Аннотация: Он – профессиональный телохранитель и потому привык бесстрастно относиться к своим клиентам. Поначалу не является исключением и его новая подопечная – молодая миллионерша, разочарованная в жизни.
 Но – как оставаться бесстрастным, если новая клиентка оказывается ослепительной красавицей, пробудившей в нем БЕЗУМНУЮ СТРАСТЬ.
 Держаться из последних сил – или действовать?
 Быть телохранителем – или быть МУЖЧИНОЙ?


---------------------------------------------


 Элизабет ЛОУЭЛЛ
 РУБИНОВОЕ КОЛЬЦО



 Пролог




Санкт-Петербург



Январь

 Прямо над головами грабителей располагались экспозиционные залы. Здания музейного комплекса в три и четыре этажа были битком набиты произведениями искусства, которые собирались веками. На каждом этаже располагались залы замечательных скульптур, старинных икон, огромных гобеленов и картин, которые способны заставить плакать. В музее было такое количество золота, серебра, драгоценных камней, что даже самый алчный человек не в силах был бы постичь это богатство.
 В темные часы январской ночи каблуки растоптанных ботинок охранников тревожили мрамор только единожды. Прошли те времена, когда он чувствовал лишь прикосновение начищенной обуви членов царской семьи. Малейший звук отзывался долгим эхом в великолепных коридорах, позолоченные сводчатые потолки которых поддерживали колонны, такие же высокие, как древние боги.
 Даже сотни комнат, открытых для посетителей, не могли вместить три миллиона экспонатов, находившихся в сокровищнице музея. Значительная часть произведений искусства находилась в подвале, где вместо блеска мрамора их окружали стены с облупившейся штукатуркой. Пыль, создавала иллюзию, что все предметы засыпаны грязным снегом, таким, как на улице. Чиновников, которым в свое время поручили составить список и описание экспонатов императорской коллекции ценностей, давно отправили в отставку.
 Три женщины и двое мужчин осторожно пробирались по подземным коридорам. Лишь свет фонаря ловил белые облачка пара от их дыхания. Нева, которая протекала перед зданием музея, застыла, покрытая толстой коркой льда. Впрочем, как и все остальное в Санкт-Петербурге. Все то, на что публика музея, иностранные дипломаты, сановники и туристы не обращали внимания. Их можно понять: они при виде царских сокровищ замирали и теряли дар речи. Надо сказать, что заботились лишь о картинах мирового класса – произведениях Рубенса, Леонардо да Винчи и Рембрандта. Их поддерживали в хорошем состоянии. Остальной же части царских сокровищ, чтобы выжить, приходилось проявлять такую же выносливость, как и самим российским людям.
 Один из компании грабителей отпер дверь в большую комнату и щелкнул выключателем возле двери. Свет не загорелся. Послышалось ругательство, но никто не удивился; в этом городе все крали лампочки.
 В свете фонаря, который держал в руках один из подельников, было видно, как темноволосая женщина пыталась открыть огромный сейф. Механизм долго отказывался поддаваться, но в конце концов дверь сейфа, как свинья перед смертью, взвизгнула и открылась.
 Женщину ничуть не смутил этот звонкий металлический звук. Охранники, которые дежурят наверху, все равно сюда не явятся. Им слишком мало платят, чтобы отзываться на каждый скрип. Ведь ясно, что ни один нормальный горожанин не рискнет заглядывать в темные закоулки: зачем нарываться на неприятности? Их и так хватает в жизни.
 Воры работали тихо. Они беззвучно открывали все шкафчики и ящики. Лишь иногда кто-нибудь охал, не силах сдержаться при виде драгоценностей. Но темноволосая женщина тут же одергивала ошеломленного подельника. Надо было четко следовать ее приказу: брать только скромные вещи, забытые, безымянные, но дорогие безделушки, которые когда-то были подарками аристократов, богатых купцов или иностранных представителей, искавших с их помощью покровительства у царей. Они, конечно, внесены в инвентарный список царских вещей, но без подробного описания. Например, ни «Брошь, жемчуг с красным камнем в центре», ни «Корсаж, украшенный синими камнями с алмазом» не оценены достаточно высоко. Они не запечатлены ни на царских портретах в залах наверху, ни на фотографиях царского семейства. Они были счастливо, блаженно безвестны. Но каково искушение! Трудно не взять вещицу из менее скромных. Как хочется почувствовать тяжесть изумруда размером с куриное яйцо и подержать на ладони две сотни каратов сапфирового гарнитура со средневековой застежкой. Недурно было бы нацепить на руку несколько бриллиантовых браслетов и опустить ее в карман или позволить кольцу с рубином в двадцать каратов осторожно скользнуть в тайничок за поясом…
 Быстрое движение руки в то время, когда свет фонаря направлен в другую сторону, – и бедро или живот ощущают на себе приятную тяжесть… Среди килограммов блеска кто обнаружит пропажу унции?
 Такое случалось в прошлом не раз. Такое случилось и в эту ночь.
 Один из мужчин методично припрятывал каждую пятую вещицу из драгоценностей, которые лежали в длинном ящике. Со вторым ящиком все оказалось сложнее. Каждая вещь в нем была пронумерована, снабжена этикеткой и уложена в собственную нишу.
 – Ничего из этого брать нельзя, болван! – прошипела женщина. – Ты разве не видишь, что здесь слишком ценные вещи?
 Он видел. Поэтому едва мог дышать.
 Даже от слабого луча света содержимое ящика пламенело. Здесь хранилось ожерелье. Размер самого большого рубина был с глаз божества. В сравнении с ним другие рубины меркли и казались незначительными. Окруженный жемчугом, словно снегом, рубиновый костер завораживал роскошью в опасностью.
 Что-то бормоча себе под нос, мужчина подошел поближе к ящику. Эта вещь притягивала как магнит. Он повернул фонарь так, чтобы свет не падал на драгоценность, тем временем стал дергать и пихать ящик, пока тот не закрылся, а ожерелье не провалилось в карман его брюк.
 Первая в длинном смертельном ряду костяшка домино начала падать.




 Глава 1




Сиэтл



Февраль

 Оуэн Уокер жил в полупустой квартире, имея лишь самое необходимое. Ее окна были обращены на Пайонер-сквер – одно из мест, менее всего привлекающее туристов. Ни счастливого лая, ни нетерпеливого мяуканья не доносилось из-за неприметной входной двери, когда на лестнице слышались шаги Уокера. Единственная живая субстанция, о которой ему приходилось заботиться, – это плесень в холодильнике. Она разрасталась за время его отсутствия, когда приходилось отправляться за границу по делам компании «Донован интернэшнл». В последнее время поездки отнимали у Уокера львиную долю времени.
 Кроме установки нового, более надежного замка после переезда в эту квартиру, Уокер не слишком усердствовал в том, чтобы свить себе здесь миленькое городское гнездышко. Главное, что была кровать. На ней можно вытянуться во всю длину его шестифутового роста и смотреть телевизор, если удавалось надолго осесть дома.
 Недавно Оуэну повезло: он наконец смог заняться собственными делами. Но сегодня все вернулось на круги своя. Пробле-мы вдруг отошли на второй план. А дело в том, что Арчер Донован сегодня поручил ему новое задание.
 «Проверь, нет ли в международных списках розыска рубинов, которые прислал Дэвис Монтегю для Фейт. Не хочу, чтобы профессиональная репутация моей сестры – а она дизайнер – пострадала из-за работы с украденными вещами. Монтегю прислал ей, как она написала, четырнадцать превосходных рубинов. Размер их колеблется от одного до четырех каратов. У нее создалось впечатление, xто они могли бы быть частями одного украшения».
 Поскольку Арчер не хотел, чтобы Фейт знала, что он сует нос в ее дела, расследование надо было провести тихо. Естественно, у Уокера не было возможности посмотреть на эти рубины. Все, чем он располагал, – словесное описание камней.
 Вот уже четыре часа Уокер висел на телефоне, беседуя с полицейскими разных стран мира. Он не узнал ни о чем таком, что компрометировало бы рубины. Но этого было мало. Уокер хотел иметь доказательства, что камни «чистые». Сегодня вечером он собирался «пробить» интересующую его информацию еще и по Интернету. Но сначала надо поесть.
 Он машинально запер дверь, повесил свою трость на ручку и, хромая, пошел к холодильнику, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь съестного.
 Тело его все еще не могло понять, на каком оно сейчас континенте. Несмотря на то что Уокер был в чистых черных слаксах, свежевыстиранной темно-синей рубашке, гармонировавшей с цветом его глаз, а черная борода его была аккуратно подстрижена, он чувствовал себя неуютно. Сбой биоритмов: ведь еще на прошлой неделе, оказавшись лицом к лицу с афганскими бандитами, Уокер чувствовал каждое мгновение своей тридцатилетней жизни.
 Воспоминания о поездке в Афганистан, которая едва не закончилась для Оуэна несчастьем, улетучились, как только на него пахнуло запахом чесночных колбасок, которые он вчера вечером купил у итальянцев. Он втянул носом воздух еще раз и понял, что это остатки не вчерашнего вечера. Пожалуй, эти колбаски лежат уже дней пять. Ему ужасно хотелось итальянской пищи, когда он вернулся из Афганистана, но готовить ее у Оуэна не было желания. Он просто брал на вынос еду в итальянском ресторане.
 Теперь уже с осторожностью, Уокер приоткрыл крышку одной из коробок с макаронами. Плесени в ней не было обнаружено, поэтому вряд ли он этим отравится. Уокер поставил провисшую коробку в микроволновку. В то время как невидимая энергия пыталась вдохнуть новую жизнь в старую еду, он придумал, как назвать свою трапезу: очень ранний ужин. А раз так, то вполне можно откупорить одну из длинношеих бутылочек пива, которые терпеливо ждали его все это время.
 Уокер едва успел сделать запрос в Интернет на рубины размером больше одного карата и на драгоценные рубиновые украшения, как микроволновая печь подала свой голос. Уокер вернулся на крошечную кухню, вынул из микроволновки коробку и достал из выдвижного ящика стола вилку.
 Возвращаясь в комнату, Уокер на ходу подцепил вилкой подогретые макароны. Они по консистенции и по вкусу напоминали резину и были так себе, но колбаски сохранили свой острый пряный вкус. Во рту у Оуэна загорелось. Уокеру доводилось есть кое-что и похуже, так что он и этой еде был рад. Да, бывало значительно хуже.
 Он жевал и в то же время просматривал список украденных рубинов, переводя взгляд с него на объявления о пропаже, которые давал кто угодно – от старых дев до Интерпола. Все они предлагали щедрую награду за возврат, обещая при этом не задавать никаких вопросов. Правоохранительные органы призывали людей выполнить свой гражданский долг.
 На объявления о пропаже рубинов поменьше он не обращал внимания. Большинство из них имели современную огранку. Некоторые, правда, являлись семейными реликвиями. Возможно, и рубины Монтегю, из которых Фейт собиралась делать ожерелье, были из одного из длинных списков украденных семейных реликвий. Но Уокер в этом сомневался. Рубины пропадали в разное время – на прошлой неделе и тридцать лет назад, причем в двадцати трех странах мира. Но нигде не упоминалось о четырнадцати превосходных рубинах больше одного карата. Да, ничего не скажешь, хорошая работенка. Одно удовольствие.
 Уокер выскреб остатки макарон из картонки, выпил пива и отправился на сайт, в который он частенько заходил. Он принадлежал международной организации, которая занималась продажей драгоценностей. Уокер ввел запрос о рубинах.
 Компьютер выдал сорок два ответа, и он быстро просмотрел их. Большей частью речь шла о рубинах, размер которых был чуть больше тех, что покупают туристы в тайских магазинчиках. Плохая огранка, сомнительные камни. Внимание Уокера привлек рубин, на длинной плоской грани которого был вытравлен улыбающийся Будда. Так и есть, в цене камня чересчур много нулей. По крайней мере на два больше, чем надо.
 – Все одно и то же, – пробормотал Уокер. За три месяца, что он провел в Афганистане, здесь мало что изменилось, Уокер стал «пролистывать» список менее дорогих вещей. Но абсолютно ничего из того, что он увидел на экране, его не заинтересовало.
 Он отвлекся от компьютера и стал думать, чем бы ему заняться перед сном. Он боялся ставшего уже привычным ночного кошмара. Уокеру снилось, что ему прикладами разбивают голову. Он бы хотел прочитать несколько книг, но из-за смены часовых поясов голова явно не была в том состоянии, чтобы воспринимать какую-либо информацию. Уокер хотел прочесть книгу на немецком языке о редких драгоценных камнях и об их огранке. Он хотел с помощью компьютера перевести ее и решил воспользоваться всеми девятью переводческими программами, а результаты потом сравнить. Подумав об этом, он скривился в усмешке. На память пришел случай, когда он проделал подобное со статьей о крупных торговцах драгоценными камнями из Таиланда. Они с Арчером и Кайлом Донованами хохотали до слез, когда прочитали, что выдала машина.
 Тогда Уокер только начал самостоятельно изучать немецкий язык. Особенно тяжело Оуэну с его западнотехасским акцентом и привычкой, которую он приобрел в детстве – растягивать слова, – давалось произношение. Едва он начал делать успехи в языке, «Донован интернэшнл» отправил его в Афганистан, чтобы выяснить, нельзя ли там купить рубины для продажи. Уокер мог говорить на фарси, но не читать.
 Под окнами кто-то ругался. Крик этот был адресован голубям, которые загадили все скамейки.
 Уокер взглянул на запястье. Потертые часы в корпусе из нержавеющей стали показывали почти пять часов. Арчер сейчас должен быть в своем офисе в «Донован интернэшнл». Уокер допил последний глоток пива и набрал номер старшего из братьев Донован.
 – Да? – Трубку снял Арчер.
 – Ты должен удвоить мне зарплату. Я едва мог в это поверить… – произнес Уокер.
 – Черт побери! – выругался Арчер. – Говори же, что случилось?
 – Передай своему брату, – сказал Уокер, – что кишки обманули его. Интуиция подвела.
 Кишки Кайла Донована уже давно стали давать сбой. Они были чем-то вроде системы предупреждения об опасности. Надо сказать, что «инструмент» этот был недостаточно точен, но частенько его «показания» бывали верными, и приходилось к нему прислушиваться.
 – Рубины, которые Дэвис Монтегю отдал Фейт для ожерелья, нигде не замаячили.
 Арчер отодвинулся от стола и лениво потянулся.
 – О'кей! Благодарю. Это все?
 – Все? Ты знаешь, чего мне стоило это выяснить? Ухо до сих пор болит от всех этих звонков.
 Арчер захихикал:
 – Я тебе это компенсирую.
 – Повышением? – усмехнулся Уокер.
 – Размечтался! – с легкостью парировал Арчер. – Домашним обедом. У меня для тебя есть еще одно дело. В стране на сей раз.
 – Мое тело, которое до сих пор не пришло в себя от перемены часовых поясов, шлет тебе искреннюю благодарность за приглашение на обед. Кстати, кто его готовит? Ты или Кайл?
 – Я, – ответил Арчер. – Шурин Джейк и моя сестра Онор прислали в подарок свежего лосося.
 – Готов поверить! Что-нибудь еще будет? – с надеждой спросил Уокер.
 – Жена говорила что-то о шоколадном печенье.
 – Черт побери! Я уже в пути!
 Арчер все еще смеялся, когда Уокер повесил трубку. Они познакомились с Уокером, когда тот только начинал работать в компании, и сейчас их уже связывала крепкая дружба.
 Всего за несколько секунд, когда Арчер стал пробегать глазами электронную почту, лицо его приняло свое обычное суровое выражение. По результатам официальных торгов заманчивое предложение «Донован интернэшнл» по развитию серебряного прииска в Сибири не нашло отклика.
 Арчер потянулся к аппарату селекторной связи.
 – Митчелл, соедини меня с Николаем. Да, я знаю, который там час. Быстрее.


* * *

 Фейт Донован отложила в сторону брусок абразива, который она обычно использовала для полировки изделия после его обработки на шлифовальном станочке. Руки ныли. Она склонилась над столом, рассматривая вещицу из восемнадцатикаратного золота, которая была одной из тринадцати золотых сегментов ожерелья Монтегю. Отполированная дужка была изящно, как бы случайно, изогнута. Пальцы и спина Фейт болели, но ей хотелось улыбаться, несмотря ни на что. Даже несмотря на невозможно короткий срок – только две недели, – за который она должна сделать украшение. А на такую вещь нужно не меньше трех месяцев.
 Ожерелье в руках Фейт становилось все красивее. Ее давняя подруга Мел должна надеть на свадьбу, которая состоится в День святого Валентина, самое уникальное и потрясающее украшение. Она выходит за Джеффа Монтегю.
 Фейт хотела представить свою авторскую работу на выставке ювелирных украшений в выходные накануне свадьбы. Экспозиция продлится всего несколько дней, но участвовать в ней очень престижно. Фейт нужно привлечь к себе внимание. Ожерелье Монтегю могло бы в этом помочь. Но продемонстрировать на выставке ожерелье будет возможно, если удастся застраховать его на четыре дня показа, который состоится в Саванне. Остальные ее работы были уже застрахованы, потому что к выставке она готовилась давно. Не хватало лишь времени отнести рубины квалифицированному оценщику и доделать ожерелье.
 Фейт еще раз подумала о страховке и нахмурилась. Потом она взяла золотую деталь ожерелья и вновь склонилась над шлифовальным станочком. За окнами ее магазина, который был одновременно и мастерской, завывал ветер. Блестящие круги света от уличных фонарей придавали очарование зимнему вечеру.
 Ветер бушевал все сильнее, из-за чего оконные стекла скрежетали, заглушая даже треск шлифовального станочка. Фейт разогнула спину и посмотрела на часы. Почти пять тридцать. Сейчас она должна быть в доме Донованов вместе с тремя из пяти родных братьев и сестер. Они собирались устроить сюрприз для родителей по случаю сороковой годовщины их свадьбы. Вернее, они пытались организовать этот праздник. Арчер и его жена Ханна, Кайл и его жена Лианн, Онор и ее муж Джейк вот уже несколько дней занимались этим, но так и не смогли договориться.
 Конечно, все они очень любили веселые шумные обеды в резиденции Донованов, где каждый из них жил постоянно или временно. Держать в порядке огромные предприятия «Донован интернэшнл» было возможно только при одном непременном условии – заниматься ими днем и ночью. Братья-близнецы Джастин и Лоу сейчас были в Африке, Ханна и Арчер только что вернулись из Токио, с аукциона жемчуга, Джейк и Онор жили за пределами Сиэтла. Несмотря на то что большая часть семейства находилась под одной крышей, обеденное время всегда проходило как «встреча на высшем уровне». А Фейт все еще была в мастерской, в своих старых джинсах, перепачканная грязно-коричневыми опилками, вместо того чтобы уже вовсю помогать готовить семейный обед.
 Вздохнув, Фейт сняла маску, которая защищала лицо от пыли, и ужаснулась. Ее короткие светлые волосы торчали в разные стороны. Пройдясь запыленными пальцами по волосам, она поняла, что привести в порядок это безобразие за короткий срок невозможно. Что касается ее одежды, то небрежность ее, пятна на джинсах, как она считала, только добавляли ей привлекательности. Кайл станет беспощадно дразнить ее и говорить, что она похожа на сиэтлского бродяжку.
 Ну что ж, сегодня вечером братьям и сестрам придется принимать ее такой, какая она есть, в пыли от шлифовального станка, с уставшими из-за работы допоздна глазами. Если бы она не пустилась в авантюру и не согласилась делать ожерелье из тринадцати частей без предварительного одобрения ее эскиза, она никогда бы не сделала его к намеченному сроку. Но, к счастью, Дэвис Монтегю одобрил эскиз без всяких замечаний.
 Слава Богу, что будущий свекор Мел оказался снисходительным человеком, хоть он и оставил все на последнюю секунду. Если бы невеста не была лучшей подругой Фейт по колледжу, она непременно отказалась бы от такого предложения, несмотря на всю прелесть работы с такими удивительными камнями. В качестве платы за работу ей был обещан самый маленький камешек. Если бы Дэвис не согласился на золото вместо предполагаемой платины, Фейт не смогла бы выполнить заказ в такой короткий срок. Платина – самый твердый из всех металлов, которые используются в ювелирном деле. Иногда Фейт приходилось работать с платиной, ибо ничто не сравнится с ее ледяным блеском, но предпочитала иметь дело с золотом.
 Встав из-за стола, Фейт сняла кожаный фартук. Он был весь в порезах. Работа ювелира, как это ни странно, грязная. Именно этого никак не мог понять бывший жених Фейт, Тони. Ленивый по натуре, он просто не способен был взять в толк, как можно тратить свою жизнь на то, чтобы царапать руки, дышать пылью, сидеть, согнувшись над столом с инструментами. Для него это просто непостижимо. Ладно, если бы в этом была острая необходимость, но ведь ее родители настолько богаты, что она может спать на шелковой подушке, отделанной бриллиантами.
 Фейт отогнала печальные воспоминания об Энтони Керригане, любовь к которому была самой досадной ошибкой, которую она когда-либо совершала в жизни. Самое главное, подвела она итог своим размышлениям, что Тони должен быть там, где ему и следует быть – в ее прошлом.
 Рано или поздно он получит ее послание и тогда перестанет звонить ей и «случайно» наталкиваться на нее. Но до тех пор…
 Бормоча что-то себе под нос, она взяла телефон и набрала знакомый номер. На другом конце провода послышался голос Кайла.
 – Прости, – торопливо проговорила Фейт. – Я знаю, что опоздала. Ты хочешь, чтобы я приехала?
 – Одна? Вряд ли, сестренка. Я буду у тебя через десять минут..
 – Это вовсе не обязательно. Я могу…
 Она поняла, что последнюю фразу произнесла в пустоту. С неприятным чувством Фейт повесила трубку. Ей не нравилось, что компания «Донован интернэшнл» приставила охрану к ее мастерской. Она противилась этому, но тщетно. В глубине души Фейт понимала, что это оправданная предосторожность – если не из-за караулившего ее Тони, то из-за стремительного роста преступлений на Пайонер-сквер.
 Но все-таки самолюбие ее было задето тем, что мужчины ей диктуют, что делать. Не важно, что это ее родные братья, а не здоровенный, похожий на быка, экс-жених.
 – Нет, не надо об этом, – сквозь зубы процедила Фейт. – Ты уже знаешь, что это была ошибка. Осуждать и терзать себя незачем, эти ни к чему.
 Мокрый снег бился в окна, налипал на стекла, потом скатывался вниз, оставляя после себя причудливые следы. То были слезы зимы. Фейт не отводила глаз от окна несколько секунд и думала о том, как прекрасно было бы, если б ей в жизни встретился хороший мужчина, который полюбил бы ее так, как Джейк любит ее сестру-близняшку Онор. Она представляла себе, как умиляется своим собственным ребенком и тает в объятиях любимого мужчины.
 – Не надо об этом, – приказала себе Фейт вслух, потому что тишина уже давила на уши.
 Может быть, ей когда-нибудь повезет. Может быть, нет. В любом случае с ней навсегда останется ее безусловный дизайнерский талант и любящая семья. И поэтому нет причин для нытья и тоски.
 Запирая мастерскую, Фейт прокручивала в голове возможные варианты подарка для матери по случаю сороковой годовщины свадьбы. Подобрать подходящий подарок для Донована, ее отца, было задачей гораздо более серьезной. Она тешила себя надеждой, что братья уже что-то придумали. Фейт ничего не оставалось, кроме надежды, – ведь ее братья всего лишь только мужчины. Одним словом, трудный случай.




 Глава 2




Санкт-Петербург

 Нева была покрыта льдом, на котором толстым слоем лежал снег. Казалось, что ветер дул тоже белый. Он неистово поднимал снег с бульваров и узких переулков.
 Комната выходила окнами в парк, который, как и полагалось, был со всеми атрибутами культурного места: памятниками российской доблести и славы, скульптурами советского периода. Правда, полюбоваться на них сейчас нельзя: все они укутаны от холода и снега.
 Эта комната казалась особенно уютной из-за лютующей за окном зимы. Обстановка ее была роскошной: богатые красочные ковры, которые в свое время украшали дворец султана Османской империи, лежали на полу. Картины, некогда висевшие в богатых домах евреев-финансистов, придавали изящество и роскошь стенам. Массивный стол в стиле барокко, на полированной поверхности которого в беспорядке лежали шесть сотовых телефонов, когда-то принадлежал двоюродному брату царя.
 Мужчина, в американском паспорте которого было написано, что он Иван Иванович Иванов, зажег кубинскую сигару, чтобы скрыть гнев, от которого у него даже тряслись руки. «Идиоты. Мерзавцы! Разве я не плачу им вдвое больше, чем они стоят?» – мысленно ругался он. Но вслух этого не сказал.
 – Марат Борисович Тарасов был очень огорчен вашей неуклюжестью.
 Черноволосая женщина так сильно вспотела, что косметика начала стекать по ее лицу грязными ручьями.
 – Вы знаете, что я никогда не стала бы обманывать вас и его. Я брала только то, что было сказано, и в глаза не видела этого рубинового украшения, о котором вы говорите. – Голос ее дрожал.
 – Камень «Сердце полуночи» величиной с кулачок младенца. Цвет этого рубина такой же, как кровь, которая польется из твоей глотки, когда я перережу ее. – Лицо мужчины стало страшным. – Где это ожерелье?! Если ты не скажешь мне этого сейчас, потом ты жестоко пожалеешь.
 – Правда, сэр, – дрожала она. Откровенный страх застыл в стеклянных от ужаса глазах. Ее горло не первое и не последнее, которое не моргнув глазом перережет этот человек, любимый убийца Тарасова. Хуже всего другое: все знали, что перед смертью Иванов мучает свои жертвы.
 – В хранилище я всех предупредила… Все как всегда.
 – Припомни хорошенько, может быть, кто-нибудь открывал центральные ящики? – Бесстрастные глаза мужчины следили за каждым ее движением; казалось, он чувствовал даже биение ее сердца. – Ты должна была следить за каждым из этих ничтожеств.
 – Кажется, один раз Юрий открыл не тот ящик. Но он очень быстро его закрыл. Камни, которые там лежали, были с этикетками и пронумерованы. Это часть царской коллекции драгоценностей.
 – Да, черт побери, я знаю это. И Марат Борисович знает.
 Знал об этом и злейший враг Тарасова, Дмитрий Сергеевич Соколов, конкурент в борьбе за власть. Он не упустит случая запихнуть глупую кражу в глотку Тарасова, чтобы тот задохнулся до смерти. Из-за обычной кражи незачем было бы гнать волну. А такая, за которую твои враги расправятся с тобой, – совершенно другое дело.
 Если «Сердце полуночи» не вернется в Эрмитаж до того, как откроются его новые залы, Тарасова повесят. Но до этого он собственноручно открутит голову Иванову.
 – Позови сюда Юрия, – потребовал Иванов.
 Юрий не обладал выдержкой этой женщины, и уже через две минуты разговора с Ивановым воришка проклинал тот миг, когда жадность взяла верх над страхом и опасностью.
 – Я н-не с-собирался… – заикаясь, говорил Юрий. – Это… я…
 – Замолчи!
 Юрий затаил дыхание в ожидании, что скажет Иванов. Никогда в своей жизни Юрий не мог представить, что будет разговаривать с этим могущественным человеком. Теперь он мечтал только об одном – поскорее убраться отсюда.
 – Итак, – чеканил каждое слово Иванов, – ты взял ожерелье.
 Юрий захныкал.
 – Где оно сейчас?
 – Где и все остальное. Я не мог у себя его оставить. – Он знал, что кровавый камень в окружении жемчуга принесет смерть. – Я боялся.
 Иванов не хотел бы верить этому червяку, но поверил. У этого ничтожества не хватит мозгов даже на то, чтобы соврать.
 – Куда он отправлен?
 – В Америку. Я спрятал его с остальными.
 – Когда? – резко спросил Иванов. Юрий с трудом сглотнул, но все еще не мог говорить. Черноволосая женщина, которая до этого хранила молчание, хриплым голосом произнесла:
 – Несколько недель назад, как вы приказали.
 Иванову не надо было смотреть на календарь, чтобы вычислить, когда закончится его собственная жизнь. Это случится через две-три недели, если он не вернет на место «Сердце полуночи». Тарасов не отличался большим терпением, об этом все знали, не исключая и Ивана Ивановича.
 – Подождите меня за дверью.
 Как только взмокшие от пота воры вышли, Иванов взял один из шести сотовых телефонов, лежавших на столе. Ему понадобилось несколько попыток, чтобы дозвониться до Америки. Хотелось разбить аппарат вдребезги.
 Когда по телефону ответил знакомый голос, Иванов заговорил сразу по существу вопроса. Его английский язык не был совершенным, но он выражался вполне ясно.
 – Что ты с ним сделал?
 – С чем? – удивились на том конце провода.
 – С большим рубином, дерьмо. Не пытайся отрицать. Я знаю.
 В трубке после продолжительной паузы послышался стон.
 – Он не значился в списке, поэтому я отправил его в другое место. Я собирался поделиться с тобой, как всегда.
 Иванов улыбнулся, услышав страх в этом голосе. Он хорошо понимал: люди становятся более сговорчивыми, когда они готовы уписаться от страха.
 – Куда ты его отправил?
 – В Сиэтл, Вашингтон.
 – Куда именно?
 – Э-э… – На том конце провода задержали дыхание. – Магазин «Вечные грезы».
 – Кто хозяин?
 – Фейт Донован.
 Волоча тяжелую ношу, двое мужчин ступили на толстый лед Невы. Следы, которые они оставляли за собой, казались черными, пока один из мужчин не споткнулся и фонарь не дернулся в его руках. Свежая кровь рубинового цвета мерцала на льду. Отвернувшись от света, они стали долбить колуном лед. Сделав углубление нужной величины, они запихали в него два мертвых тела, потом повернулись и пошли в сторону холодных огней Санкт-Петербурга.




 Глава 3




Сиэтл

 – Кто-то может ее забрать отсюда? Саммер хочет помочь мне резать укроп! – завопил Арчер из кухни, заглушая своим голосом телефонный звонок. Попытка подготовиться к семейному обеду по случаю годовщины свадьбы родителей сводила его с ума. Никого нет, кто мог бы ему помочь. Лианн по уши занята своими близнецами, Джейк и Онор отправились вздремнуть после того, как до рассвета гонялись за лососем, который станет главным кушаньем на обеденном столе сегодня вечером, Кайл и Фейт в дороге, Ханна все еще на Бирже, и если его племянница Саммер захочет ему еще в чем-то помочь, ему придется связать ее.
 В гостиной голодный Уокер вздрогнул, подумав о Саммер, которая помогает Арчеру резать свежий укроп. Она только недавно научилась ходить, и кухонный нож Арчера был величиной почти с нее. Именно из-за этой малышки он оставил дома свою трость – он всерьез опасался, что она ее схватит. Да что там опасался – он точно знал.
 Снова зазвонил телефон.
 – Уокер! – заорал Арчер. – Ты наконец возьмешь трубку? Это личный номер.
 – Да, конечно, я отвечу. – Уокер нехотя отошел от стены, на которой висел дивный пейзаж Сьюзи Донован, и, прихрамывая, отправился искать телефон, который нашел на книжном шкафу. Он нажал кнопку и произнес:
 – Резиденция Донованов.
 – Фейт Донован, пожалуйста. – Женский голос в трубке показался Уокеру торопливым и резким.
 – Ее еще нет. Хотите оставить сообщение?
 – Когда она будет?
 – С минуты на минуту, – сказал Уокер, специально растягивая слова. Резкий тон незнакомки его раздражал.
 – Я перезвоню.
 – Сделайте одолжение, – сказал он, но на линии было уже тихо.
 Пожав плечами, он пошел на кухню, желтый цвет которой жизнеутверждающе противостоял мраку за окном. Лил сильный дождь, и вода стекала по окнам, обращенным на Эллиот-Бей и на горизонт с огнями Сиэтла. Остановившись около разделочного стола в центре кухни, Уокер стал наблюдать за своим боссом.
 – Кто звонил? спросил Арчер.
 – Не назвались.
 Большой нож быстро мелькал над свежими веточками укропа. Саммер, вцепившись в колени своего дяди, пыталась дотянуться до него, но не смогла и завизжала. Арчер не обращал на нее внимания.
 – Мужчина? – спросил он Уокера. Он говорил с ним, как с братом.
 – Женщина.
 Арчер ухмыльнулся. Остро наточенное лезвие аккуратно рубило нежные веточки. Маленькая горка перистой зелени выросла на длинном разделочном столе.
 – Ты уверен?
 – Да. А что?
 – Тони приставал к Фейт. Нам пришлось даже поменять номер.
 – Кому-то стоит взять за шкирку этого парня и научить его хорошим манерам. – Хотя голос Уокера и звучал мягко, глаза его стали как чернильно-синие камни.
 – Мы бы с удовольствием, – сухо ответил Арчер, – но обещали Онор, что разрешим Фейт самой с этим разобраться.
 – Вы обещали Онор? – переспросил Уокер. – Я что-то упустил, босс?
 Саммер кричала все громче. Она хотела заполучить в свои руки нож, который так завораживающе блестел.
 – Близнецы, – бросил Арчер, не обращая внимания на бурю, которая разыгрывалась вокруг его колен. – Они стоят друг за друга горой. Онор сказала, что Фейт действительно потрясена тем, что обручилась с таким ничтожеством, как Тони. Наше вмешательство, наша попытка выбить из него все дерьмо еще больше расстроили бы ее.
 – О женщины! Поди пойми их, – сказал Уокер. Арчер расхохотался:
 – Да уж!
 Саммер не унималась.
 – Господи! – воскликнул Уокер и посмотрел на рыжеволосую малышку. – У нее голос, как у сирены на стероидах.
 – В точности как у ее тети.
 – У Лианн? – удивился Уокер, представив маленькую, изящную жену Кайла.
 – Нет! У Фейт. Она кричит так, что может согнуться металлический.лист.
 – Ну да? – Уокер слегка улыбнулся. – Никогда бы не подумал. Такая стройная, хрупкая девушка…
 – Хрупкая девушка? Фейт? Моя Фейт? –Арчер почти орал, чтобы хоть как-нибудь перекричать вопящую без остановки племянницу.
 Отложив нож, он поднял Саммер, задрал маленькую рубашку, как у игрока в регби, и пощекотал ее своей короткой бородой. Теперь она не кричала, а хихикала. Девочка зарылась в черные волосы дяди, забыв о вожделенном ноже.
 – Блондинка с туманными синими глазами и печальной улыбкой, изящная, как молодое деревце, – спокойно говорил Уокер. – Вот какая у тебя сестренка.
 – Ух! – Это все, что смог произнести Арчер, когда отрывал маленькие сильные пальчики Саммер от своих волос. Он с такой любовью смотрел в глаза своей племяннице и спрашивал себя, будет ли у них с Ханной такое сокровище. – Мне трудно посмотреть на Фейт, этого дьяволенка, как на женщину.
 – Дьяволенок? Могу спорить, что все вы ее безумно любите.
 Арчер косо посмотрел на него своими зеленовато-серыми глазами.
 – Ты бы не проиграл.
 Уокер подумал о своем собственном брате. Когда Лот был жив, они с ним устраивали нешуточные заварушки. Или, точнее сказать, Лот устраивал заварушки, а Уокер вытаскивал его из них. Тогда Уокер не раз подумывал о том, как вправить ему мозги. Он даже хотел как следует отлупить Лота, чтобы у того прибавилось здравого смысла. Ни одна из мрачных мыслей, промелькнувших в голове Уокера, не отразилась на его лице. Он был уверен в этом, потому что Саммер доверчиво потянулась к нему.
 – Вот, – сказал Арчер, поднимая Саммер. – Возьми ее, пока она снова не разоралась.
 – Ох, только не я. Я тебе уже говорил, что дети для меня загадка. – Более того, Уокер и не хотел разгадывать эту загадку, ведь дети – это ответственность. Нет уж. Он едва пережил смерть брата. – Ей надоел пушистый котенок, которого я принес, она хочет заполучить этот проклятый острый нож, который у тебя в руках.
 – Ты так думаешь? – Арчер протянул ему племянницу, не обращая внимания на отказ Уокера ее взять, и снова занялся обедом.
 – У меня больная нога, – отнекивался Оуэн.
 – Я сейчас заплачу.
 – Ох, Арчер, я действительно не… – начал было причитать Уокер, но Арчер пресек все эти разговоры.
 Нежелание Уокера иметь дело с детьми не было чем-то необычным для холостяка, но ему придется преодолеть себя, если он собирается иметь дело с этим семейством. Поскольку Уокер стал таким же бесценным другом Арчера, как и работником, ему предстоит проводить много времени с Донованами разного возраста.
 – Нет человека, который знает о детях все, – сказал убежденно Арчер.
 Уокер изучал сияющие зеленовато-серые глаза Саммер. Они были такие чистые, даже несмотря на нежную поволоку. Ему очень понравились бледно-синие искорки на радужке.
 – Когда-нибудь мы найдем драгоценный камень, такой, как твои глаза, и станем безумно богатыми, – сказал он.
 Улыбаясь, Арчер вынул несколько лимонов из холодильника. Из передней послышался звук открывавшейся двери, в которую, споря на ходу, ввалились Кайл и Фейт.
 – …так же смешно, как авария на автостраде, – доказывала что-то Фейт. – Да ну тебя к черту!
 – Хрупкая девушка? – кивнул Арчер в сторону сестры.
 Уокер улыбнулся.
 Саммер тоже почему-то улыбнулась ему в ответ. Так же Как и глаза, ее улыбка светилась. Она была живой и невинной. Уокер был счастлив. Он забыл вдруг о ноющей боли в ноге. Тоска, в которой он никогда бы не признался себе, пронзила его, словно молния, и он стал искать безопасное место, чтобы отнести туда маленькую девочку, которая была у него на руках.
 – Она мокрая? – спросил Арчер, не глядя на него и продолжая выжимать сок из лимонов.
 – Да нет вроде.
 – Думаешь, она собирается?
 – Ох! – Уокер не мог ни думать, ни говорить. Саммер все еще очаровательно улыбалась ему и пугала своей младенческой доверчивостью.
 – Я только что поменял ей все, – сказал Арчер, – но за ней нужен глаз да глаз. Действует как огонь через плавкий предохранитель.
 Саммер сморщила темно-розовые губки и подпрыгнула на руках у Уокера.
 – Она хочет, чтобы ее поцеловали, – объяснил Арчер. Серо-зеленые глаза девочки расширились и внезапно наполнились слезами. Маленькие пальчики прошлись по губам Уокера, словно напоминая ему, для чего они существуют.
 – О Господи, – проговорил он, – только не плачь, милая.
 – Поцелуй ее, и она перестанет, – настаивал Арчер. Уокер нерешительно поцеловал маленькую Саммер в скривившийся ротик. Она подпрыгнула и снова ласково прошлась по его губам пальчиками.
 – Она хочет еще, – сказал Арчер, глядя на Уокера и еле сдерживая смех.
 Фейт прислонилась к косяку кухни, скрестила грязные от пыли руки на груди и наблюдала, как ее рыжеволосая племянница обводит мужчину вокруг своего маленького пальчика. Такой улыбки на лице Уокера она никогда не видела. Восхищенная, нежная, она совершенно сразила ее. Он показался ей даже красивым.
 Это открытие отразилось на ее пульсе.
 – Попробуй шлепнуть ее легонько, – сказал Арчер. – Она понимает, что это значит.
 Уокер послушался совета, но Саммер снова поцеловала его, что-то проворковала, вздохнула раз, другой и уснула.
 – Эй, Арчер, – Уокер перешел на шепот.
 – Да?
 – Она, кажется, спит.
 – Все нормально, – обрадовался Арчер. – Все в порядке.
 Фейт негромко рассмеялась. Уокер повернулся к ней. Пламя в его глазах удивило ее. За последние несколько месяцев, что он был в Афганистане, где искал неограненные и необработанные рубины, она забыла, какие необыкновенные у него глаза, и мысленно отчитала себя за забывчивость.
 – Как раз вовремя, – сказал Уокер, кивая на спящего ребенка. – Спасай свою племянницу.
 – Не вижу никаких оснований спасать ее, – сказала Фейт.
 – Тогда меня спасай.
 – Не могу. У меня руки грязные. – Она вытянула вперед пыльные руки. – Да и потом, ты с ней так хорошо смотришься. Очень уютно, я бы сказала.
 – Дети внушают мне ужас, – зачем-то оправдывался Уокер.
 – Да-да, – усмехнулась она, – я это сразу заметила, как только ты поцеловал ее в третий раз.
 Фейт пошла к раковине и принялась смывать с рук пыль.
 – Как продвигается работа над ожерельем Монтегю? – поинтересовался Арчер, поливая маринадом две огромные филейные части лосося. – Успеешь к показу и к свадьбе?
 – Впритык. – Она вымыла руки, стрясла с них воду и вытерла о джинсы. На ткани остались мокрые следы. Арчер взглянул на Уокера и снова спросил:
 – Хрупкая, изысканная девушка, да?
 Уокер молча улыбнулся в ответ.
 – Есть ли известия от агента насчет страховки ожерелья во время транспортировки до Саванны? – спросил Арчер сестру.
 – Еще нет, – ответила Фейт и своим тоном дала понять брату, чтоб не лез в ее дела.
 Как и подобает старшим братьям, Арчер не обратил на это ни малейшего внимания.
 – У тебя спросят про оценку украшения.
 – Как будто я не знаю, – ответила она. Институт драгоценных камней в Америке должен произвести ее, но, к сожалению, для того чтобы получить его сертификат, нужны недели. А у нее нет и лишнего дня. Она не могла терять ни минуты, иначе ей не успеть закончить вещь к Дню святого Валентина.
 – Значит, получить оценку – это проблема? – спросил Арчер.
 Она молчала.
 – Фейт! – снова заговорил Арчер. Его пристальный взгляд сказал ей то, что она уже знает. – У тебя меньше недели до отъезда.
 – Я этим займусь, – недовольно пробормотала сестра.
 Прежде чем Арчер смог задать ей другой вопрос, зазвонил телефон.
 – Я возьму трубку, – сказала быстро Фейт, исчезая из кухни. Она не любила, когда брат устраивал ей допрос. Особенно когда он был совершенно прав.
 – Телефон на книжном шкафу возле картин, – подсказал Уокер.
 – Спасибо, – бросила через плечо Фейт. Она нашла аппарат после очередного звонка.
 – Фейт Донован, пожалуйста, – попросили в трубке.
 – Слушаю.
 – Секунду, пожалуйста.
 Щелчок – и голос Тони зазвучал в ухе. Фейт застыла.
 – Привет, малышка. Мне понадобилось время, чтобы раздобыть этот номер, но…
 – Все, спасибо за звонок. Разговор окончен.
 – Погоди, Фейт! Не клади трубку! Черт побери, ты должна меня выслушать! Я не хотел тебя ударить. Никогда больше я не подниму на тебя руку. Я люблю тебя, и я хочу, чтобы у нас с тобой были дети и…
 – Простите, – прервала она его хриплым голосом. – Вы не правильно набрали номер.
 Она спокойно повесила трубку и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Она ненавидела себя за это беспокойство. Фейт терпеть не могла, когда адреналин врывался в кровь всякий раз, когда она слышала голос Тони. Видеть его было еще хуже. Он – ошибка, от которой не так просто избавиться.
 «В конце концов ему надоест преследовать меня, – сказала себе Фейт. – Мы не говорили о любви с ним сто лет. У него была женщина на стороне, когда мы были уже обручены. В этом я виновата, конечно. Я недостаточно горяча в постели».
 Телефон зазвонил снова. Фейт подскочила, будто заждалась звонка.
 Уокер опередил ее и взял трубку. Саммер даже не пошевелилась у него на груди. Она привыкла спать на руках.
 – Да? – коротко бросил в трубку Уокер. Ему не понравился бледный цвет лица Фейт.
 – Это Митчелл, – сказал помощник Арчера. – Уокер?
 – Он самый. Ты так поздно работаешь?
 – Жду жену, она обещала захватить меня по дороге. Мы едем в театр. Экспериментальный, где все еще знают английский язык, и надеюсь, что зрительный зал будет полон.
 – Ее очередь выбирать, да? – улыбаясь, спросил Уокер. Митчелл и его жена обычно спорили, куда пойти.
 – Как ты догадался? – удивился Митчелл.
 – Тебе нужен Арчер?
 – На самом деле я искал тебя. Помнишь тот контакт в Бирме? Кто-то тебе сказал, что ты мог бы заполучить образец хорошего необработанного рубина?
 – Я помню.
 – От него пришел пакет.
 – Это терпит? – сухо спросил Уокер.
 – Пока да.
 – Я заберу. Дай мне десять минут.
 Он отключился и посмотрел на Фейт. Она встретила его взгляд с упрямым вызовом в глазах.
 – Тони звонил? – без обиняков спросил Уокер.
 – Ошиблись номером.
 Уокер хмыкнул, не поверив ей.
 – Забери племянницу. Я в штаб-квартиру за пакетом.
 Арчер вошел в гостиную как раз в тот момент, когда Уокер передавал Саммер Фейт. Он посмотрел сначала на Уокера, потом на Фейт.
 – Неприятности?
 – Нет, – холодновато ответила она. – Саммер мокрая. Я займусь ею.
 Арчер не поверил. Он подождал, пока Фейт отойдет подальше, и тихо спросил Уокера:
 – Кто звонил?
 – Вторым позвонил Митчелл. Я поеду заберу пакет с рубином из Бирмы, там у меня появился новый человек. Держу пари, что первым звонил ее бывший.
 – Сукин сын, – выругался Арчер.
 – Возможно, он был им в его самые лучшие дни, – бросил Уокер. – Но с тех пор он превратился в самое настоящее дерьмо.
 Арчер запустил руку в свои короткие волосы.
 – Она нормально справляется, – сказал Уокер.
 – Я предпочел бы сделать это за нее.
 Уокер тоже предпочел бы это, но поскольку он не родственник, то не сказал об этом вслух. Его симпатия к Фейт могла стать настоящим бедствием.
 Выругавшись еще раз, на сей раз в последний, Арчер выкинул из головы Тони.
 – Пойди в мастерскую Фейт, возьми рубины Монтегю и привези их мне, – сказал он.
 Брови Уокера поднялись, но все, что он сказал, было:
 – Когда?
 – Вчера. Самое позднее – завтра.
 – Что насчет той партии «сырых» рубинов, которые ты ждешь из Африки? Ты все еще хочешь, чтобы я оценил их?
 – Проклятие. – Арчер снова запустил пятерню в волосы. – Сделай это завтра же утром. Потом отправляйся в мастерскую Фейт, Я хочу, чтобы ты был поблизости, пока я не решу проблему с охраной. – Нахмурившись, он перебирал в голове проекты Донованов. В последнее время Арчеру казалось, что, хотя он потратил много времени, подбирая охрану, у него все еще нет достаточного числа людей, на которых он мог положиться. По крайней мере доверить сестру. – Мне пришла в голову мысль отправить тебя с ней в Саванну. Ты тот человек, кому я мог бы ее доверить.
 – Это из-за Тони? – спросил Уокер, растягивая слова. – Он тебя еще беспокоит?
 – Кайл. У него до сих пор дурное предчувствие насчет этих рубинов Монтегю.
 – И насколько плохое?
 – Слишком плохое. И становится все хуже.
 Уокер тихо присвистнул. У Кайла уже было предубеждение против недавней поездки Уокера в Афганистан. Но Уокер тем не менее поехал. Правда, едва не умер там.




 Глава 4


 – Миллион баксов за тринадцать рубинов? – Черные брови Уокера скептически поднялись. Он слегка подбросил трость. На самом деле она ему была не нужна, но старомодная деревянная палочка вселяла в людей уверенность, что перед ними человек, который совершенно им не опасен. – Мне нужно увидеть рубины прежде, чем я выпишу чек.
 – Тебе ничего не надо подписывать, – коротко сказала Фейт. Потом она посмотрела на верстак, за которым сидела, словно давая понять Уокеру, что он отвлекает ее. – Это не имеет никакого отношения к тебе или к моим братьям.
 Уокер не отрываясь следил за каждым ее движением. Толстый грубый деревянный верстак Ц-образной формы хранил на себе зарубки от долота, кое-где были следы огня – все это вполне обычно для рабочего места ювелира. Плоскогубцы любых размеров и форм, надфили размером с крысиные хвостики, паяльник, шильца, зажимы, полировочный круг, миниатюрная наковальня, молоток, обтянутый кожей, и другие инструменты, назначение которых понять было трудно, лежали на первый взгляд в совершеннейшем беспорядке. Но Уокер понимал, что все здесь на своих местах. У Фейт все было под рукой.
 С едва скрываемым раздражением, стараясь не обращать внимания на пристальные взгляды Уокера, Фейт взяла эскиз ювелирного гарнитура, над которым работала: ожерелье, браслет, серьги, брошь и кольцо. Карандашные рисунки были прижаты к столу дорогим камнем – лазуритом. Она посмотрела на него – камень был точно такого цвета, как глаза Уокера.
 Эта мысль не понравилась Фейт. После случая с Тони она поклялась держаться подальше от мужчин, но все же Уокер прокрался в ее голову.
 Она переключила внимание на большое, основательно зарешеченное окно своей студии, которая была одновременно и ювелирным магазином «Вечные грезы». Ее личная жизнь, может быть, и не сложилась, но она могла похвастаться своими профессиональными достижениями,
 За стеклом магазина на Пайонер-сквер мелькали люди – художники, владельцы ювелирных лавок, покупатели. Был сырой день начала февраля. Последние опавшие листья уже давно лежали на земле, и их охотно слизывал зимний дождь. Туристы, даже самые выносливые из них, немцы, не рискнут приехать сюда еще несколько месяцев. Дождь с настойчивостью кошки, которая вылизывает своего грязного котенка, трудился над мытьем улиц, зданий и пешеходов.
 Уокер все еще ждал внимания Фейт.
 – Проклятие, – пробормотала она.
 Уокер был настойчив. У него это хорошо получалось. Он давно понял, еще мальчишкой, когда охотился в соленых болотах, добывая что-нибудь к семейному столу, что терпение – дело трудное. Но Сиэтл так далеко от жаркой Южной Каролины. Уокер проделал длинный путь со времен своего детства. У Фейт инстинкт самосохранения развит гораздо хуже, чем у самой невинной добычи, на которую он когда-либо охотился. Уокер знал, как высока цена такой беспечности.
 – Чего ты хочешь? – прямо задала она ему вопрос.
 – Я хочу знать – застрахованы ли рубины Монтегю?
 – Страховка моего магазина распространяется и на них, когда они здесь.
 – Значит, ты должна иметь на них какой-то оценочный документ.
 – Конечно, он есть. Но это неофициальный документ. Письменное описание камней и оценку их стоимости дал мне человек, которому принадлежат эти рубины.
 – Скажи, кто он, чтобы судить об их стоимости?
 Фейт посмотрела на Уокера, сощурив серебристо-синие глаза.
 – Семья моего клиента в ювелирном бизнесе уже два столетия. Удовлетворен?
 Удовлетворен. Слово, которое Уокер старался не произносить даже мысленно, когда думал о Фейт, тем более находясь достаточно близко от нее. Он ощущал ее пьянящий аромат. Так пахнет летний сад на рассвете. Жаль, что Арчер Дон-ван не поручил кому-то другому охранять магазин своей сестры. Кому-то, кого не так волновала Фейт. Причем скрыть этого он не мог.
 Принимая во внимание то, что бывшему жениху дана отставка, Уокер обижался на невнимание к нему Фейт. Он, конечно, слишком явно видел в ней женщину. Желанную. К сожалению, эта женщина, кроме всего прочего, сестренка босса.
 Он почесал короткую черную бороду и прошелся рукой по затылку. Сейчас ему нужно сосчитать до десяти, двадцати или до сотни, чтобы успокоиться.
 – Арчер знает, что ты связалась с неоцененными драгоценными камнями? – наконец спросил Уокер. Он говорил, слегка растягивая слова. Умение скрывать собственные чувства было еще одним достоинством Уокера. Он в этом преуспел: мастерство пришло к нему вместе с терпением охотника.
 – Я же не торгую этими камнями. Все, что я делаю, – разрабатываю дизайн ожерелья из них. – Она потерла виски. – Это срочная работа для подруги по колледжу. Мел была моей соседкой по комнате. В университете решили, что самое лучшее – это разделить близняшек Донован.
 Уокер поддерживал беседу с удивительной непринужденностью.
 – Это Мел из того самого семейства ювелиров с двухсотлетним стажем?
 – Нет. Ее жених, Джефф. Ожерелье – свадебный подарок будущего свекра. Сюрприз. Она на шестом месяце беременности, а пожениться они с Джеффом решили только теперь. Она впервые в жизни по-настоящему счастлива. Я не могла отказаться сделать для нее ожерелье. Кроме того, это одна из самых лучших моих работ. Я хочу продать ожерелье на выставке в Саванне.
 Уокер почувствовал приступ боли в левой ноге. Старые травмы часто превращаются в новые проблемы. Опасные.
 – Ты позаботилась о страховке на время перевоза драгоценностей и на время их показа?
 Фейт возвела глаза к потолку.
 – Ты что, брал уроки у моих братьев или от природы такой любопытный?
 – Уроки? – Он еще больше растягивал слова. – Это мысль. Я непременно обсужу ее с Арчером.
 – Он слишком занят своей новой женой.
 – Да, она из тех женщин, которые способны завладеть мужчиной, – согласился Уокер, и слабая улыбка тронула его губы: он вспомнил о вчерашнем обеде в семействе Донован. Австралийские словечки Ханны так же удивляли всех, как и ее редкое упрямство. Сообразительностью и практичностью она была под стать мужчине, за которого вышла замуж. Это, должно быть, хорошо.
 – Арчер не жалуется на свою участь, – быстро добавила Фейт.
 – Я заметил. Потрясающе, как быстро мужчины Донован надевают на себя кандалы.
 – Кандалы! Как странно ты говоришь о браке.
 – Ты, должно быть, чувствовала то же самое, иначе бы вышла замуж за кучу конского навоза.
 Фейт едва смогла удержаться от улыбки, услышав подобное сравнение. Но смех душил ее, и все, что она могла сделать, – это сдавленно закашлять. Легкий изгиб рта Уокера дал ей понять, что она не обманула его своей уловкой. Быстротой реакции Уокер был похож на братьев.
 – Все-таки что насчет страховки? – спросил он.
 – Это имеет значение?
 – Большое. Вдруг что-то случится с рубинами.
 – Никто не посмеет посягнуть на них. Кто-то похожий на тебя пасет меня, когда я ухожу из магазина, и большую часть времени, когда я здесь.
 – Пожалуйся моему боссу.
 – Никакого толку, – сказала Фейт, пожав плечами. – Кроме того, я не против. Полицейские ведь не могут стоять на каждом шагу.
 – Зато грабители могут. Двадцать один час назад кража произошла в соседней лавке.
 Фейт скривилась. Стремительная волна преступлений заставила Арчера принять решение: «Донован интернэшнл» охраняет «Вечные грезы» и Фейт. Сегодня он сообщил ей, что Уокер – отныне ее новая тень. Она пыталась возразить брату, сказав, что не видит в этом никакого смысла, поскольку Уокер ходит с тростью. Брат на это ничего не ответил, он лишь укоризненно взглянул на нее и сразу же вернулся к своим делам.
 – Насчет той страховки… – снова пытался вернуться к разговору Уокер.
 – Я оформляю страховку на ожерелье только на время показа в Саванне и на время транспортировки его туда.
 – Но ведь никто не застрахует его без оценки. Настоящей, законной.
 Наступило молчание.
 – Оценены ли камни подобным образом? – спросил он.
 – Нет, – нехотя ответила Фейт. – Я не нашла такого оценщика, который мог бы сделать это в сжатые сроки. Я связана временем по рукам и ногам.
 Арчер спрашивал уже ее об этом.
 Губы Фейт сжались. Ей показалось, что брат насмехался над ней так же, как сейчас Уокер, только с меньшим терпением.
 – Я сказала Арчеру, что позабочусь об этом.
 – Я оценю, твои рубины.
 – У тебя что, есть сертификат оценщика? – спросила она с удивлением.
 – Я знаю эти камни. Если я скажу, что они стоят миллион, Арчер застрахует их на миллион деньгами компании.
 – Я не знала, что ты специалист по рубинам.
 – Есть много такого, чего ты обо мне не знаешь, – бесстрастным голосом произнес Уокер. И слава Богу. – Где сейчас рубины?
 – Здесь.
 С этими словами Фейт Донован потянулась к одному из выдвижных ящиков верстака и вынула маленькую картонную коробку. Там была связка маленьких, аккуратных бумажных пакетиков. В каждом из них лежал камень.
 – Иисусе Христе, – пробормотал Уокер. – Неудивительно, что Арчер попросил меня не спускать с тебя глаз, пока ты не отдашь владельцам это ожерелье. Ты даже пренебрегаешь сейфом.
 – Но я должна работать с этими камнями, – заметила Фейт с ехидством в голосе. Ее ироничная улыбка открыла два ряда крепких белых зубов. – Это ведь то, чем я занимаюсь. Если вы все забыли, я напомню, что моя профессия – дизайнер. И кстати, должна тебе сказать, что я уже большая девочка и вполне способна самостоятельно управлять собственным бизнесом.
 – Большинство людей не пренебрегают вооруженной охраной.
 – У меня есть мужчина с тростью.
 Несмотря на то что Фейт пообещала себе держать Уокера на расстоянии и воспринимать его как человека, который исполняет свои профессиональные обязанности, она все же не могла не улыбнуться ему. Приятно, что есть человек, с которым можно посмеяться. Тони не любил ее резкого юмора.
 – Кайл обычно говорил, что разговор со мной – такой же бессвязный, как полет бабочки. Никогда не знаешь, где она приземлится, – сказала Фейт.
 – Она приземлится там, где самый приятный нектар, – с улыбкой произнес Уокер.
 Взгляд его блестящих темно-синих глаз задержался на ее губах. Улыбка вдруг исчезла, и он сделал несколько шагов, отходя от верстака. Хромота раздражала его сильнее, чем боль. Она напоминала ему о собственной глупости. Почти такой же, какую он совершает теперь, обмениваясь улыбками с сестренкой Арчера. Но Уокер думал о другом, его интересовали губы Фейт: они на вкус хотя бы вполовину такие же горячие, как на вид?
 Губы Фейт дрогнули в улыбке. Несмотря на то что ее новый телохранитель не такой крупный, как ее братья, и гораздо меньше Тони, было в нем что-то надежное. Ей даже нравилась его хромота: если понадобится, она запросто его обгонит.
 – У тебя в ящиках есть лупа?
 – Ко-о-не-е-чно, – сказала она, подражая его южному выговору.
 Он пропустил это мимо ушей, потому что боль усиливалась.
 – Извини, – быстро сказала она. Фейт наклонила голову и стала рыться среди вещей, но Уокер заметил, что она прикусила нижнюю губу.
 – Зачем ты дразнишь меня?
 – Очень хочется оскорбить мужское эго.
 Фейт знала, что Донованов-мужчин не так легко оскорбить. Как и любого мужчину, достойного этого названия – мужчина. Она напряглась.
 – Ну, – растягивая слова, бесстрастно заговорил Уокер, – я мужчина, и, естественно, у меня есть эго. Если ты дразнишь меня из-за акцента, то я бы посоветовал тебе поработать над своим. Как все-таки тебе повезло, что я эксперт.
 Фейт тихо выдохнула и дала ему лупу.
 – Я буду держать при себе свои детские претензии на юмор.
 Он сощурился, услышав в голосе Фейт отзвук давней боли.
 – Жаль, сладкая моя. Ничто так сильно не утомляет, как женщина без чувства юмора.
 – Сладкая! – Фейт вздернула подбородок. Усмехнувшись, Уокер открыл лупу.
 – У тебя есть сестренка или брат? – почему-то спросила Фейт.
 Глаза Уокера больше не смеялись, они стали похожими на сумерки в горах.
 – Больше уже нет.
 Он прислонил свою трость к верстаку и сосредоточился на коробке с крошечными бумажными пакетами.
 – Извини, я не хотела… – начала Фейт.
 – Я знаю, – прервал он ее, взяв пакетик размером не больше половины его ладони. – Выбрось из головы.
 Фейт все-таки поняла, что причинила Уокеру боль: какую-то пустоту почувствовала она в его глазах.
 Немного поколебавшись, Фейт разрешила дать уйти неприятному ощущению. Больно Уокеру или радостно – какое ей дело? Она ему не подружка, она не обязана заботиться о его мужском самолюбии и подпитывать его. У нее это и раньше плохо получалось.
 «Но я чертовски хороший дизайнер-ювелир», – напомнила она себе. Это ее будущее. Она хорошо справляется с ролью артистичной, эксцентричной тети, которая при деньгах и привозит своим племянницам и племянникам подарки на Рождество со всего света.
 Фейт задумчиво наблюдала за Уокером, который разворачивал рубин быстрыми, точными движениями. Его ловкое обращение с тонкой бумагой убедило ее, что он проделывал эту процедуру не единожды.
 Фейт охватило волнение, то самое волнение, которое она почувствовала в первый раз, когда увидела этого спокойного, немного прихрамывающего человека с тихим голосом и медленной речью. Он поразил ее скромностью, почти застенчивостью. Фейт была удивлена рассказу своей невестки Лианн о хладнокровии и быстроте реакции Уокера, которые оказались спасительными, когда Донованы совершали полночный набег на остров, чтобы вернуть украденный у них нефрит.
 – Пинцет, – попросил Уокер.
 Она порылась в другом ящике и протянула ему длинный пинцет с зажимами на конце. Он взял инструмент, не отрывая глаз от камня, который на фоне белой бумаги горел, словно раскаленный уголек. Присвистнув, он наклонил одну из ламп и поднес рубин к глазам, чтобы рассмотреть его в лупу. Ему казалось, что он врывается в иную вселенную, в чужой изящный мир, где красный цвет – единственная реальность, единственный смысл и единственный бог.
 Небольшие неровности и «шелк» внутри камня искажали свет, лучи устремлялись в разные стороны. Каждая едва заметная примесь уверяла Уокера в его подлинности. Только человек охвачен навязчивой идеей совершенства. Натуральные рубины созданы из самого сердца планетарного огня, из кипения вулкана, из расплавленной горячей крови, преобразующей обычный камень в нечто потрясающее, неземное. Но следы земного начала всегда остаются.
 Это те изъяны, которые Уокер отыскивал и которыми, как ни странно, наслаждался. Каждый маленький недостаток говорил ему, что кроваво-красный камень, который он держит в руках, «родился» в далекой старинной шахте, а не в лаборатории, оснащенной по последнему слову техники.
 – Ну? – спросила Фейт.
 – Хороший красный цвет.
 – Это я и сама вижу, – ухмыльнулась она.
 – Могу точно сказать, что это не подделка.
 – Я могла бы сказать тебе то же самое. Эти камни из старинных украшений семейства Монтегю.
 Темные брови Уокера поднялись.
 – Должно быть, в Южной Каролине были какие-то по настоящему богатые Монтегю? – спросил он, понимая, что вызовет этим вопросом ее удивление. Арчер ведь уже рассказал ему что-то об этих камнях.
 – Откуда ты знаешь? – спросила Фейт. Он пытался придумать объяснение.
 – Мое детство прошло в Южной Каролине. Я помню, что Монтегю мне казались кем-то вроде аллигаторов – очень живучие, всегда поблизости и иногда по-настоящему опасные.
 – Я думала, что от аллигаторов можно обезопаситься.
 – Сладкая моя, невозможно обезопаситься от голодного зверя.
 Фейт снова вздернула подбородок. Ее задело то, что Уокер назвал ее «сладкой». Он скорее всего сам не заметил, как это слово у него вырвалось. Уокер снова присвистнул, целиком поглощенный камнем, который пылал в стальных зубах пинцета. «Интересно, – подумала она, – скольких женщин он называл „сладкими“, и если он называл их так, то помнит ли теперь, как их звали? Тони, например, универсальное слово „малышка“ всегда приходило на помощь, особенно когда он как следует выпивал».
 От этого воспоминания она почувствовала, как холодок прошелся по ее рукам. Фейт еще раз напомнила себе, что жизнь с Тони закончилась. Она получила хороший урок: не стоит выбирать мужчину только за то, что он большой, достаточно мускулистый и выше старших братьев. Но в глубине души Фейт хотела доказать всем и себе самой, что может выйти замуж за человека, которого они будут уважать точно так же, как мужа Онор.
 После того как ее сестра-близняшка вышла замуж, Фейт чувствовала себя потерянной и одинокой. У них с Онор было так много общего, от лифчиков и бойфрендов до водительских прав. А теперь нет. Онор и Джейк стали единым целым. Они родители замечательной маленькой девочки по имени Саммер. Сестры все еще болтали, все еще смеялись, когда собирались вместе, все еще любили друг друга так, как могут любить друг друга только близняшки, но это уже не то. И это уже навсегда.
 До тех пор пока Онор не вышла замуж, Фейт не понимала, насколько близки они были с сестрой.
 – Следующий, – сказал Уокер.
 Он протянул ей аккуратный пакетик с камнем внутри. По взгляду, которым он окинул Фейт, она догадалась, что Уокер просит дать ему другой рубин уже не в первый раз.
 – Извини, – пробормотала она, – я задумалась. – Она подтолкнула поближе к нему маленькую коробочку с пакетиками. – Возьми сам.
 Рассматривая рубины, Уокер думал, какие же мысли Фейт заставляют вспыхивать ее серебристо-синие глаза и почему так подрагивают ее губы. Ему было интересно, но спросить об этом он не рискнул. В конце концов, это не его дело. Но факт, что ему хочется, ужасно хочется, чтобы это было его дело, указывал на то, что он самый настоящий дурак.
 Молча он вынул очередной пакет из коробки и освободил из бумажной обертки драгоценный камень. Через мгновение он вновь оказался в рубиновой вселенной, в ее чистом, безупречном цвете. Совершенное великолепие. Уокер и подумать не мог, что увидит рубины такого качества. Смешно, что он нашел их в выдвижном ящике у Фейт. Ему захотелось выругаться и расхохотаться одновременно.
 Фейт достала свой блокнот для эскизов и, тихо шурша страницами, пролистала его до конца. Рассеянный свист Уокера говорил о том, как сильно увлек его новый рубин. Она взяла карандаш и начала переделывать эскиз для одного из клиентов, который оказался на редкость капризным. Он хотел, видите ли «что-то более значительное по виду», хотя и знал, что работы Фейт отличаются изысканной простотой.
 Нахмурившись, она продолжала изучать эскиз. Клиент хотел нечто вычурное, но не в стиле барокко, богатое, но не тяжеловесное, внушительное, но не ослепляющее. Романтическая чувственность для него была слишком женственной, геометричность минувшего двадцатого столетия – слишком мужской.
 Она уже подумывала отказаться от заказа. Некоторым клиентам просто невозможно угодить.
 Состроив гримаску, Фейт взялась за новый эскиз. Постепенно она погрузилась в работу и забыла об Уокере, который находился всего в нескольких шагах от нее, забыла обо всем. Делая набросок эскиза, она представляла себе грациозно изогнутый папоротник из золота, на листьях которого мерцали капли лунного опала. Замечательная идея для будущего кулона, броши или браслета.
 Какое-то время единственными звуками в комнате – были шелест бумаги, тихий свист Уокера и случайные выкрики самозваного спасителя мира, который разглагольствовал на Пайонер-сквер.
 Наконец Уокер отложил тринадцатый пакетик. Он посмотрел сначала на ящик, потом на изящную блондинку, которую ничего не интересовало, кроме блокнота с эскизами. Когда она передвинула драгоценный лазурит, чтобы было удобнее рисовать, он недоверчиво покачал головой. Фейт была безмятежна – она действительно не имела понятия, какие неприятности могли ей принести рубины Монтегю.
 Ничего не говоря, он направился к двери магазина, запер ее и повесил табличку «Закрыто».
 – Что ты делаешь? – спросила Фейт, не отрывая глаз от эскизов.
 – Не я. Мы.
 Фейт повернула голову. Свет лампы падал на нее так, что глаза казались серебристо-голубыми бриллиантами.
 – Прости? – не поняла Фейт.
 – Мне нужно кое-что взять из моей квартиры. Я не могу быть в двух местах одновременно, поэтому ты отправляешься со мной.
 – Я должна работать! – возмутилась Фейт.
 – Возьми с собой блокнот с эскизом, – резонно предложил Уокер.
 – Это смешно! Я провела столько времени одна в своем магазине, и ничего…
 – Если у тебя проблема, – прервал он ее, – разберись со своим семейством. Я на него работаю.
 Фейт вскочила со стула, открыла дверь и перевернула табличку другой стороной.
 – Я никуда не пойду, – заявила она.
 – Как хочешь, – сказал Уокер, – но я должен забрать их с собой, при мне они будут в безопасности.
 Он взял коробку с рубинами, свою трость и вышел, прихрамывая, из магазина, не оглянувшись ни разу.
 Не дойдя до края тротуара, он позвонил по сотовому телефону в отдел безопасности «Донован интернэшнл». Если эти рубины даже вполовину так хороши, как ему показалось, можно считать, что они открыли новый способ обойти тайский картель, который наложил свою лапу на торговлю ограненными рубинами. Теперь «Донован интернэшнл» сможет в обход его добывать старинные камни, и пускай он утрется. Единственная проблема состояла в том, что, когда деньги и сила столкнутся, мало не покажется.




 Глава 5


 Фейт оторвалась от работы, когда в дверь магазина позвонили. Интересно, подумала она, кто пришел на смену Уокеру?
 Рей Магуайр терпеливо ждал по ту сторону запертой двери. Он был вторым номером в команде секьюрити «Донован интернэшнл» и часто охранял членов семейства. В последнее время он много времени проводил в магазине Фейт. Она возражала, даже спорила с Арчером, так как была уверена, что это совершенно ни к чему. Брат резонно объяснял, что все в мире замки, сигнализации и сейфы ничего не стоят в тот момент, когда ты закрыла за собой дверь магазина, пошла к машине и почувствовала, что к твоему затылку приставлен пистолет. В этом случае ничего не остается, кроме как повернуться, пойти обратно, открыть замок, отключить сигнализацию, открыть сейфы и попросить парня с пушкой не убивать тебя. Лучше избежать всего этого и не выходить из магазина без вооруженной охраны.
 Она нажала кнопку, замок открылся, Рей вошел в магазин.
 – Ты, должно быть, всю дорогу бежал, – сказала она, взглянув на часы. – Уокер ушел всего десять минут назад.
 – Нет, я приехал. – Он улыбался, одновременно разглядывая два маленьких стеклянных кейса, в которых были образцы работ Фейт. Золотые дужки и мерцание серебра, вспышки сапфиров и опалов, бриллиантов и топазов, рубинов и турмалинов – словом, осколки радуги. Его всегда поражало, что такая красота могла находиться на этом жалком, с подпалинами, верстаке.
 – Ты варишь самый лучший кофе в Сиэтле, – сказал Рей.
 – Подлиза! Ладно уж, получишь свой тройной эспрессо.
 Фейт оторвалась от эскиза, в работе над которым она нисколько не продвинулась. Ну кто виноват, что она видела в нем лазуриты, а не опалы, как требовал клиент. С этими мыслями Фейт пошла к кофеварке, которая была у нее в дальнем углу комнаты.
 – Ты запомнила, – обрадовался Рей, и его брови цвета соли с черным перцем «заиграли». Они были такие же, как его коротко стриженные волосы. – Означает ли это, что ты собираешься сбежать со мной в конце концов?
 Кофе сварился, и Фейт выключила аппарат с ловкостью заправского бармена.
 – Милли оторвала бы мне голову. – Милли была женой Рея вот же уже шестнадцать лет.
 – Милли отказывается учиться варить эспрессо. Говорит, что французский кофе лучше.
 – Никаких проблем. Я научу варить тебя.
 – Меня? – воскликнул он с наигранным ужасом. – Подумай, к чему это приведет? – Он поднял глаза. – Мужчины учатся варить кофе. Женщины берут в руки оружие. Последний охранник, которого мы наняли, – женщина! О Господи!..
 – В самом деле? Напомни мне, чтобы я попросила ее быть здесь в следующий раз.
 – Поздно. – Рей усмехнулся. – Главный Донован тебя опередил.
 Фейт засмеялась:
 – Это как раз в стиле папочки. Он будет кружить над своими дочерьми, как вертолет, а потом развернется и наймет женщину с оружием, чтобы она его охраняла.
 – Эй, будь справедливой. Твой отец теперь не парит над Онор.
 – Да с какой стати ему волноваться о ней? У нее есть Джейк. Он классный парень. – Фейт подала Рею кофе. – Теперь сиди тихо, по возможности притворись невидимкой. У меня есть бумаги, которые мне надо просмотреть до трех часов, когда придет клиент. Потом я мечтаю закрыть магазин и пойти разобраться с Уокером и Арчером. Если повезет, я поймаю их обоих.
 Рей знал, что она их поймает. Уокер ему сказал, что встречается с Арчером в 15.20. Но это не его дело. Его дело – охранять Фейт Донован в данный момент.
 Он сделал глоток кофе, глубоко вздохнул и сказал:
 – Единственное, что у тебя получается лучше, чем кофе, – это твои украшения. Ты сделала потрясающие кольца на пятидесятилетнюю годовщину моих родителей.
 – Опять льстишь мне? Я только что сварила тебе кофе. Какой еще просьбы от тебя ждать?
 – Пока никакой. И вовсе это не лесть.
 Рей подошел к стулу возле кофеварки. Усевшись на него, он расстегнул свою спортивную куртку так, чтобы не было видно ремня на плече. Положив левую лодыжку на правое колено, он поправил кобуру, чтобы пистолет не упирался ему в ребра. Все движения Рея были доведены до автоматизма. Он ушел на пенсию из департамента полиции Лос-Анджелеса четыре года назад,
 Рей вытащил журнал из кармана брюк и принялся читать о предстоящей распродаже старинных рождественских украшений. Они собирали их вместе с его второй женой.
 Уже через несколько минут в магазине слышались лишь шуршание карандаша по бумаге да скрип крутящегося , стула, на котором сидела Фейт. Ни она, ни охранник даже не среагировали на вопли мирского проповедника, доносившиеся с угла Пайонер-сквер. Он делился с согражданами своими мыслями об Армагеддоне. Но поскольку тысячелетие уже закончилось, желающих послушать о пророчествах священной крови и других страстях нашлось немного.
 Раздался звонок. Фейт подняла голову и увидела хорошо одетого мужчину среднего роста, который стоял за дверью из противоударного стекла.
 – Ты знаешь его? – спросил Рей, уставившись на лоснящееся дорогое кожаное пальто. Судя по шляпе и перчаткам, можно было подумать, что перед ними европеец.
 – Я вижу его впервые, но что-то мне подсказывает, что фамилия этого человека Иванов. Ему назначено на три часа.
 – Он пришел раньше, – возмутился Рей.
 – Что такое восемь минут в наше время? – сухо бросила Фейт. – Впусти его. Чем раньше я с ним закончу, тем скорее доберусь до своего братца.
 Рей отложил журнал и пошел открывать дверь.
 – Могу вам чем-то помочь? – спросил он вежливо.
 – Да, спасибо. – Иванов окинул Рея быстрым взглядом. Охранник вооружен, есть сигнализация. Ничего неожиданного, но едва ли гостеприимно. – Я Иванов.
 Как бывшему полицейскому, Рею не нравилось пальто незнакомца. Под ним, запросто можно скрыть что угодно. Любому, кто носил длинное пальто в Лос-Анджелесе, было что скрывать. Хотя, работая в Сиэтле охранником, он смирился с длинными пальто. Во всяком случае, они не вызывали у него мгновенного подозрения. Но все равно Рей не питал к ним доверия.
 – Входите, мистер Иванов, – пригласил Рей. – Мисс Донован ждет вас. Вы разденетесь? Могу ли я забрать у вас пальто?
 – Спасибо, нет. У меня мало времени.
 Рей бросил взгляд на атлетический торс и мощные плечи мужчины, но внимание заострил на месте чуть выше живота. Теперь посетитель стал по-настоящему подозрителен. Рей, к сожалению, не мог знать наверняка, что у него под пальто, поэтому с утроенным вниманием стал следить за обтянутыми кожаными перчатками руками и ловить каждое проявление нервозности посетителя.
 Улыбаясь, Фейт вышла навстречу. Она протянула руку, но вместо рукопожатия мистер Иванов быстро поклонился. «Точно, европеец», – решил Рей. Он отступил на несколько шагов, так как давно научился быть незаметным, при этом не отходя от объекта дальше чем на несколько дюймов. Это ему удавалось.
 – Могу я предложить вам кофе? – спросила Фейт.
 – Спасибо, нет. – Несмотря на бурю, бушевавшую внутри его, Иванов владел собой: он улыбнулся. – Извините, у меня очень мало времени, дела, как всегда, не ждут.
 Она мило улыбнулась: честно говоря, у нее не было ни малейшего желания ухаживать за клиентом и развлекать его светской беседой.
 – Тогда мы постараемся решить все вопросы как можно быстрее, мистер Иванов. Вы упоминали что-то о гравированном старинном камне, так ведь?
 – Да, о рубине, – согласился он, пристально наблюдая за Фейт. Иванов оценил чистую кожу ее лица и откровенный, спокойный взгляд синих глаз. – Подарок моей матери. Она просто млеет от таких вещей. В день восьмидесятилетия я хочу сделать ей такой подарок. – Он подался чуть вперед, чтобы не пропустить выражения лица Фейт. – Мне сказали, что у дизайнера вашего уровня есть такие камни.
 Фейт пропустила лесть мимо ушей. Она заставила себя выдержать пристальный взгляд и смириться с подобной манерой разговора, хотя ей казалось, что он взял ее в плен: что-то похожее на угрозу исходило от него. Фейт вспомнила, что у каждого человека своя «диалоговая»; если ее увеличить, то он может воспринять это как грубость. Она не отступила ни на шаг.
 – У меня есть несколько гравированных рубинов. Мои братья собирают по всему миру камни для моего ювелирного бизнеса.
 – Превосходно.
 – Если вы позволите, я покажу их вам.
 Иванов кивнул как человек, привыкший к ожиданию. В то время как Фейт пошла к сейфу, Иванов стал рассматривать содержимое витрины. Впечатление, которое произвели на него дизайнерские идеи Фейт, не отразилось на его лице.
 Рей наблюдал за клиентом, когда дверь сейфа беззвучно открылась. Казалось, того совершенно не волновало то, что происходило в магазине.
 Рей незаметно поменял положение, когда Фейт стала выкладывать коробочки на одну из стеклянных витрин. Он был рад, что какие-то указания по безопасности застряли в упрямой голове Фейт: она стояла по другую сторону витрины от неизвестного клиента. Хотя, возможно, ей просто не нравился запах табака, который въелся в одежду этого мужчины.
 Слегка подвинувшись, Рей занял такую позицию, с которой легко мог оказаться между Фейт и ее клиентом в одну секунду. Не то чтобы он ожидал чего-то. Просто он должен быть готовым ко всему.
 Иванов, конечно, замечал каждое движение охранника. К счастью, у него были деньги. Тарасов сказал, что он не хочет никаких инцидентов, никакой огласки, никакого намека на то, что рубин вообще когда-нибудь покидал пределы Эрмитажа, поэтому Иванов должен был купить его за любую цену. Он знал цену неудачи: ему вовсе не хотелось оказаться под невским льдом и навсегда исчезнуть с талыми водами.
 – У меня только три гравированных старинных рубина, – сказала Фейт. – Довольно редкие. Большинство гравированных рубинов моголы и персы сейчас искусственно выращивают, но все-таки они отдают предпочтение изумрудам: во-первых, их цвет для них священный, а во-вторых, изумруд более мягкий камень – гравировать легче. Нет ничего тверже рубина, только алмаз. Сейчас современные машины, конечное могут сделать резьбу на любом камне. Немцы особенно в этом преуспели.
 Иванов вежливо слушал, но не спускал глаз с коробки, которую открывала Фейт. Он жаждал увидеть «Сердце полуночи», и узнать, что камень рядом.
 Заметив, как он напрягся, Фейт едва удержалась от улыбки: коллекционер есть коллекционер, он всегда горит желанием заполучить что-то новое. Она могла бы держать пари, что ладони под дорогими кожаными перчатками взмокли. Что бы он ни говорил, думала Фейт, он покупает камень не для матери. Он покупает его себе.
 Он не первый клиент, который использует такой сентиментальный прием, вроде годовщины свадьбы или дня рождения. Что ж, по крайней мере Иванов ничего не говорит об умирающей невесте, как поступил один потенциальный покупатель в надежде на снижение цены. Тот искренно клялся, что продаст его Фейт обратно, как только его бедная невеста умрет. Что поделать, если люди думают, что белокурые волосы дурно влияют на мозги женщин и все блондинки глуповаты.
 Несколько рисуясь, Фейт открыла крышку.
 Взглянув на содержимое коробки, Иванов понял, что поиски не закончены: рубин, лежащий на бронзового цвета бархате, был около шести каратов. Этот драгоценный камень был удлиненной формы, с грубо отшлифованными гранями. Гравировка была на одной только части и просматривалась через другую.
 – Это цитата из Корана, которая… – начала Фейт.
 – Нет, – прервал ее Иванов не церемонясь. – Это не то. Он слишком мал. Слишком бледен. Вы понимаете? Мне нужен самый прекрасный камень.
 Без слов Фейт накрыла коробку крышкой и отодвинула ее. Какой-то безвестный, давно покинувший этот мир ремесленник трудился долгие месяцы, чтобы на этом камне выгравировать священный стих, который можно прочесть только через лупу, но это, казалось, не произвело никакого впечатления на нетерпеливого мистера Иванова.
 Она взяла вторую коробку. Если шесть каратов слишком малы для него, – сомневалась она, – скорее всего и семь с четвертью его не устроят, но ничего нельзя знать заранее. Цвет второго рубина был, конечно, лучше. Не такой, правда, как у камней Монтегю.
 – Этот камень…
 – Слишком мал, – заявил он. – Я же сказал вам: самый, самый прекрасный. Прошу вас, не будем тратить время попусту.
 Она закрыла коробку, отодвигая еще один отвергнутый камень. Видимо, у Иванова есть деньги, подумала Фейт, Следующий камень, который она хотела ему предложить, был в девять каратов, хорошего цвета, с мелкими природными изъянами. Он обойдется ему в семьдесят пять тысяч долларов. Надпись на нем была тоже из Корана, из другого, правда, стиха: пожелание рая благочестивому и вечной нищеты неверующему.
 Иванов увидел арабские письмена и молча отверг камень.
 – Этот рубин девять и одна десятая карата, – удивившись, сказала Фейт.
 – Нет. И этот мал. Что у вас есть еще?
 Фейт закрыла коробку, положила ее на остальные и посмотрела на слишком привередливого мистера Иванова:
 – Сожалею. Это все рубины, которые у меня есть. Если вы хотите взглянуть на другие драгоценные камни…
 – Мне говорили, что у вас есть исключительной красоты камни, – прервал он ее резко.
 – Нет. – Хотя Фейт привыкла к тому. что ее прерывают, на сей раз это ее возмутило.
 – Я был уверен, что у вас есть такой камень, который мне нужен. Вы его недавно продали?
 – Гравированный рубин?
 Он быстро кивнул:
 – Ну конечно. Именно его я и ищу. Прекрасный, большой, гравированный рубин. Я разве вам не сказал?
 Рей слегка приподнялся. Ему действительно было жаль, что он должен вилять хвостом перед этим типом. Стоило бы научить его хорошим манерам.
 – Уже больше года я не продавала гравированных рубинов, – сказала Фейт. – Нет особого спроса на такие камни.
 Иванов впервые посмотрел на сейф.
 – Это точно все, что у вас есть?
 – Да.
 Он не потрудился сделать вид, что поверил.
 – Пожалуйста, поймите меня. Я могу хорошо вам заплатить, очень хорошо. Мне очень нужен этот камень.
 – Я понимаю, но постарайтесь описать рубин, который вы хотите приобрести. Возможно, я могла бы найти для вас такой. У меня большие связи среди коллекционеров и покупателей редких драгоценностей.
 – Самый прекрасный на свете цвет, – сказал он. – Такой цвет еще называют «голубиная кровь».
 Фейт кивнула.
 – Безупречный или почти, – продолжал Иванов. Она снова кивнула и начала высчитывать стоимость за карат. Даже если она будет посредником в сделке, ее комиссионные будут очень хороши.
 – Надпись – могольская, – описывал камень Иванов. Ее брови поднялись.
 – Ваша мама весьма требовательна.
 Иванов продолжал:
 – Двадцать каратов.
 Фейт присвистнула.
 – Это, должно быть, самый совершенный камень. И очень, очень дорогой. Учитывая размер, цвет и чистоту, он стоил бы вам по крайней мере десять тысяч долларов – за карат или даже вдвое больше.
 Улыбку клиента можно было назвать скорее хищной, чем теплой.
 – Как я вам уже сказал, я могу заплатить вам за такой камень. Теперь выньте его из сейфа, мисс Донован, и мы сможем поговорить о цене. Незачем продолжать осторожничать. Мы ведь понимаем друг друга?
 – Не совсем, – сухо сказала она. – В моем перечне нет камней такой стоимости, мистер Иванов. Я бы с удовольствием поискала такой камень для вас, но, скажу по совести, если вы не спешите с покупкой, то отправляйтесь в Манхэттен, или Лондон, или Токио, или в Таиланд. Я могу дать вам некоторые…
 – Я был уверен, что у вас есть такой камень, – прервал он ее в очередной раз. Его глаза сузились, и, судя по движению его губ, он готов был зарычать на Фейт.
 Рука Рея скользнула под куртку. В тоне Иванова ему послышалось нечто более опасное, чем настойчивость. Это самый настоящий гнев, за которым может последовать что угодно.
 – Тот, кто вас уверил в этом, ошибался, – сказала спокойным тоном Фейт. – Я хотела бы иметь такой великолепный рубин. Но у меня его нет. – Она махнула рукой. – Как вы сами видите, здесь вам не Тиффани и не Картье.
 На какую-то долю секунды Иванов представил, как Фейт будет выглядеть под лезвием его ножа, как она будет истекать кровью и умолять его забрать «Сердце полуночи». Но это удовольствие придется отложить. Ее охрана в полной готовности.
 Фейт наблюдала за лицом Иванова и спрашивала себя, что могло стать причиной ярко-красной вспышки на его скулах. Клиент быстро поклонился и направился к двери.
 – Полагаю, он не хочет, чтобы я подыскивала подарок его матери, – сухо сказала Фейт Рею.
 – Наверное, – согласился он, наблюдая за Ивановым, пока тот не исчез за углом. Только после этого Рей вынул руку из-под куртки. – Похоже, он привык получать что хочет.
 – И быстро, – добавила Фейт. – Но если он ищет камень вроде того, о котором говорит, ему придется набраться терпения. – Она оглядела комнату. – У тебя есть пять минут, чтобы допить кофе. А я за это время запру все на замок. Потом ты можешь пойти со мной в офис «Донован интернэшнл» и охранять мою хрупкую жизнь.


* * *

 Мужчина держал телефон так, как обычно держат замученную жертву. Пластмасса, к счастью, тверже плоти, это и спасало трубку: ее не вдавили, как сигарные окурки, в пепельницу на столике возле кровати.
 – Что значит – у нее нет камня? – прорычал в трубку Тарасов. – Предложи ей больше.
 Новая подружка Тарасова лежала рядом с ним; она заворчала и стала заворачиваться в атласные простыни, которые так нежно касались ее грудей. Сегодня ночью ей пришлось потрудиться, чтобы ублажить Тарасова: он вел себя как подросток. Это было трудно и неприятно, порой даже больно, но платил он хорошо. Это не какой-нибудь турист-иностранец, которых она «ловила» в надежде подцепить мужа, который бы увез ее из холодного Санкт-Петербурга под теплое небо другой страны.
 Она вела себя достаточно осторожно и не проявляла любопытства к разговору, помешавшему ей спать. Ее не интересовало, как достаются деньги любовнику, на которые он одел ее в русские соболя и итальянскую кожу, в китайские шелка и африканские бриллианты. Она понимала, что чем меньше знает, тем дольше будет жить в роскоши. Или вообще жить.
 Во время разговора с Ивановым щеки Тарасова, и без того румяные, еще больше покраснели – от гнева. Глаза стали холодными и безжизненными, как застывшая река. Он вдруг подумал о том, что есть много разных способов убить человека. О чем старался забыть – так это о том, что ему самому один из них придется испытать, если рубин не будет в Эрмитаже через две недели.
 – Хоть из-под земли, но доставь мне камень через тринадцать дней. – Тарасов швырнул сотовый телефон на столик возле кровати с такой силой, что мрамор едва не треснул.
 Иванов бездумно смотрел на телефон-автомат. Ветер трепал полы его пальто из лоснящейся кожи. Он медленно повесил трубку и принялся набирать номер указательным пальцем. Как только Иванов услышал неторопливый хриплый голос в трубке, он сказал:
 – Она отрицает, что у нее есть этот рубин.
 За этой фразой в трубке последовала тишина, потом человек на другом конце провода сглотнул.
 – Она лжет. Я послал его ей на консигнацию.
 – Верни его.
 – Она, должно быть, продала его, поэтому и лжет. Уж не хочет ли она выкинуть меня из доли?
 – Меня не волнуют твои проблемы. Мы встретимся с тобой через десять дней. Если я к тому времени не получу рубин, то отрежу твой член и запихну тебе в глотку.
 – Но я не…
 Иванов бросил трубку: его затрясло от желания вцепиться в горло Фейт Донован.




 Глава 6


 Вид из окна многоэтажного строения открывался на Эллиот-Бей. Ветер подгонял воду в заливе, и все это было так далеко от душных зеленых джунглей Бирмы. Никто не застраховал бы рубин из Бирмы, но этот, кроваво-красный, – то, ради чего можно рисковать жизнью.
 – Ты звал меня, мой господин? – нараспев, подражая восточной манере разговора, спросил Уокер, хотя он искал встречи с Арчером, причем немедленно.
 Арчер опустил глаза, потом поднял вверх два пальца, продолжая говорить в трубку.
 – Ты то же самое говорил на прошлой неделе. Может быть, мне начать записывать твои слова на кассету и потом прокручивать их тебе?
 Стараясь скрыть улыбку, Уокер поставил коробку на пол и оглядел офис. Стол Арчера хоть и большой, но не мог вместить всех бумаг. Информационные бюллетени и журналы, которые касались политических перемен и изменений в мировом бизнесе, были разбросаны даже на низком диване, который тянулся вдоль одной из стен и заворачивал к другой, образуя букву "Г". Кофейный столик уютно угнездился перед диваном: на нем стояло нечто из стекла. Оно все время переливалось разными цветами в ярких лучах заходящего солнца. Картина на стене гармонировала со стеклянным сооружением: те же краски.
 Замерев от восторга, Уокер даже забыл о боли в ноге. Его мечтой было иметь достаточно денег, чтобы позволить себе купить пейзаж Сьюзи Донован.
 – Кончай молоть чепуху, Джерси, – сказал Арчер. – Отгрузка – через четыре недели и четыре дня. Если ты опоздаешь хоть на сутки – контракт недействителен; ты задолжаешь «Донован интернэшнл» полмиллиона в качестве штрафа.
 С легким звуком трубка опустилась в свою колыбель. Уокер спрашивал себя: говорит ли все еще тот парень на другом конце провода? Было одно качество в Арчере, которое людям трудно понять: он всегда имел в виду то, что говорил, и говорил то, что имел в виду.
 Поэтому-то Уокер и работал с ним.
 Взгляд серо-зеленых глаз Арчера устремился на мужчину, который спокойно стоял по другую сторону стола. Сейчас Уокер был похож на какого-то эксперта по драгоценным камням, который приехал из дальних стран. Тем более это ремесло он успешно освоил, работая в «Донован интернэшнл». Джинсы, голубая рубашка, непромокаемая куртка на подкладке из овечьей шерсти, видавшие виды ботинки и самая обыкновенная допотопная деревянная тросточка, которая всегда была при нем. Арчеру казалось, что трость он носит скорее из предосторожности, чем из-за насущной потребности. Свою быструю реакцию Уокер скрывал.
 – Фейт просто оборвала телефон, – сказал Арчер.
 – Не нравится мой сменщик? – пошутил Уокер.
 – Она направляется сюда, чтобы выложить все мне лично. И кстати, надеется услышать, как я ору на тебя. По крайней мере она ждет, что так я и поступлю. Скажи мне, за что я должен на тебя наорать?
 Уокер с трудом удержался от смеха. Не похоже, чтобы Арчер собирался наорать на него. У него было еще одно хорошее качество: добиваться результата, вообще не открывая рта. Он мог так посмотреть на человека, что тому хотелось найти щель, в которой можно спрятаться.
 – Не надо никаких криков, босс. От этого твоя маленькая сестренка будет чувствовать себя много лучше, – попросил Уокер.
 Арчер запустил пятерню в волосы.
 – Ты довольно самонадеян для человека, который меньше недели назад с трудом стоял на ногах.
 – Мне повезло. Те бандиты из-за бедности не могли купить достаточно пуль для своих автоматов.
 Арчер улыбнулся.
 – «Калашников»? Русский антиквариат, – сказал он. – Тебе повезло, что у тех клоунов не было ножей.
 – Были.
 Арчер сощурился. Он вытянул несколько листков бумаги из-под кипы документов и быстро просмотрел их. На трех страницах уместились результаты трех месяцев работы. Уокер славился своей немногословностью.
 – По поводу ножей ничего не написано.
 Уокер пожал плечами:
 – Они ведь меня не зарезали, так зачем писать?
 – Выходит, если бы у тебя не было никаких ушибов, ты не написал бы и о засаде?
 – Вы с Кайлом одержимы желанием заполучить высококачественные рубины, которые не приготовлены в печах тайского картеля. Моя работа и заключается в том, чтобы изыскать возможности их найти, а не скулить насчет плохих условий.
 Арчер взял последнюю страницу сообщения и начал громко читать:
 – «Шанс добраться до шахтеров, добывающих рубины, и контрабандистов раньше тайцев очень мал». – Он посмотрел на Уокера таким взглядом, от которого обычно всем становится неуютно. Уокер не реагировал. Это была одна из причин, почему Арчер любил его. – Что-нибудь можешь добавить?
 – Черт побери! – выругался Уокер.
 – Что?
 – Да то, что это на самом деле очень маленький шанс. Я не хотел, чтобы было неверное представление об исходных данных картельного соглашения.
 – Митчелл готовит все мои личные доклады. Он не даст соврать.
 – Я учту это, – сказал Уокер.
 – Что-нибудь еще выпало из отчета?
 – Проклятуще холодно в Афганистане в это время года, – сострил Уокер.
 Глаза Арчера сузились.
 – Насколько далеко ты забрался? – спросил он.
 – Только до шахт в Джегдалеке и Гандмарке.
 – Ну и как там условия? – поинтересовался Арчер.
 – На южном маршруте все еще полно противопехотных мин. Северный маршрут достаточно сносный, пока не доберешься до Сороби. Потом, правда, приходится тащиться по колее, засыпанной камнями. Многие используют местный транспорт – мулов, потому что корм для животных найти легче, чем бензин для машины. Бандиты начеку: режут горло направо и налево.
 Арчер посмотрел на отчет. Трудности поездки Уокера через афганское захолустье были отмечены одной строкой:
 «Примитивный транспорт и примитивно налаженное горнодобывающее дело».
 – Ну и насколько примитивно горнодобывающее дело?
 – Несколько мужчин с кирками. Работают, правда, в любую погоду. У них есть пневматический отбойный молоток, но он ломается каждый час. Если они находят топливо, то запускают компрессор, но легче управляться с динамитом, поэтому главным образом они используют его. После взрыва в ход идут кирка, молоток и долото.
 – Ну а качество камней?
 – Ты имеешь в виду те, которые переживут взрыв? – ухмыльнулся Уокер.
 Вздрогнув, Арчер подумал о жадности неумелых людей, которые добывают бесценные рубиновые кристаллы с помощью взрывчатки. Неприятная картина.
 – Ходит слух, что кто-то занимается раскопками на Тагарской шахте, – сказал Уокер. – Там скрывались моджахеды. Я видел два камня-сырца, которые по качеству почти равны камням «голубиной крови». Один был в двадцать каратов, другой – в шестнадцать. Прекрасные, действительно прекрасные камни. – Уокер пожал плечами.
 – За сколько их продают?
 – Тайцы контролируют добычу, и если ты покупаешь по-тихому, они все равно вычислят. Словом, плохие новости, босс. Действительно плохие. Эти парни так же суровы, как тот горный перевал, который они охраняют.
 – Но ты-то вывез кое-какие камни.
 – Но это же моя работа.
 – Я плачу тебе не за то, чтобы тебя убили, – быстро сказал Арчер.
 – Нам нужны хорошие рубины. Бирманские шахты или уже все пусты, или охраняются строже, чем девственная дочь султана. Остаются Камбоджа, Афганистан, Шри-Ланка и Кения.
 – Джастин и Лоу занимаются Кенией. Из того, что ты мне рассказал, я делаю вывод, что все остальное уже контролируется.
 – Пока да. Но ничто не вечно.
 – Скажи про это «Де Бирс».
 Уокер тихо засмеялся.
 – Они по-настоящему хороший пример для подражания, можно сказать, источник вдохновения для нас, – сказал Арчер, но при этом впечатления вдохновленного человека не производил. Скорее он выглядел раздраженным. Его семья владела корпорацией «Донован интернэшнл». Контроль «Де Бирс» над рынком алмазов существенно ограничивал деятельность этой отрасли всех компаний мира, включая «Донован интернэшнл», оставляя на их долю только контрабандные и низкокачественные алмазы. Китайские тайцы стали посредниками в мире по рубинам. Китай и Япония оттеснили всех от жемчуга. Наркодельцы или местные военачальники наложили лапу на колумбийские изумруды.
 При таком раскладе, когда все ресурсы на планете поделены, «Донован интернэшнл» сильно повезет, если им удастся получить через несколько лет возможность продавать искусственно выращенную бирюзу.
 – Что у тебя на уме, Уокер? – спросил Арчер. – И не пытайся хитрить и отнекиваться. Я уже раз купился на твой беззаботный вид, когда ты меня обчистил в покер.
 Уокер едва удержался от улыбки.
 – Ты подумал насчет рынка перепродажи рубинов?
 – Тайцы не оставляют никакого шанса тем, кто хочет получить прибыль. Мы не можем платить за рубины такие деньги.
 – Я думал об этом. Есть другой путь обойти тайцев.
 – Я слушаю.
 – Залежи старых украшений против старых шахт, – просто сказал Уокер. – Скупать целые состояния, заключенные в драгоценностях, по всему миру, брать хорошие камни, повторно обрабатывать их, если надо, и продавать. Это будет хороший бизнес, потому что можно гарантировать, что рубины бирманские и они не подвергались термической обработке. Это такая же редкость в наши дни, как натуральный жемчуг.
 Какое-то время Арчер молчал.
 – А много ли старинных драгоценностей выставляется на продажу?
 – Камни всегда составляли сбережения аристократов. Подумай, сколько на земле фамильных драгоценностей, которые могут пойти на продажу.
 – Интересная мысль. – Арчер повернулся и посмотрел, как ветер гонит волны по заливу. – Есть какая-то идея насчет того, как прибрать к рукам этот рынок?
 – Друзья Фейт, которые прислали ей рубины, с которыми она работает, могут быть хорошей путеводной нитью.
 Арчер посмотрел на дверь своего офиса. Сейчас в ней должна появиться его горячо любимая сестра. Она жаждала встречи с ним как ворон крови.
 – Да, Фейт упоминала что-то о тех рубинах. Сказала, кажется, что ты их украл.
 – Естественно, я ведь не мог допустить, чтоб они остались в выдвижном ящике верстака не запертого как следует магазина.
 Черные брови Арчера поднялись.
 – Настолько хороши?
 – Они лучшие из тех, какие мне только приходилось видеть; им место в музее или в королевской сокровищнице.
 В ответ Уокер услышал тихий свист, после чего Арчер спросил:
 – Как считаешь,сколько они стоят?
 – В розницу?
 – Оптом.
 – Трудно сказать, но каждый большой бирманский рубин, не подвергавшийся тепловой обработке, дороже любого драгоценного камня на земле.
 – Так какая проблема с получением страховки?
 – Компания, которая оценивает драгоценности, стопорит дело. Она дорожит своей репутацией и не гарантирует, что сможет оценить рубины за то короткое время, которым располагает Фейт. Страховщики, если можно так сказать, перестраховываются от поддельной оценки и поддельных драгоценных камней.
 – Эти рубины она получила от друзей, – подумал вслух Арчер.
 Уокер из своего горького опыта знал, что, доверяя друзьям, которых давно не видел, очень легко стать покойником. Один такой «друг» послал его в засаду.
 – Даже если бы ты мог бы оценить драгоценные камни в сертификационной лаборатории достаточно быстро, чтобы показать в Саванне, – сказал Уокер, – следует иметь в виду, что многие оценщики слишком молоды, чтобы признать натуральные бирманские рубины по внешнему виду или даже после целой серии тестов. Оценка драгоценных камней – целая наука. Здесь нет места дилетантам. Нужен дар или очень большой опыт, чтобы уловить все нюансы. Слишком мало в природе натуральных бирманских рубинов высокого качества, чтобы даже после многих тестов и проб их определить.
 – Но рубины Фейт настоящие, натуральные и высококачественные. – Хотя Арчер ничего больше не добавил, в его словах прозвучал скрытый вопрос.
 Улыбаясь, Уокер наклонился и принялся вынимать содержимое коробки, которую он принес. Он быстро установил микроскоп и ультрафиолетовую лампу на низком кофейном столике перед диваном. Потом достал еще несколько маленьких коробочек. Среди них была одна, где лежали пакетики с драгоценными камнями Фейт.
 На столе Арчера загудел телефон. Митчелл пытался говорить спокойным тоном. Через секунду открылась дверь офиса.
 Уокер даже не повернул головы. Он уже знал, что увидит леди в черных слаксах из кашемира и спортивном кашемировом джемпере, которая уже готова спустить с него шкуру.
 – Я не девочка – мне уже за тридцать, – начала Фейт. – Период подростковой неуклюжести давно в прошлом. У меня свой бизнес, и ни в чьей опеке я не нуждаюсь. Хватит с меня братьев.
 – Здравствуй, дорогая, – сказал Арчер. – Ты пришла, чтобы выслушать объяснения Уокера, почему я должен застраховать рубины на миллион долларов?
 Секунду-другую Фейт мечтала лишь о том, чтобы схватить камни со стола и выйти отсюда. Потом поняла, что это глупо. Ей нужна страховка, а Арчер мог ее обеспечить. Но брат ее – слишком хороший бизнесмен. Он не будет страховать кота в мешке даже ради сестры.
 – Я пришла, как ты понимаешь, потому что Уокер вылетел из магазина с моими незастрахованными рубинами, – сказала Фейт.
 Она больше ничего не произнесла, но выразительно посмотрела на трость возле кофейного столика.
 Намек сестры на то, что Уокер не годится в охранники, сильно развлек Арчера. Впрочем, сестра – всего лишь женщина. Она подтвердила наиболее ценную способность Уокера – быть недооцененным. Благодаря ей Уокер выбирался из ситуаций, в которых другие мужчины хватались за оружие.
 – Я готов застраховать рубины, если они будут под присмотром Уокера, – заявил Арчер.
 Фейт вздернула подбородок.
 – Ты хочешь их застраховать или нет? – повторил брат.
 – Конечно, хочу, – почти срываясь на крик, сказала она.
 – Тогда позволь нашему эксперту по рубинам объяснить мне, что к чему.
 – Не волнуйся, – сказал Уокер. – Камни настоящие.
 – Конечно, настоящие, – подтвердила Фейт.
 – Арчер просто перестраховывается, – успокоил ее Уокер. – Иногда приходится иметь дело со странами, где старый порядок сдает позиции новому, криминальному.
 – С каких это пор «Донован интернэшнл» имеет дело криминалом? – поинтересовалась Фейт.
 – Ты смотришь на мир сквозь розовые очки, – пробормотал Уокер.
 Она не обратила на него внимания.
 – К сожалению, мир захлестнула коррупция, – сказаля Арчер.
 – Маневры должны совершаться предельно точно, – сухо заметил Уокер.
 – Точно, – сказала Фейт и засмеялась. Потом вдруг поймала себя на мысли, что этого ей говорить не надо было, и сжала губы. Она ведь сердится на него, а с улыбкой на лице сердиться трудно. Фейт застонала. – Теперь я понимаю, почему нельзя по-дружески относиться к врагу.
 – Я не враг, сладкая моя.
 – Посмотрим, сладкий мой.
 – Смотри-ка, мы уже достигли взаимопонимания, – съязвил Уокер.
 Фейт раздраженно покачала головой. Ей трудно было на него сердиться.
 Улыбаясь, Уокер склонился над микроскопом, чтобы рассмотреть первый драгоценный камень.
 – Готов ли ты повысить уровень своего образования, Арчер? – спросил он.
 – Всегда готов.
 – Это вторая характерная особенность, которую я у тебя заметил, – сказал Уокер.
 – А первая какая? – поинтересовалась Фейт.
 – Твой брат не выламывается и не важничает перед тем, кто в покер играет лучше.
 – Уж не ты ли играешь лучше Арчера? – ехидно спросила Фейт.
 – Он, – ответил за Уокера Арчер. – Мы застряли из-за непогоды на Аляске, и к тому времени, как закончился шторм, на мне были только жокейские бриджи и куртка на меху, которую он ссудил мне под бешеные проценты.
 Фейт засмеялась и посмотрела на старшего брата. Если его и задел проигрыш в покер, он этого не показал. Арчер улыбался и качал головой, вспоминая тот случай.
 – Ну вот, босс, – сказал Уокер, выпрямляясь. – Смотри.
 Арчер, который сидел на диване, наклонился и посмотрел в микроскоп. Через несколько секунд он спросил:
 – А что это за облачка?
 – Это так называемый шелк, – сказал Уокер. – Торговый термин, или, другими словами, техническое название. «Шелк» – это крошечные вкрапления. Если их слишком много, то камень становится непрозрачным.
 – Получается, что «шелк» работает на меня, – заметил Арчер.
 – И на цвет тоже, – добавил Уокер, – если «шелка» много. Рубины обладают повышенной чувствительностью. Когда дело доходит до огранки, главное – срезать грани не слишком глубоко и не слишком мелко, чтобы не возникли так называемые окна, из-за которых камень кажется потухшим. Если «шелка» много, рубин «горит» в любом случае.
 Фейт подошла к столу и посмотрела на камни, которые разглядывал Арчер. Невооруженным глазом увидеть вкрапления она не могла.
 ( «Окна»? – переспросил Арчер. – Я специалист по жемчугу, а не по твердым камням.
 – «Окна» возникают тогда, когда свет проходит только через грань драгоценного камня, без преломления, – объяснил Уокер. – Камень становится обычным стеклом. Случается, что «потухает» какая-либо одна грань. Это бывает заметно, когда свет, проникающий в камень, избегает какой-то стороны и преломляется обратно в центр. Рубинам это здорово пакостит.
 Фейт, послушав Уокера, тоже захотела посмотреть на рубин, пылающий, словно живой уголек, в стальной хватке микроскопа. Она положила руку на плечо брата и подтолкнула его. Арчер понял намек.
 Уокер замер. Он почувствовал тепло и аромат, исходящие от Фейт, которая была так близко от него. Усилием воли он заставил себя думать о рубинах.
 – Хорошая огранка позволяет свести к минимуму «потухание» граней, – добавил Уокер, – но невозможно избавиться от него совсем. Такова особенность рубинов. Ценность и прелесть бирманских рубинов состоит в том, что их естественный «шелк» передает свет граням, которые иначе могли бы казаться тусклыми из-за «потухших» граней. В результате получается более мягкий цвет. Он кажется теплым и бархатным, словно рот женщины.
 Фейт потрясение посмотрела на него.
 – Разве у тайских рубинов нет «шелка»? – спросил Арчер.
 – У них нет ничего общего с бирманскими рубинами. Ничего. То же самое могу сказать и про действительно хорошие вьетнамские рубины. Великолепный цвет, но в каждой грани камня видны темные области, независимо от тщательной огранки. Посмотри на это через лупу.
 Арчер переключил свое внимание на ограненный красный драгоценный камень, который Уокер держал длинным пинцетом. Когда он навел на него лупу, то увидел, что не все грани одинаково яркие и одинаково красные, хотя на первый взгляд камень был весьма хорош. Но в сравнении с бирманским рубином явно проигрывал… Стоит раз увидеть бирманский рубин высокого качества – и все остальные покажутся просто ограненными красными стеклышками.
 – Если добавить еще, что бирманский рубин обладает естественным свечением, – сказал Уокер, – то можно с уверенностью констатировать, что это и есть тот самый драгоценный камень из сказок, камень, который пылает внутренним светом. Он живой. Нет в мире ничего подобного.
 Уверенность и страсть в голосе Уокера заставили Фейт внимательно посмотреть на него. Ей казалось, она чувствовала то же самое, когда заканчивала работу над эскизами, которые создадут красоту из металла и камней. Ничто не может сравниться с этим чувством. Память о пережитом творческом волнении поддерживала ее даже тогда, когда жизнь становилась совсем тусклой. Мысль о том, что Уокер способен испытывать столь глубокие эмоции, как и она, удивила ее и запала в душу.
 Уокер был прав. Его южная манера говорить плавно и размеренно словно погружала собеседника в тихий омут, в глубине которого скрыто больше того, чем видно на поверхности.
 – Посмотри, – тихо сказал Уокер.
 Он взял пинцет и положил второй камень под ультрафиолетовые лучи. Потом освободил от бумажной обертки другой камень Фейт и проделал то же самое. В первом рубине не проявилось никаких изменений. Бирманский рубин загорелся ослепительным темно-красным светом.
 Фейт тихо ахнула.
 – Флюоресценция, – проговорил Уокер. – Бирманские камни флюоресцируют очень сильно в диапазоне от красного до оранжевого. Красный цвет ценится выше, поскольку он глубже. Камень прекрасен, по-настоящему прекрасен. К тому же он хорошего размера и должен потянуть на сорок тысяч за карат, оптом. И выше, если покупателю не терпится его иметь.
 – Сколько стоил бы камень в двадцать каратов такого же качества? – спросила Фейт. – С могольской надписью, – добавила она. – Только светской, не религиозной.
 Глаза Уокера сощурились. У него было несколько гравированных могольских рубинов в собственной коллекции, но не больше десяти каратов каждый. Они не имели ничего общего с качеством рубинов Монтегю.
 – Почему ты спрашиваешь?
 – Сегодня у меня в магазине был один мужчина, он искал такой камень и был ужасно раздражен, когда я сказала ему, что у меня нет ничего подобного. Он почему-то был уверен, что я его скрываю, и предлагал бешеные деньги.
 – Почему? забеспокоился Уокер.
 – Очевидно, кто-то уверил его, что у меня есть такой роскошный рубин с гравировкой.
 – Кто это мог быть? – спросил Арчер.
 – Он не сказал.
 – А ты спрашивала? – молниеносно среагировал на ответ Уокер.
 Ее глаза сузились от такого допроса с пристрастием.
 – Нет. А это имеет какое-то значение?
 – Вероятно, не-ет, – пропел Уокер. – Просто я собираю оригинальные рубины, со странностями. Возможно, я мог бы помочь ему, у меня кое-что есть. Как зовут того парня?
 – Иван Иванович Иванов.
 Уокер и Арчер быстро переглянулись. Иванов – очень распространенная в России фамилия. Иметь такую фамилию – все равно что не иметь никакой.




 Глава 7


 – Дай мне знать, если этот клиент вернется, – сказал Уокер, помолчав минуту. Он старался, чтобы его слова не походили на просьбу.
 По выражению лица Арчера Уокер понял, что босс подумал о том же, о чем он сам. Нет смысла посвящать в это Фейт.
 – Сколько стоил бы камень, который хотел купить мистер Иванов? – спросила Фейт. – Миллионы?
 – Драгоценный камень всегда стоит столько, за сколько ты сможешь его продать, – неопределенно ответил Уокер. – Не волнуйся. Если я впарю один какой-нибудь Иванову, я заплачу тебе за посреднические услуги.
 Арчер вернулся к рубинам, продолжая их сравнивать.
 – Как может оценщик перепутать бирманские рубины с другими? – поинтересовался он.
 – Легко, – ответил Уокер, заставляя себя отвлечься от мыслей о Фейт. – Бирманские рубины высшего качества в два карата и больше оценщик может не увидеть за всю жизнь. Бирманские же камни поменьше легко перепутать с другими рубинами, особенно если они были приготовлены. Если бы я не провел столько лет в Азии, имея дело с рубинами, я бы не смог определить разницу так быстро.
 – Приготовлены? – спросила Фейт Уокера.
 – Да. В буквальном смысле. Это старая практика, она известна не одному поколению специалистов. Это страшная тайна торговцев рубинами, такая же, как показывать рубины покупателю на фоне бронзовой пластины: красный цвет становится более интенсивным.
 – Как приготовить камень?
 – Очень просто. Надо изменить цвет некоторых и придать чистоту. – Он дотянулся до еще одной маленькой коробочки, одной из тех, что принес, вынул некоторые ограненные красные камни и выложил их на стол.
 – Рубины? – скептически спросила Фейт. Уокер кивнул.
 – Они выглядят тусклыми, – сказал Арчер.
 – И еще… отдают в синеву, – добавила она.
 – И то и другое верно, – сказал Уокер. – Рубины первоначально сформировались в огне самой земли. А с помощью рукотворного огня ты можешь сделать их более прозрачными.
 Эта мысль захватила Фейт. Огонь созидающий. Огонь очищающий. Огонь преобразующий. Великолепное красное пламя…
 – Как это делается?
 – Слишком высокая температура разрушает рубин, поэтому надо быть по-настоящему осторожным, – сказал Уокер. – Правильный уровень высокой температуры меняет химический состав камня. Синий оттенок выгорает, остается только красный. То же самое происходит с некоторыми включениями и пороками. Слишком много «шелка»? Никаких проблем. Провари – и «облачко» исчезнет. Конечно, при этом ты лишаешь камень флюоресценции, но окончательный результат все же более ценен после обработки камня высокой температурой, чем без нее.
 – Интересно, кто это обнаружил, – сказал Арчер.
 – Наверное, первая женщина, которая соорудила очаг для приготовления еды на унылом аллювиальном гравии и обнаружила холодные ярко-красные тлеющие угольки в пепле, – предположил Уокер. – Столько веков, сколько известны людям рубины, существуют и примитивные способы придания им большей чистоты, большей яркости и большей цветовой насыщенности. Естественно, современные производственные лаборатории могут сделать гораздо больше для доводки камней низкого сорта, чем допотопные глиняные печи.
 – Значит, обработка высокой температурой не считается обманом? – спросила Фейт.
 – Нет, но не скажи об этом покупателю. Запомни: когда ты покупаешь драгоценные камни, ты покупаешь раритет, а не только красоту. Прекрасные, не подвергшиеся обработке камни – явление, гораздо более редкое, чем прекрасно обработанные. – Уокер пожал плечами. – Но сегодня каждый, кто занимается торговлей рубинами, считает, что все они приготовлены. Только, еще раз повторю, не надо упоминать об этом в разговоре с клиентом.
 – Значит, это похоже на жемчуг, – сказал Арчер. – Культурный жемчуг вытеснил с рынка натуральный.
 – В значительной степени, – печально согласился Уокер. – Натуральные бирманские рубины так же чертовски редки, как натуральный жемчуг. Но есть хорошие места, где торгуют драгоценными камнями. – Он взглянул на Фейт. – Вроде тех, которые тебе прислали друзья.
 Ее медового цвета брови сошлись на переносице.
 – Дэвис не говорил, подвергались ли они обработке, – сказала Фейт.
 – А что он сказал? – поинтересовался Уокер.
 Фейт колебалась.
 Безразличный тон Уокера не вязался с холодом, сквозившим во взгляде.
 Арчер тоже почувствовал резкость в вопросе Уокера. Он сощурился и посмотрел на него, пытаясь понять, что у того на уме.
 – Дэвис сказал мне, что у них с сыном бизнес по покупке и продаже унаследованных драгоценностей, – ответила Фейт.
 – Так как он получил эти рубины? – поинтересовался Арчер. – В наследство?
 – Если и так, то это было давно. Он сказал, что рубины находились в семье и было решено отметить рождение следующего поколения красивым подарком – ожерельем для будущей невестки. Я думаю, эти Монтегю очень пекутся о непрерывности рода. У Дэвиса только один ребенок – Джефф, будущий муж моей подруги Мел.
 – Делаешь симпатичное ожерелье, да? – мягко спросил Уокер. – Представляю, какое это чертовски захватывающее зрелище.
 Она заморгала от удивления. Все в семье, казалось, не воспринимали ее мастерство как дар. А если замечали что-то особенное, то редко говорили об этом. Их можно понять. Мать Фейт – всемирно известная художница. Рядом с ней успехи дочери едва ли заметны.
 – О'кей, он говорит, что эти рубины – фамильные вещи, – сказал Арчер. – Ты умеешь датировать бриллианты по их огранке. Можешь ли ты сделать то же самое с рубинами?
 – Прошу прощения, босс. Азиаты ограняют камни так, что остается максимальный размер, даже если в результате будут не правильные, неаккуратные грани. Их методы огранки и полировки не изменились за тысячу лет: наждачная паста и круг, который приводится в движение ногой.
 Арчер хмыкнул.
 – А как насчет остальных рубинов Монтегю? Действительно ли они все так хороши?
 – Да, все рубины Фейт надежные. В основном камни имеют великолепный цвет, чистоту и игру. Размер превосходный. Самый маленький – больше двух каратов. Если бы камням Монтегю сделать новую огранку и тем самым усилить их блеск, ценность увеличится по меньшей мере вдвое. Трудно сказать, что еще старый Дэвис мог бы похоронить в заливе.
 – Прошу прощения? – не поняла слова Уокера Фейт.
 – Старая южная традиция, вроде пирога с орехом пекан. Ты имеешь дело с семейством алчных и хищных людей…
 – Хищных? – прервала она его.
 – Конечно. Существует легенда, что Монтегю хоронили драгоценности в одном болоте с людьми, которые задавали слишком много вопросов. В болотах Южной Каролины бродит много призраков. В той компании есть и несколько призраков Монтегю. Говорят, на чердаке их замка замуровано несколько скелетов.
 – Откуда ты знаешь об этих легендах? – спросила она.
 – Я родился в трех милях от Руби-Байю и жил там до шестнадцати лет, а потом уехал на Запад, в Техас.
 – Так ты знаешь Монтегю? – в один голос спросили Арчер и Фейт.
 Уокер улыбнулся:
 – Раб обязан знать господина.
 – Не могу себе представить, как ты низко кланяешься, – фыркнула Фейт.
 – Потому что этого никогда не было. Знаешь, почему я работаю на твоего брата? Он не считает, что целовать задницу хозяина входит в обязанности его работника.
 – Тем не менее, должно быть, приятно, – мягко заметил Арчер.
 – Значит, мне никогда не стать исполнительным директором «Донован интернэшнл».
 Хотя Уокер говорил спокойно, Фейт почувствовала в его словах непроизвольный вызов. Вызов человека, который даже не закончил школу, людям с университетскими дипломами.
 Тем не менее это он им сейчас преподавал урок.
 Арчер снова повернулся к микроскопу.
 – Миллион долларов за тринадцать плохо ограненных рубинов – это хорошая цена.
 – За четырнадцать, если считать тот рубин, который Фейт получит в качестве гонорара.
 – Ее гонорар будет лежать дома в сейфе, – сказал Арчер.
 Фейт принялась было спорить, но потом поняла, что это бесполезно. Домашний сейф такой же, как и у нее в магазине. Даже лучше. Система электронной безопасности, к которой приложил руку Кайл, была совершеннее мастерства грабителей двадцать первого века.
 – Значит, ты везешь тринадцать рубинов в ожерелье, – продолжал Арчер. – Миллион – все-таки большие деньги.
 – Да, я был уверен, что ты так скажешь. – Уокер вернулся к столу и открыл другую маленькую коробку. – Для твоего спокойствия хочу показать, какие прекрасные и редкие рубины Монтегю. Сравни их с некоторыми образцами необработанных камней, которые добывают в шахтах во всем мире.
 Фейт и Арчер смотрели на «гальку», которую Уокер разложил на столе. Камни были разных размеров: от похожих на сырое кукурузное зернышко до напоминающих дикое яблоко. Цвет – все вариации красного: темно-красный, глубокий розовый, красновато-коричневый, красновато-оранжевый, красновато-синий, красновато-фиолетовый… Некоторые камни были прозрачные. Но большинство из них нет.
 Уокер увидел разочарование на лицах Фейт и Арчера и слегка улыбнулся.
 – Рубины зарождаются как кристаллические образования, – сказала Фейт, подталкивая «гальку» кончиком пальца. – Почему одни из них круглые, а у других острые края?
 Уокер удивленно посмотрел на нее.
 Фейт ответила таким же взглядом, давая тем самым понять, что ему нечего удивляться. Она, в конце концов, из семьи Донованов.
 – Трудно сказать почему, но круглая форма для рубина более характерна, – сказал Уокер. – Многие из известных шахт Бирмы – чуть больше дырки в сортире. Ее копают в джунглях до основного слоя гравия. Эти шахтеры все еще живут в каменном веке. Тощие парни с едва прикрытой задницей роют яму, в которой может уместиться только один человек и ведро на веревке.
 Арчер поморщился. Он не любил тесноту.
 – Бедняга на дне ямы обычно стоит по колено в грязной воде, – продолжал Уокер. – Час от часу в джунглях усиливается жара, спекается все живое. Яма роется на такую глубину, где уже могут находиться драгоценные камни или где произошел последний обвал. Кстати, обвал может произойти в тот момент, когда там работает шахтер.
 Фейт дотронулась до пакета, в котором горел холодный темно-красный уголек – результат риска и тяжелого труда безвестного человека. Она снова посмотрела на необработанные рубины разных оттенков, которые лежали перед ней.
 – Есть среди них какой-нибудь из Бирмы?
 – Нет. Но вот эти, – Уокер указал на круглые, как галька, камни, – очень похожи. – Он подвинул к себе более темные рубины и положил их на ладонь. Кое-какие камешки были с оттенком коричневого цвета. – Эти обычно называют сиамскими.
 – Что за камни? – спросила Фейт.
 Она нагнулась, чтобы рассмотреть рубины поближе, и ее волосы скользнули по подбородку Уокера. Он втянул носом воздух и ощутил тонкий аромат гардений, словно окунулся в ленивую атмосферу южной ночи. Он почувствовал замирание сердца. Светлые волосы Фейт мерцали около изящного изгиба шеи. Уокер медленно выдохнул, и от его дыхания прекрасные золотые пряди заколебались.
 Уокер закрыл глаза и почувствовал дрожь от аромата, который от нее исходил, от изящества ее тела и движений.
 – Эти рубины обычно называют сиамскими, – сказал Уокер, и его голос прозвучал почти резко. – Так обычно говорят о низкосортных камнях.
 – Они слишком темные, – заметил Арчер. – Мало красного цвета.
 – Потому что слишком много железа, – рассеянно заметил Уокер, потому что наблюдал, как пульсирует вена под нежной кожей у основания шеи Фейт. Пульс был частым, словно она догадалась о его мыслях.
 – Как это? – спросил Арчер.
 – Все сапфиры и рубины созданы на одной и той же основе – корунда, – объяснил Уокер, заставив себя переключить все внимание на босса. – Чистый корунд бесцветен, как хороший алмаз. Добавь примесей – и сапфир приобретает все цвета радуги, кроме красного. Если будет красным, то будет называться рубином. Понятно?
 Арчер кивнул.
 – Свой цвет в то время, когда кристалл формируется, рубин получает от незначительного количества примеси хрома, – продолжал Уокер. – Синий цвет в сапфире идет от титана и железа. Другие цвета сапфира…
 – О'кей, – прервал его Арчер. – Я понял. В тайских рубинах другие примеси, не такие, как в бирманских, да?
 – Можно сказать и так. Если я поработаю над ними как надо, я изменю цвет, он станет более красивым. При этом я потеряю его мягкость, но нельзя добиться всего сразу. Рядом с не обработанными таким образом бирманскими рубинами тайские выглядят слишком плотными. Холодными, несмотря на цвет.
 Арчер смотрел на множество «сырых» рубинов, которые лежали на столе. Он указал на ярко-красный камень:
 – Этот самый лучший из всех.
 Уокер улыбнулся:
 – Это шпинель. Годится для того, чтобы дурачить людей, включая королевскую семью. Одним из украшений британской короны является шпинель.
 Фейт указала на другой камень.
 – Мне нравится этот цвет.
 – У тебя хороший вкус. Самый лучший по цвету камень в этой партии. Жаль, правда, что он искусственный.
 – Стекло? – спросил Арчер.
 – Не так прозаично. Его вырастили в печи, которая повторяет естественные условия, в которых создаются рубины. Лаборатории делают их безупречными с помощью рубиновых лазеров. Мошенники без труда выдают их за натуральные.
 – У них тот же химический состав, что и у натурального рубина? – спросила Фейт.
 – Точно, – ответил Уокер.
 – Тогда как ты можешь их отличить?
 – С помощью микроскопа. У искусственных рубинов искривленные линии, и они покрыты крошечными газовыми пузырьками вытянутой формы, а не округлой. Этот камень прошел через сито и каменные жернова вместе с другими прекрасными и не слишком качественными камнями.
 – Так ты покупаешь их? – спросил Арчер.
 – Да. Это называется набираться опыта. В первые годы, когда я работал в торговле рубинами, у меня было много таких, так что в моем арсенале целая коллекция фальшивок. Я стараюсь больше не пополнять ее, – сказал он невозмутимо.
 Улыбаясь, Фейт перебирала камешки.
 – Этот тяжеловат для такого размера, – заметила Фейт.
 – Как золото, – согласился Уокер. – Именно поэтому рубины погружаются на дно рек. Когда реки со временем меняют русло в джунглях, галечник остается на своем месте. Он прячется под тройным пологом растительности в ожидании отчаянного человека, который, рискуя своей задницей, достанет их.
 Фейт уставилась на грубые камешки в руке Уокера.
 – Это, кажется, хороший экземпляр, – сказал Арчер. Он поднял со стола красный кристалл размером с его большой палец. – Цвет неплох.
 – Афганистан. Из шахты по добыче твердых пород. Сам камень не так хорош. Слишком много пороков и трещин. Строго говоря, материал для низкосортных украшений. В таких шахтах есть кое-что и получше, но чертовски мало.
 Фейт смотрела на камень уже по-новому, с интересом, представляя, что бы она могла сделать с ним. Ей нравилась его огранка: она придавала любому камню атласный блеск, независимо от его ценности.
 – Ты прав, – согласился Уокер. – Цвет этого камня хорош. Жалко, что в афганских шахтах добывают так мало прозрачных камней. А большинство из них не слишком хороши: чересчур оранжевые.
 Во время этого разговора в голове Фейт мелькали варианты дизайнерских решений. Уокер «прошелся» по каждому «сырому» камешку, объясняя его происхождение. Кения, Шри-Ланка, Камбоджа, Бирма, Индия, Бразилия, Афганистан, Таиланд; он легко давал им характеристику, сравнивал с легендарными драгоценными камнями «голубиной крови» из Бирмы. Для наглядности Уокер положил ограненный и отполированный вариант рубина из каждой страны рядом с «сырым». Затем он добавил к ним один из плохо ограненных бирманских рубинов Фейт. Свет от него, казалось, заполнял все. Арчер чуть не ахнул.
 – Это похоже на разницу между окрашенным жемчугом акойя и прекрасным натуральным из южных морей. Как только увидишь настоящую вещь – ты пропал.
 Фейт со вздохом согласилась.
 – В мире нет рубинов, которые могли бы сравниться с камнем Монтегю, – сказала она.
 – Что? – спросил Уокер.
 – Все, ты сделал свое дело. Для меня больше не существует других рубинов.
 Он медленно растягивал свои губы в улыбку.
 – Если все сработает, ты увидишь в Саванне немало такой красоты. Я уверен, что твой брат даст тебе хорошую цену.
 – О'кей, – сказал Арчер. – Я застрахую тринадцать рубинов Монтегю на миллион долларов при одном условии – ты поедешь с Фейт в Саванну и разузнаешь, можно ли совершить какие-нибудь сделки по фамильным драгоценностям с ее друзьями.
 Слова брата отвлекли Фейт от невероятной красоты рубина.
 – Мне не нужен Уокер, ему незачем ехать со мной в Саванну. Я могу…
 – Если ты хочешь, чтобы я застраховал эти рубины, – отрезал Арчер, не отрывая глаз от горстки камней на бумаге, – ты поедешь с Уокером и будешь делать все, чтобы ему помочь.
 Во всяком другом случае она начала бы неистово спорить. Но сейчас она хорошо понимала ситуацию. Ей нужно застраховать камни, а Арчер был единственный, кто мог сделать это достаточно быстро"
 – Прекрасно, – процедила она сквозь зубы. Через три секунды дверь офиса за ней закрылась. Мягко. Слишком мягко.
 Уокер присвистнул.
 – Переживет, – сказал Арчер.
 – Тебе легко говорить. А мне быть с ней всю следующую неделю, а то и две.
 – Удачи тебе, Уокер. Тебе она понадобится, – усмехнулся Арчер.




 Глава 8


 Уокер сидел перед своим компьютером. В руке он держал пиццу, с которой капал жир, ледяная бутылка пива стояла рядом с клавиатурой. Уже в который раз он пробегал глазами по списку украденных рубинов. Ничего не изменилось. Ничего не добавилось.
 Нет никаких запросов о пропавших рубинах в двадцать каратов с могольской надписью, с текстом светского содержания.
 Нахмурившись, он отпил пива. Потом зашел на другой сайг. Он просматривал всю xушь, помещенную в нем, пока не наткнулся на кусок текста, в котором содержался пересказ более или менее похожих на правду легенд о драгоценных камнях. Уокер включил поисковую систему на слова «рубин» и «гравированный». Ответы на запрос были на хинди, арабском, китайском и русском языках, но ни на одном из них Уокер не читал. Он заложил всю пришедшую информацию в свои самые лучшие переводческие программы и прочитал это все на английском.
 Казалось, все хотят удовлетворить своего потенциального клиента. Предлагались большие кроваво-красные безупречные камни, некоторые имели солидные оценочные документы, с детальным описанием размера, цвета, чистоты и места происхождения. Одни камни находились в общественных коллекциях, другие – в анонимных частных.
 Уокер еще выпил пива и пробежался по переводам других объявлений и предложений. Некоторые были смешные, некоторые совершенно непостижимые, но во всех содержалось достаточно информации, которая ему была нужна. Во многих файлах были даже рисунки, такие же причудливые, как сами легенды.
 Он нашел на этом сайте объявления только о двух рубинах, на которых были надписи времен Моголов. Один из них был подходящего размера и назывался «Сердце полуночи».
 Он только что видел это название на какой-то странице с легендами и мифами. Уокер стал искать его, пока не нашел упоминания о нем:
 "Как гласит легенда, «Сердце полуночи» впервые появилось при дворе могольского императора в шестнадцатом веке. У одной из его дочерей был тайный возлюбленный, который приходил к ней в полночь, под покровом темноты, когда она была одна. Через какое-то время девушка, сердитая на него за то, что он не может открыться, согласилась выйти замуж за принца из далекой страны. Следующей ночью ее возлюбленный явился к ней, но уже во сне. Он был мертв. У него было вырезано сердце.
 Принцесса умерла в ту же ночь. Кроваво-красный рубин размером с кулак младенца лежал в ее холодной руке. На нем была надпись: Берегись «Сердца полуночи».
 Этот камень, окутанный легендами о любви, смерти и таинственном огне, свойственном только самым прекрасным рубинам, был привезен Екатерине I в подарок от Петра Великого. Никаких рисунков и изображений этого камня, как известно, не существует. С семнадцатого столетия, когда он стал частью российской императорской коллекции, нет ни одного упоминания о нем, хотя, несомненно, многие особы царской крови надевали этот драгоценный камень по торжественным случаям.
 В отношении этого камня существовало страшное пророчество, которое сулило беду всякому, кто посмеет им обладать. Возможно, именно поэтому рубин лишился любви русского двора".
 Уокер долго не отрывался от экрана компьютера, спрашивая себя, кто и почему послал Иванова искать этот камень из легенды в ювелирный магазин Фейт.
 На другой стороне улицы Иван Иванович Иванов, одетый в потертую одежду, которую он купил в благотворительном магазине, подошел к пьяному сиэтлскому бездомному, который прятался от ветра в дверной нише.
 – Двигай отсюда, – прохрипел русский. – Я тут сяду.
 – Да пошел ты в задницу! – ответил ему нищий. – Я первый занял. – Он поднял кулак, его рука, обернутая тряпьем, дрожала. Все деньги, которые нищий выпрашивал у прохожих, он тратил на выпивку, вместо того чтобы купить себе перчатки.
 Иванов подошел к нему и схватил за горло. От нищего отвратительно пахло дешевым вином. Иванов плотно сжал губы, всаживая длинное, узкое лезвие ножа ему между ребер. Острие лезвия коснулось сердца. Русский провернул нож, всаживая его поглубже. Нищий задыхался. Ни капли крови не упало на землю, но рана была смертельной. Тело нищего упало бы на бетон, если б не сильные руки Иванова, которые держали его вертикально.
 – Друг мой, – спокойно бормотал себе под нос Иванов, – я же сказал тебе, что мне нужно это место.
 Он без труда донес тело до угла старого кирпичного здания. Прохожие думали, что эти двое – старые друзья, которые хотят скрыться от людских глаз, чтобы выпить бутылку крепленого вина.
 Бросив труп в мусорный контейнер, Иванов вернулся на свой наблюдательный пост. Он был в тяжелом пальто, которое было чистым, но уже видавшим виды, как одеяло, которое он украл у нищего. Со стороны могло показаться, что он дремлет, но на самом деле он наблюдал за зарешеченным окном магазина «Вечные грезы».
 Фейт Донован была в своем магазине. Она работала над украшениями из драгоценных камней. С ней рядом находился охранник. Было бы слишком опасно насильно выбить из нее информацию о «Сердце полуночи». В конце концов, можно пойти на кражу.
 Иванов разбогател благодаря своему слесарному мастерству: он прекрасно разбирался в замках и сейфах, что и позволило ему стать первоклассным вором. Элита Санкт-Петербурга тратила миллионы на стальные и бетонные хранилища и сейфы, которые Иванов с легкостью грабил, способствуя тем самым все более возрастающей в обществе суматохе.
 Порывы ветра трепали одежду, и от холода Иванова не спасали старенькие носки и кроссовки. Еще в детстве, уличным мальчишкой, он лишился трех пальцев на ноге – отморозил. Культяшки были слишком чувствительны к холоду. Они ныли до боли в сердце. Он старался не обращать на это внимания. Гораздо сильнее ему приходилось страдать в Санкт-Петербурге, прежде чем Тарасов не взял его в дело. После этого он стремительно разбогател и вышел из холодных притонов. След крови, который он оставлял на своем пути, прибавлял ему в криминальном мире авторитета.
 Была уже почти полночь, когда свет в окне магазина Фейт Донован погас. Из-за угла показался автомобиль и остановился перед зданием. Дверь магазина открылась, и тихий смех Фейт в ответ на слова охранника проплыл сквозь ледяной дождь. Чувство, возникшее в этот момент у Иванова, было похоже на животную страсть. Иванов почему-то сконцентрировал внимание на ногах Фейт, которые были видны из-под пальто. Она сделала несколько шагов к машине и нырнула в нее.
 Как только автомобиль отъехал, Иванову пригрезилась женщина, которая была его последней жертвой.
 Прошел час, затем другой, прежде чем Иванов решил, что уже можно выйти из укрытия. Он встал и, изображая пьяного, поплелся по улице. Его мышцы напряглись. С мешком, полным «имущества», он шел, прижимаясь к кирпичной стене магазина «Вечные грезы». Любой, кто увидел бы его сейчас, наверняка бы подумал, что он ищет место помочиться. Два или три голых фонаря рассеивали ночные тени. Кирпичи, металлические трубы, мусорные ведра и разный хлам мерцали в переулке. Иванов огляделся, чтобы удостовериться, что ничего не изменилось с того момента, когда он впервые осматривал это место.
 Все было как прежде. Он порылся в своем мешке и пошел «работать».
 Провода в здание были вмонтированы в двадцатом веке. Линии ввода и сигнализация не были защищены. Даже пальцами, не гнущимися от холода, Иванов смог отключить коробку сигнализации меньше чем за пять минут. Вскрыть дверь уже было вопросом скорее силы, чем ловкости. Дверной замок имел «мертвую» задвижку и кнопку. Он справился с ними меньше чем за девяносто секунд.
 Модель сейфа, который стоял внутри магазина, была знакома Иванову.
 Чрез двадцать минут он уже открывал гладкие стальные ящики. Свет фонаря вспыхивал и мерцал на золоте, серебре, платине так же замечательно, как на радуге драгоценных камней. Каждый раз, когда луч выхватывал кроваво-красный камень, сердце Иванова билось быстрее, а потом снова замедляло бег.
 «Сердца полуночи» там не было.
 Настороженно вслушиваясь, не завоет ли сирена, не раздадутся ли чьи-то шаги, он дергал ящик за ящиком. Там было много драгоценных камней. Они вызывали восхищение и разжигали жадность, но ни один из них не был тем камнем, за которым он пришел сюда.
 Он перерыл все ящики в сейфе и перешел к тем, что были в верстаке. Пересмотрел все шкафы, все отполированные контейнеры, все инструменты. Перерыл все, что было в ванной.
 Даже рассыпал кофе, чувствуя, что гнев его становится все сильнее.
 Иванов не нашел ничего, кроме инструментов, туалетной бумаги и кофе. Он выругался по-русски и вернулся к сейфу. Быстро, почти равнодушно сгребал он отборные драгоценные камни, набивая ими карманы. Чтобы запутать полицию, которая знает, что вор заберет самые большие вещи, он запихивал в мешок для мусора все.
 В конце концов, Америка слишком дорогая страна, и деньги здесь не помешают.
 Солнце выглянуло между низко бегущими облаками, которые подгонял ветер, и осветило окна магазина «Вечные грезы». Внутри царил полный беспорядок. Уокер и Фейт уже с порога увидели выдвинутые ящики, открытый сейф, разбросанные инструменты и оборудование. Фейт ахнула.
 – Нет! – Уокер выхватил у нее ключи, когда она намеревалась открыть ими входную дверь. – Там кто-то может быть. Вызови полицию. Потом позвони Арчеру.
 Когда прибыла первая полицейская машина и начались расспросы, Фейт хотелось кричать, а старший офицер замерзшими пальцами записывал в блокнот ее ответы и ответы Уокера.
 Она отчаянно рвалась внутрь – посмотреть, проверить, что украдено.
 Уокер был гораздо терпеливее. По крайней мере внешне он казался таким. Опираясь на трость, он повторял все снова во второй раз и в третий, столько, сколько спрашивали.


* * *

 Арчер появился сразу же, как только полицейские закончили осматривать место преступления. Фейт не заметила, что у него была кобура под курткой. Уокер заметил, но ничего не сказал.
 – Мне необходимо проверить, что пропало, и начать работать, – мрачно сказала Фейт.
 – Помощь уже в пути, – сказал Арчер. – Скоро соберутся все няньки.
 – Благодарю, – утомленно улыбнулась Фейт и направилась к компьютеру.
 – Оставь это Кайлу, – сказал Арчер. – Тебе надо заняться ожерельем, закончить его и упаковать для поездки.
 – Теперь я не могу поехать в Саванну, – нетерпеливо проговорила Фейт.
 – Но ты не сможешь уехать только в течение трех дней, – возразил Арчер.
 – Я вообще не могу. У меня нет на это времени.
 Арчер пропустил ее слова мимо ушей, повернулся к Уокеру и тихо произнес:
 – Не спускай с нее глаз, пока не сдашь ее на руки Кайлу или мне. Недалеко отсюда обнаружено тело мужчины. Его убили прошлой ночью.
 Глаза Уокера превратились в щелки.
 – Я понял.
 – Надо отправить ее в Саванну, – продолжал тихим голосом Арчер. – Она будет упрямиться, отбиваться, но в конце концов согласится.
 Уокер кивнул.
 – Если что-то случится, сразу дай мне знать, – предупредил Арчер.
 – Дам.
 Арчер в этом не сомневался. Он большими шагами направился к входной двери. Казалось, что ему очень хочется что-нибудь пнуть.


* * *

 – Я не могу поехать на выставку, оставив все в таком беспорядке? крикнула Фейт вслед Арчеру. – А если я стану наводить порядок, у меня не будет времени закончить ожерелье!
 – Заканчивай ожерелье, – бросил Арчер, – а я позабочусь о наведении порядка.
 – Но… – Она уже говорила с дверью. Фейт отшвырнула ногой пустую банку из-под пасты для полировки. Жестянка с грохотом ударилась о верстак. – Черт побери! Я не могу оставить свой магазин! – выругалась она.
 – Этот парень, который платит по счетам, обладает большим правом голоса, – небрежно заметил Уокер.
 – Но… – снова начала она.
 – Расслабься, милая, – прервал он ее на полуслове. – Ты обещала Мел ожерелье, и ты обещала быть у нее на свадьбе. Столько работать, чтобы произвести фурор на выставке в Саванне, – и отказаться от поездки! Ты единственный дизайнер в нашем округе, которого туда пригласили, и просто должна быть там. Ты должна улыбаться и очаровывать покупателей в Саванне, а не сидеть в Сиэтле, заламывая от безысходности руки.
 – Откуда ты знаешь о приглашении? – Она вытерла пыльные руки о джинсы и принялась складывать инструменты на верстак.
 – Арчер любит похвастаться своей умной и красивой сестренкой.
 – Красивой? – недоверчиво переспросила она и запустила руки в волосы. Фейт сегодня спала ужасно и едва нашла в себе силы подкрасить ресницы. – Как он говорит про меня – не лишена живости и обаяния?
 Уокер бросил на нее укоризненный взгляд. Фейт не походила на женщину, которая напрашивается на комплименты. Не важно, что она видела в своем зеркальном отражении. Главное, что Уокеру глаза не изменяли, черт побери!
 – Нормальная женщина, глядя в зеркало, не может посмотреть на себя глазами другого человека, особенно любящего, – пробормотал он. – Так считается, Господи.
 – Что? – переспросила Фейт.
 – Арчер считает тебя красивой, – пояснил Уокер. Она улыбнулась и снова запустила пальцы в волосы. Ногти ее были чистыми, короткими и отполированными. Она не покрывала их лаком, если могла обойтись без этого. Десять минут за верстаком обычно сводили на нет тридцатидолларовый маникюр.
 – С тех пор как появилась Ханна, Арчер думает, что весь мир прекрасен.
 – Не смеши. Он такой же, как прежде, – сказал Уокер. Фейт не ответила. Она барабанила пальцами по верстаку и осматривалась, мысленно отмечая, что украдено.
 – Независимо от того, что пропало, тебе выплатят страховку, – начал Уокер.
 – Это не заменит утраченного, – прервала его Фейт. – Большинство моих камней, как и все мои эскизы, в единственном экземпляре.
 – Это поможет найти украденные вещи, которые наверняка попытаются продать. Кайл поместит в Интернете описание украденного и разошлет по всем магазинам. Ты ничем не поможешь делу. Твоя задача – ехать на показ в Саванну, ошеломить там всех дизайнерским талантом и получить заказов на миллион долларов.
 – Послушать тебя – все совсем просто.
 – С твоим талантом миллион – это чепуха.
 Она медленно повернулась к нему, ее взгляд замер. Фейт больше не смотрела на разворованный магазин. Она научилась отличать ложь от правды – большое спасибо бывшему жениху. Уокер не обманывал ее. Он действительно восхищался ее работами.
 – Спасибо, – сказала Фейт. – Мне было важно это услышать. Ты хороший человек, Оуэн Уокер.
 – Не за что.
 Он улыбнулся, обрадовавшись ее словам. Теперь ему будет гораздо проще охранять ее от неприятностей. Фейт не станет драться с ним за каждый дюйм собственной свободы.


* * *

 Федеральное здание в Сиэтле было похоже на бежевый куб. Оно походило на больницу или тюрьму.
 В скучных коридорах за скучными дверями лежали стопки скучных отпечатанных, скопированных и зарегистрированных бумаг. Несколько дверей вело к особенным офисам, документы в которых не копировались и не заверялись.
 Одним из таких офисов руководила гибкая темноволосая женщина по имени Эйприл Джой, которая ничуть не была похожа на свое имя.
 Она только что прочитала сообщение, которое получила по факсу. Это был длинный список украденных драгоценных камней, присланный ее агентом из департамента полиции Сиэтла.
 – Дурак! Идиот! Как он смел подставлять свою задницу за горстку драгоценных камней?
 Максимилиан Бартон слушал ее с убийственным спокойствием. Он работал на Эйприл Джой достаточно долго и знал, как сильно она разъярится, когда узнает, что ее правая рука, лучший агент в мафии, находился на грани ареста за кражу.
 – Я думаю, он искал что-то еще, – спокойно заметил Бартон. – Когда он не нашел это, то попытался инсценировать обычное ограбление, чтобы запутать следы.
 – Но почему он не бросил эти чертовы камни в ближайший канализационный люк? – спросила женщина. – Почему он попытался их заложить?
 Бартон пожал плечами:
 – Может быть, ломбард в Ленинграде работает не так хорошо. Или город называется Санкт-Петербург? Я все время забываю.
 Эйприл Джой бросила на Бартона убийственный взгляд, но Бартон даже не вздрогнул. Он был без ума от этой женщины. Несмотря на то что Эйприл была маленькая и стройная, как прекрасный самурайский меч, она отличалась очень сильной волей и характером. Сегодня она была в красном брючном костюме, который ей потрясающе шел. Даже электронное удостоверение личности на шее ничуть не умаляло чувственности, которая исходила от нее.
 – Этот парень – главный помощник Тарасова. Он прилетел вчера в полдень рейсом «Аэрофлота» из Магадана с паспортом на имя Ивана Ивановича Иванова, гражданина США, – сказал Бартон. – Кто-то сделал ему таможню в Анкоридже, но мы позволили ему въехать только для того, чтобы понять, зачем он прибыл. Его «вели» до отеля, оттуда до магазина Фейт Донован на Пайонер-сквер.
 Эйприл Джой поморщилась:
 – Господи, снова Донован. Каждый раз я натыкаюсь на кого-то из них. Что этот русский хотел от нее?
 – Подарок для своей матери на день рождения.
 – Чепуха.
 Бартон улыбнулся своей обычной улыбкой. Хотя он и был лысеющим человеком средних лет, но в определенных кругах слыл все той же акулой, что и раньше, хватка которой была по-прежнему смертельной.
 – Он довольно симпатичный, – продолжал Бартон. – На самом деле симпатичный. После встречи с Донован он зарегистрировался в «Олимпик», снял себе девочку. Мои парни продолжали наблюдение за комнатой, полагая, что русский не выйдет оттуда раньше проститутки. Он, очевидно, заплатил ей сотен пять за то, чтобы она осталась на всю ночь, а тем временем, замаскировавшись под человека из обслуги, выскользнул из номера. Русский удрал из города, но мы час назад заставили его вернуться. У него на руках были квитанции на заложенные драгоценные камни плюс две штуки баксов наличными. Примерно в то время, когда мы схватили его, департамент полиции Сиэтла начал распространять этот список. Квитанции о закладе и список повторяли друг друга.
 – Полицейские вышли на него?
 – Еще нет, но это, вероятно, вопрос времени. Кайл Донован обклеил город листовками с описанием. Он предлагает награду за вещи, и больше, чем они стоят.
 – Иванов – глупый ублюдок, чертов дурак, – ругалась Эйприл. – Если ему нужны деньги, он должен был прийти к нам.
 – Может быть, он слышал о том, что правительство сокращает бюджет? – предположил Бартон.
 – Может быть, он просто идиот? Проверь, не получил ли ломбард вознаграждение от семьи Донован.
 – Я уже выкупил эти вещи.
 – Вдруг хозяин магазина позвонит Донованам?
 – Нет. Мы все предусмотрели.
 – Хорошо. Пришли Иванова ко мне. Потом позвони Тарасову. Когда дозвонишься, переведи звонок на мою линию. Я могу говорить по-русски, но все эти головорезы говорят по-чеченски, когда хотят проявить осторожность.
 Иванов пришел через несколько минут. Он быстро разделался со своим прежним гардеробом и теперь снова был одет как состоятельный мафиози – итальянское кожаное пальто, перчатки, темно-синий французский шерстяной костюм и шелковая серая рубашка ручной работы. Блестящие итальянские туфли, шляпа цвета древесного угля и внушительное бриллиантовое кольцо завершали ансамбль.
 – Зачем ты ограбил магазин Фейт Донован? – довольно прохладно спросила его Эйприл.
 – Я… как бы это сказать… не делал этого, – сказал русский.
 – Я… как бы это сказать… не дура, – в тон ему возразила Эйприл. – Ты единственный, кто виноват в том, что твою задницу выслали отсюда. Теперь ты снова пытаешься сунуться. Зачем ты ограбил магазин Фейт Донован?
 Он пожал плечами и продолжил смотреть ей прямо в глаза.
 – Из-за денег. Из-за чего же еще?
 Это был своего рода прогресс.
 – Мой помощник звонит Марату Борисовичу Тарасову, – сказала она. – Если мне понравится его ответ не больше твоего, я отправлю тебя следующим рейсом в Сибирь, – улыбнулась она. – Уверена, что Дмитрий Сергеевич Соколов встретит твой самолет.
 На какие-то доли секунды Иванов изменился в лице. Эта женщина была хорошо информирована. Соколов – самый жестокий враг, самый главный конкурент Тарасова, человек, который сейчас пытается затянуть петлю на шее Тарасова из-за так называемого «Сердца полуночи».
 Коварная улыбка женщины сообщила ему, что Эйприл Джой прочитала его мысли с такой легкостью, будто он не думал, а произносил их вслух.
 – Я сам поговорю с Маратом Борисовичем, – сказал Иванов после секунды молчания.
 – Ты это сделаешь, малыш. – Она посмотрела на Бартона, вошедшего в комнату. – Ты с ним связался?
 – Третья линия. Он в нетерпении. Он шел на обед.
 – Если он пропустит обед, это пойдет на пользу его сосудистой системе. – Она села за стол серо-стального цвета, который, казалось, прибыл сюда из кладовых морского ведомства, и взяла трубку.
 Иванов терпеливо ожидал, пока Эйприл переведет разговор на громкую связь. Когда русские начали разговор, она внимательно в него вслушивалась. Иванов пытался объяснить Тарасову свое затруднительное положение. Она долго ждала момента, когда сможет нанести хороший удар по Марату Борисовичу Тарасову. «Сердце полуночи» сослужило бы ей хорошую службу.
 И если бы Фейт Донован поймали с украденным предметом русского наследия, в руках Эйприл Джой это был бы прекрасный козырь. Она наконец отыгралась бы за все на семействе Донован.
 Но сначала Эйприл должна заставить Донованов сработать ей на пользу. Она даст им день или два пережить потрясение от ограбления и начать подсчет убытков. Потом, когда она появится с украденными вещами, Арчер Донован будет настроен выслушать ее условия.
 – Ты улыбаешься, – сказал Бартон, когда дверь за Ивановым закрылась. – Еще один волк выпущен порезвиться среди ягнят.
 – Да.
 – Ты действительно думаешь, что Донованы имеют дело с крадеными драгоценностями?
 – Пока я не имею на руках всех доказательств, я, черт побери, не могу сказать, чем торгует это семейство.


* * *

 Дымящаяся чашка кофе появилась под носом Кайла. Он не отрывался от компьютера восемнадцать часов подряд. Кайл заморгал и поднял глаза. Он с трудом сфокусировал свой взгляд и увидел лицо Арчера.
 Кайл схватил чашку.
 – Фейт завтра уезжает в Саванну. Что чувствуют твои кишки? – спросил брата Арчер.
 Кайл откинулся на спинку кресла. В его мастерской царил беспорядок. Она занимала целый этаж и была как раз над гаражом Донованов. Всем обитателям дома она напоминала последствия землетрясения, урагана или взрыва. Для Кайла же мастерская была единственным местом, где, по его мнению, был порядок: все лежало на своих местах, даже если эти места могли кому-то показаться странными. Например, в разобранном виде по всему столу была разложена сигнализация для магазина Фейт. Сестренка наконец-то позволила брату установить ее.
 – Мои кишки ничего хорошего не ждут, – сказал Кайл. Он обхватил длинными пальцами кружку с кофе, сделал глоток и вздохнул.
 – Твои кишки не чувствуют себя хуже прежнего?
 – Хуже? Почему?
 – Я говорил с полицией. Они согласны, что это не похоже на обычную кражу.
 Кайл хмыкнул. Светлая прядь упала на бровь. Он нетерпеливо поправил ее и подумал, что Ханне пора подстричь его. Она здорово стрижет Арчера.
 – Вот как?
 – Когда я указал на то, что пьяницу зарезали в ту же самую ночь всего в нескольких метрах от магазина Фейт, они пожали плечами.
 – Дерьмовый случай? – спросил Кайл.
 – Да. Я не мог сказать им о том, что преступник профессионально владеет ножом, чтобы они не узнали о нашем доступе к их розыскным документам.
 – Копы думают, что это был всего лишь удачный удар, так ведь? – сухо бросил Кайл.
 Глаза Арчера были не теплее, чем зимняя ночь за окном.
 – Удар, от которого нищий мгновенно умер, потеряв меньше чайной ложки крови, – это не просто везение. Это то, от чего у меня внутри поднимается паника.
 – Я представляю, как пугает это Уокера – ведь он телохранитель нашей непослушной сестренки. Может, ей лучше остаться дома, вместо того чтобы ехать завтра в Саванну?
 – От этого твои кишки чувствовали бы себя лучше? – спросил Арчер.
 Кайл заколебался, потом выругался и отставил кофе.
 – Сомневаюсь. Я думаю, что в любом случае неприятности у Фейт еще впереди.
 – Почему? – резко спросил Арчер.
 – Если бы я мог все знать, я угадывал бы номера лотерейных билетов, а не возился бы с электроникой. – С этими словами Кайл вернулся к своему занятию.
 Арчер наблюдал за ним, но мысли его вновь возвращались к посмертной фотографии нищего, которая лежала на столе у патологоанатома. Нож в руках убийцы сработал точно.
 Это визитная карточка профессионального убийцы.
 «Я думаю, неприятности у Фейт еще впереди», – мысленно повторил он слова Кайла.




 Глава 9




Саванна

 Фейт просидела в арендованном джипе двадцать минут, прежде чем вконец не потеряла терпение. Не странный этот город, не потерянный багаж, не пробки на дорогах рассердили ее. Причина была в Оуэне Уокере.
 Несмотря на его присутствие, она работала по шестнадцать часов в день, стараясь закончить в срок ожерелье Монтегю. Уокер был так близко, что ей казалось, будто он влез к ней под кожу.
 Несмотря на гнев, бурлящий в крови, голос ее был достаточно ровным, когда она, повернувшись к нему, сказала:
 – Ты совершено неблагоразумный.
 – Все вопросы к твоему брату.
 – Он сейчас в Сиэтле.
 – Всегда знал, что этот мальчик очень сообразительный, – протянул Уокер.
 Она сцепила зубы, потом осторожно позволила челюстям расслабиться – иначе у нее раскололась бы голова. Это лишь один маленькой урок из незабываемой жизни с Тони, который он ей преподал. Фейт медленно, но глубоко вдохнула несколько раз.
 Если бы спор с Уокером мог что-то изменить, Фейт накинулась бы на него сразу. Но ей на самом деле надо решать этот вопрос с Арчером, а он сейчас слишком далеко. Уокер лишь следует идиотским инструкциям.
 В то время как Уокер стоял перед светофором, он искоса посматривал на Фейт. У всех Донованов, с которыми он знаком, характера хватит на двоих. Фейт, похоже, была самой яркой представительницей этого семейства. У нее очень крепкий характер. Она лучше держит себя в руках, чем ее братья и сестры. Донованы были стойкими, дружными, всегда поддерживали друг друга. Ни один из них не любил дуться и мучиться.
 – Почему, – наконец ровным голосом спросила Фейт, – я должна в таком прекрасном городе останавливаться в каком-то третьесортном отеле? Тем более я уже оповестила людей, с которыми у меня запланированы профессиональные контакты, что меня можно найти в Золотой комнате отеля «Лив оук»?
 Уокер подумал, что сейчас ему лучше было бы слышать крик, а не этот вежливый тон, в котором сквозил холод. Серебристо-синие глаза Фейт напоминали ему о высокогорном леднике в Афганистане.
 – Каждый, кто знает, где ты, знает и про то, где рубины, – ответил он. – Сейчас седьмой час. Солнце садится, банки закрыты, здание, где проходит ювелирная выставка, не откроется до завтра.
 – В отеле «Лив оук» есть сейф. Я это выяснила, прежде чем заказала там номер.
 – Ох-хо, – ухмыльнулся Уокер. – Видал я эти старинные сейфы с черными дверями и золотой надписью. Любой расторопный парень с проворными пальцами может завладеть рубинами скорее, чем ты накрасишься.
 – Прежде всего этот парень должен знать, что рубины находятся в сейфе, – ответила она запальчиво.
 Он с трудом удержался от улыбки.
 – Это он уж точно знает. Именно поэтому мы и едем в…
 – В другую старинную гостиницу, – прервала ещ Фейт. – В Саванне их полно.
 Он хотел поспорить, потом решил поберечь силы для борьбы, которая была впереди.
 – Конечно, сладкая моя, – сказал он. – У тебя на примете есть что-то?
 – Есть, сладкий мой.
 Она включила верхний свет и принялась быстро листать путеводитель по Саванне, который купила в книжном магазине в аэропорту. Неплохо было бы остановиться на набережной. Она посмотрела на карту, потом на название улицы, которую увидела из окна машины. Старинные уличные фонари были изящны и легки, но они плохо освещали.
 – На следующем углу поворот налево, – сказала Фейт.
 – Нет.
 Голова ее дернулась.
 – Почему нет?
 – Одностороннее движение. Правила нарушать нельзя.
 – О! – Она посмотрела снова на карту и быстро сказала:
 – Поворот налево после этого переулка. Если здесь нельзя, то там будет можно.
 – Является ли это началом открывающейся философской дискуссии? – Уокер улыбнулся. – Люди, которые не оканчивают среднюю школу, не годятся для обсуждения проблем высокого полета.
 Фейт вздрогнула от его голоса, который сейчас прозвучал еще более протяжно. Она заметила, что его акцент усиливается, когда он раздражен.
 Хорошо, что она не на свидании с Уокером, пришла ей в голову неожиданная мысль. Любого из мужчин, который не из Донованов и который способен заставить ее потерять самообладание, ей следует избегать.
 – Если отсутствие диплома тебя беспокоит, почему ты не разберешься с этим? – равнодушно спросила Фейт.
 – Не беспокоит, – соврал Уокер. На самом деле он комплексовал из-за этого. – Я встречал немало тупых людей со степенями и потрясающих людей, которые не окончили среднюю школу. Сам человек, а не бумажка – вот что имеет значение. – Он повернул налево. – Я надеюсь, это та улица, которая нам нужна. Тот, кто проектировал этот город, должно быть, перед этим как следует насосался бурбона.
 Фейт взглянула на название улицы.
 – Это та, которая нужна. Зря ругался. Старая часть города прекрасно спланирована. Великолепные скверы. Столетние дубы, магнолии, весь этот прекрасный мох, цветы, памятники, фонтаны. Как утверждает путеводитель, примерно через месяц повсюду зацветут азалии и камелии.
 – Скверы достаточно хороши, – сказал Уокер, искоса глядя на нее, – но чтобы добраться от одного места до другого, нужно выписывать вокруг них зигзаги, как заправский алкоголик. Чертовски бестолково!
 Фейт вздохнула. Она начала что-то говорить о варварах, которые не могут по достоинству оценить историческую ценность города, его тенистые скверы, а думают лишь об удобном передвижении по его улицам. Фейт чувствовала его нетерпение. Уокер ужасно напоминал ей Кайла, который считал, что наповал может сразить любого своими аргументами.
 – Да, – неожиданно для Уокера сказала она, – я полагаю, ты прав; надо долго петлять, чтобы найти путь к набережной.
 – Куда мы едем? – поинтересовался Уокер.
 – Это секрет. Ты можешь украсть рубины, если тебе не понравится это место.
 – Ты забыла, где я… гм… ношу эти камни?
 Ей стало смешно, когда она подумала, где сейчас находится рубиновое ожерелье. Оно было в замшевом мешочке в потайном кармане его нижнего белья. Из-за это походка его была как у кавалериста.
 – Едва ли, – сказала Фейт. – Это позволяет по новому взглянуть на то, что такое семейные ценности.
 Губы Уокера Тронула слабая улыбка.
 – Безусловно. Ты не забудешь внести эту информацию в выставочную карточку?
 – Не думаю, что существует специальная графа, где отмечаются особенности перевозки драгоценностей. :
 – Ничего, между прочим, особенного в этом нет. Один старый пакистанец научил меня этому. Надо сказать, ие самый плохой способ для перевозки контрабанды. Контрабандисты иногда даже прибегают к более глубоким местам.
 – Я этого делать не собираюсь, – заявила Фейт.
 – Твое ожерелье тоже не хочет этого.
 С трудом удерживаясь от смеха, она выдохнула. Уокер снова взял над ней верх. С дипломом или без него, он очень сообразительный. Это не удивляло ее. Тот, кто способен обчистить Арчера в покер, не мог быть глупым.
 Уокер свернул с бульвара на уходящую вниз мощенную булыжником улицу, которая выглядела современницей некоторых здешних дубов. Джип радостно подпрыгивал, чувствуя родную стихию. Это не то что ровные городские дороги.
 – Туда. – Фейт указала направо.
 Она имела в виду узкую мощеную дорогу вдоль скалы, облицованной камнем. Эта облицовка когда-то спасла ее от разрушения. С другой стороны дороги тянулся ряд двух-трех-этажных домов, выстроенных вдоль низкого берега реки. В былые времена в этих зданиях были фабрики или склады, полные товаров. Теперь их перестроили в гостиницы, магазины и рестораны.
 Уокер припарковался возле белого «кадиллака», прямо под знаком «Стоянка запрещена». Прежде чем он выключил двигатель, Фейт вышла и направилась к черному навелсу и стеклянным дверям гостиницы «Саванна-Ривер».
 – Я останусь здесь и буду сторожить вещи, сказал он пустой машине. – Да, этим я и займусь. Никаких проблем. Мы здесь, чтобы служить.
 Он выключил двигатель, но продолжал слушать радио и опустил стекла машины. Южный ветерок с реки ворвался внутрь салона. Он принес с собой горячий запах тротуаров и машин. Саванна наслаждалась не по сезону теплой погодой. И небо было затянуто дождевыми облаками, предшествующими сверкающему, словно ртуть, горячему туману, который каждое лето обнимает эти места, словно настойчивый любовник.
 У входа в гостиницу маленькие белые огоньки плясали на ветвях декоративных деревьев. Уличный фонарь выхватывал из ночи ожившие папоротники, которые цеплялись, словно орхидеи, за широкие ветки. Нет ничего лучше этих папоротников, Иссохшие, ломкие, они извивались, ожидая приближения живительного дождя. Когда вода наконец обрушится на них, папоротники грациозно расправятся. Но это будет еще не скоро, через месяц или два. Сегодня вечером, полуживые, обожженные засухой, они просто терпеливо ждали своего часа.
 Какая-то машина медленно въехала в переулок. Уокер проследил за ней. Потом он увидел «мигалку» на крыше американского седана.
 Полицейский не обратил внимания на не правильно припаркованный джип. Он делал поблажки туристам, особенно когда был не сезон.
 Нежный, теплый, влажный бриз перетекал в окна джипа"он был так же хорошо знаком Уокеру, как форма его собственной руки. В воздухе пахло пресной и соленой водой, потому-то именно здесь они встречались. В том месте, где сосны уступают болотной траве, а жаркие дни сменяются бархатными ночами. Если бы не звуки города и не огни, своим светом затмевавшие звезды, он мог бы мысленно перенестись в свои родные, места, в Руби-Байю. Уокер даже представил бы себе, как с голодным желудком и винтовкой руке сквозь ночь пробирается по болотам.
 Они с братом с равным успехом удили рыбу, ловили щ веток и устриц, заманивали в ловушки птиц, и это при том что Лот был на четыре года младше. Но Уокер, правда, счет своей выдержки лучше стрелял. Лоту ее не хватало. Отсутствие терпения погубило его.
 Уокер закрыл глаза, ощутив приступ боли, которая годами таилась, не исчезая совсем, со дня смерти Лота. Тогда, у могилы своего брата, Уокер поклялся никогда не отвечать ни за чью жизнь, кроме своей собственной.
 Он исполнял эту клятву, несмотря на одиночество, которое она предполагала. Оно действовало на него, как засуха на скрюченные без воды папоротники.
 – Проснись, проснись, – сказала Фейт.
 Он открыл глаза. В волшебных огнях гостиницы Фейт казалась окруженной золотым ореолом. Ее глаза были похожи на серебряный туман в синих сумерках. Аромат гардений и запах женщины встревожили все струны мужского существа.
 Сейчас он ощущал мешочек контрабандиста между ног с болезненной отчетливостью.
 – Я не сплю.
 Хриплый голос Уокера щекотал нервы Фейт, словно теплый, дразнящий бриз. Она поняла, что наклонилась слишком близко. Так, как если бы собиралась понюхать его гладкую темную бородку. Пораженная собственными мыслями, Фейт выпрямилась, но это произошло не раньше, чем она уловила аромат мыла и теплоту мужчины.
 – У них нет двухместных номеров, – сказала она.
 – Это естественная вещь для здешних отелей, они… – начал Уокер.
 – Поэтому я взяла одноместный, – перебила она его. – Мы подбросили монетку, кто спит на кровати. Ты проиграл.
 – Я не помню, чтобы подбрасывал какую-то монетку.
 – Память – второе, над чем тебе стоит поработать.
 – Скажи-ка, – проговорил он, – а что первое?
 – Я забыла. – Она улыбнулась. – Пошли. Ты увидишь реку из окна и большое судно. Оно так близко, что, кажется, можно дотянуться рукой.
 Уокер подумал обо всех огромных грузовых судах, которые приходили в Эллиот-Бей и которые уходили из залива. Любое из них он мог увидеть из окон дома Донованов. Но Фейт испытывала по этому поводу такой восторг, будто жила в пустыне и никогда не видела водоема больше лужи. Ее возбужденность была заразительной. Как и ее улыбка.
 – Кроме того, в городе проходят два съезда, – говорила Фейт, – поэтому все гостиницы забиты. Мы не получили бы и этот номер, если бы кто-то не отказался от него в последнюю минуту.
 – Ты оставила адрес?
 Она едва это не сделала, но не хотела признаваться Уокеру.
 – Только номер прилавка на ювелирной выставке. Я позвонила домой, конечно.
 Уокер не возражал против того, что Донованам теперь известно, где Фейт. Его волновало другое – это известно типам, которые знали, что у нее есть драгоценности на миллион долларов.
 – Хорошо. Мне ужасно не хотелось бы увезти тебя отсюда в менее историческое место.
 – Когда ты будешь говорить с Арчером…
 – А кто сказал, что я собираюсь это сделать? – встрепенулся Уокер.
 – Опыт подсказывает, – парировала она. – Напомни ему, что я выставлю счет «Донован интернэшнл» за то, что потеряла деньги и время на заказе номера в «Лив оук». Но я сама оплачу расходы за поездку в Саванну.
 – Ты не собираешься поделить их пополам?
 – Если Арчер хочет, я не возражаю.
 – Пошли. – сказал Уокер. – У них есть сейф?
 – Да, но только для вещей, застрахованных менее чем на десять тысяч долларов.
 Уокер вздохнул. Носить рубиновое ожерелье на собственном теле не слишком-то удобно. Тем более что место, где скрывался замшевый мешочек, очень чувствительное. Особенно в моменты вроде этого.
 Фейт улыбнулась.
 – Что-нибудь… гм… натер?
 – Ничего. Бывало и похуже. По крайней мере Арчер не страхует остальную часть драгоценностей, – резонно заметил Уокер; – Если бы мне пришлось носить и другие твои творения, то я бы стал прыгать, а не ходить.
 Он вышел из машины и закрыл за собой дверцу. Неровной походкой обошел джип и открыл багажник.
 Фейт вытащила оттуда свой чемодан и изготовленный на заказ алюминиевый кейс, в котором лежали другие драгоценности, которые она хотела представить на выставке современных ювелирных украшений.
 – Я не такой уж инвалид, чтобы не донести твои вещи, – сказал он.
 – Я тоже.
 – Здесь Юг. Женщины не носят свои вещи сами.
 – Мужчины носят за них сумочки? – спросила она, драматично закатив глаза.
 Уокер со спортивной сумкой и тростью направился к короткой крутой лестнице, ведущей к входу в гостиницу. Он отстранил ее от двери, чтобы самому открыть ее, и едва заметно усмехнулся, пропуская Фейт вперед.
 Запоминая каждую мелочь, он шел к их с Фейт номеру. Замок их комнаты не был таким же старым, как само здание, но и не отвечал последнему слову техники. Цепочка тоже была не лучше. Одним ударом можно выбить слабые винты; на которых она держалась.
 – Красиво, – сказала Фейт, оглядываясь вокруг. – Удачное сочетание розового и зеленого цветов с цветом сливок. Приятная, словно шелк, текстура обоев. Деревянные панели выглядят очень изящно.
 – Эта деревянная обшивка скорее всего из старой гостиницы, которую не так давно демонтировали. А может быть, ее сработали на каком-нибудь предприятии, которое выпускает новодел по старинным образцам.
 Она вполуха слушала этого прагматика с Юга, который со знанием дела что-то говорил ей. Для Фейт это было первое знакомство с Югом, о котором она знала только из курса истории. Она наслаждалась свежими ощущениями, охватившими ее.
 – Посмотри на потолок. По краям цветочный дизайн. Ты думаешь, это настоящая лепнина? – спросила Фейт.
 – Никакой надежды. Здешний климат съедает все, даже штукатурку. А пол натуральный, между прочим.
 Посмотрев себе под ноги, Фейт увидела лишь ворсистый современный ковер от стенки до стенки. Дорогой, сделанный со вкусом, но под ним совсем не было видно пола.
 – Откуда ты знаешь? – удивилась она.
 – По особому способу драпировать балки. Такой перекос может возникнуть не меньше чем за столетие.
 – Ты действительно предпочел бы бездушный современный отель? – спросила Фейт.
 – Нет, конечно. Но это не означает, что я не вижу разницы между ровным полом и этим.
 Уокер посмотрел на раскладывающийся диван, который будет его постелью. Он надеялся, что а разложенном виде он будет твердым, и рассеянно потер напрягшиеся мускулы бедра.
 – В следующий раз я подкину монетку, когда будем разыгрывать кровать.
 Она закусила губу, чтобы не улыбнуться, затем повернулась и увидела, как он разминает рукой больную ногу. Чувство вины возникло откуда ни возьмись. Она сердилась на Арчера за то, что он вторгается в ее жизнь, а наказывала за это Уокера. Это несправедливо, призналась, она себе.
 – Я буду спать на диване, – сказала Фейт. – Я передумала.
 В глубине глаз Уокера вспыхнул синий огонь.
 – Это почему? – удивился он.
 – Вспомнила о твоей ноге.
 – С ней все в порядке, – возразил Уокер,
 – Ты ее потираешь, – пыталась объяснить свое решение Фейт.
 – Хочешь сделать это вместо меня?
 Ее глаза сузились.
 – Почему бы и нет?
 – В любое время, сладкая моя.
 – Хорошо. Прямо сейчас. Лицом вниз, – скомандовала Фейт, указывая на пол.
 – Что? – не понял Уокер.
 – Лицом вниз, на пол. – Она согнула руки и нетерпеливо улыбнулась, – Я только что закончила трехмесячные курсы по глубокому массажу.
 Его темные брови взлетели вверх.
 – Зачем это тебе?
 – Затем, зачем и курсы по металлургии, кельтскому искусству и по миграции птиц…
 – И что это за причина?
 – Любопытство.
 Уокер тихо рассмеялся:
 – Держу пари, ты когда-нибудь заблудишься в Сети.
 – В компьютерной сети?
 – Конечно.
 – Сомневаюсь. У меня был компьютер, когда я училась в колледже. Отношения наши не сложились.
 – Так ты делаешь все эскизы вручную? – с удивлением спросил Уокер.
 – Три недели работы – и все дела. – Она пожала плечами. – У нас в семье только у Кайла есть компьютерный ген. Он может сидеть и делать на компьютере разные трюки, которые, я уверена, совершенно незаконные.
 Уокер знал о кое-каких навыках Кайла, за которые он мог сесть в федеральную тюрьму, но ничего не сказал об этом Фейт. Иногда незнание – на самом деле счастье.
 – Лицом вниз, – сказала она, – Я займусь твоей ногой прямо сейчас.
 – Ты собираешься мне ее повредить? – съязвил Уокер.
 – С какой стати ты так решил?
 – Увидел твою улыбку-она была нежной, как у аллигатора.
 – Может, это я умру, как только положу свои руки на твое тело.
 – Ага, и прольешь крокодиловы слезы, – сказал он, но на пол лег. Даже если Фейт его покалечит, то пускай это сделают ее руки, чем его собственные.
 – Где болит? – спросила она.
 – Везде.
 – Уверена, это поможет. – Она встала на колени и кончиками пальцев прошлась по левому бедру, проверяя на чувствительность. – Где больнее всего?
 Уокер не думал, что она захочет услышать о боли в промежности, и, будь он проклят, был уверен, что не должен говорить об этом.
 – В середине бедра и чуть выше колена.
 – Начали! – скомандовала Фейт. Он задержал дыхание, когда ее пальцы сошлись на верхней части бедра.
 – Я сказал – колено, – пытался сопротивляться Уокер.
 – Если бы я начала с него, ты бы полез на стену. Надо подготовить мышцы.
 Уокер прикусил язык и смирился с тем, что ему предстоит вынести такой необычный вид пытки.




 Глава 10


 Она проснулась от ужаса.
 Стальные пальцы впились ей в горло и душили. Щеки горели, а что-то горячее и влажное стекало на кружевнь простыни. Что-то резануло по руке, и рука загорелась. Она не могла двигаться, не могла закричать, она могла только лежать, застыв от страха, в то время как грубый голос снова и снова требовал:
 – Рубин! Где он? Скажи мне – или ты умрешь.
 Она сказала ему все, что знала.
 Она умерла в мучениях, и она видела, как блестят глаза убийцы.


* * *

 В день открытия выставки современных ювелирных украшений в Саванне Фейт и Уокер проснулись рано. Она включила телевизор и пошла в душ, Уокер в это время отправился за завтраком. Он вернулся в номер раньше, чем она закончила сушить волосы, Уокер держал в руках кофе и пончики, поэтому открыл дверь и закрыл ее ногой. Экран телевизора и фен одинаково претендовали на его внимание, и он не знал, на чем его остановить.
 – Только что поступило сообщение от репортера Барри Миллера. Мы в прямом эфире с места убийства в гостинице «Лив оук», одной из самых респектабельных гостиниц Саванны.
 Уокер стремительно ринулся к телевизору и приглушил звук. Он не хотел, чтобы Фейт услышала эту новость, но ему нужно было знать, что произошло.
 Телевизионная картинка изменилась, исчезло бодрое холеное лицо ведущей. На экране появилось изображение взволнованного репортера. За его спиной было несколько полицейских машин; люди в форме перекрыли улицу. Желтая лента, ограждающая место преступления, была натянута в нескольких направлениях, как и полагается. Барри Миллер держал микрофон и смотрел прямо в камеру.
 – Невозможно найти слова, чтобы описать дикость совершенного преступления. Убийца, профессионально владеющий ножом, или убийцы, очевидно, проникли в номер через окно спальни. Они зверски замучили жертву. Погибшая, чье имя пока не называют, получила эту комнату благодаря отмене заказа, который был оформлен на имя другого человека.
 Полиция потрясена зверским преступлением. Никто ничего не видел и не слышал. Хотя у жертвы взят бумажник и сейф внизу ограблен, полиция не считает, что именно это являлось поводом для убийства. Сейчас разыскивают бывшего мужа жертвы и бывшего бойфренда для проведения допроса.
 Мы будем следить за событиями и информировать вас по мере их развития. Барри Миллер, с места убийства в «Лив оук».
 На экране снова появилась студия. Уокер быстро прошелся по разным каналам, но ничего больше не нашел. Он выключил телевизор. Фен умолк через секунду.
 – Почему ты выключил телевизор? – спросила Фейт, выходя из ванной. – Я хотела узнать, попала ли выставка в местные новости.
 Уокер посмотрел на нее и с трудом выдохнул. Фейт оделась для работы. Высоченные каблуки. Свежая шелковая блузка, которая подходила к ее серебристо-синим глазам. Юбка из шелка-сырца и жакет более темного оттенка синего цвета, гладкие волосы цвета летнего солнца. Она прицепила брошь собственной работы, в которой сочетались опалы и прекрасный черный жемчуг. Чудесный дизайн, в котором не угадывалась ни раковина, ни море, но возникала мысль и о том и о другом.
 – Я думал, ты хотела посидеть у реки и спокойно позавтракать, перед тем-как отправиться в толпу народа, – сказал Уокер. – Это по-настоящему здорово.
 Она взяла свою сумочку и направилась к двери.
 – Чего же ты ждешь?
 Гулять вдоль берега, по меркам Сиэтла, сейчас было самый раз, Фейт и Уокер могли увидеть в воздухе свое собственное дыхание. Не слушая ее возражений, он снял куртку и положил ее на скамейку, заявив, что Фейт не может показы вать красивые драгоценности в грязной юбке.
 В предощущении суматохи торгового шоу Фейт была благодарна Уокеру за легкие, спокойные, дружеские отношения. Сейчас ей не надо волноваться, о чем-то говорить или развлекать его. Ему хватало собственных мыслей с самого утра. В блаженном настроении она съела все до крошки пончики и выпила кофе с корицей.
 Там, где солнечный свет проникал через листья дуба и кружевные изгибы испанского мха, солнце грело достаточно сильно. Уокер не замечал этого. Он думал о телевизионных новостях. От мыслей, которые крутились в голове, ему было не до улыбок, но он держался осторожно, чтобы Фейт ничего не заподозрила.
 – Как называлась гостиница, в которой ты собиралась остановиться? – праздным тоном поинтересовался Уокер.
 – «Лив оук». У меня была заказана Золотая комната. Считается, что она в точности повторяет спальню южной красавицы 1840-х годов. – Она отпила еще глоток кофе. – А что? Почему ты спрашиваешь?
 Зевая, Уокер потянулся и подставил лицо солнцу. Но от этого ему не стало теплее.
 – Арчер будет ждать от меня отчет, а я не могу вспомнить название. – Не совсем правда, но и не чистая ложь. Ему скоро предстоит связаться с Арчером, и название гостиницы – «Лив оук» – он непременно произнесет. – Ну как, ты готова идти?
 – Еще глоток-другой.
 Уокер взял свою бумажную кофейную чашку и салфетки и засунул их в пакет из-под пончиков. Ходить ему сегодня было гораздо легче, чем вчера, – умелые руки Фейт сделали свое дело. Конечно, после массажа ему пришлось промучиться несколько часов, прежде чем он уснул, но он сам в этом виноват, а не она. Она ведь ничего не предлагала ему, кроме лечебного массажа… ничего более чувственного.
 Он говорил себе, что так лучше всего. Мозги соглашались, а вот тело – никак.
 Фейт допила кофе, облизала губы и вздохнула. В городе, где пьют ледяной чай и кофе из кофеварки, ее спутник нашел-таки место, где варят эспрессо. Сам он пил крепкий южный кофе.
 – Готова как никогда, – сказала она, сминая бумажную чашку.
 – Не совсем.
 – То есть?
 Большой палец Уокера легонько коснулся уголка ее рта.
 – Крошки.
 Сердце Фейт заколотилось. Потом понеслось вскачь. Прикосновение было случайным, ненамеренным, необязательным, вовсе не соблазнительным, но от него голова ее закружилась. Она спрашивала себя: каково это – быть его любовницей? Она задавала себе этот вопрос вчера, когда рассматривала и поглаживала его удивительно мускулистое бедро.
 – Гм, благодарю. Как моя помада – держится?
 Его темно-синие глаза внимательно, хотя и лениво прошлись по ее накрашенным губам. Фейт показалось, что он снова прикоснулся к ней.
 – С такого расстояния – вполне нормально, – сказал он через секунду. – Но тебе лучше убедиться в этом самой. Твои губы яркие сами по себе, и мне трудно определить, где они, а где помада.
 Фейт вскочила.
 – Люди будут; смотреть на: мои: украшения, а не на меня!
 – Женщины – конечно. – Он подхватил свою спортивную куртку, встряхнул ее и надел. – Мужчинам нравится твоя экипировка. Вся такая бледная, шелковистая и притягательная. И эти высокие каблуки… – Он медленно покачал головой. – Сладкая моя, из-за этих туфель у тебя такие ноги… Они просто повергают в грех…
 Фейт оглядела себя. Она оделась так, потому что ей, в этом было удобно, а пиджак прихватила на всякий случай. Туфли же остались у нее с того времени, когда она была влюблена в Тони и носила достаточно высокие каблуки, чтобы придать ногам чувственный изгиб.
 – Кто бы знал, что эти каблуки делают с моими ногами, – заметила Фейт. – К концу дня я буду просто рыдать.
 – Тогда зачем их надевать?
 – С такими каблуками у меня ноги не кажутся худыми.
 – Худыми? – Уокер чуть не потерял дар речи. – Ты давно проверяла зрение?
 – Нет.
 – Попробуй сходить к другому окулисту. Твои ноги… – Уокер запнулся, а про себя подумал: «Вполне хороши, чтобы заставить вспотеть ладони любого мужчины». – Ноги как ноги, – продолжал он. ѕ Обе достают до земли?
 – В общем-то да.
 – Ну и хорошо. В чем же дело? Какие могут быть вопросы?
 Она улыбнулась и протянула ему руку, прежде чем успела подумать.
 – Пойдем. Помоги мне устроиться в моем закутке на выставке.
 Он и без её просьбы собирался это сделать. Прекрасно. Чем дольше он находился рядом с ней, тем непринужденнее Фейт держалась. К концу дня она, должно быть, станет обращаться с ним так же, как с братьями.
 В этом был и положительный момент; работа по охране рубинов становилась проще. Им с Фейт придется жить бок о бок до самого возвращения в Сиэтл. Поэтому лучше играть в брата и сестру, чем в любовников. Все, что он должен делать, продолжал он анализировать ситуацию, – заставлять себя не прислушиваться к тому, как она раздевается, абстрагироваться от запаха гардений, исходящего от нее, не считать ее вздохи и не замирать от ее дыхания во сне.
 Уокер встал. Он сделал это медленнее, чем обычно. На каком-то подсознательном уровне он ощущал, что Фейт не воспринимает его как мужчину, поэтому ему ужасно хотелось переговорить с глазу на глаз с ее экс-женихом.
 Подавляя гнев, Уокер выбросил остатки от завтрака в мусорный бак на берегу. Он подхватил трость одной рукой, а другой небрежно взял Фейт за руку. Вместо того что сплести свои пальцы с ее пальцами сильно и крепко, как ему хотелось, он нежно сжал их, а потом отпустил.
 – Пойдем, – сказал он. – Давай на выставке устроим шоу, покажем, что такое настоящие драгоценные украшения.
 Он поднял алюминиевый кейс; в нем лежали девять из десяти вещей, которые Фейт Донован выставит на экспозиции, Десятая – рубиновое ожерелье – находилась в неплохой компании с мужскими драгоценностями Уокера. Они, кстати, были сейчас не менее твердыми, чем камни. Эти ее туфли на самом деле следует объявить вне закона, как и аромат, исходящий от нее, – он слишком сексуальный. А эти невинные глаза… Уокер покачал головой.
 – Твоя нога все еще плохо гнется? – спросила Фейт, глядя на натянутое лицо Уокера.
 Он едва не спросил ее которая. Но быстро спохватился.
 – Гораздо лучше.
 – Я поработаю над ней сегодня вечером.
 – Нет необходимости.
 – Не лишай меня удовольствия. Мне нравится наблюдать за тобой, когда ды скрежещешь зубами и мужественно страдаешь, не проронив ни звука. Я чувствуй себя сильной, раз могу довести мужчину почти до слез.
 – Я знал, что ты садистка, – сказал Уокер, но пря этом улыбнулся. Его нога действительно болела меньше.
 Еще до того, как Фейт и Уокер отошли от скамьи, прилетела стайка воробьев и принялась собирать крошки. Маленькие, птички почти уселись на носки туфель Фейт.
 – Смелые какие, да? – засмеялась она.
 – Они не могут себе позволить быть застенчивыми. Большие птицы их опередят. Поэтому им надо драться за удачу.
 – Едва ли это справедливо.
 Он искоса взглянул на нее:
 – А почему ты думаешь, что борьба за выживание вообще справедлива?
 Она открыла рот, вздохнула и сказала:
 – Точно не знаю, но надеюсь, что это так.
 Уголок его рта приподнялся,
 – Надейся на что хочешь, моя сладкая. Только держи в это время свои глаза широко открытыми.
 Уокер прислонился к стенке нежно-розового цвета выставочной секции Фейт. Демонстрационный зал был размером с большой вестибюль гостиницы. Деловые встречи происходили возле экспозиций ювелиров. В центре стояли диван с красивой обивкой, стулья, которые окружали изящные столики красного или вишневого дерева. Вся мебель была антикварной. Цветы, равно как и фонтаны, напоминали о весне и поднимали настроение. Шампанское и свежие фрукты ждали своего часа в дальнем конце зала. Их местоположение предполагало, что голодные посетители будут вынуждены пройти через все экспозиции, чтобы добраться до игристого напитка. Струнное трио играло Баха, большей частью тихие фуги, чтобы клиентам удобно было разговаривать, не повышая голоса.
 При всей пышности обстановки бал правил бизнес. Он, и только он.
 Со своего места Уокер мог наблюдать за каждым, кто приближался к экспозиции Фейт. Показ еще не открылся для публики, но участники выставки уже смешались с персоналом службы безопасности. Ювелиры бродили, здороваясь со старыми друзьями, знакомясь с новыми участниками. Люди из службы безопасности прохаживались по залу и держали рот на замке.
 Фейт склонилась над своей витриной и поправляла драгоценности. Уокера же очень беспокоил вид, который ему открывался. У него перехватывало дыхание от длинных шелковистых ног Фейт, видневшихся из-под приподнявшейся юбки. Полнота ее ног – мечта для мужчины с большими руками, который может их обхватить и стиснуть, проверяя упругость мягкой горячей женской плоти.
 – Мне нужно выложить ожерелье, – сказала ему Фейт.
 – Без проблем, – сказал Уокер и потянулся к молнии на своих дорогих брюках.
 Фейт вздернула подбородок:
 – Ну не здесь же.
 Он захохотал и не мог остановиться, пока ее щеки не стали такого же цвета, как и губы. Незачем было так дразнить ее, но он зачем-то дразнил.
 – Выйди отсюда, – пробормотала она, толкая его не слишком-то нежно. – Убирайся. Выставка открывается через пять минут, и мне нужно ожерелье.
 Уокер не хотел оставлять ее даже на секунду, но более подходящего момента может не представиться. Взяв свою трость, он обошел стеклянную витрину и направился к мужскому туалету. Персидский ковер поглощал звуки шагов.
 Выходя из демонстрационного зала, он кивнул одному из охранников в штатском в сторону Фейт,
 – У нее были неприятности с тупым как пень сукиным сыном, который не понимает ни слова из того, что ему говорят, – растягивая слова, сказал Уокер. Произнося их, он пожимал руку охранника и совал в нее десятидолларовую бумажку. – Последи за ней, пока я не вернусь, ладно? Всего минуту.
 Деньги исчезли в плохо сшитом темном пиджаке.
 – Никаких проблем. С удовольствием.
 По вспышке в синих глазах этого человека Уокер понял, в груди его бьется сердце истинного джентльмена, способного защитить женщину, чего бы это ему ни стоило.
 Прежде чем завернуть в мужской туалет, Уокер вытащил из кармана куртки один из сотовых телефонов Донована. Это был модифицированный аппарат со встроенным внутри шифратором.
 Арчер ответил сразу.
 – Это Уокер. Я тебя не разбудил?
 Арчер в эту секунду посмотрел на Ханну, которая лежала под ним. Теплая и нежная, она пробовала его живот на вкус.
 – Я уже проснулся. Что случилось?
 – Может быть, у меня паранойя.
 – Я слушаю. – Арчер старался дышать ровно. Ханна улыбалась, как кошка. И, как кошка, облизывала его.
 – В той гостинице, в «Лив оук», в которой Фейт зарезервировала себе комнату, прошлой ночью совершено убийство и ограбление со взломом. Сначала влезли в комнату, где она должна была жить, потом вскрыли сейф и обчистили его. Женщина, которая остановилась в той комнате, убита. Ее зарезал парень, большой любитель поорудовать ножом.
 – Господи! – воскликнул Арчер.
 Ханна с беспокойством посмотрела на мужа. Заставляя себя вести как можно спокойнее, Арчер продолжал водить пальцем по ее страстному рту. Она прижалась щекой к его животу и наслаждалась запахом его возбуждения.
 – Большинство грабителей не умеют взламывать сейфы и… все такое, – осторожно сказал Арчер. – Не такие большие сейфы по крайней мере.
 – Расска-азывай, – протянул Уокер.
 – Кому было известно, где остановилась Фейт?
 Ханна покусывала то, что только что нюхала. Арчер перестал дышать.
 – Организаторы шоу знали, – ответил Уокер. – А также Монтегю, Донованы и кого это очень интересовало.
 Арчер хмыкнул.
 – Да, боюсь, тебе все это будет не по зубам. – Непонятно, кому были адресованы эти слова – Ханне или Уокеру.
 – Как же так, босс? Я контролирую ситуацию: во-первых, не позволил ей поселиться в этой гостинице, во-вторых, провожу мучительные ночи на раскладном диване, наблюдая за Фейт, которая спит тем временем в роскошной кровати.
 Арчер с трудом подавил стон. Взглядом он предупредил Ханну, что ей придется расплачиваться за каждую секунду мучения, которое она ему устраивает.
 – Хорошо сработал по гостинице, – произнес Арчер. – Я твой должник. Большой должник.
 – Ты за это мне платишь.
 – Напомни о прибавке к жалованью. – Он задохнулся, и из его груди почти вырвался стон, когда теплый рот жены впился в него.
 – Давай прибавку, босс. И скажи Ханне, чтобы она прекратила тебя дразнить. Меня бросает в жар, я волнуюсь, слушая, как ты пытаешься говорить не задыхаясь.
 Арчер расхохотался.
 – Еще что-нибудь?
 – Пусть Кайл проверит, была ли кража со взломом в гостинице и смерть женщины единственным за день происшествием в Саванне. Я бы сам это сделал, но не хочу выпускать Фейт из виду ни на секунду.
 – Ах… – Арчер напрягся всем телом, огонь пронзил его, кожа покрылась капельками горячего пота. – Что-то еще?
 – Ты провел полную инвентаризацию у нее в магазине;
 – Загляни в свою электронную почту после обеда. – Арчер внезапно дернулся и перевернул Ханну на спину, глубоко вошел в ее теплое, заждавшееся тело. Хищно улыбаясь, он передал ей телефон и начал двигаться. – Это Уокер, любимая. Поздоровайся с ним.
 Охранник поклонился Уокеру, когда тот шел обратно к секции Фейт,
 – Почему ты так долго? – нетерпеливо сказала она. – Всего минута до открытия.
 – Секс по телефону.
 Ее глаза стали совершенно круглыми.
 – Прошу прощения?
 – Лучше секс по телефону, чем вообще никакого, – прояснил ситуацию Уокер.
 Весомый мешочек из замши опустился в ее руку. Жар охватил ее. Из-за внезапной растерянности ее щеки порозовели. Она наклонилась и стала разворачивать ожерелье так осторожно, словно оно было горячим. Но ее обжигали собственные мысли, а не сверкающие камни.
 Ожерелье Монтегю Фейт поместила в самый центр своей экспозиции. Для него она выбрала простой фон из бледного шелка цвета морской волны, чтобы выделить изгибы золота и придать холодноватый контраст блестящему, насыщенному цвету бирманских рубинов. Связующие детали ручной работы, с помощью которых соединялся друг с другом каждый из тринадцати неравных сегментов ожерелья, были сделаны так, что позволяли драгоценностям выглядеть на редкость изящно на любой поверхности. Три великолепных рубина, которые составляли подвеску, можно отделить и использовать как брошь. Подвеска держала эти три рубина тонкими золотыми дужками, и они горели, словно капельки росы на мерцающих языках пламени.
 Даже без огненных рубинов это ожерелье завораживало. Сколько бы Уокер ни смотрел на него, всякий раз он видел что-то иное, неуловимое, женское, властное, естественное… В этом и заключалась суть ювелирного искусства, существовавшего с незапамятных времен.
 Уокер провел кончиком пальца по ожерелью.
 – Похоже, ты хотел бы жить в то время, когда мужчины носили украшения, – сказала Фейт.
 Его улыбка была быстрой, яркой. Промелькнув в темной бороде, она исчезла.
 – Оно бы потерялось на моей волосатой груди, – сказал Уокер. – Но стоит мне посмотреть на него, и мне кажется, будто я на рассвете слышу первую птицу после длинной ночи.
 Фейт не могла ничего ответить на его слова. У нее перехватило горло. Уокер в который раз застал ее врасплох. Никто так не отзывался о ее работе.
 – Если ты не получишь за него главный приз – пурпурную ленту, – сказал он, – значит, справедливости в мире не существует.
 – Справедливости? – удивилась Фейт. – Твоя оценка – мой главный приз.
 Он засмеялся и пожалел, что не может ни обнять ее, ни поцеловать. Потом он обуздал свой порыв и ограничился тем, что щелкнул по аристократическому носику Фейт. Так раз или два у него на глазах делал Арчер.
 – Кроме того, ты видел работы других участников.
 Он посмотрел на двадцать секторов, отделенных друг от друга, где были выставлены лучшие работы дизайнеров. У каждого из них есть свои поклонники. У каждого свой неповторимый творческий почерк. Внешний вид ювелиров, их манера одеваться отличались друг от друга так же, как их изделия.
 – Я полагаю, мне нужен персональный гид или секретный пароль, чтобы просто подойти к некоторым из них, – сухо сказал Уокер.
 Она усмехнулась и развела руками. «Вот она я», – означал этот жест.
 – Обещаю, мы пройдемся по залу, когда я устрою себе перерыв. До тех пор ты должен будешь… Ах, вот оно!
 Уокер перехватил ее взгляд. Фейт во все глаза смотрела на охранника, с которым Уокер уже успел пообщаться. Он нес шикарное, великолепно драпированное кресло с подлокотниками. Оно выглядело очень комфортным.
 – Поставьте его напротив стены, – указала Фейт. – Спасибо. У моего компаньона не гнется нога.
 – Хорошо, мэм. – По усмешке охранника было видно, что он не прочь рассмотреть поближе лицо женщины, у которой такие ноги. – Если что-то понадобится, зовите.
 – Не в буквальном смысле, – пояснил Уокер, когда увидел лицо Фейт, озадаченное тем, что ей придется кричать через весь зал, чтобы позвать охрану. – Это то, что университетские типы называют фигурой речи.
 Она искоса посмотрела на него:
 – Чепуха.
 – Еще одна фигура речи. Я уверен, этот парень будет ждать условного сигнала.
 – Я рассмотрю этот вариант. – Фейт отвернулась от смеющихся темно-синих глаз Уокера, потому что сама едва сдерживалась от смеха.
 В зале стало шумно. Значит, охрана открыла двери. Первые посетители: коллекционеры, дилеры и туристы – вошли внутрь, нетерпеливо толкаясь. Их одежда не отличалась оригинальностью, зато была очень дорогой.
 – Сиди там и веди себя как хороший мальчик, – предупредила Фейт. – Шоу начинается.
 Уокер устроился так, чтобы можно было быстро влезть рукой к себе под куртку.
 Он мог держать пари, что один из мужчин, который рассматривает экспонаты, убийца, ограбивший сейф в гостанице «Лив оук».




 Глава 11


 После четырех часов несения службы Уокер стал подумывать о тихих радостях жизни: о холодном пиве и о сандвиче с ветчиной. Но он сомневался, что здесь, на выставке, предложат что-нибудь более существенное, чем дыни и сандвичи с салатом.
 Фейт обсуждала особенности золотых сплавов с коллегой-дизайнером, который вырядился в красную шелковую рубашку и широченные брюки. Когда он наконец отошел, мечта Уокера об обеде приняла более четкую форму.
 Прежде чем он смог оповестить о ней Фейт, какая-то женщина приблизилась к их экспозиции. Она была густо накрашена – вероятно, для того, чтобы скрыть глубокие шрамы от прыщей. На руке у нее красовался «Ролекс», несоразмерный тонкому запястью. Женщина была одета по-европейски. Ее костюм украшала изумрудная брошь конца двадцатого века – прямоугольный камень в оправе из платины с бриллиантовой россыпью.
 Что-то насторожило Уокера в этой женщине. Акцент выдавал ее русское или венгерское происхождение. На всякий случай он встал поближе к Фейт.
 – Трехгранный изумруд? – спросила женщина. – Как вы установили этот камень?
 – Не без труда, – ответила Фейт. – Изумруды, как известно, не терпят грубого обращения. – Она вспомнила о том, как ее братья-близнецы, Джастин и Лоу, которые носятся по всему свету, угрожали ей немедленной расправой, если она повредит их великолепный камень. – Трехгранник – нехарактерная форма для изумруда, тем более что этот камень больше четырех каратов. У вас, между прочим, замечательный изумруд. Колумбийский? – поинтересовалась Фейт.
 – Не исключено. – Наманикюренной рукой женщина словно отмахнулась от своего украшения. Алый ноготь уткнулся в витрину. – Эта брошь, этот трехгранный камень, он прочный, да?
 – Такой же прочный, как все изумруды. Оправлен не больше года назад.
 Женщина изучала обманчиво простую серебряную оправу. Несколько дужек, два перевернутых "V". Вот и все. Брошь игриво мерцала зеленым изумрудом, как глазом.
 – Это кошка, верно?
 – Да.
 – У нее хороший аппетит, я думаю.
 Фейт улыбнулась:
 – Очень хороший.
 Женщина пристально смотрела на брошь.
 – Она продается, да?
 – Да. – Она стоила сорок семь тысяч долларов, но Фейт не собиралась произносить эту сумму, пока женщина не спросит о ней.
 Женщина кивнула так резко, что ее рыжие завитки энергично подпрыгнули.
 – Я подумаю. – Красные ногти забарабанили по стеклу. – Ожерелье. Рубины, похожие по цвету на кровь. Они из Бирмы?
 – Да..
 – Сколько?
 – Сожалею, они не продаются.
 Женщина быстро отчеканила всего несколько слов:
 – Все продается. Дело только в цене.
 – К сожалению, не я хозяйка ожерелья. Но в этом гарнитуре, – Фейт указала на браслет, кольцо и сережки в платине, – совершенно замечательные рубины.
 – Да, да, – нетерпеливо перебила ее женщина. – Ожерелье… Кто его хозяин?
 От улыбки у Фейт уже заболели уголки рта.
 – Я буду рада помочь вам связаться с владельцем. Но должна сказать, что он вряд ли его продаст. Это свадебный подарок будущей невестке.
 – Имя? – спросила женщина.
 «Ишь ты какая быстрая», – заметила про себя Фейт. Но потом рассудила так: клиентка скорее всего не собиралась вести себя невежливо, просто разные люди по-разному подходят и к бизнесу. Фейт взяла сумочку, достала визитную карточку и протянула ее женщине.
 – «Ювелирные украшения Монтегю, – громко прочитала женщина. – Основан в 1810 году». Это магазин. Где он находится?
 – К сожалению, у меня нет информации на этот счет.
 Бросив еще один, последний, оценивающий взгляд на брошь в виде самодовольной кошки, женщина перешла к следующей витрине. Перед тем как уйти совсем, она еще раз быстро посмотрела на все украшения Фейт.
 – Беспардонная особа, но, надо сказать, у нее хороший вкус, – фыркнул Уокер.
 – Что ты имеешь в виду? – спросила Фейт.
 – Она направилась прямиком к тому клоуну в соседнем секторе.
 – Этот… гм… как ты выражаешься клоун – один из самых уважаемых дизайнеров Америки.
 – Какого века?
 Она изучающе взглянула в бесконечно-синие глаза Уокера и подумала о хорошо откормленном коте.
 – Позднее, чем жил Джексон Поллак.
 Уокер засмеялся, причем довольно громко, и тотчас поймал на себе удивленные взгляды нескольких человек.
 – Взрыв на красильной фабрике, да? Ты о нем? – спросил Уокер.
 – Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень начитанный парень?
 – Никто и никогда.
 – Удивительно, – проговорила Фейт, наивно округлив глаза. – И ты не добивался справедливости?
 – Нет, мэм. Вводить в заблуждение хороших людей – грех. Хвала Господу нашему, что он не сотворил слишком много хороших людей.
 Она захихикала.
 – У тебя талант. На сцене ты можешь изображать деревенского парня.
 Уокеру не повезло, он не смог ответить Фейт на ее колкость: к ней подплыла молодая, изящно одетая женщина. Ее кожа по чистоте и свежести напоминала цветок магнолии, а волосы были солнечного цвета. На карточке, пристегнутой к блузе, было выведено имя женщины – Мэг.
 – Мисс Донован?
 – Да? – отозвалась Фейт.
 – Ваш помощник сегодня утром спрашивал, не посидит ли кто-нибудь в вашем секторе, пока вы будете завтракать. Я сейчас свободна и могу на время заменить вас.
 – Мой помощник? – удивилась Фейт.
 – Это я, – сказал Уокер. – Упакую ожерелье. Нам действительно надо подкрепиться.
 – Но ожерелье Монтегю – главный экспонат, – возразила Фейт.
 – Остальные драгоценности застрахованы на стороне. Ожерелье же – на моей ответственности. Оно должно быть при мне всегда.
 Что-то бормоча себе под нос, Фейт все-таки убрала ожерелье из стеклянного кейса. Она осторожно завернула его в тонкую замшу, положила в мешочек и отдала его Уокеру. Он взял ее сумочку, положил в нее мешочек и аккуратно закрыл.
 По крайней мере именно это все и могли увидеть. Лишь Фейт, которая находилась очень близко, заметила ловкость рук Уокера – замшевый мешочек он быстро переложил из одной руки в другую и незаметно кинул его в свой карман, а не в сумочку.
 – Понимаю, почему ты обыграл Арчера в покер, – прошептала она.
 ( Не шути так, – сказал Уокер.
 Он подал Фейт сумочку, взял ее за локоть так нежно, будто это что-то хрупкое, а потом подхватил свою трость.
 – Спасибо, мисс Мэг, – сказал он, кивая. – Мы будем через час или около того.
 – Вам не стоит торопиться, – с искренней теплотой в голосе сказала девушка. Осторожно, по-женски, она окинула взглядом Уокера и увидела его симпатичную улыбку. – Сегодня здесь не будет никакой суеты приблизительно до трех, – сказала она. – Потом посетители начнут волноваться, как бы что-то особенное не проскользнуло мимо них.
 – Мы наверняка вернемся к тому времени, – пообещала Фейт.
 Когда они выходили, Уокер пристально взглянул на белобрысого охранника, который тотчас подошел к ним.
 – Да, сэр?
 – Где тут поблизости можно отведать барбекю? – спросил его Уокер.
 Мужчина прищурился.
 – Вам надо ехать на остров Тайби, сэр. В центре Саванны теперь не готовят барбекю. Но если вы ищете свежие креветки, то есть одно местечко на набережной, от которого все в восторге.
 – Ты сам там ешь?
 – Нет, сэр. Я предпочитаю другое место – «У капитана Джека», на другом конце берега. Там своя посудина для ловли креветок.
 Рот Уокера наполнился слюной при одной мысли о таком ленче. Свежие креветки вполне могут заменить барбекю.
 – Как туда добраться?
 Охранник рассказал им, как ехать, и Уокер, взяв Фейт за руку, стал пробираться к выходу. Краем глаза он следил за людьми, которые были у него за спиной. Не понадобилось слишком много времени, чтобы заметить «хвост»: слишком рьяно один мужчина пробирался сквозь толпу. Никакой субтильности в фигуре, одни накачанные мускулы. Он действовал скорее как профессиональный борец, чем грабитель.
 Уокеру это не понравилось. Прокрутив в голове все варианты, он оставил Фейт у стола регистрации и попросил ее подыграть: сделать вид, будто она кладет рубины в сейф выставочного зала. Пока Фейт пыталась разгадать, зачем это нужно, Уокер уже был на пути к мужскому туалету, чтобы вернуть драгоценное ожерелье в свой тайник.
 Фейт сделала все, что сказал ей Уокер. Она выложила в сейф воображаемый пакет из сумочки. Потом порылась в своих вещах и, наконец, бросила в ящик упаковку аспирина, контурный карандаш для губ и шариковую ручку. Наблюдая за тем, как запирают ящик из толстой стали, она пыталась себя заставить не думать о том, что Уокер делает с рубинами.
 С другой стороны, думая о специфическом способе хранения ожерелья Монтегю, она напрочь забыла о том, как у нее ноют ноги. Только оказавшись в арендованном ею с Уокером джипе, Фейт с облегчением сбросила туфли.
 Уокер взглянул на изящный изгиб ступни, которую она массировала, и заставил себя отвернуться. Чулки должны быть объявлены вне закона, подумал он. Как и духи, которые пахнут гардениями и напоминают о сладком аромате ночи любви.
 Пытаясь смотреть куда угодно, только не на свою спутницу, Уокер выехал со стоянки. Несколько минут помассировав ноги, Фейт вздохнула и позволила себе откинуться на подголовник. Она знала, что должна восхищаться величественными, замечательно отреставрированными старинными особняками, которые тянулись вдоль дороги, но у нее не было на это сил. Четыре часа, которые она провела на выставке, истощили ее сильнее, чем четыре недели работы.
 Некоторые дизайнеры любили подобного рода мероприятия, и Фейт жалела, что она не из их числа.
 Уокер постоянно переключал свое внимание с зеркала заднего вида на машины, которые ехали перед ним. Саванна не слишком большой город, поэтому движение здесь нельзя назвать оживленным, особенно сейчас, в межсезонье. На дорогах встречалось много «кадиллаков», но Уокер выделил один из них, тот, который следовал за их джипом.
 – Мы заблудились? – спросила Фейт, не отрывая голову от подголовника.
 – Пока нет, – сказал он. – А почему ты спрашиваешь?
 – Мы в третий раз проезжаем мимо этого угла.
 – А я думал, что ты закрыла свои невинные глазки.
 – Невинные? – недоуменно спросила Фейт.
 – Да, именно такие, которые могут соблазнить простого деревенского парня и ввести его в грех.
 – Тогда, я думаю, мне лучше иметь дело со сложными городскими парнями.
 Фейт услышала смех Уокера, и ей захотелось сильно укусить его в шею. Мысль эта поразила и заинтриговала ее. Тони всегда жаловался на то, что ей не хватает сексуальности. Она никогда не воспламенялась слишком быстро. Чем усерднее она старалась удовлетворить его, тем хуже получалось и тем сильнее он злился.
 Фейт заставила себя думать, что дело не в ней одной. В последнее время эти мысли все чаще посещали ее, и, чтобы убежать от них, она уходила с головой в работу. Здесь Фейт была в себе уверена. Она могла воплотить в своих украшениях любую мечту.
 – Теперь я вижу улыбку настоящего ангела, – заметил Уокер.
 – Я только что подумала о Саммер, о детском радостном смехе, – сказала Фейт.
 – Саммер – это нечто. Джейку и Онор надо бы позаботиться еще об одном ребенке, иначе девочка вырастет слишком избалованной.
 Фейт. бросила на него удивленный взгляд:
 – И это говорит человек, который тает, когда ее видит, который, как говорит Онор, не может дня прожить, чтобы не посмотреть на ее мордашку.
 – Эй, я почти ей дядя, поэтому имею некоторые привилегии.
 – Только когда победишь других дядей в армрестлинге. – Улыбка Фейт стала шире. – Я никогда не думала, что доживу до того дня, когда Джастин и Лоу будут бороться друг с другом за право подержать ребенка на руках.
 – Хорошо, что Арчер отправил их в Африку.
 Фейт засмеялась.
 – Лианн умно поступила, родив разнополых детей. Интересно, как это – быть близнецом мужчины? – спросила она.
 – А каково мужчине быть близнецом женщины?
 – Я полагаю, Робби станет художником, а Хизер будет управлять «Донован интернэшнл» и всем тем, что она приберет к рукам.
 – Сначала ей придется справиться с Саммер, – возразил Уокер.
 – Ты, наверное, много времени проводишь, разглядывая свои драгоценности? – спросила Фейт.
 – Не слишком, иначе я был бы так же богат, как твои братья.
 Именно об этом Уокер думал всякий раз; а еще он вспоминал Лота, когда слышал голос Фейт или смотрел на нее. Она была Донован. Уокер – верный служащий Донованов, а Лот – брат, на могиле которого он поклялся ни с кем себя не связывать. Ни с кем, кто мог погибнуть, доверившись ему. Вот и все.
 Так было задолго до того, как Арчер вменил ему в обязанность охранять рубины Фейт и ее тоже.
 Одной этой мысли хватило, чтобы спина Уокера взмокла от холодного пота. Человек, за которого он по-настоящему отвечал, похоронен в самой одинокой могиле, которую он когда-либо видел.
 – За деньги нельзя всего купить, – сказала Фейт.
 – Так рассуждают только богатые.
 Прохладный тон Уокера подсказал ей, что это болезненная тема для него. Она посмотрела в окно.
 – Знакомый пейзаж, вижу его уже в четвертый раз, – сказала Фейт.
 – Ты заморочила мне голову.
 – Лучше скажи, ты заморочил уже голову парню, который к нам прицепился, или нет?
 Он искоса взглянул на нее:
 – А почему ты решила, что к нам кто-то прицепился?
 – Ты хочешь сказать, что у тебя привычка ездить кругами?
 – Квадратами.
 – О, ты позаимствовал эту манеру у Джейка? – Фейт повернулась лицом к Уокеру – оно было таким же спокойным и невозмутимым, как и у него. – Он всегда так поступает, когда кто-нибудь садится ему на хвост.
 – Сообразительный мужчина этот Джейк.
 – Хитрый мужчина этот Уокер.
 – Да. К нам прицепился какой-то клоун на белом «кадиллаке».
 – Прямо с выставки?
 Уокер кивнул.
 – Вот черт, – сказала он. – С какой это стати?
 – Не знаю.
 Но он боялся, что все-таки знает, что кое-кто не купился на манипуляцию с сейфом и рубинами на выставке. Уокер мысленно выругался. Он вообще не должен был выходить из выставочного зала. Его желание поесть поставило Фейт в опасное положение. Теперь он сам должен носить ее проклятую сумочку.
 – Предположения? – резко бросила она.
 – Возможно, он тоже хочет найти самую лучшую рыбную забегаловку в этом городе.
 Она хотела бы ему поверить.
 – Какая убедительная ложь. Должно быть, я верю в нее из-за глаз цвета лазурита.
 Глаза цвета лазурита сузились.
 – Мы с тобой поладим, если ты улыбаешься, называя меня лжецом.
 – Безобидная ложь не считается, – сказала Фейт. – Он все еще едет за нами?
 – Да, черт побери. Я наконец добрался.
 – Куда?
 – К «Капитану Джеку».
 – Так поверни еще раз, – посоветовала Фейт. Вместо этого Уокер заложил вираж в запрещенном месте и скользнул на стоянку перед кафе. Там было единственное свободное место для парковки. Белому «кадиллаку» будет негде спрятаться. Он тем временем продолжал ехать по улице, позволяя Уокеру хорошо рассмотреть водителя. Человеку, сидевшему за рулем «кадиллака», было чуть больше двадцати. Черные волосы, солнечные очки, ни тени улыбки на лице, одна рука крепко сжимала руль, другая стискивала мобильный телефон. Судя по выражению его лица, ему не нравилось то, что он слышал в трубке.
 Плохо было и то, что преследователь был одет, несмотря на теплый день, в черную кожаную куртку. Или он сушил на себе белье, или был вооружен.
 Уокер тихо выругался.
 – Недоделанный, – процедил он сквозь зубы.
 – То есть?
 – Профи должен выглядеть иначе. Другие очки, другая куртка. Профи должен иметь партнера, которому он передал бы меня на первом же повороте.
 Фейт молча выслушала все, что говорил Уокер.
 – Неудивительно, что Арчер доверяет тебе. Ты, должно быть, провел, как и он, перед тем как угомониться, интересную жизнь.
 – Я не был никогда профессионалом, как твой брат или твой зять Джейк. Я просто осторожный деревенский парень. Именно поэтому я все еще жив. Но почему-то нет в живых Лота. – Чувство потери, гнев и вина всегда были с Уокером, боль от них никогда не утихала. С мрачным видом, таким же, как его мысли, Уокер схватил свою трость и выскользнул из машины.
 Дверь Фейт была открыта, она спустилась из машины на тротуар быстрее, чем Уокер, который обходил джип. Миниатюрная черная сумочка висела у нее на плече.
 – Я буду ее носить. – Он взял сумочку у Фейт.
 – Ты шутишь.
 Уокер попытался уместить сумочку в кармане своей спортивной куртки. Она не влезала.
 – Смешно?
 Увидев его взгляд, Фейт подумала об острых словечках, которые хотели сорваться с языка.
 – Ты думаешь, он знает, что рубины у нас, и предполагает, что они в моей сумочке?
 Уокер хмыкнул.
 – Мои братья научили меня защищаться, – спокойным тоном заявила она.
 – Ты и должна это делать. А мне платят за то, чтобы я охранял рубины.




 Глава 12


 Когда Фейт вошла в кафе «У капитана Джека», запах свежей рыбы ударил в нос, напоминая ей о том, что она с утра ничего не ела, кроме пончиков и кофе. Не так уж много для женщины, которая четыре часа подряд, не присев ни на минуту, отвечала на одни и те же вопросы сто раз подряд.
 Неудивительно, что она испытывала непреодолимое желание на кого-нибудь напасть, даже на Оуэна Уокера.
 Краешком глаза Уокер наблюдал за реакцией Фейт на это кафе. Обстановку заведения можно было назвать скромной лишь из чувства милосердия: потертый пол, обшарпанные стены и пятнадцать колченогих столов.
 Тем не менее народу в кафе было битком набито, точно рыбы в консервной банке. Публику этого заведения составляли плотники, маляры, водопроводчики и рабочие с веснушчатыми от солнца руками.
 Нельзя сказать, что «У капитана Джека» грязное заведение. Это не так. Но в нем не было хозяйки, которая размещала бы клиентов, не было даже официантов. Люди стояли в очереди к кассовому аппарату, чтобы заплатить за еду, причем здесь принимали только наличные.
 Несмотря на рубиновое ожерелье в шортах и женскую сумочку в кармане, Уокер чувствовал себя здесь вполне нормально. Он вспомнил, как продавал свой улов таким же рыбным забегаловкам, пока не окончил четвертый класс.
 Фейт в своей дорогой одежде очень выделялась среди посетителей. Но ее это не беспокоило. Она внимательно изучала меню, написанное мелом на доске.
 – Ну что ж, охранник был прав насчет причудливости этого местечка, – сказал Уокер. – Судя по тому, с каким энтузиазмом жует народ, он не соврал и насчет остального.
 Фейт, поглощенная изучением меню, лишь рассеянно кивнула в ответ. Свежие креветки, паровые и жареные, два вида свежей рыбы, устрицы, сырые и жареные, морские гребешки. Она не знала, на чем остановить свой выбор.
 – Я возьму всего по чуть-чуть.
 Уокер засмеялся. Ему было приятно, что Фейт не имела ничего против здешней обстановки.
 – А я, пожалуй, закажу рыбу и жареных устриц, и мы можем поделиться.
 – Закажи в таком случае креветок.
 – Паровых или жареных?
 – Паровых. Два фунта.
 Брови Уокера взмыли вверх.
 – Не смотри на меня так, – сказала она. – Я знаю, что такое «поделиться».
 Прежде чем Уокер успел ей ответить, Фейт заметила троих мужчин, которые вставали из-за стола, собираясь уходить. Она поспешила занять освобождающийся столик, вежливо оттеснив двух плотников в рабочих комбинезонах. Схватив горстку салфеток, вытерла пролитый соус и вытряхнула содержимое пепельницы в урну. Уокер тем временем заказывал еду.
 Он вернулся к столику с кувшином холодного чая и двумя пустыми пластмассовыми стаканами с непрозрачным дном, что говорило об их долгом и усердном использовании. Со стуком он поставил кувшин на стол.
 – Что это? – спросила Фейт.
 – Сладкий чай, домашнее южное вино.
 Он налил стакан и подал его ей. Фейт отпила пару глотков и закашляла.
 – Интересный вкус, – сказал он. – Похоже на пиво.
 – Я бы предпочла пиво.
 Уокер бы тоже выпил пива, но только последний дурак будет сосать алкоголь, когда следящий за ними бандит уже припарковался перед входом в кафе.
 Но это вовсе не означает, что она должна страдать с ним вместе.
 – Я возьму тебе пива, – сказал Уокер. Он встал, чтобы пойти к прилавку, но ее пальцы схватили его за запястье.
 – Нет, спасибо, – сказала она, – я засну от него. Я буду… гм… пить домашнее вино. – Она сделала еще глоток. – Как ты думаешь, у них есть лимон?
 – Сомневаюсь, но спрошу.
 – Погоди. – Она сделала третий глоток, потом четвертый. Прохладный, чистый и, бесспорно, приятный напиток освежал.
 Им не пришлось долго ждать своего заказа. Хриплый голос выкрикнул их номер, и Фейт с Уокером пошли за приготовленной едой. Он нес поднос с жареной рыбой, салатом а из капусты, устрицами и горсткой пластиковых приборов. Она, стараясь не уронить, держала в руках тарелку с горой неочищенных креветок и пластиковую упаковку соуса для них. Когда все это было выставлено на стол, Уокер пододвинул своей спутнице стул. Фейт уже собиралась снять пиджак и закатывала рукава шелковой блузки, как Уокер сказал:
 – Не прикасайся ни к чему, я кое-что забыл.
 Как только он ушел, Фейт набросилась на гору креветок.
 Они были истинным наслаждением – свежие, сочные, потрясающе приготовленные.
 – Я же велел тебе подождать, – сказал Уокер, когда вернулся.
 Не глядя на него, она произнесла что-то похожее на вопрос: «Я что, дура?»
 Улыбаясь, он дал ей чистый передник, который попросил на кухне.
 – Встань и надень. У нас нет времени возвращаться в гостиницу и переодеваться.
 – М-м… – Она с трудом оторвалась от креветок, облизала пальцы и торопливо встала. После чего повернулась к Уокеру спиной и развела руки в стороны. – Надевай, – сказала Фейт.
 Секунду поколебавшись, Уокер соединил завязки бантиком на шее Фейт. Ему тяжело было не замечать тепло, исходившее от ее кожи, и той экзотической смеси запахов, которые она источала. Когда Уокер завязывал передник на талии, он почувствовал в руках ее изящное тело. Он заставлял себя не волноваться, но все попытки усмирить голос плоти были тщетны.
 Уокер сел за стол, поерзал и понял, что тестостерон способен спровоцировать боль в паху. Не так-то легко сидеть, когда у тебя все напряжено. Да еще рубиновое ожерелье в трусах… А если она будет продолжать облизывать свои пальцы и постанывать, как сексуальная кошечка, он совершит какую-нибудь глупость. Например, схватит и оближет ее всю целиком. Сам.
 Вместо этого Уокер разделал несколько жареных устриц на кусочки и окунулся в воспоминания детства, которые возвратили его в то время, когда он, ощущая сильный запах грязной воды, сгребал устриц в соленом болоте. Острые края раковин больно врезались в плоть, а солнце жгло тело, словно миллионы кинжалов. Болотные топи то там, то здесь вспыхивали белым оперением цапли, а темная вода мерцала от медленного движения аллигатора, след которого лишь рябью выдавался на поверхности. Уокер помнил, как прохладно скользила вода по загорелой коже и восторг от того, что в его сети корчится рыба, а в ловушках ощетинились крабы. Никогда он не забудет, как между пальцами на ногах сжимается грязь.
 И словно эхо, отзывался в его душе голос покойного брата. Его рваные штаны, беспечная улыбка… Как трудно жить без него! Лот стал интересоваться женщинами еще до того, как начал бриться. Ах, если б он тогда его послушал…
 «Пошли. Мы можем это сделать. Уокер, ты вытащил нас живыми из Колумбии. Что такое несколько афганских соплеменников по сравнению с этим? Подумай о приключении!»
 Лот верил, что его брат может вытащить их из любых ситуаций. И Лот умер.
 Фейт наблюдала за тем, как ожесточенно Уокер расправляется с устрицами. Если она хочет их попробовать, ей стоит поторопиться.
 – Ты, по-моему, не остановишься, пока не расправишься со всеми.
 Уокер кисло скривил губы.
 – Это целая проблема, милая.
 Она фыркнула:
 – Не сомневаюсь.
 – И не стоит.
 Несмотря на такую невежливость – или вопреки ей, – Фейт одарила Уокера ослепительной улыбкой и молча начала перекладывать часть еды с его тарелки в свою.
 – Я вынуждена забрать свою половину рыбы и устриц.
 Он посмотрел на нее долгим напряженным взглядом и позволил своим губам дрогнуть.
 – Давай.
 Фейт наслаждалась нежным, ароматным филе морского окуня и спрашивала себя, что же кроется в душе Уокера. Это, конечно, не ее дело, но слишком часто в его глазах она видит такую вот боль.
 Уокер смотрел в свою тарелку и думал о том, что незачем вспоминать ужасные ошибки прошлого, которые повлекли за собой раннюю смерть брата, незачем думать об ошибках, которых надо избегать в будущем, и уж точно незачем любоваться женщиной, вид которой заставлял все его тело напрягаться.
 Надо все это выкинуть из головы. Нет никакого смысла думать о том, как приятно было бы раздеть ее, словно креветку, и попробовать на вкус. Уокер ощущал боль в теле, чувствуя горячую страсть Фейт, скрытую за холодноватым обликом.
 Тихо выругавшись, он продолжал расправляться с рыбой и жареными креветками. И то и другое было одинаково горячим, нежным, свежим.
 Пока Уокер ел, он не мог не заметить, что Фейт, несмотря на медленный старт, уже наловчилась чистить креветки. Неровная горка прозрачных розовых очисток росла на салфетке. Она опускала креветки в пряный соус-коктейль и облизывала пальцы, вынимая из панциря нежное мясо.
 Это зрелище сводило его с ума.
 – Ты съешь свой палец рано или поздно, – пробормотал Уокер.
 – Я его облизываю, а не жую.
 Он выхватил пачку бумажных салфеток из поцарапанной металлической салфетницы, стоявшей на таком же поцарапанном столе, и протянул ей.
 – Зачем? Никто же не видит, – удивилась Фейт.
 – Я вижу.
 – Нет, – парировала она. – Ты же облизываешь свои пальцы.
 – Мне можно, я мужчина.
 Она удивленно посмотрела на него:
 – Что-то не улавливаю смысла.
 Уокер проиграл в этой беседе. Ему хотелось хохотать и ругаться одновременно.
 С большой осторожностью он вытер руки салфетками, от которых отказалась Фейт. Она тем временем продолжала уплетать креветки.
 – Ты разве не собираешься поделиться со мной? – спросил Уокер, отправляя в рот последний кусок рыбы.
 – Собираюсь, только не сейчас.
 На этот раз Уокер засмеялся. Не долго думая он взял большую горсть креветок из ее тарелки и начал быстро их чистить. Фейт не могла дать себя обогнать.
 Разговоры за соседними столиками вдруг прекратились: народ наблюдал, как леди в шелковой блузке и мужчина в черной спортивной куртке наперегонки ели два фунта креветок.
 – Ставлю пять баксов на классную блондинку, крикнул кто-то из парней.
 – Годится, – подхватил идею мужчина постарше. – Вынимай-ка их из бумажника.
 – Еще рано.
 Другой мужчина крепко затянулся сигаретой и, выдыхая длинный шлейф дыма, сказал:
 – Я чистил креветки мальчишкой. Кажется, он тоже.
 – Блондинка вырвалась вперед.
 На столах появились деньги: клиенты помоложе ставили на Фейт, седеющие прагматики – на Уокера.
 Шкурки от креветок летели в разные стороны.
 – Ты должна их есть, а не только чистить, – заметил Уокер, засовывая креветку в рот.
 – Кто сказал?
 – Справедливость.
 – Докажи это, – сказала Фейт.
 – Докажи ты, что это не так.
 – Вот еще. Обойдешься.
 Уокер чуть не подавился креветкой, потом расхохотался. Но пока он смеялся, его пальцы работали, отделяя мясо от панциря. Уокер чистил и съедал креветку в два раза быстрее Фейт, а потом и в три.
 Его не останавливало даже то, что из пальцев Фейт вдруг выскользнула креветка. Она шлепнулась прямо в чай Уокера и разлеглась там, как розовое облако в грязном болоте. Фейт захихикала, пытаясь сдерживаться, но потом захохотала так громко, что едва могла удержать следующую скользкую креветку.
 Уокер взял последнюю горстку креветок и насыпал ее в свою тарелку.
 – Никакой справедливости, – сказала Фейт сквозь смех.
 – Все справедливо в любви, в войне и в чистке креветок, – возразил Уокер. – Кроме того, ты не очистила ту, которая у тебя зажата между пальцами, и ту, которая плавает в моем сладком чае. Займись-ка ими.
 Не обращая внимания на его слова, Фейт украла часть его креветок и занялась делом. От усердия у нее между бровей залегла складка. Трудно было расправляться с этими скользкими тварями так же быстро, как он.
 Когда у нее зачесалась щека, она потерла ее костяшками пальцев, оставив на скуле след от соуса, по цвету похожий на дешевые румяна. Фейт этого не заметила.
 От души захохотав, Уокер тем самым дал понять, что закончил. Его гора очисток была намного больше, чем у Фейт.
 – Я выиграла, – самодовольно сказала она.
 – Нет, сладкая. Ошибаешься.
 – Хорошо. Мы пересчитаем очистки.
 Кафе взорвалось хокотом. Смеялись все, в том числе и Уокер.
 – Уберите свои деньги, парни, – сказал Уокер тем, кто сидел за соседним столом. – Похоже, мы с этой леди выиграли оба.
 С победоносным видом Фейт поднялась, сняла с себя передник и поклонилась. Раздались свист и аплодисменты. Уокер стоял от нее не более чем в двух дюймах. В его взгляде, помимо веселья, было что-то еще. В отличие от Тони Уокер мог посмеяться над собой, и Фейт это нравилось.
 Она усмехалась. В тот момент, когда Уокер поднял руку и потянулся к ее щеке, Фейт задержала дыхание. Он нежно провел большим пальцем по ее скуле.
 – Какие вкусные у тебя румяна, – сказал Уокер.
 – Да? – удивилась Фейт, но не растерялась и, обмакнув кончик пальца в соус, мазнула его по щеке чуть выше бороды. – А вот у тебя, похоже, не очень вкусные.
 – Ты нарываешься на неприятности, милая.
 – Испугалась, – беспечно сказала она и, опустив салфетку в воду, вытерла его щеку. – Теперь все в лучшем виде. – Она растягивала слова, передразнивая его.
 Фейт продолжала улыбаться, когда шла к двери.
 – Подожди, сказал Уокер. – Я…
 Фейт закричала.




 Глава 13


 Мужчина в черной кожаной куртке одной рукой схватил Фейт за волосы, а другой размахивал перед ее лицом ножом.
 – Отдай мне свою гребаную сумку!
 Дверь распахнулась, и он увидел человека с тростью, который не представлял для него никакой опасности.
 – Сумку, сука!
 В тот момент, когда грабитель переключил свое внимание на Фейт, Уокер молниеносно схватил руку, в которой нападавший держал нож, и вывернул ее. В тот самый миг острый каблук Фейт ударил грабителя в ногу. Она пригнулась, чтобы поддать ему коленом и нанести новый удар, но трость Уокера опередила ее. Нападавший скорчился от боли в промежности.
 Он упал на колени. Уокер взялся за свою трость, как за биту, чтобы, как по бейсбольному мячу, ударить по его голове. Голова грабителя была рассечена. Кровь стекала по его модной кожаной куртке. Он растянулся на тротуаре.
 – Ты в порядке, Фейт? – спросил Уокер не отрывая глаз от нападавшего.
 – Да, – ответила она, изумленная тем, что Уокер так отделал грабителя всего несколькими ударами трости.
 Дверь кафе открылась, и на шум вышли трое здоровенных мужиков. Увидев, что ситуация под контролем, они, похоже, разочаровались. Один из них, кажется, плотник, с пальцами, похожими на стальной кабель, улыбнулся и похлопал Уокера по плечу.
 – Хорошая работа, сынок, – сказал он и бросил на землю окурок сигареты. Он с таким проворством поднял складной нож нападавшего, что стало ясно: у этого человека есть свое прошлое.
 Уокер не обратил внимания на нож и пропустил мимо ушей слова мужчины. Он не доверял никому и злился на себя за то, что Фейт оказалась в опасности.
 – Хозяин позвонил в полицию? – спросил Уокер у плотника.
 – Да.
 – Вы знаете его? – Уокер указал на грабителя. Трое мужчин многозначительно переглянулись.
 – Парень не местный, – сказал плотник, закуривая другую сигарету. – Одет как какой-нибудь скользкий янки.
 Уокер выругался себе под нос.
 – Фейт, а ты не узнаешь его?
 – Я думаю, он был на выставке.
 Уокер и сам знал, что он там был.
 Вдали завыла сирена – значит, полицейские ехали сюда. Уокер вынул бумажник из кармана грабителя. Водительская лицензия была на имя Энджело Энджела. Возможно, фальшивка, но Уокер сомневался на этот счет: только мать могла придумать такое имя.
 Уокер ткнул грабителя тростью.
 – Как тебя зовут? – спросил Уокер. Парень что-то пробормотал, но его слова невозможно было разобрать.
 Уокер ткнул его еще раз.
 – Я не слышу.
 – Банди. Меня зовут Банди.
 – Кто тебя послал?
 – Пошел ты куда подальше! Мне нужен адвокат, – выругался парень.
 Не успел Уокер более настойчиво повторить вопрос, как подъехали две полицейские машины. Служители порядка резво взялись за дело, а Уокер оперся о трость и наблюдал.
 К тому времени как Фейт и Уокер вернулись в выставочный зал, адреналина в крови Фейт стало так много, что она готова была вопить.
 – Я надеюсь, маленький южный цветок не покинул наш корабль, – сказала она. – Я должна кое-что продать, чтобы покрыть расходы на эту поездку.
 – Похоже, брошь или две поправили бы положение. – Уокер растягивал слова больше обычного.
 – Большинство ценных камней коллекции находится на консигнации, их дали мне члены семьи и другие ювелиры, – бросила Фейт. – Я не делаю больших денег, как ты думаешь.
 – Тебе вообще не надо их делать.
 – Потому что у меня богатый папа?
 – Не забудь и про свою маму, – скривившись, сказал Уокер и предложил Фейт руку. Если та легкость, с которой ее пальцы обвились вокруг его локтя, что-то и означала, то скорее всего то, что она готова воспользоваться его помощью. – Одна картина Сьюзи стоит больше, чем национальный долг некоторых стран «третьего мира».
 – Это деньги моих родителей. Они заработали их, начав с нуля. Пока я не пошла в предпоследний класс, мы дарили друг другу на Рождество нижнее белье и одежду для гимнастики. – Она заметила вспышку удивления в глазах Уокера. – Вот так. Донованы не всегда были богатыми. Насколько мне известно, дети все еще не достигли финансового благополучия. Кроме Арчера, конечно. И у Джейка есть собственный бизнес, к тому же он партнер в компании Донованов.
 – Ты тоже партнер.
 Фейт пожала плечами.
 – Некоторым образом – да, но никакой зарплаты я не получаю: беру свою долю прибыли редкими камнями. Онор вкладывает большую часть своей доли в дом на острове Сан-Хуан, потому что не хочет растить детей в городе. Когда она не работает над собственными эскизами, я привлекаю ее к своим делам. Она специалист по янтарю. Кстати, Онор могла бы зарабатывать хорошие деньги на портретах.
 – Почему же она не рисует?
 Фейт пожала плечами:
 – Мне кажется, что Онор сама не представляет, насколько она хороший художник.
 – Надо управлять судьбой, – вежливо сказал Уокер.
 – В каком смысле?
 – У тебя есть собственный бизнес и дизайнерский талант, который приносит тебе известность, а ты все еще удивляешься, когда кто-то хвалит твое искусство или делает комплимент.
 Фейт давно выкинула Тони из головы, Тони, который хотел, чтобы она бросила свое «глупое хобби», забеременела и провела всю жизнь, воспитывая его детей. А он бы в это время путешествовал по миру и занимался своими делами.
 Тони не считал ее достаточно сексуальной, чтобы хранить ей верность, когда они были уже обручены.
 Стоило ей подумать, как близко она была к тому, чтобы уступить Тони и отказаться от всего, что важно для нее, ей становилось дурно.
 – Ты хороша, – спокойно сказал Уокер. – Действительно, на самом деле хороша. Сколько народу топчется возле твоей витрины!
 – Ты скажешь это в другой раз, когда я буду ломать себе голову над тем, купить ли печь для отливки, установить слив в магазине или дорого одеваться, чтобы уверить потенциальных клиентов, что я не нуждаюсь в их деньгах. Почему-то, когда ты выглядишь неотразимо, люди просто сгорают от желания отдать тебе деньги.
 Уокер улыбнулся и открыл дверь в зал.
 – Первое правило банковского дела: не давайте деньги тем, кто в них действительно нуждается. Бедность порождает бедность.
 Он кивнул охраннику, который посоветовал им кафе.
 – Спасибо за совет насчет даров моря. Самые лучшие креветки, которые я когда-либо ел.
 – Пожалуйста, сэр. Хотя вы тут такое пропустили!
 Уокер посмотрел на людей, сгруппировавшихся в зале. Они что-то оживленно обсуждали.
 – Что случилось?
 – Один деятель ограбил сейф, только и всего.
 Уокер присвистнул.
 – Сколько он забрал?
 Охранник усмехнулся, обнажив зубы, желтые от никотина.
 – Сущие пустяки. Все самое ценное – в демонстрационном зале.
 Фейт искоса посмотрела на Уокера, потом на охранника.
 – Похоже, славный город Саванна становится центром преступных действий, – сказала она. – На меня только что напали возле «Капитана Джека».
 Глаза охранника округлились.
 – У вас все в порядке?
 – Пиджак порван, а все остальное в норме.
 – У нее смертельно опасные каблуки, – сказал Уокер. – Распорола бандиту голень, как брюхо кефали.
 Охранник покачал головой:
 – Поверьте мне, мэм, Саванна никогда не была такой. У нас полно разного мусора, но мы держим его подальше от приличных людей.
 – Несомненно, вы правы, – сказала она вежливо. – Пойду в свой сектор. А ты что-то говорил про туалет, я права?
 Это был не слишком тонкий намек. Она хотела выставить рубиновое ожерелье.
 – Я сейчас же вернусь.
 Лампочки мерцали на голых ветках возле гостиницы, отбрасывая неясные тени на здание. За окном раздался гудок какого-то судна. Скорее, он был мечтательным и призрачным, чем назойливым.
 Настроение у Уокера было совсем не романтичным. Хмурясь, он смотрел в экран своего ноутбука. Только что он сделал запрос списка драгоценных камней, которые были украдены в Сиэтле. Еще перед отъездом стала известна информация о наиболее ценных камнях, но окончательных данных не было.
 – Скажи мне, так ли все плохо, как я думаю? – Голос Фейт звучал напряженно; она расхаживала взад-вперед босиком по мягкому ковру. Ее сводила с ума мысль о том, что магазин будет отдан оценщику, который подсчитает страховые убытки. – Я стерплю все, только не неведение.
 – Ты довольно легко отделалась. Десять или двенадцать драгоценных камней. Ни одного достаточно крупного.
 – Ограненные изумруды и три жемчужины барокко из Перл-Коув не попадались? – спросила Фейт.
 – Нет. Но Кайл уже объявил о них.
 Она наконец выдохнула.
 – Хорошо. Немного больше блеска, немного меньше – я могу это пережить. Драгоценные камни, даже ограненные, можно заменить. Я боялась только…
 Она умолкла. Она не знала, как объяснить болезненное чувство утраты. Дело не в камнях, а в душевных силах, которые она отдала своим, теперь уже украденным работам.
 Да, она могла воссоздать дизайн, но он не будет точно воспроизводить прежний. Это вдохновение, и продублировать его невозможно.
 – Да, – сказал Уокер, еще раз быстро пробегая по списку глазами. – Я знаю, о чем ты думаешь. Мысль, что какой-то безмозглый вор выдернул камни из оправы и выбросил твое искусство в мусорный бак, вызывает у меня злобу.
 – Точно! – Довольная, она закружилась и приложилась к щеке Уокера повыше мягкой, почти черной, бороды. – Мой герой.
 Он посмотрел на нее таким взглядом, который совсем не соответствовал его улыбке.
 – Не рассчитывай на это. Я продолжаю…
 – Банди Энджел споткнулся и упал на твою трость, – перебила она его. – Правильно? Ты думаешь, полицейский поверил этому?
 – А почему бы нет? Это правда.
 – У меня такое чувство, что служителям порядка в Саванне не нравится плохой парень из Атлантик-Сити, который появился в зоне их влияния.
 Губы Уокера сложились в тонкую улыбку.
 – Особенно такой глупый, который терроризирует симпатичных туристок. Трудно сказать, сколько раз еще Банди споткнется и упадет, прежде чем ловкий адвокат вызволит его из тюрьмы.
 – Вызволит? Но у него был нож! Ведь вооруженный грабеж тянет чуть побольше, чем на несколько часов тюрьме?
 – Зависит от адвоката. – И от того, как тщательн полицейские проведут экспертизу ножа Банди. Хорошая криминалистическая лаборатория могла бы найти пятна крови на нем. Например, пятна крови мертвой туристки из «Лив оук». Уокер знал, что следователи получили анонимный звонок, в котором высказано предположение о связи этих происшествий. Уокер знал, потому что именно он и позвонил. Но уверенности, что полицейские пойдут этим путем, у него не было.
 – Кожаная куртка Банди стоит тысячу долларов, не меньше, – сказал Уокер. – На его мизинце кольцо с бриллиантом в три карата. Я полагаю, он может рассчитывать на то, что ему предъявят обвинение только в попытке украсть сумочку.
 – Если у Банди столько денег, зачем ему красть сумочки? – Она фыркнула. – Не бери в голову. Забудь мой вопрос. Глупый вопрос. Лучше ответь на другой: почему он не подумал, что ожерелье Монтегю в сейфе выставки?
 – Наверное, какой-то приятель, который заклеил рот девочке на выставке, влез в сейф, ничего в нем не нашел и позвонил Банди по сотовому телефону.
 Белые зубы Фейт прикусили нижнюю губу.
 – Это означает, что за нами наблюдали. Они думали, что я положила ожерелье в сейф, перед тем как мы собирались поехать на ленч.
 Уокер кивнул:
 – Так, я думаю, все и было.
 – Значит, ты считаешь, что они приглядели на выставке ожерелье Монтегю, которое обещало им самое быстрое обогащение, и решили действовать?
 – Не знаю. У меня не было времени, чтобы задать вопросы… гм… Анджелини.
 – Анджелини?
 – Он гангстер, милая, и мог поменять свою фамилию на Энджел, но его папа или дедушка наверняка были Анджелини.
 Фейт вспомнила гладкие волосы Банди, жгуче-черные глаза и средиземноморский облик.
 – Интересно, как зовут его приятеля – Гвидо?
 – Это мог быть Мик Маллиган или Джек Спратт. Мафия, может, и зародилась на Сицилии, но Америка двадцать первого века достойно переняла эстафету.
 Уокер медленно вращал плечами. Внешне сдержанный, он все еще испытывал напряжение. Стоило ему закрыть глаза, и он мог вновь увидеть, как лезвие ножа приставлено к горлу Фейт. Еще минута – и у него на руках была бы кровь – на сей раз не Лота, а Фейт.
 Слишком это было близко.
 – Они снова попытаются? – спросила Фейт. Отличные вопросы, этот и еще один: ножом ли Банди зарезана туристка в «Лив оук».
 – Зависит от того, насколько сильно он хочет заполучить ожерелье.
 – Ты думаешь, они знают, где мы остановились?
 – Я полагаю, знают.
 Она вздохнула и отвернулась.
 – Весь день я мечтала о том, чтобы лечь в ванну. Что ж, начну упаковывать вещи.
 – Хорошо. Я отвезу тебя в аэропорт. Сегодня вечером ты должна быть дома, в Сиэтле.
 Фейт посмотрела на Уокера. В его глазах сейчас было больше сапфира, чем лазурита. Они были мрачные.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Кто-то другой может сидеть возле твоей экспозиции и вести дела с клиентами. Ты будешь в полной безопасности в…
 – Нет! – запротестовала Фейт.
 – Почему нет? – спросил он спокойно.
 – Я приехала сюда, чтобы установить контакты, которые совершенно необходимы мне как ювелиру.
 – Если следующему головорезу, который охотится за драгоценными камнями, повезет больше, чем прежнему, то у тебя нет будущего.
 – Я понимаю, что не имею права просить тебя рисковать своей жизнью ради…
 – Черт, не в этом…
 Подбоченившись, она продолжала:
 – …горстки драгоценных камней. Ты получаешь деньги не за риск.
 – Я охранял драгоценные камни в более опасных местах, чем город Саванна.
 Любопытство боролось с раздражением. Любопытство победило.
 – Где?
 – В тех местах, где закупают стоящие рубины. Иди отмокай в ванне и позволь мне обо всем побеспокоиться.
 Фейт почувствовала, как гнев уходит. Она не знала, как обстоят дела с этим у Уокера.
 – Мы поговорим об этом снова после того, как я отмокну, – холодноватым тоном сказала она.
 – Конечно. – Он снова повернулся к своему компьютеру. – Держу пари, что твои ноги так же устали от ходьбы, как язык от язвительности.
 Она сердито фыркнула и пошла в ванную. Он прав. Ее ноги ныли. Завтра она наденет другие туфли.
 Да и язык стоит пожалеть. Она не будет больше скандалить с Уокером по любому поводу.




 Глава 14


 В тот момент как Уокер услышал из ванной шум воды, он наткнулся в Интернете на страничку драгоценных камней, которые находятся в розыске. В список были включены несколько новых рубинов, но ни один из камней не был похож на тот, за которым охотился Иванов.
 Уокер перешел на сайт для тех, кто хотел купить драгоценные камни. Раздел по рубинам не изменился. Очень многие хотели приобрести бирманский рубин в три карата по цене сандвича с рыбой и овощного салата.
 Задумчиво поглаживая бороду, Уокер просмотрел данные нескольких последних дней. Потом он вынул сотовый телефон Донована с шифратором и набрал один из личных номеров Арчера.
 После третьего гудка ему ответили.
 – Джейк на проводе. Что такое, Уокер? Полегче, Саммер, это ухо принадлежит твоему папочке.
 Уокер услышал визг Саммер и понял, что она схватила своего папочку не за ухо, а за нос.
 – Что ты делаешь в офисе Арчера?
 – Сижу с ребенком. Мы отпустили Митчелла домой пораньше и заняли его место.
 – Дворцовый переворот?
 – Что-то вроде этого. Все еще пытаемся спланировать вечеринку. Нет, Саммер, твои кузены не куклы. Ты тискаешь их, будто они не дети, а котята. Ты повредишь им животики.
 Уокер услышал в трубке смех Саммер, и что-то в его груди отозвалось болью. Если честно, все мечты Уокера были об одном: о детях и о любви.
 Но мысль об этом ужасала его.
 Жизнь такая хрупкая, и смерть – ее неизменный финал.
 «Я не могу пройти через это снова, – подумал Уокер. – Мужчина, который не может позаботиться о себе, не должен иметь семью».
 Беспокойный крик младенца донесся до слуха Уокера.
 – 0-ох, Саммер. Ты разбудила Хизер. Подожди, Уокер. – Джейк щелкнул кнопкой интеркома и сказал в микрофон:
 – Хизер проснулась. Робби тоже вот-вот проснется. Где ленч?
 – Обед, – поправила его Лианн.
 – Не важно. Принеси его скорей.
 – Я уже там.
 Все произошло точно так, как предсказывал Джейк. Робби проснулся. Вопящие голоса крошечных младенцев оказались очень громкими. Казалось, они соревновались друг с другом, кто кого перекричит.
 С улыбкой на лице Уокер терпеливо ждал, в то время как Лианн и Кайл, явившиеся на крик, забрали своих проголодавшихся детей, которых нужно было срочно кормить.
 Саммер немедленно засуетилась. Ее настойчивость была просто потрясающей.
 – Отпусти ее, Джейк, – громко сказал Кайл через комнату. – Если она начнет орать, все оглохнут. Никто так не орал до нее, кроме Фейт.
 Уокер решил принять участие в разговоре.
 – Охотно верю, – сказал он. В его голове до сих пор звучал крик Фейт там, у кафе.
 – Хорошо, Саммер, – сказал Джейк, спуская дочь с колен, – ты можешь посмотреть, как едят близнецы, но только если не будешь им мешать.
 Он смотрел, как Саммер, держась маленькими цепкими ручками за офисную мебель, устремилась к близнецам. От этого зрелища захватывало дух. В любой момент она могла шлепнуться, но упрямо продолжала держаться на ногах.
 – Все в порядке, – вздыхая, сказал Джейк. – Я готов говорить со взрослыми.
 – Ты уверен, что еще помнишь, как это делается?
 – Да. К середине ночи я становлюсь опасным и – несговорчивым. Кайл еще хуже.
 Уокер засмеялся. Ему все больше нравилась компания разрастающегося семейства Донован. С ними он не чувствовал ни напряженности, ни гнева, ни одиночества, так хорошо знакомых собственному детству.
 – Хорошо, милый мальчик, – протянул Уокер в своей всегдашней манере. – Кто-то хочет заполучить рубины Монтегю так сильно, что средь бела дня совершил налет на сейф в выставочном зале.
 – Вашу мать! – выругался Джейк. – Арчеру не понравится, если он погорит на миллион баксов.
 Раздался звонок на другой линии. Кто-то снял трубку в офисе Арчера.
 – Никаких проблем, – сказал Уокер. – Рубины все еще болтаются рядом с семейными украшениями.
 – Ох!
 – У меня новости похуже, – сказал Уокер, поерзав на стуле. Он не думал о том, что истинная причина неудобства заключалась в пробуждении желания, которое, казалось, стало постоянным за время, пока он находился рядом с Фейт. Хотя Джейк был мужем сестры Фейт, он защищал ее, как брат.
 – Ты уверен, что именно за этими рубинами они охотятся? – спросил Джейк. – Полно ведь и других драгоценных камней.
 – Да, куча дерьма…
 – Кому что нравится.
 Уокер хмыкнул.
 – Дело в том, что я устроил так, чтобы любой, кто нацелится на ожерелье Фейт, подумал бы, что оно в сейфе. По правде сказать, рубины отправились вместе с нами на ленч.
 Джейк ждал. Он знал, что есть в этой истории еще что-то важное. Несмотря на манеру речи, Уокер не тратил попусту время на ненужные слова.
 – И после того как один парень обчистил сейф выставки, другой парень, по имени Энджел Банда, накинулся на Фейт с ножом.
 – Что с ней?
 Кайл резко повернулся, перестав пеленать ребенка, который извивался в его руках.
 – С ней все в порядке, – сказал Уокер. – А вот грабителю не повезло: она располосовала ему голень своим каблуком и собиралась врезать по яйцам. Хорошо, что я вовремя вышел.
 Джейк поднял два больших пальца и показал Кайлу, который вернулся к своему делу – стал пеленать младенца.
 – Никаких повреждений, я надеюсь, нет, – сказал Джейк. Он знал, что Уокер – прекрасный борец.
 – Никто из нас не пострадал. У этого ублюдка был нож. Похоже, он и зарезал туристку прошлой ночью. Она поселилась в номере, который зарезервировала для себя Фейт.
 – Арчеру все это не понравится, – сказал Джейк. Слабо сказано.
 – Ты уверен, что все в порядке? – переспросил Джейк.
 – Единственное, что она повредила, – это ноги.
 – Виноваты четырехдюймовые каблуки? – справедливо предположил Джейк.
 – Они самые.
 – Все еще хочет казаться высокой?
 – На этих ходулях она примерно одного роста со мной. – Уокер усмехнулся.
 – Дело в том, что ты невысокий.
 – Да пошел ты!..
 Джейк засмеялся. Уокер, выше шести футов ростом, был невысоким только по сравнению с братьями Донован.
 – Итак, в свете грабежа в Сиэтле, – сказал Джейк, – и того, что произошло в миленькой старинной гостинице, ты не считаешь, что работа с сейфом на выставке и история с сумочкой в Саванне – совпадение?
 Кайл стал поторапливаться. Он хотел выслушал"обоих собеседников.
 – Если отбросить тот факт, что грабитель, который схватил сумочку, был одет в кожаную куртку за тысячу долларов и, часы у него за десять тысяч, – сказал Уокер. – Он был из города Атлантик-Сити, и его имя заканчивается на гласную букву. Я говорил об этом?
 – Дерьмо.
 – Да.
 – Какая связь между рубинами и гангстером? – задал следующий вопрос Джейк.
 – Я надеялся, что ты это узнаешь. Или кто-то из твоих бывших приятелей.
 – У тебя тоже кое-кто из них ходил в приятелях.
 – Нереально. Нет, с тех пор как я стал возить важных гостей в отдаленные районы Афганистана, чтобы крупным планом рассмотреть, как местные партизаны перерезают друг другу глотки, все мои контакты – международные. Если это гангстер, нам нужны специалисты по внутренним делам.
 Джейк хмыкнул.
 – ФБР. Ты что хочешь, чтобы Арчер позвонил Дяде?
 – Дяде? – резко бросил Кайл, – Который в правительстве?
 Джейк кивнул.
 Кайл засунул Робби в комбинезон, обернул сына чистым одеялом и направился к двери.
 – Все, мальчики и девочки. Мне пора на встречу.
 Он направился в офис Арчера и вошел туда без стука.
 – Уокер рассказывает о…
 Арчер быстро поднял руку, призывая брата помолчать. Странные, цвета орешника, глаза Кайла сузились. Арчер держал телефон так, словно это была змея.
 – Я слушаю, Эйприл Джой, – сказал Арчер. Его голос был смертельно ровным. Так он говорил только тогда, когда его терпение висело на волоске. – Я не слышу ничего такого, что имело бы смысл.
 Кайл тихо выругался. Эйприл Джой – это плохие новости. Это означало, что придется иметь дело с могуществом и величием федерального правительства.
 – Довольно просто, хитро и ловко, – сказала Эйприл. – У нас есть один идиот, который ограбил магазин твоей сестры.
 – Он у вас? Вы его посадили?
 – Сейчас нам нужно, чтобы он был на свободе. Он иностранец:
 – Откуда?
 – Из России.
 Арчер постарался не сжимать трубку слишком крепко.
 – Его фамилия, случайно, не Иванов? – спросил он.
 – Откуда ты знаешь? – вопросом на вопрос ответила Эйприл.
 – Иванов в начале этой недели был в магазине. Мы провели свое маленькое расследование и вышли на рейс «Аэрофлота» из Магадана, который совершается раз в неделю в Сиэтл, с краткой таможенной остановкой в Анкоридже. Остальное узнать было легко.
 Эйприл засмеялась:
 – Детектив.
 – Нет, когда дело касается семьи… Что он хотел от Фейт?
 – Ясно что – драгоценности.
 Арчер был уверен, что Эйприл Джой лжет. Но не знал настоящей причины.
 – Какой-то бедняжка был убит примерно в то же время, когда произошло ограбление, и приблизительно в том же месте.
 Это не был вопрос.
 – Бродяги есть бродяги. Все они рано или поздно так заканчивают; – зачем-то сказала Эйприл.
 – Так ты считаешь, что это совпадение, да?
 – Слушай, красавчик, я не занимаюсь спасением душ. Но если ты выяснишь, что Иванов зарезал бродягу, сообщи мне. Убийство – хороший козырь для предметного разговора с русскими мафиози.
 Арчеру не надо это рассказывать. Русская мафия в представлениях не нуждается. Дело дошло до того, что мафиози без труда могут продать атомную бомбу любому параноидальному спасителю мира.
 Иванов – нить, которая вела Эйприл к русской мафии. Потеряй она ее – ей придется начинать все сначала. Лучше не упускать знакомого дьявола, чем отправляться в ад за другим.
 – Пришли мне по электронной почте фотографию этого Иванова, – сказал Арчер.
 – С какой стати?
 – Ты же хочешь, чтобы я тебе помог.
 – Она будет у тебя в ближайшие полчаса.
 – Я поговорю с Фейт, – сказал Арчер.
 – Благодарю. Я твой должник, – сказала она.
 – Да, ты мой должник. – Он повесил трубку и по сотовому телефону сказал Кайлу:
 – Все остальное подождет. Сначала я должен поговорить с Уокером.
 – Он на проводе с Джейком.
 Арчер уставился на своего зятя.
 – Мне нужен Уокер.
 Джейк передал ему сотовый телефон. Мудрый человек не станет спорить с Арчером, когда его глаза напоминают лед.
 – Уокер? – сказал Арчер.
 – Я здесь, босс.
 – Какие-то русские гоняются за вами?
 – Я ничего такого не видел.
 – Раскрой глаза пошире. Я пришлю тебе по электронной почте фотографию, как только получу ее. Эйприл Джой сцапала парня, который ограбил магазин Фейт, ведет наблюдение за ним, чтобы поймать более крупную рыбу в России. Вероятно, у нее есть очень важное дело, которое она расследует.
 – Иванов?
 – Да. Он из российской мафии.
 – Из какой именно?
 – У них там сотни преступных группировок. Это как национальный спорт.
 – Спроси его в следующий раз, когда увидишь, за какую команду он играет, – хмыкнул Арчер. – Только постарайся увидеть его раньше, чем он увидит тебя. Он искусно владеет ножом, настоящий виртуоз. Я видел заключение патологоанатома. Он мастерски работает с лезвием.
 – Понял. Мы видели подобный экземпляр. Ему приглянулась сумочка Фейт.
 – Что?
 – Не волнуйся, босс. С Фейт все в порядке. Но этот парень опаснее, чем тот твой друг. Я подозреваю, что убийство в гостинице – его рук дело.
 – Погоди. Давай снова, с самого начала, – быстро сказал Арчер.
 Арчеру рассказ Уокера не понравился и во второй раз.


* * *

 Кондоминиум Хилтон-Хед был большой, просторный и очень дорогой, но все звуки в нем заглушал атлантический прибой. Мрамор и стекло рождали в этом доме эхо. Из-за идущих на убыль лет голос Сола Энджела стал похож на голос гориллы в брачный период.
 – Что ты за внук? – с отвращением вопрошал Сол. Он ткнул своего внука в грудь острым указательным пальцем. – Инвалид и баба. Схватил и трахай!
 – Эй, за вчерашнюю ночь я не виноват! Там была кровь кругом! Ты надеешься, что я…
 – Я ни на что не надеюсь, и это хорошо, потому что ты ничтожество! Ты позволяешь себе распускать нюни и скулить передо мной из-за капли крови на ноге, на которую тебе наступила какая-то красотка. Я думал, ты мужчина. Похоже, мне придется дожидаться следующего поколения, чтобы найти преемника. – Его палец снова ткнул внука в грудь, теперь гораздо больнее. – Но сначала, черт побери, ты подольше посидишь дома со своей женой, чтобы трахнуть ее как следует. Ты ничего не забыл мне сказать?
 Глядя на розовую макушку деда, Банди Энджел чувствовал, что самолюбие его задето. Его красивая жена – самый настоящий мешок льда в постели, но он терпел ее, потому что ее дед был близким другом Сола еще с тех пор, когда они ели спагетти и участвовали в гангстерских войнах. Банди знал, как обмануть их. Они все еще управляли рэкетом на восточном побережье.
 Были дни, когда Банди жалел, что не стал бухгалтером. Но на зарплату трудно жить. Гораздо легче охотиться за дураками, чем быть одним из них. Поэтому он и терпел своего отца и вопли деда. Рано или поздно они умрут, и он будет пинать чужую задницу, а не целовать ее.
 – Я сказал тебе, – процедил Банди сквозь зубы, – парень, который с ней был, только с виду недотепа, а дрался он как мужик.
 – Да, да, да! Поскули еще, будто я не наслушался. Мне семьдесят семь, слава Иисусу! Я должен показывать тебе, как это делается? Дожил! Внук не может украсть сумку!
 Голова Банди все еще кружилась от удара, которым поприветствовал его дед.
 – Отправляйся домой к своей милой женушке, – сказал Сол. – Иди. Меня тошнит от одного твоего вида. Я думаю, что самая лучшая часть тебя сбежала с твоей матерью.
 – Оставь мою мать! Она святая!
 Сол с трудом удержался от того, чтобы не сказать, что святая никогда не раздвинула бы ноги перед такой скотиной, как младший сын Сола. Но старик держал рот на замке, потому что единственное, что было хорошего в Банди, –. это уважение к матери.
 – Иди домой! – грубо бросил Сол. Он отвесил ему пощечину, и щека Банди покраснела. – Я позвоню тебе. И не забудь содрать деньги с той задницы в доке. Не надо больше слезливых историй. Если не заплатит, сломай ему колено. Как только люди начнут думать, что я становлюсь мягким, денег не будет, понимаешь?
 – Да, сэр.
 Сол подождал, пока шаги Банди не утихнут, снял трубку и набрал номер.
 – Это я, – сказал он, когда ему ответили на другом конце линии. – Ты ничего не говорил мне про калеку с тростью.
 – А что такое? – раздался шамкающий голос. Он принадлежал пьяному, хотя не пришло даже время обеда.
 Сол скривился, услышав голос своего партнера. Плохо иметь дело с пьяницей. С другой стороны, на трезвенника тоже полагаться опасно.
 – Он едва не покалечил моего внука.
 – Но Банди получил рубины?
 – Нет.
 – Что? Я не заплачу тебе, если…
 – Заткнись! – безжалостно прервал его Сол. – Вот как надо сделать. Ты похитишь эту женщину и заберешь ожерелье сам.
 – Я не могу…
 – Я сказал – заткнись, черт тебя побери! Тебе нравится дышать – значит, сделаешь, как я сказал. Забери рубины – или будешь главным виновником ближайших похорон. У тебя неделя, не больше. Понял?
 – Да.
 – Хорошо, – сказал Сол. – Я пришлю тебе пакет.
 Следуй инструкциям, и копы не узнают, что было украдено в доме.
 – Что в пакете?
 – Узнаешь, когда откроешь. И не дергайся. Я был слишком добр в последнее время. Подумают, что я теряю форму.
 Сол положил трубку.
 Его партнер положил голову на руки. Его несколько долгих минут трясло, потом он налил себе еще выпить и спросил себя: что еще могло пойти не так, как надо?




 Глава 15


 – Скорее, Фейт. У Арчера кончается терпение. Ты хочешь, чтобы я принес тебе телефон?
 – Оставь свою рубашку. Я сейчас вытрусь. – Фейт еще что-то бормотала, вылезая из ванны. Она давно мечтала отмокнуть в горячей ванне и отмыться от прикосновения к ней того мужчины.
 – Фейт?
 – Иду, иду! – громко сказала она. – Я могу позвонить Арчеру сама, ты знаешь. Я опаздываю на обед, позвоню из ресторана.
 – Отсюда тебе говорить удобнее.
 Уокер считал, что телефон в ресторане может прослушиваться. Но он не видел причины беспокоить Фейт и говорить ей, что ее разговор может привлечь убийц, федеральных агентов и кого-то еще. Он терпеливо ждал, пока она не вышла из ванной, чтобы передать ей телефон.
 Слушая Арчера, Фейт состроила гримасу и, сев на диван, поправила на себе белый махровый халат. Свет лампы облил ее жидким золотом.
 Фейт посмотрела на свои часы. До момента встречи с Мел в ресторане осталось меньше получаса. Ей надо быстро одеться и высушить волосы, а не говорить по сотовому с Арчером. Слушать, если точнее.
 Уокер наблюдал за ней. Он знал, что должен думать о русской мафии, а не о нежной выпуклости ее грудей и, уж конечно, не о длинных голых ногах, которые виднелись из-под халата.
 Вдох. Выдох. Тени и свет, мягкие влекущие движения… Уокер не мог думать о Банди Энджеле, об Иванове, оказавшемся клиентом, который под покровом ночи сам обслужил себя в магазине Фейт. Уокеру хотелось носом уткнуться в грудь Фейт, прикоснуться к ее нежной коже, почувствовать упругость ее сосков и влажность ее плоти.
 В следующий раз Арчеру придется найти для Фейт женатого телохранителя.
 – Погоди, – сказала Фейт Арчеру. – Погоди. Я никуда не собираюсь. Пришли телохранителя, если хочешь. А я остаюсь в Саванне до конца показа и до того момента, когда ожерелье будет передано Монтегю. И не забудь про свадьбу. Я обещала Мел.
 – Скажи, что у тебя крайний случай и…
 – Нет, сейчас моя очередь говорить, а твоя – слушать. У меня появились хорошие клиенты и дорогие заказы. Каждый, кто увидит ожерелье на свадьбе, – мой потенциальный клиент. Я не могу сорваться отсюда только потому, что у Эйприл Джой на меня зуб и она тебе позвонила.
 – У Эйприл нет на тебя никакого зуба, – сухо сказал Арчер. – Она первоклассный агент с мозгами мирового класса. Она просит у нас помощи. Разумно было бы ей помочь.
 – Из-за нее мне надо вернуться в Сиэтл? – спросила Фейт.
 Арчер вздохнул. Ее самый старший брат вздохнул.
 – Нет. Она хочет, чтобы ты не настаивала на обвинении против Иванова, у которого, кстати, совсем другое имя.
 – Этот ублюдок меня ограбил, Арчер! Я что же, должна дать ему уйти от наказания?
 – Тебе возместят все потери.
 – Прекрасно! – Она запустила пальцы в волосы. – О черт! Конечно. Почему бы и нет? Пусть Эйприл радуется.
 – Благодарю тебя. Я твой должник, потому что тем самым мы ее очень обяжем.
 – Хорошо. – Фейт закатила глаза. – А теперь вернемся к реальности.
 – Ты хочешь, чтобы я прислал другого телохранителя? – быстро нашелся Арчер. Ему было интересно, поняла ли наконец его сестренка, что Уокер – это нечто большее, чем мужчина с южным акцентом и застенчивой улыбкой. После Тони Фейт вела себя с мужчинами весьма своенравно. Но Арчер чувствовал, что она мечтает о семье, и хотел, чтобы она пообщалась с настоящим мужчиной. Уокер для этого подходил как никто другой.
 Арчеру нравился этот сильный деревенский парень.
 – Не надо никакого телохранителя, – сказала Фейт. – Пожалуйста. Здесь трудно найти номер с одним диваном-кроватью, не говоря уже о двух.
 – Ты уверена? Я волнуюсь за тебя.
 – Арчер, на всякий случай напомню, если ты сам до сих пор не заметил: я взрослая женщина.
 Да будет так, подумал Уокер, слушая ее разговор. Он закрыл глаза и мысленно обнял Фейт.
 – Почему Эйприл хочет снять с этого русского обвинение в воровстве? – спросила Фейт.
 Уокер моментально открыл глаза. Он тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос.
 – Она не сказала точно, но ты должна мне помочь, – сказал Арчер.
 – Пожалуйста.
 Хмурое выражение лица Фейт сменилось улыбкой.
 – Надо же, Фейт сказала доброе слово. Саммер превратила тебя в сентиментального человека. Ты становишься ручной. – Арчер рассмеялся. – Дай-ка мне поговорить с Уокером.
 – Только если ты обещаешь не говорить ему ничего такого, чего не сказал мне.
 – Ты действительно хочешь, чтобы я представил тебе отчет об испытаниях…
 – Забудь, – прервала она его. – Мне надо сушить волосы. – Фейт передала телефон Уокеру. – Он снова просит тебя – наверное, чтобы устроить взбучку.
 – Я полагаю, что могу называть тебя папой и…
 – Ты уволен.
 – Мамой?
 Арчер рассмеялся.
 – Фейт рядом?
 – Нет.
 – Хорошо. Эйприл Джой – ты помнишь ее?
 – Красивая и смертельно опасная. Похожа на коралловую змею.
 – Значит, помнишь. Кайл последовал твоему совету и поместил в Интернете объявление об украденных из магазина Фейт вещах с полным их описанием. Мы отправили каждому ювелиру Сиэтла и западного побережья сообщение о краже.
 Уокер слушал одним ухом гудение фена, а другим – своего босса.
 – Я все еще не знаю, за что Эйприл зацепилась, – продолжал Арчер. – Она не сказала.
 Уокер что-то пробормотал себе под нос.
 – Эйприл ничего не говорила о роскошном рубине размером с кулак младенца?
 – Нет.
 – Об ожерелье Монтегю?
 – Нет.
 – Хорошо, черт побери. Может ли это сказать нам о том, что Иванов связан с Атлантик-Сити? – спросил Уокер.
 – Возможно, – медленно ответил Арчер. – Но я попрошу, чтобы Эйприл проверила это, если ты хочешь.
 – Пока нет. Я предпочел бы, чтобы Дядя думал о Донованах как о людях с хорошей репутацией.
 – Я тоже.
 – Может Кайл войти в компьютерную базу департамента полиции Саванны и отдела выдачи водительских лицензий Джорджии?
 – Не знаю.
 – Тогда позови своего брата.
 – И позволить тебе научить его плохому?
 – Это одно из немногих удовольствий в моей жизни, – протянул Уокер.
 – Кайл! – окликнул Арчер брата. – Уокер жаждет.


* * *

 Уокер взглянул в зеркало заднего вида. Никаких сомнений. Эта пара, мужчина и женщина, которая в бежевом «форде», их преследует.
 Уокер сунул свой компьютер под сиденье и вышел из машины, чтобы открыть дверцу Фейт. Компьютер хранил много важной информации, и Уокер не хотел, чтобы она попал к Банди Энджелу или к кому-то еще.
 – Ты не должен был ехать на обед вместе со мной, – сказала Фейт, когда он придерживал дверь джипа.
 – В это время я хочу есть точно так же, как все нормальные люди. – Он смотрел на нее сбоку и видел, как ее зубы впились в нижнюю губу. Он прекрасно знал, что у женщин будет самый обыкновенный девичник.
 – Не волнуйся. Я не буду болтаться рядом. Посижу в баре, выпью сладкого чаю и съем креветок с овсянкой.
 Уокер медленно открыл дверь ресторана и огляделся. Он не увидел ничего такого, что вызвало бы его подозрение. Бар утопал в сигаретном дыму. Было шумно. Отступая в сторону, он пропустил Фейт вперед.
 – Откуда ты знал, что в «Ла Кучина» есть бар? –. спросила она, морща нос от дыма.
 – Я позвонил и спросил. Ты видишь Мел?
 Прежде чем Фейт успела ответить, стройная брюнетка в темно-синем наряде для беременных и в туфлях на среднем каблучке кинулась к ним.
 Из-за загара она была похожа на южанку. Внимание Уокера привлекло обручальное кольцо с бирманским рубиной в три карата, которое сверкало у нее на пальце.
 Широко раскинув руки, Мел обняла Фейт. Серебристо-синие глаза Фейт блестели от радости и от навернувшихся слез.
 – Мой Бог, сколько лет! – воскликнула Мел, широко улыбаясь. Ее акцент был скорее калифорнийский, в Джорджии говорят иначе. Она отстранила Фейт и сказала:
 – Дай посмотреть на тебя. Нисколько не изменилась. Все такая же тоненькая и симпатичная. Сиэтл, должно быть, полон слепых мужчин, если ни один из них до сих пор не подцепил тебя.
 – Никто не хочет быть счастливым, – сказала Фейт с кривой улыбкой.
 Мел драматично закатила большие темные глаза.
 – Ну, тогда все ясно. – Она повернулась к Уокеру и протянула руку. – Привет, я Мел Монтегю, вернее, буду Монтегю через пару дней. И если надеешься ввернуть сегодня хоть словечко, у тебя ничего не выйдет. Я слишком давно не виделась с Фейт.
 – Рад, – сказал он, пожимая ей руку. – Зови меня Уокером. Я буду в баре, пока вы не наговоритесь.
 – Друг семьи? – поинтересовалась Мел.
 – Я знаю Донованов всех до одного, – сказал Уокер в своей привычной манере. Он почти застенчиво улыбнулся и оперся на трость. – Я помогаю Фейт на выставке, слежу за клиентами, чтобы она могла делать свое дело. Теперь, если леди извинят меня, я отправлюсь к курильщикам.
 – Ерунда, – заявила Мел. – Мы скажем метрдотелю, чтобы он поставил третий прибор на стол.
 – Спасибо, мэм, но это ни к чему.
 Мел посмотрела на Фейт, спрашивая ее взглядом, согласна ли она, чтобы Уокер отправился есть один.
 – Если наскучит смотреть спорт, дай знать, – сказала Фейт Уокеру.
 – Да, мэм, непременно.
 – Уокер, – сладким голосом сказала Фейт, – если ты еще раз скажешь «мэм» кому-то из нас, я тресну тебя по голове твоей же тростью.
 – Как скажешь, сладкая.
 Мел захихикала, а Уокер пошел, прихрамывая, через переполненный зал к бару.
 – Это с рождения?
 – Уокер? – Фейт вытаращила глаза.
 – Хромота.
 – Недавно, несчастный случай.
 – Хорошо. Отличный мужской экземпляр. Трудно представить, что эти гладкие податливые мышцы можно чем-то испортить.
 – Эй, девочка. Ты замужем. К тому же беременна.
 – Это не влияет на зрение. – Мел взяла Фейт под руку и направилась к маленькому столу. – Кайл все такой же красивый?
 – Да. Отец близнецов – мальчика и девочки – и муж женщины, которая иногда может победить его в карате.
 – Что ты говоришь? Я сейчас заплачу. Я так сохла по нему на первом курсе!
 – Как и все девчонки, стоило ему взглянуть на них. Если только до этого они не видели Лоу, Джастина или Арчера.
 – Нет никого красивей Кайла.
 – Тебе просто нравятся блондины.
 – Как они могут не нравиться? – Мел потянулась к ней через стол и спросила тихим голосом:
 – Или этот темноволосый южанин, который сидит сейчас в баре, заставил тебя переключиться на брюнетов?
 Фейт собиралась объяснить, что Уокер – работник, а не бойфренд. Потом подумала о бесконечных вопросах, которыми подруга засыплет ее.
 – После Тони я держусь подальше от мужчин, ѕ сказала она, избирая легкий вариант ответа.
 – Тони?
 – Мой бывший жених.
 – Стоп. Это длилось столько времени. Я была поглощена делами семейства Монтегю и, кажется, упустила главное.
 – Нет. – Фейт продолжала все тем же спокойным тоном. – Я сама виновата. Тони не нравилось, что у меня есть друзья, которых он не знает, поэтому я прекратила общаться с ними.
 – Собственник по натуре, ты говоришь? – Мел улыбалась хозяйке, которая подала им меню.
 – Невероятный.
 – Рада, что ты бросила его. Держу пари, он носит футболки, чтобы хвастаться своими мускулами.
 – Откуда ты знаешь?
 – На Юге мы называем футболки рубашками «жено-битчиков», тех, кто бьет жен.
 Фейт уткнулась в меню. Мел пошутила, но это было слишком похоже на правду. Фейт не хотела, чтобы кто-то знал, почему она порвала с Тони. Слух об этом дошел бы до братьев, и тогда Тони сильно не поздоровилось бы.
 – Что ты будешь? – спросила она Мел напряженным голосом.
 – Здесь все просто фантастика. Я могу есть все подряд, но, боюсь, растолстею.
 – И хорошо. Мужчины любят женщин с формами.
 – Легко тебе говорить. Ты можешь есть все, что хочешь.
 – Да, могу, если хочу, чтобы моя задница волочилась по полу, – ответила Фейт. – Только мой тренажер знает, через что приходится проходить после лишнего куска пиццы. Если бы все это шло в рост, я бы ела пиццу три раза в день. Вместе с мороженым.
 – От твоих слов у меня уже текут слюнки. Фруктовое мороженое с пиццей – моя тайная страсть.
 Фейт откинула голову и засмеялась. Она подумала, от чего отказалась ради Тони. Ей стало противно от воспоминания о нем. Она мысленно повторила молитвы, которые произнесла тогда, после его удара.
 Фейт получила урок на всю жизнь. Никогда больше она не совершит подобную ошибку: не позволит ни одному мужчине контролировать ее жизнь.
 – Так что насчет семейной саги Монтегю? – спросила, Фейт, переводя разговор на Мел.
 – О Господи, Монтегю, – сказала Мел, подаваясь через стол, – это слишком все южное.
 – Естественно. Здесь Юг, в конце концов. Но мы говорим о Юге Эрскина Колдуэлла или о Юге Теннесси Уильямса?
 – А есть разница?
 – Бедный мусор против богатого мусора.
 Прежде чем Мел успела ответить, подошел официант, стройный молодой человек в смокинге. Он подал соусник с оливковым маслом, тёртый сыр пармезан и свежий перец. Потом еще раз уточнил заказ и ушел.
 Фейт макнула кусочек хлеба в масло и одобрительно замурлыкала. Дверь ресторана открылась, и в нее вошла пара.
 Хозяйка пыталась объяснить, что мест нет, но после того, как мужчина сказала ей что-то, она приказала помощнику официанта поставить стол рядом с зарезервированным столом Фейт и Мел.
 Уокер наблюдал за происходящим краем глаза. Он хотел увидеть, как деньги перейдут из рук мужчины в руки хозяйки, и увидел это. Но перед этим Уокер заметил значок на кожаной папке. Движения мужчины были очень, очень осторожными. Посетитель определенно из ФБР.




 Глава 16


 Фейт засмеялась, потом слегка покачала головой, когда официант предложил ей еще вина.
 – Монтегю-основатель был пиратом? – спросила она Мел. – Ты просто шутишь. Это уж точно не Теннесси Уильямс.
 – О, я не могу сказать. Ты бы удивилась, если бы узнала, как люди сколачивают состояние. – Мел вожделенно посмотрела на хлеб и оливковое масло, но тут же подумала о безжалостных весах, которые ждали ее дома, и выпила глоток минеральной воды. – В любом случае Черный Джек Монтегю был самый настоящий бандит. Никакого специального разрешения на пиратство от королевы или короля, никакого политического подтекста, лишь только неприкрытое насилие и грабеж. Если он мог догнать твое судно, значит, ты принадлежишь ему. Главным образом он забирал ценности и убивал пассажиров, если за них нельзя было потребовать выкуп.
 – Ничего себе. Донованы ладили с шотландцами, объявленными вне закона, и с конокрадами.
 – Похоже на Монтегю, – Мел увидела салаты, которые принес официант. Она наклонилась к Фейт и тихо сказала:
 – Если бы у меня были такие ресницы, как у этого мальчика, поверь, я бы дала жару.
 Фейт прикусила губу, чтобы не расхохотаться, в то время как официант, у которого на самом деле были длинные ресницы, расставлял тарелки с салатом.
 – Мне кажется, ты можешь купить такие ресницы в любом салоне красоты, – сказала Фейт так, чтобы ее никто, кроме Мел, не слышал.
 – Ты меня разочаровала, – нарочито обиженно сказала Мел.
 – Расскажи что-нибудь интересное, например, сколько народу убил Черный Джек Монтегю?
 Мел махнула вилкой:
 – Тысячи. Ну хорошо, сотни. Двадцать или тридцать наверняка.
 – Потом его поймали и вздернули?
 – Его не поймали. Он подкупил местные власти, отдал им несколько сундуков с награбленным добром, получил прощение и женился на местной красотке, семейству которой важнее были деньги, чем респектабельность. Ее единственным приданым была рубиновая брошка размером с цыпленка.
 – Бедняжка.
 Мел пожала плечами:
 – Побереги свое сочувствие. Она превратила жизнь этого старого пирата в сущий ад.
 – Дети были?
 – Двое, говорят. По легендам, гораздо больше. Семейные предания утверждают, что это были сыновья. Они поехали в Англию учиться морскому делу, но потом пошли по пути, проложенному папой. А может, это уже были его внуки? Или правнуки? – Мел пожала плечами. – Не важно. Традиция продолжалась.
 – Пиратская?
 – Ну да. Только отпрыски его оказались достаточно хитрыми и получили специальную лицензию на воровство. Одного из них повесили, это точно: никак не мог удержаться, чтобы не ограбить груженое судно независимо от того, под каким флагом оно шло. Другой сын женился, у него родились дети. По легенде, его дочь выходила с братьями в море, но больше о ней никто ничего не знает. Можно позавидовать первой миссис Монтегю – у нее была брошь с рубином размером с цыпленка.
 Улыбаясь, Фейт позволяла словам Мел литься потоком.
 – Примерно в это время они занялись ювелирным бизнесом. Они приобрели Руби-Байю, – продолжала Мел. – Эту землю они получили в качестве выкупа у какого-то богатого плантатора как раз перед Гражданской войной. Следующие несколько лет были тяжелыми, хлопка почти не было, но, так или иначе, Монтегю не только продолжали крепко стоять на ногах, но и сумели на деньги от продажи драгоценных камней построить большой особняк. – Мел вздохнула. – Трудно все эти чертовы хитросплетения распутать. Кажется, драгоценные камни семейства были где-то спрятаны…
 Фейт засмеялась: она вспомнила об Уокере, которому тоже приходилось прятать драгоценные камни.
 – Что тут смешного? – спросила Мел. – Я не имею никакого отношения к драгоценностям семьи.
 – Жаль, – с трудом сдерживая улыбку, сказала Фейт.
 – В девятнадцатом столетии и главным образом в двадцатом Монтегю стали большей частью респектабельными людьми. Драгоценности, ловля креветок, сельское хозяйство.
 – Что ты имеешь в виду – большей частью респектабельными?
 – Понимаешь, они все еще держат заряженный дробовик в библиотеке – возможно, тот самый, из которого убили дедушку Джеффа.
 Вилка Фейт замерла над зеленым салатом. Она решила пропустить мимо ушей сообщение о дробовике и перейти к более приятным темам.
 – Чем они занимаются сейчас?
 – Они специализируются на драгоценностях и произведениях искусства из Европы.
 – Вот это да! То самое, что раньше крали.
 Мел вздрогнула.
 – Только не говори ничего такого при папе Монтегю. Он очень нервно реагирует при упоминании этих фактов. Каждый раз Тига…
 – Кто?
 – Антигуа Монтегю, тетка Джеффа, незамужняя сестра его отца. Ты знаешь, она настоящий псих.
 Фейт проглотила салат и потрясенно спросила:
 – Прошу прощения?
 – Сумасшедшая старая дева. В каждой семье есть свой псих. На Юге они считаются местной достопримечательностью. Правительство должно составить особый список всех психов, с давних времен до наших дней. И такой же для призраков.
 – Просто не знаю, что сказать.
 – Добро пожаловать на Юг. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы разобраться в Монтегю мертвых и в Монтегю живых. – Мел облизала свою вилку. – Хотя доктор и говорит, что глоток или два время от времени не повредит младенцу, я решила спиртного даже не нюхать.
 – Это правильно. Ты будешь хорошей матерью.
 Фейт заметила, как вспыхнуло лицо Мел. Детство ее было несчастливым во многом из-за матери, которая не отличалась добрым нравом. Удивительное дело, но Мел была ее полной противоположностью. Она была душевно щедрой девушкой, улыбчивой и всегда готовой сказать комплимент.
 – У тебя все будет очень хорошо, – сказала Фейт, подаваясь вперед, чтобы взять на секунду руку подруги. – Ты научишь своего ребенка смеяться и наслаждаться жизнью, быть чутким к людям.
 Мел вздохнула и слегка улыбнулась.
 – Благодарю тебя. Я волнуюсь за это. Очень не хочу, чтобы он был похож на нее…
 – Твоя мать могла придраться к самому Господу Богу. Расскажи мне о твоей новой семье. Это, кажется, гораздо интересней.
 – Как только они бросили заниматься грабежами и разбоем, они стали вполне нормальными людьми, если не считать призраков и странных вещей на чердаке.
 – Призраки на чердаке?
 – Да, в свое время они там запирали психов. Но только тогда, когда собиралось важное общество.
 Фейт со смехом покачала головой.
 – Я скучала без тебя, Мел.
 – Правда? Ты поэтому приняла участие в выставке драгоценностей на другом конце континента?
 – Признаю свою вину.
 – Я бы хотела посмотреть выставку, но папа Монтегю пасет меня постоянно. Он даже не дал мне времени, чтобы встретиться с тобой на ленче. С ним случился приступ, когда я сказала Джеффу, что поеду. И будущий муж на стороне отца. Я просто обезумела.
 Фейт скрыла улыбку, приложившись к бокалу вина. Она подозревала, что мужчины Монтегю просто не хотели, чтобы Мел увидела рубиновое ожерелье до свадьбы. В любом случае хорошо, что Мел не приехала на ленч. Еда была замечательная, но нападение бандита смазало все впечатление.
 – Я. вышла замуж за последнего работорговца, – пробормотала Мел, в то время как официант убирал тарелки из-под салата.
 – Да? – удивилась Фейт.
 – Что? О нет. Я не это имела в виду. Должно быть, у Монтегю были какие-то рабы перед Гражданской войной, но я сомневаюсь в этом. Благосостояние семьи менялось, а рабы не всем по карману.
 – Менялось?
 – От рубища – к платью, шитому золотом, от платья, шитого золотом, – к рубищу…
 – Я поняла, – прервала Фейт. – Одно поко-ление было на подъеме, другое на спаде. Если судить по твоему обручальному кольцу, то Джефф из поколения подъема.
 Мел колебалась. Что-то похожее на опасение мелькнуло в ее красивых карих глазах. Потом она улыбнулась, и в этой улыбке было больше уверенности, чем осуждения.
 – Даже в семьдесят один папа Монтегю крепко держит бразды правления в руках. Джефф главным образом принимает заказы.
 – Это, должно быть, способствует оживленным семейным беседам. Принцы ожидают, когда стареющий король удалится от дел.
 Понимание и тепло в голосе Фейт заставили Мел улыбнуться.
 – Джеффу почти сорок. Он на самом деле устал ждата. Но папа Монтегю поклялся сделать семью снова богатой.
 – Обратно к грабежу и насилию? – сухо предположила Фейт.
 – Нет. Недвижимость.
 – Ах, современный пиратский материал. Не надо идти по краю борта с завязанными глазами – так обычно пираты расправлялись с пленниками. Отдайте мне ваши сбережения, нажитые за жизнь, иначе вас смоет волной.
 Смех Мел был такой же густой, как ее каштановые волосы.
 – Злой ребенок! Не вздумай сказать ничего такого при папе. У него нет чувства юмора, особенно когда речь идет о недвижимости и деньгах.
 – Не волнуйся. Я даже никогда не увижу твоего свекра.
 – Ты его увидишь. После окончания выставки. Мы хотим, чтобы ты приехала в Руби-Байю до свадьбы. Ты ведь приедешь на свадьбу? Только, пожалуйста, не говори «нет». – Улыбка Мел готова была соскользнуть с ее лица. – Когда Джефф додумался до своей дико романтичной идеи жениться в День святого Валентина в Руби-Байю вместо Саванны, мне пришлось поменять все свои свадебные планы. Не многие смогут перестроиться за такой короткий срок, но это не имеет значения.
 Фейт уловила беспокойство и печаль в глазах Мел. Она подозревала, что ее подруга не рада изменению свадебных планов.
 – Конечно, я приеду на свадьбу, – сказала Фейт, – но…
 – Ты, – перебила Мел, – и Уокер. Мы хотим, чтобы он тоже остался в Руби-Байю. Папа Монтегю сказал что это самое малое, что он может сделать, потому что ты создала для нас удивительную вещь. Он, правда, не сказал, какую. Это тайна?
 Подошел официант, и Фейт была спасена от расспросов. Она знала, что Уокер хочет поехать в Руби-Байю и намерен поговорить там с Монтегю о закупке рубинов. Ее не слишком радовала перспектива надзора в течение еще нескольких дней. Из-за присутствия Уокера она чувствовала себя странно, в душе была полная неразбериха. Кажется, он нравится ей. Он смеялся над ее шутками, и вспышки огня, которые она иногда замечала в его лазуритовых глазах, разжигали ее волнение. Или кое-что еще.
 – Твои креветки божественно пахнут, – сказала Мел, принимаясь за свою рыбу-меч. – На самом деле, это была идея папы, если, конечно, это имеет значение.
 Фейт тотчас подумала о красивом рубиновом ожерелье.
 – Насчет чего? – осторожно поинтересовалась она.
 – Чтобы ты приехала и побыла несколько дней в Руби-Байю. Он знает, как сильно я хотела тебя видеть. – Мел состроила гримаску. – Мы с Джеффом повздорили из-за того, что он не отпустил меня на ленч. Папа, должно быть, слышал, поэтому предложил, чтобы ты приехала.
 – Я не хочу, чтобы у тебя с Джеффом были из-за меня неприятности.
 – Если папа говорит, что так надо, – так и будет. – Услышав свои слова, Мел вздрогнула. – По моим словам его можно принять за тирана. Но он не тиран. Он… я не знаю, как сказать… он как бульдозер. Он делает все, как будет лучше для семьи.
 – Похоже на главного Донована, – сказала Фейт, имея в виду своего отца.
 – М-м… Он все еще борется со своими сыновьями?
 – Через день.
 – А потом они приходят в чувство: открывают пиво и смотрят игру НХЛ, верно?
 Фейт засмеялась:
 – Я забыла. У тебя же есть братья.
 – Двое. Старший и младший, – сказала Мел. – Давай лучше я расскажу тебе про Тигу и про ларец семейства Монтегю. Это гораздо интересней.
 – Тига, – повторила Фейт. – Это сумасшедшая тетя? Со странностями?
 – Со странностями? Она выпала из реальности сильнее, чем один из старых героев «Звездного трека». К тому же она трусливая. Всякий раз я ищу ее. Она тихая, как кошка, и ужасно любопытная. Джефф велел мне не обращать на нее внимания. Все так в общем-то и делают, и я привыкла к ней, как к обоям в комнате.
 Фейт проглотила улыбку и сделала глоток.
 – Ладно. – Карие глаза Мел недовольно блеснули. – Наверное, хорошо иметь сестру, делиться с ней секретами, разговаривать о бойфрендах.
 – Никаких бойфрендов. Ничего такого. Нам с Онор было не до этого. – Фейт улыбнулась. – Да, было забавно. Все изменилось. Мы с сестрой все еще очень близки, но она теперь жена и мать. – Фейт пожала плечами, как будто это было для нее не важно, как будто не из-за того, что чувствовала себя покинутой, она обручилась с Тони. Это была самая большая ее ошибка, но она многому ее научила. – Так что о благословенном ларце?
 Мел подцепила вилкой креветку на тарелке подруги. Фейт, скрывая улыбку, решила, что не станет требовать взамен кусочек от рыбы-меч. Очевидно, Мел на самом деле была голодна.
 – Он там, где появляются призраки. – Мел приложила к губам салфетку, оставляя на ней бледное пятно помады цвета сливы с бронзой. Оттенок помады соответствовал лаку на ее длинных ногтях. – К тому времени когда первый Монтегю расплатился со всеми, кто мог его повесить, он посеял семена, взрастил семью и расстался с грабежами.
 Фейт заморгала, пытаясь проследить за мыслью Мел. Это ей приходилось делать с первых дней учебы в университете, когда они стали соседками по комнате.
 – По крайней мере так он всем говорил, – добавила Мел. – Может, это правда. Но один сундук с добром все-таки остался. Это был солидный, прочный ларец, гравированный по испанской моде.
 – Из серебра?
 – Должно быть, из золота.
 – Должно быть?
 – Уверена. – Мел махнула пустой вилкой. – Что за легенда о серебряном ларце? Ты когда-нибудь слышала, чтобы историю мира изменяло серебро? Золото, только золото.
 Пустая вилка напала на другую креветку Фейт и отбыла в сторону тарелки Мел.
 – А мне кажется, что это было серебро, – сказала Фейт. – Если бы было золото, кто-нибудь из Монтегю в трудные времена наверняка заложил бы его.
 – Они и сейчас бы это сделали, если бы смогли найти ларец. – Мел поедала глазами горстку креветок, лежавших на тарелке Фейт, но решила попридержать свою вилку. Дружба едва ли простирается так далеко. Не говоря уже о поясе платья для беременных.
 – Ты думаешь, Монтегю потеряли этот благословенный ларец? – спросила Фейт.
 – Боюсь, что так. Кто-то вошел в дом и застрелил дедушку Джеффа. Или вор украл ларец, или убил того единственного, кто знал, где он спрятан, а им был Ричмонд Монтегю. Впрочем, не важно. Его с тех пор не видели. Бабушка Джеффа, Бесс, свихнулась после того, как ее мужа убили. У нее был нервный срыв, а через пять лет она сошла в могилу. Антигуа, должно быть, было примерно четырнадцать или пятнадцать в то время, когда умер ее отец.
 – Это тетя Джеффа, у которой те же симптомы, что у героя «Звездного трека»? – перебила ее Фейт. Мел кивнула.
 – Тига могла видеть убийство. Никто не знает, что произошло, и Тига никогда не говорит об этом, а если бы она и хотела, то никто не понял бы ее. Тига сильно изменилась после смерти отца. Она помогала растить своего брата, теперешнего папу Монтегю, когда ее мать свихнулась, но все равно была слабой опорой.
 Фейт заморгала.
 – Я полагаю, Тиге не стало с годами лучше?
 – Зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «лучше». Когда ты приедешь в Руби-Байю, обращайся с ней как с любимой кошкой. Если она захочет говорить с тобой, слушай и пытайся не смущаться. Если она увидит в тебе покойного Монтегю, подыграй ей.
 Фейт с трудом удерживалась от смеха.
 – Слушай, ты ведь не станешь меня убивать за кражу всех твоих креветок?
 Кусая губы, чтобы не рассмеяться, Фейт перекинула креветку своей вилкой на тарелку подруги.
 – Ты святая, – сказала Мел. – Калории не считаются, если кто-то их тебе дарит, верно? Боже, почему все, что вредно для фигуры, вкусно?
 – Креветка тебе пойдет на пользу.
 – Без оливкового масла и макарон. – Она закрыла глаза, смакуя кусочек запрещенной еды. – Нет, все. Не давай мне больше, даже если я буду пускать слюни вроде Бумера.
 – Кто такой Бумер?
 – Большая смешная собака, которую Джефф нашел на дороге. Она была ранена, и мы взяли ее домой. Наша квартира в Хилтон-Хед стала слишком маленькой, как только Бумер поселился в ней. Он такое там устроил! Мы отдали его Тиге и папе. Что такое южный особняк со скрипучими лестницами без собаки?
 – Благословенный ларец, – твердо заявила Фейт, чувствуя, что нить беседы снова ускользает.
 – Верно. – Мел отпила глоток минеральной воды и вернулась к разговору. – Каждое поколение должно было приумножать семейное добро и пополнять ларец рубиновыми украшениями. Это своего рода традиция. Поколения, которые пополняли ларец рубинами и другими ценностями, богатели. Те же, кто брал их оттуда, беднели.
 Фейт подозревала, что свадебное ожерелье Мел закончит свои дни в благословенном ларце.
 – Конечно, у папы Монтегю не было возможности положить что-то в ларец, ведь его украли. Он считает, что из-за утраты семейной реликвии теперь у него проблемы с деньгами.
 – А что думает Джефф?
 – Что его отец – плохой эксперт по недвижимости. Поэтому Джефф управляет ювелирным магазином, а папа продолжает пробовать сделать деньги на недвижимости. Тига же управляет Руби-Байю на собственный дурацкий манер, да, между прочим, она хороший повар. Она может лучше всех посыпать, сдобрить, покрыть.
 – Ты заморочила мне голову окончательно.
 – Эти словами? Посыпать, сдобрить и покрыть?
 – Да.
 – Картофель посыпать луком, сдобрить сыром и покрыть соусом, – с тоской сказала Мел. – Это южный завтрак. Тяжелый, как грех, и легкий, как свежие фрукты.
 ( Возьми еще креветку.
 – Если я закрою глаза, калории не считаются, да?
 – Гм, – все, что смогла ответить Фейт на этот вопрос. Мел, закрыв глаза, медленно жевала, потом вздохнула и открыла глаза.
 – Кроме Джеффа, свежие креветки – самое лучшее, что есть на Юге. Ты скоро сможешь приехать в Руби-Байю? Выставка заканчивается завтра в полдень, верно?
 – Да, но я не могу ничего обещать. Особенно насчет Уокера.
 – Тогда мы позволим мужчине ответить самому за себя.
 Мел встала и пошла в бар. Даже при шестимесячной беременности, а может быть, благодаря ей она двигалась так женственно, что притягивала к себе взгляды всех мужчин.
 Она эффектно наклонилась к Уокеру и, поиграв воротником его куртки, сказала:
 – Что такой красивый парень, как ты, делает в баре вроде этого?
 Глаза Уокера сощурились.
 – Жду, когда мне повезет.
 – Считай, что тебе уже повезло. – Она потянула его за воротник.
 – Ты уверена?
 – Уверена. Мы готовы перейти от страшных рассказов к беседам о схватках в НХЛ.
 На лице Уокера расплылась улыбка. Он сиял весь – от глаз до губ.
 – Мне принести с собой стул?
 – Официант принесет.
 – Пошли.
 Уверенным шагом официант обошел их и вернулся к столу. Он сумел пристроить стул между двумя уже стоящими и не опрокинуть при этом тарелку Фейт, за что и получил чаевые.
 Уокеру не хотелось внедряться в дамскую компанию, но он забыл об этом, как только увидел Фейт. В начале обеда она была бледной, как фарфор. Теперь на ее лицо вернулись краски. Она смеялась, и ее серебристо-синие глаза блестели. Фейт доедала последнюю креветку, причем делала это с явным удовольствием.
 Уокер с облегчением сел на стул.
 – Ты хорошо на нее действуешь, – сказал он Мел спокойным голосом.
 – Что ты имеешь в виду? – пробормотала Мел.
 – Грабеж и нападение потрясли ее, причем сильнее, чем она себе это могла представить. – Слова Уокера, специально произнесенные громко, долетели до агента ФБР, сидящего поблизости.
 – Грабеж и нападение?
 – После ленча, – ответил Уокер.
 – Сегодня? – с ужасом спросила Мел.
 Фейт бросила на Уокера взгляд, в котором читалось предупреждение: ну, Уокер, погоди!
 – Ох, – ответил он, – я вижу, Фейт ничего тебе не рассказала.
 – Вот именно. Нам надо приехать в Руби-Байю завтра вечером.
 Краешком глаза Уокер наблюдал за агентами. Он подумал о хорошо экипированных агентах Дяди, которые ползают по болотам вокруг Руби-Байю темной ночью, и усмехнулся. Его улыбка была похожа на улыбку аллигатора.
 – Я никогда не спорю с красивой леди, – произнес он в своей обычной южной манере. – Мы приедем.




 Глава 17


 После того как прошло торжественное закрытие выставки, клиенты и дизайнеры разбрелись по залу. Кто-то укладывал вещи, кто-то подсчитывал, во что ему обошлись поездка и участие. Человек десять в униформе прогуливались в толпе. После вчерашнего грабежа организаторам ничего другого не оставалось, как пригласить профессионалов. Они наняли еще нескольких полицейских, но с условием не бряцать оружием.
 Фейт и Уокер смешались с толпой. Сегодня Фейт Донован надела однотонный брючный костюм. Глубокий красный цвет его походил на цвет бирманского рубина. Вместо убийственных шпилек на ней были простые, но чертовски дорогие черные итальянские туфли. Кроме того, они были еще и удобными, а удобство волновало Фейт сейчас больше всего.
 Уокер надел ту же самую спортивную куртку и свежую голубую рубашку. Его главная задача и расчет – не выделяться, быть как можно более незаметным. Чем меньше люди будут обращать на него внимания, тем легче ему будет наблюдать за тем, что происходит, не привлекая любопытных или косых взглядов.
 В номинации «Самая смешная вещь» победило украшение, имитирующее большую яичницу-глазунью: желтые бриллианты вместо желтка и бесцветные бриллианты вместо белка. Уокер не мог представить себе, какая женщина захочет носить на своем деловом костюме завтрак в полмиллиона долларов. Он и впрямь был деревенский парень, потому что понятия не имел, какие продвинутые женщины живут в Манхэттене или в Лос-Анджелесе.
 – Прекрати хихикать, – призвала его к порядку Фейт, почти не шевеля губами. – Если люди проголосовали за ту убогую булавку в номинации «Самое лучшее», то почему это не может быть «Самое смешное»? – Она наклонилась, чтобы прочитать карточку, сопровождавшую награждение:
 – «Булавка – забавное постмодернистское утверждение каждодневных пустячков, которые находят отклик в сердце даже в самой гламурной жизни».
 – Ну и дерьмо, – прокомментировал услышанное Уокер. Она впилась зубами в нижнюю губу, пытаясь не расхохотаться, потому что смех только раззадорил бы Уокера. Но ей хорошо запомнилось его негодующее лицо, когда он узнал, что ожерелье Монтегю удостоили лишь парой учтивых фраз. Уокер почти зарычал на лысеющего типа профессорской наружности, который с потрясающей снисходительностью вручал Фейт сертификат.
 – Эта очень странная дизайнерская ассоциация, – тихо сказала она Уокеру, – образовалась на восточном побережье. Их приоритет – академизм.
 – Никакой профессор не заставит меня носить такое жареное яйцо.
 Смех все же прорвался сквозь крепко стиснутые зубы Фейт.
 – Это еще не все. Победитель следующие десять лет будет фигурировать в каждом учебнике по современному ювелирному дизайну.
 – Похоже, это на самом деле серьезно.
 – Да. Но если через год эта вещь не будет продана музею или частному коллекционеру, то драгоценные камни вынут и используют для создания других вещей.
 – Я буду ждать с нетерпением.
 – Какой ты вредный, – тихо проговорила Фейт. Она стиснула его руку и тихонько прошипела:
 – С точки зрения дизайнера это жареное яйцо – вещь интересная. Ее стоило наградить. Эта награда означает, что прошла эпоха песчаника и нержавеющей стали.
 – Объясни. Ты мне совершенно заморочила голову.
 – Последние десять лет двадцатого века огромное количество дизайнеров-ювелиров хотели, чтобы ценилось их художественное видение, а не стоимость самих материалов. Как у живописцев или скульпторов. Масло и мрамор не ценны сами по себе – ценность в творении. Так и дизайнеры, создавая украшения, использовали обычные камни и металлы вместо золота, платины и драгоценных камней.
 – Так-так, – согласился Уокер. – А на конечной цене вещи это не отражалось?
 – Нет. Это было возвращение к идее Ренессанса по части украшений. Когда люди не умели еще огранять камни и не мечтали о роскошных драгоценных камнях, тогда ценность украшений зависела от исполнения и трудоемкости работы. Когда секреты огранки стали мастерам известны, все поменялось. Дизайн стал второстепенным моментом. И хотя… гм… эта «забавная постмодернистская» вещь не в моем вкусе, но она – синтез оригинальной идеи и дорогих материалов. Это и отражается на ценности конечного результата.
 Уокер слегка наклонил голову набок и снова посмотрел на сверкающую вещицу.
 – Если взглянуть с этой точки зрения, то она на самом деле не сущая глупость. Но если воспринимать ее как ювелирное украшение, то приз надо дать твоей работе. Вот где сплав ценного камня и изящного дизайна.
 – Я беру слова о том, что ты вредный, назад. Ты замечательный. Вот что значит похвала! – Фейт улыбнулась, встала на цыпочки и поцеловала Уокера в щеку.
 Сердце Уокера бешено забилось. Он мог бы и по другим критериям оценить ее, но сомневался, что ей это будет приятно.
 – Ты стоишь того, чтобы тебя оценили, – небрежно бросил он. – Итак, как ты отнесешься к этому? – Он указал на следующий экспонат. Она было уставилась на него, как чихуахуа, включенная в электрическую сеть, но Уокер закрыл ей глаза ладонью. – Нет, – сказал он, – не читай, что там написано.
 Фейт все еще смеялась, когда подошел охранник.
 – Мисс Донован, мистер Энтони Керриган ищет вас.
 Уокер почувствовал, как тело Фейт напряглось. Он убрал руку от ее глаз. Фейт вздрогнула, будто испугалась, и в тот же миг прижалась к Уокеру, словно искала у него защиты. Потом выпрямилась и сказала охраннику:
 – Сообщите мистеру Керригану, что он уже И так знает, – сказала она отрывисто. – У меня нет никакого желания видеть его. Когда-либо.
 Но было уже слишком поздно. Тони настойчиво пробирался сквозь толпу. Он производил впечатление человека, привыкшего чувствовать себя выше и сильнее всех вокруг.
 – Привет, малыш, – сказал Тони, потянувшись к Фейт с явным намерением ее поцеловать. – Я проездом в Саванне и увидел в газетах твое имя. Столько причудливых драгоценностей! Бьюсь об заклад, тебе нужна защита.
 Она попятилась от него, таким образом отодвигаясь и от Уокера. Фейт чувствовала, что Уокер, как и братья, – ее настоящая защита. Уокер был на пять дюймов ниже и примерно на восемьдесят фунтов легче Тони. Хуже другое – Уокер был ранен.
 А она знала, как может вести себя Тони с теми, кто слабее его.
 – До свидания, Тони, – сказала Фейт.
 – Послушай, не дуйся. Ты ведь знаешь, я ненавижу, когда ты дуешься.
 – Мы знакомы? – осведомился Уокер.
 – Пускай это тебя не беспокоит, – бросил Тони, не спуская глаз с Фейт. – Это наше дело – мое и моей невесты.
 – Я не твоя невеста.
 – Ничего не изменилось, малыш. Я люблю тебя, ты любишь меня.
 Гнев из Фейт рвался наружу, он был сильнее ее страха и волнения. Ей хотелось немедленно отправить Тони в прошлое.
 – Ты ошибаешься. Я не люблю тебя, а ты вообще не знаешь, что такое любить. Все кончено. Тони. До свидания. Не беспокой меня больше.
 Хотя Фейт не повышала голоса, головы окружающих начали медленно поворачиваться в их сторону.
 – Эй, эй, – улыбаясь, сказал Тони, хотя его голубые глаза сузились. Он потянулся, будто собрался взять своей лапищей ее за руку. – У тебя было достаточно времени, чтобы обо всем хорошенько подумать. Если ты не хочешь со мной говорить, то послушай меня. Это не самое лучшее место для разговора, но ты не оставляешь мне выбора.
 Фейт не хотела, чтобы ее оскорбляли на глазах у всех. По усмешке Тони она поняла, что он это понимает.
 Уокер повесил трость себе на руку и потянулся, как будто собирался пожать руку Тони. Движение Уокера было совершенно незаметным. Только охранник понял, почему исказилось лицо Тони. «Жених» засопел, было видно, что он испытывает боль. Охранник улыбнулся. Похоже, парень, который побеспокоил симпатичную ювелиршу, чего-то не предусмотрел.
 Сделав несколько шагов, Уокер помог Тони повернуться спиной к Фейт.
 – Меня зовут Оуэн Уокер. – Улыбаясь, он взял Тони за другую руку и с силой надавил на большой палец. – Приятно познакомиться. Фейт в некотором роде занята, но я хотел бы прямо сейчас получить твой автограф. Я слышал, ты был настоящим футбольным героем. Может, расскажешь мне об этом на улице?
 Рот Тони открылся, но он не издал ни звука.
 – Прекрасно, – сказал радушным голосом Уокер. Загораживая Тони, Уокер выпустил его руку, освободив от парализующего захвата. Людям могло показаться, что мужчина помогал другому мужчине дойти до двери. – Пошли, приятель. Я куплю тебе пива.
 Фейт наблюдала, как уходят Тони и Уокер. Она не знала, как Уокер сумел вытолкать из зала Тони без суеты и шума, но результат налицо: Тони и Уокер идут бок о бок к выходу, при этом Тони наклонился так, будто вслушивался в то, что говорит ему Уокер.
 Даже когда они оказались на улице возле отеля, Уокер не выпустил руку Тони. Он повернулся и встал лицом к высокому мужчине. Любому, кто наблюдал за ними со стороны, они все еще напоминали двух друзей, беседующих на тротуаре.
 – Позволь мне сообщить тебе, как это будет. – Голос Уокера был почти нежным, а рука Тони нестерпимо болела. – Фейт знает, что ты за тип, так что тебе незачем приносить ей извинения. Ты слышишь меня, мой мальчик?
 Обливаясь потом, Тони кивнул.
 – Вот это хорошо, – похвалил Уокер. – Ты, очевидно, не понял, что Фейт тебе сказала. Поэтому мне придется повторить, чтобы тебе все стало ясно. Фейт с тобой закончила все дела. Не тревожь ее больше. А если когда-нибудь, где-нибудь увидишь ее, уноси свою жирную задницу в противоположном направлении. Ты меня слышишь?
 Тони кивнул. Он все еще не в силах был произнести ни слова.
 – Так что не делай глупостей, – продолжал Уокер. – Тебе повезло, что ты имеешь дело со мной. Вчера Фейт отделала бандита из Атлантик-Сити одним ударом. Она собиралась распороть ему яйца, но я вмешался. Меня тошнит от крови, понимаешь? Так что если ты собираешься поговорить с ней один на один, хорошенько подумай. Братья научили ее некоторым по-настоящему гадким трюкам. Они лучше всего срабатывают на больших мужиках, медлительных, раскормленных, вроде тебя. Конечно, если от тебя останется что-то после того, как она над тобой поработает, я буду обязан закончить дело, хотя и с отвращением. Уверен, я смогу тебя раздавить. Ты понимаешь?
 – Отпусти… – прохрипел Тони,
 – Ты понимаешь? – повторил Уокер, сжимая его руку. Тони быстро кивнул.
 – Молодец, – сказал Уокер. – Да, чуть не забыл. Фейт горела желанием оторвать твой жалкий член и засунуть его тебе в нос. А следом отправить туда твои яйца размером с горошины. Слышишь меня?
 Звук больше походил на шипение, чем на слова, но Уокер понял. Он ждал, считая до трех, прежде чем выпустить руку Тони. Лицо Тони побагровело.
 – Кто ты такой, черт тебя побери?
 – Человек Фейт.
 – Кто ты ей?
 – Подумай.
 Тони посмотрел на спокойного Уокера.
 – Я могу переломить тебя надвое, – заявил Тони. Уокер ждал, когда он попытается это сделать.
 – Но я не борюсь с недомерками, – глумился Тони.
 – Только с женщинами? Парень, ты на самом деле первоклассное дерьмо.
 Лицо Тони потемнело.
 – Тебе повезло, что я тебя не отделал.
 Нежная улыбка была ответом Уокера.
 – Так же как Фейт, когда она напрашивалась, – сказал Тони.
 – А ты, парень, глухой.
 Уокер сделал движение, словно собирался отвернуться. В тот же момент его трость небрежно качнулась и будто запуталась в ногах Тони. Быстрый толчок – и оба упали.
 По крайней мере именно так это оценил бы любой наблюдатель. Но для Тони мир внезапно перевернулся вверх тормашками, его ноги разлетелись, и он шлепнулся задницей на бетон. А Уокер, встав на ноги, потоптался по Тони, как по ковру.
 – Ты в порядке? – спросил Уокер с тревогой, склоняясь над Тони. Он сделал это ради немногих свидетелей. – Я, знаешь ли, ужасно неуклюжий. Кажется, не научился управляться с тростью. А сейчас позволь мне тебе помочь.
 Ошеломленный, Тони не проронил ни слова. Из его носа текла кровь, почки болели. Он не смог выпрямиться из-за пульсирующей боли в паху.
 – Позволь мне вызвать тебе такси, – сказал Уокер. – Ты ведь, наверное, устал.
 Издевательски Уокер остановил машину и впихнул туда Тони. Он дал водителю двадцатку и велел отвезти пассажира в самый глухой район города.
 – Приятно было пообщаться с тобой, парень. Передавай привет домашним.
 Уокер хлопнул дверью, улыбнулся столпившимся вокруг людям и, из осторожности заметно хромая, пошел обратно в здание.
 Увидев Уокера, Фейт помчалась к нему. Она пристально осмотрела его лицо, все ли в порядке.
 – С тобой ничего не случилось?
 – Конечно. А в чем дело?
 – Тони… очень опасен.
 – Этот парень? – Уокер с удивлением улыбнулся. – Он просил извиниться, что побеспокоил тебя. Обещал, что никогда не будет больше этого делать. Он просто думал, что ты сгораешь от любви к нему.
 – Я – нет. И никогда не буду.
 Уокер улыбнулся, несмотря на то что в душе его кипела злость на Тони, когда тот дал ему понять, что бил Фейт. Уокера ранили эти слова. Отчим, Стив Аткинс, говорил, что она «сама напросилась», всякий раз, когда бил мать Уокера.
 – Иногда страсть – единственный стимул, который позволяет делать свое дело. Ты заслуживаешь намного большего.
 Фейт улыбнулась дрожащей, но очень искренней улыбкой.
 – Да. Я наконец поняла это.
 – Удивительно, что никто из твоих братьев не просек, что за тип Тони Керриган, – пробормотал Уокер.
 – Я достаточно взрослая, чтобы совершать собственные ошибки и потом исправлять.
 Сам Уокер думал, что Тони не был человеком уровня Фейт, но он знал, что лучше не произносить это вслух. Она очень обижалась на несправедливость жизни, которая сделала мужчин сильнее женщин.
 – Вот так, да?
 – Должно быть, сегодня у меня счастливый день, – сказала она. – Я только что продала того изумрудного кота, и до Тони наконец дошло то, что давно не доходило.
 Уокер улыбнулся:
 – Кота купили? Сильно накрашенная женщина со шрамами?
 – Нет. Какому-то парню понадобился подарок на день рождения племянницы.
 Брови Уокера взлетели на лоб.
 – Вот это подарок! На самом ли деле это для племянницы?
 – Парню все семьдесят, никак не меньше.
 – Я догадываюсь, что у него за племянница. Не иначе как белокурая стройная бестия.




 Глава 18


 Выставка ювелирных украшений закрылась днем, и оставалось какое-то время, чтобы упаковать экспонаты. Уокер отговаривал Фейт от поездки в Руби-Байю, но она была непреклонна.
 Уокер все больше думал о цепи загадочных обстоятельств, о смерти бродяги в Сиэтле, об убитой туристке в Саванне и о том, что на ноже Банди не осталось никаких следов. И все меньше ему это нравилось. Он не хотел говорить Фейт о том, что убийца, искусно владеющий ножом, мог охотиться за ней, и этим связал себе руки, потому что не мог использовать этот аргумент, чтобы отправить Фейт домой. От всех других доводов Уокера Фейт отмахивалась.
 Уокер не спорил. По дороге в Руби-Байю он все еще пытался уговорить ее.
 – Еще не поздно сесть в самолет, – говорил он. – Хилтон-Хед есть миленький аэропорт, это милях в двух, а то и меньше. Современная хорошая взлетно-посадочная полоса, отличное место для маленьких корпоративных реактивм самолетов. Я беру на себя ожерелье. Ты сможешь сама провести инвентаризацию магазина – ты ведь сокрушалась, не сделала этого до отъезда.
 – Я знаю, что пропало.
 – Кайл и Лианн могли что-то пропустить. Никто лучше тебя не знает, что было у тебя в магазине.
 – Когда я пыталась остаться дома, вы с Арчером первые настаивали на том, чтобы я поехала, говорили, что я обещала Мел приехать к ней на свадьбу.
 – Это было тогда. Не теперь.
 – Теперь есть какой-то аргумент, мне не известный?
 – Как насчет этого? Те люди, которые знали, что ты была на выставке, знают, что ты едешь в Руби-Байю. Ты будешь в большей безопасности в Сиэтле.
 – Я сказала об этом папе Монтегю по телефону, прямо перед тем, как мы выехали из гостиницы, но он не захотел даже слышать об этом.
 – Ни один из вас не знает реальной ситуация.
 Фейт отмахнулась от Уокера, как и от всех его попыток отправить ее обратно в Сиэтл. Она не собиралась ехать домой. Эскизы вспыхивали в ее голове и обретали очертания, когда она любовалась экзотическим пейзажем. Пальмы здесь чередовались с дубами и соснами. Вода в болоте источала первозданный аромат, словно время замедлило свой бег и замерло здесь.
 – Посмотри, вон тот аллигатор напоминает большую шину от грузовика, которую развернули в длину, – сказала Фейт, указывая на большую рептилию.
 Уокер вздохнул и понял, что бессмысленно дальше приводить какие-либо доводы, чтобы уговорить Фейт вернуться в Сиэтл.
 – У шин нет зубов.
 – Ты обиделся?
 – Черта с два, – прошипел он.
 – Нет, обиделся.
 Улыбаясь вопреки собственному желанию, Уокер протянул к ней руку и слегка дернул за волосы.
 – Ты плохо воспитанный ребенок.
 – Спасибо. – Фейт тихонько засмеялась, испытывая удовольствие от того, что может свободно дразнить мужчину и не переживать, что обижает его.
 – Ты забавный, Оуэн Уокер. Похож на брата.
 Уокер усмехнулся:
 – Я всем брат.
 Фейт улыбнулась, глядя на болото, которое грелось на солнце, но ее улыбка исчезла, как только она вспомнила о том, что когда-то спрашивала Уокера, не был ли он старшим братом. Он ответил тогда «больше – нет». Она постеснялась выяснять, что это значит. Но сейчас был подходящий момент.
 – Ты никогда не рассказывал мне о своей семье, – сказала она.
 Он ничего не ответил. Мысленно он спрашивал себя, как долго он сможет держать руки подальше от Фейт. Сдерживать себя Уокеру было все труднее. Только от одного аромата, исходящего от нее, он сходил с ума.
 – Уокер?
 Он вздрогнул. Пусть она видит в нем доброго старшего брата. Он не должен ее хотеть и не может к ней прикасаться.
 Уокер не мог отмахнуться от разговора, который она завела, и не рассказать о своем семействе.
 – Мои родители разочаровались друг в друге, когда мне было двенадцать, – заявил он.
 – Ты остался с матерью?
 – Да,
 – Но общался и с отцом?
 – Нет, пока мне не исполнилось шестнадцать.
 – Почему?
 Уокер сощурился и посмотрел на нее:
 – А ты как думаешь?
 – Если бы я знала, я бы не спрашивала.
 Он что-то прошипел и сосредоточил внимание на дороге. Тишина, казалось, длилась долго. Уокеру хотелось стукнуть кулаком в ветровое стекло, но он пересилил свое желание. Он был уверен, что Фейт не заметила его злости. Она не сделали ничего такого, чтобы разозлить его.
 – Из-за Стива, парня, который перебрался к нам после того, как мать и отец разбежались, – сказал Уокер, четко выговаривая слова. – Кстати, ему не нравилось, что двое подростков болтаются у него под ногами, к тому же их надо кормить. Так что мать купила два билета и отправила нас с Лотом к отцу.
 – С Лотом? У тебя есть брат?
 – Был.
 На сей раз Фейт не испугало холодное выражение лица Уокера, она хотела узнать о его прошлой жизни все.
 – Что случалось?
 – Он умер.
 Фейт закрыла глаза.
 – Мне жаль.
 – Мне тоже, – с горечью сказал Уокер. – Но жалостью его не вернешь, не так ли?
 Когда тишина в машине начала давить на Уокера, он посмотрел на Фейт и крепко стиснул руль.
 – Это было давным-давно, – наконец сказал он.
 – Я не думаю… – произнесла Фейт надломленным голосом. Она чувствовала, как комок подкатил к горлу. Фейт думала о том, какой была бы боль от утраты ддя нее, если бы умер член ее собственной семьи. – Я не думаю, что человеку в жизни хватит времени, чтобы привыкнуть к потере родного брата.
 Уокер не мог не согласиться с этим, тем более что он сам был виноват в смерти Лота.
 – Он был похож на тебя? – тихо спросила Фейт.
 – В каком смысле?
 – Такой же сильный, нежный, красивый?
 Уокер бесшумно выдохнул. Позже он сумеет почувствовать себя сильным, нежным, красивым.
 – Лот был чертовски хорош: поджарый, высокий, остроумный, веселый. Женщины начали на него засматриваться, когда ему исполнилось двенадцать. Когда ему было тринадцать, он уже понял почему. А в двадцать он умер.
 – Ревнивый бойфренд?
 – Это довольно мрачная история. – Голос Уокера не предполагал больше никаких расспросов. Фейт не обратила на это внимания.
 – Что стало причиной его смерти?
 – Его погубило то, что он слишком рассчитывал на своего старшего брата.
 – Я не понимаю.
 – Тебе повезло.
 Уокер вырулил из одного узкого пыльного переулка, который вел в Хилтон-Хед. Сосновые иголки цеплялись за коричневый мох, закрывали крыши и водосточные трубы ветхих зданий.
 Легкая завеса облаков скрывала солнце. Ветер резвился в болоте, атаковал узкие канавы, которые были вырыты среди зарослей травы. Дорога петляла и поднималась на низкий песчаный хребет, который был закрыт деревьями, оплетенными виноградной лозой. Водоемы с солоноватой водой мерцали вдали, словно глаза аллигатора. Земля медленно поглощалась болотом, а болото морем. С каждым поворотом дубы все дальше отодвигали в сторону пальмы и сосны. Водоемы с черной водой превращались в медленно текущий ручей, зажатый, словно огромная змея, плотной стеной деревьев. Постепенно болото поглотило все. Кое-где лишь виднелась грязь, указывающая на границу ручья. Устрицы цеплялись за любую влажную поверхность, словно грязные белые оборки.
 Очертания бронзового, мерцающего, темного болота были изящны, как движения балерины.
 – Потрясающе, – прошептала Фейт. Уокер хмыкнул.
 – Посмотрим, что ты скажешь, когда тебя облепят насекомые.
 – Тебе не нравится? Ты ведь здесь родился.
 Он пожал плечами:
 – Это место у меня в крови.
 Улыбка на лице Фейт возникла и исчезла так же быстро, как прикосновение легкого ветерка.
 – Ты его любишь?
 – Здесь я узнал, что такое нужда, так что любить эти края мне не за что.
 – После того, как твои родители развелись? – предположила Фейт.
 – Намного раньше. Отец пил, работал механиком, воровал на плантациях, охотился на аллигаторов. Мать была официанткой в забегаловке, где подавали креветки. Иногда она крала там еду, когда нам не везло на охоте.
 Фейт почти вздрогнула от смертельного спокойствия в голосе Уокера.
 – Ее можно понять. А что можно украсть на плантациях?
 – Растения.
 – Где?
 – В болоте. Это правительственная земля. Там растут редкие растения, за которые люди платят бешеные деньги. Растения надо собрать, обработать, и получатся разные средства против всех напастей: от желчно-каменной болезни и до слабости после пива.
 – От желчно-каменной болезни – это я понимаю. А что такое слабость после пива – понятия не имею.
 – Это когда выпьешь слишком много пива, намного больше, чем положено.
 Фейт заморгала, а потом засмеялась:
 – Значит, твой отец помогал людям.
 Уокер улыбнулся:
 – Если посмотреть с этой точки зрения, то он действительно делал доброе дело. Но маме приходилось работать в две смены, чтобы заплатить за отца штраф. Отец, как я говорил, охотился на крокодилов.
 – Тоже незаконно?
 – Да. Хотя ему платили по-настоящему хорошо. И мясо было хорошим, должен заметить.
 – Как у всего, когда очень хочешь есть, – добавила Фейт.
 – Мы очень голодали и могли есть даже грязь. Когда мне было шесть лет, у меня были капканы. Что в них попадало, то мы и ели. Когда они были пустыми, меня колотили – учили, что нельзя приходить домой без добычи.
 Фейт не слышала горечи в голосе Уокера. Он казался равнодушным. Мысль о маленьком худеньком мальчике, который бродил по болоту в поисках чего-то съестного, повергла ее в печаль. Ее ужасала мысль о том, что ему пришлось расти в нужде и самому заботиться о пропитании.
 – Стало немного легче после того, как Лот подрос и начал ставить собственные капканы, – вспоминал Уокер. – Поэтому я мог сосредоточиться на охоте. Отец был не в счет – он часто пил, но трезвый он был прекрасный охотник и лучший в округе механик. Он уехал в Техас, когда мне было двенадцать. Сказал, что вернется и заберет нас, когда найдет работу.
 – И что? – спросила Фейт.
 – А как ты думаешь?
 – Я думаю, что вы с братом не видели его, пока мать не купила вам билеты в Техас.
 – Ты быстро все улавливаешь.
 Она посмотрела в окно, но продолжала думать о мальччике, который ходит по трясине, чтобы найти хоть какую-то еду.
 – Брось печалиться, – сказал он наконец. – В рассказе всегда все кажется гораздо хуже, чем на самом деле. Мы с Лотом прекрасно охотились и рыбачили, нам чертовски везло. Мы знали местность лучше, чем отличники – таблицу умножения. Когда Стив был совсем невыносим, мы с Лотом уходили в болото.
 – Отчим бил вас? – Фейт услышала в своем голосе потрясение и быстро сказала:
 – Прости, но мать… позволяла?
 Уокер снова пожал плечами. Он никогда не понимал свою мать.
 – Маме нужен был мужчина рядом, она не возражала даже против пьяницы. Вот почему, когда пришло время выбирать, она выбрала пьяницу, этого сукина сына, который бил ее.
 Фейт бросила на Уокера быстрый взгляд. В лице его сейчас не было ничего нежного. Даже борода не могла скрыть окаменевшую линию рта.
 – Тебе было лучше с отцом.
 – Не было большого выбора. В тот вечер, когда я взбунтовался против Стива, мама купила Лоту и мне билеты и отослала нас прежде, чем он добрался до меня. За три недели мы нашли отца. Он работал со всяким сбродом в небольшом аэропорту. Отец научил меня разбираться в двигателях, один из летчиков копался со мной в самолетах и в книгах. Я накинулся на знания, как огонь на сосновую хвою.
 Фейт посмотрела на Уокера с восторгом.
 – К тому времени когда"не стукнуло девятнадцать, я работал на чартерных перевозках грузов. Это была первая моя настоящая работа.
 – А что перевозил?
 – Еду, почту, лекарства большей частью. Брошюры миссионеров и Библию, богатых экотуристов. – Он искоса посмотрел на нее. – Никаких наркотиков. Я был молод, но не глуп. Я оставил это моему брату. – Грустная улыбка Уокера была под стать его воспоминаниям. – У Лота молодости и глупости было на двоих.
 Уокер не сказал о том, что время от времени он перевозил оружие по заданию американского правительства. Об этом он никому не рассказывал. Платили ему хорошо, и банковские счета росли как на дрожжах. На эти деньги жили он, отец и младший брат.
 Пронесшийся над болотом порыв ветра, словно невидимый гребень, расчесал траву и заставил ее наклониться. Уокер опустил окно, разрешая свежему ветерку пробежаться по волосам.
 Из воды выходил какой-то ловец креветок. Рабочие руки его держали сеть на двух длинных палках. Они были сложены, как крылья бабочки, и добавляли к иллюзии покоя что-то еще.
 – Если бы у нас было время, – сказал Уокер, – я бы отвез тебя на остров Тайби. Тебе бы стоило посмотреть, как работают ловцы креветок, и на чудесный закат в тех местах. Пеликаны там стоят в ряд, как дети, которые наблюдают за парадом.
 – Правда?
 Он улыбнулся:
 – Правда, ей-богу. Но дельфины – вот кто там устраивает настоящее представление. Им почему-то всегда известно, когда лодка подходит на разгрузку. Дельфины приплывают из океана и начинают прыгать и играть возле причала. Они знают, что, когда лодки наполнены креветками до краев, им перепадет много лакомых кусочков. Фейт засмеялась:
 – Хотела бы посмотреть.
 Смех ее был похож на мягкий и теплый воздух, полный невероятных обещаний.
 – Я бы тоже хотел.
 – Сколько еще осталось до Руби-Байю?
 – Скоро приедем.
 Джип сделал еще один поворот, прогромыхал колесами по хрупкому деревянному мосту через ручей и уперся в ряд дубов, которые были высокими еще до того, как прозвучал первый выстрел Гражданской войны. С обеих сторон вдаль тянулись большие поля, дорога извивалась на целую милю вперед. Внизу стоял огромный двухэтажный белый плантаторский дом, обращенный одной стороной к морю, другой – к болоту.
 Особняк Монтегю возвышался над всем этим великолепием. У него была двойная галерея, которую поддерживали колонны, выстроенные вокруг дома. Нижняя галерея была застеклена.
 Все требовало ремонта. В саду неистовствовали гардении, азалии, магнолии и розы. Хотя все еще красивые, земля и дом молили об уходе, а это требовало хороших денет, Уокер хмыкнул.
 – Похоже, Плачущая Девочка все еще не вывела Монтегю на благословенный ларец.
 – Плачущая Девочка?
 – Один из призраков Монтегю.
 – Мел не говорила о ней.
 – Неудивительно. Как и все, что связано с Монтегю, это печальная история.
 – Что ты имеешь в виду?
 Уокер откинулся на спинку сиденья и повернулся к Фейт.
 – Убийство, кровосмешение, прелюбодеяние, вымогательство, безумие, – перечислил он. – Все это ты найдешь в истории этого рода. Плачущая Девочка – только одна из легенд.
 – Продолжай.
 – Я не рассказываю сказки на ночь.
 – Это прекрасно, но я большая девочка.
 Уокер едва ли мог поспорить с этим. Он пожал плечами:
 – Похоже, один из Монтегю увлекся собственной дочерью.
 Фейт скривилась,
 – Да, – сказал Уокер, – ничего хорошего. Существуют два варианта легенды, и тебе выбирать, в какую из них верить. Плачущая Девочка может быть ребенком от кровосмешения или той самой дочерью. Она появляется в полночь и ищет свою потерянную душу или новорожденного младенца, которого забрала у нее собственная мать и утопила в болоте.
 Фейт длинно выдохнула.
 – Прекрасно.
 Улыбка Уокера была такой же сардонической, как и ее голос.
 – Добро пожаловать в Руби-Байю. Добро пожаловать в ад.




 Глава 19


 Джефферсон Монтегю был взволнован: услышанное от отца не успокаивало ничуть, а, напротив, еще больше тревожило.
 – Погоди, – сказал Джефф, перебивая Дэвиса Монтегю, – ты обещал мне объяснить, почему свадьбу нужно устроить здесь, а не в городе и именно в День святого Валентина. Давай объясняй. Фейт с дружком появятся с минуту на минуту, и я, черт побери, хочу знать, что за причина, по которой ты решился разрушить столь красивый план свадьбы, которую хотела устроить Мел.
 Дэвис Монтегю с тоской посмотрел на стол красного дерева, сделанный в девятнадцатом веке. На нем стоял графин.
 У Монтегю было много старинных графинов, но этот был особенный. В нем налит любимый бурбон Дэвиса.
 Кончики пальцев покалывало. Он почти ощущал легкий звон от прикосновения хрустальных бокалов, прохладный звук льющейся жидкости, которая заполняет сверкающий гранями хрусталь. Еще немного – и горячий глоток жидкости обожжет горло и мозг, подернет приятным красным туманом слепящий окружающий мир.
 – Папа?
 Дэвис со вздохом потер лицо. Сегодня он не брился и вообще был в плохой форме. С детства он знал, что старик никогда не должен позволять себе выходить к завтраку с серой щетиной на лице. Дрожащими пальцами он пригладил свои редкие белые волосы. Трудно было сказать, умывался ли он сегодня.
 – Папа!
 Дэвис думал о том, как хочется ему выпить. Он резко поднялся со стула и подошел к столу красного дерева. Вынув из хрустального графина пробку, он налил в бокал бурбон.
 Хотелось поскорее обжечь им все внутри, этот напиток ударяет сначала по горлу, потом по мозгам, словно это личное благословение Люцифера.
 Когда Дэвис стал наливать еще, Джефф вцепился пальцами в запястье отца.
 – Хватит.
 Дэвис сфокусировал свой взгляд на высоком белокуром сыне, который когда-то был светловолосым малышом.
 – О чем ты? – спросил он, с трудом ворочая языком и выговаривая слова.
 – О выпивке. Ты выпил достаточно.
 – Ничего подобного, мальчик. Если я дышу, значит, недостаточно. Отпусти мою руку.
 Джефф смотрел на налитые кровью серые глаза отца. В них был какой-то животный страх. Джефф переживал уже несколько недель за странное состояние отца.
 – Поговори сомной, отец. Отнесись ко мне как к взрослому. Позволь мне помочь тебе разобраться с тем, что тебя беспокоит.
 Смех отца был еще ужаснее, чем улыбка.
 – Конечно, мой мальчик. Как насчет полумиллиона долларов наличными?
 Ясные серые глаза Джеффа расширились.
 – Ты шутишь.
 – Я готов умереть.
 – Ты не отдаешь себе отчета.
 Дэвис с отчаянием потер лицо.
 – Я прекрасно отдаю себе отчет во всем. Мне нужно еще выпить.
 – Нет.
 Дэвис попытался завладеть изящным хрустальным графином.
 Джефф схватил графин и бросил его в старый камин, сделанный из толстого камня. Хрусталь разбился, ударившись о закопченный кирпич. От виски янтарного цвета зола стала черной. Острый запах алкоголя заполнил комнату.
 Хрипло закричав, Дэвис бросился к сыну. Джефф даже не пытался увернуться от первого удара. Потом он схватил отца и уложил на ковер.
 От гнева Дэвис протрезвел, адреналин хлынул в кровь.
 – Черт побери! Ты! Отпусти меня!
 – Только после того, как скажешь мне, что происходит.
 – Мне надо выпить. Вот что происходит!
 – Не получишь ни капли до тех пор, пока не расскажешь.
 Дэвис недоверчиво смотрел на сына. Джефф всегда был послушным, покорным сыном, но мало в чем осведомленным.
 – Что на тебя нашло, мальчик?
 – Мне почти сорок лет. – Хотя гнев горел на всегда бледных щеках Джеффа, его руки, прижавшие отца к полу, были осторожными, насколько это возможно. – У меня есть жена. Через несколько месяцев у меня родится ребенок. С тех пор как мать умерла, все, что ты делал, – пил и придумывал одну за другой схемы по купле-продаже недвижимости. Ты терял деньги, а я держал на плаву ювелирный бизнес.
 – Кто раздобыл все эти драгоценности, мальчик? Скажи мне! Кто покупал безделушки и приносил их тебе, чтобы огранить и продать?
 – Ты. Но потом ты же и забирал деньги, которые я получал, чтобы ублажить старых леди и модных дам. Ты спускал все это на сделки с землей. Больше ничего подобного не будет, папа. Все кончено. У меня есть жена и есть семья, о которых я должен думать. Адвокат составил бумаги, я хочу получить от тебя доверенность. Ты все подпишешь. Теперь я буду распоряжаться всеми деньгами, папа.
 Дэвис посмотрел на сына. Правильные черты его лица, густые светлые волосы, ясные, как капли дождя, были совершенны. Он увидел себя в прошлом. От этого ему хотелось смеяться и плакать и, конечно, выпить, пока он не ослеп.
 «Лори, Лори, почему, ты умерла? Черт побери, я устал от старости и одиночества?»
 – Ты сумасшедший, – наконец заявил Дэвис. – С какой стати я буду подписывать бумаги?
 – Пока ты не подпишешь, не получишь ни капли выпивки.
 – Как же ты собираешься меня остановить?
 – Я уже это сделал. – Боль и решимость боролись в душе Джеффа, когда он собирался открыть жестокую правду. –Послушай меня, папа. Я буду делать то, что я должен делать ради жены и будущего ребенка. Все эти годы я пытался следовать твоим дурацким схемам, которые ты выдумывал.
 Дэвис пошевелился, но он не мог состязаться с сыном, который был явно сильнее его.
 – Я считал, что ты сам все поймешь наконец, – продолжал Джефф. – Даже пьяный дурак мог заметить: все, к чему ты прикасаешься, рушится. Не важно, сколько ты потерял, – у тебя всегда был новый план обогащения. Поэтому ты сократил и ювелирный бизнес, и креветочный, а все деньги спускал на бесполезные операции с недвижимостью. Время, папа. У тебя его больше нет. Надо меняться ролями. Приехали.
 Дэвис хотел пуститься в спор, но вдруг увидел слезы, которые текли по щекам сына. Выпивка помогала забыться и отвлечь себя от страшных опасений. Теперь старик увидел все. Дэвис Монтегю с потрясающей ясностью понял, что он натворил.
 – Мне надо выпить.
 Никто сейчас не узнал бы его хриплый, дрожащий голос. Оба поняли, что это голос побежденного мужчины. Джефф залез в карман пиджака и вынул пачку аккуратно свернутых бумаг.
 – Подпиши их.
 Дэвис, цепенея, кивнул. Словно со стороны он наблюдал, как сам подписывается на каждой строчке, где указывал Джефф. Когда все было закончено, он взял бокал крепкого напитка у сына и выпил его в один прием, испытывая дрожь во всем теле.
 Теперь у него хватит храбрости, чтобы сказать Джеффу, насколько все ужасно на самом деле.


* * *

 Несмотря на суровое описание, которое дал Уокер Руби-Байю и легендам о семействе Монтегю, Фейт с интересом рассматривала окрестные пейзажи. Даже сорняки и неухоженные сады отражали былую славу семейства. Фейт могла с легкостью вообразить, как местное дворянство потя. гивало домашний лимонад и выдержанный веками в дубовых бочках бурбон, как скрипели стулья, а голова шла кругом от чувственного аромата гардений и магнолий, которым дышал теплый летний вечер.
 – Это, должно быть, было захватывающе, – проговорила Фейт, оглядевшись.
 – Да, было.
 Но не так захватывающе, как сама Фейт, стоявшая в потоке лунного света, словно принцесса, сотканная из серебра и прекрасных снов.
 Уокер был достаточно осторожным и не говорил ничего такого, о чем на самом деле думал. Хватит того, что он об этом думал, это само по себе плохо. А хуже то, что он все это чувствовал.
 Несрезанная роза склонилась на спину Фейт, прямо на ее мягкую куртку.
 – Осторожно, не то порвешь куртку. – Уокер надеялся, что она не заметила, каким низким стал его голос от сильного желания. – Он взял куртку за полу и принялся вынимать вцепившийся в нее шип. – Я часто подплывал к этому болоту на ялике и наблюдал, как здешний люд выпивал и танцевал. Лори Монтегю знала, как устраивать вечеринки.
 Фейт не могла ничего сказать. Хотя близость Уокера не была намеренной, у нее перехватило горло от того, что она чувствовала его пальцы на своем бедре. Жар в теле становился нестерпимым.
 – Женщины походили на кружащих в саду бабочек, – хриплым голосом продолжал он.
 И ни одна из них не была так хороша, как Фейт Донован, облитая лунным светом в этом запущенном саду, думал Уокер.
 – Должно быть… – она вздохнула, – должно быть, тебе было тяжело сидеть голодным и смотреть на все это.
 – Нет, сказал Уокер, слегка поглаживая ее бедро, затем нехотя убрал руку и медленно повернул Фейт к себе. – Ты позволишь мне поцеловать тебя?
 – Я поклялась держаться подальше от мужчин. – Но когда Фейт произносила эти слова, ее руки вдруг скользнули по его телу, и она подставила лицо для поцелуя.
 – Как говорила моя учительница в четвертом классе, все мужчины разные, – сказал Уокер. – Я только один из них.
 Последние слова он выдохнул ей в губы. Она задрожала и прильнула к нему.
 – Да.
 – Да что? – Его губы прошлись по ее лицу, словно лунный свет.
 – Просто «да». – Она повернула голову и потянулась к его мучительно теплому рту.
 Когда он наклонился, она была готова к быстрому, резкому поцелую и объятиям. Но то, что последовало, превзошло всё ее ожидания. Поцелуй был медленный, нежный, Уокер словно растягивал наслаждение.
 Фейт потерялась в его бороде и жарком дыхании, она чувствовала прикосновение его зубов, которые нежно покусывали ее губы. Когда он наконец разрешил ей попробовать на вкус его губы, Фейт тихо застонала и выгнулась всем телом. Уокеру казалось, что он вкушал что-то вроде теплой южной ночи, полной тайн.
 Уокер чувствовал, что должен остановиться.
 Она горела у него в руках, она горела у него во рту, она прижималась к его пылавшему от страсти телу. Ее стоны действовали на него как удары тока. Не было ничего слаще, чем ее рот. Не было ничего горячее, чем ее бедра, вжимавшиеся в его тело.
 Он заставил себя поднять голову и глотнуть воздуха.
 – Мы не должны этого делать.
 Она едва не задохнулась.
 – Почему?
 Голос, который вырвался из пересохшего горла, поразил его.
 – Я не готов к этому.
 – Ты совершенно готов, сказала Фейт не думая, потом она с гневом вспомнила Тони, когда она однажды намекнула, что он нерешительный, и получила сполна. – Извини.
 – За что? – Его голос дрогнул. Физически он, несомненно, был готов. Он очень хотел ее.
 – Нет, я не имела в виду ничего такого, – быстро сказала она. – Только то, что ты производишь впечатление решительного человека. А я не очень смелая…
 Уокер так удивился, что не мог говорить. Она разожгла его одним поцелуем до самых пяток – и она же называет себя…
 – Несмелая? – переспросил он, думая, что не так расслышал ее слова.
 Она прикусила губу и кивнула.
 – Я знаю, что темпераменты мужчин и женщин отличаются, и я… – она быстро выдохнула, – я испытываю наслаждение не часто. – В этот раз ей было хорошо, пока Уокер не начал говорить. Ее никогда не целовали так страстно.
 – Отличаются? Да? – проговорил Уокер. Он изучал ее красивые серьезные глаза. – Ты говоришь о Тони?
 – Отчасти.
 – Я верю тебе на слово.
 Он наклонился и прижался лбом к ее лбу. Потом мягко выдохнул ей прямо в губы.
 – Все это чепуха. Сладкая моя, нет ничего истинного, и нет ничего ложного. Есть разные обстоятельства. Поверь мне, сегодня вечером все не так, как прежде.
 – Ты уверен?
 – Уверен. – Голос Уокера был напряжен.
 Фейт почувствовала жаркую дрожь. Смесь любопытства и желания читались на лице Фейт так ясно, что Уокер смог представить, как разденет и оближет ее всю, пока она не растает у него во рту.
 – Ты лучше надейся на то, что наши комнаты не окажутся смежными, – прохрипел он.
 – Почему?
 – Потому что я не упущу возможности совратить младшую сестренку своего босса, – заявил он. Глаза Фейт сузились.
 – Да? А что, если она совратит тебя и, как змея, проберется к тебе в постель? – Ее голос почти надломился, когда она представила себе то, о чем подумала. С ним у нее все будет по-другому. Она это точно знала. Уокер стоял к Фейт так близко, что ее груди касались его тела при каждом вдохе. А дышала она часто.
 – С чего же ты начнешь? – спросил он.
 – Оближу тебя… всего, – прошептала она. Он открыл рот от изумления, а его руки стиснули Фейт так крепко, что она не могла дышать.
 – Боже, что я делаю?
 Но эти слова не остановили его, он наклонился и припал губами к ее рту.
 Вдруг Фейт увидела нечто необычное.
 – Что… – Крик едва не вырывался из ее груди.
 Рука Уокера закрыла ей рот. Он покачал головой, призывая молчать. Фейт кивнула. Он убрал руку, и оба они посмотрели в одну сторону.
 Сначала, кроме лунного света и темноты, они не видели ничего. Потом почувствовали какое-то движение в глубине сада. Уокер и Фейт не дышали. Вдруг им отчетливо послышалось, будто плачет девочка.
 Холод пронзил Фейт. Она пыталась что-то сказать, но не могла. Во рту все пересохло, горло сдавило от плохого предчувствия. Даже после того как она проглотила застрявший комок, с губ слетал только шепот. Уокер понял ее состояние.
 – Плачущая Девочка, – тихо объяснил он. – Она идет в Руби-Баню. Сегодня вышла слишком рано. Обычно ее слышат в полночь.
 – Это призрак? – спросила Фейт.
 – Ты не веришь, что они есть?
 – Э… нет. Нет на самом-то деле.
 – Я тоже не верил. Но Плачущая Девочка существует. Мне было семь, когда я увидел ее впервые. То была моя первая ночь на болоте.
 – Тебе было семь?
 Он кивнул.
 – Мой Бог! – сказала она, пытаясь представить состояние ребенка, который встретил призрак. – Как же ты смог это вынести?
 – Помню, тогда, я намочил штаны. – Уокер улыбнулся. – Но со временем я привык к ней. Но я не видел ее с тех пор, как Лот начал ходить со мной на болото. Он бы слишком шумный, а Плачущая Девочка любит тишину.
 Уокер гладил Фейт по рукам и по спине. Она с опаской посомтрела на сад и не увидела никакого белого мерцания. Не было больше ощущения, что кто-то парил в ночном воздухе…
 – Пусть Плачущая Девочка гуляет себе в одиночестве, – сказала Фейт оживленно.
 Уокер взял ее прохладные пальцы в свои руки и поднес к губам. Поцеловав каждый из них, он положил ее ладонь к себе на шею, согревая их. Потом подумал еще кое о чем, что согреет их обоих.
 – Пошли, – сказал он. – А то в доме станут волноваться, где мы.
 – Я не думаю, что они видели, как мы подъехали.
 Уокер тоже так не думал, но знал, что если не вытащит ее из сада как можно скорее, то они все исколются переросшими сорняками.
 Ветер переменился, он налетел одним порывом, похожим на длинный выдох. Через секунду до них донесся лай собаки.
 – Бумер, – сказала Фейт. – Собака Мел.
 – Хороший у нее нюх, – заметил Уокер. Они были довольно далеко от дома, но собака поймала их запах, когда переменился ветер. – Я возьму вещи.
 – Я помогу тебе.
 К тому времени когда они выгрузили вещи, кто-то позвал собаку. Когда Уокер и Фейт поднялись на крыльцо, в холле зажегся свет. Потом засветилась галерея. Вспыхнули огоньки рождественских лампочек, которые обвивали колонны. Большинство лампочек перегорело, но никто их не заменил. Уокер уже отметил сорняки, пробившиеся между камнями на подъездной дороге. Должного ухода здесь не было. Краска на величественных колоннах облупилась, а веранда требовала серьезного ремонта. Уокер подумал, что Монтегю следует продать рубины из ожерелья Мел и отреставрировать старый особняк, прежде чем он рухнет.
 – Дом такой же печальный, как и Плачущая Девочка, – пробормотала Фейт.
 – Это не первый дом, который рано или поздно превратится в труху. – Голос Уокера был гораздо мягче, чем его слова. Он поставил свои вещи на землю, оторвал надломленный пласт краски от колонны и вспомнил, что двадцать пять лет назад этот дом казался ему волшебным белым дворцом: он горел огнями, в нем играла музыка, и от него исходил свет богатства.
 – Я знаю, что ты чувствуешь, – сказала она.
 Это не был вопрос, поэтому Уокер ничего не ответил. Он растер пальцами осыпавшуюся штукатурку, и она, кружась, устремилась к полу веранды.
 Десятифутовые стеклянные двери с необычайными витражами, казалось, дрогнули. Наконец одна створка открылась, нехотя скрипнув петлями. Свет зажегся и хлынул через стекло на веранду. Волосы Фейт зажглись ярким золотом, а глаза засияли серым светом.
 Женщина, которая открыла дверь, взглянув на Фейт, вскрикнула и потеряла сознание.




 Глава 20


 Уокер отпихнул ногой вещи и поймал женщину, не дав ей упасть на пол. Она была худая и очень легкая, словно болотная цапля. Хотя она была в платье до середины икры из блестящей ткани, от нее странно пахло болотом, крабами, а также детской присыпкой и каким-то невинным цветочным ароматом. В ее белокурых волосах было много седины. Они выглядели так, будто она стригла их с завязанными глазами тупым карманным ножом.
 – Что с ней? – спросила Фейт с тревогой.
 – Она дышит. У нее хороший пульс. – Уокер поднял ее, собираясь нести на руках. – Похоже на старомодный благородный обморок.
 Не обращая внимания на багаж, Фейт держала дверь, чтобы Уокер мог внести женщину внутрь. Он двигался так легко, что Фейт спрашивала себя, как ему это удается с его поврежденной ногой.
 – Тебе придется ее нести?
 – Конечно. А почему нет?
 – Твоя нога.
 – Ничего, не страшно.
 – Ты понял, что она сказала, перед тем как упасть в обморок? – спросила Фейт.
 – Руби.
 – Руби. Рубин? – Фейт вошла внутрь вслед за Уокером и закрыла за собой дверь. Петли глухо застонали, отчего она вздрогнула. В доме есть масло, в крайнем случае мыло.
 – Ты думаешь, она знает про ожерелье? – спросила Фейт.
 Уокер пожал плечами, несмотря на свою ношу. Изогнувшись, он открыл массивную дверь, которая вела в гостиную прямо из холла. Когда-то здесь развлекали богатых господ, теперь же комната пропахла пылью, а занавески выгорели от слишком щедрого солнца.
 – Посмотри, где здесь выключатель, – сказал Уокер. Фейт повозилась несколько секунд, прежде чем нащупала клавишу выключателя. Когда она ее нажала, свет проник во все углы комнаты. Тусклые серебряные чаши красовались на прикроватных столиках, которые стояли по обе стороны причудливой кушетки, стилизованной под мебель времен Людовика XIV. Она была обтянута потертым бархатом.
 Уокер уложил женщину на подушки и поднял ее ноги на валик.
 Из задней части дома донесся голос Мел.
 – Тига? Почему лает Бумер? Бумер, хватит пихаться! Приехали! Фейт?
 – Мы здесь, – отозвалась Фейт. – Тига…
 – Погоди, – прервала ее Мел. – Дай мне отвязаться от собаки.
 Мел схватила Бумера за шею и оттащила назад. Собачий нос просунулся в открытую дверь, ведущую из кухни в столовую. Пес посмотрел на Мел, словно выясняя, что все это значит.
 – Джефф, папа, вы дома? – закричала она, повернувшись в сторону библиотеки, которая была напротив гостиной. – Тига открыла дверь!
 Бумер вилял хвостом и облизывал большим влажным языком ноги Мел.
 – Ох! Собака целуется, – сказала она со смехом. – Джефф! – завопила она. – У нас гости! Бумер хочет подружиться с ними, а я не знаю, собачники они или нет.
 – Давай его сюда! – отозвался Уокер. – Тига потеряла сознание. Мы в гостиной.
 – О нет! – закричала Мел. – Джефф, ты мне нужен! – Она дернула за ручку кухонной двери. Бумер убежал, а дверь библиотеки широко распахнулась. Оттуда выскочил растрепанный Джефф. Собака и мужчина столкнулись, Джефф замахал руками.
 Он поймал собаку с привычной непринужденностью хозяина.
 – Бумер, сядь ты, дуралей!
 Бумер тихо гавкнул и облизал руку Джеффа, который еще крепче схватил его за ошейник и по-дружески ткнул в бок. Они направились в переднюю часть дома.
 – Разве ты не сказала им, что надо входить с обратной стороны? – спросил Джефф, когда Мел торопливо догнала его, – Я даже не знаю, есть ли там свет.
 – Я забыла им это сказать. Тиге нехорошо. Они в гостиной.
 Джефф тихо выругался.
 – Тига играет на публику, оставь. Бумер, к ноге?
 Собака завиляла хвостом.
 – Ты забыл все, чему мы тебя учили, – укорял Джефф собаку. – Не спеши, дорогая. Ты можешь поскользнуться. С Тигой все в порядке. Ты сама знаешь.
 – Я волнуюсь за гостей.
 О «дружеской» беседе с отцом Джефф ничего не сказал Мел. Он все еще колебался между недоверием и страхом. Надо было все обдумать и выбрать стратегическую линию поведения. Джеффу было не до роскоши. Выжить – вот все, что имело значение.
 Когда Мел вошла в комнату, Тига застонала и открыла глаза. Она увидела перед собой мужчину с темной бородой, четко очерченным ртом и глубокими синими глазами, которые пристально смотрели на нее.
 – Вы правда пират? – спросила она Уокера с детской интонацией в голосе.
 – Нет. – Он мягко улыбнулся. – Я самый обычный парень из здешних мест, мисс Монтегю. Как вы себя чувствуете?
 – Весьма неплохо, спасибо. А вы?
 – Прекрасно. Вы помните, что упали в обморок?
 – Я? – Она длинно выдохнула. Когда она заговорила снова, ее голос был уже как у взрослого человека. – О Господи. Я думала, это опять видение.
 Уокер поднял брови, услышав, как она произнесла последнее слово.
 – Видение? – вежливо переспросил Уокер.
 – Тига, вы не смеете! – быстро сказала Мел. – Вы обещали, что не будете… гм… грезить, когда приедут гости.
 – Я? Я не выбираю время для этого, детка. Видения, грезы сами выбирают время, когда им прийти.
 Мел обернулась и посмотрела через плечо. Бумер тащил Джеффа в когда-то богатую, но уже поблекшую комнату.
 – Привет, я Джефф Монтегю, но лучше вам сначала познакомиться с Бумером, – добавил он.
 Фейт оглянулась и увидела мужчину, который мог быть моделью для глянцевого журнала мужской моды. Наверное, не было на свете женщины, которая не оценила бы по достоинству его гибкость, стройность и красивой лепки лицо. У него были серые глаза, светлые волосы и открытая улыбка. Фейт посмотрела на Мел взглядом, который говорил: «Отлично, подруга, хороший выбор».
 – Меня зовут Фейт, – сказала она, улыбаясь Джеффу. – А это чудо зовут… Бумер, да?
 Услышав свое имя, Бумер выпятил грудь и принялся вилять хвостом.
 Уокер потянулся к ошейнику пса.
 – Полегче, мальчик, – сказал Уокер, удерживая его. Он сильно дернул за ошейник. – Сидеть.
 Собака села на пол, часто дыша, ткнулась мордой в Уокера.
 – Хорошая собака, – сказал Уокер и погладил собаку по короткой гладкой шерсти. –Ты красивый парнишка, правда? Длинные сильные ноги, большая грудь, короткая шерсть, широко расставленные глаза, большой лоб для мозгов. – Уокер опустился на корточки рядом с Бумером и почесал собаке за ушами. Глаза Бумера увлажнились от удовольствия. Уокер посмотрел на Джеффа, который был почти так же бледен, как его тетка. Но он был явно чем-то взволнован. – Меня зовут Уокер. Этот черный, с подпалинами, пес хороших кровей?
 – Да, – сухо ответил Джефф. Уокер улыбнулся:
 – Стопроцентная гончая.
 Хвост Бумера колотил что было силы по ковру, радостно соглашаясь со своей высокой оценкой.
 – А как ты относишься к собакам? – спросил он Фейт.
 – Завидую каждому, у кого есть время заниматься ими. – Она с удовольствием слушала тихое сопение собаки, которая обнюхивала ее руку. Когда Бумер начал облизывать ее, она засмеялась и обняла пса.
 – Я не советовал бы вам вставать, мэм, – сказал Уокер, почувствовав у себя за спиной движение.
 Тига не обратила внимания на его слова. Она сидела и смотрела на Фейт.
 – Руби.
 Мел вытаращила глаза и посмотрела на Джеффа, который пытался отвлечь свою тетю, опасаясь, что она произнесет один из своих полурифмованных монологов.
 – Тетя Тига, это Фейт Донован, – сказал он, – Здесь нет никого по имени Руби.
 Тига бросила на племянника печальный взгляд.
 – Здесь нет слепых, которые бы могли не увидеть ее.
 – Первая Руби умерла больше двухсот лет назад, – терпеливо сказал Джефф. – Это было не настоящее имя. Так называл ее отец.
 Тига дрожала.
 – Она ненавидела его. Это была другая Руби. Она ушла так давно, так далеко. Прощай, я никогда не знала тебя. Я ребенок, ты видишь. – С улыбкой, от которой разрывались сердце и душа, Тига повернулась к Фейт:
 – Я рада, что ты пришла ко мне, Руби. Я так рассердилась на маму, когда она забрала тебя. Я искала тебя так долго… Пока, до свидания, привет… – бормотала она. – Теперь я буду знать, а ты никогда не узнаешь…
 Смех ее был нежным и мелодичным, отчего у Фейт на глаза навернулись слезы. Тига была трогательна, и от этого было жутковато. В ее глазах цвета серых сумерек таились какая-то невыразимая грусть и невысказанный ужас.
 Фейт хотелось верить, что это просто безумие.
 – Тига, – сказал Дэвис, который стоял у двери в библиотеку. – Ты снова поглупела?
 Тига подскочила так, будто ее ударили.
 – Папа?
 Боль мелькнула на морщинистом лице Дэвиса.
 – Папа умер, Тига. Я его сын. Твой брат.
 – О, – вздохнула она, моргая, как будто ее ослепили. Затем снова повернулась к Фейт:
 – Мы знакомы?
 – Я Фейт Донован.
 – Я – Антигуа. Раньше люди называли меня мисс Монтегю, но теперь – только Тига. Я могу называть тебя Фейт?
 – Пожалуйста, называйте.
 Тига кивнула и проворно встала.
 – Обед в восемь, – объявила она и вышла из комнаты так, будто никого в ней не было.
 Когда Дэвис услышал стук кастрюль в задней части дома, он с облегчением вздохнул.
 – Добро пожаловать в Руби-Байю, мисс Донован и мистер Уокер. Пожалуйста, извините мою сестру. Она не совсем… в себе.
 Дэвис был копией Джеффа, только с одутловатым лицом и затравленным взглядом. Глаза у него были такие же туманно-серые, как и у сына, но белки все изрезаны красными кровеносными сосудами. Его белые волосы еще только начинали редеть на темени.
 – Никаких проблем, – ответила Фейт, заставляя себя улыбаться, несмотря на чувства, которые все еще кипели в ней. – В семье Донован тоже не всегда спокойно.
 – Не всегда спокойно, – улыбнулся Дэвис, как человек, который не привык это делать. – Хорошо сказано. Я покажу вам ваши комнаты. Потом вы отдохнете с дороги, и милости просим к столу. Тига может быть… гм… странноватый человек, но зато в этих местах нет более прекрасного повара, чем она. Кстати, мы больше не одеваемся к обеду.
 На мгновение Фейт представила, как Монтегю голыми садятся за стол. По усмешке Уокера она поняла, что он догадался о ее мыслях. Фейт старалась не смотреть на него, чтобы не покраснеть или не засмеяться. Фейт не подняла на него глаз и тогда, когда ей сказали, что они будут жить в смежных комнатах, потому что наверняка залилась бы краской.
 Прикусив губу, Фейт стала осматривать свои апартаменты. Они предназначались для гостей. С двух сторон располагались спальни, разделенные гостиной. Ванная примыкала к одной из спален, ее построили лет сорок назад, как сообщил хозяин. Это произошло, когда миссис Монтегю была еще жива.
 – Боюсь, вам придется пользоваться одной ванной, – извиняющимся голосом сказал Дэвис.
 – Все замечательно, – возразила Фейт. – Очень любезно с вашей стороны оказать нам такое внимание.
 Дэвис на секунду закрыл глаза. Мысленно он прокрутил в голове все, что ожидало его, потом открыл глаза и посмотрел на Фейт. Возможно, в ней его собственное спасение.
 Виски, если его выпить достаточно, может помочь не думать о том, что не выходило из головы.
 – Нам это доставляет удовольствие, уверяю вас, – тихо проговорил он. – Перед трапезой мы обычно выпиваем что-нибудь в библиотеке. Будем рады, если вы присоединитесь к нам.
 – Спасибо, – сказал Уокер. – Мы спустимся вниз, как только приведем себя в порядок.
 – Я принесу вещи, – сказала Фейт, после того как Дэвис исчез. Уокер уже выходил из холла, направляясь вниз.
 – Я сам все принесу.
 – Но…
 – Если не хочешь иметь компанию в ванной, – протянул он, – поторопись. Я не собираюсь опаздывать на обед, который приготовила Антигуа Монтегю.
 Когда коктейль был закончен, Фейт поняла происхождение румянца на щеках хозяина. Несмотря на выразительные взгляды Джеффа, Дэвис пил очень быстро и много. Мел казалась напряженной, хотя улыбка не сходила с ее лица. Уокер вел себя спокойно, будто вид пьющего мужчины ничем не смущал его. Но Фейт помнила о трагедии Уокера и представляла, что у него было на душе.
 Ровно в восемь Тига подняла старинный хрустальный звонок и позвонила. Приятные звуки заполнили холл, ведущий в столовую.
 Бумер, свернувшись, спал перед камином, в котором горел огонь. Услышав звонок, собака вскочила и вылетела из библиотеки. Она заняла место в конце стола, рядом со стулом Дэвиса с высокой спинкой.
 Если бы не пыль на старинной люстре, то столовая казалась бы много чище гостиной. Время превратило изящную кружевную скатерть из белой в золотую. Огромный стол красного дерева, буфет с фарфором и восемнадцать стульев сохранили свою полировку, а тканая обивка сидений была относительно новой.
 Несмотря на отсутствие блеска, украшенные орнаментом серебряные канделябры прибавляли теплоты бледному свету свечей. Они напоминали живой атлас, пылающий изнутри. Фарфор был почти такой же старый, как дом. Золотая окантовка на каждой тарелке потускнела.
 Независимо от того, каково материальное положение нынешнего поколения Монтегю, в прошлом в этой семье были настоящие деньги.
 Уокер взглянул на Фейт, когда она задумчиво водила пальцем по золотому ободку хрустального бокала и улыбалась. Ей не надо было слышать имя Черного Джека Монтегю, чтобы узнать, о чем сейчас думал Уокер. Старые деньки были очень даже недурны для некоторых Монтегю.
 На темных пафосных портретах в позолоченных рамах были изображены те, кто извлек немалую выгоду из наследства пиратов. Каждый член семейства Монтегю, начиная с Черного Джека, был олицетворением своей эпохи. А одежда каждой из дам была украшена рубинами, которые впору носить королеве.
 – Ни одно из них не повторяется, – сказал Уокер.
 – Ты о чем? – рассеянно спросила Фейт.
 – Рубины, которые на них. Они не переходили из поколения в поколение: везде новые гарнитуры.
 – У тебя глаз-алмаз, – заметил Джефф. – По традиции, после того как портрет написан, драгоценности клали в благословенный ларец, чтобы гарантировать богатство данного поколения и следующего. Драгоценности, которые в сундуке, можно носить, но нельзя продавать, иначе жди беды. По крайней мере так гласит семейное предание.
 Уокер тихо присвистнул и посмотрел на портреты с новым интересом.
 – Такой ларец, должно быть, интересно открыть.
 – Как же, – голос Джеффа был горьким. – Он исчез во времена моих бабушки и дедушки. – Джефф поднял глаза, когда Тига протянула ему тарелку с приправленным специями крабом. – Спасибо, тетя.
 Тига кивнула и села на свое место. Хотя за большим столом сидели всего лишь шесть человек, она устроилась у дальнего конца стола, напротив своего брата.
 – Я слышал про это, когда был мальчишкой, – сказал Уокер. – Печальный случай.
 Джефф слегка улыбнулся.
 – То-то я замечаю южные интонации в голосе.
 – Я родился и в общем-то вырос здесь, – согласился Уокер. Он откусил кусочек острого краба. – Боже, Боже, – пробормотал он. – Мисс Монтегю, это чудо, что никакой мужчина не украл вас за ваше кулинарное мастерство.
 Улыбка Тиги была непосредственной и радостной, как у ребенка.
 – Вы очень любезны, сэр.
 – Многие люди очень оживились бы, если бы это услышали, – сказал он и подмигнул ей. – Бьюсь об заклад, что есть ангелы, которые слетают с небес только ради того, чтобы попробовать то, что вы готовите.
 Тига захихикала, как смущенная девочка.
 Фейт улыбнулась, глядя на поданного краба, который был много меньше обычного моллюска на северо-западном побережье Тихого океана. Его панцирь был размером с ее ладонь. Мысленно Фейт спрашивала себя, является ли краб основным блюдом или закуской. Она откусила кусочек мяса и зажмурилась от восторга.
 – Нежный вкус моря, – пробормотала она. Уокер проглотил слюну и попытался вызвать у себя чистые помыслы.
 – Это превосходно. – Фейт открыла глаза и посмотрела на Мел, которая сидела напротив. Ее взгляд был полон симпатии. – Неудивительно, что ты боишься поправиться.
 Мел вздохнула и отрезала кусочек жирного краба.
 – Я говорю себе, что несколько кусочков вреда не принесут. Кроме того, я знаю, что будет на десерт.
 – Не говори мне. Дай помечтать.
 – Ты можешь мечтать о чем угодно, но фирменный торт Тиги превзойдет все твои ожидания. Он называется «Шоколадный грех».
 – Перестань! Я уже пускаю слюнки!
 – Ты можешь себе это позволить, – ответила Мел. – Ты же не борешься за свою талию.
 Джефф вдруг улыбнулся своей невесте.
 – Когда она переехала сюда, то думала, что не расстанется с кухней западного побережья, пока не попробовала стряпню Тиги. Иногда я думаю, что Мел согласилась выйти за меня замуж из-за кулинарного искусства Тиги.
 Мел медленно улыбнулась Джеффу.
 – Но это не из-за Тиги я так располнела?
 Уокер захихикал. Фейт пнула его под столом ногой. Он подмигнул ей.
 Дэвис выпил залпом первый бокал вина. Когда он снова взялся за графин, Джефф выдернул его из рук отца. Он разлил вино во все бокалы, кроме отцовского, и поставил графин рядом с собой, чтобы отец не дотянулся до него. Бумер понюхал графин, чихнул и отошел. Дэвис прищурил глаза и посмотрел на сына, после чего Уокер сделал вывод, что Джеффу предстоит расплата за свой фокус.
 – Да, мой дорогой папа потерял благословенный ларец, – сказал Дэвис так, будто его кто-то спросил об этом, – Старый сукин сын потерял все, кроме ширинки на штанах.
 – Ешь быстрее, – предупредил Уокер Фейт. – Надвигается буря.




 Глава 21


 – Я не думаю, что нашим гостям хочется слушать о дедушке Монтегю, – сказал Джефф.
 – Мне было почти десять, – говорил Дэвис, многоэначительно глядя на полный бокал Джеффа. В обмен на бокал вина он готов был отказаться от изложения истории семейства.
 Джефф не обращал внимания на отца.
 – Мой папа не был похож на меня или Джеффа, – продолжал Дэвис. – Он был самый настоящий бабник и потаскун.
 – Папа…
 – Ш-ш… Невежливо перебивать старших. – Хотя слова были произнесены не вполне членораздельно, их все поняли.
 Уокер повидал пьяниц и сейчас пристально взглянул на Дэвиса Монтегю. Старик был сердит, но не сильно. Дэвису недоставало сердечности по-настоящему сильного человека.
 Уокер взял еще одного краба и еще одного положил Фейт.
 – Мел? – обратился он к молодой женщине.
 – Нет, спасибо. Я подожду…
 – Папа любил молоденьких, – громко произнес Дэвис, перебивая Мел. – Только-только расцветающих. Как он имел обыкновение говорить, когда их соски были совсем крохотные.
 Тига выскочила из комнаты.
 – Это цыплячий возраст, – продолжал Дэвис. – Маме было лет тринадцать, когда он на ней женился, – продолжал Дэвис. – Не могу с уверенностью сказать, что у нее уже были месячные.
 Фейт отрезала еще кусочек краба. Пальцы левой руки плотно сжимали салфетку, пахнущую лавандой, которая лежала на коленях. Под столом рука Уокера мягко накрыла ее. Это простое и теплое прикосновение ослабило напряженность. Пальцы Фейт сплелись с его пальцами, она глубоко вздохнула.
 – Принимая его, чтобы забеременеть, она наконец понесла.
 Джефф выглядел мрачным. Его отец продолжал говорить и играть пустым бокалом.
 – Антигуа родилась раньше, чем маме исполнилось шестнадцать. Я появился на свет немного позже, через четыре года. Один ребенок, рожденный до меня, умер. А может, два. Я забыл. Из-за многочисленных родов и приятностей мама выглядела много старше двадцати лет, и папа начал задирать девичьи юбки.
 – Передай, пожалуйста, соль, – попросил Джефф Уокера.
 Уокер передал.
 – Перец?
 – Пожалуйста.
 – Как прошла выставка, Фейт?
 – Очень хорошо. Я…
 – Он попался на дочери испольщика, – громко сказал Дэвис. – Ей было тринадцать и…
 – Я продала большинство из своих вещей и наладила кое-какие связи, – сказала Фейт, не обращая внимания на монолог хозяина дома. – Есть одна вещь, которую я бы хотела…
 – …деньги сыграли свою роль, поэтому не было никаких проблем с законодательством. В следующий раз девочке едва ли… – продолжал рассказ Дэвис.
 – …передать ее владельцам, – сказала Фейт, многозначительно взглянув на Джеффа. – Это очень, очень ценная вещь.
 – …исполнилось двенадцать, и из-за этого такое началось, но папа…
 – Я понимаю твою проблему, – сказал Джефф, надеясь, что выражение его лица не выдало ничего большего.
 – …заплатил несколькими семейными рубинами из сундука и отвертелся от…
 – Но, – сказал Джеффу – я полагаю, эта передача не произойдет до…
 – …тюрьмы. Потом была миленькая маленькая девочка…
 – …вечера церемонии, верно? – мрачно закончил Джефф.
 – Можете считать, что вы не жили по-настоящему до тех пор, пока не попробовали цыпленка, которого готовит Тига, – заявила Мел, входя в столовую так энергично, что ее темные волосы легкомысленно и небрежно заплясали на блузке макового цвета.
 – …дочь местного ловца креветок. Папа всегда отрицал…
 – Мне нужно носить одежду цвета сливочного соуса, – сказала Мел, не обращая внимания на свекра, который выворачивал наизнанку историю семейства Монтегю. – Это все, что я могу сделать, чтобы гармонировать с божественным продуктом.
 – …он был отцом ублюдка, но через несколько месяцев маленькая девочка продала рубиновую брошку и…
 – Цыпленка? – сказал Уокер. Наслаждение в его голосе было почти похоже на просьбу. – Я не ел по-настоящему хорошо приготовленного цыпленка с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.
 – Пожалуйста, – сказала Мел, подавая блюдо и бросая быстрый взгляд на Джеффа, который означал: «Сделай же что-нибудь!» – и снова вышла за дверь.
 Джефф отпил глоток вина.
 – …поехала в Атланту к своей старшей сестре, – продолжал Дэвис, цинично улыбаясь. – Тогда мне было около восьми, я был достаточно взрослый, чтобы помнить их схватки. Мама вышла замуж молоденькой, но она…
 – Соус? – резким голосом спросила Тига. Ее бледные, грубые от работы руки сжимали соусницу. Казалось, она собиралась швырнуть ее в лицо брату, который никак не унимался.
 – …выросла, – сказал Дэвис. – Мама устроила ему выволочку за многое, и за то, что он раздавал рубины девицам.
 – Мистер Уокер, вы похожи… – сказала Тига с напором.
 – Все успокоилось на несколько лет, – продолжал Дэвис, сердито глядя на Джеффа, – но это не означало, что папа навсегда застегнул свои штаны, а только то, что его…
 – …на мужчину, который по-настоящему может оценить соус, – сказала Тига, пристально глядя на Уокера серыми глазами так, как если бы от его слов зависела ее жизнь.
 Хотя Уокер обычно поливал соусом картофель, он все-таки сказал:
 – Да, мэм, конечно.
 – …не могли теперь поймать. По крайней мере полиция, – сказал Дэвис. – В ночь перед днем рождения, Тига.
 – О, хорошо. Вот. – Тига сунула в руки Уокеру соусницу, испуганно посмотрела на Дэвиса и убежала.
 Уокер думал, не вывалить ли ее содержимое на хозяина, но решил, что это была бы пустая трата прекрасного, ароматного сливочного соуса.
 Фейт передала Уокеру кусочек цыпленка.
 – …папе нужны были рубины, чтобы заплатить несколк ким возмущенным отцам, поэтому он…
 Уокер полил соусом цыпленка и посмотрел на Джеффа.
 – Соус?
 – …вынул ларец из потайного места…
 – Я подожду картофель, – пробормотал Джефф.
 – …сделал в нем дырку собственным дробовиком и…
 – Может, придется долго ждать, – ровным голосом сказал Уокер.
 – …и исчез в ночи. Мы никогда не видели больше благословенного ларца! – почти прокричал Дэвис. – Он исчез, как и наша удача! Мне нужно выпить, черт побери!
 Дэвис вскочил так быстро, что его стул упал и ударил Бумера. Собака отскочила и завизжала. Дэвис качнулся и навалился на стол с такой силой, что винные бокалы закачались. Не говоря ни слова, он выпрямился и, шатаясь, вышел из комнаты. Через минуту дверь библиотеки тяжело захлопнулась.
 Тишина в столовой была похожа на вздох облегчения. Джефф поставил локти на стол и принялся обеими – руками массировать виски. Мел подошла к нему и стала привычными движениями массировать его напряженные плечи.
 – Пожалуйста, примите мои извинения, – проговорил Джефф низким глухим голосом. – Мы с отцом тут поспорили. Он очень рассержен на меня.
 – Незачем извиняться, – ответил Уокер. – Хотя должен признать, это был не самый лучший рассказ под такую хорошую пищу.
 Фейт сначала улыбнулась, а потом разрешила себе снять общее напряжение смехом. Мел последовала ее примеру. Через секунду Джефф поднял голову и устало улыбнулся.
 Тига вошла с миской картофеля и прошептала:
 – Папа ушел?
 – Да. Он ушел.
 – О, хорошо. – Она улыбнулась с невинным ликованием двенадцатилетней девочки. – Я принесла картофель. Соус остался?
 – Конечно. – Уокер поднялся, принимая блюдо с картофелем из рук Тиги, и поставил на стол. – Позвольте мне поухаживать за вами, мэм. Вы много потрудились в этот вечер, – сказал он, усаживая ее на стул, как принцессу.
 – Спасибо, сэр.
 – Это самое малое, что я могу сделать для лучшего повара Юга.
 – Вы так мало съели, – сказала она взволнованно.
 – Я намерен наверстать упущенное.
 Она пристально посмотрела на него.
 – Вы очень добры. Мы знакомы?
 – Оуэн Уокер, мэм.
 – Вам нравится соус?
 Фейт смотрела к себе в тарелку и с тоской подумала, что до свадьбы еще целых три дня. Тихо вздохнув, она отрезала кусочек цыпленка.
 Впрочем, ради такой еды она могла вынести некоторую эксцентричность семейства.


* * *

 Мел и Уокер смеялись над каким-то случаем из его детства, которое прошло в этих местах. Фейт устала и немного размякла после двух бокалов вина. Если бы Уокер пошел сейчас с ней наверх, она сомневалась, что спала бы одна.
 Как только Фейт ступила на лестницу, собираясь идти спать, Джефф отозвал ее в сторону.
 – У тебя есть минута?
 – Конечно.
 Он кивнул в сторону библиотеки.
 Фейт колебалась. Она не хотела видеть Дэвиса Монтегю.
 – Не волнуйся. Папа давно спит. – Хотя голос Джеффа был ровным, за этим показным спокойствием чувствовалась горечь. Морщины вокруг глаз и рта углубились, указывая на внутренне смятение.
 Она пошла за ним в библиотеку, не говоря ни слова, да и не было у нее сил, чтобы облегчить его страдания.
 Как и столовая, библиотека была довольно-таки чистой. В ней сильно пахло виски. Когда она увидела искрящиеся осколки графина в камине, то вспомнила слова Джеффа о ссоре с отцом.
 Нетрудно было догадаться о причине размолвки. Джефф закрыл дверь.
 – Я знаю, что возлагаю на тебя большую нагрузку – хранить ожерелье до свадьбы, но папа застраховал его, как обычно. Страховка начнет действовать только с момента, когда мы с Мел поженимся. В обычное время я бы не волновался из-за нескольких дней, – он стиснул пальцы, – но в последнее время удача отвернулась от Монтегю, нам не слишком везет. Если что-то случится с ожерельем, это будет последним ударом. – Джефф улыбнулся, но как-то растерянно. – Я был бы тебе очень признателен, если бы ты поняла меня. Я не хочу, чтобы наша свадьба была омрачена.
 Фейт ничего не оставалось, как сказать:
 – Конечно. Когда передать тебе ожерелье?
 Он сжал губы, потом слегка расслабил их.
 – Папа хочет надеть его на Мел перед тем, как она пойдет к алтарю. Эта его подарок нам.
 В голосе Джеффа она уловила печаль. Сердце Фейт дрогнуло. Она пожалела, что не знает его достаточно хорошо, чтобы просто обнять.
 – Я позабочусь, чтобы он получил его вовремя.
 Вероятно, Джефф не совсем доверял своему отцу в этом деле с ожерельем ценой в миллион долларов. И Фейт не могла обвинять его в этом. От чувства сострадания, которое нахлынуло на нее, ее глаза подернулись серебристо-синим туманом,
 – Это не станет проблемой? – почти нехотя спросил он Фейт.
 – Нет.
 – Тебе не придется возвращаться за ним в Саванну?
 – Нет.
 – Хорошо. Я боялся, что ты рассчитывала на то, что я заберу его, или еще на что-то.
 – Не волнуйся. Ожерелье здесь, – сказала она и улыбнулась. – Оно в надежном сейфе.
 – Вот как? Я всегда волнуюсь, когда драгоценности держат в багаже. У нас в библиотеке есть сейф. – Он указал на массивный портрет Черного Джека Монтегю, у ног которого стоял благословенный ларец, отбрасывая серебряные тени. – Он за этой картиной.
 – А как же твой отец?
 – Что? – Удивился Джефф, но потом понял, на что Фейт изящно пыталась намекнуть. – О да. Хорошо. Но я сомневаюсь, помнит ли он комбинацию. Там нет ничего, только семейная Библия и некоторые документы. Он несгораемый, надежный, понимаешь ли. Я был бы счастлив, если бы ты им воспользовалась.
 – Я скажу Уокеру.
 Брови Джеффа слегка поднялись.
 – Он отвечает за ожерелье, – пояснила Фейт.
 Джефф откашлялся. Казалось, он испытывал некоторое смущение.
 – Что ж, если ты чувствуешь, что у него оно будет в большей безопасности, чем в сейфе с кодовым замком…
 – Это решит Уокер. Арчер застраховал рубины. А Уокер работает на него.
 – Понимаю. – Он пожал плечами. – Хорошо, пока ожерелье в безопасности, это не важно. Но я действительно был бы спокойнее, если бы оно лежало в сейфе. Ты не могла бы сказать об этом Уокеру? Я буду здесь еще час или два и без проблем положу ожерелье в сейф. Да и у тебя есть свои вещи, не так ли? Пожалуйста, можешь и их положить туда для надежности.
 – Спасибо, – сказала она, чувствуя, что Джефф пытается загладить вину отца. Она улыбнулась и слегка коснулась плеча Джеффа:
 – Не волнуйся. У вас с Мел будет замечательная свадьба и прелестный младенец. Ты должен думать об этом, а не об отце и его проблемах.
 Джефф мрачно улыбнулся.
 – Когда такое происходит в семье, трудно не волноваться. Но спасибо, Фейт. Ты точно такая, как рассказывала о тебе Мел.
 Когда Фейт вышла из библиотеки, Уокера в гостиной не было.
 – Он пошел спать, – сказала Мел. – Я думаю, его беспокоит нога.
 – Надо ему помочь, если он разрешит, конечно.
 – Как? – зевнула Мел. – Он слишком большой, чтобы нести его на руках.
 – Сделаю массаж мышц.
 ( Мм-м.
 – Тебе что, никогда не делали массаж? – сухо спросила Фейт.
 – Брось, – сказала Мел и скривила губы. – Я валяю дурака. – Она улыбнулась Джеффу, который вошел вслед за Фейт в гостиную. – Забери меня в постель, и мы побалуемся.
 – Как только Фейт положит кое-какие вещи в сейф, – ответил он. – Если ты заснешь, я тебя разбужу.
 – Согласна, но только если ты меня крепко поцелуешь на ночь.
 Фейт, улыбаясь, вышла. Поднимаясь по лестнице, она оценила красоту широких перил, отполированных руками многих поколений, прекрасного персидского ковра, который, несмотря на внушительный возраст, все еще сохранил свои краски. Медные подсвечники поражали Фейт своей удивительной формой. Они были как языки пламени. В воздухе соперничали запах пыли и аромат жасмина. Если бы время обладало запахом, то оно должно было бы пахнуть именно так.
 Фейт вошла в пустую гостиную. Она постояла, потом взяла кейс с драгоценностями и поставила его на стул. Фейт думала о том, лег ли спать Уокер, но вдруг до ее слуха донесся шум воды, наполнявшей ванну. Это была копия настоящей викторианской ванны. Мыться в ней – одно удовольствие. Фейт подумала, что Уокеру будет приятно. Потом она вспомнила о его ноге и о том, что он может поскользнуться на плитке.
 Нахмурившись, Фейт пошла к алюминиевому кейсу, который выбивался из викторианского стиля интерьера. Открыв кейс, она посмотрела на оставшиеся в нем три украшения. Эти не самые ценные вещи все же были дороги Фейт.
 Звук льющейся воды прекратился. Из темноты донесся звук, похожий на удары и хрюканье. Фейт замерла. Ночной ветерок поднял тонкие занавески, и она словно почувствовала на себе чье-то дыхание.
 Теплая, не по сезону, погода была для Фейт настоящим |подарком. В Сиэтле сейчас дождь со снегом. Ей вдруг захотелось открыть графинчик бренди, который стоял на маленьком столе из вишневого дерева сбоку от раскладного дивана. Как было бы хорошо стоять в февральский вечер босиком и потягивать бренди, чтобы легкий ветерок с ароматом соли ласкал ее.
 Но сначала ожерелье. Она быстро подошла к двери ванной и постучала.
 – – Уокер?
 – Входи, сладкая моя.
 Ее удивило заметное нетерпение в его голосе.
 – А ты в пристойном виде?
 – А мы что, рождаемся не в пристойном виде?
 – Значит, ты сейчас в чем мать родила?
 – Конечно. Плюс ванна, полная пены.
 – Пены? – Подумать только, бородатый Уокер в белой пене. Пикантно… – Ты принимаешь пенистую ванну?
 Он засмеялся:
 – Уж не собираешься ли ты заявить на меня за это?
 – Конечно, нет. Это большая тайна, но тебе я ее открою: главный Донован, Кайл и Лоу любят отмокать в пене.
 Фейт поймала себя на том, что стоит и усмехается, глядя на тяжелую дверь красного дерева с резной ручкой из меди и хрусталя.
 – Ожерелье все еще при тебе?
 – При мне не только ожерелье, при мне чувство долга.
 – Черт. У меня в голове возникла фантастическая картина.
 – Ну, – проговорил он неспешно, – мне не хочется тебя разочаровывать и разрушать твои образы.
 Она улыбнулась, хотя дыхание у нее перехватило. Фейт чувствовала, что не должна дразнить его, и себя тоже, но это было так прекрасно.
 – Ты собираешься наконец побрить свою грудь?
 На несколько секунд воцарилась тишина, потом раздался шум воды, выплеснувшейся из ванны.
 – Откуда ты знаешь, что я еще не побрил ее?
 – Ну я же не слепая.
 – Черт, а ты глазастая, – выругался он, приглушая смех.
 Уокер обещал себе, что не станет затаскивать ее в ванну.
 – Тебе, наверное, хочется войти и посмотреть на фамильные драгоценности? – спросил Уокер.
 Фейт горела желанием их увидеть. Никогда еще искушение так не охватывало ее.
 – Спасибо, но я воспользуюсь советом Джеффа и запру все наши драгоценности в сейфе.
 Уокер хмыкнул.
 – Что ж, хозяин – барин.
 – Его отец взял отдельную страховку на ожерелье. Она вступит в силу в момент свадьбы.
 Уокер зачерпнул горсть пены и посмотрел на нее, как будто она была хрустальным шаром. Его глаза стали почти такими же темными, как ночь за окном.
 – Скажу тебе вот что, – наконец заговорил он. – У Джеффа и без нас хватит дел со своим дорогим старым папой. Я буду держать ожерелье до свадьбы у себя.
 – Джеффу это не понравится. Он, кажется, хочет своим поступком загладить дурное поведение отца.
 – Тогда не говори ему. Возьми свой кейс, приятно улыбнись и попроси оставить его в сейфе.
 – А незнание не затронет его чувств, верно?
 – Умница. Одно из качеств, которое мне в тебе нравится – ты схватываешь все на лету.
 – А что еще тебе во мне нравится? – спросила Фейт.
 – Твоя скромность.
 – Я ухожу.
 – Конечно.
 – Да, вот что. Не вздумай сопротивляться.
 – Чему? – удивился Уокер.
 – Я хочу заняться твоей ногой.
 Он засмеялся, несмотря на вспышку желания. Это не эротический массаж, он расслабляет мышцы ноги, а вот кое-что другое превращает в настоящий камень.
 – Я скоро вернусь, – сказала Фейт.
 Уокер выдохнул и потянулся к крану с холодной водой. Один из них должен быть умнее.




 Глава 22


 Когда Фейт вышла из библиотеки с пустым алюминиевым кейсом. Джефф ждал ее на ступеньке лестницы. Бумер стоял рядом с ним, как обычно.
 – Все положила? – спросил Джефф.
 – Да. Я покрутила диск и установила портрет на прежнее место. Все заперто. Я даже выключила свет в библиотеке.
 – Благодарю, – зевнул Джефф, и лицо его расслабилось. – Забавно, как подобные вещи влияют на человека. Это ведь только деньги, в конце концов, и ведь так или иначе все застраховано, верно?
 – Верно.
 Он улыбнулся:
 – Я полагаю, что предки сейчас ворчат на меня. Я должен постоянно напоминать себе, что если что-то случится, то пострадает страховая компания, а не мы и, видит Бог, у них-то есть деньги в запасе.
 – Мел тоже бы пострадала. Ведь это красивое ожерелье, если я могу о нем так говорить.
 – Верю на слово, – довольно мрачно согласился он. Вплоть до сегодняшнего дня он даже не знал комбинацию цифр стенного сейфа. Положение изменилось с тех пор, как он получил эту информацию. – Папа никогда никому не показывал твои эскизы. Он держал их в сейфе даже после того, как ожерелье было готово. Он хотел, чтобы оно стало настоящим сюрпризом. Он – единственный в Руби-Байю, кто имеет о нем хоть какое-то представление. Кроме тебя и Уокера, конечно.
 Фейт улыбнулась:
 – Независимо от того, насколько красиво ожерелье, ты будешь в день вашей свадьбы видеть только Мел.
 – Она замечательная, правда?
 – Да. Ты самый счастливый мужчина на свете.
 – Я надеюсь, что это так. Я надеюсь, Монтегю смогут переманить удачу на свою сторону.
 – Папа был жадный, – сказала Тига у них за спиной. – Он не положил никаких душ в благословенный ларец.
 Фейт пораженно охнула. Джефф даже не вздрогнул. Он привык к мягким, неслышным шагам Тиги.
 – Рубины, Тига, – сказал он мягко, – лежат в благословенном ларце.
 – Ты никогда не видел их в лунном свете. Иногда они поют. Иногда смеются. Но чаще всего они только плачут из-за того, что случилось, прежде чем души изошли кровью и превратились в красный камень.
 Спокойный тон Тиги так контрастировал со смыслом того, что она говорила, что Фейт почувствовала, как у нее зашевелились волосы на затылке.
 Тига нагнулась и приложила холодную руку, которая пахла морской водой, к щеке Фейт.
 – Как бы я любила тебя, но они забрали тебя у меня. Хорошенькую маленькую девочку, моего младенца. Ты теперь в безопасности? Он тебе больше не страшен? Я положила Нечто особенное в ларец для нас с тобой. Это душа, которая сделает нас свободными. – Она посмотрела на Джеффа:
 – Ты должен сделать то же самое. Тринадцать душ. Если там будет достаточно рубинов, то и твое потомство будет счастливо, у…
 – Тига, – устало сказал он, – тебе пора в кровать.
 – Разве я не говорила тебе о времени? Оно приходит и уходит, как лунный свет. Ты никогда не поверишь, но у душ есть желания. Они вздыхают, плачут и никогда не умирают, – Она улыбнулась Джеффу. – Завтрак в восемь. Блины, любимые папины. Сахарный пирог и Четвертое июля. Пеканы, как в День благодарения. Хорошо, что я не рубин. Он пьет. Я не рубин, правда?
 Со вздохом Джефф взял Тигу за руку и повел за собой. Бумер следовал за ними, тычась носом в тонкие пальцы хозяйки, словно напоминая ей, что она на самом деле живая плоть и кровь. Постепенно звук ее голоса исчез в тишине.
 Фейт посмотрела на свои дрожащие руки. Она вдруг поняла, почему разные племена выбирают на роль шаманов и лекарей безумных людей. Было жуткое ощущение какой-то жуткой правды, которая, словно блестящая черная нить, тянулась через бессвязные слова Тиги.
 Фейт пошла, наверх. Ей сейчас были просто необходимы улыбка Уокера и его смех.
 В ванной было тихо. Дверь в его спальню закрыта. Она постояла перед ней и негромко позвала:
 – Уокер?
 Ответа не последовало.
 Через несколько секунд она открыла дверь в свою спальню и увидела бокал бренди на столике возле кровати. Намек был понятен: она должна спать одна. Не обращая внимания на разочарование, охватившее ее, и что-то похожее на печаль, она сбросила туфли, взяла бокал и вернулась в гостиную.
 Нет никакой причины чувствовать себя задетой или отвергнутой. Она ведь ничего ему не предлагала. Но все же Фейт чувствовала, что ей не по себе. Очевидно, Уокер решил предпочесть остаться наедине с темнотой.
 Фейт выключила все лампы, вышла на галерею и стала думать обо всем красивом, к чему не могла прикосуться.
 Некоторые женщины не слишком хороши в сексе. Фейт начинала соглашаться, что она одна из них. Она порой отказывалась заниматься любовью с Тони. Вот почему он занимался сексом на стороне. Вот почему они ссорились. Вот за что он ее бил. Вот почему она не вышла за него замуж.
 Вероятно, Уокер не хочет ее. Или хочет, но не так, как она его. А может, он просто не хочет связываться с младшей сестрой босса.
 Господи, что она наговорила ему! Фейт чувствовала себя сейчас слишком усталой и опустошенной.
 – Блюзы Руби-Байю, – прошептала она. – Возможно, я могла бы положить это на музыку и создать хит.
 Луна показалась в окне. Лунный свет, полный теней и туманных тайн. Она спрашивала себя, знает ли Тига секреты ночи и знает ли ночь ее секреты.
 Крепкий вяжущий аромат бренди ударил в голову и ужалил глаза. Она отпила еще глоток и почувствовала, как слезы медленно потекли по щекам, сначала горячие, а потом холодные, от бренди и жалости к Джеффу. Джефф, который любит отца, как ребенок, на самом деле взрослый мужчина, обиженный отцом, который ведет себя как ребенок.
 Не многие росли в такой семье, как она, не у многих родители любили друг друга и своих детей. С таким опытом любви трудно думать о пустоте в сердце Джеффа. У Дэвиса и Тиги отец был еще более ужасным и беспощадным. Он, наверное, тоже рос в жестокости? И его отец? Ведь жестокость порождает жестокость.
 А Уокер с его покойным братом и беспризорным детством?
 Но ведь Уокер не жестокий. Более того, она никогда не встречала такого сильного и нежного мужчину. Он обращался с Тигой с трепетностью сына, а не случайного гостя.
 Фейт влекло к Уокеру и раньше. Теперь же она серьезно боялась, что может влюбиться. Вспоминая свой опыт с мужчинами, она знала, что этого делать не стоит. Но Уокер так не похож на Тоня и тех мужчин, которые спокойно переступают через женщин.
 Впрочем, как знать…
 Ночной воздух ровно дышал вокруг, и Фейт казалось, что кто-то стоял рядом с ней и дул на ее лицо, осушая слезинки. Она глубоко, прерывисто вздохнула.
 – Ты простудишься, если будешь стоять здесь босиком, ѕ спокойно сказал Уокер.
 Фейт не обернулась и ничего не ответила. Она не хотла показывать ему свое дурацкое настроение.
 – Все заперла? – спросил он. Она кивнула.
 – Наслаждаешься лунным светом?
 Фейт снова кивнула.
 – Язык проглотила?
 У нее перехватило дыхание.
 Уокер насторожился, он не мог понять состояния Фейт. Положив ей руки на плечи, медленно повернул к себе. Едва заметные серебряные следы слез мерцали на ее щеках.
 – Что случилось, сладкая моя? – спросил он. Нежность в его голосе снова ужалила глаза Фейт, и они наполнились слезами. Очертания фигуры Уокера вдруг расплылись.
 – Не надо, не спрашивай, а то я снова заплачу.
 – Что случилось? – еще раз спросил Уокер. Фейт усмехнулась:
 – Так, ничего.
 Не говоря ни слова, Уокер обнял ее, прижал к себе и принялся нежно качать. Он пытался не обращать внимания на тепло ее тела, которое ощущал на своей голой груди.
 – Мне надо было посадить тебя в самолет, – хрипло сказал он ей.
 – Я уже большая девочка. Но вопреки мифу большие девочки тоже плачут, потому что некоторые вещи стоят слез. Например, Монтегю.
 – Не спорю. – Он погладил Фейт по волосам, потом по спине. – Не расстраивайся. Держу пари, что Джеффу не всегда так плохо, как сегодня вечером.
 – Почему ты так считаешь?
 – Если раньше Дэвис был такой, как Джефф, то ему не о чем беспокоиться. Дети умеют выживать.
 – Ты выжил. – Ее руки сцепились вокруг Уокера, она прижала его к себе. Запах, исходивший от него, был похож на запах таинственной ночи. – Ты мне нравишься, Оуэн Уокер.
 Он коснулся губами ее волос.
 – Не верь этому.
 – А чему верить?
 – Поверь, что сейчас ты в опасности. Ты так близко, что я на грани своих возможностей. Я не знаю, что с собой делать.
 Она улыбнулась, уткнувшись ему в грудь. Встав на цыпочки, Фейт прижалась губами к его шее и почувствовала, какой частый у него пульс.
 В ночи раздался резкий крик.
 – Что это? – испугалась Фейт.
 – Черт! – выругался Уокер. Он все еще пробовал справиться со своей страстью. – Это, наверное, цапля. Кто-то потревожил ее.
 Уокер улыбнулся, уткнувшись Фейт в лоб. Он не хотел сейчас думать ни о чем, кроме нее, когда ее теплое дыхание касалось его кожи.
 – Ты выпила бренди? – спросил он.
 – Нет еще.
 – Сеставить тебе компанию?
 Она посмотрела в его глаза. Они были темные, как ночь.
 – А тебе этого хочется?
 – Я не должен чего-либо хотеть, – прямо ответил он.
 Она ждала.
 – Проклятие. Я захотел тебя в тот самый миг, когда впервые увидел. Теперь я хочу тебя все сильнее. Я хочу тебя так же сильно, как дышать. Твой вкус… когда я поцеловал тебя, поставил меня на колени.
 Ее сердце заколотилось с удвоенной скоростью, а в животе стало горячо. Она потянулась к нему.
 – Давай посмотрим, что будет, если ты поцелуешь меня еще раз.
 Боясь, что Уокер передумает, она потянулась к нему и страстно поцеловала его в губы. Это был жадный, глубокий поцелуй.
 Фейт забыла в этот момент обо всем. Губы Уокера были влажные и чуть солоноватые. Она почувствовала нежное и сладкое прикосновение его языка и крепких зубов. Фейт сжимала руками упругие ягодицы Уокера, потом ее руки скользнули ему на живот и ниже. Она почувствовала, как сильно возбужден Уокер, и глубоко вздохнула.
 Уокер чувствовал себя закруженным в вихре. Все мысли куда-то улетели, оставалось только лишь желание. Безумное желание. Что-то подсказывало ему, что за ними следят, и только это останавливало его от того, чтобы сдернуть с Фейт одежду и уложить ее прямо здесь.
 Не отрывая своих губ от нее, он потянул ее в комнату. Несколькими быстрыми движениями он положил Фейт на пол, снял с нее джинсы и нижнее белье.
 Она не сопротивлялась, а всецело отдалась его воле. Ее тело изнывало от желания.
 Вздрагивая и стоная, он заставлял себя сдерживаться. Если бы он взял ее сейчас, она не получила бы столько удовольствия, как он. Уокер мог причинить ей боль.
 – Что-то не так? – спросила Фейт.
 Когда он заговорил, его голос был грубым, потому что он боролся с собой.
 – Ты не готова.
 Холод прихлынул к ее голове, в животе заледенело, когда он сказал ей то, что она чувствовала. Она знала это и без него, но его слова были неожиданными и потрясли ее.
 – Что ты говоришь? – сказала Фейт. – Я готова как никогда.
 Уокер вспомнил, как однажды она сказала, что мужчины и женщины получают удовольствие по-разному.
 – Подумай хорошенько, – напряженно бросил он.
 – Но…
 Он прервал ее речь поцелуем.
 Фейт не была к нему готова и застонала от неожиданного удовольствия. Чувствовалось, что ей нравится тяжесть его тела, его язык, который ритмично двигается у нее во рту.
 Когда Уокер наконец поднял голову, Фейт поняла, что она снова лежит на ковре, а ее руки бегают по его телу.
 – Я не могу не прикоснуться к тебе, – сказала она. Ее голос был тихим и беспомощным.
 – Да, – выдохнул он сдавленно. Ее соски были ни розовые, ни коралловые. Они были словно два редчайших рубина.
 – Но…
 Его язык жадно облизывал ее груди, словно дитя – мороженое. Потом он втянул один сосок глубоко в рот и медленно тер чувствительную кожу языком. Это было потрясающе.
 Ощущение было таким прекрасным, что Фейт казалось, будто она сейчас воспарит. Ее тело сжалось и задрожало от удовольствия. Она застонала и прошептала имя Уокера. Фейт вся выгнулась, когда он легонько прихватил зубами ее сосок. Ее тело извивалось в пляске любви. Этим она хотела показать ему, как ей нравится то, что он делает. Жар разливался у нее внутри.
 Уокер чувствовал, что происходит с Фейт, он ощутил запах страсти, запах женского пробуждения. Он знал, что она запомнит каждую секунду агонии, через которую он заставит ее пройти.
 Уокер стал целовать Фейт всю, покусывая, облизывая пробуя ее тело на вкус, позволяя ей испытать удовольствие от его нежности. Голова его кружилась, Фейт лежала перед ним абсолютно счастливая. Ему нравилась она такая, нравились ее восхищенный взгляд из-под полуопущенных ресниц и жар ее тела. Уокер дразнил ее, но чувствовал, что уже не в силах терпеть такую муку.
 Фейт не понимала, что происходит. Прикосновения Уокера были так прекрасны, что тело ее выгнулось, а руки стали легкими. Она подняла бы их, но у нее не было сил. Из ее горла вырвался стон. Фейт знала одно – никогда ничего подобного с ней не было. Мир вращался с бешеной скоростью, а она извивалась, кричала, вертелась. Чуткая, беспощадная жадность его рта не позволяла ей поймать даже свое дыхание.
 Это не было похоже на их услады с Тони. Это было как наваждение, как сон самой прекрасной ночи, который они видели с Уокером. Фейт чувствовала себя разрушенной и заново рожденной.
 Будто откуда-то издалека она слышала его имя, котор сама же и произносила. Уокер вошел в нее, и соединение тел было настолько легким и горячим, что он почувствова как ее плоть сжала его плоть, словно влажный бархатнь кулак. Уокер застонал так же, как и Фейт. Он знал, что не сумеет продержаться долго. Никогда в своей жизни он не испытывал такого наслаждения. Она обхватила его ногами и скользила по нему. Ее тело было гладким и жаждущим. Она с жадностью принимала Уокера и радовалась гармонии, которую творили их тела.
 С придушенным криком он дал ей то, что нужно было им обоим. Фейт почувствовала, как расслабилось его тело. Ее руки гладили его спину вялыми движениями. Она улыбнулась, когда увидела, что на нем болтались шорты.
 – Ты смеешься? – спросил он ленивым голосом.
 – Ты, оказывается, все еще одетый.
 – Как и ты.
 Она посмотрела на себя. Бледный свет луны позволил ей увидеть, что ее блузка и лифчик были под стулом с ножкой в виде когтя. Но она понятия не имела, где ее джинсы и нижнее белье.
 – Что же такое на мне? – спросила Фейт. Он приподнялся, желая дотянуться до ее шеи.
 – Золотые серьги и я.
 – В таком случае я не хочу оставаться совсем голой.
 Уокер улыбнулся. Чувство, охватившее ее, было похоже на искру, раздувающую пожар. Она пробормотала что-то и уткнулась ему в шею, покусывая мочку его уха, благодаря таким способом за самую лучшую ночь любви в ее жизни.
 – Ты достоин тех рубинов, которые носишь, – сказала она с улыбкой.
 Он перевернулся на спину, не отпуская Фейт и все еще находясь внутри ее.
 – Могу ли я расценить твои слова как согласие на второй круг?
 Она скользнула и устроилась на нем.
 – В любое время. Где угодно. Как угодно.
 – Ты уверена?
 Она знала, что он чувствует ее взволнованное, безрассудное желание заняться сексом.
 – Совершенно уверена. Ты заставляешь меня почувствовать себя женщиной.
 – Ты самая лучшая в мире женщина.
 – Спасибо тебе. – Она прижалась щекой к его теплой, гладкой, мускулистой груди и вздохнула. Ей приятно было думать, что она наконец близка с мужчиной, которого уважает, которым восхищается, которому доверяет… Прелесть секса, которую он в ней открыл, коренилась в его чувстве, а не в умении. Она надеялась, что он думал о том же. Во всяком случае, ей хотелось, чтобы так было. – Мне так хорошо с тобой, Уокер.
 Удовольствие и боль полоснули его, как бритвой. Удовольствие было от слов, в которых он слышал доверие и радость. Боль была от того же. Мысль о том, что кто-то ему доверяет, сковала сердце Уокера холодом. Он не хотел этого. Слишком болела в нем рана от смерти брата.
 Он взял лицо Фейт в ладони и нежно поцеловал его.
 – Наслаждайся мной, но не стоит зависеть от меня, Фейт. Это заставляет меня нервничать.
 Она медленно выдохнула и сильнее прижалась к груди Уокера. По крайней мере он не клянется в любви, как Тони, не обещает счастливой жизни, желая подобраться поближе к банковскому счету Донованов. Конечно, она достаточно взрослая, чтобы принять то, что предлагает ей Уокер, и не кукситься, что он не может дать ничего большего.
 – Хорошо, – сказала она.
 – Что значит хорошо?
 – Только то, что значит, – просто ответила Фейт. – а, что между нами только что произошло.
 От ее слов Уокер должен был испытать облегчение. Но ничего подобного не было. Ему показалось, будто что-то ускользает от него.
 – Сладкая моя, я не хотел задеть тебя или обидеть.
 Фейт подняла голову и посмотрела ему в глаза. На секунду стало тихо, и в этой тишине особенно отчетливо был слышен стон Уокера.




 Глава 23


 Джефф поднялся так тихо, как только мог, но Мел все равно недовольно застонала и перекатилась на другую сторону кровати, как будто его уже там не было. Бормоча что-то успокаивающее, он погладил ее по плечу. Через несколько секунд ее дыхание стало снова глубоким и ровным. Она опять крепко заснула.
 В доме было так тихо, что Джефф слышал, как пот скатывается у него по спине, когда он наклонился поднять одежду, которую они с Мел разбросали возле кровати.
 Нос Бумера ткнулсй в голые ягодицы хозяина, и Джефф едва не выскочил из собственной кожи. Он мысленно выругался. Приложив руку к сильно бьющемуся сердцу, он стал натягивать брюки. Возможно, он мог бы отговорить отца от этого сумасшествия. Наверняка существует другой способ добыть деньги. Ведь у них, в конце концов, есть лодки для ловли креветок, ювелирный магазин и само поместье.
 Стараясь не скрипеть половицами, Джефф спустился в холл и направился к комнате отца. Бумер шел рядом, обрадованный, что среди ночи у него появилась компания. Из-за двери раздавался громкий отцовский храп, от которого, казалось, дрожали даже стены. Джефф отлично знал, что сейчас Дэвиса Монтегю не разбудит даже хор моряков.
 Дверь была закрыта. Джефф повернул хрустальную ручку, и она поддалась. Внезапно в голове его ожила картина, которую он видел больше тридцати лет назад… Маленький мальчик бежит по холлу, его преследуют кошмары, он бросается к двери. Его родители принимают его, обнимают, успокаивают, кладут между собой в постель. От матери пахнет жасмином, от отца костром из морских водорослей, который он развел, чтобы приготовить крабов для пикника на берегу в тот вечер. Ребенок прижимается к большим телам родителей. Отец берет его руку, и он засыпает, уверенный в своей полной безопасности.
 Боже, как давно это было.
 Джефф закрыл глаза и почувствовал запах жасминовой пудры матери. Он осознает, что ее больше нет, что она умерла, но он не знает, куда подевался отец того мальчика.
 – Папа? – прошептал он.
 Ответом ему был пьяный храп.
 Нетерпение и гнев душили Джеффа. Отчасти гнев его был направлен и на самого себя. Мальчик из его воспоминаний уже мертв, как и его мать, от которой пахло жасмином. Теперь тот мальчик стал мужчиной, который должен защищать своего собственного ребенка. И если мужчина горюет, что не может залезть в постель к родителям и скрыться там, как мальчик много лет назад, это никуда не годится. Мир вечно в движении, жизнь не замирает ни на секунду. Никогда. Все вырастают, все взрослеют.
 Внезапно Джеффа осенило. Интуитивно он понял, почему его отец пьет. Он просто заставляет мир отступить.
 Рука Джеффа легла на ручку двери, и ему показалось, что он кое-что увидел боковым зрением. Он обернулся, но ничего не было, кроме закрытой двери, ведущей в спальню Тиги, и дверей в наглухо закрытые комнаты. Посмотрел на Бумера. Собака была совершенно спокойна.
 Джефф беззвучно выдохнул. Хотя иногда он видел призраков, но сегодня с ними встречаться ему не хотелось.
 Широко открыв дверь. Джефф вошел в спальню отца. На него сильно пахнуло перегаром. Получив разрешение, Бумер прошел следом за хозяином и разлегся на толстом ковре.
 Джефф закрыл за собой дверь и подошел к кровати. Ничего, кроме белья, не менялось здесь с тех пор, как умерла мать. Те же самые флакончики духов, в которых отражались крошечные осколки лунного света. Те же занавески с большими цветами магнолий на них и виноградной лозой, которые так сильно выгорели, что их рисунок существовал только в памяти Джеффа.
 – Папа, – позвал Джефф. – Папа, – повторил он. Джефф включил свет возле кровати и потряс отца. Храп стал тише, потом перешел в жалобное ворчание. Сын продолжал трясти слабое тело старика.
 – А? Джеффи? Что ты хочешь, мальчик? Тебе приснились кошмары?
 Боль полоснула по сердцу Джеффу. Отец не называл его так с тех пор, как ему исполнилось тринадцать.
 Джефф удивился, что отец помнит его мальчиком, и ему стало еще хуже.
 – Проснись, папа. Нам надо поговорить.
 Дэвис заморгал, потом снова закрыл глаза. Через секунду он открыл их и с трудом сфокусировал взгляд на лице мужчины, который когда-то был его маленьким сыном. Память возвращалась к Дэвису, а вместе с ней возникало неодолимое желание уйти обратно в сон или в алкогольное забытье. Он тер глаза, словно они были засыпаны песком. Во рту у Дэвиса пересохло, и ему не хватало слюны, чтобы разбавить ею отвратительный привкус.
 – Мне надо выпить, – пробормотал он.
 – Ничего подобного, – нетерпеливо сказал Джефф.
 – Мне надо выпить! – настаивал отец.
 – Мы должны поговорить о том, как собрать деньги для Сола. Я собираюсь заложить поместье, лодки, ювелирный магазин – все, что потребуется.
 Дэвис смотрел сквозь Джеффа.
 – Ты не можешь. – Дэвис покачал головой, вздрагивая от острой головной боли. – Они уже заложены.
 Джефф не поверил.
 – Земля, дом, лодки…
 – Все, – хрипло прервал его Дэвис. – Так я собрал деньги на партнерство с Солом.
 Джефф с тоской во взгляде оглядел комнату, как если бы она уже принадлежала кому-то другому. Если он не выполнит план отца, это произойдет. Он, сорокалетний мужчина, будет без работы, с сумасшедшей теткой, отцом-алкоголиком и беременной женой на руках. И все они будут зависеть от него целиком и полностью.
 Дэвис застонал. Слишком много воспоминаний нахлынуло на него, причем каждое последующее острее и больнее предыдущего.
 – Меня на самом деле жизнь сильно побила, Джеффи.
 Что-то похожее на печаль промелькнуло в лице Джеффа, но он не мог позволить себе отдаться этому чувству. У него есть женщина и ребенок, о них он должен думать в первую очередь. В отличие от отца они ни в чем не виноваты. Но должны будут за все заплатить вместе с теми, кто виноват.
 – Да, папа, тебя действительно жизнь побила.
 Дэвис уже ничего не слышал. Он снова впал в пьяное оцепенение, и его храп снова сотрясал воздух.
 Время было за полночь, когда темная фигура скользнула мимо мрачных стен Руби-Байю. Никто наверху не слышал приглушенный треск стекла и старого дерева, уступившего тупой силе. Никто не слышал возни около одного из портретов Монтегю, который был снят со стены библиотеки и отставлен в сторону. Никто не слышал, как руки в черных перчатках открыли дверцу сейфа.
 Но эти руки нащупали там лишь бумагу и тяжелую Библию. Все. Пусто. Совершенно пусто.
 Тихо, как охотник в темноте, Уокер передвигался по верхнему этажу, когда первый свет едва озарил небо на востоке. Этот блестящий цвет розового коралла напомнил ему о влажных сосках Фейт. От этого воспоминания он почувствовал внутри огонь и холод. Ни одна женщина не доставляла ему столько удовольствия, как Фейт в эту ночь. Уокеру грустно было думать, что он не ее мужчина – ведь Фейт создана для солнечного света. Уокер же считал себя человеком ночи, который ни за кого не отвечает, кроме себя, и никому не приносит боли, кроме себя.
 Уокер остановился и прислушался, не проснулся ли Бумер. Ему ни к чему было, чтобы именно сейчас собака залаяла. В доме было тихо. Бумер спал крепким сном.
 Уокер свернул на галерею второго этажа. С превеликой осторожностью он дошел до места, где раскинулись ветки дуба. Он легко перемахнул через перила и повис на толстой ветке. Вскоре он уже перебрался на ствол и нащупывал ногой другую ветку. Он ловко спустился вниз и тихо спрыгнул на землю. Воздух был прохладный и влажный, в нем чувствовался запах моря и земли. Птицы молчали. Лягушки не горланили, призывая самцов. Даже сверчки вели себя тихо. Ничто не нарушило тишину, кроме отдаленного крика чаек и карканья ворон.
 Широкий песчаный берег тянулся всего в сотне метров от того места, где стоял Уокер, но оттуда не доносилось ни шума прибоя, ни ветра, который гнал волны. Казалось, сам воздух замер в ожидании рассвета.
 Уокер быстро стал частью пейзажа. Ему не нужен был никакой камуфляж, чтобы слиться с природой. Он был одет в простую рубашку и черные старые джинсы, которые не шуршали при ходьбе. Остальное – дело техники и терпения. Он обладал и тем и другим.
 Даже в темноте Уокеру понадобилось меньше десяти минут, чтобы обнаружить место, где разбила свой лагерь команда наблюдения. Это был холмик выше береговой линии, но ниже густых зарослей. Оттуда открывался хороший вид на длинную извилистую дорогу и причал, где в солоноватой воде приткнулись два разбитых ялика для ловли устриц. Никто не мог подойти или подплыть незамеченным.
 Один из агентов лежал в легком спальном мешке в зарослях травы. Другой сидел в кустах – видимо, по нужде. Как вежливый человек, Уокер подождал, пока человек не выйдет из кустов, и только потом объявил о своем присутствии.
 – Доброе утро всем в лагере, – растягивая слова, сказал Уокер. – Пора вставать, джентльмены. К вам гости.
 Агенты выругались и потянулись за оружием, но, должно быть, быстро поняли, что в этим нет никакой необходимости. Если бы мужчина захотел их гибели, они уже были бы покойники.
 Через секунду издалека раздался женский голос:
 – Хорошо работаешь, Фарнсуорт. Ты спал или как?
 – Я совсем не спал, но ничего не слышал, – отозвался Фарнсуорт. Он повернулся в темноте в сторону Уокера:
 –• Кто ты, черт побери, и чего хочешь?
 – Убери оружие. Я пришел поговорить, – сухо бросил Уокер.
 – Убери, – устало повторила женщина. – Все равно слишком темно для стрельбы.
 Фарнсуорт, выругавшись, бросил оружие. Звук стали, скользнувший в кожу кобуры, был мягким, но хорошо различимым. Как звук молнии, которую дернули вверх.
 Уокер вышел из укрытия. Он постарался, чтобы его руки были на виду.
 – Осторожней выходите из тех зарослей, мэм, – предупредил Уокер, когда услышал шелест. – Они могут располосовать, как ножом.
 – Ни черта подобного, – пробормотала она. Уокер с трудом удержался от смеха,
 – Могу я вам предложить руку, мэм? – спокойным голосом спросил он.
 – Засунь ее куда-нибудь подальше, ковбой.
 – Я воспользуюсь вашим добрым советом, спасибо, – ответил он.
 Мужчина по имени Фарнсуорт проглотил смешок. Впервые за долгое время он увидел, как его босса осадили. Надо сказать, ему это понравилось.
 Синди Пил продиралась сквозь густые заросли к Уокеру. Она была сердитая, как кошка в ливень.
 Женщина показалась Уокеру знакомой. Ну конечно, он видел ее в ресторане в Саванне; правда, одета она совсем по-другому. В тот вечер на ней были деловой темный пиджак, блузка цвета сливок и темная юбка. Сейчас же она в темном незатейливом комбинезоне на все случаи жизни. Форменные костюмы и начищенные до солнечного блеска туфли нужны в офисе, они ни к чему агенту в полевых условиях.
 Но Уокер сомневался, что эта команда хорошо подготовилась к ночлегу под открытым небом. Вот потому-то он и рассчитывал выгодно обменять содержимое своего рюкзачка на нечто полезное.
 Синди в грязном черном комбинезоне выбралась из зарослей.
 – Ну что, хорошо поспал?
 Фарнсуорт поднял руки, сдаваясь, и подошел к ней.
 – Честно, Синди, я бодрствовал.
 – Точно, мэм, – подтвердил Уокер.
 – Откуда ты знаешь? – вскинулась она.
 – Мужчина в его возрасте обычно не писается во сне.
 – Настоящий комик. Сегодня у меня удачный день.
 – Возможно, – согласился Уокер. – Нет ли у вас желания обменяться некоторой информацией?
 – Информацией? Насчет чего?
 – Насчет того, зачем вы здесь.
 – Я скорее вырву зуб без анестезии.
 Уокера это ничуть не удивило. Люди ФБР никогда не торопились идти на контакт.
 Светало, и Уокер мог разглядеть тонкие темные царапины на руке Пил – порезы от травы.
 – У вас кровь, мэм.
 – Это не самый короткий путь к моему сердцу.
 Уокер усмехнулся:
 – Примерно так же говорит иногда Арчер.
 – Арчер – это кто? – поинтересовалась Пил.
 – Старший брат Фейт Донован, парень, на которого я работаю.
 – Фейт… – пробормотала Пил. Потом утренний туман прочистил ей мозги. – Фейт – хорошее имя. Если мне не изменяет память, это она была с Мелани, которая скоро станет Монтегю, в ресторане. А не тот ли ты парень со знаменитой тростью? Департамент полиции Саванны все еще гудит о том, как ты отделал ею своего приятеля.
 – Я оставил трость дома, – сообщил Уокер.
 – Значит, тебя зовут Оуэн Уокер, – заявила Синди. Что тебя связывает с Монтегю?
 – Если тебе известно мое имя, то ты знаешь и чем занимаюсь. В ФБР, я думаю, дураков не держат.
 – С какой стати ты решил, что мы из ФБР? – требовательно спросила она.
 – А с какой стати ты считаешь меня дураком? – Голос Уокера звучал так нежно, что сначала агент не поняла значения его слов. Потом в свете зарождающегося утра она рассмотрела его глаза и выругалась себе под нос.
 – Обыщи его рюкзак, Фарнсуорт.
 Уокер открыл рюкзак.
 – Ничего особенного, – сказал он. И, словно решив доказать это, вынул термос и рулон туалетной бумаги. Женщина смотрела на то и на другое довольно долго.
 – Ненавижу, когда объект лучше подготовлен, чем мы, – проворчала она, выхватывая у него из рук туалетную бумагу.
 – Такие комбинезоны очень неудобны для женщин в лесу, – заметил Уокер ей вслед.
 Фарнсуорт отвернулся от рюкзака.
 – Я полагаю, она старшая.
 – Точно.
 – Яркая леди.
 – Это точно. Я с ней два года. Когда-нибудь она станет управлять Бюро.
 – До или после Второго пришествия Христа?
 Фарнсуорт подавил смешок.
 Уокер смотрел на мужчину, чьи черты обрисовывались наступающим утром все четче. Фарнсуорту было лет сорок пять. Это был подтянутый мужчина с седеющими волосами и проницательными темными глазами.
 Тихое, но сердитое проклятие донеслось из кустов.
 – Надеюсь, она не присела на что-то острое, – вежливо заметил Уокер. – Может повредиться.
 Фарнсуорт прикрыл рот рукой, пытаясь удержаться от смеха.
 Уокер услышал, как Синди Пил идет, и взял свой рюкзак. Он вынул два пластмассовых стакана, которые принес вместе с термосом, и налил в них ароматного кофе.
 – Надеюсь, ты не откажешься от черного кофе, – сказал он.
 – Я выпью любой, какой есть, – сказал Фарнсуорт. – Он взял чашку, выпил и вздохнул. – Благодарю.
 Синди появилась из мрака зарослей.
 – Если ты не оставил мне хотя бы одну чашку, ты уволен.
 – Здесь хватит на всех, успокоил ее Уокер. Он подал ей чашку, потом порылся в глубине мешка и достал бумажный пакет с остатками бисквита.
 – Забыл желе, – сказал Уокер. –.Надеюсь, вы не очень расстроитесь. – Уокер ждал, пока агенты не съедят все бисквиты и не выпьют весь кофе, после чего Пил будет готова к разговору.
 – Вы давно интересуетесь Монтегю? – задал вопрос Уокер.
 Фарнсуорт посмотрел на Пил.
 – Послушай, Уокер, – сказала она осторожно, – мы проверили тебя. Ты можешь держать язык за зубами. Я бы оценила это, если бы ты охранял наши интересы, как свои собственные.
 Уокер ничего не сказал. Он наблюдал за Пил, глаза которой обретали сейчас намек на синий цвет.
 – Говорят, ты знаешь, как заключить любую сделку, – сказала она, и в этих словах не было вопроса.
 Уокер кивнул.
 Пил допила остатки кофе из чашки и стала прикидывать, сколько и что хотела бы выложить. Не все, черт возьми. Она никогда не видела Эйприл Джой, но зато слышала о ней.
 – Никто не говорил, что ты варишь превосходный кофе, – заметила она.
 Он улыбнулся почти застенчиво.
 – Спасибо, мэм.
 – Боже, – пробормотала она. – Держу пари, ты одурачил своей улыбкой тысячу людей.
 – Да, мэм. Надеюсь.
 – Может, «мэм» – общепринятое слово, но у нас его лучше не употреблять.
 Уокер изучил ее ясные глаза и понял, что у нее крутой характер.
 – Что ж, мэм, я приму это к сведению.
 Фарнсуорт чуть не подавился глотком кофе. Пил засмеялась.
 – Мы поладим, Уокер. Так ведь тебя называют, верно? Ты Уокер, не Оуэн.
 – Да. Моего отца звали Оуэн. Я никогда не был «Младшим Оуэном». Я Уокер, и все тут.
 Пил медленно соскребала с комбинезона грязь.
 – Настырный парень, да?
 – Скорее упрямый, – легким тоном поправил ее Уокер. – Именно поэтому я продолжаю задавать один и тот же вопрос, пока не получу на него ответ. Чем вас заинтересовали Монтегю?
 Пил посмотрела на него исподлобья, раздумывая, что может ему сказать.
 – Что ты знаешь о мафии?
 – Об отечественной? Чертовски мало.
 Глаза Пил сузились, она смотрела на него в упор.
 – Вот что, Уокер. Я не буду говорить ничего. Ты неглупый парень и сам все должен понять, если просмотришь внимательно открытые отчеты.
 – Так-так, – сказал Уокер, – открытый отчет – хорошая подсказка.
 – Точно. Ты заходишь в Интернет и смотришь списки уплаты налогов на собственность, потом интересуешься государственными корпоративными бумагами и выясняешь, что Дэвис Монтегю состоит в товариществе на землю и имеет дело с Сальваторе Энджелом, урожденным Анджелини. Впрочем, он предпочитает называть себя просто Сол. И между прочим, этот человек – главарь одной из наиболее агрессивных преступных организаций.
 – Дэвис и Сол Энджел – партнеры? – спросил Уокер.
 – Партнеры по бизнесу с недвижимостью, – сказал Фарнсуорт.
 Уокер хмыкнул.
 – Дальше.
 – Можно немного добавить, – согласилась Пил. – Мы пытаемся возбудить дело против Сола Энджела по статье о вымогательстве. Он безнаказанно воровал и грабил в течение нескольких лет. Теперь же пытается строить легальный бизнес и использовать его как средство для отмывания грязных денег.
 – И вы думаете, что дела с недвижимостью финансируются грязными деньгами.
 – Мы уверены в этом, как в том, что солнце через несколько минут взойдет, – сказала Пил, кивая на восток. – Но знать и доказать это в суде – два разных дела.
 Уокер спрашивал себя, знают ли агенты о нападении на Фейт головореза по имени Банди Энджел.
 – У Монтегю серьезные проблемы? – спросил Уокер.
 – Дэвис Монтегю думает, что он важная птица, – сказала Пил. – На самом деле – нет. Он только орудие в чужих руках. Дэвис заключил ряд сделок, в результате которых у его партнеров возникли серьезные проблемы. Они потеряли каждый по четверть миллиона. Они могут себе это позволить, но не могут позволить одурачить себя. Мы полагаем, они собираются расквитаться за это с Дэвисом. Наша задача – не пропустить этот момент.
 – Зачем вам это?
 – Дэвис не жестокий парень. Он всего лишь старый пьяница. Когда Сол со своим дружком начнут ломать ему колени, Дэвис испугается и, я думаю, переметнется к нам.
 Пил посмотрела на термос, и Уокер вылил ей в чашку два оставшихся глотка кофе.
 – К тому же нам может повезти, и мы поймаем того, кто прикрывает Сола, – продолжала она. ѕ Если это удастся, мы получим кое-что. А сейчас все, что у нас есть, – это укусы проклятых насекомых.
 Она протянула чашку Фарнсуорту, который допил последний глоток. Уокеру это понравилось, но он не спешил ей доверять до конца.
 – Ты следила за Мел или за Фейт в ресторане? – поинтересовался он.
 – За Мел.
 Опыт игрока в покер сейчас как никогда пригодился. Уокер даже не моргнул, услышав откровенную ложь Пил.
 – Мел под подозрением?
 – Мы думали, что старик мог использовать ее как курьера, чтобы заплатить этим акулам. Но мы не угадали. По крайней мере в прошлый вечер.
 Уокер мрачно улыбнулся.
 – Я полагаю, что Дэвису нечем было бы заплатить. Судя по тому, в каком состоянии сейчас старое поместье, он не может позволить себе купить даже почтовую марку, которая стоит гораздо меньше, чем услуга курьера.
 – Верно, – согласился Фарнсуорт. – Он на грани банкротства, его адвокат составляет бумаги.
 – Он думает, что банкротство защитит его от мошенников? – спросил Уокер.
 – Надежда на чудо, – сказала Пил. – С каждым случается.
 Уокер подумал о великолепных рубинах. Даже проданные со скидкой, они вполне смогли бы оплатитьдолг Монтегю бандитам. Почему же Дэвис, находясь в таком положении, хочет подарить их невестке?
 Или у него иные намерения – стащить рубины и с рыданиями кинуться в страховую компанию?
 Если бы Уокер не носил при себе рубины, их бы украли уже в Саванне, а Донованы бы за это заплатили. Как некрасиво жить во лжи. Деньги спокойно перетекли бы от Донованов к Монтегю.
 – А что ты тут делаешь? – спросила Пил.
 – Охраняю рубины.
 – Какие рубины? – удивилась она.
 – Рубины Монтегю. Старые фамильные драгоценности.
 Темные глаза ее сузились.
 – Продолжай.
 – Некоторое время назад Дэвис позвонил Фейт и попросил сделать свадебное ожерелье для Мел. Он предоставил ей материалы, то есть рубины и золото, а Фейт сделала дизайн и работу. В качестве гонорара она должна была оставить себе самый маленький из тех четырнадцати рубинов, которые он ей дал.
 – Рубины? – нахмурилась Пил. – Сколько они стоят?
 – Примерно, миллион.
 Фарнсуорт тихо присвистнул.
 – Черт побери. Не слабо. Почему же он с их помощью не отделается от Сола?
 – Возможно, Дэвис рассчитывает иметь и рубины, и деньги за страховку, – сказала Пил.
 – Я тоже так думаю, – согласился Уокер.
 – На какие деньги он их купил? – спросил Фарнсуорт. –Они, черт побери, наверняка не внесены в список его активов.
 – На самом деле камни могут быть семейной реликвией, – заметила Пил. – Многие ценности хранятся без внесения в список из-за налогов на наследство. Возможно, они краденые.
 – Если бы они были краденые, Интернет был бы завален объявлениями. Их бы разыскивали, ѕ сказал Уокер.
 – Ты проверял?
 – Естественно, я сделал это прежде чем Арчер согласился застраховать их.
 – Арчер? – удивилась Пил. – Арчер Донован, старший брат Фейт? Значит, он страхует эти драгоценные камни?
 – Только до свадьбы, – сказал Уокер. – Потом они уже на страховке у Дэвиса.
 Пил глубокомысленно ткнула пальцем в лоб.
 – День святого Валентина. Что-то должно произойти с этими рубинами, причем скоро, или ничего хорошего Дэвиса не ждет.
 – Вероятно, – согласился Уокер.
 – Ты уверен, что камни настоящие? ѕ спросил Фарнсуорт. – Дэвис был бы не первый, кто страхует первоклассное стекло.
 – Они настоящие.
 Агенты оценили уверенность Уокера..
 – Значит, они под твоей охраной, ѕ глубокомысленно заключила Пил. Сейчас она походила на того кем и была ѕ на федерального агента, который прокручивал в голове, как можно использовать новый факт с выгодой для себя.
 – Да. Я отвечаю за них головой. – Уокер стал собирать остатки завтрака, который принес. Он знад, о чем Пил думает. У них свои задачи, у него – свои.
 Его волновал один вопрос: зачем агентам понадобилось скрывать от него, что они не следили за Фейт.
 Он знал, что ответ на этот вопрос обойдется ему дороже, чем кофе и холодные бисквиты. Сейчас у него недостаточно козырей, чтобы выбросить их на стол. Так что пора собирать вещички и ждать подходящего момента.
 Поскольку важнее всего – остаться в этой игре.




 Глава 24


 Уокер вернулся в дом так же незаметно, как и вышел из него. Пол галереи скрипнул, когда он спрыгнул с ветки дуба, но Бумер, вероятно, слишком крепко спал и на шум не откликнулся. Все в доме спали. Кроме Фейт.
 – Где ты был? – спросила она, как только Уокер закрыл за собой дверь.
 Он с нежностью посмотрел на маленький беспорядок и на самую дорогую ему женщину. Даже в первых лучах утреннего света кожа ее пылала. Он знал, что не должен прикасаться к ней, и одновременно не мог удержаться, чтобы не вкусить этот запретный плод еще раз. Улыбаясь, он сбросил один ботинок.
 – Уокер?
 Другой ботинок тихо шлепнулся на ковер.
 – Я не забыл сказать тебе, какая ты красивая? – спросил он, подходя к ее кровати. – Или я слишком торопился?
 Дыхание у нее перехватило. В глазах вспыхнул свет воспоминаний.
 – Ты заставил меня почувствовать себя красивой.
 – Ты уверена?
 Она смотрела на его обтягивающие джинсы.
 – Раздевайся.
 – Сладкая моя, если я разденусь, я не пожалею тебя.
 Страсть охватила ее.
 – В таком случае позволь мне помочь тебе.
 Уокер засмеялся, но потом почувствовал, как ее пальцы рванули застежку на джинсах. Все, что он мог сделать, – это затаить дыхание. Он накрыл ее руки своими, вжимая ее пробудившееся тело в кровать.
 – Я думаю, сейчас тебе будет очень хорошо, – протянул он.
 Фейт посмотрела на него заинтригованным взглядом.
 – Я и не сомневаюсь.
 – Я сделаю это медленно и нежно, и ты увидишь, как глубоко и быстро я войду в тебя.
 Она облизнула нижнюю губу кончиком языка.
 – Я на седьмом небе от счастья.
 Его медленная, нежная улыбка зажглась страстью.
 – Я никогда ничего плохого тебе не сделаю, сладкая моя. Ты ведь знаешь это?
 Она вздохнула и сжала пальцы вокруг его талии. Тугая живая волна пульсации завораживала ее.
 – Если бы у меня возникли хоть какие-то сомнения на этот счет, меня бы не было здесь. – Не отдавая себе отчета, она облизывала губы, когда тянула вниз его джинсы. – И я уверена, что не собиралась бы попробовать, какой ты на вкус сегодня утром.
 Дрожь, которая сотрясла его, удивила обоих. Он хотел сказать ей, какая она сексуальная, но у него не было сил, дыхание перехватило, слова пропали. Поэтому он быстро снял свои джинсы и стащил покрывало. Его рот чувствовал то, что глаза едва ли могли рассмотреть. Очень скоро Фейт уже извивалась и кричала.
 Он взял ее ноги и развел их так, чтобы она вся открылась ему. Плоть Фейт была словно шелковистый огонь, он мял и целовал ее всю. Он хотел ее всю.
 Глаза Фейт медленно открылись. В тусклом свете утра они были туманны и чувственны.
 – Уокер?
 – Да, сладкая. – Он сжал ее бедра.
 Фейт застонала, испытывая приятные ощущения. Он еще не заполнил ее, но Фейт уже хотела этого. Она хотела этого прямо сейчас.
 – Почему? – спросила она.
 – Что почему? – Он говорил протяжно, несмотря на то что его тело покрылось потом.
 – Почему ты ждешь?
 – Чего жду?
 – Ты знаешь!
 Ее бедра двигались навстречу, почти засасывая его в себя.
 – Я не знаю, скажи.
 – Ты дразнилка.
 – Так, у меня было много имен, но… – Его голос надломился. Бедра Фейт двигались так, что он уже готов был взорваться. Уокер застонал. – Ты доконаешь меня.
 – Теперь ты понимаешь.
 – Я хочу убедиться, что даю тебе то, чего ты хочешь. Чего ты хочешь?
 Дразнящее прикосновение и отступление были невыносимы. Он не продвигался глубже.
 – Тебя, – хрипло сказала она. – Черт побери, Уокер, я хочу тебя!
 – Ты меня уже получила, – сказал он, продвигаясь еще на чуть-чуть в ее шелковистую плоть. Она крутила бедрами все сильнее.
 – Мне мало тебя…
 – А, вот как? – Он продвинулся еще глубже. – Лучше?
 Она задрожала, внутри у нее все ритмично сжималось.
 – Еще.
 – Да ты, оказывается, жадная? Мне нравится это в женщине.
 Она царапала его бедра.
 – И это мне тоже нравится, – сказал он. – Давай. Вперед, моя сладкая. Покажи мне, как ты меня хочешь.
 – Глубоко, – прошептала она.
 Он уступил ей еще один дюйм и был вознагражден обильной шелковистой влагой ее плоти и сладкой пульсацией ее тела, которую он тотчас ощутил. Он снова отступил, несмотря на то, что пот лил у него по спине. Он с силой толкнулся было обратно, но заставил себя удержаться на полпути. От запаха и жара ее тела голова Уокера стала легкой.
 – Уокер, – хрипло проговорила она, – Зачем ты меня мучаешь?
 – Проклятие, ты такая сладкая, что я не могу не дразнить тебя.
 Он положил ее ноги себе на плечи и насадил ее на себя. Он смотрел на ее прекрасное дрожащее тело и наслаждался этим зрелищем. Она была в его руках вся. Он чувствовал ее, как чувствовал себя.
 Как только она выкрикнула его имя, он, к ее удовольствию, начал двигаться так, как нужно было им обоим, сильно и глубоко. Фейт выгнулась ему навстречу, и он едва успел поцеловать ее, прежде чем она, освобождаясь, закричала.
 Фейт медленно приходила в себя, она забыла, где она.
 Лишь спустя несколько минут она почувствовала на себе тяжесть тела Уокера.
 Фейт тихо засмеялась.
 – Ты был прав.
 – Мм? – промычал Уокер, которому лень было отрывать губы от ее шеи.
 – Я потрясена.
 Нехотя Уокер открыл рот.
 – Полагаю, сейчас начнутся умные рассуждения о женском начале?
 Она улыбнулась и вцепилась зубами ему в челюсть.
 – Ты ошибся. Я хотела сказать, что «Камасутра» отдыхает.
 Он тихо засмеялся.
 – Кажется, эта книга не была в списке литературы для чтения в моей школе.
 – Никогда не читал ее? – спросила она, приглаживая ему волосы.
 – В средней школе? Нет.
 – А в неполной средней школе?
 – Нет.
 – О Господи. В детском саду, что ли, ты ее читал?
 Он снова засмеялся.
 – Нет, – сказал он, покусывая ее груди.
 – Извини, но я не верю, что ты ее прочел в утробе.
 Засмеявшись, Уокер крепко обнял ее и перевернулся на спину. Она двигалась легко. Фейт – совершенная партнерша для него, это он понял сразу, но она близка ему и по духу. Никогда он не знал женщины, похожей на Фейт. Деловая, романтичная, способная располосовать своими шпильками ногу грабителя, обманчиво хрупкая и обманчиво сильная.
 Впервые он понял, почему мотылек летит на пламя: лучше погибнуть, чем оставаться одному в холоде и мраке.
 – …слышишь? – спросила Фейт.
 – Что? – сказал он, встряхнув головой, словно хотел освободиться от собственных мыслей.
 – Это Мел. Я думаю, что-то случилось.
 Внезапно слабый, но достаточно ясный крик женщины раздался в тишине дома.
 – Боже, надеюсь, это не из-за ребенка! – Фейт выскочила из кровати и принялась искать свою одежду.
 Уокер надел свои трусы ценой в миллион долларов и схватил нож. Зажав его в зубах, он потянулся к своим джинсам. Когда он надел штаны, Фейт уже вылетела из двери. Он кинулся за ней.
 – Мел? – кричала Фейт. – Мел, где ты? Что случилось?
 Мысль о Банди Энджеле и о головорезе из России подстегнула Уокера. Он летел как на крыльях. На полпути в холл он догнал Фейт и дернул ее за руку.
 – Что?.. – возмутилась она.
 – Побудь здесь, пока я не выясню, что произошло, – сказал он.
 – Но…
 – Никаких «но». Это может быть засадой. Будь здесь.
 – А ты как?
 Но она говорила уже с его спиной. Уокер спустился по лестнице так тихо, словно призрак. Фейт видела, как он вынул нож, а ножны сунул в карман. Неожиданно взгляд ее привлекли шрамы на его спине. Она не знала, что ее сильнее потрясло – нож или эти былые раны.
 В животе Фейт все перевернулось. Она побежала в спальню, достала из сумочки баллончик с перцем и понеслась вниз, стараясь ступать как можно тише.
 Сколько ни прислушивался Уокер, нигде не было никакого крика, никакого намека на схватку. Он все еще был осторожен и чувствовал, что Фейт идет за ним. Уокер оглянулся и посмотрел на нее убийственным взглядом. Она выдержала его.
 Он привлек ее к себе и тихо сказал:
 – Сладкая моя, если ты будешь на меня вот так смотреть, ты не сможешь сесть неделю на свою попку.
 Она уткнулась ему в ухо и так же тихо ответила:
 – Если ты будешь смотреть на меня вот так, сладкий мой, ты не увидишь меня больше.
 Они тихо скользнули на нижний этаж и стали вместе прислушиваться.
 Уокер прошел мимо библиотеки и стремительно направился в заднюю часть дома. Фейт шла за ним по пятам. Дверь кухни оказалась приоткрыта. Он подвинул Фейт к той стороне двери, где были петли, а сам придвинулся к щели.
 – …мертвый! – кричала Мел. Фейт вздрогнула.
 – Нет, он… нет, дорогая, – бормотал Джефф. – Видишь? Он дышит.
 – Ты уверен?
 Уокер приоткрыл дверь кухни, чтобы заглянуть внутрь. Мел и Джефф в пижамах сидели на полу возле Бумера. В прибывающем свете дня Уокер увидел Бумера, который распластался на линолеуме, как толстый мягкий коврик.
 – Я уверен, – успокаивая, сказал Джефф. – Дай мне твою руку. Чувствуешь, как дышит? Глубоко. С ним все нормально. – Но в голосе Джеффа было какое-то волнение, которое он не мог скрыть.
 – Почему же он не проснулся, когда я споткнулась об него?
 Длинно выдохнув, Уокер вложил нож в ножны и засунул его за пояс джинсов.
 – Что случилось? – спросил он, входя на кухню. Джефф вздрогнул от неожиданности.
 – Бумер, – просто сказала Мел, со слезами на глазах глядя на собаку. – Он не просыпается.
 Когда Уокер присел рядом с собакой, вошла в кухню и Фейт.
 – Что случилось, Мел? – спросила Фейт, опускаясь на колени рядом с подругой. – Мне показалось, ты кричала.
 – Я захотела есть и пошла в кухню за крекерами, – рассказывала Мел, не отрывая глаз от собаки. – Я была сонная и не заметила Бумера. Я, должно быть, завизжала, когда споткнулась о него.
 – Я прибежал сюда на ее крик, – сказал Джефф, поглаживая Мел по плечу так же, как она гладила Бумера по голове. – Ты упала?
 Она покачала головой.
 – Ты уверена? – настаивал он. – С тобой и малышом все в порядке?
 – Я схватилась за стол, чтобы не упасть, – призналась Мел. – Так почему же он не просыпается?
 Уокер ощупал собаку осторожно и нежно.
 – Никакой крови. Никаких шишек или сломанных костей, ничего не чувствую. Пульс ровный, устойчивый, разве что слегка замедленный. Как и дыхание. Кажется, все хорошо, но лучше вызвать ветеринара.
 Уокер встал и спокойно предложил Джеффу выйти. Тот колебался, глядя на свою невесту, прежде чем подняться.
 – Побудь с Мел, – попросил Уокер Фейт.
 Она кивнула.
 Как только дверь кухни закрылась за Джеффом, Уокер тихо спросил его:
 – Вы давно делали обработку поместья ядохимикатами?
 Джефф покачал головой:
 – Мы ее не делали.
 Уокер хмыкнул.
 – Где здесь телефон?
 – В библиотеке. Я покажу.
 – Я думаю, Бумера накачали снотворным, – сказал Уокер.
 Джефф остановился в дверном проеме библиотеки. Уокер смотрел сквозь него.
 – И я, кажется, знаю почему.
 Он подошел к стене, где еще вечером висела огромная картина – портрет Черного Джека Монтегю, которая теперь стояла, прислоненная к деревянной панели. Сейф был полуоткрыт.
 Бумаги и старая семейная Библия валялись на полу.
 С ручки сейфа свисала пара маленьких наушников, которые, вероятно, забыли грабители. Тонкие провода тянулись от наушников к маленькой резиновой присоске на стальном боку сейфа.
 Арчер пользовался таким набором точно так же, чтобы взломать чей-то сейф. К его оправданию, это случалось редко.
 – Вызови шерифа, – сказал Уокер, взглянув на сейф. – Похоже, тебя обчистили.




 Глава 25


 Ветеринар приехал и уехал, а патрульные так и не появились. Так что сам шериф Боб Ли Шартелл собственной персоной топал по ступенькам задней лестницы особняка Руби-Байю. Сопровождал его уполномоченный Гарольд Бунда.
 К этому времени все, кроме старшего Монтегю, умылись и оделись. Дэвис все еще не вылезал из постели. Джефф не настаивал. Не нужно обладать обостренным обонянием, чтобы не уловить запах алкоголя, исходивший от отца.
 К счастью, Тига тоже не вышла. Ее монологи только добавили бы сплетен.
 Ветеринар вернул к жизни Бумера, вколов в него что-то такое, от чего пес не слишком уверенно залаял, когда представители закона постучали в дверь черного хода.
 – Тихо, Бумер, – оборвал его Джефф. – Разбудишь всех в доме.
 Уокер посмотрел на Джеффа. Несмотря на дорогие брюки и свежевыглаженную рубашку, он выглядел потускневшим.
 Уокер думал о том, что все события, которые произошли этим утром: и вопль Мэл, и полумертвая собака, и кража со взломом, – это не самое лучшее начало дня. Но главное, о чем размышлял Уокер, были украденные драгоценности, работа Фейт, которую нельзя будет восстановить в точности. Несмотря на это, она не беспокоилась о себе, а хлопотала о подруге.
 Бумер снова гавкнул и попробовал встать на ноги.
 – Стой, – приказал Уокер, при этом его голос был таким же спокойным, как и рука, которая прижимала голову собаки к полу. Он натянул на пса одеяло, укрывая его до щей. – Успокойся, мальчик. Сейчас тебе надо поспать.
 Бумер заворчал, потом облизал руку Уокера. Ветеринар был прав: у Бумера был наркотический шок. Он скоро придет в норму.
 – Шериф Шартелл, – сказал Джефф, рывком открывая дверь черного хода, – спасибо, что пришли так рано.
 – Это моя работа, – ответил шериф, – но я не буду возражать против чашки кофе, если это удобно. В наши дни люди должны понимать, что, если они хотят, чтобы их защищали двадцать четыре часа в сутки, они должны идти на подобного рода жертвы. А это мой заместитель Гарольд.
 Гарольд кивнул. Он был длинный и тощий, не такой, как шериф, который когда-то был членом спортивной команды по борьбе. Спустя сорок лет его коренастая фигура стала толще, а светлые каштановые волосы поредели, и в них появились седые пряди. Эти сорок лет добавили взгляду его синих глаз остроту.
 Шериф восхитился элегантностью Мел, хотя она была, лишь в темных брюках для беременных и свободной красной блузе, в которой походила на величавую герцогиню.
 – Доброе утро, мисс Бьюкенен, – сказал шериф, прикасаясь к своей шляпе и глядя на Мел, которая сидела на стуле возле завернутой в одеяло собаки, – Как пес?
 – Уже лучше, – сказала Мел, пытаясь улыбаться. – Как ваша жена и внуки?
 – Сьюзи – терпимо, дети – настоящие чертенята, проказники. – Он усмехнулся. – Все говорят, что старший – моя копия. Что сказал доктор Джеймс про собаку?
 – Снотворное, – кратко ответил Джефф. – Но ничего страшного.
 – Вот это хорошо. Полно грабителей, которые не возятся с усыплением, а просто убивают собак.
 Джефф вздрогнул.
 – Было много краж за последнее время?
 Шериф пожал плечами:
 – В Хилтон-Хед полно денег. А деньги, как известно, привлекают воров. Но мы работаем.
 – Я принесу кофе, – сказала Мел.
 – Ты останешься с Бумером, •– заявила Фейт. – Я знаю, где кофе. – Кивнув шерифу и его молчаливому коллеге, она направилась за кофейником.
 Шериф присматривался к Уокеру. Джинсы, хлопковая рубашка, пристальный взгляд, деревянная трость.
 – Ты Уокер, не так ли? Сын Оуэна и Бетти.
 – Это было давным-давно.
 – Для моих лет недавно. Ты похож на отца. Хороший он был мужик, когда не пил. Твой брат пошел в мать. Как он?
 – Он мертв.
 Шериф покачал головой:
 – Не могу сказать, что ты меня сильно удивил. Мальчик был бесшабашный и очень красивый. От его улыбки могло и солнце застыдиться. Жаль, что ему не хватило разума.
 Фейт вздрогнула и поставила кофейник. Она знала, как больно Уокеру это слышать.
 – Сливки или сахар? – спросила она, отвлекая внимание шерифа, который решил погрузиться в воспоминания.
 – То и другое, мэм, – ответил он. – И вдвойне, если не возражаете. Я не завтракал.
 – Черный. – Это было первое слово, которое произнес помощник шерифа. – Благодарю.
 Шериф повернулся к Джеффу и сказал:
 – Итак, что здесь произошло? Начнем со вчерашнего вечера. Кто-то посторонний приходил сюда, приезжал, кроме ваших гостей?
 – Свадебный агент, – сказал Джефф. – Ее интересовали размеры библиотеки, и мы оговаривали цветы для свадьбы.
 – Небольшое фортепьяно, которое она предлагала, не подходило по размерам, – добавила Мел. – Так что у нас не будет живой музыки. – В ее голосе не было разочарования из-за того, что не получится грандиозной свадьбы, на которую они с Джеффом рассчитывали. Она была достаточно деловой женщиной, чтобы не переживать из-за подобных проблем.
 – Должно быть, мисс Эди Харрисон занимается свадьбой? – спросил шериф.
 – Да, – ответил Джефф. – Мы женимся через два дня.
 – Я понимаю, вы немного расстроены случившимся, но если бы вы ответили еще на несколько вопросов, это помогло бы делу. Когда вы отправились спать?
 – Мел уснула примерно в десять. Я, наверное, на полчаса позже. На рассвете она проснулась и вышла на кухню за печеньем, там она споткнулась о Бумера и закричала. Сначала на крик прибежал я, а потом Уокер и Фейт.
 – Кто обнаружил открытый сейф?
 – Я, – сказал Уокер.
 – Вы к нему прикасались? – спросил его шериф.
 – Нет.
 – Вы уверены? Большинство людей заглянули бы туда только для того, чтобы удостовериться, что там пусто.
 – Я смотрю телевизор, – с легкостью в голосе ответил Уокер и сильнее налег на трость, зная, что ничто так не уверяет полицейских в искренности, как проявление слабости. – Не хотел смазать картину преступления.
 – Спасибо, – сказал шериф, когда Фейт поставила перед ними чашки с кофе. Шартелл сделал большой глоток и вздохнул, оценив хорошо приготовленный напиток. – Очень вкусный кофе, мэм, – сказал он и повернулся к Джеффу:
 – Кто первым вошел в библиотеку?
 – Я, – сказал Джефф. – Я хотел позвонить по телефону и вызвать ветеринара. Уокер пошел со мной. Вот тогда он и увидел открытый сейф и эти наушники, которые свисали с ручки сейфа, из чего сделал вывод, что нас ограбили.
 – Знаешь, чем пользуются взломщики сейфов, не так ли? – спросил шериф Уокера.
 – Я знаю, что сейф был открыт, только и всего, – улыбнулся Уокер и еще сильнее оперся на трость.
 Шериф неопределенно хмыкнул.
 – Где была собака вчера вечером?
 Джефф пожал плечами.
 – Пес заскулил примерно в полночь, и я его выпустил.
 – Такое часто случается?
 – Всякий раз, когда ему удается нас убедить, что сил терпеть у него нет, – сказала Мел. – Обычно такое случается каждую ночь. Я думаю, папа Монтегю и Тига позволяли ему бегать по ночам и он не привык сдерживаться.
 – Есть ли в доме следы взлома? – спросил шериф.
 – Мы не смотрели, – потрясенно сказала Мел. – Я пойду…
 – Садись, дорогая, – быстро сказал Джефф. Он подошел к ней и, взяв ее за подбородок, нежно поцеловал. – Позволь мне позаботиться обо всем. Я не хочу, чтобы ты расстраивалась. – Он повернулся к шерифу:
 – Мы с Уокером проверили. Сломан замок на французских дверях в библиотеке.
 – Кто-нибудь что-то слышал? – спросил шериф.
 – Библиотека далеко от спальни, – сказал Джефф. – Мы ничего не слышали.
 – А Дэвис и мисс Антигуа?
 – Отец все еще спит, а Тига могла уже отправиться проверять свои ловушки с крабами. – Джефф резко махнул рукой. – Если бы они что-то слышали, они бы нас разбудили.
 Зазвонил телефон.
 – Извините меня. Наверное, это наш страховой агент, – сказал Джефф и вышел.
 Мел с обеспокоенным видом вышла вслед за своим будущим мужем. Но все услышали, как за дверью она спросила:
 – В сейфе разве было что-то ценное, Джефф? Я думала, там только старые бумаги и вещи.
 – Ничего такого, о чем тебе стоило бы волноваться, дорогая.
 Голоса стихли, когда дверь библиотеки закрылась.
 – Мистер Монтегю сказал мне по телефону, что вы оставили в сейфе кое-какие драгоценности. – Шериф посмотрел на Фейт.
 – Да. – Ее губы дрогнули при упоминании о потере.
 – Ценные вещи, как я полагаю?
 – Да. У меня есть фотографии и описание каждой вещи, а также результаты оценки отдельных камней. Я дам их вам если это поможет делу.
 – Это прекрасно, мэм, – сказал шериф, растягивая слова. – Не все так хорошо готовы к ограблению.
 Глаза Уокера сощурились. У него был кое-какой опыт, и он знал, что в маленьких городках существует твердое предубеждение, что в преступлении всегда виноваты приезжие, пока не доказана их невиновность. Фейт не понимала этого и уставилась шерифу прямо в глаза.
 – Я – ювелир-дизайнер, – отчетливо сказала она. – И это естественно, что у меня есть фотографии и описание изделий. Я только что приехала с выставки в Саванне, и у меня много проспектов собственных работ.
 Шериф ухмыльнулся.
 – Фейт – один из немногих дизайнеров, которых пригласили на эту выставку, – сказал Уокер. – Все ее изделия разошлись, кроме трех вещей. Их-то она и положила в сейф.
 – Самые ценные, как я полагаю, – заметил шериф.
 – Нет. – Уокер по-другому оперся на трость и улыбнулся, как деревенский парень, каким он был когда-то. – Самое дорогое растаяло быстро, как мороженое. Осталось чуть-чуть. Это была по-настоящему прибыльная поездка.
 Седые брови шерифа поднялись, когда он понял, что Фейт могла бы и не нуждаться в деньгах от страховки.
 – Так о каких потерях мы говорим? Пара сотен? Тысяча или две?
 – Примерно шестьдесят восемь тысяч долларов, – ответила Фейт. – Это только стоимость материала. Я все еще не слишком известный художник. Никакая страховая компания не возместит мне стоимость тех месяцев работы, которые ушли на изготовление этих вещей. В общем, когда грабитель открыл сейф, я потеряла зарплату трех месяцев работы и три проекта. Их нельзя восстановить. Они уникальны.
 – Теперь, после этой выставки, тебя уже нельзя назвать неизвестным художником, – заметил Уокер. – Я сам поговорю с людьми из страховой компании. Они добавят ноль, а возможно, два, чтобы получилась справедливая рыночная стоимость.
 Она наградила его улыбкой, от которой напряженные линии вокруг его рта расслабились.
 – Это не деньги, это только… – Она пожала плечами..
 – Я понимаю, – сказал Уокер, беря ее руку. Он нежно пожал ее. Уокер повернулся к шерифу. – Она немного расстроена, – сказал он. – Трудно не расстроиться из-за ограбления.
 – Шестьдесят восемь тысяч долларов. Охо-хо, – шериф покачал головой. – И это были только маленькие вещицы?
 – Верно, – сказала Фейт, и ее голос надломился. – Как сказал Уокер, поездка оказалась выгодной.
 – Когда вы положили драгоценности в сейф? – спросил шериф.
 – В десять. Прямо перед тем, как лечь спать.
 Нахмурившись, шериф отпил еще глоток кофе.
 – Дэвис Монтегю занимался этим?
 – Нет. Я сама.
 – Кто-нибудь видел вас?
 Глаза Фейт сузились и сверкнули.
 – Нет.
 – Но вы знаете код.
 – Нет. Джефф волновался насчет драгоценностей. Он открыл мне сейф, а потом вышел из комнаты. Я положила драгоценности в него и пошла спать.
 Шериф посмотрел на Уокера:
 – А где ты был?
 – Принимал ванну, чтобы ослабить боль в ноге.
 – И ничего не слышали? – упорствовал шериф, глядя на Фейт и на Уокера.
 При мысли о прошлой ночи гнев Фейт рассеялся. Вспоминая Уокера и удовольствие от любви с ним, она не знала, краснеть ей или облизывать губы.
 Да, тогда были какие-то звуки, но совсем не те, которые интересовали шерифа.
 – Только на рассвете, – сказал Уокер, но он вспомнил то же самое, что и Фейт. – Потом она услышала крик и разбудила меня. А что было после, вы знаете.
 – Значит, никто не слышал никакого шума, никаких шагов или движения в доме. Вы встали, а сейф открыт.
 Уокер кивнул.
 Шериф смотрел на Гарольда, который, после того как сделал пометки в блокноте, допил остатки кофе и ждал сигнала.
 – Хорошо, мы взглянем на сейф и на дверь, но я, черт побери, должен сказать, что такие дела довольно трудно раскрываются, – предупредил шериф.
 – Эскизы моих украшений очень необычны, – сказала Фейт. – Когда их будут продавать, мы вычислим.
 – Может, да, а может, нет. – Шериф допил кофе. Поставив кружку на стойку, он сказал:
 – Если вору хватило сноровки открыть сейф с таким вот механизмом, он не из тех парней, кто хочет быстрых денег. Он достаточно умен и сплавит товар где-то в другом месте.
 – Тогда чем скорее вы распространите описание, тем больше шансов раскрыть преступление, – сказала Фейт. – Я принесу вам фотографии.
 – Спасибо, мэм, – сухо сказал шериф, – Но не очень-то надейтесь увидеть что-нибудь из этих вещей снова. Тут не так, как в телевизоре. Тут вытаскивают камни и вставляют их в другую оправу.
 – То, о чем вы мне рассказываете, – криминальная нажива, – сказала сухо Фейт.
 – Бывает такое, мэм, бывает. Рано или поздно, один из этих умников напивается и начинает хвастаться не тому, кому надо. И мы его – к ногтю.
 У Фейт было такое чувство, что это произойдет скорее позже, чем раньше. Если вообще когда-то произойдет.


* * *

 Уокер пробирался сквозь кусты, направляясь к лагерю агентов. Как только дом скрылся из поля зрения, он больше не прятался. Не прошел он и пятидесяти футов, как из тени развесистой сосны возникла Пил.
 – Что, черт возьми, происходит в семье Монтегю? – требовательно и нетерпеливо спросила она.
 – Попробуй поговорить с местным шерифом, – коротко ответил Уокер. Его уже напрягли расспросы представителей закона.
 – Приятель, я не говорю с местными. Они терпеть не могут, когда федеральный агент вламывается в сферу их влияния, – сказала она и прихлопнула комара.
 Уокер попытался не улыбаться.
 – Я понимаю. Ты хочешь обменяться мнениями?
 – Давай, выкладывай.
 – Хорошо. Кто-то взломал сейф Монтегю вчера ночью. Теперь твоя очередь. Ты видела, чтобы кто-то рыскал поблизости?
 – Кроме тебя?
 Уокер улыбнулся в ответ.
 – Мы ничего не видели и не слышали примерно полчаса после твоего ухода. Потом в доме раздался крик. Через пятнадцать минут прикатил фургон, из которого вышла женщина с сумкой. Она пробыла в доме минут десять.
 – Ветеринар, – сказал Уокер. – Кто-то усыпил собаку.
 – В то время пока женщина была там, Антигуа Монтегю села в один из яликов. Через двадцать минут после этого приехал шериф на своем автомобиле, а после того, как он уехал, Антигуа Монтегю вернулась с крабами, которых хватило бы, чтобы накормить армию. Через сорок минут Дэвис Монтегю сел в машину и уехал.
 – Поехал ли Фарнсуорт за ним?
 – Пит наблюдает за домом.
 – Сколько агентов здесь работает?
 – Столько, сколько надо.
 – Что украдено?
 – Драгоценности. Ювелирные украшения.
 Лицо Пил едва заметно изменилось. Она сейчас была похожа на собаку, которая напала на след.
 – Какие драгоценности?
 – А что вы ищете? – спросил Уокер.
 – Я могу узнать это у местных.
 Уокер вспомнил слова Пил: «Я не говорю с местными». Второй прокол. Или есть кто-то, кто говорит с местными, а потом с ней. Уокер спрашивал себя, кто же это.
 – Вор или воры взяли три украшения, которые Фейт не продала на выставке.
 – Какие в них камни?
 – Это не ожерелье, если ты о нем волнуешься.
 Пил почти сумела скрыть облегчение. Почти. Третий прокол, подумал Уокер.
 – Это что-то означает? – спросила она небрежно.
 – Я могу дать тебе фотографии украденного, если ты хочешь, – предложил Уокер.
 – Я дам тебе знать.
 – Сделай милость.
 Уокер повернулся и исчез в кустах так же спокойно, как и появился. Он прошел пятьдесят ярдов через заросли, потом отошел в тень и стал прислушиваться.
 Сначала он слышал только слабый шелест ветра в сухой траве и ничего, кроме земли, не видел. Темная зелень одинокого дуба и сосен вырисовывалась на горизонте, словно далекие штормовые облака, над золотом травы. Небо влажно мерцало серебряно-синим цветом, который напомнил ему о глазах Фейт в тот момент, когда их тела напряженно соединились в одно целое.
 Чувство, которое грызло Уокера, доставляло больше неприятностей, чем укусы насекомых. Он медленно повернул голову. Темно-зеленая ряска плыла по черной воде. Три черепахи замерли неподвижно на наполовину затонувшем бревне, обратив головы к утреннему солнцу.
 Болотные черепахи – весьма робкие существа. Ничто не могло потревожить их – ни человек, ни аллигатор. Будто подтверждая это впечатление, мимо них пролетела цапля. Она устремилась в траву, ожидая найти что-то съедобное.
 Насекомые напали на Уокера, но он старался не обращать на них внимания. Уокер ждал с терпением опытного охотника на болоте. Но не было никакого постороннего звука, никакого внезапного взмаха крыльев птицы, которую вспугнул человек.
 Все же он был уверен, что за ним следят с того самого момента, как он ушел из лагеря агентов ФБР. Он также был уверен, что ни Пил, ни Фарнсуорт не способны бесшумно пройти по болоту. Возможно, агенты и завербовали местного опытного человека, но Уокер сомневался в этом.
 Прошло десять минут. Двадцать. Тридцать. Уокер ждал. Природа безмолвствовала.
 – Должно быть, теряю нюх, – пробормотал он, вышел из тени укрытия и повернул к дому.
 За спиной у него мелькнула вспышка и произошло какое-то движение, а потом ничего, только тишина.




 Глава 26


 Когда Уокер вернулся в дом, он увидел Фейт, стоявшую прислонившись к перилам галереи второго этажа. Солнце позднего утра лилось на землю и на воду, окрашивая все бледным мерцанием золота. Солнечный свет в точности повторял цвет ее волос и слез, только что пролившихся и еще висевших на ресницах.
 – Иди сюда, моя сладкая. – Он раскрыл руки и обнял ее. Ее руки обняли его так уверенно, словно вместе они провели уже несколько лет. Эта пугающая непринужденность должна была ее насторожить, но она напомнила себе, что на сей раз знает, что это за игра и какой в ней счет. Уокер честный мужчина. Он не искал большего, чем секс. Но он сейчас с ней, и он ей нужен.
 – Это были тяжелые для тебя дни, Фейт, – сказал он. Она кивнула, уткнувшись ему в грудь, а потом вздохнула.
 – Я не из-за этого плачу.
 – А из-за чего?
 – Только что звонили Арчер и Ханна.
 Уокер отстранился и посмотрел ей в глаза.
 – Что-то случилось дома?
 – Нет. Ничего, все очень хорошо. – Слезы блестели на ее глазах и ресницах. Фейт улыбнулась Уокеру. – У них будет ребенок.
 Хотя Уокер покачал головой, его улыбка казалась горькой.
 – Всегда знал, что этот парень молодчина, – протянул он.
 – Это мужская точка зрения. Но ведь вынашивает младенца и рожает его женщина. Все, что он должен делать, – только помогать…
 – И охранять от всего. Для него это самое ценное.
 Фейт наклонила голову набок и стала изучать его лицо, причем довольно долго.
 – Ты серьезный.
 – А как же.
 – Уокер, ты же не убежденный холостяк?
 – Что это значит?
 – Ладно, скажи мне вот что. К примеру, ты столкнулся с двумя противниками: один из них мужчина, который хочет поскандалить, а другой – женщина, защищающая своих детей. Чью сторону ты примешь?
 Он прижался подбородком к ее голове, вдохнул слабый запах гардений и аромат солнца, и ему захотелось, чтобы жизнь была иной.
 – Некоторые женщины не такие, – сказал он. Его холодный тон стал предостережением для нее. Фейт вспомнила, что его собственная мать отказалась защищать своих детей от пьяного дружка. Подумав об этом, Фейт прикусила губу.
 – Большинство женщин, к счастью, не похожи на твою мать, – сказала Фейт. – Кто, ты думаешь, охранял детей, когда мужчины уходили на охоту или в крестовые походы? Что Онор, Лианн и Ханна сделали бы с тем, кто угрожал бы их детям?
 Уокер почти готов был улыбнуться.
 – Лианн отдубасила бы любого, кто дотронулся бы до ее близнецов. Онор и Ханна помогли бы ей.
 – Ей бы не понадобилось. Она постоянно тренируется на Кайле. Она даже Арчера кидает время от времени.
 Уокер тихо засмеялся:
 – Она шустрая малышка. И быстро соображает. Удивительно, простил бы Кайл меня когда-нибудь, если бы узнал, что я видел ее голой, когда она отвлекала охранников?
 – На твоем месте я бы об этом не упоминала.
 – Сладкая моя, я намного хитрее, чем кажусь.
 – Тогда почему ты боишься детей?
 Он отступил от нее.
 – Кто тебе сказал?
 – Ты. Ты приносишь детям игрушки, возишься с ними, но несколько дней назад Арчер почти под дулом пистолета заставил тебя взять Саммер на руки. Почему?
 – Я не привык к таким беспомощным существам. Они заставляют меня нервничать.
 – Беспомощные. Бедные. Иждивенцы. Вот как ты видишь семью! Ни смеха, ни любви, ни радости разделить обязанности. Это грустно.
 Уокер пожал плечами.
 – Такова жизнь.
 – Твоя жизнь. Твой выбор.
 Уокер сжался от неожиданной внутренней боли, как будто кишки его скрутились в тугой узел.
 – Я сказал тебе вчера вечером, Фейт: не смотри на меня с этой точки зрения. Все, что я могу дать тебе, – это секс.
 – Можешь, хочешь – в итоге нет никакой разницы. – Она посмотрела на него и улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка ее была искренней. – Не волнуйся, мой сладкий, я не набрасываю эскиз кандалов для тебя в своих мечтах. Я знаю, что ты не хочешь большего, кроме того, что между нами есть. И я не жалуюсь. Я не знала, что это может быть настолько хорошо. – Она уткнулась ему лицом в грудь, потом носом в открытый ворот рубашки. – Интересно, кто у них будет – мальчик, девочка или близнецы?
 Освободившись, Уокер переменил тему разговора.
 – Боже, спаси нас. Близнецы – это ад о четырех ногах.
 – Я бы не сказала, что Онор и я настолько плохи. Джастин и Лоу – вот где ужас.
 – Вот как? Что ж, может, и твои братья поверят в это со временем.
 Фейт засмеялась, потом вспомнила, о чем Арчер говорил по телефону.
 – Если уж речь зашла о братьях, то Арчер хочет, чтобы ты ему позвонил. Он говорил что-то о вторичной торговле.
 Уокер надеялся, что она не почувствовала, как адреналин хлынул в его кровь. «Вторичной торговлей» Арчер называл русскую мафию.
 – Ты сказала Арчеру насчет вчерашнего ограбления? – спросил Уокер.
 Она вздохнула:
 – Мне не хотелось его расстраивать, он был настолько счастлив, что станет отцом.
 – Я ему скажу. Он привык от меня узнавать всякие гадости. Почему бы тебе не лечь и не поспать? Ты мало спала.
 – Как и ты.
 Уокер улыбнулся:
 – Я пытаюсь не думать об этом, моя сладкая. – Он коснулся губами ее шеи. – Если я буду об этом думать, то Арчер не дождется звонка, а ты нисколько не отдохнешь.
 – Обещания, обещания.
 – Ты когда-нибудь слышала про корешки билетов, по которым можно прийти на стадион, если игру перенесли из-за дождя?
 – Да.
 – Я даю тебе все билеты.
 Через полчаса Уокер еще раз попытался дозвониться до Арчера. Фейт же открыла свой блокнот для эскизов, но через пятнадцать минут убрала его. Ей нужно увидеть что-то новое, чтобы в голове родился новый образ. Старый дом слишком погружен во время и в эмоции. Ей трудно внутренне расслабиться.
 Она чувствовала, что за ней наблюдают.
 – Не будь смешной, – пробормотала она. – Никого здесь нет, кроме Уокера.
 Она надела кроссовки и приготовилась пойти погулять. Когда в Сиэтле Фейт чувствовала потребность в новых ощущениях, она выбиралась в парк или на побережье. Можно и здесь попытаться сделать то же самое.
 Войдя в гостиную, она махнула Уокеру и направилась в холл.
 – Куда ты… – сказал Уокер, но ему пришлось оборвать свою фразу, как только в трубке раздался нетерпеливый голос Арчера. – Тебя пора клонировать, мальчик. Можно состариться, пытаясь до тебя дозвониться.


* * *

 Фейт пообещала себе прогулку по берегу. Теперь самое подходящее время. Сейчас она никому не нужна. По крайней мере она надеялась на это. Мел выглядела слишком напряженной и бледной. Еще бы, пережить ограбление за два дня до свадьбы.
 Фейт даже рада была оказаться в одиночестве. Очевидно, Мел и Джефф отдыхали, а Дэвиса, как и Тиги, не было весь день.
 Фейт нравилось это. Ей важно место, а не люди. Она пошла по тропе мимо шаткого причала и прохудившихся яликов, через кусты, мимо песчаной трясины. Дальше дорожка терялась в плотном песке, но Фейт теперь уже могла уловить нежное дыхание океана и приглушенные крики морских птиц. Она была почти у цели.
 Фейт забралась на песчаный холмик. Линия морской травы сливалась с линией прилива, отмеченной маленьким языком чистого песка. Холмик у нее под ногами рассыпался, и Фейт пошла к берегу. Приливы и отливы смешали песок с ракушками. Пляж был шириной в пятьдесят футов. Вода была удивительного бледно-синего цвета. Волны чуть выше лодыжек ритмично набегали на темный от воды песок. Вода очаровывала Фейт. Она захотела ощутить ее прикосновение. Как только вода обняла ноги Фейт, она почувствовала, как неприятности прошлых дней улетучиваются.
 Несколькими ярдами выше, там, где дома сливаются в стену из стекла и бетона вдоль линии воды, сидел наблюдатель. Он устроился насколько мог близко, чтобы оставаться незамеченным. Учитывая, что команда ФБР засела в кустах между домами и особняком, наблюдатель решил больше не приближаться, чтобы не быть арестованным.
 У ФБР, как и у него, были приборы ночного видения.
 Но днем он пользовался обычным биноклем, к тому же это не привлекало внимания местных жителей. Здесь много людей, наблюдающих за птицами.
 Фейт с тревогой огляделась вокруг. Ее не покидало чувство, что за ней наблюдают. Это нарушало покой, в который она было поверила. Но берег казался ей совершенно пустынным. Она вглядывалась в даль: песок тянулся миля за милей, но вдалеке она увидела силуэты людей, которые, вероятно, гуляли.
 Может быть, поэтому ей казалось, что за ней наблюдают. Руби-Байю производил впечатление глухого местечка, но цивилизация подошла вплотную к границе поместья.
 Солнце удивительно сильно жгло плечи Фейт, когда она шла в противоположную от домов сторону. Вода и солнце успокаивали ее. Она слишком долго просидела в Сиэтле. Тони всегда хотел, чтобы она была под рукой, а график его поездок был непредсказуемым. Никогда больше она не согласится на такие отношения, где нет обоюдного уважения и понимания. Она знала теперь, что такое взаимное уважение.
 Острый край ракушки поранил ногу Фейт, напоминая, что надо смотреть, куда наступаешь.
 Она наклонилась и подняла осколок раковины. Спиральный рисунок ее напоминал изящную крошечную галактику в бесконечном космосе песка. Большая часть раковины была сломана – слишком долго ее кувыркали морские шторма. Внутри ракушки она была перламутровой и напоминала восход солнца.
 В голове Фейт начал рождаться эскиз новой вещи. Она посмотрела на блестящий фрагмент и положила раковину в карман джинсов. Она шла по кромке воды и искала глазами осколки диковинных раковин. От их безупречной красоты захватывало дух; казалось, что тысячи крошечных балерин грациозно танцуют под музыку, которую слышат только они.
 Фейт не могла описать это изящество словами, но она представляла, как выразит его в эскизе.
 – Я знала, что они заманят тебя, – неожиданно для Фейт сказал мягкий тихий женский голос.
 Сердце ее заколотилось с удвоенной силой, когда она почувствовала, как кто-то коснулся ее волос. Фейт вскочила на ноги и обернулась. За спиной была Тига Монтегю.
 – Господи, – проговорила Фейт, прижимая руку к сердцу. – Как же вы меня напугали!
 Тига улыбнулась. Ее седеющие светлые волосы раздувал слабый ветерок, и они колыхались, как туман над полуночным болотом. Глаза ее увлажнились, и в них отразилось безграничное небо.
 – Тебе нечего бояться, – сказала Тига, прикасаясь по-матерински к щеке Фейт. – Ты ведь знаешь, что я никогда ничего плохого не сделаю моей драгоценной маленькой девочке.
 Фейт открыла рот, чтобы сказать о том, что она вовсе не её драгоценный ребенок. Потом вспомнила совет Мел: «Обращайся с ней как с любимой кошкой. Если она захочет поговорить с тобой, выслушай ее».
 – Конечно, вы не сделаете мне ничего плохого, – спокойным тоном подтвердила Фейт. – Просто я думала, что одна здесь.
 – Глупое, милое дитя. – Загоревшие и шершавые от соленой воды руки снова погладили Фейт по волосам. – Мы никогда не бываем одни. Твоего прадеда повесили вон там. – Она указала на старый дуб, стоящий у дороги к дому. – Ты можешь услышать, как он кричит при луне. Она ему не нравится.
 Фейт не знала, что сказать. Тига не обращала на это внимания.
 – Вон там, – продолжала она, указывая на болото с черной водой, – утонула девочка. По крайней мере люди так считают. Ей было тринадцать, она отправилась ловить устриц. Ночью при лунном свете ты услышишь ее голос. Она кричит, как птица: «Отпусти меня, пожалуйста, отпусти меня, пожалуйста, отпусти меня!»
 Фейт казалось, что у нее на затылке поднялись волосы.
 – Она все еще там, – сказала Тига. – Не знаю, почему она кричит. Они говорят, что лучше утонуть, чем быть повешенным.
 – Они?
 – Да. Духи. Ты слышишь их?
 – Нет. – Фейт пожала плечами. Улыбка Тига стала такой грустной, что слезы обожгли глаза Фейт.
 – Ты слышишь их, моя девочка. Ты одна из них. Как и я.
 Уверенность, с которой Тига это говорила, потрясла Фейт до глубины души. Она попыталась подумать о Тиге как о любимой кошке, но у нее ничего не получилось. Ни у одной кошки нет таких мудрых глаз.
 – Иногда они носят рубины, – прошептала Тига ей на ухо. – Ты сама знаешь.
 – Знаю? – переспросила Фейт.
 – Холодное золото и красные слезы души, вправленные в него.
 Фейт оставила все попытки представить себе болтливую кошку. Происходящее расстраивало ее больше, чем просто человеческое безумие. Под этим безумием была… боль. Она чувствовала боль Тиги так же ясно, как темноту ночи.
 – Длинная рубиновая веревка сжигает ненависть, сжигает и надежду, – бормотала Тига, впиваясь в Фейт взглядом. – Души висят на золотой веревке, они не плачут, не могут вздохнуть, они мертвые, они повешенные. Король всех… или даже королева… с кулачком младенца. Господи, она красная, такая холодная, такая старая, окруженная слезами ангелов, белыми, как кровь, слезами ангелов по моему мертвому младенцу. Говорят мне: «Найди остальную часть двора королевы… Их тринадцать… Тринадцать душ, пламя надежды…» – С потрясающей быстротой и силой пальцы Тиги сошлись вокруг запястья Фейт. – Ты должна принести мне их, моя драгоценная. Это принадлежит благословенному ларцу.
 Фейт ничего другого не оставалось, как сказать:
 – Конечно, я все найду. Вы пойдете со мной домой?
 Пальцы Тиги медленно отпустили ее руку. Она посмотрела на море, потом на солнце, потом на болото, будто возвращаясь к реальности. Когда ее взгляд остановился на Фейт, она удивленно заморгала.
 – Привет, – сказала Тига как ни в чем не бывало. – Что ты тут делаешь? Ты пришла поиграть со мной? Мне жаль, но я не могу. – Тига рассеянно улыбнулась и пошла к болоту. Она шагала широко, уверенно, как молодая, здоровая девушка. И быстро исчезла из виду.
 Фейт с облегчением выдохнула. Жаль, что слова Тиги были полным бредом, но с какой уверенностью она их произносила, думала она. Фейт вовсе и не собиралась понимать мир повешенных душ, но в сознании ее промелькнуло обручальное кольцо Мел, кроваво-красные рубины в золоте.




 Глава 27


 – Босс, если твой помощник еще раз прервет тебя, ему конец, – тихо проговорил Уокер в трубку сотового телефона. Оттуда раздался смех Арчера.
 – Прости. Это у тебя всегда одна работа на уме.
 Арчер смотрел, как его помощник управляется с подносом, на котором были кофе и закуски. Он снимал его с сервировочного столика. Митчелл подал поднос Арчеру и вышел.
 – Хорошо, теперь, когда мы говорим по безопасному телефону и Дядя Сэм, вероятно, не сможет подслушать, скажи мне, черт побери, что происходит в Руби-Байю?
 – Кто-то обчистил сейф.
 – Рубины?
 – Все еще рядом с фамильными драгоценностями, но об этом знаем только мы трое.
 Арчер сделал глоток кофе.
 – Значит, все, кроме вас с Фейт, думали, что ожерелье в сейфе?
 – Да.
 – Тебе кажется, кто-то из домашних поработал?
 – Собаку усыпили, французские двери вскрыты.
 – Это ни о чем не говорит.
 – Ты хитер, босс. Это качество мне больше всего в тебе нравится.
 – Спасибо. Я не стану просить тебя огласить весь список.
 Уокер усмехнулся:
 – Хитрец. Что касается сейфа, я думаю, тот, кто открыл его, ожидал найти не те вещи, которые там были.
 – Проклятие!
 – Я послал по электронной почте Кайлу инвентарные номера. Он сказал, что сделает фотографии и разошлет куда надо.
 – Страховой компании это не понравится.
 – Мне тоже. Надо было запретить ей вообще что-то класть в сейф.
 – Ты думаешь, она бы послушалась?
 – Возможно, – скривился Уокер. – Но нужно было кое-что проверить.
 – Объясни.
 – Кто-то хочет заполучить рубины, очень сильно хочет. Сначала тот русский ищет сказочный рубин в магазине Фейт в Сиэтле. Он наблюдает и грабит. Заполучить ожерелье ему не удалось, потому что я его ношу на себе.
 – Вернемся к началу. Сказочный рубин?
 – Иванов ищет рубин, которого или нет в природе, или который несколько столетий никто не видел.
 – Так чем можно объяснить его появление в магазине Фейт? Чтобы изучить его?
 – Похоже на то. Если бы он впрямую спросил об ожерелье, после чего бы оно бы пропало, ему пришлось бы многое объяснить. Теперь же мы связываем его с чем-то, в природе не существующим, с «Сердцем полуночи», вместо того чтобы связывать с ожерельем Монтегю.
 – Та-ак.
 – Если тот сценарий не сработает, я займусь другими. Ты хочешь послушать?
 – Только если первый сценарий пойдет плохо. Хорошо, мы предполагаем, что его цель – заполучить ожерелье Монтегю.
 Уокер вздрогнул. Он знал, что это предположение было, черт побери, ужасным. Но надо с чего-то начать.
 – Они побывали в гостинице, где должна была поселиться Фейт, потом ограбили сейф на выставке, потом набросились на Фейт, пытаясь заполучить ожерелье, – сказал Уокер. – Никто, кроме русского, не произносил слов «Сердце полуночи», так что ожерелье кажется вполне реальной целью.
 Арчер произнес что-то похожее на рычание, а не на человеческую речь.
 – Да, – сказал Уокер с опасным спокойствием в голосе, – я найду того, кто махал ножом перед лицом Фейт.
 – Похоже, ты это уже сделал, судя по отчету тюремного доктора в Саванне.
 – Кайл снова влез в чужой компьютер?
 – Он хоть жив? – продолжал Арчер. – Исходя из описания ушибов Банди Энджела, он должен скулить, как щенок, которого пинают всякий раз, когда он мочится.
 – Он может порыдать на плече Тони Керригана.
 Повисла тишина, потом Арчер сказал пару слов о бывшем женихе сестры. Это было еще одно качество, за которое Уокер любил своего босса.
 – Когда ты видел этого сукина сына? – требовательно спррсил Арчер.
 Многоканальные телефоны звонили в офисе Арчера, но он не обращал на них внимания.
 Уокер тоже.
 – Он появился на выставке. Сказал, что хотел поговорить о прошлом.
 – Господи! – Свободная рука Арчера сжалась в кулак. – Он обидел Фейт?
 – Нет. Я представился, мы обменялись рукопожатием и пошли на улицу растрясти жирок, а потом я заплатил за такси и попросил отвезти его ко всем чертям.
 Темная бровь Арчера поднялась. Интересно было бы знать, что произошло на самом деле.
 – Никаких такси там нет, черт.
 – Ты не был в Саванне.
 – Кайл не видел полицейского отчета на этот счет, – сказал Арчер.
 – Насчёт чертей в Саванне?
 – Нет, насчет… гм… твоего с Тони «диалога».
 – Никакой суеты, никакого беспокойства. Все происходило на глазах у людей: просто-напросто какой-то чертовски неуклюжий болван с тростью упал на своего здоровенного приятеля, а потом попытался встать, опираясь на него же.
 Арчер улыбнулся: ему понравилась картина, которая возникла в голове.
 – Может, к вам приставить человека?
 Уокер несколько секунд подумал.
 – Нет необходимости. Я позабочусь о ней.
 – Будь осторожней.
 – С кем? – мягко поинтересовался Уокер.
 Арчер фыркнул.
 – Итак, мужчина, которого я нанял охранять Фейт, уложил двух парней в больницу. Рубины Монтегю, несмотря на многочисленные попытки украсть их, все еще в «сейфе». Никто не пострадал, кроме собаки.
 – Рано подводить итоги, босс. Я пробую вычислить, где русская мафия и Эйприл Джой пересекаются с бандитами Атлантик-Сити, которые гоняются за драгоценностями Фейт, как собаки за горячим мясом. И с какого бока там сидит ФБР?
 – ФБР? О, дерьмо! Я про них забыл. Что может их интересовать?
 – Они говорят, что следят за Дэвисом Монтегю и любыми путями пытаются прижать к ногтю Сола Энджела.
 – Ты им не веришь?
 Уокер вздохнул:
 – Проклятие, босс, кажется, это похоже на правду. Но у нас на хвосте Дядя. Два агента пришли за нами следом в ресторан, подкупили хозяйку, чтобы она усадила их за соседний стол. Но агент Синди Пил заявляет, что они следили за Мел, а за нами постольку-поскольку.
 – Нехорошо.
 Уокер не спорил.
 – Что-нибудь еще? – спросил Арчер.
 – Они довольно хорошо устроились в Руби-Байю, но клянутся, что не видели ничего необычного во время кражи. Вообще-то они не болотные крысы и могли что-то пропустить.
 Арчер отметил тот факт, что Уокер выследил агентов в болоте.
 – Может быть, они не видели ничего, потому что поработали домочадцы?
 – Возможно, – согласился Уокер. – Хотя местному шерифу кажется подозрительной Фейт.
 – Что?
 – Я посоветовал ему проверить «Донован интернэшнл», прежде чем делать какие-то выводы.
 – Господи, что за черт!
 – Не принимай близко к сердцу. Мы разберемся.
 – Я вылетаю, – категорично заявил Арчер.
 – Побудь с Ханной и отметь рождение следующего поколения. И поздравления, между прочим, прими. Ты храбрее меня.
 – Сомневаюсь.
 – Ничто не пугает меня так, как брак и дети.
 Арчер массировал себе шею и запускал пальцы в волосы, которые были в полном беспорядке. Дверь его офиса открылась, и он уже было собирался зарычать на Митчелла, но увидел Ханну. Она одарила Арчера ослепительной улыбкой, и его лицо просияло. Он протянул к ней руку.
 – Тогда ты идиот, – сказал Арчер Уокеру.
 – Каждый мужчина хорош в чем-то, – сказал Уокер.
 – Почему этот шериф принюхивается к вам с Фейт?
 Ханна встревоженно взглянула на Арчера. Он поцеловал ее пальцы, отпустил их и стал массировать свою шею.
 Она отвела его руку и сама стала тереть шею мужа. Он чуть не застонал от удовольствия.
 – Значит, – сказал Арчер, – обвиняют чужаков.
 – Я полагаю, что шерифу не приходит в голову, что можно обокрасть свой собственный сейф.
 – Да, проблема. Монтегю-то ничего не потеряли от пропажи вещей Фейт. Как и от ожерелья. Их страховка не распространяется на него до тех пор, пока в день свадьбы Мел не наденет его.
 – Даже без страховки эти драгоценности слишком дорогие.
 – Нужно обратить их в наличные. Это будет нелегко, как показал неудачный опыт Иванова, который хотел пристроить одну из уникальных вещей Фейт.
 – А-ах, я понял, – сказал Арчер, почти мурлыча от удовольствия, которое ему доставляли пальцы жены, снимавшие напряжение с его шеи. – Ты ждешь, когда объявятся новые вещи.
 – Вот именно. После чего я пну кое-чью задницу.
 На другом конце провода замолчали. Уокер знал, что Арчер мысленно взвешивает, что сказано и не сказано, что сделано и не сделано.
 Телефоны звонили постоянно, Уокер слышал их вполне отчетливо. По крайней мере два компьютера подавали нетерпеливые сигналы.
 Нахмурившись, Ханна продолжала трудиться над мощными плечами Арчера. Даже если она не слышала половину беседы, напряженность в его теле говорила ей, что семья в опасности. Арчер отчаянно защищал людей, которых любил.
 – Отправь Фейт следующим самолетом, – наконец сказал Арчер.
 – Если только связать ее и засунуть в мешок, – сказал Уокер спокойным тоном.
 – Свяжи и засунь.
 – Похищение – федеральное преступление, – заметил Уокер. – А кругом федеральные агенты, которые разбили свой лагерь прямо у моей задницы.
 – Попытайся уговорить ее.
 – Уже пытался.
 Арчеру не стоило спрашивать о результате: Фейт все еще в Руби-Байю.
 – Адреса электронной почты в Руби-Байю…
 – У Кайла они уже есть.
 – Он мне ничего не говорил.
 – Вероятно, не хотел омрачать твой праздник.
 Арчер улыбнулся и поцеловал ловкие пальцы Ханны.
 – Если шериф так глуп, как кажется, тебе понадобится хороший местный адвокат. Я скажу Митчу.
 – Он уже позаботился об этом, я с ним связался. Женщину зовут Саманта Баттерфилд, она знает всех на Юге.
 – А она знает этого проклятого шерифа?
 – Троюродный брат.
 – Седьмая вода на киселе, да?
 – В отличие от тебя мы здесь гораздо серьезнее относимся к родственникам, – сострил Уокер.
 Несмотря на внутреннюю напряженность, Арчер засмеялся.
 Ханна улыбнулась. Она подумала, что Уокер – один из немногих, кто мог выбить Арчера из рабочего ритма. Потом Ханна вспомнила, чем они занимались с Арчером, когда Уокер в последний раз им звонил, и покраснела. Ей пришло в голову подразнить Арчера именно сейчас, когда он говорит по телефону, когда у него деловой разговор.
 Арчеру казалось, что прикосновения Ханны изменились, они стали более чувственны. Кровь его загорелась, сердце заколотилось, в паху все напряглось.
 – Посади Фейт в самолет, если сможешь, – сказал Арчер.
 – А если не смогу?
 – Позаботься о ней.
 На линии стало тихо.
 – Фейт? – позвал он.
 Ответа не последовало. Уокер обошел весь дом. Фейт нигде не было. Он крепко выругался, потому что понимал, что запретить ей выходить из поля его зрения бесполезно – она просто пошлет его к черту. Теперь ее нет.
 Охваченный тревогой, Уокер отвязал один из разбитых яликов для ловли устриц и поплыл по темным водам Руби-Байю.




 Глава 28


 Фейт не могла вспомнить, по какой дорожке она шла от дома. Слабо заметные следы были запутаны. Она начинала беспокоиться. Нет, она знала, где океан. Она знала, где Руби-Байю. Она только не знала, как отсюда выбраться через траву, острую, как лезвие бритвы.
 – Фейт?
 Она узнала голос Уокера. Он кричал откуда-то за высокой болотной травой.
 – Я здесь! – откликнулась Фейт.
 – Я вижу. Но как ты туда забралась?
 – Не знаю.
 – Стой где стоишь и продолжай говорить.
 – О чем?
 – О чем хочешь!
 – Черт! Почему мне приходится выслушивать от тебя гадости?
 – Вот это да! Я на это не способен.
 Смех Фейт был шелковистым и горячим, как солнце, разлитое между кромкой океана и землей.
 – Говори же, сладкая моя, – настаивал Уокер.
 – Пытаюсь придумать тему разговора, за которую бы нас не арестовали.
 – Хорошая мысль. Неволя хороша только в книгах.
 Она захихикала, вздохнула, и воспоминания снова нахлынули на нее. Она не знала, почему беспокойный бриз и запах влажной земли, разогретой солнцем, вызвали в памяти случай, произошедший с ней несколько лет назад-и за тысячи миль отсюда.
 – Когда лам было тринадцать, – сказала она громко, чтобы Уокер слышал ее голос в высокой густой траве, – мы с Онор, после того как все легли спать, выбрались на цыпочках из дома и на велосипедах поехали туда, где занимаются любовью.
 – Продолжай.
 – Мы увидели, чем занимался Арчер с Либби Толлимэн, которая была на два года старше его.
 Уокер громко засмеялся. Он направил прохудившийся ялик по мелководью и на секунду решил, что застрял. Он повернул ялик так, чтобы пройти в узкое пространство между зарослями травы.
 Испуганная цапля вспорхнула с пронзительным криком.
 – Что это? – тревожно спросила Фейт.
 – Это цапля. Продолжай говорить, а то в такой высокой траве легко заблудиться.
 – Кайл выследил нас и поплелся за нами. – Она встала на цыпочки и посмотрела в ту сторону, откуда доносился голос Уокера, но увидела только болотную траву. Она никогда не думала, что трава бывает в рост мужчины. – Он обещал рассказать все Арчеру, если мы не согласимся мыть за него посуду и стирать на него целый месяц.
 – Похоже на шантаж.
 Голос Уокера, казалось, раздался слева от Фейт. Она повернула голову, но никого не увидела.
 – Натуральный шантаж, – согласилась она. – Ты знаешь, каково стирать противные грязные носки брата? Особенно таким нежным цветочкам, как мы. Фу! Но мы согласились. Все, что угодно, только бы Арчер не узнал ни о чем.
 Уокер засмеялся.
 Она снова стала искать его глазами, потому что чувствовала: он уже близко.
 – Где ты?
 – Да здесь. Продолжай. Мне нравится картина – вы с Онор стираете носки брата.
 – Мы сделали кое-что получше. После того как Кайл проводил нас домой, мы с Онор побежали на то же место. Я тебе говорила, что у Либби самые большие сиськи во всем графстве?
 – Нет, – усмехнулся Уокер.
 – Дойную корову видел? – невинным голосом спросила Фейт.
 – Никогда не видел.
 – Жаль. Так вот, у нее такое вымя.
 Уокер запрокинул голову и засмеялся.
 – Вы были в полном отпаде?
 – Точно.
 Уокер проплыл вокруг островка из тростника. Фейт стояла спиной к нему. Она была в достаточно старых мягких джинсах. Уокер сразу подумал о самом горячем ее месте.
 – Я думаю о том, – сказал он, – какое приятное местечко я нашел вчера ночью.
 Его низкий, хриплый голос, казалось, раздавался очень близко. Но Фейт все еще не видела Уокера.
 – Скажи что-нибудь. Я тебя не вижу.
 – Скажу, что хотел бы стащить с тебя твои джинсы и почувствовать твою задницу в своих ладонях, когда я…
 Она громко закашляла и быстро заговорила:
 – А я думаю о первой полосе в той газете…
 – Оглянись, сладкая моя. Тут никого нет, кроме нас.
 Она оглянулась. Уокера почти полностью закрывала трава.
 – Я не знала, что ты можешь ходить по воде.
 Странная боль пронзила Уокера. Ему хотелось посадить Фейт в ялик, выплыть из топи к воде и исчезнуть с ней навсегда.
 Уокер вспомнил слова Арчера: «Позаботься о ней любым способом».
 Лучший способ о ней позаботиться – это вернуть ее в Сиэтл, а потом исчезнуть из ее жизни. Она – женщина, которой нужен муж, семья. Его же удел холостая жизнь. Слишком велика ответственность за другого человека.
 Уокер все еще чувствовал сильную душевную боль за брата.
 Он не удивлялся этому, потому что знал, что время ничего не меняет.
 – Что ты делаешь? – спросила Фейт.
 Он направил ялик вокруг густого куста травы.
 – Думаю, как затащить тебя в этот ялик, чтобы ты не вымазалась и не была похожа на водяного.
 Смех в ее глазах пропал, когда она увидела ту развалину, которую Уокер называл яликом.
 – Меня? В это корыто? Забудь об этом. Уж лучше навсегда потеряться в болоте.
 – Это хороший ялик.
 – Это кусок дерьма.
 Уокер поднял весла, и нос небольшой лодки зарылся в траве.
 – Добро пожаловать на борт.
 – Я не залезу сюда, даже если от этого будет зависеть моя жизнь, – категорически заявила Фейт. Уокер понял, что она не шутит.
 – Не любишь маленькие лодки? ѕ спросил он, растягивая слова.
 – Ошибаешься. Я их ненавижу.
 – Почему, малыш?
 – Самые ужасные часы жизни я прожила вместе с Онор и братьями в маленькой лодке. Мы с сестрой лежали, уткнувшись лицом в рыбу, на дне лодки, в то время как мальчики изо всех сил гребли к берегу. Ветер и волны могли угнать нашу лодку в пролив.
 – Сейчас нет ни ветра, ни волн.
 – Рада за тебя.
 – Ты не собираешься сесть в лодку?
 – Нет.
 – Я положу тебя лицом вниз. Обещаю, насмешливо протянул Уокер.
 – Спасибо.
 – Я вычерпаю из лодки всю воду.
 – Можешь даже повесить цветные лампочки и флаги, если хочешь. Я все равно не сяду.
 – Ты на самом деле так боишься? – спокойным голосом спросил он.
 – Какой догадливый мальчик.
 Голос Фейт был на пряжен.
 Уокер вылез из ялика. Когда он подошел к ней, она отскочила, испугавшись, что он схватит ее.
 – Полегче, Фейт, – сказал Уокер. – Я не стал бы этого делать.
 Она задержала неровное дыхание и взяла себя в руки. Уокер не похож на хулигана, который может заставить ее делать то, что она не хочет.
 – Я знаю, – сказала она. – Прости. Некоторые боятся змей, или летучих мышей, или моли, или высоты, или пещер. Я боюсь плавать в маленьких лодках.
 – Похоже, у тебя есть на то причина. У Онор, я думаю, ее нет, потому что они с Джейком много времени проводят в его посудине. Или тебя беспокоят только ялики вроде этого?
 – Мы с Онор ничего не боялись, кроме лодок. А потом она полюбила Джейка.
 – Хорошо, тебе сейчас ничего страшного – ни смерть, ни любовь – не угрожает, так что давай подумаем, как нам отсюда выбраться пешком.
 – А как быть с этим? – спросила она, указывая на ялик.
 – Я позабочусь о нем.
 Уокер укрыл ялик, прежде чем пойти обратно по следам Фейт. Им пришлось немного поплутать, прежде чем они нашли нужную тропинку. Очень скоро грязные заросли травы уступили место песку. Отсюда дорога к берегу была легкой.
 – Если ты уверена, что не заблудишься, – сказал он, – то я вернусь за яликом.
 – Я знаю дорогу. Сейчас вверх по песчаному откосу, а дальше по тропе мимо дубов. Но я хочу еще пособирать ракушки.
 Уокер пытался придумать, как заставить ее вернуться обратно в Руби-Байю, где она была бы у него под присмотром. Приказать ей что-либо он не мог.
 Фейт порылась в кармане джинсов и вытащила оттуда обломок раковины.
 – Линии совершенно невероятные. Изящные и мощные.
 – Ты говоришь о ракушках, как о своих украшениях.
 Она почти застенчиво улыбнулась, в который раз отметив для себя, что Уокеру нравится ее работа.
 – Если повезет, из этого что-нибудь получится.
 Уокер принял решение – скорее вопреки, чем благодаря чему-то.
 – Посмотри, что ты подняла. Конусы раковин ядовиты, если улитка все еще жива.
 Она заморгала.
 – Ядовитые улитки?
 – Юг, сладкая моя, – среда обитания медноголовой змеи, водяного щитомордника, а также гремучей змеи или даже двух ее видов. Все живое здесь имеет защитные функции, зубы или жало. Или и то и другое.
 – Люди тоже?
 Он улыбнулся, обнажая два ряда крепких белых зубов.
 – Ну, что скажешь?
 Фейт не улыбалась, взгляд синих глаз казался напряженным.
 – Пойду-ка я домой и посмотрю, встала ли Мел. Она здесь провела не так много времени, чтобы научиться кусаться или жалить.
 – Правильное решение.
 – Видишь, какая я послушная. Скажи прямо, почему ты не хочешь, чтобы я гуляла по берегу одна?
 – Приказ Арчера.
 – О! – Она затаила дыхание, заталкивая в карман джинсов раковину. – Хорошо, черт побери. – Она повернулась к тропе, ведущей в Руби-Байю. – Я уверена, ему надо принимать успокоительные.
 Уокер засмеялся и привлек к себе Фейт. Запах гардений вскружил ему голову.
 – Спасибо, – сказал он ей.
 – За что? – удивилась Фейт.
 – За то, что мне не пришлось применять грубую мужскую силу.
 Фейт с любопытством посмотрела на него:
 – Что все это значит?
 – Увидимся на причале.
 – Ты мог бы мне сказать. Рано или поздно я все равно выясню.
 – Лучше поздно, чем рано.
 Взгляд, который бросила на него Фейт, был очень красноречивым, но она ничего не сказала, а направилась в Руби-Байю. Уокер смотрел ей вслед, пока она не исчезла из поля зрения, после чего вернулся за яликом.
 Ялик исчез. Адреналин мощным потоком хлынул в кровь Уокера. Он знал, что не заблудился, что не перепутал место. Уокер побежал прочь, моля Бога догнать Фейт раньше того, кто украл лодку.




 Глава 29


 Дэвис Монтегю ехал по грязной дороге в Руби-Байю со слепым упорством раненого животного, которое стремится в свое логово. Он нажимал левой ногой и на педаль газа, и на педаль тормоза. Его мучила боль в правом колене.
 Полное лицо Дэвиса после удара Банди раздулось. Он испытывал боль при каждом вдохе и выдохе, при каждом ударе сердца.
 Дэвис вспомнил, что Сол спокойно смотрел, как Банди топтал его, а потом сказал: «Достаточно, Банди. Мусор, который он принес, стоит тех процентов, которые он задолжал. Но если я не получу половину миллиона через неделю, ты можешь растоптать его до состояния томатной пасты и намазать на пиццу».
 Слезы боли и ужаса струились по лицу Дэвиса, как и кровь из его рассеченной губы. Подпрыгивая на ухабах, он захныкал, продолжая тем не менее ехать. Выло несколько моментов, когда он чуть было не потерял сознание, прежде чем увидел свой большой обветшалый дом. Он вцепился в руль и повернул к заднему входу.
 После нескольких неудачных попыток Дэвис сумел выключить двигатель. Потом он с тоской взглянул на широкую галерею, которую ему предстояло пройти. Дэвис уже представлял себе полную бутылку бурбона и чувствовал разливающееся по телу горячее забвение. Но он не мог самостоятельно даже открыть дверцу машины. Глазами, остекленевшими от боли, он посмотрел на старый дуб. Мох на толстых искривленных ветвях казался пыльным, а грациозные папоротники тянулись вверх, цепляясь за ветки. Точно как он. В его сумеречном сознании возникла бредовая мысль: а не лучше ли для папоротников кровь, чем дождь?
 – Папа Монтегю, что-то случилось?
 Легкий, приятный голос Мел донесся с галереи. Она поспешила вниз по ступенькам к машине. Дэвис хотел повернуться к ней, но его пронзила острая боль. Она сама открыла автомобильную дверцу.
 – О Боже! Что случилось? – с тревогой спросила Мел. Усилием воли он заставил себя произнести одно слово:
 – Упал.
 – Вы можете идти? – Не дождавшись ответа, Мел закричала:
 – Джефф, скорее! Твоему папе плохо!


* * *

 Уокер догнал Фейт на полпути к дому. Он едва отдышался от этого спринтерского забега, как раздался крик Мел. Фейт среагировала мгновенно и кинулась к дому.
 – Нет. – Уокер схватил ее за руку. – С этого момента ты будешь рядом со мной.
 – Но ялик мог уплыть, это еще не…
 – Он не уплыл, – сказал Уокер. – Его направил по течению тот, кто шел за тобой. Или за мной.
 – Но…
 – Никаких «но», – прервал ее Уокер, – Дай мне слово, что будешь рядом со мной, иначе я свяжу тебя.
 Что-то подсказало Фейт, что спорить сейчас бесполезно.
 – Прекрасно, – сказала она. – Буду какое-то время твоей тенью.
 – В таком случае пошли.
 Он взял ее за руку, и они вместе поспешили к дому. Где-то в середине забега нога Уокера отозвалась приступом боли. Он старался не обращать на это внимания. Около полуразрушенного причала он заметил привязанные к нему ялики, но не замедлил бег. Впереди он увидел небрежно припаркованный большой белый «кадиллак» Дэвиса Монтегю. Дверь со стороны водителя была открыта, а Мел помогала Дэвису выйти из машины.
 – Мел, дай-ка я, – сказал Уокер, отстраняя ее. – Тебе нельзя надрываться.
 – Джефф, должно быть, в душе и не слышит.
 Уокер взглянул на Дэвиса. Казалось, что его ударили по лицу бейсбольной битой. Похоже, он теряет сознание. Фейт подошла и обняла Мел.
 – Что случилось? – спросил ее Уокер.
 – Он упал, – быстро ответила Мел.
 Темные брови Уокера поднялись, но он ничего не возразил.
 – Где?
 – У него был назначен визит к доктору в Саванне, – объяснила Мел.
 – У них в Саванне забавный способ брать кровь, – ровным голосом сказал Уокер.
 Мел едва смогла сдержать улыбку.
 – Папа Монтегю, что случилось?
 Дэвис собрался с духом.
 – Это произошло после доктора. На спуске к реке. Споткнулся.
 Фейт вспомнила о крутых, узких лестницах с хлипкими ступеньками, ведущими вниз, к реке. Качая головой, она прикусила губу. Ей было жаль старика. Уокер посмотрел на руки Дэвиса. Они дрожали, но на них не было ни ссадин, ни ушибов.
 – На лестнице возле берега? – с легкостью в голосе переспросил Уокер. – Неудивительно, что вы стали похожи на человека, который поспорил с грузовиком. Позвольте мне помочь вам пересесть на другое место. Я отвезу вас в больницу.
 – Нет!
 Его ответ удивил женщин, но не Уокера. Это как раз доказывало его предположения. Арчер им не обрадуется.
 – Вы хотите пройти в дом или посидите здесь, отдохнете? – заботливо спросил Уокер.
 – Я хочу выпить.
 – Конечно, – согласился Уокер. – Сомневаюсь, что от виски вас не вырвет. Ваш желудок какое-то время будет ощущать раздражение.
 Дэвис застонал.
 – Что-то еще повреждено? – спросил Уокер. – Спина?
 Дэвис покачал головой.
 – Почки?
 Старик кивнул.
 – И колено, – предположил Уокер. – Мел, возьми мою трость и дай ее мистеру Монтегю.
 – Где она?
 – В последний раз я ее видел в ялике, а он привязан у причала.
 Мел торопливо пошла вниз по дорожке к полуразрушенному причалу. Через несколько секунд из дома донесся крик Джеффа: он искал жену.
 – Она сейчас придет! – крикнул Уокер. – Твой отец попал в переделку. Ему надо помочь войти в дом.
 Джефф выскочил через полминуты. Волосы его были мокрые, джинсы не правильно застегнуты. Он был босиком и без рубашки.
 – Папа? О Господи, что случилось?
 – Об этом после, – сказал Уокер. – Сейчас помог ему дойти до кровати.
 – Выпить, – прохрипел Дэвис. Джефф сощурился.
 – Похоже, ты уже принял более чем достаточно.
 – Это не из-за выпивки, – выдохнул Дэвис, – Проклятая лестница.
 – Ох-хо-хо, – пробормотал Джефф.
 Джефф и Уокер донесли Дэвиса на руках до библиотеки. Там они положили его на кушетку. Фейт вышла из кухни с кастрюлей теплой воды и стопкой чистых полотенец. Она смыла кровь с его лица. Уокер достал нож из скрытых от посторонних глаз ножен и осторожно разрезал ткань на правом колене Дэвиса.
 – Есть лед? спросил Уокер.
 Джефф побежал к холодильнику. Выбив кубики льда из пластмассовых гнезд, он вернулся в библиотеку.
 Мел вошла в библиотеку с тростью Уокера. Она побледнела и стала похожа на один из призраков Руби-Байю, увидев колено свекра.
 – Садись, любимая, – сказал Джефф, когда завернул лед во влажные полотенца. – С папой будет все в полном порядке.
 Фейт взглянула на Джеффа и продолжала осторожно прикладывать компресс к носу Дэвиса и к его разбитой губе.
 – И здесь лед бы не помешал, – сказала она.
 – Выпить, – сказал Дэвис.
 – Воды, – спокойно ответил Уокер. – Если вы удержите ее в желудке, мы добавим туда чего-нибудь покрепче.
 К тому времени когда они закончили приводить в порядок Дэвиса, он выпил стакан воды и двойной бурбон. Фейт взбила ему подушку, а Мел укрыла ярким афганским покрывалом. Уокер и Джефф вышли из библиотеки, чтобы женщины не могли их подслушать.
 – Я думаю, его надо отвезти в больницу на рентген, – сказал Джефф с печальным лицом. Уокер пожал плечами:
 – Рентген не покажет повреждений мягких тканей.
 – Что с его коленом?
 – Вывих, но перелома нет.
 – Ты уверен?
 – Он не мог бы идти. Его били профессионалы.
 Джефф уставился на Уокера:
 – О чем ты говоришь?
 – В сейфе не было рубинов.
 Глаза Джеффа сузились.
 – Что это значит?
 Уокеру хотелось выругаться. Он думал, что Джефф не станет играть с ним в эти игры.
 – Это значит, что, кто бы ни ограбил сейф, он был разочарован. Рубинового ожерелья там не было. Того, что там было, бандитам не хватит. Они вернутся.
 – Ума у тебя, похоже, не больше, чем у Тиги, – накинулся на Уокера Джефф.
 – Послушай, мальчик, твой отец сейчас в опасности.
 Глаза Джеффа расширились. Он потер их, будто хотел убедиться, что это все не сон.
 – Нет.
 – Если бы он кувыркнулся с лестницы на цемент, он поранил бы при падении руки. Но они у него в полном порядке. Его обработал профессионал. Дэвис отказывается от госпитализации, потому что знает, что любой врач скажет, что это побои.
 Джефф на секунду закрыл глаза.
 – Хорошо. Я поговорю с ним.
 – Мы с ним поговорим.
 – Нет. Это никого из вас не… – Джефф прервался на полуслове. – В этом нет необходимости. Это проблема касается только семьи Монтегю.
 – Не только. До того как страховка Монтегю на рубиновое ожерелье начинает действовать, это еще и проблема Донованов.
 – Но…
 – Возражений быть не может, – холодно бросил Уокер. – Магазин Фейт в Сиэтле, как и сейф на выставке в Саванне, был ограблен. На Фейт совершено нападение. Она потеряла три своих работы, когда ограбили твой сейф. В общем, мое терпение лопнуло. С меня хватит этого доморощенного южного цирка. Или я получаю интересующие меня ответы, или я передаю твоего отца людям, которые понравятся ему не больше тех, кто над ним сегодня поработал.
 Впервые Джефф увидел истинное лицо Уокера.
 – Кто ты?
 Уокер не был настроен долго объяснять, что к чему, и коротко сказал:
 – Телохранитель Фейт.
 Джефф чуть не поперхнулся.
 – Я думал, что ты ее любовник.
 – Хорошо, что ты так думал.
 – Что я слышу? – сказала Фейт. Она стояла в дверях кухни.
 – Я объясню тебе все позже, – процедил сквозь зубы Уокер.
 – Хорошо. Возле дома стоит женщина, которая хочет тебя видеть.
 – Меня? – изумился Уокер.
 – Тебя. Похоже, она спала где-то одетая. На груди у нее отливающий солнцем значок.
 Уокер едва смог скрыть злость. Он надеялся, что ФБР еще сидит в болоте.
 – Она спросила тебя по имени, – продолжала Фейт, потешаясь над выражением лица Уокера. – Говорит, что ты ее знаешь.
 ( Это по крайней мере не Эйприл Джой, – пробормотал Уокер, шагая за Фейт.
 – Откуда ты знаешь Эйприл Джой? – поинтересовалась Фейт. – И зачем бы ты ей понадобился?
 Уокер не ответил.
 У Фейт возникло чувство, что это один из множества вопросов, к которым она захочет вернуться.
 Синди Пил потребовалось не больше десяти секунд, чтобы согласиться с заключением Уокера: ушибы Дэвиса Монтегю не результат случайного падения с лестницы. Его избили.
 – Кто это с вами сделал, мистер Монтегю? – спросила Пил. Дэвис угрюмо посмотрел на нее и ответил:
 – Я упал.
 – Они вернутся, – сказала Пил. – В следующий раз все может быть серьезнее. Вы же не хотите провести остаток жизни в инвалидном кресле? Если они не убьют вас.
 Она подошла поближе, чтобы старик разглядел ее лицо. Никогда еще дело не было так тесно вязано с ее собственной карьерой. Эйприл Джой хотела заполучить этот рубин. Любой ценой.
 Дэвис закрыл глаза, чтобы никого не видеть.
 Пил посмотрела на присутствующих в комнате.
 – У него есть адвокат? – спросила она. Красивое лицо Джеффа вспыхнуло гневом.
 – С каких это пор падение с лестницы стало преступлением?
 – ФБР располагает документами, подтверждающими деловые отношения вашего отца с двумя членами банды в Атлантик-Сити, – спокойно сказала Пил.
 – Что за деловые отношения?
 Пил не ответила.
 – Мошенничество с землей, – сказал Уокер Джеффу. – Ты хочешь кого-то арестовать? – спросил он у Пил.
 – У меня есть основание, ѕ сказала она. – Но возможны варианты.
 – Почему бы вам с Мел не приготовить кофе, пока я не поговорю по душам с мужчинами Монтегю?
 – Мне-то это зачем? – удивилась Пил.
 – Узнаешь, когда здесь появится адвокат по имени Саманта Баттерфилд.
 Пил нахмурилась:
 – Годится. – Она посмотрела на Фейт и спросила Уокера:
 – А она не сварит кофе?
 – Она будет здесь, при мне, пока я не получу кое-какие ответы.
 Темные глаза Пил сузились.
 – Интересно.
 – Да, – сказал Уокер. – Так как насчет кофе…
 – Я не варю кофе мужчинам, – сказала Пил. – Я подожду на кухне, но при условии, что Фейт Донован не выйдет из дома без моего ведома.
 – Что? – спросила Фейт, – Кто вы такая, чтобы указывать, что мне делать? Не я упала с лестницы. И не у меня проблемы с бандитами.
 – Вы хотите сделать заявление по этому делу? – спросила Пил, – Если вы готовы, я предоставлю вам такую возможность… в более официальном месте.
 – Это официальное предложение или вы только… ѕ начала Фейт.
 – Давайте сначала попробуем сотрудничать, – сказал Уокер, положив руку на плечо Фейт. Он взглянул на Пил:
 – Тебе лучше объяснить причину. И почетче.
 Пил пожала плечами:
 – Я свяжусь с моим руководством. Это в их ведении.
 – Пошли, – сказала Пил Мел. Мел посмотрела на Джеффа.
 – Иди, любимая. Тебе незачем здесь оставаться, незачем расстраиваться. – Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку. – Это всего лишь недоразумение.
 Мел погладила свой живот, будто заверяя младенца, что все будет хорошо. Она улыбнулась всем и поцеловала своего жениха.
 – Скажите, когда подать кофе.
 Как только Мел и федеральный агент вышли из библиотеки, Уокер положил руки на плечи Фейт и посмотрел на нее взглядом, в котором было все: и сожаление, и гнев, и голод.
 – Я хочу, чтобы ты ничего не слышала, – сказал он. – Тогда тебя не будут вызывать в качестве свидетеля.
 – Что происходит? – требовательно спросила она.
 – Чем меньше знаешь, сладкая моя, тем меньше вероятность того, что тебе придется разговаривать с обладателями нагрудных значков.
 – Забудь слова «сладкая» и «дорогая», – сказала Фейт надтреснутым голосом. – Теперь я знаю, почему ты был близок со мной. Ты получишь за это премию.
 Уокер чуть не взорвался. Он знал еще до того, как прикоснуться к Фейт, что не должен быть ее любовником.
 – Фейт…
 – Если я узнаю, что происходит, – сказала она, опережая его, – возможно, мне больше не понадобится телохранитель.
 Уокер сосчитал до десяти, до двадцати, до сорока.
 – Оставайся, – нейтральным тоном сказал он. Отвернувшись от Фейт, Уокер посмотрел на отца и сына Монтегю. Он не мог скрыть свое настроение. Джефф отступил на шаг.
 – Так вот, мальчик, – тихо сказал Уокер. – У тебя появилась возможность уладить неприятности, в которые вы с отцом попали.




 Глава 30


 Уокер закрыл тяжелую дверь библиотеки. – Начнем с того, что полегче, – сказал Уокер. ѕ Кто из вас, парни, ограбил магазин Фейт в Сиэтле?
 Оба Монтегю посмотрели на него так, будто у него было две головы вместо одной.
 – О каком грабеже речь? – наконец спросил Джефф, Уокер посмотрел на Дэвиса.
 Старший Монтегю покачал головой и потянулся к графину с бурбоном.
 – Не смотри на меня так, – грубо бросил Дэвис. – Черт, если бы я грабил ювелирные магазины, меня бы так не поломали, верно?
 Уокер посмотрел на обоих мужчин.
 – Верно, черт побери, – пробормотал он.
 – Зачем им грабить мой магазин? – спросила Фейт. Уокер бросил взгляд через плечо:
 – Кого ты спрашиваешь? Если Монтегю – они не знают, если меня – пиши список, я потом отвечу.
 – Хорошо, – сказала Фейт. – Оставим это на потом.
 Уокер заметил неприветливость в ее глазах. Он повернулся к Монтегю:
 – Попробуем выяснить кое-что другое. Кто спланировал нападение на гостиницу?
 Джефф снова непонимающе взглянул на него. Дэвис избегал смотреть в глаза Уокера и опять потянулся к графину. Джефф отодвинул графин от отца, Дэвис закрыл глаза и откинулся на кушетке.
 – Папа? – спросил Джефф.
 – Я не знаю, мальчик.
 Джефф надавил на свою переносицу, будто хотел причинить себе боль. Он не мог не верить отцу. У Уокера не было такой проблемы. Он был уверен, что старик лжет.
 – Это был Сол Энджел? – спросил Уокер. Дэвис не ответил.
 – Донованы имеют некоторое влияние на федералов, – сказал Уокер. – У нас хорошие адвокаты, и мы либо поможем вам выбраться, либо похороним. Так что давайте попробуем еще раз. Если меня не устроят ответы, я сдам вас федералам и пускай они вами занимаются. Это был Сол Энджел?
 – Он убьет меня, – простонал Дэвис.
 – Я считаю, что ты сказал «да». – Голос Уокера стал мрачным, как и его глаза. – Они гонялись за рубиновым ожерельем?
 Дэвис посмотрел на бурбон.
 – Да, – прохрипел он. – Ожерелье.
 – Сол ограбил сейф на выставке? – спросил Уокер. Фейт смотрела на Уокера, но не произносила ни слова. За ее внешним спокойствием скрывался гнев. Уокер столько знал и ничего не сказал ей. Она привыкла к своевольным братьям, которые поступали с ней так же, но они по крайней мере любили ее. Уокеру же кажется, что у нее не хватит мозгов вести себя так, как надо.
 – Это был Сол или его партнер, – прошептал Дэвис. – Сол не говорил со мной об этом.
 – Вы только сказали ему, где и когда будет Фейт, не так ли?
 Дэвис кивнул.
 – Вы знали, что они собирались ее убить?
 Фейт тихо охнула и посмотрела на Уокера, словно искала ответ на вопрос, почему люди, которых она совершенно не знала, должны хотеть ее смерти.
 Уокер ничего бы ей не ответил. Это она напросилась остаться в этой комнате. Уокер ругал себя за то, что не уберег Фейт от такого потрясения.
 – Я… я… – сказал Дэвис.
 Уокер посмотрел на Джеффа. Сын выглядел таким же жалким, как и отец. Уокер понял, что разговор будет непростым.
 Он повернулся к старшему Монтегю.
 – Вы подготовили нападение в креветочной забегаловке? – спросил Уокер спокойным тоном, будто говорил о погоде.
 – Это смешно! – сказал Джефф. – Папа не может причинить никому вреда.
 Уокер посмотрел на Джеффа:
 – Напуганные люди делают и не такое. Твоего отца напугали.
 Дэвис застонал. Он потянулся к полотенцу со льдом, которое соскользнуло с его колена.
 – Я ничего не знал про убийство и грабеж, – сказал потрясенно Дэвис. – Видит Бог, я не лгу. – Слезы покатились из уголков его глаз. – Никто не должен был пострадать. Если бы земля продалась быстрее, ничего подобного бы не случилось. Не было денег, чтобы вложить их в поля для гольфа и в пристань. Остальные участки утроились бы в цене, и мы бы обогатились.
 – И вы пошли к Солу за деньгами. Или он с вами в доле? – спросил Уокер.
 – Он и Джо, – сказал Дэвис и закрыл лицо руками. – Никто не одолжил бы мне денег, а все остальное уже дважды заложено. Землю могли лишить права выкупа по закладной, если бы я не заключил сделку. Все сработало бы, если бы…
 – Земля продалась быстрее, – нетерпеливо закончил за него Уокер. Он не узнал пока ничего нового, – Все пошло не так, как планировали, и ваши партнеры требовали потерянные деньги. Сколько?
 – Четверть миллиона. Плюс проценты. Полмиллиона, в общем.
 Джефф метнул на отца убийственный взгляд:
 – Ссуда под сто процентов годовых?
 – Это бандиты, – сказал Уокер. – Ты занимаешь у них двадцать баксов, а будешь должен сорок.
 – Если бы участки земли продались… – начал Дэвис.
 – Они не продались! – жестко сказал Джефф. – Они никогда не продавались, ты ничему не научился! – Потом он посмотрел на своего избитого, окровавленного отца, и ему стало его жалко. Джефф отвернулся. – Не бери в голову, так или иначе, мы выживем. Мы сумеем.
 – Но не на деньги от страховки рубинового ожерелья, – заметил Уокер. – Вы хорошо все рассчитали: сняли с себя ответственность за страхование на время, когда Сол его украдет.
 Дэвис не отвечал.
 – Сол собирался поделиться с вами деньгами от продажи ожерелья? – спросил Уокер. – За вычетом дополнительного процента, конечно.
 Дэвис со вздохом кивнул.
 – Господи, папа, почему ты не продал рубины и не заплатил Солу?
 Дэвис закрыл глаза.
 – Ты пытался уклониться от уплаты налогов? – упорствовал Джефф.
 Дэвис даже подскочил, чтобы ответить сыну.
 – Да. Налоги. Честному человеку ничего другого не остается.
 – Из-за налов здесь топчется ФБР? – спросил Джефф Уокера.
 – Думаю, нет, – сказал Уокер. – Кажется, у твоего отца есть иная причина не продавать рубины.
 – Они были на консигнации, – внезапно сказала Фейт. – Вы не можете продать то, чем не владеете. Но вы можете способствовать их краже. Вы не имеете права на деньги, полученные с продажи краденых камней.
 Уокер посмотрел на нее.
 – Это не вопрос, – холодноватым тоном сказала она. – У меня не нулевой показатель интеллекта.
 Пока Уокер осмысливал ее слова, Джефф сказал:
 – Любые драгоценные камни проходят через бухгалтерские книги ювелирного магазина. Я бы заметил их. Отец сказал, что это фамильные старинные камни Монтегю, те, что исчезли с ларцом.
 Дэвис не говорил ни слова.
 Уокеру пришла в голову мысль, которая объяснила ему, каким образом Эйприл Джой пересеклась с двумя парнями из банды Атлантик-Сити.
 – Вернемся к рубинам, – мрачно сказал Уокер. – Поговорим о Соле. Всякий раз, когда он пытался украсть ожерелье и оставался с пустыми руками, вы указывали ему на Фейт?
 Дэвис устало кивнул.
 – Чья идея была отменить свадьбу в Саванне и устроить ее в Руби-Байю? – спросил Уокер. – Ваша или Сола?
 – Моя, – сказал Дэвис. – Сол велел мне заманить Фейт в Руби-Байю.
 – Ясно. Он дал вам инструменты для кражи, чтобы инсценировать здесь ограбление?
 – Да. Боже, как болит колено!
 – Выпейте аспирин, – коротко сказал Уокер. Он посмотрел на Джеффа:
 – Когда тебя вовлекли в эту игру? Или ты участвовал в ней с самого начала?
 Джефф остановил свой взгляд на бутылке бурбона, словно хотел выпить.
 – Он ни при чем, – сказал Дэвис, пытаясь сесть. – Все один только я.
 – Но ведь не вы предложили Фейт оставить драгоценности у вас в сейфе, – заметил Уокер.
 – Я велел Джеффу это сделать, и он это сделал. – Несмотря на ушибы и рассеченную губу, Дэвис был дерзким. – Он не знал, что случится.
 – Значит, это вы усыпили Бумера, сломали французские двери и открыли сейф? Джефф вздрогнул-
 – Да, – процедил Дэвис сквозь зубы. – Идите и позовите федералов, скажите им, что я ограбил собственный сейф.
 – У тебя такая же версия? – спросил Уокер Джеффа. Джефф налил отцу бурбона.
 – Хорошая версия, – сказал Уокер. – Не учли только то, что от Дэвиса так разило алкоголем, что он едва смог бы проползти по холлу, не говоря уже о том, чтобы открыть сейф.
 Фейт посмотрела на Джеффа и вспомнила его слова, которые он сказал, когда она положила драгоценности в сейф:
 «Если что-то случится, то пострадает страховая компания, а не мы. Господь знает, что у них есть деньги, чтобы заплатить».
 – Это был ты, – сказала она Джеффу совершенно уверенно.
 – Это был я! – настаивал Дэвис. Она не обращала на него внимания и продолжала сверлить глазами Джеффа.
 – Ты сыграл на моей симпатии к тебе, беспокоясь о своем отце-пьянице, поэтому…
 – Хватит! – прорычал Джефф. Он поставил графин на стол с такой силой, что тот закачался. – Почему отец должен заботиться о таких мошенниках, как ты?
 – Что это значит? – требовательно спросила Фейт.
 – Сейф был пуст, когда я его открыл, вот что это значит, – парировал Джефф. – И ты, черт побери, хорошо это знаешь! Так что покончим с этими рассуждениями насчет морали.
 – Мое сердце обливается кровью от жалости к тебе, – ёрнически сказал Уокер. – Не набрасывайся на Фейт. Ожерелье у меня. Я его храню. Бедное дитя, ты украл сто тысяч, позарившись на миллион.
 Джефф внимательно посмотрел на Уокера, потом надсадно засмеялся. Его густые волосы затряслись.
 – Она добралась и до тебя. Большие грустные глаза, длинные ноги и хорошенький лживый рот. Хорошо, слушай, дурак. Не было ничего в том сейфе, кроме бумаг и семейной Библии! Вот ее страховая компания-то обрадуется, когда это услышит.
 – Это ложь! – крикнула Фейт. – Я оставила там три вещи, и они исчезли.
 Джефф с отвращением посмотрел на нее:
 – Ты настаиваешь, милочка? Мы еще посмотрим, кто из нас лжет. Я знаю, что в сейфе ничего не было. Отцу пришлось вывернуть все карманы, чтобы подкупить Сола, а они его бьют до полусмерти.
 Фейт перевела взгляд с Джеффа на Уокера.
 – Я положила драгоценности в сейф.
 – Чер… – начал Джефф. Резкое движение Уокера заставило его замолчать.
 – Давай-ка на полтона ниже, – предупредил Уокер. – Если ты обвинишь Фейт в чем-то еще, ты рискуешь. Понял?
 – Значит, ты с ней заодно, – сказал Джефф. – Я удивлен.
 – Удивление – хорошее дело, – тихо сказал Уокер. – Пока ты не выскажешь его вслух.
 Джефф с ненавистью посмотрел на него:
 – Сейф был пустой.
 Уокер боялся, что начинает ему верить.
 – Кто еще знает комбинацию цифр?
 – Отец. Я. Всё.
 Уокер посмотрел на старшего Монтегю.
 – Забудь об этом, – сказал Джефф. – Когда я отговаривал его от ограбления нашего собственного сейфа, он храпел так, что дрожал дом.
 – Хорошо. Давай вернемся к более интересному для нас вопросу, – сказал Уокер.
 – Интересному? – в бешенстве спросила Фейт. ѕ Пропажа моих драгоценностей не интересный вопрос?
 – Федералы не потели бы из-за этого, – сказал Уокер. Но они болтались вокруг дома Монтегю, как лисы возле крысиной норы. Они следили за тобой.
 – За мной? – Глаза Фейт округлились. – Смешно. Зачем им наблюдать за мной?
 Джефф фыркнул.
 Уокер бросил на него быстрый взгляд.
 – Откуда рубины, которые твой отец послал Фейт?
 – Я сказал уже, – процедил Джефф сквозь зубы, – это фамильные драгоценности семьи, единственные приличные камни, которые не пропали вместе с ларцом.
 Уокер взглянул на Дэвиса:
 – А ваша версия?
 Дэвис не ответил.
 – Помните, что я сказал насчет Донованов и адвокатов? – спросил Уокер. , :
 – Несчастье, – прошептал Дэвис. – Какое несчастье, что мы потеряли ларец.
 – Вам не выбраться из этого самостоятельно, – предупредил Уокер. – Вы уверены, что не нуждаетесь в помощи? – В его голосе прозвучали доброта и понимание.
 Дэвис застонал:
 – Джефф, мне действительно жаль, мой мальчик, я так старался для тебя после того, как умерла твоя мать.
 Джефф заморгал, в глазах его были слезы. Уокер зацепил ногой стул и подвинул его к кушетке. Потом повернулся к Джеффу и сказал:
 – Садись. У меня такое чувство, что сейчас тебе не понравится то, что отец скажет тебе.
 Джефф сел на стул и посмотрел на отца глазами, которые не хотели верить, но уже поверили.
 – Скажи мне все, отец. Мы найдем выход.
 Дэвис прерывисто задышал, потом кивнул. Ни Джефф, ни Уокер не обратили внимания иа слезы в глазах старика. Фейт прикусила губу, борясь с чувством жалости к сыну и отцу Монтегю.
 Уокер взял ее руку, потер о свою щеку и отпустил.
 – Драгоценности, которые я брал на консигнацию в последние несколько лет, приходили из России, – приглушенным голосом сказал Дэвис.
 «Привет, Эйприл Джой», – со злостью подумал Уокер.
 – Краденые? – спросил Уокер.
 – Я… не интересовался.
 – Но вы получали щедрое вознаграждение от продажи?
 Дэвис кивнул с несчастным видом.
 – Это спасало нас от банкротства, пока я не мог реализовать недвижимость. Это должно было сработать. Это сработало бы, если бы…
 – Папа… – Джефф прервал его. В голосе сына прозвучало что-то большее, чем просто нетерпение. – С этим покончено.
 – С кем у вас был контакт по драгоценностям? – спросил Уокер.
 – С «Тарасов интернэшнл трейдера». Эта организация законная, – сказал Дэвис, но в его голосе не было уверенности. – У них есть лицензия, печати таможни и все, что полагается.
 Это уже проблема Эйприл Джой, а не Уокера. Его задача – вычислить, почему федералы охотились за Фейт.
 – Как насчет оценок по таможенной декларации? – спросил Уокер. – Держу пари, они всегда были в порядке.
 Дэвис вздохнул:
 – Вот где была настоящая прибыль. Камни всегда оказывались намного дороже, чем проходили по документам. Но камни в оправе трудно оценить, так что у нас никогда не возникало неприятностей:
 – Особенно если хорошо смешать с большим количеством барахла, – сказал Уокер. Это старый жульнический прием. На таможне мало инспекторов с удостоверением оценщика. Многие государственные служащие не отличили бы розовые аметисты высшего качества от приличных рубинов. – И в чем прокол?
 – Я полагаю, что получил нечто, что не должен был получить. Что-то по-настоящему ценное.
 – Рубин с кулак младенца? Гравированный? – резко спросила Фейт.
 Уокер улыбнулся, хотя ему было не до этого.
 – Да, – прошептал Дэвис. – Это был самый красивый драгоценный камень, который я когда-либо видел. Он так хорош, как все самые лучшие драгоценные камни, лежавшие в семейном ларце, вместе взятые. Больше грецкого ореха, окружен, как слезами, натуральными жемчужинами. Остальная часть ожерелья – бирманские рубины в два карата. Они не так хорошо огранены, но прекрасны по цвету и прозрачности.
 Джефф смотрел на отца потрясенно и недоверчиво.
 – Почему ты мне ничего не сказал?
 – Я хотел держать тебя подальше от всего этого, – признался Дэвис.
 – У него есть имя? – спросил Уокер.
 – У кого?
 – У большого рубина. У него было какое-то особенное название?
 Дэвис выглядел перепуганным.
 – Что вы сделали с ним?
 – Он был снят с цепочки, чтобы его можно было носить и как булавку, и как ожерелье. Я принес его сюда и положил в свой сейф. Я не хотел, чтобы Джефф увидел его в ювелирном магазине. Он стал бы задавать вопросы.
 – Неужели он так же хорош, как рубины в ожерелье Мел? – горько спросил Джефф.
 – Лучше, – ответил Дэвис.
 – Иисусе. Камень такого размера стоил бы миллионы.
 – Когда ты был на выставке? – спросила Фейт.
 – В то время, когда вы были на ленче, – ответил Джефф.
 – Когда было совершено нападение? – холодно спросил Уокер.
 Джефф вздрогнул.
 – Я не знал, откуда эти рубины. Я только хотел увидеть ожерелье. Я до сих пор не верю, что мой отец знал о грабеже.
 Уокер повернулся к Дэвису:
 – Кто еще знал, что большой рубин лежит у вас в сейфе?
 – Никто. Только я знаю комбинацию цифр. Теперь еще и Джефф.
 Его сын неловко изменил позу. Ему все еще было больно вспоминать, как он вынудил своего отца подписать доверенность.
 – Когда вы сказали код сейфа своему сыну? – задал вопрос Уокер.
 Дэвис думал, как бы ему увернуться от ответа на этот вопрос. Воспоминание о сцене в библиотеке было слишком болезненным для него. Он потер подбородок, поросший щетиной, и вздрогнул, когда дотронулся до разбитой губы.
 – Перед тем, как вы сюда приехали, – с несчастным видом сказал Дэвис. – Джефф заставил меня дать ему доверенность.
 – Как? – задал вопрос в упор Уокер.
 – Это не имеет никакого отношения к рубинам, – торопливо вмешался Джефф. – Это личное дело.
 – Так совершаются убийства. – Холодные синие глаза Уокера замерли на Дэвисе.
 – Черт, – пробормотал Дэвис. – Он бросил меня на пол и не давал мне выпить, пока я не подписал.
 Оценка, которую Уокер давал прежде Джеффу, показалась ему слишком низкой.
 – Где рубин?
 – Я не знаю! – прохрипел Дэвис. – Я говорил ему, я говорил ему, но он не верит мне! Черт побери, рубин исчез!
 – Ничего похожего на взлом? – Голос Уокера был грубым.
 – Ничего. – Дэвис закрыл лицо руками и зашипел от боли, которую вызвало прикосновение к носу. – Ничего, – повторил он в отчаянии.
 – Кто тот парень, которому вы говорили, что рубин пропал? – спросил Уокер.
 – Я не знаю его имени. Примерно через неделю после того, как груз прибыл, мне позвонили по телефону. Человек говорил по-английски, но с акцентом. Я думаю, он работает на Тарасова.
 Фейт наблюдала за Уокером. Она отметила для себя, что он был похож на Арчера, когда тот вел дело.
 – Какой акцент? – спросил Уокер.
 – Скорее всего это русский, – нетерпеливо вклинился Джефф. – Это ведь оттуда груз, не так ли?
 – Я не тебя спрашиваю. Я спрашиваю твоего отца.
 – Послушай, – ощетинился Джефф, – если ты не веришь его ответам, зачем ты его мучаешь?
 Уокер повернулся к нему с убийственной грацией хищника:
 – Похвально, что ты защищаешь своего отца. Тебе это делает честь. Что ты знаешь о рубинах, о русских и об ограблении?
 – Ничего.
 – Тогда заткнись.
 – Какого черта ты…
 – Фейт, – прервал его Уокер, не отворачиваясь от Джеффа, – иди позови спецагента Пил. Джеффу не терпится с ней поговорить.
 – Нет, – быстро сказал Джефф. – Мне просто не нравится смотреть, как ты играешь с отцом в кошки-мышки.
 – Тогда закрой глаза, сынок.
 Фейт вздрогнула от таких слов.
 И Джефф тоже.
 Уокер оглянулся и посмотрел на Дэвиса.
 – Какой акцент был у того, кто вам позвонил?
 – Не французский, не немецкий и не английский, – сказал Дэвис. – Это все, что я могу сказать.
 – Чего он хотел?
 – Большой рубин. Немедленно.
 – Когда вам стало известно, что он пропал? – спросил Уокер.
 – Я не знаю, когда это случилось, честно. Это могло произойти в любое время на прошлой неделе.
 – Чепуха. Любой человек, владея подобным камнем, не может не полюбоваться им хотя бы раз в день, – резко бросил Уокер. – Приятной леди со значком, похоже, не терпится включиться в разговор.
 – Три-четыре дня назад, может быть. Трудно вспомнить. Я сильно набрался, поэтому вообще забыл, что камень у меня.
 – Да, слишком много пьете, – без всякой симпатии заметил Уокер. – Что вы сказали, когда у вас потребовали рубин обратно?
 – Я на самом деле перепугался, – прошептал Дэвис. – Он сказал, что смерть моя будет мучительной, если я не скажу, где рубин.
 – Что вы ответили? – повторил вопрос Уокер. Дэвис с тоской посмотрел на бурбон. Это была самая трагичная для него часть истории, которая заставляла его испытывать крайне неприятное чувство.
 – Я сказал… – Он откашлялся и попробовал снова:
 – Я сказал, что я отправил его на консигнацию.
 Уокер знал ответ на свой следующий вопрос, но должен был задать его в любом случае.
 – Кто вместо вас должен был принять мучительную смерть? ѕ холодно спросил он.
 – Никто! Я не собирался…
 – Чепуха, – прервал его Уокер. – Вы знали, что без рубина вы покойник. Кого вы выбрали вместо себя?
 Фейт догадалась обо всем, раньше чем Дэвис открыл рот.
 – Меня, – ответила она. – Он сказал русским, что их драгоценный камень у меня.
 Уокер наблюдал за стариком.
 – Дэвис?
 – Я не знал, что делать, – сказал Дэвис, а слезы медленно текли по его лицу. – Он собирался меня убить.
 Уокер готов был сам это сделать.
 – Похоже, это желание не одного человека, мистер Монтегю, – сказал Уокер. – Иными словами, вы сказали, что дали Фейт рубин вместе с остальными драгоценностями, верно?
 Дэвис закрыл глаза. Его рот был плотно сжат.
 – Да, – наконец хрипло сказал он.
 – С частью ожерелья? – спросил Уокер, не желая допустить ни малейшего недоразумения.
 – Да.
 Уокер задал вопрос на миллион долларов небрежно, как человек, который просит спичку:
 – Где сейчас большой рубин?
 – Я не знаю.
 – Неудовлетворительный ответ, – сказал Уокер холодно. Он посмотрел на Фейт, словно хотел убедиться, что она в безопасности. Потом взглянул на Джеффа.
 – Придется вам потратиться на адвоката, – сказал Уокер. – Иначе твоему отцу не позавидуешь.




 Глава 31


 Через два часа на обшарпанной галерее особняка Руби-Байю появилась Эйприл Джой. Синди Пил угостила Эйприл остывшим кофе, пока адвокат Дэвиса Монтегю составлял на кухне проект договора с подзащитным. Условия договора были таковы: в обмен на сотрудничество Дэвиса с ФБР все обвинения с семьи Монтегю будут сняты. Но Дэвис должен будет помочь засадить в тюрьму Сола, Джо и Банди.
 Если бы Эйприл Джой могла, она бы похитила свидетеля, но не пошла на это, потому что знала: ФБР поднимет шумиху. А это ей совершенно ни к чему. Сейчас главное – поручить Максу Бартону прослушать все допросы Дэвиса.
 Единственная причина, почему Эйприл не суетилась, заключалась в том, что Дэвис, похоже, на самом деле ничего не знает о предмете, который ее интересует. А это – «Сердце полуночи». Старый пьяница уверяет, что потерял его, а Синди Пил ему верит.
 Эйприл чувствовала, что Фейт Донован знает больше, чем говорит. Поэтому-то Эйприл и приехала сюда из Сиэтла.
 – Хорошо, – сказала она Пил холодным тоном, – пьяница твой. Но ты передаешь мне каждое слово, которое он скажет о русском канале, в тот момент когда он его произнесет. Если окажется, что он знает что-то о «Сердце полуночи», ты сразу же связываешься со мной. Согласна?
 Пил была реалисткой. Эйприл Джой, может, с виду и щупленькая, но связываться с ней опасно. Эта женщина гораздо сильнее, хитрее и жестче любого мужчины. Если Эйприл хотела превратить чью-нибудь жизнь в ад, ей это ничего не стоило. Она могла все.
 – Конечно, – спокойно согласилась Пил. – Мы всегда идем на сотрудничество с другими федеральными службами.
 Эйприл фыркнула и сунула руки в карманы своих черных брюк.
 – Конечно, сестренка. – Она повела плечами, и небрежно накинутый на них алый пиджак заколыхался. Одежда ее была из магазина готового платья, но сидела на ней изумительно. – Где сейчас остальные обитатели дома?
 – Младший наверху. Остальные обедают. – В голосе Синди чувствовалась обида. Сидеть в болоте невесело, а в доме из огромной кухни сейчас разносятся невероятные запахи.
 – Хорошо пахнет, – заметила Эйприл.
 – Уокер на рассвете принес нам какие-то бисквиты. С тех пор я все время думаю о еде.
 На секунду Эйприл задумалась об Оуэне Уокере. Она не знала некоторых моментов его биографии. Даже не владея полной информацией о нем, она предполагала, что манера говорить, растягивая слова, – просто игра. Арчер Донован не нанимал болванов, а Уокер быстро стал его незаменимым сотрудником.
 Это означало, что Уокер – тот человек, который способен выполнить любую работу.
 – Попытаюсь добыть тебе обед, – сказала Эйприл.
 Фейт только проглотила последнюю ложку сливочного супа из самки краба, как вошла Тига с огромным блюдом ребрышек-барбекю и маленькими крабами. На большом блюде был гарнир: салат из моркови, капусты и лука.
 – Холодный виноградный пирог на десерт, – объявила Тига. – Так что оставь для него место, Руби.
 Фейт сумела превратить гримасу в улыбку. Она уже перестала убеждать Тигу, что ее зовут Фейт.
 – Постараюсь, – пообещала Фейт.
 – Ты всегда была очень хорошей, с того мгновения, как родилась. – Она поставила тарелку перед Фейт и пристально посмотрела на нее. – Я хотела оставить тебя и сделала это, но мама сказала, что ты уже ушла… Такая долгая, такая печальная песня, не правильно, несправедливо, он никогда не должен был… но он мог. Он это делал, и делал, и делал…
 От распевного голоса Тиги по коже Фейт побежали мурашки, но все же она нашла в себе силы улыбнуться.
 – Я слышала, ты плакала в тишине и вздыхала, драгоценная Руби. Так хорошо видеть тебя, быть с тобой. Три маленьких подарка. Они очень симпатичные, но их мало. Тринадцать новых красных душ нужно только для меня одной, а четырнадцатая – чтобы освободить тебя. Та душа такая же, как твой нежный маленький кулачок. Мне жаль, что ты не можешь увидеть ее, Руби. Когда ты отдашь мне эти тринадцать душ, мы обе станем свободны. Ешь побольше, моя драгоценная, моя маленькая. Болото – голодное место.
 Фейт безмолвно наблюдала, как Тига подкладывала ей еду на тарелку. Уокер подождал, когда Тига отвернется, и поменялся с Фейт тарелками.
 На этот раз Мел есть не хотелось. Она взяла немного салата, маленького краба и одно-единственное ребрышко. Она двигала вилкой еду по тарелке, словно пыталась решить, с чего начать.
 Джеффа за столом не было. Он не мог сесть за один стол с женщиной, которая так лихо его одурачила. Но он не хотел расстраивать Мел, которая не могла поверить, что Фейт воровка.
 – Почему ты не ешь, Мел? – спросила Фейт. – Подумай о ребенке.
 Мел взглянула на нее и улыбнулась, прогоняя тень из карих глаз.
 – Прости, что Тига продолжает называть тебя Руби.
 Фейт пожала плечами:
 – Ничего страшного. А кто такая Руби?
 – Ее дочь, – ответил Дэвис, стоя в дверях. Он снял свои окровавленные вещи, но сказать, что он стал хорошо одет, было нельзя. Белая рубашка от пота казалась прозрачной. Пояс коричневых брюк болтался на талии. Дэвис тяжело опирался на трость, которую ему одолжил Уокер.
 Мел вздрогнула:
 – Ее дочь?
 Дэвис устало кивнул. Он медленно подошел к столу и выдвинул свой стул. Бумер вылез из-под стола и ткнулся носом ему в руку. Дэвис рассеянно поласкал длинные уши собаки.
 – Я не знала, что Тига была замужем, – сказала Мел.
 – Она и не была. Ее младенец был ублюдком.
 – Наверное, мужчина, который отказался от нее, был ублюдком, но не ребенок. – поправила его Фейт.
 Дэвис посмотрел на нее:
 – О, отец младенца был самый настоящий сукин сын, это правда. Но есть причина, почему он не женился на ней. Он был женат. На ее матери.
 Фейт решила, что ослышалась, и со стуком положила вилку на тарелку, которая подпрыгнула и полетела со стола.
 Ловким движением Уокер поймал вилку.
 – Дэвис, это плохой разговор для застольной беседы.
 Дэвис горько усмехнулся. Так же горько было у него в горле. Три часа он ничего не пил. Его не волновало, какое впечатление производят его слова на других.
 – Тебе не нравится правда, мальчик? Тогда заткни уши болотной грязью.
 – Папа Монтегю, пожалуйста, не надо, – попросила Мел.
 Он поставил локти на стол и посмотрел на будущую невестку взглядом, в котором были и грусть, и нетерпение.
 – Не волнуйся, дорогая. Джеффи не такой ублюдок, каким был его дедушка. Как и я, слава тебе, Господи. Потом все расскажу тебе, такое случается даже в самых лучших семьях.
 – Кровосмешение? – недоверчиво спросила Фейт. Тига внезапно встала из-за стола и произнесла ясным, детским голоском:
 – Я испорченная, непослушная девочка. Он говорит мне каждый раз, что я очень, очень испорченная. Я себя презираю. – Она улыбнулась и, будто молясь, сказала:
 – Я не заслуживаю твоего внимания, папа. И никогда не заслужу. – Ее длинные бледные пальцы дрожали. – Но я это делала, и он это делал. Мама увидела мой рубин, подарок на день рождения, и папа ушел далеко. Гром… Молния… Я виновата. Я презираю себя. – Она обвела всех безразличным взглядом. – Благословенное время. Вот крабы, вы видите? Обед в восемь. Не опаздывайте.
 Никто не говорил после ухода Тиги. Мел вздохнула и вздрогнула.
 – Джефф знает?
 – Вероятно, – бросил Дэвис. – Дети, к сожалению, очень догадливы.
 – Такое трудно скрыть, – спокойно заметил Уокер.
 – Папа пил, – устало сказал Дэвис, – девочек любил несозревших. Ему было все равно, чья она, хоть собственная.
 – Жаль, что вор не убил его раньше, – отчетливо произнесла Фейт.
 Дэвис пожал плечами:
 – Есть экземпляры и похуже его.
 – А есть и получше, – бросила она в ответ.
 – Все это в прошлом. Давнее дело, очень, очень давнее.
 – Но не для Тиги. Для нее это настоящее.
 Дэвид сверлил глазами графин с бурбоном. Он был почти пуст. Ему придется идти в кладовую, чтобы найти свою заначку. Он спрашивал себя, хватит ли у него сил на это.
 – Бьюсь об заклад, это был не вор, – сказал Уокер.
 – Да? – удивился Дэвис.
 – Тига дернула спусковой крючок, прицелившись в вашего папашу, или у его жены наконец открылись глаза.
 На мгновение Дэвис оторопел, и его взгляд стал другим, изучающим.
 – Может быть, и так. Мать была крепка на руку, но тогда мы не потеряли бы ларец, не так ли? Она всегда ругалась, что он расплачивается за девочек рубинами из ларца.
 Слова Тиги, которые почти не имели смысла, соединились вдруг для Фейт в единое целое. Несчастье всегда случалось там, где рубины и мертвые или потерянные души. Она спрашивала себя, видела ли Тига семейные драгоценности на других девочках и знала ли об их происхождении. Тогда можно объяснить ее навязчивую идею насчет рубинов, что они были ценой душ.
 – Может быть, после расплаты за девочек тот ларец и опустел, – тихо предположила Мел. – Стал таким же пустым, как сердце вашего отца.
 – Дорогуша, – сказал Дэвис утомленным голосом, – я видел ларец незадолго до убийства отца. В нем лежали драгоценности.
 – Так продайте нам карту, чтобы отыскать сокровища, – предложила Эйприл, входя в комнату. – У вас будет столько денег, что не придется подсовывать никому осушенное болото, называя его полем для гольфа.
 – Кто вы, черт побери? – воскликнул Дэвис, глядя на красивую, уверенную в себе американку азиатского происхождения, которая стояла в дверном проеме, словно королева Руби-Байю.
 – Эйприл Джой, – представил ее Уокер. – Собственной персоной. Появление ее было неизбежно, – добавил он.
 – Бьюсь об заклад, ты не ждал ее так рано.
 – Надежда – дело хорошее, – протянул Уокер, застенчиво улыбаясь.
 Эйприл одарила его ласковым взглядом своих узких глаз.
 – Похоже, все мужчины, которые переступают порог империи Донованов, проходят тест на красоту.
 – Нет, мэм, – быстро сказал Уокер. – Иначе я провалился бы с треском. Меня наняли за другие достоинства.
 Эйприл улыбнулась:
 – А какой скромный. Я думаю, мы прекрасно поладим.
 Уокер был слишком хитер, чтобы принять всерьез ее слова.
 – Вы ели, мэм?
 – Это приглашение?
 – На ужин, – отчеканила Фейт. – Десерт очень легкий.
 Уокер улыбнулся.
 – Десерт, да? Он на самом деле такой, как вы говорите.
 Эйприл посмотрела на Фейт и Уокера и решила отбросить мысль о том, чтобы разделять и властвовать. Уокер, видно, нашел свою женщину. Эйприл знала, что одни мужчины просто так смотрят на сторону, а другие никогда не посмотрят туда, даже если их будут звать. Уокер был из последних.
 Пожав плечами, она села на место Джеффа. Перед ней стояла пустая тарелка.
 – Забудьте про десерт, – сказала она, – Я хочу вон те ребрышки.
 – Кто вы? – в упор спросила Мел.
 – Представитель правительства.
 – ФБР? – спросила Мел.
 – Нет.
 – Тогда кто?
 Уокер передал ей блюдо с ребрышками.
 – Если она скажет, ей придется тебя убить, – сказал Уокер.
 – Забавно, – усмехнулась Эйприл. – Действительно забавно. – Она положила ребрышки на свою тарелку. – Мисс Бьюкенен, вы не обязаны принимать участие в предстоящем разговоре. Если вы останетесь, вам, как и вашему будущему свекру, будет обеспечена защита. Свадьба состоится?
 – В День святого Валентина, – сказала Мел, вставая. – Через два дня.
 – Я сомневаюсь, что к тому времени все прояснится, – заметила Эйприл. – Вас позовут.
 Мел не хотела есть с самого начала. А теперь у нее пропал всякий аппетит. Она бросила салфетку на стол.
 – Я рада, что вы находите нашу ситуацию забавной.
 В ясных глазах Эйприл не было никакого юмора.
 – Мисс Бьюкенен, для вашей же пользы я позволяю вам выйти отсюда. Я могу отправить в тюрьму и вас, и вашего будущего ребенка, как важного свидетеля международных контрабандных операций.
 – Она ничего не знает, – грубо бросил Дэвис. Он провел руками по лицу, вздрогнул от боли и замер. – Черт побери, она не знает!
 – Он прав, – сказала Мел напряженным голосом. – Все, что я знаю относительно финансовых дел Монтегю, – так это то, что их вел папа Монтегю.
 – Так отправляйтесь гулять и продолжайте оставаться в полном неведении, – посоветовала Эйприл и впилась белыми мелкими зубами в сочное ребрышко.
 Мел вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь. Эйприл облизала пальцы, вытерла их салфеткой и сказала Уокеру:
 – Я предлагаю тебе тоже отправиться следом за мисс Бьюкенен.
 – Я отказываюсь.
 – Ты рискуешь лишиться свободы?
 Фейт стукнула ножом по столу, привлекая внимание Эйприл.
 – Уокер ничего не знает о деньгах Монтегю, – категоричным тоном заявила она.
 – Вы следите за ним в темноте, не так ли? – Эйприл взялась за другое ребрышко.
 – Что вы имеете в виду? – с сарказмом поинтересовалась Фейт.
 – Ваше имя – Донован, поэтому не стоит казаться глупее, чем вы есть.
 Уокер положил руку на бедро Фейт, предупреждая ее об осторожности.
 Эйприл посмотрела на Дэвиса.
 – Вам нечего сказать? – поинтересовалась она.
 – Я рассказал ФБР…
 – Расскажите мне, – холодным тоном сказала Эйприл. – Как вы получили «Сердце полуночи»?
 – Я думал, что это лишь легенда, – пробормотал Уокер.
 – Это так же реально, как кровь, которая будет пролита, если мы не вернем рубин в Россию, черт побери. – Голос Эйприл был почти бесстрастным. – Как вы получили камень?
 – С другими драгоценностями.
 – От кого?
 – От Марата Тарасова.
 – Вы активно сотрудничаете с российской мафией?
 – Тарасов – бизнесмен. По крайней мере я считал, что он бизнесмен.
 Эйприл облизала пальцы, не отрывая глаз от Дэвиса.
 – Он такой же бизнесмен, как половина бизнесменов в бывшем Советском Союзе. Что насчет Дмитрия Сергеевича Соколова? У вас с ним тоже бизнес?
 Прежде чем Дэвис ответил, она прочитала в его пустом взгляде мысль: «Черт побери. Пускай все идет так, как идет». Кость упала на тарелку Эйприл.
 – Я никогда не слышал этого имени, – сказал Дэвис. – Еще один экспортер?
 – Что вы сделали с «Сердцем полуночи»? – спросила Эйприл.
 Дэвис посмотрел в свою тарелку. Жир и соус барбекю растекались по белому фарфору. Он взял маленького краба и откусил от него кусочек.
 – Я его потерял, – тихо сказал он.
 – Иванову вы сказали другое.
 – О ком вы?
 – О мужчине с акцентом, – сказала Эйприл, – который любит вырезать на людях ножом картины и смотреть, как его жертва истекает кровью.
 Глубокий вздох стал ответом Дэвиса.
 – Вы слушаете, Фейт? – спросила Эйприл.
 – Какое это ко мне имеет отношение? – дерзко спросила она.
 – Имеет. Если вы не вернете мне «Сердце полуночи», то будете следующей, кого обработает его искусный нож.
 – Я не могу дать вам того, чего у меня нет.
 Эйприл пожала плечами, вытерла пальцы о салфетку и потянулась к стакану с ледяной водой.
 – Вам лучше иметь его. Если не верите мне, поверьте вашему брату. Арчер первый бы посоветовал вам отдать проклятый камень. Верно, Уокер?
 – Верно. Но к сожалению, у Фейт нет этого камня. И никогда не было, – улыбнулся он Эйприл. – Если вы не верите нам, спросите у Дэвиса, посылал ли он камень Фейт Донован. – Взгляд Уокера, казалось, просверлит Дэвиса. – Скажи-ка, старик, посылал ли ты Фейт Донован большой рубин?
 – Нет, – отозвался на его вопрос Дэвис. – Я солгал русскому, который звонил. Я испугался, я не знал, что делать, и хотел выиграть время и найти камень. Но он исчез. Я теперь просто не могу поверить, что он у меня вообще когда-то был.
 Эйприл рада была не верить Дэвису. Но она верила.
 – Хорошо, мальчики и девочки, это ваша личная, черт побери, проблема. Иванов гоняется за камнем и найдет его, чего бы это ему ни стоило. На вашем месте, Дэвис, я бы чувствовала себя гораздо уютней в тюрьме. Там вы хоть останетесь живы.
 Дэвис закрыл глаза.
 Взгляд Эйприл перешел на Фейт.
 – Плохо, что вы лишены такой защиты. Если верить вашим с Дэвисом словам, выходит, «Сердце полуночи» пропало. Иванов это слышать не захочет. Думаю, он заставит вас сказать то, что ему захочется слышать. Он мастер изощренной пытки.




 Глава 32


 Уокер ходил по саду, пока наконец его терпение не лопнуло. Фейт не оставалась с ним наедине, и это ужасно томило его. Она сидела в столовой уже больше часа. Он открыл дверь.
 – Почему ты меня сторонишься?
 Фейт отвернулась от портретов предков Монтегю в кровавых рубиновых украшениях. Кое-какие мысли насчет драгоценных камней и странных монологов Тиги продолжали мучить ее. Она не могла уловить весь смысл, но чувствовала, что он был.
 В любом случае Фейт не стремилась противостоять в чем-то Уокеру. Она будет последней идиоткой, если рассердится на него за то, что он не сказал ей о том, что назначен ее телохранителем.
 Она только не хотела признаться себе, что у Уокера с ней были чисто деловые отношения. С некоторыми приятными моментами, но все же…
 Она, конечно, злилась на него за то, что это всего лишь работа, а она не его женщина. Она с трепетом подумала, какая у него мягкая борода, какая кожа, какой язык, как легко он доводил ее до экстаза. Ей нравилось быть с ним в постели. Ей нравились его улыбка и острый ум, его мягкое обхождение с теми, кто этого заслуживал, и нетерпимость к тому, кто ему не нравился.
 Трудно сердиться на мужчину, которого любишь. И никто не может ранить так больно, как тот, кого любишь.
 – Игра, – горько сказала она, – это все, не так ли?
 – Вся жизнь – игра, и, если проиграешь, ты мертв.
 Уокер вошел в комнату и подошел к Фейт, чтобы почувствовать аромат гардений. Он знал, что мучает себя этим, но ничего не мог поделать.
 – Ты думаешь, что я верну тебя в семью под расписку, что моя работа выполнена? – спросил он. Она пожала плечами:
 – Но ты ведь сказал, что это только игра?
 – Нет.
 – Что это значит?
 – Лот играл с жизнью, а расплачивался за эту игру я. Однажды он перешел дорогу афганским контрабандистам, но я не смог уберечь его. Лот мертв. Игра закончена.
 Фейт посмотрела на Уокера.
 – Я проиграл его игру, – сказал он. – И не буду играть больше ни с кем.
 Фей стала всматриваться в Уокера, как в драгоценный камень.
 – Если ты будешь повторять это постоянно, ты и впрямь в это поверишь. Я же не поверю никогда.
 – Черт побери, Фейт. Я не гожусь для тебя.
 – Хорошо, ты уже одурачил меня один раз.
 – Я не говорю о сексе.
 – И я не о нем.
 – Черт! – выругался Уокер.
 – Как сказала бы Ханна, не волнуйся, приятель, я, в конце концов, взрослая и сама отвечаю за свои чувства и поступки. А ты отвечаешь за свои. И я уверена, что Арчер не набросится на тебя за то, что ты спал с его младшей сестренкой. А может, даже тебя повысит.
 Уокер чуть не вышел из себя. Но понял, что Фейт добивается этого. Ей надо было знать, что она еще способна ранить его так же сильно и глубоко, как он ранил ее. Она встала из-за стола и повернулась к нему, чтобы оказаться перед его гневным лицом.
 – Вот так ты думаешь обо мне? – наконец тихо спросил Уокер. – Что мне такой ценой нужно повышение?
 Фейт хотела сказать «да» и поджечь и так раскаленную ситуацию. Она хотела увидеть взрыв, но удивилась самой себе. Осознав это, она поняла, как сильно доверяет стальному самообладанию Уокера.
 – Нет, – твердо сказала Фейт. – Мне жаль. Никто из нас не заслуживает этого. Я могла бы все свалить на стечение обстоятельств, но это была бы ложь. Ты задел меня, не осознавая этого. Я хотела задеть тебя. – Она почти улыбнулась. – Кажется, я не такая взрослая, как думаю о себе.
 Уокер сам не понял, как Фейт оказалась в его объятиях, как поцелуй обжег его губы.
 Фейт не боролась ни с ним, ни с собой. Если это все, что у нее есть, она принимает это.
 – Проклятие, – застонал он. – Что мне с тобой делать?
 Дыхание ее стало прерывистым.
 – Что хочешь.
 – Помнишь ту книгу, о которой мы говорили?
 – «Камасутра»?
 – Да. – Его губы расплылись в медленной улыбке.
 – Хорошее начало. Кроме…
 – Мы напишем новую книгу, – сказал Уокер.
 – Хорошая мысль.
 Уокер направился к двери и решительно закрыл ее. Потом он подошел к окнам и задернул все шторы.
 – У меня есть одна, – сказал он.
 Фейт удивленно подняла свои тонкие светлые брови.
 – У меня тоже. Бьюсь об заклад, я вытряхну тебя из твоей одежды скорее, чем ты меня из моей.
 – Давай.
 Выиграли оба, и рубиновое ожерелье упало на пол одновременно с ее трусиками.
 Фейт лежала на полу столовой, положив голову на мускулистое плечо Уокера, и водила пальцем по его телу. Она смотрела на висевшие здесь портреты.
 – Ты хочешь меня пощекотать? – лениво поинтересовался он.
 – Нет.
 – Я знаю, ты здорово это делаешь.
 – Боишься?
 Он засмеялся и потянул ее на себя. К его удивлению, она засопротивлялась.
 – Погоди! – торопливо сказала Фейт.
 – Что-то не так?
 – Помнишь слова Тиги?
 Уокер внимательно посмотрел на нее.
 – Какие?
 – Проклятие! Тебя не было, когда она это говорила. – Фейт смотрела на предков Монтегю. – Она что-то говорила о широком золотом браслете с рубинами.
 Уокер попытался проследить за взглядом Фейт.
 – Вроде того, который у той уродливой бабы с ястребиным носом?
 – Не такая уж она уродливая.
 – Черта с два.
 Фейт посмотрела на другой портрет.
 – Она что-то говорила и о короне с шипами, с капельками крови на концах.
 – Вроде той, что на белокурой красотке слева?
 – Не такая уж она красотка.
 – Черта с два.
 Фейт улыбнулась и потерлась щекой о бородку Уокера, как о нежную шелковую кисточку. Он осторожно прикусил зубами ее кожу.
 – Не отвлекай меня, – попросила Фейт. – Я думаю.
 – Я тоже, – сказал он.
 – Длинная рубиновая веревка сжигает ненависть, сжигает надежду… – шептала она, вспоминая слова Тиги.
 Уокер почувствовал, как по телу Фейт пробежала дрожь. Он посмотрел на стену и увидел портрет молодой женщины, шею которой обвивало ожерелье из рубиновых бусинок.
 – Сумасшествие, ничего больше.
 – Нет. Это имеет сверхъестественный смысл. Дайка подумать. – Фейт нахмурилась. Мысль ее блуждала от слов Тиги о веревке до слов о душах, которые висят на ней и качаются, как мертвецы. Уокер оглядел столовую.
 – У нас за спиной брюнетка с большими зубами.
 Фейт оглянулась. Молодая женщина с потрясающими серьгами в ушах смотрела со старинного холста.
 – Они качаются, как повешенные, – пробормотала Фейт.
 – Значит, Тига помнит, что носили ее предки.
 Неосознанно Фейт сжала руку Уокера.
 – Найди короля или королеву, – сказала она, – рубин, который слишком большой для кошки или ребенка.
 Уокер оглядел комнату.
 – На тех портретах много рубинов, но ни один из них не кажется очень большим.
 – И ни один из них не окружен драгоценными камнями, похожими на слезы ангела. Жемчуг, Уокер. Натуральный жемчуг.
 – Господи Иисусе, прошептал он. – Она видела его. Она видела «Сердце полуночи».
 – Более того, она просила меня дайти остальную часть…
 – Остальную часть?
 Фейт снова оглядела предков Монтегю, висевших на стене в рубиновом блеске. Детали украшений были прорисованы настолько точно, будто задача художника была увековечить рубины, а не лица.
 «Тринадцать новых душ только для меня, а четырнадцатая освободит тебя… Душа такая же, как твой милый кулачок. Когда ты дашь мне тринадцать душ, мы обе будем свободны».
 – Тринадцать рубинов – ожерелье Мел, – сказала Фейт. – Тига о нем знает.
 – Погоди. Дэвис же говорил, что рубинов в ожерелье четырнадцать, не считая большого.
 – У Мел их тринадцать, потому что один рубин – мой, вознаграждение за работу. Но Тига этого знать не может. Она видела только рисунки.
 – Постой, если Дэвис хранил их запертыми в сейфе, как он говорит, значит, Тига знает код сейфа.
 – Она больше чем на четыре года старше брата, – сказала Фейт. – Возможно, мать сказала ей код перед смертью. Возможно, Тига знает все. Не важно. Она сказала мне, что я должна принести ей тринадцать душ, что они принадлежали ларцу и я не буду свободна, пока не принесу их ей.
 – И ты ее драгоценное дитя.
 Вспомнив боль в глазах Тиги, Фейт прошептала:
 – «Ты должна мне принести это, моя драгоценная. Это принадлежит благословенному ларцу, это не петля вокруг твоей шеи. Я не могу выносить, когда ты кричишь; отпусти меня… дай мне уйти…»
 Уокер скривил губы и прижал Фейт к себе покрепче.
 – Держу пари, ее младенца звали Руби. Держу пари, что ее маленькая дочка была белокурой и у нее были туманные синие глаза. Держу пари, что когда Тига впервые увидела тебя, она подумала, что Бог услышал ее молитвы и вернул ей дочь.
 – Ребенок от кровосмешения, – сказала Фейт, и ее передернуло. – Младенец в этом не виноват, Тига тоже. Но они ведь страдали. Боже мой, Уокер, ты представляешь, если мать Тиги на самом деле утопила свою внучку в болоте?
 – Возможно, так и было. Или ребенок родился мертвым. Разве Тига не говорила, что она никогда не слышала крика своего младенца?
 Фейт тяжело вздохнула:
 – Мертворожденный. Да, может быть, и так.
 Уокер нежно гладил ее по волосам. Как и Фейт, он предпочел бы думать, что ребенок родился мертвым.
 – Постой, отец умер в день рождения Тиги, – сказал Уокер.
 Фейт ахнула:
 – Какое стечение обстоятельств!
 – Вот именно, – внезапно сказал Уокер. – Все сходится. Его убили.
 Фейт при всем желании не могла сожалеть о смерти этого человека.
 – Может быть, когда он дарил Тиге рубины на день рождения, жена узнала, от кого забеременела ее дочь.
 Уокер молчал. Он вспомнил слухи, которые ходили в этих местах во времена его детства. Люди говорили, что дочь увидела убитого отца и потеряла рассудок. Если Тиге действительно сделали подарок на день рождения, то она последняя, кто видел ларец.
 – Одевайся, моя сладкая. – Уокер положил одежду на живот Фейт.
 – Почему такая спешка?
 – Надо заглянуть в спальню Тиги. Думаю, ты захочешь пойти со мной.
 – Кажется, ты прав. – Фейт колебалась. – Что делать с Эйприл Джой?
 – Меня это меньше всего сейчас волнует.
 Фейт улыбнулась:
 – Я полагаю, мы не будем это афишировать?
 – Правильно мыслишь. Кстати, я видел, как мисс Джой допрашивала Дэвиса. Похоже, госпожа Баттерфилд не встречала особу вроде нашей Эйприл.
 Уокер пристроил на себе свой дорогой груз.
 – Мисс Джой нужно заполучить «Сердце полуночи», и никакой сладкоречивый адвокат не помешает ей это сделать.
 Фейт пыталась справиться со своим желанием помочь Уокеру разобраться с нижним бельем. Чтобы отвлечься от этой мысли, она стала одеваться.
 – Как мы войдем в спальню Тиги?
 – Сначала я постучу в дверь, чтобы убедиться, что ее нет в комнате.
 – Но в доме сейчас Джефф и Мед. Они могут услышать, что мы проникли к Тиге.
 – Дверь их спальни закрыта. – Уокер натянул джинсы и быстро застегнул их. – Держу пари, они занимаются тем же, чем мы занимались с тобой только что.
 – Так-так. – Фейт надела блузку. – Ты сказал об этом с каким-то пренебрежением.
 Он удивленно посмотрел на нее:
 – Это самые лучшие мгновения моей жизни. К сожалению, я связан по рукам и ногам.
 – Связан? – Она скривилась и застегнула джинсы. – Как же ты живешь-то? Только идиот согласился бы так жить. – Она пристально посмотрела на него. – Забудь обо всем, что между нами было, Уокер.
 Он горько усмехнулся.
 Спальня Тиги находилась в дальнем конце коридора. Дверь в нее была приоткрыта. Уокер тихо постучал.
 – Мисс Монтегю? Тига?
 Ответа не было.
 Он снова постучал.
 В ответ – снова тишина.
 – Я войду первая, – спокойно сказала Фейт. – Она может испугаться мужчины.
 Уокер отошел в сторону.
 – Тига? – позвала Фейт. – Мы можем поговорить?
 Уокер стоял за спиной Фейт. В спальне никого не было. Несколько маленьких лампочек слабо освещали комнату. Уокер закрыл за собой дверь, но замка на ней не обнаружил.
 – Покарауль, – попросил он Фейт. – Я осмотрю комнату.
 – Боюсь, у нас мало времени. «Сердце полуночи» хоть и гигантский рубин, но здесь много мест, где его могли спрятать.
 – Благословенный ларец спрятать труднее.
 Фейт удивленно воскликнула:
 – Ты в самом деле собираешься найти его у Тиги в спальне?
 – Я думаю, Тига видела, как убили ее отца. Это значит, что она может знать, что случилось с ларцом. Представь себя на месте Тиги. Рубины из ларца обеспечили бы тебе свободу. Где бы ты хранила их?
 – В ларце, если бы он у меня был. Но…
 – Вот видишь…
 – Он может стоять в гардеробе.
 Уокер хотел возразить, но не стал. Чем меньше времени они проведут в спальне Тиги, тем меньше вероятности, что их поймают.
 Он быстро открыл шкаф и стал осматривать его содержимое. Там лежали грязное платье спортивного стиля и детская одежда. Крошечные платьица были выцветшие, с застиранными кружевами, сшитые по моде столетней давности. В шкафу также стояли пара взрослых теннисных грязных туфель и много детской обуви, которая вся была из хорошей кожи, но потускнела от времени.
 Фейт осматривала комнату так же быстро, как и Уокер. Комод, который она открыла, был изящный, невысокий, как раз для ребенка. Первые четыре ящика его выдвигались с трудом, к их медным заляпанным ручкам, казалось, никто много лет не прикасался. В них лежали тонкие кофточки, кружевные штанишки, носки розового, лавандового и нежно-голубого цвета, а также тонкие белые детские перчатки.
 Нижний ящик открылся легко. Там Фейт увидела четыре пары хлопковых трусов, четыре пары белых носок и два хорошо выстиранных белых топа. Вот и все. Ни лифчиков, ни рейтуз, ни духов, ни драгоценностей. Ничего, чем пользуется взрослая женщина.
 Вспоминая, где она устраивала свои детские тайники, Фейт проверила каждый угол ящиков. Ничего.
 Нахмурившись, Фейт посмотрела, что делает Уокер. Он перебирал шляпные коробки. Шляпы, как и все остальное, что она уже видела, были детскими. Фейт не могла представить себе Тигу в любом из этих головных уборов.
 Внимание Фейт привлекла кровать. Балдахин с шелковыми оборками был такой же тонкий, как кофточки. Красиво одетые куклы восседали на кружевных подушках, которые были рассыпаны по смятому шелковому покрывалу, цвет которого гармонировал с цветом балдахина.
 Когда Фейт прикоснулась к одной из кукол, на пальцах ее осталась пыль. Она вытерла руки о джинсы и подумала про себя, что Тига не садилась на эту кровать с того момента, когда отец в последний раз затащил ее сюда.
 Фейт глубоко вздохнула и этим привлекла внимание Уокера. Они посмотрели друг на друга. Он догадался о ее мыслях. Фейт и Уокер обыскивали комнату девочки, чья жизнь была искалечена отцом. Тигу мучили бесконечные кошмары, от которых она не могла избавиться, пока не сошла с ума.
 Но и это не совсем спасло ее. Какая-то часть сознания женщины работала. Вот почему кровать Тиги покрыта пылью.
 – Не думай об этом, – тихо сказал Уокер.
 – Я не могу. Тига винила себя в зверском желании отца.
 – Что ж, ублюдок казнен своим собственным дробовиком.
 – Слишком легко он отделался.
 – Да. Но можно не сомневаться, что он навсегда останется в аду.
 Они молча обыскали остальную часть комнаты, но нашли только пыль и призрак девочки, которая плакала по ночам.




 Глава 33


 Фейт ходила по комнате, которая была между их с Уокером спальнями. Она уже изложила Арчеру свой план. Теперь добиться от брата согласия – дело Уокера.
 – Ты уверен? – спросил Уокер Арчера. – Ведь никаких гарантий. Ты можешь очень быстро потерять миллион в камнях.
 – Или могу заполучить русского убийцу, – сказал Арчер. – Эта сделка того стоит.
 Уокер колебался, но не знал, как по-другому добраться до «Сердца полуночи».
 – Хорошо. Если мне понравится то, что расскажет Дэвис, мы составим план действий.
 – Что-то слышно про Иванова? – спросил Арчер.
 – Нет. Но очень хотелось бы.
 – Не выпускай Фейт из виду.
 – Это будет трудно. Она боится плавать на маленьких лодках, и, видимо, мне придется одному отправиться в полночь на болото.
 Фейт нахмурилась. Эта часть плана ей не нравилась. Стоило вспомнить дырявые ялики, как в животе ее все завязывалось узлом и холодный пот катился по спине. Но будь она проклята, если струсит.
 – Черт побери, – пробормотал Арчер. – Я совсем забыл про это. Оставь Фейт с Эйприл Джой. С этой акулой она будет в безопасности. Только не оставляй Фейт одну.
 – Я тебя понял.
 Из гостиной доносился пронзительный голос адвоката, который доказывал двум разным федеральным агентам, что на Дэвиса нельзя давить, в то время как каждый представитель своего ведомства старался выяснить какие-то детали этого дела.
 Фейт с облегчением выдохнула. Уокеру не придется прямо сейчас общаться с обладателями значков. И ей тоже.
 Уокер и Фейт нашли Дэвиса в библиотеке. Он был один, сидел на стуле, обитом потертой парчой синего цвета. Бумер растянулся у его ног и тихо похрапывал. Его глянцевая шерсть отражала пламя в камине. На столике возле Дэвиса стояли лампа от Тиффани и потемневший серебряный поднос, на котором были графин с темно-янтарным напитком и несколько пустых хрустальных бокалов.
 Дэвис держал искрящийся бокал с кентуккийским бурбо-ном и внимательно смотрел на жидкость, точно ждал, что она загорится.
 – Жидкое болеутоляющее? – спросил Уокер. Дэвис оглянулся. Несмотря на то что от усталости и боли на лице его резче обозначились морщины, волосы были тщательно причесаны, одежда чистая.
 – Боль, к сожалению, унять нельзя.
 – Больше оптимизма!
 – Зачем он мне? – сказал Дэвис. – Одно радует – мы с Джеффом не попадем в тюрьму.
 Уокер кивнул. Как он и ожидал, Фейт не выдвинула обвинения против Монтегю в пропаже ее драгоценностей. Правительству же надо получить от Дэвиса нужную информацию. Пока Дэвис дает показания на Сола и других, он – свободный человек. И пока он нужен ФБР и Эйприл Джой, он будет жить.
 – Они сказали, что мне не надо переживать по поводу банды из Атлантик-Сити, – сказал Дэвис. – Сол на самом деле не пользуется там авторитетом. А о Банди и говорить нечего.
 – Остаются русские, – напомнил Уокер. Дэвис поднял бокал и поднес его к губам.
 – У Эйприл Джой есть какие-то соображения насчет них? –• спросил Уокер.
 – Трудно сказать, южные женщины ведь как стальные магнолии, – сказал Дэвис, потягивая напиток.
 – Она не собирается помогать вам?
 – Если я дам ей «Сердце полуночи», она обещала сделать меня святым. Если же не дам, она меня похоронит.
 – Очень похоже на Эйприл Джой, которую мы все знаем и любим, – пробормотала Фейт.
 Бумер тявкнул, он во сне за кем-то гнался. Дэвис наклонился и погладил собаку. Бумер вздохнул.
 Уокер сел на короткий диван, который стоял перед Дэвисом, и взглядом предложил Фейт сесть рядом. Этот прелестный диван был антикварным. Фейт осторожно села. Было тесно, и она чувствовала упругие бедра Уокера. Фейт до сих пор сомневалась, копаться ли ей в трагическом прошлом Тиги. Когда Уокер протянул Фейт руку, она положила на нее свою. Тепло Уокера придало ей уверенности.
 – Мы думаем, что могли бы помочь вам с камнем, – сказал Уокер.
 – Вы о «Сердце полуночи»? – удивленно спросил Дэвис. Уокер кивнул.
 – Вы, вероятно, искали семейный ларец, да? – спросил Уокер.
 Дэвис помолчал, потом ответил:
 – Конечно.
 Фейт подумала, что он лжет. Об этом же подумал и Уокер.
 – Обыскали весь дом? – спросил Уокер.
 – Джефф обыскал. – Дэвис улыбнулся, но тут же почувствовал боль из-за рассеченной губы. – Мальчик сходил с ума от охоты за сокровищами.
 – А ваша мать? Она искала? – спросил Уокер. Дэвис сухо рассмеялся:
 – После смерти отца она превратила жизнь в этом доме в сущий ад. Срывала обшивку со стен, поднимала полы, выкапывала ямы в саду. Она просто сошла с ума.
 – Нашла что-нибудь?
 – А как ты думаешь? – ответил он вопросом на вопрос.
 – Думаю, нет.
 – Вот именно. – Дэвис сделал еще глоток. Хрусталь искрился, отражая пламя камина.
 – А Тига? – мягко спросил Уокер. – Она искала сокровища?
 – Нет.
 – Вы в этом уверены?
 Дэвис закашлялся.
 – Абсолютно. Она не в себе и нормальной уже никогда не будет. Доктора, пилюли – мы делали все. – Он вздохнул. – Я не могу заставить себя запереть ее. Она безобидна и любит этот дом.
 Уокер взял бокал и потянулся к графину.
 – Тига всегда была такая, как сейчас?
 – Нет.
 – Это началось с ней после того, как ваш отец умер или когда он начал насиловать ее? – спросил Уокер.
 Рука Дэвиса дернулась. Он посмотрел на Уокера тяжелым взглядом.
 – Это началось, когда он изнасиловал ее, – хрипло сказал Дэвис. – Она была всегда немного слабовата, но после этого… – Он покачал головой.
 – Вы видели вашего убитого отца?
 – Нет.
 – А ваша мать его видела?
 Дэвис колебался с ответом.
 – Да, – произнес он.
 – А Тига?
 Дэвис закрыл глаза.
 – Да. Господи, да. Это и сломило ее.
 – Кто нажал на курок?
 – Какое это имеет значение? Он мертв!
 – Вы знаете, кто его убил? – спокойно спросил Уокер.
 – Я… я не уверен. Тига кричала, что это ее вина и что причина в ларце. Она говорила, что там лежат все маленькие мертвые девочки и она должна похоронить их. Мне было всего восемь лет. Я очень испугался. Мать вызвала шерифа, а я бросился в постель и накрылся с головой. Когда меня допрашивали, я так и сказал шерифу, что всю ночь провел в кровати, укрывшись с головой. Ничего не добился он и от Тиги. Ее напичкали таблетками так, что она ничего не соображала. Обо всем заботилась мать. По округе ходили сплетни, но о нас перестали говорить после того, как Билли Макбрайда застукали в постели с женой проповедника. Сплетники получили новую пищу для обсуждений.
 Бумер приподнялся и засопел. Разбуженный волнением в голосе Дэвиса, он проснулся и толкнул хозяина в колено. Тот механически почесал длинные уши пса, и Бумер снова лег у его ног.
 – Значит, Тига взяла ларец, – сказал Уокер.
 – Я не знаю.
 – Уверен, вы знаете, – тихо проговорил Уокер. – Ваша мать все подняла верх дном, Джефф тоже. А Тига – нет. И вы – нет, потому что знали, что ваша сестра унесла его в болото.
 – Я не знаю, где эта чертова вещь! – Дэвис отпил глоток бурбона и закашлялся. – Ты думаешь, я связался бы с Солом, если бы у меня был ларец?
 – Нет. Но вы не нашли его.
 – Откуда ты знаешь? – спросил Дэвис. – Я никогда никому это не говорил.
 – Это легко понять. Вы жили крайне бедно после того, как ваша мать продала рубиновую брошь – подарок Тиге на день рождения от отца, верно?
 Дэвис кивнул и выругался.
 – Это была единственная вещь семейства, которая не лежала в ларце в тот день, когда умер отец.
 – И вы никогда не видели других ваших драгоценностей? – поинтересовался Уокер.
 – С тех пор – никогда, – сказал мрачно Дэвис.
 – И Тига не показывала вам никаких рубиновых безделушек?
 Смех Дэвиса казался хрустальным, как бокал, который был у него в руках. Он опустошил его одним глотком и уставился на Уокера настороженными глазами.
 – Моя дорогая сумасшедшая сестра с горстью рубинов? Черт, это было бы неплохо. Но она не в себе. Она, возможно, утащила ларец куда-нибудь, – он махнул пустым стаканом в сторону окон, – где-то спрятала и забыла где.
 – Может, стоит ее спросить, – сказал Уокер.
 – Спрашивал, уговаривал, ругал, угрожал. – Дэвис принялся массировать лоб, стараясь унять головную боль. – Никакого толку. Она смотрела на меня пустыми глазами и начинала говорить как девочка, а потом кричать, закрывать рот рукой и говорить: «Не надо кричать, хорошие девочки не кричат».
 Ногти Фейт впились в ладони. Но она не почувствовала боли. Дэвис хмыкнул и закрыл глаза.
 – Я перестал ее спрашивать, потому что не мог выносить этого… возвращать ее в то время, когда он был жив и она была.., – Его голос надломился. – Господи, как человек мог делать это с собственной дочерью?
 Краешком глаза Фейт заметила какое-то движение и повернула голову в сторону двери. Уокер предостерегающе сжал ее руку. Он не хотел, чтобы Дэвис отвлекался от разговора;
 – Молния не бьет дважды в одно место, – сказал Уокер, растягивая слова. – Мы хотели бы положить ожерелье Мел в ваш сейф до свадьбы.
 Дэвис засмеялся бы, если бы губа не болела так сильно.
 – Я по крайней мере могу гарантировать, что Джефф не вскроет сейф. Наши грабительские деньки позади.
 – Пошли. – Уокер встал и подал ему руку. – Почему бы вам не посмотреть, как мы кладем ожерелье в сейф? Бумер, подвинь свою ленивую задницу.
 Собака вскочила и сердито посмотрела на Уокера. С помощью Уокера Дэвис встал и, хромая, пошел к сейфу. Уокер отошел в сторону и повернулся спиной, когда Дэвис стал набирать шифр.
 – Открыто, – сказал Дэвис.
 Уокер влез в карман джинсов я вынул оттуда обернутое замшей ожерелье.
 – Оно было все время в кармане? – потрясение спросил Дэвис.
 – Что-то вроде того. – Уокер осторожно взял ожерелье и вынул его из обертки.
 Казалось, золото окружили плавные линии света и послышался шелест крыльев ангелов.
 «Тринадцать. Тринадцать душ».
 Дыхание Дэвиса стало частым.
 – Господи, Господи, видел бы ты это. Это так же прекрасно, как то, что носили мои предки.
 – Это прекраснее, – не согласился Уокер. – Это дизайн Фейт.
 Фейт хотелось оглянуться и посмотреть, кто их подслушивает. Вместо этого она не сводила глаз с ожерелья, которое держал Уокер.
 Дэвис почтительно взял его, положил в сейф и набрал код.
 – Я испытываю к себе отвращение за то, что мне приходится запирать эту красоту.
 – «Сердце полуночи», – уточнил Уокер. Дэвис кивнул и посмотрел на Фейт.
 – Ты сделала прекрасную вещь для Мел. Жаль, что она не получит ее.
 – ФБР собирается изъять его? – спросила Фейт.
 – Дело не в том. Это русские камни, а им нужен Сол.
 – Они получат его благодаря вам, – сказала Фейт.
 Дэвис скривился и сжался от боли, которая пронзила его.
 – Да. Я надеюсь, они как следует отделают этого ублюдка. По-настоящему. А что касается ожерелья, я рассчитываю, что мисс Джой замолвит за него словечко взамен кое на что. Я имею в виду наши контакты с Тарасовым. Многие вещи, которые он отправлял мне, – из музеев.
 Уокер мысленно пожелал ему удачи. В этом случае Мел получила бы ожерелье, а это очень красивая вещь.
 – Да, бывший Советский Союз разграбили. А драгоценности – это твердая валюта.
 – Я видел много чудесных вещиц, – заметил Дэвис.
 – Основу музейных фондов составляют вполне обычные вещи, – сказала Фейт. – Особенно государственные музеи. Экспонируется только лучшее.
 Уокера волновал русский убийца, а не содержимое русских музеев. Сегодня вечером ему нужно многое сделать. Чем скорее они уйдут из библиотеки, тем скорее он сможет начать.
 – Вам надо прилечь, – сказал Уокер, глядя на Дэвиса. – Я провожу вас наверх.
 Дэвис посмотрел на графин с бурбоном, но потом от него отвернулся.
 – Я был бы вам благодарен.
 Как только мужчины вышли из комнаты, Фейт задернула легкие шторы, которые прикрывали французские двери, ведущие на галерею. Она оставила дверь в холл открытой и поторопилась за мужчинами.
 Уокера занимали два вопроса: во-первых, в капкане сейчас лежат настоящие рубины, на этот раз это не подделка, а во-вторых, Фейт должна быть у него перед глазами.
 Одетый так, чтобы быть незаметным в темноте, Уокер притаился в зарослях азалий, камелий и диких роз, в том месте, которое когда-то было границей сада Монтегю. Дул теплый ветерок, от которого ветки касались друг друга и шептались, а трава постанывала; шелестели сосны, словно пышные шелковые пачки балерин. В воздухе пахло влагой, землей, морской водой и тайной.
 Прибор ночного видения Уокер позаимствовал у Фарнсуорта и Пил. Он позволял ему удивительно ясно видеть интерьер библиотеки.
 У Фейт был прибор Пил. Она, как и Уокер, оделась во все темное. Но в отличие от него на ней была еще и темная кепка, которая скрывала ее светлые волосы. Фейт вела наблюдение за черным ходом и за дорожкой к соленому болоту и топям. Без прибора ей было бы жутковато: ей мерещились бы призраки всякий раз, когда ветер качал деревья и пробегал по болоту.
 Еще несколько часов назад она и представить не могла, как похоже молодое деревце на человека.
 – Все верно, – тихо сказал он. Фейт напряглась.
 – Библиотека? – спросила она тихим голосом.
 – Да.
 – Кто это?
 – Не могу сказать. Вижу лишь темный силуэт. Не хромает. Значит, не Дэвис.
 Фейт пыталась не думать о своей ювелирной работе, итогом которой стала замечательная вещь, спрятанная в кармане вора.
 – Не волнуйся, – пробормотал Уокер, угадывая ее мысли. – Я все тебе верну.
 – Ты должен был доверить сделать это ФБР.
 – Мы говорили об этом двадцать раз. Они городские полицейские, а не болотные охотники.
 Она прикусила губу. Он прав. Только ей все это не нравилось.
 – Никакое ожерелье не стоит твоей жизни.
 Зубы Уокера блеснули в темноте.
 – Я и не собираюсь умирать.
 – Кто там?
 – Тише! Французские двери открываются. Вор с минуты на минуту появится на галерее. Впрочем, он может выйти через другой ход.
 Фейт скорректировала прибор и стала наблюдать за задней частью дома. Хоть нижняя галерея и имела четыре выхода, Уокер был уверен, что вор скорее всего пойдет через болото, а не по дороге, которая проходит перед домом.
 Уокер оказался прав.
 – Вот он, – сказала Фейт.
 – Где?
 – В задней части дома, точно так, как ты сказал.
 – Иди в дом как можно быстрее и тише, – мягко сказал Уокер. – Найди Эйприл и никуда от нее не отходи.
 – Нет, – сказала Фейт, не отрывая взгляда от задней части дома. – Мы и об этом говорили двадцать раз. Я останусь с тобой.
 – Ситуация может сложиться так, что нам придется плыть в вонючем ялике.
 Она колебалась.
 – Ну и что!
 – В доме ты была бы в большей безопасности.
 – И ты тоже.
 – Черт побери, Фейт! – сказал он с отчаянием. – Я не могу гарантировать, что тебя не убьют.
 – А я тебя об этом и не прошу!
 Уокер стиснул зубы. Должно быть, уже поздно спорить. Его задача – не упустить из виду вора и молиться о том, чтобы Фейт не пожалела, что доверила ему свою жизнь. И чтобы он не пожалел об этом.




 Глава 34


 Фигура, которая торопливо уходила вниз по тропе, была едва видна. Зная, что ветер скрывает звуки, Уокер шел в сотне шагов от грабителя. Фейт не отставала от Уокера.
 Он оглянулся назад, чтобы убедиться, что Фейт в безопасности, и споткнулся. Только необходимость соблюдать тишину удержала его от того, чтобы не выругаться. Ему трудно было следить и за Фейт, и за вором одновременно.
 Ветер вздыхал на болоте. Вокруг деревьев светился зеленый нимб, и они казались похожими на привидения.
 Уокер увел ее с дорожки под шепчущие сосны. Вдруг Фейт увидела, как темная фигура садится в ялик..
 – Это не Джефф, – тихо сказал Уокер. – Рост слишком маленький.
 – Это, должно быть, Тига. Ты оказался прав.
 – Даже сломанные часы показывают правильно два раза в день. – Он вышел из прикрытия и притянул Фейт к себе. – Я надеюсь, ты имела в виду такой ялик, моя сладкая.
 Прикусив губу, Фейт поспешила за Уокером к ялику.
 – Сядь на дно спиной к корме и вытяни ноги под скамейкой.
 Он встал на колени на причале и держал ялик. Фейт забралась в него раньше, чем окончательно сдали нервы. Ялик сильно качался, и она едва подавила крик.
 – Полегче, моя сладкая, – шепнул Уокер, удерживая лодку. – Медленней и легче.
 Она выдохнула и продвинулась на дюйм, чтобы ее вес правильно распределился в ялике.
 – Хорошо, – сказал он. – Вот так и сиди.
 С умением, которому она могла только позавидовать, Уокер скользнул в ялик, легко, как будто он стоял на сухой земле, а не на воде, потом оттолкнулся и согнулся над веслами, погнав ялик по воде быстро и тихо, как плывет аллигатор.
 – Медленно поверни голову вправо и посмотри туда, куда и я, – пробормотал он. – Ты видишь ее сейчас?
 Фейт кивнула.
 – Скажи мне, если потеряешь ее из виду.
 Она снова кивнула.
 Уокер смотрел на Фейт с раздражением, одобрением и восхищением одновременно. Он знал, ей страшно плыть в этом ялике, но она себя пересиливает, Фейт молча, стиснув зубы, наблюдает за лодкой, которая уходит от них.
 – Она поворачивает вправо, – спокойно сказала Фейт. Уокер мысленно стал перебирать в памяти места, где болото делится на каналы.
 Тига могла выбрать любой из них.
 – Заметь ориентир, – сказал он Фейт.
 – Как? Мне все тут кажется одинаковым.
 – Тогда не отрывай глаз от того места, где она повернула.
 Меньше волнуясь о том, чтобы не шуметь, а больше о том, чтобы не потерять из виду Тигу, Уокер стал грести быстрее. Ялик рванул вперед.
 – Только вперед, – прошептала Фейт.
 Уокер посмотрел и узнал мертвую сосну, где днем сидели большие бакланы, терпеливо суша крылья после долгих часов лова рыбы. Он греб усердно. Тига свернула в тот канал, который вел к морю.
 Даже с прибором ночного видения было чертовски легко потерять ее там.
 Он резко поднял одно весло и повернул туда же, куда и Тига. Ялик Уокера и Фейт оказался в чернильного цвета канале, который проходим только при высокой воде, во время прилива. Высокие заросли терлись о лодку, Уокер с трудом управлялся с веслами. Единственным его желанием сейчас было, чтобы лодка не села на мель. Трясина здесь запросто может похоронить человека.
 – Видишь ее? – спросил Уокер, наклоняясь над веслами.
 – Вижу.
 – Слава Богу.
 Фейт смотрела в прибор ночного видения. Очертания ялика впереди таяли среди кустов болотной травы. Тига не могла увидеть их, но Фейт чувствовала себя уязвимой. Она говорила Уокеру, куда плыть.
 Впереди завопила и сорвалась с места маленькая ночная цапля. Тига помешала ей охотиться. Ялик ее шел ровно. Оче"видно, она привыкла к ночным вылазкам на болото.
 – Поворачивай влево, как только выйдешь в канал, – шепнула Уокеру Фейт. Уокер запоминал маршрут, выстраивая в голове его схему.
 – Здесь, – сказала Фейт. Уокер недоверчиво посмотрел на водную гладь. Канал казался слишком узким для ялика.
 – Ты уверена?
 – Конечно.
 Уокер направил ялик к узкому входу. Грести было невозможно. Он убрал одно весло и другим оттолкнулся. Тига делала то же самое, поднимая веслом из болота грязь с нестерпимо неприятным запахом.
 Болотная трава поцарапала Фейт лицо и руки.
 – Я ее не вижу, – сказала Фейт.
 – А я вижу.
 Уокер пристально наблюдал за яликом Тиги. Впереди их канал вливался в большое водное пространство. Уокер замер.
 – Она остановилась.
 Фейт выплюнула траву, которую ветер бросил ей в лицо.
 – Что она делает?
 – Она пытается вытащить крабовую ловушку.
 – Что?
 – Она вытаскивает ловушку с крабами, – сказал он. Волнение в его голосе было, как порывы ветра на болоте.
 – Я хочу посмотреть. – Забыв свой страх, она встала на колени.
 Автоматически Уокер выровнял ялик.
 – Медленно и легко, помнишь? Раздвинь колени.
 Фейт чуть было не обиделась на слова Уокера, но потом поняла, что он не дразнит ее. Осторожно, дюйм за дюймом Фейт раздвинула колени. Так было гораздо легче удержать равновесие. Когда Уокер слегка наклонился влево, Фейт тут же наклонилась вправо.
 Они оба наблюдали, как вода, словно жидкие изумруды, капает с рук Тиги. Металлическая клетка глухо у дарила по дну ялика, ветер донес до них этот стук. Тига вытащила ловушку.
 – Сколько весят крабы? – спросила Фейт, придвинувшись к уху Уокера.
 – Зависит от улова. Судя по звуку, завтра обитатели Руби-Байю будут ими объедаться.
 Тига наклонилась над ловушкой. Ее фигура была у них как на ладони.
 – Что она делает? – очень спокойно спросила Фейт.
 – Не могу сказать. Или кладет крабов в ковш и снова ставит ловушку…
 – Или?..
 – Я только надеюсь, моя сладкая. Но не гарантирую.
 – Я не просила гарантий, ты помнишь? – спросила Фейт.
 – Ты должна их иметь.
 – Почему же?
 – Ты того стоишь.
 – Как и ты.
 Уокер не знал, что сказать, поэтому промолчал.
 Через несколько секунд ловушку кинули в воду. Тига выпрямилась, вытерла руки об одежду и стала разворачивать свой ялик обратно.
 – Проклятие, – выдохнул Уокер. – Смываемся отсюда.
 Он изменил положение и схватил весло. Места, чтобы развернуть лодку, катастрофически не хватало.
 – Замри, – приказал Уокер.
 На этот раз Фейт не задавала вопросов. Она замерла, и Уокер что есть силы стал грести, но Тига была проворной.
 Они оказались в главном канале на несколько секунд раньше ее. Уокер огляделся и увидел единственно возможное укрытие – плотные заросли болотной травы. Как только ялик уткнулся носом в эту траву, лодка Тиги появилась в дюжине ярдов от них.
 Фейт дрожала. Она даже задержала дыхание, когда шум весел Тиги стал ближе. Если бы мисс Монтегю их увидела, она бы поплыла обратно за ловушкой и загадка осталась бы загадкой.
 Но Тига проплыла мимо, ничего не заметив. Она гребла к Руби-Байю легко и ритмично.
 Уокер ждал, пока Тига не исчезла из поля зрения. Он усмехнулся. Белые зубы блеснули в темноте.
 – Надо посмотреть, что там припрятано.
 Он быстро выбрался из узкого канала в то место, где стояла ловушка. Она была тщательно прикрыта морскими водорослями, и ему пришлось потратить на поиски долгих пять минут. Уокер спрашивал себя, как Тига может управляться с ней без всяких приспособлений.
 Веревка, на которой держался груз, была темной и скользкой. Она скользила в руках Уокера, как рыбьи кишки. Он накрутил ее на руку и потянул на себя.
 – Ну что? – спросила Фейт через несколько секунд.
 – Не похоже на крабов.
 – Откуда ты знаешь?
 – Опыт подсказывает.
 Фейт сгорала от любопытства. Она уже забыла, что боялась плыть на ялике, и едва не опрокинула его, пытаясь встать.
 – Ты хочешь, чтобы мы искупались? – спросил Уокер, продолжая тянуть за веревку.
 Прежде чем Фейт успела ответить, крабовая ловушка появилась на поверхности воды.
 Уокер ухмыльнулся, когда поднял свой улов.
 – А Тига гораздо сильнее, чем кажется.
 Фейт молчала. Она смотрела на черную прямоугольную коробку, которая заполняла почти всю ловушку.
 – Неужели это…
 – Благословенный ларец, – сказал Уокер. – Он был у нее.
 – Не слишком-то похож.
 – Ошибаешься. Он выглядит именно так, как должен выглядеть серебряный сундук, который провел в солоноватой воде сорок лет.
 Петли ларчика были изъедены коррозией. Замок не работал. Несколько движений ножа – и Уокер срезал веревку, которой был обмотан ларец. Механически он вложил нож в ножны и осторожно сел напротив Фейт, поставив тяжелый холодный ларец себе на колени.
 – Почему бы тебе не открыть крышку, моя сладкая?
 – Конечно. – Она прикоснулась губами к его губам и дразняще лизнула их.
 Кровь бросилась Уокеру в голову.
 – Не напрашивайся на неприятности, – сказал он.
 – Чуть позже.
 Уокер усмехнулся:
 – Ловлю на слове.
 Фейт взялась за крышку, но потом заколебалась.
 – Что-то не так? – спросил Уокер.
 – Я подумала о ящике Пандоры, – призналась она.
 – Крышка с этого ящика поднята давным-давно.
 Фейт выдохнула и потянула крышку вверх. Крышка не поддалась.
 Уокер взялся за дно ларца, который был гораздо чище, чем веревка. Глубокая гравировка помогала ему удержать его.
 – Давай, тащи.
 Фейт что есть силы вцепилась в холодный металл и потянула. Крышка открылась.
 «Сердце полуночи» в жемчужном ореоле лежал на сверкающей груде драгоценностей.
 Отложив в сторону прибор ночного видения, Уокер взял в руки большой камень. Даже ночь не могла погасить свет рубина. Он мерцал, словно свежая кровь в свете луны.
 Фейт наблюдала за Уокером, когда он рассматривал камень, не отрывая глаз. Лицо его в этот момент было очень трогательным. Фейт казалось, что она готова отдать тысячу камней, похожих на «Сердце полуночи», только бы Уокер посмотрел на нее так же.
 – Можно прожить всю жизнь и никогда не прикоснуться к камню, в десять раз менее прекрасному, чем этот, – сказал он. Голос его был глубоким. – Черт побери, как он прекрасен. У меня на ладони лежит мечта каждого охотника за рубинами.
 Наконец он вынул замшевый мешочек из кармана и положил в него «Сердце полуночи». Чуть привстав, он расстегнул джинсы и положил рубин в потайной карман.
 – Тебе помочь? – вежливо спросила Фейт. Он метнул в нее многозначительный взгляд.
 – Позже.
 – Теперь я тебя ловлю на слове.
 – Сладкая моя, мне того и надо. Эту ночь стоит отпраздновать.
 Фейт улыбнулась, несмотря на печаль, от которой у нее перехватило горло, будто веревка поранила ее нежную плоть.
 Уокер надел прибор ночного видения и поднял весла. Через пятнадцать минут они были на причале Руби-Байю. Огни в большом доме все еще горели, когда ялик уткнулся носом в шаткий причал. Бумер был в доме. Он почувствовал запах посторонних и залаял.
 – Я подержу лодку, вылезай, – сказал Уокер.
 Фейт вышла из ялика гораздо увереннее, чем час назад садилась в него. Ее джинсы были липкие и скользкие. Она бы не хотела повторить такую прогулку, но по крайней мере ее больше не пугала мысль оказаться в маленькой лодке.
 «Это стоит кое-чего», – сказала она себе. Не столько, конечно, сколько «Сердце полуночи», и, уж конечно, не столько, сколько любовь Уокера. Опыт отношений с Тони научил ее терпению. Она понимала, что только хотеть чего-то – мало. Надо радоваться тому, что у тебя есть, и знать, что желания мало стоят.
 – О чем задумалась? – спросил Уокер и поставил ларец на причал.
 – Так. Ни о чем. – Фейт потерла глаза. – Просто устала. Из-за волнения, я думаю. – Она собралась ступить на узкую тропу, ведущую к дому через заросли низкого кустарника. – Пойду скажу Эйприл, что ее корабль пришел.
 – Подожди, моя сладкая. Уровень воды понижается. Мне надо ослабить веревку на ялике.
 Фейт повернулась к Уокеру и стала терпеливо ждать. Никто из них не заметил фигуру, которая скользнула к причалу. Никто из них не почувствовал опасности, пока не стало слишком поздно. Внезапно чья-то сильная рука схватила Фейт за горло. Прежде чем она смогла что-либо крикнуть, рука зажала ей рот.
 – Не дергайтесь, мисс Донован, – спокойно проговорил Иванов. – Малейшее движение – и я перережу вам горло.




 Глава 35


 Уокер мгновенно оценил обстановку и понял, что русский полностью контролирует ситуацию. Фейт была на волосок от смерти. Как и его брат, Лот, она совершила ошибку и доверилась не тому человеку.
 Ледяной, смертельный гнев охватил Уокера.
 – У нее нет рубина. – Он открыл крышку ларца и поставил его на рассохшийся причал. – Он у меня.
 – «Сердце полуночи»? – требовательным тоном спросил русский. – У тебя этот рубин?
 Уокер не задумываясь открыл ларец и достал оттуда горсть сверкающих драгоценностей.
 – Он здесь.
 Уокер раздвинул пальцы и позволил драгоценным камням снова упасть в серебряное нутро ларца, прежде чем Иванов смог увидеть что-то большее, чем просто игру света.
 – Давай сюда рубин, – сказал русский. Уокер не собирался этого делать. В тот миг, когда Иванов получит «Сердце полуночи», Фейт будет мертва и он тоже. Фейт знала это так же хорошо, как и Уокер. Она попробовала дернуться. Но не могла. Малейшее движение душило ее. На ногах были кроссовки, а не туфли на шпильке. Она не могла причинить ими Иванову боль. Человек, который ее держал, был очень опытен. Он просчитал все возможные комбинации ее маневра.
 – Никакого рубина, пока не отпустишь ее, – предупредил Уокер.
 – Давай камень сюда – или она умрет.
 – Убьешь ее – и ты мертвец.
 Иванов был бледен.
 – Я не боюсь тебя, недомерок. Давай рубин.
 – Не я решаю, убить тебя или нет, – сказал Уокер, растягивая слова. – Марат Тарасов об этом позаботится. Но я могу себе представить, как он сначала развлечется. Он не захочет, чтобы тот, кто потерял «Сердце полуночи», умер легкой смертью.
 – Давай его сейчас же! – почти прокричал Иванов. Уокер поднял сундук, будто собираясь бросить его в воду.
 – Дай ей вернуться домой – или я рассыплю все эти драгоценности по дну болота. Ты не сможешь ничего с этим сделать. – Его голос звучал сухо и уверенно, такой же была и его поза. – Тебе могло бы повезти, ты бы нашел «Сердце полуночи», но ни у тебя, ни у твоего босса нет столько времени. Считаю до трех. Один…
 Страх и ярость охватили Иванова, он задрожал.
 – Два, – непреклонно сказал Уокер. Фейт и русский видели решимость Уокера.
 – Нет! – сказал Иванов. Он толкнул Фейт от себя так сильно, что она упала на тропинку, ведущую к дому. – Видишь? Она свободна!
 Уокер не сводил глаз с русского.
 Одно дело сделано, теперь предстоит сделать второе.
 Но первое он должен закончить.
 – Вставай и иди, милая.
 – Но…
 – Быстро! – сказал Уокер.
 Когда Иванов собрался подойти к Уокеру, Фейт повернулась и побежала к дому. Она знала, где Монтегю хранит их позорный дробовик. Минута добежать, две – чтобы вернуться.
 Конечно, Уокер мог продержаться это время. Но она очень переживала. Иванов сильный и пугающе опытный. Он знает все приемы рукопашного боя.
 Фейт ворвалась в библиотеку, где Эйприл, Пил и Фарнсуорт обрабатывали Дэвиса, адвокат которого к этому времени отказался вести это дело и ушел.
 – Что, черт возьми, случилось? – спросил Фарнсуорт. Она молниеносно сняла ружье с крючков, на которых оно висело.
 – С дороги! – Фейт переложила в руках дробовик так, чтобы его ствол смотрел в потолок. Она хорошо усвоила уроки братьев, как обращаться с оружием.
 – Иванов держит Уокера. на причале!
 Фейт побежала к двери.
 Фарнсуорт не задавал больше вопросов. Он помчался за ней. Глаза Фарнсуорта должны были приспособиться к темноте. Фейт надела прибор ночного видения и побежала еще быстрее. Она летела через кустарник, к причалу, и как раз в это время раздался жалобный голосок Плачущей Девочки. Он повис над болотом, как черный туман.
 – Уокер! – закричала Фейт.
 Причал был пуст, на нем не было ничего, кроме скомканной одежды.
 – Уокер!
 Плач девочки то становился громче, то затихал, то слегка дрожал, словно темная вода в ночи.
 – Уокер, – позвала снова Фейт. – Где ты?
 Когда Фарнсуорт взял у нее дробовик, она не сопротивлялась.
 Ружье было тяжелое, двуствольное и к тому же заряженное. Оно представляло гораздо более серьезную опасность, чем тот пистолет, который был у него на поясе. Фарнсуорт взвел курок и направил ствол ружья в сторону причала.
 – Кто на причале? – спросил он ровным голосом. Фейт боялась, что это был Уокер.
 – Осторожнее, – взмолилась она.
 – Дайте мне прибор ночного видения.
 Фейт пропустила его слова мимо ушей. Ужасный крик разнесся по округе в третий раз.
 – Господи, – пробормотал Фарнсуорт.
 Вдруг бесформенный силуэт в конце рассохшегося причала начал обретать форму человеческой фигуры. Фейт увидела дикие глаза женщины, сверкающие в темноте.
 – Тига, – недоверчиво сказала Фейт. – Это тетка Джеффа.
 Словно отвечая ей, Тига закинула голову и завопила. Фейт поняла природу мифа о Плачущей Девочке.
 – Вы видите кого-то еще? – спросил Фарнсуорт.
 – Нет. – Фейт сняла с себя прибор ночного видения и отдала его агенту. – Я пойду узнаю, не видела ли Тига чего-то.
 Фейт осторожно спустилась к причалу, вглядываясь в темноту.
 Тига почувствовала, как старые доски закачались, и обернулась.
 – Руби? Я думала, что ты ушла. Твоя душа.
 Фейт смотрела под ноги Тиге. Содержимое ларца было разбросано вокруг них. Она узнала три свои украденные вещи, но не было ничего похожего на «Сердце полуночи». Взгляд Фейт привлекла лужа. Это не вода. Это кровь.
 – Моя душа и я – вместе, – сказала Фейт, стараясь говорить как можно нежнее. – Вы видели Уокера?
 Тига села на причал и начала раскладывать рубиновые драгоценности. Она не обращала внимания на лужу крови. Камни хрустально звенели, падая в холодное нутро серебряного ларца.
 – Тига, вы видели Уокера?
 – Они уехали, драгоценная.
 – Куда?
 Тига вздрогнула от голоса Фейт.
 – Куда? – повторила Фейт мягко.
 – Туда, к другим мертвым.
 Фейт смотрела сквозь Тигу. Она видела только ночь. Вдруг Фейт отметила, что к причалу привязан всего один ялик.
 – Они забрали ялик, – сказала она Фарнсуорту, – Вы можете разглядеть что-нибудь?
 – Нет. Но не волнуйтесь. Уокер намного умнее, чем нам кажется.
 – Как и Иванов.
 – Да, – нехотя согласился Фарнсуорт. – Он профессионал.
 – Профессионал в какой сфере?
 Фарнсуорт не ответил. Он не думал, что Фейт успокоит его ответ.
 Тига перешагнула через ларец и пошла к своему ялику.
 – Присмотри за этими душами для меня, моя детка. А я – за твоими.
 – Все в порядке, Тига. Уокер охраняет нас.
 Старуха колебалась, отвязывая ялик.
 – Уокер? Не тот ли это молодой человек, которому нравится моя стряпня?
 – Да.
 – О! – Тига смотрела на веревку, словно спрашивая себя, что она делает у нее в руке. – Ты уверена, моя драгоценная? Я не могу быть спокойна, если ты несчастна.
 – Я уверена, Тига. Идите отдыхать. У меня есть, все, что мне нужно. Спасибо.
 Тига длинно выдохнула.
 – Я устала. Я не спала долго, очень долго.
 – Тогда идите домой и ложитесь спать. Никто никогда не обидит вас. Вы в безопасности, как и я.
 Медленная теплая улыбка расползлась по лицу Тиги.
 – Спасибо, Руби, любимая. Видеть тебя – такое облегчение для меня. Я знаю, ты не можешь остаться надолго. У Бога есть другие дела для ангелов. Но ты попрощайся со мной, перед тем как уйти, и я не буду больше бродить по болоту и плакать.
 – Я приду попрощаться, Тига. Спокойной ночи.
 – Спокойной ночи, драгоценная.
 Фарнсуорт наблюдал, как старуха сливается с темнотой, шагая по тропе к дому. Он покачал головой, спрашивая себя, что это было. Когда он повернулся к Фейт, чтобы спросить ее, она откинула крышку ларца. Он увидел свет и слезы на ее лице и решил не задавать никаких вопросов. Он просто стоял и смотрел в ночь.
 Наконец ялик отделился от причала. Фарнсуорт долго смотрел ему вслед.
 – Вытрите слезы, – мягко сказал он. – Ваш любимый возвращается.
 – С чего вы взяли, что он мой любимый.
 – Если это не так, значит, я слеп.
 Ялик причалил.
 Фейт знала, что лице ее в слезах. Но это было не важно.
 – Где Иванов?
 Уокер снял прибор ночного видения и вытер пот, который разъедал глаза.
 – Я потерял его.
 – Он, должно быть, хороший пловец, – нейтральным тоном сказал Фарнсуорт.
 – Плавает как рыба, – сказал Уокер. По мрачному взгляду Уокера Фарнсуорт понял, что русский действительно плавает как рыба.
 – Эйприл Джой очень расстроится.
 – Нет. Ведь я покажу ей вот что… – сказал Уокер, залезая к себе в штаны. Когда он вынул руку, «Сердце полуночи» мерцал у него на ладони. Он был размером с кулак младенца и окружен жемчугом, будто слезами ангела.
 Эйприл Джой вышла из укрытия и направилась к причалу.
 – Где Иванов?
 – Он ушел, – сказал Уокер.
 – Черт побери! Фарнсуорт, иди подстрахуй Пил. Она с семейством Монтегю в библиотеке.
 Фарнсуорт, посмотрел на нее долгим взглядом, прежде чем уйти.
 Уокер одной рукой обнял Фейт, а другой сжимал «Сердце полуночи». Фейт положила руку ему на талию и прижалась к нему так же сильно, как он к ней. По обе стороны причала простиралось болото.
 – Теперь Иванов нам не помешает, – сказал Уокер в своей манере. – Он, вероятно, еще машет руками, чтобы выбраться из болота. Но сомневаюсь, что это ему удастся. Эта трясина засасывает и не таких болотных крыс, как он.
 – У него «Сердце полуночи»?
 Уокер покачал головой.
 – У меня.
 Эйприл думала несколько секунд и пришла к выводу, что все, что случилось этой ночью, – к лучшему. Да, Уокер навсегда вывел Иванова из игры. Это плохо. Русский мог дать ей кое-какую информацию о Тарасове. Но если выбирать между рубином и Ивановым, она бы выбрала рубин. А его убила бы.
 Эйприл поставила пистолет на предохранитель и спрятала его под пиджак. Она посмотрела на часы, высчитала, сколько времени в Санкт-Петербурге, и улыбнулась.
 – Все кончено, ловкач, – сказала она.
 – Ловкач? – удивился Уокер.
 – Любой мужчина, который вступил в единоборство с таким человеком, как Иванов, – ловкач. По моим меркам. Рубин, – сказала она, протягивая руку. – У нас мало времени.
 – Почему? – спросила Фейт. Эйприл сузила свои красивые черные глаза и оглядела Фейт глубокомысленным взглядом.
 – Эрмитаж открывает новую экспозицию царских вещей. «Сердце полуночи» займет там достойное место. Рубин нужно вернуть к открытию.
 – Чтобы Тарасов не получил по заднице? – спросил Уокер.
 – Скорее по другому месту.
 – Вы так боитесь Соколова? – спросил Уокер.
 – Просто Тарасов – наш, Соколов – нет. Есть еще вопросы?
 Уокер пожал плечами, потом сделал ловкое обманное движение, будто собирался бросить камень в болото.
 Может быть, первый раз в своей в жизни Эйприл Джой вздрогнула.
 Уокер почти нежно улыбнулся и протянул ей рубин. Эйприл изумленно смотрела на него, ожидая подвоха. Уокер отдал ей драгоценный камень.
 – Теперь ты в долгу у Донованов. В большом долгу. Полагаю, ожерелье Мел будет своего рода вознаграждением за это.
 – Уже в расчете, – сухо сказала Эйприл. – Все драгоценности от Тарасова пойдут через «Донован интернэшнл».
 – Что? – спросила Фейт. – Краденый товар?
 – Марат Борисович Тарасов – высокое должностное лицо, в обязанности которого, кроме всего прочего, входит контроль за музеями, которые распродают свои фонды, – нейтральным тоном объяснила Эйприл. – России нужны деньги. Выбраковка музейных фондов – один из способов получить валюту. Если Тарасов и выкраивает что-то для себя, это нас не касается.
 – Если подобного рода вещи делаются под прикрытием правительства, это воровством не является, – уточнил Уокер.
 – К сожалению, не я устанавливаю правила. Это единственный мир, который у меня есть. Я забочусь о нем, как только могу.
 – Ты действительно должна забрать работу Фейт? – спросил Уокер.
 – Все, что просил этот ублюдок, – большой рубин. Его я и отдам ему. Больше ничего.
 Эйприл Джой повернулась и ушла. Через минуту раздался гул мощного двигателя. Зашелестел гравий под колесами, и автомобиль стремительно помчался вниз, прочь из поместья Руби-Байю.
 Уокер посмотрел на Фейт.
 – О чем ты думаешь, моя сладкая?
 – Я думаю обо всем, что с нами произошло.
 Он взял ее лицо в ладони, словно хотел получше разглядеть.
 – Как бы ты отнеслась к тому, чтобы получить рубиновое обручальное кольцо, а не бриллиантовое?
 – Зависит от того, кто преподнесет мне его.
 – Я.
 Она попыталась разглядеть выражение лица Уокера. Но не смогла.
 – Ты же сказал, что не хочешь ответственности.
 – Я передумал сегодня и решил, что хочу этой ответственности. Ответственности за тебя.
 Ее руки обвили его талию.
 – Тогда, дорогой, мне не важно, будет ли это бриллиантовое, рубиновое или медное кольцо.
 Уокер засмеялся:
 – Я думаю, это будет рубин. Самый редкий. Самый особенный. Как ты.
 – Где ты его найдешь?
 – Мы поищем его вместе.