руках Эдвину. Ее голова лежала у него на груди.
 – Где Малик? – бросилась к нему Бринн. Тут она увидела Малика. Он шел за Гейджем. Она обхватила его за пояс и положила его руку себе на плечо.
 – Облокотись на меня.
 – Поторопись, Бринн! – снова крикнул ей Гейдж. – Выходи немедленно!
 Неужели он думает, что ей самой хочется оставаться в этом аду? Ее легкие, казалось, горели.
 Под тяжестью Малика Бринн пошла медленнее, и когда они добрели до выхода, то столкнулись с Гейджем, снова устремившимся в дом. Вытолкнув ее наружу, он взвалил Малика на себя, приподняв его при спуске с лестницы, и вынес из горящего замка.
 Искры!
 Падающие бревна.
 Страшная вспышка!
 Оглянувшись, Бринн увидела, что дверь, через которую они только что вышли, охвачена пламенем.
 – Бринн! – не в силах отвести от объятого огнем замка испуганного взгляда простонала Эдвина. – Какой ужас…
 Бринн судорожно хватала ртом воздух, присев возле Эдвины.
 – Как ты себя чувствуешь?
 – Мы не могли выбраться, – закашлялась Эдвина. – Малик пытался, но нам не удалось пробраться наружу… – Она согнулась, стараясь отдышаться.
 Малик присел на корточки рядом с Эдвиной.
 – Успокойся, дорогая, не надо разговаривать. Сейчас мы унесем тебя отсюда. Гейдж пошел за лошадьми.
 – Ты сможешь пройти еще немного, Малик? – Снова появился Гейдж. – Лефонт держит коней у ворот, но они сбесятся, если их привести к огню.
 – Разве может испугать адское зарево такого героя, как я? – Малик медленно встал.
 Эдвина подозрительно завздыхала.
 Малик бросил на нее красноречивый взгляд.
 – Я спас бы тебя, но Гейдж лишил меня такой возможности.
 – Ты собирался вылететь сквозь запертую дверь? – спросила Эдвина.
 – Я нашел бы путь, – уклончиво ответил Малик. Гейдж взял Эдвину на руки.
 – Тогда найди дорогу к воротам замка, пока от Редферна не остались одни головешки. – Он повернулся к Бринн. – Я знаю, ты почти так же больна, как и Малик, но не могла бы ты помочь ему?
 Бринн смутилась. Произошло столько событий, что она почти забыла о своих синяках и ране, полученных вечером. Все осталось в далеком прошлом.
 – Разумеется, я помогу ему. – Поднявшись с колен, Бринн снова положила руку Малика себе на плечо. – Пошли, Малик. Осталось пройти совсем чуть-чуть.
 – Какое унижение! – пробормотал он.
 – Успокойся, прошу тебя! – торопливо вмешалась Эдвина. – Или ты хочешь, чтобы сгорела борода на твоем прекрасном личике?
 Его лицо озарилось внутренним светом.
 – Ты считаешь меня красивым?
 Эдвина только вздохнула и закрыла глаза. Гейдж понес ее прочь.
 Неуверенная походка Малика сразу обрела твердую поступь.
 – Она находит меня таким. Я счастлив.
 – Малик, мы едва спаслись, – не скрывая удивления, заметила Бринн.
 – Ну и что, остались живы, и нечего печалиться!
 Не в силах радоваться чему-либо во всем этом ужасе, Бринн испытывала облегчение при мысли, что кому-то это доступно.
 – Только не слишком увлекайся. Эдвина очень боится привлекательных мужчин. Его лицо омрачилось.
 – Да, это очень плохо. Впрочем, думаю, ты права. Помнится… – Малик шел, не сводя глаз с Эдвины, которую усаживали на лошадь Лефонта. – Где лорд Ричард?
 Бринн посмотрела на сумятицу в конном дворе.
 – Не знаю. Я не видела его. – Ее взгляд упал на горящий замок. – Неужели он…
 – Нет, его нет в огне. – Малик больше не улыбался. – Готов поспорить, он заранее подумал о себе, еще до пожара.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – Не мешкайте, садитесь быстро! – За ними стоял Гейдж, держа за поводья двух коней. – Поезжай на холм и разбей лагерь. – Подсадив Малика в седло, он ударил лошадь по крупу, и она пустилась галопом в ворота. – Ты тоже, – повернулся он к Бринн.
 – Нет! – отпрянула она, глядя на мечущихся в панике мужчин и женщин на конном дворе. – Я не могу уехать отсюда. Я могу понадобиться.
 – Здесь ты не будешь нужна. Я приказал своим солдатам вывезти людей из Редферна в лагерь на холме. Мы не уйдем, пока не заберем всех до последнего. – Гейдж сцепил ладони на талии Бринн и посадил ее в седло. – Это все, что в наших силах. Через несколько часов здесь ничего не останется. Редферна больше нет.
 Бринн, не отрываясь, смотрела на ярко пылавший замок, в котором она провела последние годы. Гейдж прав. Скоро на месте Редферна останутся только тлеющие головешки и пепел.
 – Езжай! – Стегнув кобылу, Гейдж послал ее вдогонку за жеребцом Малика.
 «Ты собирался вылететь сквозь запертую дверь?»
 Слова Эдвины внезапно пришли на память Бринн, когда она выезжала из горящих ворот. В тот момент Бринн была слишком поглощена спасением ее и Малика, чтобы осознать значение сказанного.
 Запертая дверь?
 Уже минуло два часа после случившейся беды, но у Бринн еще и минутки не нашлось, чтобы спросить Эдвину, что же значат сказанные ею слова. Непрерывный поток людей стекался в лагерь на вершину холма из пылавших ворот Редфернского замка. У одних были ожоги, других бил озноб от испуга, от ужаса, что их имущество сгорело и впереди их ждала нищета. Трудно сказать, какие из полученных ран оказались тяжелее, но лечить надо было и те и другие. Малик обходил раненых вместе с Бринн, помогая ей, смазывая ожоги, поддерживая повязки. Временами он просто останавливался возле потерявших все и отчаявшихся. Их он успокаивал разговорами по душам, пониманием.
 Несколько раз за это время Бринн навещала Алису, которая так и не очнулась от глубокого обморока. Еще раз промыв рану на ее затылке, Бринн направилась к скалистому утесу у вершины холма, прислонившись к которому сидела Эдвина, закутавшись в покрывало.
 – Как Алиса? – Эдвина искренне тревожилась за свою служанку.
 – Не знаю. Боюсь, она может не очнуться. – Бринн села подле Эдвины. – Тебя знобит? Дать еще одеяло.
 – Не надо. – Эдвина, не отрываясь, смотрела на пожар внизу холма. На ее лице застыло то же безнадежно потерянное выражение, как и у всех, кто спасся из пылающего ада. – Все кончено! – прошептала она. – Странно, но мне кажется, будто меня выжгли изнутри.
 Бринн понимала ее. У нее тоже появилось чувство, что в огне осталась часть ее собственной жизни. Ее никогда не радовало пребывание в Редферне, но ей бы и в самом кошмарном сне не приснилось, что придется пережить весь этот ужас. Огонь и смерть.
 При мысли, что Делмас остался там, в конюшне, и его тело превратилось в угли, ее передернуло.
 Впрочем, не время думать о прошлом. Слишком многим надо помочь, и Эдвине в первую очередь.
 – Прости, у нас не оставалось времени спасти что-нибудь из вещей, огонь шел по пятам, – мягко заметила Бринн.
 – Я ни о чем не жалею, – уверила Эдвина. – Только об этой потере я бы грустила, останься она там. – Разжав кулак, она показала лежащие на ее ладони великолепной работы серебряные четки. Бринн узнала их. Они достались Эдвине от матери, та передала их дочери в ночь своей смерти. Эдвина считала их амулетом и не расставалась с ними все годы своей болезни. – Все остальное неважно. – Эдвина улыбнулась. – Знаешь, когда у тебя ничего нет, чувствуешь себя… свободной.
 – Свободной?
 – Да, Бринн, да! Все обратилось в пепел и прах! Мои свадебные подарки от Ричарда. Мое приданое для него. Все печальные воспоминания о прошлом, когда годами я не могла даже выйти из той комнаты. Все сомнения и чувство вины… – Она глубоко вздохнула. – Все осталось там.
 – Надеюсь, что это так, – кивнула Бринн. – Хотя прошлое не умирает так быстро, как сгорает дерево. Воспоминания возвращают его.
 – Ну что ж, сейчас их нет. – Эдвина передернула плечами. – Знаешь, Бринн, я все время думала о смерти. Я обезумела. Помнишь, я привыкла к мысли, что скоро умру. А теперь нет. На меня словно нахлынули таинственная сила и непонятный гнев. Похоже, я поняла чувства Самсона, его попранную филистимлянами гордость, его ярость, когда, сдвинув два средних столба храма, он обрушил его на головы своих врагов. Во мне тоже бушевал гнев, и если бы не подоспел Гейдж, то я была готова сама выбить дверь.
 Запертая дверь.
 – Неужели дверь и вправду оказалась запертой?
 – Да. – Эдвина горько усмехнулась. – Малик и я проснулись от скрипа ключа, запиравшего замок. Твое бегство меня очень расстроило, и Алиса пошла на кухню приготовить мне снотворный отвар. Вскоре кто-то подошел к двери, я решила, что вернулась Алиса. Но это оказалась не она.
 – Так кто же?
 – Ричард. Я не видела его, но кто же еще? Кому, как не ему, была нужна моя смерть? Я услышала, как ключ поворачивается в замке, а спустя некоторое время запахло дымом.
 – Не может быть! – Бринн задумчиво взглянула на Эдвину. – С какой стати ему сжигать свое наследное поместье, когда проще было просто убить тебя?
 – Поместье больше не принадлежало ему. Он знал, что норманны скоро отберут его владения, да и Редферн ничего не значил для него, кроме ступени на пути к власти. – Ее губы скривились. – Так почему бы не сжечь нас обоих и не начать свою жизнь заново? Богатая норманнская вдова вполне подошла бы ему.
 – Без наследства ни один норманн не впустит его в свою семью.
 – Но он такой красивый и может быть таким милым, похожим на весенние цветы. Он нашел бы способ очаровать.
 «Я мог бы жениться на тебе».
 В памяти Бринн всплыла эта фраза лорда Ричарда. Неужели он расчищал себе путь, имея целью не богатую норманнскую вдову, а саму Бринн? Он видел, что смерть Делмаса привела ее в отчаяние, не задержал, когда она убегала из Редферна. Быть может, он не знал, что Гейдж отправился на ее поиски? Он поджигает поместье, решив этим избавиться от жены и врага. Возможно, взмахом факела он бросает вызов судьбе, намереваясь изменить ход событий.
 Внезапно охваченная паническим страхом, Эдвина схватила Бринн за руку.
 – Я сошла с ума. Я ведь не свободна. Он еще жив.
 – Надеюсь.
 – Тогда почему его не было среди спасателей? Не похоже, чтобы он упустил возможность покрасоваться в первых рядах, доказывая, что черное – это белое.
 Бринн смотрела вниз на тлеющие руины.
 – Не так просто будет убедить всех оставшихся без крова, что беда им ниспослана свыше. Господи, все эти несчастные люди… Скоро зима, а они остались под открытым небом.
 – Ему наплевать на них. В его мире существует только он, Ричард, сила и ум которого всегда обеспечивали ему все, чего он желал. Я оказалась его единственной ошибкой. Неудивительно, что он решил разделаться со мной.
 – Я не позволю ему обидеть тебя, Эдвина.
 – Я теперь сама не разрешу ему этого! – с неожиданной решительностью произнесла молодая женщина. – Я не должна и не буду ни от кого зависеть. Я стану такой же сильной и умной, как он.
 – Ты и сейчас не глупа, а когда выздоровеешь, станешь сильной.
 – У меня времени нет, чтобы болеть. Неужели ты думаешь, что он остановится? Он будет продолжать травить меня до тех пор, пока не добьется своего. Когда он придет за мной, я должна быть готова к встрече с ним.
 Бринн улыбнулась. Проблеск отваги, которую она отметила в своей подруге после возвращения в Редферн, перестал казаться ей туманным, еле видимым облачком и засветился ярким долгим лучиком.
 – Уверена, так и будет, Эдвина.
 Еще раз взглянув на тлеющие бревна Редферна, Эдвина вздохнула.
 – Надо ценить жизнь, не правда ли, Бринн? Он хотел отобрать ее у меня. Он решил лишить ее всех нас.
 – Жизнь – самое удивительное в этом мире.
 – Ты сердишься на Гейджа за то, что он убил Делмаса. Я знаю, это грех, но понимаешь… Порой кажется, что некоторые жизни стоят больше других. – Эдвина говорила неторопливо, вдумываясь в глубинный смысл сказанного. – Он очень жестоко обошелся с тобой. Останься Делмас жив, кто знает, не причинил бы он тебе еще более тяжкие страдания?
 – Возможно.
 – Тогда почему ты…
 – Потому что ему не дали возможности стать другим. Кто знает, о чем он мечтал еще в детстве и что заставило его стать таким подлым и алчным, каким мы знали его? Не исключено, что, останься он жив, чудо помогло бы ему переродиться.
 Эдвина недоверчиво нахмурила брови.
 – Неужели ты и правда веришь в то, что говоришь?
 – Нет, – вздохнула она. – Я не могу верить сразу и в чудеса, и в Делмаса. Но я лекарь, и не в моей власти судить, кому жить, а кому нет на этом свете. Случается, чудеса происходят совсем неожиданно.
 – Ну что ж, хотя я и не верю, что что-то могло изменить Делмаса, но я рада, что он больше не причинит тебе вреда! – с чувством сказала Эдвина. – Думается, Господь не стал бы утруждать себя заботой об этом грубом животном, а значит, и нам не стоит тратить на него попусту время.
 Бринн слегка покоробило от жестких слов Эдвины, такой нежной и любящей. Она поняла, что у нее на глазах происходит становление сильного характера подруги, еще совсем недавно такой хрупкой, беспомощной, позволяющей унижать и издеваться над собой никчемному мужу.
 – Господь наверняка не считал его присутствие на этом свете лишним, раз дал ему появиться на нем, – слабо возразила Бринн.
 – Господь послал на землю и ядовитых змей, и много всяких тварей, не думая, что они станут обвиваться вокруг нас и жалить. Делмасу надо было оставаться с другими гадами.
 – Я… понимаю.
 – Но не согласна! – Эдвина покачала головой. – Во многом ты искуснее меня, но иногда тебе не хватает здравого смысла. – Эдвина откинулась на скалистый выступ холма. – Мне надо еще о многом подумать. Трудно отстаивать свои убеждения, когда всю жизнь только и приходилось соглашаться с теми, кто уверял в своей правоте. Теперь я во всем сомневаюсь… Смотри! Вот они!
 Бринн посмотрела, куда указывала Эдвина, и с облегчением вздохнула. Гейдж, Лефонт и группа солдат поднимались на холм. Она отогнала от себя мысль о том, что все эти часы волновалась за Гейджа, за его жизнь.
 Господь милостивый, Гейдж был похож на черта, вынырнувшего из ада. Покрытое копотью лицо, засыпанные золой волосы, но даже серый налет не мог притушить рыжий отблеск в его иссиня-черной шевелюре.
 – Он идет! – бормотала Эдвина, не отрывая глаз от Гейджа. – Мой сон. Огонь. Это был он.
 Бринн еще в первый день пребывания Гейджа в Редферне приходила в голову такая же мысль. Она тогда сочла сон Эдвины провидческим.
 – Может быть. Хотя вовсе не обязательно. Просто обыкновенное совпадение.
 – Нет. Я все видела именно в точности так. Ты, верящая в чудеса, почему отвергаешь это чудо, когда оно происходит на самом деле?
 – Лорд Гейдж не чудо.
 – Он спас меня. И Малика. – Эдвина рукой обвела людей на холме. – Он спас и всех их. Для меня он – чудо.
 – Он не чудо, – упрямо повторила Бринн. – Я слишком задержалась с тобой. Надо проведать Алису.
 – Останься, позволь мне! – Эдвина сбросила покрывало и поднялась. – У тебя и так забот хватает.
 – Садись. Ты едва держишься на ногах.
 – Я не могу больше оставаться в безделье. Малик тоже неважно себя чувствует, но он же помогает другим. – Эдвина торопливо направилась к лежаку, на котором лежала Алиса. Оглянувшись, она улыбнулась Бринн. – Успокойся. Я ничего не понимаю в лекарствах, но прекрасно разбираюсь в рождении детей, хотя Алисе до этого далеко. Но если у нее снова заболит рана на голове, я позову тебя.
 Бринн глядела вслед уходившей подруге. Воля Эдвины окрепла, но тело еще оставалось очень слабым. Неизвестно, насколько хватит физических сил этой хрупкой натуре.
 – Как ты?
 Бринн напряглась, увидев Гейджа верхом в нескольких ярдах от себя.
 – Нормально. – Она почувствовала волнение, видя его обеспокоенное лицо, тревожное выражение которого не мог скрыть и слой копоти. – Лучше тебя. По крайней мере, у меня было время смыть гарь с лица.
 – Прости, что раздражаю тебя.
 – Эдвина говорит, ты чудо. А разве может мешать чудо?
 – Чудо? – недоверчиво усмехнулся он. – Уверен, ты постаралась объяснить ее заблуждение.
 – Она не согласилась со мной. Эдвина становится очень упрямой. – Она отвела взгляд. – Нам здесь неплохо. Четверо человек сильно обожжены, но больше я беспокоюсь об Алисе. У нее пробита голова, и боюсь, ей плохо от дыма, которым она надышалась. Она носит ребенка.
 – От лорда Ричарда?
 – Да.
 – Скажите, какой доблестный воин! Только он мог ударить ее и бросить сгорать заживо.
 – Откуда тебе известно?
 – Один из людей Лефонта видел, как Алиса бежала за Ричардом, умоляя его о чем-то. Он обернулся, чем-то стукнул ее по голове. Она упала, ударилась о стену.
 – Эдвина утверждает, что только он мог поджечь поместье.
 – Именно он. Вначале он поджег большой дом, а конюшня запылала через несколько минут после того, как он отъехал от нее и скрылся через главные ворота. Наверняка он хотел сжечь весь Редферн и всех его обитателей. – Гейдж развернул коня. – Я оставляю здесь солдат для вашей защиты, но не покидайте лагерь. Она сжалась.
 – Оставляешь? А сам ты куда?
 – За муженьком леди Эдвины. Он не мог уйти далеко.
 Страх волной прокатился по ее телу. Она уже решила, что он в безопасности, а теперь он уезжал навстречу смерти.
 – Ты не найдешь его. Он слишком хорошо знает эти леса.
 – Один из людей Лефонта отличный охотник. У нас есть шанс…
 – Ты не можешь рисковать собой! – рассердилась Бринн. – Что, если пожар – уловка, чтобы выманить тебя и расправиться на открытой местности? А если он сейчас собирает своих вассалов, намереваясь из засады убить тебя?
 Он изучающе посмотрел в ее лицо.
 – А почему тебя это так волнует? Разве наказанием убийце не должна стать его смерть?
 – Как ты не понимаешь? Пределу жестокости не видно конца.
 – А если я убью лорда Ричарда, ты тоже станешь считать себя виноватой?
 – Да, ведь именно я привела тебя сюда. Он тихо выругался.
 – В один прекрасный день тебе не мешало бы переговорить с Господом. Ты явно считаешь себя ответственной за все смертные грехи мира. – Он натянул поводья, сдерживая лошадь. – Если я убил твоего мужа, то это моя вина, и только моя. Если от моего меча падет лорд Ричард, то его смерть тоже останется на моей совести. Это мое желание, мой поступок. И ты здесь ни при чем. – Он поднял руку. – Лефонт!
 И помчался галопом с холма в сопровождении Лефонта и его солдат.




 10


 – Вы живы, – прошептала Алиса. – Я не думала увидеть вас больше, миледи.
 – Слава Богу, ты очнулась! – улыбнулась ей в ответ Эдвина. – Бринн будет рада. Она сильно беспокоилась о тебе. Сейчас я ее позову.
 – Не сейчас. – Алиса попыталась поднять руку и задержать ее. – Пожалуйста, подождите. Мне надо что-то сказать вам.
 – Не сейчас. Ты сильно ударилась, и тебе надо отдохнуть.
 – Я хотела остановить его. – Алиса говорила торопливо, испуганно глядя по сторонам. – Он держал факел, а я знала… Я видела, как он запер дверь, и побежала за ним. Я грешна перед вами, но я бы никогда…
 – Тихо, тихо! – Эдвина ладонью закрыла ей рот. – Ты ни в чем не виновата передо мной.
 – Я путалась с вашим мужем. У меня от него ребенок.
 – Знаю. Я слышала все, что ты рассказала Бринн.
 – Слышали? И промолчали?
 – А о чем говорить? Тебя он заставил согрешить против твоей воли.
 Алиса покачала головой.
 – На исповеди священник сказал, что грех лежит на мне и что я соблазнила лорда Ричарда. Эдвина криво усмехнулась.
 – А мне падре сказал, что мой грех в непокладистости и неуступчивости супругу, иначе Господь послал бы мне ребенка. Сдается, что женщины служат для прикрытия всех мерзостей мира, а мужчины невинны, подобно деве Марии.
 – Священник сказал вам, миледи, такое? – Алиса покачала головой. – Не правда. Нет ни одного человека на свете добрее и нежнее, чем вы.
 – Нежнее, – в раздумье повторила Эдвина. – Бледное, неживое слово… Мне оно не нравится. – Она погладила Алису по руке. – Похоже, в последнее время мы обе слишком нежны.
 – Такова участь женщин.
 – К этой участи ее приговорили мужчины. – Эдвина пыталась увидеть в лагере Бринн. – Бринн другая. Не поучиться ли нам у нее?
 – Вы, правда, верите мне? – волновалась Алиса. – Я никогда не желала…
 – Верю. – Эдвина бережно отвела волосы с лица Алисы. – Ты всегда хорошо обращалась со мной, Алиса. С какой стати мне думать, что ты хотела причинить мне вред?
 – Ребенок… – приподнялась Алиса на лежаке. – Не пойму, почему Господь послал его мне, а не вам. Для меня он только обуза, а вы так о нем мечтали.
 – Да, я очень хотела ребенка. – В атом заключался весь смысл ее жизни в Редферне. Пройдет немало времени, прежде чем она разберется, где правда, а где ложь, но в рождении ребенка для нее заключалась вся радость бытия. Беременность делала ее счастливой, но каждый раз она заканчивалась смертью ребенка и тогда наступала кромешная тьма. – Младенец – чудесный дар.
 – Может, для знатной жены богатого лорда. – В голосе Алисы послышались горькие нотки. – Но не для нищей служанки без мужа. Тогда ребенок – только позор.
 Эдвине стало стыдно. Она переживала только свою собственную боль, свои заботы, а Алиса попала под более коварный удар судьбы. Мир оказался жесток к той, которая нарушила церковные заповеди и людские законы, даже если ее насильно заставили сделать это.
 – Стыдиться надо не тебе, а Ричарду, – сказала Эдвина. – А… с ребенком всегда тяжело.
 Впрочем, в отличие от Алисы Эдвина приняла бы на себя такое бремя с радостью, даже если бы ради него пришлось испытать позор.
 Эдвина взглянула с холма на догоравший Редферн.
 – Я теперь не знатнее тебя. У меня нет больше ни мужа, ни отца, ни дома. Возможно, тебе будет проще, чем мне. Ребенком меня учили заниматься домашним хозяйством, но ты умеешь зарабатывать себе на хлеб. Такому умению можно только позавидовать и поучиться у тебя.
 Алиса недоверчиво смотрела на нее.
 – Честное слово! – продолжала Эдвина. – Научишь меня тому, что умеешь делать? Мне нечего дать тебе взамен. Я даже не знаю, хорошо или плохо у меня получится. Помнится, приехав в Редферн, к Ричарду, я не была глупой, но ему это не нравилось. Он хотел отучить меня думать. Ему ничего не было нужно, кроме моего тела. – И она отдавалась ему безвольно, по его прихоти, пока он не исчерпал ее до дна. – Я сама, похоже, больше тебе в тягость, чем ребенок.
 – Нет, нет! – поспешила ответить Алиса. – Я с удовольствием помогу вам, миледи.
 – Зови меня Эдвина, я тоже сделаю для тебя все, – улыбнулась Эдвина, – когда смогу.
 Алиса не могла скрыть своего смущения.
 – Эдвина?
 – Я же сказала, что больше не знатная леди. – Эдвина поднялась с колен. – Я такая же женщина, как и ты, и давай будем заботиться друг о друге. А теперь закрой глаза и спи. Я схожу за Бринн. Она будет рада увидеть тебя уже бодрой.
 Алиса покорно закрыла глаза.
 Эдвина почувствовала прилив гнева. Алиса всегда отличалась мягкостью нрава и скромностью, и надо же было Ричарду так жестоко с ней обойтись! Неужели всем добрым женщинам уготована столь ужасная доля?
 – Ты взволнована. – К ней подошел Малик. – Тебе не под силу ухаживать за Алисой, да и не следует, я прекрасно бы справился вместо тебя.
 – А почему бы мне… – Она настолько погрузилась в свои безрадостные думы, что не сразу вникла в смысл его слов, а когда она поняла, что он имел в виду, предлагая ее заменить, то выплеснула на него весь бушевавший в ней гнев. – Ты считаешь, мои чувства настолько уязвимы, а душа так заплевана и ранена, что я не могу ухаживать за любовницей своего мужа?
 – Я не сказал…
 – Ты, как и все мужчины, видишь нас слабыми. Это вы сделали нас такими, высосав из нас всю силу. Вы пользуетесь нашими телами и оглупляете нас. Вы считаете правильным унижать нас и служить вам, рожать детей, а потом бросаете нас?
 – Я и вправду ужасный малый, – серьезно заметил Малик. – И глупая бестолочь. Я даже не помню о нашем ребенке и о том, как мы назвали его. – Малик хотел свести на нет серьезный разговор.
 Эдвина гневно сверкнула глазами.
 – Тебе прекрасно известно, что я не имела в виду… – Она прервала себя на полуслове, заметив вкрадчивое выражение на его лице, и не смогла сдержать улыбку. – Вельзевул.
 – Это был мальчик?
 – Это сатана, бог ядовитых мух. Так поначалу звали финикийское божество, как и всех детей, которых ты породил бы. – Улыбка сошла с ее лица. – Понимаешь, ты так весело ко всему относишься, что даже не придаешь значения моим словам.
 – Когда они обращены ко мне, я весь внимание. Но сейчас ты говоришь со своим мужем. – Он ласково улыбнулся. – Я не стану слушать твои ядовитые замечания, адресованные лорду Ричарду, а постараюсь снова развеселить тебя. Вдруг мне повезет, и ты рассмеешься. Эдвина, смех пойдет тебе на пользу.
 У него была такая обаятельная улыбка, что Эдвине казался он самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала в жизни. Его лицо озарялось мягким, теплым светом, словно солнцем, всходившим на востоке. Не в силах отвести глаз смотрела она на него, потом, спохватившись, с трудом оторвала взгляд от этого невыносимо прекрасного лица.
 – Пусть хохочут шуты в замках, – запоздало возразила она.
 – Можно, я стану твоим шутом, Эдвина? Разреши мне служить и услаждать твою жизнь. Я смогу, ты знаешь.
 Она взглянула на него и сразу же пожалела. Снова восход солнца. Ускорив шаг, она торопливо направилась к Бринн, упрямо глядя прямо перед собой.
 – Мне ничего не нужно от тебя. Я ничего не хочу ни от одного мужчины.
 – Мне по душе мысль о мальчике, но Вельзевул – неподходящее имя. Мы назовем его Малик, в мою честь.
 Мальчик, такой же красивый, как и этот человек. Она почувствовала внезапный прилив сожаления. Не к себе. Не за себя.
 – Что не так?
 – Ничего, – опустила голову Эдвина, спрятав выражение глаз за длинными ресницами. Он рванулся вперед и остановил ее.
 – Если я причинил тебе боль, то это вовсе не пустяк. Это очень важно.
 – Я бесплодна, – торопливо пояснила Эдвина. – И не донашиваю детей.
 – Виноват в этом только твой муж. – Он фыркнул. – Но если учесть, что у меня нет недостатков, то…
 – Что ты такое говоришь? На женщине всегда лежит вина.
 – В моей стране так не думают.
 – Ты не понимаешь. – Она выскользнула из его рук. Ее голос зазвучал хрипловато, в нем слышалась боль:
 – Они не живут. Они ненадолго становятся моими, но потом умирают.
 – Понимаю. – Его голос зазвучал мягче. – Позволь мне стать твоим другом. Разреши мне делить с тобой твои тревоги.
 Ей захотелось взять его за руку. Он не был похож на Ричарда: тот только и делал, что укорял ее и заставил стыдиться своего тела. Он никогда не горевал, когда умирали их дети. А у нее появлялся только тогда, когда мог снова насиловать ее тело.
 Эдвина почти поверила Малику. Однако она понимала, что нельзя быть с мужчиной и остаться свободной. А это новое чувство свободы пришло к ней с гибелью Редферна. Предложенный Маликом покой обошелся бы снова частичной утратой своего "я".
 Она повернулась и почти бегом кинулась к подножию холма, где стояла Бринн.
 – Алиса очнулась! – задыхаясь, выпалила она. Бринн, увидев выражение лица Эдвины, встревожилась:
 – В чем дело? Она не в себе?
 – Нет, она все хорошо осознает.
 – Малик… – понимающе заметила Бринн, оглянувшись.
 – Я сказала Алисе, что ты придешь к ней, – прервала ее Эдвина. – Потом позови меня, я посплю около нее. И ты тоже отдохни. Не только Алиса ранена.
 – Когда помогу всем здесь. – Бринн с беспокойством все чаще всматривалась в руины Редферна, в то направление, куда несколькими часами раньше умчался Гейдж с капитаном Лефонтом и солдатами. – Уже много времени прошло с их отъезда, правда? Пора бы им вернуться.
 Она беспокоится о норманне, поняла Эдвина. Бедняжка Бринн, как только у нее хватает сил обуздывать внутреннюю боль и противоречия! Едва Эдвина определила свой собственный путь, как у Бринн начались трудности.
 – Они преследуют Ричарда?
 Продолжая вглядываться в даль, Бринн кивнула.
 – Ты не сможешь взглядом притянуть его сюда, – мягко заметила Эдвина.
 – Знаю, – обернулась Бринн. – Какая я глупая!
 Она направилась к лежаку, на котором спала Алиса.
 Малик уже сидел возле Алисы. Эдвина не могла слышать, о чем они говорили, но смех Алисы до нее долетел. Ничего удивительного, его шутки могли бы, наверное, рассмешить и умирающего.
 Словно почувствовав на себе взгляд Эдвины, Малик поднял голову. Его лицо озарила радостная улыбка, он смотрел на нее с таким пониманием ее чувств, с такой готовностью помочь ей, что она вновь поразилась его неотразимости. Взглядом он звал ее, умолял подойти.
 «Слишком высокая плата, – одернула она себя, – непомерно высокая».
  *** 
 Гейдж вернулся в лагерь почти в сумерках. Жив! Бринн, увидев его, с облегчением вздохнула. Даже в надвигавшейся ночи невозможно было спутать его силуэт.
 По холму медленно поднимались всадники, их флаги обвисли и не трепетали на ветру. «Как же они устали!» – подумала Бринн.
 Бринн направилась им навстречу.
 Жеребец Гейджа встал на дыбы, увидев шагнувшую из кустов Бринн, но Гейдж быстро осадил его.
 – Ты еще не спишь? – грубовато спросил он. – Думаешь, без отдыха тебя надолго хватит?
 – Как и тебя. – Она собиралась с духом, все еще не решаясь спросить о Ричарде.
 Словно прочитав ее мысли, Гейдж покачал головой.
 – Мы не нашли его, так что можешь отдыхать со спокойной душой. Кровь не пролилась. – Он повернулся к Лефонту. – Отдыхайте несколько часов, а потом отправляйтесь в Редферн, ты там посмотри, что еще можно спасти. Покрывала, продукты. – Он оглянулся на тлеющие черные руины. – Видит Бог, там не много осталось.
 – Ас ними что делать? – спросил Лефонт, кивнув в сторону шевелившихся у костров теней.
 – Постараемся по возможности разместить этих людей, пока не построим для них новые дома.
 – Построим? – в ужасе эхом отозвался Лефонт. – Я солдат, а не строитель.
 – Тогда сообрази, где найти мастеров! – повелел Гейдж. – Я хочу, чтобы дома воздвигли еще до первого снега. Каменные. И замок должен быть из камня. Такой же, как неприступный Бельрив.
 – Зачем тебе это? – Бринн не могла скрыть своего удивления. – Ты и вправду думаешь принять от Вильгельма Редферн в свое владение?
 – Может быть. Он располагается недалеко от моря, что удобно для торговли. Земли плодородные.
 – Ты еще не уверен, а готов приложить огромные усилия и потратить много денег.
 – Тогда мне придется постараться и пополнить свои сундуки, верно? – Он снова повернулся к Лефонту. – Если найдешь мастеров и рабочих на этой неделе, то я поручу строительство Гийому, а ты отправишься с нами в поход.
 Лефонт даже не спросил куда. Он так обрадовался, что сможет избавиться от позора. Он рожден воином, а не строителем и не собирается забросить свой меч.
 – Я найду мастеров. Даже если за ними придется посылать в Нормандию, вы их получите, милорд. – Он слез с коня и жестом приказал солдатам следовать за ним. – Четыре часа на отдых. Не больше.
 Бринн смотрела, как солдаты медленно разбредались по лагерю.
 – И все-таки это очень странно. Воин и строитель.
 Гейдж спрыгнул с коня.
 – Не люблю бессмысленных разрушений. Это оскорбляет меня. Другое дело – на войне, там действуешь сознательно.
 – Скажи об этом людям, попадавшимся тебе на путях войны. Женщинам, детям, старикам. Они же невинны.
 – В мире их немного. – Он задумчиво почесал затылок. – Я не защищаю себя. Я делаю то, что необходимо, чтобы выжить и процветать в этом мире. – Он поискал взглядом кого-то среди спавших вповалку. – Где Малик?
 – Там, – Бринн показала на лежак под деревом. – Он очень устал. Он и Эдвина взялись помогать мне.
 – Однако у него хватило здравого смысла лечь, когда силы на исходе, а ты – все на ногах. – Он заговорил резче:
 – Ради Бога, иди спать!
 – Сейчас. – Бринн провела рукой по своим волосам. – Я только ждала твоего возвращения.
 – Взглянуть, не принес ли я голову Ричарда?
 – Нет, мне хотелось… – Она слишком устала для выдумок в свое оправдание. – Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Он напрягся.
 – Правда?
 – Конечно. Неужели ты считаешь, что я могу хотеть твоей смерти? И чтобы это чудовище осталось жить?
 – Не знаю, что и думать о тебе. Я никогда не встречал женщину, которая отталкивала бы мужчину, пренебрегая собственной жизнью.
 – Мне не угрожала опасность.
 – Делмас чуть не забил тебя до смерти! – с дикой яростью выговорил он. – В другой раз он наверняка бы убил тебя.
 – Я не стану Батшебе. И не буду жить с тобой, неся такой грех в своей душе.
 – Черта с два не будешь! – Гейдж пытался сохранить самообладание. – Через две недели мы отправляемся в Гвинтал. За это время тебе надо выздороветь, перестать оплакивать своего таракана-мужа и быть готовой к возвращению в мою постель.
 – Вы слишком благородны, милорд.
 – Да, я такой.
 Гейдж развернулся и пошел от нее прочь.
 Бринн станет бороться с ним. Она больше не должна позволить себе то чувственное наслаждение, ту неодолимую тягу к нему, иначе она прикипит к нему телом и сердцем. Тогда удастся ли ей вообще оторваться от Гейджа, когда они доберутся до Гвинтала. Он прекрасно изучил ее, он знает каждую тайную ямочку на ее теле и заставляет ее трепетать и сгорать от чувств. Пресвятая дева, ее соски уже налились и набухли, а ведь она только о нем подумала! Как *е она может забыть его?
 Бринн медленно пошла к лежаку, который приготовила для себя подле Алисы. Бедная Алиса, у нее ребенок от Ричарда Редфернского!
 У Бринн тоже мог бы быть ребенок. Ночь в постели с Гейджем, и через год у нее родился бы малыш. Сладкое чувство близости, сладкая боль… Ребенок от Гейджа…
 Что с ней? Где ее страх и отчаяние, дитя ведь будет незаконнорожденным?! А у нее желание носить в чреве плод их соития…
 Любовь?
 Господи, спаси и помилуй! Пусть это будет не правдой.
 Она противилась любви к нему. Он оставался чужд всему тому, что ей было дорого. Это любовь и страсть к Гейджу сгубили Делмаса, а может, эти мысли удерживают ее от желания кинуться в объятия Гейджу.
 Да, она полюбила этого сурового воина. Давно ли она старалась убить в себе даже мысль о любви. Теперь ей нет нужды обманывать себя. Только едкой горечью окрасилось это чувство. Она не могла остаться с Гейджем, принять его в свое тело и в сердце – на такое она не могла пойти.
 Ребенок от Гейджа…
 Впрочем, если она считает грехом принять Гейджа, то, может, согласится иметь от него ребенка? Разве она не заслужила такой дар?
 Но сможет ли она отказаться от Гейджа после рождения их малыша?
 Конечно же, ей не под силу будет тогда расстаться с Гейджем. На глазах ее выступили слезы. Нет, она не может себе позволить даже этот дар Божий. Как только они приедут в Гвинтал, она должна оставить его, порвать с ним окончательно.
  *** 
 – Нам надо поговорить. – Гейдж присел около нее у костра.
 – О чем? – забеспокоилась Бринн.
 Гейдж подошел к ней впервые за последние десять дней. До сих пор каждый занимался своим делом: она заботилась об оставшихся без крова, помогая строить укрытия на холме, а он наблюдал за восстановлением Редферна внизу, в долине.
 – Расскажи мне о Гвинтале.
 – Я уже говорила тебе о нем.
 – Недостаточно. Я не собираюсь пускаться в путь, не разузнав, что ждет на незнакомой земле, где я могу столкнуться с врагами. Ведь сам я ничего не знаю о Гвинтале. – Помолчав, он добавил:
 – И есть ли ради чего ехать туда, кроме твоего желания вернуться домой?
 – Ты по-прежнему думаешь, что я лгала тебе?
 – Нет, но хочу знать поподробнее. Ты была со мной не до конца откровенна, ты утаила причину, по которой рвалась в Редферн. – Он посмотрел на огонь. – Тебе пришлось несладко. Я не стану осуждать тебя за всепрощение. Раз уж ты так отчаянно рвешься в свой Гвинтал, я отвезу тебя на остров. Есть там сокровища или нет.
 При взгляде на него теплая волна прокатилась по ее телу. Ей не хотелось испытывать такое нежное чувство. Она должна оставаться стойкой, непоколебимой. Но как трудно защищаться от себя, да еще когда он проявляет такое великодушие!
 – Я не солгала тебе. Сокровища существуют на самом деле.
 – Откуда они?
 – Военная добыча. – Она грустно улыбнулась. – Откуда же еще взяться сокровищам? Так что я не пожалею, если их унесут из Гвинтала.
 – От какой войны?
 – От военных походов Гевальда. Он был великим воином, жившим многом веков тому назад. Он сам из Уэльса, но выиграл многие сражения в боях с саксами здесь, в Англии. О нем сложены легенды и сказания. Устав от битв и крови, он решил вернуться к мирной жизни. С собой он взял новую красавицу жену, слуг и повозки, набитые золотом и драгоценностями. С такой богатой добычей вернулся он в родные места.
 – В Гвинтал?
 – Нет, в Кайт, в Уэльс. Но в Кайт тоже пришла война и опустошение. Ему пришлось отправиться дальше, к морю. Он остановился в деревушке Селкирка и прожил там четыре месяца, пока строился корабль. Затем он и его люди отплыли в поисках тихого, мирного места. И он нашел Гвинтал, – буднично пояснила она. – Остров без войн, ведь там никто не жил.
 – Как далеко находится этот остров?
 – Два дня пути по морю от Селкирки.
 – Так близко? – Брови Гейджа сошлись на переносице. – Эти сокровища так и оставались нетронутыми века?
 – Гвинтал окружен высокими скалами. С моря он кажется неприступным для кораблей.
 – Но ты знаешь дорогу?
 – Разумеется, я ведь родилась там.
 – Тогда почему не осталась тай жить?
 – Моему отцу не понравился Гвинтал. Он считал, что там слишком мрачно. – Она грустно усмехнулась. – Он был похож на тебя. Жизнь без проблем казалась ему такой же пресной, как мясо без соли.
 На ее колкое замечание он не отреагировал.
 – Но ты ведь говорила, что он бросил вас с матерью.
 – Это случилось после нашего отъезда в Кайт. – На одном дыхании она продолжала:
 – Чего ему было ждать от нее? Когда он женился на ней, то знал, что она не такая, как остальные женщины. Она была знахаркой. Она отдавала себя другим. В Гвинтале ее принимали, но в Кайте…
 – Они прозвали ее ведьмой.
 – Поначалу ее просто считали странной и некрасивой. Шли годы, все изменилось. Она оказалась слишком чужой и непонятной для них, слишком неудобной для моего отца. Думаю, они по-настоящему стали бояться ее после того, как отец бросил ее. – Бринн прикрыла глаза. – Не могу больше говорить. Разве тебе этого мало?
 – Достаточно. – Ей показалось, что он наклонился к ней, но она не почувствовала его прикосновения. – Ответь еще на один вопрос: с кем в Гвинтале мне придется сражаться за эти сокровища?
 – Ни с кем. – Она открыла глаза и глубоко вздохнула. – Никто, кроме моей матери, не знал о кладе. Она из рода Бентара, главного советника Гевальда, ему и было поручено охранять клад, когда они добрались до Гвинтала. Когда Гевальд умирал, то передал свои сокровища Бентару. И с тех пор сведения о месте их хранения передаются старшим детям в семье.
 – Мать рассказала тебе о месте, где клад спрятан?
 – И дала мне свой талисман, – кивнула Бринн. – Рубин – кулон на шею. Он был на мне, когда Делмас нашел меня в лесу. Он силой вырвал его у меня.
 – А Ричард, боюсь, забрал его у Делмаса.
 – Возможно. Так вы не вышли на след Ричарда?
 – Нет.
 – Он уже где-то выжидает… Я чувствую, – прошептала Бринн.
 – Надеюсь, он пойдет за нами.
 Бринн вздрогнула и поплотнее завернулась в накидку.
 – Я не хочу, чтобы он приближался.
 – Потому что он может нарушить покой в твоем прекрасном Гвинтале?
 Пусть думает, как ему заблагорассудится, решила она, пусть считает, что ей дороже остров, а не он. Он не должен догадаться, что больше всего ей бы хотелось быть с ним. И не так уж важен для нее Гвинтал. А может, она ошибается?
 – Ричарду там нет места, – спокойно ответила она Гейджу.
 Его губы скривились в горькой усмешке.
 – Еще один захватчик, которого надо изгнать из твоего рая? – Она собралась было ответить, но он жестом остановил ее:
 – Ты права, ему давно пора в ад, и меня распирает желание помочь ему добраться туда. – Он снова посмотрел на костер. – Послезавтра на рассвете мы отправляемся в твой Гвинтал.
 Наконец-то она попадет домой. Невероятно.
 – Правда?
 – Если ты не забыла туда дорогу. Я наверняка сумею найти проводника до Уэльса, но дальше мы можем сбиться с пути.
 – Тебе он не понадобится. Я помню каждое дерево, каждый поворот на дороге.
 Он вопросительно поднял брови.
 – Ты была там много лет тому назад.
 – Это дорога домой, – просто пояснила она. – Когда Делмас привез меня сюда, я уже знала, что смогу найти дорогу обратно.
 – Но не представляла, что путь туда тебе предстоит пройти с мерзким норманном. – Он помолчал. – Ты должна знать, что я вовсе не собираюсь отпускать тебя после того, как мы доберемся туда. Жадность моя беспредельна. Я хочу и сокровища, и тебя. И собираюсь получить вас обоих.
 – Ты получишь клад, как только мы доберемся до Гвинтала, но там я сама заберу свою свободу и ты не сможешь остановить меня.
 – Посмотрим. – Он поднялся и несколько минут смотрел на нее сверху вниз. – И все-таки мы разные.
 – О чем ты?
 – Я не похож на твоего отца. Правда, как и он, я не могу жить спокойно, но на этом наше сходство и кончается. Неважно, чем ты занималась, я все перенесу и никогда не оставлю тебя. – Он заговорил громче:
 – Я буду бороться за тебя и не позволю ни мужчине, ни женщине, ни одному живому существу на этой земле обидеть тебя. Я одержу победу над всеми твоими драконами, Бринн из Фалкаара.
 Прежде чем она успела ответить, он быстрым шагом отошел от костра. «Как прекрасно», – рассеянно подумала она. Бринн не знала, как должна женщина ответить на такое предложение.
 Прогони мысли прочь. Не думай о его волнующих словах.
 Легко сказать. Невозможно сделать.
 «Я одержу победу над всеми твоими драконами, Бринн из Фалкаара».
  *** 
 День отъезда выдался ясным и холодным, но более ледяным стало выражение лица Гейджа, когда он увидел повозку. Он подъехал к месту, где Бринн и Малик стелили одеяла и покрывала и грузили провиант на лежак в повозке.
 – Это еще что? Разгрузите повозку. Едут только верховые лошади и вьючные.
 – Нам понадобится повозка.
 – Они часто ломаются в пути, их колеса вязнут в грязи и в снегу. Я хочу продвигаться быстро.
 – Мы так долго ждали этого дня, что еще несколько ничего не значат. – Бринн положила в повозку шерстяное одеяло.
 – Если пойдет снег, то несколькими днями тут не отделаешься. Скажи ей, Малик.
 – Снег – очень плохо, – покорно согласился Малик, – но я верю Бринн, нам нужна повозка.
 Гейдж бросил на него недовольный взгляд.
 – Выгружайте ее.
 – Я сказала, что без нее нельзя! – жестко возразила Бринн, взглянув на него. – Эдвина чувствует себя гораздо лучше, но не сможет долго ехать верхом, ей понадобится повозка.
 – Эдвина?
 – В остальное время повозка будет налегке и сможет передвигаться быстро. Не кажется ли тебе, что лучше, если Эдвина часть пути поедет в повозке, чем если нам придется задерживаться, ожидая, пока она отдохнет?
 – Она не сможет ехать с нами, – ответил Гейдж. – Она еще не выздоровела.
 – Я не оставлю Эдвину! – решительно возразила Бринн. – Тебе не о чем беспокоиться. Я позабочусь о ней, если она снова заболеет.
 – Об Эдвине и обо всем мире, – пробормотал Гейдж.
 – Ричард еще на свободе. Он хотел убить ее однажды. И снова попытается это сделать.
 – Я дам ей охрану. Бринн покачала головой.
 – Тогда мы отвезем ее в женский монастырь и попросим монахинь взять ее под свою защиту.
 – Нет! – вскрикнул Малик. – Только не в монастырь.
 Бринн вдруг стало весело. Как же был напуган Малик одним упоминанием о монастыре! Однако положение было серьезным и вряд ли уместен был сейчас смех.
 – Полагаешь, святые места остановят Ричарда? Он сожжет монастырь дотла, как Редферн. – Жесткое выражение лица Гейджа не изменилось. Бринн продолжала:
 – Или захватит Эдвину в заложники, зная мою к ней привязанность. Он использует ее, чтобы заставить меня отказаться от тебя и пойти с ним.
 Кривая ухмылка появилась на его мрачном лице.
 – И мне не стоит спрашивать тебя, как ты поступишь.
 – Не стоит, когда сравниваешь золото и человеческую Жизнь. Мы берем ее с собой.
 Поколебавшись, Гейдж утвердительно кивнул.
 – Ладно, берем. Но ей придется держаться.
 – Я помогу ей, – отозвался Малик. – Не беспокойся, Гейдж. Все будет хорошо.
 – Хотелось бы надеяться. – Гейдж изучающе посмотрел на Бринн. – Довольна?
 – Не совсем. – Она собралась с духом. – Алиса тоже едет с нами.
 – Что?!
 – Я знаю, она беременна, – не давала ему опомниться Бринн, – но она всего на четвертом месяце, и у нее крепкое здоровье. Она рассказывала мне, что ее мать работала в поле до самого момента ее рождения.
 – Так пускай ее мать и заботится о ней до рождения ребенка.
 – Ее отец не примет незаконнорожденного в своем доме. Это позор. Ей некуда податься. Я хочу забрать ее в Гвинтал.
 – И там ее примут, надеюсь?
 Бринн согласно кивнула.
 – Они более справедливы к женщинам.
 – Ты говорила, что уехала оттуда девятилетней девочкой и несчастливо жила в Кайте. Почему ты так уверена, что детские воспоминания не подведут тебя? Не смотришь ли ты на Гвинтал глазами ребенка?
 Как только он может сомневаться! Ей такая мысль и в голову никогда не приходила. Гвинтал все годы оставался для нее отчим домом, самым лучшим местом, земным раем.
 – Мать рассказывала мне… Этого не может быть… Я все отлично помню. Мир и покой… – Она повернулась к повозке. – Не станем попусту терять время! Не мешай нам. Мы заберем Алису, и все будет готово.
 Внутренне она приготовилась отстаивать свое право взять с собой кого посчитает необходимым. Вряд ли Гейдж согласится с ней.
 – Прекрасно, – медленно выговаривая слова, ответил он. – Бери свою Алису.
 Взглянув на него, она испытала чувство неловкости. Ей показалось, что он жалеет ее.
 Не может быть, ей просто это почудилось – его лицо такое же бесстрастное, как и всегда. Он развернул лошадь и направил ее во главу колонны.
 – Думаю, я должен только радоваться, что ты не решила взять с собой весь Редферн, – уже издалека донесся его равнодушный голос.
  *** 
 – Я задерживаю вас. – Эдвина устраивалась на сложенных внутри повозки одеялах. – Прости меня, Бринн, я думала, что окрепла больше, чем оказалось на самом деле.
 – Никто и не надеялся, что ты здорова так же, как и все мы. – Бринн набросила меховую накидку на плечи Эдвины. День оказался гораздо холоднее. Чувствовалось приближение зимы. Пока не выпал снег, они должны добраться до жилья. – С каждым днем ты становишься все сильнее. Когда мы выехали, ты могла держаться в седле всего несколько часов. Вчера ты вообще не садилась в повозку до полудня, а сегодня села в нее еще на три часа позже. Скоро ты вообще сможешь продержаться в седле весь день.
 Эдвина вздохнула.
 – Если так, то лорд Гейдж останется крайне доволен.
 – Разве он упрекнул тебя в чем-нибудь?
 – Нет, он крайне терпелив, но я вижу, как тяготит его, что мы задерживаемся.
 – Он просто стремителен по характеру. Не обращай на него внимания.
 Эдвина задумчиво посмотрела на нее.
 – Как ты?
 – Разве я пренебрегаю им? – Бринн увернулась от взгляда Эдвины, закутывая ее ноги покрывалом. – Я отвечаю, когда он заговаривает со мной.
 – Но этим все и заканчивается. Уверена, ему твое поведение не по вкусу. В последнее время он выглядит крайне недовольным.
 – Тут уж ничего не поделаешь.
 Бринн постарается не думать о настроении Гейджа. Главное, ей надо держать его подальше от себя, оградиться от всякого интереса к нему, иначе она не сможет сопротивляться своему чувству.
 – Неплохо было бы тебе вести себя с ним чуть-чуть поласковее. – Заметив удивленный взгляд Бринн, Эдвина добавила:
 – Ведь он проявил такую доброту к несчастным в Редферне. Немногие решились бы восстанавливать то, чего они не разрушали. Какой благородный человек!
 – Уверяю тебя, он не так сострадателен, как тебе кажется.
 Эдвина стояла на своем:
 – Думаю, ты несправедлива к нему.
 – А я думаю, тебе надо поберечь свои силы и не беспокоиться о лорде Гейдже. – Вылезая из повозки, она похлопала Эдвину по руке. – Укройся, солнцу не пробиться в эти густые леса. Скоро совсем стемнеет, и мы сможем остановиться на отдых.
 Малик задержался у лошади Бринн и помог ей забраться в седло.
 – Как она? – негромко спросил он.
 – Просто устала. Она переносит дорогу гораздо лучше, чем я ожидала.
 – У нее очень сильная воля. – Его губы плотно сжались. – Но душу ей сломали много лет назад. – Он сел в седло, но ехать не спешил. – Знаешь, она страдает.
 – По лорду Ричарду? Ты ошибаешься, она не стала бы…
 – Нет, не из-за этого негодяя. Она тоскует по детям, которых потеряла.
 – Эдвина никогда не говорит о них, – нахмурилась Бринн. – Младенцы рождались еще до срока и умирали. Она никогда их не видела, Малик.
 – И все-таки она страдает. Эдвину лишали естественной потребности тосковать по неродившимся детям. Она старается не вспоминать о них, но они в сердце нашей хрупкой богини. Как мне хотелось бы развеять ее тоску! – Малик через силу улыбнулся. – Но она не доверяет мне. Подумать только, какая слепота, она не видит во мне благородного человека!
 – Не могу представить себе, – мягко ответила Бринн.
 – Бринн! – позвал ее Гейдж из головной части колонны.
 – Он торопится, – сказал Малик. – Поезжай вперед, а я буду следовать за повозкой и разговаривать с Эдвиной. Иногда мне удается рассмешить ее.
 Он мог развеселить их всех. Без Малика, без его легкого нрава дорога показалась бы им гораздо длиннее и труднее. Впрочем, сейчас Гейджу было не до смеха, поняла она. Развернув жеребца, он мчался ей навстречу. Пришпорив лошадь, она быстро подъехала к нему.
 – Она устроилась. Мы можем трогаться.
 – Благодарю вас. – Голос его источал желчь. – Но с сегодняшнего дня, где и когда нам остановиться или нет, буду решать только я один.
 Бринн нахмурилась.
 – Эдвина хорошо себя чувствовала. Ей просто нужен отдых.
 – Надо было подождать, пока мы выедем из леса на открытое место.
 – Какое это имеет… – Вдруг она поняла свою оплошность. Вокруг заросли кустарника и застившие небо густые кроны деревьев вдоль тропы. – Лорд Ричард? Его видели?
 – Нет, но движущуюся цель труднее поразить.
 – Что может сделать он один?
 – Мы не знаем, один ли он. Возможно, он собрал своих людей по стране в надежде захватить неприятеля, когда он слабее.
 – Ты прав, что недоволен мной, – поспешно согласилась Бринн. – Я думала только о благополучии Эдвины. С сегодняшнего дня я буду только с твоего разрешения останавливать повозку.
 – Поразительная покорность. – Гейдж с недоверием взглянул на Бринн. – А если ты будешь не согласна со мной?
 – Тогда поступлю по-своему, так, как мне видится лучше. – Она внезапно рассердилась:
 – А ты будь помягче с Эдвиной, она старается изо всех сил. Мы достаточно быстро продвигаемся вперед, и в Кайт приедем уже на будущей неделе, а через день после этого доберемся до побережья.
 – Она говорила тебе, что я неласково с ней обошелся?
 – Нет, но она прекрасно понимает, что ты ею недоволен.
 – Это не так. Она и вправду держится молодцом. Я увидел, как она закачалась в седле, и позвал тебя. – Он встретился с ней взглядом. – Это с тобой я теряю терпение.
 Надо бы ей отъехать и не спорить с ним. В итоге они снова пришли к разговору о том, чего она так старательно избегала. Бринн облизала губы.
 – Я не давала повода для беспокойства.
 – Черта с два! Я устал от твоего поведения, ты избегаешь меня, едва отвечаешь на мои вопросы. Пора положить этому конец.
 – Ну и как же ты собираешься это сделать? – напряглась Бринн.
 – Самым ожидаемым нами способом и самым приятным для обоих. – Его улыбка напоминала оскал тигра. – Сегодня ночью ты придешь ко мне и ляжешь со мной, как в Гастингсе.
 – Не приду.
 – Предпочитаешь, чтобы я взял тебя силой? Я могу, ты знаешь. Подумай, как это расстроит Эдвину.
 – Ты не станешь насиловать меня.
 – Я пойду на все, лишь бы разрушить стену, которую ты возвела вокруг себя, – мягко заметил он, безжалостно сверкая своими ярко-голубыми, но сейчас леденящими ее глазами. – Хардраада отлично научил меня разрушать и крушить крепости, Бринн. Не стоит заставлять меня показывать свое мастерство.
 – Я не перестану бороться с тобой, а ты не посмеешь…
 Не договорив, она поняла, что спорить с ним бесполезно. Перед ней стоял воин, которого она впервые повстречала в Гастингсе: решительный, грубый, стремительный. Господи Боже, как же ей повлиять на него?
 – Ерунда, – ответил он, словно прочитав ее мысли. – Для тебя лучше – не пытаться бороться со мной в этом, Бринн. – Он послал своего жеребца вперед, и из головы колонны до нее долетели его слова:
 – Если хочешь показать свою силу, то найди ей другое применение.
  *** 
 В сумерках они разбили лагерь на опушке леса, под укрытием тенистых деревьев, но так, что прекрасно просматривались все три стороны. По небу медленно плыли густые темные облака, но снег так и не пошел, хотя в яркое пламя костров падала мелкая снежная крупка. Гейдж не подходил к Бринн. Он проследил за разведением костров, привязал к дереву своего коня и послал солдат рассредоточиться цепью вокруг лагеря. Затем он уселся с Маликом у самого большого костра, еле слышно что-то обсуждая с ним. Казалось, он весь поглощен разговором и, кроме своего друга, никого не замечает.
 Бринн сидела напротив него. Он ни разу не взглянул на нее, но она чувствовала, что он следит за каждым ее движением. «Возможно, мне так только кажется – он изменил свои намерения и…» – смятенно думала Бринн.
 – Что-то ты притихла, подруга, – заметила Эдвина, облизывая свои пальцы после второго куска жареного кролика. – И почти ничего не съела. Ты устала?
 – Нет.
 – А я – да, – улыбнулась Эдвина, – но не настолько, чтобы лишиться аппетита, так что это здоровая усталость. Раньше, когда я болела, мне совсем не хотелось есть.
 Глянув на розовые щеки Эдвины и в ее сияющие глаза, Бринн почувствовала глубокое удовлетворение. Именно так должна выглядеть Эдвина, вряд ли Бринн удастся когда-нибудь стать такой же.
 – Да, ты очень окрепла. А по ночам тебя не мучают кошмары? – Бринн знала, как плохо спала Эдвина.
 – Что ты. Только лягу – и уже утро. – Она сонно посмотрела на костер. – Как странно путешествовать, Бринн.
 – Странно?
 – А ты разве не чувствуешь? Чудесное время между сном и пробуждением. Но и оно почти как сон. Не надо думать и решать, что же делать, когда сталкиваешься с обстоятельствами. Все это беспокоило нас в прошлом. А сейчас мы просто едем от одного места к другому.
 – Не думаю, что Гейдж назвал бы наше продвижение безмятежным передвижением, – мрачно заметила Бринн и улыбнулась Эдвине. – Но я рада, что ты так чувствуешь. Тебя слишком долго держали на якоре в мертвой воде.
 – Как и тебя. – Эдвина согнула ноги в коленях и положила на них голову. – Но ты себе не позволяешь просто плыть по течению. Даже в этой поездке ты все время в работе, заботишься обо мне, присматриваешь за Алисой. Вчера я видела, как ты бинтовала руку Лефонту.
 – Он напоролся на ветку. Раны надо обрабатывать сразу же, иначе они нарывают и становятся опасными.
 – Разве никто другой не справился бы?
 – С какой стати, я – знахарка.
 Эдвина рассмеялась и покачала головой.
 – В один пасмурный день тебя придавят к земле заботы, которые ты взваливаешь на себя.
 Бринн слегка удивилась совпадению: то, что ей сейчас сказала Эдвина, обычно говорил ей Гейдж. Она улыбнулась.
 – Глупости. У меня крепкие плечи.
 – А мы все навалились на них. – Эдвина задумалась. – Интересно, что бы ты сделала, стань мы все бодрыми и здоровыми. Взмахнула бы крыльями и улетела бабочкой от нас.
 Бринн насмешливо хмыкнула.
 – Я похожа на бабочку?
 Эдвина отрицательно покачала головой.
 – Нет, скорее на прекрасного сокола, золотисто-коричневого, с сильными крыльями, укрывающими всех от забот и печалей.
 Бринн покраснела.
 – Похоже, ты устала больше, чем мне показалось. Твои слова не очень понятны. Иди-ка ты спать. Эдвина опять зевнула.
 – Я не против. – Она встала и направилась к повозке, под которую положили три лежака – для Эдвины, Алисы и Бринн, чтобы укрыть их от ненастья. – Но обещай мне немного поумерить свой пыл в заботах о других. Ты идешь?
 – Нет, – быстро отозвался Гейдж с другой стороны костра.
 Эдвина удивленно остановилась.
 Бринн резко набрала в рот воздух.
 Гейдж пошел к своему лежаку невдалеке от костра. Он лег и, приподняв одеяло, позвал:
 – Бринн!
 Она напряглась, чувствуя на себе выжидающий взгляд Малика, испуганные глаза Эдвины.
 Она могла отказать ему. Он не стал бы применять силу.
 Она обманывала себя. Разумеется, он заставит ее лечь с ним, Гейдж всегда держал слово.
 «Я одержу победу над всеми твоими драконами, Бринн из Фалкаара».
 С какой стати ей вспомнились его слова? Он сражался с ней, а не с ее драконами.
 Эдвина, стараясь защитить Бринн, шагнула ей навстречу.
 – Может быть, она не хочет… – Эдвина посмотрела на Бринн, потом на Гейджа и опять на Бринн. – Бринн?
 Если Бринн откажет ему, то Эдвина решит, что ее вмешательство необходимо. И тогда разрушится только что созданное спокойствие. Гейдж явно понимал, как хотелось Бринн сохранить мир и покой.
 Она встала и направилась к Гейджу.
 – Иди спать, Эдвина. – Бринн легла с Гейджем и, вырвав из его рук одеяло, поплотнее в него закуталась. – Увидимся утром.
 Эдвина продолжала стоять в нерешительности.
 – Ты уверена, что хочешь этого?
 – Конечно. – Бринн закрыла глаза и тут же почувствовала запах кожи и мускуса, всегда исходящий от Гейджа. – Иди спать.
 Легкие шаги Эдвины. Гнетущая тишина. Только слышалось запаленное дыхание Малика. Рана еще давала о себе знать.
 – Возьми свой лежак и положи его у повозки, Малик, – сказал Гейдж. – Эдвине может понадобиться защита, если Ричард решится на захват заложника.
 – Не думаю, что ты отсылаешь меня по этой причине, – грустно заметил Малик.
 – Нет, но причина веская.
 И единственная уловка, против которой Малик не сможет возразить. Ради безопасности Эдвины он бы мир стер в порошок. Чуть позже она услышала замирающие шаги Малика.
 Мышцы ее живота напряглись.
 – Успокойся! – грубо сказал Гейдж. – Ты так сжалась, закостенела, что можно подумать, будто рядом со мной лежит бревно.
 У бревна нет чувств, нет ощущений.
 – Я не хочу оставаться здесь.
 – Нет, хочешь! – Он обнял ее. – А если честно прислушаешься к себе, то поймешь: твое место здесь.
 – Не правда, – прошептала она.
 – И вообще, почему ты боишься быть рядом со мной? Ты думаешь, я воспользуюсь тобой?
 – Боюсь.
 – Страх? – В его голосе слышалась насмешка. – Неужели ты именно это чувствуешь? – Его рука обхватила ее грудь. – А сейчас? В эту минуту?
 Она закусила нижнюю губу. Грудь ее налилась, сосок затвердел и заострился под его лаской.
 – Неважно, что мое тело податливо, сердцем я не хочу близости с тобой.
 – Оно только этого и желает. – Его язык погрузился ей в ухо. – И Бога ради, клянусь, еще до того, как мы доберемся до Гвинтала, ты сама скажешь мне об этом!
 Ее тело переполняло сладострастное ощущение близости к нему, оно горело, сердце сладко заныло.
 – Ты возьмешь меня прямо здесь, на слуху у всех?
 – Они спят. – Его рука неторопливо сжимала ее грудь. – Или скоро заснут.
 – Они могут проснуться.
 – Сомневаюсь, что к тому времени для тебя это будет важно. – Его большой и указательный пальцы теребили ее сосок. – Мне не нравится это платье. Думаю, пора избавиться от него.
 – Я… – Теплая волна наплывала и погружала в сладкий туман. Его пальцы. Они подчиняли ее себе. – …Замерзну, – еле слышно смогла она выговорить.
 – Не замерзнешь. У тебя покрывало, и я рядом. – Его рука скользнула вниз, к ее бедрам. – Впрочем, мы можем немного подождать, если тебе так хочется. – Его ладонь сжалась и двинулась к ягодицам. – Хотя мне очень жаль, что не могу приласкать самое заветное, нежное. Помнится, там такие мягкие завитки и такой упоительный родник, сжимавший, ласкавший меня, удерживавший, когда я двигался туда-сюда из…
 – Помолчи! – отчаянно взмолилась она. – Как можно говорить такое вслух?!
 Его рука уже под платьем поглаживала ее упругий живот, опускаясь все ниже.
 – От этого тебе хочется делать такое, о чем ты стыдишься говорить, не правда ли? Не снимешь ли ты платье, а я подниму тебя на себя, как в тот первый день у пруда? – Под его рукой мышцы ее живота напряглись, желая его. – Ага, чувствую, очень хочешь. Давай посмотрим, насколько сильно. – Его рука принялась покручивать ее влажный бугорок. – Уже трудно сдерживаться. – Он прижался губами к ее уху. – Не лучше ли закрыть глаза и позволить мне делать с тобой то, чего и тебе не терпится? Тогда завтра ты успокоишь себя тем, что я силой взял тебя.
 Ее тело горело, ныло от боли. Она выгнулась вперед и вверх, постанывая от желания.
 – …Впрочем, я не позволю тебе солгать себе и мне. Я не войду в эту прекрасную горячую узкую норку, меня жаждущую. Не стану впускать в тебя свое семя, пока ты сама не попросишь меня об этом.
 Снова не спеша он начал ласкать бугорок большим пальцем, трогая его и теребя. Под пальцем он словно бы вырос. Невольно Бринн вжималась своим горячим раскрытым лоном в его ладонь.
 Острое желание резким толчком вскинуло ее тело, и, не удержавшись, она вскрикнула.
 – Тогда зачем… ты делаешь это? – задыхаясь, спросила она. – Ты ведь не получишь удовольствия, не удовлетворишь свою плоть.
 – Это может убить меня, – мрачно соглашался он.
 – Тогда отпусти меня к Эдвине. Я этого не вынесу.
 – Вынесешь! – зло ответил он. – Я не перестану ласкать твое тело, пока оно не затоскует по моему прикосновению. Я дам тебе удовольствие и мучение. Я стану будить тебя среди ночи языком, или пальцами, или голосом, повторяя, что я возьму тебя, когда ты сама меня об этом попросишь.
 – Пожалуйста… Я никогда не смогу попросить тебя об этом.
 Два пальца глубоко вошли в ее разгоряченное лоно.
 – Помолимся за просветление нашего разума и за то, чтобы ты попросила меня взять тебя.
  *** 
 Невыносимо прекрасно…
 «Грех, – сонно подумала она, – это, должно быть, сон. Этого не может быть…»
 – Шире… – донесся до нее откуда-то из глубины голос Гейджа. – Еще пошире, Бринн…
 Ее тело охотно подчинилось.
 Его язык!
 Она широко раскрыла глаза, когда его язык, твердый, шершавый и чувственный, приник к ее нежному бугорку и стал его ласкать, покусывая.
 – Гейдж. Не надо! – взмолилась она. – Так не…
 Его… голодный рот.
 Зубы… нежное покусывание.
 Ее тело дернулось, и она закусила губу, перестав в наступившей темноте понимать, что происходит вокруг.
 Приняв ее ответное движение, он обхватил руками ее ягодицы и удержал, чтобы она не смогла отклониться от его ласк.
 Когда он кончил, она продолжала лежать, при каждом вздохе содрогаясь каждой клеточкой своего тела.
 Он обнял ее за плечи.
 – Так нехорошо! – срывающимся голосом сказала она. – Я никогда не слышала, чтобы мужчины сотворили такое с женщинами. И…
 – Не переживай! – прервал он ее. – В Византии так очень часто ласкают женщин. Я доставил бы тебе это удовольствие еще раньше, но мне так хотелось поскорее войти в тебя. – Он крепче прижал ее к себе. – Давай спать.
 – Так ты снова этим можешь разбудить меня?
 – Я же предупреждал. Надеюсь, что смогу показать тебе другие способы. – Он начал сжимать ее груди через шерстяную ткань платья. – Вот уж что мешает и не на своем месте.
 – Я не сниму его. – Конечно, оно не спасет, но Бринн почувствовала бы себя совсем беззащитной в его объятиях. – И не проси.
 Он удивленно посмотрел на нее.
 – Я хочу, чтобы ты его сняла.
  *** 
 – Проснись, Бринн, – прошептал Гейдж. – Раздвинь ноги.
 Опять? Словно по сигналу, она почувствовала тепло между бедер. Она уже не знала, сколько раз будил он ее в эту ночь. В очередной раз его рот присосался к ее груди, пока пальцы доводили ее до вершины блаженства.
 И снова его рот…
 Она вытянулась в жадном призыве.
 – Не теперь, – гортанным голосом произнес он. – Скоро рассвет.
 Холодное влажное полотно легло между ее бедер. Она открыла глаза.
 – Что ты делаешь?
 – Успокаиваю тебя. Сегодня тебе предстоит долгий переезд, а я всю ночь наслаждался твоей сладкой… – Он помолчал, подыскивая точное слово, но так и не назвал по имени вожделенную часть ее тела. Только спросил:
 – Тебе больно?
 – Нет.
 Ей захотелось ощутить в том месте его руки и рот еще раз, а не его «успокоительное» полотно.
 Полотном он прижал мягкие завитки волос на лобке.
 – А грудь больно?
 – Нет.
 Грудь слегка побаливала. Он припадал к ней, словно голодный ребенок. Его неистовое посасывание заставило ее кончить.
 – Твоя грудь очень чувствительна к прикосновению, – хрипло сказал он. – Она твердеет и набухает, как спелый фрукт. Мне хотелось бы присосаться к ней, когда у тебя будет ребенок.
 У нее перехватило дыхание, так отчетливо встал перед ней нарисованный его словами образ. В ее чреве набирает силы зачатое ими существо, обнаженное тело Гейджа лежит на ней, а его губы ласкают ее грудь.
 – И этого тебе тоже хотелось бы, – сказал он. – Посмотрим, что я смогу сделать. – Он отбросил мокрое полотно и протянул ей платье. – Одевайся, быстро. Они скоро проснутся.
 Когда же она разделась? Бринн смутно припомнила, что в один из моментов ее обуяла страсть снести все преграды, разделявшие их друг от друга, они слишком мешали ей. Так хотел Гейдж, но нельзя было назвать победой то, что он получил. Его руки держали ее обнаженное тело, развлекаясь с ним, как с долгожданной игрушкой.
 Она быстро натянула на себя платье. Так лучше. Холодная шерсть, облегающая тело, вывела ее из состояния сладостного возбуждения.
 Гейдж не сводил изучающего взгляда с ее лица.
 – Знаешь, сегодня ночью я сделаю то же самое. Так будет еженощно. Твое тело так привыкнет к моим рукам, губам, что ты не сможешь и дня прожить без меня.
 Она ужаснулась очевидной правоте его слов. Уже теперь ее тело тосковало без его прикосновений, она чувствовала себя наполненной им и чувственной, какой не была раньше. Не глядя на него, она заторопилась:
 – Мне надо разбудить Эдвину.




 11


 – Раздевайся! – Гейдж был немногословен.
 Бринн сняла платье через голову и легла спиной к нему. Прошло четыре ночи, их она уже предвкушала днем. Сможет ли она теперь вообще спать, не чувствуя его рук на своем обнаженном теле?
 Его большие и чуткие ладони тотчас же обхватили ее груди. Обладание. Иногда он начинал прикасаться к ним нежно, бережно, никакой дикой чувственности, просто приятное ощущение принадлежать другому.
 – Я хочу войти в тебя, – прошептал он ей в ухо. – Ты разрешишь мне?
 Его слова стали привычными, вопрос перед бешеной атакой и штурмом. Он пытался завоевать ее согласие.
 – Нет.
 Его руки невольно сжали ее груди.
 – Господи, какая упрямая! Почему ты не… – не договорил он, пытаясь успокоиться. – Так не может дольше продолжаться. Ты хочешь меня, черт возьми!
 Она и вправду очень хотела его. Удовольствие от его ласк было странным и необычным, но в них не было того первобытного совокупления, того дикого слияния, только оно может дать ей полное удовлетворение.
 – Все останется по-прежнему, – помолчав, сказала она. – Пока ты не решишь остановиться. Воздержание неестественно для мужчины, так что страдаешь ты, а не я.
 Он убрал руки с ее грудей и лег на спину, глядя на усыпанное звездами небо.
 – Единственное, что правильно и естественно для нас обоих, – то, от чего ты отказываешься.
 – Ты берешь все остальное силой, почему же не хочешь взять и это?
 – Ты знаешь, почему. Когда ты придешь ко мне, то уже не сможешь снова уйти.
 – Тебе известно, что этого не будет.
 – Из-за смерти человека, которого ты ненавидела? – Он приподнялся на локте и оглядел ее. – Я не убивал Делмаса.
 Она напряглась.
 – Ты держал вилы.
 – Но ты не видела, как я убивал его, потому что я не делал этого.
 Перед ней снова всплыла картина на конюшне, ужаснувшая ее.
 – Я видела.
 – Ты слышала, чтобы я когда-нибудь соврал?
 – Нет. – Надежда родилась в ее душе, но увиденное на конюшне вновь заслонило его слова. – До сих пор – нет. Ты всегда сам твердил мне, что доверяешь только тому, что видишь и можешь потрогать.
 – Но ты мыслишь совсем по-другому. Ты веришь в честность и в чудеса. – В его тоне слышалась горькая усмешка. – Так где же теперь твоя честность, Бринн?
 Она молчала со слезами на глазах.
 Он выругался.
 – Может, ты и права, не доверяя мне. Ради тебя я пошел бы и на ложь, и на обман, и на убийство. Только злой рок уберег меня от того, чтобы прирезать твоего мужа, как свинью, которой он был. Я даже пришел в ярость, что не смог испытать этого удовольствия.
 Слабая надежда снова зажглась в ней. Его с горечью сказанные слова убедительнее всяких заверений в правоте: «Ради тебя я пошел бы и на ложь, и на обман, и на убийство».
 О чем она? Он уже говорил эти слова с ледяной убедительностью, и вообще, он очень умен. Он сладкоголосый искуситель, торговец, способный купить и продать что угодно, не моргнув глазом. Нельзя себе позволить ослепнуть под лучами его слов, которые он выдавал за правду.
 – Ты прав, я не могу доверять твоим словам.
 Гейдж криво усмехнулся.
 – А я и не надеялся. Поэтому в самом начале не настаивал на своей невиновности. Я бы тоже не поверил твоим словам при тех же обстоятельствах. – Он сжал губы. – Но между нами одна существенная разница. Я не брошу тебя. Каким бы ни был твой грех, я повторял бы себе, что грешен я.
 – Мы совсем разные.
 – Между нами гораздо больше общего, чем ты думаешь. Мы оба честны, целеустремленны и безжалостны, когда нам так надо.
 Она испуганно посмотрела на него.
 – Я не безжалостна.
 – В этом отношении ты более жестока, чем любой солдат в моей армии. Ради спасения чьей-нибудь жизни ты перешагнешь, не задумываясь, полмира.
 – Не правда.
 – О, ты постаралась бы ступать очень осторожно, чтобы ненароком не наступить на кого-нибудь, но не остановилась бы ни перед чем, сметая все и всех на своем пути ради того, чьим здоровьем ты решила заняться.
 – Ты ошибаешься. Существует много других способов.
 – Я прав. И ты прекрасно это знаешь. Ты считаешь нужным порвать со мной, потому что веришь, что я виновник гибели измывавшегося над тобой и тобою ненавидимого мужа, но ты слишком дальновидна, чтобы винить себя в смерти Делмаса. – Его голос безжалостно доносил до ее слуха каждое слово. – Ты отказываешь мне в доверии, которое проявляешь к Эдвине и Малику. Почему?
 – Я видела… вилы.
 – Будь честной сама с собой, Бринн.
 Слезы хлынули у нее из глаз.
 – Я не могу…
 – Тогда тебя останавливает не чувство вины, а что-то другое. Делмас для тебя – просто предлог, чтобы отгородиться от меня. Почему? Ты знаешь, я женюсь на тебе и стану обращаться с тобой с почтением.
 – Батшебе…
 – Мы одно целое. Почему ты отвергаешь меня?
 – Это не так.
 – Неужели ты думаешь, я стал бы бороться с тобой и ради тебя, если бы не был в этом уверен? Черт возьми, мне не по душе, когда женщина руководит моей жизнью. Я могу согласиться на такой расклад при условии, если только сам направляю свою жизнь. Мы станем одним целым. Мы уже стали им.
 – Я не руковожу твоей жизнью. Делай, что тебе нравится со мной и всеми вокруг тебя.
 – А почему я отправился на этот неприступный остров? Неужели ты считаешь, только ради клада, о котором никто никогда не слышал?
 – Ты поверил мне.
 – Вернее, хочу поверить, хотя я все равно бы отправился в Гвинтал. Ничто не помешает мне теперь дойти до цели.
 – Почему ты так думаешь?
 – Потому что ответ кроется там.
 – Ответ?
 – На вопрос, почему ты не соглашаешься быть со мной всегда. Хотя мы оба признаем, что нам суждено быть вместе.
 Она покачала головой.
 – Я уже говорила, что ждет тебя в Гвинтале. Клад – и ничего больше.
 – В самом деле? Посмотрим.
 В ответ на ее вздох он снова лег на спину. Странные мысли и сомнения от его слов будоражили душу. Прежде ей всегда удавалось оставаться честной с собой, не лгать себе и не лукавить. Зачем же тогда ей отталкивать Гейджа, когда она призналась себе, что любит его? Чего же она все-таки хочет и чего она ждет? И что с ней случится в Гвинтале?
 Он, конечно, прав, она всегда доверяла Эдвине и Малику, несмотря ни на что.
 С Гейджем все сложнее, он – сама яростная жестокость.
 – Я никогда больше не заговорю об этом, – сказал Гейдж. – Но клянусь чем угодно, как и всегда, сегодня ты слышала от меня правду. – Бринн молчала. Он невесело рассмеялся. – А ты еще утверждаешь, что у тебя мягкий нрав. Ты считаешь, что от таких отношений страдаю только я. Верно. А ты представляешь себе физическую боль мужчины, когда он хочет, но не должен излить свое желание, освободить свою плоть?
 Она, разумеется, не знала, но догадывалась. Однажды она заметила, как в безумной страсти перекосилось его лицо. Временами он отстранялся от нее, мускулы его сжимались в комок, а спина становилась несгибаемо твердой.
 – Ты и вообразить не можешь, какие это адовы муки.
 – Тогда не доводи себя до такого состояния.
 – Отвергая меня, ты наносишь мне боль. Разве это не оскорбляет твои чувства лекаря?
 – Нет. – Ложь. Мысль о физических страданиях Гейджа для нее стала невыносимой.
 – Нет? А ведь это твоя вина. Все, что от тебя требуется, – подчиниться мне, и боль уйдет. Я выздоровею.
 – И слышать не желаю! – в отчаянии вырвалось у нее.
 – Но не забудешь. – Он притянул ее к себе. – Будешь помнить, Бринн?
 Она не забудет. Даже сейчас тугое напряжение его мускулов отдавалось нежностью в ее теле. Она закрыла глаза и приказала себе спать.
 Наступило продолжительное молчание, пока Гейдж снова не позвал ее:
 – Бринн!
 – Давай лучше спать.
 – Кайт.
 – О чем это ты? – Она не сразу поняла, что он уже заговорил о другом.
 – Когда мы будем в Кайте?
 – Завтра или послезавтра. Уже не помню, сколько дней мне пришлось добираться от уэльской границы до Кайта. Она внезапно разозлилась на себя.
 – Правда, не помню, как долго мы шли после Кайта. Я тоже не Господь Бог, и не жди этого от меня.
 Он задумчиво сказал:
 – Нам не следует идти в Кайт. Мы могли бы сразу отправиться к морю.
 – Но надо пополнить запасы, а Кайт – единственная деревня поблизости. С какой стати нам не идти туда?
 – Из-за твоей матери.
 Бринн почувствовала тяжесть в груди, знакомый холодок сковал ее руки.
 – Это случилось много лет тому назад.
 – Тебя они тоже хотели сжечь, – мрачно напомнил он ей.
 Он и об этом подумал, и он, наверное, прав. Может, найдется причина обойти Кайт?
 – Думаешь, там нас может подстерегать опасность?
 – Не знаю, но мы, без сомнения, отразим любое нападение фермеров и торговцев.
 Ее охватило какое-то безумие и… робость.
 – Тогда отправляемся в Кайт.
 – Ты подумай еще. Не будет ли тебе страшно?
 – Я уже сказала, это было давно, и мы спокойно можем ехать в Кайт. – Бринн прикрыла глаза. – А сейчас я устала от этих ненужных разговоров и хочу спать.
  *** 
 До деревни Кайт они добрались к концу следующего дня. В тени Кайтского замка притаились домики с соломенной крышей, все, как в любой другой деревне. Обычная мирная деревня. Тишина.
 Вопли. Треск пламени. Запах, о Господи, запах!
 – Что с тобой? – прошептала Эдвина, взглянув в лицо Бринн. – Ты выглядишь, как…
 – Я не могу быть здесь. – Бринн задыхалась.
 – Гейдж говорит, что нам надо купить у жителей деревни провиант и пополнить запасы.
 – Вот пусть он этим и занимается, а я не могу здесь ни минуты оставаться.
 Бринн развернула лошадь и пустила ее галопом.
 Она слышала, что Гейдж окликнул ее, но не остановилась, пока не отъехала на несколько миль от деревни. Она едва успела спешиться, как ее вырвало.
 Дым. Стоны.
 – Господи! – Гейдж обнял ее, поддерживая за талию, пока ее выворачивало буквально наизнанку.
 Наконец Бринн, подняв голову, еле произнесла:
 – Я не вернусь обратно. Не могу… – Она еле говорила.
 – Никто не просит тебя об этом, – с горечью произнес Гейдж. – Не стоило мне слушать тебя, я ведь спрашивал, но ты решила поступить так, будто ничего не случилось, черт возьми!
 – Я не была уверена… Я не думала об этом. – Пошатываясь, она добрела до дерева и привалилась к стволу. – С той ночи я не позволяла себе вспоминать об этом кошмаре.
 – Ты же знаешь, что я не позволил бы ни одному из деревни подойти к тебе.
 – Знаю… – Бринн закрыла глаза, она по-прежнему держалась за дерево. – Они почти забыли обо всем.
 – О чем ты?
 – Я чувствую. Такое свершилось зло, а они едва помнят о нем. Подскажи им, и они почувствуют злость… удовлетворение и удовольствие. – Она со стоном стала раскачиваться. – Удовольствие!
 Его руки обхватили ее, он прижал ее голову к груди.
 – Ш-ш-ш!
 – Она была доброй. Она хотела помочь, вылечить…
 – Хочешь, я их сожгу?
 Она в испуге посмотрела на него снизу вверх.
 – Что?
 – Они сожгли твою мать. Мне тоже спалить деревню дотла?
 – Ты не смог бы…
 – Посмотри на меня.
 Воин. Жесткий. Безжалостный.
 – Смог бы.
 – Они причинили тебе боль. Месть облегчит страдания. – Холодная, дикая улыбка появилась на его лице. – Дать тебе факел?
 Она вздрогнула.
 – Нет.
 – Точно?
 Она уверенно кивнула.
 – Даже если бы я захотела им отомстить, мать бы постаралась оттуда остановить меня. Она хотела помочь им.
 Он покачал головой.
 – Тогда ты дурочка, если повторяешь ее судьбу.
 – Может быть. – Бринн судорожно глотнула. Рядом со всем этим ужасом она не могла спорить с ним. Нелегко было вспоминать о матери, когда в глазах вспыхивали картины ее смерти. – Мы можем уйти отсюда?
 – Как только Малик вернется с новыми припасами. Я велел ему поторопиться. К ночи нам надо быть далеко отсюда.
 – Можешь возвращаться, если надо. Я обойдусь без тебя.
 – Оставайся здесь, я принесу воды и тряпку – вытереть тебя.
 Бринн не смогла бы и шага сделать, даже если бы захотела. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой слабой.
 Гейдж быстро вернулся, умыл ее словно малого ребенка, дал воды прополоскать рот.
 – Лучше? – спросил он.
 – Да. – Ее еще шатало, но тошнота прошла. – Мне просто хочется скорее уйти отсюда. Я не могу выносить… Она была такой доброй, а они обо всем забыли…
 – Успокойся. – Он сел и притянул ее на колени, нежно прижав к груди. – Расскажи мне о ней.
 – О той ночи? Я не могу…
 – Нет. О своей матери. Какая она была, твоя мать?
 – Зачем тебе?
 – Я тоже хочу помнить ее. Как ее звали?
 – Мейрл.
 – Как она выглядела? Светлая, как и ты?
 – Нет, темнокожая, с красивыми синими глазами. У нее была чудесная улыбка. Она всегда радовалась… пока отец не ушел от нас.
 – Она любила тебя?
 – Очень. Она говорила, что мы не только мать и дочь, а словно сестры.
 – Сестры?
 – Ну, как тебе объяснить? Мы были на равных, мы обе занимались знахарством. Мы будто находились внутри круга, куда вход для всех остальных был заказан. Она все время повторяла: «Не беспокойся, Бринн. Они не могут переступить черту и войти в наш круг, но мы можем выйти к ним». – Она сжала его руку. – Но когда она вышла из круга, чтобы помочь им, они сожгли ее. Ей никогда не надо было делать этого. Я предупреждала ее. Я видела, как они обозлились на нее, узнав, что она спала с Роарком.
 – Кто такой Роарк?
 – Сын булочника. Ему было всего девять лет. Он упал с дерева и страшно разбился. Думаю, у него был перелом позвоночника. Он умирал. Травы действовали только как снотворное. Она знала, что надо лечь с ним, положив на него руки.
 – Как ты с Маликом?
 – Да, как я… – Она замолчала. О чем она? Слова лились в порыве откровения. Многое стало понятным, пока она лечила Малика, но ей пора замолчать. Разве смерть матери ее ничему не научила? – Нет, травы тоже помогли. Прикосновение просто облегчает страдания, но не…
 – Продолжай! – поторопил охрипшим голосом Гейдж. – Тебе надо выговориться. Долгие годы ты все переживала молча. Доверься мне. Разве ты до сих пор не поняла, что я никогда бы не посмел тебя обидеть?
 Сущая правда. Воспоминания… Она упорно гнала их от себя, но они пропитали ее горьким ядом, и она не могла…
 – Не бойся. Мне больно, когда ты боишься.
 Она не хотела причинять ему страдания. Она никогда не желала этого. Он смотрел ей в глаза, и в его взгляде светились искренность, нежность и преданность.
 И все же, рассказывая, она не осмеливалась поднять на него глаза. Ее голова лежала у него на груди.
 – Травы очень помогают. Но еще важнее – правильно их применять. – Помолчав, она резко добавила:
 – Но и прикосновения лечат.
 Он ничего не ответил.
 – Зачем я тебе все это говорю? Ты ведь веришь только в то, что можешь потрогать.
 – Тебе нужно выговориться мне.
 Он, несомненно, был прав, и, возможно, его недоверие только подстегивало ее откровенность.
 – Никакого чуда нет. Мне кажется, это идет от Бога. Думаю, он выбирает некоторых людей и передает им свой дар, чтобы они им пользовались. – Ее голос внезапно зазвучал твердо и решительно:
 – Здесь нет ничего сверхъестественного. Ничего особенного, вроде природного дара красивого голоса, или умения владеть мечом, или грациозных движений. Это просто… необычно.
 – Но люди этого не понимают. А когда ты узнала, что у тебя есть дар?
 – За год до отъезда из Гвинтала. Я не испугалась. Мать говорила мне, что он передается от матери к старшему ребенку, и, возможно, пришел ко мне, когда я была совсем маленькой. Мать почувствовала прикосновение божественного, когда ей было всего семь лет.
 – А почему тебя могло это испугать?
 – Потому что я ощутила этот дар, когда пришлось лечить Селбара.
 Он напрягся.
 – Так могу я, наконец, узнать, кто же этот Селбар?
 – Волк. Я нашла его раненным в лесу, его плечо и шея были разорваны. Олень рогами поддел его.
 Гейдж широко раскрыл глаза.
 – Волк! – Он не смог удержаться от смеха. – Волк?
 – Прекрасный зверь. Он умер бы, не приди ко мне дар целительства.
 Он перестал смеяться.
 – Но ты ведь могла погибнуть, ухаживая за своим прекрасным зверем.
 – Мне передали дар, и я должна была его применить.
 – Полагаю, мать простила бы тебя, если бы ты не взялась лечить Селбара.
 – Но мне бы тогда было стыдно самой, не помоги я волку. Особенно после того, как этот дар пришел ко мне. – Бринн мысленно вернулась к тому дню. – Я очень странно почувствовала себя. Руки покалывало, ладони стали почти горячими, и когда я положила их на рану волка, то почувствовала, что тело Селбара тоже стало теплее. Я пробыла с ним всю ночь, а утром поняла, что волк будет жить.
 – Он мог бы выжить и без тебя.
 – Конечно, если Господу было бы так угодно. Я не утверждаю, что дар срабатывает каждый раз. Легче лечить детей или таких людей, как Малик, у которых разум ясный. Но иногда больные не возвращаются к нам. Бывает, они погибают, уходят в мир теней…
 – Но сын булочника не умер?
 – Нет, он остался жив и выздоровел. Через четыре месяца он опять лазил по деревьям. Сначала они назвали это чудом. – Бринн закрыла глаза. – А потом сказали, что здесь кроется что-то другое.
 – Колдовство.
 При этих словах она вздрогнула.
 – Она не была ведьмой. И я тоже. Это дар.
 Он молчал, прижимая ее к груди с умиротворяющим спокойствием.
 – Ты все еще не доверяешь мне?
 – Хотелось бы. Если бы это было в моих силах, я дал бы тебе все, что ты от меня хочешь. – Он встряхнул головой. – Я знаю, ты не ведьма, ты добрая, милая и хочешь только блага для всех. И я не перестану сражаться до конца своих дней во имя твоей защиты и ради того, что ты называешь даром. Довольно с тебя?
 Нет, она по-прежнему пребывала одна в своем круге. Ее дар оставался для всех подозрительным. Он услышал ее рассказ и не испытал ни отвращения, ни страха, который она встречала на лицах тех, других, слышавших о ее даре. Для него неважно, чем она занималась, он принимает ее и всегда защитит. Она почувствовала облегчение, словно с ее плеч сняли непосильную ношу.
 – Я не могу просить тебя. Дар предназначен мне, так уж получилось.
 – Я сам предложил тебе помощь и защиту. – Он прижал ее к груди. – А теперь помолчи. Отдохни и постарайся не думать о прошлом. Скоро мы уйдем отсюда. Мы далеко от деревушки рыбаков?
 – До Селкирки? Полный день пути. Сегодня нам надо переночевать здесь.
 – Разве теперь ты руководишь моими людьми? Я повторяю, мы отправимся в путь сразу же, как только добудем провиант. Мы будем ехать всю ночь и к рассвету дойдем до деревни, где я смог бы договориться о лодках.
 Он никогда не совершал переходов ночью, все знали, как они опасны и для людей, и для лошадей. Он решился на это только ради нее. Бринн закрыла глаза, отдаваясь чувству близости, сердечного родства. Теперь она не одинока. Наверняка они еще не раз столкнутся в споре, но она примирится с его всепоглощающим уютом.
 Ночь выдалась пронзительно-холодной. Свирепо завывал ветер, когда к рассвету они добрались до Селкирки. Деревня показалась Бринн совсем маленькой. Она помнила ее многоголосой, шумной, а сейчас в ней оказалось домов двадцать, беспорядочно разбросанных по побережью. В столь ранний час на улицах почти никого не было, но Бринн заметила две небольшие лодки, качавшиеся в море, наготове стояли еще четыре.
 – Что такое? Ты чему-то удивлена? – спросил Гейдж. – Разве мы не туда попали?
 – Туда. – Бринн не могла ошибиться. – Тогда деревня казалась гораздо больше.
 – В детстве все кажется больше. – Гейдж повернулся к Малику. – Не знаю, как долго пробудем здесь, так что поищи, где мы могли бы остановиться. На побережье чертовски холодно.
 – А ты чем займешься? – спросил Малик.
 – Тем, что умею делать лучше всего – торговаться. – Гейдж пришпорил коня. – Хочу перехватить рыбаков до их выхода в море, иначе придется торчать без дела до заката, пока они не вернутся.
 «Торчать без дела? Гейдж понятия не имеет, что это значит», – с грустью подумала Бринн. Такой неугомонный характер всегда будет в вечном движении. За долгие недели ее борьбы за спасение жизни сарацина Гейдж из-за вынужденного добровольного безделья еще больше привязался к другу.
 – Поехали, – сказал Малик. – Укроем вас, женщин, от этого дикого ветра. Эдвина просто посинела от холода.
 – Очень любезно с вашей стороны, – едко заметила Эдвина, – но мне не так уж плохо. Вы сами, как я заметила, дрожите, словно лист на ветру.
 Слова Эдвины задели Малика.
 – Ты всегда замечаешь только плохое и не хочешь видеть того, что бросается в глаза. Почему бы тебе не обратить внимание, как великолепно я смотрюсь на своем коне. Или, скажем, оценить мое остроумие. Нет, я, видите ли, чувствителен к холоду. У меня на родине не бывает таких убийственных северных ветров.
 Эдвина опустила глаза, прикрыв их длинными пушистыми ресницами.
 – Я рада, что вы так понятно объяснили мне свои достоинства, и не стану больше укорять вас за то, что вы неженка.
 – Неженка? – повторил Малик, не веря своим ушам. – Разве есть хоть капля слабости в…
 – Эдвина, может, и примирилась с холодом, а я так вся дрожу, – вступила в разговор Бринн. Ее забавляли перепалки между ними, так и подмывало послушать дальше, но на этот раз она слишком устала. Пережитое в Кайте, длинный переход утомили ее. – И потом я хочу спать.
 – Я мигом! – Малик махнул рукой Лефонту, и они поскакали в деревню.
 Жители встретили их с крайним недоверием и неохотно торговались. Битый час Малик пытался уговорить их, прежде чем нашел то, что искал. Недовольный собой он вернулся к ожидавшим его Бринн и Эдвине.
 – Гейджу станет не по душе, если здешние мужчины станут торговаться так же яростно, как и их жены. Мне удалось договориться всего о пяти домишках, да и то втридорога. – Малик кивнул на небольшой домик на берегу. – Для Гейджа и для тебя, Бринн, – сказал он и, повернувшись к Эдвине, добавил:
 – Вы с Алисой займете вон то жилище, а Лефонту с его людьми придется разместиться в трех остальных.
 – А как же ты? – спросила Эдвина.
 – Лягу у вашего порога.
 – Как это?
 – Только так я смогу доказать, что не неженка. – Малик принял героическую позу. – Свернусь у дверей, подставив лицо холоду, всегда готовый отразить любую беду от вас, даже под угрозой схватить жуткую простуду, которая унесет меня из этого бренного мира, – мрачно добавил он.
 – Разрешаю тебе пролежать часа два! – усмехнулась Эдвина.
 – Увидишь. – Малик завернулся поплотнее в накидку и направился к Лефонту. – Идите в дом и согрейтесь, пока я займусь размещением всех остальных на этом заброшенном побережье. – Он вздохнул. – Кроме себя самого.
 – Он что, и вправду решил улечься у дверей? – нахмурилась Эдвина, глядя ему вслед.
 – Я бы не удивилась, – ответила Бринн.
 – Надо помешать ему, – встревожилась Эдвина. – Он только после болезни, и упрямство не доведет его до добра.
 – Он сейчас здоров, как никогда.
 – И все же это безумие. Скажи ему, чтобы он не вздумал сделать так, как пообещал.
 – А почему ты сама ему не скажешь?
 – Потому что только этого он и ждет от меня. Хочет услышать, как он силен. Так вот, я не стану ничего говорить.
 – Но почему?
 – Потому что он каждый раз… Не стану, и все! – Эдвина окликнула Алису, разговаривавшую с Лефонтом. Рядом стоял Малик. – Нам есть где укрыться, Алиса. – Эдвина с вызовом посмотрела на Малика. – И наверняка там найдется теплый уютный очаг.
 – Не сомневаюсь, – мрачно заметил Малик.
 Эдвина пробормотала что-то себе под нос и направилась к домику.
 – Она сердится? – спросила Алиса, подойдя к Бринн.
 – Понятия не имею, – уклонилась от разговора Бринн. Между Маликом и Эдвиной сложились непростые отношения, и порой трудно было понять их взаимные чувства. – Почему бы тебе не спросить у нее самой?
 – Мне она вряд ли скажет, – ответила Алиса. – Она не разговаривает со мной о Малике.
 На них обрушился сильный порыв ветра. Алиса поежилась и торопливо зашагала к домику.
 Алиса полнеет день ото дня, посмотрела ей вслед Бринн. Поездка пошла подневольной любовнице на пользу. И держаться Алиса стала уверенно, с чувством собственного достоинства. Куда и девалась робкая, забитая служанка Эдвины, что боялась собственной тени! Обе женщины вели себя как настоящие подруги, и им обеим такая дружба пошла на пользу.
 Бринн бросила взгляд на берег. Там сидел Гейдж на перевернутой рыбацкой лодке, разговаривая с небольшой группой деревенских жителей, собравшихся около него. Он яростно жестикулировал, иногда улыбался, стараясь убедить и перехитрить их. Его волосы отливали густым иссиня-черным цветом. Под серым безрадостным небом ветер безжалостно трепал шевелюру Гейджа. Уж если его ураганные порывы пронизывали Бринн, укрывшуюся возле домика, то у воды он наверняка просто сбивал с ног и резал, как кинжал. Гейдж продрогнет до костей, а если верить Малику, вернется он, похоже, не скоро.
 Своим ожиданием на ветру и волнением Гейджу не поможешь, и Бринн быстро зашагала к домику, на который ей показал Малик.
 Гейдж вернулся с побережья только с наступлением темноты.
 Бринн стояла у очага. Увидев его, заволновалась.
 – Ты ужасно выглядишь! Закрывай дверь и иди к огню. – Она поспешила навстречу.
 Щеки Гейджа обветрились, а в уголках рта от усталости пролегли глубокие морщины.
 – Огонь? А что это такое? – Он пытался улыбнуться, но застывшие губы плохо повиновались. Он потянулся к очагу. Почувствовав тепло, закрыл глаза. – Ага, теперь припоминаю.
 Бринн расстегнула его накидку и положила на стул.
 – Снимай доспехи.
 – Подожди.
 – Снимай. Ты просто валишься с ног от усталости. Мне не стащить с тебя эту тяжелую кольчугу.
 Он попытался было развязать кожаные ремешки, но пальцы не гнулись.
 – Стой спокойно! – Бринн приподнялась на носки и развязала кольчугу на его плечах, а потом расстегнула остальные петли. – Теперь разденься совсем, а я велю принести воды.
 – Воды?
 – Чтобы ты вымылся. Час назад Лефонт приказал своим солдатам нагреть ее.
 Он смотрел на нее непонимающим взглядом.
 – Как мило с его стороны! Я не замечал раньше, чтобы Лефонт так заботился обо мне.
 – Разденешься – полезай туда. – Бринн кивнула на неглубокий деревянный бочонок, который ей удалось выпросить в деревне. – Он, правда, попахивает вином, но больше мне ничего не удалось найти. Женщины приняли меня за сумасшедшую, когда я сказала, что буду мыться в нем.
 – Уж пусть лучше пахнет вином, чем рыбой, которой от меня несет весь день.
 Бринн потянула носом. С ним вместе вошел и рыбный дух.
 – Тебе пришлось нелегко, – сказала она и, открыв дверь, вышла.
 Вернувшись, Бринн застала Гейджа сидящим в бочонке. Он хмурился от нетерпения.
 – Давай скорее! – сказал он. – Я чертовски устал и боюсь, что вообще не выберусь из этого корыта, так я окоченел.
 – Ничего, на этот случай у нас есть топоры. – Она показала на двух солдат, внесших вслед за ней котлы с водой – из котлов валил густой пар.
 Окунувшись в горячую воду, Гейдж через четверть часа со вздохом облегчения привалился к стенке бочонка.
 – Согрелся? – Бринн намылила его широкую спину и окатила водой.
 – Да, а то я уже и верить перестал, что вообще согреюсь когда-нибудь. Господи, какой жуткий ветер!
 – Ты же привык к холоду. Ведь Норвегия не в теплых же краях?
 – Верно, но я давно уехал оттуда. В Византии тепло, а в Нормандии вполне сносно. Интересно, и зачем понадобилось Гевальду забираться так далеко на север в поисках своей земли обетованной?
 – В Гвинтале не так холодно. Я говорила тебе, что остров защищен высокими скалами. – Бринн поднялась с колен. – Чище мне тебя не вымыть в этом маленьком бочонке. Вставай, я вытру тебя.
 Недовольно ворча, Гейдж вылез из бочонка.
 – Еле-еле.
 – Что ты сказал? – спокойно спросила Бринн, растирая его полотном.
 – Еще чуть-чуть, и тебе пришлось бы звать Лефонта с топором.
 Она обернула его в большой сухой кусок полотна.
 – Хорошо еще, что вообще удалось найти хоть что-то. Не надо было вырастать таким огромным.
 – Это наследственное. Хардраада был выше двух метров ростом.
 Она покачала головой.
 – Поразительно! Посиди у огня. Сейчас солдаты унесут бочонок, а потом я накормлю тебя похлебкой.
 Гейдж устроился поближе к очагу и привалился к теплым камням.
 – Могу я узнать, с чего это ты так добра ко мне?
 – Я отдохнула и согрелась, а ты нет.
 – Раньше ты не очень-то думала о нас обоих.
 – Как нелегко быть с тобой! Вечно ты стремишься все дотошно выяснить. Даже заботу о себе воспринимаешь подозрительно. Как трудно тебе предлагать свою помощь! – Бринн открыла дверь, чтобы позвать солдат, и в комнату ворвался резкий ветер. – Не снимай полотна. – И она вышла.
 Бочонок солдаты унесли. Бринн вернулась встревоженная.
 – Малик сидит на пороге у домика Эдвины.
 – Знаю. Я подходил к нему, когда шел мимо, но он ответил, что так надо.
 – Какая глупость! На улице ледяной холод. Наверное, Эдвина права, я заставлю его пройти в дом.
 – Оставь их в покое. Малику не понравится, что ты вмешиваешься.
 «Похоже, он прав», – подумала Бринн. Малик обычно знал, что делает.
 – Давай ужинать, – поторопил ее Гейдж. Она наклонилась над огнем, к котлу с кипящей похлебкой.
 – Удалось достать лодки?
 – Всего четыре. – Гейдж взял у нее из рук деревянную ложку и миску. – И то совсем маленькие. На каждую едва поместится человек восемь, так что придется оставить здесь часть людей Лефонта и всех лошадей.
 – В Гвинтале тебе не понадобится армия.
 – Надеюсь! – Он доел похлебку, а потом сказал:
 – Но все в жизни меняется, и Гвинтал, может, уже не тот спокойный остров, каким ты знала его.
 – Там все по-прежнему, – поспешила уверить его Бринн. – Гвинтал никогда не изменится. Еще похлебки?
 – Нет! – Он поставил миску на пол. – Мне надо кое о чем рассказать тебе.
 У Бринн тревожно забилось сердце.
 – Что случилось?
 Он снял с себя полотно и встал.
 – Мне надо показать тебе кое-что. – Гейдж, не одеваясь, подошел к своей одежде, лежавшей на стуле, и достал кожаный кошелек. – Похоже, мы не первые чужестранцы в этой прибрежной деревне. Неделю назад здесь был некто молодой светловолосый и симпатичный.
 – Ричард?
 – Он не назвался. – Гейдж открыл кошелек. – Но он хотел попасть на остров к северу отсюда. Взял лодку и молодого мужчину в помощь, а заплатил вот этим.
 Взглянув на его ладонь, Бринн увидела свой небольшой рубин.
 – Твой? – спросил он.
 – Да. Делмас, как я и думала, отдал его Ричарду.
 – Ты права. – Он вложил рубин ей в руку. – Этот юноша, Уолтер, оставил камень отцу, чтобы тот сохранил рубин до его возвращения. Он будто предчувствовал, что, отправляясь в путь с Ричардом, не стоит брать с собой ничего ценного.
 От камня веяло холодом и враждебностью. Совершенно чужой камень. Она носила рубин с самого детства, но сейчас она не могла избавиться от странного ощущения, будто не имеет к нему никакого отношения: он не принадлежит ей после того, как послужил жаждой наживы Делмасу и хитрому коварству Ричарда.
 – Этот Уолтер наверняка повез Ричарда в Гвинтал, но он не сумеет пристать к берегу.
 – Если Ричарду все же удастся попасть на остров, то нам, возможно, придется столкнуться с неприятной неожиданностью, когда мы окажемся там.
 – Он не сумеет найти дорогу! – уверенно повторила она и, подойдя к своей кожаной сумке в углу, положила туда рубин. Вряд ли она сможет надеть его снова на шею. – Гвинтал находится в безопасном месте от него.
 И все же, как она ни старалась успокоить Гейджа, возможное появление Ричарда смутило ее. Он шел не вслед за ними, а опередил их и явно готовился к неожиданной встрече.
 Взяв в охапку шерстяные одеяла, сваленные в углу, Бринн поднесла их к камину.
 – Это наши собственные. Я вытрясла их сегодня днем. На кровати одеяла грязноватые, боюсь, в них могут оказаться насекомые. – Она расстелила их у огня. – Мы отправляемся завтра?
 – Да, рано на рассвете.
 – Тогда спать. – Она сняла платье и легла. – Ну, что стоишь? Ты ведь устал.
 – Ладно. – Гейдж лег и отвернулся от нее. – Спокойной ночи.
 Бринн не понимала, что происходит. Он отказался от нее, не может быть. Она устроилась поудобнее, стараясь не дотрагиваться до него.
 – Спокойной ночи.
 В комнате сгустилось молчание, и только хруст потрескивавших поленьев нарушал тишину.
 – Почему? – тихо спросил он.
 Она сама едва не задала ему тот же вопрос, когда он повернулся к ней спиной.
 – Почему ты так ласкова со мной сегодня? – снова спросил он.
 – А почему ты был так добр ко мне в Кайте?
 – Так, значит, в благодарность?
 – И да, и нет. Тебе было тяжело, и мне захотелось помочь. – Она помолчала, а потом неуверенно спросила:
 – Почему ты не обнимешь меня? Слишком устал?
 – Я никогда не видел тебя такой, как в Кайте, тебе было так плохо, и я подумал, что тебе необходимо время, чтобы оправиться.
 Снова доброта.
 – Когда ты обнимаешь меня… мне приятно. Я чувствую себя очень одинокой и немного испуганной. Если тебя не очень затруднит…
 Его руки обвились вокруг нее. Тяжелые, теплые, оберегающие.
 – Не затруднит, – хрипло проговорил он.
 – Спасибо. – Она крепко прижалась к Гейджу. Волосы на его груди попахивали мылом и травами, которые она добавила в воду. – Я не хочу мешать тебе.
 – Напрасные старания. Ты всегда волнуешь меня. – Его руки крепко обняли ее. – Спи. Тебе надо отдохнуть. Завтра нам предстоит неприятное путешествие по этому холодному морю.
 – Да… – Она обняла его. Ей хотелось поговорить с ним, но она понимала, что должна лежать спокойно, не мешая ему заснуть. Гейдж вынес весь этот ужасный холод и ветер ради нее. – Нам обоим надо выспаться.
 Сквозь сон она слышала могучие удары волн о скалистый берег и мрачное завывание ветра. Разбушевавшаяся стихия только усиливала удовольствие от тепла, исходившего от жаркого очага, и от защищенности, которую она испытывала, тесно прижавшись к Гейджу.
  *** 
 Малик изо всех сил удерживал на плечах накидку. Порывы ветра поднимали ее, пытаясь вырвать из рук.
 – Этот сумасшедший бросил себя на порог, словно мешок с ячменем! – с отчаянием проговорила Эдвина, выглянув в окно. – Алиса, позови его в дом.
 – Сама и скажи. Решайте все сами, – зевнула в ответ Алиса, направляясь к своему лежаку у задней стены комнаты. – Я ложусь спать. Мне и ребенку надо отдохнуть.
 Алиса оставалась последней надеждой Эдвины, не желавшей ввязываться в безумную выходку Малика. И Бринн, и Алиса отступили, оставив решение за ней. Раз так, она ничего не скажет ему, решила Эдвина. Прогнать Малика с порога ей не удастся. Для него имели большое значение символы, и позволь она ему переступить порог своего дома… Он придаст ее предложению далеко идущий глубокий смысл, а она больше не хотела знать ни одного мужчину.
 Он может просидеть у порога всю ночь. Она не хотела впускать в свою жизнь другого человека, пока не избавится от первого. Теперь она впервые почувствовала свободу, радовалась новому ощущению, какого прежде не знала. Зачем ей шут, ничего всерьез не воспринимающий?
 Ветер завыл с новой силой, Малик весь съежился. Ему уже стало совсем не под силу справляться в одиночку с резкими порывами. Он прятал голову в плечи, вжимал ее в шею.
 Днем Эдвина на несколько минут выходила из дома и с огромной радостью вернулась обратно. С тех пор ветер усилился и наверняка резко похолодало.
 Малик говорил, что у него на родине нет таких холодных, резких ветров.
 Вот и пускай отправляется к себе в Византию, ему не место среди чужестранцев. Кроме Гейджа Дюмонта, здесь у него никого нет, Эдвина чувствовала это. Зачем он пришел в страну, где на него смотрят как на дикого варвара, пока не узнают поближе. Она и сама была уверена, что сарацины – невежественный народ. Однако она никогда не признавалась Малику, что его острый ум и глубокие познания поразили ее. Рядом с ним она чувствовала себя полной невеждой. После замужества Эдвина почти все время болела и не покидала свою комнату. В отчаянии она попросила священника обучить ее хоть чему-нибудь из того, что должна знать женщина. К ее величайшему удивлению, Малик опроверг многое из того, чему ее учили, и терпеливо занимался с ней при любой возможности.
 Гром.
 «Неужели пошел дождь? Нет, просто волна с силой двинула о берег», – с облегчением подумала она. Какая разница! Пускай из-за своего упрямства коченеет до костей, только тогда она, может, и пригласит его в дом.
 И в самом деле разразился ливень. Крупные капли дождя стучали о порог, били в дрожащее тело Малика. Мокрая накидка облепила плечи.
 – Матерь Божья! – Она быстро приоткрыла дверь. – Заходи!
 Малик вскочил на ноги.
 – Я думал, что не дождусь, пока ты меня позовешь, – радостно улыбнулся он. – Я уж было думал, что мне придется у твоего порога врасти в землю. Правда, я плохо представляю себе, как что-то здесь может пустить корни при такой неблагодатной погоде. Должно быть…
 – Успокойся! – Схватив его за руку, Эдвина потянула его в дом – он позволил себя увести – и захлопнула дверь. – Не шуми, Алиса пытается заснуть! – Она подвела его к огню. – Я ни за что бы не уступила, не пойди такой ливень.
 Он согласно кивнул.
 – Ко мне с небес сошла благодать. Господь всегда хранит меня в правом деле. – Малик протянул руки к огню и довольно выдохнул:
 – … И посылает тебе.
 Она хмуро посмотрела на него.
 – Ты ел?
 – Да, я знал, что должен подкрепить свои силы перед сражением. – Он сел у огня и вытянул ноги. Все его движения отличались грацией и изяществом. До чего же был он гибок и хорош! Эдвина отвела взгляд. – Пусть так и будет.
 – Я не собираюсь бороться с тобой. Когда согреешься – уходи.
 – Мне придется здесь долго оставаться. Я промерз. Из-за тебя я просидел целую вечность на этом ужасном ветру.
 – Я тут ни при чем.
 – Я ведь страдал на пороге ради тебя.
 – Из-за моего случайного слова «неженка»? Я просто пошутила, мне и в голову не могло такое прийти, что ты решишься на подобное безумие.
 – Это не безумие. – Малик, не отрываясь, смотрел на огонь. – Я не очень-то уважаю воинов Вильгельма из-за их кровожадности, но признаю их рыцарский обычай сражаться на турнирах во славу своих дам и посвящать им свои подвиги.
 – При чем тут это?
 – Я сражался с ветром и холодом и посвящаю битву тебе. – Он повернулся и посмотрел ей в глаза. – Ты окажешь мне свою милость?
 Эдвина почувствовала волнение. Он был так прекрасен в отблесках огня! Нет, он был великолепен…
 – Я все еще замужем.
 – Дамы при дворе Вильгельма не считают это препятствием, – решительно тряхнул он головой. – Но я понимаю, как для тебя это важно. Не беспокойся, я терпелив и думаю, скоро все решится!
 Она не могла оторвать от него глаз. Благородство и нежность. Юмор и страсть. Все это скрывается за внешностью небожителя, которой она так боялась.
 – Позволь мне прислониться к стене, Эдвина.
 – Глупости! – сдавленным голосом сказала она. – Я не награда, за которую стоит бороться. Отдай свои льстивые речи и красивое личико женщине, которая…
 – Так вот в чем дело! – перебил он ее. – Тебе противно смотреть на меня?
 – Да нет же.
 – Если мое лицо не нравится тебе, то с этим надо что-то делать. – Малик нагнулся к огню, осторожно взял полусгоревшую ветку и зажег ее от пламени. – Тебе ненавистно видеть эту красоту. Что ж, мы это исправим. Обгорелая щека, или ожог над бровью…
 – Что ты делаешь?
 Эдвина с ужасом смотрела, как он подносит горящую ветку к щеке.
 – Сражаюсь с шелухой. – Он улыбнулся, едва пламя коснулось его бородатого лица. – Трудно…
 – Сумасшедший! – Она вырвала ветку из его рук. – Дурак! Ты и вправду сделал бы это?
 – С огромным отвращением. Я терпеть не могу боль. – Он поднял брови. – Мне было бы легче, если бы ты сама это сделала.
 – Я? Ты хочешь, чтобы я прижгла тебе лицо?
 – Конечно. Раз мое лицо оскорбляет твой взгляд, то нам надо избавиться от этого недостатка.
 Он и вправду сделал бы это. Именно потому, что он просидел четыре часа на ледяном холоде.
 – Ты ненормальный! Ты… – Слезы хлынули у нее из глаз. – Неужели тебе не жаль… Обещай мне, что не будешь…
 – Успокойся… Значит, оно тебе не так уж противно?
 – Обещай мне.
 Его пальцы дотронулись до ее щеки, проведя по мокрой от слез дорожке.
 – Если пообещаешь видеть за лицом человека, если оно не будет тебе заслонять мою персону… – Он шутливо склонил голову. – Тогда я позволю этой ветке сгореть.
 Она кивнула.
 Малик посерьезнел.
 – Ух, еще одно препятствие преодолено без потерь!
 О себе она не могла сказать то же самое. Эдвина себя не понимала. Почему ей вдруг стало горько до слез, старая боль дает о себе знать и не пускает в душу уверенность в себе? Она не чувствовала себя по-женски всесильной. Напротив, была растеряна. Ей пришлось отступить, защищаться. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и постаралась заговорить уверенно, с иронией:
 – Не совсем без потерь. Ты обжег бороду.
 – Завтра я ее вообще соскоблю, – нахмурился он, – но к добру это не приведет.
 – Почему?
 Его глаза хитро загорелись.
 – Без бороды я подобен несравненному Адонису. Мужчины готовы расправиться со мной из зависти, а дамы все хотят стать Афродитами, дабы любить меня. Солнце скрывается в облаках из-за сияния моего…
 – Слышать не могу! – Эдвина невольно улыбнулась.
 – Хорошо, что ты повеселела.
 – Мне очень не понравилось быть женой. Я хочу жить свободно. – Эдвина говорила серьезно.
 – Ты ничего не видела хорошего с этим… Уж я постараюсь доказать тебе, что быть женой – счастье. – Он наклонился и взял ее руку. – Я дам тебе радость, Эдвина.
 Она едва не поверила ему. От его прикосновения обжигающие волны странного, незнакомого доселе чувства прокатились по телу, наполнив ее смущением. Она отняла руку.
 – Алиса рассказывала мне, что среди солдат ходят легенды о твоем умении приносить радость женщинам. Я не стану одной из многих.
 – Ты не будешь одной из… – Он осторожно подбирал слова. – Не стоит отрицать, что я был с этими женщинами. Мне хотелось найти свой идеал. Они приносили мне радость. Я люблю женщин. Я считаю, что у них прекрасное тело, они сильнее нас, несчастных мужчин, и ближе к божественному совершенству. – Эдвина собралась ответить, но он жестом остановил ее. – Но когда я увидел тебя, то понял, что ты та женщина, которую я так долго искал. Ты мой идеал. И мы непременно будем вместе. – Он снова протянул к ней руку. – Ты разобьешь мне сердце, если не окажешь милость, Эдвина.
 Она не могла прикоснуться к нему. Если она даст ему свою руку, то проиграет все, чего добилась за эту ночь. Она не должна отказываться от своей свободы.
 Но она осторожно коснулась его руки.
 – Это ничего не значит, – прошептала она. – Не хочу лгать тебе. Я ничего не обещаю. Он сжал ей руку.
 – Мне ничего не надо больше. Просто посидим у огня, держась за руки, и станем радоваться, что мы вместе. Ты сольешься со мной, а я – с тобой. Ты увидишь, как это приятно.
 Близость. Сладкая истома. На душе птицы поют. Слияние без соединения тел.
 – Чувствуешь? – спросил Малик.
 – Можно спросить? – как во сне сказала она.
 – Все что угодно.
 – Ты и вправду вдвое краше без бороды?
 – Нет. Я соврал! – Он помолчал. – Вчетверо. Поэтому я и отрастил бороду. Я не вынес бы такой отчаянной ревности между…
 Эдвина рассмеялась.
 – Ты, наверное, так же уродлив, как и грешен. Не сомневаюсь, что твоя борода скрывает безвольный подбородок и бахвальство…
 Она замолчала. Как многому научил он ее за эту ночь! Юмор, и слезы, и эта упоительная близость, когда просто рука в руке – такого она никогда не чувствовала.
 Эдвина закрыла глаза и с отчаянием произнесла:
 – Я не даю никаких обещаний!
 Но она не смогла заставить себя отнять у него свою руку.




 12


 Гейдж!
 Бринн в испуге открыла глаза, сердце колотилось в горле.
 Кровь. Гейдж. Смерть.
 Нет!
 Окончательно проснувшись, она облегченно вздохнула. Сон. Всего лишь сон.
 Гейдж лежал рядом, лицом к огню, его дыхание было глубоким и ровным, а руки по-прежнему крепко обнимали ее. Не шевелясь, она вглядывалась в его лицо, такое ей дорогое.
 Гейдж, шатаясь, идет вперед, рукоятка кинжала торчит у него в спине, он падает…
 Только сон. Он не всегда сбывается. Только некоторые из ее снов стали явью. Она засыпала с тревожными мыслями о Ричарде, и наверняка из-за ее страхов ей приснился такой кошмар.
 А что, если он окажется вещим? Неужели Гейджу не избежать столь ужасной смерти?
 Боль в ее груди стала нестерпимой.
 Словно услышав ее муки, Гейдж открыл глаза.
 – Бринн?
 Дрожащей рукой она дотронулась до его лица. Твердое, теплое, живое.
 – Что случилось? – спросил Гейдж.
 Она не хотела рассказывать, ведь ей просто приснился сон. И потом, он вообще не верит в них. Забудь об этом! Спрячь подальше.
 – Прости, что разбудила тебя. – Ее пальцы слегка дотронулись до его губ. – Сон, и больше ничего.
 – Скорее ночной кошмар, ты вся дрожишь.
 – Да. – Она прижалась плотнее к его теплому, крепкому телу. – Но уже все прошло.
 – Правда?
 – Почти. – Бринн зарылась лицом в его плечо. – Но он не вернется.
 – Потому что тебе так хочется! – усмехнулся он.
 Она же сильная, она сумеет защитить его. Не надо ей бояться. С судьбой можно бороться. Каждый раз, сражаясь с недугами, ей удавалось одерживать верх над драконами, и кому как не ей знать, что многие из больных без ее вмешательства отправились бы в мир иной? Даже если сны предсказывают будущее, кто осмелится обвинить ее в неумении отвести злой рок?
 – Верно. Потому что мне так хочется. А если она проиграет? Что, если сейчас они последний раз вместе?
 Оба молчали, только дрова потрескивали в печи.
 – Если ты хочешь, если надо… Я не отвергну тебя, – едва слышно сказала она.
 – Надо? – напрягся он. Она не ответила.
 – Неужели желание? – спросил он. – Интересно, почему после стольких дней отказа я удостоился столь дорогого подарка? А как быть с твоей виной? Или я уже не такой жуткий убийца? Неужели ангелы спустились с небес возвестить тебе о моей невиновности?
 – Нет! – резко возразила она. – Зачем тебе знать? Ты хочешь этого, так возьми.
 – Почему? – настойчиво продолжал допытываться он. – Как быть с твоей собственной виной? Получается, ты не считаешь себя больше Батшебе?
 – Считаю и не перестану винить себя. Вечно. – Бринн судорожно вздохнула. – Зачем ты споришь со мной? Ты сам говорил, что мне надо смириться с тем, что произошло. Я сделала так, как ты сказал, и давай на этом закончим.
 – Да, но почему ты смирилась? – Он взял ее за подбородок. – Почему именно сейчас?
 Слезы застилали ей глаза, и она едва могла различать его лицо.
 – Я поняла… что чувствую к тебе… привязанность.
 – Какую привязанность?
 Он не отстанет, осознала она, и бесполезно пытаться увести его от разговора.
 – Я поверила… что я… люблю тебя.
 Воздух с шумом вырвался из его груди.
 – Я давно понял это, и, слава Богу, к тебе тоже пришло прозрение! Ну и что же нам теперь делать?
 – Я уже сказала, что можешь делать ты.
 – С твоего разрешения излить мое семя в твое тело? Не слишком удачное решение.
 – Позапрошлой ночью ты так не думал.
 – То было раньше. Ты выйдешь за меня замуж?
 – Нет, я не могу.
 – Можешь и выйдешь! Ты же сказала, что принимаешь мой грех. Сделай следующий шаг.
 – Ты просишь о невозможном.
 – Не больше, чем даю взамен.
 – Тебе легче. У тебя нет… – Она замолчала, не решаясь продолжать.
 – Чести? Совести?
 Бринн несогласно покачала головой.
 – Честь у тебя есть, но мы слишком разные.
 – Так научи меня смотреть на мир твоими глазами! – Он невесело усмехнулся. – Конечно, мне трудно будет с тобой во многом согласиться. Но знаешь, Бринн, я все время стараюсь тебя понять, узнать получше.
 Он уже разобрался, кем была ее мать, поверил, что есть божественный дар, но никогда не сможет смотреть на мир ее глазами.
 – Я все сказала тебе и что смогла предложила. Берешь или нет?
 Он испытующе посмотрел на нее. – Нет!
 Она вздрогнула, как будто ее ударили. Он дал ей почувствовать боль, так бывает, когда получаешь отказ в ответ на страстное желание.
 – Удивлена? – Он перестал ее обнимать и повернулся спиной. – Спокойной ночи, Бринн!
 – Как быстро ты меняешь свои решения! – Она не верила своим ушам. – И сам не знаешь, чего хочешь. Он продолжал лежать спиной к ней.
 – Я всегда знаю, чего хочу, и не стану жертвовать целым караваном ради одного верблюда. Бринн нахмурилась.
 – Что такое верблюд?
 – Горбатое животное, на котором я езжу, торгуя, в пустыне.
 – Значит, я и есть этот верблюд?
 – Ты такая же упрямая и взваливаешь на себя ношу, которая не по силам и десятку верблюдов. Я не хочу стать одним из них. Ты, может, и простила меня, но не саму себя.
 – Мне это не обязательно, раз я буду тебе только отдаваться и не выйду за тебя замуж.
 – Но мне необходимо, чтобы ты себя не винила и пришла ко мне с чистым сердцем, – устало продолжал он. – Спи. На сей раз тебе наверняка приснятся более приятные сны.
 Сон.
 Страх снова накатился на нее. Ей захотелось дотронуться до Гейджа, прижаться к нему, чтобы страхи ее рассеялись. Она поняла, что его отказ делал его еще желаннее. Бринн очень хотела, чтобы сегодняшняя ночь стала для них временем наслаждений, чтобы он получил удовольствие, какое она только была способна дать ему. Она не могла бросить его в одиночестве.
 Кровь. Гейдж. Смерть.
 Этого не должно случиться.
 Боже, сделай так, чтобы сон оказался только ночным кошмаром!
  *** 
 – Ты уверена, что именно это и есть твой Гвинтал? – Эдвина повела головой. – Не вижу здесь ничего привлекательного. Мрачное, холодное место.
 Бринн с жадностью всматривалась в остроконечные белые рифы.
 – В глубине острова все по-другому. Как только мы выйдем в долину за скалами… Тогда посмотришь. – Она замолчала. Эдвина скептически улыбалась.
 – Надеюсь, мы тоже увидим. – Гейдж отчаянно сражался веслами с сильной волной. Он окинул взглядом остальные лодки. Они пытались следовать за ними. – Если только ты проведешь нас через эти рифы прежде, чем нас разобьет о них.
 Бринн оторвала взгляд от острова.
 – Греби к северу, вокруг выступа. Там есть бухта…
 – Я ее не вижу! – Гейдж напрасно вглядывался в скалы.
 – Вон за той высокой черной скалой.
 – Она похожа на риф.
 – За ней бухта. Сворачивай на восток, а потом обогни самый конец выступа.
 Все вокруг казалось до боли знакомым. Даже рев диких волн звучал приветливо. Она вернулась домой.
 – Где деревня? – спросил Гейдж. Бринн показала рукой на тропинку, бежавшую прямо от берега до холма.
 – Вон за тем гребнем, но до замка еще несколько миль.
 – Там есть замок?
 – Думаешь, Гевальд жил в жалкой лачуге? Поселившись здесь, он построил великолепный замок. – Лодка коснулась берега, и Бринн, не дожидаясь помощи Гейджа, прыгнула на скалистую отмель. – Тебе понравится, я уверена. Прекрасный каменный замок. Гевальд не боялся нашествия врагов, только хотел, чтобы его дом простоял долгие годы наперекор всем ветрам.
 – Так и случилось?
 – Конечно! – нахмурилась она. – Впрочем, время и то, что все забросили его, сделали свое дело. Теперь там печальное место. Он уже был таким, когда я видела его в последний раз.
 – Печальное? – переспросила Эдвина.
 Плечи Бринн тяжело опустились. Ей не хотелось вспоминать о грустном и невеселом. Она дома, она в Гвинтале! Зачем же омрачать радость печалью?
 – Возможно, просто остался детский восторг. – Бринн начала подниматься по каменистой тропе, на которую указывала. – Пошли в деревню. Я хочу, чтобы ты увидел…
 – Вернись! – окликнул ее Гейдж. – Ни к чему торопиться. Подождем других.
 Бринн спустилась к берегу.
 Он боится встречи с ее островом, поняла она, замедлив шаг. Что ж, понятно, Гвинтал для него незнакомое место.
 Но она была дома.
 Эдвина, подойдя к Бринн, осторожно взяла ее за руку.
 – Прости, я неуважительно отозвалась о твоем Гвинтале, Бринн! Я уверена, что там очень мило и красиво.
 Бринн понимала, что Эдвина говорит так от душевной щедрости, боясь ненароком задеть чувства Бринн.
 – Ничего страшного! Гвинтал пережил века, и никто не посмел вторгнуться в его пределы. – Она бросила взгляд на остальные лодки, причалившие к берегу. – Не мешало бы им поторопиться, мне не терпится поскорее добраться туда.
 – Ты знаешь кого-нибудь в деревне?
 – Разумеется. Правда, мы жили в Фалкааре, а не в самой деревне, но я знала… – Бринн замолчала. Кого же она знала? Ее радостные воспоминания о Гвинтале промчались по лесам, зеленым лугам, где мать учила ее различать травы, играм возле замка. Все остальное всплывало в памяти расплывчато. – Я знала отца Томаса, причетника.
 – Богатое общество! – мрачно заметил Гейдж. – Клад далеко от деревни?
 – Нет, в лесу за замком.
 – Тогда вперед, за ним! – Малик легко выпрыгнул из второй лодки. – Давайте поскорее уйдем с этого холодного берега.
 – Ты до сих пор не согрелся? – спросила Эдвина. – Может, зря отрезал бороду?
 – Ты не ошиблась, мне ее здорово не хватает, – широко улыбнулся ей Малик. – Она не только согревала лицо, но и скрывала мой маленький подбородок.
 – Ну что же, придется тебе отрастить новую.
 Бринн смотрела на них с удивлением. Подбородок Малика был словно вылеплен мастером, и ямочка посредине очень его украшала. Без бороды сарацин казался гораздо красивее. Когда он сел в лодку два дня назад, Бринн поразилась происшедшей с ним перемене, но поскольку они плыли не вместе, то она не знала, как же отреагировала Эдвина на него, безбородого.
 – Как решит Господь Бог! – запоздало отшутился Малик.
 Они с Эдвиной переглянулись, и Бринн неожиданно для себя почувствовала острую зависть. Тайная шутка влюбленных. Как она не заметила, когда это случилось, когда они сделали шаг навстречу друг другу! В словах Эдвины не слышалось прежней колкости, да и Малик держался свободнее.
 Причалила третья лодка, и Лефонт, перешагнув через борт, вынес Алису на берег, а потом приказал солдатам выгружать провизию.
 – На остров можно высадиться только здесь? – спросил Гейдж у Бринн.
 – Да. – Она повернулась, оторвав взгляд от капитана с Алисой на руках. – Теперь мы можем идти?
 – Сейчас, я только отдам распоряжения Лефонту, – сказал Гейдж. – Он останется здесь и будет охранять лодки, пока мы не вернемся.
 – В Гвинтале нет воров.
 – Откуда тебе известно? Ты, похоже, не очень-то знаешь здешних жителей.
 – Мама рассказывала.
 – Мать говорила правду, но со временем многое забывается. – Гейдж посмотрел ей прямо в глаза. – Оставим здесь охрану.
 Он говорил не только о ее матери. Он беспокоился, что ее собственные воспоминания не совпадут с реальной жизнью.
 – Лефонт только зря потеряет время, впрочем, делай так, как тебе нравится!
 – Так и сделаю.
 Он зашагал к Лефонту.
 – Напрасно, ей-богу! – пробормотала она, глядя ему вслед.
 – Может быть, – вступил в разговор Малик. – Впрочем, он мог подумать о другой опасности.
 – О Ричарде? Думаешь, он следит за нами?
 – Не исключено. Он мог спрятаться на побережье в Селкирке, дождаться нашего приезда, а потом отправиться вслед за нами.
 – Мы не обнаружили его по пути сюда.
 – Почти всю дорогу мы шли в тумане, а там легко затеряться.
 – А когда наступила ясная погода, он мог держаться на безопасном расстоянии, не выпуская из вида парус Лефонта, – со знанием дел добавила Эдвина.
 Эдвина не казалась напуганной, да и Бринн не боялась. В конце концов, Ричард – не сверхъестественное существо! Даже если он войдет за ними в бухту, то не сумеет одолеть их, ведь их больше.
 Гейдж.
 Кровь.
 Однако она не видела во сне Ричарда. Только Гейдж и кинжал…
 – Бринн! – раздался у нее за спиной голос Алисы. – Мне надо поговорить с тобой.
 Бринн вздрогнула. Она так глубоко задумалась, что совсем забыла о реальном мире, окружавшем ее.
 – Как ты? Как перенесла дорогу?
 – Все в порядке. Капитан Лефонт и другие солдаты очень хорошо обращались со мной.
 – Путь оказался не близким, но ты почувствуешь себя лучше, как только мы двинемся дальше. Я уверена, что тебе хватит сил и…
 – Я хочу остаться здесь, – перебила ее Алиса. – Я не пойду с тобой. Бринн удивилась:
 – Почему?
 Алиса густо покраснела.
 – Я устала от дороги. Ты скажешь лорду Гейджу?
 – Но ты ждешь ребенка. Я могу понадобиться тебе.
 – Я крепкая и здоровая женщина, как и мой ребенок, и до срока еще далеко. Я подожду вас здесь.
 – Ты не хочешь встретиться с жителями деревни? Если ты надумала остаться, то тебе надо подыскать жилье. Краска на щеках Алисы стала еще ярче.
 – Я не уверена, что останусь в Гвинтале.
 От удивления Бринн широко раскрыла глаза.
 – Но почему? Я думала, ты поселишься здесь со своим ребенком. Привыкнешь, и тебе понравится. В глубине острова гораздо лучше, и люди здесь добрее, чем в Редферне.
 – Я не давала согласия. Ты просто… Я знаю, ты хотела как лучше для меня, но я могу не… – Алиса замолчала в отчаянии. – Так ты скажешь лорду Гейджу?
 – Конечно! Если тебе и вправду так хочется остаться.
 – Да, да! – живо ответила Алиса. – Я здесь пригожусь, я здесь нужна. Буду готовить солдатам еду на костре.
 С этими словами Алиса бросилась обратно к берегу.
 – Вы только послушайте, что она говорит! – покачала головой Бринн. – Не стоит оставлять ее. Она замучается, ухаживая за всеми этими мужчинами.
 – Лефонт не даст ей переутомиться, – улыбнулась Эдвина. – Разве ты не заметила, как он нежно заботится о ней?
 – Лефонт? – Бринн показалось, что она ослышалась. – Нет, не заметила.
 – Тогда ты точно слепая! – рассмеялась Эдвина. – Он обращается с ней, как будто она сотворена из скорлупы. – Не скрывая улыбки, Эдвина смотрела, как Алиса торопливо подбежала к капитану. – А он для нее Бог с Олимпа.
 – Счастливчик! – пробормотал Малик. – Кое-кому достается все, а другим ничего.
 – Так она не остается в Гвинтале, потому что влюблена в капитана и хочет быть рядом с ним. Эдвина права. – «Какая же я слепая!» – подумала о себе Бринн. Вечно она занята только своими делами и не видит, что творится вокруг. Теперь она припоминала, как не раз замечала вместе Алису и Лефонта: они разговаривали, часто смеялись. – Но у нее же ребенок от другого мужчины! А если он оставит ее?
 – Думаю, он женится на ней, – мягко вступил в разговор Малик. – А если нет, то она примет все как есть. Ты ничем не сможешь помочь ее сердцу так, как лечишь ее тело, Бринн.
 – Но что за жизнь у жены солдата? Ей гораздо лучше остаться здесь.
 – Но она не станет от этого счастливее. Не все ценят покой так, как ты. Пускай идет к Лефонту.
 – Ты говоришь так, словно я удерживаю ее. Она вольна делать, что пожелает. Я только стремилась помочь ей устроить свою жизнь как можно лучше для нее. – Но в душе Бринн испытывала горькое чувство предательства и одиночества. Ей хотелось иметь в будущем здесь близкого человека, когда все остальные уедут. От берега шел Гейдж, он уже поговорил с Лефонтом. Бринн поспешила ему навстречу. – Я разговаривала с Алисой.
 Он испытующе посмотрел на нее.
 – Она сказала тебе о Лефонте? Еще одно открытие.
 – Так ты тоже знал?
 – Они подолгу оставались вместе, и Лефоит стал вести себя совсем по-другому. Обычно так бывает из-за женщины.
 Бринн с трудом выдавила улыбку.
 – Ну что же, значит, ты не удивишься, узнав, что Алиса хочет остаться с ним? С нами она не пойдет.
 – Он прекрасный солдат и добрый человек, Бринн!
 – Да, ты прав! – Бринн заговорила о другом:
 – Все солдаты останутся здесь?
 – Это я решу после встречи с жителями деревни. Многие из островитян живут в ней?
 – Да, но между побережьем и замком есть несколько ферм.
 – А люди там настроены дружелюбно к чужестранцам?
 Она старательно пыталась припомнить, но поняла, что ребенком она все время проводила с матерью. В деревню они наведывались только в редких случаях. Расплывчато промелькнула ночь, проведенная на ферме, по дороге в Фалкаар. Дружелюбно? Их всегда хорошо встречали и принимали, но она не помнила…
 – На нас не нападут, если ты это имел в виду?
 – Именно это. Не надеюсь на их объятия, но лишь бы не убили.
 – Я объясняла тебе, Гвинтал – мирное место. Недовольство порождается завистливой жадностью, а здесь люди всегда всем довольны.
 – Даже если увидят нас с вьючными лошадьми, везущими клад? – Он цинично улыбнулся. – Думаю, кто угодно почувствует недовольство своей участью! Она покачала головой.
 – На что им золото и драгоценности? Здесь они не имеют никакой ценности. В Гвинтале принята своя система обмена.
 – Они могут отправиться в страны, где золото в цене. – Гейдж уточнил:
 – Как, например, твой отец.
 – Мой отец был… не таким, как другие здешние мужчины. – Вопросы Гейджа лишали ее радости от возвращения домой, и она решила прекратить разговор. – Так ты идешь или по-прежнему будешь здесь?
 Не дожидаясь ответа, Бринн пошла вверх по тропинке. Оглянувшись, увидела идущих вслед Гейджа, а рядом с ним Малика и Эдвину.
 Они поднялись на холм. Тут она остановилась и глянула вниз. Гвинтал.
 Густые зеленые леса, безлюдные и прекрасные. Голубые озера. Богатые, плодородные вспаханные земли. Таким она помнила Гвинтал, таким видела его в своих снах.
 Обернувшись, Бринн нетерпеливо спросила:
 – Видите? Разве я не права? Смотрите, как прекрасно!
 – Здесь еще все в зелени, – прошептала Эдвина. – Листья только-только начинают опадать. Как странно!
 – Внутри острова – сплошная равнина, и, похоже, скалы защищают нас от непогоды. Помню, когда я была маленькой, снег выпадал не чаще раза в год. – Она показала вдаль рукой. – Смотрите, отсюда видны башни замка.
 Серые башни и зубчатые стены в туманной дымке манили ее.
 «Я вернулась домой, Гевальд. Я снова дома», – безмятежно подумала Бринн.
 – До замка долго идти? – спросил Малик.
 – Два дня пути. – Бринн показала на лес позади замка. – Вон там Фалкаарский лес.
 – Твои родные места?
 Бринн кивнула, не сводя глаз с леса.
 – У нас рядом с замком был небольшой домик, где мы жили со времен Гевальда. Интересно, сохранился ли он еще…
 – А почему бы и нет? – спросил Гейдж. – Климат здесь мягкий, сильных ветров нет, как нет и воров, так что дом должен оставаться таким же, каким был, когда вы в нем жили. Или ты сомневаешься?
 В ответ на его насмешливый тон Бринн гордо вздернула подбородок.
 – Нисколько! – И она стала спускаться с холма к деревне. – Я случайно оговорилась.
  *** 
 – В твоей деревне очень тихо. – Эдвина заглянула в окно магазинчика. – Я мельком видела всего нескольких жителей. Заметив нас, они разбежались по домам.
 – Они не привыкли к чужим. Сюда никто не приезжает. – «Но ведь я же не чужая, – подумала Бринн. – Я – одна из них». Однако молчаливое непризнание с их стороны почему-то укололо ее.
 – Значит, именно так вам всем нравится жить, – сказал Гейдж. – В безопасности, спокойствии. Никаких чужаков из другого мира.
 Бринн сжала губы.
 – Да, именно так нам всем нравится.
 – Моя деревня очень похожа на эту, – сказал Малик. – Но когда пришла засуха, нам пришлось уйти к другим, чтобы спасти себя.
 – Да, наступает время, когда приходится покидать отчий дом и идти навстречу жизни. – Гейдж искоса посмотрел на Бринн. – Иначе сделаешься ленивым, скучным или умрешь без движения.
 – Они не скучные и не ленивые, – ответила Бринн.
 – Тогда почему у бухты не выставлена охрана? Твой рай надо охранять от вторжения.
 – Повторяю, никто не найдет дорогу…
 – Мы же нашли.
 – Потому что я привела вас. – Бринн посмотрела на него. – Я же говорила. Ты не поймешь, не примешь. Нам не нужна охрана, чтобы…
 – Кто вы?
 Повернувшись, она увидела седого старика в рясе священника – он стоял на дороге за их спиной. Вздох облегчения вырвался из ее груди. Она узнала его.
 Бринн шагнула вперед.
 – Отец Том?
 Он не обратил на нее никакого внимания. Его впалые голубые глаза тревожно смотрели поверх нее на Гейджа.
 – Что вам здесь нужно?
 – Вы не помните меня? Я Бринн из Фалкаара.
 Священник перевел на нее взгляд.
 – Фалкаара?
 – Вы знали мою мать – Мейрл.
 Легкая тень узнавания пробежала по его лицу.
 – У нее был дар. Она лишила нас его, уехав отсюда. Она с тобой?
 – Нет, моя мать умерла. Я Бринн! – решительно продолжала она. – Вы помните меня? Мы заходили к вам каждый раз по дороге в деревню.
 Священник еще раз взглянул на Гейджа и осуждающе сказал:
 – Он чужой. Ты не должна была привозить его сюда. Нам не по душе, когда здесь чужие.
 – Он не останется здесь. Я покажу ему Фалкаар, а потом он уедет с острова.
 Отец Том покачал головой.
 – Ты не должна была привозить его сюда. Он не такой, как мы. – Его взгляд упал на Малика. – Да еще этот. Черный, как сатана.
 – Мы, конечно, не такие, как вы, но мы долго не будем здесь, – спокойно сказал Гейдж. – Что касается этого человека, то уверяю вас, его сатанинская сущность проявляется только в редких случаях, в остальное время он вполне безобиден.
 – Уведи их прочь! – пробормотал отец Том, отступая. – Другие. Недобрые. Они не такие, как мы…
 – Они не злые. – Бринн пошла за ним. – Другие – не значит плохие.
 Отец Том с неодобрением посмотрел на нее.
 – Именно значит.
 – Нет, они хорошие. Послушайте меня, я знаю этих… – Она говорила в пустоту. Отец Том уже шел вдоль улицы.
 – Кажется, нам нелегко будет раздобыть лошадей и вьючных животных, – пробормотал Малик. – Твой знакомый священник не очень-то приветлив, Бринн.
 – Он старый человек, и его разум, похоже, помутился, – смущенно оправдывалась она. – Я уверена, другие будут к нам более приветливы.
 – Если нам удастся вытащить их из домов или открыть их двери, – мрачно заметил Гейдж. Эдвина согласно кивнула.
 – Может, Бринн пойти к ним? Она здешняя.
 В этот миг Бринн чувствовала себя более чужой, чем любой из них. Если уж отец Том неприязненно встретил ее, не признав, то вряд ли найдется хотя бы еще кто-нибудь, кто вспомнит ее. Даже о ее матери он говорил сквозь зубы.
 Неужели и другие жители острова думают так же? Она пожала плечами и через силу улыбнулась.
 – Я здешняя, это правда. Подождите меня, я пойду…
 – Малик, отведи Бринн и Эдвину на край деревни. – Гейдж резко повернулся. – Я привык торговаться с недоверчивыми людьми.
 Бринн сразу почувствовала облегчение, но рискнула предложить свою помощь:
 – Я пойду с тобой, – Ни к чему. Жди меня! – Он нежно улыбнулся ей. – Одному мне будет справиться легче.
 Малик проследил взглядом за Гейджем до первого дома, пока он не постучал в дверь. Затем повернулся к женщинам:
 – Пошли, поступим, как решил Гейдж. Постараемся найти место, где можно разбить лагерь. А если он раздобудет нам лошадей, то совсем хорошо, но сомневаюсь, чтобы нас пустили на ночлег.
 Не о таком возвращении домой мечтала Бринн, Даже настороженные недружелюбные жители Селкирки согласились выделить им домики.
 – Не расстраивайся! – прошептала Эдвина, взяв Бринн за локоть. – Не так уж страшно, когда старый человек принимает нас за врагов. Ты говорила, что прежде не знала никого из деревни, кроме священника.
 Бринн резко кивнула и пошла вслед за Маликом. Эдвина, несомненно, права. Ей не следует расстраиваться или чувствовать неловкость из-за неприятной встречи. Как только они достигнут Фалкаара, все будет хорошо.
  *** 
 Гейджу удалось раздобыть только четверых старых лошадей и трех небольших ослов.
 Поздним вечером он привел животных в лагерь.
 Малик, едва взглянув на них, недовольно покачал головой.
 – Ты разочаровал меня. И этого человека у меня в стране называют Принцем обмена? Несчастные, они же падут, не прожив и дня!
 – Они не так уж плохи! – раздраженно ответил Гейдж. – Нам вовсе ни к чему боевые кони, способные покрывать большие расстояния.
 – Верно, но нам нужны лошади, у которых хотя бы ноги не заплетались.
 – Тогда иди и торгуйся сам. – Гейдж сел у костра и вытянул к огню руки. – Но не надейся, что управишься до утра или сторгуешься на что-нибудь получше.
 – Неужели такие неприветливые?
 – Ты был более приветлив со мной, всадив при первой нашей встрече мне в руку свой меч. – Гейдж поежился. – Хотя, как мне кажется, они не представляют угрозы. Сомневаюсь, чтобы во всей деревне нашлось хотя бы одно боевое оружие. Они уставились на меня, как на волка, жаждущего их съесть.
 – Естественно, – торопливо вступила в разговор Бринн. – У тебя грозный вид.
 – Что правда, то правда. – Гейдж поморщился. – И я выглядел бы более грозным, пробудь с ними подольше. Меня так и подмывало постричь им шерсть, когда они украдкой проходили мимо меня.
 – Они не овцы.
 – Недалеко ушли от них. – Он взял котелок из рук Малика, налил себе похлебки и принялся есть. – И не такие тихони, когда пытались перебороть меня при торговле.
 – Поставлю-ка я этих несчастных созданий туда, где трава пожирнее. – Малик взял животных за поводья. – Как знать, может, это их последний ужин! Ты поможешь мне, Эдвина?
 – Ты даже этих кротких созданий не способен вывести на пастбище без посторонней помощи? – Вопреки своим насмешливым словам Эдвина резво вскочила и пошла за ним.
 – Здешние жители не овцы, – повторила Бринн. – Они лишь привыкли жить в мире и согласии, их так научили.
 – Гевальд Великий?
 – Почему ты такой жестокий? – Она закусила нижнюю губу. – Ты говоришь так, словно ненавидишь их. Перед тем как ответить ей, он закончил есть.
 – Возможно. Наверное, мне хочется, чтобы в них вообще не было ничего хорошего, тогда бы они ничего не значили для тебя. – Он поставил котелок на землю и стал смотреть на огонь. – Некоторые жители деревни, с которыми я разговаривал, вспомнили твою мать… и тебя.
 – Ты спрашивал о ней?
 – Разумеется, я расспросил их о ней. – Его голос слегка дрожал, но он постарался придать ему твердость. – Я заметил, как старый священник обидел тебя своим безучастием.
 – Я не обиделась.
 – Черта с два!
 – Я просто не понимаю, почему он мог решить, что она обманула их. Она их любила. Может, так думает только отец Том, а другие наверняка не отвергают ее.
 Гейдж продолжал смотреть на огонь.
 – Неужели они так думают? – прошептала она.
 – Нет, конечно, нет! Так считает только этот выживший из ума старик.
 Он заведомо говорил не правду. Гейдж, который никогда не лгал, сейчас придумывал небылицы в надежде облегчить ее страдание.
 – Так несправедливо! Пока она не уехала, она охотно делилась с ними своим даром.
 – Похоже, слишком охотно. Может, они привыкли к ее дару, и он стал их частью? Тебе надо бы сделать выводы из ее безоглядной доброты. – Он спросил о другом:
 – Где в Фалкаарском лесу лежит клад?
 – С южной стороны острова, в скалах, пещера. Там спрятаны сокровища.
 – Если они еще там. – Он помолчал. – А твоя мать когда-нибудь рассказывала о кладе твоему отцу?
 Он считает, что ее отец мог вернуться и украсть золото, поняла Бринн.
 – Нет.
 – Почему ты так уверена?
 – Насколько мне помнится, она не доверяла ему.
 – Но ведь она его любила, раз решилась оставить Гвинтал вслед за ним.
 – Я не говорила, что она была к нему равнодушна. Просто не доверяла. Она боялась, что он приведет чужестранцев за сокровищами и разрушит тихую жизнь Гвинтала.
 – Как поступила ты!
 – Это совсем другое. Вы уедете и оставите нас в покое. Ты никогда бы не причинил вред Гвинталу.
 – Откуда тебе известно?
 – Просто не смог бы, и все. У тебя есть честь.
 – Боже праведный, неужели мне послышалось, что ты веришь мне?
 Она посмотрела на огонь.
 – Я… верю… тебе.
 Гейдж пробормотал какое-то ругательство.
 – Наконец-то! Вырвать у тебя признание – все равно что пройти по зыбучим пескам и остаться туда не втянутым. – Он помолчал. – Ты доверяешь мне полностью или с оговорками?
 Он ждал от нее таких важных для него слов о том, что она поверила в его невиновность в смерти Делмаса. Она не могла пойти на это.
 – Думаю, ты не причинил бы вред тому, что мне дорого.
 – Значит, с оговорками. Ну что ж, это лучше, чем ничего. – Он посмотрел в темноту. – До замка Гевальда день пути?
 – Да.
 – И еще день до пещеры?
 Она кивнула.
 – Значит, не пройдет и недели, как мы отправимся обратно в путь с сокровищами.
 И он уплывет из ее жизни. При этой мысли сердце пронзила боль с нестерпимой силой.
 – Но знай, ты не отделаешься от меня так просто. – Ярко-голубые глаза Гейджа смотрели изучающе в ее лицо. – Мы договоримся гораздо раньше, чем это случится.
 Удивительно, как он читает ее думы! Просто страшновато. С каждым днем он ей все ближе и дороже. Как же она останется без него? Как же будет жить дальше?
 – Я хотела поговорить с тобой о кладе, – отогнала она пугавшие ее мысли. – Мне бы хотелось отдать часть сокровищ Эдвине и Алисе. Золото поможет им стать более независимыми.
 – Оно им может не понадобиться. У них верные мужчины.
 Эдвина и Алиса нашли любящих их защитников. Она снова почувствовала боль одиночества.
 – И все-таки я хотела бы отдать часть им. Клад огромный, и вряд ли ты ощутишь, что в нем не будет хватать малой частички.
 – А для Бринн ничего? Она покачала головой.
 – Богатства мне никогда не хотелось. Мне оно не понадобится. Обещаешь?
 – Пожалуйста, если тебе так хочется. Но для женщины оно порой оказывается опаснее безопасности.
 – Потому что мужчины охотятся за такими женщинами и отбирают у них все. – Бринн видела это в знатных семьях Англии. – Тогда дай мне слово охранять Эдвину и Алису от тех, кто решится отобрать у них золото.
 – Да, с этой задачей придется повозиться.
 – Так ты сделаешь, что я прошу?
 – Ладно, – криво улыбнулся он. – Но должен сказать, что мне очень странно слышать, как женщина, жаждущая только покоя, так настойчиво толкает меня ввязаться в битву.
 – Ты сам рвешься на войну. Так что если уж тебе не избежать сражения, то пусть оно будет хотя бы за правое дело.
 – Именно за дело, о котором ты так печешься! – усмехнулся он.
 – Именно. – Бринн легла на настил и закрыла глаза. – Ложись спать. Нам надо очень рано отправиться в путь, если мы хотим засветло добраться до замка.
 Он лег рядом под шерстяное одеяло и обнял ее.
 – Бедняжка Бринн, у тебя выдался нелегкий день!
 Было просто ужасно. Она вернулась в ожидании… Она сама не знала, на что надеялась, но наверняка не на холодный прием. Священник ясно дал ей понять, что она здесь чужая.
 – В Фалкааре все будет по-другому.
 – Надеюсь. Мне горько, когда тебя обижают. – Он коснулся губами ее брови. – И я сержусь, что здесь нет драконов, с которыми можно было бы сразиться, а одни лишь овцы.
 – Они не… – Бринн не договорила. Ей не хотелось спорить с ним. Через несколько дней он уедет, и она не почувствует больше его рук, обнимающих ее. Она теснее прижалась к нему, положив голову в ямку у плеча. – У меня рухнули большие надежды. Пройдет время, прежде чем я снова привыкну к Гвинталу.
 Он ничего не ответил. Возможно, Гейдж понимал, что сегодня они, может быть, в последний раз вместе. Кто знает, вдруг он примирился с мыслью, что она в конце концов останется здесь…
  *** 
 Гейдж!
 Кинжал!
 Кровь стекает по траве на опавшие листья под деревьями.
 Бринн резко вскочила, ее трясло от ужаса, сердце готово было выпрыгнуть из груди.
 – Опять кошмарный сон? – в полудреме, не открывая глаз, спросил Гейдж. – Ложись спать! – Он притянул ее к себе и крепко обнял.
 Ей казалось, что Эдвина и Малик могли услышать удары сердца по другую сторону костра.
 – Я скоро засну.
 Бринн постаралась расслабиться. Ей не хотелось окончательно разбудить Гейджа, он бы начал задавать вопросы.
 Тот же сон.
 Нет, не совсем. До этого она видела только Гейджа и кинжал. На этот раз ей приснилось место. Деревья. Трава. Листва на земле.
 Кровь на листьях.
 Она вздрогнула. Руки Гейджа крепче сжали ее.
 Она снова расслабилась. Ночной кошмар. Нельзя допускать, чтобы он стал правдой.
 Всего лишь второй раз она видела сон о смерти.
 Кайт. Языки пламени.
 Вокруг них трава и деревья. Это может случиться здесь, сегодня ночью. Она испугалась.
 Нет, во сне она видела день. У нее еще есть время. Она может предотвратить беду.
 Она не допустит, чтобы сон стал явью. Она должна охранять и оберегать его от всех зол. Она не отдаст его драконам.
 – Все в порядке? – пробормотал Гейдж, словно ему передалось ее волнение.
 – Тихо, тихо, все хорошо! – Она нежно обняла его, словно мать ребенка. – Обещаю тебе, все будет хорошо.




 13


 – Можно поинтересоваться, почему ты смотришь на меня так, будто я собираюсь отрубить тебе голову и подать ее Малику на ужин? – нетерпеливо спросил Гейдж Бринн.
 – Прошу тебя, не надо! – запротестовал Малик. – Меня называли язычником, но никогда не считали людоедом.
 Не обращая внимания на его слова, Гейдж вглядывался в лицо Бринн.
 – Ну, так как же?
 – Не понимаю, о чем ты? – поспешно спросила она. – Тебе, наверное, показалось.
 – Нет, я все отлично вижу. Едва ты проснулась сегодня утром, как не сводишь…
 – Смотрите! – Бринн с облегчением указала на башни, неожиданно представшие перед их глазами. – Вот он, замок! Разве он не прекрасен?!
 Эдвина была в восторге.
 – Действительно, великолепный! Я еще не видела таких замечательных замков.
 Бринн повернулась к Гейджу.
 – У тебя в Нормандии есть что-нибудь подобное?
 – Никогда не встречал такого внушительного, – признал Гейдж. – По сравнению с ним мой Бельрив просто коротышка, даже у Вильгельма замок меньше.
 – Гевальду был нужен просторный замок. Он провозгласил себя здесь королем, а своих капитанов и лейтенантов сделал рыцарями. – Пришпорив лошадь, Бринн поскакала. – Скорее за мной! Посмотрим на великолепный ров с водой. Он похож на… – Она замолчала, поймав себя на своем неожиданном порыве, всегда игравшем с ней злую шутку. Ускакав вперед, она выпустила из вида Гейджа, а этого делать нельзя. Развернув лошадь, Бринн подождала, пока они нагонят ее. – Что вы тащитесь? Разве вы не хотите быстрее добраться до замка?
 – Почему ты остановилась? – подозрительно опросил Гейдж.
 – А что? Раньше я часто бывала здесь. Я выросла, играя в главном зале и в других комнатах. Когда Селбар стал моим другом, мы все время бегали по двору. Вот ты никогда не видел такого великолепия. – Она повернулась к Эдвине. – Сегодня переночуем под крышей.
 – Может быть. – Гейдж явно сомневался. – Твой замок почти разрушился.
 – Нет, – возразила она. – Он по-прежнему прочен, как и всегда. Правда, его давно не приводили в порядок.
 – Что здесь произошло? Почему в нем никто не живет?
 – Они все разъехались. – Бринн поднялась на мост и направилась через ворота. В ее воображении замок был великолепен, пока она не посмотрела на него их глазами. Во дворе камни поросли травой, а вторая лестница, ведущая к главному входу, разрушилась. Даже не сами развалины, а мертвая тишина вызвала у нее неприятное волнение. – Я же говорила тебе, это печальное место.
 – Думаю, нам лучше уехать отсюда и устроиться на ночевку в лесу, – сказал Гейдж. – Как знать, кого мы можем встретить в этих залах?!
 Кровь, стекающая по прожилкам зеленой листвы на землю.
 – Нет! – Бринн резво спрыгнула с лошади. – Я хочу провести ночь в замке. Здесь нет никакой опасности. Ничего такого, что может поджидать их в лесу. Она повернулась к Эдвине.
 – Во дворе есть крытый колодец, и камины хорошо работали в то время, когда я уехала отсюда. Мы можем даже устроить баню.
 – Баню? – с недоверчивой тоской пробормотала Эдвина.
 – Вряд ли нам что-нибудь может угрожать в замке, – поддержал Малик Бринн. – А несколько крыс и тараканов мы с доблестью победим.
 Гейдж поднял глаза на темные окна в башнях.
 – Ну, если только тараканов… – еле слышно произнес он. – У меня странное чувство, будто… – Он пожал плечами. – Глупости. Мы останемся здесь, если ты так решила, – повернулся он к Бринн.
 – Мне так хочется! – твердо сказала она.
 – Прекрасно! – Малик спрыгнул с коня и снял Эдвину с лошади. – Пошли, найдем этот колодец и убедимся, что вода в нем чистая.
 Проводив их взглядом, Бринн повернулась к Гейджу.
 Он стоял, подняв голову, словно прислушивался к чему-то, и, когда они пошли к замку, с его лица не сходило настороженно-любопытное выражение.
 – Они здесь, верно? – мягко спросила она. Он посмотрел на нее.
 – О ком ты?
 – Гевальд, его жена и все его храбрые рыцари. Я всегда чувствовала их присутствие.
 – Ерунда!
 Она покачала головой.
 – Порой дух живет вопреки всему. Вот почему это печальное место. Нехорошо, когда ложишься в землю, а не возносишься к небесам, – улыбнулась она. – Мне казалось, ты сможешь услышать их.
 – Почему?
 – Потому что ты воин, как и Гевальд. Вот ты вышагиваешь по этим залам в своих доспехах… – Она явно видела его, его черные волосы, на которые алый отсвет бросали вогнутые сводчатые окна, мимо которых он проходил, направляясь в зал, чтобы встретиться с Гевальдом и другими рыцарями. Ей даже почудилось бряцание его оружия… – Не надо опасаться. Думаю, ты почувствуешь это там, в замке.
 – А я считаю, ты все-таки немного сумасшедшая, Бринн из Фалкаара. – В его словах не слышалась насмешка, он говорил с нежностью. Отвернувшись, он принялся собирать поводья у лошадей. – Ступай в замок и посмотри, найдется ли для нас место, где можно переночевать в безопасности от неведомых существ. Я отведу животных в лес на выпас, туда, где трава погуще.
 Лес!
 – Я пойду с тобой! – Она быстро схватила за повод ослов, пошла вслед за ним. – Тебе может понадобиться помощь.
 – Я сам справлюсь.
 Но Бринн уже толкала неуклюжих осликов за ворота.
 – Не сомневаюсь, но тебе будет нелегко уследить за всеми сразу.
 Она с облегчением поняла, что он не возражает, и только хитро улыбается ей.
 – Может, твои духи помогут мне?
 – У них своих проблем хватает, чтобы еще думать о нас.
 – Какие эгоисты! – Гейдж вел под уздцы четырех лошадей через мост по дороге в лес. – А я-то считал, твой Гевальд – красавец мужчина и он предложит… На кого ты смотришь?
 Бринн пробежалась глазами по кустарнику, растущему вокруг.
 – Вот и трава для выпаса. Чего нам еще нужно?
 Его лицо стало настороженным.
 – И я о том же.
 Уклонившись от его взгляда, она провела ослов к поляне с сочной травой и привязала к дереву.
 – Тут им будет хорошо. Чего ты копаешься? Я хочу вернуться и посмотреть, понравилась ли Малику вода из колодца.
 Он повернулся к ней спиной и принялся расседлывать лошадей.
 – Здесь есть волки?
 – Что?
 – Животные здесь будут в безопасности? Ты говорила, в лесу водятся волки.
 – Они живут гораздо дальше к северу, там я и нашла Селбара. – Ей стало тепло и печально, когда она подумала о волке. Скоро она встретится с ним, возможно, даже завтра. – Волки не забредают далеко, если на их территории достаточно добычи. Я ни разу не встречала у замка даже их следов.
 – Думаешь, твой волк все еще жив?
 Она ни на миг не сомневалась в этом.
 – Разумеется, он был совсем молодым, когда я нашла его. Теперь он в самом расцвете.
 – Не представляю, чтобы волки доживали до старости. – Гейдж уже привязал лошадей к деревьям. – Ты говорила, что недолго знала его до отъезда из Гвинтала. Если он вернулся в свою стаю, то, вполне вероятно, забыл тебя.
 – Я его помню.
 – Он всего лишь зверь, Бринн.
 – Знаю. – Но для нее он был больше, чем просто зверь. Она вылечила его, и он стал ее другом и товарищем в играх, защитой от одиночества, от жизни в замкнутом круге. – Он не забыл меня. Он сам придет ко мне.
 – А за ним вся стая?
 – Я не желаю говорить о Селбаре. Все будет в порядке.
 Он повернулся к ней.
 – Я не хочу, чтобы ты снова пострадала.
 – Он не нападет на меня.
 – Но он может и не помнить тебя вообще, как и тот священник из деревни. Приготовься к этому.
 – Ты не понимаешь. Селбар не такой. Он на самом деле заботился обо мне.
 – Надеюсь, ты права.
 Ей нельзя ошибиться в Селбаре, ведь во многом он воплощал для нее Гвинтал – дикий и прекрасный, частью которого она была. Она не переживет потери волка. Повернувшись, Бринн направилась к замку.
 – Посмотришь.
 Ступая вслед за ней, он мрачно заметил:
 – Наверняка увижу. Я не собираюсь отпускать тебя на встречу с твоим волком без себя.
  *** 
 Вода в колодце оказалась чистой, но они вначале привели все в порядок, прежде чем нагреть воду для мытья.
 Уже наступила глубокая ночь, когда они в зале, у камина, сели ужинать, приготовив дичь, пойманную Маликом днем.
 – Замок действительно великолепный, – сказала Эдвина. – Интересно, почему никто из жителей деревни не захотел поселиться здесь? – Доев один кусок, она взялась за другой. – Здесь так просторно. Ты сказала, из семьи Гевальда никого не осталось?
 Бринн покачала головой.
 – У его жены не было детей.
 – Как жаль! – с горечью заметила Эдвина. – Он, должно быть, очень расстраивался по этому поводу.
 Бринн поняла, что она как бы переносила поведение ее собственного мужа на Гевальда.
 – Да, ему хотелось иметь наследника всего этого, но говорили, что он никогда не укорял свою жену. Он любил ее всем сердцем.
 – Так не бывает! – усмехнулась Эдвина недоверчиво. – Мужчины всегда винят женщин в своих грехах. Думаю, и твой благородный Гевальд был не лучше.
 – Я не согласен, – вступил в разговор Малик. – Далеко не всегда для мужчины плод любимой женщины дороже ее самой.
 Эдвина встретилась с ним взглядом.
 – Так легко решает тот, кого это не касается. Ты совсем по-другому заговоришь, когда другие мужчины будут хвалиться своими красивыми, здоровыми сыновьями, а тебе и сказать будет нечего. Без детей мужчине нельзя, как и женщине.
 Бринн и Гейдж понимали, что Эдвина с Маликом говорили не о несчастной супруге Гевальда. Боль исходила от Эдвины. Даже если вскоре и придет время, когда Ричарда уже не будет между ними, то все равно неспособность Эдвины родить ребенка могла стать непреодолимым препятствием для Малика.
 – Легко сказать. – Голос Эдвины стал тусклым. – Я устала. – Не взглянув в сторону Малика, она поднялась. – Мне пора спать. – Жестом она остановила Малика, вскочившего, чтобы последовать за ней. – Нет, нет, оставайся здесь!
 Малик не обратил внимания на ее протест.
 – Я должен защитить тебя от нападения тараканов.
 – Я сама справлюсь! – Эдвина направилась через весь зал к своему настилу.
 – Не сомневаюсь. – Малик пошел вслед за ней. – Прости за уловку, моя гордость не позволила признаться, что я смертельно боюсь тараканов! И надеюсь, ты не откажешь в любезности защитить меня от них.
 – Лгунишка! – Эдвина легла и завернулась в одеяло. – Ты не боишься ничего на этом свете.
 – Не правда. – Он тоже лег на настил, устроенный неподалеку от нее. – Хочешь знать, чего я боюсь большего всего на свете?
 Она быстро закрыла глаза.
 – Нет! – прошептала она. – Не хочу.
 – Я все равно расскажу тебе. – Малик потянулся. – Но пока я позволю тебе справиться с моим маленьким страхом. Тебе дать мой меч для сражения с тараканами? Боюсь, моя рука будет дрожать.
 – Глупый! – коротко бросила она.
 – Так не хочешь?
 – Нет.
 Эдвина повернулась к нему спиной.
  *** 
 Бринн наблюдала за ними через весь зал. Настилы они расположили в нескольких футах друг от друга, но у нее окрепло странное чувство, что Малик и Эдвина находились в одном невидимом коконе, окутавшем их.
 – Наелась? – спросил Гейдж.
 – Да. – Бринн вытерла губы, облизала пальцы. – Я сыта. А ты? Тогда я хочу кое-что показать тебе.
 Брови его сошлись на переносице, выражая крайнее удивление. Он нехотя поднялся из-за стола.
 – Надеюсь, не кого-нибудь из своих духов. У меня совсем нет желания сталкиваться с ними сегодня ночью. Бринн встала и молча пошла к двери из зала.
 – Не могу обещать, что ты не почувствуешь их присутствия, но я имела в виду совсем другое. – Она вынула из кольца один из факелов и направилась в темный холл. – Этот зал… Я частенько приходила сюда ребенком. – Она осветила каменные ступени и, поднявшись по ним, прошла вдоль длинного темного зала. – Это мое любимое место в замке. Мне надо, чтобы ты увидел его.
 Ей хотелось именно здесь видеть его рядом с собой. Ее просто захватило желание делить с ним каждую минуту, поведать обо всем, не забыв мелочей, убедиться, что он прикоснулся к тому, что ей дорого.
 Она должна постараться не думать о кошмарном сне. С ним ничего не случится. Она уверена; что никакое зло…
 – Пришли! – Она шагнула в открытую, окованную латунью дверь. – Думаю, это был зал заседаний.
 Он последовал за ней.
 – С чего ты взяла?
 – Взгляни вокруг. – Бринн подняла факел к выцветшим гобеленам, все еще висевшим на стенах. Военные сражения, рыцарские турниры, картина, изображавшая рыцаря на коленях перед бородатым королем. – Ничего из придворной жизни – ни трубадуров, ни сбора урожая. Это зал воина.
 – Тогда странно, что тебе он так нравится. – Гейдж взял у нее факел и прошелся по залу, освещая гобелены. – Почему?
 – Потому что здесь их былая слава, все, что они сделали ради мира, все, чем они гордились. Разве ты не видишь их сейчас вокруг стола, не слышишь, как они говорят, смеются…
 – А ты?
 – Я вижу! – Она подошла к нему. – Я вижу и слышу все.
 – Значит, и я тоже, – пробормотал Гейдж, внимательно рассматривая изображенного на гобелене Гевальда, посвящающего в рыцари молодого, одетого в доспехи воина. – Потрясающе. Они как живые.
 – Я знала, ты все поймешь. – Она дотронулась до его руки. – В этом зале все по-другому. Здесь нет и следа печали.
 – Почему ты считаешь, что все остальные залы погрузились в скорбь? Что здесь произошло?
 – Они все оставили Гевальда, – просто ответила она. – Он больше не захотел войн и вложил свой меч в ножны, однако другие воины не были к этому готовы. Был построен замок, им не с кем стало воевать, и они заскучали здесь, в Гвинтале. Они любили сражения, их жизнь состояла из битв. Один за другим они уезжали отсюда, в замке остались только Гевальд и Бентар. После их смерти последние слуги переселились в деревню.
 – Кроме потомков Бентара.
 Бринн согласно кивнула.
 – Они не захотели покидать замок и построили небольшой домик неподалеку отсюда. Завтра я покажу тебе его. – Она взяла факел у него из руки и, пройдя через весь зал к камину, разожгла огонь. Дерево занялось сразу, весело потрескивая, наполняя комнату жарким теплом. – Но это никогда не значило… что это особое место. Я хотела оказаться здесь вместе с тобой.
 – Понимаю. Зал чисто убран, и ты положила дрова в камин сегодня днем.
 Он все подмечал. Редко что ускользало от его внимательных глаз.
 – Я не все успела. – Бринн посмотрела на обломки старого дубового стола, стулья и перевела взгляд в дальний конец зала, куда она все сдвинула. – Мне надо было бы избавиться от всего этого много лет тому назад, но они – неотъемлемая часть этого зала заседаний. Его я чувствую кожей, когда прихожу сюда. – Она повернулась к нему. – Я боялась, ты не сможешь…
 Она замолчала: волнение сжало горло, стало трудно дышать.
 Пламя красноватым огнем высветило крупную фигуру Гейджа, и его тень легла на гобелен, совместившись с изображением Гевальда. На мгновение ей показалось, что Гевальд сошел со стены, настолько они напоминали один другого.
 – Что с тобой? – Гейдж подошел к ней. Тень следом проплыла по гобелену. Она улыбнулась.
 – Ничего. Игра теней.
 «Гейдж и Гевальд», – подумала она. Ну, конечно. Как же она не догадалась раньше!
 Остановившись рядом, Гейдж пристально посмотрел ей в лицо.
 – Что-то мне не очень нравится этот Гевальд.
 – Почему?
 – Потому что ты его слишком любишь.
 Его слова рассмешили ее.
 – Верно. У меня к нему особое, глубокое чувство, но со временем, думаю, ты все поймешь. Он очень был похож на тебя.
 Гейдж покачал головой.
 – Не думаю, чтобы мне пришла мысль построить крепость для мирной жизни. Скорее, я был бы в рядах рыцарей Гевальда, затосковал бы, а потом бежал бы отсюда. – Глянув через плечо на прекрасные, хотя и выцветшие гобелены, он поставил факел в кольцо у камина. – Готов поспорить, он сам заскучал! И если бы не его упрямство, то уверен, он бросил бы замок и уехал из Гвинтала.
 – Он не вернулся бы к войне. Он устал и потерял здоровье в сражениях.
 – Наверняка уехал бы! – Он пристально всмотрелся в лицо Гевальда на гобелене. – Но в жизни для мужчины есть приключения поинтереснее, чем рубить головы мечом.
 Бринн улыбнулась.
 – А вдруг он стал бы принцем торговцев?
 – Все может быть. – Он перевел взгляд на нее и улыбнулся в ответ. – Правда, для этого требуется умение и терпение, такими качествами вряд ли обладал Гевальд. Не так много на земле мужчин, которые сумели бы превзойти меня в умении торговать.
 Она усмехнулась.
 – Ты говоришь, как Малик.
 Он посерьезнел.
 – Нет, не так. У Малика гораздо больше терпения, чем у меня. – Присев на корточки возле нее, Гейдж ожидающе посмотрел ей в глаза. – Почему ты решила привести меня в этот зал, Бринн?
 Время пришло. Она не думала, что именно сейчас ею овладеют такая робость и неуверенность. Бринн облизала пересохшие губы, во рту стало сухо.
 – Это особое место. Он ждал.
 – Я хочу, чтобы ты знал… Я не могу сказать тебе, что не верю в то, что видела… – Наклонившись к нему, Бринн взяла его за руки, – Но даже если это действительно случилось… если ты убил Делмаса, Я хотела бы… – Она закрыла глаза. – Я принимаю это.
 Он напрягся.
 – Принимаешь что?
 – Принимаю чувство вины, даже если с ним мне придется прожить до конца моих дней. Я найду в себе силы для этого. – Она склонила голову к нему на грудь и прошептала:
 – Потому что не могу жить без тебя.
 – Слава Богу! – Прижав ее голову к себе, он качнулся. – Я уже перестал надеяться, что это случится.
 – Я не устану молить Господа простить тебе все вольные и невольные прегрешения. В том, что случилось, только моя вина. Ты не виновен в…
 – Помолчи! Я перестал быть невиновным с того дня, как впервые отправился в поход с Хардраадой. – Он губами потерся о ее затылок. – Но для тебя было бы гораздо легче, если бы ты мне поверила.
 – Я бы хотела, чтобы ты… Ты… – Она повернулась так, что ее губы коснулись голубой жилки на его шее. – Я хочу принадлежать тебе сегодня. Здесь. В этом месте. Пожалуйста, не отказывай мне!
 Он отстранил ее от себя, чтобы вглядеться в ее лицо.
 – Не знаю, буду ли я способен, – сказал он дрожащим голосом. Она встала.
 – Раздевайся!
 Она направилась в неосвещенную сторону зала и вернулась с шерстяными одеялами, приготовленными ею заранее. Расстелив их у огня, она сняла платье и положила его рядом.
 Бринн повернулась к Гейджу.
 Обнаженный, мощный, возбужденный. Когда он шел к ней, дрожь охватила ее.
 Ей казалось, что приближается неистовый ураган, способный подхватить, закружить, унести, погубить, но и подарить восторг и всепоглощающую радость, упоение, нежность. Она сделала один маленький шаг, затем другой ему навстречу.
 Гортанный, хриплый возглас восторга! Он поднял ее и вошел в нее с той же необузданной животной силой, как и в первый их день.
 Она вскрикнула от боли и сладострастия, когда они слились воедино.
 Его грудь поднималась и опускалась в такт тяжелому дыханию и яростным движениям в ней. Крепче, еще ближе к нему. Приподняв голову, он накрыл ее губы ртом.
 Сладкая истома. Дикое упоение. Только Гейдж мог дать сразу и то и другое.
 Она заметила в его глазах слезы.
 – Я… правда… я… люблю… О, проклятие!
 Он встал на колени хрипло, глубоко дыша.
 Раскинувшись, она лежала на шерстяных одеялах и не спускала с него глаз. Его иссиня-черные волосы спутались, в них мерцал огонь. Его ноздри раздувались в такт его движениям. Он глубоко и крепко вошел в нее.
 Она выгнулась ему навстречу, стараясь вобрать в себя всего его.
 – Гейдж…
 Безмолвные изображения на гобеленах у него за спиной нашептывали о своих мечтах, о былой славе. Огонь и пламя камина. Гевальд над ней, его тень поглотила ее, давая наслаждение. Нет, это Гейдж. Живой, трепетный, любящий. Он один. Такой же. Одно целое с ней.
 Навеки.
  *** 
 – Мне бы хотелось, чтобы ты произнес это, пожалуйста. – Бринн приподнялась, облокотившись на локоть. – Прямо сейчас.
 – Произнес что?
 – Все вместе. А не обрывки.
 Гейдж застенчиво улыбнулся.
 – Ну, ладно. Хотя мне это нелегко. – Он поцеловал ее розовый сосок. – У тебя потрясающие груди. Я обожаю их.
 – Я Бринн из Фалкаара.
 – Позволю себе не согласиться. Ты – это великолепное тело и прекрасные груди. – Его рука прошлась по завиткам волос на лобке. – И еще это место для неистощимых удовольствий. – Он положил ее на себя и крепко прижал, приподняв ее упругие ягодицы. – Как я люблю эту прелестную узкую норку! Как она сжимает моего богатыря в своих нежных объятиях!
 – Ты не войдешь туда, пока я не услышу от тебя другие слова.
 – Так ты хочешь услышать, что ты моя госпожа и моя супруга? Что я с уважением отношусь к тебе, ценю твой ум и сердце так же, как и твое тело? – Его голос звучал глухо у нее в волосах. – Это официальное предложение. Не знаю, заслуживаешь ли ты его после того, как заставила меня пройти такое испытание.
 – Заслуживаю. Он усмехнулся.
 – Раз так, ладно. – Он хрипло произнес:
 – Я… люблю тебя, Бринн из Фалкаара.
 Ее глаза заволокли слезы счастья.
 – Вот видишь, не так уж трудно.
 – Тяжелее, чем тебе кажется. – Он нежно положил ее на спину и посмотрел на нее сверху вниз. – А теперь я жду твоего слова. Когда мы поженимся?
 Она сжалась.
 – Поговорим об этом позже.
 – Нет, сейчас.
 – Я же не желала… – Она нетерпеливо бросила на него взгляд снизу вверх. – Пожалуйста, не порти нам эту ночь.
 Едва слышно он выругался.
 – Ты жить без меня не можешь, но не хочешь выйти за меня замуж? Что за глупость?
 Она не ответила.
 – Мне это не нравится! – Он четко выговаривал каждое слово. – Ты приводишь меня сюда. Ты пользуешься мной. Ты заставляешь меня…
 – Я просто хотела… Почему ты так настаиваешь на этом? Зачем тебе больше, чем ты получил?
 – Потому что я люблю порядок и ясность во всем: я хочу все поставить на свои места, не смешивая все в одну кучу. – Он замолчал, внимательно всматриваясь в ее лицо. – Весь сегодняшний день ты странно вела себя, следила за мной, подобно хищнику, готовому вцепиться в жертву, а потом уговорила меня лечь с тобой.
 – Уговоры тебе не повредили.
 – Верно. Мне хотелось верить, что все прекрасно, но оказалось, не все так хорошо?
 – Поговорим снова тогда, когда ты получишь сокровища. – Она решительно сжала губы. – Не хочу думать о…
 – Свадьбе? Детях? – Он помолчал. – Об отъезде из Гвинтала?
 Уехать из Гвинтала. Даже самой себе она не решалась сказать о такой возможности после того, как выйдет замуж за Гейджа. Она вообще не имела в виду свадьбу. Ей просто хотелось слиться с ним, отдаться ему, взять его. Она стремилась ухватить призрачный миг счастья, прежде чем…
 Дрожь снова пробежала по ее телу… Этот кошмарный сон…
 – Нет! – Она притянула его к себе и крепко прижалась к его телу. – Молчи! – с отчаянием пробормотала она. – Пожалуйста, ничего не говори. Не сейчас. Еще не время.
 Его ставшее было неприступным тело вдруг обмякло, и он прижал ее сильнее.
 – Прекрасно! Не сейчас. Думаю, я достаточно завоевал в эту ночь, – сказал Гейдж и мрачно добавил:
 – Но скоро ты скажешь. Клянусь Господом, скоро, очень скоро, Бринн!
  *** 
 Дом Бринн из Фалкаара время не пощадило. Дерево повалилось на соломенную крышу, проломив в ней огромную дыру. От сада ее матери, где росли травы, осталась только спутанная виноградная лоза да заросшая сорняками земля.
 – Здесь мы ночевать не останемся! – мрачно сказал Гейдж, стоя на пороге дома и глядя в зияющую на потолке дыру. – Далеко до пещеры с кладом?
 – Не очень. Возможно, несколько часов пути. Но я смогу найти ее только днем.
 Малик изучающе посмотрел на солнце.
 – До заката не более часа. Давайте разобьем лагерь и двинемся дальше завтра утром. – Он развернул лошадь. – Здесь есть поблизости вода, Бринн?
 – Ручей примерно в миле отсюда, в лесу. – Ночь в лесу. Ночь, таящая опасность. Повернувшись к дому, она поспешно сказала:
 – Почему бы нам не остаться здесь? Я очень устала, а вы? Мы тут быстро все приведем в порядок, как и в замке. По крайней мере, хоть какая-то крыша над головой.
 – Упавшее на твой дом дерево огромное, – поморщилась Эдвина. – И мне не хотелось бы на себе проверить, кто поселился в его ветвях. – Она пришпорила лошадь и вывела ее обратно на тропинку. – Я не боюсь тараканов! – крикнула она, обернувшись. – Но уверена, что слышала, как кто-то там шевелится.
 – Это ведь просто дом, Бринн, – сказал Гейдж. – Твоей матери здесь нет, и вспомни, она ведь решила уехать отсюда. Так что тебе не стоит оставаться сейчас в своем далеком прошлом.
 Ей не хотелось уходить отсюда: в этом доме ожили бы ее воспоминания о матери. Гейдж напрасно переживал, боясь, что она расстроится. Ей, конечно, было грустно видеть это разрушение. И в то же время сердце сжималось от щемящей радости. Их сад, где росли травы, где она провела не одно счастливое утро, работая в нем вместе с матерью. Здесь она не ощущала присутствия прежних обитателей, как в замке. Ее мать погибла насильственной смертью, но она выполнила свое предназначение в жизни. У нее был дар, и она беззаветно и щедро раздаривала его.
 – Ты прав, ее здесь больше нет, – вздохнула Бринн.
 Он взял ее за руку и повел к лошади. Волны уверенного спокойствия мягко прокатились по ее телу, когда он посадил ее в седло.
 – Я знаю, у тебя сегодня трудный день, но у ручья мы устроим привал. Ты сказала, он всего в миле отсюда?
 Ее молнией прострелила мысль о несчастье, которое она предчувствовала и хотела предотвратить. Ей показалось, что эта миля будет тянуться вечно.
 Уговорить Гейджа ночевать в доме ее родителей Бринн не удалось. Ей оставалось только ждать, следить и пытаться предотвратить нависшую над ним беду.
 – Езжай вперед. Я – следом. Он удивленно поднял брови.
 – Тропа достаточно широка, чтобы ехать рядом. Но если он окажется у нее за спиной, она не сможет уберечь его от гибели.
 – Я хочу ехать одна.
 Он пожал плечами и пришпорил коня.
 – Не отставай!
 Она и не собиралась тащиться вдалеке от него. Надо успеть предупредить нападение.
 – Я буду держаться очень близко.
  *** 
 Кто-то следит.
 Они проехали всего четверть мили по лесу, как Бринн почувствовала озноб. Ее глаза в панике обшаривали густой кустарник по сторонам тропы. Ничего. Никого.
 Но как ей узнать: а вдруг за ветками скрываются враги?
 Она крепче сжала поводья. Возможно, ей только показалось. А может, страх сыграл с ней шутку?
 Господи Боже, это не воображение! Кто-то за ними следил. В этом она была так же уверена, как и в присутствии Гейджа на тропе впереди нее.
 Ее ладони стали липкими от страха, холодный пот стекал струйками по спине. Почему Гейдж не чувствует опасности, как она? Куда девался его воинский инстинкт? Он, казалось, вообще ничего не боялся. Вот так обычно и случается. Отвлекся на мгновение, и кинжал торчит из…
 – Гейдж!
 Он беспокойно оглянулся.
 Как ей рассказать ему, верившему только своим глазам, о чудовищном сне, о своем-предчувствии опасности? Он ни за что ей не поверит и только посмеется над ее нелепыми страхами.
 – Пошла! – Она пришпорила лошадь, пустив ее в галоп, и поехала рядом с Гейджем. – Я устала ехать шагом, – сказала она, схватив его жеребца за круп.
 – Что за…
 Он бросил на нее испуганный взгляд. Его жеребец понесся вперед, храпя и вскидывая круп.
 Она помчалась на лошади следом, стараясь не отставать, пока они не нагнали Малика и Эдвину.
 – Бринн, что-нибудь… – начал Малик.
 Впереди на тропе виднелся поворот. Что, если Ричард именно там поджидает Гейджа?
 Пришпорив лошадь, она обогнала Гейджа.
 Никого.
 Но кто-то по-прежнему не спускал с них глаз. Замерев, когда они останавливались, и устремляясь вперед одновременно с ними.
 Пробирается украдкой. Ждет. Там.
 Остановив лошадь у ручья, Бринн соскочила с нее, тяжело дыша, словно везла на себе непосильную ношу.
 – Что там случилось? – спросил Гейдж, пытаясь осадить своего жеребца, прежде чем спешиться. – Ты едва не сбросила Малика и Эдвину с тропы.
 – Кобыла захотела пить. – Бринн отпустила лошадь к воде. – Мне хотелось поскорее добраться сюда.
 – Похоже на то, – мрачно заметил Малик, подъехав с Эдвиной к ручью. – Мы наверняка не выпили бы всю воду из ручья до твоего приезда.
 – Знаю. – Ощущение преследования ушло. Вечерело. Солнце уже скрылось за деревьями. Скоро упадет темнота, и они будут в безопасности. Если беде и суждено случиться, то днем. – Нам бы успеть разбить лагерь до темноты.
 – Пойду соберу дров. – Гейдж направился к кустарнику слева от тропы.
 – Нет! – Она рванулась за ним. – Я сама. Привяжи жеребца. Он еще не пришел в себя.
 – Как и я, – пробормотал Гейдж, глядя, как она уходит в лес. – И с каждой минутой мне все больше становится не по себе.
  *** 
 – Так расскажи мне, что же с тобой происходит? – спросил Гейдж, когда после ужина они расположились на ночлег.
 Она знала, что расспросов не избежать. Она приготовилась к его мрачному настроению, едва они доехали до ручья. Странно, что он не заговорил с ней во время ужина или когда она его только готовила.
 – Рассказать тебе о чем?
 – О том, что волнует тебя.
 – Со мной все в порядке.
 Гейдж шумно засопел.
 – Черта с два! Сейчас тебе получше, чем тогда на тропе, но ты еще напряжена, как копье.
 – Мне пришлось пережить… замок, дом…
 – Но что тебя так напугало?
 – Я не испугалась. – Она закрыла глаза. – Спокойной ночи!
 Она думала, он продолжит начатый разговор, но он только обнял ее.
 Темнота окутала их, а в темноте он в безопасности. Ей надо проснуться засветло, только дневной свет таит для него угрозу. Она верила в свой вещий сон.
 Вряд ли сегодня она вообще сможет заснуть.
 – Я с радостью покину эту проклятую землю! – резко сказал Гейдж. – Мне не по душе, что она творит с тобой.
 Виноват не остров, а дьявольское зло, которое привела сюда она, – Ричард и его алчность к богатству. Если Гейдж погибнет, то в ответе будет она.
 – Гвинтал не виноват.
 – Ну, разумеется, это такое прекрасное место!
 – Ну и не надо… Спокойной ночи!
 Он пробормотал что-то нечленораздельное и еще крепче сжал ее в своих объятиях.
 Не подходи, убийца, молила она невидимого преследователя! Оставь его невредимым. Пусть ночной кошмар останется только сном.
  *** 
 Он опять появился.
 Она в ужасе проснулась среди ночи, охваченная еще большим страхом, чем во время приснившегося кошмара.
 Потому что он пришел.
 Она чувствовала его взгляд из кустарника. Он следил за ними.
 Как давно он притаился здесь?
 Обливаясь холодным потом, она лежала не двигаясь. От невозможности что-то предпринять ее обуяла паника. Она должна броситься за ним в кустарник, опередить его.
 «А почему нет?» – в отчаянии подумала она. Почему бы ей не кинуться за ним? Это лучше, чем ждать его нападения. Она не может допустить убийства Гейджа.
 Он и – убит. При мысли об этом ей стало плохо. Она этого не вынесет.
 Не спеша, осторожно она сняла руку Гейджа со своего тела и села.
 Шорох. Что-то мелькнуло там, в темноте… Взгляд ее, выжидающе-настороженный, по-прежнему не отрывался от кустов.
 Тихонько встав, неслышно ступая, Бринн вышла из светлого круга, оставленного догорающим костром, и вошла в лес.
 Где он?
 Она закрыла глаза, вслушиваясь в тишину ночи и стараясь определить направление.
 Вдруг ее веки резко поднялись.
 Он идет!
 Она чувствовала его движение через редколесье… быстрый, смертельно опасный.
 Потом она увидела его глаза.
 Желтые, дикие, блестевшие в лунном свете.
 Желтые?
 – Селбар? – прошептала она.
 От облегчения у нее закружилась голова. Она бессильно прислонилась к ближайшему от нее дереву. Не Ричард. Сел-бар. Когда волк выступил из кустов, она сразу узнала его по длинному шраму, проходившему через все плечо и шею.
 Улыбнувшись, она шагнула вперед.
 – Ты пришел поприветствовать меня? – вполголоса ласково спросила она. – Подойди ко мне, мальчик мой, давай…
 – Не двигайся! – раздался у нее из-за спины голос Гейджа. – Стой, где стоишь, Бринн!
 Насторожившись от звука его голоса, Селбар тихо зарычал и выгнулся, приготовившись к прыжку.
 – Уйди! – сказала Бринн Гейджу, шагнув к волку. – Он мне ничего не сделает. Иди сюда, малыш, иди и…
 Что случилось с Селбаром? Он смотрел на нее, оскалившись.
 Гейдж загородил собой Бринн.
 – Не двигайся! – повторил он и поднял свой меч.
 – Убери меч. Не трогай его!
 Продолжая рычать, Селбар медлил. Мгновение – и он исчез так же тихо, как и пришел.
 Бринн опечалилась. Последняя надежда – Селбар – не узнал ее.
 – Тебе не следовало вмешиваться. Селбар не тронул бы меня.
 – Ради Бога, ты что, не видела, как он подкрался к тебе? Он вот-вот прыгнул бы и разорвал тебе горло.
 Она покачала головой.
 – Он не стал бы… – Бринн замолчала, вспомнив позу волка, нацелившегося на нее. «Селбар не признал меня!» – с отчаянием подумала она. Он мог бы вообще разорвать ее, как сказал Гейдж. – Он не вспомнил меня.
 – Ты вся дрожишь. Пошли к костру.
 Она покорно позволила ему провести себя через лес к лагерю и удрученно присела у огня, не в силах прийти в себя.
 – Не понимаю. Он угрожал мне, словно я его враг. Я была к нему привязана… Я любила его.
 – Я знаю. – Он нежно уложил ее на одеяло и накрыл другим, закутав поплотнее. – Он просто лесной зверь. Нельзя требовать от него такой же долгой памяти, как твоя.
 Он уже говорил это, припомнила она. Она даже спорила с ним.
 – Я думала, здесь все осталось по-прежнему. Я была уверена, что и он не изменился.
 Гейдж сел рядом и притянул ее к себе.
 – Откуда ты узнала, что он здесь?
 – Почувствовала. Он шел вслед за нами.
 – Тогда ты, должно быть, решила, что он может тебе угрожать, иначе ни за что не взяла бы мой нож.
 – Нож?
 Она посмотрела на него в панике, а затем перевела взгляд на свою руку.
 Ее рука сжимала костяную ручку ножа Гейджа.
 – Не помню, когда я взяла его, – прошептала она.
 – Ты разбудила меня, когда вынимала его из ножен. Не слишком надежное оружие для защиты от волка.
 Но смертельно опасное для человека. Резкий удар – и нож унесет человеческую жизнь. Разве она взяла его не для того, чтобы разделаться с Ричардом? И с какой яростью она бросилась в лес! Неужели она убила бы человека ради спасения Гейджа? «Господи, спаси и помилуй!» Она в ужасе поняла, что смогла бы.
 Нож выпал из ее рук, и она спрятала лицо на груди у Гейджа.
 – Все пройдет, Бринн, – прошептал он. – Все меняется. Может, он и узнал тебя, если шел за тобой следом. А может, я напугал его и в нем сработал инстинкт.
 Все меняется.
 Селбар мог разорвать ее.
 Она могла пойти против того, во что верила, ради спасения Гейджа.
 Она уже ничего не понимает. Так все перепуталось. Добро легко становится злом, а зло вдруг излучает свет и тепло, устало подумала она. Ей хотелось очутиться в мире, где все просто и ясно, где в лечении нуждались только болезни, а души оставались преданными и неизменно постоянными. Гвинтал казался ей таким местом на земле. Она ошибалась.




 14


 – Так это и есть та пещера? – Гейдж внимательно всматривался в зияющую глубину грота. – Ты не говорила мне, что за сокровищами придется нырять.
 – Бентар не хотел, чтобы кто-нибудь добрался до них. Иначе любой мог прийти сюда сотню раз. – Бринн соскочила с лошади и привязала ее у дерева вблизи пещеры. – Плыть тебе не придется. Там, в пещере, стоит лодка, оставленная много веков назад.
 – Если канат не перетерся от времени, – сказал Малик, снимая Эдвину на землю с лошади. Бринн не подумала об этом.
 – Канат был очень надежным. Помню, мать поменяла его на новый как раз перед нашим отъездом из Гвинтала.
 – Тогда, может, нам повезет, и, не придется строить новую лодку. – Гейдж подошел к входу в грот. – Якорь на стороне причала?
 – Да, но пусти меня вперед. У причала есть выступ, однако пещера извилистая, как змея, а в первом проходе почти темно. – Войдя внутрь грота, Бринн прижалась спиной к стене. Тьма, ледяная сырость, всплески воды всего в нескольких дюймах от нее. Все до боли знакомо. Сколько раз она приходила сюда с матерью! – Осторожно, проход скользкий.
 – Здесь глубоко? – встревоженно спросила Эдвина.
 – Не очень. Футов десять, двенадцать.
 – Хватит, чтобы утонуть, – старалась быть спокойной Эдвина, продвигаясь вглубь по краю уступа. – Я не умею плавать.
 – Я стану охранять тебя, – сказал Малик.
 – Ты умеешь плавать?
 – Нет, но я посажу тебя на плечи, а сам пойду по дну этой пучины. Я даже спасу тебя, если начну тонуть. Что за благородная жертва! Разве кто-нибудь еще способен на такое?
 – Никто, никто не стал бы нести чепуху, мешая сохранять равновесие.
 – Прости! – покорно сказал Малик.
 – Причал как раз перед нами, за поворотом, – сказала Бринн. – Как только мы дойдем до него, станет светлее. Там, в верхней части пещеры, есть несколько дыр, и в них проникают солнечные лучи.
 – Прекрасно, – пробормотал Гейдж. – Не люблю неизвестности впереди.
 «В этом весь он», – подумала Бринн. Там, где из-за темноты она не чувствовала себя неуютно, принимая ее как данность, Гейдж старался изменить все на свой манер.
 Свернув за поворот, она неожиданно оказалась в ярком солнечном свете, отражавшемся от воды. Его лучи проникали сквозь узкую трещину в скале наверху грота.
 Лодка стояла на прежнем месте, крепко привязанная к железному столбу, вбитому в уступ пещеры, и мягко покачивалась на волнах. Бринн облегченно вздохнула и невольно пошла быстрее.
 – Осторожно, – предупредил Гейдж.
 – Сам будь осторожнее. Я знаю эту пещеру. – Она прыгнула в длинную лодку и прошла на ее другой конец. – Моя мать много раз приводила меня сюда. Бояться нечего.
 – Зачем она приходила сюда с тобой? Убедиться, что сокровища целы?
 – Нет, она хотела, чтобы я поиграла с ними.
 Морщинка раздумья прорезала лоб Эдвины.
 – Зачем?
 – Чтобы я не тянулась к ним из-за их ценности. Для меня они оставались игрушками, красивыми камешками, и, когда я совсем привыкла к ним, они уже ничего не значили для меня. Я стала знахаркой, и мать хотела убедиться, что ничто не в силах заслонить от меня истинное мое предназначение.
 – В ее поведении много мудрости, – сказал Малик, беря в руки весло. Опустив его в воду, он оттолкнул лодку от причала.
 – Верно, она была удивительно мудрой женщиной, но это не помешало ей полюбить человека, который оставил ее, бросив на растерзание жителей Кайта. Мудрость не уберегла ее от костра. Она спасла жизнь ребенку и на костре оставила свою. И вообще многое говорит о непредсказуемом, о том, что в жизни ничего не бывает до конца ясно. Часто и в себе блуждаешь.
 Бринн посмотрела на Гейджа, сидевшего на носу лодки. Он греб сильно, ровно. Ее собственное сердце оказалось не мудрее сердца ее матери. Этой ночью она чуть было не пошла на убийство ради этого человека, а сегодня отдает ему свое наследство.
 Тишина. Гейдж так плавно опускает весла в воду, что лодка бесшумно скользит по таинственному гроту. Блестящие лучи солнечного света, падая откуда-то сверху, выхватывают из тьмы зеленую воду и сидящих в лодке, запечатлевая яркими вспышками, а затем вновь их окутывает мрак. Она словно плывет по реке жизни или… пожалуй, вечности, как во сне проносится в голове Бринн.
 – Еще далеко, Бринн? – вернул ее на землю Гейдж. Очнувшись от своих дум, она огляделась.
 – Как раз за следующим поворотом. Там выступ пошире и есть площадка, где можно пристать к берегу.
 Лодка причалила к площадке. Наверное, и она, впервые попав сюда с матерью, так же нетерпеливо рвалась увидеть сокровища. Теперь эти игрушки для нее устарели.
 – В стене пещеры пролом, – показала она рукой. – Там и лежат сокровища.
 Бринн последней вошла в пещеру и услышала восторженный возглас Эдвины.
 Гейдж замер: десятки сундуков, доверху набитых жемчугом, драгоценными камнями и золотом.
 – Господи! – как в бреду бормотал он. – Надо было мне выторговать побольше вьючных лошадей.
 – Ты можешь все вывезти за несколько раз.
 – Как красиво… – Эдвина нагнулась и потрогала золотой слиток.
 У Бринн полегчало на душе: Эдвина не была алчной. Точно такая же реакция, как и у Бринн, когда она ребенком впервые увидела всю эту роскошь. Эдвина вышла замуж еще девочкой, не успев окрепнуть и повзрослеть. Ей не пришлось играть в детские игры.
 Бринн села в угол возле сундука.
 – Эдвина, мне нравится вот это. – Она вытащила длинную золотую цепь с квадратными прозрачными красными камнями. – Я всегда играла с этим ожерельем, когда мать приводила меня сюда.
 Эдвина присела рядом с ней.
 – Это рубины?
 Бринн надела ожерелье на Эдвину.
 – Да. Они очень крупные. Рубин дает защиту от злых духов, он укрепляет сердце, возвращает утраченные силы, гонит тоску, награждает женщину плодородием. Это твой камень. Это ожерелье тебе к лицу.
 Эдвина только покачала головой. У нее разбежались глаза. Столько красоты! Подойдя к сундуку, она вытянула другую цепочку – с аметистами и жемчугом.
 – Эта должна пойти тебе. – Она надела цепочку на шею Бринн и поправила на груди. – Впрочем, нет. Жемчуг слишком бледен для тебя… Я слышала, он приносит слезы и утрату иллюзий. Правда, он вместе с кровавым аметистом. Им хорошо друг с другом?
 Бринн посмотрела на радостное лицо Эдвины.
 – Да, они могут ужиться. Аметист гонит дурные мысли, делает бодрым и разумным…
 Но Эдвина уже не слушала Бринн. Встав на колени перед сундуком, она вытащила колье.
 – Изумруды! – Она радостно поднесла его к лицу. – Зеленые. Я всегда думаю о тебе, глядя на деревья и траву.
 – Я тоже, – вступил в разговор Гейдж. Бринн бросила на него быстрый взгляд, ожидая недовольного, нетерпеливого выражения. Он снисходительно покачал головой. – Игрушки.
 Малик подошел к небольшому сундуку, стоявшему ближе всего к выходу.
 – Этот первым?
 Гейдж посмотрел в его сторону.
 – Какая разница?
 – Вам нужна наша помощь? – спросила Бринн.
 – Сами мы быстрее управимся. – Гейдж был спокоен и сдержан. – В лодке будет больше места. А вы пока поиграйте тут.
 Бринн ту же повернулась к сундуку и достала корону.
 – Это, Эдвина, диадема с великолепными синими, чистой воды сапфирами, в глубине каждого горит шестиконечная звездочка и пересекают ее три линии, главные силы жизни – вера, надежда, любовь. Я воображала себя королевой фей и считала, что диадема – дар неба.
 – Откуда ты все знаешь о камнях?
 – От матери.
 – Мы можем ехать, – сказал, вернувшись, Гейдж. – Если вы сумеете оторваться от своих игр.
 – Но вы не взяли и четвертой части всего, – поднялась с колен Бринн. – Вам больше не нужно?
 Гейдж улыбнулся.
 – Ты же прекрасно знаешь, что я хочу забрать все. Такова моя натура: все или ничего.
 – Тогда почему не забираешь?
 – На животных больше не погрузить. – Он помог Эдвине встать. – А потом, как ты и говорила, уже взятого хватит, чтобы купить целое королевство, если оно мне понадобится. Даже я останусь доволен. Пока… – добавил он. – Вскоре мы можем снова вернуться сюда.
 – Разумеется.
 Бринн сняла с головы диадему и аккуратно положила ее обратно в сундук.
 – Не хочешь ее взять? – спросил Гейдж. Бринн покачала головой.
 – Зачем? Мне и этого хватит.
 Он так хитро улыбался, что Бринн не выдержала:
 – А ты о чем подумал?
 – Твоя мать отлично справилась со своей задачей. – Он повернулся к Эдвине. – Хочешь взять что-нибудь, кроме ожерелья из рубинов?
 – Больше ничего. Это подарок Бринн. – Эдвина пошла к лодке. – Но я не откажусь от той доли, которую она предлагает мне. Я не дурочка, чтобы надеяться, что смогу прожить безбедно одна-одинешенька в этом мире.
 – А Бринн считает, что ей не нужен никто и ничто, – пробормотал Гейдж, помогая женщинам забраться в лодку. – Как приятно услышать хоть одно здравомыслящее рассуждение!
 Бринн хотелось возразить ему, поклявшись, что не может без него и что она только и живет в реальном мире с тех пор, как вступила на землю Гвинтала. Ее терзали постоянные сомнения: быть ли ей с Гейджем, или расстаться с ним? Смерть Делмаса стояла между ними. От боли у нее разрывалось сердце, но теперь все кончено. Гейдж получил свой клад. А что осталось у нее?
 Конечно, у нее есть Гвинтал. О нем она мечтала с той поры, как ребенком покинула родные места.
 Но останься она здесь, тогда ей придется расстаться с Гейджем. Он-то уж здесь не задержится. Опять же Делмас, пропоротый вилами. От всего она испытывала такую острую боль, что невольно сжалась, пытаясь ее унять. У нее еще есть время подумать об окончательном решении и жизненных отречениях.
 – Полагаю, Гейдж, ты понимаешь, что бедным старым животным не под силу дотащить поклажу к нашим лодкам, – сказал Малик, когда они вышли из пещеры на свет. – Даже если они пойдут медленно, то для них этот груз слишком тяжелый.
 – Тогда мы останемся в замке, а ты вернешься на берег и приведешь Лефонта и солдат в помощь. – Гейдж посадил Бринн в седло. – А еще приложишь все свое искусство убеждать, дабы милые деревенские жители дали нам хорошую крепкую повозку.
 Малик что-то недовольно буркнул себе под нос.
 – Я так не думаю. – Он бросил искоса взгляд на Эдвину. – В последнее время я утратил это искусство.
 – Я это заметила, – подтвердила Эдвина спокойно. – Но как знать, некоторые люди более восприимчивы к бахвальству и пустословию, чем кое-кто.
 Бринн почти не слышала их разговора. Она неотрывно смотрела на лес, через который им предстояло пройти, чтобы добраться до замка.
 – Мы очень медленно пойдем? – спросила она. – Сюда мы доехали за два дня.
 – Сейчас будем добираться три, – ответил Гейдж. – Если тронемся не мешкая, до рассвета.
 – Тогда в путь.
 Бринн пустила лошадь рысью. Три дня до замка, три дня до безопасности. Как только они доберутся до крепости Гевальда, все будет хорошо. После прихода Лефонта Гейдж будет под охраной солдат. И тогда ему не страшна никакая беда.
 Но только когда они доберутся до замка.
  *** 
 До замка оставался день пути, когда Бринн ощутила на себе чей-то взгляд.
 Она поила лошадь у узкого ручейка, как вдруг ей стало неспокойно. Здесь кто-то притаился и следил за ней.
 Но кто, в растерянности спросила она себя? Неужели за ней по пятам снова шел Селбар? Или еще более страшный смертельный враг?
 Она подняла голову, безнадежно пытаясь что-нибудь рассмотреть сквозь густую листву.
 – Бринн, пора ехать, – позвала ее Эдвина. Она потянулась – мышцы затекли и хотелось двигаться. – Я с удовольствием оказалась бы в замке. Эта медленная езда тяжелее быстрой скачки, тебе не кажется, Бринн?
 – Что? – Все ее мысли были сосредоточены на предчувствии опасности. Может, рядом Селбар? – Да, мне тоже очень не терпится. Я скорее хочу туда, – запоздало согласилась Бринн с Эдвиной. «Гейджа там защитят толстые стены замка!» – с отчаянием подумала она.
  *** 
 До замка предстояло всего несколько часов пути, когда они остановились напоить лошадей.
 – Может, поедем дальше? – предложила Бринн. – Осталось совсем немного.
 – Нельзя, если не хотим, чтобы пали ослы. – Гейдж снял тюки со спины одного. – Им надо отдохнуть и напиться воды.
 Но ведь он здесь, целый день неотступно следит за ними.
 Она подошла поближе к Гейджу. Нахмурившись, он что-то едва слышно говорил Малику.
 Малик пожал плечами, а потом согласно кивнул.
 Гейдж повернулся к Бринн и передал ей поводья своего жеребца.
 – Напоишь его? Я хочу проверить поклажу у того осла.
 Он широкими шагами направился к ослу, стоявшему в нескольких футах.
 Бринн посмотрела, как он поправляет тюки, и повела жеребца к ручью, где стояли Малик и Эдвина.
 Малик улыбнулся ей.
 – Почти приехали. Обещай мне, что позаботишься сегодня вечером об Эдвине, когда я уеду из замка. Хотя она и уверяет меня, что не боится тараканов, я ей не верю.
 – Ты отправляешься к Лефонту сегодня же? – переспросила Бринн. – А почему не днем?
 – Гейдж торопит. – Малик поднял брови. – Уж тебе-то прекрасно известно почему. – Отступив, он положил руку на седло жеребца. – Он хочет быть…
 Ей что-то послышалось в кустах? Оглянувшись, она встала на цыпочки, заглядывая через плечо Малика.
 Гейдж ушел!
 Бросив поводья, Бринн оттолкнула Малика в сторону.
 – Гейдж!
 – Успокойся! – Малик положил ей руку на плечо. – Он скоро вернется.
 – Куда он пошел?
 – За волком. Он заметил его в кустарнике два часа назад.
 Она с облегчением вздохнула. Лишь бы не Ричард.
 – Он действительно видел Селбара?
 – И ты тоже, верно? – кивнул Малик. – Гейдж заметил твое беспокойство. – Он поморщился. – Мы все обратили внимание, что ты сегодня чем-то очень расстроена. Нелегко вынести такое. Он попросил отвлечь тебя, пока сам не избавится от волка. Он не хотел, чтобы ты пошла за своим Селбаром ночью снова, когда мы все будем спать.
 – Что ты хочешь этим сказать? – испугалась она. – Что значит избавиться?
 – Он не станет убивать его, – быстро ответил Малик. – Он просто попугает его немного.
 А если Селбар нападет на Гейджа? Один из них погибнет.
 – Ему не следовало этого делать. Куда он пошел?
 Малик покачал головой.
 – Не скажу. Гейдж не хотел, чтобы кто-то вмешивался.
 – Он ничего не сделает волку, Бринн, – сказала Эдвина. – Доверься ему.
 – Но могу ли я довериться Селбару? – спросила Бринн.
 Оттолкнув Малика, она бросилась в кустарник за стоявшим ослом, куда исчез Гейдж. Ветки больно хлестали ее по рукам и по телу, когда она пробиралась сквозь густые заросли. Он не мог уйти далеко, она почти сразу спохватилась.
 Но Селбар мог выжидать…
 Боль!
 Она пошатнулась и едва не упала от прокатившейся по ней смертельной боли. Бринн в безмолвном крике открыла рот.
 Гейдж!
 Селбар, нет, нет, нет…
 Не туда. Она идет не туда. Боль дальше. Нет, она везде.
 Слепота. Темнота.
 Она споткнулась… туда, куда ведет только интуиция.
 Опять боль!
 Она согнула ее пополам… Спина. Нет, спина Гейджа… Боль Гейджа! Вперед… прямо вперед.
 – Как это мило с твоей стороны, ты не заставила себя ждать. Ты пришла ко мне. А я-то уж готовился заманивать тебя в капкан. – Лорд Ричард радостно улыбался.
 Гейдж ничком лежал у его ног с кинжалом в спине.
 Не Селбар, а Ричард…
 Гейджу больно, он умирает… Кровь течет по листьям.
 Нагнувшись, Ричард вытащил кинжал из спины Гейджа.
 Дикая агония пронзила ее тело. На мгновение боль так оглушила ее, что она не сразу смогла понять, о чем говорит Ричард.
 – По правде говоря, я и предположить не мог, что так просто избавлюсь от норманна. Он был так увлечен охотой за своей добычей, что не услышал, как я подкрался к нему сзади. – Ричард вытер кинжал о траву. – Ну он и здоровяк! Мне пришлось дважды проткнуть его, и, похоже, он все еще жив.
 Жив. Но скоро умрет, очень скоро.
 – Не хочешь помочь ему? – вкрадчиво спросил Ричард. – Вряд ли ты его теперь спасешь, но попробовать можешь. – Он поманил ее пальцем. – Иди же, лечи его, Бринн. Ну, твой норманн истекает кровью, а ты ни с места!
 Если она приблизится, он убьет ее. Если будет стоять, Гейдж наверняка умрет.
 Малик. Малик должен был побежать за ней. Если ей удастся задержать Ричарда еще немного, пока…
 Она медленно направилась к Гейджу. Я иду. Не умирай, пожалуйста, не умирай…
 – Ты шел за нами от Селкирки?
 – Конечно. Мы подошли к берегу в тот же день, что и вы.
 О, Господи, он бледнеет, кровь течет…
 Где ты, Малик?
 – Я не знала, что ты пустился вслед, – мрачно сказала она.
 – Я держался от вас на большом расстоянии. И решил выследить вас, а не идти следом. Разве мог я один выстоять против таких воинов, как Дюмонт и сарацин? Они бы меня как таракана раздавили.
 – Почему ты не взял с собой своих вассалов? Он покачал головой.
 – Они испугались. Дурачье. Они не поняли, что будущее под владычеством Вильгельма ничего не стоит.
 Гейдж едва дышал. Неужели кинжал пронзил его легкие?
 – Забирай сокровища и оставь нас в покое. Они нам не нужны.
 – Тебе, может, они ни к чему, но вряд ли сарацин думает так же. Он явно не намерен расставаться с таким богатством. – Ричард бросил взгляд на Гейджа. – И ему дорог норманн. Когда он узнает, что я убил его, он заставит меня всю оставшуюся жизнь дрожать от страха и прятаться. Нет, у меня план получше. Надо затаиться, выждать и избавляться от них поодиночке, вот тогда у меня не будет проблем.
 – Почему ты думаешь, что Малик тут же не бросится за тобой вдогонку?
 – Пускай только попробует, я достану его, – улыбнулся он. – Мы оба знаем, какой я прекрасный охотник.
 – Ты убьешь и Эдвину?
 – Эдвина не способна больше любить меня. А свидетель мне ни к чему. Заняв место в свите Вильгельма, я должен быть образцом чести и доблести. – Он цинично усмехнулся. – К сожалению, ей тоже среди живых не место. – Капризная морщина пролегла по его красивому лицу. – Ты идешь слишком медленно. Хочешь одурачить меня?
 – Нет!
 – А я думаю, да. – Его рука сжала рукоятку кинжала. – Мне еще раз воткнуть его в норманна?
 Жуткий страх пронизал ее.
 – Зачем? Ты же сказал, что нанес ему смертельный удар.
 – Но он до сих пор жив. А может, уже готов? Подойди и посмотри.
 Он теряет терпение. Она уже не может ждать Малика. Ей придется иметь с ним дело самой.
 – Иду.
 – Слишком медленно. – Он нагнулся над Гейджем и занес кинжал.
 – Подожди!
 Она промчалась последние несколько метров и рухнула возле Гейджа.
 – Уже лучше. – Ричард выпрямился и посмотрел на нее сверху вниз. – Вот такой я всегда мечтал видеть тебя. На коленях передо мной. Как жаль, что я не смогу воспользоваться этим!
 Занося над ней кинжал, он на мгновение потеряет равновесие. Ее единственный шанс – броситься вперед рывком и ударить его головой под подбородок. Если он на секунду задохнется, то ей удастся выхватить кинжал. Пресвятая Дева, на схватку уйдет время, а у Гейджа его совсем не осталось! Она подняла на него глаза.
 – Чего же ты ждешь? Действуй!
 – Какое самопожертвование! Как жаль, что норманн никогда не узнает о твоей безграничной преданности ему! Он перехватил кинжал, выбирая место для удара. Придется в грудь…
 Она прошептала молитву и приготовилась к прыжку. Он занес кинжал.
 – Я рад, что ты смотришь на меня. Никакого удовлетворения от того, что ударил норманна в спину, я не испытал. Совсем не так, как…
 Он застонал и повалился вперед!
 Неужели Малик?
 Серая шкура, желтые глаза, белые зубы, вцепившиеся в шею Ричарда со спины.
 Селбар!
 – Господи!
 Ричард изрыгал проклятия, размахивая кинжалом вокруг себя, словно охотясь на невидимую жертву.
 Но Селбар висел у него на спине, рыча, сцепив челюсти на его шее, мотая Ричарда, словно кролика.
 Когда волк на мгновение разжал челюсти, Ричард покатился по земле, кинжал выпал из его руки.
 Бринн бросилась вперед и схватила кинжал.
 – Сука! – Ричард тянулся к ней.
 Волк впился зубами в его руку.
 Стоны Ричарда перешли в хрип, когда клыки Селбара разорвали его горло.
 Бринн в паническом страхе смотрела, как волк отшвырнул тело Ричарда.
 Кровь. Агония. Смерть. Все кончено. Отступив от его тела, Селбар повернулся к ней.
 Дикие глаза, окровавленный рот, оскал.
 Мгновение, и он исчез в лесу.
 Все произошло так быстро, что она не могла опомниться. Ясно одно – Ричард мертв. Неужели для Гейджа все кончено и она опоздала?
 Нет, в нем еще теплилась жизнь. Обняв, она приподняла его.
 – Я здесь. Я пришла, Гейдж.
 Она раскачивала его вперед-назад, ища руками раны на его спине.
 Они вдвоем, очень близко, очень глубоко.
 – Ты не можешь покинуть меня. Слышишь? Тебе надо остаться.
 – Бринн. – Она подняла глаза и увидела стоявшего рядом Малика. Он тяжело дышал, глядя на нее сверху вниз. – Ему очень плохо?
 – Очень! – Слезы побежали у нее по лицу. – Он умирает, Малик.
 Малик побледнел, но через мгновение его лицо приняло прежнее, твердое выражение.
 – Тогда останови смерть. Как спасла меня.
 – Я не могу… тут по-другому.
 – Что это значит?
 – Я чувствую его боль, словно кинжал вошел в меня, – прошептала она. – Так у меня еще не было. Я не знаю, смогу ли я справиться.
 – Господи, ты ничего не можешь сделать?…Она словно брела в темноте. Гейдж ускользал от нее так быстро. Она не была уверена, что успеет настичь его. Но она должна догнать его. Малик встал на колени рядом с ней. Его лицо окаменело.
 – Чем помочь тебе? Принести сумку с травами? Травы?
 Она непонимающе посмотрела на него.
 – Он не может умереть! – прохрипел Малик. – Должно же быть что-нибудь…
 – Я не успеваю за ним. – Бринн прижала его еще крепче в полном отчаянии. С каждым мгновением он отдалялся от нее все дальше. – Неужели ты не понимаешь? Он уходит от меня.
 – Не могу поверить, что ты дашь ему умереть! – Малик был непримирим. – Подумай. Тебе и смерть подвластна.
 Она была не в состоянии о чем-либо думать. Все закрыла собой острая боль. Боль Гейджа… Ее боль… Общая боль.
 Боль одна на двоих. Она уже раньше была с Гейджем единым целым. В ту ночь, когда умер его отец. Тогда она прикоснулась к нему, соединилась с ним, и от этого слияния его боль стала меньше.
 Но тогда все объяснялось чувствами, а сейчас страшное ранение. Надо слиться с ним, стать им, отдать всю себя умирающему любимому…
 – В чем дело? – спросил Малик.
 – Я не вынесу на расстоянии… Но если я соединюсь с ним… то, возможно, догоню его и он разрешит мне вылечить его.
 – Не понимаю, о чем ты.
 У нее не было времени на объяснение. Оставалась только эта, последняя надежда. Она легла на землю и обхватила Гейджа, плотно закрыв ладонями его раны. Тепло не чувствуется. Боли нет. Именно это испугало ее, потому что так можно в мире ином остаться навеки.
 – Бринн?
 – Я сейчас засну. – Она проваливалась в темноту. Но на самом деле она просто не знала, как иначе объяснить ту дорогу, по которой отправлялась в царство теней. – Ты не должен прикасаться к нам, пока я не проснусь.
 – Позволь перенести вас в замок. Скоро наступит ночь. Я не могу оставить тебя с Гейджем в лесу на траве.
 – Ты не должен дотрагиваться до нас! – зло повторила она, закрывая глаза. – Пока я не проснусь.
 – Сколько…
 Неизвестно, может, никогда. Если ей удастся слиться с Гейджем в одно целое, то не исключено, что он уведет ее за собой, если не сумеет устоять на ногах в этой тьме.
 – Сколько потребуется.
 Она чувствовала отчаяние Малика, его горе, спускаясь по спирали вслед за Гейджем в зияющую черноту вокруг него. Она отбросила от себя все земные тревоги. В ее мире жил только он. Его, отходящего в мир теней, она должна догнать.
 Я иду, милый мой! Подожди меня.
  *** 
 – Как страшно, Малик, они оба словно окаменели! – прошептала Эдвина, глядя на два неподвижных тела, крепко вжавшихся друг в друга, казалось, они слились воедино. – Ты уверен, что они еще живы?
 Малик кивнул и, подавшись к костру, подбросил дров в огонь. Он и Эдвина сидели невдалеке от лежавших неподвижно друзей.
 – Они живы.
 – Прошло несколько часов. – Эдвина старалась сдержать внутренний озноб, когда ее каждая жилка билась наособицу. – Я ненавижу ждать. Что мы сидим без дела?
 – Мы сделали все, что смогли.
 – Не так уж и много. Только и разожгли костер для тепла да накрыли их одеялом, – нетерпеливо продолжала она. – Но должно же быть что-нибудь еще?
 – Если что-то важное и есть, так Бринн делает это. – Он взглянул на неподвижные тела под одеялом. – Тебя мучает чувство вины, что он ранил Гейджа. Ричард преследовал не свою жену, а сокровища.
 – Знаю. – Она понимала низменные помыслы Ричарда, но за долгие годы он приучил ее к мысли, что во всем всегда виновата женщина. – Просто… Я люблю Бринн. Но не было бы беды, не появись она в Редферне, когда я болела. И если бы не помогла мне…
 – Если бы комета не пролетела в небе, то и Вильгельм не принял бы решения идти в поход на Англию, да если бы я не позволил саксам ранить себя. – Малик невесело улыбнулся. – Видишь ли, можно без конца упрекать себя, оглядываясь на прошлое. Прими все как неизбежное, Эдвина.
 – Если я смирюсь, то, значит, я бессильна. Я слишком долго жила в покорности. – Она помолчала. – Как ты думаешь, мы должны отвезти тело Ричарда в Англию?
 – Нет, и я не собираюсь выкапывать этого мерзавца!
 Эдвина бросила взгляд на лес, где Малик захоронил останки Ричарда, прежде чем пришел за ней.
 – Тогда, может, позовем отца Тома из деревни, чтобы похоронить его в освященной земле?
 – И дать жителям повод начать охоту на Селбара и позволить им убить спасителя Бринн? – Малик покачал головой. – Я выбираю волка вместо скудной души твоего мужа. Зверь стоит больше.
 Эдвина не спорила. Ричард в своей жизни загубил слишком много людей и мог погубить еще этой ночью.
 Снова взглянув на Бринн и Гейджа, прижавшихся друг к другу, Эдвина вдруг поняла, что, несмотря на их кажущуюся застывшую неподвижность, в них проявилось что-то живое. От земли шел шум, земля колебалась и вздрагивала.
 – Что происходит, Малик? – в испуге прошептала она.
 До Малика тоже донесся шум битвы.
 – Мне кажется, она сражается с драконами. Боже, не покидай ее!
  *** 
 «Он не послушается меня!» – Отчаяние овладело Бринн.
 А ей для его спасения необходимо было слиться с ним до проникновения в его память, хотя бы частично.
 …Трепетные воспоминания о Гейдже-ребенке, одиноком, дерзком, упрямом мальчишке. Она почувствовала, как ожесточается сердце и крепнет воля Гейджа-юноши. Как умело скрывает он от всех и прячет от себя собственную боль и нужду в материнской ласке!
 Хардраада. Его родной отец, избегающий сына, не доверяющий ему. Отец, примите меня! Я стану всем, чем вы хотите.
 Я люблю вас, я хочу походить на вас.
 Пылающие города, кровь, насилие. Мне больно. Хватит? Примите меня. Я верю вам.
 Отказ. Боль. Усталость. Тогда я пойду своей дорогой. Вы не нужны мне. Любовь-ненависть к отцу.
 Византия. Слишком другая. Привыкни к ней. Она не более чужая, чем мир Хардраады.
 Шелк и корица, темнокожие рабы, бескрайняя пустыня, палящее солнце, верблюды… Малик.
 Воспоминания кружились, сменяли друг друга слишком быстро, чтобы их можно было осмыслить. Бринн в отчаянии пробивалась сквозь них, стараясь ухватить их, заставить его слушать ее и услышать.
 Прими меня, Гейдж! Я – часть тебя, тебя прошлого, настоящего… и навеки. Пока ты слаб, я сильная. Тебе нужна моя сила, моя жизнь. Возьми ее. Поверь в меня. Воспользуйся мной.
 Господь милостивый, услышь меня!
  *** 
 – Твои руки… горячие. Голос Гейджа.
 Бринн пробила себе дорогу обратно, вернулась из его прошлого, из тьмы и приподняла налитые тяжестью веки. Он смотрел ей в глаза.
 – Горячо… убери… их!
 Она вдруг ощутила свои руки: они стали горячими, закрывая его раны, их покалывало, они лечили! Благодарю тебя, Господи!
 – Бринн?
 – Ш-ш! – Она растопырила пальцы, чувствуя силу, протекавшую сквозь нее. – Это хорошее тепло. Закрой глаза и засни опять.
 Он закрыл глаза и через мгновение снова заснул.
 Малик наклонился над ней. Она смутно, как в тумане, видела его летучие очертания. Она думала только о Гейдже и о силе, которую перекачивала в него.
 – Как Гейдж? – спросил Малик. – Я должен знать, Бринн.
 – Лучше. – Она закрыла глаза, погружая свою силу в Гейджа. – Уйди. Дорога каждая минута.
 – Как скажешь, – согласился Малик. – Все, что пожелаешь. – Бринн услышала его удаляющиеся шаги и радостное бормотание: «Лучше, она так сказала, Эдвина! Гейдж будет жить!»




 15


 Она сидела на каменной приступке у камина и расчесывала волосы.
 Гейджу всегда нравилось смотреть, как Бринн проводила гребнем по блестящей их копне. Вспомнилась ночь в палатке в Гастингсе, когда она, смеясь, расчесывала бороду Малику. Огонь отбрасывал золотые отблески на ее светло-каштановые волосы, и в них вспыхивали огненные искорки, в них светилась жизнь и…
 Очаг? Камин?
 Он помнил только лес и… боль, сильную боль в спине…
 – Волк… – Господи, его горло пересохло, шершавый язык еле ворочался, и он почти квакал, как лягушка. Он сделал еще одну попытку и прошипел:
 – Селбар…
 Она замерла с гребнем в руке, а потом посмотрела на него с лучезарной улыбкой.
 – Тебе уже пора было очнуться. Ты лежишь уже три недели, и мне нужна помощь. Я уже не могу справиться сама. – Нагнувшись, она налила воды в деревянный кубок. – Попей, и тебе будет легче говорить. Я смачивала тебе губы и заставляла выпивать немного бульона, твое горло еще болит, оно сильно пересохло, но это мелочи. – Она приподняла его голову и, поддерживая ее, помогла ему напиться. – Лучше?
 Он кивнул, огляделся. Зал заседаний военных советов. Он лежал здесь на кровати.
 – Как…
 – Мы принесли тебя сюда, как только можно было тронуть с места без риска для жизни. В лесу нам нельзя было оставаться. Стало холодно. Но вначале я в этом убедилась, хотя и знала, что пройдет еще немало времени, прежде чем ты выздоровеешь. – Бринн бросила взгляд на гобелен с изображением Гевальда, посвящающего в рыцари молодого воина. – И подумала, что здесь мне хотя бы немного помогут стены этого зала, сам знаменитый Гевальд.
 Но как, черт побери, получилось, что он ранен? Гейдж не мог вспомнить.
 – Селбар?
 – Нет, не волк. Ричард. Он кинжалом ударил тебя в спину.
 Господи, надо было помнить об опасности! Он слишком увлекся преследованием волка и потерял бдительность.
 – Глупец… Какой же я дурак!
 – Ты не глупец! – яростно запротестовала она. – Ты хотел помочь мне.
 – Я должен был хотя бы остерегаться кустарников.
 – Упрямец! – настаивала она. – И не желаешь слушать ничье мнение, считаешься только с собой. Надо было помнить урок, полученный при Свенгарде, когда ты чуть головы не лишился за свою настырность. – Она поставила кубок. – Больше я с тобой не спорю. Ведь это бесполезно. Только подумать, ты решил обмануть меня и скрылся в поисках Селбара! Что бы ты сделал с ним? Ведь он мой друг, что он и доказал, спас меня от неминуемой гибели. Да ты не слушаешь?
 Сонным облаком окутала его темнота. Через силу он все-таки спросил:
 – А Малик?
 – С ним все в порядке. Я отправила его в Гастингс вместе с Лефонтом.
 – В Гастингс?
 – Чтобы доставить твои корабли сюда. Длинного переезда по суше ты бы не перенес.
 Он нахмурился.
 – Его… слишком долго… не будет.
 – Нет, совсем недолго. Он должен появиться здесь весной. – Она отвела его волосы с лица. – А ты до той поры и не окрепнешь.
 – Не правда…
 – Буду рада ошибиться. Докажи, что я не права.
 Он еще слишком слаб даже для спора, подумал Гейдж о себе с горечью.
 – Докажу… потом.
 – Надеюсь. – Она заботливо укутала его поплотнее одеялом и поднялась, облегченно вздохнув впервые за эти долгие недели. – А пока отдохни. Пойду обрадую Эдвину и Алису, что ты наконец-то проснулся и окончательно вернулся к нам.
 Он почти засыпал, как ему вспомнились ее слова, он их чуть было не упустил в потоке новостей.
 Она говорила о Свенгарде. Он точно знал, что никогда и никому не рассказывал о бое в Норвегии, в котором участвовал еще мальчишкой. Откуда она узнала…
  *** 
 – Эдвина! Алиса! Он очнулся! – Бринн вихрем ворвалась в комнату Эдвины.
 Эдвина подняла на нее глаза из-за ткацкого станка.
 – Что ты вдруг так обрадовалась? Ведь ты же не сомневалась? Ты же постоянно уверяла меня, что его выздоровление – всего лишь вопрос времени.
 – Но ему понадобилось так долго… Три недели… Я не могла понять. Я знала, что он набирается сил. – Впервые Бринн позволила себе расслабиться и поделиться той болью, которую скрывала от самой себя. – Мне следовало бы знать, что ему понадобится больше времени, чем обычно. Я так переволновалась. – Бринн сняла с крючка накидку. – Не могу оставаться в доме. Хочешь прогуляться со мной?
 – На дворе идет снег.
 – Ерунда! Я должна подышать воздухом. Снег пошел всего несколько часов тому назад. Алиса, может, ты пойдешь?
 – Да еще по этим скользким камням во дворе? Не хочу месить эту непогоду. – Алиса снисходительно улыбнулась. – Иди. Гуляй сколько захочешь. Ты не отходила от него несколько недель. Я присмотрю за ним.
 – Не беспокойся. Он заснул и проспит немало времени. Я скоро.
 Бринн вышла из комнаты и сбежала по ступенькам во двор через парадную дверь. Остановившись, она глубоко вдохнула воздух, пропахший фиалковой свежестью первого снега. Казалось, все травы Гвинтала пропитали воздух, который хотелось пить и пить. В холодном безветренном небе кружили снежинки, падая на землю хлопьями. Почти спустились сумерки, все стало серо-белым, камни во дворе покрыл толстый слой снега.
 Красивый снег. Красивый Гвинтал. Прекрасный мир.
 Он очнулся и снова был с ней. Она почувствовала такое счастье, что ей захотелось, подобно снежинкам, кружить по двору. Но она очень осторожно ступила на мост через ров. Алиса права, под снегом может быть лед.
 Она почти дошла до ворот, когда заметила следы на снегу. Четыре лапы, ошибиться нельзя. Она остановилась затаив дыхание. Следы лап. Селбар.
 Она не спеша пошла дальше, пытаясь по следам угадать, куда же устремился ее любимец. Он остановился в нескольких ярдах от ворот, мог притаиться и где-нибудь поблизости, наблюдая за замком. Следы его лап на снегу пересекались, словно он вернулся, потом оглянулся и снова побежал к мосту. Быть может, он увидел, как она выходила из замка?
 Бринн пошла к мосту. Он не может быть здесь, успокаивала она себя. Возможно, воспоминания о собственном детстве заманили его во двор замка, где они прежде проводили столько часов вместе. Ей не стоит надеяться. Он не помнит ее, хотя и спас от Ричарда. Он не верит ей, иначе он бы пришел к ней. Он, наверное, уже давно в лесу со своей стаей.
 Она шагнула за ворота. Селбар стоял на краю моста, глядя на замок, словно поджидая ее.
 Она остановилась, не сводя глаз с его диких золотистых зрачков, в упор смотревших на нее.
 Так они стояли, глядя друг на друга, а снежинки тихо опускались на землю, снежная пелена мягко стелилась перед ними, как покрывало лет, унесенных ветром.
 – Спасибо тебе, Селбар! – поклонилась она волку.
 На ее голос Селбар наклонил голову. Он как будто вслушивался в ее слова, пытаясь понять их. Какое-то время он еще постоял, а потом исчез в лесной чаще.
 На мгновение она испытала горечь сожаления. Ей хотелось общения с ним, как было раньше. И тут же радостное возбуждение теплом охватило ее. Он вернулся к ней. Она понимала, что прошлое не повторится, ничто не бывает одинаковым в разное время. Жизнь изменила их, но не разлучила. Селбар для нее то же самое, что Гвинтал, вдруг поняла она. Она улыбнулась своим наивным представлениям, своей несбыточной надежде увидеть все теми же глазами, что и в детстве. Она должна принять изменения, что произошли в Гвинтале, как приняла нового Селбара. И тогда однажды, если ей повезет, они оба снова станут принадлежать ей, неразделимо.
  *** 
 Следующие три дня Гейдж только и делал, что ел, спал и снова ел. Так обычно и бывает на этой стадии выздоровления, но Бринн не могла не удивляться приливу сил и энергии в его теле с каждым часом. Гейдж выздоравливал с тем же упорством, с каким он привык жить. Похоже, он и вправду встанет на ноги еще до возвращения Малика весной.
 На третью ночь, когда Бринн по-прежнему сидела у его постели, он спросил:
 – Откуда ты узнала о Свенгарде?
 Она не сразу поняла, о чем это он говорит, и уже открыла рот, чтобы переспросить, как вспомнила о своем мимолетном упоминании.
 – Должно быть, ты рассказывал мне.
 – Ричард проткнул мне кинжалом спину, но не голову. Даже если бы я только упомянул об этом, я бы помнил.
 – Давай поговорим об этом позже.
 – Нет. Мне надо знать. И потом, я очень расстроился… Мне надо знать.
 – Из-за чего?
 – Скажи мне, откуда ты знаешь, ведь я сражался там еще мальчишкой?
 – Тебе не понравится. – Она глубоко вздохнула. – Я не могла догнать тебя, и мне пришлось привязать себя к тебе.
 Он нахмурился.
 – Привязать? Что это значит?
 Она безнадежно махнула рукой.
 – Не знаю. Я никогда этого раньше не делала. Я чувствовала то же, что и ты, и шла рядом с тобой. Лечить тебя, как Малика, было невозможно. Единственное, что мне удалось, – придумать, чем пожертвовать и…
 Она замолчала.
 – Чем?
 – Я стала тобой, – прошептала она. – Частью тебя. И мне необходимы были твои воспоминания, твоя память, я должна была знать твою прошлую жизнь.
 Он широко раскрыл глаза.
 – Ты имеешь в виду, что…
 – Я не хотела делать этого. Я знаю, что такое вмешательство недопустимо! – в отчаянии проговорила она. – Это был единственный способ…
 – Ты права, вторжение для тебя действительно должно было быть ужасным, если… я поверю, что такое могло быть. – Он помолчал. – Докажи мне.
 – Свенгард, – начала она. – Ты сказал, что…
 – Не надо об этом. Расскажи мне о Делмасе и о том вечере на конюшне.
 Ей следовало догадаться, что он прежде всего подумает об этом.
 – Ты очень рассердился и хотел убить его. – Ее передернуло. – Ты думал об этом. Знал, что он на конюшне. Дверь оказалась приоткрытой, и, войдя внутрь, ты услышал стон. – Бринн закрыла глаза, перед ней возникла страшная картина случившегося. – Он висел, пригвожденный к стене вилами. И уже начал обмякать. Ты решил было оставить его на вилах, но знал, что он умирает. Тогда ты взялся за конец вил и выдернул их из стены…
 – Но если убийца не я, то кто?
 – Ты подозревал Ричарда, считая, что Делмас в ярости пришел к нему и Ричард убил его, желая использовать содеянное в своих целях.
 – Господи, так ты и правда узнала!
 Она открыла глаза и прошептала:
 – Прости. Я не верила тебе. Больше такого не случится. Теперь я понимаю, ты никогда не лгал и не солжешь мне.
 – И уж никто теперь не знает меня лучше, чем ты, и помнишь ты обо мне больше, чем я, – задумчиво сказал Гейдж, отведя от нее глаза. – Господи!
 – Я предупреждала, тебе это будет не по душе. – Бринн постаралась успокоить его и как-то защитить себя. – Но это не значит, что мне неинтересны твои мысли и воспоминания. Они волнуют меня, а кое-какие из них просто смутили.
 Он снова перевел на нее взгляд.
 – Какие?
 На ее щеках выступил густой румянец.
 – Проститутка в доме в Зенваре.
 – Господи!..
 – Уму непостижимо, что там происходило. Я думала, то, что ты делал со мной, греховно, но то, что случилось там, – такого и быть не должно.
 – Просто… по-другому. – Он вдруг громко рассмеялся. – Какая досада, что тебе пришлось узнать такое! Не могу поверить. – Он покачал головой. – Бринн, ты волшебница.
 Раздражение покинуло его, с облегчением вздохнула она. Все оказалось не так уж страшно, как она думала. Она решила проверить.
 – В конце концов, я узнала, что ты не виноват в смерти Делмаса, и это уже хорошо.
 – Да.
 – И потом, ты бы умер, не проникни я в тебя, в твою прошлую жизнь.
 – Убедительно, – нахмурился он, – если не считать того, что теперь перед тобой я чувствую себя… словно голым, прозрачным. Весь на виду.
 – Знаю. – Она помолчала. – Это тяжело, но тебе ничего не остается, как смириться с таким состоянием. Вспомни, не веря в твою невиновность, я приняла смерть Делмаса на себя. Для этого потребовалось время, но я так и сделала. – И мягко добавила:
 – Потому что я люблю тебя всем сердцем.
 Жесткие черты лица Гейджа смягчились, он нежно ей улыбнулся.
 – Подойди ко мне, – мягко позвал он. – Я не могу дотянуться до тебя.
 Радость охватила ее, когда она легла рядом с ним и тесно прижалась к его телу.
 – Я думала, ты разозлишься.
 – Так и было бы, если бы не одно обстоятельство.
 – Какое?
 Его губы коснулись ее щеки.
 – Мне кажется, я кое-что вспомнил сам.
 Она сжалась.
 – Что именно?
 – По сравнению со мной ты жила самой невинной жизнью, но все-таки кое-что, как мне думается, тебе не хотелось бы никому говорить.
 – Что ты хочешь этим сказать? – тревожно спросила она.
 – В основном о чувствах, которые тебя обуревали, когда ты пересказывала случай в Зенваре с проституткой.
 Не думал я, что увиденное тобой мое прошлое вызовет у тебя такой восторг.
 – Не правда, я просто… – Она замолчала, а потом задумчиво произнесла:
 – Ревновала…
 – Ревность – один из самых страшных смертных грехов. Когда я наберусь сил, мы это исправим.
 – Какие еще воспоминания тебе кажутся неприятными?.. Нет, не буду спрашивать. Лучше об этом не говорить.
 – По крайней мере, безопаснее.
 – Мне очень неловко, ведь я увидела самое тайное, запретное в потемках твоей души, самое потаенное. Я чувствовала себя очень виноватой.
 – Опять это проклятое чувство вины! С этим нам тоже придется бороться. Отказываюсь брать в жены верблюда.
 – Они и в самом деле самые странные существа на свете! – резко заметила она. – Я взглянула на них твоими глазами и должна сказать тебе, что не собираюсь походить на этих уродливых животных.
 Он застонал.
 – Прости, – прижалась она теснее к нему. – Я вовсе не имела в виду… Я знаю, мы договорились не обсуждать…
 – Тихо! – Он прильнул к ней. – Со мной случилось необычное. Прыжок к твоему дару.
 – Так ты и правда поверил мне?
 – А что я могу поделать? – хрипло сказал он. – Не могу сказать, что я верю в магию, но я верю в тебя. Ты не ведьма. – Он губами дотронулся до ее затылка. – Но если и есть волшебство в мире, так это ты, Бринн. Ты – волшебница.
 Она спрятала лицо у него на груди, скрывая слезы. Она не могла говорить – ее душили счастливые рыдания. Она не одна. Она никогда больше не останется одна. Он вошел в ее круг.
  10 апреля, 1067 
  Гвинтал 
 – Бринн! – нетерпеливо позвал Гейдж, входя в зал. – Где ты там, черт побери?
 – Здесь! – Бринн спустилась с лестницы. – Хотя с какой стати я должна терпеть такую грубость…
 Он обхватил ее за талию, приподнял и покружил вокруг себя.
 – Я видел вдали Лефонта. Они всего в нескольких милях отсюда. Пошли встретим их.
 Они приехали. Буря смешанных чувств захлестнула ее. Она всегда знала, что этот момент настанет, и думала, что готова к нему. А сейчас ей захотелось просто убежать и спрятаться где-нибудь. Отстранив его, она через силу улыбнулась.
 – Иди. Я побегу и обрадую Эдвину и Алису. Гейдж направился к двери, но внезапно остановился и повернулся к ней.
 – Что случилось?
 Она должна была догадаться, что он почувствует ее состояние, несмотря на свою большую радость. Чем дольше они были вместе, тем более чутким он становился к каждому ее душевному всплеску. Как же ей объяснить ему, если она сама не разобралась еще в своих ощущениях?
 – Новое… все теперь изменится.
 Он изучающе смотрел ей в лицо.
 – Мы уже обсуждали это. – Он бережно поднял ее и поставил на лестницу. – Говори.
 – Но ты же хотел пойти и встретить…
 – У меня еще есть время. – Он вновь снял ее со ступеньки, подтолкнул к залу и закрыл за собой дверь. – Ну, теперь рассказывай, что случилось.
 Она задумчиво оглядела торжественный зал заседаний военных советов. Этой зимой они провели здесь так много счастливых часов. Дни тянулись медленно, перемежаясь в сладкой истоме страстными длинными ночами. Теперь все станет прошлым. Ну а на что она, собственно, надеялась? Не появись тут даже Малик и Лефонт, чудесному времени рано или поздно пришел бы конец. Гейдж выздоравливал, и с каждым днем ему становилось все скучнее и скучнее сидеть на месте. Она это видела. Он не из тех, кто любит нежиться в райском саду.
 – Мне будет тоскливо без этого дома. Когда мы уедем, я буду скучать по нему.
 – Я тоже, – улыбнулся он. – Впрочем, надеюсь, мы часто будем возвращаться сюда.
 – Правда? – обрадовалась она.
 – А чему ты так удивляешься? Глупо бросать столь прекрасный замок в запустении. Мы непременно поручим Лефонту заняться его ремонтом.
 – Вряд ли его это обрадует. – Бринн обняла его и спрятала лицо у него на груди. – Я поеду с тобой, куда ты захочешь. Тебе не надо… Я хочу, чтобы ты был счастлив.
 – Тогда не делай из меня мученика. Ты же прекрасно знаешь, как я буду страдать, видя, что ты изнываешь по Гвинталу. – Он взял ее лицо в свои ладони и невесело улыбнулся. – Ты убедилась, что я теперь чувствую все, что происходит в тебе, чего бы это ни касалось.
 – Я не хотела становиться частью тебя. Так получилось, – в который раз принялась объяснять она ему свое вынужденное вторжение. Она вскинула подбородок. – Иначе ты умер бы. Я сделала все, чтобы вернуть тебя обратно. – Бринн посмотрела на него. – Мне от этого тоже не по себе. Отдельные годы твоего прошлого очень нелегки и для меня, но теперь они – часть меня. Если бы я порой не обуздывала себя и не заставляла думать о другом, то, наверное, не удержалась бы от ужасных поступков, какие совершал ты.
 – Не могу представить себе такое. – Он провел губами по ее брови. – Но вижу, мне придется остерегаться твоего гнева.
 – Очень мудрое решение. – Она едва сдерживала слезы. – Со временем ты научишься заботиться обо мне. Тебе повезло, что я полюбила тебя.
 – Я не могу стать абсолютно таким, каким ты хочешь меня видеть, Бринн, – тихо сказал он. – Я не такой доблестный воин, как твой Гевальд, счастливо проживший здесь остаток своих дней. А для меня в мире всегда найдется, что посмотреть и что сделать. Ты ведь тоже не захочешь задерживаться здесь. В последнее время ты тоже заскучала. Признайся хотя бы себе.
 – Я всю жизнь хотела вернуться сюда, – возразила она. – С какой стати мне отказываться от своей заветной мечты?
 – Я не могу ответить за тебя. Ты сама скажешь мне. Она уже думала об этом.
 – У меня есть дар, а в Гвинтале он почти не нужен. Жители деревни не болеют, а войн здесь нет.
 – Верно. Не каждый день наткнешься на солдата, который настолько глуп, что позволил убийце напасть на себя в таком райском саду.
 Не опровергнув замечания Гейджа о его собственной глупости, она говорила ему о своем, заветном:
 – И я задумалась: почему моя мать решила покинуть остров, последовав за моим отцом? Похоже, здесь ей тоже стало не хватать простора.
 – Может быть. – Он ласково погладил ее по волосам. – Хорошо, когда душа просит пространства. Нам всегда будет не хватать чего-то, что можно найти в другом месте. Мы всегда будем стремиться к новому, неизвестному, но где бы мы ни оказались, мы постараемся быть довольными своей жизнью и не очень сердиться на себя.
 Хорошая участь. Великолепная доля. Бринн едва слышно рассмеялась.
 – Господи, какой же ты умный и хитрый! Ты не только незаметно уговорил меня, покинуть Гвинтал, но и убедил в том, что это моя собственная идея.
 Он лукаво усмехнулся.
 – А почему бы нет? В хорошей сделке выигрывают обе стороны. Я не могу жениться на святой мученице. – Его лицо стало серьезным. – Я хочу сделать тебя счастливой, Бринн. Что нужно для этого от меня? Хочешь, чтобы наш первый ребенок родился здесь, в Гвинтале?
 Она подняла глаза на гобелен с изображением Гевальда, жена которого так и не родила ему, и улыбнулась.
 – Думается, мы все очень хотели бы этого.
  *** 
 Прошло немного времени. Гейдж, Бринн, Алиса и Эдвина вышли навстречу колонне солдат, вступившей во двор замка.
 Малик вернулся! Загорелый и улыбающийся, он был так красив, что глазам становилось больно смотреть на это совершенство природы. Эдвина изо всех сил старалась не показать своей радости и нетерпения.
 Поймав взгляд Гейджа, Малик широко улыбнулся.
 – Отлично выглядишь, дружище! Окреп за то время, пока меня не было здесь.
 – Что нового от Вильгельма?
 – На Рождество его короновали на трон Англии, и с тех пор он весь в делах, раздает земли своим сторонникам. Если тебе что-то интересно знать, то я готов ответить на любые твои вопросы.
 – Вряд ли. На будущей неделе я собираюсь отплыть в Англию. Так что у нас достаточно времени, чтобы приготовиться к путешествию.
 Малик повернулся к Эдвине.
 – А как вы, миледи? Надеюсь, в добром здравии?
 – Спасибо, хорошо! – Ее голос дрожал от волнения, как ни старалась она справиться с ним. – Как вы?
 – Хорошо, особенно сейчас. – На его лице появилось хитрое выражение. – Впрочем, возможно, станет еще лучше, но мы это увидим попозже.
 Она не могла оторвать от него глаз.
 – Ты снова отрастил бороду.
 – Решил смилостивиться над теми, кто не так красив, как я.
 Господи, ей так не хватало его! Другого такого нет на всем белом свете. Никто в мире не способен на такие шутки. А кто еще так обходителен и благороден? И найдется ли на всей земле такой безумец, к которому бы ей так хотелось броситься и коснуться хотя бы руки?!
 – Думаю, мы все благодарны вам за вашу любезность, – перешла она снова на «вы».
 – О, я не имел в виду вас! Вы столь же красивы, что и я.
 Эдвина рассмеялась.
 – Благодарю. Это дает мне право думать…
 – Эдвина, скорее!
 Эдвина обернулась на крик Бринн, спешившей через весь двор к Алисе, ее поддерживал Лефонт. Капитан был еще бледнее Алисы.
 Эдвина поспешила вслед за Бринн.
 – Что случилось? – спросил Малик.
 – Если бы твой ум был столь же хорош, как и твое лицо, то сам понял бы, – бросила через плечо Эдвина. – Она слишком переволновалась. У нее начались потуги.
  *** 
 На следующий день у Алисы, после мучительных схваток ночью, родилась дочь. В эти тяжелые часы Эдвине не раз казалось, что Алиса умрет или потеряет ребенка. Ничего не случилось, и младенец родился здоровым, крепким, огласив громким криком свое вступление в этот мир.
 – Разве она не красавица? – с нежностью спросила Бринн, глядя на девочку в руках Алисы. – Каждый раз это похоже на чудо.
 – Думаю, я… люблю… ее, – неуверенно произнесла Алиса, дотронувшись до щечки младенца пальцем. – Странно, правда? Пока я носила ее, то не чувствовала к ней никакой привязанности. Мне казалось, что когда она родится, то я возненавижу ее. Я знала, что должна исполнить перед ней свой долг, но не думала… что захочу заботиться о ней.
 – Она ведь часть чуда. – Бринн не отводила глаз от малышки. – Может, самая лучшая его часть.
 – Правда, – согласилась Алиса и робко взглянула на Эдвину. – Скажи… ты против? Я должна дать ей имя и хотела бы назвать ее Эдвиной.
 Замерев от удивления, Эдвина смотрела на нее.
 – Ты хочешь назвать ее в мою честь?
 – У тебя красивое имя, и ты мой друг. Так что если ты не против… – Она замолчала. – Впрочем, вряд ли ты захочешь, чтобы незаконный ребенок твоего мужа носил твое имя.
 – Не будь смешной. – В глазах Эдвины засверкали слезы. – Просто я не ожидала, но я буду гордиться, если ты дашь ребенку мое имя. – Она замешкалась. – А теперь я оставлю тебя. Отдохни. Я знаю, ты устала…
 Эдвина почти выбежала из комнаты. Остановившись за дверью, она прислонилась к стене, и слезы хлынули у нее из глаз. Надо вернуться, она может понадобиться Бринн. Нет, еще немного. Ну вот она и успокоилась, чтобы…
 – Чем я могу помочь? – спросил Малик, присев рядом с ней у стены.
 – Ты давно здесь?
 – С утра. Мне показалось, что ты, должно быть, слишком устала, чтобы поговорить со мной, пока ребенок не родился. Как Алиса?
 – Усталая, но счастливая. – Эдвина вздохнула. – Очень счастливая. Она собирается назвать девочку в мою честь. Как мило с ее стороны, правда?
 – Правда, – поднялся он с пола. – И не надо плакать по этому поводу.
 – Не поэтому… Просто… малышка такая красивая. – Эдвина вытерла глаза обратной стороной ладони. – Я расстроилась. Просто я эгоистка. Мне бы хотелось, чтобы это чудо стало моим.
 Малик обнял ее.
 – Может, однажды, это чудо придет к тебе.
 Она покачала головой.
 – Алиса понимает, что такого не может случиться, поэтому-то и назвала девочку моим именем. Она хотела, чтобы я не чувствовала себя… Как мило с ее стороны!
 – Ты разбиваешь мне сердце, – хрипло отозвался он. – Выходи за меня замуж, Эдвина. Дай мне шанс подарить тебе не одно чудо.
 Колющая боль ткнулась в сердце и разлилась по телу. Она оттолкнула его.
 – Я эгоистка, но не до такой степени. Не хочу и не могу повесить на твою шею себя, бесплодную женщину.
 – Ты не хочешь видеть и знать очевидное. Сколько раз я должен твердить тебе, что никогда не стану винить…
 – Станешь!
 Надо уходить. Она повернулась и побежала через весь зал к лестнице.
 – Эдвина!
 Он перегнал ее и, остановившись у лестницы, преградил ей путь.
 – Убирайся!
 – Никогда. – Он не отрываясь смотрел ей прямо в глаза. – Послушай меня. Твой ребенок стал бы для меня самым дорогим сокровищем в мире, но на земле существуют и другие чудеса. Можно смеяться, испытывать страсть и стареть вместе. Можно жить день за днем с женой, заботиться о ней, помогать друг другу, слышать радость и боль друг друга, оберегать от страданий. Все это чудо, и я не откажусь от него. Ты выйдешь за меня замуж, Эдвина.
 – Нет.
 – Да.
 – Ну и что ты сделаешь, если я откажусь? – с вызовом сказала она.
 Он опустил голову, размышляя.
 – Я брошусь с этой лестницы.
 Она взглянула на каменный пол тридцатью футами ниже, и ее глаза широко раскрылись от испуга.
 – Что ты сказал?
 – Если ты откажешь, моя жизнь кончена. Что мне еще остается делать?
 – Хватит смеяться.
 – Думаешь, я из любви к холоду просидел у твоего порога в Селкирке? И хлестал себя прутом по лицу.
 – Ты не сделаешь этого! – прошептала она.
 – Хочешь проверить?
 – Нет! – Она вот-вот готова была опять разрыдаться. – Нет, сумасшедший! Я выйду за тебя. – Она бросилась в его объятия. – Только не пожалей потом. Обещай.
 С любовной нежностью сжимая ее в своих объятиях, он прошептал:
 – Обещаю тебе, Эдвина, никакого раскаяния и все возможные чудеса на свете.
 – Как знать? – все еще сомневалась она. Он улыбнулся в ответ.
 – Ты еще не знаешь своего мужа.




 Эпилог




6 мая, 1068



Гвинтал

 – Просто не представляю, куда переставить этот огромный стол. – Бринн была озабочена. – Он занимает много места, и некуда будет поставить кровать малыша.
 – Давай выкинем его на конюшню, – предложил Гейдж. – Он просто развалина. Да и зачем он нужен теперь?
 – Гевальд так не считал! – сердито посмотрела на него Бринн. – И я так не думаю. Не надо быть неблагодарным.
 Он насмешливо поклонился.
 – Прошу принять мои извинения вам и Гевальду.
 – Я прощу тебя, если найдешь место для стола.
 – Может, в спальню у большого зала, – вздохнул он. – Если, конечно, Гевальду не покажется слишком далеко.
 – Думаю, так мы и сделаем.
 – Какая глупость! – проворчал Гейдж. – В замке столько залов, покоев, столько комнат! Почему именно здесь надо устраивать спальню для ребенка?
 – Потому что здесь удобно. – Она повернулась к двум солдатам, нетерпеливо поджидавшим у дверей. – Отнесите эти вещи в спальню у нижнего зала. – Она проследила, как они вынесли стол, и посмотрела на гобелен с изображением Гевальда. – А еще потому, что я хочу, чтобы твой сын родился именно в этом зале для военных советов, в зале заседаний.
 – А вдруг будет дочь? – Пройдя через весь зал, он, обняв Бринн, нежно поглаживал ее большой живот. – Подождем еще два месяца.
 – У нас будет сын. Я чувствую это, – улыбнулась она ему через плечо. – А рождение девочки тебя очень расстроит?
 Он усмехнулся.
 – Я буду любить ее, как и ее мать.
 – Это не ответ.
 Он задумался.
 – Я буду рад, если ты разрешишь мне обучать ее владению мечом и луком, а еще…
 – Не разрешу!
 – Боюсь, придется на это пойти, – поддразнил он ее. – Мужчине нужен рядом надежный союзник, когда он идет на битву.
 Улыбка сошла с лица Бринн.
 – Собираешься воевать? Неужели Вильгельм решится отобрать Редферн у Малика и Эдвины?
 – Не исключено. Ему не понравилось, что я отдал Редферн Малику. Мысль о том, что сарацин отхватил такой лакомый кусок, привела в негодование его баронов.
 – Тебе он был ни к чему, у тебя Гвинтал и Бельрив. Вильгельм обещал тебе Редферн, и какое ему дело до того, как ты им распорядился?
 – Пока бы я был там хозяином.
 – Эдвина, как жена сакса, сохранила его титул. Это-то что-нибудь да значит для Вильгельма?
 – Абсолютно ничего, – нахмурился он. – Мне было бы спокойнее, если бы Малик и Эдвина поскорее вернулись с Востока и вступили во владения Редферном. Присутствие там Лефонта – прекрасная защита, но вопрос надо решать. Как только наши друзья поселятся там, у нас не останется забот по этому поводу. Бароны могут подавиться своей злостью и завистью. Со мной они не вступят в борьбу.
 – Малик говорит, что восточные врачи умеют многое, что не по силам нам, – сказала Бринн. – Он ищет чуда для Эдвины.
 – Помолимся Господу, чтобы он нашел его.
 – Уверена, что найдет. Счастье само по себе чудодейственное средство, а я никогда не видела Эдвину более счастливой. – «Почти такой же, как я сама», – подумала Бринн. Нет, никто не испытывал и малой доли ее довольства и радости. – После рождения нашего ребенка я бы хотела поехать к ним, быть рядом с Эдвиной, когда ей понадобится моя помощь.
 – Сдается мне, тебе пришлись по нраву переезды.
 – Может быть. – Ей понравилось при дворе Вильгельма, но задерживаться там ей не хотелось. С другой стороны, Бельрив оказался столь же красивым, как и Гвинтал, но при этом настолько погрязшим в мирской суете, что ее так и подмывало применить свой дар. – Пока могу бывать в Гвинтале, возвращаться к себе домой…
 – А разве мы так не делаем? – Он губами притронулся к мочке ее уха. – Я держу слово, Бринн.
 – Это правда. – Она подняла глаза на гобелен. Бринн показалось, что Гевальд улыбнулся ей. Должно быть, солнечный блик или ее воображение. В эти дни ей казалось, что весь мир улыбается. – Я подумала… назовем нашего сына в его честь.
 – Если родится сын.
 – Я же сказала тебе, что уверена в этом. Ты не возражаешь, если мы дадим ему имя…
 – Гевальд? Как хочешь.
 – Нет, не Гевальд. Это имя слишком трудное и некрасивое. Честно сказать, мне оно никогда не нравилось. Я думала назвать сына Артуром.
 – Но ты ведь сказала, что ты хочешь назвать его в честь Гевальда?
 – Воином его знали под именем Артур. Он и все солдаты, что пришли с ним в Гвинтал, стерли следы своей прошлой жизни, поселившись здесь. Они вычеркнули из нее все, что было до прихода сюда.
 – И даже изменили имена?
 – Для них началась новая жизнь, – согласно кивнула она.
 Он задумался.
 – Кажется, я слышал об этом Артуре?
 – Разумеется. Я же говорила тебе, что он был очень знаменитым.
 – Но Британия еще не весь мир. А что ты скажешь о своем предке, о Бентаре? Его главном советнике. Он тоже сменил имя?
 Бринн удивленно посмотрела на него.
 – Конечно. Он был очень сговорчивым и сделал так, как пожелал Гевальд.
 – И как же его звали до приезда в Гвинтал?
 Она прижалась к Гейджу, задумчиво глядя на гобелен с выразительной картиной давно минувших лет, чувствуя, как новая жизнь толкается в ней.
 – Так вот, его звали Мерлин.




 ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА


 Артур Бритонский – правда или миф?
 В Британском музее немало документов, датированных 499 или 519 годом (точные даты еще оспариваются), о мифическом короле бриттов, герое легенд – об Артуре и рыцарях «Круглого стола». В битве при Бадоне он держал на своих плечах крест Господа нашего Иисуса Христа три дня и три ночи. Позже, в средневековье, уэльский монах Ненниус составил произведение, получившее известность под названием Британская история. В ней Артур представлен как предводитель воинства, последний борец за свободу против англосаксов, а не как король. В этом документе он действует под именем Артура Солдата.
 Немногие свидетельства существования этого таинственного воина в изобилии дополнены циклами английских, французских и германских сказаний, где героем выступал Артур. Еще в 1170 году настоятель Тьюкесберрийского аббатства писал: «Кто там, – спрашиваю я, – кто не говорит об Артуре Бритонском, хотя он и менее знаком жителям Азии, чем бритонцам, если верить пилигримам, возвращающимся из восточных земель?» Трубадуры складывали о нем баллады, летописцы воспевали и прославляли его деяния. Легенда обрастала событиями и менялась, став частью нашего бытия.
 Какие сказания правдивы, а что есть вымысел, сегодня не скажет никто. Нам только известно, что Артур пробуждает страсти и бередит воображение вот уже четырнадцать веков.
 Теперь о моем романе «Полночный воин». Существовал ли Гвинтал? Или им был Авалон, остров здоровья, куда монах Джоффри Монмаусский, прозванный Артуром, был привезен на лечение от смертельной раны? Оставляю выбор за вами. Любая история должна позволять себе и стремиться быть понятой каждым по-своему, с присущим ему воображением… и мечтами.