Аннотация: Когда монаху Максену Пендери сообщили о том, что его брат убит, он загорелся жаждой мести. Стремясь утолить свой гнев, он бросается в погоню за убийцей, не обращая внимания на предсказания колдунов и многочисленные опасности, не зная, что в конце этого пути он найдет для себя… невесту.


---------------------------------------------


 Тамара Лей
 Проклятие любви



 Глава 1


 — Будь ты проклята! — хрипел смертельно раненный рыцарь.
 Девушка держала его голову на коленях, словно не замечая, что ее голубое платье все в крови. Раненый поднял руку, сжал рукоять кинжала, торчащего в груди, выдернул его и откинул в сторону. Он прикрыл кровоточащую рану ладонью и негодующе смотрел на девушку:
 — Будь ты проклята, Райна Этчевери!
 Рыцарь вложил во взгляд всю свою ненависть:
 — Раз ты не принадлежишь Пендери, то не будешь принадлежать никому.
 Дрожащими пальцами Райна отбросила его волосы, прилипшие ко лбу:
 — Прости меня, Томас, ради Бога прости!
 — Дьявол тебя простит!
 Откинув голову, Томас поднял руку и вцепился окровавленными пальцами в горло девушки. Хоть он и ослаб от страшной раны, но сила в руке еще оставалась. Райна даже не пыталась увернуться. Пусть он задушит ее! Это будет справедливо, если Томас заберет ее с собой в тот мир, где все превращается в прах. Она даже хотела этого: ведь тогда канут в небытие все беды и горести, которые терзают ее несколько лет.
 Ах, если бы можно было вернуть и заново прожить эти несколько часов! Может быть, тогда Томас не умирал бы у нее на коленях. Нет, не надо было ей убегать от него! Не было бы и погони. Слезы набежали на глаза девушки.
 — Я не хотела этого! — всхлипнув, сказала она.
 — Будь ты проклята! — прохрипел Томас.
 Он выпустил из ослабевших пальцев нежное горло девушки и, глядя в серую высь, прошептал:
 — Отомсти за меня, брат…
 И вместе с этими словами небеса приняли его последний вздох. Широко открытыми, неподвижными глазами рыцарь смотрел в холодное небо, равнодушное к земным человеческим страстям.
 — Нет! — закричала Райна.
 В бессильном гневе сжав кулаки, она подняла их и грозила Богу, который остался в стороне и допустил все это.
 — Ну почему, — плача вопрошала Райна, — почему это случилось?
 Словно отвечая на ее вопрос, глухо прогремел гром приближающейся грозы. Потом разверзлись небеса, стал накрапывать дождь, орошая грешную землю. Капли застревали в светлых волосах девушки, сбегали по ее лицу, смешиваясь со слезами. Дождь набирал силу и скоро превратился в настоящий ливень. Райна промокла до нитки.
 Но она точно ничего не замечала и даже не оглянулась на стук копыт. Приближались всадники, и девушке следовало бы позаботиться о собственном спасении. Однако она не двинулась с места, сидела, склонившись над мертвым Томасом, словно хотела заслонить его от дождя.
 — Я никому не буду принадлежать, — шептала она, — до конца моих дней.
 Донеслись слова — гневные, на чужом французском языке. Ужас, охвативший Райну, сменился чувством какого-то странного облегчения. Ей не придется долго мучиться: ведь раз появились рыцари Пендери, то ее неминуемая смерть близка. И хоть девушка была готова ко всему, но все равно вскрикнула, когда здоровенные ручищи одним рывком оторвали ее от Томаса и подняли кверху.
 — Саксонская сука! — громыхнул над нею голос, — что ты сделала с моим господином?
 Райна лицом к лицу стояла с сэром Анселем — слугой и другом Томаса.
 — Он мертв, — сказала она по-французски, — я…
 Ансель ударил ее наотмашь — и девушка упала на колени, сжавшись в ожидании новых ударов, но рыцарь повернулся к бездыханному телу и простонал:
 — Томас… Томас…
 Райна могла бы кинуться со всех ног и скрыться в лесу, до которого было рукой подать, но девушка вопреки чувству самосохранения, настойчиво звавшему ее бежать, оставалась на месте, со странным любопытством ожидая, что же будет дальше. Она смотрела на одинокого всадника, который, в отличие от всех других, оставался в седле. Это был четырнадцатилетний брат Томаса — Кристоф. Он был неизменно дружелюбен с нею, как говорили, прекрасной саксонкой. От рождения хромой — Кристоф не участвовал в походах и войнах, посвятив себя книгам и знахарству. Юноша знал толк в целебных травах. По натуре нежный и великодушный, он вряд ли станет мстить за смерть брата, но уж точно возненавидит ее — виновницу гибели Томаса.
 Больше всего Райне хотелось бы оправдать себя в глазах Кристофа, объяснить ему, как все произошло, но чутье подсказывало ей, что это не удастся: кто же поверит в ее невиновность? Но даже если бы случилось чудо и ее слова приняли бы на веру, то что от этого изменится? В любом случае озлобленные норманны будут мстить за смерть своего соплеменника, грабя и убивая ни в чем не повинных саксов. Нет уж! Пусть думают, что это дело ее рук. Она готова к возмездию.
 — Леди Райна, поднимитесь! — приказал сэр Ансель.
 Ее называют леди только благодаря Томасу. Хоть она и отказалась публично принять его руку и сердце, но норманн все равно присвоил ей сей почетный титул. Томас втайне надеялся, что непокорная саксонка согласится на брак, а фавориту короля Вильгельма не пристало брать в жены простолюдинку.
 Понимая, что настал ее смертный час, Райна поднялась с земли и обвела взглядом лица своих судей.
 — Кто это сделал? — спросил сэр Ансель.
 Коротко подстриженные по норманнскому обычаю того времени волосы его облепили голову. Лицо полыхало ненавистью.
 Райна опустила глаза, боясь, что взгляд выдаст ее, и ответила:
 — Я убила!
 Рыцарь сграбастал ручищами плечи прекрасной саксонки и крепко тряхнул ее:
 — Врешь! Говори правду!
 — Я правду и говорю, — морщась от боли, повторила девушка, — я убила.
 — Не считай меня за болвана! — рявкнул сэр Ансель. — Ведь это твой любовник вонзил в него кинжал. Так?
 Сэр Ансель говорил об Эдвине, втором сыне саксонского тана, правившего в Этчевери до прихода норманнов. Именно Эдвин, человек сильной воли, люто ненавидевший захватчиков, воодушевлял своих соотечественников на борьбу с чужеземцами. Он не был любовником Райны, но мог бы стать ее супругом, если бы не нашествие норманнов, грабительски завладевших его землями. Девушка никому и никогда не скажет, что это Эдвин помог ей бежать в то злополучное утро и что он в поединке с Томасом был ранен. Но не он нанес смертельный удар. Кто-то, прячась в лесу, метнул кинжал в тот самый миг, когда Томас пронзил правую руку Эдвина. Крик Томаса и гневный возглас Эдвина все еще стояли в ушах Райны, когда она, не мигая, смотрела на сэра Анселя — видя и не видя его. Зато перед мысленным взором ее то и дело возникала картина: Томас падает на землю, и от удара кинжал еще глубже уходит в его грудь. А она бросается к поверженному рыцарю, обнимает его, а тот с удивлением смотрит, как Эдвин пытается оттащить ее. Она же упорно отказывается покинуть умирающего и не слушает сердитые слова Эдвина, глядя, как он, тоже раненый, неуклюже взбирается в седло, одной рукой держа поводья.
 Собрав все свое мужество, Райна взглянула в лицо грозного сэра Анселя:
 — Да, это я его убила!
 Тот недоверчиво хмыкнул:
 — А где твое оружие?
 «Кинжал… где же он?» — растерянно подумала девушка. Опустив глаза, она стала внимательно осматривать дорогу, но лишь опустившись на колени, на ощупь отыскала кинжал с искусно вырезанной рукоятью. Она протянула его сэру Анселю. Кинжал был в грязи и крови:
 — Вот чем я его убила, Бог — свидетель.
 Она призвала в свидетели самого Господа, надеясь потом вымолить у него прощение за вынужденную ложь. Но все это еще больше разозлило сэра Анселя. Он ударил саксонку по руке, а кинжал бросил в мокрую, прибитую ливнем траву.
 — Ты лгунья и шлюха! — зло крикнул сэр Ансель. — Это сделал саксонский трус Эдвин!
 Райна стояла, поддерживая руку, по которой ударил норманн: боль пронзала кисть. Уж не сломал ли он ее? Спутник Анселя сэр Гай поднял с земли кинжал, долго вертел его в руках, рассматривая. Потом пытливо поглядел в глаза девушки, которая отвела взор в сторону.
 — Так это был Эдвин? — снова спросил сэр Ансель.
 Она покачала головой:
 — Нет, я ненавидела Томаса и…
 — Погодите! — крикнул Кристоф.
 Он слез с седла и, хромая, подошел к девушке:
 — Леди Райна, вы говорите неправду.
 Она не решалась взглянуть в добрые глаза юноши, умоляющие открыть истину:
 — Я виновата!
 Вот это отчасти было правдой: ведь она не назвала человека, метнувшего кинжал в Томаса. Схватив Райну за волосы, сэр Ансель запрокинул ей голову:
 — Справедливость восторжествует, Кристоф!
 — Пусть же она торжествует сейчас, — попросила Райна, — и покончим с этим.
 Сэр Ансель осклабился:
 — Искушение, конечно, велико. Но для таких, как ты, это слишком легкая смерть. Всему свое время. Придет час — и ты будешь страдать так же, как Томас. Тебя ждет медленная и мучительная смерть.
 Райну охватила дрожь — то ли от страха, то ли от того, что холодно стало в платье, мокром после дождя. Унять эту дрожь никак не удавалось.
 — Делайте со мной что хотите, — проговорила она сквозь стиснутые зубы, — чему быть, того не миновать.
 — Для саксонки — смелые слова, — язвительно заметил сэр Ансель, — посмотрим, как ты запоешь в темнице.
 С этими словами он толкнул ее. Девушка не удержалась на ногах и упала на землю. Она лежала в грязи, не шевелясь, и молила: «Боже, будь милосерден ко мне!»
 Кристоф помог ей подняться:
 — Леди Райна…
 — Не называй ее так, мой мальчик! — возразил сэр Ансель. — Она не была леди и никогда ею не будет.
 — Она должна была стать женой моего брата, — напомнил ему юноша.
 — Да, но Томас — болван, если думал, что ей можно верить. Посмотри на него, — рыцарь махнул рукой в сторону огромного жеребца, на спину которого двое рыцарей укладывали тело Томаса, — и теперь он мертв, мой мальчик. Мертв!
 Отвернувшись, Кристоф боролся с подступившими к горлу рыданиями. Подбородок его дрожал. Юноша не хотел, чтобы воины видели его плачущим: за такую слабость рыцари станут презирать. Он обязан быть сильным. После смерти Томаса все заботы о замке и примыкающих к нему владениях лягут на него — человека, который незнаком с военным искусством и чей служебный опыт ограничивался тем, что он был пажом у брата. Кристоф вовсе не имел охоты становиться хозяином Этчевери: ведь это неминуемо сопряжено с борьбой за власть. Но и выхода другого, похоже, нет. Из четырех сыновей леди Пендери остались только двое — он и старший брат.
 — Максен, — пробормотал Кристоф.
 У старшего брата своя жизнь. Если бы он был здесь, то как раз ему по праву и должно принадлежать Этчевери. Но захочет ли он откликнуться на зов, приехать сюда и остаться?
 Одинокая фигура поднялась с каменных плит. Демоны, гнездившиеся в душе, успокоились, напряжение спало, и человек, подняв голову с тонзурой, взглянул с надеждой на святые реликвии — единственные свидетели его усердных молитв.
 — Ответь мне, Боже! — спокойно проговорил он.
 Втайне он надеялся дождаться ответа, поэтому не спешил уходить, но ответа не последовало. И опять нахлынули воспоминания, терзая его. Похоже, Бог еще не готов простить его за жестокость. Монах вышел из церкви. Завтра все это повторится. И так будет каждый день. Когда-нибудь наступит час — и душа его обретет равновесие, в ней поселится мир, вытеснив муки и страдания.
 Не обращая внимания на холодный, пронизывающий ветер, предвестник зимы, человек, не надевая капюшона, пошел к келье, намереваясь погрузиться в чтение святого писания. Но по дороге его остановил брат Алфред, плотно закутанный в плащ с накинутым на голову капюшоном.
 — Брат Максен, к тебе прибыл гонец из Этчевери, — глухо проговорил он.
 Максен нахмурился: «Что там случилось? Зачем Томас послал за мной?». Последние два года из замка — ни слуху ни духу. Родня исполняла приказ, отданный им перед уходом в монастырь.
 Что заставило брата нарушить обет?
 — Гонец у гостиной! — добавил брат Алфред.
 Когда стоявший спиной посланец, заслышав шаги, повернулся и взглянул в лицо монаху, Максен от удивления чуть не наступил на подол своей длинной рясы.
 — Гай! — пробормотал он, узнав человека, с которым когда-то сражался бок о бок.
 — Кто же еще может быть? — горько усмехнулся тот.
 Шагнув вперед, Гай хлопнул Максена по плечу:
 — Я рад тебя видеть!
 Напрягшись, Максен отпрянул в сторону:
 — Что тебе надо?
 Такой холодный прием обескуражил Гая, но он быстро справился со своим чувством:
 — Давай войдем в гостиную и поговорим.
 Монах прищурился:
 — Что-то случилось в Этчевери?
 Гай кивнул:
 — Дело серьезное, Максен. Иначе бы я не приехал.
 — Тебя послал Томас?
 — Нет, Кристоф.
 «Кристофу сейчас… четырнадцать лет. Значит, с Томасом приключилась беда», — подумал он.
 — Что с Томасом?
 Гонец ответил не сразу, безуспешно пытаясь подобрать слова, которые бы смягчили ужасную, весть:
 — Томас убит.
 Максен неотрывно смотрел на него.
 — Убит! — как-то безучастно повторил он. Вот и еще один брат отправился к праотцам.
 Воспоминания, от которых он хотел избавить память, вновь ожили. Опять и опять Пендери видел цветущий луг Сенлака, волею судьбы ставший полем брани. Стройные ряды закованных в доспехи рыцарей оглашали округу своим боевым кличем: «С нами Бог!» А саксы кричали: «Святой крест!» Монах снова ощутил запах крови и жар, исходящий от людского множества. И тогда взору его предстал Нильс…
 Не без труда вырвался Максен из плена воспоминаний. Брат Нильс погиб, а теперь и Томас. Остались они с Кристофом вдвоем… Отвернувшись от Гая, монах прикрыл лицо рукой:
 — Кто? Саксы?
 — Женщина-саксонка. Та, на которой он собирался жениться.
 Максен резко повернулся:
 — Его невеста?
 Не зная точно, как вести себя со слугой Господа, Гай на всякий случай отступил назад:
 — Она утверждает, что это дело ее рук. Но сэр Ансель полагает, что убийца — ее жених, бунтовщик.
 Максен понимал, что ему ничего не остается, как примириться со смертью брата, но все-таки он должен узнать истинную причину гибели Томаса:
 — Зачем она это сделала?
 — Райна — так ее зовут — дочь сакса, погибшего при Гастингсе. Девушка мстит за смерть двух братьев и матери, сгоревшей при захвате деревни.
 Гай печально покачал головой:
 — Глупый Томас. Он думал, что если приведет Райну в замок и станет лелеять как свою будущую жену, то она забудет о случившемся.
 Длинные рукава монашеского одеяния позволяли скрыть кулаки, которые Максен сжал, пытаясь сдержаться:
 — Томас потерял все.
 — Да, Райна отказалась добровольно выйти за него замуж. Но Томас, непонятно почему, надеялся, что она все же согласится.
 — А она не согласилась?
 Гай грустно вздохнул:
 — Недавно его невеста сбежала из замка. Обнаружив ее исчезновение, Томас немедленно пустился в погоню, никого не взяв с собой. И напрасно: ведь леса кишат взбунтовавшимися саксами.
 Ожидая продолжения рассказа, монах повернулся лицом к рыцарю. Он дрожал от ярости.
 — Когда мы догнали их, все было кончено. Томас был уже мертв, а из груди его торчал кинжал.
 — А девушка?
 — Она была там. Трудно поверить, что она могла заколоть такого здоровенного мужика.
 — Значит, саксонка ваша берет на себя чью-то вину.
 — Должно быть, так. И скорее всего это Эдвин, с которым, как говорят, она была помолвлена до того, как в Англию пришел Завоеватель.
 — Кто такой Эдвин?
 — Второй сын саксонского тана, что владел этими землями до того, как их подарил Томасу Вильгельм. Эдвин отказался признать Пендери своим лордом и стал главарем бунтовщиков, нашедших пристанище в лесах Эндердесвольда. Наверное, от его руки и пал твой брат.
 — Месть.
 Гай кивнул:
 — Конечно.
 — Восстание в Этчевери подавлено?
 — Да, но бунт зреет в других владениях Пендери. Многие деревни словно вымерли: все, кто помоложе, присоединились к Эдвину. Землю пахать некому…
 — Что еще знаешь об Эдвине?
 — Он фаворит короля Эдварда, а потом — его преемника Гарольда.
 Максен удивился: что же это за фаворит, который после смерти своего господина остался жив? Ведь по обычаю саксов тот, кто приближен к трону, не должен покидать живым поле боя, если король погиб. Для сакса пережить своего господина — самый большой позор.
 — Теперь Эдвин нападает на всех, кто осмеливается ехать по лесной дороге. Несколько раз он штурмовал Этчевери, а затем — соседний замок Блэкстер. В первый год он столько раз поджигал постройки, что Томас вынужден был строить их не из дерева, а из камня.
 — Странно, почему этот Эдвин не умер вместе с королем при Гастингсе? — спросил Максен.
 — Саксы рассказывают, что старая колдунья отыскала мертвого Эдвина, вдохнула в него жизнь, вытащила с поля боя и залечила его раны магическими заклинаниями и целебными травами.
 — А что об этом думают норманны?
 Гай едва удержался от желания напомнить монаху, что и тот принадлежит к этому племени, но почему-то отделяет себя от него.
 — Норманны говорят, что Эдвин — трус, бежал с поля боя после гибели короля и укрылся в лесу.
 — А что сам ты скажешь?
 Гай удивленно поднял брови и покачал головой:
 — Я?.. Я был свидетелем его поразительной храбрости и видел страшную рану, которую он получил при защите своего короля. Об этом я почти никому не рассказывал. Но одно скажу: такой храбрый воин не побежит с поля боя.
 Максен пытался припомнить, видел ли он когда-нибудь Эдвина. По личному приглашению ныне покойного короля Эдварда, питавшего странное благорасположение к норманнам, семейство Пендери переселилось на английскую землю почти четверть века тому назад. И неудивительно, что родным их языком был англо-саксонский, хотя столь же хорошо они говорили и по-французски. Однако после смерти короля Эдварда семейство Максена не поддержало Гарольда Годвинсона, заявившего свои права на английский трон, а сделало ставку на герцога Нормандии Вильгельма, начинавшего набирать силу. Сколько пролилось крови…
 Словно пытаясь отогнать назойливые воспоминания, Максен покачал головой. Рассказ Гая воскресил в нем память о сражениях, о криках и стонах раненых, о земле, обагренной кровью. Снова увидел себя в ратном упоении наносящего смертельные удары… «Будь проклят Томас с его наваждением, с его непонятной страстью к саксонке, будь проклят за то, что погиб и оставил Кристофа приглядывать за владениями Пендери. Будь проклят…»
 — Теперь только ты, — прервал его мысли сэр Гай.
 Монах поднял глаза:
 — Ты о чем?
 — Кристоф не справится. Да он и не желает пробовать. Если хочешь, чтобы владения по-прежнему принадлежали Пендери, ты должен уйти из монастыря.
 Как? Покинуть эти святые стены, оставить убежище, где усердные молитвы помогут ему освободиться от демонов?
 — Не могу. Я уже дал обет.
 — Королю Вильгельму уже послано прошение. Если он согласится — а Завоеватель пойдет на это, — ты за определенную плату, конечно, освободишься от связывающих тебя пут.
 Неотрывно смотрел Максен на собеседника, а в душе его вскипало чувство ярости, готовое вырваться наружу. В эту минуту он ясно осознавал, кто он есть на самом деле и какие грехи совершил. Он ведь и пришел в обитель, чтобы забыть все то мирское, что делало его кровожадным и беспощадным. Душе так хотелось мира, покоя и смирения…
 Не сдержавшись, Максен ударил кулаком по своей раскрытой ладони:
 — Прошение подал Кристоф?
 — Нет, я, с одобрения твоего брата. Прости, но выхода не было.
 — Кто дал тебе право лезть в мою жизнь? — рыкнул монах.
 Гай выпрямился, расправил плечи и с чувством достоинства ответил:
 — Я сделал это ради нашей дружбы. Я не мог допустить, чтобы все летело в тартарары.
 — Но Кристоф же…
 — Нет, твой брат не способен быть правителем Этчевери. Если ты не вернешься, то все возьмет в свои руки сэр Ансель Рожер, а Кристоф будет мальчиком на побегушках.
 — Рожер?
 — Да, друг Томаса, которому твой брат намеревался отдать Блэкстер. Ты помнишь его?
 Максен начал смутно припоминать, что с этим безземельным норманнским дворянином он познакомился в битве при Гастингсе. Нищий сэр Ансель поддержал короля Вильгельма в надежде получить в награду замок на английской земле, но, будучи поверженным в начале боя, должен был удовлетвориться лишь горстью монет.
 — Продолжай! — попросил монах.
 — Он садится на помосте, где полагается быть лишь хозяину замка, он распоряжается охраной, ему, а не Кристофу подчиняется управляющий замком. Сэр Ансель не прочь закрепить свои права на Этчевери, испросив у вашего отца согласие на брак с твоей сестрой Элан.
 Последние доводы Гая показались Максену убедительными. Потеряно, все будет потеряно. Надо спасать семейные владения. Спасать даже ценой души, которую он два года вызволял из плена демонов.
 — Когда можно ожидать королевского ответа?
 — Думаю, аббат получит его дня через два. Монах не сомневался, каким будет этот ответ:
 ведь Вильгельм хотел, чтобы лордом Этчевери был Максен» а не Томас.
 — Сэр Ансель знает о твоих действиях?
 — Нет, милорд.
 «Милорд. Ага! У сэра Гая тоже нет сомнения, каким будет решение Завоевателя», — подумал монах. И это разозлило его еще пуще. Но он все-таки сдержался:
 — Я пойду готовиться.
 — Максен!
 Монах глянул через плечо:
 — Да?
 По губам сэра Гая скользнула печальная улыбка:
 — Это к лучшему.
 Максен горько усмехнулся:
 — Лучше для Пендери. А для меня? Нет, Гай, моя жизнь должна завершиться здесь.
 А про себя подумал: «Дорого заплатит та, которая заставила меня покинуть святую обитель!»
 — Девушка еще жива?
 — Да, милорд, но только по милости вашего брата.
 — Почему?
 — Похоже, он очарован ею, как и Томас.
 «Глупый мальчишка. Ведь она, как и ее любовник, прямо или косвенно виновата в гибели брата».
 — Значит, она все еще в замке?
 — Не совсем.
 — Тогда где же?
 — В темнице, милорд. На этом настоял сэр Ансель.
 «Так ей и надо», — подумал Максен и понял, что два года в монастыре прошли даром, ибо он снова превратился в беспощадного воина. И все из-за этой коварной особы.
 Что ж, чему быть, того не миновать!




 Глава 2


 Райна испуганно вскочила, но спрятаться в темнице или тем более убежать было не куда.
 — Что вам нужно? — спросила она, вжимаясь в стену. Темная фигура в плотную приблизилась к ней.
 Шумно дыша, стражник схватил ее за руку и вытащил на свет. Девушка отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться и барабаня маленькими кулачками по спине здоровяка. Силы были неравны — такая хрупкая девушка не могла совладать с верзилой, но все же не сдавалась без борьбы. Тому ничего не оставалось делать, как взвалить ее па плечо и вынести.
 Ругаясь, сыпля проклятиями, отчаянно молотя кулачками по спине стражника, Райна сквозь густую свесь белокурых волос смотрела, как удаляется темница и приближается широкий неосвещенный коридор.
 Она закрыла глаза и открыла их только тогда, когда ее довольно бесцеремонно усадили на стул.
 Схватившись за сиденье, чтобы сохранить равновесие, она, откинув голову, взглянула в каменное лицо стражника.
 — Что… — начала было саксонка, но не закончила фразу — рыцарь шагнул в сторону. Девушка сидела посреди тускло освещенной комнаты, а прямо перед ней стояла темная фигура с неразличимым лицом.
 Человек провел рукой по лицу. Райна сначала не поняла смысл его жеста, но потом догадалась, когда стражник попытался завязать ей глаза.
 — Нет! — протестующе воскликнула саксонка.
 Она хотела видеть, что будет дальше, но в конце концов смирилась: ничего не поделаешь! Бормоча ругательства, стражник схватил ее руки и связал их тонкой веревкой, и только тогда смог завязать глаза.
 «Значит, это конец?» — в отчаянии Райна пыталась освободить руки и едва удержалась на стуле. Хотя она и убеждала себя, что так и должно быть, что ничего другого убийца не заслуживает, но чувство самосохранения брало верх. Усилием воли она заставила себя успокоиться и ждать.
 Девушка услышала удаляющиеся шаги — уходил, несомненно, стражник. Затаив дыхание, она ждала, чем же все это закончится.
 В комнате стояла тишина — тяжелая, напряженная, нарушаемая лишь шагами, гулко отдававшимися под высокими каменными сводами.
 Когда человек подошел ближе, Райна ощутила, как дрожь пробежала по телу — так велика была мощь, исходившая от него.
 — Хорошо себя чувствуете? — спросил он на французском, и его хриплый голос больно резанул слух.
 Запрокинув голову, Райна увидела слегка заросший щетиной подбородок.
 — Кто вы? — выдавила из себя узница.
 — А кем вы хотите, чтобы я был, Райна?
 Почувствовав, что незнакомца душит ярость, девушка попыталась справиться с нараставшим страхом.
 — Какая разница, чего я хочу, — произнесла она, моля Бога, чтобы не была слышна дрожь в ее голосе, — вы норманн, а потому — мой враг.
 — Норманн или нет, но я обладаю властью стать вашим судьей или вашим покровителем.
 Райна решила, что, очевидно, ранение в горло было причиной его хриплого голоса:
 — Кем бы вы предпочли стать?
 Девушка внутренне напряглась — этот человек очевидно что-то хотел от нее. Очевидно, того же, что и сэр Ансель: Эдвина. Чувствуя себя как мышь, загнанная котом в угол, она ждала.
 Незнакомец приподнял ее подбородок:
 — Я хочу знать, где ваш любовник.
 Итак, второй сэр Ансель. Сердце девушки учащенно забилось. Она вся сжалась, ожидая побоев, которые, бесспорно, последуют за допросом. Рожер приходил сюда каждый день, оставляя на ее теле синяки.
 — У меня нет любовника. И я не знаю, о ком вы говорите.
 Райна притворилась, что не понимает вопроса. Она опять напряглась, ожидая удара.
 — Я говорю об Эдвине, — пробормотал норманн, сжимая пальцами ее подбородок.
 Девушка, несколько удивленная его благодушием, помедлила с ответом.
 — Я не знаю, где он, — солгала она.
 На своем лице Райна ощутила тяжелое дыхание, отдающее вином.
 — Неужели?
 Она покачала головой:
 — Если вы ищите убийцу Томаса, то вам не нужен Эдвин.
 — Правда? — насмешливо проговорил он. — Тогда кто?
 Отшатнувшись, саксонка вырвалась из его цепких пальцев и едва не упала со стула. Схватив ее за руку, незнакомец нажал на болезненный огромный синяк, поставленный сэром Анселем вчера. Райна вздрогнула, но усилием воли подавила крик.
 — Я убила его, — сказала она, отодвигаясь и убирая руку. — Я.
 Непродолжительное молчание сменилось громким смехом:
 — Слабая саксонка сразила могучего рыцаря короля Вильгельма! Вы оскорбляете память Томаса такими смешными речами, Райна.
 «Да, конечно, — подумала она, — но ведь в противном случае начнут убивать всех подряд моих соплеменников».
 — Ясно, что это дело рук Эдвина, — продолжал ее мучитель.
 — Он не мог, — с жаром возразила она, — Томас серьезно ранил его в правую руку. И уже готов был добить его, когда… когда я всадила в него кинжал.
 — Вы считаете меня болваном?
 — Почему вы завязали мне глаза? — попыталась она перевести разговор на другое.
 Незнакомец молчал.
 — Неужели вы так безобразны, что боитесь показать свое лицо, — продолжала девушка, уже не заботясь о том, что будет.
 И снова — молчание.
 — Вы отец Томаса?
 Молчание становилось невыносимым. Но тут незнакомец наклонился и, коснувшись губами ее уха, прошептал:
 — Нет, Райна, я его брат.
 — Не может быть! Остался же один Кристоф!
 Запустив пальцы в роскошные белокурые волосы, он запрокинул голову пленницы:
 — Конечно, вы хотели, чтобы это так и было, но есть еще Максен Пендери, кто держит вашу жизнь в руках.
 «Почему же, — размышляла девушка, — ни Томас, ни Кристоф ни словом не обмолвились о том, что у них есть еще брат, и говорили только о сестре».
 Внезапно Райна вспомнила гневные слова Томаса, произнесенные им в смертный час: «Отомсти за меня, брат». Сперва ей казалось, что речь идет о Кристофе, но теперь эти слова приобрели другой, зловещий смысл. Умирающий обращался к Максену, и вот тот пришел.
 — Даю вам шанс, Райна. Отдайте мне убийцу брата или испытаете гнев собственного народа.
 В этом случае норманн выследит и уничтожит саксов, нашедших убежище в Эндердесвольде, но ведь именно этого она старалась избежать, взяв вину за убийство Томаса на себя. Слова Максена сулили ей большую беду, чем требования сэра Анселя. Тем не менее бесполезно говорить правду, рассказывая, что некто невидимый метнул кинжал и скрылся в густой чаще, ибо тогда месть норманнов падет на головы саксов.
 — Я выслежу их, — продолжал Максен, еще сильнее оттянув волосы Райны, — и не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю, где человек, виновный в гибели брата.
 Райна ощутила холод, словно рядом прошла смерть. Ее пробирала дрожь. Жаль, что руки связаны — можно было бы хоть немного согреться, обхватив себя руками:
 — Если так, то на вашей совести окажется много невинных.
 Сказав это, она вспомнила о нелепой смерти матери, погибшей во время набега норманнов на деревню.
 — Но такой невинной была и душа Томаса, — напомнил ей Максен.
 Он говорил правду. Его брат погиб не в бою. Рыцарь расстался с жизнью по одной причине — из-за любви к Райне.
 — Да, Томас, — печально произнесла девушка, — он не должен был умереть.
 Максен отошел. Его шаги глухим эхом раздавались в тишине комнаты, и Райна вздохнула с облегчением. Он едва сдерживался, чтобы не ударить ее, но где-то в глубине души гнездилось что-то человеческое, чего начисто был лишен Сэр Ансель. И все-таки девушка боялась его больше, чем Рожера. Почему?
 — Максен! — позвала она его.
 Хотя тот не отозвался, Райна почувствовала, что он обернулся.
 — Я повторяю: если вы ищите виноватого, то ваша месть должна пасть на меня.
 Эту фразу девушка произнесла на англо-саксонском, от волнения перейдя на свой язык:
 — Я повинна в гибели Томаса, а не мой народ.
 В комнате повисла такая напряженная тишина, словно в ней никого не было. Но, видимо, Максен находился где-то рядом.
 Наконец он нарушил молчание:
 — Вы будете говорить на моем языке или вообще молчать, — произнес Максен по-французски, — ваш язык мертв.
 Впервые Райна удивилась его акценту. Кристоф и Томас говорили намного лучше:
 — Разве вы не знаете нашего языка? — поинтересовалась она.
 Максен вновь приблизился к ней:
 — В отличие от своих братьев я вырос в Нормандии, поэтому не понимаю вашего варварского наречия.
 Девушка вспомнила прошлое; До того, как Томас Пендери появился в Этчевери, она плохо знала французский и предпочла бы не знать его вовсе. Тем не менее Томас заставил ее выучить язык, поскольку ей пришлось жить среди норманнов, которые не знали ни слова по англо-саксонски.
 — Значит, вы не поняли меня?
 — Зачем мне это нужно?
 — Нет, вы все прекрасно поняли.
 Райна была готова к тому, что к ней применят силу, но все равно вздрогнула, когда его рука сомкнулась на ее горле.
 — Да, — пробормотал он, сжимая и разжимая пальцы, — вы виноваты, Райна, но мне нужен еще тот, кто поставил точку в этом кровавом деле.
 — Вы видите его перед собой, — повторяла саксонка.
 Шумное дыхание норманна шевелило завитки волос на ее висках:
 — Вы все равно скажете, а я рано или поздно узнаю имя того, кого вы покрываете.
 «Ну тогда Максен совсем меня не знает», — подумала девушка. Не зря же считают ее самой несговорчивой и упрямой. Она твердо решила стоять на своем:
 — Никого я не покрываю, даже себя.
 — Именно это и беспокоит меня. Вам, должно быть, очень жаль этого Эдвина.
 Не желая искушать судьбу, Райна только стиснула зубы, но все же не сдержалась:
 — Он не мой любовник!
 Максен Пендери рассмеялся:
 — Стало быть, вы не очень будете сожалеть, если я лишу его жизни, как он лишил жизни Томаса.
 Внезапно девушка ощутила острое желание поставить на место этого дерзкого человека:
 — Смотрите, чтобы он первый не убил вас, норманнская свинья.
 — Он умрет или я — это мы еще посмотрим!
 Стиснув зубы, Райна молчала.
 — И еще одно, — задумчиво проговорил Максен, проводя пальцами по ее горлу, что более походило на ласку, — прежде всего по вашей милости я теперь лорд Этчевери и потому требую уважения к своей персоне.
 Отодвинув ткань, он положил руку на ее обнаженное плечо. Сердце Райны забилось сильнее, и по телу пробежала дрожь. Она старалась убедить себя, что это только из-за страха.
 — Вы будете отныне называть меня «милорд» и с этих пор не употреблять моего христианского имени. Это понятно, Райна?
 Девушка не смогла скрыть насмешливой улыбки:
 — Может, это вам следует понять, что я никогда не признаю норманнского мерзавца своим господином.
 Максен крепко сжал ее плечо, но не ударил:
 — Нет, станете, — прорычал он, — это я обещаю.
 Потом, к ее удивлению, рыцарь прикрыл ей плечо тканью и отошел в сторону. Прислушавшись, Райна поняла, что он уходит. Все оказалось напрасным: никто, не поверил, что она убила Томаса. Она станет орудием мести в грязных норманнских лапах. Она повела себя глупо, и теперь ее народ заплатит за эту глупость жизнями. Звук приближающихся шагов заставил ее вновь поднять голову. Это был стражник:
 — Пошли, горемычная!
 Сейчас Райна была такой усталой, что уже не могла сопротивляться:
 — Куда вы ведете меня?
 — Там видно будет.
 — И все-таки?
 Стражник рассмеялся:
 — Все зависит от того, любите вы общество или нет.
 С этими словами он положил руку ей на бедро. Вздрогнув, Райна отшатнулась и ударилась спиной о стену:
 — Лучше я останусь в обществе крыс, — огрызнулась она.
 Стражник схватил ее за руку, а потом толкнул девушку вперед. «Болван», — подумал Максен, наблюдая, как стражник обходится с пленницей. В душе его шевельнулось что-то похожее на чувство сострадания, и он едва сдержался, чтобы не броситься ей на выручку. Но этого нельзя делать, ибо тогда саксонка поймет его слабинку. Ему не следует забывать, кто она и что сделала.
 Однако норманн помнил об ужасных синяках и царапинах, покрывающих ее с ног до головы. Странно, но Максен почувствовал и боль, словно та передалась ему, когда он дотронулся до нее. Избивал Райну сэр Ансель? Максен сам знал ответ на свой вопрос. Сэр Ансель даже не пытался скрыть своего недовольства, когда Пендери старший приехал в Этчевери. Он полностью подчинил себе Кристофа, управлял землями от его имени. С приездом старшего брата его положение пошатнулось.
 Мысли Максена вернулись к Райне. Она оказалась совсем не такой, какую он предполагал увидеть. Он ожидал встретить соблазнительную, лживую и коварную прелестницу, привыкшую пользоваться своей красотой для достижения целей. Вместо этого она пустила в ход острый язычок — и весьма успешно. Максен еле сдерживался. От женских достоинств Райны любой бы мужчина пришел в восторг: гибкое тело, совершенные формы, нежное лицо, полные губы, белокурые волосы, спадающие ниже пояса. Когда его рука коснулась ее плеча, Максен почувствовал, что это тело принадлежало Томасу. Интересно, спала она с ним? Теперь рыцарь понимал пылкую страсть брата, но Райна по-прежнему оставалась загадкой. От нее исходило какое-то божественное сияние. Брат, должно быть, испытывал то же самое.
 Злясь на себя за эти грешные мысли, Максен подумал, что саксонка заслуживает того наказания, которое назначил ей сэр Ансель. Кроме того, что значат синяки и царапины рядом с убийством. Томас мертв, а его убийца жива. Он видел темно-красную полосу на ее платье — ясное дело, кровь, и, конечно, Томаса.
 Не в силах больше сдерживаться, норманн ударил кулаком по ладони. Пробыв два года в монастыре, он понял, что месть не его стихия, однако не хватало и терпения ждать, пока Бог воздаст должное виновным. Орудием мести станет Райна. Она непременно выведет его на человека, убившего Томаса. И вот тогда Эдвин и его родственники узнают всю силу ярости Пендери.
 Ритмичный осторожный стук заставил Райну поднять голову. Прищурившись, она вглядывалась в темноту, пытаясь определить, откуда доносился звук. В небольшом оконце, вырезанном в дверях, появилось мальчишеское лицо Кристофа.
 — Леди Райна! — тихо окликнул он пленницу. Девушка поднялась с подстилки:
 — Кристоф? Зачем вы пришли?
 — Я хочу вам помочь.
 Морщась от боли, Райна с трудом поднялась и подошла к двери:
 — Хотите помочь? — переспросила она, став на цыпочки, чтобы увидеть его.
 Юноша разжал пальцы, и в его руке блеснул ключ:
 — Я хочу освободить вас.
 Первой к ней пришла мысль о ловушке, но, поразмыслив, она отбросила ее. Кристоф с его чистой и наивной душой не способен на предательство. Райна схватила руками решетку:
 — Почему? Я же убила Томаса. Неужели вы забыли?
 Он покачал головой:
 — Нет, я не считаю вас виновной, как…
 Не закончив фразу, он опустил голову, закусив нижнюю губу.
 — Как Максен, — подсказала она ему.
 Кристоф широко открыл глаза:
 — Он ведь не ударил вас?
 — Нет, он не причинил мне никакого вреда.
 Однако это было не совсем верно, но девушка и сама не могла определить, что именно сотворил с нею Максен.
 Юноша сдвинул брови:
 — Но обязательно причинит. Может, он показался вам мягким, но в душе мой брат были остался не знающим пощады воином.
 — Очевидно, Максен и понятия не имеет, что вы делаете?
 Кристоф покачал головой:
 — Как и сэр Ансель. Он запретил мне видеться с вами.
 Райна взглянула на ключ и подумала о свободе, которая маняще сияла впереди. Свобода — это голубое или серое с тучами небо, солнце и дождь, луна и звезды, свежий воздух и запах утреннего луга… Девушка не без усилий отогнала такие романтические мысли. Пока в Англии хозяйничают норманны, свобода состоит только в том, чтобы выжить. Для нее же свобода — это возможность предупредить Эдвина и его сподвижников о приезде Максена Пендери и о его намерении.
 — А когда ваш брат узнает о моем бегстве, что ждет вас?
 — Максен не узнает, что я дал вам ключ.
 — А если все-таки узнает?
 В глазах Кристофа мелькнул страх, но юноша беспечно пожал плечами:
 — Я сам позабочусь о себе.
 Райна подумала, что она все равно убежит от Максена, но не с помощью его младшего брата. Отвернувшись, девушка обхватила себя руками, пытаясь согреться:
 — Не могу…
 — Но вы должны. Максен пылает местью. Готовы ли вы к тому, что он может сделать с вами?
 — Если выбирать между тем, что ожидает вас и меня, то я выбираю второе. Я остаюсь!
 Кристоф ничего ей не ответил, а потом послышалось тихое металлическое поскрипывание ключ поворачивался в замке. Войдя в темницу, юноша осторожно опустил на пол небольшой узел рядом с девушкой:
 — Это одежда…
 Подняв узел, Райна протянула ему:
 — Нет, Кристоф, отдай это тому, у кого взял.
 Юноша скрестил руки на груди:
 — Вам понадобятся эти вещи, чтобы выйти из замка.
 Удивленная упрямством, которое он проявил впервые, Райна положила узел на пол:
 — Возьмите его и уходите. И больше не пытайтесь спасать меня. Я убегу от Максена, но без вашей помощи.
 Кристоф положил ей на плечо руку:
 — Нет, миледи, вы не сможете. В битве при Гастингсе Максен рубил людей налево и направо, а сейчас никаких признаков смягчения души незаметно. Пощады не ждите.
 — Я все равно убегу.
 — Вы помните баллады, сложенные в честь кровожадного воина времен Гастингса?
 Твердо помнила их Райна — эти хвалебные гимны, что горланили люди Томаса. В них с ужасными подробностями воспевались ратные подвиги норманнского воина, который убивал одного сакса за другим, завоевывая себе славу, покоряя и народы, и земли для короля Вильгельма. Девушка кивнула:
 — Помню.
 — Эти баллады о Максене.
 От этих слов Райна похолодела:
 — Но это же только песни!
 — Нет, вы ошибаетесь. Разве вы не понимаете? Теперь, с появлением Максена, Эдвин приобрел себе опасного противника.
 Саксонка поняла, что если сейчас она не убежит, то другого такого случая ей не представится.
 — Покончите с враждой, уносящей столько жизней, — взмолился Кристоф, — как только вы вернетесь к Эдвину, он увезет вас подальше от этих мест.
 «Едва ли сакс так сделает, — размышляла девушка, — захочет ли он видеть меня среди соплеменников?» Когда она отказалась бежать с ним после убийства Томаса, Эдвин, с трудом сев в седло, назвал ее изменницей, обвинил в том, что она покорилась норманнам и проклял ее, как и Томас.
 — Вы сделаете это? — тихо спросил юноша.
 Независимо от того, какие чувства к ней испытывает Эдвин, он должен быть предупрежден, хоть и сомнительно, что оскорбленный сакс прислушается к ее словам:
 — Хорошо, я попробую:
 С видимым облегчением взглянул на нее Кристоф:
 — Бегите не мешкая, пока Максен беседует с управляющим.
 — А стражник?
 — Он крепко спит.
 — Спит?
 — При моем содействии, — смущенно улыбнулся юноша.
 Ясно, что Кристоф опять занялся травами, но на сей раз не с целебной, а с иной целью. Если бы она была не в темнице, то сумела бы по достоинству оценить юмор Кристофа.
 — Я спрятал лошадь, на которой вы поедете, — продолжал он.
 Став на колени, девушка развязала узел с одеждой, завернутой в темную накидку. Это было крестьянское платье.
 — Я знаю, оно велико, — виновато заметил Кристоф, — но это все, что мне удалось достать.
 Она попыталась улыбнуться:
 — Как на маскараде…
 — Если хотите, я принесу вам что-нибудь из вашей собственной одежды. Как только уедете замка…
 — Я еду в лес, Кристоф, а не в замок, — перебила его девушка.
 — Вы еще попадете туда.
 — Пока норманны правят Англией, — печально вздохнула Райна, — это маловероятно.
 — И все же вы получите их. Ведь та одежда была сшита для вас.
 — Я никогда не забуду вас, Кристоф. Вы были мне хорошим другом, — она взяла его за руку.
 Юноша вспыхнул, его глаза подозрительно заблестели. Он поднес ее руку к губам и поцеловал. Уходя, Кристоф в дверях обернулся:
 — Это сделал ваш жених, миледи. Я говорю об Эдвине.
 — Нет, Кристоф, это не он.
 Юноша кивнул и пошел.
 — Да хранит тебя Бог, — прошептала вслед она ему, чудесному мальчику с золотым сердцем.
 Затем, сдерживая слезы, Райна начала готовиться к побегу.




 Глава 3


 Все дальше и дальше, углубляясь в спасительные дебри Эндердесвольда, Райна все время чувствовала, что за нею неотступно наблюдают. Натянув поводья, она прислушалась — тихо. Закрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться, девушка вслушивалась в доносившиеся до нее звуки: стрекотали насекомые, ветер шелестел в кронах деревьев, шумно дышала лошадь. Но чувство опасности не покидало беглянку. Открыв глаза и запрокинув голову, Райна внимательно вглядывалась в кроны деревьев, надеясь увидеть дозорного. Да разве его разглядишь, если он надежно спрячется? Ударив пятками в бока лошади, она поскакала дальше, держась одной рукой за поводья, а другой — водя по спутанным, немытым волосам. Узнает ли ее Эдвин? По пути, взглянув на свое отражение в ручье, Райна с ужасом отшатнулась. Лицо, смотревшее на нее, не принадлежало ей: темные круги под печальными, потухшими глазами; впалые щеки, делавшие лицо длинным и изможденным; бледные губы с уныло опущенными уголками; волосы, что когда-то были белокурыми, теперь потемнели и свалялись от грязи. Похоже, ей было за тридцать, а не восемнадцать.
 Если бы она так выглядела, когда Томас ее впервые увидел, ему бы никогда не пришла в голову мысль возжелать ее. Он был бы жив, а Максен остался бы там, откуда пришел. Райна не слышала свиста до тех пор, пока что-то не ударило ей в шею и сбросило с седла. Она с гулким стуком шмякнулась о землю, замерев от боли. Потом еще что-то, скорее всего лошадиное копыто, жахнуло ее под ребра. Собрав остатки сил, девушка попыталась подняться, но тут же потеряла сознание.
 Сначала она услышала голоса — отдаленные, глухие, говорившие на англо-саксонском. «Люди Эдвина», — подумала Райна, и надежда забрезжила в ее сердце. Увидев приближающиеся к ней ноги, она попыталась разглядеть того, кто, видимо, нанес ей удар, но перед глазами все расплывалось. Нога в кожаном сапоге пнула ее под ребра раз, еще раз, потом грубые руки повернули ее на спину. Она молчала.
 — Знакомая, — прозвучал голос.
 Веки, казалось, налились тяжестью, но Райна все-таки открыла глаза и увидела бородатое лицо:
 — Этель? — неуверенно спросила она.
 — Райна…
 Его голос вызвал радостную улыбку на ее лице. Этель — друг ее отца. Конечно, это он бросил камень и попал туда, куда метил. Лучше бы промахнулся! Как хорошо, как чудесно снова слышать родную речь!
 — Изменница! — рявкнул второй сакс, которого звали Питер. — Норманнская шлюха.
 Этель круто повернулся и схватил своего товарища за рубашку:
 — Ну-ка, парень, придержи язык, а то я вырву его из твоего поганого рта.
 Питер пробурчал что-то нечленораздельное, а Этель спросил Райну:
 — Ты одна пришла?
 Девушка кивнула и поморщилась — даже легкое движение причиняло ей жуткую боль:
 — Убежала.
 Этель хмыкнул и протянул руку, нащупал шишку на ее шее, оставленную камнем:
 — Если бы я знал, что это ты, я бы принял тебя гостеприимнее.
 — Мне больно, — прошептала она.
 — Я думаю.
 — Эдвин… ему надо знать, — проговорила Райна, но не закончила фразу, потому что острая боль пронзила ее тело, когда сильные руки подняли ее. Она закусила губу, но все равно крик вырвался из ее уст.
 — Я только дотронулся до тебя, малышка, — смутился Этель, выпрямившись и прижимая ее к груди.
 — Мои ребра, — вздохнула девушка, — они сломаны!
 — Может быть, но пусть посмотрит Дора.
 Дора. Старая седая женщина, она появилась года два назад в разрушенной норманнами деревне Этчевери. Все уцелевшие саксы боялись ее, но все-таки надеялись на то, что колдунья вернет к жизни сына их тана. Хотя израненный, искалеченный Эдвин стоял одной ногой в могиле, Дора пообещала совершить чудо. Она вернет его к жизни, и он поведет саксов против ненавистных норманнов.
 Никто ей не поверил: ведь даже если раны затянутся, то дух все равно останется мертвым, ибо по саксонским обычаям придворный должен умереть на поле боя, если его король погиб. Жизнь в этом случае — вечное бесчестие. И все же Дора настаивала на своем и каждую ночь уносила Эдвина из деревни, не позволяя никому следовать за собой. Как и обещала колдунья, сакс остался в живых, хотя и не хотел этого.
 Размеренная походка Этеля вернула Райне покой, похожий на сон. Она слышала, как он разговаривал, спорил со своим товарищем, но смысл слов не доходил до нее. Теплые солнечные лучи, изредка пробивавшиеся сквозь густые облака, согревали ее. Время от времени открывая глаза, девушка видела седую бороду Этеля, ветви деревьев, качающиеся над головой…
 Из забытья Райну вывел голос Эдвина. Повернув голову, она уставила взгляд на фигуру бывшего своего жениха, стоявшего в окружении сподвижников. Прежде красивый мужчина, сейчас Эдвин мало походил на себя — настолько изменилось его лицо. Оно стало каким-то зловещим и было наполовину скрыто темными волосами, спускавшимися до плеч, и бородой — запущенной, неухоженной. Черты лица искажал ярый гнев. Губы вытянулись струной, крылья ястребиного носа раздувались, глаза горели зеленым огнем.
 Догадывалась Райна, какой прием ее ожидает, но все же надеялась, что за эти несколько недель Эдвин понял, почему она не пошла с ним: было бы бесчеловечно оставить Томаса умирать в одиночестве. Но, похоже, он не понял и даже не попытался понять этого.
 — Райна, — позвал он.
 Девушка так страдала от нестерпимой боли, что с трудом произнесла:
 — Эдвин.
 Тот перевел взгляд на Этеля:
 — Как вы нашли ее?
 Чувствуя, что Райна боится, Этель крепче прижал девушку к груди:
 — Это она нашла нас. Говорит, что убежала от норманнов.
 — Поставь ее.
 — Ей плохо, Эдвин. Я попал в нее камнем.
 — Пусть стоит, а не сможет — пускай падает, — бросил предводитель.
 Этель повиновался и шепнул ей:
 — Держись!
 Зная, что на нее будут смотреть с презрением, если она упадет, Райна, собрав остатки сил, встала. Когда Этель опустил руки, она пошатнулась, но удержалась на ногах. Чувствуя на себе взгляд Эдвина, Райна подняла голову. Рука у него, раненная Томасом, висела на перевязи, но он все-таки выглядел здоровым. Нельзя было сказать, что еще совсем недавно этот человек одной ногой стоял в могиле. С чувством независимости девушка подняла повыше подбородок.
 — Как вы узнали, где меня найти? — спросил предводитель.
 — Догадалась, — уклончиво ответила Райна, прилагая все силы к тому, чтобы голос не дрожал, — я бы тоже укрылась здесь.
 Тут они когда-то в детстве играли и купались в теплых ручьях. Эдвин подошел и схватил ее за руку:
 — Вы снова предали меня, Райна? Вы привели с собой норманнов?
 — Нет, вы знаете, я никогда не сделаю этого.
 — Как же я могу знать об этом?
 Как ни старалась Райна, но сдержать слезы не могла:
 — Я никогда не причиню вреда ни вам, ни своему народу.
 Предводитель усмехнулся:
 — Что-то я не пойму, о ком вы ведете речь — о саксах или норманнах?
 Как хотелось сейчас возмущенной Райне бить и бить кулаками по этой широкой груди!
 — Конечно, я говорю саксах, — выдавила она, — и меня украли норманны, но я была и остаюсь саксонкой.
 — Это вам придется доказать, — Эдвин оттолкнул ее от себя. Хорошо, что рядом оказался Этель, поддержавший девушку.
 — Я это и собираюсь сделать, — ответила она.
 В глазах Эдвина ничего не было, кроме презрения:
 — Что изменилось в Этчевери после смерти Томаса?
 — Свои права на замок заявил еще один Пендери. Его зовут Максен, и он очень опасен.
 Эдвин неожиданно оживился:
 — Стало быть, слухи верны.
 Странно, что предводитель не очень-то встревожился! Ведь если до лагеря дошли вести о Максене, то, конечно, тут узнали и о его репутации.
 — Что вам известно о нем? — продолжал выспрашивать Эдвин.
 Райна попыталась сказать коротко и самую суть:
 — Он ищет убийцу Томаса и говорит, что не успокоится, пока не найдет. Максен сказал мне…
 — Значит, норманн говорил с вами.
 — Да, он приходил ко мне в день побега.
 — Зачем?
 — Хотел узнать, где находится ваш отряд.
 — Выходит, Пендери считает меня убийцей брата.
 — Я безуспешно пыталась убедить его, что это дело моих рук.
 Эдвин хрипло хохотнул:
 — О, какое у вас храброе сердце, Райна!
 — Я боялась, что он будет…
 — Он поверил вам?
 Плечи девушки уныло опустились:
 — Нет.
 — Похоже, есть чего бояться, не так ли?
 — Но мы можем спастись, если покинем Эндердесвольд. Может, на север…
 — Бежать?! — возмутился Эдвин и повернулся к воинам. — Слышите, рыцари? Леди считает нас трусами.
 — Нет, Эдвин, не говорите так. Я хочу мира и спокойствия. Если война продлится, то поглотит много людей с обеих сторон.
 — Я думаю только о том, как изгнать норманнов с нашей земли, как отомстить за смерть наших…
 Он имел в виду не Гастингс, а деревню, где его воскресили из мертвых. Почти все дома там были сожжены, а жители — убиты. И все из-за того, что они отказались снабдить провиантом отряд рыцарей-фуражиров, посланных Вильгельмом. Словно стараясь забыть об этих ужасных событиях, Райна пылко продолжала:
 — Говорят, этот Максен убил много народа при Гастингсе. Он…
 — А я — нет? — крикнул Эдвин. — Земля была залита кровью, мертвые лежали грудами.
 — Послушайте, — умоляла она. — Максена Пендери прозвали кровожадным воином. Он рубил направо и налево, как мясник. Разве вы не понимаете? Этому надо положить конец.
 Эдвин взял ее руки, сложил ее ладони, словно для молитвы:
 — Это закончится, — как-то без выражения сказал он, — когда все норманны сдохнут.
 Он опять толкнул девушку к Этелю, потом с явным подозрением спросил:
 — Как вам удалось бежать?
 Отчаяние охватило Райну, но она все же нашла в себе мужество признаться:
 — Кристоф принес мне ключ…
 Предводитель, поразмыслив над ее словами, пробормотал:
 — Это может быть ловушкой.
 — Нет, юноша не способен на такое коварство.
 Эдвин презрительно скривил губы:
 — Безвольный дурень. Его глупость когда-нибудь погубит Пендери.
 Сделав знак рукой своим сподвижникам, предводитель ушел. Райна не прочь была вновь оказаться сейчас в крепких руках Этеля. Она стояла, расправив плечи, смело глядя в глаза людей, среди которых выросла. Они молчали — высокие, крепкие, бородатые и длинноволосые. Ненавидя норманнов и презирая их обычаи, саксы отказывались брить усы и бороды и подстригать волосы. Одни смотрели на нее с неприязнью, другие — с подозрением, и лишь немногие отводили в сторону глаза. И все из-за того, что она не бросила умирающего человека, который был не из этого племени.
 Глядя в лица окружающих ее людей, Райна гадала, есть ли среди них убийца Томаса. Или Эдвин уже позаботился о том, чтобы спрятать виновного. Ей нужно узнать об этом.
 Первой с ней заговорила Дора. Бормоча что-то, она растолкала саксов и, немного помешкав, подошла к девушке. Старуха была сгорблена годами и напоминала крючок, однако двигалась с удивительной быстротой.
 — Значит, ты вернулась к нам, дитя, — бурчала она, прищуриваясь и вглядываясь в лицо Райны из-под плотно надвинутого на глаза капюшона, прикрывающего от света ее красные глаза.
 — Она ушиблась при падении, — вмешался Этель.
 — Гм, — хмыкнула колдунья. — Мне кажется, Райна вполне здорова и ей надо только помыться и поесть.
 — Я попал камнем ей в шею, и девушка говорит, что ее ребра…
 Дора взмахом руки заставила Этеля замолчать:
 — Что-то я не слышала, чтобы Райна жаловалась. Пусть сама мне скажет.
 Райна хотела скрыть свою слабость и сделать вид, что чувствует себя хорошо. Однако тело отказывалось повиноваться, и ноги подкашивались. Слава Богу, что Этель был наготове, и его медвежьи лапы вовремя подхватили девушку, не дав ей вновь приложиться к земле.
 — Я неплохо себя чувствую, — пробормотала она. А сама покачивалась и шаталась как пьяная.
 Холодные пальцы ощупали шишку на ее шее, коснулись лица и, наконец, застыли на лбу. И вдруг колдунья, словно обжегшись, отдернула морщинистые, заскорузлые руки:
 — Да на тебе проклятие, — взвизгнула старуха. — Оно жжет мне руки.
 Проклятие Томаса. Райна вздохнула:
 — Да, на мне лежит проклятие.
 По толпе прокатился ропот, но Дора знаком велела всем молчать. Сверкая красными глазами из-под капюшона, она загадочно проговорила:
 — Может, мне удастся снять проклятие…
 Райна покачала головой:
 — Поздно. Оно свершилось.
 — Свершилось? — Дора хихикнула и взглянула на Этеля. — Отнеси ее. Мне надо многое успеть сделать до полуночи.
 — Слабенькая, — прошелестел чей-то голос…
 Струйки пота заливали глаза, катились по лицу и попадали на губы. Пот был солоноватым на вкус. Меч, которым Райна размахивала, оттягивал руку.
 Эдвин, казалось, вовсе не устал. Повязка, поддерживающая раненую руку, уже давно была не нужна. Он презрительно оглядел девушку с головы до ног.
 — Слабенькая? — повторила она, стараясь сохранять спокойствие, что давалось ей с трудом.
 Эти две недели она жила, чувствуя со всех сторон недоверие и подозрение.
 — Да, слабенькая, как все женщины.
 — Но я и есть женщина.
 — Наверно, мне не надо объяснять. Я хотел сказать, что ты слабая, как женщина, выросшая среди норманнов.
 Райна прекрасно понимала, что с ним спорить бесполезно, но не удержалась от возражения:
 — Я снова напоминаю вам, что я саксонка.
 — Это еще надо доказать!
 Бросив меч, девушка подняла руки, показывая ему свои ладони:
 — Две недели я занимаюсь с мечом, который лишь наполовину легче вашего, а вы все твердите, что я не доказала своей преданности саксам!
 Женщин, владеющих мечом, в лагере было немного. Этель объяснил ей, что их обучали боевому искусству, чтобы они могли защитить себя при неожиданном нападении норманнов.
 Подойдя поближе, Эдвин стал внимательно разглядывать ее ладони.
 — Нет, вы еще не доказали своей преданности, — он поднял меч с земли, подал ей. — Возьмите и не смейте бросать оружие.
 Райна едва сдержала стон. Хрупкая, она с трудом поднимала тяжелый меч, и сил уже еле-еле хватало на то, чтобы помахать им несколько минут. Мышцы от напряжения болели, ломило еще не зажившие бока.
 Изготовленный специально для обучения воинов, меч был гораздо тяжелее обычного. Этель сказал, что это сделано с умыслом: после такого меча человеку, идущему в бой, обычное оружие кажется легким.
 «Но почему тогда лишь одна я не занималась с мечом? — размышляла девушка и тут же нашла ответ. — Потому что никто, кроме меня, не попал в немилость к Эдвину».
 Развернув плечи, Райна взяла меч. Эдвин указал ей на деревянный ящик, где остались отметины от ударов мечом, нанесенных ею.
 Весь остаток сил девушка вложила в удар. Казалось, трещали кости, но Райна вновь поднимала меч и рубила ящик, не обращая внимания на бормотание Эдвина.
 Она решила, что скорее упадет обессиленная, чем перестанет упражняться с мечом. Но тут послышались голоса. Обернувшись, она увидела четырех всадников.
 Один из них выглядел весьма живописно. Лошадь его, должно быть, знавала лучшие времена. Одетый в потрепанный плащ, из-под которого виднелась ряса, незнакомец, похоже, с трудом держался в седле. Но более всего его отличала от сподвижников Эдвина голова с тонзурой. Зачем это саксы привезли с собой монаха?
 Эдвин пошел навстречу верховым. Райна, снедаемая любопытством, положила меч и тоже направилась к незнакомцам.
 — Встретили его в лесу, бродил там, — объяснил тучный сакс. — Говорит, что за ним охотятся норманны.
 Довольно часто соплеменники искали и находили убежище в Эндердесвольде, пополняя отряд Эдвина, где уже было девяносто человек. Но вожаку полагалось быть бдительным. Остановившись, он спросил:
 — Ты сакс?
 Тот кивнул головой.
 — Как зовут тебя, брат?
 — Юстас, — ответил незнакомец звучно и четко, без намека на акцент. — Брат Юстас из церкви Святого Августина.
 Райну охватило непонятное волнение. Ей показалось, что она уже где-то встречалась с этим монахом. Девушка внимательно разглядывала его широкоплечую, мощную фигуру, грубое, но симпатичное лицо. Длинный нос, прямой, но немного сбитый на одну сторону, что напоминало о давнем переломе; выступающие скулы; твердый, резко очерченный подбородок — все говорило о сильной воле.
 И вот их глаза встретились: на нее смотрели чистые голубые глаза, оттененные темными ресницами. Да, ничего не скажешь — хорош собой незнакомец, но прежде им встречаться все же не доводилось. Она бы непременно запомнила такого человека.
 — Ты говоришь, за тобой гонятся? — продолжал допытываться Эдвин.
 — Да.
 — Почему?
 — Норманны не заботятся о святынях саксов, не уважают веру нашего народа…
 Замолчав, он воздел руки к небу:
 — В гневе я бросил им вызов, и теперь они называют меня еретиком.
 — Ты бежал от них?
 Сжав кулаки, монах кивнул.
 «Большие руки, — пришла в голову мысль Райне, — годятся для того, чтобы держать меч, а не молитвенник».
 — Мне стыдно, что я бежал от них, — вздохнул монах, — но у меня не было другого выхода.
 — Почему именно в Эндердесвольд?
 Юстас пожал плечами.
 — Я хотел ненадолго спрятаться в лесу, но заблудился.
 Эдвин посмотрел на всадников, приведших монаха в лагерь:
 — Его преследовали?
 — Мы выждали немного, понаблюдали, — пояснил тучный сакс, — но никого не заметили. Я все же оставил там Урика и Даниэля.
 Удовлетворившись этим объяснением, Эдвин вновь повернулся к брату Юстасу:
 — Ты говоришь, что служишь Богу.
 — Да.
 — Как видишь, мы отверженные и не успокоимся до тех пор, пока норманны не уберутся с нашей земли.
 Брат Юстас поочередно оглядел всех сподвижников Эдвина, ничуть не смущаясь их пристальных, изучающих взглядов. Когда очередь дошла до Райны, то она поежилась под его холодным взглядом. Юстас перевел глаза на ее волосы, посмотрел на сверкающее лезвие меча. Непроизвольно девушка стала дрожать и задержала дыхание.
 — Продолжай, — кивнул монах Эдвину. Предводитель заложил руки за спину:
 — Так как мы лишены святого благословения, может, вы присоединитесь к нам.
 — И буду наставлять заблудших на путь истинный?
 — Заблудших? — встрепенулся Эдвин. — Да, наши дни и ночи наполнены грехом. Да, наставь нас на путь истинный, брат Юстас, послушай наши исповеди и отпусти нам грехи, но не пытайся сделать нас смиренными. Еще не настало время.
 Монах нахмурился, размышляя над предложением. Эдвин скрестил руки на груди:
 — Есть только один ответ, брат. Служитель Бога удивленно поднял бровь:
 — Какой же?
 — Согласиться.
 — А если я не соглашусь?
 Эдвин широко улыбнулся:
 — Как я уже говорил, есть только один ответ.
 «Это означает, что он не позволит монаху уйти отсюда, — подумала Райна, — он не доверяет ему». Брат Юстас пожал плечами:
 — Что ж, я просто вынужден согласиться.
 Эдвин хлопнул его по плечу:
 — Мудрое решение. Добро пожаловать в Эндердесвольд.
 — А как твое имя? — служитель Бога виновато пожал плечами. — Мне же надо тебя как-нибудь называть.
 — Я Эдвин.
 — Эдвин, — задумчиво повторил монах, опустив глаза.
 Райна насторожилась — эта история с монахом ей не понравилась, и было в ней что-то подозрительное.
 Похоже, Эдвин думал примерно так же, как она, ибо, повернувшись к Этелю, распорядился:
 — Гляди за ним в оба.
 Хотя он говорил тихо, Райна все же услышала его. Правильно! Хорошо, что здравый смысл не покинул Эдвина. Она пошла к лагерю, думая об уютной постели.
 — Вы рано закончили, — властный голос предводителя заставил ее остановиться.
 Пытаясь сдержать закипевший в душе гнев, Райна долго не поднимала глаз: «Будь ты проклят! Он хочет сломить меня. Довести до слез. Но этому не бывать!» Шумно вздохнув, она бросила взгляд на предводителя.
 — Ступайте вперед.
 Максен, а для саксов — брат Юстас, смотрел, как Райна шла следом за Эдвином. Он не сразу поверил, что перед ним та самая девушка, которая две недели провела в темнице: так она разительно изменилась. Он и тогда предполагал, что под слоем грязи, копоти, под синяками скрываются миловидные черты. Волосы, тогда едва отливавшие золотом, теперь слепили глаза, роскошной волной спускались ниже талии, цвет лица подчеркивал яркий румянец, под свободным платьем угадывалась упругая грудь. Это была ангельская, или нет, демоническая красота, способная свести с ума любого мужчину. Максен почувствовал, как вся она напряглась, стиснув зубы, когда Эдвин приказал вернуться к военным упражнениям. Встав около деревянного ящика, Райна сжала рукоять меча, готовясь нанести удар воображаемому противнику. Она даже не взглянула в сторону Эдвина, который что-то говорил, оживленно жестикулируя.
 Максену не давала покоя мысль, был ли с нею в постели Томас и удостоился ли подобной чести Эдвин, но его отвлек от этих догадок сокрушительный удар, который девушка нанесла по ящику. Мнимый монах нахмурился: может, она говорила правду, и от ее руки пал Томас.
 Максен перевел взгляд на саксов, которые тоже упражнялись с мечом, и убедился, что перед ним — достойные противники. Они уверенно наносили и отражали удары, подтверждая тем самым его грустные предположения, что когда-нибудь они осадят и вернут замок, по праву принадлежащий им. Он вроде забылся и напомнил себе, зачем он пробрался в этот мрачный лес. После побега Райны он крался за ней до лагеря, моля Бога, чтобы никто из дозорных Эдвина не увидел его. Затем он вернулся в Этчевери. Понимая, что его приход в гнездо бунтовщиков сразу после появления там девушки покажется подозрительным, Пендери две недели выжидал и только на рассвете нынешнего дня выехал из замка. Конечно, можно было взять с собой рыцарей и покончить с бунтовщиками, однако найти убийцу Томаса это не помогло бы.
 Максен, слушая разговор между Райной и Кристофом в день побега, понял, что не Эдвин был убийцей брата. Однако убедился он в этом только сейчас, увидев поврежденную руку предводителя. Девушка говорила правду: человек с таким серьезным ранением никак не мог метнуть кинжал. Если это не Эдвин, то кто?
 Он тешил себя надеждой, что скоро бунтовщики на своем горбу испытают прелесть норманнского кнута, увы, не исключая и Райну. Но сначала нужно отыскать убийцу Томаса, и пусть этот негодяй помучается так же, как и его брат.




 Глава 4


 — Тут что-то неладное.
 Райна не замечала, что рядом стоит Эдвин. Она была увлечена разговором, который возник между саксами. Но вот он заговорил.
 — О чем вы? — не поворачиваясь, спросила она.
 — Есть что-то подозрительное в этом брате Юстасе. Я ему не доверяю.
 — Как и мне?
 Положив руку ей на плечо, Эдвин начал поглаживать напряженные мускулы:
 — Может быть.
 Ожидая чего угодно, только не такого жеста, Райна несказанно удивилась. Что означает это нежное прикосновение? Прощение? Доверие? Удивилась, но не подала вида.
 — У него язык хорошо подвешен, — проговорила она.
 Но как бы там ни было, она не могла не отдать дань уважения служителю Бога за его учтивость и воспитанность, за грамотную речь.
 — Да, — согласился Эдвин, — он хорошо изъясняется.
 — Вы все еще подозреваете его?
 — А вы нет, Райна? Я видел недоверие в ваших глазах.
 — Я в самом деле плохо думала о нем, однако сегодня я уже не так уверена. Похоже, он очень умен.
 — Монах находится здесь менее двух дней, — напомнил ей Эдвин. — И все же вы не можете забыть о подозрениях и обнять его?
 — Нет, не совсем!
 Райне хотелось, чтобы Эдвин убрал руку с плеча. Эта мимолетная нежность — после того, что было за последние дни — выводила ее из себя. А предводитель уже склонился к ее шее, затем его дыхание коснулось губ.
 — Не надо, — прошептала Райна, отстраняясь. Эдвин обнял ее за талию и прижал к себе:
 — Не надо? Но никто не видит нас, Райна.
 Конечно, не видит: ведь она забралась подальше от любопытных глаз, в том числе и от брата Юстаса, таинственного и непостижимого. Но и здесь, в тени деревьев, девушка вовсе не желала уступать предводителю.
 — Это неприлично, — пробормотала Райна, пытаясь вырваться из его объятий.
 — Но мы помолвлены.
 — Правда? Я слышу об этом впервые со дня приезда.
 Эдвин хмыкнул:
 — Конечно. Ведь ничего не изменилось.
 «Нет изменилось, однако еще не пришло время сказать ему об этом», — подумала Райна. Стараясь отвлечь его от грешных мыслей, она заговорила об убийстве Томаса:
 — Вы еще не нашли его убийцу?
 Этим вопросом Райна буквально замучила Эдвина, задавая его, наверно, в сотый раз.
 — Оставь это, Райна, — зарычал он. — Не знаю, кто он. Но пусть это останется на его совести.
 Повернувшись, девушка взглянула еще раз в лицо с резко обозначившимися скулами:
 — Нет. Максен Пендери сейчас обдумывает, как лучше убрать нас с этого света.
 Послушав донесения шпионов, посланных следить за Пендери, Райна старалась выудить побольше сведений. Лазутчики докладывали, что замок укрепляется, из Кена привезли строительный камень и выкладывают из него здания вместо деревянных построек. Рыцари занимаются упражнениями с мечом до самой ночи. А постоянный звон и лязг металла, доносящийся из кузниц, говорит о том, что там куют оружие.
 — Моя цель все та же, — напомнил ей Эдвин, и его губы, так нежно касавшиеся ее лица, вытянулись в жесткую линию. — Норманны уйдут из Англии, а те, что останутся, получат несколько футов земли для их погребения.
 В каждом слове Эдвина слышалась ненависть. А Райна думала лишь о том, как побыстрее от него улизнуть. Улучив момент, она поспешила к своему шатру. Но ее остановил пронзительный женский голос. Это кричала Дора:
 — Среди нас предатель! Я видела его! Своими собственными глазами видела!
 Подняв дряблые руки, она бежала, спотыкаясь, к толпившимся вокруг огня саксам, и белые растрепанные волосы развевались на ветру. У Райны в голове мелькнуло смутное подозрение. Она пошла к отчаянно жестикулирующей женщине. А следом за ней — Эдвин.
 — Иуда! — не унималась колдунья. — Виновник нашего поражения!
 Люди зашептались. Одни поднимались с земли, подходили ближе; другие прятали лица и опускали глаза: боялись, что темный перст колдуньи укажет на них.
 Обернувшись, Дора посмотрела на брата Юстаса:
 — Где она или служитель Бога, кто таковым не является? — женщина прошипела это каким-то чужим, не своим голосом.
 — Есть только один Бог, — отозвался монах, похоже, вовсе не испугавшийся, — Бог христиан, и он существует.
 — Лжец! — завизжала колдунья и бросилась на монаха, однако ее когти царапнули пустоту, так как тот успел увернуться.
 — Дора! — окликнул ее Эдвин. Старуха, вздрогнув, повернулась к нему.
 — Я видела это, Эдвин, — пробормотала она. По ее подбородку бежала слюна. — Да так отчетливо… О-ох, — застонала колдунья, закатывая глаза. — Поражение саксов.
 Предводитель положил руку ей на плечо, успокаивая, словно ребенка:
 — Хватит!
 — Но я видела!
 Схватив руку, Эдвин потянул колдунью за собой, подальше от огня:
 — Пойдем. Ты себя плохо чувствуешь — вот и все.
 Дора подчинилась, покорно опустив руки, но вот ей на глаза попалась Райна. Выпрямившись, она ткнула в ее сторону костлявым пальцем:
 — Это и есть предатель!
 У девушки от страха выступил пот на лбу. Ноги будто приросли к земле. Она не двинулась с места даже тогда, когда колдунья, вырвавшись из рук Эдвина, кинулась к ней. Внезапно обретя невиданную силу, старуха повалилась на Райну и расцарапала той в кровь шею. Хорошо, что подоспел предводитель и отшвырнул колдунью.
 — Она пришла за нашими жизнями! — закричала Дора. — Она предаст нас!
 Прижав руку к кровоточащей шее, Райна сидела на земле, не в силах подняться:
 — Нет! Я не предам вас.
 — Это ты, твоя кровь не дает нам вернуть отчие земли и прогнать норманнов.
 Вокруг воодушевленно заговорили люди, их тревожные голоса слились в один сплошной гул. Несмотря на принятое давным-давно христианство, у саксов были живы древние суеверия.
 — Я не позволю тебе разрушить грядущее! — воскликнула Дора. — Прошлое принадлежит мне!
 С этими словами старуха ударила себя в грудь кулаками:
 — Я сотворила его, и я его уничтожу.
 «О чем она? — думала Райна. — Почему речь идет о прошлом, а не о настоящем? Колдунья явно сошла с ума».
 — Я тебе уже говорил, Дора, — процедил сквозь зубы Эдвин, — что твоя дерзость здесь неуместна.
 — Но я не обманываю тебя, Эдвин, — продолжала старуха, хватаясь за полу его рубашки. — Райна… тут она не одна.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Я видела еще одного предателя, который будет жить с Райной и…
 Предводитель в ярости оттолкнул от себя Дору:
 — Райна будет моей. Может, и я — предатель?
 Умоляюще воздев руки к небу, старуха покачала головой:
 — Нет, Эдвин, как бы ты этого не хотел, Райна никогда не будет твоей. Она принадлежит другому. Эта девушка должна умереть!
 Эдвин замотал головой:
 — Я…
 — Не я ли вернула тебе жизнь, когда последний вздох слетел с твоих губ? Можешь не верить в мои видения и мое колдовство, но без них тебя не было бы в живых.
 Ее слова и какое-то замешательство предводителя подействовали на некоторых саксов. Они подошли к сидевшей на земле девушке и рывком поставили ее на ноги.
 — Предательница! — орал один.
 — Шлюха! — кричал второй.
 К ним присоединились другие, помогая унести девушку из лагеря.
 — Эдвин! — позвала Райна, отбиваясь руками и ногами. — Эдвин! — Она видела, что тот, выйдя из какого-то оцепенения, сделал шаг и остановился.
 В отчаянии Райна звала Этеля, но и тот не спешил к ней на помощь. Зато вмешался брат Юстас. Обогнав толпу разгневанных саксов, в чьих руках билась жертва, обреченная Дорой на смерть, монах предостерегающе поднял руку:
 — Во имя Господа нашего я повелеваю вам освободить женщину! Немедленно!
 Его громкий голос заставил саксов остановиться.
 — Вы варвары, язычники, — презрительно продолжал служитель церкви, — если поверили в бессвязную болтовню прислужницы дьявола и не поверили мне, слуге Бога. На небесах нет места тем, кто уподобляется зверю. Вы что, хотите гореть в геенне огненной?
 Райна была так же напугана его гневными словами, как и все остальные. В этот миг монах казался ангелом, спустившимся с небес, и ему нельзя было не верить.
 Все напряженно молчали, и внезапно девушка почувствовала, что множество рук, державших ее, разжались, и она падает на землю. Стукнувшись едва зажившими ребрами, Райна вскрикнула от боли.
 — Не слушайте его! — завизжала Дора. — Он не знает, а я знаю. Может, этот человек служит дьяволу, но не я!
 Никто не откликнулся на ее призыв. Тогда колдунья подбежала к Райне и, схватив ее за руку, попыталась поднять.
 — Она должна умереть.
 Брат Юстас наклонился и оторвал старушечьи скрюченные пальцы от одежды девушки:
 — Убирайся, ведьма, — рявкнул монах.
 Дора сложила губы так, будто собиралась плюнуть ему в лицо, однако он успел оттолкнуть ее. Накидка слетела с плеч старухи, когда она повернулась к Эдвину:
 — Смотри, что он делает, этот самозванец, чужак! Предупреждаю тебя еще раз — убей предательницу и прогони этого человека, иначе накличешь беду.
 Предводитель устало покачал головой:
 — Он прав, Дора. Мы христиане.
 Колдунья, не веря собственным ушам, смотрела на него, потом, закричав, упала на колени:
 — О, смерть грядет на наши головы! Конец саксонскому племени. Смерть! Смерть! Смерть!
 Обойдя бьющуюся словно в припадке старуху, Эдвин подошел к Райне:
 — Вы не пострадали?
 Девушка поморщилась: ребра ныли — должно быть, опять повреждены. Что толку в том, что они христиане, если в их душе по-прежнему жили старые предрассудки, ловко подогреваемые человеком, способным творить чудеса. Прижав ладонь к шее, она увидела четыре кровавых следа. Что ее ждет, если Доре удастся убедить повстанцев, что она предательница?
 — Я хорошо себя чувствую, — ответила она Эдвину.
 Он внимательно посмотрел на девушку, наклонившись, приподнял ее подбородок:
 — Попробуйте обмануть меня, Райна, полюбите другого, и ваша судьба будет решена. Понятно?
 Она кивнула.
 — Хорошо.
 Отняв руку, он подошел к распростертой на земле колдунье.
 — Идем, Дора, — проговорил предводитель. — Тебе нужно поспать.
 Старуха вскочила на ноги и резво побежала к пещере, где проводила дни, а то и ночи. Куда она ходила после наступления сумерек, никто не знал и не решался спросить. Люди оторопели, когда Эдвин пошел следом за ней.
 Ощутив неимоверную усталость, Райна уронила голову на грудь и закрыла глаза. Так она сидела до тех пор, пока к ней не подошел брат Юстас:
 — Дайте мне вашу руку.
 Глядя сквозь закрывавшие лицо волосы, Райна увидела протянутую ей руку. Теперь с непроницаемым лицом он был мало похож на архангела. В глазах его мерцал какой-то потаенный огонь, вызывавший чувство беспокойства. Райна встречала угрюмые, а то и ненавидящие взгляды саксов, разглядывающих ее. Они неохотно начали расходиться. Когда все ушли, она наконец взглянула на монаха.
 — Вашу руку, — повторил он.
 Монах поднял ее, как пушинку. Несомненно, под рясой скрывалось мускулистое тело.
 — Знайте, что я верю вам, — произнес он, не отпуская ее руку.
 Его прикосновение вызывало у нее ощущение, что они знакомы. Вырвав руку, Райна отступила на несколько шагов, потирая ушибленные бока:
 — Почему вы верите мне?
 Он глядел на нее ясными голубыми глазами:
 — Думаю, что вы не способны на это.
 — Но Дора…
 — Вы же христианка! Разве можно безоговорочно верить старой ведьме, которая несет чушь?
 «Эта старая ведьма знает то, что другие не знают, это она вернула к жизни мертвого Эдвина», — подумала Райна.
 — Я боюсь ее, — пробормотала она.
 — Значит, ваша душа не в ладах с Богом.
 Райна взглянула в лицо монаха, на котором плясали отблески огня:
 — Думаете, она у меня еще есть, брат Юстас?
 Тот чуть заметно улыбнулся:
 — А почему бы нет?
 Можно ли говорить с этим человеком о Боге? Сможет ли он освободить ее от тягостного груза? Решившись, девушка заглянула в его глаза:
 — На моей совести лежит тяжкий груз.
 Задумавшись, монах знаком велел ей следовать за ним:
 — Поговорим…
 Подойдя к месту, где горел костер, девушка опустилась на ствол срубленного дерева. Монах сел рядом. Их бедра соприкасались, и их плоть разделяли лишь тонкая ткань ее платья и его ряса:
 — Расскажите мне о своей душе.
 Сложив руки на коленях, Райна смотрела на пляшущие языки пламени:
 — Наверно, она погибла. Ее уже не вернуть.
 — Ошибаетесь.
 Хотя Дора и объявила, что сняла с нее проклятие Томаса, дала выпить горькое снадобье, девушка чувствовала, что оно продолжает висеть над нею.
 — Знаю, что вы не верите в предрассудки, но я все же скажу — я проклята.
 — Кем?
 — Человеком, в чьей смерти я виновата. Томас…
 Гнев, душивший Максена, требовал выхода, но он сдержался, убеждая себя, что у него будет время выплеснуть его. Теперь же ему надо вести себя как постороннему, незаинтересованному лицу, иначе он никогда не узнает того, что известно этой прелестной саксонке:
 — Я удивила вас?
 — Только тем, что вы приняли близко к сердцу это проклятие.
 Максен с нетерпением ожидал продолжения рассказа, однако собеседница молчала.
 — Как так вышло, что вы виноваты в смерти этого человека?
 Райна нервно сжимала и разжимала пальцы:
 — Я убежала от него, и когда он догнал меня, я… — закусив губу, она покачала головой. — Мне не надо было убегать.
 Приподняв ее подбородок, Максен поглядел в ее глаза, блестевшие от слез. Странно, но эти слезы тронули его. Справившись с волнением, он спросил:
 — Хотя вы и берете на себя вину за его смерть, вы же не убивали его?
 Девушка широко раскрыла глаза:
 — О нет!
 — Тогда кто?
 — Я… — Райна готова была сказать ему о невидимке, бросившем кинжал, оборвавший жизнь норманна, но что-то в глубине горящих глаз монаха заставило ее прикусить язык. Быстро встав на ноги, она шагнула в сторону:
 — Это неважно. Он мертв, и теперь ничего не переменишь.
 — Нет важно, если вы хотите, чтобы я помог вам.
 Райна покачала головой:
 — Благодарю вас за помощь, брат Юстас. Вы были очень добры и внимательны, но больше мне ничего не надо.
 Когда она повернулась, чтобы уйти, Пендери, не сдержавшись, схватил ее за руку, но тут же отпустил.
 — Спокойной ночи, — крикнул монах ей вдогонку.
 Не ответив, девушка поспешила в свой шатер и скрылась в нем.
 Ища выход для бушующей в груди ярости, Максен побрел из стана и дошел до деревянного ящика, изрубленного мечами. Подобрав меч, брошенный Райной, он сжал рукоять, шагнул назад, замахнулся с силой и обрушил меч на ящик. Потом снова замахнулся и еще, и еще…
 — Вот она.
 Хриплый голос пробирался к сознанию Райны. Кто-то раздвинул ей зубы и затолкал в рот что-то твердое. Мгновенно проснувшись, девушка пыталась закричать, извивалась всем телом, но сильные, безжалостные руки связали ее кисти, затем ноги. В темноте нельзя было разглядеть мучителей, но Райна догадалась, кто послал их, кто приговорил ее к смерти. Дора!
 «Боже, — молила она, — пусть все это окажется сном. Хочу проснуться!»
 Увы! Это был не сон. Грубые руки стащили ее с одеяла и выволокли из шатра. Налетчиков было четверо, и оставалось только одно — звать на помощь. Поднеся связанные руки ко рту, она хотела было вытащить кляп, но ей заломили руки за голову. Извиваясь на холодной земле, несчастная пыталась кричать, однако такой глухой звук никто не мог услышать.
 — Поднимите ее, — послышался голос Доры.
 Став на колено, один из саксов легко приподнял хрупкое тело, взвалил на плечо и зашагал со связанной пленницей из лагеря.
 — Поторопись, — напутствовала его Дора. Райна извивалась и стучала кулаками в спину похитителя. В те минуты, когда Томас умирал у нее на руках, она сама с радостью бы приняла смерть как избавление от мук и боли, однако сейчас Райне умирать не хотелось. Скоро тряска прекратилась.
 — Внесите ее, — приказала Дора.
 «Куда? Куда меня принесли?!» — Райне стало жутко.
 Сакс сбросил ее с плеча и стал опускать в какое-то углубление.
 Девушка пыталась кричать, но плотная ткань кляпа не давала выхода ее крику. Тогда она схватила палача за рубашку, но не смогла удержать ее и рухнула в глубокую яму, застонав от боли. В нос ударил острый хвойный дух и запах нарытой земли. С краев ямы на Райну посыпались комья. Ее хотят похоронить заживо. В эти последние минуты жизни к ней вернулись сила воли и мужество. С ненавистью и страхом глядя на копошащиеся наверху фигуры, она поднесла связанные руки ко рту и, выдернув кляп, закричала. Крик получился совсем тихим.
 Лихорадочно облизывая пересохшие губы, Райна нащупала древесный корень и, обрадовавшись, схватилась за него. Подтянувшись, она села и опять попробовала закричать. На этот раз крик получился громче.
 — Камень, — зашипела Дора. — Принесите его!
 Райна не разобрала, о чем говорила колдунья.
 Став на колени, девушка хотела подняться, но чья-то сильная рука толкнула ее в грудь и снова уложила на дно ямы. Она же опять ухватилась за корень, но двое саксов опустили ей на живот огромный, тяжелый камень.
 — Нет!
 Разбивая в кровь ногти, Райна пыталась столкнуть камень, но тщетно — он не поддавался.
 — Господи! Помоги!
 На фоне темного неба отчетливо выделялись белые волосы Доры.
 — Он не слышит тебя, Райна, зато я слышу, — четко сказала она. — Ты — на пороге смерти.
 Выпрямившись, колдунья сделала знак своим подручным, а сама начала бормотать непонятные заклинания, сопровождая их каким-то сатанинским танцем.
 Девушка забилась в страхе, когда первые комья земли упали ей на ноги. Глубоко вздохнув, бедняжка закричала, но земля сыпалась, сыпалась на нее, хороня заживо. Должно быть, несчастная взывала к тому, кто не мог услышать ее.




 Глава 5


 Сквозь сон Максен услышал крики и подумал сперва, что это птица, но когда крик повторился, монах понял, что это голос человека. Какое-то шестое чувство шептало ему, что беда случилась с Райной.
 Опираясь на деревянный ящик, изрубленный мечами, он поднялся на ноги, держа в руке меч, и поспешил на человеческий голос. Длинная монашеская ряса путалась в ногах, замедляя бег. Выругавшись, он положил меч, скинул неудобное одеяние, побежал дальше в лес. Голос, взывавший о помощи, указывал ему путь.
 С треском ломая сучья, норманн ускорил бег. Ветки хлестали его по лицу, но он не обращал на это внимания. Наконец, слуха коснулся надтреснутый, старческий голос ведьмы, нараспев читающей какие-то сатанинские заклинания, прерываемые пронзительным криком…
 Одетый в короткие штаны, Максен неожиданно выскочил из-за деревьев, возвестив о своем появлении ревом. Чутье и хватка воина направляли его руку. Рыцарь ударил первого попавшегося ему сакса по голове учебным мечом. Он был таким тупым, что его с большой натяжкой можно было назвать оружием. Но сила, вложенная в удар, оказалась так велика, что череп раскололся с диким хрустом — и сакс рухнул, чтобы уже больше никогда не подняться.
 — А-а-а, мнимый монах! — взвизгнула Дора. — Убейте его!
 И тут огромная тень рядом с ней раздвоилась — и саксы, держа наготове мечи, бросились на Пендери.
 Кровь Максена забурлила, как в давние славные дни, когда он был могучим и свирепым воином. Норманн ринулся на одного из саксов, отбил его меч в сторону и ударил противника в грудь. Тот зашатался, закричав от боли, но устоял на ногах.
 Думая покончить с ним, Максен высоко поднял меч, но пришлось отбиваться от нападения второго сакса, который хотел дубиной размозжить ему голову. Тот хотя и выронил палицу, бросился на рыцаря, и они оба покатились по земле. Максен оказался внизу, а сакс на нем.
 Отбросив ставший ненужным меч, Пендери перехватил руку сакса, пытавшегося ударить его кулаком в лицо, потом вывернулся и подмял противника под себя.
 — Ну, вот и все! — закричал он. — Молись! Максен крутанул его голову вправо, влево, потом назад. Хрустнули шейные позвонки — и человек затих. Все. Радостное и свирепое торжество воина, выигравшего схватку. Но в последний миг сакс успел вонзить ему в бок кинжал и уже мертвый продолжал сжимать рукоятку.
 Второй обезоруженный Максеном рыцарь навис над ним, и монаху осталось лишь одно — вытащить кинжал и метнуть его в нападавшего. Он попал ему в плечо. Рана, конечно, была не смертельной, но воин пустился наутек.
 Прижав ладонь к ране, пытаясь остановить кровь, норманн отыскал глазами колдунью. Та, встав на колени, засыпала яму. Райна! Забыв о пронизывающей боли, он рванулся к Доре, которая вскочила на ноги.
 — Наша смерть! — завопила она и бросилась в чащу.
 Пендери очень хотел догнать и прикончить ведьму, но сейчас было не до того. Могила оказалась слишком узкой. Рыцарь лег поближе к ее краю, протянул руку девушке, неподвижно лежащей на дне и присыпанной землей. Неужели все кончено? Сколько времени прошло с той минуты, когда он последний раз слышал ее крик?
 Максен взял ее за плечи, приподнял, но вытащить из ямы не смог. Что-то там держало девушку. Разгребая землю, он наткнулся на камень. Монах убрал его, но это оказалось непростым делом. Только после этого он смог поднять Райну из могилы.
 — Райна, — окликнул он, но она молчала.
 «Неужели опоздал?» — в ужасе подумал норманн и приложил руку к ее груди, стараясь уловить биение сердца. Но ничего не уловил.
 Пендери вновь ощутил гнев. Не ради же мертвой женщины он убил двоих людей!
 — Райна! — закричал он.
 Схватив ее за плечи, Максен сильно встряхнул девушку.
 «Господи, не допусти, чтобы я зря лишил жизни несчастных обманутых саксов».
 Тут он вспомнил слова, сказанные ему сэром Гаем: «Старая колдунья вытащила Эдвина с того света, вдохнув в него жизнь».
 Вдохнув жизнь…
 Опустив Райну на землю, Максен открыл ей рот и приник к нему губами. Он сделал один вдох, второй, третий, но каждый раз его дыхание возвращалось к нему. Потом он зажал ей нос и вдохнул еще раз. Наконец, рыцарь уловил слабый стон, вырвавшийся из груди девушки.
 Обрадовавшись, норманн держал голову девушки, пока та кашляла. Растерянно моргая глазами, она хрипло прошептала:
 — Что произошло?
 Пендери глухо ответил:
 — Старая ведьма пыталась убить вас.
 Он почувствовал, что девушка все вспомнила и ужаснулась той участи, которая ее ожидала:
 — Похоронили меня заживо. — Она заплакала. Пендери осторожно отвел намокшую белокурую прядь с ее лица, приложил ладонь к ее шее.
 — Вы живы, Райна, — говорил он, чувствуя, что рука стала влажной от струившихся по ее лицу слез. — Вы живы…
 «Я жива! — удивилась девушка. — Выдержит ли мой рассудок, не потеряет ли он ясность после ужасов этой ночи?»
 — Я не могу дышать, — пожаловалась она, — когда я звала, никто не пришел.
 — Я пришел, — возразил монах.
 «Да, он пришел, но как и зачем? Монах…» Райна взглянула на него: перед ней был полуголый мужчина с широкой, мускулистой грудью.
 Девушка подняла связанные руки и, движимая странным чувством, дотронулась до выпукло вырисовывавшихся мышц на его животе. На ощупь они оказались твердыми, как камень, а тело — влажным от пота.
 — Мнимый монах, — прошептала она. — Я слышала, Дора так называла вас. Вы в самом деле мнимый служитель Господа, брат Юстас?
 Прищурившись, Максен отвел ее руки:
 — Я убил, а этого не позволит себе ни один монах.
 Повернув голову, Райна посмотрела на тела, распростертые неподалеку от нее. «Двое мертвы, но где же третий? — с испугом подумала она. — Неужели спрятался где-то в лесу, готовясь убить нас обоих?»
 — С Дорой было трое, а я вижу только двоих.
 — Третьего я ранил, — ответил брат Юстас, — если бы он не сбежал, я бы и его отправил к праотцам.
 Райна была благодарна ему за спасение, но испытывала странное чувство беспокойства за этого или из-за этого человека.
 — Вы служитель Господа? — напрямик спросила девушка.
 Монах помолчал и посмотрел ей в глаза:
 — Я был им, но сейчас нет.
 — Но…
 — Нам надо бежать, — хриплым голосом перебил он ее. — Скоро Дора возвратится, ведя с собой остальных, а для нас это означает неминуемую смерть.
 — Но куда же мы пойдем? — воскликнула девушка.
 Куда могут направиться женщина, заклейменная саксами и ненавидимая норманнами, и монах, ставший убийцей? Она смотрела, как брат Юстас, одетый в одни штаны, подошел к мертвецу.
 — Я знаю одно место, — проговорил он, став на колени перед убитым. — Туда мы и пойдем.
 Звук рвущейся ткани удивил Райну, но затем девушка поняла, зачем это ему нужно. Как же она не заметила кровь, текущую из раны в его боку?
 — Вы ранены?
 — Не смертельно…
 Наклонив голову, норманн перевязал рану. Потом, подойдя ко второму мертвецу, такому же крупнотелому, как он, мнимый монах раздел его и натянул его одежду на себя.
 — Ваши руки, — повернулся он к Райне.
 Та послушно подняла их и поморщилась, когда холодное лезвие кинжала коснулось ее запястий и брат Юстас начал разматывать веревки.
 Девушка мгновенно оценила прелесть свободы, ощутив себя птицей, выпущенной из клетки.
 Она начала растирать запястья, затекшие от веревок, стараясь разогнать кровь по жилам, а монах тем временем развязал ей ноги.
 — Все. Пора идти! — брат Юстас помог ей встать. У нее закружилась голова, она пошатнулась и оперлась о плечо монаха:
 — Подождите немного.
 — Вы хотите жить, Райна? — грубо спросил Максен.
 — Но…
 — Тогда шевелитесь, — приказал он. — Живей!
 — Уже иду.
 — Здесь мы можем немного отдохнуть, — сказал брат Юстас. Райна подошла к ручью, уже давно манившему ее. Стоя на коленях, она зачерпнула ледяной воды, ополоснула лицо и шею. Прохлада одарила ее настоящим наслаждением. Колючие холодные иголки впивались в кожу, разгоряченную быстрой и долгой ходьбой. Потом она плеснула еще раз себе в лицо и на платье, мокрое от пота.
 Стало легче, хотя сердце бешено колотилось от скорости, предложенной ей братом Юстасом. Райна хотела вытереть лицо, но загляделась на отражение в ручье: на нее смотрела еще молодая, но уже отмеченная печатью лет женщина, хоть и не такой заметной, как после побега из замка Пендери. Слава Богу, что хоть жива!
 Она начала отчаянно тереть лицо ладонями, будто хотела уничтожить воспоминания об ужасах минувшей ночи. Да разве о них забудешь!
 — Ну оставьте меня в покое, — прошептала она.
 Но ее отвлекла вовсе не молитва, а какое-то движение за спиной. Обернувшись, она увидела в воде отражение монаха. В его глазах застыло презрение и негодование, а губы превратились в одну сплошную тонкую линию.
 Словно ледяные пальцы сжали ей горло, и она резко выпрямилась, чуть не упав.
 — Что такое? — теперь выражение лица ее спутника изменилось. Оно было полно заботы и предупредительности, а от ненависти и презрения не осталось и следа.
 — Ничего. Я… — смутилась Райна. Надеясь, что брат Юстас ничего не заметил, она подняла глаза и поняла, что ошиблась: он, конечно, все видел. Скромность требовала немедленно накинуть на себя что-нибудь, но Райна стояла неподвижно, будто зачарованная его взглядом. Он медленно оглядывал ее, остановившись взглядом на туго обтянутой платьем груди.
 Поняв, что он смотрит на нее не как монах, а как мужчина, Райна оттянула мокрое платье, чтобы не так отчетливо выступали набухшие соски.
 — Я… я еще не поблагодарила вас за спасение своей жизни, — поспешно проговорила она. — Я ваша должница.
 — Да.
 Его согласие насторожило девушку.
 — Я знаю вас, — неожиданно сказала она.
 Подобное чувство девушка испытывала, когда перед ней стоял Максен Пендери. Но как такое может быть? Моля Бога, чтобы все это оказалось игрой воспаленного воображения, Райна изучающе смотрела на его лицо, на темные волосы.
 Брат Юстас ничем не напоминал Томаса или Кристофа: цвет волос был другим, и черты лица иные. Его произношение без акцента и голос отличались мягкостью. Максен же говорил отрывисто и резко, как воин, привыкший убеждать действием, а не словами. Кристоф рассказывал, что его брат искушен в ратном деле, а этот человек, несомненно, получил церковное образование.
 Но тут Райна вспомнила, что монах поднял руку на человека, убил его. Так поступить мог только воин, а не смиренный служитель Господа.
 Все сомнения у нее отпали, когда она взглянула ему в глаза — перед ней был хищник.
 Поняв это, девушка бросилась бежать, словно за ней гнался сам дьявол. Этот человек обманул ее и тщательно все продумал: чистое саксонское произношение, молчаливое разрешение на побег. Пендери проследил за ней до лагеря, потом пришел туда с неистребимым желанием мстить за смерть брата. И, разумеется, исполнил бы задуманное, не приди он на помощь Райне.
 Но почему тогда Максен не тронул ее? Трудно, невозможно понять. Но теперь не в этом дело. Нужно подумать о тех, кому угрожает смертельная опасность, — Эдвине и его сподвижниках. Пусть в лагере ее ждет смерть, но она должна предупредить о появлении человека, жаждущего отомстить.
 На нее, сбив с ног, навалилось что-то тяжелое. Райна судорожно шарила руками по опавшим листьям, надеясь что-то найти, чтобы защитить себя. Пендери поворачивал ее на спину, а девушка, ломая ногти, пыталась схватить попавший под руку камень. Наконец ей это удалось, и она перевернулась, занеся камень над его головой. Но ей не хватило какого-то мгновения.
 Схватив руку, Максен прижал ее к земле и, надавливая на запястье, заставил разжать пальцы. Тогда другой рукой она стукнула его по голове. Но что это был за удар — без камня? Рыцарь лишь хмыкнул и прижал ее вторую руку к земле.
 Девушка не сдавалась и коленом ударила его в живот. Услышав хриплые ругательства, она поняла, что причинила ему боль, однако норманн по-прежнему прижимал ее к земле.
 — Хватит! — рассердился он.
 Лицо его исказилось от бешенства, в глазах полыхало презрение.
 На сей раз с полной уверенностью она сказала:
 — Я узнала вас, Максен Пендери.
 Улыбка слегка приподняла уголки его губ. Зажав ей запястья одной рукой, он проговорил:
 — Впрочем…
 Не закончив фразы, норманн провел ладонью по боку, осмотрел окровавленную руку. Взгляд его светился ненавистью.
 Да, она опять теперь в руках дьявола. Что можно сделать? Остается одно — пустить в ход свое единственное оружие — слово.
 Выплескивая накопившуюся в душе горечь и заглушая этим страх, она заговорила:
 — Знай, норманн, как ты убивал, так убьют и тебя.
 Глаза Пендери мгновенно потемнели, зрачки расширились, и только по краям остался голубой ободок. Райна испугалась, но старалась не подать вида.
 — Ты умрешь, Максен Пендери, — повторила она, — так же, как и…
 — Томас, — закончил он за нее.
 Райна закусила губу, упрекая себя за опрометчивость — не надо было так говорить. Однако отступать было уже нельзя.
 — И Нильс, — добавила она.
 А он опять вспомнил Гастингс… И увидел себя со стороны: он вытаскивает меч из пронзенного им врага, вытирает чужую кровь со лба и ищет глазами нового противника. Он вспомнил Нильса, в котором уже едва теплилась жизнь. Он лежал среди груды мертвецов, погибнув без славы, без почестей, как бездомный пес.
 Глаза Максена горели от нахлынувших воспоминаний, щеки взялись румянцем. Рыцарь протянул руку и поднял ее подбородок.
 Четко выговаривая слова, он произнес:
 — Ваша жизнь, Райна, отныне вам не принадлежит. Она моя, я могу сделать с ней все, что хочу. Подчинитесь мне и тогда, может быть, доживете до дряхлой старухи.
 Скрывая свой страх, девушка ответила:
 — Я не собираюсь никому принадлежать. Я — госпожа своей судьбы. Можете бросить меня в темницу, но вашей я не буду.
 Максен хрипло рассмеялся, и этот смех, такой гулкий в тишине, леденил ее кровь:
 — Вы уже моя собственность. Ваши слезы — мои, ваша тайна, которую вы так бережете, тоже моя, и ваши…
 — Тайна?
 — Та, которую вы скоро откроете.
 «А убийца Томаса — сакс без лица и без имени», — подумала Райна и покачала головой. Пендери упрямо повторил:
 — Скоро.
 Он провел окровавленной рукой по груди девушки, и влажная ткань опять прилипла к телу.
 — И ваше тело принадлежит, мне.
 В душе Райны шевельнулось что-то совершенно непохожее на страх, и она, пытаясь заглушить незнакомое, непонятное чувство, возразила:
 — Я не буду с вами спать.
 — Я и не утверждал, что вы будете это делать. — Он отвел руку от ее груди.
 — Я не понимаю.
 — Позже поймете, а сейчас нам пора идти. Или вы будете продолжать сопротивляться?
 «Он, видно, думает, что я пойду с ним по доброй воле».
 — Обязательно.
 Максен насмешливо поднял бровь:
 — Что ж, вы сами выбрали такую участь.
 С этими словами он размотал веревку вокруг пояса, поднял ее руку и ловко стянул узел на запястьях.
 — Пошли! — приказал он, крепко держа конец веревки. — Вас ждет темница.
 Девушка лежала не двигаясь.
 — Вы не напугаете меня, — проговорила она, прекрасно понимая, как далеки ее слова от истины.
 Пендери нахмурился:
 — Нет, уже напугал, и это хорошо, очень хорошо.
 Норманн с силой потянул за веревку, которая врезалась в плоть, истерзанную и без того. Да, из двух зол ей досталось большее: вместо Доры — Максен. Райна готова была заплакать от отчаяния. Что толку лежать? Все равно безжалостный рыцарь потянет ее за собой или перебросит через плечо и понесет. Девушка с трудом встала на колени, поднялась на ноги.
 — О, все лучше и лучше, — одобрительно отозвался монах.
 — Вы так думаете? Не будьте так самоуверенны, Максен Пендери, ведь Эндердесвольд пока еще угрожает вам, а он принадлежит Эдвину.
 Монах подтянул веревку, приблизил к себе непокорную:
 — Для вас я милорд, или вы уже забыли?
 Нет, она не забыла его приход в темницу и никогда не забудет. Вскинув голову, Райна взглянула ему в лицо:
 — Нет, это вы забыли. Я уже говорила, что не считаю вас своим господином и никогда не буду называть милордом.
 — Будете!
 — Никогда!
 Рыцарь презрительно скривил губы:
 — Клянусь, что к утру вы станете обращаться ко мне как положено.
 — Если вы хотите добраться до замка живым, Максен, — глядя на его окровавленную рубашку и раздельно произнося каждое слово, сказала Райна, — то идемте не мешкая.
 Любопытные зеваки, дозорные на башне, рыцари на смотровой площадке, раскрыв от удивления рты, смотрели во все глаза, как их лорд ведет на веревке пленницу. Райна шла, упираясь взглядом в Максена и высоко подняв голову. Пусть зеваки не думают, что она покорилась. Обычно пленники закрывают свое лицо. Ей было тяжко, страшно, но она призвала на помощь свой гнев, свою ненависть.
 Проходя через ворота, девушка напомнила себе о смерти отца и братьев, погибших при Гастингсе, мучительную кончину матери, заживо сгоревшей в сарае, подожженном норманнами. Дрожа от гнева, смешанного с болью, она вспомнила свои блуждания по лесу, когда норманны гнались за нею по пятам. «Помни о наказании, назначенном тебе Максеном, о злобе норманнов, которые ненавидят саксов, помни!» — твердила она себе.
 Войдя во внутренний двор замка, девушка столкнулась с ненавистным ей сэром Анселем. Один взгляд в его глаза, сверкавшие торжеством, одна его жестокая улыбка мгновенно лишили ее решимости. Райна не забыла, как он избивал ее, оставляя на теле синяки, как осыпал бранными словами и проклятиями. Вот и теперь, отделившись от группы рыцарей, Ансель с надменным взглядом встал на пути пленницы. Ей тоже пришлось остановиться. Она сморщилась от боли, потому что веревка, натянувшись, врезалась в запястья.
 — Саксонская шлюха! — гаркнул он на весь двор.
 Она, возмущенная, смотрела на него. «Саксонская шлюха, норманнская шлюха…» Ее все время бичуют за грехи, которых она не совершила. Никакая она не шлюха! Да, она из саксонского племени, но (вопреки всем и всяческим слухам) остается девственницей. Обладавший завидным ростом Ансель загородил Максена, но чутье подсказывало Райне, что монах сверлит взглядом спину жестокого Рожера, и тут она сделала то, что намеревалась, — крикнула ему оскорбление по-саксонски. «Трус» — это и еще несколько саксонских слов были знакомы сэру Анселю. В битве при Гастингсе саксы кричали это слово в лицо своим врагам. Так называла Анселя и Райна, когда он приходил к ней в темницу. Зная, что за это она схлопочет затрещину, Райна приготовилась к удару. Рожер занес уже было руку, но Максен перехватил ее и отвел за спину рыцаря:
 — Не смей!
 Ансель, покраснев, цедил сквозь зубы срамные слова, но ослушаться своего суверена у него не хватило духу. С лицом, искаженным яростью, он вернулся к толпившимся рыцарям. Слава Богу, что удалось избежать оплеухи. Но радости от этого мало. Ведь все равно кто-то будет ее избивать — не Ансель, не Максен, так другой. И все-таки… неужели в нем осталась капля человечности? А может, он просто бережет ее, чтобы самому напиваться ее мучениями?
 — Готовьтесь! — приказал Пендери рыцарям. — Мы выезжаем через час.
 Легко было догадаться, что он хочет застать врасплох Эдвина и его сподвижников. Она добрый час молилась, чтобы этого не случилось, чтобы ранение помешало Максену свершить возмездие, отсрочило его час. Тщетно!
 — Ради Бога! — выдохнула девушка. — Не надо.
 Рыцарь испытующе посмотрел на нее и отвел глаза. И почему ей пришла в голову мысль о капле человечности в нем? Нет в нем милосердия, не будет и пощады — и все в ней замерло от ужаса.
 Намотав веревку на руку, Максен стиснул ее локоть и подтолкнул к башне. В Райне все сжалось в комок. Запрокинув голову, она посмотрела на сооружение из серого камня. Башня предназначалась для охраны входа в замок. Но в ней было несколько крохотных каморок для именитых узников. Вряд ли Максен станет держать ее здесь. Скорее всего ее кинут в темницу, уже знакомую ей. Да и Пендери старшему там удобней тешить свои мстительные чувства.
 — Максен! — раздался голос.
 Тот повернулся на крик, а за ним покорно повернулась и Райна: к ним приближался, хромая, Кристоф. Впервые она подумала о том, что Пендери-младший, должно быть, играет не последнюю роль в замыслах Максена: ведь это он уговорил ее бежать из замка! Правда, она точно не знает, сделал он это преднамеренно или стал слепым орудием в руках брата. Взгляд Кристофа был умоляющим — он просил верить в его невиновность. Но так ли это? Райна опустила глаза.
 — В чем дело, Кристоф? — спросил его старший брат.
 — Ты ранен, — нахмурился юноша, глядя на окровавленную рубашку, — возможно, я…
 — Но ты пришел, наверно, не для того, чтобы обсуждать мое ранение?
 Кристоф нервно чертил носком сапога по земле:
 — Нет, но… но если ты не возражаешь, я хотел бы поговорить с леди Райной с глазу на глаз.
 — Она узница, а не леди, — вспылил Максен, — лучше возвращайся к своим книгам и не трать на нее драгоценное время.
 — Но…
 — Я все сказал!
 Возмутившись, Райна вмешалась:
 — Он не ребенок, и нельзя с ним так разговаривать.
 — Не ребенок, — повторил норманн, — а кто? Мужчина?
 — Пока нет, но скоро им станет. И не нужно его унижать!
 Пендери-старший хотел было возразить, но решил, что бессмысленно пускаться в споры, и повернулся к башне. Лестница была узкой, и пленница шла следом за рыцарем, стараясь не отставать, чтобы не упасть. Наконец последняя ступенька! Максен отворил дверь и втолкнул девушку в каморку:
 — Ваша тюрьма.
 Стоя посреди каморки, она подумала, что здесь есть место и для подстилки, и для деревянной лохани, в которой можно помыться. Все-таки тут лучше, чем в ее прежней темнице. Она посмотрела на Максена и уловила в его глазах выражение боли и усталости, которое он, видимо, умело скрывал на людях. Ранение у него было серьезное, и любой другой человек не выдержал бы и слег. Райна испытывала к нему сострадание, но не хотела, чтобы он об этом догадался.
 — Почему же не в темницу? — спросила она.
 Дьявольская усмешка скользнула по его лицу. Он кивнул в сторону окна:
 — В темнице нет окна.
 — А для чего мне окно?
 — Не хочу, чтобы вы пропустили рассвет. Вы знаете, это впечатляющее зрелище, когда небо не затянуто английскими тучами.
 Райне стало не по себе. Максен явно играл с нею, как кот с мышкой, радуясь ее страданиям.
 — Как вы заботливы, — пробормотала девушка. Подняв связанные руки, спросила: — А как быть с этим?
 Пендери подошел к ней и развязал узел:
 — Все, что я требую — это имя.
 — А вы оставите остальных в покое?
 — Эдвина с его мятежниками? Нет! — отрезал рыцарь. — Саксонские бунтовщики не будут здесь распоряжаться. Они прекратят мутить воду.
 Райна отступила на шаг и потирала затекшие руки.
 — Как я уже вам говорил, храните свою тайну, и саксы умрут. Расскажите мне правду — они будут жить.
 — Я не могу.
 — Пусть так, — и вышел, закрыв за собой дверь. Райна услышала, как опустилась железная решетка, заперев ее в башне.
 — Беги, Эдвин, — прошептала она, — нет, пожалуй, уже поздно.




 Глава 6


 Расправив пошире плечи, хоть это давалось ему с изрядным трудом из-за раны в боку, Максен пошел в дальний конец зала, где была его комната. Откровенно говоря, вряд ли можно было так назвать угол, отгороженный от зала ширмой. Келья в монастыре и то больше напоминала жилище. Покои лорда Этчевери, конечно, отличались большими размерами, но полного уединения не обеспечивали, ибо отделялись от зала деревянной ширмой, которая держалась на кожаных петлях. То, что происходило за ней, было спрятано лишь от глаз, но не от любопытных ушей. Помня об этом и особо учитывая то, что его рыцари до недавнего времени верой и правдой служили сэру Анселю, Максен зашел за перегородку, приподнял грубую саксонскую рубашку и стал разматывать повязку. Кровь перестала уже течь, но пропитанная ткань присохла к ране, и ее трудно было отодрать. Помедлив, рыцарь побрел в поисках воды и чего-нибудь для повязки.
 Похоже, Кристоф подумал об этом раньше его. Хромая, он уже спешил навстречу брату. Рядом с ним мелкими шажками шла женщина, держа ушат с водой, а на плече у нее покачивались полоски чистой ткани. Хмурая и задумчивая женщина расцвела, увидев Максена, и как-то зазывно ему улыбнулась. После Райны такая приветливость обрадовала рыцаря, но не настолько, чтобы рискнуть уложить ее в свою постель. Два монастырских года без женщин мучительно напоминали о себе, однако к близости он еще не был готов. Но скоро, если судьбой ему предназначено жить грешной земной жизнью, норманн возьмет от нее все, как брал до Гастингса.
 — Садись, а мы с Сетой перевяжем твои раны, — заботливо сказал Кристоф.
 — Вот уж никогда не думал, что ты увлечешься знахарством, — буркнул Максен.
 — Кто-то должен этим заниматься, — смутился юноша, поставив сумку на постель.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Идет война между саксами и норманнами, — пожал плечами Кристоф, — так что этим необходимо заниматься.
 — Есть другие…
 — Был один, но он давно мертв.
 — Кто это?
 Кристоф занялся сумкой, раскладывая на постели ее содержимое.
 — Продолжай, — потребовал Максен, — я должен знать все.
 — Его звали Хода. Он был сакс и хороший человек. Почти всему, что знаю, научился я у него.
 — Ну?
 — Он имел несчастье внять голосу крови. При нападении на замок пострадало немало саксов. Когда бой затих, Хода, закончив перевязывать рыцарей Томаса, выскользнул из замка, чтобы посмотреть, нет ли живых среди его соплеменников. Там остался один, которому лекарь и оказал помощь. И тут на него наткнулся сэр Ансель и уложил Ходу ударом в голову. То есть, попросту говоря, убил.
 Пендери-старший почувствовал, как в груди закипает гнев против совершенной несправедливости:
 — А что сэр Ансель?
 — Ты хочешь знать, наказан ли он?
 Брат поднял брови.
 — Томас разозлился на него, и на этом дело закончилось. Кто ему теперь помешает делать то, что он захочет.
 — Ты что? Обвиняешь Томаса?
 Кристоф вздохнул:
 — Максен, я не считаю, что Томас был плохим человеком. Я хочу сказать, что отчасти и по его вине обрушилось зло на Пендери.
 Противоречивые чувства раздирали душу Максена. Он стянул с себя рубашку, швырнул ее на пол:
 — Я выслушал тебя, а теперь приступай к делу.
 Сев на постели в изголовье, рыцарь ждал, когда брат начнет священнодействовать.
 — Ты холодный человек, — буркнул юноша и начал разматывать грязные тряпки.
 Было у Максена желание прогнать брата. Но кто тогда очистит рану и предотвратит заражение? Сначала надо отомстить за смерть брата, а потом умирать.
 Рана была очищена, края ее стянуты, на нее положен бальзам с таким едким запахом, что девушку явно тянуло на рвоту. Когда она начала бинтовать рану, Кристоф спросил:
 — Райна хорошо себя чувствует?
 В глазах юноши светилось участие, и у Максена зачесались кулаки от желания ударить его.
 — Ты же видел, что она жива, — отрезал он.
 Поняв, что пальчики Сеты скорее ласкают его, чем перевязывают, рыцарь отобрал у нее полосу ткани, встал и начал сам бинтовать рану. Кристоф положил ему руку на плечо:
 — Ты меня не понял, я не то имел в виду.
 Пендери-старший поразился настойчивости брата, всегда такого кроткого, тихого. Ему не по душе был этот разговор.
 — А это ответ тебе!
 Юноша сверкнул глазами:
 — Тогда я сам посмотрю.
 Кристоф повернулся и хотел было уйти, но Максен сжал его локоть:
 — Я не допущу, чтобы она снова тебя обманула, — крикнул он, забыв о присутствии девушки и рыцарей за ширмой, — тебе надо держаться от нее подальше.
 Юноша попытался вырвать локоть из железных пальцев брата, но это ему не удалось.
 — До того, как ты вернулся в замок, я был здесь хозяином, — напомнил он Максену.
 — Ты? Не смеши меня, Кристоф. Неужели надо напомнить, что я выбрал власяницу и монастырские стены, хотя должен был вступить в наследство? А вместо тебя замком управлял сэр Ансель. Ведь так?
 Кристоф побагровел:
 — Я думал, монастырь тебя изменит.
 Эти слова кольнули Максена в самое сердце и затронули такие струны его души, которых опасно было касаться. Борясь с бушевавшими в душе страстями, рыцарь даже закрыл глаза:
 — Я изменился.
 — Тогда…
 И все-таки злая страсть победила в нем.
 — Как ты скоро забыл, что Томас гниет в могиле, — взорвался Пендери-старший. — И что эта шлюха, которую ты называешь «леди», виновна в его смерти.
 Пораженный и подавленный, Кристоф отступил назад. А Максен тут же пожалел о вырвавшихся гневных словах, которые давно таились в его душе. Он и раньше хотел высказать их брату, но сдерживался, а вот теперь сорвался и выплеснул все.
 Отпустив брата, Максен погрузился в размышления. По дороге в Этчевери он думал о том, что сумеет убедить Кристофа стать хозяином, чтобы сам он мог опять удалиться в монастырь, но теперь убедился, что надеялся напрасно. С первых же минут встречи рыцарь понял, что юноша не способен управлять землями, взять на себя все хозяйские заботы. Он был для этого слишком мягким, слишком невинным и собирался таковым оставаться впредь.
 Слова Кристофа прервали его горестные размышления:
 — Это очередная уловка, да?
 Максен понял, на что он намекает, хотя ничего не говорил о своих замыслах, связанных с Райной. Рыцарь позволил ей бежать. А когда спустя три дня он пустился на поиски, то никому не сказал, куда идет, хотя все прекрасно знали куда.
 — Кристоф… — Максен обернулся и посмотрел на служанку, которая прислушивалась к их разговору. — Оставь нас!
 Девушка дернулась от неожиданности и выскочила из комнаты.
 — Безобидна, — заметил юноша, провожая глазами Сету. — Она плохо понимает французский.
 — Ни один сакс не безобиден, — возразил Максен. — Даже та, которая хочет разделить ложе с норманном.
 Кристоф провел рукой по волосам, которые вопреки французской моде того времени были слишком длинны.
 — Ты так и не ответил мне, — упрямо проговорил он. — Ты обманул меня?
 — Да, а ты меня предал.
 — Тем, что помог Райне? — юноша покачал головой. — Нельзя назвать предательством помощь…
 Думаю, что это следует считать выполнением твоего приказа или пожелания.
 — А ты сделал бы это, если бы я тебя попросил? Повернувшись, Максен открыл сундук, где лежали доспехи и одежда умершего Томаса.
 — Значит, ты совершил бы предательство.
 — Я старался спасти женщину, обвиненную в преступлении, которое она не совершала.
 «Невиновна, всегда невиновна». Если бы только Максен мог вырвать это слово из уст брата и растоптать его…
 — Мы уже говорили об этом, — процедил он сквозь зубы, борясь с закипающим в душе гневом.
 — Говорили! — воскликнул Кристоф. — Нет, Максен, ты ошибаешься, с тобой невозможно разговаривать.
 Пендери-старший поднял брови и начал надевать рубашку, стараясь сдержаться.
 — Я — хозяин замка, и пусть это тебя не удивляет.
 — Нет, не удивляет, но у меня есть право голоса.
 Вначале Максен не обратил на его слова никакого внимания, но потом в памяти всплыли слова Райны: «Кристоф станет мужчиной: если ему будут оказаны должное уважение и внимание». Его оскорбило, что правдивые слова были сказаны предательницей.
 — Тогда говори, но не тяни.
 Кристоф растерянно захлопал ресницами:
 — Ты ошибаешься насчет Райны. Хотя она и пыталась заставить Томаса думать о себе плохо, у девушки — доброе сердце. Райна никому намеренно не причинит зла.
 Не слушая брата, Максен шагнул за ширму и приказал слуге принести шлем.
 — Саксонская ведьма одурманила тебя, брат, так же, как одурманила Томаса.
 — Я не верю этому.
 — Ты думаешь, что влюблен в нее?
 Кристоф изумленно поднял брови:
 — Нет, Максен, — тихо произнес он. — Я считаю ее своей сестрой и никогда не думал о ней как о любовнице или жене.
 — Сестра не могла бы обмануть и предать тебя, послав Томаса на смерть.
 — Она хотела свободы и больше ничего. Она не знала, что, убегая, ведет его к гибели.
 — Значит, ты винишь Томаса?
 — Да. Ведь если бы он позволил Райне вернуться к соплеменникам, то остался бы жив.
 — Попробуй-ка убедить меня в ее невиновности!
 — Он посадил ее в клетку, навязывал свои обычаи, заставлял одеваться, ходить подобно знатной даме, дал ей титул, хотя Райна не хотела этого.
 — Томас взял бы ее в жены, — бросил Максен, а ей бы следовало стать наложницей.
 Кристоф покачал головой:
 — Райна не хотела стать его женой, потому что не любила.
 — Любовь, — презрительно хмыкнул Максен. — Какие романтические бредни витают в твоей голове, Кристоф? Почти все браки заключаются без любви. Она не нужна там, где надо примирить враждующие семьи, увеличить состояние и воспитать детей с хорошей родословной, достойных носить гордое имя отца.
 — Но этого она не хотела.
 — Посмотри, куда ее завела собственная глупость. Еще один брат погиб от рук саксов, а моя жизнь исковеркана.
 Опустив руки и сжав их в кулаки, юноша повернулся и, прихрамывая, пошел прочь.
 — Это ты — глупец, — бросил он через плечо. — Ты, который мог бы устроить все лучшим образом, но не захотел.
 Горькая правда этих слов заставила Максена замолчать. Он посмотрел на уходящего Кристофа и, закрыв глаза, воззвал к Богу, прося совета. Но Господь был глух к его мольбам, а в душе осталась всепоглощающая ненависть к женщине, сорвавшей его замыслы и сломавшей ему жизнь.
 Из узкого окна Райна увидела выезжающих из замка рыцарей во главе с Максеном. Человек тридцать были в доспехах и при полном боевом вооружении, а за ними тянулось около семидесяти пеших воинов. Как она могла принимать Максена за монаха? В нем теперь было столько воинственности и мужественности! А монашеский вид — малая толика большого обмана, к которому прибегнул мстительный норманн.
 Едут рыцари в Эндердесвольд, чтобы убивать. Всадники, удаляясь, превратились в точки, а Райна по-прежнему не сводила с них глаз. Что она может сделать, чтобы предотвратить резню? Лить слезы? Нет, она не станет плакать о том, что еще не произошло, но, бесспорно, случится: такой человек, как Максен, исполнит свой замысел.
 Выдержка изменила Райне. Не могла она спокойно смотреть на удаляющееся войско и равнодушно думать о совершающемся обмане.
 — Нет! — закричала девушка и, бросившись к двери, стучала в нее кулаками, разбросала по всей каморке солому, служившую узникам постелью, а когда ей принесли еду, швырнула поднос в стену. И лишь в сумерках, в полном изнеможении, она очутилась на оголенном ложе, погрузившись в тяжелый, наполненный кошмарами сон.
 Заново переживала девушка свои похороны, ледяной холод могилы, тяжесть земли, видела дикий танец Доры и просыпалась в поту, тяжело дыша и ища в темноте ночи того, кто спас ее от гибели.
 Остановившись у двери Райны, Максен снял шлем, уже порядком ему надоевший. Доспехи зазвенели, грозя разбудить весь замок. Он прислушался, но кругом было тихо. Интересно, здесь пленница или опять сбежала? Конечно, он не верил, что она совершит побег, особенно если учесть, что никого, в том числе и Кристофа, которого не взяли в поход на Эндердесвольд, стража не пустит в башню. А впрочем, чем черт не шутит! Поэтому рыцарь на всякий случай решил убедиться, толкнув дверь. Он остановился, вглядываясь в смутные очертания хрупкой фигуры, скорчившейся на полу.
 Ее рубашка закрутилась вокруг талии, волосы рассыпались по плечам и закрывали лицо. Девушка, несомненно, заснула обессиленная. По словам стражников, она долго кричала, стучала кулаками в дверь, швырнула поднос с едой. Так продолжалось почти целый день.
 На следующее утро саксонка немного успокоилась. Теперь обессиленная Райна спала.
 Максен опустился на колено, ощутив боль в боку, протянул руку, чтобы разбудить спящую. И в этот миг первый луч солнца коснулся ее ладони, скользнул по ногам.
 Что-то шевельнулось в зачерствевшей душе Максена, когда он увидел стройные, красивые ноги. Тонкая ткань обтягивала округло очерченные бедра, соединявшиеся в месте, недоступном для него в течение долгих ночей в монастыре. Теперь запреты сняты, и его тело чувствовало это.
 Рыцарь напрасно старался приказать себе успокоиться. Но почему именно Райна? Почему не Сета или какая-нибудь другая женщина? Почему непременно та, что виновна в гибели Томаса, чей один только вид заставляет сжиматься пальцы в кулак, хотя потом все тело содрогается от желания?
 Тогда у ручья, увидев женщину, ее грудь под плотно облегающей тканью и прикоснувшись к ней, он понял, что брат был одержим наваждением, однако теперь он сам испытывает куда более сложные чувства — ненависть, смешанную с желанием.
 Проклиная себя и ее за всепоглощающую жажду обладания, норманн вглядывался в лицо девушки, скрытое завесой белокурых волос. Ему был виден только упрямо очерченный подбородок и вздернутый нос. Рыцарь откинул волосы с лица! Он смотрел на густые ресницы, нависшие над темными от бессонной ночи кругами, на губы, ждущие мужчину, готового продать душу из-за нее.
 Движимый телесной страстью, а не разумом, клеймящим его за слабость, норманн провел пальцем по нижней губе, затем нагнулся и нежно коснулся губами шеи.
 «Невинна», — утверждал Кристоф, но он ошибался, не мог не ошибаться. Нет, надо забыть Райну и все желания, которые она возбуждает. Максен закрыл глаза и обратился к Богу с просьбами, каких тот не слышал от него со дня известия о смерти Томаса.
 Райна испуганно проснулась. Широко открыв глаза, она взглянула на человека, склонившегося над ней, и узнала его. Глаза Максена были закрыты. Хотя губы его шевелились, но ни слова не сорвалось с них, а его стальные пальцы… ласкали ее плечо.
 Думая, что он будет ее душить, Райна резким движением сбросила его руку. Что делать? Она обратила внимание на то, что норманн в железных доспехах, с мечом и кинжалом. Резко выбросив вперед руку, она сжала рукоять кинжала и рванула его на себя. Кинжал у нее!
 Однако удача лишь улыбнулась ей и тут же отвернулась. Максен действовал с быстротой молнии. Он схватил ее за руку и гневно крикнул:
 — А ну отдай!
 Райна не хотела расставаться с оружием, но понимала, что ее усилия тщетны. Так хоть дороже продать свою жизнь!
 — Нет! Не отдам!
 Она подтянула колени к животу, резко выбросила ноги вперед, толкнула Максена в грудь, но он даже не покачнулся.
 Отбросив ее ноги в сторону, он попытался встать и тянул за собой упрямо сопротивляющуюся пленницу.
 — Примите свое поражение достойно, Райна, — проговорил Максен.
 — И умирать тоже нужно достойно? — горько усмехнулась она, морщась от боли в плече.
 Рыцарь прижал ее к холодной каменной стене, навалившись всем своим весом:
 — Клянусь, сегодня вы не умрете.
 Однако выражение лица говорило о другом.
 — Не умру? Неужели я поверю, что вы не собираетесь придушить меня?
 Какое-то ненасытное чувство блеснуло в его глазах и исчезло.
 — Уверяю, что вы в относительной безопасности.
 — Надолго ли?
 — Сейчас.
 Девушка горько усмехнулась:
 — Прикажете в это верить?
 — Я ничего больше не могу предложить, — он холодно улыбнулся, — а теперь вы сами отдадите мне мой кинжал, или же я отберу его у вас?
 Запрокинув голову, Райна взглянула на свою хрупкую руку, зажатую в его мощной длани, потом перевела взгляд на сверкающее лезвие. В нем она увидела отражение своей хрупкой, изломанной фигуры, подмятой его тяжелым мускулистым телом. Куда ей мериться силами с этим богатырем — он переломит ее как былинку. Другое дело, если бы это было состязание умов! Она могла бы поставить гордеца на колени и не мучилась бы от боли. Преодолевая эту боль, Райна спокойно проговорила:
 — Возьмите.
 Разжав кулак, Максен взял кинжал и отпустил ее.
 — Мудро, — пробормотал норманн и отошел.
 Не двигаясь, она лежала около стены, видя перед собой открытую дверь, чего прежде не случалось! А если попробовать убежать? Сколько человек погонятся за ней? Очень много, если в их числе будет Максен. Она встретилась с ним взглядом.
 — Мудрое решение, — будто прочитав ее мысли, проговорил рыцарь.
 В смятении она опустила глаза и заметила темные волосы на его доспехах. Кровь. И, бесспорно, саксов.
 — Зачем вы пришли? — дрогнувшим голосом спросила Райна, презирая себя за эту дрожь.
 — Я хочу кое-что показать вам.
 Взяв ее руку, он подтолкнул пленницу к окну.
 Вспомнив, для чего Максен уезжал из замка, Райна внутренне напряглась: «Неужели он сделал то, чего я так боялась?»
 — Ждите и смотрите, — приказал он и подвел ее к окну.
 Оно было слишком узким, чтобы стоять бок о бок, поэтому рыцарь встал за ее спиной. Чувствуя его дыхание, шевелящее волосы, девушка попыталась не думать о нем, однако ее попытка не увенчалась успехом. Пендери прочно поселился в ее сердце с тех пор, как первые звуки его клацающих доспехов эхом раздались в стенах замка.
 Усердно молилась Райна о том, чтобы ей не видеть пленных соплеменников, но Господь не внял ее молитвам — десятки саксов уныло топтались под окном.
 — Я всегда держу слово! — шепнул Максен. — Вот обещанное замечательное зрелище — восход солнца.
 «Для норманна, — отметила она про себя, — но не для саксов, кому издревле принадлежала эта земля, и чьи дети будут воспитаны, сознавая себя родом побежденных, если, конечно, норманнов не вышвырнут из Англии».
 Горестные чувства разрывали ее грудь, и Райна едва сдерживала слезы отчаяния, что жгли ей глаза. Но не сдержала — одна слеза скатилась по ее щеке, за ней — вторая.
 Максен был удивлен, почему пленница не бранит, не проклинает его, не плачет. Но он заметил, как подрагивают ее плечи, и неуместная жалость опять пробилась сквозь все преграды, и рыцарь, упрекнув себя за слабость, прибегнул к испытанному способу вернуть ненависть — вспомнил Томаса.
 Сдерживая злость, он повернул к себе лицом Райну и приподнял ее опущенный подбородок. И снова его уверенность в себе поколебалась, когда он увидел ее печальное лицо. Он преградил пальцем путь слезы на ее щеке и поднес его к глазам.
 — Моя слеза, — напомнил он о том, что Райна целиком принадлежит ему.
 И вдруг ему показалось, что слезы на ее лице мгновенно высохли — оно стало гневным, а девушка, вскинув руку, звучно ударила его по щеке.
 — Негодяй! — закричала она. — Ничто вам не принадлежит, кроме смерти, которой я желаю вам.
 Глубоко вздохнув, Пендери сдержался и не ответил на ее грубые слова и пощечину, лишь схватил узницу за запястья, сжал их и притянул ее к себе:
 — Пусть все останется по-старому!
 Шумно дыша, Райна запрокинула голову:
 — Или?
 — Или я успокою вас, причем навсегда.
 Что он хочет этим сказать? Она не совсем поняла, но испугалась и притихла. Да и сил уже не было.
 — Ладно, — буркнул рыцарь, отпуская ее. — Давайте поговорим.
 Отойдя от него на несколько шагов, девушка скрестила руки на груди и приготовилась слушать.
 — Эти мужчины и женщины — саксы, — начал он, — и их судьба в ваших руках. Скажите мне, кто убил Томаса, и все они останутся в живых. Если же не скажете, они будут сметены с лица земли, норманнской земли.
 Девушка сделала вид, что не слышала слов о норманнской земле:
 — Вы убьете всех, чтобы отомстить за смерть одного человека? Я считаю вас бесчеловечным, Максен Пендери, но не верю, что вы гибелью стольких невинных людей решитесь отягощать свою совесть.
 Рыцарь сдвинул брови:
 — Совесть, Невинность, — он рассмеялся. — Под водительством Эдвина вы сами совершали набеги на земли и мирных жителей, убивали так же, как и те, которых вы обвиняете в таких же грехах.
 — Кто убивал, заметьте, в прошлом.
 Помолчав, Максен продолжал:
 — И все равно справедливость восторжествует. А если вы хотите проверить меня на твердость, то запомните, Райна, их смерть будет на вашей совести.
 Да, теперь опасно хранить в тайне имя того, кто убил Томаса, ибо в руках Пендери слишком много заложников. Но что ответить ему? Она ведь и сама не знала, кто убийца. Максен не поверит ей.
 — Кто? — продолжал настаивать он.
 Девушка медленно подняла глаза:
 — Вы не поверите мне, даже если я скажу правду. Это я знаю наверняка.
 — Если это правда, то поверю.
 Райна покачала головой:
 — Вы поверите только лжи, которую и ждете.
 — Ну так скажите ее мне!
 — Я не знаю, кто убил вашего брата, — девушка смело это произнесла, но решительность покинула ее, когда она увидела, что рыцарь переменился в лице. — Томас ранил Эдвина, когда из-за деревьев кто-то метнул нож. Кто — для меня загадка.
 — Я скорее поверю любой лжи, чем вашему глупому рассказу, — отчетливо выговаривая каждое слово, сказал норманн.
 Затем, подойдя ближе, он сжал ее локоть:
 — Пошли посмотрим, что вы натворили.
 С этими словами Максен вывел ее из каморки, спустился по лестнице, не слушая ее отчаянных уверений. Да и как поверить, если правда была долго скрыта от ушей?
 Выйдя во внутренний двор, рыцарь остановился и развернул Райну так, чтобы она видела толпу у подъемного моста.
 Со стен замка смотрели на нее рыцари. Девушка попробовала повернуться к Максену, но его руки крепко ее держали:
 — Смотрите!
 — Максен, я прошу вас…
 — Милорд, — поправил он.
 Как не хотелось ей произносить это слово! Но приходится! Может, оно поможет достучаться до его сердца. Надо попробовать:
 — Милорд, — едва выдавила она из себя, — клянусь свой жизнью, что сказала вам правду.
 Рыцарь лишь крепче сжал ее плечи.
 — Даже если это правда, — норманн глядел на подъемный мост, куда вступали пленники, — исход будет тот же самый, ибо оставить убийцу Томаса ходить безнаказанно по свету означает конец рода Пендери. А этого я не могу допустить. Сегодня саксы узнают, кто хозяин, а кто раб. А теперь смотрите, Райна.
 Что ей оставалось делать? С чувством стыда и вины взглянула Райна на первых пленников, ступивших на мост. Поняв еще в Эндердесвольде, что этот человек лишь выдавал себя за монаха, саксы глядели не на него, а на свою соплеменницу. Их глаза были похожи на смертельные кинжалы. Они пронзали предательницу: все шло так, как задумал ее палач.
 Может, крикнуть им, что она не изменница, а такая же пленница, как и они? Райна сжала кулаки, когда саксы, привязанные друг к другу, вошли во внутренний двор. Многие зажимали рукою раны. Увидя, что среди узников нет Эдвина, Доры и некоторых других, она удивилась. Что с ними случилось? Убиты?
 — Где Эдвин?
 — Убежал.
 Райна, запрокинув голову, остановила взгляд на подбородке Максена, который тоже выдавал его гнев.
 — Вы ни словом не обмолвились об этом.
 — Да.
 Он не сказал об этом, потому что тогда она бы непременно назвала его убийцей Томаса, спасая жизнь остальных. Этот человек прекрасно знал слабые места человеческой натуры.
 Под взглядами пленных саксов у нее возникло желание, куда-то спрятаться. Даже Этель жег ее испепеляющими глазами. Похоже, решительно никто не верит в ее невиновность. Если норманны не убили ее, это с удовольствием сделали бы соплеменники.
 — Смотрите! — крикнул Максен.
 Он отпустил ее и подошел ближе к пленным. Странно, но, не ощущая на себе рук палача, Райна почувствовала себя еще беззащитнее, беспомощнее.
 — Я ищу убийцу Томаса Пендери, — повысив голос, чтобы его все слышали, объявил Максен. — Отдайте мне этого человека, и я сохраню ваши жизни.
 Долго стояла напряженная тишина, которую наконец нарушил Этель:
 — Пусть ад поглотит тебя, притворщик, прикрывающийся именем Бога.
 — Твой мертвый брат сам скажет тебе имя убийцы, — заметил пожилой сакс, — когда вы встретитесь в аду.
 — Смерть норманнам, подлым убийцам! — добавил один из пленников.
 — И изменнице Райне! — крикнула женщина, выйдя из толпы.
 Все саксы одобрительным гулом поддержали эти проклятия — и призрак смерти замаячил перед глазами девушки. А норманнские воины в ответ плотным кольцом окружили пленников, угрожая расправой.
 Презрительно скривив губы, Максен повернулся к узнице:
 — Грех ляжет на вашу совесть. Кто из них?
 — Я не знаю.
 — Вы лжете. — Взяв ее за руку, Пендери подвел девушку ближе, заставляя ее страдать от ненависти, источаемой саксами. — Последняя возможность, — тихо проговорил он.
 В отчаянии Райна оглядела пленных. Кого же выбрать, кого принести в жертву и спасти остальных? Но разве решится она на такое?
 — Я не могу.
 Опустив глаза, саксонка увидела, что Максен сжал кулаки.
 — Ваш выбор сделан. Теперь мой черед.
 Оглянувшись, он подозвал стоявшего неподалеку рыцаря и подтолкнул к нему девушку:
 — Отведите ее обратно в башню.
 А сам он опять повернулся к пленникам.
 — Ну, теперь берегитесь.
 Уходя, Райна слышала его слова. Саксов приказано было разделить: молодых и нераненых — в подвальные темницы; остальных, то есть женщин, стариков и тех, кто ранен, — в хижины в нижнем внутреннем дворе. Там к утру люди Максена поставят виселицу.
 Даже очутившись в одиночестве, Райна не дала выхода тому, что накипело. Усевшись в углу, подтянув колени к груди, она закрыла глаза и стала молиться о спасении несчастных заложников.
 Отдав распоряжения, Максен сказал сэру Гаю:
 — Есть для тебя поручение.
 — Слушаю.
 — Среди саксов есть один, раненный в плечо.
 — Там много раненых, — заметил рыцарь, — и у нескольких именно плечо задето.
 — Так, но у него старое ранение. Он примерно моего телосложения.
 Эти уточнения облегчили ему задачу, и сэр Гай поклонился своему господину:
 — Если он среди пленных, я сам приведу его к вам.
 Максен говорил про того человека, который сбежал от него, когда Дора расправлялась с Райной. Сейчас, возможно, он остался среди убитых в лагере Эдвина или же сбежал вместе со своим предводителем. Если же этот человек здесь, он умрет первым и не будет повешен.




 Глава 7


 Будь проклята Райна и ее молчащие уста! Будь она проклята за упорно хранимую тайну! Только упрямица виновата в том, что приходится исполнять угрозу, чего он не хотел. Но пуще всего он проклинает ее за то, что она заставила его плоть мучиться от желания.
 Впрочем, не одна только страсть сжигала его душу, когда Максен, совершенно обнаженный, лежал на скромной, кровати, сбросив одеяло на пол. Не только хрупкая девушка и ее белокурые волосы… Что-то и другое не давало ему покоя. Рыцарь вспоминал Райну с протянутыми к нему руками, улыбающуюся… слезы. Слезы? Странно… Она звала его, звала лечь рядом с ней…
 Пендери сел на постели, стряхнув остатки сна. Что с ним происходит? Перед глазами — какие-то танцующие тени. Покачнувшись, норманн протянул руку, восстанавливая равновесие, и коснулся постели — простыня была влажной. Что такое? Поднеся другую руку, рыцарь провел ею по горячей воспаленной груди. Это жар тела или жар души? Скорее всего случилось то, чего боялся Кристоф — рана воспалилась.
 Дрожа, он попытался найти повязки, наложенные братом два дня назад. Все это время Максен был занят другим и о ране не думал. Неужели придется расплачиваться за это, за дьявольское наваждение? Неужели Райна и саксы дождутся его смерти и будут плясать на его могиле?
 Все это разозлило Пендери. Он опустил ноги на пол и встал. Он должен… Пошатнувшись, рыцарь ухватился за спинку кровати и удержался на ногах, громко проклиная недуг и зовя Кристофа.
 За ширмой что-то зашуршало. Он услышал недовольное бормотание, шум отодвигаемой скамьи и быстрые приближающиеся шаги.
 — Слушаю, милорд! — из-за ширмы шагнул заспанный сэр Гай, держа в руке факел.
 — Где Кристоф?
 Сэр Гай нахмурился:
 — Скорее всего лечит раненых саксов. Максен, что случилось? Вы больны?
 Слова о Кристофе разозлили Пендери еще больше. Будь проклято доброе сердце брата, для которого нет различия между другом и врагом!
 — Пошлите за ним! — крикнул Максен.
 Гай, переминаясь с ноги на ногу, явно желал что-то спросить, но хозяин замка вовсе не собирался ничего объяснять. Он повернулся к воинам, которые поднялись со своих постелей и окружили его, с любопытством глядя на своего разгневанного господина.
 Не надо было ему так расходиться и показывать воинам свою слабость.
 — Убирайтесь отсюда!
 Рыцарей как ветром сдуло.
 — А ты погоди, — остановил он Гая.
 Тот подошел к стене и закрепил там факел. Максен тяжело опустился на кровать и сидел, ожидая брата.
 Кристоф, должно быть, бросил все дела и так спешил, что появился раньше, чем его ожидали. С ним были два запыхавшихся рыцаря: сэр Ансель и еще один, имени которого Максен не помнил. Из-за их спин выглядывала Сета.
 — Максен? — тревожно спросил юноша, вглядываясь в бледное лицо брата.
 — Рана загноилась.
 Кристоф коснулся горячей руки брата:
 — Боже мой, ты весь горишь.
 — Сними жар.
 — Я… — юноша покачал головой. — Я попытаюсь.
 — Давай же!
 Кристоф размотал повязки, оглядел распухшую рану:
 — Да, загноилась, — озабоченно проговорил он на языке саксов. — Швы разошлись, и там много.
 — Что с ним? — нетерпеливо перебил его сэр Ансель.
 — Он умирает? — спросил второй рыцарь.
 — Это…
 — Не переводи им, — Максен повернулся к рыцарям: — Убирайтесь!
 Один из них тут же ушел. Сэр Ансель еще долго стоял не двигаясь, глядя в лицо Максену. Это был вызов, на который Пендери предстояло ответить, но, конечно, после выздоровления.
 — Милорд, — склонив голову, сказал сэр Ансель.
 Понимающе-насмешливая улыбка заиграла на его губах. Он ловко и молодцевато повернулся на пятках и, не торопясь, удалился.
 — Вероятно, мне придется его убить, — произнес твердо Максен.
 — Сета, — попросил Кристоф, — дай сумку.
 Девушка нехотя оторвала жадный взгляд от обнаженного мускулистого тела. Покачивая бедрами, она подошла к кровати и положила на нее сумку.
 — Гай, — позвал Максен.
 Обойдя постель, чтобы не мешать Кристофу, рыцарь склонился возле изголовья:
 — Да, милорд?
 — Ты нашел его?
 Гай смущенно нахмурился:
 — Того человека, которого вы ищете, среди пленных нет.
 Так, стало быть, подручный ведьмы либо убит, либо сбежал вместе с Эдвином. Может, в другой раз…
 Закрыв глаза, он на мгновение потерял сознание, но тут же опять пришел в себя.
 — Гай!
 — Слушаю, милорд!
 — Пришлите ко мне Райну.
 Кристоф поднял голову:
 — Зачем?
 — И цепь, — продолжал Максен, не слушая брата, — с железными наручниками.
 — Ты что задумал? — спросил Кристоф.
 — Выполняй, и немедленно.
 Гай кивнул:
 — Я приведу ее.
 — Максен, что ты делаешь? — опять спросил Кристоф.
 Брат провел трясущейся рукой по влажным от пота волосам, вытер мокрый лоб:
 — Жарко, — пробормотал он, закрывая глаза. — Чертовски жарко.
 Кристоф склонился над ним:
 — Ты не хочешь мне ответить?
 Раненый приоткрыл глаза:
 — Увидишь сам.
 — Что с тобой? Если ты причинишь ей вред…
 Максен резко поднялся, сел на постели, заставив брата отступить, иначе бы они столкнулись лбами.
 — И что ты сделаешь? Поможешь мне умереть?
 Юноша изумленно раскрыл глаза, беззвучно шевеля губами. Потом хрипло проговорил:
 — Нет, Максен! Ты мой брат. Но я не знаю, чего ты хочешь.
 Пендери-старший взглянул на него и упал на подушки:
 — Узнаешь, скоро узнаешь!
 Когда дверь открылась, Райна не обернулась и продолжала смотреть в темное небо. Приход Максена не был для нее неожиданностью. Она слышала шум во внутреннем дворе, разговоры под стенами, шепот на лестнице и бряцание металла.
 Он опять будет добиваться ответа на вопрос, которого девушка боялась больше всего. По телу пробежала дрожь, когда он вошел в каморку, но Райна по каким-то непонятным признакам поняла, что это не Максен. Он послал за ней другого.
 — Милорд приказал вам прийти к нему.
 Лицо рыцаря было расцвечено желто-оранжевыми отблесками от пламени факела, что держал слуга, стоявший за его спиной. Это был сэр Гай, без доспехов, в одной рубашке. При Томасе рыцарь не был к ней дружески расположен, но и не проявлял жестокости.
 — Что он хочет от меня?
 Рыцарь недовольно насупился:
 — Милорд сам скажет.
 Отказывать бесполезно — это она знала, поэтому шагнула к двери:
 — Иду.
 — Вас поведут, — поправил ее сэр Гай и взял за руку.
 «Можно подумать, что я убегу», — мысленно усмехнулась девушка.
 Слуга загремел железной цепью. Сердце Райны гулко застучало в груди, но она не сбилась с шага и ни о чем не спросила.
 Молча дошли до зала, где собрались рыцари, поднявшиеся со своих постелей. Одни сидели, другие стояли и переговаривались. Увидя узницу, они тут же замолчали. Она в растерянности остановилась, но сэр Гай потянул ее за собой к изголовью кровати, у которой хлопотали Кристоф и Сета, обрабатывая рану Максена.
 Увидев прекрасную саксонку, юноша вздрогнул и набросил простыню на обнаженное тело брата. Однако Райна ничего не видела, кроме покрасневшей и нагноившейся раны в боку, которую он получил, спасая ее от неминуемой гибели. Выходит, подарив ей жизнь, он отдавал свою. Жалость клещами сжала ей сердце. Максен открыл глаза:
 — Вон! — зарычал он, приподнимаясь и пытаясь сбросить простыню.
 — Милорд, — поспешно заговорил сэр Гай, — как вы и просили, я привел саксонку.
 Пендери скомкал простыню, но не сбросил ее. Посмотрев на Райну, он перевел взгляд на сэра Гая:
 — А где цепь?
 — У меня.
 Закрыв глаза, рыцарь кивнул:
 — Хорошо.
 Он молчал. Долго молчал. Сэр Гай наконец растерянно спросил:
 — Что я должен еще делать, милорд?
 Максен пробормотал:
 — Один наручник мне, другой — ей.
 Райна удивленно взглянула на Кристофа, у которого рука повисла в воздухе. Он переспросил:
 — Что ты сказал, Максен? Ты хочешь приковать Райну к себе?
 — Вот теперь ты все знаешь.
 Максен не открыл глаз. Все, кто стоял вокруг кровати, застыв в изумлении, смотрели на него.
 — Приступай к делу, Гай!
 Рыцарь сделал знак оруженосцу, поднял цепь и намеревался надеть железное кольцо на руку Райны, но она, неожиданно для Гая повернувшись, кинулась бежать. Увы! Оруженосец, быстрый и ловкий воин, схватил ее. И, невзирая на крики, бросил девушку на постель, навалился на нее сверху, а сэр Гай надел на нее наручник. Запястье Райны оказалось слишком тонким, и кольцо свалилось с руки. Цедя бранные слова сквозь зубы, Гай опустил цепь ниже и надел наручник на лодыжку.
 Изумленный Кристоф, наконец, обрел дар речи:
 — Зачем?
 — Затем, чтобы она была рядом, когда я выздоровею, — ответил Максен, который, похоже, не видел возни, хотя она была около его кровати.
 — Она никуда не убежит из башни.
 Раненый сухо рассмеялся:
 — А кто будет за ней смотреть? Ты, Кристоф?
 Стиснув зубы, юноша взял полоску ткани из рук Сеты и начал обвязывать ею туловище брата.
 — Мое запястье, — пробормотал раненый, подняв руку.
 Гай надел на нее наручник, повертел в руках ключ:
 — А это?
 Если бы не оруженосец, по-прежнему державший ее, Райна выхватила бы ключ, не думая, что это ей даст. Теперь же она только вожделенно смотрела на кусок металла.
 — Я доверяю его тебе, — буркнул Максен.
 Сэр Гай встал с постели и, развязав сумку, висевшую на поясе, опустил в нее ключ.
 Протянув руку, Максен приподнял подбородок Райны.
 — Свобода длинной в цепь, — проговорил он, стараясь удержать тяжелые веки, — это все, что я могу вам дать.
 — Пусть встанет, — приказал он оруженосцу.
 Когда тот поднялся, Райна вскочила и тут же упала. С грохотом и лязгом цепь рухнула на пол, больно ударив ее по бедрам. Девушка сбросила ее и, поднявшись, отошла на то расстояние, на какое позволяла это сделать цепь — на расстояние вытянутой руки.
 Даже сэр Ансель, держа ее в темнице, никогда не позволял себе подобного. Девушка попыталась отойти еще дальше, но Максен не позволил ей. Нога болела от напряжения. Зачем добавлять себе лишние страдания?
 Кристоф смотрел на нее глазами, полными сочувствия, но Райна отвернулась. Защитник или предатель по воле случая, он не заслуживал доверия, но отметать его напрочь тоже не имело смысла — в темнице томились пленные саксы. Она слышала его вздох, полный горечи и сожаления, больно кольнувший ее сердце, но подняла глаза, когда тот сказал брату:
 — Тебе нельзя двигаться. Швы разойдутся, и нагноение пойдет выше, а края раны никогда не стянутся.
 — Слышу.
 — Хорошо. Теперь я дам тебе снадобье, которое облегчит боль и снимет жар. Подними голову.
 Тот повиновался и, проглотив лекарство, поморщился.
 — А теперь спи.
 Кристоф знаком велел Сете следовать за ним.
 — Я посмотрю за милордом, — тихо произнес сэр Гай.
 В разговор вмешался Максен:
 — Мне не нужна нянька. Оставьте меня.
 — Но Райна…
 — Просто женщина.
 Не желая спорить, сэр Гай покорно склонил голову:
 — Конечно.
 Бросив на девушку многозначительный взгляд, он вышел. Райна в нерешительности долго стояла возле постели. Тусклый свет факела бросал пляшущие тени на раненого. Спит он или не спит? Качнувшись, она поморщилась от громкого лязга цепи и со страхом взглянула на Пендери. Тот не шевелился, и девушка успокоилась. Хотя Райна и сопротивлялась, Максен притянул ее к себе — силы в нем оставалось еще предостаточно. Миг, другой — и девушка уже лежала на постели. Закричать? Позвать кого-нибудь на помощь? Глупо. Это вызовет только смех. Лучше молчать. Райна оказалась рядом с Пендери, чье обнаженное тело жгло ее и через одежду. Господи, он весь горит…
 Силы между тем покинули Максена. Райна лежала рядом с ним. Отпустить он ее не хотел, несмотря на жар и полубессознательное состояние. Сквозь опущенные веки ощущал он игру света, пытался собраться с мыслями. Если ему суждено умереть, а именно этого, по его мнению, желала саксонка, пусть она увидит это собственными глазами. Подтянув цепь, рыцарь вгляделся в лежащую рядом тень:
 — Моя смерть не спасет ваших соплеменников. Только я и тот, чью жизнь так оберегаете, способны сделать это.
 Верно, что может она? Бросать в лицо гневные слова? Но это только слова, и больше ничего. У нее нет власти и могущества привести их в исполнение. Она ведь не Дора. Если Пендери умрет, грех ляжет на ее душу, но не потому, что девушка желала его смерти, а потому, что, спасая ее, рыцарь получил удар кинжалом. Угрызения совести начали мучить Райну, причинив неимоверную душевную боль, и она положила ему руку на плечо:
 — Спите, Максен.
 Норманн приподнялся, словно что-то хотел сказать, но обессиленный рухнул на постель:
 — Ведьма…
 Вскоре он заснул, и Райне ничего не оставалось, как лечь рядом. Она повернулась к нему спиной, ощущая жар его тела. Она бы предпочла холод и сырость своей темницы теплой постели вместе с Пендери, хотя давно уже не спала в тепле. Не в силах уснуть, саксонка сложила руки перед лицом, взывая к Богу, прося о том, что он единственный способен дать, — о мире на земле Англии и покое в ее душе.
 Максен пошевелился, и у Райны мгновенно развеялся сон. Вспомнив события прошлой ночи, она сочла, что ничего кошмарного не произошло. Повернувшись на спину, она взглянула на мужчину, делившего с ней ложе. Занимавшаяся заря скупо осветила комнату, но ее света было достаточно, чтобы убедиться, что Пендери не стало лучше: у него выступил обильный пот, жар не отпускал его. Став на колени, девушка склонилась над ним, взяв его лицо в руки:
 — Максен! Максен!
 Не открывая глаз, он крикнул что-то на норманнском языке. Содрогаясь все телом, рыцарь двигал ногами, стараясь сбросить простыню. Райна в отчаянии встала с постели, волоча за собой цепь и, подойдя к ширме, позвала Кристофа.
 — Ему хуже, — предупредила она, — он бился в судорогах.
 Повернув голову брата, Кристоф поочередно поднял тяжелые веки — глаза покраснели, зрачки сузились.
 — Максен, — позвал он.
 Не дождавшись ответа, юноша схватил брата за плечи и встряхнул, но Пендери-старший только вскрикнул и перевернулся на живот.
 С испуганным лицом, блестя глазами, полными слез, Кристоф попросил Райну:
 — Надо перевернуть его на спину. Вы поможете мне?
 — Конечно.
 — Я это сделаю, — вмешался сэр Гай. Оттолкнув ее, он перешагнул через цепь и помог юноше перевернуть хозяина на спину.
 Райна почувствовала себя оскорбленной: ее так бесцеремонно оттолкнули. Правда, после услуги Максен кулаком ткнул в подбородок сэра Гая.
 — Черт побери! — выругался тот, мотнув головой и потирая подбородок, на котором потом появился синяк.
 — Держите его, — попросил Кристоф, прикрыв простыней тело брата. — Я скоро вернусь со снадобьем.
 Уходя, юноша ласково коснулся плеча прекрасной саксонки:
 — Это не ваша вина.
 И исчез за ширмой.
 Райну удивило, что Кристоф по-прежнему считает ее невиновной в смерти Томаса и ранении Максена. Странно, но юноша не выказывает ей никакой ненависти. Для нее было бы гораздо легче, если бы все как один презирали ее. Тогда она бы ожесточилась на Максена, не испытывая никаких других чувств.
 — Если это не ваша вина, то чья? — спросил Гай, глядя на нее из-за плеча.
 В его словах была доля истины, но девушка не преминула съязвить:
 — Обращайтесь к герцогу Вильгельму.
 — Королю Вильгельму, — поправил ее Гай.
 «Спорный вопрос, однако не стоит пускаться в пререкания», — подумала она. И промолчала, хоть это и нелегко далось ей.
 Одержав пусть небольшую, но все же победу, рыцарь горько улыбнулся и взглянул на Максена:
 — Не хочу, чтобы вы находились за моей спиной, Райна. Обойдите меня и стойте так, чтобы я вас видел.
 — С чего вам меня бояться?
 — Немедленно! — голос сэра Гая был непререкаемо тверд. Тяжело вздохнув и гремя цепью, Райна подошла к кровати.
 Гай, открыв рот, хотел что-то сказать, но промолчал — его хозяин опять забился в судорогах. Навалившись на Максена всем телом, рыцарь держал его, пока не прошел приступ:
 — Борись с болезнью, Максен, борись.
 Ласковость, звучавшая в голосе сурового норманна, говорила о том, что тот испытывает к Пендери гораздо более теплые чувства, чем простое почтение вассала к суверену. Способен ли Максен ответить взаимностью?
 — Вы друзья? — спросила Райна. Выражение лица рыцаря сказало ей, что она переступила грань дозволенного:
 — Ваш презренный голос здесь не к месту. Сделайте одолжение, замолчите.
 Райна обиженно замолчала.
 Вскоре появился Кристоф, ведя за собой Сету и двух женщин, чьи руки были заняты кувшинами, тазами и кусками ткани. Сета дерзко смотрела на пленницу, победная улыбка играла на ее губах, а вот Милдред и Лусилла отвели глаза. Они были из одной деревни, и их забрал Томас одновременно с ней. Милдред и Лусилла дружили с Райной, но теперь двусмысленное положение подруги сбило их с толку, и они не знали, как себя вести.
 Сету Томас нашел в деревне недалеко от Гастингса и привез с собой. Несколько месяцев девушка делила с ним ложе, и хотя хозяин не называл ее «леди Сета», она добивалась этого.
 Все изменилось с приходом Райны. Когда она отказалась стать женой Томаса, Сету отправили восвояси, лишив милостей, и она затаила дикую злобу.
 — Леди, вода и полотенце — для вас, — проговорил Кристоф, кивнув на сундук, — и одежда. Если вы собираетесь быть рядом с Максеном, вы должны позаботиться о чистоте.
 Нахмурившись, Райна оглядела себя — погребение и два дня, проведенных в темнице, не прошли бесследно. Ну, разумеется, надо соблюдать чистоплотность.
 — Спасибо, Кристоф.
 — Вам надо помыться.
 Означает ли это, что она должна прилюдно раздеться догола? Будто угадав ее мысли, юноша пояснил:
 — Когда все уйдут.
 Прикрыв рот рукой, Сета хихикнула.
 — Замолчи! — рассердился Кристоф.
 Он с видимым неудовольствием подал ей таз и полотенце:
 — Оботри его.
 Именно этого Сета и ждала. Она намочила полотенце и медленно провела по мускулистой груди Максена, потом по животу.
 Это был какой-то любовный танец, творимый рукой Сеты. Райна, наблюдая за ним, ощетинилась на секунду.
 — Поднимите его, — попросил Кристоф Гая, — я дам ему снадобье.
 Рыцарь приподнял Максена и держал его, пока Кристоф вливал в рот раненого лекарство. Максен был в полубессознательном состоянии, но все-таки пытался протестовать, а потом под действием снадобья успокоился.
 Вздохнув с облегчением, Кристоф занялся постелью брата. Вместе с Милдред и Лусиллой он так рьяно принялся за дело, что Райна была вынуждена подобрать под себя ноги, чтобы их не оттоптали. Полы подмели, постелили новые половики, по ним разбросали травы. Максена приподняли, меняя постельное белье, и Райна опустила глаза, стараясь не смотреть на обнаженное ниже пояса тело.
 Заметив ее смущение, Сета рассмеялась:
 — Может, ты закончишь обтирание милорда, — и протянула ей влажное полотенце. — Или вымоешься сама?
 Смеясь, она хлопнула Райну по щеке.
 Они давно враждовали, но сейчас все стало хуже: ведь Райна была поставлена в более унизительное положение, чем Сета.
 — Тебе это доставляет огромное удовольствие, зачем я буду лишать тебя радости, — проговорила Райна.
 Сморщившись и обнажив зубы, белизна которых так выделялась при черных волосах, девушка замахнулась полотенцем:
 — Я знала, что ты так ответишь.
 Она провела полотенцем по ногам Пендери, покрытым легким пушком.
 Желая отвлечься, Райна начала перебирать одежду, принесенную Кристофом, и обратила внимание на одно платье. Его заказал для нее Томас и принес за день до ее бегства. Ненадеванные наряды были красиво скроены и ладно сшиты из такой плотной шерсти, что между волокнами не было видно просветов. Ткань туго облегала стройную фигуру девушки и переливалась при ходьбе. Платье, сделанное из более плотной материи, имело V-образный вырез, расклешенные рукава, подол, отделанный золотой тесьмой. Верхний наряд доходил до икр, а нижний опускался до земли. И, как полагается светской даме, в пояс вплели золотую нить.
 «Нет, такое платье Максен не одобрит, — подумала Райна. — Надевать его или отослать обратно?»
 — Райна.
 Она подняла голову: перед ней стоял Кристоф, за ним — сэр Гай и Сета.
 — Да?
 — Теперь я уже ничего не могу сделать для Максена, — сказал он твердо по-мужски. — Он будет спать, но если проснется, то попросит пить. На столе вино, в которое я добавил трав.
 Подносить ему питье? Еще чего? Это показалось ей невыносимым. Надо как-то уклониться.
 — Куда вы идете?
 — Перевязывать раненых.
 — Саксов? — она посмотрела на Гая и поняла, что тот не одобряет действий Пендери-младшего, хотя и не осмеливается открыто возразить.
 — Да, — ответил Кристоф.
 — А что насчет виселиц, которые велел построить ваш брат? — хрипло спросила Райна, заранее стараясь услышать правду.
 Юноша взглянул на сэра Гая:
 — Это подождет. Вот брат поправится и тогда… Так. Казнь отложена, но надолго ли? До выздоровления Максена? Или сэр Ансель сделает это?
 — Не забудьте, — напомнил ей Кристоф, указывая на таз с водой.
 Девушка кивнула и молча смотрела вслед уходящим. Она стояла не двигаясь, глядя на ширму, а потом принялась за дело.




 Глава 8


 — Максен! — позвала Райна. — Вы должны мне помочь. — А он только мотал головой и хрипло просил пить.
 — Максен! — опять позвала она.
 Он махнул рукой, едва не выбив кубок с вином из ее рук.
 — Горит! Проклятый огонь! — и перевернулся набок.
 Помня предостережение Кристофа о том, что больному необходим полный покой, Райна поставила кубок на стол и несколько раз ударила Максена. И собиралась отвесить еще оплеуху, но рыцарь открыл глаза:
 — Ведьма, — рыкнул он, шумно дыша и впившись в нее взглядом.
 Если бы Райна была из воска, а не из плоти, она бы непременно растаяла от его испепеляющего взгляда. Если бы взглядом можно было убить, девушка была бы уже сто раз мертва. У нее же лишь дрожь пробежала по телу.
 — Я пыталась вам помочь, — торопливо объяснила она. — Вы ворочаетесь, а я боюсь, что швы на ране разойдутся.
 — Скорее всего, вы боитесь, что я не умру.
 — Это не так.
 — Неужели?
 Она хотела возразить, но какой смысл спорить с человеком в таком состоянии. Впрочем, если бы он был здоров, то и тогда в пререканиях, наверно, еще меньше было бы пользы. Отбросив белокурую прядь, упавшую на глаза, Райна сжала губы — Максен не смотрел на нее. Она как-то упустила из виду, что на ней одна лишь рубашка. Рыцарь опять заметался в постели, что-то бормоча. Райна надела на себя нижнее белье. Теперь его горящие глаза были прикованы к груди, туго натягивающей тонкую ткань. Девушка поспешно прикрыла себя.
 Саркастическая улыбка появилась на лице рыцаря. Он закрыл глаза. Райна, приглядевшись, поняла по его дыханию, что он опять потерял сознание.
 — Хочу пить, — очнувшись, едва слышно прохрипел норманн, с трудом поднимая тяжелые веки. — Во рту пересохло.
 Девушка подала ему кубок:
 — Выпейте вина.
 Взглянув на кубок, Максен перевел глаза на нее:
 — Думаете, я возьму его из ваших рук?
 Поняв, что он намекает на яд, Райна хмыкнула:
 — Или из моих рук, или страдайте от жажды.
 Как ни странно — Пендери согласился:
 — Будь что будет.
 Он приподнялся на локте, а девушка поднесла кубок к его губам. Сверля ее взглядом, рыцарь опустошил сосуд.
 Полагая, что худшее уже позади и что Максен успокоится и будет спать, Райна была поражена, когда норманн, схватив ее за руку, затащил девушку в постель и повалился на нее. Кубок упал и покатился по полу, а она во все глаза смотрела на человека, загородившего ей весь свет.
 Пендери пристально вглядывался в глаза, взяв лицо ее в руки. Вкус его губ был приятен, а прикосновение настолько неожиданно, что Райна не сразу поняла, что происходит. А поняв, почувствовала, что в душе шевельнулось нечто, непохожее на самосохранение, то, что долго лежало на сердце, не находя выхода. И бороться с этим было бесполезно. Она сдавалась, но вдруг поняла, что намерения мужчины далеки от любовных ласк и поцелуев. Приоткрыв ей рот, он влил немного пряного вина. Оно попало в горло, и ей хотелось выплюнуть его. Однако норманн не позволил. Прижимая свои губы к ее губам, он оставался в таком положении достаточно долго, так что узнице пришлось проглотить жидкость. Максен поднял голову:
 — Теперь, если я умру, то покину этот свет не один.
 Чувство возмущения охватило Райну:
 — Если вы думаете, что я хочу вас отравить, то дали бы мне попробовать вина, а потом выпили бы сами.
 По губам его скользнула легкая улыбка:
 — Я думал об этом, но мой способ мне нравится больше.
 Его взор был прикован к ее губам.
 — А теперь хотите, чтобы я поцеловал вас по-настоящему, Райна Этчевери?
 — Нет! — запротестовала она.
 Эти ласки вызывают сладострастные ощущения, сеют в душе смятение. В его глазах на сей раз девушка увидела что-то новое, чего не было в них прежде. Это был хищник, но не тот, который охотился за ней в лесу, а тот, который жаждал ее тела.
 — Вы моя, Райна, — проговорил он и коснулся рукой ее ягодицы.
 Девушка отодвинулась, стараясь избежать прикосновения его пальцев, но это было невозможно.
 — Максен, ради Бога…
 — Не Эдвин, — продолжал он, — не Томас…
 Он медленно водил рукой по бедрам, по животу девушки и, наконец, добрался до груди.
 — Моя!
 Страх и новые незнакомые ощущения нахлынули на Райну, и она начала отбиваться, но вскоре остановилась, опасаясь причинить раненому боль.
 — Отпустите меня, Максен, — умоляла она. — Вы больны и…
 — Я долго был болен, — отозвался рыцарь.
 Пот выступил на его лбу. Положив руку на ее грудь, он коснулся соска большим пальцем:
 — Слишком долго…
 И вновь Райна испытала незнакомое чувство, близкое к блаженству, когда ее ласкали пальцы мужчины. Ей раньше казалось, что она не способна испытывать наслаждение. В низу живота родилось сладкое тянущее ощущение, по телу разлилась приятная истома. Девушка, закрыв глаза, отдалась во власть телесной радости, какой не давал ей ни один мужчина. Это было больше, чем поцелуй, больше, чем прикосновение…
 Тут таилось обещание чего-то удивительного, неизведанного. И опасного, поскольку оно исходило от норманна. Это мигом отрезвило ее.
 — Нет! — воскликнула она. — Вы не хотите этого, вы не хотите меня!
 Райна испытала облегчение, когда он убрал свою руку с ее груди. Но тут он начал поднимать подол платья.
 — Вспомните Томаса! — в отчаянии напомнила она.
 Рыцарь сверкнул глазами, и мгновенно желание покинуло его.
 — Никогда я его не забуду. И вы тоже.
 С этими словами норманн скатился с нее и улегся на спину.
 Райна соскочила с постели, понимая, что сейчас ей лучше быть от него подальше. Она отошла настолько, насколько позволяла цепь, и обхватила себя руками.
 Максен не отводил от нее глаз, но лицо его оставалось непроницаемым. Он, очевидно, был слишком утомлен. Отвернувшись, рыцарь закрыл глаза.
 Низ его живота ничем не был прикрыт, и, скользнув взглядом, девушка успела заметить светлую плоть, покоящуюся в гуще темных вьющихся волос, твердые мускулистые бедра, еще мгновение назад не дававшие ей встать. Стон Максена заставил ее взглянуть на раненого.
 Хотя рыцарь и не говорил ей об этом, Райна и так видела, как тот страдает. Неужели то, что он проделывал с ней, причинило ему мучения? Она стояла в нерешительности, не зная, что предпринять: прийти ему на помощь, как требовало сердце, или не подходить и не подвергать себя опасности, как предупреждал ее разум. Возобладало самосохранение. Девушка обошла постель и подошла к столу:
 — Послать за Кристофом?
 Он не ответил, а потом заснул.
 Райна стояла, глядя на норманна. Что означают эти чувства, что он разбудил в душе? Как мог человек, которого она убежденно ненавидела, затронуть незнакомые, волнующие струнки в сердце? Почему она почувствовала так, как должна была себя чувствовать только с Эдвином? Почему? Она все еще стояла у стола, размышляя, когда из-за ширмы появился сэр Гай.
 Ни слова не говоря, сэр Гай взглянул на девушку, отметив про себя, что на ней нет почти никакой одежды, затем подошел к постели:
 — Лорд Максен хорошо спал? — он накрыл простыней своего хозяина.
 Очнувшись, саксонка бросилась к сундуку, на котором лежало платье, и начала лихорадочно надевать его через голову. И когда юбка прикрыла ноги, опустившись до пола изящными складками, она ответила рыцарю, завязывая пояс:
 — Он недавно проснулся.
 — Ему было больно?
 Подняв голову, она увидела, что сэр Гай пристально на нее смотрит.
 — Ваш хозяин скрывает это, но, я полагаю, он страдал.
 — О чем говорил лорд Максен?
 Райну этот вопрос застал врасплох, но она тут же нашлась:
 — Почти ни о чем. Упомянул только, что я могла подмешать в вино отравы.
 — Понятно.
 Райна оскорбилась:
 — Почему же? Потому, что я саксонка?
 Обойдя кровать, Гай положил руки ей на плечи:
 — Потому, что один Пендери уже умер из-за вас.
 Девушке уже изрядно надоели эти обвинения:
 — А сколько моих соплеменников погибло из-за него? Сколько невинных душ он загубил во имя незаконнорожденного герцога норманнского? — возразила она, кивнув головой в сторону Максена.
 Гай сверкнул глазами:
 — В битве много саксов полегло от его разящего меча, но милорд раскаялся и замолил грехи, проведя два года в монастыре.
 — Замолил грехи, раскаялся, — презрительно повторила Райна. — Да он насмехался над Господом, переодевшись в монаха, притворившись святым, чтобы обмануть Эдвина, его сторонников и меня. Ваш хозяин забыл о Боге!
 Сэр Гай нахмурился:
 — Вы ошибаетесь. Максен был настоящим монахом. До тех пор, пока за ним не прислали гонца, он жил в монастыре, и если бы не смерть Томаса, Пендери-старший проводил бы дни и ночи в молитвах.
 До этого ей как-то не приходило в голову, что Максен и впрямь мог принадлежать к святому братству. Она-то думала, что он притворился, что тонзура на голове — всего лишь жертва, принесенная во имя мести.
 Теперь, вспоминая ночь, когда он читал проповедь в лагере и позднее ругал саксов, вознамерившихся наказать ее, девушка поняла, что сэр Гай не лгал. В ту ночь Максен или, как его тогда называли, брат Юстас отмел прочь ее подозрения, говоря и действуя как истинный служитель Господа. Тайна чувствовала правдивость его слов, словно исходящих из уст самого Бога, ощутила его силу и познала умиротворение, развеянное потом обвинениями Доры. Но человек, которого она узнала в эти последние несколько дней, совсем не был похож на монаха.
 — Я… я не верю вам, — пробормотала она, хоть сомневалась лишь какой-то частицей души.
 Она вспомнила слова, сорвавшиеся с уст Максена: «Прошло много времени, я долго был болен». Только мужчина, испытавший на своей шкуре «прелесть» аббатства, мог так возжелать женщину, которую ненавидел. Воздержание тут равнозначно болезни. А он, несомненно, ненавидел ее.
 — Он слишком зол, — сказала девушка, — а его дерзкое поведение несовместимо с монашеством.
 Гай наклонился к ее уху:
 — Это удивляет вас? Его второй брат умер ни за что ни про что, и теперь Максен вынужден отказаться от рясы, чтобы вернуть то, что принадлежало роду Пендери. Нет, Райна, он не святой. Ни один человек на земле не может быть причислен к лику святых. Максен — простой смертный, в один день потерявший из-за вас то, что ему было дорого.
 Правда этих слов больно задела саксонку. Вот еще одна потерянная жизнь легла на ее совесть. Нет, Максен не умер, пока еще не умер, но выбранная им дорога безвозвратно потеряна. И все потому, что она не захотела стать женой Томаса. С горьким чувством глядела девушка на сэра Гая, на спящего Пендери и впервые поняла, что за суровым обличьем свирепого воина скрывается простой смертный, который испытывал муки совести, раскаивался в том, что загубил невинные души, отдал свою жизнь Богу за отпущение грехов. Человек, которого она знала под именем брата Юстаса, рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее. Неужели человечность жива в его Душе и еще когда-нибудь сможет проявиться?
 — Я с ужасом смотрю на вас, Райна, — заговорил сэр Гай, возвращая ее на землю, — с ужасом, потому что вы еще живы.
 — Если бы я знала… — но она не закончила фразы, ибо сама не понимала, зачем ей нужна правда о Максене.
 — Вы саксонка, а он норманн. И вы по-прежнему будете укрывать того, кого ищет лорд Пендери, а тот не успокоится, пока не найдет.
 Сэр Гай ошибался только в одном. Если бы девушка знала имя убийцы Томаса, то назвала бы его ради спасения всех остальных. С досадой взглянув на бряцающую цепь, Райна повернулась к рыцарю.
 — Предупреждаю, — объявил тот, — если Максен умрет, я сам накажу вас.
 — Я знаю.
 Наступила тишина, нарушаемая лишь звуком шагов, приглушенных половиками. Вновь осталась Райна наедине с Максеном, который лежал неподвижно. Когда раненый поправится, вспомнит ли он о милосердии? Способен ли лорд Пендери принести мир в Этчевери? А мир норманн должен восстановить, ибо разговоры о том, что саксы когда-нибудь прогонят захватчиков с английской земли, Райна считала наивной, хоть и красивой, сказкой. Похоже, герцог Вильгельм и его бароны прочно обосновались в Англии. Мысль об этом больно кольнула девушку в самое сердце, но не убила в нем надежду.
 — Я отыщу в вас добро, Максен, — прошептала девушка, — вы не умрете.
 Райна была готова к приходу гостей, когда после обеда, сопровождаемого гулким шумом и звяканьем, за ширму заглянули Сета и Кристоф. Вставая, узница небрежно бросила сопернице:
 — Твоя помощь не требуется. Черноволосая саксонка хмыкнула, кладя на стол нарезанные полоски ткани, предназначенные для перевязки:
 — О чем ты?
 — Я сама помогу Кристофу перевязать брата.
 — Правда? — радостно воскликнул юноша.
 Оттолкнув его, Сета с воинственным видом подошла к сопернице:
 — Кто тебе доверит? Неужели мало того, что из-за тебя умер Томас? Теперь ты хочешь умертвить Максена?
 Райна высоко вскинула голову:
 — Максен будет жить. И я помогу Кристофу.
 Сета рассмеялась:
 — Успокойся. Подбери свою цепь и проваливай в угол.
 — Нет, Сета, это ты уйдешь.
 Женщина ехидно улыбнулась:
 — Больно уж горда ты для узницы, верней, для рабыни. Как вы думаете, Кристоф?
 — Я думаю…
 — На сей раз уйдет Сета, — закончила за него Райна.
 Кристоф медлил, не зная, чью сторону ему принять.
 — А я думаю, Райна уступит, — упорствовала черноволосая саксонка и толкнула соперницу. Та устояла на ногах, хоть это было и нелегко с цепью, сковывающей движения. Райне хотелось ответить тем же, но она сдержалась. Уперев руки в бока, девушка с вызовом посмотрела в глаза Сеты:
 — Я не буду повторять! Иди!
 Кристоф почувствовал, что пора вмешаться. Прежде чем Сета успела сообразить в чем дело, он схватил ее за руку и встал перед ней. В отличие от своих братьев юноша был невысок, одного роста с Сетой:
 — Хватит одной пары рук, чтобы перевязать Максена. Пусть этим займется Райна, раз она хочет. А ты, Сета, возвращайся к раненым саксам.
 Но та мгновенно и решительно возразила:
 — А почему я должна уходить? Я — на стороне норманнов, а не грязных саксов.
 Слышать такое из уст саксонки… Только норманны позволяли себе говорить подобные оскорбительные слова. Райна вышла бы из себя, если бы рядом не было Кристофа. Он попытался расправить свои узкие плечи:
 — Все. Райна поможет мне перевязать брата.
 Сета опять хотела возразить, но на сей раз не решилась. Глядя поверх головы юноши, черноволосая саксонка криво усмехнулась:
 — Я вижу, что ты такая же шлюха, как и я, но помни: когда Максен насытится тобой, он вернется ко мне. Так делал Томас, пока ты не убила его.
 Смешной была эта уверенность Сеты, что Райна вызвалась помогать Кристофу ради близости с Максеном. А вот намек на то, что Пендери-старший уже делил с Сетой ложе, больно отозвался в сердце.
 Видя, что ей удалось испортить настроение сопернице, черноволосая саксонка с торжествующей улыбкой удалилась.
 — Я сожалею, — сказал Кристоф, — что не остановил Сету. Она наговорила лишнего.
 — Это не ваша вина, — успокоила его Райна. На ее лице появилось какое-то подобие улыбки: — Сета говорит то, что хочет, и никто не в силах ее остановить.
 — Я прибегаю к помощи этой злоязычной саксонки только потому, что она пока единственная, кто не боится вида крови.
 — Понимаю, Кристоф!
 — Скажите, почему вы решили заменить ее. Мне легче было бы понять вас, если бы отказались. А сейчас я просто теряюсь в догадках.
 Досадуя на его назойливость, она взглянула на свои руки:
 — Сэр Гай объяснил мне, почему ваш брат так ведет себя, почему он отказался от прежней жизни после смерти Томаса.
 — Так вы еще не знали?
 Девушка покачала головой:
 — Я думала, что он просто переоделся монахом. Теперь я понимаю его лучше, знаю, что он страдал и до его сердца можно достучаться…
 Подойдя к узнице, Кристоф приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:
 — Вы мечтательница, Райна. Максен есть Максен, и ни ваша красота, ни доброта ничего не изменят.
 «Прав ли Кристоф? Неужели у его брата нет добрых свойств? Если так, то почему после Гастингса он удалился в монастырь?» — размышляла Райна, а вслух сказала, принужденно улыбаясь:
 — А вы становитесь маловером!
 Юноша пожал плечами:
 — Максен — мастер изгонять из людей веру. Давайте я покажу вам, что надо делать.
 Она приблизилась к постели и смотрела, как Кристоф развязывает повязки.
 — Ухудшения не вижу, — заметил он, — но и улучшения нет.
 — А края раны стянуты? — спросила с тревогой Райна, опасаясь, что во время их возни рыцарь причинил себе вред.
 — Держатся.
 Девушка вздохнула с облегчением, а Кристоф стал объяснять, как очистить рану. Одновременно он показывал свое лекарское умение, назвал самую подходящую мазь.
 — Теперь ваша очередь, — юноша дал ей в руки свежие бинты, — когда я подниму Максена, обвяжите их вокруг него.
 Пендери-старший то ли спал, то ли был без сознания.
 — Теперь повязку надо закрепить, — продолжал Кристоф.
 Повернувшись к столу, он стал перебирать сложенные на нем мешочки и какие-то штуковины. Если бы вместо Максена был кто-нибудь другой, то обязанности лекаря выполнить было бы легко. Но сейчас пальцы девушки словно бы утратили гибкость и как-то неуклюже скользили по гладким мускулам. На то, что у опытного человека занимает считанные мгновения, она расходовала долгие минуты. Надо бы Райну упрекнуть за это, но Кристоф не стал ей делать никаких замечаний.
 — Хорошо, — подбодрил он ее, — теперь оботрите влажной тряпкой.
 Дело у нее шло все хуже и хуже. Поставив на пол таз с водой, Райна опустила в него тряпку и начала обтирать тело раненого.
 — Пока все.
 Кристоф поставил на стол принесенную Сетой бутыль с вином, куда он всыпал свой чудодейственный порошок.
 — Когда брат проснется, дайте ему вина.
 Девушка едва заметно кивнула. Хорошо, если бы Кристоф все время был рядом, пока она не закончит обтирание. Но попросить его об этом она не осмеливалась. Юноша торопливо собрал свои травы и склянки:
 — Я приду вечером. Если ему станет хуже, пошлите за мной.
 — Хорошо!
 Кристоф подошел к ширме и остановился в нерешительности:
 — Райна?
 — Да?
 — Я ничего не знал о планах Максена, когда тот погнался за вами в лагерь Эдвина. Вы верите мне? — с надеждой спросил он.
 Она теперь боялась кому-либо верить, но можно ли отрицать невиновность Кристофа? Скорее всего он, сыгравший в этой истории не последнюю роль, был жертвой.
 — Конечно, Кристоф, верю.
 Юноша с облегчением вздохнул и удалился.
 Опять намочив ткань, Райна провела ею по мускулистым рукам раненого, по груди. Дойдя до пояса, она смущенно замешкалась, затем подняла простыню, прикрывавшую ноги. Низ живота оставался прикрытым. Ее руки по своей воле прикасаются к телу врага, а она испытывает странное чувство, знакомое только любовникам.
 Позже, когда Максен пришел в себя, она предложила ему вина и опасалась, что повторится то, что было утром. Но рыцарь послушно выпил вино, не задавая вопросов, и опять опустился в постель.
 — Горит все, — выдохнул он и, прищурившись, посмотрел на нее.
 Взяв тряпку, Райна смочила ее в тазу, где вода уже успела нагреться, и положила ему на лоб:
 — Попробуйте уснуть.
 Он неожиданно поднял руку, прикоснулся к ее щеке и прошептал:
 — Ангел, дорогой мой ангел.
 Что он говорит? Ну, ясно, в беспамятстве. Сам не понимает, что сказал.
 — Я здесь. А теперь спите, — успокоила она его.
 Максен закрыл глаза, нежно провел по ее шее, скользнул к V-образному вырезу. Но вот он уронил руку и уснул. Стараясь не думать о своих ощущениях, вызванных его прикосновениями, девушка отошла от кровати и обхватила себя руками. «Мне только холодно, — убеждала она себя, — только холодно».




 Глава 9


 День за днем. День за днем. Болезнь уводила Максена в такие бездны подсознания, что ему было все равно, кто перевязывал раны, выхаживал его, обтирал тело влажной тканью, кто спал рядом с ним, просыпаясь от малейшего шума, кто успокаивал, когда ему снились кошмары, и он называл имя Нильса. Он-то не знал, зато все остальные прекрасно видели, какой заботливой нянькой стала Райна, с какой настойчивостью она спасала его от смерти, хотя порой казалось, что это лучший для него выход. Кристоф, сэр Гай, слуги с любопытством смотрели на нее. К удивлению и радости девушки, в глазах сэра Гая уже не было презрения и ненависти.
 На пятый день, когда ночь неохотно уступала место первым проблескам зари, Райна проснулась и ощутила рукой, что тело Максена стало прохладным. Сначала она подумала, что все кончилось, и ужаснулась. По его телу прокатилась дрожь, но она почувствовала, что это от обычного холода. В тусклом свете угасающего факела Райна вгляделась в лицо раненого:
 — Максен!
 Веки его дрогнули, но остались закрытыми.
 — Холодно, — пробормотал он и потянулся за одеялом, которое сбросил на пол.
 Видя, что ему не дотянуться, Райна, став на колени, вытащила одеяло из-под его ног:
 — Сейчас я вас накрою.
 Как только одеяло коснулось его груди, Пендери блаженно улыбнулся, но тут опять его охватила дрожь.
 Тогда Райна укрыла его своим одеялом и тщательно подоткнула с боков. Но и это не помогло: раненый по-прежнему дрожал. Хоть ты грей его собственным телом! Эта мысль вызвала у нее воспоминания о счастливом детстве. Зимой, когда дул свирепый ветер, она и братья забирались в постель к родителям и согревались вместе с ними под одним одеялом.
 Конечно, можно попросить принести теплое одеяло. Но она решила, что проще сделать по-другому. Не раздумывая, Райна легла рядом с Максеном.
 Тот повернулся на бок, обнял ее и притянул к себе. Лишь тонкая рубашка разделяла их, и девушка затаила дыхание, когда его твердые мускулы коснулись ее спины. Конечно, такая близость под стать любовникам. Пусть. Он нуждается в тепле, и она согреет его. Он еще дрожал, но эта дрожь слабела, и Максен плотнее прижался к девушке, вбирая ее тепло. Наконец он успокоился и затих. Райна приказала себе расслабиться — разжать пальцы, не напрягать спину, ноги. Закрыв глаза, она тоже попыталась уснуть, чтобы не думать о рискованной близости. Здесь, в его комнате, кошмары перестали так, как раньше, мучить ее, но все-таки, хоть раз за ночь, посещали.
 Она не успела еще заснуть, когда прозвучал его голос:
 — Благодарю вас.
 Она вздрогнула от этих слов признательности. Они даже напугали ее. Похоже, Максен не понимал, с кем разговаривает, но она не стала его спрашивать, потому что после своих слов раненый погрузился в сон, а узнице оставалось только размышлять над тем, что он сказал.
 Тот день, когда Максен последний раз спал с женщиной, запомнился ему надолго, потому что она насквозь пропахла дымом и потом после долгих часов, проведенных у жаркой плиты. А вот та, что сейчас была рядом, пахла чем-то неуловимо таинственным, незабываемо сладким. Тело кухарки было мягким, даже слишком, непохожим на это хрупкое существо, приютившееся возле него.
 У той волосы напоминали вороново крыло. Они были прямые и жесткие, а у этой шелковистые золотые пряди закрывали плечи. Он не помнил ее имени, как, впрочем, и имени кухарки. Потешив свою плоть, Максен выпроводил темноволосую бабенку, не желая делить с ней остаток ночи. Эта же девушка провела с ним всю ночь. Так почему же тело горело огнем неутоленной страсти?
 Должно быть, он не воспользовался тем, что Райна была с ним. Наверно, болезнь не позволила сделать это?
 Он пытался вспомнить события недавних дней: он горел, как в огне. Нежные руки касались его, облегчая страдания, подносили питье к губам, пересохшим от жажды. Райна? Нет, на такое не способен человек, ненавидящий его всей душой. Скорее, это была Сета. Но прошлой ночью…
 Прошлой ночью этим занималась, конечно, Райна — ведь она все еще лежала рядом, согревая его своим теплом. Только тепло она отдала ему, а не тело? Та женщина, которую он хотел видеть и верил, что таковой она и была, оставила бы его дрожать от холода. Так почему же саксонка поступила по-другому?
 Нахмурившись, рыцарь приподнялся на локте, и от этих усилий перед глазами поплыли круги, в голове зашумело. Только бы опять не впасть в забытье! Ему это удалось. Затаив дыхание, он осторожно убрал белокурые пряди с лица девушки. Она была так прекрасна, так похожа на сошедшего с небес ангела! Не верилось, что такое прелестное создание могло причинить кому-то зло. А ведь говорят, что красота таит в себе обман и предательство.
 И все-таки, почему она не отвернулась от него, когда ему было так плохо? Почему Райна не осталась на полу, ведь цепь позволяла ей сделать это, а пришла к нему, согрев его теплом своего тела? Он не находил ответа, и это его злило.
 Когда это было? Вчера? Его разбудил шлепок по щеке? Странно, но Пендери припомнил, что обозвал ее «ведьмой». А еще отчетливее он помнил о своих притязаниях на нее и поцелуй, когда он вынужден был проверить, нет ли отравы в вине, помнил упругие ягодицы под рукой, грудь, напрягшуюся от прикосновения, округлое бедро. Что на него нашло? Почему Максен желал именно Райну, а не Сету или какую-нибудь другую женщину? Или это просто зов плоти, а не чувство?
 Стон Райны прервал его размышления. Шевельнувшись, она задела его бедро, зазвенев цепью, положила голову на плечо рыцаря, прижалась теснее. И ее обнаженная нога оказалась на его бедре. Женщина застыла, издав звук, отдаленно похожий на мяуканье.
 Максен мысленно выругался. Неужели эта чертовка не понимает, чем рискует? Нет, конечно, знает, и даже лучше, чем он. Проклиная ее, он ощутил, как кровь прилила к низу живота и как приподнялось одеяло. Неудивительно, что все его тело болело.
 Пендери мог бы столкнуть ее с постели, избавив себя от искушения, но как ни странно, он не хотел этого. Может, лучше показать свою силу и перестать думать о ней?
 Рыцарь, закрыв глаза, обратился к Богу с молитвой, к которой при крайней нужде прибегали все монахи.
 Бесспорно, такой именно час и наступил. Молитва помогала ему. А может, больше всего помогала усталость: ведь приходилось выстаивать на коленях по нескольку часов. Правда, там не было рядом теплого, нежного создания.
 А Райна хотела спать, прикрыть глаза, чтобы не видеть начинающийся день, забыть, что за ней постоянно наблюдают, наверстать часы недосыпа…
 Едва приоткрыв глаза, она увидела темные вьющиеся волосы. «Грудь Максена, — поняла девушка. — Значит, я пристроилась возле своего врага?» Она подняла голову и взглянула в его глаза. В утреннем свете они приобрели оттенок голубого неба.
 — Вы проснулись! — обрадованно воскликнула девушка.
 Он поднял брови, но по-прежнему молчал. Сидя на постели, Райна, подтянув одеяло, прикрыла им грудь:
 — Жар прошел, — едва слышно проговорила она, застенчиво улыбаясь.
 Рыцарь усмехнулся:
 — Разочарованы?
 Улыбка исчезла с ее лица. Вот тебе и раз! Она-то старалась от души, выхаживала его. А чем он ответил? Упреками! Тут кто угодно расстроится.
 «Глупая, — корила она сама себя. — Чего же ты ждала? Ты сделала то, что могла бы сделать и Сета, не вкладывая в это душу! Не надейся, что за твои услуги он отпустит пленников и не станет их больше преследовать».
 — Нет, я не разочарована, а чувствую облегчение.
 — Очевидно, в случае моей смерти вас ждало более суровое наказание?
 Вот он о чем! Напрасно так думает. Да, она помнила о строгом предупреждении, но облегчение-то чувствовала по другой причине. Каждый день, ухаживая за Максеном, девушка все больше к нему привязывалась. Она желала, чтобы человек, однажды назвавший ее ангелом, поблагодаривший за заботу, выжил. Кто знает, может, Максен способен на милосердие?
 Она покачала головой:
 — Вы ошибаетесь.
 — А вы лжете.
 Рыцарь резко поднялся и сел на постели. Пошатнувшись, он поморщился, кляня себя за слабость.
 — Максен, — Райна положила руку на его плечо, — вам еще рано вставать. У вас жар держался пять дней.
 — Пять дней? — недоверчиво спросил он.
 — Да, пять дней.
 Взглянув на ее хрупкую руку, лежавшую на плече, Пендери переложил ее на колено девушки:
 — Заботься лучше о себе. Это будет разумнее.
 Ну вот, перед ней прежний Максен — жестокий, неумолимый.
 — Вы обязаны жизнью Богу. По его милости вы остались в живых. Его и благодарите.
 — Бог, — фыркнул бывший монах. — Молиться надо на Кристофа.
 Отбросив одеяло, он, зазвенев цепью, встал, но тут же опять лег, и лицо его посерело:
 — Проклятая слабость!
 — Вам надо побольше есть и отлежаться, Максен!
 Во взгляде Пендери было столько холода, что по спине саксонки пробежали мурашки.
 — Я сам знаю, что мне надо, — в его голосе звучала злоба, — и не заставляйте напоминать вам, как полагается ко мне обращаться.
 Она молча проглотила обиду. Ее надежды на милосердие норманна бесследно развеялись как дым.
 — Да, милорд.
 Протянув через всю постель цепь, она опустила ноги на пол. Слава Богу, что ничего лишнего не сорвалось с языка.
 — Я позову Кристофа, — одергивая подол платья, проговорила девушка. — Он посмотрит вас.
 Пендери не ответил, молча наблюдая, как узница обошла постель и подошла к ширме. Она взяла платье, встряхнула его и надела.
 — Кристоф, идите сюда, — крикнула она и начала завязывать пояс.
 — Отличная одежда для рабыни, — подал голос раненый.
 Девушка, не спеша, туго завязывала узел:
 — Я не просила. Ее мне принесли. Может быть, вы хотите, чтобы я носила что-нибудь другое? Подходящее для рабыни?
 — Да, очень хочу.
 Она повернулась к нему:
 — Что ж, ваше желание скоро исполнится.
 — Смею надеяться.
 Она несказанно обрадовалась, когда пришел юноша, избавивший ее от словесной перепалки, в которую упрямо втягивал Максен. Неизвестно, кто бы вышел из нее победителем.
 — Слава Богу! — воскликнул Кристоф, подходя к постели. — Наконец ты пришел в себя. Я уже не надеялся…
 — Как видишь, я выкарабкался, братец, благодаря тебе, — ласково улыбнулся раненый.
 А Райне вдруг стало обидно, что эта улыбка и эти слова обращены не к ней.
 — И в хорошем настроении, — добавил Кристоф. — Благодари за это Райну.
 Не зная, что на это ответить, она лишь пожала плечами. И правильно сделала: у рыцаря странно блеснули глаза, не сулившие ничего хорошего:
 — Я имею в виду ее заботу о тебе, — попытался уточнить юноша.
 — Полагаю, за это надо благодарить Сету.
 — Сету? — удивился Кристоф. — Но за тобой ухаживала Райна. Она настояла на этом. Разве она не сказала тебе?
 Искра в глазах Максена погасла. Он спросил:
 — Скажи, как мои дела?
 — Похоже, ты близок к выздоровлению, — Кристоф поднял одеяло, поправил повязку. — Но мне надо осмотреть рану.
 Пока юноша разматывал повязку, Максен размышлял над его словами. При других обстоятельствах он был бы благодарен Райне за такое самопожертвование, но сейчас чувствовал лишь гнев и досаду, хотя Райну не в чем упрекнуть. Пускай-ка она играет ту роль, какую он ей выбрал.
 Сказав, что рана затянулась, нагноения нет, но придется полежать в постели еще несколько дней, Кристоф добавил:
 — Можно всем об этом объявить!
 «Покончить с надеждами того, кто хотел стать моим преемником», — усмехнулся про себя Пендери-старший, но вслух проговорил:
 — Я проголодался как волк.
 Юноша кивнул и ушел.
 Оставшись наедине с девушкой, рыцарь приподнялся и устроился поудобнее, привалившись к спинке кровати:
 — Почему вы делали это?
 — Заботилась о вас.
 — Странно.
 Не глядя ему в глаза, Райна нервно перебирала завитки белокурых волос, падавших на плечи:
 — Надо же помочь человеку. Даже если он твой враг!
 — Сета бы вполне справилась.
 — Но я же была рядом с вами.
 — И она могла бы быть!
 Райна бросила быстрый взгляд на него и пояснила:
 — Я хотела, чтобы вы остались в живых.
 — Зачем? Чтобы я был вашим должником?
 — Вы спасли мне жизнь. О каком долге речь? Нет, Максен… милорд, — поправила она себя, — не обязаны вы мне ничем, но знать должны.
 — Знать о чем?
 Отбросив волосы со лба, девушка подошла к постели:
 — Что саксы не такие, какими вы видите их. Они испытывают боль, обиду, унижение и борются за то, что по праву принадлежит им.
 Это Максен уже давно понял. Он вырос среди этих людей, водил с ними дружбу — и так продолжалось до тех пор, пока герцог Вильгельм не призвал его и братьев доказать свою преданность мечом. Пендери с детства умел обращаться с оружием, но в пылу битвы забыл о друзьях, с которыми вырос и которых знал лучше, чем норманнов.
 Именно по этой причине рыцарь уединился в монастырь, замаливая грехи: ведь он погубил слишком много жизней. Другая причина ухода в монахи — смерть Нильса, открывшая ему глаза на ужасы, творимые его рукой. Но вот демоны в душе возродились вновь, когда пришла весть о гибели Томаса.
 Снова в сердце закипели гнев и злоба. Какой дорогой пойти? Навстречу умоляющим глазам Райны или путем возмездия? Душу рвали на части противоречивые чувства. Какое сильнее — доброе или злое?
 Он выбрал что-то среднее:
 — Я хочу имя того, кто убил Томаса.
 В глазах Райны заблестели слезы. Протянув руку, словно желая дотронуться до него, девушка тут же отдернула ее, опасаясь, что он оттолкнет ее:
 — Если бы я знала, то сказала вам. Я отдала бы одну жизнь для спасения сотен.
 Пендери в душе соглашался с нею, но трудно было поверить, что узница не видела человека, метнувшего кинжал.
 — Убийцу надо наказать, чтобы другим было неповадно.
 — Повесив пленных, вы ничего не предотвратите. Это только подтолкнет саксов к бунту, к новым смертям в Этчевери.
 Максен понимал, что не стоит продолжать спор, но не внял разумному внутреннему голосу:
 — А кто накличет беду на Этчевери? Эдвин сбежал, Райна, а все мятежники у меня.
 — Сейчас он в бегах, но скоро вернется.
 — Я должен его бояться?
 Она покачала головой:
 — Нет, но вам придется туго.
 — Почему?
 — Вам надо убедить саксов пойти на перемирие. Если вы хотите, чтобы Этчевери процветало, они будут вам нужны как земледельцы и скотоводы.
 — Зачем мне люди, готовые воткнуть мне серп в спину, а не в пленницу? — рассмеялся норманн.
 — Да, они бы предпочли сделать именно это, — согласилась девушка. — Но если вы будете справедливы с ними, то со временем саксы сослужат вам добрую службу.
 Рыцарь усмехнулся:
 — Вы такая же мечтательница, как и Кристоф. Людям Эдвина нельзя доверять.
 — Вы не можете этого знать.
 — Представьте, я знаю, как и то, что пора кончать глупый спор. Не мешало бы поспать. Где еда? Почему не приносят? — рыцарь нахмурился.
 Райна хотела бы продолжать начатый разговор. Об этом говорил ее взгляд: ведь речь идет о самом насущном. Но не решилась и только вздохнула:
 — Меня в башню вернут? Так?
 Максен и сам еще не знал, как с ней быть:
 — Погодите!
 Девушка изумленно подняла брови:
 — Почему не сейчас?
 — Я еще не закончил с вами!
 Райна отвернулась, сердце у нее в груди забилось. Пендери касался ее, ласкал, целовал, и в ней проснулась женщина. Неужели он думал взять ее силой? Но как об этом спросишь? Можно ведь попасть в смешное положение! Впрочем, что церемониться с рабыней. Норманн, конечно, намеревался взять то, что не досталось еще ни одному мужчине. Да что стоит эта девственность? Ведь если суждено сбыться проклятию Томаса, то она никогда не выйдет замуж. Но дети? А вдруг сын у нее появится? Скажем, незаконнорожденный отпрыск Максена?
 Приход сэра Гая и Лусиллы, несущей поднос с едой, прервал ее мрачные размышления. Сев на стул, она смотрела, как сэр Гай подошел к постели и сказал:
 — Вы поправились?
 — И голоден, — добавил Пендери-старший, не отрывая глаз от подноса с аппетитно выглядевшими яствами. Он с лукавой улыбкой взглянул на Гая:
 — Досталось тебе? А? — и указал на синяк на подбородке.
 Рыцарь потер подбородок:
 — Вам не понравилось, когда вас приподнимали.
 Максен понял намек, поморщился и взглянул на Райну. Девушка тоже поняла, о чем идет речь, прочитав это в его глазах, но истолковала по-своему. Что-то будет сегодня ночью? Может, он подождет до полного выздоровления? Господи, пусть подождет. Ей еще трудно смириться с мыслью, что тело ее принадлежит ему, что все равно когда-нибудь Максен навалится на нее, как Томас на Сету. Она однажды застала их в таком виде. А может быть лучше, если он не станет ждать и овладеет ею? Тогда все будет позади…
 — Райна…
 Она смущенно улыбнулась Лусилле:
 — Да?
 — Я принесла тебе поесть.
 — Я не голодна.
 — Тогда я поставлю поднос на стол.
 Подтянув ноги к груди, саксонка содрогнулась от лязга цепи. Как ненавидела она это железо, которым приковал ее к себе Максен! Цепи рабства! Как проклинала она эти два года, прожитые в ненавистном замке!.. Занятая своими мыслями она не слушала разговор сэра Гая и тех, кто пришел следом за ним…




 Глава 10


 Кровь так ярка на белоснежном белье… Глядя с ужасом на кинжал, выпавший из салфетки, Райна сразу ощутила боль. Беря салфетку с подноса, девушка не подозревала, что под ней спрятано оружие с остроконечным лезвием. Боль давала о себе знать — кровь стекала с пальца… Она глядела на окровавленное лезвие. Столько крови…
 Подняв кинжал, Райна приложила салфетку к руке. Столько крови! Значит, рана серьезная. Кто положил кинжал на поднос? Со дня возвращения в замок ей не давали даже столового ножа, а теперь вот острый кинжал. Но почему именно сейчас? Кто? Лусилла? Не потому ли она улыбалась ей? И если так, то какой тайный знак был в улыбке? Ей предлагали убить Максена?.. Вряд ли это сделала Лусилла. Она слишком мягкосердечна. В комнату входил сэр Ансель. Может, он незаметно подложил оружие? Райна видела, как норманн копался в подносе, разговаривая с Максеном. Так что он вполне мог сделать это. Конечно, в комнате перебывало немало людей, но кому это было нужно? Пожалуй, никому! Неясно, для кого предназначался кинжал — для нее или для Пендери?
 — Что случилось? — громко спросил Максен.
 Вздрогнув, девушка посмотрела на рыцаря, сидевшего на постели, — он только что проснулся.
 Понимая, что подумает Максен, видя ее с кинжалом и окровавленной рукой, Райна пустилась в объяснения:
 — Я… я… порезалась.
 Он резво вскочил с постели, словно и не пролежал в ней несколько дней, в одних штанах подбежал к ней и рявкнул.
 — Почему?
 — Почему? — повторила девушка. Выругавшись, рыцарь выхватил салфетку из ее пальцев и начал ей наматывать вокруг руки:
 — Грех покушаться на свою жизнь! Значит, он думает, что она нарочно перерезала жилы, чтобы уйти из этого мира, где никто не сможет ее защитить?
 — Я не собиралась себя убивать…
 Девушка разжала кулак и показала порезанные пальцы. Лицо Максена покрылось бледностью при виде этих порезов. Хмурясь, он развязал наложенную повязку:
 — Выходит, вы по неосторожности порезались перед тем, как заколоть меня?
 У Райны от изумления приоткрылся рот:
 — Как вы можете так говорить, если не верите, что я убила вашего брата?
 Ей сейчас было больнее от его подозрения, чем от ран. Не ответив, Пендери перевел взгляд на кинжал в руке узницы:
 — Что вы думаете с ним делать?
 Девушка совсем забыла об оружии и теперь уронила его на пол, словно кинжал жег ей пальцы.
 — Вы не ответили мне, — настаивала она. — Вы не верите, что я убила Томаса, но могла бы заколоть вас?
 — Вы не могли ненавидеть его так же сильно, как меня, — пояснил норманн и стал бинтовать ее руку.
 Однако она не испытывала к нему подобного чувства, поскольку знала, что перед нею не дьявол во плоти, а человек, исстрадавшийся и измученный раскаянием, уязвимый. В последнем она, правда, не была уверена…
 — Я не испытываю к вам ненависти, — сказала она.
 Максен, заканчивая заниматься ее рукой, возразил:
 — Вы должны испытывать.
 — Почему? Один ваш брат мертв, ваша жизнь искалечена, а на ваши молитвы нет ответа.
 — Вы зашли слишком далеко, Райна, — предупредил ее рыцарь.
 — Знаю.
 — Узнайте же и то, что ни ваше одобрение, ни ваше желание, ни ваше понимание не отразятся на судьбе пленных саксов. Я поступлю с ними так, как считаю нужным.
 — Я знаю, вы не убьете их!
 Она молила Бога, чтобы это было так. Рыцарь стиснул зубы.
 — Ничего вы не знаете!
 Он пихнул ее на сундук и, звеня туго натянувшейся цепью, подошел к ширме, позвал Крис-тофа.
 Она же смотрела на него. Хотя Райна уже не раз видела его обнаженным, но теперь полуголый мужчина показался ей прекрасным и еще более опасным…
 — Откуда вы его взяли? — спросил норманн.
 Он говорил о кинжале, конечно! Что-то в нем показалось ей страшно знакомым. Рукоятка…
 — Отвечайте, Райна.
 Она сказала бы правду, но страх за Лусиллу, если на нее падет подозрение, вынудил солгать:
 — Я нашла его на полу. Должно быть, кинжал обронил кто-нибудь из рыцарей.
 — А как вы порезались?
 — Я… Я увидела, как что-то сверкнуло на полу и, только подняв за лезвие, поняла, что это кинжал.
 — Гм. А я думал, что вы нашли его на подносе с едой.
 «Как он узнал?» — растерялась Райна. Она старалась сохранить невозмутимое выражение лица. Ну, конечно, она стояла над подносом, когда Максен поднялся с постели. Или, может быть, он знал о кинжале с самого начала и теперь проверяет ее?
 — Я нашла его на полу, — упорствовала девушка.
 Подойдя к ней, рыцарь наклонился и поднял окровавленное оружие:
 — Для человека, привыкшего постоянно лгать, как вы, — буркнул норманн, внимательно разглядывая лезвие, — можно было придумать что-то поубедительнее.
 Райна тоже глядела на кинжал, на его необычную рукоятку и думала, что, в самом деле, частенько лгала Максену, но делала это из благородных побуждений, стараясь защитить свой народ. Но какой прок во лжи, если в нее не верят? И тут она вспомнила, где видела это оружие.
 — Томас! — выдохнула она, на мгновение забыв, кто с нею рядом.
 — Томас? — при имени брата Пендери вскинул голову.
 В глазах его застыло тревожное ожидание: сейчас он узнает правду. И Райна призналась:
 — Кинжал. Это тот кинжал.
 — Которым его закололи?
 Она кивнула.
 — Как вы это узнали?
 И вновь нахлынули на нее воспоминания об ужасном дне гибели Томаса. Точно! Эта самая рукоятка торчала из его груди. Этот кинжал она уронила на раскисшую от дождя дорогу и выгрязнилась до неузнаваемости, когда искала его… Этот кинжал держала она в руках, убеждая себя, что совершила злодеяние.
 — Я узнала его, — ответила Райна.
 Она потянулась к рукоятке, но, едва коснувшись ее, отдернула руку. Похоже, дьявол скрывался под затейливым узором рукоятки кинжала, на котором запеклась не только кровь Томаса, но и ее. Осталась бы и кровь Максена, если бы человек, подкинувший кинжал, не ошибся в ней.
 — Да, это тот кинжал, — прошептала девушка.
 Пендери чувствовал ее страх. Казалось, этим страхом насыщен сам воздух. И он ощутил естественное для сильных людей желание утешить слабого. Но он не стал ее утешать, опасаясь дать узнице надежду на его милосердие. Отведя от нее глаза, рыцарь еще раз осмотрел оружие, предназначенное для убийства. Он знал, что его брат пал от удара кинжалом, но никогда не спрашивал, где этот кинжал. Теперь рыцарь увидел его воочию, хотя человек, подбросивший оружие, рассчитывал совсем на другое.
 — Кто вытащил кинжал из тела Томаса? Сэр Ансель? — спросил Максен, давно зная ответ.
 Райна закрыла лицо руками:
 — Нет, — глухо проговорила она. — Его вытащил сам Томас.
 Значит, брат умер не сразу… Его подмывало задать уйму вопросов, но надо все по порядку.
 — А сэр Ансель? Это он подобрал его?
 Девушка покачала головой:
 — Это сделала я, но он выбил его из моих рук.
 Максен начал терять терпение:
 — Потом рыцарь подобрал его?
 — Нет, другой человек.
 Отведя руки, закрывавшие ее лицо, Пендери приподнял ее подбородок и заглянул в подозрительно заблестевшие глаза:
 — Кто?
 — Сэр Гай.
 Максен изумленно отпрянул. Нет! Этот человек не может быть причастен к гибели Томаса или попытке покушения на него. Скорее всего, это ложь. Райна солгала, желая посеять недоверие среди его людей, назвав самого преданного.
 — Вы мне не верите, — тихо проговорила девушка, и в ее голосе слышалась печаль.
 Не глядя на нее, Пендери встал и позвал сэра Гая. Кристоф появился первым и выглядел каким-то взъерошенным — очевидно, его оторвали от важного занятия. Взглянув на кинжал в руке брата, на окровавленную салфетку, которую держала Райна, спросил:
 — Как это случилось?
 — Она порезалась, — ответил Максен.
 — Вижу, но каким образом?
 Рыцарь молчал, и Райна попыталась объяснить:
 — Несчастный случай. Я подобрала кинжал, не зная, к чему прикасаюсь.
 Кристоф посмотрел на брата, как бы ища подтверждения.
 — Это правда, — уверяла его девушка. — Скажите, надо будет зашивать рану?
 Юноша осторожно осмотрел руку.
 — Не надо, достаточно наложить повязку.
 Занятый обработкой раны, Кристоф не заметил, как вошел сэр Гай.
 — Милорд?
 Максен поднял кинжал.
 — Это ты, по словам Райны, дал ей?
 — Я не сказала, что он дал мне оружие, — протестующе воскликнула девушка.
 Пендери взглядом заставил ее замолчать:
 — Узница утверждает, что не знает, кто ей оставил кинжал, но последний раз она видела его в твоих руках.
 — Бог — свидетель, Максен, не я давал ей оружие.
 Пендери пристально вглядывался в испуганные глаза друга.
 — Ты взял его на месте гибели Томаса?
 — Да, но…
 — В таком случае, ты — последний его владелец?
 — Он был у меня, но сейчас его нет.
 Наконец-то Райна сказала правду:
 — Значит, у тебя его украли. И подбросил кто-то другой?
 — Думаю, что это так и есть! — голос у сэра Гая был умоляющим. — Я никогда не предам тебя. Разве я не доказал свою преданность, Максен?
 — Конечно, доказал, — помедлив, отвечал рыцарь. — Но я желаю знать, кто хочет моей смерти.
 — Не я, милорд.
 Пендери-старший мысленно перебирал всех, кто приходил выразить ему свое сочувствие. Самые подозрительные — двое: саксонка, по имени Лусилла, и сэр Ансель. Девушка могла решиться на такой поступок, но чаша весов упорно склонялась в сторону рыцаря. Если это так, тот должен умереть.
 — Ключ у тебя, Гай? — спросил Максен. — Я хочу избавиться от этой цепи.
 «Может, гроза миновала, и можно вздохнуть с облегчением?» — подумал сэр Гай. Он вытащил ключ из сумки и вставил его в замок.
 — Это мог сделать кто-нибудь из саксов, — высказал он предположение.
 — Вполне вероятно, — спокойно согласился Пендери-старший и поморщился, когда тяжелая цепь упала на пол. — Но мне в голову пришла другая мысль — а вдруг это норманн?
 Гай кивнул:
 — Может быть.
 — Наказание будет одинаковым…
 — А наказание бунтовщиков Эдвина? Приговор, вынесенный вами, останется в силе?
 Пендери-старший встретился взглядами с Райной, в глазах которой стояла мольба о пощаде.
 — Конечно, и будет приведен в исполнение завтра.
 Она не хотела верить, что он казнит саксов, не могла поверить, хотя не было никаких признаков, что приговор будет отменен.
 Во время разговора Кристоф хранил молчание, но, услышав слова Максена о казни, поднялся с места, повернулся лицом к брату:
 — Ты мне не брат, ты не похож на него, — и вышел из комнаты прихрамывая.
 По лицу Пендери-старшего пробежала тень, но какие чувства обуревали его, сказать было трудно.
 Спустя некоторое время Райну приковали к ножке кровати и оставили одну — Максен вышел ужинать в зал. Отодвинув поднос с едой, она села в кресло, накрылась одеялом, думая о том, какие перемены принесет эта ночь. Текли минуты, сливавшиеся в часы мучительных раздумий, и вот, наконец, в полночь заявился хозяин замка.
 Шагая по гулкому каменному полу, он подошел к узнице и, не говоря ни слова, глядел на нее сверху вниз.
 Напряженное молчание нарушила Райна:
 — Вы нашли того, кто подбросил кинжал?
 Рыцарь клацнул зубами:
 — Нет, но найду.
 — Что вы хотите за свободу саксов?
 Норманн возвышался над нею, словно каменная глыба, холодная и мрачная, и лишь блеск глаз выдавал в нем присутствие жизни.
 — Правду, Райна, — дохнул он ей в лицо винными парами. — Начните говорить правду, а я, возможно, начну проявлять милосердие.
 Ясно, что он хочет узнать не только имя человека, подбросившего ей кинжал, но и того, кто убил Томаса.
 — Я не знаю, кто заколол вашего брата. Клянусь, не знаю.
 Пендери посмотрел ей в глаза:
 — Я почти верю вам.
 Его искренность удивила ее:
 — Правда?
 — Почти.
 Конечно, ничего из ряда вон выходящего не произошло, но все-таки это было лучше, чем ничего.
 — Максен, — начала было она, от волнения забыв, что ей запрещено называть его по имени, — проявите великодушие.
 Похоже, Пендери не придал никакого значения ее непочтительному обращению к нему.
 — Я уже принял решение!
 Он подошел к постели и начал раздеваться. Его жестокая неуступчивость подлила масла в огонь, который был зажжен еще Томасом, но стал угасать после его смерти. Никто и никогда не злил ее так! Отбросив одеяло, она встала и, гремя цепью, подошла к нему.
 — Вы думаете, вы единственный, кто потерял? — дрожащим от гнева голосом спросила Райна.
 Надев рубашку, норманн повернулся к ней:
 — Предупреждаю вас, — прохрипел он. — Я слишком много выпил и слишком мало ел, поэтому убирайтесь в свое кресло, иначе я укрощу ваш неуместный гнев в своей постели.
 — Неуместный? — взорвалась Райна, не задумываясь о том, что своим криком разбудит спящих за ширмой рыцарей. — Значит, вы имеете право возмущаться, а я нет?
 Смело подойдя к постели, она дерзко вскинула голову:
 — Вы потеряли двух братьев и оставили обитель, где раскаивались в совершенных злодеяниях. Разве я виновата в этом? — она невесело рассмеялась. — У вас еще есть родители, сестра, даже страна, что вам не принадлежит, а у меня нет ничего, Максен Пендери. Все, что мне было дорого, отнято — два брата, мать, отец и моя земля. У меня нет ничего, даже права на жизнь. Вы его отобрали и превратили меня в рабыню.
 Одно выражение на его лице сменялось другим, но она словно бы и не замечала этого.
 — Разве мне не знакомо чувство мести? — продолжала девушка. — А я ведь могла пустить в ход кинжал! Лишить вас жизни, как вы завтра утром собираетесь лишить жизни невиновных саксов.
 — Хватит, я наслушался вас до отвала, — глухо проговорил Максен.
 — Возможно, но я еще не закончила.
 — Нет закончили.
 Схватив ее за руку, рыцарь подтолкнул саксонку к креслу и силой усадил в него.
 — Если вы поднимитесь или скажете хоть еще слово, то горько пожалеете об этом.
 Она, войдя в раж, вскочила с кресла: норманн толкнул ее на сиденье и, положив руку на плечо, пригвоздил саксонку к месту.
 — Подумайте об этом, Райна.
 Он наклонился к ней так, что оказался носом к носу:
 — Подумайте!
 Вскоре гнев, бушевавший в ее душе, затих, словно огонь, погашенный порывом урагана, и девушка как-то обмякла. Ей хотелось плакать. Может, со слезами уйдут обида и гнев? Но… не заплакала.
 Она смотрела, как рыцарь, подойдя к факелу, погасил его и лег в постель. Она осталась сидеть, молча глядя в темноту и обреченно дожидаясь рассвета.
 Со смотровой площадки замка, расположенной на верху стены, столпившиеся во дворе саксы показались Райне темным островком. Не было у них вождя. Некому было ободрить людей, обреченных на смерть. Надежды нет. Рыцари, окружившие смертников, полны решимости. До ночи все саксы будут умерщвлены. Одно утешение — после своей смерти они избавятся от норманнского владычества.
 Сухими от скорби глазами она взглянула на виселицы и отвернулась. Какая жестокость в том, что ее заставили стоять на высокой площадке, у всех на виду, рядом с палачом, и смотреть на казнь. В эти минуты она особенно остро осознала, как непростительно ошиблась в Максене. В этом человеке не осталось ни капли жалости. Хозяин замка стал говорить:
 — Битва при Гастингсе закончилась полным поражением саксов. Король Вильгельм стал монархом. А вы бросили свои семьи, очаги, нивы. Вы польстились на несбыточные обещания. Эдвин Харволфсон ради своих целей, не задумываясь, пожертвует вашими жизнями. За эти два года вы убили немало норманнов…
 Внизу послышался гневный ропот.
 — Я предлагаю вам нечто другое, — продолжал Лендери.
 Шагнув вперед, Этель поднял кулак и потряс им:
 — Что ты можешь нам предложить, норманнский дьявол? Пляску смерти на виселице?
 — Жить или умереть — это зависит от вас, — продолжал Максен.
 Хорошо ли она расслышала? Может, что-то не поняла, или Пендери просто играет словами?
 — Если вы пойдете за Эдвином, — говорил рыцарь, — ваша участь решена. Если дадите слово, что опять построите дома, вернетесь к сохе и плугу, я сохраню вам жизнь.
 В толпе пленных прокатился недоверчивый гул. Райна попыталась понять Максена, старалась заглянуть в его глаза и прочитать в них ответ, но Пендери не поворачивал головы, стоял к ней в профиль.
 — Но сначала, — опять заговорил он, и люди внизу замолчали, — те, кто согласны жить со мной в мире, должны это доказать. Нужно воздвигнуть стены, — рыцарь махнул рукой в сторону незаконченного каменного сооружения, опоясывающего внутренний двор.
 — Сподвижники Эдвина пусть останутся на месте, — распорядился рыцарь, а те, кто хочет жить под моей защитой, — отойдите налево.
 Видя нерешительность саксов, он добавил:
 — Делайте выбор.
 Но они топтались на месте, глядя то на болтающиеся петли виселицы, то на хозяина замка. Но несколько саксов, опустив головы, вышли из толпы и пошли в левую сторону. Им пытались загородить дорогу, бросали гневные упреки в лицо, но они не остановились.
 Глядя на них, Райна молила Бога, чтобы он вразумил ее соплеменников. Словно вняв ее молитве, женщины и некоторые мужчины отошли в левую сторону двора. Несгибаемых сторонников Эдвина, среди которых был Этель, осталось лишь пять.
 Знаком приказав рыцарям увести бунтовщиков, Максен повернулся к ней.
 — Не понимаю, — сказала она, — почему вы это сделали?
 — Уверяю, вы тут ни при чем, — твердо ответил Пендери и, обойдя ее, собрался уйти.
 Но для чего и для кого он это сделал?
 — А остальные? — бросила она ему вдогонку. — Что будет с ними?
 Максен остановился, но не повернулся к ней:
 — Они сделали свой выбор.
 В напряженной позе норманна, в его неподвижности, крепко сжатых кулаках, глухом голосе — во всем была одновременно злоба и боль.
 — Они люди Эдвина, и поступить с ними следует подобающим образом.
 С этими словами он ушел.
 Спасибо ему, что пощадил пленников! Спасибо за милосердие — хоть оно и небезгранично. Пятеро саксов станут жертвами его мести. Но когда это произойдет? Почему Максен не отправил их на виселицу, а решил выждать?
 Утром Райна проснулась от прикосновения его пальцев к своей лодыжке: рыцарь снимал железное кольцо. Он объяснил, что узница пойдет с ним на смотровую площадку, чтобы собственными глазами видеть то, что произойдет. Во время этой долгой прогулки он и словом не обмолвился о своих истинных намерениях, и она ожидала самого худшего.
 В ней опять вспыхнул гнев: как мог Максен обречь ее на такую невыносимую боль? Зачем велел поставить все эти виселицы, если не собирался казнить пленных?
 Внутренний голос шептал ей, что она еще не все понимает в происходящем, не во всем разобралась. Кто же даст ей ответы на все эти вопросы?
 Подобрав юбки, она поспешила вниз, во внутренний двор, краем уха уловив, как одна саксонка обзывала ее последними словами, но она не стала слушать. Что самое удивительное, никто не попытался ее задержать. Рыцари расступились и лишь провожали девушку любопытными взглядами.




 Глава 11


 Войдя в дом, Райна сразу же увидела Максена, стоявшего за столом, уставленным яствами и напитками. Он опустил голову и уперся руками в столешницу. Здесь собрались почти все рыцари. Управляющий горячо спорил с хозяином замка, но о чем шла речь, девушка не стала вникать.
 Забыв о том, кто она, забыв о правилах приличия, Райна приблизилась к нему, и тут рыцарь обратил на нее внимание. Он выпрямился, прищурился, словно прикидывая, с какой целью она явилась. А Райна и сама не знала, что она будет делать в следующую минуту.
 Схватив край скатерти, саксонка дернула ее и начала метать кубки, чаши, тарелки и книги. Одно такое «ядро» угодило сэру Анселю в висок. Поднялся негодующий шум, но никто Райну и пальцем не тронул. Все еще держа скатерть рукой и дрожа от гнева, девушка смотрела в холодные глаза Максена.
 — Вы гнусный подлец!
 Он снова уперся руками в стол.
 — Да ну? — говорил он спокойно, будто выходка совершенно его не рассердила.
 Но в глазах Пендери кипел гнев, и узница поняла, что совершила страшную ошибку, бросив ему вызов. Страх повелевал ей убежать, а гнев советовал остаться. Гнев пересилил. Она отбросила скатерть, шагнула к столу и, резко вскинув руку, хотела дать ему пощечину.
 Максен перехвалил ее руку:
 — Хватит и одной пощечины! — твердо произнес он, глядя на ее забинтованную руку, на пламеневшее лицо.
 «Ах да, я уже два раза угощала его оплеухами. Один раз в гневе, второй — чтобы разбудить или привести в чувство, а сейчас — снова в гневе».
 — Мне лучше знать. И ваше разрешение не требуется, — дерзко ответила она и вскинула подбородок.
 Рыцарь поднял брови:
 — Потребуется!
 Максен взглянул на рыцарей и приказал им и управляющему замком удалиться.
 Те, уходя, громко смеялись и отпускали в ее адрес грубые, неприличные шутки.
 — Такого я не ожидал, — оставшись наедине с девушкой, сказал норманн.
 Она смело выдержала его взгляд:
 — А чего вы ожидали? Что я кинусь вам в ноги? Обниму вас, буду молиться за вас?
 Он держал ее за руку, которую она безуспешно пыталась вырвать. Рыцарь держал ее крепко и не собирался отпускать.
 — Я думал, вы будете мне благодарны, — сурово проговорил он, сильнее сжимая ее руку.
 — Благодарна? Вы убедили меня, что намерены повесить саксов, а на самом деле помиловали их.
 — А вы хотели, чтобы я их повесил?
 Девушка растерянно захлопала ресницами, будто только что проснулась:
 — Нет, конечно, но зачем вы выставляли напоказ свою жестокость? Ведь могли бы сказать мне о своих истинных намерениях?
 Пендери во время этой гневной тирады думал о том, как просто можно было успокоить и ее, и себя, объяснив, что это вовсе не жестокость, а желание окончательно убедиться, знает она или нет убийцу Томаса. Теперь он верил ей, ибо Райна не сломилась, даже зная о неумолимой гибели соплеменников, над головами которых болтались зловещие петли виселиц.
 Пусть саксонка считает его жестоким. Ведь на самом деле он таков. Это поможет ему укротить непокорную девицу.
 — Вам об этом сказали, — заметил рыцарь, — но туманно.
 В глазах саксонки загорелись огоньки настоящего бешенства. Странно, но в ее гневе было что-то притягательное, вовсе не пробуждавшее желание лечь с ней в постель.
 — Хотя я и пыталась возненавидеть Томаса за то, кем он был и что сделал, — со злостью проговорила девушка, — но мне это не удалось. Но вы… Мне даже не надо пытаться.
 Наверное, впервые за несколько лет Максен по-настоящему удивился:
 — Вы же сказали, что не питаете ко мне ненависти, Райна.
 — Я солгала.
 Хозяин замка пожал плечами:
 — Тогда я по крайней мере в одном нахожу утешение.
 — В чем же?
 Он наклонился над ней и наблюдал, как его дыхание шевелит завитки волос на ее лбу:
 — В том, что вы отказали Томасу.
 Девушка нахмурилась.
 — Вы хотите меня, — продолжал рыцарь. — Ненавидите, но и страстно желаете.
 У девушки перехватило дыхание:
 — У вас наваждение, как и у вашего брата!
 — Я помню поцелуй, которому вы не противились, хотя и приказали себе держаться до последнего. Вы хотели этого так же сильно, как и я.
 Он помнил этот невинный поцелуй. Краска заливала ее лицо, но это уже не был гнев:
 — Вы замечтались…
 — Мне следует это доказать?
 Девушка вскинула голову.
 — Попытайтесь, могущественный норманн и узнаете правду.
 Хотя Пендери прекрасно понимал, что эти слова вырвались в гневе и вовсе не означают приглашения к действию, он принял вызов.
 Схватив ее, он без видимых усилий поднял девушку и, усадив на край стола, поставил колено между ее ног.
 — Что вы делаете? — воскликнула Райна отпрянув.
 — Ищу правду, — усмехнулся рыцарь и, напирая ладонью на затылок, прижал ее к себе. Он испытал такую бурю ощущений, какую никогда не испытывал. Похоже, Райна чувствовала то же самое. Она размякла и приоткрыла губы, словно призывая оценить их сладость.
 Выгнув спину, саксонка провела рукой по шее мужчины и запустила пальцы в его темные волосы. Ей нравилось чувствовать тело этого человека, и, застонав, она прижалась к нему, языком пробуя его губы. У нее не было опыта в любовных делах. Райна просто отдала себя во власть зарождающейся страсти.
 Не имея нужды держать ее, мужчина добрался до ее бедер, икр и начал поднимать подол платья. Вытащив его из-под девушки, он, коснувшись шерстяной рубашки, впился губами в ее губы. Максен сунул руку под рубашку и коснулся ее обнаженных ног.
 Сердце Райны гулко застучало в груди, и она в истоме провела языком по его губам, ощутив терпкий вкус вина. Но не винные пары заставили саксонку отпрянуть — это рыцарь отыскал нежный бугорок.
 Запрокинув голову, целиком отдаваясь во власть ласкающих пальцев, Райна стонала от избытка чувств. Такого ей еще не приходилось испытывать.
 — Еще, — умоляла она.
 — Как именно «еще»? — глухим, изменившимся до неузнаваемости голосом спросил норманн.
 «Столько, сколько нужно, чтобы покончить с этой болью», — хотелось ей крикнуть, но слов не было, только прерывающееся дыхание и стоны. В ответ она подалась вперед, навстречу его пальцам.
 Он колебался — и это было заметно по его лицу. Кто же в нем возьмет верх — бывший обитатель монастыря или кровожадный воин Гастингса?
 Затаив дыхание, Райна наблюдала за ним и в какой-то миг почувствовала, что победу одерживает служитель Господа.
 — Сегодня или завтра, послезавтра или на следующей неделе, а я возьму то, что принадлежит мне, — буркнул норманн, — но к насилию я не прибегну.
 С этими словами он надел рубашку. Спору нет, он прав! Ведь она, ее тело страстно желали его. И рыцарь говорил то, что испытывала Райна. Для себя она решила, что отдастся ему добровольно, без принуждения.
 Побагровев от стыда, девушка села на столе и опустила юбки пониже. Опасаясь, что промедление будет стоить ей недешево, она встала, намереваясь уйти.
 — Райна! — удержал он ее.
 — Да!
 — Вы будете прислуживать в зале, — объявил ей норманн, скрестив руки на груди. — Будете подавать блюда и помогать Милдред.
 Ну, это лучше, чем быть с ним в одной комнате, однако видеться все же придется.
 — А по ночам?
 — Спите вместе с остальными.
 Так было и при Томасе, но на этом сходство и заканчивалось. Сейчас Райна — рабыня Максена, и если он захочет, то сделает ее своей наложницей, а не женой, о чем настойчиво просил Томас.
 — Теперь вы позаботьтесь об одежде. Прислуживая за столом, следует выглядеть, как полагается служанке.
 — Хорошо, — согласилась она, совершенно не зная, где возьмет другую одежду.
 Подобрав с пола книгу, принесенную управляющим, Максен положил ее на стол и раскрыл.
 — Можете идти, — буркнул норманн, погружаясь в цифры.
 Когда же затихли ее шаги, он оторвал взгляд от книги, захлопнул ее и отправился на поиски той, что способна облегчить его страдания.
 — У меня есть платье, я тебе его дам, — пообещала Сета.
 Райна и Милдред, вздрогнув от неожиданности, одновременно обернулись, не догадываясь, что их разговор кто-то подслушивал. Райна шла на кухню, по дороге встретила саксонку и рассказала ей о своей нужде.
 — Дашь? — переспросила Райна, зная, что Сета была щедра только на словах, а сама неохотно расставалась со своими вещами.
 Покачивая бедрами, соперница вышла из-за угла.
 — Да! Правда, оно немного поношено и коротковато. Но тебе подойдет!
 — А что ты хочешь за него?
 — Вот это, — Сета показала на роскошный наряд Райны.
 «Обменять платье знатной дамы на рваные тряпки крестьянки?» — подумала Райна, а вслух произнесла.
 — Я так и думала.
 Между прочим, чтобы носить ее наряд, Сета должна будет распороть швы и ходить на полусогнутых ногах — иначе со своей полной грудью и высоким ростом она будет выглядеть смешной. Сета вздохнула:
 — Что ж, прислуживайте за столом, в чем вы сейчас. Только ведь милорду это не понравится.
 Мысль, конечно, резонная, но и с роскошным платьем ой как жаль расставаться.
 — Ладно, но за это платье давай два.
 — Два? — темноволосая красотка звонко рассмеялась. — Ты получишь одно.
 — А нижнее платье я оставлю себе, — гнула свое Райна.
 — Ах так? Тогда ищи себе кого-нибудь другого. Но не забудь, что через час тебе выходить в зал.
 — Видно, мне придется сделать это платье поскромнее.
 — Как это?
 — Немного грязи, — и блондинка бросила взгляд под ноги, — жира, — кивнула в сторону стола, — дыра здесь и здесь помогут мне.
 В душе девушка обрадовалась, увидев ужас в глазах соперницы. И желая окончательно ее добить, Райна присела и, зачерпнув грязи, пришлепнула ее на юбку.
 — Ой, дам два платья, — поспешно согласилась Сета.
 Райна насмешливо склонила свою изящную головку:
 — Ты уверена? Я не хочу, чтобы ты в чем-то прогадала.
 Обидно было Сете, что соперница явно выигрывала в споре, но желание заполучить роскошное платье оказалось сильнее всех соображений.
 — Два, — она сказала как отрезала.
 — А ты можешь быть хитрой, когда захочешь, — хихикнула Милдред.
 — Если меня к этому вынуждают.
 Девушка улыбнулась Райне смущенной и застенчивой улыбкой, в которой, впрочем, не было теплоты:
 — Хитрость пригодится тебе с нашим новым хозяином.
 Решив, что не следует с ней говорить о Максене, Райна стала расспрашивать о своих обязанностях.
 — Он ведь хочет, чтобы ты прислуживала за столом?
 Райна кивнула:
 — И помогать тебе во всем.
 — Милорд поступил очень мудро, но, похоже, ему это больше понравится, чем мне.
 Видя, как она прислуживает за столом, поднося и унося блюда, наполняя кубки вином и элем, выслушивая непристойные шуточки рыцарей, Максен отчасти испытывает чувство утоленной мести.
 — Что ж, — вздохнула Милдред. — Я воспользуюсь твоей помощью. До обеда ты побудешь на кухне со мной, а потом станешь разносить вино и эль.
 Наверно, Томас счел бы такое занятие унизительным для нее, но сама Райна так не считала. Она привыкла помогать матери по дому, готовила завтраки и обеды — да мало ли дел, если есть еще отец. И все-таки прислуживать норманнам — это было совсем другое дело. Что-то тут есть оскорбительное.
 — Ах, Господи! — всплеснула руками Милдред. — Я совсем забыла о ванне!
 — Ванне?
 — Да, он, вернувшись с конюшни, распорядился наносить горячей воды.
 Девушка глянула во двор на котлы, под которыми был разведен огонь.
 — Вода уже кипит. — Закусив губу, служанка посмотрела на гору белья, затем на Райну. — Ты поможешь мне принести воды.
 «Вода для Максена? Он, поди, не прочь повторить неудавшийся опыт».
 — Конечно, с такой раной это несподручно, — вздохнула Милдред.
 Ох как не хотелось Райне исполнять обязанности водоноса, но нельзя было отказаться:
 — Я готова.
 Их остановила Сета. Она несла два довольно поношенных платья. Отдавая их Райне, потребовала:
 — Давай снимай свое!
 Конечно, лучше бы переодеться в своем уголке, но подниматься не стала. Она отошла в тенек, быстро сняла свое роскошное платье и надела грубую, неприятно пахнущую одежду соперницы. Она висела на ней мешком. Но Райна стала убеждать себя, что все это сущий пустяк — ну кто будет смотреть на служанку?
 Когда она вышла, наконец, на свет, Сета в нетерпении вырвала у нее из рук платье.
 На лестнице ее остановил сэр Гай и что-то тихо сказал, но Райна не расслышала его слов. Сета самодовольно улыбнулась и поспешила в зал. Что происходит? Райна вопросительно взглянула на Милдред. Та пожала недоуменно плечами и поморщилась, оглядев служанку.
 — Позорище. Рядом с тобой даже я выгляжу лучше.
 Вздохнув, служанка махнула рукой в сторону кухни:
 — Пойдем, я дам тебе ведра.
 Возможно, он бы не сделал этого, если бы она не впорхнула к нему в комнату в том самом платье, которое он видел на Райне. Своим появлением Сета напомнила ему про то, от чего он отказался. Да, вела она себя нагловато: бесстыдно обнажилась, опустилась на колени, чтобы раздеть его. Проворные руки Сеты, пройдясь по животу, начали развязывать узел на поясе.
 — Проклятие! — пробормотал Максен.
 Какую власть взяла над ним Райна! Он не может удовлетворить свою страсть с другой! Сета была привлекательна, ее тело казалось более роскошным и волнующим, чем у Райны, но все же телесного влечения он не испытывал. Может, болезнь, которая едва не свела его в могилу, виновата в этом?
 — Что-то случилось, милорд? — запрокинув голову, продолжая развязывать узел, спросила черноволосая красавица.
 Сжав ей запястье, Максен остановил Сету:
 — Может, позже, — буркнул норманн и, отойдя к постели, взял рубашку. Рыцарь слышал, как женщина поднялась и подошла к нему.
 — Но, милорд, — обнимая его, вкрадчиво заговорила она. — Я готова.
 С этими словами она, встав на носки, коснулась губами его шеи.
 — Позже! — рыкнул Пендери.
 Сета словно и не слышала его. Она запустила руку в его штаны и коснулась жестких волосков.
 — Я помогу вам подготовиться, — прошептала она, отыскав его плоть.
 Вытащив руку из штанов, Максен оттолкнул Сету:
 — Можешь идти.
 Женщина обиженно надулась, но тут же соблазнительная улыбка заиграла на ее губах.
 — Хорошо, позже, — и наклонилась за платьем и сорочкой.
 Максен наблюдал, как она медленно одевалась, сладострастно изгибаясь и водя: руками по телу. Но все это его не зажигало. Он заметил, что платье Райны было ей узко в груди и бедрах, хотя и соблазнительно облегало их. Пендери догадывался, каким способом она добыла это платье, и ему стало жаль, что это случилось.
 Держа туфли в одной руке, намеренно обнажив одно плечо и не опуская юбки, она подошла к Максену.
 — Сегодня? — игриво спросила женщина, томно глядя и обводя его правый сосок указательным пальцем.
 — Когда я пошлю за тобой.
 Женщина радостно улыбнулась:
 — Не заставляйте меня ждать, милорд, потому что если не вы, так будет другой.
 А это, похоже, и было причиной того, что он не хотел ее. Когда женщина принадлежала многим, в том числе и Томасу, у него это отбивало охоту. Еще до ухода в монастырь Максен ничего не имел против женщин, кочевавших по чужим постелям.
 — Хорошо, пусть будет так, — согласился Пендери.
 И вновь в глазах женщины загорелась обида. Сета повернулась и ушла.
 Вздохнув, Пендери поднял было рубашку, но швырнул ее в сторону: где же вода?




 Глава 12


 Вода выплеснулась на перебинтованную руку Райны, когда она резко остановилась. Слава Богу, что вода уже остыла, а то бы ошпарилась. Забыв про боль, девушка с изумлением смотрела на растрепанную женщину, которая выходила из-за ширмы.
 Сета казалась разгневанной, но, увидев соперницу, победно улыбнулась и подошла к ней.
 — Лучше, чем Томас, — нежно промурлыкала она, встав перед Райной.
 Проведя рукой по бедру, она положила ее на низ живота:
 — Да, но откуда тебе знать об этом? — с насмешливым сочувствием продолжала брюнетка. — Томас хотел видеть тебя женой, а спал-то он со мной.
 Чувства, ранее незнакомые Райне: обида, сожаление, печаль и даже ревность — нахлынули на нее при мысли, что Максен, возможно, был близок с Сетой. Скорее всего, так оно и есть! Сета — любовница Пендери-старшего.
 Но почему сердцу так больно? Она ведь не возражала, когда Томас, во всеуслышание назвав ее женой, продолжал приглашать Сету в свою постель, Райна даже была благодарна ему, что свою страсть он удовлетворял с другой. Но Максен?
 Подозрение ее еще больше окрепло, когда из-за ширмы вышел Пендери — по пояс голый, в одних штанах. Она не позволила ему, вот он и проделал это с Сетой.
 Он собирался пойти в зал, но, увидев Райну, остановился. Взгляд норманна ощупал ее с ног до головы, и — странное дело! — душе от этого взгляда стало легче, а обида сменилась гневом, стыдом за то, что совсем недавно произошло между ними.
 Сета обернулась и, хихикнув, повернулась и прошептала:
 — Не бойся, он не тронет тебя, наигрался.
 Что нашло на Райну — она так и не поняла, но улыбнулась и ответила тихим голосом, специально предназначенным для ушей соперницы:
 — Это же хорошо. Ведь и часу не прошло, как он был со мною. Удивляюсь, что у него еще остались силы на тебя.
 Сета отпрянула, широко открыв глаза и рот. Она смотрела на соперницу, плотно сжав губы. Потом убралась восвояси.
 С высоко поднятой головой Райна подошла к ванне и вылила в нее воду из ведер. И столкнулась лицом к лицу с Максеном.
 — Что это? — рыцарь брезгливо дернул ее за рукав грязного и кое-как сшитого платья.
 — Более подходящая одежда, милорд. Именно то, что вы хотели видеть, — ответила она, глядя на него.
 — Не совсем то.
 — Оно мне вполне подходит. А теперь дайте мне пройти. Принесу вам еще воды.
 — Может, вы меня обойдете?
 Райна подняла голову.
 — Хорошо, я так и поступлю, если вы мне позволите.
 — Считайте, что уже получили мое согласие, — проговорил Пендери, стараясь заглянуть ей в глаза.
 — А вы — мою благодарность.
 Взяв пустые ведра, она вышла из комнаты и вздохнула с облегчением.
 Райна пыталась убедить себя, что ей хватит нескольких минут, чтобы успокоиться, но она ошибалась — минуты шли и шли, а в душе по-прежнему кипели гнев и обида. Она закрыла глаза, но слезы все равно потекли по щекам, а в горле застрял комок. Она сжимала и разжимала кулаки, стараясь избавиться от душевного напряжения. Как ни крути, а Максен отвернулся от нее и приблизил к себе Сету.
 — Райна?
 Открыв глаза, она увидела Кристофа.
 — Да?
 — Что-то случилось?
 Саксонка покачала головой:
 — Я себя плохо чувствую, вот и все.
 — Ваша рука?
 Конечно, носить воду было тяжело. Да это куда ни шло. А вот душевные муки теперь просто невыносимы.
 — Нет, рука ничего. Голова вот болит.
 — У меня есть кое-что. Это облегчит ваши боли.
 — Пойдет и так, — перебила она его. Наклонившись, девушка подняла ведра.
 — Вам нельзя носить тяжести.
 Ничего на это не ответив, Райна направилась на кухню.
 Несколько раз саксонка приносила полные ведра и, сопровождаемая молчаливым взглядом Максена, удобно устроившегося в кресле, наполняла ванну. Но когда она принесла их в последний раз, то остановилась в растерянности, пораженная увиденным: положив голову на край ванны, Пендери полулежал, закрыв глаза.
 Пожалуй, лучше бы всего убежать, чтобы не подвергнуться оскорблению, но какой-то бесенок внутри не хотел подчиняться. Руки болели от напряжения, порезанные пальцы горели огнем, но она все же ухитрилась вылить ведра в ванну.
 — Вы не хотите помочь мне вымыться? — подал голос рыцарь.
 Стоя к нему спиной, она покачала головой:
 — Это не входит в мои обязанности, милорд, но если хотите, я позову пажа.
 — Или Сету.
 Райна ощутила болезненный укол в сердце.
 — А я могу вменить это вам в обязанность.
 Девушка взглянула через плечо на рыцаря.
 Обнаженное тело его было влажным. Она отвернулась.
 — Да, вы можете, но я прошу вас этого не делать.
 — Не вижу в этом ничего плохого. Конечно, что же плохого для него, а вот для нее…
 — Я бы предпочла не заниматься этим, милорд.
 — Райна.
 Что-то в его голосе заставило ее обернуться и заглянуть ему в глаза:
 — Да?
 Схватив ее запястья, рыцарь притянул узницу к себе так, что ей надо было либо стать на колени, либо упасть к нему в ванну. Она опустилась на колени.
 — Не верьте всему, что видите или тому, что вам говорят, — проговорил он, отпустив ее руку и касаясь подбородка.
 Не желая поддаваться охватившему ее чувству, саксонка заглянула в его глаза:
 — Боюсь, что не понимаю вас.
 — Тогда я покажу вам.
 Не дав ей времени на раздумья, норманн притянул девушку к себе и прижал свои губы к ее губам.
 Максен тут же понял, что в поцелуе Райны неутоленная страсть и огонь. Он уже чувствовал, почему Сета оставила его равнодушным: ему нужна была только одна-единственная девушка — Райна. Но она была еще не готова, и нужно ждать. Неохотно Пендери разжал руки.
 Вскочив, Райна перевернула ведра, отошла подальше, провела тыльной стороной ладони по губам, словно стирала поцелуй рыцаря и… Сеты.
 Поймав ее разъяренный взгляд, тот облокотился о край ванны.
 — Как я уже сказал, не верьте словам и тому, что вы будто бы видели. Не Сета узнала вкус моих губ, а вы.
 Он сам не знал, почему ему хотелось ее успокоить.
 «Да какое мне дело, кто с вами спал? Вот если б речь шла обо мне».
 Он давно не принимал ванну и теперь наслаждался теплотой, разлившейся по всему телу. Даже глаза прикрыл.
 — Я уже предупреждал вас по поводу лжи. Или делайте это искусно, или кончайте с враньем раз и навсегда.
 Ответом ему была тишина и удаляющиеся шаги. Удивляясь себе, ей и тому, какой беспорядок творился в его мыслях и душе, Максен провел рукой по начинающим отрастать на голове волосам. Теперь Пендери становится похож не на монаха, а на хозяина огромного поместья, знатного барона, которым он поневоле стал по милости Райны.
 Все оказалось хуже, чем она предполагала. Особенно смущало Райну то, что Максен во время пира не отрывал от нее глаз. От его неотступного взгляда некуда было спрятаться. К тому же и рыцари смотрели на нее с любопытством. Гадали, что же произошло утром между ней и хозяином, когда им велено было удалиться из зала.
 «Пусть себе ломают голову. Если они поверят тому, во что поверила Сета, жизнь станет куда легче. Пока был жив Томас, его покровительство оберегало меня от приставаний норманнов, которые домогались расположения других девушек. Если они решат, что Максен избрал меня для постельных утех, то мне повезло. Лишь бы они не сочли меня обычной наложницей».
 Размышляя о своем, девушка подняла кувшин с элем и налила в подставленный кубок.
 — Эля! — крикнул рыцарь на другом конце стола. Хоть ты разорвись на части! Райна поспешила на голос и, подойдя ближе, увидела сэра Анселя, на лице которого играла ехидная усмешка. Она заметила, что его кубок наполнен до краев. Девушка повернулась, чтобы уйти, но сэр Ансель схватил ее:
 — И куда ты идешь, несчастная?
 Он говорил негромко, чтобы не обращать на себя внимание.
 — К тем, у кого пустые кубки!
 — А мой разве полон? — Он залпом выпил полкубка и поставил его на стол. — Мой кубок не наполнен.
 Закусив губу, чтобы не надерзить, девушка долила кубок до краев.
 — Теперь достаточно?
 От сэра Анселя не так-то легко было отделаться. Он опять отпил половину и поставил бокал на стол.
 Сдерживаясь из последних сил, Райна снова налила в кубок эля, попыталась высвободить руку, которую он держал. Но хватка у рыцаря была железной. Ансель взглянул на забинтованную руку.
 — Вы порезали ее?
 — Случайно.
 — Наверно, кинжалом?
 Дрожь пробежала по телу Райны. Скорее всего, это сэр Ансель оставил кинжал, как бы предлагая убить Максена. Ей хотелось быстрее избавиться от его общества, и Райна опять попробовала вырвать руку, но — безуспешно.
 А за спиной раздавались недовольные возгласы: рыцари требовали эля.
 — Я не могу заниматься только вами, — сказала Райна.
 — Пока нет, но скоро будешь.
 — Эй, служанка! Принеси еще вина! — донесся с помоста голос Пендери.
 Усмехнувшись, Ансель отпустил ее руку.
 Сердце девушки стучало так сильно, что, казалось, все слышали его биение. Но, дойдя до помоста, она успокоилась, дрожь в руках унялась.
 — Вы не слишком проворны, — упрекнул ее Максен.
 — Прошу прощения, меня задержали.
 Поднимая бокал, лорд Этчевери вопросительно на нее взглянул:
 — Сэр Ансель?
 — Поразительная наблюдательность!
 — Почему?
 Что ответить? Не подобает ей, служанке, жаловаться на рыцаря.
 — Похоже, он очень хотел пить.
 — Что именно?
 — Эль.
 Максен наклонился:
 — Вы ведь скажете мне, когда Ансель захочет еще чего-нибудь, а не эля? Да?
 Намек был слишком прозрачным. Райна вспыхнула от смущения и кивнула. Максен, явно довольный собой, откинулся на спинку кресла:
 — Продолжайте заниматься своим делом.
 Она только и ждала этих слов! Двигаясь вдоль стола, саксонка наполняла кубки. Когда ее кувшин опустел, она поспешила к бочке с элем. Потом Райна столкнулась с Лусиллой, с которой так и не встретилась с того самого дня, когда ей подбросили кинжал.
 — Мне надо поговорить с тобой.
 Нахмурившись, что не шло ее хорошенькому личику, служанка переставила поднос на другую руку:
 — Сейчас?
 — Нет, позже, когда закончится пир. Наполнив два кувшина, Райна повернулась и, перехватив взгляд Пендери, тут же отвела глаза. Обед незаметно перешел в ужин, затянувшийся до самой ночи. От усталости девушка едва держалась на ногах. Под конец застолья она поняла, почему Максен не только снисходительно, а даже одобрительно относится к пьяному разгулу и поощряет его. Сам он пил мало, но зато внимательно слушал разговоры изрядно захмелевших рыцарей, у которых развязались языки. Он вникал в слова, пытаясь найти предателя, способного всадить нож в спину. Но, конечно, Максен уже знал имя, поскольку его взгляд то и дело обращался к сэру Анселю.
 Райна удивилась, когда именно Максен поднялся и сказал, что пир пора кончать. Послышались недовольные голоса, но рыцари подчинились. Можно теперь и ей располагать собой. Пока они сдвигали скамьи и столы к стенам, освобождая место для ночлега, девушка юркнула в кухню. Там она увидела того, кто был ей нужен: положив голову на стол, Лусилла спала в одиночестве, устав от несмолкающего шума и гвалта.
 Может, и не спрашивать ее ни о чем? И так все ясно. И все же она толкнула рукой девушку:
 — Лусилла…
 Та, пошевелившись, что-то пробормотала, но не проснулась.
 Райна потрясла ее:
 — Лусилла, проснись.
 Застонав, саксонка открыла мутные, заспанные глаза:
 — Все кончилось?
 — Да, они укладываются спать.
 — Слишком пьяны, чтобы звать меня.
 — Точно.
 — И теперь, когда мне так хочется спать, тебе приспичило поговорить?
 — Извини, но мне надо узнать одну вещь.
 — Наверно, хочешь спросить о кинжале, да?
 Райне показалось, что ее ткнули кулаком. Неужели оружие положила на поднос служанка, а не сэр Ансель?
 — Как ты догадалась?
 Лусилла провела рукой по лицу, протерла глаза:
 — Меня спрашивал об этом милорд. Он выяснял, виновна я или нет.
 — Не ты подложила его мне? Ну, под салфетку? — Райна молила Бога, чтобы Лусилла все сказала, как есть.
 Девушка лукаво улыбнулась:
 — Года два назад я бы так и сделала. Тогда я была ослеплена ложной гордостью и ненавистью к норманнам, но сейчас… — она покачала головой. — Нет, Райна, я не стала бы рисковать. Конечно, нелегко поладить с новыми хозяевами, но я смирилась с ними, как когда-то с отцом Эдвина.
 «Да, тогда Этчевери принадлежала семейству Харволфсонов. В ту пору поля орошались дождем, а не человеческой кровью».
 Лусилла отвлекла собеседницу от горестных размышлений, схватив ее за руку:
 — Они не уйдут, Райна. Ты должна с этим смириться.
 Та натянуто улыбнулась:
 — Я учусь, — она пожала руку саксонке и отошла от стола. — Спасибо тебе, я твоя должница.
 — Друзья должны помогать друг другу.
 Райна обрадовалась — значит, подруга не считает ее больше предательницей саксонского народа.
 — Правда?
 — Правда.
 Эта новость была единственной хорошей новостью за весь день, единственной звездочкой, освещавшей ночное небо.
 — Что между вами происходит? — спросила внезапно Лусилла, застав этим вопросом Райну врасплох.
 — Между нами? — кисло улыбнулась та.
 — Да, между тобой и Максеном все не так, как было у тебя с его братом.
 — Не понимаю, о чем ты говоришь?
 Лусилла, зевнув, прикрыла рот ладонью:
 — Я видела, как вы смотрели друг на друга. А теперь при одном упоминании его имени ты краснеешь, как девушка на первом свидании.
 Райна задохнулась от возмущения:
 — Ты ошибаешься.
 — Да?
 — Что я хочу от него и что он хочет от меня, ты подумала? У него есть Сета.
 — Неправда.
 — Этим утром он пригласил ее в постель.
 Лусилла нахмурилась:
 — Ты уверена?
 — Он отрицает это, но я собственными глазами видела, как она выходила из его комнаты вся растрепанная, а на Максене были только штаны.
 Встав, Лусилла подошла к Райне:
 — Он отрицает это?
 Вопрос Лусиллы вызвал у Райны странное ощущение: ей показалось, что ее загнали в угол.
 — Да, но я знаю, что это не так. Сперва Томас спал с ней, а теперь — его брат.
 — Это тебя расстраивает? — продолжала допытываться подруга.
 — Вовсе нет. А зачем тебе это, Лусилла?
 — Ты ведь подруга, не так ли?
 — Я уже начинаю сомневаться.
 Саксонка положила руку на плечо Райны:
 — Мы подруги, оттого я это и делаю. Подумай, прислушайся к голосу сердца, разберись в своих чувствах к хозяину. Ведь этим можно воспользоваться для своего же блага.
 — Ничего я не хочу от него!
 — Тогда ты будешь его любовницей, хотя можешь стать женой, если прислушаешься к моим словам.
 — Никогда я не захочу стать его женой, — сердито возразила Райна. — Я бы предпочла Томаса. Нет, Лусилла, я ненавижу Максена.
 Та кивнула:
 — Отчасти ненавидишь, отчасти любишь.
 Райне нужно было возразить, но лгать ей не хотелось:
 — Я не понимаю этого.
 — Тело — очень странная штука. Оно подчиняется разуму, но когда вспыхнет страсть, оно выходит из повиновения. Так-то!
 Лусилла права. Райна хотела Максена, ее сердце замирало при воспоминании о его поцелуях и объятиях, но все же, кроме страсти, примешивалось что-то такое, чего в сердце быть не должно.
 — Слушай меня, — настойчиво советовала собеседница. — Если ты отдашь себя Пендери без клятвы перед алтарем, ты проиграла. Твоя судьба будет судьбой рабыни, а твои дети вырастут с клеймом незаконнорожденных. А если ты отвергнешь его, затем отвернешься от него — он, скорее всего, женится на тебе, чтобы добиться благосклонности.
 Она станет замужней женщиной? А как же клятва, данная самой себе, что никогда не будет ничьей женой, не будет принадлежать ни одному мужчине, не заведет детей и согласится на пустоту, к которой ее приговорил Томас? И тут же возникла горькая мысль: Максен Пендери никогда на ней не женится. Конечно, ребенка завести поможет, но не более.
 — А почему ты думаешь, что он просто не возьмет того, что хочет?
 — Пожалуй, я ничего не знаю о буквах и цифрах, о всякой другой ученой ерунде, — заявила Лусилла, — но я знаю мужчин. Максен Пендери, конечно, серьезен и загадочен, но у него с Томасом есть общая черта.
 — Какая?
 — Он не возьмет женщину, пока та сама не отдаст себя.
 Райна вынуждена была согласиться, вспомнив о недавних событиях:
 — Твои слова мудры, Лусилла, но я не могу воспользоваться твоим советом. Да, я отвергну его, но не потому, что хочу стать его женой.
 — Буду молиться, чтобы Бог дал тебе силу.
 — Спасибо.
 Лицо Лусиллы выражало тревожное сомнение:
 — Желаю тебе спокойной ночи.
 — И тебе, — ответила Райна.
 Она изрядно проголодалась и отправилась на поиски съестного. Поставив посередине кухни высокий стул, она забралась на него и легко отыскала ключ, спрятанный среди посуды. Слава Богу, со времени смерти Томаса ничего не изменилось. Когда ее впервые привезли в замок, девушка частенько пробиралась сюда под покровом темноты, умирая от голода, потому что отказывалась есть вместе с норманнами.
 Стараясь не думать о договоре с Лусиллой, она отрезала кусок твердого сыра, несколько ломтей сухого мяса и хлеба затем, закрыв кладовку и положив обратно ключ, она повернулась к столу, где еще совсем недавно спала саксонка.
 Там стоял Максен.
 Райна едва удержала в руках еду.
 — Вы напугали меня, — она старалась скрыть раздражение.
 — Примите мои извинения. Мне показалось, вы слышали мои шаги.
 «Разве их услышишь? — подумала девушка. — Хозяин замка ходит, словно кот — неслышно и бесшумно».
 — Нет. Я ничего не слышала.
 Слава Богу, что он пришел после ухода Лусиллы. Пендери, подняв брови, положил локти на высокий стол, наклонился:
 — Вы будете есть? Или размышлять?
 Только теперь до Райны дошел смысл ее поступка: никто из слуг не имеет права без спроса брать что-нибудь. Такое себе могли позволить только хозяева замка. Какое наказание за это ей придумает Максен?
 — Я… — взглянув на свой ужин, девушка решила, что еда не такая уж аппетитная и лучше поесть утром, а сейчас лечь спать. Подойдя к столу, она положила мясо, хлеб и сыр в тарелку.
 — Для вас, милорд, — проговорила Райна и повернулась к двери.
 Пендери загородил ей дорогу:
 — Для меня? Но я уже поел.
 А она вот не ела!
 — Я хочу спать!
 — Голодной?
 — Приходится…
 — Садитесь, Райна, — он указал на высокий стул, — и поешьте.
 Что-то он замышляет. Но разве угадаешь его намерения? Он не станет о них говорить. Но все это как-то подозрительно. Райна села и пододвинула к себе тарелку. Не поднимая головы, спросила глухим голосом:
 — Что будет с теми саксами, которые не перешли на вашу сторону?
 — Они выбрали смерть, — бросил Максен. — Вот вам ответ на вопрос.
 — Почему же вы не расправились с ними сегодня утром?
 Рыцарь нагнулся к ней поближе:
 — Всему свое время, Райна!
 От его слов по спине пробежала дрожь, но она все же стояла на своем:
 — Разрешите мне поговорить с ними?
 Она надеялась уговорить Этеля и четырех его друзей присоединиться к большинству. Пендери ответил не задумываясь:
 — Зря стараетесь. Ешьте!
 Она ела под его неотступным и пристальным взглядом. Поужинав, она поднялась из-за стола, чтобы пожелать хозяину замка доброй ночи.
 — Итак, еще одна ваша ложь открылась, — заметил он.
 «Господи, какая же?» — лихорадочно перебирала она все сказанное ею. Может, он слышал отрывки разговора с Лусиллой, где речь шла о кинжале, найденном не на полу, а на подносе. Или Максен уловил ее признание, что ей небезразлична его связь с Сетой?
 — Боюсь, я не понимаю вас, — голос Райны дрогнул.
 — Почему вы солгали о кинжале, сказав, будто нашли его на полу, а не на подносе?
 «Если Пендери слышал разговор, то понял суть из последних фраз…»
 — Я боялась за Лусиллу. Ведь если бы вы узнали правду, то могли бы наказать бедную саксонку.
 Рыцарь нахмурился:
 — И вы все еще боитесь за нее?
 — Она не виновата, милорд. Даю вам голову на отсечение.
 Он насмешливо поднял бровь, давая этим понять, что думает по поводу ее клятвенных заверений.
 — Если не служанка, то кто?
 Вправе ли она рассказывать ему о своих подозрениях? Наверно, надо сказать — иначе накажут Лусиллу.
 И она решилась.
 — Я думаю, это сэр Ансель.
 — А почему вы так думаете?
 — Вчера утром, придя к вам на прием, он ел с подноса, поданного мною. И он…
 — Что?
 — Сегодня вечером справлялся о моей ране и спросил, не кинжалом ли я поранилась.
 — Может, вы опять лжете, Райна, чтобы я наказал норманна?
 — Нет! — запротестовала девушка. — Я говорю правду.
 Максен двинулся к ней и встал так, что ей и ретироваться было некуда.
 — Это такая же правда, как то, что вы убили Томаса? Что нашли кинжал на полу? Утром вы сказали мне, что вам все равно, с кем я делю ложе. Этой правде я тоже должен верить?
 Последняя фраза больно задела девушку:
 — Верьте тому, чему хотите, — процедила она сквозь зубы. — Но вы ошибаетесь.
 Она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Райна отскочила в сторону и кинулась к двери.
 — Райна, — окликнул рыцарь, но за ней не пошел.
 Саксонка остановилась и взглянула через плечо.
 — Не вздумайте играть со мной, — предупредил ее норманн. — Если вы это сделаете, то поймете, что Лусилла ошибается. Вы придете в мою постель, но не как жена. И думать об этом забудьте.
 Ей хотелось бежать со всех ног, но усилием воли она заставила себя идти не спеша. Щеки у бедняжки горели от стыда.
 Максен испытывал усталость — телесную и духовную. Он опустился на стул.
 Да, именно сэра Анселя он подозревал. Подслушанный разговор Райны с Лусиллой убедил его в этом. Кстати, рыцаря не мучили угрызения совести по поводу того, что он вторгается в чужие тайны. Странно, но в его душе опять вспыхнул гнев: девушка снова солгала — кинжал лежал на подносе, а не на полу. Но особой злости к ней у него не было: ведь саксонка призналась в своих чувствах к нему. Теперь он был вооружен, ибо знал совет, который дала Лусилла. Все-таки хорошо заранее знать, каким способом можно заставить его жениться на ней.
 Вздохнув, Максен поднялся со стула. Союз двух сердец будет, уверил он себя, однако вовсе не скрепленный браком.
 — Скоро, — произнес рыцарь, обращаясь к невидимым зрителям, — скоро будет положен конец всей этой чертовщине.




 Глава 13


 Потирая небритый подбородок, Максен стоял на крепостной стене и обозревал свои владения: замок, конюшни, кузницу, часовню и угодья, простирающиеся насколько хватало глаз.
 Часовня. Белая, маленькая. С тех пор, как он вернулся домой, рыцарь ни разу не был на мессе, не стоял на коленях и не молился. А давно ли молитвы были ему знакомы лучше собственного имени. Единственное, чего норманн отныне просил у Бога, так это скорейшей смерти, которая избавит его от неимоверных мук и страсти к той, кого он не хотел и не мог желать.
 Ему хотелось освободить свою память от образа Райны, думать о том, что он видел перед собой, но помимо воли вновь и вновь приходили непрошеные мысли. Нет, в этой девушке не воплощались заветные мечтания, достойные благородного, знатного барона, о подруге жизни и наследнике. Сейчас тревожные думы камнем лежали на душе. А как от них избавиться — одному Богу известно.
 Внизу раздались крики. Он повернулся, машинально кладя руку на рукоять меча — привычка воина отзываться на подозрительный, неожиданный шум. Прищурившись, рыцарь легко различил две крепкие фигуры, катающиеся в пыли. Два сакса, еще недавно преданных Эдвину Харволфсону, теперь таким способом доказывали свою правоту. Пусть тузят друг друга. Не беда. Лишь бы побольше было саксов, которые признают норманнские порядки. Ведь от их числа зависит судьба земельных владений Пендери. Саксы под присмотром рыцарей клали каменные стены. По ночам за ними наблюдали вооруженные норманны, которым дозволялось сначала бить, а потом уж задавать вопросы. С пленными-то саксами все было пока ладно, а вот Райна…
 Жилось ей, надо сказать, неплохо, конечно, благодаря ему. Рыцарь старался не приближаться к девушке, а она подходила к нему, когда наливала в кубок вина. Но эта нарочитая отстраненность привела к тому, что она все больше и больше была нужна ему.
 Каждый день приносил все новые и новые сюрпризы, поэтому думать о плотских радостях было недосуг: урожай в Этчевери оказался незавидным, и надо было позаботиться о запасах провианта на зиму, дровах, одежде, жилищах для саксов, теснившихся в переполненном людьми домишке. Теперь вот еще замок Блэкстер…
 Что до плоти, то она может подождать. Придет время — и Райна будет принадлежать ему. Браня себя за муки, терзавшие душу — он всегда презирал в мужчине треволнения, — Максен спустился по лестнице. Потасовка между саксами уже закончилась. Ворча и осыпая друг друга проклятиями, они опять принялись за дело.
 Повернув к конюшням, норманн лицом к лицу столкнулся с братом:
 — Кристоф!
 Тот, видно, что-то хотел сказать, но как-то мялся и, наконец, набрался смелости:
 — Я еще не поблагодарил тебя.
 — Благодарить меня? За что?
 — За саксов.
 — Ах да. — Он хотел пройти мимо, но юноша схватил его за руку:
 — Ты хорошо поступил.
 — Хорошо, — повторил Пендери-старший, словно бы взвешивая непривычное для него слово.
 Кристоф не унимался:
 — Пожалуй, я должен перед тобой извиниться. Я думал очень плохо о тебе, но ошибался.
 Похвала не обрадовала его, а вызвала даже досаду. Противоречивые чувства заговорили в нем. «Слаб ты», — слышался укоризненный голос воина. «Силен», — возражал голос монаха.
 — Не суди поспешно, — буркнул Максен, — надо еще проверить, преданы ли мне саксы.
 Тень разочарования мелькнула в глазах Кристофа:
 — Если ты хочешь, я поеду с тобой в Блэкстер.
 — Зачем?
 — Давно мы не говорили с тобой как братья. Вот и поговорим.
 Слова Кристофа обрадовали рыцаря. Ведь они означают, что брат, который недавно отрекся от него, простил Пендери-старшего. А это проклятие младшего брата тяготило его.
 — Да, поездка будет отменная. Лицо Кристофа просветлело:
 — Тогда пора собираться. — И пошел к конюшне. Оруженосцы проверяли снаряжение, время от времени поглядывая на своих хозяев, которые с недовольным видом о чем-то говорили. Особенно недовольное лицо было у сэра Анселя. Сборы, наверно, затянутся на целый час. А дорога до Блэкстера неблизкая — займет целый день. Максен снова подумал о Райне. Может, навестить ее, решиться на то, что так долго откладывал, да пуститься в путь.
 «К черту муки!» — он зашагал к лестнице.
 Райна считала, что ей крепко повезло: с прошлого ужина она не видела Максена. Девушка опустилась на колени на полосатую перину и, наклонившись, ухватилась за ее дальний конец. Откинувшись назад, она потащила его и, покачнувшись, попыталась встать. Это ей не удалось, и тогда саксонка сделала вторую попытку. От усилия ткань треснула, и Райна, окутанная облаком перьев, потеряла равновесие и упала на пол. Ягодицы зашлись от боли, и девушка вскрикнула. В довершение ко всему перина упала на нее сверху. Слава Богу, что никто не видел, в каком глупом положении она оказалась. Райна с трудом перевернулась, став на колени, и, упираясь ладонями в пол, выбралась из-под перины.
 В воздухе летали перья и пух, так и норовившие забраться в нос и в рот. «Фу!» — брезгливо выплюнула она перышко, залетевшее ей в рот.
 Смех, грохнувший над ее головой, заставил саксонку вздрогнуть и застыть от ужаса при виде ног, обутых в сапоги. Не юркнуть ли ей в спасительную сень перины? Но это было бы еще смешнее. Оттолкнув от себя перину, виновницу ее позора, девушка встала и взглянула на Максена.
 Таким она его еще не видела и не знала. Перед ней стоял человек с искрящимися от веселья глазами, улыбающимся ртом с белоснежными зубами. Оказывается, он умеет от души смеяться. Норманн казался намного моложе, чем обычно. Он был красивее и доступнее. Она откровенно любовалась им, не испытывая в эти минуты никаких других чувств, кроме восхищения. Не такого ли Пендери она ждала и искала, человека, открывшего, наконец, свое лицо, постоянно спрятанное под маской гнева и мести.
 Рыцарь перестал смеяться, но глаза по-прежнему искрились весельем.
 — Здорово это у вас получилось, Райна Этчевери, — с трудом выдавил он из себя.
 Оглядев себя, девушка пришла в ужас — она была вся покрыта пухом и перьями. Ладно. Зато ей все-таки удалось увидеть смеющегося Максена Пендери.
 — Я думала, вы уже уехали, и решила перевернуть и выбить вашу перину.
 Протянув руку, рыцарь снял с ее волос целую горсть перьев, а она от этого прикосновения замерла в каком-то сладком томлении.
 — Я тоже думал, что уехал, — улыбаясь, отвечал он, — но что-то заставило меня вернуться.
 — А что именно?
 Он провел перышком по ее нежному подбородку и шее, остановился у ключицы:
 — Вы.
 — Я… не понимаю, — прошептала она, хотя на самом деле все прекрасно поняла.
 — Нет, понимаете. Я возвратился, чтобы получить то, в чем так долго отказывал и себе, и вам. — Максен окинул ее страстным взглядом и усмехнулся. — Хотя мне кажется, можно было бы выбрать более подходящее время.
 В душе Райны шевельнулась надежда. Неожиданно для самой себя она коснулась его подбородка:
 — Мне нравится такой Максен.
 Его глаза загорелись, но тут же потемнели.
 — В сравнении с чем?
 — В сравнении с тем жестоким человеком, который заставил меня поверить, что я стану свидетельницей казни.
 Ему захотелось убедить ее, что он вовсе не бессердечный, жестокий хищник.
 — Это была проверка, Райна.
 Она нахмурилась:
 — Проверка?
 — Да. Я полагал, что вы перед лицом смерти, грозящей вашим соотечественникам, назовете мне имя убийцы Томаса.
 — Я его не знаю.
 Норманн кивнул:
 — Я это уже понял.
 «Разве это не жестокость? — подумала Райна, глядя в его вновь просветлевшие глаза. — Только проверка? Да, проверка, вызвавшая во мне приступ бешеного гнева».
 Может, Максен и сам не знает этого, но ей все же удалось достучаться до его сердца. В ней вновь зажглась надежда:
 — Спасибо вам.
 — За что?
 — За то, что сказали мне правду, и за то, что подарили жизнь саксам.
 Рыцарь подошел поближе.
 — Я уверен, это ошибка, о которой еще пожалею.
 Словно невидимая и глухая стена выросла перед Райной. Ей стало душно.
 — Надеюсь, что нет.
 Он долго и изучающе смотрел на нее, и в глазах девушка прочла то, о чем Максен уже говорил ей и на что дождался от нее ответа. Разволновавшись, она отвела глаза:
 — Мне нужно идти к себе.
 Рыцарь приподнял ее подбородок.
 — Сдадитесь вы на милость победителя, Райна? — тихо спросил он.
 Пендери говорил так, будто речь шла о битве не на жизнь, а на смерть, и если она не сдастся, то ее ждет участь рыцаря, не пожелавшего просить пощады.
 Она впилась взглядом в губы Максена, и ей хотелось сказать то, чего он так ждет. Она хотела его, но уступить ему сейчас — это непростительная ошибка, о которой она будет сожалеть всю жизнь.
 — Нет, милорд.
 Он коснулся уголка ее губ.
 — Я могу заставить вас изменить свое решение.
 Это он вполне способен сделать, но он возьмет только тело, а не душу.
 — Я уже решила и от своего не отступлю.
 Рыцарь глубоко вздохнул. Казалось, он смирился с поражением, но внезапно прижал Райну к себе и впился губами в ее губы.
 Поцелуй затянулся надолго, и она, протрезвев, попыталась отстраниться.
 Она уперлась руками в его плечи и старалась оттолкнуть его.
 — Отпустите меня.
 Максен и не думал внять ее просьбе. Он еще крепче прижал к себе девушку, еще сильнее впился в ее губы, но потом резко оттолкнул ее.
 — Это ускорит мое возвращение, — сказал он. Стальные доспехи скрыли напрягшееся тело. Райна провела по губам, прикрыла рот ладонью и вскинула голову.
 — Пусть Бог ускорит его, — проговорила саксонка с каким-то лукавством.
 Хитро улыбаясь, рыцарь проводил ее и вернулся во двор. Все рыцари были готовы в путь и ждали у своих коней. У его здоровенного жеребца стоял Гай.
 Оруженосец опасливо отскочил в сторону и подошел, когда хозяин уже был в седле.
 — Поводья, милорд…
 Приняв их, рыцарь взглянул на Гая:
 — Этчевери остается на твоем попечении. И Райна. Береги их.
 Не дожидаясь ответа, норманн пришпорил коня и поскакал, чувствуя на своей спине взгляды двадцати пар глаз. Воины, видимо, считали его сумасшедшим. Может, он в самом деле безумен?
 Как ей вернуться к своим соплеменникам? Возможно ли примирение с ними? Ведь, кажется, ничто теперь не мешает? Все эти дни она не решалась приблизиться к ним, боясь навлечь на них и на себя гнев Максена, и лишь издалека поглядывала, как шло строительство крепостной стены. Саксам приходилось много и тяжело работать, а силы им давало обещанное вознаграждение — свобода.
 Спускаясь по крутой лестнице с двумя тяжелыми корзинами, девушка вспомнила Этеля и четырех его товарищей, томящихся в темнице под главной башней.
 Дважды пыталась она проскользнуть между стражниками и дважды возвращалась, опасаясь, что ее увидят. Может, с отъездом Максена охрана не будет такой строгой и ей удастся исполнить свой замысел…
 Максен, конечно, взял с собой отряд, но и позаботился об охране Этчевери и пленных мятежников. Похоже, его люди зорко следили за ее хождениями по внутреннему двору. Однако не это заставляло ее волноваться, а ожидание встречи.
 Ей надо бы учесть предупреждение Лусиллы, которая носила еду саксам, но теперь было слишком поздно. Бунтовщики бурно протестовали, когда Райна предложила им свою помощь, но жаждущая примирения девушка не вняла голосу разума.
 — Ой, смотрите, кто прилетел к нам со своего чудного насеста! — послышался насмешливый возглас.
 Райна узнала Питера, наткнувшегося на нее в лесу под Эндердесвольдом вместе с Этелем. Он уже и тогда не питал к ней особенного расположения, а теперь — тем более.
 Саксы были заняты укладкой камней, а женщины замешивали раствор. Все они бросили свои занятия, чтобы взглянуть на человека, которого окликнул Питер. Лица их мгновенно потемнели, когда они увидели Райну.
 Поставив корзины, она выпрямилась и оглядела каждого по очереди. Она была лицом к лицу с соплеменниками.
 — Я принесла вам питье, — проговорила саксонка, — а еще хлеб и сыр.
 — Да ну? — насмешливо произнесла женщина по имени Лиган. Недоверчиво глядя на Райну, она вытерла вспотевший лоб:
 — Что надо норманнской шлюхе среди грязных саксов?
 — Саксонка среди саксов, — поправила ее Райна, сдерживаясь, чтобы не поддаться гневу, так и рвавшемуся наружу. — Я не норманнка и не шлюха.
 — Ха-ха! — рассмеялся Питер. — Даже если ты и не шлюха, то уж наверняка предательница.
 — Я не предавала вас.
 — Нет?! — прервал тучный сакс. — Тогда почему мы строим эту стену — защиту для норманнов?
 — Это правда, что я привела Максена Пендери в лагерь Эдвина, — призналась Райна, — но я сделала это ненарочно. Я была обманута, как и вы.
 — И мы должны тебе верить? — едко заметил Питер.
 Все оказалось гораздо хуже, чем думала Райна, но будет еще хуже, если она убежит и спрячется в башне.
 — Думайте, как хотите, — возразила Райна, — а я сказала вам правду.
 — Правду предательницы, — подала голос одна из женщин.
 — Я выросла среди вас, и меня многие знают, — продолжала Райна. — Спросите свои сердца, и они скажут, что я не могла вас предать.
 — Да, но в постели красивого монаха любая женщина может дрогнуть, — насмешливо бросила Лиган.
 Райна пропустила мимо ушей эту колкость.
 — Здесь хватит еды и питья для всех. Берите! — девушка понимала, что бесполезно распространяться по поводу своей невинности. Пусть они когда-нибудь сами убедятся в ее честности. Время и терпение.
 Бросив деревянную лопату, которой она замешивала раствор, Лиган неторопливо подошла к корзинам. Другие наблюдали за ней и выжидали.
 — Хм, — хмыкнула она, переведя взгляд с корзины на корзину. — Нас кормит рука врага.
 — А враг предложил вам путь к миру, — с вызовом сказала Райна.
 — Ты так думаешь?
 Что это значит? Неужели они солгали Максену и задумали мятеж? Вторично спасти саксов ей не удастся, даже если она разделит с Пендери ложе. «Боже, сделай так, чтобы эти слова были просто словами, сказанными в гневе», — взмолилась Райна.
 — Нет, я верю этому, — стараясь придать голосу твердость, возразила она.
 Хмыкнув и уперев руки в бедра, Лиган вышла вперед и язвительно спросила, взглянув на ее одежду:
 — Хозяин скуповат, а? Видать, ему дороже то, что под одежей.
 Засмеялись не только саксы, но и наблюдавшие за ними норманны.
 Райна непроизвольно подняла руку, чтобы поправить платье, но тут же опомнилась и опустила ее. Конечно, можно объяснить этим людям, откуда взялся такой наряд, сказать, что у нее еще меньше прав, чем у них, что после окончания строительства их освободят, а она по-прежнему останется рабыней Максена Пендери. Но девушка не хотела, чтобы ее жалели.
 — Одежда как раз для меня. Чем она тебе не нравится?
 — Легко одевается, легко снимается, а? — продолжала Лиган.
 Смех перешел в хохот. Он вызвал у Райны прилив гнева, который она испытывала только в стычках с Максеном. Скрестив руки, она спросила:
 — Вы будете есть?
 Лиган неожиданно для Райны бросилась на нее. Женщины покатились по земле. Лиган была сильнее и оказалась наверху.
 Райна не успела опомниться, как кулак угодил ей в левый глаз. Не обращая внимания на боль, она, отбросив руку соперницы, нанесла ей ощутимый удар. Ей еще никогда не приходилось защищаться таким мужским способом. И мишень была отличная — нос Лиган.
 Вскрикнув, женщина упала набок, прижав к лицу ладонь. Между пальцев сочилась кровь. Теперь Райна смогла, закинув ногу на соперницу, сесть на нее:
 — Хочешь еще?
 Убрав руку с лица и обнажив зубы, уже окрасившиеся кровью, Лиган посмотрела на девушку.
 — Да, — вытянув руку, вцепилась в ее светлые волосы. Райна вскрикнула. Оттолкнув ее, женщина вскочила на ноги.
 Слезящимися от боли глазами Райна смотрела на соперницу, которая знаком приказала ей встать. Очевидно, Лиган упражнялась с мечом. Она встала в позу воительницы, высоко подняв голову и вызывающе поблескивая глазами. За своей спиной Лиган ощущала поддержку саксов, которые бросили работу, наблюдая за стычкой.
 Норманны-охранники уже успели заключить пари и были заинтересованы в продолжении поединка, а не в его прекращении.
 Отступать было некуда. Райна убеждала себя, что силы их равны.
 — Очень хорошо. Пора положить этому конец. Женщина тут же бросилась на нее, размахивая кулаками. Несколько раз Райна плашмя падала на землю, не выдержав напора, но и сама отвечала ударами. Ей казалось, что драка продолжается несколько часов, хоть длилась она несколько минут. Тут неожиданно Райне помогла бочка с раствором. Отлетев к ней, она сумела устоять и отскочить в сторону. Вошедшая в раж женщина не смогла остановиться и перелетела через бочку. Райна не преминула воспользоваться этим и, подбежав к сопернице, заломила ей руки за спину. Подняв ее пинками, она подвела Лиган к бочке:
 — Хочешь взглянуть поближе?
 И саксы, и норманны, похоже, не ожидали такого поворота событий. Девушка, конечно, неплохо дралась, но преимущество все же имела ее соперница.
 — Сдаюсь, сдаюсь! — кричала Лиган.
 Но разгневанной Райне этого было мало. Она наклонилась к уху женщины:
 — Так легко ты не отделаешься. Я хочу большего.
 — Большего? Говори!
 — Никогда не называй меня шлюхой, не затевай споров и потасовок. Согласна?
 Лиган замешкалась с ответом, и Райна выше подняла сцепленные за спиной руки соперницы, согнув ее над бочкой. Женщина застонала и неохотно буркнула:
 — Согласна…
 Не успела Райна отпустить ее, как Джон, главный на укладке стен, подошел к ним и спросил на ломаном англо-саксонском:
 — Что случилось?
 Райна как бы взглянула на себя со стороны. Ну и вид у нее! Платье порвано, на лице грязь, глаз заплыл. Но все же она храбро шагнула вперед:
 — Маленькое недоразумение, только и всего!
 — Правда? — Джон взглянул на Лиган, на Райну. — Мне и так хватает забот с этими буйными саксами. Иди на кухню и не раздражай меня.
 Райна покачала головой:
 — Нет, я останусь.
 — Иди, иди!
 — Я…
 — Еще одна пара рук не помешает тебе, мастер Джон, — неожиданно вмешался в разговор новый голос.
 Все повернулись и, приставив ладони ко лбу, смотрели на крепостную стену: сэр Гай. Расставив ноги и скрестив руки на груди, он стал похож на знатного барона. Его обычный, хмурый вид скрашивала улыбка. Странно, что он заговорил на англо-саксонском языке.
 — Нет, сэр Гай, — возразил мастер Джон. — Посмотрите, что она натворила. Боюсь, эта девица принесет больше вреда, чем пользы.
 — Разве ты не видишь, что спор разрешен? — спросил сэр Гай.
 — Да, но…
 — Тогда тебе не о чем беспокоиться.
 — Не думаю, что лорд Пендери одобрит ваше решение, — не сдавался Джон.
 — Это уж моя забота!
 — Ладно. Вы в ответе, — и повернулся к саксам. — Обедайте побыстрее.
 Саксы смотрели на принесенные корзины, Райна не отрывала глаз от сэра Гая. Ведь именно он должен был первым отправить ее на кухню, но не сделал этого. Почему? Рыцарь тоже смотрел на нее и знаком приказал присоединиться к остальным саксам.




 Глава 14


 — Значит, ты не сделаешь сэра Анселя лордом Блэкстера, как хотел Томас? — удивился Кристоф.
 Глядя на стены замка, Максен был доволен тем, что сделано для его укрепления, хотя можно было сделать и больше: ведь Блэкстером занялись раньше, чем Этчевери. Он не сразу отвел взгляд от стены:
 — Но это собственность Гая, если, конечно, ты сам не хочешь ее получить.
 Юноша, не задумываясь, покачал головой:
 — Это не для меня, Максен, ты же знаешь.
 — Да, но я бы хотел этого.
 — А я — нет.
 — Пусть его берет Гай, — раздраженно бросил Максен.
 — А сэр Ансель?
 На внутреннем дворе рыцарь взглядом отыскал норманна, блаженно растянувшегося на нежарком осеннем солнце.
 — Да, нельзя ему доверять. Это он оставил на подносе кинжал. Он желает мне смерти.
 — Ты убьешь его?
 Пендери-старший испытующе глядел на брата, словно хотел открыть что-то затаившееся под его благочестивой внешностью.
 — Похоже, ты нисколько не огорчишься?
 — Нет, конечно.
 — Ты мягкосердечный человек, а готов вот так избавиться от своего недруга.
 Кристоф ответил, и слова его были мудры:
 — Есть люди, от которых можно освободиться, только лишив их жизни.
 И ты считаешь, Ансель один из них?
 — Да.
 — Как и я.
 Юноша поднял брови:
 — Зная о нем все, почему ты еще ничего не предпринял?
 И вновь Максен изучающе смотрел на брата. Неужели хромота Кристофа так повлияла на его характер. Или же причина кроется глубже, в смерти Нильса, в ужасах Гастингса, хотя саму битву он не видел, но много о ней слышал? Томас? Максен в раздумье ответил:
 — Еще не пришло время.
 — А когда оно придет?
 — Я жду, когда сам Ансель скажет: «Пора!»
 Брат вытаращил глаза:
 — Объясни!
 — Он сам выберет время, когда ему умереть.
 Кристоф покачал головой:
 — Тогда ты позволишь ему подобраться ближе? И вновь испытать судьбу?
 — Да, именно таков мой план.
 — А вдруг ему повезет?
 Максен кивнул:
 — Возможно. Но скажи, это тебя очень расстроит?
 Недоумение на лице юноши сменилось гневом:
 — Я уже потерял двух братьев. Думаешь, я хочу потерять еще одного?
 — Подумай, что из себя представляет этот брат?
 С каким-то чувством внутреннего спокойствия Максен стал перечислять свои пороки:
 — Жестокосердный, себялюбивый, упрямый, беспощадный Пендери, кровожадный воин Гастингса. Эти эпитеты даны мне недаром. Но при Гастингсе я только исполнял долг, защищая своего суверена, поэтому некоторые оценки не совсем справедливы. Я, подобно многим, хотел доказать всем и самому себе, что я воин и мужчина. А я, Кристоф, неисправим. Два года, проведенных в молитвах, нисколько меня не изменили, не избавили от грехов прошлого.
 — Ты ошибаешься, Максен, — успокаивающе пробормотал Кристоф и положил руку на плечо брата. — Ты уже не тот человек и доказал это, сохранив жизнь пленным саксам.
 — А может, только доказал, что нуждаюсь в плотских утехах?
 Он тут же пожалел о сказанном. Что заставило его открыться Кристофу, наивнейшему из живущих людей? Желание выговориться, доверить тайну сердца?
 — Райна? — догадался юноша. Почувствовав к себе неприязнь, Пендери-старший сбросил руку брата с плеча и отступил в сторону.
 — Да, — неохотно признался он. — Она извела меня.
 — Тогда это правда, что она подтолкнула тебя к такому решению.
 Как подмывало рыцаря отрицать это! Но ему хотелось выговориться. А кто лучше поймет его, как не собственный брат, в чьих жилах течет родная кровь?
 — Не спорю, — согласился он. — Она просила, чтобы я пощадил саксов и отпустил их в деревни. И, Боже, — ударив кулаком по ладони, воскликнул Максен, — я так и сделал. И поделом мне, если они взбунтуются.
 — Думаешь, они восстанут?
 — Я не склонен им доверять, тем более что Эдвин все еще хозяйничает в лесу.
 Кристоф, обдумав его слова, возразил:
 — Похоже, он уже ушел отсюда. Максен покачал головой:
 — Нет, сакс все еще здесь, я чувствую… Этот парень хочет получить то, что по праву принадлежит ему.
 — Землю?
 — И Райну.
 — Ты вернешь ему его собственность, чтобы покончить с враждой?
 «Землю и Райну?»
 — Нет, ведь земля принадлежит Пендери согласно решению короля Вильгельма, и я не имею права дарить ее. Даже ради мира.
 — Но ты можешь вернуть ему Райну.
 «Скорее я отдам ему землю, чем девушку», — неожиданно подумал Максен, но сразу же одернул себя. На такую жертву он не пойдет. Одной ночи с ней вполне довольно, а после девушка имеет право вернуться к Эдвину, если захочет. Конечно, возвращение может для нее стать смертью, если сакс по-прежнему держит при себе старую колдунью, которая чуть не погребла Райну.
 — Может, ты любишь ее? — внезапно спросил Кристоф.
 — Люблю?! — рявкнул брат. — Как Томас хотел ее, так и я. Вот и все.
 — Он любил ее, — возразил юноша. — Любил по-своему. Правда, она не отвечала взаимностью.
 — Эта своеобразная любовь и привела его к могиле.
 — Да, но не забывай, что Райна неповинна.
 — Ты уже говорил об этом, — пробурчал Максен.
 — И буду говорить, пока ты не перестанешь в этом сомневаться.
 Пендери-старший протяжно застонал:
 — Разве мало того, Кристоф, что между нами, наконец, воцарился мир? Довольствуйся этим. Не убеждай меня в невиновности Райны. У нее тут не последняя роль.
 — Ты отвел мне такую же, когда я помогал Райне бежать.
 Выйдя из себя, Максен махнул рукой и рявкнул:
 — Ну хватит! Я доволен установившимся миром и не собираюсь рушить его. Прекратим бесполезный спор.
 Как-то легко Кристоф пошел на попятную:
 — Хорошо, но осталось еще много недосказанного…
 — Я уверен, что доскажем, — пробормотал Пендери-старший и, сделав знак Кристофу следовать за собой, спустился во внутренний двор.
 Райна выгрязнилась до неузнаваемости во второй раз в жизни. В первый — когда ее хоронили заживо, и во второй — при строительстве стены. От усталости, скопившейся за пять дней тяжелой работы, девушка едва переставляла ноги. Она прислонилась к забору, радуясь передышке. Трудясь бок о бок с людьми, которые уже вычеркнули ее из списка своих соплеменников, она месила раствор, таскала тяжелые корзины на стену, разравнивала раствор по камням и убирала все лишнее. Никогда еще ей не приходилось так работать. Даже Эдвин не заставлял ее упражняться с мечом до такого изнеможения. Но все это окупалось душевным подъемом. Игра стоила свеч.
 Медленно, но верно Райна находила путь к сердцам саксов. Первые три дня ей еще приходилось слышать упреки и оскорбления. А потом все стало изменяться к лучшему. Саксы словно перестали ее замечать. Но в какие-то минуты девушка ощущала себя неотделимой частицей целого. Как-то она пошла за водой, чтобы развести слишком густой раствор, и оступилась. Облившись с головы до ног, Райна хохотала вместе со всеми. А еще был случай с подъемной корзиной, в которую грузили камни и втаскивали их на стену. Девушка увидела быстро спускавшуюся корзину и отскочила, однако огромный камень все же угодил в нее. Несколько саксов кинулись к ней, и испуг и участие на их лицах сменились радостью, когда они убедились, что она лишь ушиблась. Тогда она вновь принялась за работу. Райна понимала, что это могло быть и покушением, но ее радовало, что хоть кто-то проявил к ней участие.
 «Ради Бога, Максен, задержись еще на несколько дней», — молилась Райна ложась спать. Внутренний двор опустел, там осталась только стража. Почему сэр Гай разрешил ей участвовать в строительстве, она не знала, но Максен этого не одобрит и запретит ей работать с саксами. А если он возвратится слишком быстро, то она может потерять все, что с таким трудом завоевала. Еще несколько дней…
 — Миледи огорчена? — раздался позади хриплый голос.
 Райна вздрогнула от неожиданности. Ей казалось, что она в полном одиночестве. Резко повернувшись, девушка хотела выразить неудовольствие, но что-то помешало ей сделать это. В капюшоне, надвинутом на лицо мужчины, было что-то до боли знакомое, и саксонка ощутила страх. Протянув руку, она хотела было сбросить капюшон, но рука застыла в воздухе:. — Не делайте этого.
 — Эдвин? — растерянно прошептала Райна.
 Гость приподнял голову, чтобы свет факела упал на лицо:
 — Вы ожидали кого-то другого? Может, Максена Пендери? — криво улыбнулся он.
 Волнуясь, она взглянула на стражников, прохаживающихся по стенам, но никто не смотрел в их сторону.
 — Только не вас, — тихо ответила она.
 — Конечно, не меня.
 — Как вы прошли через ворота?
 — Ах, вот вы о чем, — с иронией проговорил Эдвин. Поскольку никто не позаботился опустить подъемный мост, то я дерзнул перебраться через стену. Но идемте, — вытащив руку из складок плаща, сакс схватил ее за ладонь. — Нам надо о многом поговорить.
 Она побаивалась Эдвина и не хотела с ним идти, но опасалась привлечь внимание стражников, а потому подчинилась ему. Вскоре они оказались в пустой конюшне.
 — Вы ужасно выглядите, Райна, — заметил он, коснувшись пожелтевшего синяка под глазом, «подарка» Лиган.
 Она возмутилась и отшатнулась от него:
 — Я помогаю строить стену.
 — И деретесь.
 — Если надо. А теперь скажите мне, зачем вы пришли?
 Гость откинул капюшон, открыв совершенно изменившееся лицо:
 — Какой странный вопрос.
 — Да, наверно, — согласилась она, — вы пришли за саксами.
 — И?
 Райна покачала головой:
 — Нет, Эдвин, не зовите их бунтовать против норманнов. Из этого не получится ничего хорошего. Они погибнут.
 — Вы не верите, что саксы одолеют норманнов?
 — Норманнов больше, и они прекрасно вооружены. Прошу, оставьте людей в покое. Пусть они живут, пашут землю, растят детей и продолжают род. Это им обещал Максен Пендери. Не лишайте их этого!
 — Обещание норманна, — презрительно фыркнул Эдвин. — Нет, Райна, это мои люди, я научил их боевому искусству, и они должны присоединиться ко мне в борьбе против норманнского пса, с которым вы спали.
 — Я не спала с ним!
 — Вы что, считаете меня болваном? — гаркнул гость. — Вы ушли с ним, предав меня.
 — Неправда! Я убежала от Доры, а Максен спас меня от смерти, к которой меня приговорила колдунья.
 — Ну, какие еще небылицы придумаете? Что Дора пыталась убить вас?
 — Это не небылицы, Эдвин. Вы видели ее той ночью. Когда вы спали, Дора и трое помогавших ей мужчин вытащили меня из шатра и пытались похоронить заживо. Вот правда!
 — А моя правда, Райна, в том, что Пендери убил троих моих людей, а потом вы сбежали с ним. Я не считаю тех, кто пал от его руки при нападении норманнов на лагерь. Я похоронил троих.
 — Троих?! — выдавила из себя Райна. — Этого не может быть. Когда я пришла в сознание, третий был ранен и скрылся с Дорой.
 Райна не верила, что Пендери солгал ей, признавшись в убийстве лишь двоих.
 — Может, третьего убила Дора, — вслух подумала она и тут же поняла, что права. — Да, именно так, чтобы оставшийся в живых не смог рассказать о происшедшем.
 — Дора — знахарка, — заметил сакс, — а не убийца.
 — Неужели вы так слепы, Эдвин? Разве вы не видели могилу, куда она хотела навек упрятать меня?
 — Могилу?
 Значит, колдунья перетащила в другое место тела, чтобы скрыть правду.
 — Она — зло, Эдвин. Ради спасения своей души вы должны избавиться от нее.
 Недоверие, удивление, гнев сменились на лице его презрением:
 — Именно это она и предлагала, зная, что вы предадите свой народ и разделите ложе с другим. Ее предсказание сбылось, а вы хотите, чтобы я поверил вашим лживым словам, которые падают с ваших губ, словно яд?
 — Мои слова не лживы, — в отчаянии простонала Райна.
 — Могу ли я поверить, что не вы привели Пендери в наш лагерь?
 — Да, сбежав из Этчевери, я навела его на след, не зная об этом. Клянусь и в том, что не делила с ним ложе.
 — Пусть так. Все равно это скоро случится.
 Разве может она в этом поклясться? Райна промолчала.
 — Что, не отрицаете? — поддразнивал ее сакс. — Скажите, что не разделите с ним ложе, поклянитесь в этом, и, может быть, я поверю всему остальному.
 — Я… я не могу, — выдавила она из себя, чувствуя, что слезы вот-вот хлынут из ее глаз.
 Эдвин с отвращением оттолкнул ее и пошел прочь.
 — Вы можете отдавать себя норманнскому псу, — бросил он через плечо, — но я не дам ему на растерзание моих людей.
 Натянув на голову капюшон, сакс осторожно приоткрыл дверь конюшни и выскользнул, мгновенно растворившись в темноте. Смолк скрип закрывшейся двери. В душе Райны кипели противоречивые чувства. Прислонясь к стене, она подняла глаза к равнодушным небесам:
 — Что мне делать?
 В ответ раздался скрип двери. Если это не предводитель мятежников, то кто? Неужели он вернулся?
 «Эдвин?» — прошептала девушка, вглядываясь в ночные тени.
 Дверь, закрываясь, скрипнула еще раз. Может, в конюшне кто-то есть? И он сейчас поднимет тревогу среди норманнов? В ужасе Райна кинулась к строениям, где спали пленные, и едва не наступила на двух стражников, лежавших на земле. Похоже, они были без сознания. Вероятно, дело рук Эдвина — он так ненавидит норманнов. Это потрясло девушку. Она побежала к белевшим в темноте постройкам и увидела Эдвина.
 — Мы ведь рядом, плечом к плечу, не так ли? — вопрошал он, стоя у стола, за которым ужинали пленные. — Возьмем замок и тех, кто защищает его? — Он ждал ответа, а взоры саксов обратились к Райне.
 — Нет, Эдвин, — закричала она. — Вам надо уйти, и причем немедленно!
 — Вам нечего тут делать! — вспылил Эдвин. — Уходите!
 — Послушайте меня, — взмолилась девушка, словно речь шла о спасении ее собственной жизни. — Может, норманны уже ищут вас.
 Вожак бунтовщиков презрительно прищурился:
 — Вы донесли им?
 Пленные расступились, и Райна встала прямо перед предводителем, глядя ему в глаза:
 — Я — нет, но кто-то другой может сказать им.
 — А как вы узнаете об этом?
 Они затеяли спор, на который совсем не было времени:
 — Эдвин, не теряйте драгоценных минут. Не надо ни о чем спрашивать, просто уходите.
 Разволновавшись, саксы начали между собой переговариваться, поглядывали то на предводителя, то на девушку, раздумывали над словами Эдвина. А тот словно и не замечал умоляющего взгляда своей бывшей невесты. Он оглядел соплеменников и спросил:
 — Каков ваш ответ?
 Вперед вышел сакс, которого все признавали за старшего:
 — Если бы мне не стукнуло сорок три зимы, я бы пошел за тобой не задумываясь. Но я мудр и не хочу побеждать любой ценой. Не могу…
 Сказав это, старший возвратился на свое место.
 — Пендери обещал, что мы вернемся к нашим семьям, к нашей земле, — добавил другой пленник. — Я простой человек и хочу растить детей, пахать поля и собирать урожай.
 — И вы верите Пендери? — взорвался Эдвин, сжимая и разжимая кулаки.
 — Вера, конечно, угасает, но обещания норманна — это лучшее, что у нас есть.
 — Да, — вмешался молоденький сакс, — Пендери хорошо о нас заботится. Еды у нас достаточно, одежды — тоже и дров для костра.
 Как они заговорили! Райна не ожидала подобных слов и от изумления остолбенела.
 — А что будет зимой? Ведь тогда провианта хватит только для норманнов? — спросил Эдвин, зло поблескивая глазами. — Вы будете умирать или от голода, или от холода.
 Среди пленников прокатился рокот — похоже, они пока об этом не думали.
 «Что принесет с собой зима?» — размышляла Райна.
 В словах предводителя была правда. Два года бунтуют саксы, и оба — неурожайные. Томасу едва удалось прокормить своих соплеменников. Побежденных же, даже признавших его своим хозяином, он бросил на произвол судьбы. Страшный был год, много унес с собой голод…
 — Кто же пойдет со мной? — опять спросил Эдвин и, взглянув на Райну, побледнел от гнева. — Кто возьмет обратно то, что когда-то было нашим по праву?
 — Принадлежало тебе, Эдвин, — смело возразила Лиган. — Да, мы простые люди, крестьяне, а ты — из благородных. Будь норманн бароном или саксом, нам все едино — придется на него работать. За что отдавать свои жизни? За то, чтобы одного хозяина заменить другим?
 Пленники одобрительно зашумели.
 — Я пойду за тобой, — подал голос Питер. Расталкивая толпу, он пробился к предводителю и встал рядом:
 — Кто останется с предательницей, — указал бородач на Райну, — а кто пойдет с нами?
 Девушка внутренне подобралась, но напряжение сразу же ослабло, когда к Эдвину присоединились лишь двое.
 — А где сэр Этель, — спросил предводитель, ища глазами широкоплечего великана.
 — Он и еще четверо — в темнице под главной башней, — пояснил Питер.
 — За что?
 — За то, что остались верны тебе. Скоро их повесят.
 Райна, взглянув на Эдвина, поняла по его виду, что тот намерен освободить их и сейчас позовет своих сподвижников на это, но тут в помещение ворвались вооруженные норманны, возглавляемые сэром Гаем.
 То, что произошло дальше, показалось Райне дурным сном. Бросив Питеру кинжал, Эдвин схватил меч и спрыгнул со стола, на который незадолго до этого встал. Зазвучали гневные возгласы, раздались боевые кличи, лязг оружия и тревожные крики женщин.
 Те, что отвергли Эдвина, оценив мгновенно происходящее, упали на пол, прося о пощаде.
 Райна же не тронулась с места. Она молилась.
 — Рискуете головой, если они убегут, — услышала она голос сэра Гая.
 Оглянувшись, девушка увидела, что Эдвин и двое саксов, довольно удачно отбивавшихся мечами, уверенно продвигаются к выходу, а дюжина норманнов кинулась за ними. Где же третий, присоединившийся к бунтовщикам? Убит?
 — Если хотите жить, — кричал сэр Гай, — ни с места! Клянусь: кто поднимется, тот погибнет.
 Встретившись взглядом с сэром Гаем, Райна отвернулась: в его глазах было столько ярости, что у нее пробежал мороз по коже. А тут еще предупреждение о расправе. Она опять обратила свои молитвы к Богу. И успокоилась только тогда, когда рыцари, посланные вдогонку за Эдвином, возвратились:
 — К сожалению, сэр Гай, двое убежали.
 — А третий?
 — Смертельно ранен.
 Сэр Гай подошел к одному из рыцарей и сурово заглянул в его глаза:
 — Это Харволфсон?
 Тот виновато опустил взгляд:
 — Они сакс, по имени Питер, перелезли через стену. Мы гнались за ними по пятам, но схватить их не удалось.
 Сэр Гай едва сдерживал себя — так хотелось ударить рыцаря, а потом отправить его на виселицу за то, что упустил беглецов. Он повернулся и посмотрел на Райну: в его глазах она прочитала свой приговор. Ноги у нее вдруг окаменели — она еле-еле двигала ими, когда шла мимо поверженных ниц саксов к третьему беглецу. Похоже, он был мертв. Кровь испятнала всю его рубашку. Вздрогнув, она обошла труп и приблизилась к сэру Гаю.
 — Вы позволите мне высказаться первой? — с надеждой в голосе спросила девушка.
 Она не была уверена, что рыцарь согласится.
 — Да, — процедил он сквозь зубы. — Говори и давай побыстрее, а потом мы разберемся с мятежниками.
 Ей стало ясно, что сэр Гай уже принял решение, считая, что все саксы — участники бунта. Значит, их кинут в темницу. А возвратится Максен — всех казнят.
 — Все совсем не так, как вы думаете, — начала Райна. — Эдвин звал этих людей с собой, но они предпочли Максена, которого недавно назвали своим хозяином. Эдвину удалось убедить только троих.
 Щеки сэра Гая побагровели.
 — Она говорит правду, — вмешалась Лиган. Женщина на коленях придвинулась к ним поближе. Лежавшие на полу саксы бормотанием, ропотом поддержали ее.
 — Она говорит неправду!
 Расталкивая рыцарей, Сета подошла к Гаю, взяла его под руку и взглянула на Райну, в недоумении переводившую взгляд с одной женщины на другую.
 — Собственными ушами я слышала, как Райна и Эдвин говорили о захвате замка, пока нет хозяина. Если бы я не сказала вам, саксы вовсю бы хозяйничали в Этчевери, убивая нас.
 Ага! В конюшне рядом с ней и предводителем была и Сета, которая потом подняла тревогу.
 — Лжет Сета, — возразила Райна. — Никто из этих людей не собирался бунтовать. Они не виноваты.
 — Не Райна, а эта норманнская шлюха лжет, — опять подала голос Лиган.
 — Если хочешь жить, женщина, — рявкнул сэр Гай, — ложись на пол!
 Лиган помедлила и, покусывая губу, повиновалась. Гай вновь обратился к Райне:
 — Я доверял вам, я позволил участвовать в строительстве крепостной стены, чтобы вы опять сблизились с соплеменниками. Ведь вы этого хотели, хотя должны были прислуживать в зале. Я сделал вам уступку. Теперь вижу, что ошибался.
 — Послушайте меня, — начала Райна.
 — Хватит. Ложитесь-ка на пол!
 — Но они ничего не сделали. Сета…
 — На пол, Райна!
 Девушка покорно опустилась на пол и легла между двумя саксами.
 — Что же, ты хоть попыталась помочь нам, — заметил с печальной улыбкой один из них.
 Радоваться бы, слыша такие слова, но ей было горько. На глаза наворачивались слезы, и девушка закрыла лицо ладонями.
 — Ты, ты, и… ты, — подозвал рыцарей сэр Гай. — Поедете к милорду и доложете о случившемся.
 «Успокойся, — внушала себе Райна, — надо остыть: ведь предстоит нелегкий разговор с Максеном».
 Гонцы известили Максена о происшедшем, но он не сказал ни слова и не задал ни одного вопроса вестникам.
 — Этого не может быть, — твердо заявил Крис-тоф, когда гонцы вышли из зала.
 Пендери-старший не ответил и, закрыв глаза, ощутил боль и ярость. Райна вновь его обманула, вместе с соплеменниками задумав захватить замок. Ну почему она заодно с мятежниками?
 — Максен, не предпринимайте никаких шагов, пока не поговорите с ней, — умолял Кристоф, прекрасно зная норов старшего брата.
 — Так как Райна и ее люди не выполнили до конца условия договора, — заметил рыцарь, — то я свободен от своих обещаний. Я с ними расправлюсь.
 Не слушая мольбы брата, он вышел из зала. Через полчаса отряд рыцарей, возглавляемый Максеном, покинул Блэкстер.




 Глава 15


 Райна старалась убедить себя, что готова к разговору, когда вечером следующего дня вернулся Пендери. Услышав лязг оружия, саксы догадались, что появился кровожадный воин Гастингса. Но хозяин замка не сразу пошел к пленникам.
 Некоторым это показалось знаком Божиим, и они вздохнули с облегчением, но Райна знала, что это только отсрочка и тяжелые испытания — впереди.
 Пленников связали одной цепью, и они в ожидании наказания молчали. Прошло несколько минут, и послышались шаги. Райна почувствовала на себе взгляд Лиган, но даже не посмотрела в ее сторону. Она глядела прямо перед собой, твердя, что готова к разговору. Но когда он отыскал в толпе ее, покрытую грязью и засохшим раствором, она съежилась. Нет, никто не может быть готов тягаться с этим человеком, с Пендери. Но не поднимать же сразу лапки кверху!
 Видно, что его душила ярость — глаза сверкали, ноздри раздувались, губы плотно сжаты, пальцы стиснуты в кулаки, плечи расправлены.
 Укрепленная молчаливым благословением пленников, Райна поднялась, звеня цепью.
 — Милорд, выслушаете ли вы нас?
 Максен прошел вперед:
 — Довольно, Райна, — он остановился перед ней. — Я уже наслушался ваших лживых слов.
 Девушка хотела возразить, но сдержалась.
 — Они не лживы. То, что я хочу сказать — правда.
 Максен схватил ее руку и притянул к себе:
 — Я же сказал — хватит!
 — Но мне нужно вам рассказать. То, что вам наговорили, неправда. Эти люди отвергли Эдвина, доказав вам свою преданность. Не наказывайте их за то, что они выбрали вас.
 Рыцарь был на грани взрыва. Он отпустил девушку, а иначе бы ударил ее. Повернувшись, он обвел взглядом растерянные и испуганные лица людей, замерших в ожидании. Опять эта белокурая красавица, покрытая слоем грязи, выступает защитницей. Какой-то частью души он готов был поверить ей, но разум протестовал. Может, солгала Сета? Она способна на это, как, впрочем, и Райна.
 — Только трое присоединились к Эдвину, — продолжала она, — двое из них уже мертвы. Все остальные отказались.
 Рыцарь вновь посмотрел на нее:
 — Вы затевали заговор, работая с ними. Только вот почему Гай разрешил вам быть вместе с саксами — загадка.
 — Ошибаетесь. Когда заговор был раскрыт, саксы сразу же сдались. Спросите сэра Гая, был ли хоть один человек, кто оказал сопротивление?
 Сэр Гай не успел ответить, так как вмешался Пендери:
 — Просто саксы тряслись за свои жалкие жизни.
 — Нет, потому что держали данное вам слово.
 Максен злился на себя: он хотел поверить ей, но что-то в нем продолжало сопротивляться:
 — Вы не разубедите меня, Райна. Не тратьте напрасно слов.
 Что было, то было! Пора приступить к тому, что с самого начала он намеревался сделать. Повернувшись, норманн прошел к двери, но снова был остановлен Райной. В ее голосе звучало отчаяние.
 — Что вы собираетесь делать?
 — Вы знаете, — бросил Максен через плечо.
 Он дошел до самой двери — и тут в спину его ударил голос Райны:
 — Я сдаюсь.
 Рыцарь резко остановился, повернулся. Зная, о чем идет речь, выгнул бровь, будто бы недоумевал.
 Девушка опустила глаза:
 — Я сдаюсь.
 Она сдается. Этой ночью он овладеет ею. Но сдается она не добровольно, а пытаясь спасти своих соплеменников. Ради них Райна жертвует единственным, что у нее есть. Рыцарь мысленно выбранил себя. Ему надо бы отказаться от нее и сделать то, что необходимо для безопасности замка. А еще выкинуть из головы подозрения насчет Сеты и расправиться с бунтовщиками.
 Раздираемый противоречивыми чувствами, он смотрел на Райну. Все равно, под грязной бесформенной одеждой была та женщина, которая оставалась самой желанной на свете. Но гнев, душивший его, тоже был силен.
 — Приведите ее ко мне, — приказал Пендери одному из рыцарей и вышел из помещения.
 Гай шел за ним, и его молчание раздражало лорда больше, чем назойливое царапанье кошачьих когтей по двери.
 Миновав конюшню, Максен обернулся:
 — Я хочу, чтобы все были допрошены, причем поодиночке.
 Гай нахмурился:
 — Но я думал… Райна…
 — Если их следует наказать, то накажем, а она ни при чем.
 Рыцарь радостно вздохнул:
 — Мудро, милорд.
 И вернулся к пленникам. «Мудро… хм. По крайней мере; мой ум не весь переместился в штаны. Все-таки стоит убедиться, примкнули саксы к Эдвину или нет. Если да, то на этот раз расправа будет неизбежной».
 Райна смотрела прямо перед собой, поверх головы рыцаря, вставшего рядом, и потом перевела взгляд на Кристофа.
 Она сдалась. Это должно было случиться рано или поздно, но, может быть, ей удастся что-то выгадать. Сделка. Она бы, пожалуй, не состоялась, если бы Пендери добился того, чего хотел.
 Девушка на мгновение закрыла глаза, затем, открыв, окинула взглядом саксов, которые сочувственно смотрели на нее. Они сразу догадались, о чем идет речь, и те, что считали ее норманнской шлюхой, теперь растерянно хлопали глазами.
 Райна робко улыбнулась Лиган, взглянула на рыцаря, который склонился у ее ног, расстегивая цепь. Она даже не почувствовала, как железо оцарапало кожу. Вспомнились ей слова старой колдуньи: «Она разделит ложе с другим».
 Максену казалось, что Райны не было целую вечность, хотя прошло лишь несколько минут. Он не находил себе места, но не столько от ожидания, сколько от страстной мольбы Кристофа, который просил не трогать девушку, вернуть ей ее слово и сохранить жизнь соплеменникам. К своему удивлению, Пендери-старший не наговорил резких слов брату, отправив его восвояси. Но юноша напоследок сказал, что будущее у него с Райной окажется несчастным, если он примет жертву девушки.
 Будущее. Рыцарь знал, что плод их наслаждения имеет горький привкус. Он никак не мог выбросить из головы предупреждение брата. Максен вздохнул — Кристоф мудр не по годам, но именно поэтому юноша не захотел стать хозяином Этчевери, понимая, что из него получится слабый барон, ибо у него слишком доброе сердце…
 Перед рыцарем внезапно выросла Райна. Господи, в каком она была виде — спутанные волосы, хмурое, покрытое пятнами лицо, испачканная раствором одежда, которую можно было только выбросить.
 — Оставь нас, — приказал он стражнику.
 Они остались наедине с Райной. Этого Максен хотел давно, с того дня, когда увидел, как она переворачивала перину.
 С трудом поднявшись с кресла, норманн подошел к ней и приподнял ее подбородок. Только сейчас он заметил желтое пятно, оставшееся после синяка под левым глазом.
 — Кто-то ударил вас?
 Девушка непроизвольно подняла руку, чтобы коснуться больного места, но тут же опустила:
 — Небольшие разногласия.
 Лорд ощутил праведный гнев — кто посмел испортить такую чудную кожу?
 — Кто?!
 Она хотела было солгать, но передумала:
 — Саксонка по имени Лиган, с которой я дралась и которую победила.
 Женщина. Победила ее Райна. Максен почувствовал странную гордость за эту маленькую победу. Но приходилось думать о сделке с дьяволом в лице белокурой красавицы.
 Глядя в пустые, как ему сначала показалось, глаза, где все-таки разглядел искорки, он проговорил:
 — Сейчас допрашивают саксов.
 Девушка растерянно заморгала, и выражение удивления на лице сменилось подозрением:
 — Зачем? Я думала, что наш уговор все решил.
 Райна повернула голову, освободившись от его руки, державшей подбородок. Рыцарь пожал плечами:
 — Я должен знать.
 — А если выяснится, что они все еще верны Эдвину? — резко спросила она, и в глазах ее вспыхнули искорки.
 — Тогда их ждет заслуженная кара, — норманн пристально глядел на девушку, пытаясь, однако, прикоснуться к ней. — Они будут утром повешены.
 При этих словах он ощутил ее ненависть. Райна повернулась и вышла из комнаты. Но Максен бросился за ней и схватил за руку:
 — Куда вы идете?
 «Боже, как она прекрасна, — подумал мужчина. — Даже грязь и раствор не могут этого скрыть». Узница подняла на него глаза:
 — Мое место рядом со своим народом. Я не понимаю, зачем вы привели меня сюда и тратите время.
 — Значит, вы передумали? Вы не сдаетесь?
 — Сдаваться? — задохнулась саксонка. — Ради чего?
 — Ради своих соплеменников.
 Райна презрительно рассмеялась:
 — Я не получила ничего от вас, стало быть, и вам не должна.
 — Как же? Получили!
 Лицо ее выражало одновременно и смущение, и гнев:
 — Вы говорите загадками, Максен Пендери. Я сдалась ради спасения пленников. Вы же не выполняете условий нашей сделки.
 — Если саксы виноваты, то их участь плачевна. Я сделаю то, что задумал, когда зашел в их жилище. Если они невиновны, то я выполню то, что намеревался, когда уезжал в Блэкстер.
 Рыцарь убедился, что Райна, наконец, поняла его. По лицу мало что можно было прочесть, но в ее глазах он разглядел нерешительность:
 — Наши условия были не совсем такими.
 — Не помню, чтобы я на что-то соглашался.
 — Вы прекрасно знаете, что я предложила себя в обмен на кое-какие права, — вырвалось у нее.
 — Да, — согласился рыцарь, — глупец тот, кто меняет жизнь на плотские утехи. Ну, Райна, неужели вы так мало верите своим людям?
 Саксонка выпрямилась во весь рост, но ей все равно пришлось поднять голову, чтобы заглянуть в его глаза:
 — Норманны верят в то, во что им хочется верить, — произнесла она сквозь зубы, — но не правде.
 Не желая втягиваться в бесполезный спор, Максен спросил:
 — Вы принимаете мои условия, Райна?
 Он все прочитал в ее глазах.
 Недолго думая, Пендери наклонился и впился в ее губы. Она не ответила на поцелуй, и мужчина понял, что так в ней страсть не зажечь. Этим он займется потом, а пока насмешливо произнес:
 — Вы, должно быть, чувствуете себя девственницей, которую приносят в жертву, — и оттолкнул ее. — Но вы ведь не девственница, а, Райна?
 Она промолчала, стиснув зубы, а желваки заходили на скулах. Отпустив ее, рыцарь уселся в кресло:
 — Можете раздеваться, — небрежно бросил он.
 Саксонка вздрогнула всем телом, и это могло показаться комичным, однако норманн ничего подобного в этом не видел. Пендери не хотел напугать ее дерзким требованием, задевающим девичью гордость. Эти слова вырвались у него как-то непроизвольно.
 — Я велел приготовить для вас ванну. Можете надеть мой халат, пока вода не нагреется, — он кивнул на сундук, где лежала одежда.
 У нее отлегло от сердца. Она спокойно подошла к сундуку и коснулась халата из тонкой ткани. Потом, поглядев искоса на мужчину, начала развязывать пояс платья. Максен наблюдал, как гостья снимала верхнюю одежду, а когда она дошла до нижней, встал и, с трудом сдерживая желание сжать ее в своих объятиях, отошел к ширме:
 — Принимайте ванну и готовьтесь… а я приду позже.
 Ему хотелось глядеть и глядеть на нее, но он вышел и попросил принести эля.
 В смятении Райна уставила взгляд в ширму, не чувствуя облегчения от того, что осталась одна. Почему он то наслаждается ее позором, то уходит. Конечно, он вернется, и она с долго хранимой девственностью простится. Ее ждет участь, о которой ей говорила Лусилла. Она отдаст себя в опытные руки Пендери, а завтра тот назовет ее своей любовницей. Видно, предостережение Доры сбудется. И жертва окажется напрасной: ее соплеменники могут умереть… а их незаконная связь приведет к рождению ребенка. «Господи, только не незаконнорожденный ребенок, — обращалась девушка к Богу, — лучше бы мне остаться бесплодной».
 Воду принесли в тот самый миг, когда первая слезинка скатилась по щеке. Смахнув ее, девушка поспешно отвернулась от служанок с ведрами. Сняв рубашку, она села в теплую воду. Со дня побега из Этчевери, когда за нею погнался Томас, саксонка не купалась. Не думая об ужасах, ждущих ее ночью, Райна отдалась ощущению блаженства. Теплые струи обнимали ее, как руки… Руки кого? Любовника? Максена? Нет, они обнимали, как руки отца, точнее, матери, у которой она всегда искала утешения. Это не были руки врага. А Максен Пендери навсегда останется ее врагом.
 Проклиная и себя, и его, девушка сперва вымыла волосы, затем принялась тщательно тереть кожу, которая приобрела от въевшейся грязи серый оттенок, терла, мыла… тело порозовело, а кожа горела. Несколько минут она лежала, прислонившись к краю огромной лохани. Закрыв глаза, старалась приготовиться к предстоящему испытанию, к боли, ожидающей ее утром. Да, именно к боли — так говорила ей мать, когда саксонка собиралась выйти замуж за Эдвина два года назад. Новая пора в жизни любой девушки, которая становится женщиной, сопровождается болью, кровью и, возможно, удовольствием. Возможно…
 Райна вздрогнула, но не из-за прохладной воды, а вспомнив о наслаждении, подаренном Максеном несколько дней назад на столе в зале. В том, что он принесет боль и удовольствие, девушка не сомневалась, но ведь после этого ей надо искать убежище, где можно спрятать свой стыд.
 Может ли женщина скрывать свои чувства, не отвечать на ласки, чтобы мужчина не захотел разделить с ней ложе? Вытираясь и надевая халат, пахнущий Пендери, саксонка убеждала себя, что останется холодной к его ласкам, что будет думать о посторонних вещах и не позволит догадаться, какое наслаждение он ей доставляет. Время шло, а норманн не возвращался. Уже принесли ужин, а его все не было. Среди шумных возгласов пирующих рыцарей слышался и его голос.
 Девушка подошла к ширме и выглянула в зал. Максен поднялся и стоял, ожидая полной тишины.
 — Вернувшись из Блэкстера, я решил назначить одного из вас кастеляном.
 Почти все, кто был в зале, посмотрели на Анселя, который, улыбаясь, поднес к губам кубок, но его рука замерла в воздухе, когда он услышал продолжение:
 — Сэр Гай Торкво, поднимитесь!
 Послышались недоуменные возгласы, и сэр Гай, удивленный не менее других, медленно поднялся со своего места по правую руку от Максена.
 — За вашу преданную службу я отдаю вам Блэкстер и все прилегающие к нему земли. Владейте ими от моего имени.
 Повисла напряженная тишина, которую нарушил сэр Ансель, со стуком поставивший кубок на стол. Разгневанный рыцарь вскочил и схватился за рукоятку кинжала.
 Райна затаила дыхание.
 — Хорошенько подумайте, сэр Ансель, — тихо, но угрожающе произнес Пендери.
 Стоя лицом к лицу с противником, он не ответил угрозой на угрозу и не схватился за рукоятку своего кинжала. Он положил на стол руки и был уверен в том, что успеет метнуть кинжал до того, как Ансель приблизится к нему. Рожер стоял в раздумье, сжав рукоятку, потом опустил руку, показав железную ладонь, и твердо произнес:
 — Блэкстер мой.
 — Он принадлежит Пендери, — поправил барон. — А я Пендери.
 — Томас обещал его мне.
 — Томас мертв.
 Рука Рожера опять потянулась к кинжалу и опять опустилась:
 — Значит, вы не уважаете память погибшего брата?
 — Уважаю, но выполнять его обещания не собираюсь.
 В зале снова воцарилась напряженная тишина. Сэр Ансель, сверля взглядом Максена, встал из-за стола и вышел из зала. Его тут же поглотила темнота.
 Райна заметила, что Пендери обменялся взглядом с сэром Гаем и поднял кубок. Раздались одобрительные возгласы, и все стали поздравлять награжденного.
 Улегшись на постель, девушка задумалась, и тревожное чувство охватило ее. Пендери знал, что сэр Ансель положил кинжал на поднос, и если раньше этому не верил, то сейчас должен был убедиться. Но почему же норманн ничего не предпринял? Неужели он наивно полагает, что Рожер грозен только на словах? Или же выжидает?
 Шум в зале затих, замок погрузился в сон, а она все сидела на постели, размышляя о сэре Анселе и той сделке, что заключила с Максеном.
 Но где же Пендери? Саксонка встала, походила по комнате и вновь опустилась на постель. Пусть он приходит и делает то, что задумал.
 — Будь ты проклят, Максен Пендери, — пробормотала она, закрывая глаза. Если нужно, то норманн разбудит ее.
 Изо всех сил противилась Райна сну, но он ее переборол.
 «Нет, я не буду ее будить», — решил Максен, глядя на свернувшегося калачиком на его постели светловолосого ангела, чьи волосы походили на золото, рассыпавшееся по плечам.
 Выйдя из комнаты, где девушка должна была принимать ванну, он, освободившись от ее чар, трезво все обдумал и понял, что сделка несправедлива. То доброе, что сохранилось в его душе и стало благодатной почвой в монастыре, говорило ему: нельзя брать Райну без ее согласия. Это будет непростительной ошибкой. Вроде бы не насилие, но, если рассудить, очень похоже на него. Рыцарь был уверен, что терпение и сами обстоятельства рано или поздно приведут ее в его постель, а приносить девушку в жертву ради спасения ее соплеменников будет кощунством. Она сама должна прийти к нему, а не он — к ней. Почему это было так важно, рыцарь объяснить не мог. Вот если бы только Райна не выглядела так соблазнительно…
 Вздохнув, Пендери взял ее на руки. Девушка пошевелилась, застонала и, положив голову ему на плечо, успокоилась.
 Понимая, что надо унести ее из комнаты, иначе совершит задуманное, Максен вынес спящую в зал и осторожно уложил на скамью. Несколько ночей назад, еще до поездки в Блэкстер, он выходил в зал и. искал Райну, снедаемый бессонницей и страстью. Он не касался ее, а только долго смотрел на спящую красавицу.
 Да, но сейчас ему захотелось ее коснуться… Издав то ли стон, то ли вздох, Максен положил ладонь на ее щеку, затем осторожно дотронулся до губ.
 Райна застонала и перевернулась на другой бок, свернувшись калачиком. «Наверно, ей холодно», — решил Пендери. Его халат, надетый на саксонку, оказался не таким теплым, как одежда, в которой она обычно спала. Он вытащил одеяло из-под недовольно забормотавшего рыцаря и укрыл девушку.
 — Милорд, — раздался приглушенный голос человека, незаметно подкравшегося к нему сзади.
 «Черт бы побрал эту Райну!» — мысленно выругался норманн. Этой чертовке удается завладеть всеми его чувствами. Он ничего не видит и не слышит. Иначе сэр Гай не смог бы незаметно к нему подойти. Если бы на его месте оказался сэр Ансель, затевающий недоброе, это ему удалось бы, и барон Этчевери лежал бы с кинжалом в груди и истекал кровью. Надо что-то делать с этим человеком.
 — Что такое? — хриплым голосом, не в силах скрыть раздражение, спросил Пендери, хотя приятель его ни в чем не был виноват.
 — Мы можем поговорить с глазу на глаз, милорд?
 — Нельзя ли подождать до утра?
 — Можно. Если бы я не увидел вас в зале, то так бы оно и вышло.
 Максен внимательно посмотрел на озабоченное лицо рыцаря и знаком предложил следовать за ним.
 Никто из них не видел Кристофа, сидевшего у стены, так как его постель была скрыта тенью. Оттуда он наблюдал, как брат перенес спящую Райну и опустил на скамью. Юноша улыбнулся, лег и погрузился в сон.
 — Допрос закончен? — спросил Максен, когда они зашли за ширму.
 — Да, и все говорят то же, что и Райна: они отвергли Эдвина.
 — Почему?
 — Похоже, с вами им будет лучше. Они устали от войны, холода и голода.
 — А какова роль Райны?
 — Все подтвердили, что она не пошла за Эдвином. Они утверждают, что Райна умоляла его уйти.
 «Да, конечно, она умоляла его уйти, но не предупредила стражу, что в стенах крепости — враг», — размышлял Максен. Но тут же одернул себя, он слишком много хочет от нее. Райна — саксонка, и ничего с этим поделать нельзя.
 Проведя рукой по волосам, уже достаточно отросшим, рыцарь уселся в кресло, вытянув ноги. «Можно ли доверять саксам? — мучился он в раздумьях. — Можно ли доверять Райне?» Ему этого очень хотелось.
 — А ты что думаешь? — спросил он Гая.
 — Думаю, саксам нельзя доверять, но мне кажется, они предпочитают остаться с вами, нежели с Эдвином.
 — А Райна?
 Гай покачал головой:
 — Я раньше считал ее изменницей, но, кто знает, может, она этого не делала.
 — А Сета?
 — Эта женщина многое бы выгадала от лжи или, по крайней мере, уверена в этом.
 — Например?
 — Вас, милорд.
 Пендери долго молчал, затем хриплым голосом спросил:
 — Это так?
 Рыцарь пожал плечами:
 — Вы спросили, я ответил.
 Торкво не изворачивался и не отступал от своего, как это делали другие. Максен поборол душивший его гнев:
 — Завтра на рассвете саксы вновь приступят к работе.
 Похоже, Гай совсем не удивился:
 — А наказание? Напоминание о том, что их ждет, если они вздумают предать вас.
 То, о чем он говорил, было мудрым решением, но советом воспользовался бы кровожадный воин Гастингса, а не Максен, рядом с которым находилась Райна:
 — Наказания не будет.
 — А стража?
 — Удвоить стражу.
 — Как прикажете, — Гай пошел к выходу.
 — Гай!
 Рыцарь повернулся:
 — Милорд?
 — Мы еще не обсудили твое решение послать Райну на строительство стены.
 Сэр Гай нерешительно переминался с ноги на ногу:
 — Она этого хотела, да и мне было бы проще приглядывать за ней. Ей ничто не грозило, ведь ее дело — размешивать раствор.
 — У тебя было одно поручение — следить за ней.
 Торкво побледнел:
 — Должен признаться, я пожалел ее, отвергнутую собственным народом.
 — Завоевала ли саксонка их расположение?
 — Да, скорее всего потому, что встала на их защиту после появления и исчезновения Эдвина.
 Пендери одобрительно кивнул:
 — Ты сослужил мне хорошую службу.
 Рыцарь благодарно поклонился, польщенный похвалой:
 — Я так хотел.
 — А хочешь ли ты стать хозяином Блэкстера?
 Подойдя ближе, Гай опустился на колено:
 — Я очень польщен и обрадован, что вы оказали мне такую честь. Клянусь, вы не пожалеете.
 — Это я знаю, — произнес Максен и, взяв норманна за руку, заставил встать. — Поговорим об этом завтра.
 Едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться или не заплакать от радости, Торкво пожелал суверену доброй ночи и ушел.
 Пендери вновь вернулся к мыслям о Райне. Что делать с ней? Как побыстрее заставить ее разделить с ним ложе? Рыцарь улегся в постель, и усталость тут же взяла свое — он погрузился в сон.




 Глава 16


 Райна никак не могла понять, где она находится, и не чувствовала боли, о которой твердила мать. Что касается удовольствия, то в памяти был полный провал. Девушка села в постели, и одеяло упало с плеч, обнажив халат. И только тогда Райна поняла, что воспоминаний нет по той причине, что помнить не о чем. Она уснула на постели Мак-сена и тот, не тронув ее, перенес в зал на скамью.
 Но почему? Закусив губу, Райна осторожно перешагивала через спящих людей, освещенных занимающейся зарей. Зная, что скоро они проснутся, девушка поспешила за ширму, надеясь застать Пендери в постели.
 Он спал, но как только она вошла, рыцарь открыл глаза:
 — Вот уж не думал, что вы будете первым человеком, которого я увижу утром.
 Сев, рыцарь прислонился к изголовью и знаком велел подойти ближе. Девушка замешкалась.
 — Если я ночью не тронул вас, то вряд ли я это сделаю сейчас.
 «Это так, хотя я уже готова, — подумала Райна, — игра стоит свеч, и за спасение соплеменников цена невелика».
 — Подойдите к свету.
 Тяжело вздохнув, саксонка приблизилась к постели:
 — А как же наш договор? — дрожащим голосом спросила она. — Его условия не выполнены.
 — Да, причем это я виноват.
 — Почему?
 Норманн сбросил одеяло и опустил ноги на пол:
 — Не спрашивайте, Райна, а будьте благодарны, что я не воспользовался удобным случаем.
 Значит, он не станет преследовать ее? Но надолго ли его терпения хватит? И какова будет участь саксов? Она старалась не глядеть на него, не видеть этого прекрасного тела.
 — А пленники? Что с ними?
 Максен нагнулся и начал что-то выбирать из одежды, в беспорядке брошенной на полу. Краем глаза она наблюдала за ним — он явно не мог найти то, что искал.
 — Может, отдадите мне халат? — Пендери бросил взгляд через плечо.
 Девушка невольно схватилась за отвороты халата, смущенная взглядом, но, пожалуй, еще больше мускулистой спиной и твердыми ягодицами.
 — Так что будет с саксами? — опять спросила она, стараясь унять дрожь.
 Раздраженно вздохнув, Максен выпрямился и подошел к сундуку, поднял тяжелую крышку, надел штаны, прикрыв, наконец, свои ягодицы.
 — Не беспокойтесь, им ничего не грозит, — буркнул норманн, продолжая ворошить вещи. — Сегодня пленники будут работать как обычно.
 Райна не ожидала услышать эти слова, хотя втайне и надеялась на лучшее.
 — Значит, вы не собираетесь…
 — Нет, не собираюсь.
 Она ощутила какую-то слабость в коленях и едва устояла на ногах.
 — Вы поверили им, да?
 Он намеренно медлил с ответом, затем повернулся к ней и подошел ближе.
 — Сэр Гай допросил всех до единого, и похоже, вы говорили правду. Похоже, — сделал он ударение на этом слове.
 Наверно, Пендери понял, что Сета лжет. И потому оставил Райну в покое.
 — Вы по этой причине не стали меня… насиловать?
 Согнутым пальцем рыцарь провел по ее лицу, опустил руку:
 — Нет, Райна. Конечно, я хотел, но решил не трогать вас.
 Чутье подсказывало саксонке, что норманн говорил правду, и странное чувство овладело ею — будто в ней открылось то, что прежде было наглухо закрыто.
 Рыцарь долго смотрел на нее, и она почти телесно ощущала прикосновение его взгляда.
 — Я уже объяснял, Райна. Я хочу, чтобы вы отдались мне по доброй воле. Я желаю получить не только плоть, которая примет семя, но и душу. Если мне надо тело, то есть для этого служанки.
 Райна побагровела от смущения:
 — Вы просите слишком много.
 Максен осторожно провел по ее шее и коснулся груди, видневшейся в вырезе халата.
 — Неужели? — хрипло спросил он.
 Нет, конечно, но она не могла ему это сказать.
 — Я…
 — Позвольте мне пригубить вас, чего я не сделал вчера, — и улыбка смягчила суровые черты его лица. — Поцелуй, — добавил он, — только и всего.
 «Можно подумать, мы много целовались до этого», — мелькнула мысль у саксонки.
 — Ну, решайтесь, — уговаривал ее рыцарь. Поцелуй ничего не значит. Это же не постельные утехи. Не передумай Пендери — она бы потеряла гораздо больше. Только бы не забыться, не уступить страсти. Поцеловаться — и прочь. Подняв голову, девушка подставила ему свои губы, напрягшись в ожидании.
 — Нет, — заупрямился рыцарь, — вы должны поцеловать.
 — Наклонитесь, а то я не дотянусь.
 В глазах норманна зажглись искорки, и он подчинился. Приподнявшись на носки, Райна осторожно коснулась его губ. Максен не двигался. Тогда девушка крепче прижала губы к его губам и вобрала в себя его дыхание. «Достаточно», — сказала она себе, чувствуя, что в ней возникает приятное томление. Но поцелуй требовал завершения. Опускаясь, Райна ухватилась за его плечи, стараясь удержать равновесие, и поцелуй затянулся. Рыцарь приоткрыл губы, и Райна, не колеблясь ни секунды, пустила в ход язык.
 Всегда ей приходилось уступать, но сейчас все было по-иному. Ощущения поражали новизной, свежестью и очень походили на желание. Саксонка, пожалуй, впервые испытывала такие чувства. Внутренний голос нашептывал, что дело может закончиться плачевно, но Райна не вняла доводам разума и обняла Максена одной рукой, а вторую запустила в его густые темные волосы.
 Максен прижал ее к себе:
 — А вы научились кое-чему, — пробормотал он, начиная действовать.
 Но Райна воспротивилась: ведь это ее поцелуй.
 — Я еще продолжаю учиться, — прошептала она и вновь впилась в его губы.
 Максен прижал свое настрадавшееся тело к ее животу. Она уже не думала о том, что делает. Застонав, начала двигать бедрами, но через мгновение они резко отстранились друг от друга, и девушка едва не потеряла равновесие.
 Пендери прекрасно понимал, что саксонка в растерянности.
 — Вы ведь не хотите, чтобы дело зашло слишком далеко, не так ли?
 Райна, заикаясь, невнятно пробормотала:
 — К… к… конечно, нет.
 Она едва не сдалась и не стала бы сопротивляться, если бы он повалил ее на кровать. Слава Богу, рыцарь не потерял голову. Не зная, как выпутаться из сложного положения, она сжала руки перед собой:
 — Спасибо, что сохранили жизнь пленникам, спасибо, что поверили им.
 Должно быть, Максен угадал ее состояние, но не захотел этим воспользоваться.
 — Пока я верю им… если не разубедят.
 — Нет, конечно, — уверенно проговорила девушка. — Пленники преданы вам душой и сердцем.
 Максен удивленно поднял бровь:
 — А вы? Вы тоже принадлежите мне?
 — А как же быть с Сетой? — напомнила она. — Несомненно, вы поняли, что она лжет.
 У Пендери, очевидно, истощился запас терпения:
 — Я не совсем уверен, что саксы говорят правду, и не могу утверждать, что Сета лжет. А теперь ответьте, Райна, вы моя?
 Она молчала, но это молчание становилось невыносимым, все мысли у нее перемешались.
 — Мои соплеменники признали вас своим хозяином. Я — с ними заодно. Я подчинюсь вашей прихоти, если вы заставите это сделать ради спасения пленников.
 Рыцарь, помолчав, криво усмехнулся и, нагнувшись над сундуком, опять начал в нем рыться.
 — Вы умеете шить? — спросил он, не поднимая головы.
 — Да, пробую…
 — Вот и хорошо, а то я поизносился.
 Теперь Максен хочет сделать ее швеей. От этой мысли ей не стало теплей. Нет, она не против, но придется ведь примерять одежду. Мог бы он найти себе другую портниху! «Да потому, что ему нужна твоя добрая воля», — напомнил ей внутренний голос.
 — А ножницы есть? — вмешался в ее раздумья норманн.
 — Ножницы?
 — Ну да, мне уже пора стричься, — рыцарь для пущей убедительности погладил отросшие волосы.
 — Боюсь, не смогу вам помочь, — солгала она.
 Ведь не раз когда-то подстригала и отца, и братьев. Хотя нет, это не ложь, поскольку Райна не была знакома с норманнским стилем — волосы оставляли только на затылке, а все остальное выбривалось.
 — Придется, — усмехнулся рыцарь.
 — Я постараюсь, — пробормотала саксонка.
 Рубашка и штаны, которые надел Максен, выглядели не слишком привлекательно — одежка из грубой шерсти больше бы годилась для простолюдина, а не для знатного барона. Похоже, Пендери говорил правду, что изрядно поизносился.
 Усевшись на край постели, рыцарь натянул такие же поношенные, как и одежда, сапоги и пошел к выходу:
 — Сегодня много дел, — бросил он через плечо, — одевайтесь и приступайте к своей работе.
 Райна смотрела ему вслед, терзаясь противоречивыми чувствами, думая о соплеменниках, избежавших беды, и о том, что произошло между ней и Максеном. Она поднесла ладонь к губам. Как свежи воспоминания о том поцелуе! Другой рукой саксонка провела по животу, которого касалась его плоть. Казалось, все произошло мгновение назад — так все живо. На губах остался вкус его языка, горьковато-сладкий, как терпкое вино…
 — Райна, — раздался голос, и девушка вздрогнула.
 Она считала, что норманн ушел, но, видимо, рыцарь вернулся. С гулко бьющимся сердцем она повернулась к нему:
 — Да?
 По прищуренным его глазам саксонка поняла, что тот догадался, о чем она думала — ее выдали руки.
 — Вы больше не будете работать на строительстве стены. Понятно?
 Он не хочет, чтобы она была с саксами.
 — Но…
 — Я сказал. Все понятно, Райна?
 В досаде девушка высоко подняла подбородок:
 — Конечно.
 Рыцарь было повернулся, собираясь уйти, но остановился:
 — Я не говорю, что вы не должны видеться с ними. Просто у вас другие обязанности — прислуживать в зале.
 Гнев в ее душе погас.
 — Да, милорд.
 Надеясь избежать встречи с Максеном, Райна выскользнула из зала и пошла во двор, где работали саксы. Если погода не помешает, то строительство замка закончится через несколько дней. Но что будет с саксами, когда придет зима? Не поступит ли Максен так же, как и покойный Томас год назад: даст свободу, но не даст хлеба. Тогда на кладбище прибавилось крестов…
 Задумавшись, девушка едва не наступила на собаку, которая лежала на дороге и нежилась под солнцем. Собаке-то тепло, а вот ей стало зябко. Зря она не надела плащ. Райна прибавила шагу, чтобы согреться, а заодно и догнать шедших впереди нее женщин.
 Хотя она и предлагала помочь донести корзину с едой, Милдрет каждый раз отказывалась — мол, «милорду» это не понравится. А идти налегке Райне было неловко. Но это чувство развеялось, когда она перехватила виноватые, полные сочувствия взгляды саксов. Конечно, они считали, что она принесла себя в жертву, и удивлялись, как ей удалось выбраться из темницы.
 Первой к ней приблизилась Лиган — сначала она шла нерешительно, а потом ускорила шаг:
 — Как дела, Райна? — тихо спросила она.
 — Хорошо, — с готовностью откликнулась девушка.
 — Этот ублюдок обидел тебя?
 Она покачала головой:
 — Нет.
 Лиган взглянула куда-то поверх ее головы, туда, где на стене стояли люди.
 — Не верю, что он может по-доброму обойтись с женщиной.
 О том, что касается двоих, всегда трудно говорить. Райна понимала, что надо Лиган осадить, дабы не давать повод для слухов. Нельзя и не сказать, какой ценой удалось сохранить им жизнь. Ведь тогда бремя на ее плечах станет легче.
 — Я не спала с ним, Лиган. Он… почему-то из постели перенес меня в зал.
 Саксонку передернуло от этих слов.
 — Какая чушь! — воскликнула она. — Вы только послушайте!
 Не приходилось сомневаться, что Лиган разнесет весть, словно сорока. Мысль об этом причиняла невыносимую боль.
 — Ради Бога, Лиган, — взмолилась девушка, — не говори так громко!
 — Понимаю.
 Но в то, что она понимает, трудно было поверить.
 Раздумывая, Лиган кусала губы, затем усмехнулась:
 — Теперь понятно, почему он так много работает!
 Райна нахмурилась:
 — Кто? О ком речь?
 — О Пендери, конечно, — женщина кивнула в сторону стены.
 Замерев, Райна подняла голову и среди дюжины людей разглядела Максена, стоявшего чуть поодаль. Его крупная фигура отчетливо выделялась на фоне голубого неба. Рыцарь стоял, уперев руки в бедра, и смотрел на нее. Их разделяло немалое расстояние, но девушка чувствовала себя так, словно он был рядом: какая-то могучая сила исходила от него. Глаза норманна искрились весельем, хотя лицо оставалось как обычно серьезным.
 — А мы размышляли, как сделать его частью стены, — заметила Лиган.
 — Частью стены? — недоуменно подняла брови Райна, оторвав взгляд от Максена.
 — Да, но мы же думали, что он… гм… плохо обошелся с тобой, — хмыкнула женщина. — А коли так, пусть Пендери поживет еще немного. Что ты скажешь?
 Пропустив мимо ушей эту неудачную шутку, девушка вновь посмотрела на норманна:
 — Никак не пойму, что он там делает.
 — Работает.
 Райна поморщилась:
 — Это я и без тебя вижу. Но не могу взять в толк, почему хозяин замка трудится вместе с простолюдинами. У него и без того забот хватает.
 Лиган тоже взглянула на стену:
 — Нетерпение его гложет, — пожала она плечами. — Говорит, что хочет поскорее закончить стену, чтобы можно было поселиться в домиках во внутреннем дворе.
 — Кому?
 — Да нам, конечно, хотя мне не верится.
 Райна по-прежнему не отрывала глаз от рыцаря, который, знаком позвав за собой других, начал спускаться во двор, где служанки прямо на траву выложили еду. Лучше бы Максен вел себя как наглый, распутный и бессовестный завоеватель. Он тогда бы не смог покорить ее сердце…
 — А еще он говорит, что выстроит к весне деревню перед замком, чтобы мы в ней жили и землю пахали, — продолжала Лиган.
 — Да?
 Сдержит он свое слово или поступит так же, как Томас? Пожалуй, на него можно положиться. Воля сильнее, чем у погибшего брата. Но кого норманн принесет в жертву, когда кончатся запасы провианта? Конечно, не своих соотечественников!
 — Да, так он сказал, — подтвердила Лиган, — но зима покажет, врет барон или нет.
 Девушка видела, как Пендери остановился, выпил кружку воды и направился к ней.
 — Он идет сюда.
 — Да? — Лиган криво усмехнулась и громко произнесла, — ничего не скажешь, Пендери красив, хоть и норманн.
 Странно, но норманн за это короткое время смог понравиться женщине, считавшей его своим врагом. Видать, природа берет свое.
 — Ладно, пойду поем, а то эти обжоры сожрут все, — усмехнулась Лиган и удалилась.
 Чувствуя себя не в своей тарелке, Райна ждала Максена.
 — Это была Лиган? — спросил он, подойдя поближе. — Та, которая подбила вам глаз?
 — Она самая, но теперь мы подружились.
 — Гм, — хмыкнул рыцарь, глядя в спину удаляющейся женщины.
 — Вы не теряете даром времени.
 Ясно, что он намекает на ее приход к пленникам.
 — Вы мне запретили работать, я сюда пришла, чтобы показать им, что у меня все хорошо.
 Она стояла в давно знакомой Максену вызывающей позе — руки на бедрах, ноги широко расставлены. Без колебания рыцарь принял ее вызов.
 — А хорошо ли? — насмешливо спросил он, прищурив искрящиеся глаза.
 Помимо своей воли Райна улыбнулась:
 — Да, неплохо. Но скажите мне, зачем вы работаете в поте лица, как простолюдин?
 — Трудная работа, — признался он, оглядываясь на стену.
 — Зачем же вы это делаете?
 — Я хочу лучше узнать саксов.
 Райна покачала головой:
 — Разве мало того, что вы видите их с вашего помоста?
 — Так я никогда не добьюсь их преданности. — Максен махнул рукой, словно отметал в сторону ее протестующие речи. — Может, они и не предадут меня, но ведь только страх держит их в подчинении.
 Бесспорно, Пендери прав, но чему же удивляться?
 — Так поступают все норманны…
 — Да, но я так не сделаю, ибо хочу, чтобы на моей земле воцарился мир.
 Он опять поселяет в ее душе надежду.
 — Думаете, когда-нибудь он наступит?
 Рыцарь пристально смотрел на нее. Взгляд у него был мечтательный.
 — Он наступит, когда ко мне приведут живого или мертвого Эдвина.
 Правда всегда горька и колет глаза, но норманн не стал успокаивать ее ложью. Стараясь перевести разговор на другое, Райна вернулась к событиям минувшего вечера:
 — А как же сэр Ансель?
 Рыцарь прищурил глаза:
 — А что такое?
 Она почувствовала: он догадывается, что ей удалось подслушать его разговор с сэром Гаем. Почувствовала и приготовилась к упрекам и стычке.
 — Я видела, что произошло прошлой ночью.
 — Да?
 Она кивнула:
 — Я услышала разговор и выглянула из-за ширмы. Почему вы ничего не сделаете с ним, зная, что он подложил кинжал на поднос? А вчера сэр Ансель угрожал вам?
 Максен криво улыбнулся, но в его улыбке на сей раз не было презрения:
 — Вы заботитесь обо мне или о судьбе пленников, которых Рожер обещал казнить, если станет бароном?
 Еще несколько дней назад Райна резко бы ответила, что не испытывает к нему никаких нежных чувств, но теперь многое изменилось.
 — И о вас, и о пленниках, — честно призналась она.
 — Я рад, — широко улыбнулся норманн, — я зверски голоден, — с этими словами он устремился к еде, разложенной на траве.
 — Но что вы будете делать? — крикнула ему вдогонку девушка.
 Остановившись, он бросил взгляд через плечо:
 — Ждать, — и пошел к пленникам.
 Раздумывая, что кроется за его словами, Райна смотрела ему вслед, но, так и не найдя ответа, пошла к башне. Словно ощутив опасность, она подняла голову и увидела сэра Анселя, который стоял на смотровой площадке и злорадно ухмылялся.
 Она сбилась с шага. Перевела взгляд на обедающих саксов, потом на Максена и, дрожа всем телом, пошла к башне.




 Глава 17


 Выпала Райне десятидневная передышка. Все это время Максен словно бы и не замечал ее. Правда, бросал мимолетные взгляды, да иногда при встрече они касались друг друга локтями. Строительство стены закончилось, и у рыцаря теперь были свободные часы для чтения хозяйственных книг, беседы с управляющими и своим приятелем, сэром Гаем.
 Она возносила хвалу Богу за то, что дела занимают все время Пендери и она может жить спокойно. Ей было хорошо, привольно среди соплеменников. Одно было скверно: Сета портила настроение, рассказывая истории о бурном распутстве Максена. Райна старалась пропускать ее слова мимо ушей, да куда там. Поневоле сомнение возьмет, если он ее и знать не хочет.
 «Отлично, просто отлично, — твердила она, снимая с крючка кувшин для эля. — Мне абсолютно все равно». Собрав всю Богом данную силу, Райна налегла на рычаг, но тот никак не поддавался. Невольно ворча, саксонка предприняла вторую попытку, но не рассчитала и, потеряв равновесие, шлепнулась в грязь.
 Раздосадованная девушка взглянула на Олдвина, которому было поручено следить за доставкой вина к столу. Он возлегал в тени, рассолодев от вина, выпитого накануне. Он уже привык к постоянной головной боли по утрам, а обитатели замка привыкли к тому, что поставщик вин не был трезвым от самого сотворения мира. И все-таки Олдвин был добрым парнем.
 Вздохнув, саксонка поднялась, отряхивая грязь, и подошла к бочке.
 — Райна, — окликнула ее Лусилла. — Да?
 — Лорд Пендери спрашивал о тебе. Говорит, что настало время.
 «Время? Что он имеет в виду? Постель? Вряд ли. Ведь Пендери отказался от моих услуг, если, конечно, не передумал».
 — А сказал милорд, для чего настало время?
 — Сама узнаешь. Поторопись, он ждет тебя.
 Оставив бочку в покое, Райна поднялась по лестнице, обменялась недоуменным взглядом с Лусиллой и вышла в зал.
 Максен стоял за огромным столом. Справа от него лежали толстые хозяйственные книги, слева — штуки ткани: белые, голубые, темно-голубые. Рыцарь поднял глаза только тогда, когда девушка оказалась рядом.
 — Время, милорд? — робко спросила она. Впервые за десять дней он ощупал ее проницательным взглядом:
 — Вы забыли?
 Райна нахмурилась, а рыцарь улыбнулся и взял ножницы, лежавшие между книгами.
 — А я считала, что вы передумали.
 — Нет, просто не было времени.
 — Теперь оно появилось?
 Рыцарь опустился в кресло:
 — Да нет, волосы отросли и мешают мне.
 Райна, обойдя стол, подошла к барону:
 — Лучше сесть на скамью. Кресло с высокой спинкой будет мне мешать.
 Пендери пересел на скамью и пододвинул к себе самую толстую из книг:
 — Затылок надо подстричь до корней, подкоротить по бокам, а больше трогать ничего не надо. Я хочу отрастить волосы.
 — Но у норманнов другая прическа, — возразила девушка.
 — Мне всегда нравился саксонский стиль. Лысым ходить я не хочу, поэтому приходится хитрить.
 Райна знала, что многие норманны перенимают саксонский стиль. Томас позволял своим людям следовать чужой моде, но сам отказался, говоря, что вассал короля Вильгельма должен походить на норманна, а не на варвара. Максен, видимо, отличался от Томаса.
 Взяв ножницы, девушка разделила густую копну волос и принялась за дело. Сверкали серебряные лезвия, раздавался хруст разрезаемых волос, сопровождаемый шелестом страниц.
 — Любопытно, — заметила она, — саксонка стоит над норманном, держа в руках оружие. Вы не боитесь, что я могу причинить вам вред?
 — Не боюсь, — не поднимая головы буркнул Максен.
 Райна застыла, не успев донести ножницы до головы, и ждала, когда он поднимет глаза. Тот почувствовал ее взгляд, но продолжал листать книгу.
 — Почему вы мне доверяете в этом и больше ни в чем?
 Подавив вздох, рыцарь оторвался от книги:
 — Вы лжете, Райна. Слава Богу, не для своей выгоды, а ради других. У вас воля, какую редко встретишь у женщин, и мне приходится быть начеку, но вы не способны на убийство.
 — И все же вы считаете меня виновной в смерти Томаса, — напомнила саксонка и тут же укорила себя за необдуманные слова.
 К ее удивлению, Пендери остался спокоен, только крепче сжал губы.
 — Вина за содеянное и убийство — не одно и то же, Райна. Мы уже установили, что его убил этот ваш незнакомец, скрывшийся в лесу.
 Надо бы закончить на этом разговор, но Райна не могла остановиться.
 — Но я все же виновна, не так ли?
 — Вы так думаете?
 Она растерянно заморгала. Тайный голос шептал, что не надо пускаться в рассуждения о Томасе, но она не прислушалась к нему.
 — Я хотела сбежать от него. Я не желала его смерти.
 Пендери, помолчав, спросил:
 — А вот Эдвин желал, да?
 В голосе норманна ничего не слышалось враждебного, и девушка, сбитая с толку, ответила не сразу:
 — Они сражались, но, клянусь, Эдвин не убивал его.
 — Верно, — проговорил рыцарь и, глядя в широко открытые глаза девушки, поинтересовался, — почему вы не ушли с ним?
 — Мне… я… мне следовало бы это сделать, — замялась она, стараясь не вызывать в памяти тот ужасный день, — но я не могла оставить Томаса одного.
 — Почему?
 Как так вышло, что замечание о ножницах вдруг привело к такому тяжелому разговору?
 — Я не любила Томаса, но он мне был небезразличен. Ваш брат считался неплохим человеком.
 — И глупым, — рявкнул Пендери, — ему надо было не удерживать вас, а отпустить.
 И рыцарь неожиданно рассмеялся:
 — Похоже, я такой же болван, и если бы вы вздумали сбежать от меня, я бы тоже пустился в погоню.
 Посерьезнев, рыцарь осторожно коснулся ее подбородка:
 — Любопытно, Райна, вы тоже принесете мне смерть?
 Девушка покачала головой:
 — Раньше я хотела это сделать, но сейчас, обещаю, не буду даже пытаться. Я буду нести свой крест здесь, в Этчевери.
 — А если Эдвин опять придет за вами?
 — Неужели вы не понимаете? Я не пошла с ним в прошлый раз, так почему должна идти в другой?
 — А он вернется?
 Райна нахмурилась:
 — Этого я не знаю. Если Харволфсону удастся освободить Этеля и тех четырех саксов из темницы, то только они пойдут за ним. Хотя не стоит рисковать ради пятерых.
 Максен убрал руку.
 — Да, но саксы привыкли рисковать, — заметил он, вновь погрузившись в раздумья.
 Райна догадывалась, о чем он думает.
 — Максен, прошу, не надо ничего плохого делать Этелю и остальным. Они могут не подчиниться вам и не признать своим лордом, но все же это хорошие люди.
 Девушка сказала так обо всех, но, честно говоря, знала только Этеля.
 — И что вы предлагаете мне делать? Освободить их?
 — Я бы очень этого хотела, — призналась она. Но себе говорила, что требует слишком многого. Рыцарь раздумчиво потер подбородок:
 — Лучше бы всех послать на виселицу, — изрек он, — я бы обезопасил себя.
 — Тогда почему вы этого не сделали?
 — Что-то в них восхищает меня. Я не могу ни в чем винить людей, готовых идти на плаху за свою веру.
 «Господи, что за день неожиданных признаний», — подумала Райна. Ей никогда бы не пришло в голову, что Максен способен на такие откровения. Зато теперь понятно, почему он до сих пор не расправился с пленниками.
 — Что вы будете делать?
 — У них было достаточно времени на размышления. Может, они подумали и присоединятся к остальным.
 — А если они не передумали?
 Рыцарь провел резко по волосам.
 — Я восхищаюсь ими, Райна, и не могу говорить одно, а делать другое.
 — Знаю, — еле слышно произнесла она.
 — Продолжайте, — приказал Максен.
 Взяв ножницы, она поднесла их к его волосам, но вновь и вновь мысленно возвращалась к их разговору. Почему он не заговорил с ней об этом — загадка. Ей казалось, что между ними непробиваемая стена непонимания. И вдруг в этой стене — брешь…
 Волосы Максена уже усыпали пол. Саксонка попросила его:
 — Повернитесь.
 Молча рыцарь перебросил ноги через скамью и они оказались лицом к лицу. Ну вот, теперь ей приходится стоять между его бедрами. А ей вполне довольно нескольких минут, которые они провели рядом. Не глядя ему в глаза, она попробовала встать с правой стороны, но рыцарь не позволил.
 — Вам легче стричь будет, — пояснил он.
 «Ему легко, а вот мне наоборот», — подумала Райна, но протестовать на стала, тем более что стричь осталось совсем недолго. Несколько минут еще — и стрижке конец.
 — Ну вот и все, — облеченно вздохнула она, обозревая свою работу.
 — Так лучше?
 — Еще бы!
 Она сияла от радости. Ничто в Максене не напоминало монаха: тонзура заросла, волосы, еще недавно в беспорядке падавшие на плечи, теперь темным ворохом лежали на полу. Перед Райной предстал самый красивый из всех мужчин, которых ей когда-либо доводилось видеть.
 — Хорошо, — благодарно произнес Пендери. Поднявшись, он стряхнул волосы с рубашки, штанов и скамьи. Покончив с уборкой, рыцарь уселся в кресло и указал на штуки ткани:
 — На одежду.
 Подойдя к столу, девушка коснулась пальцами тонкого голубого полотна:
 — Из него можно сшить великолепную рубашку. Да и эти хороши.
 Она тронула рукой другие ткани.
 — Голубой — для вас.
 Саксонка взглянула на ткань, затем на норманна:
 — Зачем?
 Рыцарь брезгливо коснулся ее поношенного платья:
 — Мне надоело смотреть на это рванье.
 — Я исполнила вашу волю.
 — Но я же не приказывал уродовать себя.
 Бесспорно, Райна была одета хуже других служанок, но это позволяло ей держаться в тени, не привлекая к себе внимания. А если Максену хочется увидеть ее в красивых нарядах, то ради Бога. Томас подарил ей много платьев. Но она считала, что те платья слишком хороши: сшиты из великолепного сукна, украшены золотыми и серебряными нитями, а одно — даже драгоценными камнями.
 — Голубой наряд — не для служанки, — твердо возразила саксонка.
 С сожалением отодвинув чудесную ткань, она притянула другую штуку.
 — Наверно, лучше коричневый.
 Максен перебросил голубую ткань ближе к девушке:
 — Я же сказал, именно этот.
 Пожалуй, спорить с ним не имело смысла.
 — И если останется — можете выкроить мне рубашку.
 Райна пожала плечами.
 — Хорошо, — и начала сматывать штуки, полагая, что хозяин вернется к чтению книг.
 — Погодите, — остановил он ее. — Потом их принесут в мою комнату.
 — Вашу комнату?
 — Да, там никто не будет мешать. Вы не согласны?
 «Слишком опасное место для шитья», — с тревогой подумала девушка.
 — Я могла бы шить у очага.
 Максен криво улыбнулся:
 — Пускай так, но ткань будет лежать в моем сундуке.
 — Отлично, — сказала она на ходу, — начну сегодня же после ужина.
 — Райна, мне не к спеху, начните со своего платья.
 Она-то как раз собиралась сделать наоборот, но если таково его желание…
 — Милорд, — послышался мужской голос. Оба повернулись к выходу и увидели встревоженного Гая.
 — Что такое?
 Гай держал в руке свернутый в трубку лист бумаги.
 — Ответ из Трионна.
 Райна знала, что в замке Трионн живут родители Максена.
 — Я ухожу, — сказала она, обойдя стол. Максен, погруженный в чтение послания, кивнул.
 Уходя, девушка слышала его слова: — Хорошо. Запасы уже собраны. Их привезут сюда в начале месяца.
 Она легко вникла в смысл сказанного — речь идет о провианте, который привезут из Трионна. Он позволит пережить зиму. В прошлом году отец Томаса сам едва сводил концы с концами, но нынче дела его, похоже, пошли на лад. Саксонка прибавила шагу, торопясь поделиться радостной вестью с Милдред, которую пугала голодом предстоящая зима.
 — Значит, непогода и холода им теперь не так страшны, — донесся голос Гая.
 Зашелестел сворачиваемый лист.
 — Да, если сэр Иеремия Бронтон и Дэрик Вестеринг тоже помогут.
 Райна замедлила шаг — значит, один Трионн их не прокормит?
 — Думаете, они пойдут на это? — спросил сэр Гай.
 — Конечно, ведь они мне обязаны жизнью.
 «Норманны, чьи жизни спас Максен в битве при Гастингсе, — догадалась она. — Господи, пусть же они тоже помогут!»
 Завернув за угол, девушка прислонилась к стене, прислушиваясь к разговору. Подслушивать нехорошо, конечно, но, может, без посторонних ушей у них развяжутся языки?
 — Саксы — обуза для нас, особенно если запасов провианта будет мало, — продолжал Торкво.
 Райна, затаив дыхание, ждала ответа Пендери.
 — Все станут обузой, но ко всем я буду относиться одинаково. Надо чаще ездить на охоту, тогда пищи хватит.
 Райна почувствовала, как у нее потяжелело на душе. Похоже, норманн отвоевал себе место в ее сердце. Он решил заботиться одинаково обо всех епоих вассалах.
 — Это трудно, — буркнул Гай.
 — Я не жду ничего иного.
 Девушка пошла скорым шагом вниз и, выйдя на холодный пронизывающий ветер, уже не замечала серого, затянутого тучами неба. Ей хотелось петь.
 Две недели спустя в замок привезли припасы. Пришла и весть о продвижении повстанцев Эдвина на запад. Никто ничего толком не знал, слухи ходили самые разноречивые, но ясно было одно — Харволфсон собрал немалое число сторонников. А это — новый мятеж. Легко было понять, почему у Эдвина так много сподвижников: саксы просто не надеялись пережить холодную и голодную зиму.
 Устав от всяких пересудов, Пендери решил сам разложить припасы по кладовым. Уйдя с обеда, который только что начался, рыцарь пришел к себе и, усевшись в кресло, сорвал сургуч с первого мешка. Бумага, попавшаяся ему на глаза, заставила его улыбнуться и вздохнуть с облегчением. Дэрик Витеринг не подвел и скоро пришлет провизию. А вот послание Иеремии Бронтона стерло с лица улыбку. Рыцарь приносил свои извинения, сообщая, что не в силах по-ючь из-за набега Эдвина.
 Отложив в сторону бумаги, Максен закрыл лицо эуками. Он знал, как избавиться от Харволфсона, знал, что именно к нему обратится король Вильгельм. К счастью, у него впереди вся зима. Ведь лишь весной суверен призовет его. И тогда земля обагрится кровью…
 Рыцарь резко поднялся. Нет, сейчас ни к чему думать об этом. Надо вернуться к трапезе и заполучить женщину, о которой думал дни и ночи напролет. К сожалению, все эти дни он был слишком занят, чтобы обхаживать ее, но впереди — целая зима.




 Глава 18


 — Волк! — презрительно фыркнула Элан Пендери, и ветер, дующий в лицо, унес ее слова.
 Подумать только, сколько разговоров о саксе, получившем такое кровожадное прозвище! Пусть другие боятся его, но только не она. Если она встретит его, то попытается задавить лошадью! Девушка хихикнула, представив себе эту картину.
 Да, его следует убить за то, что ей пришлось пережить по его вине. Два года назад норманны переплыли пролив, чтобы заявить свои права на престол. Элан, вынужденная оставаться в стенах родового замка, не очень расстраивалась по этому поводу — ей ведь всего четырнадцать лет, к тому же рядом Кристоф. Но сейчас брат перебрался в Этчевери, и с ним ушло веселье. Теперь девушке самой приходилось искать развлечения, а тут вот решение отца… Воспоминание о нем словно бы сдуло улыбку с ее лица.
 Еще полгода назад Элан не задумывалась о своем будущем. Она видела его безоблачным, а вот теперь горизонт затянуло тучами. Нынешним утром она глотала слезы вместе с хлебом и сыром, когда отец объявил, что нашел ей подходящего жениха: сэра Артура, 40-летнего рыцаря, похоронившего трех жен, отца троих детей и хозяина поместья, равного Трионну. Но не только это опечалило Элан. Тревожилась она и о том, что обнаружится после первой брачной ночи. Конечно, она согрешила, но это уже не исправишь. Но пока не стоит расстраиваться, времени у нее много.
 Он увидел ее раньше, чем она заметила его. Кто эта красивая девушка, одетая в роскошное платье и богатый плащ? Что привело благородную леди в лес в такой час?
 Эдвин не мог сдержать улыбку. Белая накидка время от времени приподнималась, обнажая великолепные пепельные волосы. Когда всадница подъехала ближе, он убедился, что она не так хрупка, как показалось сперва. Сакс еще не разглядел, какого цвета ее глаза, но увидел, что они полны блеска и жизни. Полные розовые губки расплылись в улыбке, и девушка звонко рассмеялась. Отъехав в спасительную тень деревьев, она остановилась, вглядываясь в поднимавшийся вдали замок.
 — И опять, дорогая, ты обвела их вокруг пальца, — произнесла красавица на хорошем англосаксонском наречии. Она поморщилась, что нисколько не портило ее.
 — И никто не заметил, — достаточно громко, чтобы мог расслышать Эдвин, добавила всадница.
 «Какое удивительное создание, она мне пригодится», — решил сакс.
 Глядя через плечо, он сделал знак своим спутникам, которые прятались за деревьями, прикажизывая им оставаться на месте. Он никому не позволит помешать его охоте.
 Сотоварищи его дружно нырнули в кусты. Когда леди, почмокивая, заставила лошадь тронуться с места, Эдвин устремился за ней. Идя стороной, он обогнал девушку и вышел из-за кустов, надеясь, что так вызовет меньше подозрений.
 — Пестра! Пестра! — сакс оглядывался, делая вид, что зовет лошадь.
 Широко открыв удивленные глаза, всадница натянула поводья. Эдвин тоже изобразил на лице удивление.
 — Кто вы? — громко спросила она.
 Да ей не больше шестнадцати! Издали всадница выглядела старше.
 — Похоже, я потерял лошадь, или, скорее, она потеряла меня.
 Всадница явно была недовольна таким ответом, настойчиво спрашивая:
 — Кто вы и зачем пришли во владения моего отца?
 «Владения моего отца…» Эдвин вздохнул и шагнул в сторону:
 — Земли вашего отца?
 — Да, барона Пендери.
 Так. Перед ним сестра Максена. Да, о такой удаче можно лишь мечтать. Но как заставить ее сойти с коня, не прибегая к силе?
 — Я Бейкас, — назвал он себя, присвоив имя погибшего при Гастингсе брата, — а пришел я сюда, чтобы укрыться в замке вашего отца.
 — Это правда?
 — Да.
 — Гм, — всадница оглядывала его с головы до ног, — из какой ты деревни?
 — У меня нет пристанища. Ищу его, как сотни других, — задумчиво проговорил он.
 Эдвин, не спеша, подошел ближе, опасаясь, что при резком движении норманнка поскачет прочь.
 — Скажите мне ваше имя, дочь барона.
 Та после недолгого колебания, едва улыбнувшись, ответила:
 — Я леди Элан.
 — Я мог бы догадаться — ведь о вашей красоте слагают легенды.
 Девушка выпрямилась в седле, явно польщенная его словами:
 — Да?
 Эдвин подошел ближе. Достаточно одного его броска — и всадница вылетит из седла.
 — Ох, леди Элан, вы ослепляете меня своей красотой!
 Она жадно ловила каждое его слово. Девушка провела кончиком розового язычка по пухлым губкам и улыбнулась, показав ровные белые зубы. В ее поведении было нечто странное, загадочное, словно она чего-то хотела от него.
 — И что вам сулит такая лесть, добрый человек? Ищите спасение от зимы или просто вам хочется задрать на мне юбки?
 Сакс онемел от удивления, а всадница, наклонившись, продолжала:
 — Или вы ищите что-нибудь иное, Бейкас?
 Эдвин понял, что за тщеславием и необычным для благородной девицы поведением кроется далеко не девичий ум. Неужели она догадалась, кто перед ней? Вряд ли. Она бы не пустилась в такие смелые разговоры. Конечно, девушка насторожилась, но знать его настоящее имя не могла. Может, это хитроумно поставленная ловушка? Такое, впрочем, мало вероятно — его сподвижники добрались до Трионна, двигаясь с предельной осторожностью. Их никто не видел, не мог предупредить о близкой опасности.
 — А как вы думаете, что я ищу?
 — Я уверена, что ваше имя не Бейкас, и не убежище вы ищите в Трионне. А Пестра — так, кажется, зовут вашу лошадь — привязана где-нибудь неподалеку.
 Если это ловушка, то норманнка плохо играла роль, высказывая свои подозрения. Эдвин решил стоять на своем и удивленно поднял брови:
 — Да, а кем же я могу быть и что могу делать в этих лесах?
 И тут девушка протянула ему руку, прося помочь ей сойти с лошади.
 Если это ловушка, то сейчас из-за кустов выскочат вооруженные рыцари. Он насторожился, превратясь в слух и зрение. Держа руку под плащом, который прикрывал меч, сакс подошел еще ближе. Он взял девушку под мышки и легко поставил на землю. Тихо. Ни топота сапог, ни лязга оружия. Нет никакой засады, а в руках у него — девушка с куриными мозгами.
 Когда он опустил ее, Элан не отступила в сторону, как сделала бы любая знатная дама, а стояла, подняв голову, и улыбалась.
 — Я думаю… — начала она, словно собираясь с мыслями, хотя уже давно обо всем подумала.
 Эдвин ощутил тепло, исходившее от ее тела, и сердце сладко заныло. Голубые глаза, окаймленные ресницами, призывно смотрели на него, милый прямой носик морщился, а пухлые губы дрожали. Элан, нет слов, была очень красива.
 Подняв руку, девушка коснулась его губ и неожиданно объявила:
 — Вы, конечно, один из тех саксов, которые не подчиняются норманнам.
 «Проницательна, но беспечна и не заботится о своей безопасности. В этом ее ошибка», — подумал Эдвин.
 — Если вы так считаете, то почему не боитесь стоять передо мной?
 Элан подошла еще ближе, и Эдвин ощутил внутреннее напряжение. В голосе ее послышалась хрипотца:
 — Потому, Бейкас, не признавший никого своим хозяином, что мне нравится то, что перед моими глазами.
 Сакс отступил — Господи, девчонка соблазняет его, причем это ей удается. Интересно, солгала ли она, называя себя Элан Пендери? Ни одна дама благородного происхождения не позволит себе такой развязности и таких откровенных слов. Рай-на никогда не вела себя подобным образом, а ведь она считалась леди только по воле Томаса. Одни деревенские шлюхи способны на такие вольности. Сам Харволфсон задрал немало юбок у распутниц.
 — Я вижу, что поставила вас в тупик, — проговорила женщина-ребенок, и в голосе ее звучало отчаяние, которого не было, однако, на лице.
 Сакс насмешливо смотрел на нее:
 — Меня удивляют поведение и слова благородной леди.
 — Есть время быть леди, и есть время быть женщиной, — отпарировала она, — и сейчас я предпочитаю быть женщиной.
 Харволфсон терялся в догадках, и это мешало ему откликнуться на зов плоти. Все было похоже на сон, который должен вот-вот оборваться. Лишь во сне принцессы могут появляться в лесу.
 — Сколько же можно тебя заманивать, сакс? — не выдержала она, расстегивая брошь и сбрасывая плащ.
 Тот упал к ногам, явив взору богато украшенное платье и изящную фигурку.
 «Черт, — выругался про себя Эдвин, — эта женщина-девочка заставляет меня чувствовать себя неопытным юношей».
 Стараясь не упасть лицом в грязь, он прижал ее к себе так крепко, что почувствовал упругую грудь, и впился в ее губы. Они пахли медом. Леди или шлюха, Элан Пендери или обманщица, она пока принадлежит ему, и он волен делать с ней все, что заблагорассудится.
 Он целовал, ласкал ее. Она отвечала страстными поцелуями и ласками, которые побуждали самые дикие желания. Забыв обо всем, он прислонил девушку к дереву, поднял юбки и грубо овладел ею. Не так надо было обходиться с девственницей, но он сразу же понял, что не встретит противодействия. Должно быть, так простолюдин ведет себя с распутницей. Элан оказалась не настолько опытной, как пыталась показать, но Эдвин забыл уже обо всем.
 Норманнка приникла к нему, вздыхая и издавая сладострастные стоны. Запрокинув голову, вскрикнула, содрогаясь. Он отозвался на ее призыв.
 — Ах, Бейкас, — вздохнула девушка, заключая его в объятия, — я знала, что ты не разочаруешь меня.
 «Лгунья!» — хотел бросит ей в лицо Харволфсон, но ему было слишком приятно, чтобы о чем-то говорить.
 — Я доставила тебе удовольствие?
 Сакс медлил с ответом и, оттолкнувшись от дерева, заглянул в ее выжидающие глаза:
 — А вы как думаете?
 Она улыбнулась:
 — Думаю, ты бы вновь овладел мною, если бы остались силы.
 «Что эта чертовка задумала?» — растерялся мужчина.
 — А вы уверены, что я не смогу?
 Девушка пожала плечами:
 — Возможно, но мне еще не встречался человек, который бы смог.
 Он мог бы вторично овладеть ею, но внезапно почувствовал, что желание пропало. Она удовлетворила его страсть, но продолжать участвовать в ее неприятной игре он не хотел.
 — Я больше не могу, — глухо пробормотал сакс.
 Отойдя, Харволфсон натянул штаны. Элан приводила себя в порядок. Она опускала юбки нарочито медленно, будто ожидая, что он передумает, однако когда мужчина повернулся к ней, подавила вздох и отошла от дерева.
 — Ну, все?
 — Как получилось, что вы оказались в лесу одна? — перевел он разговор на другое. — Не думаю, что ваш отец позволил вам это.
 — Конечно, нет, — по-детски простодушно ответила она.
 — Тогда кто?
 Сияя от радости, Элан пояснила:
 — Стражники у ворот. Мы отлично ладим друг с другом.
 «Ладим. Ага, значит, они любовники».
 — Я не сомневаюсь, — в голосе Эдвина зазвучали саркастические ноты.
 Девушка шутливо погрозила ему пальцем:
 — Э нет, Бейкас, ты неправильно меня понял.
 — Да?
 Норманнка не спешила с ответом, опуская вуаль.
 — Я люблю свободу, а они — вино. Каждый получил свое.
 «Норманнская жадность», — подумал о стражниках Эдвин, а вслух произнес:
 — Их следует проучить кнутом и заковать в кандалы за такую сделку. Ни один сакс на подобное не пойдет.
 Элан рассмеялась:
 — Но он сакс, — она напомнила ему, что Пендери поселились на английской земле давным-давно, еще до прихода короля Вильгельма, и их знакомство с саксами продолжается вот уже двадцать с лишним лет.
 — Сакс превратился в норманна, — угрюмо буркнул Харволфсон.
 — Не все ли равно, если только… — Девушка уверенно подошла к нему, доверчиво улыбнулась. — Могло ли так случится, Бейкас, что ты влюбился в меня?
 «Загадочная женщина», — думал Эдвин. Восхищение ею смешалось с чувством неприязни. Может, она изменится, родив ребенка и став женщиной в полном смысле слова, но сейчас прекрасная обольстительница будет для него обузой. «Забудь, что перед тобой Элан Пендери, забудь, что она способна стать могущественным орудием против Трионна, — убеждал себя Харволфсон. — Будь доволен, что овладел ею. А если уж понадобится больше, то к утру Трионн может стать твоим, и девушка тоже. А пока не стоит брать ее: ведь хватившись дочери, Пендери пошлет погоню».
 — А сейчас вы вернетесь в Трионн? — провожая Элан к лошади, спросил сакс.
 — Наверно, если вы не захотите, чтобы я помогла вам искать вашу лошадь.
 Выражение ее лица совмещало ребячью забиячливость и взрослую мудрость. Конечно, Элан догадалась, что нет никакой лошади, что он лжет так же, как и она, но у нее не было даже намека на страх.
 — Нет, — возразил Харволфсон. — Вряд ли лошадь далеко убежала.
 Девушка задумчиво водила рукой по крупу коня. Потом взглянула в глаза Эдвину:
 — Как хочешь, — и протянула ему руку, — помоги мне сесть в седло.
 Он охотно сделал это.
 — Прощайте, — сакс шагнул в сторону, уступая ей тропинку.
 Элан, кивнув, поехала прочь, но тут же остановилась и оглянулась.
 — Я знаю, что ты Эдвин Харволфсон, — ехидно улыбнулась она онемевшему от удивления саксу. — Я это поняла при первом взгляде.
 Если так, то зачем она сошла с лошади, разговаривала с ним и отдалась ему?
 — Для чего вы это сделали? — хрипло спросил он, готовый в любой миг кинуться на всадницу и выбить ее из седла.
 — Прощай, Эдвин, — печально сказала девушка, ударила пятками в бока коня и поскакала прочь.
 Да ведь теперь его план захвата Трионна провалился. Надо ее догнать. Харволфсон со всех ног кинулся за всадницей. Ему пришлось бежать через грязное болотце, перескочить через ручей, пробираться сквозь кустарник и огибать толстые стволы деревьев. Казалось порой, что он настигает ее, но в конце концов, задыхаясь, он остановился. Стоя на опушке леса, сакс увидел всадницу на цветущем лугу. Она мелькнула вдалеке, на фоне видневшегося замка и исчезла.
 Он вслух проклинал себя за слабость, за похоть, а больше всего за глупость — позволил ей сбежать. Элан Пендери или другая девушка, несомненно, жила в замке и теперь расскажет об их встрече. А это означает, что не осуществится его заветное желание захватить Трионн, превратить его в оплот повстанцев.
 — Проклятые Пендери! — крикнул он в сердцах, стукнул кулаком по стволу дерева, разбив в кровь костяшки пальцев. Не чувствуя боли, он опять замахнулся кулаком, но сдержался, на полпути остановил руку.
 Ему на память пришла Дора. Колдунья подскажет, что делать дальше: ведь эта ведьма все знает. Предсказала же она, что Райна предаст его и разделит ложе с другим.




 Глава 19


 Привезли съестные припасы из Трионна — и веселей стало в Этчевери. Эль и вино лились рекой, а вот яства не поражали своим обилием — может, чуть-чуть стал богаче стол, чем раньше.
 Не глядя на Максена, сверлившего ее взглядом, Райна двигалась вдоль стола, наполняя кубки и чаши, но вскоре кузшин опустел, и девушка пошла к бочке с элем, стоявшей у стены, но та тоже оказалась пуста.
 «Где виночерпий? Храпит, отведав доброго напитка? Ведь просила его прикатить новую бочку. Стало быть, мне придется заниматься доставкой эля».
 Девушка выбежала из зала и спустилась в подвал. Там она увидела Олдвина на его обычном месте — на стуле в углу.
 — Олдвин, — простонала саксонка. — Что мне делать?
 Он не ответил, да и не мог ответить, поскольку мерно посапывал и не собирался просыпаться.
 Стараясь побыстрее наполнить кувшин, Райна подошла к посудине с элем. Не успела она отодвинуть крышку, как раздавшийся звук заставил ее замереть. Неподалеку в темнице томились Этель и четыре сакса. Ей хотелось подойти поближе, но как-то было страшено. Она стояла и прислушивалась к странным звукам. Потом занялась делом. На сей раз крышка поддалась ее усилиям, и она, довольная собой, погрузила кувшин в пиво. И тут услышала Райна звук, сопровождаемый женским гортанным смехом. Сета!
 Позабыв об осторожности и сгорая от любопытства, девушка поставила кувшин на соседнюю бочку и пошла к входу в темницу. Тихонько выглянув из-за двери, она осмотрела тускло освещенный коридор, где плясали тени. Звучал смех, пе-ремеживаясь со стоном, словно кто-то мучился от боли. Но это не боль. Райна слышала подобные звуки в родительском доме, и когда Томас приглашал Сету в постель, и когда рыцари приводили к себе служанок, и когда Максен опрокинул ее на стол…
 Лучше не думать о Максене. Она хотела шагнуть вперед, но в раздумье остановилась. То ли вернуться в зал, то ли воспользоваться случаем, который может больше никогда не представиться. Но стоит ли испытывать судьбу? Между ней и Максеном стояло многое — ложь и обман, обвинения и непонимание, спасение саксов.
 Но она не вняла голосу разума и, выйдя в коридор, смотрела, как мечутся две тени. Опять на память пришел Максен и то блаженство, которым он ее одарил.
 Подойдя к небольшой нише, где обычно на посту стоял рыцарь, Райна заглянула внутрь. Рыцарь сидел на скамье, а Сета — она не ошиблась! — с запрокинутой головой и рассыпанными по плечам темными прядями устроилась у него на коленях.
 Стараясь ступать как можно тише, Райна проскользнула мимо ниши к камерам, находящимся за поворотом. Это темное сырое место было ей давно знакомо. Дрожь прокатилась по телу при воспоминании о бесконечных днях и ночах, проведенных здесь, о приходах мстительного сэра Анселя, потом Максена Пендери… Наверно, таким и должен быть ад… Этелю и его товарищам не позавидуешь!
 Эта мысль заставила девушку встрепенуться, и она, взяв факел, пошла дальше. Дойдя до открытой темницы, где впервые встретилась с Максеном, Райна замедлила шаг, но не остановилась. Все было тихо.
 «Может Этель и его друзья спят, — подумала Райна, — а может, их вовсе нет в темнице. Да, они, должно быть, спят — ночь на дворе, — хотя здесь не сразу разберешь — луна светит или солнце».
 — Кто там? — неожиданно раздался громкий голос Этеля.
 — Это я, — прошептала девушка. — Райна.
 — Райна, — повторил другой голос.
 — Шлюха, — добавил третий.
 — Я тут, — буркнул Этель и просунул пальцы сквозь решетку.
 Он был в крайней каморке, где и она провела много дней. Саксонка осветила факелом бородатое лицо.
 — У тебя есть ключ?
 Девушка покачала головой:
 — Нет, я….
 — Тогда зачем ты пришла?
 — Должна была.
 — Он послал тебя?
 — Нет, я сама, он не знает.
 — Явилась засвидетельствовать свое почтение, пока этот ублюдок не вздернул нас на виселице, — бросил кто-то из узников.
 Ей бы возразить! Да что она скажет, если не знает намерений Пендери.
 — Он уже приходил к вам?
 — Приходил, — недовольно подтвердил Этель, — пришел, развлекал сказками о пище, домах и земле для тех, кто подчинится ему и признает своим хозяином.
 Она ужаснулась при мысли, что они отвергли предложение рыцаря.
 — Неужели вы пойдете на смерть, не узнав, правду он говорит или нет?
 — Норманн говорит правду?! — хихикнул сакс в соседней камере. — Ты за него, потому что спишь с ним.
 — Он не делит со мной ложе! — воскликнула Райна и подумала, что слова ее прозвучали слишком громко.
 — Служанка Сета говорит совсем другое, — вмешался в разговор третий.
 — А ну-ка попридержите языки! — крикнул на них Этель.
 Она и не сомневалась, что Сета приходила сюда и поливала ее грязью.
 — Сета лжет, — твердо сказала она.
 — Да? — буркнул Этель. — Неправда и то, что ты предупредила норманнов, когда пришел Эдвин?
 — Это Сета предупредила, а не я.
 — И мы должны верить тебе, которая привела в наш лагерь Максена Пендери? — рявкнул Этель. — Ты считаешь нас дураками?
 — Он шел за мной, — Райна почувствовала, что сердце зачастило, — но я не знала про это.
 — Потом, сама не ведая ни о чем, пошла с Максеном, когда он убил троих наших.
 Райна поняла, что оправдываться бесполезно.
 — Я не стану напрасно тратить слова, — глядя в глаза Этелю, проговорила она.
 Как хорошо, если бы в них по-прежнему светилась доброта, как это было до прихода норманнов!
 — Я только прошу вас не жертвовать жизнью ради давно проигранного дела.
 — Ты слаба, Райна Этчевери. Водись с норманнами, если хочешь, а мы верны Эдвину и никому другому.
 Все одобрительно зашумели, и это одобрение прозвучало, как гром захлопнувшейся перед ней двери. Однако несчастная решилась все-таки на последнюю просьбу:
 — Этель…
 Послышался гневный голос Максена и испуганные возгласы Сеты и стражника.
 — Он пришел, — выдохнула саксонка.
 — Иди к нему, — бросил Этель.
 — Да, и скажи своему любовнику, что мы на его уговоры не поддадимся.
 Она — между двух огней! Тут — недоверие соплеменников, а там — гнев Максена. Она пошла к выходу, держа факел в руке. Надо от него избавиться. Райна закрепила пламенник на стене и, крадучись, двинулась дальше, к нише стражника.
 — Просто развлекаемся, милорд, — послышался голос Сеты, — что в том плохого?
 — Что плохого? — взревел Максен. — А сторожевая служба?
 — Я исправно ее несу, милорд. Никто не проходил.
 «Ну поверь ему!» — мысленно умоляла Райна.
 — Никто? — язвительно повторил Максен. — Даже Райна?
 — О нет! — торопливо заверил его рыцарь. — Я бы ее заметил.
 Пендери помолчал, и это молчание лучше слов говорило о недоверии.
 — Уж не ревнует ли милорд? — раздался голос Сеты, похожий на мурлыканье кошки. — Я предупреждала вас.
 — Предупреждала меня?
 — Да, если не вы, так другой. Ваша вина, что я оказалась в чужих объятиях.
 — Если бы я хотел видеть тебя в своей постели, — гневно возразил Максен, — ты бы была в ней. Но ты мне безразлична. Спи с кем угодно, но не отрывай людей от дела. Давай одевайся и уходи отсюда.
 Райна затаила дыхание — значит, Максен не солгал, отрицая свою связь с Сетой. А та все выдумала…
 — Не ревнуйте, милорд, и все будет хорошо, — опять замурлыкала женщина, — здесь, сейчас, если вы хотите…
 — Мне надоело повторять! Уходи!
 Слышался шорох собираемой одежды. Уходя, черноволосая красотка заметила:
 — Когда вы устанете от Райны, а это непременно произойдет, позовите меня.
 Он не ответил, и девушка услышала звук шагов уходившей Сеты.
 — Куда вы идете, милорд? — спросил стражник.
 — В темницу. И предупреждаю, что будешь наказан, если я встречу там кого-нибудь постороннего.
 Райна смотрела по сторонам, лихорадочно ища укрытия. Ближайшим укромным местом была пустая каморка, в которую ее сначала поместил Максен, и она бросилась туда.
 Сердце билось так сильно, что это вызывало боль. Райна забилась в самый темный угол, прижалась к стене и, скользнув спиной, села на пол, обхватив колени руками. Освещая себе путь факелом, по коридору шел Максен. Он не заметил девушку: для этого нужно было войти в каморку. Он долго стоял у входа, вспоминая Райну со связанными за спиной руками и ее слова о том, что она убила Томаса. Вновь и вновь оживал в Пендери тогдашний гнев, вызванный упрямством узницы.
 — Райна, выходите, — неожиданно раздался его голос.
 Он ее заметил? Нет, просто знал, что она в темнице. Бесполезно прятаться. Он все равно вытащит ее из укрытия. Лучше уж с достоинством сдаться, чем испытывать унижение. Встав, она вздохнула и вышла на свет.
 Приблизившись, она взглянула в угрюмое лицо Пендери, не сулящее ей ничего хорошего, но все-таки не струхнула.
 — Я знаю, о чем вы думаете, — начала она, остановившись в каких-нибудь трех шагах от него.
 — О чем я думаю, Райна? — далеко не дружелюбно проговорил норманн.
 — Что я снова обманула вас, и хотя вы, конечно, мне не поверите, я скажу вам, что это неправда.
 Лицо рыцаря оставалось каменно невозмутимым.
 — Зачем вы пришли сюда?
 — Поговорить с Этелем.
 — А я ведь запретил вам это делать.
 — Да.
 Максен окинул ее взглядом с головы до ног.
 — Вы говорили с ним?
 Девушка кивнула.
 — Ну и как?
 То, что Пендери заинтересовался их разговором, удивило Райну.
 — Говорят то же, что и вам. Он и его товарищи твердо стоят на своем, готовые идти за Эдвином.
 — Жаль.
 Это слово могло означать лишь одно — конец пленников уже близок. Максену они не могли принести никакой пользы, сидя в темнице.
 — Что вы будете делать? — тревожно спросила она, прекрасно зная ответ и все же желая услышать его.
 — А что вы хотите, чтобы я сделал?
 Райна никак не ожидала такого поворота в разговоре.
 — Чего я хочу? Разве вам интересны мои мысли? — тихо проговорила саксонка, недоумевая, зачем рыцарь дразнит ее.
 — Разве?
 — Я ничего не понимаю, зачем вы задаете мне такие вопросы?
 Максен пристально рассматривал потолок, стены, пол и, оглядев все, перевел взгляд на девушку:
 — Я и сам не знаю, — признался он.
 Хорошо это или плохо — лучше не думать, находясь в таком мрачном месте, где все напоминает о смерти, мучениях, пытках и тлении: пусть ее накажут, но не здесь.
 — Я готова вернуться в зал.
 — А я — нет, — спокойно возразил Максен.
 Взяв за руку, он вывел ее в каморку. Свет факела осветил то, что прежде было поглощено темнотой: стул посередине и две тяжелые цепи, прикованные к дальней стене. Таща за собой саксонку, рыцарь подошел к стене, воткнул в железное гнез-цо факел и вернулся к входу.
 «Что он задумал?» — заволновалась Райна.
 — Ради бога, Максен, — умоляла она, пытаясь зырваться. — Давайте уйдем отсюда.
 Норманн развернул ее лицом к себе:
 — Сядьте.
 — Что?
 — Сядьте.
 Оглянувшись, она увидела стул.
 — О нет, Максен, я не хочу.
 — Доверьтесь мне.
 «Довериться ему? О каком доверии он говорит, если наступил этот ужасный час? Но почему норманн выбрал такой способ?»
 — Это не то, о чем вы думаете, Райна.
 Саксонка заглянула в его глаза, но ничего не смогла в них прочесть. Сомневаясь в правдивости его слов, но не видя иного выхода, она неохотно опустилась на стул.
 — А теперь закройте глаза, — попросил он.
 — Зачем?
 — Доверьтесь мне, — повторил норманн.
 Ничего не поделаешь. Выбора нет. Она закрыла глаза, но тут же открыла их, потому что сразу же нахлынули воспоминания.
 — Мне не нравится это место, — в голосе девушки слышалось отчаяние. — Накажите меня как вам будет угодно, но только не здесь.
 — Так как вас не за что наказывать, то я не собираюсь этого делать, — проговорил он, едва скрывая раздражение.
 Теперь девушка окончательно запуталась.
 — Я ведь сделала то, что вы мне запретили, — напомнила она.
 — Понимаю, — тихо произнес Пендери, наклоняясь к ней. — А теперь закройте глаза.
 Он понимает ее. Этого она уж никак не ожидала от норманна. Между ними всегда была стена непонимания, гнев, недоверие.
 — Райна! Ни о чем не думайте, положитесь на свои ощущения, — тихо прошептал он ей на ухо.
 Он коснулся ее рук и осторожно завел их за спину. На этот раз веревки не было. Пендери крепко держал ее запястья одной рукой. Девушка вздрогнула.
 — Максен…
 Рыцарь приблизил свои губы к ее губам.
 — Я собираюсь стереть эти наши общие воспоминания.
 Значит, он сожалеет о том, что произошло здесь, и чувствует зло, исходящее от этих стен. Открыв глаза, девушка увидела, что рыцарь стал на колено, и теперь их глаза были на одном уровне. Сердце гулко забилось в груди, ноги ослабели: «Как?»
 Максен осторожно убрал прядь волос с лица, и этот жест заставил ее задрожать.
 — Заменить их другими воспоминаниями. Вы хотите этого, Райна?
 Она поняла, что в словах норманна кроется и другой смысл. Он просит ее сдаться, чтобы они оба получили то, чего давно хотели, и в чем ему отказывает она.
 — Здесь? — задыхаясь, прошептала она. Он загадочно улыбнулся:
 — Это начнется здесь, а закончится в моей постели, если вы согласитесь. Согласитесь?
 У нее уже почти не осталось сил, чтобы сопротивляться.
 — Нет, я не могу, — так тихо прошептала саксонка, что ее слова показались шелестом ветра.
 — Не сможете?
 Заглянув в глаза человека, которому уже готова была отдать всю себя без остатка, Райна, наконец, осознала глубину своих чувств к нему. Не раз она ощущала его вблизи сердца, а вот теперь он поселился в нем. Ничего подобного она прежде не испытывала. Райна знала, что это любовь, причем не любовь ребенка к родителям, сестры к брату и друга к другу, а любовь мужчины и женщины. Она любила Максена Пендери.
 «Но он никогда не будет испытывать к тебе таких чувств, — зашептал чей-то въедливый голос, — никогда». Отбросив эти мысли, девушка сдалась.
 — Люби меня, Максен, — она подалась вперед. — Люби меня.
 Норманн оторопел, но тут же прильнул к ее губам. Все еще держа запястья девушки, он наклонил ее назад. Она обмякла, отдавшись во власть его прикосновений. Мужчина ласкал ее бедра, живот, грудь, вызывая сладостную истому и дрожь.
 — О да, — выдохнула Райна. — Да.
 Вдохновленный таким поощрением, Пендери углубил поцелуй, а большим и указательным пальцами коснулся соска, без труда нащупав его под тонкой тканью. Тот немедленно отозвался на ласку.
 Райна застонала, испытав удивительное ощущение и страстное желание сбросить одежду, чтобы кожей касаться его кожи. Боже, как ей хотелось ласкать его так же, как он ласкал ее. Она напряглась, пытаясь освободить руки, и когда рыцарь не позволил ей сделать это, Райна слегка отстранилась и заглянула ему в глаза:
 — Максен, освободи меня. Я хочу узнать тебя, как ты узнал меня.
 Он вгляделся в зеленую бездну ее глаз, увидел в них страсть и покорно разжал пальцы. Она тут же обняла его.
 — Дотронься до меня, — проговорил норманн, наклонившись к ее уху, и осторожна провел языком по мочке, затем по ушной раковине, вызвав массу неожиданных ощущений.
 Не ожидая от себя такой смелости, Райна запустила одну руку в его волосы, а другой провела по груди, опустила на живот, перешла на бедро и, подняв рубашку, коснулась твердых мускулов живота.
 Максен застонал.
 — Вот так давно надо было, — прохрипел он. Взяв ее руку, мужчина перенес ее на низ живота, где восстала его плоть.
 Девушка встрепенулась, на миг возвратившись в трезвый мир, но затем вновь погрузилась в сладостный мир грез. Ей многому надо научиться, так пусть же Максен станет ее учителем, поэтому она сжала пальцы и через ткань ощутила его напряжение.
 Рыцарь издал странный горловой звук, затем, подняв ее со стула, произнес:
 — Держитесь, за меня.
 Райна обхватила его за шею и крепко прижалась к нему. Норманн вынес ее из темницы. Она знала, куда он несет ее. Он же обещал: начатое продолжится в постели.
 Подойдя к нише стражника, Пендери прижал лицо девушки к груди, боясь, что, взглянув на изумленное лицо рыцаря, она тут же очнется и откажет ему. Да, завтра лорд Этчевери разберется и с ним, и с пьяным виночерпием, но сейчас времени нет, они могут подождать. Он — нет.
 Выйдя из подвала и поднявшись в зал, где сидели его люди, Максен все еще прижимал лицо девушки к груди. Но он не мог оградить ее уши от перешептывания и плоских шуток, что могут позволить себе в присутствии хозяина лишь изрядно выпившие рыцари.
 Пендери ощутил, как Райна замерла от стыда, но не подняла головы и не взглянула ни на кого, не вырвалась из его рук. Она только крепче прижалась к нему.
 Лорд Этчевери уже был готов распорядиться о том, что пора спать, но вовремя одумался — гвалт пирующих заглушит звуки, которые они будут издавать в постели.
 Все было хорошо, да вот Кристоф, сидевший у очага, поднялся и ждал, когда брат его заметит. Его глаза горели презрением. Юноша понимал, что не может воспрепятствовать тому, что сейчас произойдет, но пусть Максен знает, какие чувства испытывает его брат.
 «Черт возьми!» — мысленно выругался рыцарь. Какое ему дело до того, что думает о нем брат? К чему этот вопрос, собирается ли он принять жертву Райны, если та сдается? Почему он должен отказываться? Когда-нибудь Кристоф поймет это. Это произойдет тогда, когда кровь его закипит, когда все его тело напряжется от одного взгляда на нее, когда ничего не сможет остудить его, когда он поймет, что желание возникает в сердце, а не внизу живота.
 Максен признавался себе, что Райна нужна ему не только для плотских радостей, но и для утоления чувств, каким-то непостижимым образом связанных с желанием. Вначале он думал, что одной ночи с ней достаточно, чтобы избавиться от наваждения, но теперь ему стало ясно, что этого не произойдет. Он во всем разберется когда-нибудь — только не теперь.
 Зал был хорошо освещен, а вот в его комнате царил полумрак. За ширмой не горело ни одного факела, и только отблеск пламени проникал из зала. Максен решил, что света хватит: ведь впереди еще дни и ночи, которые позволят ему узнать каждую линию, каждый изгиб ее восхитительного тела. Он остановил себя — ведь это означает, что в будущем девушка останется с ним. Об этом думать пока нельзя.
 Поставив Райну возле постели, норманн подождал, пока она поднимет голову и взглянет на него. Она посмотрела, но в ее глазах появилась нерешительность, которой не было еще несколько минут назад.
 Меньше всего на свете он хотел услышать очередной отказ, но что-то заставило его спросить:
 — Ты все еще желаешь меня?
 Девушка, помедлив, кивнула.
 — Я хочу, чтобы все было хорошо. Ты позволишь мне?
 Она не поняла, что он имел в виду, но снова кивнула.
 Рыцарь ловко развязал пояс ее платья, и тот упал на ковер. Райна затрепетала в ожидании, он, повернув ее спиной, обнажил одно плечо и, отведя волосы, прикоснулся губами к нежному телу. Она вздрогнула, подавив стон.
 Максен обрадовался — она не обманула его ожиданий, оказавшись чувственной. Он опустил ткань еще ниже, обнажив руку и грудь, так зовущую к поцелую.
 Но не надо спешить. Учащенно задышав, Райна положила голову ему на плечо, издав слабый стон. Пендери сжал пальцы, пробуя упругость груди, коснулся золотисто-коричневого соска. Девушка крепче прижалась к нему, отдаваясь во власть его рук. Максен уже испытывал боль от напряжения, едва сдерживаясь. Нет, его время пока не настало. Проще всего подтолкнуть ее к постели, поднять юбки и овладеть. Он так не мог. Когда он убрал руку, она заетонала и хотела повернуться, но Пендери сжал ее плечи и остановил.
 — Терпение. Не торопись, всему свое время.
 Она вздрогнула, кивнула. Похоже, она потеряла голос, но Максен поклялся, что вернет его, когда саксонка закричит от наслаждения. Пендери снял платье с другого плеча, и оно мягко упало к ногам.
 Наклонясь, чтобы опустить рубашку, норманн, взявшись за ее ногу, любовался необыкновенными ягодицами. Девушка покорно подняла одну, потом другую ногу. Рыцарь выпрямился.
 — Повернись ко мне, Райна, — попросил он.
 Она повернулась, и он сжал кулаки, увидя великолепную грудь, светлый треугольник волос внизу живота.
 — Ты прекрасна, — хриплым голосом проговорил Максен. Он приподнял ее за подбородок, впился в губы и, почувствовав, что она начала отвечать, отстранился.
 — Тебе нечего бояться, Райна. Я не причиню боли.
 Пристально на него глядя, она кивнула.
 Норманн был озадачен: ее молчание и спокойствие — это знак отстраненности. Почему она ничего не говорит? Он стянул рубашку через голову и потянулся к поясу штанов.
 — Нет, — заговорила девушка. — Я сама это сделаю.
 Рыцаря удивила не столько смелость ее слов, сколько их неожиданность. Но когда саксонка отвела его руки, он не стал возражать. Райна неторопливо сняла с него штаны, касаясь едва покрытых волосами бедер, лодыжек. Но вот одежда упала на пол, она пустилась в путешествие вверх, которое оказалось сущей пыткой. Максен пытался думать о посторонних предметах, стараясь не глядеть на ее телесные прелести.
 — Я уже видела тебя, — прошептала она, — но сегодня ты не такой, как всегда.
 Конечно, не такой. Пендери не помнил, чтобы какая-нибудь женщина так возбуждала его. Правда, все это было давным-давно. Много недель миновало с того дня, как Райна заронила в него искру, которая вспыхнула пламенем.
 — Думаю, я готова, — проговорила она, поднимая голову.
 Сгорая от желания, Максен сжал ее руки и, опустив голову, впился в ее губы. Их дыхания слились в одно, их тела соприкасались, лаская друг друга, но игра требовала продолжения.
 Откинув голову, Пендери осторожно уложил саксонку на постель, встал на колено и коснулся губами соска.
 — Максен, — позвала она, когда мужчина медленно водил языком вокруг напрягшегося соска. — Максен…
 Подавшись вперед, Райна запустила одну руку в его волосы, а второй медленно провела по телу, дойдя до ягодиц, затем, еще больше возбуждаясь, вонзила в него ногти и поднялась ему навстречу.
 Едва сдерживаясь, чтобы не раздвинуть ей ноги и войти в нее, Пендери, борясь с собой, начал ласкать ее второй сосок.
 Она застонала и провела ногтями по его бедру, оставляя красные полосы. Неожиданно ее рука опустилась на его затвердевшую плоть, причем сделано это было весьма умело.
 Запрокинув голову, Пендери старался сдержаться, и это ему бы удалось, если бы девушка не добралась до самого чувствительного места. Этого ей не следовало делать.
 По-животному грубо мужчина развел ее ноги, успев взглянуть на влажное лоно, затем, положив руку на ее пальчики, державшие его, направил себя в нее и с первого раза пробил барьер…
 Он-то был уверен, что она не девственница, что у нее был, по крайней мере, один мужчина — Томас или… Эдвин. Но он ошибся.




 Глава 20


 Когда в нее вошел Максен, Райна ощутила лишь легкое неудобство, но никак не боль, о которой столько говорила мать. Однако она понимала, что предстоит испытать еще немало: ведь от полного проникновения его удерживала рука, все еще лежавшая на плоти.
 Зная, что стоит на пороге чего-то необыкновенного, она открыла глаза и уловила в лице Максе-на колебание.
 Очевидно, в нем боролись желание и попытка удержаться. Желание подталкивало, пульсируя в висках.
 Почему он борется с собой? Почему не завершит то, что начал, что они оба хотят?
 В голове звучали его последние слова: «Я первый». То ли он упрекает себя, что лишил ее девственности, то ли недоволен, что она такая неопытная женщина. Надо было заранее обо всем ему рассказать.
 — Я делаю что-то не так? — спросила она, желая услышать обратное.
 Рыцарь взглянул на нее.
 — Надо было мне сказать, — упрекнул он ее, но, не ожидая ответа, продолжал: — Вообще-то я бы не поверил тебе. Ты об этом думаешь, да?
 Она кивнула:
 — И чем больше я думаю, тем больше хочу, чтобы ты закончил то, что начал.
 Норманн попытался отстраниться.
 — Нет, — взмолилась Райна, — не надо. Обхватив его рукой, выгнув спину, она поднялась вместе с ним, приподняв бедра… Однако этим Райна выиграла мало — ведь их руки мешали истинному воссоединению тел.
 — Боже, Райна, не делай этого, — закричал он.
 Убрав ее руку, упиравшуюся в его пах, рыцарь упал на постель и прикрыл глаза:
 — Если бы я знал, все бы было по-другому.
 «Как по-другому?» — чуть не сорвалось с ее губ. Что сделано, то сделано… причем с ее согласия… Теперь надо закончить начатое, чтобы облегчить боль тел и сердец. Хотя Максен и не любит ее, но все же нужно получить хоть маленькую частичку его, чтобы нести ее до конца своих дней… Райна хотела взять единственное, что Пендери способен был дать теперь. Закинув на него ногу, девушка оседлала его прежде, чем тот смог понять ее намерение.
 — Райна! — рявкнул он, опершись на локти. Она пыталась приподнять его за плечи, но бесполезно.
 — Закончи, Максен, или это сделаю я.
 Он долго молчал, потом сказал:
 — Мужчина может взять женщину вопреки ее воле, а вот женщина мужчину — никогда.
 — Если это против его воли, — возразила она. — Ты же этого хочешь.
 Для пущей убедительности она, опустив руку, коснулась его напрягшегося рога.
 — Ты сама не знаешь, о чем просишь.
 «Знаю, чего хочу», — подумала саксонка. Воспользовавшись его нерешительностью, она направила его в себя и осторожно опустилась.
 Он уже не мог противиться ей и полностью вошел в нее.
 Райна ощутила еще большее неудобство, однако оно не шло ни в какое сравнение с болью, о которой твердила мать. Во всем теле чувствовалось то напряжение, то сладкая истома…
 — Смотри на меня и следуй за мной, Райна, — произнес Максен, и когда она остановилась, мужчина положил руки ей на ягодицы и ввел ее в свой ритм, то ускоряя его, то замедляя.
 Втягиваясь, Райна познавала свое собственное тело, доверяя его ласкам. Максен повсюду успевал, был как бы во всех местах одновременно. Девушка трепетала, когда его руки касались ее груди, затем ласкали бедра, вызывая новую волну ощущений. Запустив руку в ее волосы, Максен притянул ее голову к себе.
 — Чувствуешь? — прошептал он ей на ухо, будто мучаясь от какой-то пытки.
 — Да, — призналась она, полагая, что он говорит про ее боль.
 — Какие цвета ты видишь? — спросил рыцарь.
 — Цвета? — изумилась саксонка, сбиваясь с ритма, но Максен тут же поправил ее.
 — Ну да. Какой цвет перед глазами, когда ты их закрываешь?
 И только теперь Райна поняла, о чем идет речь.
 — Золотой, — прошептала она, — и белый.
 Пендери молча лег рядом и склонился над ней. Она сначала увидела белую вспышку и почувствовала, как волна наслаждения охватывает тело.
 — Максен! Я вижу его!
 Хотя они достигли последнего содрогания вместе, но до рыцарей, пирующих в зале, донесся только крик Райны. Теперь ей уже было все равно. Все потеряло смысл, кроме ощущения близости и единения тел, и сладострастных вздрагиваний. Когда они прекратились, девушка приникла к мужчине.
 «Я люблю тебя», — мысленно повторяла она слова, которые слышало только ее сердце. Никогда не осмелится саксонка сказать их вслух. Признаться, что желает его — да, но отдать свою душу, ничего не получая взамен, это еще большая боль, чем та, которую Райна чувствовала.
 Слезы навернулись на глаза, когда эхо проклятий Томаса в ее ушах сменилось угрозами и предсказаниями старой колдуньи. Но, может, Дора не сумасшедшая, ведь сбылось ее предвидение, что Райна разделит ложе с другим мужчиной, но не с Эдвином. Какое еще пророчество Доры подтвердит жизнь? Может, по ее вине саксы потерпят поражение?
 — Я боялся, что ты заплачешь, — вмешался в ее думы Максен. Лежа на боку, он провел ладонью по лицу девушки и ощутил влагу.
 — Сожаления?
 Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом.
 Райна попыталась улыбнуться, но безуспешно.
 «Неужели ее терзают сожаления? Нет, слезы затуманили ее глаза не из-за этого. Того, что сделано, назад не вернешь». Боль в сердце усилилась.
 — Этого мы оба хотели, — уходя от прямого ответа, произнесла она.
 — Да, но ты хотела, чтобы это никогда не произошло.
 — Делить ложе с врагом — невелика честь.
 Свет в глазах рыцаря померк.
 — Ты все еще считаешь меня своим врагом?
 Саксонская ее гордость твердила одно, а сердце шептало совсем другое. Он может быть ее хозяином, но не недругом. Максен доказал, что способен на милосердие; спасение ее соплеменников и забота о них — тому подтверждение. Кроме того, норманн долго ждал ее согласия на близость.
 — Нет, Максен, ты не враг мне.
 Она даже не догадывалась, с каким нетерпением ждал рыцарь ее ответа, в каком напряженном ожидании застыл он. Райна поняла это, услышав его слова, в которых уловила вздох облегчения:
 — Тогда кто я?
 Смутившись, она недоуменно пожала плечами:
 — Ты норманн, но не этого я боюсь.
 Слабая улыбка появилась на его губах:
 — Я также твой возлюбленный, Райна.
 Избегая смотреть ему в глаза, девушка остановила взгляд на его мускулистом животе, где метались странные тени.
 — Я ваша любовница, — пробормотала она.
 Максен вздрогнул — это слово прозвучало, словно пощечина. После того, что произошло между ними, оно казалось таким грубым, неприличным, но в нем была доля правды, и норманн это не мог отрицать. Ведь ее и назовут любовницей, а то и шлюхой. Конечно, ему никто не скажет в лицо, но будут шептаться за спиной, а Райне предстоит выслушать немало грязных слов. Ладно. Что думать об этом! Какая разница, Райна или другая, ведь до монастыря не забивал он себе голову такими мыслями, выбирая любовницу.
 Максен повернул разговор на другое:
 — Расскажи мне о твоей семье.
 Райна при этих словах открыла глаза. Зрачки ее расширились, она вся напряглась.
 — Зачем?
 «В самом деле, зачем?»
 — Я мало знаю о тебе, — пробормотал рыцарь.
 Почему-то хочется узнать ее получше, понять, кто воспитал в ней силу духа и благородство, кто одарил ее такой красотой. Гай рассказывал ему о гибели ее отца и братьев при Гастингсе и о смерти матери во время нападения на деревню, но это было все, что он знал.
 — Моя семья мертва, — вздохнула девушка.
 — И погибли они от рук норманнов?
 — Конечно, — Райна старалась говорить обыденным голосом, но Пендери понимал, что творится в ее душе.
 Она поднялась, села и опустила ноги на пол. Он схватил ее за руку и повернул к себе лицом:
 — И куда ты идешь?
 Она словно вдруг вспомнила, что обнажена: скрестила на груди руки и сжала колени.
 — На свое место, — пробормотала саксонка, по-прежнему избегая смотреть ему в глаза. — Все уже готовятся ко сну. И мне пора.
 Максен, похоже, не слышал шум отодвигаемых столов и скрип скамеек, но сейчас услышал:
 — Останься со мной.
 — Любовница не проводит всю ночь с любовником, — возразила она, по-прежнему не глядя ему в глаза.
 — Может быть, но эту ночь ты проведешь здесь.
 «И все остальные тоже», — подумал он. Смутившись, Райна хмуро взглянула на него:
 — Мне кажется, ты так не думаешь.
 Рыцарь притянул ее к себе:
 — Я прошу. Ты хочешь пойти на уступку, но почему-то не признаешься в этом.
 Саксонка поначалу пыталась освободиться из его рук, но потом покорно легла рядом.
 — Все должно остаться в прошлом. Зачем делать что-то ради твоей прихоти? — сердито спросила она.
 Он чувствовал, что задел в ней потаенные струны и причинил боль, но нужно избавить ее от горестных воспоминаний. Потянувшись, норманн набросил одеяло и обнял девушку.
 — Ну, расскажи мне.
 Она покачала головой.
 — Я же не спрашиваю тебя о призраках прошлого, которые не дают покоя: ведь руки твои по локоть в крови, и никакие молитвы тут не помогут. Ради Бога, не терзай меня вопросами.
 Гастингс. Вот самое больное место. Она права: с тех пор преследуют его предсмертные крики умирающих, боевые кличи воинов, обезумевших от вида крови, в которой скользили ноги. Широко открытые, уставившиеся в одну точку глаза мертвых, которые с укором глядят на него, лишая сна и покоя…
 — Прости меня, — донесся до его сознания виноватый голос Райны.
 Воспоминания заставили его ощутить неутомимую жажду крови, вновь обагрить в ней руки, которые не отмоют никакие молитвы.
 Пендери разжал кулаки, попытался — мускул за мускулом — расслабить напрягшееся тело.
 — Когда-нибудь я расскажу тебе о своем прошлом, — сказал он, не зная, когда это произойдет, — но сейчас твоя очередь.
 Отблески факелов, горевших в зале, причудливыми тенями скользили по лицу девушки.
 — Мой отец и… два брата работали на полях отца Эдвина, — шепотом начала она. — Клей был старше, а Винтер — моложе меня.
 Сказав это, саксонка замолчала, и Максен с нетерпением ждал продолжения рассказа.
 — Знаешь, Винтеру исполнилось только пятнадцать, когда он отправился к Гастингсу, — заговорила Райна, и в голосе ее слышалась боль. Казалось, она больше не сможет говорить, но вот опять зазвучали ее слова:
 — Я родилась в хижине, где была одна комната. Все, что я имела — собственная соломенная подстилка, но этого мне вполне хватало. Моя мать и я занимались хозяйством, работали в поле и обшивали лорда и леди Харволфсонов. Голос ее опять прервался.
 — Мы с Клеем часто ссорились, но мать знала, как успокоить нас, а отец обращал наши ссоры в шутку. Знаешь, мы были счастливы.
 Она вздохнула:
 — Нам было хорошо.
 Максен рос в огромном замке. Отец встречался с ним, когда учил обращаться с оружием и готовил в рыцари. Сейчас он позавидовал Райне.
 — А Эдвин? — не удержался норманн. — Как получилось, что вы стали женихом и невестой?
 — Он не был старшим сыном, но и его ждало прекрасное будущее: ему прочили в жены единственную дочь северного барона — наследницу немалого состояния. Харволфсон оставил двор короля Эдварда, приехал в Этчевери, чтобы сыграть свадьбу, но тут узнал, что его невеста умерла от лихорадки.
 — Что дальше?
 — Мне и прежде доводилось видеть его, но я никогда с ним не разговаривала. Я стирала гобелены в реке, когда на берегу появился Харволфсон. Я хотела уйти, оставив его наедине со своим горем, но юноша попросил остаться. Он начал говорить о своей нареченной, которую никогда в глаза не видел, но теперь оплакивал. Особенно Эдвин сокрушался о сыне, которого надеялся нажить через год. Выстирав, наконец, гобелены, я попросила разрешения уйти, но он удержал меня, усадил рядом, и я побоялась возражать сыну хозяина. Прошел какой-нибудь час, и мы уже надрывали животы от смеха, подшучивая друг над другом. «Хорошие друзья», — подумала я тогда. «Моя жена», — решил он и сказал мне об этом в тот же день. Конечно, я не приняла всерьез его слова, но на следующее утро его отец пришел к моему с брачным соглашением.
 Максен предпочел бы испытывать какое угодно чувство, только не ревность, однако именно она впилась в сердце леденящими коготками:
 — А ты хотела выйти за него замуж?
 Будто бы почувствовав его состояние, Райна поспешила успокоить:
 — Максен, Эдвин сильно изменился, но хорошее и доброе, что осталось в нем, спрятано где-то в глубине души. Потеря того, кого ты когда-то любил, переносится очень трудно.
 Увы! Слова девушки произвели на Максена совсем другое впечатление.
 — Так ты хотела выйти за него замуж? — вновь, еще более настойчиво, спросил он.
 Саксонка, помедлив, пожала плечами:
 — Он такой же мужчина, как и все. Мне он нравился.
 — Почему вы не поженились сразу?
 — Так бы оно и было, но не успел мой отец принять условия соглашения, как Эдвина вызвали в Лондон — умер король Эдвард, А затем король Гарольд…
 Все, что произошло тогда, Максен знал. Правление Гарольда, длившееся не более десяти месяцев, сопровождалось раздорами, которые и привели в конце концов к поражению при Гастингсе.
 — Твой отец и братья встали на сторону Гарольда, — произнес рыцарь, знавший об этом со слов Гая.
 Девушка, вздохнув, кивнула:
 — Они и отец Эдвина участвовали в битве.
 — А мать и ты?
 — Мы остались дома.
 — Что произошло, Райна?
 — Максен… я… я не…
 Он почувствовал приближение взрыва, но настаивал на продолжении:
 — Пришли норманны, да?
 Райна собралась с духом:
 — За несколько дней до битвы они заняли нашу деревню.
 — А дальше?
 — А мы сопротивлялись. Их было намного больше, чем нас. А мы — это «войско» женщин, стариков и детей. Подавив бунт, они грабили, насиловали, убивали, поджигали дома.
 — Как тебе удалось спастись?
 — Мы с матерью спрятались в конюшне, но норманны подожгли и ее.
 Девушка задрожала и прошептала:
 — Только я спаслась.
 Максен прижал ее к себе, и она положила голову ему на грудь.
 — А мать?
 — Она была со мной рядом, когда рухнула крыша. Огонь сжег мои юбки, а вот мама… Я пыталась добраться до нее, вытащить из-под обломков, но пламя обжигало мне лицо и руки. Тут появились норманны…
 Райна всхлипнула:
 — Я до сих пор слышу крики матери. А я убежала в лес.
 Пендери ощутил влагу на своем плече — Райна плакала.
 — И все же они тебя не догнали.
 — Да, в этом мне повезло, — голос у нее прерывался, она боялась разрыдаться. — Днем и ночью я молилась, чтобы вернулись отец и братья, но они, как и многие другие, остались на поле брани.
 Может, он лишил жизни кого-нибудь из ее родных? Но тут же Максен эту мысль отбросил. Райна разразилась рыданиями, уткнувшись в его грудь. Что с ней делать? Раньше он, сталкиваясь с женскими слезами, просто поворачивался и уходил. Максен обнял ее и начал нашептывать ласковые, бессвязные, успокоительные слова. Прежде он и не догадывался, что способен на такое, да и девушка не ожидала ничего подобного.
 Сколько это длилось, Пендери не знал, но, наконец, рыдания стихли.
 — Все будет хорошо, Райна, — норманн ласково гладил ее по голове, словно ребенка, — клянусь, все будет хорошо.
 Проснулась Райна от того, что на нее навалилась какая-то тяжесть. Это были ноги Максена. Открыв тяжелые веки, которые саднило от слез, она взглянула на него — он спал, измученный бессонной ночью. Не раз его тревожные всхлипы будили ее. Сон был недолгим и тяжелым, но все равно надо вставать и приниматься за дело.
 Осторожно выбравшись из объятий Пендери, опустив ноги на ковер, она встала и обошла кровать. На полу валялась ее и его одежда, сброшенная ночью.
 Встряхнув головой, Райна подняла и положила одежду на постель. Не успела она надеть рубаху, как услышала звук шагов, подбежала к ширме и выглянула в зал.
 Кристоф, заметив ее, остановился. Выплеснулась вода из ведра, которое он нес. Озабоченное его лицо осветилось улыбкой. Юноша поспешил к ней. Девушка прижала к груди рубашку и спряталась за ширму. В воде, которую он нес, плавали лепестки роз.
 — Это мне? — спросила она, боясь услышать что-то обидное.
 — Я подумал, что вам пригодится, — тихо ответил он.
 Не глядя ему в глаза, саксонка опустила руку в воду:
 — Хм, она еще теплая.
 — Как вы?
 Девушка, наконец, подняла на него глаза:
 — Хорошо.
 — Я слышал…
 — Знаю, — перебила его Райна, залившись краской стыда. Ясно, что все в зале слышали крик страсти, сорвавшийся с ее губ прошлой ночью.
 — Я слышал, как ты плакала. Максен сделал тебе больно? Если это так…
 — Нет, Кристоф, я плакала по другой причине.
 — Не понимаю.
 Она не хотела ворошить былое, но нужно что-то объяснить юноше:
 — Я вспоминала свое прошлое.
 Кристоф знал о гибели ее семьи.
 — Вы рассказали Максену? — изумленно спросил он, высоко подняв брови.
 Она кивнула.
 — И он утешил меня.
 — Верится с трудом.
 — Мне тоже.
 Кристоф задумался, подав девушке ведро, и отступил в сторону:
 — Вряд ли мой брат станет извиняться за свое вчерашнее поведение. Поэтому примите мои извинения. Это не должно было случиться!
 — Не надо никаких извинений, Кристоф. Максен лишь взял то, что ему я предложила.
 Юноша смутился.
 — Надо бы получше все объяснить, но я не могу. Я сама не все понимаю.
 А вот Кристоф понял:
 — Вы любите его?
 Теперь Райна выплеснула воду из ведра. На этот раз пострадали не половики, а ее рубашка.
 — Я… — она не могла лгать ему, но признаваться в своих чувствах тоже не хотела.
 — Нет, не надо отвечать.
 Он понял чувства, теснившиеся в ее душе, как и то, что девушка догадалась об этом. Саксонка не стала отрицать свою любовь, хотя сперва и намеривалась. В их дружбе никогда не было лжи, а теперь она, похоже, появилась.
 — Я ухожу, — произнес юноша и, прихрамывая, пошел прочь.
 Убедившись, что Максен все еще спит, Райна подошла к сундуку и поставила на него ведро.
 «Я не буду плакать, — твердила она, глядя на воду с плавающими лепестками. — Я прощаюсь со слезами».




 Глава 21


 Чудесный запах роз напоминал минувшее лето. Прошлым летом он гулял по монастырскому саду, пытаясь вытеснить мучившие его воспоминания запахом опавших лепестков. Но и лепестки напоминали ему о крови, которой обагрил он по локоть свои руки.
 Максен, с трудом подняв свои веки, смотрел на кровать, на свое обнаженное тело, на хрупкие ее плечи, на разметавшиеся по ним волосы. Райна. Как ей удалось встать с постели, не разбудив его. А ведь он просыпался обычно от малейшего шороха. Да и как иначе, если рыцарь собирался дожить до почтенного возраста.
 Сев на постели, он наблюдал, как девушка, опустив полотенце в воду, (розовую воду — догадался он по запаху, разбудившему его) наклонилась, обтирая тело. Пендери ощущал нестерпимую сухость во рту, такую, что язык словно прилип к небу, но он молчал, не мешая мыться Райне.
 Она отложила полотенце и, повернувшись, потянулась за рубашкой, открыв его взору грудь с розовыми сосками.
 Он вздохнул.
 Должно быть, Райна услышала его, так как прижала рубашку к груди. Ее глаза, опухшие от слез, широко открылись.
 — Я не хотела разбудить тебя, — извинялась она.
 — Ты и не разбудила, — буркнул он.
 Ему хотелось убрать рубашку, прижатую к ее груди.
 Она повернулась к нему спиной и стала одеваться. Встав, потянулась за верхним платьем.
 — Не надо, — подал голос Пендери.
 Девушка помедлила, затем опустила руку, но не повернулась, хотя он молча просил ее сделать это. Затянувшееся молчание нарушил Максен, встав с постели. Подойдя к Райне, норманн опустил руки ей на плечи:
 — Теперь ты моя.
 «Значит, одной ночи ему мало? Он сделает меня обычной любовницей? — Райна положила руку на живот. — Скоро он увеличится от ребенка Максена, ребенка без имени, незаконнорожденного. Нет, этому не бывать! Но как обезопасить себя?».
 Когда Пендери повернул ее к себе, она отвела руку от живота, сцепила пальцы.
 — Что случилось? — участливо спросил он, глядя на ее влажную спереди рубашку.
 Опустив глаза, она увидела напряженные соски, упиравшиеся в тонкую ткань, и поспешно оттянула ее.
 — Неуклюжая я, облилась водой.
 — Кристоф? Это он принес ее тебе?
 — Он.
 — Какой заботливый, — удивленно буркнул Максен.
 — Он хотел как лучше…
 — Конечно, — резко оборвал ее Пендери и спросил: — Как ты себя чувствуешь?
 Девушка поняла, что норманн имеет в виду.
 — Хорошо, но мне неловко, что я залила тебя слезами.
 — Ну, в этом я сам виноват, — заметил он, смягчившись, лаская ее плечи.
 — Просто я никогда по-настоящему не плакала, — призналась саксонка, чувствуя, как в груди загорается пламя желания. — Но прошлой ночью… — она покачала головой. — Все, кто мне дорог, ушли в небытие.
 Рыцарь добавил.
 — И теперь еще Эдвин.
 Она растерялась — как глубоко в его памяти засел сакс. Видимо, ей так и не удалось объяснить свои чувства к бывшему жениху.
 — Он мне небезразличен, Максен, меня волнует его судьба, но он мне ничуть не дорог. Мы должны были пожениться, и все.
 Он неотрывно вглядывался в ее лицо, приник к ее губам.
 — Я рад.
 Ее охватила необыкновенная гордость от того, что Максена душила ревность, но гордость эта угасала и пропадала при мысли, что у нее не может быть будущего с человеком, которого она полюбила.
 — Можешь одеваться, — разрешил Максен, наклоняясь за одеждой, — но оставайся здесь, пока я не пришлю за тобой.
 — Но я же должна разливать эль за завтраком и…
 — Пусть разливают другие, — перебил он ее, одевая рубашку. — Шей, если нечем заняться, но я не хочу видеть тебя с кувшином.
 Наверно, полагалось бы испытывать чувство благодарности — ведь нелегко разливать эль и вино рыцарям, чьи глаза ощупывают ее с ног до головы, чьи языки становятся развязными после крепких напитков. Но девушку озадачил ответ Пендери. Чем больше она думала об этом, тем больше терялась в догадках. То, что произошло между ней и норманном, не делало ей чести, но и стыдиться здесь нечего. Она была рада, что не надо прятаться от любопытных глаз людей.
 — Я не хочу быть фавориткой, потому что я… — начала она, но ее негодование увяло, так как она не способна была закончить фразу.
 — Потому что мы стали любовниками? — досказал за нее Максен.
 Ладно, хоть не назвал ее любовницей.
 — Я не хочу, чтобы ко мне относились иначе, чем к другим, — упрямо продолжала саксонка.
 Пендери уперся руками в бедра и потемневшими глазами взглянул на девушку:
 — Но к тебе будут относиться по-другому. Сегодня не то, что вчера, все изменилось.
 — Я не собираюсь прятаться из-за того, что случилось.
 — Я и не прошу.
 — Ты же велел мне оставаться здесь.
 — До тех пор, пока я не пошлю за тобой.
 — А когда это будет?
 Он вздохнул:
 — Наверно, днем.
 Райна не могла остановиться:
 — И тогда я опять возьмусь за кувшин?
 — Я уже говорил, ты больше не будешь прислуживать за столом.
 — Что было плохо вчера, то плохо и сегодня.
 Максен начал терять терпение и сжал губы:
 — Я не стану отвечать на твой вопрос, Райна, и ты знаешь почему.
 — Объясни.
 — Я уже сделал все, — и, не сдержавшись, добавил: — Я приковывал тебя цепями раньше, Райна, и если понадобится, я сделаю это снова.
 Саксонка хотела ответить резкостью, но промолчала.
 — Хорошо, — бросил Пендери и вышел из комнаты.
 Застонав, она швырнула туфлю и, сделав несколько кругов по комнате, словно загнанный в клетку зверь, упала в кресло.
 — Ты еще не выиграл, Максен Пендери, — пробормотала она.
 «Ты тоже», — напомнил ей внутренний голос.
 — А у тебя я не спрашиваю, — вслух произнесла девушка и покраснела — надо же, разговаривает сама с собой!
 Днем за ней пришел сэр Гай. Оттолкнув под носы с едой, принесенные Лусиллой, Райна поднялась и молча пошла за Торкво в зал, где на помосте восседал Максен в окружении рыцарей высокого ранга.
 У стены, слева и справа от него, стояли другие, не столь именитые норманны, а за ними — вооруженные стражники. У очага сгорбился Кристоф, и в глазах его отражались тревога и ожидание.
 Несмотря на скверное настроение, Райна все же с любопытством глядела на странное собрание, ощущая на себе взгляды всех присутствующих.
 — Райна, подойди и стань рядом, — попросил Пендери, когда она приблизилась к помосту.
 Высоко подняв голову, девушка подошла к нему:
 — Милорд?
 — Минутку, — перебил ее хозяин замка, глядя в сторону дверей. Прошло несколько минут томительного ожидания, и, наконец, вошли пять саксов под охраной рыцарей.
 — Что происходит? — прошептала она побледнев. Зачем Максену понадобилось приводить Этеля и других узников? Может, задумали расправиться с ними… Нет, Пендери не пригласил бы ее, если бы решил их повесить. Хотя приказал же он сопровождать себя на казнь, которая не состоялась. Райна смотрела на Этеля. Долгие дни, проведенные в темнице, состарили его, лицо побледнело, круги под глазами напоминали синяки, волосы длинные, борода свалялась. Глаза сакса сверкали от негодования и гнева. Пятерых узников остановили футах в десяти от стола, и они молча стояли, звеня цепями. Наконец установилась тишина.
 Максен оглядел каждого по очереди и задержал глаза на Этеле.
 — Каково твое решение? — спросил он на англосаксонском наречии.
 Сакс выпрямился и расправил плечи:
 — Такое, каким и было.
 У девушки сердце забилось сильнее, его словно сжали ледяными пальцами: что с ними может сделать Пендери, кроме как послать на смерть? Выбора нет.
 Максен встал и обратился почему-то к Райне.
 — Мой подарок тебе, — сказал он, когтя ее глазами.
 — Подарок? — повторила она, чувствуя, что проваливается в бездну. — Что вы хотите этим сказать?
 — Они ваши. Делайте с ними все, что хотите.
 Те из окружения Пендери, которые понимали англо-саксонский язык, приглушенно заговорили, удивляясь, как и она. Оторопевшие саксы тоже очнулись и зашумели.
 Подарок… Но почему? Потому, что она отдалась ему? Хотя это и не очень убедительно, но другого объяснения не было.
 — Боюсь, я не понимаю.
 Пендери перевел взгляд на рыцарей, которые толпились и негодовали. Им не нужно было ничего объяснять — один красноречивый взгляд заставил их замолчать и замереть. Довольный этим Максен вновь посмотрел на саксонку:
 — Какова будет их участь?
 Она взглянула на растерянных саксов, перевела глаза на окружавших их стражников. Среди тех, кто рьяно протестовал, был и сэр Ансель. Лицо его побагровело, ноздри раздувались, кулаки сжались.
 — Ну же, — торопил ее Максен.
 У нее была только одна мысль, но зайдет ли щедрость норманна так далеко?
 — Они сослужат плохую службу в Этчевери, — заговорила она.
 — Это я сам знаю.
 — Они сослужат плохую службу и в Блэкстере.
 Он согласно кивнул.
 «Любопытно, с чем еще он согласится?» — подумала саксонка и, собравшись с духом, продолжала:
 — Поэтому я прошу вас освободить их.
 — Чтобы они присоединились к Эдвину, — усмехнулся норманн, но его, похоже, не разозлила ее дерзость.
 — Если они выберут такой путь.
 — Не тешь себя пустыми надеждами, — ровным голосом произнес он.
 Она пожала плечами.
 — Утром, — объявил Максен и приказал рыцарям увести узников.
 Неужели они получат свободу? Неужели Пендери отпускает их, чтобы саксы пополнили ряды сторонников Эдвина и по весне начали с ним войну? Онемев от изумления, Райна почувствовала взгляд Этеля и, посмотрев на него, заметила слабую улыбку на его губах.
 Люди начали расходиться, и тут вперед вышел красный от ярости сэр Ансель.
 — Ради этой шлюхи, — Рожер ткнул пальцем в Райну, — вы освободите мятежников, которые хотят убить нашего короля?
 В то же мгновение рыцарь рухнул на пол. Пендери возвышался над ним, а все наблюдали, как сэр Ансель пытался подняться. Максен поставил ему ногу на грудь и пригвоздил к земле.
 — Покончим с этим сейчас, Ансель? — положив руку на рукоять меча, грозно спросил он.
 Рожер смотрел на Пендери, размышляя, стоит ли принимать вызов. В конце концов он замотал головой:
 — Я у ваших ног, милорд. С этим следует кончать?
 Сжимая и разжимая пальцы на рукояти меча, Максен смотрел на поверженного рыцаря.
 — Посмотрим, — наконец проговорил Пендери и, убрав ногу, позволил рыцарю подняться.
 — Прием окончен! — объявил Пендери-старший и повернулся к дверям.
 Райна пошла следом, но, выйдя из зала, не увидела Максена. Она так и не поняла, почему он сделал ей такой щедрый подарок. Кое-что надо выяснить у служанок, и она направилась на кухню, где Милдред и Лусилла, бойко переговариваясь, стучали ножами, расправляясь с овощами. А еще три служанки хлопотали над кастрюлями.
 Увидя Райну, Милдред велела им удалиться.
 — Вы что-то бледны сегодня?
 Райна коснулась щеки:
 — Да?
 Лусилла кивком головы подтвердила.
 — Ты хорошо себя чувствуешь? — участливо спросила Милдред.
 Все, конечно, уже знали, что прошлую ночь она провела с Пендери. Однако в голосе женщины не чувствовалось осуждения.
 — Я хорошо себя чувствую.
 — Немного больно? — включилась в разговор Лусилла.
 Немного. Но не об этом она пришла поговорить.
 — Отлично, — Райна покраснела от смущения. — Саксы, которые в темнице, будут освобождены завтра утром.
 Милдред нахмурилась:
 — Чтобы работать на строительстве?
 — Нет, их выпустят из замка.
 — Да ты что?! Не может же милорд их отпустить на все четыре стороны?
 — Так он сказал.
 — Почему? — спросила Лусилла. Райна пожала плечами:
 — Максен сказал, что это его подарок мне.
 — Какая неслыханная щедрость! — воскликнула Лусилла. — За одну ночь с ним — пять жизней! А что тебе принесет вся неделя?
 — Лусилла! — упрекнула ее Милдред.
 — Ну что «Лусилла»? — огрызнулась та. — Это же правда, разве нет?
 Конечно, Райна не испытывала особой гордости по поводу случившегося, но сейчас ей казалось, что она — щедро награжденная шлюха, которую вываляли в грязи.
 — Теперь уж он на тебе не женится, — продолжала Лусилла. — Это плохо. Если ты родишь, то ребенок будет называться ублюдком. Я говорила тебе…
 — Замолчи, Лусилла! — прикрикнула на нее Милдред.
 — Детей может и не быть, — возразила Райна, хотя понятия не имела, как она будет предохраняться.
 Ведь за советом она и пришла на кухню.
 — Не будет детей? — фыркнула Лусилла. — Похоже, ты обладаешь крепким здоровьем, а Пендери…
 Она хмыкнула, очевидно, мысленно увидев Максена.
 — Я не хочу рожать ублюдков, — вспылила Райна, — поэтому я и пришла поговорить с вами.
 — Да? — глаза Милдред подозрительно прищурились.
 — Наверно, есть какие-нибудь средства?
 Женщины поняли ее просьбу, но ничего толком подсказать не могли. Час спустя Райна уходила из кухни в полной растерянности. Теперь ее надежда была на Кристофа.
 — Я знаю, что не должна спрашивать об этом, — Райна говорила полушепотом, чтобы никто не мог подслушать, — но мне больше не к кому обратиться.
 Кристоф, перебиравший травы и коренья на столе, поднял голову:
 — Вы знаете, что я готов сделать для вас все, что угодно.
 «Но как сказать о такой щекотливой просьбе, — растерянно думала Райна, а потом решила, — лучше прямо, без обиняков».
 — Мне нужна трава или настойка, — прошептала она, наклонившись ближе. — Та, что помогает избежать нежелательного зачатия.
 Лицо юноши выражало такое удивление, что в пору было рассмеяться.
 — Понимаю, — выдавил он из себя. — Вы не хотите иметь незаконнорожденных детей.
 Она кивнула:
 — Вы поможете мне?
 Просьба явно смутила Кристофа, и саксонка из его слов поняла почему.
 — Есть корень, который делает женщину бесплодной, пока та его принимает, но она рискует.
 — Рискует?
 — Может причинить себе вред, — пояснил Кристоф. — Сета говорила мне, что одна женщина умерла, так как приняла слишком много, пытаясь избавиться от ребенка.
 Райна смутилась, но быстро пришла в себя:
 — Сета сама его принимает?
 — Да, хотя живя с Томасом… — замолчав, он пожал плечами. — Она, наверно, хотела понести, но когда он посылал за ней, было неподходящее время. — Юноша горько рассмеялся. — Да, иногда Томас делал мудрые вещи.
 Значит, Томас знал, когда возможна близость с женщиной, а когда нет. Объявив ее своей невестой, он не хотел заводить незаконнорожденного ребенка. Да, Кристоф прав — иногда его брат поступал очень мудро.
 — А если в меру принимать — опасности нет?
 — Думаю, да.
 — Вы можете дать мне корень?
 — Наверно, но мне не хочется этого делать.
 — Почему?
 Не отвечая, Кристоф начал перебирать травы.
 — Кристоф, — позвала Райна.
 Юноша поднял голову:
 — Все это не понадобится, если вы с Максеном обсудите свое будущее. Может, ребенок поможет тебе.
 Она задохнулась:
 — О чем вы говорите?
 — Вы должны пожениться.
 Пожениться? Но ведь Максен заявил, что никогда не женится на ней. Слишком много между ними того, что препятствует их браку.
 — Даже если Максен захочет жениться, я не захочу, как не захотела стать женой Томаса.
 Кристоф пристально на нее посмотрел:
 — Но вы не любили Томаса.
 Слова его, как всегда, попали в цель: утром он догадался о ее чувствах к Максену, а сейчас сказал, как она относится к его среднему брату.
 — Я знаю, Райна, — продолжал он, — я знаю вас и вижу ваши глаза, когда вы смотрите, на Максе-на. Мне со стороны виднее.
 «Неужели Пендери тоже догадался?» — растерянно подумала девушка.
 — Не лгите мне, — умоляюще произнес Кристоф.
 — Хорошо. Это правда.
 Юноша с облегчением вздохнул.
 — Но почему вы заговорили о свадьбе? — спросила она. — Максен никогда не женится на мне, саксонке.
 — Почему вы так думаете?
 — Но… по многим причинам, — буркнула Райна, удивляясь тому, что позволила втянуть себя в такой глупый разговор. — Тут должно быть обоюдное согласие. А у нас его нет. Да и не любит он меня.
 — Думаю, вы ошибаетесь насчет него.
 — Он не может испытывать ко мне теплых чувств.
 — Его не так легко понять, как вас, и все же в нем есть что-то…
 «Нет, — подумала саксонка, — Кристоф ошибается, приписав брату чувства, на которые тот не способен. Юноша видит в нем то, во что ему хочется верить».
 — Вы теперь знаете обо мне все, — она старалась закончить тягостный для нее разговор, — и я прошу вас об этом никому не говорить.
 — Хорошо.
 Вздохнув с видимым облегчением, саксонка вернулась к тому, с чем пришла:
 — Вы можете дать мне корень?
 Юноша нахмурился:
 — Я не обещаю, но все же попытаюсь.
 — Понимаю. — Райна подошла и сжала его в объятиях. — Это правда к лучшему, — проговорила она отстранившись.
 Они долго молчали, а Кристоф рассортировал травы и коренья по полотняным мешочкам и завязал их. Закончив работу, он пошел, не сказав ни слова.
 Девушка, глядя ему вслед, коснулась рукой живота.
 — Господи, пусть там не зародится жизнь, — прошептала она и отправилась на поиски того, что могло бы ее отвлечь от мрачных мыслей.




 Глава 22


 Ночь наступила как-то неожиданно быстро, хотя казалось, что день никогда не кончится. Райна сидела без дела: ей уже не надо было разливать питье по кубкам. Так распорядился Максен и настоял на этом, хоть она не была его женой. Она молча сидела рядом с ним во время ужина, и когда тот закончился, с радостью ушла на кухню. Возвратившись в зал, саксонка с изумлением посмотрела на рыцаря, удобно устроившегося на ее постели и мирно похрапывающего.
 «Разбудить его и попросить освободить скамью или улечься на пол?»
 — Пусть он спит, — раздался голос Максена за спиной.
 Райна, резко обернувшись, уткнулась в его широкую грудь.
 — Я… — и замолчала, когда могучие руки норманна обняли ее. — Он спит на моей скамье.
 — Она больше не твоя, — Пендери старался говорить тише, чтобы не разбудить спящих. — Твое место теперь рядом со мной. Идем.
 Значит, Максен хочет, чтобы она провела с ним всю ночь как жена, а не бесправная любовница. Это несколько успокаивало девушку, но тут же спокойствие сменилось тревогой — Кристоф еще не дал ей коренья, предохраняющие от зачатия.
 Дойдя до своей комнаты, Пендери отпустил ее и начал раздеваться.
 Райна, занятая своими мыслями, наблюдала, как обнажилась широкая грудь, ноги, бедра. Тут она очнулась, ощутив странную сладкую истому.
 — Хочу видеть тебя обнаженной, — сказал норманн.
 Покраснев, девушка отвела от него глаза и посмотрела на свое платье. Вчера она отдалась ему, но сегодня ей было стыдно, саксонка чувствовала себя явно не в своей тарелке. Она утратила девственность, но не скромность же.
 — Ты хочешь, чтобы я помог тебе?
 «Еще хуже!» — растерялась она. Покачав головой, она взялась за пояс:
 — Я сама справлюсь.
 Наверно, почувствовав ее смущение, Максен повернулся к креслу.
 — Я не думал, что ты начнешь шить мне одежду, не сняв мерку, — удивился мужчина, разглядывая шитье, оставленное на подлокотнике кресла.
 — Я взяла твою рубаху и по ней выкроила новую, — пояснила Райна, снимая платье.
 — Молодец, — усмехнулся Максен, — если забыть о том, что все рубашки, которые у меня есть, принадлежали Томасу, но они мне не годятся.
 Райна в досаде охнула. Она-то себя хвалила за находчивость, радовалась, что не нужно снимать мерку с Максена. Да ведь Томас был гораздо меньше своего брата!
 — Могу распороть и сделать новые швы.
 Повернувшись к ней спиной, Максен приложил к себе рубашку.
 — Пожалуй. А то придется кому-нибудь натягивать эти рубашки.
 Оставшись в одном нижнем белье, она подошла к норманну, чтобы забрать раскроенную вещь. Тот молча отдал, улыбнулся и обнял девушку.
 — Давай я приложу рубашку к спине, чтобы знать, распарывать мне ее или нет, — попыталась вернуться к шитью саксонка, но рыцарю уже было безразлично будущее его гардероба. Отобрав у Райны ткань, он перебросил ее через плечо и начал медленно поднимать рубашку, которая только и разделала их.
 Почувствовав, как тело начало отвечать на ласки Максена, девушка растерялась. Надо его остановить, надо… Саксонка застонала, когда его ловкие пальцы скользнули по бедрам.
 — Еще, Райна? — поинтересовался он, подбираясь к груди и напрягшимся соскам.
 — Еще, — призналась она, задыхаясь и желая избавиться от одежды, которую еще мгновение назад не собиралась снимать.
 Опустив голову, Пендери обхватил губами сосок сквозь тонкую ткань.
 Райна содрогнулась и, позабыв про стыд, выгнулась навстречу ему:
 — О, Максен, еще…
 Рыцарь, долго наслаждавшийся одной грудью, обратил наконец внимание на вторую. По телу девушки пробежала дрожь, ее охватила сладкая истома, а потом она ощутила пульсирующую боль внизу живота, там, где сутки назад побывал Максен.
 Пендери поднял голову, поцеловал девушку и, обняв, поднял и понес на постель. Усадив Райну, он раздвинул ей ноги и уселся на пол между ними.
 — Медленно, — проговорил он, заметив ее удивленный взгляд, — на этот раз медленно.
 Осторожно водя пальцами по лодыжкам, норманн поднял рубашку с ног, добрался до бедер, опустил голову и провел языком по коже, вызвав у нее легкую дрожь.
 Не помня себя от страсти, она, вскочив с постели, толкнула удивленного норманна на спину и оседлала его. Саксонка не чувствовала ни жестких половиков под коленями, ни твердого пола. Райна ощущала единение двух тел, слившихся в одно, и руки Максена, помогавшие придерживаться заданного ритма и не лишавшие ее свободы действия. Исчезли бесследно сдержанность и стыдливость, была только страсть.
 Она прильнула к нему и наслаждалась содроганием его тела. Когда Пендери замер, казалось, время остановилось. «Прекрасно», — устало думала счастливая Райна. Конец света, и она лежит в объятиях любимого человека, пусть даже он не знает об этом и не отвечает на ее чувства взаимностью!
 Прошли долгие минуты, и Максен нарушил молчание, пробормотав в ее волосы:
 — У меня еще никогда не было такой смелой, дерзкой женщины. Ты заткнула меня за пояс, Райна.
 Она сконфуженно молчала, залившись краской, готовая провалиться сквозь землю. Максен, очевидно, понял ее состояние и подтянул к себе:
 — Не стыдись. Ты нравишься мне, маленькая саксонка.
 Она продолжала пылать, смущенная тем, что ее поведение было сродни поведению шлюхи, хотя все шло от чистого сердца…
 — И все-таки следущий раз медленно, — улыбнулся Пендери. Вдохнув, он осторожно уложил ее на пол и отстранился.
 — Ах, сладкая пытка! — простонал норманн, встав на колени. Поднявшись на ноги, он протянул ей РУку:
 — Здесь не очень удобно спать, дорогая…
 — Ты все еще хочешь, чтобы я осталась? — спросила она.
 Странный вопрос! Он же сам сказал об этом!
 Не говоря ни слова, норманн подхватил ее на руки и осторожно уложил на постель. Погасив единственный факел, который освещал комнату, он опустился рядом с нею и прижал к себе девушку.
 — Холодно? — Пендери потянулся за одеялом. Она покачала головой.
 Он положил руку ей на живот: под его большой ладонью он был таким маленьким! «Скоро, — говорил себе рыцарь, — там затеплится жизнь моего ребенка, и тогда будет место и для второй руки. А когда это произойдет…» Тут Максен остановил себя — ведь он решил не жениться на Райне. Откуда же желание иметь детей?
 — Максен… Почему ты подарил мне саксов? Это плата?
 Он нахмурился:
 — Плата?
 — За ложе, — с отчаянием в голосе уточнила она.
 — Нет, Райна, не плата.
 «Я пытался сблизиться с тобой и разобраться в себе самом», — подумал он.
 Девушка повернулась к нему лицом:
 — Зачем?
 Размышляя над тем, что она рассказала прошлой ночью, Пендери заметил:
 — Ты пережила слишком много, и мне не хотелось видеть твоих страданий.
 Не ожидая от нее вопросов, на которые он не готов и не хотел отвечать, норманн решил закончить беседу.
 — А теперь спи, а то скоро уже утро.
 С этими словами рыцарь закрыл глаза.
 Этель и четверо пленников, отпущенных на свободу, гордо возвышались над остальными саксами, дюйм за дюймом возводившими крепостную стену. Великан и раньше внушал страх, но сейчас, с отросшей бородой и копной спутанных светлых волос, он наводил ужас. Райне он напоминал медведя, который в пору ее детства забрел в их деревню.
 Во дворе установилась мертвая тишина: и рыцари, и саксы скрестили свои взгляды на бывших пленниках. Те держались настороженно, ожидая наказания или коварного подвоха: ведь всем известно о вероломстве сторонников короля Вильгельма. Затянувшееся молчание нарушил Максен.
 Подойдя к Этелю, он произнес:
 — Если увидите Эдвина, то передайте ему мое послание.
 — Почему «если»? — загрохотал великан. — Вы что считаете, что я не найду его?
 — Скажите ему, что поход намечен на весну, — продолжал норманн. — И тогда мы покончим с этим.
 Райне показалось, что Этель посмотрел на нее уважительно.
 — Я скажу ему, — ответил он и взглянул на девушку. — Вы хотите передать весточку Эдвину?
 Она покачала головой.
 — Ничего?
 — Ничего, — повторила саксонка.
 Она уже пожалела, что вместе с Максеном вышла проводить соплеменников.
 Великан пристально разглядывал Райну, потом неожиданно подошел к ней. В то же самое мгновение Максен выхватил кинжал и приставил его к горлу сакса:
 — Уходи сейчас, иначе не уйдешь совсем.
 Райна смотрела на сверкающее лезвие. Этим самым кинжалом был убит Томас, и этот кинжал подложили на поднос, чтобы убить Максена. Тот оставил его у себя как воспоминание об убийце.
 — Я не собирался делать ей ничего плохого, — заявил Этель, стараясь не шевелиться, чтобы не порезать горло о кинжал.
 — Хорошо, если так. Иначе лишишься головы.
 Райна не боялась Этеля: он никогда не сделал ей никакого зла. Теперь в глазах великана не было презрения к ней и подозрительности.
 Конечно, не таким знавала его саксонка во времена своего детства, но сейчас он был не тот Этель, который нагнал на нее столько страху в темнице.
 — Мои руки пусты, — напомнил великан Максену. — Я просто хотел поговорить с ней.
 — Все хорошо, — вмешалась Райна, опасаясь, что Пендери откажет ему.
 Выйдя вперед, она оказалась между двумя мужчинами:
 — Все будет в порядке, правда, Этель?
 Великан даже не мог наклонить голову, поскольку отточенное лезвие все еще было приставлено к пульсирующей жилке на горле.
 — Я хотел попросить у тебя прощения, — вздохнул он.
 Значит, сакс уже не верит лживым наветам на нее? Не считает ее изменницей?
 Глаза девушки наполнились слезами:
 — Тебе не за что извиняться.
 — Нет, есть за что. Прости, что напрасно обвинял тебя в том, чего ты не совершила.
 «Что произошло? Почему он просит прощения? — размышляла Райна. — Неужели из-за моей просьбы об освобождении».
 Она не стала ломать голову, а просто кивнула:
 — Считай, что я простила тебя. Этель широко улыбнулся.
 — Пусть Бог хранит тебя, и удача тебе сопутствует, Райна Этчевери, — проговорил он и перевел взор на рыцаря, державшего кинжал у его горла. — Пусть Бог хранит и тебя, Максен Пендери. Он тебе еще понадобится.
 Максен уловил скрытую в напутственных словах угрозу, но, не моргнув глазом, убрал оружие и подтолкнул сакса к воротам, за которыми того ждала свобода…
 — Не забудь о моем послании, — бросил рыцарь ему вдогонку.
 Великан усмехнулся и знаком велел товарищам следовать за ним. Пятеро бывших узников в легкой одежке с малым запасом провианта вышли из ворот, отправляясь на поиски своего вожака.
 — Я бы хотела подняться на стену, чтобы проводить их, — попросила Райна, видя, что Кристоф уже начал подниматься по лестнице.
 Пендери нахмурился, хотел возразить ей, но подумав, кивнул:
 — Хорошо, — рыцарь засунул кинжал за пояс, — я пойду с тобой.
 Он подвел ее к лестнице и, пройдя вперед, протянул ей руку. Ухватившись за нее, девушка, придерживая юбки, начала подниматься.
 Оказавшись наверху, Максен подвел ее к ближайшей бойнице, рядом с которой стоял Кристоф.
 — Похоже, они не торопятся покинуть Этчевери, — заметил он, глядя вниз.
 Да, в самом деле, Этель и его спутники неторопливо шли по полю. Райна подумала, что если бы не белокурый великан, четверо саксов припустили бы со всех ног в лес. Человек-медведь не хотел терять свое достоинство.
 Девушка улыбнулась: как бы там все ни повернулось с Эдвином и самими отпущенными на волю, в ее сердце всегда найдется место для Этеля.
 Пронзительный свист стрелы, пущенной из лука, прорезал воздух, и сакс, который шел последним, упал лицом в высокую траву. Стрела с черным оперением вонзилась ему в спину.
 Райна вскрикнула от ужаса, еще не поняв, почему это произошло.
 Максен сразу же оценил угрозу и, схватив девушку, упал с нею на пол: стрела, предназначенная для кого-то из них или для обоих, ткнулась в стену и отскочила на камни.
 Прикрывая собой Райну, Пендери сердито пробормотал:
 — Похоже, Ансель решил, что время пришло.
 Он уже поднялся на ноги, выхватив меч, и бросился к смотровой башне, где был его недруг.
 — Кристоф, — крикнул норманн, — отведи ее вниз.
 «Ансель решил?» — растерянно размышляла Райна. Она была под впечатлением от увиденного и тревожилась за судьбу остальных саксов. Внизу, во внутреннем дворе, слышался лязг оружия и доспехов. Когда она подняла голову, то увидела Рожера, натягивающего тетиву.
 — Максен! — закричала саксонка.
 — Райна, — позвал Кристоф и схватил ее за руку, — поторопитесь.
 — Максен, — повторила она.
 — Он воин, — напомнил ей юноша.
 Райна взглянула в сторону дозорной башни, куда по лестнице уже поднимался Пендери. Дай Бог ему удачи! Но что с Этелем и его спутниками? Их тоже убили?
 — А как остальные саксы? — спросила она у юноши.
 — Не знаю, идем…
 — Нет, хочу знать, — воскликнула Райна и, вырвав руку, приникла к бойнице.
 Она сначала увидела только неподвижное тело мертвеца, но, приглядевшись, заметила колыхание травы, которым был отмечен стремительный бег бывших узников. Хотя они были уже далековато, но по их движениям девушка догадалась, что великана ранили.
 — Ну, посмотрели? — снова взял ее за руку Кристоф, — теперь идем.
 Райна неохотно подчинилась и в этот момент услышала голос Анселя:
 — Пришло время выбирать!
 Вскинув голову, она увидела человека. Он стоял на краю крыши, высоко подняв меч. Он с вызовом смотрел на рыцарей во дворе, которые спешили на подмогу своему хозяину. Они остановились, услышав его возглас. Максен стоял на крыше напротив Рожера.
 Сэр Ансель взглянул на своего недруга и, напустив на лицо чувство уверенности в себе, крикнул остолбеневшим стражникам:
 — Пора делать выбор. Те, кто за короля Вильгельма и меня, идите налево, а те, кто за Пендери и саксов, направо.
 Поднялся шум — все горячо обсуждали вызов Анселя. Никто не отважился идти в открытую против короля. От толпы отделился лишь один человек.
 Расталкивая возбужденных рыцарей, Гай встал по правую сторону от Анселя, высоко подняв голову.
 — Правая сторона для тех, кто за короля Вильгельма и Пендери, — крикнул он и указал на Рожера, — а не для предателя.
 — Не я, а Максен Пендери предал корону, — возразил Ансель. — Он освободил врагов…
 — Что сделает горстка необученных саксов против хорошо вооруженной армии норманнов? — возразил Гай. — Неужели ты боишься пяти человек, которые больше знакомы с плугом, чем с оружием? Неужели у тебя такая короткая память, что ты забыл о нашей славной победе у Гастингса?
 Рыцари молча смотрели то на Гая, то на Анселя, то на Пендери, но никто, однако, не двинулся с места.
 — Ты умрешь вместе с ним, если не перейдешь на мою сторону! — крикнул Рожер, но в его голосе не было прежней уверенности.
 Пойдут ли за ним рыцари? Или число его сторонников будет намного меньше, чем у Пендери? Похоже, никто не собирался становиться по левую руку.
 — Мой путь — верный! — убеждал Рожер. Воины опять зашумели, но никто не двинулся с места.
 — Вы…
 — Решайте! — раздался голос Максена. Стало тихо. Рыцари дружно пошли туда, где стоял Гай, и окружили его плотным кольцом. Райна с облегчением вздохнула.
 — Теперь наш черед! — услышала она голос Пендери, который шагнул навстречу Рожеру.
 — Болваны! — отказываясь верить своим глазам, закричал мятежный норманн. — Король будет на моей стороне.
 — Защищайся! — гаркнул Максен, приближаясь.
 Ансель неожиданно повернулся и кинулся к люку на крыше, ведущему вниз.
 Там, во внутреннем дворе, толпились воины, следя за поединком.
 Пендери догнал сэра Анселя и пошел на него с мечом. Тому поневоле пришлось принять вызов. Рожер сделал шаг назад и взмахнул мечом. В напряженной тишине лязгнул металл о металл, послышались крики, проклятия. Рыцари поняли, что их господин снова превратился в известного им, по Гастингсу кровожадного воина. В него словно вселился дьявол. Он теснил Анселя, и тот уже едва держался на ногах.
 Райну обуял ужас. Затаив дыхание, она смотрела на пляску смерти. Максен не давал и малой передышки ни себе, ни противнику. Его могучее тело напрягалось с каждым ударом, с каждым выпадом, а сила, похоже, росла. Из его уст вырывались какие-то звериные звуки, походившие на рычание льва, а когда после точного удара у сэра Анселя потекла кровь, он издал такой вопль, что даже закаленные и много повидавшие на своем веку норманны вздрогнули от ужаса.
 — Пошли, — тихо проговорил Кристоф, беря девушку за руку.
 Покачав головой, она высвободила руку:
 — Нет, я останусь.
 — Вам не надо смотреть на это.
 — Мне хочется знать.
 — Боже, Райна, — застонал он. — Это не тот Максен, которого вы любите. Умоляю, не надо помнить его таким, не омрачайте свою любовь воспоминаниями об этом страшном поединке.
 Останется ли ее любовь прежней после убийства Анселя? Райна смотрела на победителя и побежденного: исход схватки был уже предрешен. Максена обуял дьявол. Все увидела воочию Райна, угадала, поняла темные стороны его души.
 — Прошу вас, Райна, — уговаривал Кристоф, — пойдем.
 Саксонка покачала головой, и он оставил ее в покое.
 Ансель устал, к тому же давала о себе знать раненая рука. Придерживая ее, он лишь защищался от ударов. Но это ему не удалось: Пендери легко отвел его меч и вонзил острие Рожеру в грудь. Вскрикнув, тот опустил оружие и, отойдя на несколько шагов, зажал рукой рану.
 Максен прекратил поединок, хотя кровожадный воин непременно прикончил бы врага. Он стоял и ждал, что предпримет Рожер.
 — Дьявольское отродье! — прошипел тот. — Посмотри, что ты наделал!
 Он был в каком-то беспамятстве. Убрав окровавленную руку с груди, он выставил ее перед окаменевшим противником и взвыл:
 — Моя кровь! Моя кровь!
 Что ответил ему Пендери, никто не услышал, но все поняли, что сэр Ансель сказал свои последние слова: Максен пронзил мечом вероломного рыцаря, и тот упал, как недавно пронзенный стрелой Анселя сакс.
 Гул перерос в крик, когда рыцари поняли, что произошло на площадке смотровой башни. По толпе прокатилась весть, что их господин одержал победу. Значит, они сделали правильный выбор.
 — Вы увидели все? — хрипло спросил Кристоф.
 С трудом девушка оторвала наконец взгляд от Максена и посмотрела на юношу. Хорошо, что не Максен лежит в луже крови, но в душе у нее возникло какое-то странное смущение. За эти годы ей довелось пережить столько горя и страданий, но все равно этот поединок потряс ее, и ужас ледяными пальцами сжал сердце.
 Почему? Ведь Максен имеет право защитить себя и свое добро! Да и ссору затеял Ансель, подло убив выпущенного на свободу сакса, ранив второго. Он пустил стрелу и в Пендери. У лорда Этчевери не было другого выхода. Тогда почему так щемит сердце и тяжело на душе?
 Не отвечая на вопрос Кристофа, Райна глядела на своего возлюбленного, который, склонив голову, стоял над телом поверженного врага. Казалось, на его плечи легла тяжелая ноша. Она считала, что разобралась в своих чувствах. Скорее всего, и Максена терзает то же самое.
 — Я должна пойти к нему!
 — Райна, не ходите! — бросил ей вслед юноша. Хромота не позволила ему догнать девушку, и в отчаянии он крикнул:
 — Максен! К тебе идет Райна!
 Она едва успела поставить ногу на ступеньку лестницы, ведущей на крышу, как появился Пендери с окаменевшим лицом, плотно сжатыми губами и раздутыми крыльями носа.
 Отступив, Райна глядела на него, на пятна крови, покрывавшие рубашку, — кровь Анселя. Она обратила внимание на красные полосы на подоле — он вытирал свой меч. Девушка старалась сохранить бесстрастное выражение лица, но не сумела: в глазах Максена застыла жестокость.
 — Оставалась бы в замке! — сквозь стиснутые зубы процедил рыцарь.
 Не желая слушать, он схватил ее за руку и грубо потащил за собой.
 — Максен, я знаю, что ты должен чувствовать…
 — Молчи, — прикрикнул норманн. — Я не хочу никого слушать.
 Пусть так. Она поговорит с ним позже, в комнате.
 Он подвел бледную Райну к молчавшему Кристофу:
 — Теперь твой Йоза отомщен.
 Райна нахмурилась, пытаясь понять его слова, и вспомнила о лекаре-саксе, которого два года назад убил Ансель. Убил за сострадание к умиравшим.
 Кристоф кивнул.
 — Сколько можно просить! Отведи Райну в замок, — твердо приказал Пендери и подтолкнул ее к брату.
 — Это не его вина, — заступилась девушка за юношу, рыцарь не слушал ее.
 Расправив плечи, подняв голову, Максен вышел во внутренний двор, где толпились норманны, которые кинулись ему навстречу. Барон велел им расступиться и пошел в… часовню.




 Глава 23


 — Это хорошо, — одобрил Кристоф, видя, что брат вошел в часовню.
 Райна взглянула на него:
 — Он собирается молиться?
 — Думаю, да.
 Все это и впрямь хорошо, но ей полагается быть рядом с ним.
 — В замок! — юноша, похоже, прочитал ее мысли.
 Райна пыталась подавить свое желание, но, дойдя до внутреннего двора, подобрала руками юбки и, не обращая внимания на крик Кристофа, пустилась со всех ног в часовню. Она остановилась у входа, чтобы отдышаться и спокойно войти в святилище.
 Максен стоял возле покрытого тканью алтаря, упершись в него рукой.
 — Зачем ты пришла, Райна? — услышав шаги, спросил он не поворачивая головы.
 В голосе его была одна усталость. Она ступала тихо, а он услышал и догадался, что это она.
 — Не могу оставить тебя одного.
 — Разве здесь нет Бога? — спросил рыцарь.
 — Есть.
 — Тогда я не один.
 Райна не ответила ему, да и вряд ли он ждал ответа, но и не ушла. Она шагнула и наступила на что-то. Глянув вниз, увидела меч в ножнах. Как же она не заметила? Совершенно непроизвольно девушка наклонилась и взялась за рукоятку.
 — Не трогай его! — рявкнул Пендери.
 Она подумала, что он обернулся, и подняла голову, но рыцарь по-прежнему стоял к ней спиной. Выпрямившись, Райна перешагнула через меч, подошла к Максену и осторожно положила руку на его плечо.
 — Это нужно было сделать, — прошептала она.
 Мускулы под ее пальцами напряглись, будто он готовился к прыжку.
 — Ничего ты не знаешь, Райна. А теперь иди.
 — Я знаю, тебе тяжело…
 — Я сказал — иди.
 — …что на твоих руках много крови, которую ты хотел бы смыть.
 Норманн, оттолкнувшись от алтаря, круто повернулся.
 — Хотел бы? Замолить, Райна, — поправил он ее, — хотя Бог знает, что я уже по колено в крови, а убийствам не видно конца. Давно ли оставил монастырь, а уже убил троих, а может, и четверых. Да, еще сакса, лежащего со стрелой в спине. А все потому, что я поздно расправился с Анселем. Нет, Бог не со мной, просто не может быть со мной.
 Как ей хотелось успокоить его, обнять и прижать к себе, как прижимал он ее к своей груди, когда она плакала, рассказывая о прошлом. Правда, здесь совсем другое — рыцарь чувствовал свою вину и мучился от уколов совести, а она страдала от потери близких.
 — Ты не можешь выбросить из памяти Гастингс, но ты можешь изменить то, что случилось сейчас. Ты и изменил.
 — Проклятие! — Он отошел от нее в сторону, будто опасаясь, что не сумеет сдержаться. — Разве ты собственными глазами не видела убийство, женщина?
 — Разве у тебя был выбор? — она бросила слова ему в спину. — Разве у тебя был выбор тогда, у Гастингса? Ты сражался за своего короля, значит, на нем вина за содеянное.
 Он долго молчал, затем повернулся к ней:
 — Ты искренне в это веришь?
 — Разве это не так?
 По лицу норманна пробежала тень, хотя взгляд по-прежнему оставался твердым. Он покачал головой.
 — Где же тогда правда? — спросила она.
 — Правда… — рыцарь смотрел куда-то мимо нее, словно ища ответа. — Правда в том, что я заслужил больше, чем прозвище, данное после Гастингса, оправдал и укрепил его кровью. Я жаждал крови людей, которые не были моими врагами, напротив, я вырос среди них и даже называл друзьями.
 Райне трудно было дышать.
 — Гастингс — это битва двух народов. — Она пыталась оправдать его, норманна, о чем прежде не могла бы и подумать. — Ты норманн, Максен, а саксы были твоими противниками. Что тебе еще оставалось делать?
 Он взглянул на нее.
 — Это ложь.
 Не понимая, Райна нахмурилась.
 — По рождению я норманн, но я жил в Англии и был воспитан саксами. Поэтому я больше сакс, чем подданный короля Вильгельма.
 — Но он — твой король. Ты обязан сражаться на его стороне.
 Пендери покачал головой:
 — С такой жестокостью?
 Да, об этом говорило прозвище, данное ему. Райна боялась расспрашивать, опасаясь, что он тогда прекратит разговор.
 — Зачем ты сделал это?
 Пендери смотрел на нее, но Райна сомневалась, что он ее видит.
 — Для этого я всю жизнь осваивал воинское ремесло. Нильсу, Томасу и мне нужно было постоянно упражняться, чтобы перед отцом не упасть в грязь лицом. Я никогда не расставался с оружием. Всему, что я знаю, меня научил отец, но учился я, не сидя у него на коленях, а на кончике меча.
 С отвращением Пендери провел рукой по волосам:
 — Я убивал и до Гастингса, но сражался все время за правое дело. Но битва, в которую меня втянул Вильгельм, — это тяжелый случай. Я воевал не за земли, как многие рыцари, а за имя, за то, чтобы доказать себе, отцу, что я настоящий воин.
 Нелегко было слушать его рассуждения, особенно потому, что перед глазами вставали лица отца и братьев. Того Максена, о котором он говорил, она не знала и не любила.
 — Но ты раскаялся, — Райна подошла к нему. — Ты ушел в монастырь и отдал свою жизнь Богу, замаливая грехи.
 — И ты думаешь, этого достаточно?! — воскликнул он.
 — Для Бога — наверно.
 Сверкая глазами, стиснув зубы, он шагнул к ней.
 У Райны сердце ушло в пятки, но она старалась не подавать вида. Рыцарь прошел мимо нее и с размаху ударил кулаком по алтарю.
 — Почему же он не освободит меня от мучительных воспоминаний, почему не перестанет терзать меня? День и ночь мои муки со мной.
 Он покачал головой:
 — Ты хотела узнать, почему я отпустил саксов, и я сказал тебе. Но не сказал того, что сделал я это и для себя.
 Райна чувствовала, как его ноша начинает давить и на ее плечи, как сгибаются они под тяжестью, как щемит сердце. Зная, что это рискованно, она подошла все же к норманну и, положив одну руку ему на плечо, другой накрыла его кулак.
 — Ты не простил себя, — вкрадчиво заговорила девушка, пытаясь не замечать напряжения его мускулов, которое вызвало ее прикосновение.
 Лицо рыцаря было каменным, когда он повернулся к ней.
 — Как я могу простить? Мой меч успокоился лишь тогда, когда на земле остались лежать бездыханные тела. Только после того, как я увидел…
 — Что?
 Он смотрел на нее какие-то мгновения, которые им обоим показались невыносимо долгими. Потом сказал:
 — Нильс.
 — Твой брат.
 — Да.
 — Что случилось?
 Максен пытался отогнать видение, но оно неотвязно стояло перед глазами, словно все случилось вчера. Господи, нельзя рассказывать ей об этом, нельзя перекладывать груз на ее плечи, но вот ее глаза… Она должна знать, даже если после того отвернется от него.
 — Я был мокрым с головы до ног, но не от пота, а от крови саксов, и хотя победа была на стороне Вильгельма, желание убивать у меня не пропало.
 Стараясь придать лицу бесстрастное выражение, она кивком головы поощрила его продолжать. Его глаза сказали ей, что она может пожалеть об этом.
 — Я был упоен рубкой, победой и искал новую жертву, когда услышал Нильса. Думая, что он хочет присоединиться ко мне, чтобы вместе покончить с саксами, я повернулся, но вместо сильного здорового воина перед моим взором предстал умирающий юноша, лежавший на груде мертвых тел. С него успели снять доспехи.
 Райна вздрогнула, представив страшную картину.
 — С него сняли все, что представляло хоть какую-то ценность. Да, это правда, Райна, — добавил он, видя ее удивление. — Его ограбили норманны, с которыми он сражался бок о бок. Так и лежал брат, погибший без славы и без почестей.
 Девушка покачнулась — таким тяжелым показалось ей его бремя.
 — Может, хватит? — крикнул он. Она крепче сжала руки.
 — Это все, что ты хотел сказать? — мягко проговорила Райна, надеясь, что история закончена, и опасаясь, что придется узнать еще и не то.
 — Ты готова слушать дальше?
 — Говори!
 — И тогда я ощущал, видел, даже пробовал…
 — Что? — замирая от страха, спросила она.
 — Кровь побежденных, море крови. Когда саксонские женщины пришли на поле брани искать своих близких среди мертвых, подолы их платьев намокли от крови, и они едва могли двигаться. Все эти жизни, Райна, потеряны только из-за жадности.
 Она закрыла глаза:
 — Я сожалею.
 Рыцарь горько рассмеялся.
 — Ты сожалеешь? Ты по рождению саксонка, у которой от рук норманнов погибла вся семья? Разве тебе не приходило в голову, что именно я мог убить твоего отца и братьев?
 Она, открыв глаза, заглянула в голубую ледяную бездну.
 — Приходило, но я не собираюсь всю жизнь оплакивать их гибель и смерть других. Ты должен простить себя, Максен. Битва давно закончилась, и произошла она не по твоей вине.
 — В самом начале эта битва была для меня чужой, но в конце я сделал ее своей.
 — Наверно, тогда это было неизбежно и правильно. Но сейчас все в прошлом, все кончилось.
 — Кончилось? — он повернулся к ней. — А кого, ты думаешь, пошлет король подавлять мятеж Эдвина Харволфсона?
 Она пошатнулась, будто от удара.
 — Нет, Максен, этого не может быть!
 — Будет, и опять кровь, пролитая во славу моего суверена, останется на моих руках.
 Трудно было не отдаться во власть отчаяния, охватившего душу, но Райна нашла в себе силы.
 — Ты найдешь способ, — твердо сказала она. — Я знаю, что найдешь. Ведь в душе не осталось места для демонов.
 — Думаешь, не осталось? — презрительно фыркнул норманн. — Посмотрим.
 Девушка решительно покачала головой:
 — Я не думаю — я знаю.
 Он, видимо, хотел уточнить, что же она знает, но передумал, отвернулся и пошел к мечу, оставленному на полу. Саксонка наблюдала, как он поднял оружие и пристегнул к поясу. Страх внушал Максен — свирепый, кровожадный воитель, готовый, не задумываясь, пустить в ход свой меч.
 — Подойди ко мне, Райна.
 Она послушно подошла к нему:
 — Да, милорд.
 Подняв руку, рыцарь взял шелковистую белоснежную прядь и словно бы растирал ее пальцами.
 — Ты уже простила? — спросил он, не спуская с нее глаз-льдинок.
 — Я стараюсь.
 — Значит, не простила.
 — Не все, — призналась девушка. — Но с каждым днем я прощаю все больше и больше. И ты так делай!
 Он опустил голову и когда поднял ее, то показалось, что несвязные воспоминания, мучившие его столько лет, не дававшие уснуть по ночам, стали таять.
 — Ты подарила мне надежду.
 «И любовь», — мысленно добавила она и застенчиво улыбнулась.
 Максен улыбнулся в ответ и, обняв, поцеловал.
 — Я хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь, Райна.
 Сердце забилось сильнее, но тут же она упрекнула себя за пустые надежды на то, что Пендери полюбит ее. Скоро Кристоф принесет корень, который предохранит ее от зачатия.
 Максен молча вывел ее из часовни, и они прошли мимо горстки саксов, встретивших их робкими улыбками.
 — Похоже, ты покорил их сердца, — заметила Райна, когда они отопили подальше, и саксы не могли ее услышать.
 Пендери не ответил и вел ее к главной башне. Она думала о том, что Этель и его товарищи по несчастью, возможно, считают Пендери виновным в гибели одного из них, но зато саксы, оставшиеся в замке, знают правду. А что об этом думает он?
 — Максен! — раздался голос Кристофа, когда они начали подниматься по ступенькам.
 Они остановились и ждали, когда он, хромая, приблизится к ним.
 — Что случилось?
 — Сакс жив, — взволнованно начал Кристоф. — Тяжело ранен, но, думаю, выживет. Я возьмусь за его лечение.
 Взглянув на Пендери-старшего, Райна заметила слабую улыбку, которую тут же сменило бесстрастное выражение.
 — Вылечи его.
 Кивнув, юноша повернулся и пошел хромая.
 — А ты говорил, что Бог отвернулся от тебя?
 Он покачал головой:
 — Нет, должно быть, он с саксом.
 Через несколько минут она уже лежала на постели, и все мысли о корне, предохраняющем от зачатия, отошли куда-то в сторону.
 — Я приготовил все по рецепту Йозы, — пояснил Кристоф, указывая на записи, оставленные ему великодушным лекарем.
 Райна взглянула на полотняный мешочек, в который было насыпано заветное снадобье. Не поздно ли его принимать? Через пять дней, если начнутся месячные, все станет ясно. Она взяла мешочек.
 — Спасибо, Кристоф.
 — По щепотке в день, — посоветовал он.
 Она кивнула:
 — По щепотке.
 — Сперва может быть тошнота, — продолжал юноша, — но потом она прекратится. — Когда запас кончится, дайте мне знать. Я приготовлю еще.
 Саксонка кивнула и спросила:
 — А как мой соплеменник?
 — Дело идет на поправку. Останется только шрам как напоминание о близкой смерти.
 — А когда Хоб поправится, что он собирается делать?
 — Максен сказал, что он может идти на все четыре стороны, но я не думаю, что Хоб уйдет.
 — Почему?
 — Наверно, саксу нравится в Этчевери. Он ведь думал, что ранен по вине Пендери, а теперь Хоб знает, кто виноват, и начинает верить Максену. К тому же, я полагаю, Хоб положил глаз на вашу Лиган.
 Да, все становится на свои места. Райна улыбнулась.
 — Она помогала вам.
 — Да, это у нее очень хорошо получается.
 — А как же Сета?
 По лицу Кристофа прошла тень недовольства:
 — Она жалуется, что завалили работой. Ее же заставили прислуживать за столом, разливать вино. Я не хочу брать ее в помощницы.
 Теперь понятно, почему взоры черноволосой красотки стали ненавистнее, слова — острее. Если бы взглядом можно было убить, Райна давно была бы мертва. Только присутствие Максена спасало ее от сварливой саксонки.
 — Хорошо, что вы взяли Лиган в помощницы, — одобрила его выбор девушка.
 Юноша кивнул:
 — Я сам этому рад.
 Крепко сжав в руках мешочек с драгоценным снадобьем, Райна пошла к главной башне. Войдя в комнату, где они жили с Максеном, она взяла щепотку порошка и, отправив его в рот, едва не выплюнула — таким он был противным на вкус. Затем саксонка спрятала мешочек там, где Пендери никогда его не найдет.




 Глава 24


 Лист бумажный выпал из разжавшихся пальцев Максена и тут же свернулся в трубочку. Догадавшись, что пришло важное и удручающее послание, Райна знаком велела рыцарям в зале удалиться. Она сделала это не задумываясь, как хозяйка замка, потому что Пендери дал ей это право. Саксонка медленно вживалась в новую роль, и было непривычно, что слуги и даже рыцари ей повиновались.
 — Что случилось? — оставшись наедине с ним, тревожно спросила она.
 Он не ответил, только смотрел, не мигая, куда-то вдаль. Его глаза, замечавшие многое, теперь, пожалуй, ничего не видели.
 Наклонившись, Райна подняла бумажную трубку и попыталась разобрать французские слова, которые понимала с трудом. Вздохнув, она отложила послание.
 — Скажи мне, — слезно попросила она его.
 Пендери, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
 — Это Эдвин, — коротко ответил он, и его слова лезвием полоснули ее по сердцу.
 — Ты получил послание Вильгельма? — она так и не научилась выговаривать полный титул Вильгельма, который тот украл у короля Гарольда.
 — Нет.
 Она растерянно заморгала, не ожидая такого ответа.
 — Тогда что?
 — Две недели назад мою сестру Элан схватили саксы.
 — Ее избили или…
 — Этот ублюдок изнасиловал ее.
 Грубое слово, словно плетка, больно ударило но лицу: ей было многое известно о насилии, чинимом норманнами. Она сама была свидетельницей. Весть о страданиях его сестры всколыхнула в памяти то, что она хотела забыть.
 — От души сочувствую.
 — Ты слепа! — взорвался Максен.
 Вскочив с кресла, он начал шагами мерить комнату.
 — Слепа? — переспросила Райна.
 — Да, я упомянул имя Эдвина, сказал об изнасиловании сестры, а ты не увидела тут никакой связи.
 Она вздрогнула, ее обуял ужас — теперь все стало понятно. Сама она так бы и не догадалась!
 — О, нет. Этого не может быть!
 Демоны, теснившиеся в самых потаенных уголках его души, снова ожили.
 — Эдвин… неподалеку от замка, Райна, — на шее норманна запульсировала жилка, — сестра точно описала его и назвала подлинным именем.
 — Либо она лжет, либо кто-то воспользовался его именем.
 — Не так давно ты говорила мне, что Эдвин очень изменился после Гастингса.
 — Но не до такой степени!
 Максен, не мигая, смотрел на нее, и в душе его закипала злость. Но вот напряжение в нем спало, хотя вид у него оставался грозным.
 — Как ты можешь быть так уверена?
 — Я знаю Эдвина и не сомневаюсь, что он на такое не способен.
 — Ну, тогда моя сестра ошибается или лжет!
 Норманн наклонился над нею:
 — Если она лжет, что она выиграет от этого?
 Она покачала головой:
 — Я не знаю, но что бы с ней ни случилось, могу утверждать одно — Эдвин не насиловал ее.
 Пендери выпрямился:
 — Я утверждаю, что он это сделал и заплатит за содеянное.
 И все-таки норманн не исключал того, что Харволфсон может быть невиновен в происшедшем с Элан.
 — А что с сестрой? Ведь она скоро выходит замуж? — спросила Райна.
 Откинувшись на спинку кресла, Максен поднял бумажный свиток, дочитав его до конца:
 — Мой отец расторг соглашение.
 Райна почувствовала, что это еще не все:
 — И? — настаивала она.
 — И теперь он выжидает.
 — Чего?
 — Свершится ли зачатие.
 — А если это произойдет?
 — Тогда он отошлет ее, пока ребенок не родится.
 Райна поняла, что Элан отправят в монастырь, где рождаются внебрачные дети баронов. Многие там и остаются, а дочери, сестры и жены возвращаются домой с клеймом позора.
 Но как к этому отнесется Пендери-старший?
 — А твой отец? Он собирается мстить Эдвину?
 Максен улыбнулся:
 — Больше всего на свете он любит месть. Для него лучшее развлечение и лекарство — кровь на мече.
 Теперь Райна глубже стала понимать человека, которого полюбила. Очевидно, Максен был сделан из другого теста, чем его отец, но человек, получивший зловещее прозвище за Гастингс и убивший сэра Анселя, сейчас стал ближе ей и понятней.
 — Что он будет делать?
 — Ждать своего часа.
 — Значит, твой отец не напишет об этом Вильгельму?
 — Ты неправильно меня поняла, Райна. Наверно, до короля дошел слух об Элан. Отец не станет распространяться по этому поводу, разнося молву о бесчестии дочери. Да, он отомстит, но позже.
 Райна не могла удержать дрожь, пробежавшую по телу:
 — Не думаю, что захочу когда-нибудь встретиться с ним.
 — Тебе это и не нужно.
 — Ты можешь дать мне слово, Максен?
 — Слушаю.
 — Прошу тебя не мстить Харволфсону, пока не узнаешь всей правды о сестре.
 — Райна, я прекрасно понимаю, что тебе больно слышать об этом. Виновен или нет Эдвин, его смерти будут желать очень многие. Трудно только сказать, какой будет его смерть.
 Конечно, Харволфсон успел насолить многим. Ведь каждый день извещают о его набегах. Три дня назад в Этчевери остановился рыцарь с севера, чтобы отдохнуть и пополнить запасы провианта. Проведя несколько минут за столом Максена, он успел рассказать, кипя от гнева, что Эдвин напал на замок его суверена и спалил его дотла. Эту новость северянин должен был сообщить королю Вильгельму и попросить о помощи. Вчера до Этчевери дошел слух, что король назначил награду за голову Эдвина.
 Да, смерти Харволфсона будут желать многие независимо от того, виновен тот в изнасиловании или нет, но Райне не хотелось, чтобы Максен участвовал в этой охоте.
 — Обещай мне, Максен.
 — Если я встречу его, то дам ему возможность доказать, что он невиновен.
 Встав на носки, саксонка коснулась губами его щеки:
 — Благодарю тебя. Я знаю, ты делаешь это для меня.
 — Для тебя?
 Девушка отпрянула:
 — Разве нет?
 Он улыбнулся:
 — Для тебя все, что угодно, Райна.
 Она улыбнулась и покраснела от радости.
 Прошел месяц, пришла зима, и заявились незваные гости. Дюжина всадников подъехала однажды к Этчевери. В середине кавалькады выделялась хорошенькая юная леди, чьи скромно опущенные долу глаза являли пример стыдливости.
 — Рад приветствовать тебя в Этчевери, сестра. Ты всегда здесь желанная гостья, — говорил Максен, помогая девушке сойти с лошади.
 Ступив на землю, она подняла глаза на брата и тут же опустила их.
 — Боюсь, я недобрая вестница.
 — Знаю, но об этом поговорим потом.
 — Элан! — крикнул Кристоф, пробираясь сквозь толпу и спеша заключить сестру в объятия.
 — Господи, как давно я тебя не видел!
 — Давно, очень давно, — пробормотала обрадованная Пендери.
 Отстранившись, Кристоф оглядел ее с ног до головы:
 — А ты выросла!
 Радостная улыбка осветила ее лицо, но девушка тут же погасила ее, будто вспомнив о чем-то плохом.
 — И ты тоже, Кристоф, — нежно прощебетала норманнка.
 Этот нежный голос, по мнению Райны, не соответствовал ее наружности. Может, ее внешний вид, говорящий о трудном нраве, обманчив? Она обвинила Эдвина в тяжком преступлении. Правда это или нет — трудно судить, когда знаешь человека всего несколько дней.
 Как и предполагал Максен, его отец, недолго думая, публично объявил о бесчестии дочери, и рыцари, и слуги подхватили слушок, что Элан Пендери потеряла девственность по милости Харволфсона. Одна Райна была уверена, что это ложь.
 Максен велел рыцарям, сопровождавшим Элан, спешиться.
 — Вино и закуски ждут вас в зале, — объявил он. — Идите и подкрепитесь.
 Все двинулись в зал. Там лишь несколько минут стояла тишина, а потом при виде напитков и яств все оживленно заговорили.
 На помосте пирующие переглядывались, глазея на молодую женщину, сидевшую рядом с бароном.
 — Элан, — обратился Максен к сестре, — позволь тебе представить Райну Этчевери.
 Потирая ладонями кубок с вином, словно согревая его, Пендери-младшая посмотрела на брата, на сидевшую рядом с ним женщину:
 — Этчевери?
 — Да. Она появилась здесь еще до Пендери.
 — Ага, тогда речь идет о саксонке.
 — Да, я саксонка, — гордо подняла голову Райна.
 В глазах Элан зажглась искорка любопытства, но норманнка торопливо их опустила и долго не поднимала взгляд.
 — А что она делает рядом с тобой, брат?
 Максен замешкался, но потом твердо ответил:
 — Она хозяйка замка.
 Элан скользнула глазами по руке Райны, где не было кольца.
 — Но эта женщина не носит твоего имени, брат. Делить ложе еще не значит быть хозяйкой замка. А значит… — и нервный смешок сорвался с ее губ.
 Райна почувствовала, что ее обжигает злость.
 — Да, я еще делю с ним ванну, — вызывающе подняла она голову.
 Видя, что Максен напрягся, девушка поняла, что тот разозлился на нее, как и на сестру.
 Лишь одному человеку откровенность Райны показалась смешной — Сете. Хмыкнув, она плеснула пивом на руку рыцаря. Тот что-то гневно сказал, но его слова заглушил голос Максена:
 — Она — хозяйка замка, миледи Элан, и пока ты в Этчевери, будешь относиться к ней с подобающим уважением.
 По всему было видно, что гостье не понравились слова брата, и она открыла уже было рот, собираясь возразить.
 — Элан, позволь мне представить тебе сэра Гая Торкво, — вмешался Кристоф, указывая на человека рядом с ним.
 Элан повернулась к младшему брату. Райна тоже посмотрела на сэра Гая, на Элан, выражение лица которой то и дело менялось, поэтому трудно было судить, заинтересовал ее рыцарь или нет.
 — Сэр Гай, — поприветствовала его гостья и, сжав губы, будто не желая улыбаться, повернулась к Максену.
 — Я, — начала она, но не закончила фразу и тут же обратилась к Райне. — Я знаю, кто вы. На вас хотел жениться Томас, не так ли? А вы привели его к смерти.
 Это же сущая пытка слушать такое вновь и вновь, но оправдываться она не стала.
 — Да, верно, что Томас хотел жениться на мне.
 — А вы разве не виноваты в его смерти?
 — Это не ее вина! — вмешался Максен, не дожидаясь ответа Райны.
 Элан вскочила со своего места, заставив всех повернуть к ней головы.
 — А ты, — крикнула она брату, сверкая глазами, — ты, брат Томаса, защищаешь ее.
 — Сядь, Элан! — вся напряженная фигура Максена говорила, если она не исполнит его волю, ей будет худо.
 К счастью, Элан сумела угадать мысли брата и неохотно опустилась на скамью.
 — А теперь допивайте свои кубки! — возвысил голос Пендери. — Потом обсудим, что вас привело в Этчевери.
 — Думаю, все уж об этом знают, — дерзко перебила его Элан: она не стеснялась принародно говорить о том, что случилось.
 — Позже! — прорычал Максен.
 Девушка презрительно сжала губы, но благоразумие заставило ее промолчать.
 Пораженная словами своего возлюбленного о ее невиновности, Райна уже не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Идут ли от сердца его слова? Или он сказал их, чтобы утихомирить сестру? Очень может быть…
 А Пендери-старший, наоборот, превратился в слух и зрение. Не обращая или, вернее сказать, стараясь не обращать внимания на женщину, сидевшую рядом, он пытливо следил за поведением сестры, отмечая в ней перемены, происшедшие за два последних года. Она и прежде отличалась беспокойным нравом, острым языком и насмешливостью, но сейчас превратилась в весьма примечательное существо. Она хорошо играла свою роль, беседуя с Гаем. Похоже, сестра использовала все, чтобы завлечь мужчину. Гай, казалось, не на шутку увлекся ею, отвечая улыбкой на улыбку, теряясь при каждом томном взмахе ресниц и застенчивом ответе. Хоть рыцаря трудно было победить женскими хитростями, но Элан превзошла самую себя, заставив Торкво позабыть даже о своем суверене.
 Невольно Максен стал размышлять над словами Райны о том, что Эдвин невиновен и Элан лжет. Но зачем?
 — С тебя хватит, — сказал он, видя, что сестра опустошила очередной кубок.
 Желая отложить неприятный разговор, она умоляюще проговорила:
 — Еще один, Максен, — и подняла сосуд с явным намерением наполнить его.
 — Нет, я сказал, тебе довольно, — встав, он взял ее за локоть и легко приподнял со скамьи.
 Девушка хотела запротестовать, но тут же покорно опустила глаза:
 — Хорошо.
 Он решил отвести ее в свою комнату и там поговорить, но отказался от этого намерения.
 — Оставь нас, Олдвин, — приказал он виночерпию, который в последнее время старался быть трезвым, хотя это давалось ему с трудом. Тут помогала угроза отправить его на кухню.
 — Послание, — потребовал Максен, оставшись с сестрой наедине, и протянул за ним руку.
 Недовольно нахмурившись, она вытащила бумажный свиток из сумки на поясе и сунула его в руки брату. Максен придирчиво осмотрел свиток:
 — Печать сломана! — его злило, что Элан прочла и знает содержание отцовского послания.
 Пожалуй, ей было неловко, а может быть, стыдно за это:
 — Речь идет обо мне. Почему я не могу это прочесть?
 Максен внимательно смотрел на сестру, прислонясь к стене и скрестив руки на груди:
 — И о чем в нем говорится?
 Элан в нерешительности переминалась с ноги на ногу:
 — Прочитай сам!
 — Зачем зря портить глаза?
 Девушка опустила взгляд, а когда вновь подняла его, в нем была мука.
 — Как я знаю, я была, — начала она и смежила веки, с трудом проглотила комок в горле, — я была изнасилована. — Элан перешла на шепот.
 Он чувствовал, что сестра лжет, но не мог не сострадать ей.
 — Я слышал.
 Сестра, всхлипывая, бросилась в его объятия.
 — Это ужасно, самое плохое, что могло со мной случиться.
 Он ощутил, что твердый дух его смягчился. Ведь это его сестра, которой плохо, и он прижал ее к груди:
 — Все позади, — успокаивал Максен девушку, — больше он уже не обидит тебя.
 Элан вздрогнула и, подняв голову, посмотрела на него:
 — Это обещание?
 Брат кивнул:
 — То, что он сделал с тобою, не останется безнаказанным.
 — Когда это произойдет? Разве отец не написал тебе?
 — Написал.
 — Тогда почему ты сомневаешься, что это он? Ты же веришь мне? Я не лгу.
 Он хотел верить. Но кто прав — сестра или Райна?
 — Я не говорил, что ты лжешь. Дело в том, что Райна не верит, что Эдвин способен на такое. Похоже, кто-то другой выдает себя за него.
 — Райна! — возмущенная Элан высвободилась из рук Максена и стала мерить шагами комнату. — Ах, когда-то она была помолвлена с саксонским ублюдком, да? Конечно, эта женщина будет защищать его.
 — Я тоже встречался с Эдвином, и мне он показался не способным на злодейство: матежник, конечно, но насильник…
 Сестра резко повернулась к нему:
 — Тогда ты не знаешь его, как я, — крикнула она. Выражение лица стало мрачным. — Значит, ты точно не знаешь все, как я. — И девушка прижала ладонь к животу.
 — Ты беременна, Элан? — напрямик спросил Максен.
 Как ей сразу можно поверить после недавнего представления? Да, именно представления. С каждой минутой воспоминания о маленькой девочке, оставленной им много лет назад в замке, становились все ярче. Уже тогда она привлекала к себе всеобщее внимание. Должно быть, время нисколько не изменило ее.
 — Да, я беременна.
 Максен, пристально вглядываясь в нее, заметил:
 — Похоже, ты не очень расстроена?
 Она едва не задохнулась от ярости:
 — А чего ты хочешь от меня? Чтобы я вскрыла себе жилы? Бросилась со стены? Нет, никогда! Я выношу этого ребенка и тогда…
 — Тогда что?
 В ее глазах отразилось противоборство ребячьих порывов и взрослых раздумий. Но в конце концов победил ребенок, который еще гнездился в ее душе.
 — Я отдам ребенка Богу и выращу его, как велит Бог.
 — Как все просто, а?
 — Ты же не думаешь, что я возьму с собой это дитя?
 — Ничего я не думаю, я только спрашиваю. Но ответь мне, зачем ты явилась в Этчевери, а не пошла в монастырь?
 — Все написано в письме, — огрызнулась она.
 Максен прижал свиток к бедру, но не стал его разворачивать. Элан вздохнула:
 — Ну, хорошо, отец хотел послать меня в монастырь, но я упросила отправить меня сюда…
 — Почему?
 — Ну, Максен, ты можешь представить меня в монастыре? Я или умру от скуки, или меня заморят до смерти за маленькую шалость.
 — А почему ты не думаешь, что я сделаю то же самое?
 Чувствуя его настроение, она попыталась выжать из него улыбку, но когда это ей не удалось, и брат сохранил бесстрастное выражение лица, девушка опечалилась:
 — Ты можешь так поступить?
 — Если потребуется, — твердо ответил норманн. — Я рад тебя видеть, Элан, но не пытайся перевернуть мой дом вверх дном. Иначе я положу тебя на колено и самолично выпорю, а если это не поможет, то соберу твои вещи и отправлю в ближайший монастырь.
 Закусив губу, она размышляла над словами брата.
 — Так ты хочешь остаться в Этчевери?
 Элан поморщилась:
 — Теперь я уж не знаю, что лучше.
 — Ну так что? — нетерпеливо спросил рыцарь, кляня сестру за глупость и желая закончить затянувшийся разговор.
 — Останусь в Этчевери. Пока…
 Максен тяжело вздохнул — у него на руках уже есть дерзкая, непослушная женщина, но две? Мудрый человек ни за что не позволит Элан ждать рождения ребенка под одной с ним крышей. Но легко ли всегда поступать мудро? Подойдя к сестре, он, взяв ее под руку, повел к лестнице.
 — А теперь я познакомлю тебя с правилами.
 Элан застонала.
 Он осклабился и начал перечислять, чего она не должна делать…




 Глава 25


 Никогда ей в голову не приходила мысль, что когда-нибудь она может забеременеть. Элан не раз позволяла себе близость с Ройденом, рыцарем из числа стражников Пендери. Это было до того, как она соблазнила Эдвина Харволфсона. Теперь вина за ее позор ложилась на его плечи. Чувствуя себя прескверно, девушка ворочалась на мягкой постели и наконец успокоилась, лежа на спине и глядя в потолок.
 После встречи с Эдвином она вернулась в замок, нарочно измазав грязью платье. И там, в замке, бросилась к ногам отца и рассказала о том, что с ней случилось, доведя себя чуть ли не до припадка. Отец слушал, кипя от бешенства, и казалось, что в замке висят на гобеленах его яростные проклятия. Пендери-старший брызгал слюной и топал ногами.
 К сожалению, Элан забыла предусмотреть одну немаловажную подробность — испачкать юбки в крови. Поэтому отец, лелея надежду, что сакс не лишил ее девственности и дочь еще сможет выйти замуж, послал Элан к лекарю.
 Тот в присутствии ее матери осмотрел девушку. Элан похолодела, когда лекарь выпрямился и заглянул ей в глаза. Конечно, он понял, что тот, кого она обвинила в изнасиловании, был не первым. Но, будучи добропорядочным подданным короля Вильгельма и имея дело с соплеменницей, он не стал уличать ее во лжи. Лекарь пробормотал что-то о варварах-саксах и пожелал им скорейшей гибели.
 В зале поднялся невообразимый шум, когда лекарь во всеуслышание объявил, что Элан уже не девственница. Пендери-отец бушевал несколько часов. Элан свернулась калачиком возле матери и плакала. Отец неожиданно перекинулся с Харволфсона на нее. Он требовал ответа на вопросы, проклиная ее за то, что она без сопровождения выехала из замка. Родитель выбирал обидные, грубые выражения, и они били больнее, чем хлыст. Никогда еще не доводилось Элан слышать такие слова. Слезы заливали ее лицо. Хоть бы отец быстрее успокоился. Оставалось только ждать, понесет она или нет. Понесла…
 Элан всхлипнула: до этого ее жизнь шла так, как ей хотелось, но теперь пропало желание жить. Девушка сердито смахнула слезы. От них глаза краснеют и распухают, превращаясь в узенькие щелки.
 «Плакать не стоит, — решила Элан. — Надо дождаться рождения ребенка, а потом умыть руки и вновь наслаждаться жизнью». Норманнка провела по своим бедрам, которые могли бы быть немного пошире. Она не отличалась хрупким сложением, но лекарь предупредил ее, что появление ребенка на свет доставит ей немало хлопот.
 Элан снова всхлипнула — будь прокляты мужские способности Эдвина, который сумел зачать ребенка с одной встречи, будь проклят его рост, ребенок, несомненно, будет большой. Если бы дитя принадлежало Ройдену…
 — Леди Элан, как вы себя чувствуете? — внезапно раздался голос.
 Вздрогнув, она повернулась и взглянула в грубоватое, но участливое лицо сэра Гая, который склонился возле ее постели. Что он здесь делает? Неужели ее всхлипывания разбудили его?
 — Хорошо.
 — Я слышал, как вы плакали, — с неожиданной нежностью сказал он.
 — Ну, немного, — пришлось ей признаться.
 — Почему?
 Девушка пожала плечами и подкрепила движение словами:
 — Просто мне грустно.
 — Потому что вы уехали из Трионна?
 — Да, наверно, и от этого.
 — А еще от чего?
 Элан ощутила, как потеплело у нее на сердце от участия и заботы Гая. Он лучше, чем Ройден.
 — Разве брат не сказал вам?
 Торкво покачал головой:
 — Нет, миледи, я ничего не знаю.
 «Скоро узнаешь», — подумала она, поглаживая пока еще плоский живот.
 — Давайте поговорим в другом месте, — предложила Элан, поеживаясь при мысли, что люди, спящие рядом, могут проснуться, если только они не притворились спящими.
 Сэр Гай протянул ей руку:
 — Я знаю одно место.
 Когда его пальцы сомкнулись на ее руке, Элан поняла, что ей нравится прикосновение этого человека.
 Войдя в альков, рыцарь неохотно разжал пальцы:
 — Итак, чего я не знаю?
 Элан пожалела, что выпустила его руку — по ней можно было лучше узнать, какое впечатление на него произведет ее признание:
 — Я жду ребенка.
 Конечно, ее слова ошеломили его, но в алькове стоял полумрак, в котором нельзя было разглядеть лица.
 — Понятно.
 — Ничего вам непонятно, — возразила она. — Это не просто чей-то незаконнорожденный ребенок. — Хотя девушка уже столько раз лгала, но сейчас ложь давалась ей с большим трудом. — Это ребенок Харволфсона.
 — Этого следовало ожидать.
 «Конечно, — подумала Элан. — Мой отец постарался, чтобы об этом узнала вся Англия».
 И все же она пришла в ужас. Почему? Почему этот человек заставляет ее чувствовать стыд, хотя ей должно быть безразлично, что он о ней думает? Он просто обычный мужчина, такой же, как Ройден.
 — Я понимаю ваше отвращение, сэр рыцарь, — проговорила Элан, зная, что слова обвинения уже готовы сорваться с его языка. — А теперь я пойду спать.
 Но Торкво, к ее удивлению, схватил за руку и вернул обратно в альков:
 — Я не питаю к вам отвращения, леди Элан, потому что не вас надо винить.
 «Никого другого, кроме меня», — подумала девушка, но вслух, конечно, этого не сказала.
 — Нет, не меня, — солгала она в сотый раз. Рыцарь кивнул.
 — Харволфсон заплатит за все, — решительно произнес он. — В этом я клянусь.
 Ей стало стыдно перед Гаем, но она попыталась не думать об этом. Похоже, Эдвин заплатит за то, чего никогда не делал. Ему будут мстить отец, брат и Гай. А все потому, что ей надо было как-то скрыть потерю девственности: ведь вся неприглядная правда открылась бы в первую брачную ночь. Саксонский волк Харволфсон сыграл роль козла отпущения, сам того не ведая. Но нет, думать об этом пока не стоит. Эдвин давно стал мертвецом, еще до того, как она объявила его насильником. На него устраивают настоящую охоту за мятеж. Поэтому ничего плохого она ему не сделала. Успокоив этим рассуждением свою совесть, Элан спросила:
 — А почему вы собрались мстить за меня, сэр Гай?
 — Потому что, миледи, я буду вашим другом, если, конечно, вы позволите.
 «Друг? И все? — сначала возмутилась девушка, но пристыженно покраснела. — В твоем чреве — незаконнорожденный ребенок, а ты думаешь, как бы нового кавалера затащить в постель».
 — Будем друзьями, — солгала она.
 — Друзьями, — подтвердил рыцарь.
 Будто груз свалился с ее плеч. Элан легким шагом пошла рядом с ним к своей постели.
 — Спокойной ночи, — проговорила девушка, садясь на одеяло.
 Поклонившись, рыцарь осторожно убрал прядь с ее лба.
 — Спокойной ночи, леди, — и, повернувшись, пошел к своей постели.
 Девушка смотрела на его ложе так долго, пока не устали глаза. Затем, улыбнувшись, уснула.
 — Она ушла, — сказал Максен.
 — Ты говоришь о Сете? — уточнила Райна, не зная, о ком идет речь.
 — Да, о Сете, — подтвердил Пендери.
 — Я ничего не понимаю, — призналась саксонка.
 — Я отправил ее с рыцарями отца. Вернувшись в Трионн, они отвезут ее в Блэкстер.
 — Но почему?
 Подняв ее подбородок, он поцеловал девушку.
 — Она слишком долго мучила тебя, и мне это надоело, — объяснил он. — Я устал от ее лжи и наветов.
 Значит, рыцарь понял, что. Сета солгала о саксах, готовивших мятеж.
 — Ты поверил мне?
 Он нежно коснулся ее губ;
 — Конечно.
 Райна улыбнулась — присутствие злобной женщины угнетало ее. Теперь не надо терпеть ее несносный характер и нападки. Но кого-то другого ждет сия участь.
 — Сэр Гай знает, что ты отправил ее в Блэкстер?
 Максен расстегнул запону, стягивающую ворот плаща.
 — Знает, и, как ты можешь догадаться, не в восторге от моего решения. — Сняв плащ, он перебросил его через руку. — Хотя велико было искушение отправить Сету на все четыре стороны, вынудив ее добывать себе хлеб насущный. Но это было чересчур жестоко даже для меня.
 — Спасибо, Максен, что ты убрал ее из Этчевери, но не бросил на произвол судьбы.
 — Вряд ли она испытает чувство признательности.
 — Испытает, когда наступят холода.
 Пендери пожал плечами:
 — Неважно. Теперь пусть болит голова у Гая.
 Насильник. Он сохранял невозмутимость, когда ему принесли последние вести о его жестокости, но теперь, оставшись наедине с деревьями и равнодушным небом, он дал волю страстям.
 — Сука! — шипел и рычал Эдвин. — Дьявол в юбке, лживая шлюха!
 Слова, слова, но ни одно не могло точно выразить его состояние и возмущение. Называться дикарем, мятежником — это одно, такие прозвища заслужены им, но жить с клеймом насильника — невыносимо! Никогда не брал Харволфсон женщину силой, а особенно — норманнку, тем более такую тварь, как Элан Пендери!
 Прошло несколько дней с их встречи в лесу, а он никак не мог понять, почему эта женщина добровольно и так легко отдалась ему. А вот теперь все стало ясно! Его хотят заклеймить позором, объявить насильником. Будь проклята мерзкая лгунья!
 — Ад и преисподняя, — раздался скрипучий голос.
 Эдвин, резко обернувшись, едва не сбил с ног Дору. Как ей удается так тихо передвигаться с ее скрюченным телом и одеревеневшими ногами? А еще удивительнее, как колдунья могла догадаться, о чем он думает? Старуха улыбнулась, и он заметил новую дырку в вернем ряду зубов.
 — Когда-нибудь ты поймешь, Эдвин, что я — это я.
 Прорицательница? Ведьма? Нет, она видела и понимала то, что другим было недоступно, не только благодаря своей прозорливости.
 — Я не верю во всякую небывальщину, — прохрипел сакс, давая понять, что хотел бы остаться один.
 — После того, как я вдохнула в тебя жизнь? — ухмыльнулсь старуха. — После того, как я предсказала, что ты будешь человеком, который прогонит норманнов с нашей земли и вернет Англии свободу? После того, как я показала, какова на самом деле Райна, и мои слова подтвердились?
 Широко расставив ноги и скрестив руки на груди, Харволфсон пристально взглянул на Дору.
 — Я еще дышал, когда меня вытащили из-под груды трупов, — нетерпеливо пояснил он, в сотый раз рассказывая одну и ту же историю.
 — Нет, дыхания не было, — упрямо возражала колдунья, тоже в сотый раз отрицая его слова.
 — Еще неизвестно, удастся ли под моим водительством изгнать захватчиков, — продолжал Эдвин, не слушая ее возражения, — а что касается Райны… — и замолчал в раздумье.
 Если верить Этелю и его сотоварищам, она не отреклась от своего народа, а сдалась, когда не было выбора. Но как быть с пятым саксом, пронзенным стрелой в тот миг, когда он поверил в свободу и честность Пендери? Знала девушка, что задумал Максен?
 — Знала, — словно прочитала его мысли Дора. Эдвин резко повернулся:
 — Ты угадала мои мысли, Дора. Может, ты и впрямь обладаешь таким даром, и в этом все твои чудеса?
 Рассмеявшись — ее смех походил на скрип двери, — она подошла ближе и остановилась прямо перед ним:
 — Дар, а? Да, я обладаю им, хотя ты прекрасно знаешь, что это еще не все. У меня есть власть…
 — Хватит!
 Он больше не станет ее слушать — иначе придется заключить сделку с самим дьяволом. Почему бы просто не отослать старуху? Эта мысль уже трижды за день приходила в голову, но что-то удерживало его.
 — Она подарит тебе сына, Эдвин, — заговорщицким тоном проговорила старуха.
 Сакс нахмурился.
 — Райна?
 — Нет. — Дора помахала сморщенной рукой. — Я говорю об этой шлюхе, Элан Пендери.
 Он был ошеломлен ее словами и не напомнил, что не так давно она и Райну называла шлюхой. Неужели после одной встречи девушка зачала?
 — Сын, — пробормотал он.
 В его душе, наполненной местью и ненавистью, шевельнулось теплое чувство.
 — Послушай меня, Эдвин. Ему нельзя жить на этом свете.
 — Что? — воскликнул он. — Ты предлагаешь мне убить своего собственного сына?
 — Неважно, чья рука это сделает.
 — Ты зашла слишком далеко, старуха, — взревел сакс, сжимая и разжимая кулаки. — Уходи, иначе я избавлюсь от тебя раз и навсегда.
 Дора широко раскрыла глаза:
 — Он будет норманном!
 — И саксом тоже.
 — Одна капля норманнской крови может все испортить.
 Харволфсон не был охотником убивать, но сейчас он бы с удовольствием свернул старухе шею, радуясь хрусту костей.
 — Я не хочу повторять, — рявкнул он и оттолкнул от себя колдунью.
 Дора едва устояла на ногах, запутавшись в плаще.
 — Я все сделаю для тебя! — закричала она. — Я вернула тебе жизнь! Не только при Гастингсе, но и когда Томас Пендери… — тут старуха замолчала, застыв от ужаса.
 Один прыжок — и Эдвин был рядом.
 — Так это ты, да? Ты сделала это!
 Женщина долго на него смотрела, зрачки ее глаз расширились, потом опять сузились:
 — Я убила его!
 — Ты метнула кинжал?
 — Я!
 Господи, может, она и ведьма, но откуда взялись силы в ее тощем, старом теле, чтобы бросить кинжал и попасть в цель?
 — Зачем?
 Дора провела языком по пересохшим губам:
 — Он хотел тебя убить, а этого я не могла допустить. Не для того я воскресила тебя. Конечно, ты мне обязан.
 Харволфсон, оглянувшись, посмотрел на нее:
 — Я ничем тебе не обязан, старуха, и уж никак не жизнью сына.
 — Это так мало, Эдвин.
 Разъярившись, он шагнул к ней с явным намерением сломать шею.
 Старуха с неожиданной для ее возраста ловкостью увернулась.
 — Я тебя предупредила, — взвизгнула она и бросилась наутек.
 Эдвин посмотрел ей вслед, потом, закрыв глаза, опустил голову на грудь. Господи, как он устал от крови, сражений, мести и ненависти, от постоянного бегства и ожидания, когда Вильгельм поймает его, устал от бесконечных нашептываний и козней Доры и зла, которое она принесла в его жизнь.




 Глава 26


 Зима сменилась весной, и до Этчевери дошел слух о блестящей победе короля Вильгельма у Йорка, оплота мятежников. Но Эдвина не было среди саксов, павших от руки короля. О Харволфсоне не поступало вестей месяца два, и постепенно разговоры о нем затихли. Ходили слухи, что он нечестными путями раздобыл хорошее оружие, что его люди шли в бой конными, а не пешими, что число его сторонников доходило до тысячи, что их боевое мастерство не уступало норманнскому. Но трудно было отличить правду от вымысла. Оставалось только ждать.
 Все знали, что скоро Максена призовет король, и каждый день считался только отсрочкой.
 Никто из обитателей Этчевери не мог пожаловаться на голод, хоть и кормили не до отвала. Особое питание получала лишь Элан и ее неродившийся ребенок.
 Для Райны молодая женщина была загадкой, но одно она знала наверняка — гостья солгала, очернив славное имя Эдвина.
 Сестра Максена могла быть любезной, если это ей было выгодно, но вскоре все обитатели замка убедились в ее вспыльчивости, изменчивости нрава, в готовности оскорбить ни в чем не повинного человека. У нее появилось немало врагов, но в их числе не было сэра Гая.
 Рыцарь прекрасно ее понимал. В нем неожиданно проснулось чувство юмора, что удивило знавших его друзей. Особенно оно было кстати, когда на Элан накатывала меланхолия. Он смотрел на девушку, и что-то похожее на восхищение светилось в его глазах, но Райна старалась не замечать вспыхнувшей страсти у сурового Торкво к никчемной пустышке и бессовестной лгунье Элан.
 Чем больше становился ее живот, тем злее делался язык. Ее гневные тирады стали притчей во языцех. Но то, что произошло тем прохладным весенним днем, надолго осталось в памяти обитателей замка.
 Еще не закончился обед, как Элан вскочила из-за стола, сверкая злобно глазами.
 — Я слышала вас! — завизжала она. — Вы все шепчетесь за моей спиной. И ты, — девушка ткнула пальцем в Лиган, стоявшую с кувшином в руке, — ты осмелилась плохо отзываться обо мне! Ты, готовая переспать с псом, если рядом нет мужчины!
 — Неправда! — воскликнула Лиган.
 Хотя время от времени она встречалась с рыцарями, но у нее не было репутации Сеты, и поэтому она глубоко была оскорблена.
 — Леди Элан, — взволнованно вмешался сэр Гай, отходя от очага, где собралось несколько рыцарей.
 — Разрази вас гром! — метала молнии лживая норманнка. — Чума на ваши дома!
 — Элан! — прикрикнул Максен, но она не хотела его слушать.
 — Думаете, мне нужно ваше уважение? — продолжала она. — Нет! — и положила руку на вздувшийся живот. — Это правда, что я ношу ублюдка, но мне этого нечего стыдиться, если его отец — сакс, который поставит вас на колени!
 Райна успела подойти к ней раньше, чем Гай и Максен.
 — Вы устали, — тихо сказала она. — Пойдемте, вы отдохнете на постели брата.
 Саксонка осторожно положила руку на плечо норманнки, но та, сбросив ее, резко повернулась:
 — А ты! Ты еще больше шлюха, чем…
 — Замолчи! — рявкнул Максен, оттаскивая сестру от Райны.
 — Я еще не кончила! — пыталась сопротивляться Элан.
 — Милорд, — обратился к господину Торкво, — если вы позволите, я смогу ее успокоить.
 — Успокоить? Меня!? Думаешь, я собака, которую можно погладить, потрепать за ушами и отшвырнуть ногой? Мне не надо твоего сочувствия, твоего понимания, ничего!
 Торкво изумленно заморгал глазами, побагровел, плотно сжав губы.
 — Тогда я больше не желаю знаться с вами, Элан Пендери, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Можете плакать, можете жалеть себя, бичевать, но на меня больше не рассчитывайте.
 Расправив плечи, высоко подняв голову, рыцарь резко повернулся и пошел к очагу, где его ждали товарищи, довольные отповедью, которую он дал лгунье.
 — И с меня хватит, — поднялся разгневанный брат и потащил упирающуюся девицу за ширму.
 Она отчаянно пыталась вырваться.
 — Гай! — визжала норманнка.
 Рыцарь остановился, но не повернулся. Она поняла, что он не поможет. Опустив голову и сгорая от стыда, Элан поплелась за братом.
 Максен схватил ее за руку и резко сказал:
 — Сначала — в мою комнату, потом — в монастырь.
 Райна заметила, что норманнка тщетно пыталась поймать взгляд сэра Гая. Поспешив следом за Пендери, она нагнала их.
 — Милорд, — обратилась она к Максену, — разве нельзя леди Элан поговорить с сэром Гаем?
 — Можно, нельзя… — не останавливаясь, буркнул барон. — А что хорошего из этого выйдет? Он терпит все ее капризы, а надо просто отшлепать ее, пытается понять то, что невозможно понять. И что он получил?
 — Может…
 — Может, нет! Я устал от ее выходок. Сегодня этому пришел конец!
 Понимая, что идет на риск, Райна встала перед ним:
 — Прошу тебя, разреши Элан и Гаю поговорить.
 — Отойди! — Пендери едва сдержался.
 Было бы проще позволить Максену сорвать злость на Элан, но один взгляд на несчастную молодую женщину заставил сердце ласково сжаться.
 — Он нужен ей! — не унималась она. Очевидно, смысл ее слов дошел до Максена.
 Его лицо немного смягчилось, и он, нахмурившись, взглянул на сестру.
 — Ради бога, Максен! — взмолилась та, заливаясь слезами.
 Рыцарь взглянул на Торкво и подавил вздох, готовый сорваться с уст:
 — Сэр Гай, иди сюда.
 Тот повиновался не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем рыцарь подошел к барону.
 — Милорд?
 — Моя сестра хочет поговорить. Ты согласен?
 Гай замешкался, потом согласился. Максен подтолкнул Элан к рыцарю, прошептав ей на ухо:
 — Хватит, Элан, иначе утром отправлю тебя в монастырь.
 Хотя на улице было холодно, Торкво и девушка вышли из зала, оставив Райну наедине с Пендери. Она ожидала увидеть искаженное гневом лицо, но он неожиданно улыбнулся:
 — Только ради тебя!
 Если бы не Райна, он бы непременно высказал сестре все, что о ней думал, выплеснув накопившуюся в душе злость, и рано утром отправил бы ее в монастырь.
 — Идем, — рыцарь повел Райну за собой, чувствуя, как напряглось его тело, как к низу живота прилил жар, снять который могла только она.
 Саксонка с готовностью пошла за ним за ширму, где они пылко отдались плотским утехам. Годы, проведенные без женщины, сказывались на Пендери, но каждый день с Райной словно воскрешал его. Прошли уже месяцы, а Райна оставалась бесплодной, что крепко печалило Максена, давая пищу для горьких раздумий. Он вновь и вновь вспоминал свое обещание никогда не жениться на ней, но вопреки этому старался прочно привязать ее к себе, сделать женой, чтобы она неотлучно была рядом днем и ночью, чтобы завести детей, прожить с ней долгую, счастливую жизнь и вместе состариться. Стоит ли удивляться, что Максен с нетерпением ждал того дня, когда Райна скажет ему о зачатии. Может, в этом месяце…
 Они лежали на боку, сплетя руки и ноги, и молчали, наслаждаясь близостью.
 — Спасибо, Максен, — прошептала она.
 — Все ради моей дамы.
 Она ущипнула его за бок:
 — Я говорю об Элан и Гае.
 Максен открыл глаза.
 — Элан, — простонал он. — Что мне делать с ней?
 В душе его еще теплилась надежда, что она больше не даст повода для тяжелых разговоров.
 — Считаешь, что он может приструнить ее?
 — Если это вообще кому-нибудь под силу…
 — Почему ты так тревожишься о ней, Райна? Почему, если она обозвала тебя шлюхой?
 — Мне ее жаль. Как подумаю о ней — душа не на месте.
 — Несмотря на то, что она лжет, обвиняя Эдвина?
 Девушка посмотрела ему в глаза:
 — Она лжет.
 Он не говорил вслух о том, что уже давно считает сестру лгуньей и не верит, что Эдвин — насильник.
 — Пришла весна, — он подвел разговор к тому, что скоро встретится с Эдвином на поле битвы.
 — Да.
 — Мне надо тебя кое о чем спросить.
 — Спрашивай.
 — Об Эдвине, — предупредил рыцарь.
 Она отвела глаза:
 — Ну, конечно.
 — Можно ли заключить с ним мир?
 Райна приподнялась, села на постели:
 — Мир? Но я слышала, что Вильгельм хочет его смерти.
 Пендери тоже сел рядом в постели:
 — Да, но я, пожалуй, смогу разубедить его, если, конечно, будет согласие Харволфсона.
 Смутившись, саксонка покачала головой:
 — Максен, я думала, ты тоже хочешь его смерти.
 — После всего, что я тебе рассказал о Гастингсе?
 Он опять вспомнил залитый кровью луг, но приказал себе не думать об этом.
 — Нет, если можно избежать кровопролития, я воспользуюсь этим.
 — Но послушает ли тебя Вильгельм?
 Законный вопрос. Если король по-прежнему уважает Пендери, то встанет на его сторону. Но встанет ли?
 — Но вот задача: как убедить Эдвина пойти на мир?
 Райна улыбнулась, глаза ее застилали слезы счастья, и она обняла возлюбленного:
 — Я знала, что у тебя доброе сердце, знала.
 «Доброе сердце», — удивился он, вдыхая сладкий запах ее кожи. Что она хотела этим сказать? Что в желании помириться с Харволфсоном он не похож на дикаря, на кровожадного воина, коим показал себя при Гастингсе? Как могла девушка простить его, если он сам не мог? Он лелеял в душе смутную надежду, что, избежав кровопролития, получит у Бога прощение. Конечно, это только слабая надежда, но стоит рискнуть, чтобы снять бремя с его души.
 — Какова цена мира, Райна?
 Откинув голову, она заглянула ему в глаза:
 — Не знаю. Может, вражда зашла уже слишком далеко.
 — Он хочет получить обратно Этчевери.
 — Да, это его земля, его предков, но, думаю, его замыслы простираются дальше и охватывают всю Англию. Этчевери для него мало!
 — Мне придется еще поломать голову над этим.
 — Ты говорил, что дашь ему земли в обмен на мир?
 — Если это положит конец восстанию, то верну ему Этчевери, но потребуется согласие короля.
 А Райна улыбалась. В ее глазах светились веселые искорки и что-то такое, от чего у Максена сильнее забилось сердце. Неужели это любовь? Так светиться могут глаза только любящего или благодарного человека. Он старался уверить себя, что это любовь. Так или нет, но ему очень того хотелось.
 — Я знаю, ты сделаешь это. Ты принесешь Англии мир.
 Ее слова отвлекали норманна от любовных переживаний. Он покачал головой.
 — У Эдвина много сторонников, но есть и немало непримиримых саксов. Даже если Харволфсон пойдет на мир, война не прекратится. Просто она будет не столь обременительна.
 Райна приуныла, но тут же вновь воспряла духом:
 — Было бы доброе начало, а конец придет сам собой. Ты всего добьешься, если уговоришь короля и Эдвина.
 — Я уже давно думал об Эдвине, — он старался отвлечься от многочисленных «если» да «кабы», — и я заметил в нем одну странность. Может, поможешь мне разобраться в ней?
 — Что за странность?
 — По саксонскому обычаю он как приближенный короля должен был умереть вместе с ним, но Харволфсон пережил его и вернулся в Этчевери, чтобы возглавить мятеж.
 — Да, он вернулся, но перед тем побывал в царстве мертвых.
 — Дора, — догадался Максен.
 Вздрогнув, она отодвинулась:
 — Значит, ты знаешь.
 Он пожал плечами:
 — Я слышал, что колдунья вдохнула в него жизнь.
 — Возможно.
 — А ты уверена, что он был мертв?
 Чувствуя себя не в своей тарелке, девушка молчала, затем проговорила:
 — Эдвин не верит этому. Он всегда говорил, что жизнь, должно быть, еще теплилась в нем, когда Дора вытащила его из-под груды мертвецов.
 «Значит, Харволфсон не язычник, а христианин, это уже хорошо», — подумал Пендери, а вслух спросил:
 — Он был тяжело ранен?
 — Наверно, Эдвин бы умер от многочисленных и серьезных ран, но Дора его выходила. Между прочим, он хотел умереть, чтобы избежать позора, поскольку король умер, а он остался жив.
 — Если это правда, то почему сакс потом не покончил с собой?
 — Он бы так и сделал, но, выздоровев, он пошел в деревню, где своими глазами увидел, что натворили норманны. Тогда в его душе закипели ненависть и жажда мщения, пересилившие желание свести счеты с жизнью.
 — Месть…
 — Месть, — подтвердила Райна.
 Максен смотрел в ее лицо — в глазах саксонки появилось сожаление.
 — Ты ответила на мои вопросы, — нежно произнес он. — И прошу не думать об этом.
 Девушка широко открыла глаза:
 — Это не так просто!
 — Нет, конечно, но все же попытайся.
 Она улыбнулась.
 — Попробую, — и легла.
 Лучше бы отдаться любовным утехам, но мысли норманна были заняты Эдвином. Он будет иметь дело с человеком чести и человеком мести, добрым со своими и беспощадным к врагам, христианином, но державшим рядом с собой колдунью, твердым, но и гибким, готовым к согласию, когда это не противоречит законам чести.
 Пендери долго размышлял о Харволфсоне, лежа без сна в огромной постели, с трудом избавляясь от мрачных мыслей. Укрыв одеялом спящую Райну, он оделся и пошел искать Элан и Гая. Но сначала норманн наткнулся на Кристофа, игравшего в шахматы с самим собой.
 — Я бы назвал это любовью, — заметил он и, сделав ход конем, взял пешку.
 Максен ощетинился:
 — Любовь? О чем это ты?
 Встав, юноша сел с другой стороны шахматной доски:
 — Об Элан и Гае, конечно. О ком еще я могу вести речь?
 «Дерзкая нынче молодежь», — раздраженно подумал Максен.
 Кристоф говорил об одних, а имел в виду других. Юноша понимал, что ни Райна, ни Максен не признаются в своих чувствах, поэтому завел речь об Элане и Гае.
 — Если ты хочешь мне что-то сказать, Кристоф, то говори, — потребовал Пендери-старший.
 Неохотно тот оторвал глаза от шахматной доски и откинулся на спинку кресла:
 — Я уже сказал. Сэр Гай и наша сестра неравнодушны друг к другу. Это не обычная дружба, как они считают.
 Пендери пристально вглядывался в лицо брата, но оно оставалось непроницаемым. Недовольно вздохнув, рыцарь уселся в кресло:
 — Почему ты так думаешь?
 Кристоф скрестил руки на груди.
 — Наверно, потому, как они смотрят друг на друга… или как держатся за руки… — Юноша пожал плечами и улыбнулся, видя, как насторожился брат. — Но больше всего меня убедили в этом их поцелуи.
 Максен чуть не подпрыгнул:
 — Целовались?
 — Да, в саду.
 Рыцарь вскочил, готовый кинуться на поиски Торкво, но Кристоф загородил ему дорогу:
 — Не лишай Элан единственного человека, способного держать ее в руках.
 — И позволить ей еще пуще распускать свой язык?! — взревел Пендери-старший, не остерегаясь посторонних ушей. — К тому же пустят грязные сплетни.
 — Один поцелуй вряд ли даст пищу для слухов.
 — Это неприлично, — не сдавался Максен.
 — Если, конечно, он не предложит ей руку и сердце.
 Рыцарь недоверчиво прищурился:
 — Ха, как же, предложит!
 Кристоф усмехнулся:
 — Я не думаю, я знаю.
 — Откуда?
 — Подслушал разговор.
 — Выкладывай!
 — Сэр Гай спросил у Элан, согласится ли она на то, чтобы он испросил у ее отца разрешение на их брак.
 Пендери-старший молчал, а Кристоф добавил:
 — Хорошая будет пара.
 — Почему ты в этом так уверен?
 — Не забывай, что наша сестра беременна, но не связана узами брака. Кто еще мог ей предложить руку и сердце, зная, что с ней произошло? Элан это будет угнетать до конца ее дней. Сэр Гай — достойный человек — добрый, честный и великодушный. Она носит под сердцем чужого ребенка, а он готов жениться на ней.
 — Похоже, ты намного мудрее меня, маленький братец, — неохотно согласился с ним Максен.
 Кристоф засиял, довольный похвалой. Затем, опустив глаза на шахматную доску, он взял фигуру и сделал ход.
 — Я выиграл, — многозначительно произнес он, гордо взмахнув рукой.
 Пендери усмехнулся:
 — А кто проиграл?
 — Мой соперник, конечно.
 — Но ты же играл сам с собой?
 Юноша взглянул на пустующее кресло, где полагалось бы сидеть противнику.
 — Это только так кажется, — хмыкнул он.
 В эту минуту Максен понял, как одиноко брату в огромном замке. Его от остальных отделяла пропасть не только из-за молодости, но и из-за хромоты, которая не позволяла упражняться с мечом. Вместо этого он углубился в изучение старинных фолиантов. Пендери-старшему захотелось как-то приблизиться к Кристофу, стать ему настоящим братом.
 — Хочешь сразиться со мной?
 Юноша сначала удивился, а потом обрадовался:
 — Охотно.
 Райна проснулась от смеха. Повернувшись, она хотела прижаться к возлюбленному, но его не было рядом, причем, видимо, давно, потому что постель была пугающе холодной. Тут до ее слуха опять донесся смех. Девушка сначала удивилась, но, поразмыслив, решила, что смех не должен казаться странным. Зимой обитатели замка коротали дни играя в шахматы, разгадывая шарады и просто беседуя, перемывая кости соседям. С приходом весны все оживились. Весна возвращала яркие краски, бодрила дух. Прислушавшись, Райна поняла, что смеялись Максен и Кристоф, но вскоре к их голосам присоединились и другие. Она села на постели, протирая глаза, склонила голову. Братья вновь захохотали, заглушая гул голосов.
 Она проворно оделась и выскользнула в зал. В чем причина веселья, обуявшего сразу обоих братьев? У очага толпилось дюжины две рыцарей, которые, склонив головы, что-то разглядывали.
 — Прошу прощения, — пробормотала саксонка, проталкиваясь сквозь толпу.
 Пендери-старший поднял глаза и улыбнулся:
 — Посмотри, что со мной сделал мой любимый братец!
 Смутившись, она взглянула на шахматную доску, на возбужденное лицо Кристофа.
 — Не понимаю.
 Взяв ее за руку, рыцарь прижал к себе:
 — Видишь, как разумно он поступил, — Максен пустился в подробное объяснение ходов, которые сделал брат, загнав в угол его короля.
 Райна слушала краем уха. Ее переполняла радость при виде Максена и Кристофа, которые искренне наслаждались игрой, беседой и были похожи на родных братьев, а не на дальних родственников, коими всегда казались.
 — Меня поделом проучили, — добродушно усмехался Максен.
 Юноша не без лукавства предложил:
 — Еще партию?
 — Хочешь опять поставить меня на колени? — Пендери-старший покачал головой. — Не дважды же на дню, братец. Может, завтра?
 — Кто-нибудь еще хочет? — оглядывая рыцарей, спросил юноша.
 Охотников не нашлось, и обитатели замка стали расходиться. Заметив, что Кристоф огорчился, Максен поспешил его успокоить:
 — Да они боятся тебя, вот и все.
 Кристоф пожал плечами:
 — Думаю, не беспричинно. Кроме всего прочего…
 — Райна? — раздался тихий, мягкий голос. Повернувшись, она оказалась лицом к лицу с Элан. Впервые норманнка обратилась к ней без ненависти и злости в голосе, и саксонку это удивило.
 — Я хотела бы поговорить с тобой, — продолжала Элан.
 Райна, бросив взгляд на братьев, поняла, что они так же удивлены, как и она.
 — Сейчас?
 — Если ты не хочешь, то можно потом.
 — Хорошо, давай поговорим.
 — Выйдем во двор, — предложила Пендери. Бросив вопросительный взгляд на Максена, Райна пошла за его сестрой во двор, где никто не смог бы их подслушать.
 — Я хочу извиниться, — начала Элан.
 — За что?
 — За то, как я вела себя. Я злобна и невыносима.
 — Простите, это так неожиданно. Я полагала, что моя судьба вас вовсе не заботит.
 — Нет, конечно, — бросила Элан, но поспешно добавила, — но начинает заботить.
 Райна подозрительно прищурилась:
 — Разве так может быть?
 — Ты упросила Максена, чтобы он позволил мне поговорить с сэром Гаем. Я весьма обязана тебе.
 — И это все?
 Элан нахмурилась:
 — Думаю, ты не такая уж плохая. Ты хорошая хозяйка замка, и хотя ты неблагородного происхождения, но добра со слугами и сделала моего брата счастливым.
 «Не очень вежливо, конечно, но все же мнение высказано», — подумала девушка, а вслух произнесла:
 — Спасибо.
 Пендери, похоже, была донельзя довольна собой.
 — Вот и все, а сейчас я хочу спать.
 Райна остановила ее, положив руку на плечо:
 — Надеюсь, когда-нибудь мы станем друзьями.
 — Друзьями? — Элан закусила губу. — Думаю, это возможно.
 Райна хотела ответить, но помешал голос, который долетел из кухни: это кричала Лусилла. Похоже, с ужином не все ладно, и хозяйка, вздохнув, стала спускаться по лестнице.
 — Хотя я и проиграл, но спросить тебя могу? — оставшись наедине с братом, сказал Максен.
 — Слушаю.
 — Ты хорошо знаешь травы, так?
 — Гораздо лучше, чем оружие.
 Пендери-старший не торопился начинать разговор. Он как бы взвешивал слова и наконец произнес:
 — Есть ли снадобье, которое поможет женщине зачать?
 — Зачем? — озабоченно спросил Кристоф, прищурив глаза.
 — Райна все это время жила со мной, но до сих пор не забеременела.
 Кристоф словно бы затаился, и брат догадался, что тот что-то скрывает:
 — Что такое?
 — Зачем тебе ребенок? — спросил юноша. — Она же просто твоя любовница.
 — Говори! — взревел Пендери-старший.
 Испуганный Кристоф умолк, но, собравшись с духом, признался:
 — Я… Райна попросила дать ей снадобье, которое предохраняет от зачатия, и я ей дал.
 Пендери-старший был на грани взрыва, но все же сумел подавить вспышку гнева:
 — Почему ты не сказал мне?
 — Я думал, ты не захочешь иметь незаконнорожденных детей, как, впрочем, и она.
 Скрестив руки на груди, Максен боролся с прихлынувшей яростью:
 — Ублюдки… Нет, я хочу законных детей.
 — Они не могут быть без брака.
 — Я и собирался жениться, если Райна забеременеет.
 — А ты женишься на ней? — недоверчиво спросил Кристоф.
 — Да.
 — Но ты же постоянно говорил, что… — внезапно смысл слов дошел до Кристофа, и он замолчал. — А-а, понимаю.
 — Конечно, ты же умный малый, — буркнул Максен, жалея, что открыл душу.
 Глядя на брата, он, казалось, читал его мысли. Когда Кристоф заговорил, стало ясно, что он пришел к решению.
 — У Райны скоро кончится запас снадобья, — заметил юноша. — Когда она придет ко мне, я заменю его чем-нибудь другим.
 Рыцарь улыбнулся:
 — Тогда я буду обязан тебе, братец.
 — Договорились, — Кристоф повернулся и собирался уйти, но вдруг остановился, подошел к брату.
 То, что произошло в следующее мгновение, потрясло Максена. Кристоф сжал его в объятиях и поспешно вышел из зала. Пендери-старший, остолбенев, долго смотрел ему вслед.




 Глава 27


 От Лиган шибало таким винным духом, что Райну потянуло на рвоту. Перейдя ей дорогу, она старалась идти ровнее, доплелась до комнаты Максена, села на полу, уронив голову на колени.
 — Нет, — застонала саксонка, раскачиваясь из стороны в сторону. — Господи, не допусти этого.
 Но было поздно. Она знала это еще утром, когда начатый день не принес облегчения. Значит, она понесла от Максена Пендери.
 Тошнота, казалось, никогда не прекратится, но вот и она прошла. Вытирая капли пота на лбу, девушка оглядела комнату. Позволят ли ей родить ребенка здесь? А может, решат, что в покоях барона достойны появляться на свет лишь законные наследники? Эта мысль причинила столько же боли, сколько и сознание того, что она любит человека, который не любит ее.
 Пытаясь сделать невозможное, то есть не думать о будущем ребенке, Райна поднялась. Ее рука непроизвольно коснулась живота, словно определяя срок. Очевидно, зачатию уже месяц. На дворе июнь, стало быть, ребенок родится в середине зимы.
 Опустив руку, Райна покачала головой. Снадобье помогло лишь в первые несколько месяцев. Может, оно вовсе не действовало, а девушка просто не смогла зачать сразу. И тут Райну осенило — месяц назад у нее кончился запас корня, и она пошла к Кристофу. Неужели юноша неправильно приготовил снадобье?
 Но что теперь об этом думать? В ней затеплилась новая жизнь, и ничего нельзя изменить. Осторожный внутренний голос нашептывал ей, что можно избавиться от беременности, но саксонка тут же отмела эти мысли и обхватила живот руками.
 Шум за ширмой заставил девушку вздрогнуть. Раздался смех Элан, к которому присоединился оглушительный хохот Гая. Саксонка, погруженная в свои не очень веселые мысли, выглянула из-за ширмы. Элан и Гай стояли перед Максеном, который сидел на помосте. Когда Райна уходила из зала, там было полно людей. Теперь они куда-то таинственным образом исчезли.
 — Что такое? — спросила она, подойдя к Элан.
 Развеселившись, норманнка забыла о правилах приличия и ответила вместо брата.
 — Он согласен, — радостно визжала она, указывая на бумажный свиток в руках Максена. — Мой отец согласен на наш брак.
 Между Элан и Райной случались стычки, но заступничество саксонки установило мир и лад. Дружбой это не назовешь, скорее соглашением.
 — Я рада за вас, — Райна смотрела то на Элан, то на Гая. — За вас обоих.
 Рыцарь кивнул, а его невеста засияла еще больше.
 — Пора готовиться к свадьбе, — заметил Максен.
 — Нет! — взвизгнула Элан. — Не сейчас, когда я толстая, как свинья.
 Брат молча смотрел на сестру:
 — Что ты предлагаешь? Отложить свадьбу до рождения ребенка?
 Та кивнула:
 — Я не хочу сломя голову бежать под венец. Я желаю настоящего венчания, пышного праздника, красивого платья и стройной фигуры.
 Максен подался вперед.
 — Твое тщеславие вредно скажется на ребенке, — сухо возразил он, глядя на огромный живот. — Конечно, уже никого нельзя убедить, что ребенок Гая, а если венчание состоится немедленно — это дело другое.
 — Но я не собираюсь растить его, — напомнила Элан.
 — Даже если выйдешь замуж?
 — Конечно, нет! Он мне достался не по доброй воле, и я не хочу нянчиться с ним, терзаясь воспоминаниями об ужасах того дня. Почему Гай должен мучиться?
 — Ты его мать, Элан.
 — Не по своей воле.
 Максен взглянул на Гая.
 — А что ты скажешь?
 Рыцарь смутился и не спешил с ответом.
 — Если бы Элан оставила ребенка, я принял бы его как родного, но она уже решила.
 — Ясно? — высоко подняла голову сестра Максена. — Я уже решила!
 Райна ощутила укол в сердце, ей стало жаль несчастного малютку, которого бросят на произвол судьбы. Ее чувство обострила собственная беременность. Может, этот малыш будет жить вместе с ее незаконнорожденным ребенком. Максена, видно, тоже покоробили слова сестры, но он сдержался:
 — Хорошо, значит, свадьбу отложим. А теперь у меня много работы.
 Элан и Гай быстро удалились, но Райна не нашла в себе сил уйти. Пендери-старший вел себя так, словно в зале он был один — положил перед собой лист бумаги и взял перо. Но не успел он обмакнуть его в чернильнице, как заметил саксонку и удивленно поднял брови.
 «Почему я все еще здесь стою?» — сама себе удивлялась она. Подавив желание дотронуться до живота, Райна сжала кулаки и повернулась, чтобы уйти.
 — Что такое, Райна?
 Девушка бросила взгляд через плечо:
 — Ничего. Я просто замешкалась.
 Он ухмыльнулся, удивившись слову:
 — Замешкалась?
 Она пожала плечами:
 — Устала, только и всего.
 По лицу норманна пробежала тень:
 — Ты перегружаешь себя работой?
 — Нет, я… плохо спала.
 — Что-то я не заметил.
 — Ничего, — уверяла она, желая побыстрее уйти. Кто знает, может, он догадывается о зачатии?
 — Надо лечь в постель и отдохнуть немного.
 Сойдя с помоста, Райна направилась к выходу. Максен тихо встал и нагнал ее. Обняв за плечи, он прижал к себе и шепотом спросил:
 — Ты ждешь ребенка, Райна?
 Она растерялась — так неожиданно прозвучал его вопрос. Но она еще не смирилась с беременностью, не свыклась с мыслью, что скоро станет матерью. Надо ему ответить. Чем дольше молчишь, тем меньше тебе верят. Поэтому она повернулась к нему лицом и улыбнулась:
 — Жду ребенка? Это станет ясно, когда не будет месячных.
 — А у тебя они не перестали идти?
 — Нет.
 — Ты в этом уверена?
 — Кто же лучше меня это знает? В прошлый раз они были довольно скудными, но все же были.
 Максен тогда уехал из Этчевери. Его вызвали в Блэкстер, где он улаживал спор между мастером и рабочими. Он не мог сказать наверняка, лжет Райна или нет. Может, его желание завести ребенка стало навязчивой мыслью и он принимает пустую надежду за свершившееся. А что такое появилось в ее глазах — чувство вины или стыд, и почему так бьется жилка на шее? Может, она опять ему лжет…
 Неохотно рыцарь убрал свои руки с ее плеч:
 — Иди отдыхай.
 Она уловила на его лице сомнение и пробормотала:
 — Спасибо, милорд.
 Она постаралась побыстрее удалиться и уже считала себя в безопасности, когда ее остановила просьба рыцаря:
 — Если ты забеременеешь, Райна, скажешь мне!
 Она собиралась уверить его, что непременно это сделает, но что-то в его лице заставило ее сказать иное. Боль, терзавшая сердце, вырвалась наружу:
 — Зачем это тебе?
 Он молчал, и Райна поняла, что сделала правильно, не рассказав о зачатии.
 — Нужно, — наконец ответил он.
 — Хорошо, скажу, — неохотно пообещала саксонка.
 Максен так долго на нее смотрел, что у нее защемило сердце. Он вышел из зала. Что делать? Сказать правду и привязать себя к нему, став бесправной любовницей и матерью незаконнорожденного ребенка? Или лучше сбежать и родить дитя где-нибудь, чтобы никто не знал? Если уйти подальше, то можно объявить себя вдовой, и ребенок не будет носить позорного клейма. Но ведь Максен пустится в погоню…
 Решив, что не стоит умирать раньше смерти, она отогнала мрачные мысли, подняла голову: «Что мне делать?». Сердце ответило: «Сказать правду!» Девушка опустила голову: «Знаю». Она не могла оставить Максена и поэтому вынуждена признаться. Но это будет завтра.




 Глава 28


 Летом обитатели замка были заняты делом. Урожай обещал быть богатым, так что зима будет сытной. Райна нашла, наконец, себе занятие. Сидя с Лиган и тремя саксонками, она пряла пряжу, сочетая эту работу с шутками и разговорами о прошедшей зиме, об урожае.
 Зимой и весной жилось несладко, но никто не жаловался. Если бы не новый хозяин, то вряд ли удалось избежать голода. Все понимали это и были благодарны. Кто теперь захочет примкнуть к Эдвину?
 С каждой новой победой Вильгельма над мятежниками все дальше уходили в прошлое времена англо-саксов. Удастся ли Эдвину вернуть их?
 — Я насчитала больше дюжины, — сказала одна из женщин. — Трудная зима была… — саксонка хихикнула.
 — Дюжину? — очнулась от задумчивости Райна.
 — Даже больше.
 — Что больше? — недоуменно спросила она.
 — Да беременных. Ты что спишь?
 Она улыбнулась, подавив желание прикоснуться к животу (пока еще незаметно!), и вновь взялась за пряжу. Каждый день собиралась она сказать правду Максену, но никак не могла решиться. С тех пор, как он спросил о здоровье, прошло две недели. Вздохнув, девушка дала себе слово, что сегодня вечером признается. Пусть он покричит, пусть разозлится, она все это перенесет.
 Примирясь с мыслью о неизбежном раздоре, саксонка вступила с женщинами в разговор, который был прерван через несколько минут громким и бесцеремонным возгласом.
 — Думаешь, венок из цветов… или слишком много? — громко спросила Элан.
 Никто не слышал ее шагов, и от неожиданности две женщины выронили веретена из рук. Нагнувшись, Райна подняла веретено, стараясь подавить вспыхнувшее раздражение:
 — Слишком много для чего, леди Элан?
 — Для моей свадьбы, конечно. О чем я еще могу говорить?
 Да, о чем еще? Вздохнув, Райна потерла нить, зажатую пальцами.
 — Венок из цветов будет выглядеть чудесно, — рассеянно сказала она, принимаясь за пряжу.
 Встав возле нее, Элан вынудила Райну поднять глаза.
 — Тебе все равно, да? — дрожащим голосом спросила Элан.
 Райна подавила вздох и выпрямилась:
 — Нет, почему? Из каких цветов вы хотите сделать венок?
 Норманнка, довольная, улыбнулась:
 — Думаю, из фиалок.
 — Чудесно.
 — Или из роз.
 — Я люблю розы.
 Элан настаивала:
 — А какие тебе нравятся больше?
 — Мне — фиалки, но с вашим цветом лица вам больше подойдут розы. А что говорит сэр Гай?
 Элан пожала плечами:
 — Не знаю, я хотела у него спросить, но его нигде нет.
 — Он и Максен в деревне. Прогуливаются.
 — Что ты хочешь этим сказать — «прогуливаются»?
 Лиган хихикнула, а Райна спокойно пояснила:
 — Занимаются хозяйством.
 — Как скучно, — пробормотала сестра Максена. — Смертельно скучно.
 — Но нужно.
 — Да, тебе видней, наверно.
 Иногда — правда редко — Элан казалась взрослой, уже достаточно пожившей и много повидавшей женщиной, но сегодня она напоминала ребенка. Как мог сэр Гай влюбиться в нее? Элан ведет себя пристойно в его присутствии, но он же видел, как она бесцеремонна с другими.
 «Любовь — она загадочная, странная, — размышляла Райна, забыв на мгновение Торкво и Элан и обратившись к себе и Максену и к своему будущему дитя. — Любовь — загадка и боль».
 В ее мысли ворвался голос Элан.
 — Мне нужна ткань для свадебного платья, — и пощупала полотно, лежавшее у ног Райны.
 — А какого цвета?
 — Не знаю пока, но этот меня устраивает.
 Раздался смешок, но на этот раз смеялась не Лиган. Райна взглянула на Элан:
 — Вы, конечно, умеете прясть?
 — Да, но боюсь, не так ловко, как ты.
 Райна решила, что ей лучше предложить свои услуги, не дожидаясь, когда попросит об этом Элан. Для свадебного платья нужно постараться.
 — Я научу вас.
 Элан как-то сникла.
 — Ты же видишь — я беременна.
 — Да, такой живот трудно не заметить! — подала голос Лиган. Саксонки засмеялись, прикрывая рты ладонями.
 — Почему ты… ты… — разозлилась Элан. — Ты неблагодарная саксонка…
 — Хватит, — вмешалась Райна.
 Вскочив, она усадила сестру Максена на свой стул и сунула в руки ей веретено:
 — Держите его вот так.
 Оглянувшись, Элан хотела было встать, но Райна удержала ее на месте.
 — Я не могу терять время на какую-то пряжу, — запротестовала норманнка.
 — Разве вы не хотите хорошего свадебного наряда? — спросила Райна, задев ее тщеславие.
 Та хотела возразить, но, подумав, неохотно кивнула:
 — У меня будет чудесное свадебное платье.
 — Так не стоит терять времени.
 Райна стала показывать, как что нужно делать.
 Женщины вполглаза следили за своей пряжей, вполглаза — за Райной и Элан. Норманнка оказалась способной ученицей и неплохой собеседницей. Она охотно вступила в разговор с саксонками и даже смеялась. Веселье прервало появление Кристофа.
 — Прибыл король, — известил юноша.
 Он тяжело дышал и был встревожен.
 Райна оказалась самой сообразительной. С пылающим лицом она поднялась и спросила, втайне надеясь, что ошиблась:
 — Прибыл? Кристоф кивнул:
 — И с большим войском, которое растянулось от стен замка до леса. Воины, миледи, тысячи воинов.
 Итак, ударил час Максена. Весна уже прошла, в душе девушки теплилась и постепенно крепла надежда, что за ним не приедут. Райна почувствовала, как к горлу подступила тошнота, и оперлась на прялку.
 — Нет, — прошептала она, закрывая глаза.
 — Вам нужно сесть, — участливо посоветовал юноша, беря ее под руку, иначе бы девушка упала.
 Открыв глаза, саксонка заглянула в его тревожное лицо. Она отвела упавшую на него прядь, не осознавая что делает.
 — Я себя хорошо чувствую, просто немного…
 — Ты напугана, — вмешалась Элан.
 Она подошла к Райне и положила ей на плечо руку.
 Неожиданный жест вызвал у саксонки слезы.
 — Да, — призналась она, — я боюсь за Максена.
 — Не надо бояться, Райна, — успокаивал ее юноша, хотя сам дрожал от страха. — Ему нужен не твой страх, а сила.
 — Хорошо, он не увидит моих слез, — сказала она. — А теперь надо как следует встретить Виль… нашего короля, — поправила она себя, — идите в зал.
 — Убери пряжу, — приказала Райна одной из женщин, — предупреди Лусиллу и Милдред, что у нас гости, — приказала она другой, — передайте слугам, чтобы расставили столы, — сказала третьей, — а ты накрывай столы скатертями, — попросила саксонка Лиган.
 Проходившему слуге Райна крикнула:
 — Пошлите за виночерпием, пусть наполнит кувшины вином и элем.
 — А мне что делать? — неожиданно спросила Элан.
 Райна хотела было отдать ей приказание, но, взглянув в ее лицо, придержала язык:
 — У меня есть травы, которые следует разбросать по полу — надо было бы это сделать раньше, но помешали другие заботы. Вы можете это сделать?
 — Конечно.
 «Какое странное создание», — подумала Райна, которой в этот миг норманнка очень понравилась.
 — Я могу чем-нибудь помочь, — сказал Кристоф, — но Максен велел возвращаться к нему.
 Райна кивнула:
 — Можете успокоить его. Скажите, что мы встретим… короля как подобает.
 Юноша улыбнулся и, прихрамывая, поспешил к выходу.
 Успокаивая себя, Райна направилась в комнату Максена, понимая, что если король останется на ночь, то ему достанется лучшее место и лучшая постель, принадлежащая хозяину. Белье надо сменить, с мебели стереть пыль, вымыть таз.
 Вот он — незаконнорожденный король Англии, бывший герцог Нормандии Вильгельм. Ублюдок, как за спиной называли его. Это он залил кровью ее землю. Саксы говорят, что в реках до сих пор течет красная вода. От этой мысли девушку бросило в дрожь.
 Очнувшись, она взглянула на стоявшую рядом Элан. Та, нервничая, смотрела на человека, ставшего причиной этого страха и дрожи. Странно, но у короля, известного своей жестокостью, было очень милое, доброе лицо.
 — Ага, теперь я собственными глазами увидел причину, которая заставила тебя засесть в Этчевери, — добродушно заговорил Вильгельм, подмигнув Максену и одобрительно оглядев Райну с головы до ног.
 — Мой король, позвольте мне представить леди Райну Этчевери, — рыцарь старался говорить твердо, но дрожащий голос выдавал его волнение.
 — Леди, а?
 — Да, — ответил Пендери. — Леди Райна ведет хозяйство.
 Девушка поежилась, чувствуя себя явно не в своей тарелке — она хозяйка замка, но не супруга лорда. Конечно, Максен может называть ее «леди», но она пока его любовница с фальшивым титулом. Король был хорошо воспитан и ничего не сказал вслух, а глаза его говорили, что он знает правду.
 — Я ваш король, — обратился к ней Вильгельм.
 Она молча на него смотрела. Он побагровел и, повысив голос, повторил:
 — Я король Англии Вильгельм.
 Саксонка хотела было ответить резкостью, но лишь сжала губы. Украдкой взглянув на Максена, она уловила уверенность в его глазах и еще что-то, не до конца ей понятное.
 — У вас нет колен, женщина? — король глядел на нее сверху вниз.
 Таким завидным ростом могли похвастаться только двое в зале: Максен и пожилой человек, стоящий рядом с ним.
 — Ну?! — рявкнул Вильгельм, и все, затаив дыхание, гадали, каким будет наказание за дерзость.
 «Господи, должна ли я преклонить колени перед этим чудовищем? — растерянно думала девушка. — Я бы лучше плюнула ему в лицо, плясала бы на его могиле, отправила бы к дьяволу…»
 Элан толкнула ее локтем, и, оглянувшись, Райна заметила, что норманнка уже стояла на коленях. «Только ради Максена», — решила она и, подняв юбки, последовала примеру Элан. Склонив голову, девушка ждала, когда ей прикажут подняться, но король молчал.
 Подойдя, он поднял ее подбородок. Райне показалось, что рост у него увеличился вдвое.
 — Саксонка до мозга костей, — неожиданно пробасил король, заглянув ей в глаза и увидев там презрение.
 Девушка посмотрела на Максена — тому было явно не по себе.
 «Все ради него», — напомнила Райна.
 — Я настоящая саксонка, ваше величество, — сумела выдавить она из себя, — но я верна вам.
 Вильгельм не улыбнулся, но вздохнул с облегчением, его лицо по-прежнему оставалось каменным, а взгляд — суровым. Прошло несколько томительных минут, и губы короля растянулись в улыбке.
 — Хорошо, что она уважает хоть одного норманна, — сказал он, глядя на Максена. — Должно быть, ты доставляешь ей много удовольствия.
 В зале грохнул хохот. Лишь Максен натянуто улыбнулся. Побагровев от стыда, Райна хотела отвести руку короля, еще державшую ее подбородок, но не осмелилась, зная, что после этого ей несдобровать.
 Отсмеявшись, Вильгельм снова обратился к ней:
 — Ты скоро начнешь уважать меня, Райна Этчевери, а может, даже и любить.
 Она искала достойный ответ, но тут король велел женщинам подняться.
 Пытаясь сохранить хоть видимость достоинства, Элан поднялась с колен и, поправив юбки, обойдя Максена, подошла к пожилому норманну.
 — Отец…
 — Дочь…
 Райна едва не упала на короля. Как же она слепа! Этот пожилой человек имел такое же телосложение, как и Максен, похожие черты лица, только слегка измененные временем — широкоплечий, темноволосый, но густая шевелюра Пендери-старшего была щедро посыпана серебром. Если бы не двадцатилетняя разница в возрасте, он вполне мог сойти за близнеца Максена.
 — А теперь отведаем угощения, — король направился к столу.
 Райна знала, что монарх занимает самое высокое место, но то, что он сел там, где обычно сидел Максен, почему-то больно задело ее.
 Вот так он занял место короля Гарольда…
 — Мне нравится эта шея, — прошептал ей на ухо Максен, проведя пальцем по ее горлу. — Прошу, не наседай на короля, а то мне придется вылезать из кожи, заглаживая провинность.
 У нее словно камень скатился с сердца. Она улыбнулась.
 — Вот и хорошо. А ты не можешь улыбнуться моему отцу?
 Она посмотрела на человека, который как раз перевел взгляд с Элан на нее. В его глазах светилось неодобрение. Наверно, потому, что он знал, кто она в замке, и ненавидел ее за это.
 Рыцарь, очевидно, почувствовал настроение отца и счел нужным представить ему саксонку.
 — Отец, это Райна Этчевери. — Затем посмотрел на девушку. — Мой отец, барон Пендери.
 Она учтиво поклонилась, но старый барон остался неподвижен, и выражение его лица ничуть не изменилось.
 — Я недоволен, — буркнул старик, взглянув на сына.
 — Я вовсе не старался доставить тебе удовольствие, — ответил рыцарь, словно не замечая родительского гнева.
 Положив руку на плечо Райне, он пошел с ней к помосту, где сидел король.
 — Твоему отцу я не понравилась, — прошептала она.
 — Его одобрение меня больше не волнует. Если ты ему не понравилась, то это его дело.
 Ей было не по себе, когда она садилась рядом с ним. Обед показался девушке испытанием сродни прогулке по иголкам… раскаленным иголкам. Выпивая кубок за кубком, Вильгельм пришел в хорошее расположение духа. За два часа, прошедших с начала пира, Райна прониклась уважением к этому человеку. Нет… девушка была очарована умом и обаянием проклятого, как ей прежде казалось, короля.
 Когда обед подошел к концу, вокруг Вильгельма собрались рыцари для обсуждения каких-то вопросов, которые тот оставил на десерт. Король забыл про шутки и говорил сухо и деловито. Перед рыцарями предстал уже не весельчак, душа общества, а суровый властелин.
 Как и предполагала Райна, ее и Элан выпроводили из зала, и они сидели в комнате Максена. Удивительно, но никто этому не воспрепятствовал. Там можно было подслушать разговор. Вероятно, ей удастся узнать причину появления войска в Этчевери. Впрочем, ей казалось, это она уже знает.
 Она прекрасно понимала, что стоять около ширмы и подслушивать при Элан некрасиво, но девушка все же пошла на это.
 — Я слышал, что противник находится к северу от Этчевери, — раздался басовитый голос Вильгельма. — Один день езды.
 — Он говорит об Эдвине? — осведомилась Элан.
 Саксонка повернула голову, увидела стоящую рядом норманнку и вздохнула с облегчением — значит, та не находит в ее поступке ничего плохого. Что поделаешь, женское любопытство — порок.
 — Да, думаю, о нем, — подтвердила Райна.
 Хотя другие упоминали о Харволфсоне не иначе как о «волке», Вильгельм не употреблял это устрашающее прозвище.
 — Говорят, он готовится к тому, что называет «последней битвой», — продолжал король. — И через две недели намерен напасть на Лондон.
 Рыцари взволнованно зашумели.
 — Но не он, а я нападу на него, — твердо произнес Вильгельм. — Утром мы двинемся в путь, а через день его кровь окропит землю, как когда-то кровь Гарольда.
 Райна вздрогнула, а Элан сморщила свой прелестный носик.
 — Максен Пендери, ты готов выступить со мной?
 «Как будто у него есть выбор?» — подумала саксонка, ощутив, как тревожно забилось сердце.
 — Я и мои люди, — ответил рыцарь, — выступят вместе с вами, милорд.
 — Гай? — едва не задохнулась Элан и, схватив руку Райны, трясла ее до тех пор, пока саксонка не посмотрела на нее. — Он не может говорить о Гае? — умоляюще спрашивала она побледнев.
 Ничем утешить ее нельзя, а ложь обнаружится утром, поэтому Райне ничего не оставалось делать, как кивнуть.
 — Возможно, ты ошибаешься, Элан, потому что Гай — правая рука Максена, самый уважаемый здесь человек.
 И тут ей пришлось броситься на помощь норманнке, которая грузно осела на пол.
 — Элан.
 Девушка закатила глаза и, как сноп, упала на ее руки.
 — Ох, Элан! — застонала Райна. — И почему ты такая слабенькая!
 Держать на руках ее было тяжело, и Райна опустилась с ней на пол, положив ее голову себе на колени.
 — Господи, приди же в себя!
 Через несколько минут норманнка открыла глаза.
 — Боже, скажи мне, что это неправда…
 — Прости, но я не могу, — огорченно прошептала Райна.
 Глаза Пендери затуманились слезами:
 — Я никогда никого не любила до Гая. Я не могу потерять его.
 Можно подумать, Райна мечтала потерять Максена!
 — Знаю, — проговорила она, отбрасывая прядь с мокрого лба норманнки. — Но мы должны быть сильными и верить.
 — Как я могу? Я так ослабла из-за беременности, что у меня даже не хватает сил пережить день.
 Девушка прижала ладонь к животу:
 — Скоро я от него избавлюсь.
 — Не говори так, — отрезала Райна. — В чем виноват младенец? — Неловко цовернувшись на бок, Элан села, потом с трудом поднялась.
 — Ты права, — неожиданно согласилась Пендери. — Это только моя вина и ничья больше.
 Чувствуя, что та готова признаться, Райна спросила:
 — Даже не Эдвина?
 Элан, взглянув на нее, отвела глаза.
 — Конечно, это его вина, но если бы я по глупости не оказалась одна в лесу, этого бы не случилось.
 Когда-нибудь, но не сейчас, она скажет правду. В этом Райна не сомневалась. Вздохнув, саксонка тоже поднялась.
 — Я знаю, что другое ты хотела услышать, Райна, но именно это со мной произошло. Поверь мне.
 Что толку спорить? Это ничего не даст. Отвернувшись от Элан, она снова стала прислушиваться к разговору в зале. Оттуда доносился приглушенный разговор, словно ряды гостей поредели. Девушка осторожно выглянула из-за ширмы. Еще недавно возле помоста толпилась добрая сотня рыцарей, а сейчас их было не больше дюжины.
 Что произошло за то время, когда она занималась Элан? Сказано ли было о чем-нибудь важном? Саксонка посмотрела на Максена и короля, сэра Гая и Пендери-старшего, окинула взглядом остальных. Все говорили одновременно и негромко, так что не удавалось разобрать слова.
 — Что они болтают? — повиснув на Райне, спросила Элан.
 — Я ничего не могу разобрать.
 Райна и Элан отошли от ширмы.
 — А как ты думаешь, о чем они говорят?
 — Обсуждают свой поход. Я в этом уверена.
 Выпятив живот, Элан прислонилась к спинке кровати и медленно опустилась на нее.
 — Надо молиться, — она сложила руки перед собой. — А ты?
 Молящаяся Элан? Та Пендери, которую она знала, даже и помыслить не могла об этом. Но ведь тут любовь, не так ли? А любовь может круто изменить всю жизнь.
 — Я буду молиться с тобой, — наконец сказала саксонка и опустилась на колени.
 — Мы почти стали подругами, да? — осторожно спросила норманнка и, закрыв глаза, зашевелила губами.
 «Странные какие-то подруги», — подумала Райна, но не стала в это углубляться. Мир всегда лучше ссоры.
 — Что будет? — спросила Райна, когда после ночной прогулки с королем возвратился Максен.
 Вытянувшись рядом с ней на соломенной подстилке в зале, рыцарь прижал ее к себе:
 — Что будет, или что я сделаю?
 — Не увиливай от ответа.
 — Ну, наверно, все-таки сражение, хотя я дал королю повод для размышления.
 — Ну и как?
 — Ты помнишь, я говорил, что готов пожертвовать Этчевери, если это приведет к миру?
 — Конечно, помню.
 — Вот об этом я и говорил с Вильгельмом.
 Сердце девушки зашлось от боли — так она боялась за человека, которого любила больше всего на свете.
 — И что он ответил?
 — Король назвал меня трусом.
 Гнев охватил девушку:
 — Он испытывал тебя.
 — Это я знаю, но когда Вильгельм сказал, что кровожадный воин Гастингса мертв и что я должен был оставаться в монастыре, я понял, что обязан доказать обратное.
 — Но это в тебе в самом деле умерло, поэтому ты не можешь доказать, что король ошибается.
 — Неужто не могу?
 Он покачал головой:
 — Я молю Бога, чтобы это оказалось правдой, но во мне еще остались сомнения. Я чувствовал это, сражаясь с Анселем.
 Она задрожала от ужаса, вспомнив страшный поединок. Смерть негодяя — облегчение для всех, но, исполняя свой долг, Максен казался не человеком. Он ничем не отличался от кровожадных хищников. Наверно, он будет таким в сражении с Эдвином. Неужели ее возлюбленный не изменился?
 — Нет, — сказала девушка. — Есть разница в убийстве человека, достойного смерти, и невинного. При Гастингсе ты этого еще не понимал, но сейчас — другое дело.
 Пендери ласково коснулся ее.
 — Ты поддерживаешь во мне бодрость духа, дорогая моя саксонка, — пробормотал он, явно не желая спорить.
 — Ну и что ты сделаешь? — не унималась она.
 Рыцарь вздохнул:
 — Я поеду вместе с ним и буду молиться, чтобы армия Эдвина оказалась сильной. Тогда король всерьез задумается над тем, что я предлагаю.
 Для Вильгельма, как думала Райна, важно только то, могуч или слаб Эдвин. Тут уж о мире и говорить не приходится.
 — Ты все еще считаешь, что можно обойтись и без кровопролития? — спросила она.
 — Надежда слабая, — вздохнул Пендери, — хотя Вильгельма донимают постоянные мятежи, но с каждой военной удачей его мощь растет. Победа над Харволфсоном будет для него самым великим событием.
 Райна прижалась к нему:
 — Я боюсь за тебя, Максен.
 — Не думай об этом.
 Он был прав. Ведь она сама сказала Элан, что женщины должны казаться сильными. Закрыв глаза, Райна подумала, что опять нарушила данное себе обещание рассказать Пендери о зачатии. Утром рано рыцари уйдут в поход, а накануне его и предстоящего сражения нельзя говорить об этом. Да и ложь ее откроется. Он рассердится, что она сразу не сказала правду. А гнев делает нетвердой руку в битве. Потом — она надеялась, что час придет, — Максен узнает правду.




 Глава 29


 — Я не хочу идти! — взвыла Элан. — Не заставляй меня. Я не могу видеть человека, который сотворил со мной такое!
 Она прижала руку к раздувшемуся животу.
 — Я не прошу, — глухо бросил Пендери-отец. — Я говорю. Ты увидишь своими глазами смерть негодяя!
 — Мне хватит того, что он умрет, — не сдавалась дочь.
 — А мне нет. Теперь собирай вещи и готовься в путь.
 Максен вместе с Райной вошел в зал, неся с собой свежесть раннего утра.
 — Ей нельзя уже ездить верхом, — вмешался рыцарь, который слышал обрывки разговора.
 Отец резко повернулся к нему.
 — Ты боишься, что она потеряет внебрачного ребенка? — взревел он. — Да это же лучшее, чего можно желать!
 Сын остановился в нескольких шагах от отца:
 — Это риск не только для ребенка, но и для Элан.
 Лицо старого вояки, закаленного в постоянных сражениях, побагровело от гнева:
 — Элан — моя плоть и кровь. Она, хоть и женщина, но унаследовала мою силу.
 — Она беременная женщина, — уточнил Максен, повысив голос. — И останется в Этчевери.
 Отец словно потерял дар речи, но, придя в себя, упрямо вскинул голову:
 — А я говорю, она поедет!
 «Господи, пресвятая Матерь божья! — встревожилась Райна. — Неужели отец и сын затеют потасовку?»
 Максен, не мигая, смотрел в глаза отца.
 — Она поедет, — повторил старик.
 — Останется, — настаивал рыцарь.
 — Прости, Максен, — раздался голос короля Вильгельма, который вышел из-за ширмы, — но я на стороне твоего отца.
 Гневно сверкая глазами, хозяин замка повернулся к королю и горячо возразил:
 — Вы не можете не видеть, что моей сестре скоро рожать.
 Он, должно быть, забыл, кто стоит перед ним и чем грозит ему это возражение.
 — Я это вижу так же хорошо, как и вы, но если учесть ваше предложение, леди Элан и ее ребенку полезно путешествовать.
 Значит, Вильгельм все-таки задумался над советом Максена заключить мир с Эдвином. Райна обрадовалась, но сердце ее зашлось от тревоги за норманнку.
 — О каком предложении говорит милорд? — спросил Пендери-старший.
 Король, стоя между отцом и сыном, пристально посмотрел на Максена:
 — Тебе не следует знать об этом. Или сказать, Максен?
 — Все равно, — хмуро отозвался рыцарь. — Элан останется в Этчевери.
 — А ваша прелестная саксонка? — бросил на нее взгляд Вильгельм.
 Максен ощетинился:
 — Какое ей дело до всего этого?
 — Ведь девушка была когда-то обручена с мятежником. Я хочу, чтобы она тоже поехала с нами.
 Молодой Пендери закипел от возмущения:
 — Зачем?
 Короля начинало раздражать упрямство хозяина замка.
 — Немногим я позволяю задавать мне вопросы. Я разрешаю это тебе лишь потому, что ты верно служил все эти годы, но я устал.
 Подмывало рыцаря поспорить, но ведь от королевского предупреждения не отмахнешься. Райна молила Бога, чтобы ее возлюбленный перестал задавать вопросы, а то может и не дожить до сражения.
 Об этом самом подумал и Максен. В поединке один на один он, бесспорно, вышел бы победителем, но о поединке честном, как на турнире, и речи не могло идти — вдоль стен стояло две дюжины рыцарей из свиты короля, готовых по мановению руки ринуться на обидчика. Как бы ни было горько признать, но столкновение с Завоевателем ничего хорошего не сулило. Ни Элан, ни Райна не останутся в Этчевери.
 Неохотно молодой Пендери отступил:
 — Я ваш слуга, ваша милость. Ваше приказание будет исполнено.
 Король расплылся в улыбке, будто ничего не произошло.
 — Ты снова сослужишь мне хорошую службу, — он хлопнул рыцаря по плечу. — В этом я уверен.
 Повернувшись, Вильгельм, сопровождаемый свитой, направился к выходу.
 Пендери-сын и Пендери-отец молча сверлили друг друга ненавидящими взглядами. В зале повисла напряженная тишина, нарушенная воплем Элан:
 — Я не хочу ехать!
 — Скажи это королю! — рявкнул отец. Ехидно улыбаясь, он повернулся и пошел следом за Завоевателем: — На сборы тебе дается четверть часа.
 — Райна, Элан — мне очень жаль, — оставшись с женщинами, произнес Максен. — Но вы должны исполнить приказ короля.
 — Я пойду собираться, — Райна находила утешение в том, что она будет рядом с возлюбленным.
 Элан оказалась не такой сговорчивой:
 — Надеюсь, Эдвин вырвет сердце Вильгельма, оторвет ему голову и…
 — Элан! — упрекнул сестру брат.
 — Ладно! — глаза ее наполнились слезами. — Как он смеет так поступать со мной? Да кто он в конце концов, Бог?
 «Да, Бог», — подумала Райна. У Максена еще много было дел перед отъездом.
 — Я помогу тебе собрать вещи, а потом ты поможешь мне.
 — Мне надо ехать обнаженной, — всхлипывая, пробормотала Элан. — Тогда он увидит, что я не могу сидеть в седле.
 — Вот это было бы зрелище! — воскликнула Райна, ведя девушку к выходу. — Будь я такой же смелой — присоединилась бы к вам.
 Максен, нахмурившись, провожал их взглядом. На сердце у него скребли кошки. Когда две дорогие ему женщины скрылись из вида, он вышел во двор, отдавая распоряжения, связанные с отъездом. «Будь готов, Эдвин Харволфсон, — думал норманн, подняв глаза к небу, — иначе ты мертвец».
 Долгая поездка утомила Райну, а для Элан она оказалась вовсе ужасной. Саксонка ехала всю дорогу рядом с Максеном, и только иногда Вильгельм приказывал ему на короткое время подъезжать к нему. Элан же ехала рядом с сэром Гаем. Всю дорогу она причитала и жаловалась.
 К счастью, всадники ехали мерным, неспешным шагом. Или король сжалился, или это входило в его замысел.
 Солнце уже клонилось к закату, когда он приказал остановиться. На вершине холма, поднимавшегося над зеленым полем, Вильгельм распорядился разбить лагерь, который тут же назвали Дорфилд. Вскоре Райна узнала, что здесь на рассвете грянет битва с саксами.
 Когда Максен возвратился из королевского шатра, уже совсем стемнело. Опуская за собой полог, которым закрывался вход, сообщил:
 — Он знает, что мы здесь.
 Этчевери села на постели.
 — Эдвин?
 Свет факелов, освещавших лагерь, бросал причудливые тени на стены шатра.
 — Да, — устало подтвердил рыцарь, садясь рядом с ней. — Он в лесу, по другую сторону поля, а завтра его сподвижники соберутся на этом поле.
 Сердце девушки забилось от страха. Она положила руку на его плечо:
 — Может, Эдвин уклонится от сражения.
 — Думаешь?
 Он не верил этому, как и Райна, которая почему-то тешила себя надеждой. Даже если Харволфсон завтра не примет боя, сражение произойдет на следующий день.
 — Но как же твое предложение о мире?
 — Я уже сказал, Вильгельм пойдет на это, если Эдвин будет достойным противником. А может, все будет как-то иначе.
 Сколько всего теснилось в голове девушки: вопросы, ответы на которые ничего не изменят; слова, которые озвучивают тишину; мольбы, которые уже слышал Максен, стараясь внять им. Она понимала, что эта ночь может оказаться для них последней, что когда-нибудь придет день, и Максен сложит голову за короля. Райна пыталась отмахнуться от назойливых и мрачных мыслей.
 — Ты ляжешь со мной?
 Он сжал ее в объятиях и лег рядом с ней.
 — Немного отдохну.
 А завтра он пойдет в бой, который неизвестно чем закончится. Рыцарь сплел ее пальцы со своими:
 — Как Элан?
 Саксонка вздохнула:
 — Она жалуется на боли в животе, ребенок толкается. Я беспокоюсь за нее.
 — Кристоф с ней?
 — И сэр Гай.
 — Что говорит брат?
 — К сожалению, он никогда не принимал роды. Бедняга в растерянности.
 — Тогда надо послать за королевским лекарем, — проговорил он поднимаясь.
 Райна, положив ему руку на плечо, остановила его:
 — Его уже позвали к ней, и сейчас он с Элан.
 Он, поразмыслив, опять лег:
 — Что если она родит прямо сейчас?
 Райне такая мысль уже приходила в голову:
 — Ей осталось ходить еще месяц, но вообще-то ребенок может родиться и недоношенный.
 — Здоровый?
 — Кто как. Я видела разных младенцев, родившихся раньше срока.
 — Значит, и при преждевременных родах ребенок будет здоровым?
 — Возможно.
 — Но ты в этом уверена?
 — Пусть лучше скажет лекарь.
 Хотя Максен и не говорил ей о ссоре с королем, но поклялся, что если что-нибудь случится с сестрой или, хуже того, с Райной, он вновь станет кровожадным воином Гастингса и своей рукой убьет Вильгельма.
 На рассвете король велел выстроить войско. Построение было таким, как при Гастингсе — лучники впереди, тяжелая пехота в центре и кавалерия. Завоеватель ждал Эдвина, чтобы сразиться с ним в честном поединке.
 Райна стояла на скале, ежась от пронизывающего холодного ветра, раздувавшего юбки и плащ. Она смотрела на войско, готовое ринуться в битву по приказу короля, готовое убивать, если только не произойдет чудо.
 Девушка пыталась сосчитать воинов, но каждый раз сбивалась, глядя на знамя, реющее над головой короля. У всех, кто смотрел на знамя, невольно появлялась мысль, что Вильгельм — избранник Бога, любимый сын святой церкви, который имеет право дарить жизнь и забирать ее не только у отдельных людей, но и у целых народов.
 Райна поискала глазами Максена. Несколько часов назад он покинул ее, не говоря ни слова, а только, взяв ее лицо в руки, жадно целовал и окинул ее хрупкую фигурку придирчивым взглядом, будто стараясь навечно запечатлеть в памяти милый образ. Она, окаменев, смотрела ему вслед, держась из последних сил, и только когда его поглотила темень, дала волю своим чувствам. Ей хотелось, чтобы в нем возродился кровожадный воин Гастингса и Пендери смог бы уцелеть в битве. Но было и противоположное желание — изгнать зверя, который оттеснил в сторону человека в его душе.
 Она обратилась с мольбой к Богу, прося его вразумить короля и побудить его согласиться на мир. Конечно, Вильгельм — не единственное препятствие на пути к согласию: отец Максена горел жаждой мщения. Да, если король и согласится на мир, старик закатит такой скандал, что у видавших виды и привыкших сквернословить и богохульствовать рыцарей глаза полезут на лоб. Остается только молиться, чтобы Пендери-отец не повлиял на короля. Молиться и надеяться.
 Райна была так поглощена своими мыслями, что не заметила приближения человека.
 — Райна, — окрикнул ее Кристоф. — Тебя зовет Элан.
 Девушка спросила в тревоге.
 — Что-то не так?
 — У нее схватки.
 — Когда начались?
 — Утром.
 — А что говорит лекарь?
 Юноша недовольно поморщился:
 — Он говорит, ему нужно готовиться к приему раненых. Не дай Бог что-нибудь случится с королем!
 Сердце гулко застучало в груди. Неужели Элан родит здесь, на поле битвы? К тому же без помощи лекаря…
 Господи, помоги!
 — Ты пойдешь к ней? — вновь спросил Кристоф.
 — Конечно.
 У несчастной Элан остались только она и Кристоф, а лекарь, наверно, побежал готовить мази и повязки, чтобы перевязать царапины своего драгоценного короля. Райна бросила последний взгляд на Максена, как бы запоминая его, и поспешила за Кристофом. Лучше уж занять свои мысли рождением ребенка, чем смертью.
 Когда запыхавшиеся молодые люди подошли к шатру Элан, лекарь как раз уходил:
 — Я дал ей лекарство. Оно уменьшит боль. Теперь осталось только ждать.
 — Остается только принять ее ребенка, помочь его появлению на свет, — бросила саксонка.
 Лекарь остановился и кинул взгляд через плечо:
 — Еще один саксонский ублюдок.
 — Вы…
 Вопль Элан заставил Райну удержать в себе гневную тираду. Стиснув зубы, она нырнула под полог, который держал Кристоф.
 — Я здесь, Элан, — бодрым голосом сказала она, желая поддержать роженицу.
 Той, наверно, было совершенно безразлично теперь, что подумают о ней люди. Элан могла бы сейчас напугать любого: спутанные, стоящие дыбом волосы, красное лицо, блестевшее от пота, вытаращенные глаза, искаженное нечеловеческой мукой лицо. Она мало была похожа на прелестную, ухоженную леди, которой была еще вчера.
 Схватив Райну за руку, роженица сжала ее изо всей силы:
 — Умираю. Я умираю.
 — Нет, — утешала ее Райна. — Вы просто рожаете.
 — Просто?! — крикнула Элан, задрожав от ярости. — Почему бы тебе самой не попробовать и не узнать, просто это или нет?!
 — Может, и я попробую, — тихо пробормотала саксонка, — и тогда я буду сжимать вам руку и рычать на вас.
 Норманнка вместо того, чтобы еще пуще разозлиться, неожиданно рассмеялась:
 — Ха! Тогда настанет моя очередь бессовестно врать, как просто рожать.
 Улыбаясь, Райна откинула прядь волос со лба Элан:
 — Конечно, все так и будет.
 Немного расслабившись, роженица улеглась поудобнее и вздохнула. Кристоф, забытый ими, напомнил о себе.
 — Я должен осмотреть тебя, как мне сказал лекарь, — и приподнял край одеяла.
 — Ой, делай все, что хочешь, — застонала сестра. — Мне все равно. — И она сама сбросила одеяло, открыв обнаженное тело.
 Мать Райны когда-то говорила ей — при рождении ребенка невозможно стесняться.
 Вспыхнув, Кристоф осмотрел сестру и прикрыл ее одеялом.
 — Час приближается, — объявил он и взглянул на саксонку. — Когда покажется головка, мне потребуется ваша помощь. У вас хватит сил?
 — Конечно.
 — Потребуется много сил, если ребенок будет долго выходить.
 — Я сделаю это.
 Прошло несколько мгновений, и Элан содрогнулась:
 — Он убивает меня!
 — Найдите кусок дерева, мы вставим ей между зубами, — попросил юноша.
 Разжать пальцы Элан оказалось делом нелегким, но Райне все же удалось высвободить руку.
 — Я скоро вернусь, — пообещала она норманнке, хотя та вряд ли ее слышала.
 Выскользнув из шатра, она сначала взглянула на небо, потом на выстроившихся на поле рыцарей, к которым приближались повстанцы Эдвина. Ее обуял ужас. Саксы собрали внушительное войско, желая отплатить за поражение под Гастингсом. Они шли в полном боевом порядке, и вел их человек, опытный в воинском искусстве. Райна молилась, чтобы этим движением воинов все и ограничилось, и Вильгельм отказался от битвы. Пусть его мучают сомнения, каков будет исход боя.
 Раздался крик Элан.
 Очнувшись, Райна оторвала взгляд от поля битвы и лихорадочно начала искать кусок дерева.
 Пряча бушующие в душе чувства за бесстрастной маской, смотрел Максен на приближающуюся армию Эдвина. Хотя он мог погибнуть на этом поле, но все равно жаждал боя.
 Построение войска саксов было таким же, как у норманнов: лучники, пехота, кавалерия да и численно армии были равны. Но когда они сошлись ближе, Пендери понял, что саксов гораздо больше. Все они были вооружены копьями, мечами, огромными боевыми топорами. На некоторых сверкали доспехи. Что ж, Эдвину надо отдать должное: за короткий срок он собрал и обучил целую армию. Бой будет трудный…
 — Боже мой, кавалерия, — Вильгельм не верил собственным глазам.
 Максен догадывался, о чем думает король. Норманны одержали победу при Гастингсе благодаря кавалерии. Теперь, видно, наученный горьким опытом Эдвин тоже обзавелся кавалерией.
 — Ты взгляни, как они идут, — застонал король. — В полном боевом порядке, как и мое войско, даже построение совпадает с моим. Да он насмехается надо мной!
 Похоже, ему еще не приходилось сталкиваться с таким серьезным и хорошо обученным противником, как Харволфсон. И все же, невзирая на боевую выкладку, еще неизвестно, как они будут сражаться.
 — А оружия сколько! — причитал Вильгельм. — Я бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами.
 Сохраняя бесстрастное лицо, Максен повернулся к суверену:
 — Значит, мы все-таки идем в бой, ваше величество?
 — Конечно, мы идем в бой! — рявкнул старик Пендери. — Я не боюсь саксонских псов, которые только тем и занимаются, что насилуют невинных девиц!
 Максен вспомнил о последних месяцах, когда Харволфсон совершал набеги на замки норманнов. Он не только насиловал, но и портил кровь новоявленным хозяевам Англии.
 Король откликнулся быстро:
 — Ты что, Пендери, вздумал указывать королю, что ему делать?
 Старик умело скрыл изумление:
 — Конечно нет, мой король, но я высказал свое мнение.
 — Слишком громко, — гневно упрекнул Завоеватель.
 Пендери склонил голову:
 — Простите меня, милорд.
 Вильгельм хмыкнул, не сказав ни слова. Он ждал, когда саксы подойдут ближе. Лязг оружия и доспехов, стук копыт сменила тишина.
 — Боже, я умираю, — задыхалась Элан.
 Она повисла на руке Кристофа и Райны, отдыхая от измучивших ее схваток. Наконец-то показалась головка ребенка. Райна, наклонившись, взяла полотенце из таза, отжала его и приложила к потному лбу Элан.
 — Скоро все кончится, — она старалась не слушать стук копыт приближающейся конницы Эдвина. Этот звук сводил ее с ума.
 — Я умру, — повторяла норманнка всякий раз, когда ее пытались успокоить.
 — Чепуха, — кричал Кристоф. — Ты родишь ребенка и будешь жить.
 — Я должна…
 И вновь начались схватки. Элан обессиленно положила голову на плечо саксонки.
 — Слышишь меня? Я должна освободиться от этого бремени!
 Райна вытирала пот с ее лба:
 — Не разговаривай, Элан, копи силы.
 — Я должна… — норманнка провела языком по пересохшим губам.
 — Наверно, теперь это имеет значение, — помолчав, продолжала Элан.
 — Имеет значение? — вынуждена была спросить Райна.
 Та кивнула.
 — Это было не изнасилование. Я…
 Кристоф и Райна, затаив дыхание, ждали, пока закончится очередная схватка, и роженица сможет продолжить.
 — Зная, кто такой Эдвин, я отдалась ему, — пробормотала Элан.
 — Не понимаю… — растерялась саксонка. Роженица горько улыбнулась.
 — Ты бы стала кормить отца басней об изнасиловании, которое не в силах предотвратить, или… — она провела языком по губам. — Или же предпочла сделанное в брачную ночь открытие, что ты не девственница?
 Значит, Эдвин оказался игрушкой в руках юной девицы, которая сделала его козлом отпущения.
 — Понятно, — вздохнула Райна.
 — Отец должен узнать об этом, — продолжала Элан.
 Ребенок, повернувшись, начал пробиваться в новый, незнакомый ему мир, и его мать потеряла дар речи. Однако продолжала оглушать саксонку пронзительным воплем.
 Раньше роженица наотрез отказалась от деревянного кляпа, но сейчас согласилась взять его в зубы.
 — Тужься! — приказал ей брат. — И не останавливайся до тех пор, пока я тебе не скажу.
 Сестра послушалась и напрягла мышцы. Надо бы обдумать признание Элан, но сейчас Райне было не до этого.
 «Все так и должно было произойти», — думал Эдвин. Он держал в руках поводья и скакал в гуще кавалеристов. Все эти месяцы он скрывал свои приготовления, чтобы Вильгельм не смог оценить истинную мощь своего противника. Конечно, норманны собрали под свои знамена целую армию, но ее численность была бы намного больше, если бы король знал, сколько воинов у саксов. Харволфсон следовал мудрой поговорке: «Молчание — золото».
 Сердце Эдвина переполняла гордость. Единственное, что его беспокоило — это боевое умение сподвижников. Он искренне надеялся, что в ратном деле его люди не уступают норманнам. Харволфсон заставлял их упражняться долго и упорно, и теперь их нельзя было назвать просто крестьянами, хотя у них сердца земледельцев, а не воинов. Но в сердцах их горело чувство мести, которое делало их сильнее.
 Когда саксы заняли позицию, Эдвин взглянул на Вильгельма, который стоял в ожидании под развевающимся знаменем. На память сразу пришел Гастингс. В тот день пришелец, заявивший, что получил благословение церкви, явился на поле боя, чтобы отобрать землю у целого народа. Почти все саксы были перебиты. Чем закончится этот бой? Неужели опять Гастингс?
 — Нет!
 Харволфсон даже не заметил, что говорит вслух. Бог должен дать ему благословение. Сегодня саксы одержат победу и возвратят свои земли.
 — Ты что-то задумал, и это не дает тебе покоя, — нарушил ход его мыслей Этель. — Ты вспоминаешь ту битву?
 — Да, — помедлив, ответил он. — Мне даже кажется, что рядом со мной король Гарольд.
 Этель с его могучим телосложением не мог подобрать себе коня и вынужден был сражаться в пехоте. Когда войско расположилось на поле, он подошел к предводителю.
 — Это решающая битва, — добавил Эдвин. Этель молчал.
 Глядя на Завоевателя, Харволфсон не мог не заметить исполина слева от Вильгельма. Максен Пендери. В этом он был уверен, хотя отсюда нельзя было разглядеть лицо. По губам Эдвина скользнула горькая усмешка. Сегодня он исполнит свое давнее желание и отомстит. Норманны будут изгнаны с английской земли. Он расплатится, наконец, с человеком, присвоившим его замок, захватившим в плен женщину, которая должна была стать его женой. Если бы ему только удалось добраться до Элан Пендери…
 Он смотрел на противника — там все было без изменений, потом перевел взгляд на своих воинов и почувствовал неладное.
 Пристально Харволфсон оглядел одного, второго и все понял. Тишина, повисшая над полем боя, вызвала смятение в душах саксов. Войско его состояло не из воинов, закаленных во многих сражениях, а из крестьян, которые обо всем привыкли размышлять на свой лад. Теперь они беспокоились о том, смогут ли одержать победу и что их ждет впереди.
 «Боже мой, но почему именно сейчас? — пришла Эдвину в голову тревожная мысль. — Почему до этого саксы были уверены в себе, в победе, а сейчас сомневаются? Многие из них участвовали в набегах на замки, проявили настоящую доблесть, так куда девались их уверенность и сила?»
 Ответ таился в тишине. Она давила на душу. Для Эдвина тишина была привычна, как и его меч, а сподвижников она пугала.
 Он уверял себя, что они выстоят, выдержат. Как только поле боя огласится боевыми кличами и лязгом оружия, саксы воспрянут духом и покажут, на что способны.
 Пронзительный крик прорезал тишину. Но это не боевой клич, а… голос младенца.




 Глава 30


 Эдвин не мог знать, что кричал его сын, который хоть и родился до срока, но был здоровым.
 Пока Кристоф занимался Элан, Райна, прижимая ребенка к груди, вытерла его и завернула в одеяло. Младенец тут же успокоился. Саксонку охватили восторг и гордость, которые испытывают только одни матери. Она даже не думала о том, что там творится на поле боя.
 — Вы хотите увидеть своего сына, миледи? — опустившись на колени возле Элан, спросила девушка.
 Пендери попыталась поднять голову, но бессильно опустила ее на подушку.
 — Ничего не хочу… иметь общего с… этим…
 «Этим!» Не с ним, как надо было бы сказать о ребенке, а с «этим», будто он не человек. Если бы норманнка не мучилась так долго, Райна выбила бы из нее правду, но с этим успеется. Битва, однако, ждать не будет, она способна навсегда отобрать у нее возлюбленного. Но что ей делать?
 Младенец пискнул и вытащил из-под одеяла крохотный кулачок.
 — А-а, дорогуша, — пробормотала Райна, гладя его пальчики.
 А когда ребенок раскрыл ладонь и схватил ее палец, она поспешила к выходу.
 — Кристоф, мне нужна ваша лошадь, — попросила девушка.
 — Зачем? Куда?
 — Покончить с битвой до того, как она начнется, — саксонка вышла из шатра.
 На поле она увидела две армии, застывшие в ожидании смертельной схватки. Ей надо успеть добраться до Эдвина. Саксонка поставила ногу в стремя и только тогда поняла, что не сможет сесть в седло с ребенком на руках.
 — Что вы собираетесь делать? — спросил Кристоф.
 Не зная, что тот шел за ней следом, она испуганно вздрогнула:
 — Если что-то удастся, то лишь с помощью этого младенца. Эдвин должен знать, что у него родился сын.
 — Но…
 — Доверьтесь мне, — буркнула девушка, желая побыстрее сесть на коня. — Подержите ребенка, пока я сажусь в седло.
 Кристоф повиновался, ни слова не говоря.
 — Это кончится! — бросила саксонка и поскакала по южному крылу армии Вильгельма.
 Она старалась ехать как можно быстрее, но пускать лошадь во весь опор опасалась из-за младенца. Она взглянула на него — он уже сладко посапывал. Похоже, стук лошадиных копыт заменил ему колыбельную.
 Райна хотела объехать армию норманнов. Она заметила, что за ней пустились в погоню. Но у нее было преимущество — внезапность. Пока норманны решали, что делать, она направила коня в сторону саксов. Райна скакала во весь опор, стараясь быстрее пересечь пространство, отделяющее две армии. Тишину нарушал теперь не только стук копыт, но и лязг металла и гул голосов. Прислушавшись, она узнала голос Максена, но ее уже ничто не могло задержать.
 «Господи, запрети им стрелять в меня! Пусть они поймут, что я никому не угрожаю, — молила она. Раз Вильгельм с кавалеристами, значит, Эдвин тоже среди всадников», — решила девушка и попыталась отыскать его взглядом. Саксы расступились, открыв ей коридор. Вот по нему и вышел ей навстречу Эдвин.
 Не отрывая от нее глаз, он сделал знак своим людям замолчать и предупредил:
 — Не подходи ближе.
 Натянув поводья, она повернула коня так, чтобы Харволфсон мог видеть ее ношу.
 — Зачем вы явились? Еще одна ловушка?
 Она откинула ткань и обнажила личико спящего младенца:
 — Посмотрите на своего сына, Эдвин.
 Он застыл как вкопанный, но тут же взял себя в руки и подъехал вплотную.
 — Моего сына? — переспросил он, глядя на нее затуманенными глазами, будто пытаясь что-то вспомнить.
 Чутье подсказало Райне, что Максен где-то поблизости. Она оглянулась: от армии отделился единственный всадник и во весь дух мчался в расположение саксов. Эдвин тоже его заметил, и глаза его гневно засверкали.
 — Эдвин, пусть он подъедет, — умоляющим голосом произнесла девушка. — Вы не можете бояться одного человека, когда у вас за спиной целая армия.
 — Еще одна уловка Пендери! — взревел сакс.
 — Нет, он не знал моих намерений. Максен хочет только защитить меня.
 — А что вы хотите, Райна?
 — Я ищу мира.
 — Мира?! Между саксами и норманнами это невозможно.
 — Почему? Они уже живут мирно. Если бы вы только…
 Ее прервал свист туго натянутой тетивы и летящих стрел.
 Глядя поверх головы Харволфсона, она заметила, что лучники целятся в Максена.
 — Эдвин, — взмолилась девушка, — прикажите им прекратить стрельбу!
 Он взглянул на младенца в ее руках, на нее и остановил лучников.
 Райна облегченно вздохнула.
 — Это от Элан Пендери, — заявила она, кивком головы указав на дитя. — Он только что родился.
 Сакс молчал. Потом грустно заметил:
 — Он должен был быть моим и вашим, Райна.
 — Если бы жизнь сложилась иначе, — уклончиво ответила она.
 — А не так, как сейчас, — горько отозвался сакс.
 — Конечно.
 — Вы любите Пендери?
 На столь неожиданный вопрос она ответила прямо:
 — Да, люблю.
 Больше ей ничего не пришлось говорить, потому что внезапно Максен оказался рядом и сжал ее руку:
 — Райна, ответь Бога ради, что ты делаешь?
 — Показывает мне моего сына, — ответил вместо нее Эдвин.
 Норманн еще никогда в жизни не испытывал такого страха, увидя одинокую всадницу, мчащуюся во весь опор со свертком в руках. Он сразу понял, что этот сверток — ребенок Элан, и мгновенно разгадал ее замысел. Король же заревел, как разъяренный бык, решив, что кто-то замыслил предательство.
 Максен дождался, когда Вильгельм сделает перерыв в ругательствах, и объяснил поступок Райны. Он сказал королю, что его возлюбленная пробует установить мир своим способом — показав ребенка Эдвину.
 Один-единственный раз отец Максена сделал доброе дело. Его богохульства и ругательства отрезвили Завоевателя и заставили поразмыслить над случившимся. К счастью, у него был острый ум, и поэтому он тут же разрешил Максену скакать в стан врага.
 Сам Пендери никогда бы не позволил Райне так безрассудно рисковать своей жизнью, но он понимал, что поступок ее заслуживает уважения. Он взглянул на ребенка в руках саксонки:
 — И что вы думаете о своем сыне, Харволфсон?
 Эдвин взглянул на малыша, перевел взгляд на Максена:
 — Рожденный после насилия, он едва ли может быть назван моим.
 — Но он ваш, и не было никакого насилия.
 — Какое великодушие! Но не забывайте, что норманнская шлюха обвинила меня в изнасиловании.
 — Она призналась и раскаялась.
 — Что? — в один голос воскликнули Максен и Эдвин.
 Девушка кивнула.
 — При рождении ребенка она сказала мне и Кристофу, что отдалась вам, Эдвин, чтобы отец не узнал, что девственности ее лишил другой мужчина.
 Пендери не ожидал такого поворота, полагая, что Харволфсон имел дело с девственницей.
 — Вполне возможно, — подал голос сакс, — но если сосчитать месяцы, то выходит, что дитя родилось раньше срока, значит, ребенок не мой.
 Райне такое тоже приходило в голову, но у нее появилось веское доказательство, когда она мыла младенца.
 — Он появился на свет раньше срока, но в нем течет кровь Харволфсонов.
 С этими словами она откинула одеяльце и показала маленькую розовую ножку:
 — Четыре пальца, как и у тебя, Эдвин!
 Пока молодой отец недоверчиво разглядывал младенца. Райна вспомнила их первую встречу у реки. Тогда Эдвин, разговаривая с ней, снял ботинки и сидел, опустив ноги в воду, а девушка украдкой поглядывала на его левую ступню, лишенную мизинца. Тот, заметив ее взгляд, рассказал старинное поверье о том, что сотни лет назад ведьма наложила проклятие на их семью, сказав, что все мужчины в их роду будут наказаны за предательство. Когда саксонка полюбопытствовала, что за преступление было совершено, Эдвин улыбнулся, но от ответа уклонился.
 — Он ваш сын! — Райна бережно запеленала младенца.
 Что творилось на душе Эдвина — один Бог знает.
 Встретившись взглядом с Райной, он сказал:
 — Это и есть ваш мир? Сын в обмен на всю Англию?
 Он очертил рукой полукружье перед собой.
 — Англия принадлежит Вильгельму, — заметил Максен.
 — Так было до сегодняшнего дня! — рявкнул Харволфсон.
 — Да, — согласился норманн, — но даже после сегодняшней битвы ты не выиграешь.
 Видя в глазах соперника сомнение, которое тот пытался скрыть, Пендери уверился в правоте своих слов.
 Эдвин взглянул куда-то через плечо норманна, затем посмотрел на него:
 — Моя армия превосходит численностью армию Ублюдка.
 — Только численностью, — резко возразил Максен. — У твоих воинов нет опыта. Вильгельм разобьет тебя в пух и прах.
 Харволфсон окинул взглядом армию короля и впился глазами в Максена:
 — Какая разница, где нам умирать — в его тюрьмах или здесь, на поле брани? Есть надежда получить то, что у нас отняли. Если же мы не вступим в бой, то потеряем все.
 — Вильгельм может оставить тебя и твоих сторонников в живых.
 — Что вы предлагаете? — спросил Эдвин, а взгляд тянулся к младенцу, мирно посапывающему на руках у Райны.
 — Этчевери, — объявил Пендери. — Сдайся королю, присягни ему на верность, и замок — твой.
 Харволфсон презрительно рассмеялся:
 — Могу ли я поверить, что вы добровольно вернете мне замок и землю?
 — Да, если Вильгельм согласится на это. Даю тебе слово.
 — Ваше слово? А как быть с вашим словом, данным Этелю и его спутникам, что они беспрепятственно уйдут из замка? А как быть с человеком, умершим на острие вашей стрелы, Максен Пендери?
 — Не моей стрелы, — поправил его норманн, — это во-первых, а во-вторых, он не умер.
 — Ему выстрелили в спину! — воскликнул сакс.
 — Эдвин, Максен говорит правду, — вмешалась девушка. — За ранение Хоба, лекаря, ответственность несет рыцарь Ансель Рожер, но сейчас мерзавец мертв. — Она посмотрела на возлюбленного. — А Хоб жив.
 — Если это правда, то почему он не пришел ко мне?
 — Он признал Пендери своим хозяином.
 — Только не тот Хоб, которого я знаю.
 — Да, — согласилась Райна. — Это другой, поумневший Хоб, но из той же плоти и крови.
 Эдвин пристально вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, лжет она или все же говорит правду.
 — Положи этому конец, Эдвин, — настаивал Максен. — Только ты один в силах это сделать, не Вильгельм, а ты.
 Пендери и Райна вздрогнули, когда Харволфсон, натянув поводья, развернул лошадь и окинул взором своих воинов.
 — Храбрая, глупенькая саксонка, — зашептал Максен на ухо девушке, — но если мне доведется выжить и оказаться опять с тобой в постели, я заставлю тебя заплатить за все причиненное беспокойство.
 Она улыбнулась, подумав о предстоящем «расчете», который будет приятным для обоих.
 Тянулись минуты, равные вечности. Тишину нарушил младенец, который появился на свет лишь полчаса назад. Он начал плакать и шевелиться в руках Райны.
 Эдвин обернулся, недоуменно подняв бровь, и девушка объяснила:
 — Он проголодался.
 Сакс неожиданно развернулся и подъехал к ней, глядя на плачущего младенца.
 — Мой сын, — он наклонился и коснулся пальцем его губы.
 Ребенок ухватился за палец и начал сосать.
 — Впрямь голоден. Поезжайте к его матери.
 Убрав руку, Эдвин смотрел, как младенец сморщился и снова заплакал.
 — Ступайте, Райна. Я и Пендери закончим разговор.
 «Ах, если бы этот разговор завершился сейчас, и можно было бы принести хорошие новости Элан и Кристофу». Райна взглянула на Максена и со вздохом натянула поводья.
 — Что мне делать? — спросил Харволфсон, когда она отъехала довольно далеко.
 Бремя, которое лежало на плечах Пендери, тяготило его и пригибало к земле уже два года, словно бы сдвинулось, но не скатилось на землю. Немало еще усилий нужно приложить.
 — Продолжай! — попросил он Эдвина.
 — Хорошо. Я соглашусь на ваше предложение, но у меня есть условия.
 — Какие?
 — Прощение моим людям и землю для них.
 — Конечно, — согласился Максен. — Ведь многие из них пойдут с тобой в Этчевери. Что еще?
 — Я хочу взять своего сына.
 Вспомнив о желании Элан отдать ребенка в монастырь, Пендери не счел эту просьбу трудновыполнимой.
 — И Элан.
 Он хочет ей отомстить!
 — На это я не могу согласиться, — сказал Пендери. — Хотя моя сестра и поступила дурно, я не позволю причинить ей зло, Харволфсон.
 — Зло? Конечно, я презираю ее, но вы ошибаетесь насчет моих намерений. Она родила мне сына и станет моей законной супругой. Я беру ее в жены.
 Пендери удивился бы меньше, если бы тот вонзил ему в грудь кинжал:
 — А ты обещаешь не обижать ее?
 Сердце Максена гулко забилось в груди — он уже согласился на брак сестры с Гаем.
 — Даю слово, — поклялся Эдвин. — Оно такое же твердое, как и ваше, Пендери.
 — Все это нелегко исполнить.
 — Но зато битву легко начать. Дайте мне то, что я прошу, и я сдамся Ублюдку. Откажете мне…
 Норманн кивнул:
 — Я передам твои условия королю.
 — Я буду ждать ответа здесь.
 Максен повернул коня, но не успел вонзить в него шпоры, как опять услышал голос Эдвина:
 — Почему все это так важно для вас, Пендери?
 Тот бросил взгляд через плечо.
 — Райна, — только и сказал он, но этого было вполне достаточно.
 Если раньше ему хотелось мира только для успокоения души, то теперь он делал это ради прекрасной саксонки.
 Король был щедр и великодушен. Он согласился на все условия Эдвина Харволфсона, даже на Элан Пендери, несмотря на приступ бешенства, обуявшего ее отца, которого пришлось даже увести с поля боя.
 Однако Вильгельм наотрез отказался отдать Этчевери. Оно должно остаться у Пендери, и ничто не могло переубедить короля. Он объявил, что замок расположен на ключевом месте, поэтому его нельзя отдавать в ненадежные руки.
 Раздумывая о последствиях отказа, Максен вернулся к Эдвину.
 — Король Вильгельм согласен отдать тебе сына и Элан в жены и подарить тебе замок, где бы ты мог разместить своих людей.
 — Но?
 Пендери взглянул во всепонимающие глаза сакса:
 — Но не Этчевери.
 Брови Харволфсона поползли вверх:
 — Разве это справедливо? Можете передать своему королю-ублюдку, что вопрос об Этчевери не подлежит обсуждению.
 — А что подлежит?
 Помедлив с ответом, Эдвин заявил:
 — Хотя мне и не хочется, чтобы моего сына называли незаконнорожденным, но я могу отказаться от женитьбы на вашей сестре.
 — Я сожалею, — сказал Максен, — что король не согласился отдать тебе Этчевери.
 — А я сожалею, что мы опять пришли к тому, с чего начали, когда приехала Райна с моим сыном, — заявил Харволфсон, давая понять, что разговор окончен, и, рванув поводья, он повернул коня.
 Зная, что идет на риск, Пендери схватил руку сакса. В то же мгновение раздался лязг оружия — люди Эдвина были готовы к самому неожиданному повороту событий. Норманны ответили тем же.
 — Погоди, парень, — в голосе Максена звучала мольба. — Оставь свою гордость и поразмышляй о сыне, которого воспитают монахини: ни матери, ни отца — ублюдок. Подумай о жизнях людей, которые погибнут ради того, что недостижимо. Ты сможешь жить с этим, точнее, умереть с этим.
 Эдвин напряженно и неотрывно смотрел в глаза говорившего, дрожа от гнева и мучивших его сомнений.
 — Ваша беда, Пендери, в том, что вы любите, и это делает вас еще большим глупцом, чем я.
 «Он любит! Боже, да он лгал себе, — думал Максен, отказываясь признать очевидное. — Эдвин говорит правду — он любит Райну».
 — Нет, не глупец, — возразил рыцарь. — Я благословлен. Но ты ведь не знаешь, что это такое.
 Харволфсон высвободил руку:
 — Какой замок предлагает ваш король-ублюдок?
 Пендери уже свыкся было с мыслью, что путь к миру отрезан, но вот опять блеснула надежда:
 — Замок Блэкстер и все прилегающие земли.
 Господи, за один день сэр Гай лишается и жены, и замка, а он — друга и сподвижника!
 — Да его и сравнить нельзя с Этчевери!
 — Там больше места для тех, кто пойдет за тобой. Работы на строительстве почти завершили. Воды там достаточно, а при хозяйской заботе о земле — она даст отличный урожай.
 — И я буду под вашим неусыпным надзором? Разве нет?
 — Владения граничат, — согласился норманн. — Ясно, что каждый будет знать о происходящем у соседа, но ты не будешь подчиняться мне, ты будешь вассалом короля.
 — Однако если я переступлю грань дозволенного, ты быстро поставишь меня на место, так?
 Чувствуя, что Харволфсон принимает условия, Максен не ответил колкостью на колкость. Не до этого. Положение, в которое он попал, было весьма щекотливым.
 — Ты принимаешь мое предложение, Эдвин Харволфсон?
 Сакс стиснул зубы и медлил с ответом, но наконец кивнул:
 — Можете сказать королю, что я согласен на мир.
 У Максена будто гора с плеч свалилась, но полной легкости не было.
 — А Элан? — спросил он, в душе надеясь, что Гаю хоть что-нибудь достанется.
 Эдвин улыбнулся:
 — Я отказался от Этчевери, но больше не собираюсь ни от чего отказываться.
 Понятно. Еще утром Пендери не смел и надеяться на такой исход, но все равно на сердце оставался холодный камень. «Гай будет жить, — утешал себя рыцарь, — а если бы произошло сражение, кто знает, уцелел бы он или нет».
 — Итак, сделка заключена.
 Харволфсон усмехнулся.
 — До тех пор, пока король будет выполнять условия, — пробормотал сакс, глядя на всадника в сверкающих доспехах под развернутым знаменем.
 Эдвин повернул коня и поехал к своему войску.
 «Прощен», — вздохнул с облегчением Максен. Теперь ничто не мешает ему и Райне.




 Глава 31


 Пендери ехал к стану Вильгельма, и на душе у него было светло. Прекратилась вражда души и тела, не мучили угрызения совести, не терзали воспоминания. Остановившись на вершине холма, он оглядел поле, что могло бы стать кровавым морем, если бы не безумный риск, на который пошла Райна.
 Противники еще занимали боевые позиции, но почти все воины положили на землю оружие и сняли тяжелые доспехи. Все закончилось, едва успев начаться. Но в стране осталось еще много недовольных. Завтра или послезавтра может вспыхнуть новое восстание, хотя и не столь опасное, поскольку такую армию, как у Эдвина, никому не удастся собрать. Угроза, короче, пока устранена или, скорее всего, исчезла совсем. Англия принадлежала Вильгельму.
 Максен приказал себе не думать о грустном и повернул коня к шатрам, но тут пришлось резко натянуть поводья. Футах в десяти от входа в шатер стояла Райна. Высоко подняв голову и опустив руки по швам, она готовилась к тяжелому испытанию: на нее должен был обрушиться гнев Пендери.
 Он сожалел, что гнев покинул его в тот час, когда надо бы положить непокорную на колено и хорошенько отшлепать. Ему же сейчас хотелось обнять ее и прижать к груди.
 — Подойди, — он сделал ей знак рукой.
 Девушка растерянно посмотрела на него, но вскоре к ней вернулось саксонское упрямство:
 — Я поступила правильно.
 — Так кто к кому подойдет: ты — ко мне, или я — к тебе?
 Она удивилась, что Пендери так легко сдался, но все же недоверчиво прищурилась. Помедлив, Райна подобрала юбки и подошла к нему:
 — Ты не сердишься?
 Наклонившись, рыцарь ласково провел по ее щеке:
 — Может, завтра, но не сегодня.
 Улыбка осветила лицо саксонки:
 — А завтра что будет?
 Любя Райну всем сердцем, всей душой — каждую искорку в ее глазах, каждую морщинку, — он не смог удержаться от улыбки:
 — Думаю, мне и так есть куда изливать свой гнев.
 — Да, конечно, есть, — глаза ее сияли.
 — Ты поедешь со мной, Райна?
 Она протянула ему руки.
 Упираясь коленями в бока лошади, Максен легко поднял девушку и усадил перед собой.
 — Давай отыщем подходящее местечко.
 — У нас же есть свой шатер.
 Он покачал головой.
 — Нет, нужен уголок, где никто не помешает.
 Такое место было непросто найти, но Максену и Райне повезло. Они молча обнялись и безрассудно отдались телесному празднику. И только утолив голод плоти, возобновили разговор.
 — Ты читаешь мою душу, точно книгу, саксонская колдунья, — бормотал он, зарывшись лицом в ее волосы.
 Его дыхание нежно ласкало ей кожу и было приятно. Девушка прижалась еще ближе к нему.
 — Я хочу признаться…
 Признание. Райна вздрогнула. Она запуталась в дебрях лжи, из которой как-то нужно выбираться. Но так не хотелось нарушать близость, возникшую между ними. И все-таки сказать правду нужно.
 — Я тоже хочу признаться, — с гулко бьющимся сердцем прошептала она.
 — Потом, — Максен приподнял ее подбородок, заглянул в глаза. — Я обманул тебя, Райна.
 Девушка нахмурилась:
 — Обманул?
 Тень сожаления промелькнула в его глазах.
 — Я подговорил Кристофа заменить прежнее снадобье другим. Оно поможет зачатию.
 Райна, которая свернулась и тесно прижалась к нему, теперь стала на колени. Единственной ее одеждой были волосы, разметавшиеся по плечам.
 — Что? — воскликнула она. Пендери тоже приподнялся и сел.
 — Это правда. Я попросил брата дать тебе другое снадобье.
 — Но зачем? Неужели ты хочешь, чтобы появился на свет незаконнорожденный ребенок?
 Он ласково потрепал ее по щеке:
 — Ты сама не можешь догадаться?
 Райна молча смотрела на него. «Проклятие! — думал Максен. — Почему так трудно все высказать? И почему я чувствую себя мальчишкой, когда на самом деле мне под тридцать?»
 — Это хороший предлог, — объяснил он, — чтобы жениться на тебе.
 Казалось, она лишилась дара речи. Вскочив, Райна беззвучно ловила ртом воздух.
 — О чем это тебе говорит, Райна?
 Саксонка только покачала головой.
 «Тогда надо по-другому», — решил Пендери. Он впился губами в ее губы. Она ответила не сразу, но, наконец, сделала это, веря и не веря, что любима.
 — Этого не может быть, — прошептала она, и глаза затуманились слезами.
 — Да, правда. Я люблю тебя, Райна.
 Она несмело улыбнулась, но улыбка тотчас исчезла с ее лица.
 — Я не надеялась услышать от тебя этих слов, хотя, видит Бог, я всем сердцем ждала их.
 — А теперь, когда ты услышала их, что ты сама скажешь?
 — Я люблю тебя, Максен, всем сердцем, всей душой.
 С этими словами она обхватила его шею и прильнула к нему.
 Пендери почувствовал, как переполняется радостью его душа. Он прижал ее белокурую голову к груди, где учащенно билось сердце.
 — Я возьму тебя в жены. Ты будешь Райной Пендери.
 «Как непохож он на Томаса», — думала девушка, светясь от счастья. Она любила и была любима. Хотя Томас твердил о своей любви, но это было лишь наваждение. Максен же способен по-настоящему чувствовать, любить и страдать.
 Прежде она и не подозревала, что такое чувство существует. И опять вспомнила ненастный день, полный слез и горя, и вновь услышала проклятия умирающего Томаса. Они были как крест, который должно ей нести до конца дней своих. Теперь она не хотела и думать об этом, теперь, когда у нее есть Максен и ребенок, плод их любви…
 Сердце заныло, и Райна с горечью подумала, что не только мертвый Томас с его наваждением и проклятиями стоит между ними, но и ложь, в пучину которой она добровольно ввергла себя.
 Скоро Максен узнает правду — хочет она этого или нет. Он ненавидит ложь, особенно из ее уст. Когда он узнает правду, не осуществится ли проклятие Томаса? Ее охватила дрожь, которую она не могла унять.
 — Ты замерзла? — участливо спросил рыцарь.
 — Нет, я дрожу от страха.
 Он отпрянул от нее.
 — От страха? — переспросил он. — Я буду тебе хорошим мужем, Райна, клянусь.
 — Я знаю это. Я боюсь, захочешь ли ты жениться на мне после того, что я скажу тебе.
 Рыцарь сдвинул брови так, что они сомкнулись, и плотно сжал губы. Голосом, в котором явно слышалась усталость и какая-то обреченность, он спросил:
 — Еще ложь?
 Та кивнула.
 — Да… может, ты не захочешь слушать, но я, должна сказать.
 Он прикрыл глаза и вновь открыл их:
 — Давай покончим с этим раз и навсегда. Говори.
 Райна решила идти до конца:
 — Это о Томасе.
 — Что такое?
 — О нет, это не то, что ты думаешь. Я не знаю, кто убил его. Это правда.
 — Дальше.
 — Когда он лежал у меня на руках, истекая кровью, то обвинил меня в своей смерти. Если бы я не убежала…
 — Мы уже говорили об этом, — облегченно вздохнул норманн, — и хватит о Томасе. Он сам виноват, что поскакал за тобой без охраны.
 — Но это еще не все. На мне лежит его проклятие.
 — О какой чепухе ты говоришь!
 Девушка закрыла глаза, вспомнив отчетливо умирающего на ее руках норманна и его гневные слова.
 — Тысячу раз он проклял меня, на всю жизнь.
 — Я не верю в такую чушь, — усмехнулся Пендери. — И мой брат, кстати, тоже.
 — Почему же тогда Томас говорил это?
 — Человек, который обрек себя на смерть, болтает много всякой всячины, если она долго не приходит.
 Он помолчал, будто ошеломленный собственными словами, и спросил:
 — Ему было очень больно?
 Легко было солгать и тем облегчить страдания Максена, но Райна кивнула:
 — Да.
 Норманн посмотрел куда-то поверх ее головы.
 — Спасибо, что сказала правду, — сдавленным голосом проговорил он.
 Тронутая его болью и разделяя ее, Райна положила руку ему на плечо:
 — Я сожалею, Максен, правда.
 Он молчал, и молчание напоминало туго натянутую тетиву, которая вот-вот лопнет. Она и разорвалась, однако не так, как этого ожидала саксонка.
 — И что это за проклятие на тебе?
 — Это… я… что если я не буду принадлежать Пендери, то я не буду принадлежать никому.
 «Твои ночи и дни превратятся в кошмар, ты будешь страдать от отчаяния и горя», — мысленно добавила она слова Томаса.
 — И это все?
 — Он сказал, что я никогда больше не буду любима.
 — Говори все!
 — Он воззвал к тебе.
 — Ко мне?
 — Томас крикнул небесам, что пусть его брат отомстит за него. Сперва я думала, что речь идет о Кристофе, но когда ты пришел ко мне в темницу, я поняла, кого мертвец имел в виду.
 — Кровожадного воина.
 Она кивнула.
 — И ты веришь в проклятие Томаса?
 — Я не должна верить, — сказала она. Предки-язычники передали ей свои предрассудки.
 — Но я поверила, что у меня никогда не будет ни мужа, ни детей.
 — И ты продолжаешь верить этому.
 Она покачала головой:
 — Если ты меня любишь, то я больше не хочу этому верить.
 Максен коснулся ее руки.
 — Я очень тебя люблю, Райна.
 Может быть, Доре удалось снять с нее проклятие? Но она отбросила эту мысль. Один Бог держит ответ за ее любовь.
 — И все же, — продолжал Пендери, — я думаю, в чем-то проклятие сбылось.
 Она удивленно заморгала глазами:
 — Не понимаю.
 — По словам Томаса, ты должна принадлежать Пендери. Так? Но я же один из них.
 Странно, эта мысль не приходила ей в голову, но он был прав — она принадлежала ему.
 — Да — радостно согласилась саксонка, но радость ее быстро омрачилась — ведь ей нужно сделать еще одно признание.
 — А как быть с убийцей брата?
 Максен не сразу ответил, и па лице его отразилось глубокое волнение:
 — Когда я узнаю об этом, тогда и отвечу, а сам искать его не буду.
 — Ты смирился со смертью Томаса?
 — Пожалуй.
 Она не могла подумать, что подобное возможно.
 — А теперь поговорим о лжи, — напомнил ей Максен, — о том, что еще гнетет душу.
 Никак нельзя было смягчать суровую правду. Опустив глаза, она разглядывала живот, который скоро округлится.
 — Ты кое в чем ошибаешься, — прошептала саксонка.
 — В чем же?
 Она с трудом проглотила комок, застрявший в горле, вобрала в себя воздух:
 — Я ношу твоего ребенка, Максен. Когда я отрицала это, я лгала.
 Сказав правду, она, собрав все мужество, подняла глаза, готовясь испытать на себе его гнев.
 Он кипел от гнева, который по силе можно было сравнить с любовью к этой женщине. И любовь оказалась сильнее.
 — Выходит, отправляясь в стан Эдвина, ты подвергала риску не только себя, но и нашего ребенка.
 Он почувствовал, что она раскаивается в этом.
 — Да, но риск был невелик. Я знала, что Эдвин ничего мне не сделает. Если бы мне не удалось его убедить, он бы просто отправил меня назад.
 — Но кто-нибудь из воинов Вильгельма мог пустить в тебя стрелу, посчитав изменницей.
 Саксонка кивком признала, что такое вполне могло случиться.
 — Пусть бы пролилась кровь двоих, но не тысяч людей. Пойми меня.
 Он понимал это, но мысль, что он мог потерять обоих: и любимую женщину, и ребенка — не давала ему покоя. Рыцарь провел рукой по ее волосам.
 — Я понимаю, Райна, но почему ты солгала мне о ребенке? Почему ты не сказала правду, когда уже была уверена в этом?
 — Я… растерялась. Я не думала, что ты любишь меня, и считала, что ко мне и ребенку в Этчевери будут относиться как к твоей любовнице и ублюдку. Я даже хотела убежать, выдать себя за вдову и жить спокойно.
 — И все же ты этого не сделала, — заметил Максен, мысленно благодаря Бога за то, что она осталась с ним.
 — Я не смогла. Я очень тебя люблю.
 Гнев Пендери растаял, словно рассветный туман под лучами солнца, и хотя ему хотелось прижать Райну к груди, он удержал себя от этого. Оставалась еще одна загадка.
 — Когда ты осталась со мной, то почему же не сказала о ребенке?
 — Я хотела, но не было подходящего случая. А потом прибыл Вильгельм. Я решила подождать с признанием до битвы с Эдвином.
 — Почему?
 — Я боялась, что гнев помешает тебе сражаться. Я бы не пережила, если бы ты погиб из-за лжи.
 Он больше не мог сдерживаться и прижал ее к себе:
 — Нет, ты никогда не потеряешь меня, Райна. Ты нашла меня, а я тебя…
 Девушка подняла голову:
 — Значит, ты простил меня?
 Рыцарь коснулся ее губ.
 — Если ты простишь мне мой обман, — он приложил ладонь к ее животу.
 По телу ее пробежала дрожь.
 — Мне нечего прощать, — пробормотала она и отдалась во власть поцелуя.
 Они не замечали, как летело время. Солнце, ветер, трава и земля — все стало каким-то неземным. Прежними остались только их руки, губы и жаркие тела. Но вот сгустились сумерки, а с ними нагрянул холод и частично остудил их пыл.
 — Давай больше не будем лгать друг другу, а? — предложил Пендери, набрасывая на плечи девушки плащ.
 — Давай, — согласилась та.
 — А теперь ты принесешь мне клятву верности, Райна Этчевери? — спросил он, держа ее лицо в своих руках.
 Девушка заглянула ему в глаза:
 — Да, Максен, я буду тебе верной женой.