Аннотация: Приказ отца звучал просто и ясно: Виктория Грейнджер обязана выйти замуж до своего следующего дня рождения. В отчаянии девушка, поклявшаяся никогда не связывать свою жизнь с мужчиной, была вынуждена обратиться к суровому техасцу, которому случайно помогла спастись от гибели…
 Однако прелестную «мужененавистницу» поджидал большой сюрприз: отважный Спенсер Кинкейд, для виду согласившийся на фиктивный брак, вовсе не собирался отказываться от женщины, которой жаждал обладать…


---------------------------------------------


 Дебра Дайер
 Поверь в мечту



 Глава 1


  Сан-Франциско 
  Апрель 1897 года 
 Неужели он умирает? Спенс Кинкейд не хотел знать ответ на этот вопрос. Но ускользнуть обратно в забытье не удавалось. Боль наполняла голову, словно в мозг втыкались тщательно заточенные кинжалы. Нет, это не кинжалы – это шпильки, дамские шпильки, острые и длинные. Застонав, Спенс открыл глаза. Перед ним плясали красно-золотые языки пламени, и неожиданно ему почудилось, что огонь опалил кожу. Должно быть, он уже умер, но попасть в рай не представлялось возможным.
 Моргнув несколько раз, Спенс заставил адское пламя превратиться в пышные цветы, вытканные на красном атласе, которым были затянуты стены комнаты. Газовые светильники затеяли игру теней, и в сполохах света цветы двигались и жили своей странной, пугающей жизнью. Спенс вспомнил, как мальчиком посещал воскресную школу. Кое-что учителям удалось вбить в его голову. Но даже тогда никто из них не утверждал, что стены ада покрыты красными атласными обоями.
 Это обнадеживающая мысль помогла ему сосредоточиться, и он обнаружил, что лежит в душной комнате, где сильно пахнет бренди и жасминовыми духами. Спиной он чувствовал прикосновение чужого тела, и это не доставило ему никакого удовольствия.
 Постепенно в памяти начали всплывать обрывки образов и воспоминаний: кажется, прошедшую ночь он провел в аду, соревнуясь в безумствах с женщиной, обладающей нравом и темпераментом рыси… Если повезет, он смоется отсюда, не разбудив ее.
 Спенс сполз на край кровати и спустил ноги на пол. Атласные простыни отозвались на его движение громким вкрадчивым шелестом, и на лбу его выступили бисеринки пота. Только бы не разбудить ее. Взгляд наткнулся на столик у кровати. Перевернутый стакан и лужица остро пахнущей жидкости на мраморной столешнице. Он готов поклясться – там было не просто бренди. Чтобы он еще раз… Пусть Алан, когда его в очередной раз осенит мысль как следует поразвлечься, катится подальше…
 Что-то крепко впечаталось в спину Спенса, а в следующее мгновение на его груди сомкнулись белые и изящные, но весьма сильные руки. Не повезло.
 – Ты ведь не собирался уходить, правда, дорогой?
 Он оглянулся через плечо. Зеленые глаза его подруги сузились, как у дикой кошки. Она крепко прижалась обнаженной грудью к его спине. И выглядела голодной. При мысли, что он должен стать ее завтраком, Спенса замутило.
 – У меня сегодня утром важная встреча.
 – Да ладно, это же Сан-Франциско. Здесь никто не начинает работать раньше полудня. – Руки Оливии скользнули ниже, лаская его гладкий живот. – Кроме меня и моих девочек, разумеется.
 – Человек, с которым я должен встретиться, встает с первыми лучами солнца. – Спенс успел схватить ее за руки, прежде чем она добралась до его самых чувствительных частей тела.
 Луч солнца пробивался сквозь щелочку между плотно задернутыми тяжелыми шторами из красного бархата, и только Спенс успел подумать, который сейчас может быть час, как Оливия провела языком по его спине, и он зашипел от боли. Похоже, она здорово исполосовала его. Ногтями, наверное…
 – Не уходи. – Она быстрыми поцелуями покрывала его спину.
 – Оливия, я должен… Черт! – Спенс дернулся, когда ее зубы впились в плечо.
 Оливия крепко обхватила Спенса за шею и опрокинула на кровать. Пока он боролся с головокружением, она уселась ему на живот. Ее полные груди качались у его лица, словно дыни. В нос ударил крепкий запах жасмина.
 – Оливия, мне надо идти…
 – Я хочу кое-что попробовать, – загадочно улыбнулась она и, сидя на нем верхом, начала тереться о гладкие мускулы его живота.
 Спенс почувствовал, как плоть ее увлажняется. Она запустила пальцы в завитки волос на его груди, намеренно причиняя боль, и Кинкейд вспомнил витой кнут из воловьей кожи, замеченный им вчера в шкафу.
 – Я сразу поняла, что ты – это нечто особенное, – мурлыкала Оливия. – И решила – ты слишком хорош для моих девочек. Ты только мой! – Она скользнула ниже.
 Спенс посмотрел наверх и увидел себя и Оливию – зеркальный потолок отражал их тела. Застонав, он схватил ее за плечи и сбросил на кровать. Потом торопливо выкатился из-под нее и встал на ноги. Голова его опять закружилась.
 – Я ценю твое предложение, – буркнул Спенс, – но мне и правда пора.
 – Ты настоящий техасский бык. – Оливия потянулась к его телу, жадно глядя на утреннюю эрекцию.
 Кинкейд быстро отступил назад:
 – Возможно, как-нибудь в другой раз…
 Оливия встала на колени и выключила газовые светильники в форме круглых стеклянных шаров, горевшие по бокам кровати. Потом она повернулась к нему, откинула на спину роскошную гриву рыжих кудрей и принялась играть темными сосками своих полных грудей. От прикосновений умелых пальцев или от созерцания красивого обнаженного мужского тела соски быстро напряглись, и, улыбаясь, она произнесла:
 – Можешь говорить что хочешь, но я же вижу, твое тело, как и мое, говорит «да».
 Рука ее скользнула по животу туда, где зазывно поблескивал треугольник рыжих завитков.
 – Ну же, Спенс, не капризничай! Я знаю, ты хочешь меня.
 В данный момент Спенсу хотелось одного – оказаться у себя дома и залезть в горячую ванну. Идея посетить Дворец наслаждений Оливии Фонтейн принадлежала Алану. Сам Кинкейд собирался всего лишь выпить пару рюмок и отправиться спать. Но каким-то образом – Спенс так и не мог понять, как ей это удалось, – Оливия заставила его остаться.
 – Пойми, Оливия, я… – начал было Спенс, но тут события приняли неожиданный оборот.
 Тяжелая дубовая дверь распахнулась, с силой ударившись о стену. Звук отозвался в голове Кинкейда тупой вибрирующей болью.
 Оливия вскрикнула от неожиданности, а Спенс схватил с кровати подушку, обтянутую черным атласом, и торопливо прикрылся. На пороге стояли двое, и на их лицах застыло изумление. Немая сцена продолжалась несколько секунд, во время которых все присутствующие таращились друг на друга, застигнутые врасплох. Одним из вновь прибывших был полицейский офицер – он открыв рот смотрел на обнаженную Оливию. Рядом с ним стояла высокая полная пожилая дама. Глядя на ее седые волосы и круглые очки в металлической оправе, Спенс испытал ужасное чувство – словно его застала без штанов родная бабушка. Выражение лица дамы быстро менялось – удивление сменилось брезгливой гримасой.
 – Что все это значит, Феликс? – Оливия первая пришла в себя и попыталась завернуться в простыню.
 – Мы… э-э… ошиблись дверью, мисс Оливия, – смущенно пробормотал офицер Феликс Перкинс.
 – Да? А какого черта вы и эта самоуверенная зануда вообще делаете в моем доме? – На щеках мисс Фонтейн от гнева проступили красные пятна.
 – Она сказала, что девушка… – начал было Перкинс.
 – Мне известно, что тут есть девушка, которую вы удерживаете против ее воли. – Серые глаза пожилой дамы сердито поблескивали за стеклами очков. – И мы ее найдем. – Она повернулась и вышла из комнаты.
 – Простите, мисс Фонтейн, но у нее есть бумага, подписанная судьей Николсом, – сказал в свое оправдание офицер. Он коснулся полей шляпы и пятясь вышел в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь.
 – Кто это? – спросил Спенс, швыряя подушку на кровать.
 – Шарлотта Маккензи. – Оливия выплюнула это имя с нескрываемым отвращением.
 – О какой девушке она говорила?
 Спенс отыскал свои брюки на полу, под черным шелковым корсетом. Он успел натянуть штаны, когда где-то рядом опять раздался звук распахнутой двери, а потом громкий женский визг.
 – Сука ирландская! – прошипела Оливия.
 Она слезла с высокой, отделанной золотом кровати, схватила черный шелковый пеньюар, торопливо накинула его на голое тело и, затянув на талии расшитый серебром пояс, поспешила к двери.
 Спенс пригладил волосы и двинулся следом. Один из людей Оливии, здоровенный охранник, упершись руками в стены, загораживал проход. Перед ним стояла Шарлотта Маккензи. Сейчас она очень походила на рассерженного терьера, который готовится к схватке с быком. Офицер Перкинс маялся в стороне, поглаживая светлые усы и с тревогой наблюдая за происходящим, но явно не желая вмешиваться.
 – Отойди, Моу. – Оливия похлопала охранника по спине. – Я сама разберусь.
 Огромный Моу отодвинулся в сторону, и теперь Спенс разглядел, что рядом с Шарлоттой стоит светловолосая девушка. Она судорожно прижимала к груди простыню, кое-как прикрывавшую ее обнаженное тело. На бледном личике выделялись огромные заплаканные карие глаза, смотревшие на Оливию с ужасом.
 – И куда это вы собрались? – ехидно спросила мисс Фонтейн.
 – В миссию, – твердо заявила Шарлотта. – Там она получит шанс начать новую жизнь.
 Спенс, увидев, что девушка побледнела еще сильнее, рванулся вперед и успел подхватить ее прежде, чем она упала на пол, потеряв сознание. Простыня соскользнула, и он увидел синяки, покрывавшие тело несчастной, Он неловко попытался прикрыть ее наготу, но Шарлотта уже была рядом и сама укутала ее. Она сердито посмотрела на Спенса, словно это он был во всем виноват.
 – Эта девчонка должна мне деньги, – проворчала Оливия.
 – Сколько? – быстро спросил Спенс. Ему не понравилось то, что он увидел. Если добавить к этому явную склонность Оливии к садизму, которую даже он ощутил на себе вчера вечером, то, похоже, девушку и правда надо было спасать.
 – Не помню точно. – Оливия была немало удивлена его вмешательством.
 – Да? И за что же она вам должна? – Мисс Маккензи уперла руки в полные бедра и с видом глубочайшего презрения взирала на рыжеволосую хозяйку.
 – За одежду, еду и проживание, – спокойно перечислила та.
 – Судя по тому, как она выглядит, вы не много на нее потратили. Мы уладим этот вопрос, но прежде эта девушка покинет ваш дом, – произнес Спенс тоном, не терпящим возражений.
 – Не вмешивайтесь! – осадила Спенса Шарлотта и, схватив его за руку, повернулась к полицейскому: – Офицер, может, вы все же соизволите делать свою работу?
 Спенс смотрел на маленькую ручку, вцепившуюся в его рукав, и удивлялся, как пожилая женщина умудрилась сохранить кожу такой нежной и гладкой.
 – Вам все же придется принять мою помощь, – заявил он.
 – А я говорю, мы в ней не нуждаемся! – Мисс Маккензи посмотрела на него из-за очков взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
 – Давайте я возьму девушку. – Рядом с ним возник офицер Перкинс.
 – Нет. – Спенс поднял руку, и полицейский покорно отступил.
 – Слушаюсь, сэр.
 Девушка наконец пришла в себя. Она застонала, открыла глаза и с ужасом уставилась на Спенса.
 – Кто вы? – прошептала она дрожащим голосом.
 – Друг, который поможет вам выбраться отсюда. – Голос Кинкейда звучал ласково, как будто он говорил с маленьким ребенком.
 Всхлипнув, она уткнулась лицом ему в плечо. Чувствуя, как ее слезы обжигают кожу, Спенс ощутил новый прилив жалости и гнева. Она ненамного старше его сестры. Подняв глаза, он встретился взглядом с Шарлоттой Маккензи. Старая дама смотрела на него так, словно он собирался загрызть бедную девочку, вместо того чтобы ее спасти.
 Спенс улыбнулся, надеясь хоть немного смягчить сердце ирландки, но та взирала на него с прежней суровостью.
 – Показывайте, куда идти, мэм, – приказал он. Старуха повернулась и решительно двинулась вперед.
 Кинкейд пошел за ней.
 – Спенс, какого черта ты делаешь? – Хозяйка борделя схватила его за локоть.
 – Я отнесу девушку в экипаж. – Он брезгливо стряхнул руку Оливии.
 – Хотите, чтобы я остановил его, мисс Оливия? – подал голос Моу.
 – Я бы на твоем месте этого не делал, парень. – Спенс посмотрел на охранника весьма выразительным взглядом.
 Моу опустил голову и стал похож на быка, который вот-вот бросится на врага, но хозяйка его остановила.
 – Позже, – процедила она, злобно глядя на Спенса.
 Кинкейд вслед за Шарлоттой Маккензи спустился по лестнице и вышел на улицу. С залива дул резкий, сырой ветер, и Спенс поежился, когда его босые ступни прикоснулись к холодным камням. У дверей стоял маленький обшарпанный экипаж. Мисс Маккензи вскочила в него с легкостью, удивительной для ее возраста и комплекции.
 – Сажайте ее сюда. – Она указала на место рядом с собой.
 Спенс кивнул и улыбнулся девушке, которая по-прежнему испуганно цеплялась за него.
 – Как вас зовут?
 – Клер… Клер Баттерфилд.
 – Я Спенс Кинкейд, – ответил он и с грустью подумал о том, что ждет эту хрупкую девушку в будущем. Сможет ли она оправиться от телесных и душевных ран? Черт бы побрал эту Оливию! Бессердечная женщина… Но он не позволил чувствам отразиться на его лице и ободряюще улыбнулся Клер: – Если вам понадобится помощь, дайте мне знать.
 Клер кивнула, с трудом сдерживая рыдания.
 – Ну-ну, успокойтесь, – ласково сказал Спенс. – Мисс Маккензи позаботится о вас.
 Он усадил Клер рядом с Шарлоттой и отошел в сторону.
 – А вы… не едете? – Клер смотрела на него, и испуг в ее глазах сменился обожанием и восхищением.
 – Нет, но непременно навещу вас, чтобы узнать, как ваше здоровье.
 Шарлотта обняла Клер и посмотрела на Спенса так, что он почувствовал себя чем-то вроде гремучей змеи. Потом старая дама схватила поводья, и экипаж быстро покатил по улице.
 Некоторое время Спенс, стоя на холодном ветру, смотрел ему вслед. «Мне нужна горячая ванна, – сказал он себе. – Надо поскорее смыть с себя запах Оливии».
 Рядом неожиданно возник офицер Перкинс.
 – Вы очень рассердили мисс Оливию, – заметил он. – Я бы на вашем месте поостерегся.
 – Спасибо за совет, – сдержанно ответил Спенс, прекрасно понимая, что Оливия скорее всего неплохо платит этому полицейскому, чтобы он не проявлял излишнего рвения.
 Спенс вернулся в дом, и его вновь окутал густой запах – смесь крепких духов, сигарного дыма и чего-то еще. Кинкейд взбежал наверх, перешагивая через две ступени. Теперь им владело одно желание – как можно скорее выбраться отсюда.
 На втором этаже распахнулась одна из дверей, и из комнаты вывалился Алан. Он был совершенно голый и одной рукой обнимал блондинку, а другой – брюнетку. Вся одежда женщин состояла из ленточек на шее. Спенсу вдруг пришло в голову, что когда-то, возможно, они попали сюда подобно Клер. Только никто не пришел их спасать.
 – Что за шум? – спросил Алан.
 – Ирландский ураган.
 – А-а, опять старуха Маккензи? Похоже, она против того, чтобы люди иногда развлекались. – Алан чмокнул брюнетку в щечку.
 Спенс нахмурился. Забота о собственных удовольствиях частенько мешала Алану видеть чужие проблемы.
 – Знаешь, тут прятали девушку, которой было совсем не весело…
 – А вам, девочки? – Алан ущипнул своих подружек, и те дружно захихикали. – Думаю, нам надо вернуться в спальню и поиграть еще немножко.
 Он удалился в обнимку с девицами, а Спенс с удивлением покачал головой. Со времен колледжа Алан не сильно изменился.
 У дверей комнаты Оливии стоял Моу, словно страж у врат преисподней. Спенс прошел в комнату, сделав вид, что не заметил охранника.
 Теперь шторы были раздвинуты, и комнату заливал солнечный свет. Яркие лучи, легко пронизав тонкое кружево, отражались от зеркала в золотой узорной раме, висящего над камином, сложенным из черного мрамора. Обтянутые красным бархатом стулья и диван были также щедро инкрустированы золотом. Все вместе создавало впечатление бликов инфернального пламени.
 Оливия стояла у окна. Спенс взглянул на нее и с удивлением подумал, какого черта он вообще попался на крючок. Ему никогда не нравился такой тип женщин. Он всегда предпочитал менее пышные формы.
 Морщась от головной боли, Кинкейд отправился бродить по кроваво-красному ковру в поисках предметов своего туалета. На рубашке осталось только три жемчужные пуговицы, остальные, должно быть, отлетели. Ну и пусть – искать он не станет.
 – Как ты осмелился встать на их сторону?
 Проигнорировав вопрос, Спенс сел на резной стул и надел ботинки. Носки куда-то запропастились. Зато он увидел свое белье, но, подумав, решил обойтись без него – больше он не станет снимать штаны в присутствии этой рыжей дикой кошки.
 – Я не потерплю, чтобы кто бы то ни было вмешивался в мой бизнес!
 Кинкейд храбро встретил ее злобный взгляд.
 – Зачем ты мучила бедную девушку? Потому что она не хотела на тебя работать?
 Вглядевшись в лицо Спенса и убедившись, что он не намерен просить прощения, Оливия мгновенно преобразилась. Разъяренная рысь превратилась в мурлыкающую кошечку.
 – Но, Спенс, дорогой, – она поплыла к нему, зазывно покачивая бедрами, – эта девушка мне задолжала. И я ее пальцем не трогала. Просто ей попался капризный клиент.
 У Спенса возникло сильное подозрение, что она лжет и девушку заперли в комнате давно. А значит, избивал ее либо охранник, либо сама мисс Фонтейн.
 – Давай забудем об этой глупой девчонке, – продолжала мурлыкать Оливия, положив холеную белую ручку ему на грудь. – Она не имеет к нам с тобой никакого отношения.
 Спенс сделал шаг в сторону, чтобы избавиться от ее прикосновения, и взял пиджак со спинки стула.
 – Я никогда не указываю людям, как им следует жить, – хмуро заметил он. – Пока они не приносят вреда другим. Если женщина решает стать жрицей любви добровольно – это ее дело, и я не вижу в том ничего дурного… Если только это ее собственное решение.
 Теперь он смотрел на Оливию в упор.
 – Не хочешь же ты сказать, что я силком держала тут эту девицу? – нервно хмыкнула та, ежась под его суровым взглядом.
 – Думаю, ты просто садистка. Тебе доставляет удовольствие мучить других людей, иметь над ними власть, – с отвращением проговорил Спенс.
 – Ах вот как! Однако вчера ночью ты не возражал против моей власти! – вскричала Оливия, впадая в ярость. Она распахнула черный шелковый халат и приподняла свои пышные груди. – Признайся, тебе ведь понравилось! А теперь ты злишься, потому что эта старая праведница отчитала тебя, как мальчишку-певчего, пойманного за воровством церковного вина! Но ведь ты по-прежнему хочешь меня! – Руки ее скользнули вниз живота, к завиткам рыжих волос. – Я вижу это по твоим глазам. Признайся, что хочешь меня! Ведь у тебя никогда еще не было такой женщины.
 Это точно. И он должен быть осторожным и осмотрительным, чтобы вновь не связаться с такой же. Кинкейд достал из кармана брюк пачку банкнот, скрепленных золотым зажимом, и отделил две бумажки по пятьдесят долларов.
 – Думаю, ста долларов будет достаточно для покрытия долга этой девушки. Причем с лихвой, – сказал он. Потом, повинуясь внезапному импульсу, добавил еще одну купюру, помельче. – А это за твои услуги прошлой ночью.
 Оливия задохнулась от бешенства.
 – Десять долларов? Ах ты, ублюдок! Да мужчины платили мне сотни просто за возможность со мной пообедать! Я подарила тебе удовольствие, какого ты не сможешь получить ни от кого другого! Ни от кого!
 Она бросилась на него, намереваясь вцепиться ему в. лицо.
 Спенс схватил ее за руки и удерживал на расстоянии, стараясь не подпускать к себе. Тогда она попыталась лягнуть его ногой.
 – Осторожнее, Оливия, ты можешь причинить себе боль!
 Зарычав, она вонзила зубы в его запястье. Спенс инстинктивно отдернул руку, и Оливия, оставшись без опоры, упала на пол.
 – Моу! – завопила она.
 Кинкейд посмотрел – на месте укуса выступила кровь. Надо же – как будто кошка укусила.
 Пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, в комнату ввалился здоровяк охранник. Увидев распростертую на полу хозяйку, он, словно лев, прыгнул на Кинкейда. Спенс встретил его сокрушительным ударом в челюсть, и охранник рухнул на мисс Фонтейн, придавив ее своим немалым весом.
 – Слезь с меня, идиот! – завизжала Оливия. Но Моу был слишком тяжел, чтобы она могла выбраться из-под его туши, и слишком оглушен, чтобы сделать хоть одно движение.
 Оливия была вне себя от злости. Ее огненные волосы разметались по полу, глаза чуть не вылезли из орбит.
 – Ты еще пожалеешь об этом! – прошипела она.
 – Уже жалею, что оказался здесь, – ответил Спенс, достав из кармана носовой платок и невозмутимо обернув им разбитые в кровь костяшки пальцев. Он повернулся и спокойно пошел к двери, а Оливия закричала ему вслед:
 – Ты вернешься, Кинкейд! Ты будешь меня умолять!
 – Когда солнце взойдет на западе, – бросил он, обернувшись.
 Взгляды их встретились, и Спенс содрогнулся. В глазах Оливии горел дьявольский огонь. Она способна была убить, и не просто убить, а получать удовольствие, нанося удары и мучая свою жертву. Кинкейд вышел и закрыл за собой дверь. Не приведи Господи снова встретиться с мисс Оливией Фонтейн.
 Здание миссии располагалось на Честнат-стрит. Со стороны этот дом ничем не отличался от соседних: два этажа, мансарды с островерхими крышами, окна, выходящие на бухту, выступают фонарем, искусная резьба подчеркивает неповторимый викторианский облик здания.
 Но внутри все было не так, как у соседей: мансарды были отведены под игровую, детскую спальню и учебный класс. Девушки жили по три в комнате. Да, здесь было тесновато, но у них было нечто гораздо более ценное – свобода.
 Доктор Уоллес вышел из комнаты Клер. За ним семенила Шарлотта Маккензи.
 – С ней все будет в порядке, доктор? – взволнованно спросила она.
 Они остановились в маленькой гостиной у окна.
 – Все будет хорошо, – ответил доктор. Он снял очки и, близоруко щуря утомленные глаза, принялся полировать стекла. – Все, что нужно, – это нормальное питание и покой. Начните с бульона, а потом можете дать что-нибудь более калорийное. Бедняжка. – Доктор вздохнул и водрузил очки на переносицу.
 Шарлотта нахмурилась. Да, бедная девочка – а сколько таких она уже перевидала! Эти девушки жили с родителями на фермах или в маленьких городках, мечтали о замужестве и детях… И эти мечты были украдены у них жестокими, равнодушными мужчинами.
 Она проводила доктора к выходу. Прощаясь, тот нежно взял ее за руку.
 – Если вам что-то понадобится, позовите, я всегда к вашим услугам, И сообщите мне о здоровье девушки.
 – Спасибо, доктор, я так и сделаю. Доктор не торопился выпускать ее пальчики, и в глазах его светилось лукавство. Он помолчал и наконец, решившись, произнес:
 – Думаю, ваш отец гордился бы вами, если бы знал о ваших трудах.
 – Откуда вы можете знать моего отца? – Она торопливо отняла руку.
 – Я давно догадался обо всем, – улыбнулся доктор. – Но не бойтесь, я сохраню эту тайну и ничего не скажу вашему отцу. Вы достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения.
 – Если точнее, я достаточно взрослая, чтобы быть вашей матерью.
 Усмехнувшись, доктор покачал головой и еще раз напомнил:
 – Не забудьте сообщить мне о здоровье бедняжки.
 Когда дверь за ним закрылась, Шарлотта в изнеможении прислонилась к косяку. Ей очень хотелось надеяться, что доктор Уоллес не выдаст ее отцу.
 – С вами все в порядке, Шарлотта? – тревожно спросила маленькая женщина с седыми волосами, появившаяся из гостиной.
 – Да, матушка Ли, все хорошо. – Шарлотта расправила плечи и постаралась улыбнуться.
 – Вы делаете большое дело. – Матушка Ли взяла ее за руку и ласково заглянула в лицо, – Даже не знаю, как бы мы с сестрой Флорой справились без вас… скорее всего наша миссия просто не смогла бы существовать.
 – Мне надо идти, – пробормотала Шарлотта, чувствуя, как щеки заливает краска смущения. Конечно, ей была приятна похвала, но она вовсе не считала, что делает что-то особенное. – Пойду куплю что-нибудь. Скоро Клер выздоровеет, и ей понадобится одежда.
 – Вы ангел, Шарлотта.
 Шарлотта Маккензи покачала головой и поспешила по узкому коридору в заднюю часть дома. Каблуки ее звонко стучали по деревянным доскам пола. За кухней приютилась маленькая комнатка, служившая ей спальней и кабинетом. Она была обставлена очень скромно, что вполне соответствовало характеру хозяйки. Белые стены были лишены каких-либо украшений, лишь над узкой кроватью висел деревянный крест. Обстановка состояла из трех колченогих дубовых стульев, небольшого стола и умывальника.
 Заперев за собой дверь и почувствовав себя в безопасности. Шарлотта сняла очки в металлической оправе, а затем и седой парик. Под некрасивым и немодным серым платьем скрывались дополнительная пара панталон и сорочка. И то и другое было подбито ватой, что делало Шарлотту приятной на вид толстушкой. Оставшись в одной тонкой сорочке и штанишках, сильно постройневшая женщина налила из кувшина в тазик немного воды и принялась смывать грим. И вскоре в зеркале над умывальником появилось отражение молодой стройной женщины с прекрасными светло-каштановыми волосами. «Что ж, – думала она, разглядывая себя, – возможно, доктор Уоллес в чем-то прав – Куинтон Грейнджер наверняка смог бы понять меня и даже гордился бы моей работой. Но если бы миссис Лилиан Грейнджер узнала, что я не просто учу бедных детишек в миссии, скандал потряс бы всю округу».
 Из притулившегося в углу шкафа она достала украшенную расшитыми кружевами нижнюю юбку, белую крахмальную блузку из тонкого льна, серую шерстяную юбку и такой же жакет. Она застегивала последнюю пуговицу, когда раздался стук в дверь.
 – Войдите.
 На пороге стояла полненькая темноволосая женщина.
 – Значит, Шарлотта уже ушла? – спросила она, глядя на изящную молодую даму.
 – Входите, Флора, – ответила Тори Грейнджер. – Может быть, я смогу хоть в чем-то ее заменить?
 – Там к Шарлотте пришел какой-то мужчина. – Флора наконец переступила порог и сразу заполнила собой всю комнату – грудь ее колыхалась, а руки так и летали от волнения. – О, это такой красивый мужчина, а глаза золотистые, как у горного льва. Я таких глаз в жизни не видела, они просто завораживают. Как вы думаете, что ему нужно от Шарлотты?
 – Кинкейд, – взволнованно прошептала Тори.
 – Точно, так он и сказал. – Флора опять всплеснула руками. – Спенсер Кинкейд. Прекрасное имя, правда? И манеры настоящего джентльмена. А по выговору – так он с Юга.
 «Наверное, он пришел навестить», – думала Тори, прижав руки к груди, где испуганно колотилось ее сердце.
 – Скажи ему, что Шарлотты сейчас нет, – попросила она Флору.
 Та кивнула и повернулась к двери.
 – Нет! – Тори нервно заходила по комнате. – Скажи ему, что она вернется через несколько дней… Нет, подожди! – Она схватила Флору за руку. Та удивленно смотрела на Тори чистыми голубыми глазами. – Ты ему скажешь…
 Она замолчала. Бросив взгляд в зеркало и убедившись, что на лице не осталось следов грима и что щеки ее пылают, Тори наконец решилась:
 – Я сама с ним поговорю. Где он?
 – В гостиной.
 – А кто с ним?
 – Никого. – Флора сжала руки, взгляд у нее был виноватый. – Матушка Ли ушла с Гретхен и Джейн, Мария убирает на кухне, Джо наверху с детьми, а Нелли и Бланш заняты стиркой, Я и подумала, зачем вести его сюда, пусть лучше подождет в гостиной. Что-то не так?
 – Нет-нет, ты все сделала правильно. – Тори бросила еще один взгляд в зеркало, воткнула в прическу последнюю шпильку и вышла из комнаты. Флора едва поспевала за ней.




 Глава 2


 Тори остановилась у двери в гостиную, стараясь успокоить дыхание, чтобы войти в комнату гордо и с достоинством, как подобает леди. Но Флора не успела остановить свой стремительный шаг и, со всего размаху ударившись грудью о Тори, втолкнула ее в комнату.
 – Ой, простите! – жалобно вскрикнула она.
 Кинкейд стоял у самой двери, а потому, когда Тори влетела в комнату, успел подхватить ее, не дав ей упасть. От неожиданного толчка Флоры Тори еще могла бы оправиться, но, так же неожиданно оказавшись прижатой к сильному мужскому телу, она потеряла дар речи и лишь молча смотрела на Спенса, который держал ее в надежном кольце своих рук. Солнце, заливавшее комнату, освещало его правильные, словно высеченные искусным скульптором черты. Даже ямочка на подбородке была совершенна. Но самое главное – это не было холодное лицо манекена. От Кинкейда, казалось, исходили жизненные токи, настолько он был переполнен силой и энергией. Тори даже почудилось, что ее тело пронзает поток пульсирующего света. И ей стало страшно: она ощущала себя мотыльком возле яркого огня – такого влекущего, но такого опасного… Кинкейд взглянул на нее сверху вниз, и губы его тронула улыбка. А потом улыбнулись и глаза – невероятные, темно-золотые, как у хищника, обрамленные густыми черными ресницами. И что-то еще было в этих глазах – то ли удивление, то ли радость… Тори резко отстранилась.
 – Пустите меня!
 Удивленный ее тоном, он приподнял темную бровь.
 – Должен заметить, мисс Маккензи, вы здорово изменились! – язвительно произнес он.
 – Вы прекрасно знаете, что я не Шарлотта, – рассердилась Тори, надеясь, что он не узнал ее. – Так что отпустите меня, и немедленно!
 – Не раньше, чем вы представитесь как положено. – Он усмехнулся. – Я бы хотел знать имя женщины, которую обнимаю.
 Его глубокий, низкий голос звучал слегка тягуче, и Тори подумала, что он наверняка уроженец Техаса.
 – Только и всего, мистер Кинкейд? – насмешливо протянула она.
 – Вы застали меня врасплох, – укоризненно произнес Спенсер, с легкостью пресекая все попытки Тори вырваться. Он просто стоял и держал ее в объятиях, а она вдруг со страхом почувствовала, что ни шерсть, ни лен, никакие юбки и сорочки не смогут защитить ее от жара его тела. Собственная плоть неожиданно показалась ей слишком мягкой и чувствительной, а кровь превратилась в жидкий огонь.
 Набрав в легкие побольше воздуха и стараясь говорить спокойно, она выдохнула:
 – Я Виктория Грейнджер. И я вовсе не рада нашему знакомству, мистер Кинкейд.
 Руки Спенса упали, и он отступил назад, глядя на нее с изумлением:
 – Дочь Куинтона Грейнджера?
 – Да. – Виктория нервно одернула жакет. – Вы знаете моего отца?
 – Можно даже сказать, что мы старые друзья. Я только что с ним расстался.
 – Неудивительно – мой отец никогда не был особо разборчив в знакомствах.
 – Похоже, мисс Шарлотта насплетничала вам обо мне. – Он криво улыбнулся.
 Быстро поставив между собой и Спенсером Кинкейдом стул с высокой резной спинкой, Тори почувствовала себя увереннее.
 – А что вы вообще тут делаете, мистер Кинкейд? – холодно спросила она.
 – Я хотел бы задать вам тот же самый вопрос. – Он не отвел взгляд, хотя заметил, что серые глаза Тори подернулись льдом. «Какой странный холодно-серебристый взгляд», – подумал Спенс.
 – Я помогаю в миссии несколько дней в неделю, – машинально ответила Тори, пытаясь понять, почему у нее дрожат ноги. – Вас это удивляет?
 – Сказать по правде, так и есть. Не ожидал, что дочь Грейнджера будет работать в миссии.
 – Уверяю вас, мистер Кинкейд, я отлично справляюсь.
 – Не сомневаюсь. Более того, я верю, вы справитесь с любым делом, за которое возьметесь, – вежливо ответил Спенс.
 «Да уж, ты веришь, как же!» – подумала Тори. И в Санта-Клауса он тоже верит? Должно быть, он рассчитывает очаровать ее дешевыми комплиментами. Не выйдет.
 – Ну, раз мы выяснили, что я тут делаю, может, теперь вы ответите на мой вопрос относительно цели вашего визита? – Тон ее был таким же ледяным, как и взгляд.
 – Я приехал справиться о мисс Клер Баттерфилд, которую привезли в миссию сегодня утром, – спокойно ответил Спенс.
 – Клер наверху. Она отдыхает, и доктор категорически запретил ее беспокоить.
 – Я и не собирался ее беспокоить. Просто хотел быть уверен, что с ней все в порядке.
 – Доктор сказал, что для нее главное – это отдых и калорийная пища. Мы позаботимся о ней. – Тори отвела глаза. Ей вдруг стало трудно выдерживать его прямой взгляд. Какой странный цвет глаз, похож на темное золото, она никогда раньше не видела такого.
 Тут Тори заметила Флору, которая замерла у порога и с нескрываемым восхищением смотрела на Кинкейда. «Еще одна жертва обаяния донжуана», – с грустью подумала Тори. Но она сама не должна, не может попасться в эту сеть. Она глубоко вздохнула, постаралась взять себя в руки и приготовилась отразить очередное нападение.
 – Когда она поправится, ей понадобится одежда. – Кинкейд вынул из кармана пачку банкнот, сколотых золотым зажимом.
 – Ей не нужны ваши деньги, мистер Кинкейд.
 – Боже мой! – тихонько охнула Флора и прижала к сердцу пухлые ручки.
 – Может, стоило бы спросить у нее самой, мисс Грейнджер? – насмешливо спросил Спенс.
 – Вы ошибаетесь, если думаете, что вам удастся купить эту девушку. – Тори начинала сердиться. – Если вы еще не поняли, повторю: ее удерживали в том доме силой и против ее воли.
 – Пойду помогу Марии на кухне, – пробормотала Флора и поспешно покинула комнату, воздух в которой вдруг опасно накалился.
 – Значит, вы считаете, что если мужчина предлагает женщине помощь, он непременно собирается ее купить? – Спенс сделал шаг к ней.
 Они вновь оказались так близко, что Тори ощутила странный, волнующий и очень мужской запах – смесь аромата цветов восковника и специй. Она даже не поняла, от чего шел запах – от одежды или от его тела. Потом ей пришла в голову и вовсе неуместная мысль: какие красивые у него волосы – густые, волнистые, почти черные. Она торопливо напомнила себе, что красота этого мужчины и манеры джентльмена – это лишь внешняя, обманчивая сторона.
 – Меня абсолютно не интересует, что на уме у мужчин, мистер Кинкейд.
 – Прежде всего я не сторонник рабства. – Голос Спенса звучал ровно и спокойно, но в глазах разгорался опасный огонек.
 – Да что вы? Никогда бы не подумала, зная, с кем вы водите компанию!
 – Значит, Оливия вам здорово досаждает?
 – Друзья Оливии Фонтейн не могут рассчитывать на радушный прием в этом доме. – Тори демонстративно повернулась к нему спиной и направилась к выходу. Каблучки ее сердито стучали по деревянному полу. Распахнув дверь, она оглянулась через плечо и жестом дала понять Кинкейду, что ему следует покинуть этот дом.
 Но он не двинулся с места. Он по-прежнему стоял посреди гостиной и молча ее разглядывал. Через несколько томительных секунд она пришла к выводу, что он не просто занимает большую часть комнаты – от него исходят магнетические волны, воздух пульсирует вокруг его тела, и тут же вспомнила, каким она увидела его сегодня утром – нагим и прекрасным. Она моргнула, стараясь поскорее отогнать недостойные леди воспоминания.
 – Я бы не назвал Оливию Фонтейн своим другом, – примирительно произнес он.
 – Я полагаю, это потому, что вы больше, чем просто друзья. – Виктория сама не заметила, как руки ее нервно сжались в кулаки при этих словах.
 Кинкейд покачал головой и потер шею, словно у него заныли мышцы. Губы его неожиданно расплылись в мальчишеской улыбке.
 – Что ж, все мы иногда ошибаемся.
 – Наверняка так говорит каждый преступник, пойманный с поличным, – холодно отозвалась Тори, не желая самой себе признаться, что сердце ее начало биться чаще при виде этой улыбки. Он, несомненно, опасен.
 – Поверьте, когда я пришел туда вчера вечером, я вовсе не собирался сводить близкое знакомство с кем-либо из обитателей дома. – Он смущенно потер щеку.
 – О да. – Тори улыбнулась, – Разумеется, большинство мужчин ходят к Оливии только затем, чтобы поболтать о пустяках.
 – В любом случае я никогда не навязываю женщинам свое общество против их воли.
 Единственным ответом на эту реплику были насмешливо поднятые брови.
 – Один из моих друзей пригласил меня…
 – Ах вот как! Значит, это он во всем виноват?
 – Так и есть. – Спенс замолчал и некоторое время внимательно вглядывался в лицо Тори, будто пытаясь угадать, что она прячет под маской сдержанной леди с безупречными манерами. Словно он знал, что ей есть что скрывать. – Мисс Грейнджер, не знай я, что это невозможно, я подумал бы, что вы ревнуете.
 – Что?! – Тори пришла в ярость от такой наглости и одновременно удивилась его проницательности. – Ах вы, высокомерный, самоуверенный…
 – Не надо так много слов, леди. Но знаете, вы так прелестны, когда сердитесь. – Он придвинулся еще ближе. – Ваши щечки заалели, как розы.
 – Не разговаривайте со мной, как со школьницей! – Тори отступила на шаг.
 – О нет, вы не школьница. Вы женщина. – Взгляд его нарочито неторопливо скользнул с ее окрашенных румянцем щек на блузку, под которой от учащенного дыхания грудь поднималась весьма заметно. Потом Кинкейд снова взглянул ей в лицо, – И очень красивая женщина, должен сказать.
 Тори задохнулась и вдруг напряглась, словно он коснулся ее груди не взглядом, а рукой.
 – Мне безразличны ваши слова, – заявила она, отступая. Хорошо бы это было правдой, а то от его близости и бог знает от чего еще у нее мысли путаются в голове. – Советую вам испытать свое очарование на ком-то, кто не знает, насколько вы порочны.
 – А вы, выходит, знаете? – Кинкейд неумолимо придвигался к ней. – Вы все обо мне знаете? И кто же я? Негодяй, насилующий невинных женщин после завтрака, обеда и ужина?
 – А я должна поверить, что вы милый, наивный паренек, которого соблазнила дурная женщина? – Тори растерялась – отступать дальше было некуда. Ее спина коснулась стены.
 Он улыбался и подходил все ближе. Теперь их разделяло всего несколько дюймов, и она могла разглядеть каждую точку в его золотистых зрачках. Как он близко… Слишком близко!
 – Когда я был ребенком, я обычно старался читать не те книги, что мне советовали родители, а те, что находил я сам, а они считали дурными.
 – Это меня не удивляет, – бросила Тори, пытаясь продвинуться вдоль стены и тем самым ускользнуть от опасной близости. Но Кинкейд пресек ее попытку сбежать, опершись рукой о стену над ее плечом.
 – Однажды в кабинете моего отца я нашел книгу в яркой обложке и с многообещающим названием. Я спрятал ее под рубашкой и убежал в холмы, неподалеку от дома – там никто не мог меня видеть.
 Это невозможно, невыносимо! От его большого тела исходил жар. И этот огонь не просто согревал ее, он порождал где-то внутри ее ответное горение. Еще немного – и огонь поглотит ее, и она попадет в ад…
 – Я ожидал, что в книге будет много стрельбы, погонь и… – он усмехнулся, – красивых женщин.
 – Мистер Кинкейд, – предостерегающе проговорила Тори, одарив его взглядом, который многих наглецов до него обратил в бессловесные статуи.
 Но этот только подмигнул и продолжил:
 – Содержание оказалось несколько иным, но книга увлекла меня. Я читал ее тайком, прятал под кроватью…
 Она чувствовала его дыхание на своей щеке – теплое и свежее, как трава после дождя.
 – Только дочитав почти до конца, я сообразил, что мой отец наклеил обложку от какой-то глупой книжки на «Одиссею» Гомера.
 Его глаза сияли. Они притягивали ее, как лампа мотылька. Такие глаза – гибельная ловушка для женской души.
 – Я пытаюсь вам объяснить, что иногда, чтобы разобраться, что же перед вами, нужно время… И что обложка не всегда совпадает с содержанием.
 – Когда мой отец давал мне читать книги, ему не приходилось переклеивать обложки, и я всегда знала, что именно читаю, – сердито пробурчала Тори.
 – А когда вы слышите, что мужчина проводит время с дурной женщиной, вы сразу же можете точно сказать, что он за человек?
 – Нетрудно понять, что вы собой представляете. – Она вздернула подбородок. – Достаточно увидеть, как вы ведете себя здесь и сейчас.
 – И как же я себя веду? – Он наклонился, и его губы чуть коснулись кончика ее вздернутого носа. – Как мужчина, который встретил красивую женщину?
 Виктория с силой прижала ладони к стене за спиной – больше всего ей хотелось протянуть руку и коснуться его. Нет, не просто коснуться, а прижаться к этому сильному, большому, горячему телу. Ей казалось, что кости внутри тают, а кровь уже давно превратилась в огонь.
 – А как насчет вас, мисс Грейнджер? – вдруг спросил Спенс, и ей показалось, что золотистые глаза видят все ее секреты.
 Виктория снова сделала попытку отодвинуться, стремясь ускользнуть от пронизывающего, всезнающего взгляда, от смущающего ум и душу жара, который исходил от тела Кинкейда. Но тут он опустил руки ей на плечи, и она поняла, что ей некуда убежать и негде скрыться от него. Прикосновение было едва ощутимо – он лишь слегка касался ее плеч, а пальцы его нежно ласкали кожу над краем ее крахмального воротничка. Кинкейд как будто плел вокруг нее сверкающую паутину, из которой, по правде говоря, вовсе не хотелось убегать.
 – Вы не имеете права…
 – Что вы прячете там, внутри, под маской?
 Должно быть, он вдохнул в себя весь воздух. Она не может больше дышать, не может думать… но чувствовать, к сожалению, может.
 – У вас чудесные губы. – Его горячее дыхание обжигало висок, она слышала громкие удары его сердца. Или это ее собственная кровь шумит в ушах? – Они созданы для страстных поцелуев.
 – Мистер Кинкейд, я требую, чтобы вы отошли от меня! – То, что задумывалось как сердитый окрик, прозвучало еле слышной мольбой.
 – А как вы чудесно пахнете. – Его губы коснулись завитков волос на девичьей шее, пока трепещущие ноздри впитывали ее запах. – Так пахнут розы в саду после дождя…
 Голос, дыхание, жар его тела словно окружили ее золотистым дождем. Тори позволила себе забыться и вдруг услышала полустон-полувздох. Этот звук – предательски страстный – сорвался с ее губ.
 – У вас наверняка очень длинные волосы. Наверное, ниже талии. Вы распускаете их когда-нибудь? Чтобы они мягкими волнами спадали по спине? – Теплые губы прижались к ее виску. – Они прекрасны – шелковистые, блестящие, а на солнце кажутся золотыми, почти рыжими!
 – Мистер Кинкейд! – Тори уперлась ладонями в широкую грудь. – Я вам не Оливия Фонтейн!
 Он опустил руки и отступил назад. Бежать, решила Тори.
 Но ноги ее не слушались. Она оперлась спиной о стену, чтобы он не догадался, что колени у нее дрожат.
 – О нет, мисс Грейнджер, вы не Оливия, это я понял. Но я хотел бы знать, кто прячется под маской холодной, благонравной леди. Интуиция подсказывает мне, что там совсем другая женщина.
 – Зато мне не надо приглядываться – с первого взгляда видно, что вы высокомерный, самодовольный, напыщенный сластолюбец!
 – А вы женщина, которая боится почувствовать себя женщиной! Вам нужен мужчина. Мужчина, который сможет научить вас быть женщиной.
 – Как вы смеете! Вы считаете, что раз я не упала к вашим ногам, очарованная, так я и не женщина?
 – Неправда. Я уверен, что вы больше женщина, чем все, кого я знал раньше.
 – Включая вашу подругу Оливию?
 – Конечно. Она просто использует мужчин. Так она добивается власти и ощущения собственного могущества. А вы убегаете от мужчин.
 – Возможно, это потому, что я предпочитаю джентльменов.
 – Пока они не подходят слишком близко, да? – Губы его скривились в странно невеселой улыбке.
 Тори опять захотелось убежать и спрятаться. Эти красивые глаза видят слишком много. А Спенс не спеша достал пачку банкнот и положил на стол пять бумажек по пятьдесят долларов.
 – Распорядитесь ими, как сочтете нужным, – спокойно сказал он. – Я вполне доверяю вашему здравому смыслу.
 Отвесив преувеличенно изысканный поклон, он повернулся и пошел к двери, но на пороге оглянулся. Убедившись, что она по-прежнему смотрит на него, Спенс произнес:
 – До встречи, мисс Грейнджер. – И вышел.
 – Мужчины! – Это было единственное, что Тори смогла процедить сквозь стиснутые зубы, прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов. Этот человек…. он смутил ее, рассердил… он прикасался к ней, как никто не смел прежде… Хлопнула дверь. Он ушел.
 Тори стояла у стены и рассматривала комнату, виденную тысячи раз. Обстановка гостиной состояла из разнокалиберных стульев орехового или красного дерева и двух диванов – один обтянут темно-зеленым плюшем, другой – тканью в желто-синий цветочек. Обивка стульев не подходила ни к одному из них. Вся мебель представляла собой пожертвования и была порядком потрепана. Тори комната всегда казалась скромной, но уютной, а теперь стала унылой и бедной. И она знала почему. Потому что он ушел. Еще минуту назад солнечный свет был ярче, все вокруг жило, воздух, казалось, был пронизан энергией, а мебель была роскошной, как в волшебной сказке. Но после его ухода свет померк, и комната погрузилась во тьму, и мебель выглядела безликой и серой.
 Она вздохнула, стараясь избавиться от наваждения. Этот Спенсер Кинкейд относится к тому типу мужчин, которые могут уничтожить женщину. Люди вроде него коллекционируют разбитые сердца, как другие коллекционеры бабочек, прикалывая их булавками к доске и лишая их жизни. Она не позволит, чтобы такое произошло с ней. Это не должно случиться снова.




 Глава 3


 Семья Грейнджеров владела акром земли рядом с Калифорния-стрит. Здесь возвышался трехэтажный особняк в стиле барокко, фасадом выходивший на Ван-Несс-авеню. От кованых железных ворот вела посыпанная гравием дорожка. Ее бдительно охраняли статуи римских воинов, презрительно взиравших на посетителей со своих постаментов. Дорожка заканчивалась у широких гранитных ступеней. Особняк был окружен идеально ухоженными зелеными лужайками, на которых усердно трудились шесть садовников-китайцев.
 Тори вошла в дом и взглянула на часы из палисандрового дерева, украшавшие холл. Уже почти шесть. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы потратить деньги мистера Кинкейда, но зато она израсходовала их с пользой. Однако теперь следует поторопиться, чтобы не опоздать на званый вечер, который устраивает сегодня ее мать.
 Лилиан Грейнджер считала себя законодательницей мод и хороших манер в славном городе Сан-Франциска, Она не могла допустить, чтобы ее авторитет пошатнулся, а потому устраивала приемы часто и с размахом. Сегодня как раз был один из таких приемов, и Лилиан ожидала, что дочь будет готова задолго до приезда гостей.
 – Виктория, я хочу поговорить с тобой. – Низкий голос Куинтона Грейнджера раскатился по холлу, словно удар грома. – В моем кабинете.
 Тори застыла у подножия лестницы, вцепившись в дубовые перила. Отец называл ее полным именем, только когда бывал очень сердит. А сейчас он выглядел таким рассерженным, что даже гадюка сбежала бы в страхе.
 – Когда? – спросила Тори.
 – Сейчас.
 Глаза отца были светлыми и отливали холодным серебром – как и ее собственные, если она бывала не в духе. Тори последовала за отцом, и стаккато ее каблучков эхом отдавалось в просторном холле, пока они шли по мраморному полу, а потом по длинному коридору. Куинтон открыл дверь, и, когда он учтиво пропускал дочь вперед, пальцы его выбивали нервную дробь на дубовом косяке.
 Две стены кабинета были целиком заняты книжными полками – множество переплетенных в кожу книг, и каждая прочитана отцом или дочерью, а многие из этих томов стали их друзьями. Мебель была массивной и солидной, диван обтянут темно-зеленой тканью, а кресла – коричневой кожей. Удобную и строгую комнату язык не поворачивался назвать берлогой, но в чем-то она была на нее похожа – здесь ее хозяин жил, работал и скрывался от многих проблем. Когда Тори была маленькой девочкой, она считала кабинет самой лучшей, самой интересной и таинственной комнатой в доме. Здесь было так здорово играть в прятки, свернувшись калачиком в одном из больших кожаных кресел, или помогать отцу, когда он работал. Но это было много лет назад.
 Куинтон Грейнджер захлопнул дверь, и эхо еще не успело затеряться среди книг, как он уже взорвался:
 – Что, черт возьми, происходит? Глупая девчонка! Тори гордо вздернула подбородок и посмотрела на отца, отважно встретив его гневный взгляд. Она помедлила немного, чтобы успокоиться и заговорить тоном, подобающим леди.
 – Полагаю, тебя интересует некий Ричард Хейуард?
 – Проклятие! – Тяжелый кулак отца с размаху опустился на стол красного дерева, и окантованный золотом шар пресс-папье подпрыгнул и покатился по полированной поверхности, усыпанной сигарным пеплом.
 – Что у тебя вместо мозгов? Почему ты отказала ему? Какой дурацкий предлог изобрела на этот раз?
 – Я не люблю его. – Голос Тори звучал ровно, хоть это и стоило ей немалых усилий.
 – Не любишь? – Куинтон уперся руками в стол и наклонился к дочери. – Виктория, через два месяца тебе исполнится двадцать восемь лет! Ты что, все еще ждешь, что приедет рыцарь в сверкающих доспехах, чтобы увезти тебя в свой замок? В твоем возрасте надо брать то, что предлагают.
 – Теперь я поняла… – Настоящая леди никогда не повышает голос и не выходит из себя. – Теперь я поняла, что я просто жалкая старая дева.
 – Не надо говорить со мной таким тоном, детка. Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. – Куинтон прижал ладонь к глазам, но тут же кулак его вновь с грохотом опустился на стол. – Проклятие! Что с тобой? Твоей руки просили многие – но ты всем, всем отказала!
 – Им нужна не я, отец, а твои деньги.
 Несколько секунд он разглядывал ее так, словно видел впервые и не мог понять, о чем она говорит.
 Тори стояла, выпрямившись, сохраняя равнодушно-вежливое выражение лица и чувствуя, как начинают болеть от напряжения мышцы шеи и плеч.
 Она всегда гордилась своим отцом. Другие швыряли деньги на сомнительные, но обещавшие быстрое обогащение проекты, он же вкладывал средства в оборудование для шахт. И когда разразился кризис 1893 года и многие обанкротились, Куинтон Грейнджер заработал огромное состояние. Правда, каждая медаль имеет оборотную сторону, и иногда Тори желала, чтобы отец не был так богат, а она не была единственной наследницей его состояния.
 Куинтон поднял руку и дернул себя за усы – все еще густые и каштановые, без седины.
 – Надеюсь, ты больше не вспоминаешь Чарлза Ратледжа?
 При упоминании этого имени она заледенела.
 – Он не имеет к этому никакого отношения.
 – Послушай, ты не первая и не последняя невеста, которую бросили у алтаря!
 – Это было много лет назад… – произнесла Тори спокойно, делая вид, что давно забыла боль и унижение, пережитые в тот момент.
 – Тогда почему за эти семь лет ты никого себе не нашла?
 – Как ты справедливо заметил, отец, у меня нет шансов выйти замуж по любви, – ответила она, сложив руки и прижав их к груди, – Я всегда надеялась, что ты поймешь меня и позволишь вести жизнь, которую я выбрала.
 – Жизнь старой девы?! – с вновь вспыхнувшим гневом вскричал Куинтон. – Ты хочешь умереть, не родив ребенка?
 Тори с трудом проглотила комок в горле. Больше всего на свете ей хотелось иметь детей. Иногда это желание по-настоящему мучило ее – особенно когда она работала в миссии и проводила много времени среди ребятишек. Но она давным-давно усвоила, что не все мечты сбываются.
 – Лучше остаться старой девой, чем выйти замуж за человека, которого ты купил.
 – Как ты узнала? – Куинтон недоверчиво воззрился на нее.
 – До этой минуты у меня были лишь подозрения, – грустно ответила Тори. Подозревать было все-таки легче. То, что ее догадки подтвердились, причинило боль – словно она ударилась о стену всем телом. – Надеюсь, он не очень дорого тебе обошелся? – поинтересовалась она.
 Куинтон сердито взглянул на нее и процедил:
 – Я не понимаю тебя. Что тебе не нравится в Хейуарде? Он молод и даже хорош собой.
 – О да, он хорош собой, – согласилась Тори, вспомнив высокого светловолосого мужчину. Чересчур хорош, У него гладкая кожа, девичий румянец и правильные черты, и его даже можно назвать хорошеньким. – И очень уверен в своей неотразимости. А еще он неисправимый игрок, об этом знает весь город. Думаю, в этом и кроется истинная причина, по которой он согласился жениться на мне, – чтобы добраться до твоих денег.
 Несколько секунд отец хмуро разглядывал ее, дергая себя за усы.
 – Хейуард не единственный, кто с радостью стал бы членом нашей семьи. Почему бы тебе не попытаться познакомиться с другими? – наконец проворчал он.
 – Почему ты решил, что я соглашусь на выбранного и оплаченного тобой мужа? – Маска спокойствия все же упала, и теперь в голосе Тори звучали гнев и отчаяние.
 – А почему бы и нет? – Куинтон вышел из-за стола и приблизился к дочери, сердито глядя на нее сверху вниз. – Так все делают! В этом городе вообще мало кто вступает в брак по любви.
 – А мне все равно, что делают остальные!
 – А мне нужен внук! – рявкнул ее отец, склонившись так, что их носы, обладающие несомненным фамильным сходством, почти соприкоснулись.
 – А я не племенная кобыла! – крикнула Тори, сразу забыв все уроки мисс Ламар.
 – Ты моя дочь!
 – И что мне теперь делать? Поместить объявление в газете: «Старая дева ищет здорового и симпатичного жеребца, чтобы родить внука своему любящему отцу»? Как тебе такой текст?
 – Думаю, тебе стоило бы серьезно отнестись к моим словам. – В голосе Куинтона прозвучала угроза.
 Они стояли друг против друга, уперев руки в бока и тяжело дыша. Отец и дочь обладали одинаковой внешностью. И норов у них тоже был одинаковый.
 – Я твой отец! – прорычал Куинтон, и голос его прозвучал тяжело и хрипло от напряжения, сжимавшего горло. – Ты должна уважать меня и стараться угодить.
 – А как насчет меня? – спросила Тори, сдерживая подступившие к глазам слезы, – Как насчет моих желаний?
 – Ты красивая женщина, а потому должна хотеть нормальную семью – мужа и детей. И ты обязана выполнить волю своего отца.
 – Значит, чтобы угодить тебе, я должна стать рабой чужого мне человека? Сидеть за обеденным столом и ждать мужа, который где-то веселится с друзьями, пьет шампанское и проводит время с женщинами определенного сорта?
 – Черт возьми! Ты достаточно взрослая, чтобы понимать – если хочешь удержать мужчину и угодить ему, мало иметь красивую внешность. Прежде чем судить людей, мисс Праведница, надо бы узнать их получше… У меня были причины искать общества на стороне. Если бы ты знала свою мать, как я…
 Он сердито обернулся к двери на негромкий стук:
 – Кто там еще?
 Дверь открылась, и в комнату вплыла Лилиан Грейнджер – невысокая, светловолосая, красивая, словно фарфоровая статуэтка. На ней было роскошное бальное платье из атласа цвета бургундского вина. Надменная холодность, написанная на кукольном личике, мгновенно парализовала отца и дочь.
 – Я надеялась, что хотя бы сегодня вы будете вести себя прилично, – не повышая голоса проговорила она. Холодный голубой взгляд задержался на секунду на муже и скользнул к Тори. – Виктория дурной нрав твоего отца известен всем, но тебя воспитывали как леди. Я разочарована.
 Тори вздохнула. Всю жизнь, сколько себя помнила, она тщетно старалась походить на свою мать, мечтая стать столь же совершенным образчиком красоты и светских манер. Она ничего не могла поделать со своей внешностью, но прикладывала все силы, чтобы стать настоящей леди: посещала школы для молодых барышень в Нью-Йорке и Париже, совершила тур по Европе и училась смирять свой яростный и гордый нрав. Но мать всегда была ею недовольна.
 – Настоящая леди никогда не повышает голос и не опускается до споров, – сказала Лилиан. – Интересно, сколько раз я должна тебе это повторять?
 – Прости, мама.
 – Если бы ты была красива, люди относились бы снисходительно к твоим недостаткам. Но при такой внешности твое главное достоинство – хорошие манеры.
 Тори опустила глаза и принялась разглядывать розу, вытканную на обюссонском ковре. Краска залила ее щеки.
 – Куинтон, вы сказали дочери, что нам нанес визит Ричард Хейуард?
 Он кивнул и взглянул на Тори.
 – Ричард очень милый и чувствительный молодой человек. И если ты не будешь следить за собой, Виктория, то твой несдержанный нрав отпугнет его, как и всех остальных, – назидательно проговорила леди Грейнджер.
 Так, значит, теперь Хейуард очаровывает ее мать. Как бы отпугнуть его так, чтобы он убежал и не вернулся?
 – Вам обоим придется принять достойный вид, потому что скоро приедут гости. – Лилиан развернула веер, обтянутый шелком под цвет платья. – Если ты опоздаешь, Виктория, я буду очень недовольна. – С этими словами она подобрала пышные юбки и вышла из кабинета.
 Тори хотела последовать за матерью, но отец схватил ее за руку.
 – Мы еще не закончили, – негромко произнес он.
 Она кивнула, понимая, что, желая добиться своего, отец найдет еще немало аргументов и средств давления на нее.
 Тори стояла перед зеркалом в своей спальне и поправляла бальное платье. Она взбила кружево нежно-кремового цвета на пышных рукавах и расправила шлейф, конец которого был прикреплен к корсажу, туго охватывающему ее стройный стан. Горничная, тихонько сопя, застегивала на ее спине тридцать пять обтянутых шелком маленьких пуговичек. Тори бросила взгляд на каминные часы из позолоченной бронзы и простонала:
 – Быстрее, Милли!
 – Если вы не будете стоять спокойно, мисс, я их вообще никогда не застегну – они такие маленькие и скользкие, как семечки.
 – Извини. – Тори послушно застыла на месте.
 Это было новое платье, и выбирала его она сама, а потому со страхом думала, какие недостатки обнаружит в нем Лилиан. Муаровая нижняя юбка переливалась всеми оттенками синего и зеленого цветов, а поверх нее надевалась другая юбка из тончайших бирюзовых кружев. Вырез платья украшали три изящные шелковые розочки. «Надеюсь, это декольте мама не найдет слишком смелым», – нервно подумала Тори, вспоминая прошлое платье, которое ее мать забраковала именно по этой причине.
 Наконец Милли застегнула последнюю пуговку и выпрямилась, глядя на отражение Тори в зеркале.
 – Вы чудесно выглядите, мисс.
 – Спасибо.
 Она схватила со столика перчатки и поспешила прочь из комнаты. Приподняв юбку повыше, она побежала через холл, надеясь, что никому не попадется на глаза, потому что… настоящие леди никогда не бегают!
 Тори бежала вниз по лестнице, стуча каблучками по широким ступеням, когда часы в холле первого этажа начали бить девять. Мать придет в ярость. Тори остановилась у двери, чтобы отдышаться, затем быстро натянула длинные, до локтей, перчатки, собралась с духом и вошла в зал.
 Бальный зал располагался на первом этаже и мог легко вместить четыреста человек. «Сегодня здесь слишком много народа», – думала Тори, пробираясь сквозь толпу гостей. Были распахнуты двери в прилегающие комнаты, а также на террасу, где желающие могли отдохнуть от мужчин и танцев. Хорошо бы проскользнуть прямо туда, подальше от шума.
 С высокого потолка свисали нарядные гирлянды, а окна к двери были изящно задрапированы розовым шелком. В противоположных концах огромного помещения стояли два стола с напитками и фруктами. В центре каждого возвышалась золотая ваза с белыми лилиями и нежными розами. В этом сезоне самым модным был розовый цвет, а Лилиан всегда следовала моде. Она восседала напротив двери, окруженная своими друзьями, словно царствующая особа придворными. Бросив взгляд в ту сторону, Тори решительно направилась в другой конец зала. На балконе играл оркестр, зал был наполнен музыкой, смехом и звоном бокалов. Тори пробиралась сквозь шумную толпу, и веселье окружающих лишь усугубляло ее печаль.
 – Виктория, вы сегодня очаровательны. – К ней направился Ричард Хейуард.
 – Здравствуйте, мистер Хейуард, – чопорно проговорила она. Рука ее крепче сжала бокал с лимонадом. Даже сквозь перчатки его холод действовал успокаивающе.
 – Днем я имел удовольствие наслаждаться обществом вашей матушки.
 – Должно быть, вам нелегко пришлось. – Тори подняла из него взгляд.
 – Человек должен с уважением относиться к деньгам, особенно к большим.
 – Вы очень уверены в себе, да, мистер Хейуард?
 Он погладил свои светлые усы и оценивающе посмотрел на ее жемчужное ожерелье.
 – Я лелею надежду на наше скорое бракосочетание. – Вы лелеете надежду добраться до денег моего отца. Улыбка Хейуарда превратилась в гримасу.
 – Женщине не пристало иметь норов и острый язык. – Представьте только, как нелегко вам будет ужиться с такой строптивой женой.
 – Замужество часто изменяет женщин в лучшую сторону. Они становятся послушными.
 – Со мной этого не произойдет.
 Хейуард вдруг как-то сразу отбросил игривый тон, на щеках его вспыхнули красные пятна, голос прозвучал почти угрожающе:
 – На этот раз ставки слишком высоки. Не портите мне игру.
 – Может, вам стоит сесть за другой стол, мистер Хейуард? Сейчас у меня на руках все козыри.
 – Посмотрим. А у меня король и дама червей. Не думаю, что вы найдете козыри старше.
 «Я должна. Мне придется найти такой козырь», – с отчаянием подумала она.
 – Тори, я тебя везде ищу! – Из толпы вынырнула миловидная темноволосая женщина и встала рядом с Викторией. При виде Хейуарда лицо ее приняло кислое выражение.
 – Добрый вечер, мистер Хейуард.
 – Миссис Моррисон. – Хейуард поклонился с преувеличенной учтивостью, светлые локоны упали на лоб. – Надеюсь, завтра мы сможем все обсудить, мисс Грейнджер.
 – Я завтра занята.
 – Что ж, возможно, я удовольствуюсь очередным визитом к вашей очаровательной матушке. – Он повернулся и быстро растворился в толпе.
 – Что все это значит? – Пэм Моррисон с недоумением посмотрела вслед молодому джентльмену, а потом перевела встревоженный взгляд на подругу.
 – Мы обсуждали возможности нашего брака. – Тори поставила бока,! с лимонадом на стол: у нее дрожали руки.
 – Так ты была права в своих подозрениях? Тори кивнула:
 – Мы с отцом опять поссорились… us знаю, в который уже раз за этот год. И теперь я убедилась в низости Хейуарда.
 – Пойдем-ка. – Пэм нежно взяла ее под руку. – Я могу ради тебя немножко потерпеть свежий воздух.
 Они вышли на террасу, и Тори с удовольствием подставила разгоряченные щеки прохладному влажному ветру. С залива надвигался туман. Он вползал в сад, белой дымкой обвиваясь вокруг деревьев, превращая дубы и эвкалипты в невиданные волшебные растения.
 – Когда я надеваю новое платье, – прощебетала Пэм, взбивая пышные рукава своего желтого атласного платья, – я начинаю чувствовать себя маленькой девочкой, которая меряет мамины наряды.
 – Мне тоже иногда так кажется. – Тори улыбнулась подруге.
 На указательном пальце ее правой руки остался небольшой шрам – напоминание о том дне, когда они с Пэм смешали свою кровь и стали сестрами, исправив таким образом упущение родителей, которые не позаботились подарить им родных сестер или братьев.
 – А помнишь, как мы однажды забрались в гардеробную моей мамы? – спросила Пэм. – Мы надели ее лучшие платья и устроили кукольный бал.
 – А твоя мама тогда засмеялась и сказала, что мы прелестно выглядим.
 – Да уж! – Пэм хмыкнула – Хорошо, что у нас хватило ума не лезть в шкаф твоей матери!
 Тори кивнула. Ее мать всегда была очень строга с ней.
 – Когда я делала что-нибудь не так, она запирала меня в комнате одну, – вздохнула Тори.
 – Я помню, – печально кивнула Пэм.
 Тори положила руки на перила террасы и устремила взгляд в темный сад, туда, где деревья и кусты, окутанные туманом, превращались в волшебный лес.
 – В такие дни я садилась у окна и смотрела в сад. Я воображала себя принцессой, которую похитили и заточили в замке. А потом появлялся благородный рыцарь – он преодолевал все препятствия заколдованного леса, побеждал злых драконов и спасал меня.
 Руки ее сжались так, что металл впился в ладони.
 – Знаешь, что хуже всего, Пэм? Хуже всего знать, что он никогда не придет и не спасет меня.
 – Тори, прекрати плакаться, как старая дева. – Пэм легонько шлепнула веером по плечу подруги, – Ты молода и красива. Может, тебе просто надо понять, что у большинства рыцарей есть несколько пятен на сверкающих доспехах.
 Тори засмеялась, пытаясь отогнать печаль и отчаяние, окутавшие ее серым облаком.
 – Тебе достался последний рыцарь. Подруга смущенно улыбнулась:
 – Ну, в общем, Нед и вправду хорош.
 – А мой рыцарь где-то заблудился.
 – Он придет, вот увидишь!
 Но она-то знала, знала, что не придет. Ее рыцарь сбежал, бросил ее. Наверное, что-то с ней было не так.
 – А может, его поймал дракон?
 «И этого дракона звали Аннет», – добавила она про себя.
 – Не говори так! Может, вы встретитесь уже завтра.
 – Но одно я знаю точно, – твердо произнесла Тори, – король не может купить рыцаря для своей дочери.
 – Почему твой отец вдруг стал таким упрямым? – растерянно спросила Пэм. – Ты всегда была его любимицей.
 – Не знаю. Но он становится все беспокойнее. Иногда кажется даже, что он впадает в отчаяние. Хейуард – лучшее тому доказательство.
 – Я знаю, что у тебя все будет хорошо, я чувствую. – Пэм ласково сжала руку подруги. – Вот увидишь!
 – Да ты дрожишь! – воскликнула Тори. – Идем в дом, пока ты не замерзла насмерть.
 – Ты уверена, что вынесешь эту толпу? – спросила мужественная Пэм, у которой зуб на зуб не попадал от холода.
 Тори кивнула, и они вернулись в зал. Ей придется быть здесь, разговаривать, улыбаться, возможно, даже танцевать. Но если бы она могла идти на поводу у собственных желаний, то отправилась бы прямиком в свою комнату. Или даже в миссию. Переоделась бы в Шарлотту… Лучше быть где угодно, чем среди этих людей, которые думают: «Вот дочь Лилиан, бедная старая дева».
 – Эми в восторге от куклы, которую ты ей подарила, – прошептала Пэм на ухо подруге, – Даже спать ложится вместе с ней. Ты портишь моего ребенка.
 – А для чего еще нужны крестные матери?
 – У нее теперь такая коллекция, что… Господи!
 Тори удивленно посмотрела на Пэм, которая увидела кого-то в толпе. Губы ее приоткрылись, глаза распахнулись от изумления. «Кто бы это мог быть?» – с любопытством подумала она. Проследив за взглядом подруги, она увидела лицо, которое надеялась забыть как можно скорее. И теперь окончательно поняла, что сделать это будет непросто. Ибо стоило ей лишь взглянуть на этого человека, как все окружающее – бал, гости, шум, музыка – перестало для нее существовать. Правда, музыка осталась. Или это стучит ее сердце? Тори даже показалось, что она смотрит в туннель, освещенный ярким солнечным светом. Там, в конце, она видела знакомую широкоплечую фигуру, вокруг которой двигались неясные, призрачные тени.
 – Мисс Грейнджер, – Спенсер Кинкейд улыбнулся и склонился к ее руке, – как приятно видеть вас снова. – В его глазах были удивление, улыбка и что-то еще…
 – Что вы здесь делаете? – Тори отдернула руку, избегая его прикосновения.
 – Тори, разве так приветствуют гостей? – Голос отца напоминал рычание разгневанного тигра.
 Только тут Тори заметила, что Куинтон Грейнджер стоит рядом с Кинкейдом. Так они знакомы! Ну конечно, ведь Кинкейд упоминал об этом днем… Господи, что с ней происходит? И вдруг ей припомнились слова отца, сказанные в гневе сегодня днем, – о том, что он может познакомить, ее с другими претендентами на ее руку. С мужчинами, павшими так низко, что готовы ради денег жениться на нелюбимой женщине. Теперь понятно, почему Кинкейд встречался сегодня с ее отцом.
 – Да ладно, Куинт. Твоя дочь просто растерялась, – непринужденно заметил Спенсер, нарушая тягостное молчание. Он повернулся к Пэм: – Кажется, мы не встречались прежде…
 Грейнджер представил Кинкейда Пэм. И Тори, сжав от гнева кулачки, еще раз убедилась, что этот тип умеет произвести впечатление на женщин: Пэм краснела и заикалась, как школьница, встретившая на балу известного актера.
 – Как поживаете, Тори? – Из-за широкой спины Спенса показался Алан Торнхилл. Надо же, его она тоже не заметила.
 – Прекрасно, благодарю вас.
 Сколько Тори себя помнила, Алан жил по соседству. Он был старше на семь лет, но это не помешало ему сунуть лягушку ей за шиворот – Тори было тогда всего шесть. Алан был выше шести футов – и все же почти на голову ниже Кинкейда. Когда-то он казался ей симпатичным, почти красивым, теперь же, рядом со Спенсом, выглядел каким-то бесцветным.
 Кинкейд повернулся к ней. Взгляды их встретились, и у Тори перехватило дыхание. Этот человек заставлял ее ощутить себя растерянной, словно это ее первый бал, а она – испуганная молоденькая девочка… Ах нет, она не девочка. Она старая дева, и именно поэтому он произвел на нее такое впечатление, горько сказала себе Тори.
 – Вы позволите пригласить вас на танец, мисс Грейнджер?
 Он прекрасен, как принц из сказки, – безупречен внешне и высокомерно уверен в своем мужском превосходстве. Этот не усомнится ни в чем. Наверняка думает, что она с радостью будет танцевать с ним и с восторгом выскочит за него замуж.
 – Нет, – ответила Тори и услышала рядом удивленный вздох Пэм. Ее отец молча смотрел на нее, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
 – Вы не любите мазурку? – невозмутимо спросил Кинкейд.
 – О, она любит. – Куинтон дружеским жестом положил руку на плечо Спенса. – Просто иногда она немного застенчива. Да, Тори?
 Она бесстрашно встретила гневный взгляд отца.
 – Если мистеру Кинкейду хочется танцевать, я уверена, он без труда найдет себе партнершу.
 – Виктория… – Голос Куинтона срывался от гнева.
 – Ну что ж может быть, в другой раз. – Кинкейд улыбнулся Тори и повернулся к Пэм: – А вы, миссис Моррисов, не откажетесь потанцевать со мной? Я обещаю не наступать вам на ноги.
 – С удовольствием, мистер Кинкейд, – прощебетала Пэм, бросив встревоженный взгляд на подругу.
 Тори смотрела, как они направляются на середину зала, и с тревогой думала, что Пэм не должна подпасть под обаяние этого человека. Такого не остановит и тот факт, что ее подруга замужем., Между тем Алан незаметно растворился в толпе, оставив Тори наедине с отцом.
 – Глупая женщина! – Куинтон взял ее за руку. Голос его звучал негромко среди всеобщего шума и музыки, но пальцы причинили боль, и Тори поняла, что гнев отца уже плохо поддается контролю. Он поволок ее к выходу, и Тори все ускоряла шаг, путаясь в пышных юбках. Отец шагал по коридору, тихонько бормоча ругательства. Наконец он втолкнул ее в кабинет, и она вздрогнула, когда дверь за ней с грохотом захлопнулась.




 Глава 4


 – Ты хотя бы поинтересовалась, сколько сил я потратил, чтобы заполучить Кинкейда к себе в дом в качестве гостя! Проклятие! Он в самый раз подошел бы тебе.
 – Ты заплатил ему больше, чем Ричарду Хейуарду?
 – О чем ты говоришь? – Куинтон, красный от гнева, уставился на дочь.
 – Я знаю, что ты готов заплатить любому негодяю, лишь бы сбыть меня с рук…
 – Ах вот как! – Куинтон выругался. – Запомни – никто не может купить Спенсера Кинкейда!
 Этот человек владеет отелями от Нью-Йорка до Калифорнии. «Хэмптон-Хаус» здесь, в Сан-Франциско, тоже при-(надлежит ему, В Колорадо у него серебряные, рудники, а в Калифорнии – золотые. Не говоря уже о недвижимости, кораблях и железных дорогах. Он может купить меня и все мое имущество!
 Тори уставилась в пол. Что ж, в этот раз она ошиблась. Но какое это имеет значение?
 – Этот человек негодяй.
 – Он один из самых уважаемых бизнесменов страны. А ты отказалась даже танцевать с ним!
 – Думаю, он это переживет.
 – В кои-то веки к тебе проявил интерес достойный человек! – Куинтон в негодовании взмахнул руками. – А ты! Что ты делаешь? Изображаешь из себя недотрогу и гонишь его прочь!
 – Отец, я не…
 – Я устал, Тори. – Неожиданно тон Куинтона Грейнджера изменился, и он тяжело опустился в кресло. – Я старею… и хочу дождаться внуков.
 Боль пронзила сердце Тори. От жалости к отцу и к себе у нее перехватило дыхание:
 – Я бы с радостью… Если бы я могла, я подарила бы тебе внука.
 – Ты даже представить себе не можешь, с каким ужасом я думаю о том, что после моей смерти ты останешься совсем одна. Что после тебя не останется никого, носящего мое имя, никого, кто продолжил бы наш род… – Куинтон уставился на огонь в камине. – Я много работал, Тори. И я не хочу, чтобы все деньги, которые я нажил тяжким трудом, ушли на благотворительность… Я не хочу кончить, как Фрэнк Карстерс!
 Эти слова смутили и тронули ее сильнее, чем все угрозы. Фрэнк Карстерс был близким другом отца. Он умер прошлой осенью, и смерть его потрясла всех.
 – При чем здесь мистер Карстерс?
 – Он был на год моложе меня, И что сталось с его наследством? Он не оставил детей и внуков, и все досталось жадной женщине, которая тратит его деньги на недостойного человека.
 – Отец, прошу, постарайся меня понять. – Слезы душили Тори, и голос ее был очень тихим. – Я хочу, чтобы ты был счастлив, и хочу ребенка, но… я не могу выйти замуж за человека, которого не люблю.
 – Ты знаешь, что они прозвали тебя Принцессой Ледышкой? – Куинтон смотрел на дочь с горечью и недоумением.
 Конечно, она знала. О, сколько раз она слышала шепот и смешки за спиной, когда люди на все лады склоняли это обидное прозвище.
 – Моя дочь такая красивая – и такая бесчувственная! Лилиан испортила тебя этими дурацкими школами и своими представлениями о морали. – Взгляд отца изменился. Теперь он смотрел на стоящую перед ним Тори, словно она была ему чужой. – Твое сердце превратилось в лед.
 Тори прижала ладонь к дрожащим губам. В эту минуту она и правда хотела бы превратиться в ледышку, чтобы не чувствовать боли и унижения, переполнявших ее душу.
 – Отец, не говори так!
 – А может, твоя мать права и это я сам испортил тебя? – Куинтон уставился на свои руки, тяжело лежавшие на столе. – Она все время твердит, что я не в состоянии заставить тебя выйти замуж. Ее самолюбие страдает оттого, что ее дочь – старая дева.
 – Прошу тебя, не делай того, о чем потом пожалеешь!
 – Я никогда раньше ни о чем тебя не просил…
 – Я не могу… – прошептала она в отчаянии.
 – Я даю тебе срок до твоего дня рождения. – Голос Куинтона звучал устало, но в нем слышалась непреклонность. – У тебя есть два месяца, чтобы найти мужа. Если ты этого не сделаешь, я перестану считать тебя своей дочерью. Тебе придется покинуть этот дом и этот город. У тебя будут деньги только на еду и скромную одежду.
 «Господи, неужели он и вправду сможет взять и прогнать меня? И не захочет больше видеть?» Паника заползала в ее душу. Но гордость – гордость заставила ее выпрямиться и холодно ответить:
 – Ты не сможешь меня купить.
 – Я знаю. – Куинтон достал сигару из ящичка, который стоял на столе. Некоторое время он просто катал ее в пальцах, наслаждаясь ароматом, исходившим от коричневых листьев. Потом неторопливо раскурил и выпустил облако дыма.
 Сердце Тори сжалось. Она вспомнила, как маленькой девочкой любила сидеть у отца на коленях и он позволял ей помогать ему зажигать сигару. Но теперь – теперь он смотрел на нее холодным, чужим взглядом. У него было лицо человека, который решил добиться своего любой ценой. Так обычно ведут дела в бизнесе.
 – Я знаю, что ты смажешь прожить на пособие – деньги мало для тебя значат. Но подумай о других. О тех заблудших душах, которых ты спасаешь в своей миссии. Разве они обойдутся без моей финансовой поддержки? Все эти женщины и дети, которых ты пытаешься уберечь от жизни на улице?
 Тори согнулась под тяжестью этого нового удара. Как он может? А Куинтон неумолимо продолжал:
 – Думаю, некоторые девушки вернутся к прежним занятиям, просто чтобы заработать на одежду и пропитание. Он опять затянулся сигарой. Как бы ни были эфемерны, струйки дыма, но они вдруг создали между отцом и дочерью глухую стену отчуждения.
 – Жаль, что тебе так и не удалось убедить друзей твоей матери, поддерживать миссию. Они боятся запачкать свои холеные ручки, принимая участие в судьбе этих несчастных созданий.
 – Они вносят свой вклад, – пробормотала Тори, чувствуя, как: горло заливает горечь – то ли от дыма, то ли от безысходности и отчаяния.
 – Правда? – Куинтон стряхнул столбик пепла в искрящийся хрусталь пепельницы. – И насколько же он велик? Может, теперь эта миссия продержится без моей помощи?
 Тори не ответила. Голос вдруг пропал.
 – У тебя такое выразительное лицо. Тори. Всегда можно понять, о чем ты думаешь. – Теперь в голосе Куинтона звучало усталое удовлетворение человека, который уверен, что добился своего. – Ты прекрасно знаешь, что ни одна леди в городе не захочет иметь дело с девицами, которых ты опекаешь. И без меня миссия не продержится и года.
 – Отец, ты обрекаешь их на страшную жизнь. – Тори шагнула вперед и, опершись руками о блестящую поверхность стола, наклонилась к отцу. – Они вновь попадут к людям, которые считают, что если женщина бедна, наивна или ее некому защитить, то она может стать игрушкой для их извращенных вкусов.
 – А ты, значит, ангел, который спасает бедных девушек от жизни в грехе и разврате? – Откинувшись в кресле, Куинтон насмешливо улыбался.
 – Я хочу, чтобы они имели возможность выбора!
 – Тогда я ты сделай свой выбор! Выйди замуж и роди мне внука – или лишишься всего!
 Тори выпрямилась и сердито посмотрела на отца:
 – Значит, я должна продать себя?
 – Или твои беззащитные ангелочки окажутся на улице!
 У Тори не было ни малейшего сомнения, что отец поступит именно так. В их городе он прославился как безжалостный делец, и сейчас она увидела его таким, каков он и был на самом деле. Ей хотелось заплакать и чтобы кто-нибудь обнял ее и сказал, что все будет хорошо. Только теперь некому ее обнять. И хорошо не будет – наоборот, все хуже и хуже. Единственный человек, которому она доверяла, предал ее. Она за свою жизнь любила двоих мужчин. Теперь ее предал и второй.
 Между тем Куинтон ткнул сигару в пепельницу и сердито спросил:
 – Скажи, многие из твоих подруг влюблены в своих мужей? Любовь – это пустая фантазия, а ты уже большая девочка.
 Тори отвернулась и посмотрела в окно. Она видела смутное отражение своего лица – и мрак ночи. Мрак окутывал ее душу. Спорить было бесполезно. И очень хотелось плакать. Но она не даст отцу увидеть, какую боль он причинил ей.
 – Черт возьми, Тори! Я делаю это для твоей же пользы!
 Замужество. Рабство. Притворяясь спокойной и безразличной, она повернулась и пошла к двери. Голос отца ударил ей в спину:
 – Помни, Тори, у тебя только два месяца.
 Спенс внимательно оглядел бальный зал, но ни Куинтона, ни его дочери видно не было. Ему не понравилось, что Куинтон увел дочь. Похоже, он здорово разозлился на своенравную девушку, а он, Спенс, стал невольной причиной ссоры.
 На всякий случай Кинкейд заглянул во все комнаты, прилегающие к бальному залу, но так и не нашел Викторию. Тогда он вышел на террасу. Ему хотелось отдохнуть от шумной толпы, глотнуть свежего воздуха, а также убедиться, что Тори не прячется в тени балюстрады. Но терраса была безлюдна. Он прислонился к перилам и, вдыхая полной грудью прохладный ночной воздух, машинально вслушивался в звуки бала, долетавшие сквозь распахнутые двери. Музыка и смех выплескивались наружу, смешивались с наползавшими из сада струйками тумана и звучали таинственно, почти как в волшебной сказке. Деревья и кусты, окруженные колеблющейся дымкой, казалось, изгибались в призрачном танце. Спенс вспомнил, как когда-то в детстве читал книгу, где говорилось про зачарованный лес. Там еще были драконы, которых побеждали рыцари в сверкающих доспехах, и, само собой, прекрасная девушка, которую нужно было спасти. Он вдруг подумал: а что, если Виктория Грейнджер тоже нуждается в спасении?
 За его спиной раздался стук каблучков, и он с надеждой обернулся. Но это оказалась не Тори – к нему спешила темноволосая горничная. Она гордо несла свою пышную грудь и покачивала бедрами.
 Остановившись перед Кинкейдом, горничная протянула ему бокал шампанского на серебряном подносе.
 – Принести вам еще что-нибудь? – спросила она.
 – Нет, спасибо. – Он взял бокал и невольно отшатнулся, когда девушка вдруг придвинулась к нему: от нее исходил крепкий запах жасминовых духов.
 – А может, вы все-таки чего-нибудь хотите? – В темных глазах светилось желание, на губах играла зазывная улыбка. Нарочито скромным жестом она поправила свое белое платье, проведя рукой по груди, и Спенс украдкой окинул взглядом очертания пышной фигуры. – Я могу сделать все, что пожелаете.
 – Возможно, как-нибудь в другой раз. – Спенс смягчил отказ теплой улыбкой.
 – Так вот где ты прячешься! – На террасе появился Алан.
 Горничная оглянулась, затем снова подняла на Спенса темные влажные глаза.
 – Меня зовут Элла, – прошептала она, вынула из-за корсажа сложенный листок бумаги и, сунув его Спенсу за отворот смокинга, коснулась пальчиками его щеки. – Если надумаете, теперь будете знать, где меня найти.
 – Ты всегда умел очаровать любую женщину, – буркнул Алан, глядя вслед удаляющейся горничной.
 – К сожалению, не любую. – Спенс бросил короткий взгляд на записку и сунул ее в карман.
 Алан хмыкнул и дружески хлопнул его по плечу.
 – Все еще переживаешь из-за Принцессы Ледышки?
 – О ком ты?
 – Так мы называем Викторию Грейнджер.
 Алан извлек из кармана золотой портсигар, поднял крышку и взял сигару.
 – Каждый из нас в свое время пытался растопить лед, но пока никому не повезло. Эта девушка может одним взглядом обратить человека в ледяную статую.
 Алан протянул Спенсу портсигар, но тот покачал головой. Он крутил в пальцах запотевший бокал шампанского и думал о том, что его приятель ошибается. Под внешней холодностью мисс Грейнджер скрывался огонь – души, сердца, страсти…
 – Посмотрим, может, мне больше повезет с вальсом, чем с мазуркой, – сказал он.
 – Да что ты! Вальс – в этом доме? – Алан взглянул на друга почти с жалостью.
 Спенс растерялся. Он посещал балы довольно редко и еще реже на них танцевал, считая танцы пустой тратой времени. Но кажется, вальс сейчас в моде?
 – Как-то Лилиан Грейнджер заявила, что предпочла бы видеть свою дочь мертвой, нежели смотреть, как она будет танцевать этот непотребный танец. – Алан чиркнул спичкой и принялся со знанием дела раскуривать сигару. – Так что, друг мой, – подытожил он, окутавшись наконец облаком дыма, – ты не найдешь вальса ни в этом доме, ни в каком другом – при условии, конечно, если его хозяйка принадлежит к достопочтенному кружку друзей Лилиан Грейнджер.
 Спенс обескуражено подумал о том, как такая высоконравственная ханжа могла воспитывать свою дочь.
 – Ты давно знаешь Викторию? – спросил он Алана.
 – С тех пор, как она еще была маленькой худышкой с косичками. Но уже тогда она могла забраться на дерево или скакать на лошади не хуже любого мальчишки. Куинтон, сообразив, что жена не собирается подарить ему сына, попытался найти его в Тори. – Алан хмыкнул. – Само собой, у Лилиан были совсем другие взгляды на воспитание дочери. Я прекрасно помню, как каждый божий день в три пополудни она загоняла Тори в дом, чтобы та занималась на фортепиано. А в шестнадцать лет она отправилась в школу за границу – заканчивать образование. Когда Тори вернулась, во взгляде ее был такой холод, что она могла заморозить кого угодно.
 – Странно, что она до сих пор не замужем, – заметил Спенс. – Готов поспорить, что деньги Куинтона привлекают многих. Ради них некоторые джентльмены наверняка согласились бы терпеть столь строптивую жену.
 – Однажды она чуть не вышла замуж, – неохотно проговорил Алан. – Несколько лет назад она была обручена с Чарлзом Ратледжем, Но старина Чарлз сбежал в день свадьбы с Аннет Маршалл – подружкой Тори. Он оставил невесту в доме, полном гостей и с праздничным пирогом на столе.
 Спенс даже присвистнул, услышав эту историю. Что ж, это объясняло многое. Не мудрено, что Тори не жалует мужчин, ее можно понять. Интересно, сохранились ли у нее чувства к этому Ратледжу?
 – Но, скажу тебе, храбрости нашей Принцессе не занимать, – продолжал Алан. – После того как Чарлз сбежал, именно она вышла к гостям, ожидавшим молодых в бальном зале. Она встала перед толпой в подвенечном платье и, высоко задрав подбородок, звонким голосом объявила, что приносит всем извинения за причиненные неудобства, но свадьба не состоится.
 Пальцы Спенса сжали тонкое стекло бокала. Какое унижение должна была пережить эта девушка! Ему вдруг страстно захотелось защитить Тори, но от чего – от прошлого? От будущего? Подвернулся бы ему этот Ратледж сейчас, он не задумываясь избил бы его. Или вообще убил.
 – С тех пор прошли годы, и за это время Тори успела отказать всем претендентам на ее руку и сердце, включая меня. – Алан пожевал сигару и выплюнул кусочек табака. – Одно время это даже походило на игру. Все гадали, кому же удастся повести Принцессу Ледышку к алтарю. Особенно она рассердилась, когда узнала, что кое-кто даже делал ставки на тех или иных претендентов.
 – Ты хочешь сказать, что кто-то сообщил ей, что половина города заключает пари, гадая, кто на ней женится?
 – Именно. И самое смешное, что этим человеком оказался ее отец, Куинтон. Он решил, что это здорово, и рассказал дочери. Думал, она будет гордиться, что пользуется столь высоким спросом. Но Тори отнеслась к этому иначе. Она просто перестала выходить в свет и отказывалась встречаться с мужчинами. Это было четыре года назад.
 Спенс смотрел на своего друга и думал, правда ли Алан воспринял всю эту историю так легко? Или за юмором рассказчика скрываются другие чувства? Приятель угадал его мысли и, усмехнувшись, хлопнул Спенса по плечу:
 – Не волнуйся, дружище. Я уже переболел. Честно говоря, теперь я счастлив, что у Тори хватило ума мне отказать. Из меня вышел бы паршивый муж.
 Спенс нахмурился и устремил взгляд в сад. Мысль о том, что Виктория могла бы стать женой какого-нибудь идиота, для которого важнее всего деньги или глупая прихоть, испортила ему настроение.
 – Да ты никак неравнодушен к ней? – с любопытством спросил Алан, внимательно вглядываясь в лицо приятеля.
 – Нет, – буркнул Спенс, по-прежнему хмурясь, – Я люблю нежных и податливых женщин. Теплых и ласковых. А об эту либо уколешься, либо обморозишься.
 – Зато она своего рода вызов обществу. – Улыбка Алана показывала, что он не поверил ни единому слову Кинкейда.
 – Похожа на дикую розу – очень красива и привлекательна, но тот, кто решится ее тронуть, рискует уколоться о шипы.
 Сказав это вслух, про себя Спенс с досадой подумал, почему же весь день он возвращался мыслями к Виктории Грейнджер, а однажды даже поймал себя на том, что представил, как ее волосы разметались по его подушке… Интересно, от страсти ее глаза тоже делаются серебристыми?
 – Нет, не роза – скорее ива на ветру, причем сухая. Если ее согнуть, она просто сломается, – подумав, заключил он.
 – Ну, она, конечно, не Лилиан Рассел, но все, что надо, у нее на месте и, на мой взгляд, она очень женственна, – подмигнул Алан, перекатывая сигару из одного угла рта в другой.
 – Да уж! А развлекается она наверняка чтением душеспасительных стихов! На таких, как она, любое упоминание о мужчине нагоняет страх.
 Спенс пытался быть насмешливым, даже язвительным, но, по правде говоря, ему совсем не было смешно. Неприступная Виктория Грейнджер вызывала у него острое желание сорвать с нее маску респектабельности и зарыться лицом в ее шелковистые волосы, прикоснуться губами к нежной коже и научить ее всему, что может доставить мужчине и женщине огромное удовольствие. При одной мысли об этой необыкновенной девушке кровь Кинкейда закипела.
 – Добро пожаловать в клуб жертв Принцессы Ледышки! – Алан со смехом хлопнул друга по плечу.
 – Благодарю. – Спенс поморщился, но внутренний голос ему подсказывал, что Тори – это его судьба.
 – Помнится, ты всегда любил преодолевать трудности, – не унимался Алан. – Судя по тому, как тебя встретили сегодня, простых решений ждать не приходится.
 – Не уверен, что… – Кинкейд замолчал.
 В уголке террасы вдруг ожили тени, и одна из них оказалась Викторией. Облако бирюзового кружева пенилось вокруг нее – Тори куда-то очень торопилась.
 – Куда это она? – с недоумением спросил Алан, провожая взглядом стройную фигурку, сбегающую по широким ступеням.
 – Не знаю. – Спенс сунул ему в руки бокал. – Но постараюсь выяснить.
 Кинкейд легко перепрыгнул через перила и последовал за Тори по дорожке, ведущей к кованым воротам. Вскоре они оказались за пределами владений ее отца. Спенс решил ее догнать. Она обернулась на звук шагов и нахмурилась, узнав Кинкейда.
 – Вам никто не говорил, что для хорошенькой жен-шины небезопасно гулять ночью одной?
 – К ней может пристать какой-нибудь негодяй? – Она насмешливо смотрела на него.
 – Может. – Он проигнорировал намек. Тогда Тори сказала:
 – Пожалуйста, уходите. – И пошла прочь.
 – Негодяем будет тот мужчина, который оставит беззащитную женщину ночью одну на улице. – Спенс вновь поравнялся с ней.
 Тори бросила на него сердитый взгляд и ускорила шаг.
 Ночной воздух был холодным и сырым. Она обхватила себя руками – в открытом вечернем платье было зябко. Кинкейд снял смокинг и накинул его ей на плечи.
 – Может, поговорим? – предложил он.
 – Мне не нужны ни ваша забота, ни ваше общество. – Она сбросила смокинг с плеч.
 – Боюсь, вам придется вытерпеть и то и другое. – Он усмехнулся и опять укутал ее плечи.
 – Все мне надоели! – прошипела она и, не обращая больше внимания на назойливого спутника, продолжала быстро идти по пустынной улице.
 Туман сгущался, и нечастые фонари почти не освещали дорогу. Каблучки Тори гулко стучали по мостовой. Это был единственный звук… хотя нет, где-то позади двигался невидимый в серой дымке экипаж.
 Шагая рядом, Спенс некоторое время молча разглядывал Тори, любуясь длинными ресницами и нежной кожей, потом не выдержал:
 – Мы идем куда-нибудь? Тори остановилась.
 – Мистер Кинкейд, неужели вы не видите, что мне неприятно ваше общество?
 – Я вижу, что вы расстроены. Думаю, отец отругал вас за то, что вы отказались со мной танцевать. Я угадал?
 – А что еще вы угадали?
 В глазах ее застыла печаль, и Спенсу стало ее жалко. Тори выглядела такой юной, красивой и беззащитной. Как хотелось ему обнять ее и просто сказать, что все будет хорошо. Вместо этого он сдержанно произнес:
 – Я знаю вашего отца уже больше трех лет. Каждый раз, когда я приезжаю в Сан-Франциско, он приглашает меня к себе, обещая познакомить со своей дочерью. Я этого избегал, так как, признаюсь, думал, что найду здесь какую-нибудь косоглазую уродину.
 Протянув руку, Кинкейд ласково коснулся кончиками пальцев ее прохладной щеки. Но она дернулась, как от удара.
 – Если бы я знал, что вы так прекрасны, не стал бы так долго оттягивать знакомство.
 – Мне кажется, сегодня днем я ясно дала понять, что вы меня не интересуете, мистер Кинкейд.
 Спенс не считал себя большим знатоком женщин. Да и вообще сомневался, что можно разобраться в характере этих странных существ. Но сейчас он был уверен, что яростное притяжение, возникшее между ними с первой минуты встречи, взаимно. Что-то первобытное возникало в воздухе, стоило им сойтись вместе, что-то, что заставляло быстрее биться сердце и вслушиваться не в слова, а в голос. И он слышал это в ее тоне. Но было очевидно, что она растеряна и чувства, которые она испытывает к нему, ее пугают.
 – Знаете, мисс Грейнджер, иногда бывает очень полезно проверить свое первое впечатление. – Спенс осторожно обнял ее за плечи и притянул к себе, желая согреть и защитить от неведомой опасности, но она мгновенно вывернулась из его рук.
 – Я прекрасно знаю людей вашего сорта, мистер Кинкейд! Вы упрямы, как бык, и к тому же высокомерны. Вы совершенно не думаете о других людях – просто идете к цели, сметая все на своем пути. Вас не волнуют мечты и мысли окружающих. Вся ваша забота направлена только на один бесценный объект – на себя самого.
 Спенс помедлил с ответом, глядя в ее глаза.
 – Вы всегда так поспешно судите о людях? – наконец спросил он.
 – Иногда достаточно одного взгляда, чтобы составить мнение о ком-то на всю жизнь. – Она повернулась, чтобы уйти.
 – Чего вы боитесь, мисс Грейнджер? – Кинкейд схватил ее за руку.
 – Не вас! – Подбородок ее гордо вздернулся вверх. – Ну и хорошо. Я не хочу, чтобы вы меня боялись. Мимо прогремел экипаж, исчезнув в тумане, словно некий призрак. Только стук колес еще долго звучал в ночи, отдаваясь эхом в узкой улице. Казалось, звук идет со всех сторон, а потом он сразу замер, уступив место влажной тишине.
 – Уходите и оставьте меня в покое! – Тори попыталась выдернуть руку из его пальцев. Спенс не отпускал ее, но боялся сжать крепче, чтобы не причинить боль. Потом он разжал пальцы и с мягким упреком произнес:
 – Неужели вы не понимаете? Ведь вы бы тоже не оставили меня одного в тумане. Он становится все гуще. Боже, да здесь можно потеряться и несколько дней бродить, как в глухом лесу.
 Она закусила губу, скрывая улыбку.
 – Ах, бедный мальчик, того и гляди он заблудится и не попадет домой.
 Она пошла дальше. Спенс вновь оказался рядом. Ветер стал соленым и еще более влажным, должно быть, они приближались к морю.
 – Да, и мне нужна защита, – стараясь сохранять серьезность, заявил он.
 У тротуара стоял экипаж. Фонарь горел где-то впереди, похожий скорее на желтый апельсин, чем на источник света. Клочья тумана запутались в спицах колес. Когда Тори и Спенс подошли ближе, из-за экипажа вышел мужчина. Он был невысок, но широкоплеч и огромен, словно медведь. Спенс, почуяв опасность, придвинулся ближе к Тори, которая шагала вперед, не замечая ничего вокруг.
 – Мы вас давно поджидаем, мистер Кинкейд, – проговорил незнакомец. Лицо его скрывала низко надвинутая на глаза бесформенная шляпа.
 – Мисс Грейнджер, думаю, вам надо побыстрее уходить отсюда, – негромко сказал Спенс, прежде чем повернуться лицом к противнику.
 Тори рванулась было прочь, но человек угрожающе прорычал:
 – А ну стойте, где стоите, мисс!
 Она замерла на месте, потом медленно повернулась лицом к незнакомцу и увидела в его руке револьвер. Вот теперь она испугалась.
 – Боже мой, – прошептала она.
 – Что вам нужно? – Спенс сделал шаг вперед и оказался между Тори и револьвером. Он почувствовал, как она ухватилась за его рубашку. Вот бы обнять ее и заверить, что все будет хорошо… Впрочем, в этом Кинкейд уже не был уверен.
 – Мы хотим, чтобы вы проехались с нами и навестили кое-кого. – Здоровяк махнул дулом в сторону экипажа.
 – Пусть девушка уйдет. – В голосе Спенса слышался приказ, а не просьба.
 Но человек с оружием покачал головой:
 – Полезайте в экипаж оба!
 И в ту же секунду Спенс прыгнул вперед и ударом ноги выбил оружие из рук противника.
 – Беги, Тори! – крикнул он, бросаясь на незнакомца, Кулак его врезался в твердый небритый подбородок. Здоровяк спиной впечатался в экипаж, ругаясь и держась рукой за челюсть.
 – Сзади! – крикнула Тори.
 Прежде чем Спенс успел повернуться, второй нападавший обхватил его со спины, прижав руки к телу, словно стальными обручами. Первый шагнул вперед и, изрытая проклятия, бросился на Спенса. Но Кинкейд, пользуясь тем, что противник держит его крепко, обеими ногами нанес удар в грудь приблизившемуся здоровяку, и тот со стоном грохнулся на землю.
 – Ах ты… – Спенс ударил ногой назад, попав по колену тому, кто все еще крепко сжимал его в железных тисках. Раздался странный хруст, потом вопль, и второй человек повалился на землю, увлекая за собой Спенса, Кинкейд вскочил на ноги, но первый нападавший уже стоял перед ним с оружием в руках. Спенс успел, услышать звук спускаемого курка и подумать, что он, похоже, уже покойник, как вдруг рядом раздался крик:
 – Берегись! – Тори врезалась в него одновременно со звуком выстрела. В следующий момент она вскрикнула от боли, и Кинкейду показалось, что сердце его остановилось. Они упали на гранитный тротуар, но Спенс успел обнять Тори и прижать ее к себе, смягчая падение.
 – Зачем ты это сделал?
 – Да он нас чуть не убил!
 – Хозяйке это не понравится!
 – Да уж, черт, а Слеттеру тем более.
 – Нога! Этот мерзавец сломал мне ногу! – застонал верзила.
 – Не ори! Нам надо убираться отсюда! – закричал на него здоровяк. – Выстрел привлечет людей, вставай же!
 Голоса затихли, и туман поглотил фигуры нападавших. Спенс сел, сдвинув чуть в сторону неподвижное тело Тори, Глаза ее были закрыты, а личико стало очень бледным. И тут он увидел кровь, которая сочилась из раны в правом боку.
 – Тори! – позвал он, но в ответ она только слабо застонала. Опустив неподвижное тело на тротуар, Кинкейд вскочил на ноги. Теперь он убил бы обоих негодяев голыми руками. Но экипаж уже исчез в тумане. Проклиная все на свете, Спенс вернулся к Тори, которая лежала на земле, истекая кровью.
 – Они ушли? – послышался тихий шепот.
 – Не разговаривайте. – Он отвел ладонью локон с ее щеки, а другую руку прижал к ране, чувствуя, как теплая кровь течет по пальцам.
 – Что вы делаете? – Она попыталась оттолкнуть его руки, когда Спенс бесцеремонно разорвал ей платье.
 – Мне надо вас перевязать, – сердито заявил он, отрывая оборку от ее нижней юбки. Ему показалось, что она стала еще бледнее. – Какого черта вы бросились под пулю?
 – Не стоит благодарности, мистер Кинкейд, – послышался слабый, но насмешливый голос. – Со мной все в порядке. Это просто царапина.
 – Надеюсь, вы правы. Будь оно все проклято!
 – Я была бы вам признательна, если бы вы прекратили браниться, мистер Кинкейд.
 – Дышите глубоко и медленно, – приказал Спенс. Его продолжал мучить страх, что она серьезно ранена. Да и от потери крови люди нередко умирают. Это он должен лежать здесь и истекать кровью, пуля-то предназначалась ему! Он соорудил подобие тампона из одной полоски ткани, прижал его к ране, а затем наложил тугую повязку, оторвав еще один лоскут от ее юбки. Тори застонала, и Спенсу показалось, что в сердце его повернулся нож.
 – Бинтовать надо плотно, – извиняющимся тоном произнес он.
 – Я знаю.
 Спенс закутал Тори в свой смокинг и поднял ее на руки.
 – Все будет хорошо, – пообещал он, надеясь, что голос его звучит уверенно.
 – Среди приглашенных на бал был врач. Я не сомневаюсь, что он посмеется над вашим страхом.
 «Надо же, – подумал Спенс, – она же меня и успокаивает, а ведь ее кровь еще не высохла у меня на руках! Какая девушка! Господи, только бы ее рана не оказалась серьезной, только бы она не умерла!»




 Глава 5


 – Как дела? – Куинтон заглянул в спальню дочери.
 – Я как раз закончил, – ответил доктор Уоллес, споласкивая руки.
 Куинтон вошел, плотно прикрыв за собой дверь.
 – Ты в порядке, детка? – Он ласково коснулся ладонью щеки дочери.
 – Все нормально, отец, это просто царапина.
 – Джо? – Куинтон вопросительно посмотрел на врача.
 – Ничего страшного, хотя она потеряла довольно много крови. – Доктор опустил рукава и улыбнулся Тори. – Через несколько дней вы будете на ногах, только не надо торопиться. И никакой бурной деятельности.
 – Спасибо, доктор. – Тори улыбнулась в ответ, догадавшись, что он имеет в виду. Шарлотте тоже придется отдохнуть несколько дней.
 – Всего вам хорошего, юная леди. – Доктор Уоллес ласково пожал ей руку и удалился, оставив Тори наедине с отцом.
 – Проклятие, Тори! – рявкнул Куинтон, едва за врачом закрылась дверь. – Какого черта тебя понесло ночью на улицу?
 – Насколько я помню, после нашего разговора мне захотелось подышать воздухом. – Она закрыла глаза и попыталась дышать так, чтобы было не очень больно. Получалось плохо.
 – Не надо сваливать с больной головы на здоровую, – проворчал Куинтон. – Я думал, у тебя хватит ума не выходить в город без провожатого.
 – Но я была не одна. – Тори смотрела на отца нарочито невинным взглядом.
 Он покачал головой:
 – Не надо насмехаться надо мной, девочка. Если бы Кинкейд не пошел с тобой, никакого нападения бы не было. Ты об этом подумала?
 Сейчас было так трудно думать о чем-либо, кроме того, что доктор Уоллес, наверное, собрал все горячие угли из камина и прижал их к ее ране.
 – И не надейся, что этот инцидент заставит меня передумать. – Куинтон мерил шагами комнату. – Я лишь утвердился в своем решении. Я мог бы потерять тебя и…
 – И шанс на бессмертие, – криво улыбнулась Тори. Гнев и обида вновь ожили в ее сердце.
 – Человек имеет право мечтать о продолжении рода, – пробурчал Куинтон.
 – Женщина имеет право жить так, как считает нужным, – ровным голосом ответила его дочь.
 – Проклятие! – Резко развернувшись, Куинтон отошел к окну. Кулаки его смяли голубую ткань, когда он ухватился за шторы. Жалобно загремели кольца. Грейнджер резко раздвинул занавески, впуская в комнату свежий воздух.
 Некоторое время он молчал, вглядываясь в призрачный сад. Сквозь туман с трудом пробивался лунный свет. Тори чувствовала, что в душе отца идет борьба, и молилась, чтобы победа оказалась на ее стороне.
 – Почему ты так отчаянно противишься моей воле? – В голосе Куинтоиа звучала неподдельная боль. – Ты же не можешь мечтать провести в одиночестве всю свою жизнь! Разве ты этого хочешь?
 Тори сделала еще одну попытку донести до отца свое отчаяние, заставить его понять…
 – Я хочу, чтобы меня не принуждали к браку с человеком, которого я не люблю.
 – Любовь… – Куинтон повернулся и взглянул на дочь. – К несчастью девочка, не всем дано найти свою любовь.
 Тори уставилась в стену. Какие красивые обои: белый шелк и на нем – колонны из переплетающихся голубых роз… Не заплакать бы… Ведь иногда человек, даже встретивший свою любовь, может ее потерять.
 – Послушай. – Отец подошел к ее постели. – Я вовсе не настаиваю, чтобы ты вышла именно за Хейуарда. Выбери кого-нибудь другого. Кажется, тебе понравился Кинкейд?
 Тори совсем не была в этом уверена. Этот человек будил в ней слишком сильные чувства, и она еще не успела толком понять, какие именно.
 – Отец, я только сегодня с ним познакомилась.
 – Ты бросилась под пулю, чтобы спасти ему жизнь. Обычно так не поступают, если к человеку не испытывают никаких чувств.
 – Я… я действовала инстинктивно. – Тори покраснела. – И вообще, с чего ты решил, что он захочет на мне жениться?
 – А почему нет? Черт возьми, ты красивая… упрямая, правда. Но ты была бы ему хорошей женой.
 Вряд ли мистер Кинкейд планирует жениться в ближайшем будущем. Наверняка у него есть возможность выбирать из сотен, если не из тысяч женщин. У нее никаких шансов.
 – Знаешь, Спенс винит себя в том, что произошло. – Куинтон погладил усы, пристально наблюдая за дочерью. – Пуля предназначалась ему, и он… считает себя обязанным тебе жизнью.
 – И ты хочешь, чтобы я воспользовалась этим? – От негодования Тори попыталась приподняться, но боль пронзила ее, и она без сил повалилась на кровать.
 – Делай как знаешь. – Отец выпрямился и тяжело вздохнул. – Но помни – у тебя два месяца.
 Это трудно забыть, да еще рана не дает ей покоя… Тори закрыла глаза, страстно желая, чтобы сегодняшний день оказался просто дурным сном.
 – Кинкейд ждет разрешения увидеть тебя. Сейчас он внизу – мучается в обществе твоей матери.
 Тори инстинктивно провела рукой по волосам. Неужели она выглядит так же ужасно, как себя чувствует?
 – Ты красавица, Тори, – неожиданно ласково произнес Куинтон, – Думаю, надо успокоить беднягу и разрешить ему поговорить с тобой хоть минутку.
 – Папа, подай мне, пожалуйста, щетку и голубой, нет, бирюзовый пеньюар. – Визит Кинкейда не принесет спокойствия ее душе, на ей не хотелось, чтобы он страдал, считая ее состояние тяжелым.
 Куинтон с усмешкой подал дочери щетку для волос и помог ей надеть пеньюар. Оглядев Тори, он отправился за Спенсом. Тори торопливо водила щеткой по волосам, пытаясь привести в порядок гриву непослушных локонов. Каждое движение правой руки вызывало боль, но она все же умудрилась расчесать волосы. Раздался стук в дверь, и она поспешно сунула щетку под простыню.
 – Войдите.
 Дверь распахнулась, и Спенс Кинкейд заполнил собой не только дверной проем, но и всю спальню. Волосы его был взъерошены – он явно пользовался руками вместо расчески, пиджак помят и в пятнах, но это ничуть не убавило его привлекательности и обаяния. Золотистый взгляд согрел Тори, и она почувствовала, как кровь прилила к щекам.
 – Мне сказали, что здесь лежит раненая леди, а я вижу цветущую красотку, да еще с румянцем на щечках, – хмыкнул Спенс, приближаясь к ее кровати.
 – Вам теперь спокойнее, мистер Кинкейд? – спросила Тори, чувствуя, что краснеет еще гуще.
 – О да, теперь мне спокойнее. Теперь я воочию вижу, что вы скоро поправитесь.
 – Я ведь говорила вам, что это просто царапина. – Тори опустила глаза и принялась разглядывать свои руки.
 – Говорили. – Он присел на краешек кровати и взял ее ладонь в свои. – Как вы?
 У него совершенно нет тормозов – надо же, вот так взять и сесть на кровать! Но почему-то Тори не хотелось прогонять его. Странно – такие большие и сильные руки, но он держит ее ладошку так осторожно… так нежно.
 – Со мной все в порядке. Я пострадала больше от испуга, чем от пули.
 – Если бы вы не оттолкнули меня, мисс Грейнджер, я, возможно, был бы уже мертв. – Его палец скользил по ее руке, и Тори было трудно сосредоточиться. Ей казалось, что его губы говорят одно, а руки – другое. От его прикосновений внутри рождалось тепло и что-то еще – как будто она залпом выпила искрящийся бокал шампанского и теперь пузырьки попали в кровь и танцуют внутри…
 – Вам не следовало идти со мной…….
 – Знаете, теперь в это, наверное, трудно поверить, но я надеялся защитить вас от неприятностей.
 – Вам это не удалось. – Она улыбнулась.
 Спенс рассмеялся и поднес к губам ее ладонь. Несколько мгновений он смотрел на нее, словно она была прекрасным произведением искусства, которое он старается навечно запечатлеть в своей памяти. У Тори перехватило дыхание.
 – Я ваш должник. Если я могу сделать что-то для вас – вам стоит только сказать.
 – Вы ничего мне не должны. Это просто был инстинктивный порыв…
 – У вас замечательные инстинкты. – Он усмехнулся. – Пусть вы не желаете признать мой долг, но повторяю – я обязан вам жизнью.
 «Лучше бы он перестал говорить об этом», – с тоской подумала Тори. Искушение взыскать долг так велико. Но не может же она в открытую сказать ему, что ей нужен ребенок! Ребенок, которого она могла бы любить и лелеять…
 – С вами все в порядке?
 Она кивнула, с трудом сглотнув. Нет-нет, все эти слова – их просто невозможно произнести вслух! Ее ладонь выскользнула из его рук.
 – Да, все хорошо. Доктор сказал, что через несколько дней я буду здорова. Прошу вас, не нужно придавать такой малости слишком большое значение.
 – Вы уверены? – Он протянул руку и кончиками пальцев ласково провел по ее щеке.
 Такие теплые и нежные руки. И когда он обнимал ее – это было так… надежно… Если бы… но нет, она не может позволить себе мечтать.
 – Да. – Избегая его внимательного взгляда, она отвернулась к окну. И вдруг спросила: – Вы знаете, по чьему приказу на вас напали? Похоже, те люди ждали именно вас.
 – Я тоже так подумал. Помните, один из них упомянул хозяйку?
 Тори покачала головой:
 – Нет, честно говоря, после того как меня ранили, я мало что помню.
 – Мне показалось, что речь шла о мисс Оливии Фонтейн. – На губах Спенса мелькнула кривая улыбка. – Мы расстались… не в лучших отношениях.
 Тори подумала, что Кинкейд нажил себе опасного врага. Оливия не только без зазрения совести обращала женщин в рабынь, она не задумываясь пошла бы и на убийство.
 – Вы должны быть очень осторожны. Оливия Фонтейн никогда не играет честно, – взволнованно проговорила Тори.
 – Я это запомню, спасибо.
 Да, пусть запомнит, потому что нападение обязательно повторится. Тревога охватила ее. Она не хочет, чтобы с этим человеком случилось что-то ужасное. Он такой… необыкновенный. Лучше даже не пытаться анализировать, почему он кажется особенным, и так мысли ее в беспорядке, а чувства в смятении.
 Между тем Спенс вновь завладел ее рукой и ласково произнес:
 – Думаю, вам нужен отдых и мне лучше уйти. Но прошу вас, если вы сочтете, что я могу что-то для вас сделать – дайте мне знать. Я предпочитаю платить свои долга.
 – Пожалуйста, не надо больше говорить на эту тему.
 – Хорошо. – Он коснулся губами ее ладони. – Но вы все же запомните мои слова.
 О, она в любом случае не сможет их забыть. Тори смотрела, как он уходит, и в который раз ее восхитила звериная грация его движений. В то же время часть ее мозга продолжала размышлять – какую цену он готов заплатить?.. Нет-нет, она выберется из этой переделки сама, без помощи Кинкейда или любого другого мужчины. Морщась от боли, Тори потянулась к лампе у кровати, выключила свет и легла. Нужно отдохнуть. Завтра ей понадобится свежая голова, чтобы придумать, как перехитрить отца.
 Сон принял ее в свои объятия. Но и там она оказалась не одна. Тори стояла на белом песке у воды, глядя на бирюзовые волны прибоя. И вот он поднялся из волн, словно герой какого-то древнегреческого мифа. Вода стекала с его мокрых кудрей, с широких плеч, влажно поблескивала на темных завитках волос на груди. Тори стояла на берегу, не в силах сдвинуться с места, и смотрела, как раздвигая воду мощными взмахами рук, к ней идет Спенс Кинкейд. Солнце золотило его кожу, освещало все его божественно сложенное обнаженное тело. Вот он уже рядом. Он протягивает ей красную розу и говорит: «Иди ко мне. Позволь мне обнять тебя и раскрыть тайну…» Он улыбается, и его негромкий голос отдается эхом внутри ее тела. Она отвечает, что это невозможно, но тело – ее тело – движется навстречу ему помимо ее воли. Он махнул розой – и пеньюар и сорочка соскользнули с ее плеч. И вот она стоит перед ним совсем нагая и беззащитная. Тори сделала шаг назад, пытаясь прикрыть грудь руками. Она говорит, что так нельзя, что это нехорошо! «Все можно и все хорошо между нами, – слышит она голос Кинкейда. – Ведь я твой единственный, неужели ты не знаешь?» Он смотрит на нее, и Тори чувствует, как ей становится жарко под его взглядом. Ей очень хочется прикоснуться к его позолоченной солнцем коже. Ощутить тепло его тела, твердость мышц и мягкость блестящих от влаги волос.
 Он протянул розу, и бархатные лепестки коснулись ее щеки. «Иди ко мне», – проговорил он. Она взяла розу – и, вскрикнув, проснулась, когда шип вонзился в нежную кожу ладони.
 Задыхаясь, Тори вглядывалась в темноту широко раскрытыми глазами. Что с ней происходит? Она прижала дрожащие пальцы к губам, щеки ее залила краска стыда. Никогда в жизни не чувствовала она себя так странно – такое возбуждение недостойно настоящей леди. И виноват в этом Спенсер Кинкейд. Тори долго лежала без сна, снедаемая беспокойством: а вдруг она заснет, и этот волнующий, абсолютно неуместный, но такой восхитительный сон вернется? Тори оторвалась от книги и взглянула на розы. Горничная водрузила букет на круглый столик возле дивана. Жаркое солнце, вливаясь сквозь широкое окно в спальню, придавало необыкновенный оттенок пурпурно-красным лепесткам. Две дюжины свежих красных роз благоухали волшебным ароматом. «Розы для Дикой Розы» – так было написано в записке, приложенной к цветам. Она прижалась горячим лбом к прохладному шелку обивки. Что он имел в виду, назвав ее Дикой Розой? Тори заставила себя оторваться от нежных лепестков и вернуться к книге. Она не должна даже думать об этом человеке. Он и так причинил ей достаточно неприятностей. Утро началось с неприятности. Лилиан рассвирепела из-за того, что Тори осмелилась покинуть бал, а насчет того, к чему привело это бегство, мать высказалась весьма сурово. Розы прибыли как раз в разгар нотации, и Тори узнала, что добропорядочная леди не может принимать от джентльмена красные розы. А Тори всегда любила именно красные розы, но у ее матери прекрасные цветы и записка вызвали очередной взрыв ярости. Она потребовала выбросить цветы, но у Тори рука не поднялась. Лилиан вошла в комнату и, бросив недовольный взгляд на хрустальную вазу с неподобающими цветами, гневно посмотрела на дочь.
 – Виктория, тебя хочет видеть полицейский офицер.
 В проеме двери Тори увидела высокого худого человека с выступающими скулами и тонким прямым носом. На первый взгляд волосы его казались черными, но когда на них упал солнечный луч, Тори решила, что они скорее темно-каштановые, почти как у Кинкейда. Офицер вошел в комнату, и Тори почувствовала на себе его пристальный взгляд. Он цепко оглядел ее – с головы до пят, и она инстинктивно подняла руку, проверяя, застегнуты ли пуговки на белой крахмальной блузке. Заметив ее жест, офицер улыбнулся ей и протянул руку:
 – Позвольте представиться, мисс Грейнджер. Я полицейский инспектор Джон Сэмюэльс.
 Тори пожала его ладонь и постаралась не выглядеть испуганной. Почему-то ей показалось, что он рассчитывал произвести на нее именно такое – устрашающее – впечатление. Офицер устроился в кресле напротив нее, и Тори подумала, что его тускло-черный костюм на фоне бледно-голубого шелка обивки на редкость неуместен. Когда он начал задавать вопросы, Тори поняла, что с Кинкейдом инспектор уже побеседовал. У нее возникла мысль, что полицейский старается выяснить, насколько совпадают их версии.
 – Сможете ли вы узнать нападавших, мисс Грейнджер? – Офицер смотрел на нее черными непроницаемыми глазами.
 – Я не уверена. – Тори с трудом выдерживала его взгляд. – Было очень темно, и все случилось так быстро. Один из мужчин был настоящим великаном. И кажется, мистер Кинкейд сломал ему ногу.
 Сэмюэльс кивнул и пометил что-то в блокноте. Переплет блокнота был столь же непроницаемо-черным, как и его хозяин. Закончив записывать, полицейский улыбнулся Тори и начал снова задавать вопросы – практически те же самые, что и в начале разговора. Тори поняла, что он пытается поймать ее на неточности или вранье. Это здорово ее разозлило, но она пока сдерживалась. Мать сидела напротив, глядя на нее с таким видом, словно дочь допрашивают по обвинению в убийстве.
 Наконец инспектор ушел. Лилиан еще несколько мгновений сидела молча. Тори ощущала неудовольствие матери почти физически. Ей вдруг показалось, что на нее веет иссушающим, недобрым ветром.
 – Надеюсь, ты понимаешь, что твоя репутация окончательно загублена? – Мать смотрела на красные розы.
 – Моя репутация?
 – В нашем городе не приветствуется столь вольное обращение с мужчинами. Здесь были некоторые дамы – Элизабет Фарнсуорт, Маргарет Солсбери и другие. Я сказала, что ты слишком утомлена и не можешь принимать посетителей.
 Лилиан встала и прошлась по комнате. Потом обернулась к дочери:
 – Твое поведение вчера вечером не осталось не замеченным гостями. И должна отметить, что большинство из них так и не поняли, каким образом молодая девушка оказалась на улице вдвоем с мужчиной.
 – Я не приглашала мистера Кинкейда…
 – А теперь у меня в доме полиция, которая задает бог весть какие вопросы! Половина города уже сплетничает о твоих отношениях с мистером Кинкейдом.
 – Они не могут думать обо мне так дурно!
 – Элизабет и Маргарет как раз были здесь, когда доставили эти ужасные розы. – Лилиан смотрела на дочь ледяным взглядом. – Элизабет была так добра, что упомянула о Саре Бернар – якобы та принимает красные розы только от своих любовников. Ты догадываешься, какой вывод они сделали? А за ними и все остальные!
 – Эти люди знают меня всю жизнь! – Когда до Тори дошел ужасный смысл того, что сказала мать, комната поплыла у нее перед глазами. – Неужели они подумали, что я могла… что я сделала бы что-то столь… У меня нет никаких отношений с мистером Кинкейдом или с кем-то еще!
 – А чего ты ожидала после вечерней прогулки по городу с мужчиной, да еще с таким! Он просто неприлично хорош собой! – Лилиан покачала головой. – Мистер Хейуард был очень недоволен.
 Тори нервно крутила кольцо с сапфиром и бриллиантами на пальце правой руки.
 – Я и не знала, что должна придавать значение тому, что думает мистер Хейуард, – мрачно проговорила она.
 – В таком случае, дорогая, пожалуй, тебе пора начать придавать этому значение, – холодно ответила Лилиан. – Не стоит обманывать себя надеждой, что Спенсер Кинкейд вдруг влюбится и воспылает желанием на тебе жениться.
 Тори вжалась в диван. Лилиан некоторое время молча разглядывала ее.
 – Мистер Хейуард сказал, что вчера вечером ты была груба с ним. Ты не должна потерять его, гоняясь за призрачной надеждой заполучить Кинкейда. – Лилиан говорила так, будто обращалась к умственно отсталому ребенку. – Конечно, мистер Кинкейд очень красив и умеет очаровать женщину, но в пользу мистера Хейуарда говорит то, что он готов назвать тебя своей невестой.
 – Он это сказал?
 – Знаешь, Виктория, я уже потеряла всякую надежду, что ты когда-нибудь выйдешь замуж.
 – Я этого не знала. – Тори сжала руки, стараясь не выдать своих эмоций.
 – Ну, ты ведь уже не молоденькая девушка. – Лилиан села рядом с дочерью на диван и вздохнула: – И ты никогда не была красавицей.
 Тори с тоской поняла, что ее ожидает очередная нотация. Иногда ей казалось, что она полжизни провела, выслушивая нравоучения матери. От ее лишенного эмоций голоса и колючих, недобрых слов тело и душа Тори наполнялись холодом, который не могло растопить даже жаркое солнце, щедро заливавшее комнату яркими лучами.
 – Думаю, свадьбу нужно сыграть в июле. Это даст нам достаточно времени, чтобы все спланировать и продумать.
 – Свадьбу? – Тори непонимающе уставилась на мать.
 – Да, дорогая, твою свадьбу. – Тори смотрела с недоумением, и Лилиан пояснила: – Твою свадьбу с мистером Хейуардом.
 – Но я не давала согласия выходить замуж за мистера Хейуарда! – Тори захлестнула паника. Если что и могло превратить все угрозы отца в реальность, то это именно эти холодные, практичные слова матери о необходимости все спланировать должным образом.
 – Я знаю, – безмятежно гладкий лоб Лилиан прорезала небольшая морщинка, – но ты согласишься. Мистер Хейуард пообещав не обращать внимания на твою вчерашнюю выходку.
 Тори посмотрела в синие глаза матери, и ей стало страшно.
 – Я не хочу выходить замуж за Ричарда Хейуарда!
 – Не пойму, что с тобой не так? – Лилиан печально вздохнула.
 – Я его не люблю, – прошептала Тори.
 – Так полюби кого-нибудь другого. Уверяю тебя, если ты вышла замуж, это не значит, что ты должна проводить много времени в обществе своего мужа.
 Тори промолчала. Она придерживалась мнения, что если люди женятся, то именно потому, что им хочется как можно больше времени проводить вместе.
 – Виктория, мы говорили об этом и раньше, но сейчас, мне кажется, пришло время вновь напомнить тебе, что не стоит так уж беспокоиться о физической стороне брака и супружеской жизни.
 – Что?
 – Вполне естественно, что ты боишься того момента, когда тебе придется лечь в постель с мужем. Ни одна леди не может получать удовольствие от… подобного. К счастью, ни один настоящий джентльмен и не ждет этого от своей жены. Леди вынуждена подчиняться желаниям своего мужа с единственной целью – зачать ребенка.
 Тори покраснела. Ее мать уже говорила ей об этом раньше, но ее эти пояснения не успокоили. Скорее наоборот, они лишали ее душевного покоя.
 – В первый раз больно почти не бывает. Если мужчина настоящий джентльмен, он не будет затягивать эту процедуру. Лично я в это время обдумываю меню, для следующего званого вечера. Как правило, все заканчивается раньше, чем я дохожу до десерта. Если все сложится удачно и ты сможешь быстро зачать, то мистер Хейуард оставит тебя в покое.
 Тори почувствовала дурноту, как только представила, что Хейуард приближается к ней, его влажные руки прикасаются к ее коже, его рот… Тори задрожала.
 – Я не могу выйти замуж за Хейуарда.
 Лилиан уставилась на дочь таким взглядом, словно та была тараканом в праздничном пироге.
 – Неужели тебе недостаточно того унижения, которое я пережила, когда жених бросил тебя у алтаря? А теперь ты намерена отвергнуть последнюю возможность выйти замуж. Я не понимаю… Ты не похожа на меня и других членов нашей семьи. Ты ведешь себя… странно. Неужели ты не испытываешь никаких эмоций?
 – Мама, я люблю тебя, – сказала Тори. Она почувствовала себя загнанной в угол. Почва уходила из-под ног. Она растерялась.
 – Любишь? Вот как! – Лилиан вынула из рукава кружевной платочек. – Как ты можешь причинять мне такую боль? Кто бы мог подумать: моя дочь – старая дева! Я, Лилиан Августа Клэридж родила… непонятно что! Моей руки добивались мужчины четырех графств!
 – Я не хотела тебя обидеть. – Тори почувствовала, как слезы подступают к горлу.
 – Ты выйдешь замуж за Хейуарда. – Лилиан поднялась с кресла. – Ты не можешь снова унизить меня.
 Тори сидела на диване и смотрела, как мать, шурша юбками, идет к двери. Она изо всех сил сдерживала слезы и чувствовала себя одинокой как никогда. Как будто ее только что бросили в пустыне, кругом на сотни миль один песок, и нет надежды на спасение. У порога Лилиан остановилась и обернулась к дочери. Выдержав паузу, она заявила:
 – Сегодня днем тебя навестит мистер Хейуард. Я пригласила его. Ты его примешь. Надеюсь, ты меня не разочаруешь.
 Тори всегда старалась быть примерной дочерью. Образцовой. Но ей никогда это не удавалось. Если она выйдет замуж за Хейуарда… Желудок ее сжался от одной мысли об этом. Невозможно! Должен же быть какой-то выход.




 Глава 6


 Спенс вышел из конторы «Вестерн юнион» и, щурясь от яркого солнца, направился к ожидавшему его экипажу. Он назвал кучеру адрес и забрался в карету, ощущая еще не ставшую привычной тяжесть «кольта». Сегодня утром Спенс провел около двух часов с полицейским инспектором Джоном Сэмюэльсом и понял, что придется взять дело в свои руки. Сегодняшнее утро как раз подходило для того, чтобы начать. Джейсон Кинкейд не раз говаривал своему сыну: «Человек может добиться чего угодно – надо только по-настоящему захотеть». Сам Джейсон был живой иллюстрацией истинности этого изречения. Он родился в семье бедного фермера, но сумел создать настоящую империю и женился на единственной дочери герцога Эшфорда. Спенс улыбнулся, вспомнив своего старшего брата Алекса, маркиза Лестерского. Как хорошо, что он не первый ребенок в семье, в который раз подумал Кинкейд. Вообще ему повезло с братьями. Старший принял от деда титул и земли, а младший, Тайлер, как раз годился для того, чтобы принять из рук отца бразды правления семейным бизнесом. Таким образом Спенс получил желанную свободу и возможность вести тот образ жизни, который ему нравился. Он не тратил зря времени и к тридцати четырем годам добился многого, в том числе и богатства, хотя истинные размеры его состояния были известны очень немногим. Спенс считал, что самое интересное в бизнесе – принять вызов, просчитать возможные шаги противников, провести хитроумную комбинацию и добиться успеха. Чертовски увлекательная игра! И не только в бизнесе. На этот раз вызов был брошен двумя женщинами: Викторией Грейнджер и Оливией Фонтейн. Он более или менее представлял себе, как нужно действовать в отношении Оливии, но Виктория все еще оставалась неразрешимой загадкой. Вокруг Спенса всегда вилось множество женщин. Он научился обращаться с ними, не задевая ни их, ни своих чувств. Никогда ничего не обещал, всегда твердо давая понять, что дальше приятного вечера дело не пойдет. Да он и не связывался ни с одной женщиной, которая могла бы претендовать на большее или каким-то образом пострадать от их отношений. Этот урок ему преподал отец давным-давно, когда застукал их с Нэнси Коннорс на сеновале. Спенсу было тогда пятнадцать, а Нэнси восемнадцать. Отец появился, когда его сын расстегивал штаны, Джейсон позволил Нэнси одеться и уйти. После чего прочел Спенсу короткую лекцию: «Никогда не связывайся с девушкой, если не собираешься на ней жениться. Если тебе невтерпеж – иди к женщинам, которые смогут удовлетворить твою потребность, но сами не пострадают. Если ты обесчестишь девушку, я лично прослежу, чтобы ты не пренебрег своим долгом и женился на ней». В тот же вечер Джейсон отвез сына в город и представил его мисс Эмбер Старр. Спенс получил свои первые уроки в комнате над борделем, на розовых простынях, которые пахли лавандой. Учительницей была хорошенькая блондинка. С того памятного дня ни одной невинной девушке больше не грозила опасность. До настоящего времени. До встречи с Викторией Грейнджер. Он никак не мог выкинуть из головы красотку с ледяным взглядом, и мысли его были отнюдь не благочестивы. Пружины застонали, когда Спенс беспокойно заерзал на сиденье. Чтобы успокоиться, он уставился в окно. Мимо проехал вагон конки, Рядом со щеголем в шелковом цилиндре и темно-сером сюртуке сидел китаец – торговец овощами, одетый в традиционные темно-синие штаны и куртку; на голове его красовалась широкополая соломенная шляпа; многочисленные плетеные корзинки свисали сбоку экипажа. Спенсу нравился Сан-Франциско, Этот город основали искатели приключений, и здесь еще сохранился вольный дух. Спенс знал, что многие из тех, кто лениво прогуливается по гранитным тротуарам в модных костюмах, недавно еще месили здесь грязь и топтали деревянные тротуары. И работали на золотых приисках, одетые в отрепье золотоискателей. Спенс иногда завидовал им и думал: каково это – построить город, перемешав в нем множество национальностей и сословий? Одним из результатов такого смешения стало сосуществование свободной морали и строгих правил в обществе. На углу Маркетстрит и Гэристрит стояла группа мужчин разного возраста. Они наблюдали проходящими девушками. Это место называлось «мыс Горн», так как высокие дома образовывали здесь своего рода аэродинамическую трубу, в которой постоянно гулял сильный ветер. Спенс улыбнулся, глядя, как две девушки с возгласами негодования пытаются удержать юбки, которые рвались из рук, что позволяло мужчинам разглядеть в пене кружев две пары соблазнительных ножек. После знакомства с Лилиан Кинкейд он не удивился, заметив среди мужчин Куинтона Грейнджера. Говорят, в Англии добропорядочность некоторых женщин доходила до того, что они даже купались в сорочках. А уж такую достойную леди, как Лилиан, наверняка никто не видел голой с того дня, как она родилась. Не мудрено, что бизнес Оливии процветает. Вспомнив рыжеволосую хозяйку борделя, Кинкейд перестал улыбаться. Эту проблему нужно решить не откладывая. Экипаж прокатился вниз по Фаррел-стрит и остановился у трехэтажного здания, где властвовала мисс Фонтейн. Спенс вышел из экипажа и предупредил кучера:
 – Я на несколько минут. Подождите здесь. Но если я не вернусь через час – вызывайте полицию.
 Брови возницы удивленно полезли вверх, и он ответил:
 – Да, сэр.
 Кинкейд постучал в парадную дверь. Она распахнулась, и на Спенса уставился коренастый здоровяк. Голова у него была плешивой, но зато он мог похвастаться шикарными бакенбардами. В сочетании с отвислыми щеками и маленькими темными глазками это придавало мужчине удивительное сходство с бульдогом.
 – Что угодно?
 – Скажите хозяйке, что к ней пришли. Я буду ждать в кабинете. – Спенс двинулся вперед, но «бульдог» преградил ему путь.
 – Мисс Оливии может не понравиться, если я оставлю вас без присмотра в ее кабинете.
 – Мисс Оливии уж точно не понравится, если вы оставите меня ждать на улице.
 – Может, и так. – Мужчина нахмурился. – А может, и нет. Как вас представить?
 – Я хочу сделать ей сюрприз. – Видя, что страж колеблется, Спенс спросил: – Как вас зовут?
 – Гарри. – Тот был явно удивлен неожиданным интересом к его скромной особе.
 – Может, мне стоит пожаловаться Слеттеру, что ты заставил меня ждать на улице, Гарри?
 Гарри, явно испуганный, отступил назад.
 Многие боялись Слеттера. Еще несколько часов назад инспектор Сэмюэльс умолял Спенса держаться подальше от этого опасного человека. Но Спенс собирался сделать кое-что другое – он хотел встретиться с королем преступного мира лицом к лицу.
 Гарри сдался. Он молча провел Спенса в кабинет и отправился за хозяйкой.
 Спенс занял место за письменным столом. На полированной поверхности стояли только золотой бювар с перьями и чернильницей да пресс-папье в форме хрустального яблока. Спенс потянул один из ящиков со слабой надеждой найти какие-нибудь документы, уличающие Оливию, но все ящики были заперты. Из холла донеслись звуки шагов. Услышав их, Спенс откинулся на спинку кресла и водрузил ноги на стол.
 – Не буду утверждать, что так уж люблю сюрпризы, – проговорила Оливия бархатным голосом, появляясь в дверях. Но как только она увидела Спенса, тон ее разительно изменился: – Ты?
 – Как, Оливия, неужели ты не рада меня видеть? – Кинкейд лениво крутил в руках хрустальное яблоко.
 – Гарри! – Женщина попятилась к выходу.
 – Не думаю, что нам нужен этот тип. – Спенс поймал в хрустальный шар луч солнца, и поверхность кристалла заискрилась, солнечные зайчики запрыгали по комнате. Один из них упал на лицо Оливии, и она поморщилась. – Ну-ка вспомни, что случилось в прошлый раз, когда ты попыталась вышвырнуть меня вон.
 – Что тебе нужно, Кинкейд? – Оливия отошла, чтобы избежать бьющих в глаза лучиков из шара.
 Но Спенс повернул яблоко, безжалостно посылая яркий свет в искаженное от злобы лицо хозяйки.
 – Я просто хотел напомнить тебе, что нехорошо охотиться на людей. Иногда жертва может и рассердиться… И даже свести счеты. – На его губах появилась ленивая улыбка.
 – Вы меня звали, мисс Оливия? – В комнату ворвался Гарри.
 – Нет, не звали, не правда ли, мисс Оливия? – Спенс усмехнулся.
 Она разрывалась между гневом и любопытством. Глаза ее метали молнии, дыхание стало учащенным – грудь тяжело поднималась, натягивая черный шелк корсажа так, что Спенс с опаской подумал, не лопнут ли швы. Наконец она решилась:
 – Подожди в холле, Гарри. И когда будешь выходить, закрой за собой дверь.
 Человек, похожий на бульдога, бросил на Кинкейда мрачный взгляд, но беспрекословно выполнил приказ.
 – Послушай, я не имею к покушению на тебя никакого отношения.
 – Правда? Один из твоих людей сильно походит на того быка, которому я вчера сломал челюсть. Думаю, теперь он еще и прихрамывает – я ведь и ногу ему сломал. Разве не поэтому Гарри занял его пост у парадной двери?
 Оливия молча смотрела на Кинкейда, перекатывая в пальцах бриллиантовые подвески ожерелья.
 – Знаешь, я думаю, ты не хотела, чтобы они просто пристрелили меня… Скажи мне, чего ты хотела?
 – Ты ничего не докажешь! – Оливия уперла руки в пышные бедра.
 – Да я и не буду. – Спенс аккуратно поставил яблоко на середину стола и поднялся на ноги. – Я не могу полагаться на закон, когда речь идет о сведении счетов!
 – Не трогай меня! – Оливия, взвизгнув, попятилась.
 – И не собирался. – Спенс пошел к двери. – Просто хотел, чтобы ты знала. Знала, что я собираюсь уничтожить твой бизнес.
 – Вот как? Ты слишком откровенен! – Вид у нее был рассерженный и удивленный, но в голосе явственно прозвучал страх.
 Спенс улыбнулся:
 – Будет так, как я сказал. Вчера вечером пострадала молодая леди… Это меня разозлило.
 – И что ты собираешься делать?
 – Пусть это пока будет моим секретом.
 – У меня есть друзья – очень важные люди! – Оливия вышла за Кинкейдом в коридор. – Кое-кто из них занимает высокое положение в обществе, и им не понравится, если мой бизнес пострадает.
 – Посмотрим. – Спенс даже не обернулся.
 – Ты делаешь большую ошибку, объявляя мне войну! – бросила она ему в спину.
 Гарри двинулся было к Кинкейду, чтобы перекрыть ему дорогу к выходу, но Кинкейд бросил на него ледяной взгляд и негромко приказал:
 – Стоять!
 «Бульдог» нерешительно замер на месте, тихо ворча.
 – Кинкейд! Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!. – крикнула Оливия.
 – Развлекайся, дорогая, пока можешь. – И он вышел из дома, так и не оглянувшись.
 Кинкейд спускался по ступеням к ожидавшему его экипажу, а вслед ему неслась отборная брань. Наконец дверь захлопнулась и стало тихо. Спенс несколько раз глубоко вздохнул, чтобы очистить легкие от тяжелого аромата жасмина, которым пропитался дом Оливии, и подумал, что у него еще куча дел. И самое важное среди них – навестить одну милую раненую леди.




 Глава 7


 Кинкейд понял, что его ждет не самая теплая встреча, когда шел за дворецким в будуар миссис Лилиан Грейнджер. Пока Брамби объявлял хозяйке о приходе гостя, Спенс задержался у порога и успел бегло оглядеть будуар. Стены его были сплошь покрыты картинами в роскошных позолоченных рамах. По большей части это были пейзажи и натюрморты. Некоторые были хороши – творения великих мастеров. Но здесь, в небольшом помещении, они явно выполняли роль декора, а потому и смотрелись всего как пестрая обивка стен. Практически каждый предмет мебели в комнате мог рассматриваться как самостоятельное произведение искусства, не уступающее по иене и качеству картинам. Но мебели тоже было слишком много. Она занимала почти все пространство и оставляла взгляду лишь небольшой кусочек роскошного обюссонского ковра. Солнце отражалось от полированных поверхностей и идеально натертых зеркал. Спенс принюхался: так и есть – в воздухе витал запах лимонного масла и воска. Потом он заметил в углу пианино, покрытое белым шелковым кружевом, и невольно улыбнулся, представив себе маленькую девочку, которую каждый божий день в три часа усаживали за этот инструмент.
 – Мистер Кинкейд, я так и думала, что вы навестите нас сегодня. Входите, прошу вас. – Царственным жестом Лилиан указала Спенсу на стул. Она восседала в резном кресле орехового дерева, и хотя костюм ее был скромен, как и подобает леди, – крахмальная белая блузка и серая юбка, – держалась она словно императрица на троне. – Присядьте.
 Кинкейд занял место на указанном ему стуле с прямой спинкой и поставил на пол коробку, которую принес с собой. Лилиан взглянула на коробку так, словно серебряная оберточная бумага могла испачкать ковер. Потом взяла чашку с чайного столика, стоявшего справа от нее, и спросила:
 – Молоко, сахар?
 – Нет, благодарю вас. – Кинкейд принял из рук хозяйки изящную чашечку и попытался поудобнее устроиться на ужасно жестком стуле.
 – Похоже, вы не знаете, что леди не может принимать подарки от мужчины, с которым она не помолвлена. – Лилиан бросила еще один недовольный взгляд на серебряную коробку.
 – Даже если леди спасла этому мужчине жизнь?
 – Не нужно вспоминать об этом досадном случае. И хочу добавить, что с вашей стороны было дурно посылать моей дочери красные розы.
 Лилиан говорила ровным, лишенным эмоций голосом, но Спенс без труда разглядел гнев под маской сдержанности. Он никак не мог понять, что так рассердило эту женщину.
 – Виктория не любит красные розы? – решил уточнить он.
 – Моя дочь обожает красные розы. Но, несмотря на свой возраст, бывает иногда очень наивной, – Теперь леди смотрела на Спенса как на бестолкового нашкодившего мальчишку. – Мистер Кинкейд, вам известно, что Сара Бернар принимает красные розы только от своих любовников?
 «И она говорит это вполне серьезно!» – подумал Спенс. Ему пришлось покашлять, чтобы скрыть рвущийся из горла смех. Особенно забавно, что Сара любит розовые розы – он-то знал это наверняка.
 – Я не очень понимаю, какое отношение Сара Бернар имеет к цветам, которые я послал мисс Грейнджер.
 – Да, похоже, вы действительно не понимаете. Это все осложняет.
 Видя, что Лилиан поправила идеальный воротничок и набрала побольше воздуха в легкие, Спенс напрягся. Почему-то он был уверен, что услышит нечто неприятное.
 – Я не люблю ходить вокруг да около, мистер Кинкейд.
 – Похвальная черта. – Спенс сделал глоток чая и с интересом посмотрел на чучело совы под стеклянным колпаком, стоящее за правым плечом хозяйки.
 – Поэтому я хочу знать, каковы ваши намерения относительно моей дочери?
 Спенс чуть не поперхнулся чаем.
 – Э-э… я думал, такой разговор – прерогатива отца девушки.
 – Когда дело касается Виктории, мистер Грейнджер иногда проявляет непростительную слабость. – Взгляд леди был по-прежнему твердо устремлен на гостя.
 Несколько секунд в комнате царила тишина. Слышалось только тиканье часов с каминной полки, Кинкейд так удивился, что просто не знал, что сказать.
 – Итак, молодой человек?
 – Я хотел бы сначала получше узнать вашу дочь, – Он даже сумел улыбнуться, хотя чувствовал себя паршиво.
 – Должна заметить, мистер Кинкейд, что мне не понравилось, как моя дочь вела себя вчера вечером. Подумать только – отправиться в город с незнакомым мужчиной! Подобное поведение недостойно леди.
 Спенса покоробило от этих слов – леди следовало бы в первую очередь пожалеть свою дочь.
 – Признаюсь вам, что мисс Грейнджер меня не приглашала, это была моя инициатива…
 – Не важно. Ее поведение было недостойно.
 Кинкейд не мог не заметить, что вчера вечером, пока врач осматривал Тори, Лилиан была озабочена не столько здоровьем дочери, сколько мнением гостей. Да, эту женщину трудно назвать любящей матерью. Он всегда принимал безграничную любовь родителей как нечто само собой разумеющееся. «Каким бы я вырос, если бы меня воспитывала такая Женщина?» – подумал он.
 – Ваша дочь никоим образом не нарушила правил приличия, миссис Грейнджер, – заявил он, водружая чашку на столик. – Мне просто показалось, что она была чем-то расстроена и ей требовалось немного времени и уединения, чтобы прийти в себя. Думаю, она вернулась бы домой целой и невредимой, если бы я не отправился вслед за ней. Так что вся вина за случившееся лежит на мне.
 – Вы очень галантны, мистер Кинкейд. – Лилиан сделала глоток чая. – Возможно, вы поймете меня правильно, если я скажу, что не хочу, чтобы вы встречались с Викторией.
 Сиене не привык, чтобы матери отказывали ему от дома. Как правило, обычно бывало наоборот – каждая старалась заполучить столь небедного джентльмена в женихи для своей дочери.
 – А что по этому поводу думает Куинтон? – растерянно спросил он.
 – Как я уже сказала, мистер Грейнджер не всегда рассуждает разумно, когда речь идет о Виктории. – Голос миссис Грейнджер стал на несколько градусов прохладнее.
 – Возможно, это потому, что он считает Викторию достаточно взрослой и позволяет ей самостоятельно принимать решения.
 – Мистер Кинкейд, вы человек светский, не лишены привлекательности и можете легко вскружить голову женщине.
 «Что-то сейчас мое очарование и умение кружить головы не помогают», – мрачно подумал Спенс. – Я не позволю, чтобы Виктория потеряла шанс устроить свою судьбу и выйти замуж за достойного человека из-за вас, раз вы не собираетесь на ней жениться.
 – А почему вы так уверены, что я не собираюсь на ней жениться?
 – Я не могу представить, чтобы моя дочь заинтересовала такого человека, как вы, мистер Кинкейд, Я трезво смотрю на вещи и понимаю, что Виктория не красавица.
 – Возможно, она не вполне соответствует модным стандартам, миссис Грейнджер, но должен сказать, что ваша дочь – очень красивая девушка. – Спенсер встал, с трудом удерживая на лице маску вежливости, в то время как гаев кипел в его груди. – У нее есть душа, чего не скажешь о многих светских красавицах. И есть храбрость, ибо она не побоялась рискнуть своей жизнью ради меня. Может, вам стоит как-нибудь выбрать время и повнимательнее присмотреться к ней?
 – Я не позволю, чтобы со мной говорили подобным тоном, мистер Кинкейд. – Губы Лилиан сжались в тонкую линию.
 – Прошу меня простить. – Спенс отвесил преувеличенно галантный поклон. – И благодарю за чай. – Он подхватил коробку и направился к двери.
 – Я не разрешаю вам видеться с моей дочерью! – услышал он вслед.
 – Вам никогда не приходило в голову, что, возможно, вы не знаете, что для нее лучше? – спросил Спенс, задержавшись на пороге.
 – А вы знаете?
 – Думаю, да.
 – Виктория не одна, мистер Кинкейд.
 – Я не против веселой компании, миссис Грейнджер. Спенс пересек прихожую, где звук его шагов казался вызывающе громким. Вот и лестница. Гнев его рос по мере того, как он приближался к комнате Тори. Несколько раз он даже выругался – правда, про себя.
 – Я не ваша собственность. – Виктория с негодованием поднялась на ноги.
 Не отвечая, Хейуард отошел от окна и приблизился к круглому столику, на котором гордо красовались две дюжины красных роз в хрустальной вазе. Слегка щелкнув по одному из цветков, он недовольно поинтересовался:
 – От него?
 Тори промолчала, но не потому, что не хотела ответить: то ли гнев, то ли отвращение сжали ее горло, и она просто не могла выговорить ни слова.
 – Я бы на вашем месте не возлагал на Кинкейда особых надежд. – Хейуард снял с рукава пылинку. – Говорят, его путь по стране усеян брошенными женщинами.
 – Убирайтесь!
 Хейуард повернулся и взглянул на Тори. Злоба исказила правильные черты, превратив его лицо в отталкивающую маску.
 – Чем скорее вы смиритесь с неизбежным, тем меньше у вас будет проблем. Мы скоро поженимся, так что постарайтесь привыкнуть к этой мысли.
 – Нет, это вам придется осознать, что вы должны уйти отсюда!
 – Когда мы поженимся, вы об этих словах пожалеете. – Его руки сжались в кулаки. – Уж я сделаю так, что вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь! – Мы не поженимся! – отчеканила Тори.
 – Еще как поженимся! – Он направился к ней. Тори разглядела отчаянную решимость в его глазах и какой-то безумный блеск, испугавшие ее. Она попятилась и повторила:
 – Уходите!
 – У меня много долгов, Виктория. И очень злобные кредиторы, которые угрожают переломать мне ноги, если я не верну им деньги.
 – Мне жаль, что ваша страсть к игре навлекла на вас подобные неприятности, мистер Хейуард, но я не собираюсь расплачиваться за ваши слабости своей жизнью.
 – Сука!
 Он отвесил ей пощечину, и Тори, вскрикнув от неожиданности, упала на подушки. Несколько секунд она просто была не в силах двигаться – никто никогда раньше ее не бил. Она с ужасом смотрела на Хейуарда, прижав к покрасневшей щеке ладошку.
 Он выглядел так, словно и впрямь сошел с ума: безумный взгляд, красные пятна на щеках и мелкие бисеринки пота на лбу.
 – Как вы осмелились! Уходите…
 Ее слова перешли в крик ужаса, когда он бросился на нее.
 – Я собираюсь лишить вас выбора! – прорычал он, схватив Тори за запястья.
 Он заломил руки ей за голову, и она ощутила боль в раненом боку. Несколько секунд она ловила ртом воздух, но когда дыхание вернулось и она попыталась закричать, он накрыл ее губы своим ртом, и Тори захлебнулась собственным криком. Каждое движение причиняло жгучую боль, но она отчаянно боролась, надеясь сбросить с себя Хейуарда.
 – Думаешь, ты слишком хороша для меня? Я тебя проучу. – Голос его дрожал, когда он произносил эти слова. Прикосновение его губ наполнило рот Тори вкусом виски и сигар, и она почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
 В сознании ее уживались две мысли, два противоречивых ощущения. С одной стороны, Тори просто не могла поверить, что подобное происходит с ней в ее собственной гостиной, но с другой – она понимала, что этот отчаявшийся человек не остановится перед тем, чтобы изнасиловать ее ради достижения своей цели. Одной рукой удерживая руки Тори, Хейуард скользнул другой к ее ногам и, путаясь в многочисленных складках и оборках, лихорадочно пытался задрать ее юбки. Тори опять сделала попытку закричать и принялась отбиваться с удвоенной энергией. Но все было напрасно – он уже раздвигал коленом ее бедра. Господь всемогущий, да он и правда собирается овладеть ею! Если он сможет, то у нес не останется выбора – только выйти за него замуж. Нет, ни за что! Она не должна сдаваться, она не позволит обесчестить себя… Вдруг где-то рядом раздалось рычание. В следующую секунду тело Хейуарда, прижимавшее ее к дивану, волшебным образом потеряло вес и даже поднялось в воздух. Сам Хейуард выглядел при этом ошарашенным и испуганным. Тори повернула голову и увидела Спенсера Кинкейда, который стоял у дивана, держа Хейуарда одной рукой за ворот, а другой – за ремень его брюк. Схватив неудачливого насильника, Спенс отшвырнул его от себя, Распластав руки, как птица, которая разучилась летать, Хейуард грохнулся на пол. Тори наблюдала за происходящим со странным чувством: это просто кошмарный спектакль, потому что подобные вещи в действительности происходить не могут. Пока она старалась отдышаться и прийти в себя, Кинкейд схватил Хейуарда за волосы и рывком поднял на ноги.
 – Не бейте меня, – успел пролепетать негодяй, прежде чем кулак Спенса врезался в его челюсть.
 Голова Хейуарда мотнулась назад, и он снова упал бы, не держи его Спенс. Тори сморщилась, когда кулак в очередной раз опустился на залитое кровью лицо и раздался жутковатый звук лопнувшей плоти. На этот раз Спенс ослабил хватку, и Хейуард кулем свалился на пол. Кинкейд, который не считал разговор оконченным, нагнулся и попытался вновь поставить врага на ноги. Тот отказывался стоять самостоятельно, и Спенс схватил его за горло. Страшные булькающие звуки сорвались с губ Хейуарда, когда ноги его начали потихоньку отрываться от ковра, а руки Кинкейда по-прежнему сжимали его шею. Тут Тори наконец пришла в себя настолько, что смогла вмешаться. Не то чтобы ей было жалко насильника, но она не хотела.
 чтобы Кинкейда обвинили в убийстве.
 – Остановитесь, прошу вас, мистер Кинкейд! Вы убьете его!
 Спенс сделал вид, что не слышал. Тогда она собралась с силами и, встав с дивана, подошла к нему:
 – Прошу вас, не надо? Я не хочу, чтобы вы убили его, – он этого не стоит.
 Спенс глянул на нее сверху вниз. Глаза его горели яростью. Она схватила его за руку, ощутив сталь напряженных мышц под своими дрожащими пальцами.
 – Прошу вас, не надо!
 Что-то прорычав, Спенс разжат руки. Хейуард опять рухнул на пол и некоторое время просто лежал, жадно ловя ртом воздух.
 – С вами все в порядке? – Спенс осторожно взял ее за плечи и заглянул в лицо.
 Она кивнула, но ноги вдруг отказались держать ее измученное тело. Кинкейд подхватил Тори на руки, и она, прислонилась к его плечу, ощущая тепло мужского тела – такого крепкого и надежного. Да-да, теперь она наконец-то призналась себе, что в кольце его рук она чувствует себя защищенной, почти спокойной и счастливой и какая-то часть ее души страстно желала остаться в объятиях этого человека навсегда. Тори незаметно потерлась щекой о его плечо – шерстяная ткань пиджака была теплой и мягкой и восхитительно пахла. Этот запах имел странное свойство – войдя в ноздри, он опустился куда-то вниз живота, вызвав приятную истому в ее измученном теле.
 Кинкейд осторожно опустил Тори на подушки дивана. Устроив ее поудобнее, он сел рядом и ласково коснулся ладонью красной отметины на ее щеке.
 – Надо приложить лед.
 – У меня будет синяк? – Она испуганно прижала дрожащие пальцы к лицу.
 – Кое у кого их будет гораздо больше. – Он подмигнул ей.
 – Господи Боже! – В дверях гостиной возникла Лилиан Грейнджер.
 Миссис Грейнджер сверкнула глазами в их сторону, и Тори испуганно вцепилась в рукав Спенса. Потом Лилиан посмотрела на распростертого, на полу насильника:
 – Мистер Хейуард, что с вами случилось?
 – Кинкейд… – прохрипел тот.
 Лилиан обратила на Спенсера гневный взор:
 – Мистер Кинкейд, я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом!
 – Мама, мистер Кинкейд меня защищал.
 – Защищал? От твоего жениха?
 – Жениха? – Спенс был ошарашен. Он перевел растерянный взгляд на Тори.
 Она покачала головой. О, как бы она хотела все объяснить, но сначала нужно успокоить мать.
 – Мистер Хейуард пытался силой… навязать мне свое внимание.
 – Глупости. Я уверена, ты просто неправильно его поняла. Не так ли, мистер Хейуард?
 – Мы разговаривали, когда в комнату ворвался Кинкейд. Он сумасшедший! – Хейуард с трудом принял сидячее положение и жалобно смотрел на Лилиан из-под начавших опухать век.
 – Мистер Кинкейд, вас больше не примут в этом доме. – Лилиан была вся воплощенное негодование.
 – Послушайте, леди! – Спенс шагнул к ней. Он начал сердиться, его лицо и фигура снова стали пугающе грозными. – Когда я вошел…
 Тори схватила его за пиджак и дернула, заставив обернуться и замолчать. Она была уверена, что объяснения только вызовут ярость матери и усугубят и без того незавидное положение, в котором она оказалась.
 – Мама, мистер Кинкейд и правда пытался мне помочь.
 – Не вмешивайся, Виктория, – приказала мать.
 – Но, мама…
 – Мистер Кинкейд, – теперь Лилиан вообще игнорировала дочь, – покиньте мой дом, иначе мне придется позвать слуг.
 – Боже мой, из всех глупых гусынь… – пробормотал Спенс и повернулся к Тори: – Вы тоже хотите, чтобы я ушел, мисс Грейнджер?
 – Мистер Кинкейд, в этом доме решения принимаются не моей дочерью! – Голос Лилиан сорвался на визг.
 Но Спенс продолжал смотреть на Тори.
 – Мисс Грейнджер?
 Тори взглянула на мать, застывшую в напряженной позе, потом перевела взгляд на Кинкейда. Он показался ей еще огромнее, чем всегда. Кроме того, он был явно рассержен и, судя по всему, готов был броситься на первого попавшегося дракона и разорвать его на куски. И все же она чувствовала в нем заботливую нежность, и это заставляло ее безумно желать его объятий, и совсем не хотелось его прогонять. Наоборот, ей страстно хотелось вновь оказаться в кольце сильных и надежных рук, и пусть он ее защитит. Позаботится обо всем… Но это невозможно, немыслимо…
 – Я думаю, будет лучше, если вы уйдете, – мягко произнесла она. Нужно взять себя в руки. Она не может позволить себе быть слабой. И все свои проблемы она решит сама.
 Спенс разочарованно вздохнул. Но в следующий момент он ласково сжал ее ладонь.
 – Помните, что я говорил вчера: если я вам понадоблюсь, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Я остановился в «Хэмптон-Хаусе».
 Он зашагал к выходу. При его приближении Лилиан демонстративно подобрала юбки, словно боялась испачкаться. У порога Кинкейд помедлил и зло посмотрел на Хейуарда, как будто опасаясь, что тот опять набросится на Тори. Она поспешно заверила его в том, что с ней все будет в порядке.
 Спенс, похоже, не был в этом уверен, но, кивнув, скрылся за дверью. Тори осталась в обществе Лилиан и Хейуарда. Она попыталась объясниться с матерью, но та просто отказалась ее слушать. Лилиан не желала видеть синяк на щеке дочери, не желала принимать ее объяснения. Она уже сделала вывод – во всем виновата Тори. Она вела себя недостойно, и это привело к тому, что мужчины набросились друг на друга. Вернее, Кинкейд набросился на мистера Хейуарда.
 Теперь Тори поняла – мать твердо решила выдать ее замуж за этого человека, а Хейуард, в свою очередь, не остановится ни перед чем, лишь бы добраться до денег отца. Он будет выжидать, а потом опять постарается сделать так, что у нее не останется выбора. Сегодня ему не повезло, но кто знает, что случится завтра? Тори сидела на диване, сжав руки и почти не слыша очередной нотации Лилиан. В голове ее был полный сумбур. Она вспомнила ультиматум отца, слова Кинкейда… и вдруг поняла, как избежать неволи. Сердце ее забилось быстрее. Пожалуй, это уже похоже на план, и он сулит выход из кошмарного тупика, в котором она оказалась. Да-да, так и будет – она родит ребенка и сохранит свою независимость. Отец будет доволен, и миссия не потеряет его деньга… Все должно получиться, как она задумала. Но имеет ли она право поступить так с ним? Она подняла голову. Мать ходила по комнате, гордо выпрямившись, и все еще читала нотацию. Ее слова были колючими и холодными, но она ни на йоту не повысила голос – леди всегда сдержанна. Решимость Тори таяла. Мать никогда ей не простит, если она сделает то, что задумала. Это будет… скандал. Она не сможет… Но тут Тори встретилась взглядом с Ричардом Хейуардом. Он улыбался, уверенный в своей победе. Это решило все. Она не выйдет замуж за этого человека. Обстоятельства не оставляют ей выбора. Господи, дай ей силы привести ее план в исполнение.




 Глава 8


 Луна скользнула за тучи, погрузив землю во тьму. Оливия почувствовала, как страх холодными пальцами сжимает ей горло. Она придвинула к себе лампу, стоящую на ступенях склепа. Неверный, дрожащий огонек рассеивал мрак лишь на небольшом пространстве. Его мерцание создавало чудовищные тени на границе света и тьмы. И почему он захотел встретиться именно здесь? Этот вопрос не давал Оливии покоя. Она прислонилась к мраморной стене, нетерпеливо похлопывая хлыстом по черной бархатной юбке, которая составляла часть весьма изысканной амазонки для верховой езды.
 Раздался еле слышный шорох, и она пристально вгляделась во тьму.
 – Джек? – громким шепотом произнесла она. Затаив дыхание, Оливия вглядывалась в ночь. Но крутом царили темнота и тишина. Он опят» опаздывал.
 Луна показалась из-за туч, и ее нежный неяркий свет залил кладбище. Он отражался от мраморных надгробий, от стен склепов и мавзолеев. Оливия вдруг вспомнила, как впервые пришла на кладбище ночью. Странно, она уже давным-давно не возвращалась памятью к тому дню. Ей тогда было четырнадцать, и она улизнула из дома, чтобы встретиться с мужчиной, вернее, с молодым парнем. Он ждал ее на кладбище, за церковью, в которой читал проповеди ее отец-священник. Именно в тот раз она поняла, что женщина имеет над мужчинами большую власть. Эти глупцы готовы на многое ради удовольствия. Умная женщина могла заработать состояние, используя знание мужских слабостей. В шестнадцать лет Оливия покинула отчий дом, маленький сонный городок в Канзасе, и отправилась в Сан-Франциско. По местным законам женщина могла владеть собственностью, а кроме того, здесь было много мужчин, готовых платить ей за услуги. Сан-Франциско до сих пор не забыл времена «золотой лихорадки», когда мужчины боготворили хорошеньких шлюх и платили полновесным золотом за счастье прижаться к надушенному холеному телу. Кое-что с тех времен еще сохранилось в памяти и традициях мужской части населения.
 За шесть лет Оливия заработала достаточно денег, чтобы открыть собственное заведение. Ей исполнилось двадцать девять лет, и у нее было столько денег, что она смогла бы целиком купить тот городишко в Канзасе, где прошла ее юность. Оливия улыбнулась, подумав: что сказал бы ее отец, узнай он, чем занимается его милая маленькая дочурка?
 Где-то рядом заухала сова, и Оливия подпрыгнула от страха.
 – Черт бы тебя побрал, – пробормотала она.
 – Что-то ты сегодня пуглива, Оливия, – прошелестел за ее спиной знакомый голос.
 Она обернулась – на несколько ступенек выше стоял человек. Черный плащ, гладко зачесанные назад темные волосы и недобрая улыбка.
 – А чего ты ожидал, заставив меня торчать в таком месте? – сердито отозвалась она, стараясь спрятать свой страх за раздражением.
 Мужчина прислонился к двери, ведущей в склеп, и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:
 – Я думал, особенности местного пейзажа заставят тебя призадуматься.
 Речь его была правильной, как у представителя высшего класса общества. Правый глаз закрывала черная повязка, а левый смотрел так, что у Оливии мурашки побежали по спине.
 – Призадуматься? О чем это? – нервно спросила она.
 – За последнее время ты предприняла несколько важных шагов, не соизволив посоветоваться со мной.
 – Я не понимаю тебя. – У Оливии от ужаса вспотели ладони.
 – Не понимаешь? – Он спускался вниз быстро, но удивительно легко. Развевающийся черный плащ придавал скользившей по ступеням темной фигуре пугающее сходство с призраком. Секунда – и вот он уже стоит всего в нескольких футах от нее.
 – Прошлой ночью кто-то ранил Викторию Грейнджер. Я недоволен, весьма недоволен этим фактом.
 Оливия отступила назад. Отрицать свою причастность к произошедшему было бесполезно: Джек Слеттер всегда точно знал, что происходит в городе. – Я приказала привезти ко мне Спенса Кинкейда. Живого. Я не хотела, чтобы эти глупцы стреляли в него или в кого-то еще… Я решила доставить себе удовольствие, медленно убивая этого человека. – Ты могла убить девушку.
 Это было сказано странным тоном, и Оливия удивленно подумала: что может связывать эту девицу из высшего общества и короля преступного мира Сан-Франциско? Хотя почему бы и нет? Разница в положении придала бы интриге особую остроту… Оливия ощутила укол ревности. – Зачем она тебе? – резко спросила хозяйка борделя. – А зачем тебе Спенс Кинкейд? – То, что он не стал отвечать на вопрос, лишь разожгло ее подозрения. Слеттер опять шагнул вперед. Оливия отступала, пока не оказалась прижатой к гранитному памятнику. Теперь он нависал над ней, и его лицо было совсем близко. Ветерок переплетал ее юбки с его черным плащом. – Похоже, ты просто-напросто влюбилась в этого мистера Кинкейда?
 – Ему стоило преподать урок, поверь мне, Джек! Он явился сегодня в мой дом и осмелился мне угрожать. Он так прямо и заявил, что собирается вмешаться в наш бизнес. Нам нужно избавиться от него!
 – Понятно. – Он погладил ее щеку затянутой в перчатку рукой.
 Лунный свет отразился в его темном зрачке, глаз блеснул, как неживой, и Оливия испуганно сжалась.
 – С этим человеком надо что-то делать.
 – Ты поставила меня в весьма затруднительное положение. – Теперь он улыбался – если эту странную гримасу можно было назвать улыбкой.
 – Джек, я… – Оливия замолчала, когда рука его сжала ей горло.
 – Он сможет опознать твоих людей, Оливия. А ведь они работают и на меня. И полиция об этом знает.
 Она схватила его за руку, пытаясь освободиться, сердце стучало в ребра, словно собиралось вырваться наружу. Воздуха катастрофически не хватало, и она с трудом про сипела имя своего мучителя:
 – Джек…
 – Кинкейд может серьезно нам навредить. – Его дыхание касалось ее щеки, но странным образом не согревало, а холодило кожу. Она умоляюще смотрела на Слеттера и наконец он немного ослабил хватку.
 – Обещаю, я позабочусь о том, чтобы он нам не мешал, – прошептала она.
 Джек отпустил ее горло и отвернулся.
 – Я уже составил свой план.
 – Ты собираешься убить их обоих? – Оливия смотрела на него с восхищением.
 Слеттер расхохотался, и смех его прокатился по кладбищу, отражаясь от мраморных и гранитных надгробий. Было в этом звуке что-то настолько нечестивое, что даже не слишком чувствительная Оливия содрогнулась от ужаса.
 – Ах ты, кровожадная маленькая шлюшка! – добродушно усмехнулся Джек. – Неужели Кинкейд так сильно ранил твое самолюбие?
 – Он помог людям из миссии забрать одну из моих девушек… С этой миссией тоже было бы неплохо разобраться.
 – Они лишь досадная помеха и не имеют большого значения. – Джек пренебрежительно пожал широкими плечами.
 – Досадная помеха? – Оливия рассердилась. Рука крепче сжала хлыст. – Да они вломились в мой дом и забрали мою собственность – девственницу, которую я уже продала.
 – Кругом полно других девиц. Если эту не удалось тебе сломать – ну и черт с ней! Некоторые просто не поддаются обучению, к на них незачем тратить время.
 Оливия хотела было возразить, но промолчала. Пусть последнее слово останется за ним. Слеттер был единственным человеком, который мог удовлетворить ее сексуальный голод Правда, недавно она была с Кинкейдом, и это тоже было хорошо… пока он не бросил ее, сгорающую от страсти. Теперь ее сердце пылало жаждой мести, и Джек был ей нужен, чтобы эту месть осуществить.
 – Дорогой, ты больше не сердишься на меня? – вкрадчиво спросила Оливия.
 – В тебе есть кое-что такое, что заставляет меня закрывать глаза на твои глупости. – Теперь он смотрел на нее в упор. Оливия почувствовала, как ее бросает в жар от того, что его единственный темный глаз бродит по изгибам ее фигуры. Она тоже жадно разглядывала Джека и мысленно раздевала его. Она знала, что под черной одеждой и развевающимся длинным плащом скрывается гибкое, как у кошки, стройное и сильное тело.
 – Я хочу поделиться с тобой своими планами, – проговорила она, легонько постукивая по подбородку рукояткой хлыста. – Кстати, я вчера несколько раз пыталась связаться с тобой, но никто не смог тебя найти. Знаешь, иногда мне кажется, что ты ведешь двойную жизнь.
 Он поднял голову, и Оливия увидела его лицо. Вот теперь она испугалась по-настоящему. Не стоило говорить про двойную жизнь. Джек Слеттер появился в Сан-Франциско три года назад, и никто не знал, кто он и откуда. Говорили, что он сын благородных родителей, что он преступник, сбежавший раньше, чем его успели повесить, но все это были только слухи. Джек Слеттер создал свою империю, торгуя опиумом и женщинами. Именно он научил Оливию, как сделать ее бизнес не просто прибыльным, а процветающим. И он же был первым, кто заставил ее стонать от страсти в объятиях мужчины. Само собой, у него есть секреты – узнать их было бы полезно, но попробовать его раскусить чертовски опасно. Оливия решила, что сегодня не самое лучшее время для вопросов.
 – Когда придет следующий груз? – деловым тоном спросила она. – У меня есть клиент, который желает по лучить маленькую блондинку. И он готов заплатить кучу денег, если она будет девственницей.
 – Я сделаю заказ сегодня, и ты получишь блондинку к следующему вторнику.
 Оливия улыбнулась и рукояткой хлыста принялась гладить сквозь платье сосок левой груди. Джек молча следил за ее движениями. Вот он облизал губы, и Оливия поняла, что полностью завладела его вниманием, пусть даже на короткий миг. Внизу живота разлилась горячая волна. Она уселась на гранитный постамент и подняла юбку. Теперь кончик хлыста пробирался меж шелковых складок туда, куда она жаждала направить Слеттера.
 – Ты хочешь? – охрипшим голосом спросила Оливия.
 Несколько мгновений он молча рассматривал ее, потом шагнул к ней, и Оливия жадно вцепилась в его одежду, торопясь высвободить восставшую плоть.
 – Что, не терпится? – Он смотрел на нее сверху вниз. Оливия вдохнула его запах – дорогие сигары, кожа перчаток и аромат возбужденного мужчины.
 – Да, – кивнула она.
 Тогда он обнял ее одной рукой, притянув к себе, а в другую взял хлыст. Рукоятка скользнула под юбки и коснулась нежной кожи. Глаза Оливии распахнулись. Она откинулась назад и застонала, когда боль смешалась со спазмами удовольствия.
 Но и в этот момент она не могла забыть Кинкейда. Джек в ее власти, и скоро она убедит его, что Спенсер Кинкейд заслуживает мучительной смерти.




 Глава 9


 Гостиница «Хэмптон-Хаус» занимала чуть не целый квартал, раскинувшись на двух с половиной акрах недешевой земли в славном городе Сан-Франциско. В высоту здание поднималось на семь этажей, что тоже было своего рода рекордом. Само собой, окна фасада выходили на гавань. На улице было серо и уныло, но в холле царил солнечный полдень – сотни люстр и светильников заливали просторное помещение ярким светом. Тори шла через этот блеск к стойке портье по мраморному полу и отчаянно желала, чтобы в холле было хоть чуточку темнее. На первом этаже гостиницы располагались дорогие магазины и рестораны. Тори делала здесь покупки множество раз, но сегодня все было иначе. Сегодня она пришла сюда для того, чтобы встретиться с мужчиной. Раньше она никогда даже не разговаривала с мужчиной наедине – только с Чарлзом. И уж никогда прежде она и подумать не могла, что рискнет обратиться к малознакомому человеку с таким предложением. Посыльный, одетый в красную с золотом униформу, провел ее от безукоризненно отполированной, сияющей стойки портье к частному лифту в глубине холла. Лифт поднимался, а решимость Тори падала. Она судорожно прижимала к себе завернутую в серебряную бумагу коробку и вновь и вновь повторяла про себя то, что собиралась сказать Кинкейду. Вот маленькая стальная клетка с лязгающим звуком замерла на седьмом этаже, дверь распахнулась, и посыльный сказал Тори, которая никак не могла заставить себя выйти из лифта:
 – Это здесь, мисс. Этаж мистера Кинкейда.
 Она кивнула и неуверенно шагнула вперед. Вновь лязгнул металл, и, обернувшись, Тори увидела, что лифт заскользил вниз. И тут ей пришло в голову, что ее план не так уж хорош. Когда она обдумывала его у себя в спальне, он казался единственно возможным. По дороге в отель Тори продолжала твердить себе, что поступает правильно, что у нес просто нет другого выхода и что мистер Кинкейд все поймет. А сейчас она гадала, успеет ли вызвать лифт и исчезнуть отсюда раньше, чем Спенсер или кто-нибудь другой узнает, что она здесь была.
 – Чем я могу помочь вам, мисс?
 Слишком поздно. Сглотнув комок в горле, Тори повернулась и оказалась лицом к лицу с коренастым человеком, одетым в строгую черную пару. Волосы тщательно зачесаны назад, брови чуть приподняты, на верхней губе аккуратная линия тонких усиков, а под ними…..
 такие же тонкие, неодобрительно поджатые губы. Ей сразу удалось справиться с волнением, и она не знала, с чего начать. Не дождавшись ответа, мужчина пояснил:
 – Этот этаж принадлежит частному лицу, мисс.
 – Я пришла к мистеру Кинкейду, – пролепетала Topи, обретя наконец, голос.
 Дворецкий чуть склонил голову набок, скептически оглядывая ее фигуру, словно не мог решить, достойна ли она предстать перед его хозяином. Потом он дружелюбно улыбнулся:
 – Позвольте ваше пальто, мисс Грейнджер. «Интересно, – растерялась Тори, – откуда он знает мое имя?»
 Она бросила взгляд в зеркало, поправила воротничок светло-голубого платья и вернула на место локон, выбившийся из прически. Заметив, какой испуганной выглядит молодая дама, которая смотрела на нее из зеркала, Тори поспешила еще раз повторить про себя, что Спенсер Кинкейд наверняка все поймет правильно, Но отражение не стало выглядеть от этого увереннее.
 – Прошу вас следовать за мной, – предложил дворецкий и пошел вперед.
 Остановившись возле одной из дверей, он постучал. Из-за двери донесся голос Кинкейда – глубокий баритон, при звуке которого сердце Тори ухнуло куда-то вниз, а в коленях появилась противная слабость.
 – Что там, Джаспер?
 Из-за спины дворецкого Тори увидела его. Спенс стоял спиной к двери и смотрел в залитое дождем окно. Это было похоже на портрет, только рассеянный художник написал человека со спины: прекрасная фигура – узкие бедра, широкие плечи, – в которой угадывалась сила и мощь, в обрамлении роскошных темно-зеленых портьер, перехваченных золотыми шнурами, – неброско, но со вкусом.
 – К вам пришла леди, сэр.
 Спенс обернулся, и взгляды их встретились. Тори увидела, как расширились от удивления его необыкновенные золотистые глаза. Он стоял в противоположном конце комнаты и смотрел на нее. А Тори чувствовала себя… оглушенной, как когда-то давно, после падения с лошади. Да, в присутствии этого человека с ней всегда творилось что-то неладное.
 – Мисс Грейнджер. – Кинкейд шагнул к ней. – Для меня большая честь видеть вас здесь.
 Его загорелая теплая ладонь коснулась ее ледяных пальцев. Надо взять себя в руки.
 – Мистер Кинкейд, я пришла извиниться за вчерашнее.
 – Вы мне больше не нужны. Джаспер. – Спенс бросил на дворецкого короткий взгляд.
 – Что вы прикажете с этим делать? – спросил тот, протягивая завернутую в серебряную бумагу коробку.
 – Возвращаете мой подарок? – Спенс улыбнулся Тори. – И даже не открыли?
 – Я не могла его принять.
 Он покачал головой и осторожно сжал ее пальцы, которые не выпускал из своей руки.
 – Идите, Джаспер.
 Когда дверь за дворецким закрылась, Спенс улыбнулся еще шире:
 – Неужели вам не было любопытно, что там?
 – Немного. – Тори слабо улыбнулась в ответ. – Но я не могла принять подарок.
 На самом деле ей ужасно хотелось посмотреть – любопытство просто снедало ее. Но – леди не может…
 – Ваша мать не позволила бы, да?
 Тори напряглась и печально покачала головой:
 – Мне жаль, что вчера все так вышло…
 – Вам нет нужды извиняться. – В его голосе звучало неподдельное сочувствие.
 – Вчерашний день был настоящим… – Тори помедлила, подбирая слово, – несчастьем.
 Спенс ласково провел ладонью по ссадине, которая еще виднелась на ее щеке.
 – Как вы?
 Тори вздрогнула. И не только потому, что вспомнила нападение Хейуарда. В горле снова появился комок. Силы окончательно оставили ее – она не могла ни двигаться, ни даже дышать. Почувствовав состояние гостьи, Кинкейд приобнял ее за плечи и подвел к дивану у камина. Тори села, погрузившись в мягкие кожаные подушки. Чтобы оттянуть время, она принялась разглядывать комнату. Электрический свет отражался от полированных панелей красного дерева и книжных шкафов, которые занимали две стены. Тори скользнула взглядом по книжным корешкам. Интересно, что там за книги? Всегда можно составить мнение о человеке, если знать, какие книги он читает. Ах, как страстно она желала знать о нем хоть чуточку больше! Согласится ли Спенс на ее план? А вдруг он согласится? Она до сих пор не знала, что для нее хуже.
 Тут Тори обнаружила, что Спенс сидит рядом с ней на диване и обнимает ее за плечи. Это не годилось для леди позволять прикасаться к себе вот так… Но с другой стороны, если вспомнить, о чем она собирается его попросить, глупо отодвигаться, тем более что его прикосновение так приятно…
 Она сидела неподвижно, сжав руки на коленях и опустив глаза в пол, поглощенная ощущением тепла и бьющей через край жизненной энергии, которая переполняла тело человека, сидевшего рядом. Как и в прошлый раз, его близость вызвала в ней непривычное волнение.
 Через некоторое время Спенс, не выдержав, нарушил молчание:
 – Мне всегда нравился шуршащий звук, с которым дождь стучит в окна.
 Голос его звучал ласково. Тори поняла, что он пытается успокоить ее – как тогда Клер. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Кинкейдом. Он смотрел на нее с искренним участием и теплотой, и это немного ослабило тревогу, терзавшую ее сердце. Он должен понять, не может не понять…
 – У нас, оказывается, есть нечто общее… – храбро начала она.
 – Это вас немного пугает, да? – Он усмехнулся.
 – Я прошу извинить меня за мое поведение. – Тори вновь опустила глаза. – Теперь я понимаю, что вы просто хотели мне помочь.
 – Я по-прежнему пытаюсь вам помочь. – Рука Спенса все еще обнимала плечи Тори. – Если я могу что-то сделать для вас – просто скажите мне об этом.
 Он такой сильный, такой уверенный в себе – как раз это и нужно было ей сейчас, чтобы решить ее проблемы.
 – Мистер Кинкейд, я в весьма затруднительном положении. – Она не осмеливалась поднять на него взгляд и по-прежнему смотрела на свои руки, сжатые на коленях так, что побелели костяшки пальцев.
 – И это имеет отношение к Хейуарду, – скорее утвердительно, чем вопросительно продолжил Спенсер.
 Тори кивнула.
 – Я могу помочь?
 Тори было очень трудно заставить себя сказать ему об этом. Гордость боролась в ней с инстинктом самосохранения. Наконец она решилась.
 – Да. Я думаю, вы можете мне помочь. Если захотите. Но захотите ли вы?
 – Скажите, каково ваше желание, и я исполню его незамедлительно.
 Тори подавила остатки гордости, проглотила комок в горле и, глубоко вздохнув, выпалила:
 – Мистер Кинкейд, не могли бы вы жениться на мне? – Ей казалось, что ужасные слова прозвучали оглушительно громко, но на самом деле голос ее был чуть слышнее шуршания дождя за окном.
 Рука Спенсера, по-прежнему лежавшая на ее плече, вдруг потеряла свою мягкость. Мышцы напряглись и приобрели твердость и вес стальной балки. Тори взглянула в лицо Кинкейду. Он таращился на нее во все глаза, даже приоткрыв от удивления рот.
 – Ну, вам не обязательно быть женатым на мне всю жизнь, – торопливо заверила она его, надеясь хоть как-то прояснить ситуацию. – Я не сомневаюсь, что мы проведем в браке совсем немного времени, а потом вы дадите мне развод и будете жить своей жизнью. – Боже, кажется, она все окончательно испортила.
 – Мне кажется, я чего-то не понял, – растерянно протянул Спенс.
 Тори собралась с духом и постаралась изложить все предельно ясно и коротко:
 – Мистер Кинкейд, мой отец поставил мне условие: если в течение двух месяцев я не найду себе мужа, он лишит меня наследства. Он… Он очень хочет, чтобы я родила ему внука, а каким образом я это сделаю… ему безразлично.
 Спенс медленно убрал руку, и Тори вдруг стало холодно и очень неуютно. Он смотрел на нее так, словно видел ее впервые.
 – Так вам нужен… жеребец? Производитель?
 – Мистер Кинкейд! Мне нужен ребенок!
 Несколько секунд он задумчиво смотрел на Тори, которая все сильнее заливалась румянцем и чувствовала себя все отвратительнее.
 – А почему я? Почему не Хейуард? – спросил он наконец.
 – Вам не нужны деньги моего отца, а потому нет и причины, по которой вы бы захотели сохранить наши отношения после… после того, как мой отец получит долгожданного наследника. А Хейуард обезумел от желания добраться до состояния отца.
 – Понятно. Вы хотите, чтобы наши отношения закончились сразу после того, как я осеменю вас?
 Тори возмущенно выпрямилась.
 – Вы сумели изложить мою мысль предельно ясно, – язвительно произнесла она.
 – Знаете, мисс Грейнджер, вы можете счесть меня до смешного старомодным, но я всегда считал, что люди должны вступать в брак по любви.
 Тори переплела пальцы и прижала руки к груди. Боже, какое унижение…
 – Любовь бывает только в сказках, – отчеканила она.
 – Я до сих пор верю в сказки.
 «Господи, помоги мне, ведь я тоже верю в сказки», – мысленно взмолилась Тори.
 – Мистер Кинкейд, я не прошу вас всю жизнь сохранять брак, в котором нет любви. Как только я получу ребенка, каждый из нас пойдет своим путем. Клянусь, мы разведемся по первому же вашему требованию.
 Голос Тори невольно упал до шепота на слове «разведемся». Подобные речи не для леди. Если бы Лилиан услышала ее сейчас…
 Кинкейд уставился в окно, бормоча что-то про себя – по-видимому, это были выражения, недостойные джентльмена. Руки его сжались в кулаки, и когда он наконец взглянул на Тори, та вздрогнула, увидев в его глазах гнев и обиду.
 – А если я не потребую развода?
 Тори покачала головой. К чему этот глупый вопрос? Спенсер Кинкейд не тот человек, который захочет жениться на ней… по-настоящему.
 – Я не могу рассматривать этот вариант, раз вы не влюблены в меня, – просто ответила она.
 – А если окажется, что я влюблен? – Голос звучал обманчиво спокойно, но Тори заметила, что он напряжен и на шее его бешено бьется голубая жилка.
 «Если бы вы были влюблены, то и предложение исходило бы от вас», – чуть не сказала она. Ах, если бы… Но нельзя цепляться за глупую мечту, особенно сейчас. Но мечта не желала умирать – она рвала на части сердце Тори, когда она пробормотала:
 – Тогда мне не пришлось бы просить вас…
 – Ах вот как! Значит, гораздо проще попросить человека, который вас не любит, чтобы он женился на вас?
 – Мистер Кинкейд, вы сказали, что обязаны мне жизнью и сделаете что угодно…
 – Я не говорил, что готов выступить в роли племенного жеребца! – Спенс вскочил на ноги. Челюсть его агрессивно выпятилась, глаза горели яростью.
 Тори медленно встала с дивана, стараясь унять дрожь в коленях. Так, спину держать прямо. Слезы сглотнуть – она не может пасть так низко, чтобы разреветься на глазах у этого человека.
 – Мне следовало знать, что вы не из тех, кто держит свое слово, как присуще человеку чести, – холодно бросила она.
 – При чем здесь моя честь? – Спенс повернулся к ней спиной и уставился в пылающий камин невидящим взглядом.
 – Просто я надеялась, что вы захотите мне помочь… Но я ошиблась.
 Держа голову высоко, как и подобает леди, она пересекла темно-зеленый с золотом ковер и взялась за бронзовую дверную ручку. Она сумеет справиться без него! Ей не нужна его помощь, повторяла про себя Тори, надеясь ощутить уверенность, которой не испытывала. Она найдет другой выход. Но какой? Нельзя терять надежду – у нее еще почти два месяца, и она что-нибудь придумает.
 Спенс стоял, глядя на языки пламени и прислушиваясь к шуршанию юбок. Вот дверь закрылась за Тори, и он, тяжело вздохнув, прислонился лбом к прохладному мрамору. Как он мог так ошибиться?!
 Должно быть, он просто самонадеянный, самовлюбленный болван, который вообразил, что нравится ей. Да он был уверен, что Виктория Грейнджер если еще и не влюблена, то уж точно к нему неравнодушна. А вдруг это потому, что он не заметил, как влюбился сам?
 – Черт бы побрал этих женщин с их фокусами! – буркнул Спенс, возвращаясь к столу. Усевшись, он взял в руки бумаги, но глаза лишь скользили по строчкам, и смысл написанного безнадежно ускользал. Честь! Надо же, она осмелилась обвинить его в бесчестье, предложив стать производителем! К черту!
 Спенс отшвырнул бумаги, встал, потянулся и подошел к окну. Дождь по-прежнему заливал стекла. Семью этажами ниже по унылой и мокрой улице спешили люди, цепляясь за огромные зонты в надежде спастись от проливного дождя. А дальше простиралось серое, почти черное бурлящее море. Кинкейд разглядывал улицу внизу до тех пор, пока не поймал себя на том, что выискивает в толпе одну единственную женскую фигурку. Что она будет делать теперь? Выйдет замуж за Хейуарда? Почему-то мысль об этом вызвала новый всплеск ярости. Но почему? Какого черта это должно его волновать? Спенс вернулся за стол и вновь принялся разбирать корреспонденцию. Обычно это отнимало у него не больше часа, но сегодня он никак не мог сосредоточиться на бумагах. Три часа спустя, когда он маялся над очередным письмом, дверь распахнулась, и вошел Алан в вечернем костюме. Серебристый шелковый цилиндр он держал в руке, а на губах его играла беззаботная улыбка человека, у которого нет ни одной проблемы.
 – Хватит на сегодня трудов праведных, – приказал он, усаживаясь в кожаное кресло у стола. – В этом городе полно бутылок шампанского, которые только и ждут, когда мы их откроем, и девушек, которые только и ждут, когда мы их обнимем.
 – Вперед, дружище! Я присоединюсь к тебе попозже, – вяло отозвался Спенсер. Даже думать о женщинах почему-то не хотелось.
 – Что-то с тобой не так. – Алан склонил голову набок и принялся внимательно разглядывать друга. – Боже, что я вижу! На твоих ушах висят сосульки!
 Спенс нахмурился и принялся что-то писать на очередной телеграмме, намеренно не реагируя на остроты Алана. Но тот не унимался:
 – Несколько минут назад я говорил с Куинтоном, и он заверил меня, что Тори в полном порядке. Значит, что-то не в порядке с тобой.
 – У меня все прекрасно, – отозвался Спенс, швыряя телеграмму на стол. Тори пыталась его использовать. Что ж, может, она и имела на это право – в конце концов он обязан ей жизнью. И она захотела в обмен получить жизнь его первенца. У него вдруг заныло сердце.
 – Ну, хорошо, не будем говорить о некоей леди, – смилостивился Алан. Он положил ноги на стол, устроился поудобнее и заявил: – В любом случае у тебя есть настоящий повод для беспокойства.
 Спенс вопросительно взглянул на друга, сомневаясь, что тот сможет расстроить его еще больше.
 – До меня дошли слухи, что ты решил объявить войну Слеттеру.
 – Да уж, дурные вести не стоят на месте… Как ты узнал?
 – В этом городе не бывает секретов.
 – А что ты знаешь о Слеттере? Полиция была не слишком-то дружелюбна и разговорчива.
 – Это меня не удивляет. Большинство полицейских регулярно получают от него деньги. – Алан взял со стола золотой нож для разрезания бумаги и теперь крутил его в руках. – Он довольно-таки серьезный противник. Может, для собственной безопасности тебе стоило бы оставить этого человека в покое.
 – К несчастью, он источник многих бед.
 – Это верно. – Алан направил нож на Спенсера. – А потому я и не хочу, чтобы ты с ним связывался.
 – А тебе известно, что Оливия Фонтейн занимается торговлей женщинами? В том смысле, что она торгует белыми рабынями?
 – Слышал кое-что. – Алан передернул плечами. – Ты ведь не купился на все эти проповеди, которые читают дамы из миссии? Девочки Оливии работают добровольно и, я бы сказал, с энтузиазмом.
 – Я так не думаю. – Спенс покачал головой.
 – И каков твой план кампании?
 – Ну, сначала надо выяснить, где у противника слабое место…
 – Значит, ты решительно не хочешь отказаться от этой глупой и опасной затеи? Может, мне все же удастся тебя отговорить?
 – Думаю, я уже не могу отступить, даже если бы захотел. – Спенс нахмурился и некоторое время внимательно смотрел на Алана. Его приятель, обычно столь безмятежный, теперь выказывал признаки искреннего беспокойства. – Ценю твою заботу, но я в состоянии сам о себе позаботиться.
 Алан встал и прямо взглянул в глаза Кинкейду.
 – Ты совершаешь большую ошибку. Слеттер смертельно опасен. Он контролирует весь преступный мир города.
 – Это еще одна причина, по которой я не могу отступить.
 – Ты не изменился. – Алан небрежно уронил нож на стол, и металл со звоном ударился о твердое дерево. – Ты по-прежнему ведешь себя как школьник. Рыцарь! Помнишь, как ты набросился на Фицвильямса за то, что он заставлял ребят из младших классов делать за него домашние задания?
 – Помнится, ты и тогда не советовал мне связываться с ним.
 – Не люблю неприятностей. – Торнхилл рассмеялся, и с лица его мигом исчезла тревога.
 – Я тоже не люблю. Но иногда этого не удается избежать.
 – Ну что ж, тогда до вечера. – Алан водрузил на голову цилиндр и удалился.
 Спенс опять уставился в окно. В ясный день с седьмого этажа открывался прекрасный вид на гавань. Но сегодня шел дождь, и все кругом было серым и унылым. При мысли о Виктории в сердце его заползла тоска. Ему даже не надо было закрывать глаза, чтобы представить себе ее лицо. С первой встречи он не мог забыть ее прекрасные – но такие холодные – глаза! Дождь стучал в окно, и Спенс уныло спросил себя: неужели теперь, услышав шум дождя за окном, он каждый раз будет вспоминать Тори?




 Глава 10


 Тори проснулась сразу, словно кто-то толкнул ее или позвал. Она испуганно сжалась под одеялом, сердце громко колотилось в груди, мешая прислушаться, – кто-то вошел в комнату? Или это сквозняк? Она почувствовала движение воздуха и уставилась в темноту расширенными от ужаса глазами. Задержала дыхание, чтобы как следует прислушаться. Громче всего стучало сердце, но теперь она разобрала еще один ритмичный звук – это часы на камине отсчитывали секунды. А вот шорох – так шуршит ткань… одежда! Кто-то здесь есть, совсем рядом с ее кроватью.
 Тори охватило детское желание накрыться одеялом с головой и подождать, пока тот, кто ходит в темноте, не уйдет. «Может, мне только почудилось? – с надеждой сказала она себе. – Просто последние несколько дней я много нервничала…» Где-то рядом скрипнула половица, и холодный липкий страх сковал тело Тори.
 Она бросила взгляд на стеклянную дверь, ведущую на балкон, и увидела огромную фигуру, маячившую на фоне окна. Ее охватила паника. Она уже собралась закричать, но в это мгновение сильная ладонь закрыла ей рот. Тори вцепилась в чужую руку, пытаясь оторвать ее от лица. Ричард Хейуард! Он пробрался к ней в комнату, чтобы, чтобы… закончить то, что не смог сделать в прошлый раз! О нет, она не позволит…
 – Успокойтесь, я не причиню вам вреда.
 Тори застыла. Этот мягкий техасский акцент… Кинкейд! Именно его ладонь закрывает ей рот, и это его руки прижали ее к кровати, словно бабочку к листу бумаги!
 – Обещаете не кричать?
 Тори промолчала. Как ни странно, сейчас ее занимали совсем другие мысли. Чем так приятно пахнет его кожа? Табак, специи и что-то еще, названия чему она не находила. Она со стыдом почувствовала, что тело ее реагирует на этот запах. Примитивная, животная реакция! Но с другой стороны, когда внутри становится так тепло…
 – Мисс Грейнджер, вы обещаете не кричать?
 Тори отвлеклась от своих ощущений и кивнула. Спенс убрал руку. Она глубоко вздохнула и попыталась разглядеть в темноте выражение его лица. Спенс зажег лампу на столике рядом с кроватью, и страх сразу отступил. Увидев лицо Кинкейда, Тори поразилась происшедшим в нем переменам. Под золотистыми глазами темнели круги, а вокруг губ залегли горькие складки. Боже, да он выглядит так, словно ни минуты не спал с момента их встречи три дня назад, подумала Тори. Но спросила о другом:
 – Что вам нужно? И как вы сюда попали?
 – Через балкон, – пожал он плечами.
 – Через балкон?
 Господи, может, это все-таки сон? Нет, Кинкейд и правда стоит у ее кровати, и звуки его голоса вызывают странную дрожь в ее теле. Он что-то говорит. Надо сосредоточиться.
 – Я никогда в жизни не отказывался от своего слова и не нарушал данного мной обещания. Так будет и на этот раз. – Он тяжело вздохнул. – Вы все еще хотите выйти за меня замуж?
 – Замуж? – Ну конечно, это сон. Так ведь не бывает в жизни…
 – Нуда. Помните, мы с вами говорили о браке, ребенке, наследстве, разводе и других интересных вещах?
 – Да-да.
 – Что значит «да-да»? Что вы помните, о чем мы говорили, или что вы все еще хотите выйти за меня замуж? – хмуро спросил Кинкейд.
 – И то и другое, – решительно ответила Тори, хотя где-то в глубине души ей по-прежнему казалось, что все происходящее – не более чем пикантный сон.
 – Прекрасно. Тогда вставайте, одевайтесь и пойдем.
 – Сейчас? – Тори уставилась на Спенса, не веря своим ушам.
 – Я не собираюсь оттягивать нашу помолвку.
 – Но моя мать… она хотела устроить свадьбу.
 При упоминании миссис Грейнджер у Спенса заметно дернулась щека. Он наклонился к Тори и, глядя в ее глаза горящим взглядом, негромко, но твердо произнес: – А мне наплевать, что там хотела ваша мать!
 Тори села в кровати, натянув одеяло до подбородка.
 – Как вы смеете так разговаривать со мной! Я не собираюсь убегать из родного дома посреди ночи, словно я… какая-нибудь воровка.
 Спенс рассердился, лицо его исказилось, глаза метали молнии – многие мужчины старались как можно скорее оказаться подальше от Кинкейда, когда он время от времени впадал в гнев. Но Тори не позволит себя запугать.
 – Моя мать никогда не простит мне такого поступка. Что она скажет своим друзьям? «Моя дочь сбежала ночью с мужчиной»? Что подумают в обществе?
 – Думаю, она разозлится. – Эта мысль значительно улучшила настроение Кинкейда.
 Но Тори эта мысль не обрадовала.
 – Да она будет просто вне себя! Спенс злорадно улыбнулся:
 – Она уже не будет местной королевой и законодательницей нравов.
 Но Тори опять не уловила сарказма. «Ну вот, наконец-то он все понял правильно», – с облегчением подумала она.
 – Она действительно правит местным обществом, и всем известны ее строгие нравственные принципы. Другие дамы просто с ума сойдут от радости, если дочь Лилиан Грейнджер совершит такой скандальный поступок – сбежит с мужчиной.
 – Надеюсь, ваша мать несколько недель не сможет даже выйти из дома.
 – Что вы! Пройдут месяцы – вы просто не знаете мою мать. – Тори успокоилась, подумав, что Спенс Кинкейд хоть и вспыльчив, но очень разумный и, несомненно, светский человек.
 – Вот тут вы ошибаетесь. Думаю, я знаю вашу мать лучше, чем вы сами.
 – Я рада, что вы… – Тори не договорила, задохнувшись от шока, когда Спенс быстрым движением выдернул одеяло из ее рук, подхватил ее на руки и понес к балкону. – Что… что вы делаете?
 – Говорите шепотом, если не хотите, чтобы нас поймали, – прошипел Спенс.
 Тори прижала руку к губам и бросила испуганный взгляд на дверь, ведущую в холл. Боже, что, если сейчас войдет ее мать?
 – Я требую, чтобы вы меня отпустили! – Никогда она не думала, что шепотом так трудно передать возмущение.
 Кинкейд, словно не слыша, уверенно направлялся к балкону. Тори вдруг вспомнила, что на ней нет ничего, кроме ночной рубашки из тонкого батиста…
 – Отпустите меня!
 Спенс вышел на балкон. После недавнего дождя сильно похолодало. Сад благоухал ароматами цветов. На небе сияла полная луна, нежным светом лаская влажную траву на лужайке и блестящие листья эвкалиптов. Дорожка, усыпанная сосновыми иглами, блестела серебром.
 Тори руками прикрыла грудь и прошептала:
 – Я не могу уйти вот так – совсем раздетой.
 – Держитесь за мою шею, – прошептал в ответ Спенс. – Чтобы спуститься, мне нужна свободная рука.
 Тори бросила взгляд на деревянную садовую лестницу, которую Кинкейд прислонил к кованым перилам балкона, и содрогнулась:
 – Вы шутите!
 – Ну что ж, как хотите.
 Без дальнейших церемоний он перекинул Тори через плечо. Она застонала, когда раненый бок ударился о твердые мышцы Спенса. Задохнувшись от страха, она судорожно вцепилась в Кинкейда, когда балкон вдруг пропал из поля зрения и где-то далеко внизу показалась мокрая трава.
 – Держитесь.
 Он улыбался! Тори не видела его лица, но ясно слышала улыбку в его голосе. Тихонько пробормотав несколько слов, которые не полагалось знать настоящей леди, она крепко зажмурилась и решила покориться судьбе. Вдруг его рука скользнула по голой девичьей ноге и сжала ее выше колена. Тори дернулась:
 – Прекратите!
 – Я пытаюсь вас не уронить, мисс Грейнджер. Но если вы желаете стукнуться головой о землю, могу и отпустить.
 Боже, да он сумасшедший! И она еще собиралась выйти замуж за этого безумца!
 – Ну вот мы и спустились.
 Тори открыла глаза и совсем близко увидела землю. Ее густые волосы свешивались вниз и чуть ли не подметали дорожку, по которой шел Спенс.
 – Пустите меня! – Тори забарабанила кулачками по его широкой спине.
 – Вы всегда так непоследовательны? – Он, казалось, не замечал ее ударов, словно она была какой-то букашкой, а не рослой здоровой девушкой. Гравий заскрипел под его ногами, когда он направился со своей ношей в глубь сада. – То вы мне предложение делаете, то с кулаками набрасываетесь, – произнес он с сарказмом.
 Кинкейд добрался до калитки в дальнем углу сада, вышел на улицу и аккуратно притворил за собой железную узорчатую дверь. Но как только он сделал еще один шаг, Тори вскрикнула: ее волосы попали между створок.
 – Подождите! – Еще один шаг – и кожа на голове натянулась. Стало больно. – Стойте! Мои волосы! Вы их прищемили!
 – Простите. – Он повернулся и высвободил ее спутанные локоны. – Мне жаль.
 – Никогда не поверю, – буркнула она.
 На улице ждал экипаж, куда Спенс и сгрузил ее. «Как мешок с картошкой», – горько подумала Тори, торопливо натягивая рубашку на колени. Она сердито посмотрела на Кинкейда, но тот невозмутимо подхватил поводья, и экипаж тронулся.
 – Я не могу разъезжать по городу без одежды.
 – Вы правы, – ответил он, бросив на нее насмешливый взгляд.
 – Конечно, права. – Кажется, он приходит в себя, подумала Тори. – Если вы развернетесь на следующем перекрестке…
 Ухватив поводья одной рукой, Спенс снял пиджак и накинул его на плечи Тори.
 – Так лучше?
 – Вы считаете, что этого достаточно? Что теперь все в порядке?
 Но он лишь молча усмехнулся в ответ.
 – Вы ненормальный! – бросила Тори, кутаясь в серый кашемир и вдыхая запах Спенса, от которого у нее закружилась голова.
 – Боюсь, вам придется принять меня таким, какой я есть.
 – Мои родители этого так не оставят!
 – Ваш отец в курсе дела. Я разговаривал с ним сегодня вечером.
 – Вот как? Уверена, вы рассказали ему, как его дочь явилась к вам с предложением!
 Спенс искоса взглянул на нее и холодно произнес:
 – Я сказал ему, что мы без ума друг от друга и не можем ждать положенное время, пока будет идти подготовка к свадьбе.
 – И он вам поверил? – изумилась Тори. Кинкейд кивнул.
 – Он долго сокрушался, что потерял целых три года, хотя с самого начала считал, что мы созданы друг для друга. А потом рассказал мне, как пробраться на ваш балкон.
 Тори откинулась на сиденье и впервые за весь вечер улыбнулась. Отец! Хотела бы она видеть его лицо, когда Кинкейд попросил ее руки. Потом ей пришла в голову новая мысль.
 – Но как же… Ведь он знал, что наш побег будет ужасным унижением для моей матери.
 – Уверен, ему это даже в голову не пришло, – ответил Спенс, пряча улыбку.
 Тори услышала позвякивание колокольчика, и в следующий миг в лицо ей ударил свет фонаря – из-за угла показался вагон конки.
 – Боже мой! – Она судорожно натянула пиджак на голову.
 Конка проехала мимо, постукивая колесами. Тори высунула нос наружу, только когда наступила тишина. Она забилась в уголок, чтобы стать как можно меньше и незаметнее.
 – Не могу поверить, что это я еду ночью по улице, одетая только в ночную рубашку! – потрясенно проговорила она.
 – Успокойтесь, уже далеко за полночь. Никто из знакомых нам не встретится… А если и встретится, они просто не поверят своим глазам и решат, что обознались.
 – Достаточно и того, что вы имеете возможность лицезреть меня в таком непристойном виде.
 Спенс повернулся и нарочито медленно окинул взглядом Тори от подбородка до самых ступней. Подняв глаза, горящие откровенным желанием, он посмотрел на нее и сказал:
 – Скоро я смогу увидеть все.
 Покраснев, она опустила голову. Из глубины ее столь долго дремавшей женственности поднималась горячая, сладкая волна и пьянящим потоком разливалась по телу. Под колючим пиджаком и тонкой ночной рубашкой соски ее напряглись и встали торчком. Тори постаралась подавить столь странную реакцию своего организма. Мать всегда учила, что «леди никогда не показывает своих чувств, леди никогда…». Что-то она забыла, как там дальше.
 Экипаж взбирался в гору, и ей пришлось крепко ухватиться за сиденье, чтобы не свалиться. Кинкейд прекрасно справлялся с лошадьми, и они продвигались вперед довольно быстро. Уличные огни на Маркетстрит сливались в длинные блестящие ленты, а впереди лежала темная гавань.
 Тори с удовольствием смотрела на крепкие мужские руки, сжимавшие поводья. И вдруг ей стало жарко: скоро она увидит все-все…
 Сердце бешено заколотилось, почти заглушив стук копыт по мостовой. Чтобы как-то отвлечься от неприличных мыслей, Тори заговорила:
 – Похоже, вы не собираетесь говорить мне, куда мы направляемся? – Голос прозвучал тем холоднее, чем жарче горел огонь в ее крови.
 – Скоро узнаете.
 Разговора не получилось. Тори сердито уставилась на поводья, которые Кинкейд держал в руках. Они лежали на его коленях расслабленно и беззаботно – словно он сидел дома в кресле… Ноги, обтянутые серыми брюками, были совсем рядом. Наверное, это приятно – провести рукой по его телу, чтобы ощутить, какой он сильный и как горяча его кожа… Тори вздрогнула и постаралась придать мыслям более пристойное направление. Но тут возник новый вопрос. А чего, собственно, Кинкейд ждет от нее? Она всегда отличалась живым воображением, и сейчас это очень ей мешало. Ее сердце вдруг начало пульсировать не в груди, а где-то намного ниже… Тори испугалась – нет, она не готова, она не может! Но какая-то часть ее естества набирала силу, ощущая приближение того, о чем столько лет она боялась даже думать. Тори взглянула на небо. Звезды сияли, как драгоценные камни. Так же было и восемь лет назад, когда она сидела в другом экипаже и с другим мужчиной. Тот человек был нетерпелив и жадно тянулся к ее груди, а потом стал ласкать ее всю горячими руками. Но она тогда испугалась, смутилась и залепила ему пощечину. Тори никогда не забудет, как на его красивом лице промелькнули удивление, уязвленная гордость и, наконец, отвращение. Она любила его, да, любила, но когда Чарлз захотел сделать ее женщиной, она не смогла… Тори знала Чарлза Ратледжа всю свою жизнь и лет с двенадцати пребывала в счастливой уверенности, что когда-нибудь станет его женой. Она любила его. И все же не смогла ответить на его желание. Каждый раз как он приближался к ней, Тори сковывал страх. Ей хотелось закричать, убежать и спрятаться. Очень странно, но ей никогда не хотелось убежать от Кинкейда. Тори поняла, что в этот раз опасность таится не в отсутствии чувств, а в том, что они слишком сильны и она может потерять голову… Она помнила боль той измены. Но теперь все будет по-другому. Эти отношения с самого начала обречены на недолговечность, поэтому Тори спрячет поглубже свои мечты и чувства и не позволит, чтобы Кинкейд разбил ее сердце. Кинкейд остановил экипаж у одного из причалов, рядом с которым лениво покачивался на волнах корабль. Три его мачты гордо возносились в предрассветное небо. Это определенно была прогулочная яхта, но по размерам судно не уступало настоящему клиперу.
 – Зачем мы здесь? – спросила Тори, когда Спенс спрыгнул на землю.
 – Мы отправляемся в небольшое путешествие, – ответил он, даже не взглянув на нее.
 – Путешествие?
 Тори испугалась. Она снова подумала, что ничего не знает об этом человеке. А правда ли, что он действует с ведома ее отца? А если нет? Вдруг он вовсе не собирается на ней жениться? Кинкейд протянул ей руку, но она в страхе отпрянула от него.
 – Я думала, мы собираемся пожениться, – пролепетала она.
 – Похоже, вы мне не доверяете. – Он обиженно смотрел в ее испуганные глаза.
 – Я не знаю, что у вас на уме, мистер Кинкейд, но я…
 – В чем дело? – Он усмехнулся. – Вы решили, что я хочу вас похитить?
 – А каковы ваши истинные намерения?
 – Исключительно честные и серьезные.
 Тори оглядела причал. Там не было ни одной живой души. Зато на яхте несколько человек с любопытством смотрели на них, перевесившись через поручни. Это, несомненно, были люди Кинкейда.
 – В любом случае сейчас вы выйдете из экипажа и последуете за мной. – Спенсер не двигался, но тон его не допускал возражений.
 – Я… я не позволю обращаться со мной подобным образом!
 – Через плечо, как мешок, или на руках, как принцесса. Выбирайте.
 – Нет! – Тори гордо вскинула подбородок, скользнула по сиденью и вышла из экипажа с другой стороны.
 Камни причала, на которые она ступила босыми ногами, оказались ледяными и острыми. Но она сдержала крик боли, выпрямила спину, как учила ее мать, и побрела к трапу.
 – Вы удивительно упрямы, – хмыкнул Спенс, предлагая ей руку. Но Тори расслышала уважение в его голосе и улыбнулась.
 – Посмотрели бы вы на меня, когда я действительно заупрямлюсь.
 – Что-то мне подсказывает, что я очень скоро смогу насладиться этим увлекательным зрелищем.
 Когда они поднялись на палубу, к ним подошел плотный светловолосый человек:
 – Добрый вечер, мистер Кинкейд. А это, должно быть, мисс Грейнджер?
 Тори поплотнее запахнула пиджак Кинкейда, страстно желая оказаться подальше от всех этих любопытных глаз.
 – Капитан Амос Харли, позвольте представить вам мою невесту – мисс Викторию Грейнджер, – церемонно произнес Спенс.
 – Мисс Грейнджер, – капитан протянул ей руку, – мы вас ждали.
 Тори пожала твердую ладонь. Рука его была теплой, а пожатие искренним.
 – Все готово, мистер Кинкейд, – обратился капитан к хозяину. – Следуйте за мной.
 Ветер раздувал полы пиджака. Он доходил Тори до колен, но ей все равно казалось, что она голая. Хорошо, что еще не рассвело, – темнота служила хоть какой-то защитой.
 – Почему вы не позволили мне одеться? – шепотом спросила она Кинкейда, шагая рядом с ним по палубе.
 – К чему тратить время? – усмехнулся Спенс двусмысленно.
 Щеки Тори вспыхнули. Но самое ужасное, где-то внутри ее тоже прокатилась жаркая волна. Это наверняка от возмущения, торопливо заверила себя Тори, не в силах поверить в предательство собственного тела.
 Капитан Харли отдавал приказы команде, пока они поднимались на верхнюю палубу. Над их головами захлопали паруса.
 – Мистер Кинкейд, – решительно заявила Тори, – я никуда с вами не поеду, пока мы не вступим в законный брак.
 – Ну что ж, в таком случае не будем откладывать, – пожал плечами Спенс.
 Она стояли уже у входа в кают-компанию. Кинкейд открыл дверь, и Тори увидела множество цветов в серебряных вазах. Между ними оставался проход, устеленный белым ковром, и на этом ковре стоял капитан Харли в парадном темно-синем кителе. В руках он держал открытую Библию. Воздух был наполнен нежным ароматом белых роз и изысканных гардений.
 – Прошу вас. – Кинкейд предложил Тори руку.
 Она застыла, ощущая босыми ногами теплый ворс ковра. Всю жизнь она, как любая девочка, мечтала о самой красивой на свете свадьбе, но не могла даже представить себе, что будет выходить замуж в ночной рубашке и мужском пиджаке.
 – Мисс Грейнджер, вы не передумали?
 – Ах, если бы я могла!.. – простонала Тори и оперлась на руку Кинкейда.




 Глава 11


 – Можете поцеловать новобрачную.
 Тори плохо слышала слова капитана – от волнения у нее шумело в ушах. Но теперь, похоже, все позади. Или нет – все только начинается.
 В следующий миг дыхание Спенса – теплое и свежее, словно он пил чай с мятой, коснулось ее щеки. Губы прижались к ее губам – нежным, ласковым поцелуем, от которого зашлось сердце. Когда Спенсер отпустил ее, ноги у Тори дрожали, а в душе царило смятение.
 Капитан и моряки, выступавшие в роли свидетелей, поздравили новобрачных. Кинкейд подхватил жену на руки и под приветственные крики экипажа отнес в каюту. Там он опустил ее на пол и поклонился.
 – Добро пожаловать, миссис Кинкейд.
 Тори осмотрелась. Каюта утопала в красных розах. Они стояли в вазах на столе, на полу, вдоль стен. Но и это не все – вся каюта была выдержана во всевозможных оттенках красного цвета – кроваво-красные цветы, стулья и диван, обтянутые темно-красным бархатом, бордовые занавески на окнах.
 Тори смущенно покосилась на огромную кровать у противоположной стены. Темно-вишневое покрывало было откинуто, под ним тускло блестели черные шелковые простыни. «Боже, да он, наверное, считает меня женщиной легкого поведения!» – возмутилась она. Повернувшись к Кинкейду, чтобы высказать свое недовольство, она увидела, что он снял галстук и теперь расстегивает рубашку.
 – Что это вы делаете?
 – Ну вы же мечтали заполучить жеребца. – Он вытянул рубашку из брюк. – Я к вашим услугам. Техасский племенной.
 Усмехнувшись, он снял рубашку и швырнул ее вслед за галстуком.
 Тори второй раз в жизни видела обнаженного по пояс мужчину. Судя по тому, что Спенс возился с застежкой брюк, ей предстояло увидеть его абсолютно голым. Не в силах вымолвить ни слова, она молча смотрела на него расширенными от ужаса глазами.
 Кожа Спенса отливала ровным бронзовым загаром, на руках и плечах бугрились мускулы. Грудь была покрыта завитками мягких на вид волос, узкой дорожкой спускавшихся по животу и исчезавших где-то внизу… О Господи, она совсем не готова к этому!
 – Подождите! – Она шагнула к Спенсу и схватила его за руку.
 – Мисс Грейнджер?
 – Нам нужно кое-что обсудить, до того как мы… прежде чем… Пожалуйста, подождите!
 – И что именно вы хотите обсудить? – улыбаясь, спросил Кинкейд, засунув большие пальцы за пояс брюк.
 Над поясом показалась полоска светлой кожи. При виде ее Тори вновь охватила странная дрожь, и она рассердилась еще сильнее – из-за того, что он обладает над ней такой властью. Собравшись с мыслями, она заявила:
 – Мистер Кинкейд, этот брак тяготит меня так же, как и вас. Я еще раз повторяю, что он продлится не дольше, чем это будет необходимо.
 – Я знаю. – Улыбка пропала, и уголки его рта опустились. – Я лишь пытаюсь дать вам то, что вы хотите получить.
 Спенсер шагнул вперед. Тори поспешно отступила, поставив между ними стул и вцепившись в обитую бархатом спинку.
 – Я… я сомневаюсь, что вы до конца понимаете, что мне нужно.
 Кинкейд неумолимо приближался к ней – большой и грациозный, словно горный лев. Голодный лев.
 – Пожалуйста, оставайтесь на месте, – попросила Тори. Спенс остановился, уперев руки в бедра.
 – Мисс Грейнджер, возможно, вы не в курсе, но если вы будете продолжать прятаться за стулом, нам никогда не удастся обзавестись ребенком.
 Услышав в его тоне откровенную насмешку, Тори выпрямилась и, гордо вздернув подбородок, посмотрела Кинкейду в глаза.
 – Если вы думаете, что я мечтала вот так выйти замуж – за едва знакомого человека, который привез меня в этот плавучий бордель, где я должна подчиняться непристойным желаниям грубого варвара, – вы ошиблись. Я не ожидала, что со мной будут обращаться как с куртизанкой. – Тори указала на большой букет роз в вазе у стены.
 – Я думал, вы любите красные розы. – Он пожал плечами.
 – А еще вы наверняка думали, что мне понравится, если меня провезут через весь город в ночной рубашке, и чтобы эти люди на палубе смеялись и показывали на меня пальцем. – Она с трудом перевела дыхание, стараясь сдержать рвущийся наружу гнев. – Вы намеренно унизили меня. Что ж, скорее всего вы просто последовали примеру моего отца.
 – Вы очень похожи на своего отца. – На шее Спенса пульсировала жилка, челюсти были твердо сжаты.
 Голос Кинкейда звучал ровно, но Тори поняла – она его оскорбила. Опустив голову, она пролепетала:
 – Простите, если я обидела вас. Я не хотела. Поверьте, будь у меня выбор, я не стала бы просить вас о такой жертве.
 – Охотно верю. Самое худшее, что с вами могло случиться, – это брак со мной. – Он смотрел мимо нее. Лицо его окаменело.
 Тори была поражена – кажется, она задела его гордость. Это ясно читалось по его побледневшему лицу, слышалось в нарочито равнодушном голосе. Неужели она, некрасивая старая дева, смогла ранить гордость этого богатого, красивого мужчины? Что же теперь делать, какая расплата ждет ее за то, что она нанесла столь чувствительный удар по его самолюбию?
 – Если помните, договор был честным – жизнь за жизнь. – Спенс искоса взглянул на нее.
 – Нет-нет, я знаю, что это нечестно! Но… но отчаяние иногда толкает людей на поступки, которыми они не могут гордиться. Прошу вас, поверьте, я глубоко сожалею, что из-за меня вы оказались в подобной ситуации.
 Она увидела, что Спенс немного оттаял. Он внимательно вглядывался в ее лицо.
 – Вы очень понятно объяснили мне, чего вы не хотите. А теперь ответьте – чего же вы хотите? – спросил он.
 Тори быстро заговорила, не решаясь взглянуть на Спенса:
 – Я хочу, чтобы вы относились ко мне с уважением, как мужу подобает относиться к жене. А на людях… – Она заколебалась – у нее тоже была гордость…
 – Да?
 – Я… я бы хотела, чтобы на людях… если возможно… пусть все думают, что вы меня любите. Пусть даже мои родители пребывают в заблуждении и считают, что вы женились на мне по собственному желанию. По крайней мере пока длится наше супружество.
 В каюте повисло молчание. Спенсер молча разглядывал ее, и Тори казалось, что пристальный взгляд его золотистых глаз проникает ей в душу, что он видит ее насквозь. Она уставилась на свои руки – костяшки пальцев казались очень большие – просто мраморными – на фоне красного бархата обивки. Ей опять захотелось убежать и спрятаться. Но бежать было некуда.
 – Хорошо. Я согласен! Ни к чему людям знать, что наш брак – деловое соглашение.
 – Спасибо. – Тори закрыла глаза и вздохнула с облегчением.
 – Вы высказали свои пожелания. Теперь выслушайте мои.
 – Что вы имеете в виду? – Она удивленно взглянула на Спенса.
 – Вы хотите, чтобы на публике я был любящим мужем. А я хочу, чтобы наедине со мной вы вели себя как любящая жена.
 Любящая жена! Боже, сколько лет она мечтала ею стать. А теперь испугалась того, что крылось за этими словами.
 – Я собираюсь быть примерной женой так долго, как того потребуют обстоятельства.
 – Боюсь, мои представления о примерной жене несколько отличаются от того, чему вас учили, мисс Грейнджер.
 Тори с некоторым сомнением подумала, что, наверное, она может попробовать соответствовать его стандартам и представлениям… Но что, если у нее не получится? – Идите ко мне.
 Тори не могла заставить себя двинуться с места. Ее страшила не столько потеря невинности, сколько мысль о том, что она не оправдает его ожиданий, опять не сможет дать мужчине того, что он хочет.
 – Идите сюда. – Спенс протянул руку. Голос его звучал ласково – так успокаивают нервных лошадей.
 Тори уставилась на его открытую ладонь. Он ждет, что она примет его руку и сделает шаг навстречу. На самом деле их разделяет нечто большее, чем несколько дюймов пространства. Но ведь не может она все время прятаться за стулом!
 – Я не кусаюсь. – Насмешка в голосе Спенса заставила се покраснеть. Тори покинула свое убежище и шагнула к нему, гордо подняв голову. Она намеренно сделала вид, что не замечает протянутой в дружеском жесте руки. Она шла как на казнь и наконец оказалась рядом с ним. Кинкейд коснулся ладонью ее щеки:
 – Ну что, мисс Грейнджер, вы попробуете покориться варвару?
 – Мистер Кинкейд, не надо обращаться со мной как со школьницей. – Тори в страхе отступила назад. Боже, но ведь по сравнению с этим человеком… с опытным мужчиной… она и есть глупая школьница! – Мне нужен ребенок, и я имею кое-какое представление о том, что от меня требуется для его зачатия.
 – Боже мой, да это слова настоящей мученицы! – Спенс взял ее ладонь в свои. – Уверен, ваша матушка объяснила вам, как ужасно для леди терпеть домогательства мужа и подчиняться его желаниям.
 Тори покраснела, но ответила твердо:
 – Мистер Кинкейд, моя мать приложила много усилий, чтобы я научилась вести себя должным образом, жить в соответствии со строгими моральными принципами и быть настоящей леди.
 – Похоже, она переусердствовала.
 Спенс поднес руку Тори к губам и поцеловал ее ладонь. Почувствовав, что он коснулся ее кожи языком, Тори отдернула руку, словно ее обожгло.
 – Ваша мать перестаралась, – повторил Спенс и снова завладел ее рукой. – Она научила вас не показывать чувств, держать их в себе. Вы привыкли не замечать естественных желаний своего тела, игнорировать собственную женственность…
 Спенс поглаживал ладошку Тори большим пальцем, стараясь смягчить смысл своих слов.
 – Она сделала из вас образец совершенства – Принцессу Ледышку. Но теперь я буду вашим учителем, и, надеюсь, мы преуспеем…
 Голова Тори пошла кругом. Должно быть, Алан рассказал ему… Они, наверное, смеялись над чопорной старой девой. А может, даже заключили пари – удастся ли Спенсу растопить Принцессу Ледышку?
 Глаза Тори защипало от подступивших слез, но она сдержалась. Его слова возмутили ее и причинили боль, но плакать она не будет! Показать ему свою слабость, свои слезы – это еще одно унижение. Спенс напрасно старается ее оживить. Тори застыла на месте – холодная, бесчувственная, воплощение оскорбленного достоинства.
 – Мне не нужна в постели Принцесса Ледышка, – негромко произнес он. Потом положил руки Тори себе на плечи и мягко попросил: – Поцелуй меня.
 Ее руки с предательской нежностью прикоснулись к нему, жадно ощущая каждой клеточкой жар его тела. Но голос прозвучал по-прежнему решительно:
 – Мистер Кинкейд, я хочу, чтобы со мной обращались уважительно.
 Спенс осторожно обнял ее за талию.
 – Уважение надо заслужить. Покажи мне, на что ты способна ради своей цели.
 Ах ты… Тори выругалась про себя. Наверное, ему нравится ее унижать. Неужели он не понимает? Ведь она знает, что он ее не любит и никогда не полюбит, а потому весь этот фарс мучителен и нелеп. Зачем, ну зачем снова и снова заставлять ее чувствовать себя непривлекательной и неловкой?
 Кинкейд ждал. Она привстала на цыпочки, коснулась поцелуем его губ – и отпрянула в ту же секунду.
 – Думаю, если вы постараетесь как следует, то достигнете больших успехов. Ну же, – он прижал ее чуть крепче, – обнимите меня. Притворитесь, что вы влюблены, ведь любящая женщина хотела бы быть ко мне как можно ближе.
 – Я не понимаю, чего вы от меня требуете, – прошептала Тори.
 – Я прошу, чтобы вы поцеловали меня по-настоящему – как положено молодой жене. – Он улыбался.
 Он улыбается! Да он издевается над ней, с негодованием подумала Тори. Как это жестоко,
 – Неужели нам необходимо играть в эту глупую игру? Ведь мы оба прекрасно знаем причины нашего брака. К чему разыгрывать этот фарс?
 Улыбка пропала с лица Спенса. Он резко прижал ее к себе, так что груди Тори заныли от тесного соприкосновения с его твердыми мышцами.
 – Этот, как вы изволили выразиться, фарс будет продолжаться еще какое-то время – пока я не сделаю вам ребенка… Не забывайте об этом.
 – Вы, как всегда, бесконечно деликатны, – пробурчала Тори, с тревогой прислушиваясь к стуку собственного сердца. Боже, несмотря на всю его жестокость и грубость, ее тянет к этому мужчине. Наверняка это какое-то извращенное чувство – оно просто не может иметь ничего общего с порядочностью или любовью.
 Его кожа жгла ей грудь. Она хотела, нет, она просто жаждала поцеловать его, прижаться крепко-крепко, чтобы ощутить его силу и власть… Но тогда… О! Она знала, что случится, если она подчинится этому человеку. Он использует ее, и она потеряет себя. Останется пустая оболочка, а он получит удовольствие и очередное доказательство своего мужского превосходства.
 – Я не собираюсь быть просто жеребцом, как бы вы того ни хотели. Если вы не намерены утруждать себя, хотя бы делая вид, что вы меня любите, я не стану выполнять супружеские обязанности.
 – Черт бы вас побрал! – Тори обвила руками его шею надеясь наказать его самым фальшивым из поцелуев. Но как только ее губы коснулись его губ, она забыла, что хотела разыграть пародию.
 Что-то зажглось у нее внутри, и Тори не смогла от него отшатнуться. В следующее мгновение Спенс крепко прижал ее к себе, и у своего бедра она ощутила его горячую восставшую плоть. От неожиданности Тори задохнулась Губы ее раскрылись, и язык его скользнул в ее рот. Поцелуй стал совсем другим: глубоким, жадным, воспламеняющим страсть. Страсть… именно это чувство – даже не чувство еще, но ощущение – разгоралось где-то внутри ее естества. Угольки, которые давно тихо тлели, вдруг вспыхнули, и огонь побежал по венам, согревая тело и душу и кружа голову. Забыв обо всем, Тори прижалась к горячему телу мужа, смутно сознавая, что то, что жгло ее кожу у бедра, сможет утолить странный голод, разгоравшийся внизу живота… И она ответила на поцелуй. Их дыхание смешалось, и Спенс почувствовал, как она слабеет в его объятиях. Он подхватил ее на руки, и Тори была счастлива ощутить себя так бездумно и надежно устроенной, когда не нужно прямо держать спину, а можно положить голову на твердое, но удивительно удобное плечо, пальцы – на теплую кожу груди и чувствовать, как сердце Спенса стучит под ее ладонью. Он бережно опустил ее на кровать – прохладные простыни приняли в себя пылавшее тело. Тори смотрела в его золотистые, сейчас потемневшие от страсти глаза, и огонь, горевший в них, не давал утихнуть пожару в ее крови. Спенс чуть отстранился, и, не желая терять чудесное ощущение их близости, она потянулась к нему, словно утопающий, чье спасение вдруг начало отдаляться, и схватила его за руку… Кинкейд улыбнулся и погладил ее по щеке:
 – Я сейчас.
 Тори откинулась на подушки, в голове ее царил сумбур, и лишь одна мысль не давала ей покоя – настоящей леди не пристало испытывать подобные чувства и так желать мужчину, как желает его она…
 Через секунду Спенс предстал перед ней обнаженным. Глаза Тори распахнулись. То ли она забыла, то ли одного взгляда, брошенного в то утро, было недостаточно, но она растерялась, настолько неправдоподобно большим оказался жезл его мужского достоинства. От его безупречного тела исходили волны чувственности, и Тори замерла, пораженная откликом собственного тела на его наготу. Сердце ее бешено заколотилось, и странная, тянущая боль появилась внизу живота, глубоко внутри. Не в силах бороться с собственными чувствами, Тори подняла глаза и увидела зеркало, висевшее на потолке над кроватью. В нем отражалось тело женщины, распростертое на черных шелковых простынях, с горящими от вожделения глазами и пылающими щеками – женщины, жаждущей мужчину! Викторию словно окатили ледяной водой. Это она, она сама! Боже, да чем она лучше Оливии Фонтейн – лежит здесь вот так и желает человека, который ее не любит… Ведь Кинкейд к ней равнодушен. Нет, хуже – он хочет унизить ее, отомстить за то, что она навязала ему эту сделку. Тори съежилась от стыда. Он сказал, что научит ее кое-чему… Что ж, не он первый преподносит ей подобный урок. Она уже пережила боль и унижение, когда тот, другой бросил ее у алтаря. Она должна сохранить остатки самоуважения. Конечно, она выполнит условия сделки и будет вести себя как положено леди, которая получила отличное воспитание… Но она не опустится до проявлений животной страсти, не станет тешить его мужское самолюбие и сохранит свои чувства в неприкосновенности – вот единственный способ пережить этот брак и не позволить ему растоптать ее гордость. Когда Кинкейд лег рядом и прикоснулся к ее плечу, Тори, отпрянув, гневно взглянула на него.
 – Неужели вы вообще не знаете, что такое стыд? – возмущенно спросила она. – Ведь можно хотя бы погасить свет!
 Спенс оторопело вгляделся в лицо Тори:
 – Что случилось? – Он не был готов к столь неожиданной перемене ее настроения.
 – Ничего. – Тори потянула на себя простыню.
 – Поговори со мной. – Он ласково погладил ее по щеке. – Расскажи мне, что тебя пугает.
 Но она отодвинулась, избегая прикосновения.
 – Пожалуйста, погасите лампы. Я не хочу видеть… то, что произойдет. Если бы вы были джентльменом, мне не пришлось бы просить вас об этом.
 Пробормотав что-то неразборчивое, но однозначно нелестное о чересчур добропорядочных женщинах, Спенс поспешно выбрался из кровати. Беззвучно ступая по красному ковру, он одну за другой погасил все лампы. Каюта наполнилась тенями, но Тори по-прежнему ясно различала его фигуру. Понадеявшись, что в полумраке Спенс не увидит ее лица, Тори жадно уставилась на ту часть его тела, которая притягивала и пугала ее больше всего. Через несколько секунд он уже был рядом, зашелестели простыни, и Тори напряглась в ожидании неизбежного. Она твердо пообещала себе, что будет думать о чем-нибудь постороннем и не позволит своим эмоциям участвовать в происходящем.
 – Насколько я знаю, все можно сделать довольно быстро и… – Она прикусила губу, ища подходящие слова, – не причиняя женщине особых неудобств.
 – Да что вы? Может, вы меня научите, как это можно сделать?
 Сарказм в его голосе заставил Тори покраснеть.
 – Уверена, мистер Кинкейд, вы все это проделывали не раз, и не мне вас учить.
 – Но я делал это другим способом, а не так, как вы предлагаете, – не причиняя особых неудобств. Может, вы мне скажете, чего именно вы хотите?
 Пальцы Тори сжались в кулаки.
 – Приступайте наконец!
 Но он даже не пошевелился. Она ждала, и каждый удар сердца казался ей оглушительным. Секунды текли, и каждая была вечностью, а Спенс оставался неподвижным. Тори повернула голову и взглянула на него. Он лежал на спине, глядя в потолок.
 – В чем дело, мистер Кинкейд? Вы собираетесь что-нибудь делать?
 – Знаете, хоть вы и назвали меня варваром, но я никогда не насиловал женщин.
 – Но мы женаты!
 – В другой раз, Принцесса.
 – Я… мне не нравится, когда меня так называют. – Тори поморщилась.
 – А мне не нравится, когда вы себя так ведете – как Принцесса Ледышка.
 – Пожалуйста. – Тори отвернулась, глотая слезы. Должно быть, он находит ее настолько отвратительной, что не может заставить себя выполнить свои обязательства.
 Казалось бы, она должна испытывать облегчение – ничего не было, и тело ее так и осталось девственным. Но вместо облегчения Тори безумно захотелось разрыдаться, устроить истерику, разбить что-нибудь! Надо взять себя в руки, иначе можно сделать какую-нибудь глупость и вызвать новые насмешки. Ему придется овладеть ею на ее условиях – или вообще никак. Придется – потому что, если он хочет получить свободу, он должен будет рано или поздно выполнить свою часть сделки. Скоро ему надоест игра в страсть, и все пойдет… нормально, уверила себя Тори. Она отодвинулась как можно дальше к стене и постаралась заснуть. «Представь, что в постели никого нет», – приказала она себе. Но это было легче сказать, чем сделать. Она слышала каждый вздох Спенса, чувствовала малейшее движение его большого тела. От него исходил странный, будоражащий кровь аромат. Этот аромат не давал ей расслабиться. Она должна сопротивляться, не дать его привлекательности взять верх, а собственным низменным желаниям возобладать над разумом. Эти желания угрожают ее достоинству, ее спокойствию. Даже хуже – они угрожают целостности и неприкосновенности ее души и сердца. Спенс смотрел в зеркало на потолке и наблюдал за женой, которой жаждал обладать так страстно, что орган его ныл от тупой боли неудовлетворенного желания. Нужно хоть немного расслабиться, иначе он просто взорвется, лопнет, разлетится на куски… Черт! Это было даже странно – никогда прежде обычный поцелуй не возбуждал его столь сильно, ни одна женщина не вызывала столь бурной страсти. Тори снилась ему с первой встречи – но сны не могли сравниться с ощущением ее теплого тела, трепещущего в его объятиях. Он желал ее, хотел быть нежным и мечтал сделать все, чтобы им обоим было хорошо… Что, черт возьми, произошло? Она буквально таяла в его руках, а потом вдруг все изменилось, Hg почему? Почему чувственная женщина снова превратилась в ледяную принцессу?
 Он так и не смог найти ответа на этот вопрос. Но твердо пообещал себе сделать все, что в его силах, лишь бы вернуть ту, другую, которая так страстно целовала его…




 Глава 12


 Тори цеплялась за остатки сна. Это было так чудесно – белый песок, бирюзовая вода, сияющее солнце… Кто-то был с ней на пляже – какой-то мужчина, он протягивал ей красную розу и улыбался. Он шел к ней по белому песку. Ткань сна бледнела и расплывалась, но ей так не хотелось просыпаться. Пожалуйста, только не сейчас. Пусть сначала он обнимет ее, пусть он сначала… Боже, о чем она думает?
 Пытаясь спрятаться от света, проникавшего сквозь плотно смеженные веки, Тори повернулась на другой бок. Что-то защекотало ее нос, она ощутила знакомый возбуждающий запах и в ту же секунду поняла, что кровать какая-то уж очень теплая. Удивленная, она открыла глаза и уставилась на завитки волос перед своим носом. Несколько секунд она просто лежала, чувствуя, как учащается дыхание и румянец заливает ее щеки.
 – Доброе утро, Принцесса.
 Широкая грудь, на которой мирно покоилась ее щека, приподнялась, и от низкого голоса Спенса она наконец проснулась окончательно. Оказалось, что она лежит, прижавшись к мужу, рука обнимает его за талию, а ее нога устроилась поверх его бедер. И кожа их соприкасается, потому что ее ночная рубашка сбилась… С бьющимся сердцем и пылающими щеками Тори рывком села и отодвинулась как можно дальше от этого варвара.
 – Кинкейд, как вы… – Она дернула на себя простыню, чтобы прикрыться ею, но перестаралась, и теперь он лежал перед ней совсем обнаженный.
 – Спокойнее, Принцесса. И не пугайся так. Если я не ошибаюсь, ты собиралась заиметь от меня ребенка.
 Тори изумленно уставилась на свидетельство его утреннего возбуждения, которое гордо вздымалось в паре десятков сантиметров от ее носа. Что-то сжалось внутри, но Тори приписала это испугу и торопливо набросила на него простыню. Спенс лениво протянул руку и сбросил ее с себя.
 – Вы что, вовсе забыли о приличиях?
 – Как и любой варвар. – Он с удовольствием потянулся, напрягая мышцы. Тело его двигалось, жило странной, завораживающей жизнью.
 Тори сидела, прижавшись спиной к стене, не в силах отвести взгляд от этих полных животной грации движений. От Спенса исходили волны энергии и чувственности. Вот они достигли ее, и кожа Тори потеплела, она почувствовала внутри дрожь, и, когда он рывком встал, ее рука инстинктивно метнулась в попытке удержать, вернуть – что? Что-то необходимое… Пытаясь совладать с непослушными эмоциями, Тори прижала простыню к груди. Она припомнила вчерашний вечер: его руки, горячее тело, губы… Нет-нет! Это нужно прекратить.
 – Что вы собираетесь делать? – Не в силах отвести взгляд, она смотрела, как он ходит по каюте, любовалась им, не желая признаться самой себе, что ей безумно нравятся его узкие бедра и ягодицы, чуть более бледные, чем остальное тело.
 – Я собираюсь помыться, побриться и позавтракать, – Улыбнувшись, он потер колючий подбородок.
 Тори отвернулась, досадуя, что он видел, как жадно она на него смотрит. Хотя кого она пытается обмануть? Эти золотистые глаза слишком проницательны. Иногда кажется, что они смотрят прямо ей в душу. Он наверняка знает о ее желании… Но разве настоящая леди может желать человека, которого не любит?
 Должно быть, он просто околдовал ее, и теперь она превращается в распутницу, в аморальное существо… Она катится вниз, падает в пропасть… Но она сумеет остановиться вовремя!
 Взгляд Тори метнулся к Спенсу. Он стоял возле туалетного столика. Утреннее солнце омывало его своими лучами, лаская золотистым светом это совершенное творение Господа. Никогда раньше Тори не приходило в голову, что она сможет со столь болезненной остротой наслаждаться видом и присутствием человека, начисто лишенного всяких моральных принципов.
 Взглянув в зеркало на потолке, Тори чуть не застонала. Ничего удивительного, что он не захотел ее вчера – она так некрасива! В поисках защиты от мучивших ее комплексов она вновь ухватилась за праведный гнев.
 – Мистер Кинкейд, неужели все ваши любовницы обожали любоваться на себя в зеркало, лежа в постели?
 – В смысле? – Он бросил на нее через плечо удивленный взгляд.
 – Зачем здесь это зеркало? – Она указала на потолок. Спенс нахмурился и вновь занялся бритьем.
 – Это яхта Алана, – нехотя бросил он.
 Губка скользнула по бронзовому плечу, и струйки мыльной воды потекли по загорелой спине. Глаза Тори жадно следили за блестящими каплями, стекавшими к узким бедрам. Во рту у нее пересохло. Так нельзя. Надо рассердиться. Это позволит забыть о глупом желании провести пальцами по его влажной коже…
 – Не будет ли с моей стороны непростительной смелостью спросить, куда мы направляемся? – язвительно выпалила она.
 – В Мексику. – Спенс обернулся через плечо. – У Алана есть дом на побережье – я бывал там несколько раз… Впрочем, довольно давно.
 Видеть, как губка скользит по его широкой груди, было еще хуже, и Тори, опустив глаза, принялась разглаживать руками складку на одеяле.
 – А сколько мы там пробудем?
 – Недолго. Несколько дней – у меня остались неоконченные дела в Сан-Франциско.
 Теперь губка путешествовала по плоскому животу, и Тори обнаружила, что не способна ни о чем думать. Так хотелось прижаться к нему, ну хотя бы просто прикоснуться, и чтобы он опять поцеловал ее – как вчера… И тогда она снова поведет себя глупо, и это будет так унизительно!
 – У меня нет одежды. Что мне делать?
 Спенс прополоскал губку и стер с тела мыльную пену.
 – У меня есть предложение, даже несколько, но, боюсь, вы не будете в восторге.
 – Вы хотите, чтобы все эти дни я провела в ночной рубашке? – Тори покраснела.
 Он повернулся к ней, растирая кожу полотенцем, и ухмыльнулся чуть злорадно:
 – Вы можете в любой момент ее снять.
 – В отличие от вас я не привыкла разгуливать в столь неприличном виде.
 – Я сомневаюсь, что увижу что-то, чего не видел раньше.
 – Вы невозможны! – Тори, покраснев, закуталась в простыню.
 – Невозможен? Глупости! Я как раз тот человек, который верит, что все возможно, – нужно просто очень сильно захотеть.
 Завернувшись поплотнее в черный шелк, Тори слезла с кровати и отправилась на поиски хоть какого-нибудь платья.
 – Неужели вы не можете вести себя, как подобает джентльмену? – раздраженно бросила она.
 – Всему свое время.
 Сундук в изножье кровати был пуст. Она с грохотом захлопнула крышку и подошла к шкафу. Нетерпеливо перебрала рубашки, брюки и пиджаки. На нижней полке выстроились в ряд мужские ботинки и… коробка, завернутая в серебряную бумагу. Тори смотрела на нее, и ее вновь одолело любопытство.
 – Думаю, теперь вы можете принять мой подарок, – проговорил Спенс.
 – Я предпочла бы что-нибудь из одежды. – Тори оглянулась вокруг.
 – Держите. – Кинкейд снял с вешалки и протянул ей одну из белоснежных рубашек. – Вполне подойдет.
 – О да, особенно для посещения кают-компании и обеда за капитанским столом, – язвительно отозвалась Тори. Она вытащила из шкафа серые брюки и вместе с рубашкой вручила их Спенсу: – Возьмите. Хоть один из нас будет прилично одет.
 – А я-то думал, что мой наряд как нельзя лучше подходит для медового месяца.
 Он поцеловал Тори в изгиб нежной шейки, но она недовольно дернула плечом и отстранилась, негодующе заметив:
 – Сейчас утро!
 – Мне нравится делать это утром, днем и вечером. – Каждая часть суток была отмечена новым поцелуем.
 – Это неприлично.
 Тори повернулась к мужу, чтобы заставить его прекратить эту недостойную игру. Но так было даже хуже – теперь они стояли почти вплотную, и она чувствовала тепло его тела, такого сильного, притягательного, такого желанного…
 – Все, что доставляет мужу и жене удовольствие, прилично, – наставительно заметил Спенс.
 Запах… Он пахнет так странно – восковник и специи и что-то еще… Должно быть, так пахнут молодые мужчины… Этот запах проникал в нее, щекоча ноздри, и непонятно почему вызывал волнение в груди. И не только в груди. Тори была не готова бороться с его магнетизмом и своими ощущениями. Наклонившись, Кинкейд проложил дорожку из поцелуев от теплой щечки до нежной раковины девичьего ушка. Когда он принялся ласкать языком и покусывать чувствительную мочку, у Тори перехватило дыхание. Не замечая, что делает, она положила ладонь на его грудь.
 – Ты прекрасна, – прошептал Спенс. – Знаешь, не всякая женщина может позволить себе показаться мужчине при утреннем свете – только настоящая красавица, как ты.
 Тори чувствовала: еще немного – и она не совладает с собой и упадет в его объятия. О, это будет прекрасно – полет вдвоем через все наслаждения… Но потом! Потом она рухнет вниз, прямо на камни, о которые неминуемо разобьется ее бедное сердце.
 Отвернувшись, она пробормотала:
 – Полагаю, вы можете считаться экспертом – наверняка вы просыпались рядом со многими женщинами.
 – С несколькими. – Он вновь потянулся к ней. – Но ни одна из них не была столь же прекрасна.
 Тори трепетала от нежного прикосновения и ласковых слов. Сколько женщин он уже очаровал этой ложью? Как легко поверить любым словам, если их произносят таким чарующим голосом с замечательно тягучим техасским акцентом.
 – Мне не нужны ваши комплименты, мистер Кинкейд. – Тори отодвинулась в сторону. – Приберегите их для следующей жертвы.
 – Ах вот оно что! – Взяв за подбородок, Спенс заставил ее посмотреть ему в глаза. – Значит, вы считаете, что все это лишь красивые слова, пустые фразы, с помощью которых я соблазняю невинных жертв?
 – Отпустите меня! Это не игра, мистер Кинкейд!
 – Я рад, что вы это понимаете! – Глаза его сверкали.
 Его пламенные поцелуи заставили ее забыться на мгновение, возжелать – чего? Принять участие в игре, которая велась не по ее правилам? Она неизбежно проиграет, а ставки слишком высоки…
 – Если вы настаиваете на том, чтобы сделать это сейчас, я не буду возражать. Но я очень прошу вас – перестаньте целовать меня.
 – Вам это не нравится? – Пораженный холодным тоном. Спенс резко отдернул голову и внимательно посмотрел ей в глаза. Слишком внимательно, она не сможет утаить, спрятать… – Или все-таки нравится?
 – Мистер Кинкейд, я просто пытаюсь смотреть на вещи реально.
 – То есть вы хотите, чтобы я все время помнил, ради чего вы здесь и почему согласились раздвинуть свои лилейно-белые ножки перед таким варваром, как я?
 – Неужели вам нравится быть столь вульгарным?
 – Неужели вам нравится быть столь занудно-высоконравственной?
 Отвернувшись, Спенс пошел к туалетному столику. Тори смотрела на его широкую спину, и в ней боролись два желания – обнять или пнуть его ногой. Если бы она могла поверить, что все происходящее не фарс, ей было бы безразлично, ночь на дворе или день. Если бы он ее любил, ее мечты могли бы стать явью. Но это невозможно, она поняла это много лет назад.
 Тори наблюдала, как Спенс взбивает мыльную пену в голубой фарфоровой плошке. Надо же, этот человек несколькими прикосновениями зажег в ее крови пламя, лишил покоя, а сам остался холоден! Для него это всего лишь игра – добавить ее имя к списку своих многочисленных побед, растопить Принцессу Ледышку.
 Она захлопнула дверцу шкафа и, подойдя к открытому иллюминатору, подставила лицо прохладному ветерку, надеясь остудить накатившую ярость. Или другое чувство?
 – Что-то не так, Принцесса?
 – Все в порядке, если не считать того, что я вышла замуж за человека, которого презираю.
 – Боже, какие слова! Что я натворил на этот раз?
 – Вы прекрасно знаете! И не прикидывайтесь невинным младенцем. В этой роли вы неубедительны.
 – Мне кажется, я во всем подчинялся вашим желаниям. – Усмехнувшись, Кинкейд принялся намыливать щеки.
 – Ах вот как, моим желаниям? Наверное, именно поэтому вы разгуливаете здесь без всякого стеснения в костюме Адама. У вас не хватило чувства такта даже на то, чтобы помыться в уединении! Вы обнимали меня… прикасались так, словно… словно хотели… А потом просто взяли и отошли в сторону!
 – Но разве не этого вы желали в тот момент?
 Она этого желала? Разве этого? Господи, чего она вообще хочет? Тори отвернулась, чтобы он не увидел ее смятения.
 – Я точно знаю одно – я не буду играть в эти дурацкие игры.
 – В чем дело? Решили, что не справитесь с ролью жены?
 – Мне кажется, вы спутали слово «жена» с другим! Несколько секунд он молчал. Тори чувствовала на себе его взгляд – теплый, ласковый. Она прекрасно знала – он ждет, чтобы она повернулась и взглянула ему в глаза, и тогда ее решимость вновь развеется как дым на ветру. Она упорно смотрела в сторону, стараясь сохранить самообладание и независимость – или не затронутость чувств?
 – Больше вас ничто не тревожит?
 Еще как! Все эти чувства, которых она не хотела, не просила… Она не могла себе позволить испытывать их, и уж точно не по отношению к этому человеку.
 – Лучше бы мне никогда вас не видеть, не встретить! – в отчаянии пролепетала она. Голос ее звучал глухо от сдерживаемых слез.
 – Мужайтесь, Принцесса, я ведь не вечно буду рядом. Да, это она знала – ни на минуту не могла забыть, что настанет день, когда он уйдет. И если только она не будет очень, очень осторожной, он заберет с собой ее сердце.
 – Это меня с вами примиряет, – парировала она, но мысли ее были о другом.
 Она смотрела на море, щурясь от солнечных бликов. Какие высокие волны… Тори всячески старалась игнорировать мужчину, которого теперь ей приходилось называть мужем. Пусть знает, что она тоже умеет быть равнодушной и холодной. Она не позволит унижать себя, не даст прикоснуться к своей душе, разрушить каменную стену, которую она столь тщательно возвела вокруг своего сердца.
 Спенс намылил щеки, мрачно разглядывая свое отражение в зеркале. Значит, она не хочет терпеть его поцелуи и слушать комплименты? Похоже, как дошло до дела, выяснилось, что она вообще его не хочет. А он сгорает от желания! Эта женщина в каюте – его жена. Он волен сделать все, что хочет, – схватить ее, бросить на кровать, раздвинуть нежные бедра и войти в нее – такую сладкую… Низ живота свело болью. Что за мука – неудовлетворенное желание! Но он не будет действовать как жеребец или как насильник.
 Кинкейд открыл бритву и провел по щеке. Среди белой пены появилась дорожка. Вчера ему удалось заставить Викторию выйти из своей ледяной скорлупы. Она была нежна, она была прелестна… она была такой страстной, что у него перехватывало дыхание. Новизна и сила собственных чувств опьянили ее… Может, Тори и не любит его, но уж точно хочет – тут он не мог ошибиться. Просто она слишком упряма, чтобы признаться в этом. Спенс посмотрел на ее отражение в зеркале. Вот она стоит, глядя на море и теребя эту дурацкую рубашку. И все же даже в этом нелепом наряде она для него самая желанная, самая соблазнительная женщина и не сравнится ни с одной разряженной в шелка кокеткой. И в то же время она так трогательно напоминает ему заблудившегося ребенка, испуганную маленькую девочку, которая ждет, что вот-вот появится голодный медведь и съест ее. Бедняжка никогда в жизни не видела нежности. Потребуются терпение и время, чтобы завоевать ее доверие, приручить… Что за глупости лезут ему в голову? Время! Откуда оно, если их союз с самого начала задуман как недолговечный? Но он не будет играть по ее правилам! Никогда он не согласится исполнять роль жеребца, чьи прикосновения женщина терпит с таким видом, словно боится запачкаться. Спенс заметил, что Тори тоже украдкой разглядывает его. Вот ее влажные глаза блеснули – он прочел в них желание. Рука его дрогнула, и острое лезвие поранило кожу. Выругавшись про себя, он схватил полотенце и прижал к кровоточащей ранке. Что бы она там ни говорила, в глазах се он читал совсем другое. Он должен научить свою жену любить. Он заставит Тори понять и признать, что она желает его не меньше, чем он ее. Спенс усмехнулся. Он постарается быть терпеливым учителем и добиться своего – чтобы она пришла к нему нежной и призналась в своем желании… Он добьется этого… Главное – не умереть в процессе обучения.
 Она опять уставилась в иллюминатор, и Спенс, натягивая штаны, спросил:
 – Что бы вы хотели сначала: завтрак или свежую воду для купания?
 – Я бы хотела принять ванну, – быстро ответила Тори и, взглянув на него, многозначительно добавила: – В одиночестве.
 – Как пожелаете, Принцесса.
 Тори сжала кулаки – опять это ненавистное прозвище. Спенс оделся и ушел, оставив ее наедине с беспокойными мыслями. Она мерила шагами каюту, словно тигрица в клетке. Красные розы, наполнявшие помещение ярким цветом и сладким запахом, раздражали ее все больше. Они как будто смеялись над ней. Это унизительно, в конце-то концов! Тори схватила ближайший букет – шипы мстительно впились в ладонь, но она не обратила на это внимания. Злорадно улыбаясь, она вышвырнула розы и с удовольствием смотрела, как они исчезают в тяжелых волнах. Она собрала все цветы и без всякого сожаления отправила их в море. Розы мелькали среди бирюзовой пены, море поглощало их, но в каюте упорно держался запах цветов, а руку терзала боль, как напоминание о том, что она сделала с цветами и с собой – ей не избавиться от Спенсера Хэмптона Кинкейда. Всю жизнь она любила Чарлза, но никогда не испытывала в его присутствии такого смятения, таких странных ощущений. Кинкейд затронул ее чувства – причем некоторые из них раньше были ей вообще не известны. За короткое время ему удалось заразить ее какой-то странной лихорадкой, когда тело горело, голова кружилась и она теряла самоконтроль. Даже сейчас, сидя одна в каюте, Тори ощущала внутри какую-то пустоту, которая требовала, жаждала присутствия Кинкейда, его прикосновений и ласк. Она осознала, как велика опасность. Довериться этому мужчине – значит потерять не только мечты и гордость; она перестанет существовать как личность, она перестанет быть Викторией Грейнджер. Он уничтожит ее внутренний мир, разобьет сердце – а потом спокойно пойдет своей дорогой. Она должна воздвигнуть защиту – от ласкающего взгляда его глаз и от собственных низменных желаний. Да, она отдаст ему свое тело, но на своих условиях. А душу не отдаст никогда. Больше она не сделает такой глупости. В прошлый раз она смогла собрать свое разбитое сердце по кусочкам. Но теперь она вряд ли выживет, случись с ней такое вновь. Когда Спенс вернулся с кувшином теплой воды, Тори все еще смотрела на море. Оглядев каюту, он хмыкнул:
 – Уверен, на каждом бутоне, который ты швыряла в море, был мой портрет.
 – Вы очень проницательны, мистер Кинкейд.
 – Да что ты! Просто некоторые книги так легко прочесть.
 – Ах вот как! Значит, вы уверены, что можете читать меня, как открытую книгу?
 – Иногда. – Он водрузил кувшин на столик. – А иногда ты бываешь очень, очень загадочной.
 Никогда прежде Тори не приходило в голову, что кто-то может находить ее загадочной, но звучало это заманчиво и… приятно.
 – Как же так, вы ведь у нас эксперт по женской части, – язвительно заметила она.
 – Любой мужчина, который объявит себя таковым, должен быть заклеймен как лжец.
 «Сколько же у него было возлюбленных?» – мучительно размышляла Тори. С таким телом, лицом, улыбкой, обладая таким неотразимым шармом, наверняка он соблазнил сотни, а может, и тысячи женщин… Неужели ни одна не затронула его сердце?
 Пока она так терзала себя, Спенс вылил из тазика грязную воду, приготовил чистое полотенце и торжественно провозгласил:
 – Ванна готова, миледи!
 Но при этом несносный человек не сделал ни шага в сторону двери.
 – Я ясно дала понять, что хочу мыться в одиночестве.
 – Помню-помню. – Он уселся в ближайшее кресло и, удобно устроившись, вытянул ноги. – Но я решил иначе.
 – Я не буду заниматься этим в вашем присутствии!
 – Знаете, я слышал, что некоторые женщины даже во время омовения не снимают одежду. – Он смотрел на нес по-детски невинным взглядом. – Мне всегда хотелось узнать, неужели это правда?
 Тори молча смотрела на него, сжав рукой ворот рубашки. В ушах ее звучал голос матери: «Настоящая леди никогда не показывается голой, даже перед самой собой».
 По правде говоря, Тори считала, что глупо мыться, прикрывшись полотенцами или сорочкой… Но сейчас она не доставит удовольствия этому негодяю. Вот, пожалуйста, он сидит и ухмыляется, словно в дешевом балагане!
 – Я уверен, вы сумеете вымыться, не позволив мне увидеть даже кусочка кожи. А может, Принцесса все же надумает удовлетворить любопытство своего несчастного мужа?
 – Нет! – Она вздернула подбородок.
 – И что бы сделал настоящий варвар, столкнись он со столь откровенным неповиновением? Может, он искупал бы вас собственноручно?
 – Вы не посмеете! – Голос Тори дрожал от негодования, но дрожь, охватившая тело, была вызвана вовсе не страхом. Предательское тело!
 – А вы не будьте так уверены. – Глаза его блестели. – Ну так как?
 Негромко выругавшись повторив любимое выражение отца, Тори бросила простыню на кровать.
 – Мне послышалось, или вы в самом деле это сказали? – изумился Спенс.
 Не удостоив его ответом, Тори подошла к туалетному столику.
 Расстегнув несколько пуговок, она вытащила руки из рукавов и, пользуясь отверстием для того, чтобы просунуть мыло и полотенце в импровизированную палатку, вымылась-таки под прикрытием своей рубашки.
 – Удовлетворены? – Она вновь сунула руки в рукава.
 – Браво, Принцесса! – Спенс зааплодировал. – Вам удалось проделать это и не дать мне полюбоваться и дюймом вашего прелестного тела.
 – Я рада, что развлекла вас, мистер Кинкейд.
 – Развлечение еще и не начиналось, – многозначительно протянул Спенс, перестав усмехаться. Под его взглядом Тори задрожала. Горячая кровь прилила к щекам. Ей показалось, что ткань вот-вот соскользнет с плеч, оставив ее беззащитной и обнаженной перед его горящим взором.
 – Что же вас останавливает? – тихо спросила она.
 – Лед, Видите ли, я жду оттепели.
 Тори с ужасом вспомнила, что Чарлз назвал ее фригидной. Она холодная! Что, если она не сможет удовлетворить этого мужчину?
 – И вы уверены, что оттепель наступит?
 – Я не теряю надежды.
 Это был важный этап в разговоре, и они даже не ссорились, и кто знает, что могло бы быть сказано еще, но желудок Тори выбрал именно этот момент, чтобы напомнить, что хозяйка в последний раз ела очень давно. Она прижала ладони к животу, стараясь заглушить голодное урчание, и смущенно взглянула на Спенса. Тот засмеялся и вскочил на ноги:
 – Кажется, пора завтракать.
 Он вышел, а Тори осталась стоять посреди каюты, снова мучаясь от мысли, что Спенс не находит ее привлекательной. Для него она всего лишь Принцесса Ледышка. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, она сбросила рубашку и схватила с кровати шелковую черную простыню. Вздрагивая от прикосновения прохладной ткани к обнаженной коже, Тори соорудила себе подобие хитона. Она нашла в шкафу белый шелковый галстук и сделала из него пояс. Потом распустила и расчесала волосы. Глядя в зеркало, она подумала, что, завернутая в черный шелк, с распущенными волосами, она выглядит как женщина, которая приготовилась соблазнить мужчину.
 Когда Кинкейд вернулся, волосы ее были аккуратно уложены, а поверх импровизированного наряда была надета белая мужская рубашка, тщательно застегнутая на все пуговицы.
 С интересом оглядев ее с ног до головы, Спенс хмыкнул:
 – Вы прекрасно выглядите.
 – Если бы вы дали мне время, чтобы собрать вещи…
 – То вы бы с ног до головы завернулись в бесчисленное количество одежек, как и подобает настоящей леди. – Он усмехнулся и распахнул дверь. – Завтрак подан.
 Тори почувствовала бодрящий аромат кофе и свежих булочек. Воздержавшись от дальнейших пререканий, она прошла в кают-компанию, где стояли стол и шесть стульев. Скатерть сияла белизной, солнце блестело на серебряных приборах. Жаркое, картошка, яйца, куски сочной дыни, яркие апельсины – Тори была так голодна, что не знала, с чего начать. Перепалка с Кинкейдом разбудила в ней зверский аппетит. Если бы только аппетит!
 – У меня есть идея насчет того, чем мы можем заняться после завтрака. – Спенс галантно придвинул ей стул.
 – Да?
 – Я расскажу, когда мы поедим и вы откроете мой подарок.




 Глава 13


 Коробка стояла на столике, и Тори развязывала серебряные ленты, тщетно делая вид, что не сгорает от любопытства. Она торопливо шуршала серебряной бумагой, словно любопытная девочка, открывающая рождественский подарок. Наконец из-под бумаги показалось розовое дерево. То ли шкатулка, то ли ларец – впереди он закрывался на золотой крючок. Она открыла ларец, откинула крышку – и перед ней оказалась шахматная доска, клетки которой были выложены черным деревом и перламутром.
 – Шахматы! – потрясенно выдохнула Тори.
 – Куинтон рассказал мне, что вы любите шахматы. – Спенс открыл небольшие ящички по бокам доски, в которых покоились фигуры: выложенные черным бархатом ложа для фарфорового великолепия. – Я надеялся, что вам понравится. – Он опустился рядом с ней на диван.
 – Они прекрасны, – восхищенно прошептала она.
 Тори взяла в руки белую королеву. Золотой венец украшал светлые локоны. Изящная ручка чуть приподнимала край юбки, и можно было даже разглядеть хрустальную туфельку.
 – Узнаете? – спросил Спенс. Он сидел так близко, что Тори чувствовала тепло его тела и дыхание на своей щеке.
 – Это Золушка. – Она не могла оторвать глаз от прелестной игрушки.
 – А черная королева – Белоснежка.
 – Никогда не видела ничего подобного! – с восторгом произнесла Тори.
 Она опустила Золушку на черный бархат рядом со светловолосым красавцем королем и взяла черного ферзя. На его темных волосах была простая корона в виде венка из белых и голубых цветов. Зато шею фигурки украшало самое настоящее ожерелье из золота с бриллиантами. Тори сразу поняла, что камни настоящие – только подлинный бриллиант мог так играть на солнце.
 – Это очень дорогая вещь, – удивилась она. – Я не могу принять…
 – Теперь все изменилось, Тори, – мягко прервал ее Спенс. – Мы женаты, ты не забыла?
 Она промолчала.
 – Куинтон сказал, что ты весьма неплохо играешь. Но чтобы побить меня, придется постараться. – Он начал расставлять фигуры на доске.
 – Похоже, вы очень уверены в себе.
 – Давай посмотрим, удастся ли тебе загнать меня в угол.
 – Что ж, посмотрим. – Тори с готовностью приняла вызов. Отомстить ему – за то, что он так красив, за то, что она горит желанием, за то, что он не горит так же! Хотя бы в шахматном бою – но отомстить!
 – Твой ход, – улыбнулся Спенс, устраиваясь напротив.
 Через некоторое время, двинув вперед фигуру, Тори спросила:
 – Скажите, почему вы назвали меня Дикой Розой?
 – Что?
 – Ну, в записке, которую вы прислали, когда я болела, вы назвали меня Дикой Розой. Почему?
 – Ты на нее похожа. – Улыбаясь, он сделал ответный ход.
 – Но чем же?
 – Может быть, когда-нибудь я и объясню… но не теперь.
 Краска разлилась по ее щекам. Избегая его взгляда, она уставилась на доску, Но почему-то ей было очень трудно сосредоточиться на игре. Это не замедлило привести к печальному финалу – армия ее попала в плен к противнику, и вот уже королева в осаде. Тори закусила губу. Она проиграла.
 – Похоже, вы выиграли, – неохотно признала она.
 – В этот раз. – Спенс улыбался. – Но мне может не повезти в следующий.
 Тори удалось сосредоточиться, и вторая игра закончилась ее победой через два часа после ленча.
 – Неплохо, очень неплохо. Ты достойный противник, – заметил Спенс. И как бы невзначай добавил: – Может, нам поставить что-нибудь на кон?
 – Что, например? – Она протянула ему слона, и ладонь Спенса сомкнулась на ее руке.
 – Если я выиграю, ты кое-что сделаешь.
 – Что? – У Тори вдруг пересохло в горле.
 – Я хочу увидеть мою Принцессу во всей красе. Нагой и прекрасной, такой, какой ее сотворил Господь.
 – Чтобы я демонстрировала себя, как рабыня на рынке? – Она выдернула руку.
 – Я хочу увидеть, правда ли моя жена так прекрасна, как я себе вообразил.
 – Почему бы вам просто не сорвать с меня одежду и не удовлетворить свое любопытство?
 – Не мой стиль, – усмехнулся он.
 Конечно, заставить ее раздеться гораздо интереснее, а для нее – унизительно, с горечью подумала она.
 – А если я выиграю? – спросила Тори.
 – Что бы ты хотела?
 Тори сидела молча, крутила кольцо на пальце и думала. Что бы она хотела? Ну, если не считать множества неподобающих вещей, которые она все равно не решится назвать вслух?
 – Вы перестанете звать меня Принцессой.
 – Идет.
 Тори принялась расставлять свои фигуры. Руки ее слегка дрожали. Она должна выиграть. Кинкейд закатал рукава, расстегнул пару пуговиц на рубашке и поудобнее устроился на стуле. Тори поймала себя на том, что беззастенчиво разглядывает его загорелые руки и завитки волос на груди, покраснела и постаралась сосредоточиться. Им пришлось сделать краткий перерыв на обед, но потом соперники сразу же вернулись к игре. Солнце садилось, и армия Спенса шла в наступление.
 – Вечер обещает быть чудесным, – сказал Кинкейд, выглядывая в иллюминатор. – Не хочешь выйти на палубу и посмотреть на звезды?
 – В таком виде?
 – Все очень пристойно.
 Да, пока, с отчаянием подумала Тори. Но если она не сумеет сейчас защитить свою королеву…
 – Нет, спасибо. – Может, он не заметит, что ее слон уязвим?
 Слон был повержен.
 – А ты знаешь, что, когда ты обдумываешь следующий ход, у тебя между бровей появляется морщинка?
 – Мистер Кинкейд, я просто пытаюсь сосредоточиться. – Тори с негодованием оторвала взгляд от доски.
 – Я знаю. – Он засмеялся. – Вижу морщинку. Невозможный человек!
 И его слон упорно проникал сквозь ее защиту, пробираясь к ферзю.
 Тори мучительно перебирала варианты. Если она передвинет короля…
 Спенс встал и потянулся. Рубашка едва не лопалась под напором мышц.
 – Ты уверена, что не хочешь совершить прогулку по палубе?
 – Мистер Кинкейд!
 – Прошу прощения.
 Она наконец передвинула фигуру, и Спенс вернулся к столу. Через пять ходов он загнал ее ферзя в угол, а еще через три все было кончено.
 – Похоже, вы выиграли, – буркнула Тори.
 – Похоже на то. – Спенс откинулся на стуле и спокойно встретил ее взгляд.
 Пришло время платить. Тори чувствовала себя ужасно. Ни один мужчина, ни разу не видел ее нагой. Даже доктор Уоллес. Что Спенс о ней подумает?
 – Где вы научились так играть в шахматы?
 – Отец научил меня, едва мне минуло шесть лет. А в колледже я имел возможность потренироваться с настоящими мастерами.
 Тори крутила кольцо. Ладони ее вспотели. Что он подумает? Она знала, что слишком худа, чтобы считаться красивой. Ей всегда недоставало пышности форм.
 – Ты тянешь время.
 Она боялась шевельнуться.
 – Надеюсь, ты не из тех, кто легко берет назад данное слово?
 Ее отец всегда повторял, что честный человек должен платить свои долги. Значит, честная женщина тоже должна… Тори поднялась. Колени ее дрожали. Что он подумает? Пуговицы поддавались с трудом. Какое ей дело, что он подумает! Но если только он засмеется… Господи, хоть бы он не засмеялся!
 Спенс молча наблюдал за ней. Увидев, что она с трудом справляется с пуговицами сорочки, потому что руки ее дрожат, он хмуро заметил:
 – Ты выглядишь как Жанна д'Арк, которую ведут на костер.
 Подбородок ее немедленно взлетел вверх. Гордость – великая сила. Уже не колеблясь, она расстегнула все пуговицы и сняла рубашку. Остался только импровизированный черный наряд. Шелк мягко облегал ее фигуру – округлости грудей, изящные бедра.
 – Очень стильно, – заметил Спенс, представив, как его руки касаются шелка, повторяя изгибы скрытого под ним тела…
 – Вам нравится черный шелк? – Она бросила на пол пояс-галстук.
 – Мне нравишься ты в черном шелке.
 Тори размотала простыню, и Кинкейд затаил дыхание. Сейчас она упадет. Но вдруг Тори застыла, словно ледяная статуя, прижимая к груди мягкую ткань. Встретившись с огромными испуганными глазами, Спенс все понял. Больше всего на свете ей хотелось сейчас убежать и спрятаться. Но нельзя же прятаться вечно! – Принцесса!
 Тихонько пробормотав что-то, она сорвала простыню и бросила ее на пол. Спенс замер. Она оказалась даже прекраснее, чем он ожидал. Нежная, словно тончайший фарфор, кожа… Небольшие полушария грудей поднимались и опадали от учащенного дыхания. Соски торчали вперед. Под его взглядом они напряглись и потемнели. Тело Спенса заныло. Как он жаждал почувствовать тяжесть этих совершенных грудей, ласкать языком бутоны сосков, заставить ее стонать от наслаждения… Взгляд его скользнул ниже – тонкая талия, плоский живот – и две плотно сомкнутые ладошки. Все еще прячется. Какие красивые ноги. Он представил, как она охватывает ими его талию, поднимает бедра, и сморщился от боли – настолько сильной и быстрой оказалась эрекция. Тори нагнулась за простыней, и у Спенса вырвалось:
 – Подожди!
 – Разве вы видели недостаточно, мистер Кинкейд?
 – Ты очень красивая женщина, и я не могу насмотреться так быстро… – Неужели она не слышит, что даже голос его охрип от желания?
 – Я думала, что рассчиталась за проигрыш. – Тори решительно завернулась в шелк. – Жаль, что на яхте нет женщин привычного вам сорта. Думаю, они обеспечили бы вас развлечениями, к которым вы привыкли.
 Спенс смотрел на девушку, которая стояла перед ним, гордо расправив плечи и подняв голову. О, как он жаждал обнять ее! Но еще не время – она его оттолкнет. Бедняжка так запуталась, надо помочь ей освободиться от той чуши, которой ее напичкала мать.
 – Тебе не нужно стыдиться своего тела, – вздохнул он.
 – Я не стыжусь. – Тори поплотнее завернулась в шелк, – Если позволить вам вести себя в том же духе, я превращусь в распутную женщину.
 – Если ты позволишь мне вести себя в том же духе, то я научу тебя не бояться чувствовать себя красивой женщиной.
 – Благодарю покорно, мистер Кинкейд, я вовсе не боюсь быть женщиной, просто я не принадлежу к тому типу женщин, который вас привлекает.
 – А что привлекало Чарлза Ратледжа? – Спенс намеренно нанес ей удар.
 Тори закусила губу, и Кинкейд увидел, что она с трудом сдерживается.
 – Что вы знаете о Чарлзе Ратледже?
 – Я знаю, что он покинул тебя в день свадьбы и сбежал с другой девушкой. – Спенс покрутил в руке фарфоровую пешку и добавил: – Возможно, он боялся, что Принцесса Ледышка никогда не растает.
 – Вы так… самоуверенны, так высокомерны! Спенс почувствовал, что он уже почти пробил ледяную стену, окружавшую ее сердце, и поторопился нанести последний удар:
 – Скажи, как ты собираешься зачать ребенка?
 – Я не хочу обсуждать подобные вещи.
 – Ты думаешь, что вечером я просто лягу рядом и чуть приподниму твою ночную рубашку? Что тебе придется перетерпеть вторжение, несколько быстрых движений – и все? А может, ты даже надеешься, что будешь спать и ничего не заметишь?
 – Я и не думала, что вы поймете! – Тори тяжело дышала, кровь прилила к щекам.
 – Скажи, Тори, когда Чарлз прикасался к тебе, ты чувствовала, что это так и должно быть? Тебе хотелось большего? Хотелось ощутить его внутри себя?
 Спенс терзал ее душу, и сердце его переполняла жалость. Но он понимал – Тори должна отважиться взглянуть в лицо своему прошлому и понять, что же произошло, – только тогда она будет готова встретить будущее. И он надеялся – хотя и сам себе не желал в этом признаться – встретить это будущее вместе с ней.
 – Вам никогда не приходило в голову, что он был не тем человеком? Что ваш выбор был ошибочен?
 – Как вы можете так говорить?! Вы совсем его не знаете! Вы понятия не имеете о моих чувствах. Скажите, Кинкейд, вы когда-нибудь были влюблены по-настоящему?
 Говоря о прошлом, Спенс мог бы честно ответить «нет». Но теперь… Что же он испытывает теперь?
 – Не были. Я вижу это по вашим глазам. А я была влюблена. Это больно, очень больно.
 Хоть бы она заплакала, подумал Спенс. Если бы Тори смогла выплеснуть, выплакать всю боль, которую так долго носила в себе, ей стало бы легче. Может быть, тогда она смогла бы наконец расстаться с прошлым и похоронить свои чувства к Ратледжу.
 – Тори, вы не должны ненавидеть всех мужчин, если один из них…
 – Перестаньте, прошу вас! Не надо… – Голос ее прерывался из-за не пролитых слез, которые она сдерживала из последних сил. – Вы ужасный человек!
 – Вы правы в том, что я человек. Я мужчина. Будь я мальчишкой, я побежал бы к другой врачевать свое уязвленное самолюбие. Будь я чудовищем – изнасиловал бы вас.
 С каждым словом он приближался к ней, и теперь их напряженные тела разделяло пространство всего лишь в несколько дюймов. Да еще бездонная пропасть, заполненная осколками несбывшихся надежд.
 – Я женился на женщине, которую совсем не знаю… и все же у меня такое странное чувство, словно я знаю ее всю жизнь.
 – Что вы хотите? – тихо спросила Тори.
 – Я хочу, чтобы вы поняли – иногда нужно плакать. Так делают все люди, когда им больно. Чтобы вы не боялись своих желаний – они естественны. Вы подарили мне жизнь – позвольте мне подарить вам вашу. Это чертовски здорово – получать удовольствие от жизни. Я научу вас.
 Одинокая слеза скатилась по ее бледной щеке. Она смахнула ее и с негодованием ответила:
 – Мне не нужна ваша помощь.
 – Неужели вам никогда не приходило в голову, что настоящие леди – некоторые из них – получают удовольствие от ласк и поцелуев мужчины? – Спенс нежно провел пальцем по влажной щеке. – Женщина тоже может получать удовольствие от занятий любовью – поверьте мне.
 Но Тори отстранилась.
 – Я сомневаюсь, что вы часто имели дело с леди, мистер Кинкейд!
 – Черт возьми! – Выдержка Спенса подходила к концу. – Перестаньте убегать от меня! – Он схватил ее за плечи.
 – Уходите! – Тори вырвалась и попятилась от него. – Оставьте меня!
 – Позвольте мне, Тори… – Спенс шагнул за ней, протягивая руки.
 – Нет! Мы заключили сделку. Почему вы просто не можете сделать мне ребенка и убраться из моей жизни?
 Несколько секунд Спенс молчал. Потом, удивляясь собственному терпению, ответил:
 – Потому что я хочу снова встретиться с той женщиной, которую вы прячете под маской Принцессы Ледышки. Я знаю, что она нежная, чувственная… Я мог бы полюбить ее.
 Слова вырвались сами собой, и Спенс был удивлен не меньше Тори. Но она быстро справилась с удивлением и опять рассердилась.
 – Вы готовы пойти на что угодно, лишь бы еще больше меня унизить!
 – Тори…
 – Нет, подождите. Я не хочу слушать ваши лживые слова и играть в дурацкие игры. Мне нужен только ребенок. Понятно? Ребенок, а не вы и ваша любовь!
 Слова хлестнули его, словно пощечина. Несколько секунд Кинкейд не мог оправиться, потом заговорил, и голос его был обманчиво спокоен:
 – Боюсь, все будет не так просто, Принцесса. Дайте мне знать, когда надумаете стать любящей женой.
 Спенс стоял на темной палубе и вдыхал прохладный морской воздух, пытаясь прийти в себя после тяжелого разговора. Какого черта он тратит столько сил? Она сама сказала, что ей не нужен муж. Казалось бы, чего проще – положить ее на спину и сделать ей ребенка. Тяжелые волны перекатывались за бортом, луна серебрила их нежным, но таким холодным светом. Как глаза Виктории. Спенс чувствовал себя измотанным, как будто провел несколько раундов в схватке с серьезным противником. И обиженным – он не побоялся открыть душу, а она ему не поверила. В следующий раз он не будет так откровенен.
 – Чудесный вечер, сэр. – Капитан Харли подошел и остановился рядом. – Надеюсь, вы и миссис Кинкейд довольны поездкой?
 – Мы оба не скоро забудем это плавание, – честно ответил Спенсер.
 Спенсер возлагал большие надежды на это путешествие. Он намеренно увез Тори из города, лишив ее привычного окружения, надеясь, что это поможет разбить строгие правила, в которых ее воспитала мать, и растопить лед. Но теперь он не был уверен, что затея была так уж хороша. И все же сдаваться рано. Он не может отказаться от нее. Найдутся другие способы залечить душевные раны Тори и разбудить ее сердце.
 Капитан не спешил уходить.
 – Мы будем на асиенде завтра утром.
 Кинкейд мгновенно представил себе: белый песок, бирюзовая вода и молодая женщина, одетая в простую юбку и тонкую белую рубашку.
 – Мы можем сделать небольшую остановку по пути? – спросил он капитана. – Я хотел бы купить миссис Кинкейд кое-что из одежды.
 – Мы будем проходить мимо поселений, но… – капитан Харли с сомнением покачал головой, – вряд ли вы найдете там одежду, которая подошла бы такой изысканной леди.
 – Это к лучшему. – Спенс ухмыльнулся и подмигнул капитану. – Я хочу что-нибудь необычное для нее. Думаю, костюм деревенской красотки подойдет в самый раз.
 – Тогда, уверен, мы найдем что нужно, – кивнул капитан, улыбаясь.
 Спенса вдруг охватило беспокойство. «Я уже нашел, – подумал он. – Я нашел женщину, которую искал всю жизнь. Но смогу ли я удержать ее?»




 Глава 14


 Принадлежащая Алану асиенда располагалась на весьма живописном месте: на мысу, в рощице пальмовых деревьев. Низкий белый дом, построенный в виде соединенных друг с другом двух флигелей, напоминал раскинувшую крылья морскую чайку. Дом был оснащен всеми мыслимыми удобствами, включая собственный колодец с чистейшей водой. Тори вздохнула с облегчением: шесть спален и откровенная роскошь развеяли ее опасения – она уже приготовилась увидеть какую-нибудь лачугу. Гостей приняли с радушными улыбками и постарались устроить как можно удобнее. По просьбе Кинкейда для них приготовили две спальни. И вот теперь Тори стоит в своей комнате, смотрит на ухоженный сад и грустно размышляет: а почему Кинкейд захотел иметь отдельную спальню? Их комнаты разделял небольшой внутренний дворик, выложенный мраморной плиткой. Но Тори казалось, что между ними воздвигнута высокая каменная стена. В спальне было прохладно, несмотря на сильную жару. Легкий ветерок играл тонкими кружевными занавесками и приносил из сада аромат цветущих лимонных деревьев, а с берега – свежий запах моря. Белые стены были украшены бронзовыми гравюрами. Самая впечатляющая из них – восход солнца над горами. Раздался стук в дверь, и на пороге возникла полная темноволосая женщина. На лице ее сияла улыбка, в руках она держала серебряный поднос. В хрустальном графине был ледяной напиток, и Тори почувствовала жажду.
 – Входите, Росита.
 – Я принесла вам лимонад, сеньора.
 – Спасибо.
 Каблучки Роситы звонко стучали по выложенному глиняной плиткой полу. Поставив поднос на столик, она наполнила стакан и подала его Тори.
 – Вы настоящая красавица, сеньора! Все женщины, которых сюда привозил сеньор Алан, всегда были одеты ярко, словно павлины. Вы первая, у кого хватило ума одеться так, чтобы не умереть от местной жары.
 Тори разгладила вырез своей блузки и вспомнила скандал, который устроила Кинкейду, когда он утром принес ей эту одежду. Одежда! Хлопковая блузка, простая юбка и под ними тонкая короткая батистовая сорочка – и все! Она отказывалась надевать этот непристойный наряд до тех пор, пока он не пригрозил, что отнесет ее на берег в ночной рубашке. Тори впервые оказалась без привычных чулок, панталон, корсета и нижних юбок, не говоря уже о сколько-нибудь приличном платье. Это было немыслимо, недостойно ее, но зато – это ей пришлось признать – удобно и не жарко.
 Она попробовала лимонад.
 – Как вкусно! – искренне похвалила она.
 – Благодарю вас, сеньора, – улыбнулась Росита.
 – Вы давно здесь живете? – спросила Тори.
 – О да, много, много лет. Мои отец и мать присматривали за асиендой, еще, когда хозяином был отец сеньора Алана. Когда я вышла замуж за Фернандо, мы решили остаться здесь. Но с тех пор как умер сеньор Уоррен, многое изменилось. – Росита прижала руки к пышной груди и печально покачала головой. – Вот уж три года прошло, а я все жду, что он приедет на Рождество, никак не могу привыкнуть, что его больше нет.
 Уоррен Торнхилл, хороший друг отца Тори, погиб в результате несчастного случая – чистил ружье, а оно выстрелило. Его смерть оплакивали многие – он был в высшей степени достойный человек. Удачливый бизнесмен, он был и хорошим семьянином. Много лет носил траур по рано умершей жене, да так и не женился вторично. Но что странно – Алан был полной противоположностью отцу: его интересовали лишь удовольствия и женщины. «Похоже, Кинкейд недалеко ушел от своего друга», – печально подумала Тори.
 – Так приятно видеть вас и сеньора Спенсера семейной парой. Вот только сеньор Алан никак не женится, – грустно вздохнула Росита.
 – Он проводит здесь много времени?
 – Приезжает раза три-четыре в год. Но каждый раз он привозит с собой новую сеньориту! А ведь уже пора бы остепениться и завести детей!
 Тори уставилась в стакан, в голове ее закружились нерадостные мысли: а ведь Спенс тоже, наверное, привозил сюда женщин. Женщин, которые умели доставить ему удовольствие.
 – Что с вами, сеньора? – встревожено спросила Росита.
 – Все в порядке, – заверила ее Тори.
 Да, все хорошо. Вот только она замужем за человеком, который жаждет от нее избавиться, который не колеблясь произнес слова любви лишь для того, чтобы унизить ее. Неужели он думал, что Тори поверит? Не так уж она глупа!
 – Сеньор Спенс очень видный мужчина. У вас будут чудесные дети.
 Тори почувствовала, что краснеет, и торопливо спросила: – А мистер Кинкейд часто приезжает сюда?
 Не могла же она прямо спросить, скольких женщин он привозил на асиенду.
 Росита покачала головой:
 – Он приезжал два, может, три раза. Но это было еще до того, как умер мистер Уоррен. Я всегда… – Она вдруг замолчала, и на лице ее появилось такое выражение, словно она увидела ангела.
 Тори обернулась – в дверях стоял Кинкейд. Голова его почти касалась притолоки. Костюм состоял из синих брюк и голубой рубашки. Тори аккуратно поставила стакан на поднос, стараясь сохранить на лице равнодушное выражение. Словно она и не заметила, как туго обтягивают брюки его узкие бедра.
 Росита бросилась к нему:
 – Сеньор Спенс, я принесла лимонад вашей прелестной сеньоре. Теперь я пойду. Если что-то понадобится – позвоните.
 – Спасибо, Росита. – Кинкейд одарил ее теплой улыбкой.
 Когда она ушла, дружески подмигнув Тори, Спенс с улыбкой спросил жену:
 – Устроились?
 – Да, прекрасная комната.
 Правда, очень одинокая, добавила она про себя, глядя на лимонное дерево за окном – лишь бы не видеть его загорелой кожи в расстегнутом вороте рубашки и сильных рук.
 Она замерла. Его шаги. Все ближе. Он встал рядом, и Тори почувствовала, как от него исходит тепло. Кровь ее быстрее побежала по жилам. Наверное, это от жары.
 – Что-то не так, Принцесса?
 – С чего вы взяли? Что может быть не так?
 – Ну, если перечислять с самого начала, то вы вышли замуж за человека, которого презираете. За варвара.
 Тори чувствовала себя все хуже и хуже. Он просто подошел и встал рядом – и вот она уже не Виктория Грейнджер, уравновешенная и добропорядочная. Она – незнакомая женщина, которая жадно вдыхает запах стоящего рядом мужчины и у которой где-то внизу и внутри – даже назвать невозможно где – растет желание. А он остается совсем равнодушным! Тори повернулась и постаралась, чтобы во взгляде ее отразились презрение и надменность.
 – Мистер Кинкейд, я помню, что мы с вами вступили в брак не из-за глубокой душевной привязанности. Но все же я надеялась, что мы будем относиться друг к другу с уважением.
 – В чем я провинился на этот раз? – Кинкейд глубоко вздохнул.
 – Не притворяйтесь, что не знаете. – Тори опять отвернулась к окну.
 Спенс пробормотал что-то не слишком пристойное, и она расправила плечи, приняв вид леди, чей слух оскорблен неподобающими выражениями.
 – Принцесса, неужели вам никто никогда не объяснял, насколько полезно разговаривать с людьми? Вы могли бы обсудить со мной, что вас тревожит. Глупо злиться на меня, если я все равно не понимаю, на что вы дуетесь.
 Леди никогда не демонстрирует свой гнев. Леди никогда не обсуждает свои проблемы. Быть леди непросто, что и говорить. Набравшись решимости, Тори повернулась и гневно взглянула в лицо своему врагу:
 – Почему вы приказали приготовить нам отдельные спальни? Я так неприятна вам, что вы не можете находиться со мной в одной комнате?
 Спенс растерялся:
 – Я подумал, что вы захотите иметь отдельную спальню. Ее мать всегда имела собственную спальню. И поэтому Тори считала, что так положено и все супружеские пары имеют отдельные спальни. Она и самой себе не смогла бы объяснить, почему эта его прихоть – отдельные комнаты – настолько взбесила ее.
 – Вообще-то я и сама собиралась настаивать на отдельной спальне, – заявила она.
 – Вы уж простите, но теперь я ровным счетом ничего не понимаю.
 Тори знала, что ведет себя глупо и непоследовательно, но гнев требовал выхода, и она уже не могла остановиться:
 – Я уверена, что для своих любовниц вы никогда не устраивали отдельной спальни.
 – Моих… Черт! Вы не находите это странным? Если я пытаюсь заняться с вами любовью – вы называете меня варваром. А если оставляю вас в покое – я оказываюсь невнимательным мужем, который пренебрегает своими обязанностями. – Он схватил Тори за плечи и легонько встряхнул: – Соизвольте, черт возьми, четко объяснить, что вы хотите!
 – Прекратите ругаться в моем присутствии!
 – Я никогда еще не встречал такой непоследовательной особы!
 – А я никогда не встречала такого странного человека! И пустите меня! Мне больно!
 – Проклятие! – Спенс отпустил жену и отступил назад. – Похоже, нам здорово удаются ссоры, а?
 Не ответив, Тори отвернулась и невидящим взглядом уставилась в окно. Да, что-то происходит с ней, что-то такое, чего она не понимает и, главное, не может контролировать. Через несколько секунд ее плеча коснулась теплая рука, пальцы нежно погладили завитки волос на шее.
 – Не знаю, как вы, а я готов к перемирию, хотя бы на время. Давайте пойдем на пляж, погуляем. Что скажете?
 Борясь с искушением потереться щекой о его ладонь, Тори ответила:
 – Я согласна на перемирие и пойду на пляж.
 – Тогда прошу. – Улыбаясь, он подал ей руку.
 Ее ладошка легла на его загорелый локоть. «У него руки, как у борца», – подумала Тори.
 Они шли по дому как муж и жена, и Тори удивлялась новым ощущениям. Свободная юбка вилась вокруг ног, и ее это почему-то возбуждало. Да еще его теплая рука – от нее словно ток пробегает, задевая каждый нерв, каждую клеточку. Как только они вышли в сад, она отстранилась, создав меж собой и сильным мужским телом пространство, которое, как она надеялась, позволит ей сохранить остатки здравого смысла.
 Кинкейд вопросительно взглянул на нее, и Тори пробормотала что-то насчет жары. Не могла же она сказать, что боится потерять контроль над собой, – так действовала на нее его близость. Они шли по дорожке среди лимонных деревьев и пальм. Каменная лестница вела на пляж. Тори замерла на верхней ступеньке, озирая пустой горизонт.
 – А где корабль?
 – Капитан Харли отвел его в бухту неподалеку. Они вернутся через несколько дней.
 Когда они достигли нижней ступени, Спенс снял ботинки и носки и закатал брюки почти до колен.
 – Вы можете подоткнуть подол, – предложил он.
 – Что?!
 – Ну, берете подол сзади, пропускаете между ногами и затыкаете за пояс спереди…
 Тори смотрела на него, открыв от удивления рот, и не знала, что сказать. Наконец к ней вернулся дар речи:
 – Мистер Кинкейд, если вы думаете, что я собираюсь разгуливать, задрав юбку, вы…
 – Я знаю, знаю. – Он поднял руки. – Я, похоже, перегрелся на солнце.
 Усмехнувшись, он пошел к воде. Тори, увязая в песке, последовала за ним. Песок насыпался в сандалии, и ей безумно хотелось их сбросить, но что-то останавливало ее – леди не разгуливают босиком! Кинкейд, который быстро промок до пояса, был вполне доволен собой. Тори же, стремясь убежать от набегающей волны, увязала в сухом песке, а спустившись к воде, где песок был плотный и влажный, вновь убегала от очередной волны.
 – Если я ничего не перепутал, там впереди, в скалах, есть очень красивая бухточка! – крикнул Спенс.
 Тори огляделась: вокруг не было ни людей, ни жилья – лишь песок, пальмы, море и чайки. Но раз он хочет в бухту – почему бы и нет? Вообще-то ей нравилось его общество – когда они не ссорились, конечно. Она искоса взглянула на Кинкейда, который теперь шагал рядом. Солнце превратило его кожу в бронзу, волосы отливали золотом – он был как совершенная статуя гениального скульптора, только теплый и такой живой…
 – Как давно вы знаете Алана? – спросила она, чтобы отвлечься от своих мыслей.
 – Мы познакомились в колледже.
 – Но он учился в Кембридже! Спенс захохотал:
 – Да-да, позор, что теперь туда пускают таких, как я, правда?
 – Я ничего подобного не имела в виду! – Тори покраснела от смущения.
 – Неужели? – Темная бровь насмешливо изогнулась.
 – Ну, может, и имела. – Она неожиданно улыбнулась и пояснила: – По вашей манере говорить никто бы не догадался, что вы учились в Кембридже.
 – Парень может покинуть Техас, но Техас никогда не покинет парня. – Он намеренно произнес это тягуче, словно фермер с Юга. – Это была идея моего дедушки по материнской линии. Он настоял на том, чтобы его внук получил приличное образование. А я был рад отправиться даже в Кембридж, лишь бы не становиться хозяином ранчо… никогда к этому душа не лежала.
 Тори подумала, что Кинкейд очень органично смотрелся бы на ранчо: верхом на красивом жеребце, в этих обтягивающих сильные стройные ноги брюках. И еще ковбойская шляпа, надвинутая на глаза.
 Перед мысленным взором Тори закружились образы, которые не должны являться настоящей леди. Придет ли он сегодня ночью? Может, тогда она сможет ощутить под своими ладонями его упругие мышцы, его горячую кожу? С трудом оторвав взгляд от бедер, обтянутых синим хлопком, Тори с любопытством спросила:
 – Ваша мать англичанка?
 – Да. И все семейство уже много лет мучается тем же вопросом, что волнует сегодня и вас: как получилось, что настоящая английская леди, высокорожденная и получившая отличное воспитание, вышла замуж за неотесанного парня из Техаса?
 «Если сын пошел в отца, то я не удивилась бы, женись он на принцессе, – подумала Тори. – Что-то в нем есть… В эти золотистые глаза можно смотреть изо дня в день, всю жизнь и чувствовать себя абсолютно счастливой».
 – Наверное, над вами посмеивались в Кембридже?.. Я имею в виду из-за вашего акцента.
 – Акцент? – Спенс склонил голову набок и с недоумением уставился на Тори. – О чем вы изволите говорить, миледи?
 Это было сказано с таким безупречным произношением, которое сделало бы честь любому английскому джентльмену.
 – У вас редкие способности, – сухо заметила Тори.
 – Это не сложно, если много времени проводить с людьми, которые говорят именно так. Так говорили в Кембридже. Ну и, конечно, мама, и дедушка тоже.
 Взяв ее за руку, Спенс помог Тори подняться на невысокую каменную гряду. Остановившись на вершине, она прикрыла глаза рукой от слепящего солнца, чтобы разглядеть бухту. Скалы спускались к воде, образуя заливчик в форме подковы. Укрытый от волн и ветра пляж был покрыт блестящим белым песком. Группки пальм создавали желанные островки тени. Там даже росла трава. А кое-где ее зеленый ковер был расцвечен пятнами разного цвета: белого, розового, фиолетового. Это цвели орхидеи.
 – Как красиво, – тихо произнесла Тори.
 – Рад, что вам понравилось. Я люблю это место. – Улыбнувшись ей, Спенс начал спускаться.
 Это такое чудесное место, что очень просто представить, что они единственные мужчина и женщина на земле. Только вот в душу ее сразу закрались подозрения, что она не единственная, кто побывал в этом раю.
 – Как вы нашли эту бухту? – небрежно спросила она.
 – Я как-то совершал поход по окрестностям. – Взяв ее за талию, Кинкейд легко снял жену с валуна и поставил на белый песок.
 Он не торопился отпустить ее, и Тори отстранилась, решительно вырвавшись из кольца его рук. Она пошла к пальмам и опустилась на траву. Пьянящий запах цветов наполнял воздух, нежные лепестки прикасались к разгоряченной коже.
 – Вы совершали поход в одиночестве? – все так же небрежно поинтересовалась она.
 Несколько мгновений Спенс молча разглядывал ее.
 – Если вы хотели узнать, приводил ли я сюда другую женщину, отвечу – нет, не приводил.
 – Мне это безразлично. – Орхидея выпала из задрожавших пальцев.
 – Это хорошо. Я уверен, что прошлое не имеет значения. Важно настоящее, потому что именно оно определяет, каким будет наше будущее.
 Будущее. Тори поморщилась. В будущем разведенной женщины ей виделось мало радостей.
 Она обернулась. Кинкейд снял рубашку и бросил ее на песок. Широкие плечи золотились загорелой кожей. Солнце ласкало каждый дюйм этого прекрасного, совершенного тела. Он расстегивал брюки и с каждой пуговицей теплые солнечные лучики освещали новый кусочек кожи… Тори бросило в жар.
 – Что это вы делаете?
 – Иду купаться. – Он начал стягивать штаны с бедер.
 – В таком виде?
 – А что не так? – Попрыгав на одной ноге, Спенс наконец избавился от брюк и остался в чем мать родила.
 Он стоял перед ней нагой и не испытывал никакого стыда – и еще улыбался!
 – Мы за много миль от цивилизации, Тори. И никто, кроме нас двоих, никогда не узнает, что тут произошло. – Он потянул за завязку на вороте ее блузки. – Идем со мной.
 – Я не могу.
 – Ты не умеешь плавать?
 – Конечно, я умею плавать! – Тори старательно фокусировала взгляд на лице Спенса, иначе она начинала пялиться на него, как невоспитанная простушка. – У меня нет подходящего для купания костюма.
 – Неправда. – Веселые чертики прыгали в золотистых глазах. – Господь подарил тебе костюм исключительной красоты.
 – Прошу вас, оставайтесь на месте! – Тори вытянула руку, надеясь сохранить между ними безопасную дистанцию. Хотя какая уж тут безопасность!
 – Пойдем купаться, Принцесса. – Он уперся грудью в ее ладонь.
 – Вы не хотите останавливаться, да? – Она попятилась. – Вы намерены лишить меня чувства собственного достоинства, превратить в развратную женщину…
 – Я только и делаю что пытаюсь отыскать женщину внутри ледяной статуи! – Кинкейд уже не улыбался.
 – Кто дал вам право пытаться меня изменить?
 – Я ваш муж.
 – Мне не нужен муж!
 – Простите, Принцесса, но вам, помнится, хотелось иметь ребенка, а я прилагаюсь к сделке как непременное условие!
 Теперь они стояли друг против друга, сжав кулаки и обмениваясь яростными взглядами.
 – Черт бы вас побрал! – Она развернулась и побежала прочь, увязая в песке.
 – Нельзя все время убегать! – Спенс догнал ее раньше, чем она добралась до каменной гряды.
 – Пустите меня! – Она яростно вырывалась из его крепких рук.
 Но Спенс прижал ее к себе, согревая своим жаром трепещущее тело.
 – Почему ты меня боишься?
 – Не говорите глупостей!
 Но Тори отводила взгляд, опасаясь, что его странные золотистые глаза прочтут правду в ее душе. Она была в ужасе: что он подумает о ней? А вдруг случится что-то ужасное? Она боролась, она пыталась освободиться, но уже слышала стук его сердца – так близко и ощущала жар его тела – везде.
 – Пустите меня, высокомерный, нахальный…
 Он прижался губами к ее рту, и Тори проглотила конец фразы. Глаза Спенса были закрыты, тени от длинных ресниц лежали на щеках. Тори растерялась: как дать ему понять, что она не желает быть его собственностью? Вот пожалуйста: кончик его языка, погладив нижнюю губу, пробрался внутрь… Тори лелеяла свой гнев и негодование, не желая замечать других ощущений, которые поднимались из глубин ее естества. Она сжала зубы, не пуская его язык – авангард агрессивной вражеской армии – внутрь. Но ладони Кинкейда скользнули по ее спине, легли на полушария ягодиц, и неожиданно он прижал ее к себе так плотно, что его возбужденная плоть впечаталась в ее живот. Тори задохнулась от неожиданности, защита ее ослабла, и вот уже язык Спенса исследует влажные глубины ее рта, заставляя ее стонать от неизведанного, но такого приятного чувства. Тори пыталась оттолкнуть его, но руки не слушались. Внутри нарастала страсть, примитивная и древняя, как мир, но от этого не менее мощная. Глаза Тори закрылись. Теперь она жила только своими новыми ощущениями: его сердце бьется совсем рядом так же бешено, как ее собственное, его дыхание на щеке, жар его тела… Как-то вдруг сразу забылись правила и законы, по которым она жила много лет. Образ Чарлза, тщательно хранимый в сердце, показался выцветшим рисунком из старой книги. Теплое, влажное желание пульсировало внизу живота, требуя удовлетворения, отметая все остальное как ненужное. Руки ее обвились вокруг шеи Кинкейда, и теперь уже она сама прижималась к нему. Не в силах выносить эту пытку, Спенс прошептал:
 – Я хочу тебя, Тори. Хочу заняться с тобой любовью.
 – Здесь?
 – Это место создано для любви. – Его горячие поцелуи обжигали ей шею.
 – Неужели люди делают нечто подобное в таких условиях?
 – О да! – Она почувствовала, как он улыбается.
 Спенс отступил назад, освобождая ее. И Тори показалось, что она лишилась чего-то жизненно необходимого. Источника тепла, который питал ее страсть… Она покачнулась.
 – Иди ко мне. – Спенс протянул руку. – Позволь мне это было как в том сне. И сейчас, наверное, она опять грезит. Белый песок, бирюзовое море и рука, протянутая ей навстречу. А может, это судьба? Что-то внутри ее кричало, что она не должна, что слишком страдала раньше и что опять придется за все заплатить. Но Тори словно оглохла. Только шум моря и его дыхание. Она заглянула в его теплые золотистые глаза и вложила свою ладонь в его руку.




 Глава 15


 – Тори… – Он снова притянул жену к себе, прижался лицом к мягким, согретым солнцем волосам, вдыхая ее нежный и такой родной запах. Так было в его сне: они стояли, обнявшись, на этом самом пляже. Но теперь сон стал явью, и это было прекрасно!
 Спенс чувствовал, как тело ее становится мягким и податливым, она прижималась к нему, как будто хотела слиться с ним навсегда. Ледяная принцесса тает. И пробуждается настоящая женщина – теплая и живая. Его женщина. Кинкейд глубоко вздохнул. Ему придется заставить себя сдерживаться. Он должен быть осторожным и нежным – ради нее. Чтобы показать, как прекрасна любовь мужчины и женщины.
 – Ты поцелуешь меня? – Горячие губы скользили по его плечу. Голос был чуть громче шума прибоя, но Спенс расслышал.
 Взяв в ладони ее личико – глаза плотно зажмурены, как у испуганного ребенка, – он большими пальцами ласково погладил ее щеки, коснулся губами кончика носа и прошептал:
 – Я очень хочу поцеловать тебя.
 Ресницы затрепетали, но она все не решалась открыть глаза.
 – Я мечтал об этом. Мечтал, как поцелую и обниму тебя.
 – Правда? – Нежный взгляд проник в его сердце. Надо же, такая сказочно прекрасная женщина – и так не уверена в себе!
 – С первого дня нашей встречи.
 – Тогда… чего же вы ждете, мистер Кинкейд?
 – Меня зовут Спенс. Я хочу услышать, как ты произносишь мое имя.
 Он наклонился так, что губы их разделяли всего несколько дюймов, наполненных ожиданием и горячим дыханием обоих.
 – Спенс…
 Это начало, успел подумать Кинкейд, прежде чем она обвила руками его шею и прижалась ртом к его губам. Подражая его поцелуям, она скользнула язычком меж его губ. Спенс сжал ее в объятиях. Но ему все казалось, что Тори недостаточно близко. Даже тонкий хлопок, скрывавший ее тело, казался ему грубым и слишком плотным. Кинкейд жаждал почувствовать ее нежную кожу, чтобы возбужденные соски уперлись ему в грудь, а его пульсирующий от желания жезл ощутил влажные завитки, скрывающие ее нижние губки.
 Но он знал – торопиться нужно медленно. Он запустил руку в ее волосы и нашел концы ленты. Несколько быстрых движений, и легкий бриз подхватил полоску шелковой ткани, словно желанную игрушку. Кинкейд пропускал сквозь пальцы шелковистые локоны, наслаждаясь их теплом и мягкостью. Четыре маленькие пуговички на талии сзади – и зеленая юбка яблочной шкуркой упала к ее ногам. Попку ее все еще прикрывала легкая сорочка, но ладони Спенса ощущали жар ее кожи сквозь тонкую преграду. Скользнув ладонями на бедра, он рывком прижал к себе Тори. Она судорожно вздохнула, ощутив у живота горячий, пульсирующий стержень. Кинкейд замер от страха – вот сейчас Тори отпрянет от него, но вместо этого она подалась навстречу, и от движения ее бедер Спенс застонал. Никогда прежде он не желал женщину так сильно. Тори обнаружила внутри себя нечто незнакомое: огромную пустоту, которая требовала, чтобы ее заполнили. Она жаждала это получить сейчас, сию минуту – забыв об опасностях и неприглядном будущем. Все выглядело так естественно, так единственно правильно, что Тори позволила себе расслабиться и отпустить на свободу свои чувства. Ненадолго. Только пока длится это волшебство, пока она верит той сладкой лжи, что шепчут его губы. Руки его скользнули под ткань сорочки, пробежались по ребрам, погладили низ груди, поднялись выше. Ладони чашечками накрыли грудь. Пальцы нежно сжали чувствительные соски, и Тори замерла, прислушиваясь к неизведанным ощущениям, – волны удовольствия бежали по телу, странным образом не удовлетворяя, а лишь усиливая пустоту внизу. Он провел пальцем по самому кончику соска, и Тори, задрожав, схватила его за руку. Растерявшись, не осмеливаясь поднять глаза, она пробормотала:
 – Простите, я от неожиданности, я не хотела… – Только бы он не рассмеялся!
 – Тсс… – Спенс прижал палец к ее губам. – Все хорошо, милая, все хорошо.
 Тори заглянула ему в глаза, все еще страшась увидеть там насмешку. Но золотистый взгляд лучился нежностью. Она ощутила прилив уверенности и вдруг почувствовала себя красивой и желанной.
 Тори взяла его ладонь и положила себе на грудь.
 – Мистер Кинкейд…
 – Спенс. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Помнишь?
 – Спенс. – Она привстала на цыпочки и подняла к нему лицо, ожидая поцелуя.
 – Тори, – прошептал он, склоняясь к ее губам.
 Она забыла, что ею владел страх оказаться недостаточно женственной и привлекательной. Сейчас она была во власти желания. Теперь она жаждала получить все поцелуи, которых была лишена много лет, узнать все тайны, которые хранит тело мужчины. Она ждала слишком долго. Из бесплодно тлевших углей начало разгораться пламя страсти. Спенс осторожно развязал ленты, и она опустила руки, позволяя ему снять блузку. Скоро она будет стоять перед ним совсем обнаженная. Что же она испытывает? Стыдливость? Нет! Скорее бы избавиться и от сорочки – тогда между ними не будет никаких преград, и она ощутит прикосновение его тела… Спенс целовал ее, прокладывая жаркую дорожку от шеи к груди. Тори вдруг поняла, что она ожила, очнулась от летаргического сна, – каждый нерв ее был обнажен. И каждый нерв стонал от желания. Она выгнулась вперед, напрягшиеся соски туго натянули тонкую ткань. Она ждала его ласк, и Спенс не заставил себя просить: влажное горячее дыхание коснулось ее груди, и вот он нежно сжал губами сосок. Воздух наполнился тихим стоном, и Тори с удивлением осознала, что звуки эти слетают с ее губ. Она запустила пальцы в его волосы и крепко прижала голову Спенса к своей груди, боясь, что он прервет эту сладкую пытку. Кинкейд пришел в восторг: Тори отвечала на его ласки и прикосновения с искренней страстью. Никогда прежде не ощущал он столь сильного желания и такой безмерной нежности. Он знал, он всегда знал, что когда-нибудь найдет свою женщину, свою половинку и тогда все будет именно так, как сейчас. Тори затуманенным взглядом смотрела, как он развязывает ремешки ее сандалий. Бриз с моря холодил разгоряченную кожу. Кинкейд снял с нее обувь, но остался стоять перед ней на одном колене – как рыцарь перед дамой своего сердца.
 – Позволь мне еще раз увидеть, как ты прекрасна. – Голос его прозвучал тихо, но прибой, казалось, смолк совсем.
 Глядя в горящие желанием золотистые глаза, Тори сбросила сорочку, подставляя нагое тело соленому ветру и мужскому взгляду. Спенс молча смотрел на нее – так, наверное, смотрел Адам на Еву. Солнце вспыхивало золотом в ее каштановых волосах, нежная кожа казалась прозрачной. Почему он не художник? Он написал бы ее портрет. Почему он не поэт? Он воспел бы ее красоту в стихах. Но он мужчина и может лишь восхищаться и нежить это сокровище.
 – Ты такая красивая, – шептал он, обнимая ее колени и прижимаясь губами к нежной коже бедра. Тело его болело – так сильно было желание. Но он потерпит: бросить ее сейчас на песок и овладеть – значит потерять все. Нет, он будет нежен и нетороплив. И тогда она узнает, как это может быть прекрасно… Это будет его подарок – мир новых чувств.
 Он встал, подхватил ее на руки и прижал к своей груди. Тори чувствовала себя защищенной в его объятиях. Это были ее дом, ее судьба. Она обвила его шею и прижалась губами к горячей коже…
 Вдруг ног ее коснулись теплые волны, и глаза Тори распахнулись от удивления. Он нес ее в воду, подальше от пальм и белого песка, от места, где она приготовилась познать наслаждение.
 – Зачем? Я думала, мы собираемся… – Щеки Тори начали заливаться румянцем.
 – А мы и собираемся. – Спенс улыбался.
 – В воде?
 – Для начала – да.
 Для начала? Боже, неужели люди и правда делают все это? Неужели многие ведут себя так распутно – занимаются любовью на песке или в теплом соленом море?
 – Бесстыдство какое, – пробормотала она, улыбаясь сама не зная чему.
 – Точно, – отозвался Спенс. – Я бесстыден и сейчас лопну от желания.
 Он отпустил ее колени, и Тори соскользнула в бархатную воду. Теперь они стояли рядом, касаясь телами. Тори ждала этого с первого дня – с того момента, как увидела его обнаженным у Оливии, – его кожа манила ее: теплая, мягкая и гладкая, она странным образом казалась олицетворением твердости и мужественности. Вода заставляла их тела двигаться, тереться друг о друга, и прикосновения эти разожгли в Тори новый огонь. Она подняла лицо, и губы их слились – теперь она не только принимала его ласки, но и отдавала свою страсть.
 – Я хочу тебя, – прошептал Спенс, лаская ее тело. – Я хотел тебя с первой нашей встречи.
 Он приподнял ее, и она обвила руками его шею, прижимаясь нежными округлостями своего тела к стальным мышцам. Мысли ее путались. Была ли в его словах правда? Кинкейд наклонил голову и слизнул соленые брызги с ее груди. Язык его описывал неторопливые круги, приближаясь к соску. Тори выгнулась, дрожа от напряжения, и, когда он наконец схватил губами сосок, она вскрикнула, вцепившись в его волосы, словно боясь, что он исчезнет.
 – Расслабься, милая, – шепнул Спенс, не отрываясь от ее груди.
 Он, наверное, шутит. Как можно расслабиться, когда он делает с ней нечто совершенно непристойное – и замечательное? Спенс оперся спиной о гладкую поверхность скалы и притянул к себе Тори. Колено его раздвинуло ей бедра. Положив ладони на ее круглые ягодицы, он слегка приподнимал ее, так, что она скользила по его ноге – вверх-вниз. Она оказалась еще более чувственной, чем он ожидал. Она стонала и вздрагивала в его руках.
 Но как только ладонь его коснулась верхней части ее бедер, Тори крепко сомкнула ноги.
 – Не прячься, Тори. – Он ласкал нежную кожу – осторожно, так, как это делали теплые волны моря. – Откройся для меня.
 Она прижалась щекой к его плечу и послушно развела бедра. Губы Спенса скользили по ее лицу, а пальцы играли завитками волос внизу живота. Вот рука его коснулась самого интимного ее местечка, и от сознания, что никто не делал этого прежде, никто не слышал стона, который сорвался с ее губ, Спенс едва не достиг разрядки. Он смотрел на ее запрокинутое лицо, на капельки воды на груди, на разметавшиеся волосы и уговаривал свое тело подождать – нужно дать Тори к нему привыкнуть. А Тори, удивленная и благодарная, раскрылась навстречу его ласкам. Никогда прежде не была ее жажда столь близка к насыщению.
 Спенс осторожно ввел палец в горячую глубину ее тела. Боже, какая же она маленькая! Он не хотел причинять ей боль – но что же делать… Он двигался вглубь, растягивая нежную плоть до тех пор, пока не увидел на ее лице гримасу боли и удивления. Тогда он торопливо вынул пальцы, и рука его заскользила по тому маршруту, который – он знал наверняка – принесет ей быстрое наслаждение. Так он и делал: вторжение чередовалось с отступлением, но каждый раз он продвигался на дюйм глубже, подготавливая ее к знакомству со своей восставшей плотью. Кинкейд смотрел в лицо Тори и видел, как растет ее страсть. Наконец пальцы его ощутили теплую влагу – сладкий мед, изливавшийся из глубин ее женского естества. Теперь она готова. Он вновь подхватил жену на руки и вынес на берег, осторожно опустив на разбросанную одежду. Тори, похоже, и не заметила, что волны вокруг сменились ветром и песком. Она по-прежнему обвивала руками его шею, щеки ее горели. Спенс вздохнул и осторожно направил свою пульсирующую плоть в тело жены. Впервые он ощущал… страх? Или сожаление? Так не хотелось причинять ей боль. Но и другое чувство жило в его душе: восторг – ибо это была девственница, его девственница… Тори ждала – ее желание переросло в первобытный голод. И вот теперь, после первого прикосновения, он колебался. Она не понимала причины и не хотела больше ждать. Повинуясь древнему инстинкту, она обхватила ногами талию мужа и, подавшись вперед, насадила себя на его плоть. Острая боль пронзила тело, и экстаз мгновенно сменился ужасом. Тори разомкнула руки и упала на песок, надеясь избавиться от того, что соединило их тела в единое целое. Спенс не шевелился, его тяжесть удерживала ее на месте.
 – Ты в порядке? – Голос, наполненный искренней тревогой, унес часть страха, и Тори опомнилась. Нет-нет, она не будет вырываться и не сбежит, не доведя до конца то, что должно быть завершено. Совладав с голосом, она прошептала:
 – Все хорошо.
 – Я не хотел причинять тебе боль. Но Господь свидетель, без этого не обойтись. – Спенс ласково касался губами ее щеки. – Посмотри на меня, Тори. Скоро станет легче.
 Он начал подниматься, освобождая ее, до тех пор, пока внутри Тори не осталась лишь небольшая его часть. Она вздохнула было с облегчением, но тут же закусила губу – он опять устремился внутрь, и плоть ее болела, и снова он то опускался, то поднимался. Кинкейд нашел ее губы, и язык его повторял ритм движений. И скоро боль отступила – он сам же и залечил нанесенную рану. Движения ускорялись, и она обхватила его плечи, стремясь прикоснуться к нему всем телом. Она открыла глаза и взглянула в лицо Спенсу. Ее удивило, что его красивое лицо искажено болью. Неужели она могла причинить ему боль? Но вдруг догадалась, что дело в другом – он сдерживает себя, чтобы доставить ей удовольствие, и, по-видимому, это не просто. Держась за его плечи, она приподнялась. Теперь они поменялись ролями: Спенс замер, а ее бедра описывали круги, приближались и удалялись. Она запустила руку в его темные волосы, ласково пропуская сквозь пальцы волнистые пряди.
 – Тори… – это был скорее стон, чем слово. Девушка чувствовала, как дрожат от напряжения его мышцы, но он сдерживался, позволяя ей открывать для себя новый мир чувств и удовольствий. Он такой добрый, такой нежный. Наконец он тоже начал двигаться – это были медленные, долгие и глубокие движения. Он менял ритм, помогая Тори найти свой, и в конце концов движения их стали гармоничны, тела и взгляды слились. Тори чувствовала, как приближается нечто, и напряглась и постаралась двигаться быстрее, чтобы приблизить это незнакомое, долгожданное. Но оно ускользало.
 – Я не могу, – задыхаясь, прошептала она.
 – Можешь. – Он коснулся ее губ. – Просто расслабься. Забудь обо всем.
 Забыть сомнения и страх? Невозможно…
 – Доверься мне, Тори.
 Он взял ее лицо в ладони, прижался губами к ее губам, и они вновь закачались в древнем, как мир, танце. И постепенно реальность стала куда-то исчезать, и остались только она и он и то, что вновь росло внутри. Тугая волна поднялась и взорвалась миллионами ярких брызг. Тори закричала, каждый нерв ее тела, каждая мышца напряглись, захваченные горячим потоком экстаза. Она смутно ощутила еще один толчок и напряжение его тела. Прохрипев ее имя, Спенс тоже достиг пика. Слезы счастья затуманили глаза Тори. Это так прекрасно – и именно этого не хватало в ее жизни. Не хватало Спенса Кинкейда. Он все еще держал ее, крепко прижимая к себе. А Тори старалась запомнить этот момент, это ощущение счастья и умиротворенности. Руки его задвигались, и вот уже ладонь нежно накрыла ее грудь. Тори открыла глаза: он смотрел на нее и улыбался. Это была улыбка глубокого удовлетворения… так улыбается завоеватель, получивший очередную победу, или кот, съевший сметану. И словно холодный туман, в душу Тори стали возвращаться нерадостные мысли. Спенсер Кинкейд растопил Принцессу Ледышку. Он добился своего – она отбросила остатки гордости и отдалась ему. Солнце померкло. Она поверила его лжи. Ведь это не любовь. Это… вожделение. Он хотел унизить ее, доказать, что она подвержена низменным страстям, что не устоит перед искушением. И она не устояла. Теперь ей было стыдно при мысли о том, что она делала, и за все эти слезы и стоны. Тори попыталась освободиться от ставшего вдруг тяжелым и чужим тела Кинкейда.
 Спенс глубоко вздохнул. Ее неожиданное движение вновь разбудило его желание. Он все еще был там – в ее влажной сладкой глубине. И он опять хотел ее. Никогда прежде желание не возвращалось так быстро. Но с ней все было не как прежде. Спенс затруднился бы сказать как и почему, но точно знал: то, что произошло между ними, – не просто акт, соединение тел ради удовольствия. Нет, было нечто еще, нечто большее… Он прижался лицом к ее груди и тихо прошептал:
 – Я знал, знал, что это будет прекрасно.
 И услышал в ответ срывающийся от гнева голос:
 – Пустите меня, мистер Кинкейд!
 Спенс замер. Что случилось? Он приподнялся на локте, ошарашено глядя в ее лицо. Что-то не так – но почему?
 – Я думал, вы собирались звать меня Спенсом.
 – Я предпочитаю называть вас мистер Кинкейд. Это помогает удерживать все на своих местах и видеть вещи в истинном свете.
 Он схватил ее за плечи. Это было немыслимо! Ее нежная кожа еще хранила следы его поцелуев, груди были по-прежнему напряжены, но в глазах блестели льдинки.
 – И что же видно в этом самом свете? – спросил Кинкейд. Что-то внутри сжалось – он уже понял, что ответ ему не понравится.
 Тори боролась, пытаясь вырваться из державших ее рук, как будто его прикосновения вдруг стали неприятными.
 – Вы и сами прекрасно это знаете!
 Спенс не был ни в чем уверен, а потому потребовал:
 – Скажите мне.
 – Вы хотели мне доказать, что я всего лишь слабая женщина и не смогу устоять. Что ж, вы это доказали. Устроенное вами соблазнение прошло на высшем уровне.
 – Соблазнение?
 – Скажете, что это не так? Вы хотели заставить меня совокупляться как… животное. И вам это удалось. Поздравляю. Думаю, вы вполне насладились моим унижением.
 Гнев охватил Кинкейда.
 – Значит, я по-прежнему варвар? – прошипел он, отпуская ее.
 – Конечно. Потому что джентльмены так себя не ведут. – Она вскочила на ноги.
 – Леди тоже, – мстительно процедил Спенс, глядя на нее снизу вверх.
 – Я запомню это и постараюсь в будущем не допускать подобных промахов. – Она скрестила руки на груди, ей казалось, его взгляд прожигает ее насквозь. – Будьте добры, встаньте с моей одежды.
 Выругавшись, Кинкейд вскочил и, схватив ее за руку, развернул к себе.
 – Слушайте, Принцесса, признайтесь, что хотели этого так же сильно, как я! Поэтому нечего теперь обвинять меня в том, что я изнасиловал невинную девочку.
 – Вы обязательно должны делать мне больно? – Тори морщилась, пытаясь вырвать руку.
 – А вы всегда будете прятаться за этой дурацкой маской? Скажите, неужели то, что произошло, ничего для вас не значит?
 Тори закрыла глаза. Грудь ее вздымалась от волнения. У Спенса мелькнула надежда. Вот сейчас она откроет глаза и… ледяная стрела вонзилась ему в сердце.
 Он встретил холодный взгляд, полный презрения, почти ненависти.
 – Мистер Кинкейд, мы оба знаем, какие причины привели нас к заключению брака. Давайте не будем обманывать себя, пытаясь обнаружить чувства там, где их нет.
 – Вот как? Значит, то, что произошло между нами…
 – Было непристойно.
 – Непристойно?
 Он не верил своим ушам. Разве можно назвать то прекрасное, что произошло, непристойностью? Разве можно остаться такой холодной после того, что было? Неужели для нее это и правда ничего не значит? Она… ее слова превратили прекрасный момент, сказку в грязь. Вместо любовной сцены получилось совокупление. Жеребец покрыл кобылу… Черт! Она все-таки сделала это! Спенс почувствовал себя использованным. Тори подняла с земли сорочку и встряхнула ее. Ветер швырнул песок Кинкейду в лицо. Тихо ругаясь, он протер глаза. Ярость медленно закипала в его груди. Он не позволит использовать себя, а потом небрежно отшвыривать прочь.
 – Значит, ради того, чтобы получить ребенка, вы решили меня перетерпеть?
 – Есть вещи, за которые приходится дорого платить. – Она даже не взглянула на него.
 Спенс смотрел, как она натягивает сорочку. Тонкая ткань сразу прилипла к влажной коже, четко обрисовав грудь, живот, бедра. Кровь побежала быстрее. Господи, помилуй, он даже теперь хочет ее!
 – Думаю, пришло время вспомнить, что по условиям сделки вы мне тоже кое-что должны.
 – И что же это?
 – Быть любящей женой, когда мы наедине.
 – Это отвечает вашим понятиям об уединенности? – Она обвела рукой пляж и море.
 – Да.
 – Может, тут и достаточно пустынно, но все равно это неприлично. Будь у вас хоть капля совести, вы никогда бы не сделали… того, что сделали.
 – Вам бы больше понравилось в темноте, на кровати? Тори молча приводила в порядок свою блузку.
 – Посмотрите на меня.
 Никакой реакции.
 – Проклятие! – Он схватил ее за руку. – Скажи мне, что ты не испытывала желания, что тебе не понравились ощущения, когда я был внутри твоего тела! Скажи мне это в лицо!
 Тори не успела спрятаться, и он увидел желание в ее глазах. «Ага, – торжествующе подумал Спенс, – может, она пока меня и не любит, но тот огонь, который теперь жжет ее изнутри, смогу погасить только я!»
 – И что дурного в том, чтобы заниматься любовью в таком прекрасном месте? – добавил он, отпуская ее руку. – Что не так?
 – Господи, хоть бы мы никогда сюда не приезжали. – Она отвернулась и стала натягивать юбку. – Я хочу домой.
 – Сегодня я пошлю гонца к капитану, и завтра мы отплывем.
 – Ну и прекрасно!
 Спенс побрел по песку к своей одежде. Как можно воспринимать чудо как что-то неприличное, удивлялся он. Ему надоело чувствовать себя злодеем. В следующий раз, когда она захочет заняться любовью – а она захочет! – ей придется его попросить. Раз она решила родить от него ребенка, она должна будет выполнять свою часть сделки, пока они женаты. И если удача не совсем отвернулась от него, их брак не продлится долго. Поездка в Мексику показалась Тори не слишком веселой, а дорогу домой иначе как пыткой назвать было нельзя. Игра воображения сменилась воспоминаниями: она знала, какова на ощупь его кожа, помнила его запах и ощущение перекатывающихся под ее ладонью бугров мышц… А этот варвар, не знающий, что такое стыд, все время дразнил ее: он спал рядом с ней обнаженный, принимал ванну, когда она была в каюте. Нервы Тори были напряжены до предела. Шла вторая ночь плавания к родным берегам, но Тори не могла заснуть. Она смотрела на потолок, в зеркало. Там тело Кинкейда, который спал рядом, было видно во всей красе. Он лежал на боку, повернувшись к ней спиной. Лунный свет ласкал его длинные ноги, торс, щеку. Тори всегда старалась отодвинуться как можно дальше от мужа. Вот и теперь она прижималась к стене каюты, но жар его тела и тут обжигал ее, заставляя учащенно биться сердце и лишая надежды на мирный сон. Он ни разу не прикоснулся к ней с того дня на пляже. Наверное, у него не было желания – она не сомневалась в этом. Ее саму желание мучило и жгло неотступно – она вспоминала его ласки, вкус его губ, то, как скользили и качались в едином ритме их тела. Тори казалось, что она сходит с ума. В тот день на пляже солнце обожгло ее нежную кожу, оставив красноватый след. Но ожог был менее болезненным, чем урок, который она усвоила тогда: вожделение может быть столь же сильным, как и любовь. Тори от души надеялась, что испытанное ею к Кинкейду чувство было именно вожделением – и ничем больше. Кинкейд вздохнул и повернулся во сне. Как только тела их соприкоснулись, он обнял ее и, уткнувшись лицом в шею, продолжал спокойно спать. Тори лежала тихо, боясь вздохнуть. От прикосновения его рук саднила обожженная солнцем кожа. Но внутри, где-то в глубине, поднималась волна более сильного жара, и Тори уже могла найти название этому странному ощущению – это росло ее желание. Господи, как же она хочет его! Как же ей выиграть в этой войне, если ее тело перешло на сторону врага?




 Глава 16


 Кинкейд быстро преодолел все семь лестничных пролетов, ведущих в его апартаменты в «Хэмптон-Хаусе». Его одолевала жажда деятельности. Может, хоть работа заглушит мысли о Тори и постоянное напряжение в определенных местах его тела.
 – Джаспер!
 Голос его эхом прокатился по просторному холлу. Окрашенные белым стенные дубовые панели, золотой орнамент, деревья в кадках, зеркала – продуманный облик спокойной элегантности и изысканной роскоши. Спенс требовал, чтобы все его отели отвечали самым высоким стандартам, и всегда гордился этим. Но сегодня его ничто не радовало.
 – Джаспер!
 Сквозь открытую дверь кабинета он заметил кучу телеграмм на столе. Подождут.
 Дворецкий торопливо подошел к нему:
 – Мы не ждали вас раньше понедельника, сэр. Вежливый голос звучал ровно, но в глазах стоял тревожный вопрос: что случилось?
 – Леди не понравилась Мексика. – Спенс швырнул ему шляпу. – Бен приехал?
 – Да, сэр. Я поместил мистера Кэмпбелла в Синюю комнату.
 – Он что, все еще спит? – Спенс нахмурился. Джаспер позволил себе улыбку:
 – Мистер Кэмпбелл поздно вернулся вчера вечером.
 – Пришлите мне кофе в кабинет.
 – Слушаюсь, сэр.
 В несколько быстрых шагов преодолев пространство холла, затянутое белым с золотом ковром, Спенс толкнул одну из дверей. В полумраке комнаты было видно, что на широкой кровати мирно спит некто, уткнувшись носом в подушку. Виднелась лишь светловолосая макушка. Кинкейд раздвинул голубые шторы, впуская в комнату солнечный свет.
 – Какого черта… – Бен приподнялся и, сонно моргая, уставился на хозяина. – Ты! Что ты здесь делаешь?
 – Я тут живу.
 – Знаю, знаю. – Бен сел и провел руками по взлохмаченным волосам. – Но ты вроде как должен быть в отъезде? В связи с медовым месяцем… Слушай, ты правда женился?
 – Правда.
 – Вот черт, надо же! А я-то готов был поклясться… Но Кинкейд не желал обсуждать свой скоропалительный брак.
 – Что ты узнал о Слеттере? – резко спросил он.
 Бен нахмурился и несколько секунд пристально разглядывал замкнутое лицо друга.
 – Так, – произнес он озадаченно. – Ты не хочешь объяснить, что случилось и почему ты рычишь, как медведь, которому заноза попала в лапу?
 – Меня беспокоит этот парень, Слеттер, только и всего. – Спенс хотел, чтобы это было правдой. На самом деле путешествие вымотало его. Оказалось, что это очень непросто – находиться рядом с красивой женщиной, к которой весьма неравнодушен, и не иметь возможности даже ее обнять.
 – У Слеттера есть казино в гавани. Называется «Золотой олень». Я провел там вчера весь вечер. Работал изо всех сил.
 – Не сомневаюсь. – Спенс тяжело опустился в кресло у окна.
 – Да. – Бен подсунул под спину еще одну подушку. – Должен сказать, что люди становятся очень неразговорчивыми, стоит лишь упомянуть Слеттера. Но там нашлась одна барменша – Руби… Очень милая и дружелюбная девушка.
 Спенс усмехнулся. У Бена был талант завязывать дружбу с барменшами. Его помощник сладко зевнул, потянулся и спросил, нельзя ли в этом доме раздобыть чашку кофе.
 – Скоро принесут, – отмахнулся Спенс. – Так что насчет Слеттера?
 – По словам Руби, Слеттер показывается в казино раз или два в неделю. Где он проводит остальную часть времени – неизвестно. Никто также не знает, где он живет и чем еще занимается.
 – Это все?
 – Я приехал в город позавчера, чего же ты ждал?
 Кинкейд Откинулся на спинку кресла, стараясь усмирить кипящее внутри раздражение. Черт, он и впрямь ведет себя как раненый медведь.
 – Было еще кое-что, – помолчав, продолжил Бен. – Руби упомянула, что раз или два в месяц к Слеттеру приезжают люди из Чикаго.
 – Это совпадает с моими данными, – кивнул Спенс. – Трех девушек, которые сейчас живут в миссии, привезли сюда из Чикаго. Этой стороной дела занимается Дэвидсон. Ты собрал команду?
 – Пять лучших ребят. Кстати, вчера заходил инспектор Сэмюэльс. Он оставил для тебя фотографии.
 – Фотографии?
 – Да. Троих парней нашли мертвыми у черного входа в твой отель. Каждый убит выстрелом в голову. Один из них был ростом с гориллу и со сломанной ногой.
 – Это Моу, – пробормотал пораженный Кинкейд. Похоже, Слеттер не одобрил план Оливии убить его.
 – А чем, собственно, занимается этот загадочный Слеттер? – поинтересовался Бен.
 – Он, в частности, похищает девушек и продает их в бордели.
 Бен присвистнул:
 – Малопочтенное занятие.
 – Один из его партнеров по бизнесу пытался меня убить. Те трое мертвецов скорее всего были напавшие на меня бандиты.
 – А почему его приятель пытался тебя убить?
 – Это женщина. – Спенс поморщился. – Мы… расстались не слишком дружелюбно.
 – Ага. – Бен подмигнул и ухмыльнулся. – А твоя жена знает об этом?
 – Знает. – Может, лучше бы не знала, с досадой подумал он. И добавил: – Я хочу, чтобы кто-нибудь следил за моей женой.
 – Думаешь, ты ей уже надоел и она решит поискать развлечений на стороне?
 – Думаю, что она может стать мишенью.
 – Если она так хороша, как говорят, то я лично буду за ней следить.
 – Она хороша, – сухо отозвался Спенс, ощущая тупую боль в сердце. Теперь так было каждый раз, когда он думал о Тори.
 – Да уж наверняка, раз ей удалось затащить тебя к алтарю! Кстати, а где она?
 – Поехала домой за вещами, – Спенс усмехнулся, представив, какое лицо будет у миссис Грейнджер, когда она увидит Тори в сельском наряде. Может, открыть окно и послушать, не донесутся ли сюда ее крики?
 – Одевайся, – велел он Бену. – Потом приходи в мой кабинет, и мы обсудим план действий. Я хочу прикрыть бизнес Слеттера и его компаньонов.
 – Похоже на объявление войны… – Бен потер колючий подбородок.
 Спенс взглянул в глаза другу и твердо ответил:
 – Это и есть война.
 – Поверить не могу, что ты ехала в этом по улицам Сан-Франциско! Как крестьянка! – Мать шла за Тори в ее спальню.
 – Ты бы предпочла ночную рубашку? – сухо осведомилась дочь.
 – Бог мой! – Лилиан схватилась за сердце.
 – Мама, у меня с собой не было никаких вещей, – устало пояснила Тори.
 – Потому что ты сбежала с ним! – Лилиан всплеснула руками. – Как ты могла так поступить со мной? Ты выставила меня на посмешище!
 – У меня не было выбора. – Тори распахнула шкаф. – После того как мистер Кинкейд принял решение, ничто не могло заставить его передумать.
 – Ты должна была настаивать на подобающей твоему положению свадьбе!
 – Я пыталась. – Тори достала платье цвета слоновой кости, отделанное черными кружевами.
 – Похоже, ты не слишком старалась! – фыркнула Лилиан.
 Тори отнесла платье на кровать. Она знала, что мать права. Она не очень-то и хотела устроить настоящую свадьбу. Мысль о том, что придется вновь проходить через ту же череду событий – помолвка, подготовка к свадьбе, – приводила ее в ужас. Наверняка, умыкнув ее, Кинкейд надеялся ее унизить, но, сам того не подозревая, сделал только лучше.
 – Ты представить себе не можешь, через что мне пришлось пройти! – Лилиан нервно мерила шагами комнату. Легкий бриз играл кружевными занавесками и оборками на пышной юбке леди Грейнджер. – Чего только не говорили люди!
 Тори даже думать об этом не желала. У нее теперь хватало своих забот. Поскорее бы выбраться из этого дома, подумала она вдруг. Резко дернув шнур у кровати, чтобы вызвать служанку, она повернулась к Лилиан:
 – Я сожалею, что причинила вам столько беспокойства.
 – Беспокойства? Нет, дорогая, это было унижение, самое настоящее оскорбление! А твой отец, представь себе, счастлив! Подумать только, Господь не дал ему и капли ума!
 Взгляд Тори остановился на золотоволосой красавице кукле, которая вот уже двадцать лет сидела на небольшом столике подле ее кровати. Отец подарил ей куклу в тот день, когда она первый раз упала с лошади. А сегодня он встретил ее на крыльце и едва не задушил в объятиях. Тори стало нехорошо при мысли о том, как он расстроится, когда ее брак закончится так позорно – разводом.
 – Отец всегда желал мне счастья, – вздохнула она.
 – Счастья! Да знаешь ли ты, о чем судачат в городе? Люди говорят, что вы были любовниками и поженились, чтобы прикрыть твой грех!
 Щеки Тори запылали.
 – Как смеют твои друзья думать, что я могла сделать нечто подобное? Они знают меня всю жизнь!
 – Ты сама виновата! Своим легкомысленным и безответственным поступком ты дала пищу сплетням. – Лилиан перевела дыхание и решительно продолжила: – Я обдумала ситуацию и решила, что наилучшим выходом будет дать большой прием. Пригласить всех, чтобы общество убедилось, что нам нечего стыдиться…
 – Нет.
 – Нет?
 – Я не собираюсь числить среди своих друзей тех, кто сомневался в моей чести.
 Лилиан уставилась на дочь.
 – Виктория, но слухам надо положить конец!
 – Я не собираюсь потакать сплетникам! Если они умеют считать до девяти, то очень скоро обнаружат, что я не грешила до замужества.
 – А как ты собираешься жить дальше? Ты же станешь отверженной!
 – В некотором смысле я и так жила как отверженная – с того самого дня, как Чарлз покинул меня у алтаря. Зачем что-то менять?
 – Виктория, ты должна еще раз все обдумать. Неужели тебя совсем не волнует твоя репутация?
 – Мне жаль, мама, но я не собираюсь ни перед кем оправдываться.
 Какой смысл унижаться, пытаясь добиться расположения всех этих светских дам с их грязными мыслями? Скоро они разведутся, и тогда ее репутация погибнет окончательно.
 Спенс рассматривал три фотографии, лежавшие на его столе. Три мертвеца. Он рассеянно потер шею.
 – Пожалуй, мне стоит сегодня заглянуть в полицейский участок… Хоть и сомневаюсь, что от этого будет толк.
 – Это те трое, что напали на тебя? – спросил Бен.
 – Не уверен. Я не видел лиц. Могу быть уверен только в одном… – Спенс ткнул пальцем в снимок Моу. – Он работал на партнера Слеттера. Думаю, именно ему я сломал ногу.
 – Так ты считаешь, это Слеттер разделался с ними? – Бен откинулся на спинку кресла.
 – Скорее всего он не одобрил план Оливии разделаться со мной и попытался таким образом дать понять, что думает по этому поводу. Может, он хочет помириться со мной?
 – Можно считать, что ему это удалось?
 – Нет. Я видел девушек, пострадавших по его вине. Его деятельности надо положить конец, – твердо ответил Спенс.
 – Здорово! – Бен ухмылялся во весь рот. – Давненько я не участвовал в славной драке.
 – Уже участвуешь. – Кинкейд протянул ему телеграмму. Бен прочел ее и поднял на друга вопросительный взгляд.
 – Похоже на то, что нам не стоит ждать помощи от закона.
 – За то, что он калечит жизнь молодых женщин, Слеттера ждет лишь незначительный штраф – поистине смехотворное наказание.
 – Я чего-то не понимаю, – отозвался Бен. – Почему?
 Кинкейд скатал телеграмму в шарик и метким броском отправил его в мусорную корзину. Голова его болела. Отдаленный шум улицы – стук колес и копыт по гранитной мостовой, голоса людей, едва долетавшие сквозь открытое окно, – гулко отдавался в висках. Надо поспать. Да мало ли чего еще надо. Он устало пояснил:
 – Слишком многие верят, что женщина попадает в бордель по своей воле.
 – И что мы собираемся делать? – спросил Бен.
 – Мы прикроем их бизнес. Это может нам помочь. – Кинкейд протянул Бену какой-то документ.
 Бен быстро прочитал послание. На губах его заиграла довольная улыбка.
 – Как тебе это удалось?
 – Губернатор – старый друг моего отца. Эта бумага убережет нас от тюрьмы. – Спенс взял у него документ и спрятал в карман пиджака.
 – С чего начнем?
 – Сегодня вечером собери людей…
 В комнату вошла Тори, и Спенс замолчал.
 – Простите. – Виктория растерялась и отступила к двери.
 – Я не хотела вам мешать.
 – Ничего. – Спенс внимательно посмотрел на жену. Она была одета с изысканной элегантностью. Но теперь он знал, какое восхитительное тело скрывает наряд настоящей леди. Вздохнув, он произнес: – Войдите, я хочу кое с кем вас познакомить.
 Бен встал и осторожно пожал узкую ладонь жены Спенса.
 – Мой друг сказал мне, что вы красивы, но теперь я вижу, что он был недостаточно красноречив. Вы прекрасны.
 – Вы очень добры. – Нежный румянец залил теки Тори. Она посмотрела на мужа: – Там привезли мои вещи. Я… я не знаю, в какой комнате я буду жить.
 «Хорошо бы в моей, – подумал Спенс. – Но разве она согласится?»
 – Моя комната рядом. Джаспер покажет вам остальные. Выберите, какая понравится.
 Она кивнула и повернулась к Бену:
 – Было очень приятно познакомиться с вами, мистер Кэмпбелл.
 – Взаимно. – Бен смотрел ей вслед, пока Тори не скрылась за дверью. – Вот это да! – присвистнул он. – Настоящая леди!
 – Да, – коротко отозвался Спенс.
 – Не волнуйся, приятель, – усмехнулся Бен. – Я с нее глаз не спущу. Все время буду рядом.
 – Но не слишком близко, – нахмурился Спенс.
 – Боишься, что она не устоит перед моей смазливой мордашкой? – от души потешался Бен.
 А Спенс с удивлением обнаружил, что именно этого и опасается, причем всерьез. Проклятие, он всегда считал ревность никчемным, бессмысленным чувством – и вот он уже мучается ею, как самый настоящий ревнивый муж.
 – Просто не хочу, чтобы она заметила слежку, – сдержанно пояснил он.
 – Не волнуйся, я позабочусь о ней.
 Спенс знал Бена двадцать лет и без колебаний доверял ему свою жизнь. А теперь он не готов доверить ему свою жену. Надо найти выход из этого безумия, пока он окончательно не сошел с ума.




 Глава 17


 Шесть сундуков заняли почти все свободное пространство в комнате Тори. Из одного она только что извлекла свою куклу и теперь любовно расправляла ее золотые волосы. Она опасалась, что Спенс захочет, чтобы она делила с ним комнату и постель. Но оказывается, она зря волновалась. Он не желал видеть ее в своей постели… пока она не отбросит остатки гордости и не признается в своем желании… Это так рискованно – опять забыться в его объятиях. Того и гляди она влюбится – и тогда ей конец.
 – Что мне с этим делать, мисс? – донесся до нее голос Милли.
 Тори бросила взгляд в сторону горничной. Та держала на вытянутых руках платье – ярды белого шелка, нежнейшие кружева, расшитые жемчугом.
 – Кто… откуда это здесь?
 – Наверное, Элла уложила. – Милли с тревогой смотрела на хозяйку.
 Тори пробралась между сундуками и как во сне протянула руки к платью. Ладонь коснулась гладкого прохладного шелка.
 – Я и забыла, какое оно красивое!
 – А как оно шло вам, мисс. – Голубые глаза Милли влажно заблестели. Она с жалостью смотрела на хозяйку. – Моя бы воля – пристрелила бы этого мистера Ратледжа.
 Чарлз. Тори гладила платье и вспоминала. Она видела себя девушкой, которой только что исполнился двадцать один год. Она стоит в этом самом платье, теплое июньское солнце согревает ее щеки, а дрожащие руки комкают письмо. Письмо от жениха. Она вновь и вновь возвращалась к подробностям того дня, но, к собственному удивлению, не испытывала боли. Все кончилось. Теперь ей казалось, что это была не она – это кто-то другой читал те строки и умирал, понимая, что жизнь кончилась.
 – Ну как дела?
 Голос Спенса вернул Тори к действительности. Она обернулась – он стоял, прислонившись к косяку. Сердце се бешено заколотилось. Как он красив. Темно-коричневый пиджак распахнут, под ним – жилет в тонкую золотую полоску. Идеальный джентльмен.
 Он перевел взгляд с ее лица на платье, которое все еще держала Милли. Тори поспешно выпустила рукав.
 – Отнеси это в магазин подержанных вещей, Милли. Может, какая-нибудь девушка будет в нем счастлива.
 – Отнести? – Служанка смотрела на нее круглыми от удивления глазами.
 – Да. – Тори почувствовала неожиданное облегчение. Она избавилась еще от одного призрака. Оказывается, тяжело жить прошлым.
 Изумление на лице Милли сменилось широчайшей улыбкой.
 – Да, мисс. Я отнесу его немедленно. – Она кинулась из комнаты. Белый шелк струился вокруг нее, кудряшки на голове взволнованно подпрыгивали.
 Тори оказалась наедине с мужем и не знала, что сказать. Вернее, сказать можно было многое: что им не следует продолжать так жить, что надо как-то договориться… Она посадила куклу на столик у кровати и зачем-то взяла голубое шелковое платье.
 Шаги заглушал толстый ковер, но она чувствовала его приближение. Ноздри ее расширились, словно у кобылы, которая чует запах жеребца. Тори бросила взгляд через плечо. Спенс остановился у кровати, прислонившись к одному из витых столбиков, поддерживающих полог.
 – Как тебя встретили дома?
 – А как ты думаешь? – Ответ прозвучал сердито, петому что Тори задел его насмешливый тон.
 – Почти уверен, что Куинтон был счастлив. – Он под мигнул. – Что касается Лилиан, то ей ты все равно не угодишь. Наверняка она считает, что не родился еще мужчина, достойный жениться на ее дочери.
 – Неужели это так весело – издеваться надо мной? – Сдерживая слезы, Тори отвернулась к окну.
 – Я и не думал!
 Голос его прозвучал вполне искренне. Тори повернулась к нему. На лице мужа не было и тени улыбки или насмешки. Наоборот, она увидела нежность и что-то еще, и щеки ее запылали от прихлынувшей крови.
 – Знаешь, моя мать тоже не была бы в восторге, если бы сестра сбежала с малознакомым мужчиной.
 Тори смотрела, как ветер раздувает белое кружево занавесок. Гардины из плотного дамасского шелка не пропускали в комнату жаркое солнце. Постепенно она смогла взять себя в руки и сказала:
 – Я никогда не знаю, серьезно ты говоришь или смеешься надо мной.
 – Мы еще многого не знаем друг о друге.
 Глубокий бархатный голос вливался ей в душу. И тот бездонный колодец желания, который она старалась держать закрытым, вновь начал наполняться влагой. Она инстинктивно прижала руки к груди, чувствуя, как напрягаются соски. Низ живота заныл, а перед глазами замелькали картины: теплый песок и сильные руки, и губы его ласкают ее. Она прижимается к загорелому телу… Тори тряхнула головой и произнесла будничным тоном:
 – Я попросила мою служанку приехать сюда со мной. Надеюсь, ты не будешь возражать?
 – Наоборот, это избавляет нас от необходимости нанимать нового человека.
 Он сказал «нас», словно они единое целое, настоящая семья… Тори вздохнула.
 – Тебе нравится комната? – Да, она чудесная.
 Только здесь нет Спенса Кинкейда. А если она все-таки хочет родить ребенка, то ей придется подчиниться желаниям этого человека. Тори улыбнулась – подчиниться? Забавный выбор слов, если учесть, что иногда ей хочется наброситься на него, сорвать одежду и… можно так сказать: «овладеть мужчиной»?
 Тори закусила губу и уставилась на постель, покрытую белой кружевной накидкой. А песок на пляже тоже был почти белый… Она подняла взгляд на Кинкейда и подумала: интересно, разглядит ли он вожделение в ее глазах? Их глаза встретились, и он сделал к ней шаг, но вдруг остановился, как будто перед ним выросла каменная стена. Тори задержала дыхание. Еще несколько дюймов, и их тела соприкоснутся. Но Кинкейд отступил назад.
 – Когда будешь готова к обеду, дай знать Джасперу. Он принесет меню. – С этими словами Спенс повернулся и пошел к двери.
 – Ты уходишь?
 – Да. – Он помедлил у порога и неохотно добавил: – У нас с Беном есть кое-какие дела.
 – Понятно. – Она даже не пыталась скрыть разочарование.
 Спенс хмуро оглядел ее:
 – Я думал, ты не будешь возражать, раз уж мое общество все равно тебе неприятно.
 – Я и не буду, – холодно ответила Тори.
 – Спокойной ночи, Принцесса.
 Он ушел, а она с тоской уставилась на слишком большую постель. Значит, он не придет к ней сегодня вечером? Неужели он ждет, что она сделает это сама? Придет и попросит, чтобы он занялся с ней любовью? Как он смеет! Пошел он к черту! И вообще, кто сказал, что, если он занимается делами, она должна сидеть дома и ждать появления его светлости? Не будет этого! Спенс натянул поводья, и лошади остановились у входа в заведение Оливии Фонтейн. Раздался щелчок предохранителя, и Кинкейд бросил взгляд на друга, сидевшего рядом. Лунный свет играл на стволе револьвера, который Бен держал наготове.
 – Будем надеяться, что тебе это не понадобится.
 – А ты вооружен? – Бен сунул оружие в кобуру на поясе.
 Спенс кивнул. Сегодня утром Кинкейд навестил полицейского инспектора Сэмюэльса, и этот визит не прибавил ему оптимизма. Инспектор так горячо убеждал его бросить это дело, что Спенс почти уверился: Оливия его купила.
 Сзади остановился еще один экипаж, и из него выбрались пятеро вооруженных людей. Они подошли к экипажу Кинкейда.
 – Давайте начинать, – приказал Спенс.
 Он шел впереди. Гранитная мостовая, лестница. Дверь распахнулась, как только он поставил ногу на ступеньку. Спенс замер и, подняв голову, прислушался.
 – Отпусти меня, урод! – Шарлотта Маккензи отчаянно вырывалась из рук человека, похожего на бульдога. Наконец она изловчилась и пнула его по ноге. Гарри скривился от боли.
 – Ах ты!..
 – Гарри – Спенс вспомнил, что «бульдога» зовут именно так, – выпихнул Шарлотту за порог и, добавив «Убирайся!», захлопнул дверь.
 Вскрикнув, старуха потеряла равновесие и покатилась по ступенькам. Спенс бросился на помощь и поймал ее, но инерция удара опрокинула его тоже, и теперь они падали вместе и вскоре врезались в Бена, который рухнул на них сверху. У подножия лестницы образовалась куча мала. Спенс распластался на тротуаре, а на грудь ему свалилась Шарлотта. Головой она нанесла ему довольно чувствительный удар в челюсть. Шарлотта приподнялась, пытаясь отдышаться и глядя на него поверх круглых очков. Ее колени причиняли боль, и Спенс поморщился. Наконец он улыбнулся, потирая челюсть.
 – Мне стоило бы догадаться, что я встречу вас здесь, мисс Маккензи.
 – Будь я проклята, если это не мистер Спенсер Кинкейд собственной персоной! – Шарлотта резво вскочила на ноги и принялась поправлять юбку.
 – Все в порядке? – спросил Спенс, поднимаясь и подавая руку Бену, который мотал головой, сидя на земле.
 – Я в норме. – Бен поднялся и с усмешкой взглянул на приятеля.
 – Спасибо, что поймал меня, Спенс.
 – На здоровье, – пробурчал тот, отряхивая пиджак.
 – А хотела бы я знать, что тут делает человек, который недавно женился? – Шарлотта уже вполне оправилась от падения и была готова снова ринуться в бой.
 – Ах, Шарлотта, как приятно сознавать, что вы всегда думаете обо мне хорошо, – усмехнулся Спенс.
 Та фыркнула.
 – Я для вас мисс Маккензи. И повторяю, любой женатый мужчина, который…
 – Дорогая, давайте вместе навестим мисс Оливию, – прервал ее Спенс. – Думаю, вам это понравится.
 – Для вас – мисс Маккензи, ведь уже говорила сто раз! И я вовсе не уверена, что горю желанием возвращаться туда с вами. Что это вы задумали?
 – Небольшой сюрприз для нашего общего друга – мисс Оливии. – Он предложил ей руку и насмешливо улыбнулся: – Боитесь?
 – Еще чего! – Подбородок ее гордо вздернулся вверх.
 – Ну и прекрасно.
 Они вместе поднялись по ступеням, но у двери Спенс шагнул вперед, оставив ее за своей широкой спиной.
 – Держитесь за мной, мисс Маккензи.
 – Будь осторожнее, приятель, – предупредила она. – У нее в доме полно вооруженных людей.
 – Что я слышу, Шарлотта, неужто я вам небезразличен?
 Ответом было громкое негодующее фырканье.
 Спенс улыбнулся и постучал в дверь медным молоточком. И тут же на пороге возник Гарри. При виде Кинкейда глаза его чуть не вылезли из орбит.
 – Вас не велено принимать.
 Он попытался захлопнуть дверь, но Спенс не дал ее закрыть.
 – Я уверен, что твоя хозяйка не захочет устраивать потасовку у парадного входа, а потому мы войдем, Гарри.
 Тот вместо ответа сунул руку во внутренний карман пиджака. Спенс ударил в дверь плечом, она распахнулась, и Гарри отлетел в сторону, так и не успев вытащить оружие. В следующую секунду Спенс уже стоял рядом с ним, заломив правую руку охранника за спину.
 – Что же ты, Гарри, разве так надо встречать гостей? – укоризненно покачал он головой.
 – Моя рука! – застонал Гарри. – Вы сломаете ее!
 Кинкейд отпустил его руку и схватил за ворот рубашки. Быстрым движением он вытащил револьвер у него из кармана и передал Бену.
 – Гадость какая, – поморщился тот, засовывая оружие в карман.
 – Позаботься о нашем друге. – Спенс подтолкнул Гарри к мрачному Кэлу. Потом поправил манжеты и предложил руку Шарлотте: – Прошу вас, мисс.
 Так вдвоем они и вошли в гостиную. Оливия стояла у окна и, понизив голос, о чем-то беседовала с Аланом. Ее рыжие волосы были тщательно уложены в высокую прическу, украшенную черными перьями.
 Восемь женщин, одетых в дорогие шелковые наряды, сидели на диване и стульях. Спенс пересчитал мужчин. Шестеро – гости. Некоторых он знал лично. Двое у входа. Одеты в вечерние костюмы, но выглядят как профессиональные вышибалы. Его люди ворвались в зал и встали так, чтобы в случае чего быстро нейтрализовать охрану.
 – Не отходите от меня, мисс Шарлотта, – Спенс сверху вниз посмотрел на пожилую женщину. – И если начнется кутерьма, сразу прячьтесь за мою спину.
 Она молча кивнула. Тут Оливия заметила наконец Спенса. Он улыбнулся, а она, вспыхнув от гнева, направилась к нему. Хозяйка борделя шла через зал, и свет брызгами разлетался в стороны, отражаясь от бриллиантов в ее серьгах, ожерелье, от множества камней, украшавших лиф черного платья. Алан не спеша следовал за ней.
 – Какого черта ты тут делаешь? – Помня о посетителях, хозяйка борделя не могла дать себе волю, а потому голос ее походил на шипение разозленной кошки. Она бросила взгляд на Шарлотту: – Я же приказала Гарри вышвырнуть тебя.
 – У него это не получилось. – Шарлотта злорадно улыбнулась.
 – Спенс. – Алан присоединился к ним. – Я думал, ты в Мексике. Что-то ты быстро вернулся, дружище.
 – Моей жене там не понравилось, – ответил Спенс. Он почувствовал, как ладонь Шарлотты, лежащая на его руке, напряглась, и. посмотрев на нее, увидел, что она хмурится. Похоже, ей кажутся неуместными светские разговоры.
 Оливия нервно постукивала черным кружевным веером по ладони. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и платье на груди с трудом выдержало такой напор плоти.
 – Как вы сюда вошли? – прошипела Оливия.
 – Через парадную дверь, – вежливо ответил Спенс.
 – Убирайтесь немедленно!
 – Конечно, но не сразу.
 Алан взял Кинкейда под руку и попытался увлечь приятеля в сторону двери.
 – Думаю, тебе все же лучше уйти, Спенс. У Оливии такая охрана…
 – Извини, Алан.
 Спенс прошел вперед и громко произнес:
 – Леди и джентльмены, я прошу минуту вашего внимания!
 Все взгляды устремились на него, и в комнате воцарилась тишина.
 – Меня зовут Спенсер Кинкейд, а это – мисс Шарлота Маккензи.
 – В чем дело, Спенс? – подал голос сенатор Вудли, поглаживая окладистую бороду.
 – Добрый вечер, сенатор. – Спенс улыбнулся, представив, какое лицо будет у государственного деятеля, когда он сделает свое объявление. – Уверен, находящиеся здесь джентльмены понятия не имеют о том, что некоторых женщин насильно удерживают и заставляют работать в этом заведении.
 Кто-то охнул, кто-то принялся перешептываться.
 – Это ложь! – раздался голос Оливии, но Спенс сделал вид, что не слышит ее.
 – Губернатор уполномочил меня сопроводить в безопасное место любую молодую леди, которая пожелает покинуть этот дом, – продолжал он, обводя глазами накрашенные лица женщин. В дальнем углу сидела маленькая брюнетка, одетая в ярко-розовое платье. Руки ее были крепко стиснуты на груди, и она жадно ловила каждое слово Спенса.
 – Губернатор? – недоверчиво переспросил сенатор Вудли.
 – Так точно, – подтвердил Спенс. – Губернатору стало известно о существовании белых рабынь в Сан-Франциско.
 – Рабыни? – Сенатор растерянно посмотрел на Оливию.
 Хозяйка кивнула одному из охранников и повернулась к Спенсу:
 – Сейчас тебя выкинут отсюда.
 – Не думаю. – Он улыбнулся. – Оглянись.
 Оливия повернулась и увидела, что ее охранники неподвижно застыли у двери: люди Кинкейда держали их на мушке.
 – Леди, я обещаю доставить вас в целости и сохранности в миссию на Честнат-стрит, – Спенс в упор взглянул на брюнетку, – где мисс Маккензи и другие помогут вам начать новую жизнь.
 Женщина сделала шаг вперед и замерла, глядя на Оливию расширенными от страха глазами.
 – Мы можем помочь вам вернуться домой, даже дадим охрану, если понадобится, – продолжал Спенс.
 – Прошу вас. – Голос маленькой брюнетки был едва слышен за общим гулом.
 Шарлотта прошла вперед и обняла ее за плечи.
 – Все будет в порядке, дорогая, – ласково сказала она. Девушка переводила с Шарлотты на Спенса большие испуганные глаза.
 – Там наверху еще одна девушка. Помогите ей тоже, прошу вас!
 Шарлотта повернулась к Спенсу:
 – Наверху еще одна девушка. Найдите ее!
 Спенс послал на поиски Бена и одного из своих людей. Да, чем быстрее они прикроют это заведение, тем лучше.
 – Джентльмены, я уверен, все вы разделяете недовольство происходящим беззаконием. Поэтому хочу уведомить вас, что «Обсервер» начинает печатать списки посетителей этого заведения.
 – Что? – Сенатор едва не подпрыгнул. Его обширный живот заколыхался, бриллиантовые пуговицы вспыхивали в свете люстр. – Послушайте, Кинкейд, мужчина должен иметь право на личную жизнь.
 – Сенатор, неужели вы собираетесь покрывать белое рабство?
 – Нет-нет! – Даже под седой бородой было видно, что щеки сенатора залились краской. – Конечно нет, но… – Он оглянулся. – Но кое-кто может не так понять, если прочтет мое имя…
 – Вы правы, сенатор. – Спенс кивнул и продолжил: – А потому имена будут печататься с завтрашнего дня. Вы можете при желании предупредить своих друзей.
 В это время с верхнего этажа донеслись крики. Сенатор вздрогнул и, торопливо поблагодарив Спенса, направился к двери. Остальные мужчины потянулись за ним.
 – Будь ты проклят! – Оливия выхватила дамский пистолет из потайного кармашка в складках юбки. – Я убью тебя!
 С криком «Берегись!» Шарлотта бросилась вперед. Этот возглас прозвучал до странности знакомо, но, к сожалению, у Кинкейда не было времени на раздумья. Он схватил Оливию за руку и, вывернув ей кисть, направил дуло пистолета в потолок. Прогремел выстрел, и на головы присутствующих посыпалась штукатурка.
 Спенс отобрал у Оливии оружие, и тогда она набросилась на него, стараясь расцарапать ему лицо. Ловко увернувшись от ее ногтей, Кинкейд схватил хозяйку борделя и перебросил ее через плечо.
 – Ублюдок проклятый! Я убью тебя! – вопила Оливия, молотя кулаками по спине Кинкейда.
 – Мак, позаботься об этой дикой кошке. – Спенс передал Оливию темноволосому здоровяку. Тот небрежно закинул хозяйку борделя на свое широкое плечо. От обиды, что с ней обращаются как с мешком картошки, Оливия впала в настоящее неистовство. Она размахивала кулаками, ругалась и сыпала угрозами:
 – У меня есть друзья! Слеттер убьет тебя за это!
 По мере того как Мак удалялся из гостиной и поднимался по лестнице, крики становились все тише.
 – Оскорбленная женщина опасна для окружающих, – задумчиво произнес Алан, глядя вслед Оливии.
 Спенс молча кивнул, вытряхивая штукатурку из волос. Он знал – нельзя недооценивать эту женщину. Она была непредсказуема и злопамятна, и теперь ему придется всегда быть настороже.
 Он посмотрел на девушек, которые молча наблюдали за происходящим.
 – Дамы, если кто-то еще хочет покинуть это заведение, мы к вашим услугам. Остальные могут продолжать свою работу.
 Ни одна не подала голоса. Молча они проходили мимо него и расходились по своим комнатам. Кинкейд покачал головой. Он был уверен, что некоторые остались не по своей воле – их слишком сильно запугали.
 – Думаю, вы нажили себе врага на всю жизнь в лице мисс Фонтейн, – раздался голос Шарлотты.
 – А как насчет вас, Шарлотта? Вы по-прежнему меня не любите? Или я все же стал вам менее неприятен? – Спенс с улыбкой смотрел на нее.
 Несколько секунд старуха разглядывала его сквозь очки, склонив голову набок. Потом ответила:
 – Думаю, вы не так плохи, как мне показалось сначала.
 – И что ты собираешься делать теперь? – спросил Алан, который так и стоял, небрежно опершись о камин, с бокалом бренди в руке.
 – Провожу девушек в миссию, а потом нанесу визит мистеру Джеку Слеттеру.
 – Слеттеру! – Шарлотта изумленно уставилась на Спенса. – В район порта?
 – Ну да. – Спенс кивнул. Улыбка его была почти мечтательной. – Думаю, нам пришло время встретиться.
 – Он опасный человек, мистер Кинкейд, – укоризненно покачала головой Шарлотта.
 – Мысль о том, что вы беспокоитесь обо мне, Шарлотта, согревает мне душу.
 – Я не хотела бы, чтобы мисс Виктория овдовела так быстро, – резко ответила та.
 – Я ценю вашу заботу, – улыбнулся Спенс, с горечью подумав, что его жена и впрямь будет разочарована, если так быстро лишится своего жеребца.
 – Спенс, это шутка? – недоверчиво переспросил Алан. – Ты ведь на самом деле не собираешься в портовый район?
 Спенс начал проникаться к Слеттеру невольным уважением. Надо же так запугать людей – одно упоминание его имени наводило ужас.
 – Хочешь поехать со мной и посмотреть, что будет? – предложил он Алану.
 – Прости, друг, – покачал головой Алан. – Портовый район – настоящая преисподняя. Это не для меня.
 – Само собой. Но мне придется пойти. Ведь если ищешь дьявола, значит, нужно идти прямо в ад, не так ли?
 – Будь осторожен, дружище. – Алан пристально разглядывал содержимое бокала. – Говорят, в том районе частенько пропадают люди.




 Глава 18


 Добравшись до миссии, Спенс нашел большую часть ее обитателей в гостиной. Это была довольно бедно обставленная комната – мебель разномастная и потертая, ковер и украшения отсутствовали. Но зато здесь царила атмосфера добра и любви к ближнему. В помещении было тепло и, несмотря на убогую обстановку, довольно уютно. Спенс разглядывал женщин, собравшихся в гостиной. Флора и матушка Ли были тут самыми старшими, остальным скорее всего не исполнилось и двадцати. Они читали или занимались вязанием, но теперь все взгляды устремились на вновь прибывших. Спенс обратил внимание на одну из девушек. Она была невысокой, темноволосой, и ее профиль, обращенный к Спенсу, отличался редкостной красотой. Но когда она повернула голову, он увидел, что вторая половина лица изуродована: глубокие шрамы избороздили щеку, а левый глаз был прикрыт черной повязкой. Шарлотта представила девушек, матушка Ли обняла новеньких, и не прошло и минуты, как они сидели среди остальных, оживленно болтая и выделяясь лишь шелковыми нарядами. Прочие девушки были одеты в скромные муслиновые и льняные платья.
 – Мистер Спенс, я так рада вновь видеть вас! – Спенс не сразу узнал эту девушку. Это была Клер, его давняя знакомая. Теперь ее светло-русые волосы были уложены в аккуратный пучок, щеки горели здоровым румянцем, и ей очень шло голубое платье. Ее можно было принять за фермерскую дочку, а не за несчастную узницу.
 – Вы прекрасно выглядите, мисс Баттерфилд, – улыбнулся он.
 – Благодаря вам, – кокетливо ответила Клер и тут же добавила: – И Шарлотте.
 – Думаю, Шарлотта и без меня справилась бы, – усмехнулся Спенс.
 – Примите мои поздравления, мистер Кинкейд, – продолжала щебетать Клер. – Мисс Виктория очаровательная леди.
 Спенс с удивлением почувствовал, что Шарлотта напряглась. Безусловно, она все еще ему не доверяет. «Может, она знает о нашей сделке?» – озадаченно подумал Кинкейд. Но сейчас было не место и не время обсуждать личные проблемы. А потому он лишь коротко ответил:
 – Да. Я очень счастливый человек.
 Через несколько минут он распрощался с дамами. Шарлотта проводила его к выходу. Она молчала, но Спенса не покидало чувство, что она о нем тревожится. И что вообще странно – ему хотелось, чтобы старая женщина его уважала. Почему-то это казалось важным.
 Когда они вышли за порог, Спенс спросил:
 – Скажите, что произошло с той девушкой, у которой повязка на глазу?
 – Она приехала из Италии. – Шарлотта говорила, уставившись взглядом в доски крыльца. – Один из агентов Слеттера пообещал ей работу. Но когда Мария поняла, какую работу предстоит выполнять, она попыталась сбежать. Человек Слеттера бросил ей в лицо бритву. Она поранила ей веко, и глаз перестал закрываться. И остались шрамы… Когда негодяи поняли, что денег за нее получить не удастся, они отпустили ее на все четыре стороны.
 Спенсу стало нехорошо.
 – Мы должны выкинуть этого мерзавца из города и прикрыть его бизнес. – Бен выступил из тени у крыльца.
 Кинкейд согласно кивнул и повернулся к Шарлотте:
 – Мы оставим вам двоих парней – вдруг Оливия не успокоилась.
 Шарлотта отрицательно покачала головой:
 – Вам понадобятся все ваши люди, если вы решили отправиться в порт.
 – Ах, мисс Шарлотта, да вы никак и впрямь беспокоитесь обо мне, – усмехнулся Спенс.
 – Господь велит заботиться обо всех, даже о бездомных дворняжках.
 Спенс расхохотался:
 – Вот она, настоящая любовь!
 Оставив Фрэнка и Эда в миссии, Спенс направился к экипажу. Бен неотступно следовал за ним. Шарлотта смотрела им вслед, потом не выдержала:
 – Эй, парни, будьте осторожнее и не подставляйте врагам спину!
 – Мы постараемся!
 Спенс помахал ей рукой. Уж он постарается. Не может же он так быстро оставить вдовой свою молодую жену: их разговор еще не окончен.
 Спенс и Бен ехали по улице, ведущей к порту. Это был совсем другой город: в нос бил запах сточных канав, женщины легкого поведения окликали их, в сыром затхлом воздухе их голоса звучали пронзительно и визгливо. Вдоль всей улицы в домах были распахнуты окна. Из них выглядывали женщины – одни были обнажены по пояс, другие носили нечто похожее на сорочки, только чересчур открытые. Все громко и наперебой предлагали свои прелести и услуги.
 Бен удивленно присвистнул:
 – Я кое-что повидал на своем веку, но в таком гадюшнике не был еще ни разу.
 – Это что! Вот в доме моей тещи даже вальс считают неприличным танцем, – ответил Спенс. – Трудно поверить, что это один и тот же город.
 Танцевальные залы, винные погребки, игорные заведения теснились друг за другом, в сыром ночном воздухе висел гул голосов. Деревянные тротуары были полны народа: пьяные моряки, солдаты, женщины в ярких платьях, китайцы в странных костюмах и с длинными черными косичками… Иной раз человек входил в одну из дверей и исчезал навсегда – его спаивали и продавали на какой-нибудь корабль.
 Бен указал на двухэтажное деревянное здание впереди:
 – Нам туда.
 Спенс остановил экипаж напротив «Золотого оленя», и вдруг двери заведения распахнулись, и из них вылетел молодой человек, одетый в солдатскую форму. Он грохнулся лицом на тротуар и замер бесформенной кучей. Вслед за ним на крыльцо вышел огромный вышибала. Сложив руки на груди, он рявкнул:
 – Не вздумай возвращаться!
 Солдат с некоторым трудом принял сидячую позу, утер разбитый в кровь нос и крикнул.
 – Они жульничали!
 – Проваливай, пока живой, – лениво отозвался охранник.
 Несколько мгновений парень напряженно смотрел на него, взвешивая свои шансы. Но здравый смысл победил. Он с трудом поднялся на ноги, пробурчал: «Жулье проклятое!» – и пошел прочь.
 Глядя на экипаж, из которого выпрыгивали его люди, Бен задумчиво произнес:
 – Может, нам все же не стоило оставлять наших парней в миссии?
 – Неужели эта горилла так тебя напугала? – подначил его Спенс.
 – Да нет, не особо, – отозвался Бен. – Но там внутри еще двадцать таких же.
 Спенс молча спрыгнул с подножки, пересек тротуар и распахнул дверь. Войдя внутрь, они чуть не задохнулись: густой табачный дым, пиво и вонь от немытых тел образовали столь ядовитый коктейль, что у них заслезились глаза. Справа сквозь гул голосов доносились звуки фортепиано. Повернувшись туда, Спенс увидел в глубине зала помост, на котором шесть молодых и энергичных, хоть и не очень умелых девиц исполняли подобие канкана. Они крутились, вертелись, выстраивались в ряд, обняв друг друга за плечи. Ярко-желтые юбочки – неприлично короткие – взлетали вверх. Под ними были черные чулки и желтые панталончики, каждое появление которых толпившиеся у помоста мужчины приветствовали громкими криками и свистом. Кинкейд внимательно оглядел помещение, отмечая расположение окон и дверей и считая охранников. Люди Слеттера были рассредоточены по всем углам, чтобы удобнее было присматривать за посетителями и игрой. Так, этот у бара, там, в тени, еще несколько человек и вон те у столов…
 – Сколько ты насчитал? – негромко спросил Бен, пока они пробирались к кассе.
 – Восемнадцать. – Спенс достал деньги и кивнул на галерею второго этажа: – Слеттер там обретается?
 – Да. У него квартира в задней части дома.
 – Дайте мне на три сотни. – Спенс протянул деньги кассиру, сидящему в комнатке, отделенной от зала толстыми прутьями железной решетки.
 Получив стопку фишек, друзья отправились к ближайшему столу с рулеткой.
 – А вот и красавчик из Техаса.
 Мужчины обернулись и оказались лицом к лицу с молодой светловолосой женщиной. Блузка ее была расстегнута, открывая всем взорам ложбинку между пышными грудями. Стройные ноги в черных чулках невольно привлекали взгляд – желтая короткая юбка в складку едва прикрывала бедра.
 – Добрый вечер, Руби. – Бен широко улыбнулся.
 – Рада, что ты вернулся, ковбой. – Она протянула руку и небрежно провела пальцем по застежке на его брюках. – И дружка привел. – Она оглядела Спенса с головы до ног и одобрительно кивнула: – В Техасе всегда умели делать качественные вещи.
 Спенс внимательно разглядывал девушку. Она была сильно накрашена и вела себя соответственно местным стандартам, но в целом оказалась весьма недурна и выглядела лет на двадцать пять. Руби протиснулась между ними, и Спенс ощутил прикосновение ее руки – как будто случайное. Улыбаясь, она спросила:
 – Принести вам что-нибудь?
 – Пару пива, милашка. – Кинкейд бросил ей золотую двадцатидолларовую монету. – А сдачу оставь себе.
 Руби попробовала монету на зуб и подмигнула Спенсу:
 – Слушаюсь, сэр. Уже бегу. Глядя ей вслед, Бен протянул:
 – Согласись, она очень мила.
 – Весьма. – Если бы его жена была хоть наполовину так же дружелюбна.
 Друзья пробрались сквозь толпу к ближайшему игорному столу и остановились, наблюдая за игроками. Рядом со Спенсом стоял светловолосый здоровяк, одетый в рабочие штаны и клетчатую фланелевую рубашку. Было похоже, что он недавно спустился с гор, где у него имелась ферма. Раздосадованный проигрышем, он повернулся к Кинкейду:
 – Надеюсь, вам повезет больше, чем мне.
 Спенс положил фишки на край стола, намеренно уронив одну на пол. Нагнувшись, он незаметно бросил взгляд на пол рядом с ногами крупье. Выпрямившись, Спенс кивнул Бену и громко заявил:
 – Ставлю двести на двенадцать, черное.
 Игроки зашумели. Как Спенс и ожидал, многие последовали его примеру, надеясь, что самоуверенность незнакомца принесет им удачу. На двенадцатом номере собралась целая куча фишек, и наконец крупье объявил, что ставок больше не принимает. Завертелось колесо, запрыгал шарик, и для людей, сидящих вокруг стола, тонкий писк крутящейся рулетки заглушил все звуки: музыку, смех, шум голосов. Делая вид, что нервничает, как и остальные, Спенс уронил еще одну фишку. Когда он выпрямился, маленький белый шарик как раз остановился в ячейке зеро. Вздох разочарования пронесся над столом. А затем по залу прокатился сердитый ропот. Мрачные взгляды сверлили человека, который был так уверен в себе – и проиграл.
 – Похоже, вам тоже не везет. – Светловолосый здоровяк сочувственно подмигнул Спенсу.
 Тот пожал плечами и отошел от стола, забрав оставшиеся фишки. Обвел комнату взглядом, чтобы убедиться, что его люди на местах.
 – Мы были правы? – негромко спросил Бен. – Там провода?
 – Да. – Спенс кивнул. – Ты знаешь, что делать. По моему сигналу.
 Бен только хотел задать вопрос, как рядом возникла Руби с двумя кружками пива на подносе.
 – А вот и пиво! – Она вручила мужчинам их кружки. Но теперь выражение ее лица изменилось. В глазах плескался страх. Облизав языком пересохшие губы, она повернулась к Спенсу.
 – У меня к вам поручение. Мистер Слеттер хочет встретиться с вами. – Глазами она указала на галерею второго этажа.
 Взглянув туда, Спенс увидел мужчину, стоявшего в тени желтого бархатного занавеса. Тот сделал шаг назад и пропал из виду.
 – Ну давай, показывай дорогу, милая. – Спенс ободряюще улыбнулся ей.
 Руби провела его через заполненный людьми зал, ловко лавируя в толпе, и начала подниматься по лестнице. Наверху их встретили двое громил. «Прямо-таки выставочные образцы», – подумал Спенс. Они настороженно оглядели незнакомца, но молча пропустили его, повинуясь приказу хозяина. Руби показала на дверь в конце короткого темного коридора.
 – Там его контора… Будь осторожен, – прошептала она и поспешила назад – в шум и суету людного зала.
 Спенс взялся за ручку двери, и холод металла пронизал его насквозь. Это место пахло опасностью. «Что ж, я буду осторожен», – пообещал он себе, распахнул дверь и вошел в логово Слеттера. В просторной комнате царил полумрак. Единственная лампа горела над дверью, а дальний конец помещения терялся в сумеречных тенях.
 За столом сидел мужчина. Негромкий голос произнес:
 – Я ждал вас, мистер Кинкейд. Прошу садиться.
 – Мистер Слеттер. – Спенс закрыл за собой дверь и пошел к креслу, по пути быстро, но внимательно оглядывая комнату. Окно, закрытое и занавешенное желтыми бархатными шторами, еще две двери, кроме той, откуда он вошел. Там может находиться охрана.
 – Сегодня вы нанесли визит одной моей приятельнице, – сказал Слеттер, как только Спенс опустился в кресло.
 «Судя по выговору, он англичанин и принадлежит к высшему обществу», – подумал Спенс. Он тщетно вглядывался в полумрак, пытаясь разглядеть собеседника.
 – Слухи разносятся быстро, – сдержанно ответил он.
 – Я стараюсь быть в курсе всего, что происходит в этом городе. – Слеттер открыл крышку шкатулки, стоявшей перед ним на столе. – Хотите сигару? Настоящие кубинские.
 Спенс отказался и с интересом наблюдал, как Слеттер зажег спичку и принялся раскуривать сигару. Огонек выхватил из темноты повязку на глазу, тонкий нос, шрам, который шел от прикрытого глаза и исчезал в густой бороде. Спичка погасла, и тени вновь скрыли лицо врага.
 – Говорят, мистер Кинкейд, что вы решили прикрыть бизнес Оливии?
 –. Так и есть.
 – Думаю, вы хотели бы положить конец и моему предприятию тоже? – Слеттер аккуратно постучал кончиком сигары по золотой пепельнице.
 – Хочу.
 – Вы и я – люди дела, а потому не буду ходить вокруг да около. В этом бизнесе крутятся очень большие деньги, а прибыли просто огромны. И вы не хуже меня знаете, как важно не упустить представившуюся возможность…
 – Что вы предлагаете?
 – Я подумал, что можно найти решение, которое устроит всех. Зачем вам подвергать себя опасности, враждуя с нами? Я предлагаю вам присоединиться к нашему деловому предприятию.
 В груди Спенса поднималась горячая волна гнева, но он не дал воли эмоциям. Он лишь холодно улыбнулся:
 – Благодарю, но я предпочитаю, чтобы мои деньги не пахли кровью.
 – Я потратил много времени на то, чтобы наладить этот бизнес. Мэр у меня в кармане и половина полицейского управления – тоже. Мне подчиняется даже хозяин китайского квартала. – Он сделал паузу, чтобы дать Спенсу время проникнуться смыслом его слов, и с угрозой закончил: – Я контролирую этот город.
 – В этом году состоятся выборы мэра. – Спенс переменил позу, не сознавая, что тело его напряжено и оттого кресло кажется страшно неудобным. – Ваших людей выкинут из муниципалитета, а вас – из города.
 – Вам не в чем меня обвинить, – возразил Слеттер. – Я не делаю ничего незаконного.
 – Думаю, ваши клиенты с этим не согласятся. Спенс встал и, глядя на Слеттера сверху вниз, улыбнулся:.
 – Не желаете ли развлечься? – Он пошел к двери, чувствуя, как холодный взгляд врага буравит его спину.
 – Что вы затеяли?
 – Сейчас увидите.
 Спенс вышел на галерею и остановился у перил, глядя на зал внизу. Слеттер держался на пару шагов сзади, в тени.
 – Что вы затеяли, мистер Кинкейд? – повторил он.
 – Опасаетесь ловушки?
 – Да.
 – Я не наношу удары в спину, – холодно ответил Спенс.
 Он нашел глазами Бена и подал знак. Через несколько секунд Бен, Кэл и Мак собрались возле одного из столов, где играли в рулетку.
 – Ну же? – В голосе Слеттера слышалось нетерпение, но чуткое ухо Спенса различило нотку страха. – Что я должен увидеть?
 – Смотрите, – ответил Спенс.
 И в этот момент его люди одним рывком перевернули стол. Раздалось шипение воздуха, ковер вздыбился, обнажая пластинку с тремя кнопками возле ноги крупье. Из одной ножки стола показался провод, он натянулся и лопнул со звоном.
 – Боже мой! – выдохнул Слеттер.
 Посетители заведения собрались вокруг стола, чтобы посмотреть, что происходит. Не веря своим глазам, люди таращились на провод и кнопки – несомненные свидетельства мошенничества.
 – Это старый трюк, Слеттер. Немного сжатого воздуха, провод – и крупье может остановить колесо в нужный момент. Выпадает зеро или двойное зеро, и выигрыш достается заведению.
 – Мошенники! – пронесся над столами крик игроков. Светловолосый гигант в клетчатой рубашке опомнился первым. Он поднял крупье и швырнул его на ближайший стол. Охранник схватил его за плечо, гигант развернулся, удар в челюсть – и охранник покатился по полу. Это послужило сигналом. Через несколько секунд в зале начался форменный ад – мужчины дрались, женщины визжали.
 – Ты покойник, Кинкейд! – прошипел Слеттер и сделал знак своим телохранителям.
 Двое здоровенных мужчин надвигались на Кинкейда со зловещими улыбками. На огромных кулаках тускло поблескивали кастеты. Спенс понял – эта парочка с большим удовольствием забьет его насмерть. Он принял боевую стойку. Главное – не подставить им спину. От кулака, летящего ему в лицо, он увернулся и тут же нанес сильный удар в живот первому громиле. Второй поспешил на выручку напарнику. Спенс увернулся от удара в скулу, и кастет врезался в его плечо, оставив кровоточащую горящую ссадину. Вот опять первый громила – в челюсть ему! Посмотреть бы, как там, внизу, но некогда. Слышны только крики, звон бьющегося стекла и треск ломающегося дерева. Один из телохранителей двинул Спенса головой в грудь. Он рухнул на пол и покатился, увлекая за собой врага. Краем глаза Кинкейд заметил, как Слеттер отступил в тень и исчез. Он схватил голову своего противника и принялся колотить ею об пол, представив себе, что это голова Слеттера, и стараясь не слышать звука, с каким череп ударялся о дубовые доски. Вдруг боль пронзила спину, и Спенс застонал. Новый удар по ребрам – и он отлетел к ограждению. Пока Спенс пытался подняться, цепляясь за перила, второй телохранитель обхватил его ноги и начал приподнимать их над полом, чтобы столкнуть Кинкейда вниз. Спенс вцепился в дерево, слыша, как трещат доски, и сознавая, что долго удерживать его вес они не смогут. Извернувшись, он освободил ногу из захвата и ударил ею в грудь державшего его противника. Тот отшатнулся, и Спенсу удалось наконец встать на ноги. Собрав все силы, он нанес врагу удар в челюсть, и тот рухнул на пол, не подавая признаков жизни. Спенс прислонился спиной к стене, жадно ловя ртом воздух. При каждом вздохе левый бок пронзала дикая боль. Он вглядывался в тени – там все еще стоял Слеттер.
 – Тебе повезло, что они не убили меня, – с трудом выговорил Спенс. – Случись что со мной или с кем-то из моих близких – и тебя повесят.
 – Надеешься, что полиция тебя защитит? – насмешливо спросил Слеттер.
 – О нет, я не верю в подкупленную полицию этого города. Я говорю о другом возмездии. За тобой начнут охотиться люди губернатора и мои друзья. Твоя жизнь превратится в ад, и кто-нибудь из них тебя достанет.
 – У меня есть защита! – злобно прошипел Слеттер.
 – Можешь на нее не надеяться. Лучше молись, чтобы я жил долго и счастливо.
 – Несчастные случаи никто пока не отменял.
 – Постарайся, чтобы со мной или моими близкими не произошло несчастного случая. Потому что я буду знать, кто стоит за этим. И заставлю тебя заплатить. – Слеттер промолчал, а Спенс усмехнулся – похоже, ему удалось запугать Великого и Ужасного Слеттера. – А теперь я пойду развлекаться.
 Сказав это, Кинкейд повернулся спиной к Слеттеру и не спеша направился к лестнице. Он был уже на последней ступеньке, когда, случайно обернувшись, увидел, как что-то летит ему в голову. Кинкейд отшатнулся, и стул врезался в стену. Щепка вонзилась в руку, которой он успел прикрыть лицо. Пригнувшись, Спенс оглядел зал и нашел Бена: тот обрабатывал одного из громил-охранников возле бара.
 Кинкейд начал пробираться к стойке, по пути уворачиваясь от предметов мебели и бутылок, которые летали в воздухе, а также от множества тел, сцепившихся в драке. Он заметил Руби: оседлав какого-то мужчину, она лупила его ножкой стула по голове и приговаривала:
 – Будешь знать, как обижать даму. Негодяй!
 Добравшись до Бена, Спенс хлопнул его по плечу и едва успел увернуться от кулака приятеля.
 – Полегче, дружок! Я на твоей стороне!
 – Ха! Это ты? – Бен выпустил охранника, и тот рухнул на пол. – Как наши дела?
 – Берегись! – Спенс схватил Бена за ворот и пригнул к полу. И в этот самый миг стол просвистел над их головами и врезался в зеркало над баром. – По-моему, мы неплохо потрудились.
 – Я сейчас соберу ребят. – Бен потер здоровенный синяк на подбородке.
 Одного за другим они выдергивали из драки своих людей и отсылали на улицу. Вскоре все были в сборе и часом позже уже входили в «Хэмптон-Хаус».
 – Бен, я хочу, чтобы завтра ты не выпускал Тори из виду, – обратился Кинкейд к другу. – Кто знает, что придет в голову этому негодяю после того, как мы разнесли его заведение.
 – Буду при ней как хвостик при спаниеле, – хмыкнул Бен и скрылся в своей комнате.
 Спенс отправился к себе. Проходя мимо спальни Тори, он замедлил шаг и подумал: а что она скажет, если он сейчас откроет дверь, войдет и ляжет рядом? Несмотря на избитое, ноющее от усталости тело, он опять ее хотел. Но она вряд ли обрадуется, проснувшись и увидев его. Вздохнув, Спенс толкнул дверь в свою спальню и замер на пороге.




 Глава 19


 Дверь распахнулась, и Тори поднялась с дивана у камина, где дожидалась возвращения мужа. Спенс ошарашено подумал, что в длинной белой рубашке она похожа на ангела.
 – Судя по тому, как ты выглядишь, ты побывал не просто в драке, а в бою. – Она нежно коснулась синяка над его правым глазом. – Ты не ранен?
 От нее пахло розами и чем-то еще – изысканный аромат красивой молодой женщины. Спенс почувствовал, как кровь побежала быстрее и пульс забился в той части его тела, которая всегда очень бурно реагировала на присутствие Тори.
 – Что ты здесь делаешь? – Он был застигнут врасплох, а потому вопрос прозвучал резко.
 – Ждала тебя. Боялась, вдруг мистер Слеттер сделает меня вдовой раньше времени.
 – Слеттер? – Страх начал заползать в его душу. – Ты что, ходила сегодня в миссию?
 – А если и так? – Тори избегала его взгляда.
 – Черт возьми, женщина! – Он схватил ее за плечи. – Ты не можешь одна бродить по городу ночью! Это опасно!
 – Кажется, ты мне это уже говорил. – Тори пыталась освободиться – его руки причиняли боль.
 – Теперь все стало намного серьезнее. Эти люди не остановятся перед убийством.
 – Ну, раз уж ты так нервничаешь… – Она по-прежнему избегала смотреть ему в глаза. – Шарлотта приходила сюда. Она беспокоилась о тебе и хотела узнать, что именно ты задумал.
 – Шарлотта так тревожится обо мне? – Спенс пытливо смотрел в лицо жене. У него появилось чувство, что она что-то недоговаривает.
 – Похоже, ты ей очень нравишься. – Тори лукаво улыбнулась. – Мне стоило большого труда убедить ее не побежать за тобой.
 – Она очень храбрая женщина, – с уважением произнес Спенс. – Но лучше бы она держалась в стороне. Тогда мне не придется беспокоиться за сохранность и ее жизни тоже.
 – До сих пор она прекрасно справлялась сама, – гордо заявила Тори.
 – Теперь все изменилось. Больше речь не идет о спасении нескольких девушек. Мы решили уничтожить Слеттера и всю его шайку. – Он встряхнул жену. Поймал ее взгляд. – Ты понимаешь, насколько это серьезно, Тори? Этот человек по-настоящему опасен. Я не хочу, чтобы ты или другая женщина подвергали себя опасности.
 – Ты делаешь мне больно! – Она хотела освободиться из его рук, но Спенс не отпускал ее.
 – Ты поняла, что я сказал?
 – Конечно, я поняла. Я с детства умею говорить по-английски. – Она вздохнула. – Я попрошу Шарлотту держаться подальше от всего этого.
 Спенс поверил ей, но все же добавил:
 – Смотри, женушка! Если я узнаю, что ты рискуешь жизнью, я запру тебя в комнате и выпущу только после того, как закончится война со Слеттером.
 – Я не ребенок! – Подбородок Тори взлетел вверх. – И не желаю, чтобы со мной обращались, как с маленькой!
 «Да, ты не ребенок, – устало подумал Спенс. – Ты женщина, и я это помню. Я буду помнить об этом до самой смерти». Он с трудом разжал руки, только сейчас осознав, что причиняет ей боль. Чтобы как-то загладить свою резкость, осторожно погладил ее плечи. Ткань рубашки была такой тонкой, а под ней – такая гладкая горячая кожа… Как давно он не обнимал ее! И как сильно он желает этого! Тори не отстранилась. Она стояла перед ним, опустив голову, сжав на груди руки, и блики света играли в ее каштановых волосах. А на матовую кожу ложились нежные тени… Спенс помнил, как она стояла там, на пляже, залитая золотыми солнечными лучами. Темные волосы разметались по белым плечам, а грудь с торчащими, искушающими сосками поднималась и опадала при каждом вздохе. Его тело забыло про усталость. Ноющие мускулы перестали чувствовать боль. По жилам потек огонь желания, каждый нерв и каждая клеточка затрепетали от страсти. Что она сделает, если он обнимет ее, приподнимет этот упрямый подбородок и поцелует ее? Боль пронзила переполненные кровью и желанием сосуды. Кинкейд опустил руки и отступил назад. Нет, больше он не позволит делать из себя дурака. В прошлый раз она обращалась с ним, как с дешевой проституткой. Тори по-прежнему стояла перед ним, чуть опустив голову, – этакая невинная голубка перед ястребом. Но он видел, что она искоса поглядывает на него. Небось ждет, что он бросит ее на ковер и овладеет ее совершенным телом прямо тут, на полу. Что и говорить, идея заманчива, но…
 – Ну, раз ты убедилась, что я жив и Слеттеру не удалось так быстро сделать тебя вдовой, то ты можешь… – устало начал он.
 – Но твоя бровь разбита! Надо что-то сделать. Хотя бы промыть водой… – Она поспешила в его ванную.
 Спенс видел, что она зажгла там свет, слышал шум воды и выдвигаемых ящиков. Он вздохнул и подумал, как ему усмирить зверя, который проснулся у него между ног и чем дальше, тем больше мешает ему жить.
 Вернувшись из ванной с мокрым полотенцем и бутылкой виски, Тори взглянула на Спенса. Он стоял у двери, странно напряженный. На лице его ясно видны были следы тяжелого дня, под глазами залегли тени. Он пристально наблюдал за ней, и не просто наблюдал – следил за каждым движением.
 – Если ты сядешь, – Тори кивнула на кресло возле кровати, – я обработаю твою рану.
 – Это просто царапина. Нет никакой необходимости.
 – Позволь, я помогу тебе снять пиджак. – Она повесила полотенце на спинку кресла и поставила бутылку на столик у кровати. Что угодно, лишь бы он не отослал ее, не обрек на еще одну невыносимо одинокую ночь.
 Она избегала его взгляда, и когда подошла, чтобы помочь ему раздеться, он опять отступил назад. Тори побледнела, словно получила пощечину. Он даже прикосновения ее не выносит! Господи, какая она дура! Идиотка. Ее взгляд пробежался по выпуклости на брюках мужа. Тори закусила губу, но не смогла сдержать улыбку: может, все не так безнадежно и он все же находит ее привлекательной?
 Спенс переступил с ноги на ногу, и она наконец рискнула поднять голову и встретиться с ним взглядом. И была поражена – в его глазах стояли тоска и какое-то по-детски беззащитное выражение…
 – Уже поздно, Принцесса, тебе пора спать, – негромко проговорил он.
 Может, он и прав, но Тори очень не хотелось опять спать одной в той большой кровати.
 – Только после того, как я обработаю рану. – Она потянула пиджак с его плеч.
 Спенс сделал еще один шажок и уперся спиной в закрытую дверь. У Тори заныло сердце, но она не сдастся так легко. Пиджак остался у нее в руках. Она перекинула его через плечо и потянулась к ремням его кобуры.
 – Сегодня ночью это не понадобится.
 – Подожди. – Он схватился за ремень.
 – Я не вооружена, мистер Кинкейд. – Тори упорно тянула кобуру к себе.
 На лице Спенса отразилось тяжкое раздумье, но он опустил руки и позволил ей снять кобуру. Револьвер оттянул ей руку, и Тори растерянно спросила:
 – Куда мне его положить?
 – В шкаф. На верхнюю полку. – Он выглядел таким расстроенным, словно она забрала у него не револьвер, а нечто большее.
 Она прошла в гардеробную и, прежде чем повесить пиджак на плечики, уткнулась носом в мягкую коричневую шерсть и вдохнула запах. Его запах. Неотразимо возбуждающий. «Я как настоящая жена, – с гордостью подумала Тори. – Помогаю мужу раздеться, приготовила ему постель, убираю его вещи…» На верхней полке она нашла еще одну кобуру, которую носят на поясе. В ней лежал «кольт». Холодок пробежал по ее спине, и душу царапнул страх. Хоть бы они ему не понадобились… Она вышла из гардеробной и с удивлением обнаружила, что Спенс стоит на том же самом месте, прижавшись спиной к двери. Она встретила его настороженный взгляд и мягко повторила:
 – Если ты сядешь, мне будет удобнее обрабатывать рану. – Он не двинулся с места, и Тори, снова увидев растерянность и беззащитность в его глазах, добавила: – Я не кусаюсь.
 – Почему ты делаешь это?
 – Я хочу помочь. – Она и себе-то не осмеливалась сказать правду. А может, это и была правда: просто быть рядом и помогать.
 По его лицу Тори поняла, что сейчас он попросит ее уйти.
 – Прошу тебя… позволь мне помочь.
 «Я не могу так сразу… мне надо набраться храбрости». Кинкейд вздохнул и кивнул, смиряясь с неизбежным. Он сел в кресло с таким видом, словно это был электрический стул и приговор сию минуту будет приведен в исполнение. Тори мокрым полотенцем протерла рану, затем смочила его виски и прижала влажную ткань к ссадине над бровью. От жгучей боли Спенс со свистом втянул воздух.
 – Прости, – прошептала она.
 – Ничего.
 Он облизал губы. Ничего особенного, но Тори смотрела и вспоминала, как эти губы скользили по ее коже и какой у них вкус…
 – Почему ты охотишься за Слеттером?
 – Мне не нравится, когда уродуют красивых женщин. И не нравится, когда все вокруг уверяют, что негодяя нельзя призвать к ответу. – Спенс нахмурился, глядя мимо нее в занавешенное шторами окно. – Кто-то должен остановить этого мерзавца.
 – Иногда ты меня удивляешь.
 Спенс взглянул на нее без всякого выражения, как будто намеренно прятал свои мысли и эмоции.
 – Потому что не подхожу под тот шаблон, который ты для меня придумала?
 Тори молча смотрела на него. Приходится признать – она плохо знает этого человека. А может, это и к лучшему? Иначе окончательно потеряет голову. И тогда она не сдержит обещания и не позволит ему уйти из ее жизни.
 Спенс вздохнул, она чувствовала его дыхание на своей руке.
 – Как ты попала в миссию?
 Тори взяла его левую руку и прижала полотенце к разбитым костяшкам пальцев. Резкий выдох – она вновь причинила ему боль. Но что же делать, так надо.
 – Когда-то к нам пришла работать одна девушка. Она помогала на кухне. Она была ненамного старше меня. – Тори опустила глаза и снова занялась его рукой. – Однажды я увидела ее в саду. Она рыдала так, что разрывалось сердце.
 – Почему?
 – Она была беременна. Когда ей было шестнадцать, один человек уговорил ее уехать с родительской фермы в Канзасе – он пообещал ей работу. А оказался тем, кто продает женщин в бордели. Они ее, как она сказала, «попробовали» и отправили в Сан-Франциско. Матушка Ли спасла ее и помогла получить работу в доме моего отца.
 – И что с ней случилось потом?
 – Однажды утром она вскрыла себе вены и истекла кровью. Она сделала это в ванной, чтобы не запачкать пол… Но… там было… столько крови.
 Губы Тори побелели.
 – Ты нашла ее?
 Она кивнула, борясь с подступавшими слезами.
 – Мне жаль. – Спенс обнял ее за плечи. Но Тори высвободилась и занялась его правой рукой.
 – В тот день я поклялась, что сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать этим людям.
 – Мы покончим со Слеттером, я тебе обещаю.
 Он поднял голову и поймал ее взгляд. Тори смотрела на него сверху вниз и со страхом понимала, что это лицо она уже запомнила на всю жизнь: щетину на щеках, твердую линию подбородка, широкий лоб и золотистые глаза… Это уже не просто лицо красивого мужчины – это черты родного человека. «Господи, – взмолилась она, – если Спенс захочет наказать Слеттера, сделай так, чтобы мой муж остался жив». Вслух же она произнесла:
 – Сегодня он мог тебя убить. Пожалуйста, не забывай об осторожности.
 – Твое участие меня трогает.
 Это было сказано все так же равнодушно, и Тори не поняла, смеется он или говорит серьезно. Мгновенно ощетинившись на придуманную ею обиду, она выпалила:
 – Это естественно! Как ты сделаешь мне ребенка, если тебя убьют?
 Спенс молча рассматривал ее, и у нее появилось ощущение, что он читает ее мысли.
 – А как я сделаю тебе ребенка, если ты даже прикосновения моего не выносишь?
 Тори молча опустила взгляд на его руку, которую все еще держала в своих ладонях. Она выпрямила и ощупала пальцы, чтобы убедиться, что нет переломов. У него красивые руки – сильные и нежные одновременно. И эти руки дарили ей такое блаженство… Неужели всего несколько дней назад? Ей казалось, прошли годы с тех пор, как он прикасался к ней. Тори собиралась с духом. Сегодня ока притворится, что они муж и жена, любящие друг друга. Это ненадолго.
 – Я никогда не говорила, что не выношу твоих прикосновений, – прошептала она.
 – У меня создалось впечатление, что ты рассматриваешь любовь как нечто недостойное и даже постыдное.
 Пора. Если она струсит, то не получит того, к чему стремится. Тори все время пыталась себя убедить, что думает только о ребенке. Но в этот момент она думала лишь о себе. Просто она очень хочет Спенса Кинкейда. Правда, она так ничему и не научилась. С чего же начать? Боже, так неловко она не чувствовала себя с момента своего первого котильона.
 – Все ясно. – Не дождавшись ответа, Спенс встал и пошел к двери. – Идите в свой замок, Принцесса. А то дракон проснется и съест вас.
 Но Тори не двинулась с места.
 – Я много думала… – начала она, наконец решившись.
 – О чем же? – Он стоял, держась за ручку двери. Глубокий вздох и маленький шажок вперед.
 – Я поняла, что пора перестать вести себя как испуганная школьница. Я дочь своего отца, а мой отец всегда был честным бизнесменом. Я выполню свою часть сделки.
 Она развязала пояс и сбросила халат. Спенс видел, как дрожали ее пальцы, когда она расстегивала двадцать жемчужных пуговок на ночной рубашке. Господи, только бы она не остановилась! И она не остановилась. Она расстегнула рубашку и приоткрыла ее ровно настолько, чтобы он успел лишь мельком взглянуть на ее грудь. И тут же запахнула ее. Спенс поднял глаза, встретился с ней взглядом и понял, что она намеренно дразнит его. Ледяная Принцесса таяла на глазах. В Тори просыпалась женщина, которая осознала, что у нее есть желания, и пришла, чтобы получить желаемое. Тори сделала еще один шаг к нему. И еще один. То, как медленно сокращалось расстояние, было мукой для Спенса.
 – Я обещаю быть любящей женой, пока мы вместе. Тори улыбалась, хоть губы ее заметно дрожали. Она провела пальнем по его губам, а потом лизнула палец, мгновенно вспомнив вкус его губ. Это придало ей смелости, и она добавила:
 – Конечно, тебе придется еще многому меня научить.
 Спенс молчал. Она подошла вплотную, расстегнула пуговицы на его жилете и развязала галстук. Несколько секунд она держала его в руке, потом просто уронила на пол. Боже, почему на рубашке так много пуговиц? Но вот и они побеждены, и руки Тори скользнули по телу мужа. Она гладила и ласкала его грудь. Какие сильные плечи, как горяча его кожа. Тори коснулась губами завитков волос на груди и почувствовала, как участилось его дыхание. Она потянула рубашку с его плеч… И улыбка ее растаяла.
 – Боже, что это?
 Очнувшись, Спенс опустил взгляд на свои ребра. Вся правая сторона была покрыта ссадинами, а вокруг них расплылся огромный красно-синий кровоподтек.
 – Очень больно?
 «Да, – мысленно ответил ей Кинкейд, – только не там».
 – Нет, – произнес он вслух, – ничего.
 Тогда она принялась осторожно целовать его ссадины. Спенс закрыл глаза. Неужели сейчас он проснется и окажется, что это опять сон?
 – Если ты не очень сильно пострадал, может, я могу получить еще один урок прямо сегодня?
 – Что? – Он с трудом отвлекся от приятных ощущений.
 – Ты не слишком сильно пострадал, чтобы… ну…
 – О нет. Я ведь не умер. Тори улыбнулась:
 – Тогда я хочу попробовать это на вкус.
 Она коснулась губами его соска. Подражая тому, что он делал не так давно с ней, она ласкала языком его грудь. И чувствовала, как совсем рядом с ее губами бьется его сердце.
 – Что любящая жена должна делать дальше? – прошептала она. Руки ее скользнули вниз и замерли у пояса его брюк. Спенс затаил дыхание.
 – Может, она расстегнула бы это? Рефлекторно он подался к ней, и Тори нечаянно коснулась твердой плоти.
 – Да. – Голос его был хриплым.
 Тори расстегивала застежку и ощущала, как рвется наружу его плоть. Где-то внутри ее тела нарастало тянущее чувство, словно там что-то стремилось навстречу, жаждало получить то, что она вот-вот выпустит наружу. Она потянула брюки вниз, потом положила руки на пояс шелкового белья и остановилась.
 – Ох, наверное, сначала надо было снять ботинки.
 Помедлив секунду, она опустилась на колени. Прижалась щекой к выпуклости под белым шелком. Услышала стон мужа, улыбнулась и подумала, что, может, она кое-чему уже научилась? Вообще-то все получалось само собой. Просто надо делать то, что хочется.
 Тори сняла с него ботинки и носки. Села на пятки и, улыбаясь, посмотрела на него снизу вверх:
 – Что мне делать теперь?
 – Что хочешь.
 – Что угодно? – Она недоверчиво смотрела на него, чувствуя, как внутри разгорается пламя. В этом огне плавились все условности и ограничения, которые много лет держали в тисках ее разум и душу.
 – Да, все, что хочешь, милая.
 Тори растерялась. Страстная женщина, много лет дремавшая где-то внутри, была не в силах решить, чего же она хочет. Чувство свободы опьянило и немного напугало ее. Спенс протянул ей руку, помогая встать.
 – Скажи мне, чего ты хочешь? – спросил он. Тори, благодарная за помощь, вложила ладошку в его руку и встала рядом.
 – Я хочу, чтобы ты ласкал меня, как раньше.
 Чуть отступив назад, она сбросила ночную рубашку и с восторгом ощутила, как тело нагревается под взглядом Спенса – словно она опять была на том волшебном пляже и солнце ласкало ее кожу.
 Потом она вынула из прически ленты и встряхнула головой. Тяжелые волосы упали на плечи, теплой волной окатили спину.
 – Иди ко мне, Принцесса, – негромко позвал Спенс.
 И то имя, что вызывало гнев и обиду, теперь отозвалось в ее сердце нежностью. Она наконец почувствовала себя принцессой, спасенной рыцарем из мрачной башни. Она покинула место своего заточения и сейчас пришла в его объятия, чтобы обрести долгожданное счастье. Его губы. Наконец-то Тори смогла признаться себе, как безумно тосковала без их прикосновений, как жаждала вновь ощутить их вкус. Принимая его поцелуй, она приникла к Спенсу: такая радость – его горячее тело, его плоть, к которой она беззастенчиво прижималась бедрами, мечтая ощутить ее внутри себя. Кинкейд подхватил ее на руки и понес на кровать. Тори была счастлива. Сегодня она будет счастлива. И не станет думать о завтрашнем дне. Спенс опустил ее на прохладные простыни, и Тори жадно смотрела, как он снял белье и явил взору объект ее вожделения. Несколько секунд он просто смотрел на ее тело, на разметавшиеся по подушкам локоны, и Тори казалось, что ее кожа нагревается от его золотистого взгляда. Вот он лег рядом, и она повернулась – скорее прижаться, слиться с его телом каждой клеточкой! Ласково проведя кончиками пальцев от шеи до поясницы – это движение заставило ее выгнуться дугой, – Спенс произнес:
 – В этот раз не будет больно.
 – Прошлый раз стоил того, чтобы потерпеть – не задумываясь откликнулась она.
 Тори гладила его грудь, наслаждаясь щекоткой от завитков волос. Но каждый раз, помедлив на талии, ладонь ее ползла вверх, хотя больше всего на свете ей хотелось попробовать на ощупь то, что стальным жезлом, обернутым в теплый бархат кожи, упиралось ей в живот. Словно угадав ее мысли, Спенс прошептал:
 – Делай то, что хочешь.
 Руки Спенса скользили, лаская ее тело, и Тори изгибалась, как кошка, мурлыча от удовольствия.
 – Ты божественна! – выдохнул Спенс.
 Он втянул губами ее сосок и вызвал новый стон, прижав его зубами. Потом его поцелуи пролились на Тори теплым ласковым дождем. Он целовал ее грудь, живот, влажная дорожка спустилась к впадинке пупка – и она млела от удовольствия. Но как только его губы коснулись влажных завитков между ее нежными бедрами, она напряглась и испуганно вскрикнула:
 – Нельзя! – Она уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть, шокированная тем, что ему в голову пришло коснуться ее губами там.
 – Позволь мне попробовать тебя на вкус, Тори. – Спенс поднял голову и смотрел на нее глазами, излучавшими теплый золотистый свет. – Я хочу тебя всю.
 – Правда?
 Его хриплый от страсти голос вызвал дрожь в ее теле.
 – Боже мой, да!
 Он гладил ее бедра, нежными пальцами ласкал чувствительный бугорок до тех пор, пока влага желания не смочила розовые лепестки се губ.
 – Позволь мне, – попросил он вновь.
 Ее тело отзывалось на эту мольбу, оно жаждало его прикосновений, самых смелых ласк. Тори закрыла глаза и откинулась назад, открываясь ему навстречу.
 Какое наслаждение! Она напряглась, приподнимая бедра. Это было немыслимо: позволить мужчине такое! Но теперь – что ж, теперь он знал ее тело лучше, чем она сама, и его язык и губы, исследуя самые сокровенные ее местечки, привели Тори на грань взрыва. Стоны срывались с ее губ, она металась по подушке, выгибаясь дугой и стараясь быть как можно ближе к источнику этой сладкой муки.
 – Еще, еще! – Жар заливал тело, наполняя каждую клеточку, унося ее душу в страну блаженства. Когда первый спазм удовольствия потряс ее, Тори услышала, как ее губы произносят имя Кинкейда. Она хотела заставить себя замолчать, но накатила новая волна – и она снова услышала свой крик.
 Отвечая на призыв, он обнял ее, и Тори вновь выгнулась навстречу, мечтая им обладать. Кинкейд вошел в нее, одним движением соединив их тела. С губ Тори сорвался стон – это было то, чего так жаждало ее лоно, – наполненность, приносящая наслаждение.
 Теперь она двигалась вместе с ним, поднимая и опуская бедра. Она обвила его шею руками – сознание правильности происходящего позволило ей расслабиться. Она обладает им – своим мужчиной. Их тела – единое целое. И души их смешаются так же, как влага их тел… Целую вечность они лежали, тяжело дыша, не в силах разомкнуть объятий. Наконец Спенс приподнялся, и Тори, заглянув в его глаза, увидела там нежность. Она улыбнулась и провела рукой по его заросшей к вечеру щеке.
 – Как твои ребра?
 – Ребра? – удивился он и, сжав ее ладонь в своей, стал целовать ее пальчики, один за другим.
 – Думаю, мне понравится выполнять мою половину сделки, – кокетливо улыбаясь, промурлыкала Тори.
 Спенс замер. Так бывает от неожиданного удара кулаком в живот: боль, удивление и обида. Черт, он забыл, совсем забыл, почему она здесь, и поверил в желаемое – что она любит его. Ее глаза – все еще затуманенные после занятий любовью, но вот кого она видит этими прекрасными серебристыми глазами?
 Он выскользнул из ее тела, нарушая их общность, их мнимое единение. Надо же – как легко он дал себя поймать! Спенсу вдруг стало холодно и одиноко. Откинувшись на спину, он старался обуздать уязвленную гордость. Или это не только гордость? Боже, как больно!
 Тори приподнялась на локтях и с беспокойством посмотрела на него:
 – Все в порядке?
 Нет, хотелось крикнуть ему, не в порядке! Все гораздо хуже, и он не готов к этому. Ни одна женщина не ранила так больно его чувства, не задевала его сердце. Ни одна не вызывала столь сильного желания. Вот она смотрит на него, и ее сосок чуть касается его руки. Чуть-чуть – просто потому, что она лежит рядом. А его уже обуревает новый прилив желания. Обида разрывала душу Спенса. Что она испытывала, когда они занимались любовью? Может, представляла, что это Чарлз целует ее? Боль пронзила сердце. Неужели это и есть любовь? Эта боль и ощущение безысходности от того, что она его не любит?
 – Спенс, с тобой все в порядке?
 Тори наклонилась над ним, и ее волосы упали ему на грудь теплой волной – не исцеляя, а лишь разжигая огонь в ранах души и тела.
 – Я в порядке. Просто немного ноют ссадины.
 Он смотрел на нее и думал о том, что она даже не представляет, какую власть имеет над ним. Каждое прикосновение ее пальцев повышало температуру его крови. Еще чуть-чуть – и она закипит. Спенс обнял ее, и глаза Тори удивленно распахнулись – его тугая плоть снова твердо упиралась ей в живот. Губы ее приоткрылись, она вздохнула, и он понял, что в глубине ее естества поднимается волна ответного желания.
 – Ты уверен, что не слишком устал?
 – Почувствуй сама, Принцесса.
 Он притянул ее поближе и положил на себя сверху так, чтобы его жезл уперся во влажные завитки ее волос. Двигая бедрами, лаская ее грудь, ощущая, как открывается навстречу влажный бутон ее лона, Спенс хрипло спросил:
 – Ты хочешь меня, Тори?
 Она молча улыбнулась и направила его внутрь себя. Влажная тугая плоть сомкнулась вокруг него, и Спенс застонал. Он двигался, стараясь войти глубже, словно это могло помочь ему овладеть не только телом Тори.
 но и душой и стереть из ее сердца память о другом мужчине… Сейчас они снова вместе, их тела слились, дыхание смешалось. Спенс выкинул из головы мысли о том дне когда она забеременеет и он перестанет быть ей нужен. Тогда она уже не станет извиваться под ним, выкрикивая его имя… Но не сейчас, еще есть время…




 Глава 20


 Тори потянулась, сладкий сон не хотел отпускать ее. Вытянув руку, она поискала Спенса, но ладонь наткнулась на шелковую прохладу пустой подушки. Она села в постели. Синие бархатные шторы были отдернуты, и солнечный свет заливая спальню. Часы на камине показывали, что еще раннее утро. Тори улыбнулась и опять откинулась на подушки. А она-то испугалась, что это был всего лишь сои. Но нет – она в его комнате, в его кровати. И надо сказать, это была самая просторная кровать из всех, когда-либо виденных ею. Отделанная богатой резьбой, она размерами и удобством вполне подходила для мистера Кинкейда. Только вот без него тут ужасно одиноко… Из ванной донесся плеск воды, и она поняла, что он, слава Богу, здесь, рядом. Завернувшись в простыню, снедаемая любопытством, она выбралась из постели и пошла к нему. Спенс лежал в ванне. Пар поднимался над водой, солнечный свет, заливавший комнату, играл на влажных волосах и покрытых золотистым загаром плечах. Несколько секунд она разглядывала его обнаженное тело, в который раз удивляясь тому, как он красив. Совершенен. Тори безумно захотелось прикоснуться к нему. Золотистые глаза открылись:
 – Доброе утро, Принцесса.
 – Доброе утро. Какая у вас ванна, мистер Кинкейд! – Тори подошла и опустила пальцы в теплую воду. – Должно быть, такие были в Древнем Риме.
 – Интересно, и чем же древние римляне занимались в таких больших ваннах? – Он с улыбкой смотрел на нее.
 Пальцы Тори пробежались по его руке.
 – Думаю, они устраивали в них оргии. Туг может поместиться несколько человек.
 – Ай-ай-ай, как неприлично! В ванне?
 – А по-моему, звучит интригующе. – Тори отпустила простыню, и она соскользнула на пол. – Но если вы так думаете…
 Она вскрикнула: приподнявшись, Спенс схватил ее за руки и опрокинул в ванну. Всплеск – и поток воды хлынул на пол.
 Обнимая ее, он покрывал поцелуями нежную шею и шептал в маленькую раковину ушка:
 – Кажется, я выпустил на свободу ненасытное чудовище.
 – Ода!
 Держась за него, она скользила по его телу, дразня и прижимаясь бедрами.
 – О! Я чувствую, как просыпается еще одно чудовище! Наверное, это дракон.
 – Боишься, Принцесса?
 – Еще не знаю. Как ты думаешь, найдется ли тут где-нибудь рыцарь? Отважный, вооруженный мечом… Чтобы спасти меня. – Она с интересом наблюдала, как он взял с края ванны кусок мыла и намылил ладони. Аромат восковника наполнил комнату. Руки Спенса утонули в густой пене.
 – Не бойся, Принцесса, это очень дружелюбный дракон.
 Тори вздохнула, когда он коснулся ее тела. Пена покрыла груди, пузырьки щекотали кожу. Пальцы Спенса нашли ее соски, и он гладил и ласкал их до тех пор, пока они не отвердели и не выступили из массы мыльных пузырьков двумя потемневшими вершинками снежных гор. Дыхание ее участилось. Спенс обхватил ее бедра и начал разворачивать Тори в воде. Она открыла затуманенные глаза и удивленно спросила:
 – Что ты делаешь? Я думала, дракон готов к бою.
 – О, он давно готов!
 – Тогда чего же желает мой дружелюбный дракон?
 Спенс развернул ее спиной и посадил перед собой. Массу влажных локонов он положил себе на плечо и шепнул ей на ухо:
 – Я думал, ты пришла принять ванну, Принцесса. Разве нет?
 – Ты прекрасно знаешь, зачем я сюда пришла, – хрипло ответила она.
 Она прижалась к нему спиной, а руки Спенса скользнули по ее груди и вниз, под воду. Чуть приподняв, он посадил ее на себя, и Тори, ощутив себя сидящей на горячем, твердом мужском жезле, с трудом перевела дыхание. Спенс чуть двигал бедрами, и Тори ощущала равномерное, сводящее с ума трение. Оно наполнило ее тело томной готовностью к наслаждению и вместе с тем пробудило внутри страшное ощущение пустоты. А Спенс, прислушиваясь к ее сбивчивому дыханию, нащупал пальцами самый чувствительный бугорок. Скоро дыхание превратилось в стоны, и, не в силах больше ждать, Тори взмолилась:
 – Пожалуйста, Спенс…
 – Ты готова?
 – Да, да! – Она тщетно пыталась приподняться и нанизать себя на источник ее муки и наслаждения.
 – Тише, милая, сейчас. – Он быстро развернул ее лицом к себе, приподнял бедра – и их стоны слились в один, как и их тела.
 Тори плыла. Вода ласкала тело, образуя водовороты и выплескиваясь через край, когда их движения стали резче, нетерпеливее. Но не эти волны несли ее – страсть, кипящая внутри, словно море в шторм, ветер его дыхания, соленый вкус его пота, его губ… Никто никогда не говорил ей, что это может быть так… Что с каждым разом будет все лучше и лучше. Что разум уходит и остаются только чувства… Что можно желать, жаждать, сходить с ума. Стоны отражались эхом от белых мраморных стен. Солнце освещало переплетенные тела и брызги воды. Но они ничего не замечали. Только двое – на всей земле их сейчас было только двое, и лишь неровное дыхание и темп имели значение. Толчок, еще, глубже, глубже, и вот уже она сотрясается от наслаждения. Чувствуя, как ее мышцы сжимаются, Спенс зарычал и тоже достиг пика. Они замерли, обхватив друг друга так, как будто это был последний миг и вокруг них рушилась земля. А потом началось возвращение в реальность, и они вдруг ощутили, что вода стала остывать. Прижимая к себе жену, Спенс думал о том, как сильно эта женщина отличается от той, что еще недавно купалась, не снимая одежды. Он смог, это он пробудил в ней страсть… Но смог ли он затронуть ее сердце?
 – Никогда еще так здорово не принимал ванну. – Он нежно поцеловал ее в плечо, провел губами по шее. – Может, ты потрешь мне спинку?
 – Я подумаю. – Она засмеялась, глядя на него сияющими глазами. Ее волосы лежали на его плечах, как драгоценное кружево. Спенс провел рукой по ее бедру, не сознавая того, что прижимает ее все крепче, словно боясь потерять. Удержать – он должен удержать свою Тори…
 Зазвенели медные кольца, шторы разъехались, и солнце залило комнату ярким светом. Тори застонала и зарылась лицом в подушку.
 – Ну уж нет, не спи! Уже почти полдень, и я чуть жива от любопытства.
 – Пэм! – Тори моргала, не веря своим глазам. – Что ты тут делаешь?
 Пэм опустилась на край кровати и шутливо погрозила подруге пальцем:
 – Мне следовало бы рассердиться на тебя! Подумать только, ты собиралась убежать с ним и ни слова не сказала мне – лучшей подруге!
 – Боже мой! – Тори села, не замечая, что простыня упала и локоны рассыпались по обнаженной груди. Она усиленно терла глаза, пытаясь разогнать остатки сна.
 Пэм засмеялась и дернула подругу за прядь волос.
 – Ничего, ты привыкнешь. Первый раз, когда я проснулась не в своей девичьей кроватке, я тоже никак не могла прийти в себя. Но к этому быстро привыкаешь. Где-нибудь тут наверняка есть пеньюар.
 Пеньюар отыскался на кресле возле кровати, и Пэм торжественно протянула его Тори.
 – А где Кинкейд? Ты видела его сегодня утром? – с некоторой тревогой спросила Тори.
 – Нет, он уехал до моего прихода. Но я вижу записку, которая, может статься, что-то прояснит.
 Только теперь Тори заметила на соседней подушке красную розу, а под ней – белый листок бумаги. Она взяла цветок и обнаружила, что Спенс позаботился обрезать все шипы. Нежный аромат исходил от кроваво-красных лепестков. Тори прижала цветок к губам, наслаждаясь его недолговечной красотой.
 Пэм стояла у окна, наблюдая за подругой с улыбкой любящей матери, которая радуется, видя, как учится ходить ее дитя.
 – Похоже, мистер Кинкейд без ума от алых роз, – лукаво заметила она.
 – Так же как и я, – ответила Тори.
 Она развернула листок и прочла записку. Вздохнула, узнав, что увидит его не скоро – в лучшем случае после обеда.
 – У него дела, – пояснила она Пэм. – Сегодня у него встреча с моим отцом.
 – Подумать только, приди я на пару часов раньше и застала бы его в постели… – с шутливой досадой проговорила Пэм. – Ну может, в следующий раз, если я буду порасторопнее…
 – Пэм!
 – Я шучу! – Она бросила подруге пеньюар. – Хотя… Если он так же хорош без костюма, как в одежде…
 Тори улыбалась. Ее кожа сохранила его запах, и это навеяло воспоминания о ночи… и об утреннем купании в ванне.
 – Он самый прекрасный мужчина из всех, кого я встречала! – воскликнула она со счастливым вздохом. – И я говорю не про то, как он выглядит.
 – Слава Богу! – отозвалась Пэм. – Ты и впрямь его любишь! А я-то опасалась, что ты вышла замуж, только чтобы удовлетворить требования отца.
 Солнце померкло для Тори. Как же она забыла? Как услужлива память: детали сделки, даже мысль о ней – асе это выскользнуло из ее сознания.
 – Тори, что-то не так?
 – Нет-нет, все в порядке. – Она отвела взгляд, торопливо выбралась из постели и, утопая босыми ступнями в пышном ворсе ковра, пошла к окну.
 – С каких это пор мы начали утаивать что-то друг от друга? – В голосе Пэм звучала искренняя тревога.
 Тори смотрела в окно. Там, на одной из каменных скамеек, сидела пара: мужчина и девушка. Они сидели так близко, держась за руки… голова к голове, не замечая ничего вокруг, поглощенные друг другом…
 – Тори, что случилось? – Подруга стояла рядом, ласково касаясь ее плеча.
 Тори посмотрела на нее, увидела тревогу в глазах и вспомнила, что они всегда делились всем – радостями и печалями – как сестры. И сейчас ей очень нужен человек, которому можно доверить тайну, разрывавшую ей сердце.
 – Ты права, Пэм, – печально произнесла она. – Я вышла за Кинкейда, чтобы избежать брака с Хейуардом.
 – Боже мой, Тори! – Пенелопа испуганно прижала руки к груди.
 – Я… я воспользовалась тем, что Кинкейд человек слова, и заставила его жениться на мне. – Она услышала тихий вскрик, но не повернулась и продолжала смотреть в окно. – Мы договорились, что после того, как я забеременею, он даст мне развод.
 – Развод!
 Тори подняла на подругу полные отчаяния глаза:
 – Пэм, ты же не отвернешься от меня, если я разведусь?
 – Конечно, нет! – Пэм нежно взяла ладони Тори в свои. – Но развод! А может быть, тебе удастся уговорить его жить отдельно, но сохранить брак?
 Тори закусила губу и молча покачала головой. Если она откроет рот, слезы хлынут рекой.
 – Но ведь ты любишь его!
 – Люблю? – Тори отняла руки и отвернулась к окну. – Да я едва его знаю.
 – А что же ты к нему испытываешь?
 – Я… не знаю. – Она говорила тихо, разглядывая простое золотое колечко на своем безымянном пальце. – Когда я встретила его впервые, он показался мне нахальным, высокомерным и эгоистичным. И все же уже тогда он затронул мое сердце, как никто прежде. В нем так много энергии, так много жизни. Мне кажется, что он оживляет все вокруг. Жизнь обретает смысл и краски… Знаешь, я очень долго думала, что люблю Чарлза. Но тогда все было по-другому. Я не могу объяснить, но теперь я усомнилась – была ли это любовь?
 – А Кинкейд?
 – Кинкейд. – Тори прислонилась затылком к прохладному стеклу. Взгляд ее упал на кровать – на смятые простыни… – Иногда мне хочется его удавить. Ты не представляешь – я кричала и ругалась и ссорилась с ним, как никогда не позволяла себе прежде. Он провоцирует меня, переворачивает все с ног на голову. Иногда я уже не могу понять, где истина, а где ложь… Но иногда… – Тори подумала о вчерашней ночи, – он бывает очень добрым и нежным. Он умеет заботиться о людях. А когда прикасается ко мне… я схожу с ума. Все куда-то исчезает, и остаемся только мы – словно первые люди на земле…
 – Подружка, да ты же любишь его! Любит? Тори вздохнула.
 – Это не имеет значения. Мы заключили сделку. Когда придет время, я дам ему развод. Это будет честно.
 – Но зачем быть такой честной?
 – Я умею держать слово и не опущусь до обмана.
 – Знаю-знаю, я не это имела в виду. – Пэм теребила кружево своего платья. – Я подумала, тебе надо сделать так, чтобы он в тебя влюбился.
 Тори горько рассмеялась:
 – И каким же образом?
 – Ну, ты могла бы начать с того, чем вы занимались прошлой ночью, и почаще.
 – Это его сторона сделки. Он просто выполняет договор. – Тори покраснела.
 – Но ты же такая красивая, Тори! И умная! Если захочешь, ты сможешь сделать так, что он будет умирать от одного твоего взгляда.
 – Ты права, это такой пустячок! – Тори опустилась в кресло. – Взять и просто заставить красавца, к ногам которого падают все женщины, меня полюбить!
 Пэм уселась на пол, не думая о том, что мнет свое элегантное светло-зеленое платье, и заглянула подруге в лицо.
 – Тори, развод – это всегда грязь и проблемы. Для него же было бы намного проще сохранить брак. Особенно если у вас будет ребенок. Я уверена – он не захочет отказаться от своего ребенка.
 – Я не хочу, чтобы он оставался со мной из-за ребенка. Он получит свободу. А ребенка сможет видеть, когда… если захочет. – Даже если ее сердце разорвется.
 – Бедняжка, ты так сильно влюблена в него! – Пэм погладила судорожно сжатые руки Тори.
 – Не важно, какие чувства я испытываю к нему… Важно, что испытывает он!
 – Тогда дай ему знать о своих чувствах, не скрывай их! Тори гордо вздернула подбородок:
 – Я не приму его жалость!
 – Тори, послушай меня…
 – Нет, это ты послушай! Если бы Нед не сделал тебе предложение, ты стала бы его просить жениться на тебе?
 – Нет, конечно, нет! – Пэм даже отшатнулась.
 – А я это сделала! И теперь не собираюсь упрашивать его сохранить этот брак. Если я ему нужна, он сам мне скажет.
 Никогда, никогда она не будет навязываться и выпрашивать! Гордость не позволит.
 – Я понимаю. – Пэм через силу улыбнулась и постаралась придать своему лицу уверенное выражение. – Не сомневаюсь, к тому времени, как вы обзаведетесь ребенком, он будет влюблен так сильно, что и слышать не захочет о разводе.
 – Может быть… – Тори закусила губу. – Но мне почему-то кажется, Кинкейд будет просто счастлив услышать, что сделка исчерпала себя и он свободен.
 – Не переживай, дорогая, у тебя полно времени, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Прошло несколько лет, прежде чем у нас появилась Эми.
 – Правда? – Тори улыбнулась. – А я точно помню, что она родилась через год после свадьбы.
 – Неужели? Ну, значит, мне так показалось. Но мы хотели бы еще одного малыша, а ведь прошло уже пять лет – и ничего! Хотя, поверь, мы вовсю стараемся.
 – Вообще-то ты права. – Тори ухватилась за соломинку. – Вдруг я не сразу забеременею? Это ведь и правда может занять год или даже два.
 – Или три! – Пэм вскочила на ноги и принялась поправлять платье. – Я уверена, что…
 Раздался стук в дверь.
 – Думаешь, он вернулся? – Пэм уставилась на подругу.
 – Вряд ли, – прошептала Тори, но руки ее все же взметнулись к волосам, и она постаралась хоть как-то привести в порядок непослушные локоны.
 Пенелопа открыла дверь, и вошла Милли.
 – Вам записка, мисс. – Она протянула Тори маленький белый конверт.
 Тори сломала печать и вынула листок. Она прочла письмо, глянула на подпись – Пэм испуганно кинулась к ней:
 – Что случилось? Ты стала белее этой бумаги. Что там? Вместо ответа Тори протянула письмо подруге.
 Пэм прочла и удивленно посмотрела на Тори:
 – Что ты будешь делать? Что ему надо?
 – Не знаю. – Тори вскочила с кресла. – Милли, приготовь, пожалуйста, мое голубое платье. То, с серыми кружевами.
 – Хорошо, мисс.
 – Ты ведь не пойдешь туда? – Пэм схватила Тори за руку, как только Милли вышла из комнаты.
 – Пойду. Я должна.
 – Тори, он создаст тебе новые проблемы.
 – Мы даже не знаем, что ему нужно.
 – Я… слышала кое-что. Так, слухи. Он уходит из дома каждый вечер и иногда пропадает на несколько дней. Кое-кто говорит, что он ездит в портовый район.
 – Это только слухи! – Тори отняла руку. – Люди всегда предполагают худшее. Я должна выяснить, чего он хочет.
 – Я поеду с тобой! – Пэм схватила кружевную накидку.
 – Я поеду одна. – Тори выдавила улыбку и постаралась выглядеть уверенно. – Не волнуйся, я буду осторожна.
 Тори вышла из экипажа на Хайт-стрит, у одного из входов в парк. Чем дальше она углублялась в зеленую прохладу аллей, тем тише становилось вокруг, шум города отдалялся и замирал где-то за деревьями.
 – Покупайте шарики! – зазывно кричал молодой светловолосый торговец.
 Ему вторили продавцы засахаренных орешков – каждый расхваливал свой товар.
 Тори почувствовала голодный спазм в желудке и вспомнила, что пропустила не только завтрак, но и ленч. Она купила орешки, и вкус сластей живо напомнил ей детство – ни одна поездка в парк не обходилась без сладкого, липкого лакомства. Тори вспомнила, как когда-то давно в этом самом парке они с Чарлзом проводили время вдвоем – держась за руки и строя планы на будущее. Планы, которым так и не суждено было сбыться. Она пошла в глубь парка, но потом замедлила шаги. Возможно, она делает ошибку. Все это было так давно – и парк, и Чарлз. Ладони ее вспотели. И все же она должна увидеть его. Должна. Она повернула у обсерватории и свернула на тропинку, которая вела к каменной скамье, полускрытой деревьями. Там протекал звонкий ручей и был даже небольшой водопад. Подле него и стоял Чарлз, задумчиво глядя на бегущую воду. Вот он обернулся, прошептал ее имя и шагнул навстречу, протягивая руки. Несколько секунд они стояли, держась за руки. Тори смотрела в его лицо и чувствовала, как шелухой отлетают прочь годы. Нет, конечно, они встречались – живя в одном городе и вращаясь в одном обществе, это было неизбежно, хотя оба и старались свести общение к минимуму, обмениваясь при встречах лишь вежливыми фразами и равнодушными взглядами. Чарлз смотрел на нее с улыбкой:
 – Ты так красива – прекраснее, чем была прежде.
 – Спасибо. – Руки Тори выскользнули из его ладоней, и она чуть отступила назад. – Ты тоже хорошо выглядишь.
 – Я кое-что принес, но, боюсь, ты не захочешь… – Он вынул из кармана кулек засахаренных орешков.
 Зачем он купил их? Чтобы заставить ее вспомнить прошлое?
 – На этот раз я купила их сама, – спокойно произнесла она.
 Он кивнул и сунул кулек в карман.
 – Я боялся, что ты не придешь.
 – Мне было любопытно. О чем ты хотел так срочно со мной поговорить после стольких лет разлуки?
 – Я прочел в газетах о твоей свадьбе.
 – И решил лично поздравить меня? – Вопрос прозвучал «не слишком дружелюбно.
 – Мне было просто необходимо увидеться с тобой. Я знаю о Хейуарде, знаю, что твой отец пытался заставить тебя выйти за него замуж.
 – Правда? – Она села на каменную скамью и устремила взгляд на воду. – Кто же рассказал тебе?
 – Однажды вечером Хейуард здорово напился и… принялся хвастаться, что старик Грейнджер умоляет его жениться на его дочери, так что скоро он приберет к рукам все его миллионы.
 Тори слушала молча, гадая, сколько еще людей в городе в курсе ее позора. Да уж, похоже, последние несколько лет она и сплетни в ее адрес служили для общества неплохим развлечением.
 Чарлз опустился на скамью.
 – Мне неприятно думать, что тебя все же принудили к браку, даже с таким человеком, как этот Кинкейд.
 Тори не нужна была его жалость. В ней крепла уверенность, что ей вообще ничего не надо от этого человека.
 – Я перестала быть предметом твоих забот много лет назад, – сухо проговорила она.
 – Разве ты не знаешь, Тори? – Он с тоской всматривался в ее лицо, словно не узнавая сидящую рядом женщину. – Я все эти годы любил тебя.
 Боже мой, сколько раз она мечтала именно об этом – он возьмет ее руку и скажет, что всегда любил только ее и будет любить до гроба. И вот, пожалуйста, теперь она жалела, что услышала эти слова!.
 – Ты не должен так говорить.
 – Почему? Это правда. – Он вздохнул. – Я женился на Аннет только из-за ребенка.
 – Если бы ты не испытывал к Аннет никаких чувств, не было бы и ребенка.
 – Это случилось только один раз – после бала у губернатора.
 Тори помнила этот вечер и как зол был Чарлз, когда она отказалась заняться с ним любовью.
 – Я отвез тебя домой и вернулся на праздник. Аннет была там. – Он передернул плечами и уставился на водопад, – Клянусь, я и не собирался жениться на ней. Я не хотел тебя бросать.
 Так странно было узнать правду через семь долгих лет.
 – Может, она была влюблена в тебя?
 – Она была влюблена в деньги моего отца. – Он взял ее руку, затянутую в перчатку, и поднес к губам. – Поверь, я пытался, я очень старался быть примерным семьянинок!… Но так и не смог забыть тебя. Хотя я знал – ты уже никогда не согласилась бы быть со мной, даже если бы Аннет дала мне развод. Ты никогда не согласилась бы связать свою жизнь с разведенным человеком.
 Тори посмотрела ему в глаза и отвела взгляд – она жила с этой болью целых семь лет и вот теперь вновь увидела ее – в его глазах.
 – Но ты все не выходила замуж, и я начал надеяться, что вдруг небезразличен тебе.
 Конечно, небезразличен! Или нет? Она слушала его голос, который сливался с журчанием ручья, и ей казалось, что речь идет о ком-то другом, а не о ней самой.
 – Четыре года назад я попросил Аннет дать мне развод, но она отказала. Я повторял эту просьбу год за годом каждый день! Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Я начал ненавидеть ее, тебя, всех женщин. Я… связался с дурной компанией.
 Чарлз умолк. Тори разглядывала его с новым для нее чувством отстраненности. Теперь она видела морщины у рта и в уголках глаз, седину в бороде и волосах. Он сильно сдал за эти годы.
 – Я иногда приходил сюда… А ты, Тори?
 – Нет. Я пыталась забыть…
 – Ты все еще любишь меня. Я вижу это по твоим глазам. – Чарлз улыбнулся и обнял» ее за талию.
 – Нет, я не люблю тебя, Чарлз.
 – Докажи.
 Он прижал ее к груди, и Тори не колебалась. Да, она докажет, но не ему, а себе. Она открыла губы ему навстречу – но… ничто внутри не отозвалось на его поцелуй. Она улыбнулась. Свободна!
 – Ты раньше так не целовалась… – Голос Чарлза звучал хрипло, и он прижал ее еще крепче. Тори попыталась отстраниться, но он не отпускал ее и говорил со страстью в голосе: – Ты же любишь меня, Тори. Признай это! Теперь все будет хорошо – теперь мы можем быть вместе. Даже если ты забеременеешь – все будет шито-крыто, раз ты замужем…
 Тори задохнулась, поняв, о чем он говорит.
 – Странно, что ты не предложил мне этого раньше, – горько сказала она. – Я бы давно вышла замуж за какого-нибудь чудака, а медовый месяц провела бы с тобой.
 Она наконец высвободилась из его рук.
 – Послушай, Тори, это прозвучало немного… Я не хотел.
 – Правда? – Она смотрела на него сверху вниз. – А чего ты хотел?
 – Не знаю… Я, похоже, просто потерял рассудок.
 Он тоже страдал. Она верила ему, потому что видела и боль в глазах, и то, как он изменился. Но теперь это ничего не меняло.
 – Мне жаль, Чарлз. Но возможно, мы просто не были созданы друг для друга, и все, что случилось семь лет назад, – к лучшему.
 Он хотел что-то возразить, но Тори прижала пальцы к его губам.
 – Нет-нет, молчи. Давай расстанемся друзьями. Чарлз схватил ее руку, жадно целуя полоску кожи над перчаткой.
 – Мы будем вместе, я знаю! Ты же любишь меня. Я добьюсь тебя, вот увидишь!
 – Мне надо идти. – Она сделала шаг в сторону. Чем быстрее они расстанутся, тем лучше.
 – Скажи, что мы увидимся вновь. – Он не отпускал ее покачала головой: Прощай, Чарлз.
 Она пошла прочь по аллее, спиной чувствуя его взгляд, но ни разу не обернулась. Призраки остались в прошлом. Бен спрятался за ствол большой сосны, когда Тори поспешно прошла мимо. Иголки сыпались за ворот пиджака. Сначала он пытался убедить себя, что она просто пришла повидать старого друга. Но этот поцелуй… Друзья так не целуются, он же не слепой. Может, именно поэтому Спенс и попросил его приглядеть за женой? Чем больше Бен об этом думал, тем меньше ему нравилось положение, в котором он оказался. Как, черт возьми, он скажет лучшему другу, что его жена встречалась с другим мужчиной?




 Глава 21


 Тори вернулась в отель и была немало удивлена, застав Милли в своей спальне. Служанка поднялась с дивана, нервно ломая руки, и выглядела очень несчастной.
 – Что случилось, Милли?
 – Вернулся мистер Кинкейд, мисс. Он спросил, где вы, а я не знала, что сказать…
 – И что же ты сказала?
 – Что вы пошли прогуляться в парк.
 Тори улыбнулась. На душе было легко, словно там, в парке, она оставила тяжелую цепь, сковывавшую ее сердце.
 – Я и правда гуляла. – Она стянула с рук перчатки и теперь расстегивала пелерину.
 – Да, мисс. – Милли уставилась в пол.
 – Не надо так расстраиваться.
 – Да, мисс. – То же выражение глубокой печали на личике.
 – Милли, посмотри на меня. – Тори вынула булавку, чтобы снять шляпку, – Все хорошо.
 – Правда, мисс? – Девушка смотрела на хозяйку недоверчиво.
 – Я похоронила там, у ручья, свое прошлое. – Тори бросила Милли шляпку и засмеялась. – Иди сюда, помоги мне расчесать волосы.
 Теперь она заново обдумала идею Пэм и решила: что бы там ни было, но она не сдастся без борьбы и попытается завоевать сердце Кинкейда.
 Пятнадцать минут спустя, освеженная, причесанная и решительная, Тори отправилась на поиски мужа. Она нашла Спенса в кабинете. Он стоял у окна, глядя на улицу. Зеленые бархатные шторы, белая рубашка, непринужденная поза – словно полотно «Портрет неизвестного». Нет, лучше так: «Портрет красивого мужчины» кисти неизвестного художника. Она заметила, как плечи его напряглись, и догадалась, что он почувствовал ее присутствие.
 – Ты вернулась. – Голос прозвучал холодно и сухо. – Войди, Тори, и закрой за собой дверь. Нам надо кое-что обсудить.
 Теперь она расслышала еще и гнев.
 – Что-то случилось?
 – Случилось. – Он пошел к ней, не торопясь, не делая ни одного резкого движения. Но в Тори проснулся страх, словно это не человек приближался, а хищник.
 – Что же?
 Вот он уже близко. Его руки уперлись в закрытую дверь по обеим сторонам ее головы. Ноздри ее раздулись, и страх начал уступать место возбуждению. Она почувствовала опасность.
 – Я чем-то вам не угодила?
 – Есть пара вещей, которые ты должна запомнить, Принцесса.
 – Каких же?
 – Нельзя так бессовестно бросать мужа. С тех пор как я целовал тебя в последний раз, прошло шесть часов и сорок три минуты. Я с ума схожу от нетерпения.
 – Боже… я… ты дразнил меня! – Ее колени дрожали – так она испугалась.
 – Я что, правда напугал тебя? – Он удивленно смотрел на нее.
 – Не важно.
 – Важно. – Он притянул ее к себе и зарылся лицом в волосы. – Прости меня, я не хотел.
 Она молча прижималась к его сильному телу, чувствуя, как жизнь возвращается. Спенс осторожно вынул шпильки, и волосы, только что столь старательно уложенные Милли, волнами упали на плечи. Он целовал ее шею, ямочку у ключицы, ладони его наполнились тяжестью ее грудей…
 Раздался стук в дверь и бодрый голос Бена:
 – Эй, Спенс!
 Тори отпрянула от мужа.
 Дверь распахнулась. Бен посмотрел на них и, нахмурившись, буркнул:
 – Я зайду позже.
 Тори словно окатили холодной водой. В светло-голубых глазах Бена она прочла откровенное неодобрение, и все старые правила и предрассудки мгновенно ожили в ней. Подумать только, еще несколько минут, и она позволила бы мужу овладеть собой прямо здесь, на полу.
 – Нет-нет, раз у вас дела, я пойду. – Она пошла к двери, наступая на рассыпанные по полу шпильки.
 – Так быстро? – Спенс поймал ее за руку.
 Тори покраснела. Она чувствовала себя полуголой, хотя в беспорядке была только прическа. Опустив глаза, она пробормотала:
 – Я зашла на минутку, сказать, что нас пригласили к Пэм на ужин. Ты пойдешь?
 – С тобой – на край света. – Спенс поцеловал ее ладонь.
 – Мы должны выехать не позже пяти. Из-за ребенка они рано садятся за стол.
 – Я буду готов. – Он нежно улыбнулся ей.
 Сердце Тори заколотилось. Так не смотрят на того, кто тебе безразличен. Вдруг он и правда начинает испытывать к ней что-то?
 – Я пойду, – прошептала она и выскользнула из комнаты.
 Бен посторонился, пропуская ее.
 – Я помешал? – спросил он, внимательно глядя на друга.
 – Да нет, не успел. – Спенс усмехнулся и подмигнул. – Было бы хуже, если бы ты заявился на десять минут позже. – «Черт бы тебя побрал», – подумал Кинкейд про себя. Еще чуть-чуть, и он овладел бы ею прямо здесь – на полу, на столе… Не важно где – эта женщина сводит его с ума.
 – Я никогда прежде не видел, чтобы женщина так увлекла тебя, – проворчал Бен.
 – У меня никогда раньше не было такой женщины. – Спенс отвернулся, не желая слишком явно показывать, какую власть имеет над ним Тори.
 – Да уж, она красотка. Из тех, что могут вывернуть парня наизнанку.
 Спенс сел в кресло и попытался собраться с мыслями.
 – Что ты хотел?
 Бен несколько секунд медлил, потом заговорил:
 – Хотел узнать, нет ли новостей о Слеттере.
 – Что-то не так? – Спенс наконец увидел, что его приятель явно не в своей тарелке.
 – Да нет. – Бен сунул руки в карманы и постарался выглядеть естественно. – Как ты думаешь, наш вчерашний налет поможет покончить с ним?
 – Боюсь, что нет. Казино лишь часть его бизнеса. Наши люди в Чикаго надеются скоро выйти на дом, где держат девушек. Как только мы прекратим поступление женщин, мы нанесем Слеттеру смертельный удар.
 – Понятно… Думаю, сегодня вечером тебе понадобится пара ребят для охраны.
 – Пожалуй, да.
 – Я пошлю Кэла и Мака. Желаю приятного вечера. – И Бен торопливо вышел.
 Спенс задумчиво смотрел ему вслед. У него было неприятное чувство, что дурное настроение Бена как-то связано с Тори. Сначала он хотел было поручить ее охрану кому-нибудь другому, потом одумался. Черт, да ведь это ревность! Ну нет, так низко он еще не пал. Спенс посмотрел на кучу бумаг на столе. Надо работать… Черт с ним, работа подождет. Он не успел кое-что сказать жене. И, вскочив на ноги, мистер Кинкейд отправился на поиски Тори. Тори смотрела на Спенса, сидевшего напротив нее за обеденным столом, и гордость наполняла душу. Как он хорош! И он так легко поладил с ее друзьями, словно знал их всю жизнь.
 Тори вспомнила, сколько раз она, сидя за этим самым столом, мечтала, что когда-нибудь у нее будет такой же любимый муж, как Нед, и такое же очаровательное дитя, как Эми. И вот теперь она испытывала удовлетворение. Она нашла своего мужчину. Главное, не вспоминать, что это ненадолго. Эми дергала Спенса за рукав. Надо же, пятилетняя рыжеволосая красавица влюбилась в него с первого взгляда и прониклась к ее мужу безграничным доверием.
 – Эми, не надоедай мистеру Кинкейду! – Нед напрасно пытался выглядеть строгим отцом. Было совершенно очевидно, что он без ума от дочки и она вертит им как хочет.
 – Красивая женщина не может надоесть, – возразил Спенс с лукавой улыбкой.
 После обеда девочка взяла его за руку и повела к большому креслу-качалке у окна гостиной.
 – Вы когда-нибудь видели слона, дядя Спенс? – спросила она, забираясь к нему на колени.
 – Однажды. – Спенс осторожно обнял малышку.
 Эми показывала ему картинки и рассказывала любимые сказки. Тори, сидя рядом с Пэм, смотрела на него затуманенным взором. Вот он поднял голову и улыбнулся ей. Она опять позволила себе помечтать… Но говорят, мечты иногда сбываются… Тори была счастлива. Она провела вечер с друзьями, и не одна, а с мужем. Теперь они ехали домой, ее голова покоилась на широком плече Спенса, а каждый толчок экипажа заставлял ее прижиматься теснее к нему… и тогда ей казалось, что вечер еще не окончен.
 – Когда я была девочкой, я всегда представляла себе, что в том доме, мимо которого мы проезжаем, живет Спящая Красавица, что это ее заколдованный замок.
 Тори показала на четырехэтажный дом за узорчатой оградой. Освещенный лунным светом особняк и впрямь напоминал заброшенный замок.
 – Я придумала, что за этими стенами спят король, королева, слуги и принцесса, и все ждут, когда придет принц и снимет заклятие.
 – Похоже, тут уже много лет никто не живет, – задумчиво протянул Спенс, разглядывая дом.
 – Почти двадцать лет. Миссис Чемберлен уехала к дочери в Нью-Йорк. Отец говорил, что многие пытались купить особняк, но она отказала всем под тем предлогом, что не нашла пока достойных обитателей для своего прекрасного дома…
 Тори замолчала, почувствовав, как напрягся Спенс. Навстречу им ехал экипаж. Копыта лошадей все громче стучали по мостовой. Кучер, закутанный в черный плащ, сидел неподвижно, словно статуя. Спенс достал из кармана револьвер – лунный свет тускло блеснул на темной стали. Он подвинулся на сиденье так, чтобы прикрыть собой жену. Тори затаила дыхание. Экипаж приближался. Когда они поравнялись, она успела заметить, как чуть отдернулась штора и в освещенном окне мелькнул профиль мужчины: тонкий нос, повязка на глазу. Колеса все тише стучали по камням – карета удалялась. Спенс убран оружие и откинулся на сиденье.
 – Прости, о чем ты говорила?
 – Не помню. Думаешь, это был Слеттер?
 – Бог с ним. Надеюсь, я усвоил урок, потому что теперь перестал доверять встречным экипажам.
 В это время раздался гул, потом резкий рык, словно огромной кошке наступили на хвост, и перед их каретой заметались огни. Лошади шарахнулись – через перекресток проезжал автомобиль. Спенс сумел удержать лошадей и теперь успокаивал их ласковым голосом. Тори прижала руку к бешено бьющемуся сердцу: не одна упряжка понесла при встрече с этим шумным чудовищем. Были даже погибшие.
 – Я подумываю купить такой, – проговорил Спенс. – У этих машин большое будущее.
 – Ты правда так думаешь? Но они такие шумные, да и запах… И в крутую гору они не могут подняться.
 – Ничего, скоро все изменится. – Спенс подмигнул ей. – Я вложил в это дело кругленькую сумму и нашел в Мичигане очень толкового парня. Надеюсь, он доведет их до ума.
 – А мне кажется, мистер Кинкейд, что вы выкинули деньги на ветер.
 – Может, да, а может, и нет. Но что это за жизнь без риска?
 Действительно, подумала Тори. Но каждый рискует по-своему. Может, стоит рискнуть и попросить его провести эту ночь с ней?




 Глава 22


 И вот они в «Хэмптон-Хаусе». Провожая жену до двери ее спальни, Спенс по пути заглянул в открытую дверь своей комнаты: постель готова. Он мучительно думал, как бы поделикатнее спросить жену, не согласится ли она провести с ним ночь. И вдруг Тори остановилась, не дойдя до своей двери.
 – Я подумала… – Она уставилась на огромную вазу с желтыми розами в углу холла. – Может быть, ты не будешь против.. Можно мне остаться с тобой на ночь?
 Спенсу показалось, что он сейчас просто лопнет от счастья. Но он нахмурился, скрывая улыбку, потер подбородок и протянул:
 – Ну, я не знаю… Ты здорово пинаешься. Сегодня утром я проснулся и понял, что еще немножко и я окажусь на полу…
 – Я… прости. – Тори закусила губу и уставилась в пол.
 – Принцесса, посмотри на меня! Я пошутил, милая. Если с сегодняшнего дня ты будешь использовать свою спальню только как гардеробную, я буду счастлив.
 Он подхватил ее на руки и понес к своей двери. В спальне Кинкейд поставил Тори на пол и, чувствуя, как ее твердые соски упираются ему в грудь, принялся расстегивать множество маленьких, обтянутых шелком пуговок на шелковом платье цвета бургундского вина. Наконец платье с тихим шелестом легло у ног Тори. Сверху кучкой взбитых сливок упали нижние юбки.
 Спенс сделал шаг назад и попросил:
 – Распусти волосы.
 «Я запомню тебя такой, – подумал он. – Вдруг все же придет время, когда мне не останется ничего, кроме воспоминаний».
 Тори послушно принялась вынимать из волос шпильки и гребни. Густые локоны упали до пояса. Спенс задыхался, ему не хватало воздуха: она так прекрасна и соблазнительна – белая невинная рубашка, в вырезе которой видны высоко приподнятые корсетом груди. Но теперь это уже не та испуганная девушка, которая так забавно заворачивалась в черный шелк простыней. Перед ним стояла молодая женщина, познавшая страсть, нашедшая свою женственность и осознавшая ее силу. И это его погибель, потому что он влюбился – первый раз в жизни! Спенс разделся, кинув пиджак на ближайший стул, сверху бросил револьвер, рубашку… Жена смотрела на него, и он ощущал ее взгляд как ласковое прикосновение. Потом Спенс остановился и с притворной суровостью заявил:
 – Ты кое-что должна мне, ты помнишь?
 – Что же?
 Он повернулся и, ощущая на себе ее взгляд, пошел к бюро, поднял крышку, и Тори увидела граммофон. Зазвучал вальс Штрауса, и Спенс торжественно объявил:
 – Ты должна мне танец.
 Он протянул руку, и Тори, чувствуя себя неуклюжей и неловкой, пробормотала:
 – Я не умею танцевать вальс.
 – Я научу тебя.. – Он заключил жену в объятия.
 – Еще один урок? – Улыбаясь, она взглянула ему в лицо.
 – Я помню, что ты прекрасная ученица, очень быстро все схватываешь.
 – Это потому, что у меня хороший учитель.
 – Спасибо. А теперь положи руку мне на плечо и просто следуй за мной.
 Спенс, отсчитывая ритм, повел ее, но через два шага туфелька Тори опустилась на его ногу. Он скривился от боли:
 – Надо было заставить тебя снять туфли.
 – Сними. – Она протянула ножку.
 Спенс опустился на одно колено и поставил ее ступню себе на бедро. Он снял туфельку и, поглаживая ее ногу сквозь чулок, медленно двигал ее вперед, пока пальчики Тори не коснулись выпуклости на его брюках.
 – По-моему, это уже другой урок, – лукаво улыбнулась его жена.
 – И каков же предмет?
 – Полагаю, искусство обольщения.
 – Этому тебя не надо учить. – Он снял вторую туфельку, и теперь ее ножка сама скользнула вперед, и пальчики шаловливо погладили теплую шерсть.
 – Правда? Спенс засмеялся и поднялся на ноги.
 – Давай-ка еще разок.
 Через несколько медленных движений Тори уловила ритм, они закружились в танце, и смех ее вторил звукам скрипок. Но вот они перестали скользить по кругу и теперь, стоя на месте, покачивались, тесно обнявшись. Тори чувствовала себя Принцессой – неповторимой и единственной – и была ему благодарна, что он сумел сделать ее такой. Она мысленно поблагодарила Чарлза за то, что он бросил ее у алтаря. Иначе она не нашла бы своего мужчину и не познала бы огня настоящей страсти. Она подняла лицо, губы их слились, и Спенс упал спиной на кровать, увлекая ее за собой. Смеясь, они избавлялись от остатков одежды, томимые желанием прижаться к телу любимого человека, чтобы кожей почувствовать жар возбужденной плоти. Спенс целовал ее, лаская губами и языком каждый уголок ее тела. А она стонала и смеялась от счастья.
 – Ты такая сладкая, – шептал он, – и кожа твоя пахнет медом.
 Тори посмотрела в его золотистые глаза и подумала: а почему бы ей тоже не попробовать на вкус то, что столь совершенно на вид? Она вывернулась из рук Кинкейда и оказалась сверху, рассыпав локоны по его груди. Лизнула маленький мужской сосок и, услышав, как он втянул в себя воздух, улыбнулась и скользнула губами к его бедрам. Потом подняла голову и капризно произнесла:
 – Вкусно, но солоноват немножко.
 Прежде чем он успел ответить, Тори опустила голову и начала ласкать языком его возбужденную плоть.
 – Такой гладкий – и такой твердый, – бормотала она. Хриплым от страсти голосом Спенс объяснил ей, что надо делать, чтобы доставить удовольствие мужчине. Тори быстро уловила суть, добавила то, что подсказывал ей инстинкт, и из груди Спенса вырвался стон. В следующий момент она оказалась лежащей на спине.
 – Что-то не так? – Тори с тревогой смотрела, как на его скулах ходят желваки.
 – О да! Еще чуть-чуть, и я выплеснул бы семя прямо тебе в рот.
 – Правда? – Тори была удивлена, что смогла так быстро подвести его к краю. И мельком подумала, что как-нибудь надо будет попробовать на вкус, каково же оно – его семя…
 Но как только Спенс вошел в нее, соединив их тела, асе мысли улетучились. Остались только страсть и ритм, который бился где-то внутри, заставляя двигаться, подниматься навстречу его толчкам, чувствовать, как внутри растет нечто, как поднимается волна, все выше и выше, стон… глубже… губы впились в его рот… смешалось дыхание – и вот он замер на миг, когда она достигла пика наслаждения, и мышцы внутри ее тела сократились, заставив его зарычать и прийти к вершине. Она протянула руку и коснулась его щеки. Скоро эти черные точечки превратятся в утреннюю щетину, которая так восхитительно колется…
 Как жаль, что она не знала его раньше, когда он был ребенком, а потом юношей.
 – Расскажи мне о себе, – вдруг попросила она.
 – Что ты хочешь знать? – Он ласково расчесывал пальцами ее волосы.
 – Все.
 – Спрашивай, а я буду отвечать, хорошо?
 – Сколько у тебя братьев и сестер?
 – Два старших брата: Александр и Тайлер. А еще у меня есть сестричка Аманда. Ей в этом декабре исполнится двадцать три.
 – Наверняка она красива.
 – Слишком.
 – А почему ты не захотел быть хозяином ранчо? Спенс ответил не сразу.
 – Я хотел сам начать дело – свое.
 Он пошевелился, и его жезл начал выскальзывать из тела Тори. Какие-то мышцы, о существовании которых она и не подозревала, сжались, стараясь удержать источник удовольствия. Тори увидела удивление на его лице и с тревогой спросила:
 – В чем дело?
 – Некоторые женщины согласились бы продать душу дьяволу за это.
 – Не понимаю.
 – Ты сжимаешься там, внутри, и не отпускаешь меня.
 – Это хорошо? – Она прижалась щекой к его груди.
 – О да!
 Наверное, это и впрямь хорошо, подумала Тори. Значит, у нее есть нечто, чего нет у большинства других женщин.
 – А каким ты был в детстве?
 – А как ты думаешь?
 – Думаю, ты был из тех сорванцов, что приносят в карманах змей и подкладывают их в кровать братьям.
 – Ну нет. Змей я не люблю.
 – Ты их боишься?
 – Ну, скажем так, я предпочитаю не встречаться с ними лицом к лицу.
 – Не могу представить, что ты можешь чего-то бояться. – Тори засмеялась.
 – Все мы чего-то боимся. – Почему-то он, сказав это, обнял ее еще крепче.
 – А как зовут твоих родителей?
 – Джейсон и Саманта.
 – Ты похож на отца?
 – Мать всегда говорила, что я точная его копия.
 – Тогда понятно.
 – Что?
 Тори улыбнулась. Понятно, почему английская леди снизошла со своих высот и вышла замуж за ковбоя из Техаса.
 – Потом скажу, – пообещала она.
 – Ах вот как? Становишься загадочной?
 – Женщина должна иметь один-два маленьких секрета.
 Спенс засмеялся и поцеловал ее в кончик носа:
 – Да, кстати, я сегодня открыл счет в банке на твое имя.
 – Благодарю, но у меня есть деньги. – От него не ускользнуло, что тело Тори напряглось, а голос прозвучал суховато.
 – Сомневаюсь, что теперь Куинтон сочтет нужным оплачивать твои счета.
 И уж точно он, Спенсер Кинкейд, не позволит, чтобы кто-то, кроме него, оплачивал счета его жены.
 – Мне не нужно много. И того, что есть, вполне хватит до… – Она умолкла.
 – До развода, – закончил Спенс, ощущая в груди уже хорошо знакомую тупую боль.
 Он разжал объятия, чувствуя, как обида и гнев наполняют душу.
 – Что, опять решила, будто я пытаюсь тебя купить? – горько спросил он, садясь на край постели.
 – Нет, просто… Не хочу, чтобы ты считал себя обязанным давать мне деньги.
 – Понятно. Должно быть, потому, что это не было частью сделки.
 – Не было. – Она тоже села, натянув простыню до подбородка.
 Чертова сделка! Она опять здесь – между ними, крепче любой кирпичной стены. Вот она сидит, такая прекрасная, каштановые локоны рассыпались по молочно-белым плечам. Женщина, которая только что делила с ним страсть. И которая дня не может прожить, не напомнив ему о кратковременности их союза. Он опять свалял дурака, поверив, что небезразличен ей, что она привязалась, может, даже влюбилась… А на самом деле он лишь замена тому, который бросил ее когда-то. Она просто использует его, все время помня о своей цели – получить ребенка.
 – Что ты делаешь? – Тори с тревогой смотрела, как он встает и берет одежду.
 – Мне надо на свежий воздух. Он вышел, не оборачиваясь.




 Глава 23


 В баре было дымно и шумно. В углу кто-то мучил пианино, пытаясь подобрать мелодию «Колокольчиков Шотландии». Вокруг толпились люди, но Спенс чувствовал себя ужасно одиноким. Он стоял у стойки со стаканом виски, погруженный в безрадостные мысли. Ну почему все так запуталось? Раньше женщины были для него открытой книгой, А вот Тори оказалась иной. Она умела вдруг захлопнуть створки, словно раковина на мелководье. И тогда взгляд серебристых глаз становился холодно-непроницаемым, и Спенс, как ни старался, не мог понять, что происходит в этой красивой, гордо поднятой головке. Неужели все дело только в сделке и она лишь хорошо играет свою роль? Инстинкт говорил ему, что это не так. Она что-то чувствует… Или, может, это всего лишь его уязвленное самолюбие не хочет смириться с ролью жеребца?
 – Вы Спенсер Кинкейд?
 Спенс поднял голову и взглянул на незнакомца. Темноволосый, карие глаза обведены красными кругами, словно он недавно плакал. Или это от дыма? И в этих глазах плескалась ненависть. Мышцы Кинкейда напряглись. Перед ним враг.
 Спенс выпрямился и посмотрел на незнакомца сверху вниз.
 – А в чем дело? – спросил он негромко.
 – А дело в том, что Тори должна была выйти замуж за меня! Она любила меня всю жизнь, с самого детства.
 – Чарлз Ратледж. – В голосе Спенса прозвучала угроза, и сжались кулаки. Этот человек появился на его пути ну совсем не вовремя.
 Чарлз одним глотком допил виски и поставил стакан на стойку. Вытер губы ладонью и спросил насмешливо:
 – Какого черта вы здесь делаете? Почему вы не дома, с Тори?
 – Думаю, вам надо пойти и проспаться, Ратледж, – ровным голосом проговорил Спенс и развернулся, собираясь уходить. Лучше выбраться отсюда, пока он не потерял над собой контроль. Но Чарлз схватил его за руку.
 – Она все еще любит меня! – выкрикнул он. – Она вышла за вас только потому, что на этом настаивал ее отец.
 – Вы пьяны. – Спенс оттолкнул Чарлза и пошел к двери. И услышал вслед:
 – Она любит меня! Да! Она сама сказала это сегодня! Сегодня?
 Спенс застыл. Она виделась сегодня с этим человеком? Он медленно обернулся. Люди вокруг, почуяв опасность, мгновенно образовали вокруг них плотное кольцо, освободив достаточно места для драки.
 – А, так вы удивлены? Значит, она не рассказала вам о нашем свидании в парке? – Ратледж пьяно улыбнулся. – Теперь она целуется как настоящая женщина.
 Сквозь шум в ушах Спенс слышал, как зрители торопливо заключают пари и делают ставки.
 – Она собирается прийти ко мне, Кинкейд, потому что любит меня, – шипел Ратледж. – Теперь, когда она замужем, мы можем не опасаться всяких досадных случайностей. Ты даже не узнаешь, кто из детишек будет от тебя, а кто от меня. Мне следует поблагодарить ее папашу…
 Кулак Спенса попал в цель, и Ратледж ударился спиной о стойку бара. Прежде чем он успел упасть, Спенс схватил его за грудки. Кровь брызнула ему на рубашку, голова Чарлза безжизненно повисла. Что это за мужчина – потерять сознание после первого же удара! Спенс зарычал – его лишили удовольствия от честной драки. Он швырнул Чарлза на пол, и толпа мгновенно расступилась, словно море перед Моисеем, освобождая дорогу к двери. На улице Кинкейд некоторое время просто стоял, жадно вдыхая прохладный свежий воздух. Значит, после того как они занимались любовью сегодня утром, Тори отправилась на свидание к Ратледжу? В это трудно было поверить. И что только она нашла в этом слизняке? Спенс сидел спиной к окну, чувствуя, как солнечные лучи припекают спину. Но в душе его царили холод и мрак. Он повертел в руках золотой нож для разрезания бумаги и поймал лезвием солнечный зайчик. Какой же он идиот! Сжав губы, Спенс вспоминал, как она отдавалась ему. И все это время она думала о Ратледже, представляя его на месте мужа?
 – И что ты об этом думаешь? – спросил Бен. – Эй, Спенс!
 – Прости. – Усилием воли Кинкейд вернулся к реальности. – Что ты сказал?
 – Похоже, ты совсем не спал прошлую ночь, – задумчиво протянул Бен. – Что, медовый месяц по-прежнему в разгаре?
 Спенс встретился взглядом с другом, и Бен отвел глаза. Он знал. Конечно, знал. Он ведь следил за Тори вчера, а значит, видел, как она ходила в парк и целовалась с этим… Поэтому он и вел себя так странно вчера.
 Спенс сжал нож. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь станет объектом жалости. Человеком, которому лучший друг не сможет взглянуть в глаза… Боль обожгла руку. Кинкейд с удивлением смотрел на испачканный кровью нож. Забывшись, он сжал его так сильно, что острый кончик вонзился в ладонь. Только этого не хватало – дать эмоциям взять верх.
 – Я хотел бы узнать, в какие еще дома Слеттер поставляет женщин, – спокойно сказал Спенс, аккуратно вытирая кровь с блестящего лезвия.
 – Я уже дал поручение Фрэнку, он работает над этим.
 – Когда мы прикроем бизнес Оливии… – Он осекся, услышав негромкий стук в дверь.
 – Войдите.
 – О, сэр! – В дверь просунулась кудрявая головка Милли. Глаза ее казались совершенно круглыми от страха.
 – Что случилось? – Спенс встревожился.
 – Миссис Тори ушла.
 – Что значит – ушла?
 – Я думала, она в вашей комнате. Но там ее нет. И в ее спальне тоже. Это так не похоже на нее… – Милли прижала ладонь к дрожащим губам. – А вдруг с ней что-нибудь случилось?
 Спенс был уже на ногах.
 – Бен, собери людей. Она может быть в миссии, в доме отца… у Моррисонов. Я хочу, чтобы ее нашли.
 – Думаешь, это может быть Слеттер?
 – Не знаю. – Голос прозвучал хрипло. «Я убью его голыми руками, – подумал Спенс, – если хоть один волосок упадет с ее головы».
 Тори стояла на краю утеса, глядя, как внизу темные волны разбиваются о скалы и превращаются в клочья серой пены. Ветер наполнял легкие свежим морским ветром, играл ее волосами, бился в углах шумом волн.
 Когда-то давно, когда она была еще ребенком, отец привел ее сюда, и она навсегда полюбила шумную и немного мрачную красоту этого места. Но сегодня даже прохладный ветер с моря не мог остудить жар, снедавший ее душу. Что она сделала не так? Кинкейд ушел, словно она чем-то его оскорбила. Или просто устал играть в любовь? Тори смотрела на закат, который растворялся в море, и мысли ее становились все мрачнее, будто окрашиваясь под цвет наступающих сумерек. Глупо было верить, что он может влюбиться.
 Стук копыт достиг ее слуха. Совсем близко. Она оглянулась – Спенс спрыгнул с седла и теперь шел к ней, тяжело дыша, со сжатыми кулаками, красивые черты искажены гневом. На какую-то секунду Тори пришла в голову безумная мысль – он решил столкнуть ее со скалы и таким способом разорвать ненавистную сделку.
 – Нет! Не надо! – Она встала на край обрыва и вытянула руки, словно могла защититься от него, от его силы, его ярости, его чар.
 – Какого черта ты тут делаешь? – Спенс остановился перед ней, с трудом переводя дух.
 – Как… как ты меня нашел?
 – Твой отец указал мне это место.
 – Так ты искал меня?
 – Черт возьми, Тори, неужели в этой красивой головке совсем нет мозгов?
 – Не смей со мной так разговаривать!
 – Я буду разговаривать с тобой так, как считаю нужным! – Они пошли к лошадям, и Спенс сердито спросил: – Неужели ты не подумала о том, что Слеттер может попытаться нанести удар? Организовать похищение?
 – Ты поэтому так рассердился? – Глупо, но она чувствовала себя счастливой! – Потому что беспокоился за меня?
 – Он может использовать тебя как живой щит, чтобы заставить меня отказаться от борьбы.
 Тори опять опечалилась. А она-то решила, что Кинкейд думал не о делах, а о ней!
 – С этого дня ты не должна выходить из дома без Бона. – Он принялся поправлять седло.
 Надо же, даже не смотрит на нее! Тори не выдержала:
 – Скажи мне, что случилось? Что так рассердило тебя сегодня утром?
 Спенс молчал.
 – Ведь дело не только в Слеттере, правда? Кинкейд повернулся, и Тори отшатнулась, увидев искаженное яростью лицо.
 – Вчера вечером я встретил твоего старого друга. И он поведал мне о вашем свидании в парке.
 – И что? – Тори нахмурилась в недоумении. – Ты рассердился так из-за того, что я сама не рассказала тебе об этой встрече?
 Гордость не давала Спенсу разжать губы. Что он скажет? Что зол, потому что она любит другого? И тут Тори осенило:
 – Ты ревнуешь?
 Из горла Спенса вырвался странный звук – то ли смех, то ли рычание.
 – Послушай меня, женушка! – Он подошел почти вплотную, и Тори понадобилась вся сила воли, чтобы остаться на месте и не броситься бежать под яростным взглядом его золотистых глаз. – Я не позволю дурачить себя! И пока ты носишь мое имя – хоть наш союз и не настоящий брак, – будь добра оставаться порядочной женщиной. Я не позволю, чтобы моя жена путалась с другим мужчиной.
 Тори задохнулась. Как он может обвинять ее в… в…
 – Как ты смеешь! – Забыв о разнице в весе и силе, она ударила его кулаком в плечо – Не смей!
 Он перехватил ее руку и прорычал с угрозой:
 – Будь осторожна, Тори. Мы оба знаем, какие чувства ты испытываешь к Ратледжу, так что будь добра – не забывайся.
 Боже мой! Тори не знала, что сказать. Ей хотелось визжать, плакать и стукнуть его хорошенько. За кого он ее принимает? Неужели считает способной на предательство? Господь свидетель, ей потребовались все силы, чтобы не броситься на него, а спокойно, со сдержанным достоинством ответить:
 – Я никогда не сделаю ничего недостойного… Я умею сдерживать свои чувства.
 «Сдерживать свои чувства» – к Ратледжу! Спенс сжал зубы. Боль пронзила сердце. Как жаль!
 Он посмотрел на Тори, но та, стараясь скрыть свою боль, выпрямилась и молча села на лошадь. Так они и поехали в «Хэмптон-Хаус»: вместе – и разделенные пропастью.




 Глава 24


 Утро выдалось туманное и тусклое, но когда Тори вглядывалась в обращенные к ней детские лица, ей казалось, что комнату освещает солнце. Семеро детей сидели на вытертом ковре и с любовью смотрели на нее. До замужества она приходила в миссию два раза в неделю, чтобы заниматься с ними, пока их матери были заняты работой. Но в последние две недели Тори бывала здесь почти ежедневно. А что ей оставалось, если мистер Кинкейд превратился в тень, которая мелькала иногда в конце коридора, а мистер Бек следовал за ней неотступно, чуть не наступая на пятки? Дети – очень благодарные слушатели, и Тори всегда нравилось читать им сказки. А сегодня это была ее любимая «Алиса в Стране чудес», и она с удовольствием вживалась в роль каждого персонажа. «Когда-нибудь, – с грустью подумала Тори, – я буду читать эту сказку своему ребенку… Вот только Спенса не будет рядом. За последние две недели он ни разу не прикоснулся к ней. Но Тори мучило не только то, что они не занимались любовью. Кинкейд, казалось, старался уйти из се жизни: его почти не бывало дома, а когда они случайно встречались, он смотрел мимо нее холодным, равнодушным взглядом. И Тори чувствовала себя брошенной, отвергнутой и очень несчастной. Иногда ей даже не хотелось жить. Краем глаза она заметила у порога темную фигуру. От испуга сердце ее бешено заколотилось.
 – Кто там? – Тори вскочила, вглядываясь в тени у дальней стены. Мужчина еде дал шаг вперед, и она узнала инспектора полиции Джона Сэмюэльса. Тори вздохнула с облегчением, хотя этот человек – с тонкими хищными чертами лица и жадным взглядом – был ей не слишком симпатичен.
 – Доброе утро, миссис Кинкейд. – Голос звучал любезно – или вкрадчиво? – Я прошу простить меня за внезапное вторжение.
 – Кто это?
 Тори поморщилась: в руку ей вцепилась Дженни, испуганно глядя на инспектора.
 – Это офицер полиции. – Тори ободряюще улыбнулась девочке.
 – У тебя неприятности? – с тревогой спросила Дженни.
 – Нет-нет. – Тори похлопала по узкому плечику. – Все в порядке.
 Она бросила взгляд в угол комнаты и заметила, что Клер подняла голову от работы и смотрит на инспектора со странным выражением липа.
 – Клер, присмотри за детьми, мне нужно поговорить с инспектором. – Она повела полицейского в дальний угол комнаты.
 – Я получил истинное удовольствие от вашего чтения. У вас прекрасный голос.
 – Благодарю вас. – Почему-то от вида этого человека у нее мурашки побежали по спине. – Прошу садиться.
 Инспектор оглянулся, но вся мебель, которую он видел, предназначалась для детей. Тори опустилась на широкий подоконник и вдруг с отвращением подумала, что инспектор сядет рядом, но он качнул головой:
 – Пожалуй, я постою.
 – Как угодно. Что привело вас сюда, инспектор?
 – Беспокойство за вашего мужа, миссис Кинкейд.
 – С ним что-то случилось? – Сердце Тори замерло.
 – Пока нет, но непременно сучится, если он не прекратит войну против Джека Слеттера.
 – Мой муж взрослый человек и знает, что делает. – Голос ее звучал сухо и ровно, хотя страх, в котором она жила последнее время, рвал сердце на части. – Кроме того, Слеттера давно пора остановить.
 – А вам не приходило в голову, что у Слеттера тоже есть вполне реальный шанс остановить вашего мужа? Причем навсегда?
 – И что вы от меня хотите?
 – Чтобы вы убедили мужа прекратить войну. Это опасно и невыгодно.
 Тори покачала головой.
 – Боюсь, у меня нет влияния на мужа. Даже если бы я захотела, то не смогла бы выполнить вашу просьбу.
 – А вы попробуйте, – вкрадчиво проговорил инспектор.
 Тори расслышала угрозу в его голосе.
 – Думаю, вам следовало бы вспомнить свой долг и помочь засадить этого человека за решетку, – резко возразила она.
 – Подумайте о моих словах, миссис Кинкейд. – Он обвел ее фигуру пристальным взглядом. – Я не хотел бы увидеть вас в черном, хотя уверен – вам к лицу любой цвет.
 Инспектор вышел, и Тори закрыла глаза, стараясь успокоиться. Рядом послышались легкие шаги.
 – Этот человек кажется мне удивительно знакомым, – тихо произнесла Клер. – По-моему, я видела его у Оливии.
 – Возможно, он приезжал туда в связи с каким-нибудь делом, – не очень уверенно отозвалась Тори, глядя в окно на инспектора Сэмюэльса, который садился в черный экипаж.
 Тори стояла у двери кабинета мужа, не решаясь постучать. Она переоделась к обеду в бело-розовое полосатое платье. Черное кружево украшало вырез декольте и пышные рукава. Черная муаровая лента охватывала тонкую талию. Она никогда прежде не носила столь женственных и стильных платьев и теперь лелеяла тайную надежду, что муж одобрит обновление ее гардероба. Наконец она глубоко вздохнула и постучала.
 – Войдите.
 Увидев на пороге жену, Спенс нахмурился. Уткнувшись взглядом в телеграмму, он буркнул:
 – Что тебе нужно?
 Гнев поднимался в душе Тори. Чем она так провинилась, что с ней обращаются как со служанкой? Да нет, хуже – он всегда обходителен с прислугой. Она молча стояла у его стола, всего в нескольких дюймах от столь желанного и недостижимого человека, и ждала, когда он заметит ее присутствие.
 – Тебе что-то нужно? – повторил свой вопрос Спенс, все так же не глядя в ее сторону.
 – Сегодня утром мне нанес визит инспектор Сэмюэльс.
 – И? – Теперь он хотя бы оторвался от своих чертовых бумаг и хмуро смотрел на нее.
 – Он хочет, чтобы ты прекратил войну против Слеттера.
 – Иногда я думаю, не получает ли наш добрый инспектор подачки из рук этого негодяя, – задумчиво протянул Кинкейд, растирая затекшие мышцы шеи и морщась то ли от боли, то ли от отвращения к продажному полицейскому.
 Тори заворожено смотрела на него. Загорелые руки, широкие плечи – такие сильные, такие надежные… Ей так хотелось вновь прикоснуться к нему, еще хоть раз ощутить жар его тела. Это желание снедало ее день и ночь. Внутри возникло тянущее чувство – предвестник возбуждения…
 – Это все?
 Он отпускал ее. Как служанку.
 – Ты пообедаешь со мной?
 – Я уже ел.
 Больше у нее не осталось сомнений – это конец. Он устал от их отношений, от притворства и теперь демонстрировал ей то, что скрывал за маской нежности, – холод и равнодушие. Собрав остатки гордости, не позволяя себе расплакаться у него на глазах, она повернулась и пошла к двери. Стене смотрел ей вслед. Какая прямая спина и гордая посадка головы! Как он хотел обнять эти хрупкие плечи. Но он не может заниматься любовью с женщиной, которая отдается ему, а мечтает о другом.
 Он устал. Любовь оказалась нелегким делом. Кинкейд не мог думать, не мог спать, зная, что она лежит в соседней комнате, так близко и так бесконечно далеко.
 – Тори…
 – Да? – Она помедлила у двери, но не повернулась.
 – Сегодня вечером я уезжаю из города.
 – Куда?
 – В Чикаго. Потом в Нью-Йорк.
 Теперь она обернулась, и глаза ее на побледневшем лице были глазами испуганного ребенка.
 – Но почему… зачем тебе ехать?
 – Дела.
 – И как долго тебя не будет? – Не знаю, – Он сжал кулаки.
 Нет, так не пойдет. Он не отзовется на нежность в этом голосе, не бросится к ней. Он уедет и поживет вдали от этой женщины, пока не решит, что же ему теперь делать. Как жить дальше – с ней и без нее.
 Некоторое время в комнате царило молчание. Потом Тори едва слышно прошептала:
 – Если ты хочешь получить развоз прямо сейчас, я не буду возражать.
 – Ты предлагаешь мне сбежать, не выполнив обязательств, не закончив работу?
 – Работу? – Лицо ее вспыхнуло. Гнев придал сил и смелости, и, вернувшись к столу, она наклонилась и четко проговорила: – И как, черт вас возьми, мистер Кинкейд, вы собираетесь выполнять свою работу и свои обязательства, если не прикасаетесь ко мне? Откуда возьмется ребенок?
 – О, так у вас есть жалобы на обслуживание? – Он вскочил на ноги, кресло отлетело к стене, но никто из двоих не заметил грохота.
 Они стояли друг против друга, глаза в глаза, и гнев грозовой тучей висел в воздухе.
 – Вы недовольны тем, как ваш жеребец выполняет свои обязанности?
 – Да. Полагаю, я выбрала некачественный товар. Скорее всего подвело отсутствие опыта.
 С этими словами Тори повернулась и направилась к двери. Она даже успела открыть ее, но тяжелый кулак ударил в створку, и она с грохотом захлопнулась прямо перед ее носом. Тори развернулась и выплюнула ему в лицо:
 – Будь ты проклят! Он схватил ее за плечи:
 – Сейчас получишь то, на что напрашивалась.
 Кинкейд прижался к ее губам, но в поцелуе не было нежности. Он выплескивал всю боль, накопившуюся за безумные дни и бессонные ночи. Быстрым движением он подхватил ее на руки и опустил на ковер. Тори сопротивлялась, но он придавил ее своим весом, задрал платье и нижние юбки и коленом развел бедра. Она извивалась, пытаясь вырваться из сильных рук, сбросить этот тяжкий груз, – никогда еще его тело не казалось таким тяжелым.
 – Ты ведь этого хотела, да? – Он прижался бедрами к ее животу, чтобы она почувствовала его возбуждение, и, взяв за подбородок лицо жены, повернул его к себе. – Все будет, как ты хотела… несколько быстрых движений, а потом каждый займется своим делом.
 Тори прекратила сопротивляться и теперь лежала тихо, глядя на него, и слезы блестели в ее огромных неподвижных глазах. За окном стучал дождь, и звук этот вдруг заполнил все вокруг.
 Губы ее задрожали.
 – Прости меня. Я не должна была принуждать тебя жениться на мне.
 Спенс рывком сел. Она осталась лежать, распростертая на зеленом ковре, словно поверженный ангел: раскинутые руки, смятое платье, трогательные белые панталончики, кроваво-красные от его жестоких поцелуев губы. И она плакала, тихо всхлипывая, как обиженный ребенок, и слезы текли по бледному личику. Он видел, что она кусает губы, но слезы все лились, и виной тому был он.
 – Тори. – Он гладил ее щеки, вытирая горячие слезы. Поправил платье и поднял ее на руки. Она сотрясалась от рыданий, но в остальном была пугающе неподвижна, словно кукла. Что же он наделал!
 Спенс отнес Тори в ее спальню и опустил на кровать. Он хотел извиниться, но слов не было. Да и что он мог сказать? Его ждал поезд – благословенная возможность побега. Но сможет ли он убежать от нее? От себя? Он не мог уехать, оставив ее в слезах, причинив ей такую боль и не утешив. Кинкейд сел на кровать и опять взял ее на руки, прижал к себе. Так они и сидели – он губами осушал слезы, баюкая жену, словно больное дитя. Как же теперь собрать кусочки их разбитых сердец, исцелить раны? Он был жесток, потому что жаждал того, чего она не могла ему дать, – любви. Ревность помутила мозг, и он забыл, что любовь можно дарить, но нельзя требовать. Он сам должен был дарить ей то, чем владел, – свою любовь.
 – Прости меня, – прошептал он. – Не знаю, что со мной было.
 – Я понимаю. – Чего еще ждать от мужчины, который принужден жить с нелюбимой.
 Спенс нежно касался губами ее виска.
 – Позволь мне заняться с тобой любовью.
 Руки его скользили по ее спине, порождая знакомое тепло. Как она соскучилась по его прикосновениям, по его ласке! Она так хотела его! Пусть хоть еще только раз…
 – Ты позволишь? Я не сделаю тебе больно. Господь свидетель, я не хотел причинять тебе боль.
 Он благородный человек и пытается загладить нанесенную ей обиду. Гордость требовала отказаться. Но что такое гордость но сравнению с его поцелуями?
 – Да, – прошептала Тори.
 Он разделся и лег рядом. Обнял ее. Тори прижалась щекой к его груди, вдыхая родной запах.
 – Ты теплее, чем лето, ценнее любой драгоценности, ты самый прекрасный мой сон, – шептал он.
 И она чувствовала себя, любимой.
 Спенс раздевал ее нежно, она была куклой из китайского фарфора. И скоро тело Тори вместо одежды покрыли его поцелуи и ласки.
 – Ты мое солнышко, мой ангел, свет моей души… Как было бы хорошо, если бы это было правдой! Она сглотнула слезы – не сейчас, сейчас она поверит и постарается насладиться коротким счастьем.
 Он ласкал ее, слушая стоны и вздохи и надеясь, что ласки привяжут ее, заставят забыть того, другого. Когда момент настал, они вновь слились в единое целое, и тела их двигались в древнем танце, дарящем жизнь и наслаждение. Он вновь и вновь заставлял ее испытывать удовольствие, оттягивая собственную разрядку, наказывая свое тело за жестокость, за тот ужасный порыв.
 – Теперь ты, – прошептала Тори, глядя затуманенными глазами на его сжатые губы и напряженное лицо.
 – Нет, еще нет.
 – Да, прошу тебя. Позволь мне.
 Она обняла его и притянула к себе. И вот ее горячее лоно сомкнулось вокруг него, и она, теперь зная, что нужно делать, заставила волну подняться к взорваться фонтаном где-то внутри. Потом они лежали, крепко обнявшись и Спенс слышал, как дыхание ее становится глубже. Она заснула. Он прижимал к себе прекрасное, теплое тело жены, чья душа принадлежала другому, и с тоской понимал, что сам он телом и душой будет вечно принадлежать ей.




 Глава 25


 Впереди показалась миссия – окна на первом этаже светились теплым светом, как маяк в долгожданной гавани. Беи придержал лошадь. Тори ускользнула от него – он не заметил, как она покинула отель. Бен поднимался по ступенькам в самом мрачном расположении духа. Позор – Спенс уехал совсем недавно, а она уже улизнула из дома. Если ее нет в этом приюте страждущих душ, то он знает, где надо искать. С того свидания в парке прошло две недели, и все это время он не мог смотреть Спенсу в глаза. Бен и сам не понимал, что мешало ему выложить приятелю всю правду. Может, надеялся, что ошибся, что все увиденное следует истолковать как-то иначе – разговора-то он не слышал. Он почти убедил себя, что так а было, все это ошибка – и вот, пожалуйста, она сбежала! Если он застукает ее с этим типом еще раз, то уж теперь выложит Спенсу все, не колеблясь ни минуты.
 На стук дверь открыла Флора и посмотрела с удивлением:
 – Мистер Кэмпбелл? Мы не ждали вас сегодня.
 – Я бы хотел увидеть миссис Кинкейд. – Бен снял шляпу.
 – Э… – Флора нервно оглянулась, – боюсь, ее сейчас нет. Но она скоро вернется.
 – И я тоже, – мрачно пообещал Бен.
 Когда дверь закрылась, он незаметно отвел свою лошадь за дом, к черному ходу. Окна кухни были темны. Над дверью горела неяркая лампа, освещая часть дорожки и ступени. Бен заглянул в конюшню и там увидел гнедую кобылу Тори. Значит, мерзавец увез ее из миссии. Женщины! Они выглядят беззащитными и пользуются этим, разбивая мужчине сердце. Бен поднял воротник и сел на лошадь. Вечер был прохладный, но он терпеливо ждал, притаившись в тени деревьев. Гнев его рос с каждой минутой, и к тому моменту, как раздался скрип колес и стук копыт, он готов был разорвать этого чертова любовника на части. Но в подъехавшем экипаже сидел только один человек, и, судя по фигуре, это была не Тори. Когда коляска остановилась, он узнал Шарлотту Маккензи. Наверняка старуха возвращается домой после трудов праведных. Бен стоял в укрытии и смотрел, как она сошла с подножки, открыла ворота и завела лошадь в конюшню. Через несколько минут Шарлотта вышла и, приподняв юбки, побежала к дому. «Ничего себе, – ошарашено подумал Бен, – старуха для своего возраста на редкость шустра». Он вынул часы и с трудом разглядел стрелки при неверном свете луны. Почти десять. Еще через полчаса дверь черного хода распахнулась, и Бен, открыв рот от удивления, уставился на Тори, которая спускалась по ступенькам. Она прошла в конюшню, и вскоре ее кобыла уже трусила в сторону «Хэмптон-Хауса».
 Когда она проезжала мимо, Бен преградил ей путь.
 – Не подходите! – испуганно вскрикнула она, выставив перед собой хлыст.
 – Это я, Тори.
 – Мистер Кэмпбелл? – Она всматривалась в темноту. – Что вы здесь делаете?
 – Я вас выследил. Это было не сложно.
 – Я устала быть пленницей и решила…
 Тори вскрикнула от неожиданности, когда он обхватил ее за талию, выдернул из седла и поставил па землю:
 – Как вы смеете! Я вам не девчонка из танцзала!
 – Да ладно. – Бен угрюмо смотрел на нее, – Я знаю ваш секрет, так что передо мной не надо притворяться.
 Тори чуть не застонала: он выследил ее и знает о Шарлотте!
 – А вы сказали Спенсу? – испуганно спросила она.
 – Смотрю, вы даже не пытаетесь что-то отрицать, – Бену стало противно.
 – К чему, раз вы все видели? Вы следили за мной, словно я беглый каторжник…
 – Я следил за вами по просьбе Спенса – он боялся, что Слеттер попытается добраться до вас.
 – Ах да. Он мне говорил. Это могло бы все испортить и помечать планам мистера Кинкейда.
 – Слушайте, леди, я вовсе не собирался выведывать ваш грязный секрет…
 – Не вижу в своем поведении ничего грязного! Возможно, меня не поняли бы в обществе… Но если хотите знать, я горжусь тем, что делаю.
 Бен вытаращил глаза:
 – Гордитесь? Ну, не знаю, как в этом городе, но там, откуда я родом, вас отстегали бы за такое кнутом.
 – Да вы с ума сошли! – Тори не верила своим ушам. – Да, я прибегаю к обману, но никому не причиняю вреда!
 – Да что вы? Вы забыли, леди, что вы замужняя дама, которой не пристало вести себя подобным образом.
 – Я не понимаю. – Тори с отчаянием покачала головой. – Что такого ужасного в том, что я спасаю девушек от гибели, от отвратительного существования, к которому их принуждают против воли? Да, я переодеваюсь старухой, но… поймите ради Бога, Виктория Грейнджер никогда не сможет позволить себе того, что делает Шарлотта Маккензи. А значит, не сможет принести столько пользы…
 Бен застыл на месте, оторопев от услышанного.
 – Будь я проклят! – Он ухмыльнулся. – Так вы и есть Шарлотта?!
 – Ну да. Ведь это и есть мой секрет, который вы находите столь ужасным и грязным.
 Некоторое время Бен молча смотрел на нее.
 – Думаю, нам надо сесть и спокойно поговорить.
 – Я не собираюсь ничего вам рассказывать.
 – Вот как? Тогда я все открою Спенсу, как только он вернется.
 – Не надо! Он потребует, чтобы Шарлотта исчезла, а я не смогу… – Она схватила его за руку. – Прошу вас!
 – Давайте поговорим, хорошо? – как можно мягче произнес Бен.
 Она неохотно кивнула и повела его в миссию, в комнатку Шарлотты. Там она зажгла лампу и предложила Бену сесть. Некоторое время он сидел молча, крутил в руках свой старый стетсон и смотрел на нее. Тори казалось, что нервы ее не выдержат и лопнут, как слишком туго натянутые струны. Наверное, даже звон будет слышен.
 – Тори, на следующий день после того как Спенс познакомил нас, я последовал за вами в парк. И видел, как вы встретились там с мужчиной.
 Тори прижала ладонь к губам. Она ведь тогда целовалась с Чарлзом. Неудивительно, что Бен подумал…
 – Мистер Кэмпбелл, вы сказали об этом Спенсу?
 – Нет. – Бен помедлил. – Я думал, может, все было не совсем так, как выглядело…
 – Вы правы, все было… по-другому. И Спенс знает о той встрече. Он говорил с Чарлзом. Дело в том, мистер Кэмпбелл, что мы с Чарлзом Ратледжем долгое время были обручены. Теперь он женат и между нами ничего нет. Я никогда не позволила бы себе переступить через узы, связывающие меня с мистером Кинкейдом. Вы верите мне?
 Бен кивнул и улыбнулся:
 – Пожалуй, да. Думаю, потому-то я ничего и не сказал Спенсу – не мог поверить, что вы способны на такой грязный трюк.
 – Благодарю вас. – Тори перевела дыхание.
 – Но честно сказать, я в жизни не поверил бы и в другой трюк – что вы можете наводить ужас на улицу красных фонарей, переодевшись старухой.
 – Обещайте мне, что никому не скажете. – Она наклонилась к нему через стол.
 – Тори, это очень опасно.
 – Я веду такую жизнь уже пять лет. И для меня большое облегчение думать, что я действительно кому-то помогла. Прошу вас, не выдавайте меня.
 – Следовательно, для вас это много значит?
 – О да!
 – Ладно. – Он подмигнул ей, – Что ж, вы уже достаю-то взрослая, чтобы, самой решать. Но обещайте быть осторожной!
 – О, спасибо, спасибо! – Тори бросилась ему на шею. Осторожно обняв ее, он вдохнул запах волос, нежной волной скользнувших по его щеке, и проворчал:
 – Хорошо, что мне не придется ничего рассказывать Спенсу. Он убил бы меня… А как вы выбрались из дома?
 – Я переоделась служанкой. – Тори застенчиво улыбнулась.
 Бен расхохотался.
 – Ну, леди, я спокоен за Спенса – он с вами не соскучится.
 Тори молча смотрела в пол. «Дело в том, – думала она, – что Спенс уже соскучился. И уехал».
 – С вами все в порядке? – с тревогой спросил Бен.
 – Да. – Тори вымученно улыбнулась. – Я просто устала.
 – Давайте-ка поедем домой. Там безопасно и хорошо. «Конечно, – грустно подумала Тори, – только очень пусто».




 Глава 26


 Оливия металась по комнате. Где же он? Часы на камине показывали почти полночь, Джек должен был прийти полчаса назад. Этот человек вечно заставляет ее ждать. Круто повернувшись, она зацепилась краем рубииово-красного шелкового платья за выдвинутый ящик письменного стола. Наклонилась, осторожно высвободила юбку…
 – Ты выглядишь чем-то взволнованной, дорогая, Оливия резко обернулась и оказалась лицом к лицу с долгожданным визитером.
 – Ну почему надо всегда подкрадываться? – сердито спросила она.
 – Да ты и впрямь нервничаешь, – насмешливо произнес Слеттер.
 Он прошел к дивану, сел и, к ярости Оливии, выглядел совершенно беззаботным.
 – Как же мне не нервничать? – прошипела она, – Вот уже два месяца, как этот чертов Кинкейд житья мне не дает. А ты и пальцем не пошевелил, чтобы что-то предпринять!
 – Я тебя предупреждал, – невозмутимо отозвался Слеттер.
 – Предупреждал! Ты знаешь, что случилось в Чикаго? Анри и Жанетте пришлось уехать. Они разорены!
 – Туда им и дорога! Ни Анри, ни Жанетта не отличались большим умом.
 Оливия нервно перебирала камни в бриллиантовом ожерелье.
 – Что мы будем делать? – спросила она после паузы.
 – А что бы ты сделала на моем месте?
 – Убила бы Кинкейда.
 – Неужели ты думаешь, это остановит то, что он начал?
 – Конечно! – Оливия села на диван. – За всем этим стоит Кинкейд. Если мы избавимся от него, вес пойдет по-прежнему.
 – Ты такая наивная… Иногда. – Он провел вальцами по ее щеке.
 – Джек, но ведь можно сделать так, что его смерть будет выглядеть как несчастный случай.
 – Кинкейд запустил колесо, и теперь оно не остановится, пока не раздавит нас. – Слеттер погладил блестящие камни в ожерелье, потом крепко взял его в кулак и рывком притянул Оливию к себе. – И все это началось из-за тебя.
 – Нет, Джек, нет!
 Острые грани бриллиантов впились в кожу, и она испугалась, увидев холодную злость в единственном темном зрачке. Так близко, так страшно,
 – Это все его жена, Виктория Грейнджер, это она натравила его на нас.
 – По-моему, ты мечтаешь убить его исключительно из личных побуждений.
 – Мм можем убить ее, – покладисто ответила Оливия.
 – Да? – Слеттер отпустил ожерелье и отстранился, – И тогда Кинкейд устроит на нас настоящую охоту, чтобы отомстить за жену.
 – Ну, я думаю, ее можно, например, похитить, – пожав плечами, предложила Оливия.
 Слеттер подошел к бару, взял бутылку и осторожно понюхал содержимое.
 – Скажи, дорогая, у тебя есть бренди без опиума?
 – Там у стенки непочатая бутылка. – Она неотрывно смотрела на Слеттера, все еще надеясь уговорить его сделать так, как хотелось ей. – Если жена Кинкейда будет у нас в руках, он выполнит все наши условия.
 – И какие же условия мы ему продиктуем? – Слеттер налип себе бренди и теперь насмешливо смотрел поверх стакана на Оливию.
 – Чтобы он оставил нас в покое! Иначе мы убьем ее.
 – А потом мы вернем миссис Кинкейд мужу, и все начнется сначала.
 – Но мы ее не вернем! – Жестокая улыбка скривила губы Оливии. – Мы продадим ее за границу.
 Боже, какое это будет счастье – увидеть лицо Спенса в тот момент, когда он узнает, что его жена – рабыня другого мужчины.
 – Знаешь, – медленно проговорил Слеттер, – мне тут рассказали одну историю. Несколько лет назад была похищена сестра Кинкейда. Он с друзьями бросился в погоню за похитителями. Спенс их поймал, но судье работы не нашлось, потому что Кинкейд убил всех.
 Но Оливия ничего не желала слушать. Сжав кулаки, она выкрикнула:
 – Я хочу, чтобы эта сука была мертва!
 – Тогда Кинкейд точно убьет нас обоих. Он по уши влюблен в свою жену.
 – Ты следил за ними? – с интересом спросила Оливия.
 – За ними следил мой человек. Он говорит, что Кинкейд влюблен как мальчишка.
 – Вот как! – Ногти Оливии впились в ладони – так крепко сжала она кулаки. – Никогда бы не подумала, что ему нравятся худые старые девы.
 – Ревнуешь, дорогая?
 – С чего бы это?
 – Ну как же, ведь Тори получила Кинкейда, которого ты так жаждала удержать в своей постели.
 – Не будь смешным. – Оливия облизала вдруг пересохшие губы. – Ты единственный человек, которого я когда-либо желала. И ты сам это знаешь…
 – Правда? – Слеттер с задумчивой улыбкой разглядывал темный напиток в своем бокале.
 Оливия прижалась к нему, руки ее потянулись к застежке на брюках.
 – Кинкейд никогда не сравнится с тобой… Я сделаю все, что ты пожелаешь… А потом ты не откажешь своей Оливии в одной пустяковой просьбе…
 – А с чего ты взяла, что я чего-нибудь хочу?
 – Я это чувствую. – Она погладила свидетельство его возбуждения, ясно проступавшее под брюками.
 – Ну хорошо, – лениво протянул Слеттер и добавил: – Я хочу посмотреть, как ты раздеваешься.
 Оливия заулыбалась, повернулась к нему спиной и кокетливо попросила расстегнуть платье. Он скользнул пальцами в вырез, а в следующее мгновение раздался звук рвущейся ткани, и маленькие, обтянутые шелком пуговички запрыгали по полу. Платье поползло с плеч.
 – Ах ты!.. – Она в ярости развернулась к нему лицом. – Ты испортил мне платье, которое стоит больше пяти соте к долларов!
 – Там было слишком много пуговиц, – пожал плечами: Слеттер. – Это скучно.
 Оливия с удовольствием вцепилась бы ногтями ему в лицо, но… Он Джек Слеттер, и он ей нужен. Поэтому она сбросила на стол платье и отступила на шаг, давая ему возможность полюбоваться собой. Готовясь к встрече, она не стала надевать панталоны – ее наряд состоял из черных чулок, пояса, черной шелковой рубашки я корсета, благодаря которому ее пышная грудь готова была выскочить из рубашки. Видя, как затуманился взгляд Джека, Оливия улыбнулась, погладила себя по животу, коснулась завитков рыжих волос и вкрадчиво спросила:
 – Все еще скучно?
 – Иди сюда.
 Когда она приблизилась, он заставил ее опуститься на колени. Она смотрела снизу вверх в его лицо, искаженное желанием, а потому еще более пугающее, и наслаждалась чувством злой силы, которая исходила от этого человека. Оливия расстегнула ему брюки и через несколько минут, используя свой немалый опыт, довела его до полной боевой готовности с помощью губ и языка.
 – Сука! – пробормотал он, рывком поднял ее с пола и опрокинул спиной на стол.
 Слеттер вошел в нее, и только Оливия могла получить удовольствие от той боли, которую причиняла ее телу его намеренная жестокость. Он схватил ее за груди, которые качались в такт движениям их тел, втянул губами сосок, и в следующее мгновение она закричала, потому что Джек больно прикусил чувствительный бутончик. Вскоре оба достигли пика, тела их содрогнулись, хрустальное пресс-папье покатилось со стола и с глухим стуком ударилось об пол. Слеттер, тяжело дыша, лежал, прижимая ее к столу своим телом, а Оливия прошептала: – Ты ведь не откажешь мне в маленькой просьбе?
 – Что? – Он удивленно поднял голову. Влажные волосы прилипли ко лбу, и все еще неровное дыхание со свистом вырывалось из горла.
 – Позволь мне убить Кинкейда.
 Слеттер молча смотрел на пышное женское тело, распростертое перед них.
 – Ты глупа, Оливия, если думаешь, что так легко добьешься желаемого. Я сказал тебе, что убийство Кинкейда не принесет нам пользы – только новые неприятности.
 – Но почему, почему?
 – Потому что, случись что-то с ним или с его женой, за них будут мстить друзья, а среди них имеются весьма влиятельные и опасные люди. Думаю, надо прикрыть наш бизнес.
 – Что? – Она опять шипела как разъяренная кошка, – Да ты испугался!
 – Возможно, ты права. – Слеттер привел в порядок одежду и добавил: – Я не намерен рисковать ни жизнью, ни свободой.
 – Вот как! Значит, для тебя это была, только игра, один из способов заработать деньги.
 – Конечно. У меня есть на примете другие возможности увеличения капитала, и я не собираюсь биться с Кинкейдом насмерть.
 Он повернулся и пошел к двери. Не веря своим ушам, Оливия смотрела ему в спину.
 – А я? Что делать мне? – крикнула она.
 – Ну, за тебя я не беспокоюсь, дорогая. Если ты будешь регулярно ложиться на спину и раздвигать ноги, то с голоду не умрешь.
 – Черта с два! Я сама позабочусь о Кинкейде!
 Несколько секунд Джек молча смотрел на нее, потом с угрозой проговорил:
 – Вспомни, чем в прошлый раз закончилась твоя глупость. Теперь я не буду столь добр и сдержан.
 Черт, он ушел. Что же делать? Она потеряет все. Опять зарабатывать своим телом? Все сначала? Ну нет.
 – Гарри!
 В комнату ворвался охранник. Глаза его расширились при виде сидящей на столе полуголой Оливии.
 – Слеттер только что вышел отсюда. Проследи за ним.
 – За мистером Слеттером?
 – Да. Я хочу знать, куда он ходит и с кем встречается. – Если хочешь победить человека, надо овладеть его секретами. Их у Слеттера явно предостаточно.
 – Хорошо, мисс Оливия.
 Гарри по-прежнему стоял столбом, не в силах отвести взгляд от ее обнаженной груди.
 – Иди же! – прикрикнула хозяйка, и охранник пулей выскочил за дверь.
 Оливия мерила шагами комнату. Джек просто трус. Терроризировать женщин – это одно, но как только он столкнулся с настоящим противником – Кинкейдом, так сразу пошел на попятный. Ей придется самой разобраться с ними обоими. Приняв решение, Оливия предалась приятным мечтам – о том, что она заставит испытать Кинкейда, прежде чем убьет его. Сначала ему придется смотреть, как кто-нибудь из ее людей будет насиловать его жену. Потом он будет умирать. Медленно. Какой-нибудь яд, чтобы было очень больно. А когда он все же подохнет, она отправит его жену в Париж. Там есть один тип, который отличается исключительной жестокостью. Она сидела за столом – пышная рыжеволосая красавица, одетая только в черные чулки и рубашку, смотрела в хрустальный бокал и, улыбаясь, повторяла шепотом:
 – Ты покойник, Спенсер Кинкейд. Ты покойник!




 Глава 27


 – Ну что ж. – Доктор Уоллес улыбнулся Тори и принялся протирать стекла очков. – Судя по тому, что вы рассказываете, и по тому, что я вижу, вы на третьем месяце беременности.
 Тори уставилась на книги, стоявшие на полках за спиной доктора. И к собственному стыду, ощутила разочарование. Как быстро! Слишком быстро.
 – Я должна что-нибудь делать, доктор?
 – Ничего особенного, просто хорошо питайтесь и побольше отдыхайте. – Улыбнувшись, доктор добавил: – И скажите Шарлотте, чтобы была поосторожнее. Физические нагрузки или падение с лошади могут закончиться для нее весьма плачевно.
 – Я буду осторожна, – прошептала Тори, чувствуя, как в глазах начало темнеть. Хоть бы не упасть в обморок.
 – А ваш муж знает о Шарлотте? – помолчав, спросил доктор Уоллес.
 – Нет. И я не хочу, чтобы он знал.
 – Что-то не так? – Доктор смотрел на нее с искренней тревогой. – Вы не выглядите очень счастливой.
 – Все хорошо. Просто… я не думала, что это случится так быстро.
 Доктор засмеялся.
 – Девочка моя, и одного раза бывает достаточно, А теперь идите домой и ни о чем не волнуйтесь. Вы здоровая молодая женщина, и я не вижу никаких поводов для беспокойства. Думаю, беременность пройдет легко. А судя по вашему мужу, вас ждет впереди еще полдюжины детишек, так что скоро привыкнете.
 Смеясь над собственной шуткой, доктор проводил ее к выходу. Тори с грустью подумала, как это было бы здорово – выносить и родить много детей. Но скорее всего это дитя будет единственным. Когда Спенс приедет, она ему расскажет. Интересно, он сразу уедет? Или дождется родов? Нога ее подвернулась, и Тори, вцепившись в перила, с ужасом почувствовала, что падает. Ее поймал Бен, ринувшийся вверх по ступеням.
 – Осторожно, красотка, – проворчал он, чувствуя, как дрожь сотрясает ее тело.
 – Спасибо, – прошептала Тори.
 – Что сказал доктор, Тори? – озабоченно спросил Бен.
 – Он сказал, что у меня будет ребенок. – Губы произносили заветные слова – ради этого она так старалась, – и вот теперь нет ничего, ни радости, ни счастья – только опустошенность и страх перед будущим.
 – Это же здорово! – Бен искренне обрадовался. – Эй, да что с тобой?
 – Ничего. – Она шла к экипажу, еле сдерживая слезы.
 – Подожди, я же не слепой. Тори, в чем дело? – Бен заглянул ей в глаза.
 – Все в порядке. Отвези меня домой.
 Он не выглядел успокоенным, но не стал настаивать. Помог ей сесть в экипаж и бодро предложил немного прокатиться. Тори равнодушно кивнула. Нерадостные мысли бродили в ее голове. Она должна сдержать слово и дать Спенсу свободу. Хотя теперь больше чем когда-либо ей хотелось, чтобы он был рядом и заботился о ней. Свежий ветер растрепал ее волосы, и она подняла голову и огляделась, Они были на утесе, на том самом месте, куда она сбежала от Спенса.
 – Что мы здесь делаем? – удивленно спросила она.
 – Я заметил, что если тебе плохо, ты идешь именно сюда. – Бен смотрел на нее, и Тори видела искреннее участие в его глазах. – Я подумал, что это подходящее место, чтобы поговорить с другом. Я твой друг, и мы уже приехали. Что случилось, Тори?
 – Все хорошо.
 – Оно и видно.
 Они помолчали. Внизу шумело море, ветер доносил запах водорослей и далекие крики чаек.
 – Когда я была девочкой, – тихо произнесла она, – отец приводил меня сюда почти каждое воскресенье.
 – И вы были тут вдвоем?
 – Мама никогда не любила побережье. Всегда боялась, что ее кожа потемнеет на солнце.
 – Это чудесное место.
 – Еще отец покупал мне леденцы и водил обедать б любой ресторан, куда я хотела. Я всегда требовала столик у окна, и отец всегда умудрялся его получить.
 – Да уж, папочка баловал свою дочурку. – Бен улыбнулся. – Вот и Аманда – сестра Спенса – тоже балованная, Джексон в ней души не чает. Обожает свою малышку. Правда, она слетка подросла и превратилась в красотку… Упрямую как черт.
 Тори посмотрела на Бена и впервые задумалась, что он знает об их со Спенсом отношениях.
 – Ты давно знаешь Спенса? – небрежно спросила она.
 – Около двенадцати дет. – Бен сдвинул шляпу на затылок. – Я был рейнджером в их краях и принимал участие в поисках Аманды.
 – Она потерялась?
 – Вроде того. – Он вдруг перестал улыбаться. – Ее похитили.
 – Боже, какой ужас! Наверняка бедняжка была напугана до смерти.
 – Джексон когда-то и сам был рейнджером. Он позвал пару старых друзей, взял сыновей и отправился за дочкой… Ну а потом мы со Спенсом подружились. Он решил начать собственное дело и купил старую убыточную железнодорожную компанию. Я водил поезда… Да и он тоже. Потом нам пришлось заняться расхитителями… В общем, через шесть месяцев компания начала приносить доход. У Спенса талант делать деньги. – Бен опять оживился и подмигнул ей. Потом спрыгнул с коляски и протянул руку: – Слезай.
 – Бен, все нормально, давай поедем домой.
 – Ну, раз уж мы здесь, я хочу еще немного насладиться видом. – Он ловко подхватил ее за талию и поставил рядом с собой. – Идем.
 Они подошли к краю утеса. Внизу бились волны. Море блестело на солнце и слепило глаза.
 – Спенс любит детей, – негромко произнес Бен. – Вот увидишь, он обрадуется.
 – Конечно. – «Еще бы, этот ребенок – его билет на свободу!»
 – Да нет, правда. Знаешь, племянники его обожают. И он с удовольствием возится с ними… Тори?
 Она не выдержала. Слезы горячими ручейками потекли по лицу. Бен обнял ее, и она разрыдалась на его плече, испытывая неожиданное облегчение оттого, что кто-то просто молчит рядом и крепко держит ее за плечи. Потом он вытащил булавку и осторожно снял с нее шляпку.
 – Что ты делаешь? – пробормотала Тори.
 – Цветочки на ней… колются. – Он потер подбородок.
 Тори рассмеялась, хотя слезы и продолжали капать. Она отстранилась, вытирая мокрые глаза и переводя дыхание.
 – Прости, так глупо получилось. Я намочила тебе рубашку.
 – Если ты мне все расскажешь, тебе полегчает. – Бен заботливо вытер ее мокрые щеки.
 – Вряд ли, – покачала она головой.
 Он снял пиджак и положил его на камни.
 – Садись и давай поговорим.
 Тори посмотрела в голубые глаза и подумала, что за последние недели этот некрасивый, но приятный мужчина с добрыми глазами стал ее другом. Он охранял ее, заботился о ней и берег ее секреты. Она села рядом с Беном и, вдохнув поглубже, принялась рассказывать все с самого начала. Когда печальное повествование подошло к концу, Тори робко взглянула на Бена, почти уверенная, что увидит неприязнь на его лице. Но голубые глаза смотрели на нее с нежностью, и, покачав головой, он сказал:
 – Да, тебя приперли к стенке… Но теперь-то почему ты так расстраиваешься? Ведь ребенок – это именно то, что было причиной сделки.
 – Да, это так, но… – Тори сглотнула комок в горле. – Но я люблю его!
 – Я так и думал, – усмехнулся Бен. – И я не хочу, не хочу, чтобы Спенс уходил!
 – Тихо, тихо, никто пока никуда не уходит. – Бен обнял ее дрожащие плечи.
 – Но я должна сдержать свое слово и освободить его. И теперь нет причины, по которой я не могу этого сделать. Он свое слово сдержал.
 – Знаешь, я скажу ему…
 – Нет-нет! – Чуть отстранившись, Тори судорожно вцепилась в рукав его рубашки. – Поклянись мне, что не расскажешь ему.
 – Но. Тори, это бы помогло. Иногда кто-то третий должен…
 – Поклянись, Бен, прошу тебя! Пойми, мне не нужна его жалость, и я не хочу, чтобы он остался из-за ребенка, Я слишком сильно люблю его… И только если бы он тоже…
 – Ладно. – Бен вздохнул. – Я клянусь молчать. Но сдается мне, красавица, что ты не права. И Спенс не собирается так легко тебя отпускать.
 То ли Тори и сама хотела в это верить, то ли подействовали смешные истории Бена, которыми он развлекал ее всю обратную дорогу, но в «Хэмптон-Хаус» она приехала почти веселой. Спенс стоял в кабинете и смотрел в коридор. Он услышал смех Тори, еще когда она выходила из экипажа. Сам он был не в лучшем настроении и теперь, глядя, как его жена и лучший друг идут по коридору и он обнимает ее за плечи, а она смотрит ему в лицо и улыбается… Сам Кинкейд никогда не был с ней так близок, так непосредствен. Что-то весьма похожее на ревность кольнуло его сердце, и Спенс сухо произнес:
 – Рад видеть вас обоих в столь прекрасном настроении.
 Он вглядывался в лицо жены. Целая гамма чувств промелькнула на ее красивом лице, когда она увидела его. Растерянность и страх. И что-то еще.
 – Хорошо, что ты вернулся, – тихо произнесла она. – Надеюсь, поездка была удачной?
 – Да. – Господи, как же он по ней соскучился! Так хочется подойти, обнять, зарыться лицом в ее теплые волосы. – Надеюсь, ты здорова? – Что он несет!
 – Да, спасибо…
 – Ну, вы найдете о чем поговорить. – Бен выскользнул за дверь, а муж и жена остались одни, разделенные несколькими футами пушистого ковра и стеной сомнений.
 – Я думал…
 – Я хотела…
 – Извини, – сказали они одновременно.
 – Ты первая, – предложил Спенс.
 – Я… я была у доктора Уоллеса.
 – Ты заболела?
 Тори молча покачала головой. Сначала Спенс вздохнул с облегчением, но тут же понял, что означает этот визит. Он не хотел додумывать эту мысль до конца, уже догадываясь, что она скажет.
 – Я беременна, – прошептала Тори.
 «Так скоро? Господи, ну почему так скоро?» – с тоской подумал он, а вслух произнес:
 – Поздравляю, похоже, мы с тобой молодцы.
 Она кивнула.
 – Теперь остается только одно… – Выговорив это. Тори затаила дыхание, «Ну пожалуйста, Спенс, не отпускай меня. Скажи, что ты не хочешь, чтобы мы разводились, что я нужна тебе… Скажи, что любишь… Боже мой…»
 Да, кажется, она решила не тянуть с этим. Как жаль. Возможно, он сумел бы привязать ее к себе, вызвать ответные чувства – если бы у них было больше времени.
 – Я поручу Биллингсу подготовить бумаги сегодня после обеда.
 Сегодня? Не может быть! Уже сегодня?
 – Хорошо, – побелевшими губами прошептала Тори и побрела к себе в спальню, стараясь держать спину прямо и считая шаги, чтобы не разреветься прежде, чем за ней закроется дверь.
 – Какие основания для развода указать?
 – Основания? – тупо переспросила она.
 – Да, для развода нужна причина. Что написать: нарушение супружеской верности или пренебрежение обязанностями? Тори повернулась и молча посмотрела на него.
 – В случае измены суд потребует доказательств. Мне предъявить нечего, так что, думаю, стоит остановиться на пренебрежении супружескими обязанностями… Если ты не была с другим. Тори, которая подалась вперед, похоже, желая что-то сказать, услышав последнюю фразу, отшатнулась, как будто получила пощечину.
 – Как ты смеешь предполагать подобное!
 – Это упростило бы дело, – Гордость не позволит ему показать, как каждое слово ножом вонзается в сердце, как эта женщина измучила его.
 – Я не собираюсь совершать прелюбодеяние, чтобы упростить процедуру развода! Но не понимаю, что останавливает тебя, – разве не в твоих привычках заводить необременительные связи?
 Вспомнив, каким он был до встречи с ней, Спенс опустил голову.
 – Наверное, я это заслужил. Тори вдруг сникла.
 – Прости, это непростая ситуаций для нас обоих.
 – Я хотел бы иметь возможность навешать вас и видеться с ребенком. – «Это будет стоить мне дорого – видеть тебя».
 – Конечно, как только захочешь, – «Встречи с тобой разорвут мне сердце».
 Они помолчали, каждый, лелея свою боль.
 – У меня дела.
 – Да, иди.
 Все было кончено.
 – Не могу поверить! – Беи натянул поводья, и коляска «становилась у ворот миссии.
 – Прошу тебя, Бен! – Тори сглотнула слезы. Это ужасно – ей все время хотелось плакать, – Сегодня после обеда он встречался со своим адвокатом.
 – Я знаю. Я был уверен, что Спенс тебя любит.
 – Ну что ж, я должна найти в себе силы смириться с этим. – «И найти силы жить дальше, изо дня в день – без него».
 Бен помог ей выйти из экипажа и задержал ее руку в своих ладонях. Тори подняла взгляд и смотрела на него почти с нежностью – он такой заботливый, такой хороший друг! Бен улыбнулся, морщинки собрались в уголках голубых глаз.
 – Послушай, когда все это закончится… Ваш чертов развод, я имею в виду. Знаешь, я сделал кое-какие вполне удачные вложения… хотя я и не так богат, как наш друг Спенс Кинкейд, Так вот, если ты согласишься выйти за меня, я буду горд и счастлив.
 Тори покачала головой и отступила назад:
 – Спасибо, Бен, но ведь ты не любишь меня.
 – Ты мне очень нравишься. – Он улыбнулся, и сердце Тори дрогнуло. Такая мальчишеская улыбка, такой верный друг…
 – Ты мне тоже нравишься. – Она погладила его по щеке. – Но у нас ничего не выйдет. Ты достоин лучшего. И когда-нибудь ты встретишь свою женщину, которая будет жить и дышать только ради тебя. И скажи мне: что мы все будем испытывать, когда Спенс придет навестить ребенка? Нет. Я не могу так поступить с тобой. Спасибо тебе, но ты ведь знаешь – я люблю его и буду любить всегда.
 – Мне почему-то кажется, что все у тебя будет хорошо. – Бен поцеловал ее ладошку, и Тори показалось, что он почувствовал облегчение, когда она отказала ему.




 Глава 28


 Оливия поставила бутылку шампанского в ведерко со льдом. Прозрачные кубики звякнули, Он опять опаздывает. Но теперь это не важно, потому что это в последний раз. Отныне она будет хозяйкой положения. Не удержавшись, Оливия тихонько хихикнула, представив лицо Джека, когда он узнает, что ока раскрыла его тайну.
 – Похоже, ты сегодня в прекрасном настроении дорогуша.
 Оливия вздрогнула. Он опять напугал ее.
 – Я велела Гарри предупредить меня, когда ты придешь.
 – А я вошел через черный ход.
 Да, ведь у парадного дежурит чертов репортер из «Обсервер» и еще люди Кинкейда. Ничего, ничего, скоро она от них избавится. И от самого Кинкейда тоже.
 – Что же ты, Джек, входи, милый.
 – А где все? – Джек медлил на пороге.
 – Девочки наверху. Вяжут в основном; сам понимаешь, в последнее время у нас мало клиентов.
 – А твои сторожевые псы?
 – Им не понравилось работать, не получая денег. – Оливия сжала кулаки. Но ничего, скоро она опять будет богата, и псы приползут на брюхе… – Помоги мне, милый, ты же знаешь, я не умею открывать шампанское.
 – Чего ты хочешь, Оливия? – Слеттер не двигался с места.
 – Сейчас я хочу шампанского.
 Несколько секунд Джек пристально разглядывал ее, потом наконец вошел.
 – Мы что-то празднуем, дорогая? – спросил он, беря бутылку.
 – Я праздную, милый.
 Он держал в руках бутылку, капельки воды блестели на толстом стекле. Оборачивая горлышко салфеткой, Слеттер спросил:
 – Ты мне скажешь, что именно мы празднуем, или я должен догадаться?
 – Всему свое время, милый.
 Она смотрела на него и удивлялась – как легко этот человек обманул ее, да и не только ее. Хлопнула пробка, и Оливия подпрыгнула от неожиданности.
 – Ты что-то нервная сегодня, – улыбаясь, заметил Слеттер.
 – Говорят, ты уезжаешь? – Оливия протянула ему свой бокал.
 – Да. – Пузырьки заплясали в хрустальном плену. – Сан-Франциско мне наскучил.
 – То есть ты позволишь Кинкейду выгнать тебя из города?
 Слеттер улыбнулся:
 – Давай сформулируем, это по-другому. Я достаточно умен, чтобы понять, что настало время сменить обстановку.
 Оливия пригубила вино.
 – Ты никуда не уедешь, Джек.
 – И кто же меня остановит?
 Оливия встала, из-за стола, увеличивая расстояние между ними, и выкрикнула:
 – Ты прекрасный актер, но я все о тебе знаю!
 – И что же ты знаешь?
 Сердце ее бешено колотилось, Сейчас она получит то, о чем не могла и мечтать, – власть над Джеком Слеттером.
 – Я приказала следить за тобой. И я знаю, кто ты на самом деле.
 Джек поставил бокал на стол и взял в руки хрустальное пресс-папье. Вглядываясь в призрачную глубину шара, он негромко спросил:
 – Чего ты хочешь?
 Она расслышала угрозу в его тоне, но собственный успех оглушил ее, и она не испытывала страха. Оливия подошла вплотную к Слеттеру и, гладя застежку на его брюках, заявила».
 – Мы продолжим наш бизнес и наши отношения. Только теперь приказы буду отдавать я, И первый приказ будет такой – убей Кинкейда.
 – Я не сделаю этой глупости. Оливия расхохоталась.
 – Ты не понял, дружок, У тебя нет выбора. Или ты подчинишься, или я всем расскажу, кто такой Джек Слеттер.
 Она смеялась, не замечая, как он напрягся. Он был опасен, но Оливия как будто ослепла и оглохла. Она дернула его жилет, и пуговицы разлетелись в стороны. Положив руку на обтянутую белой рубашкой грудь Слеттера, Оливия нашла его сосок.
 – Теперь ты мой. Я могу делать с тобой все, что захочу, как с любой из моих девок. Мой раб. – Пальцы сжали сосок.
 Слеттер зарычал. Она улыбнулась и подняла голову – и успела заметить, как свет блеснул в хрустальном шаре. Это была последняя вспышка света в ее жизни. За ней последовал удар – и тьма. Джек смотрел на дело рук своих, и его била дрожь. Он опустился на колени и приподнял безжизненное тело. Руки его стали влажными. Он уже знал отчего – это кровь, ее кровь.
 – Ну зачем ты вынудила меня сделать это? – простонал он.
 Негромкий вскрик привлек его внимание. Кто-то видел его и то, как он совершил убийство. Слеттер выпустил тело Оливии и метнулся к двери. Никого. Через холл, в v коридор. Впереди светлел проем распахнутой двери. Кто-то ускользнул черным ходом. Выскочив на улицу, он успел заметить темноволосую головку и подол желтого платья – беглянка уже исчезала за углом в его экипаже, Слеттер шел по улице, стараясь не привлекать к себе внимания, и мучительно вспоминал, называла ли Оливия его имя, его настоящее имя? Черт, он не помнил…
 – Тори, уже поздно. – Бен смотрел на сидящую напротив женщину.
 Тори подняла к нему испещренное морщинами лицо и строго произнесла:
 – Не забывайся, паренек. Меня зовут Шарлотта.
 – Сколько человек знают правду? – смеясь спросил Бен. – Матушка Ли и Флора. Но девушки ни о чем не подозревают, и я очень хочу, чтобы так было и дальше.
 – Я буду нем как рыба. Кроме того, все давным-давно спят. И нам бы не помешало отдохнуть. Долго еще?
 Тори взглянула на бухгалтерскую книгу, которую она заполняла, и вздохнула:
 – В последнее время Шарлотта пренебрегала своими обязанностями, так что работы скопилось много.
 Это была правда – но не вся. Тори отчаянно не хотелось возвращаться в «Хэмптон-Хаус», чтобы снова спать в. пустой комнате, одной… Звонок у парадной двери заставил их вздрогнуть.
 – Кто бы это мог быть в такой час? – спросила Тори.
 – Я посмотрю. – Бен встал и направился в холл.
 – Возможно, кому-то нужна наша помощь. – Тори пошла за ним, но он заставил ее остановиться в нескольких шагах позади.
 Когда дверь распахнулась, в коридор вбежала темноволосая девушка, одетая только в желтую ночную сорочку.
 – Ради Бога, спасите меня! – Она бросилась на грудь Бену. – Он убьет меня!
 – Успокойся, детка, здесь ты в безопасности. – Тори ласково коснулась плеча девушки.
 Но та испуганно озиралась, цепляясь за рубашку Бена, и явно плохо соображала.
 – Отведи-ка ее в мою комнату, – велела Тори.
 Бен подхватил девушку на руки, отнес наверх и опустил на узкую кровать. Когда он попытался оторвать от себя ее руки, она заплакала:
 – Прошу вас, не оставляйте меня!
 – Успокойтесь, я никуда не уйду. – Бен сел рядом с ней на кровать.
 – Меня зовут Шарлотта, а этот молодой человек – мистер Бен Кэмпбелл. А теперь скажи-ка нам, детка, как тебя зовут.
 – Бекки, мэм.
 – Кого ты боишься, Бекки?
 – Этот человек, Слеттер… Я видела, как он убил ее. – Она опять задрожала и вцепилась в руку Бена. – Только он не Слеттер, он кто-то другой. Поэтому он ее и убил.
 – Давайте, дорогая, успокойтесь и попробуйте рассказать еще разок. – Бен нахмурился при упоминании имени Слеттера.
 Бекки постаралась взять себя в руки, перевела дыхание и стала рассказывать:
 – Я спустилась вниз поискать какую-нибудь еду… А кабинет мисс Оливии как раз около черной лестницы. Я слышала ее смех, а потом она сказала, что знает, кто он такой на самом деле. Конечно, я не должна была подслушивать, но я просто не могла сдвинуться с места. А потом она закричала… – Бекки опять начала всхлипывать. – Прошу вас, не пускайте его сюда!
 – Он вас видел? – озабоченно спросил Бен.
 – Думаю, нет. Я только на секундочку выглянула из-за угле и сразу же бросилась бежать. Я взяла его экипаж. – Она повернулась к Тори. – Я помню, вы говорили, что поможете…
 – Конечно, дорогая. – Тори ласково похлопала ее по руке. – Мы поможем вам.
 – Здесь есть телефон?
 Тори покачала головой и впервые занервничала, услышав тревогу в голосе Бена.
 – Я съезжу за полицией, – решительно сказал он. Потом достал из внутреннего кармана пиджака револьвер и протянул его Тори. – Ты умеешь с этим обращаться?
 Тори кивнула и взяла оружие. Глаза Бекки опять испуганно округлились – она не желала отпускать Бена.
 – Я вернусь очень скоро, – произнес тот ласково. – А пока Шарлотта позаботится о вас.
 Он вышел из комнаты, и женщины молча слушали звук его шагов: вот он идет по коридору, спускается вниз, через холл к черному ходу. Когда донесся стук закрывшейся двери, Бекки прижалась спиной к стене и опять начала дрожать. Тори достала из шкафа шерстяной жакет Шарлотты и заставила Бекки надеть его, укрыла ее одеялом и погладила бедняжку по бледной щеке.
 – Все будет хорошо, ягненочек.
 – Спасибо, – прошептала девушка.
 Тори улыбалась ей, стараясь вселить уверенность, но сама тревожилась все сильнее. Хоть бы Бен поскорее вернулся.
 – Мне холодно, – жалобно проговорила Бекки.
 – Я дам тебе чашку горячего чая – это согреет и поможет успокоиться.
 – Пожалуйста, не уходите. Гори похлопала ее по руке:
 – Я только на кухню, детка. Если что, позови – я близко Бекки кивнула и прилегла, сжавшись комочком под одеялом.
 Тори оставила девушке лампу и пошла в кухню. Множество мыслей кружилось в ее голове. Слеттер убил Оливию. И он не Слеттер. Тогда кто? Она вошла в темную кухню, положила револьвер на стол у входа и потянулась зажечь лампу. Слишком поздно почувствовала она чужое присутствие. Рука ее сомкнулась на рукоятке оружия, но от тяжелого удара померк в глазах свет, что-то взорвалось в ее голове, и Тори повалилась не пол, потеряв сознание. Джек некоторое время стоял, прислушиваясь. Хорошо, что он не стал стрелять – удара рукояткой револьвера старухе хватило за глаза. Она лежала на полу безжизненной кучей, В доме царила тишина. Тогда он повернулся и пошел через холл. Он двигался тихо, словно хищный зверь на охоте. Даже собственного дыхания не слышал. Вот и нужная дверь – из-под нее пробивается узкая полоска света. Слеттер толкнул створку, и девушка, лежавшая поя одеялом, подняла голову. При виде убийцы глаза ее расширились, в них застыл смертельный ужас.
 – Прошу вас, не надо, – прошептала она.
 Джек шагнул к ней, и она открыла рот, но, прежде чем Бекки успела закричать, он прыгнул вперед и ее тоже ударил рукояткой револьвера по голове. Он бил снова и снова пока она не перестала шевелиться. Взглянув на то, что осталось от ее лица, Джек ощутил дурноту. Провел рукой по щеке и почувствовал теплую влагу – его забрызгало ее кровью. Не совладав с собой, он согнулся, и тело его сотрясли рвотные спазмы. Придя в себя, убийца вытер рот и направился к двери. Но вдруг вернулся, схватил масляную лампу со стола и бросил ее на постель. В темной кухне он переступил через неподвижное тело Шарлотты и скрылся в ночи.




 Глава 29


 Спенс ехал домой. Мысли его были заняты Тори. Зря он сдался так легко, без борьбы… Свернув на Честнатстрит, Спенс натянул поводья.
 – Что за черт!
 По улице бежали полураздетые женщины. Кто-то нес детей, кто-то вещи. Воздух быстро темнел от дыма, и дышать было трудно от едкого запаха гари. Пришпорив коня, Кинкейд в мгновение ока оказался у крыльца горящего дома. Оглядев женщин на улице, он не нашел родного лица и бросился вверх по ступеням парадного входа. Из двери выбежала Флора.
 – Где моя жена? – Спенс схватил ее за плечи.
 – Господи, все горит!
 – Где Тори? – Он встряхнул испуганную женщину.
 – Она была в комнате Шарлотты…
 Спенс отпустил ее и бросился в дом. Воздух обжигал легкие, дым ел глаза. Каждый вздох давался с трудом. Жар душил его, но он упорно пробирался наверх. На кровати лежала женщина, и огонь уже охватил ее тело. Она была слишком неподвижна. Мертва. Она умерла! Слезы застлали глаза Кинкейда, он шагнул к ней и тут услышал слабый крик из кухни. Он сделал еще шаг вперед, но пламя уже объяло комнату, и огонь встал стеной, закрывая страшное зрелище – неподвижное тело на кровати.
 Он ничего не мог сделать – не мог спасти даже ее тело. Огонь забрал его себе. Забрал его Тори…
 – Спасите!
 Повинуясь инстинкту, Кинкейд повернулся и бросился на крик. С трудом пробившись сквозь дым и наступающий огонь, он наконец попал в кухню. Клер стояла на коленях у тела Шарлотты, лицо ее было залито слезами.
 – У меня не хватает сил поднять ее, – плакала девушка.
 Раздался треск, и их окатило новой волной жара. Спенс взглянул на потолок и понял, что времени осталось мало – балки могли рухнуть в любой момент. Он подхватил Шарлотту на руки и на бегу крикнул:
 – Клер, бегите за мной! Голову пригните как можно ниже!
 Спенс помчался к черному ходу, У самого порога он споткнулся о чье-то тело, Наклонившись, сквозь клубы дыма увидел Бена. Из раны на его голове текла кровь, и Кинкейд не смог определить, жив ли друг.
 Он вынес Шарлотту из дома, положил на траву и велел Клер оставаться с ней. Собственный голос удивил его – хриплое карканье, похоже, ожег гортань. Сделав пару вдохов, преодолевая боль в легких, он ринулся к дому.
 – Нет-нет, не ходите! – Клер схватила его за руку.
 – Все будет хорошо, – прохрипел Спенс и побежал к черному ходу.
 Он успел найти Бена в этом чертовом дыму и потащил его к выходу. За спиной обвалилась балка, обдав его снопом искр. Кинкейд спустился с крыльца до того, как в доме рухнула крыша. Спенс упал на колени, прижимая к себе Бена. Голова кружилась, воздуха мучительно не хватало.
 – Вы целы? – рядом с ним появилась Клер.
 – Да. – Спенс отчаянно моргал. Глаза слезились немилосердно. – Как Шарлотта?
 – Она без сознания. – Клер с ужасом смотрела на горящую миссию – все, что осталось от их дома, их убежища. – Куда мы пойдем? – Голос ее напоминал плач потерявшегося ребенка.
 – В «Хэмптон-Хаус», – с трудом выговорил Спенс. Зазвенели колокольчики. Прибыла пожарная команда.
 Они опоздали. А он опоздал спасти Тори. Бен зашевелился, закашлялся и попытался сесть.
 – Тихо, дружище. – Спенс удержал его.
 – Где Тори? – прохрипел Бен.
 – Ее больше нет. – Слова давались с трудом.
 Бен застонал и закрыл глаза. Потом сел, и взгляд его прояснился. – Это Слеттер. Мы должны достать его.
 – Я сам. Ты сейчас не в лучшей форме. – Кинкейд заставил друга лечь, попросил Клер присматривать за ним и пошел к лошади. В груди закипала ярость. Боль. Ненависть. Они давали силу, которая была сильнее боли от ожогов.
 Он гнал коня галопом. Вот и «Хэмптон-Хаус». Бегом вверх по лестнице.
 – Джаспер!
 Слуга появился из своей комнаты, заправляя ночную рубашку в брюки. При виде хозяина глаза его стали круглыми.
 – Сэр? С вами все в порядке?
 – Миссия сгорела. – Спенс бросил дворецкому пиджак и принялся снимать рубашку. – Приготовь дюжину комнат и пошли шесть экипажей на Честнат-стрит.
 – Да, сэр. – Дворецкий подал Кинкейду чистую рубашку. – Что-нибудь еще?
 – Пошли за доктором Уоллесом. Пусть придет немедленно.
 Спенс достал револьвер и бросил его на кровать. Потом налил в умывальник холодной воды и принялся смывать с себя копоть и кровь.
 – Скажи, пусть откроют магазин одежды – тот, что внизу. Многие женщины не успели одеться. Путь выберут, что им нужно. И найди им какую-нибудь еду.
 Он вновь и вновь плескал в лицо холодной водой, пытаясь остудить кожу… и горящую болью память. Перед глазами стояли комната, объятая пламенем, и неподвижная фигура на кровати.
 – Сэр… мистер Кинкейд. С ней все в порядке? – тихо спросил Джаспер.
 – Нет.
 Сейчас он не может позволить себе страдать. Только ярость и ненависть. Чтобы хватило сил догнать и убить Слеттера.
 – Мне так жаль, сэр. Такая милая молодая леди. Спенс выхватил из рук дворецкого рубашку.
 – Поторопись. Там женщины и дети, а на улице холодно.
 – Да, сэр. – Джаспер выбежал из комнаты.
 Спенсер пристегнул кобуру на пояс, проверил, заряжен ли револьвер, и сунул его в кожаный чехол. Это ненадолго. Он найдет и убьет негодяя, причем так, чтобы Слеттер понял, за что он умирает и кто его убил.
 Он быстро добрался до «Золотого оленя», но сегодня здесь было пустынно и тихо. Не горел свет, не играла музыка. И двери были заперты. Спенс долго стучал, потом достал оружие и, отстрелив замок, вошел в пустой темный зал, пропахший виски и сигарным дымом.
 – Слеттер!
 Ему ответила тишина. Дом был пуст. В сердцах Спенс швырнул стул в стену и вышел на улицу. Вскочил на коня и поскакал на Фаррел-стрит. Он приехал к дому Оливии как раз вовремя: двое мужчин грузили в черный экипаж носилки с ее телом.
 К нему подошел Кэл, чье задание было следить за клиентами. Рядом стоял репортер из «Обсервер».
 – Что случилось? – спросил Спенс. – Кто это?
 – Это мисс Оливия. Должно быть, убийца прошел через черный ход, потому что мимо меня никто не проходил.
 Спенс посмотрел вслед экипажу, увозившему тело Оливии, и поклялся себе, что за эту смерть Слеттер тоже заплатит.
 – Езжай в отель, Кэл. Здесь ты вряд ли понадобишься. Кинкейд вернулся к миссии. Он спешился и теперь стоял, глядя на обугленный остов здания, над которым еще поднимался дым и тяжелый запах гари.
 Кто-то вышел из тени и приблизился к нему.
 – Что вы здесь делаете, мистер Кинкейд? – спросил инспектор Сэмюэльс.
 – Моя жена. – Спенс с трудом выталкивал слова, они застревали в горле. – Она осталась там.
 Суровое лицо инспектора чуть смягчилось. Он провел рукой по темным волосам и сочувственно произнес:
 – Я понимаю ваше горе. Но дом еще тлеет, и туда нельзя.
 – Тори! – Кинкейд шагнул вперед, словно не слыша полицейского.
 – Прошу вас, мистер Кинкейд. – Инспектор схватил его за руку. – Вы должны подождать. – Он помолчал и, глядя на Спенса темными глазами, негромко добавил: – Просто постойте здесь и посмотрите, к чему привело ваше упрямство. Если бы вы последовали моему совету и оставили Слеттера в покое, ваша жена была бы жива.
 – Я это знаю, – ответил Спенс. Слезы застилали глаза. Тут только дым, зола и угли. Он повернулся и пошел к своему коню.
 Спенс ехал по улицам города. Вокруг раздавались голоса, где-то играла музыка, кричали дети. Но он словно окаменел. Это было странное чувство – реальность казалась сном и потому не вызывала особых эмоций. Он ехал, бросив поводья на шею жеребцу, и очнулся, только услышав шум океана. Конь привез его на утес, куда не так давно от него сбежала Тори. Спенс подошел к краю скалы. Стемнело, и океан был черен. Он глухо ворочался там, внизу, клочья пены летели вверх, сверкая серебром в свете луны. Любимое место Тори. Но Тори больше нет… Боль начала ломать защитные барьеры, за которыми прятался измученный мозг. Теперь она усилилась стократ, и Спенс, застонав, закрыл лицо руками. Обожженные губы защипало от соленой влаги. На секунду он удивился, как брызги прибоя могли долететь так высоко. А потом понял, что это не морская соль – это слезы. Никогда больше не видеть ее лица, не иметь возможности прикоснуться к ней. Крик рос внутри, потом вырвался наружу – первобытный вопль, смешавшийся с шумом стихии, но не принесший облегчения. И тогда ему в голову пришла новая мысль. Вот он, выход, всего в шаге впереди. Один шаг – и боль пройдет, и он соединится наконец со своей Тори. Это так просто. Но что-то в этой простоте было ложью. Несмотря на отчаяние, здоровая натура взяла верх, и Спенс продолжал стоять на краю утеса. Нет, это было бы, пожалуй, слишком просто, даже трусливо – ведь он не нашел убийцу, не отомстил. Он отошел от пропасти и опустился на землю. Здесь они ссорились с Тори. Как он мог быть таким глупцом – тратить на ссоры драгоценное время! Кинкейд прижался щекой к теплой земле и закрыл глаза. Он снова видел Тори: вот она хмурится… улыбается, ветер играет непослушным локоном, который опять выбился из прически… Спасительный сон опустился на его душу, даря передышку измученному сердцу. Что-то теплое коснулось щеки. Спенс открыл глаза и увидел призрак: Тори сидела рядом с ним и гладила ладошкой его небритое лицо.
 – Спенс, с тобой все в порядке? – Она смотрела с тревогой, тонкие пальчики отвели волосы с его лба.
 – Тори? – Он протянул руку. Сердце испуганно замерло – вдруг она исчезнет? Но ладонь его коснулась теплой кожи, и в следующий миг она – живая! – оказалась в его объятиях.
 – Слава Богу, ты жив, – шептана Тори. – Я так боялась за тебя.
 Спенс прижимал к себе жену и думай, что если он и сошел с ума, то пусть все так и останется… Он зарылся лицом в ее волосы, провел губами по нежной шее. Вдохнул такой знакомый, такой родной запах. Тори чуть отстранилась, взглянула в лицо мужу, и сердце ее пронзила боль – слезы текли из золотистых глаз.
 – Не плачь, милый, не плачь. Все хорошо. Слава Господу, ты цел, и я жива.
 Она вытирала его слезы, чувствуя, что ее собственные уже текут по щекам. Спенс снова обнял ее, словно все еще боялся, что она исчезнет. Потом он нашел ее губы, и Тори вздохнула с облегчением: это был ее дом – его объятия, его нежность. Как он прекрасен, ее муж, чья золотистая кожа словно согрета солнцем, чьи руки сильны, а тело совершенно.
 – Иди ко мне, – прошептала она.
 И они занимались любовью – и это было как в первый раз, потому что теперь сливались не только тела, но и их души. Они были живы и хотели убедиться в этом, лаская каждый кусочек кожи, целуя каждую прядь волос. И только когда оба не могли дольше терпеть сладкую пытку, тела их слились. И каждый владел своим сокровищем и щедро отдавал его другому, и дарителю воздавалось сторицей, ибо счастье его становилось полным, – пока они не достигли пика вместе, унесенные одной волной, более сильной, чем все прежние, потому что теперь к страсти добавилась любовь. Когда они смогли пошевелиться, Спенс, крепко прижав к себе жену, укутал ее своим пиджаком.
 – Тебе тепло? – заботливо спросил он.
 – Мне хорошо. – Она уткнулась носом ему в грудь.
 – Знаешь, я видел там, в комнате Шарлотты… Я думал… Тори почувствовала дурноту. Как она могла забыть!
 – Бедная девочка! Я обещала ей помочь, спасти от Слеттера, который преследовал ее. Бедняжку звали Бекки. Она видела, как Слеттер убил Оливию… – Тори начала дрожать.
 – Ты ничего не могла сделать.
 – Я не должна была оставлять ее…
 – Слеттер чуть не убил тебя и Бена.
 – Бен… дат мне оружие. – Рыдания душили Тори.
 – Убийца тоже был вооружен, Тори. И не задумываясь пустил в ход свой револьвер. Мы должны благодарить Бога, что ты осталась жива… К тому же, – продолжал он торопливо, – теперь я могу признаться, что был жутко зол на тебя.
 – Зол? Почему?
 – Я не успел сказать тебе, что думаю о той проклятой сделке. Она и все обязательства могут катиться ко всем чертям. Я люблю тебя и не отпущу.
 Тори закрыла глаза.
 – Скажи это снова.
 – Я люблю тебя. Ты моя жизнь, мой свет, тепло моей души.
 Тори было тяжело дышать – но ведь от счастья не умирают! Ее мечта становится явью. Прямо сейчас, когда она смотрит, как шевелятся его губы, произнося заветные слова.
 – А когда ты понял, что любишь меня?
 – В тот день, когда увидел в первый раз… – Спенс помедлил, прежде чем спросить: – А ты… скажешь мне что-нибудь?
 Тори удивилась. Неужели этот самоуверенный мужчина может говорить столь… робко?
 – Я люблю тебя… и это первая любовь в моей жизни. Чарлз был лишь детской привязанностью, которая не имеет ничего общего с тем, что я испытываю к тебе. – Она нашла его руку и поднесла ладонь к губам. – Я люблю тебя, Спенсер Хэмптон Кинкейд. Думаю, мне надо поблагодарить Чарлза за то, что он сбежал тогда, много лет назад.
 Тори почувствовала, как он напрягся. Спенсер ревнует! Смешно, но это было приятно. И, торопясь успокоить мужа, она продолжала:
 – Тогда, в парке, он… как бы это сказать… он думал, что мой брак устранит препятствия для наших с ним отношений.
 – Ублюдок!
 – Он думал, что я влюблена в него… – Набравшись храбрости, Тори решила сказать все: – Знаешь, я позволила ему поцеловать себя, хотела посмотреть, сможет ли он разжечь огонь… и чтобы мурашки бежали по телу, как бывает, когда меня целуешь ты. Но я не почувствовала ровным счетом ничего!
 – Никаких мурашек? – Спенс засмеялся – кажется, впервые за всю жизнь.
 – Ни одной! Так что ты был прав, когда – помнишь? – говорил, что Чарлз не тот, кто мне нужен.
 – Ну и черт с ним! – от души высказался Спенс. Помолчав, он спросил: – Но как же ты выбралась из дома? Я не видел тебя. То есть видел, но…
 Тори улыбнулась и, спрятав лицо у него на груди, проговорила голосом Шарлотты:
 – Тебе придется узнать кое-что интересное, паренек.
 Спенс чуть не подпрыгнул.
 – Шарлотта! Не может быть! Но к чему такой маскарад?
 – Шарлотта могла позволить себе многое, что не пристало мисс Виктории Грейнджер. И доктор Уоллес сказал, что она спасла мне жизнь – парик смягчил удар.
 – А Куинтон знал?
 – Нет. И моя мать тоже ничего не подозревала.
 – Это само собой. Она просто заперла бы тебя или устроила скандал.
 – Она желала мне добра и как могла старалась создать для меня счастливое будущее. Не знаю, сможет ли она меня простить когда-нибудь…
 – Боже, Тори, да о чем ты говоришь? Это она должна просить у тебя прощения! Слава Богу, у тебя хватило ума и мужества не следовать ее примеру. Ты не представляешь, как я этому рад.
 – Я тоже. – Она потерлась носом о его щеку.
 – Но Шарлотта… Эта дама вечно напрашивалась на неприятности.
 – Спенс! Ты не можешь мне запретить!
 – Наверное, не могу. Но прошу тебя, сделай так, чтобы она не переусердствовала, рыская по борделям. По крайней мере пока носит моего ребенка.
 – Ты просто чудо! – Тори чмокнула его в ямочку на подбородке.
 Спенс молчал, водя губами по ее ключице. Потом взглянул ей в глаза и неожиданно спросил:
 – Ты выйдешь за меня замуж?
 Тори онемела. Потом возмущенно произнесла:
 – Мистер Кинкейд, уж не хотите ли вы сказать, что свадьба была не настоящей и мы… и я…
 – Нет-нет, все было всерьез. Просто ты единственная женщина, которой мне захотелось задать этот вопрос. В тот раз как-то не получилось.
 – Правда, единственная?
 – Правда.
 – Тогда я согласна. Я согласна выходить за тебя замуж каждый год или каждый день.
 – Наверное, Шарлотта влюбилась в меня еще тогда, в спальне Оливии, увидев во всей красе, – усмехнулся Спенс. – Но знаешь, – виновато добавил он, – я правда в ту ночь собирался идти домой. Думаю, Оливия чего-то намешала мне в бренди… Что с тобой? Ты дрожишь?
 Тори действительно охватил озноб. Она опять вернулась к реальности, к той жизни, где беда и смерть притаились неподалеку.
 – Я хотела тебе сказать, – прошептала она, плотнее прижимаясь к мужу, – Бекки и Оливия что-то знали. Оливия выяснила, кто такой Слеттер на самом деле. Это человек с именем, но ведущий двойную жизнь.
 – Вполне возможно, – задумчиво протянул Кинкейд. – Тогда очень легко можно объяснить, почему три года назад он появился буквально ниоткуда.
 – Спенс, поклянись мне быть осторожным!
 – Не волнуйся, дорогая. Я обещаю. Кстати, у меня есть для тебя сюрприз. – Он поцеловал ее в нос. – Я купил имение Чемберленов.
 – О! Когда?
 – Пока был в Нью-Йорке. Я подумал, раз тебе нравится этот дом, то пусть он станет твоим – даже если ты не пустишь меня на порог.
 – Пущу… и не только на порог.
 – Да? Здорово! Тогда предлагаю пойти домой и принять горячую ванну.
 – Вместе?
 – Ну, однажды, если помнишь, мы там прекрасно поместились.
 Тори вскочила на ноги и, хитро глядя на мужа, заявила:
 – Это просто непристойно – то, что вы мне предлагаете, мистер Кинкейд! – Она схватила свое платье. – Кто последний оденется, тот вытирает воду после купания.




 Глава 30


 Тори бросила на пол еще одно мокрое полотенце и, посмотрев на Спенса, который стоял у окна – прекрасный, как греческий бог, и такой же нагой, – проговорила:
 – Каждый раз, как мы принимаем ванну вместе, на полу воды оказывается больше, чем в самой ванне.
 – Но ведь это прекрасно! – Спенс обнял жену и добавил полотенце, в которое она была завернута, к куче на полу.
 – Спенс, – Тори выгнулась назад, щекоча твердыми сосками его грудь, – а ты будешь меня любить, когда я стану неповоротливой и с большим животом?
 – Не говори таких вещей! – Кинкейд испуганно посмотрел на нее. – Я боюсь даже думать о том периоде, когда нам нельзя будет заниматься любовью.
 – Ну, пока это нам не грозит, – утешила его Тори.
 – Так не будем же терять время! – Спенс подхватил ее на руки и понес в постель.
 В дверь негромко постучали. Кинкейд изобразил на лице свирепую гримасу. Тори прыснула.
 – Да?
 – Простите, что беспокою вас, сэр, – донесся из-за двери голос Джаспера. – Но пришел мистер Торнхилл. Он выглядит очень расстроенным и настаивает на встрече с вами.
 – Алан никогда не встает так рано, – удивленно заметил Спенс.
 – Возможно, он еще не ложился, – предположила Тори. – Может, он услышал о пожаре и пришел узнать, как у нас дела.
 – Пойду быстренько его утешу и вернусь. – Спенс нежно поцеловал ее в губы и встал.
 Тори смотрела, как он одевается. Потом решила:
 – Пока ты будешь с Аланом, я навещу Бена.
 – Хорошая мысль. – Он остановился у двери и, окинув ее жадным взглядом, улыбнулся: – А когда ты вернешься, мы вместе позавтракаем. В постели.
 Алан мерил шагами гостиную. Спенс решил, что ему не удалось поспать прошлой ночью, – глаза Торнхилла были налиты кровью, а на подбородке краснел порез – руки, наверное, дрожали, когда он брился утром.
 – Что-то ты сегодня рано, дружище, – улыбнулся Спенс.
 – Я услышал о пожаре. – Алан сжал в руке бокал с бренди. – Как Тори?
 – Всем удалось спастись, кроме девушки, которая убежала от Оливии.
 Алан печально покачал головой.
 – Так это был Слеттер?
 – Похоже на то.
 – Он убил Оливию. – Алан мрачно смотрел в бокал.
 Спенс удивился. В глазах друга стояли слезы, а в голосе звучала неподдельная боль. Судя по всему, он был очень привязан к Оливии.
 – Та девушка, которая убежала, она должна была видеть убийцу. Что она рассказала?
 – Она сказала, что Слеттер – это какой-то другой человек. То есть мы, по-видимому, имеем дело с кем-то, кто ведет двойную жизнь, – сухо ответил Спенс.
 – Но она не знала, кто это был?
 – Нет.
 – Бедняжка погибла зря. – Алан дрогнувшей рукой поставил бокал на стол и поднял взгляд на Спенса: – Что ты собираешься делать?
 – Попробую выяснить, что же узнала Оливия.
 – Но как?
 – Ну, во-первых…
 Джаспер снова появился в дверях.
 – Да?
 – Сэр, внизу ждет человек, который говорит, что у него к вам дело исключительной важности.
 – Кто это?
 – Он не назвался, сэр, – с неудовольствием ответил дворецкий. – Невысокий мужчина в грязных ботинках и желтом костюме. Он очень нервничает и все время оглядывается, словно боится преследования. Он ждет вас в кабинете, сэр.
 Спенс повернулся к Алану:
 – Думаю, надо пойти и посмотреть, в чем там дело. Хочешь кофе?
 Алан покачал головой, но уходить явно не собирался. Спенс вздохнул: завтрак в постели откладывался.
 В кабинете Спенс, к своему огромному удивлению, увидел Гарри – человека, который работал на Оливию.
 – Чем обязан? – спросил Кинкейд.
 – Думаю, я могу помочь вам, а вы мне, мистер Кинкейд. – Было видно, что Гарри нервничает.
 – И каким же образом?
 – Я знаю наверняка, что мисс Оливию убил Джек Слеттер.
 – Ты видел?
 Охранник печально покачал головой, но повторил упрямо:
 – Это был он.
 – Садись-ка, Гарри, и рассказывай. – Спенс сел в кресло. Охранник, секунду помедлив, устроился напротив него.
 Наклонившись вперед, он быстро заговорил:
 – Он убьет меня. Так же как убил Моу, Луи и мисс Оливию. Вы должны будете защитить меня, мистер Кинкейд.
 – Так ты знаешь, кто этот человек? – Спенсу не понадобилось много времени, чтобы сложить два и два. – Это ты следил за ним?
 Гарри кивнул:
 – Мисс Оливия мне велела. И я ходил за ним и потом… потом я увидел, что это не он, Я узнал его.
 – Кто?
 Кулаки Спенса сжались.
 – Сколько вы мне заплатите?
 – Сколько скажешь.
 – Пять тысяч. – Гарри нервно облизал губы, опасаясь, что слишком завысил цену.
 – Я согласен, – нетерпеливо кивнул Спенс. – Кто же этот человек?
 Гарри открыл рот, но прозвучал хлопок, и с губ охранника сорвался хриплый стон. Глаза его удивленно расширились, он упал грудью на стол, и Спенс увидел дырку в спинке его стула.
 Кинкейд вскочил и приподнял голову охранника. Но было поздно – кровь стекала из угла рта, а глаза быстро тускнели – Гарри умирал.
 Спенс поднял голову. На пороге стоял Алан с диванной подушкой в руках. В центре ее зияла дыра, в воздухе кружились перья. Спенс уставился на друга, не веря своим глазам.
 Торнхилл сделал шаг вперед и плотно закрыл за собой дверь.
 – Я не думал, что до этого дойдет. И поверь, я огорчен, – вздохнул он.
 – Ты… Так ты и есть Слеттер? – Спенс все никак не мог поверить в такое чудовищное перевоплощение. – Но зачем тебе это, Алан?
 – Я, знаешь ли, не умею жить без денег. Так что все ради них. – Алан печально улыбнулся.
 – Но у тебя полно денег! Шахты, банковский счет. Твой отец был богатым человеком!
 – Мой отец все потерял во время последнего финансового кризиса. Все. – Алан горько рассмеялся, и звук этот прозвучал странно в комнате, где лежал только что убитый человек. – И кстати, он умер не от несчастного случая. Я нашел его после того, как он приставил дуло к голове и вышиб себе мозги.
 – Почему же ты молчал? Я мог бы помочь.
 – Да? – Алан развеселился. – И что бы сделал мой добрый друг? Дал бы мне работу? Или подачку?
 – Черт бы тебя побрал, гордец несчастный! Я одолжил бы тебе денег и посоветовал, как их выгодно вложить.
 – Конечно, ты бы это сделал. Я знаю. Ты же у нас финансовый гений! Но мне не нужна твоя помощь! И я не люблю просить!
 – О да, я вижу! – Спенс гневно сжал кулаки и шагнул вперед. – Ты сам нашел замечательный способ заработать!
 – Кое-что мне посоветовали друзья.
 – Кто? Оливия? – Спенс взглянул на револьвер, который Алан по-прежнему сжимал в руке. – Ты собираешься убить и меня тоже?
 – Ее убил Слеттер! – Алан нервно вытер пот со лба. Глаза его бегали, лицо побледнело.
 – Но ты и есть Слеттер!
 – Нет… – Торнхилл нервно тер лоб. – Ты не знаешь, каково это – быть Слеттером. У него власть, люди уважают его и боятся… Меня никто никогда не уважал! Даже мой отец. Он всегда ставил мне в пример тебя.
 – Алан, тебе нужна помощь…
 – Нет!
 Спенс сделал еще один шаг к нему и, стараясь сохранять спокойствие, спросил:
 – И что ты собираешься делать?
 – Это зависит от тебя, дружище. Еще шаг. Если рвануться вперед…
 – Стой. – Алан поднял револьвер. – Не сомневайся, я выстрелю.
 Спенс промолчал, прикидывая расстояние. Далековато.
 – Я собираюсь начать все с чистого листа в Мексике. И ты мне поможешь, – прошипел Алан.
 – А если я попытаюсь тебя остановить?
 – Не делай этого. Если встанешь на моем пути, я без колебаний убью тебя – мне терять нечего.
 Спенс изучал его лицо. Алан был явно не в себе, глаза его лихорадочно блестели, над губой выступил пот, однако рука, державшая оружие, была тверда.
 – Я не могу позволить тебе… – начал Спенс, когда раздался стук и нежный голосок произнес:
 – Спенс, можно мне войти?
 – А вот и мой билет на свободу, – улыбнулся Алан.
 – Тори, беги! – Спенс рванулся к двери – и опоздал.
 Торнхилл распахнул дверь. Тори стояла на пороге. Все дальнейшее произошло очень быстро. Спенс прыгнул вперед, Алан успел направить на него револьвер и спустить курок. В последний момент Тори ударила его по руке. И все же пуля задела Спенса. Он остановился и покачнулся. Жена бросилась к нему, обняла – но не удержала тяжелое тело мужа, и, падая, он увлек ее за собой. Тори с ужасом увидела, как по лицу Спенса струится кровь.
 – Спенс, любовь моя! – Ей казалось, что сердце ее от боли и отчаяния вот-вот разорвется.
 – Герой, – насмешливо процедил Алан.
 Тори нашла на шее мужа пульс и с облегчением ощутила пальцами ровный ритм.
 – Бог мой! – На пороге возник Джаспер.
 – Быстро войдите. – Алан поднял оружие и направил дуло на дворецкого. Тот заколебался, и Слеттер пригрозил: – Входите, иначе я убью леди.
 Джаспер подчинился и бочком прошел в комнату, стараясь держаться подальше от убийцы.
 – Алан, почему ты это сделал? – Тори непонимающе смотрела на друга. – Что случилось?
 Не удостоив ее ответом, Алан повернулся к дворецкому:
 – Кто еще на этаже?
 – Мистер Кэмпбелл. Он ранен.
 – Кто еще?
 Джаспер покачал головой, не отрывая глаз от черного дула.
 – Ну что ж, – с напускной бодростью произнес Алан, – будем надеяться, что старина Бен останется в постели, иначе в этот раз я точно его прикончу.
 Тори смотрела на Алана, и все загадочные события последнего времени становились на свои места.
 – Так это ты? Ты убийца! И вчера в миссии…
 – Вставай! – оборвал ее Алан.
 – Да пошел ты к черту! – Она повернулась к нему спиной и прижала платок к кровоточащей ране на голове мужа.
 – Хочешь, чтобы я пристрелил его прямо сейчас? – Голос был хриплым, и в нем звучала угроза. Тори обернулась. Теперь с ней говорил совсем другой человек. Это уже не был тот Алан, которого она знала с детства – весельчак и любитель удовольствий. Перед ней был Слеттер – безжалостный убийца. Она поднялась и спросила:
 – Зачем я тебе?
 – Ты мой билет на свободу.
 Он схватил ее за руку и дернул к себе. Тори почувствовала, как в ребра уткнулось дуло револьвера. Ей стало страшно. Она не хочет… нет, она не может допустить, чтобы что-то случилось с ней или ребенком.
 – Джаспер, старина, сядь-ка туда. – Алан махнул в сторону стола.
 Перепуганный дворецкий повиновался. Он сел в кресло за столом, стараясь держаться подальше от мертвого Гарри.
 – Он не кусается, – хмыкнул Слеттер.
 – Мистер Торнхилл, – Джаспер облизал сухие губы, – уверяю вас, я не собираюсь вам мешать и не сделаю ничего, что может повредить моим хозяевам.
 – Я в этом просто уверен, – с издевкой ответил Слеттер, поднимая револьвер. Грохнул выстрел, Тори вскрикнула, а дворецкий повалился грудью на стол и затих.
 – Ты ненормальный, – прошептала Тори побелевшими от ужаса губами.
 – Не забывай об этом, – буркнул Алан и потащил ее из комнаты. Они спускались по лестнице, и дуло револьвера, невидимое для посторонних, по-прежнему упиралось Тори в бок.
 – Веди себя хорошо, – шептал Алан, – и я отпущу тебя… когда доберусь до Мексики.
 Алан заставил Тори сесть в свой экипаж, который ждал у входа, и взять поводья. Навстречу ехала коляска, лошадьми правил симпатичный молодой человек. Он улыбнулся Тори и в приветственном жесте прикоснулся к шляпе. Она лихорадочно думала: надо как-то подать ему знак, возможно, он не побоится прийти на помощь… Коляска катилась мимо. Закричать?
 – Даже не думай! – прошипел Слеттер. – Я без колебаний убью любого, кто попытается тебе помочь. Ты ведь не захочешь взять такой грех на душу?
 И Тори промолчала. Она не сможет подвергнуть смертельной опасности человека, который просто проезжал мимо.




 Глава 31


 Дул свежий ветер, пахнущий солью и водорослями, кричали чайки. Тори смотрела на яхту Алана, которая покачивалась у причала, и молилась про себя, чтобы Спенс очнулся и пришел ей на помощь. Он успеет, он спасет ее. Она будет надеяться и сохранит самообладание – ради себя и ребенка.
 – Помни, что я сказал, – прошептал Алан, когда они поднимались по трапу. – Я не задумываясь убью любого.
 На палубе их встретил капитан Харли.
 – Мистер Торнхилл, я не знал, что вы приедете не один. – Тут моряк узнал Тори, и его брови взлетели под козырек фуражки. – Миссис Кинкейд, какой сюрприз!
 Тори не смогла бы улыбнуться ни за что на свете. Губы не слушались.
 Капитан смотрел на нее удивленно, словно ожидая объяснений.
 – Миссис Кинкейд не очень хорошо себя чувствует, – быстро вмешался Алан. – Поэтому мы и решили предпринять небольшое морское путешествие.
 – А мистер Кинкейд отправится с нами? Алан многозначительно улыбнулся:
 – Видите ли, капитан, от него-то мы и бежим. Он, так сказать, застукал нас… Так что поторапливайтесь!
 Недоумение в глазах капитана сменилось презрением. Он отвернулся от Тори и буркнул:
 – Все ясно.
 Тори казалось, что она сходит с ума. Как Спенс найдет ее, если она будет в открытом море? И капитан, как он мог подумать?.. Но уж лучше оставить его в заблуждении относительно ее порядочности, чем оказаться виновницей его смерти.
 Алан провел ее по палубе и быстро втолкнул в небольшую каюту. Тори отошла к дальней стене, а он прислонился к двери, глядя на нее и улыбаясь.
 – Алан… зачем ты делаешь все эти ужасные вещи?
 – Знаешь, частично это и твоя вина. Если бы ты вышла за меня замуж, я никогда не стал бы… тем, кем стал.
 – Ты Джек Слеттер, – проговорила Тори. Теперь она знала это наверняка, но все же это было так странно.
 Алан самодовольно улыбнулся:
 – Время от времени.
 Он подошел к ней, и Тори удивилась еще больше: она никогда не замечала в Алане такой мрачной уверенности, такого высокомерия.
 – Ты мне нравишься, – заявил он. Тори вздрогнула, когда рука убийцы коснулась ее щеки. Он провел пальцами по ее шее, вниз по руке, и ей показалось, что это прикосновение обожгло ее кожу.
 – Если со мной что-нибудь случится, Спенс не пощадит тебя.
 – Ты так уверена, что старина Спенс еще жив?
 – Он сильный. – Тори искренне старалась верить в свои слова. Иначе… Иначе ей тоже незачем жить.
 – Я не слабее его. – Сказав это, Алан вышел из каюты и запер за собой дверь. Тори слышала, как повернулся ключ в замке.
 Переведя дыхание, она первым делом осмотрела каюту в поисках выхода. Но все было напрасно: запертая дверь, два маленьких иллюминатора и узкая кровать с сундуком под ней. Иллюминатор был последней надеждой. Она открыла его и выглянула наружу. Гладкий бок корабля и внизу – волны. Плевать, лишь бы вылезти. Но отверстие оказалось слишком узким. Тогда она закрыла глаза и начала молиться. О том, чтобы Спенс был жив, чтобы нашел ее, чтобы Слеттер хотя бы чуть-чуть остался прежним Аланом. Возможно, тогда он не причинит ей вреда. Матросы поднимали паруса, их крики смешивались с голосами чаек. Но вот яхта вздрогнула и устремилась в открытое море, прочь от берега и от надежды на спасение. Солнце опускалось все ниже. Его край коснулся воды, и закат окрасил море и небо в красно-золотой цвет. А потом наступила ночь. Тори зажгла маленькую масляную лампу над дверью и села у окна. Измученное тело требовало еды и отдыха, но Тори твердо сказала себе, что лучше голод, чем общество Слеттера. Через некоторое время она услышала, как ключ опять поворачивается в замке. Сердце ее замерло. На пороге стоял Алан, одетый в элегантный вечерний костюм, но глаза – темные и непроницаемые глаза на бледном лице – были глазами убийцы.
 – Почему же ты не переоделась к ужину, дорогая? – зловеще улыбаясь, спросил он.
 – Я забыла взять чемодан с платьями, – сухо ответила Тори.
 – Это не важно. Твоя красота – лучшее украшение. Он предложил ей руку, но Тори не желала его общества.
 – Я не голодна.
 Глаза его стали еще холоднее, во взгляде блеснула угроза.
 – Я желаю ужинать с тобой!
 Тори заколебалась, но упрямство завело бы ее в тупик, а так… вдруг ей удастся его переиграть? Содрогнувшись от отвращения, она оперлась на предложенную руку. Он провел ее в каюту, где царил красный цвет. Тори вздохнула – это была та самая каюта. Она вспомнила, как выбрасывала розы… Тем временем Алан завел светскую беседу.
 – Помнишь, мы как-то обедали у Маршана и ты привела с собой горничную в качестве дуэньи?
 – Не припоминаю, – покачала головой Тори.
 – Ах, это так ранит меня.
 – Не так сильно, как я бы хотела.
 – Думаю, ты должна помнить, что сегодня с тобой нет дуэньи, поэтому будь поосторожнее.
 Тори промолчала. Страх заползал в душу. Больше всего ей хотелось броситься вон из каюты, захлопнуть за собой дверь и запереть ее прежде, чем дьявол выскочит следом. Но что, если она не успеет? Если ее догонит пуля? Она посмотрела на Слеттера. Этот страшный человек сделал состояние на женской беспомощности. Источник его силы и власти – страх. Но она справится со страхом и будет сильной. Кто знает, может, тогда у нее появится шанс…
 – Вот увидишь, здешний повар готовит не хуже, чем шеф у Маршана… Впрочем, я совсем забыл – ты ведь уже пробовала его стряпню, раз провела здесь свой медовый месяц, да, Тори? На этой самой кровати?
 Но Тори не стала смотреть на кровать (хотя и успела заметить, что вишневое покрывало откинуто и видны черные простыни).
 Они вошли в столовую. Их ждал пожилой слуга, но Алан сразу его отпустил. Когда дверь закрылась и они остались одни, он улыбнулся Тори:
 – С твоей стороны было очень разумно не звать на помощь. У меня в кармане заряженный револьвер.
 – Я так и думала, – проговорила она.
 Они заняли места за столом. Алан ел с аппетитом, достойным человека с чистой совестью. Но Тори, чей желудок еще недавно требовал пищи, теперь испытывала тошноту от одного вида еды.
 – Что с тобой, Тори? Ты так перепугалась, что у тебя пропал аппетит? – Алан улыбался.
 – Нет, просто мне неприятно твое общество.
 – Ах вот оно что! Все еще играешь в Принцессу Ледышку?
 – Для тебя – всегда.
 – Но не для Спенса? Тори промолчала.
 – Добрый старина Спенс! Я должен был предвидеть, что именно он сможет растопить твой лед. Женщины всегда по нему с ума сходили.
 Тори попыталась что-нибудь съесть, чтобы убедить его, что она не так уж напугана. Но цыпленок казался сделанным из папье-маше, и она не смогла проглотить ни кусочка. Слишком опасен был сидящий с ней за столом мужчина, чтобы в его присутствии она могла хоть чуть-чуть расслабиться. Внешне это был все тот же Алан, но холодный блеск в глазах и все его поведение выдавали в нем другого человека – убийцу Джека Слеттера.
 – Мне всегда было чертовски интересно, какова ты в постели, – сказал Алан, вытирая рот и руки салфеткой.
 Рука Тори сжала серебряный столовый нож.
 – Если ты только тронешь меня, я тебя убью.
 – О, да это вызов! – Смеясь, он отсалютовал ей бокалом.
 Тори лихорадочно размышляла. Она не так себя ведет. Он любит насилие, а она, выходит, ему подыгрывает. Надо попробовать другую тактику.
 – Знаешь, Алан, мне никогда не приходило в голову, что ты так трепетно ко мне относишься. – Она поднесла к губам бокал с водой и даже смогла улыбнуться. – Скажи, неужели все эти годы ты мечтал обо мне? А может, ты представлял меня на месте тех женщин, с которыми занимался любовью?
 – Ты в тысячу раз привлекательнее тех женщин, которые на коленях умоляли меня взять их! – Губы его дрогнули. – Они умоляли!
 Может, если рассердить его, он не вспомнит об этой ужасной постели с черными простынями, а просто запрет ее в каюте?
 – Скажи, а Оливия… Она тоже умоляла?
 Рука Алана, державшая бокал, судорожно сжалась. Теперь молчал он.
 – Ну же! Той ночью, когда ты убил ее, она умоляла тебя?
 Бокал лопнул. Красное, как кровь, вино залило рубашку Алана. Осколки стекла поранили его ладонь. Тори смотрела на него в ужасе: может, она зашла слишком далеко? Лицо его исказилось от гнева, и он даже внешне перестал быть Аланом.
 Слеттер встал и медленно направился к ней.
 – Пришло время преподать тебе урок! – прорычал он.
 – Не подходи ко мне! – Тори вскочила и выставила перед собой нож.
 Слеттер хрипло рассмеялся и презрительно бросил:
 – Ты боишься – так же как все остальные! Все женщины боялись меня… теперь самое время…
 Он задвинул щеколду на двери и повернулся к Тори.
 – Я… я не такая беззащитная, как тебе кажется! – выкрикнула она, стараясь не показать своего страха.
 Слеттер медленно приближался к ней с мрачной улыбкой. Последний шаг – и вот он перед ней. Тори взмахнула ножом. Он поднял руку, защищаясь, – она распорола ему рукав и нанесла неглубокую рану. Он взглянул на кровь, и в глазах его вспыхнуло безумие. Прежде чем Тори успела нанести новый удар, Джек схватил ее руку и вывернул так, что она закричала от боли. Нож упал на пол.
 – Пусти!
 Но Слеттер, с силой выворачивая ей запястье, другой рукой схватил Тори за волосы, запрокинул ее голову и прошипел:
 – Умоляй… моли меня о пощаде.
 – Пошел ты к черту!
 – Ничего, у меня достаточно времени, и скоро я увижу твои слезы и услышу мольбы… – С этими словами он дернул ее руку, и Тори не смогла сдержать крика, ей показалось, что еще чуть-чуть – и он переломает ей кости.
 Кто-то постучал в дверь. Она хотела позвать на помощь, но Слеттер схватил ее за горло и прошептал:
 – Оружие по-прежнему у меня. Один звук – и я тебя убью.
 – Мистер Торнхилл, вы здесь? – донесся из-за двери голос капитана Харли.
 – Да, а что случилось? – Алан говорил спокойно, почти весело – никто бы не поверил, что обладатель столь беззаботного голоса держит женщину за горло и угрожает ее жизни.
 – К нам приближается корабль. Они требуют, чтобы мы остановились… Думаю, это мистер Кинкейд.
 Спенс! Он жив, он пришел за ней! Сердце Тори заколотилось, душа наполнилась надеждой.
 – Ни в коем случае не останавливайтесь! – закричал разъяренный Алан.
 – Но, сэр, возможно, стоит проявить благоразумие…
 – Я желаю, чтобы мы продолжали плавание и увеличили скорость! Вы меня поняли, капитан?
 Несколько секунд за дверью было тихо. Потом капитан Харли сухо произнес:
 – Так точно, сэр. В конце концов, это ваш корабль. – Послышались удаляющиеся шаги.
 – Я знала, что он спасет меня! – В голосе Тори звучало торжество.
 – Вот как? Твой рыцарь здесь? – Губы Слеттера скривила недобрая усмешка. – Но ведь он тебя еще не спас! – Он провел рукой по ее груди, пачкая платье своей кровью. – Мне так интересно, что за тело прячется под этими одеждами.
 По-прежнему удерживая ее руки, Слеттер прижал ее к столу, чтобы ей некуда было отступать, и впился алчным ртом в плотно сомкнутые губы Тори. Она не могла увернуться, не могла отодвинуться, чтобы хоть как-то избежать прикосновений, которые были ей отвратительны… И тогда она укусила его. Слеттер отдернул голову, провел рукой по губам и изумленно уставился на окровавленную ладонь.
 – Сука! – Он окончательно обезумел.
 Он отвесил Тори такую оплеуху, что у нее зазвенело в ушах и голова беспомощно мотнулась в сторону. Приподняв ее, он швырнул Тори на стол. От удара о дубовые доски у нее перехватило дыхание, в глазах потемнело. Слеттер наклонился к ней. Тело его было совсем близко… Собрав остатки сил, Тори ударила его коленом в пах. Застонав, он согнулся от боли. Тогда она рванулась прочь, соскользнула со стола и бросилась к двери. Но Слеттер, изрыгая проклятия, успел поймать ее за волосы. И через минуту, несмотря на отчаянную борьбу, она вновь оказалась на столе. Джек насмешливо прошипел:
 – Ты все такая же недотрога – Принцесса Ледышка. Она с ужасом смотрела в его лицо – бледный, лишь на щеках лихорадочно горит румянец, ноздри раздуваются, в темных глазах плещется безумие. Понимая, что физически она слабее, Тори попыталась воззвать к тому, другому человеку, который жил в этом теле и когда-то был ее другом.
 – Алан, – негромко позвала она. – Алан, ты ведь не хочешь этого!
 – Алан? – Он сжал ее кисти одной рукой, освободив другую. – Этого ничтожества здесь нет.
 Тори задохнулась от ужаса, увидев в его руке кинжал. Наслаждаясь ее страхом и беспомощностью, он поддел лезвием верхнюю пуговичку на платье, и она отлетела прочь. Потом вторая. Третья. Тори закусила губу. Он хочет, чтобы она кричала от ужаса, но она не сделает этого, не испугается, не будет молить о пощаде. Ледяное лезвие коснулось ее горла, и Тори судорожно вздохнула, по телу пробежала дрожь.
 – Ты боишься! – В голосе Слеттера слышалось удовлетворение.
 Взмах, удар – и лезвие кинжала вонзилось в стол в сантиметре от ее правого уха. Тори слышала, как пела, вибрируя, сталь.
 – А теперь я покажу тебе, что это значит – быть с настоящим мужчиной…
 Раздался звук удара, и корабль качнуло.
 – Спенс, – прошептала Тори.
 Новый толчок, и Слеттер не удержался на ногах. Тори вскочила и бросилась к двери. Слеттер поймал ее за руку, и в этот момент на дверь обрушился удар такой силы, что щеколда отлетела, доски треснули, и в дверном проеме возник Спенс. Лицо его исказилось от ярости, голова была забинтована, и кровь уже промочила повязку, но рука твердо сжимала револьвер. За спиной Кинкейда виднелись вооруженные люди.
 Мгновенно Слеттер прикрылся Тори, как щитом, и крикнул:
 – Стой, или я убью ее!
 Спенс увидел, что револьвер уперся в тело его жены. Потом он перевел взгляд на ее лицо. В уголке разбитых губ запеклась кровь, на щеке отчетливо виднелся след пощечины, расстегнутое платье испачкано кровью. Но хуже всего были страх и мука, застывшие в ее огромных глазах. Ярость забурлила в крови, горячей волной заливая мозг.
 – Если ты причинишь ей вред, я разорву тебя на кусочки голыми руками! – хрипло прорычал Спенс.
 Но Слеттер только рассмеялся и провел дулом револьвера по груди Тори.
 – Ты нас прервал на самом интересном месте. Но может, так даже забавнее – ты будешь смотреть, а я буду наслаждаться твоей женой.
 Он быстрым движением приставил оружие к голове Тори и рявкнул:
 – Брось револьвер и прикажи всем выйти – или я выстрелю!
 Спенс взглянул на него, увидел безумный взгляд, побелевшие на рукоятке пальцы и приказал:
 – Уходите.
 Его оружие с глухим стуком упало на красный ковер.
 – Надо же, всего несколько дней назад я не хотел тебя убивать, хотя Оливия так просила! Я собирался прикрыть лавочку и заняться другим бизнесом в другом месте. Теперь я жалею, что отказал этой глупышке.
 Спенс смотрел, как человек, похожий на. Алана, но не Алан, а кто-то иной – злой безумец – прижимает револьвер к щеке Тори и, смеясь, спрашивает:
 – Ну что? Убить ее прямо сейчас?
 – Отпусти ее! – Спенс шагнул вперед.
 – Стоять!
 Кинкейд замер, тяжело дыша. В висках стучало, сердце готово было разорвать грудь. Только бы ничего не случилось с Тори.
 Корабль накренился, и люди задвигались, стараясь восстановить равновесие.
 – Судно тонет, – сказал Спенс, стараясь говорить спокойно. – Тебе не выбраться. Отпусти Тори.
 – Да? А ты схватишь меня, чтобы повесить! Но я не хочу качаться на веревке. И не хочу, чтобы ты смеялся надо мной! – И Слеттер направил револьвер на Кинкейда.
 Тори, вскрикнув, рванулась к мужу, но Слеттер был готов к этому.
 – Не в этот раз. – Он отшвырнул ее прочь и выстрелил. Но корабль опять накренился, и пуля вошла в стену в нескольких дюймах от головы Спенса.
 В следующий миг Кинкейд прыгнул вперед, и мужчины покатились по полу, сцепившись в смертельной схватке, как два тигра.
 Дверь распахнулась – на пороге стоял Бен, за ним его люди. Но никто и двинуться не успел, как прогремел выстрел. Тори прижала ладонь к губам. Сцепившись, Кинкейд и Слеттер лежали на полу.
 – Спенс! – Тори бросилась вперед, схватила мужа за плечо. Кинкейд медленно, с трудом оторвал взгляд от улыбающегося лица своего врага. Глаза Слеттера постепенно тускнели, и от этого улыбка казалась еще более жуткой. Кинкейд с трудом поднялся на ноги. Тори, плача, обняла его.
 Он закутал ее в свой пиджак и повлек к выходу:
 – Пошли, милая, нам надо выбираться отсюда. Им и вправду стоило поторопиться. Корабль стонал, сотрясаясь в агонии. Слышно было, как ломаются доски и где-то шумит вода. Они поднялись на палубу, и Тори увидела пароход, который громко пыхтел и дымил рядом с бортом тонущего судна. Команда торопливо покидала корабль. Последним, как всегда, уходил капитан. Через несколько минут они были в каюте – замкнутое пространство, приглушенное пыхтение двигателя и теплые руки мужа, который бережно опустил ее на кровать, помогли Тори поверить, что она наконец в безопасности.
 – Я знала, что ты придешь, – прошептала она.
 – За тобой я явился бы даже в ад, – ответил он, ласково убирая с ее лба непослушные завитки. Потом наклонился и поцеловал в губы – осторожно, чтобы не причинить боль. Но Тори потянулась к нему, обвила руками за шею и прижалась крепко-крепко, словно боялась, что чья-то злая воля вновь разлучит их. Спенс вдохнул запах ее волос и понял, что это и есть счастье.
 – Я люблю тебя, – нежно произнес он.
 Тори, услышав хриплый голос мужа и ощутив, как напряглось его тело, вопросительно посмотрела в его глаза. Он смущенно улыбнулся.
 – Да, и хочу тоже. Но ведь ты устала…
 – Ничего. – Тори, вспыхнув, улыбнулась в ответ. – Я… не очень устала… И я тоже тебя люблю.




 Эпилог


 Тори отвела локон с глаз сына и поцеловала его в щечку. Материнская гордость переполняла ее сердце – Куинтону Джейсону всего три года, но уже ясно, что он будет так же красив и умен, как и его отец.
 – Спокойной ночи, милый.
 – Мамочка, расскажи мне сказку, – попросил мальчик. – Про принцессу.
 Тори улыбнулась и села на край кровати.
 – Ну хорошо, слушай. Жила-была в заколдованном замке принцесса…
 – А замок был окружен непроходимым лесом, – подхватил малыш, глядя на мать большими золотистыми глазами.
 – И вокруг него бродили огнедышащие драконы, большие и страшные. – Не удержавшись, мать пощекотала малышу животик, и тот залился счастливым смехом. – Однажды храбрый рыцарь узнал о несчастной принцессе, которая томилась в замке, и поклялся ее спасти. Своим большим и острым мечом он проложил дорогу в непроходимом лесу, он сражался с драконами – и победил их всех! И вот рыцарь добрался до замка, но оказалось, что в стенах его нет ни одной двери. И тогда он полез по стене вверх, туда, где было окно. Он проник в комнату принцессы и увидел, что она спит внутри огромной глыбы льда.
 – И тогда он достал золотой кинжал, расколол лед и освободил принцессу! – радостно закончил Куинт, размахивая воображаемым оружием.
 – Да, так и было. Но тело принцессы было совсем холодным и безжизненным, и рыцарь даже испугался – а вдруг он опоздал? К счастью, он верил в любовь, а потому поцеловал принцессу, и жар его поцелуя растопил лед внутри ее сердца. Она открыла глаза, увидела рыцаря – и влюбилась в него с первого взгляда.
 – И с тех пор они жили долго и счастливо. – Куинт зевнул.
 – Да, милый, долго и счастливо. А теперь спи. – Тори поправила одеяло и поцеловала мальчика.
 – Спокойной ночи, мамочка. – Малыш закрыл глаза и повернулся на бочок.
 Тори встала и только теперь заметила Спенса. Он стоял в дверях, держа на руках дочку. Малышке недавно исполнилось два месяца.
 – Она спит? – прошептала Тори.
 – И крепко. – Спенс смотрел на жену с нежностью.
 Они так давно не занимались любовью. Конечно, малышка стоила того, чтобы потерпеть, и все же он скучал. Его взгляд остановился на груди Тори. Соски натянули тонкую ткань рубашки. Она перехватила взгляд мужа и улыбнулась. Внутри стало тепло – в ней тоже проснулось желание.
 – Мои родители уехали? – тихо спросила она.
 – Да. Твоя мать просила напомнить, что вы с ней завтра собирались за покупками.
 – Хорошо. А теперь я пойду в постель.
 – Ты устала? – Он не смог скрыть разочарования. Тори тихо рассмеялась и коснулась губами его щеки.
 – Нет, я не устала. Мой рыцарь, похоже, соскучился?
 – Не то слово! Я умираю от желания.
 – Так чего же ты ждешь, мой рыцарь? Твоя принцесса ждет не дождется тебя…