Аннотация: Юная Нельда, которую каприз ее авантюриста-отца забросил в смертельно опасные прерии Дикого Запада, внезапно осиротела во время налета индейцев на переселенческий караван…
 От кого могла ожидать хрупкая, одинокая и совершенно беспомощная красавица помощи и поддержки? Как ни странно — только от злейшего врага своего отца, мужественного и благородного английского аристократа Селби Харлестона, готового не только защитить Нельду, но и подарить ей силу и счастье настоящей, нежной, всепоглощающей любви…


---------------------------------------------


 Барбара Картленд
 Повезло в любви



 От автора


 Индейское племя юта, упоминаемое в этой книге, было изгнано со своей территории, когда агент из компании «Уайтривер» послал за военной помощью.
 Из форта Стил на юг был направлен майор Т.Т. Торнбург с отрядом из ста восьмидесяти солдат. Они устроили засаду в Милл-Крике. Майор и тринадцать его людей были убиты.
 Вашингтон запретил ответные меры со стороны военных, и было решено переселить северных юта в Юту.
 Добыча руды в горах расцвела в конце восьмидесятых годов XIX столетия, и в начале девяностых Колорадо стало известно как «Серебряный Штат».
 Огромные животноводческие ранчо просуществовали недолго — сказалось уменьшение спроса на мясо. Холодная зима 1887 года с обильными снегопадами погубила бесчисленное поголовье скота.




 Глава 1


 1880
 Лорд Харлестон обвел взглядом бальную залу Мальборо-Хауса и не смог сдержать зевок.
 Было уже поздно, и он завершил так называемые обязательные танцы. Внезапно он почувствовал, что не хочет больше танцевать с прекрасными дамами из окружения принца Уэльского.
 И дело было не только в том, что его не заинтересовала ни одна из присутствующих. Лорд Харлестон устал от ауры королевского величия, неизменно наполнявшей Мальборо-Хаус.
 «Наверное, я старею», — подумал лорд Харлестон.
 Еще несколько лет назад он счел бы такой вечер увлекательным и наслаждался каждым его мгновением.
 Сейчас все было по-другому.
 Дамы казались все на одно лицо. Везде одно и то же — и на приемах, которые устраивали самые знатные лондонские аристократы, и на балах в Мальборо-Хаусе, где царила принцесса Александра.
 Одни и те же шутки, одни и те же роскошные яства, одно и то же великолепное вино.
 Предаваясь унынию, лорд Харлестон даже не выказал обычного интереса к картинам и убранству дома.
 Он принадлежал к числу близких друзей принца и был истинным знатоком и ценителем искусств. Мальборо-Хаус в Пэлл-Мэлле, построенный для первого герцога Мальборо, всегда услаждал его вкус, ибо это было подлинное произведение искусства, к тому же — со своей историей.
 В 1817 году Мальборо-Хаус передали принцессе Шарлотте и принцу Леопольду, затем он перешел к королеве Аделаиде, которая прожила там всю жизнь, до 1849 года.
 Королева Виктория обратилась в Парламент с просьбой принять закон, который передавал замок в собственность принца Уэльского — в подарок на его девятнадцатилетие.
 Впоследствии правительство потратило 60 000 фунтов на реконструкцию и расширение здания и 100 000 — на меблировку и экипажи.
 Лорд Харлестон считал, что деньги пошли впрок, хотя общественность и более радикально настроенные члены Парламента находили такие траты неоправданной роскошью.
 Теперь, приближаясь к своему сорокалетию, принц Уэльский владел Мальборо-Хаусом и Сандрингхэмом.
 Но в тот вечер подобные размышления не смогли развлечь лорда Харлестона, и, снова зевнув, он решил, что пора собираться домой.
 Едва он успел об этом подумать, как услышал громкий смех, доносившийся из той части залы, где принц, судя по всему, шутил со своими друзьями.
 Друзья принца служили еще одним яблоком раздора, и королева была не одинока в своем неприятии.
 «Тайме» осудила принца Уэльского за покровительство «Американской партии животноводов и борцов», многие резко отзывались о его близкой дружбе с людьми, чьи имена «известны более из-за богатства, нежели благодаря происхождению».
 Лорд Харлестои, безусловно, не принадлежал к этой категории, но его репутация «стреляного воробья» пробуждала у королевы определенное недовольство, которое, как цинично признавал сам лорд Харлестон, он вполне заслужил.
 Он был невероятно красив, богат, занимался спортом. В окружении принца Уэльского не было почти ни одной женщины, которая не посчитала бы за счастье поймать его в свои сети, пусть даже этому счастью и суждено стать недолгим.
 А счастье и в самом деле всегда бывало недолгим, ибо раз уж лорда Харлестона утомляли балы и приемы, то женщины утомляли его еще сильнее.
 Пока он преследовал очередную красавицу — или, точнее, очередная красавица преследовала его, — он наслаждался игрой, но как только погоня заканчивалась, все вновь становилось обыденным и тоскливым. Лорд Харлестон редко находил в своих связях что-то новое, удивительное, неожиданное, будоражившее кровь.
 Итак, он вполне заслужил репутацию сердцееда, а истории о его неверности кочевали из будуара в будуар, от красавицы к красавице. И во всех этих историях общее было одно — все прекрасные дамы теряли его в миг победы.
 До лорда Харлестона донесся новый взрыв смеха. Громче всех смеялся принц. Очевидно, причиной веселья послужил посол Португалии, жизнерадостный маркиз де Совераль.
 Маркиза ценили за присущее ему остроумие и особый шарм.
 Лорд Харлестон задумался, не присоединиться ли ему к группе принца, или все же лучше потихоньку выскользнуть из залы.
 Но прежде чем он успел принять решение, принц заметил его и кивком подозвал к себе.
 — Я хотел бы поговорить с вами, Селби.
 Лорд Харлестон покорно приблизился.
 — Слушаю, сир.
 — Не здесь, — тихо молвил принц.
 Он взял лорда Харлестона под руку, вывел из бальной залы (оркестр как раз заиграл очередной романтичный вальс) и провел в гостиную, специально устроенную для тех, кто хотел посидеть в тишине.
 Вся комната была уставлена цветами, их сладкий аромат витал в воздухе. В полумраке виднелись мягкие диваны.
 Гостей здесь не было.
 К удивлению лорда Харлестона, принц Уэльский закрыл за собой дверь и, пройдя в глубь комнаты, прислонился спиной к камину.
 Лорд Харлестон настороженно посмотрел на него, гадая, что же могло заставить принца с такой таинственностью в самый разгар веселья удалиться с бала.
 Вряд ли это имело отношение к финансам. Хотя принц и испытывал постоянную нужду в средствах, сейчас его высочество консультировали Сасуны и Ротшильды, а сэр Энтони Ротшильд, которому был недавно пожалован титул баронета, договорился с семейным банком, чтобы принцу выдавались деньги в любое время, когда бы ни потребовалось.
 Такие же услуги принцу оказывал и барон Морис фон Хирш, невероятно богатый еврейский финансист, ибо принц Уэльский ввел его в высший свет.
 Принц откашлялся, и лорд Харлестон понял, что собеседник несколько смущен.
 Наконец он решился начать разговор.
 — Селби, — произнес принц, — я хочу с вами серьезно побеседовать о Долли.
 — О Долли? — удивился лорд Харлестон. Это было последнее, что он ожидал услышать.
 С Долли, графиней Дервентской, у лорда Харлестона был бурный роман, длившийся более шести месяцев, что было своеобразным рекордом среди прочих его романов, которые неизбежно умирали, как только ему становилось скучно.
 Графиня считалась одной из самых очаровательных женщин Англии, и у лорда Харлестона было множество соперников, а потому он испытывал особое удовольствие, когда получил то, к чему столь страстно стремились многие его знакомые.
 Его забавляло, как они буквально скрежещут зубами каждый раз, когда он появлялся с графиней, прильнувшей к его плечу и взиравшей на него с обожанием и восторгом.
 То, что графиня от любви к нему совсем потеряла голову, никого не удивляло: так всегда бывало со всеми его любовницами.
 Когда лорд Харлестон объявил Долли, что между ними все кончено, произошло то, что всегда происходило в таких случаях — Долли зарыдала и в буквальном смысле упала к его ногам, умоляя не покидать ее.
 Он пытался внешне выказать хоть какое-то сочувствие, но, увы, понимал: при всем своем очаровании Долли ему скучна.
 Она никогда не говорила ничего, что бы он не мог предвидеть, а если и отпускала крайне редко остроумное замечание, то всего лишь повторяла чужие слова. Кроме того, ехидство было ей попросту не к лицу.
 Как-то раз кто-то сказал графине, что она похожа на ангела, и с тех пор Долли старалась во всем соответствовать образу, к месту и не к месту принимая самый проникновенный вид. Лорд Харлестон видел, что все это напускное, и графиня уже начинала раздражать его.
 — Я люблю вас, Селби, — всхлипывала она. — Я думала, что вы тоже меня любите! Как вы могли… оставить меня… после всего, что у нас было… что мы значили друг для друга?
 Этот вопрос лорд Харлестон слышал сотни раз, но до сих пор не смог придумать достойный ответ, не оскорблявший женщину.
 Однако после того как он высвободился из цепких объятий Долли, лорд Харлестон решил, что для него лучше никогда больше с ней не встречаться.
 Отправив ей целое море цветов и весьма дорогой подарок, он выкинул из головы все неприятные ощущения от их расставания. Это вошло у него в привычку.
 Они расстались десять дней назад.
 За это время в Харлестон-Хаус было доставлено множество писем, написанных корявым почерком графини, но лорд Харлестон не собирался отвечать на них и даже не вскрывал.
 Лорд Харлестон не привык обсуждать свои личные дела ни с кем, даже с принцем, он вообще не признавал подобных вольностей в общении, а потому с раздражением ждал продолжения.
 — Мы старые друзья, Селби, — произнес принц чересчур сердечно, — и я знаю, что могу быть с вами откровенным.
 — Разумеется, сир, — ответил лорд Харлестон, искренне желая, чтобы это было не так.
 — Дело в том, — продолжил принц, — что Долли имела беседу с принцессой.
 Лорд Харлестон напрягся.
 Он с трудом мог поверить, что Долли Дервент могла оказаться настолько нескромной, чтобы пожаловаться на его поведение самой принцессе Александре.
 Хотя сейчас, размышляя над этим, он готов был признать, что с тем небольшим количеством мозгов, которые размещались в ее головке, подобный поступок как раз соответствовал ожиданиям.
 Принцессу Александру глубоко уважали все, кто ее знал.
 Ее жизнерадостность, ее чувство юмора и склонность к насмешкам помогали ей идеально исполнять роль жены принца.
 Каждый, кто видел принцессу, был поражен ее красотой, но все увеличивающаяся глухота мешала ей наслаждаться многими светскими забавами из тех, что прежде доставляли ей столько удовольствия.
 Благодаря величайшему самоконтролю и чувству собственного достоинства принцесса Александра редко давала волю той ревности, которую порой испытывала. Хотя муж и был с ней всегда чрезвычайно любезен и почтителен, весь лондонский свет знал, что он предпочитает обществу жены «других дам».
 В настоящее время, как было известно лорду Харлестону, у принца были серьезные отношения с грациозной красавицей миссис Лили Лангтри, а принцесса Александра, смирившись с неизбежным, не возражала против приглашения очередной пассии принца в Мальборо-Хаус.
 Молчание длилось. Наконец принц снова откашлялся и произнес:
 — Итак, принцесса просила меня сказать вам, Селби, что Долли станет для вас великолепной и, безусловно, подходящей супругой.
 Если бы принц взорвал у ног лорда Харлестона бомбу, это поразило бы его куда как меньше.
 Лорд Харлестон давно сделал правилом не обсуждать свои сердечные дела с друзьями и ясно дал понять, что никому — даже родственникам — не позволит говорить с ним о женитьбе.
 Когда он был совсем молод, на него постоянно ворчали отец и мать, многочисленные тетушки и дядюшки, кузены и кузины… Все твердили о том, что пришла пора ему выбрать жену.
 Девушки из подходящих семей, едва успев выйти из-под опеки гувернанток, тут же были представлены на его рассмотрение. Их достоинства обсуждались и взвешивались, будто они были лошадьми.
 В конце концов он сдался из-за того, что смертельно устал слышать слово «женитьба», и сделал предложение дочери герцога Дорсетского. Девушка была очень мила и прекрасно ездила верхом.
 Герцог Дорсетский был доволен, поскольку Дорсеты были в стесненном положении. Селби Харль — так звался тогда лорд Харлестон — не был влюблен, но решил, что лучше побыстрее покончить с этим делом. Итак, он сделал окончательный шаг.
 За месяц до свадьбы, когда ежедневно доставляли свадебные подарки, невеста Селби сбежала с нищим офицером, в которого, как позже выяснилось, была влюблена с детских лет.
 Сердце Селби, конечно, не было разбито, однако он чувствовал, что из него сделали дурака, а этого он простить не мог.
 Он был в ярости не из-за того, что потерял будущую жену, а потому, что, по его мнению, вина полностью лежала на его родственниках, которые вмешивались в его дела. К их словам он решил больше не прислушиваться ни при каких обстоятельствах.
 Когда на следующий год скончался его отец, и Селби сделался главой семьи, унаследовав дома, огромные поместья и состояние, накапливавшееся столетиями, он весьма недвусмысленно заявил, что теперь сам себе хозяин и не намерен ни от кого выслушивать советы.
 За последующие годы родственники даже стали его побаиваться.
 Лорд Харлестон был сам себе закон, и мог быть безжалостным. Если кто-то навлекал на себя его неудовольствие, последствия бывали самыми плачевными.
 Даже сейчас у него мелькнула мысль посоветовать принцу заниматься собственными делами, но он знал, что этого лучше не говорить.
 — Я глубоко сожалею, сир, — произнес он после неловкой паузы, — что ее высочество побеспокоили из-за таких пустяков.
 — Безусловно, — сказал, переминаясь с ноги на ногу принц, — все это встревожило принцессу, которая чувствует, что ваша связь может нанести урон доброму имени графини. Так что существует лишь один способ исправить ситуацию. Вы должны поступить как джентльмен.
 Лорд Харлестон почувствовал, как внутри нарастает волна протеста. Он даже не сразу смог заговорить.
 Да, Долли Дервент искусно поймала его в ловушку, и лазейки найти не удастся.
 Принцесса Александра редко вмешивалась в интриги и любовные похождения постоянных гостей Мальборо-Хауса.
 Если она закрывала глаза на неверность собственного супруга, она не могла осуждать нравы своих приятельниц, порхавших от одной любовной связи к другой, почти не переводя дыхание.
 Большинство этих дам были уже замужем, и пока о любовниках прекрасной леди де Грей, маркизы Лондондерри и дюжины других красавиц шептались тут и там, сплетничали и смеялись, принцесса держалась в стороне, ко всему безучастная.
 Разница в случае с графиней Дервент была вполне очевидна: Долли была вдовой.
 Завершив обучение в пансионе, она тут же вышла замуж за престарелого графа Дервента, который и в шестьдесят лет не разучился распознавать хорошеньких женщин и, что более важно, нуждался в наследнике.
 Первая жена, скончавшаяся двумя годами ранее, подарила графу пять дочерей, и он подобно многим мужчинам надеялся, что молодая жена принесет ему сына, которого он желал больше всего на свете.
 Привлекательность Долли (или точнее Дороти — именно это имя ей дали при крещении) еще более усиливало то, что она была здоровой и у ее матери было шестеро детей.
 Отец Долли был сельским джентльменом, не претендовавшим на знатное происхождение, но с приличным состоянием, благодаря которому он надеялся удачно выдать замуж дочь.
 Неудивительно, что его переполняла благодарность к графу, и Долли, которой не позволили возразить ни слова, предстала перед алтарем.
 На протяжении шести лет Долли и ее пожилой супруг усердно молились, чтобы Господь благословил их, подарив сына, но в конце концов граф, не выдержав разочарования, скончался.
 У Долли остались ее красота и достаточно денег, чтобы жить в Лондоне в свое удовольствие.
 Когда закончился траур, у нее было два или три коротких романа с женатыми мужчинами, которые были очарованы ею, но не могли предложить ей замужество.
 Потом она встретила лорда Харлестона.
 Подруги предупреждали Долли, рассказывали о его похождениях и пытались ее убедить, что у нее нет никаких шансов выйти замуж за лорда Харлестона.
 «Подумай, Долли, — говорила одна из ее подруг. — Он недоступен, как солнце. И с ним ужасно тяжело справиться.
 Ты обожжешься, если попытаешь поймать его в свои сети. А это понизит твои шансы на выгодное замужество».
 «Я сама могу о себе позаботиться», — отвечала Долли.
 Эти слова произносили многие женщины из тех, что лелеяли надежды стать леди Харлестон.
 Долли влюбилась в него без оглядки. Весь предыдущий опыт лорда Харлестона научил его не удивляться подобным вещам. Он был вполне уверен, что чувства Долли ничуть не серьезнее, чем мысли в ее хорошенькой головке, и даже не прислушивался к ее угрозам покончить с собой.
 Он слышал эти слова слишком часто, чтобы принимать их близко к сердцу, и после расставания с графиней даже не вспоминал об этом.
 Разумеется, она ничего с собой не сделала. Она не собиралась лишать себя жизни. Нет, Долли оказалась гораздо умнее — она решила уничтожить его!
 Принцесса Александра завоевала себе особое положение в свете, а потому и принц, и лорд Харлестон прекрасно понимали, что, когда принцесса принимала сторону дамы против ее мужа или возлюбленного, у мужчины не было никаких шансов не выполнить то, что от него ожидалось.
 Принц тем временем смущался все больше и больше.
 — Я знаю, что вы поклялись никогда не жениться, Селби, — молвил он, — но вы знаете так же хорошо, как и я, что рано или поздно вам понадобится наследник, мальчик, который с удовольствием будет охотиться в вашем поместье. Я же с нетерпением буду ждать приглашения в октябре.
 — Разумеется, сир, — с трудом проговорил лорд Харлестон.
 Сам же он подумал, что если Долли не смогла произвести на свет сына для графа Дервента, пусть даже тот и был намного ее старше, не исключено, что графиня принадлежит к числу тех несчастных женщин, которых природа не наделила даром материнства.
 Более того, у него не было ни малейшего желания жениться на ней, и будь он проклят, если кто-то заставит его это сделать!
 Сейчас же он мог произнести лишь одно:
 — Надеюсь, сир, вы поблагодарите ее королевское высочество за заботу о моей судьбе и убедите ее в моей глубокой благодарности за честь, которую она мне оказала.
 Он надеялся, что, говоря это, сумел скрыть сарказм и гнев, которые он ощущал.
 Принц, который никогда не отличался особой проницательностью, особенно после ужина, вздохнул с облегчением.
 — Это чертовски здорово с вашей стороны, Селби, — обрадовался он. — А теперь давайте поговорим о ваших лошадях. Вы планируете выиграть Дерби?
 Не прерывая беседы, он взял лорда Харлестона под руку и направился с ним к выходу.
 Неприятный разговор завершился, и принц мог позволить себе вернуться к друзьям.
 Вскоре после этого лорд Харлестон незаметно покинул бал, благо принц не предпринял попыток задержать его.
 Усевшись в маленький уютный экипаж, которым он пользовался в Лондоне, Селби направился в свой особняк на Парк-Лейн.
 Заспанный камердинер удалился, и лорд Харлестон остался один. Он даже не пытался заснуть. Просто стоял у окна, вглядываясь в деревья Гайд-парка и размышляя, что он может предпринять.
 Лорд Харлестон уже не в первый раз попадал в переплет, но в таком положении он никогда не был.
 Он почему-то вспомнил, как однажды скользил по водосточной трубе из окна третьего этажа. Тогда ревнивый муж, подозревающий, что ему наставляют рога, внезапно вернулся, чуть не застав свою жену с любовником в чрезвычайно компрометирующем положении.
 Во Франции он стрелялся на дуэли — к счастью, все обошлось без скандала. Будучи более быстрым и метким стрелком, лорд Харлестон намеренно оставил на своем противнике лишь царапину, и секундант поспешно объявил, что «честь была удовлетворена».
 Он помнил бесконечное множество других случаев, когда был на волосок от смерти, но все это было не то, совсем не то.
 Селби вынужден был признать: только что он фактически получил королевский указ жениться на женщине, которая его больше не интересует и с которой он никогда не пожелал бы прожить вместе до конца своих дней.
 — Что же делать? Дьявол, что же я могу сделать? — вопрошал он ночную тьму.
 Этот же вопрос звенел у него в голове на следующий день, когда он проснулся.
 Лорд Харлестон велел лакею, чтобы с утра первым делом его записка была доставлена капитану Роберту Уорду.
 В записке он просил друга немедленно приехать в Харлестон-Хаус.
 Поэтому он не удивился, когда во время завтрака объявили о приходе Роберта Уорда.
 Красивый, привлекательный мужчина, ровесник лорда Харлестона, Роберт до прошлого года служил в особой гвардии. Год назад он ушел в отставку, чтобы управлять семейным поместьем, поскольку его отец был при смерти.
 Однако жизнь в Хемпшире показалась Роберту Уорду слишком скучной и однообразной, а потому большую часть времени он проводил в Лондоне, где у него была квартира на улице Хаф-мун.
 Роберт выглядел несколько утомленным.
 — Что случилось? — спросил он. — Почему вы вдруг пожелали видеть меня в такой ранний час? Я только в четыре лег спать!
 — В четыре? — переспросил лорд Харлестон. — Полагаю, вы опять играли в карты у Уайта?
 — Мне чертовски везло, — объяснил Роберт Уорд, — а потом я потерял большую часть, что неудивительно.
 — Говорил же я вам, эта игра — настоящий разбой, — заметил лорд Харлестон без всякого сочувствия.
 — Знаю, — кивнул Роберт Уорд, садясь за стол. — Однако я не думаю, что вы позвали меня за тем, чтобы читать мне проповеди.
 Лорд Харлестон не ответил. Дворецкий спросил Роберта, не желает ли тот присоединиться к завтраку.
 — Боже сохрани, и не говорите о еде! — воскликнул Роберт. — Налейте мне бренди.
 Дворецкий поставил рядом с ним стакан, налил «Наполеон»и оставил графин на столе.
 Лорд Харлестон подождал, пока слуга покинет комнату, и лишь затем сказал:
 — Роберт, у меня беда!
 — Опять? — вяло спросил Роберт, наслаждаясь бренди.
 — На этот раз все действительно серьезно.
 Что-то в его тоне заставило капитана Успда поставить стакан на стол и посмотреть на друга.
 — Что вы могли такого натворить, Селби? — поинтересовался он. — Мне казалось, вы сейчас абсолютно свободны.
 — Так и было — до вчерашнего вечера.
 Капитан Уорд удивленно приподнял бровь.
 — В Мальборо-Хаусе?
 — Вот именно, в Мальборо-Хаусе! — повторил лорд Харлестон.
 Роберт Уорд налил себе еще бренди.
 — Лучше расскажите все по порядку. Господи, до чего же хорош ваш бренди! Мне уже стало лучше.
 — Дело не только во мне, — произнес лорд Харлестон.
 — Ну, давайте же.
 Роберт Уорд устроился поудобнее, приготовившись внимательно слушать, и лорд Харлестон, с трудом подбирая слова, рассказал все, что произошло накануне.
 Роберт слушал его, широко раскрыв глаза. За все время рассказа он даже не прикоснулся к стакану.
 Повисла тишина, затем Роберт воскликнул:
 — Боже мой! Никогда бы не подумал, что у Долли Дервент хватит ума поступить настолько мудро и довериться самой принцессе!
 — Я не мог представить, что у нее хватит мозгов даже придумать такое, — презрительно бросил лорд Харлестон. — Думаю, это произошло после полуденного чая, когда она осталась наедине с ее королевским высочеством. А так как она хныкала и рыдала по всему Лондону, все быстро вышло наружу.
 — Это меня не удивляет, — согласился Роберт. — Но что же вы намерены предпринять?
 — А что я могу?
 — Жениться на ней, полагаю.
 Лорд Харлестон с такой силой ударил кулаком по столу, что зазвенело столовое серебро и китайский фарфор.
 — Будь я проклят, если соглашусь связать себя с ней до конца дней! Она уже нагнала на меня смертельную скуку.
 — Вы заскучаете еще больше, когда прекратите получать приглашения в Мальборо-Хаус. Принцесса бывает очень упрямой, если ее сильно расстроить.
 Оба понимали, что это чистая правда. Хотя принцесса Александра и казалась милой, нежной и прекрасной, те, кто хорошо ее знал, видели, что она могла быть временами упряма, непредсказуема и невнимательна.
 Одна из ее подруг призналась Роберту, что принцесса мало обращала внимания на богатство тех, кто служил ей, и сама она во время поездок с принцессой в открытых колясках частенько получала из-за каких-то пустяков вполне внушительный удар длинным зонтом.
 Когда эта же дама была поймана на легком флирте с военным — всего лишь легкий флирт, ничего более! — ее тут же с позором выслали из столицы.
 Ей не разрешали показываться в Лондоне целых полгода, все это время принцесса с очевидной холодностью общалась и с вышеупомянутым джентльменом.
 Повисло молчание. Лорд Харлестон отчаянно пытался придумать, что же он может предпринять. Он чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку, и дверца захлопнулась уже так плотно, что Селби явственно ощущал себя связанным по рукам и ногам брачными узами.
 Роберт потягивал бренди, пока не опустошил стакан. А потом громко воскликнул:
 — У меня идея!
 — Какая?
 — У вас есть только один выход, если, конечно, вы не согласитесь жениться на Долли.
 — И что это за выход? — безо всякой надежды поинтересовался лорд Харлестон.
 — Уехать за границу.
 — За каким чертом?
 — Не глупите, Селби, — ответил Роберт. — Если вас здесь не будет, вы не сможете ни на ком жениться. А если вас не будет здесь несколько месяцев, все успокоится и забудется. Кроме того, вы же знаете, что за Долли ухаживает множество мужчин. Десять к одному, что, если вы выскользнете из ее коготков, она зацепит ими кого-нибудь еще, решив, что объятия другого мужчины лучше объятий одиночества.
 Лорд Харлестон вскочил:
 — Вы полагаете, яз этого что-нибудь выйдет?
 Но, уже задавая вопрос, он понял, что да, выйдет. Лорд Харлестон пробудил в Долли Дервент такие чувства, такую страсть, которую она прежде не знала, а его богатый опыт общения с женщинами научил Селби тому, что женщина, раз вкусив огонь любви, больше без этого жить не может, ;
 Затем он предался размышлениям о том, насколько тяжело будет жить в вынужденной ссылке. Он пропустит Дерби, не сможет наблюдать, как поскачут его лошади в Аскоте.
 Потом резко, словно боялся передумать, решился:
 — Что угодно, только не женитьба!
 — Ну что же, так тому и быть, — сказал Роберт. — Вы поедете за границу.
 — Но куда? Куда мне ехать? Париж? Слишком очевидно. Да к тому же принц посчитает личным оскорблением, если я предпочту поехать в город, в котором он сам так любит развлекаться, вместо того, чтобы подчиниться его приказу.
 — Нет, конечно, в Париж вам ехать нельзя! — Роберт произнес это так, будто разговаривал с неразумным дитятей. — Дайте-ка подумать… — Он потер лоб и нахмурился. — Такое чувство, будто голова набита ватой.
 — Так выпейте еще бренди.
 — Да, сейчас, момент… Я думаю.
 Снова повисла тишина. Неожиданно Роберт воскликнул:
 — Ну конечно же! Придумал! Я точно знаю, куда вы можете поехать, Селби!
 — Куда? — спросил Лорд Харлестон без всякого энтузиазма.
 — В Колорадо!
 —  — В Колорадо?
 Лорд Харлестон произнес это таким тоном, словно никогда даже и не слышал о таком месте.
 Не дав Роберту ничего добавить, он язвительно поинтересовался:
 — Вы предлагаете мне заняться добычей золота?
 — Разумеется, нет! У вас и так его предостаточно! — ответил Роберт. — Но разве вы забыли, как с месяц назад рассказывали мне, что вложили значительные средства в животноводческую компанию «Прери»?
 Лорд Харлестон кивнул:
 — Да, точно.
 — Мне еще это показалось тогда забавным, — продолжал Роберт. — Новые инвестиции, о которых я прежде не слышал. Один парень у Уайта — не могу вспомнить его имя — уговорил вас вложить деньги в это дело, объясняя, что его поддерживает британский капитал, что оно уже имеет более 50 000 акций и контролирует более двух миллионов акров прерий Колорадо.
 — Да, точно, сейчас припоминаю! — воскликнул лорд Харлестон. — Как и вы, я подумал, что это звучит достаточно заманчиво, к тому же весьма отличается от привычных железных дорог и кораблей.
 — Ну так вот, — произнес Роберт. — Нет ничего дурного в том, чтобы посмотреть, во что же вы вложили свой капитал.
 — Так вы серьезно предлагаете мне ехать в Колорадо?
 — Вы слишком хорошо знаете альтернативу, мне нет нужды повторять.
 Лорд Харлестон немного помолчал и горько рассмеялся.
 — Ну что же, — сказал он. — Чему быть, того не миновать! Я еду в Колорадо!




 Глава 2


 Пока «Этрурия» бороздила моря, лорд Харлестон мог лишь благодарить корабельную компанию «Кунард», которая за сорок три года не потеряла ни одного пассажира, а за последние тридцать четыре — ни одного письма.
 Никакая другая компания не могла похвастаться тем же, и это придавало лорду Харлестону уверенности, хотя «Этрурия»и казалась слишком маленькой, а Атлантика слишком большой.
 На самом деле этот корабль был одним из самых больших, пересекавших Атлантический океан.
 С точки зрения пассажиров, корабль, несомненно, был настоящим раем на воде. У всех, кто мог себе это позволить, были отдельные каюты, обогревавшиеся паром, с газовым освещением.
 Лорд Харлестон, расстроенный из-за необходимости покинуть Англию, был благодарен своему секретарю, г-ну Уотсону, которому удалось в самый последний момент зарезервировать две отдельные каюты, одну из которых спешно переделали в гостиную.
 Благодаря этому Селби был избавлен от общения с попутчиками — а один быстрый взгляд на них подтвердил, что он поступил правильно.
 Лорд Харлестон всегда ценил быстроту действий, а г-н Уотсон был в этом настоящий мастер, и потому он смог выехать из Лондона сразу же после обеда и сесть на борт «Этрурии»в Ливерпуле перед самым отплытием.
 Путешествие должно было занять не менее десяти дней — как считал лорд Харлестон, очень мрачных. Роберт попытался утешить его на прощание:
 — Что бы вам ни пришлось претерпеть, Селби, помните: через четыре-пять месяцев все будет позади, а женитьба между тем подразумевает всю жизнь.
 Лорд Харлестон вздрогнул при мысли о том, как принц Уэльский воспримет известие, что жертва ускользнула.
 С помощью Роберта он придумал, как сделать так, чтобы его отъезд выглядел случайностью, а не изощренной попыткой избежать августейшего повеления.
 Кроме того, лорд Харлестон написал графине Дервентской очень умное, как ему хотелось верить, письмо.
 Она сама предоставила ему шанс. Пока друзья продолжали беседу в столовой, швейцар принес его светлости на серебряном подносе записку от Долли.
 Достаточно было одного взгляда на бледно-сиреневый конверт, надписанный знакомыми каракулями, чтобы тут же узнать отправителя. Селби уже собрался швырнуть письмо в камин, но что-то в лице Роберта остановило его.
 Как только дворецкий вышел из комнаты, Роберт сказал:
 — На вашем месте, я бы его распечатал.
 — Зачем? — удивился лорд Харлестон.
 — Не мешало бы знать, сообщили ли ей уже о разговоре принца с вами.
 — Ах да… — Лорд Харлестон вскрыл конверт и прочел письмо. — Ничего необычного, просто приглашение на обед сегодня вечером.
 Он не прибавил, однако, что в письме было еще множество слов о вечной любви, которые он слышал уже не раз.
 Впрочем, это Роберта не касалось.
 — Отлично! — воскликнул Роберт. — Как раз то, что нужно.
 — Что вы хотите сказать?
 — Вы должны сообщить ей, что уезжаете из Англии.
 Просто исчезнуть было бы ошибкой.
 Лорд Харлестон подумал.
 — Хорошо, — согласился он. — Перейдем в кабинет, и вы продиктуете мне ответ.
 Наконец письмо было готово, и оба друга посчитали его настоящим шедевром. Вот что написал лорд Харлестон:
 Моя дорогая Долли!
 С глубочайшим сожалением вынужден вам сообщить, что не могу принять ваше любезное приглашение отобедать с вами сегодня вечером. Увы, только что я узнал, что один мой родственник в Америке находится в отчаянном положении.
 Мои долг — оказать ему помощь, поэтому я сегодня же отбываю в Нью-Йорк.
 Мне искренне жаль, что я не смог повидать вас и услышать из ваших уст пожелание счастливого пути.
 Очень сожалею, что теперь мне придется отменить все планы, связанные с Дерби и Аскотом.
 С наилучшими пожеланиями,
 Селби.
 — Отлично! — воскликнул Роберт. — Мне понравилось, как вы мягко избежали уточнения того, является ли ваш «родственник в беде» мужчиной или женщиной.
 — Я знаю, что заподозрит Долли, — ответил лорд Харлестон, — но ей ничего не удастся доказать.
 Потом он позвонил в колокольчик, и когда почти мгновенно в кабинет вошел г-н Уотсон, колеса «Машины Харлестона», как назвал Роберт их план, были запущены.
 Последующие часы камердинер с помощью лакеев собирал вещи, г-н Уотсон принес лорду Харлестону несколько десятков писем и бумаг, которые требовали его подписи, а лорд Харлестон наставлял своего друга, что нужно сделать во время его отсутствия.
 — Моя ложа в Дерби, разумеется, в вашем распоряжении, Роберт, — сказал он. — То же самое с ложей в Аскоте. Помните, что вы не заменяете меня в мое отсутствие, а развлекаетесь от души.
 — Многие будут удивлены, что я смог себе это позволить, — скривился Роберт.
 — Донесите до всех, а особенно до принца, что я очень огорчен необходимостью столь внезапного отъезда. В то же время вам следует весьма прозрачно намекать всем, особенно принцу, когда я планирую вернуться.
 — И когда, по-вашему, это будет?
 — Когда вы напишите мне, что внимание Долли переключилось на кого-то другого, — ответил лорд Харлестон, — а принц забыл, что я ослушался его повеления.
 — Думаю, он будет без вас скучать.
 — Надеюсь, — кивнул лорд Харлестон. — Это будет значить, что он захочет, чтобы я вернулся, и уверяю вас, Роберт, я не заставлю себя ждать.
 — Но вам там может понравиться, — предупредил Роберт.
 — Никогда не испытывал желания увидеть Америку, — пожал плечами лорд Харлестон. — Хотя с некоторыми американцами, которых мы встречали, было интересно поговорить, а американки довольно привлекательны, все же я всегда чувствовал, что мой духовный дом Европа, а не Дикий Запад.
 — Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, — покачал головой Роберт. — Не забудьте зайти к Вандербильтам, когда будете в Нью-Йорке. Во время своего визита в прошлом году они так уговаривали вас — с чрезмерной настойчивостью, как мне казалось, — остановиться у них, но ваш ответ был достаточно уклончивым.
 — Разумеется, я нанесу им визит, — согласился лорд Ларлестон, — но не думаю, что мне хотелось бы становиться чьим-нибудь гостем, пока я не осмотрюсь.
 Роберт улыбнулся.
 Он знал, что лорд Харлестон не просто чрезвычайно скрупулезен в выборе близких друзей. Он старался еще и не быть слишком приветливым с теми, с кем у него не было духовного родства.
 В то же время ему нравился Уильям Генри Вандербильт, сын Корнелиуса, скончавшегося три года назад.
 Именно Уильям Генри Вандербильт бросил ту знаменитую фразу — «К черту общественность!»— которая переходила из уст в уста. Теперь он был президентом Центрального банка Нью-Йорка и богатейшим человеком в мире.
 Роберту нравилось бывать в его обществе, когда тот приезжал в Англию. Впрочем, сейчас он произнес с изрядной долей цинизма:
 — Главная беда с богачами в том, что их золотая аура редко передается тем, кто с ними общается. Полагаю, что, прибыв в Нью-Йорк, вы обнаружите, — продолжал Роберт, — что знаете там множество людей, но не забывайте: вы решили ехать в Колорадо. Мне хочется услышать ваше мнение об этом месте. Мне и самому хотелось бы поехать с вами.
 — Если мое одиночество станет совсем невыносимым, — ответил лорд Харлестон, — я за вами пошлю.
 — Я действительно хотел бы этого больше всего на свете, — улыбнулся Роберт, — но вы же знаете, я не могу вкинуть отца. Врачи говорят, что он может умереть в любой момент.
 — Мне очень жаль, — сочувственно сказал лорд Харлестон.
 — На самом деле, это лучшее, что может случиться, — пожал плечами Роберт. — Половину времени он не понимает, что происходит вокруг, а остальную половину испытывает сильнейшие боли.
 — Надеюсь только, что со мной такого не произойдет! — воскликнул лорд Харлестон. — Я предпочел бы быструю смерть от пули.
 — Я тоже, — согласился Роберт.
 Все было организовано настолько хорошо, что лорду Харлестону осталось только переодеться в дорожный костюм и сесть в экипаж, ожидающий его у дверей дома.
 Г-н Уотсон проводил лорда Харлестона на вокзал и поручил заботам начальника станции, как бесценный пакет.
 Купе было заказано в экспрессе, который ехал до Ливерпуля с астрономической, как считалось, скоростью.
 Распрощавшись с секретарем, лорд Харлестон устроился на диване.
 В купе его ждали всевозможные газеты и журналы на любой вкус, там же стояли корзина с едой и несколько бутылок вина.
 Будь у него чуть больше времени, лорд Харлестон, несомненно, прицепил бы к экспрессу личный вагон.
 Но в данных обстоятельствах ему пришлось довольствоваться отдельным купе, утешая себя тем, что его камердинер вместе с багажом едет в соседнем.
 Проведя всю предыдущую ночь без сна, в беспокойных мыслях, лорд Харлестон чувствовал себя очень уставшим, а потому почти всю дорогу проспал.
 В Ливерпуле уже ждал начальник станции, препроводивший его в экипаж, который быстро домчался до причала, где лорд Харлестон взошел на борт «Этрурии».
 На борту его приветствовали, как члена королевской семьи.
 Служащие компании «Кунард» прекрасно знали, насколько важно встретить по всем правилам титулованных особ.
 Да и вся обстановка на корабле резко отличалась от той, что была во время самых первых рейсов через Атлантику.
 Когда-то, в прежние времена, трансатлантические корабли были не больше пароходиков, что курсируют вдоль побережья морских курортов. Машинное отделение занимало почти все пространство, пассажиры ютились в тесных каютах.
 Лорду Харлестону вспомнилось, как описывал Чарльз Диккенс свое первое путешествие в Америку.
 Войдя в каюту, писатель увидел две койки, одна над другой. Верхняя более всего походила на полку.
 «Никогда я не видел меньшего ложа для сна, разве что гроб», — вспоминал позднее Диккенс.
 Хиггинс, камердинер лорда Харлестона, не в первый раз отправившийся в путь вместе со своим господином, с привычной быстротой преобразил походные условия в роскошную обстановку.
 Вещи его светлости были распакованы; те, что не понадобятся во время путешествия, снова убраны в саквояж. В каюте, словно по волшебству, появились два графина с шерри и бренди из запасов лорда Харлестона. В ведерке со льдом стояло его любимое шампанское.
 На полке уже стояли книги, заботливо собранные г-ном Уотсоном. Среди них лорд Харлестон обнаружил «Путеводитель по Америке», что немало его позабавило.
 И наконец, на столик поставили большую вазу с гвоздиками из его собственной оранжереи. Увы, гвоздики тут же напомнили лорду Харлестону о Долли.
 — Вы будете ужинать внизу, милорд? — спросил Хиггинс.
 Лорд Харлестон задумался.
 — Пожалуй, сегодня я бы предпочел поужинать в своей каюте, — сказал он, — а завтра посмотрю на обеденный салон.
 Лорд Харлестон еще ни разу не был в Америке, но ему часто доводилось плавать на кораблях, направляющихся на Восток, и из прошлого опыта он знал: первая ночь в море всегда похожа на схватку.
 Сложилась даже определенная традиция, согласно которой дамы в первый вечер не надевали вечерние платья, и, как уяснил для себя лорд Харлестон, не стоит спешить в день отплытия занять место за столиком в салоне — потом можно об этом пожалеть.
 Будучи титулованной особой, он мог рассчитывать на место за столом капитана. Впрочем, если это ему покажется скучным, всегда можно потребовать отдельный столик.
 Как бы то ни было, лучше немного подождать и посмотреть, как пойдут дела.
 Еда, которую доставили в каюту, была вполне сносной, слуги вышколены превосходно.
 Когда наконец слуги ушли, а камердинер отправился спать, лорд Харлестон внезапно почувствовал себя очень одиноким. «Видимо, тоскую по Англии», — усмехнулся он.
 Перед его умственным взором мелькали образы прекрасных дам, танцующих под хрустальными люстрами, мужчин, смеющихся над очередной остротой маркиза де Совераля…
 Лорда Харлестона все больше одолевала хандра.
 Во всем виновата Долли. Нет, он никогда не сможет ей этого простить!
 — Будь прокляты все женщины! — воскликнул Селби в сердцах и тут же усмехнулся:
 — Кажется, я становлюсь женоненавистником.
 Впрочем, относительно последнего он прекрасно понимал: это явное преувеличение.
 Однако надеялся, что пройдет немало времени, прежде чем он снова позволит себе безумно увлечься очередной дамой, какой бы прекрасной она ни была.
 Лорд Харлестон попытался переключиться на другие мысли. Но разум, будто запертый в клетке, вновь и вновь возвращался к тем женщинам, которые за последние пять лет были частью его жизни.
 Внезапно он с удивлением осознал, что ни одна из них не оставила глубокий след в его памяти, не говоря уже о сердце.
 Конечно, все его возлюбленные были блистательны и красивы, порой он находил их безумно желанными и ради их любви нередко рисковал собственной репутацией.
 Но прав был тот циничный француз, который сказал;
 «Ночью все кошки серы».
 Сейчас он был вынужден признать, что это именно так;
 — Я никогда не женюсь, — — решительно произнес он. — Впрочем, он прекрасно понимал, что рано или поздно жениться придется.
 Ему нужен сын, которому он сможет передать не только свой титул — титул далеко не самое главное, — но и вековые традиции рода Харлей, которые жили в величественном замке в Букингемшире со времен Карла II.
 Многие его предки верно служили отечеству, прославив отвагой и доблестью родовое имя.
 «Черт побери, я горжусь своей кровью!»— подумал лорд Харлестон.
 А значит, рано или поздно ему придется уступить, как уступали до него другие мужчины, придется жениться — пусть даже только ради сыновей и внуков.
 «Но впереди еще столько времени!»— решил он.
 Эти мысли настолько измучили лорда Харлестона, что он счел за лучшее отправиться в свою каюту и лечь спать.
 Как ни странно, спал он хорошо, а проснувшись, обнаружил, что корабль попал в шторм.
 «Ну что ж, — подумал лорд Харлестон, — значит, большинство пассажиров останутся внизу и палуба будет почти пустой».
 Он всегда хорошо переносил морские путешествия и не раз доказывал это, когда ему приходилось сталкиваться с бурями в Бискайском заливе, ураганами в Средиземноморье, а однажды даже с очень неприятным тайфуном в Китайском море.
 Итак, несмотря на непогоду, лорд Харлестон был решительно настроен размяться, ибо он никогда ни при каких обстоятельствах не позволял себе отказаться от обязательных физических упражнений.
 И в Лондоне, и в своем поместье лорд Харлестон каждое утро ездил верхом. Зимой он охотился, летом играл в поло.
 Он нанимал профессионалов, с которыми мог поупражняться в теннис, а во время военной службы оказался также хорошим боксером.
 Позавтракав у себя в каюте, лорд Харлестои вышел прогуляться на палубу.
 Как он и ожидал, немногим пассажирам хватило смелости выйти из каюты, чтобы посмотреть на бушующую стихию.
 После часа упражнений лорд Харлестон вернулся к себе и занялся книгами, собранными для него господином Уотсоном.
 Чтение несколько развлекло его, и, спустившись в салон к обеду, лорд Харлестон уже с интересом оглядывал зал в надежде встретить родственную душу.
 Но здесь его постигло разочарование.
 Большинство мужчин с виду явно казались торговцами или бизнесменами. Две или три женщины — чрезвычайно непримечательные. Ни одного человека, с которым захотелось бы начать разговор.
 Лорд Харлестон не принадлежал к той категории мужчин, которые любят пропустить стаканчик с незнакомцем в курительном салоне. Он был слишком умен, чтобы играть в карты или в другую азартную игру со случайными попутчиками на корабле.
 Владельцы компании «Кунард» как будто понимали, что единственное, чего они не могут гарантировать пассажирам, — это приятное общество. Видимо, чтобы компенсировать этот недостаток, пассажирам первого класса предлагались десять приемов пищи в день.
 С утра — фрукты. Затем — завтрак, на котором, согласно рекламе, «могли предложить все, что пожелают пассажиры». В одиннадцать часов подавали бульон, а в полдень по палубе разносили сандвичи.
 Оставшуюся часть дня в промежутки между полдником, чаем и обедом предлагались мороженое, кофе и сладости.
 Гастрономический марафон завершался в девять вечера великолепным ужином.
 Лорд Харлестон был весьма умерен в еде — он следил за весом, чтобы можно было ездить на своих скаковых лошадях, а потому вся эта роскошь его не привлекала. Больше заняться на корабле было нечем.
 Вот почему лорд Харлестон был искренне рад, когда корабль наконец вошел в гавань Нью-Йорка, и его взору впервые предстала статуя Свободы.
 Перед отплытием лорд Харлестон велел своему секретарю отправить Вандербильтам телеграмму. А потому не слишком удивился, обнаружив, что на причале его встречает секретарь г-на Вандербильта. Неподалеку уже ждал экипаж.
 Лорд Харлестон с благодарностью принял приглашение.
 Одиночество ему уже успело наскучить.
 Путешествуя в удобном открытом экипаже, лорд Харлестон наслаждался видами Нью-Йорка. Секретарь Вандербильта рассказал ему о стремительном росте города.
 Он сообщил, что первая нью-йоркская телефонная станция выпустила свой первый телефонный справочник, включающий более трехсот имен.
 — Мы также стали серьезно интересоваться фотографией, ваша светлость, — продолжал молодой человек. — Звезды новой «Метрополитен-опера» на Бродвее уже все сфотографировались.
 Лорд Харлестон делал вид, что слушает с интересом.
 Затем секретарь заговорил с ним, как с зеленым юнцом из глубинки, предостерегая против «ловкачей» большого города, о которых должны знать все, особенно иностранцы.
 Лорд Харлестон побывал во многих странах и с улыбкой выслушивал рассказы об игроках, которые постоянно «работали»в поездах, и о том, как постояльцы гостиниц должны следить за своими вещами.
 — Часы выхватывают прямо на улице, железные дороги переполнены карманными ворами, причем многие из них — женщины, — повествовал юный американец.
 Секретарь завершил свои наставления, посоветовав его светлости ни в коем случае не покупать ремень за пять долларов, который, согласно рекламе, делает его обладателя невидимым.
 Лорд Харлестон рассмеялся:
 — В этом вы можете быть уверены. Невидимым я уж точно не захочу быть!
 — Вы даже не представляете, ваша светлость, как процветают в этом городе изворотливость и порок! — воскликнул секретарь.
 — Благодарю вас за предупреждение, — ответил лорд Харлестон.
 Когда экипаж въехал в ворота резиденции Вандербильтов, он вздохнул с облегчением.
 После смерти отца Уильям Генри Вандербильт решил построить для себя королевский дворец.
 Архитекторы уговаривали его использовать при строительстве мрамор, признанный символ власти, но г-н Вандербильт боялся, считая, что в холодном сиянии этого камня таится злой глаз.
 Впрочем, у него были на то причины: два его знакомых миллионера умерли вскоре после того, как были построены их мраморные особняки.
 А потому г-н Вандербильт велел построить три массивных дома из обычного камня — один для себя и по дому для своих детей. На строительстве работали несколько сотен американских рабочих и пятьдесят мастеров-иностранцев.
 — Дом еще недостроен, — сообщил лорду Харлестону секретарь, — но я надеюсь, ваша светлость не будет чувствовать себя неуютно. Уверен, что вам понравится коллекция картин г-на Вандербильта.
 Надо сказать, что дом произвел на лорда Харлестона весьма сильное впечатление.
 Дверные проемы, напоминающие триумфальные арки, позолоченные потолки, украшенные росписью на манер египетских гробниц, бесчисленное множество всевозможных ваз, ламп, статуэток и редких книг… Все это создавало такое ощущение, будто в глазах двоится, как после бренди.
 Не было никаких сомнений, что гостю здесь рады. Спальня размером с бальную залу вряд ли могла заставить его жаловаться на тесноту.
 Невестка г-на Вандербильта встретила лорда Харлестона даже более радушно, чем ее свекор.
 Эта дама всегда была очень честолюбива, и сама мысль о том, что к ней в дом пожаловал знатный и богатый английский дворянин, ее окрыляла — она летала по дому и суетилась вокруг почетного гостя, как пчела.
 Лорд Харлестон быстро сообразил, что следует соблюдать предельную осторожность, иначе весьма скоро он окажется женатым не на Долди, а на какой-нибудь юной американке.
 Г-жа Уильям Кессен Вандербильт, урожденная Альва Смит, представляла ему на выбор молоденьких девушек, как фокусник, извлекающий кроликов из шляпы.
 Не мог же он сказать, что женщины никогда не интересовали его, что он понятия не имеет, о чем с ними говорить и терпеть не может танцев!
 И так вечер за вечером в его честь давались обеды, за которыми неизбежно следовали танцы, и очень скоро лорд Харлестон пришел к выводу, что пора уезжать.
 Его решение уехать подхлестнуло известие о том, что Альва Вандербильт собирается устроить бал-маскарад.
 Если и было что-то на свете, чего лорд Харлестон действительно не любил и в чем не желал принимать участие, так это маскарады.
 Он всегда избегал подобных увеселений в Англии, хотя принц Уэльский чуть ли не умолял друга посетить один костюмированный бал, не уступающий по размаху тем великолепным празднованиям, что устраивал принц-регент в Карлтон-Хаусе.
 Сэр Фредерик Лейтон, президент Королевской академии, был приглашен тогда руководить украшением Мальборо-Хауса. Было разослано почти полторы тысячи приглашений.
 Открывала бал венецианская кадриль во главе с принцем, наряженным в костюм Карла I, его голову украшала белая шляпа, сверкающая бриллиантами.
 Музыка играла до самого рассвета, ужин подавался в двух огромных алых шатрах, и даже Дизраэли, прибывший поздно и не в карнавальном костюме, побывав во дворце, описывал это словами: «величественно, блестяще, фантастично!»
 Единственный отщепенец, единственный человек, получивший приглашение и не явившийся полюбоваться на зрелище, был лорд Харлестон.
 «Будь я проклят, если стану строить из себя шута, чтобы развлечь принца или кого бы то ни было, — сказал он тогда Роберту. — Что может быть глупее толпы взрослых людей, разодетых, как дурни, и гордо вышагивающих в париках!»
 «Где же ваше чувство юмора?»— насмешливо поинтересовался Роберт.
 «Юмора? Вы считаете это смешным? — фыркнул лорд Харлестон. — Я бы лучше кувыркался на траве с какой-нибудь красоткой!»
 Роберт в ответ только рассмеялся. И теперь лорд Харлестон тревожно выслушивал Альву Вандербильт.
 — Я так и вижу вас в образе сэра Галахеда, или, может быть, вы предпочтете быть Гамлетом, принцем датским?
 Вы будете выглядеть чудесно в любом костюме.
 Лорд Харлестон спокойно ответил, что, к сожалению, не сможет сыграть ни одной роли в предстоящем представлении.
 — Мне очень жаль, миссис Вандербильт, вы были так милы, — сказал он, — но у меня назначена срочная встреча с другом в Денвере, и завтра я должен уехать.
 Миссис Вандербильт в отчаянии всплеснула руками.
 — Но как же так! Это невозможно! — воскликнула она. — Я устроила этот бал специально для вас!
 — Мне очень жаль, — ответил лорд Харлестои, — но, увы, мое пребывание в доме вашего свекра подходит к концу.
 Альва Вандербильт была женщиной решительной, умной, но не слишком счастливой в браке.
 Домашних она всегда подавляла своей силой воли, однако в лице лорда Харлестона встретила достойного противника.
 Лорд Харлестон уехал из дома ровно в тот момент, когда в бальную залу вносили громадные вазы с цветами. Достойное украшение для обильного дорогого ужина, блюда на котором будут подавать безупречно вышколенные официанты, одетые в ливреи.
 Думая о многочисленных дрезденских пастушках, римских сенаторах, венецианских принцессах, Пьеро и разбойниках, которые будут передвигаться по бальной зале под пение скрипок, лорд Харлестон, облегченно вздохнув, устроился в своем купе в спальном вагоне и приготовился к долгой поездке в Денвер.
 — Мне повезло, Хиггинс, — сказал он своему камердинеру, когда поезд тронулся. — Я вовремя ускользнул.
 — Это уж точно, милорд, — согласился Хиггинс. — Не могу представить вашу светлость разодетым в эти смешные костюмы. И если вы спросите мое мнение, я скажу, что они тратят на все это слишком много денег!
 — В этих краях, кажется, никто никогда не беспокоится об излишних тратах, — неодобрительно ответил лорд Харлестон.
 Он подумал, что американцам предстоит пройти долгий путь, прежде чем они научатся с толком использовать свои огромные и растущие богатства.
 Чтобы попасть из Нью-Йорка в Денвер, нужно пересечь пол-Америки. Путешествие оказалось длинным. За это время лорд Харлестон впервые начал испытывать интерес к самой стране и к золотой лихорадке, полностью изменившей характер дикого края, где прежде жили мирные фермеры.
 Первое известие о добыче золота привлекло сюда людей со всех концов земли. Каждый надеялся отыскать свою золотую жилу.
 Между 1859 и 1870 годами было добыто золота на сумму более двадцати семи миллионов долларов.
 Первые золотодобытчики исследовали только поверхность, позже пришлось погрузиться в недра гор.
 Однако золота для решения обычных, повседневных проблем, как это ни удивительно, катастрофически не хватало.
 В здешних местах царила бедность.
 Именно это время индейцы выбрали для того, чтобы начать борьбу против захвата их земель белыми людьми. И хотя белые люди пытались предпринимать шаги по налаживанию мира, ситуация становилась все хуже и хуже.
 Из книг, которые ему удалось найти, лорд Харлестон узнал, что к 1864 году атаки индейцев на торговых путях резко участились, владельцев ранчо убивали и снимали с них скальпы.
 Затем все стало понемногу успокаиваться, были построены железные дороги, и тут обнаружили серебро. В Колорадо снова ожидался наплыв людей.
 События развивались очень быстро, население штата возросло в три раза, затем — в четыре. Возникали новые города, развивалось сельское хозяйство.
 Лорд Харлестон предпочитал быть в курсе всего, с чем ему приходилось сталкиваться. Он прочел все что мог о финансовой ситуации в Колорадо, и, к своему большому удивлению, заинтересовался развитием приисков. Кроме того, он хотел понять, как обстоит дело с его вложениями в животноводство.
 «Раз уж я здесь, нужно посмотреть все», — подумал он.
 Он узнал, что открытие богатых залежей свинца и серебряной руды в горах рядом с Лидуидлем привело к огромному потоку приезжих — добытчиков и спекулянтов, — заполонивших окрестности два года назад. И теперь люди все продолжали прибывать.
 После всего прочитанного у лорда Харлестона сложилось новое представление о Колорадо, совсем не похожее на то, что было прежде.
 Во всяком случае, путешествие обещало быть гораздо более интересным, чем он ожидал, и он уже начал составлять список того, что расскажет Роберту по приезде.
 Лорд Харлестон очень жалел, что Роберт не смог составить ему компанию. Прежде они довольно много путешествовали вдвоем.
 Друзья всегда находили в поездках то, что развлекало и забавляло их, и даже самые скучные вечера и самые долгие переезды казались тогда менее скучными.
 «Возможно, его отец умрет, и он сможет присоединиться ко мне после похорон», — оптимистично подумал лорд Харлестон.
 После нескольких часов езды по голой прерии, где редко встречались следы пребывания человека, поезд наконец начал приближаться к Денверу.
 Было облачно, и лорд Харлестон не смог полюбоваться зрелищем Скалистых гор.
 Денвер был городком шахтеров. О нем говорили, как о месте необычном и интересном, и лорд Харлестон радовался, что долгое путешествие близится к концу.
 В Денвере он договорился о встрече с человеком, который должен был показать ему ранчо. В это ранчо лорд Ларлестон — как и многие другие британцы — вложил свои деньги.
 Животноводческая компания «Прери» полностью финансировалась британским капиталом. К тому же, как выяснил Селби, британские компании спекулировали на рудниках Колорадо.
 «Я дважды подумаю, прежде чем на такое пойти», — решил он.
 Лорд Харлестон много читал об участках, которые оказывались пустыми, о том, как у владельцев богатых приисков отбирали права, людей убивали из-за того, что им улыбнулась удача. Нет, он не станет рисковать попусту. Во всяком случае, пока не убедится в том, что его не убьют и не обманут.
 Подобные размышления утомили его.
 «Я не собираюсь задерживаться здесь надолго, и следует уже сейчас подумать, куда бы поехать потом. О Боже, эта страна слишком большая, чтобы я мог сделать выбор!»— сказал себе лорд Харлестон.
 Мысли вернулись к тому, что происходило в Англии, и лорд Харлестон расстроился окончательно.
 На следующий день в Эпсоне начнется Дерби, и если его лошади победят — а он не сомневался, что так оно и будет, — он даже не сможет насладиться своим торжеством.
 — Будь прокляты все женщины! — воскликнул лорд Харлестон.
 А пока он предавался горестным размышлениям, поезд медленно, но верно приближался к Денверу.




 Глава 3


 Выйдя из вагона, лорд Харлестон тут же заметил симпатичного высокого молодого человека, ждущего его с распростертыми объятиями.
 — Вы, должно быть, лорд Харлестон, — произнес он. — Разрешите представиться Уальдо Шеридан Альтман-младший.
 Можете называть меня Уальдо. Я пришел приветствовать вас от имени моего отца.
 — Добрый день.
 — Надеюсь, путешествие вам понравилось, — продолжил Уальдо. — Секретарь вашей светлости сообщил отцу о вашем приезде в Денвер. Мы получили телеграмму от г-на Уильяма Генри Вандербильта, он наказал нам позаботиться о вас.
 Было очевидно, что рекомендация Вандербильта произвела на молодого человека сильное впечатление. В его голосе звучало столь явное благоговение, что лорда Харлестона это даже позабавило.
 Они прошествовали со станции. Снаружи стояли два открытых экипажа. Не ожидая, пока Хиггинс разберется с багажом, лорд Харлестон сел в экипаж, предложенный ему Уальдо Альтманом.
 Молодому человеку было на вид года двадцать четыре.
 Судя по всему, он чрезвычайно серьезно отнесся к поручению позаботиться о знатном госте в отсутствие отца.
 Уальдо явно хотел, чтобы Денвер произвел на лорда Харлестона приятное впечатление. И лорд Харлестон действительно был искренне восхищен.
 Многое оказалось здесь для него неожиданным. Готический кафедральный собор, словно по волшебству перенесенный из Европы, плоские крыши, итальянские купола…
 Лорд Харлестон уже узнал, что Денвер — главный город штата Колорадо, и не только с точки зрения золотодобычи, но и как крупный торговый центр.
 По дороге он увидел, что архитектура Денвера вдохновлена романским, греческим, мавританским и восточным стилями. Город казался ему уникальным и порой, несомненно, фантастичным.
 Пока он оглядывался по сторонам, Уальдо говорил без умолку.
 — Мой отец хотел бы, чтобы вы поехали на ранчо, как только осмотрите Денвер, — сказал молодой человек.
 — С удовольствием, — улыбнулся лорд Харлестон. — Я только сожалею, что сейчас уже нельзя увидеть буйволов, которых когда-то было так много в этих краях.
 — Да-да, — радостно закивал Уальдо. — Их прежде много было. Несколько еще осталось, но почти всех уничтожили самым возмутительным образом. А на ранчо вы увидите такое количество скота, что, наверное, никогда больше не захотите есть мясо!
 Он засмеялся. Его молодость и жизнерадостность были настолько заразительны, что лорд Харлестон не смог не рассмеяться в ответ.
 — Но прежде всего вам следует посмотреть Денвер, — продолжал Уальдо. — Мы подготовили для вас несколько сюрпризов.
 Лорд Харлестон напрягся. Интересно, что еще за сюрпризы? Но тут экипаж повернул на главную улицу города, и лорд Харлестон увидел, как навстречу едет коляска, запряженная четверкой лошадей, которой правит женщина.
 Рядом с дамой в коляске сидели еще шесть весьма привлекательных молодых женщин, одетых элегантно, но слишком пышно. У двух на головах были небольшие шляпки с кружевными полями, защищающие от солнца.
 Зрелище было настолько удивительным, что лорд Харлестон молча уставился на них. Когда четверка приблизилась, он обратил внимание, что женщина, сидящая на месте кучера, необычайно красива.
 — Кто это? — спросил он.
 Уальдо захихикал.
 — Я так и думал, что они удивят вас.
 — И это им удалось, — кивнул лорд Харлестон. — А женщина-кучер великолепно управляется с лошадьми.
 При этом он подумал, что даже припомнить не может, когда в последний раз видел женщину, управляющую четверкой.
 У дамы на козлах были большие темные глаза, пышные темные волосы, алые губки и длинные черные ресницы.
 Когда экипажи поравнялись друг с другом, лорд Харлестон решил, что эти дамы, очевидно, актрисы или представительницы более древней профессии.
 Весело смеясь, женщины приветствовали Уальдо, который в ответ помахал рукой. Столь забавное зрелище лорд Харлестон никак не ожидал увидеть в Денвере.
 — До вечера, Уальдо! — крикнула одна из женщин.
 — До вечера Бесси!
 Экипажи разъехались, и лорд Харлестон взглянул на своего попутчика, ожидая объяснений.
 — Не знаю, слышали ли вы о «Ряде»в Денвере? — спросил Уальдо.
 — Ряд? — переспросил лорд Харлестон.
 — Да, наверное, это слишком западное выражение, — кивнул Уальдо. — Вы, полагаю, назвали бы это улицей красных фонарей.
 — Я так и подумал, — кивнул лорд Харлестон, — но я никогда еще не слышал, чтобы это называли «Ряд».
 — А мы еще говорим «Аллея», — пояснил Уальдо. — Это улица, на которой располагаются публичные дома, варьете, салуны и казино.
 — Они, безусловно, очень изобретательны в своей рекламе, — сухо заметил лорд Харлестон.
 — Это Джерни Роджерс придумала развозить свой «товар» по городу. Она, как видите, настоящий специалист во всем, что касается лошадей. Не важно, едет она верхом или управляет экипажем.
 — Да, я заметил, — кивнул лорд Харлестон.
 — Она приехала сюда только в прошлом году, — продолжил Уальдо, — а до этого была известна, как самая прекрасная «мадам»в Сент-Луксе.
 — Тогда, я полагаю, жители Денвера считают, что им крупно повезло, — усмехнулся лорд Харлестон.
 — Пари держу, что так! — воскликнул Уальдо. — Она придала «Ряду» настоящий класс, а когда я приведу вас в ее дом на Рыночной улице, бьюсь об заклад, лучше вы не найдете ни в Париже, ни в любом другом городе Европы.
 Лорд Харлестон уже собрался сказать, что у него нет никакого желания посещать дом терпимости, поскольку подобные заведения нагоняют на него хандру, но подумал, что это будет звучать слишком напыщенно, да к тому же, если поехать, он сможет получше узнать денверские развлечения.
 Впрочем, он не ожидал увидеть в Денвере столь забавное существо, как Дженни Роджерс.
 Видимо, пологая, что эта тема весьма интересует собеседника, Уальдо принялся объяснять, как в Денвере все устроено для мужчин, которые спускаются с гор или приезжают из прерий.
 Все это было совершенно не похоже на то, что происходило в Лондоне или Париже, и лорд Харлестон слушал его с интересом.
 — Мы — новый город, — говорил Уальдо, — и поэтому дома развлечений и публичные дома располагаются рядом, на одной улице, но, ваша светлость, вы увидите, что публичные дома в горах Колорадо обычно представляют собой простое здание, где есть дверь и одно окно, выходящее на улицу.
 Он замолчал и, поскольку лорд Харлестон тоже хранил молчание, добавил:
 — Они дешевые и жуткие, девочки из этих домов по ночам надевают коротенькие платья с глубоким вырезом и высовываются из окон, зазывая клиентов.
 — Полагаю, таких домов много в каждом шахтерском поселке, — заметил лорд Харлестон.
 — Конечно, — согласился Уальдо, — но веселые дома Денвера дарят нам истинное развлечение.
 Лорд Харлестон приподнял брови в немом вопросе, и Уальдо пояснил:
 — В лучших домах есть две или три гостиные, в каждой стоит рояль, есть также зала для танцев. В некоторых имеются даже банкетные залы, а еда там более изысканная, чем в лучших отелях.
 Лорд Харлестон выглядел удивленным.
 Уальдо продолжал:
 — В нашем городе есть два воистину великолепных дома.
 Один принадлежит Матти Силке, которая была некоронованной королевой «Ряда», пока не появилась Дженни. Теперь ей пришлось потесниться.
 Уальдо наверняка рассказал бы что-нибудь еще, если бы в этот момент они не подъехали к удивительно большому и внушительному зданию, которое, как объяснил молодой человек, и было домом его отца.
 Лорд Харлестон сразу отметил архитектурные особенности французского шато в сочетании с церковным шпилем и дымоходами, напоминающими триумфальные арки.
 — Надеюсь, вам будет здесь удобно, ваша светлость.
 — Не сомневаюсь, — кивнул лорд Харлестон, — и с нетерпением жду встречи с вашим отцом. А дома ли сейчас ваша матушка?
 — Нет, она на ранчо вместе с отцом, — ответил Уальдо. — И поскольку сейчас мы одни, то можем развлечься.
 Он бросил быстрый взгляд на лорда Харлестона, проверяя, не прозвучало ли это слишком фамильярно, затем, успокоившись, продолжил:
 — Отец и мать не одобрили бы, если бы узнали, что я показываю вам веселую сторону Денвера, такую, как заведение Дженни Роджерс, но не думаю, что ваша светлость предпочли провести время за беседой с членами городского собрания, слушая, как они улучшают корм для скота!
 — Боже сохрани! — воскликнул лорд Харлестон, и оба рассмеялись.
 Внутреннее убранство особняка Альтманов было столь же эклектичным, как и фасад. Многочисленные растения в кадках, тяжелые бархатные занавеси, украшенные внизу мохнатыми кистями, статуи и картины, от которых лорда Харлестона бросало в дрожь… Впрочем, восточные ковры и мебель были на удивление хороши.
 Он понимал, что жители Денвера пытаются построить новое общество там, где лишь недавно была голая пустыня.
 Со времени основания города они пережили жуткий пожар: огонь полностью уничтожил дома, построенные первыми поселенцами. На следующий год последовало еще одно бедствие — разрушительное наводнение.
 Удивительно, что город выглядел так хорошо. Во время своего путешествия в поезде лорд Харлестон прочитал, что новые жители вливаются в Колорадо огромным потоком, за неделю прибывало более пяти тысяч человек.
 — Я знаю, что у вас есть новые серебряные копи в Лидуилле, — заметил он.
 — Точно, — ответил Уальдо Альтман, — так что миллионеры создаются буквально за пару недель.
 Лорд Харлестон заинтересовался этой темой.
 — Табор, хозяин лавки, мой добрый приятель, — рассказывал Уальдо, — нанял двух разведчиков за шестьдесят четыре доллара. Они основали рудник Литтл-Питсбург, серебряная руда приносит им двести долларов за тонну. Лавочник начал вкладывать деньги в другие прииски, и сейчас он Серебряный Король Колорадо. Сначала он стал пэром Лидуилля, теперь он губернатор штата.
 — Какое быстрое продвижение! — рассмеялся лорд Харлестон. — А вы тоже ставили на это деньги?
 — Я обещал отцу вкладывать деньги только в животноводство, — ответил Уальдо. — Но я не хочу держать все яйца в одной корзине.
 — Уверен, это мудрое решение.
 Лорду Харлестону пришло на ум, что то же самое относится и к нему, и, раз уж он здесь, можно попытаться сделать деньги и на рудниках.
 Чем больше Уальдо рассказывал о серебре и золоте, тем сильнее становился интерес лорда Харлестона.
 Было очевидно, что все горы в этой части штата стоили того, чтобы возлагать на них надежды. Но лорд Харлестон знал, насколько быстро может истощиться жила. Если фортуна не на твоей стороне, на этом гораздо проще потерять деньги, чем получить.
 «Безусловно, я буду осторожен», — решил лорд Харлестон.
 Когда со станции прибыл вместе с багажом Хиггинс, лорд Харлестон уже был готов принять ванну и переодеться к ужину.
 — Я хотел было организовать для вас званый ужин, — сказал Уальдо, — но раз уж я собираюсь показать вам город, то подумал, что, если позвать гостей, они станут болтать без умолку, и мы от них не избавимся.
 — Очень предусмотрительно с вашей стороны, — ответил лорд Харлестон. — Я предпочитаю обойтись без гостей.
 Он с усмешкой подумал, что придется все же позволить Уальдо показать ему город.
 Лорд Харлестон уже понял, что самым лучшим отдыхом для молодых людей было посещение веселых домов, а так как Уальдо предлагал все лучшее в Денвере, было бы слишком грубо просить его показать что-нибудь иное.
 Комната, предоставленная лорду Харлестону, оказалась большой и просторной. Кровать с огромной медной спинкой выглядела вполне удобной.
 Повсюду было множество ковров, занавесок, кресел, произведений искусства и растений. Это напомнило лорду Харлестону о переполненном особняке Вандербильтов. Видимо, богатые всегда склонны приобретать слишком много вещей, полагая, что простота свидетельствует о бедности.
 — Ну по крайней мере нам не нужно ютиться в лагере при рудниках, милорд, — ухмыляясь, заметил Хиггинс.
 — Это, безусловно, божье благословение, — согласился лорд Харлестон. — И смею сказать, нам будет очень Удобно, пока мы не тронемся в путь., Однако он предупредил Хиггинса, чтобы тот не располагался слишком по-хозяйски, ибо знал, что, как и большинство английских слуг, камердинер предпочитал оставаться там, где он был, нежели осваивать новую территорию.
 К тому времени, когда лорд Харлестон принял ванну (ванная комната выглядела современно и очень изысканно, на манер той, что была в доме Вандербильтов) и переоделся в вечерний костюм, он чувствовал себя в настроении, более подходящем для исследования Денвера.
 Пока он переодевался, ему предлагали разнообразные напитки, от виски до шампанского, но лорд Харлестон выпил только маленький бокал шерри.
 Уальдо уже ждал его внизу. При виде гостя он воскликнул:
 — Теперь я знаю, что не так с моей одеждой!
 Лорд Харлестон подумал, что в Англии Уальдо выглядел бы по меньшей мере странно. Зато сам он был одет слишком строго для жителя Денвера.
 — И где бы я мог так же нарядиться? — спросил Уальдо.
 — В Лондоне.
 — Я слышал, что именно так одеваются в Нью-Йорке люди из высшего общества, но не верил в это, — сказал Уальдо. — Теперь я понимаю, почему они так стремятся выглядеть по-английски, хотя они и обижены на вас.
 — С чего бы это? — удивился лорд Харлестон.
 Уальдо поколебался, но все же ответил:
 — Потому что мы думаем, что вы задираете перед нами нос!
 Лорд Харлестон рассмеялся:
 — Уверяю вас, это не так, но, возможно, мы производим такое впечатление, потому что мы более сдержанны по характеру, чем вы.
 — Держу пари, это так! — воскликнул Уальдо. — Хотя встречаются и исключения. Когда я был в Лидуилле, я познакомился с обычным, нормальным парнем, который, должно быть, ваш родственник. Его фамилия Харль.
 — Харль? — повторил лорд Харлестон. — А его имя?
 — Его называют «Красавчик Гарри».
 Лорд Харлестон нахмурился.
 Он хорошо знал, о ком говорит Уальдо, и не был особенно рад услышать, что сей джентльмен находится сейчас в Америке.
 В каждой семье есть своя паршивая овца. Гарольд Харль, известный с детства, как Гарри, был дальним родственником Селби, о котором старшие члены семьи упорно старались забыть.
 Отец Гарри был кузеном отца лорда Харлестона, Гарри был младшим из троих сыновей.
 Старший брат вступил по традиции в семейный полк, средний стал моряком, а Гарри должен был стать священником.
 Однако уже в школе, а потом и в Оксфорде стало очевидно, что его наклонности весьма далеки от церкви, да, впрочем, и от всего, что не связано с развлечениями.
 Когда он покинул Оксфорд, или точнее, когда его выгнали с последнего года обучения за буйное поведение, он появился в Лондоне, где был принят благодаря семейному имени.
 В Гарри было столько шарма и он был настолько хорош собой, что дамы прощали ему возмутительные поступки, но быстро уводили своих дочерей из пределов его видимости, ибо у него не было ни денег, ни перспектив.
 Используя свой шарм, как другие мужчины используют свои таланты и ум, Гарри Харль попадал в одну авантюру за другой, и в большинстве этих авантюр бывала замешана женщина, которая была чьей-либо женой.
 Его долги достигали астрономических сумм, платить по ним приходилось его многострадальному отцу и старшим братьям — не могли же они позволить, чтобы их имя поминалось в суде.
 Когда обстановка накалилась до предела, собрался семейный совет, чтобы решить, а не позволить ли Гарри обанкротиться, он, к всеобщему облегчению, покинул Англию.
 Даже то, что он прихватил с собой весьма привлекательную молодую девушку за неделю до ее свадьбы, казалось пустяком в сравнении с тем, что он наконец-то исчез.
 Позже до Харлей доходили слухи, что Гарри уехал в Америку, где женился на той девушке.
 Отец девушки, человек очень богатый, в ярости из-за ее поведения лишил дочь всего и приказал, чтобы ее имя больше не упоминалось в его доме.
 Но семейство Харлей отнеслось к этому иначе. Все вздохнули с облегчением и понадеялись, что пройдет немало времени, прежде чем Гарри объявится вновь.
 Лорд Харлестон припомнил, что все эти годы до него от случая к случаю долетали вести от друзей, возвращавшихся из Нью-Йорка, Чикаго или Флориды.
 Пару раз ему передавали отчаянные мольбы о деньгах, Которые отец Гарри неизменно выполнял, потому что по-прежнему любил младшего сына и не мог смириться с мыслью, что тот окажется в долговой тюрьме или на грани голодной смерти.
 Последние несколько лет о Гарри не было ничего слышно.
 Сейчас, задумавшись, лорд Харлестон понял, что на самом деле прошло лет пять, а то и больше, с тех пор, как он последний раз слышал имя Красавчика Гарри.
 — И чем занимается этот Харль? — спросил он Уальдо.
 — Играет, — ответил тот. — А если он ваш родственник, могу сказать одно: у него самая легкая рука, и он самый удачливый картежник во всем штате!
 Лорд Харлестон поджал губы.
 Его нисколько не удивило, что Гарри стал шулером.
 Оставалось лишь надеяться, что кузен не влипнет ни в какую историю, пока лорд Харлестон находится в Колорадо.
 Он ловко сменил тему разговора, и за обедом беседа велась о животноводстве, золоте, серебре и угольных рудниках, стремительно развивавшихся в этих краях последнее время.
 Еда была простой, говядина — превосходной, а вино, импортируемое из Франции по немыслимым ценам, оказалось вполне сносным.
 Уальдо Альтман пил бурбон, но лорд Харлестон не любил этот напиток и решил, что если бурбон — единственное, что будет предлагаться ему во время путешествия, лучше обойтись без алкоголя.
 Бренди, которое предложили ему в конце ужина, было французским, и он, отхлебнув глоток, задал вопрос:
 — Случались ли у вас последнее время неприятности с индейцами?
 — А я надеялся, что вы об этом не спросите.
 — Почему?
 Уальдо выглядел смущенным.
 — Я бы не хотел пугать вас.
 Лорд Харлестон улыбнулся:
 — У вас и не получится.
 — В общем, мой отец и некоторые другие влиятельные люди беспокоятся по поводу племени юта.
 — Кто это? — поинтересовался лорд Харлестон.
 — Это небольшое племя на севере, — объяснил Уальдо. — Земля, на которой они охотятся, лежит по ту сторону гор.
 — Что там происходит?
 — Это не их вина, по крайней мере мой отец так думает, — ответил Уальдо, — но после пятнадцати лет мира с белым человеком, вожди разочаровались действиями агентства «Уайт-ривер».
 — А что делает «Уайт-ривер»? — спросил лорд Харлестон скорее из вежливости.
 — Их агенты одержимы планами отучить племя юта от охоты и привить им навыки сельскохозяйственной деятельности. Они противостоят индейцам, например, пропахивают дорожки там, где воины ездят на лошадях.
 — Но это же глупо!
 — Мой отец беспокоится, что, если в дело вмешаются солдаты, начнется новая война. Наш штат пережил уже достаточно бедствий, и мы не хотим лишних хлопот в прериях.
 — Ну конечно, вы правы! — согласился лорд Харлестон;
 Он полагал, что все войны с индейцами уже закончились, хотя в некоторых книгах читал описания того, как сжигали фермы, убивали поселенцев и снимали с убитых скальпы.
 Однако после ужина он понял, что у Уальдо нет желания продолжать эту тему и что больше всего на свете молодой человек хочет показать ему город.
 Возле дома их ждал удобный экипаж, запряженный парой лошадей. Когда они устроились на сиденьях, Уальдо сказал:
 — В первую очередь я отвезу вас во «Дворец»!
 Лорд Харлестон удивленно приподнял брови, и Уальдо рассмеялся:
 — Не такой, как у вас, но лучшее, что мог построить король Эд Чейз.
 Он объяснил, что «Дворец» стал первым по-настоящему элегантным игорным домом, а Эд Чейз — лучшим крупье в Денвере.
 Король Эд, сказал он, уже открыл игорный клуб под названием «Прогрессивный» на те полторы тысячи долларов, что выиграл в покер, работая на железной дороге.
 — Там находится первый в Денвере бильярдный стол, — Гордо вещал Уальдо. — Его притащили через прерии быки!
 Когда лорд Харлестон рассмеялся, он добавил:
 — А еще Эд устроил первый грандиозный бал в честь «Нимф мостовой».
 На случай, если собеседник не понял, он пояснил:
 — «Хрупкие сестренки», так называют их некоторые.
 Единственная, кому они не нравятся, так это вторая миссис Чейз. Она пыталась пристрелить Нелли Бельмонт, а затем развелась с Эдом, потому что тот свил для Нелли маленькое любовное гнездышко.
 После такого вступления лорд Харлестон, приехав во «Дворец», с интересом посматривал на Эда Чейза.
 Седой, с серо-голубыми глазами, которые не упускали ничего, Чейз обычно сидел в Прогрессивном клубе на высоком стуле. На коленях у Эда покоился обрез.
 «Дворец» был столь же фантастичен, как и его владелец.
 Там имелись зал на двести игроков и бар, украшенный зеркалом в шестьдесят футов. Это был не только игорный дом и салун, но и театр.
 Когда приехали лорд Харлестон и Уальдо, на сцене шла чрезвычайно непристойная комедия, в который был стих, начинающийся так:
 Дворец блаженства и чувственности,
 Где прекрасные дамы очаровывают сердца…
 Уальдо обратил внимание лорда Харлестона на этот стих:
 — Настоятель собора Святого Иоанна называл его смертельной ловушкой для юношей, грязной лачугой греха и преступности.
 Посмотрев представление, лорд Харлестон пришел к выводу, что у настоятеля были причины для такого заявления.
 Девушки во «Дворце» казались очаровательными и соблазнительными и, как пояснил Уальдо, предпочитали цветам золотой песок и самородки.
 Он также во всех подробностях описал, как один из его друзей, выиграв семьдесят пять тысяч долларов, потратил все на драгоценности и меха для одной из танцовщиц.
 А когда он узнал, что танцовщица замужем, то застрелил ее прямо из своего кабинета, пока она выступала на сцене.
 — Мне кажется, что вы в Денвере слишком быстро спускаете курок, — заметил лорд Харлестон.
 — В этой стране вопрос часто стоит так: или убьешь ты, или убьют тебя, — ответил Уальдо.
 Понаблюдав немного за игроками, лорд Харлестон поставил на свой счастливый номер, подождал три круга, затем забрал выигрыш и сказал Уальдо, что, наверное, пришло время отправиться куда-нибудь еще.
 — Вы хотите сказать, что не собираетесь продолжать игру? — удивился молодой человек. — Вам же везет.
 — Я никогда не испытываю удачу, — ответил лорд Харлестон и тут же подумал, что в последнее время ему не очень-то везло.
 Выйдя из «Дворца», Уальдо предложил отправиться к Матти Силке, а Дженни Роджерс приберечь «на сладкое».
 Район красных фонарей произвел на лорда Харлестона странное впечатление.
 Как и описывал Уальдо, девочки из публичных домов высовывались из окон, завлекая клиентов, которые прохаживались по улице. В основном это были грубые, грязные шахтеры, а среди них — несколько ковбоев.
 Сама Матти Силке оказалась настоящим сюрпризом.
 Прежде она управляла веселыми домами в диких животноводческих поселках Канзаса и переехала в Денвер десять лет назад после удачного тура по шахтерским городкам. Мадам привезла с собой несколько прелестных подопечных и палатку, достаточно большую, чтобы начать дело.
 Вскоре она обзавелась шикарным двухэтажным кирпичным особняком с большими окнами на Рыночной улице.
 Облаченная в вечернее платье, слишком роскошное даже для светской дамы, она была маленькой, пухленькой и довольно красивой.
 У Матти были светло-русые кудрявые волосы с золотистым отливом.
 Когда Уальдо приветствовал ее, расцеловав в нарумяненные щеки, мадам рассмеялась и пожурила молодого человека. Уальдо представил ей лорда Харлестона.
 Английский лорд произвел на нее сильное впечатление, Матти провела его в аляповато обставленную гостиную, где «девочки», как она их называла, сидели на стульях, в то время как клиенты удобно раскинулись на диванах.
 В следующей комнате были танцы, причем музыканты играли на удивление хорошо. Но Уальдо твердо стоял на том, что они не собираются задерживаться.
 После того как он заплатил весьма приличные деньги за несколько сомнительное шампанское (ни он, ни лорд Харлестон не притронулись к бокалам), они направились к дому Дженни, который был дальше по улице.
 К этому времени лорд Харлестон уже много слышал о Дженни Роджерс и видел, как она управляла четверкой, поэтому ему было любопытно познакомиться с ней поближе.
 По крайней мере, подумал он, лучше беседовать с опытной мадам, чем с пуританской «достойной» дамой, которая, несомненно, нагонит на него еще большую тоску, чем миссис Альва Вандербильт.
 Едва войдя в дом Дженни на Рыночной улице, он сразу увидел, насколько хорошо здесь поставлено дело. Дженни наняла много прислуги, в основном чернокожих, и отыскала пианиста, который был бы вполне хорош на любой лондонской сцене.
 Были там и музыканты, которые играли на скрипках и других музыкальных инструментах. Техника исполнения показывала, что их отбирали с большой тщательностью и хорошим вкусом.
 Но еще более музыкальным казался смех Дженни.
 Высокая, с дикой жизнерадостностью в глазах, отражавшейся и в ее смехе, который звучал с задором, она будто бросала вызов всем, кто осмелится осуждать ее.
 Все в доме было богатым, шикарным и новым — заведение открылось только в январе.
 Девочки, как выяснил лорд Харлестон, приехали вместе с Дженни из Сент-Луиса. Они были одеты в изящные бальные платья и вели себя так, что, войдя в залу, лорд Харлестон на мгновение подумал, что снова очутился в Мальборо-Хаусе.
 Работа девочек заключалась в том, чтобы развлекать, и они, без сомнения, были мастерами своего дела, особенно их мадам.
 Лорд Харлестон с удивлением обнаружил, что впервые с тех пор, как он покинул Англию, он может расслабиться и спокойно смеяться над грубыми шутками Дженни.
 Он встречал не так много американок и понятия не имел, что они могут быть столь резкими, что они способны высказать что-то серьезное или скучное так, что это будет звучать безумно смешно.
 Пока они беседовали, прибывали другие клиенты, и лорд Харлестон с удивлением отметил у вновь прибывших хорошие манеры, которые никак не ожидал обнаружить в веселом доме.
 Его забавляло, что Дженни управляла публичным домом в Денвере так, словно она была дамой, дающей светский прием, а не мадам.
 Уальдо пригласил на танец симпатичную рыжеволосую девушку, и Дженни, осмотрев комнату, которая, как только начались танцы, заметно опустела, поинтересовалась у лорда Харлестона:
 — Есть ли здесь кто-нибудь, кем я могла бы заинтересовать вас? Заза — специалист по восточным усладам, Рене — француженка.
 Он покачал головой:
 — В данном случае, поймите меня, я всего лишь наблюдатель. Я только что приехал после долгого путешествия и собираюсь лечь спать рано и — один.
 Дженни рассмеялась.
 — Где еще, если не здесь, можно нарушить твердые намерения!
 — В этом я с вами согласен, но только не сегодня.
 Она беззлобно улыбнулась, и лорд Харлестон сказал:
 — Но вы должны позволить мне купить шампанское для ваших девушек, если вы разрешаете им пить его.
 — В этом я не могу вам помешать.
 Лорд Харлестон выложил на стол крупную сумму, которая исчезла словно по волшебству.
 Дженни принялась развлекать его рассказами о Сент-Луисе, о том, как она начала там свое дело, а затем решила переехать в Денвер, самый большой и богатый город в штате.
 Она поведала ему о трудностях со своими «подопечными», которым хорошо платили, хорошо кормили И предоставляли удобно и красиво обставленные спальни.
 Некоторые из них, однако, чересчур легко меняли настроение, часто впадали в депрессии, из-за которых принимали настойку опия. Ее можно было купить в любой аптеке, но в больших количествах это была прямая дорога к самоубийству и летаргии.
 Потом они поговорили о лошадях, и лорд Харлестон с Удивлением обнаружил, что приятно проводит время. И лишь когда вернулся Уальдо, он ощутил, насколько же он устал.
 — Я собираюсь поехать отдыхать, — сказал он, — мне так и не удалось выспаться в поезде, поэтому сегодня я хочу компенсировать все мои бессонные ночи.
 — Но вы же не можете уехать так рано! — запротестовал Уальдо.
 — Вам нет необходимости сопровождать меня, — улыбнулся лорд Харлестон. — Я получил огромное удовольствие сегодня вечером, но для вас ночь только началась.
 — Это верно, — согласился Уальдо, — если только вы не возражаете.
 — Уверяю вас, я вполне способен добраться до дома самостоятельно, — ответил лорд Харлестон.
 — Надеюсь увидеть вас завтра вечером, — призывно проворковала Дженни.
 — Я, несомненно, рассмотрю эту возможность, — пообещал лорд Харлестон.
 Так, в сопровождении Дженни и Уальдо он направился к выходу.
 Внезапно дверь распахнулась, впуская троих мужчин, одетых в пыльные сапоги для верховой езды, широкополые шляпы и с кобурами на поясе. Они явно были ковбоями.
 Первый ковбой шагнул вперед. Двое, шедших за ним, несли на руках женщину.
 — Вечер добрый, мисс Дженни, — сказал первый мужчина. — Мы принесли вам подарок.
 — Подарок, Брукер? — откликнулась Дженни. — И что же это?
 — Самая прелестная девчушка, на которую падал ваш взор.
 — Мне больше не нужны девушки, — ответила Дженни, — а уж тем более, выбранные вами.
 — Попридержите лошадей, мисс, пока не услышите, как мы ее нашли, — возразил Брукер. — Мы подобрали ее милях в шести от города. Индейцы убили ее отца и мать, а она брела два дня, пока мы на нее не наткнулись.
 — Мне ее очень жаль, — резко бросила Дженни, — но индейцы — это ваше дело, а не мое. Унесите ее куда-нибудь еще.
 — Мы сначала думали, — пояснил Брукер, — отвести ее к этим высокомерным старым воронам, которые все твердят о том, чтобы сделать что-нибудь для сирот, но ведь они сделают из нее прислугу, именно это означает их забота, так ведь? А она для прислуги слишком хороша, и ежели вы ее не примете, она кончит в каком-нибудь публичном доме.
 — Меня это не интересует! — все так же резко проговорила Дженни.
 — Да вы посмотрите на нее, прежде чем решать, — заискивающе попросил Брукер. — Хорошенькая, как ангелочек, и вся такая сладенькая… — Точно, — подтвердил один из мужчин, держащих девочку, — и говорит совсем как леди. Нам не к кому ее вести, ни у кого нет такого доброго сердца, как у вас, мисс Дженни.
 Говоря это, он откинул одеяло, в которое была завернута девушка, и приоткрыл ее лицо. Лорд Харлестон отметил, что ковбои нисколько не преувеличивали, когда говорили, «то она хорошенькая.
 Девушка, по всей видимости, спала или была без сознания. Темные ресницы резко выделялись на бледной, почти прозрачной коже ее маленького остренького личика.
 Черты ее были почти совершенны, а волосы — светлее солнца на рассвете.
 — Она действительно хороша, — нехотя признала Дженни. — Вы знаете, кто она?
 — Когда мы ее подобрали, она сказала, что ее зовут Нельда Харль, — ответил Брукер.
 При слове» Харль» лорд Харлестон вздрогнул.
 — Как вы сказали? — переспросил он.
 — Нельда Харль, — повторил Брукер. — Звучит странно, но именно так она сказала, верно, ребята?
 — Ага, так она и сказала, — согласились остальные. — Ну же, Дженни, возьмите ее, мы ведь не можем стоять с ней здесь всю ночь.
 Мужчины замолчали. Дженни Роджерс размышляла над ответом. Вдруг заговорил лорд Харлестон.
 — Я заберу ее, — сказал он. — Если не ошибаюсь, она моя родственница.
 Все, включая Уальдо, в удивлении повернулись к нему.
 — Но ее фамилия Харль, — вымолвила наконец Дженни.
 — Харль — наша фамилия, — ответил лорд Харлестон. — и если девочка — та, о ком вы говорите, я полагаю, она должна быть дочерью человека по имени Гарольд Харль, о котором сегодня вечером рассказывал господин Альтман.
 — Красавчик Гарри! — воскликнула Дженни. — Теперь мы знаем, кто она такая! Но я никогда не слышала, что у него есть дочь или даже жена.
 Она резко бросила:
 — Внесите ее в дом!
 Ковбои сняли шляпы и последовали за Дженни, неся на руках девушку по имени Нельда.
 Дженни, открыв дверь, провела их в комнату, обставленную, как спальня.
 Там стояла большая удобная медная кровать, на стенах висело несколько декоративных зеркал, а окна закрывали ярко-розовые занавески, украшенные серебристой бахромой.
 Ковбои осторожно опустили девушку на постель.
 Одеяло, в которое она была завернута, полностью открылось, и лорд Харлестон увидел, что ее платье изорвано и все в пыли, а туфельки превратились в лохмотья.
 Словно проследив за его взглядом, Брукер пояснил:
 — Она прошагала много миль и была полумертвая от голода и жажды. Мы накормили ее, она уснула в повозке и с тех пор даже не шелохнулась.
 — Вы говорили, что ее родителей убили индейцы.
 — Ага, девушка рассказала нам, что они остановились приготовить еду, а она пошла к горам, — ответил Брукер. — Индейцы напали на ее родителей, и ей ничего не оставалось, как только наблюдать.
 — Бедненькая малышка! — воскликнула Дженни. — Какой это был для нее удар!
 — Она не рассказывала нам особо, — добавил Брукер, — но вы же сами знаете, что происходит, когда нападают индейцы!
 — Это да, — согласился один из ковбоев. — По ту сторону гор такая заварушка!
 — Я тоже слышала, — кивнула Дженни. — Вы, ребята, будьте осторожны. Выпейте за счет заведения!
 Большего все равно предложить не могу, разве что вы сами заплатите.
 — Ну ладно вам, Дженни, проявите вашу щедрость! — попросил Брукер.
 — Полагаю, вы должны быть моими гостями, — произнес лорд Харлестон. — Я благодарен вам за то, что вы доставили эту юную леди, которая может оказаться моей родственницей, в безопасное место.
 С этими словами он вручил Брукеру стодолларовую банкноту, которая мгновенно исчезла в большом кулаке ковбоя.
 — С вашей стороны это очень щедро, мистер, — сказал ковбой. — Благодарим вас! Ночь точно удастся, мы теперь можем себе это позволить.
 Дженни улыбнулась:
 — Вы знаете, куда идти.
 С явным удовольствием они выскользнули из спальни.
 Когда они ушли, Дженни посмотрела на лорда Харлестона.
 — Я имел в виду то, что сказал, — ответил он на немой вопрос, стоявший в ее глазах. — Если это Нельда Харль, тогда она — моя забота.
 Дженни снова улыбнулась:
 — Если вы помните, ваша светлость, ее подарили мне.
 — Я понимаю, — кивнул лорд Харлестон, — и, разумеется, должен вам компенсировать потерю.
 В мгновение ока Дженни превратилась из любезной радушной хозяйки в решительную и неуступчивую деловую женщину.
 Она начала с нелепо высокой цены за свою так называемую собственность и согласилась в конце концов на половину от того, что она якобы считала справедливой компенсацией, но была, без сомнения, очень довольна, что получила так много.
 Только когда она наконец-то сдалась и приняла деньги, лорд Харлестон довольно рассеянно поинтересовался у Уальдо:
 — Надеюсь, я не злоупотреблю вашим гостеприимством, если приведу в ваш дом эту молодую даму?
 — Конечно же, нет! — воскликнул Уальдо. — Экипаж ждет вас снаружи.
 — Хотите, чтобы я ее разбудила?, — спросила Дженни.
 — Пусть она спит, — покачал головой лорд Харлестон. — По состоянию ее обуви я вижу: ковбои не преувеличивали, говоря, что она прошла длинный путь.
 — Что вы намерены с ней делать? — с любопытством спросила Дженни.
 — Возьму с собой в Англию, — резко бросил он, — и перепоручу своим родственникам.
 Тон, каким была произнесена эта фраза, заставил Дженни посмотреть на своего гостя с еще большим любопытством.
 — Не похоже, что этот план доставит вам особое удовольствие.
 — Могу вас уверить, что в данный момент у меня нет ни малейшего желания брать на себя заботы о женщине, но я не могу оставить ее здесь, зная, кто она такая.
 Лорду Харлестону пришло в голову, что было бы куда как лучше, если бы его не оказалось здесь в тот момент, когда ковбои принесли девушку к Дженни, спасая от сиротства на попечении городских мужей.
 Но он тут же устыдился своих мыслей.
 Ведь хотя она и была, судя по всему, дочерью Красавчика Гарри, все равно она принадлежит к роду Харлей, и он знал, что не сможет взять на себя грех и отказать в помощи члену своей семьи.
 «Бог знает, на что я себя обрекаю», — подумал он.
 — Отнести ее в экипаж? — спросил Уальдо.
 Лорд Харлестон вдруг понял, что его молодой друг не остался равнодушным к красоте Нельды.
 — Благодарю вас, — ответил он. — Может быть, это сделает кто-нибудь из слуг?
 — Я сам.
 Уальдо подхватил девушку, как пушинку. Она не пошевелилась, явно пребывая в глубоком сне от полного истощения.
 Молодой человек отнес ее к выходу. Слуга открыл дверь, и Уальдо направился к ожидающему экипажу.
 Дженни положила ладонь на руку лорда Харлестона.
 — Надеюсь увидеть вас завтра вечером, — сказала она ласково. — Я буду сильно разочарована, если вы не появитесь.
 —  — Вы очень добры, — заученно произнес он.
 — А вы невероятно хороши собой! — С этими словами Дженни поднялась на цыпочки и поцеловала в щеку.
 — Au revoir
 — сказала она ему вслед.




 Глава 4


 Лорд Харлестон проснулся в дурном настроении.
 Спал он хорошо, но, едва открыв глаза, тут же вспомнил о тех обязательствах, что взял на себя прошлой ночью. Итак, теперь у него появилась обуза в виде дочери Красавчика Гарри.
 Лорд Харлестон цинично подумал, что девушка наверняка пошла характером в отца, и у любого, кому придется. присматривать за ней, возникнет множество проблем.
 Он знал точно, что, пока не вернется с юной родственницей в Англию, не сможет быть самим собой. И снова пожалел, что оказался в недобрый час в доме Дженни Роджерс.
 Однако все, что было в нем благородного, протестовало против мысли о том, что девушка, не важно какая репутация у ее отца, может оказаться в веселом доме. К тому же Нельда была еще слишком юной, и если бы она ступила на этот путь, возврата уже не было.
 И хотя Дженни Роджерс казалась на первый взгляд милой и очаровательной, она никогда не стала бы преуспевающей мадам, если бы не управляла своим домом железной рукой.
 Правила одинаковы во всем мире. Когда девушка переходит в собственность мадам, ей редко удается уйти и начать новую жизнь.
 Находились, конечно, мужчины, которые выкупали девушек на свободу, а некоторые глупцы даже брали бывших куртизанок себе в жены.
 Но когда ответственность превращалась для этих девушек в обузу, они снова возвращались к прежнему ремеслу.
 Вчера лорд Харлестон был слишком раздражен и едва взглянул на Нельду. Единственное, что он заметил, это ее потрепанный вид.
 То, что внешность девушки произвела впечатление на ковбоев, для самого лорда Харлестона не было показателем, и он задумался, какой грубой и нецивилизованной могла она стать, учитывая жизнь, которую вел ее отец.
 Затем он припомнил, словно пытаясь себя успокоить, что мать Нельды была настоящей леди. Его собственный отец с одобрением отзывался о ее семье.
 Когда Селби был еще ребенком, он слышал, как мать говорила:
 — Мне так жаль Марлоу! И дело не только в самом скандале, не в том, что их дочь сбежала накануне свадьбы.
 Нет, самое печальное тут то, что мужчина, с которым она бежала, был Гарри.
 — Я полностью с вами согласен, — ответил ее муж. — Гарри — бесчестье нашей семьи. Надеюсь, что, уехав из страны, он уже не вернется обратно.
 Леди Харлестон, однако, думала не о Гарри, которым она, как все женщины, не могла втайне не восхищаться.
 Она беспокоилась о девушке, любившей его так сильно, что пожертвовала всем.
 — Но Гарри так обаятелен, — сказала она, будто про себя.
 Ее муж горестно рассмеялся.
 — Гарольд способен даже булыжник обратить в золото, — ответил он. — Этот юноша не пропадет. Но их хлеб будет куплен на бесчестные деньги, которые он раздобудет за карточным столом.
 Лорд Харлестон помнил, что тут он вступил в разговор, спросив:
 — А что, кузен Гарри — очень хороший игрок, папа!
 — Слишком хороший! — резко ответил отец. — Но я не намерен больше говорить о нем!
 Размышляя о прошлом, лорд Харлестон вспомнил, что во всех разговорах о его кузене Гарри первым делом шли слова о его обаянии, а затем о том, что если где-то идет игра, Гарри непременно будет там.
 — И что же с девочкой? — спросил себя лорд Харлестон. — Может быть, она обладает той же ловкостью рук, что и ее отец?
 Спустившись к завтраку и не обнаружив никаких признаков присутствия Уальдо, он продолжил размышлять о том, что теперь делать с Нельдой.
 Ясно одно — от девушки необходимо как можно быстрее избавиться.
 Как только он вернется в Нью-Йорк, он заплатит какой-нибудь уважаемой женщине, чтобы та сопроводила Нельду в плавании через Атлантику к его родственникам, которые присмотрят за ней до его возвращения.
 «Интересно, — спросил себя лорд Харлестон, — сколько Же ей лет?» Вчера казалось, что она еще подросток.
 Возможно, ее удастся устроить в хороший пансион.
 Но что, если у девушки такие же дурные манеры, как и у ее отца? Тогда ее могут выгнать из пансиона, а это вызовет разные неприятные толки.
 Лорд Харлестон резко отодвинул от себя тарелку: еда неожиданно показалась безвкусной.
 Он пил вторую чашку кофе, когда в комнату вошел Уальдо.
 — Прошу прощения за то, что я так поздно, — сказал он, — я добрался до постели лишь на рассвете.
 — Надеюсь, вы хорошо развлеклись, — заметил лорд Харлестон, стараясь, чтобы в голосе не прозвучал сарказм.
 — После вашего ухода стало так буйно, — произнес Уальдо. — Не думаю, что вы получили бы удовольствие от танцев. Эти ковбои, которым вы дали так много денег, пытались разнести заведение.
 — Представляю, как разозлилась Дженни Роджерс, — усмехнулся лорд Харлестон.
 — О, она прекрасно управляется с ними! — ответил Уальдо. — Необъезженные лошади и дикие мужчины — вот истинная стихия Дженни!
 В его голосе звучало такое восхищение, что лорд Харлестон улыбнулся.
 — Она надеется, что вы сможете к ней приехать сегодня вечером, — сказал Уальдо. — Но, если хотите, я могу показать вам что-нибудь другое.
 — Честно говоря, — ответил лорд Харлестон, — я предпочел бы отправиться на ранчо и повидаться с вашим отцом.
 Вы же знаете, я приехал сюда, чтобы посмотреть фермы.
 — Да-да, разумеется, — согласился Уальдо. — В таком случае, если выедем через два часа, мы успеем на ранчо до темноты.
 Лорд Харлестон задумался.
 — Не знаю только, что я могу сделать в отношении юной особы, которую привез сюда вчера вечером.
 — Она может поехать с нами, — предложил Уальдо, принимаясь накладывать себе еду.
 — Надеюсь, ваши родители не станут возражать против незваного гостя?
 Уальдо рассмеялся.
 — С нами это все время. Всегда возникают какие-то люди.
 — Я заметил, — кивнул лорд Харлестон.
 — Уверяю вас, в любом доме моего отца всегда найдется свободная кровать.
 Лорд Харлестон помолчал немного, а потом сказал:
 — Кажется, у этой девушки нет с собой никакого багажа или одежды.
 — Никаких проблем, — беспечно проговорил он, отрываясь от яичницы с беконом. — Я уже предупредил слуг, что девушка может взять что угодно из вещей моей сестры.
 Мне кажется, они как раз одного сложения.
 Лорду Харлестону пришло на ум, что в этой части света люди гораздо более щедры и добры, чем в Англии.
 Вслух же он произнес:
 — Я вам очень признателен, но, безусловно, раз уж я взял на себя ответственность за эту девушку, я должен обеспечить ее всем необходимым.
 — Не беспокойтесь, — заулыбался Уальдо, — моя матушка вам в этом поможет.
 И снова лорд Харлестон смог только пробормотать, что это было бы очень любезно. Уальдо, кивнув, принялся с воодушевлением рассказывать о веселье, которое царило в доме Дженни Роджерс всю прошлую ночь.
 Внезапно открылась дверь, и в столовую вошла Нельда Харль.
 Теперь, имея возможность ее рассмотреть, лорд Харлестон понял, что девушка совсем не такая, как ему показалось вчера.
 Она была гораздо выше, чем можно было подумать, и теперь, когда ее волосы были аккуратно забраны назад, выглядела старше.
 Огромные глаза — серые, как море в шторм, — придавали ей более серьезный вид. Платье из зеленого шелка выгодно оттеняло белизну кожи.
 Ужасные события, которые ей пришлось пережить, оставили под глазами темные круги и отеки.
 Девушка на мгновение застыла в дверях.
 Мужчины встали.
 — Я… мне сказали спуститься… сюда… — проговорила она. — Познакомиться с вами.
 — Я надеялся, что вы так и сделаете, — кивнул Уальдо. — Когда мы увиделись впервые, вы спали, а потому мы должны представиться. Я — Уальдо Альтман-младший, и дом, в котором вы остановились, принадлежит моему отцу.
 — Мне сказали, — промолвила Нельда. — С вашей стороны так любезно приютить меня.
 Она говорила низким и удивительно музыкальным голосом, и лорд Харлестон с облегчением подумал, что девушка, хотя и жила в этой стране, не приобрела американского акцента.
 — А это, — указал Уальдо, — ваш родственник, лорд Харлестон!
 Нельда повернулась к лорду Харлестону, и ее серые глаза широко раскрылись от удивления.
 — Вы сказали… лорд Харлестон? — переспросила она.
 — Да, — кивнул он. — И насколько я понимаю, вашим отцом был Гарольд Харль, так что вы — моя родственница.
 Ее глаза блеснули.
 — Папа часто говорил о вашем отце. Сейчас вы. Наверное, глава нашей семьи?
 Лорд Харлестон наклонил голову в знак согласия, а Уальдо воодушевленно продолжал:
 — Идите сюда, садитесь и расскажите нам о себе. Вы уже позавтракали?
 — Да, благодарю вас, — ответила Нельда, — мне принесли завтрак в спальню. Я также должна поблагодарить вас за одежду, которая на мне. Боюсь, что моя собственная превратилась в лохмотья.
 Девушка грациозно опустилась на стул, пододвинутый Уальдо.
 Лорд Харлестон и Уальдо тоже сели. Лорд Харлестон скрестил ноги и откинулся на спинку, продолжая изучать Нельду и пытаясь решить, что она собой представляет.
 — Боюсь, вы пережили ужасные события, — сочувственно произнес Уальдо. — Не думаю, что вы хотите об этом говорить?
 После небольшой паузы Нельда ответила, с трудом подбирая слова:
 — Это было ужасно… жутко… и если бы я не забралась в горы в поисках воды… они у-убили бы и меня, — Вам повезло, — кивнул Уальдо. — Индейцы прерий вели себя в последнее время вполне мирно, и никаких неприятностей не было. Уверен, ваш отец даже не подозревал об опасности, когда отправился в путь без сопровождения.
 Помолчав, Нельда ответила:
 — Папе советовали подождать, пока кто-нибудь еще поедет в Денвер… Но он хотел отвезти маму к врачу.
 — Ваша мама болела?
 — Да, она была тяжело больна, — ответила Нельда. — Мы могли, наверное, проехать половину пути на поезде, но железная дорога все равно еще не доходит до Лидуилля. И матушка вроде бы чувствовала себя хорошо, и все было в порядке, так что папа думал, что будет лучше ехать и… не терять времени.
 В ее голосе прозвучала беспомощность.
 — А чем страдала ваша матушка? — поинтересовался лорд Харлестон.
 — Я… я точно не знаю, — ответила Нельда. — Она все слабела и слабела, всю зиму, и врач, который был в нашем городе проездом… кажется, он не слишком искусен в своей профессии… этот врач сказал, что ее следует увезти из Лидуилля, и как можно скорее.
 — Я тоже думаю, что шахтерский город — не лучшее место для людей со слабым здоровьем, — кивнул лорд Харлестон.
 — Вы правы. Там было так холодно и грязно! — воскликнула Нельда. — Но папа там зарабатывал деньги, которые… нам были нужны… очень нужны!
 — Полагаю, ваш отец зарабатывал деньги за карточным столом?
 Осуждение в его голосе было столь явным, что Нельда покраснела.
 Как будто тоже испытывая смущение, Уальдо спросил:
 — Могу ли я что-нибудь предложить вам? Может быть, чашечку кофе?
 Нельда покачала головой:
 — Нет, благодарю вас. Вчера, когда меня нашли ковбои, я была очень голодна и хотела пить. Но сейчас мне не стоит есть сразу много.
 — Да, это весьма разумно, — признал Уальдо.
 В его голосе сквозило такое восхищение, что лорд Харлестон понял: Уальдо находит девушку весьма привлекательной.
 А что, если бесчестный Гарри использовал свою дочь в качестве приманки, чтобы завлекать богатых мужчин играть с ним в карты?
 Лорд Харлестон обратил внимание на румянец, вспыхнувший на ее щеках, и подумал, что девушке, должно быть, стыдно теперь за свою жизнь с отцом.
 В любом случае, прежде чем строить какие-то планы относительно ее будущего, следует выяснить, какой у нее характер и что за жизнь она вела все эти годы.
 Нельда казалась невероятно привлекательной, или, точнее, хорошенькой. Впрочем, это неудивительно, если учесть, насколько красив был ее отец.
 И разумеется, беспутный Гарри не убежал бы с Элизабет Марлоу, не будь она чрезвычайно хороша собой.
 Хоть лорд Харлестон и был предубежден против Нельды, он не мог не признать, что девушка не просто красива, но выглядит как истинная леди и говорит на хорошем английском.
 — Мы еще побеседуем, когда вы будете чувствовать себя лучше, — сказал он. — А сейчас, если вы в состоянии отправиться в путешествие, мы с господином Альтманом хотели бы поехать на ранчо, где я должен встретиться с его родителями.
 Нельда, помолчав, спросила:
 — Это значит… что нам снова… придется ехать через… прерии?
 — Боюсь, что да, — ответил Уальдо. — Но обещаю, что с нами вы будете в безопасности. Мой отец велел отвезти на ранчо кое-какие вещи, и мы возьмем с собой не только фургоны, но и несколько всадников, которые будут сопровождать нас.
 — Я… я постараюсь… не бояться, — отважно проговорила Нельда.
 — Я буду оберегать вас! — воскликнул Уальдо.
 Затем, будто почувствовав, что позволил себе излишнюю фамильярность, молодой человек посмотрел на лорда Харлестона и добавил:
 — И, конечно, мы возьмем пистолеты.
 — Я рад, что вы напомнили мне об этом, — кивнул лорд Харлестон. — У меня в саквояже есть пистолет. Не ожидал, что оружие понадобится мне в Денвере!
 — Это индейцы прерий, — объяснил Уальдо. — Они долго вели себя вполне спокойно, но, полагаю, они услышали о неприятностях с юта, и это скорее всего озлило их.
 — Как они могли об этом узнать? — удивился лорд Харлестон. — Не думаю, что эти племена состоят в переписке.
 Уальдо рассмеялся:
 — Это дело у них поставлено хорошо! Индейцы передают сообщения с помощью барабанной дроби, дыма или, как говорит моя матушка, с помощью мысли.
 Лорд Харлестон выслушал все это довольно скептически, и Уальдо поспешил пояснить:
 — Если вы поживете в этой стране достаточно долго, то обнаружите, что новости путешествуют здесь по ветру, и индейцы, негры и китайцы всегда знают, что где случилось задолго до того, как об этом услышит белый человек.
 — Это верно, — согласилась Нельда. — Не могу не думать о том, что если… мы смогли бы позволить себе взять с собой нашего слугу… он смог бы… предупредить папу до того… как появились индейцы.
 Голос ее задрожал, словно девушка вот-вот расплачется.
 Лорд Харлестон отодвинул стул.
 — Думаю, мы уже скоро отправимся в путь, — сказал он. — Было бы неплохо, если бы кто-нибудь сопроводил вас за необходимыми покупками.
 Нельда удивленно посмотрела на него.
 — Боюсь… что у меня… нет денег, — смущенно проговорила она.
 — Я понимаю, — ответил лорд Харлестон. — И как ваш опекун, а именно им я в данный момент являюсь, готов оплатить все, что вам необходимо. Вот некоторая сумма для начала. Обращайтесь ко мне, если понадобится еще.
 Он вынул из кармана несколько зеленых купюр и положил на стол перед Нельдой.
 Девушка молча смотрела на деньги, словно не желая к ним прикасаться.
 Наконец она взяла доллары, встала из-за стола и сказала:
 — Благодарю; вас… Большое спасибо. Я не могу обещать возвратить вам долг, хотя мне очень хотелось бы это сделать.
 — Нет необходимости, — покачал головой лорд Харлестон. — Когда у нас будет больше времени, мы поговорим о вашем будущем, но сейчас просто положитесь на меня.
 — Благодарю… вас, — повторила Нельда и быстро вышла из комнаты.
 Уальдо повернулся к лорду Харлестону:
 — Я вам уже говорил, милорд, что вы очень удачливы?
 Он ухмыльнулся, но лорд Харлестон не ответил на его шутку.
 По-прежнему пребывая в дурном настроении, он поднялся наверх, чтобы сказать Хиггинсу о поездке на ранчо.
 Не было смысла брать с собой всю одежду, особенно ту, которую он носил в Нью-Йорке. Тем более что теперь, когда у него на руках оказалась Нельда, все равно придется вернуться в Денвер, прежде чем ехать куда-нибудь еще.
 У лорда Харлестона не было намерения надолго задерживаться в этих краях.
 «Как только она окажется на пути в Англию, — подумал он, — я смогу решить, какие штаты мне еще хотелось бы посетить».
 В любом случае он не сможет путешествовать с молодой девушкой — ведь ее красота непременно станет причиной досужих сплетен. Да и вообще, сейчас ему явно не хотелось брать на себя заботы о женщине.
 Возможно, миссис Альтман сможет присоветовать подходящую компаньонку. Впрочем, лучше всех с этим, несомненно, справится миссис Вандербильт.
 С другой стороны, лорду Харлестону не слишком хотелось бы прибегать к услугам миссис Вандербильт. Он понимал, что как только он вернется в Нью-Йорк, эта дама непременно вновь попытается его обольстить.
 «Черт бы побрал эту девчонку! — мысленно выругался лорд Харлестон. — Она уже доставляет мне множество хлопот!»
 Ему так хотелось поскорее избавиться от Нельды, что он наказал Хиггинсу взять с собой на ранчо минимум вещей, полагая, что двух дней будет вполне достаточно.
 А потом он вернется в Нью-Йорк, посадит Нельду на пароход, следующий в Англию, и снова будет путешествовать как свободный человек.
 Отдав Хиггинсу необходимые распоряжения, лорд Харлестон переоделся в бриджи и сапоги для верховой езды и поспешил вниз в поисках Уальдо.
 Но вместо Уальдо обнаружил Нельду, ожидавшую его в одной из гостиных, которая представляла собой смесь музея и апартаментов Дженни Роджерс.
 Теперь на Нельде был легкий плащ поверх зеленого платья и хорошенькая шляпка с широкими полями, украшенными ленточками под цвет платья, завязывавшимися под подбородком.
 Когда вошел лорд Харлестон, девушка поднялась, и он увидел в ее руках книгу.
 — Вы любите читать? — спросил он.
 — Здесь так много книг, — восхищенно проговорила она. — Я хотела бы остаться здесь подольше, чтобы все их прочитать.
 — Вы говорите так, словно книги для вас развлечение, — заметил лорд Харлестон.
 — Мы с мамой всегда занимались поисками книг, где бы мы ни останавливались, — просто ответила Нельда. — Но вы можете себе представить, как трудно найти книги в шахтерских городках и прочих подобных местах.
 Лорду Харлестону очень хотелось сказать: «местах, в которых вам не следовало бы находиться», но он подумал, что это будет излишне грубо, а потому ограничился кивком.
 — Конечно, мы всегда возили с собой много собственных книг, — продолжила Нельда. — Наши любимые книги, те, что мы перечитывали снова и снова. Но когда я вижу такое множество книжных полок, я чувствую себя, словно умирающий от голода, увидевший перед собой огромную гору еды.
 Девушка мило улыбнулась, и лорд Харлестон заметил две прелестные ямочки у нее на щеках.
 Ему казалось — хотя он и был слишком вежливым, чтобы произнести это вслух, — что Альтманы купили книги скорее для украшения полок, нежели ради чего-либо другого.
 Он взглянул на книгу, которую Нельда по-прежнему держала в руках.
 — Что вы читаете?
 — Бальзака, — ответила она.
 К удивлению лорда Харлестона, книга оказалась на французском языке.
 — Вы можете читать по-французски? — спросил он.
 — Разумеется, — ответила она. — Матушка всегда настаивала на том, что я должна бегло говорить на иностранных языках. Как ни странно, я обнаружила, что это бывает очень полезным в некоторых местах, в которых мы останавливались.
 Заметив недоумение на лице собеседника, девушка пояснила:
 — Золотой лихорадкой болеют люди всех национальностей, и для некоторых очень трудно общаться с американцами.
 Лорд Харлестон застыл.
 — Вы хотите сказать, что ваш отец позволял вам посещать казино и клубы, в которых он играл в карты? Это неслыханно!
 Впрочем, именно этого он и ожидал.
 Нельда резко выпрямилась, так что стала казаться еще выше, а в ее серых глазах мелькнула вспышка гнева.
 Мгновение она молчала, а потом отчетливо произнесла:
 — Папа рассказывал мне, что родственники его не одобряли. Боюсь, милорд, вы несправедливы к моему отцу. Это очень расстроило бы маму, если бы… она была… здесь.
 Подобной реакции лорд Харлестон не ожидал, но преданность девушки отцу показалась ему довольно трогательной, и он поспешил сказать:
 — Простите меня. Сейчас не время обсуждать все это, Особенно после тех ужасных событий, которые вам пришлось пережить за последние несколько дней.
 По выражению лица Нельды он понял, что девушка не приняла его извинений. Лорд Харлестон собирался добавить что-нибудь еще, но тут вошел Уальдо.
 — Все готово, можем ехать! — воскликнул молодой человек.
 — Мы тоже готовы, — кивнул лорд Харлестон.
 Но Уальдо смотрел на Нельду.
 — Вы уверены, что для вас это не слишком большое усилие? — уточнил он. — Если да, мы спокойно можем подождать еще один день.
 — Нет-нет, — возразила она. — Мне не хотелось бы… причинять вам беспокойство, после того как вы были ко мне так добры.
 Лорд Харлестон заметил, что она говорила с Уальдо совсем другим тоном, и понял, насколько он был бестактен.
 — Тогда — в путь! — скомандовал Уальдо.
 Он повел их во двор, где лорд Харлестон увидел три фургона, заполненных вещами.
 Там же стоял удобный крытый: экипаж, на крыше которого виднелся багаж.
 Было очевидно, что Уальдо позаботился не только о лорде Харлестоне.
 — Я подумал, что вам, милорд, не захочется путешествовать в закрытом экипаже, — объяснил Уальдо, — а этот экипаж я приказал подготовить для Нельды на случай, если она устанет и пожелает прилечь. Впрочем, наверное, сначала она захочет ехать с вами, чтобы полюбоваться окрестностями.
 Лорд Харлестон с удовольствием оглядел комфортабельную открытую коляску, запряженную четверкой лошадей, с виду довольно резвых.
 — Это лучшее, что мы можем вам предложить, — сказал Уальдо, наблюдая за его лицом. — Вот увидите, эти лошадки побегут очень быстро.
 Лорд Харлестон еще раз взглянул на коляску и заметил, что там только два мягких сиденья. Словно читая его мысли, Уальдо пояснил:
 — Я собираюсь ехать верхом, но поменяюсь с вами местами, если вам надоест править лошадьми.
 — Благодарю вас, — кивнул лорд Харлестон. — Вы предусмотрели абсолютно все.
 — Я старался, — улыбнулся Уальдо. — Ну, если вы готовы, мы можем отправиться в путь.
 Он отдал распоряжения, и фургоны тронулись с места.
 Потом Уальдо помог Нельде устроиться в коляске, а лорд Харлестон взял поводья.
 Он наслаждался, управляя четверкой лошадей. Коляска была легкой, лошади свежими, они неслись как ветер и довольно быстро оторвались от фургонов.
 Когда они выехали из города, Уальдо, два всадника, следовавших в качестве эскорта, и лорд Харлестон с Нельдой были уже далеко впереди.
 Прерия оказалась именно такой, какой и ожидал лорд Харлестон — ковер травы, простирающийся до туманного горизонта, деревья и низкий кустарник, разбросанные живописными купами, оживляющими ландшафт.
 День выдался солнечный, и путникам открывался дивный вид на горы, покрытые снежными шапками.
 Лорд Харлестон полностью сосредоточился на езде.
 Нельда молчала. Неужели все еще сердится на него за те резкие слова?
 Девушка сидела рядом, и, бросая на нее быстрые взгляды, лорд Харлестон не мог не признать, что ее профиль с прямым аккуратненьким носиком, совершенной линией губ и маленьким острым подбородком на фоне ярко-голубого неба просто безупречен.
 Он разозлился на себя. Не следует забывать, что красивые женщины всегда служат помехой, и где бы они ни оказались, приносят только лишние хлопоты.
 Интересно, как он сможет объяснить ее прошлое посторонним, которые, несомненно, будут задавать этот вопрос.
 К сожалению, Красавчик Гарри принадлежал к тому типу людей, которые всегда порождают сплетни и вызывают любопытство. Те, кто когда-то знал его, вряд ли забыли беспутного джентльмена за какие-то девятнадцать или двадцать лет.
 Кроме того, семейство Харль имело раздражающую привычку «не упускать из виду» всех своих родственников, не важно, хороших или дурных.
 Да и Красавчик Гарри был не только авантюристом, но и неотразимым Казановой. Там, где дело касалось женщин, не осталась забыта ни одна из его проделок.
 Единственное, в чем лорд Харлестон был уверен, так это в том, что никто никогда не должен узнать, как он выкупил Нельду у мадам из веселого дома.
 Если об этом пройдет слух, репутация девушки будет погублена окончательно.
 «Ей придется держать себя на высоте», — яростно подумал он.
 Он понимал, что Нельда — столь милая, юная, невинная (на первый взгляд), — несомненно, будет привлекать к себе мужчин.
 Коляска проехала уже весьма значительное расстояние, когда Нельда наконец заговорила.
 — Может быть, — очень тихо сказала она, — вы предпочитаете, чтобы я ехала в экипаже? Я готова пересесть, если вы пожелаете.
 Лорд Харлестон резко обернулся.
 — В такой обходной манере вы пытаетесь сообщить Мне, что устали? — спросил он.
 — Я… устала, — призналась Нельда. — Но я предпочла бы ехать на открытом воздухе, только если это не раздражает вас.
 — Почему вы считаете, что это меня раздражает? — прямо поинтересовался он.
 — Я чувствую, что вы злитесь из-за моего присутствия и что ненавидите меня, — ответила Нельда.
 Лорд Харлестон был настолько удивлен, что повернулся к ней лицом, словно не мог поверить своим ушам.
 — Почему вы так думаете? — изумленно спросил он.
 — Мама бы сказала, что я как индейцы… ловлю вибрации воздуха, и мне нет необходимости слышать барабанную дробь.
 Лорд Харлестон точно знал, что она имеет в виду, и ему стало стыдно.
 — Вы должны понять, что я очень беспокоюсь за вас, — произнес он несколько неуверенно.
 — В этом нет необходимости… Я не хочу огорчать вас, — проговорила Нельда. — Если мне можно вернуться в Англию, я попросила бы присмотреть за мной маминых родственников.
 Лорду Харлестону пришло в голову, что он ни разу даже не задумался о возможности отправить Нельду к Марлоу.
 — Полагаю, ваша мать знала, — сказал он после паузы, — что ваш дедушка очень рассердился на нее за то, что она убежала, и никогда больше не говорил о ней?
 — Да, мама знала об этом, — кивнула Нельда. — Она была из-за, этого очень несчастна. Но она говорила, что слишком любила моего отца, и ничто в мире, кроме него, не имело для нее значения.
 Нельда сказала это так просто и бесхитростно, что лорд Харлестон был тронут.
 В голове у него мелькнула мысль, что любой мужчина был бы польщен, если бы знал, что женщина любит его столь горячо, что готова принести в жертву свой дом, своих близких, и жить жизнью, которая временами бывает невыносимой и, возможно, унизительной.
 Вслух же он произнес:
 — Уверен, многие родственники вашей покойной матушки захотят познакомиться с вами и, возможно, принять вас Но вы — Харль, и теперь вы под моей опекой.
 — Но вы ненавидели папу! Думаю, мне лучше жить с маминой семьей.
 — Я не говорил, что ненавидел вашего отца, — поспешно возразил лорд Харлестон.
 Нельда не ответила, но он знал, что раскрыл свои чувства интонацией.
 В попытке примирения он сказал:
 — Вы должны понять. Нельда, я не видел вашего отца с тех пор, как был совсем еще ребенком. Потом я лишь изредка слышал о нем все те годы, что он провел за границей. Что мне хотелось бы сделать, так это при первой же возможности спокойно поговорить с вами наедине о вашей жизни и, конечно, о вас.
 — Вам лучше всего этого не знать, — спокойно возразила Нельда.
 — Почему вы так говорите? — удивился лорд Харлестон.
 — Вы станете осуждать папу, а я его любила… Все, что вы скажете против него… рассердит меня.
 Она говорила мягко, но за словами угадывалась решительность, удивившая лорда Харлестона.
 — Обещаю, что, если вы будете рассказывать мне о вашем отце, я внимательно выслушаю все с открытым сердцем, без предубеждения и, конечно же, не стану пытаться судить его теперь, когда он мертв.
 — Да, он мертв, — шепотом повторила Нельда, — но мне так трудно в это поверить! Он всегда был так полон жизни, всегда превращал все, даже самые трудные ситуации, во что-то веселое, даже в приключение!
 Ее голос дрогнул, и она отвернулась, скрывая слезы.
 Внезапно лорд Харлестон понял, что все это время был непростительно груб к ранимой малышке.
 Он повел себя невежливо, проигнорировав тот кошмар, через который она прошла.
 Он думал не о ней, а о себе. О тех заботах, которые она ему прибавила. И даже не попытался понять, насколько она сейчас страдает.
 Лорд Харлестон высвободил левую руку от вожжей и накрыл ладони Нельды.
 — Простите меня, — проговорил он. — Давайте начнем все заново. Я думаю, что мы не правильно начали, и в этом была ошибка. Мы должны вместе спланировать ваше будущее и сделать его как можно более счастливым.
 Любая из тех дам, что подарили свои сердца лорду Харлестону, могла бы поведать Нельде, что, когда он так говорит, он просто неотразим.
 Лорд Харлестон почувствовал, как задрожали ее руки под его рукой. Он убрал ладонь. Нельда повернулась к нему:
 — Если я была груба, пожалуйста, простите меня.
 — Мне нечего прощать, — ответил он. — Пожалуй, мы оба были несколько раздражены, что, впрочем, неудивительно.
 — Нет, конечно же, нет, — поспешно сказала Нельда. — Просто я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы были добры ко мне.
 Лорд Харлестон одарил ее той самой улыбкой, которой покорил уже немало сердец.
 Они продолжали ехать. Через час Уальдо остановил караван, чтобы сделать привал и пообедать.
 Фургоны поставили в круг и стали готовить еду.
 Это был не пикник на травке на скорую руку. Из одного фургона извлекли стол и стулья. В огромных корзинах хранились роскошные яства.
 Хиггинс прислуживал так, словно это был настоящий роскошный прием.
 После обеда они продолжили путь, остановившись только, чтобы напоить лошадей у одной из многочисленных рек, текущих через прерию.
 Уальдо объяснил, что в этот период идет много дождей, но позже реки превратятся в небольшие ручейки, а озера высохнут и станут грязными болотами.
 Им уже начинали попадаться стада, пасущиеся на траве.
 Уальдо отметил, что у каждой животноводческой империи было свое собственное клеймо, но он пока не видел скот, Принадлежащий животноводческой компании «Прери».
 Пейзаж был дивный. Казалось, они удаляются все дальше и дальше от цивилизации, в девственные земли, на которые не ступала еще нога человека.
 Нельда хранила молчание. Лорд Харлестон знал, что она устала, и все же девушка не хотела пересаживаться в закрытый экипаж.
 Какое-то чувство, которого он прежде у себя не замечал, подсказывало лорду Харлестону, что только с ним девушка ощущает себя в безопасности. Он старался держаться поближе к фургонам и намеренно не подгонял лошадей.
 В четыре часа пополудни к ним подъехал Уальдо.
 — До ранчо осталось не более двух часов пути, — сообщил он. — Не желаете ли проехаться верхом?
 Лорд Харлестон как раз собирался сказать, что желает этого больше всего на свете, но вдруг увидел, что Нельда сделала бессознательный жест в его сторону, будто умоляя не покидать ее.
 Мгновение он колебался. Затем принял решение, удивившее его самого:
 — Мне нравится управлять этими лошадьми, но вы, если хотите, поезжайте вперед.
 — Можете расслабиться, — сказал Уальдо. — Мы уже на наших пастбищах, здесь вполне безопасно.
 Он посмотрел на Нельду долгим взглядом и добавил:
 — Я скажу папе и маме, чтобы они зарезали к вашему приезду самого жирного теленка. До встречи!
 Уальдо пришпорил коня и ускакал, оставив позади себя облако пыли.
 Лорд Харлестон и Нельда проехали еще милю, когда увидели между деревьями маленький ручей.
 — Как вы думаете, лошади хотят пить? — спросила Нельда. — Может быть, мы дадим им напиться?
 — Хорошая мысль! — ответил лорд Харлестон.
 Он повернул коляску к ручейку, который мило извивался среди деревьев и кустов, и повел передних лошадей в ручей, чтобы остальные могли достать до воды.
 Нельда спрыгнула на землю, воскликнув:
 — Я вся в пыли! Мне так хочется вымыть руки и лицо!
 Лорд Харлестон прекрасно понимал ее.
 Лошади были покрыты пылью. На полу коляски лежал, слой в полдюйма, и вся его одежда тоже основательно запылилась.
 — .Лорд Харлестон снял шляпу и отряхнул ее.
 Нельда склонилась к ручью, стянула с себя шляпку и омыла лицо чистой водой.
 — Она такая прохладная и приятная! — воскликнула девушка.
 Лорд Харлестон понимал, что лошади никуда не ускачут, пока они пьют воду, а потому оставил вожжи и тоже спустился к ручью.
 Как сказала Нельда, вода была очень прохладной, и он умыл лицо и руки, с удовольствием думая о ванне, которую примет, как только приедет на ранчо.
 Нельда поднялась на ноги и стала вытирать лицо крошечным носовым платочком.
 Лорд Харлестон улыбнулся.
 — Как я мог об этом забыть! — сказал он. — Мой носовой платок, безусловно, больше вашего.
 Он передал ей платок, который Хиггинс аккуратно сложил ему в нагрудный карман.
 Нельда вытерлась платком и вернула лорду Харлестону.
 — Благодарю вас, — улыбнулась она, — я чувствую себя освежившейся. Я должна была помнить о том, что в прерии пыльно, и взять с собой полотенце.
 Лорд Харлестон вспомнил, какой грязной была ее одежда, когда прошлой ночью ковбои принесли Нельду в заведение Дженни Роджерс.
 Он знал, что девушка тоже думает об этом, потому что она повернулась посмотреть на путь, который они проехали.
 Внезапно она издала пронзительный, полный ужаса крик:
 — Индейцы! Индейцы!




 Глава 5


 Лорд Харлестон, вздрогнув, посмотрел, куда указывала Нельда.
 Далеко на горизонте он увидел темную полосу, которая все приближалась и увеличивалась, поднимая облако пыли. н быстро взглянул в направлении фургонов и понял, что пока они с Нельдой поили коней и умывались, караван успел отъехать довольно далеко.
 Лошади, будто почуяв недоброе, подняли головы и перебирали копытами, готовые мчаться вперед, к остальным.
 Лорд Харлестон хотел придержать их, но Нельда закричала:
 — Мы должны спрятаться! Это наша единственная надежда!
 Не говоря больше ни слова, она ловко перескочила через ручей и помчалась между деревьями.
 Лорду Харлестону оставалось лишь побежать за ней.
 Одного взгляда на индейцев хватило, чтобы понять: их слишком много.
 Следуя за Нельдой, которая бежала со всех ног, лорд Харлестон не переставал оценивать их шансы. В каждом фургоне осталось по три человека плюс четыре всадника из сопровождения, итого — шестнадцать винтовок, не считая Хиггинса, который тоже вполне успешно мог управляться с оружием.
 «Нам следовало бы держаться вместе», — подумал он.
 Но, остановившись у ручья, они совершили роковую ошибку.
 Лорд Харлестон бежал, не останавливаясь ни на миг.
 Сзади доносился цокот копыт, сначала слабый, затем все громче и громче.
 Услышали ли их люди эти звуки? Получили ли они сигнал тревоги? Начали ли уже формировать традиционный круг, из-за которого можно обстреливать врагов, оставаясь под прикрытием повозок?
 Он вовсю старался не отставать от Нельды, которая петляла, перебегая от дерева к дереву. К счастью, деревья здесь были толще, чем в остальных местах, которые они видели по дороге.
 Внезапно воздух пронзил воинственный клич индейцев, за ним последовал гром выстрелов.
 Только теперь Нельда остановилась. Когда лорд Харлестон приблизился к ней, он увидел, что девушка с трудом хватает ртом воздух и близка к обмороку.
 Он подхватил ее, Нельда доверчиво опустила голову ему на плечо, прерывисто дыша и дрожа всем телом.
 Лорд Харлестон поддерживал Нельду, присушиваясь к воплям индейцев и звукам выстрелов, которые становились все громче.
 Он предположил, что сейчас индейцы, должно быть, стреляют на скаку, приближаясь и окружая повозки, не обращая внимания на потерю собственных воинов.
 «Мог ли я предположить, что со мной случится такое?»— подумал он.
 Он понимал, что если им с Нельдой удастся остаться в живых, это будет настоящим чудом.
 Дыхание у нее постепенно приходило в норму, но тело было все еще напряжено, и лорд Харлестон понимал, что девушка прислушивается к происходящему.
 За грохотом выстрелов и воинственными воплями последовала устрашающая тишина.
 Нельда вздрогнула. Лорд Харлестон уже достаточно знал из книг и разговоров, чтобы догадаться: именно сейчас, убив свои жертвы, индейцы снимают с них скальпы.
 А потом они возьмут все, что им захочется, с тел убитых и из повозок и ускачут прочь, унося трофеи.
 Нельда не шевелилась и не произносила ни слова. Она тоже знала, что происходит сейчас. Так они стояли и ждали, прислушиваясь, пока каждое усилие не стало причинять физическую боль.
 Затем — так неожиданно, что оба подпрыгнули, — снова раздались воинственные возгласы, мимо них прогремели копыта, а потом звук растаял вдали и наступила полная тишина.
 Только теперь, осознав, что они все еще живы и бояться больше нечего, лорд Харлестон смог вздохнуть — все это время он сдерживал дыхание.
 — Все кончено, — сказал он, и сам не узнал собственного голоса.
 Нельда вдруг вся обмякла и разразилась рыданиями.
 Она плакала в голос, как плачут только дети, и лорд Харлестон понял, что именно сейчас она наконец-то оплакивает смерть своих родителей, а прежде пыталась держать себя в руках.
 Но теперь все затаенные чувства, укрытые глубоко в душе, вырвались наружу, и Нельда плакала и плакала, пока У нее не осталось больше сил.
 — Ну же, все хорошо, — без конца твердил лорд Харлестон, — все хорошо. Они ушли!
 Он попытался ободряюще похлопать ее по плечу и только тут заметил, что на бегу девушка растеряла все шпильки, скрепляющие ее волосы. Теперь волосы раскинулись по плечам, совсем как накануне ночью, когда ковбои принесли ее в заведение Дженни Роджерс.
 Прикоснувшись к ее волосам, Лорд Харлестон невольно отметил, что они нежные, словно шелк. Самые нежные волосы, к которым он когда-либо прикасался.
 Но сейчас надо было думать о другом — как достичь безопасного места до наступления темноты.
 Солнце неумолимо продвигалось к горизонту, еще немного — и на землю опустится тьма.
 Страшно оставаться рядом со следами побоища в темноте, когда выйдут на охоту хищники прерий.
 Плач Нельды стал затихать, и лорд Харлестон сказал:
 — Вы были так храбры все это время! Вы же понимаете, нам нельзя оставаться здесь, не исключено, что индейцы еще вернутся.
 Он почувствовал, как содрогнулось ее тело, когда она подняла голову, чтобы спросить:
 — Если мы уйдем, где мы сможем укрыться?
 Голос Нельды звучал хрипло, слезы вновь потекли по ее щекам.
 И снова лорда Харлестона пронзила мысль о том, насколько она прекрасна. Прекраснее всех женщин, которых он видел плачущими.
 — Будем надеяться, что, если Провидение спасло нас сейчас, оно поможет нам еще раз, — сказал он.
 Нельда глубоко вздохнула. А потом спросила нерешительно и так тихо, что лорд Харлестон едва расслышал:
 — А вы уверены, что они все мертвы?
 — Боюсь, что да.
 Он знал, что индейцы, прежде чем снимать скальпы со своих жертв, всегда проверяют, не теплится ли в тех жизнь.
 У него не было никакого желания смотреть на весь этот ужас, и уж тем более это зрелище не для девушки.
 Он взял ее за руку и повел в том направлении, в котором они ехали прежде, не давая взглянуть на то, что осталось от фургонов.
 Лорд Харлестон с грустью подумал, как ему будет недоставать Хиггинса, и все же он знал, что, будучи когда-то солдатом, тот предпочел бы смерть на поле боя отставке и безрадостной кончине в доме для престарелых.
 Хиггинс часто рассказывал о времени, проведенном в армии.
 «Сражение будоражит кровь, милорд, — говаривал он. — Оно дает вам те ощущения, которые вы нигде больше не получите».
 Вспомнив восхищение, отражавшееся на лице Хиггинса при этих словах, лорд Харлестон утешил себя надеждой, что смерть старого солдата была быстрой.
 Нельда больше не плакала и, казалось, к ней вновь вернулось самообладание.
 Лорд Харлестон не мог не думать о том, что будь с ним любая другая женщина, она вела бы себя совсем иначе: все эти изнеженные создания очень любят ныть и падать в обмороки от ужаса.
 Уж они бы постарались, чтобы он был занят лишь тем, что утешал и успокаивал их.
 Лорд Харлестон сжал пальцы Нельды и почувствовал без слов, что девушка благодарна ему за поддержку и ев спокойно от того, что он рядом и она может на него положиться.
 Они брели и брели по прерии в ту сторону, где должно было быть ранчо.
 Лорд Харлестон знал: если они не приедут к назначенному часу, Уальдо начнет беспокоиться и, конечно же, отправит своих людей на поиски.
 Однако вряд ли это случится до темноты — а значит им с Нельдой грозит провести ночь под открытым небом.
 В кармане у него лежал пистолет, и это слегка утешало «
 Лорд Харлестон подумал, что если бы сегодня индейцы обнаружили их, он бы лучше застрелил Нельду, чем позволил захватить ее в плен.
 Ну а его собственная судьба была бы все равно определена.
 Бывало, что индейцы уводили с собой белых женщин, и лорд Харлестон не мог перенести даже мысли о том, что дальше будет с бедняжкой.
 Тем временем путники продолжали идти. Сгустились сумерки. Погас последний солнечный луч, в небе зажглись и замерцали звезды.
 И тут — когда лорд Харлестон уже отчаянно пытался Придумать, что предпринять, вдали показались загоны для скота. Это означало, что впереди какая-то ферма.
 Вскоре можно уже было разглядеть крышу дома.
 Войдя в ворота, лорд Харлестон увидел маленький фермерский домик, точно такой, какие были на иллюстрациях в прочитанных им книгах: покатая крыша, деревянная веранда со ступеньками, с обеих сторон — загоны для скота и сараи.
 Нельда первая нарушила молчание.
 — Дом! — воскликнула она. — По крайней мере у нас будет крыша над головой до утра.
 — Я тоже об этом подумал, — улыбнулся лорд Харлестон. — Нам снова повезло. Нельда. Наверное, боги помигают нам.
 — Я… я молилась, — тихо проговорила девушка.
 Они направились к дому. Лорда Харлестона удивило, что вокруг не видно и не слышно никого: ни людей, ни животных. Ведь в загонах должны быть коровы, телята, может, даже свиньи, и уж наверняка, куры.
 Вполне возможно, их закрыли на ночь, но… Лорд Харлестон ощутил смутное беспокойство и, отпустив руку Нельды, достал из кармана пистолет.
 — Что случилось? — испугалась девушка. — Вы что» то заметили?
 — Просто меры предосторожности, — попытался успокоить ее лорд Харлестон.
 Он осторожно приблизился к дому. Подойдя к веранде, он обнаружил, что входная дверь открыта.
 Конечно, хозяева могли убежать, заслышав поблизости крики индейцев, но вряд ли они увели бы при этом с собой весь скот. А тогда выходит, что индейцы побывали и здесь.
 Если так, то сейчас все уже было тихо и не видно ни души.
 Не выпуская пистолет, лорд Харлестон поднялся на первые, ступеньки лестницы.
 — Есть тут кто-нибудь? — громко спросил он.
 Тишина. Только эхо жутко откликнулось на его голос.
 — По-моему, все в порядке, — сказал он Нельде, — но вы лучше держитесь за мной.
 Лорд Харлестон пересек веранду и вошел в дом.
 Перед ним была полутемная комната, в углу, в камине, еще теплился огонь, свидетельствовавший о том, что совсем недавно здесь кто-то был.
 Оглядевшись, лорд Харлестон обнаружил в дальнем конце комнаты дверь, которая, должно быть, вела в спальню.
 Он уже собрался пойти туда, как вдруг позади пронзительно вскрикнула Нельда.
 От неожиданности лорд Харлестон вздрогнул и повернулся — это спасло ему жизнь. С потолочной балки спрыгнул индеец, сжимая в кулаке нацеленный на лорда Харлестона нож. Но благодаря Нельде индеец не смог поразить цель. Лорд Харлестон мгновенно выбил нож у него из руки.
 Оружие со звоном упало на пол.
 Индеец схватил лорда Харлестона за руку, не давая ему выстрелить. Другой рукой он попробовал вцепиться англичанину в горло.
 Продолжая бороться, противники рухнули на пол. Индеец оказался сверху.
 Лорд Харлестон был хорошим боксером, однако сейчас его движениям мешал плащ для верховой езды, а индеец уже снова пытался задушить его.
 Лорд Харлестон отчаянно сопротивлялся, но его сапоги скользили по полу, а индеец орудовал ногами с той же ловкостью, что и руками.
 Казалось, исход борьбы предрешен. И тут хватка индейца внезапно ослабла, и он с гортанным криком повалился вперед.
 Мгновение лорд Харлестон не мог поверить в то, что это правда. Переведя взгляд, он увидел нож, торчащий у индейца из шеи, и растекающуюся по бурой коже кровь.
 Он понял, что Нельда спасла ему жизнь.
 Лорд Харлестон оттолкнул безжизненное тело, поднялся на ноги и, не говоря ни слова, выволок мертвого врага из дома и швырнул на пыльную землю.
 Поколебавшись с минуту, он пришел к выводу, что не стоит оставлять труп на виду, и потащил труп под укрытие кустарника.
 Уже совсем стемнело, но подойдя к кустам вплотную, лорд Харлестон разглядел там что-то белое.
 Еще один быстрый взгляд подтвердил его догадку. В кустах лежали фермер и его жена, и у обоих были сняты скальпы!
 Он оставил индейца рядом с телами жертв и вернулся в дом.
 Нельда по-прежнему стояла там, где он ее оставил, и хотя лорд Харлестон не мог видеть выражения ее лица, он знал: в глазах девушки застыл ужас.
 — Вы спасли мне жизнь, Нельда, — ласково произнес он, — и я вам очень признателен. Если мы хотим остаться здесь на ночь, следует принять меры против незваных гостей.
 Нельда молчала, но лорд Харлестон чувствовал, что она слушает его.
 — Давайте попробуем найти свечи, — спокойно продолжил он, — или даже, может быть, керосиновую лампу.
 Потом мы закроем занавеси и забаррикадируем двери.
 Он говорил так, словно предлагал поиграть в какую-то интересную игру, и Нельда, словно дитя, покорно двинулась к шкафу, стоявшему у стены.
 Лорд Харлестон посмотрел в другую сторону и воскликнул:
 — Лампа! Ее-то я и надеялся найти! Теперь, если мы отыщем бумагу или щепку, мы сможем зажечь ее от камина.
 Нельда, как он и хотел, начала передвигаться по комнате в поисках бумаги, а потом спросила тихим дрожащим голосом:
 — М-м-может быть, лучше… з-з-закрыть… сначала… окна.
 —  — Конечно, — согласился лорд Харлестон. — Это весьма разумно. Мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал, что мы здесь, и не хотим оставаться в темноте. Вы не могли бы раздуть огонь? А я посмотрю, как работает эта лампа.
 Он закрыл дверь и, следуя скорее интуиции, запер задвижку, а потом направился к окнам. В комнате было три окна, два выходили на веранду, одно — на противоположную сторону.
 Когда лорд Харлестон затворил все ставни, пламя в камине уже ярко горело.
 Нельда подбросила в огонь дрова и нашла несколько старых газет.
 — Я сделала для вас лучину, — сказала девушка.
 Лорд Харлестон взял лампу и поднес ее поближе к огню, чтобы разобраться с устройством.
 Наконец ему удалось справиться с лампой, и комната словно сразу ожила.
 — Так все кажется лучше, — промолвила Нельда.
 — Разумеется, — согласился лорд Харлестон. — А если вы еще беспокоитесь, я осмотрю остальные комнаты.
 Впрочем, уверен, что, кроме нас, здесь никого нет.
 Лорд Харлестон решил не сообщать Нельде, что знает, где сейчас хозяева дома. Он взял пистолет и открыл дверь в спальню.
 Как он и ожидал, там никого не оказалось. У стены стояла большая железная кровать, покрытая лоскутным одеялом, над кроватью висел псалом в деревянной рамке.
 — По крайней мере вы сможете спокойно поспать, пока Уальдо не отправит за нами своих людей, — сказал лорд Харлестон.
 — Вы думаете, они нас найдут? — с надеждой спросила Нельда.
 — Не сомневаюсь. Правда, не следует ожидать их раньше утра.
 — Да, наверное.
 Девушка обвела взглядом освещенную комнату и спросила:
 — Вы… голодны? Может быть, мне стоит попытаться приготовить что-нибудь поесть?
 — Это было бы замечательно, — ответил лорд Харлестон. — Я всегда верил, что на сытый желудок жизнь кажется намного лучше и все страхи проходят.
 Нельда направилась в дальний угол, где стояло большое корыто. Лорд Харлестон уже собрался идти на улицу, к колодцу, но девушка обнаружила кадку с водой. Оглядевшись, она заметила чайник и сковородку, а открыв шкаф, воскликнула:
 — Здесь яйца! По-моему, они свежие!
 — Замечательно, — улыбнулся лорд Харлестон. — Надеюсь, вы умеете готовить?
 — Конечно, — кивнула Нельда. — Я поджарю вам омлет, если только вы не предпочитаете яичницу.
 — Омлет — это чудесно, если он хорошо приготовлен, — поддразнил ее лорд Харлестон.
 — Мне будет очень стыдно, если вы останетесь разочарованным, — в тон ему ответила девушка.
 Нельда занялась готовкой. Лорд Харлестон снял с себя плащ, который порвался во время схватки с индейцем.
 Рукав его белой рубашки был залит кровью.
 Он удивленно посмотрел на кровь. Нельда оглянулась и тревожно воскликнула:
 — Вы ранены! Почему вы мне не сказали?
 — Самая обыкновенная царапина, — ответил лорд Харлестон. — Даже не помню, как я ее получил.
 — Наверное, индеец ударил вас ножом, прежде чем вам удалось его обезоружить, — догадалась Нельда.
 — И этим ножом вы спасли мне жизнь, — спокойно добавил лорд Харлестон.
 — Я подумала, что он убьет вас.
 — Как ни печально это признавать, но он бы непременно так и сделал, если бы вы его не убили.
 — Я рада, что спасла вас, но это… нехорошо — убивать человека… даже индейца.
 По тому, как она это сказала, чувствовалось: девушка действительно очень переживает.
 — Я признаю, что убийство — это нехорошо, — быстро произнес лорд Харлестон, — но убийство ради спасения жизни не может быть дурным поступком, а вы. Нельда, спасли мне жизнь.
 — Я должна была… спасти вас, — тихо сказала она, словно оправдываясь перед собой.
 — И я весьма доволен, что остался жив.
 Нельда посмотрела ему в глаза и на мгновение застыла, а потом поспешно проговорила:
 — Я должна промыть вашу рану.
 — Не беспокойтесь, Нельда, это всего лишь царапина, — улыбнулся лорд Харлестон и закатал рукав.
 — Подойдите к воде, я промою вам рану, — настойчиво повторила Нельда. — Никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Нож мог оказаться отравленным.
 Девушка налила воду в небольшую ванночку, взяла чистое полотенце, висевшее рядом с кадкой, намочила его и очень нежно стерла кровь.
 — Интересно, есть ли здесь какие-нибудь напитки? — задумчиво проговорила она. — Большинство фермеров пьют бурбон.
 — Думаете, мне необходимо выпить, чтобы не упасть в обморок при виде собственной крови? — усмехнулся лорд Харлестон.
 Нельда улыбнулась, и он увидел ямочки у нее на щеках.
 — Это не для вас, — пояснила она, — а для вашей руки, чтобы продезинфицировать рану. Мама всегда говорила, что это лучше, чем любое лекарство, которое можно купить в аптеках.
 Не дожидаясь ответа, она быстро подошла к шкафу и заглянула на нижние полки.
 — Нашла! — воскликнула Нельда через пару минут и вернулась с наполовину полной бутылкой виски.
 — Наверное, именно это искал индеец, — пошутил лорд Харлестон.
 Он читал, что алкогольные напитки очень ценятся среди индейских воинов, и даже малой дозы достаточно, чтобы ударить им в голову.
 Нельда не слушала его. Она смочила чистую тряпочку виски.
 — Боюсь, сейчас вам будет немного больно.
 — Я постараюсь быть храбрым, — насмешливо ответил лорд Харлестон.
 Виски и в самом деле жгло сильно, но он знал, что Нельда права и что любую рану, нанесенную индейским ножом, следует продезинфицировать.
 — Теперь надо ее перевязать, — сказала девушка. — Пока я буду искать в спальне что-нибудь подходящее, прошу вас не дотрагиваться до раны и не мочить ее.
 Лорд Харлестон улыбнулся ее повелительному тону.
 Нельда вернулась через несколько минут с длинной белой полосой ткани, слишком тонкой и дорогой для жены фермера.
 — Где вы это нашли? — спросил лорд Харлестон.
 Нельда слегка смутилась.
 — Это — из нижней юбки, которую я одолжила у мисс Альтман. На, может быть, она простит меня, учитывая обстоятельства, — Вы, безусловно, специалист по решению сложных задач, — улыбнулся лорд Харлестон.
 Нельда положила ему на рану кусок ткани и приступила к перевязке.
 — Мама многих лечила в шахтерских городках, — просто ответила Нельда. — Иногда она разрешала мне помогать ей.
 — Уверен, что этого вам делать не следовало, — заметил лорд Харлестон.
 Он сказал, не подумав, и испугался, что Нельда рассердится, но девушка пояснила:
 — Они приходили в наш дом, потому что знали, что мама опытна в таких вещах. Они терпеливо сидели часами у нас на крыльце, а из порезов у них сочилась кровь. Некоторые были все в синяках. Мы не могли допустить, чтобы они страдали.
 — Представляю, как они были вам благодарны.
 — Очень, очень благодарны. Папа всегда говорил, что это позор для страны, когда ее жители не могут получить достойную медицинскую помощь. В таких местах, как Лидуилль, многие люди умирают из-за отсутствия врача.
 — Так что вы и ваша мама работали докторами, — сказал лорд Харлестон, словно беседуя сам с собой.
 — Мы могли помочь только тем, у кого были не очень серьезные раны, — ответила Нельда, — а папа заставил нас поклясться, что эти люди никогда не будут заходить в дом. Так что они сидели на веранде и вокруг дома на земле.
 Когда мама уставала, папа отсылал их прочь. Они так трогательно умоляли его позволить им прийти на следующий день!
 Лорд Харлестон ничего не сказал, и снова, словно прочитав его мысли, Нельда прибавила:
 — Я знаю, вы думаете, что папа не должен был привозить нас в шахтерский городок, но именно там он мог делать деньги. Он экономил каждое пенни, чтобы когда-нибудь отвезти маму во Флориду. Он думал, что теплый климат пойдет ей на пользу.
 Не сумев подавить любопытство, лорд Харлестон спросил:
 — А разве не было какого-нибудь другого способа, которым ваш отец мог зарабатывать деньги?
 — Этот вопрос мой отец задавал себе тысячи раз и всегда говорил: «К сожалению, я родился джентльменом. Ты, живя в этой стране, можешь в это не верить, но в Англии не предполагается, что джентльмены должны работать».
 Лорд Харлестон не мог не признать, что это правда.
 — Но ваш отец сам решил уехать в Америку, — сказал он.
 — Он рассматривал это как очередное приключение, — ответила Нельда. — К тому же только здесь они с мамой могли избежать гнева ваших и маминых родственников.
 — Да, в свое время их поступок вызвал множество толков, — согласился лорд Харлестон.
 — Они это знали, но как они могли не любить друг друга? Они были так божественно счастливы, а больше ничего не имело значения, даже… нищета.
 На лице Нельды мелькнуло восхищение. Она быстро отвернулась и взялась за готовку.
 — Значит, ваш отец зарабатывал на жизнь игрой в карты?
 Лорд Харлестон постарался, чтобы в его тоне не прозвучало осуждение. Видимо, ему это удалась.
 — Папа как-то сказал, что это — единственный дар, которым наделил его Господь, а Библия учит нас не зарывать талант в землю, — просто ответила Нельда.
 — Но даже при этом вы иногда были, как вы говорили, очень бедны.
 — Очень, очень бедны, — подтвердила Нельда, — особенно когда папины должники не отдавали деньги.
 Лорд Харлестон подумал, что такое, должно быть, происходило нередко. Вслух же он сказал:
 — Видимо, это было большим разочарованием.
 — Именно так, но, в общем, папе везло, хотя как-то раз ему пришлось заложить мамино обручальное кольцо, потому что больше ничего не было.
 Она вздохнула и добавила, словно про себя:
 — Но папа всегда умел рассмешить нас, даже в самые тяжелые времена. А когда дела шли хорошо, он приходил домой с набитыми карманами, бросал деньги на стол, кружил маму по комнате, и все сразу казалось таким… чудесным!
 Она говорила так трогательно! Из-за воспоминаний на глазах у нее навернулись слезы, и лорд Харлестон поспешил сменить тему.
 — Если вы собираетесь приготовить омлет, я посмотрю, не найдется ли здесь немного хлеба, чтобы поджарить его на огне.
 — Это было бы замечательно, — согласилась Нельда.
 Лорд Харлестон нашел буханку хлеба, нож и большой горшок со свежевзбитым маслом, которое, как он предположил, было сделано из молока коров, угнанных индейцами.
 Он отнес свои находки на стол, на котором стояла лампа, а Нельда тем временем поставила на огонь сковороду.
 Две тарелки она положила на плиту, чтобы подогреть их.
 Лорд Харлестон нанизал на кончик ножа кусочек хлеба и поджарил его на огне, как делал когда-то в Итоне.
 Он поджарил три кусочка, а потом Нельда позвала его за стол и поставила перед ним большую тарелку с омлетом, себе она положила порцию поменьше.
 Лорд Харлестон с удовольствием приступил к еде.
 — А вы были правы, — улыбнулся он, — вы действительно очень хороший повар.
 — Я могу готовить и более сложные блюда, если есть из чего, — ответила Нельда, — и если нам придется остаться здесь надолго, я постараюсь разнообразить наше меню.
 — Мне бы это понравилось, — сказал лорд Харлестон. — В то же время я бы почувствовал облегчение, если бы нас спасли.
 Какое-то время они ели молча, а потом Нельда сказала то, что, видимо, давно было у нее на уме:
 — Я… полагаю, мы ничего не могли предпринять, чтобы спасти тех людей в повозках и вашего камердинера?
 — Мне будет сильно не хватать Хиггинса, — ответил лорд Харлестон, — но мы ничего не могли сделать, разве что погибнуть вместе с ними, а это, согласитесь, было бы глупо.
 — По крайней мере вам не… пришлось бы заботиться обо мне.
 Лорд Харлестон понял, что девушка по-прежнему полагает будто он ненавидит ее и не хочет нести за нее ответственность.
 Он посмотрел на Нельду и внезапно осознал, что создал себе неверное представление.
 При свете керосиновой лампы, с ниспадающими на плечи волосами, она казалась необычайно красивой, словно нимфа из сказки.
 — Я не забыл, что вы спасли мне жизнь. Нельда, — проникновенно сказал он. — Я перед вами в неоплатном долгу.
 — У вас нет причин говорить так, — быстро возразила девушка. — Я просто подумала, что индеец вас убьет, и что-то… или кто-то вне меня велел мне… сделать то, что я сделала.
 — Очевидно, это был мой ангел-хранитель, если таковой у меня есть, — улыбнулся лорд Харлестон. — Или, быть может, вы и есть мой ангел-хранитель, хотя я это и не понял сразу, когда мы встретились.
 Говоря это, он припомнил, как один из ковбоев сказал, что Нельда похожа на ангела, и подумал, что в каждой шутке есть доля правды.
 Нельда смутилась и встала из-за стола.
 — Вы все еще голодны? — спросила она, убирая посуду. — Я могу посмотреть, нет ли здесь чего-нибудь еще, из чего бы я могла приготовить еду.
 — У нас был такой плотный обед, — ответил лорд Харлестон, — что мне больше ничего не нужно. Я вполне насытился этим ужином. А позволено ли мне будет заметить, что чайник кипит?
 — Я думала, нам будет лучше попить чай, чем прости воду, — объяснила Нельда. — Мама всегда говорила, что воду нельзя пить, если она не кипяченая.
 — Весьма разумно, — согласился лорд Харлестон. — Я с удовольствием выпил бы чашечку чая.
 Нельда быстро заварила чай и налила лорду Харлестону.
 — Удивлена, что вы не хотите выпить виски.
 — Почему? — спросил он. — Честно говоря, я не люблю виски.
 — Здесь мужчины, кажется, всегда готовы пить виски, но папа предпочитал французские вина, которые, конечно, практически невозможно было купить, а если и можно, то за очень большие деньги.
 — Когда-нибудь вы расскажете мне о том, какую жизнь вы вели, — сказал лорд Харлестон, — но не сегодня. Уверен, что вы устали. Вам пора спать.
 — А как же вы?
 — Я посплю здесь, в кресле.
 — Но вам будет неудобно!
 — В армии я спал и в гораздо худших условиях, — ответил он. — В комнате тепло и безопасно, и нам обоим не следует ни о чем беспокоиться до утра.
 Лорд Харлестон понимал, что ему не удалось переубедить Нельду, но дверь и ставни закрыты, и враг не сможет застать их врасплох. А девушка выглядела очень усталой.
 — Идите в постель, — настаивал он.
 — Я нашла несколько чистых простыней, когда искала что-нибудь для перевязки, — сказала Нельда. — Если хотите, я сделаю для вас кровать из двух кресел.
 Лорд Харлестон улыбнулся.
 — Не беспокойтесь обо мне, — приказал он, — и идите в постель. У вас и так сегодня было достаточно хлопот!
 За этот день Нельда, наверное, пережила столько, сколько хватило бы на неделю. Любая из его знакомых уже давно .билась бы в истерике.
 — Спокойной ночи, ваша светлость… — тихо сказала Нельда. — Спасибо вам за вашу доброту.
 Не дожидаясь ответа, она ушла в спальню и закрыла Дверь.
 Лорд Харлестон слышал, как она ходит по комнате, должно быть, подготавливая постель.
 Он сдвинул два кресла поближе к плите и подумал, что неплохо бы снять сапоги для верховой езды.
 Эти сапоги были пошиты на заказ у Максвелла и сидели как влитые. Без помощи Хиггинса их будет снять непросто.
 Но лорд Харлестон прошел за день много миль, и если он проведет в сапогах ночь, наутро ноги распухнут и будут болеть. Поэтому он приложил все усилия и наконец стянул с себя сапоги.
 Устроившись в кресле, он, положив рядом пистолет и приглушив огонь в лампе, закрыл глаза.
 Он уже пребывал в том самом дивном состоянии между сном и явью, когда вдруг услышал, как открывается дверь.
 Лорд Харлестон мгновенно насторожился, обвел взглядом комнату и увидел Нельду, стоявшую в дверях спальни.
 Завернутая в белую простыню, с длинными распущенными волосами, девушка походила на призрак.
 — Что случилось. Нельда? — быстро спросил лорд Харлестон.
 Она стояла, молча глядя на него, а потом тихо сказала:
 — Вы подумаете, что я очень… глупая, да мне и самой стыдно, но я там одна в комнате, и мне… страшно.
 Взгляд у нее и в самом деле был испуганный. Лорд Харлетон подумал, что под простыней она наверняка вся дрожит.
 Он успокаивающе улыбнулся.
 — В этом нет ничего удивительного, — сказал он. — Значит, мы можем сделать следующее: либо вы идете сюда и спите рядом со мной, либо я могу прийти к вам и спать рядом с вами.
 — Я не хочу, чтобы вам было… неудобно, — жалобно проговорила Нельда, — но мне все кажется, будто я слышу индейцев, крадущихся снаружи… и мне хочется… кричать!
 — Вам здесь ничего не грозит, — успокоил ее лорд Харлестон. — Клянусь, что если появятся индейцы, я тут же услышу их и застрелю прежде, чем они смогут войти в дом.
 — Вы думаете, что я очень глупая, — прошептала Нельда, всхлипывая.
 — Я думаю, что вы — самая отважная женщина из всех, что я встречал за свою жизнь, — сказал лорд Харлестон. — А теперь идите к себе и ложитесь в постель. Я приду и лягу рядом.
 — Мама, наверное, не одобрила бы, что я вас об этом прошу.
 — Было бы хуже, — твердо сказал лорд Харлестон, — если бы мы оба просидели всю ночь в этих креслах. По правде говоря, мои ноги уже начинают болеть, не говор» уже о руке.
 — Рана причиняет вам боль?
 — Не сильную, но я ее чувствую, — признался лорд Харлестон.
 — Мне не нужно было слушать вас, когда вы сказали, что вам будет хорошо в кресле! — воскликнула Нельда. — Мне бы здесь было гораздо лучше!
 — Никому из нас не придется спать в этом кресле, — решительно произнес лорд Харлестон. — Идите в постель, Нельда, а я принесу свет.
 — С моей стороны было так глупо задуть свечу, — прошептала она. — В темноте все кажется таким… пугающим.
 — Да, вы правы, — согласился лорд Харлестон, — так что мы оставим свет.
 Он подошел за лампой к столу. Нельда вернулась в спальню.
 Войдя в комнату, лорд Харлестон увидел, что Нельда, по-прежнему завернутая в простыню, уже легла в постель и откинулась на подушку, на которой сменила наволочку.
 Рядом была еще одна подушка, столь же безупречно чистая. Лорд Харлестон поставил лампу со своей стороны и осмотрелся, желая удостовериться в том, что страхи Нельды были лишь игрой ее воображения.
 Окно было закрыто и закреплено на болт, огонь в гостиной давал достаточно света, и через открытую дверь было видно, что там никого нет.
 Лорд Харлестои лег на кровать, натянув на себя лоскутное одеяло.
 — А теперь спите, — сказал он, — и ни о чем не беспокойтесь. Я здесь, чтобы защитить вас. Если кто-нибудь осмелится нас потревожить, я сразу же его застрелю.
 Нельда, немного помолчав, спросила:
 — Вы не сердитесь на меня… больше?
 — Я думаю, вы сами понимаете, и мне нет нужды это говорить, — ответил лорд Харлестон. — Если бы вы доверились своей интуиции, вы бы поняли, что я вам не просто благодарен, но после того, что мы вместе пережили, мы можем называться друзьями.
 Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и увидел, что девушка улыбается ему так, как еще никогда не улыбалась прежде.
 — Я бы хотела быть вашим другом, — прошептала она. — У меня еще никогда не было друзей.
 — Тогда на правах друга, — ответил лорд Харлестон, — я советую вам забыть обо всем, что произошло, и заснуть.
 — Я постараюсь, — покорно согласилась Нельда.
 Вскоре она вновь нарушила молчание:
 — Теперь, когда вы рядом, мне совсем не страшно, и я смогу заснуть в темноте.
 — Хорошо.
 Лорд Харлестон повернул фитиль лампы и поудобнее устроился на кровати.
 Нельда тихо сказала:
 — Я поблагодарила Господа за то, что Он нас спас.
 Мне кажется, если ваш ангел-хранитель бережет вас… то мой… охраняет меня.
 — Конечно, — согласился лорд Харлестон.
 — Мне просто интересно, — продолжала Нельда, — что бы могло произойти, если бы тогда, в Денвере, ковбои не передали меня вам?
 А потом помолчала и удивленно добавила:
 — Как они вас нашли?
 Лорд Харлестон задумался. Конечно, он должен был знать, что рано или поздно Нельда задаст этот вопрос. Ему следовало бы заранее подготовить ответ.
 После небольшой паузы он ответил:
 — Все ковбои, на кого бы они ни работали, непременно знают Альтманов.
 — Они были так милы, что подобрали меня, — прошептала Нельда.
 Лорд Харлестон почувствовал, как она нащупывает его руку, лежащую на одеяле.
 — Я рада, что вы были там, — сказала девушка, — потому что вы — папин родственник. Теперь я не кажусь себе такой одинокой.
 Он ощутил, как задрожали ее пальцы, когда она добавила:
 — Ведь теперь я одна в целом мире.
 — Когда вы доберетесь до Англии, — спокойно проговорил лорд Харлестон, — вы обнаружите, что у вас очень много родственников. Порой мне даже кажется, что их слишком много.
 Снова повисло молчание, а потом Нельда растерянно прошептала:
 — Может быть, я не понравлюсь им, и они станут осуждать папу…
 Лорд Харлестон знал, что она собиралась сказать: «как и вы», но сдержалась.
 — Я думаю, когда они узнают вас. Нельда, — мягко ответил он, — то обнаружат, как обнаружил и я, что вы — умная, отважная женщина с редким самообладанием!
 Девушка удивленно вздрогнула.
 — Вы правда так обо мне думаете? Честно-честно?
 — Клянусь вам, что говорю правду.
 — Я очень рада… очень-очень! Я знаю, папа хотел бы, чтобы я понравилась главе его семьи!
 Она глубоко вздохнула и отвернулась.
 — Теперь я чувствую себя более счастливой, — совсем по-детски сказала она, — и я буду спать.
 Она повернулась на свою сторону и через некоторое время лорд Харлестон понял по ее спокойному дыханию, что она заснула.
 Он же продолжал лежать, предаваясь размышлениям.




 Глава 6


 Лорд Харлестон открыл глаза и понял, что спальню освещает уже не лампа, а солнечные лучи, проникающие сквозь .щели в ставнях. Вся комната, казалось, была наполнена золотистым сиянием.
 Он повернулся и посмотрел на Нельду.
 Девушка выглядела милой, юной и невинной, и лорд Харлестон невольно подумал, что никто — ив первую очередь Роберт — не поверит, что он провел ночь в постели с прекрасной женщиной и не прикоснулся к ней.
 Интересно, как отреагировала бы Нельда, если бы он поцеловал ее? Наверное, не столько возмутилась, сколько удивилась бы.
 Ведь девушка воспринимала его как взрослого и умного.
 Он в ее представлении мог бы быть дядей или отцом, но никак не молодым человеком, с которым возможен роман.
 Мысль о том, что он кажется столь юному созданию таким старым, подействовала отрезвляюще. Лорд Харлестон еще не встречал девушки, похожей на Нельду.
 Не то чтобы он вообще не общался с молодыми девушками. Просто все те, кого он видел в домах своих друзей, казались ему неуклюжими, нескладными и, безусловно, чрезмерно застенчивыми.
 Учитывая жизнь, которую вел ее отец, можно было ожидать, что Нельда окажется грубой, неотесанной и порочной, но снова и снова каждое ее слово, каждый поступок не переставали удивлять лорда Харлестона. А ее смелость и самообладание были прямо-таки поразительны.
 Глядя на нее, такую хрупкую и невесомую, лорд Харлестон понимал, что ни одна из знакомых ему женщин не смогла бы держаться с таким достоинством или выказать такую храбрость.
 Вспоминая, что пришлось испытать Нельде за последние пять дней, он с трудом мог поверить, что девушка все это пережила и осталась невредима. Да и сам он, безусловно, пережил многое.
 Его мысли плавно перетекли к повязке на руке. Надо бы промыть рану, пока не проснулась Нельда.
 Осторожно, боясь потревожить ее сон, он соскользнул с постели и бесшумно прошел в соседнюю комнату.
 Эта комната тоже уже была залита солнечным светом, проникающим сквозь ставни. Лорд Харлестон аккуратно затворил дверь в спальню, открыл входную дверь, распахнул ставни на окнах, и в комнату вместе с солнцем ворвался легкий ветерок, Было еще рано, над прериями стелился легкий утренний туман, но лорд Харлестон не сомневался, что скоро здесь будут Уальдо и его люди. Но, как бы то ни было, до их приезда следует держаться настороже.
 Лорд Харлестон быстро умылся, то и дело поглядывая в окно. Вода в умывальнике закончилась. Но в спальне был еще один умывальник. Надо только принести туда воду из колодца.
 Нельде лучше пока не выходить из дома, не дай бог, увидит мертвого индейца или оскальпированных фермера и его жену.
 — Чем раньше мы выберемся отсюда, тем лучше! — пробурчал лорд Харлестон.
 И тут же мысленно одернул себя — ведь это черная неблагодарность судьбе, предоставившей им безопасный и уютный ночлег. Счастье, что не пришлось провести ночь под открытым небом, где рыщут дикие звери, а может, даже индейцы.
 Он перевязал рану, которая благополучно начала заживать, надел сапоги и почувствовал себя гораздо лучше.
 Впрочем, для полного счастья неплохо было бы еще и побриться. Да и одежда у него была в весьма плачевном состоянии.
 Но несмотря ни на что, они с Нельдой были живы, и только это сейчас имело значение.
 Лорд Харлестон как раз размышлял, следует ли разбудить девушку, чтобы она могла собраться до приезда поисковой группы, когда, выглянув в окно, увидел вдали всадников.
 Он выхватил тряпку, которой Нельда накануне промывала его рану, и поспешил на веранду, размахивая импровизированным флагом.
 — Я могу только возблагодарить Господа за то, что девушка догадалась спрятаться среди деревьев, а не помчалась догонять остальных, — пылко сказал г-н Альтман.
 Г-н Альтман с лордом Харлестоном уже долго обсуждали все эти события, и лорду Харлестону казалось, что больше добавить нечего.
 Он понимал, что для Альтмана было большим ударом потерять людей и фургоны, а миссис Альтман могла думать только о том, что ее возлюбленный сын спасся лишь благодаря счастливой случайности.
 Уальдо, в свою очередь, выглядел пристыженным из-за того, что, по его словам, «оставил свой пост».
 — Я не должен был уезжать вперед, — твердил он.
 — И что бы вы или я могли сделать? — возражал лорд Харлестон. — Там было около пятидесяти индейцев против шестнадцати людей в фургонах. Честно говоря, мне кажется, что даже если бы мы оба были с ними, у нас не было бы никаких шансов.
 — Не могу понять, почему эти индейцы вышли на тропу войны именно сейчас, — заметил г-н Альтман. — Они всегда были более непокорны и больше возражали против посягательств белых людей, чем другие племена, но у нас давно не было с ними неприятностей.
 — Уверен, это из-за того, что творят по ту сторону гор юта, — ответил Уальдо.
 — Может быть, ты и прав, — согласился господин Альтман. — А вчера я слышал от одного человека, который проезжал мимо нашего ранчо, что из форта Стефан уже послали военную помощь.
 — Где это? — поинтересовался лорд Харлестои.
 — В Вайоминге. Рядом с границей штата, где северные юта нападают на фермы и уводят весь скот.
 — Как здесь, на ферме, где мы провели минувшую ночь, — сказал лорд Харлестон.
 — Точно, — согласился Альтман. — Вам повезло, ваша светлость, что вы не оказались там в тот момент, когда индейцы убивали фермера. Он был достойным человеком, и теперь мне придется искать ему замену.
 Разговор о трагедии продолжался и продолжался, и лорд Харлестон был рад, что миссис Альтман отправила Нельду отдыхать, и девушке не пришлось выслушивать жуткие подробности.
 — Как ужасно, что девочка в таком возрасте прошла столь тяжкие испытания! — воскликнула миссис Альтман.
 Это была пухленькая, жизнерадостная женщина средних лет, которая с большой охотой принялась опекать Нельду, как родную дочь.
 — Она вела себя исключительно отважно, — ответил лорд Харлестон.
 — Ей тяжело пришлось, — посетовала миссис Альтман, — сначала на ее глазах убили отца и мать, а потом она и сама оказалась на волосок от смерти.
 Каким-то чутьем, которое раньше ему было несвойственно, лорд Харлестон понимал: Нельда не хотела бы, чтобы кто-нибудь знал о том, что она убила человека, спасая ему жизнь.
 Поэтому он не сказал ничего Уальдо, когда тот прибыл на ферму, а просто сообщил, что они провели здесь ночь и что всех остальных убили индейцы.
 — Я так рад, что вы живы! — воскликнул Уальдо. — Когда вчера вечером мы поняли, что случилось что-то ужасное, папа и мама сильно встревожились.
 Лорд Харлестон не хотел ничего говорить, пока Уальдо и его люди не осмотрят то, что осталось от фургонов. Нельда в это время как раз успела бы одеться.
 Люди Уальдо поскакали дальше, а лорд Харлестон постучал в дверь спальни.
 — Я почти готова, — отозвалась Нельда.
 Несколькими минутами позже дверь открылась и девушка вышла, полностью одетая.
 — Я услышала голоса и узнала Уальдо, — объяснила она.
 — Они скоро вернутся за нами, — ответил лорд Харлестон.
 Нельда вошла в гостиную, посмотрела на плиту и сказала:
 — Боюсь, что яиц не осталось, но, если хотите, я могу приготовить чай.
 — Думаю, нам обоим не помешает выпить по чашечке чая, — согласился лорд Харлестон. — Я принесу воды из колодца, а вы присмотрите за огнем.
 Он уже взял ведро и направился к двери, когда Нельда окликнула его:
 — Пожалуйста, я хотела попросить вас…
 — В чем дело?
 — Я бы не хотела, чтобы вы говорили кому-нибудь, что я… убила индейца.
 Лорд Харлестон улыбнулся:
 — Я так и думал, что вы пожелаете сохранить это в тайне.
 — Я бы не выдержала… разговоров об этом. И если нужно сказать Уальдо о том, что индеец мертв… пожалуйста, скажите ему, что это вы убили его.
 — Я понимаю ваши чувства.
 Лорд Харлестон вышел на улицу и набрал ведро воды.
 Он размышлял о том, что мало кто из женщин проявил бы такую быстроту и решимость, спасая ему жизнь, а если бы и проявили, то, без сомнения, пожелали бы получить все почести.
 «Она так не похожа на всех женщин, которых я знал», — сказал он себе.
 Он ре мог не думать о том, какую жизнь вела Нельда, если она способна так себя вести в любой, даже самой жуткой ситуации.
 Наблюдая, как она кипятит чайник и заваривает чай, такая изящная и хрупкая, он с трудом мог себе представить, что Нельде в жизни довелось не только сидеть в гостиной и вести светские беседы.
 Мысль о том, что она хоть как-то общалась с грубыми, грязными, небритыми, неотесанными золотодобытчиками, которые — лорд Харлестон был уверен — безбожно сквернословили, не укладывалась в его сознании.
 «Я должен услышать остальную часть ее истории», — решил он.
 У него будет много времени, чтобы узнать все, что он хочет, до того, как отправит ее в Англию.
 Пока Нельда отдыхала на ранчо, Уальдо повел лорда Харлестона смотреть ферму.
 Территория, которую контролировала животноводческая компания «Прери», раскинулась более чем на два миллиона акров, но лорд Харлестон увидел только несколько сотен.
 Ему рассказывали о загонах, о разведении телят, о том, что на каждом ранчо есть человек, который руководит остальными ковбоями.
 К удивлению лорда Харлестона, все это его увлекло, и он задавал по делу множество вопросов, чем обрадовал г-на Альтмана. Лорда Харлестона позабавило, что один ковбой отозвался о нем: «Нормальный парень, хотя и из благородных».
 Когда они вернулись вечером на ранчо, проведя почти шесть часов в седле, лорд Харлестон, несмотря на усталость, чувствовал себя довольным.
 — Теперь я могу понять, — сказал он г-ну Альтману, — что такую жизнь и впрямь можно считать весьма привлекательной.
 — Когда-нибудь вы можете попытаться и сами пожить такой жизнью, — усмехнулся Альтман.
 — Может быть, — ответил лорд Харлестон, — но сначала я должен вернуться в Нью-Йорк и отправить Нельду в Англию, там за ней присмотрит моя семья.
 — Очень милая молодая девушка, — сказал г-н Альтман. — Но то и неудивительно, если вспомнить, каким красивым был ее отец. Я встречал его несколько раз за последние годы, но понятия не имел, что у него есть жена и дочь.
 Лорд Харлестои вспомнил, что Дженни Роджерс говорила то же самое.
 — Мой кузен, — сказал он, — несомненно, должен был иметь других знакомых, помимо тех, с кем он играл в карты.
 В его словах вновь прозвучало презрение, которое, конечно, расстроило бы Нельду, будь она здесь.
 Альтман улыбнулся.
 — Если Красавчик Гарри, как его называли, и общался с кем-то не за карточным столом, то я об этом никогда не слышал. В местах, где он обитал, вряд ли проистекало то, что вы бы назвали светской жизнью.
 — Могу себе представить.
 — Честно говоря, — доверительно продолжил Альтман, — я очень удивился, когда Уальдо рассказал мне, кто эта девочка, и еще больше удивился, когда увидел ее.
 Лорд Харлестон прекрасно понимал, что имеет в виду его собеседник. Но Г-н Альтман продолжил, поясняя свою мысль:
 — Не то чтобы Красавчик Гарри не был по-своему Джентльменом. Хотя он и был удачливым игроком и ему крепко везло за карточным столом, никто никогда не мог обвинить его в нечестной игре.
 Лорд Харлестон некоторое время молчал.
 — Это правда? — переспросил он наконец.
 Сам он всегда подозревал, что Гарри, отчаянно нуждаясь в деньгах, мог как-то жульничать, что и объясняло его «везение и легкую руку».
 — Да, это так, — подтвердил Альтман, — и могу уверить вас, ваша светлость, что если человек мошенничает в картах или еще как-нибудь жульничает в наших игровых клубах, он долго не живет!
 Услышав, что его самые серьезные опасения не оправдались, лорд Харлестон испытал облегчение. К тому же теперь становились более понятны те восхищение и любовь, которые испытывала Нельда к своему отцу.
 «Возможно, я ошибался насчет Гарри», — подумал он.
 В то же время мысль о том, что тот таскал за собой жену и дочь по всем шахтерским городкам, по-прежнему вызывала у него отвращение.
 Вернувшись на ранчо, лорд Харлестон принял ванну и успел переодеться к ужину в вечерний костюм.
 Альтманы ужинали рано, что, как он знал, было в Колорадо привычным делом, а после долгой поездки лорд Харлестон был голоден как волк.
 Спустившись вниз, он обнаружил, что его ожидает не только обильный ужин, но и Нельда.
 Девушка сидела в гостиной — комнате с низким потолком, отделанной деревом, в которой стоял огромный очаг.
 Нельда была изумительно хороша в платье, одолженном ей Матти, сестрой Уальдо.
 Матти оказалась симпатичной стройненькой девушкой, и ее платья сидели на Нельде просто идеально.
 Но это — нежно-розовое, украшенное белыми кружевами, — еще более подчеркивало белизну ее кожи и светлое золото волос.
 Лорду Харлестону показалось, что, увидев его. Нельда оживилась.
 — Как вы чувствуете себя. Нельда? Вы хорошо спали?
 — Я спала как убитая, но теперь, выспавшись, уже жалею, что пропустила поездку с вами.
 — Это был долгий день, — ответил лорд Харлестон. — Поездка была бы для вас слишком утомительной, но я уверен, Уальдо с удовольствием поделится с вами впечатлениями.
 — У меня есть более интересные темы для разговора, чем скот! — воскликнул Уальдо, и лорд Харлестон рассмеялся.
 Уже до окончания ужина стало очевидно, что у Уальдо действительно есть что рассказать Нельде, и он уже явно увлечен ею.
 Лорд Харлестон заметил, что мать Уальдо бросала на сына долгие задумчивые взгляды. Интересно, как отреагируют Альтманы, если их сын попросит Нельду выйти за него замуж, а она примет его предложение?
 Он нахмурился, сказав себе, что Нельда слишком молода, «чтобы думать о замужестве. Впрочем, он до сих пор не знал, сколько ей лет.
 Чем раньше он услышит историю ее жизни, тем лучше, решил лорд Харлестон.
 Однако в тот вечер у них не было никаких шансов поговорить наедине, да и в любом случае вниманием девушки полностью завладел Уальдо.
 На следующее утро лорд Харлестон выяснил, что хозяева хотят показать ему ранчо, и они с Уальдо выехали из дома до того, как проснулись женщины.
 К счастью, на этот раз экскурсия не заняла много времени.
 За обедом лорд Харлестон объявил, что завтра они с Нельдой отправляются в Денвер.
 При этих словах на лице Нельды мелькнуло какое-то странное выражение. Лорд Харлестон так и не понял, рада она предстоящему отъезду или предпочла бы остаться с Альтманами.
 Но как бы то ни было, он твердо решил как можно ад скорее добраться с Нельдой в Нью-Йорк, и ему было важно переговорить с ней наедине.
 После обеда, когда все перебрались в гостиную, где стояли удобные кресла, лорд Харлестон обратился к миссис Альтман:
 — Мне хотелось бы поговорить с Нельдой наедине, сказал он. — Есть ли какая-нибудь другая комната, где бы мы могли расположиться?
 — Конечно же, — ответила миссис Альтман. — Например, кабинет. Мы редко им пользуемся.
 Она провела его вниз и открыла дверь в небольшую, но весьма уютную гостиную с деревянными стенами и большим камином.
 У окна стоял письменный стол, но что сразу приковало взгляд Нельды, как только она вошла, так это огромный стеллаж, уставленный томами в кожаном переплете.
 И снова лорд Харлестон предположил, что Альтманы приобрели книги только в декоративных целях.
 Как только миссис Альтман оставила их наедине, Нельда подошла к стеллажу, разглядывая книги с тем же выражением, которое лорд Харлестон видел на лицах других женщин, когда те рассматривают витрины ювелирных магазинов. Эта мысль позабавила его.
 — Книги! — воскликнула девушка. — Теперь самое сложное — решить, какую книгу я успею прочитать до нашего отъезда.
 — Сначала я хотел бы поговорить с вами.
 Нельда неохотно отвела взгляд от книг и опустилась в уютное кожаное кресло.
 Лорд Харлестон сел напротив и начал разговор:
 — Прежде чем я смогу строить какие-то планы в отношении вашего будущего, я должен задать вам несколько простых вопросов, которые могут вам показаться странными.
 Нельда посмотрела на него с любопытством, и лорду Харлестону пришла в голову мысль, что если бы сейчас они встретились впервые, он нашел бы ее очень умной и, как это ни странно, хорошо образованной.
 — Вы говорили мне, что можете читать по-французски, — сказал он. — Поэтому я задумался, как при той жизни, что вы вели с вашим отцом, вы умудрились получить хоть какое-то образование.
 Нельда улыбнулась:
 — Наверное, все это может звучать странно для человека, приехавшего из Англии, но поскольку мама сама получила лучшее образование, чем большинство ее ровесниц, она твердо решила, что у меня должна быть гувернантка, такая же, как была в моем возрасте у нее.
 Лорд Харлестон промолчал, и девушка, слегка смущаясь, продолжила:
 — Иногда бывало очень трудно, но мама учила меня и сама, и куда бы мы ни переезжали, она всегда находила настоящих учителей, которые были только рады возможности заработать дополнительные деньги.
 Лорд Харлестон хранил молчание, и Нельда поспешно добавила:
 — Я знаю, что вы думаете. Конечно, бывали времена, когда мы не могли платить, но тогда мама заставляла меня учить уроки самостоятельно. Она находила для меня учебники и устраивала мне экзамены. И конечно, мы искали и искали книги.
 По тому, как она это говорила, лорд Харлестон понял, что для Нельды в самом этом поиске таились своеобразное очарование и восторг. Это походило на поиск сокровищ. Когда Нельда и ее мать находили нужную книгу, девочка, в отличие от других детей, жадно прочитывала ее, ибо эта книга становилась для нее драгоценной.
 — Безусловно, все это удивительно, — произнес он, — но я должен также спросить вас о вашем возрасте.
 — Мне почти девятнадцать.
 Лорд Харлестон посмотрел па, нее так, будто не мог поверить своим ушам.
 — Я думал, вы гораздо моложе! — воскликнул он.
 Нельда рассмеялась:
 — Папа всегда говорил, что я выгляжу очень юной и ему трудно поверить, что я так давно родилась. Но в одном я уверена, я повзрослею!
 Лорд Харлестон тоже рассмеялся.
 — В этом нет сомнений, а теперь расскажите мне о своей жизни.
 Нельда тихо вздохнула:
 — Как говорила мама, это была странная жизнь, и когда я сказала вам, что у меня никогда не было друзей, я говорила правду.
 — Это так необычно — но почему? — спросил лорд Харлестон.
 — Папа не хотел, чтобы мы общались с жителями тех городков, в которых останавливались, и даже когда мы были в таких местах, как Сан-Франциско или Сент-Луис, мы с мамой ни с кем не знакомились.
 Лорд Харлестон удивленно посмотрел на девушку:
 — Как это возможно? Я не понимаю.
 Нельда опустила глаза.
 — Я знаю, что вы не одобряете папу и то, что он делал деньги, играя в карты, но он и сам себя не одобрял.
 Немного помолчав, лорд Харлестон произнес:
 — Я по-прежнему не понимаю.
 — Папа часто рассказывал, каким несдержанным он был в юности, — сказала Нельда, — и во скольких авантюрах он был замешан. Но когда он встретил маму, все изменилось.
 — Когда они поженились?
 — Перед тем как сесть на корабль, который перевез их через Атлантику.
 Этого ни лорд Харлестон, ни его родственники не знали, но он не прервал Нельду, так что она продолжала.
 — Папа любил маму всем сердцем, он говорил, что хотел бы подарить ей весь мир, потому что она стольким пожертвовала ради него. Но единственное, чем он мог зарабатывать на жизнь, была игра в карты.
 — Вы хотите сказать, он этого стыдился? — уточнил лорд Харлестон.
 — Сначала, наверное, нет, — ответила Нельда, — потому что, когда они были в Нью-Йорке, папа встречался с милыми, достойными людьми. Но потом оказалось, что он слишком хороший игрок для так называемых светских игр, и он присоединился к тому, что известно как» большие ребята «.
 — Я понимаю, что вы имеете в виду.
 — Это произошло уже после того, как я родилась. Папа начал уставать, ему становилось скучно, к тому же он был слишком хорош для тех, с кем играл. Мы переезжали из города в город, пока игроки в новом месте не начинали возмущаться, а тогда уезжали снова. Папа как-то сказал, что про него говорили, будто такие игроки рождаются один на миллион.
 — Уверен, что это правда!
 — Но вы должны понять: у папы не было денег, кроме тех, что он выигрывал. И как только люди начинали отворачиваться от него из-за того, что он так много выигрывал, ему оставалось только искать новую» паству «.
 — Да, я понимаю. Но расскажите мне, как жили вы сами и ваша матушка.
 — Я искренне верю, что отец считал, будто мужчины, с которыми он играет, для нас неподходящие собеседники, поэтому мы ни с кем не встречались и никуда не ходили.
 Только с ним, когда он не был занят игрой.
 — Никогда не слышал ничего подобного! — воскликнул лорд Харлестон. — Должно быть, это была довольно скучая жизнь.
 Нельда улыбнулась и покачала головой:
 — Только если смотреть на это с точки зрения светского человека. Мы с мамой дивно проводили время. Когда мы могли себе это позволить, мы ходили на концерты, в театры, в оперу, посещали музеи и, конечно, всегда искали книги.
 — И вы хотите сказать, — уточнил лорд Харлестон, — что у вас не было друзей среди ровесников?
 — Мне никто не был нужен, — ответила Нельда. — Мама и папа были для меня самыми очаровательными людьми в мире!
 — И все же, хотя вы никогда не встречались с людьми вашего круга, — помолчав, сказал лорд Харлестон, — вам позволялось обрабатывать раны шахтерам и изгоям, чего, как мне кажется, ваш отец не должен был допускать.
 — Он бы и не допустил, если б мог, — признала Нельда, — но мама говорила, что не может игнорировать страдания других людей и проходить мимо них. Когда она решала оказать кому-то помощь, никто, даже папа, не был в силах остановить ее!
 — Ваша повесть — самое изумительное, что я слышал в жизни! — вымолвил лорд Харлестон.
 — Я была уверена, что вы так и подумаете, — ответила Нельда. — Но я очень хочу, чтобы вы поняли: папа делал то, что, по его мнению, было для меня лучше. И что бы вы о нем ни думали, вы, безусловно, не сможете сказать ничего дурного о маме.
 — Конечно же, нет, — признал лорд Харлестон.
 От его внимания не ускользнул вызов, прозвучавший в ее голосе, и он добавил:
 — Теперь, когда вы мне все это поведали, я могу искренне сказать, что уже не осуждаю вашего отца, как осуждал прежде. Я понимаю, что он играл лишь потому, что у него не было других способов заработать деньги.
 — Все же, мне кажется, ему это нравилось, — честно сказала Нельда. — Хотя иногда, когда все шло не так, он повторял:» Как бы я хотел больше не видеть карт! Надо было мне послушаться отца и пойти в священники!«
 Девушка улыбнулась:
 — Тогда мы с мамой начинали смеяться и дразнить его, говоря, что тогда в церковь ходили бы одни только женщины, которые восхищались бы им и думали не о Боге, а о том, как он красив.
 Лорд Харлестон рассмеялся:
 — Уверен, что так бы и было. Помню, когда я был еще ребенком, мне казалось, что ваш отец — самый красивый мужчина, которого я когда-либо видел.
 — Мама тоже была очень красивой, и куда бы мы ни ходили, люди всегда смотрели на них, словно не веря своим глазам.
 — Да, и я вижу в вас их черты, — согласился лорд Харлестон. — Но в Англии вас ждет совсем другая жизнь.
 Помолчав, он продолжил:
 — Вы казались такой юной, когда я увидел вас впервые, что я планировал отправить вас в пансион, но сейчас я вижу, что в этом нет необходимости. Вместо этого я отправлю вас к моим родственникам, и вы станете дебютанткой. Они выведут вас в свет, и, конечно, вы посетите Букингемский дворец и выразите свое почтение королеве.
 Размышляя вслух, он зримо представлял себе, как все это будет.
 Внезапно его мечты оборвал тихий возглас, в котором Лорд Харлестон, к своему удивлению, различил протест.
 Он замолчал, и Нельда быстро проговорила:
 — Пожалуйста… пожалуйста… я не хочу быть… дебютанткой!
 — Почему?
 — Потому что я буду чувствовать себя неуместно.
 — Чего же вы тогда хотите? — резко спросил лорд Харлестон.
 Прошло много времени, прежде чем Нельда тихо произнесла:
 — П-пожалуйста… не могла бы я остаться с вами?
 Лорд Харлестон посмотрел на нее так, словно пытался понять, не ослышался ли он. Убедившись, что не ослышался, он строго произнес:
 — Вы сами должны понимать, что это невозможно.
 — Почему?
 Он улыбнулся и несколько цинично объяснил:
 — Во-первых, потому что я слишком молод, хотя вы, наверное, так не считаете, чтобы присматривать за молодой девушкой. Во-вторых, потому что мне до смерти наскучат те балы, которые вы будете посещать.
 — Я не хочу… ходить на балы… Я хочу учиться… Я хочу ездить верхом… Я была бы более счастлива за городом… в доме, где вы живете… который мне так часто описывал папа.
 — Это невозможно. Нельда!
 Он вскочил и подошел к окну.
 Он не знал, как объяснить девушке, что если он оставит ее у себя, его репутация, которая в каком-то отношении не сильно отличалась от репутации ее отца, безусловно, породит в обществе разные толки об их взаимоотношениях.
 Лорд Харлестон стоял, уставившись на залитую солнцем прерию, не видя перед собой ничего.
 Он не слышал, как подошла Нельда, и вздрогнул, услышав ее голос у себя за спиной.
 — Пожалуйста… пожалуйста, — просила она, — позвольте мне остаться с вами. Я не хочу встречаться с множеством… незнакомых людей, которые… если это родственники папы или мамы… будут ненавидеть меня из-за того, что я их дочь… так же как вы ненавидели меня сначала.
 Лорд Харлестон втянул воздух.
 — Вы очень отличаетесь от того, что я ожидал, — сказал он, — и я обещаю вам проследить за тем, чтобы никто в Англии не относился к вам плохо. Вы Харль, и семья откроет вам свои объятия и будет с вами добра.
 Но, даже говоря это, он знал, что все будет не совсем так.
 Харли, конечно, проявят к ней интерес, как к дочери Красавчика Гарри, но ни они, ни Марлоу никогда не забудут и не простят то, как сбежали ее родители.
 Кроме того, история о карточных играх Гарри в Америке также оставит свой след на их отношении.
 Пока он предавался размышлениям. Нельда дотронулась до его руки:
 — Вчера вы сказали, что я храбрая… но на самом деле я трусиха. Я боюсь… ехать в Англию. Боюсь увидеть своих родственников, и больше всего… боюсь… покинуть вас.
 Будучи человеком умным, лорд Харлестон прекрасно понял, что она чувствует. Может быть, интуиция подсказала ему то, что Нельда не выразила в словах.
 Вполне очевидно, что сейчас, оставшись одна, она боялась других людей, особенно тех, кто станет плохо говорить о ее отце.
 Лорд Харлестон мог себе представить, как она бросится в заранее проигранное сражение, пытаясь защитить честь отца. Только сейчас он осознал, насколько она уязвима, и, несмотря на начитанность, невежественна в отношении людей.
 Конечно, у Нельды возникнут трудности с родственниками, будь то Харли или Марлоу.
 А еще хуже то, что все женщины станут завидовать ее красоте, а мужчины, помня репутацию Гарри, обращаться с ней без должного уважения.
 » Что же мне с ней делать?«— спросил себя лорд Харлестон.
 Ответ был один, и этот ответ ему не нравился.
 За обедом Уальдо так пылко проявлял к Нельде свое внимание, что она даже начала нервничать.
 Наблюдая за ней через стол, лорд Харлестон обнаружил, что может читать ее мысли и ощущать ее чувства.
 Он понимал, что в дальнейшем Нельда вновь и вновь будет вызывать восхищение почти в каждом мужчине, и она не сможет сама с этим справиться.
 Сейчас же он заметил, что Нельда бросает на него долгие взгляды, словно надеясь найти в нем поддержку. Казалось, она уверяет себя, что с ней ничего не случится, потому что он рядом.
 » Было бы ошибкой позволить ей так полагаться на меня «, — подумал лорд Харлестон.
 Но из-за той странной, невероятно одинокой жизни, которую она прежде вела, теперь, после смерти отца и матери, у Нельды никого не осталось.
 Все, что символизировало для нее стабильность, рухнуло в один момент, и сейчас девушка хваталась за него, как цепляется тонущий за дощечку в бурном море.
 » Мне нужно что-то делать с ней «, — решил лорд Харлестон, не имея ни малейшего понятия, что же можно сделать.
 После ужина миссис Альтман сказала ему:
 — Очень жаль, ваша светлость, что вы вынуждены покинуть нас так скоро. Я знаю, вы собираетесь отправить Нельду в Англию, но я все думаю, а не будет ли она более счастлива здесь, в Америке, и если так, не могла бы она жить с нами? Она бы была хорошей подругой Матти, девочкам будет весело вдвоем.
 Лорд Харлестон счел, что это было бы очень неплохо, но, благодаря миссис Альтман за ее предложение, он увидел ужас в глазах Нельды и понял, что девушка не выдержит даже мысли о том, что он оставит ее с Альтманами, какими бы приятными людьми они ни были.
 Отправившись спать и не имея возможности переговорить с Нельдой наедине, лорд Харлестон не мог заснуть.
 Он лежал без сна, пытаясь найти решение задачи, которой стала для него эта девушка. Как неожиданно ее трудности заполнили его мысли, вытеснив его собственные беды!
 » В одном я уверен: она не может странствовать со мной по Америке «, — подумал он.
 И поразился, что даже позволил себе рассматривать такую возможность. Что бы он делал с молодой девушкой, с которой у него нет никаких общих интересов?
 И все же лорд Харлестон понимал, что Нельда не похожа ни на одну из девушек или женщин, которых он прежде встречал.
 Оглядываясь назад на прожитую жизнь, он понял, что одна из причин, почему он так быстро уставал от любовных связей, состояла в том, что он всегда заранее знал все, что сейчас скажет или сделает его очередная пассия.
 Он предугадывал ее ответ на любой вопрос, и никогда не мог беседовать со своими женщинами так, как беседовал с друзьями.
 А с Нельдой ему было о чем поговорить. Она знала столько же, сколько и он, а в некоторых областях явно его превосходила.
 Когда ей удавалось избежать бесед с Уальдо, девушка говорила с г-ном Альтманом о выращивании скота, причем рассуждала весьма разумно и явно со знанием дела.
 Она обсуждала поиски золота и серебра в горах и, что еще более удивительно, политическую ситуацию в Америке и в других частях света.
 Лорд Харлестон уже знал, что г-н Альтман старается попасть в Конгресс, и, оседлав любимого конька, уже не мог остановиться, говоря о политических веяниях, идущих из Белого дома.
 Лорд Харлестон чувствовал себя в этих вопросах неуверенно, он никогда не изучал во всех деталях американскую политику.
 Нельда же знала не только, что нужно сказать, чтобы поддержать г-на Альтмана в его защите своей политики, но даже озадачила его по некоторым вопросам так, что тот рассмеялся.
 В конце концов г-н Альтман заметил, что если Нельда продолжит в том же духе, то, несомненно, станет первой женщиной, избранной в Конгресс.
 » Она хорошо образованна и очень умна «, — признал лорд Харлестон.
 Но это лишь усложняло задачу, а никак не облегчало.
 Будь Нельда глупой, послушной, как корова, она согласилась бы на любое его предложение с благодарностью и без всяких вопросов.
 А сейчас он был полностью уверен, что Нельда станет отчаянно сопротивляться, чтобы не дать ему отправить ее в Англию, как ненужную посылку.
 Переворачиваясь с бока на бок, лорд Харлестон снова и снова задавал себе вопрос:» Что я должен сделать? Что я могу сделать?«
 Неожиданно, так явно, будто она лежала рядом с ним, он увидел перед собой спящую Нельду, темные ресницы на бледной коже, совершенный изгиб губ, чуть приоткрытых, будто ждущих поцелуя.




 Глава 7


 Лорд Харлестон одевался, отдавая распоряжения одному из слуг Альтманов по упаковке его вещей.
 Ему недоставало Хиггинса больше, чем он хотел признать, и лорд Харлестон подумал, что в Нью-Йорке он постарается непременно найти камердинера-англичанина.
 Тот американец, что помогал ему, был практически бесполезен.
 К счастью, Хиггинс не распаковывал большую часть чемоданов, так что оставалось только убрать ту одежду, которую лорд Харлестон носил до поездки на ранчо.
 Он как раз застегивал запонку, когда в дверь постучали.
 Не дождавшись ответа, в комнату заглянул Уальдо.
 — Могу ли я поговорить с вами? — спросил юноша.
 — Да, разумеется, — ответил лорд Харлестон.
 — У вас еще много времени. Папа отдал распоряжения, чтобы к поезду подцепили вагон, принадлежащий компании.
 — Весьма любезно с его стороны, — кивнул лорд Харлестон.
 Ему, безусловно, будет приятно путешествовать так, как он привык в Англии, в личном вагоне.
 Но Уальдо уже его не слушал. Он жестом показал слуге, чтобы тот удалился, и, оставшись с лордом Харлестоном наедине, быстро произнес:
 — Я хочу поговорить с вами.
 — О чем?
 — О Нельде.
 Лорд Харлестон напрягся.
 Он уже понял, что собирается сказать Уальдо, и пытался придумать достойный и верный ответ.
 Молодой человек был явно смущен. Какое-то время он беспокойно метался по спальне, затем наконец решился:
 — Я хочу жениться на ней!
 Не отводя взгляда от запонок, лорд Харлестон медленно проговорил:
 — Я подозревал, что вы, возможно, об этом думаете.
 — Она — самый прекрасный, восхитительный человек из всех, что я встречал за всю жизнь! — воскликнул Уальдо. — Я никогда не видел никого, на нее похожего.
 Лорд Харлестон мысленно добавил, что он так же искренне может сказать это и о себе, но промолчал, ожидая, что еще скажет Уальдо.
 — Я хотел бы убедить вас остаться подольше, но если вы решительно настроены уехать в Нью-Йорк, я хотел бы последовать за вами завтра или послезавтра.
 Лорд Харлестон отвернулся от зеркала и посмотрел на молодого человека.
 Тот, безусловно, выглядел привлекательным. У него были честные, открытые манеры, но лорду Харлестону он казался слишком молодым и несколько неопытным, неоперившимся.
 В то же время Нельда и сама была молода.
 Будет ли такой брак удачным? В любом случае его проблему в отношении Нельды этот брак, без сомнения, разрешит.
 Осознав, что Уальдо с нетерпением: ожидает его реакции, лорд Харлестон спросил:
 — Вы говорили об этом с Нельдой?
 — Я пытался поговорить с ней вчера, — ответил юноша, — но она была очень замкнута и, как мне кажется, смущена.
 Лорд Харлестон подумал. Что слово» смущена» легко можно заменить на «испугана».
 Он видел глаза Нельды в те моменты, когда Уальдо разговаривал с ней, и был абсолютно уверен, что из-за той странной жизни, которую она прежде вела, у Нельды не было никаких знакомств с мужчинами, пытавшимися завоевать ее любовь.
 С ним она держалась легко и свободно, но лорд Харлестон прекрасно понимал, что Нельда воспринимает его лишь как надежного друга и защитника, а импульсивность Уальдо могла ее напугать.
 Вслух же он произнес:
 — Нельда очень молода, к тому же я узнал, что ее отец держал ее вдали от всех тех, с кем он общался. У нее совсем не было друзей, и мне кажется, должно пройти какое-то время, прежде чем она привыкнет к мысли о замужестве.
 — Именно поэтому я и хотел, чтобы она осталась здесь и смогла бы привыкнуть ко мне, — ответил Уальдо, — но это будет довольно затруднительно.
 Что-то в его голосе насторожило лорда Харлестона:
 — Что вы хотите сказать?
 На мгновение ему показалось, что Уальдо не ответит, но после явных сомнений, тот пояснил:
 — Не думаю, что мои родители будут рады…
 Лорд Харлестон удивился. Госпожа Альтман была по отношению к Нельде добра и заботлива, а господин Альтман явно выражал ей сочувствие. Лорд Харлестон считал, что они искренне привязались к девушке.
 — Вы обсуждали это с ними? — поинтересовался он.
 — Да, я сказал им о своем намерении вчера, после того как Нельда ушла спать.
 Лорд Харлестон вспомнил, что он и сам отправился спать накануне довольно рано, так что у Уальдо была возможность поговорить со своей семьей наедине.
 — Я бы хотел знать, что сказал ваш отец.
 И снова Уальдо замялся. Наконец он ответил:
 — Полагаю, мне лучше быть с вами откровенным. Мой отец отнюдь не одобряет моего намерения жениться на дочери Красавчика Гарри.
 Лорд Харлестон замер.
 Он понимал, что мог ожидать от г-на Альтмана такой реакции, но он гордился своей семьей, и потому ему казалось невероятным, что кто-нибудь мог не чувствовать себя польщенным от перспективы породниться с девушкой по фамилии Харль.
 — Он сказал, — продолжил Уальдо, — что Нельда — самая красивая девушка, которую он когда-либо видел, и что она ему нравится, но он не думает, что ее примут в светских кругах Денвера.
 Лорд Харлестон был удивлен. Он воспринимал Денвер в основном как шахтерский городок. Впрочем, он читал, что население здесь выросло, и собственными глазами видел новые огромные особняки.
 Однако ему никогда не приходило в голову, что так же, как в Англии и других странах Европы, в Денвере уже сложились высшие и низшие слои общества, и первые станут очень тщательно отбирать тех, кого они допустят в свой круг.
 Будто читая его мысли, Уальдо пояснил:
 — Некоторые новички, будь они даже богаты, как Крез, все равно остаются в стороне. Они делают все возможное, чтобы их приняли, и все же ничего не могут добиться.
 — То есть вы хотите сказать, — уточнил лорд Харлестон, — что ваш отец не считает Нельду Харль подходящей для вас партией.
 Он не смог сдержать сарказма, но Уальдо, казалось, ничего не заметил.
 — А, па со временем смирится, — небрежно проговорил он. — Сейчас его больше занимают его дела с Конгрессом.
 — А я бы скорее подумал, что, учитывая, как много Нельда знает об американской политике, она могла бы оказаться ему полезной! — заметил лорд Харлестон.
 Он не понимал, почему так агрессивно защищает Нельду, но знал, что был сильно раздражен известием о том, что г-н Альтман считает Нельду недостаточно хорошей для своего сына.
 Уальдо не ответил, и лорд Харлестон спросил:
 — А что считает ваша мама?
 — Лучше мне этого вам не говорить, — не сразу ответил Уальдо.
 — Раз уж мы решили быть друг с другом откровенными, мне хотелось бы на правах опекуна Нельды знать правду.
 Переминаясь с ноги на ногу, засунув руки глубоко в карманы, Уальдо выглядел очень смущенным.
 — Вам это не понравится, — выдавил он наконец.
 — И все же я готов выслушать, — настаивал лорд Харлестон.
 — Мама очень старомодна, так что вы не должны осуждать ее, — сказал Уальдо, чувствуя себя еще более неуютно, — но она думает, что раз вы более или менее скомпрометировали Нельду, проведя ночь наедине с ней на той ферме, то если кто и должен на ней жениться, так это вы!
 Если бы Уальдо выстрелил из пистолета, лорд Харлестон и то не был бы более удивлен.
 Ведь их ночевка на ферме была единственно возможным решением после той ужасной трагедии, после того как они сбежали от индейцев, и лорд Харлестон даже на мгновение не мог подумать, что кто-то увидит дурное в том, что они с Нельдой нашли убежище на ночь под одной крышей.
 Конечно, если бы госпожа Альтман знала, что они спали в одной постели, он смог бы понять ее отношение.
 Лорд Харлестон не смог сдержать раздражения:
 — За всю свою жизнь я не слышал большей чепухи!
 Нельда и я только что избежали смерти, более того, был индеец, который пробрался в дом, когда мы туда пришли.
 При таких обстоятельствах я не вижу, что еще мы могли сделать, кроме как возблагодарить Бога за то, что остались живы!
 — Я понимаю, я, конечно же, понимаю! — примиряюще воскликнул Уальдо. — Но вы же знаете женщин! Я даже не думаю, что мама сама это придумала. Просто слуги постоянно шептались о том, какая Нельда красавица, а вы — лорд… и прочая подобная чушь.
 — Слухи! Слухи! — презрительно бросил лорд Харлестон. — Вот что я действительно ненавижу — так это женщин, которым нечем заняться, кроме как очернять собственный пол!
 Он вспомнил, что причина, по которой принц Уэльский повелел ему жениться на Долли, состояла в том, что он, как предполагалось, нанес ущерб ее репутации.
 Но у принца были причины так думать, в то время как там, где дело касалось Нельды, все было совсем иначе.
 Он взял с кресла свой плащ и накинул на себя так, словно облачался в доспехи, готовясь ринуться в бой.
 — Я не хотел огорчать вас, — сказал Уальдо, — но вы настаивали, чтобы я рассказал вам о реакции родителей.
 — Да, это так, — признал лорд Харлестон, — и думаю, что я должен был этого ожидать, хотя мне никогда не приходило в голову, что кто-то может так думать, особенно о Нельде.
 — Они думают не о Нельде, — возразил Уальдо, — а обо мне!
 Это было очевидно, и лорд Харлестон понял, что был излишне агрессивен.
 — Я лишь хочу спросить у вас, — продолжил Уальдо, — как я могу снова встретиться с Нельдой. Как долго вы намерены пробыть в Нью-Йорке?
 — Я еще не решил. Как вы знаете, в первую очередь надо будет купить ей соответствующий гардероб, и я чрезвычайно благодарен вашей сестре за то, что она предоставила Нельде кое-какую одежду.
 — На это в любом случае уйдет время, — подсчитал Уальдо. — А если я присоединюсь к вам, позволите ли вы мне видеться с ней как можно чаще?
 Это был тот вопрос, на который лорду Харлестону не хотелось отвечать, поэтому, оттягивая время, он сказал:
 — Я думаю, что, прежде чем я смогу давать какие-то обещания от имени Нельды, мне следует обсудить это с ней. Именно она решит, желает ли она еще видеться с вами, и на правах ее опекуна я хочу четко прояснить следующее: я никогда не буду силой заставлять ее выйти замуж, если сама она этого не пожелает.
 — Я добьюсь того, что она полюбит меня! — воскликнул Уальдо. — Конечно, сейчас она под вашей опекой, но она всегда жила в Америке, и я не верю, что она действительно хочет поехать в Англию.
 — Но она англичанка.
 — Да, конечно, но я уверен: она чувствует, что ее место здесь.
 Уальдо говорил так решительно, что лорду Харлестону показалось, будто он пытается убедить себя в справедливости собственных слов. Видимо, молодой человек не слишком уверен в том, что Нельда будет готова выйти за него замуж, и в глубине души подозревает, что девушка не любит его.
 Лорд Харлестон направился к двери, собираясь спуститься к завтраку, но Уальдо продолжал говорить, глядя в окно:
 — Я встречался со многими девушками, но никогда ни к кому не испытывал того, что чувствую сейчас.
 — Вы еще очень молоды, — сказал лорд Харлестон, — было бы ошибкой жениться так скоро.
 — Это не ошибка, когда уверен, что встретил свою любовь, — возразил Уальдо. — Все, что меня интересует, ваша светлость, будете ли вы мне помогать?
 — Я уже сказал, все зависит от Нельды, — ответил лорд Харлестон.
 Уальдо беспомощно развел руками.
 — Полагаю, это лучшее, что вы можете сделать. Мне лишь остается надеяться, что, когда я приеду в Нью-Йорк, Нельда будет более благосклонна, чем сейчас.
 Лорд Харлестон уже сказал все, что считал нужным, а потому он отворил дверь со словами:
 — Насколько я понял вашего отца, он посылает с нами большой эскорт.
 — Двадцать ковбоев, считающихся лучшими стрелками прерий, — подтвердил Уальдо.
 Лорд Харлестон невольно потянулся к карману, проверяя, на месте ли пистолет. Итак, двадцать один — в Англии он считался выдающимся стрелком.
 Теперь, после того как Уальдо рассказал ему о своих чувствах к Нельде и о реакции его родителей, лорду Харлестону чудилась в поведении Альтманов некая сдержанность, которой прежде он не замечал. Видимо, они были рады его отъезду.
 Нельда в дорожном костюме выглядела восхитительно, и лорд Харлестон, глядя на нее, мог лишь посочувствовать Уальдо.
 Молодой человек казался очень несчастным, и хотя его отец сказал, что для него есть работа на ранчо, Уальдо настоял на том, чтобы сопровождать лорда Харлестона с Нельдой в Денвер.
 — Не вижу никакого смысла ехать туда на одну ночь, — резко заметила его мать.
 — А, не волнуйся, ма! — ответил Уальдо. — Со мной все будет в порядке.
 Миссис Альтман поджала губы, будто боялась, что сейчас скажет что-то, о чем впоследствии будет жалеть.
 Лорд Харлестон подумал, что она не только расстроена из-за чувств Уальдо к Нельде, но и, как любая мать, беспокоится о сыне, который подвергает себя опасности.
 Несмотря на эскорт, всегда существовала опасность еще одного нападения индейцев.
 Однако это путешествие закончилось гораздо быстрее, потому что на сей раз их не задерживали фургоны, и прошло без всяких приключений.
 Индейцы не появлялись, прерии выглядели восхитительно при свете дня, а горы с белоснежными вершинами показались лорду Харлестону самым прекрасным зрелищем, которое он когда-либо видел.
 Они въехали в Денвер и по пути к железнодорожной станции снова увидели громадные особняки с безумным смешением стилей и улицы, заполненные прохожими и колясками.
 Они стояли на станции, ожидая, пока подойдет бесконечно длинный поезд. На землю опускались сумерки, солнце клонилось к закату.
 К удивлению лорда Харлестона, частный вагон животноводческой компании «Прери» ничем не уступал частным поездам и вагонам, в которых он путешествовал 6 Англии.
 Там были одна большая спальня и две маленькие и гостиная с удобными креслами. Вышколенный слуга подавал путникам еду.
 Еще в вагоне имелся, как гордо указал Уальдо, маленький бар, где можно было найти любой напиток.
 Зная о чувствах Уальдо, лорд Харлестон подумал, что нужно предоставить ему возможность попрощаться с Нельдой наедине.
 Он намеренно оставил молодых людей в гостиной, а сам прошел к двери вагона и стоял, наблюдая за суматохой вокзала.
 Он видел пассажиров, дерущихся за места, перепуганных собак в намордниках и на поводках, огромное количество багажа, почтовых мешков, загруженных в дополнительный вагон.
 Не прошло и минуты, как к нему присоединилась Нельда.
 — Люди на железнодорожных станциях всегда кажутся такими… возбужденными, — сказала она каким-то странным, тихим голосом. — Папа всегда говорил, что это из-за того, что они… боятся… поездов.
 Даже не глядя на нее, лорд Харлестон понял, что она напугана, и, отвернувшись от двери, прошел в гостиную.
 Уальдо стоял посреди комнаты, на его лице застыло сердитое и хмурое выражение, и лорд Харлестон подумал, что, какие бы слова он ни сказал Нельде, она, без сомнений, не ответила на них так, как он надеялся.
 — Прощайте, Уальдо, — сказал он, — и спасибо за то, что так хорошо развлекли меня. Когда увидите Дженни Роджерс, передайте ей мой поклон.
 Уальдо усмехнулся:
 — Передам, будьте уверены! Готов поспорить, она будет сожалеть, что больше не увидит вас.
 — Скажите ей, что я буду с нетерпением ожидать продолжения нашего знакомства во время моего следующего приезда в Денвер.
 Лорд Харлестон говорил самые обычные слова, но по лицу Уальдо, он понял, что тот подумал, будто лорд Харлестон хочет сказать, что Нельда когда-нибудь выйдет за него замуж. Тогда лорд Харлестон будет приезжать в Денвер навещать ее.
 Уальдо протянул руку к Нельде.
 — До свидания. Нельда, — сказал он. — Помните, что я сказал вам.
 Она тихо прошептала, не глядя на него:
 — Я… буду… помнить.
 — Ну что же, берегите себя.
 Уальдо посмотрел на девушку долгим взглядом, затем импульсивно протянул руки, обнял ее за плечи и поцеловал сначала в одну щеку, потом в другую.
 — Я люблю вас! — воскликнул он. — Не забывайте об этом!
 Тут раздался сигнал к отходу поезда, и юноша спрыгнул на платформу.
 Поезд тронулся, Уальдо побежал рядом с вагоном. Наверное, он надеялся, что Нельда подойдет к окну и помашет ему ручкой.
 Он и сам махал рукой, пока облака дыма не закрыли станцию, а с ней и Уальдо.
 Поезд сильно трясло, и лорд Харлестон опустился в кресло.
 — Советую вам снять шляпку и устроиться поудобнее, — сказал он Нельде. — У нас впереди долгий путь.
 — Да… конечно, — согласилась она.
 Нельда прошла в другую половину вагона, и лорд Харлестон слышал, как она говорит со слугой, вносившим в спальни багаж, который понадобится им во время путешествия.
 Позже он обнаружил, что девушка заняла маленькую спальню, предоставив ему большую.
 Но сейчас он думал о том, что, глядя, как Уальдо целует Нельду, испытал некое странное чувство, отличное от всего, что он испытывал ранее.
 Это было настолько неожиданно, что лорд Харлестон на какое-то мгновение убедил себя, что ему показалось, И все же он знал: его первым побуждением было желание оттолкнуть молодого человека за то, что тот прикоснулся к Нельде. Второе же, что он ощутил, было для него уже совсем ново и непривычно. Да-да, это была ревность!
 Сидя в одиночестве, пока поезд набирал ход, лорд Харлестон был вынужден признаться себе: то чувство, что он испытывал к Нельде, было новым и в то же время чем-то знакомым.
 Это казалось невероятным, но, когда она стояла у окна, глядя, как удаляется из виду станция, сердце лорда Харлестона непривычно колотилось, а в висках пульсировала кровь.
 В тот момент ему хотелось обнять Нельду, прижать к себе, сказать, что ей нечего бояться, что он защитит ее от Уальдо и всех других мужчин, которые посмеют приблизиться к ней.; у Он даже не позволит им к ней подойти!
 Сначала лорду Харлестону казалось, что он беспокоится только о ней, но потом он понял, что на самом деле думает о себе.
 — Это не может быть правдой! — сказал он.
 Как могла эта девочка, которую он выкупил за деньги, одна мысль о которой вызывала в нем неприятие, внезапно стать для него самой желанной на свете, отогнав все размышления о том, сколько с ней связано неприятностей и хлопот?
 А ведь об этом — о новых заботах и неприятностях — он постоянно думал до того момента, пока Нельда не зарыдала у него на плече, когда смолкли воинственные вопли индейцев.
 И в этот миг ему сразу захотелось утешить ее, защитить, сразиться за нее.
 Он помнил шелк ее волос, помнил ее отвагу, которой восхищался больше, чем мог выразить словами, помнил, как она вытерла слезы и отправилась с ним, рука об руку, в поисках безопасного ночлега.
 А потом — с решимостью, которая вновь поразила его, — Нельда спасла ему жизнь.
 Даже тогда, оценив весь ужас ситуации, она не заплакала и не впала в истерику, и только позже, когда страх стал слишком велик, чтобы бороться с ним в одиночку, пришла к нему за помощью.
 Когда он лежал подле нее в темноте, то еще не осознавал, что, когда она положила руку ему на ладонь, он впервые испытал истинную любовь.
 Нет, он не распознал, что стремление уберечь ее от всех бед и чувство восторга, заставлявшее его бодрствовать, пока она безмятежно спала рядом с ним, словно дитя, было любовью в совершенно ином смысле. И этого чувства он прежде не знал.
 «Как я мог догадаться, как мог хотя бы предположить, что я полюблю женщину, настолько неискушенную в той жизни, которую я всегда вел, что мне придется объяснять ей все, будто я учитель, разъясняющий малому дитяти, как писать и читать?»— спросил он себя.
 Из соседней комнаты раздался нежный голос Нельды, и Лорд Харлестон вдруг подумал, что будет очень увлекательно рассказывать ей о жизни в Харлестон-парке и Лондоне, но — и это самое главное — он не мог представить себе ничего более захватывающего и возбуждающего, чем учить ее любви.
 Он вспомнил, что Уальдо говорил то же самое.
 «Я научу ее любить меня», — сказал молодой человек.
 Физической болью отозвался у него в сердце вопрос, не получится ли так, что вместо того, чтобы полюбить его, Нельда испугается, когда из защитника и хранителя, занявшего в ее жизни место отца, он превратится в мужчину, стремящегося стать ее возлюбленным.
 Он знал очень многих женщин и ни на миг не мог представить себе, что та, к которой он проявит истинные чувства, может не ответить на его ухаживания.
 На самом деле все всегда бывало наоборот, именно женщина первой показывала, что она его желает, а он чаще всего не отвечал на чувства и отворачивался от очевидного недвусмысленного приглашения.
 «А что, если Нельда отвернется?»— спросил себя лорд Харлестон.
 Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным и неуверенным.
 Лорд Харлестон был опытным в отношениях с женщинами, а в случае с Нельдой, можно сказать, даже обладал какой-то мистической интуицией.
 Когда девушка вернулась в гостиную, он почувствовал, что она все еще расстроена и взволнована из-за Уальдо.
 Нельда села напротив него за маленький столик, и слуга тут же начал подавать ужин.
 Ужин был великолепен, но лорд Харлестон не чувствовал голода.
 Каждый раз, когда он смотрел на Нельду, сердце подпрыгивало у него в груди, и лишь усилием воли он удержал себя, чтобы не напугать ее словами, которые сказал бы любой другой женщине в подобных обстоятельствах.
 Ни слова не говоря, он сидел и смотрел на нее.
 Наконец он заметил, что Нельда постепенно расслабляется. Страх уступил место удовольствию от того, что она осталась с ним наедине и может слушать все, что он ей расскажет.
 Постепенно завязалась беседа. Они говорили об Альтманах, о том, как эти люди милы и добры, и лишь после того, как со стола убрали все блюда, Нельда сказала:
 — Какое счастье ехать с вами в Нью-Йорк! У меня такое чувство, будто это начало… приключения.
 — Я и сам так подумал, — ответил лорд Харлестон. — И если это счастье для вас. Нельда, то в такой же степени это счастье и для меня.
 Она недоуменно посмотрела на него и переспросила:
 — Вы… уверены? Я думала, что, может быть… если бы меня не было с вами… вы бы предпочли остаться и посмотреть горы и рудники.
 — Я лучше буду с вами, — спокойно сказал лорд Харлестон и увидел, как заблестели ее глаза.
 Помолчав немного. Нельда задала вопрос, который, как догадался по ее голосу лорд Харлестон, очень ее беспокоил:
 — Как долго мы… будем в Нью-Йорке?
 — Достаточно долго, — ответил он. — Не забывайте, я должен купить вам целый гардероб.
 Она облегченно выдохнула, и он понял, что это именно тот ответ, которого она ждала. Наверное, Нельда боялась, что он немедленно отправит ее в Англию.
 — Пока вы не закончите с покупками, — продолжил он, — не думаю, что стоит встречаться с друзьями, которые у меня есть в городе.
 Именно это объяснение он подготовил для Нельды.
 На самом же деле лорд Харлестон боялся, что тот факт, что он живет с ней в одном доме, дурно отразится на ее репутации.
 Сначала, после того что рассказал Уальдо, лорд Харлестон решил, что ему придется положиться на гостеприимство Вандербильтов. Но при расставании г-н Альтман разрешил эту трудность.
 — Я думаю, ваше сиятельство, — сказал он, — что вы не захотите ехать с Нельдой в гостиницу, поэтому я распорядился, чтобы вам была предоставлена квартира, которую держат для меня и директоров животноводческой компании «Прери».
 — Чрезвычайно любезно с вашей стороны! — воскликнул лорд Харлестон.
 — Вам там будет удобно. Там есть слуги, которые присмотрят за вами, — продолжил г-н Альтман. — Можете оставаться там, сколько пожелаете.
 Лорд Харлестон снова поблагодарил г-на Альтмана.
 Для него это был воистину божественный подарок: ведь лорд Харлестон не хотел, чтобы он или Нельда стали предметом очередной сплетни.
 Теперь же он радовался этому совсем по другой причине: девушка полностью принадлежала ему.
 Он прекрасно понимал, что если бы они поехали к Вандербильтам, миссис Альва немедленно принялась бы устраивать один светский вечер за другим. Ужины, танцы и балы давались бы в их честь, и у него не было бы никакой возможности побыть с Нельдой.
 «Я хочу, чтобы она была только со мной», — поду» мал он.
 Глядя на нее через стол, он внезапно с удивлением осознал, что в самый неожиданный момент нашел ту женщину, которую хотел бы назвать своей женой.
 Когда Нельда ушла спать, лорд Харлестон остался в гостиной, размышляя о ней.
 А еще он думал о том, что никто, кроме, возможно, Роберта, не поймет, что Нельда воплощает собой то, что он хотел видеть в своей жене. Впрочем, сначала он и сам этого не понял.
 То, что его жена, должна быть красавицей, было несомненно, но в своей разгульной, беспутной жизни он никогда не задумывался о том, что женщина, на которой он женится, будет чиста и невинна.
 Он настолько привык к страстным любовным связям с женщинами, которые всегда вздыхали, говоря:
 «Если бы мы могли пожениться, Селби, это был бы идеальный брак, и я никогда не позволила бы вам взглянуть на другую женщину».
 Слушая эти слова, лорд Харлестон всегда думал, что весьма сомнительно, чтобы какая-то одна женщина смогла бы удовлетворить его, и что вскоре после свадьбы он все равно начнет осматриваться в поиске новых развлечений и, безусловно, новых женщин.
 Но — словно это подсказал какой-то внутренний голос — он знал, что его брак с Нельдой будет не похож на те браки, которые он наблюдал в окружении Мальборо-Хауса.
 Не будет никаких романов, никаких тайных свиданий.
 Не будет надушенных записок, не будет соседних спален в загородных особняках, ни в коем случае — он не станет приглашать в свой дом таких мужчин, каким он был сам, мужчин, которые, без сомнения, захотят соблазнить столь очаровательную женщину, как Нельда.
 «Я люблю ее! Она — моя!»— наконец-то признался он себе яростно и решительно.
 Лорд Харлестон ушел в спальню, но и там долго лежал без сна, прислушиваясь к мерному перестуку колес, которые, казалось, вторили стуку его сердца:
 — Я люблю ее! Я люблю ее!
 Утром, одевшись, лорд Харлестон вошел в гостиную и обнаружил, что завтракать он будет в одиночестве.
 — Я заглянул к молодой леди, ваша светлость, — объяснил слуга, — но она спала так сладко, что я не решился ее будить.
 — Вы правильно поступили, — похвалил его лорд Харлестон.
 Он понимал, что, если Нельда выспится, это только пойдет ей на пользу.
 Хотя она и была такой храброй, хотя и нашла в себе силы вести себя как ни в чем не бывало, но горе, которое она испытывала из-за гибели родителей, и те беды, с которыми она столкнулась, любого бы выбили из колеи, не говоря уже о молоденькой девушке.
 «Сон — лучший целитель», — вспомнил он слова матери.
 Лорд Харлестон подумал, что Нельде как раз необходимо лечение, — и сон принесет гораздо больше пользы, чем любые слова сочувствия или лекарство врача.
 Она проснулась только ближе к вечеру.
 Когда Нельда вышла в гостиную с нежным румянцем на щеках, с глазами, все еще полусомкнутыми дремотой, она выглядела такой милой, что лорду Харлестону пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не обнять ее.
 — Я прошу прощения, — сказала она.
 — Вам не за что извиняться, — улыбнулся он.
 — В жизни еще не спала так долго. Мне казалось, что я плыву в небе на облачке, а сейчас у меня такое чувство, будто за это время пролетели столетия, и я их пропустила.
 — Вы ничего не пропустили, — заверил он, — разве что тоскливый пейзаж за окном.
 Нельда тихо засмеялась и села напротив него.
 — Когда я раньше ехала этой дорогой, — молвила она, — я все думала, какая же она огромная, эта Америка. Очень, очень огромная.
 — А Англия вам покажется очень-очень маленькой, — проговорил лорд Харлестон.
 Он увидел, как сверкнули из-под ресниц ее глаза, словно ее напугала мысль о поездке в Англию, и поспешно добавил:
 — Но мы туда поедем еще не скоро, и у нас будет предостаточно времени вместе повосхищаться американскими масштабами.
 Он увидел, как изменилось ее лицо при слове «мы».
 Они немного помолчали, а потом Нельда сказала:
 — А не могли бы мы быть вдвоем… Вы и я?
 — Именно этого мне бы хотелось, — ответил лорд Харлестон, — но, как я понимаю, у Уальдо есть другие соображения на этот счет.
 — Я… не хочу… видеть его.
 Казалось, слова сами соскользнули у нее с языка, а она не смогла сдержать их.
 — Почему вы так говорите? — спокойно спросил лорд Харлестон.
 Нельда опустила глаза, уставившись на свои руки, сцепленные на столе. Она тщательно подбирала слова.
 — Он… он говорил мне вещи, которые мне… не нравились.
 — Какие вещи?
 — Он сказал, что он… любит меня и что я должна… выйти за него замуж.
 А потом — очень испуганно — переспросила:
 — Я же не должна выходить за него замуж, ведь правда? Вы же не… заставите меня?
 — Давайте сразу все проясним, — ответил лорд Харлестон. — Вот мое обещание, Нельда. Я никогда не заставлю вас выйти замуж, если вы сами того не пожелаете.
 — Вы правда обещаете?
 — Я никогда не нарушал своего слова, и у меня нет ни малейшего желания выдавать вас замуж за Уальдо Альтмана или за кого бы то ни было в настоящий момент.
 Он чуть не добавил: «кроме меня», но понял, что еще слишком рано говорить об этом.
 Нельда посмотрела на него, и ее глаза засияли, будто в них зажегся свет.
 — Теперь я счастлива! — воскликнула она. — Я все время боялась, очень боялась, что вы захотите выдать меня замуж за Уальдо, ведь это такой удобный способ… избавиться от меня.
 Лорд Харлестон почувствовал себя пристыженным.
 — Забудьте о нем! — попросил он. — Вам нет нужды видеться с ним, если вы сами не хотите. Но, Нельда, вы должны помнить, что вы очень красивы, и поэтому всегда будут находиться мужчины, которые станут вам это твердить.
 — Я не хочу… слушать их.
 — Но в один прекрасный день вы влюбитесь, — настаивал лорд Харлестон.
 — Это будет так же, как и у папы с мамой, — протянула она, — так что это совсем… другое.
 — Ну разумеется, — согласился лорд Харлестон, — и я думаю, что та истинная любовь, которая была между вашими родителями, это именно то, что все мы ищем в жизни.
 — Вы понимаете! Вы действительно понимаете! — воскликнула Нельда. — О, как я рада!
 — Конечно, я понимаю, — проникновенно произнес лорд Харлестон, — потому что это именно то, что ищу я сам.
 Его взгляд был прикован к лицу Нельды, словно он надеялся прочесть хоть какой-то отклик.
 Но Нельда лишь сказала:
 — Ax, я надеюсь, что вы найдете ее, хотя, может быть, и придется искать очень долго. Папа говорил, что он много лет думал, будто никогда не познает настоящую любовь, пока наконец не встретил маму.
 — Раньше у меня были совершенно неверные представления о ваших отце и матери, — признался лорд Харлестон. — Но теперь, после того как вы рассказали мне, как счастливы они были вдвоем и как упорно работал ваш отец, пусть даже и за карточным столом, чтобы получить деньги для вас и вашей матери, я начинаю понимать их.
 Он помолчал, зная, что Нельда внимательно слушает, а потом продолжил:
 — Любовь, которую они испытывали друг к другу, стоила изгнания из Англии, потери родственников, друзей, всего, что имело значение для вашего отца в пору, когда он был молод.
 Нельда улыбнулась, и лорд Харлестон подумал, что изгиб ее губ — самое милое, что он видел в жизни.
 — Как бы я хотела, чтобы папа мог слышать ваши слова! — воскликнула она. — Он часто тосковал по Англии и особенно по дому, в котором вы жили. Он говорил, что дом — центр семьи, и пока он стоит на земле, Харли всегда знают, что есть место, которому они принадлежат, и где, когда настанет час, они хотели бы… умереть.
 Нельда грустно посмотрела на лорда Харлестона и добавила:
 — Папа всегда сочувствовал индейцам. Он говорил, что с ними поступают плохо и несправедливо. Наверное, ему никогда не приходила в голову мысль, что он может… умереть от их руки.
 — Когда мы вернемся домой, — нежно сказал лорд Харлестон, — мы установим в память о ваших родителях плиту в церкви Харлестон-парка, где крестили и отпевали стольких наших родственников.
 — Это было бы чудесно! — воскликнула Нельда. — Благодарю вас! Я знаю, что маме и папе будет очень приятно.
 Она говорила так, словно ее родители узнают об этом, и лорд Харлестон вдруг понял, что она думает о них как о живых и что, хотя она и не может их видеть, отец и мать по-прежнему рядом с ней.
 Внезапно его поразила мысль о том, что не только ему предстоит многому научить Нельду, но и у нее, возможно, найдется, чему его научить.
 Они беседовали за чаем и продолжали беседу до самого ужина.
 Затем, не в силах сдержаться. Нельда импульсивно воскликнула:
 — Как же чудесно быть с вами! Это — будто бы быть с папой, и в то же время совсем иначе, ведь вы для меня — как человек с другой планеты, и я могу так много от вас узнать.
 Лорд Харлестон почувствовал, как при ее словах внутри него разлилась волна удовольствия.
 — Для вас замечательно учиться у меня, но и мне приятно учить вас. У меня еще никогда не было ученицы, тем более такой внимательной.
 — Может быть, я вам наскучу со всеми своими вопросами.
 Лорд Харлестон улыбнулся:
 — Я только надеюсь, что не окажусь слишком невежественным и смогу найти на ваши вопросы нужные ответы.
 Нельда рассмеялась, даже не допуская такой мысли:
 — У меня такое чувство, словно я заполучила энциклопедию. Я хочу читать и читать, переворачивать страницы и находить на них все новые темы!
 С большим трудом лорд Харлестон удержался, чтобы не сказать ей, что в действительности существует лишь одна тема, на которую ему хочется говорить.
 Вместо этого он произнес:
 — Идите в постель. Нельда, и выспитесь так же хорошо, как прошлой ночью. Мы прибудем в Нью-Йорк лишь в полдень.
 Она чуть помедлила, а потом сказала:
 — Так фантастично быть с вами! Я почти боюсь, что если пойду спать, то наутро окажется, что все это лишь сон и что вас… не будет рядом.
 — Обещаю вам, я буду здесь, — ответил лорд Харлестон.
 Он говорил мягко, но настойчиво, и когда Нельда подняла на него глаза, он подумал, что, если ему удастся удержать ее взгляд на мгновение, он сможет найти там ответ на надежду, которая светилась в его глазах.
 Но Нельда встала со словами:
 — Спокойной ночи, и благодарю вас! Спасибо, что вы так добры.
 Она протянула ему руку.
 Когда он приподнялся, поезд неожиданно качнулся, Нельда оступилась, и он обнял ее, чтобы не дать ей упасть.
 Одно лишь мгновение он прижимал ее к себе, и когда она рассмеялась, ему безумно хотелось ее поцеловать, но он сдержался.
 — Ах, простите, я такая неуклюжая! — воскликнула Нельда. — Доброй ночи.
 — Доброй ночи, — повторил лорд Харлестон, нехотя выпуская ее из своих объятий.
 Нельда прошла в спальню, и только когда она скрылась из виду, лорд Харлестон смог сесть, задумавшись над тем, сколько же пройдет времени, прежде чем он сможет открыть ей, что у него на уме, в сердце и на душе.
 — У меня никогда не было столько нарядов! — воскликнула Нельда. — Мы с мамой мечтали, что когда-нибудь купим как раз такие, когда у папы будет достаточно денег.
 Она смотрела на наряды, которые доставили к ним в апартаменты, после того как они провели весь предыдущий день, делая покупки.
 Они потратили астрономическую, с точки зрения Нельды, сумму, но лорд Харлестон настаивал на том, чтобы она купила каждое платье, в котором он нашел ее восхитительной.
 Они заказали еще немало нарядов, которые должны были сшить по последней парижской моде из специально выбранных тканей.
 Лорд Харлестон не раз покупал наряды для красавиц, которые радовались, что он за них платил.
 Посему он считал себя специалистом и подумал, что должен был сразу понять, когда впервые увидел Нельду в разорванном, пыльном платье, лежащую на кровати в доме Дженни Роджерс, что в элегантном наряде эта девушка будет выглядеть совсем по-другому.
 Тогда он сердился на то, что ему пришлось спасать ее от участи «девочки маман», но думал о ней лишь как о члене семьи, а не как о красивой женщине.
 Теперь, видя, что каждое новое платье смотрится на Нельде все более и более привлекательно и все лучше подчеркивает ее красоту, лорд Харлестон не переставал изумляться.
 Когда Нельда надела небесно-голубое шелковое платье, он подумал, что только такой величайший художник, как Фрагонар, способен передать на холсте ее красоту, грацию и еще нечто неуловимое, чего нельзя найти в других женщинах.
 Чем больше он был рядом с Нельдой, тем лучше понимал, что она обладает духовной аурой, исходящей не от совершенства лица и фигуры, не от удивительного цвета волос, а от какого-то внутреннего света ее души.
 Этот свет озарял ее, и с каждым днем лорд Харлестон все более явственно ощущал, что эта девушка не только желанна, но и обладает исключительной личностью.
 Он обнаружил, что очарован ее умом — быстрым, цепким и удивительно оригинальным.
 Как он не раз жаловался Роберту, женщины, с которыми у него были романы, редко говорили что-нибудь такое, чего он не ожидал услышать, и он цинично добавлял, что «ночью все кошки серы».
 Но с Нельдой все было по-другому.
 Он никогда не мог предсказать, каким будет ее отношение к тому или иному предмету, никогда не слышал, чтобы она сказала что-нибудь банальное.
 Его любовь росла с каждым днем, с каждым часом, и иногда для него было настоящим мучением разыгрывать равнодушие и скрывать эмоции, которые, казалось, пожирали его.
 Впервые за всю свою жизнь он думал о ком-то, а не о себе. Он понимал, что это из-за того, что он был единственным человеком в ее жизни, и одно неосторожное или поспешное слово может разрушить ее доверие, ее ощущение безопасности, и тогда она снова останется одна, одинокая и несчастная.
 Он любил ее и не мог рисковать.
 Он учил себя разговаривать с Нельдой естественно, не быть с ней слишком близким, стараться, чтобы с каждой минутой она все больше полагалась на него и, как он молился, полюбила его.
 Каждый день приходили письма и цветы от Уальдо.
 Если он и просил Нельду о встрече, она об этом не говорила, а лорд Харлестон намеренно не спрашивал о том, что она читала в его письмах.
 Они ходили в театр, где Нельда сидела завороженная, будто ребенок, в балет, в «Метрополитен-Опера», где они заказали для себя ложу, что привело ее в восторг.
 Так как они остановились в апартаментах животноводческой компании «Прери», пресса не знала, что лорд Харлестон вернулся в Нью-Йорк.
 Он внимательно выбирал, куда бы пойти, чтобы не показываться в ресторанах и других местах, где мог встретить кого-то, кто бы его узнал.
 Быть с Нельдой было для него радостью и мукой, ибо он любил ее так сильно, что с трудом мог заставить себя заснуть, когда она в соседней комнате.
 «Сколько я смогу так выдержать?»— десятки раз спрашивал он себя.
 Но все же он слишком нервничал, чтобы предпринять атаку и спросить Нельду, какие чувства она испытывает к нему.
 Он видел, как загорались ее глаза, когда она входила в комнату, где он сидел по вечерам, видел, что она с неохотой покидает его и хочет продолжить беседу.
 Но при всем при этом его по-прежнему мучило предположение, что Нельда относится к нему как к отцу.
 «Что мне делать? Как заставить ее смотреть на меня как на мужчину?»— мучился он и сразу же сам смеялся над собой.
 Не было еще ни одной женщины, которая, побыв несколько минут с ним наедине, не давала ему тут же понять, что он для нее желанный.
 Но когда Нельда вкладывала свою ладошку в его ладонь, когда они шли по коридору, лорд Харлестон понимал, что это прикосновение доверчивого ребенка.
 «Я люблю ее! Я ее люблю!»— снова и снова повторял он.
 Когда Нельда входила в комнату, демонстрируя перед ужином новое вечернее платье, он слышал, как стучит в висках кровь, и понимал, что в один прекрасный день воля предаст его, и он заключит Нельду в объятия и поцелует нежно и страстно.
 — Спокойной ночи, это был чудесный-чудесный вечер, как и все остальные, которые мы провели вместе, — говорила Нельда.
 — Мне тоже понравилось, — вторил ей лорд Харлестон.
 — Вы уверены, что вы не скучали?
 — Ни единой секунды!
 — Я так рада! Я боюсь вам наскучить, ведь я так невежественна, и вы наверняка порой считаете меня… глупой.
 — Я никогда не считал вас глупой!
 — А я молюсь, чтобы этого никогда не случилось. Благодарю вас снова… и спокойной ночи.
 — Спокойной ночи, Нельда!
 Подходя к дверям, она дарила ему очаровательную улыбку, но во взгляде не было того, что он мечтал увидеть.
 А потом Нельда уходила, и он с отчаянием ждал еще одну бессонную, тоскливую ночь.
 Они пробыли в Нью-Йорке почти неделю. День выдался жаркий, и они сидели, беседуя, в гостиной. Слуга открыл дверь, объявив:
 — Г-н Уальдо Альтман-младший!
 Лорд Харлестон выпрямился в кресле. Нельда вскрякнула.
 Уальдо вошел в комнату с огромным букетом орхидей.
 — Я приехал, чтобы увидеть вас, — сказал он Нельде, — ибо на мои письма вы не отвечаете.
 Нельда мгновенно поднялась с кресла, машинально взяла протянутый ей букет и положила на стол.
 — Как вы можете быть так жестоки, Нельда? И это после того, как я говорил вам, что больше всего на свете желаю вас видеть? — спросил он. — Я каждый день ждал от вас письма.
 Нельда молчала.
 — Мы были очень заняты, Уальдо, — ответил за нее лорд Харлестон.
 —  — Ваша светлость! Здравствуйте! — проговорил Уальдо. Молодой человек лишь сейчас понял, что они с Нельдой здесь не одни.
 — Я предполагал, что вы можете приехать в Нью-Йорк, — сказал лорд Харлестон.
 — Я писал Нельде каждый день, — ответил Уальдо, с упреком глядя на девушку.
 — Мы были очень заняты, — повторил лорд Харлестон. — Мы глубоко признательны вашему отцу за то, что он позволил нам остановиться здесь. Здесь весьма уютно.
 Этими словами лорд Харлестон хотел напомнить Нельде, что она — гостья г-на Альтмана.
 — Я рад, что вам здесь уютно, — сказал Уальдо.
 Но смотрел он не на лорда Харлестона, а на Нельду.
 — Мне нужно поговорить с вами, — настоятельно попросил он, как если бы они были вдвоем. — Мне нужно поговорить с вами наедине.
 Нельда вскрикнула:
 — Нет! Вам нечего мне сказать! Абсолютно нечего!
 Она умоляюще посмотрела на лорда Харлестона, но он покачал головой.
 — Я думаю, вам следует исполнить просьбу Уальдо. В конце концов, он проделал такой долгий путь, чтобы повидаться с вами.
 — Мне нечего сказать ему… нечего! — воскликнула Нельда. — Пожалуйста… пожалуйста… выгоните его… и я больше не хочу получать… от него письма!
 Девушка бросилась к лорду Харлестону и обеими руками схватила его за руку.
 — Пожалуйста, отправьте его… прочь! — умоляла она.
 Чувствуя себя неловко, лорд Харлестон произнес:
 — Мне очень жаль, Уальдо, но как я вам и говорил, все решает Нельда.
 Однако ему казалось, что Уальдо не слышит его.
 Молодой человек не отрываясь смотрел на Нельду. Он внимательно отслеживал все перемены в ее лице, он видел, как девушка бросилась к лорду Харлестону за поддержкой, видел, как она обеими руками держалась за его руку.
 Уальдо смотрел долго, а потом глухо произнес:
 — Вот, значит, как! Ну что же, я должен был этого ожидать… Раз так, выходите за него замуж. Но предупреждаю вас, его репутация еще хуже, чем у вашего отца, и он сделает вас несчастной. С ним вам будет чертовски плохо, куда как хуже, чем со мной!
 Он резко повернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
 Мгновение Нельда стояла, будто окаменев.
 Когда же до нее дошел весь смысл сказанного Уальдо, с ее уст сорвался сдавленный стон, и она отвернулась, пряча лицо на плече лорда Харлестона.
 Он обнял ее и прижал к себе.
 Нельда разрыдалась и еле слышно, очень неуверенно произнесла:
 — Простите… я не хотела… чтобы вы… знали!..
 Он сжал ее еще крепче в объятиях и спросил, не узнавая собственного голоса:
 — Вы хотите сказать. Нельда, что вы меня любите?
 Девушка глубоко вздохнула и прошептала:
 — Я… не могла с собой ничего поделать… Пожалуйста… не отсылайте меня!
 В ее голосе звучал страх. Она подняла лицо и умоляюще посмотрела на него. Глаза ее были полны слез. Лорд Харлестон сжал ее лицо в ладонях так, чтобы она не могла отвернуться.
 — Вы любите меня, — медленно произнес он, будто не мог поверить своим словам. — О, моя дорогая, вы возродили меня! А я уже думал, что никогда не смогу открыть вам, как сильно я люблю вас!
 Нельда недоверчиво посмотрела ему в глаза. Ее лицо осветилось каким-то таинственным светом.
 — Вы… вы… меня любите? — переспросила она, едва дыша.
 — Я боготворю вас! — воскликнул лорд Харлестон. — Я люблю вас так долго, что, кажется, прошла уже целая вечность! Но я не осмеливался спросить вас о ваших чувствах ко мне.
 — А я люблю вас… так сильно… я так боялась, что вы отправите меня в Англию, и я… молилась… и молилась, чтобы я могла… остаться с вами.
 — И ваши молитвы были услышаны! — воскликнул лорд Харлестон. — Вы останетесь со мной, любовь моя, до конца наших дней, и я смогу научить вас любви. Я так давно хотел вас этому научить!
 С этими словами он еще крепче сжал ее в объятиях, его губы нашли ее.
 Он целовал ее очень нежно, боясь напугать. И лишь когда почувствовал, как она растворяется в нем, поцелуи стали более требовательными, более настойчивыми.
 Ощутив мягкость ее губ, он испытывал такой восторг, какого никогда еще не знал, и он не сомневался, что она чувствует то же самое.
 Это было так чудесно, так упоительно, так отличалось от той дикой страсти, которую прежде означал для него поцелуй, что лорд Харлестон никак не мог поверить в реальность происходящего.
 Губы ее задрожали, она вся трепетала, но не от страха, а от его поцелуев. И тогда он стал еще более страстным и требовательным.
 Именно этого он так безумно жаждал, искал и уже не надеялся отыскать.
 А Нельде казалось, будто открылись Небеса и возлюбленный пронес ее сквозь небесный свет.
 Это была та любовь, которую испытывали ее отец и мать, о которой она мечтала и которую давно поклялась искать. А если ей не суждено ее найти, то она никогда никого не полюбит и не позволит мужчине дотронуться до нее.
 Уальдо Альтман был уверен, что она сделает все, что он захочет, и Нельда знала — если бы лорд Харлестон не защитил бы ее, ей негде было бы укрыться.
 Сначала ей казалось, что лорд Харлестон — воплощение мощи, силы, что он занял место ее отца, но потом, проводя с ним все больше времени. Нельда постепенно осознала, что становится словно частью его.
 Засыпая, она мечтала о нем, а когда просыпалась утром, ее первая мысль была о том, что она увидит его и будет с ним.
 И все же долгое время она не понимала, что лорд Харлестон для нее — единственный человек в мире, и что если она не сможет быть с ним, она умрет.
 Но даже тогда она не осознавала до конца, что любит его как мужчину. Просто он был для нее больше, чем жизнь, он постоянно присутствовал в ее молитвах, мыслях, снах.
 И только когда Уальдо захотел сделать ее своей женой, девушка поняла, что есть только один человек, за которого она желала бы выйти замуж, и этот человек — лорд Харлестон.
 «Как он может захотеть меня, ведь он думает, что я — всего лишь дитя, тяжкая обуза?»— отчаянно спрашивала она себя.
 Она до смерти боялась, что лорд Харлестон догадается о ее чувствах, начнет ее презирать и отправит в Англию еще раньше, чем собирался.
 Мать всегда учила Нельду владеть собой и не показывать свои чувства, а отец говорил, что более всего на свете его раздражали женщины, которые слезами и рыданиями пытались добиться своего. Вот почему Нельде удалось скрыть свою любовь.
 Порой ей казалось, что лорд Харлестон все равно должен понять, как она жаждет быть рядом с ним.
 «Я люблю его! Я его люблю!»— мысленно повторяла она в поезде, когда они вели долгие беседы в гостиной.
 Для нее было ужасной мукой расставаться с ним каждый вечер и идти к себе в комнату, когда ее единственным желанием было остаться с ним и лечь подле него, как тогда, на ферме.
 «Почему тогда я не понимала, что люблю его?»— удивлялась она.
 Но она знала, что даже если разум тогда молчал, то интуиция побудила ее вложить ему в руку свою ладонь. И тогда она чувствовала себя в безопасности, потому что он был рядом.
 Сейчас, ощущая прикосновение его губ. Нельда наконец осознала, что все это правда: она принадлежит ему и стала его неотъемлемой частью.
 И лишь когда они взлетели на самую вершину блаженства и казалось, что лишь человеческая хрупкость не позволит ему длиться вечно, лорд Харлестон поднял голову, и они вернулись на землю.
 — Я люблю вас! — прошептал он. — Как я мог предположить, что вы заставите меня испытать такое?
 — Испытать… что? — переспросила Нельда. Ее глаза блестели, губы были приоткрыты от восторга.
 — Я больше не человек, мое сокровище, — проговорил он. — Вы любите меня, и теперь я — бог! Мы вместе прикоснулись к Небесам, и наша жизнь уже не будут такой, как прежде.
 Нельда вскрикнула от счастья.
 — Я тоже так думаю! Мы чувствуем одинаково, думаем одинаково, и теперь, когда вы любите меня, мне хочется преклонить колени и возблагодарить Господа за то, что он ответил на мои молитвы.
 — Я тоже молился, — сказал лорд Харлестон, — О, моя драгоценная, ненаглядная моя, как же мне несказанно повезло, что я нашел вас!
 — Если вам повезло… то как же повезло мне!
 Она поколебалась мгновение и задумчиво добавила:
 — Вы… вы сказали, что… хотели бы… жениться на мне?
 — Я собираюсь жениться на вас немедленно! — воскликнул лорд Харлестон; — Вы будете моей женой, моей драгоценной супругой, и ничто, никто никогда не напугает вас.
 — Я ничего не буду бояться, если я… с вами, — прошептала она, — и я хочу повторять снова и снова… Я люблю вас!
 Но лорд Харлестон закрыл ей рот поцелуем, захватив ее губы в восхитительный плен, пока оба не почувствовали, что они плывут над миром и что они больше не человеческие существа.
 Он целовал ее, пока у них не истощились силы, а тогда они рухнули на софу, сплетенные в объятиях, и голова Нельды покоилась на его плече.
 Он целовал ее лоб, глаза, маленький носик, ее нежные губы.
 — Я хотел бы, — вымолвил он, когда смог говорить, — выяснить, когда мы можем пожениться, как скоро я смогу сделать вас своей женой.
 — Я хотела бы стать вашей… женой сегодня же!
 — И я тоже этого бы хотел, — ответил лорд Харлестон, — но, боюсь, это займет немного больше времени, моя любовь.
 Нельда поднялась на ноги и подошла к окну.
 Она долго смотрела на громадные здания, деревья, крыши домов.
 — Вы любите меня, поэтому для меня везде рай, — сказал лорд Харлестон, — но я бы очень хотел отвезти вас домой, любовь моя, туда, где мы оба должны быть.
 — Не имеет значения где, лишь бы с вами! — воскликнула Нельда. — И я чувствую, что даже ваши… родственники не будут плохо отзываться о папе, если… вы будете со мной.
 — Можете быть уверены! — пообещал он. — И не «мои родственники», любовь моя, а «наши родственники»!
 — Мне нравится быть Харль, это делает меня ближе к вам, — просто сказала Нельда.
 Он целовал ее, не переставая наслаждаться каждым мгновением, а потом открылась дверь, и они неохотно оторвались друг от друга.
 Слуга принес телеграмму.
 Лорд Харлестон, еще не распечатав бланк, уже знал, что там написано, но он приказал себе не быть слишком оптимистичным.
 Когда он пробежал телеграмму, слова плясали у него перед глазами. Затем он заставил себя все внимательно прочесть, чтобы не было никаких ошибок.
 Телеграмма гласила:
 Долли объявляет завтра о своей помолвке с Эльмсдалем. Возвращайтесь. Скучаю.
 Роберт.
 Лорд Харлестон помнил графа Эльмсдаля, богатого пэра, который уже давно был влюблен в Долли.
 Он глубоко вздохнул, будто гора с плеч свалилась.
 — Что это? Что произошло? — встревожилась Нельда.
 — Я только что перевернул еще одного туза, — ответил лорд Харлестон. — Это такое удивительное везение, моя драгоценная, что мне кажется, удача вашего отца передалась мне. И, если это правда, я очень, очень благодарен!
 Нельда выглядела удивленной, и он объяснил:
 — В этой телеграмме говорится, что мы можем ехать домой. Когда-нибудь я расскажу вам все, но не сейчас.
 Он улыбнулся и продолжил:
 — Если бы мы были более благоразумны, мы бы подождали и поженились дома, чтобы все наши родственники могли присутствовать на нашей свадьбе. Но я собираюсь жениться на вас завтра, здесь, в Нью-Йорке, и домой мы поедем как муж и жена.
 Он не добавил, что жениться здесь будет более благоразумно, поскольку тогда Нельда не будет скомпрометирована тем, что путешествует с ним наедине.
 Никто в Англии не узнает, что они провели эти дни вместе, а вести о том, что с ними произошло в Денвере, не должны просочиться в Букингемшир или Лондон.
 — Я бы тоже хотела, чтобы наша свадьба была здесь… чтобы я могла быть… вдвоем с… вами, — произнесла Нельда.
 — Таково и мое желание, — повторил лорд Харлестон. — И, любовь моя, разве имеет значение, где мы? Мы уже побывали с вами вдвоем в странных местах, это научило нас тому, что единственное, что имеет значение, — это наша любовь.
 Нельда обвила руками его шею и наклонила его голову.
 — Я так… счастлива, так безумно… восхитительно счастлива… что мне едва верится, что я смогу быть еще счастливее, когда мы… поженимся.
 — Я сделаю вас счастливой! — пообещал лорд Харлестон. — Я научу вас любить, моя драгоценная, прекрасная жена, и я сделаю так, чтобы вы поняли: моя любовь к вам заполняет весь мир и ни для чего другого не остается места.
 Нельда вскрикнула от счастья и тихо сказала:
 — Мы нашли друг друга, и я хочу любить вас с этого мгновения до конца дней.
 — А моя любовь, — ответил лорд Харлестон, — защитит и охранит вас. Пока мы вместе, вам нечего бояться.
 — Я люблю вас! — прошептала Нельда.
 А потом его губы нашли ее, и больше она не могла говорить. Ей казалось, что они летят в божественном свете и что весь мир остался позади…