Аннотация: Все слышали о «мужской солидарности». Однако, оказывается, встречается солидарность и «женская». Конечно, мы не имеем в виду 8-е марта, а тот случай, когда…
 Энн Лестер — небездарная, начинающая актриса — стала свидетелем оскорбительного, унижающего достоинство женщины поступка. Она решает отомстить обидчику, а заодно и проверить свои артистические способности. Однако интрига вскоре стала разворачиваться не по задуманному сценарию…


---------------------------------------------


 Роберта ЛИ
 ПРИТВОРСТВО



 Глава 1


 Маленький старомодный автомобильчик свернул к тротуару и остановился около потемневшего от лондонской грязи и копоти конторского здания, углом выходившего на Стрэнд. Всего в нескольких ярдах гудели сигналы машин, визжали тормоза, лондонские автобусы медленно ползли в сплошном потоке машин, и все это дополнялось тяжкими запахами пыли и выхлопных газов.
 Десмонд Барклэй выключил мотор и откинулся на сиденье, нетерпеливо и раздраженно глядя на сидевшую рядом девушку.
 — Больше мне сказать нечего. Я открыл все карты, но тебя не переупрямить.
 Энн Лестер с трудом выпрямила ноги в тесной кабине и тут же скорчила рожицу, оцарапав колено о приборную доску.
 — Мне больше ничего не остается. Если я еще немного задержусь в Боксфордской труппе, я окончательно ошалею. Я в ней уже четыре месяца, и ни единой роли. Ни строчки, ни чиха.
 Десмонд даже перекрутился на сиденье, его красивое лицо выражало крайнее недовольство.
 — Ты слишком быстро всего хочешь. В этом твоя беда. Сколько, по-твоему, пришлось пыхтеть мне, прежде чем я достиг того, что имею?
 — Я все это знаю, — ответила она. — Но у меня нет твоего терпения.
 — В нашей профессии без терпения не обойтись. Если бы ты знала о театре столько, сколько я, ты бы это поняла.
 Она отвернулась от него.
 — Нет смысла продолжать этот разговор. Я приняла решение, и ты не заставишь его переменить.
 Она сделала движение, собираясь выйти из машины, но он поймал ее за руку.
 — Ты не можешь так вот взять и уйти. Если я позволю тебе это, то могу больше не увидеть тебя.
 — Я напишу тебе несколько слов на адрес труппы.
 — А что это мне даст! Меня, может, там уже не будет. Если просмотр у Арнольда Вектора пройдет хорошо, я перееду в Кентон. — Он нахмурился. — Дай лучше мне свой адрес. Почему ты его скрываешь?
 — Я не скрываю.
 — Нет, скрываешь. Почему ты боишься довериться мне?
 Он скользнул по сиденью к ней:
 — Мы в хороших отношениях друг с другом, и если бы ты захотела, мы могли бы неплохо работать вместе.
 — Нет, спасибо. Я хочу, чтобы меня ценили по моим собственным способностям. Если бы я стремилась к тому, чтобы меня кто-то устраивал куда-то, я бы не торчала четыре месяца без роли.
 Десмонд окинул оценивающим взглядом ее стройную фигуру, которая даже сейчас, когда она скорчилась в машине, вызывала в нем желание. Длинные стройные ноги скрещены, черные лакированные босоножки подчеркивают высокий подъем. Ее удлиненное, сужающееся книзу лицо с точеными чертами не переставало волновать его с первого дня знакомства, хотя он, казалось бы, хорошо изучил его, как и все нюансы ее голоса. Она продолжала оставаться для него такой же загадкой, как и тогда, когда он увидел ее впервые. Он погладил ее по голове, по мягким белокурым волосам.
 — Нет, дорогая, — тихо произнес он. — Я уверен, что, будь ты сговорчивей, мгновенно получила бы роль.
 Он наклонился к ней, почти коснувшись губами ее рта.
 — Энн, я схожу по тебе с ума.
 — Десмонд, не надо. Люди смотрят.
 — Ну и что? Ты же знаешь, я лучше всего себя чувствую, когда есть аудитория! — Взгляд его стал серьезным. — Почему ты так холодна? Дай себе волю!
 — Но я в тебя не влюблена.
 — Ты даже и не пытаешься сделать хоть шаг ко мне. Я знаю, что вел небезупречную жизнь, но скажи слово надежды, и я не посмотрю больше ни на одну женщину. — Он крепко держал ее за плечи.
 Поняв, что вырываться бесполезно, она расслабилась.
 — Энн, дорогая, поцелуй меня. — Он на мгновенье ослабил хватку, чтобы обнять ее рукой за талию, но она, тут же освободившись от его рук, выскочила из машины.
 — До свиданья, Десмонд.
 — Энн, подожди. Мы не можем расстаться вот так.
 Она помахала ему рукой.
 — Напиши мне несколько строк на этот адрес, мне передадут.
 За ее спиной он увидел небольшую вывеску, и на его лице отразилось изумление.
 — Брачное агентство… Энн, ты с ума сошла?
 — Совсем нет, — рассмеялась она. — Я пойду погляжу, нет ли у них в журналах продюсера или начинающего драматурга!
 — Ты же не можешь так поступить! Энн…, подожди!
 Не обращая внимания на его зов, она поднялась по узким ступенькам крыльца и толкнула застекленную дверь с надписью “Брачное агентство Мак Брайд”.
 Сидевшая за машинкой девушка подняла голову и улыбнулась ей.
 — Добрый день. Чем могу служить?
 — Я хотела бы увидеть мисс Мак Брайд.
 — У вас с ней назначена встреча или вы уже записаны в наш журнал?
 — Ни то, ни другое, — улыбнулась Энн. — Я ее знакомая.
 — Тогда проходите в кабинет: у нее сейчас никого нет.
 Энн открыла дверь во вторую — большую — комнату. Женщина средних лет, сидевшая за столом, подняла голову и заулыбалась при виде стоявшей на пороге девушки.
 — Энн! Как это замечательно! Как я рада тебя видеть!
 — Господи, а как я рада, Марти, снова увидеть , тебя. Ты себе не представляешь, как я скучала без твоего ворчанья!
 Марти ласково улыбнулась.
 — Еще несколько дней, и тебе пришлось бы скучать дальше: я ложусь в больницу. Нет, ничего серьезного, — поторопилась заверить она, увидев, что Энн хочет прервать ее вопросом. — Так, чисто косметическая процедура, но на которую придется потратить не менее двух месяцев.
 Энн расстроенно отшатнулась от Марти.
 — Я представить себе не могла, что у тебя что-то не в порядке со здоровьем. А что же будет с агентством?
 — Пегги придется постараться. Я пыталась найти себе временную замену, но это оказалось безнадежным делом.
 — Может, лучше временно закрыть его?
 — Боюсь, что тогда это будет не временно, а гораздо дольше, — вздохнула Марти. — Если я закрою агентство в этом месяце, считай, что оно закрылось навсегда. Именно те заявки на знакомства, которые я беру сейчас, и дают мне работу на год.
 — Понимаю, — нахмурилась Энн. — Мне и в голову не приходило, что это так серьезно.
 — Это настолько серьезно, что только об этом и думаю, — Марти потянулась за сигаретой и закурила. — Давай лучше поговорим о тебе. Почему ты приехала из Боксфорда?
 — Я ушла из труппы. Четыре месяца бегать, разнося чай, более чем достаточно. И вот я здесь — без работы, без перспектив. Я дошла до того, что согласилась бы играть задние ноги лошади. Все-таки роль!
 — Почему же ты не повидаешься с кем-нибудь из друзей отца? Лори был самым крупным лондонским актером… Они помогут тебе, хотя бы ради памяти о нем.
 При упоминании об отце Энн помрачнела. Она редко позволяла себе думать о нем, потому что вспоминать прошлое было тяжко. Как больно, что он погиб так нелепо и так безвременно.
 Подняв голову, она решительно заявила:
 — Я не хочу зарабатывать на имени отца. Поверь, если я не смогу получить роль благодаря собственным способностям, то лучше я буду мыть полы.
 После непродолжительной паузы Марти, вздохнув, медленно проговорила:
 — Ну, мыть полы это уж чересчур. Но если тебе нужны деньги, я могу дать тебе работу здесь, в агентстве.
 — Нет, спасибо. Ты и так еле сводишь концы с концами, не хватало тебе еще обо мне заботиться.
 — Я это предлагаю не по доброте душевной, — сухо ответила Марти. — Я думала, что ты сможешь помочь Пегги, пока я буду в больнице.
 Энн расхохоталась.
 — Ну, теперь я вижу, что ты шутишь! Я же ничего не знаю о работе брачного агентства.
 — У тебя есть воображение и такт. А это самое главное. Что ты скажешь?
 Энн запустила руки в волосы, отчего белокурые кудряшки образовали вокруг нечто вроде сияющей короны. Наверное, забавно будет два месяца поработать купидоном. Особенно если этим она поможет Марти в трудной ситуации. Глаза ее сверкнули, в голосе зазвучали веселые нотки.
 — Идея неплохая. Я надену роговые очки и буду держаться строго. Марти, я знала, что ты мне поможешь. Жалко, что папа не на тебе женился.
 — Чушь! — излишне резко проговорила Марти. — Мы оба были слишком упрямые, чтобы быть счастливыми вместе. Лори был замечательным человеком, но он хотел, чтобы все вокруг было, как хочет он.
 — — С мамой он был другим, — вздохнула Энн. — Она ненавидела сцену, а довелось выйти замуж за актера.
 — Они любили друг друга.
 — Чтобы быть счастливыми, одной любви мало.
 — Мой маленький домашний философ, — улыбнулась Марти, — если бы ты была моим ребенком, я бы тебя отшлепала.
 — Нет, не отшлепала. Ты бы предложила мне работать у себя, что ты сейчас и делаешь.
 — Работа с условием, — последовал лукавый ответ. — Если тебе не дадут роль за то время, пока я буду в больнице, пообещай, что съездишь, пусть ненадолго, домой.
 — Как я смогу получить роль, если весь день буду работать в агентстве?
 — Всегда можно взять несколько дней, так что это не проблема. Ты нужна своей матери, Энн. Она все еще, горюет по Лори, и твое, хотя бы краткое, присутствие дома очень ей поможет.
 Марти наклонилась вперед и улыбнулась.
 — У тебя обаянье Лори, моя дорогая, но меня ему не удавалось обвести вокруг пальца, не удастся и тебе. Решай, соглашаешься или нет?
 Энн опустила глаза на ковер, и Марти вздохнула, глядя на нее. Если бы ей хватило храбрости выйти замуж за Лори Лэнгема, когда он не был известен, Энн могла бы быть ее ребенком. Лори всегда был честолюбив. При его таланте, она была уверена, он достигнет успеха. Но не пожалеет ли он тогда о женитьбе на слишком серьезной шотландке. Скромность, рассудительность, осторожность — называйте как хотите, но они заставили ее отказать ему. Это было решение, о котором она сожалела всю последующую жизнь.
 На вершине своей славы он влюбился в Анжелу Патерсон, дочь сельского священника; к всеобщему изумлению, женился на ней и привез в Лондон. Энн была единственным ребенком в браке, который опасно колебался между успехом и провалом, пока год назад самолет, на котором Лори возвращался из Адена, где он выступал перед армейскими частями, исчез где-то над Синайской пустыней. Его смерть глубоко потрясла Анжелу. Она вдруг поняла, как неразумна была ее ревность к сценической карьере мужа и как эта ревность губительно влияла на их семейную жизнь. Чувство вины сделало боль утраты еще более мучительной.
 Энн тоже тяжело переживала потерю: между отцом и дочерью существовала сильнейшая привязанность, и Марти не удивилась, когда вскоре после этого происшествия девушка оставила учебу на секретаря, на которой настаивала мать, и пошла в драматическую школу. Анжела сделала все, что в ее силах, чтобы помешать дочери получить профессию, отнявшую у нее мужа. Но ничего не помогло. Девушка хотела доказать себе самой, что она дочь своего отца.
 Почувствовав, что за ней наблюдают, Энн подняла глаза.
 — Я берусь за эту работу.
 — Слава Богу! — Марти передвинула свой стул. — Пойди сюда и сядь рядом, я хочу тебе объяснить некоторые детали работы. За пару дней ты освоишься.
 В первую же субботу после того, как Марти легла в больницу, Энн поехала в Сассекс повидаться с матерью. После смерти мужа Анжела Лэнгем отошла от круга театральных друзей мужа, с которыми общалась при его жизни. Она проводила свои дни в маленьком коттедже на краю Даунса. Прямо за домом простирались покрытые зеленью холмы, а из окна гостиной открывался изумительный вид на берег моря.
 Помогая готовить еду и занимаясь мытьем посуды, Энн думала о том, что не смогла бы остаться навсегда в этом тихом уголке, и это побудило ее предложить матери вернуться в Лондон.
 — Спасибо, дорогая, но я здесь совершенно счастлива. Меня рекомендовали в местный совет женщин, и я помогаю вести деревенскую библиотеку!
 Энн скорчила рожицу.
 — Представляю себе, что сказали бы некоторые твои друзья, если бы увидели, какой ты стала.
 — Что я отстала от моды и веду себя глупо.
 Анжела посмотрела на свои домашние юбку и джемпер.
 — Ты ведь знаешь, что жизнь твоего отца мне не подходила, и когда он умер, не было никакого смысла продолжать ее. Мне не по душе ее фальшивость и суетность.
 — Не все в ней было фальшиво, мама.
 — Ты говоришь это потому, что в тебе течет кровь Лори, но я в душе сельский житель” а он этого никогда не понимал.
 Она помешала огонь в камине, и оранжевые языки пламени озарили теплым светом ее лицо и белокурые волосы, в которых за прошедший год прибавилось седины.
 — Здесь я счастлива. Энн, ты не должна беспокоиться обо мне. Пока я знаю, что с тобой все в порядке…
 — Со мной все хорошо. — Энн потянулась. — А в агентстве Марти работать одно удовольствие. Я никогда не думала, как много на свете одиноких людей.
 Анжела Лэнгем ничего не ответила. Эни будет полезно поработать в месте, не связанном со сценой, и притом узнать, что большинство людей ведут обычную неброскую жизнь и довольны этим.
 Она встала.
 — Я пойду готовить ужин. К тому времени как ты вернешься в Лондон, ты так устанешь, что не захочешь с ним возиться.
 Ночью, лежа в постели в квартире Марти, Энн думала о матери и браке, которого больше нет, горько размышляя, может ли время смягчить печаль. Внезапно мысли ее обратились к Десмонду, и ей представилось, что она могла бы ответить на его любовь. Им нравились одни и те же вещи, и чувство юмора у них было одинаковое, и все-таки в ее сердце не зарождалась та непонятная искра влечения, которая заставляет женщину желать мужчину. Пытаясь разобраться в этой загадке, она заснула.
 Медленно проходила неделя за неделей, и каждый день добавлял новую главу к романтическим историям в папках агентства Мак Брайд Всякий раз, когда устроенное ими знакомство приводило к счастливому финалу, она ощущала профессиональную гордость и мечтала, чтобы у нее были волшебные очки, позволяющие заглянуть в будущую жизнь тех людей, счастье которых устроило их агентство.
 Каждый раз, когда Пегги приводила в кабинет нового клиента, она с трудом сдерживала свое любопытство и строго придерживалась вопросника, составленного Марта. Какими обычными казались некоторые ответы, но когда перед вами стоял живой человек, как много они открывали!
 Она поглядела на папку в своих руках, перелистала страницы и быстро захлопнула ее, когда Пегти постучала в дверь.
 — К вам пришла мисс Дональде.
 — Снова?!
 — И с букетиком фиалок, — ухмыльнулась Пегги. — Это что-то значит.
 — Надеюсь. — Энн пригладила волосы и надела очки в роговой оправе с простыми стеклами. — Может, человек из Кении оказался тем, что нужно? Проводи ее ко мне, я это выясню.
 Энн только успела принять невозмутимый вид, как в кабинет вошла Розали Дональде. Хрупкая, светловолосая, с большими карими глазами и нервной привычкой наклонять вперед голову при разговоре. Она была одной из самых трудных клиенток: они никак не могли подыскать ей что-то подходящее.
 — Привет, мисс Дональде. Как идут дела у вас с мистером Адамсом?
 — В общем, по-моему, неплохо, мисс Лестер. — Бледные руки пытались скрутить пряжку лакированной сумочки. — Если бы только ему не надо было возвращаться в джунгли, я бы завтра вышла за него. Но меня удерживает мысль, что придется жить за десятки миль от какой-либо цивилизации.
 Если вас это беспокоит, лучше выбросить его из головы.
 — Меня это не то что беспокоит, а безумно пугает! И не только из-за джунглей. Я знаю, что я очень неопытна в вопросах, касающихся отношений с мужчинами, но я в этом не виновата. Видите ли, меня воспитала незамужняя тетка, и она мне такое рассказывала… Энн заулыбалась:
 — Нельзя же верить всему, что услышишь!
 — Да, я это все время повторяю себе, но мне не очень помогает.
 — Поможет, когда вы встретитесь с тем, с кем надо. Тогда вы не будете его бояться. А пока я еще раз просмотрю наши книги, может быть, окажется еще кто-нибудь подходящий.
 Оставшись в кабинете одна, Энн проглядела все их регистрационные журналы, но не нашла ни одного мужчины, который хотел бы встретиться с девушкой типа Розали Дональде. Она вздохнула и прошла к Пегги.
 — Ну и влипли мы с мисс Дональде. У нее какой-то “пунктик” насчет замужества.
 — Жаль, что она вообще к нам пришла.
 Да нет. Агентства, как наше, существуют именно для таких случаев. Если бы только я смогла уговорить ее не бросать встречаться с этим человеком из Кении.
 — Вы зря теряете время.
 — Ну и пусть, — Энн села на угол стола. — Нет ли кого-нибудь подходящего среди тех, кого вы недавно опрашивали?
 — Никого. А вы не смотрели среди “особых”?
 — Что значит “особых”?
 — Миллионеров! — Веснушчатое лицо Пегги расплылось в улыбке. — Конечно, не на самом деле. Это просто клиенты, которые хотят чего-то особенного. Сейчас я вам их достану.
 Она вернулась с небольшим журналом и открыла его.
 — Вот приверженец Христианской науки, он у нас записан давно. Он хочет встретиться только с вегетарианкой. Еще у нас есть мистер Персиваль, который играет на флейте и хочет познакомиться с пианисткой. Еще есть мормон.., но не думаю, что мисс Мак Брайд собиралась искать кого-то для него!
 — Тогда это нам не поможет.
 — Подождите одну минутку, здесь есть новая запись. Наверное, мисс Мак Брайд внесла ее перед самым уходом. Похоже, это как раз то, что надо Розали. Он хочет встретиться с какой-нибудь девушкой, робкой, почти некрасивой, примерно 25 лет. Не знаю, зачем для этого ему надо было идти в брачное агентство?
 — Как его фамилия?
 — Пол Моллинсон, возраст — 34 года, профессия, — Пегги посмотрела на страницу, — написано профессия — драматург.
 — Не говори чепухи, — удивилась Энн. — Не может этого быть.
 — А что, вы с ним знакомы?
 — Хотела бы я, чтобы это было так. Ты смотрела “Что в лоб, что по лбу” или “Двухэтажный автобус”?
 — Вы хотите сказать, что их сочинил он?
 — Именно. Это тот самый человек. — Она замолчала и нахмурилась. — Не могу понять, зачем он хочет, чтобы мы нашли ему девушку.
 — Может быть, он не может иначе встретить простую домашнюю девушку. Тут же ясно сказано, что он просит робкую и некрасивую.
 — Тогда мисс Дональде подходит к его заявке! Даже если из этого ничего не получится, это даст ей возможность сравнить мистера Адамса с кем-то еще.
 — Мисс Мак Брайд так не делает, — посерьезнела Пегги. — Если клиентка встречается с мужчиной, она не знакомит ее с другим.
 — Здесь особые обстоятельства. Мистер Адаме возвращается в Кению через месяц, и если мы не сможем заставить мисс Дональде принять решение поскорее, она просто упустит этот шанс. — Энн соскользнула с края стола. — Позвоните ей и спросите, хочет ли она встретиться с этим Моллинсоном.
 — Хочет? Да я сама бы с удовольствием с ним встретилась. — Пегги подмигнула себе в зеркало. — Если бы я была робкой, нервной и на десять лет моложе. Ну и ну! Везет же некоторым!
 Энн вспомнила эти слова несколько дней спустя, когда в агентство пришла Розали Дональде. В ней была заметна перемена. Она шла пружинистым шагом и буквально лучилась счастьем, которое придавало ее остренькому личику какую-то ранее не свойственную ему миловидность. Глядя на нее, Энн почувствовала даже зависть: несомненно мисс Дональде влюбилась.
 — Ой, мисс Лестер, не знаю, как вас благодарить. Прошлый понедельник я встретилась с мистером Моллинсоном, и я уверена: это настоящее!
 — Замечательно. Никаких жалоб не будет?
 — Только не от меня, — восторженно вздохнула девушка. — По-моему, он замечательный. Он хочет все-все узнать обо мне.., я никогда в жизни столько не рассказывала. Когда мы встретились в первый раз, я была так напугана, что слова выговорить не могла, но он такой умный, что прошло немного времени, и я почувствовала, будто знаю его всю жизнь. Я уверена, что он чувствует то же самое.., не думайте, он ничего такого не говорил, но он так ведет себя…
 Энн, несколько сконфуженная ее горячностью, деланно откашлялась:
 — Вы часто с ним виделись?
 — На этой неделе каждый вечер. Один вечер мы пошли в “Риц”, на следующей неделе были в Палладиуме и притом в передней ложе! После я пригласила его к себе в комнату на кофе, потому что, он хотел посмотреть, как я живу. А на следующий день он прислал мне круглое креслице, чтобы мне было удобнее сидеть. Мисс Лестер, он такой заботливый, такой добрый. — Она взволнованно перевела дух. — Я так надеюсь, что у него серьезные намерения. Я понимаю, что я не из тех девушек, с которыми его привыкли видеть. Я не красавица и не искушенная в жизни, и не…
 — Он и не хотел искушенных, — прервала ее Энн. — Поверьте, он хотел познакомиться именно с девушкой вашего типа.
 — Я не могу понять, почему он вообще обратился в брачное агентство. Для меня все иначе. Мы с тетей жили в маленьком коттедже вдали от всех.
 — Она еще жива?
 — О да. — Розали опустила глаза, и слова полились потоком. — Я знаю, я поступила гадко, но я убежала. Если бы я не сделала этого, я бы так там и застряла на всю жизнь. Первую неделю в Лондоне я была так несчастна, а потом я увидела агентство мисс Мак Брайд, и это было как луч надежды.
 — Может быть, так оно и было. — Зеленые глаза Энн лукаво заискрились. — Скажите, когда вы снова встречаетесь с мистером Моллинсоном?
 — Сегодня вечером. Но в пять часов я пью чай с Джеком Адамсом. Он едет повидаться с родственниками в Ирландию и хочет, чтобы до этого мы обручились.
 — И как вы, собираетесь обручиться?
 — Не думаю. Пока я надеюсь, что у меня может быть что-то с Полом, я не стану этого делать. — Розали глубоко вздохнула. — Иногда мне кажется, что я проснусь, и все это окажется сном. Вы себе представить не можете, какой он.., респектабельный и знаменитый.
 — Могу, — сухо ответила Энн. — Мне немного знаком театральный мир, известны и пьесы Моллинсона.
 — Он сейчас пишет новую. Он не рассказывал, о чем она, но сказал, что я его вдохновение. Представьте только это себе: я — чье-то вдохновение! — Розали поднялась со стула. — Я лучше пойду, а то опоздаю. Я вам позвоню, как только прояснится, что происходит.
 Дверь за ней закрылась, и Энн закурила сигарету, удивляясь иронии судьбы, которая сделала возможной встречу Розали Дональде с таким человеком, как Пол Моллинсон. Чего только не отдала бы она, чтобы познакомиться с ним и получить роль в одной из его пьес! Лори часто упоминал имя драматурга. Она нахмурилась. Что такое он говорил? Блестящий писатель, который слишком рано стал циником. Может быть, поэтому он и хочет познакомиться с девушкой вроде Розали. Интересно будет посмотреть, чем это кончится. По всем записанным в их досье данным, ей больше подходил Джек Адаме, но Пол Моллинсон явно произвел на нее большое впечатление.
 Розали не позвонила в агентство, как обещала, а Энн, готовясь к встрече с Марти, была слишком занята, чтобы обратить на это внимание. В последний понедельник июля Марти вернулась после выздоровления и, глядя, как она занимает свое место за столом, Энн почувствовала укол настоящего огорчения.
 — Мне будет не хватать этого всего, — сказала она, обводя рукой кабинет. — Когда здесь работаешь, на многое открываются глаза.
 — Не сомневаюсь в этом, — задумчиво кивнула Марти. — Ты очень хорошо справилась. Почти побила мой рекорд. Или это твое обаяние, или был какой-то брачный сезон!
 — Я предпочла бы отнести это на счет моего обаяния. И, возможно, дорогая, ожидает еще одна удача. Кажется, мисс Дональде скоро назовет день свадьбы!
 — Поверить не могу!
 — И тем не менее это правда. Вроде бы Пол Моллинсон подошел ей.
 — Моллинсон? — Марти выпрямилась за столом. — Только не говори мне, что ты послала ее к нему.
 — А разве нельзя было? Пегги показала мне его имя в регистрационном журнале…
 — Нет, нет, с этим все в порядке. Просто у меня были некоторые сомнения на его счет.
 — Можешь не сомневаться, он действительно тот самый Пол Моллинсон.
 — В этом я как раз не сомневалась, — сухо ответила Марти. — А что меня смущало, так это причины, по которым он пришел сюда. Мне показались его объяснения неискренними, и я хотела бы их проверить, но в суматохе с больницей забыла.
 — Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Подожди, пока увидишь лицо мисс Дональде… Она преобразилась.
 — Мне не надо ничего другого, лишь бы она устроилась. Только бы… — Марти оборвала фразу, потому что в дверь заглянула Пегги.
 — Там в приемной мисс Дональде, — прошептала она. — Говорит, что ей необходимо срочно вас видеть.
 Энн подпрыгнула на стуле.
 — Вот! Что я тебе говорила? Проводите ее сюда, Пегги. Я умираю от нетерпения: хочу услышать новости от нее.
 Но как только Розали Дональде переступила порог кабинета, стало очевидно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. С ее лица исчезло выражение надежды, счастливой уверенности, что ты нужна кому-то. Вместо этого она казалась усталой и постаревшей, лицо осунулось, глаза покраснели от слез.
 Марти посмотрела на обеих девушек и поняла, что ей надо брать дело в свои руки.
 — Здравствуйте, мисс Дональде, рада снова видеть вас. Как идут ваши дела?
 — Неплохо, спасибо. — Розали села на краешек стула и стала скручивать в руках перчатки. — Я рада, что вы поправились. Мисс Лестер рассказала мне.., рассказала мне… — Бледные губы ее задрожали, и она закрыла лицо руками. — О, мисс Мак Брайд, я так несчастна. Мне просто хочется умереть! Я никогда не думала, что это будет так. Никогда! Никогда!
 Энн сделала шаг к ней, но Марти первой оказалась рядом с ней и обняла ее за плечи.
 — Расскажите мне обо всем. Я уверена, что дело обстоит не так уж плохо.
 — Плохо. Очень плохо! Мне в жизни не было так стыдно.
 — Расскажите мне. Я не смогу вам помочь, если не узнаю всего Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее Розали стала рассказывать. Проводив Джека в Ирландию, она отправилась прямо к Полу. Он был, как всегда, внимателен и во время одной из встреч на неделе предложил провести вместе выходные дни за городом у друзей. Поверив, что он принял, наконец, решение насчет нее, она охотно согласилась.
 — Неужели он стал приставать к вам? — не удержалась от вопроса Энн.
 — Ой, нет, ничего похожего! Мы гостили у Коры и Эдмунда Риис в их доме в Саррее, и там было много всех других… Ну, знаете, из театрального мира. Они все были так любезны со мной. Теперь я понимаю почему, — горько заметила Розали. — Могу поспорить, что они все это время знали, почему Пол видится со мной. Он объяснил это мне вчера вечером, когда привез меня обратно домой, — тихий голос стал вообще неслышным. — Понимаете, ему больше не нужно было притворяться. Он уже получил всю информацию, которая была ему нужна.
 Энн и Марти переглянулись.
 — Какую информацию?
 — О таком сорте девушек, как я, и почему я обратилась в брачное агентство искать мужа. — Лицо Розали сморщилось. — Его пьеса посвящена неудачнице, девушке, такой некрасивой и скучной, что ни один мужчина не обращает на нее внимания. Поэтому она и должна идти в агентство. — Слезы полились ручьем. — Я никогда в жизни так ужасно себя не чувствовала. Когда он рассказал мне всю правду, я вдруг увидела себя, какая я есть на самом деле: некрасивая, неуклюжая и глупая.
 Энн резко села на стул, в ней кипела такая ярость, что она слова не могла произнести. Говорить пришлось Марти.
 — Моя дорогая, не стоит об этом плакать… Ведь есть еще мистер Адаме. Из того, что я о нем помню, видно, что он очень милый молодой человек.
 Рыданья Розали только усилились.
 — И Джека у меня тоже нет. Он кого-то встретил в Ирландии, и они собираются сразу пожениться!
 — Какая жуткая неудача! — Энн подняла брови, обернувшись к Марти, а затем пододвинула стул к Розали. — Но вам надо посмотреть на все это с другой стороны. То, что произошло, неприятно, но ничего не случилось, вы просто оказались там, где были вначале.
 — Мне понравился Пол, — шмыгнула носом Розали. — Мне казалось, что я в него влюбилась.
 — Раз вы употребляете слово “казалось”, значит не влюбились.
 Энн продолжала говорить мягко, с юмором, давая девушке время оправиться, и спустя несколько минут Розали высморкалась и достала пудреницу.
 — Я, наверное, ужасно выгляжу. Простите, что я так сорвалась, но мне было так горько, — она попудрила нос. — Я думаю, что больше ни с кем не буду встречаться.
 — Не надо так сдаваться, — убеждала ее Марти. — Мы вам еще кого-нибудь подберем.
 — Я больше не смогу встречаться ни с кем. Вы в этом не виноваты. Вы постарались все для меня сделать, но…
 — Тогда еще потерпите, побудьте с нами еще немножко, — прервала ее Энн. — В третий раз вам должно повезти.
 Розали покачала головой. Лицо ее было бледным, решительным.
 — Это мне Божье наказанье. Я уверена. Я не должна была оставлять свою тетку, ведь за ней некому ухаживать.
 — Если вы так считаете, — сказала Марти, — мне нечего вам возразить. Но по крайней мере возьмите обратно ваши деньги.
 Только когда они остались одни, Марти дала волю своим чувствам:
 — Я знала, что права! Я все время знала это! Никогда не прощу себе, что не проверила его рекомендаций.
 — Это не твоя вина, — медленно проговорила Энн. — Кроме того, рекомендации у него были в порядке.
 — Но если бы я копнула поглубже. Я так всегда делаю, когда сомневаюсь. Я должна была бы съездить к нему домой, снова поговорить с ним и попытаться понять, чего он действительно хочет.
 — Он никогда не назвал бы тебе причину, по которой обратился сюда.
 — Может, и нет, но если бы я дала ему представление, почему некоторые люди ко мне приходят… Я уверена, что он затеял всю эту интригу, не подумав, как скажется она на жизни другого человека.
 — Энн ничего не ответила, потому что в глубине души сомневалась в правоте Марти. Из того немногого, что она знала о Поле Моллинсоне, она могла себе представить, что его никто не мог заставить отклониться от намеченной цели, особенно если этой целью был сбор материала для пьесы.
 Марти закурила сигарету и выпустила облако дыма.
 — Никогда в моей практике не случалось ничего подобного. И чтобы такое произошло из всех людей с мисс Дональде! Она теперь вернется к тетке и будет там медленно угасать.
 — С ней и так могло это случиться.
 — Но теперь я чувствую себя виноватой!
 — Ты сама беседовала с мистером Моллинсоном, когда он сюда пришел?
 — Да. Он сочинил целую историю о том, как хочет встретиться с простой девушкой, не очень опытной в жизни. Естественно, я была удивлена, но записала его и сказала, что посмотрю, что можно сделать.
 — И что потом?
 — Я не сделала ничего. После того как он ушел, я поразмышляла об этом и почувствовала, что в этой истории что-то не так. Тогда я решила поехать и поглядеть на него еще раз, прежде чем представлю ему кого-либо из наших клиенток. А потом я должна была лечь в больницу, и все это как-то выскользнуло у меня из головы. Он даже как-то позвонил мне, что тревожится из-за задержки и не могу ли я как-нибудь ускорить это дело. — Она мрачно усмехнулась. — Я и подумала, что, может быть, он действительно собрался жениться, а теперь вижу, что он волновался только из-за того, что не хватало материала для пьесы.
 Она взялась за телефон:
 — Когда я с ним закончу, он будет так напуган, что побоится ее куда-то предложить.
 — Марти, не надо! — Энн положила руку на трубку. — Это не поможет. Что нужно Моллинсону, это попробовать собственной похлебки.
 Глаза Марти сощурились.
 — Ты так это говоришь, словно уже что-то придумала.
 — Придумала, — Энн встала и решительно прошлась по комнате. — Что ты скажешь о моей внешности?
 — Мне тебе ничего не надо говорить: ты и так достаточно самоуверенная! Энн улыбнулась.
 — Сойдемся на том, что я неплохо выгляжу. А теперь я собираюсь показать, какая я актриса.
 — Ты что, собираешься пойти к Моллинсону и притвориться, что ты это я?
 — Нет, я не настолько хороша, — покачала головой Энн. — Но я действительно собираюсь пойти и повидаться с ним.
 — Зачем? Мне не нравится выражение твоего лица, моя дорогая. Что ты собираешься сделать?
 — Я собираюсь навестить нашего дорогого драматурга и притвориться, что ищу мужа. — Энн вскинула голову. — Мистеру Моллинсону удалось легко отделаться от Розали, но со мной ему будет потруднее справиться. От меня ему так просто не отделаться!




 Глава 2


 Хэмпстед Мьюз, где проживал Пол Моллинсон, расположен в тупичке между высокими узкими домами, выходящими на Пустошь. Тихий уголок, находящийся рядом с Хай Стрит, но создающий полную иллюзию удаленности от суматохи повседневной лондонской жизни.
 Перед воротами с номером 3 Энн остановилась в нерешительности. Она была уже на месте, а еще не придумала плана, как ей влюбить в себя Пола Моллинсона. Если он откажется видеть кого-либо из агентства Мак Брайд, что ей делать? Ей снова придется придумывать подход к нему.
 Она прошла по дорожке, обсаженной геранью и лобелиями, к черной двери с медной ручкой звонка и, уже протянув к ней руку, в нерешительности остановилась. Она никогда раньше не занималась защитой униженных и оскорбленных. Выросшая в доме достаточно обеспеченном, она не рвалась поставить себя на место людей, не имеющих материального достатка, и, если говорить честно, будь мучителем Розали кто-нибудь другой, а не Пол Моллинсон, вполне возможно, она не кинулась бы так бурно на ее защиту. Любопытство и желание самой увидеть, что представляет собой этот человек, которого так хорошо знал ее отец, привело ее сюда. Сейчас была последняя возможность выбора: продолжать притворство или немедленно прекратить его.
 Нервно облизав губы, она сделала шаг назад и повернулась уходить, когда дверь отворилась, и женщина с пушистыми волосами в белом рабочем халате позвала ее.
 — Простите, мисс. Вам кто-то нужен? Энн покраснела:
 — Я.., я…
 — Если вы из агентства, вам лучше зайти в дом. Эти слова настолько поразили Энн, что она не удержалась от вопроса.
 — Вы меня ждете?
 — Я не знала, что придете именно вы, — рассудительно проговорила женщина. — Но кто-то должен был прийти. Проходите скорее, он ждет.
 Она ввела Энн в квадратный холл с полом, выложенным белым и черным мрамором и постучала в дальнюю дверь.
 — К вам молодая леди, сэр.
 — Проводите ее ко мне, Смизи, — произнес низкий голос, и Энн вступила в гостиную с французским ковром в цветах и несколькими большими креслами. Первое ощущение от комнаты было — свет и воздух, потому что стены были белыми, а сквозь окна, выходящие в маленький садик позади дома, лился солнечный свет. Прямо перед ней за письменным столом сидел обладатель голоса.
 — Ну, не стойте там, — раздраженно проговорил он. — Подходите сюда, чтобы я смог вас увидеть, и давайте, пожалуйста, ваши рекомендации.
 Энн удивленно уставилась на него.
 — У меня их нет.
 — Зачем тогда было приходить? Я четко сказал, что без рекомендаций ни с кем даже разговаривать не буду. Это пустая трата времени.
 — Я может быть, тоже теряю свое время, — вспылила Энн. — А как насчет вас? У вас есть рекомендации?
 — Вы в своем уме? — От злости он вскочил из-за стола, солнце очертило его худощавый силуэт, ярко осветило спадающие на лоб черные прямые волосы. — Я сталкивался за свою жизнь со многими людьми, — ледяным тоном заметил он, — но никогда секретарь не спрашивала о моих рекомендациях.
 Внезапно поняв, что произошло, Энн отвернулась в сторону, чтобы скрыть улыбку.
 — Очевидно, нет смысла продолжать этот разговор, — холодно продолжал Моллинсон. — Будьте добры, закройте, уходя, за собой дверь.
 Энн сделала шаг вперед.
 — Боюсь, что произошло недоразумение. Я не из секретарского агентства, я из брачного агентства Мак Брайд.
 — Господи! — Пол Моллинсон ошарашенно уставился на нее, нахмурив густые брови. — Но вы не можете быть.., вы совсем не тот тип, который я просил!
 — Может быть, хотите позвонить в агентство и проверить?
 — Нет, нет, просто вы гораздо красивей… — На его лице промелькнула улыбка. — Это нелепо.., они должны были вычеркнуть меня из своих журналов.
 — Я не виновата, что они этого не сделали, — напряженно произнесла Энн. — Мне предложили прийти сюда, потому что.., они сказали, что вы хотите.., вы хотите.., право, мне очень неловко, мистер Моллинсон, но я уверена, вы знаете причину, по которой я здесь очутилась.
 Его брови снова сошлись.
 — Мне так же неловко, мисс…
 — Лестер, — быстро проговорила Энн. — Энн Лестер.
 — Спасибо. Боюсь, что вы опоздали, мисс Лестер. Я больше не ищу жены.
 — Но они сказали, что ищете!
 — Ничем не могу помочь, но я решил остаться одиноким. Мне очень жаль, что ваше путешествие оказалось напрасным, было бы разумнее сначала позвонить. А теперь, простите меня, но мне надо работать.
 Он повернулся к ней спиной, как бы показывая, что разговор закончен, и Энн опустила голову. Если она сейчас уйдет, у нее больше не будет возможности увидеться с ним. Она стиснула руки, и этот жест напомнил ей о Розали Дональде. Стиснув зубы, она поднялась на ноги.
 — Вы не можете так просто прогнать меня! Если вы это сделаете, я буду жаловаться. Он с удивлением оглянулся.
 — Это ничего не даст. Я ведь уже попытался объяснить вам, что я передумал. Очень жаль, мисс Лестер, но приходится говорить прямо.
 — Да уж, это действительно прямо. — Если вы сможете найти дорогу к двери… Я очень занят.
 Энн помедлила, прикидывая, может ли она еще что-нибудь сказать или сделать, чтобы заставить его посмотреть на нее, как на человека, а не на раздражающую помеху, напоминающую об уже сделанном и забытом проступке.
 — Я не буду вам больше мешать, — слабым голосом произнесла она и двинулась к двери. Дойдя до середины комнаты, она остановилась и покачнулась, подняв руки к голове.
 — Комната.., кружится. Я.., я боюсь, что я сейчас… — со вздохом она грациозно опустилась на ковер, не забыв расслабить тело и закрыть глаза.
 — Что с вами стряслось? В чем дело? Энн не открывала глаз и не отвечала. Она услышала, как он отодвинул стул и подошел к ней. Потом последовала пауза, когда он наклонился и посмотрел ей в лицо. Затем он выпрямился и поспешил к двери.
 — Смизи! — крикнул он. — Нюхательную соль.., скорее!
 Он вернулся назад, и Энн почувствовала, что ее поднимают и осторожно кладут на кушетку. Странный запах ударил ей в ноздри, какую-то жидкость вливали ей в рот. Она задохнулась, закашлялась и села.
 — Где я? — Она оглядела комнату и снова опустилась на кушетку. — О, мистер Моллинсон, мне очень жаль, простите меня.
 — Нечего прощать. Вы часто так падаете в обморок?
 — Нет. Когда я хорошо себя чувствую, я никогда не падаю в обморок. Это потому, что я.., потому, что я не ела, вот почему. Если бы вы позволили мне выпить чашку чая…
 Женщина с разлетающимися волосами заторопилась к ней, и Энн вздохнула:
 — Извините. Может быть, мне лучше все вам объяснить.
 — Не сию минуту. — Пол Моллинсон сел на стул напротив кушетки. — Подождите, пока не поедите чего-нибудь. Потом расскажете.
 — Но вы так заняты…
 — Я не смогу работать, если буду думать, что вы падаете в обморок вдоль всей Хэмпстед Хай Стрит! Бога ради, помолчите, пока Смизи не вернется.
 Энн подчинилась, незаметно наблюдая за ним На фотографиях он выглядел моложе и жизнерадостней, а здесь, дома, он выглядел таким, каким был на самом деле: обеспеченным, уверенным в себе и циничным. Он был гораздо худей, чем она себе представляла, а впадины под скулами и необычайно глубоко посаженные серые глаза придавали ему аскетический вид, который она нашла весьма привлекательным. Широкий тонкий рот и решительный подбородок несколько нарушали это благоприятное впечатление. Да и профиль его, обрисовавшийся на белой стене, когда он повернулся на стуле, был суров и мрачен. Неудивительно, что Розали назвала его привлекательным. На человека робкого и нервного он должен был произвести впечатление надежности и силы.
 Энн лихорадочно обдумывала, что ей следовало сказать Моллинсону, когда вошла экономка с полным подносом, и ей надо было с трудом приподняться на кушетке.
 — Вот, мисс. Вы будете есть здесь или сядете за стол?
 — Поставьте ей поднос на колени, — коротко произнес хозяин квартиры. — Если она сейчас встанет, то может снова потерять сознание!
 Энн взяла поднос и с тоской поглядела на него. Так как незадолго до прихода сюда она основательно позавтракала, то есть с аппетитом ей было трудно, но она решительно взялась за дело и не остановилась, пока не опустошила все тарелки.
 Все это время он наблюдал за ней, положив ногу на ногу, облокотившись одной рукой на спинку стула, держа сигарету в другой.
 Энн допила чай и спустила ноги с кушетки.
 — Спасибо, я чувствую себя гораздо лучше.
 — Хорошо. А теперь вы можете рассказать мне, почему вы ничего не ели.
 — Это вопрос денег.
 — Поэтому вы и пришли повидаться со мной? От гнева ее голос зазвучал холодно.
 — Мне не нужно от вас денег, мистер Моллинсон. Если вы скажете мне, сколько я вам должна за ленч…
 — Не глупите!
 — Я не глуплю. — Она встала с кушетки.
 — Тогда сядьте снова. — Медленно он выгнулся на стуле. — Знаете, мисс Лестер, вы, пожалуй, заинтриговали меня. Мне любопытно услышать вашу историю.
 — Историю?
 — Да. Слишком много неувязок. Вы теряете сознание от голода, потому что у вас нет денег купить еды, и вместе с тем вы, если мне будет позволено заметить, неплохо одеты.
 — Это объясняется очень просто, — торопливо ответила она. — Я не всегда была бедной. Но я.., я убежала из дома. Мой отец умер, а моя.., мачеха ужасно обходилась со мной, — она посмотрела на него из-под ресниц и заметила, что не убедила.
 — Видите ли, — продолжала она, — она не намного меня старше. Они только недавно поженились, и когда отец умер, он все оставил ей. Я должна была выпрашивать у нее каждый пенни, как будто снова стала ребенком. Я выдерживала все это, пока не закончила секретарские курсы, а затем ушла из дома. Меня там больше ничего не держало. Когда умер отец, моя жизнь кончилась вместе с ним. — Энн вспомнила о своем отце, и в ее голосе зазвучали слезы. — Я хотела забыть прошлое, все эти счастливые годы, которые мы провели вместе. Поэтому я и убежала.
 — А что случилось потом?
 — Я не могла найти приличной работы, потому что у меня нет рекомендаций. Наконец я устроилась в молодежной гостинице — смотритель рекомендовал меня. Однако несчастья преследовали меня: пару месяцев назад я получила воспаление легких. Заболевание оказалось серьезным, — внезапно охрившим голосом добавила она, — и у меня кончились все деньги. Я вернулась на работу, еще не окрепнув как следует, и со мной произошло что-то вроде нервного срыва: я не могла ездить на работу, а сама мысль о том, что я буду печатать в одной комнате со всеми остальными девушками… Поэтому я отдала последние свои пять фунтов агентству Мак Брайд, может, они меня с кем-нибудь познакомят.
 Пол Моллинсон оглядел ее внимательно от блестящих белокурых локонов до начищенных кожаных туфелек.
 — Я полагал бы, что такой девушке, как вы, несложно с кем-то познакомиться.
 — Я никогда не вышла бы замуж ни за кого из мужчин с моей теперешней работы. Я выросла в большом доме в окружении интересных людей и красивых вещей.
 — Вы могли бы вернуться домой, — сухо заметил он.
 — Никогда! Я лучше умру.
 — Мне очень жаль, — голос его звучал почти ласково. — Но, как я уже говорил вам, я не собираюсь жениться.
 — Вы хотите сказать, что вы вообще никогда не женитесь?
 — По крайней мере, не сейчас.
 — Тогда я лучше пойду. Мне жаль, что я вас побеспокоила. Вас ведь не касается, что со мной будет.
 — Куда вы пойдете?
 — Снова в молодежную гостиницу. К счастью, за комнату у меня уплачено до конца месяца.
 — А потом?
 — Я попытаюсь найти работу где-нибудь за городом, — голос Энн истерически зазвенел, — Все эти толпы людей, вечно толкающихся, дурно воспитанных.., я не могу выносить их. — Она поднесла руку к горлу. — Может быть, мисс Мак Брайд еще сможет познакомить меня с кем-нибудь. Это очень хорошее агентство, и они очень стараются.
 — Но не можете же вы выйти замуж за какого-то мужчину только потому, что он предложит вам, где жить. Это непристойно! Я себе представить не мог, что люди, обращающиеся в агентство, так рассуждают.
 — А почему бы нет? Когда вы больны и бедны, то схватитесь за соломинку. Он нахмурился.
 — Что ж, ваша точка зрения мне понятна. Это интересно, очень интересно. Пожалуй… — Он нерешительно замолчал. — Присядьте еще ненадолго, мисс Лестер…
 Энн сделала, как ей велели, и стала разглядывать свои руки. Пол Моллинсон закурил следующую сигарету и какое-то время курил, быстро затягиваясь. Каким-то не вполне понятным образом она поняла, о чем он думает, поняла, что ее история его заинтриговала, заставив внезапно понять, что в брачные агентства обращаются не только робкие и нервные девушки, вроде Розали Дональде.
 Он бросил наполовину выкуренную сигарету и подошел к письменному столу.
 — Моей вины в том, что вы сюда пришли, нет, — быстро сказал он. — Я хочу, чтобы это было абсолютно ясно. Однако я чувствую, что частично несу за вас ответственность. Я должен был сообщить секретарю агентства, чтобы мое имя вычеркнули из списка клиентов.
 — Да, так было бы разумнее, — тихо ответила она. — Иначе вы можете навредить кому-нибудь.
 — Женщинам так легко не навредишь, — проговорил он и замолчал. — Так о чем я говорил? А, да.., если вы достаточно быстро печатаете, то можете временно остаться работать здесь. Моя собственная секретарша неожиданно попала в больницу с аппендицитом, и сейчас мне отчаянно нужен секретарь. Так вот я подумал, что вы могли бы даже жить там, где жила мисс Финк. Уверен, что ее домохозяйка с восторгом возьмет вас.
 Энн стиснула руки.
 — Вы очень добры, мистер Моллинсон. Я совершенно не ждала ничего подобного.
 — Только не воображайте ничего, — он снова заговорил раздраженным тоном. — Вы меня не интересуете с матримониальной точки зрения. Часы работы с десяти до шести, жалованье десять фунтов в неделю. Подойдет?
 — Изумительно!
 — Подождите восхищаться, пока не поработаете со мной, — он полуулыбнулся. — Я в работе не самый легкий человек.
 Энн дипломатично воздержалась от комментариев.
 — Когда вы хотите, чтобы я начала работать?
 — Сразу же. Попросите Смизи показать вам комнату для гостей. Можете держать там свои вещи.
 Энн вышла в холл и, обойдя лестницу зашла в большую кухню, выходящую окнами на гараж. Женщина с разлетающимися волосами наполовину залезла в холодильник, доставая что-то. Она вы нырнула оттуда с миской вишен.
 — Я ваш новый секретарь, — объявила Энн. Мистер Моллинсон просил передать вам, чтобы вы были так добры и показали мне, где мне положить пальто.
 Она поднялась вслед за экономкой по узкой лестнице с элегантными коваными перилами на второй этаж. По одной стороне узкого белостенного коридора располагались спальни. Маленькие китайские эстампы с изображениями яростных коней украшали стены, их черные рамки резко выделялись на белом фоне.
 — Мистер Моллинсон их обожает, — заметила, указывая на них, Смизи. — Нашел их в какой-то старой лавчонке за Хай Стрит.
 Энн улыбнулась:
 — Вы так говорите о Хай Стрит, с такой интонацией, будто это деревня.
 — А мы и живем.., в Хэмпстед Вилледж. Вы представить себе не можете, какая здесь замкнутая среда. Здесь все писатели, художники и тому подобное. Утром пойдешь в магазин, кого только не встретишь. Меня уже тошнит от немытых лиц и вельветовых штанов.
 — Тогда мне лучше на работу в брюках не приходить, — со смехом заметила Энн.
 — Не обращайте внимания на мои слова, — торопливо проговорила Смизи. — Если мистер Моллинсон говорит, что вы можете носить брюки, носите. Ему не понравится, если он узнает, что я говорила вам, как себя вести.
 Она толкнула одну из дверей и ввела Энн в маленькую спальню, выходящую окнами в сад. Так как это был второй этаж, то из окон открывался изумительный вид на Пустошь, начинавшуюся сразу за изгородью.
 — Как красиво! — воскликнула Энн. — Действительно, ощущение, будто живешь в деревне.
 — А что я вам говорила! — Маленькая экономка, продолжая говорить, куда-то исчезла и вернулась с полотенцем в одной руке и куском мыла в другой. — Вот. Это для вас. А спальней этой можете пользоваться, пока вы здесь работаете.
 — А мистер Моллинсон не будет против?
 — Только не он. У нас на этом этаже еще три комнаты, а наверху мои. — Смизи положила полотенце на кровать. — Теперь я вас оставляю. Дорогу вниз вы сможете найти сами.
 Возвращаясь в гостиную после того, как она причесалась и подкрасила губы помадой, соответствующей ее цветастому платью, Энн знала, что выглядит прекрасно. Она потратила времени больше, чем обычно, на причесывание: зачесала волосы назад в манере девушки, которая хочет, чтобы ее ценили на работе. А то, что такая прическа делала ее еще моложе на вид, было незапланировано, но доставило ей удовольствие. Пока она не определит, какой тип женщин нравится Полу Моллинсону, она будет разыгрывать девочку-простушку. Время продемонстрировать изысканность еще настанет.
 Когда она вошла. Пол Моллинсон снова сидел за столом и махнул ей рукой в, сторону маленького столика рядом, на котором стояла пишущая машинка и пачка бумаги. Он ничего не сказал о ее внешности, хотя она знала, что он наблюдает, как она усаживается, снимает чехол с машинки и готовится к его диктовке.
 — Насколько я понял, вы никогда раньше не работали на драматурга.
 — Боюсь, что нет.
 — Тогда посмотрите на уже напечатанные листы перед вами. По ним вы увидите, как располагать текст пьесы.
 — Я знаю, как выглядит рукопись, мистер Моллинсон.
 — Я всего лишь пытался помочь вам. Решите в конце концов, невежественны вы в этом вопросе или нет.
 Энн с вызовом передвинула каретку. Работать с этим самоуверенным занудой будет нелегко. Зато какое удовольствие получит она, сбив с него немного спеси и добившись, что второй раз он не посмеет ни с кем поступить так, как с Розали Дональде.
 Она глянула в его сторону и увидела, что он с озабоченным видом стоит у французских окон, выходящих в сад, и мысли его явно далеко.
 — Я сейчас на акте втором, сцене первой, — произнес он, поворачивая к ней голову. — Если я буду говорить слишком быстро для вас, скажите.
 Он начал диктовать медленно, ускоряя темп по мере того, как творческое воображение овладевало им. Сцена, которую он описывал, представляла собой жилую комнату, спальную и гостиную одновременно, дешевую, жалкую, в которой сидеть можно было только на диване и которая обогревалась газом, все время тухнувшим от сквозняка. Эту комнату многие признали бы за свою, и все-таки Энн не сомневалась, что он имел в виду комнату Розали Дональде. Ее жесткий стул, на котором он во время визита к Розали сидел сам, видимо, стоял перед его глазами, когда он диктовал диалог Мэри-Джейн — героини пьесы — и ее приятеля Фрэнка.
 Через какое-то время он начал бродить по комнате, брать и ставить на место пепельницу, проводить рукой по корешкам книг. Наконец, добравшись до кушетки, он растянулся на ней во весь рост. Голос его был невыразителен и тих, слова текли торопливо, иногда сливаясь, как бы не поспевая за мыслями. Казалось, он диктовал список белья, отданного в прачечную. Вместе с тем была в его словах какая-то пленительная магия, наполнявшая комнату, и Энн, печатавшая как могла быстро, была заворожена разворачивавшейся перед ней историей.
 Солнце позолотило верхушку живой изгороди, когда Пол Моллинсон наконец замолчал, и она, откинувшись на стуле, стала сгибать и разгибать пальцы. Дверь комнаты отворилась — Смизи вкатила сервировочный столик.
 — Я стояла под дверью последние десять минут, ожидая паузы, — в ее тонком голоске слышался легкий ирландский акцент, а улыбка, которую она послала Энн,” продемонстрировала ослепительно белые искусственные зубы. — Надеюсь, у вас еще не отвалились пальцы.
 — Не говорите так много, Смизи. Мисс Лестер еще недостаточно вас знает.
 — Если она выдерживает общение с вами, то сможет выдержать присутствие кого угодно. — Женщина остановила столик около Энн. — Может быть, вы разольете чай, мисс, а то мистер Моллинсон всегда проливает его на пол.
 — Смизи! Говорю вам, довольно. Убирайтесь! Снова сверкнув искусственными зубами, Смизи удалилась. Энн подняла чайник.
 — Сахара, молока?
 — Ни того, ни другого, спасибо. Я пью с лимоном.
 Как типично для него, подумала Энн, передавая ему чашку. Он принял из ее рук чай и взял кусок кекса.
 — Возможно, я сегодня заставил вас слишком крепко поработать, мисс Лестер. Когда я уже начал писать, то не могу остановиться.
 — Мне удалось не отставать, — улыбнулась Энн. — А что происходило в первом акте? Мэри-Джейн героиня пьесы?
 — Да. Как вы, вероятно, могли предположить, она психопатка.
 — Потому что живет воображеньем? А почему ей им не жить? Вы дали ей такое скучное существованье, мистер Моллинсон, так что едва ли можете винить ее за то, что она возомнила, будто она совсем не такая, какая на самом деле!
 — Вы то, что вы есть, и у вас есть то, что у вас есть, — с нажимом произнес он.
 — Какая-то пораженческая позиция! Я с вами совершенно не согласна. — Энн оперлась подбородком на руку. Другой она отвела с виска выбившийся из тугого узла локон.
 — А какая основная мысль пьесы, мистер Моллинсон?
 Впервые с того момента, как она увидела его, он растерялся.
 — Остальная часть пьесы в столе. Когда у вас будет время, можете почитать.
 — А можно мне взять ее сегодня на вечер домой?
 — Конечно, нет!
 Он рявкнул это так громко, что у нее дернулась рука, чашка затряслась на блюдце и несколько капель чая брызнуло ей на платье. Она вытащила платок и стала их промокать.
 — У нас на кухне есть пятновыводитель, — невозмутимо заметил он. — Он более эффективен, чем слюна.
 Приняв это за извинение, Энн направилась к двери.
 — Куда это вы собрались?
 — На кухню. Вы же сказали, что я могу…
 — Только когда будете уходить. А сейчас, с вашего позволения, я хотел бы еще поработать. Закусив губу, Энн села за машинку.
 — Я готова.
 За неделю Энн освоилась и на новой работе, и в своем новом жилище. Мисс Финк занимала комнату в ветхом доме над озером. Обстановка там была угнетающей и грязной, но хозяйка — доброй и общительной, а из комнаты, где она поселила Энн, открывался великолепный вид на тихую гладь воды и плакучие ивы.
 Так как она привыкла в театре к долгим и нерегулярным занятиям, работа у Моллинсона далась ей сравнительно легко. Когда он бывал дома, то работал весь день напролет. Однако нередко, обычно при назначенных встречах в городе, он не работал вообще. Как наниматель он оказался гораздо более внимательным, чем она могла предположить, и иногда подвозил ее домой, если выходил из дома одновременно с ней.
 Вместе с тем, рассказывая Марти о том, как идут дела, она не могла сообщить ей, что далеко продвинулась в установлении близких отношений с Полом Моллинсоном.
 — У меня такое чувство, что он охотно дал бы мне пятьдесят фунтов, лишь бы я вернулась домой к моей воображаемой мачехе. По правде говоря, мне кажется, что он предложил мне работу только из какого-то чувства вины!
 — Если он докопается до правды, чувство вины будет у тебя. Почему бы тебе не бросить это дело и не уйти оттуда?
 — Ты что, забыла о Розали Дональде?
 — Конечно, нет. Кстати, на днях я получила от нее письмо. Она снова вернулась к своей тетке и ненавидит каждую минуту своей жизни с ней. Вроде бы здоровье старушки ухудшается, и доктор там днюет и ночует.
 — Бедная Розали. Я иногда задумываюсь, вспоминает ли ее мистер Моллинсон? Хоть иногда.
 — Почему бы тебе не спросить его? — сухо поинтересовалась Марта.
 — Когда-нибудь спрошу. В настоящее время он не знает, что я с ней когда-либо встречалась. Энн покачала изящной ножкой:
 — Вчера вечером я прочитала всю его пьесу и поняла, что имела в виду Розали, когда говорила, что она его вдохновение.
 — Ты хочешь сказать, что он использовал историю ее жизни?
 — Как основу. Героиня — бедная девушка, компаньонка богатой старой леди, которая проводит жизнь между визитами в местную библиотеку и прогулками с толстым пекинесом. Она отправляется в брачное агентство, чтобы найти себе мужа, а когда находит, то приглашает его в поместье и притворяется, что оно принадлежит ей. Этот мужчина — зовут его Фрэнк — влюбляется в нее, но боится попросить выйти за него, потому что он тоже ей врет. Он не состоятельный человек, а всего лишь кондуктор автобуса.
 — Бедняги!
 — Мой босс так не считает. Он думает, что все это очень смешно. В конце пьесы Мэри-Джейн оставляет свою работу и отправляется жить в город. Снимает комнату в доме, в котором, как оказывается, живет Фрэнк, но хотя они там неожиданно встречаются снова, они проходят мимо друг друга на лестнице, как чужие.
 — Ты хочешь сказать, что конец несчастливый?
 — Да. И поэтому я думаю, что его ждет провал. Вся движущая пружина у этой пьесы не правильна.
 — Не понимаю этого, — сказала Марти. — Он был таким многообещающим вначале. Эти его чудные комедии, а потом эта серьезная пьеса — “В тисках”… Помнишь?
 — Как я могу забыть? Отец говорил, что это лучшая пьеса, в которой он когда-либо играл, — Энн вздохнула. — Не могу понять, что случилось с Моллинсоном с тех пор. Он как будто потерял себя.
 — Если он не выйдет из кризиса, то совершенно разорится! Еще одна пьеса вроде последней, и на него просто никто не пойдет.
 Энн подошла к окну и остановилась, упершись невидящим взглядом в закопченную кирпичную стену напротив. Глаза ее машинально скользили по серой мостовой, тротуарам, движущемуся мимо потоку людей.
 — Обидно будет, если он снова потерпит неудачу, — тихо промолвила она. — Мне не хочется сочувствовать ему после того, как он обошелся с Розали, но ничего не могу с собой поделать.
 Она повернулась от окна лицом к комнате:
 — Кстати, мама считает, что я живу у тебя. Марти поежилась.
 — Если откровенно, то я должна была заставить тебя сдержать слово и отправить домой. Ты ведь сказала, что поедешь, если не получишь роли.
 — Но я играю роль!
 — Это не то, что я имела в виду.
 — Знаю, но ты меня не переубедишь. Я решила, что дам Моллинсону попробовать собственного снадобья и сделаю это.
 — Он слишком большой циник, чтобы ты смогла его поймать.
 — Случались и более странные вещи, — живо проговорила Энн и, наклонившись, поцеловала морщинистую щеку. — Марти, обо мне не беспокойся. Если что-то пойдет наперекосяк, я бегом прибегу к тебе.
 Весь июль Пол Моллинсон работал над своей пьесой, а в первую пятницу августа уехал из города, забрав с собой законченную рукопись.
 Энн решила не ехать на выходные домой. Так приятно было субботним утром поваляться в постели, зная, что впереди два дня, полностью ей принадлежащие. Днем она побродила по Хэмпстеду, по его узким холмистым улочкам, отходящим от главной дороги, разглядывая высокие дома эпохи регентства, с их нарядными парадными дверьми. Фасады и окна были в избытке украшены узорными железными решетками и перилами, из-за которых на нее загадочно смотрели важные ленивые кошки.
 Конечно, Лондон мог похвастаться многими красотами, но одинокому человеку в нем было неуютно. Единственный раз, когда с ней заговорили, было в баре “Эспрессо”: к ней обратился один из тех артистических типов, о которых с таким презрением отзывалась Смизи. Впрочем, его предложение было не из тех, которые улучшают настроение.
 В воскресенье вечером она сходила на концерт в Кенвуд Хауз и послушала камерную музыку. Звуки музыки в элегантном зале унесли ее в прошлое, в ту эпоху, когда красота и изящество значили гораздо больше, чем хватка и коммерческий успех. Возвращаясь в сумерках домой, она размышляла о ситуации, в которой оказалась с Моллинсоном: права ли она, решив стать судьей его поступкам. Сейчас век деятельных и расчетливых людей: если для достижения нужного результата ему нужно было изучить и выставить на всеобщее обозрение девушку типа Розали Дональде, кто такая Энн, чтобы обвинять его? Она заснула, так и не найдя ответа на этот вопрос, но и во сне ей не было покоя.
 В понедельник утром Пол еще не вернулся, и она в ожидании прошла в сад. Вдоль дорожек цвели цветы, и яркие головки петуний раздвигали траву лужайки.
 Сад был обращен к югу и жадно ловил солнце. Выцветшие кирпичные стены защищали его от взглядов прохожих, а жужжание пчел, перелетающих между кустами лаванды, почти заглушали отдаленный шум транспорта. Она села на траву и опустила лицо поближе к цветам, их запах заполнил ее. Двенадцать часов, а Пола все не было. Тогда она вытянулась на траве во весь рост и закрыла глаза.
 Войдя в гостиную. Пол Моллинсон раздраженно огляделся в поисках секретарши. Комната была пуста, и он, буркнув себе под нос нечто малоприятное, прошел к письменному столу. Полуобернувшись, чтобы взять сигарету, он увидел краем глаза через французское окно на лужайке голубое пятно и вышел в сад посмотреть, что там такое. Ботинки на резиновой подошве бесшумно ступали по плиткам дорожки, и он успел пройти несколько ярдов, прежде чем понял, что это мисс Лестер. Она лежала на траве и спала, положив руку под голову. Он подошел поближе и наклонился к ней. Пожалуй, это была единственная возможность как следует рассмотреть эту девушку, таким странным образом вошедшую в его жизнь. С закрытыми глазами она казалась моложе и не такой бойкой, и выражение лица было мягче, не надменное, как он уже привык видеть. Одна стройная нога была поджата. Бретелька платья соскользнула с плеча, нескромно открыв загорелую шею и нежный изгиб груди.
 Когда он стал над ней, разглядывая, он заслонил солнце. Энн зашевелилась, открыла глаза и посмотрела прямо ему в лицо.
 Она покраснела от его напряженного взгляда и, быстро поправив бретельку, вскочила на ноги, стараясь одновременно пригладить растрепавшиеся волосы.
 — Вы делаете так только хуже, — с юмором заметил он. — И еще в них полно травинок.
 Протянув руку, он вытащил из ее волос несколько стебельков:
 — Зеленое с золотом — очень приятное сочетание.
 Энн шагнула в сторону.
 — Я ждала вас все утро.
 — Меня задержали. Если бы я знал заранее, я сказал бы, что вы сегодня свободны.
 — Еще есть время после полудня.
 — Я сегодня работать не буду. Они двинулись к дому, и Энн остановилась, увидев, что в гостиной сидит какая-то женщина.
 Пол Моллинсон прошел в комнату впереди нее.
 — Ты быстро справилась, Сирина.
 — Я только попудрилась, дорогой. У тебя там все приготовлено для гостей-женщин, — голос был легким и приятным. Он чем-то напоминал голос Энн, но на этом сходство кончалось.
 — Энн, это Сирина Браун. Возможно, вы видели ее в новой пьесе в Олдвиче?
 — Она должна быть очень ярой театралкой, чтобы увидеть ее, — протянула Сирина, а ее большие голубые глаза при этом внимательно оценивали Энн. — Так вы и есть та новая секретарша, о которой мне рассказывал Пол? Та, которая помогает ему с пьесой?
 Энн покраснела.
 — Я не уверена, что это так называется. Сирина Браун рассмеялась.
 — Я просто стараюсь быть тактичной, дорогуша. Пол говорил об этом не совсем в таких выражениях. Но должна заметить, вы резко отличаетесь от мисс Финк, — актриса обернулась к Полу. — Я всегда говорила, что тебе надо избавиться от этого дракона, правда?
 — Я не избавился от нее, — возразил Пол. — Она попала в больницу с аппендицитом. Сирина сделала гримасу.
 — Ты хочешь сказать, что я снова увижу ее.
 — Если к тому времени мы еще будем друзьями.
 — Как ты ужасно говоришь!
 — Можно ли меня в этом винить? — голос Пола звучал резко, почти грубо, и Энн почувствовала себя неловко, как будто она подслушала что-то очень личное.
 — На ланч мне оставить вас, мистер Моллинсон? — в растерянности спросила Энн.
 — Разумеется, нет, Смизи накрыла на всех в столовой.
 — Тогда пойдем и поедим, — заторопила Сирина, — я умираю с голоду.
 Актриса поднялась на ноги, и Энн увидела, что она очень маленького роста, едва ли больше пяти футов. Все в ней было миниатюрным: нежное овальное личико, капризно изогнутые пухлые губки, вздернутый носик, изящная фигурка танагрской статуэтки и ладные руки с длинными пальцами и продолговатыми ногтями. Она напоминала миниатюрную, дорогую безделушку. Даже ее волосы воскрешали в памяти пасторали позапрошлого века: они были бледно-рыжими, редкого, прелестного оттенка. Длинные и прямые, они падали ей на плечи, выдавая продуманность имиджа.
 "Как Алиса в стране чудес”, — подумала Энн, следуя за ней в столовую. — Она знает об этом и умело разыгрывает эту роль.
 Ланч не очень удался, потому что Сирина целиком завладела разговором, обсуждая театральные сплетни и людей, которых она с Полом встретила во время уик-энда. Все эти имена людей, которых она знала или о которых слышала, так напомнили об отце, что она с трудом удерживалась, чтобы не вмешаться в разговор.
 Вошла Смизи, неся на подносе кофе, и Энн поднялась, чтобы взять его из ее рук.
 — Может быть, попьем его в саду? — спросила Сирина. — Тогда мы не помешаем мисс Лестер работать.
 Пол поднялся из-за стола.
 — Прекрасная мысль. Энн, пьеса на письменном столе. Я там внес кое-какие изменения, — он взял у нее поднос. — Когда кончите печатать, можете быть свободны — работу продолжим завтра.
 Он прошел в сад, и Энн наблюдала, как он поставил поднос на маленький столик около розовой беседки. Сирина изящно свернулась в уголке садового диванчика, а он разлил кофе и, подав ей чашку, присел около нее.
 — Значит, она опять вернулась, — пробормотала, убирая со стола, Смизи. — Интересно, сколько это продлится теперь?
 Энн удивленно посмотрела на нее.
 — А она что, старая подружка мистера Моллинсона?
 — Можно сказать и так. — Смизи выкатила сервировочный столик из комнаты. Энн стряхнула крошки со стола и, взяв с него салфетки, последовала за ней на кухню.
 — Она очень красивая. Как вам кажется?
 — Если вам нравится такой тип, — фыркнула Смизи. — Я сама маленькая и люблю высоких, как вы, если мне позволяется заметить, вы красивая. Вы свободно могли бы стать манекенщицей.
 — Я предпочитаю работать у мистера Моллинсона! — Энн потянулась за посудным полотенцем и стала вытирать посуду. — А как получилось, что он так и не женился?
 — Может быть, времени не хватило, — уклончиво ответила Смизи. — Боже, были бы вы здесь, когда к нему пришел первый успех. Телефоны не переставали звонить, дверной звонок тоже. А женщины!., она закатила к небу глаза. — Каждая красивей, чем предыдущая, и все хотят роль в его пьесе. И готовы ради этого на все. Иногда мне было просто стыдно за свой пол. Нет, ничего, на что не пошла бы женщина, чтобы добиться того, чего хочет!
 — Если ценой было ухаживать за мистером Моллинсоном, то мне их очень жаль. С моей точки зрения, он не очень похож на героя девичьих грез, — вытерев последнюю тарелку, она поставила их на сушилку. — И по-моему, он прекрасно может о себе позаботиться!
 — Только потому, что получил хороший урок. Когда-то его очень сильно обидели.
 Энн загорелась любопытством, но сдержалась и не стала дальше расспрашивать Смизи. Закрыв за собой дверь кухни, она вернулась в гостиную. Так значит, в свое время Пол пережил сильное разочарование: по-видимому, это и было причиной его цинизма и недоверия к женщинам. Вздохнув, она взяла со стола пьесу и начала ее читать, хмурясь по поводу изменений, нацарапанных на полях и между строчек.
 Все это время она не могла забыть о двух людях в гамаке в саду. Через окно она могла видеть сзади только его и темную голову Пола. Послышался всплеск кокетливого игривого смеха, и Энн потянулась за сигаретой. Закурив; она снова глянула в окно: гамак уже не качался и голов не было видно.




 Глава 3


 Неделю спустя Пол снова уехал из Лондона, и четыре дня Энн нечего было делать. Даже Смизи не знала, куда он поехал, так как он не оставил никакой записки или адреса для пересылки писем.
 — Часто он так делает? — спросила она у Смизи.
 — Довольно часто. Мне кажется, что ему надоедает работать и таким образом он пытается выбросить пьесу из головы.
 — Может быть, Сирина помогает ему в этом?
 — Если так, то это будет первым полезным делом в ее жизни!
 Энн нагнула голову к машинке и искоса посмотрела на Смизи.
 — Когда-нибудь она может оказаться вашей хозяйкой. Вам лучше быть осторожней в своих словах.
 — Мистер Моллинсон так не поступит. Он не позволит себе снова так быстро подпасть под ее влияние.
 Энн насторожилась. Второй раз их разговор принимал интригующий оборот. Нежелание сплетничать о своем нанимателе заставляло ее быть сдержанной, но у Смизи таких внутренних запретов не было и, раз начав говорить о каком-то предмете, она не могла остановиться.
 — Не то, чтобы мисс Браун не научилась чему-то за последние годы. Когда она появилась впервые, то обходилась без всяких этих “спасибо” и “пожалуйста”. Теперь она тщательно следит за своими словами и поведением. Даже со мной.
 — А что, мистер Моллинсон когда-то хорошо ее знал?
 — Еще как! Да, я могла бы…
 В дверь позвонили, и экономка поспешно вышла. Она не вернулась, и Энн возобновила работу, раздумывая над ее последним замечанием.
 Следующие несколько дней она была занята пьесой. Исправлений было много, и часто она с трудом расшифровывала его мелкий почерк. Но на третий день все было закончено, и Энн удовлетворенно стала читать все целиком.
 Пол Моллинсон сделал себе имя как мастер изящной комедии, и сначала все, что выходило из-под его пера, имело успех у публики. На волне успеха он решил попробовать себя и на чем-то более серьезном. Первой попыткой была пьеса, действие которой происходило за “железным занавесом”. Главные роли в ней играли отец Энн и Кора Риис. “В тисках” имела шумный успех. Но после этого, вот уже четыре года, с какой-то однообразной регулярностью неудача следовала за неудачей. Теперь он решил от драмы перейти к сатире.
 "Сущность его драм, — говорилось в одном из отзывов на последнюю пьесу, — показать нам, что мы жертвы своей собственной личности. Герои пьес этого молодого автора — марионетки, которые этим-то и вызывают жалость”.
 Читая новую пьесу, Энн могла представить себе, какие последуют отклики. Если она не ошибается, а интуиция никогда не подводила ее, Полу предстоял еще один провал. Неверие в людей звучало на каждой реплике, каждой ремарке и, поскольку Энн была знакома с настоящей Мэри-Джейн, она видела, где он ошибается. Будучи не в силах удержаться, она взяла в руки карандаш и сделала на полях несколько замечаний. Вышло скупо и непонятно. Она вставила в машинку новый лист и написала свои предложения более развернуто. Одна страница стала двумя, и часам к пяти почти весь второй акт был переделан.
 В течение всей недели от Пола не было никаких вестей, но утром в пятницу, добравшись до Хэмпстед Мьюз, Энн увидела около ворот темно-зеленый “бентли”.
 Она прошла через холл и стала подниматься по лестнице в спальню, чтобы положить вещи, когда он окликнул ее. Она быстро вошла в кабинет, и одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что он прочел ее поправки. Она прислонилась к двери. Белый косяк мягко контрастировал с зеленым цветом ее платья.
 — Доброе утро, мистер Моллинсон. Не ответив на ее приветствие, он раздраженно шваркнул рукопись на стол перед собой.
 — У меня было впечатление, что вы работаете здесь секретарем, а не моим соавтором?
 — Мне очень жаль, — нервно проговорила она. — Но мне было нечего делать. И казалось таким нелепым сидеть зря, и вот я.., я записала некоторые соображения.
 — А это было еще более зря! — Он яростно схватил пьесу и, разорвав поперек, швырнул листы на пол. — Вот вам ваши замечания? А теперь подберите и перепечатайте. И проверьте хорошенько, чтобы было все так, как я этого хочу.., а не так, как хочется вам.
 Два ярких пятна загорелись на ее щеках.
 — Вы ведете себя как ребенок? Совершенно не нужно было все рвать.
 С каким-то рычанием он двинулся через всю комнату к ней. Выражение его лица было таким угрожающим, что она попятилась и попыталась уйти. Но он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.
 — Не слишком испытывайте мое терпение, — прошипел он. — Если попробуете, будете очень жалеть.
 Она попыталась высвободиться из его рук, но ее движения только больше разъярили его, его хватка усилилась, пальцы впились ей в плечи. — Пустите меня! — задохнулась она. — Если вы немедленно не уберете свои руки, я закричу!
 Долгое время он смотрел ей в глаза, потом руки его опустились, и он ухмыльнулся.
 Это слова Мэри-Джейн… А я-то удивился, почему они звучат так знакомо!
 Энн не ответила м, нагнувшись, стала дрожащими руками подбирать страницы пьесы, стараясь дотянуться до листов, залетевших под стул. Ее рука столкнулась с его тонкой загорелой рукой, и она отдернула свою. Моллинсон поднялся на ноги с листком в руке.
 — Вот вам еще один.
 Не говоря ни слова, она взяла его и села за машинку.
 Уголки его тонкого рта поднялись в улыбке.
 — Все еще злитесь на меня?
 — Нет.
 — Злитесь. Я вижу по вашему лицу. Вы не очень хорошая актриса.
 Энн ничего не ответила, но его последнее замечание вызвало появление лукавой ямочки на щеке.
 — Так-то лучше, — сказал он и неожиданно подошел к серванту у стены. — Я выпью шерри, хотите присоединяться?
 Почувствовав, что отказываться будет грубо, Энн взяла бокал. Он налил себе тоже и задумчиво присел на ручку кресла. В сером костюме из тонкой шерсти и белой распахнутой у ворота спортивной рубашке он выглядел моложе, чем когда-либо, и, пожалуй, счастливее. Хотя она не могла понять, создалось у нее это впечатление из-за небрежной одежды или из-за выражения его лица.
 — Хотите сигарету? — Она взяла сигарету и наклонилась к его руке закурить. Ее опущенные ресницы бросали на щеки легкую тень. — Сколько вам лет? — неожиданно спросил он.
 — Двадцать два.
 Он пожал плечами.
 — Иногда вы выглядите значительно моложе своих лет, а иногда гораздо старше. — Закурив сигарету, он сел, держа свой бокал в руке. — Мне жаль, что я взорвался, но до сих пор никто не критиковал меня до такой степени жестко.
 — Я тоже очень сожалею. Я теперь понимаю, как нахально это выглядело. Он передернул плечами.
 — У вас есть чувство диалога. Большинство людей лишено этого дара, да и вообще умения писать.
 — Меня всегда интересовал театр. — Она увидела, что он смотрит на нее с любопытством, и поторопилась добавить:
 — Конечно, с любительской точки зрения. Моя мачеха была.., очень увлекалась-была связана с местной труппой. Это было единственное, из-за чего мы не ссорились.
 — Большинство женщин любит сцену, — саркастически заметил он. — Некоторые просто прирожденные актрисы.
 — Ваши слова звучат цинично.
 — У меня на это есть причина. Женщина, с которой я был помолвлен, сбежала с моим лучшим другом. Может быть, вы сумеете раскрутить вокруг этого романтическую историю?
 Энн опустила глаза в бокал и решила держаться осторожно.
 — Она была актрисой?
 — Да. Вы сидели с ней за столом несколько дней тому назад.
 Энн ошеломленно подняла голову.
 — Миссис Браун? Я понятия не имела. Вы были.., так.., так небрежны с ней.
 — А вы ожидали, что я буду ползать перед ней на коленях?
 — Нет, конечно! — Энн поставила бокал на стол и внимательно изучала ковер. — А что произошло с вашим другом? Поженились они?
 — Да. Но он был убит в Африке два года назад. К тому времени Сирина уже оставила его и пыталась сделать себе имя в Штатах. Когда ей это не удалось, она вернулась сюда и разыскала меня… Лучше синица в рукавице.., сами знаете.
 По его виду трудно было понять, что он чувствует, и Энн подумала, не скрывает ли его ироничный тон разбитое сердце. Легко можно было себе представить, как должна была привлекать такая, похожая на фею, женщина. И хотя Энн чувствовала, что характер у нее неприятный, но ведь известно, как слепы мужчины, когда влюбляются. Она обернулась к нему, чтобы сказать это, но он снова заговорил.
 — А как обстоят дела с вашими романами, мисс Лестер? Вы все еще поддерживаете контакт с агентством Мак Брайд?
 — Пока без особого успеха, — солгала она. — Вы были лучшей кандидатурой в их регистрационных книгах. Жалко, что вы передумали. — Она помедлила и рискнула. — Хотя теперь я понимаю, зачем вы туда вообще пошли с самого начала.
 — Неужели?
 — Конечно. Вам не нужна была жена, мистер Моллинсон, вы собирали материал. По правде говоря, мне непонятно, почему вы не продолжали притворяться со мной. Подумайте, как я и мои рассказы могли быть вам полезны.
 На его лице мелькнуло выражение осторожной сдержанности, он как-то напрягся.
 — Полезны?
 — Конечно. — Она сплела пальцы. — Где нашли вы такой тип, как Мэри-Джейн?
 Какое-то мгновенье он молчал, и она, глубоко вздохнув, заставила себя расслабиться. Если бы он только признался, что использовал Розали! Если бы он признался хоть одним словом, что был не прав, поступая так с ней! Если бы он это сделал, она рассказала бы ему, кто она такая и почему она здесь. Но он молчал.
 Часы на каминной полке отбили час, и он, подняв брови, посмотрел на шерри, которое еще держал в руке, покачивая бокал, так что рубиновая жидкость поймала солнечный свет и отбросила красноватый отблеск на его лицо.
 — Откуда вообще берутся персонажи? — летаю после долгой паузы проговорил он. — Часто из жизни, часто это воображение, а часто — тяжелый труд за столом: сидишь и сочиняешь.
 — Я уверена, что она — слепок с кого-то реального, — быстро сказала Энн.
 Он опустошил свой бокал и снова подошел к серванту.
 — Какое богатое воображение в такой белокурой головке. — Он обернулся. — Вот вас я бы с удовольствием вставил в пьесу. Не вас в действительности.., но кого-то в подобных обстоятельствах. Я вам дам премию, если вы это мне разрешите.
 Она со злостью приготовилась печатать.
 — Во мне нет ничего интересного.
 — Конечно, есть. — Не реагируя на ее холодный тон, Моллинсон подошел к ней. — Я никак не могу в вас разобраться. Вы очень хорошенькая, но не можете найти себе приятеля. Вы общительная, но обратились в агентство, чтобы вас с кем-то познакомили. Что стоит за этим на самом деле? Какова была истинная цель вашего прихода к Мак Брайд?
 Желание рассказать ему правду, повернуться и уйти стало таким сильным, что Энн изменилась в лице, и, увидев это и поняв по-своему, он проникся сочувствием.
 — Я не собирался лезть вам в душу, — тихо произнес он.
 Она с усилием подняла голову, взгляд стал нежным, а губы алыми и зовущими.
 Никто из мужчин, которых я встречала в ходе обычной жизни, не мог дать мне то, что я хочу. А я хочу многого, — она глубоко вздохнула, — драгоценности и меха.., большой дом, машину. Какой обычный человек может дать мне это?
 — Но мужчины, которые могут это дать, не ходят в агентство, чтобы найти женщину.
 — Могут пойти, если они в годах. Пол в ужасе отшатнулся.
 — Вы шутите? Не можете же вы всерьез думать о том, чтобы стать утехой старика?
 — Как плохо вы знаете прекрасный пол, — бархатным голоском проворковала Эни. — Именно это я и собираюсь сделать. Если вам хочется знать, как продвигаются мои дела, я с удовольствием буду вам рассказывать и не буду возражать, если вы дадите мне премию, когда используете это в пьесе.
 — Я теперь не уверен, что меня это интересует, — холодно ответил он и сел за свой стол. — Нам лучше начать работать.
 Он продолжал диктовать ей весь день с небольшим перерывом на ланч и еще более коротким перерывом на чай. Он менял какие-то строчки диалога, вводил новые акты, сокращал сцены. Было гораздо позже восьми, когда он остановился, и Энн, вытащив последнюю страницу из машинки, стала читать и разгибать усталые пальцы.
 — Это все на сегодня?
 Подперев голову рукой, он задумался и не слышал ее, так что ей пришлось повторить вопрос, прежде чем он повернул к ей голову.
 — Простите, я задумался. Да, это все. — Он бросил взгляд на часы. — Боже правый, я не обратил внимание на время. Вы должны были остановить меня.
 — Мне не хотелось делать этого. Вы почти полностью переделали первый акт. Он стал гораздо лучше.
 — Вы так говорите, потому что я принял одну или две из ваших идей.
 Признание было сделано грубым тоном, но поскольку при его самолюбии ожидать чего-то другого не приходилось, она вспыхнула от удовольствия.
 — Я все думала, признаете вы это или нет, мистер Моллинсон.
 — Отчасти.., ваша критика замкнула цепочку моих размышлений. Что ж! Может, мне надо принести вам свои нижайшие извинения на коленях!
 — Не стоит, — едко ответила она. — Смирение вам не к лицу.
 Он сдвинул брови.
 — Я все равно не удовлетворен Мэри-Джейн. Что-то в ней не так, но убейте меня, не могу догадаться, в чем дело.
 — Потому что вы циник и видите в своих героинях лишь карикатуры.
 — Разве? — Усталым жестом он взъерошил себе волосы. — Как я понимаю, вам тоже не очень нравится пьеса?
 — Только из-за Мэри-Джейн. Его снова охватило раздражение.
 — Может быть, вы хотите, чтобы я сделал ее блондинкой с зелеными глазами?
 Она вспыхнула, и к ему снова вернулось хорошее настроение.
 — Мне нравится вас дразнить, вы всегда так покупаетесь на подначку! А теперь перестаньте притворяться, будто занимаетесь машинкой. Оставьте ее в покое. Я повезу вас куда-нибудь поесть. Смизи уехала на уик-энд, а мне не хочется возиться.
 — Я могу вам что-нибудь приготовить.
 — Вы, наверное, устали.., и кроме того, я ненавижу хозяйственных женщин.
 Энн не удивилась бы, если бы Пол Моллинсон привел ее в какой-то скромный непритязательный ресторанчик, но когда потом она анализировала происшедшее, поняла, что он такого никогда бы не сделал. Если он собирается поужинать в ресторане, то пойдет туда, куда хочет, независимо от того, будет ли с ним актриса, на которую он хочет произвести впечатление, или ничего не значащая для него секретарша.
 Они поужинали в Дорчестере, сидя за круглым столиком на террасе в углу. Уже стемнело, и лампы в виде свечей лили мягкий свет на белые скатерти и листву живой изгороди, отделявшей их от Парк Лейн. Мимо проносились с шумом автобусы и автомобили, время от времени заглушая жужжание разговоров и музыку, доносящуюся из окон танцевального зала.
 Так же быстро, как он делал все. Пол заказал обед и, только когда официант ушел, вспомнил, что не посоветовался с ней.
 — Я сожалею, — коротко бросил он. — У меня совершенно это вылетело из головы. Но надеюсь, вы любите икру и цыпленка?
 Энн собиралась уже ответить “да”, когда неожиданно решила, что будет хорошо дать ему первый урок.
 — По правде говоря, — сладким голосом ответила она, — икра кажется мне слишком соленой, а цыплят я просто не ем.
 Тогда я верну официанта. — Пол поднял руку и официант немедленно подошел к ним. — Может мадам снова посмотреть меню.., она хочет заказать что-то другое.
 Мгновенно перед ней на столе оказалось меню, и Энн притворилась, что изучает его.
 — Я, пожалуй, заказала бы копченую селедку.
 — Копченую селедку? — удивленно переспросил официант.
 — Копченую селедку, — твердо повторила Энн, — поджаренную с помидорами.
 — Мы подаем копченую селедку только на завтрак, мадам. Может быть, вы обратитесь в кафетерий?
 Разговор взял в свои руки Пол.
 — Леди хочет, чтобы ей подали копченую селедку на террасе.
 — Но ее невозможно приготовить на нашей кухне!
 — Мне все равно, где вы ее приготовите, — резко проговорил Пол, — лишь бы вы принесли ее.
 — Хороню, сэр.
 Официант исчез, а Пол положил руки на стол — Посмотрите на меня, мисс Лестер. Она подняла глаза на него.
 — Да, мистер Моллинсон?
 — Вы ведь на самом деле не хотите копченой селедки? Правда?
 Быстрая ямочка появилась и исчезла у нее на щеке.
 — По правде говоря, нет.
 — Тогда зачем вы ее заказали?
 Она ничего не ответила, и он заулыбался.
 — Мне очень хочется дождаться и посмотреть, как вы будете ее есть! — Он щелкнул пальцами, и официант вернулся. — Мадам передумала. Она решила все-таки взять цыпленка и икру!
 Во время обеда Пол решительно взялся развлекать Энн, и она с удовольствием включилась в эту игру остроумия. После кофе они потанцевали. Она была высокой, но и он был выше ее почти на голову. В его крепких объятиях она почувствовала себя маленькой и беззащитной и, вздохнув, доверчиво прижалась к нему.
 — Вы довольны?
 — Очень. Спасибо, мистер Моллинсон.
 — Лучше зовите меня Пол. Я отказываюсь слушать весь вечер, как вы называете меня мистером Моллинсоном! А есть у вас второе имя, кроме Энн?
 Она покачала головой.
 — Просто Энн. Ничего интересного.
 — Не простая и очень интересная Энн, красивая Энн, — поправил он. — Вы ведь очень красивы и знаете это. Возможно, это одна из причин, по которой ваша мачеха вас невзлюбила. Там, где вы жили, в том районе были состоятельные холостяки?
 — Один или два.
 Говоря это, Энн придвинулась ближе к нему, чувствуя, что это был единственный способ прекратить опасный разговор. И его рука сжала крепче ее руку, когда он вел ее в сложном рисунке танца. При его индивидуализме можно было ожидать, что он будет танцевать нечто собственное, не подчиняясь ритму танца. Энн так и думала, но оказалось, что несправедливо: он был великолепным танцором, да и Энн не уступала ему в этом, их дуэт был идеально гармоничным. Музыка стала медленной, потом прекратилась совсем, и он, поддерживая ее под локоть, вывел из танцевального зала.
 Энн зевнула и попыталась прикрыть зевок ладонью.
 — Вы устали, — быстро проговорил он. — Я отвезу вас домой.
 — Но вы, должно быть, тоже устали. Ведь это вы весь день занимались творческой работой. Он улыбнулся.
 — Это что, острота на мой счет?
 — О, нет, — серьезно сказала она и коснулась рукой его руки. — Я это говорю как комплимент.
 Они прошли через весь танцевальный зал, через фойе и, обойдя отель сбоку, подошли к его машине. Поездка по темным улицам пролетела мгновенно, и очень быстро они уже были у дверей ее дома.
 Это был чудесный вечер, Энн. Еще раз спасибо, что задержались на работе.
 — Я рада, что смогла быть вам полезной. Она повернулась посмотреть на него. Его лицо было почти не видно в слабом свете приборного щитка.
 — Кстати, если вы и следующую неделю будете отсутствовать, мне бы не хотелось брать жалованье.
 — А на что вы собираетесь жить? Будете питаться воздухом? Я могу позволить себе оплачивать ваше время, глупышка.
 Его губы небрежно коснулись ее рта. Это был первый намек на что-то интимное, на ту близость, к которой она стремилась с самого начала, но сознание того, что он целует ее, принимая за совсем другого человека, лишило поцелуй всякого удовольствия. Ей захотелось, чтобы он поцеловал ее саму, а не вымышленную героиню. Видимо, ее колебания как-то передались ему и, когда она обняла его за шею, он тут же отпрянул.
 — Вы очаровательный ребенок, Энн. Идите спать.
 Наклонившись вперед, он открыл ей дверцу и почти что вытолкнул из машины.
 Улыбаясь, Энн поднялась по ступенькам к входной двери, отперла ее и вошла в дом.
 В течение выходных она много думала о Поле. Из всех мужчин, которых она когда-либо встречала, он был самым непредсказуемым, переходил мгновенно от раздраженной озлобленности к душевной теплоте, от сарказма к комплименту. Нисколько не льстя себе, она могла сказать, что за то время, пока она у него работала, он стал все меньше видеть в ней секретаря и больше воспринимать ее как индивидуальность. Но только в этот последний вечер, когда они танцевали вместе, когда он провожал ее домой и легко поцеловал перед домом, она почувствовала, что он увидел в ней женщину. Теперь, если все пойдет по плану, она скоро сможет осуществить замысел.
 Она лениво размышляла, как он прореагирует на это. Если Марти права, это заставит его с еще большим недоверием относиться к женщинам, а это, в свою очередь, отразится на его работе. Она отогнала от себя эту мысль: он должен был думать о последствиях до того, как обидел Розали Дональде.
 Утром в понедельник она оделась с особой тщательностью, радостно сознавая, что бледно-лимонный цвет ее ситцевого платья точно совпадает с цветом ее волос. Высокая, загорелая, вся золотая, она напоминала колос пшеницы, с которым Пол когда-то сравнил ее. Весело мурлыкая какую-то мелодию, она вошла в дом на Хэмпстед Мьюз. Повесив пальто в шкаф, она прошла на кухню. Смизи еще не вернулась со своего уикэнда, и задняя дверь была открыта. Она поставила чайник, чтобы выпить чашку чая и прошла в кабинет.
 На столе стояли бокалы, пепельницы были полны окурков, на многих из них были следы помады. Энн быстро прибрала в комнате, опорожнив пепельницы, поправив подушки на диване и сменив в вазах цветы. Ей было интересно, спит ли еще Пол, и, решив приготовить ему чай, она отправилась на кухню. На пороге она остановилась в изумлении: Сирина ставила на поднос две чашки. В коротком розовом сарафанчике, с лентой из той же материи в волосах, она выглядела невинной и юной, но это впечатление быстро рассеялось, когда она подняла глаза и заметила Энн.
 — Не рано ли вы приходите на работу?
 — В мое обычное время. Сейчас больше 9.30. Сирина поглядела на кухонные часы.
 — Действительно. А я и не обратила внимания. Я сегодня пришла сюда рано, чтобы сделать Полу сюрприз. Я знаю, что Смизи нет, и решила, что приготовлю ему завтрак.
 Энн с усилием улыбнулась.
 — Вы могли не беспокоиться. Я могла сама это сделать.
 — Уверена, что могли бы.
 Чайник засвистел, и Сирина отступила в сторону, ожидая, пока Энн выключит газ, наполнит заварной чайник и достанет из буфета молоко и сахар.
 — Не знаю, хотите ли чего-нибудь еще, миссис Браун, — сухо проговорила Энн. — Не уверена, что вы сможете найти все сами.
 — Вообще-то я хотела попросить вас быть ангелом и отнести для меня наверх поднос. Я могу споткнуться на своих высоких каблуках.
 Без слова Энн подняла поднос и пошла наверх. Перед дверью спальни Пола Сирина забрала у нее поднос.
 — Спасибо, теперь я справлюсь сама. — Не тратя времени на стук, она толкнула дверь и вошла. — Просыпайся, соня. Я принесла тебе чудный завтрак.
 Через полуоткрытую дверь до Энн, стоявшей в холле, донесся голос Пола.
 — Тебе не стоило так беспокоиться. Подойди сюда, я хочу поблагодарить тебя.
 Энн захлопнула дверь кабинета и остановилась у своего стола, дрожа от ярости. Что ей за дело, если Пол Моллинсон позволяет Сирине распоряжаться в его доме и вести себя так, как будто он ее собственность. Они очень хорошо знали друг друга четыре года назад, и для них было вполне естественно, если они собирались продолжать свои отношения, продолжать быть накоротке друг с другом. Возможно, Сирина уже жалеет, что когда-то отвергла Пола? Энн нахмурилась, взяла чистый лист бумаги и застыла, напряженно глядя на его белую поверхность, будто надеялась прочесть на ней ответ на свои вопросы.
 Она все еще задумчиво стояла над бумагой, когда молодая актриса вошла в комнату с шляпой от солнца в руке.
 — Все готово к работе?
 Чувствуя себя рядом с ее миниатюрной головой куколкой великаншей, Энн ответила не очень вежливо:
 — Конечно.., если и мистер Моллинсон готов. Сирина улыбнулась входившему в этот момент в комнату Полу.
 — Дорогой, твоя драконша-секретарша сердится потому что ты не готов с ней работать.
 — Я этого не говорила. — Энн обернулась было к Полу, но тут же отвела глаза в сторону Впервые она видела его одетым так вольно: в од них шортах, плотно сидевших на бедрах, с обнаженной Заросшей грудью.
 — Я не знала, мистер Моллинсон, хотите вы сегодня утром работать или нет.
 — Конечно, хочу. — Он повернулся к Сирине. — Будь ангелом, поразвлекай немного себя сама.
 — А ты долго будешь занят? Я не хочу одна сидеть в саду.
 — Не очень долго. — Он полуобнял Сирину тонкой загорелой рукой. — Посиди в гамаке, согрей его для меня.
 Сирина, не обращая внимания на Энн, вывернулась в его руках и подняла к нему свои губы для поцелуя. Энн демонстративно занялась бумагами у себя на столе, пока низкий голос Пола, в котором звучал смех, не заставил ее поднять глаза.
 — В чем дело, Энн? У вас такой грозный вид. Не в силах отвлечься от следов помады на его тонких губах, Энн промолчала. Пол закурил сигарету и уселся верхом на стул около своего стола.
 — Вам не нравится, когда сюда приходит Сирина, не так ли?
 — Я об этом совершенно не думаю, — обретя наконец голос, который неожиданно стал высоким и дрожащим, произнесла Энн. Она откашлялась и продолжила:
 — Я готова работать, если готовы вы.
 Он пожал плечами.
 — Вы, дорогая моя, паршивая актриса. Я не уверен, что смогу ясно мыслить под вашим хмурым взглядом. Что мне сделать, чтобы к вам вернулось хорошее настроение? Еще один вечер в Дорчестере?
 — Нет уж, спасибо.
 — Ну, ну. Блестящее окружение очень вам идет.
 — Счастлива, что вы так считаете, — едко ответила она. — У меня, кажется, появился шанс, что оно будет у меня всегда.
 — Что вы имеете в виду?
 Энн сказала это, не подумав, но вопрос Пола требовал ответа и, чтобы разозлить его, она ответила:
 — Просто агентство Мак Брайд очень помогло. Я, кажется, встретилась… — Она помолчала, — именно с таким человеком, какого я искала.
 — Вы мне раньше не говорили об этом.
 — Я не знала, что должна докладывать вам о своей личной жизни!
 — Конечно, не должны! Я не это имел в виду, и вы это прекрасно знаете.
 — Боюсь, что не знаю.
 Пол пристально посмотрел на нее и с ненужной силой потушил окурок.
 — Как он выглядит.., этот мужчина, с которым вы встретились?
 — Очень приятный.
 — Это я понял. А еще?
 — Он.., ему, думаю, около сорока семи, очень интересный, даже красивый. Высокий, волосы темные, слегка седеющие. Очень элегантно седеющие. На висках.
 — Как романтично, — саркастически заметил он. — Полагаю, он богат?
 — Думаю, да. — Теперь Энн начала получать удовольствие от разговора. — Он приглашал меня в субботу и воскресенье и хочет увидеть меня снова. Я почти уверена, что нравлюсь ему.
 — Почему бы вам не нравиться ему? Вы молоды и красивы.
 — Вы так считаете? — Она наклонилась вперед, завлекающе облизнула губы. — Вы действительно так думаете?
 — Да, думаю. И нечего строить мне глазки. Покраснев, она выпрямилась.
 — Прошу прощения. Я считала, что вам нравится, когда ваши женщины не скрывают своих чувств.
 — Вы не относитесь к моим женщинам! — холодно проговорил он. — Вы недостаточно опытны и изощрены, и поэтому я взял на себя труд дать вам совет. Не думаю, что вам стоит встречаться со всеми этими незнакомыми мужчинами. Вы еще ребенок, и вам могут вскружить голову.
 — Я не моложе Сирины. Глаза его потемнели.
 — Возраст не имеет с этим ничего общего. Вы будете невинным младенцем и в сорок лет.
 — Как скучно!
 — Ничего подобного. Удивительно свежо.
 — Как странно слышать это от такого циника, как вы.
 Он поднялся и приблизился к ней.
 — Не раскладывайте людей по отдельным полочкам раз и навсегда, они редко остаются на них.
 Они с вызовом смотрели друг на друга в упор, и Энн увидела золотые искорки в его темно-серых глазах так близко от себя. Пол первый отодвинулся с отчужденным видом.
 — Лучше продолжим работу. Я хочу сделать вставки в первое действие.
 Они прекратили работу, только когда вошла Смизи и сообщила, что она вернулась и что ланч готов. Пол зевнул, потянулся.., и вскочил на ноги: в комнату вплыла Сирина.
 — Ты так и не пришел, — протестующе провозгласила она. — А обещал.
 — Прости, дорогая. — Он прошествовал к серванту. — Что будешь пить?
 — Пожалуйста, шерри. — Сирина подобралась к письменному столу и взяла несколько рассыпанных страниц.
 — Это твоя новая пьеса, Пол? — мягко проговорила она. — Сколько у меня сразу пробуждается воспоминаний! Помнишь эту твою последнюю пьесу, в которой я играла?
 — Как я могу забыть? — тихо сказал он. — “В тисках” — самая большая моя удача. Удлиненные глаза Сирины сощурились.
 — Такие громкие имена: Лори Лэнгем, Кора Риис и юная я. Как было бы чудесно, если бы ты смог повторить такой успех!
 — Боюсь, это было бы трудновато. Кора ушла со сцены, а Лори умер.
 — Так что осталась только я, — Сирина подошла к нему поближе. — О, Пол, я кожей чувствую, что эта пьеса предназначена мне судьбой. Поэтому я и вернулась в Англию: какая-то странная сила привела меня к тебе и теперь повелевает связать порванные нити наших отношений.
 — Порванных нитей не связать, Сирина.
 — Но можно протянуть новые, — нежно промолвила она, — при желании.
 Энн опустила голову, и Пол, почувствовав ее смущение, сделал шаг назад от Сирины и взял в руки графин. Он налил бокал и подал ей. Думаю, это тебе понравится. Я в этом уверена. — Она взяла бокал и коснулась рукой рукописи. — Я хочу сегодня прочесть эту пьесу.
 Она еще не закончена.
 Мне все равно. Пожалуйста, Пол, дай мне почитать ее.
 Он пожал плечами.
 — Хорошо, но только после ланча: ты тогда станешь снисходительней.
 К тебе я всегда снисходительна, улыбнулась она.
 Я знаю, что в этой пьесе есть роль для меня.
 Не очень тонкая реплика.
 Сирина свернулась клубочком на кушетке.
 — Подумай, оценил бы ты тонкость моего ума, если бы я не проявила интереса к твоим писаниям?!
 — Хитрюга! — Он взъерошил ей волосы, и этот жест быстро поднял Энн на ноги.
 — Смизи ждет, чтобы подать ланч, мистер Моллинсон. Я предлагаю пойти в столовую.
 — Конечно. — Пол потянул Сирину за собой. — Какие у тебя для нас планы на вечер?
 — Я думала, мы сходим куда-нибудь, где можно потанцевать. У меня есть новое платье, которым я хочу тебя потрясти. — И она сделала несколько танцевальных па перед ним по направлению к двери. Ее рыжие волосы облаком поднялись вверх. — После ланча я прочту твою пьесу, а потом поеду домой и сделаю себя красивой. Ты можешь заехать за мной в восемь, а до тех пор целый день ты можешь работать, работать и работать. Я уверена, Энн это понравится! — В ее словах прозвучал плохо скрытый сарказм.
 Верная своему слову, сразу после ланча Сирина скрылась в сад с копией пьесы, а Пол и Энн вернулись в кабинет. В доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком машинки.
 Печатая, Энн никак не могла полностью отвлечься от мысли о присутствии мужчины с безмятежным лицом, растянувшегося во весь рост на кушетке и широкими плечами придавившего подушки. Она физически ощущала вес его тела.
 Страница за страницей росла груда рукописи. Энн была так поглощена потоком слов, что вздрогнула, когда зазвонил телефон. Пол протянул руку и, повернувшись на бок, взял трубку. Послушав он изменился в лице и передал трубку Энн.
 — Это вас. Ваш новый ухажер.
 — Мой кто?
 Мужчина, — раздраженно повторил он. Моего телефона нет в справочнике, так что наверное, вы дали ему номер.
 Она озадаченно смотрела на него. Она не давала номера телефона Пола никакому мужчине по той простой причине, что не было никакого мужчины, которому она могла бы его дать.
 Этой лжи невозможно было стать реальностью, если только Марти не решила разыграть ее. Но и Марти не могла знать, что именно сегодня утром она сказала Полу. Собрав все свое самообладание, Энн взяла трубку.
 — Хелло, это Энн Лестер, боюсь, вас плохо слышно.., не могли бы говорить погромче, пожалуйста? — Она сильнее прижала трубку к уху и внезапно побледнела. Закрыла глаза на мгновенье, потом открыла их, быстро заморгала, чтобы смахнуть слезы, которые застлали ей глаза. — Да, — прошептала она. — О, Боже, дорогой, да, я и подумать не могла… Сию минуту я не могу, но через полчаса… У отеля “Дельфин”.
 Она положила трубку и увидела, что Пол наблюдает за ней. Нервно облизав губы, она почувствовала отчаянное желание рассказать ему правду.
 — Я так понимаю, это ваш приятель? — переспросил он.
 Если на то пошло, это… и замолчала, потому что, размахивая пьесой, в комнату ворвалась Сирина.
 — Пол, это изумительно! Теперь я поняла, почему ты возился с этим жутким существом. — Сирина обернулась к Энн. — Когда я снова с ним встретилась, с ним была совершенно ужасная девица. Вы себе представить не можете, как она выглядела. Никакой косметики, чудовищно одетая. Я решила, что он сошел с ума. Но теперь я все поняла! — Она звонко рассмеялась. — Ей-Богу, дорогой, ты гений. Она, должно быть, и есть твоя Мэри-Джейн.
 Энн фыркнула от злости.
 — А вам не кажется, что это была жестокая шутка?
 — Жестокая, — голубые глаза широко открылись. — Эта девица должна быть счастлива, что Пол вообще пригласил ее куда-то!
 Прежде чем Энн успела ей ответить, вмешался Пол.
 — Мой простодушный юный секретарь полагает, что женщине можно встречаться с мужчиной, которого она не любит, но мужчине поступать так в отношении женщины нельзя! Не так ли, Энн?
 — Раз вы уже ответили за меня, мне ничего не остается добавить! — Энн закрыла машинку чехлом. — Если позволите, я хотела бы сейчас уйти. У меня срочная встреча!
 Не дожидаясь ответа, она выскочила из комнаты.
 Сирина пожала плечами.
 — Ну и горячка. Куда это она так заторопилась?
 — Не знаю, и мне некогда об этом думать. Я должен идти.
 — Куда? Что-нибудь случилось?
 — Ничего. Не забивай этим свою прелестную головку. Езжай домой и переодевайся, а я заеду за тобой позже. У меня свиданье: мне надо кое-кого повидать в отеле “Дельфин”!




 Глава 4


 Отель “Дельфин” находился к северу от Гайд-Парка и обслуживал обычно семейные празднества и офицеров в отставке. Там царила строгая атмосфера достоинства и некоторой чопорности. На верхней ступеньке у входа стоял человек в сером костюме и кого-то ждал. У него были коротко подстриженные черные волосы и седые виски, а всю верхнюю половину лица закрывали большие темные очки. Он все время вертел головой из стороны в сторону, оглядывая толпу спешащих людей на тротуаре, и только когда из подъехавшего такси вышла высокая молодая блондинка, он явно успокоился и бросился ей навстречу с распростертыми объятиями.
 В некотором отдалении Пол Моллинсон наблюдал из своей машины за этим объятьем до того момента, как эта пара исчезла в дверях отеля. Тогда, и только тогда, он уехал.
 Не зная, что за ней следят, Энн теснее прижалась к отцу.
 — Я поверить не могу, что ты жив! Когда я услыхала по телефону твой голос, я решила, что схожу с ума. Что случилось? Когда ты вернулся?
 — Все расскажу наверху Твоя мать ждет нас там.
 Молча они вошли в лифт и молча потом прошли по коридору до номера люкс, выходящего окнами в парк. Из спальни вышла Анжела, и Энн рванулась к ней.
 — Мама, какое чудо! Ручаюсь, тебе, наверное, все это кажется сном.
 — Но я отказываюсь щипать себя и просыпаться!
 Слезы сменяли смех. Прошло несколько минут, прежде чем они смогли начать связный разговор. Энн откинулась в кресле и с любовью смотрела на человека, которого оплакивала почти год.
 — Когда ты вернулся?
 — Сегодня утром. Я послал Анжеле телеграмму из Александрии, но она получила ее всего за час до того, как я должен был приземлиться в аэропорту. — Он улыбнулся. — По-моему, она еще не совсем пришла в себя.
 Энн посмотрела на мать.
 — Так что, сегодня утром ты впервые узнала об этом?
 — Не совсем, дорогая. Пару недель назад мне позвонил дядя Харвей из военного министерства и сказал, что они нашли обломки разбившегося самолета и некоторые.., некоторые останки. Нескольких людей недосчитались, и поэтому появился шанс, что Лори выбросило из самолета и, возможно, его подобрали туземцы. Я поговорила с Марти, и мы решили ничего тебе не говорить, пока не будет какой-то ясности. — Анжела перевела взгляд на мужа. — Теперь продолжай ты. Лори.
 — Я не уверен, что в состоянии спокойно говорить об этом. — Лоренс Лэнгем откинулся на стуле и снял темные очки. Без них стало заметно, что он побледнел и глубокие морщины залегли на его лице от голода и лишений. Он слегка отвернулся, прикрыл глаза, а мать и дочь залюбовались чеканным профилем, высоким лбом, прямым с легкой горбинкой носом и скульптурным подбородком: Ромео, Антоний, Гамлет… Все было в этом лице: и лирика, и царственность.
 — Отец жил в арабской деревне, — продолжила рассказ Анжела. — Наверное, у него было сотрясение мозга, потому что он совершенно ничего не помнил, вполне был доволен жизнью и готов там оставаться вечно.
 Энн зафыркала от смеха.
 — Они хорошо с тобой обращались?
 — Насколько помню, да, — ответил отец. — Вся эта история для меня как какой-то сон. Первое мое реальное впечатление — это вид твоего дяди, входящего в палатку. Он выглядел там так нелепо в своем черном костюме и стэтсоновском котелке, что я расхохотался. И вдруг все прояснилось в моей голове: я вспомнил и кто я, и что со мной случилось. — Глаза его заискрились смехом. — Еще несколько недель там, и я бы женился на дочери шейха, такой Тесси О'Ши из черного дерева.
 — Тебя, точно, стукнуло по голове, — улыбнулась Анжела. — Ты же никогда не увлекался толстыми женщинами!
 — Я никогда не увлекался женщинами, за исключением двух моих красавиц-блондинок. — Лори обнял жену, и она, положив голову ему на плечо, заплакала.
 — Ну, не раскисай, любимая, — нарочито грубовато, чтобы скрыть растроганность, произнес он. — Все уже прошло, и плакать больше не о чем. — Он нежно вытер ей слезы своим платком. — Что ты скажешь, если мы трое уедем в Сассекс, пока все не уляжется? Мне не хочется отбиваться от репортеров.
 Анжела неуверенно рассмеялась.
 — Никогда не думала дожить до того, что услышу такое от тебя!
 — Это сотрясение мозга, — улыбнулся Лори. — Наверное, оно повлияло на меня сильнее, чем мне казалось! Чего мне хочется больше всего, так это просто быть вместе. Всем троим. Что скажешь, кукленок?
 При этом детском ласковом прозвище у Энн на глаза навернулись слезы.
 — Я работаю, папа. Не уверена, что мне удастся уехать.
 — Не глупи, дорогая, — пожала плечами Анжела. — Теперь, когда отец вернулся, ты можешь бросить свою работу у Марти.
 В ответ на вопрошающий взгляд отца Энн рассказала о бесплодных месяцах в боксфордской труппе, о своем нежелании воспользоваться именем Лори Лэнгема, о решении уйти из труппы и поискать счастья в Лондоне.
 — Пока что-то не вижу никакого счастья, — заметил отец.
 Каким образом ты собираешься получить работу на сцене, продолжая работать у Марти? И почему, когда я искал тебя, она дала мне номер телефона в Хэмпстеде?
 Энн начала было отвечать, но слова не шли с языка. Она посмотрела на мать, тихо сидевшую в кресле напротив отца, откинувшего голову на спинку дивана. Настал момент рассказать им о Поле Мотлинсоне. Невозможно было и дальше держать это в секрете. Сначала запинаясь, а потом все уверенней, она пустилась в подробные объяснения, где она работает и почему. Родители слушали ее молча, но это не было молчанием одобрения, скорее в нем чувствовалось недовольство.
 Ну, знаешь, Энн, — не выдержала, наконец, мать. — Как ты могла поступить так по-детски? Если бы Марти хоть намекнула мне, что ты придумала, я бы немедленно положила этому конец!
 Лори Лэнгем нахмурился.
 Я согласен с твоей матерью. Нелепая выдумка. И долго ты собираешься ее продолжать?
 После того как ты позвонил сегодня утром, я чуть не рассказала ему правду, — огорченно проговорила Энн. — Но вошла Сирина, стала насмехаться над Розали, и я снова разозлилась.
 — Я виню во всем Марти, — сердито сказала Анжела. — Она всегда поддерживала тебя в твоих выходках. Когда-нибудь вы обе набьете себе шишек.
 Если кто-нибудь и набьет себе шишек, то это будет, конечно, Энн, — мягко добавил Лори. — Играть с чувствами живых людей — дело очень недостойное.
 Услышав высказанные другими вслух свои собственные неясные сомнения, Энн почувствовала некоторую тревогу.
 — Что ты хочешь сказать?
 — Сама узнаешь, кукленок. — Отец поднялся со стула и зевнул. — Я устал. Пожалуй, лягу ненадолго.
 К нему немедленно подошла жена и стала гладить его, как ребенка.
 — Какие мы глупые, ты только что вернулся, а мы мучаем тебя разговорами. Пойди, отдохни, дорогой, я принесу тебе ужин в постель.
 Слегка пошатываясь от усталости. Лори пошел в спальню, а Анжела, достав платок, вытерла слезы. В эту минуту Энн, как никогда, почувствовала близость к матери и подбежав к ней, опустилась на пол у ее ног.
 — Я как во сне, — прошептала она. — Все еще не могу поверить, что это правда.
 — Я тоже. Все страдания этого года позади. Какие мучительные переживания.., и все-таки каким-то непонятным образом они мне помогли. — Мать снова вытерла глаза. — Я всегда ревновала его к сцене: все это время, которое он проводил вдали от меня.., привлекательные женщины, которых он там встречал… — Голос ее прервался рыданьем.
 Смущенная этим непривычным открытым проявлением чувств, Энн попыталась сменить тему:
 — Ты думаешь, папа вернется на сцену? Он может нажить целое состояние, разъезжая по свету с лекциями о своих приключениях!
 — Ничто не заменит театра для твоего отца. Как только ему предложат подходящую роль, он снова будет играть. Самое смешное, что теперь меня это не трогает. Я так счастлива, что он вернулся живым, что меня теперь это не огорчает. — Анжела постаралась улыбнуться и поднялась на ноги. — Я лучше пойду закажу ужин. Только теперь вспомнила, что мы сегодня весь день ничего не ели!
 Остаток вечера Энн провела с родителями, но отказалась от их предложения переночевать в отеле. Она вернулась в свою комнату в Хэмпстеде и, слишком взволнованная, чтобы заснуть, сидела у окна и смотрела на озеро, на бегущие по небу темные облака. Направо простиралась пустошь с редкими деревьями, в листве которых прятались фонари. Точно фантастические замки с мерцающими таинственно окнами, отражались они в темных водах озера. На дальнем берегу, на той стороне в домах на холме постепенно гасли огни, пока все не поглотила тьма и тишина, которую нарушал иногда только тревожный крик уток в тростниках. Она думала об отце, о долгом минувшем годе одиночества, воображала его в грязной арабской палатке, слышала его красивый звучный голос, повторяющий в бреду слова без смысла и значения.
 Фантазии и действительность — все перепуталось в голове. На сердце было неспокойно. Ночь — не лучшее время для раздумий. Она пробуждает воображение, искажает реальность. Цепкие пальцы фантазии тянутся откуда-то из глубины, а долго сдерживаемые эмоции становятся единственно важными. Энн знала, что должна поскорее лечь спать, но упрямо пыталась разобраться в своем положении, понять истинную причину своего нежелания ехать с родителями домой. Она больше не могла притворяться, что причиной было желание отплатить за Розали. Да, с этого все началось, но почти с первых минут встречи с Полом Моллинсоном первоначальный замысел уплыл куда-то на задний план, она не хотела расставаться с ним.
 Как легко его имя вызывало перед глазами его образ. Высокий, мрачный, он присутствовал в ее комнате, плод ее воображения, но такой реальный, ходил взад-вперед, откидывался на стуле и с иронической усмешкой наблюдал, как, склонив голову на руку, невидящим взглядом смотрит она на воду.
 Энн резко проснулась, солнечный свет ударил ей по глазам. Было больше девяти утра, она так и заснула, сидя у окна. Торопливо поплескав холодной водой на лицо, она переоделась в другое платье и вышла из дома. На крыльце ее встретил почтальон и передал письмо. С удивлением она увидела, что оно переадресовано ей из агентства Марти. Распечатав его, она увидела, что оно от Десмонда.
 Он был все еще в Боксфорде: его прослушивание у Вектора тогда отменили, но он надеется, что оно состоится через несколько недель. “Я позвоню тебе в твое брачное агентство, — писал он. — Так что не забудь предупредить их дать мне твой адрес. Я все еще считаю тебя самой красивой блондинкой из всех, кого видел”.
 Улыбаясь, она сунула письмо в сумочку, решив еще раз предупредить Марти никому не давать ее адреса.
 Когда она добралась до Хэмпстеда Мьюза, Пол был в столовой и окликнул ее на пути в кабинет.
 — Вы что-то сегодня поздно. Проспали?
 — Боюсь, что так. — Она вошла в столовую. — Вы не возражаете, если я выпью чашку кофе? Я еще никак не проснусь!
 — Наливайте!
 Она так и сделала и присела за стол. Столовая была овальной комнатой с окнами, выходящими в сад перед домом, на алые герани, росшие на верхушке кирпичной стены.
 Пол листал страницы газеты.
 — Что вы об этом скажете?
 О чем?
 Она наклонилась вперед. — Я сегодня не успела посмотреть газеты.
 Лоренс Лэнгем воскрес из мертвых.
 Тонкий палец тыкал в заголовок. — Сейчас кое-кто может попасть в глупое положение.
 Почему?
 А вдруг он прочитает свои некрологи! Некоторые из его так называемых друзей позволили себе порезвиться, когда думали, что он уже не сможет им ответить. Джек Алленби, например, назвал его…
 Чудо-ребенком, который так никогда и не вырос. — Энн остановилась и замолчала, потому что Пол в изумлении уставился на нее.
 Как вы это запомнили?
 Я.., я была большой поклонницей Лоренса Лэнгема.
 Пол буркнул в ответ и передал ей один из газетных листов.
 — Вот, почитайте сами. Это просто чудо. Я никак не приду в себя.
 Он поднял голову и увидел ее смеющиеся глаза.
 Чем вы так довольны сегодня?
 Ничем.
 Он снова буркнул что-то, а она посмотрела на большой портрет отца, улыбавшегося ей с газетной страницы.
 Пол взял другую газету и открыл ее Здесь говорится, что его дочь тоже на сцене Удивляюсь, почему я никогда не встречал ее имени..
 Энн оглядывала столовую так, как будто никогда раньше ее не видела.
 По-моему, это самая красивая комната в доме, быстро проговорила она.
 Вы здесь давно живете?
 — Где? — У него был растерянный вид. — В этом доме? Я купил его пять лет назад.
 — А где жили до этого?
 — В квартире.
 — А почему решили переехать?
 — В чем дело? — взвился он. — Допрос? — Он раздраженно провел рукой по своим густым черным волосам, взъерошив их. — Я кажется никуда не могу деться от окружающих меня любопытных и настырных женщин. К вашему сведению, я здесь очень счастлив, никто не заглядывает мне в окна, и я могу мирно и спокойно работать, если только мой секретарь соблаговолит мне это позволить.
 Смущенная, она вскочила со стула, в спешке столкнув чашку со стола на пол.
 — Ой, прошу прощения.
 Она наклонилась поднять осколки и, выпрямляясь, сильно стукнулась головой о столешницу. Он быстро отодвинул стул.
 — С вами все в порядке?
 — Да, спасибо. — Она, сидя на полу, попыталась встать и тут же снова легла на пол. — У меня кровь пошла из носа! Достаньте мне, пожалуйста, полотенце.
 Сунув ей в руку носовой платок, он поднял ее на руки и понес через холл в кабинет.
 — Не надо в кабинет, — голос ее через платок звучал глухо. — Я там все перепачкаю.
 — Значит, потом придется убрать. Не могу же я оставить вас на полу в столовой.
 Он осторожно опустил ее на диван и исчез. Энн лежала, полуопустив веки от слабости. Открыла она глаза только тогда, когда ей на лицо опустилось мокрое полотенце. Его руки крепко держали ее за плечи. Она ощутила его близость, его теплое дыхание на своей щеке и расслабилась, не осмеливаясь анализировать странное чувство, заставляющее ее тело дрожать. Он ловко перевернул ее, его рука что-то делала у нее сзади на шее.
 — Пол! — пробормотала она, но робкий шепот внезапно оборвался: большой кусок льда скользнул по ее спине. — О-о-о! — С воплем она извернулась в его руках. — Зачем вы так сделали? — Лед заскользил дальше вниз по коже. И она подскочила. — Холодно же! Ей-Богу, я…
 — Заткнитесь, — невежливо прервал он ее. — Это ведь остановило кровь? Правда?
 — Что… — Она не закончила фразу и резко села на диван. — Остановило! Точно! Он сардонически улыбнулся.
 — А вы что думали, что пытаюсь заняться с вами любовью?
 Его замечание было настолько близко к истине, что она покраснела.
 — Ничего я не думала! И потом вы же сказали, что я не тот тип женщины, который вам нравится.
 — У меня, наверное, было плохое настроение. По-моему, вы вполне могли бы стать моим типом, чопорная мисс Лестер!
 И прежде, чем она смогла ответить ему, он наклонился и коснулся губами ее губ.
 — Очень даже моим типом, — произнес он у самого ее рта и, отодвинувшись назад, потянул ее за собой, подняв на ноги и заключая в объятья.
 На этот раз поцелуй его совсем не был ласковым: он требовал, звал, пробуждал в ней отклик, который она не могла сдержать. Сами собой ее руки обвивали его шею, ласкали его волосы, нежно гладили лоб и щеки. Отдавшись внезапно нахлынувшему желанию, она бесстыдно прижималась к нему, всем телом отзываясь на его прикосновения. Пол отодвинулся первым. Около рта у него быстро билась крохотная жилка, глаза были полуприкрыты.
 — Не такая вы, оказывается, и чопорная, — охрипшим голосом проговорил он. — Я часто думал, как это будет — поцеловать вас.
 — Думали поцеловать? — прошептала она. Он вытащил из кармана носовой платок и стер со рта губную помаду.
 — Большинство мужчин любопытны, Энн, и я не видел причины, почему мне быть исключением. По крайней мере я моложе, чем ваш пожилой Ромео, приветствовавший вас вчера в отеле “Дельфин”.
 — Пожилой? — Она потрясенно уставилась на него. — Вы хотите сказать, что вы за мной следили?
 — Да. После телефонного звонка вы так ужасающе изменились в лице, что я решил узнать, почему.
 — Если бы вы спросили, я бы вам рассказала.
 — Я спросил, но вы не ответили.
 Вспомнив о Сирине, она промолчала, нагнулась и дрожащими руками подобрала с пола тающий кусок льда. Молча прошла к окну и выбросила его на цветочную клумбу, потом вернулась к письменному столу и села за машинку.
 — Я не хотела рассказывать в присутствии Сирины… Это единственная причина, почему я уклонилась от ответа. Но у вас не было никакой нужды шпионить за мной.
 — Неужели? — Он стал ходить по комнате взад-вперед. — Вы, Энн, всегда были для меня загадкой. Что-то не складывается в вас, вашей истории. С тех пор как вы начали у меня работать, я очень много думаю о вас, но не могу понять, что управляет вашими поступками, что заставляет вас, так сказать, тикать.
 — Что заставляет меня тикать! — Ее глаза гневно сверкнули. — Вы ко всем людям относитесь как к заводным игрушкам, которые тикают! Вы не думаете о них как о живых существах из плоти и крови, со своими собственными чувствами и желаниями.
 — Я не люблю запутываться в чувствах и эмоциях других людей. Мне вполне хватает собственных.
 — У вас нет чувств! Вы просто автомат, бесчувственно регистрирующий факты.
 — В этом с вами легко согласятся мои критики, — саркастически ответил он. — Если вам хотелось ударить побольнее, что ж, вам это удалось, вы сказали именно то, что надо.
 Она мгновенно пришла в себя.
 — Я совсем не хотела ударить вас побольнее, но вы меня загнали в угол. Вы со своей другой секретаршей тоже так обращаетесь, как со мной?
 — Поскольку мисс Финк пятьдесят пять лет, и у нее кривые ноги, естественно, нет!
 Незваная ямочка появилась и исчезла у нее на щеке, и, увидев ее, он подошел ближе.
 — Простите меня, Энн, я не имел права целовать вас.., или следить за вами вчера. — Он отодвинул назад белокурый локон, упавший ей на лицо. Но локон обвился ему вокруг пальца, как золотое кольцо, и он помедлил, разглядывая его, и лишь затем убрал руку. — Вы меня простите?
 — Конечно. — Забыв о ссоре, она подняла голову и увидела его лицо совсем рядом со своим. Если бы только он рассказал ей о Розали Дональде, признался, что был не прав, использовав ее как вдохновение”!
 — Пол. — Голос ее зазвучал мягко. — Вы помните, Сирина вчера сказала, что для своей пьесы вы получили нужную информацию от какой-то девушки.. Это правда?
 Вы не должны обращать внимание на все, что говорит Сирина, — беспечно ответил он. — Я уже как-то говорил вам раньше, что нахожу свое вдохновение повсюду. А что касается вас… — Он закурил сигарету и выпустил облачко дыма. — Я никогда не мог поверить в вашу историю о том, что вы не можете заполучить любого мужчину. Только пальчиком поманите, и за вами побежит любой.
 Только не те, кого хочу я.
 Да, — он совсем понизил голос, — даже те, кого вы хотите.
 Она глядела на него во все глаза, боясь поверить тому, что было написано у него на лице.
 Пол, вы считаете, что я скрываю от вас правду?
 — Я не знаю, что и подумать! Единственное, что я знаю точно, это, что я не хочу, чтобы вы оказались лгуньей.
 О, Пол! — Глаза ее наполнились слезами. Я должна вам кое-что рассказать.
 Зазвонил телефон, и она с досадливым восклицаньем сняла трубку. Это был ее отец, и голос ее сразу зазвучал настороженно.
 У телефона секретарь мистера Моллинсона.
 А с вами говорит отец секретаря мистера Моллинсона! — По голосу было слышно, что Лоренса Лэнгема это забавляет.
 Я не выдам тебя, Энн, не бойся, но мне хотелось бы поговорить с Полом.
 Мистер Моллинсон здесь. Подождите, пожалуйста, одну минуту. — С пылающими щеками она передала трубку через стол. — Вам звонит Лоренс Лэнгем.
 Пол схватил телефон и оживленно заговорил. Слушая разговор, Энн имела возможность понять, насколько хорошо Пол был знаком с ее отцом и вообще какие у них отношения. Хотя Лоренс Лэнгем и вырос в театральной среде, но то, что в течение многих лет он был кумиром публики, придало ему некоторую надменность, манеру держать себя на определенном расстоянии от людей, которое лишь немногие могли сократить. Судя по долгой дискуссии и тому, что и как во время нее говорилось, Пол явно принадлежал к этим немногим. Когда он, наконец, положил трубку, лицо его раскраснелось и, как всегда, когда он нервничал, он закурил сигарету и глубоко затянулся.
 — Что за человек! Гений! Слава Богу, он жив! Он стал ходить по комнате и говорить, а Энн слушала как зачарованная. Немногим дочерям, думала она, дано услышать свободное, от души излагаемое мнение о своем отце. Так, как сейчас она слушала Пола.
 — Вам надо было бы видеть его в роли Карло из “В тисках”. Он был великолепен… Я считаю, что он лучший актер века. Если вы еще здесь будете, — внезапно сказал он, — я как-нибудь вечером приглашу его после того, как он немного придет в себя, и вы сможете сами убедиться.
 — Все еще буду здесь? — удивилась она. — А куда я могу деться?
 — Мисс Финк не будет болеть вечно.
 — Понимаю. — Энн попыталась, чтобы в ее голосе не прозвучало разочарование и, по-видимому, ей это удалось, потому что он встал из-за стола и отвернулся от нее.
 — Так на чем мы остановились, когда позвонил Лори?
 — Вы собрались начать работать. Он потер себе щеку.
 — Нет, не собирался. Я вспомнил. Мы говорили о вас.
 — Я не хочу говорить о себе.
 — Минуту назад вы охотно соглашались на это. А теперь что, снова сердитесь на меня за что-то?
 — Я совсем не сержусь на вас. Просто не можете же вы все время менять свое отношение в к людям, а потом ждать от них, чтобы они вас понимали. Сначала вы разговариваете с ними как с живыми существами, а спустя мгновение они для вас уже прошлая история.
 — И как же, вы считаете, я отношусь к вам?
 Она тряхнула головой.
 — Половина на половину.
 — И какую половину вы предпочитаете?
 — Деловую, — решительно ответила она. — Я не вижу в вас реального живого человека.
 — Ох, я этого не переживу.
 — А правда часто тяжела. — Она постучала по клавишам машинки. — Я готова работать.
 И, поймав ее на слове, Пол начал работать в жестком темпе, и этот день задал ритм всей недели. Она так часто задерживалась сверх рабочих часов, что не могла видеться с отцом каждый вечер и должна была удовлетвориться телефонными звонками в отель. От матери она узнала, что они решили зимой не возвращаться в коттедж, а снимать меблированную квартиру около Гайд-Парка.
 Много раз, сидя с Полом за работой, Энн испытывала желание рассказать ему правду, но страх потерять его, если она это сделает, заставлял ее молчать. Это свое молчание она не хотела анализировать даже наедине с собой.
 Десять дней спустя после возвращения отца, в пятницу днем Энн задала Полу вопрос, который мучил ее целую неделю:
 — Почему вы поменяли возраст Фрэнка, и теперь это не молодой юноша, а человек средних лет?
 — Потому что два молодых неудачника для одной пьесы многовато, публика это не проглотит. Она задумалась над этим объяснением.
 — Тогда почему вы сделали такой несчастливый конец? Почему вы не дадите им возможности простить друг друга и начать все сначала?
 — Потому что я имею дело с реальной жизнью, — резко ответил он. — Мэри-Джейн не захочет иметь с Фрэнком ничего общего, когда выяснит, что он тоже врет.
 — Но если она его любит, то простит.
 — Нельзя любить человека, которого не существует на свете. А все, что Мэри-Джейн знает о Фрэнке, на самом деле мираж. Он — ничто, по крайней мере совсем не тот, за кого себя выдавал.
 — Тогда я считаю, что она его вообще не любит.
 — Вы слишком наивны и простодушны, — ответил Пол и обратился к вошедшей с чаем Смизи. — Как, по вашему мнению, Смизи, мисс Лестер очень простодушна?
 — Ну и что в этом плохого? — Экономка передала тарелку с бисквитами. — Пора, чтобы в этом доме появилось хоть немного простодушия!
 В дверь позвонили, и она повернула голову в ту сторону.
 — Это, наверное, миссис Браун, когда я шла сюда, то видела, как подъехало такси.
 — Могли бы оставить дверь открытой.
 — Ей не повредит немножко подождать! Смизи вышла из комнаты, и Энн налила чай в две чашки.
 — Я так понимаю, что сегодня днем вы больше работать не будете?
 Пол взял из ее рук чашку.
 — Нет. Не буду. После чая можете уйти. Вошла Сирина и замерла на пороге, демонстрируя выход звезды. Ее голубое, под цвет глаз платье так тесно облегало фигуру, что были видны все контуры ее тела: тонкая материя ничего не скрывала. На ней были алые туфли на высоченных каблуках. Она обняла Пола, буквально повиснув у него на шее.
 — Ты плохой мальчишка. Ты обещал днем мне позвонить.
 — Я забыл. — Легко коснувшись губами выдвинутой вперед недовольной губки, он отодвинул ее от себя. — Хочешь чая?
 — Я лучше выпью чего-нибудь. Он двинулся к серванту, но остановился с бутылкой в руке, так как в комнату снова вошла Смизи.
 — Не знаю, ждете ли вы еще гостей, мистер Моллинсон, но около двери только что остановился старинный автомобиль. Пол нахмурился.
 — Я не знаю никого, кто увлекается старыми автомобилями, — он глянул на Энн. — Посмотрите в моем календаре, должен ли кто-нибудь приехать ко мне сегодня?
 Энн склонилась над календарем, прекрасно зная, кто этот посетитель. Не кто иной, как ее отец. Он сходил с ума по старым машинам и мечтал выиграть пробег Лондон — Брайтон для старых автомобилей. Всем, кто его знал, это было хорошо известно.
 — В записях ничего нет, — сказала она, собрав все самообладание, на которое была способна. — Но если к вам еще кто-то пришел, я не буду допивать чай. Я выйду через заднюю дверь.
 — Ладно, но сначала уберите свой письменный стол.
 Торопливо схватив чехол от машины, она стала ставить его на место, но он никак не защелкивался, и ей пришлось снова снять его. Дверь отворилась, и она почувствовала, как краснеет, когда на пороге появился высокий представительный мужчина.
 — Лори, — воскликнул Пол. — Как замечательно! Я не ожидал увидеть вас так скоро.
 Лори Лэнгем улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
 — Я не помешал?
 — Нет, совсем нет. Я сегодня уже закончил работу.
 Лори посмотрел на Энн, приготовившуюся уйти через веранду, на Сирину, изящно облокотившуюся на письменный стол.
 — А это, я полагаю, и есть ваша маленькая секретарша, — громко провозгласил он, направляясь к рыжеволосой актрисе.
 — Это Сирина Браун, — сухо ответил Пел, — с которой несколько лет назад вы играли в одном спектакле. А маленькая секретарша собралась уходить через веранду.
 — Надеюсь, не из-за меня, — величественно произнес Лори. — Вернитесь, дорогая моя. Вы, наверное, и есть та девочка с прелестным голосом.
 Услышав в мягких словах отца приказ, Энн повернулась лицом к комнате со всей непринужденностью, на какую была способна. Она почувствовала, как ее руку крепко пожала его рука, но не решалась смотреть ему в глаза, а уставилась куца-то через плечо.
 — Как поживаете, мистер Лэнгем? — еле нашлась что сказать Энн. — Встретиться с вами большая радость.
 — Должен сказать, что на вашем личике радости не видно, — пробормотал ее отец и пальцем поднял ей подбородок. — Улыбнитесь же наконец, моя дорогая.
 Энн быстро выполнила его приказ и повернулась к столику на колесах.
 — Не хотите ли чая?
 — Конечно. Ни молока, ни сливок, пожалуйста, но с четырьмя кусками сахара.
 — И лимоном, — невольно добавила она. Лори улыбнулся.
 — И лимоном.
 Когда Энн вернулась из кухни с лимоном, отец уже сидел на диване рядом с Полом, а Сирина на полу напротив них. Она, выгнув спину, прислонилась к стулу.
 — Давно вы не писали комедий, — говорил отец. — Думаете, благоразумно делать это сейчас?
 — Я достаточно благоразумен, чтобы сознавать, что ничего другого я сейчас написать не смогу. Серьезной пьесы мне уже не сделать.
 — Не говорите глупостей. У вас еще вся жизнь впереди, чтобы написать вторую “В тисках”.
 — Я недостаточно хочу этого, Лори. Я заглянул в умы людей и до глубины души проникся отвращением к тому, что увидел.
 — Неужели?
 Глаза, такие зеленые, как у Энн, поглядели на нее из-под опущенных ресниц, и она резко положила лимон на стол. Пол раздраженно посмотрел в сторону шума.
 — Единственный способ сохранить рассудок в этом мире — это смеяться над ним. Вот поэтому я и сделал “Брак был устроен”.
 — Хорошее название.
 — Единственное, что нравится моему секретарю в этой пьесе!
 — Неужели? — Лори взял чашку из рук дочери. — Это интересно. А что, собственно, вам не нравится в ней, мисс.., э-э.., не уловил вашего имени.
 — Лестер, — сказала Энн. — Если не возражаете, я лучше не буду говорить на эту тему. Это дело подхода или вкуса, как если бы я любила зеленый цвет, а мистер Моллинсон голубой.
 — Интересная аналогия, — начал Лори, наслаждаясь ситуацией. — Я часто думал, что у всех пьес есть свои характерные для них цвета. Так, например, “Гамлет” — черный, “Макбет” — красный, а “Ромео и Джульетта” — зеленый. А как по-вашему, какого цвета эта новая пьеса?
 Я дальтоник, — холодно ответила Энн. Как дипломатично! — прожурчала Сирина.
 Вы гораздо умнее меня.
 — Красивой женщине нет никакой необходимости быть умной, — галантно произнес Лори. — За прошедшие несколько лет вы совершенно не постарели!
 Сирина подняла одну бровь.
 — Не так уж много прошло лет, мистер Лэнгем.
 Всего четыре года.
 — Да, да. А мне показалось больше. — Знаменитый профиль был повернут к публике. — Расскажите мне, чем вы занимались это время? Вы все еще замужем?
 Эдди был убит в Африке, но между нами все кончилось задолго до этого. Брак с ним был самой большой ошибкой в моей жизни.
 Хотя Сирина говорила все это Лори, Энн знала, что слова ее были обращены к Полу, и она исподтишка глянула на него. Но он не подавал виду, что прислушивается к разговору, и просто невозмутимо сидел в кресле с безразличным видом.
 Так что теперь вы снова собираетесь играть? — поинтересовался Лори. — А вам никогда не хотелось побездельничать?
 Сирина рассмеялась.
 — Я живу, чтобы играть. Я не смотрю на это как на работу.
 — Кстати, о работе, — прервал их Пол, взглянув на Энн. — Вам больше не нужно оставаться. Я сегодня больше работать не буду.
 — В таком случае, я отвезу мисс Лестер домой, — Лори поднялся на ноги. — Не хочу нарушать ваш тет-а-тет, Пол. Мы можем поговорить в другой раз.
 — Вы сейчас живете в Лондоне?
 — Большую часть зимы.
 — Я думаю, вы захотите отдохнуть после такого ужасного года, какой вам довелось пережить, — сказала Сирина. — Или вы тоже умираете от желания вернуться на сцену?
 — Как и вы, я счастлив только когда передо мной зал, полный народа! — Он помахал рукой. — Мой автомобиль в вашем распоряжении, мисс Лестер. Красивейший “роллс” 1930 года! Я купил его вчера, чтобы отметить возвращение домой.
 Энн молча вышла из дома впереди него. У обочины стоял старинный голубой “ролле”. Она влезла на высокую ступеньку, пока отец раскручивал ручку мотора. Машина зафыркала, заскрипела, закашляла и ожила. Она вся тряслась, как в лихорадке. Лори забрался на сиденье рядом с ней, отпустил тормоз и двинулся вдоль дороги. Только тогда Энн дала волю своему возмущению.
 — Хотела бы я знать, чего ради было устроено это представление? — сурово спросила она.
 Отец ее ухмыльнулся, небрежно помахал рукой прохожим, которые обернулись, глядя им вслед.
 — Лично мне было очень забавно видеть это все.
 "Не ждали” — действие третье, акт второй!
 — Не сомневаюсь! Я еще никогда не видела более наглядного изображения пожилого Ромео!
 Я хочу знать зачем?
 — Я хотел посмотреть, как идут дела у вас с Полом.
 — Можно было прийти и вести себя пристойно.
 — Но подумай, как скучно это было бы! А кроме того, я собирался вести себя нормально, пока не увидел хозяйскую позу мисс Браун. Раздражение Энн несколько поутихло.
 — Сирины?
 — Да, Сирины, — подтвердил Лори. — Я знаю, моя маленькая занозочка рано или поздно зацепит за живое.
 — Как ты себе это представляешь?
 — Немножко ревности может только помочь тебе.
 — Я не хочу, чтобы Пол ревновал меня.
 — Не ради тебя самой, кукленок, — хитро промолвил ее отец, — но ради несчастной Розали Дональде. Не забывай, что ты работаешь у него только ради нее.
 — Не забуду, — медленно проговорила Энн. — Это самое важное, что я должна сейчас помнить.




 Глава 5


 Пол Моллинсон проснулся в отвратительном настроении и, глядя на потолок, стал размышлять, почему такой солнечный день кажется ему мрачным и тусклым. Судя по всему, он должен радоваться жизни: его пьесу принял к постановке лондонский театр и режиссером согласился быть Эдмунд Риис. Чего еще желать драматургу?
 Он потянулся к столику, стоящему около кровати, за сигаретой, закурил ее и снова откинулся на подушки, заложив руку за голову. Прекрасно было снова увидеть Лори, даже несмотря на то что он возмутительно вел себя по отношению к Энн. Он откинул одеяло и стал посреди комнаты. В серой шелковой пижаме он казался выше и смуглее. Какая странная девушка, эта Энн: заявить, что предпочитает пожилых мужчин. Хотя почему бы и нет? Он нахмурился. Странно, почему она его так раздражает: хочется взять и хорошенько потрясти ее, чтобы вбить хоть немного здравого смысла в ее легкомысленную белокурую головку.
 Он еще продолжал злиться, когда, войдя в кабинет, обнаружил, что она уже сидит за машинкой. Она была предельно сосредоточена на работе. В профиль ее щека была нежноокруглой и волосы, тонкие и мягкие, как у ребенка, падали на нее золотой волной.
 — Я думал, здесь Сирина, — сказал он. — Вроде бы я слышал, как она разговаривает со Смизи.
 — Это была я. Мы с ней поговорили в холле.
 — Ваши голоса очень похожи. Я только сейчас осознал это.
 — Потому что обычно связывают голос с человеком, а меня никто никогда не сравнит с миссис Браун.
 Его плохое настроение немного улучшилось, и он улыбнулся.
 — Вы все еще недолюбливаете ее, скажите правду?
 — Вы ведь на самом деле не очень интересуетесь моим ответом. Он пожал плечами.
 — Вчера Лори отвез вас прямо домой? Не будучи уверенной в том, что Пол не проследил за ней снова, Энн заколебалась с ответом:
 — Я.., мы поехали на его квартиру.
 — Я полагаю, что миссис Лэнгем была там?
 — Конечно, — преувеличенно возмущенно отреагировала Энн. — Она обаятельная женщина и очаровательная.
 — Главное, чтобы вы об этом не забывали. Лори изумительный, приятный человек, но он — актер и…
 — Я не хочу слышать никаких двусмысленностей в его адрес. Ни слова! Пол с яростным недоумением поглядел на нее. Нечего кидаться. Я не собираюсь говорить ничего плохого о нем: он мой друг. Я только пытался предостеречь вас, что люди театра склонны иногда говорить разные слова, не придавая им особого значения.
 — Вроде того, как миссис Браун зовет всех “дорогой” или “дорогая”?
 — Вот именно! — Он с усилием взял себя в руки. — Я собираюсь заправить машину и подстричься. Если Сирина приедет до того, как я вернусь, скажите ей, что я скоро вернусь.
 Пола все еще не было, когда Смизи ввела в комнату Сирину, и Энн, объяснив причину его отсутствия, пригласила ее обождать.
 — Там на столе есть журналы, если вам хочется почитать.
 — Спасибо, дорогая, но не хочется. Хотите сигарету?
 Энн отказалась, а Сирина закурила и стала беспокойно бродить по комнате, останавливаясь то там, то тут, чтобы полюбоваться собой в зеркале, в оконном стекле, в стеклянной дверце горки с фарфором.
 Как он работает? наконец остановилась она у магнитофона.
 Это очень просто, подняла голову Энн. — Поверните ручку, включите микрофон и поставьте стрелку на “запись”.
 И что случится тогда?
 Вы говорите в микрофон, потом проигрываете снова, столько раз, сколько хотите или можете все стереть и начать снова.
 Какая вы жутко умная — все знаете! — рыжая головка наклонилась набок. — Я попробую. Включите мне его, хорошо? А я прочту кусочек из пьесы Пола. Дайте мне какой-нибудь кусок с монологом Мэри-Джейн.
 Энн неохотно передала ей текст второго действия, и Сирина стала проглядывать текст. Дойдя до большого монолога, она остановилась. Это была сцена, во время которой Мэри-Джейн узнает, что Фрэнк — ничтожество, как и она сама, а не преуспевающий богач, каким она его себе представляла. Сирина включила запись и встала перед микрофоном. Ясно, с четкой дикцией она начала читать.
 Пока она произносила первые несколько строк, Энн еще на что-то надеялась, но по мере чтения почувствовала, что не может сдержать враждебности. Сирина рисовала эту девушку охотницей за деньгами, не показывая тонкого подтекста разочарования, которым должен быть пронизан этот образ.
 — Прекратите! — Энн наклонилась вперед и выключила магнитофон. — Вы губите эту роль! Сирина круто обернулась.
 — Какого черта вы это сделали?
 — Простите.” я не имела права. Я очень сожалею.
 — Можете извиниться еще раз. Как вы смеете критиковать меня?
 Энн опустила глаза.
 — Просто я вижу Мэри-Джейн совсем не так, как вы. Я почувствовала, что ваша интерпретация несколько.., идет несколько мимо. Не совпадает с ее характером.
 — Вы с ума сошли! — жестко заявила Сирина. — Слушая вас, можно подумать, что Мэри-Джейн существует на самом деле.
 — Для меня она существует.
 — Для меня тоже, дорогая. Я знаю откуда Пол ее выдернул — Сирина села, положила ногу на ногу и, играя; стала вертеть ступней туда-сюда. — Она была такой странной, невзрачной. И совершенно без ума от Пола, и я не виню ее в этом, он невероятно привлекателен. Как по-вашему?
 — Я отношусь к нему только как к своему нанимателю, — чопорно ответила Энн. Сирина рассмеялась.
 — Вам везет! Если бы вы относились к нему иначе, я бы не позволила ему держать вас у себя на работе.
 "Как странно, — подумала Энн, — каждый раз, когда я встречаю Сирину, во мне все больше и больше растет решимость продолжать работать с Полом”. Мысль об этом заставила ее улыбнуться, а актриса, наклонившись вперед и откинув свои длинные рыжие волосы с лица, продолжала:
 — Я ведь, знаете, чуть не вышла замуж за Пола. Не знаю, рассказывал ли он вам об этом?
 — Мистер Моллинсон никогда не обсуждает со мной свою личную жизнь.
 — Какая вы.., верная служащая, — сладко промурлыкала Сирина. — Поэтому мне хотелось, чтобы вы знали о нас. Давным-давно он был по-сумасшедшему влюблен в меня, но я была слишком глупа, чтобы понять, что он стоит десятка таких, как Эдди.
 Желание Энн оставаться безразличной не выдержало испытания любопытством.
 — А Эдди тоже был актер?
 — Боже, нет. Он был алмазный магнат и дал денег на постановку “В тисках”. У меня там была маленькая роль, и он мной увлекся. Мы сбежали и поженились в Африке. — Голубые глаза стали жесткими от воспоминаний. — Господи, как я там все возненавидела! В этом забытом Богом углу я застряла на два года, а потом сбежала в Штаты. Туда и пришло известие, что Эдди убили. — Она протянула вперед руку и посмотрела на кольцо с топазом. — Он был так скуп со мной. Не оставил мне ни пенни.
 — Поэтому вы и вернулись к Полу? За работой? Сирина вспыхнула некрасиво резким румянцем.
 — Мне не надо беспокоиться о работе, дорогая. Я вернулась к Полу по причинам сугубо личным.
 От отвращения к этому разговору Энн просто затошнило, она отодвинула стул и встала.
 — Боюсь, вам придется меня извинить, миссис Браун. Мне надо напечатать несколько писем, чтобы они ушли дневной почтой.
 Оставшись одна, Сирина свернулась в уголке дивана, ее рыжие волосы красиво рассыпались по зеленому бархату. Она ясно дала понять секретарше Пола: соперничества она не потерпит.
 Войдя в комнату, Пол увидел ее улыбку и подумал со своим привычным цинизмом, насколько хорошо Сирина знает, как эффектно подать себя.
 — Хелло, дорогая, прости, что заставил тебя ждать.
 — Дорогой Пол, когда-нибудь в будущем я тебе отплачу за все. — Она опустила ноги на пол, продемонстрировав их облитую нейлоном форму. — Ты совершенно не выглядишь раскаявшимся.
 — Нет, я раскаиваюсь. — Он поднес ее руку к губам. — Раскаиваюсь настолько, насколько вообще на это способен.
 — Какое несимпатичное извинение! Он улыбнулся углом рта.
 — Я не люблю, когда женщины проявляют собственнические инстинкты по отношению ко мне.
 — Ты просто не любишь женщин.
 — Ты знаешь, кто в этом виноват.
 Она отодвинулась от него и взяла свою сумочку.
 — У тебя какое-то странное настроение. Я не собираюсь больше разговаривать с тобой, пока ты не выпьешь.
 — У нас нет времени. Я обещал Коре, что мы приедем к ланчу.
 — Но ты должен задержаться на минутку и послушать запись, как я читаю монолог Мэри-Джейн. Это так важно для меня.
 — Я знаю, — сказал он со слабой усмешкой, — неужели, ты считаешь меня таким самоуверенным, чтобы поверить, что ты вернулась ко мне ради меня самого?
 Она широко открыла глаза, и выражение ее лица перестало быть детским.
 — Я рада, что ты мне это сказал. Пол. Это дает мне шанс сказать тебе кое-что, что я должна была сказать сразу, как только мы встретились снова. — Она подошла ближе к нему. — Конечно, ты нравишься мне. А почему бы нет? Ты — Пол Моллинсон, драматург. Ты — богатый, преуспевающий, красивый я умный. У тебя изумительное чувство юмора и отвратительный характер, ты бодр в полночь и сонный утром. — Она остановилась. — Продолжать дальше?
 — Нет, спасибо. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я никогда не думал, что ты настолько умна и так хорошо все понимаешь.
 — Я говорила тебе, что проникнусь тобой, обовьюсь вокруг тебя.
 — Как ядовитый плющ?
 — Плющ… Может быть! Но без яда. — Она обняла его, и он наклонил голову к ее лицу.
 — Я сумасшедший, что слушаю тебя, — прошептал он у самых ее губ. — Я должен был усвоить свой урок много лет назад.
 Губы их встретились, и открывшая дверь Энн сделала шаг назад, чтобы снова выйти из комнаты.
 — Не уходите, — позвала ее Сирина. — Мы сейчас уходим.
 — Вы тоже можете уйти пораньше. — Пол подошел к письменному столу. Он стоял к ней спиной. — И не возвращайтесь до середины дня в понедельник. Я раньше не вернусь.
 Энн пробормотала “спасибо” и вышла. Из окна столовой она проводила взглядом уезжавших Пола и Сирину, долго затем глядя на дорогу вслед их автомашине. Шум мотора давно стих, а она все стояла в глубокой задумчивости. Ее вернул в реальный мир бой церковных часов, надо было еще закончить работу.
 К четырем часам перепечатка была закончена, и она, прежде чем уйти, решила дождаться чая. Лениво взяла она в руки пьесу и стала ее просматривать, потом включила, магнитофон и послушала запись Сирины. Какая не правильная интонация. Она перенесла микрофон на свой стол и начала читать монолог.
 «Я лгала тебе, Фрэнк. Я лгала тебе с самого момента нашей встречи…»
 Энн забыла, что она находится в гостиной дома на Хэмпстед Мьюз, забыла, что она Энн Лестер, дочь Лори Лэнгема. Она была Мэри-Джейн, девушкой, которая не умеет заводить друзей и которая, наконец влюбившись, узнает в горький момент истины, что человек, которого она полюбила, такой же неудачник, как она. Она выговаривала слова роли без едкой иронии, с которой Пол их диктовал, добавляя та здесь, то там, по фразе, которая слегка меняла смысл всего монолога и его первоначальное звучание. Когда, она в конце концов договорила все до конца, в голосе ее дрожали слезы и она была так взволнована, будто выступала перед публикой.
 — В чем дело, мисс Лестер? Разговариваете сами с собой? — Смизи вкатила сервировочный столик в комнату и закрыла дверь.
 — Я читала отрывок из пьесы. — Энн повернулась к магнитофону и улыбнулась. — Вы когда-нибудь слушали свой собственный голос?
 Смизи попятилась назад.
 — Не теперь. Вы еще меня будете поддразнивать! Я знаю, что взвизгиваю, так какой же смысл себя расстраивать?
 — И вовсе вы не взвизгиваете, разве когда сердитесь.
 Зазвонил дверной колокольчик, и Смизи, посмеиваясь, пошла открывать.
 Со вздохом Энн перекрутила пленку и начала стирать. Она не решалась дать Полу послушать запись.
 — Мисс Лестер? — Смизи просунула голову в дверь. — Пришел мистер Лэнгем. Я сказала ему, что мистера Моллинсона нет дома, но он утверждает, что хочет поговорить с вами.
 Энн выключила магнитофон и встала из-за стола, когда вошел отец.
 — Папа, по-моему, ты обещал больше сюда не приходить.
 — Я знал, что Пол рано уедет, поэтому я приехал забрать тебя к нам. Мама переживает, что она тебя совсем не видит.
 Энн прошла к столику.
 — Раз уж ты здесь, выпьешь чая?
 — Нет, не могу. Я не заглушил мотор: машина очень плохо заводится.
 — Тогда я быстро — только возьму пальто. Она взбежала наверх, чтобы взять его и попрощаться со Смизи и поспешила вниз, и все-таки опоздала: отец сердито копался под капотом.
 — Проклятая развалина опять заглохла. — Он обошел машину кругом. — Если бы мне не пришлось ехать сюда за тобой…
 — Я тебя не просила, — запротестовала она.
 — Знаю, что не просила. Но твоя мать все время без остановки пилила меня. Как мне хотелось бы, чтобы ты бросила всю эту чушь и вернулась домой. Если ты собираешься серьезно работать на сцене, пора начинать.
 — Ты предлагаешь пойти в другую труппу?
 — Нет. Совсем нет. — Голова его снова исчезла под крышкой капота. — Я попробую достать тебе роль, если, конечно, твоя дурацкая гордость даст тебе ее принять.
 Энн смотрела на дорогу.
 — Я приму от тебя совет, папа, но не роль. Я хочу продвигаться за счет своих собственных способностей.
 — А когда это произойдет, что тогда? Замужество? Тебе будет трудно найти мужа, который с пониманием отнесется к тому, что тебя каждый вечер нет дома. А как будет с детьми…
 Она рассмеялась.
 — Не заглядывай так далеко вперед! Отец, что-то буркнув, подергал рукой какой-то проводок. Глядя на его седеющую голову, Энн размышляла над его словами: брошенные, казалось бы, небрежно, они потянули за собой целую цепочку мыслей, избавиться от которых было нелегко. Если только она не выйдет замуж за актера, замужество вряд ли будет счастливым. А больше всего на свете она не хотела, чтобы ее брак закончился разводом.
 Машина взревела, и с радостной улыбкой Лори забрался на свое место рядом с ней.
 — Почему у тебя такой торжественный вид, кукленок?
 — Я раздумывала, как ты отнесешься к зятю.
 — Я не против зятя, но подумай, что будет с моей карьерой, если я стану дедом!
 — Я рожу тройню, только чтоб насолить тебе!
 — Верю, что постараешься! Три маленькие девчушки, полностью похожие на тебя!
 "Или трое мальчишек, — подумала Энн про себя, — с серыми глазами и прямыми черными волосами”. Она нахмурилась. Этого никогда не случится Не может случиться. Если бы не было Сирины, был бы кто-нибудь еще вроде нее: такая же искусственная, хрупкая и очаровательная на вид. Пол Моллинсон был любовником-дилетантом; может быть, не по характеру, но уж точно по обстоятельствам. Он так и не смог освободиться от неудачи юношеского романа. С тех пор он только тем и занимался, что создавал вокруг себя защитный экран, через который не могло проникнуть настоящее чувство.
 — Я так хочу, чтобы Пол увидел Мэри-Джейн, так, как ее вижу я. Отец расхохотался.
 — Я знал это! Когда разговор о детях привел прямо к мыслям о молодом Моллинсоне, я сделал свои выводы. Как я понимаю, пока ты не приберешь его к рукам, ты не вернешься к актерской карьере?
 Энн сидела и разглядывала свои руки.
 — Прибрать его к рукам — дело нелегкое. Не думаю, что ему нравится такой тип женщин, как я.
 — Но тебе хотелось бы быть таким типом?
 — Только из-за Розали.
 Хватит этих сказок! — рассердился Лори. — Если ты там остаешься только из-за нее, я немедленно расскажу Полу правду. Всю. Я не позволю, чтобы ты ввязалась в какую-то свару из-за кого-то и поставила себя и свою семью в дурацкое положение. Как по-твоему, что подумает обо мне Пол, когда узнает, что ты моя дочь? Я говорю серьезно, Энн. Марти сразу не должна была поддерживать тебя в этой глупости.
 — Ты не должен ничего ему говорить, — резко отпарировала Энн. — Ни единого слова. Я очень рассержусь на тебя за это.
 — Он тоже очень рассердится, — возразил отец. — Расскажи ему правду и покончи с этим. Понедельник для этого вполне подходящий день.
 — Нет, — ответила она. — Не могу. — Она отвернулась от отца, и по щекам ее покатились слезы. — Оставь все как есть еще немножко. Может быть, когда он привыкнет ко мне и я ему больше понравлюсь, он отнесется к этому с большим сочувствием.
 — Почему тебя должно трогать, что он думает?
 — Потому что я люблю его, — ответила она и тот же момент, как выговорила эти слова, закрыла лицо руками. — Что я сказала! Я не это имела в виду.
 — Думаю, что это правда, — Лори повернулся и серьезно посмотрел на нее. — Я хочу, чтобы ты помнила одну вещь, кукленок. Хорошая актриса должна знать, когда прекращать игру, иначе она утратит ощущение реальности и растеряет свои жизненные принципы.
 — Папа! — отчаянно вскрикнула Энн. — Светофор!
 Но было слишком поздно. Степенно погромыхивая, автомобиль торжественно проехал под красный свет, проскользнув между двумя грузовиками с изумленными такой наглостью водителями.
 — Это отучит меня давать советы, — ухмыльнулся Лори. — Ведь никогда раньше я этого не делал!
 Энн ничего ему не ответила, глядя на витрины магазинов по Бейкер Стрит. Затем они свернули на Оксфорд Стрит к Мраморной Арке и остановились около большого блока квартир, выходящих окнами на Гайд-Парк.
 Проигнорировав лифт, они поднялись по лестнице на второй этаж. Из гостиной доносились приглушенные голоса.
 — Это дядя Харви, — сказал Лори Лэнгем. Пойди в ту спальню и приведи себя в порядок.
 Энн вошла в свободную комнату и удивленно остановилась, увидев, что она обставлена некоторыми из ее личных вещей. Головные щетки, оправленные в серебро, лежали на туалетном столике, она открыла дверцу шкафа и увидела свои платья, каждое тщательно прикрытое жатой бумагой. Глаза ее наполнились слезами, и она, опустившись на постель, закрыла лицо руками. Притворяться было бессмысленно. Отец был прав, она оставалась у Пола не из-за Розали, а из-за себя. Она хотела, чтобы он полюбил ее. Она мечтала помочь ему своей любовью. Она надеялась, что этим спасет его от разъедающей горечи прошедших несчастливых лет — Пожалуйста, пусть он влюбится в меня, молилась она. — По крайней мере, пусть я ему понравлюсь настолько, чтобы он простил меня, когда узнает правду! — Она вытерла глаза и, подойдя к раковине, поплескала на лицо холодной водой. Потом задрав нос и улыбаясь, как будто у нее нет и не было никаких забот, она направилась к гостиную У камина сидел и грелся ее дядя, высокий худой человек в костюме в тонкую полоску, с бокалом в руках. Энн поцеловала его и осталась стоять рядом.
 Я не видела тебя с тех пор, когда ты улетел за папой. Ты, наверное, чувствовал себя как Стенли, нашедший Ливингстона!
 Лицо Харви Патерсона озарилось теплой улыбкой.
 — Твой отец испортил всю торжественность момента своим хохотом. Он пополам сложился от смеха. Я никогда не мог приучить его к виду моего котелка.
 — Неудивительно! — Анжела подошла к ним с тарелкой сухариков. — Нечего тебе, Харви, работать в министерстве обороны. Котелок тебе совершенно не идет.
 — Какой прелестный повод, чтобы оставить свою работу, — фыркнул ее брат. — Больше ты ничего предложить не могла! — Он снова обратился к Энн. — А как дела у тебя, юная леди? Я слышал, ты работаешь у Пола Моллинсона. Я так понимаю, что теперь ты оказываешь протекцию отцу, а не наоборот.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Разве он не рассказал тебе? — Харви Патер-сон перевел взгляд с дочери на отца. — Только не говорите мне, что я выдал секрет!
 — Не совсем, — улыбнулся Лори. — Твой дядя пытается спросить, кукленок, не твое ли влияние помогло мне получить роль Фрэнка.
 Энн широко открыла глаза.
 — Фрэнка? Но это же замечательно! — Она бросилась ему на шею. — Ты будешь изумительным Фрэнком, папочка. Эта роль просто создана для тебя.
 — Я это и подумал, когда ты о ней рассказывала. Последняя пьеса Пола, в которой я играл, имела шумный успех. Надеюсь, с этой будет то же самое.
 Энн всем сердцем поддерживала это желание, и, встретившись глазами с отцом, увидела, что он понял ее мысли и чувства.
 Вернувшись в понедельник на работу, Энн вошла в белый с черным холл с таким чувством, что пришла домой. Осознав свою любовь к Полу, она оделась с особой тщательностью, на ней было одно из платьев, привезенных матерью из Сассекса. Гостиная была пуста, но сквозь французские окна доносился стук машинки, и она вышла на лужайку за домом. Ее тень упала на гамак, и Пол посмотрел вверх.
 — Снова опаздываете.
 — Нет, не опаздываю, — радостно ответила она. — Это вы рано. Я думала — вы не вернетесь до середины дня.
 — Я передумал. — Он нахмурился. — По какой-то дурацкой причине я недоволен пьесой.
 — Но ведь вы только что кончили ее переделывать!
 — Значит, мне придется переделать ее снова. Что-то в ней не так. — Он крепко потер щеку, небритая щетина заскрипела. Вид его, небритый и всклокоченный, вызывал у нее неодолимое желание броситься ему на шею. Вместо этого она благовоспитанно села рядом.
 — Где вы считаете, она пошла вкривь?
 — Это не пьеса пошла вкривь, а я. Я писал ее, как комедию, а сам теперь не считаю ее смешной.
 Энн затаила дыхание. Она закрыла и открыла глаза и, решившись, произнесла:
 — Я тоже не считаю ее смешной. Я все думала, когда же вы это сами поймете.
 Он слегка повернулся, чтобы посмотреть на нее, и от движения его тела гамак закачался. От ветерка, поднятого колыханьем гамака, ее мягкие волосы поднялись и упали на щеки.
 — А теперь, когда я понял это, — тихо проговорил он, как, по-вашему, стану ли я лучше?
 — Вы и так хороший человек.
 Она прикрыла глаза, стараясь не смотреть на него. Он сидел и рассеянно хмурился на божью коровку, расправлявшую крылья у него на руке.
 — Я чувствовал, что меняюсь с тех пор, как вернулась Сирина. Она была пугалом в моих мыслях с момента, когда убежала с Эдди. Но видеть ее снова, разговаривать с ней, быть с ней — заставило меня лучше разобраться в себе самом.
 Энн с болью слушала это. Она хотела сказать ему, что он совершенно не прав, заставить его понять, что он никогда не будет счастлив с рыжеволосой актрисой. Он ошибался, думая, будто Сирина сможет дать ему более глубокое проникновение и понимание людей! Она жила поверхностной жизнью, не зная, что происходит в глубине, и не заботясь об этом.
 "Это я помогла тебе, — думала она.
 Ох, Пол, ну почему ты не видишь этого?"
 Как бы ощутив ее напряженность, он наклонился ближе к ней, спиной опершись на гамак.
 — Я не знаю, что делать, Энн. Оставить пьесу сатирической или сделать ее полностью серьезной?
 Она не ответила, но всеми фибрами души желала, чтобы он принял такое решение, какое она хотела. Гамак перестал качаться, и, когда он совсем остановился, белая бабочка опустилась на одну из подушек.
 Я переделаю ее, — внезапно сказал он.
 Если вы согласны поработать сверхурочно — Буду рада вам помочь.
 — Спасибо, малышка.
 — Пять и шесть десятых фута не такой уж маленький рост, — запротестовала она. Он ухмыльнулся.
 — Я всегда мысленно считаю вас маленькой. Может, это потому, что вы такая тощая.
 — Я не тощая! — с бессознательным кокетством парировала Энн.
 Он повернулся к ней и стал ее разглядывать, заставив почувствовать неловкость оттого, что ее платье сбилось выше колен. Она стесненно поправила юбку, но этот жест привел к эффекту, противоположному тому, к которому она стремилась. Его глаза потемнели. Он поймал ее в объятья, и его лицо, склоненное прямо над ней, заслонило солнце Время остановилось.
 Она смотрела ему в глаза, а ее веки начали опускаться, губы их встретились. Он нежно прижал ее к себе, но когда она расслабилась в его объятиях, нежность поцелуя перешла в страсть, и он вжал ее в подушки. Голова его покоилась у нее на плече, и она ласково перебирала его волосы. Он что-то мягко пробормотал, и она совсем расслабилась, не желая испортить этот чудесный момент.
 — Когда я тебя целую, ты становишься совсем другой, — хрипловатым голосом бормотал он. — Нежная, теплая и испуганная.
 — Не испуганная, — прошептала она.
 — Испуганная. Ты ужасно боишься меня и себя саму Не нужно. Я не обижу тебя.
 — Вы можете сделать это, сами не желая того.
 — Нет, дорогая, не сделаю.
 От этого ласкового “дорогая” все поплыло перед ее глазами, она крепче прижалась к нему.
 Наконец они отодвинулись друг от друга, и Пол, потерявший свое привычное сардоническое спокойствие, откинулся на свою часть гамака и вытащил из кармана сигареты. Энн, устроившись поудобнее на подушках, полузакрыв глаза, смотрела, как он курит.
 — О чем вы думаете? — мягко спросила она.
 — О пьесе. — Повернув голову, он увидел на ее лице разочарование. — Не смотри так, я делаю тебе комплимент. Когда мои мысли прямо от тебя переходят к пьесе, которую пишу, это потому, что ты часть ее.
 — Это самый приятный комплимент, какой вы мне делали. — Она перекинула ноги через край гамака и встала.
 — Не надо этого, — сказал он, поднимаясь на ноги.
 — Чего?
 — Не вставай так. Это плохо влияет на мое давление.
 Уголки ее губ поднялись.
 — Может, мне лучше накинуть плащ-палатку?
 — Если ты так сделаешь, я залезу в эту палатку вместе с тобой!
 Рассмеявшись, он поймал ее руку и повел в кабинет. Усадив ее за письменный стол, он подошел к серванту налить себе чего-нибудь выпить.
 — Я собираюсь Фрэнка тоже переделать. Сделать, если смогу, его роль побольше. Энн ухмыльнулась.
 — Для Лори Лэнгема чем больше, тем лучше.
 — Лори? — Голос Пола прозвучал так странно, что она повернулась к нему.
 — Да, — неуверенно повторила она. — Он ведь играет Фрэнка. Разве нет?
 — Откуда вы знаете? Я вам этого не говорил. Врать было поздно. Разозлившись на себя, Энн, заикаясь, выговорила:
 — Он.., он сам сказал мне об этом. Он был так доволен.., что заехал сюда вчера днем и подвез меня домой.
 — Понимаю. — Глаза Пола подозрительно сощурились. — Чего вы хотите добиться, встречаясь с ним? Лоренс Лэнгем не ваш тип мужчины.
 — А мне обязательно надо иметь низменные мотивы? Я виделась с мистером Лэнгемом, потому что он добр ко мне.
 — Никто не встречается ни с кем просто так. Добр к вам? — яростно повторил Пол. — Этот пожилой Ромео…
 — Прекратите! — крикнула Энн. — Ни слова не говорите против него! Слышите? Ни слова!
 Пол так побледнел от злости, что глаза его сверкали черным огнем.
 — Я все слышу. Я не глухой.
 — Простите. — Ее гнев погас так же быстро, как вспыхнул. — Я не хотела на вас кричать.
 — Это я виноват, — холодно ответил он. — Я вам не сторож и не должен давать советов, как поступать. Только предупреждаю: Анжела Лэнгем мой добрый друг, и я не позволю вам ее обижать.
 Неожиданно до Энн дошел юмор этой ситуации, и ее лукавая улыбка взбесила Пола окончательно.
 — И не воображайте, что это смешно, — рассердился он. — Конечно, у вас преимущество возраста, но больше в вас ничего нет.
 Горечь этих слов потрясла ее.
 — Почему вы так легко осуждаете меня? С самой первой минуты нашей встречи вы даже не сомневаетесь, что я плохая.
 — Я не хочу обсуждать это, — И он сел за свой письменный стол. — Я предлагаю приниматься за работу.
 — Но, Пол."
 — Нет, Энн, хватит.
 Эни опустила голову, слезы застилали ей глаза, и блокнот для записей дрожал и расплывался в их пелене. До середины дня она сосредоточенно писала под его диктовку. Изменения были очень обширны. Страницы диалогов второстепенных героев оставались практически неизменными, но в текстах Мэра-Джейн и Франка акценты сместились очень резко. Хотя она была сосредоточена на записи под диктовку, но не могла не оценить то, что делал Пол. Ее поражала тонкость, с которой он менял настроение пьесы, все ее акценты. Он был на середине фразы, когда дверь отворилась и вошла Сирина.
 Даже не пытаясь скрыть раздражение. Пол уставился на нее:
 — Какого черта ты сюда приперлась?
 — Пол. — Голубые глаза наполнились слезами. — Ты собирался позвонить мне сегодня утром.., и не позвонил. Поэтому я и… — Она ощупью стала искать в сумочке платок. — Если ты занят, я уйду Я не хочу мешать.
 — Проклятье, извини меня. Я собирался позвонить тебе, но совершенно забыл. Сирина вздохнула:
 — Неважно. Я тебя прощаю. Должно быть, это твое обаяние действует.
 Она выглядела такой огорченной, что он подошел к ней и взял за руку.
 — Дорогая, мне действительно очень жаль. Я больше никогда так не поступлю.
 — Ох, Пол, я так люблю тебя, когда ты такой милый.
 Эни резко отвернула голову, стараясь не прислушиваться к разговору.
 — Раз я уже здесь, можно я останусь на ланч? — попросила Сирина.
 — У нас не будет ланча. Мы поедим сандвичи и сразу продолжим работу.
 — Ты не можешь отослать меня домой совсем без ничего! Даже ты не можешь быть настолько жестоким!
 — Тогда чашку кофе. — Он повернулся к Энн. — Попросите Смизи приготовить кофе. Пожалуйста.
 С поджатыми губами Энн вышла из комнаты, а Сирина сама взяла себе сигарету.
 — Должна сказать, что от этой девицы у меня мурашки по коже. Из нее просто источается неприязнь ко мне.
 Пол с безучастным выражением лица сунул руки в карманы и, пройдясь по комнате, остановился перед окнами. Он закрыл глаза, подставив лицо солнечному теплу, но, видимо, это не согревало его.
 — Я прослушал твою запись, вернувшись вчера вечером домой, — произнес он. — И должен принести тебе мои извинения.
 — За что?
 — За то, что сомневался в твоих актерских способностях. —После того, как я услышал твое исполнение монолога Мэри-Джейн… — Он нахмурился. — Ты вложила в него гораздо больше, чем я написал. Последнюю неделю я мучился, меня не удовлетворяло то, что я сделал, но когда я вчера прослушал тебя, я понял, где ошибался. Сирина, твоя интерпретация абсолютно верна. Наверное, тебе хотелось это знать.
 — Дорогой, как чудесно, что ты мне это сказал! — Она скользнула к нему поближе. — Я же говорила тебе, что способна на большее? Я рада, что ты, наконец, поверил в меня.
 — Да, — вздохнул он. — Я поверил. Когда ты дочитала этот монолог до конца, я понял, что никто, кроме тебя, не сможет ее так сыграть.
 Она напряглась.
 — До конца монолога, дорогой? Он кивнул.
 — До тех слов, когда ты, обращаясь к Фрэнку, говоришь, что между вами все кончено.
 — Разумеется, — ресницы изящно опустились на фарфорово-голубые глаза. — Теперь припоминаю. Мне надо будет как-нибудь снова послушать эту запись. Я так ее себе и не прокрутила.
 — Мы поставим ее, когда вернется Энн. Я хочу, чтобы она поняла, чего я добиваюсь в новом варианте.
 Сирина отодвинулась от него.
 — Я не хочу, чтобы она слушала эту запись… И она только будет язвить по этому поводу.
 — Ну, как хочешь, — невыразительно проговорил он. — Это зависит от тебя.
 Входя в комнату, Энн услышала эту фразу, и руки ее затряслись так сильно, что посуда зазвенела на подносе.
 — Я принесла кофе, — холодно сказала она. — Пожалуй, я не будут тратить на него время, — ответила Сирина. — Не хочу мешать Полу работать. — И, обернувшись к нему, спросила:
 — Я увижу тебя сегодня вечером?
 — Я позвоню.
 Сирина легко выбежала из комнаты, а Энн резко поставила на стол поднос.
 — А вы будете пить кофе?
 — Нет, спасибо, но вы можете выпить, — голос Пола звучал так же холодно, как и ее. — Возможно, вам будет интересно узнать, что я попросил Сирину прослушаться на роль Мэри-Джейн.
 — Когда вы ее услышите, она вам не понравится.
 — Напротив. Я ее слышал, и она мне очень понравилась.
 — Быть этого не может!
 — Безусловно понравилась. Она передает именно ту интерпретацию, какой мне хотелось достичь. — Он снова повернулся к окну. — Я передумал насчет кофе. Налейте и мне чашку.
 Энн взяла кофейник и разлила кофе. Дорогие фарфоровые чашки матово мерцали сквозь застилавшие ее глаза слезы.




 Глава 6


 Как Энн ни старалась, она не могла понять Пола, его восхищения металлически сухим чтением Сириной роли Мэри-Джейн. И чем больше она раздумывала об этом, тем непонятней все становилось.
 За внешностью девочки Сирина скрывала характер жесткий и цепкий. Эгоизм руководил всеми ее чувствами и поступками. Искренние чувства были вытравлены напрочь эгоизмом и жаждой благополучия. Казалось невероятным, что Пол мог поверить, что такая женщина поможет ему изменить взгляд на мир! И все-таки это произошло. Помощь Энн, долгие часы споров и обсуждений были отброшены, как будто ничего и не было; Рассуждая холодно, аналитически, она приходила к выводу, что первоначальная причина, по которой она пришла к нему, исчезла, превратилась в ничто. Энн понимала, что, любя его так, как любит она, далее оставаться рядом с ним невозможно. Правильнее было бы уйти и постараться его забыть.
 А вместе с тем нехорошо было оставлять незаконченную пьесу, и она решила, что постарается продержаться до окончания работы над ней. Пока сможет. В глубине души она все еще надеялась, что он обратит на нее внимание всерьез. Из осторожности Энн не давала этой мысли закрепиться в сознании, хотя в последующие дни на это потребовалась вся ее воля.
 Пол работал еще напряженней, чем раньше. Не было времени на разговоры, не было времени ни на какие личные отношения.
 Время текло медленно. Солнце почти каждый день пряталось за облаками, и гамак, где он поцеловал ее, был накрыт непромокаемым чехлом от дождя. При взгляде на этот малопонятный предмет Энн начинало казаться, что вся эта сцена, когда он держал ее в объятьях и шептал ласковые слова, ей просто привиделась. Была ли это с его стороны мгновенная вспышка желания или нечто большее? Но если бы, существовало это самое “большее”, не вел бы он себя с ней как посторонний, малознакомый человек. Глядя на них, никто бы не смог даже предположить, что он когда бы то ни было любовно прикасался к ней, и она собрала всю свою гордость, чтобы вести себя с ним так же безразлично, как и он с ней.
 — Не кажется ли вам, что следует передохнуть? — спросила она его после особенно тяжелого дня. — Вы сегодня работали восемь часов без перерыва.
 — Я не могу расслабиться, когда пьеса еще сидит у мен” в мозгу.
 — Но ведь вы уже не меняете сюжет, вы только разрабатываете характеры.
 — Я прекрасно знаю, что я пытаюсь сделать, — сухо проговорил он. — Не надо объяснять мне мои собственные действия.
 — Я всего лишь хотела заставить вас понять, что нажимать, торопиться — это самое худшее, что можно сделать.
 — И что вы мае предлагаете? Делать каждый час перерыв на коктейль? — Он отодвинулся на стуле и потянулся за сигаретой. — Иногда вы меня так раздражаете, что я удивляюсь, почему я вообще с вами связался.
 — Если хотите, я могу уйти.
 — Только не в середине пьесы! Вы что, думаете, мне сейчас только не хватает заниматься поисками другого секретаря?
 Эни ничего на это не ответила. “Другой секретарь”. Вот как Пол видел ее. Это наводило на мысль, что если она хочет обрести душевный покой, то следует думать о себе самой.
 Зазвонил телефон, и она автоматически сняла трубку. Это была Сирина, и Энн протянула трубку Полу. Хотя она слышала только одну сторону разговора, понять его смысл было несложно. Сирина не могла поехать с ним на уик-энд к Риисам.
 — Ты могла бы сказать мне об этом раньше, — раздраженно выговаривал он ей. — Если бы я знал, что ты не поедешь, я бы остался в городе и поработал… Нет, я не согласен — Ладно, поступай, как знаешь… — Он положил трубку, но недовольное выражение лица не изменилось.
 — Миссис Браун заболела? — осторожно спросила Энн.
 — Прилетел из Нью-Йорка Хайрам Гордон. Он подбирает актеров в свой новый фильм.
 — Во время уик-энда?
 — Он будет здесь только до понедельника, и Сирина хочет попытать счастья.
 Энн старалась, чтобы ее голос звучал ровно!
 — Я думала, что она приняла роль в вашей пьесе.
 — Сирина не любит упускать благоприятный шанс. Я ее в этом не виню. Если она сможет получить роль в фильме Хайрама, я ей не буду нужен.
 Молчание Энн было таким выразительным, что Пол улыбнулся. Начав с легкой ухмылки, улыбка его все расширялась, перешла в фырканье и потом в хохот.
 — Дорогая моя, не смотрите на меня с видом “я вам это говорила”! Сирина просто старается показать мне, что я не должен считать ее своею собственностью. Как и большинство представительниц вашего прекрасного пола, она убеждена, что любовь надо все время подтверждать и доказывать.
 — Я не считаю, что любовь вообще надо подтверждать. Во время ухаживания, конечно, нужно…
 Она замолчала, и он вопросительно поднял брови.
 — Неуверенность необъявленной любви? Вы это имеете в виду?
 — Да, — решительно подтвердила она.
 — И вы верите в то, что когда любовь открыта, объявлена, больше нет неуверенности и сомнений?
 — Если есть полное доверие, то нет.
 — Никогда не может быть полного доверия между мужчиной и женщиной.
 Это был подходящий момент, чтобы вернуться к работе, подумала Энн и, наклонив голову к странице, положила пальцы на клавиши. Она как раз вынула один лист из машинки и вставляла другой, когда он заговорил:
 — Что вы делаете в эти выходные?
 — Еще не знаю.
 — Не хотите ли поехать к Риисам? Мы там сможем немного поработать.
 Энн подумала и осторожно поинтересовалась.
 — Вы меня приглашаете или просите как наниматель?
 — А в зависимости от этого у вас есть разные ответы?
 — Да.
 — По крайней мере честно, — сухо заметил он. — Можете считать, что я предлагаю это как ваш наниматель.
 — Тогда я поеду. — Энн передвинула каретку. — Хотите, чтобы я взяла с собой машинку?
 — Хватит блокнота. За сверхурочные я вам заплачу то, что полагается.
 — В этом нет нужды.
 — Дорогая моя девочка, я рассматриваю это как чисто деловую договоренность. Вы же сами этого хотели. Не правда ли?
 — Да, но вы пригласили меня не совсем из-за этого. В пьесе сейчас почти ничего не нужно доделывать. Мне осталось только перепечатать ее целиком, а это я легко могу делать одна.
 — Тогда почему же, по-вашему, я пригласил вас на уик-энд к Риисам?
 — Чтобы уесть Сирину.
 — Однако вы сегодня язвительны. — Он поднялся на ноги. — Лучше идите-ка домой и уложите чемоданчик. Я заеду за вами в пять.
 Точно в назначенный час автомобиль Пола прогудел под окнами ее дома, и Энн поспешила выйти с чемоданом в руках.
 Во время поездки они почти не разговаривали, потому "то движение было напряженным, и им потребовался почти час, чтобы выехать на фулхэмскую дорогу через мост Патни. На пустом шоссе машина рванула, и они полетели мимо Чессингтонского зоопарка, где верблюды пытались жевать проволочный забор, принимая его, видимо, за колючки, и вверх, через Бокс Хилл. Затем они резко повернули направо и поехали по узкой аллее.
 — Еще пятнадцать миль, и мы там, — сказал он. — Вы знаете эту местность?
 — Нет, но тут очень красиво.
 Он не ответил, и она продолжала смотреть в окно. Медленно обогнули они несколько тесно поставленных каменных коттеджей и проехали сквозь бревенчатые арочные ворота на изогнутую дугой дорогу. Она пролегала через два поля и сворачивала затем влево к низкому зданию, окруженному аккуратно подстриженной живой изгородью и обсаженному цветущей алой геранью. Машина остановилась у подножия крыльца, и Пол помог Энн выйти. Дверь была приоткрыта, и он, распахнув ее настежь, прошел, ведя за собой Энн, через холл в гостиную.
 При их появлении с дивана встала пухленькая женщина, и с ее колен посыпалась груда разноцветных книжек и яркий мячик, подкатившийся по ковру к ногам Энн.
 Пол прошагал по ковру к женщине и, склонив голову, поцеловал ее в темно-рыжие волосы.
 — Кора, дорогая, как поживаешь? Я надеюсь, ты не будешь возражать, я привез с собой Энн Лестер. Сирина в последнюю минуту не смогла поехать.
 Кора улыбнулась и протянула руку.
 — Рада видеть вас. Извините за беспорядок, но когда мои дети знают, что я дома, они категорически не хотят играть в детской.
 — Потому что ты их балуешь, — рассмеялся Пол. — Они вырастут маленькими разбойниками. Мальчик и девочка, которые стояли у дивана и разглядывали Энн, бросились вперед и обняли Пола за ноги.
 — Эй вы, маленькие чудовища, вы меня опрокинете! — Пол свалился в кресло, а дети, явные близнецы прыгнули на него сверху.
 Кора улыбнулась.
 — Джек и Джилл любят его, — обратилась она к Энн. — Единственная угроза, которая способна их образумить, это сказать, что не подпущу их к Полу, когда он приедет.
 — Какие очаровательные имена вы для них выбрали, — заметила Энн.
 — Это была идея Эдмунда, а не моя. Вы уже видели моего мужа?
 — Нет.
 — Ну, увидите за обедом. Вы знаете, что он ставит пьесу Пола?
 — Обязана знать, — улыбнулась Энн. — Я его секретарь.
 Кора была несколько ошеломлена.
 — Я понятия не имела. — Она обернулась к Полу. — Где ты нашел такую обворожительную секретаршу?
 — Она хотела выйти за меня замуж, — ехидно сказал Пол. — Как-то однажды она заявилась ко мне на дом с предложением.
 — Я в это не верю. — Кора засмеялась и повернулась к Энн. — Пойдемте, дорогая. Я покажу вам вашу комнату.
 Энн последовала за хозяйкой дома на второй этаж в спальню с кроватью под балдахином и мраморным умывальником. Разрисованные вручную занавески на окнах сочетались с цветом стен, а большая ваза была заполнена летними цветами, осыпавших лепестки на узор ковра.
 — Мы обходимся без церемоний, если у нас в гостях только Пол, — объяснила Кора. — Когда будете готовы — спуститесь.
 Дверь за ней закрылась, и Энн села на край кровати.
 Она вспомнила, как Кора Риис играла роль Герды в “В тисках”. Боже, насколько изменилась эта женщина за последние четыре года! Вообще, как же много всего случилось за эти четыре последних года! Брачный побег Сирины и ее возвращение, цинизм Пола и его неохотное оттаивание, ее собственная любовь… Она вздохнула и начала распаковывать чемодан.
 Быстро переодевшись в легкое платье цвета лютиков, она спустилась в гостиную. Кора уже была там с мужем. Эдмунд Риис, еще более полный, чем его жена, сидел на диване с бокалом в руке.
 — Как приятно, что вы к нам приехали. — Он поднялся на ноги, астматическое свистящее дыхание затрудняло его речь. — Особенно, когда мы ожидали увидеть Сирину!
 — Ну, ну! — одернула его Кора. — Не ехидничай, это привилегия женщин.
 — Не проси меня сдерживаться в моем собственном доме, — возразил ее муж. — Только Господь знает, как я переживу репетиции!
 Кора вздохнула и, посмотрев на Энн, похлопала по дивану рядом с собой, приглашая ее сесть.
 — Пол читает детям сказку на ночь. Он скоро освободится. Идите ко мне, посидите.
 Энн так и сделала, доброта хозяйки дома согревала душу.
 — У вас чудесный дом, миссис Риис, но вы никогда не жалеете, что оставили сцену?
 — Никогда. Или почти никогда. — Кора склонила голову набок. — Только когда иду с Эдмундом на премьеру, я могу немножко пожалеть себя, но тут же вспоминаю свой дом, своих детей и, довольная, успокаиваюсь.
 — А вы не могли сочетать карьеру и дом?
 — Эдмунд не хотел, чтобы я была тут и там, и это для меня решило вопрос.
 Энн на мгновение закрыла глаза. Счастливая Кора, у которой так счастливо устроилась жизнь!
 За дверью послышались шаги, и она открыла глаза как раз, когда в комнату вошел Пол.
 — Я разделался с Золушкой вдвое быстрее, чем обычно, — сказал он. — Умираю, хочу выпить. Эдмунд помахал своим бокалом в воздухе.
 — Наливай себе сам, старина.
 — Спасибо, сейчас.
 Держа в руке бокал с виски, Пол подошел к дивану и сел напротив Энн.
 — Вы очень эффектно выглядите. Это новое платье?
 — Оно у меня много лет.
 — Подарок мачехи?
 На минуту Энн растерялась, не сообразив, что он имеет в виду, но так как он продолжал смотреть на нее, залилась густой краской.
 — О нет, моя.., мачеха не покупала его. Я сама его купила.
 Эдмунд Риис поднялся на ноги.
 — Оно очень милое. Но давайте поговорим об этом за столом. Я умираю с голоду!
 Столовая, как и весь дом, была очень удобной, свободной от мебели, хотя повсюду стояли — довольно беспорядочно — вазы с цветами. Во время обеда Энн почти не принимала участия в разговоре, она была довольна тем, что слушала троих своих сотрапезников. Только за кофе она обратилась прямо к Полу и спросила его, будет ли он сегодня вечером работать.
 Кора в изумлении уставилась на обоих.
 — Вы что, действительно собираетесь работать во время уик-энда?
 Пол слегка улыбнулся в ответ.
 — По крайней мере, мы намеревались это сделать.
 — Тогда вы сошли с ума. — Кора наклонилась вперед, свет свечей серебрил легкую седину в ее красивых рыжевато-каштановых волосах. — Побездельничайте немного, пока вы здесь. Я уверена, что тебе стоит немного отдохнуть.., и Энн тоже! — Алые губы улыбнулись. — Если я знаю Пола, то он эксплуатирует вас нещадно до полусмерти!
 Энн улыбнулась ей в ответ.
 — Я не возражаю. Я люблю работу.
 — А как вам нравится его новая пьеса? Пол наклонился вперед.
 — Она считает ее дрянной!
 Наступила неловкая пауза, Энн почувствовала, что краснеет. Легкий ветерок веял в открытое окно и колебал пламя свечей, отбрасывая на стены прыгающие странные тени.
 — Всем не угодишь, — тихо проговорила Кора. — Пожалуй, Полу полезно столкнуться с оппозицией.
 Пол задвинул стул под стол.
 — Последние четыре года я только тем и был занят, что сталкивался с оппозицией. Как будто на меня наложили какое-то заклятие.
 — На тебе и было заклятие, — ответила Кора. — Вся беда в том, что оно вернулось. Сирина — не…
 — Кора! — Эдмунд говорил таким приказным тоном, что Энн вскочила со стула. — Не твое дело говорить Полу, что ему делать со своей жизнью.
 — Я могу как друг…
 — Как друг не вмешивайся не в свое дело.
 Наступило напряженное молчание. Щеки Коры то вспыхивали, то бледнели, и она прикрыла глаза, чтобы сдержать слезы. Когда она снова открыла их, то уже взяла себя в руки. Она тронула мужа за руку и посмотрела на Пола.
 — Прости меня. Эдмунд прав. Это не мое дело.
 Пол глядел на своих друзей и разглаживал на столе смятую салфетку.
 — Вы ведь знаете, что можете говорить мне все, что посчитаете нужным, но, по-моему, Энн умрет от скуки, если мы начнем ворошить прошлое.
 — Если бы это было прошлым! — пробормотала Кора и, увидев, как снова нахмурился ее муж, быстро встала из-за стола и взяла обоих мужчин под руки.
 — Как мне везет, что у меня рядом двое таких мужчин!
 Они вышли из столовой, Энн за ними, чувствуя себя удивительно одинокой. Во время этой перебранки проявились характеры: Эдмунд, такой полный, добродушный, казавшийся нетребовательным, вдруг заявил о себе как о личности: стало ясно, что силу свою Кора черпает в нем. Энн медленно перешла холл. Кора обернулась, выражение ее лица смягчилось, когда она увидела, как выглядела девушка на фоне темной деревянной обшивки.
 — Вы, дорогая моя, совсем как лютик. Я никогда не видела таких изумительных белокурых волос. Вам надо быть на сцене.
 — Ради Бога, не забивайте вы ей голову! — яростно проговорил Пол. — Мне до смерти надоели эти бредящие театром женщины!
 — И однако, обе женщины, которые нравились тебе больше других, были актрисами!
 — Ты и Сирина совсем разные, — лукаво сказал Эдмунд. — По крайней мере, так думает твой муж о своей собственной женщине.
 Кора рассмеялась и поманила Энн:
 — Пойдите-ка сюда и поговорите со мной. Я просто не хочу позволять Полу заставить вас сегодня работать.
 Остаток вечера они провели на террасе. Последний свет летнего дня погас, и небо из розового стало серым, а потом темно-синим. Новорожденный месяц тонко просвечивал сквозь листву. Пол зашевелился и вытянул ноги.
 — Здесь так чертовски тихо и мирно! Не понимаю, почему я не живу в деревне.
 — Деревня хороша для детей, — ответил Эдмунд. — Подожди, пока заведешь себе жену, а потом перебирайся сюда.
 Пол не ответил, а Энн, сдержав зевок, улыбнулась хозяину дома:
 — Извините меня, я хочу пойти спать. От свежего воздуха я чувствую себя какой-то усталой.
 — По вашему виду этого не скажешь. Наверное, потому, что вы так молоды.
 — Не переходи на личности, Эдмунд, — запротестовала Кора. — Энн это может не понравиться.
 — Тогда она дура, — довольно решительно провозгласил коренастый постановщик. — Все умные женщины обожают комплименты!
 Продолжая улыбаться, Энн ушла в свою комнату, но еще долго лежала без сна, слушая доносившиеся с террасы голоса. Как может Сирина вторгаться в жизнь, которую так резко нарушила четыре года назад? Только женщина очень решительная и бесчувственная будет стараться возобновить грубо разорванные отношения, чтобы продолжить с того момента, где все закончилось тогда.
 Энн зашевелилась, взбила подушку и подумала, насколько все-таки верна житейская мудрость, что люди всю жизнь повторяют одни и те же ошибки. Только когда очень хорошо разберешься в себе, появится возможность не возвращаться в свое прошлое.
 Она заснула беспокойным сном и проснулась раньше обычного. К восьми часам она уже оделась и спустилась вниз, позавтракала на террасе и пошла побродить по саду.
 Большая его часть была неухоженной и за исключением лужаек сохраняла естественный вид. По крайней мере так это выглядело. Голубые и розово-лиловые шапки гортензий виднелись тут и там, а прямо около террасы стояли высокие кустики белого табака. Цветы закрылись от солнца и берегли свою красоту до ночи. С тыльной стороны дом казался гораздо больше, и вдоль всей его длины шла вымощенная плитами дорожка. Она полюбилась вьюнкам, покрывавшим стены и деревья, росшие живописными группами вокруг дома. Неудивительно, что Кора оставила сцену, чтобы поселиться здесь со своей семьей.
 Энн села на траву, размышляя о том, сделала бы это она сама, если бы достигла успеха. С детства она росла с сознанием того, что ее отец великая фигура в театре, и ее всегда немного тянуло на сцену, но только после его исчезновения и предполагаемой смерти это желание стало достаточно сильным. А теперь, когда он вернулся домой, как велико было ее желание добиться успеха?
 — О чем вы задумались? — раздался глубокий низкий голос, и, оглянувшись, она увидела Пола.
 Глядя на него снизу вверх, она получила ответ на свой вопрос. Все, что она хотела от жизни, — это провести ее рядом с ним. Она вздохнула и поднялась на ноги.
 — Я думала о том, какое это прелестное место и как я завидую миссис Риис.
 — Здесь действительно прелестно, — согласился он. — Даже лучше, чем в Хэмпстед Мьюз.
 — Почему вы не переедете сюда?
 — Три провала подряд оставили меня почти без денег. Почиваю на своих лаврах, Энн, но они высохли и стали колкими. — Он рассеянно закурил. — Я думаю, мы сегодня устроим пикник. Это предложила Кора вчера, после того как вы ушли спать. В этом доме работать невозможно. Джек и Джилл прилипают насмерть, как пиявки. Если мы возьмем с собой сандвичи и фляжку с кофе, то по крайней мере побудем в тишине и покое.
 — Звучит заманчиво.
 Окрыленная перспективой провести несколько часов наедине с ним, хотя бы и в работе, Энн бегом помчалась собирать все необходимое. Когда она спустилась вниз. Пол уже ждал ее, держа в руках корзинку с едой. Они прошли через сад, в дальнем конце его перелезли через ограждение и очутились на ячменном поле.
 — Нам надо пройти еще немножко, — сказал он. — Надеюсь, вы не возражаете?
 — Нет, мне здесь все так нравится. “Еще немножко” оказалось классическим преуменьшением, потому что только спустя час они вышли наконец из леса и оказались на берегу маленького озерка. Оно было тихим и спокойным, по темной воде плавала стайка диких уток, солнце золотило их перья.
 Энн буквально упала на колени.
 — Какое красивейшее место! Вы бывали здесь раньше?
 — Да. — Пол сел на землю, спиной прислонившись к дереву. — Несколько раз в хорошую погоду я тут ночевал. Здесь особенно хорошо ранним утром.
 — Проводить здесь целую ночь мне что-то не хочется. Я люблю комфорт.
 — Ну, вы у нас тепличное растение, — начал поддразнивать ее Пол, — Такой нежный цветочек, я буду вас называть Дэйзи-Белл, Маргаритка-Колокольчик.
 — По-моему, в диснеевских фильмах так зовут корову!
 — Виноват! Тогда выкинем Маргаритку, оставим Белл или лучше с французским прононсом:
 "Белль” — Красавица!
 — Джингл-Белл — “Звени колокольчик” будет веселее.
 — Нет, — мягко поправил он. — Я же говорю “Belle”, и не надо краснеть, потому что это ведь правда. Вы действительно очень красивы. У вас, Энн, изумительно красивое сочетание цвета волос, глаз, кожи.
 — Спасибо, — она опустила глаза.
 — И к тому же длинные ресницы. Понять не могу, почему для вас оказалось проблемой найти мужа.
 — Наверное, я хочу слишком много.
 — По-видимому, — сухо произнес он. — Машины, меха и драгоценности, если я правильно запомнил. Я искренне надеюсь, что вы не совершите глупости и не влюбитесь в бедняка.
 Ругнув себя за тщетную надежду, что он забыл ее ранние высказывания, Энн достала из сумочки блокнот.
 — Я готова начать работать, как только скажете.
 — Я вижу, вы хотите, чтобы я сменил тему разговора.
 — Мы пришли сюда побыть в тишине и покое.
 — Именно для этого. И теперь, когда вы поставили меня на место, я вас не подведу. Мне надо разделаться по крайней мере с дюжиной писем, так что, как видите, я привел вас сюда под не совсем надуманным предлогом.
 Он поудобнее прислонился спиной к дереву и с закрытыми глазами начал диктовать. Он кончил в час дня. Открыв глаза, потянулся.
 — Надеюсь, ваше чувство долга удовлетворено, Дэйзи-Белл. Я собираюсь искупаться.
 — Замечательная мысль. Жалко, что я не взяла с собой купальника.
 — Я тоже, — ухмыльнулся он. — Но меня это не остановит! Если вы закроете глаза, когда я буду входить в воду, обещаю, что охотно отвечу вам тем же.
 — Нет, спасибо, — поторопилась сказать она. — Но вы купайтесь. А я полежу, отдохну.
 Она вытянулась на траве и закрыла глаза. Напевая что-то себе под нос, Пол разделся. С легким шорохом упала на траву рубашка, послышался звон мелочи в карманах — это он снимал брюки. Затем все стихло, и немного погодя со стороны озерка раздался всплеск.
 — Изумительная вода! — прокричал он. Энн села. Пол находился в середине озерка, и, говоря это, подплыл к берегу и встал. Энн крепко зажмурила глаза, потом снова открыла их, когда он расхохотался.
 — Я вполне пристоен, — крикнул он. — Мне тут по пояс!
 Чувствуя, что краснеет, Энн снова улеглась на траву и решила больше глаз не открывать. Она услышала, как Пол вылез из воды и прошлепал сзади нее к деревьям, услышала, как он весело насвистывал, а затем чертыхнулся, наступив на сучок.
 — Теперь можете сесть и открыть глаза, — услышала она прямо за спиной его голос. — Я снова приличен, хотя и несколько сыроват.
 Энн села.
 — А как вам удалось вытереться?
 — Носовым платком.
 Она поглядела на него. Лицо его раскраснелось, волосы от воды казались угольно-черными. Они все время лезли ему в глаза, и он их отбрасывал рукой.
 — И гребешка я тоже не взял.
 — В этом я могу вам помочь, — она достала из сумочки гребешок, он причесался и с улыбкой вернул ей.
 Энн распаковывала корзинку с едой и радостно ахнула, увидев, что им дали с собой: жареного цыпленка в листьях салата и фруктовый салат в картонных стаканчиках. Перешучиваясь и смеясь с Полом, она подумала, какими невероятными кажутся здесь все сложные изгибы его характера. Сейчас он был молод, вел себя раскрепощенно, проявил прекрасное чувство юмора и неожиданное великолепное знание живой природы. Легко было представить себе, каким он был четыре года назад или даже раньше, когда только-только добился успеха. Инстинктивно она поняла, что жизненный опыт его был невелик, он больше знал все по книжкам; она будто видела его: романтичный, балованный ребенок, который думал, что мир вокруг принадлежит ему. Какая благодатная почва для Сирины! Мужчины так легко обманываются хрупкой внешностью, редко догадываясь, что обычно за ней стоит железная решительность.
 Она размышляла, как оценивает он их отношения, и инстинктивно догадалась, что она чем-то трогает его душу. Еще несколько недель — и между ними установилась бы душевная близость, разрушить которую Сирине будет нелегко. Но Сирина вернулась до того, как нити их притяжения окрепли и перешли в нечто более глубокое и долговечное.
 Почему такой грустный вздох? — спросил Пол.
 Она слегка повернулась к нему:
 — Разве я вздохнула? Я и не заметила.
 — Очень глубокий вздох. О чем вы думали? Энн потянулась за сумочкой и, достав сигареты, предложила ему тоже. Приняв, как должное, ее отказ распространяться о себе, он откинулся на траву, глубоко затянувшись дымом. Она тихо курила, наблюдая за семейством болотных курочек в береговой траве. В воздухе была какая-то электрическая тишина, которую только подчеркивал редкий вскрик птицы и назойливое жужжанье мух. На фоне этих привычных естественных звуков внезапный раскат грома прозвучал особенно неожиданно. Энн тревожно подняла голову к небу. Густая синева его сменилась серым цветом, который на глазах становился все темнее и темнее от быстро надвигавшихся плотных туч.
 — Похоже, мы попадем в грозу. — Она стала упаковывать корзинку. — Ненавижу гром.
 — Не бойтесь, это всего лишь… — Остаток фразы потонул во вспышке молнии и немедленно последованием громком раскате грома.
 Энн вскочила на ноги.
 — Давайте поспешим. Нам надо еще пройти через лес.
 — Мы всегда можем где-нибудь спрятаться.
 — Спасибо, лучше не надо. — Ее передернуло. — Под деревьями во время грозы опасно.
 Они быстро собрали свои вещи и тем же путем отправились назад. Следующий удар грома прогремел над ними, и Пол ускорил шаг. Крупные редкие капли дождя упали на них, потом больше, больше, быстрее застучали по листьям. Дойдя до края леса, они увидели, как пригибается ячмень под сильными струями дождя.
 — Нам лучше оставаться под деревьями, пока не стихнет дождь. — Пол поставил наземь корзинку, а Энн укрылась под большой веткой, но тут же подскочила от страха, когда зигзаг молнии прорезал небо.
 — Я не могу… — Раскат грома оборвал фразу, зубы ее застучали. — Пол, я боюсь! Я лучше побегу. Если будет совсем плохо, можно будет лечь на землю.
 — Ты очень много знаешь о грозах?
 — Я их боюсь, — просто ответила она.
 — Ну, ладно, тогда побежали. Но ты промокнешь.
 — Мне все равно.
 Он схватил ее за руку, и они, выбежав из-под деревьев, помчались сломя голову по тропинке, через ячмень. Дождь лил стеной, и они мгновенно промокли. Серебряная вилка молнии вспыхнула в небе, и раздался удар грома, от которого, казалось, задрожала земля. Энн ахнула, и Пол, сильнее держа ее за руку, потащил за собой еще быстрее.
 — Я не могу! — задыхалась она. — Я боюсь.
 — На открытом месте тебе будет еще страшнее. Давай залезем под живую изгородь.
 Его рука сжимала ее запястье, как клещами, она, спотыкаясь” едва поспевала за ним, дыханья не хватало, а он еще прибавлял скорость. Когда они добежали до изгороди, снова ударила яркая вспышка, и он толкнул ее на землю.
 — Закрой глаза и прислонись к моему плечу Должно скоро кончиться.
 Лежа на мягкой земле, Энн сделала, как он велел. Тут было посуше, хотя капли дождя просачивались и капали на них с листьев. Удар грома! И она зарылась головой Полу в плечо. Он крепко прижал ее к себе, его рука тяжело лежала у нее на затылке.
 — Не бойся, спокойно сказал он. — Ничего не случится.
 — Откуда ты знаешь? — забормотала она. — Это ужасно!
 — Обещаю, все будет в порядке.
 Она не отвечала, а он продолжал гладить ее по голове и говорить тем же ровным, успокаивающим голосом. Постепенно молнии прекратились, гром удалился, небо посветлело, проливной ливень перешел в дождь.
 Энн подняла голову.
 — Уже кончилось?
 — Почти.
 Где-то залаяла собака, листья над головой шуршали под тяжестью капель дождя. Запах земли тяжело стоял в ее горле, и сквозь влажную одежду она ощущала тепло его тела.
 — Через минуту уже можно будет идти, — прошептала она.
 — Я знаю.
 Он зашевелился, и она слегка отодвинулась.
 — Ну и вид, наверное, у меня, — невольно промолвила она.
 — Я видал тебя и в лучшем, — хрипловатым голосом ответил он и прижался к ней губами.
 Энн попыталась двинуться, но была зажата между изгородью и Полом. Его твердые бедра вжимались в ее тело. Она ощутила тяжелый стук его сердца, когда он целовал ее снова и снова, сотрясаемый такой бурей страсти, что она сначала обрадовалась, а потом, когда страсть эта усилилась, испугалась.
 Она изо всех сил оттолкнула его.
 — Пол, не надо! Ты пугаешь меня. Какое-то мгновение она подумала, что он не услышал ее, но затем, содрогнувшись, он отодвинулся. Лицо его раскраснелось, и она увидела его сверкающие темные глаза, но тут же он опустил голову и закрыл лицо руками.
 — Виноват… Я не имел права… Прости меня. Энн быстро вскочила на ноги и подождала, пока он медленно сделает то же самое. Идя друг за другом, они перешли поле, перелезли через ограждение в сад и через лужайку подошли к дому.
 Перед дверью своей спальни она становилась.
 — Спасибо, что не смеялись надо мной. Грозы пугают меня до полусмерти.
 Со странным выражением лица он коснулся ее мокрых спутанных волос.
 — Даже мокрые они золотятся, — проговорил он и резко повернулся на каблуках.
 Энн зашла в спальню и быстро разделась, стараясь не вспоминать только что происшедшую сцену. Комплименты легко слетают с языка человека, у которого, как у Пола, игра словами является профессией. В ванной она поглядела в зеркало и скорчила себе рожицу. На лбу у нее были темные земляные потеки, волосы висели мокрыми веревками до плеч, безо всяких намеков на локоны. Но глаза сверкали, как изумруды, а губы от его поцелуев припухли и алели.
 Она нежилась в горячей воде, зная, что скоро придется встать и одеться, но всячески оттягивая момент встречи лицом к лицу с Полом. Вздохнув, она встала из ванны и стала вытираться. Она была еще в халате, когда к ней в комнату зашла Кора и, взметнув серую легкую юбку, села на край кровати.
 — Пол рассказал мне, как вы перепугались. Надеюсь, вы не простудитесь.
 — Это я узнаю завтра, — улыбнулась Энн. — Сейчас я чувствую себя хорошо.
 — Почему бы вам не остаться в постели, а я принесу обед на подносе.
 Энн с благодарностью залезла под одеяло, и Коpa, наклонившись над ней, подоткнула его со всех сторон.
 — С распущенными волосами и без косметики вы выглядите совсем, как Джилл. Энн сделала гримаску.
 — Немного постарше и не такая счастливая.
 — У вас есть все на свете, чтобы быть счастливой. Вы молоды, красивы и, если захотите, наверное, хоть завтра можете выйти замуж.
 — Если мужчина этого захочет, — сказала Энн и тут же прикусила губу.
 — Это Пол, да? — спросила Кора так тихо и мягко, что Энн захотелось притвориться, что она не расслышала вопроса, но краска залила ее лицо, и она поняла, что Кора увидела ответ своими глазами.
 — Да, — прошептала она. — Это Пол. А что, очень заметно?
 — Мой муж этого не понял, если вы это хотите узнать. Но я догадалась вчера за обедом по тому, как вы напрягались всякий раз, как кто-нибудь упоминал имя Сирины.
 Энн обеспокоенно пошевелилась.
 — Иногда мне кажется, что я сошла с ума, оставаясь с ним. Я ведь, знаете, собираюсь уйти. Он всегда будет видеть во мне только секретаря.
 Кора улыбнулась.
 — “Робкий сердцем не покорит красавицу”. Это ведь относится и к вам.
 — Но глупо не признавать поражения. Пол зациклился на прошлом, Сирина символ этого прошлого. Если он женится на ней, то сможет простить ей боль, которую она ему тогда причинила. А если не женится, то никогда не сможет выбросить ее из головы.
 — Какие, оказывается, глубокие мысли содержатся в вашей головке. Это слишком умно даже для меня! — Кора поднялась с края кровати. — Не тревожьтесь, дорогая моя. Все как-то устраивается, когда меньше всего ждешь этого.
 Энн расслабилась, лежа в постели, и мысли ее поплыли, ни на чем не задерживаясь. Она почти спала, когда горничная принесла ей обед, и вскоре, отодвинув пустой поднос, она снова откинулась на подушки. В комнате стемнело, в открытые окна сочилась ночная сырость, легкие струйки тумана повисли над ее кроватью, размыв очертания шкафа.
 Дверь отворилась. С бьющимся сердцем она узнала стоящего на пороге человека.
 — Я принес вам кофе, — сказал Пол, — хотел посмотреть, как вы тут.
 — Со мной все хорошо, спасибо. Я просто немножко устала.., должно быть из-за испуга.
 — Из-за меня или из-за грозы?
 — Из-за обоих.
 — Я так и подумал. — Он передал ей кофе и, сев на край постели, нахмурил брови, глядя на нее. — Я, кажется, всегда проявляю неловкость в отношении вас. Я не имел права так терять самообладание, как случилось сегодня днем.
 — Это было вызвано… — она опустила глаза на чашку, — просто тем, что я была рядом.
 — Можно сказать и так.
 — Но ведь это правда. Разве не так? Он улыбнулся.
 — Я часто бывал рядом с другими женщинами, но никогда с ними не вел себя так.
 Энн, опустив глаза, пила кофе, а Пол повернулся к окну и закрыл его.
 — Хорошо, что я зашел. А то вы схватили бы воспаление легких. — Он подошел к камину и включил электрообогреватель. Трубки засветились, и он протянул к ним руки погреться, его профиль резко выделялся на светящемся темно-красном фоне. Через некоторое время он выпрямился, и, вернувшись к постели, зажег лампу около нее.
 — Мы возвращаемся завтра после ланча. Я не буду думать завтра о работе, так что можете делать, что хотите. Вас жаждут видеть Джек и Джилл, может быть, заглянете в детскую.
 — С удовольствием.
 Она поставила чашку на столик рядом с кроватью и снова легла. Свет лампы мягко освещал покрывало, шелковистые белокурые локоны, вившиеся по подушке. Пол молча посмотрел на нее какое-то мгновенье, затем отступил и слегка махнул рукой.
 — Спокойной ночи, Энн. Сладких грез. Уверен, что твоя золотая головка полна ими.




 Глава 7


 На обратном пути в Лондон Пол был странно молчалив. Движения на дороге было мало, и он мчался так, что, казалось, колеса едва касаются шоссе. Даже проезжая застроенные районы, он шел с превышением скорости, но только когда они проехали на красный свет, Энн запротестовала. Он немедленно сбросил скорость.
 — Прости. Я не думал, что ты испугаешься.
 — Я не испугалась, я ужаснулась. Он улыбнулся и снова стал смотреть на дорогу, но на этот раз вел машину помедленнее, и она успокоилась. Мягкое урчанье мотора убаюкало ее, и она открыла глаза, только когда машина остановилась. Открыла и увидела, что они в Хэмпстед Мьюз.
 — Вы забыли завезти меня домой.
 — А черт! Забыл! — Он растерянно поглядел на нее. — Но я тороплюсь. Может быть, подождете, пока я переоденусь? Я подброшу вас домой на пути в Вест-Энд.
 Энн вылезла из машины и последовала за ним, оглядываясь вокруг с ощущением, что она дома.
 Пол открыл дверь в кабинет и прежде, чем он успел сделать еще шаг, оттуда выскочила Сирина и бросилась к нему на шею.
 — Дорогой! Как я рада, что ты вернулся.
 — Разлука делает любовь горячее. — Пол небрежно поцеловал ее и слегка отодвинулся в сторону, перестав заслонять Энн.
 Сирина раздраженно уставилась на нее.
 — Ты мне не сказал, что берешь с собой секретаря.
 — Я не знал, что должен перед тобой отчитываться.
 — Пол! Это звучит гадко.
 — Я так и хотел. — Он потянулся за сигаретой. — Как я понимаю, работу тебе не дали.
 — А вот и ошибаешься! — Сирина победоносно закружилась по комнате, волосы облаком поднялись над ее головой. — Хайрам сказал, если хочу, то это роль моя.., большая, большая, интересная! Удивлен?
 Он ответил вопросом на вопрос.
 — Значит, как я понимаю, тебя теперь Мэри-Джейн не интересует?
 Энн задержала дыхание, моля небо об отрицательном ответе.
 Вместо этого Сирина рассмеялась:
 — Ты точно сегодня в плохом настроении! Я никогда не собиралась принимать предложение Хайрама. Я хотела получить эту работу только, чтобы показать тебе, что мной интересуются и другие люди.
 — Этого тебе доказывать не надо было.
 — Неужели? — Сирина прижалась к нему. Энн отступила назад в холл и закрыла двери.
 Пол слегка развернулся. Теперь он стоял прямо перед Сириной.
 — Ты очень умна, моя дорогая. Ты меня запросто обводишь вокруг пальца.
 — Ты можешь сам обвести меня, если захочешь.
 Он поднял одну бровь.
 — Как прикажешь это понимать?
 — Как хочешь. Яснее я выразиться не могу. Как бы решив, что сейчас не время для решительного разговора и что ей еще следует подготовить Пола к нему, Сирина отошла и села на стул. Она сложила руки на коленях, а ноги ее, чуть-чуть не доставая до земли, болтались, как у маленькой девочки.
 — Пол, я убежала от тебя четыре года назад, потому что была эгоистичной и глупой. Но я поплатилась не один, а много раз за то, что обидела тебя.
 — Дорогая моя девочка, тебе нет никакой нужды извиняться.
 — Нет, есть. Мы никогда раньше не говорили об этом, а это не правильно. Я вернулась, и ты принял меня.., более того, мы близки. Но этого недостаточно! Я не хочу, чтобы ты не просто занимался со мной любовью, но чтобы ты любил меня.
 Он ничего не ответил, и она, прикрыв глаза и склонив голову, слушала, как он достал сигарету, зажег спичку, бросил ее в камин.
 — Четыре года сильно изменили тебя, Сирина, — наконец проговорил он. — Ты не только поумнела, но и стала лучше как актриса.
 Я не хочу, чтобы ты любил меня из-за Мэри-Джейн.
 — Но ведь все это связано вместе. Эта пьеса, возможно, моя лебединая песня. Если она провалится, я больше никогда не напишу ни единого слова.
 — Ты не можешь так говорить!
 Могу. Видишь ли, я всегда рассматривал свою способность писать, как дар, и если он не приносит успеха, значит, я не умею им пользоваться. Сирина неуверенно рассмеялась.
 — Это похоже на какую-то религию, мой дорогой!
 — Нет, только не на религию. Это внутреннее убеждение. Если ты не можешь этого понять…
 — Но я могу. — Одним порывистым движением она оказалась около него, ее руки обняли его за шею. — О, дорогой, я так тебя понимаю и пойму еще лучше, если ты будешь мне все рассказывать. Помоги мне вырасти, Пол. Помоги мне повзрослеть рядом с тобой.
 — Я думаю, что, пожалуй, это нужно нам обоим, — он наклонился и нежно коснулся губами ее лба. — Моя маленькая Мэри-Джейн. Ты ведь знаешь, ты и есть Мэри-Джейн. Когда я послушал твою запись на пленке, я мгновенно понял, что не так в моей пьесе. Тебе было предназначено судьбой вернуться в мою жизнь, Сирина. Я уверен, что меня снова ждет успех.
 — Ты и твой успех! Ты ведь богатый человек, Пол, а это достаточное мерило успеха для кого угодно.
 Он ничего не ответил и прижался к ее губам. Когда Энн пришла на следующее утро на работу, Пол не спросил, почему накануне вечером она не подождала, чтобы он отвез ее домой. Она яростно печатала и злилась на него и на себя, что позволяет ему причинять ей боль. Она ничего для него не значила. Он взял ее к Коре на уик-энд только в пику Сирине, и ей это следовало хорошенько помнить.
 За три дня Энн перепечатала всю пьесу, пораженная, как далеко отошел он от первоначального замысла. Когда в среду днем Пол вошел в кабинет, через руку у него был перекинут плащ.
 — У вас, наверное, пальцы отваливаются, — сказал он с легкой улыбкой. — Почему бы вам не работать немного помедленнее.
 — Я хотела закончить ее побыстрее. Если вы подождете буквально минуту, вы получите законченную рукопись.
 Он присел на ручку кресла и, закурив сигарету, ждал, пока она кончит печатать, вытащит из машинки последний лист и, приложив его к остальной пачке, передаст ему напечатанные листы.
 — Прошу. Пьеса, к вашим услугам!
 — Благодаренье небесам, она закончена! — Он перелистал страницы. — Если я немедленно отвезу ее на Куин-Стрит, то смогу заставить Билла отпечатать для меня типографски дюжины две экземпляров. Тогда в пятницу можно будет начать репетиции.
 — Так быстро?
 — В театре так дела и делаются. Одна пьеса сходит, другая приходит. Надеюсь только, что эта будет счастливее, чем последняя, которую они ставили в “Маррис-театре”.
 — Я тоже надеюсь. — Она чихнула. — Вы над ней крепко поработали. — Она снова чихнула.
 — Вы тоже поработали. — Он пристально посмотрел на нее. — Идите домой и поспите, а завтра возьмите выходной.
 — Спасибо. — Голос ее через носовой платок звучал глухо. — Я весь день, как дурная, чувствую себя ужасно.
 — Ради Бога, почему вы ничего не сказали? Вы, наверное, простудились в субботу. Она шмыгнула носом.
 — Я не хотела вас подводить.
 — Какое самопожертвование! Давайте берите пальто, и я отвезу вас домой.
 Чувствуя себя слишком плохо, чтобы спорить, Энн повиновалась, и Пол бесцеремонно запихнул ее в машину. Через пять минут он подъехал к ее дому и выключил мотор.
 — Есть кому позаботиться о вас?
 — Да, спасибо. Хозяйка очень добрая.
 — Поэтому я вас с самого начала сюда и отправил. Мисс Финк о ней очень высокого мнения. Энн зашевелилась.
 — Кстати, а как ее здоровье?
 — Ей лучше. Сегодня утром я получил от нее записку, она пишет, что надеется вернуться через месяц.
 — Означает ли это, что вы предупреждаете меня об увольнении?
 Он повернулся и стал пристально изучать ветровое стекло. Дождь забрызгал его, и он включил мотор, чтобы заработали дворники. Они задергались туда-сюда, перегоняя струйки воды с одного края на другой. Он открыл ящичек под панелью и достал пачку сигарет. Закурил — ив воздухе поплыл голубой дымок.
 — У меня недостаточно работы для двух секретарей. А мисс Финк работает у меня дольше вас.
 — Я понимаю. Спасибо, что предупредили заранее. Я смогу поискать что-нибудь еще.
 — В качестве секретаря?
 Она заколебалась, вспомнив, что обещала родителям рассказать ему правду, как только пьеса будет закончена.
 — Я хочу вам кое-что объяснить. — Она глубоко вздохнула. — Относительно себя.
 — Нет, не сейчас, вы слишком устали.
 — Но я должна. — Она закашлялась, и он, выйдя из машины, открыл ей дверцу.
 — Давайте, Энн, вы не можете сидеть здесь и сморкаться. Что бы вы ни хотели сказать, подождет до вашего выздоровления.
 Он взял ее сумочку, достал оттуда ключ от входной двери и вставил в замок.
 — Отправляйтесь прямо в постель, выпейте что-нибудь горячее с аспирином. Если утром не станет лучше, вызовите врача.
 Энн смотрела, как он спустился по ступенькам, влез в машину и уехал. Потом она заперла дверь за собой и дошла до шоссе. Она знала, что в ближайшие дни, в крайнем случае недели, распрощается с ним, но сию минуту чувствовала себя слишком усталой, чтобы думать об этом расставании.
 Уныло шмыгая носом, она остановила такси и назвала адрес родительской квартиры.
 Десять дней Энн была прикована к постели. Дрожа то от холода, то от жара, она отболела весь положенный простуде срок, но, выздоровев, оказалась в такой глубокой депрессии, что никак не могла выйти. Она знала, что пьесу начали репетировать, но радости ей это не доставляло, потому что понимала, что ей неизбежно придется выяснять отношения с Полом. Она страшилась его непонимания, опасалась, что расплата за обман будет слишком тяжелой.
 Было унылое субботнее утро, когда Энн первый раз встала и на слабых, подгибающихся ногах прошла в гостиную. Родители сидели перед огнем, белокурая головка матери прислонилась к седой голове отца. Это была картина такого семейного счастья, что она почувствовала себя лишней. Хотя, как только они увидели ее, это ощущение рассеялось.
 Анжела вскочила на ноги. — Дорогая, ты не должна вставать с постели.
 Я собиралась принести тебе чая. Энн опустилась на; кушетку.
 — Мне надоело быть в моей комнате. Она нагоняет на меня тоску.
 — Это пройдет, когда тебе станет лучше.
 — Наверное. — Она беспокойно посмотрела на отца. — Как идут репетиции?
 — Разве Пол тебе не рассказывал?
 — Он не знает, что я здесь. Я отправила ему записку, где написала, что побуду у своих друзей, пока мне не станет лучше.
 Отец внимательно посмотрел на нее. Какая-то мысль мелькнула в его глазах, и он мгновенно преобразился:
 — Что ж, надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь.
 — Мне все равно, как я выгляжу, — равнодушно ответила она и замолчала, когда отец, поднявшись на ноги и двинувшись вперед, сгорбился, вытянул лицо и стал выглядеть усталым и понурым: одним словом — портрет неудачника.
 — Знаешь, неважно, как ты выглядишь. Важно то, что у тебя на душе. Ты сказала, что не любишь меня, потому что меня зовут Фрэнк.
 — Я буду ненавидеть тебя, как бы тебя ни звали!
 С какой яркостью вспыхнули эти слова в ее памяти. Энн знала каждый жест, каждую улыбку, каждый поворот головы. Ее голос стал тише, зазвучал страстно.
 — Ах, Фрэнк! Как ты мог врать мне? Я никому на свете не верила, пока не повстречалась с тобой…” В тишине часы пробили четыре, сноп искр рассыпался в камине. Лори отступил назад и оглядел свою дочь.
 — Я вижу, ты знаешь ее наизусть.
 — Каждое слово.
 Он снова сел:
 — Мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной и посмотрела на репетицию. Последняя сцена не очень идет.
 Сердце Энн подпрыгнуло.
 — Из-за Сирины?
 — Да Но я больше не скажу ни слова, пока ты сама не посмотришь.
 — Я поеду с тобой в понедельник.
 — Но Энн слишком рано выходить на улицу, — вмешалась мать. — Нельзя ли подождать еще хоть несколько дней?
 — К понедельнику мне будет лучше, мама. Не волнуйся.
 В воскресенье Энн позвонила Полу сказать, что ей лучше, и спросить, должна ли она на следующий день быть прямо в “Маррис-театре”. Его не было дома, и она поговорила со Смизи, передав, что, если он не против, она завтра поедет прямо в театр. Пол не перезвонил ей, и в десять утра в понедельник она шла по затемненному залу Маррис-театра. В полумраке тускло проблескивало потемневшее золото амуров и гениев, украшавших стены, и проглядывали ряды плюшевых кресел с поднятыми сиденьями.
 Весь состав собрался на сцене. Сирина и Лори стояли в центре, слушая Эдмунда Рииса. Залитая светом театральных прожекторов, актриса выглядела потрясающее красивой, длинные рыжие волосы блестели при каждом движении головы, миниатюрную фигурку подчеркивал черный задник.
 Энн медленно прошла по проходу, пока в конце партера не увидела Пола. Осторожно крадучись, она пробралась по ряду и села рядом с ним. Он повернулся и даже в полумраке она увидела, как он бледен и напряжен.
 — Как вы? — прошептал он.
 — Спасибо, лучше. Спасибо, что прислали мне этот цветок. Я нашла его, когда вчера вернулась к себе в комнату.
 — Если бы вы написали в записке свой адрес, я прислал бы его прямо вам. Она покраснела.
 — Я забыла. Но он еще цветет! — Она хотела добавить еще что-то, но он нахмурился, и она тоже повернулась к сцене.
 — Снова пройдем последнюю сцену, — крикнул Эдмунд Риис. — Со слов Сирины “Мечты — это все, что у меня есть…”. Я не буду вас прерывать, пока вы не закончите.
 Лори отошел в сторону, а Сирина стала в центре сцены. Мэри-Джейн жила теперь в Кинг-Кроссе: ее выгнали с работы из-за ее вранья, и теперь она, перебиваясь на свои маленькие сбережения, искала работу. Она узнала, что Фрэнк по какому-то несчастному совпадению тоже живет в этом пансионе, и с горечью делилась с хозяйкой историей его любви.
 "…Так что видите, я не могу тут оставаться, зная, что он рядом, на другом этаже.
 — Не знаю, почему не можете, — зазвучал со сцены простонародный говор. — Вы тоже много понаврали. По тому, что вы рассказали, вам вроде было вместе очень хорошо”.
 Но никакие доводы не могли заставить Мэри-Джейн изменить свое решение. С чемоданом в руке она прошла через холл, помедлив лишь какое-то мгновение у двери Фрэнка. Когда она оказалась у входной двери, та внезапно открылась и вошел понурый Фрэнк. При виде любимой девушки он заколебался, но когда они поравнялись, то не сказали друг другу ни слова. И Мэри-Джейн, не оглянувшись, ушла.
 Эдмунд влез на сцену и поглядел в сторону Пола.
 — Что ты об этом думаешь? Пол, быстро вскочив, стал перед оркестровой ямой напротив режиссера.
 — Не знаю, черт меня побери. А как ты считаешь?
 — В этой последней сцене есть что-то такое, что корежит всю пьесу. Может быть, ты сможешь ее как-то переписать?..
 — Я больше не трону ни единого слова!
 — Но если это поможет всей вещи…
 — Нет! Я сыт ею по горло. А ты что думаешь, Лори?
 — Я вполне удовлетворен своей ролью.
 — И я тоже, — сказала Сирина. — Я считаю, что Эдмунд волнуется напрасно.
 — Хотел бы я с этим согласиться. — Пол задумчиво пнул барьер ногой. — К несчастью, здесь действительно что-то не так, но что именно, от меня ускользает.
 Эдмунд отошел немного в сторону кулис и схватил Пола за руку.
 — Мы начнем сейчас со второго акта… Обращение Сирины к Фрэнку.
 Хотя Энн сидела далеко, она увидела, как актриса вся напряглась, и почувствовала внезапную напряженность всех остальных актеров. Она оперлась подбородком на руку и стала внимательно слушать начало второго акта. Это были те самые строки, которые она слышала, когда Сирина записывалась на магнитофон. Раздражение, которое она испытала тогда, ничуть не уменьшилось, когда она услышала их во второй раз.
 «Нет, нет! — шептала она про себя. — Не то! Не правильно! Не так это надо говорить!»
 — Стоп! — закричал Эдмунд. — Сколько раз я говорил тебе не превращать эти слова в анекдот? Сирина выпрямилась.
 — Я не знала, что превращаю их в анекдот!
 — Конечно, превращаешь! Разве ты себя не слышишь? В этих строках пафос.., а не юмор. Я полагаю, у тебя хватает интеллекта понять разницу. Начни сначала.
 Сирина начала сначала, но когда дошла до этих слов, она запнулась, остановилась и, наконец, замолчала совсем.
 — Ну вот, теперь ты меня совсем сбил, — слезливо проговорила она. — Мы сегодня ее повторяли восемь раз, и только Бог знает, сколько раз на прошлой неделе.
 Она подошла к рампе и посмотрела в зал:
 — Пол, неужели нельзя оставить так, как есть?
 — Не спрашивай меня, — крикнул в ответ Пол, — пьесу ставит Эдмунд.
 — Но ты ее написал.
 Вперед вышел Лори.
 — А мы ее играем. Будь хорошей девочкой и попробуй еще раз.
 Снова они играли эту сцену, и Энн наблюдала, как отец пытается, как может, подыграть Сирине. Ему ничего не стоило переиграть ее, но он не делал этого. Более того, он отбросил многие свои реплики, чтобы помочь ей найти правильный тон. И все равно, это было сплошное мучение, а не игра. Когда сцена подошла к концу, Энн поняла, что имел в виду отец, когда говорил, что, хотя Сирина достаточно опытная актриса, для этой роли ей не хватает глубины.
 — На утро все. — Эдмунд снова влез на сцену и снял с лысой головы берет. — После обеда мы начнем со старой леди и шофера.
 — Давно пора, — протянул сзади музыкальный голос. — Я уже думал, что до меня никогда не дойдет.
 Пораженная Энн с удивлением узнала идущего через сцену молодого мужчину.
 — Десмонд Барклэй! — прошептала она. — Ради всего святого, что он здесь делает? Пол обернулся к ней.
 — Вы его знаете?
 Энн быстро сообразила.
 — Я.., я жила в Боксфорде, а он работал там в труппе. — Она поднялась на ноги. — Если у вас перерыв на ланч, я тоже пойду поем.
 — Куда спешить? — саркастически произнес он. — Пойдемте, познакомимся со всей труппой. Или вам не хочется, чтобы мистер Лэнгем присутствовал при вашей встрече с мистером Барклэем?
 Энн раздраженно поглядела на него.
 — Вам очень нравится делать на мой счет ложные догадки, да?
 — Потому что вы меня бесите! Ее охватил странный подъем; злость улетучилась. Говорят ведь, что любовь и ненависть похожи.
 — Пойдемте. — Он схватил ее за руку. — Вам будет очень приятно провести время со своим героем.., а может быть, с двумя героями!
 — Я предпочитаю съесть свой ланч в одиночестве. — Она ускользнула от него и быстро пошла по узкому проходу между креслами. Но судьба явно была против нее: когда она почти дошла до бокового выхода, один из прожекторов, направленных на сцену, слегка качнулся и ярко осветил ее лицо и белокурые волосы.
 — Энн! Что ты здесь делаешь?
 Понимая, что попалась, Энн круто обернулась и увидела Десмонда, который быстро шел от кулисы к ней.
 — Неужели ты тоже здесь занята? — Он схватил ее руки в свои. — А ты хороша: не ответила мне ни на одно письмо. Я думал ты…
 Энн обвила его руками за шею, прекратив поток слов.
 — Как чудесно видеть тебя, Десмонд! Сколько же мы не виделись? Вечность! Как поживает кузина Мод? — Прижавшись губами к его уху, она прошептала:
 — Я секретарь Моллинсона. Не выдавай, что я актриса.
 Десмонд Барклэй напрягся, но когда отодвинулся от нее, лицо его ничего не выражало.
 — С кузиной Мод все хорошо, хотя она злится, что ты давно с ней не виделась. Она сегодня в городе, так что если ты пойдешь со мной, то ты сможешь с ней увидеться.
 Энн заколебалась. Она боялась, что ей придется объясняться с Десмондом и рассказать ему не только о том, почему она работает секретарем, но и о том, что она дочь Лоренса Лэнгема. То, что он узнает об этом раньше Пола, показалось ей предательством, и она покачала головой.
 — Сегодня днем я не смогу.., я занята.
 — Тогда сегодня вечером?
 — Энн обедает со мной. — Незаметно для них к ним подошел Лори. — Моя жена уехала на несколько дней в наш коттедж в Сассексе, и я одинок.
 Пол присоединился к их компании. Руки в карманах, брови насуплены.
 — Кажется, моя секретарша становится очень популярной.
 — Не надо было брать секретарем такую красавицу! — сказал Лори.
 — Мне нужна не внешность, — возразил Пол. — А компетентность.
 Они пошли к выходу, и в полумраке Энн моргнула несколько раз, чтобы незаметно для других смахнуть внезапные слезы. Если Пол сейчас терпеть ее не может, что же он почувствует, когда узнает, кто она и почему стала у него работать? В фойе она повернулась к троим мужчинам с неуверенной улыбкой.
 — Если не возражаете, я вас здесь покину. У меня другая встреча.
 Не заботясь о том, что они подумают, она выскочила сквозь вращающиеся двери на улицу и, не глядя по сторонам, зашагала по Стрэнду. На улице было ветрено, и чтобы укрыться от пронизывающих порывов вихря, она забежала в ближайший кафетерий. Там она тянула с едой, сколько позволяло приличие. Наконец, оставив почти все нетронутым, она вернулась в театр, чтобы найти Пола.
 Когда она шла через зрительный зал, служитель передал ей записку.
 — Это вам оставил мистер Лэнгем, а мистер Моллинсон велел передать, чтобы вы ехали к нему и занялись корреспонденцией. Он сказал, что вы знаете, что делать.
 — Он не сказал, приедет ли позднее?
 — Об этом ничего не сказал. Только то, что я передал.
 Только сев на автобус к Чэринг Кроссу, она открыла записку отца и узнала, что он приглашает ее вечером пообедать.
 «Я встречу тебя в “Рице” в 7.30, — писал он. — Надень лучшие тряпки. Я возьму с собой Десмонда!»
 Энн со вздохом откинулась на сиденье. Как это похоже на отца, устроить парочку препятствий на пути истинной любви!
 В Хэмпстед Мьюз она приехала около четырех часов и сразу начала работать с грудой писем, громоздившейся на письменном столе. Приятно было сидеть в солнечной комнате вдали от театральных неурядиц. Неурядиц, которые, как видно было из сегодняшних репетиций, могли в будущем только возрастать.
 В шесть часов Пол еще не вернулся, и она, оставив ему аккуратную пачку писем, направилась в свое жилище. Она выбирала платье на вечер очень обдуманно. Решив пожертвовать простотой ради изысканности, она остановилась на зеленом шелковом кафтане.
 Ее вдумчивые усилия не пропали даром и были вознаграждены взглядом, полным удивления и восторга, которым ее окинул Десмонд, когда она вошла в бар “Рицо. Она почувствовала легкое удовлетворение от достигнутой цели. Да, она может легко вызывать восхищение мужчины, пусть и не того, кого ей надо!
 — Ты изумительно выглядишь. — Он взял ее за руку. — Я никогда раньше не видел тебя в зеленом.
 — Это новое платье. Свидание сразу с двумя такими мужчинами заставило меня показать, на что я способна!
 Десмонд наклонился к ее уху, шепча свои комплименты, а отец благодушно улыбнулся из-за кофейного столика.
 — Ну, ну, вы двое! Не заставляйте меня чувствовать себя третьим лишним!
 Десмонд мгновенно выпрямился на стуле, а Энн отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Кажется, отец решил играть роль тщеславного любимца публики. Вечер обещал быть забавным!
 — Как вы смотрите на то, чтобы отправиться поесть, — предложила она. — Не знаю, как вы, но я умираю с голоду.
 Когда они вошли в зал ресторана, все взгляды обратились к ним, провожая их до столика. Сердце Энн просто распирало от гордости: она знала, общее внимание было вызвано ее отцом. А он, словно ничего не замечая, провел их к уединенному столику на почтительном расстоянии от оркестра. Точно из-под земли мгновенно появился официант с меню и винной карточкой. После тщательного обсуждения обед бы заказан, и Десмонд посмотрел в сторону танцевальной площадки, а потом на Лори.
 — Вы простите нас, если мы немного потанцуем?
 — Разумеется. Не забудьте только поторопиться, когда подадут еду. Не выношу есть холодный суп!
 С некоторым опасением Энн прошла впереди Десмонда к танцевальной площадке. Там было лишь несколько пар, и она знала, что он воспользуется моментом, чтобы расспросить ее. Они прошли два круга, а когда начался третий, он притянул ее поближе к себе и тихо зашептал ей на ухо, его теплое дыханье коснулось ее кожи.
 — Как изумительно, Энн, держать тебя так близко. Я даже не подозревал, насколько мне тебя не хватало, пока не увидел тебя сегодня днем. Почему ты не написала мне?
 — Я была занята.
 — Это я видел. В чем собственно дело? — Она посмотрела на него, широко открыв свои зеленые глаза, но он слегка тряхнул ее. — Я не дурак, Энн. Если ты попробуешь отговориться от меня каким-нибудь враньем, я начну расспрашивать всех вокруг и тебе станет очень неловко.
 — Ты ничего не узнаешь.
 — Не ручайся! — ухмыльнулся он. — Почему ты не хочешь, чтобы Моллинсон знал, что ты актриса? И при чем тут Лэнгем? Если я не ошибаюсь, между вами что-то происходит.
 — Какой ты наблюдательный, — не удержалась она. — Между прочим, он — мой отец.
 — А Моллинсон, полагаю, твоя тетушка Фанни? Она нервозно засмеялась.
 — Нет, он мой наниматель. Он выгонит меня, если узнает, что я актриса.
 — Почему?
 — У него какая-то мания, что все женщины хотят роли в его пьесах.
 — А ты не хочешь?
 — Нет. По крайней мере, работать к нему я пошла не из-за этого. Теперь я в этом не так уверена.
 — Тогда ты очень рискуешь. Моллинсон может оказаться очень плохим врагом. — Он провел ее через несколько сложных па. — По-моему, из тебя выйдет хорошая Мэри-Джейн От неожиданности она споткнулась, но, извинившись, выпрямилась.
 — Я отдала бы все на свете, чтобы сыграть ее.
 — У тебя нет никакой надежды: Сирина никогда не откажется от этой роли. Вспомни о черте, и он появится. Сирина здесь.., с Моллинсоном. Ни больше, ни меньше!
 Он закружил ее, и Энн лишь мельком могла увидеть, как Пол и Сирина пробирались между столиками.
 — Красивый парень! — сказал Десмонд ей на ухо. — Они вообще красивая пара. Как по-твоему?
 — Она для него слишком мала ростом. — Энн опустила руку. — Обед подали, пойдем, не следует заставлять ждать.
 Торопливо вернувшись к столику, она села, очень довольная, что Лори невозмутимо поглядел на нее и кивнул:
 — Видели, кто только что пришел сюда?
 — Да.
 Она взялась за вилку, и, уважая ее желание поменять тему разговора, отец начал рассказывать о своих испытаниях в пустыне. Хотя Энн знала эту историю наизусть, она все равно бесконечно ее трогала, а Десмонд слышал ее впервые и просто забыл обо всем на свете. Они обсуждали обычаи бедуинов, когда на скатерть упала тень.
 — Вы все так поглощены разговором, — протянула Сирина, — что мы просто должны были выяснить, о чем он.
 — О жизни среди арабов. — Лори зажег сигару. — Не хотите ли присоединиться к нам за кофе?
 — Нет, спасибо. Мы собираемся в “Клуб Перьев”.
 — Как интересно! Мы тоже. Наступила неловкая пауза, и, увидев, что Пол насупился, Энн почувствовала, что краснеет.
 — Так, может, присоединитесь к нам? — медленно произнес он.
 — Прекрасная мысль! — Лори поднялся на ноги и помахал рукой, чтобы дали счет. — Хотя, если вспомнить, что завтра ранняя репетиция, то я лучше отправлюсь домой. Десмонд, почему бы тебе самому не повести туда Энн?
 Молодой актер расплылся в улыбке.
 — Ничего не может быть лучше.
 — Тогда решено. Я исчезаю и оставляю молодежь наслаждаться радостями жизни.
 Энн с сомнением восприняла это предложение, но, увидев раздраженное лицо Сирины, несколько приободрилась.
 — Пожалуй, нам пора двигаться, — недоброжелательно проговорил Пол. — Мы заказали столик только на двоих.
 Энн напряглась.
 — Если вы не хотите, чтобы мы…
 Нет, что вы. — Ему стало стыдно. — Я уверен, что там всегда смогут найти еще пару стульев.
 В “Клубе Перьев” Энн оказалась впервые и, пройдя через обитую позолоченной латунью дверь, была заинтригована его необыкновенным убранством. Потолок и крыша были из черного стекла, отражавшего толпы гостей, а стены.., хотя их плохо было видно из-за спин, были темно-синими с хитрым узором из настоящих белых перьев.
 — У кого аллергия на пыль, лучше сюда не ходить! — усмехнулся Десмонд. — Интересно, как они эти перья чистят?
 Энн рассмеялась и приняла его руку. Он повел ее танцевать.
 Когда они отошли так, чтобы их не слышали Пол и Сирина, Энн несколько обмякла.
 — Я предпочла бы отправиться домой, а не сюда.
 — А я нет, — пробормотал он ей на ухо. — Я получаю несказанное удовольствие, глядя, как злится Сирина.
 — Она действительно выглядит взбешенной, — с улыбкой заметила Энн. — Спасибо, что напомнил мне об этом!
 Они вернулись к столу в отличном настроении, и Энн стала искать глазами в толпе танцующих Пола. Наконец, она увидела его: Сирина прижалась щекой к его плечу. Заметив ее взгляд, он кивнул ей головой. Энн резко обернулась к Десмонду.
 — У тебя есть сигареты?
 Он дал ей закурить и наклонился, поднося зажигалку.
 — До сих пор не могу поверить, что наконец я нашел тебя. Я столько о тебе думал.
 — Я тоже думала о тебе.
 — Не так, как я. Знаешь, я не мог избавиться от мыслей о тебе.
 — Десмонд, не надо. — Она коснулась его руки, но тут же убрала свою руку, когда увидела, что Пол возвращается.
 Десмонд встал, когда Сирина поравнялась с ним:
 — Потанцуете со мной?
 Сирина заколебалась, потом пожала плечами.
 — Только недолго.., я устала. Пол наблюдал за ними, пока они не растворились в толпе.
 — Полагаю, мы тоже могли бы…
 — Если не хотите, не надо.
 — Пойдемте, — грубовато проговорил он. — Мы только поссоримся, если останемся здесь сидеть.
 Энн отодвинула стул и пошла к танцевальной площадке. Когда руки Пола обняли ее, она не смогла удержаться от дрожи, которая тут же, точно электрический ток, передалась ему; он привлек ее к себе. Толпа танцоров была такой плотной, что по необходимости танец сводился к тому, что они просто стояли рядом, ритмично покачиваясь, опьяненные музыкой.
 — Вы с Десмондом хорошо поладили, — сказал он ей на ухо.
 — Я его давно знаю.
 Я так и понял. Он вроде очень увлечен вами. — В его голосе прозвучала издевка. — Почему вы не выйдете за него замуж?
 — А почему вы не женитесь на всех женщинах, которые сходят по вас с ума?
 — Тогда я буду стократным многоженцем! И одним из самых тщеславных…
 Она посмотрела ему в глаза и не смогла не улыбнуться.
 — Право, Пол, нам надо заключить пакт о том, чтобы не ссориться в нерабочее время.
 — Не думаю, чтобы это сработало. Прежде чем она успела ответить, музыка кончилась, и он подвел ее к столику. Больше он не приглашал ее танцевать, и в половине третьего они с Десмондом ушли из клуба. Усаживаясь поудобнее в такси, она устало вздохнула и сняла туфли.
 — Это был чудесный вечер, Десмонд.
 — Благодари не меня, благодари Лори. Это была его идея. — В тесноте такси он повернулся к ней. — Хотя, если подумать, можешь поблагодарить меня тоже. Энн, дорогая, иди сюда.
 — Нет, Десмонд! Я не могу… — Остальная фраза была прервана его губами. Какое-то мгновение она сопротивлялась, а потом со вздохом расслабилась в его объятьях. Она закрыла глаза и постаралась представить себе, что это Пол. Десмонд отодвинулся:
 — В чем дело?
 — Ни в чем. — Она подняла отяжелевшие веки и снова опустила. — Поцелуй меня, Десмонд.
 — Нет! — Он оттолкнул ее от себя. — Не тогда, когда ты так меня просишь.
 Его слова пробудили ее сознание, и дрожащими руками она стала приглаживать волосы.
 — Прости. Я не хотела тебя задеть.
 — Не вини меня, что я не хочу целовать девушку, которая старается вообразить, что ее целует другой мужчина.
 — Это было так очевидно?
 — Для меня, да. Это Пол, не так ли?
 — Да.
 — Он знает об этом?
 — Конечно, нет.
 Такси замедлило движение у светофора, остановилось, потом снова рванулось вперед.
 — Что ты собираешься делать? Ты никогда не выбросишь его из головы, если будешь продолжать работать у него.
 — Мне не хочется говорить об этом, — она смягчила свои слова улыбкой. — Все дают мне советы, которые я не хочу принимать!
 — Не знаю, кого ты имеешь в виду, говоря “все”, — неуступчиво заметил Десмонд. — Но я отношусь к тебе по-особому. И не хочу, Энн, чтобы тебе причинили боль.
 — Знаю. Но все равно, я должна сама разобраться со всем этим.
 Такси остановилось около ее дома, она торопливо открыла дверцу и выскочила.
 — Спокойной ночи, Десмонд. Не беспокойся обо мне. Я уже взрослая!
 Когда на следующий день Энн прибыла в Хэмпстед Мьюз, она удивилась, увидев, что холл украшен гирляндами из ветвей, а уйма рабочих сооружают во дворе беседку-шатер. Она поспешила на кухню спросить Смизи, что происходит.
 — Вечеринка для труппы. Мистер Моллинсон делает это при постановке каждой своей пьесы.
 — Почему он не сказал мне об этом?
 — Он только вчера решил. Не знаю, как ему удается все так быстро организовать, но как только он принимает решение, его ничто не может остановить.
 Заинтригованная Энн отправилась разыскивать Пола. В легких шерстяных брюках и спортивной рубашке он громоздился на верхушке лестницы, прикрепляя к одной из стоек шатра лиственную гирлянду.
 Остановившись у подножия лестницы, она подняла голову к нему.
 — Что-то уж очень неожиданно.
 — Самый лучший способ устраивать вечеринки. На репетициях слишком много напряжения, добрая старая попойка все это снимет.
 "Или взорвет”, — подумала она про себя, передавая ему несколько гвоздей, и поинтересовалась:
 — Кто придет?
 — Все, кто связан с пьесой, включая вашего доброго друга Десмонда Барклая.
 — Ревнуете? — спросила она и сразу же пожалела об этом, увидев выражение его лица.
 — Почему я должен вас ревновать? По-моему, Барклай хороший парень.
 Она проигнорировала его слова.
 — Пол, я хочу поговорить с вами.., где-нибудь наедине. Это очень важно.
 — У меня нет времени сейчас. Если хотите мне что-нибудь сказать, говорите здесь. И пока говорите, передавайте мне еще гвозди.
 Она взяла горсть гвоздей и подала ему, он положил их около себя на ступеньку лестницы и стал по одному приколачивать.
 — Продолжайте, я слушаю.
 — Я не могу говорить в этом грохоте, — крикнула она. — Не могли бы вы по крайней мере спуститься вниз?
 — Только когда все кончу.
 — Тогда мне придется подождать. Она почти вышла из шатра, когда он окликнул ее:
 — Вы мне так и не сказали, что вы думаете о вчерашней репетиции.
 Энн повернулась и посмотрела на него. Ответ на его вопрос был настолько очевиден, что казалось непонятным, что ему надо об этом спрашивать.
 — Ну, чего вы ждете? — Он положил молоток и перегнулся через верх лестницы. — Судя по выражению вашего лица, вы, как я понимаю, согласны с Эдмундом?
 — Я не вижу, как кто бы то ни был может с ним не согласиться. Совершенно же ясно, что в пьесе что-то не так.
 — И полагаю, вам известно, что именно?
 — Да, известно. — Глаза ее смотрели на него прямо и бескомпромиссно. — Я много раз говорила вам об этом раньше. Вы слегка переделали пьесу, но не нашли в себе мужества изменить ее в достаточной степени.
 — Только не надо снова об этом! — закричал он. — Не повторяйте мне этого снова!
 — Прошу прощения, но вы сами меня спросили. Мэри-Джейн и Фрэнк не должны в конце последней сцены расставаться. Они должны бежать навстречу друг другу, когда занавес начнет падать.
 — Полагаю, вы хотите сказать, надо “простить и забыть”? — Пол потер лоб рукой, его лицо было таким бледным, что, казалось, приобрело зеленоватый оттенок от листьев, украшавших шатер. — Я не собираюсь это переделывать. Единственно закономерный финал — грустный.
 — Грусть не закономерна, Пол. Разве вы это не понимаете?
 На его лице появилось выражение загадочной замкнутости.
 — Вам бы быть проповедником, Энн, и обращать в свою веру безбожников! Боюсь, на меня ваше красноречие не действует.
 — Только потому, что вы не хотите ничего понимать.
 Он повернулся к ней спиной.
 — Жду вас сегодня на моей вечеринке.
 — Я лучше не приду.
 — Боюсь, придется прийти. Считайте это своей сверхурочной работой.
 У нее перехватило дыхание, но она не успела ответить ему, потому что вошли несколько рабочих и стали сколачивать столы для буфета. Полотняные стены так усилили грохот, что она закрыла уши руками.
 — Пол, мне так хочется, чтобы вы спустились вниз, хоть на минутку, — с отчаянием проговорила она. — Мне необходимо поговорить с вами.
 — Придется подождать до завтра. Там у меня на столе список людей, которых я прошу вас обзвонить. Скажите им, что я сегодня устраиваю вечер и приглашаю их прийти после восьми в любое время.
 — Вы им немного даете времени на сборы.
 — Ко мне они придут, — самодовольно ответил он.
 — А если нет? — Она повернулась на каблуках и вышла.




 Глава 8


 Анжела Лэнгем вошла в спальню дочери и ошеломленно замерла на пороге. На постели, на стульях, на полу грудами разноцветного шелка, атласа и тюля лежали вечерние платья.
 Энн подняла одно из них и приложила к себе:
 — Мама, что ты скажешь об этом? Или мне надо надеть что-то менее изысканное?
 С решительным видом Анжела очистила себе место на постели и села.
 — Мне все равно, что ты наденешь, лишь бы ты покончила с этим глупым обманом. Или ты скажешь Полу всю правду, или ее скажу я.
 Энн опустилась на стул около туалетного столика. Последние несколько недель она чувствовала, что матери все больше и больше не нравится сложившаяся ситуация и что еще немного, и родительское терпение иссякнет — ее заставят объясниться. Ужасно было то, что мгновение это наступит в вечер приема у Пола.
 — Мама, ты не должна ему говорить! Предоставь это мне!
 — Ты говоришь это чуть ли не каждый день в течение всего последнего месяца. Как я понимаю, ты все равно еще надеешься на честную открытую борьбу между тобой и Сириной.
 — Больше не надеюсь, — тихо сказала Энн. — Нельзя бороться с неизбежностью. Я пыталась объяснить все Полу сегодня утром, но он не захотел меня выслушать. Если сегодня вечером мне представится возможность…
 Анжела без слов посмотрела на свою дочь и увидела, как большие зеленые глаза наполнились слезами. Она вздохнула и пошла к двери.
 — Хорошо. Я предоставляю тебе самой рассказать ему все… Но делай это побыстрее. Иначе тебе будет только хуже и больнее.
 Облегченно вздохнув оттого, что смогла успокоить мать, Энн, напевая себе под нос, начала одеваться и только, когда была совсем готова, решила поехать туда не с родителями, а в одиночку. Предвидя, что если она скажет об этом, то начнется долгий спор, она просто оставила для них записку на столе в передней и сбежала по лестнице на улицу и села в такси.
 Все комнаты в Хэмпстед Мьюз были залиты светом. В нижних повсюду была масса букетов бронзоволистых и золотистых хризантем, на их фоне пылали разноцветные георгины. Шатер на лужайке за домом был преобразован в райский сад: полотняные стены размещались так, что внутри шатра оказалась большая яблоня. Оркестр уже был на месте. Одетые в свободные зеленые плащи, оркестранты сливались с окружающей обстановкой, создававшей иллюзию живой природы.
 Никого из гостей еще не было, и Энн перебегала от стола к столу, поправляя столовые приборы и ставя вазы со сладостями. В белом струящемся платье с распущенными по плечам белокурыми волосами, она скользила среди лиственных гирлянд и зелени, как лесная нимфа, больше похожая на мифическое созданье, чем на реальность. Склонив голову набок, она оглядела шатер: нужно было добавить цветов на середину стола. Возможно, стоило небрежно бросить на серебристо-зеленую скатерть несколько роз? Раздвинув полотнища входа, она вышла в сад и там отобрала несколько роз. С цветами в руке она повернулась, чтобы идти назад, но тут заметила куст с алыми бутонами. Она стремительно протянула к ним руку и тут же с восклицанием ее отдернула, уколовшись острым шипом.
 — Поделом вам. Вы этого добивались.
 Оглянувшись, она увидела Пола. В строгом черном смокинге с белой манишкой, он выглядел еще более неприступным, чем когда небритый, в халате отрешенно шагал по комнате, диктуя свою пьесу.
 — Мне показалось, что нужно еще немного цветов, — объяснила она. — Посмотрите на эту розу, какая она прекрасная.
 — Прекрасная, — не отрывая глаз от Энн, Пол наклонился и сорвал белую розу. — Приколите эту к платью, Энн. Она похожа на вас!
 Она, покраснев, взяла цветок и поместила его в легкие складки шифона на груди. Медленно подняла она голову, и он невольно сделал шаг вперед, протягивая руку к розе.
 Из дома донесся какой-то крик, и они разом вздрогнули. Он тут же отшатнулся, на губах его застыла явно искусственная улыбка.
 — Лучше вам прикрепить розу куда-нибудь еще. Это будет безопаснее.
 — Я не хочу безопасности!
 С этими словами она кинулась со всех ног в дом, ощущая спиной его пристальный взгляд.
 Гости съезжались почти одновременно: большие американские машины, приземистые английские и превосходящий их всей своей старомодной элегантностью “ролле” 1930 года. К девяти часам вечер был в полном разгаре, буфетные столы быстро пустели, а положенный поверх лужайки паркет барабанно гудел под ногами танцующих.
 Энн наблюдала за всем происходящим со стороны. Она любовалась матерью и отцом, засмотрелась на Сирину в окружении толпы молодых поклонников. Через эту толпу пробирался Пол, и Энн вжалась в тень, мучительно стараясь подавить вспышку ревности, когда он обнял актрису и повел ее танцевать. Энн сердито отвернулась и чуть не столкнулась с Десмондом.
 Энн, я везде искал тебя. Пойдем, потанцуем. Она беспокойно дернулась и как-то сжалась, когда он притянул ее к себе.
 — Не надо, Десмонд. Я не в настроении.
 — Вчера ты не возражала. Она лишь вздохнула в ответ и нехотя уступила ему. Какое-то время они танцевали молча.
 — Ну и толпа здесь сегодня, — проговорил Десмонд. — Это, наверное, влетело Полу в копеечку.
 — Он может это себе позволить.
 — Не уверен. Последние годы у него были засушливыми. — Он усмехнулся. — Но, наверное, что-то осталось, раз Сирина от него не отходит.
 — Ей тоже есть что предложить, — едко ответила Энн. — А большинству мужчин большего и не надо.
 — Только не мне! — Десмонд прижался щекой к ее волосам. — Ты девушка моей мечты… И так решит большинство присутствующих здесь мужчин.
 — Пол думает иначе.
 Он открыл было рот, чтобы ответить, но Энн, чувствуя, что больше не может говорить о Поле, сменила тему разговора:
 — Ты не рассказал мне, как получил роль в этой пьесе. Когда я видела тебя в последний раз, ты вел переговоры с Арнольдом Вектором.
 — А вместо этого получил возможность прослушаться для этой пьесы. Кроме меня пробивались на эту роль еще шесть парней, но мне повезло.
 — Скромник Десмонд!
 — А ты как думала?! — он ухмыльнулся. — Хотя у Пола было несколько провалов, попасть в его пьесу все равно престижно. Единственная роль, на которую не было конкурса, — это Фрэнк, и то потому что сразу было ясно, что она создана для Лэнгема. А на Мэри-Джейн было много претендентов.
 — Если Сирина оказалась лучшей, — вздохнула Энн, — могу себе представить, каковы были другие.
 — Этого никому узнать не довелось, — продолжил Десмонд. — Эдмунд хотел устроить прослушивание, но ворвался Пол и потребовал, чтобы роль отдали Сирине.
 Энн споткнулась и пропустила такт.
 — Не могу поверить, что он позволил личным чувствам возобладать над делом.
 — Тем не менее именно так и случилось. Все в труппе терпеть ее не могут. Поверь мне, только любовь может сделать человека настолько слепым к ее полной неспособности справиться с ролью.
 Энн остановилась посередине танцевальной площадки. Ноги у нее не шли дальше. Вечер потерял для нее всякий интерес, музыка стала казаться чересчур громкой и резкой.
 — Прости меня, Десмонд… Я должна кое-что сделать.
 — Но я думал, мы вместе поужинаем. Энн, подожди минутку…
 Не обращая на него внимания, она выбежала из шатра в дом. В библиотеке и гостиной было полно народа, и она остановилась на мгновение в холле, а потом открыла дверь в маленькую столовую. Та была пуста, и со вздохом облегчения Энн вошла в нее и закрыла за собой дверь. Не зажигая света, она опустилась в легкое кресло и закрыла глаза. Значит, весь актерский состав знал, что Пол даже не пытался выбрать актрису на ведущую роль, а просто отдал ее Сирине из-за.., из-за чего?
 "Уж точно не из-за актерского таланта, скорее в качестве платы за интимные услуги”, — горько подумала она и закрыла лицо руками.
 Постепенно мучительный приступ сердечной боли прошел, и она смогла открыть глаза. Уличный фонарь светил прямо в комнату, резко очерчивая стол и накрытую тканью птичью клетку около окна. Из-под ткани доносился легкий шорох. Она подошла к клетке и, приподняв накидку, посмотрела на маленького зеленого попугайчика. Задрав клювик, он уставился на нее бусинками глаз.
 — Тебе тоже не нравится шум? — мягко спросила она. — Бедненький. Бедненький маленький пленник!
 В холле послышались шаги, она затаила дыханье, ожидая, что они пройдут мимо. Но вместо этого, к ее досаде, дверь отворилась. Она осталась стоять неподвижно, но человек, возникший на пороге, увидев ее, вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Хотя она не могла разглядеть его лица, но узнала по фигуре Пола, и сердце ее забилось.
 — Что вы здесь делаете? — спросил он.
 — У меня разболелась голова, а это единственная тихая комната в доме.
 — Болит голова? На вас это не похоже.
 — Я с самого начала чувствовала, что это произойдет. Я же вам говорила, что не хотела приходить.
 — Вы мой секретарь, ваша обязанность быть здесь.
 Она передернулась и сжала кулаки.
 — Слава Богу, мисс Финк скоро вернется! Тоска в ее голосе прозвучала так явно, что он шагнул к ней и заглянул в лицо, пытаясь в полумраке разглядеть выражение глаз.
 — Простите меня, Энн. Я не должен был так говорить. Но я же предупреждал, когда вы начинали у меня работать, что со мной будет трудно. — Он нахмурился. — Правда, с вами я вел себя хуже, чем обычно.
 — Удивляюсь, почему? — прошептала она.
 — Сам не знаю толком. — Он вытащил сигарету и постучал ею по пальцу. — Простите меня. Хотите сигарету?
 — Нет.., да, пожалуй.
 Он раскурил сигарету и передал ей, а сам взял себе другую.
 — Мне хотелось бы рассказать вам о нас с Сириной, — неожиданно начал он. — Я не знаю, какие сплетни вы слышали, но уверен, что они искажают правду.
 — Я лучше не буду слушать. И потом мне самой надо сначала вам рассказать кое-что.
 — Потом. — Он коснулся ее руки. — Сядьте, Энн, я не хочу зажигать свет, чтобы не привлекать внимания.
 В темноте подошла она к камину и села около него, глядя, как Пол ходит туда-сюда по комнате. Наконец остановился около стола, облокотившись на него. Даже в темноте она различила его сведенные брови и мрачное лицо.
 — Как вы знаете, я был единственным ребенком. Я родился, когда родители были уже старыми, и они относились ко мне так, как будто я сделан из фарфора. Меня баловали и портили, и я вырос, считая, что этот мир создан для меня и принадлежит мне. К несчастью для меня, долгое время так и было: слава пришла ко мне без провалов, без тяжкой работы. Моя первая пьеса пользовалась сумасшедшим успехом, и в течение пяти лет каждая пьеса, которую я писал, была лучше и ярче, чем предыдущая. Потом комедии мне надоели. Я решил, что знаю, как сделать мир лучше, и захотел рассказать об этом.
 — Разве не поступаем так все мы — раньше или позже?
 — Возможно, — вздохнул он. — Но я имел возможность сделать это. И я сделал. Не знаю, видели ли вы пьесу “В тисках”?
 — Да. Я специально приезжала для этого в Лондон.
 Сейчас появилась возможность рассказать ему о том, что Лори ее отец, но ей не хотелось прерывать течение его мыслей.
 Он хотел что-то рассказать ей и, пока он не сделает этого, она подождет со своим секретом.
 — Что же случилось потом? — поторопила она его. — Вы мне никогда не рассказывали. Он облизал губы и нервно потер висок.
 — Я влюбился в Сирину, а она сбежала с моим лучшим другом.
 — Это случилось со многими людьми. Почему вы делаете из этого трагедию?
 — Потому что для меня это было трагедией. Я был любимцем Фортуны — все и всегда складывалось для меня так, как я хотел, пока я не встретил Сирину. Я хотел ее больше всего на свете. Когда она оставила меня, мой мир разбился вдребезги, Мне пришлось собирать его из осколков, как китайскую головоломку. — Он отвернулся. — Но в собранной фигуре все время не хватало одного кусочка.., имевшего форму Сирины.
 Энн заморгала, и, как будто заметив блеск слез в ее глазах, он снова обернулся к ней.
 — После этого я перестал считаться с людьми. Я снова стал писать комедии и обнаружил, что утратил способность смеяться. Остальную историю вы знаете: три провала, один за другим. Все говорят, Энн, что меня заговорили, что вундеркинд прогорел, растерял свой дар. Эта новая пьеса — моя последняя карта. Надеюсь, я нашел в ней ответ, который ждет публика.
 Энн наклонилась вперед, стараясь сдержаться и не задать ему неизбежный вопрос, при этом зная, что обязательно задаст его.
 — Вы верите, что нашли этот ответ?
 Даже в полумраке она увидела, как он нахмурился. Отойдя от стола, он подошел к ней вплотную и оперся рукой на каминную полку.
 — Я верю в это, — медленно проговорил он, — и думаю, что вы и Сирина помогли мне найти этот ответ. Да, и вы, — повторил он, как бы не сознавая, что говорит, как будто эти мысли выговаривались сами собой, помимо его воли. — Вы больше, чем кто-либо другой, заставили меня осознать многое, чего раньше я не понимал.
 — Как я хотела услышать это, — прошептала она.
 Он отбросил сигарету и, прежде чем она поняла, что происходит, притянул ее к себе, его губы скользнули по щеке, в поисках ее рта. В этом поцелуе не было притворства. Он был страстным и глубоким, и Энн сжала в руках его темноволосую голову, согреваясь его близостью, вздрагивая от его касаний.
 — Энн, дорогая, ты такая милая, — почти не слышно шептали его губы у самых ее губ. — Я слишком циничен для тебя, дорогая моя, ты все еще ищешь идеального рыцаря.
 Его дыханье шевелило мягкие волосы у нее на шее. Она вздрогнула, и он притянул ее ближе.
 — Мне надо кое-что сказать тебе, Пол.
 — Не теперь, — смех звучал в его тихом голосе. — Ты выбираешь удивительные моменты для дискуссий.
 — Но я хотела…
 Вспыхнул свет, и они растерянно отшатнулись друг от друга. На пороге стояли Сирина и Анжела Лэнгем.
 — Так, так, — протянула Сирина. — Прости, что помешала, дорогой, но я думала, ты ищешь что-нибудь выпить.
 Пол вытер платком рот.
 — Я хотел поговорить с Энн.
 — Поговорить? — Сирина резко и хрипло рассмеялась. — Хорошая отговорка! Попробуй придумать что-нибудь еще!
 Анжела посмотрела на лицо дочери и стала потихоньку отступать из комнаты.
 — Почему бы вам не продолжить это обсуждение позже? Лори и Десмонд ждут нас ужинать.
 — Вы идите одна, — холодно возразила Сирина. — А у меня неоконченное дело с мисс Лестер.
 — Мне нечего вам сказать, — ответила Энн.
 — Зато мне многое хочется сказать вам!
 — Не здесь, — встал между ними Пол. — Ты слишком много выпила, Сирина.
 — Ничего, я еще соображаю, что говорю! — Сирина повернулась к Энн. — Наверное, считаете себя очень умной, да? С первого момента, как вы здесь появились, вы пытаетесь рассорить меня с Полом. Если вам так хочется завести роман со своим нанимателем, почему бы вам не отправиться поработать у кого-нибудь другого?
 — Я не собираюсь слушать ваши оскорбления, — вспыхнула Энн. — Если у Пола нет ко мне претензий, то вас мое поведение не касается.
 — Ни один мужчина не жалуется, если что-то предлагается ему на тарелочке!
 — Не смейте так говорить со мной!
 — Я буду говорить с тобой, как захочу, ты, маленькая пролаза!
 — Замолчите обе! — Анжела Лэнгем протиснулась вперед и сверкнула глазами на Сирину. — С меня хватит. Я не позволю вам так обращаться с Энн.
 — Попробуйте помешать мне! — разъяренная Сирина рванулась вперед. Прежде чем она достала Энн, Анжела схватила ее за талию и оттащила назад. Содрогаясь от злости, Сирина обернулась и замахнулась на Анжелу. Пол сделал шаг к Сирине, но Энн оказалась быстрее. Ее гнев вспыхнул так быстро и сильно, что она почти не сознавала, что говорит.
 — Не смейте трогать мою мать! — задохнулась она. — Уберите свои руки прочь от нее!
 Какое-то мгновение Сирина продолжала бороться, потом до нее дошло значение сказанных слов, и она, опустив руки, отступила назад.
 — Что, что? Чья мать? — недоверчиво переспросила она.
 Энн колебалась только одно мгновение.
 — Моя мать! — ясно повторила она. В напряженной тишине Анжела встала рядом с дочерью, благодарно на нее посмотрев.
 — Это правда, — громко произнесла она. — Энн — моя дочь, — громко подтвердила она. — Моя и Лори.
 Энн посмотрела на Пола страдальческим взглядом. Он сразу как-то постарел, кожа на лице натянулась, остро выступили скулы.
 — Миссис Лэнгем, — поинтересовался он ледяным голосом, — вы хотите мне сказать, что участвовали в этом обмане?
 — Боюсь, что да, но очень неохотно. — Анжела была так же бледна, как и человек, стоящий лицом к лицу с ней. — Энн уже несколько дней пыталась рассказать вам правду, но ей все не предоставлялось возможным.
 — Тогда я хочу представить ей эту возможность сейчас, если вы с Сириной оставите нас одних.
 Не говоря ни слова, обе женщины вышли из комнаты, и Энн нервно уставилась в окно, но видела в темном стекле только отражение Пола, когда он закрыл дверь и прислонился к ней.
 — Ну, — произнес он резко. — Я жду. Теперь, когда у нее появилась возможность поговорить с ним, ей было трудно подобрать слова, они не шли с языка. Если бы только он узнал правду не так неожиданно, если бы только мать и Сирина не подошли в самый неподходящий момент.
 — Я жду, — повторил он таким холодным голосом, что его едва можно было узнать.
 — Сначала это было шуткой, — прошептала она.
 — И что? Я должен смеяться?
 — Я предпочитаю, чтобы меня сначала выслушали. Это не очень приятное признанье. Будьте по крайней мере так добры…
 — Добр? Не вам говорить о доброте. Каким дураком вы меня выставили? Дочь Лори Лэнгема работает моим секретарем, а я об этом ничего не знаю! Да, будь все проклято! Это как будто за тобой шпионят!
 — Я пришла сюда, думая, что мой отец погиб. Глаза его сверкнули.
 — Хорошую историю ты мне наплела.., всю эту чушь о мачехе и бегстве из дома.
 — Частью это было правдой. Я не убегала из дома, но убежала из театральной школы в Боксфордскую труппу.
 — Господи Боже, так ты актриса! Теперь я все понимаю. — Гнев вспыхнул в нем с новой силой, он схватил ее за плечи и стал трясти. — Так вот зачем ты сюда явилась! Чтобы тайком пробраться в мою жизнь и получить роль в моей пьесе?
 — Нет, нет! Я никогда не думала об этом вовсе! — Она еле вырвалась от него и стала растирать на руках красные следы от его пальцев. — Я сию минуту объясню, почему я здесь, но поверь, это не имеет ничего общего с твоей пьесой.
 — Но ведь ты видишь себя в роли Мэри-Джейн? Ведь видишь?
 — Да, — воскликнула она. — Вижу! Сирина не сможет сыграть эту роль, Пол. Ты должен быть слепым, чтобы не видеть этого.
 — Это ты слепая, если считаешь, что я когда-нибудь дам ее тебе. Я выкину ее на свалку, но тебе выйти в ней на сцену не позволю! — Дрожа от злости, он оперся обеими локтями на каминную полку и отвернулся от нее. — И все эти надежды, что ты здесь, ты притворялась.., заставляла меня поверить, что ты одинока и напугана.., добивалась моего доверия.
 — Дорогой, не надо. Пожалуйста, выслушай меня.
 — Я не хочу никогда больше тебя слушать. — Он говорил так, будто она не сказала ни слова. — Если бы у тебя хватило порядочности сказать мне, кто ты. Я бы помог тебе.
 — Я не хотела твоей помощи. Ты никак не поймешь, что я пытаюсь тебе сказать! — Она подошла к нему поближе. — Я не хотела твоей помощи, потому что мне это не нужно. Любой в театре дал бы мне возможность играть, если бы я сказала, что я дочь Лори.
 Голос ее убежденно зазвенел, и он повернулся к ней лицом. При взгляде в его глаза в ней пробудилось состраданье, ей хотелось прижать его голову к груди и стереть с лица морщины, горькие складки У рта.
 — Если ты не хотела моей помощи, что стоит за историей с этим агентством Мак Брайд?
 — Розали Дональде, — дрожащим голосом ответила она.
 Он сощурился и медленно приблизился к ней.
 — Так ты знакома с маленькой Розали.
 — Да. Я работала у Марти, и она пришла повидаться со мной. Я послала ее к тебе. О, Пол, как ты мог так поступить? Своим притворством ты испортил ей жизнь. Зачем ты притворялся, что любишь ее?
 — Я не делал ничего подобного, — произнес он ледяным тоном. — Я даже ни разу не поцеловал ее. Не моя вина, что она оказалась романтической дурой.
 — Розали не была романтической дурой, — страстно сказала она. — Она никогда не знала ни настоящей любви, ни влечения, а когда наконец нашла в себе мужество вырваться из своей старой тоскливой жизни, она.., ей довелось наткнуться на тебя.
 — О, ради всего святого! — воскликнул он. — Если одна осечка погнала ее в слезах обратно, у нее нет и тени надежды чего-то добиться в жизни.
 — У Розали никогда не было ни единого шанса узнать, каков мир на самом деле. Если бы ты не вскружил ей голову, она была бы сейчас замужем за молодым фермером из Кении.
 — Как, черт возьми, мог я ей помешать в этом?
 — Она решила, что ты сам хочешь на ней жениться, Пол сел с размаху на стул.
 — Почему она не рассказала мне всего этого? Откуда было мне знать, что у нее есть в запасе еще один человек? Мужчины приглашают девушек в театр, ресторан или на прогулку во все дни недели, но это не означает, что они собираются на них жениться.
 — Если тебе просто нужна была девушка, чтобы пойти куда-то, не надо было обращаться в брачное агентство.
 Он покраснел, и она увидела, что он изменился в лице. Энн поняла, что одержала верх в споре.
 — Единственная причина, по которой ты возился с Розали, — продолжала она, — заключалась в том, что ты использовал ее, как материал для Мэри-Джейн. Снова и снова я давала тебе возможность сказать это, но ты так никогда и не признался в этом!
 — Почему ты поставила себя судьей в этой истории? То, как я поступил, мое дело.
 — Не совсем, — возразила она. — Я направила Розали сюда и считала себя ответственной за нее. Поэтому я и решила дать тебе попробовать плодов своих деяний. — Она замолчала, поняв, что сказала все слишком откровенно, потому что он страшно побледнел, и глаза его сверкнули черным огнем.
 — Так ты собиралась влюбить меня в себя? — Он угрожающе шагнул к ней. — Должен сказать, что представление было отличным. Еще несколько недель, и я бы капитулировал.
 Она заплакала, слезы ручьями потекли по ее щекам.
 — Не смотри на меня так. Пол. Я признаюсь, что пришла сюда из-за Розали, но осталась не из-за этого. Я осталась, потому что полюбила тебя.
 — Ты полюбила Мэри-Джейн, а не меня, — грубо ответил он. — Не меня.
 — Ты не можешь так говорить. Ты же знаешь, что происходило с нами последние несколько недель. Если бы сейчас Сирина не вошла, когда ты целовал меня…
 — Дорогая моя девочка, — протянул он иронично, — почему бы тебе не вырасти? Ты надела соблазнительное платьице, а я выпил лишних два бокала.
 Слепо Энн подняла руку и ударила его по лицу. Он с восклицанием отступил назад и слегка потер щеку.
 — Думаю, вам лучше уйти, мисс Лестер. Завтра утром я пошлю вам ваш чек за работу по почте.
 — Нет, Пол! Дорогой, не делай этого. Она видела сквозь слезы, как он отвернулся и вышел. Со стоном отчаянья она опустилась на стул и закрыла лицо руками. Тихо скрипнула дверь, и она сжалась еще больше, надеясь, что у вошедшего хватит такта уйти и оставить ее в покое.
 — Малышка, не плачь так. Это ведь не поможет, ты же знаешь.
 Энн подняла голову и увидела около себя отца. Без слов кинулась она к нему в объятья, он прижал ее к себе и нежно гладил по голове, пока рыданья не стихли.
 — Я, наверное, жутко выгляжу, — всхлипнула она. — А у меня даже носового платка нет.
 Отец дал ей свой платок, и она вытерла глаза.
 — Спасибо, папа. Не знаю, что бы я без тебя делала.
 Лори мрачно улыбнулся.
 — Боюсь, что не смогу на этот раз поцеловать, чтоб не болело. Я предупреждал тебя, что ты себя доведешь до беды.
 У нее задрожали губы.
 — Я уверена, что Пол любит меня… Он не разъярился бы так, если бы не любил. Если бы я мола снова поговорить с ним и заставить увидеть истину!
 — Сейчас он слишком зол, чтобы видеть все в истинном свете. Когда у него будет время остыть, я с ним сам поговорю.
 При этих словах в груди Энн шевельнулась надежда. Пол любит ее отца, он выслушает его хотя бы из уважения, а когда поймет мотивы ее поступков, то сможет простить и ей обман. Она встала и оправила платье и волосы.
 — Я лучше пойду и приведу себя в порядок. Не хочу, чтобы кто-то видел меня в таком виде.
 — Ты вернешься потом в шатер?
 Она покачала головой, чувствуя, как слезы снова подступают к глазам, повернулась и выбежала из комнаты. Она никак не сможет оставаться на вечере. Она поедет домой и в тишине своей комнаты даст волю тоске, переполнявшей ее сердце. Нервными движениями она причесалась и запудрила лицо под глазами, чтобы замаскировать следы слез.
 Может быть, отец прав? И не надо пока считать, что все пропало. Сегодня она отправится домой, а завтра вернется повидать Пола и откажется уйти, пока не убедит его, что любит его и больше всего на свете хочет, чтобы он был счастлив.
 Она шла по коридору к выходу, когда из сада появился Десмонд.
 — Хэлло, мисс Лэнгам, — окликнул он ее. Энн застыла с ногой, поднятой на ступеньку.
 — Ты уже знаешь?
 — Лори только что сказал мне. — Десмонд предложил ей руку. — Он просил меня отвезти тебя домой.
 — Тебе не надо беспокоиться. Я сама могу добраться.
 — Не глупи. Я начал ухаживать за тобой еще до того, как узнал, кто ты. И будь я проклят, если выпущу тебя из виду теперь!
 Невозможно было не улыбнуться ему. Увидев это, он понял улыбку по-своему и схватил ее за руку.
 — Так-то лучше. Тебе не идет быть несчастной. Блондинки всегда должны улыбаться. Я считаю… — он оборвал фразу на полуслове, потому что загремели фанфары. Звук барабанов раскатился по холлу. — Это что такое?
 — Ужин, наверное.
 — Все уже поели.
 Шум аплодисментов раздался в саду и стал громче, когда через французские окна в дом вбежали Пол и Сирина, преследуемые целой толпой народа.
 Энн схватила Десмонда за руку и оттащила в тень, но Сирина увидела их и замахала рукой.
 — Не уходите, дорогие. Вы должны выпить с нами.
 — Я увожу Энн домой, — сказал Десмонд.
 — Погодите, — Сирина поравнялась с ними. Я хочу, чтобы все друзья выпили с нами. Они же не могут уехать, не сделав это. Да, Пол?
 — Разумеется, нет. — Голос Пола звучал громко и вызывающе, а тонкий рот искривился в сардонической усмешке, когда он поглядел на Энн.
 Люди вокруг толкались, и она покачнулась, ее юбка коснулась его ног. Глаза их встретились: ее потемневшие от непролитых слез, его непроницаемые, жесткие от сдерживаемого гнева. Она высоко подняла голову и взяла за руку Десмонда.
 — Конечно, мы останемся и выпьем. А за что?
 — За мою помолвку, дорогая, — злорадно пропела Сирина. — Посмотри… Пол дал мне свое кольцо с печаткой, пока не купим настоящего.
 Энн уставилась на цепкую когтистую лапку с кровавыми ногтями и тяжелым золотым кольцом на третьем пальце. Кольцо Пола, знак его любви. Она задержала дыханье и была благодарна Десмонду, его руке, обхватившей ее за талию.
 — Я желаю вам всего того счастья, какое вы заслужили, — прошептала она и, быстро обернувшись к Десмонду, улыбнулась ему в глаза. — Теперь, дорогой, мы не можем уйти. Давай присоединимся к общему веселью.




 Глава 9


 Проснувшись, Энн долго лежала, глядя в потолок, не понимая, что с ней и где она. Она слышала знакомые звуки машин за окном, шаги прохожих, жужжанье пылесоса в холле. Растерянная, она лежала, не двигаясь, пока не вернулась память, а с ней осознание катастрофы. Со вздохом она откинула одеяло и, спустив ноги на пол, стала одеваться. Торопиться было некуда: Пол ясно дал ей понять, что она может считать себя свободной. Вспомнив его страстные объятья всего несколько коротких часов назад, она не сомневалась, что он обручился с Сириной только назло ей. Но по какой бы причине это ни произошло, он бил теперь помолвлен, и было бы непростительной наивностью полагать, что Сирина выпустит из рук то, за что так упорно боролась.
 Впереди был долгий пустой день. Она провела его, убирая свою комнату и помогая матери делать покупки. Ни словом, ни намеком Анжела Лэнгем не касалась вчерашнего вечера или обручения Пола, но Энн знала, что она только ждет подходящего момента и, в конце концов, спросит, что Энн собирается делать и как жить дальше.
 Отец вернулся домой в 6.30 и, как только он вошел в квартиру, по выражению его лица Энн поняла, что он разговаривал с Полом. Лори раздраженно налил себе виски с содовой и со стаканом в руке подошел и сел рядом с ней.
 — Упрямый щенок, — проворчал он. — Никогда не думал, что он такой!
 — Ты хочешь сказать, что он не стал тебя слушать?
 — Нет, выслушать-то он меня выслушал, но только из уважения к моему возрасту! “Да, сэр. Нет, сэр. Хорошо, сэр!” За всю свою жизнь я не слышал подряд столько раз слово “сэр”!
 — И он ничего не сказал?
 Ничего, что бы тебе хотелось услышать!
 Энн была слишком разочарована, чтобы ответить. Внутри все окаменело, и она подумала с тоской: неужели вся остальная жизнь так и пройдет в безответной любви к Полу? А может быть, ей удастся выбросить его из головы?
 — Я с тобой говорю, малышка, — сказал отец. А ты ни слова не слышишь.
 — Прости, папочка. — Она подняла на него глаза и попыталась улыбнуться. — Что ты сказал?
 — Только то, что думаю, не стоит ли мне уйти из пьесы. Мне не помешает отдохнуть какое-то время. Я все равно собирался это сделать. Что-то подсказывает мне, что тебе не успокоиться, если я буду работать с Полом.
 — Но ты не можешь отказаться от роли. Она просто создана для тебя!
 — Будут другие роли. Что скажешь, если мы втроем отправимся в круиз. Куда-нибудь в экзотические красивые места? Вроде Южной Америки? У меня много знакомых в Рио. Тебе там будет весело.
 Оценив, чего стоило отцу сделать такое предложение, Энн была так растрогана, что не могла говорить, а только ласково потерлась носом об его щеку — Ты же знаешь, я совсем не хочу сейчас никуда уезжать. С твоей стороны, было замечательно предложить такое, но я и не подумаю принять твое предложение. Я вообще думаю, что мне лучше будет снова попробовать свои илы на сцене. Я знаю, что всегда могу вернуться в Боксфордскую труппу.
 — И что в этом хорошего? Ты ушла от них, потому что тебе не давали там роли.
 Лори сел на диванчик и вытянул ноги к огню. Игра языков пламени в камине прихотливо освещала его лицо, делая его в одно мгновенье золотым и юным, а в другое — потемневшим, старым и усталым.
 — Не беспокойся обо мне, папа. Со мной все будет в порядке.
 — Но мне не хочется, чтобы ты зря тратила жизнь, малышка. Ты всегда хотела быть актрисой, и мне ненавистна мысль, что ты из-за истории с Полом откажешься от своих надежд. — Он тяжело положил руку ей на плечи. — Сегодня Десмонд сказал мне, что Арнольд Бектор прослушивает молодых актрис на ведущую роль. Почему бы мне не позвонить ему и не попросить, чтобы он тебя прослушал? Энн заколебалась.
 — Ну, хорошо. Но ради всего святого, не позволяй ему взять меня только потому, что я твоя дочь!
 — Бектор ни за что не возьмет никого по протекции. Если ты не способна играть, ты вылетишь. Я всего лишь позвоню ему и подтолкну события.
 Отец сдержал слово, и на следующий день позвонила секретарь Арнольда Бектора и попросила Энн прийти для пробного прослушивания в кентонский театральный клуб “Кипарис”. Это был маленький современный театр, скромный снаружи и в высшей степени аскетичный внутри: свежая краска, никаких ковров и твердые откидные сиденья.
 Бектор, высокий худой мужчина с оленьими глазами и желтовато-коричневыми волосами, сидел на переднем ряду, слушая и наблюдая. Некоторых актрис он отпускал после нескольких фраз, а некоторых прослушивал до конца, иногда прерывая их еле слышным голосом. Энн показалось, что он устанет прослушивать столько народа и прогонит всех еще до того, как подойдет ее очередь. Но он продолжал упорно работать, делая лишь краткие перерывы, чтобы съесть сандвич со стаканом молока.
 Где-то около четырех часов настала ее очередь. С горящими щеками и ледяными руками она прошла на середину сцены и начала читать переданный ей текст. Через несколько мгновений Бектор поднял руку, останавливая ее, и с упавшим сердцем она пошла со сцены.
 — Куда вы уходите? — окликнул он ее. Она резко обернулась.
 — Я думала, вы со мной закончили.
 — Ничего подобного. Вернитесь на место. — Он бросил на сцену текст. — Читайте со страницы два, с того места, где крестик.
 Энн снова стала читать. Эту роль она видела много раз: ее ставили в Боксфорде. И она, выпустив пьесу из рук, стала читать наизусть. Постепенно зал исчез из ее сознания, она больше не думала о человеке, который наблюдает за ней, или о других актерах, толпящихся в кулисах.
 — Стоп! Стоп! — Он помахал рукой. — Вы приняты, мисс Лестер. Остальные могут идти.
 Театр медленно пустел, а он предложил ей спуститься и сесть рядом. Вблизи он оказался гораздо старше, чем она ожидала, с лучиками морщинок вокруг глаз, “линиями смеха” у рта. Безо всяких преамбул он рассказал ей о своих планах в “Кипарисе”, и, слушая его тихий с легким иностранным акцентом голос, она заразилась его энтузиазмом и честолюбием.
 Домой она вернулась совершенно вымотанная, но окрыленная перспективой работать с таким талантливым человеком. По иронии судьбы дебютировать она должна была в пьесе “В тисках”, и роль ей дали ту, в которой прославилась пять лет назад Кора. Наконец-то ее карьера становилась реальностью, а дальше все зависело от ее таланта и способности его раскрыть.
 Каждое утро она покидала квартиру еще до того, как встанут родители, и возвращалась, когда они уже спали. Но Энн была счастлива: она работала. Эти долгие часы упорной работы почти не оставляли ей времени вспоминать Пола и надежды на его ответную любовь.
 Она сознательно не задавала отцу вопросов о его работе над пьесой и поэтому только за несколько дней до своего дебюта, когда они обедали вместе, узнала, что, возможно, “Брак был устроен” поедет в Нью-Йорк.
 — Конечно, все зависит от того, насколько успешно все пройдет здесь, — говорил Лори. — А этот шанс я оцениваю не слишком высоко!
 Энн с трудом глотнула. Достаточно тяжело было знать, что Пол всего в нескольких милях от нее, но думать, что он будет в Америке! Так далеко! Это было невыносимо! Всего несколькими словами отец разрушил ее иллюзию, будто она преодолела свою любовь к нему, и, отставив тарелку, она закурила, не обращая внимания, как нахмурилась мать.
 — Папа, когда вы открываете сезон?
 — Через две недели в Брайтоне. — Лори посмотрел на дочь, и имя Сирины повисло в воздухе непроизнесенным, а он потянулся за виноградом. — Почему бы тебе, малышка, не прийти еще раз на репетицию? Нельзя же все время убегать от себя.
 — Только после моего дебюта, папа. — Голос Энн дрогнул. — Есть предел тому, что может знаменитый Лэнгем!
 В пятницу утром Арнольд Бектор решил пораньше отпустить труппу. Однако он назначил дополнительную репетицию в воскресенье днем.
 А до тех пор забудьте о пьесе, — приказал он.
 Мне все равно, чем вы будете заниматься, но к генеральной — чтобы вернулись свеженькими.
 Вернувшись раньше обычного домой, Энн очень удивилась, застав в гостиной Десмонда, и на мгновенье подумала, не отец ли снова разыгрывает из себя Купидона.
 Энн, дорогая! — Десмонд вскочил на ноги. — Я и не ждал тебя так скоро. Энн улыбнулась.
 Вектор измочалился сам и потому дал отдохнуть нам!
 Да, по тебе видно, что отдых не помещает.
 — Не помешает. — Она буквально свалилась на диван, и он сел рядом.
 — Как насчет того, чтобы съездить на уик-энд к Риисам? Я сейчас туда еду и знаю, что они тебе очень обрадуются.
 — У меня в воскресенье днем репетиция.
 — Значит, я привезу тебя назад в воскресенье утром. — Он схватил ее за руку. — Скажи, что поедешь. Это пойдет тебе на пользу.
 — Да, пожалуй, — нервно согласилась она. — Я тогда пойду уложу чемоданчик.
 — Твоя мама уже это сделала за тебя. Энн невольно улыбнулась.
 — По-моему, это называется сговор!
 — Из самых лучших побуждений. — Десмонд приподнял ее лицо пальцем под подбородок. — Наводи боевую раскраску и поехали.
 Энн слишком устала, чтобы поверить, будто сможет получить удовольствие от этой поездки или чего бы то ни было. Но когда они выехали на дорогу к Чингорсту, она почувствовала, что напряжение спадает. После Пола отношение к ней Десмонда было просто бальзамом на душу. К тому времени как показался знакомый дом в елизаветинском стиле, она уже была полностью готова наслаждаться уик-эндом. Но это чувство тут же пропало при виде стоявшего у дома “бентли”. Она сердито повернулась к Десмонду.
 — Почему ты мне не сказал, что Пол тоже будет здесь?
 — Потому что знал, что тогда ты не поедешь, — он схватил ее за руку. — Ты не можешь все время убегать от него, Энн. Ты должна повстречаться с ним и потом выбросить его из головы. Из того немного, что я знаю, очевидно — они с Сириной вполне стоят друг друга.
 Сжав зубы, Энн вышла из машины, заставляя себя улыбаться вышедшей их встречать Коре.
 — Дорогие мои, хорошо, что вам удалось рано приехать. — Она поцеловала Энн. — Как там Лори и Анжела?
 — Спасибо, хорошо. Как близнецы?
 — Они на неделю уехали к моей матери, и мне их ужасно не хватает.
 Продолжая говорить, Кора привела их наверх и открыла дверь комнаты, которую Энн занимала в прошлый свой приезд:
 — Как только будете готовы, спускайтесь, мы будем сидеть на террасе.
 Энн переоделась к обеду и долго стояла у окна, не имея охоты спускаться вниз. Она подошла к зеркалу шкафа и, хорошенько рассмотрев себя, должна была признаться, что оделась не для себя или Десмонда, а в расчете на Пола. Бледно-лимонный шифон, лишь немного более темный, чем ее волосы, облегал ее, подчеркивая красоту фигуры. Так как ей надоело носить распущенные волосы, она подняла свои локоны короной наверх, и эта сложная прическа очень подходила к изысканности фасона ее платья.
 В дверь постучали; с разрешением войти в дверях появился Десмонд. При виде ее он восхищенно заулыбался.
 — Надеюсь, все это для меня?
 — А для кого же еще? — мужественно проговорила она. — Ты здесь единственный свободный мужчина.
 Он схватил ее руку и поднес к губам.
 — Я чувствую, что нам предстоит очень интересный уик-энд.
 Все еще не выпуская ее руки, он проводил ее вниз, через холл и гостиную. С террасы доносился смех и позвякивание льда в стаканах, но весь шум стих, когда Десмонд ввел туда Энн.
 Кора заговорила первой.
 — Дорогая моя, как изумительно вы выглядите!
 Эдмунд шагнул вперед и засуетился, усаживая Энн, наполняя ее стакан и подавая бутерброд. Она невозмутимо принимала все его ухаживания, но остро чувствовала при этом присутствие сидящих несколько в стороне Пола и Сирины. Энн, одетая в бледно-лимонный шелк, была необыкновенно очаровательна.
 — Я целую вечность не видела вас, Энн. — Голос Сирины звучал отчетливо и громко. — Нашли вы себе другую секретарскую работу?
 — Вы несколько отстали от жизни, — протянула Энн. — Эту роль я давно бросила.
 — Неужели? А что вы играете сейчас? Эдмунд кинулся заполнять наступившее злое молчание.
 — Давайте выпьем, а потом все узнаем.
 — Выпьем за что? — поинтересовалась Сирина.
 — За пьесу “В тисках”.
 Впервые за вечер раздался голос Пола:
 — Только не говори мне, что их снова ставят.
 — Ставят. Я думала, ты знаешь.
 — Такова слава, — вздохнула Кора. — Ее ставит Арнольд Бектор, а Энн играет там ту роль, которую когда-то играла я.
 Стакан в руке Пола дрогнул, и он промокнул пролившуюся жидкость носовым платком.
 — Как интересно. Это Лори раздобыл для вас эту роль?
 Энн вспыхнула.
 — Мой отец “раздобыл” для меня только прослушивание.
 — Не скромничайте, — вмешалась Сирина. — Лично я считаю, что иметь влияние — замечательно.
 — Да, уж вам-то это прекрасно известно, — ответила Энн, — хотя ваше влияние осуществляется несколько иным способом, не таким, как у меня.
 Десмонд фыркнул, но тут же перевел смех в кашель, а Кора, чтобы разрядить обстановку, засуетилась с напитками. Энн взяла из ее рук бокал. Казалось бы, она могла торжествовать, но раздражение Сирины ей удовлетворения не принесло. Она понимала, что долго парировать выпады Сирины не сможет.
 Большой бриллиант сверкал на изящной ручке, лежавшей на рукаве Пола. Затем эта ручка поднялась и скользнула по щеке Пола, потом погладила его по голове…
 Энн отвернулась и встретилась глазами с Десмондом. Какое-то мгновение он смотрел на нее, затем, поняв мольбу в ее взгляде, встал:
 — Позволь, пока не стемнело, показать тебе сад. С тех пор, как ты здесь была. Кора сделала в нем кое-какие изменения.
 Они вместе сошли по ступенькам и прошли по лужайке в небольшую живую беседку из роз.
 Воздух был напоен тяжелым их ароматом, Энн задрожала и опустилась на скамью.
 — Это будет ужасный уик-энд.
 — Наоборот, прекрасный. Еще пара таких ответов Сирине, и ты заткнешь ее насовсем.
 — Она причиняет мне боль, не говоря ни слова. — Энн не поворачивала лица в его сторону. — Ей для этого достаточно сидеть рядом с Полом и… О, Десмонд, я не знаю, как я это выдержу?!
 — Ты должна выдержать, дорогая. — Он ласково взял ее за плечи и повернул к себе. — Я тебе уже говорил, нельзя убегать от себя. У тебя с Полом нет будущего, поэтому следует искать что-то другое.
 Она неохотно улыбнулась:
 — Я так полагаю, что у тебя на примете никого нет?
 — Ты не правильно полагаешь.
 Десмонд склонился над ней и попытался поцеловать. Идущий через лужайку к ним Пол был достаточно близко, чтобы не заметить это. Он остановился на некотором расстоянии и раздавил каблуком сигарету.
 — Обед подан, — позвал он. — Если можете оторваться от любования природой, идемте!
 — Как же ты умеешь все испортить!
 На этот раз она, привстав, демонстративно поцеловала Десмонда. Энн сделала это вполне обдуманно. Когда она снова повернула голову. Пола уже не было.
 Во время обеда она мужественно старалась вести себя, как обычно, и, поняв ее состояние. Кора и Эдмунд увели разговор от театра. После кофе Эдмунд установил экран и стал показывать фильмы, в которых играли он и его друзья. Глядя на ленты своего детства, Энн смогла наконец сбросить внутреннее напряжение и позволить себе хоть изредка смотреть на сидящих рядышком Пола и Сирину. Было еще довольно рано, когда она извинилась и, сославшись на усталость, ушла спать. Она действительно устала настолько, что не могла ни о чем думать, и заснула, как только ее голова коснулась подушки.
 Ее разбудил звонок внутреннего телефона. Она открыла глаза и сразу зажмурила их от лившегося в комнату солнечного света. Дребезжание звонка продолжалось, и она нехотя подняла трубку. Это был Десмонд, голос его звучал ликующе:
 — Дорогая, день изумительный! Что скажешь насчет пикника?
 Энн была счастлива согласиться на что угодно, лишь бы уйти из дома, находиться в котором было для нее невыносимо. Договорившись встретиться с Десмондом в гараже, она вскочила с постели и стала одеваться. Быстро умывшись и проведя гребнем по своим белокурым волосам, Энн сбежала по ступенькам к большому сараю, который служил гаражом. Поравнявшись с деревянной дверью, она увидела Сирину, стоявшую около “бентли”.
 — Привет, Энн, — протянула та. — Убегаете отсюда?
 У Энн перехватило горло.
 — Мы с Десмондом отправляемся на пикник.
 — Какое совпадение! Мы тоже.., надеюсь, не в одном направлении!
 — Безусловно, если скажете, в какую сторону направляетесь вы, — мрачно ответила Энн. — Хотя, весьма вероятно, что вы лучше играете в присутствии зрителей.
 — Пол — единственный зритель, который мне нужен. — Сирина залезла в машину и включила зажигание. — Знаете, я не виню вас за попытку покорить его. В вашем положении я бы сделала то же самое.
 — Вы и сделали, — кивнула Энн, — и выиграли.
 — Я удивлена вашей готовностью признать это.
 — У меня нет ложной гордости.
 — Да-а, крепко вас прихватило, — рассмеялась Сирина. — Если отбросить самолюбие, я почти могу пожалеть вас.
 И прежде чем Энн успела что-нибудь ответить, “бентли” выскользнул из сарая, чуть не сбив направлявшегося внутрь Десмонда.
 — Так, так, — заметил он, — наша рыженькая нынче рано вспорхнула и запела.
 — Она отправляется на пикник, — без энтузиазма сообщила ему Энн.
 — Мы тоже, так что не надо выглядеть такой несчастной. — Он поцеловал ее в щеку и придержал дверцу машины, пока она садилась. — Боюсь, это не “бентли”.
 — Я предпочитаю двухместные.
 — Спасибо за ложь! — Он сел в машину рядом с ней. — Сирина что-то тебе сказала?
 — Обычное мяу-мяу.
 — Я так и подумал по выражению ее лица. Вооружись здравым смыслом по примеру дядюшки Десмонда и забудь.
 Понимая разумность этого совета, Энн сделала усилие забыть о происшедшем, потому что только так она могла успокоиться. И все же одна мысль о том, что Пол так близко, не позволяла ей этого сделать: как бы он ни злился на Энн, не могло же это сделать его таким слепым, чтобы не видеть — с Сириной счастья у него не будет. Да, он любил ее когда-то. Но наверняка в последующие годы достаточно повзрослел, чтобы понять, что она собой представляет. Или не повзрослел?
 Десмонд остановил машину около зарослей дороги, и они пешком пошли по извилистой тропинке через луг. Трава была скошена, и пасшиеся там коровы равнодушно смотрели на них, пережевывая свежее сено. На дальней стороне луга под раскидистым деревом Десмонд растянулся на земле и потянул Энн за руку сесть рядом.
 — Будем есть сейчас или попозже?
 — Попозже, — она улыбнулась, — сейчас только одиннадцать часов.
 — Действительно. Наверное, это свежий воздух вызывает голод.
 Энн легла на спину и закрыла глаза, чувствуя, как успокаивается и расслабляется. Солнечные лучи согревали ее лицо. Десмонд говорил тихо, рассказывал забавные истории о начале своей актерской карьеры. Он не прикасался к ней, не пытался флиртовать, и, облегченно вздохнув, она позволила мыслям течь спокойно и неторопливо. Постепенно она перестала разговаривать и задремала, убаюканная теплом и сладким запахом сена.
 Энн открыла глаза первой и, повернувшись на бок, пощекотала нос Десмонда травинкой. Он вздрогнул и сел, укоризненно качая головой.
 — Если еще раз такое сделаешь — нарвешься на неприятности. Она усмехнулась.
 — А может, я хочу нарваться!
 — Нет, со мной не хочешь.
 Она не ответила, а он, схватив ее руку, прижал к губам. Глядя на его склоненную голову, Энн поняла всю истинность его слов. И еще поняла, что если будет продолжать видеться с ним, рано или поздно за это придется поплатиться.
 Они вернулись в дом поздно, в конце дня, и Энн сразу прошла в свою комнату. Как только дверь за Десмондом закрылась, она, как марионетка без ниточек, свалилась на постель. Внизу часы пробили шесть. Вздохнув, она собралась с силами и села. Стараясь ни о чем не думать, она умылась и переоделась. На этот раз она надела совсем другое платье, алого шелка, строгое, ниже колен и закрывающее шею. И волосы она причесала по-другому, в стиле более подходящем к платью: распущенные, они золотым облаком свободно падали на плечи.
 Не дожидаясь Десмонда, она спустилась вниз. Ее каблуки звонко стучали по паркету, когда она шла в гостиную. На пороге она резко остановилась. У винного шкафчика стоял Пол. Сердце ее замерло. Помимо воли и не замечая этого, она с нежностью смотрела на его сосредоточенный профиль и руки, тонкие и узкие, смешивающие коктейль.
 — Хелло, Пол, — хрипловатым голосом произнесла она.
 — Боже мой, ты так рано! Я не… — Он обернулся и замолчал. — Энн! Я понятия не имел, что это ты. Я думал, это Сирина. Хочешь выпить?
 — Да, пожалуйста, мартини.
 Он смешал коктейль и принес через всю комнату ей. Она взяла бокал, попробовала и скорчила гримасу.
 — Чересчур сухо.
 — Возьми мой.
 Она с улыбкой взяла, с трудом сдерживаясь, чтобы не приложить губы к краю, которого он только что касался.
 — Как тебе работается с Бектором? — тихо спросил он.
 — Хорошо. Он изумительный режиссер. — Она тихонько отпивала из своего бокала. — Я слышала, есть шанс, что твоя пьеса поедет в Нью-Йорк?
 — Да, это сейчас проговаривается. Она быстро поставила бокал и, подойдя к боковому столику, взяла сигарету.
 — Ты прелестно выглядишь на фоне деревянной обшивки, — внезапно сказал он. — И эта красная штука тебе идет.
 — Поэтому я ее и купила.
 — Ослепить Десмонда? Она облизала сухие губы.
 — А ты находишь, его надо “ослеплять”? Она выдохнула облако дыма и, когда оно рассеялось, посмотрела на Пола, опершегося на ручку кресла.
 — Твой отец настаивает, чтобы мы все пришли в понедельник в “Кипарис” посмотреть тебя.
 Она вздрогнула и, снова став собой, воскликнула безо всякой наигранности:
 — Ни в коем случае!
 — Я обязательно приду. Полагаю, это будет любопытно. Весь второй ряд будет занят твоими друзьями и доброжелателями!
 Ее спасло от ответа появление Десмонда, за которым почти сразу последовали Кора и Эдмунд. Они поболтали за коктейлями о том, о сем, а когда часы пробили восемь, Эдмунд вскочил и экспансивно объявил, что дольше ждать обеда не намерен. Энн не могла не взглянуть на Пола, и он неохотно улыбнулся ей в ответ. Общие воспоминания протянули тонкую ниточку между ними, но она была слишком непрочной, чтобы выдержать внезапное появление Сирины.
 Сразу после обеда они вернулись в гостиную, и Сирина, отобрав пачку пластинок, включила проигрыватель. В комнате зазвучала певучая мелодия из “Камелота”, а она протянула руки к Полу и позвала его танцевать голосом таким же чарующим и соблазнительным, как и ее фигурка.
 Энн встала и неторопливо вышла на террасу. Она села там в бамбуковое кресло. Последовавший за ней через французское окно Десмонд пробормотал:
 — Не смотри так.
 — Как? — она слегка повернула к нему голову.
 — Вот так. — Повторил он. — Ты знаешь, что я имею в виду.
 С трудом она выжала из себя улыбку:
 — Не забывай, что ты обрушил на меня этот уик-энд. Я ведь и ехать-то не хотела.
 — Я считал, что так будет лучше для тебя.
 — Страдание полезно для души? — насмешливо спросила она. — Ты это имеешь в виду?
 — Спроси меня об этом в конце недели. Сейчас здесь я не хочу спорить с тобой. Она рассмеялась.
 — Значит, ты отпускаешь меня чуть-чуть на волю перед казнью? Господи, как подумаю о вечере понедельника!
 — У всех, даже лучших актрис, была предпремьерная лихорадка. — Он встал и протянул к ней руки. — Пойдем потанцуем.
 Рано утром в воскресенье, еще до того, как все встали, они уехали в Лондон, чтобы успеть к дневной репетиции в “Кипарисе”. Весь день и весь вечер она работала, и была почти полночь, когда усталым движением руки Бектор отпустил их. В лучших театральных традициях — на генеральной все всегда идет комом — все и было не так, как надо.
 По твердому специальному распоряжению Бек-тора Энн провела почти весь понедельник в постели, и родители, поняв, что их присутствие будет только ее нервировать, дали ей возможность уехать в театр, не повидавшись с ними.
 Ее уборная была маленькой и холодной. Она, дрожа, надела шерстяной халат и стала открывать сваленные на столе телеграммы. Все слали ей свои добрые пожелания: Кора и Эдмунд, Марти и Пегти, дядя Харви и даже Смизи! Смизи! У Энн дрогнула рука, и она положила телеграмму на стол.
 Маленькая экономка, должно быть, услышала от Пола, что она выступает сегодня в его пьесе, но сам он не прислал ни слова.
 Решительным жестом завязала она волосы шарфом и взяла в руки гримировальный карандаш. Все время, пока она гримировалась, за дверью слышался усиливающийся шум возбужденных голосов: зал постепенно наполнялся. Она скользнула в свой костюм и пошла постоять в кулисах. Когда бледный как привидение Бектор подошел к ней, она смогла ему улыбнуться.
 — Ни одного пустого места, — прошептал он. — И все крупные критики тоже здесь. Это, наверное, работа твоего отца.
 — Я боюсь.
 — Я тоже, — прошипел он. — Иди и убей их, Энн. Я на тебя надеюсь.
 — Я не смогу.., я сейчас упаду в обморок.
 — Не глупи. Это просто нервы.
 Пол качнулся у нее под ногами, и она пошатнулась. Бектор положил ей руку на плечи.
 — Возьми себя в руки. Ты не можешь сейчас упасть в обморок! Твоя реплика.
 — Нет, нет, — бормотала она. — Я не могу!
 — Ты должна.
 Он убрал свою руку и толкнул ее на сцену. В какое-то мгновение панического страха Энн глянула через ярко освещенную сцену в черноту зрительного зала. Память отказала полностью: она не помнила, кем она должна быть и что должна говорить. Она не помнила себя. Ее не было.
 — “Машина гестапо остановилась…” — прошипел из-за кулис Арнольд Бектор.
 Энн подняла голову: “Машина гестапо остановилась перед домом, отец…” Слова отчетливо прозвучали на весь театр, и зал, откинувшись в креслах, стал смотреть и слушать.
 Когда опустился занавес после первого акта, Энн поспешила в свою уборную и заперлась там. В этот момент она хотела быть одна, чтобы вчувствоваться в настроение сцены суда. Ей повезло: она играла в пьесе, которую многие считали шедевром Пола, но только когда она произнесла текст роли перед живой аудиторией, она ощутила всю магию слов и чувств, в них выражавшихся. Какое значение имело то, что в жизни он капризен, жесток и несправедлив? Человека, который смог написать такую пьесу, можно было судить только по его законам.
 Высокий безличный голос за дверью напомнил ей, что антракт закончился. Она встала, вытерла со лба испарину и уверенно пошла к сцене. Бектор снова стоял за кулисами, но на этот раз она с ним не заговорила и вообще почти не осознала, что он здесь. Для нее существовала лишь одна реальность: сцена, превращенная в камеру тюрьмы. Она подошла к жесткой скамье и вытянулась на ней, как раз когда пошел занавес. Никто не двинулся, никто не кашлянул, когда сцена дошла до своего трагического финала.
 Это был триумф Энн. Когда стихли ее последние слова и она опустилась на землю, наступила долгая тишина, величайший знак признания актера. Затем весь зал встал, как один, и буря аплодисментов потрясла здание. Снова и снова подымался занавес, шквал за шквалом проносились овации, пока наконец только исполнение гимна смогло их прекратить и позволить актерам уйти со сцены.
 В своей уборной Энн не могла пошевелиться из-за набившегося народа. Все пришли за кулисы поздравить ее. Все, за исключением человека, который значил больше всех. К ней подошел отец и со слезами на глазах поцеловал.
 — Лучший спектакль в моей жизни, — сказал он охрипшим голосом. — Я ждал этого с момента твоего рождения.
 Стараясь не заплакать, Энн повернулась к матери.
 — Теперь тебе надо справляться не с одним, а с двумя актерами в одном доме.
 — Я помогу твоей матери справиться с этим. Это был Десмонд, его бледное лицо раскраснелось от волнения; он наклонился и поцеловал ее в щеку:
 — Энн, ты была потрясающа. Я всегда верил, что в тебе это есть.
 — Я знаю, что ты верил.
 Она улыбнулась ему, но больше ничего не успела сказать: Десмонда оттеснила публика. Пробравшись к туалетному столику, она начала кремом снимать грим и, не обращая внимания на шум голосов за спиной, напудрилась и причесалась. Она все еще была в серой тюремной одежде последнего действия, которая подчеркивала ее бледность и худобу Она наклонилась вперед и вдруг встретилась в зеркале с взглядом Пола. Он стоял прямо за ней, и лицо его было почти таким же бледным, как у нее. Медленно она обернулась и посмотрела на него.
 — Поздравляю, — тихо произнес он. — Я полагаю, что мне не нужно говорить тебе, как хорошо ты сыграла.
 Слишком усталая, чтобы притворяться, Энн сказала правду:
 — Я предпочитаю, чтобы из всех людей, кто здесь был, это сказал мне ты.
 У него на щеке около рта задергалась жилка, и словно ощутив это, он втянул и сжал рот.
 — Пока я не видел тебя в роли Герды, я всегда думал о ней, как о фанатичке, заслужившей свою смерть.
 — А теперь?
 — Когда ты упала, умирая, — медленно проговорил он, — мне хотелось быть там и поднять тебя на руки.
 Энн задержала дыханье и первый раз посмотрела прямо ему в глаза. Они стояли так близко, что она увидела в них свое отражение.
 — Актриса может сыграть только то, что есть в роли, — прошептала она. — Я играла твою пьесу. Он покачал головой:
 — Многие женщины играли Герду до тебя, но только актриса, обладающая истинным пониманием и сочувствием, могла вдохнуть в нее жизнь.
 Энн качнулась к нему:
 — Если ты веришь в это, тогда ты должен понять, что это относится и к Мэри-Джейн. Ради Бога, Пол, очнись, пока не поздно!
 Прежде чем он смог ответить, между ними втиснулась Сирина, ее заостренное личико было полно яда.
 — Пол, эта уборная чересчур переполнена людьми. Пойдем, я не могу здесь дышать.
 — Разве ты не собираешься поздравить Энн?
 — Конечно. Ты была изумительна, дорогая. Я бы сама не сыграла лучше. Ты такая чудная актрисочка, что по сравнению с этим сыграть секретаршу Пола было для тебя детской забавой!
 — Замолчи! — резко оборвал ее Пол. — Энн заслужила свой триумф. Я думаю, что мы достаточно взрослые люди, чтобы забыть прошлое.
 — Не могу не согласиться с этим, — закивала его нареченная. — Я надеюсь, что ты не считаешь нас врагами.
 Энн ничего не ответила, и Сирина надула губки.
 — Ты все еще дуешься на меня, а я хочу доказать свое дружеское расположение к тебе. Как насчет того, чтобы стать подружкой у меня на свадьбе?
 — На свадьбе? — выдохнула Энн. — Ты хочешь сказать, что уже назначена свадьба?
 — Люди не остаются помолвленными вечно! — Сирина упивалась произведенным эффектом. — Мы с Полом решили окунуться в семейное счастье Мы собираемся пожениться в субботу, после премьеры в Лондоне.
 Все чувства, все инстинкты Энн взбунтовались, протестуя против того, что она услышала, но приличия обязывали к сдержанности. Нервно глотнув, она повернула голову и увидела протискивающегося к ней сквозь толпу Десмонда. Почти не соображая, что делает, она протянула ему руку, и тепло его пальцев вернуло ей голос.
 — Нам надо поделиться с Полом и Сириной нашими новостями, дорогой. Пора перестать держать это в секрете. — Обернувшись к Полу и Сирине, она выдавала из себя улыбку. — Вы тоже должны поздравить нас. Мы с Десмондом вчера решили обручиться.




 Глава 10


 Весь следующий день Энн одолевали поздравительные телефонные звонки. Неизвестная дебютантка вчера, она сегодня стала новой сценической звездой. Днем состоялась ее первая пресс-конференция, такая же пугающая, как и вчерашний дебют.
 Только вечером она смогла поговорить с Десмондом наедине, причем из всех последних испытаний это оказалось самым тяжким. Она нервно металась по гостиной, крутила в руках платок, пока он не превратился в мятую влажную тряпку.
 — Я не могу объяснить, Десмонд, почему я вчера так сказала. Просто, я должна была нанести ей ответный удар.
 — Тебе не надо мне ничего объяснять. — Он закурил сигару и неторопливо задул спичку. — Я очень хорошо понимаю мотивы твоих поступков.
 — От этого я себя чувствую еще хуже. Что мне сделать, чтобы все исправить?..
 — Ты можешь выйти за меня замуж. Она прикусила губу.
 — Не думаю, что ты женишься на мне, зная, что я все еще люблю Пола…
 — Мне все равно, кого ты любишь. Все, чего я хочу, это возможности научить тебя сердечно относиться ко мне!
 — Ты слишком хороший, чтобы быть “за неимением лучшего”.
 — Пусть это будет моей заботой. — Он слегка улыбнулся. — Придумай еще какую-нибудь отговорку, дорогая.
 — Я не ищу отговорок, мне просто не хочется быть несправедливой к тебе. Давай отменим помолвку. Я скажу, что это я виновата и…
 — И признаешься Сирине, что соврала? Через мой труп! — Он наклонился к ней, в голосе уже не было смеха. — Поверь мне, Энн, я люблю тебя глубоко и искренне и хочу жениться на тебе. Не отвечай мне сейчас ничего.., просто помни, что я буду рядом.., ждать.
 — Я никогда не думала, что ты можешь быть таким добрым, — прошептала она.
 — Ты многого обо мне не знаешь. Он притянул ее к себе, и сквозь тонкую материю своего платья она почувствовала, как сильно бьется его сердце. Ее не на шутку испугало, что она так глубоко волнует его. Энн попыталась освободиться от его объятий. Брак — это было что-то слишком огромное, значащее, чтобы решаться на него вот так.., без любви.., только от отчаяния.
 — Дай мне время, — пробормотала она, когда его губы прикоснулись к ее губам. — Десмонд, дорогой, умоляю тебя, дай мне время.
 Анжела и Лори приняли весть о помолвке с Десмондом без вопросов. Но Энн страстно желала лишь одного — снова быть свободной. Только мысль о том, что пройдет всего несколько недель и Пол женится на Сирине, останавливала ее от расторжения помолвки. Оставалось лишь надеяться, что со временем “все образуется”. Впрочем, эта надежда мало успокаивала. Где бы она ни была, все ее мысли были только о Поле, о нем думала она, оставаясь одна в своей комнате.
 Ни Десмонд, ни отец ничего не говорили о новой пьесе, и только от матери она узнала, что в начале следующего месяца они начинают недельные гастроли с этой пьесой в Брайтоне. Гордость не позволяла ей расспрашивать, поэтому лишь во время уик-энда перед премьерой Десмонд рассказал ей, что его на следующей неделе не будет в городе, и спросил, не хочет ли она приехать туда и посмотреть спектакль.
 — И поставить всех в неловкое положение? — с горечью сказала она. — Нет, спасибо. Я посмотрю его, когда спектакль приедет в Лондон.
 — Ты хочешь сказать, “если” приедет в Лондон, — подчеркнул Десмонд интонацией слово “если”.
 — Все так плохо? — испуганно спросила она, и, когда он, ничего не ответив, отвернулся, тревожное предчувствие охватило ее.
 Весь понедельник Энн старалась чем-то занять себя. Как она объяснила Десмонду, на этой неделе она не была занята в “Кипарис-театре” и по совету Арнольда Бектора несколько дней посвятила отдыху. Но отдых не принес покоя ее душе. Она мысленным взором видела своего отца в Брайтоне и почти чувствовала напряжение, нараставшее по мере того, как близилось время спектакля. Весь вечер она не могла сосредоточиться. Энн ходила из комнаты в комнату, ставила пластинку за пластинкой, но не слышала их; включала радио, чтобы тут же его выключить, и, наконец, уселась за ужин, но так и оставила его в неприкосновенности.
 Поздно вечером, почти ночью она позвонила в “Куинз-отель” и поговорила с Десмондом. Даже на расстоянии она почувствовала его уныние и, еще не спросив, как приняли пьесу, знала, что он ответит.
 — Убийственно! Коррида! — Его голос в телефоне звучал очень мрачно. — Слава Богу, что мы открылись здесь, а не в Лондоне. Сирина забыла все, чему ее учил Эдмунд.
 Нервный пот прошиб Энн.
 — Что теперь будет?
 Понятия не имею. Утром огласят протокол вскрытия. Твой отец был великолепен. У него отзывы будут хорошие.
 Она немного приободрилась. Как я рада этому!
 — Но это не спасло премьеры, — продолжал Десмонд. — В столице пьеса не продержится и недели.
 — Бедный папочка, — вздохнула Энн, а непроизнесенными осталось: “Бедный Пол. Бедный слепой упрямец Пол”.
 Она положила трубку и начала раздеваться. Все ее опасения сбылись, но радости от сознания своей правоты она не испытывала. Успех — поражение, две крайности движения маятника. Кто-то теряет, кто-то находит. Пол проиграл, она выиграла. Но могла ли она отделить Пола от себя? Его боль она чувствовала, как свою, а может быть, и более остро.
 Каждый вечер Десмонд звонил Энн, но ничего хорошего рассказать не мог. Эдмунд был бессилен спасти пьесу от провала, а в четверг публика выразила свое неодобрение насмешливыми криками и шиканием. Она предположила, что только профессиональная ответственность и жесткий контракт заставили их поработать неделю. Когда родители и Десмонд вернулись поздно ночью в субботу домой, подтвердилось, что она была права.
 Лори тяжело вошел в комнату и бросился на диван.
 — Двадцать пять лет в театре… Это будет мой второй провал!
 Энн поспешила к серванту и налила им два бокала.
 — Мне не надо, — сказала мать. — Я с премьеры сижу на кофе.
 — А мне, пожалуйста, просто виски. — Десмонд подошел и обнял ее за талию. — Хорошо было уехать.., хотя бы ради удовольствия вернуться! — С бокалом в руке он опустился на кресло. — Кажется, через две недели мы окажемся безработными.
 — Почему через две недели?
 — Через две недели премьера в “Маррис-театре”.
 Она обернулась.
 — Ты хочешь сказать, что Пол настаивает на продолжении?
 — Еще как! — Десмонд поглядел на Лори. — А вы, сэр, сколько времени дадите этой пьесе?
 — Одно представление, — лицо Лори было усталым и напряженным. — Поедем в понедельник со мной на репетицию, Энн, и сама увидишь. Может быть, что-нибудь посоветуешь.
 — Нет! — Она села рядом с Десмондом. — Я сыта по горло и советов больше никому не даю.
 — Но кто-то должен что-нибудь сделать. — Лори шлепнул себя ладонью по колену. — Проклятье, мы должны заставить Пола посмотреть правде в глаза.
 — Не заводи себя, — предостерегла его Анжела. — Толку от этого не будет, а ты только расстроишься и заболеешь.
 — Давление повысится, — пробормотал он. — Вот и все, чего я добьюсь, гипертонического криза!
 Продолжая сердито бормотать, он позволил увести себя из комнаты в спальню. Как только дверь за родителями закрылась, Энн вскочила с места.
 — Если ищешь сигареты, — сказал Десмонд, — возьми мои.
 Он протянул ей портсигар, но она покачала головой.
 — У меня есть.
 Она нервно достала сигарету из ящичка на столе и наклонилась закурить ее от стоявшей на столике у дивана зажигалки. Когда она потянулась к ней, Десмонд накрыл ее рукой своей и безжалостно притянул к себе, не отпуская, пока их тела не соприкоснулись.
 — Перестань ходить вокруг, как кошка по горячим кирпичам, — мягко, но требовательно проговорил он. — Я тебя не укушу.
 Поняв, что спорить бесполезно, она поникла в его руках, а он прижался к ней еще теснее. Голос его от страсти дрогнул и стал низким.
 — Боже, как я скучал по тебе! А ты скучала?
 Разумеется, скучала, — вяло и бездумно произнесла Энн.
 — “Разумеется, скучала”, — передразнил он. — Ты что, не можешь вложить в эти слова больше чувства?
 Она извернулась в его руках и оттолкнула его.
 — Я не хочу перед тобой притворяться. Я говорила тебе, когда мы обручались, что не люблю тебя, а помолвка эта — блеф.
 — Я думал, ты постараешься полюбить.
 — Я же стараюсь! — Она стиснула руки, чтобы прекратить их дрожь. — Ты обещал дать мне время. Почему ты торопишь меня?
 — Чем дольше мы ждем, тем меньше ты хочешь продолжать помолвку.
 — Я вообще расторгну ее, если ты будешь все время понукать меня!
 — Понукать тебя? Господи, Боже мой, Энн, разве ты не понимаешь, что я чувствую? Я с ума схожу по тебе и не могу видеть, как ты мучаешься и тратишь свои душевные силы на Пола. Он собирается жениться на Сирине, и ты ничего не можешь с этим поделать.
 — Если бы я действительно верила, что он ее любит, я завтра бы вышла за тебя замуж, — внезапно охрипшим голосом проговорила Энн.
 — Почему ты в это не веришь? Потому что он раз или два поцеловал тебя?
 Она ничего не ответила, и он запрокинул ее лицо и посмотрел ей прямо в глаза.
 — Множество мужчин занимается любовью с женщинами, не имея в виду ничего серьезного. Они страстно целуют их, удовлетворяют свое желание, но это не означает любви.
 Энн отодвинулась от него и, подойдя к окну, невидящими глазами уставилась в темноту. Стекло отразило ее, и она увидела себя тенью — худой, бледной, бесплотной.
 — Я ни разу как следует не разговаривала с Полом с той ночи, когда он узнал, кто я, — наконец сказала она. — Именно это я и сделаю прежде, чем буду думать о браке с тобой. Я поверю только тогда, когда он скажет мне сам, что не любит меня.
 — Какая же ты мазохистка! — Десмонд раздраженно встал и схватил пальто и шляпу. — Удостоверься, что он тебя не хочет, и потом возвращайся ко мне. Я буду тебя ждать, как последний дурак.
 Он вышел, а она осталась посреди комнаты, дрожа от нервного возбуждения и усталости. Жестоко было так разговаривать с Десмондом, причинять ему боль, но другого выхода не было. Прошло уже много недель с того времени, как Пол узнал, что она Энн Лэнгем. Наверное, теперь он сможет выслушать ее доводы? Если он увидит и обнимет ее, он сразу поймет, что только с ней будет счастлив.
 Она старалась думать об этом, когда в понедельник вошла в вестибюль “Маррис-театра” и увидела Пола, разговаривающего с Эдмундом. Это был горячий спор, и ни тот, ни другой не заметили ее, пока она не поравнялась с ними. Тогда толстяк-режиссер схватил ее за руку.
 — Как чудесно повидать тебя, Энн. Я слышал, что ты можешь в любой момент улететь в Голливуд.
 — Вы что-то не то слышали.
 — Нет, то, — запротестовал он. — Я во время уик-энда видел Бектора, и он рассказал мне о том, что ты получила предложение.
 — Я получила пару предложений, но не приняла их. — Она посмотрела на Пола. — Как поживаешь?
 — Очень хорошо. — Он избегал смотреть ей в глаза и снова повернулся к Эдмунду. — Говорю тебе, я не могу сейчас снять ее с показа. Я финансирую постановку, и она должна быть успешной.
 — Такая, как она сейчас, она не продержится и недели.
 — Полагаю, ты имеешь в виду Сирину?
 — Ты правильно полагаешь! — Эдмунд вскинул руки к небу. — Я понимаю, почему ты дал ей роль: вы с ней помолвлены, и ты хотел осчастливить ее. Но если тебя волнует судьба пьесы, тебе надо взять другую Мэри-Джейн!
 — Сирина — единственная, кого я вижу в этой роли! Когда я первый раз услышал ее, это было чудесно. Ты должен поверить мне!
 Эдмунд пожал плечами, и, увидев этот жест, Пол сжал кулаки.
 — Если бы я мог доказать тебе, что знал, что делал, когда давал ей эту роль… Если бы я смог доказать, что дал ей эту роль не потому, что.., не из-за других соображений.., тогда ты бы успокоился?
 — Как ты можешь доказать это?
 — Подожди и увидишь. По правде говоря, я сам не знаю, почему не подумал об этом раньше.
 Пол сердито выскочил из театра, и Энн поспешила за ним.
 — Пол, подожди! Я хочу поговорить с тобой.
 — Нам нечего сказать друг другу, — ответил он, не оборачиваясь.
 — Пол, ну, пожалуйста!
 — Я занят.
 Она побежала быстрее.
 — Но ведь тебе все равно надо есть? Ты же идешь на ланч?
 Он не замедлил шага, и она должна была почти бежать рядом. Они прошли по Срэнду, пробираясь через толпу, мимо Олдвича, перешли главную дорогу и повернули на боковую улицу. Выбившись из сил и задохнувшись, Энн остановилась, грудь ее судорожно вздымалась, на глаза навертывались слезы.
 Как будто почувствовав, что ее уже нет рядом, Пол обернулся и, увидев, что она, шатаясь, стоит на мостовой, вернулся к ней. По лицу его промелькнуло выражение, показавшее, что в нем проснулись угрызения совести.
 — Что ты хочешь мне сказать?
 — Я не могу.., говорить, — задохнулась она. — Ты ходишь слишком быстро.
 — Мне некогда.
 — Может, мы где-нибудь выпьем кофе? Он нахмурился.
 — Хорошо. Там дальше по шоссе есть кафе. Через несколько минут они сидели за столом в маленьком ресторанчике, скрытые от посторонних взглядов колонной, разрисованной под мрамор.
 Оказавшись лицом к лицу с ним, она никак не могла собраться духом и выложить то, что накопилось у нее на сердце. Она взяла ложечку и стала мешать кофе.
 — Мне было очень грустно, услышать о твоей пьесе, — наконец-то неловко проговорила она. — Отец рассказал мне…
 — Твой отец был изумителен.
 — Я очень рада. Я знаю, что ему очень нравится роль Фрэнка.
 — Он просил освободить его от контракта.
 Она была потрясена.
 — Я понятия не имела. Он мне ничего не сказал. Пол пожал плечами.
 — Я не виню его. В конце концов это должно было стать его возвращением, и не к лицу ему участвовать в провале.
 — Но это была очень хорошая пьеса, — запротестовала она.
 — Была? — По его лицу пробежала тень горького разочарования. — Даже ты говоришь о ней в прошедшем времени.
 — Я не это имела в виду, — она машинально положила второй раз сахар в кофе и, подняв глаза, встретилась с его насмешливым взглядом.
 — Я не знал, что ты пьешь кофе с сахаром, Энн.
 — Не пью.
 Он поменял их чашки местами, отхлебнул и сделал гримасу.
 — Ну, так как? Как ты чувствуешь себя в роли звезды?
 — Я не звезда.
 — Ну, ну, друг перед другом мы можем не демонстрировать ложную скромность! Ты на дороге к успеху, Энн! Как я понимаю, дело только в том, чтобы выбрать лучшее предложение.
 Она ничего не ответила, и он потер щеку таким знакомым ей жестом.
 — Что там такое сказал сегодня Эдмунд.., что-то о предложениях из Голливуда?
 — Они не очень интересные, — торопливо ответила она.
 — Будут и другие, поверь мне на слово. В тебе есть все, чтобы быть звездой: и внешность, и способности.
 — Ты очень добр, что так говоришь, но я хотела сказать не о себе.
 — Неужели? — иронично осведомился он. — Я полагал, что все женщины хотят говорить только о себе.
 Разговор шел совсем не в ту сторону, В его голосе зазвучали знакомые нотки сарказма, которые она так хорошо знала по прошлому опыту.
 — Пол, будь серьезным. Я хочу поговорить с тобой.
 Он отодвинул свой стул от стола и откинулся на спинку, скрестив на груди руки.
 — Очень хорошо. Могу дать тебе десять минут.
 — Неужели мы должны разговаривать, как чужие?
 — А разве мы не чужие?
 — Как ты можешь это говорить? Разве мы ничего не значим друг для друга? — Ее голос дрогнул. — Ты видишь, в том, что касается тебя, у меня нет ложной гордости. Пол, дорогой, ты не можешь заставлять меня всю жизнь платить за одну ошибку. Я знаю, что поступила не правильно, когда стала работать у тебя и…
 — Дорогая моя девочка, — прервал он ее. — Я давным-давно простил тебя. Пусть это не тревожит твою совесть.
 — Не будь язвительным, — выдохнула она.
 — И не думал.
 — Нет, ты хочешь уязвить! — Она стиснула руки. — Я люблю тебя. Пол. Можешь ты посмотреть мне в глаза и сказать, что я ничего для тебя не значу?
 Он впился в нее взглядом, и Энн закрыла глаза, слушая звуки маленького кафе: дребезжание чашек, позвякивание ложек и вилок, шум наливаемой воды. Она открыла глаза и увидела непримиримо сжатый в одну линию рот, лицо, побледневшее настолько, что стала заметна легкая щетина.
 Наклонившись вперед, он сказал твердо:
 — Я женюсь на Сирине в конце этой недели.
 — Ты не можешь этого сделать! — задохнулась она. — Ты ее не любишь. Ты ломаешь наши жизни из гордости!
 — Гордость здесь ни при чем. Давай выясним все раз и навсегда. Каковы бы ни были причины, по которым я обручился с Сириной, я собираюсь жениться на ней. Это непреложный факт. Не из-за тебя или кого-то другого, а потому, что я этого хочу.
 Не в силах дольше выносить это, Энн оттолкнула назад свой стул и выбежала из кафе. Она пыталась вернуть Пола и проиграла. Эту горькую правду она должна принять.
 Ничего не видя, шла она по тротуару и, только дойдя до перекрестка, остановилась, огляделась и увидела, что стоит у дверей агентства Марта. Минуту она колебалась, но, почувствовав, как подступают слезы, как поползли они по щекам, перебежала дорогу и толкнула входную дверь.
 Пегги подняла голову от машинки и увидела Энн.
 — Вот так так! Каким ветром занесло вас к нам? Я читала о вас во всех газетах. Энн жалко улыбнулась.
 — Мисс Мак Брайд у себя?
 — У нее сейчас клиент. Может быть, вы… — Пегги начала смеяться. — Я же забыла. Вы как раз можете войти.., там мисс Дональде!
 Энн открыла дверь и вошла в кабинет Марта. Розали Дональде, пухленькая, улыбающаяся, в темно-синем платье и модном, хорошо сшитом пальто сидела в кресле и выглядела, как воплощение счастья.
 — Да это же мисс Лестер! — Она вскочила на ноги. — Я только что спрашивала о вас. Разве не смешно, что мы так столкнулись здесь?
 Энн протянула ей руку.
 — Что вы делаете в Лондоне? Только не говорите, что снова убежали от тетки!
 — Моя тетя сама отпустила меня на этот раз, — улыбнулась Розали. — Я вышла замуж за доктора, который ее наблюдал!
 — Святые небеса! — Энн без сил упала на стул. — Не могу вам передать, какое я испытываю облегчение. Вы столько месяцев были на моей совести!
 — Потому что вы познакомили меня с мистером Моллинсоном? — нахмурилась Розали. — Я никогда не думала, что вы приняли это так близко к сердцу.
 — Я чувствовала себя ответственной за вас. ( — Это было не столько вашей, сколько моей ошибкой. Я всегда говорю, что все в жизни происходит для чего-то. Смотрите, если бы я не встретила мистера Моллинсона, я бы не вернулась домой. А если бы я не вернулась домой, я бы не встретила Джима!
 — Одно цепляется за другое, — задумчиво произнесла Энн. — Я рада, что у вас все так хорошо устроилось.
 — Более чем хорошо. Мне хочется думать, что когда-нибудь и вы будете так же счастливы, как я. — Уже выходя из кабинета, она обернулась. — Если когда-нибудь будете в наших краях, не забудьте заглянуть. Я буду очень рада вас видеть.
 Она вышла, и Энн горько улыбнулась.
 — Подумать только, я услышала, как благодарна Розали Полу Моллинсону!
 — Ты должна быть довольна.
 — Довольна! — воскликнула Энн. — Я буду жалеть об этом всю жизнь. Единственная причина, по которой я с ним встретилась, была Розали Дональде.
 — Что ж, теперь это все закончилось. Ты завоевала успех, и весь мир у твоих ног.
 — Мне не нужен весь мир.
 — Возьми тогда какую-нибудь его частичку. Энн не ответила, а Марти лениво продолжала рисовать на бумаге закорючки.
 — Ты выглядишь очень подавленной. Поссорилась с Десмондом?
 — Не с Десмондом.., с Полом.
 — Понимаю. Значит, ты все еще любишь его.
 Энн отвернулась.
 — На следующей неделе его свадьба с Сириной.
 — И ты, полагаю, собираешься сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
 — А ты ожидала, что я скажу, будто уже забыла его?
 — Так бы и надо поступить.., если бы у тебя хватило на это ума. — Марти помолчала, потом наклонилась вперед, прикрыв лицо рукой. — Я должна тебе кое-что рассказать. Я никогда раньше не говорила об этом, потому что не видела, чем это может тебе помочь, но теперь, возможно, тебе будет полезно знать об этом. — Она снова замолчала. — Давным-давно, до того как Лори встретил твою мать, он просил меня стать его женой.
 — Я знаю, — сказала Энн. — Он мне рассказывал.
 — Думаю, сейчас он смотрит на это с юмором, но тогда он имел это в виду вполне серьезно.
 Любопытство Энн пробудилось. Она как-то никогда не связывала суровую шотландку с понятием “любовь”, она всегда видела ее в твидовом строгом костюме, с короткими седеющими волосами и официальным выражением на лице. Но ведь Марти когда-то была молодой и, возможно, любила кого-то настолько, что не захотела выйти замуж за Лори.
 — Ты любила кого-то еще? — заинтересованно спросила она. — Поэтому ты и отказала папе?
 — Я никогда не любила никого, кроме твоего отца. И отказала ему по одной-единственной причине: я не считала себя той женщиной, которая сможет помочь его карьере.
 — Но если он любил тебя…
 — Ну, наверное, это была не очень сильная любовь. Он очень скоро потом женился на твоей матери. Но я хотела поговорить не об этом.
 Марти сопела пальцы рук вместе.
 — Я жалела, что отказала Лори, с того самого момента, как сделала это. Когда я увидела, что он не очень-то счастлив с твоей матерью, я стала надеяться, что однажды он оставит, ее и придет ко мне. Что у меня появится второй шанс. И так я продолжала жить и ждать, когда он устанет ссориться с Анжелой, уверяя себя, что никто не понимает его так, как я. Только когда мы думали, что он погиб, и я сблизилась с твоей матерью, до меня дошло то, чего я раньше не сознавала.
 — Что именно?
 — Что Лори был счастлив, ссорясь с твоей матерью! Что ему доставляло удовольствие ссориться, а потом мириться и целоваться. Ты понимаешь, к чему я веду?
 — Думаю, да, — медленно проговорила Энн. — Ты хочешь сказать, что мое представление о любви может не совпадать с представлением Пола? Совершенно верно!
 Усталые глаза смотрели на нее со странным выражением.
 — Может быть, ему нравится ругаться с Сириной и тянуть в разные стороны. А если это так, тебе надо перестать тратить на него время и что-то делать со своей жизнью.
 Энн облизала губы.
 И что ты предлагаешь мне сделать?
 — Выбрось его из головы. Это будет нелегко, но попытайся.
 Глаза Энн наполнились слезами, и она уставилась на яркий ковер под ногами. Цвета его затуманились, расплылись и потом вообще ни цвета, ни рисунка нельзя было разглядеть. Она поморгала несколько раз, и снова красный, пурпурный и золотой узор стал виден отчетливо.
 — Ты считаешь, я должна выйти замуж за Десмонда, даже если я его не люблю?
 — Я бы на твоем месте серьезно об этом подумала.
 — Я пыталась, — медленно сказала Энн и, подойдя к окну, стала разглядывать серое небо над крышами домов и далекую темную тучу над горизонтом.
 Марти молчала. Шли минуты, часы на отдаленной церкви пробили полчаса. Энн медленно повернулась и пошла к двери.
 — Я ухожу.
 — Куда?
 — Повидать Десмонда. Я больше.., я больше не буду избегать его.
 Как сомнамбула, Энн прошла свой путь обратно до “Маррис-театра” и, толкнув двери на сцену, пошла по коридору к уборной Десмонда. Он выглянул как раз, когда она подошла, и сощурился, увидев выражение ее лица.
 — Как я понимаю, ты поговорила с Полом?
 — Да.
 — Безуспешно?
 Не решаясь выговорить это, она кивнула, и, увидев это движение, он отодвинул стул и подошел к ней.
 — Если бы у меня еще оставалась гордость, я бы заставил тебя повернуться и уйти прочь! Она продолжала молчать, и со стоном он притянул ее к себе:
 — Но я не могу. Я слишком люблю тебя, чтоб прогонять.
 Со вздохом-стоном она приникла к нему, впервые почувствовав счастье оказаться в кольце его рук, отдохнуть на его груди, почувствовать, как его сила вливается и поддерживает ее.
 — Я постараюсь сделать тебя счастливым, Десмонд. Ты ведь мне веришь?
 — Тебе не надо стараться. — Он легко поцеловал ее в лоб. — Хочешь рассказать мне, что произошло?
 — Не сейчас, — уклончиво ответила она. — Просто он собирается жениться на Сирине примерно через две недели.
 — Ручаюсь, она не знает, что он разорен.
 — Разорен?
 — Говорю тебе, он вложил все до последнего пенни в эту пьесу.
 Энн смутно помнила, что Пол сказал что-то вроде этого Эдмунду, но расспрашивать Десмонда подробнее времени не было, потому что он снова повернулся к зеркалу и стал приглаживать волосы.
 — Энн, я через несколько минут на сцене. Почему бы тебе не пойти в зал и не посмотреть?
 Она знала, что он испытывает ее, и гордость заставила ее выпрямиться и высоко поднять голову.
 — Хорошо. Если ты терпишь и играешь в этой пьесе, я могу потерпеть и посмотреть ее.
 — Молодец, моя девочка, — глуховатым голосом сказал он и послал ей вслед воздушный поцелуй.
 Энн прошла по узкому каменному коридору, осторожно перешагивая через петли электрического кабеля на полу. Где-то высоко над ней слышался стук молотков, вокруг рабочие сцены двигали декорации и рисованные пейзажные задники. Толкнув железную дверь, она, спотыкаясь в темноте спустилась в зрительный зал. Сцена была ярко освещена, и она смогла пробраться вдоль кресел в середину. На этот раз она не собиралась прятаться в тени. Время притворства и уверток прошло. Она должна была вести себя с достоинством. Унижение, которое заставил ее пережить Пол, разбудило в ней гордость, освободило от чувства вины.
 Спокойно заняв выбранное место, она глазами профессионала стала наблюдать за репетицией. Никогда не доводилось ей видеть такого плохого представления. Напряжение на сцене было почти осязаемым, Сирина пробалтывала слова роли, превращая то, что написал Пол, в какую-то пародию.
 На половине второго акта Эдмунд вскинул руки вверх.
 — Не так, Сирина. Говори это с улыбкой.., с улыбкой!
 — Я улыбалась. — Сирина оскалила зубы, чтобы доказать свои слова. — Вот так.
 — Но мне не нужна такая улыбка. — Эдмунд тоже оскалился. — Это должно быть нежное движение губ, легкая игра чувств.
 — Ладно, — хладнокровно оборвала Сирина. — Ты все мне объяснил. Больше, ничего мне говорить не надо, — она подошла к краю сцены и начала вступительную фразу своего большого монолога.
 — Нет, нет, — снова закричал Эдмунд. — Неужели ты не помнишь ничего, что я тебе объяснял?
 — Конечно, помню, — голос ее поднялся до визга. — Я просто не чувствую то, что ты говоришь. Я не могу. Говорю тебе, я не могу. Пол! — взвизгнула она. — Пол, я больше так не могу. Это не может так продолжаться. Где ты там?
 — Я здесь, Сирина. — Голос Пола громко рас катился по театру. Он шел к сцене в сопровождении электрика. Они вдвоем несли ящик, в котором Энн с удивлением узнала магнитофон.
 — Это поможет тебе, — сказал Пол, устанавливая магнитофон 1й кресла.
 Сирина широко открыла глаза.
 — Что ты собираешься делать?
 — Через минуту увидишь.
 — У нас нет лишнего времени на твои фокусы, Пол, — вмешался Эдмунд.
 — Это не фокус. — Пол нагнулся и воткнул вилку в розетку сбоку сцены. Затем, повернувшись к своей нареченной, которая стояла на сцене за ним побледневшая настолько, что грим на ее щеках стал выделяться грубыми пятнами. — Не смотри так, дорогая. Я уверен, это поможет тебе. Если ты услышишь свое самое первое исполнение Мэри-Джейн…
 — Нет! — завопила Сирина. — Я не хочу!
 — Но это поможет тебе, — умолял Пол. — Ты знаешь слова наизусть. Если ты послушаешь свой собственный голос, когда я проиграю запись, ты восстановишь свой подход… — продолжая говорить, он поднял крышку.
 — Нет, — запротестовала Сирина, собираясь сойти со сцены в зал и вмешаться в действия Пола. Но он опередил ее. Магнитофон был включен, и прелестный, легкий голос разнесся по театру.
 «Я лгала тебе Фрэнк. Я лгала тебе с самого момента нашей встречи…»
 Энн наклонилась вперед, сердце ее стучало так громко, что она почти не слышала слов.
 На магнитофоне был ее голос! Это был тот монолог, который она читала в тот вечер, когда ждала Пола домой, и который, оказывается, не успела стереть с пленки! Как мог он подумать, что это Сирина? Но, задавая себе этот вопрос, она уже знала ответ, вспомнив, сколько раз в прошлом он путал их голоса. Слушая запись, она была заново растрогана пафосом слов, как, впрочем, были тронуты и все на сцене, потому что это была Мэри-Джейн, которую они никогда раньше не слышали. Это была такая интерпретация роли, которая, будучи сыграна на сцене, не могла не обеспечить пьесе успех.
 Голос на пленке замолчал, и Лори двинулся к краю сцены и начал свою реплику “Я никогда не думал, что ты так чувствуешь, Мэри-Джейн”.
 Сирина открыла рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем она успела произнести хоть слово, с магнитофона раздался голос Смизи: “В чем дело, мисс Лестер? Разговариваете сами с собой?” — “Я читала отрывок из пьесы”, — это был голос Энн, вполне узнаваемый, когда она больше не играла. Пол рванулся через всю сцену, выключил магнитофон. Никто не двигался, и он пошел обратно вдоль рампы, на лбу у него выступил пот.
 — Сирина, — мягко произнес он. — Я хочу поговорить с тобой.
 Сирина медленно приблизилась к нему потрясенная, но не сдавшаяся.
 — Я сделала запись перед этой. Пол. Я думала, ты ее имел в виду.
 Этого Энн не выдержала:
 — Не лги, Сирина!
 Хлопнув сиденьем, она быстро побежала по проходу к ступенькам на сцену.
 — Ты делала запись, когда ждала Пола, но успела прочесть только две строчки на магнитофон, и я сразу его отключила.
 Пол перевел взгляд с Энн на Сирину.
 — Это правда?
 — Конечно, нет. Энн всегда ревновала ко мне, ты же сам знаешь. Его глаза сузились.
 — Тогда, если ты сделала полную запись, я хочу, чтобы ты проиграла. Вот здесь магнитофон со всей пленкой.
 — Нет! — Сирина отшатнулась от него. — Нет, я не могу!
 — Почему же? Если ты сделала запись, она должна быть там.
 Она съежилась под его взглядом.
 — Ты сам виноват, — воскликнула она. — Это ты заставил меня лгать. Когда ты сказал, что слышал мою запись на магнитофоне, как я могла догадаться, что это не мое чтение?
 — Потому что я процитировал некоторые строки, которые ты не читала. Ты должна была понять, что это была запись голоса Энн.
 — Я не знала, — стонала Сирина. — Ты должен мне верить. Пол… Я не знала!
 Все остальные актеры медленно сошли со сцены, и в конце концов на ней остались лицом к лицу Пол, Энн и Сирина.
 — Чего я никак не могу понять, — горько сказал он, — как ты могла лгать мне, зная, сколько от этого зависит. Ты же знала, что эта роль выше твоих возможностей… Почему у тебя не хватило мужества признаться?
 Сирина подняла голову.
 — А почему ты не прогнал меня?
 — Потому что я верил в тебя, — голос его был невыразимо усталым. — Потому что я верил в девушку, которую слышал на пленке. В этой записи было все, что я искал для Мэри-Джейн. — Он шагнул вперед, его темные глаза сверкнули. — Я думал, что это была ты… Все это время я думал, что это ты.
 Сирина подняла к нему лицо. Никогда не выглядела она более прелестной и беззащитной.
 — Я боялась, что если расскажу, ты разлюбишь меня. — Она бросилась к нему в объятья. — Я люблю тебя всем сердцем… Если ты сейчас прогонишь меня, я не смогу жить. Пол, ты должен простить меня!
 Не в силах слушать дальше, Энн повернулась на каблуках и оставила их одних.




 Глава 11


 Тихие звуки радио, доносившиеся из комнаты в переднюю, встретили Энн, когда она вошла в квартиру. Она нерешительно остановилась, потом расправила плечи и вошла в гостиную. На диванчике сидела ее мать и вышивала скатерть, волны белого полотна спускались по ее ногам на пол. Она подняла голову и улыбнулась дочери:
 Иди сюда, согрейся, дорогая. У тебя совершенно замерзший вид.
 Дрожащая Энн протянула руки к пылающим поленьям и спросила:
 Папа не звонил тебе? Нет?
 — Нет. А должен был позвонить?
 Я просто подумала, может, звонил. Анжела откусила нитку и долго искала в рабочей корзинке, пока не нашла моточек красного шелка.
 — Дорогая, ты что-то очень серьезная. Что-нибудь случилось?
 Энн подвинула пуфик поближе к каминной решетке и села. Она уставилась в огонь и долго всматривалась в него, глядя на то, как прогорают трескучие поленья и рассыпаются, разбрасывая снопы искр. Маленький уголек вылетел на предкаминную обшивку, ярко вспыхнул и погас, пройдя всю гамму цветов — от оранжевого до розового и затем серого. Она вздохнула и придавила его носком туфли.
 — Сегодня днем на репетиции Пол попытался доказать всем, что Сирина может играть. Он при вез в театр свой магнитофон и проиграл труппе пленку с ее монологом…
 Ничего не пропуская, Энн рассказала матери со всеми подробностями, что произошло.
 — Теперь совершенно ясно, чего добивался Пол, — закончила она, — и почему он был так уверен, что Сирина подходит к этой роли.
 — Значит, все это время он слушал тебя! Энн не ответила, и мать, разгладив на коленях полотно, внимательно стала рассматривать последние стежки.
 — Теперь очевидно, что он должен передать роль тебе. Он не обязан хранить преданность Сирине. Я уверена, что если вы с ним поговорите, то сможете исправить ваши отношения.
 — Я говорила с ним сегодня днем, — ответила Энн, — и ничего хорошего из этого не вышло. Он меня ненавидит.
 — Я этому не верю.
 Энн посмотрела на мать, лицо ее было залито слезами.
 — А я верю, мама! Если я не буду в это верить, то не смогу его забыть.
 Анжела отодвинула в сторону полотняный водопад.
 — Не хочу знать, что произошло между тобой и Полом, потому что это не мое дело. Но кое-что я скажу хочешь ты этого или нет. — Она глубоко вздохнула. — Ты не можешь продолжать свою помолвку с Десмондом.
 — Именно это я собираюсь делать! Десмонд знает, как я к нему отношусь, и если он может быть счастлив со мной…
 — Ни один мужчина не сможет быть с тобой счастлив, пока ты томишься по кому-то еще.
 — Он никогда об этом не узнает.
 — Чушь. Интуиция есть не только у женщин. Не пройдет и нескольких недель, как он будет знать, что ты несчастна.
 Энн пошевелилась, раздумывая, что ей делать: совет матери был полностью противоположен совету Марти, и непонятно было, кто прав. Да, ее мать говорила, исходя из опыта счастливого брака, но зато Марти знала, каково это потратить жизнь на бесплодные надежды.
 Внезапно дверь отворилась, и вошел Лори в сопровождении Эдмунда Рииса.
 — Простите за вторжение, — сказал постанов-шик, — но я хочу поговорить с Энн.
 — В чем, собственно, дело?
 — Это зависит от вас. Пол позвонил и сказал, что Сирина играть в этой пьесе не будет и что я должен поискать кого-то другого.
 Энн встала.
 — Вы хотите сказать, что он все-таки решил продолжать?
 — У него нет выбора. Если он сейчас снимет пьесу с постановки, он потеряет все до последнего пенни.
 Анжела Лэнгем аккуратно сложила свое шитье и обвела взглядом комнату.
 — Что за глупость: вкладывать свои собственные деньги. Я уверена, что недостатка в желающих финансировать пьесу Моллинсона не было бы.
 — Те, кто финансирует, знают факты, — возразил Эдмунд, — а фактом является то, что у Пола подряд три провала. — Он вытащил из кармана берет и стиснул его в кулаке, потом стал скручивать его то в одну сторону, то в другую. — Мне необходимо найти настоящую Мэри-Джейн. От этого сейчас зависит все.
 Анжела пожала плечами и вышла из комнаты, сказав, что позаботится об обеде, а Лори, налив себе виски, передал его Эдмунду, а сам со стаканом в руке стал перед камином.
 — Эдмунд пытается спросить, малышка, не возьмешься ли ты за эту роль.
 Это был вопрос, которого Энн ждала с момента встречи с Полом, но задавать этот вопрос должен был он, иначе все это не имело никакого значения.
 — Не думаю, что смогу.
 — Конечно, сможешь, если преодолеешь свою гордыню.
 — У меня нет ни гордыни, ни гордости, — яростно запротестовала она. — Я этим сыта по горло.
 — Тогда берись за эту роль.
 Энн стала ходить взад-вперед по комнате, ее высокие каблуки оставляли на толстом ковре круглые вмятинки.
 — У Вектора меня ничто не держит, — рассуждала она вслух, почти сама с собой. — Я знаю, он не станет препятствовать, если у меня появился шанс сыграть в пьесе на Вест-Энде, — она остановилась перед камином и посмотрела сначала на отца, потом на Эдмунда. — Я возьму эту роль при одном условии. Если Пол сам попросит меня об этом.
 — Он знает, что я хочу дать роль тебе, — проговорил постановщик, — Разве этого недостаточно?
 — Он должен попросить меня, а не вы. Эдмунд начал было говорить, но Лори замахал на него руками. Поняв его, маленький толстяк замолчал и, чтобы прикрыть паузу, поднял свой стакан и осушил его.
 — Если твоя душа требует этого.., что ж, ладно. А сейчас, извините, пойду позвоню Коре: предупрежу ее, что не поеду домой, чересчур много дел здесь.
 Оставшись наедине с дочерью. Лори посмотрел на нее.
 — Так ты хочешь, чтобы Пол валялся у тебя в ногах?
 — Дело совсем не в этом, — твердо ответила она. — Я хочу, чтобы он признался, что был не прав.
 — Хорошо. Не буду с тобой спорить. — Он пошел к двери. — Я скажу Эдмунду, чтобы немедленно позвонил ему.
 Когда режиссер вернулся в гостиную, он ничего не сказал ни о каком телефонном звонке, а Энн решила не спрашивать его об этом. К обеду приехал Десмонд, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы скрыть волнение и выглядеть спокойной.
 Они кончили десерт, и она разливала на боковом столике кофе, когда услышала в холле до боли знакомый мужской голос. Кофе выплеснулся из чашки, и она стала промокать пятно салфеткой, упорно не поднимая головы, чтобы не смотреть на вошедшего в комнату Пола.
 Лори вскочил на ноги.
 — Почему ты не сообщил нам, что приедешь сюда? Мы бы тебе оставили обед.
 — Спасибо, у меня нет времени. Я заехал по пути в аэропорт.
 — Аэропорт? — повторил, как эхо, Эдмунд. — Ты ничего не сказал, когда мы с тобой беседовали раньше.
 Пол ничего не ответил. Энн поставила на стол чашку Десмонда и подошла с другой стороны к его стулу. Анжела наклонилась вперед и взмахнула рукой.
 — Если не хотите есть, то хоть выпейте что-нибудь. Энн, налей Полу кофе.
 Энн скованно повернулась к нему спиной и стала наливать. Чашка угрожающе дребезжала на блюдце, выдавая ее волнение, когда она ставила ее перед ним на стол. Он поднял глаза, но встречаться с ней взглядом не стал, а она так же скованно вернулась на свое место.
 Все молчали. Пол вынул сигарету и закурил. Прыгающее пламя спички бросило тень ему на лицо. Одет он был в темный дорожный костюм, который Энн видела раньше, на запястье у него были золотые часы, на которые он все время поглядывал.
 — Мне скоро придется ехать, — сказал он и, подняв голову, посмотрел прямо в глаза Энн. — Я не должен опоздать на самолет, но сначала хотел бы поговорить с тобой. Мы можем где-нибудь поговорить наедине?
 — В гостиной.
 Энн встала и повела его через переднюю. Никто не пошел за ними, и Пол, закрыв за собой дверь, прислонился к деревянной панели.
 — Мне жаль портить тебе вечер, Энн, но я должен был с тобой повидаться. Почему ты не рассказала мне, что на магнитофоне был твой голос?
 — Я даже не знала, что ты его слышал. Когда ты сказал мне, что предложил роль Сирине, ты же не говорил, что сделал это из-за услышанного на пленке монолога.
 — А где еще, по-твоему, я мог ее услышать? На частном прослушивании?
 — Мне очень жаль. — Голос ее был таким тихим, что потерялся в этой большой комнате. Она откашлялась и повторила погромче:
 — Пол, мне очень жаль.
 — Чего? — громко сказал он. — Моего разочарования! Того, что я, думая, что достиг дна, оказался еще ниже! — Он подошел поближе к ней. — Скажи, есть на свете что-нибудь такое, на что не пойдет женщина, добивающаяся своей цели? Когда я думаю обо всей этой лжи, притворстве, обмане… С самого первого момента, когда ты прочла мою пьесу, ты захотела сыграть Мэри-Джейн и сделала все, что было в твоей власти, чтобы подогнать эту роль по себе.
 — Как ты смеешь говорить мне это! Забери себе свою мерзкую пьесу… Я сыта по горло разговорами о ней. Меня не удивляет. Пол Моллинсон, что у тебя провал за провалом. Ты будешь проваливаться все время, если не повзрослеешь.
 — А-а, так я только проваливаюсь? — хрипло проскрежетал он. — А мои удачи? Пять сверхуспехов за столько же лет, по-твоему, ни о чем не говорят?
 — Давай, давай, — издевалась она, — оглядывайся назад. Это все, что тебе осталось.., потому что у тебя нет будущего!
 Он резко отступил назад, лицо его стало пепельно-серым, и она испугалась:
 — Прости меня, Пол. У меня нет права так говорить.
 Он не ответил, и в страхе, что он повернется и уйдет, она подбежала к двери и загородила ее собой.
 — Что ты собираешься делать? Я не могу дать тебе уйти так.
 — Обо мне не беспокойся, — тихо и горько произнес он. — Отойди от двери.
 — А что будет с твоей пьесой?
 — Мне все равно. — Он не мигая смотрел на нее. — Возможно, ты права, когда говоришь, что я кончился.
 — Нет, — выдохнула она, — Не принимай это близко к сердцу. Тебе еще многое надо сказать людям. И в тебе это есть!
 — Преподнести им еще один провал?
 — Не правда. У тебя были неудачи, потому что ты был несчастлив, а когда ты снова найдешь счастье, я уверена, с ним придет успех.
 Ничего не ответив ей, он протянул руку и мягко отодвинул ее от двери. Дверь открылась, потом закрылась за ним, и Энн в отчаянии опустилась на стул. Она снова проиграла. Она жестоко ударила Пола, считая это единственным способом привести его в чувство, заставить понять, что жизнь не кончилась, несмотря ни на что. Она закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, и не подняла головы, когда услышала, что дверь снова открывается.
 — Мэри-Джейн.
 Невольно она оглянулась и растерянно прошептала:
 — Пол, ты вернулся.., ты назвал меня…
 — Я назвал тебя Мэри-Джейн.., потому что ты и есть Мэри-Джейн. Поэтому тебе ее и играть.
 — Ты приедешь посмотреть на меня?
 — Я не тот мужчина, который тебе нужен, — тихо проговорил он. — Пусть смотрит на тебя Десмонд. Ты будешь счастлива с ним.
 — Пол, я этого не вынесу.
 — Ты должна, — тихо ответил он. — Это входит в твое повзросление.
 Дверь снова закрылась, и на этот раз Энн знала, что больше он никогда ее не откроет. Входит в ее повзросление… Зачем взрослеть? Чтобы жить пустой жизнью, в которой не будет его, его голоса, его каприза, его страсти? Прерывисто дыша, она сжала руки и стала молиться, чтобы Бог дал ей силы вынести это.
 Хотя Энн была уверена, что никогда не настанет день, когда она не вспомнила бы о Поле, но вскоре выяснилось, что это совсем не так. Снова пошли репетиции пьесы, и она была настолько занята, что ни на какие другие мысли, кроме работы, времени уже не оставалось.
 Эдмунд не мог сдержать своего волнения с первого прогона пьесы.
 Как же ты подходишь к этой роли! Насколько же все стало правильным, — обратился он к Энн в конце репетиции. — Это очевидное, единственное верное решение: ты должна протянуть руку к Фрэнку. Каким же я был дураком, что не понял этого раньше. — С головы немедленно слетел берет, а пухлые ручки взметнулись к небу. — Если бы только Пол был здесь и видел все это!
 — Он об этом прочтет, — небрежно заметила Энн, разглядывая кольцо на своей руке, знак ее помолвки.
 — Возможно, на это обратит его внимание Сирина. — Эдмунд снова надел берет. — Ее тоже нет в городе. Возможно, они где-нибудь вместе.
 Энн подняла голову.
 — Я возвращаюсь домой, Эдмунд. Если у вас с отцом будут какие-нибудь соображения по моей роли, он сможет рассказать мне о них утром.
 — Прекрасная мысль. Работы осталось немного.
 Энн медленно пересекла сцену, спустилась по боковой лесенке и пошла к выходу. Еще одна репетиция закончилась. Приближался день премьеры, и наверняка где-то за тысячу километров отсюда Пол думал о них. Она толчком открыла дверь и вышла наружу. От стены отделилась тень, и сердце ее лихорадочно застучало, заметив Десмонда. Она успокоилась.
 Он был недоволен.
 — Еще пять минут — и я бы решил, что ты пропала навеки.
 — Прости. — Она принужденно улыбнулась. — Но мы дважды прошли финальную сцену.
 — Последнюю неделю я тебя почти не видел, — ворчал он, хватая ее под руку. — Еще три дня, — и мы узнаем, будем ли мы зимой без работы.
 — Ты бы мог постараться говорить о премьере с большим энтузиазмом, — резко заметила она. — Ты ведь тоже в ней занят.
 — По моему теперешнему настроению, мне все равно, провалимся мы или прославимся.
 — Десмонд! Как ты можешь так говорить! Он пожал плечами.
 — Что ж.., тупой? Я ненавижу и презираю Моллинсона. Почему меня должно волновать, что будет с его пьесой?
 — Десмонд! Ты устал. — Она отодвинулась от него и пошла по тротуару. Последнее время всякий их разговор заканчивался ссорой, потому что, как она ни старалась, Пол как приведение стоял между ними и мешал сближению.
 Десмонд поспешил за ней и схватил за руку.
 — Прости меня, Энн. Не знаю, что со мной происходит.
 — Ты ревнуешь, — ровным голосом проговорила она, — и нечего это скрывать. Последние несколько недель мы только спорим. Я больше так не могу. — Она остановилась и повернулась к нему. Свет уличного фонаря посеребрил его волосы, углубил морщины, которые пролегли с обеих сторон.
 — Все бесполезно, Десмонд. Ты так же хорошо, как и я, знаешь это. Я думала, что мы сможем быть счастливы, и старалась, как могла.
 — Да, — сухо сказал он. — Ты честно старалась не вздрагивать, когда я целовал тебя, старалась не воображать, что это руки Пола обнимают тебя, а не мои.
 Он схватил ее руку и повернул перстенек с сапфиром, знак помолвки, так, что камень оказался снизу, а сверху остался видным только платиновый обруч.
 — Я надеялся, что однажды на этом пальце будет такое кольцо, но вижу теперь, что так никогда не будет. — Он повернул кольцо по-старому. — Это было прекрасно, пока это длилось, любимая. Лицо ее сморщилось.
 — Я чувствую себя такой ужасной из-за тебя.
 Мне нечего тебе сказать.
 — Ничего и не говори, — улыбнулся он. — Обещаю, что буду сильнее стараться разлюбить тебя, чем ты старалась полюбить меня! — Он тихо и ласково поцеловал ее в лоб. — Я сейчас не пойду с тобой дальше.
 Он зашагал по аллее прочь. Энн шагнула было за ним:
 — Десмонд, куда ты?
 — Пойду напьюсь, — отозвался он, — как могут напиваться лишь провалившиеся актеры.
 Позже вечером Энн рассказала родителям, что помолвка с Десмондом расторгнута. Они никак не прокомментировали это, и она с горечью подумала, уж не надеются ли они на восстановление ее отношений с Полом. В первый раз после того, как она взялась за ведущую роль в его пьесе, Энн позволила себе думать о нем. Лежа ночью в постели, она решила, что, если не получается выкинуть его из головы, ей надо будет научиться жить с мыслями о нем.
 — Посмотри в лицо фактам, — вслух сказала она. — Ты предоставлена сама себе, и что ты сделаешь со своей жизнью, мисс Лестер, зависит от тебя самой.
 Быстро бежали оставшиеся дни, и неотвратимо приближался вечер премьеры.
 — Дождались, малышка, — тряхнув головой, пробурчал в день премьеры Лори. — Через несколько часов Лэнгемы выйдут на сцену вместе. Я этого хотел с самого момента твоего рождения, но никогда не толкал тебя на эту дорогу.
 — Актерами родятся, а не становятся, — улыбнулась она в ответ. — Сколько раз ты мне это говорил!
 — И это правда.., как, впрочем, и драматургами. Нельзя научить быть драматургом, человек может стать им, только если в нем это заложено.
 Энн молчала, и в голове снова и снова звучали слова отца: “Нельзя научить быть драматургом”. Как верно! Первоначальные талант и тяга писать приходят изнутри, а окружающие могут лишь сочувствовать, поддерживать, предлагать, ободрять. Она содрогнулась, вспомнив свои жестокие слова Полу, и подумала, что если она не хочет, чтобы они лежали таким грузом у нее на душе всю жизнь, то должна покаяться делом. За нее должны говорить ее поступки.
 Энн и Лори поехали в театр вместе. Во время поездки ни один из них не промолвил ни слова. Молча, они прошли за сцену и расстались перед дверьми своих уборных. Глядя на серебряную звезду, нарисованную на своей двери, Энн невольно подумалось, как бы счастлива была она, если бы шесть месяцев назад кто-нибудь сказал ей, что она будет играть главную роль в “Маррис-театре”. Она вздохнула и вошла в комнату. Успех — понятие относительное. Он значит много или мало — в зависимости от приносимого им счастья.
 В уборной было трудно двигаться из-за букетов. Бессчетное количество телеграмм было пришпилено на одной из стен и лежало большой грудой на туалетном столике. Она бегло просмотрела их перед тем, как начать переодеваться. Это напомнило ей дебют у Арнольда Вектора. В тот вечер все прислали ей пожелания успеха, все, кроме Пола. Она надела простое темно-синее платье, зачесала назад волосы и обильно побрызгала их жидкой помадой, пока они не повисли тяжелыми прямыми прядями вдоль ее лица.
 Раздался стук в дверь.
 — Занавес поднимается, мисс Лестер.
 — Спасибо, Джонни.
 Она вышла из уборной и поднялась по лесенке к боковой кулисе. Реквизитор передал ей в руки собачий поводок и библиотечную книжку, и она в шелку декорации увидела зал, розовое море неразличимых лиц, голубой сигаретный дымок, проплывающий в свете прожекторов.
 Отец подошел к ней и поцеловал в щеку.
 — Удачи тебе, малышка.
 — И тебе тоже, папа.
 — Энн, слава Богу, я поймал тебя. — Рядом с ним возник Эдмунд, его круглое лицо блестело от пота. — Там пришла Смизи и настоятельно просила, чтобы я передал тебе это.
 С легким восклицанием Энн взяла пакетик, но ее руки, так тряслись, что она не смогла его развернуть, а просто разорвала бумагу, в которой оказалась маленькая белая коробочка.
 Эдмунд отвернулся, и она, открыв крышечку, увидела золотую подвеску — “на счастье”. Это была пишущая машинка, размером с кусочек сахара, но точная во всех деталях. Она взяла ее из коробочки и увидела под ней карточку: “Я нашел ее в магазине, и она напомнила мне о тебе. Надень ее на счастье”.
 Подписи не было, но Энн знала, что она от Пола, и глаза ее наполнились слезами.
 — Осталась минута, мисс Лестер, — прозвучало за сценой. — Вы готовы?
 Энн сунула счастливую подвеску в карман.
 — Я готова, — ответила она и ступила на сцену. Премьерная публика — публика беспокойная. Она приходит, чтобы людей посмотреть и себя показать. Ее больше интересовала не сама пьеса, а то, что Лоренс Лэнгем после перерыва возвращается на сцену и возвращается вместе с дочерью. Однако постепенно, по мере того как разворачивалось действие, атмосфера в театре менялась. Пробудился интерес сначала слабый, потом сильнее, напряженнее и, наконец, дошедший до такого накала, что это почувствовали за кулисами.
 Неторопливо закончились первый и второй акты. Никто ничего не комментировал. В антракте Эдмунд вышел послушать, что говорят в публике, но вернулся, ничего не узнав.
 — Никто ничего не говорит, — пожаловался он. — Это может быть и плохим признаком и очень хорошим.
 Но Энн, углубившись в себя, ничего не слышала. Кульминация пьесы еще не наступила. Следовало сыграть его с блеском. Она сосредоточенно одевалась для последнего выхода.
 — Полегче, — шепнул ей отец. — Это твоя ударная сцена.
 Насколько ударная, понимала только она, потому что в ней было все, во что она верила.
 Медленно открылся занавес. Начался третий акт: приезд в третьеразрядный пансион около Кинг-Кросс в жалкую комнату, открытие того, что Фрэнк тоже живет здесь, диалог с хозяйкой и долгий диагональный проход по сцене к выходу. Вот она прошла по холлу мимо него, дошла до двери, апатично остановилась, обернулась.., уронила чемодан и подняла голову. Зал качнулся вперед, как бы притянутый невидимой силой. Тишина была такая, что, казалось, слышно, как горят огни рампы.
 — Фрэнк, — вскрикнула Мэри-Джейн и бросилась на авансцену. — Фрэнк!
 Занавес упал. Энн бросилась в объятья отца.
 — Послушай их, — прошептал Лори. — Ты только послушай их.
 Они вместе подошли к краю сцены, а занавес снова и снова поднимался и опускался. И с каждым разом аплодисменты становились все громче, пока наконец в них не прорезался крик:
 — Автора! Автора! — гремел театр. Партер и ложи, амфитеатр и галерка — все требовали Пола. Энн схватила отца за руку, но слова, которые она собиралась произнести, замерли у нее на губах, когда от группы людей за кулисами отделилась высокая фигура и вышла на сцену. Лори отпустил ее руку и махнул рукой Полу, чтобы он стал между ними.
 — Вам придется говорить речь, — сказал он углом рта. — Иначе они никогда нас не отпустят.
 Пол выступил вперед, худой и высокий. Перед ним был громадный зал. Энн не слышала, что он говорил — кровь стучала у нее в висках, сцена качалась под ногами. Она отчаянно молилась, чтобы закрылся наконец занавес, чувствуя, что не может преодолеть головокружение. Все поплыло у нее перед глазами. Она поднесла руку ко лбу и начала медленно оседать на пол.
 — Смотри! — крикнул Лори, и Пол, резко обернувшись, протянул руки, чтобы подхватить ее, когда она упала без чувств.
 Она пришла в себя на диване в своей уборной. За дверью слышался шум голосов, но в комнате было тихо. Кроме нее в ней находился человек в темном костюме. Он стоял у туалетного столика. Энн закрыла глаза и пожелала, чтобы он исчез, но когда она их снова открыла, человек все еще продолжал наблюдать за ней.
 — Чувствуешь себя лучше?
 — Да, спасибо.
 Он подошел и сел рядом с ней.
 — Я вернулся из Франции сегодня утром.
 — Увидеть пьесу? — Среди прочего. — Он откинулся назад, его бедро прижалось к ее ноге. — Успех огромный. Благодаря тебе.
 — Я счастлива. Теперь тебе не надо волноваться из-за денег.
 — Плевать я хотел на них! — Губы его подергивались, как будто выйдя из-под контроля. — Меня волнует другое… Я так много должен тебе сказать, что не знаю, с чего начать.
 — Пол, мне не нужно объяснений.
 — Но ты должна их выслушать. Ты ведь заставляла меня слушать себя, теперь моя очередь. Я люблю тебя, Энн. Это первое и самое главное.
 — Как ты смеешь говорить мне это сейчас? Она дико оттолкнула его. — Еще недавно я унижалась перед тобой, вымаливала твое внимание и интерес к себе. — Голос ее зазвенел. — Я помню каждое твое слово, они все точно выжженные запечатлелись у меня в мозгу, но среди них нет слова “любовь”! Я не хочу тебя видеть, Пол. Я привыкла обходиться без тебя, и ты не смеешь снова врываться в мою жизнь.
 Энн уже не владела собой: сказалось чудовищное напряжение последних месяцев. Разрядка была ужасной. Она беспорядочно била по нему руками, но он схватил их и прижал к бокам.
 — Перестань, Энн! Перестань, слышишь? У тебя есть все основания чувствовать себя обиженной, но ты должна меня выслушать. Ты не знаешь, что чувствовал я в тот день в кафе. Я отдал бы все на свете, если бы мог заключить тебя в объятия и сказать, как сильно люблю тебя.
 — Почему же ты не сделал этого?
 — По многим причинам. Главной из них было то, что я все свои деньги до последнего пенни вложил в постановку этой пьесы, и если бы она провалилась, я остался бы с протянутой рукой, как нищий. Таким я к тебе прийти не мог.
 Она изумленно уставилась на него.
 — Как нищий? Ты, что думаешь, для меня важно, есть у тебя деньги или нет?
 — Это было бы важно для меня. Ты молода, красива, весь мир у твоих ног. Никакой мужчина не имеет права брать в свои руки твою жизнь, если не может дать тебе все.
 — У нас с тобой, кажется, разное представление о том, что такое это “все”. — Она спустила ноги на пол и неуверенной походкой прошла к туалетному столику. Взяв ватку, она стала намазывать лицо кремом и снимать грим. Их глаза встретились в зеркале, и он подошел ближе. Так близко, что она почувствовала его дыхание сзади на шее.
 — Я люблю тебя, Энн. Она отодвинулась от него.
 — Но твоя гордость не позволила прийти ко мне с пустыми руками. Значит, если бы эта пьеса провалилась, ты позволил бы мне выйти замуж за Десмонда?
 — Никогда! — Он схватил ее за плечи и заставил повернуться к себе. — Никогда, говорю тебе! Почему, как ты думаешь, я вернулся? Потому что мне стало все равно, что у тебя успех, а у меня неудача. Я работал бы для тебя голыми руками, если бы не было другого способа обеспечить тебя! Я хотел увидеть тебя сегодня вечером до начала спектакля, но нас задержал на проливе туман. Я попал в Лондон только к шести часам и не успел увидеться с тобой до премьеры. Поэтому я послал Смизи с подвеской к тебе. Я хотел, чтобы ты знала, что я здесь и жду тебя. Если бы я успел приехать раньше, как собирался, я отдал бы тебе это. — Он достал из кармана маленький черный футляр и, открыв его, достал оттуда бриллиантовое обручальное кольцо. — Оно твое, — внезапно севшим голосом проговорил он, если ты не захочешь его надеть, никакой другой женщине я предлагать его не буду.
 Кто-то постучал в дверь, и Энн услышала голос отца, а потом и матери. Стук усиливался, и она как-то неловко попятилась от Пола. В центре комнаты она остановилась и.., протянула вперед руку. Без слов, молниеносно, словно боясь упустить мгновенье. Пол надел ей на средний палец кольцо.
 — Я надену тебе венчальное кольцо так быстро, как ты захочешь, — прошептал он, заключая ее в объятья. — Я не осмеливаюсь поцеловать тебя сейчас, — слова тихо звучали у самых ее губ. — Если я начну тебя целовать, им придется ломать дверь, чтобы до тебя добраться!
 Ответом на его слова был взгляд с таким призывом, что он оттолкнул ее от себя:
 — Энн, не соблазняй меня.
 Она схватила его руку и прижала к губам.
 — Нам о стольком надо поговорить. Пол, но на это у нас с тобой есть вся жизнь.
 — Дорогая, — он протянул руку к двери, — ты готова?
 — С тобой, любимый, всегда, — прошептала она.