Аннотация: Поклявшись отомстить полковнику Уэстфоллу за смерть своего отца, Миранда Драммонд и не подозревала, к каким ужасным последствиям приведет это намерение. Родная сестра не хочет ее знать, сама она вынуждена скрываться, а жизнь ее возлюбленного в опасности. Но сила истинной любви преодолевает все преграды и расстояния.
 Действие романа происходит в Америке конца XIX века.


---------------------------------------------


 Дина Джеймс
 Сцены любви


 Посвящается великим актерам:
 Эрролу Флинну – Робин Гуду,
 Дугласу Фербенксу – Синдбаду,
 Стюарту Гранджеру – Скарамушу,
 Тайрону Пауэру – Зорро,
 и Лоренсу Оливье – Гамлету.


 Никогда!
 Никогда еще дерзкие выходки не выглядели столь романтично!



 АКТ ПЕРВЫЙ
 Территория Вайоминг, 1883



 Сцена первая


 Сейчас там арестовали и в тюрьму повели человека, который стоит дороже, чем пять тысяч таких молодцов, как вы. [1] 

 – Я всего лишь актер! – Шрив Катервуд даже дышать старался очень осторожно. Любое движение болью отдавалось в его избитом теле.
 – Ко мне явился какой-то незнакомец и предложил деньги за то, чтобы я надел этот костюм, сел на коня и нес...
 Удар пришелся Шриву прямо в лицо, и, не удержавшись на ногах, он больно ударился о стену гауптвахты. На губах выступила кровь.
 – Придумай что-нибудь получше, парень. Застонав, Шрив замотал головой, и кровь тоненькой струйкой потекла ему на подбородок. Он чувствовал во рту ее горький вкус.
 – Не надо! Ради Бога, не бейте! Я не знал, что он задумал. Я не имел ни малейшего представления. Послушайте, я бы и близко к нему не подошел, если бы знал! Я был без работы, а он предложил мне несколько долларов. – Смолкнув на этой жалобной ноте, Шрив опустил голову и втянул ее в плечи, чтобы защитить лицо. Он провел языком по передним зубам. Проклятье! Один – нет – два определенно расшатались.
 – Поднимите ему голову, сержант Траск. Грубая ладонь ткнулась ему в лоб – голова Шрива опять больно ударилась о стену, но это заставило его обратить лицо к своим мучителям. С красноречивым стоном он совершенно расслабил мышцы, и его тело скользнуло на пол.
 – Вы ударили его слишком сильно.
 – Нет! Он притворяется.
 – Поднимите его.
 – Сейчас. – Сержант схватил пленника за волосы и потянул вверх.
 Сжав зубы, Шрив с трудом начал подниматься, и его лицо исказилось от боли и досады. Вероятно, его стон не был достаточно убедительным. Обычно публика хорошо его принимала в подобного рода эпизодах, но у зрителей, вероятно, не было такого опыта пыток, как у этих негодяев. Он сел, вытянув ноги под скамейкой, чтобы ослабить боль.
 Траск усмехнулся.
 – Видите. Он очнулся. Полковник Теодор Армистед кивнул.
 – Вижу. – Низко наклонившись и приблизив свое лицо так близко, что Шрив даже почувствовал, как у полковника неприятно пахнет изо рта, он пристально взглянул в избитое, кровоточащее лицо пленника. – Ты избавишь себя от лишних страданий, приятель, если поможешь нам.
 Подождав минуту, он выпрямился с явным сожалением.
 – Лучше не осложняй себе жизнь. Рано или поздно ты все равно скажешь нам то, что мы хотим знать.
 Шрив хмуро посмотрел на него исподлобья, хотя пот заливал ему глаза, и, превозмогая боль, попытался обдумать свое невеселое положение. И еще, черт побери, он должен все это запомнить. Это придаст новые достоверные краски его будущим героическим ролям.
 Едва он успел еще ниже опустить голову, как тяжелый кулак нашел его плечо. Шрив чуть снова не растянулся на полу.
 – Эй, ты! Не притворяйся перед полковником, парень. Это не поможет.
 Черт! Этот негодяй явно наслаждается своей властью. Да, а его собственные реплики, похоже, звучали слишком мелодраматично, чтобы быть убедительными.
 Армистед наклонился опять, так что их лица оказались всего в нескольких дюймах друг от друга.
 – Послушай, как тебя там...
 – Филлипс, – простонал Шрив. Важно придерживаться сценария. – Филлипс. Марк Филлипс.
 Полковник презрительно скривил губы.
 – Мне безразлично, как ты решил себя называть. Важно, чтобы мы сумели договориться. Итак, мы можем найти дюжину солдат, которые в один момент выйдут вперед и заявят, что ты не участвовал в перестрелке у форта Галлатин. Через двадцать четыре часа ты будешь свободен. Даже через двенадцать. Просто назови нам имя человека, который нажал на курок.
 Шрив медлил, слишком хорошо представляя себе последствия ответа, пока наконец не собрался с духом.
 – Никогда его прежде не видел. Пожав плечами, Армистед отошел.
 – Сержант Траск.
 Новый удар, пришедшийся Шриву прямо в висок, отбросил его к стене, и он очень неудачно врезался затылком в неоструганную балку. Кожа на его затылке оказалась содрана чуть ли не до кости, и горячая кровь струйкой потекла по шее. Сержант подождал, когда его жертва повалится вперед, и, не дав Шриву упасть, схватил его за волосы.
 – На его физиономии уже не осталось ни одного живого места.
 Оставаясь в сознании лишь усилием воли, Шрив изо всех сил пытался определить, откуда доносится голос. Он отчаянно заморгал глазами, но все было тщетно, и в неожиданно навалившейся темноте он видел только красные и желтые вспышки молний.
 И снова слова Армистеда вместе с его гнилым дыханием полетели ему прямо в лицо.
 – Слушай меня, ты, идиот. Те же самые солдаты могут сказать, что на курок нажал именно ты. В течение сорока восьми часов мы должны схватить того, кто убил генерала. В Вашингтоне вряд ли кому-то понравится, что средь бела дня, да еще в День независимости Америки убивают бригадного генерала, к тому же протеже сенатора. Тот, кто это сделал, осмелился застрелить представителя Бюро по делам индейцев всего Горного района.
 – Я не знал, что он собирается это делать, – устало повторил Шрив. – Боже, почему вы не верите мне? Я не...
 Армистед прервал его. Он пристально посмотрел в распухшее от побоев лицо пленника.
 – Послушай, парень, если я распутаю этот клубок, я получу награду, может быть, даже повышение. Меня могут перевести в Вашингтон. Моя жена и вся наша семья будут счастливы. Понимаешь, к чему я клоню? Я намерен обязательно выяснить имя человека, который тебя нанял. Сержант будет продолжать до тех пор, пока я этого от тебя не узнаю. Тебе все ясно?
 Кровь снова выступила в уголке рта Шрива, а из глаз невольно потекли слезы. Его взгляд начал проясняться, хотя уродливые лица Армистеда и Траска виделись ему искаженными как в кривом зеркале. Шрив открыл рот и судорожно сглотнул.
 – Я сказал вам все, что знал. – Голос с трудом вырывался из его пересохшего горла. – Но, клянусь Богом, я не знаю ничего, что могло бы вам помочь. Этот человек нанял меня и еще одного мужчину, чтобы мы проехали вместе с ним верхом. Он сказал, что это представление является частью праздника.
 Армистед отступил назад.
 – Сержант.
 – Нет. – Шрив втянул голову в плечи – очень слабая защита, когда руки связаны за спиной. – Не надо. Не бейте меня. Не надо!
 Когда сержант изо всей силы ударил его, Шрив закричал уже по-настоящему. Он снова ударился головой о стену, но на этот раз звук был тупой, и ему показалось, будто у него раскололся череп. Хлынувшая фонтаном кровь, пропитав воротник, заструилась у него по спине.
 Костюм будет окончательно испорчен... Тот же кулак ударил его в солнечное сплетение, и от боли у него помутилось сознание. Он опять начал медленно сползать на пол, и на этот раз все попытки сержанта привести его в чувство не имели успеха.
 – Где же Миранда? – Рут Уэстфолл прижала ладонь к губам, чтобы сдержать рвущиеся из груди рыдания. – Неужели она не может прислать нам весточку? Вы уверены, что ее не схватили?
 Голубое Солнце на Снегу обняла Рут за плечи и прижала к себе, сразу почувствовав, как сильно дрожит несчастная женщины. Индианка подняла свои черные как ночь глаза на мужа.
 Адольф Линдхауэр, встретившись взглядом с женой, лишь беспомощно пожал плечами. Немец по происхождению, он был очень сдержан по натуре и не выносил женских слез – поэтому он особенно ценил и уважал истинно индейское самообладание своей жены. Все же он склонял голову перед горем Рут. Человек, бывший ее мужем в течение тринадцати лет, застрелен ее собственной дочерью. Адольф считал, что сердце бедной женщины просто разрывается из-за чувства преданности этим двоим.
 Он протянул было руку, потом спрятал ее за спину.
 – Миссис Драммонд... – неловко начал он. – О Боже, Рут! Пожалуйста, не думай об этом. Миранда выпутается из этой истории. Никто даже не догадывается, что перед ними была переодетая в военную форму женщина. Они ищут мужчину.
 – Но они схватили ее друга. – Голос Рут звучал глухо от горя и слез. – Они схватили ее друга – мистера Катервуда.
 Адольф вздохнул.
 – Наверное, они решили задать ему несколько вопросов.
 – Но что он им скажет? Он же был вместе с ней, был участником заговора! Прошла уже неделя. Если бы они просто хотели задать ему несколько вопросов, сейчас он был бы свободен. – Рут взволнованно покачала головой. – Они не поверят ему, я знаю. В конце концов, какие у него могут быть оправдания? Что он может сказать?
 – Я думаю, он сказал им, что его просто наняли участвовать в празднике. Ну, ты же знаешь, как тех, кто говорил речи, маршировал и пел песни. Он скажет им, что ничего не знает. Они обсудят его показания, а потом отпустят.
 – Но...
 – Рут, послушай, – прервал ее Адольф. – Он соскочил с лошади, как только прозвучал выстрел. Сотни людей видели это. Никто не сомневается, что он именно тот, за кого себя выдает, – актер.
 При упоминании о выстрелах слезы вновь навернулись на глаза Рут, и она печально опустила голову. Голубое Солнце на Снегу молча крепко обняла ее, и Рут уткнулась лицом ей в плечо.
 Адольф беспомощно развел руками.
 – Ну что я еще могу сказать?
 Жена сделала ему знак замолчать, и, пожав плечами, Адольф отвернулся, радуясь возможности избежать зрелища такого открытого проявления эмоций.
 Крик совы раздался в густых ветвях черной акации, а мгновенье спустя, расправив крылья, птица бесшумно улетела. Усталый конь повел ухом, но больше никак не отреагировал. Не менее усталый всадник, оставив седло, направился к крыльцу.
 – Ты опять заставила мою маму плакать.
 Тихий голос Рейчел прозвучал так неожиданно, что у Миранды по спине пробежали мурашки. Она вгляделась в черную тень на крыльце дома Линдхауэра.
 – Она плакала и плакала. По моему отцу. Из-за того, что ты сделала.
 Сердце Миранды громко стучало в груди.
 – Мне очень жаль, – прошептала она, подойдя ближе. – Я...
 – А чего ты ждала? Ты застрелила ее мужа.
 – Это он убил ее мужа! – в отчаянии воскликнула Миранда.
 – Ложь.
 – Это ты так считаешь. – Миранда поставила ногу на ступеньку крыльца.
 – Не ходи туда! – приказала Рейчел, преграждая ей дорогу. Лунный свет окрасил ее кожу в голубой цвет, но Миранда заметила, что ее глаза по-прежнему оставались в тени. – Тебе нечего здесь делать. Моя мать больше не хочет видеть тебя. После всего, что ты натворила, ты стала еще и убийцей.
 – Я... я только хотела, чтобы он признался в своем преступлении, – возразила Миранда. – Я просто хотела, чтобы он признался.
 – Ты лжешь. Ты хотела убить моего отца. Миранда прижала ладони к груди.
 – Он не был тебе отцом.
 – Он был единственным отцом, которого я знала.
 – Только потому, что он убил твоего настоящего отца.
 Рейчел вздрогнула.
 – Я тебя ненавижу.
 Миранда поднялась еще на ступеньку.
 – Твоего друга-актера арестовали, – торжествующе сообщила Рейчел.
 У Миранды вырвался стон.
 – Шрива? Почему?
 – Потому что они хотят, чтобы кто-то ответил за то, что ты совершила. По крайней мере хоть он не успел скрыться.
 – Но он же ни в чем не виноват!
 – Он в этом участвовал. Поэтому его схватили. И тебя тоже схватят! Ты не скроешься. Они непременно заставят его говорить, а потом тебя арестуют.
 Отказываясь слушать дальше, Миранда поднялась на крыльцо и оказалась рядом с ней.
 Увидев ненавистную особу так близко, Рейчел сорвалась на крик:
 – Лучше спасайся! Не трать время! Ты сделала то, что задумала. Теперь оставь мою мать и меня в покое!
 – Я должна ее увидеть.
 – Нет, я запрещаю тебе. Если ты сделаешь хотя бы шаг, я заставлю тебя пожалеть о том, что ты вообще появилась на свет.
 – Ты опоздала. – Миранда обошла сестру.
 – Стой! Клянусь, я это сделаю.
 – Ты опоздала, – повторила Миранда. Ее рука легла на ручку двери. – Я уже давно жалею об этом.
 – Как тебе понравился денек в этой яме?
 Речь шла о находившемся позади здания гауптвахты высохшем колодце, в котором содержались особо опасные пленники. Крышка колодца, опущенная сверху и запертая на засов, в июльскую жару превращала это и без того гиблое место в пекло.
 – Как насчет того, чтобы попить водички? – продолжал сержант.
 Шрив даже не мог облизнуть пересохшие губы. Прикрыв глаза скованными цепью руками, он вгляделся в темный силуэт на фоне яркого солнца. От бесконечных побоев лицо Шрива Катервуда превратилось в страшную маску – все в кровоподтеках, багрово-красное и ужасно распухшее.
 Сержант поставил ведро на край колодца и зачерпнул воды.
 – Отличный вкус. Вода в здешних местах замечательная. Горная водичка. – Он наклонил ведро, и серебристая струйка устремилась вниз, в яму, задев брызгами связанные руки пленника. – Только скажи, и мы вытащим тебя оттуда.
 Шрив опустил руки.
 – Ошибка, – смочив рот остатками слюны, наконец глухо произнес он.
 – Что? Не слышу тебя.
 – Ошибка! Вы совершаете ошибку.
 – Плохо! Плохой ответ, парень. Ты полный идиот. – Сержант отошел от отверстия и кому-то крикнул: – Он еще не готов! – Крышка опустилась, и засов задвинулся.
 Отступив на пару шагов назад, Шрив уперся спиной в стену и медленно сполз по ней вниз. Его скованные наручниками руки бессильно упали на колени. Запрокинув голову, он глубоко вдохнул горячий спертый воздух. В полдень он уверил себя, что жара здесь была лишь немного сильнее, чем свет рампы в чикагском театре на Стейт-стрит. К трем часам он сознался, что лгал самому себе.
 Он закашлял и начал перекатывать во рту камешек. Это, конечно же, не помогло. Он еще не готов. Шрив дотронулся кончиками пальцев до своего лба. Кожа была абсолютно сухой, даже без капельки пота. Он поморщился. Через несколько часов он окончательно здесь испечется.
 Он не мог даже предположить, что ему суждено закончить жизнь в зловонной яме. Он тронул камешек распухшим языком и вздохнул. Другой, может быть, поможет больше. Заплывшими от побоев глазами он вгляделся в темноту. Узкие лучи солнца проникали сквозь щели в крышке колодца. Слава Богу, что он не страдает клаустрофобией, позволил Шрив себе слегка усмехнуться.
 Но даже это легкое движение губ болезненно напомнило о разбитом лице. Эти армейские варвары выполняли свою работу с энтузиазмом. Все же он мог гордиться, что избежал более серьезных увечий. Даже почти теряя от боли способность соображать, он ухитрялся опускать лицо вниз и переворачивался при каждом ударе.
 Шрив осторожно ощупал нос. Пока цел. Раны на лбу и в уголках глаз можно закрыть гримом. Разбитые губы заживут. А вот нос – совершенно другое дело. Однажды оказавшись переломанным, особенно таким сильным ударом, как у сержанта Траска, он уже никогда не будет прямым. Шрив нежно потрогал его, поздравляя себя с тем, что сумел сохранить свой гордый профиль в целости.
 Во время избиения, сосредоточившись на том, чтобы защитить свое лицо и вместе с тем не забывая предугадывать, куда придется новый удар его мучителя, Шрив на время забывал о боли. Снова и снова, словно молитву, он повторял одну и ту же историю до тех пор, пока сам не поверил в нее. В этом и заключался профессиональный секрет великих актеров.
 Поверить самому. И он поверил.
 Лишь одно обстоятельство его заключения позволяло ему немного расслабиться – Миранда скрылась без всяких проблем. Никто не заподозрил, что всадником, загримированным под Френсиса Драммонда и спустившимся с перевала на его коне, была его дочь Миранда. Это она застрелила генерала Уэстфолла, мстя за смерть своего отца. И за ней никто не охотился.
 Теперь Шриву оставалось только ждать. Он не сомневался, что друзья уже стараются добиться его освобождения. В конечном итоге либо им удастся это сделать, либо он сумеет убедить военных, что он ничего не знает, либо то и другое вместе.
 Успокоив себя этими мыслями, он стал думать о Миранде. Когда он выберется отсюда, он обязательно позаботится о том, чтобы она дальше театра никуда даже носу не высовывала, ну разве только купить себе новое платье. Как она могла совершить такую глупость?
 Даже ее давно погибший отец, геройский капитан Френсис Драммонд, никогда с такой настойчивостью не стал бы вынашивать план мести. Шрив попытался язвительно усмехнуться, но у него получился лишь короткий хрюкающий звук. Нет, пожалуй, Френсис Драммонд, кавалерийский офицер и честолюбивый человек, оценив свои шансы, только пожал бы плечами и отступился.
 Вечная как мир тема священной клятвы мстить врагам до конца своих дней... Все знаменитые драмы Шекспира, Джонсона, Марло и Кида построены именно на таких сюжетах. Но в реальной-то жизни здравый расчет обычно всегда берет верх. Только Миранда...
 Он опять было усмехнулся, но тут же застонал от боли. Его возлюбленная, его партнерша, его творение, его почти жена, только она способна выполнить свой обет до конца. Потому что она не знает ничего, кроме этих драм. Ничего, кроме театра. Она такая, какой он ее сделал – актриса. Она совсем не знает реальной жизни.
 Слава Богу, она в безопасности. Ада и Джордж позаботятся о ней, пока это недоразумение с ним не прояснится и он не вернется к ней.
 Он тяжело вздохнул. Горячий воздух обжег ему легкие. Он посмотрел на грубые стены, на опоры по сторонам колодца, на которых были зарубки, оставленные руками несчастных узников. Он изучал эти зазубрины, чтобы использовать их как важные детали для театральной постановки. Потом глубокой ночью он даже сумел подняться по ним наверх, но крышка колодца, конечно же, была неподвижна. Он на самом деле был обречен изжариться здесь как в печке.
 Миранда. Вместе с ней он забудет об этом испытании. Она будет обмахивать его японским веером, приносить ему напитки со льдом и ласкать его тело своими прохладными руками. Он грустно усмехнулся. Даже в аду Миранда находилась в центре его мыслей.
 – «Шут, со мной обошлись постыднейшим образом» [2] . – Печальные слова Мальволио сорвались с его губ. Он тут же пожалел о напрасной трате сил. – Просто дурак, – прошептал он и закрыл глаза.
 – Гражданская юрисдикция не распространяется на военный гарнизон, – упрямо произнес Армистед. – Вы это знаете, Линдхауэр. Я удивлен, что вы пришли сюда с адвокатом.
 – Любой человек имеет право на представителя закона, – заявил одетый в черное юрист.
 – К тому же миссис Уэстфолл очень интересуется, как продвигаются ваши поиски убийцы ее мужа, – солгал Адольф. – Она видела, что произошло, не забывайте. Она считает, что парень, которого вы здесь держите, не замешан в убийстве.
 Армистед сердито покраснел.
 – Мы делаем все, что в наших силах. Отправляйтесь к ней и скажите, что мы скоро получим информацию от этого парня. Скоро он признается во всем, и мы все узнаем.
 Линдхауэр опустил голову и задумчиво почесал подбородок. Он прекрасно представлял, каким образом добиваются от Шрива Катервуда полного признания. Вопрос был в том, как долго актер продержится.
 – Вы уверены, что не гоняетесь за тенью, полковник? Кто этот парень?
 – Ну, он утверждает, что его зовут Филлипс. Конечно, он мог и выдумать это имя. Он заявляет, что его наняли для участия в празднестве. Говорит, что не имел представления, что должно было потом произойти. Рассказывает небылицы, как его одели в форму и дали ему в руки самодельное знамя.
 Адольф кивнул.
 – Думаю, так и было. Он, вероятно, ничего не знает.
 – Он знает, – упрямо произнес Армистед. – И скоро он все выложит.
 – Или умрет, а убийца тем временем успеет добраться до канадской границы, и вы не получите ответа, который удовлетворил бы Вашингтон. – Седые брови Адольфа сердито сошлись на переносице.
 Армистед упрямо выставил подбородок вперед. Его руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки.
 – Почему бы вам не повернуться и не отправиться восвояси?
 – У миссис Уэстфолл много друзей в Вашингтоне, которые будут очень недовольны, если вы все испортите, – грозно заявил Линдхауэр. – Вам бы не мешало как следует прочесать территорию и найти человека, который действительно нажал на курок, вместо того, чтобы избивать невинного.
 – Я веду расследование, как считаю нужным. А вы убирайтесь отсюда и не суйтесь не в свое дело. Капрал! – рявкнул он. – Проводи этих господ.
 Оказавшись за воротами, Джордж Уиндом, менеджер и по совместительству актер, снял с головы цилиндр и вытер пот со лба.
 – Боже правый, как же жарко! Есть ли у нас хоть малейший шанс вытащить его отсюда?
 Линдхауэр хлопнул вожжами по спине лошади, и коляска тронулась с места.
 – Боюсь, что они держат его на гауптвахте под круглосуточной охраной. Если только не заперли его в яме, что еще хуже.
 Уиндом взглянул вверх на безжалостное солнце и покачал головой.
 – Могу себе представить.
 – Вся надежда на Рут.
 – Полагаю, они нам не поверят, если мы скажем, что у него заразная болезнь и его надо срочно изолировать?
 Линдхауэр искоса посмотрел на старого актера, который осторожно отклеивал густые накладные брови и бакенбарды.
 – Да, вероятность невелика. Они немедленно вызовут гарнизонного врача, и он наше заявление не подтвердит. А на слово они нам не поверят.
 – Иногда это срабатывает, – вздохнув, сказал Джордж.
 – Может быть, телеграмма Рут в Вашингтон даст какой-то результат.
 Сенатор Хью Смит Батлер внимательно прочитал телеграмму от Рут Драммонд Уэстфолл. Его лицо сначала побледнело, потом покраснело. Он отложил ее в сторону и начал растирать пальцы, будто они у него неожиданно заболели. Заметив в поведении начальника что-то необычное, секретарь подошел к столу, чтобы налить ему воды из графина.
 Батлер вынул из кармана небольшую коробочку и, достав из нее таблетку, сунул в рот. Он взял протянутый стакан с водой, но у него так сильно дрожали руки, что вода расплескалась.
 Когда к нему вернулся прежний цвет лица, он опять взял телеграмму, перечитал ее, отложил и поднял очки на лоб. Бенджамин мертв. Батлер потер глаза. Ему следовало послать туда более молодого человека, но его бывший зять подходил для этой цели идеально. Человек, одержимый идеей мщения и абсолютно безжалостный, лишенный всяких сантиментов. Он решил бы индейскую проблему с решительной быстротой.
 Батлер подумал, что теперь сотни тысяч долларов от инвесторов могут пройти мимо него и его компаньонов.
 Он опять взглянул на телеграмму. «Убит на дуэли с неизвестным лицом».
 На дуэли! Батлер фыркнул. Бенджамин Уэстфолл был далеко не дуэлянт.
 Сенатор давно взял за правило не вникать в истинную природу характера своего зятя. Ему были известны слухи о насильственных смертях, несчастных случаях, нераскрытых преступлениях, которые окружали имя генерала. Он даже глубоко не вникал в причины смерти собственной дочери. Бенджамин Уэстфолл был хорошим служакой, исполнительным солдатом. На таких людей можно было положиться.
 Нет, смерть Уэстфолла не могла быть результатом обычной дуэли, затеянной для решения какого-то мелкого спора. Более вероятно, что здесь были замешаны противоборствующие политические силы. Со смертью Бенджамина у Батлера не осталось никого, кто бы мог его заменить. Тот, кто придет ему на смену, может оказаться не столь надежным; им, возможно, не удастся так легко манипулировать.
 Он бросил телеграмму на стол и достал платок, чтобы вытереть пот со лба.
 – Я что-нибудь могу для вас сделать, сэр? – Его секретарь остановился у стола.
 Батлер кивнул.
 – Отправьте посыльного к Френку де ла Барке. И пошлите от моего имени приглашение на обед сенатору Уолдрону.
 Секретарь записал оба имени. Он ждал. Батлер раздраженно посмотрел на него.
 – А для миссис Уэстфолл?
 Батлер смял листок бумаги и бросил его в мусорную корзину.
 – Ничего не надо.
 – Он вырубился там, в яме, – доложил сержант Траск полковнику Армистеду.
 – В самом деле? Или он опять притворяется? Траск почесал в затылке, потом посмотрел на свои грязные ногти.
 – Похоже, в самом деле. У него не было ни капли воды целые сутки.
 Армистед нахмурился.
 – Вытащите его наверх и окуните в поилку для лошадей. Если он не заговорит, бросьте его назад еще на день.
 – Курьер, Джордж. Как насчет курьера, который привезет из Вашингтона приказ о его освобождении?
 Старый актер с надеждой посмотрел на нее, но Адольф Линдхауэр покачал головой.
 – Это не пройдет, мисс Миранда. На это они не купятся. Спецпочта приходит сюда раз в неделю. Сумка всегда запечатана.
 – Но мы должны что-то сделать. – Миранда Драммонд обратилась к матери. – Мама, мы же должны что-то сделать.
 – Я послала телеграмму сенатору Батлеру, сообщив, что Бенджамин убит во время праздника. Я сообщила ему, что военные по ошибке арестовали невиновного человека. – Рут развела руками. – Нам остается только ждать.
 Миранда прижала дрожащую руку к губам. Ее голос потерял прежний красивый тембр и сейчас срывался от страха.
 – Мы не можем ждать. Они убьют его! Он ведь всего лишь актер. Он ни в чем не виноват. Он самый милый, самый добрый человек на свете. Он даже и представить не мог, что я на самом деле собираюсь застрелить Уэстфолла. Клянусь жизнью, я и сама не знала, что застрелю его до тех пор, пока он не навел на меня пистолет!
 – Миранда... – Мать обняла ее за плечи.
 – Шриву сорок один год, мама. Однажды в Сент-Луисе в него бросили нож. Тогда он был еще молод. Он вытащил нож из раны, а потом потерял сознание. Он – человек физически слабый, настоящий джентльмен. Он привык говорить, убеждать, уговаривать. На сцене он представляет героев, но это всего лишь игра. Никто никогда его и пальцем не тронул. Я не знаю другого такого человека, который с таким мастерством делал вид, что принимает удары, но на самом деле его никто и никогда не бил. Мы обязательно должны вытащить его оттуда.
 – Миранда, я думаю, сенатор Батлер сразу же ответит на мою телеграмму. Он любил Бенджамина и уважал его. Я думаю, он с радостью сделает все, о чем я его попрошу. Он доверяет моим суждениям. – Ее голос дрогнул. – Только...
 – Ты не уверена?
 – Нет. Я не хотела ехать сюда. И по этому поводу я устроила сцену при посторонних. Он может решить, что ему не стоит связываться со мной.
 Миранда обвела взглядом печальные лица матери, Адольфа Линдхауэра и своих преданных друзей – Ады Кокс и Джорджа Уиндома.
 – Тогда я сдамся.
 – Нет!
 – О Миранда, нет! Ты не должна этого делать.
 – Боже мой, нет. То, что эти варвары сделают с вами, когда вы окажетесь за решеткой, трудно себе даже представить.
 – Но там Шрив! – простонала Миранда. Ее пальцы дрожали, и она сжала их в кулаки. – Они наверняка бьют его.
 – Он мужчина, мисс Миранда, – продолжал Адольф. – Они не причинят ему такой боли, какая ждет вас, если вы окажетесь у них в руках. И даже если вы сдадитесь, они не отпустят его. Единственное различие будет в том, что придется искать способ вытаскивать уже двоих вместо одного.
 – Тогда мы должны что-то сделать. Должен прибыть специальный курьер. Прошлый раз наш маскарад был удачным. Теперь он должен быть безупречным. Нам нужны костюмы.
 Глядя на нее с сомнением, Линдхауэр пожал плечами.
 – Вы можете взять все, что есть у меня на складе.
 – И реквизит. Как выглядит эта сумка для документов?
 – Должно быть, у меня сохранилась одна такая. Но она очень старая. Теперь они, возможно, пользуются уже другими.
 Рут язвительно усмехнулась.
 – Такие вещи никогда не меняются. Если кожа потерлась и потрескалась, это только внушительнее будет выглядеть.
 Миранда тяжело вздохнула и повернулась к своей костюмерше. Она взяла свою верную помощницу за руку.
 – Ада, это будет твое самое тяжелое испытание. Мой грим должен быть безупречным.
 Полковник Армистед внимательно посмотрел на курьера, прибывшего из Вашингтона. Стройный лейтенант с пышными бакенбардами предстал перед ним в такой запыленной форме, что теперь она выглядела скорее серой, чем голубой. И лицо его, покрытое несколькими слоями пыли, носило ощущение, будто его обладатель прошел сквозь пыльную бурю. Кожаная сумка, которую он положил на стол, была такой старой, что государственная печать на ней залоснилась от времени.
 Тем не менее ключ полковника легко повернулся в замке. Он вынул содержимое сумки – единственное письмо – и с волнением посмотрел на печать сената.
 Его пленник до сих пор не заговорил. Армистед вынужден был вытащить его из ямы. За два дня тело этого человека было настолько обезвожено, что гарнизонный врач заявил, что тот больше не выдержит. Прикованный к стене гауптвахты, получив столько воды, сколько он мог выпить, Шрив все равно упорно отрицал, что знает человека, который нанял его.
 Траск предложил выпороть арестованного кнутом, но после визита старого торговца Линдхауэра и его адвоката Армистед стал осторожнее. Линдхауэр упомянул о телеграмме, которую вдова генерала послала в Вашингтон. Очевидно, ее послание начинало действовать.
 В письме был четкий приказ перевезти пленника в форт Ливенуорт, штат Канзас, где его будут допрашивать федеральные судебные чиновники. Дело у Армистеда забирали.
 Полковник глубоко вздохнул. Надежда найти убийцу и заслужить повышение по службе рухнула. Если бы ему дали этого человека еще на двадцать четыре часа, он непременно сломал бы его. Армистед притворился, что внимательно изучает приказ.
 Лейтенант нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
 Полковник поднял на него глаза и нахмурился.
 – Мне надо более тщательно изучить эти документы, лейтенант. Помещение для младших офицеров...
 – При всем уважении к вам, сэр, сенатор Батлер хочет, чтобы это дело было расследовано с особой тщательностью. Мне необходимо прибыть в Шайенн вовремя, чтобы успеть на поезд, следующий в восточном направлении.
 Армистед не мог вспомнить, в какой день поезд проходил через станцию.
 – У вас еще много времени, – солгал он. – Вы удобно разместитесь в казарме для младших офицеров.
 – Я должен немедленно возвращаться, – настаивал лейтенант.
 Сердито нахмурившись, Армистед сунул приказ в конверт и встал.
 – Вы очень упрямый парень, лейтенант.
 – У меня приказ, сэр.
 – Тогда я дам вам сопровождающего до станции.
 – В этом нет необходимости, сэр.
 – Мне лучше знать, – одернул его Армистед. – Это опасный преступник, соучастник убийства. Его надо перевозить под охраной.
 – Хорошо, сэр.
 Полковник внимательно вгляделся в лицо лейтенанта. Несмотря на густые бакенбарды, он был очень молод. Как раз такого адъютанта он и ожидал увидеть в штате сенатора, который весьма туманно представляет себе, что происходит на западных границах.
 – Вы еще поблагодарите меня за возможность выспаться перед дорогой.
 Лейтенант только пожал плечами.
 – Как скажете, сэр.

 Сцена вторая


 Смелей вперед! Как ночь ни длится, день опять придет. [3] 

 Поскольку гостиница «Палас» в Шайенне очень мало походила на дворец, следовало предположить, что ее комнаты были достаточно дешевыми. Лейтенант снял четыре: одну для двух охранников, одну для пленника, в которой охранники должны были дежурить по очереди, одну для себя и одну для сержанта Траска.
 Поезд «Юнион Пасифик», следовавший на Джульсберг, Колорадо, и далее на восток, прибывал только через сорок восемь часов. После этого сержант Траск со своими людьми должен был вернуться в форт Лареми, а лейтенант Шоу – продолжать путь со своим пленником.
 – Вы зря тратите государственные деньги, – заметил сержант. – Мы могли бы поместить его в городскую тюрьму, а сами ночевали бы в одной комнате.
 Шоу холодно посмотрел на него.
 – Я храплю.
 – Ну и что. Я тоже храплю. Но когда я сплю, меня и пушкой не разбудишь.
 – А я сплю чутко.
 Сержант передвинул комок жевательного табака за другую щеку.
 – Как хотите. Я просто хотел помочь. Лейтенант обратился к охранникам.
 – Вы двое можете отправляться на ужин. Поешьте здесь в гостинице за казенный счет. Выпивка в салуне – за ваш.
 Солдаты переглянулись. Один усмехнулся.
 – Мы воспользуемся и тем и другим.
 – Ты дежуришь первым, Перкинс, – сказал ему сержант Траск.
 Толстый молодой солдат опустил голову.
 – Слушаюсь, сэр.
 – Первым буду дежурить я, сержант, – вмешался лейтенант. – У меня есть вопросы, которые я должен задать заключенному. Сенатор Батлер ждет на них ответ как можно скорее.
 Сунув руки в карманы, Траск покачался на каблуках.
 – Я могу сам добыть их для вас.
 – Я что-то не заметил, чтобы вы очень преуспели в этом.
 Сержант мгновенно перестал раскачиваться. Он недовольно пробормотал какое-то невразумительное замечание о маменькиных сынках.
 Лейтенант сложил руки на груди. Его пронзительные глаза гневно взглянули на сержанта.
 – За пленного отвечаю я. Я позабочусь, чтобы ночью он был под надежной охраной. Перкинс!
 – Да, сэр.
 – Скажите, чтобы с кухни прислали еды.
 – Я принесу ее сам, сэр. Шоу мгновение помедлил.
 – Хорошо.
 – Шрив, Шрив. Ты слышишь меня?
 Он почти ничего не видел. У него опухли веки. Перед глазами мелькали черные полосы, голова гудела от побоев, но сквозь этот гул пробивался взволнованный шепот Миранды. Он подумал, что это ему снится.
 Прохладная вода, омыв его лицо, уменьшила боль от синяков и ужасных ссадин. Шрив попытался открыть глаза.
 – Миранда?
 – Да, дорогой. Это я.
 Вода тонкой струйкой потекла ему в пересохший рот. Он глотнул, и его голос набрал полную силу.
 – Миранда.
 Тут же ее нежная рука зажала ему рот.
 – Тише, дорогой. Ты не должен произносить мое имя.
 – Что ты здесь делаешь? – Шрив с трудом двигал разбитыми, распухшими губами. Он попытался пошире открыть рот, но очень осторожно, потому что у него могла быть сломана челюсть. Он хотел дотронуться до нее рукой, но цепь наручников угрожающе звякнула.
 – Я здесь, чтобы вытащить тебя отсюда. Вытащить его! Значит, он все еще в тюрьме.
 Он был без сознания от боли и истощения, когда охранники надели ему на ноги кандалы и приковали их к наручникам. Потом они подхватили его под руки, выволокли из камеры на яркое солнце, а затем, приподняв, бросили в закрытый фургон. Когда дверь за ним захлопнулась, у него не хватило бы сил дотянуться до крошечного окна, даже если бы его интересовало, куда его повезли.
 Теперь каким-то образом Миранда оказалась с ним. Она не должна быть здесь.
 – Уходи, – прошептал он. – Ради Бога, уходи...
 – Я тебя не оставлю, дорогой. – Ее губы были у самого его уха.
 Ее волосы коснулись его лица. Он с трудом приоткрыл глаза. На мгновение его зрение прояснилось, и тогда он увидел, что Миранда была загримирована до неузнаваемости. Зрелище густого слоя грима и накладных волос испугало его.
 – Нет. Уходи, – повторил он более настойчиво. Он попытался поднять руки. – Они схватят тебя. Я не хочу, чтобы тебя...
 Она ободряюще улыбнулась ему:
 – Через несколько часов мы уйдем вместе.
 – Нет, ты не должна ждать. – Вдруг ему чертовски захотелось заплакать. Он вынес столько боли. Он не хотел, чтобы Миранда оставляла его. Ему хотелось, чтобы она обняла его и прижала к своей груди, защитила его от боли. Но он не мог попросить ее об этом, потому что женщине, которую он любил, будет очень плохо, если она останется, чтобы помочь ему.
 Его любовь к ней пересилила боль.
 Но даже пытаясь выдавить из себя слабую улыбку, он по-прежнему хотел, чтобы Миранда защитила его от побоев Траска. Даже когда он подыскивал слова, чтобы заставить ее уйти, он не хотел возвращаться в яму. Он почувствовал, как слезы наворачиваются ему на глаза.
 – Шрив, – прошептала она. – О Шрив. – Она взяла его голову в свои ладони и осторожно поцеловала в лоб.
 – Миранда, – одними губами произнес он это слово. К страху за самого себя прибавился еще и страх за нее. Он зажмурился, чтобы взять себя в руки.
 – Никто больше не ударит тебя, я обещаю.
 Он чуть заметно покачал головой.
 – Ты не сможешь им помешать. Уходи.
 – Мы это сделаем вместе. – Она снова поцеловала его.
 Слезы у него на глазах наконец высохли. Даже боль во всем теле, казалось, ослабела, и он стал ровнее дышать.
 – Где мы?
 Миранда подняла голову.
 – В гостинице в Шайенне. Ждем поезда. Он расслышал тихий плеск воды. Влажная ткань прикоснулась к его лбу, вискам, опухшим щекам, стирая горячие слезы, выступившие из-под опущенных ресниц. Потом Миранда вновь смочила ткань водой и принялась вытирать его шею, даря благословенную прохладу его измученному телу.
 – Как мы оказались здесь? – Его голос прозвучал громче, чем он того хотел, но его самообладание начало сдавать.
 Миранда опять приложила палец к его распухшим губам.
 – Ничего не говори, дорогой. Не надо. Мы в опасности.
 Шрив попытался открыть глаза, моргнул раз, другой. Сквозь дымку он всмотрелся в ее лицо – лицо незнакомца с бакенбардами.
 – Ты выглядишь как мужчина. Она улыбнулась.
 – Слава Богу. Ада сделала чудесный грим.
 – Ты в опасности, – прошептал Шрив.
 – Да, но она не слишком велика. Мы с тобой оба ждем поезда. Под охраной. Сержант Траск...
 При упоминании имени этого человека Шрив почувствовал, как волна ненависти охватила его и по его телу пробежала дрожь. Он длинно и сочно выругался.
 Миранда положила руку ему на плечо.
 – Шрив, не надо так... Раздался стук в дверь. Шрив замер и замолчал.
 Миранда бросила мокрую тряпку в таз и задвинула его под кровать.
 – Помни, дорогой, ты меня не знаешь. Он стиснул зубы.
 – Да, конечно.
 Сжав на секунду его руку, она встала. Сквозь шум в ушах он расслышал, как удаляются ее шаги – даже теперь, когда она была в сапогах, он узнавал ее походку. Миранда открыла дверь.
 – Вот поднос, лейтенант.
 – Спасибо, рядовой.
 – Я останусь с ним, пока он ест, а вы можете спуститься вниз.
 – Можете пока идти, рядовой Перкинс. Я сам прослежу, чтобы он поел и лег спать. У меня ключи от его кандалов. Я хочу убедиться, что он крепко и надежно скован.
 – Хорошо, сэр.
 – Возвращайтесь в восемь, рядовой.
 – Слушаюсь, сэр.
 Шрив услышал, что она возвращается. Она опустилась на кровать рядом с ним и наклонилась к нему. Ее губы коснулись его лба, ран на лице.
 – О Шрив...
 – Я очень плохо выгляжу, да?
 – Плохо, – подтвердила она.
 – Но они не сломали мне нос, – глухо произнес он. Он попытался поднять руку, но мешала короткая цепь. – Потрогай.
 Ее прохладные пальцы дотронулись до его носа.
 – Ты прав. Он не сломан.
 – Я уклонялся, – с тихой гордостью сказал он.
 – Умница. – Она поцеловала его в нос, а потом в ужасную ссадину на щеке. – О Шрив, что я с тобой сделала?! Я никогда не думала, что они арестуют тебя только за то, что ты сопровождал меня.
 Он пожал плечами.
 – Нельзя было рассчитывать на здравый смысл военных. Я всегда говорил тебе: жизнь – это не театр. Реальные люди лишены той логики, которая присуща литературным героям. У них есть лишь их собственная логика, основанная на собственном благополучии и продвижении по службе. – Он зашевелился, стараясь найти для своего измученного тела более удобное положение.
 Она покачала головой.
 – Я совершила много ошибок. Я никогда не задумывалась над тем, что будет после того, как Уэстфолл признается, что послал моего отца на верную смерть. Неужели я все испортила?
 Шрив тяжело вздохнул и попытался открыть глаза, чтобы лучше видеть ее.
 – Миранда, поскольку они не знают, кто ты, они в конечном итоге должны будут освободить меня. Ведь я ничего не сделал.
 – Но они били тебя. – Ее голос дрогнул.
 – Они уже отказались от этих методов, – солгал он, содрогаясь от мысли, что Траск находится где-то поблизости. Он должен уговорить ее отказаться от планов его освобождения. Вероятно, они так же неразумны, как и те, из-за которых он попал за решетку. – Послушай, дорогая, я счастлив, что ты пробралась сюда. Я не знаю, как это тебе удалось. Но ты должна бежать. Они могут схватить тебя. И то, что они сделали со мной, покажется шуткой по сравнению с тем, что они сделают с тобой.
 Она еще раз поцеловала его и встала.
 – Побереги силы. Я принесла тебе еду. Ты, должно быть, умираешь с голоду.
 Он покачал головой, и от этого движения боль пронзила его затылок.
 – Тебе надо выбираться отсюда.
 – Мы оба выберемся, но не раньше, чем придет поезд.
 – Они разоблачат тебя.
 – Как они смогут это сделать, если даже ты не узнал меня?
 – Я плохо вижу, а у них хорошее зрение.
 – Шрив, я все-таки неплохая актриса. Он попытался приподняться, опираясь на локоть. Его наручники зазвенели. Превозмогая боль, он оглядел ее с головы до ног.
 – Ты выглядишь как персонаж любительского спектакля в женской школе.
 – Только на взгляд опытного актера. Ты знаешь, на что надо обращать внимание. – Она отрезала маленький кусочек жесткого бифштекса. – Ты можешь жевать?
 Он отвернулся, бормоча проклятия сквозь стиснутые зубы.
 – Сомневаюсь.
 – Ты должен попытаться. – Она поднесла кусок к его губам.
 Он осторожно покачал головой.
 – Зубы шатаются.
 Миранда закрыла глаза, борясь с желанием расплакаться. Она не могла позволить слезам испортить грим. Она не рассчитывала, что поезда придется ждать сорок восемь часов. Накладные волосы выдержат, но она не обладала мастерством Ады, чтобы поправить грим на лице.
 – Шрив, – прошептала она. – Ты должен поесть. Ты должен продержаться. По крайней мере до тех пор, пока я не посажу тебя в поезд.
 – Я выдержу, – пробормотал он и отвернулся.
 – Шрив!
 Он был без сознания.
 Ей потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки. Она проделала все упражнения по глубокому дыханию, которым он научил ее, при этом повторяя свои слова и жесты и анализируя свою игру. Пока все было безупречно. Никаких промахов. Она должна ничего не перепутать и продолжать в том же духе еще сорок восемь часов.
 Такую роль играют раз в жизни. Женщины играли мужские роли в фарсах, но в драмах – никогда. Это будет главная ее роль.
 Когда у нее перестали дрожать руки и комок в горле исчез, Миранда расстегнула у Шрива рубашку, чтобы ему было легче дышать, и при виде его обнаженной груди невольно вскрикнула. Лиловые синяки сплошь покрывали его тело от подмышек до пояса. Наверняка у него сломано несколько ребер. А что, если у него повреждены и легкие? Она на мгновение закрыла глаза, чтобы удержать готовые пролиться слезы.
 Представь себе, что это его грим, сказала она себе. Лучший из тех, что делала Ада. Как мой собственный. Мне нельзя плакать, потому что в любую минуту я должна быть готова выйти на сцену. И я не имею права допустить ошибку.
 Открыв глаза, она достала влажную тряпку и стала обтирать его тело. Он застонал от ее нежного прикосновения. По его коже пробежали мурашки, хотя он сам, казалось, по-прежнему был без сознания. Наконец она застегнула на нем рубашку, свернула влажную тряпку и положила ему на лоб. Он вздохнул и открыл глаза.
 – Когда ты очнулся? Он слабо улыбнулся.
 – А ты не заметила?
 – Не надо много таланта, чтобы сыграть безжизненное тело. – Она строго взглянула на него и подала ему ложку бобов. – Не смей терять сознание, Шрив. Ешь и набирайся сил для серьезного представления. Ты не можешь пропустить свой выход.
 Уголок его губ дрогнул в улыбке. Он позволил ей поднести еду ему ко рту. Усилием воли он заставил себя жевать, морщась от боли. Когда он наконец смог проглотить последний кусок, он произнес:
 – Только подай мне нужную реплику. Свою я не пропущу.
 Внизу Миранда заказала себе холодный ужин из имевшегося в баре меню. В зале почти никого не было. Тем не менее она села в самый дальний угол. Рядовой Перкинс заступил на свое первое дежурство возле Шрива. Другого солдата поблизости не было. Но только Миранда взялась за вилку, как на пороге, будь он неладен, появился сержант Траск.
 Было видно, что он не стал использовать свое свободное время на то, чтобы умыться, побриться или хотя бы стряхнуть пыль со своей одежды. Его узкое лицо было покрыто темной щетиной, а форменная кожаная шляпа сдвинута на затылок. Прямые сальные волосы падали ему прямо на глаза. Он оглядел комнату, пока не нашел взглядом Миранду. Вытащив изо рта зубочистку, он сплюнул в плевательницу и направился к ней.
 – Не возражаете, лейтенант, если я присяду рядом с вами. – Он повернул стул и уселся на него верхом, скрестив руки на спинке. От запаха пота, исходившего от него, у Миранды заслезились глаза. – Как там наш милый пленник?
 Если запах немытого тела окончательно не лишил Миранду аппетита, то это сделал его вопрос. Бисквит сломался у нее в руке, когда она непроизвольно сжала его. Все же она должна была поесть. Не отвечая Траску, которому не полагалось сидеть за одним столом с офицером, она бросила сломанный бисквит на тарелку и взялась за нож и вилку. Не обращая внимания на то, что тяжелое дыхание сержанта почти касалось ее лица, она заставила себя проглотить кусок.
 Нисколько не обиженный ее поведением, Траск усмехнулся.
 – Боюсь, сейчас он уже не такой милый, но когда его только привели, ого-го! Он выглядел почти как девушка.
 Миранда жевала медленно, помня о своей роли лейтенанта американской армии. Мясо было сухим, и она потянулась к кружке пива.
 Траск наклонил голову на бок.
 – Он был почти таким же милым, как вы, лейтенант.
 Рука Миранды застыла в воздухе. Девушка бросила гневный взгляд на сержанта, который широко улыбался, обнажив свои гнилые зубы.
 – Сержант, вы забываетесь. Траск опять усмехнулся.
 – Вы неправильно меня поняли, лейтенант. Я же не сказал ничего такого, если до вас не дошел мой намек.
 Она уставилась на него. О чем говорит этот человек? Его усмешка стала еще шире.
 – Теперь я вижу, что не дошел, и это делает вам честь. Я ненавижу парней, у которых нет гордости.
 Миранда нахмурилась. Этот человек говорил ей что-то такое, чего она по своей наивности не могла понять. На мгновение ей показалось, что он догадался, что она – женщина. Но этого не могло быть. Он не стал бы сидеть с ней за одним столом, разговаривать о гордости... Тень Фредди! Фредди Франклина! Если она не ошиблась, то похоже, что сержант делал ей предложение определенного характера. Ей захотелось рассмеяться. Ситуация выглядела забавно.
 – Спокойной ночи, сержант.
 – Я просто подумал, может, вас это заинтересует. Здесь очень тихое место. Мало шансов развлечься. – Он плотоядно облизнул губы. Не спеша поднявшись со стула, он поправил ремень. Костяшки его больших грязных рук были разбиты. Видно было, что он хорошо поработал ими.
 Несмотря на всю решимость придерживаться своей роли, Миранда поежилась.
 Сержант нахмурился. Он проследил за ее взглядом, потом посмотрел на ее руки.
 – Какой вы пугливый, лейтенант. Что, никогда не приходилось драться?
 Миранда едва сдержалась, чтобы не спрятать руки под стол. Ада хорошо загримировала тыльную сторону ладоней накладными волосами и темным гримом. Понизив голос так, чтобы он звучал хрипло, Миранда сказала:
 – Я еще новичок. Сержант ухмыльнулся.
 – С вами я не стал бы грубо обращаться, – пообещал он. – Можете не беспокоиться.
 Сверкнув глазами, она посмотрела на него.
 – Спокойной ночи, сержант.
 Он громко расхохотался и удалился в другой конец зала. По дороге он остановился у бара, чтобы выпить еще кружку пива. Усевшись на стул, он уставился на Миранду.
 Она почувствовала, как у нее по телу побежали мурашки. Он принимал ее за изнеженного, слабого юношу. Ночью он непременно явится к ней в комнату. В этом она была уверена. Что делать? Он представлял собой опасность, которую она даже не могла предусмотреть. В драме появился новый неожиданный элемент – внезапно второстепенный персонаж начал опасно влиять на ход событий. В результате у нее возникали большие трудности с тем, как в ближайшие два дня избежать разоблачения.
 Первоначально она планировала увезти Шрива подальше от форта, где к ним присоединились бы Джордж и Ада. Потом все четверо отправились бы на станцию, чтобы сесть на поезд. Посланная Армистедом охрана спутала им все карты. Миранда успела заметить встревоженное выражение на лице Джорджа, когда они проехали мимо него на пути из форта Лареми.
 За Джорджа она не волновалась; она верила в него. Умный актер и мастер импровизации, он наверняка сразу же просчитал ее следующий шаг. Без сомнения, они с Адой уже добрались до Шайенна, остановились в другой гостинице и купили билеты на тот же поезд.
 План мог сработать, если ей удастся сесть со Шривом в поезд, избежав разоблачения. Никто не станет преследовать их, потому что никто не узнает, что они сбежали, пока Армистед не пошлет телеграмму в военный гарнизон форта Ливенуорт. К тому времени они будут уже далеко, очень далеко.
 Теперь это чудовище, сидящее в другом конце зала, срывало все ее планы. Если ей не удастся удержать его на расстоянии, он легко разоблачит ее. Тогда он непременно догадается о готовящемся побеге.
 Миранда машинально отправляла в рот неаппетитные куски, жевала, глотала, запивала пивом. Если бы кто-нибудь спросил ее, что она ела, она не смогла бы ответить.
 Наконец тарелка опустела. Закончив ужин, Миранда захотела выпить стакан чистой воды. Она хотела было попросить, чтобы ей его принесли, но вовремя одумалась. Подойдя к бару, она попросила еще бутылку пива и стала медленно потягивать его.
 С другого конца стойки, откинувшись на спинку стула, с третьей бутылкой пива в руке, за ней наблюдал Траск. Один раз она осторожно взглянула в его сторону. Их взгляды встретились. Усмехнувшись, он поставил бутылку себе между ног, повернув ее в сторону Миранды.
 Она поспешно опустила глаза, будто ее заинтересовало количество оставшейся жидкости в ее собственной бутылке. Она чувствовала себя совершенно измученной. День был долгим, а поездка из форта Лареми по жаре утомительной. Больше всего на свете Миранда хотела скинуть сапоги и расстегнуть одежду (о том, чтобы снять ее совсем, она даже и не мечтала) и лечь спать. Вместо этого ей придется провести бессонную ночь, опасаясь визита этого глупого животного в человеческом обличье.
 Гнев закипал в ней, но она сумела скрыть его. Ей надо перехитрить сержанта. Поставив наполовину выпитую бутылку на стойку, она положила рядом деньги и покинула зал.
 Оказавшись вне досягаемости сержанта, она пронеслась вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. У двери комнаты Шрива она остановилась. Первым ее побуждением было вбежать туда, чтобы использовать пленника и его охранника в качестве щита. Траск не будет преследовать ее здесь.
 Но эта мысль умерла, едва успев родиться. А если он последует за ней. Он запросто может отпустить охранника и напасть на нее прямо на глазах человека, которого она любит. Шрив, без сомнения, бросится на помощь, но что он сможет сделать скованный и избитый? О последствиях страшно было даже подумать. Траск – отъявленный злодей, способный убить своего пленника словно муху.
 Ее единственным шансом было запереться у себя в комнате и не пускать сержанта. Если он будет слишком шуметь, появятся свидетели. В присутствии посторонних она сможет воспользоваться своей формой и званием, чтобы заставить его уйти.
 Подойдя к двери своей комнаты, она сделала ужасное открытие – ключа в замке не было. Она не могла запереться изнутри. Тяжелый стул, приставленный к двери под ручку, оказался единственной ее защитой. Злая и взволнованная, она села на кровать, положив рядом пистолет.
 Ей не пришлось долго ждать.
 Раздался нетерпеливый стук в дверь, и ручка начала осторожно поворачиваться. В тот же миг тяжелое тело навалилось на дверь, но стул подвинулся всего на дюйм.
 Из-за двери послышался голос:
 – Эй, мой мальчик. Почему бы тебе не открыть дверь и не поговорить со мной?
 – Уходите, сержант Траск. За это вы можете попасть под трибунал.
 – В Вашингтоне возможно, но здесь для солдат нет женщин. Мы должны довольствоваться тем, что имеем.
 – Я позабочусь, чтобы вы попали под суд.
 – Ладно, лейтенант. У вас нет оснований Так говорить. Я просто предлагаю побеседовать. По-дружески. Познакомиться поближе. Впустите меня. – Он сильнее нажал на дверь. Стул, заскрипев, отодвинулся еще на дюйм. Надолго его не хватит.
 – Хотите получить пулю в живот, сержант? Отправляйтесь в свою комнату. Оставьте меня в покое.
 Траск усмехнулся.
 – Слушай, сынок, этим ты меня не запугаешь. Ты в меня не выстрелишь. У тебя духу не хватит.
 – Если вы, сержант, сдвинете стул хоть на дюйм, я пристрелю вас на месте. От вас останется только мокрое пятно на стене. Если начнутся расспросы, я скажу, что принял вас за грабителя. А теперь убирайтесь ко всем чертям!
 Дверь перестала скрипеть, но голос продолжал звучать:
 – Ты делаешь себе же хуже, парень. Напрасно отказываешься. Тебе было бы хорошо. Мне неважно, кто что будет делать. Ну, мы бы просто повозились немного на кровати. Ну, как дети.
 Миранда заставила себя говорить равнодушным и в то же время возмущенным тоном:
 – Я не привык возиться с детьми. Отправляйтесь спать, сержант.
 – Ты лишаешь себя удовольствия, сынок, – были его последние слова. Миранда слышала, что он оставил ее дверь в покое и ушел в соседнюю комнату. От мысли, что их разделяет лишь тонкая стена, она опять задрожала. Последующие сорок восемь часов представлялись ей бесконечными.
 Она опустила голову на спинку кровати. Она так устала, к тому же в комнате было жарко и душно. Как ей хотелось оказаться сейчас рядом со Шривом. Она могла бы запереть дверь и свернуться калачиком рядом с ним. Тепло его тела убаюкало бы ее. Она спала спокойно только тогда, когда он был рядом.
 В следующий миг глаза ее закрылись и пистолет выскользнул из ослабевших пальцев.
 Узкая рука Траска просунулась в образовавшуюся щель двери и осторожно отодвинула стул. Он тихо скрипнул, но человек на кровати не пошевелился. Даже его дыхание не изменило свой ритм. Он мне сказал, что храпит, подумал Траск. Нет, такие нежные мальчики не храпят.
 Лунный свет падал на темный силуэт лейтенанта на фоне белых простыней. Приоткрыв дверь пошире, Траск протиснулся внутрь и аккуратно закрыл ее за собой. Босиком на цыпочках он подошел к кровати. Лейтенант-молокосос спал мертвым сном. Нельзя посылать мальчика выполнять мужскую работу. Он мог бы рассказать сенатору пару историй о том, что бывает с теми, кто не умеет оставаться начеку.
 Возле кровати Траск провел рукой у себя между ног. При одной мысли об молоденьком лейтенанте он почувствовал возбуждение. Все эти мальчишки сначала поднимают шум, но потом успокаиваются, стоит ему как следует приняться за дело.
 Но едва он расстегнул свои форменные брюки, холодный металл ткнулся ему в бок.
 – Ну-ка, застегивай штаны, сержант.
 Он замер; его напрягшийся было член сразу же обмяк.
 – Эй, послушай...
 – Нет, это ты послушай. Я же сказал тебе, что сплю чутко. – Фигура на кровати поднялась на колени.
 Траск усмехнулся, отметив, что зеленый лейтенант занял неустойчивое положение.
 – Конечно, лейтенант. Мне не перехитрить такого умного парня, как ты.
 С быстротой молнии сержант бросился вперед, его руки обхватили тонкую талию лейтенанта, и они оба повалились на кровать.
 Только на мгновение сержант испугался, что лейтенант выстрелит, но этот юнец, вероятно, даже не зарядил пистолет.
 – Тебе понравится, лейтенант, – прошипел он в самое ухо молодого офицера. – Ты никогда не... Что за черт! – Его лицо уткнулось в женскую грудь, прикрытую форменной рубашкой. Миранда не смогла заставить себя перебинтовать ее. – Ты не...
 «Лейтенант» со всей силы ударил сержанта револьвером по голове. Удар пришелся прямо в висок, и тот без звука лишился сознания.
 Несколько мгновений Миранда лежала неподвижно, тяжело дыша. Ее рука по-прежнему крепко сжимала револьвер. Когда она убедилась, что сержант не приходит в себя, она оттолкнула его и, уперевшись в него ногами и руками, спихнула на пол. Потом соскочила с кровати и зажгла лампу.
 Он находился без сознания, но долго ли это будет продолжаться? А когда он очнется, будет ли он в состоянии вспомнить то, что произошло в этой комнате? Он ведь не был пьян. Значит, ее маскарад разоблачен. Теперь она не могла ждать поезда вместе с охранниками. Больной или здоровый, но Шрив должен бежать. Нужно действовать как можно быстрее. Она только молила Бога, чтобы ей удалось найти Аду и Джорджа.
 Разорвав простыни, она связала Траску руки и ноги и сунула ему кляп в рот. Он по-прежнему не шевелился. Она на мгновение испугалась, что слишком сильно ударила его, потом вспомнила избитое лицо и тело Шрива. Любое увечье, которое она причинила сержанту, было недостаточным возмездием за все его зверства.
 Подавив в себе желание пнуть бесчувственное тело посильнее, она захватила свою дорожную сумку, погасила лампу и на цыпочках вышла в коридор.

 Сцена третья


 Не согласен я сегодня помирать [4] 

 Лежавший без сна Шрив услышал, как в замке повернулся ключ, и насторожился. Но когда дверь тихо отворилась, в тусклом свете коптящей лампы он увидел, что в комнату вошла Миранда. Она закрыла за собой дверь, и Шрив бросил испуганный взгляд на охранника, но его равномерный храп не прервался. Затаив дыхание, Шрив следил, как Миранда на цыпочках приблизилась к кровати. Их взгляды встретились. В знак молчания она приложила палец к губам.
 Улыбнувшись, она наклонилась и коснулась губами его лба. Потом она вытащила второй ключ, и в доли секунды цепи были сняты с его рук и ног. Миранда осторожно отодвинула их в сторону, стараясь, чтобы они не звякнули. Шрив опустил босые ноги на пол.
 Молодой охранник даже не успел пробудиться ото сна, как его руки оказались в наручниках, а во рту уже торчал кляп. Широко открыв глаза от удивления, он не оказал никакого сопротивления, когда «лейтенант» пристегнул цепь наручников к железным прутьям кровати.
 Проверив цепь на прочность, Миранда тронула Шрива за руку.
 – Ты сможешь двигаться?
 Вместо ответа он тяжело поднялся, держась за спинку кровати. Постояв так с минуту, он отпустил ее.
 – Думаю, что смогу. Миранда кивнула.
 – Хорошо. Нам придется долго ехать верхом.
 – Понимаю.
 Но вместо того, чтобы сразу отвести его в холл, она потащила его в комнату Траска.
 – Я достала тебе одежду, – прошептала она, открывая сумку. – Старайся не шуметь. Сержант лежит связанный в соседней комнате. Мы должны быть осторожными.
 У Шрива кружилась голова, а от любого, даже самого незначительного движения темнело в глазах. Миранде пришлось помочь ему надеть брюки, застегнуть рубашку и зашнуровать ботинки.
 – У меня постоянно кружится голова, – простонал он, опустив голову. – Может быть, тебе лучше меня оставить.
 Она погладила его по щеке и поцеловала в лоб.
 – Ты же не это хотел сказать.
 Он задержал ее руку у своей щеки.
 – Нет.
 Она улыбнулась.
 – Тогда пойдем.
 Самым трудным было пройти мимо конторки дежурного, который всегда был начеку, чтобы постояльцы не скрылись, не заплатив по счету. Четким военным шагом Миранда подошла к нему и попросила показать дорогу к полицейскому участку. Дежурный объяснил, но Миранда разыграла сомнение:
 – Может быть, вы лучше покажете мне. В темноте я могу заблудиться.
 – С удовольствием. – Дежурный, сопровождая Миранду, вышел на крыльцо. Он рукой указал направление, добросовестно перечислив все нужные улицы. Повторяя за ним, Миранда повела его вниз по ступеням лестницы. Пока они стояли спиной к двери, Шрив с трудом одолел холл и вышел через веранду на пыльную темную улицу.
 – Пожалуй, теперь мне понятно, – наконец сказала Миранда. – Спасибо.
 Минуту спустя она нашла Шрива прислонившимся к стене здания. Он тяжело дышал, прижимая руку к груди.
 – Может быть, ты приведешь лошадей. Я сяду здесь.
 – Мы никуда не едем.
 – Но...
 – Это было сказано для тех, кто нас слышал. Убедительно, правда? Я абсолютно уверена, что Джордж и Ада в городе, в одной из гостиниц.
 – Уверена?
 – Джордж не дурак. Когда он увидел, что я не одна, он наверняка последовал за мной, чтобы помочь осуществить мой новый план. Они нас спрячут. Когда придет поезд, мы сядем в него веселой четверкой, возвращающейся в Сент-Луис после гастролей по романтическому Западу.
 – У нас ничего не получится, – тоскливо заметил он. – Ты можешь надеть платье, и лейтенант исчезнет, Но мое лицо... – Он дотронулся до него. – Любому будет понятно, что меня били.
 – Ада сделает все что нужно, – заверила его она.
 – Нет. Это слишком сложно. Теперь, когда я на свободе, я мог бы спрятаться...
 – Шрив. – Она прижала палец к его губам. – Я люблю тебя. Я знаю, что ты привык всем руководить сам. Но сейчас и драматург и режиссер – я. Будем придерживаться моего сценария. Оставайся здесь, пока я проверю все гостиницы на этой улице.
 Шрив весь покрылся потом, пока она почти втаскивала его на себе на крыльцо второй гостиницы, в которую она предварительно зашла – «Юнион Пасифик». Сонный дежурный нисколько не удивился, когда она поинтересовалась мистером и миссис Уиндом. Он опять задремал к тому времени, когда она привела Шрива в вестибюль и оставила стоять у стены.
 – Ничего не выйдет, – пробормотал он. – Мы не сможем войти.
 – Следи за мной, – бросила она в ответ. – Еще одно небольшое представление. – Она отклеила накладные волосы и сбросила мундир лейтенанта. На этот раз она надвинула на глаза шапку посыльного.
 – Ну как?
 – Детская игра.
 Она состроила гримасу.
 – Не пропусти свой выход.
 Он слабо кивнул и, кривясь от боли, улыбнулся.
 Расправив плечи, она вернулась к двери и, приблизившись к столу дежурного, разбудила его.
 – Послание для мистера Уиндома.
 Ада Кокс, в наглухо застегнутой ночной рубашке и халате, склонилась над поникшим телом Шрива.
 – Боже мой, Шриви, мой мальчик. Что они с тобой сделали?
 Не открывая глаз, он едва заметно улыбнулся.
 – Им не понравилась моя игра.
 Она прижала руку к губам, а другую положила ему на лоб.
 – У него жар, – заявила она. – И неудивительно. Стоит только взглянуть на его лицо.
 – Вы бы видели его ребра.
 – Могу себе представить, – сдержанно заметил Джордж.
 – Но нос у меня не сломан, – прошептал Шрив.
 – Единственное утешение.
 – Тише, мой мальчик. – У Ады по щекам текли слезы.
 Миранда наклонилась и дотронулась до шеи Шрива. Его кожа была сухой и горячей, пульс хорошо прослушивался, но был слишком частым.
 – Ты права. У него действительно жар. Температура подскочила внезапно. Могу поручиться, что все было в порядке, когда я забирала его из гостиницы.
 – Я подозреваю, что началось какое-то воспаление, – сказала Ада. – И его организм с ним борется.
 Миранда грустно посмотрела на разбитое лицо Шрива. На ее собственном отразилось глубокое сочувствие.
 – Позаботьтесь о нем. Мне надо вернуться в конюшню и выкрасть пару лошадей.
 Глаза Шрива внезапно открылись, и он чуть слышно произнес:
 – Нет!
 – Нет, мисс Миранда. Позвольте это сделать мне.
 – О нет, дорогая, только не это. Миранда посмотрела на встревоженные лица своих друзей.
 – Это единственный способ. Они должны решить, что мы уехали из города. Если мы не заставим их так думать, послезавтра нам не удастся беспрепятственно сесть в поезд.
 Все смотрели на Миранду. Джордж покачал головой.
 – Это слишком опасно. Вы ведь уже освободили его. Давайте ограничимся этим.
 – Я нашла вас со второй попытки. Как вы думаете, сколько времени потребуется отряду солдат, чтобы найти нас, если только они не получат неопровержимых доказательств, что сначала надо прочесать окрестности? Нет, мой следующий шаг предопределен предыдущим актом. В присутствии охранника я сказала, что мы уезжаем.
 – Остановите ее. – Шрив приподнялся на кровати и попытался схватить Миранду за руку.
 Она отстранилась.
 – Не шуми. Ты и не заметишь, как я уже вернусь.
 – Миранда! – позвал он. – Ради всего святого!
 Джордж проводил ее до двери.
 – Мисс Миранда, по крайней мере возьмите меня с собой.
 Она похлопала его по плечу.
 – Джордж, вы самый милый и преданный человек на свете, но вы не умеете управляться с лошадьми.
 – Я буду прикрывать вас.
 – Миранда, – нетерпеливо позвал Шрив. – Ада, останови ее. – Он попытался встать, но новый приступ боли заставил его со стоном опуститься на подушку.
 – Я быстро, – пообещала она и выскользнула за дверь.
 В конюшне была кромешная темнота. Если бы не запах лошадей и сена, она подумала бы, что оказалась под землей, в пещере. С того времени, как началось это безумное приключение, поднялся сильный ветер. И только огромные тучи, налетевшие с запада, закрыли луну, предвещая грозу. Молнии, сопровождаемые зловещими раскатами грома, разрывали мрак ночи.
 Миранда поежилась. Поездка с двумя лошадьми за город, с целью выпустить их там на свободу, из-за дождя обещала быть весьма неприятной.
 Она рассчитывала взять свою лошадь и лошадь сержанта Траска, но в темноте потеряла ориентацию. Она не могла вспомнить, в каком именно стойле находилась ее лошадь. Лучше взять двух первых попавшихся и скорее уходить.
 Она на ощупь нашла первое стойло, и ее рука наткнулась на голову лошади, которая тут же начала переступать с ноги на ногу. Миранда быстро зажала ей нос. Другая в соседнем стойле тоже начала беспокоиться.
 – Ты сейчас переполошишь всю конюшню, дорогуша.
 Знакомый голос заставил ее оглянуться. Чиркнула спичка и вспыхнул огонь. Послышался скрежет металла о стекло, и свет фонаря, с которого сняли заслонку, озарил конюшню.
 С дьявольской усмешкой сержант Траск вышел из-за лестницы, ведущей на сеновал. Он не спеша повесил фонарь на крюк и расправил плечи.
 – Я думал, ты пройдешь чуть-чуть подальше. Тогда бы ты попала прямо мне в руки.
 Миранда в ответ не произнесла ни слова и даже не попыталась бежать. Оцепенев от звука его голоса, она только моргала глазами от яркого света, а ее мозг судорожно рисовал и тут же отбрасывал всевозможные планы побега. Снаружи начался дождь, настоящий ливень с молнией и раскатами грома.
 Где-то в подсознании она отметила соответствующие замыслу световые и звуковые эффекты. В конце концов вся эта сцена, как ей и полагалось, явилась кульминацией драмы. Она сделала глубокий вдох.
 – Теперь я думаю, что мы с самого начала шли по ложному следу. – Траск шагнул к ней. Его кольт был нацелен прямо ей в живот. – Если ты сумела одурачить меня, находясь рядом, вполне возможно, что ты одурачила всех, кто был на празднике Дня независимости. Ведь это ты пристрелила генерала, верно?
 – Это была самооборона, – почти шепотом сказала она. – Он первый навел на меня пистолет.
 Щели в стенах не скрыли новой вспышки молнии, а через пару секунд раздался удар грома.
 Траск не обратил на это никакого внимания.
 – В армии на это смотрят иначе. – Он усмехнулся. – Они, конечно, не дальновидны и вообще не слишком дружелюбны. И уж наверняка им не по душе люди, которые убивают генералов.
 – Он был убийцей. И планировал новые убийства. – Миранда не ожидала, что ее слова подействуют на него убедительно, но этим она рассчитывала выиграть время и сделать сержанта – если возможно – менее уверенным в себе.
 – В самом деле? – На лице Траска появилась гримаса наигранного удивления. – Ну, это меня нисколько не удивляет. Эти генералы все негодяи.
 – Он убил моего отца.
 Град застучал по крыше конюшни. Все лошади уже проснулись и заволновались.
 – Ага. Могу себе представить. Застрелил его или повесил? – Он не стал дожидаться ответа. – Ну, если бы ты была ласкова со мной – по-настоящему ласкова – может быть, я и смог бы забыть то, что видел.
 Миранда сразу насторожилась. Возможно ли, что он не сообщил охранникам, кто она? Может быть, он испугался, что его собственный промах может стоить ему карьеры? И кто сказал, что жизнь не похожа на театр?
 Она робко улыбнулась:
 – О, так вы могли бы? Могли бы? Вы могли бы сказать, что не видели лейтенанта. Могли бы свалить вину на охранника, который заснул на посту. Он ведь действительно заснул. Я была бы так благодарна вам.
 Ее игра была безупречной. Траск расслабился и довольно усмехнулся. Дуло пистолета перестало быть нацеленным на нее; он поднял его, чтобы в раздумье почесать висок.
 – Это было бы замечательно. Теперь мне нужно только выяснить, какова же будет твоя благодарность. Конечно, остается еще твой напарник. Что мы будем делать с ним?
 Миранда внимательно следила за оружием. Пистолет вновь был нацелен на нее. И он был заряжен. В этот момент она отчетливо поняла, что у Траска нет намерения отпустить ее, несмотря на все формы благодарности, которые она могла бы ему предложить. Она подняла подбородок и взялась за верхнюю пуговицу на своей рубашке. Медленно расстегнула ее. Потом следующую.
 – Зачем он вам? – томным голосом произнесла она. – У вас есть я.
 От неожиданности Траск открыл рот и опустил пистолет.
 – Это верно. Чертовски верно.
 – Как вы говорили, сержант, у мужчины здесь очень мало возможностей, а потому он довольствуется тем, что имеет. Такая возможность, как сегодня, выпадает не часто.
 – Ты права. – Он приблизился на шаг. Дуло пистолета со взведенным курком теперь уже смотрело в пол.
 Она расстегнула еще одну пуговицу и изогнула шею. Кровь стучала у нее в висках, а кожа на шее покраснела.
 – А ты красивая.
 Этот человек своими побоями превратил лицо Шрива в жуткое месиво. И он опять предлагал свои услуги, когда она сказала, что хочет задать пленнику несколько вопросов. Он вломился к ней в комнату с целью изнасиловать ее. Он был опасен как взбесившийся медведь. Никогда еще Миранда не испытывала такого страха.
 Траск распахнул на ней рубашку и схватил ее за грудь. Она чувствовала отвратительный запах его немытого тела и его гнилое дыхание.
 Вспышка молнии вновь прорезала темноту, осветив конюшню, а затем раздался мощный раскат грома. В воздухе запахло озоном.
 Внезапно Траск осознал, что он все еще держит пистолет. Он попытался сунуть его за пояс, но промахнулся и тогда вновь поднял его.
 – Ну, красавица, поцелуй-ка меня.
 Она выпрямилась, прижав одну руку к его груди, а другой сжала запястье его правой руки, чуть подняв ее вверх.
 Он ничего не заметил. Ее белая гладкая кожа заворожила его. Его губы были совсем близко. Наклонившись вперед, он издал неприличный чмокающий звук.
 – Ну, красавица, давай.
 Прижав кольт к ее груди, Траск наклонился почти над самым дулом. Его губы были почти готовы проглотить ее. Левая рука Миранды поползла вверх по запястью сержанта и легла на пистолет.
 – Эй, давай...
 Ее палец дотронулся до лежащего на курке пальца сержанта.
 – Ты что...
 Она нажала изо всех сил. Пуля попала ему в нижнюю челюсть, и кровь фонтаном хлынула у него изо рта и из носа. Он рухнул навзничь, увлекая Миранду за собой. Его руки со сжатыми в агонии пальцами упали на солому.
 Во всех стойлах лошади уже громко ржали, а в ближайшем раздался оглушительный треск и полетели щепки, когда одно испуганное животное попыталось вышибить дверь, чтобы убежать.
 Оглушенная выстрелом, Миранда с большим трудом отползла от тела Траска и поднялась на колени. Дрожа от волнения, она ждала, что сейчас здесь соберется взбудораженная толпа. Выстрел, должно быть, разбудил весь Шайенн.
 За вспышкой молнии последовал раскат грома. Никого не было. Гроза. Значит, выстрел приняли за раскат грома. Тонкая струйка воды потекла с крыши ей на шею.
 Миранда подняла глаза вверх.
 – Благодарю тебя, Господи.
 Опять вспыхнула молния и ударил гром.
 Глубоко вздохнув, Миранда с трудом поднялась на ноги, и ее рука оставила кровавый след на перекладине лестницы.
 Из каждого стойла доносился беспокойный стук копыт и лошадиное ржание. Какой-нибудь добросовестный конюх может зайти в конюшню, чтобы проверить, в порядке ли лошади.
 Она должна торопиться, забрать, как планировала, двух лошадей и уходить. Благодаря фонарю Траска она могла теперь найти гнедую лошадь, на которой приехала сюда, а в соседнем стойле должен был находиться конь Траска.
 Действуя с лихорадочной быстротой, она схватила тело Траска за ноги и поволокла в пустое стойло, где он до этого прятался. Перевалив его через порог, она подтащила его к стене и прикрыла соломой. Если повезет, его могут найти только через несколько часов, а может быть, и дней. В другом стойле она схватила большую охапку соломы и, вернувшись, бросила сверху. Потом еще и еще раз. Теперь тело было полностью скрыто под грудой соломы.
 Раскат грома заставил ее вздрогнуть. Она обняла себя за плечи. Она убила еще одного человека. Неважно, что он был омерзительным, жестоким варваром. То, что лежало там, в темноте, все равно было человеком, и она лишила его жизни. Она поежилась, и у нее застучали зубы.
 Как во всех великих трагедиях Шекспира любой заговор заканчивался морем крови. Ее губы прошептали:
 – «Ты, жалкий, суетливый шут, прощай!» [5] Тихий истерический смех сорвался с ее губ. Драматичная острота ситуации удерживала ее от того, чтобы окончательно не потерять присутствия духа. Но как рассердился бы Шрив, если бы только мог увидеть ее сейчас, стоящую здесь, в конюшне, с руками, обагренными кровью, и цитирующую «Гамлета».
 Она огляделась; цепким взглядом руководителя постановки она отметила все детали сцены, и внезапно ей вспомнились слова Макбета: «Кровь смывают кровью». [6] 
 Кровь сержанта впиталась в земляной пол. Она оставила много следов. К счастью, возле стойла Миранда увидела ведро с водой. Она выплеснула воду на пятно, проследила, как та, смыв его, уходит в землю, а потом набросала сверху грязи и соломы.
 Когда никаких следов на полу не осталось, она поднесла дрожащую руку к лицу. Она была в крови Траска. Со сдавленным криком она бросилась к стекающей с крыши струе воды и начала судорожно смывать темные пятна. Когда тошнота уже готова была поглотить ее, она подняла лицо и подставила его под струю. Она поднесла дрожащие руки к щекам, но так и не смогла заставить себя прикоснуться к ним. «Неужели эти руки никогда не станут чистыми?» [7] 
 С трудом сдерживая дрожь во всем теле, она подошла к стойлу и сняла седло с крюка.
 Одна миля позади! Две! Миранда пересекла Вороний ручей и пришпорила гнедого. Дождь хлестал ей прямо в лицо, а холод пробирал до костей. Она уже преодолела много миль, но по-прежнему скакала так, будто за ней гналась вся американская конница. Лошади тяжело дышали, когда она наконец решила, что отъехала от Шайенна на достаточное расстояние, чтобы отпустить их на свободу.
 Пустив гнедого шагом, она проехала еще с полмили. В стороне от дороги она позволила усталому коню остановиться. Соскользнув с седла, она некоторое время держалась за его бок, пока ее ноги не перестали дрожать.
 Ночь была темной. Миранда замерзла и устала, но теперь Шрив был в безопасности. Даже если она не вернется вовремя, ее друзья смогут скрыться. Ее месть не станет причиной гибели невинного человека.
 Она сняла сбрую с лошадей и набросила на них попоны. Сейчас они были слишком утомлены, чтобы двигаться, но к утру их усталость как рукой снимет. На прощание она потрепала по загривку гнедого и отправилась в долгий обратный путь пешком.
 Горизонт начал слабо розоветь. Близился рассвет. Она взглянула на еще темное небо. Облака рассеялись. Теперь солнце высушит ее мокрую одежду, а пока ей надо идти очень быстро, чтобы не замерзнуть. Сунув руки в карманы, она съежившись зашагала по дороге.
 К полудню солнце уже палило нещадно. У Миранды ужасно разболелась голова. Чувства голода она не испытывала, но за глоток воды готова была отдать что угодно. На самом горизонте от июльской жары мерцала дымка, похожая на далекий мираж.
 Не имея сил идти дальше, Миранда, опустившись на землю, спряталась в тени груды камней. Ветра не было, а испарения после ночного ливня создавали впечатление турецкой бани. Сняв с головы шляпу, она прислонилась к камням и закрыла глаза.
 Должно быть, она заснула или впала в беспамятство. Во всяком случае она потеряла счет времени. Постепенно в ее дремоту вторгся глухой топот копыт. Лошадей явно было много. Миранда с трудом попыталась разлепить тяжелые веки. Голова по-прежнему раскалывалась от боли, а во рту было сухо как в пустыне. Лошади. Всадники. Может быть, кто-нибудь подвезет ее.
 С надеждой она открыла глаза. Жаркое марево искажало очертания гор, а по равнине, словно по дну прозрачного озера, двигались цепочкой индейцы – сиу, шайены или шошоны, она не могла точно определить. Их тела были обнажены до пояса, а в волосах торчали орлиные перья. Такие же перья украшали сбруи их низкорослых лошадей. Двигаясь друг за другом, они не оставляли за собой пыльного облака и вообще ничто не выдавало их движения.
 Сжимая пики в руках, крепко обхватив ногами бока своих лошадей, они ехали на охоту или... на войну. Их лица были суровы, а взгляд настороженных глаз устремлен вдаль.
 Миранда, поджав ноги, спряталась за камни. Если они заметят ее...
 С юго-востока из-за холма показались кавалеристы в голубых мундирах, цепочкой направлявшихся навстречу индейскому отряду. Миранда слышала, как поскрипывала сбруя и стучали железные подковы.
 Смертельные враги встретились в центре равнины. Мужчины не обменялись приветствиями, даже как бы не заметили друг друга. Не последовало ни возгласов, ни криков. Никто не поднял руку, чтобы выразить намерение вступить в переговоры. Капитан кавалеристов натянул поводья, выравнивая строй. Предводитель индейцев, развернув свой отряд, сделал то же самое. Серый конь под ним рванулся было вперед, но потом перешел на шаг.
 Колонной по двое, заклятые враги бок о бок двинулись на запад и скрылись за перевалом.
 Миранда опустилась на землю. Вероятно, все это ей померещилось. От головной боли, жажды, усталости и жары она, кажется, начала бредить. Ей нужно найти воду. Надев шляпу, она выбралась из укрытия и направилась в сторону Шайенна.
 Отдых, очевидно, прибавил ей сил, потому что она ускорила шаг, а может быть, ее подгонял страх. Она прошла милю, потом другую и вдруг стала думать о всадниках. Были ли они в реальности? Или эти их души блуждают по долине, как ей часто казалось в детстве? Может быть, насилие, которое она совершила, на мгновение разрушило барьеры между жизнью и смертью и позволило ей увидеть их вместе?
 На склоне холма она остановилась. Прямо перед собой всего полумиле она увидела город Шайенн. Когда солнце достигло вершины горы, ее тень упала на дорогу. Миранда медленно повернулась, оглядываясь назад. Дорога была пустынна. Должно быть, все это ей только показалось. Это был плод ее воспаленного воображения. Все же она не могла равнодушно покинуть это место.
 «И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио». [8] Она подняла руку в молчаливом салюте, потом повернула к городу.
 Множество крошечных волдырей выступило у нее на носу и на щеках. Губы потрескались. Когда Ада сняла с нее сапоги, на пятках у нее были кровавые мозоли.
 – Пресвятая Дева, она, должно быть, прошла пешком миль десять.
 Шрив сел на край кровати. Чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, он недовольным тоном произнес:
 – Она, вероятно, заехала дальше, чем было нужно. Никогда ни в чем не знает меры. Всегда переигрывает в каждом спектакле.
 – Что тебе нужно, чтобы ей помочь? – спросил Джордж, подходя к Аде.
 Ада пожала плечами.
 – Было бы неплохо положить ей лед на лицо и шею, но подойдет и холодная вода.
 – Не надо мази и повязок?
 – Только холодный компресс. Она перегрелась. Надо дать ей остыть.
 Губы Миранды зашевелились.
 – Шайенн...
 – Что она говорит? Ада наклонилась к ней.
 – О какой-то Энн.
 – Сиу, – прошептала Миранда.
 – Она говорит о каких-то женщинах?
 – Мне кажется, она говорит об индейцах, – предположил Джордж.
 – Об индейцах! – всплеснула руками Ада. – О Боже! Только бы выбраться из этой забытой Богом земли, сохранив наши скальпы.
 Лицо Миранды исказилось. Она сделала вдох. Ее губы опять зашевелились, но слов было не разобрать.
 Шрив положил руку на плечо Миранды и тихонько потряс.
 – Тебе что-то снится, любимая.
 Она открыла глаза. Обожженная солнцем кожа делала ее глаза ярче обычного. Она растерянно огляделась.
 – Как ты себя чувствуешь?
 – Я... – Миранда откашлялась, поражаясь, что уже может говорить. – Я проголодалась. – Она села на кровати. – Боже, как же я проголодалась!
 Все трое облегченно переглянулись. Шрив, довольно улыбаясь, произнес:
 – Вот это наша Миранда, которую мы знаем и любим. Не может съесть ни кусочка перед спектаклем, а после умирает от голода.
 – Ты выглядишь ужасно, – сказала она Шриву позднее, продолжая жевать.
 – Ты тоже, – ответил он ей в тон. – К счастью, мы чувствуем себя намного лучше, чем выглядим.
 Ада грустно покачала головой.
 – Не представляю, как мне удастся загримировать ваши синяки и ожоги, чтобы мы могли нормально сесть в поезд.
 – Может быть, нас никто не будет искать. Или они...
 – Они нашли тело Траска, – сказал Шрив.
 – Рано утром это стойло было кому-то сдано, – продолжил за него Джордж. – Лошадь не хотела входить, вела себя странно. Послали за конюхом, чтобы убрать в стойле, и он нашел тело. Ужасное зрелище, говорят.
 Они многозначительно посмотрели на Миранду.
 – Я убила Траска его же собственным оружием. – Она положила вилку на тарелку и прижала руку ко лбу. Внезапно головная боль вернулась к ней с новой силой.
 Шрив тронул ее за плечо.
 – Он заслужил свою смерть. Не жалей о том, что ты сделала. К тому же ты спасла многих молодых солдат от его посягательств.
 Миранда откинулась на подушку, лицо ее превратилось в трагическую маску.
 – Кажется, в эти дни я только и делаю, что всех спасаю. Сначала индейцев, потом поселенцев, а теперь еще и солдат. Но для этого мне приходится убивать людей.
 – Подлые негодяи заслуживают смерти.
 – Шрив, я не хотела никого убивать. – Слезы полились у нее из глаз. – Я только... я только...
 Ада взяла поднос. Джордж открыл ей дверь.
 – Постарайтесь заснуть, вы оба, – сказала она на прощание. – Делай ей холодные компрессы, Шриви. К утру ей станет лучше.
 Он кивнул, осторожно опуская на лоб Миранды компресс.
 Слезы все лились и лились у нее из глаз, он сидел рядом с ней и ждал, когда она выплачется. Наконец она взяла себя в руки. Шрив подал ей стакан воды. Напившись, она взглянула на него со слабой улыбкой.
 – Знаешь? Я подумываю, уж не обратиться ли мне с просьбой причислить меня к лику святых.
 Он кивнул с наигранной серьезностью.
 – Твоим символом будет коробка с гримом и фальшивая борода.
 – А разве хоть что-то фальшивое может подойти в качестве символа святой?
 – Что здесь такого? Все зависит от обстоятельств.
 Со вздохом она поудобнее устроилась на кровати и протянула к нему руки.
 С большой осторожностью, потому что движения еще причиняли ему боль, он опустился рядом с ней и положил свою голову ей на грудь. Несколько минут они лежали тихо, тесно прижавшись, наслаждаясь близостью друг друга.
 – Я не мог поверить своим глазам, когда прошлой ночью ты вошла в ту комнату. Я очень боялся, что охранник может проснуться.
 – Давай больше не будем об этом вспоминать. – Она дотронулась до его плеча. – Поцелуй меня.
 Приподнимаясь на локте, он не смог сдержать стон.
 Миранда подняла голову и поцеловала его. Ее язык раздвинул его разбитые губы и проник внутрь. Поцелуй длился и длился. Тело Шрива напряглось, дыхание стало прерывистым. Наконец в нем проснулась страсть.
 Он повернулся на бок.
 – Это должно иметь продолжение.
 – Ну, если тебе не трудно...
 – Я справлюсь. – Его руки обняли ее талию, тонкую, как тростинка, потом спустились ниже, на бедра. Миранда застонала и подалась ему навстречу.
 Он отстранился, лукаво усмехнувшись.
 – Но с другой стороны... Она закусила губу.
 – Прошу тебя.
 – Ты устала, – продолжал он с наигранным беспокойством. – Ты долго шла пешком и скакала верхом. Ты не спала двадцать четыре часа.
 – Скорее сорок восемь, – поправила она его. – Прошу тебя. Я хочу тебя, хочу до боли. – Она закинула ногу ему на бедро, открыв его взору соблазнительные секреты своего тела. – Прошу тебя.
 Он провел рукой по внутренней стороне ее бедер. Ее мышцы совершенно определенно стали более крепкими.
 – Ты стала еще прекраснее, чем раньше. Ее лицо сохраняло напряженное выражение.
 – Я не чувствую себя женщиной. Не чувствую себя прежней. Все произошло не так, как хотелось. Я никогда... – Ее голос дрогнул. – Я никогда не думала...
 – Тсс. – Когда его пальцы проникли во влажную, жаркую глубину и начали ласкать ее пульсирующий бугорок наслаждения, она задохнулась от восторга. Голова откинулась назад, сквозь стиснутые зубы вырвался стон, по телу пробежала дрожь.
 Шрив засмеялся.
 – Ты уже готова?
 Слезы удовольствия выступили у нее на глазах.
 – Я... я не хотела...
 – Не извиняйся. – Он поцеловал ее. – Я просто хотел тебя немного разогреть.
 – Но... – Она вытерла слезы.
 Он уже не чувствовал боли в своем теле. Страстно желая обладать ею, он все же не спешил войти в нее, желая продлить эти мгновения любовной игры. Но она импульсивно подалась вперед, и он, не сумев сдержаться, сжал ее ягодицы и рывком приблизил к себе.
 Она вскрикнула и крепко обвила ногами его талию.
 Одержимый первобытным желанием, какого не ведал прежде, он начал движение. Один толчок, другой...
 – Да! – воскликнула она. – О да! Да! – Она опять задрожала, и крик наслаждения слетел с ее губ.
 Он прижался теснее, проникая в нее все глубже и глубже, и его крик восторга слился с ее новой волной наслаждения.
 Он нежно погладил по белокурой голове, лежавшей у него на плече.
 – Ты спасла всех, кого собиралась спасти? Она сделала вид, что размышляет над ответом.
 – Пожалуй. Кажется, в этой местности других больше не осталось.
 – Тогда я предлагаю покинуть эту пыльную, дикую местность и вернуться туда, где нас ценят.
 – Ты читаешь мои мысли. – Зевнув, она потянулась, а потом поцеловала Шрива в плечо. – Хотя моя игра была абсолютно убедительной, ты должен признать...
 – Школьный любительский театр, – пробормотал он.
 – ...численность публики была ограничена...
 – С ограниченным интеллектом.
 – ...и продолжалась короткое время...
 – На мой вкус слишком долго.
 – ...поэтому у нас здесь действительно нет перспектив. Мне нужно покорять новые миры. Я готова принять новые предложения.
 – В Сент-Луис мы уже опоздали.
 – А что у нас будет следующим?
 – Новый Орлеан.
 – Прекрасно. – Она опять поцеловала его в плечо. – Я всегда любила Новый Орлеан.




 АКТ ВТОРОЙ
 Новый Орлеан и Мехико-Сити, 1883



 Сцена первая


 Весь мир – театр.
 В нем женщины, мужчины – все актеры.
 У них свои есть выходы, уходы... [9] 

 – «Подойди, мой мальчик». [10] 
 Орсино, герцог Иллирии, в роскошно вышитом камзоле протянул руку. Огромный изумруд в его кольце сверкнул в лучах рампы.
 Виола, переодетая пажом Цезарио, в бледно-аквамариновых лосинах и бирюзовой короткой мужской куртке, бросившись через сцену, опустилась у его ног. Подняв голову, она с обожанием посмотрела на Орсино.
 Рука герцога легла на ее плечо. Он заглянул ей в глаза и, нахмурившись, грустно вздохнул.
 – «Когда узнаешь сладкий яд любви, ты вспомяни меня, мой милый мальчик».
 Публика напряженно слушала. Каждая женщина желала бы, чтобы Шрив Катервуд, Романтическая звезда трех континентов, опустил руку ей на плечо. Каждый мужчина, который восхищался стройной фигурой Великолепной Миранды, хотел бы видеть ее у своих ног.
 – «Хотя ты очень молод, но, клянусь, что чей-то взор, благоволенья полный, – продолжал Орсино, – нарушил твой покой».
 Виола тут же вскочила и отошла в глубь сцены. Ее ноги, стройные, длинные, красивой формы, заставили мужчин в первых рядах податься вперед. Она помедлила и грустно посмотрела куда-то вдаль. Ее голубые глаза наполнились слезами, засверкавшими в свете рампы.
 – «Вы правы, государь».
 Орсино встал и направился через сцену к пажу. Его мускулистые ноги в облегающем трико приковали к себе внимание всех женщин. От зрелища обтянутых черной тканью стройных ног и выделявшегося признака мужского достоинства некоторые дамы крепко сжали руками подлокотники кресел.
 – «А кто она?»
 – «Во всем – подобье ваше». – Пристально вглядываясь в его лицо, она подалась ему навстречу, будто он притягивал ее словно магнит.
 Женщины в зале повторили ее движение.
 Герцог заглянул в бездонную голубизну ее глаз, потом тряхнул головой и, нервно засмеявшись, отошел.
 – «Ты плохо выбрал. Сколько же ей лет?» Действие пьесы продолжалось. Герои говорили о любви в остроумном шекспировском диалоге, замешанном на их собственном притяжении друг к другу. Растерянность Орсино оттого, что его влекло к мальчику, была очевидной. Он положил руку на плечо Виолы, задержав ее там чуть дольше, чем было нужно, потом резко отдернул руку и отвернулся.
 Когда Орсино велел ей быть вестником его любви к графине Оливии, Виола превратилась в воплощение любовной тоски. Вынужденная носить мужскую одежду, чтобы защитить свою добродетель, оказавшаяся после кораблекрушения одна на берегу чужой страны, теперь, когда она нашла свою любовь, Виола была расстроена тем, что не могла назвать свое настоящее имя. «Она молчала о своей любви, но тайна эта, словно червь в бутоне, румянец на ее щеках точила».
 Он сунул ей в руку кольцо и тут же отдернул свою, будто обжегся от прикосновения к ней. Взгляд, которым они обменялись на сцене, заставил публику изумленно затаить дыхание. Герцог усилием воли заставил себя встряхнуться.
 – «К ней и скорее! – сердитым тоном приказал он. – Вручи мой дар, и пусть она поймет: любовь не отступает и не ждет».
 Повернувшись на каблуках, он ушел со сцены, опустив голову и сжав руки за спиной.
 Она посмотрела ему вслед, потом надела кольцо себе на палец и повернулась к публике. Свет рампы озарял ее лицо, по которому бежали слезы. Она подняла руку, глядя на кольцо с непередаваемой нежностью. Потом грустно сняла его с руки, положила в кошелек и убежала со сцены.
 Аплодисменты были оглушительными.
 – Я становлюсь слишком старой для Виолы.
 – Глупости. Если бы ты потолстела, то я, может быть, и согласился бы с тобой, но ты по-прежнему стройна как мальчик. Даже, пожалуй, слишком. – Шрив повернул Миранду к зеркалу и встал сзади. – Видишь. Я могу руками обхватить твою талию. – Он продемонстрировал это.
 – Я говорю о морщинах. – Она опустилась на стул и наклонилась к зеркалу, чтобы получше рассмотреть свое отражение. Во время путешествия по Миссисипи кожа на ее лице начала шелушиться. В результате вокруг глаз и в уголках рта образовалась сеть крошечных морщинок. Миранда провела кончиками пальцев по щеке.
 – Ада скроет их гримом, а потом они исчезнут, – успокоил ее Шрив.
 – Все равно я слишком старая.
 – На следующей неделе у нас «Укрощение строптивой». Для Катарины ты не стара. – Повернувшись к зеркалу, он посмотрел на свою стройную фигуру и удовлетворенно похлопал себя по плоскому животу. – Я стал стар для многих ролей еще несколько лет назад, но это меня не останавливает. Публика не знает, какого возраста должны быть наши герои. Они просто видят, что мы хорошо смотримся на сцене. Единственные роли, для которых возраст имеет значение – это Ромео и Джульетта.
 – Мы слишком долго их играем, – сказала она.
 Шрив нежно погладил ее по голове, будто она была ребенком, страх которого надо было рассеять.
 – Ты прекрасно выглядишь в своих лосинах. У тебя ноги сильные, как у мальчика. Эти скачки по Вайомингу пошли тебе на пользу.
 – Я рада, что от этого была хоть какая-то польза. – Она встала и положила руки ему на плечи, а потом провела пальцем по его правой брови. Несмотря на нежность ее прикосновения, он вздрогнул. Слой грима, скрывавший багровый шрам, остался у нее на пальце.
 – О Шрив, твои глаза. Они по-прежнему болят?
 – Время от времени. – Он улыбнулся и повернулся к ней в профиль. – Но мой нос они не испортили.
 Миранда рассмеялась. Она опять осторожно повернула его лицо к себе.
 – Им это не удалось. Он великолепен, как прежде. – Миранда провела руками по его вискам. Она скорее умерла бы, чем сказала, что среди его черных волос начали появляться седые. Она нахмурилась, заметив, что количество их растет, и удивилась, почему Шрив до сих пор не обнаружил этого и не стал ничего закрашивать. Потом она, ослепительно улыбнувшись, всем телом прижалась к нему и страстно поцеловала.
 Дверь у них за спиной открылась. Ада Кокс быстро вошла в гримерную.
 – Этот парик наконец высох, дорогая. – Бросив в их сторону равнодушный взгляд, она надела парик на болванку и начала расправлять локоны. – Эта проклятая сырость сводит меня с ума. Ничего не высыхает вовремя. И мне приходится все время доставать вещи из чемоданов и гладить их утюгом, чтобы они не портились от сырости.
 Любовники неохотно разжали объятия. Шрив сел за туалетный столик. Голова его гудела от боли, но он старался не обращать на это внимания. Наклонившись к зеркалу, он стал поправлять грим, но, увидев свое искаженное отражение, широко распахнул глаза.
 Миранда села так, чтобы Аде было удобнее надевать на нее парик. Она подняла глаза на костюмершу.
 – На сцене от света рампы все равно выступает пот. Он не испаряется. А москиты здесь – настоящие звери.
 – Зато публика великолепная. – Следующее заявление Шрива заставило их обеих замолчать. – Ада, когда ты закончишь с Мирандой, может быть, поможешь мне немного? Здесь такой плохой свет, что я никак не могу поправить грим.
 Через зеркало Миранда бросила на Аду встревоженный взгляд.
 – Ты прав, мой мальчик. Свет здесь действительно плохой. – Ада натянуто улыбнулась. – Нам всем трудно что-либо разглядеть. Удивительно, что мы еще не испортили себе глаза.
 – Мне нужен подробный отчет об этом деле через двадцать четыре часа. Все детали убийства, – резко произнес Френк де ла Барка.
 – В моем отчете все есть, – возразил полковник Армистед.
 – В этом?! – Следователь бросил на стол пачку листов. Он не скрывал своего презрения к полковнику. – И это вся информация, которую вам удалось узнать у пленника?
 – Он заявил, что ему ничего неизвестно.
 – Очевидно, он лгал.
 Армистед густо покраснел. Он выпятил грудь вперед.
 – Я это знаю. Но я хочу сказать, что все свидетели повторяли одно и то же. Остальная часть отчета не представляет интереса.
 – Об этом буду судить я. – Гнев де ла Барки, казалось, повис в воздухе, однако выражение его смуглого лица нисколько не изменилось – он всегда гордился своей способностью скрывать чувства и мысли. Но тем не менее от него исходила явная угроза. Его черные глаза в складках смуглой кожи блестели как пуговицы.
 С удовлетворением он отметил, что Армистед поежился и его самоуверенность исчезла. Когда де ла Барка доложит Батлеру о промахах полковника, этот дурак будет счастлив, если ему оставят хотя бы погоны лейтенанта.
 – Я бы хотел допросить еще двух рядовых.
 – Хорошо, сэр. Я уже это сделал. Один из них был схвачен и связан. Другой в это время спал.
 – Первый, вероятно, тоже спал, – презрительно бросил следователь.
 – Этого я не знаю, капитан де ла Барка.
 – Обращайтесь ко мне без звания. Расскажите мне еще раз, как это произошло.
 – Все было так, как я вам говорил, – устало произнес полковник. Он открыл нижний ящик стола. – Этот лейтенант доставил вот эту сумку курьера. – Он положил сумку перед следователем, который презрительно посмотрел на нее. – Видите, она выглядит как настоящая.
 – Вероятно, когда-то она действительно была настоящей, – бросил следователь и взял сумку в руки, оказавшиеся неожиданно маленькими для такого крупного мужчины. Он повертел сумку в руках, потом бросил ее назад Армистеду. – Вероятно, полдюжины таких пылятся на армейских складах разных фортов.
 Армистед спрятал сумку назад в ящик.
 – Возможно, но эту я открыл своим ключом. Приказ был лично от сенатора Батлера. У меня не было причин сомневаться. Я знал, что миссис Уэстфолл писала ему.
 Де ла Барка впервые услышал имя информатора Батлера. Он принял это к сведению, чтобы позднее все проанализировать.
 – Но не возникло ли у Вас сомнения, что ее письмо не могло так быстро дойти? И что сенатор еще не мог прочитать его и передать по правительственным каналам. Где были ваши мозги, полковник?
 Армистед сжал зубы, на щеках у него заходили желваки.
 – Мне сказали, что она послала телеграмму.
 Де ла Барка ответил не сразу. Армистед вытер пот со лба. Человек по другую сторону стола сидел настолько неподвижно, что его можно было принять за статую. Наконец следователь откашлялся.
 – Кто вам это сказал?
 – Адольф Линдхауэр.
 – Кто он?
 – Коммерсант. Он владеет целой сетью факторий по всему штату. Богат. Обладает большим влиянием. Самый подходящий человек, к которому могла обратиться жена генерала, если бы ей понадобилась помощь. – Армистед смутился и замолчал.
 – Продолжайте.
 – Он с адвокатом приходил сюда с просьбой, чтобы я отпустил пленника под их ответственность. Я, конечно, отказался. Гражданские законы не распространяются на военнопленных.
 Внезапно де ла Барка насторожился.
 – Зачем он им понадобился? Армистед почесал в затылке.
 – Они сказали, что миссис Уэстфолл не довольна... э-э... тем, как я веду расследование. Я сказал, что этот парень все равно заговорит, но Линдхауэр сказал, что я ловлю тень. Сказал, что убийца, вероятно, скрылся за канадской границей.
 Де ла Барка задумчиво потер подбородок.
 – А не может этот Линдхауэр быть тем человеком, которого мы ищем?
 Армистед взглянул на него, потом решительно покачал головой.
 – Он был на платформе вместе с генералом.
 – Тогда это кто-то, кого он знает. Армистед задумался.
 – Сомневаюсь. Один из его сыновей был рядом с ним. И вообще, зачем ему это делать? Он давно живет здесь. У него здесь много друзей. Он не стал бы создавать здесь беспорядки.
 – Почему?
 – Беспорядки повредили бы его бизнесу. Много лет назад он взял себе в жены скво из племени шайенов – женился на ней по обычаю племени – и завел кучу детей. С тех пор он в дружеских отношениях с местными индейцами. Он – человек честный, никогда не завышает цены на товар. Его любят и белые и индейцы.
 – Почему жена генерала обратилась к гражданскому лицу? – поинтересовался де ла Барка.
 Армистед долго размышлял.
 – Думаю, потому, что он знал Уэстфоллов еще по форту Галлатин, – ответил он наконец.
 – Был в дружеских отношениях?
 Армистед пожал плечами.
 – С деньгами легко находить друзей. Во всяком случае, он и его сын Виктор сидели на платформе рядом с миссис Уэстфолл, когда этот солдат застрелил генерала.
 – Так и было? – В первый раз с начала допроса де ла Барка достал маленький блокнот из нагрудного кармана. – Где я могу найти Линдхауэра? Мне нужен его адрес.
 – Честно сказать, я не удивлен, что вы продолжаете страдать от головных болей, мистер Катервуд. – Южный акцент доктора удлинял каждый его слог и смягчал согласные. Он медленно убрал зеркало и отошел от пациента. – У вас была серьезная травма, сэр. Особенно в вашем правом глазу много поврежденных капилляров. Уверен, мне нет надобности говорить вам, что вам вообще повезло, что вы остались живы.
 Шрив сел и свесил ноги со смотрового стола.
 – Я знаю.
 – На вас напали, вы говорите? – Рука доктора опустилась на плечо Шрива.
 – Верно. Меня избили и ограбили. – Шрив потянулся за своей рубашкой. – В Сент-Луисе, в плавучем казино под названием «Алмазная королева», – добавил он, чуть заметно усмехнувшись.
 Довольный тем, что его пациент мог одеться сам, доктор отвернулся.
 – Такие заведения являются как правило центрами незаконных сделок, где собираются подозрительные личности. К нашему стыду, в Новом Орлеане тоже есть такие.
 – Ну, я обещаю, что теперь даже близко к ним не подойду. – Шрив застегнул рубашку и начал заправлять ее в брюки.
 Доктор сел за письменный стол.
 – Я выпишу вам обезболивающее. Боли постепенно прекратятся, когда поврежденные ткани заживут. Однако я должен вас предупредить, – он ткнул ручкой в сторону Шрива, – на лобной кости у вас очень сильный ушиб.
 Шрив прижал пальцы к шраму на лбу.
 – Я не знал, что на костях могут быть синяки.
 – Да, на костях, как и на мягких тканях, тоже могут быть синяки. Разница в том, что на коже синяки проходят через две недели, а на кости на это уйдут многие месяцы. Структура кости гораздо плотнее. Ее тяжелее повредить, но по той же самой причине она с трудом восстанавливает свое прежнее состояние. Пока этого не произойдет, кости и ткани, ее окружающие, особенно ваш мозг, будут очень чувствительны.
 – Как долго это будет продолжаться?
 – Я не могу сказать. Не зная, какой толщины была ваша лобная кость до травмы, я не могу определить степень ее повреждения. – Дописав, он оставил ручку в чернильнице и аккуратно Сложил рецепт.
 Шрив надел свой сюртук.
 – Что вы выписали?
 – Очень слабую настойку опия. Я, конечно, не хочу, чтобы вы пристрастились к нему. Это хорошее лекарство, но очень опасное. Я должен предупредить вас, что прибегать к нему надо в крайних случаях и не чаще, чем два раза в день. – Он протянул рецепт Шриву. – И не занимайтесь тяжелой физической работой до тех пор, пока головные боли не прекратятся. Работа будет отнимать у вас силы, которые вам нужны для восстановительного процесса. К тому же есть опасность повторной травмы.
 – Но я должен играть, – возразил Шрив, думая о репетициях «Укрощения строптивой».
 Доктор раздраженно посмотрел на него.
 – Человеческий мозг защищен от повреждений прочным черепом. Дальше находятся нервы, которые отвечают за органы чувств – зрение, обоняние, осязание, слух. Кажется, от травмы больше всех пострадало ваше зрение.
 Но череп таким же образом скрывает и тайны мозга. Мы не можем ощутить его так же, как мышцу ноги, например. Мы не можем вскрыть его ножом, как нарыв на коже. Мы не можем узнать, что происходит под черепной коробкой. Может быть, не только ваш череп получил удар, но и ваш мозг тоже.
 Короче говоря, мистер Катервуд, ваша голова заживет еще не скоро, и я должен сказать, что у нас нет лекарств, чтобы ускорить этот процесс. Все, что я могу сделать, это дать вам что-то, что облегчило бы ваши страдания, пока ваше здоровье восстанавливается.
 Хью Батлер закурил сигару. Когда официант ушел, он откинулся на спинку стула и улыбнулся своему коллеге.
 – Ну, Честер, не стоит впадать в панику. Это всего лишь неудачное стечение обстоятельств.
 – Черт возьми, Хью. – Сенатор Уолдрон из Вирджинии провел рукой по редеющим волосам. – Ты говорил, что дело верное. Я уже собрал десятки тысяч долларов. Целая группа инвесторов из Сент-Луиса просто умоляла меня, чтобы я взял их деньги. Ты заверил меня, что через несколько месяцев армия прогонит индейцев с огромного участка вдоль реки Паудер.
 – Задержка будет минимальной, – пообещал ему Батлер.
 – Кого ты назначишь туда после смерти Уэстфолла?
 Батлер нахмурился.
 – У меня есть несколько подходящих кандидатур.
 – Несколько, – фыркнул Уолдрон. – Хью, ты же говоришь со мной. Кого мы назначим новым представителем Бюро по делам индейцев в Горном районе?
 – Я пока не готов назвать имя кандидата, – признался Батлер. – Но скоро я это сделаю.
 Уолдрон бросил салфетку на стол и отодвинул стул. Нахмурившись, он поднялся.
 – Я вложил в это дело и свои собственные деньги, Хью. И я не могу их потерять. Если в ближайшее время не начать действовать, мы оба сядем в лужу.
 Голубое Солнце на Снегу холодно посмотрела на Френка де ла Барку.
 – Миссис Уэстфолл никого не принимает.
 – Я думаю, меня она примет, – в тон ей сдержанно сказал он. – Просто передайте ей, что меня прислал сенатор Батлер.
 Выражение ее лица не изменилось.
 – Я передам.
 Она закрыла за собой дверь, а он остался размышлять о ней. Эта женщина была индианкой, но ее платье было дорогим и модным. Оно вполне подошло бы даже жене вашингтонского конгрессмена. Оно определенно было лучше тех платьев, которые он видел на белых женщинах на улицах Шайенна. Золотые серьги с жемчугом украшали ее уши. Такая же жемчужная брошь была приколота к вороту платья. Де ла Барка не сомневался, что он встретился со скво Адольфа Линдхауэра. Но эта женщина явно была любимой женой – не простой скво.
 Он встрепенулся. Проснувшийся в нем охотничий инстинкт заставил его сердце забиться сильнее. След становился горячее. Имея такую жену, Линдхауэр был не просто торговцем, поставлявшим товар индейцам. У него наверняка имелись и другие интересы на этой территории. Он, несомненно, был из тех людей, кто хотел бы ее контролировать.
 Дверь открылась. Черные глаза взглянули на него.
 – Миссис Уэстфолл примет вас. Прошу вас пройти за мной.
 Обстановка подтвердила его первое впечатление. Прекрасный дом со множеством дорогих предметов. Возможно, сенатор Батлер прав, подозревая наличие заговора. Если рассуждать логически, Линдхауэр мог быть его участником.
 – Мистер де ла Барка.
 В комнате находились три женщины. Стройная женщина постарше с начавшими седеть белокурыми волосами протянула ему руку.
 – Я – Рут Уэстфолл. Вас прислал Хью Батлер?
 Он взял протянутую руку и поклонился. Его внимательный взгляд отметил темные круги у нее под глазами, бледные, впалые щеки. Она была воплощением печали. Рут Уэстфолл, должно быть, действительно обращалась с посланием к сенатору Батлеру.
 – Миссис Уэстфолл.
 – Позвольте представить вам хозяйку дома, мою дорогую подругу, Голубое Солнце на Снегу Линдхауэр.
 – Миссис Линдхауэр. – Смуглая женщина посмотрела на него, ее взгляд был таким же проницательным, как и у него. Он выдержал ее взгляд, отметив в нем тихую настороженность – взгляд охотника.
 – А это моя дочь Рейчел.
 Молодая девушка лет семнадцати протянула ему руку. Ее глаза, голубые, как у матери, внимательно посмотрели на него. Она пожала его руку с особым значением. Де ла Барка прищурился. Девушка явно хотела что-то сказать ему.
 – Я очень рада, что вы приехали, мистер де ла Барка. Мой отец не должен был погибнуть.
 – Да, конечно, – согласился он. В действительности личность Уэстфолла и обстоятельства его гибели совсем не интересовали следователя. Он искал мотивы преступления и преступника. Когда он их найдет, Батлер хорошо ему заплатит.
 Лицо Рейчел Уэстфолл покраснело, потом побледнело. Глаза ее возбужденно заблестели.
 – Я надеюсь, вы очень быстро найдете убийцу, и он предстанет перед правосудием, – голос Рейчел прозвучал высоко и напряженно.
 Следователь мысленно отметил, что ему следует найти способ поговорить с девушкой наедине. У нее есть что сказать, но она не скажет этого при своей матери и тем более при хозяйке дома.
 – Я обещаю, что буду тщательно вести расследование.
 Рут Уэстфолл обняла дочь за плечи и подвела к дивану.
 – Прошу вас, садитесь, мистер де ла Барка. Рейчел очень опечалена гибелью моего мужа, как и все мы.
 Следователь сел на жесткий стул, чтобы видеть всех присутствующих.
 – Сенатор Батлер тоже.
 – Вы привезли сообщение от него, ответ на мою телеграмму? – поинтересовалась Рут.
 Подтверждение существования телеграммы таким образом исключало возможность того, что побег был организован из Вашингтона. Учитывая расписание движения поездов в стране, никакой переодетый лейтенант с подложным приказом не смог бы добраться сюда быстрее самого следователя. Хотя сенатор не упомянул о телеграмме, де ла Барка быстро ответил:
 – Пожалуй, я и есть ответ.
 – Но...
 – Это замечательно, – вмешалась девушка. – Он прислал вас найти убийцу, не так ли?
 – Именно так, мисс. Сенатор Батлер очень хочет, чтобы убийца был найден. Он боится, что могут начаться новые проблемы с индейцами.
 Рут с беспокойством посмотрела на следователя.
 – Но моего мужа убили не индейцы.
 – Вы уверены? Она кивнула.
 – Его застрелили не индейцы.
 Он не отрываясь смотрел ей в лицо.
 – Вы говорите убежденно. Вы видели нападавшего прежде?
 Она чуть помедлила.
 – Нет.
 Де ла Барка насторожился. Она лгала и лгала неубедительно. Он внимательно изучил отчет о происшествии. Когда всадники приблизились, Рут Уэстфолл, встав с места, выкрикнула имя «Френсис».
 – Вы помните, как выглядел этот человек? Опять заминка.
 – Смутно.
 – Тогда он вполне мог быть индейцем.
 – Индейцы не имеют никакого отношения к гибели моего мужа, – настойчиво повторила она. – Я уверена, что вы заблуждаетесь.
 – Уважаемая миссис Уэстфолл, сенатор Батлер специально послал вашего мужа решать индейскую программу.
 Рут сжала руки.
 – Здесь нет никакой индейской проблемы. Его застрелил человек в военной форме.
 – Это мог быть какой-нибудь солдат или, более вероятно, кто-то переодетый в военную форму, кому просто хорошо заплатили. К несчастью, убийцу легко нанять. Множество людей готовы убить родную мать, лишь бы им за это заплатили несколько долларов. Они не хотят освоения этого района. А задача вашего мужа заключалась в том, чтобы строить здесь новые поселения.
 – Я бы заметила, если бы это был индеец, – продолжала стоять на своем Рут.
 Де ла Барка перевел взгляд на Голубое Солнце на Снегу.
 – Вероятно, человек, каким-то образом связанный с обоими вражескими лагерями, заработал бы много денег, если тайно мог беспрепятственно переходить туда и обратно. Я считаю, что развязать подобного рода беспорядки в интересах именно такого человека.
 Рут побледнела, услышав оскорбительный намек в адрес своих друзей. Она прижала руку к губам.
 – О нет, мистер де ла Барка! Вы ошибаетесь.
 Выражение лица хозяйки дома не изменилось, лишь в ее глазах вспыхнула ненависть. Она не спеша поднялась.
 – Прошу меня извинить.
 Протянув руку Голубому Солнцу на Снегу, Рут взволнованно произнесла:
 – О нет! Мистер де ла Барка, вы нанесли обиду моему другу. Я должна просить вас извиниться.
 Следователь встал.
 – я прошу прощения, что расстроил вас, уважаемые леди. К несчастью, опыт показывает, что дамы часто последними узнают о планах своих мужей.
 Голубое Солнце на Снегу с благородным спокойствием покинула комнату. Рут Уэстфолл поднялась с места. Ее голос дрожал от гнева.
 – Немедленно уходите, мистер де ла Барка! я могу сказать вам только одно. Обо всех ваших гнусных обвинениях будет сообщено сенатору Батлеру. я уверена, он послал вас не для того, чтобы оскорблять приличных женщин и их мужей.
 Он холодно поклонился, выражение его лица не изменилось.
 – Можете сообщать что вам угодно, миссис Уэстфолл. Но сначала примите во внимание все факты. Я не оскорблял порядочных женщин и их мужей. Я пришел сюда, чтобы задать вопросы людям, которые были свидетелями убийства. Они могли каким-то образом быть замешаны в этом. В деле об убийстве каждый может быть подозреваемым.
 Рут пошатнулась, потом взяла себя в руки и широко распахнула дверь.
 – Уходите, мистер де ла Барка. И больше не возвращайтесь.
 Он не торопясь сел в легкую коляску, взятую напрокат. Потом не спеша пустил лошадь по аллее, ведущей от дома. Через пару миль дорога спустилась к пересохшему руслу ручья.
 Капитан оглянулся и увидел Рейчел Уэстфолл. Она сидела верхом на лошади с торжествующим выражением лица.
 Де ла Барка остановил коляску и посмотрел на девушку. Солнце разогрело верх коляски, и стало жарко. Лицо следователя взмокло от пота.
 – Я хотела поговорить с вами, – начала Рейчел.
 – Я это понял, – сказал он. – Вы выдали себя, подавая мне сигнал.
 Торжествующее выражение мигом слетело с ее лица.
 – Вы думаете, моя мать заметила?
 – Думаю, что нет. Но миссис Линдхауэр заметила.
 – Ой! – Она нервно оглянулась. – Я не подумала...
 – К тому же вы взяли лошадь из их конюшни. Наверняка это заметили.
 – Я просто поехала покататься верхом, – обиженным тоном сказала она.
 Он не стал говорить, что сейчас была середина дня и слишком жарко для прогулок верхом, боясь, что девушка может отказаться от разговора. Он сделал над собой усилие и улыбнулся.
 – Что вы хотели мне сказать?
 Когда она натянула поводья, ее конь затряс гривой и начал переступать с ноги на ногу.
 – Никто не должен знать о том, что я собираюсь вам сказать.
 Не говоря ни слова, де ла Барка вынул из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Все они так говорят.
 – Если вы знаете, кто убил вашего отца, то вы поступаете правильно, сообщая об этом.
 Девушка посмотрела в сторону дома. Она открыла было рот, потом закрыла его и наконец произнесла:
 – Он не был убит. По крайней мере в буквальном смысле.
 Де ла Барка вспомнил отчет. Уэстфолл действительно достал свое оружие – старый морской кольт. Но не успел он нажать на курок, как убийца с поразительным хладнокровием застрелил его. Вот тебе и армейская выучка! Черт, как жарко. Почему эта маленькая идиотка не может поскорее выложить всю историю?
 – Может быть, его спровоцировали.
 – О да, спровоцировали и запугали.
 – Ах, запугали, – тихо повторил де ла Барка.
 – Он подумал, что человек, появившийся перед ним, был призраком.
 Несмотря на все старание он не сумел сохранить свое железное самообладание. Он клял себя за то, что едва плелся по этой жаре, предоставив девчонке возможность нагнать его и выложить ему все, что она знает. Теперь он с опозданием понял, что она полная идиотка. Он тихо выругался, чувствуя, как струйки пота стекают у него по спине.
 Девушка неуверенно посмотрела на него.
 – В самом деле, – подтвердила она. – Он подумал, что видит призрак человека, которого он убил.
 Следователь сунул платок в карман.
 – Вы хотите сказать, что он увидел... призрак? Средь бела дня, в присутствии сотен людей? Как это может быть? – Он взялся за вожжи и поцокал языком. – Да, это испугает кого угодно.
 Лошадь медленно потащила коляску по дороге вверх по крутому склону оврага.
 – Вы мне не верите? – спросила Рейчел, когда он поравнялся с ней.
 – Конечно, я верю, что вы подумали, будто он увидел призрак, – отозвался он. – Я просто не верю, что призрак застрелил его.
 Колесо попало на камень, и коляску качнуло в сторону. Рейчел дернула за поводья своего коня.
 – Нет, подождите. Вы не поняли. Он подумал, что видит призрак! Как вы не понимаете? Это был заговор, чтобы заставить его признаться. Его запугали. Он подумал, что видит призрак, а это была моя сестра!
 Колесо со скрипом преодолело камень, и коляска стала быстро подниматься вверх по склону оврага.
 – Это была моя сестра! – крикнула девушка ему вслед.
 Он хлестнул лошадь кнутом.
 – Она, вероятно, тоже призрак.

 Сцена вторая


 Эта женщина слишком щедра на уверения [11] 

 – Где ты была?
 Рейчел, выронив от неожиданности поводья, оглянулась, а ее лошадь шарахнулась в сторону; ее задние копыта стали бить по перегородке стойла. Этот шум заставил встрепенуться и других лошадей.
 – Где ты была?
 – О, как ты напугал меня! – Горя смущением, Рейчел нагнулась, чтобы поднять поводья. Они попали под копыта лошади, так что девушке пришлось снова потревожить ее. Потом она искоса бросила испуганный взгляд на темную фигуру, стоявшую в дверях.
 – Я спросил тебя, где ты была. – Виктор Вулф перешагнул порог. Его лицо было напряжено, а пальцы сжаты в кулаки.
 Отказываясь смотреть ему прямо в глаза, Рейчел повесила сбрую на крюк, а затем, чтобы создать видимость занятости, принялась с деловым видом стаскивать с лошади седло.
 – Я каталась верхом.
 – В полдень? В такую жару? Придумай что-нибудь получше, – посоветовал Виктор.
 Она еще больше покраснела. Де ла Барка предупреждал, что она вряд ли кого-то сможет перехитрить. Сосредоточив свое внимание на лошади, она взялась за щетку.
 – Я весь день просидела дома, а мы ведь скоро уезжаем. Когда я вернусь в Чикаго, у меня не будет больше возможности покататься верхом. Мы продадим...
 Его ноги в сапогах из оленьей кожи бесшумно ступали по земляному полу конюшни. Рейчел вздрогнула, когда его сильная рука схватила ее запястье.
 – Прекрати этот детский лепет! Скажи мне, где ты была?!
 – Отпусти! Я каталась верхом.
 – Не лги. Ты ездила поговорить с этим следователем.
 – Нет. – Она попыталась разжать его руку. Он заставил ее повернуться и схватил за другую руку. На его смуглом лице синие глаза сверкали гневом.
 – Неужели ты рассказала ему о своей сестре?
 – Черт побери! – Извиваясь в его руках, она начала пинать его ногами. Лошадь в стойле испуганно забилась в угол.
 Виктор держал ее крепко, но не причинял ей боли, будто она была ребенком, у которого внезапно начался приступ ярости.
 – Неужели ты сказала ему, что твоя сестра убила твоего отчима?
 – Нет.
 Его синие глаза, поразительно яркие на смуглом лице, заглянули ей в душу, и его лицо болезненно исказилось.
 Рейчел закусила губу.
 – Да. – Она с вызовом вскинула голову. – Да, я сказала.
 – Рейчел... – Он вдруг отпустил ее. Его лицо побледнело.
 – Да. Я все ему рассказала. – Она отступила на несколько шагов, растирая руки, которые он слишком крепко сжимал. Она взглянула на его искаженное ужасом лицо и поспешно опустила глаза. Надувшись, она прошла мимо него. Мужчина, которого она любила, был на нее зол, и в этом виновата ее сестра.
 – Виктор, прошу тебя, не сердись на меня.
 – Рейчел, как ты могла такое сделать? – Он печально покачал головой. – Когда ты увидела... услышала...
 – Виктор, он был напуганным старым человеком. Он был мне отцом.
 – Френсис Драммонд был твоим отцом.
 – Нет.
 – Моя мать была с тобой. Она слышала то же самое, что и ты. Мы все это слышали. Он подумал, что видит перед собой Френсиса Драммонда. Он потянулся за пистолетом, потому что вновь хотел убить его. Он сам это сказал.
 Девушка опустила голову. Виктор развел руками.
 – Даже если ты не хочешь поверить в то, что он совершил, как ты могла предать свою сестру?
 – Она не имела права делать то, что сделала.
 – Даже если она наказала человека, который погубил целый отряд солдат и остался безнаказанным?
 – Это было давно. Мой отец...
 – Твой отчим.
 – Это ничего не значит! – закричала она. Виктор вытащил девушку из стойла и закрыл дверцу.
 – В твоих жилах течет кровь твоего отца. А твой отчим...
 Она протянула к нему руки, взывая к его чувствам.
 – Он вырастил меня. Он был единственным отцом, какого я знала.
 – А она – твоя единственная сестра.
 – Да. – Рейчел скрестила руки на груди и вздернула подбородок. – Да. Она отомстила. Теперь моя очередь. Она не единственная, кто способен на месть.
 Виктор озадаченно посмотрел на нее, потом недоверчиво прищурился:
 – Ты сделала это, потому что хотела наказать свою сестру или подражать ей?
 Она поджала губы. Когда же она заговорила, голос ее дрожал от гнева.
 – Не смей говорить, что я хочу быть, как она! Не смей!
 – Она целеустремленная, умная, красивая. Она талантливая актриса с большим будущим. Почему у тебя не может быть стремления стать такой, как она? Сейчас ты пытаешься мстить так же, как она. – Его взгляд стал печальным. – Я задаю тебе тот же вопрос, что задавал ей. Чего ты добьешься своей местью?
 Она помедлила.
 – Справедливости.
 – Ты хочешь, чтобы твою сестру повесили? Рейчел молчала, впервые задумавшись над последствиями своего поступка.
 – Это решит суд.
 – Как будет чувствовать себя твоя мать, когда ее старшую дочь арестуют?
 – Расстроится, но она уже и сейчас очень расстроена.
 – Ей будет очень тяжело, когда ее имя обольют грязью, когда семейные тайны извлекут наружу.
 – Миранда заслужила, чтобы ее арестовали.
 – А твой отчим – нет. Она отвернулась.
 – Рейчел... – Виктор не находил слов, чтобы заставить девушку осознать чудовищность поступка, который она совершила. – Вероятно, твоя мать тоже будет арестована. И мои отец и мать тоже. А, возможно, и я сам.
 Рейчел удивленно уставилась на него.
 – Не говори глупости.
 – Это не глупости. Мы все участвовали в заговоре. Мы все слышали, что она собирается сделать, все были в комнате, когда она рассказывала о своем плане.
 – Но это же...
 – Ради Бога, подумай о том, что мы сделали. Адольф Линдхауэр, мой отец, дал лошадей и снаряжение. Твоя мать, Рут Драммонд, громко и четко выкрикнула имя твоего отца. Голубое Солнце на Снегу и ее сын Виктор Вулф были в курсе относительно всех деталей заговора. Мы все – соучастники.
 – Ты будешь в безопасности, – быстро произнесла она. – Миранда никогда не назовет твое имя.
 Виктор грозно взглянул на нее.
 – Ты понимаешь, что ты только что сказала? Она отпрянула. Ее руки дрожали, когда она подняла их, будто желая отгородиться от его жестоких слов.
 Он взял ее руки в свои и прижал к груди.
 – Но это еще не все. – Его слова, как ядовитые стрелы, ранили ее в самое сердце. – Ты, Рейчел Драммонд, тоже была в курсе всего, что здесь происходило. И ты ничего не сделала, чтобы помешать этому.
 Она вздрогнула.
 – Я не могла.
 – Ты не сделала, – возразил он. – Ты знала, что должно было произойти, но ничего не предприняла.
 – Я...
 Он презрительно усмехнулся.
 – Ты могла выскочить из повозки и броситься к своему отчиму. Ты могла заранее предупредить его. Ты могла наконец закричать на свою сестру. Ты могла...
 – Твоя мать...
 – Моей матери пятьдесят лет. Она не смогла бы тебя удержать.
 – Я решила сделать это сейчас, – обиженным тоном произнесла она.
 – Ты не ведаешь, что творишь. Ты надеешься, что твоя сестра и тебя не назовет в числе соучастников?
 – Я просто хочу, чтобы восторжествовала справедливость.
 – Ты еще совсем ребенок. Его слова задели ее за живое.
 – Я – женщина.
 – Ты ребенок, пытающийся подражать своей сестре. – Он взял ее за подбородок. – Где твои слезы, если ты так горюешь о человеке, которого называешь отцом? Твоя мать выплакала все глаза.
 – Из чувства вины.
 – Да, а также горя и утраты. – Он слегка встряхнул ее. – Будь честной хотя бы сама с собой. Что на самом деле заставило тебя поехать к следователю?
 Ее глаза сердито сверкнули, и она гневно взглянула на него. Мгновение они смотрели друг другу в глаза, потом она отвела взгляд.
 – Отпусти меня. Ты делаешь мне больно. Он убрал руки.
 Рейчел отошла подальше.
 – Он все равно мне не поверил. Виктор немного успокоился.
 – Как это было?
 – Я начала рассказывать ему о призраке – о том, как отец подумал, что видит призрак, но призрак на самом деле был моей сестрой. – Она пожала плечами. – Следователь просто хлестнул лошадь кнутом и уехал.
 Виктор провел рукой по затылку и грустно улыбнулся.
 – Надеюсь, что ради твоего же блага и блага всех остальных, он забудет о том, что ты ему сказала.
 Внезапно Рейчел бросилась к нему и обвила его шею руками.
 – О Виктор, давай не будем ссориться. Я люблю тебя. На самом деле люблю. И хочу, чтобы и ты любил меня.
 – Рейчел... – попытался высвободиться Виктор. Неожиданно в конюшне стало невыносимо жарко.
 – Я уже говорила, что полюбила тебя с первого взгляда.
 – Рейчел! – Он отнял ее руки от своей груди и отошел.
 – Виктор. – Она опять потянулась к нему. Он предостерегающе поднял руку.
 – Стой там, где ты стоишь.
 Вдруг ей понадобилось его понимание, уверенность в том, что она по-прежнему ему небезразлична. Она схватила его за руки.
 – Этот следователь ничего не понял. Тебе не понравилось то, что я сделала, но ведь ничего не случилось. Так что тебе нечего мне прощать.
 – Не я должен тебя прощать, – серьезно возразил Виктор. – Это Миранда и твоя мать должны простить тебя. Может быть, ты сама тоже когда-нибудь простишь себя.
 Она крепче сжала его руки, пытаясь пробудить в нем ответную реакцию.
 – Я никогда не прощу себя, если из-за этого ты перестанешь меня любить.
 Он нахмурился.
 – Рейчел, сегодня я уже говорил тебе об этом. Но я могу вновь повторить свои слова. Ты еще ребенок. Если у меня и были сомнения, то твой поступок окончательно убедил меня в этом. Тебе надо вернуться в Чикаго, продолжить обучение и повзрослеть наконец. Ты встретишь достойного молодого человека...
 – Я уже встретила его.
 – Я не молод.
 – Ты моложе моей сестры. Ты всего на несколько лет старше меня.
 – На одиннадцать, – сухо напомнил он ей. – И с точки зрения жизненного опыта я старше тебя на целую жизнь. К тому же я не подходящая пара для тебя.
 – Потому что твоя мать из племени шайенов.
 – Верно. И потому что ты сама не знаешь, чего ты хочешь. – Высвободив руки, он скрестил их на груди и строго посмотрел на нее. Он выглядел как настоящий индеец, только с голубыми глазами и светлыми волосами.
 Она вздернула подбородок.
 – Я знаю, чего я хочу. Просто... просто я не спланировала все как надо.
 – Рейчел, – с укором произнес он. – Не надо искать оправданий. Забудь обо всем и отправляйся назад в школу. Через год все случившееся покажется тебе сном. Ты даже не вспомнишь мое имя. Ты изменишься.
 Она потянулась к его руке, но он отстранился.
 – Но, Виктор...
 – Брат Белого Волка. Не забывай, у меня индейское имя.
 – Я клянусь тебе, что я никогда, никогда не изменюсь. – Ее широко распахнутые глаза наполнились слезами, и ему казалось, что он тонет в их глубине.
 Его губы дрогнули. Он опустил руки и прижался спиной к двери конюшни. Хриплым голосом он прошептал:
 – Ты изменишься.
 – Никогда. – Она бросилась к нему и обвила его шею руками. Прежде чем он успел что-либо возразить, она прижалась своими жаркими губами к его рту. Он разжал губы, и ее язык проник внутрь. Поцелуй длился и длился. Сначала Виктор пытался оттолкнуть девушку, потом ее невинная страсть всколыхнула его и он перестал сопротивляться.
 Она была такая нежная, такая податливая, трепетная. А он еще никогда с такой силой не ощущал себя мужчиной и одновременно пленником собственного тела. Не в силах оставаться безучастным, когда ее тело прижималось к нему, он обнял ее за талию.
 – Крепче, – выдохнула она.
 Его сердце учащенно забилось, чувствуя, как он трепещет в его объятиях. Крепко обняв его за шею, она прижалась грудью к его груди.
 У него было немного женщин, и никогда такой, как эта. Еще никогда ни одна девушка не прижималась к нему вот так, всем своим существом. Никто еще не целовал его с таким самозабвением, требуя ответной ласки.
 Все его благие намерения были немедленно забыты, когда от близости ее стройного тела кровь ударила ему в голову.
 – Рейчел, – простонал он. Одной рукой он дотронулся до ее затылка и прижался щекой к ее щеке; другой сжал ее ягодицы и крепко придвинул ее к себе, заставляя ощутить возбуждение своего тела. – Рейчел, перестань.
 Она напряглась как натянутая струна, когда возбужденное страстью мужское тело прижалось к ней. Жаркая волна опалила ее. Распухшие губы раскрылись. Внезапно она ощутила пульсирующие толчки внизу ее живота, переходящие в сладострастные волны, перекатывающиеся по ее телу.
 Она содрогнулась. Испуганная новыми ощущениями, она вскрикнула и изогнулась в его руках, теснее прижимаясь к нему. Еще теснее. Ее глаза были широко открыты, но она уже не видела ни того, где она находится, ни даже мужчину, который держал ее в объятиях. Кровь застучала у нее в висках, дыхание стало прерывистым. Ей не хватало воздуха. Вдруг небывалой остроты сладкая судорога пронзила ее, сознание помутилось, и она обмякла в его руках.
 Опаленный страстью, Виктор почувствовал, как ее губы оторвались от его губ, а ее голова откинулась назад. В его объятиях она впервые почувствовала себя женщиной. Благодаря своей собственной страстной натуре, без всяких усилий с его стороны она достигла оргазма.
 Сквозь одежду он ощущал трепет ее тела. Он взирал на ее изогнутую шею, полуоткрытый рот, припухшие губы.
 Вздрагивающая в его руках, она была для него воплощением женщины. Он создал ее, но не решался насладиться ею. Тихо выругавшись, он опустил ее на ворох сена в углу и направился к двери.
 Рейчел открыла глаза. Некоторое время она смотрела в пространство, ничего не видя перед собой с блуждающей улыбкой на губах. Потом ее взгляд нашел Виктора. Она покраснела и со смущенной улыбкой протянула к нему руки.
 Не обращая на нее внимания, с каменным лицом, он распахнул дверь конюшни. Яркий свет ворвался в полумрак помещения.
 – Когда ты придешь в себя, мы вернемся в дом.
 – «Не испугаюсь. Ведь стоят же горы непоколебимо под напором ветра» [12] , – заявил Петруччо. За сценой раздались звуки, имитирующие треск дерева.
 Актер, игравший Гортензио, покачиваясь, вышел на сцену и почти упал на Шрива. На шее у него болтались остатки лютни, которую Катарина, строптивица, разбила об его голову.
 Обычно Шрив, стоя как гора в соответствии со строчками Шекспира, давал Гортензио возможность наткнуться на него, что создавало комический эффект. К несчастью, его нарушенное зрение лишило его уверенности, и когда Гортензио столкнулся с ним, Шрив покачнулся и оба едва не упали. Публика разразилась смехом.
 – Что с тобой? – пробормотал Гортензио Шриву. – Ты что, пьян?
 Шрив прислонился к косяку двери дома синьора Баптисты из Падуи и тряхнул головой, надеясь избавиться от пелены, застилавшей ему глаза.
 Воспользовавшись заминкой, актер, игравший Баптисту, схватился за лютню, висевшую на шее Гортензио, и повернул его к себе.
 – «Что с вами? Отчего так бледны, друг мой?»
 Пока Гортензио описывал поведение Катарины, Шрив взял себя в руки. Сегодня был самый неудачный день его театральной карьеры. У него пропадало зрение. Голова гудела. Смех зрителей резал слух. Он оттолкнулся от декорации, заставив ее покачнуться.
 Баптиста с беспокойством посмотрел на него.
 – «Синьор Петруччо, вы пройдете с нами иль выслать Катарину к вам сюда?»
 Шрив откашлялся.
 – «Пришлите лучше. Здесь я подожду». Оставшись один, он осторожно прошелся по сцене, рассказывая публике, как он собирается укрощать строптивицу. В конце его монолога на сцену выбежала Катарина, размахивая лютней как дубинкой.
 – «День добрый, Кэт! Так вас зовут, слыхал я?» Они обменивались колкостями, а публика покатывалась со смеху. Миранда произносила свои слова как бы от имени всех женщин в зале. Шрив как бы обращался к каждому мужчине, призывая посмеяться над Катариной, пока наконец она больше не могла выносить его соленых шуток.
 – «Я дворянин!» – заявил он.
 – «А вот сейчас проверим». – Миранда взяла лютню за гриф и, широко размахнувшись, швырнула в него.
 Вместо того, чтобы увернуться, как он это всегда делал, Шрив не двинулся с места, и лютня попала ему в голову.
 Публика, актеры и рабочие сцены не успели и глазом моргнуть, как Шрив Катервуд без чувств рухнул на пол.
 Он очнулся в темноте, ничего не чувствуя, кроме пульсирующей боли в голове. Потом слабый гул понемногу начал проникать в его сознание и наконец усилился.
 – Шрив! – Голос Миранды долетал откуда-то издалека. – Шрив!
 – Что произошло?
 – Он пьян?
 – О чем вы говорите? Он же профессионал до мозга костей.
 – Ты сильно ударила его?
 – Не сильно. У него, должно быть, закружилась голова. Шрив!
 Слова долетали до него будто издалека.
 – Шрив. – Миранда изо всех сил трясла его за плечо.
 Если она не перестанет его трясти, его точно стошнит. Он поднес руку к своему лицу. Но в комнате было слишком темно, чтобы он мог ее разглядеть.
 – Что нам сказать публике?
 В голосе Миранды зазвучало отчаяние.
 – Выйдите на сцену и узнайте, есть ли в зале врач.
 Должно быть, он был без сознания всего несколько секунд, но потерял ощущение времени. Да, он по-прежнему находился в театре. Кто-то приподнял его голову и подложил под нее подушку. Они, видимо, погасили свет в помещении. Он абсолютно ничего не видел.
 – Шрив!
 – Зачем ты ударила его так сильно? – Это был голос Баптисты.
 – Он должен был увернуться.
 – Какая у него огромная шишка!
 – Раньше я никогда не попадала в него. Он всегда увертывался. – По голосу Миранды он понял, что она плачет. Шриву очень хотелось успокоить ее, но он не мог произнести ни слова.
 – Ну, что ты, детка. Бывают же несчастные случаи. – Видимо, они вызвали Аду.
 – Он пьян! – Это голос Гортензио. – Он чуть не уронил меня на декорацию.
 – Ничего подобного. – Миранда погладила Шрива по голове. – Он никогда не пьет ни перед и ни во время спектакля.
 Хозяин театра наклонился над ним.
 – Публика беспокоится. Что мне им сказать? Ада опустилась рядом с ним.
 – Вытрите ему лицо. Он бледен как полотно. Шрив был уверен, что глаза у него открыты, но он ничего не видел.
 – Зажгите свет, – прошептал он.
 – Шрив! – Миранда вытерла ему лицо влажной тканью. Смуглый итальянский грим Петруччо оказался смазанным. – Шрив, любимый!
 – Миранда.
 – Я не хотела тебя ударить. Мне очень жаль. Не в силах слышать слезы в ее голосе, он нашел ее руку.
 – Я знаю. Лучше помоги мне встать и зажги свет. Будем продолжать.
 – Свет?
 – Зажги свет, – повторил он; его голос уже окреп: – Темно как в склепе. Мы же играем не «Ромео и Джульетту». – Он осторожно сел, сжимая руками голову.
 Миранда обняла его за плечи.
 – Дорогой, свет горит. Никто не потушил лампы.
 У Шрива перехватило дыхание. Он закрыл глаза, потом вновь открыл их. Когда он начал различать серые тени, его обуял ужас.
 Миранда шепнула ему на ухо:
 – Что случилось? Прошу тебя, Шрив, скажи мне, что случилось?
 – Ничего. – Он сделал глубокий вдох. – Через пять минут я буду в полном порядке.
 – Что мне делать? – Хозяин театра ломал руки. – Публика вне себя от гнева.
 – Готовьте дублера, – бросила Миранда.
 – Нет! – Шрив поднял голову и повернулся в направлении голоса хозяина театра. – Нет! Я в полном порядке. Просто моя партнерша слишком эмоционально исполняла свою роль.
 – Шрив!
 Он повернулся в ней. Собрав все силы, он пристально посмотрел ей лицо. Он смутно видел ее губы, произносившие его имя, ее нос, ее прекрасные глаза, наполненные слезами, слышал ее голос. Сделав еще один глубокий вдох, он слабо улыбнулся.
 – Я в полном порядке, любимая.
 Она всхлипнула и бросилась ему на шею.
 – Мне очень жаль. Я не хотела сделать тебе больно. Я не знаю, почему так получилось.
 Она прижалась лицом к его шее; горячие слезы потекли на воротник его костюма.
 – Осторожно. Ты испортишь грим и себе и мне.
 – Забудь о нем. – Она поцеловала его в щеку.
 – Что мне делать? – снова с безнадежностью в голосе воскликнул хозяин театра.
 Шрив протянул руку. Кто-то сжал ее.
 – Помогите мне встать. Объявите зрителям, что я буду играть. В конце концов, такова нерушимая традиция театра. Представление должно продолжаться.
 – Нет! – Миранда прижала его к себе. – Ты не можешь.
 Ему помогли встать, но Миранда не отпускала его.
 – Если вы сомневаетесь... – В голосе хозяина театра выразилось сомнение.
 – Ты выглядишь не лучшим образом, – заметил актер, игравший Баптисту.
 – Надо восстановить мой грим. – Шрив положил руку на плечо Миранды. – Ада!
 – Я здесь, Шриви, мой мальчик. – По звуку ее голоса он понял, что она где-то справа. Он повернулся на голос.
 – У меня большой синяк?
 – Скорее шишка.
 Он разглядел ее руку – тень, приблизившуюся к его лицу. Ее прикосновение заставило его вздрогнуть от боли.
 – Ничего страшного. Публика видела, как я получил удар.
 – Шрив. Ты не можешь играть с травмой.
 Кто-то поставил ему стул. Со вздохом облегчения он опустился на него. Ада – это, должно быть, была она – повесила ему на шею полотенце. Он видел у себя на груди что-то белое. Очертания предметов начали постепенно проясняться. Все-таки он может видеть.
 Шрив нервно рассмеялся.
 – Подумай о рекламе, Миранда.
 – Рекламе? – Хозяин театра приободрился.
 – Да. Идите и скажите публике, что несмотря на травму мистер Катервуд предпочел выйти на сцену, дабы не разочаровывать зрителей. Скажите, что он просит их о снисхождении.
 Импресарио довольно потер руки.
 – Это будет замечательно. Они расскажут об этом своим друзьям и знакомым, и те наверняка захотят прийти и увидеть вас.
 – Точно. – Шрив откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
 Миранда стукнула его по плечу.
 – Я готова убить тебя, – возмущенно бросила она.
 – О Шриви, мой мальчик. – Ада стерла с лица Шрива остатки грима и начала накладывать новый. Ее прикосновение подействовало на него как бальзам. – Теперь у тебя синяк.
 Он пожал плечами, когда Миранда отошла от него.
 – Я актер. Я использую любое происшествие себе на пользу. – Он открыл глаза, направив взгляд к свету. Лицо его старого испытанного друга казалось лишь бледным пятном, а черты лица были совсем неразличимы.
 – Шриви, – прошептала Ада, растирая грим у него на щеках и на лбу, – что происходит?
 Он продолжал держать глаза закрытыми, опасаясь того, что Ада может в них прочитать.
 – Я повернул голову в одну сторону вместо того, чтобы повернуть в другую. Вот и все.
 – Что ты видишь, когда смотришь на меня? – Голос Ады был по-матерински нежен.
 Он постарался сфокусировать взгляд, но ничего не получилось. Ее лицо осталось размытым пятном. Он заговорил, обращаясь к ее смутному очертанию.
 – Все будет хорошо, Ада.
 Она покачала головой, продолжая гримировать его.
 – Нет, мой мальчик. Ты можешь хоть немного видеть?
 Он прислушался. Кажется, они были одни.
 – Я могу видеть, – прошептал он.
 – Достаточно, чтобы продолжать спектакль?
 – Я буду осторожен. После того, что случилось, публика не ждет от меня резких движений.
 Она нанесла более темный грим ему на щеки, придав ему вид худощавого молодого человека, каким был Петруччо, нищий охотник за богатым приданым Катарины.
 – С тобой что-то неладно. Ты сам не свой после Вайоминга.
 – Мне уже лучше. Я поправлюсь; это лишь вопрос времени.
 С особой осторожностью она нарисовала ему черные брови.
 – С глазами шутки плохи, Шриви.
 Даже это легкое прикосновение заставило его поморщиться. Ушиб, полученный в Вайоминге, все еще беспокоил, и голова болела как прежде. И даже, пожалуй, больше, после того, как Миранда попала ему в голову лютней. Шрив выругался.
 – Прости, – пробормотала Ада.
 – Я не тебя ругаю, – поспешил заверить ее он. – Я просто подумал о собственной неуклюжести.
 – Но ты не сказал ей, что все произошло по твоей вине?
 – Нет.
 Она сняла полотенце с его шеи.
 – Я найду ее и успокою. А то она проливает из-за этого горючие слезы.
 Он протянул к ней руку. Ада посмотрела на него, потом взяла его за руку и крепко пожала.
 – Ах, мой мальчик, это все твоя гордость. Хуже, чем у любого ирландца. Скажи ей сам. А еще лучше, если ты сядешь с ней рядышком сегодня вечером и все расскажешь.
 Шрив тяжело вздохнул.
 – Ей не надо об этом знать. Она будет во всем винить себя, будет плакать и расстраиваться. Нет. Ей только станет хуже.
 – Ты хочешь, чтобы она стала твоей женой. Она достаточно сильная женщина, чтобы осознать последствия своего поступка. Мы все совершаем ошибки, Шриви. И мужчины и женщины. И живем с этим до конца своих дней. Она уже не маленькая девочка, так что перестань обращаться с ней как с ребенком. – Ада замолчала, и Шрив почувствовал, как ее губы коснулись его лба.
 Несколько минут спустя он один сидел посреди сцены. По другую сторону занавеса волновалась публика. Подошедшие вскоре актеры с любопытством поглядывали на него. Он приложил руки ко лбу, стараясь вспомнить не реплики, а все мизансцены. Он ни в коем случае не должен оказаться не в то время не в том месте.

 Сцена третья


 Взвейся ввысь, язык огня! [13] 

 Френк де ла Барка сошел по сходням на Портовую набережную Нового Орлеана. Июльская жара и сильная влажность сразу же напомнили ему парную баню. Среди многочисленных запахов порта преобладал запах гнилой рыбы. Москиты пищали прямо у самого уха. Закурив сигару, он выпустил кольцо дыма в назойливых насекомых.
 Когда он был занят выполнением ответственного задания, его пронзительные черные глаза отмечали любую мелочь и каждого встреченного им человека – лодочников, пассажиров, докеров, хозяев, случайных прохожих и портовых сутенеров. К одному из них он и направился.
 Парень настороженно подобрался, когда де ла Барка приблизился к нему с пугающей целеустремленностью. Хотя его круглое смуглое лицо не выражало совершенно никаких чувств, разворот его широких плеч и медвежья походка могли сказать о многом.
 Несчастная жертва попыталась было проскользнуть вдоль стены магазина, но де ла Барка решительно преградил дорогу.
 – Стой, где стоишь!
 – Что вы сказали? Я ничего не сделал.
 Де ла Барка достал из кармана монету. Серебряный доллар сверкнул в его руке. Он поднес его к глазам парня.
 Тот сразу же успокоился, но его взгляд остался настороженным.
 – Что вам нужно?
 – Мне нужна гостиница. – Де ла Барка многозначительно посмотрел на парня.
 Однако сутенер неправильно понял его.
 – Вам нет надобности ходить в гостиницу. Я доставлю вам сюда все, что пожелаете.
 Де ла Барка раздраженно покачал головой.
 – Нет. Слушай, мне не нужны твои девки. Мне нужно место, где я могу спокойно заниматься своим делом и никто не станет задавать мне лишних вопросов.
 Парень прислонился к кирпичной стене магазина. В его глазах появилось понимающее выражение, толстые губы скривились в усмешке.
 – Каким же делом вы хотите заниматься?
 – Таким, которое может потребовать помощи сообразительного человека.
 – Понятно. – Белые зубы сверкнули в улыбке. – А оплата будет приличной?
 Де ла Барка сунул в карман руку с долларом и вынул уже два. Они звякнули, когда он подкинул их вместе.
 – Сообразительный человек может неплохо заработать.
 – Я самый сообразительный, какого вы можете здесь найти.
 – Я так и думал. – Де ла Барка протянул руку. Одна монета выпала из его пальцев.
 С быстротой молнии парень наклонился, чтобы подхватить ее.
 – Может быть, там будет еще?
 Де ла Барка задержал второй доллар в руке.
 – Если кто-нибудь принесет мои вещи.
 – Сейчас вы их получите. – Не меняя положения ног, парень легко выпрямился, просто-напросто оттолкнувшись от стены. Стоя рядом с де ла Баркой, он был одного роста с ним, но худое тело сутенера в свободной одежде выглядело хрупким по сравнению с плотным телом следователя в наглухо застегнутом сюртуке.
 Де ла Барка повел его назад на причал.
 – Вот эти три.
 – Вы собираетесь охотиться? – Парень закряхтел, подняв на плечо длинный деревянный ящик, зажав под мышкой квадратный, кожаный чемодан и взяв в руку небольшой саквояж.
 – Тебе не обязательно об этом знать, парень. Тот аккуратно опустил ящик на землю и выпрямился.
 – Меня зовут Потит.
 Де ла Барка холодно взглянул на него.
 – Смит.
 – Х-м-м, много ваших братьев крутится здесь. Ночи не проходит, чтобы какой-нибудь Смит не попросил у меня того, что я могу ему предложить. Однако охотников среди них немного. – Он пнул ящик носком башмака.
 Де да Барка огляделся вокруг, но среди разношерстной публики более подходящей кандидатуры не увидел. Ему пришлось уступить.
 – Еще доллар получишь, когда доберемся до гостиницы.
 Хотя длинный ящик был по виду тяжелее его, худой парень снова поднял его на плечо.
 – Я думаю, нам надо нанять экипаж.
 – Не испытывай судьбу, Потит.
 – Если хотите идти пешком, пожалуйста. – Парень пожал плечами.
 – Далеко ли до той гостиницы?
 – Очень далеко. – Парень с нахальной усмешкой оглядел черную шляпу де ла Барки, его темный костюм с промокшим от пота воротником. Мимо прошло двое плантаторов-южан; их светлые костюмы и широкополые шляпы резко контрастировали с одеждой северянина.
 В этот момент москит сел на лицо де ла Барки прямо под левым глазом. Заметив это, Потит усмехнулся. Но его усмешка исчезла, когда незнакомец даже не подумал прогонять насекомое. Он медленно достал из кармана платок, не мешая москиту напиться крови.
 Затем, не торопясь, де ла Барка свернул платок, снял шляпу и вытер пот на лбу и на висках. И только после этого провел платком по лицу, раздавив москита, от чего у него на щеке остался кровавый след. Вытерев лицо, он спокойно сунул платок в карман.
 – Мы пойдем пешком, – сказал он. – Иди вперед. Я хочу посмотреть город.
 Потит широко улыбнулся.
 – Вы сделали большую глупость, – с усмешкой произнес он. – Вы позволили москиту пить вашу кровь, так что можете заболеть желтой лихорадкой.
 – Это мои проблемы. Пойдем. Мы зря тратим время.
 – Что случилось с тобой вчера вечером? С тобой произошло что-то ужасное, а ты ничего мне не говоришь.
 Миранда, одетая в голубой шелковый халат, обошла вокруг кровати. На талии халат удерживался только тонким пояском. Теперь пояс совсем развязался, и полы халата распахнулись, обнажив ее голые ноги, видневшиеся из-под подола короткой ночной сорочки. Каблуки ее шелковых домашних туфель громко стучали по полу, когда, нервно шагая по комнате, она ступала мимо ковра.
 Шрив лежал на спине; сетка от москитов, свисая со стены, опускалась за изголовье кровати. На нем не было ничего, кроме тонких нижних панталон. Черные волосы у него на груди были влажными от пота, а все тело блестело.
 Он приподнялся на локте и взял стакан воды, стоявший на столике у кровати. Сделав глоток, он откинулся на подушки и положил влажный компресс себе на лицо.
 Миранда посмотрела на него, потом отошла к окну. Сердитым жестом она поправила жалюзи, затем развернулась и направилась назад к кровати.
 Шрив бессильно уронил руку на кровать.
 – Дорогая, перестань расхаживать взад-вперед. Ты только сильнее потеешь и без толку гоняешь горячий воздух в этой печи, которую они называют комнатой.
 Она наклонилась над ним, поставив руки по обе стороны его тела. Ее груди заметно натянули тонкий шелк сорочки.
 – Шрив Катервуд. – Она произнесла эти слова с расстановкой, четко выговорив каждое. – Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что с тобой произошло вчера.
 На этот раз его рука дрогнула, когда он приподнял компресс за уголок. Он так застонал от боли, что этот стон заставил бы заплакать даже камень.
 – Моя голова. Имей сострадание. Она схватила его за руку.
 – Прекрати играть и скажи мне правду! Ты дрожишь так, что это видно даже с галерки.
 Он поднял глаза и уставился на ее грудь, обтянутую тонким шелком.
 Проследив за его взглядом, она прищурилась и дерзко посмотрела ему в глаза.
 С тяжелым вздохом он отвернулся. Компресс сполз на подушку, и ее взору предстало печальное лицо с закрытыми глазами и впалыми щеками.
 – Надо же! Я должен выслушивать подобные слова от человека, которого сам научил секретам своего мастерства.
 – Шрив Катервуд! – Она в сердцах хлопнула рукой по кровати и вновь начала мерить шагами комнату. – Ты не искренен со мной. Я прожила с тобой ровно половину своей жизни. Я же видела тебя любого, пьяного как свинья, раненого, больного, совсем обессилевшего как...
 – О, моя голова! – Он потянулся за компрессом и опять положил его себе на лоб. – Эти сравнения. Эти гиперболы. Ужасно. Ужасно. А где пятистопный ямб? Умоляю тебя. Говори не больше, чем тебе необходимо.
 – Глупый как осел, – с милой улыбкой добавила она.
 Он опять застонал, на этот раз с новой силой.
 Она подошла и присела на край кровати, низко наклонившись к нему.
 – Шрив, – прошептала она, – прошу, скажи мне правду.
 Он открыл один глаз, но больше на его лице не дрогнул ни один мускул.
 Она не могла не заметить, как он был бледен. И с этой бледностью резко контрастировали темная бородка и черные круги под глазами.
 – Это все жара...
 – Нет.
 – Значит, я что-то съел.
 – Нет.
 – Тогда выпил.
 – Нет.
 – Сдаюсь.
 – Это последствия ушибов? – Ее пальцы прикоснулись к влажным волосам у него на висках. С непередаваемой нежностью она провела большим пальцем по линии его бровей там, где проходил шрам.
 Он перестал улыбаться, вспомнив о том ужасе, который совсем недавно пережил. Только благодаря огромному самообладанию он удержался, чтобы не задрожать. Лишь спустя несколько минут он окончательно взял себя в руки и улыбнулся.
 – У меня разболелась голова. Но я был у врача, и он сказал, что это все пройдет.
 – Ты был у врача?! – недоверчиво воскликнула она.
 – Ну да. Я подумал, что должен это сделать. Она побледнела, и ее глаза наполнились слезами.
 – В разное время за последние пятнадцать лет тебя кололи ножом, ты чуть не сгорел, у тебя были приступы лихорадки...
 – Стихом, пожалуйста, – прервал он ее. – Говори стихом.
 Она зажала ему рот рукой.
 – ...но несмотря на это ты ни разу не был у врача.
 Он поцеловал ее ладонь, пощекотав ее кончиком языка так, что она отдернула руку, и усмехнулся.
 – Миранда! Ты все преувеличиваешь. Я не был у врача, потому что у меня не было необходимости туда идти.
 Она покачала головой. Слезы медленно потекли у нее по щекам, и одна слезинка попала ему на руку.
 – Любимая, не плачь. Все это пустяки. Врач сказал, что все это пустяки.
 – Пустяки. – Она всхлипнула.
 – Я же говорил тебе. Он сказал, что все пройдет.
 – Головные боли?
 – Да.
 – И это все?
 – А что еще могло быть?
 Она пристально посмотрела на него.
 – Что-то еще, о чем ты мне не говоришь. Он провел рукой по своему полуобнаженному телу.
 – Мне нечего скрывать.
 Она положила руку ему на грудь.
 – Нет, есть. Это сделал Траск, верно? Ничего не было бы, если бы я не была так одержима местью. С тобой что-то произошло, и в этом виновата я.
 Он взял ее руки в свои и поднес к губам.
 – Перестань. Я не хочу, чтобы ты плакала из-за того, что уже давно прошло и предано забвению.
 Она грустно вздохнула и прижалась щекой к его влажной от пота груди. Исходящий от него мужской запах заставил ее затрепетать. Она слышала, как сильно бьется его сердце.
 Он притянул ее к себе, и она улеглась на кровать рядом с ним.
 – А теперь успокойся. Слишком жарко, чтобы так волноваться.
 – Я чувствовала, что что-то не так. – Она повернулась на бок и закинула одну ногу ему на бедро. – Ты никогда в жизни не допускал ошибок в мизансценах.
 Он ничего не ответил. Вместо этого его рука скользнула между их телами и нашла ее грудь. Его пальцы нежно сжали сосок. Шуршание шелка слилось с ее вздохом.
 Она изогнулась, разворачиваясь к нему, и прижалась животом к его бедру. Под его пальцами ее сосок напрягся и затвердел.
 – Ты уверен, что в состоянии этим заниматься?
 Он усмехнулся ей прямо в ухо.
 – Я не болен и не мертв. Я вполне могу этим заниматься. – Его пальцы оставили ее грудь и двинулись вниз к ее животу. – Ты такая горячая, – подразнил он ее.
 Она потерлась внутренней стороной бедра о его ногу. Его жесткие волосы защекотали ее нежную кожу.
 – Сегодня жаркий день.
 – Но не настолько. – Он раздвинул ей ноги и начал медленными движениями ее ласкать. Его пальцы касались шелковистой кожи, влажной не только от пота.
 Она задрожала и вскрикнула, потом, непроизвольно сжав ягодицы, подалась вперед, чтобы теснее прижаться к его руке, а ее ногти начали царапать кожу на его груди. Его соски затвердели, когда она, прикоснувшись к ним, начала их также царапать.
 – Злодейка, – прошептал он. – Это жестоко.
 Ее рука легла ему на низ живота.
 – Если я такая жестокая, тогда почему ты такой твердый... и горячий?
 – У меня трудная жизнь. И сегодня жарко, – простонал он. Наконец его пальцы нашли то, что искали, и проникли внутрь.
 – Шрив! – вскрикнула она, а ее рука сжала напрягшийся холм между его ног.
 – Что? – прошептал он. Его грудь вздымалась от глубокого вдоха.
 – Ты уверен?..
 – Ради Бога, женщина. Я привяжу к нему флаг, если это сможет убедить тебя.
 Она усмехнулась и изменила положение так, чтобы оказаться полностью открытой для него. Расстегнув на нем панталоны, она обнажила его член, обрамленный черными волосами.
 – Ты самый красивый мужчина.
 – И добрый к тому же, – улыбнулся он, не прекращая ласкать ее.
 Она подалась вперед, ее голова откинулась назад. Шелк ее сорочки накрыл их обоих.
 – Наверное, будет слишком жарко этим заниматься.
 Шрив засмеялся.
 – Ты будешь потом недовольна собой, если сейчас остановишься. – Он убрал руки и безвольно уронил их на кровать. – Вот это жизнь. Интересно, мог бы я лежать совершенно неподвижно, а ты...
 – Чудовище. – Она приподнялась, направила его член в себя и начала медленно опускаться. Ее вздох был выражением истинного наслаждения.
 Он застонал от восторга. Его пальцы сжали край простыни.
 – Сними сорочку. Я хочу видеть твою грудь. Не отрывая от него взгляда, она сбросила с плеч халат, потом взялась за подол сорочки, медленно потянула ее вверх и подняла на вытянутых руках над головой.
 – Афродита, – прошептал он.
 Она бросила сорочку на пол и вынула шпильки из прически. Ее белокурые волосы пышной волной рассыпались по спине. Она тряхнула головой, потом сжала свои отяжелевшие груди.
 Следующие несколько минут были заполнены звуками любви: тяжелым дыханием, вздохами наслаждения, скрипом кожаных ремней под матрасом.
 Его наслаждение было более полным, потому что тело Миранды двигалось очень легко. А ее груди были крепкими и красивой формы, и это ему очень в ней нравилось.
 Ему нравились и ее сильные мышцы бедер, которые очень красиво выступали, когда она ритмично то поднималась, то опускалась вниз.
 Полуприкрыв глаза, он следил за выражением ее страсти, за ее сосредоточенностью на любовной игре. Это была та же сосредоточенность, с которой она играла свои роли. Когда она работала на сцене, это превращалось в ад. В любовных утехах она уводила их обоих на небеса.
 Вдруг Миранда подняла голову.
 – Да, – прошептала она, – да...
 Наконец он тоже начал двигаться, подаваясь бедрами то вниз, то вверх, устремляясь в глубь нее.
 Закрыв глаза, она затаила дыхание. Ее пальцы вцепились в простыню. Мгновение абсолютной неподвижности – потом всплеск, и все ее тело содрогнулось.
 Его плоть ответила ей. Резкий толчок его бедер вверх вырвал крик из ее сжатых губ, и она, обессиленная, упала ему на грудь.
 Миранда очнулась, когда ее тело уже соскользнуло с него на простыню. Шрив подвинулся, чтобы дать ей место, и она устроилась рядом с ним. Глубокий удовлетворенный вздох вырвался у нее из груди.
 Они долго неподвижно лежали, касаясь друг друга только кончиками пальцев. Постепенно их пульс пришел в норму.
 Шрив отодвинулся, и Миранда услышала плеск воды, когда он опустил компресс в тазик с водой и отжал его. Она закрыла глаза от удовольствия, когда он протер влажной тканью ее лицо и шею.
 Вслед за этим его губы коснулись ее щеки.
 – Я получил разрешение на брак. Она открыла глаза.
 – Когда?
 Шрив не смотрел на нее. Вместо этого он сосредоточил свое внимание на ткани, которую опять обмакнул в воду.
 – В тот день, когда ты убежала в Вайоминг. Она в недоумении вгляделась ему в лицо.
 – После стольких Лет.
 – Я понял все слишком поздно. – Он приложил компресс к ее груди.
 Она закрыла глаза от неожиданного прикосновения холодного компресса к своей разгоряченной коже – шок был велик, но к нему примешивалось что-то другое – боль, от которой она едва не задохнулась.
 – Я... я не знаю, что сказать.
 Он несколько смущенно улыбнулся.
 – «Не так, как в старых фарсах, мы кончаем: в них Дженни получает Джек». [14] 
 Она попыталась улыбнуться ему в ответ.
 – «Бесплодные усилия любви». Но ты ни словом не обмолвился о...
 Он кивнул и провел влажной тканью по ее животу.
 – Многие годы у меня не было и мысли жениться на тебе. Вначале ты была просто невоспитанным ребенком...
 Она усмехнулась.
 Шрив убрал компресс и поцеловал ее в грудь.
 – Признаю, очень привлекательным ребенком, но всего лишь школьницей, ученицей.
 – Ты считал меня такой? Шрив смущенно опустил голову.
 – Сначала. – Он погладил ее по ноге. – Но не всегда, нет, – сказал он уже серьезно, его черные глаза пристально посмотрели на нее. – Потом я уже не думал о тебе как о школьнице...
 – Ты вообще обо мне не думал, – с легкой обидой в голосе прервала она его. – Ты даже не видел меня. Я была для тебя всего лишь женским телом в темноте.
 Он сжал кулак так, что вода брызнула ей на ногу и потекла на простыню.
 – Нет, не так. Я никогда так не считал. Она взглянула в его окаменевшее лицо.
 – Ты знаешь, что это было не так. Просто я никогда не задумывался о будущем. Мне казалось, что мы всегда будем вместе. Я не предполагал, что ты можешь покинуть меня. Когда я понял, что не имею на тебя никаких прав, оказалось, что я слишком долго тянул. Ты ушла. Это был настоящий шок, могу тебе доложить.
 Она отвела глаза, сказав:
 – Брак не должен быть тюрьмой.
 Она ждала, что он возразит, но он только коротко кивнул. Густые ресницы скрыли выражение его глаз. Он провел мокрой тканью вниз по ее телу и оставил свою руку между ее ног. Его голос стал низким и настойчивым.
 – Я слишком долго ждал.
 Она выгнула спину и подалась навстречу ему. Другой рукой он сжал ее грудь. Она закусила губу, потому что он застал ее врасплох. Холодной водой и ласками он снова разбудил ее чувственность – ему всегда это удавалось. Боже, с какой легкостью он соблазнил ее много лет назад. Но тогда он не знал, что ей было всего шестнадцать лет.
 С той ночи она стала его творением. Она говорила, двигалась, играла так, как он научил ее, любила его как божество, приходя в восторг от одного его прикосновения.
 Только ради мести она нашла в себе силы покинуть его.
 Она всхлипнула в экстазе, когда его ласки не прекратились, усиливая ее оргазм. Трепет тела продолжался до тех пор, пока она не замерла в изнеможении.
 Шрив почувствовал, как головная боль возвращается к нему с новой силой. Он осторожно уложил Миранду на кровать и лег рядом. От боли он даже закрыл глаза. Внезапно он понял, что плачет.
 Он любил Миранду, но не решался попросить ее выйти за него замуж. Он заморгал глазами, потом пристально посмотрел на укрывавшую их от москитов сетку. Даже сейчас черные пятна перед глазами мешали ему четко видеть предметы.
 Он не мог просить ее стать женой слепого. Он знал Миранду лучше, чем она сама. Преданная ему до конца, она останется с ним, забыв о себе. Если она узнает...
 Он закрыл глаза рукой. Он подождет. Может быть, врач окажется прав. Возможно, головные боли постепенно пройдут, и он сможет видеть как раньше. Возможно, вчера вечером было просто неблагоприятное стечение обстоятельств. Но до тех пор, пока он не будет уверен в своем выздоровлении, он не заговорит с ней о браке.
 А если станет хуже? – мелькнула у него мысль. – Что если...
 Если ему станет хуже, он найдет способ, как заставить ее уйти. Миранда сможет найти кого-нибудь получше, чем ослепший, никому не нужный актер.
 Миранда смотрела в потолок, удивляясь, что слезы не текут у нее по щекам прямо на подушку. Она была в отчаянии как никогда прежде. Она упустила момент, когда могла бы стать миссис Шрив Катервуд. Почти полжизни она мечтала стать его женой. Сейчас у нее разболелось сердце. По своей глупости она упустила возможность занять независимое и стабильное положение рядом с человеком, которого она любила.
 Будто подталкиваемая духом отца на месть, она села на поезд в тот момент, когда Шрив пошел получать разрешение на брак.
 Но ее главной трагедией была бездетность. Без брака нет детей. Только месть и смерть, а теперь... Миранда осторожно повернулась лицом к Шриву. Он так красив. И все же у него на висках уже появилась седина, а линию бровей нарушили шрамы от побоев, которые останутся уже навсегда. Даже во сне его лицо выглядело утомленным. Глубокие морщины стали видны в уголках его рта и на лбу и не разглаживались, когда он спал. Они отражали его боль. Даже во сне он страдал. Она начала тихо плакать.
 И в этом была виновата она. А теперь она скрывалась от правосудия и не имела морального права выйти за него замуж. Более того, она не должна была допустить, чтобы он сделал ей предложение. Федеральные власти издали приказ об ее аресте. Где-то были люди, которые искали ее и пытались установить ее личность.
 Над ней висела угроза ареста. Какой-нибудь умный сыщик мог сложить два и два. Или кто-то мог ему подсказать. И тогда ей придется бежать, иначе она будет схвачена, подвергнута допросу, приговорена к смерти и повешена.
 Ее воображение рисовало ей страшную картину, как в каком-нибудь эпилоге трагедии, от чего у нее все сжималось внутри и холодело сердце.
 Ей следует немедленно уехать, убежать и спрятаться так, чтобы никто не мог ее найти, оставить Шрива и театр, Аду и Джорджа, свою мать, которую она только что обрела вновь, и сестру, которая с ней так и не примирилась.
 Она застонала. Ей придется жить одним днем, не думая о будущем. Но при таком образе жизни не будет места для брака и семьи.
 Поежившись, она встала с постели и подошла к окну. День подходил к концу. Солнце уже скрылось. Значит, время будить Шрива и отправляться в театр.
 Миранда повернулась и посмотрела на него – свою единственную любовь. Какая ирония судьбы. В тот момент, когда он хотел жениться на ней, боги сыграли с ней злую шутку. Теперь она, вероятно, больше никогда не сможет выйти замуж.
 Жить одним днем. На большее у нее не хватит мужества.
 Рут Уэстфолл стояла на станционной платформе; резкий ветер Вайоминга развевал ее черную вуаль. Она грустно улыбнулась Голубому Солнцу на Снегу и Адольфу Линдхауэру.
 – Боюсь, что мы расстаемся надолго.
 – А может быть, нет, – сказал коммерсант, сощурив глаза от паровозного дыма. – Ты не думала, что когда-нибудь приедешь сюда, но все-таки приехала. Может быть, в следующий раз ты приедешь, потому что захочешь нас увидеть.
 Голубое Солнце на Снегу закивала головой. Ее мудрый взгляд остановился на стройной фигуре сына, стоявшего рядом с Рейчел в стороне у багажного пакгауза.
 – В третий раз ты приедешь, потому что сама захочешь этого. У тебя здесь есть друзья. – Она улыбнулась. – Может быть, даже больше, чем просто друзья. Рядом с тем местом, где ты была счастлива, может начаться новая жизнь.
 – Возможно. – Рут посмотрела вдаль на пыльную улицу. Здесь все было иначе, чем в Чикаго. – Я бы не стала возвращаться домой, если бы не была уверена, что мне необходимо повидать сенатора Батлера. Он должен узнать, что планировал Бенджамин, и понять, что это дело надо похоронить.
 – Чем меньше об этом будет говорится, тем скорее все забудется, – заметил Адольф.
 – Он нанял частного сыщика. Этого человека необходимо отозвать, – настойчиво произнесла Рут. – Я не могу допустить, чтобы он преследовал Миранду. Бенджамин Уэстфолл омрачил ее юность. Я никому не позволю испортить ей оставшуюся жизнь.
 Гудок паровоза заставил их всех вздрогнуть, хотя они и ждали его.
 Взглянув на приближающийся поезд, Рейчел схватила за руку Виктора.
 – Пожалуйста, не забывай меня, – попросила она. – Я закончу школу всего через несколько месяцев. Тогда...
 – Не надо. – Он осторожно высвободился. – Мы уже все обсудили. Мы не можем пожениться. Я вообще никогда не женюсь.
 Рейчел схватила его за плечи.
 – Не относись ко мне с ненавистью. И думай обо мне хоть иногда. Думай о том, какой я стану в следующем году. – Она вздохнула. – Я ведь сестра Мирри, твоей подруги детства. Подумай о том, как сильно ты ее любишь.
 – Рейчел, прошу тебя. Это ни к чему не приведет.
 – Ну, она не может быть твоей, – с вызовом продолжала она. – Но я твоей быть могу.
 – Рейчел...
 – Ты пока еще не знаешь, но я именно та, кто тебе нужен. Та, которую ты любишь. – Ее глаза горели огнем, губы дрожали. Грохоча колесами, подошел поезд.
 – Черт. – Рейчел уезжает, и он никогда больше не увидит ее. Он взял ее за руку и привлек к себе. Он позволил себе один быстрый поцелуй, одно мимолетное ощущение блаженства. Потом оттолкнул ее от себя, поспешно спрыгнул с платформы и зашагал прочь.
 – Рейчел?
 – Иду, мама. – С улыбкой на губах Рейчел позволила кондуктору помочь ей подняться по ступенькам в вагон. Последний прощальный взгляд, но Виктор уже исчез. Не перестав улыбаться, она прошла вслед за матерью в свое купе.

 Сцена четвертая


 В крови заходит солнце. [15] 

 Проклиная все на свете, де ла Барка устроился у стены серого здания как раз напротив служебного входа в театр «Ройал Орлеанс». Его внешний вид претерпел значительные изменения, так что теперь он не выглядел как северянин, страдающий от южной жары.
 Вместо черного котелка он надел соломенную шляпу, которая своими широкими полями закрывала его лицо от солнца, а вместо наглухо застегнутого шерстяного сюртука на нем была рубашка с мягким воротничком, свободный пиджак и брюки – все из светлой легкой ткани.
 Хотя его пиджак был застегнут на все пуговицы, а ворот рубашки стянут галстуком – что придавало ему весьма строгий вид, – он тем не менее выглядел примерно так же, как и прохожие на улицах, что позволяло ему бродить по улицам, не привлекая к себе излишнего внимания. Разумеется, карманы его костюма скрывали в себе целый арсенал.
 Но несмотря на смену одежды пот все равно безудержно струился у него по лицу, а вездесущие москиты не давали покоя. Рубашка на спине и под мышками тоже стала влажной от пота.
 Как люди могут вообще жить в Новом Орлеане? Особенно в августовскую жару, когда они вынуждены ходить по улицам, где между камнями мостовой растет мох, и дышать влажным воздухом.
 Де ла Барка с непередаваемым удивлением смотрел на домохозяек и их слуг, спешащих за покупками, на торговцев с тележками, на бизнесменов и плантаторов, разъезжавших в своих экипажах и повозках. Они, казалось, совсем не замечали жары, которая готова была поглотить его.
 Наконец в конце аллеи остановился экипаж. Де ла Барка достал из кармана газету и пробежался по ней глазами, а потом прошел на несколько шагов вперед, делая вид, что его интересуют номера домов. С этого места он увидел, как из экипажа вышел мужчина.
 Сыщик смахнул со лба пот. Мужчина был высоким, смуглым и поразительно красивым. Наверняка актер, презрительно подумал де ла Барка. Он вполне подходил под описание, данное Армистедом, да, но такому описанию соответствовало три четверти актеров, выступавших в городах вдоль всей Миссисипи.
 Мужчина повернулся, чтобы подать руку женщине. Золотистые волосы сверкнули в лучах заходящего солнца. Сыщик сразу же вспомнил двух женщин, с которыми разговаривал в Вайоминге. У Рейчел Уэстфолл были точно такие же волосы. И волосы Рут Уэстфолл тоже, вероятно, были этого же оттенка до того, как они начали седеть.
 «Моя сестра», сказала тогда младшая из женщин. Он уехал, решив, что она ненормальная. Возможно, это действительно так. Словам женщин нельзя доверять. Из ревности или злорадства они часто лгут, обвиняя других.
 Он оказался в Новом Орлеане не случайно. Сначала он вернулся в Чикаго, где находился дом Бенджамина Уэстфолла. Там он узнал, что тринадцать лет назад Уэстфолл нанимал частного детектива Паркера Бледсоу из агентства Пинкертона.
 Бледсоу должен был найти старшую сестру Рейчел Уэстфолл, Миранду Драммонд. Согласно отчету, она в шестнадцать лет убежала из дома. Детектив нашел ее в некой театральной труппе. Ее отчим, Бенджамин Уэстфолл, забрал ее оттуда.
 По слухам она умерла в исправительном доме. Очевидно, это не было правдой. Рейчел Уэстфолл совершенно определенно произнесла «моя сестра».
 Он о многом хотел бы расспросить Бледсоу, но этот человек был найден мертвым вскоре после представления отчета Уэстфоллу. Его убийцу так и не нашли. Не могла ли Миранда Драммонд каким-то образом быть виновной в смерти Бледсоу? А в дальнейшем и Уэстфолла?
 В момент гибели Бледсоу ей было всего семнадцать лет, но возраст, как давно понял де ла Барка, не был помехой для убийства. Шестилетний ребенок вполне мог нажать на курок пистолета, а десятилетний ударить человека ножом.
 Появление белокурой женщины и высокого темноволосого мужчины в труппе актеров вроде бы и не имело прямой связи с ужасными событиями в форте Галлатин. Имя Миранда, хоть и достаточно редкое, вполне могло тем не менее принадлежать большому числу женщин по всей стране. Имя Шрив Катервуд совершенно не походило на имя Марк Филлипс. Однако при виде этих двоих охотничий инстинкт де ла Барки проснулся. Он заставил себя спокойно все проанализировать.
 Женщина, возможно, и не была дочерью Рут Уэстфолл и Френсиса Драммонда. Она была просто светловолосой актрисой, отдаленно напоминающей Рейчел Уэстфолл. Более того, даже если это действительно была Миранда Драммонд, она могла и не иметь никакого отношения к событиям в форте Галлатин.
 С другой стороны, и мужчина вполне мог быть тем самым пленником, приказ об освобождении которого привез в старой сумке усатый лейтенант. Во время побега охранников связали, а сержант был убит. Армистед не получил никакой информации от своего пленника – ситуация необычная, потому что, как правило, преступники начинали признаваться во всех своих грехах, едва за ними закрывалась дверь тюрьмы.
 Человек, который выдержал, мягко говоря, весьма неприятную тактику допроса военного следователя, был явно личностью неординарной. Такой вполне мог прятаться «на виду у всех». Не имея точных доказательств, де ла Барка мог лишь строить догадки.
 Он должен поближе подобраться к этим двоим, проверить факты, навести справки.
 К женщине, решил он, подобраться будет проще, и именно она станет первой мишенью. Женщин, как известно, проще запутать и запугать. Сначала они лгут и притворяются глупыми. Потом пытаются использовать свои чары. Наконец начинают плакать и признаются. Иногда, прежде чем признаться, они бьются в истерике. Он провел языком по нижней губе. Но они всегда рассказывают ему то, что он хочет знать. И кое-что из этого даже оказывается правдой.
 Из-за кулис де ла Барка следил за ее игрой. Он надеялся увидеть доказательства того, что, возможно, это она переодевалась в форму армейского офицера, но первое впечатление заставило его отказаться от этой мысли.
 Хотя он не следил за сюжетом пьесы, даже не вникал в ее содержание, он тем не менее внимательно наблюдал за белокурой актрисой. Она была одета в мужской костюм, но только слепой мог бы принять ее за юношу. У нее были длинные, красивые ноги, тонкая талия. А мелодичный голос невозможно было принять за ломающийся юношеский тенор.
 Нет. Это не она, а вот ее партнеры – другое дело. Де ла Барка пригляделся к остальным. Один молодой актер с такими же светлыми волосами, как у нее, мог быть тем, кого он искал. Сыщик внимательно посмотрел на него: актер двигался по сцене слегка покачивая бедрами. Де ла Барка презрительно поморщился. Такой никогда не решится сесть на лошадь и убить человека, хотя, конечно, все актеры привыкли выступать перед публикой и присутствие толпы не смутит никого из них.
 Он опять обратил свое внимание на девушку, точнее сказать, женщину. В свете рампы он увидел морщинки в уголках ее глаз. Он пригляделся. Она двигалась легко и уверенно. И когда ей пришлось фехтовать, она сделала это вполне профессионально.
 Он должен допросить ее, твердо решил он. Он уже знал, каким образом все это будет происходить. Сначала она будет лгать. Потом попытается пустить в ход свои женские чары. Он посмотрел на ее улыбающееся лицо, когда она обнимала главного героя. На секунду де ла Барка закрыл глаза: он, пожалуй, поддастся ее чарам.
 А потом заставит ее заплакать. Он заставит ее закричать и забиться в истерике. И тогда она расскажет ему, где она была четвертого июля, в день, когда был убит Бенджамин Уэстфолл.
 Все-таки определенно некоторые стороны его профессии были приятнее других.
 – Сегодня ты был великолепен. – Миранда смотрела, как Шрив снимает грим.
 – Я всегда великолепен, – ответил он, отклеивая накладные брови и складывая их в коробку.
 – Но сегодня было нечто особенное.
 Он снял с головы парик Орсино и повесил его на болванку.
 – Занятие любовью днем, – улыбнулся он, – самая полезная вещь для хорошей игры.
 – Как твоя голова?
 – Лучше не бывает. – Он закрыл лицо полотенцем, снимая остатки грима.
 – Хотела бы я верить, что ты говоришь правду.
 Он отбросил полотенце и резко повернулся на стуле. Улыбнувшись ей своей самой обворожительной улыбкой, он поманил ее пальцем.
 – Позвольте, мадам, продемонстрировать вам это. Вы избавитесь от всяких сомнений и улыбнетесь, убедившись в твердости ваших знаний.
 Она медленно улыбнулась ему в ответ; легкий румянец появился у нее на лице.
 – Я верю тебе. А продемонстрировать это ты можешь позднее.
 – Ты уверена?
 – Абсолютно.
 С преувеличенно тяжелым вздохом он поднялся.
 – Я еще вернусь. Думай обо мне, пока меня не будет. – Он взял ее за подбородок и поцеловал долгим и страстным поцелуем.
 Театр начал пустеть. Рабочие сцены убирали декорации и расходились. Актеры переодевались и разгримировывались. Поодиночке и парами они покидали театр.
 Мужская уборная была пуста. Шрив зашел в одну из кабинок и сел, сжав голову руками. Он отлично играл сегодня, но какой ценой это ему далось? Сильная головная боль вызывала у него тошноту. Если бы у него в желудке было хоть что-то, в антракте ему наверняка пришлось бы покидать сцену. Хотя он сомневался, хватило бы у него на это сил.
 Сколько еще времени он сможет притворяться?
 Ответ был ему известен. Он будет продолжать до тех пор, пока боль не исчезнет. Он успокаивал себя лишь тем, что как любой жизненный опыт, эти ощущения сделают его игру еще убедительнее. Теперь он сможет придать настоящую достоверность роли, если ему когда-нибудь придется играть инвалида. Он поправится, оставив все эти неприятности позади. И тогда он сможет поговорить с Мирандой о браке.
 Он прижался лбом к холодной каменной стене. Ему, вероятно, не следовало говорить ей о разрешении на брак. А если он не поправится? Если опухоль не пройдет? Вдруг полосы у него перед глазами начнут увеличиваться и превратятся в сплошную черную завесу?
 Он поежился; тихий стон сорвался у него с губ. Он не станет так жить. Если это случится, он...
 Он оттолкнулся от стены. Несколько минут отдыха придали ему силы. Вернувшись в гостиницу, после ужина, он сможет поспать. Миранда его поймет.
 Шрив посмотрел на себя в маленькое зеркало и нахмурился. У него был ужасно нездоровый цвет лица. Если он не собирается играть исключительно призрака Банко или отца Гамлета, то ему надо больше бывать на воздухе. Но эта проклятая новоорлеанская жара делала послеобеденные прогулки невыносимыми.
 Он дал себе слово больше никогда не приезжать сюда летом. Состоятельные новоорлеанцы все равно проводили это время года за городом.
 Устало вздохнув, он выпрямился и отошел от зеркала. Он задержался дольше, чем предполагал, но прохладный полумрак этого места ослабил его головную боль. Может быть, он страдает не столько от травм, сколько от жары.
 В коридоре было темно. Когда он входил в уборную, лампы горели. Теперь кто-то погасил их. Он должен будет поговорить с хозяином театра, чтобы рабочие сцены не уходили, пока актеры не покинут театр. Он осторожно пошел вперед, держась рукой за стену.
 Вдруг до него долетели какие-то странные звуки: возня, удары, глухой стук падения, чье-то тяжелое дыхание. Он остановился, заморгал глазами, вглядываясь в темноту и сомневаясь, не в его ли зрении все дело.
 – Шрив!..
 Голос Миранды, громкий, испуганный, оборвался. Происходило что-то ужасное. Шрив рванулся вперед. Дверь их гримерной была распахнута, и в темноте он ударился об нее. Зашатавшись, он ухватился за веревку, на которой висели декорации, и только так удержался на ногах.
 Света по-прежнему не было! Лампы в гримерной тоже не горели. Неудивительно, что он потерял ориентацию.
 Тяжелые шаги раздались в коридоре; кто-то шел очень быстро, но все-таки не бежал. Он должен был перехватить незнакомца. Никто не знал расположения помещений театра лучше, чем он. Но не успел он сделать и двух шагов, как голова у него закружилась. Пошатнувшись, Шрив зацепился за что-то на полу и упал на руки.
 – Стой! Помогите! Помогите! Воры! Убийцы! Голос, который слышали на верхних ярусах балконов всех театров мира, долетел до двери, выходившей на сцену. В этот момент дверь распахнулась, и на ее фоне стал виден силуэт мужчины с тяжелой ношей на плече.
 – Миранда! Ноша зашевелилась.
 Похищение. Кто-то похитил ее. Шрив вскочил на ноги.
 – Миранда!
 Дверь на сцену захлопнулась. В этот момент открылась дверь находившейся рядом гримерной.
 – Что случилось?
 Свет, благословенный свет полился в коридор. Джерольд, второй ведущий актер труппы, высунул голову из-за двери. На нем ничего не было, кроме обмотанного вокруг бедер полотенца.
 – Миранду похитили!
 – Что? Ты уверен?
 – Что случилось? – Из-за спины Джерольда прозвучал взволнованный женский голос. – Кто выключил свет?
 Шрив не стал тратить времени на объяснения.
 – Вызовите полицию!
 Секундное колебание, потом Джерольд кивнул.
 – Сейчас, только надену штаны. Шрив бросился к двери.
 – Помогите! Полиция!
 В стоявшем в конце аллеи экипаже закрылась дверца. Шрив помчался к нему, но кучер хлестнул кнутом по спинам лошадей. Они рванулись с места.
 – Помогите! Убивают! – Шрив побежал следом.
 В экипаже де ла Барка открыл окно и скомандовал кучеру:
 – Поезжай через пустыри и как можно быстрее, Потит.
 – Такой путь будет дорого стоить, – ответил тот, наклонившись к окну.
 – Я же сказал, что умный парень может много заработать на этом деле, – возразил де ла Барка.
 – На помощь! На помощь! – Голос Миранды, заглушенный тканью мешка, тем не менее прозвучал внутри экипажа довольно громко.
 – Молчать! – Де ла Барка попытался зажать ей рот через грубую мешковину.
 Отчаянно извиваясь, Миранда сумела высвободить руку из мешка. Продолжая кричать, она проделала отверстие в мешке побольше и вытащила вторую руку.
 – Сиди спокойно! – Де ла Барка всем телом навалился на нее.
 Она вскрикнула, оказавшись на полу. Свободным концом веревки де ла Барка обмотал одну ее руку. Она мгновенно спрятала другую под мешок.
 Экипаж резко свернул влево. Кнут со свистом опустился на спину одной из лошадей. Пассажиров бросило на стенку экипажа. Миранда ударилась головой о дверцу. Она распахнулась, и только рука де ла Барки, схватившая ее за подол платья, удержала ее от падения на мостовую.
 К удивлению сыщика Миранда начала пинать его и вырываться. Свесившись головой почти до земли и едва не падая под колеса, она продолжала сопротивляться его усилиям втащить ее назад.
 – Глупая женщина! Ты погибнешь. Лезь назад.
 Она закричала. Он громко выругался. Через минуту весь Новый Орлеан выскочит на улицу. Де ла Барка отпрянул, когда она пнула его прямо в грудь.
 Потит повернул экипаж в другую сторону. Де ла Барка схватился одной рукой за дверцу, чтобы не вывалиться наружу.
 – Идиот! Помедленнее! – закричал он кучеру. – Она сейчас...
 Ухватившись за веревку, связывавшую ее руку, Миранда высвободила ее, не прекращая пинаться.
 В какое-то мгновение она почувствовала, что падает, не сдерживаемая его руками. Она сжала зубы и приготовилась к удару о землю.
 Но его руки успели схватить ее за платье. Ткань затрещала, но выдержала, и похититель, втащив Миранду в экипаж, захлопнул дверцу.
 – Погоняй! – крикнул он кучеру.
 – То «помедленнее», то «погоняй»! Решите же наконец что вам нужно! – Снова раздался свист кнута, и лошади прибавили ход.
 Миранда попыталась стащить с себя мешок. На этот раз похититель не мешал ей. Через несколько секунд она была свободна. Поправив волосы, закрывавшие ей глаза, она увидела темную фигуру, сидевшую напротив нее. Она набрала в легкие побольше воздуха, чтобы закричать, но он сунул ей в лицо дуло пистолета.
 – Закричишь, и я выбью тебе зубы. Она отпрянула.
 – Лучше остановите экипаж и выпустите меня. Не надейтесь, что вам это сойдет с рук.
 В свете уличного фонаря она разглядела круглое, неподвижное лицо, глаза, холодно сверкающие из-под набухших век.
 Она поежилась.
 – Вас ждут большие неприятности, мистер. Что вы делаете?
 – Я провожу задержание скрывшейся от правосудия преступницы, – важно, насколько позволяло неровное движение экипажа, ответил он.
 Спокойная речь с легким акцентом испугала ее. Значит, вот оно что. Это частный сыщик. Ей следовало сразу догадаться.
 – Вы ошиблись, – ответила она. – Я актриса.
 – Я так не думаю. – Его глаза вновь сверкнули в свете фонаря, который они миновали, но гораздо страшнее был блеск его пистолета. Потом они свернули на темную аллею.
 Миранда притворилась, что не поняла его.
 – Вы сошли с ума. Я актриса. Мне случалось плохо играть, но не настолько, чтобы подвергать меня за это аресту.
 Внутри экипажа было совершенно темно. Стук колес мешал ей расслышать его дыхание. Ее похититель сидел так тихо, что ей казалось, будто она совершенно одна.
 Она сидела, охваченная страхом, и вспоминала, как Бенджамин Уэстфолл схватился за грудь, когда пуля попала в него и хлынула кровь. Усилием воли она взяла себя в руки и приняла неприступный вид.
 – Я требую, чтобы вы немедленно остановили экипаж, – тоном леди Макбет произнесла она.
 Удивительно, но лошади замедлили ход.
 Это было простым совпадением. По обе стороны возвышались темные кирпичные стены. Они въехали на какую-то улицу на окраине города.
 Миранда напряглась, ожидая благоприятного момента. Шрив учил ее, что жизнь не столь драматична, как пьеса, и реальные люди не репетируют свои действия, оттачивая каждый шаг. Ее похититель может сделать неверное движение, и тогда она нанесет удар.
 Экипаж покачнулся, когда кучер слез с облучка. Миранда сразу отметила, что он не распахнул дверцу как профессиональный кебмен. Ее похититель наклонился вперед, вытянув руку.
 Должно быть, она выдала себя своим дыханием. Шрив говорил, что она никогда не умела правильно дышать.
 – Не пытайтесь сделать какую-нибудь глупость. – Он ткнул ей в грудь дулом пистолета, и Миранда покачнулась.
 – Лучше отпустите меня, – все же сказала она.
 – А вы лучше делайте то, что я вам велю. – Его голос был сухим и ровным. – Я привык наносить свой удар до того, как ударят меня.
 Сердце Шрива готово было выскочить из груди. В висках стучало. Продолжая гнаться за экипажем, он уже решил, что ему придется прекратить погоню, когда на пустынной улице он увидел повозку. Без колебаний он прыгнул в нее и вырвал вожжи у возницы.
 Герой пьесы помчался бы за похитителем как молния, но у Шрива не было опыта езды по узким городским улочкам. Он так разогнал лошадей, что на повороте не справился с повозкой и попал колесом в канаву. Колесо слетело с оси.
 Оставив хозяина кричать и ругаться, он возобновил преследование, полагаясь только на собственный слух, который вел его по темным аллеям.
 – Вы дочь Френсиса Драммонда, – без предисловий заявил де ла Барка. У него была привычка заявлять свои догадки как доказанные факты.
 На этот раз его ждало разочарование. Сохраняя холодное выражение лица, Миранда нанесла ответный удар.
 – А как ваше имя, сэр? Я хочу знать ваше имя, чтобы сообщить о вашем поведении вашему начальству.
 – Мое имя не имеет значения. Гораздо важнее ваше. Вы Миранда Драммонд. – Он шагнул к ней, расправив плечи, надеясь испугать ее.
 Миранда попыталась ответить ему таким же ровным тоном.
 – Я не пользуюсь фамилией. Я ее не помню... и своего отца тоже. Он умер, когда я была ребенком.
 Наконец-то он убедился, что перед ним была Миранда Драммонд. Все же де ла Барка был несколько обескуражен ее равнодушием. Он ожидал, что она станет нервничать, умолять его. Он ткнул в ее сторону пальцем.
 – Ваша мать вышла замуж за генерала Бенджамина Уэстфолла, и он утверждал, что вы умерли.
 Миранда пожала плечами.
 – Он ошибся.
 – Всего несколько месяцев назад в Чикаго вы нанимали частного детектива из агентства Пинкертона, чтоб разыскать вашу сестру Рейчел Уэстфолл.
 – Я решила, что мы могли бы восстановить наши отношения. Она побывала на моем спектакле, потом мы встретились за ленчем. В этом нет ничего предосудительного. А вот вы... Вам придется многое объяснить вашему начальству и полиции здесь, в Новом Орлеане. Я хочу знать ваше имя. Я намерена при первой же возможности сообщить о вас в полицию. Я была похищена. Люди видели, как меня вынесли из театра.
 Де ла Барка вынул из кармана блокнот и сверился с записью.
 – Вы покинули Чикаго, потому что у вас был ангажемент в Сент-Луисе, но вы туда не прибыли. Ваш импресарио и – я полагаю – партнер сообщил, что вы больны. Ангажемент был аннулирован.
 Язвительная пауза перед словом «партнер» заставила Миранду гордо вскинуть голову. Она пыталась понять, каким образом этому человеку так легко удалось оскорбить ее. Она решила отвечать ему в том же духе и как настоящая леди Макбет, произнесла:
 – У вас не было необходимости похищать меня из театра и гнать во весь опор лошадей как сумасшедшему. Вы могли бы прийти в театр и задать ваши вопросы. Я бы ответила на них. Ваши сведения верны. Я была больна. И я могу опять заболеть из-за плохого обращения. Назовите ваше имя. Я непременно сообщу о вашем поведении куда следует.
 – В какой больнице вы находились?
 – Не в больнице. Я жила у друзей.
 – У друзей в Вайоминге?
 – Нет. Ваше имя, сэр!
 – Де ла Барка, – раздраженно бросил он. – Так где же вы были?
 – Ваше полное имя.
 – Френк, черт возьми! Френк де ла Барка. Где вы были?
 – В Сент-Луисе.
 – Вы лжете. Миранда встала.
 – Мистер де ла Барка, в вашей записной книжке нет ничего, за исключением самых общих сведений биографического характера и ваших предположений. Это вы совершили преступление.
 Сыщик и глазом не моргнул.
 – А как насчет вашего импресарио, этого актера Шрива Катервуда? – В его голосе появились победные нотки. – Что будет, если его отвезут в Вайоминг, чтобы встретиться с неким полковником Теодором Армистедом?
 – Я уверена, что полковник будет счастлив увидеть такого великого актера в этом Богом забытом месте. – Она гордо подняла голову. – Ваше начальство тоже обрадуется. Шрив и я привыкли выступать перед большими аудиториями в Чикаго, Сент-Луисе, Новом Орлеане. Даже в Нью-Йорке. Во всем штате Вайоминг не наберется столько зрителей, как в любом из этих городов. В форте Лареми, вероятно, даже нет театра.
 – Откуда вы узнали, что Армистед находится в форте Лареми? – Его губы дрогнули в злорадной усмешке.
 Она позволила себе тоже улыбнуться, хотя в душе испугалась так, что даже кончики пальцев у нее похолодели.
 – Я этого не знала. Я назвала форт Лареми как самый крупный военный форпост в Вайоминге. Если бы вы упомянули Техас, я назвала бы форт Уорт. – Она недовольно передернула плечами. – Я просто использовала метафору.
 Де ла Барка напрягся как приготовившаяся к нападению змея. Вскочив со стула, он схватил ее за руку и толкнул к шкафу.
 – Вы лжете! Мне нужна правда! И немедленно! – Он произнес эти слова тихо, но в них явно звучала угроза.
 – Я не...
 Он ударил ее кулаком в лицо. Удар был сильным, к тому же он отпустил ее руку, за которую держал, и она упала. Он наклонился над ней, угрожающе сжав кулаки.
 – Слушай меня внимательно. Ты подробно расскажешь мне все, что случилось и что за этим кроется. А потом сядешь за стол и напишешь свои показания.
 У Миранды было ощущение, что он сломал ей челюсть. Острая боль и шок сделали ее совсем слабой. Она почувствовала во рту кровь из разбитой губы и прижала к щеке дрожащую руку.
 – Вы совершаете большую ошибку. Мне нечего вам сказать.
 Он поднял ее и ударил снова. На этот раз в живот.
 Миранда согнулась пополам, парализованная болью и тошнотой.
 Он схватил ее за волосы и заставил подняться.
 – Теперь слушай меня, Миранда Драммонд. Ты разозлила очень влиятельных людей. Они заплатили мне очень большие деньги, чтобы я узнал ответы на вопросы, на которые никто другой не нашел ответов. Они хотят знать, почему был убит Бенджамин Уэстфолл, кто стоит за его смертью и что те люди надеются получить от этого.
 Оглушенная болью, она молча смотрела на него.
 – Ты – мой главный свидетель.
 – Я ничего не знаю. Меня даже там не было. Де ла Барка размахнулся.
 – Меня там не было! Не было! – Она вложила всю душу в этот крик. Ее жизнь зависела от того, насколько она будет убедительной. Вновь и вновь она выкрикивала эти слова.
 Дверь отворилась.
 – Что вы делаете? – На пороге появился Потит.
 – Тебя это не касается.
 – Вы слишком грубо обращаетесь с этой девушкой.
 Де ла Барка вынул пистолет.
 – Не входи! То, что происходит в этой комнате, тебя не касается.
 Потит поднял руки.
 – Не надо злиться. Просто не давайте ей так громко кричать. В Новом Орлеане полно мужчин, которые не терпят подобного обращения с женщинами. Можете вырезать сердце мужчине, но не трогайте женщин. Может быть, здесь тоже найдутся такие. Может быть...
 Де ла Барка ткнул его дулом пистолета.
 – Убирайся отсюда.
 – Как прикажете. Вы слишком глупы, чтобы понять мое предостережение. Вам не поздоровится. – Потит бросил загадочный взгляд на Миранду, прижавшуюся к шкафу в углу.
 Де ла Барка щелкнул курком, но Потит уже скрылся в коридоре.
 – Дурак! – Де ла Барка захлопнул за ним дверь. – Ты мне скажешь правду! – набросился он на Миранду.
 Она выпрямилась.
 – Знаете, он прав. Здесь не Нью-Йорк. Это Новый Орлеан. С женщинами здесь обращаются вежливо.
 Он пожал плечами.
 – Мне плевать. Мне нужна информация! – Он шагнул к ней, но у нее уже было время все обдумать. Схватив со стола лампу, она швырнула ее сыщику в грудь. Стекло разбилось, и благодаря попавшему на одежду керосину пламя быстро охватило его.
 – Проклятье! – закричал он и начал сбивать пламя, но это оказалось не так-то легко. Пока он пытался расстегнуть пуговицы, Миранда бросилась к двери и выскочила в коридор.
 На узкой лестнице Потит загородил ей дорогу. Их взгляды встретились. С ленивой улыбкой он отступил к стене. Промчавшись мимо него к входной двери и распахнув ее, она оказалась прямо в объятиях Шрива.

 Сцена пятая


 Многих богачей ждет преисподняя [16] 

 – Я, должно быть, старею. Я должен был сам спасти тебя. – В порыве чувств Шрив обнял Миранду и прижал ее к себе с такой силой, что она даже вскрикнула.
 Когда он ослабил объятия, она поднялась на цыпочки и поцеловала его. Несмотря на синяк на щеке, она улыбалась.
 – Ты ни капельки не постарел. Ты даже стал проворнее. На этот раз ты не стал задерживаться, чтобы переодеться.
 Он нежно прикоснулся к ее опухшей щеке.
 – Я хотел ворваться в комнату и проучить негодяя.
 – На сей раз этого не потребовалось. Я изменилась. Стала взрослой. Ты научил меня, как можно постоять за себя. Это гораздо лучше. Избавило тебя от лишних хлопот, а в итоге мы все равно оказались вместе.
 – Может быть, вам лучше оказаться где-нибудь в другом месте? – раздался голос Потита, но когда они оглянулись, то увидели, что парень уже скрылся из виду.
 – Он прав. – Миранда взяла Шрива за руку.
 – Не двигайтесь, вы оба. – В дверях появился де ла Барка с пистолетом в руке.
 Шрив заслонил собой Миранду.
 – Беги, Миранда!
 – Не советую! – крикнул ей де ла Барка. – Я прострелю ему ногу, а следующим выстрелом уложу вас, мадам. – На сыщика было страшно смотреть. Он был без сюртука. Его рубашка была черной от дыма, обожженная кожа просвечивала сквозь зиявшие в ней дыры. Половина его лица и подбородок были в пятнах сажи. Волосы стояли дыбом.
 Несмотря на ожоги, он сохранял невозмутимое выражение лица. На поясе у него висели охотничий нож в ножнах и пустая кобура. Он выглядел опасным как демон из преисподней.
 Шрив изобразил на лице идиотскую улыбку. Вытянув руки вперед, он шагнул навстречу де ла Барки.
 – Одну минутку...
 – Шрив! Нет! Отойди!
 – Хороший совет. – Ствол пистолета опустился, пока не оказался нацеленным на колено Шрива. Переводя взгляд с мужчины на женщину, де ла Барка спустился по ступенькам крыльца к ним. По опыту он знал, что почти все люди при виде нацеленного на них оружия теряют голову. Эти двое наверняка не исключение. – Руки вверх!
 Актер сразу же поднял руки.
 – Эй, не нацеливай эту штуку на меня. Она может выстрелить.
 – Не выстрелит, пока я не нажму курок.
 – Шрив! – вновь закричала Миранда.
 – В самом деле, старина, это не дело. Брать на мушку человека. Это неприлично.
 Де ла Барка презрительно скривился, заслышав хнычущие нотки в голосе актера.
 – К тому же ты ведь не хочешь нас застрелить. – Шрив сделал осторожный шаг ему навстречу, потом неожиданно бросился вперед. Крик Миранды эхом разнесся по улице.
 Застигнутый врасплох, де ла Барка еле успел поднять пистолет. Когда он нажал курок, ствол пистолета был нацелен в грудь Шрива.
 Раздался щелчок – пистолет дал осечку.
 Прежде чем де ла Барка успел еще раз нажать на спусковой крючок, актер плечом ударил его в грудь, и коренастое тело сыщика опрокинулось на ступени. Ругаясь, он потянулся вверх, пытаясь сбросить с себя нападавшего и одновременно освободить руки.
 – Беги, Миранда! – вновь закричал Шрив. Он старался головой ударить де ла Барку в подбородок.
 Сыщик ударил актера коленом между ног. Тот застонал от боли, но не выпустил своего противника.
 – Шрив!
 – Беги, черт возьми!
 Обезумев от страха за Шрива, Миранда бросилась к дерущимся мужчинам. Ее кулак попал точно в нос де ла Барки, отбросив его голову на каменную ступеньку. Она почувствовала кровь на своей руке.
 Де ла Барка непроизвольно нажал на курок, и в темноте прозвучал громкий крик боли.
 – Шрив! – Миранда в отчаянии схватила его за плечо. – Шрив, дорогой! Ради Бога, скажи, ты в порядке?
 – Я не ранен, – простонал он.
 – Не ранен? Нет? – Она начала ощупывать его тело. – Ты уверен?
 Зажатое Шривом тело де ла Барки обмякло. Только дрожь в руках, а также его стоны и проклятия говорили о том, что он не потерял сознания.
 Шрив осторожно приподнялся и посмотрел на него. Пистолет лежал на животе де ла Барки, и рука сыщика по-прежнему сжимала его. Шрив вытащил его из ослабевших пальцев своего противника и отодвинулся. Чувствуя тошноту от вида крови на своей одежде, он с трудом поднялся.
 – Любимый. – Миранда обняла его.
 Уткнувшись лицом в ее растрепанные волосы, Шрив тяжело вздохнул. Впервые в жизни он понял, что такое истинный героизм. Это то, что выглядело совсем не героически. Просто бессмысленная жертва одной жизни ради другой. Никаких лозунгов. Никаких поз. Никаких грандиозных речей. Смотри! Действуй! Проигравший попадет в ад! Он почувствовал, как у него волосы встали дыбом. В душной темноте он вдруг задрожал от холода.
 Наконец они оба взглянули на сыщика, который лежал на земле, корчась от боли, и непрерывно ругался. Хотя он и зажал рану рукой, кровь сочилась у него между пальцев.
 Миранда с ужасом смотрела на него.
 – Он выстрелил в себя.
 – Да, но был очень близок к тому, чтобы застрелить меня. – Шрив стряхнул черные следы пороха со своих брюк. Его пальцы нащупали дыру. Он выругался.
 – О Боже! – Миранда сжала его руку. – Ты точно не ранен?
 – Немного обожгло порохом, но в целом все в порядке. – Он посмотрел на нее. – А ты? Ты в порядке?
 – Да.
 – А твое лицо? – Он коснулся ее щеки.
 – Пустяки. – Она с беспечным видом махнула рукой. Потом неожиданно для Шрива взяла револьвер из его рук, взвела курок и прицелилась.
 Раненый внезапно замолчал. Было слышно только его тяжелое дыхание и сдавленные стоны. Он прищурился и сжал зубы.
 Миранда пристально посмотрела в черные глаза, сверкавшие на смуглом, покрывшемся испариной лице. Несмотря на все ее уверения, щека у нее ныла и от удара в живот перехватывало дыхание. От вида крови, черной струйкой стекавшей по ступеням, ей стало нехорошо. В это мгновение осознание истинных последствий мести почти довело ее до истерических рыданий. Она тяжело перевела дух.
 – Я не знаю, кто послал вас. Не знаю, почему. Но я надеюсь, он хорошо вам заплатит за ваши страдания.
 Де ла Барка не двигался, зажимая рукой рану. Судя по небольшому кровотечению и отсутствию шока он понял, что рана была неглубокой. Однако шансов одолеть своих противников у него не было. Он недооценил женщину, поскольку никто из представительниц слабого пола, с которыми его сводила судьба, не умел даже держать пистолет правильно. Он перевел взгляд на Катервуда.
 Актеру, должно быть, было плохо, потому что он стоял опустив голову и тяжело дышал. Его нахмуренный лоб свидетельствовал о терзавшей его головной боли. Сыщик начал медленно подниматься.
 – Оставайтесь на месте, – предупредила его Миранда, – или я выстрелю.
 – Я истекаю кровью, – возразил де ла Барка и для большей убедительности застонал.
 – Это не смертельно. – Тыльной стороной ладони Миранда вытерла лоб. Им со Шривом надо было поскорее убираться с этой душной улицы туда, где была прохлада и тень и где они могли бы отдохнуть. – Ничего страшного.
 Она наклонилась и поднесла пистолет к лицу сыщика.
 – Слушайте меня внимательно, – ледяным голосом леди Макбет приказала она. – Я ответила на все ваши вопросы. Мы с моим партнером знаменитые актеры, занимающиеся только своим ремеслом. Мы не имеем никакого отношения к проблемам американской армии в Вайоминге.
 Она помедлила, но де ла Барка никак не прореагировал на ее слова.
 – То, что вы сделали со мной, преступно. Мы могли бы привлечь вас к ответу.
 Де ла Барка крепче сжал пальцами рану. В его взгляде появилось отсутствующее выражение – от боли у него кружилась голова.
 – Мы не будем выдвигать против вас обвинение... – здесь она взглянула на Шрива, который поднял голову и кивнул. Его лицо было влажным от пота и белым как мел. Должно быть, он всю дорогу бежал за экипажем. От жалости к нему у нее зашлось сердце, – ...в похищении, оскорблении действием и попытке убийства, если вы покинете Новый Орлеан, как только будете в состоянии это сделать.
 Де ла Барка прижался спиной к ступеням лестницы. У него кружилась голова. Кровь из раны тоненькой струйкой стекла уже на три ступеньки вниз.
 – Однако, если мы встретим вас вновь, мы передадим вас властям. Можете не сомневаться: мы это сделаем. Среди наших почитателей есть немало влиятельных жителей Нового Орлеана. Мы известны местным властям, а вы нет. Если вы еще раз побеспокоите нас, то обещаю вам, я лично добьюсь вашего ареста. У вас будут серьезные неприятности. – Она наклонилась ниже. Пистолет оказался всего в нескольких дюймах от его носа. – Вы меня поняли?
 – Да, – с трудом произнес он.
 Гордо выпрямившись, Миранда попыталась сунуть пистолет за пояс. Но ничего не получилось, так как на ней не оказалось пояса, и юбка свободно болталась на талии. Тогда она сунула пистолет в карман Шриву и подставила ему плечо.
 – Пойдем, дорогой. Мы потихоньку дойдем до гостиницы. Может быть, нам посчастливится найти экипаж.
 Он покачал головой.
 – Маловероятно в такой час ночи.
 – Ночи? – Миранда устало улыбнулась. – Уже почти утро. Если нам повезет, мы встретим фургон молочника.
 Когда они скрылись за поворотом, на крыльце появился Потит.
 – Пожалуй, я лучше помогу вам подняться. Де ла Барка разразился потоком брани. Он вытащил из кармана смятый платок и кое-как перевязал ногу.
 – Где ты был? Ты должен был сторожить парадную дверь.
 Потит пожал плечами.
 – Что вы имеете в виду – сторожить? Я стоял внизу у лестницы. Если бы кто-то стал спускаться или подниматься, я бы заметил. Я бы сообщил вам, если бы пришел кто-то подозрительный. Вот и все.
 – Почему, черт возьми, ты не остановил ее, когда она выбежала? – Де ла Барка выругался; его нога вновь начала кровоточить, когда он, опираясь на худое плечо Потита, попытался встать на ноги.
 – Я не прикасаюсь ни к одной женщине, – пробормотал Потит. – Об этом не может быть и речи.
 Добравшись до лестницы, де ла Барка начал немного наступать на ногу, но боль была ужасной.
 – Вы, кажется, самый везучий человек из всех, кого я знаю, – заметил Потит. – Чертовски глупо стрелять, когда не видишь, куда стреляешь. Вам еще повезло, что вы не отстрелили себе член.
 Наконец они вошли в пропитанную дымом комнату де ла Барки. Его лежавший на полу сюртук все еще тлел. Слабея от боли, сыщик старался сосредоточить свое внимание на чем-нибудь другом.
 – Этот мужчина...
 – Он выше меня почти на шесть дюймов. Что я должен был делать? Он сбил вас с ног. Почему вы не застрелили его?
 – Пистолет дал осечку.
 – Понятно.
 – А потом внезапно выстрелил. Потит засмеялся и закрыл ногой дверь.
 – Такое случается. Наверное, поэтому я и не пользуюсь пистолетами. Во всяком случае, вы мне его не давали.
 – Теперь это уже неважно. – Де ла Барка опустился на узкую кровать; на лбу у него вновь выступила испарина. Его голос стал слабее. Он явно терял сознание.
 – Достань рубашку из моего саквояжа и перевяжи меня, – чуть слышно приказал он. – Потом иди за доктором. Рана может загноиться, если не наложить швы.
 – Я знаю одного хорошего знахаря. Его услуги обойдутся дешевле, чем у доктора.
 – Кого?
 – Знахаря. Колдуна. Вы его не знаете. Но если ваш враг использовал злые чары, он развеет их. – Потит многозначительно посмотрел на рану на ноге де ла Барки. – Похоже, что так и было.
 – Черт побери, нет. Иди за доктором.
 – Он очень искусен.
 – Найди мне врача!
 – Ладно. – Потит сделал вид, что кланяется, а потом не спеша покинул комнату.
 Оставшись один, де ла Барка снял наволочку с подушки и зажал ею рану. Потом он лег и закрыл глаза; боль отдавалась во всем его теле так, что ему пришлось сжать зубы, чтобы не стонать. Перед собой он видел Миранду Драммонд, без колебаний целившуюся из его собственного пистолета ему в лицо.
 Убийцей была она. Он это знал. Ее глаза были как кусочки льда. Она держала пистолет как опытный стрелок. Он не заметил в ее лице ни страха, ни сомнения. Ее тело было крепким и тренированным.
 Его небольшой опыт знакомства с актрисами рисовал образ созданий, неспособных даже сделать глубокий вдох. Их тугие корсеты стягивали талии, подчеркивая пышную грудь и широкие бедра.
 Нет, у этой женщины была юношеская фигура. Наверняка она и была тем молодым лейтенантом, который привез почтовую сумку с приказом из Вашингтона. Обычная актриса вряд ли могла знать о таких вещах, но актриса, детство которой прошло в военном гарнизоне, знала.
 Миранда Драммонд была именно такой. Он считал, что она была орудием в чьих-то руках, согласившись выполнить грязную работу, которая давала ей шанс отплатить отчиму, выгнавшему ее из дома. Оставался вопрос: кто нанял ее? Именно это интересовало Батлера.
 Де ла Барка поморщился, когда волна боли стала нестерпимой. Он потянулся к прикроватному столику, и из его ящика достал фляжку. Вытащив зубами пробку, он влил в себя приличную порцию спиртного.
 Откинувшись на подушку, он приготовился ждать. Его последней мыслью, от которой он даже улыбнулся, было то, что его ранение даст Миранде Драммонд и Шриву Катервуду только короткую передышку.
 Он внезапно очнулся от резкой боли в ноге и странного запаха. Он, должно быть, заснул или впал в забытье от потери крови.
 – Что за черт...
 Над ним склонилось лицо такое черное, что только белый платок, повязанный вокруг головы, да белки глаз выделялись в полумраке комнаты.
 Сзади стоял Потит с коптящей керосиновой лампой в руке и улыбался.
 – Я привел Тоби-Каджигаса. Он хороший знахарь.
 – Нет! Я велел тебе...
 – Ни один врач не согласился. Слишком опасно.
 – Нет! Я заплачу... – Де ла Барка попытался отодвинуться, когда черные крючковатые пальцы потянулись к его ране.
 – Может быть, вам не придется много платить Тоби-Каджигасу. Может быть, вы лучше заплатите мне. – Потит продолжал улыбаться, но в его глазах читалось предупреждение.
 – Черт с тобой! О! Проклятье...
 Знахарь достал пакет из складок своей одежды и положил его на кровать рядом с раненым. Потом начал осторожно развязывать его.
 Де ла Барка попытался сесть, но тело его не слушалось, а от потери крови он совсем ослабел. Он упал на подушку и устремил взгляд в черный потолок.
 – Проклятье, – прошептал он. Он хотел сжать руку в кулак, но рука дрожала от слабости и не слушалась его.
 Он посмотрел на Потита.
 – Ты получишь свои деньги, – пообещал он. – Получишь все, что захочешь.
 Потит довольно закивал.
 – Хорошо. Хорошо.
 Миранда с холодным компрессом на щеке и теплым одеялом на животе лежала на своей половине кровати. Шрив находился рядом; холодный компресс закрывал его глаза.
 Вокруг них хлопотала Ада.
 – Сохрани вас обоих Господь, – причитала она. – Вы уже достаточно взрослые, чтобы ввязываться в такие дела. А я уже слишком стара, чтобы лечить синяки и ушибы после уличных драк.
 – Ада, мне очень жаль. – Миранда вздохнула. – Я знаю, мы причиняем тебе много хлопот.
 – Вот именно. Ужасно много хлопот, – согласилась Ада, ее голос дрожал от обиды. – И я позволяю вам это. Я – гример и костюмер, а не сестра милосердия. Я всю ночь не сомкнула глаз от волнения, и у меня во рту еще не было ни крошки. Даже чашки той бурды, которую здесь называют кофе. Я все утро занята заботами о вас двоих.
 – Что бы ты ни делала, Ада, ты бесподобна, – тихим голосом очень больного человека произнес Шрив. Он приподнял компресс и слабо улыбнулся.
 – Ах ты! – Ада шлепнула его по плечу кончиками пальцев. – Вы один другого стоите. Не пытайся очаровать меня своими взглядами и сладкими речами. Думаешь, я не понимаю. Это все игра. Я видела спектакли с твоим участием сотни раз.
 Миранда приподнялась на локте, но Ада поспешила к ней и не позволила ей встать.
 – Не двигайся. У тебя ужасный синяк на щеке. А внутри... мы даже не представляем, что там. Что-нибудь может быть повреждено. Просто скажи мне, что тебе нужно, детка.
 – Я хочу встать и отпустить тебя на завтрак. Я могу присмотреть за Шривом. Все равно он ничего не делает, только лежит.
 – И слышать не хочу об этом. – Костюмерша легонько толкнула ее опять на подушки.
 – В самом деле, Ада, – запротестовала Миранда. – Я хочу, чтобы ты пошла. Мне тоже надо поесть. Я ничего не ела со вчерашнего дня.
 – Конечно. Как я могла забыть. Лежите и отдыхайте. Я вернусь через несколько минут.
 – И для меня тоже. – Шрив сложил руки на своем заметно похудевшем животе.
 – Просто вели прислать сюда поднос, – сказала Миранда, откидываясь на подушки. – Сама позавтракай и попроси Джорджа проверить все ли в порядке в театре.
 Ада с сомнением посмотрела на обоих. Кажется, ни один из них не был в состоянии даже дойти до ванной. Но вечером они выйдут на сцену. Они ни разу не пропустили спектакль. Она похлопала Миранду по руке.
 – Я недолго.
 Несколько минут в комнате царила тишина. Наконец Миранда вздохнула и зашевелилась. Теплое одеяло сняло боль от удара в живот, но остался синяк величиной с кулак. Другой, меньшего размера, выступил у нее на щеке. Увидев его в зеркале, она почувствовала тошноту.
 Сколько всего произошло за эти двадцать четыре часа!
 Слеза скатилась ей на щеку. За ней еще одна и еще. Стыдясь своей слабости, она быстро вытерла их рукой. Но от этого они побежали еще быстрее. Она не могла с ними справиться. Они душили ее, не давая дышать.
 – Ты плачешь?
 – Нет.
 – Я чувствую, что плачешь. – Его теплая рука легла ей на бедро, поглаживая напряженные мышцы.
 – Мне стыдно. Мне так стыдно. – Каждое ее слово прерывалось рыданием.
 – Я знаю.
 – Я не должна плакать. Я никогда не плачу.
 – Да, никогда не плачешь.
 Миранда перевернулась на бок, пряча лицо в подушку.
 – Я никогда не думала, что такое может случиться. Если бы я только могла предположить, что пострадаешь ты, я оставила бы Бенджамина Уэстфолла в покое.
 Шрив положил свою теплую руку ей на талию. Абсолютно измученный, он продолжал лежать на спине, закрыв глаза. В его голосе звучали теплые нотки, когда он тихо произнес:
 – Жизнь совсем не похожа на пьесу. Она только всхлипнула.
 Шрив погладил ее по спине.
 – В пьесе, когда злодеи наказаны, герои и героини могут спокойно идти домой. В реальной жизни злодеи возвращаются, чтобы снова и снова преследовать их.
 – Но как могло случиться, что нас стали преследовать в Новом Орлеане после того, как в Вайоминге Уэстфолл во всем признался? – прошептала Миранда.
 Голосом отца Гамлета Шрив ответил:
 – Некоторые вещи лучше было оставить провидению. Как могла расплата за смерть твоего отца, после которой прошло почти двадцать лет, настигнуть Уэстфолла в день его величайшего триумфа?
 – О Шрив...
 – «Убийство выдает себя без слов, хоть и молчит». [17] 
 – Я не совершила убийства. Я привела в исполнение приговор, – упрямо сказала она.
 – Вот именно. Поэтому палач всегда носит маску, чтобы люди не узнали его.
 Долгое время они лежали молча. Она страдала от чувства вины. Он – от боли в глазах. Когда он снял компресс, то смог увидеть только размытые цветные полосы. Безумный бег по улицам, драка с де ла Баркой нарушили его начавшееся выздоровление. Он не стал говорить Миранде о своем состоянии. Ей и так плохо.
 Ощущение собственного бессилия угнетало Шрива. Он не мог ей помочь. Она лежала рядом с ним, коря себя за все случившееся, и он не мог взвалить на нее еще и свои проблемы. Лучше лежать совершенно неподвижно, и дать телу возможность собраться с силами.
 Он почти заснул, когда принесли завтрак. Миранда с аппетитом принялась за еду, а он едва притронулся к своей порции.
 За кружкой «бурды», которую в Новом Орлеане все называли кофе, но на самом деле это был цикорий, Миранда заговорила.
 – Почему он не вызвал полицию, чтобы арестовать меня?
 Шрив пожал плечами.
 – Я уверен, что он – частный сыщик. Их не очень-то любят в полицейском участке. Он, вероятно, хотел сам допросить тебя. – Он многозначительно посмотрел на ее опухшую от удара щеку. – Он бы не смог ударить тебя в присутствии представителя закона в этом самом благовоспитанном южном городе.
 – Он сказал нечто странное перед тем, как я вырвалась от него и убежала. Он сказал, что ему платят большие деньги за то, чтобы он узнал, кто стоит за убийством Бенджамина Уэстфолла. – Она вопросительно посмотрела на Шрива.
 Он перестал делать вид, что ест, и откинулся на спинку стула. Выражение его лица было решительно-мрачным.
 – Мы, кажется, столкнулись с чем-то таким, что больше нас обоих вместе взятых.
 – Что ты имеешь в виду? Он опять пожал плечами.
 – Тебе не приходила в голову мысль, почему Бенджамин Уэстфолл, которому с позором пришлось покинуть свой пост, был назначен на такую высокую должность?
 – Армия – это такое место, где благосклонность начальства можно легко вернуть. Таковы условия игры.
 – Но он был вне игры больше пятнадцати лет. Наверняка за это время появились другие люди, снискавшие благосклонность начальства. Миранда задумалась.
 – Мне помнится, его первая жена была дочерью какого-то конгрессмена или сенатора. Только кого именно...
 – Но Бенджамин Уэстфолл уже много лет был женат на твоей матери. Эта связь должна была уже прерваться.
 – Не обязательно. Если Уэстфолл поддерживал...
 Шрив перебил ее.
 – А если у этого конгрессмена или сенатора есть грязная работенка, которую ему понадобилось сделать?
 – Я не понимаю...
 – Вижу. Задумайся на минутку. Что, если у этого конгрессмена или сенатора найдется грязная работенка? Что, если он хочет, чтобы ее сделал человек, которого он знает? Человек, который без колебания согласится для него на любую грязную работу?
 Миранда открыла рот от удивления.
 – Кто-то настолько безжалостный, что смог отправить на смерть целый отряд, чтобы погубить только одного человека. Человек, достаточно бессердечный, чтобы заключить свою падчерицу в исправительный дом, где она должна была умереть...
 – ...или чтобы убить детектива...
 – ...или поджечь театр, полный зрителей. Они переглянулись, охваченные ужасом.
 Шрив язвительно усмехнулся:
 – Ты внесла очень несвоевременные коррективы в чьи-то планы.
 Она отодвинула тарелку; у нее сразу пропал аппетит.
 – Это все так ужасно, что не может быть правдой. – Поставив локти на стол, она потерла лоб. Страшная мысль пришла ей в голову. – А что, если этот человек был судебным исполнителем или кем-то вроде этого, посланным найти того, кто застрелил Уэстфолла?
 – Не похоже. Судебные исполнители работают вместе с местной полицией. А этот детектив явно не хотел иметь с ними дело. Он похитил тебя и увез в дом, находящийся в самом глухом районе, где мы дважды теряли дорогу, прежде чем выбраться оттуда. Почему он это сделал, если у него было законное предписание?
 – Понимаю, что ты хочешь сказать.
 – Когда я добрался туда, он уже два раза ударил тебя. – Шрив нежно погладил ее по щеке. – Представляю, как бы ты выглядела, если бы я пришел позднее.
 Она наклонилась к его руке и поцеловала ладонь.
 – Я думаю, этот странный мужчина у дверей чем-нибудь помог бы мне.
 Шрив покачал головой.
 – Не думаю. Но это не главное. Главное то, что кому-то очень нужна информация, и ему безразлично, какими методами она будет добыта.
 Миранда попыталась зайти с другой стороны.
 – Почему кто-то считает, что здесь существует заговор? В тот день погибло восемьдесят человек. У всех есть семьи, которые наверняка были разгневаны не меньше, чем я.
 – Возможно, хотя лично я сомневаюсь. Большинство людей считает само собой разумеющимся то, что солдаты гибнут в бою. Они оплакивают их, но потом продолжают жить своей жизнью. Только такие, как ты, – он пальцем дотронулся до ее носа, – могут годами вынашивать мысль о мести.
 Она покраснела.
 – Я не сделала ничего необычного.
 С грустной улыбкой он смотрел на нее.
 – Ты самая необычная женщина, какую я когда-либо знал в своей жизни, а я знал многих женщин. Ты вбила себе в голову эту мысль, когда была еще тринадцатилетним ребенком. И никогда не отказывалась от нее.
 Миранда встала и начала ходить по комнате, обняв себя за плечи. Наконец она остановилась перед ним.
 – Тогда все гораздо хуже, чем я думала. Я навлекла эти неприятности на всех нас. И я не представляю, как с этим бороться и с кем надо бороться.
 Шрив тоже встал и начал раздеваться.
 – Мы не будем бороться.
 – Да, мы не будем. Но я буду, если узнаю как.
 Он налил воду в тазик и окунул в него полотенце.
 – Не думаю, что сыщик побеспокоит нас до того, как наши гастроли здесь закончатся. Через десять дней мы уже отправимся в Веракрус.
 – Но нас просили продлить гастроли. Ты же всегда соглашался. – Миранда удивленно смотрела на него. Он никогда не отказывался от таких предложений. Напротив, он часто сам просил продлить их гастроли.
 – Мы просто скажем, что сейчас не можем больше выступать. Это самое лучшее, что мы можем сделать. Мы оба устали. Путешествие по морю – это то, что нам сейчас нужно. Мы можем поехать в Веракрус длинным путем – через Гавану. – Он улыбнулся, протирая намоченным полотенцем шею и грудь.
 – Это же бегство от проблемы. Мы все равно весной должны вернуться домой из Южной Америки. – Она склонила голову на бок, разглядывая его. Она знала каждый дюйм его поджарого, мускулистого тела, но оно все равно всякий раз возбуждало ее. Он был так красив, так дорог ей.
 – Вот тогда и будем думать, как нам выкручиваться. – Он подал ей влажное полотенце и повернулся к ней спиной, чтобы она вытерла ему спину. – Я считаю, что когда мы уедем из страны и ничего не случится, люди, которые наняли детектива, убедятся, что никакого заговора нет. Потом мы вернемся домой, и все уже будет забыто.
 – У людей долгая память.
 Он расстегнул брюки и бросил их на спинку стула.
 – Это у тебя долгая память. Обычные люди быстро забудут о нас. Они перестанут видеть нас на сцене, перестанут узнавать. А если через год кто-то начнет приставать к нам с вопросами, мы будем все отрицать.
 – Шрив, – в ее голосе отразились все ее сомнения, все сожаления. – Я все же думаю...
 – Хватит. Покончим с этим. – Он быстро поцеловал ее и, сев на стул, опустил ноги в тазик с водой.

 Сцена шестая


 Ser, о nada ser? [18] 

 Шрив Катервуд, сжимая руками канат, с отвращением смотрел на серые воды Мексиканского залива. Огромные волны вздымали «Белую гончую» и резко бросали ее вниз.
 – Напомни мне, чтобы я в следующий раз не предпринимал дальние морские путешествия в сезон ураганов.
 Миранда стояла рядом, обеими руками крепко держась за натянутый вдоль палубы канат. При каждом взлете палубы она приседала, как на качелях, а ветер раздувал ее волосы, распущенные по плечам. На ее губах играла улыбка.
 – Но так же гораздо интереснее.
 – Да, если ты не страдаешь от морской болезни.
 – Тебе было плохо только в первый день.
 – Но раньше со мной такого никогда не случалось, – с горечью посетовал он.
 Она ответила не сразу. Пробившись сквозь тучи, сверкнула молния. Вдалеке загремел гром.
 – Я думаю, это как-то связано с твоими головными болями, – заметила она.
 Отказываясь обсуждать свое состояние, Шрив положил руки на поручни и прижался к ним подбородком.
 – Мне следовало заранее поинтересоваться погодой, – сказал он. – Мы могли бы поехать поездом.
 Горизонт позади них был абсолютно черным. Корабль явно опережал шторм.
 – Зато это так необычно. – Она крепче ухватилась за канат, чтобы резкий подъем не опрокинул ее. Первые крупные капли дождя упали на палубу.
 – Пора спускаться вниз. – Он обнял ее за талию и привлек к себе. Палуба корабля вздыбилась у них под ногами. Шрив схватился свободной рукой за натянутый вдоль палубы канат.
 – Все же обидно прятаться в каюте. Мы пропустим самое интересное, – пожаловалась она. – Посмотри! – Зигзаг молнии перечеркнул небо, а потом загрохотал гром. Ветер взлохматил волосы Миранды. Она поежилась, когда тяжелые капли воды попали ей в лицо.
 – Похоже на настоящий ураган.
 – Это лишь дождь с ветром. Волноваться нечего.
 На палубе появились несколько матросов и начали убирать большие паруса. Они не обращали внимания на приближающийся шторм. Через несколько минут парус был крепко привязан к мачте. С порога каюты Миранда следила за их действиями.
 – Они нисколько не взволнованы, – сообщила она Шриву. – И корабль перестало бросать по волнам.
 – Закрой дверь и иди сюда. Вода попадает в каюту.
 Она послушно сделала, как он просил.
 – Тебе уже лучше.
 Он вытянулся на койке, насколько позволяли ее размеры, протянул руку в ее сторону и страдальческим голосом произнес:
 – Я нахожусь в Мексиканском заливе в самом центре урагана. Моя одежда намокла, а желудок в любую минуту готов взбунтоваться. Как ты можешь говорить, что мне уже лучше?
 – Бедняжка. – Она взяла его руку и прижала к своей груди. Рука сразу перестала дрожать и сжала ее грудь, нежно поглаживая сосок. Миранда засмеялась. – Ты превосходно себя чувствуешь.
 Он медленно покачал головой.
 – Может быть, сегодня я и чувствовал себя лучше. Но это было до того, как разразился этот ураган.
 – Ты превосходно себя чувствуешь. Сейчас. – Она повысила голос, чтобы он был слышен за несмолкающим шумом дождя. Корабль продолжал свой путь несмотря на ураганный ветер. Миранда поежилась.
 Шрив убрал руку с ее груди и обнял ее за талию.
 – Иди ко мне.
 – Прямо сейчас?
 – Сейчас самое время. – Он привлек ее к себе, так что его губы коснулись ее уха. – Если это мои последние минуты на земле, я хочу провести их в объятиях прекрасной женщины.
 Она засмеялась и легла с ним рядом, обнимая его и прижимаясь лицом к его груди. Через час они оба уже крепко спали.
 – Меня удивляет здешняя публика, – задумчиво произнесла Ада, надевая белокурый парик на голову Миранды. – Что они слушают, если не могут понять ни слова?
 Миранда кивнула в сторону Шрива.
 – Меня это тоже удивляет. Я не думаю, чтобы все эти люди говорили по-английски. Мы, пожалуй, должны иметь тексты и в переводе. Однако большинство пьес в этом театре идет на английском языке. Но Шекспир писал не просто на английском, а на староанглийском.
 Шрив усмехнулся.
 – Им нравится смотреть на тебя в ночной сорочке, дорогая. И на меня – в лосинах и расстегнутом на груди камзоле.
 Его партнерша недовольно фыркнула.
 – У них есть актрисы и с лучшей фигурой, чем у меня. Конечно, у них нет актеров с такими ногами, как у тебя, – поспешила добавить она, когда он с наигранным недовольством поднял бровь.
 – Мехико – старый город, которым управляют молодые, не слишком уверенные в себе люди. Сторонники Порфирио Диаса очень хотят поразить мир своим космополитизмом. Им безразлично, что они пришли смотреть, лишь бы их увидели другие. Ты это знаешь. Мы же произносим наши слова медленно и четко...
 – И тратим больше времени на фехтование и пантомиму, – закончила за него Миранда.
 – Вот именно. – Он встал и поднял руки, чтобы Ада могла надеть на него черный камзол Гамлета поверх черной рубашки. – За исключением того, что сегодня я приготовил для них сюрприз. Я буду читать монолог Гамлета по-испански.
 Миранда удивленно подняла брови.
 – И как же он будет выглядеть без пятистопного ямба?
 – Они все равно не знают пятистопного ямба. Большинство людей его не знает. Мне даже иногда кажется, что сам Шекспир не знал пятистопного ямба. Я могу сказать, как это будет выглядеть. Они все встанут. Возможно, мне даже придется повторить его на бис.
 Усмехнувшись, как мальчишка, он наклонился вперед, оперевшись на стол, и сделал вид, что разглядывает в зеркале свой грим. Тут его выражение стало серьезным, и он нахмурился. Каждый раз втайне от своих друзей перед выходом на сцену он молился, чтобы его зрение не упало.
 В Новом Орлеане головокружения и нарушения зрения были частыми. Сейчас они длились всего минуту. Он поправлялся, как и предсказывал ему доктор. Поездка в Гавану, а затем в Веракрус оказалась именно тем, что ему было нужно. Он улыбнулся своему отражению.
 У него за спиной Ада, готовившая его рапиру, обменялась понимающим взглядом с Мирандой.
 Миранда тоже улыбнулась его отражению.
 – Ты невыносим. Никто не говорит тебе комплиментов. Зато ты говоришь их сам себе по нескольку раз в день.
 Он набрал в легкие побольше воздуха и повернулся к ней, смахивая воображаемую пылинку с плеча своего бархатного камзола и поправляя кружево на рукаве.
 – Мужчина не может посмотреться в зеркало без того, чтобы на его бедную беззащитную голову не обрушились насмешки. – Он направился к двери. – Увидимся на сцене. Не опаздывай.
 Миранда вскочила на ноги и схватила Аду за руку. Стараясь сдерживать свои радостные восклицания, они только удовлетворенно кивали головами.
 – Ты видела? – шепотом спросила Миранда. – Ему лучше. У него совсем не кружится голова.
 – Да. Ни капельки, – согласилась Ада. – О. мой бедный мальчик! Он так страдал. Я видела это по его лицу всякий раз, как гримировала его. Мускулы его лица были всегда напряжены, но он старался улыбаться.
 – Он будет разыгрывать из себя живого, даже если будет уже мертв, – весело заявила Миранда. – Я не могу поверить, что он так хорошо выглядит. Если бы ты видела его в ту ночь в Новом Орлеане. Он пытался драться с этим сыщиком, хотя сил у него было не больше, чем у ребенка. – Она поежилась. – И он бросился прямо на дуло пистолета. Я не достойна такой любви и самопожертвования.
 – Тише, дорогая. Не умаляй своих достоинств. Шрив делает то, что он делает, потому что такова его натура. Не больше и не меньше.
 – Если бы ты видела его. Он был на волоске от смерти.
 – У моего Шриви особая гордость, – сказала Ада, прижав руки к щекам. – Он считает, что если не поверит в возможность существования чего-то ужасного, ничего ужасного и не произойдет. И когда судьба бросает ему вызов, он спокойно стремится преодолеть на своем пути все препятствия. – В ее словах звучала бесконечная любовь и преданность Шриву Катервуду.
 Миранда почувствовала, как у нее по руке побежали мурашки. У Ады всегда был очень выразительный голос, и она могла произносить обычные вещи так, как если бы читала проповедь.
 – И это помогает ему стоять на сцене перед публикой, которая не понимает и половины того, что он говорит. И он умеет заставить ее поверить ему, – Ада усмехнулась и прервала свои рассуждения. Она взяла бархатное платье Офелии, приготовленное для Миранды.
 – Вот, дорогая, надеть это. Сейчас я зашнурую твой корсет, а то ты опоздаешь к выходу.
 Шрив велел поставить с правой стороны сцены резное кресло. Он сел в него, положив руку на подлокотник, в лучших традициях Эдвина Бута. В руке он держал кинжал. Устремив взгляд в пространство, он произнес своим глубоким красивым голосом:
 – Ser, о nada ser? – Все сидящие на своих местах зрители, как один, подались вперед. Некоторые начали переглядываться. Напряжение в зале росло, пока его красивый голос произносил слова монолога, который мог вполне быть написан их соотечественником, так близки были его чувства загадочному характеру мексиканцев.
 Когда Шрив закончил, наступила сосредоточенная тишина. Потом все зрители, встав со своих мест, громко зааплодировали.
 Улыбающаяся Миранда задержала свой выход, пока Шрив поднялся с места, как человек пробудившийся от задумчивости, будто эта речь была его собственной. Он скромно поклонился.
 – Otra vez! Otra vez! [19] – закричали зрители. Трагические размышления и отказ от самоубийства всколыхнули страстную мексиканскую душу. Они требовали повторить монолог.
 Свет из-за кулис падал на лицо Шрива. Он был великолепен. Он был притягательным, он был непревзойденным. Он блистал. Поклонившись еще раз, опустив глаза, он вернулся на место и повторил монолог с почти безупречным произношением. В конце от перешел на английский.
 – «Но тише! Офелия?» [20] 
 На сцене появилась Миранда; ее взгляд был исполнен любви.
 Зеленую комнату заполнили богато одетые мексиканцы: черные костюмы с туго повязанными белыми галстуками, черные кружевные мантильи, сверкающие цепочки золотых часов и высокие черепаховые гребни.
 Рядом с Мирандой и Шривом стоял переводчик, переводя им на английский комплименты зрителей, а на испанский – их ответы. Он представил им Игнасио Валларту, министра иностранных дел в кабинете президента Порфирио Диаса. Молодой мужчина поцеловал Миранде руку. На хорошем английском он сказал:
 – Я поговорю с президентом Диасом. У него мало времени на развлечения, но он непременно должен прийти и посмотреть это. Никогда еще Мехико не удостаивался чести такой постановки.
 – Вы должны поблагодарить за это моего партнера, – ответила Миранда, уверенная, что Шрив прислушивается к их беседе. – Это он все устроил. Он взял на себя труд заказать перевод на испанский и выучил его для вашего большего удовольствия.
 – Он положил начало новой международной культуре. Его игра – подарок всем нам.
 Она улыбнулась ему ослепительной улыбкой.
 – Зрители были очень внимательными и восторженными. Играть для нас было большим удовольствием.
 – Madonna. – Валларта с жаром вновь поцеловал ей руку.
 Едва не падая от усталости, Шрив и Миранда все же выдержали этот прием до конца. Наконец последний восторженный зритель отошел от них. Хотя в комнате было еще много народу, некоторые уже начали расходиться. Миранда наклонилась к Шриву.
 – Я хочу выйти отсюда на минутку. Мне срочно нужно выйти в уборную.
 – Я прикрою твое отсутствие, но не задерживайся. Мне тоже надо посетить это место.
 Улыбаясь, она пробралась к выходу.
 Приподняв юбки, она поспешила по темному коридору. Вдруг мужская фигура преградила ей дорогу. Крик ужаса замер у нее на губах, когда неизвестный схватил ее и, зажав рот рукой, всем телом навалился на нее. Она была застигнута врасплох и не смогла сопротивляться.
 – Ни звука, – прошипел он. – Не двигайся или тебе будет плохо.
 От удивления она широко открыла глаза, узнав своего мучителя. Де ла Барка! Человек, который похитил ее в Новом Орлеане!
 На мгновение она почувствовала слабость. Как он оказался здесь? По какому праву он преследует ее за пределами Соединенных Штатов? Границы Мексики не смогли его остановить. Она в отчаянии начала пинать его. В ответ он хладнокровно ударил ее тростью по ногам. Удар был чувствительным даже через юбки. Она начала извиваться в его руках, пытаясь закричать. Но он крепко зажимал ей рот.
 Как они могли бороться так, что никто в заполненной людьми комнате не услышал их и не пришел ей на помощь?
 В этот момент из двери появилась пара. Свет прорезал темноту. Миранда высвободила руку и энергично замахала ею, но мужчина держал накидку своей дамы и был поглощен исключительно ею. Оживленно беседуя, они поспешили к выходу, даже не взглянув на то, что происходило всего в нескольких ярдах от них. Широко раскрытыми от ужаса глазами Миранда смотрела им вслед. Сквозь руку, зажимавшую ей рот, донесся лишь ее слабый стон.
 – Если кто-нибудь увидит нас, то подумает, что мы влюбленные, – усмехнулся он. Его рот был так близко от ее уха, что она чувствовала прикосновение его усов. Вдруг неожиданно он взял зубами мочку ее уха и, к ужасу Миранды, прокусил ее.
 Ужасная боль пронзила ее, и она рванулась было прочь, но он крепко держал ее.
 – Видишь! Сопротивляться бесполезно. Я укусил тебя, чтобы ты знала, что я выполню свою угрозу. А теперь у тебя кровоточит ухо. – Он облизнул губы.
 Она поняла, что он слизнул ее кровь. У нее к горлу подступила тошнота. Теплая струйка крови побежала у нее по шее, и на мгновение она почувствовала слабость во всем теле. Он издал злорадный смешок.
 – Теперь слушай, что я скажу. Ты поедешь со мной в Штаты. В Вашингтон. Там есть человек, который очень расстроен из-за того, что ты нарушила его планы. – Он тяжело навалился на нее. – Сейчас я уберу руку, и ты ответишь мне тихим, спокойным голосом. Если попытаешься закричать, я ударю тебя так, что у тебя навсегда останется шрам. – Он слегка ослабил свою руку.
 Она не закричала, она укусила его. Укусила со всей силы. Закричал он.
 Она подалась вперед, уперлась обеими ногами в стену и толкнула его всем телом.
 Они оба упали на пол. Миранда ударила его локтем в подбородок, так что его голова стукнулась об пол. Он заскрежетал зубами, но тут же его крепкие руки вцепились в ее плечи. Он оказался сверху. Она попыталась ударить его коленом между ног, но не смогла.
 Его голос раздался у самого ее уха.
 – Тебя волнует судьба твоего партнера? Тяжесть его тела не давала ей вздохнуть. Она не смогла бы больше бороться, а при упоминании Шрива она совершенно обмякла.
 Де ла Барка сильнее навалился на нее. От боли в прижатом к полу позвоночнике она застонала.
 – Ни звука, – предупредил он ее. – Ни звука. Слушай меня. Ты любишь этого симпатичного актера. А как насчет доброй пожилой дамы, которая причесывает тебя? Или старого джентльмена, который хранит все ваши деньги? Как его имя? Джордж Уиздом?
 – Уиндом, – поправила Миранда.
 – Верно. Уиндом. Иногда он носит при себе крупные суммы. Как сегодня. Это большое искушение для воров. Кто-нибудь может ударить его по голове, а власти будут думать, что его ограбили.
 – Дайте мне встать.
 Он прижал ее сильнее. Его зубы сомкнулись на мочке ее второго уха.
 – Клянусь, я закричу, если вы опять меня укусите, – пообещала она сквозь зубы.
 Он отпустил ее ухо и издал звук, похожий на смешок.
 – Просто хотел, чтобы было симметрично.
 – Вставайте.
 Она почувствовала, как он пожал плечами. Потом он приподнялся, опираясь на руки, и встал на колени. Она тут же выбралась из-под него и вскочила на ноги. С чувством удовлетворения она смотрела, как он медленно встает. Видимо, рана у него на бедре была серьезной и все еще причиняла ему боль. Наконец он выпрямился.
 Тяжело дыша, они смотрели друг на друга; их глаза сверкали в тусклом свете, на лицах выступили капли пота. Он ткнул в нее своим толстым пальцем.
 – Ты поедешь со мной в Вашингтон. Она отступила назад.
 – У меня работа. Я не могу вот так взять и уехать.
 – Подумаешь, работа, – прорычал он. – Я могу прямо сейчас взять и увезти тебя.
 – Вы не сможете даже выбраться из города, – возразила она. – Разве вы не слышали аплодисменты? Не видели публику? – Она жестом указала в сторону зеленой комнаты, откуда стали выходить люди. Один мужчина взглянул в их сторону, узнал ее и вежливо поклонился. – Министр иностранных дел был в зале.
 Впервые де ла Барка отвел от нее глаза, чтобы бросить быстрый взгляд себе через плечо.
 Миранда продолжала развивать свое преимущество:
 – Мне кажется, вам лучше связаться со своим хозяином в Вашингтоне. Он не поблагодарит вас, если вы создадите ему здесь неприятности.
 Де ла Барка сердито посмотрел на нее.
 – Ты... ты...
 Она поправила платье на плечах и гордо вскинула голову.
 – Я направлялась в свою гримерную за веером для жены министра. Будет лучше, если вы исчезнете, когда я вернусь.
 У себя за спиной она услышала:
 – Ты еще пожалеешь. Ты все равно поедешь со мной в Вашингтон.
 – Нет, – твердо сказала она. – Нет, не поеду. – С этими словами она бросилась в туалет, захлопнула за собой дверь и заперла ее. Ноги у нее подкосились, и она соскользнула на холодный пол. В этот момент ее даже не волновало, что он не был чистым. Она только хотела оказаться в прохладе и тишине. Ее всю так трясло, что она не могла бы встать, если бы и захотела.
 Все тело болело от напряжения. Она дотронулась пальцами до кровавого следа на шее, до распухшей мочки уха, и вздрогнула от боли.
 Чудовище! Слезы тихо заструились у нее по щекам. Она не должна плакать. Не должна. Она выстояла. Запугала его. Указала ему на место. У нее остались синяки, платье было порвано и грязно, но она одержала победу.
 А слезы все лились и лились.
 Она должна встать, привести себя в порядок и возвращаться в гримерную. Там ждет ее Ада, и Шрив наверняка тоже там. Она должна рассказать им о том, что случилось, предупредить их быть осторожнее.
 А что, если они пострадают каким-то образом здесь, в Мексике, за тысячи миль от места ее мести? И в этом будет виновата она. Неужели этому не будет конца?
 Слезы уже не просто струились по ее лицу. Ее тело сотрясали рыдания. Не потому ли Господь предостерегает людей от мести, что только он может справиться с ее последствиями?
 Шрив нашел ее в гримерной, сидящей у туалетного столика спиной к зеркалу.
 – Миранда!
 Она отвернулась, когда он опустился перед ней на колени. Вид ее опухшего уха заставил его вздрогнуть.
 – Боже мой! Что с тобой случилось? – Он взял ее руки в свои. – Тебя изнасиловали? Кто это сделал?
 Она покачала головой.
 – Нет, меня не изнасиловали. – Она позволила ему повернуть ее голову к свету. Когда их взгляды встретились, она сказала: – Это был де ла Барка.
 Сначала он не вспомнил это имя. Потом выражение его лица изменилось. Гнев превратился в твердую решимость.
 – Я убью его.
 – Нет. Если до этого дойдет дело, я сама убью его.
 – Никто не смеет так обращаться с тобой. Я вызову его на дуэль.
 – Ты не сможешь.
 – Еще как смогу! – Он вскочил на ноги с такой быстротой, что у него все поплыло перед глазами. Он покачнулся и ударился рукой о стену, тут же сделав вид, что дает выход своему гневу.
 Но Миранда не попалась на удочку.
 – Как ты будешь с ним бороться, если даже не можешь устоять на ногах? – Не успев произнести эти слова, она уже пожалела об этом.
 Гнев Шрива принял новый оборот.
 – Со мной все в порядке.
 – Я не... – Она замолчала. Лучше попытаться переменить тему разговора, чем спорить. Она поднесла дрожащую руку ко лбу. – Шрив...
 – Ты думаешь, что я не в состоянии о тебе позаботиться?
 – Я так не думаю, просто я хочу тебе сказать, что я отговорила этого человека от дальнейших действий.
 – Ты сделала это до или после того, как он поранил тебе ухо?
 – Во время. – Она прикрыла ухо рукой. – Я напомнила ему, что он находится в чужой стране и что у нас здесь есть влиятельные друзья. Я сказала ему, что тот, кто его нанял, не обрадуется осложнениям в международных отношениях. – Она победно улыбнулась. – Ты мог бы мной гордиться. Я замечательно сыграла свою роль.
 – Глупо радоваться. Ты, кажется, даже не понимаешь, что все это значит. – Продолжая хмуриться, он прошелся по комнате. Она не сделала попытки остановить его, когда он стянул платье с ее плеч. Темные синяки резко выделялись на ее белой коже. Он тяжело вздохнул. Когда он заговорил, его голос звучал угрожающе. – Я убью его.
 Миранда схватила его за руки.
 – Ты не сделаешь ничего подобного. Он мрачно поджал губы.
 Она с трудом заставила себя встать на ноги. Ее голубые глаза наполнились слезами, когда она взяла его руки в свои и поднесла их к губам.
 – Я совершила ужасную ошибку, Шрив, и не знаю, как ее исправить. Я не знаю, чем все это закончится. Но конец еще не наступил. Я продолжаю расплачиваться за нее, и никто кроме меня больше не должен пострадать.
 – Миранда, любимая...
 – Нет, послушай. Дай мне объяснить. Я подвергла тебя, Аду и Джорджа опасности. Он угрожал и вам.
 – Я убью его.
 – Нет. Ему нужна я. Ты ему не нужен. Ты и Джордж ему безразличны. Он не представитель закона. Он нечто другое. – Она содрогнулась. – Он воплощение зла.
 – Значит, никто не станет искать его.
 – Нет, станет. Кто-то послал де ла Барку. А если ты убьешь его, тот человек пошлет кого-нибудь другого. Потому что моя месть вызвала цепную реакцию, которая работает против всех нас.
 У него заныло сердце при виде ее лица. Грим был размазан. Глаза опухли от слез. Струйка крови запеклась за ухом. Она выглядела усталой и внезапно постаревшей.
 Он вдруг осознал, что ей уже больше тридцати лет. Когда она успела превратиться во взрослую женщину?
 Он взял ее за руку и повел к дивану.
 – Миранда, я обо всем позабочусь.
 – Шрив, я хочу, чтобы ты знал, сейчас я отдала бы все на свете, только бы не совершать того, что я натворила. Я так жалею, что не послушалась тебя тогда, ведь ты предупреждал меня. Ты сделал все возможное, чтобы помешать мне совершить эту ужасную вещь. Если бы я послушалась тебя...
 – У тебя были не только личные мотивы, – напомнил он ей.
 – Разве я действительно наказала виновного и защитила невинных? – с невеселой усмешкой произнесла она. – Я уже сомневаюсь в этом.
 Он привлек ее к себе и несколько раз поцеловал.
 – Не расстраивайся, – попросил он. – Не казни себя.
 Она спрятала лицо у него на груди.
 – Меня следует казнить, только это ничего не изменит. Когда механизм приходит в действие, ничто не может остановить его.
 – Дорогая, ты просто не могла иначе поступить, – философски заключил он.
 Она подняла на него глаза.
 – Проводи меня домой, дорогой. Я так устала. Когда я отдохну, я подумаю, что можно будет сделать. А пока не предпринимай ничего против этого человека. Он еще свяжется со мной. Возможно, в более вежливой манере. Возможно, я сумею узнать, что ему на самом деле нужно.
 – Я провожу тебя в гостиницу, – согласился Шрив. – После крепкого сна все будет выглядеть иначе.

 Сцена седьмая


 Возможно при всем величье, титулах и сане
 Быть сверхзлодеем [21] 

 – Я начинаю набирать вес, – заметил Шрив со вздохом, разглядывая себя в зеркало.
 – Мне кажется, это совсем незаметно, – тактично возразила Миранда.
 Он бросил на нее недовольный взгляд.
 – Нет, заметно. Я это замечаю.
 – Зрители...
 – Я знаю, что происходит, – прервал он ее. – Когда такое начинается, процесс потом трудно остановить. Во всем виновата обильная пища.
 Она улыбнулась.
 – Положение носителя новой культуры Мексики имеет определенные недостатки.
 Он улыбнулся, но тут же недовольным тоном произнес:
 – Точно так же, как непрерывные балы, на которых тебя прижимает к орденским лентам каждый член кабинета.
 Она опустила глаза и сделала вид, что потирает грудь с правой стороны.
 – Ленты – не проблема. Их шелк гладкий и нежный. А вот ордена и звезды – жесткие.
 Шрив вернулся к созерцанию своего отражения в зеркале.
 – Я думаю, мне надо отказаться от десерта и совершать пешие прогулки каждый вечер. Может быть, я буду ходить пешком в театр.
 – В такую жару? Он пожал плечами.
 – Она не больше, чем возле газовых ламп за просцениумом и у рампы. К тому же выделение пота способствует снижению веса.
 – Ты потеряешь сознание и пропустишь свой выход. Нам придется выходить и искать тебя, – предсказала она.
 – Глупости. – Он надел жилет и застегнул его. Ткань натянулась, но совсем незначительно. Он опять вздохнул и потянул за полы. – Я еще ни разу не пропустил свой выход. К тому же я прекрасно себя чувствую.
 Миранда улыбнулась.
 – В самом деле? – Она подошла и погладила его по голове. – Головные боли прошли?
 – От них не осталось и воспоминания. Она подала ему сюртук.
 – Никаких обмороков, никаких головокружений?
 – Я крепок как скала.
 Она обняла его за талию и прижалась к нему щекой.
 – Я так рада.
 Он воспринял ее ласку с легкой иронией:
 – Власть – замечательная вещь. Я понимаю, почему она так привлекательна. Стоило сказать слово нужному человеку, и Френк де ла Барка исчезает.
 – Может быть, он и скрылся, но я не могу забыть его угрозы.
 – Он просто уличный бандит. Я не мог поверить своим глазам, когда он заговорил с нами у дверей театра при свете дня. – Шрив покачал головой. – Чего он ждал от меня? Чтобы я похлопал тебя по спине и передал ему?
 Миранда поежилась.
 – Ты так разозлился, что я думала, ты убьешь его.
 Шрив еще раз взглянул на себя в зеркало.
 – Я бы так и сделал, но, оценив ситуацию, понял, что полиция справится с ним лучше нас.
 – Мудрое решение, – сдержанно заметила она, – ведь он выглядит крепче, хотя и ниже тебя.
 Шрив усмехнулся.
 – Я выше того, чтобы устраивать уличные драки.
 Она кивнула, улыбнувшись про себя. Шрив, как актер, всегда любил красивые жесты на сцене, но в реальной жизни старался избегать их. В театре он был герой. Вне сцены предпочитал вести переговоры, а не сражения.
 – Надеюсь, что он исчез навсегда. Шрив надел шляпу и разгладил волосы на висках.
 – Пожелай мне удачи. Мы с Джорджем идем на встречу с директором театра. Де Гусман предлагает нам слишком маленький гонорар для продления гастролей. Особенно после того, как мы стали воплощать новую культурную эру для Мексики.
 – Ты очень умен. Ты добьешься всего, чего захочешь. – Миранда налила себе еще чашку шоколада и вернулась к чтению своей роли. Для нее перевели на испанский сцену безумия Офелии. Она собиралась в этот вечер сорвать свою долю аплодисментов. Ее выступление могло привлечь новых зрителей. И конечно, Валларта придет послушать ее.
 Шрив наклонился к ней. Она подняла к нему лицо для поцелуя. Их взгляды встретились.
 – Когда все это закончится, – серьезно сказал он, – я хочу кое о чем попросить тебя.
 Она смущенно опустила взгляд.
 – Я... Не задерживайся.
 – Хорошо. – Он дотронулся до ее плеча и ушел.
 Несколько мгновений она сидела неподвижно, глядя в пространство. Сердце громко стучало в груди. Как она может отказать ему? И в то же время как она может принять его предложение, когда опасность ареста все еще существует? Если она хочет поступить по-честному, если она действительно переживает за своих друзей, она должна исчезнуть. От этой мысли у нее защемило сердце. Она должна покинуть Шрива и Аду, и Джорджа. Из-за нее они постоянно находятся под угрозой. Они потеряли много денег из-за того, что были вынуждены прервать гастроли. Хуже того, из-за нее Шрив чуть не умер.
 По правде сказать, она твердо знала, почему осталась. Она любила Шрива Катервуда. Любила человека, который соблазнил ее и постоянно ею командовал – и сделал из нее знаменитую актрису. С первого момента, когда Ромео улыбнулся ей со сцены, она влюбилась в него.
 Она сжала пальцами крылья носа. Она не заплачет. Она перестанет об этом думать и вернется к роли Офелии. В первый раз она ощутила духовное родство с этим несчастным созданием. «Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать». [22] 
 С противоположной стороны улицы де ла Барка подал знак двум мужчинам, бесцельно бродившим под деревьями. Одетые как крестьяне, они были больше похожи на простых фермеров, чем на солдат мятежной партии Мадеро. По его сигналу они заняли позицию у стены.
 Наступали сумерки, жаркий день сменялся теплым вечером.
 Шрив Катервуд быстрым шагом направлялся к театру. Их выступление накануне вечером закончилось овацией. Аплодисменты, хвалебные отзывы, статьи в мексиканских газетах сделали их гастроли такими, о которых можно было только мечтать.
 На его памяти «Гамлета» еще никогда не принимали так хорошо. Пять главных монологов были переведены. Другие исполнители тоже выучили часть своей роли на испанском. Некоторые зрители даже приходили на спектакль по пять раз, чтобы услышать новые дополнения. А однажды вечером сам Порфирио Диас и весь его кабинет появились в президентской ложе.
 На следующий год Шрив с Мирандой должны были вновь приехать сюда и показать «Макбета». Контракт уже был подписан. Шрив договорился поработать с переводчиком, чтобы перевести на испанский основные монологи шотландского тана и его коварной жены.
 Он уже предвкушал триумф в Рио-де-Жанейро в следующем месяце и в Буэнос-Айресе еще через месяц. Тот факт, что в Бразилии говорили по-португальски, его нисколько не смущал. Он поработает с переводчиком, когда приедет туда. Он уже мечтал о турне по Испании. Тогда его титул Романтической звезды трех континентов стал бы полностью оправдан. Тогда он смог бы требовать и получать высокие гонорары за свои выступления.
 Ход его мыслей не нарушили поспешные шаги, раздавшиеся за его спиной, когда он проходил по безлюдному переулку. Но вдруг чьи-то грубые руки схватили его за плечо и толкнули в сторону.
 – Какого черта!..
 – Silencio! [23] – Голос раздался одновременно с ударом в живот. Шрив согнулся пополам. Второй нападавший схватил его за запястье одной руки и пытался дотянуться до другой.
 С трудом выдержав удар, Шрив выругался и дернулся назад. Нападавший пытался вывернуть схваченную им руку, но Шрив отреагировал быстро. Упав на одно колено, он потащил за собой разбойника и, бросив через плечо, свалил его прямо на того, который ударил его в живот.
 Боль от удара в солнечное сплетение вызывала у него тошноту, но он заставил себя встать, хотя ноги у него дрожали, когда он стал обходить два лежавших на тротуаре тела. Но переулок был слишком узким, а он недостаточно проворным. Чья-то рука схватила его за лодыжку, и он упал лицом вниз, но сумел быстро перевернуться и начал энергично пинаться. Нападавший завопил, когда каблук Шрива задел его пальцы.
 – Помогите! Socorro! [24] – закричал Шрив. – Помогите! Проклятье! – Высокие стены домов заглушали звук.
 Он двинулся вперед, волоча за собой бандита, вцепившегося в него бульдожьей хваткой. Если бы он только выбрался из этого проклятого переулка, прохожие пришли бы ему на помощь.
 Человек, которого он свалил на землю, поднялся на ноги. Он бросился на Шрива, но тот пнул его ногой в живот. Нападавший с воплем отлетел в сторону.
 Шрив ударил ногой в лицо человека, который, лежа на земле, держал его за ногу. Еще немного, и он освободится от бандитов и выберется на улицу. Он со всей силу ударил противника по носу. Тот вскрикнул и отпустил его ногу.
 Теперь Шрив был свободен и, оперевшись на колени, он приготовился встать на ноги.
 Чьи-то ноги в черных шерстяных брюках загородили ему дорогу. Он поднял голову, ожидая увидеть пришедшего ему на помощь прохожего, но его взгляд встретился с холодным взглядом Френка де ла Барки.
 С невозмутимым выражением лица сыщик поднял трость с золотым набалдашником и нанес Шриву удар по голове. Актер отлетел к стене. Оглушенный острой, как нож, болью, но не потерявший сознания, он цеплялся пальцами за грубую поверхность стены, упорно пытаясь встать на ноги, чтобы устремиться к спасительной улице, до которой было всего несколько шагов.
 Де ла Барка спокойно приблизился к нему, поднял трость и нанес ему новый удар в самое основание черепа.
 Ада Кокс сжала в руке носовой платок. Слезы струились у нее по щекам, когда она обратилась к Миранде и Джорджу:
 – Он никогда не опаздывал без веских причин. Никогда. С ним что-то случилось.
 Миранда чувствовала, что теряет самообладание. Она крепко сжала пальцы в кулаки и посмотрела на Джорджа.
 – Джордж, пройди по улицам еще раз и зайди в больницу. Я боюсь, что с ним произошел несчастный случай.
 Услышав эти слова, Ада всхлипнула.
 – Успокойся, дорогая. – Джордж похлопал ее по плечу. А Миранде он сказал: – Я сделаю это, но сомневаюсь, что мы узнаем что-то новое.
 Миранда вздрогнула.
 – Возьми с собой швейцара из театра. Он говорит по-испански и по-английски. Он сможет задать вопросы и перевести ответы. Вероятно, в городе есть места, где мы еще не искали.
 Стоявший рядом де Гусман вытер пот со лба.
 – А что я скажу зрителям?
 Миранда готова была закричать на него. В конце концов он директор театра или нет? Но вместо этого она лишь терпеливо сказала:
 – Как насчет дублера?
 Де Гусман развел руками.
 – Он даже не пришел сегодня. Я сказал ему... то есть, он ни разу не потребовался.
 – А Лаэрт?
 – Лаэрт? Кто это? Она закатила глаза.
 – Актер, который играет Лаэрта. Он должен знать роль Гамлета.
 – Я спрошу его. – Директор убежал. Ада уронила голову на руки.
 – О Шриви, мальчик мой, где ты? Где ты?
 Миранда опустилась на колени перед своим верным другом и заглянула ей в лицо. Ада была бледнее мела, щеки запали. Глядя на нее, Миранда вдруг осознала, что Ада, как и Джордж, сильно постарела. Она взяла ее дрожащие руки в свои.
 – Ада, я уверена, что все будет хорошо. Шрив – крепкий мужчина.
 Ада покачала головой. От горя ее ирландский выговор стал заметнее.
 – О бедный мальчик! Он вовсе не крепкий. Он нежный как овечка. Ты же знаешь. Это ты крепкая, почти как мужчина. Вне сцены он совсем ребенок.
 – Но, Ада...
 – Да нет же, дорогая. Он делает все, что ты просишь. Разве ты до сих пор не поняла это? Он любит тебя. О, как он любит тебя! – Она дотронулась рукой до щеки Миранды.
 В комнату ворвался директор театра.
 – Он может это сделать. Мы поставим суфлеров за кулисами. Сеньора, вы поможете ему?
 Миранда поежилась.
 – Всем, чем смогу. – Когда директор поспешил прочь, она крикнула ему вслед: – Вызовите полицию. Они должны найти сеньора Катервуда.
 – Да, вы правы. Случилось что-то ужасное.
 Когда за ним закрылась дверь, Миранда упала на стул перед зеркалом. Отражение ее собственного лица испугало ее. Лицо потеряло все краски, а глаза покраснели и распухли. Она плакала, даже не сознавая этого.
 – Ада, ты должна мне помочь. Костюмерша подняла голову. Она кивнула и вытерла слезы.
 – Как же ты будешь играть без него?
 – Но ведь он не допустил бы, чтобы спектакль сорвался, ты же знаешь.
 – Да. – Ада встала и пошатываясь подошла к туалетному столику. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за спинку стула. – Если какой-то негодяй попытался ограбить его, то у него не было ничего ценного. Мой мальчик никогда не брал с собой денег. О, если его ударили по голове... убили... за горсть этих никому не нужных песо...
 У Миранды так задрожали руки, что она не смогла даже взять расческу.
 – Я боюсь даже думать об этом. Но если он жив, мы скоро узнаем об этом.
 Шрив очнулся от боли в полной темноте, такой полной, что он решил, будто находится в яме или какой-то подземной камере. Он прислушался, но ничего не услышал. Он сделал осторожный вдох. Было жарко, но воздух был достаточно свежим.
 Его руки не были связаны. Он пощупал пальцами поверхность, на которой лежал. Шерсть, грубая, колючая. И запах соответствующий. Он закрыл глаза, потому что они были для него бесполезны, и продолжал дальнейшее обследование руками. Он нащупал край плоскости, на которой лежал. Правая рука дотронулась до стены; левая повисла в воздухе. Кровать. Он лежал на кровати.
 Он обследовал свою тюрьму, насколько мог это сделать не двигаясь. Потом решил сесть. Первая же попытка поднять голову вызвала такую сильную боль, что он вновь потерял сознание.
 – Мы провели тщательные поиски. – Голос Игнасио Валларты дрожал от гнева. – Чтобы такое могло случиться на улицах Мехико! С человеком, который столько сделал для его жителей! Это неслыханно.
 – Я уверена, что человек, который вам нужен, это Френк де ла Барка, – сказала ему Миранда. – Он мог увезти Шрива в меблированные комнаты в самой бедной части города. Такое место, где он мог бы п-пытать... – Ее голос сорвался. Она не смогла закончить предложение.
 – Не волнуйтесь сеньора, – Валларта положил ей руку на плечо. – Мы найдем его. Это я вам обещаю. А сейчас позвольте моим солдатам проводить вас в гостиницу.
 Из темноты возник голос. Кто-то грубо начал таскать его за волосы из стороны в сторону, ударил его по щеке. Потом опять ударил. Он открыл глаза, но темнота не исчезла. Как тот, кто его бил, мог что-то видеть в такой темноте?
 – Очнись!
 Прежде чем опять потерять сознание, Шрив выдавил из себя только одно слово «нет».
 – Никаких известий, Джордж?
 – Никаких, мэм.
 – Ада спит? Он помедлил.
 – Сомневаюсь, мэм. Ирландцы очень тяжело переживают свое горе. Мне кажется, она просто ушла в себя.
 Миранда прижала руку ко лбу.
 – Почему нет никаких известий? О Боже! А вдруг Шрив сразился с де ла Баркой, и тот сильно ранил его. Или убил.
 – Не говорите так, мэм. Мертвый он бесполезен для похитителей. А потом времени прошло не так много.
 – Двенадцать часов, Джордж. Двенадцать часов – большой срок.
 В третий раз боль была уже не такой сильной.
 – Сейчас ты сядешь и все мне напишешь. – Голос показался ему знакомым, но он не мог вспомнить, кому он принадлежал. Он повернул голову на звук.
 – Я сказал «сесть». Вот сюда.
 Шрив почувствовал, как его заставили приподняться. Его ноги свесились с кровати. Ему в руки сунули короткую палочку.
 – Пиши.
 – Зажгите лампу, – хриплым голосом попросил он и облизнул пересохшие губы.
 Наступила минутная тишина. Кто-то хлопнул ладонью по столу. Зашуршала бумага.
 – Пиши! Тебе говорят. Тошнота подступила к его горлу.
 – Сейчас меня стошнит, – сказал он своему мучителю. – И вообще я не могу ничего написать в такой темноте.
 Он почувствовал легкое колебание воздуха у своего лица. Приглушенное восклицание. Чирканье зажигаемой спички. Что-то теплое приблизилось к его лицу. Он ничего не видел. Его глазам стало жарко. Он шире открыл их, но все равно ничего не увидел.
 У него перехватило дыхание от ужаса. Он начал энергично моргать глазами. Не обращая внимания на резкую боль, он потер глаза, виски. Опять напряг зрение.
 – Свет горит, не так ли? – спросил он. Никто ему не ответил. У него из рук забрали ручку, а его самого опять толкнули на кровать. Он услышал звук рвущейся бумаги. Раздались шаги. Дверь открылась и закрылась.
 Он долго лежал в тишине. Он не знал, в какой момент слезы полились у него из глаз. Они текли по щекам прямо на подушку. Он поднес ладонь к самому лицу. Проклятье! Он ничего не видел. Совсем ничего. Боль сдавила виски.
 Врач в Новом Орлеане говорил об опухоли. Удар по голове. Он дотронулся до места удара и нащупал длинный рубец со следами запекшейся крови. Ему нанесли ужасный удар. Возможно, если он сможет поспать несколько часов...
 – Он не появлялся, сеньора. – Швейцар смущенно покачал головой.
 – Не мог же он исчезнуть с лица земли. – Миранда прижала руку к губам. – Джордж, что говорит полиция?
 Прежде чем пожать плечами, старый актер обменялся взглядом со швейцаром.
 – Говорят, что они проверили весь его маршрут и ничего не обнаружили.
 – Они не достаточно хорошо искали. Подождите меня снаружи. – Когда швейцар вышел из гримерной, она скрылась за ширмой. Там она надела брюки, мужские ботинки, рубашку и сюртук. Свои волосы она скрутила в тугой пучок. Надев шляпу, она обратилась к Джорджу. – Пойдем.
 – Но, Миранда, где ты собираешься искать его, ведь полиция уже все проверила?
 – Есть много разных мест. – Из ящика стола она достала пистолет и умелой рукой зарядила его. Грустно улыбнувшись, она сунула его в карман сюртука. – Очень много разных мест. А самое главное – я не отступлюсь, пока не найду его. Вот в этом-то все дело.
 Он не должен здесь оставаться. Ему нужна вода, нужен туалет. А главное, ему нужно выбраться отсюда. Де ла Барка, без сомнения, похитил его, чтобы использовать как приманку и таким образом добраться до Миранды. Он должен вернуться к ней.
 Приготовившись выдержать любую боль, он осторожно спустил ногу с кровати. Сжав зубы, чтобы не застонать, он поставил на пол другую и сел.
 Он сидел, борясь с тошнотой и головокружением, и проверял свою одежду. Кажется, все было на месте. Даже деньги по-прежнему лежали во внутреннем кармане.
 Постепенно боль ослабела, и он наклонился вперед, ощупывая находившиеся перед ним предметы. Как он и предполагал, маленький столик стоял на расстоянии вытянутой руки. Де ла Барка должен был куда-то класть бумагу, на которой он заставлял Шрива что-то написать.
 Широко разведя руки, Шрив обнаружил, что кровать стояла в углу комнаты. Если его не подводили слух и память, то дверь должна была находиться в противоположной стороне. Положив руку на стену в изголовье кровати, он встал и тяжело на нее оперся. Когда голова перестала кружиться, он пошел вперед, пока не наткнулся на препятствие.
 Ощупав его, он понял, что это умывальник. Он обошел его и вновь двинулся вдоль стены. Преодолевая боль, он нашел дверной проем и ручку двери.
 Его рука дрожала. Пальцы сомкнулись на ручке. Он боялся шагнуть за порог.
 «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться». [25] Гамлет – или скорее Шекспир – знал о чем говорил.
 Шрив осторожно повернул ручку. Дверь легко открылась. Де ла Барка не потрудился запереть своего слепого пленника. Шрив осторожно шагнул за порог.
 Его охватил ужас. Он не знал, где очутился. Если, как он подозревал, он находился в дешевых меблированных комнатах, вроде тех, куда де ла Барка отвез Миранду в Новом Орлеане, то он должен сейчас быть на втором или на третьем этаже. Но как эта комната расположена по отношению к коридору? А к лестнице?
 Он легко мог разбиться насмерть, упав с лестницы. Гнев и отчаяние вспыхнули в нем с новой силой. По крайней мере, это будет быстрая смерть. Никакого долгого, отчаянного блуждания в темноте.
 Вытянув руки вперед, он ощупал ногой пол. Потом сделал один шаг. Потом еще один. Наконец он наткнулся на стену. Теперь он по крайней мере знал, что находится в коридоре. Если он разведет руки в стороны, то сможет достать до обеих стен сразу. Как он и предполагал, его тюрьма оказалась дешевыми меблированными комнатами или гостиницей с узкими коридорами.
 Одна стена была теплее другой. Это, должно быть, внешняя стена, рассуждал он. Возможно, он находился к наружной двери ближе, чем предполагал. Он испугался. Сейчас он окажется снаружи – и что тогда? Находясь в помещении, он по крайней мере мог найти дорогу в определенном направлении. А без стен он мог лишь бесцельно брести куда-то. Ему захотелось закричать, зарыдать, выругаться. Богатый выбор! Он выругался сквозь зубы.
 Он миновал дверь еще одной комнаты по той же стороне. Комнаты были расположены очень близко. Коридор мог оказаться очень длинным. Шрив постарался расслабить мышцы спины и шеи. Голова у него болела так сильно, что он опасался обморока.
 Он подумал о своих слабых знаниях испанского языка. Он вряд ли сможет попросить хотя бы стакан воды. Когда он встретит кого-нибудь, как он объяснит, куда ему надо пройти? Por favor [26] , мне надо добраться... проводите меня... Ему не хватало слов.
 Все же он продолжал идти вперед. Вдруг его пальцы нащупали угол. Дошел он до лестницы, или коридор просто делал поворот? Борясь с головокружением, он взялся обеими руками за угол и ощупал его.
 Перила лестницы! Он провел носком башмака по краю ступени. Слабая улыбка появилась у него на губах. Пока все идет хорошо. Он начал спускаться, считая ступени. Их оказалось тринадцать. Его рука нашла опору в конце лестницы, а ноги нащупали ровный пол внизу.
 – Senor? – раздался женский голос. Он повернулся в его направлении.
 – Si!
 – A donde va? [27] 
 Он сделал глубокий вдох.
 – Voy a el teatro. [28] – Он почувствовал гордость за самого себя. Он сказал целое предложение. Даже если в нем были грамматические ошибки, его можно было понять.
 – El teatro? – В голосе послышалась насмешка.
 – Si! Soy un [29] актер. – Черт! Он не мог вспомнить слово, обозначающее его профессию. Он протянул руку в сторону женского голоса. – Por favor, senora. Socorro. [30] 
 Внезапно раздался голос другой женщины. Она схватила Шрива за руку и попыталась повернуть его к себе.
 – Вы... больны, сеньор. – Она произносила слова очень медленно, будто не слишком хорошо знала английский язык. – Vamos [31] ... пойдемте в постель.
 Он попятился.
 – Нет. Я должен идти в «Эль Театро Реаль». – Он повернул голову в ту сторону, где стояла другая женщина. – Пожалуйста. Por favor.
 – Нет, сеньор Катервуд. Вы не можете...
 Она знала его имя. Следовательно, ее нанял де ла Барка. На этот раз он сам схватил ее за руку.
 – Выведите меня на улицу, сеньора, или я сломаю вам руку.
 Она вскрикнула и изо всех сил ударила его по лицу. Боль была обжигающей, но он сумел развернуть женщину и заломить ей руку. Неожиданно комната наполнилась женскими голосами, затараторившими по-испански. Кто-то попытался схватить Шрива за одежду.
 – Прочь! Я сломаю ей руку! – закричал он.
 Его пленница закричала им что-то по-испански. Тяжелый запах духов и такое количество женщин одновременно навели его на мысль, что он находится в борделе.
 Его голос звучал хрипло, но все равно громко. Громче, чем у всех остальных.
 – Silencio! [32] 
 Голоса сразу смолкли. Женщина, которую он держал, перестала кричать и попыталась освободиться. Вместо того, чтобы ослабить хватку, он сильнее сжал руку. Мешая английские и испанские слова он сказал:
 – У меня есть... tengo... э-э... деньги... dinero. – Он напрягал зрение, пытаясь преодолеть мрак. Как узнать, какое действие оказывают его слова? – Я... уо... заплачу... заплачу... сто... cien... песо. Нет! Cien долларов. Американских. Тому, кто проводит меня в «Эль Театро Реаль».
 Вокруг него все закричали по-испански так быстро, что он не мог разобрать ни единого слова. Женщины спорили, ругались. У него голова пошла кругом. Женщина, которую он держал, стала отталкивать остальных.
 – Нет. Vamos! Vamos! Наконец все затихли.
 Его пленница заговорила. Он чувствовал ее сомнение, которое звучало и в ее голосе.
 – Вы заплатите сто американских долларов?
 – Мой управляющий делами заплатит вам, когда вы доставите меня в театр.
 – Pero el otro [33] ... человек, который привел вас сюда, сказал, что заплатит за две ночи. Он обещал mas [34] .
 – Он расплатился с вами? – Внезапно все стало зависеть от его самообладания. Он рассмеялся, хотя боль с новой силой пронзила его. – Бьюсь об заклад, что он не заплатил.
 – Заплатил, – ответил обиженный голос.
 – Но не сто долларов.
 – Он заплатит больше, если мы удержим вас здесь.
 – Он ушел. Vamos. Я ему больше не нужен. No quiere [35] . Рано или поздно вам придется выбросить меня на улицу.
 В разговор вмешался другой, более глухой и старый женский голос. На слух Шрив определил, что женщина спускалась по лестнице, по которой только что спустился он сам.
 – Конча, quien es? [36] 
 Последовал быстрый ответ по-испански. Дальше был длинный разговор, в котором несколько раз прозвучало его имя. Потом голос старшей женщины зазвучал совсем рядом с ним.
 – Мы проводим вас в театр, мистер Катервуд. За сто долларов.
 Шрив облегченно вздохнул и расслабился.
 – Gracias, senora. [37] 
 Она повела его куда-то в сторону.
 – Присядьте.
 Он опустился на обитый бархатом стул, чувствуя ужасную усталость во всем теле. Его следующий вопрос прозвучал как стон.
 – Donde... Где я?
 – Вы в «Ла Йегуа Бланка».
 – Где? – Он прижал руку ко лбу. – Мой испанский... Mi espanol no es bueno. No bueno. [38] Не хороший.
 – «Ла Йегуа Бланка» значит «Белая кобыла». Он представил себе фигуру женщины с пышной грудью, которая могла иметь такой голос. Эта картина вполне вписывалась в его представление об подобном заведении.
 – Который сейчас час?
 – Утро. Очень рано.
 У него больше не было сил. Он закрыл глаза, думая о том, сколько он сумеет еще продержаться. Миранда, должно быть, не находит себе места от беспокойства. Де ла Барка, без сомнения, уже связался с ней. Шрив облизнул пересохшие губы.
 – Я... мне нужно идти как можно скорее. Ответа не было. Потом раздался другой голос.
 – Aqui, senor. [39] – И ему сунули в руку стакан с водой.
 Он был готов заплакать от благодарности.
 – Gracias, – пробормотал он и, сделав глоток, произнес еще раз, более вежливо: – Gracias. Кого я должен благодарить?
 – Селестину, – был сдержанный ответ.
 В другом конце комнаты раздался мужской голос; он говорил по-испански. Селестина с улыбкой спросила:
 – Вы обещаете сто долларов?
 Шрив протянул руку в направлении голоса. Маленькая теплая рука нашла его руку.
 – Даю слово, Селестина. Сто долларов.
 – Тогда пойдемте. – Она помогла ему встать и повела через комнату.
 – «Эль Театро Реаль», – велела она извозчику, когда они вышли на улицу. – Cuidado.
 – Да, – сказал Шрив, – быстро. Низкий голос с улыбкой произнес:
 – Я сказала ему: «Осторожно». Ее забота тронула Шрива.
 – Тогда я благодарю вас дважды. – Он с трудом поклонился, едва не упав.
 – Не благодарите меня. Лучше будьте осторожнее с этим человеком, – крикнула она ему вслед, когда извозчик повел его к повозке. – Вы ему не понравились.

 Сцена восьмая


 Чтоб видеть ход вещей на свете, не надо глаз. [40] 

 Экипаж в действительности оказался обыкновенной телегой. Она тащилась по жарким, пыльным улицам, казалось, целую вечность. Солнце немилосердно палило больную голову Шрива. Телега на ухабах подпрыгивала, и это болью отдавалась во всем его теле.
 Дорога становилась все хуже и хуже, но от головной боли Шрив был в полубессознательном состоянии и ничего не замечал. Он даже был не в силах отгонять москитов, садившихся на его незащищенное лицо и шею.
 Возница время от времени поглядывал через плечо на впавшего в забытье человека и тихонько что-то насвистывал. Наконец он остановил телегу, слез и, обойдя ее, стащил пассажира на землю.
 – Мы уже приехали? Donde es... er... estamos? El Teatro Real? [41] – едва шевеля сухими губами, спросил Шрив.
 Возница не произнес ни слова. С пугающей деловитостью он начал шарить по одежде Шрива, залезая в каждый карман, проверяя его талию в поисках пояса с деньгами.
 – Эй! Что вы делаете? Я же сказал, что Джордж вам заплатит. – Шрив пытался оттолкнуть от себя руки этого человека, но все его усилия защитить себя привели лишь к тому, что вор быстро опустошил его карманы, снял с него часы и цепочку и даже забрал перочинный ножик.
 Шрив попытался сопротивляться.
 – Убирайся к черту! Помогите! Грабят! Тяжелая рука ударила Шрива в грудь. Он покачнулся и упал. Не успел он еще и подняться, как телега тронулась.
 – Подожди! Укажи мне хотя бы верное направление. – Шрив начал шарить рукой вокруг себя, пытаясь найти какую-то опору в кромешной тьме. – Ради всего святого. – Его голос сорвался до отчаянного крика. – Подожди!
 Он бросился вслед за телегой. Ему удалось ухватиться руками за ее край, но она продолжала неумолимо двигаться вперед, и, споткнувшись, Шрив упал лицом вниз.
 – Подожди! Стой! Ради Бога! – Он с трудом поднялся на ноги.
 Телега не остановилась; стук ее колес все удалялся, пока окончательно не смолк вдали. Еще до того, как она скрылась, Шрив уловил звуки, которые свидетельствовали о том, что он находился вовсе не в городе. А отсутствие знакомых звуков, честно сказать, вызвало у него панику. Не было слышно ни грохота экипажей, ни стука железных подков по булыжной мостовой, ни шагов прохожих. Только писк москитов у самого его уха. Слабой рукой он отмахнулся от них. Куда его привезли?
 Он поднял голову к небу. Он не мог видеть солнца, хотя по его жарким лучам, обжигавшим ему лицо, он точно знал, что оно находится у него над головой. Москиты продолжали пищать и садиться ему на щеки. Шрив был одинок и совершенно беспомощен.
 – Помогите! Помогите! Socorro! Socorro! – Слова, произнесенные во всю силу его легких, канули в пустоту. Здесь не было стен, от которых мог отразиться звук. Тренированный слух актера не уловил ничего, хотя Шрив поворачивался во все стороны и прислушивался.
 Он похолодел. Слепой страх сжал его сердце с такой силой, что он лишился способности соображать. Бежать! Найти кого-нибудь! Что-нибудь! Бежать вперед!
 Он уже почти решился на это. Почти. Но что, если он налетит на какую-нибудь скалу? Что, если он упадет в реку? А если ему встретятся дикие звери?..
 Пот струился у него со лба прямо на глаза – его бесполезные глаза. Он заставил себя расслабить мышцы. Он не может бежать. Он не побежит. Он должен постоять и спокойно оценить ситуацию. Он должен заставить себя подумать.
 Усилием воли он сделал несколько глубоких вдохов. Кровь перестала стучать у него в висках. Пульс стал менее частым. Он прижал руки к щекам, чтобы защитить свое лицо от москитов.
 Какое-то время его мысли были беспорядочными и неясными. Его просто бессовестно надули. Он оказался полным дураком. Как он не заподозрил предательства в борделе! Селестина, Конча и все остальные в «Белой кобыле», вероятно, гордились своей находчивостью и тем, что избавились от него без особых хлопот, да еще и с выгодой для себя.
 Время! Сколько прошло времени?
 Борясь с москитами, он ругал себя за глупость. Они просто смеялись над ним, когда он благодарил их за доброту и отзывчивость. Как деревенский дурачок, он сидел на телеге, глупо улыбаясь, а возница тем временем вывез его за город и бросил. А он даже не следил ни за тем, каким путем они ехали, ни за временем.
 Он ощупал свой пояс. Часы исчезли. Он выругался. Эти дорогие золотые часы подарила ему Миранда. Проклятый вор забрал их первыми.
 Конечно, теперь они уже были бесполезными для него. У него сразу же сильно забилось сердце. Страх вызвал новый приток адреналина в крови. Шрив прибег к старому театральному приему: сжал руки перед грудью и нажал на нее. Одновременно делая глубокие вдохи, он сдавливал диафрагму, заставляя мышцы расслабиться, и таким образом отгонял страх.
 В конце концов это принесло свою пользу. Он напомнил себе, что бесполезно сожалеть о том, чего он все равно не мог изменить. Он должен сосредоточить всю свою энергию, все чувства на одном: как вернуться в город.
 Он попытался вспомнить их поездку. Несколько секунд ничего не приходило ему на память. Он вспомнил лишь, как сидел, свесив ноги с телеги, и солнце жгло ему голову.
 Солнце. Оно светило в его правую или левую щеку, прямо в лицо или в затылок? Он стал вспоминать. Телега несколько раз поворачивала, но сначала солнце светило ему в затылок.
 Значит, его увезли на запад от города.
 Он поздравил себя, будто решил самую важную проблему в жизни. Потом он решил, что делать дальше. Если его увезли на запад, то он должен идти на восток, так, чтобы солнце светило ему в лицо. Если учесть, что сейчас солнце стояло у него над головой, ему надо идти по солнцу, которое скоро начнет садиться на западе.
 Он прижал руки к голове, чувствуя себя полным идиотом. Но боль превращала простые рассуждения в гениальные достижения. Ему надо это запомнить. В следующий раз, когда он будет играть главную роль, он учтет и этот жизненный опыт, что придаст новые краски его игре.
 Он отбросил мысль о том, что ему, возможно, никогда больше не придется играть, и продолжал вспоминать. Он схватился за край телеги, когда она начала отъезжать, и упал в колею за ней. Он стал ощупывать землю ногой, но его башмаки были слишком толстыми. Наклонившись, он потрогал землю руками. Его пальцы дрожали, когда он наконец нашел колею, оставленную колесами телеги.
 Он облегченно вздохнул. Едва заметные в пыли, эти следы, тем не менее, были нитью, которая могла привести его в город. Ему только оставалось идти по ним. Неважно, сколько времени он на это потратит, неважно, насколько медленно он будет идти, но он будет двигаться вперед.
 Если он этого не сделает, то погибнет здесь.
 – Впусти меня. Я не хочу, чтобы меня увидели. – Де ла Барка вошел в ее комнату и, повернувшись, закрыл за собой дверь и запер ее на ключ. Когда он вновь повернулся к ней, ее пистолет был нацелен ему в грудь.
 – Убери пистолет.
 – Ни за что на свете.
 – Если хочешь увидеть своего возлюбленного живым, ты это сделаешь. – Угрозы звучали еще более жутко оттого, что были произнесены монотонным голосом и с бесстрастным выражением лица.
 Миранда побледнела, ее лицо исказила боль. Контролировать свои чувства так, как он, она не умела.
 Взглянув на нее, де ла Барка удовлетворенно кивнул.
 – Ты пойдешь со мной, а я оставлю твоим друзьям указания, где найти его.
 Миранда смотрела в его равнодушное лицо.
 – Нет. Вы скажете сейчас.
 С быстротой нападавшей змеи он выхватил у нее пистолет. Удар тыльной стороной ладони отбросил ее на кровать. Она перекатилась через нее и встала с противоположной стороны, наблюдая, как ле да Барка разрядил пистолет и положил пули в один карман, а пистолет – в другой. Несмотря на резкость каждого действия, выражение его лица не изменилось.
 Не испытывая страха, она погрозила ему пальцем.
 – Вам лучше сказать, что вы сделали со Шривом. В противном случае, я пошлю за полицией, и вас арестуют.
 Он усмехнулся.
 – Не трать время, пытаясь торговаться. У тебя нет козырей. Если ты не поторопишься, ты больше никогда не увидишь Катервуда.
 – Где он?
 – Там, где я его оставил. И если через сорок восемь часов никто за ним не придет, он умрет.
 – Почему я должна верить, что он еще жив? – спросила она, стараясь не выдать своего волнения.
 Де ла Барка пожал плечами.
 – Зачем мне убивать его? Он не имеет для нас никакого значения. И потом возникнет проблема, куда девать тело.
 Она поежилась от его холодного цинизма.
 – И вас не волнует, что вы будете виновны в убийстве?
 – Я? Кто сказал, что я кого-то убил? Где тело? Даже если они бросят меня в тюрьму, я пробуду там всего несколько недель, пока по дипломатическим каналам из Вашингтона не придет письмо о моем освобождении.
 – Вы лжете. Вы не обладаете такой властью.
 – А ты обладаешь. – Он смерил ее задумчивым взглядом. – Ты явно провела меня. Мне на миг показалось, что это задание будет пустой погоней за химерой.
 – Так и есть. Я же говорила вам... Он не стал слушать ее объяснения.
 – Но я вижу, что это не так. У меня есть глаза. Ты живешь в дорогом отеле. В холле дежурит полицейский. По крайней мере полдюжины других ищут твоего любовника по всему городу. В чужой стране тебя развлекают и охраняют как важную персону.
 – Я актриса. Мы...
 – Оставь эти объяснения для тех, кто более доверчив. – Он указал на большой чемодан. – Возьми, что тебе нужно. Я напишу указания...
 Стеклянная дверь позади нее выходила на балкон над входом. Де ла Барка сказал, что в холле дежурит полицейский. Там он или нет, она заставит всех ее услышать.
 Качая головой, она попятилась.
 – Нет! Нет! Вы не можете забрать меня! – Это было очень скверно сыграно. Ее голос звучал эмоционально, но неестественно. Она была очень рада, что Шрив не слышал ее грубой игры. – Я ничего не сделала.
 Кажется, его глаза слегка прищурились от удивления?..
 У себя за спиной она нащупала медную ручку двери. Теперь ее голос зазвучал почти истерически:
 – Прошу вас! Пожалуйста!
 Она захватила его врасплох. Миранда готова была поклясться, что когда она резко повернулась и бросилась на балкон, он не сообразил, что именно она задумала сделать. Перегнувшись через перила, она издала самый душераздирающий крик, на какой только была способна.
 Во внутреннем дворике отеля он прозвучал как трубный глас. Не только швейцар, но и два портье выскочили из дверей.
 – Помогите! – закричала она. – В моей комнате мужчина! Он грабитель! Помогите! – Увидев их поднятые вверх озадаченные лица, она перешла на испанский: – Socorro! Un hombre!
 У себя за спиной она услышала, как де ла Барка громко выругался. Она бросила испуганный взгляд через плечо. Гневно сверкая глазами, он шагнул вслед за ней к двери. Сейчас на нее был нацелен ее же собственный пистолет.
 Она закричала вновь; настоящий страх прибавил ей силы.
 Но де ла Барка убрал оружие.
 – Теперь он умрет, – пообещал он. – Твой любовник умрет. Ты убила его. – Бросив эту угрозу, он развернулся и исчез.
 Схватившись за перила, чтобы не упасть, она продолжала кричать.
 – Помогите! Socorro! Socorro!
 Внизу собралась небольшая толпа, но тех троих, что вышли первыми, она не увидела. Миранда представила себе, как они бегут по лестнице в сопровождении полицейского.
 – Помогите! – крикнула она для большего эффекта и бросилась в комнату. Там было пусто, дверь в холл была распахнута.
 Она выскочила в коридор, едва не столкнувшись с несколькими мужчинами в форме.
 – Вы схватили его?
 – Кого? – Слава Богу, полицейский говорил по-английски.
 – Де ла Барку. Он – широкоплечий мужчина. Волосы черные. Глаза тоже черные. Густые усы. Одет... – Во что он был одет? – ...в черный костюм, – закончила она.
 – Где он?
 – Он выбежал из моей комнаты.
 – Мимо нас он не пробегал.
 – Но он должен был пробежать. – Она почувствовала, что ее минутная радость сменяется тревогой. – Должен был. Или этот этаж имеет еще один выход?
 Полицейский спросил служащих отеля.
 – Нет, сеньора.
 – Тогда он все еще находится в отеле. Они с недоверием посмотрели на нее.
 – Кто, сеньора?
 – Боже мой, вы мне не верите.
 Только полицейский настороженно оглядывался по сторонам.
 К ним спешил управляющий.
 – Что случилось?
 Швейцар ответил ему по-испански. Сразу же встревоженное выражение лица управляющего сменилось недоверчивостью, будто он хотел сказать: «Где же этот человек, сеньора?»
 Миранда обратилась к полицейскому:
 – Я знаю, что он здесь. Вы должны обыскать все комнаты на этаже. Он, вероятно, прячется в одной из них.
 Полицейский посмотрел на управляющего, но тот покачал головой.
 – Мы не можем беспокоить других гостей. – Он повернулся к Миранде и попытался вернуть ее в комнату. – Прошу вас, сеньора, вам лучше продолжить свой отдых.
 В этот момент она поняла, о чем они все подумали, и расстроилась. Костюм не соответствовал представлению. Она разговаривала с пятью мужчинами, стоя перед ними в кружевной нижней юбке и шелковой накидке. Ноги у нее были босые. Они подумали, что она спала – и ей, вероятно, приснился страшный сон. Она стала возражать.
 – Я не спала.
 В их глазах исчезли последние проблески беспокойства. Полицейский расслабился. Управляющий улыбнулся своим служащим. Двое из них потихоньку уже начали удаляться.
 Миранда готова была закричать от отчаяния. Она сказала не те слова. Шрив был прав. Жизнь не похожа на пьесу, где в каждую реплику вложен точный смысл. Теперь мужчины были уверены, что она извиняется за свое необдуманное поведение.
 Она со всей остротой осознала последствия своего провала. Ей стало плохо. Шрив умрет, если она не найдет человека, который сможет ей помочь. Герой погибнет, злодей будет торжествовать. Она гордо выпрямилась и смерила их взглядом.
 – Сообщите министру Валларте, – велела она полицейскому. – Он должен об этом узнать.
 – Сеньора, – возразил управляющий, – вам не следует беспокоить такого важного человека.
 – Я не стану этого делать, если вы поверите мне и тщательно обыщите отель. Вы должны проверить каждую комнату на этом этаже. – Сейчас она была леди Макбет, приказывающей своим подданным. – Он, вероятно, забежал в одну из них.
 Управляющий нахмурил брови, но все же выдавил из себя улыбку.
 – Конечно, сеньора. Не угодно ли вам пройти в свою комнату и отдохнуть. Мы проведем расследование и составим отчет.
 Шриву казалось, что у него отваливается спина. Единственный способ двигаться по колее – трогать ее руками. Он не решался идти выпрямившись, из страха сбиться с дороги. Каждый раз, когда у него возникала такая мысль, неприятное чувство тревоги сжимало ему грудь. Темнота стала ощутимым одеялом, отрезавшим его от мира. Он был уверен, что если потеряет дорогу, то будет блуждать вечно.
 Согнувшись почти пополам, не отрывая пальцев от следа телеги в пыли, он, несмотря на жару и ужасную головную боль, заставлял себя думать о том, что станет делать, если кого-нибудь встретит. Он должен будет захватить этого человека и ни в коем случае не отпускать его до тех пор, пока тот не приведет его в театр.
 Что бы ни случилось, он не должен допустить, чтобы люди догадались о его слепоте, пока он не захватит заложника. Он надеялся, что это будет человек взрослый. Маленький ребенок испугается. К тому же дети всегда все путают. Они забывают, куда надо идти и что говорить. Лучше бы встретить подростка.
 Внезапно Шрив заметил, что солнце больше не печет его затылок с ужасной силой. Облако? Или раскидистые ветви дерева? Он поднял голову, потом выпрямился и прислушался.
 Что он слышит? Выводок цыплят клюет зерно? Тихо кудахчет курица? Он повернул голову в сторону звука. Казалось, он доносился откуда-то сверху. Когда порыв ветра дунул ему в лицо, страх сковал тело Шрива. Запахло дождем.
 – Нет, – пробормотал он. – Не надо дождя. Ради Бога, не надо дождя.
 Он опять остановился. Ветер стал сильнее. Он чувствовал, как его порывы сдувают пыль с дороги.
 – О Боже! Не надо дождя!
 Капля воды упала ему на затылок. Он застонал, будто на него брызнули кислотой. Пальцы цеплялись за исчезающую колею. Он бросился вперед, упал и остался лежать, вытянув руки, а в это время тропический ливень, длящийся всего несколько минут, смывал его путеводную нить.
 – Сеньора, министр Валларта не смог прийти сам, но он прислал меня, чтобы вам помочь. Меня зовут Рауль Кальдерон. Я к вашим услугам. – Молодой человек щелкнул каблуками и поклонился. – Как я понял, вам угрожали.
 – Да. – Миранда, протянув руку, улыбнулась ему своей самой ослепительной улыбкой и по его взгляду поняла, что он покорен. – Я была так испугана. Этот мужчина ворвался в мою комнату, сеньор Кальдерон. Он угрожал, что убьет моего друга, Шрива Катервуда, человека, который столько сделал для культурной жизни Мексики.
 Для встречи с этим человеком Миранда тщательно выбрала наряд. Ее черное платье было застегнуто на все пуговицы до самой шеи. Только белый воротничок и манжеты смягчали его мрачность. Ада уложила ей волосы золотой короной и сделала такой грим, будто она вообще не красилась, а провела несколько ночей без сна.
 С чисто профессиональным подходом она слушала себя как бы со стороны. В ее голосе звучало ровно столько возмущения и испуга, сколько требовала данная ситуация. Когда она произнесла имя Шрива, она понизила голос, внося в свои слова должную степень благоговения.
 В завершении она опустила глаза, устремив взгляд на свои руки, сжимавшие белый кружевной платок.
 – Если мы не найдем его, меньше чем через сорок восемь часов, Шрив будет мертв.
 Кальдерон был поражен. Красота сидевшей перед ним женщины тронула самые чувствительные струны его сердца. Он готов был служить ей. Если он найдет ее друга и спасет его, он будет вознагражден. Если же опоздает, то будет с ней рядом, чтобы утешить ее. Он встал по стойке «смирно».
 – Этот человек должен быть найден.
 – Я сказала об этом полицейскому и управляющему отелем. Они обыскали все комнаты на этаже, но ему удалось ускользнуть. Я, честно говоря, не понимаю, как. Я все время стояла в коридоре.
 Кальдерон удивленно поднял брови. Прищурившись, он по-новому взглянул на эту прекрасную женщину.
 – Возможно, он поднялся наверх и переждал там. Когда они закончили осмотр и никого не нашли, он спустился и спокойно покинул здание.
 – Конечно! Мне следовало догадаться. Как просто. Какая же я глупая! – Миранда готова была отшлепать себя. Ее расстройство было таким искренним, что Кальдерон взял ее за руку, чтобы успокоить.
 – Сеньора, не вините себя. Об этом должен был подумать охранник. Я поставлю ему на вид его ошибку, когда буду уходить.
 – О, благодарю вас! – Впервые после исчезновения Шрива Миранда по-настоящему улыбнулась. Наконец-то появился человек, который серьезно относится к своей работе. – Я так рада, что сеньор Валларта прислал мне в помощь именно вас, сеньор Кальдерон. По крайней мере вы мне верите. Люди, которые прибежали на мой крик, не поверили моему рассказу. Я не могла убедить их в том, что произошло. О, если бы вы были здесь, де ла Барка был бы уже пойман.
 Молодой человек с поклоном принял ее комплимент.
 – С чего же мы начнем наши поиски? – сразу же спросила Миранда. – У Шрива осталось всего несколько часов.
 Кальдерон достал из кармана записную книжку.
 – Не уверен в этом. Если этот человек...
 – Де ла Барка.
 – Если де ла Барка убьет сеньора Катервуда, тогда он потеряет шанс заставить вас сделать то, что ему от вас нужно. – Он задержал карандаш над чистой страницей. – Чего он хочет от вас?
 Она не медлила с ответом.
 – Он хочет, что бы я уехала вместе с ним из страны.
 – Почему?
 – Потому что важные люди в Соединенных Штатах хотят задать мне несколько вопросов о предполагаемом заговоре.
 – А такой существует?
 Опять она ответила со всей искренностью:
 – Мне об этом ничего не известно.
 Он пристально посмотрел на Миранду. Наступило молчание. Потом он закивал головой.
 – Люди, которым есть что скрывать, думают, что и остальные похожи на них. Знаете ли вы что-нибудь об этом человеке, что могло бы навести на мысль относительно места, куда он мог отвезти вашего друга?
 – В какую-нибудь захолустную гостиницу в бедной части города. Туда, где бы он мог держать его взаперти под охраной. Я не верю, что он сделал это один. В Новом Орлеане у него был помощник.
 Кальдерон задумался. Этот человек мог быть где угодно.
 – Мы можем послать по городу солдат с фотографией вашего друга. Если у вас есть такая.
 Миранда достала одну из ящика стола.
 – У актеров всегда есть их фотографии. Кальдерон взглянул на своего соперника.
 – Очень красивый мужчина. Какого он роста?
 – Больше шести футов.
 Он поморщился, потом улыбнулся.
 – Его будет легко найти.
 – Я готова предложить вознаграждение.
 – Подождите. Я уверен, что многие узнают его по фотографии, а кто-нибудь непременно придет и скажет нам, где он находится. Сеньор Катервуд – личность необычная. Его долго не смогут прятать.
 – Но есть ли у нас время? – Она в отчаянии сжала руки.
 – Думаю, есть, донна Миранда. Я не думаю, что этот де ла Барка избавится от того, кто дает ему власть.
 Де ла Барка приехал в «Белую кобылу» в дурном настроении. Шантаж мог быть удачным только в том случае, если человек позволял себя шантажировать. Если же он – или в данном случае она – не позволял этого с собой сделать, но вся затея становилась бессмысленной.
 Надо было лучше использовать внезапность. Она была решительным человеком, эта Миранда Драммонд, способным на все. Спрятавшись на площадке третьего этажа, он слышал ее голос, как она отдавала приказы полицейскому и служащим отеля. Она запросто заставила их проверить все комнаты.
 Ему повезло, что она не подумала о третьем этаже. Она совершила характерную ошибку. Кто мог подумать, что человек станет скрываться на верхнем этаже, добровольно загнав себя в ловушку? Люди, старающиеся скрыться, бегут в самом очевидном направлении, а их преследователи следуют за ними.
 Расправив плечи и нахмурив брови, он решительно направился в публичный дом. На нижней площадке лестницы ему преградил дорогу крепкий мужчина.
 – Селестина хочет, чтобы ты ушел. Де ла Барка смерил его взглядом.
 – Мне нужен человек, которого я привез.
 – Он ушел. Ты тоже уходи.
 Де ла Барка оглянулся в поисках хозяйки борделя. Женщины нигде не было видно. Он поставил было ногу на первую ступеньку, но охранник схватил его за руку.
 – Уходи.
 Сыщик посмотрел на удерживающую его руку, потом на того, кому она принадлежала. Выражение лица охранника не изменилось. Наконец сыщик отступил.
 – Куда он ушел? Охранник пожал плечами.
 – Кто знает? Он ушел. И ты уходи.
 – Дай мне поговорить с Селестиной.
 – Нет.
 Де ла Барка распахнул свой сюртук, чтобы достать пистолет, но охранник сразу же положил руку на огромный нож, торчавший у него за поясом. В зеркале за спиной охранника сыщик увидел отражение второго мужчины, приближавшегося сзади. Достав пистолет, он повернулся так, чтобы видеть их обоих.
 – Эта штука действует очень быстро, друзья мои. Будет лучше, если вы позволите мне поговорить с Селестиной.
 – Говори, – раздался ее голос у него за спиной.
 Де ла Барка не мог стоять лицом одновременно ко всем троим. Он надеялся, что только мужчины представляли для него реальную опасность, но подозревал, что у женщины тоже есть оружие. Он бросил быстрый взгляд через плечо.
 – Куда ушел этот человек?
 – Шрив Катервуд.
 Сыщик решил рискнуть и медленно повернулся к женщине. Судя по голосу, он ожидал увидеть высокую, крупную женщину. Но она оказалась маленького роста с неприлично большой грудью. Он уставился на эту грудь.
 – Как ты узнала?
 Она пожала плечами. От этого движения ее массивные груди заколыхались.
 – В Мехико он известен многим. Даже шлюхи знают знаменитых людей. Ты мог навлечь на меня большие неприятности тем, что привел его сюда. Если бы Валларта это узнал, мое заведение закрыли бы.
 – Он был ранен. Я помогал ему.
 Она покачала головой.
 – Ты лжешь. Уходи. «Белая кобыла» – место для развлечений, а не для грязных дел. Если ты не уберешься отсюда через десять секунд, мои мальчики заставят тебя пожалеть об этом.
 Он готов был закричать от отчаяния. Все в этом деле складывалось не так. Он не мог ни на кого положиться. Он видел, как его шансы заставить Миранду покинуть Мексику быстро тают.
 – Скажи мне хотя бы, где он? Она махнула рукой.
 – Он ушел. Я велела увезти его. Оставлять его здесь было опасно. А у тебя... у тебя осталось пять секунд, чтобы убраться отсюда по своей воле.
 – Скажи мне...
 Она взглянула на охранника, стоявшего справа от де ла Барки. Одним ловким движением он выхватил из-за пояса тяжелую дубинку и опустил ее на голову сыщика. Де ла Барка пригнулся, но все же удар отбросил его в сторону второго охранника.
 Его руки оказались зажатыми в тиски, и он уже не смог увернуться от следующего удара. Удар пришелся ему в солнечное сплетение. Третьего удара, обрушившегося ему на голову, он уже не почувствовал.
 Охранник сунул дубинку назад за пояс, наклонился и схватил де ла Барку за ноги. Другой подхватил его под руки, и как мешок с мукой они потащили его на улицу.
 – Джордж, ты пойдешь со мной? Старый актер с сомнением посмотрел на нее. Даже переодетая в мужской костюм она была удивительно женственна.
 – Уже поздно.
 – Я знаю, но я не могу спать. Если ты не пойдешь, я попрошу...
 – Я пойду, – пробормотал он. – Дайте мне пять минут переодеться и выпить чашку кофе.
 На улице они наняли экипаж, и Миранда сказала кучеру название улицы. Джордж вопросительно посмотрел на нее.
 – Я расспросила одну из горничных, которая немного говорит по-английски. Она ничего не знала, но она нашла дежурного из отеля, который подсказал, где можно искать. Этот район Мехико знаменит своими борделями. По словам горничной, там в каждом доме – бордель. Сюда направляют постояльцев отеля, которые хотят развлечься, и отсюда приглашают женщин к ним в номера.
 – Мне кажется, вам ни к чему знать такие подробности, – с осуждением в голосе сказал Джордж.
 – Я тоже так думаю. – Миранда грустно улыбнулась. – Я постараюсь это забыть, как только мы найдем Шрива.
 Улица была хорошо освещена, дорога вычищена, дома ухожены. Медные или железные фонари висели над воротами каждого дома. Вдоль дорожек даже росли цветы. Окна в некоторых домах были распахнуты, и оттуда доносились музыка и смех.
 – Веселое место, – заметила Миранда. Она велела кучеру проехать по всей улице. В конце она приказала остановиться. – Подожди нас на противоположном конце.
 – Мисс Миранда! – запротестовал Джордж.
 – Я непременно найду его, Джордж. Или умру. Он сделал то же самое для меня.
 На пороге первого дома их встретила женщина с такой пышной грудью, какой Миранде еще никогда не доводилось видеть. Она стояла в освещенном дверном проеме, где хорошо была видна ее фигура с тонкой талией и красивыми ногами.
 – Ola, – сказала она. – Bienvenidos, señores, a La Yegua Blanca. [42] 

 Сцена девятая


 Нет! Нет! От речи разорвется сердце. [43] 

 Он явственно слышал цыплячий писк. Машинально подняв голову, он посмотрел в ту сторону, откуда доносились звуки. Но темнота осталась – жестокая реальность, заставившая его закрыть глаза и в отчаянии стиснуть зубы.
 И все же где-то рядом с ним тихо кудахтала курица и пищали маленькие цыплятки. Приподнявшись, он встал на колени, медленно поворачивая голову и стараясь определить, откуда же исходили звуки.
 Горячий воздух приносил пряный запах растений, вероятно, цветов, а так же навоза. Должно быть, поблизости было жилье. Курица с цыплятами не стала бы бродить далеко от дома.
 Он прислушивался к тому, как где-то рядом курица скребет землю, слушал возбужденный писк ее малышей, поедающих насекомых и зерно, которое она для них откопала. Наверняка хозяева должны быть недалеко.
 – Эй! – нерешительно крикнул он. – Эй! Есть тут кто-нибудь? – Quien es?
 Сначала он подумал, что никого нет. Шло время, курица продолжала рыть землю. Потом он услышал тихое:
 – Ola, señor.
 Женский голос! Он медленно стал подниматься на ноги, протягивая руки в направлении звука.
 – Por favor, socorro, señora. [44] 
 Он столько раз репетировал эти слова за время своего изнурительного пути. Он тихо повторял их, четко выговаривая окончания, чтобы добиться верного звучания. Сейчас он с надеждой ждал ответа.
 Когда ответа не последовало, он сделал несколько шагов примерно в том направлении, откуда исходил голос.
 – Пожалуйста, помогите мне, – взмолился он, переходя на английский. – Прошу вас. Я отблагодарю. Dinero. Tengo mucho dinero. [45] 
 Оказавшимся детским голос крикнул:
 – Padre!
 – Да, – медленно и четко сказал Шрив. – Хорошо. Esta bueno. Зови своего отца. Пусть он придет. Лучше с повозкой. Попроси его отвезти меня к театру или хотя бы в город, где я смогу...
 – Padre! – раздался уже другой детский голос.
 – Сколько вас здесь? – спросил он, стараясь говорить дружелюбно, хотя голос его дрожал. – Cuantos niños? [46] 
 Он услышал тихий смех и шарканье ног.
 Движение, видимо, вспугнуло курицу. С кудахтаньем она ткнулась ему в ноги, и Шрив машинально схватил ее. С сердитым криком она начала хлопать крыльями. Он почувствовал, как они бьют его по лицу.
 Шрив выпрямился, держа курицу за лапы. Ее крик создавал такой шум, который был способен разбудить даже мертвого и заставить фермера выйти из дома. Шрив провел рукой по лицу и волосам. Должно быть, он выглядит как сумасшедший. Возможно, он даже кажется опасным.
 Он расслышал быстрые шаркающие шаги. Он подумал об огромных ножах, которые мексиканские крестьяне носят за поясом. Он постарался придать лицу дружелюбное выражение и протянул руку в направлении звуков.
 – Señor, por favor, socorro. Я заплачу, если вы отвезете меня в город.
 Никто не ответил. Он прислушался, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, пытаясь разобрать что-либо, но ничего не услышал. Даже курица замолчала, приготовившись, вероятно, к своей участи быть сваренной на обед. Возможно, и к нему тоже кто-то подбирается, чтобы нанести невидимый удар.
 Он поежился. Сейчас он стоял на сцене, не зная ни слова из своей роли. Он сделал глубокий вдох, чтобы избавиться от давящего страха.
 – Voy a ciudad. Por favor. [47] 
 – Ты в самом деле больше не можешь продолжать поиски, Джордж? – Миранда посмотрела в измученное лицо старого администратора труппы.
 Он тяжело вздохнул и закрыл глаза.
 – Я в полном порядке. Просто хочу дать отдых глазам. Мы все еще там?
 – Нет.
 Он выглянул в окно экипажа. Еще одна дешевая гостиница с десятком убогих комнат. Они покинули район относительно респектабельных заведений и теперь находились в беднейшей части города. Они везде спрашивали о Шриве и показывали его фотографию. Никто его не видел. Кажется, здесь вообще никто ничего никогда не видел.
 Джордж потянулся к ручке двери, промахнулся, потянулся снова. Миранда перехватила его руку.
 – Мы сейчас вернемся к себе в отель, Джордж, и отдохнем. Сегодня мы уже ничего не сделаем.
 Он хотел было возразить. Потом его плечи устало поникли.
 – Пожалуй, вы правы.
 Миранда постучала в крышу экипажа и дала кучеру указания. Пока Джордж, закрыв глаза, сидел, устало откинувшись на спинку сиденья, Миранда наклонилась вперед и горящим взглядом, не отрываясь, смотрела на мелькавшие за окном здания. Она была уверена, что где-то в одном из них де ла Барка спрятал Шрива. Он был заперт в одной из этих убогих комнат, возможно, даже избит. Она не хотела прекращать поиски, но домов было так много.
 У нее на глаза наворачивались слезы. Она устала не меньше Джорджа.
 – Как только я отдохну, я начну все сначала, – пообещала она. – Я не остановлюсь, пока не найду тебя, Шрив.
 В номере своего отеля Миранда опустилась на кровать и уставилась на свои пыльные ботинки. Усталая до изнеможения, она обхватила себя за плечи и начала раскачиваться взад-вперед. У нее не было сил что-либо сделать. Кажется, не было сил даже заплакать.
 Она была поражена видом Джорджа, когда увидела его лицо в ярком свете вестибюля. Джордж – верный, практичный, стойкий Джордж, который вел все их финансовые дела, выглядел ужасно. Она как-то забыла, что он успел постареть за те четырнадцать лет, что она знала его. А ведь он был не намного старше Шрива.
 Какое грубое обращение, какие оскорбления, какие лишения испытывает сейчас Шрив? Она встала и начала мерить шагами комнату. Слезы медленно потекли у нее из глаз. Он был такой счастливый, когда собирался выйти в то утро, такой гордый своим успехом, такой полный оптимизма. Неужели его нет всего три дня? Кажется, что он исчез очень давно.
 Негодяй де ла Барка лишил его возможности в последний раз выйти на сцену в Мехико. А потом их ждала бы спокойная поездка в Веракрус к новому успеху.
 Миранда вытерла глаза. Что, если он не вернется? Что, если де ла Барка приказал убить его?
 – Нет, – прошептала она. – Нет, нет, нет.
 Ее охватила дрожь. Она распахнула дверь на балкон, вышла, сделала несколько глубоких вдохов и посмотрела на залитый лунным светом город. Сжав кулаки с такой силой, что ее ногти впились в ладони, она с трудом сдержалась, чтобы не крикнуть его имя во всю силу своих легких.
 Вернувшись в комнату, она надела шляпу. Она не могла отдыхать. Она должна была вернуться и продолжить поиски, должна найти его.
 Сквозь слезы Миранда едва видела ручку двери, и она сердито смахнула их со щек. Она будто слышала, как Шрив читает ей лекцию о различиях между реальной жизнью и театром. В театре героиня находит героя в последнем акте. Вместе они разоблачают злодея.
 Сейчас у нее мало шансов его найти. Но что же ей делать? Она не умела даже говорить по-испански, чтобы вразумительно задать вопросы. Может быть, ей послать за Кальдероном?
 Ручка двери, за которую она держалась, повернулась. Испуганная, Миранда отпрянула, и дверь отворилась. Перед ней стояли управляющий, полицейский и...
 – Шрив!
 – Миранда! – хрипло воскликнул он.
 Она бросилась в его объятия. Слезы, которые она безуспешно пыталась сдержать, теперь полились свободно, падая ему на воротник, на шею, на грудь. Она поцеловала его, потерлась щекой о его небритую, колючую щеку.
 – Ты жив. Ты жив, – повторяла она. Наконец она выпустила его из объятий и отступила. Потом начала ощупывать его плечи, руки, грудь. – Ты в порядке?
 – Да, – глухо произнес он.
 Она опять обняла его. На этот раз без поддержки сопровождавших его мужчин он застонал и покачнулся.
 Полицейский, дежуривший в холле, вышел вперед и взял Шрива под руку.
 – Позвольте проводить вас в комнату, сеньор. За доктором уже послали, сеньора.
 – За доктором? Да, конечно, gracias. [48] – Она взяла Шрива под другую руку и помогла ему сесть в кресло. – О да, сразу же пригласите его.
 Лицо Шрива было распухшим и багрово-красным. Дотронувшись до его щеки, она почувствовала, что у него жар. Губы у него опухли и потрескались. Белки глаз покраснели.
 – Шрив, дорогой, что с тобой случилось? Он беспечно махнул рукой, хотя его лицо оставалось напряженным.
 – Та же старая проблема.
 – Что? – Она опустилась перед ним на колени. И тут она все поняла. Его взгляд не следил за ней. Глаза смотрели в ту точку, где она только что находилась. – О Шрив, родной мой.
 Он сразу же «посмотрел» на нее.
 – Пара ударов по черепу, – невесело усмехнулся он, – и я опять в прежнем положении.
 Ей стало так плохо, что она зажала рот, чтобы не вскрикнуть.
 – Миранда? Она откашлялась.
 – Ты выглядишь не лучшим образом. Он опять усмехнулся.
 – Я удивлен, что ты вообще узнала меня. Я кое-как перебирался с места на место, ехал по крайней мере на двух телегах, полз через лес, валялся в пыли, ловил цыплят. Но больше всего меня ели москиты.
 – Звучит очень романтично. За исключением москитов. – Это объясняло вид его опухшего лица и даже высокую температуру.
 – Лучше бы я обошелся без этой романтики. Честно сказать, я не хотел бы вновь с ней столкнуться. – Он устало откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
 – Тебе надо принять ванну и хорошенько выспаться.
 – И чего-нибудь поесть и попить. Боже, как меня мучит жажда.
 – Ванна и горячая еда сейчас будут готовы, сеньор. – Управляющий отелем подошел со стаканом янтарной жидкости. – Вот восстанавливающий силы напиток. Я взял на себя смелость доставить вам бутылку лучшего коньяка «Наполеон».
 Миранда взяла стакан из его рук и подала Шриву.
 – Большое спасибо.
 – Если я еще могу вам чем-нибудь помочь... Миранда встала и проводила его до двери.
 – Вы уже обо всем побеспокоились. Он с сомнением посмотрел на нее.
 – Может быть, прислать камердинера, чтобы помочь сеньору раздеться?
 – Шрив, тебе нужен камердинер?
 – Боже мой, конечно, нет. – Он сделал большой глоток коньяка, облизнул губы и улыбнулся. – Может быть, еще немного вот этого.
 Управляющий тоже улыбнулся.
 – Коньяка, сеньор?
 – Si, коньяка.
 Не успела она закрыть дверь за управляющим, как доставили ванну. Пока горничные ставили ширму, Миранда подошла к Шриву и поцеловала его в лоб. Потом принялась развязывать на нем галстук.
 – У твоей кожи соленый вкус.
 – И не только. Хотя мне доставляют наслаждение твои поцелуи, я прошу тебя пока воздержаться от них. Как говорила моя мама, кто знает, где побывали эти москиты.
 Миранда обняла его, слезы текли у нее по лицу.
 – У тебя грязный воротник.
 – И кожа под ним тоже.
 – У тебя страшная рана на затылке. – Она прикоснулась к ней кончиком пальца.
 – Сюда пришелся удар. – Костяшки его пальцев, сжимавших подлокотник кресла, побелели. – Он ударил меня тростью. Негодяй. Я еще посчитаюсь с ним.
 Миранда расстегнула его забрызганную грязью рубашку.
 – Куда он отвез тебя?
 – В бордель.
 Она едва не задохнулась от слез.
 – Я так и знала. Я знала. Мы с Джорджем искали тебя там, пока у нас были силы. Сейчас я как раз собиралась продолжить поиски.
 – Ты плачешь?
 – Да.
 Он нашел ее руку и поднес к губам.
 – Не плачь.
 – Я не могу удержаться.
 Он медленно покачал головой.
 – Не плачь. Я вернулся. И более-менее целым.
 Она опустилась перед ним на колени и прижалась головой к его груди. Она слышала знакомый ритм его сердца.
 – Я так люблю тебя.
 – Миранда. – Он погладил ее по голове. – Я тоже люблю тебя.
 Она почувствовала, как его рука упала, и сам он обмяк. Она в страхе подняла голову. Глаза Шрива были закрыты, дыхание ровное. Она улыбнулась. Он заснул.
 – Ушиб очень сильный, – сказал переводчик. – Но доктор Рамирес говорит, что есть вероятность, что зрение восстановится после того, как опухоль исчезнет.
 – Только вероятность? – с горечью поинтересовался Шрив.
 Доктор пожал плечами.
 – Es possible, pero quien sabe? [49] 
 – Да, – сказал Шрив. – Quien sabe? Миранда готова была растерзать врача. Его равнодушие к пациенту было очевидным. Она обратилась к переводчику.
 – Это действительно самый лучший врач в Мехико?
 Переводчику стало неловко.
 – Да, конечно. Он лечит президента.
 – Ну, ваш президент подвергает себя большому риску.
 Врач прищурился. Недовольно поджав губы, он быстро дал указания переводчику. Из своего чемоданчика он достал маленькую бутылочку и передал переводчику, а тот вручил ее Миранде.
 – Это настойка опия от головных болей сеньора Катервуда.
 – Я не буду это принимать, – заявил Шрив.
 – И это все, что он может рекомендовать? – возмущенно воскликнула Миранда. – А как же высокая температура? У больного жар.
 Переводчик перевел ее слова. Врач дал ответ.
 – Он считает, что жар – результат укусов москитов. Он считает, что все пройдет, когда яд выйдет из организма вместе с потом.
 – Но он весь распух и горит как в огне. Неужели нельзя ему помочь? А этот яд? Вдруг у него начнется малярия или желтая лихорадка?
 Новый обмен фразами и новый перевод.
 – Если бы у него была одна из этих болезней, его состояние было бы очень тяжелым.
 Миранда сжала руки в кулаки, чтобы не закричать от гнева.
 – И это все, что он может сказать? И сделать?
 – Это все, сеньора, – ответил врач сам за себя.
 – Вы говорите по-английски?
 – Да. Недостаточно хорошо, чтобы на нем давать медицинские советы, но вполне достаточно, чтобы понять ваши оскорбления. Прощайте. – Врач забрал свой чемоданчик и ушел.
 Переводчик с расстроенным видом поспешил за ним.
 С кровати Шрив подал голос.
 – Не будь слишком строга к ним. Она растерянно развела руками.
 – Не могу поверить, что это лучший врач в этой чертовой стране.
 Шрив откашлялся, но голос у него по-прежнему звучал хрипло.
 – Кроме настойки опия они больше ничего и не знают.
 – Но...
 – Но с другой стороны, чего ты ждала от них? Ты хотела, чтобы они оперировали меня?
 – О Боже, нет, конечно.
 – Тогда забудь о них. – Он закрыл глаза и начал размеренно дышать.
 Миранда несколько минут смотрела на него.
 – Ты же не спишь.
 – Нет, сплю. Я дышу так, как надо.
 Она подошла к кровати и пристально посмотрела на него. Она чувствовала, как слезы вновь наворачиваются ей на глаза. Она превращается просто в какой-то источник слез.
 – Что нам теперь делать?
 Он заворочался и потянулся к стакану воды у кровати. Миранда тут же оказалась рядом и направила его руку. Он сделал глоток, поморщился и поставил стакан на место.
 – Даже у воды какой-то странный вкус.
 – Бутылка коньяка, которую принес управляющий, оказалась очень маленькой.
 – Плохо. – Покрывшись потом от усилий, он устало откинулся на подушку. Несколько минут он лежал неподвижно, собираясь с силами. – У нас нет причин здесь оставаться, – наконец сказал он. – Я хочу, чтобы мы покинули эту страну на следующем же корабле. Мне все равно, куда он пойдет. Я хочу, чтобы мы сели на него.
 – Но хватит ли у тебя сил на поездку в Веракрус?
 – Нет. Но я все равно поеду. Я не хочу, чтобы де ла Барка нанес нам новый визит.
 Она опустила голову.
 – Я тоже этого не хочу. И если он вновь приблизится к тебе, я убью его.
 Шрив улыбнулся, открыл глаза, вздохнул и вновь закрыл их.
 – Иди сюда, мое кровожадное создание. Она легла рядом с ним и положила руку ему на грудь. Кожа у него была сухой и горячей.
 – У меня сейчас только одна цель в жизни. Вытащить тебя живым из этой передряги.
 – Как хорошо, что наши цели совпадают.
 Она наклонилась к нему и нежно поцеловала, проводя кончиками пальцев по его груди, но он перехватил ее руку.
 – Не сейчас, дорогая, у меня очень болит голова.
 В тот момент, когда его тело погрузилось глубоко в воду, де ла Барка сумел сгруппироваться, и его умение хорошо плавать спасло ему жизнь. Воздух, попавший под одежду, подтолкнул его к поверхности. В воде он сумел сбросить ботинки и поплыл.
 Его руки задевали за длинные водоросли, а проплывающие куски дерева царапали его лицо. Удушающая вонь мешала дышать. От резкого запаха аммиака у него слезились глаза.
 Эти негодяи бросили его в открытый отстойник сточных вод. Он поднял голову и огляделся. Внезапно он понял всю серьезность своего положения. По обе стороны возвышались каменные стены. Его рука коснулась поверхности одной из них. Она была скользкой от нечистот, по ней невозможно было подняться наверх.
 Он отбросил волосы с глаз и поплыл в другую сторону. Там было то же самое. Распластавшись на стене, он вытянул руки вверх, но не нащупал ее края. Тогда он посмотрел наверх, но стена казалась бесконечной. Намокшая одежда начала тянуть его вниз. Если он перестанет двигаться, то скоро утонет.
 Медленное течение воды двигало его вдоль стены. Он мысленно посылал проклятия этой шлюхе Селестине. Она еще поплатится за все.
 Неожиданно что-то большое ударило его в бок. Он повернул голову и увидел труп собаки. Труп еще раз ткнулся в него и поплыл дальше по стоку.
 Де ла Барка поежился. Стены не могли продолжаться бесконечно. Где-то они заканчивались, и там у него был шанс выбраться. Идиоты. Они ушли, даже не проверив, жив он или нет. Теперь у них уже не будет шансов совершить еще раз такую глупость.
 – Сегодня отплывает только один корабль, мисс Миранда, – сообщил Джордж. – «Гордость Наррагансетта», направляется в Портсмут.
 Миранда потрогала горячий лоб Шрива. Его голова лежала у нее на коленях, глаза были закрыты. Иногда он разжимал губы и что-то невнятно бормотал. Иногда начинал беспокойно шевелиться и махать руками, будто отгонял москитов. И тогда Ада сжимала его руки в своих, и он быстро затихал.
 Пытаясь скрыть слезы, Ада постоянно прижимала платок к глазам.
 – У него даже нет сил проснуться. Ему так плохо, бедняжке.
 – Мы должны взять все на себя, Джордж. Я не хочу больше ни минуты оставаться в этой стране. Я не знаю, что случилось с де ла Баркой, но Кальдерон сказал, что он исчез. Меня не покидает мысль, что он в любую минуту может здесь появиться.
 – Тогда я закажу билеты на четверых, и с приливом мы отплываем.
 – Сделай это, пожалуйста.
 – Но ему так плохо, – возразила Ада. – Что, если ему станет хуже?
 Миранда вытерла пот со лба Шрива.
 – Перед отплытием мы купим настойку опия и хинин. Это все, что эти дураки, которые называют себя врачами, могут ему выписать.
 Джордж и Ада с сомнением посмотрели на нее.
 Миранда готова была закричать от возмущения. Она уже не та маленькая девочка, которая когда-то давно поступила к ним в труппу. Она выросла из того, чтобы ей говорили, что делать, что надевать, как тратить деньги. Эту перемену в ней им обоим было трудно осознать.
 Она протянула им обоим руки: Джорджу, стоявшему у дверцы экипажа, Аде, сидевшей напротив нее.
 – Прошу вас, не волнуйтесь. И не бойтесь. Я так люблю его и теперь не сделаю ничего, что могло бы повредить ему. Скорее я сделаю плохо себе, чем ему.
 – Мы знаем, – прошептала Ада. – Мы это знаем. Он нам всем очень дорог. Самый дорогой для нас человек.
 Джордж поддержал ее.
 – И он замечательный актер. Он гораздо талантливее большинства тех, кто сейчас играет в больших театрах Нью-Йорка.
 – Я знаю. И обещаю, что не буду давать ему никаких лекарств, если в этом не будет крайней необходимости. Он сильный и здоровый. Он сам стал бы принимать лекарство только в крайнем случае.
 Все трое крепко пожали руки друг другу.
 – Я бы осталась в отеле и стала ждать, пока ему не станет лучше, но я боюсь за него, – сказала Миранда. – Последняя вразумительная фраза, которую он произнес, означала, что он хотел бы уехать даже в Веракрус, только бы убраться из этой страны.
 Ада вытерла глаза.
 – Он слишком слаб, чтобы совершить такое путешествие. Нам следовало остаться в гостинице до тех пор, пока он окончательно не поправится. Они так хотели, чтобы мы остались.
 – Я знаю, – ответила Миранда. – Но Шрив беспокоился за всех нас. Он боялся того, что де ла Барка может сделать со мной, пока он будет не в состоянии меня защитить. – Холод сковал ее сердце, как только она произнесла эти слова. – Он делал вид, что испытывает безумный страх, но я знаю, что это не так. Человек, которому хватило смелости оставаться в горящем театре, пытаясь опустить противопожарный занавес, не может бояться такой свиньи, как де ла Барка.
 Ада покачала головой.
 – Храни его Господь. Я совсем забыла об этом.
 – А я нет. – Миранда улыбнулась. – Так что, Джордж, заказывай билеты для нас на этот корабль «Гордость чего-то там». И скажи им, что мы хотим подняться на борт и занять каюты немедленно. – Она наклонилась и поцеловала Шрива в лоб.
 Он что-то тихо прошептал, но его глаза оставались закрытыми.
 – Капитан Уард приветствует вас, мадам. Он слышал, что вы везете больного. Он велел мне осмотреть его перед тем, как вы поднимете его на борт. – Мужчина был в морской форме и имел при себе потертый медицинский чемоданчик.
 – Боже, вы же не будете осматривать больного прямо в экипаже, – возразила Миранда. – Уверяю вас, что у него всего лишь лихорадка от укусов москитов. Это не заразно.
 – Вполне возможно, мадам, но я должен осмотреть его.
 – Стала бы я ухаживать за ним, если бы у него была опасная болезнь, – продолжала она дрожащим от возмущения голосом. Она страдала от удушающей жары, царившей в порту Веракрус, которую бриз с залива не мог нейтрализовать.
 Мужчина смерил ее взглядом.
 – Женщины – ужасно странные существа, мадам. Вот поэтому я ушел в море. Не выношу ничего странного.
 – Ну, я не вижу в этом ничего странного. Я держу его голову у себя на коленях, кладу ему руку на грудь, потому что знаю, что мне ничего не угрожает. Он болен от этой ужасной жары, и я тоже на грани обморока. Я требую, чтобы вы пропустили нас на борт корабля немедленно.
 – Не могу этого сделать. Во всяком случае до тех пор, пока не осмотрю его.
 – Ну хорошо.
 Врач поставил свой чемоданчик на пол и забрался в экипаж. Он сел на сиденье напротив и скрестил руки на груди.
 – А сейчас попрошу вас выйти, мадам.
 – Нет.
 – Мадам, я вижу, что вы ему не жена. У вас на пальце нет кольца. Я не одобряю женщину, состоящую в физической близости с мужчиной, не являющимся ее мужем. Если он хочет этого, а вы уступаете ему, то грех лежит на вас обоих, но я не хочу принимать в этом участия.
 Миранда покраснела до корней волос.
 – Черт возьми!
 Услышав ругательство из уст женщины, он недовольно поджал губы и посмотрел в сторону мачт корабля, возвышавшихся над гладью залива.
 – Капитан дал мне указания.
 Бросив на него взгляд, способный испепелить камень, она осторожно положила голову Шрива на сиденье.
 Он заворочался, открыл глаза и потянулся к ней.
 – Миранда.
 Она наклонилась к нему.
 – Все хорошо, дорогой. Доктор сейчас осмотрит себя. Потом мы отнесем тебя на корабль, и через несколько часов будем уже в море.
 – На корабль?
 – Все будет так, как на пути в Мексику. Ты отдохнешь и тебе станет лучше. А к тому времени, как мы прибудем в Англию, ты окончательно поправишься.
 – В Англию? – Он опять начал бредить. Миранда вышла из экипажа, но осталась у двери.
 – Поторопитесь, – посоветовала она врачу. – И советую вам поставить правильный диагноз.
 Он нацепил на нос пару очков в узкой металлической оправе и взглянул через них на нее.
 – Это как получится.
 – Нет, – голосом строптивой Катарины произнесла она и, вытащив из сумочки короткоствольный пистолет, подалась вперед. – Нет. Не «как получится». Я очень решительная женщина, доктор.
 – Мадам!
 – Я очень люблю этого человека. Клянусь могилой моего отца, что Шрив не представляет опасности ни для кого на корабле. Для очистки совести вы можете осмотреть его, но вы увидите, что у него нет никакой болезни, опасной для экипажа или пассажиров. Он выдержал ужасные испытания, но ему нужен лишь отдых.
 Открыв рот, врач смотрел на нее.
 Она подняла пистолет так, что он оказался нацеленным ему прямо в сердце. Ее голос был мягким и ласковым, а потому состоящим в полном контрасте с оружием в ее руках.
 – У него жар, но это не повод для беспокойства. Всего лишь болотная лихорадка, возможно, малярия. Не так ли?
 Врач был храбрым человеком, но не безрассудным. Под дулом пистолета он достал свой стетоскоп и послушал Шрива.
 – У него хрипы в легких. Она кивнула.
 Он приподнял одно веко больного и осмотрел его глаз.
 – Вероятно, он получил очень сильный удар по голове, вызвавший сотрясение.
 – Да, удар в затылок, – подтвердила Миранда.
 – Это я вижу, мадам. – Он еще раз послушал Шрива, проверил его пульс. – Может начаться воспаление легких.
 – Которое не заразно.
 – Конечно, мадам.
 Она спрятала пистолет в сумочку.
 – Тогда я велю отнести его на корабль. – Она одарила доктора обворожительной улыбкой Великолепной Миранды. – Я рада, что именно вы являетесь нашим судовым врачом, доктор...
 – Клинтон. – Он снял очки и мрачно посмотрел на нее.
 – Доктор Клинтон. У меня камень свалился с души теперь, когда я знаю, что мистеру Катервуду будет оказана квалифицированная медицинская помощь, если по пути в Англию в этом возникнет необходимость. – Она отошла и попросила Аду побыть со Шривом, пока она будет беседовать с капитаном.
 Швейцар «Белой кобылы» так и не увидел дуло пистолета в руках человека, который быстрым шагом поднялся на крыльцо. Когда оно ткнулось в его толстый живот, он решил, что его задели тростью.
 Прежде чем жертва успела отреагировать, де ла Барка нажал курок. Кровь брызнула на руку сыщика, когда он отдернул ее. Свет померк в глазах швейцара, когда его тело тяжело осело на пол.
 – Que paso? [50] – Один из охранников, который в прошлый раз расправился с де ла Баркой, бросив его в сточную канаву, вышел на крыльцо и наклонился над телом швейцара. – Que paso?
 – Вот что, – сказал де ла Барка и выстрелил в него.
 Охранник оказался более крепким: ему удалось удержаться на ногах и вернуться в холл. Кровь струилась у него между пальцев, которыми он зажимал рану в животе. Преследуемый де ла Баркой, он спотыкаясь добрался до гостиной.
 Одна проститутка в черном нижнем белье и красном шелковом пеньюаре в это время была занята с клиентом. При виде охранника она вскрикнула, а клиент, только взглянув на вошедшего, бросился к окну.
 Проститутка завизжала, когда в дверях появился де ла Барка с залитой кровью рукой.
 – Где Селестина?
 Женщина опять закричала и махнула рукой в сторону лестницы.
 Де ла Барка кивнул. Он поднял пистолет и вернулся в холл.
 – Рохенио! – Из-под лестницы вышел второй охранник.
 – Он мертв, – сказал де ла Барка и третий раз нажал на курок.
 Весь дом пришел в движение. На втором этаже женщины начали кричать, мужчины громко ругаться. Захлопали двери.
 – Селестина! – закричал де ла Барка. – Они мертвы, Селестина! Сейчас я подожгу дом!
 Выполняя свою угрозу, он выстрелил через открытую дверь в гостиную. Лампа, стоящая там на столе, разбилась, и разлившийся керосин ярко вспыхнул. Проститутка в красном пеньюаре завизжала и вслед за своим клиентом бросилась к окну.
 Наслаждаясь произведенным эффектом, де ла Барка распахнул дверь соседней комнаты. В ней мужчина и женщина поспешно натягивали на себя одежду. Он несколько раз выстрелил в лампу.
 Мимо его уха просвистела пуля. Он пригнулся.
 На верхней площадке лестницы стояла Селестина. Она вновь прицелилась в его.
 Де ла Барка метнулся через коридор в горящую гостиную. Пуля попала в дверной косяк над ним. Он выждал минуту, потом пополз. Дым быстро распространялся по ветхому зданию. По коридору к двери с криками бежали люди.
 Он закашлялся. Через несколько минут здесь нельзя будет дышать. На втором этаже уже было полно дыма. Мимо него, задыхаясь и кашляя, пробежали мужчина и женщина.
 Селестина сейчас не сможет точно прицелиться. Он выскочил из-за двери, нацелив пистолет на верхнюю площадку лестницы. Но там никого не было.
 Он перепрыгнул через распростертое тело, но потом остановился. Коридор был полон дыма. Мимо с криками бежали люди. Из открытых дверей комнат вырывался огонь.
 Де ла Барка спрятал пистолет и поспешил прочь. Пусть она сгорит.
 На улице он смешался с толпой. К тому времени, как огонь достиг второго этажа, он уже вскочил в наемный экипаж.

 Сцена десятая


 Как я глупа: я слезы лью от счастья! [51] 

 «Гордость Наррагансетта» плавно скользила по спокойным водам Мексиканского залива. Паруса трепетали; солнце ярко сияло, и морской бриз приносил живительную прохладу.
 Шрив с влажным компрессом на голове стонал и метался в душной каюте. Миранда заботливо ухаживала за ним и постоянно меняла компрессы. Вдруг он застонал громче, потом его забила крупная дрожь. У него застучали зубы. Внезапно он обхватил себя руками, словно пытаясь согреться.
 Миранда бросилась к двери каюты.
 – Сходите за доктором Клинтоном, – попросила она проходившего мимо матроса.
 Матрос сначала уставился на ее неподобающую одежду, потом пожал плечами и пошел прочь.
 Миранда смущенно плотнее запахнулась в батистовый пеньюар и скрылась в каюте, где у нее не было причины беспокоиться о своем внешнем виде. Шрив пытался подняться и во весь голос выкрикивал указания воображаемой труппе актеров.
 Забыв про все на свете, она бросилась к нему и уложила его назад на койку. Каким-то непостижимым образом он узнал ее, и его руки сомкнулись на ее талии.
 – Любимая. – Он пытался подняться и поцеловать ее. – Милая, милая Миранда.
 – Шрив! Отпусти меня! Ты же болен.
 – Поцелуй... поцелуй меня. Так холодно. Согрей меня.
 – Шрив. – Она начала вырываться. – Прекрати. Ты же...
 Он потянул ее за юбку, подняв ее выше талии. Его рука легла на ее обнажившиеся ягодицы.
 В этот момент открылась дверь. Строгий голос спросил:
 – Вы посылали за мной?
 Миранда попыталась высвободиться из рук Шрива, в ужасе увидев доктора Клинтона, стоявшего на пороге со своим неизменным чемоданчиком.
 – Помогите мне. Он бредит.
 – Человек делает в бреду то, что он привык делать, находясь в здравом уме, – заметил он, демонстративно устремив взгляд в потолок каюты. Он покачался на каблуках. – Может быть, мне зайти в более подходящее время?
 – Нет! – Глубоко возмущенная и смущенная одновременно она начала энергично вырываться. Но Шрив был гораздо сильнее ее и к тому же привык добиваться своего. Через несколько минут напряженной борьбы ей все же удалось вырваться, но, не удержавшись на ногах, она оказалась на полу и осталась лежать в сбившейся в кучу одежде. Она взглянула на врача.
 Этот чопорный джентльмен, презрительно скривив губы, бросил на нее неодобрительный взгляд, потом вновь уставился в потолок. Миранда взглянула на себя и застонала. Задранный подол ее кружевного пеньюара оголил ее колени и бедра.
 Она быстро вскочила на ноги и попыталась привести в порядок свою одежду. К несчастью, дело кончилось тем, что пеньюар распахнулся так, что врач мог увидеть ложбинку между ее грудями.
 Лицо доктора стало багровым. Он повернулся к двери.
 – Доктор. – Миранда поспешно схватила его за локоть. – Он по-настоящему болен. У него озноб, он бредит. Он пытался встать с постели. А я... я старалась лишь уложить его назад в постель.
 Доктор Клинтон высоко задрал подбородок, приняв неприступный вид.
 – Я не хочу иметь дело с вашими греховными отношениями.
 Она отдернула руку.
 – Ради Бога, человек болен, и я ухаживаю за ним. Дайте ему лекарство; вашу проповедь прочтете после.
 Он многозначительно фыркнул.
 – Вероятно, это вам не повредило бы. Она подбоченилась.
 – Так вы поможете ему?
 Доктор насупился, будто раздумывая.
 – Я помогу ему. Похоже, ему необходима доза хинина.
 – У меня есть это лекарство.
 Он скривился, будто его самого заставили принять это горькое лекарство. Он сердито посмотрел на нее.
 – Если у вас есть лекарство, то зачем вы посылали за мной? Чтобы я стал свидетелем вашего позора?
 Миранда хотела бы броситься на него и бить его кулаками, пинать ногами, чтобы сбить с него эту спесь. Но вместо этого она сделала глубокий вдох.
 – Если вы, доктор, покажете, какое количество лекарства необходимо давать, я буду вам очень признательна.
 В зловещей тишине он проверил пульс больного, и сунул ему в рот термометр. Взглянув на Шрива, он бросил на Миранду такой взгляд, словно эта она была виновата в его высокой температуре. Он потрогал опухоль на голове у Шрива, потом заглянул под веко. На этот раз его лицо стало строгим. Он уже выглядел обеспокоенным, а не сердитым. Затем он заглянул под другое веко.
 – Серьезное дело, – пробормотал он. – Очень серьезное. Зрачки сильно расширены.
 Наконец он достал небольшой стаканчик и вылил в него лекарство. Показав Миранде метку на стакане, он поднес стакан к губам Шрива.
 Миранда ждала, что мужчина, которого она хорошо знала и любила, выплюнет хинин прямо в лицо склонившегося над ним врача, но ничего подобного не случилось. Шрив проглотил горькое лекарство почти не морщась. Его голова безвольно скатилась на бок, когда врач осторожно положил ее назад на подушку.
 Спрятав все в свой чемоданчик, доктор Клинтон повернулся. Его холодные глаза отметили ее растрепанные волосы, тонкий прозрачный пеньюар, который не скрывал, что под ним на ней была лишь рубашка и панталоны. Он откашлялся.
 – А теперь я советую вам, мадам, воспользоваться прерогативой капитана.
 – Прерогативой капитана?
 – Он может оформить ваш брак, мадам. И сделать из вас порядочную женщину. – Он направился к двери. – Советую вам серьезно об этом подумать.
 Миранда долго смотрела на неподвижную фигуру на постели. Она отказывала себе в счастье выйти за него замуж, потому что над ней все еще висела угроза быть арестованной. Она знала, что в Новом Орлеане Шрив не попросил ее выйти за него замуж, потому что боялся остаться слепым. Но сейчас...
 Что, если он окончательно ослеп? Что, если он обречен прожить до конца своих дней во мраке? И все из-за нее?
 Он нуждается в ней именно сейчас, а не когда все проблемы будут решены. Они могут остаться в Англии. Она будет выступать на сцене и заботиться о нем. Он будет ее мужем, и она сможет защитить его. Она станет его глазами, его руками, его рабой, чтобы всей своей жизнью возместить ему те страдания, которые она ему причинила. Но в душе Миранда знала, что проживи она и три человеческих жизни, этого все равно будет недостаточно.
 Она так же знала, что он никогда не женится на ней, пока к нему не вернется зрение. Он наотрез отказался бы – если бы был в сознании. Поэтому сейчас ей предоставлялась прекрасная возможность.
 Шрив застонал и заворочался. Одна его рука свесилась с постели. Миранда опустилась на пол и прижалась щекой к этой руке, потом поцеловала руку и посмотрела ему в лицо.
 На голове у него все еще были синяки от ударов. Она догадывалась, что если бы сейчас она приподняла ему веки, то увидела бы расширенные зрачки, не реагирующие на свет. Она должна найти какой-то способ помочь ему или умрет от горя и чувства вины.
 Прерогатива капитана.
 Она встала и поцеловала Шрива в лоб, в щеку, в висок. Потом она вытащила на середину каюты свой чемодан и начала выбирать платье для свадебной церемонии.
 Джордж и Ада стояли у его кресла.
 – Что происходит? – пробормотал Шрив. Хинин снизил температуру на короткое время, но через час она опять стала подниматься. Сейчас на его щеках снова появились яркие пятна, и глаза лихорадочно заблестели.
 Ада наклонилась и поцеловала его в щеку.
 – Это должно было произойти давным-давно, Шриви, мой мальчик.
 – Мои поздравления! – Джордж взял его за руку и пожал ее.
 Шрив переводил свои невидящие глаза с одного на другого. Морщинка у него между бровями стала глубже – явный признак, что у него начинается головная боль.
 – В чем дело? Джордж. Ада. – Он провел рукой по своей шее. – Боже, как мне жарко.
 Джордж, попроси их положить сюда лед. Мы испечемся в этих костюмах.
 – Я сделаю все, что смогу.
 – Миранда. – Он протянул к ней руку. – Тебе тоже жарко?
 – Да, дорогой. – Миранда взяла его за руку. – Через пару минут я уложу тебя в постель с холодным компрессом. А сейчас тебе только надо сказать «да», когда я подам тебе знак.
 – «Да»?
 – Правильно.
 – Но для чего? Что происходит? Она положила ему руку на плечо.
 – Ты женишься.
 Он еще больше нахмурился. Он стал оглядываться по сторонам, поворачивая голову из стороны в сторону, будто пытался что-то разглядеть в темноте, в которой он теперь постоянно находился. Мышцы его глаз напряглись.
 – Кто здесь? Я ничего не вижу. Миранда поцеловала его в лоб.
 – Это простая формальность, дорогой. Я должна была согласиться, что мы поженимся, перед тем как нас пустили на этот корабль.
 – Что? О чем ты говоришь?
 – Этот корабль называется «Гордость Наррагансетта». Капитан и вся команда – закоренелые пуритане из Массачусетса. Они не могут примириться с тем, что мы состоим в греховной физической близости.
 Шрив попытался встать с кресла, но лихорадка совершенно обессилила его.
 – Что происходит, черт возьми? Ада, у меня испортится грим. Что мы сегодня играем? Джордж.
 – Я здесь, Шрив.
 – Что происходит? Не могу понять... – Его голос смолк, а голова упала на плечо.
 Джордж взял его под руку и осторожно поднял на ноги.
 – Все идет как надо. Миранда пообещала им, что ты на ней женишься. Я сам это слышал. Она дала слово. Ты же не хочешь, чтобы она его нарушила?
 Шрив покачал головой. Это движение заставило его покачнуться. Миранда подхватила его с другой стороны.
 – Нет.
 – Все будет хорошо, – заверила его Миранда. – Через некоторое время ты опять примешь лекарство и ляжешь в постель.
 Шрив продолжал хмуриться.
 – Жениться, – медленно произнес он. – Жениться?
 – Все к лучшему, Шриви. – Ада подошла к нему и поправила на нем галстук. Ее глаза сияли. Она нежно поцеловала его в щеку. – Давно пора сделать порядочную женщину из нашей Миранды.
 Шрив теперь довольно твердо стоял на ногах, но его лицо было мрачным.
 – Не могу сделать порядочной женщиной ту, которую я не вижу. – Он опять огляделся по сторонам. – Почему здесь так темно?
 Ада повернула его лицо к себе.
 – Через пару недель ты будешь в полном порядке, мальчик. Ты это знаешь. Так уже было прежде. Дай срок – все наладится.
 – Ада...
 – До сих пор ты делал все, что хотел, с этой милой, доброй девушкой. Ты в долгу перед ней.
 – Миранда...
 – Ты в долгу передо мной, Шрив. – Она повернулась к капитану Уарду и доктору Клинтону. – Прошу вас, сэр, мы готовы.
 – Кто выдает эту женщину замуж за этого мужчину?
 Ада, Джордж и доктор Клинтон хором ответили:
 – Я.
 Они покинули Мексиканский залив и уже плыли вдоль побережья Северной Америки, когда лихорадка наконец отпустила Шрива. По молчаливому согласию трое конспираторов хранили в секрете его новое семейное положение. Их больше беспокоило состояние его тела.
 Миранда следила за выражением его лица каждое утро, когда он просыпался. Сначала ритм его дыхания учащался, грудь начинала вздыматься сильнее. Потом он переворачивался на спину лицом вверх и открывал глаза.
 Этот ритуал разрывал ей сердце. Шрив жил надеждой, что поток света или хотя бы тонкий, слабый его лучик прорвет бесконечную темноту. Этого не случалось, и он опять закрывал глаза.
 В первые дни, когда его состояние немного улучшилось, по утрам, немного полежав, он всегда вставал с постели. Потом перестал это делать, поднимаясь только тогда, когда она приглашала его завтракать.
 Наконец пришел день, когда в ответ на ее приглашение он лишь покачал головой.
 – Шрив.
 – В чем дело, Миранда? – пробормотал он.
 – Дело в том, что мы скоро пристанем к берегам Англии. Тебе нужно заняться физическими упражнениями.
 – Зачем? Она вздохнула.
 – Затем, что мы собираемся найти работу в театре и начать репетиции.
 – Мы?
 Она произнесла с должной долей сердечности и будничности в голосе:
 – Ну, конечно, мы.
 Он посмотрел в ее сторону, его глаза были на секунду обращены к ней.
 – Не надо.
 – Что не надо?
 – Не надо меня жалеть.
 Она подошла и села рядом с ним.
 – Я женщина, и сострадание – мое призвание. Я не могла оставаться равнодушной, пока ты был болен. Но сейчас ты опять набираешь силы. Ты ослаб, но скоро мы сойдем на берег и Ада станет готовить нам из свежего мяса, и...
 – Перестань!
 – Шрив...
 – Я все сказал.
 – Ты опять наберешь вес и силы, – пообещала ему она, будто это было единственным, что его беспокоило.
 – К чему эти бессмысленные разговоры! – возмутился он. – И ради Бога, прекрати играть. Я прекрасно могу отличить, когда ты играешь.
 – Не можешь.
 – Нет, могу. Сейчас ты именно этим и занимаешься. Ты же знаешь, что я не могу выйти на сцену. Я слепой.
 Она погладила его по руке.
 – Я не понимаю, почему ты не можешь. Ты знаешь свою роль. Тебе только придется запомнить новые мизансцены для каждого нового театра. Тебе это будет нетрудно сделать.
 – Ромео не может быть слепым, – раздраженно бросил он. – Можешь себе представить эту сцену? «Ромео! Ромео, о зачем же ты Ромео!» [52] А я выхожу, спотыкаюсь и падаю на декорацию. Зрители умрут от смеха.
 Миранда опустила голову, признавая справедливость его слов. Если он не станет снова видеть, он вряд ли сумеет сыграть сцену дуэли. Его любимые роли – Макбет и Гамлет – станут недосягаемыми для него.
 – Нечего сказать? – сердито спросил он.
 – Ты все равно уже стар для Ромео. Несколько минут он лежал молча, потом тихо спросил:
 – У меня голова совсем белая?
 – Нет. Но седины прибавилось. – Она пригладила ему волосы на макушке, где еще был виден след удара. – Мы покрасим твои волосы. Ада сделает это в одну минуту.
 – Но это же смешно.
 – Она самый лучший гример на свете. Ты же знаешь. Она может...
 – Она не может сделать мне новые глаза. Даже и не думай об этом, Миранда, – предупредил он ее. – Все кончено. Макбет не может быть слепым, и Гамлет тоже. Им обоим приходится драться на дуэли.
 – Ты все равно ни разу ни до кого не дотронулся шпагой.
 – Мне бы хотелось, чтобы все так и осталось. – Он тяжело вздохнул. – Во всяком случае ни один актер не согласится фехтовать со слепым. Он рискует быть убитым.
 – Ты мог бы сыграть короля Лира, – с надеждой предложила она.
 – Я еще не настолько стар.
 – Или Отелло.
 – Я не настолько черен.
 – Или Брута.
 – Этого слизняка.
 – Или Просперо. – Она внезапно улыбнулась. – Верно. Мы сыграем «Бурю». Миранда всегда была одной из моих любимых ролей.
 – Забудь об этом. – Он отвернулся к стене. – Я не могу играть. Я не могу видеть. Я спотыкаюсь о мебель. Или падаю на ровном месте.
 – Ты никогда не спотыкался и не падал, когда выходил на темную сцену.
 – Это другое дело.
 – Почему?
 Он опять повернулся к ней, его лицо болезненно сморщилось.
 – Боже правый, Миранда. Как ты можешь настаивать? Я не могу даже одеться без твоей помощи.
 Она встала с койки, прошла к иллюминатору, приоткрыла его, чтобы впустить в каюту свежий воздух, и вернулась назад.
 Он настороженно прислушивался к звукам и шорохам, издаваемым движениями Миранды, направляя свой взгляд в ту точку, откуда шел звук.
 Она поставила колено на край койки и оперлась на него. Он «посмотрел» туда, где должно было находиться ее лицо, если бы она села.
 – Как ты это делаешь? – тихо спросила она.
 Он тут же изменил направление своего «взгляда».
 – Что делаю?
 – Ты следишь за мной глазами.
 Он пожал плечами и откинулся на подушки. – Машинально. Я даже не задумываюсь об этом.
 Она наклонилась и поцеловала его в подбородок.
 – Не кажется ли тебе, что ты мог бы сделать то же самое и на сцене? Ты не утратил своих способностей. – Она поцеловала его в щеку. – Ты по-прежнему сможешь заставить публику поверить тебе.
 – И стать посмешищем. Я не стану даже пытаться.
 Она поцеловала его в нос.
 – Перестань.
 Она подула ему в ухо.
 – Я же сказал: прекрати.
 Она опустилась на койку рядом с ним. Хотя корабль находился сейчас в Северной Атлантике, он по-прежнему был в зоне влияния Гольфстрима. Шрив был одет в тонкие хлопчатобумажные штаны и нижнюю рубашку без рукавов.
 Миранда провела рукой по его телу. Его член немедленно отреагировал на ее ласку.
 – Есть еще одна способность, которой ты не лишился, – прошептала она прямо ему в ухо.
 Он застонал и непроизвольно подался вперед.
 – Нет, этой способности я не лишился. Думаю, что даже останься я глухим и немым, я все равно сохранил бы ее.
 Она положила руку ему между ног, ощущая жар его тела под тонкой тканью.
 – Я рада.
 Он не обнял ее, а продолжал лежать неподвижно, устремив глаза в потолок. Он похудел за время болезни, поэтому ее рука без труда проникла ему за пояс. Хотя его член энергично реагировал на ее ласки, остальное его тело оставалось безучастным.
 – Шрив, – растерянно прошептала Миранда.
 Он отвернулся к стене.
 – Ради всего святого, Миранда. Я конченый человек. Не трать время, занимаясь любовью с покойником.
 – Шрив!
 – Я не шучу, – с горечью произнес он. Его член обмяк под ее рукой. – Оставь его. Оставь меня. Иди на палубу и наслаждайся путешествием. А если у тебя проснулось желание, найди себе какого-нибудь моряка.
 – Шрив Катервуд! Он схватил ее за руку.
 – Оставь меня в покое. Ты слышишь меня?
 – Прошу тебя...
 – Черт возьми! Оставь меня в покое! Я не вижу смысла вставать с постели. Не вижу смысла играть. Не вижу смысла заниматься любовью.
 – Ну, дорогая, не принимай это близко к сердцу. – Ада обняла за плечи рыдающую Миранду. – Ты заболеешь.
 – Он не позволил мне даже прикоснуться к нему. Он оттолкнул мою руку и велел мне уйти. – Она зарыдала еще громче.
 – Бедный мой мальчик. Как ему тяжело! – Голос Ады сорвался, и она положила голову на плечо Миранды.
 Миранда кивнула.
 – Я знаю.
 Ада протянула ей платок.
 – А с чего все это началось?
 – Я пыталась заставить его встать, позавтракать и немного погулять по палубе. Он очень похудел и стал совсем бледным. Но он рассердился на меня и отказался встать. Тогда я сказала, что он должен набираться сил, чтобы в Лондоне он мог выйти на сцену.
 Ада подняла голову.
 – Ты так ему и сказала?
 – Да. Я сказала, что в Лондоне мы будем играть с ним вместе.
 – Но...
 – Он сможет, – быстро заговорила Миранда. – Я знаю, что он сможет. Конечно, не Макбета и не Гамлета. Но он мог бы сыграть Лира. Я предложила начать с «Бури».
 – С «Бури»?
 Миранда вскочила на ноги.
 – Как ты не понимаешь? Это будет прекрасно. Роль Просперо не требует каких-то ювелирных движений. Просто ходи величественным шагом по сцене и произноси свои слова.
 – Но он же ничего не видит. Миранда схватила костюмершу за плечи.
 – Не начинай все сначала. Ему не нужно видеть. Он ведь по-прежнему может двигаться и ходить. Его голос остался при нем. Он такой же красивый, как прежде. Даже лучше. Потому что сейчас он отдохнул.
 Ада прижала руки к щекам.
 – О Миранда, дорогая! Мне кажется, не стоило предлагать ему это.
 – Почему?
 – Ну, ты же знаешь, что Шриви очень гордый. Он горд как демон. Он не может заставить себя выйти на сцену... – она помедлила, – таким, как он сейчас есть.
 – Ада!
 – Но, мисс...
 Миранда отступила назад и широким жестом развела руки.
 – Шрив стал бы сенсацией. Если он хоть немного задумается об этом, то увидит, какие широкие возможности открываются для него. Тот факт, что он слепой, мог бы только привлечь зрителей. К тому же ему надо сохранить свою известность. Он же не всегда будет слепым.
 – Но, дорогая... – Ада протянула к ней руку. Миранда не отреагировала.
 – Это просто ушиб, Ада, как в прошлый раз. Опухоль. Когда она пройдет, он поправится – как раньше. А до этого он мог бы играть как есть. За один вечер он стал бы сенсацией на лондонской сцене.
 Ада смотрела на нее так, будто Миранда сошла с ума, но та не обращала внимания на ее шокированное выражение. Она увлеклась собственной мечтой.
 – В роли Просперо он был бы великолепен. Может быть, самым лучшим Просперо. А еще он мог бы сыграть Оберона, короля фей из «Сна в летнюю ночь». Представь его в голубом и серебряном одеянии, окруженного феями, которые везут его серебряную карету.
 Ада покачала головой. Постепенно на ее губах появилась улыбка.
 – Я не слишком хорошо представляю себе серебряную карету, но прекрасно вижу, откуда идут твои фантазии. Ты его величайшее творение.
 Миранда улыбнулась ей в ответ.
 – Он может это сыграть. Просто сейчас он упал духом. А когда зрение вернется к нему, он вновь начнет играть Макбета и Гамлета.
 – Тебе надо сначала убедить его.
 – Я это сделаю. Просто надо, чтобы он поверил в свои возможности. Сейчас он боится, но потом это пройдет. Он будет относиться к этому как к обычной постановке. Это будет его величайшая роль. – Она гордо подняла руку вверх.
 Ада рассмеялась и направилась к двери.
 – Ты куда?
 – Я приведу сюда Шрива. Он должен все это услышать. Если мы все трое будем воздействовать на него, он не сможет отвертеться.
 Оставшись один в каюте, Шрив сел на край койки.
 От всех этих разговоров у него ужасно разболелась голова. В эти дни она болела очень часто. Он положил руку себе на ногу и пощупал мышцы. Они были дряблыми, а ноги худыми. За недели болезни он превратился в желе.
 И он не видел способа вернуть то, что потерял. Слепой не может делать физические упражнения. Он не может гулять по улицам, не может заниматься боксом в гимнастическом зале. Он не может ничего, за исключением перемещения от стула к кровати и обратно, да еще нескольких кругов по палубе под руку с многострадальной женщиной.
 Он и раньше видел инвалидов с их сиделками и всегда испытывал к ним жалость. Теперь, когда он стал одним из них, он не хотел подобной жалости. Миранда сошла с ума, если надеется, что он выйдет на сцену, пока к нему не вернется зрение.
 Он не станет посмешищем.
 И он не станет обузой для Миранды. Больше, чем инвалидов, он жалел сиделок. Наемная прислуга или когда-то любящая жена – значения не имело. Они были заперты в том же крошечном мирке, что и инвалиды. Только их боль была хуже, потому что они могли видеть мир, который существовал вокруг них, – и не принимал их.
 Он поднялся с койки. Покачивание корабля мешало ему стоять прямо. Он выпрямился и с отвращением подумал, что теперь ему нужно шарить руками в поисках стула, стола, койки.
 Его одежда висела на вешалке. Он нащупал мягкую ткань рубашки. Набросив ее на плечи, сунул руки в рукава. Через минуту она была уже застегнута. Его костюм. Серая визитка с парчовым жилетом. Он узнал ткань на ощупь.
 У него неожиданно мелькнула мысль, что Миранда могла перевесить его костюмы. В таком случае он надевает коричневую визитку с парчовым жилетом.
 Он надел брюки и застегнул их, почувствовав, что они стали слегка свободными. Затем пиджак. Он надел и его. Потом он наклонился к нижнему ящику в поисках носков, но не нашел их. Вероятно, Миранда положила их в другое место.
 Он не расстроился и просто сунул босые ноги в свои полуботинки из кордовской кожи. Ему стало их жаль. Такие дорогие ботинки. Они ему очень нравились. Он погладил их гладкий, мягкий верх.
 – «Быть или не быть, – прошептал он в тишине каюты. – Что благородней – духом покоряться... – Он приблизился к двери. – Иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством». [53] 
 Он улыбнулся пустой комнате.
 – Прощай, милая Миранда.
 Теперь его мысли были сосредоточены на том расстоянии, которое ему предстояло пройти по коридору. Он нашел ступеньки там, где и предполагал. Их было восемь. Выпрямив спину и балансируя одной рукой, он поднялся по ним.
 Морской ветер ударил его в грудь. Над головой хлопали паруса. Он поднял лицо к солнцу. До ограждения палубы ему надо сделать дюжину шагов.
 – Доброе утро, сэр, – поприветствовал его незнакомый голос.
 Он слабо улыбнулся.
 – Доброе утро.
 Он прислушался. Он слышал звуки моря, но помимо них мужские шаги и шлепанье мокрой тряпки. Матрос драил палубу. Шрив поежился. Только бы не поскользнуться на мокрой доске и не упасть на спину.
 Именно это и случилось бы, если бы Миранда добилась своего и вытащила его на сцену. Кончилось бы все тем, что он лежал бы на спине, а зрители покатывались со смеху.
 – «...пращи и стрелы яростной судьбы...» На солнце было тепло, но его била дрожь.
 Он всегда любил солнце. Его тепла ему ужасно не хватало, когда «Сыновья Мельпомены» отправлялись на гастроли в Европу.
 – «...ополчась на море смут, сразить их противоборством...»
 Море давало ему выход.
 Матрос был теперь справа от него. Шлепающий звук уже удалялся.
 С невозмутимым выражением лица Шрив подошел к ограждению. Его губы шептали слова, которые он так часто произносил со сцены:
 – «Умереть, уснуть – и только».

 Сцена одиннадцатая


 Все мрачно и безрадостно. [54] 

 Шрив обеими руками схватился за гладкое влажное дерево перил. Порыв ветра бросил ему в лицо соленые брызги. Он и забыл, что его глаза были открыты. Он медленно закрыл их, моля о чуде.
 Когда он вновь открыл их, то увидел лишь темноту.
 Темнота. С открытыми или закрытыми глазами – все едино. Гнев и боль всколыхнулись в нем. Борьба, достойная Макбета, происходила в его душе. Какая горечь! Обида. Наказание богов. Он это знал. «Завтра, завтра. Так тихими шагами жизнь ползет к последней недописанной странице». [55] 
 Гамлет и Макбет. Слова его старых и верных друзей наполнили его сердце трагической мудростью.
 Пришло время пятого акта. Где же мстительный Макбет, пришедший в Дунсинан, чтобы положить конец своим несчастьям? Где Клавдий, братоубийца, бросающий отравленную жемчужину в кубок?
 Шрив слышал шум воды под днищем корабля. Он стоял на самом краю бездонной пропасти, бездны. Один шаг вперед – и темнота станет небытием.
 Он содрогнулся. Он должен хорошо сыграть эту роль. Без репетиций, без зрения, способного сориентировать и направить его, он легко мог испортить это дело. Он был ближе к корме или к носу корабля?
 Лучше подойти к корме. Там, в кильватере, он останется незамеченным. Бесшумное, быстрое и полное исчезновение. Единственная проблема – как добраться до кормы.
 В нем опять вспыхнул гнев. Он был так беспомощен, что не мог даже нормально совершить самоубийство. Какая злая ирония! Он заскрежетал зубами при мысли о том, что кто-то мог увидеть его и поднять тревогу.
 Малейший промах и он, как актер, действующий без указаний режиссера, окажется в прежних декорациях, если в героической сцене не примет во внимание высокую цель трагедии. Он представил себе, как его выловленное из моря тело болтается на конце веревки, и застонал от унижения.
 Он уже подумал о том, чтобы вернуться в каюту и дождаться ночи. К несчастью, перед ним возникла неразрешимая проблема: он не знал, когда наступит ночь.
 Кроме того, рядом будет Миранда. Она будет держать его за руку, хлопотать вокруг него, строить свои несбыточные планы. Вернуться на сцену, говорит она. Снова играть, слепому как летучая мышь, жалкому, спотыкающемуся. Никогда!
 Он решительно повернул в сторону кормы. На поручне теперь лежала только его левая рука. Самоубийство станет его последним представлением и самым важным. Он должен сыграть свою роль безупречно. С наигранной беспечностью он двинулся по палубе.
 – Приятно видеть вас на палубе, мистер Катервуд.
 Низкий мужской голос заставил его замереть на месте. Он повернулся в его сторону.
 – Я с вами знаком?
 – Вероятно, нет. Я доктор Клинтон. Проклятье! Шрив изобразил на лице вежливую улыбку.
 – Значит, это вы заботились о моем здоровье. Видите, как хорошо вы справились со своей работой.
 Доктор, кажется, слегка помедлил, прежде чем ответить.
 – Да. Я очень доволен. Вы были серьезно больны, когда попали на борт нашего корабля. Вы были на волосок от смерти.
 – У меня была лихорадка, – напомнил ему Шрив.
 – Да, это так. Я думаю, что у вас был приступ малярии, самый сильный, какой мне приходилось видеть. – Опять легкая заминка. – Это неприятно, но, к счастью, все окончилось хорошо. Конечно, он может повториться. Поэтому лучше всего всегда иметь при себе хинин, что ваша жена и делает.
 – Да. Хороший совет. Спасибо, доктор. – Шрив протянул руку, и Клинтон тепло пожал ее. Он улыбнулся. – Ну, я продолжу свою прогулку. – Он пошел вперед, рассчитывая, что доктор займется своими делами.
 К его разочарованию, доктор развернулся и пошел рядом с ним, и даже проявил заботу о своем спутнике, поддержав его под руку.
 – Вы очень смелый человек, – заметил Клинтон, – если в одиночестве гуляете по палубе возле самых перил. Однажды среди наших пассажиров была слепая дама. Она никогда не выходила на палубу.
 – Почему же? – Не успев задать вопрос, Шрив уже знал ответ на него. Качка сделала его неустойчивым. Не имея зрения, чтобы сориентироваться, он не мог приспособиться к качке. От волнения у него пересохло во рту. Соленый ветер дул ему прямо в лицо и застревал в горле.
 – Из опасения упасть за борт, я думаю. Шрив повернулся к воде.
 – Но здесь же ограждение.
 – Да. – Голос доктора прозвучал у самого его уха. – И к тому же сверху еще натянуты канаты. Но когда на море шторм, те, кто не умеет твердо стоять на палубе, легко могут упасть за борт.
 Шрив поднял руку. Действительно, всего в нескольких сантиметрах от ограждения был протянут канат.
 – Очень эффективно, – заметил он. – Я уверен, это спасло ни одну жизнь.
 – Да, это так. – Врач продолжал идти рядом со Шривом. Когда корабль качнулся на волне, они соприкоснулись плечами. – У вас проблемы со зрением. Может быть, расскажете, как это случилось?
 – Удар по голове.
 – Понимаю. Совсем недавний.
 – Да. Это уже второй раз. Первый раз это было несколько месяцев назад. Тогда я частично ослеп на несколько часов. Но на этот раз... на этот раз...
 – Слепота полная.
 – Да. – Шрив схватился рукой за перила с такой силой, что суставы пальцев у него побелели. – Полная.
 – Это печально, друг мой. Но когда все пройдет...
 – Я полностью ослеп. Я не вижу ничего, кроме темноты. Ни лучика, ни проблеска, ни тени. – В голосе у него звучал страх. Слова вырывались как проклятия.
 Доктор положил руку на плечо Шрива.
 – Успокойтесь, старина. Вы не можете с уверенностью это утверждать.
 – Я уверен, – упавшим голосом сказал Шрив. – Раньше я мог видеть. Я не мог разобрать детали, но остальное я видел. И с каждым днем мое зрение улучшалось.
 – Так и было?
 – Да.
 – Вы были у врача?
 – Был. В Новом Орлеане. Он сказал, что у меня ушиб кости, а когда опухоль пройдет, то я, по его мнению, снова буду видеть.
 – Ага, это вполне разумно.
 – Но на сей раз все по-другому. Я знаю, потому что чувствую разницу. Я совсем ничего не вижу.
 Доктор молчал так долго, что Шрив решил, что он уже не ответит. Наконец Клинтон сказал:
 – Все же на вашем месте я бы подождал делать то, что вы задумали.
 Шрив поперхнулся. Он заморгал глазами, повернув голову в направлении голоса. Конечно, ему не удалось одурачить этого доктора. Он опустил голову и резко произнес:
 – Разве человеку нельзя без помех прогуляться по палубе?
 – Прогуляться, конечно, можно. – Голос доктора звучал спокойно, как и раньше. – Но лишать себя жизни – грех, друг мой. Жизнь человека принадлежит Господу...
 Рассерженный Шрив отвернулся. Держась правой рукой за перила, он пошел в ту сторону, куда, по его мнению, ему нужно было довольно долго идти. Он не сосчитал ступеньки, потому что не собирался возвращаться. Он помедлил, прислушиваясь. Шарканье швабры было уже далеко. Шрив решил, что матрос драит палубу в другом ее конце.
 Вода была сзади него, шумела за бортом, но теперь он не мог прыгнуть вниз. Без сомнения, этот во все сующий свой нос доктор наблюдает за ним, будто он сошел с ума и нуждается в защите от самого себя. Шрив стиснул зубы.
 Он боялся тех нескольких шагов, которые должен был сделать, чтобы добраться до двери коридора, ведущего к его каюте. Он мог промахнуться и упасть, возможно, удариться о стену, или споткнуться обо что-то оставленное на его пути: свернутый канат или ведро. Если палуба все еще не высохла после уборки, он мог поскользнуться и упасть на спину, задрав ноги как большой неуклюжий клоун.
 Ему придется вытянуть вперед руки и нащупывать дорогу ногами. Он должен идти очень осторожно. Проклятье! Ему хотелось заплакать.
 – Шрив! – Голос Миранды раздался прямо перед ним.
 Слава Богу!
 – Я здесь. – Он отпустил перила и шагнул прямо в ее объятия. В этот момент корабль накренился, и Шрив всем телом придавил Миранду к переборке. Она с шумом выдохнула воздух. Шрив застонал. Он чуть не сбил Миранду с ног.
 – Прости.
 Она выпрямилась.
 – Ничего страшного. Я так рада, что ты здесь, ведь я не могла найти тебя. Когда я вернулась в каюту...
 – Я просто вышел прогуляться по палубе. Он почувствовал, что она улыбается.
 – Это замечательно. И ты отлично справился, не споткнулся и не...
 – О да, я был великолепен, – с горечью прервал он ее. – Ветер дует, солнце сияет, матрос драит палубу. Но я ни черта не вижу. Но с другой стороны, если бы у меня была палка и жестяная кружка, я мог бы собрать достаточно денег на наш проезд.
 – Шрив...
 – Отведи меня в каюту.
 – Конечно. – Она взяла его под руку. – Ты, должно быть, очень устал. Ты был так болен.
 – Мне сказали об этом.
 – Я вижу доктора Клинтона. – Ее голос потеплел. Она, должно быть, улыбнулась и кивнула этому надоедливому негодяю. – Вы с ним разговаривали?
 – Да.
 Они спустились вниз и вновь оказались в своей каюте. Войдя в каюту, он сразу же высвободил свою руку и спотыкаясь пошел сам. Неожиданный толчок бросил его в сторону. Он налетел на стол; графин с водой и стаканы зазвенели.
 Громко выругавшись, Шрив опустился на стул. Минуту он сидел, выжидая, пока его пульс успокоится и пот перестанет струиться по спине. Неудивительно, что у него опять заболела голова. Он повернул голову в сторону двери.
 – Между прочим, я слышал, что мы женаты.
 – Да.
 Миранда уже села на койку. Он обращался к пустому месту. От сознания своего бессилия он вновь выругался.
 – Ты очень сердишься?
 – Нет. Притворяться – вероятно, неплохая идея. Путешествие стало бы для тебя невыносимым, если бы все считали тебя падшей женщиной.
 Миранда помолчала. Наконец она собралась с духом.
 – Капитан поженил нас через пару дней после выхода из Веракруса.
 – Что!
 – Джордж, Ада и доктор Клинтон были свидетелями.
 Шрив поднялся с места.
 – Мы с тобой женаты? По-настоящему женаты?
 – Да. – Она приготовилась к взрыву, который должен был последовать.
 – Нет! Я ничего не помню. Я не знал, что происходит. – Сделав два шага по их маленькой каюте, он оказался рядом с Мирандой.
 – Ты знал. Ты просто забыл.
 – Проклятье! – Его лицо было мрачным от гнева.
 – Шрив, мы поженились. Ты даже расписался в судовом журнале. У нас есть документ с именами свидетелей. Пожалуйста, не сердись. Ты ведь однажды уже брал разрешение на брак.
 Он схватил ее за плечи и заставил подняться на ноги.
 – Но я слепой! – От обиды и гнева, звучавших в его голосе, она вздрогнула. – Как ты могла сделать такое с собой?
 Она попыталась вырваться. Его руки делали ей больно. Она прижала руки к груди, чувствуя, как обида жжет ей душу.
 – Я люблю тебя.
 – Ты жалеешь меня.
 – Нет. Я тебя люблю. Люблю.
 – Проклятье! – Он оттолкнул ее от себя. Она вскрикнула и бессильно опустилась на стул.
 – Шрив, прошу тебя, не сердись. Мы должны были пожениться.
 Он шумно вздохнул.
 – Что ты имеешь в виду? Ты беременна? На минуту она растерялась.
 – Нет. Конечно, нет.
 Он добрел до стула и сел.
 – Слава Богу хотя бы за это.
 – Аминь.
 Они так долго были вместе, делили кров, работу, постель, что стали даже думать одинаково. В установившейся тишине рождался страх. Они благодарили Бога за то, что не дали жизнь ребенку. Они осознавали, что этим измерялась их жизнь. Миранда заговорила первой, ее голос звучал глухо.
 – О Шрив, как мы до этого дошли? Он горько усмехнулся.
 – Как, ты не знаешь? Не догадываешься? – Он взялся руками за сиденье стула, будто хотел оттолкнуться от него. – Когда ты задумала свою месть, ты стала Гамлетом. Ты воплотила его характер в жизнь. Ты жила им. Ты воспользовалась удобным случаем и отомстила за смерть отца.
 Миранда тихо плакала. Шрив представил себе, как слезы текут у нее по щекам. Она всегда была такой красивой, когда плакала.
 – Да.
 Его голос стал тихим, спокойным – проповедь, урок, который надо усвоить.
 – Я говорил тебе, что эти старые драмы не похожи на реальную жизнь. Но конец один и тот же. Шекспир знал, о чем он писал. Гамлет видит смерть своей матери и своей возлюбленной. Он убивает своего дядю и гибнет сам. Конец королевского рода Дании. Отсутствие потомства. Гибель династии. И пьеса на этом кончается. Остается только Горацио, чтобы поведать эту историю.
 Но самое плохое в этом то, что мы не умерли, верно? Мы продолжаем плыть по течению. Запутанный, бессмысленный конец – и впереди ничего, кроме страданий. Страдания. Пьеса кончилась, а мы все еще живы.
 Миранда не могла сдержать слез. Они текли ручьем у нее из глаз и капали на колени.
 – И из-за того, что случилось с нами, мы не решаемся иметь детей. Мы рады тому, что у нас их нет. Династия датских королей, род Макбетов, род Катервуда. Никакого потомства.
 Миранда плакала, пока не выплакала все слезы. Так в одежде она и уснула. Когда он лег с ней рядом, она не проснулась, только положила руку ему на бедро. Через минуту по ее ровному дыханию он понял, что она крепко спит.
 Он лежал рядом с ней в темноте; весь его гнев исчез. Исчезли и все желания. Он хотел только одного – умереть. Скрыться в чистых черных глубинах океана. Почувствовать, как он сомкнет свои воды над его головой. Вобрать его соленую воду в свои легкие. Один глубокий вдох, и он больше не будет страдать.
 Шрив спустил ноги с койки и сел. Потом прислушался. Миранда не двигалась.
 Он протянул руку и дотронулся до ее плеча. Она не шелохнулась. Она дышала глубоко и немного затрудненно, как будто была простужена.
 Шрив встал и нашел одежду, которую снял. Слава Богу, Миранда не убрала ее, как она обычно делала.
 В коридоре он повернул за угол и уверенным шагом поднялся по ступеням. Никаких задержек и блуждания по палубе. Сейчас он пойдет прямо к ограждению. Расстояние между подпорками достаточно велико, чтобы он смог пробраться под канатом. Повиснув на руках, он окажется над водой, а потом разожмет руки. Мысленно он несколько раз повторил свои действия. Он должен сделать все без заминки.
 На палубе он подставил лицо ветру и ощутил, что он стал прохладнее, чувствовалось приближение дождя. Шрив надеялся, что луны на небе не было. Чем темнее ночь, тем лучше.
 Уверенным, твердым шагом он пересек палубу. Как он и планировал, он сначала прижался щекой к деревянным перилам, а затем поставил одну ногу на перекладину.
 – Подожди, – послышался тихий голос. – Я с тобой.
 Шрив медленно опустил ногу на палубу и повернулся.
 – Я думал, ты спишь.
 – Нет. Я мертва.
 Он хотел закричать на нее. Она вышла на сцену слишком рано. Однако он сдержался.
 – Это я мертв. Или скоро стану таким. Уходи, Миранда. Иди спать. Ты проснешься в новом светлом мире.
 Она встала рядом с ним. Ее плечо коснулось его плеча. Она тоже смотрела на океан. Раздувает ли ветер ее короткие светлые волосы? Щурит ли она глаза от соленых брызг?
 – Мне кажется, и тот и другой сон одинаковы. Если ты умрешь, я тоже умру.
 Ее присутствие больше всего раздражало Шрива.
 – Не говори глупости. У тебя вся жизнь впереди. Прекрасная карьера. Ты можешь делать все, чему я научил тебя...
 Она протиснулась между ним и перилами и зажала ему рот рукой. Ее тело прижалось к телу Шрива.
 – Ответь мне, любовь моя: как я смогу жить без тебя?
 Он дернул головой, освобождаясь от ее руки.
 – Миранда, я не могу жить таким, как я есть.
 – Можешь. – Она схватила его за плечи. – Должен. Ты должен жить, потому что мы все зависим от тебя. Ты – Шрив Катервуд, Романтическая звезда трех континентов.
 – А ты – Великолепная Миранда. Ты можешь прийти в любой театр в Лондоне и тебя возьмут без всякого прослушивания.
 Она прижалась щекой к его груди.
 – Я не могу играть без тебя. Никто не захочет взять Катарину без Петруччо.
 Их имена отрезвили его. Как странно, что упоминание этой комедии заставило его испытать страшную неловкость. Вдруг ему захотелось вновь стать Петруччо и сжать в объятиях свою дикую Кэт.
 Нет! Он оттолкнул Миранду, а когда она попятилась, он шагнул в ее сторону.
 – Ты прекрасно обойдешься без меня.
 – А как же Джордж и Ада? – с укором спросила она.
 Он помедлил.
 – А что с ними? Они тебе нужны. Ада заботится о твоих костюмах и гриме, а Джордж ведет твои дела.
 – А если больше никаких дел не будет?
 Он безжалостно отмахнулся от ее вопроса.
 – Если они тебе больше не нужны, они все равно не пропадут. Они привыкли работать в труппе. Найдут себе другую работу.
 – Они уже старые. – Она взяла его за руку. – Они многие годы следовали за тобой.
 – Четверть века. – Он почувствовал, что у него внутри все переворачивается, а чувство ответственности, к которому взывает Миранда, ослабляет его решимость. Горло начало сжиматься, на глаза навернулись слезы. Но он больше не может нести ответственность за них всех. – Черт возьми, Миранда, разве ты не понимаешь? Я не могу видеть. Я не могу играть, раз я не вижу. Так будет лучше для всех. Ты сможешь продолжать свою карьеру без такой обузы.
 Она отошла от него, привлекая его внимание лишь своим голосом. Она начала ходить по палубе взад-вперед.
 – Здесь темно. Луна почти не видна, звезды – лишь крошечные точки в вышине. Я вижу только твой силуэт. И все же ты следишь за мной глазами. Всякий, кто увидел бы тебя сейчас, подумал, что ты меня видишь.
 Шрив отвернулся и встал лицом к морю.
 – Но я не вижу. А что будет, когда ты перестанешь говорить?
 Она засмеялась.
 – В пьесе разве когда-нибудь перестают говорить?
 – Но я не могу все время стоять неподвижно. – Он резко повернулся, вытянул руку и попал ею в канат, натянутый над перилами. – Теперь я запутался в веревках. Видишь? Я буду посмешищем.
 Она потянулась к нему, взяла обе его руки и прижала их к своей груди.
 – Я не смеюсь над тобой. И никто не будет смеяться. Ты всегда тщательно все продумываешь. Ты обошел весь корабль. Ты распланировал все свои мизансцены. Если бы я неожиданно не вышла, ты бы успел навсегда уйти со сцены.
 Шрив почувствовал, что может гордиться собой. Это было приятно. Но все равно, надо было кончать с этим сейчас, на взлете, а не в поражении.
 – Признайся, Шрив, – попробовала мягко пошутить она. – Ты не совершил самоубийство сегодня днем, потому что не смог правильно спланировать мизансцену?
 Он нахмурился.
 – Я права?
 Он опустил голову.
 – Я не хотел допустить промах, чтобы не испытывать унижение, когда меня потом втащат назад на корабль.
 – Верно. – Она поцеловала его руку.
 – Ты можешь мне помочь.
 Она притворно вздохнула. Он чувствовал, что она играет.
 – Я могу последовать за тобой, если хочешь. Это все, что я могу сделать.
 Он вырвался из ее рук и отвернулся к перилам.
 – Ты играешь. Я это чувствую. Не отрицай. Я сам научил тебя всему, что ты знаешь. Ты можешь обмануть кого угодно, только не меня. Ты не хочешь убивать себя. Для этого у тебя нет причин.
 – Ты тоже. У тебя тоже нет причин умирать.
 – Какой-то странный разговор получается. Любой дурак поймет, что я не могу жить таким, как я есть.
 Она обняла его и прижалась головой к его плечу.
 – Шрив, ты слишком быстро сдаешься. Я думаю, ты не останешься слепым навсегда. Но даже если такое случится, ты один из немногих людей на свете, кто может быть слепым и продолжать нормально работать.
 – Этот разговор выходит даже за рамки смешного. Это уже абсурд.
 – Нет, я говорю вполне серьезно. Подумай об этом. – Она легонько встряхнула его. – Прежде всего, я думаю, что ситуация сейчас похожа на ту, что была в Новом Орлеане. У тебя очень сильный ушиб головы. А малярия все осложнила. Но все равно доля вероятности, что это временное явление, очень велика.
 – Нет. Это постоянное. Сейчас все по-другому. Я знаю.
 – Ты не можешь знать. Морское путешествие прежде уже излечивало тебя. Дай себе возможность это проверить.
 – А если ты ошиблась, мне придется взять в руки трость и надеть черные очки, как только мы высадимся в Англии. Я не хочу дожить до этого. – Он высвободился и схватился руками за перила ограждения. Пока он крепко держался за них, он сохранял решимость сделать то, что задумал. – Я смирюсь. Я никогда не смогу видеть, но я привыкну к своей слепоте. Привыкну к компромиссу. Привыкну быть обузой. Мне это понравится. Как приятно будет чувствовать, что ты и Ада хлопочете вокруг меня.
 – Этого не будет...
 – Еще как будет. Ты начнешь презирать меня, потому что я не смогу ничего делать сам. Ты будешь считать меня жалким существом. Да, ты попытаешься найти для меня работу. Меня не захотят взять. Тебя, конечно, возьмут. Я буду сидеть один в номере гостиницы. Или Ада будет приводить меня за кулисы, и я буду только слушать, как ты играешь, а видеть мне необязательно.
 – Шрив...
 – Представь себе, что я спотыкаясь выйду на сцену, может быть, даже сыграю Лира или Просперо, сколько времени ты сможешь терпеть меня в качестве партнера?
 – Шрив...
 – Что «Шрив»! Я не смогу заниматься физическими упражнениями. Мое тело станет толстым, глаза – ввалившимися. О, я видел слепых. Я знаю, как они выглядят. Сможешь ли ты любить меня с сальными волосами и отвислым животом? Я буду забывать побриться. В конце концов я же не смотрю на себя в зеркало.
 – Шрив Катервуд, ты никогда...
 – А потом твой партнер, или хозяин театра, или продюсер, или директор поймут, что ты красива и свободна. Они пригласят тебя на ужин...
 – Шрив, ради Бога...
 – ...и ты ляжешь с кем-нибудь из них в постель, или влюбишься, или то и другое сразу. И ты будешь иметь на это право. Они молодые, крепкие и могут рассыпать комплименты твоей красоте. А я... – Он покачал головой. – Я не хочу дожидаться этого.
 Она так долго молча стояла на палубе, что Шрив решил, что ему удалось убедить ее. Наконец она начала аплодировать, сначала медленно, потом все быстрее.
 – Браво! Браво! Какой спектакль! Какой сценарий! Браво! Ясно одно. Когда ты будешь слишком старым, чтобы играть, ты сможешь писать превосходные драмы.
 – Я не играю.
 – Ну, надеюсь, что нет. В твоих словах было слишком много надрыва. Излишне эмоционально. – Она начала его передразнивать. – «Я отказываюсь от прекрасной Элизабет, потому что я для нее не подхожу».
 – Иди к черту! – Он отпустил перила и шагнул к ней.
 Она засмеялась и схватила его протянутую руку.
 – Пойдем спать. Ты выговорился, и все прошло.
 Он вырвал у нее руку.
 – Я... я...
 – Забыл свою реплику? Это плохо. Но ведь жизнь никогда не бывает похожей на театр. Если это был спектакль, ты бы изящно шагнул через балюстраду на матрасы, разложенные за сценой. А я с криком бросилась бы к краю, потом повернулась бы лицом к зрителям и упала на колени. И занавес опустился бы.
 – Я никогда больше не шагну через балюстраду. – Он продолжал спорить, но в его словах не было убедительности. – Я не смогу ее найти.
 – Но ты нашел эту. Мало того, ты нашел ее дважды. – Миранда схватила его за руки. Ее голос звенел от радости и оптимизма. – Шрив! Ты все можешь. Ты всегда запоминал свои мизансцены так же, как слова роли. Когда декорации будут поставлены и реквизит разложен, ты не будешь спотыкаться. Поверь в себя.
 – Я не могу.
 Она крепко поцеловала его в губы, обняла его и прижалась к нему всем телом.
 Вдруг он почувствовал, что хочет ее. И – хочет жить. Он притянул ее к себе.
 – Миранда.
 Она откинула голову назад.
 – Да. Ты можешь это сделать. Ты живой. Все твое тело наполнено жизнью и наслаждением. Ты горишь желанием. Ты не хочешь быть холодным, мокрым трупом, кормом для рыб...
 Он зажал ей рот поцелуем.
 Она ответила ему всей страстью своего тела.
 Как она и сказала, в нем с необычайной силой проснулась страсть. Опаленное огнем желания его тело напряглось, презирая смерть, презирая ледяную бездну. Корабль поднялся на гребень волны и опустился вниз.
 Стоя в объятиях друг друга, они пошатнулись. Миранда уперлась спиной в спасательную шлюпку. Ей было больно, но она не изменила своего положения. Не отрываясь от ее губ, Шрив опустил ее на прогретые солнцем доски.
 Он дрожал, кровь стучала у него в висках, дыхание прерывалось.
 – Миранда.
 – Чудовище! Ты делаешь мне больно. – Она укусила его за губу, одновременно приподняв бедра и подавшись ему навстречу.
 – Леди Макбет!
 – «Лишь натяни решимость как струну, – и выйдет все». [56] 
 Он вновь закрыл ей рот поцелуем, впитывая ее слова. Его желание было болезненным, ужасным, мучительным. Он никогда еще не знал такого желания.
 Она медленно подняла вверх свои юбки.
 Шрив потянулся к ней, ожидая обнаружить нижние юбки и панталоны, но ее бедра были обнажены. Шелковистое место у нее между ног было влажным и жарким.
 – О Боже! – Его озарило как молнией. Миранда пошла за ним, чтобы соблазнить его. Если бы не подействовали ее слова, она готова была спасти его своим телом.
 Она была... Он произнес вслух пришедшие ему на ум мысли:
 – Колдунья. Обольстительница. Чаровница... Любимая.
 Его слова вызвали у нее улыбку. Она расстегнула его брюки и невольно вскрикнула от величины открывшегося ее взгляду органа. Шрив приподнялся. Она раздвинула ноги, направляя его, потом обхватила ногами за талию, чтобы их слияние было полным.
 Он устремился в нее, и его член оказался в горячей, влажной глубине. Откинув голову назад, он заскрежетал зубами. Каждый мускул его тела, наполненного горячей кровью, передавал жизненную силу ей.
 Она приняла его, покачивая в колыбели своих бедер, вбирая его в себя, охватывая со всех сторон. Шрив вскрикнул снова, на этот раз от непередаваемого наслаждения.
 Затрепетав от звука его голоса, она подалась вперед и сильнее сжала ноги. Она и Шрив слились в единое целое. Когда все было закончено, они неподвижно застыли в темноте.
 Потом со вздохом он начал расслабляться.
 – Миранда.
 Ее ногти впились ему в спину.
 – Еще, Шрив, – потребовала она. – Ты еще не исчерпал себя. Еще, любовь моя.
 Он содрогнулся. Его разум говорил ему, что он не может. Мужчины не...
 Она изогнулась и потерлась о его живот. Горячее, влажное прикосновение. Она настойчиво продолжала удерживать его.
 – Любимая...
 – Тише. Ты должен. Я хочу тебя. Я не могу ждать ни дня, ни часа. – Ее дыхание касалось его уха. Она взяла губами мочку его уха и слегка сжала ее зубами. – Почувствуй, как я хочу тебя. Не оставляй меня без удовлетворения. Прошу тебя, Шрив, пожалуйста.
 Он покачал головой или попытался это сделать, но она по-прежнему держала его. Ее руки забрались ему под одежду, ласкали его бедра, сжимали ягодицы.
 – Ты не можешь оставить меня вот так, не дав мне наслаждения.
 Его сердце стало учащенно биться. Глубокое дыхание вдохнуло в кровь кислород. Он не мог. Не мог. Мужчины не могут...
 Миранда приподнялась вслед за ним, когда он хотел оставить ее. Ее ягодицы оторвались от пола, и она прижалась чувствительным центром своего существа к его лобку. Ей было больно, но она непременно должна была добиться того, чего хотела.
 – Шрив, – взмолилась она, – Шрив! – Ее губы заскользили по его щеке, слегка покрытой щетиной. Ее дыхание касалось его уха, язык проникал в ушную раковину.
 Он застонал. Он уже чувствовал, как его член наполняется новой силой.
 – Колдунья.
 – Да.
 – Обольстительница.
 Она раскрылась перед ним: горячая, влажная, ждущая.
 – Да.
 – Любимая. – Он начал двигаться – медленно и очень чувственно, то ускоряя, то замедляя ритм.
 Она потеряла контроль над собой. Ее голова откинулась назад, спина изогнулась, давая ему возможность глубже проникнуть в нее.
 Вверх и вниз. Наслаждение.
 Она начала вздрагивать. Тихое всхлипывание превратилось в стон. Наслаждение.
 Вверх и вниз. Наслаждение его движением. Восторг.
 Опять дрожь ее тела. Пауза. Конвульсии мышц, всего ее существа.
 – Не прекращай, Шрив. Не прекращай. Вверх и вниз. Наслаждение нарастает, нарастает...
 Они вскрикнули одновременно, полетев в бездну звезд и света. В полной темноте, но ослепленные яркой вспышкой.




 АКТ ТРЕТИЙ
 Вашингтон и Лондон, 1884



 Сцена первая


 Тиран страшней, то каждый знает,
 Когда врагов притворно лобызает. [57] 

 – Сенатор Батлер. Хью!
 С благосклонной улыбкой на лице он оглянулся, чтобы посмотреть, кто из избирателей его зовет. Один быстрый взгляд – и улыбка тут же исчезла. Он поглубже надвинул шляпу, будто хотел спрятать лицо и начал быстро спускаться вниз по ступеням.
 – Хью! Подожди. Мне надо с тобой поговорить. – Рут Драммонд Уэстфолл, одетая в черное траурное платье, поспешила вслед на ним.
 Его экипаж стоял слишком далеко. Вновь изобразив на лице улыбку, он повернулся и протянул ей руки.
 – Рут, дорогая. Как я рад тебя видеть! Сначала я не узнал тебя.
 Она подала ему руку, затянутую в черную лайковую перчатку. Вглядываясь в его одутловатое лицо, она пыталась разглядеть в нем признаки печали.
 – Я надела траур в знак уважения памяти Бенджамина.
 – Конечно. Ужасное событие. Шокирующее. Западные границы не будут спокойны до тех пор, пока все эти варвары не будут уничтожены с лица земли.
 – Хью, Бенджамина убили не индейцы. Он нахмурился, а его лицо приобрело суровое выражение.
 – По моим сведениям...
 – Они ошибочны.
 – В самом деле? – Он вздохнул. – Мои сотрудники обычно очень добросовестны. – Он вынул из кармана часы и открыл крышку. – Рут, я так рад повидать тебя. Ты хорошо выглядишь. Особенно если учесть эту ужасную трагедию. Если я что-то могу для тебя сделать – все что угодно, – дай мне знать немедленно. А сейчас прошу меня извинить...
 Она загородила ему дорогу.
 – Хью, мне надо поговорить с тобой. Есть нечто важное, что тебе необходимо знать о событиях в Вайоминге. Преследование сиу и шайенов должно прекратиться.
 Стараясь не смотреть ей в лицо, он сделал знак кучеру своего экипажа.
 – Может быть, мы договоримся о встрече...
 – Я безуспешно пыталась повидаться с тобой в течение нескольких недель. Твой секретарь сказал, что все дни у тебя заняты.
 Он кивнул.
 – Верно. Кроме того – заседания в палате, собрания 6 комитете. Ты же знаешь, как загружены политики.
 – Да, я понимаю, – ответила она, пристально глядя на него. – Мод Мэри это тоже понимала.
 Он замер при упоминании имени своей давно умершей дочери, первой жены Бенджамина Уэстфолла. Его лицо помрачнело. Губы скривились, будто ему трудно было произнести нужные слова. Наконец он сказал:
 – Да, конечно.
 – Хью, я должна поговорить с тобой. Батлер снова взглянул на часы. Его экипаж наконец подъехал. Он бросил на кучера недовольный взгляд, потом улыбнулся Рут.
 – Хорошо. Позволь мне угостить тебя чашечкой кофе. У меня есть несколько минут перед следующей встречей. Конечно, я хотел потратить их на то, чтобы еще раз просмотреть бумаги. – Он с надеждой взглянул на нее, но выражение ее лица не изменилось. Передернув плечами, он сдался. – Ты не против прогуляться со мной?
 – Куда?
 Он окинул взглядом улицу.
 – Это всего в одном квартале отсюда, дорогая. – Он предложил ей руку. Кучеру он сказал: – Следуй за нами.
 Кафе выходило на Пенсильвания-авеню. Сенатор усадил Рут, потом втиснул в кресло свое крупное тело. Когда официант принял их заказ, Батлер откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди.
 – Ты очень хорошо выглядишь, Рут. Она улыбнулась.
 – Я уже оправилась от шока после смерти Бенджамина, но я никак не могу забыть, как бессмысленна была эта смерть.
 Сенатор прищурился.
 – Бессмысленна. Да, уверен, что она была бессмысленна. Хладнокровное убийство определенно самое бессмысленное из всех преступлений.
 – Это не было хладнокровным убийством. Это была самооборона. Бенджамин первым выхватил пистолет.
 – Да, но он не был даже заряжен.
 – Но стрелявший этого не знал. – Она замолчала, когда официант принес им кофе.
 Батлер тут же взял чашку, не обращая внимания на то, что напиток был обжигающе горячим.
 – Он был настоящим солдатом. И солдатом хорошим. Я всегда высоко ценил его. Он был готов защитить себя. Враги...
 – Хью, я была там. И еще несколько сотен людей. Мы все видели человека, который, в целях самообороны, убил Бенджамина. Он был в военной форме. И у него были светлые волосы.
 – Без сомнения, он был загримирован. Рут побледнела. Ее рука задрожала, когда она стала размешивать сахар в чашке.
 – Я пришла к тебе, чтобы попросить тебя сделать все возможное, чтобы эту ужасную трагедию не использовали как повод для преследования невинных индейцев.
 Он сурово посмотрел ей в глаза.
 – Никаких невинных преследовать не будут. Правительство Соединенных Штатов не ставит своей целью преследовать кого бы то ни было. Но когда убивают члена нашего общества, в нашем стремлении наказать виновных по всей строгости закона мы можем не оставить камня на камне.
 Рут опустила глаза. Она осторожно налила в чашку сливки и размешала содержимое.
 Уверенный, что разговор на этом закончен, сенатор допил свой кофе. Когда он поставил чашку на стол, Рут посмотрела ему в глаза.
 – Зачем ты послал его назад в Вайоминг, Хью?
 Сенатор даже поперхнулся. Прижав салфетку к губам, он откашлялся.
 – Он был самым подходящим человеком для этой должности.
 – Если только правительство Соединенных Штатов хотело быть втянутым в новую войну с индейцами.
 – Но, Рут, у тебя сложилось превратное впечатление...
 – Хью, я была свидетелем его планов во время долгого путешествия в Вайоминг. Он собирался восстановить форт Галлатин. Он постоянно говорил о количестве людей и вооружения, необходимых для осуществления контроля за этой территорией. Следовательно, должны погибнуть новые люди. Неужели Кларендона, Кастера и остальных было недостаточно?
 – Запад должен быть в безопасности.
 – Ему и так ничего не угрожает. Колорадо уже стало штатом. Вайоминг скоро им станет.
 Монтана. Айдахо. Дакота. Везде царит мир. Ты бы видел сотни людей, которые приехали к памятнику четвертого июля. Молодые мужчины с женами и детьми. Они не поселились бы на этой земле, если бы не чувствовали себя в безопасности. Мой муж жаждал мести. Он был готов намеренно вызвать возмущение среди индейцев.
 – Дорогая моя. – Хью Батлер протянул руку и похлопал ее по руке. – Ты не знаешь всей обстановки. Мои служащие поставляют мне новейшую информацию со всего Запада. Индейцы представляют собой постоянную угрозу. Бенджамин был подходящим человеком, чтобы управлять ситуацией. У него был большой опыт.
 Она пристально посмотрела на него.
 – У вас были десятки, может быть, сотни не менее опытных офицеров. Зачем было посылать Бенджамина на место его позора и поражения?
 Сенатор наклонился вперед, его массивная челюсть выпятилась. Огромные руки сжали край стола.
 – Мой зять заслужил шанс реабилитировать себя.
 – Возможно, лет десять назад, но не тогда, когда он стал уже старым. Хью, ему было шестьдесят четыре года. Ему следовало сидеть в кресле-качалке и читать книги. Или писать мемуары.
 Сенатор откашлялся.
 – Он не был старым. Вот я – старый. Мне восемьдесят пять.
 – Дело в том, что форт Галлатин погубил его. И я хочу, чтобы его смерть была последней в цепи смертей, связанных с этим ужасным местом.
 – Это место совсем недавно стало священным памятником тем храбрым воинам, которые погибли там. – Он выпрямился. – Твой первый муж, Френсис Драммонд, был среди них.
 – Я это знаю, – тихо сказала она. – Я была беременна, когда осталась вдовой.
 Сенатор явно смутился.
 – Рут...
 Она продолжала.
 – И у меня была тринадцатилетняя дочь. У меня не было ничего, кроме скромной пенсии. Если бы не гостеприимство моих родителей, которое они оказали мне весьма неохотно, должна заметить, мне пришлось бы очень туго. Вероятно, я жила бы в нищете.
 – Я думаю, ты хотела бы отомстить индейцам, которые сделали тебя вдовой.
 – Я не хочу мести. Я хочу мира. И этого хотят все женщины от Атлантики до Тихого океана. – Ее глаза сверкнули. Она хотела сказать ему, что ей известно, что индейцы не виноваты ни в той, ни в другой трагедии, которые произошли в ее жизни. С самого начала это была вина Бенджамина Уэстфолла. Рут поежилась.
 От острого взгляда Хью это не скрылось. Он положил руку ей на запястье.
 – Возвращайся в Чикаго, Рут, – твердым голосом сказал он. – Не трать напрасно свои силы. Возвращайся домой.
 Она покачала головой.
 – Я не могу вернуться домой, пока все не закончится. Это длится уже почти двадцать лет.
 Он сжал ее руку.
 Она бросила на него встревоженный взгляд, и он сразу же ее отпустил. Сунув руку в карман, он вытащил кошелек и бросил на стол серебряный доллар.
 – Уезжай домой. – Встав из-за стола, он наклонился над ней. – Это тебя больше не касается. Возвращайся домой, где ты будешь в безопасности. Начни жизнь сначала.
 – В третий раз, – с горечью пробормотала она ему вслед.
 Сенатор покинул кафе. Через окно Рут смотрела, как он садится в свой экипаж. Экипаж накренился, когда его массивное тело опустилось на сиденье.
 Он настоящий гигант, подумала Рут. Крупный человек по комплекции и по положению. Одним глотком она допила свой кофе, надеясь, что кофеин успокоит ее нервы, на которых отрицательно сказалась скрытая угроза Батлера.
 – Виктор!
 Только огромным усилием воли Брат Белого Волка сдержал стон при виде девушки. Протянув руку, Рейчел спешила ему навстречу через весь вестибюль.
 Это была она – Рейчел Драммонд Уэстфолл – прекрасная, как раньше. Даже более прекрасная. За те несколько месяцев, что он не видел ее, она расцвела. Ее кожа была подобна лепестку белой розы, глаза сияли, как чистое голубое небо. Волосы, уже не заплетенные в косу, как у школьницы, были завиты и волнистым каскадом спускались ей на спину. Мелкие локоны на висках и около ушей были подобны золотым спиралькам.
 Он пожал ее протянутую руку, не в силах ответить на улыбку, осветившую ее лицо. Для него она означала несчастье.
 – Рейчел, – серьезно сказал он. – Ты хорошо выглядишь.
 – Я закончила школу, – с гордостью сообщила она ему. – Мне разрешили заниматься сразу всеми предметами, которые мне были нужны для окончания курса. Я очень много занималась. Действительно очень много. У меня все оценки отличные.
 Он кивнул.
 – Я в этом не сомневался. Она подняла на него глаза.
 – Ты доволен?
 – Рейчел, я...
 Девушка встала вплотную к нему. Их тела почти соприкасались. Он чувствовал запах ее туалетной воды, видел игру света в ее ясных глазах. Он ощутил, как сердце у него учащенно забилось.
 – Я не изменилась, Виктор. Я никогда не изменюсь. Ты собираешься и дальше делать вид, что мы не влюблены друг в друга?
 Испуганно оглянувшись, он отпрянул и вытянул руку, чтобы удержать ее на расстоянии.
 – Рейчел, ты же знаешь, кто я. Я тебе говорил.
 – Да, я знаю, кто ты. Ты – американец. Ты даже в большей степени американец, чем я. И я тебя очень люблю.
 Мужчина, проходивший мимо них, с любопытством посмотрел в их сторону. Уголки его губ дрогнули в насмешливой улыбке.
 – Боже мой, Рейчел! Это вестибюль гостиницы. Ты ставишь себя в неловкое положение.
 – Тогда пообещай встретиться со мной.
 – Рейчел!
 – Или давай поднимемся к тебе в номер прямо сейчас. – Она сделала попытку взять его под руку.
 Он отпрянул от нее с такой быстротой, что споткнулся о пуфик, стоявший поблизости.
 – Осторожно. – Она схватила его за руку, чтобы он не упал.
 Когда он выпрямился, то заметил, что дежурный с интересом наблюдает за ними. Виктор почувствовал, что краснеет. В душе он проклинал свою светлую кожу. Старик, сидевший в углу с газетой в руках, взглянул на них поверх очков. Кажется, на них смотрели все присутствующие.
 – Я буду осторожен. Лучше отпусти меня, – процедил он сквозь зубы.
 – Я просто не хотела, чтобы ты пострадал. Он высвободил свою руку.
 – Я не пострадаю. Пострадаешь ты. Рейчел переложила из руки в руку свой зонтик. Ее улыбка была сама невинность.
 – Если я пострадаю, ты все исправишь.
 – Ты ничего не поняла. Абсолютно ничего. Она опять подошла ближе.
 – Где мы встретимся. У тебя в номере?
 – Боже! Нет! Где-нибудь в общественном месте.
 – Где?
 Он лихорадочно искал подходящее место встречи.
 – В Смитсоновском. Да, в Смитсоновском институте. В аллее у Капитолия.
 У нее на лице появилось разочарованное выражение.
 – Соглашайся или забудь об этом, – сказал он. – Мы можем посмотреть там на экспонаты.
 Она кивнула.
 – Помимо всего прочего.
 – Рейчел!
 – Значит, сегодня в два часа дня.
 Он молча смотрел на нее. Он чувствовал, что пот выступил у него на лбу. Крахмальный воротничок давил шею. Но самое главное, он был взволнован. Его тело реагировало на нее как на огонь.
 Дежурный как-то странно посмотрел на него, когда подавал ему ключ от номера.
 Хью Смит Батлер просматривал бумаги у себя на столе.
 – В этом деле слишком много неясного. В один прекрасный момент все может рухнуть. Инвесторы боятся скандала как чумы.
 Де ла Барка посмотрел на сенатора. Его бедро все еще не зажило после ранения. После того как охранники в «Белой кобыле» чуть не вывихнули ему руки, у него до сих пор болели плечи. Правая сторона сильнее, чем левая. Он осторожно потрогал мышцы, пытаясь определить источник боли. Он пожалел, что сразу застрелил охранников. Надо было их помучить подольше.
 – Ты меня не слушаешь?! – возмутился сенатор.
 С особой осторожностью де ла Барка положил руки на колени и взглянул на массивную фигуру сенатора, наклонившуюся над большим письменным столом.
 – Я слушаю, но пока не слышу ничего, что касалось бы лично меня.
 Батлер сжал руки в огромные кулаки. Его плечи напряглись, как у старого буйвола.
 – Мне нужно знать количество людей, участвующих в этом заговоре. Сначала я думал, что их много. Но когда жена Бена подошла сегодня ко мне, у меня возникла мысль, что ничего и не было.
 Де ла Барка проследил взглядом за сенатором, начавшим ходить взад-вперед по кабинету. Огромное тело сенатора обильно выделяло пот. Неприятный запах заполнил комнату.
 Батлер с осуждением взглянул на сыщика.
 – Если бы ты хорошо выполнил свою работу и схватил девчонку, мы бы все узнали.
 Де ла Барка и глазом не моргнул.
 – Трудно вывезти из чужой страны человека, когда он этого не хочет. Особенно если у него друзья в правительстве. – Он аккуратно переложил вину на сенатора. – Если бы вы отдали приказ, я ликвидировал бы ее одновременно с любовником.
 Усевшись на место, Батлер кипел от негодования. Его тяжелое дыхание раздавалось в комнате. Здоровье старика явно сдавало.
 – Если бы у меня была полная уверенность. Несомненно в этом виноваты индейцы, но эти дураки из комиссии восприняли убийство Уэстфолла солдатом или переодетым гражданским лицом как знак того, что люди не хотят присутствия армии на реке Паудер.
 Сенатор продолжал что-то бормотать больше для самого себя, чем для человека, сидевшего перед ним. Де ла Барка встал.
 – Дайте мне знать, сенатор, если у вас будет для меня работа. Я к вашим услугам.
 – Что? Подожди. – Батлер вздрогнул. – Подожди. Э-э... Рут Уэстфолл. Она не должна больше распространять свои рассказы по Вашингтону. Отправь ее назад в Чикаго. Вместе с дочерью.
 Де ла Барка поджал губы.
 – Аккуратно или грубо? Батлер почесал подбородок.
 – Грубо. Грубо. Я предупредил ее. Я велел ей возвращаться домой. Она все еще в городе. По-прежнему разговаривает с людьми. Вдова генерала в траурной вуали. Ее слушают.
 – Может быть, с ее дочерью случится небольшой несчастный случай – ничего серьезного – так, нападение грабителей...
 – Я не хочу ничего знать об этом! – Батлер указал ему рукой на дверь. – Сообщишь мне потом о результатах.
 – Это саркофаг, в котором отказался покоиться Эндрю Джексон, – Виктор прочитал табличку на основании резного каменного ящика.
 – Не могу сказать, что я осуждаю его за это. Мне кажется, что даже я не поместилась бы в него. А тебе, чтобы поместиться здесь, пришлось бы отрезать ноги. – Рейчел с восхищением посмотрела на своего спутника.
 – В те времена людей, кажется, засовывали в мешки и хоронили их тщательно завернутыми. Я думаю, это и называлось саваном.
 Рейчел поежилась.
 – Мне что-то не хочется осматривать это здание, если в нем можно увидеть только такие экспонаты.
 Виктор пожал плечами.
 – Пожалуй, ты права. Мы могли бы просто прогуляться по аллее в сторону Капитолия. Ты знаешь, что Вашингтон имеет форму огромного колеса, чтобы защищаться от нападений? Рейчел взяла его под руку.
 – Я думаю, нам надо поговорить о том, что мы собираемся делать в ближайшие тридцать – сорок лет.
 Он нахмурился.
 – Я уже говорил тебе. У нас не будет совместных тридцати или сорока лет. У нас есть сейчас. Сегодня. И все.
 – Виктор Вулф! – Она решительно встала перед ним. – Ты уже третий или четвертый раз говоришь мне об этом. А ты не думаешь, что тебе лучше уступить?
 – Брат Белого Волка, – возразил он. – Меня зовут Брат Белого Волка.
 Она заметила странную интонацию в его голосе. Его глаза смотрели мимо нее. Она бросила быстрый взгляд через плечо. Всюду были люди. Некоторые гуляли по аллее, осматривая достопримечательности. Другие стояли группами перед правительственными зданиями. Она вопросительно взглянула на Виктора. Его рука, придерживающая ее руку, вдруг напряглась.
 – Что случилось?
 Он быстро тряхнул головой.
 – Не знаю. – Он развернул ее и намеренно повел по улице прочь от Капитолия. – Что-то...
 Позади них от одной из групп отделились двое мужчин. Один кивнул другому и сделал знак еще одному в конце улицы. Тот отошел от стены здания и возник перед идущей парой. В этот момент по улице затарахтел грузовой фургон.
 – Что случилось, Виктор?
 Он подтолкнул ее вперед.
 – Иди, Рейчел, – тихо сказал он. – Иди. Я догоню тебя.
 Вздрогнув, девушка замерла. Ее лицо побледнело.
 Мужчина перед ней усмехнулся. Он протянул ей руку.
 – Идите, леди. Делайте, что сказал этот джентльмен.
 Она покачала головой.
 – Иди, Рейчел, – попросил Виктор. Он резко повернулся и взглянул на двух мужчин, спешивших к ним. Он сунул руку под одежду и вынул охотничий нож. Девятидюймовое лезвие сверкнуло на солнце.
 Мужчины замедлили шаг, но продолжали приближаться. Подойдя ближе, они стали обходить Виктора с флангов.
 – Помогите! – Крик Рейчел заставить всех людей повернуть головы. Но тут к ней подскочил стоявший рядом с ней мужчина и зажал ей рот рукой. Фургон остановился рядом. Мужчина потащил ее к фургону, в котором внезапно открылась дверца.
 – Рейчел! – Брат Белого Волка рванулся к ней.
 Двое мужчин бросились на него. Один попытался перехватить его руку, сжимавшую нож.
 Быстрый, как волк, в честь которого он был назван, Виктор резко повернулся. Нож сверкнул в воздухе.
 Мужчина вскрикнул, когда острое лезвие полоснуло его. Он упал.
 Взгляд синих глаз шайена устремился на второго, который тут же поднял руки и поспешно отошел.
 Рейчел отчаянно сопротивлялась, изо всех сил нанося удары зонтиком по голове нападавшего. Медная рукоятка попала ему между глаз. Он выругался и толкнул ее к фургону. Шляпка слетела с головы девушки, и волосы рассыпались по плечам.
 – Эй! Оставьте леди в покое. – Какой-то молодой человек спешил к ним с противоположной стороны улицы.
 Человек в фургоне схватил Рейчел за плечи. Она опять закричала и начала сердито брыкаться, когда ее ноги оторвались от земли.
 – Гони! – крикнул ее похититель кучеру. Фургон рванулся с места. Виктор бросился за ним. Человек, которого Рейчел ударила зонтиком, тоже рванулся за фургоном. Они столкнулись. Виктор сбил его с ног и попытался уцепиться за край фургона, но тот уже набрал скорость.
 Молодой человек на улице закричал стоявшим впереди людям:
 – Помогите! Остановите повозку. Женщину похитили.
 От группы, стоявшей перед зданием дальше по улице, отделились несколько сильных мужчин и перехватили поводья у кучера.
 Тот начал отбиваться от них кнутом. Вокруг стала собираться толпа.
 Те двое, что первыми напали на Виктора, скрылись из виду. Мужчина, с которым столкнулся Виктор, поднялся на ноги и тоже исчез.
 Внезапно кучер фургона понял, что окружен. Опустив кнут, он смотрел на суровые лица вокруг него. Из фургона раздался крик Рейчел. Потом окружающие услышали звук удара и пронзительный женский визг.
 Мужчина, державший лошадей, холодно взглянул на кучера. Перебирая руками поводья, он добрался до него и, поставив ногу на ось колеса, стащил негодяя на землю.
 Виктор прорвался сквозь толпу зевак и попытался открыть дверь фургона. Когда с первого раза она не подалась, он рассвирепел. С боевым кличем, от которого у толпы по спине побежали мурашки, он навалился плечом на дверь. Дерево затрещало, и дверь распахнулась.
 Рейчел сидела сжавшись в углу. Над ней, сжав руки в кулаки, стоял какой-то мужчина. При виде Виктора он угрожающе двинулся к нему.
 – Проваливай отсюда. Это не твое дело.
 С ножом в руке Виктор прыгнул в фургон. Мужчина наклонился к Рейчел, чтобы использовать ее в качестве щита.
 – Я же сказал...
 Что он хотел сказать, умерло вместе с ним. Нож Виктора вспорол ему живот и достал до самого сердца. Взгляд мужчины погас еще до того, как Виктор вытащил нож из раны.
 До конца не сознавая, что произошло, Рейчел только поняла, что она должна бежать. Она бросилась в дверь и буквально упала на руки стоявших внизу мужчин.
 – Рейчел! – Виктор оттолкнул труп, как мешок с зерном, и последовал за ней. – Рейчел!
 – Успокойтесь, леди, вы в безопасности. Она вырывалась, царапалась, кричала, когда ее пытались удержать.
 – Рейчел. – Виктор схватил ее за плечи.
 Ее глаза горели, а лицо исказила угрожающая гримаса. Из груди вырывались низкие, страшные звуки. Она продолжала вырываться из его рук.
 – Рейчел. – Он встряхнул ее.
 – Отпусти! Отпусти!
 – Рейчел! Успокойся. Ты в безопасности. – Он наклонил голову, пытаясь перехватить ее взгляд.
 Наконец она узнала его. Но вокруг были незнакомые мужские лица. Они смотрели строго, сурово, сердито.
 – Виктор! Беги! Беги!
 – Да, дорогая. Да, любимая.
 Она со страхом взглянула внутрь фургона. Мертвый мужчина лежал у самой двери, одна его рука свешивалась вниз. Кровь капала на мостовую. Рейчел посмотрела на свою юбку. Она была забрызгана кровью.
 Она перевела взгляд на Виктора.
 – Ты убил его.
 – Да. – Он подождал, не уверенный, что она полностью пришла в себя.
 Вдруг она расслабилась, обмякла в его руках.
 – Отведи меня домой, – прошептала она. – Я... я должна переодеться.
 Он обнял ее за плечи. Вдруг возле них появился репортер из «Вашингтон Ньюз».
 – Как зовут эту леди, и почему за ней охотились?
 Виктор не задумываясь ответил:
 – Это Рейчел Уэстфолл. Ее отец – генерал Бенджамин Уэстфолл.
 – Уэстфолл. – Репортер быстро все записал. – Уэстфолл. Уэстфолл? Это не тот, что был убит в Вайоминге в июле?
 – Убит. – Это слово распространилось в толпе. – Кто? Когда? Ее отец был убит.
 Кучер фургона выбрал момент, ударил державшего его человека и скрылся.
 Виктор увидел, как он убегает. Полиция так и не появилась. Толпа отнеслась с сочувствием к Рейчел, но задержать негодяя не торопилась.
 Репортер не отставал.
 – А как ваше имя, сэр? Виктор медлил с ответом.
 – Это мой жених, Виктор Вулф из Вайоминга. – Рейчел гордо вскинула голову.
 – Из Вайоминга? – взволнованно переспросил репортер. – Настоящий герой с Запада.
 – И не только, – ответила она.
 – Рейчел, – предупредил ее Виктор. Репортер оживился.
 – Я слушаю вас.
 – Виктор – член территориального комитета, выступающего за присвоение Вайомингу статуса штата.
 – Позвольте мне проводить леди домой. – Виктор попытался увести Рейчел, но девушка не спешила, и репортер увязался за ними.
 – Он из Шеридана, – продолжала она. – И... Репортер усиленно записывал. Толпа придвинулась ближе.
 – Он – воин из племени шайенов.

 Сцена вторая


 Но заняли вы в сердце у меня почетнейшее место. [58] 

 – Дураки! Идиоты! – Хью Смит Батлер потряс огромным кулаком перед носом де ла Барки. – Я плачу вам огромные суммы, чтобы все, абсолютно все, проходило безупречно. А вы нанимаете каких-то болванов.
 – Они работали на меня прежде, – начал оправдываться сыщик. – План был хорош. Он должен был сработать.
 – Но не сработал! – Батлер тяжело дышал. От негодования его скулы покраснели, и на коже, будто трещины, проступили мелкие капилляры. – Нападение средь бела дня! Прямо среди толпы гуляющих! Что же это за план, черт возьми?
 Де ла Барка поднял руку.
 – Если бы он удался, вы бы первый похвалили его.
 – Но он не удался! – Сенатор с грохотом опустил кулаки на стол. Он с шумом отодвинул стул и направился в другой конец комнаты.
 – Она сопротивлялась.
 Руки Батлера дрожали, когда он налил себе в стакан виски и разом осушил его. Он вернулся к столу и оперся на него, огромный и непреклонный.
 – Конечно, сопротивлялась. Какая женщина не стала бы сопротивляться?
 Сыщик с невозмутимым выражением лица посмотрел на него.
 – Большинство не сопротивляется. Батлер чертыхнулся.
 Де ла Барка встал.
 – Послушайте. План был надежным: оттолкнув ее спутника, схватить девчонку и затащить ее в фургон. Если бы ее парень не отступил, ударить его посильнее и скрыться. В том районе много разных банд, враждующих между собой.
 Они постоянно устраивают потасовки. Вы же знаете.
 Батлер отказался признать, что ему это известно.
 – Потом мы собирались связать ее, повозить по городу, пощупать...
 – О Боже! Только не изнасилование!
 – Нет! Просто подразнить ее немного. Ничего серьезного. Сделать ее послушной, запугать до смерти. Потом сказать, что мы следим за ней, и выбросить на улицу. Полиция подобрала бы ее, доставила домой к матери, и на первом же корабле мать увезла бы ее в Чикаго. – Де ла Барка покачал головой. – Это должно было сработать.
 Батлер устало опустился на стул. Он достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.
 – Но она сопротивлялась как дикая кошка. Кричала. Царапалась и пиналась. Ударила Билли зонтиком по голове.
 – Она могла бы совсем его прикончить, – проворчал Батлер. – Он ни на что не годен.
 – Парень, с которым она была, оказался опасным типом, – продолжал де ла Барка. – Выхватил нож и распорол Толли брюхо.
 – Какая жалость! – Батлер с отвращением посмотрел на своего подручного, потом взял со стола газету. – Случай мог бы остаться незамеченным, но глупая девчонка рассказала все какому-то репортеру, который превратил ее откровения в дешевый приключенческий роман. «Опасный тип, с которым она была» назван здесь воином из племени шайенов. Он открыл дверь фургона боевым индейским топором. Проклятье!
 Сенатор швырнул газету на стол, потом вновь схватил ее. Дрожащими руками он развернул страницу, на которой художник изобразил Виктора, и раздраженно бросил ее в лицо де ла Барки.
 – Посмотрите на него. Черт бы вас побрал! Виктор Вулф, Брат Белого Волка! Читайте! Он светловолосый, черт возьми. Член делегации от Вайоминга. Теперь какой-нибудь романтически настроенный идиот предложит дать Вайомингу статус штата немедленно. Проклятье! Светловолосый индеец.
 Он швырнул газету на пол и закрыл лицо руками.
 – Инвесторы потребуют назад свои деньги. Я буду разорен.
 Де ла Барка смотрел на его лысеющую макушку.
 Батлер поднял голову.
 – Убирайтесь. Я пришлю за вами, если придумаю для вас какое-нибудь дело. А сейчас прочь с моих глаз.
 – Ты должна забрать свою дочь и покинуть Вашингтон. В Чикаго она будет в безопасности. – Адольф Линдхауэр сурово посмотрел на трех женщин, собравшихся вместе с ним в номере гостиницы.
 Помедлив минуту, Рут Уэстфолл покачала головой.
 – Я не могу уехать. Хью Батлер послал Бенджамина в форт Галлатин, чтобы дать ему шанс реабилитировать себя. Сейчас Хью в гневе. Он считает, что генерала убили индейцы. Я пыталась объяснить, что они не имеют никакого отношения к его смерти. Я сказала, что какой-то солдат застрелил его в целях самообороны, но он не поверил мне. Ты же знаешь, я должна все уладить, и знаешь, почему.
 – Мама... – начала Рейчел, но Адольф остановил ее.
 – Мы знаем, что ты чувствуешь, Рут, но ты, возможно, бьешься головой об стену. Вероятно, сенатор не верит тебе, потому что его версия происшедшего не совпадает с твоей.
 – Вот поэтому я и должна...
 – Или версии совпадают, – прервал ее Линдхауэр, – но он не хочет, чтобы все факты стали известны. Ты сама сказала, что Уэстфолл замышлял вновь развязать войну. Батлер должен был знать об этом. Они с Уэстфоллом были близкими друзьями. Существует сильная оппозиция сторонникам присвоения статуса штатов западным территориям. Политики – особенно сенаторы – не хотят новых сенаторов в конгрессе. Это угрожает их власти.
 – Хью Смит Батлер – один из самых уважаемых людей в Вашингтоне, – сказала Рут.
 – Тогда он не захочет, чтобы ты рассказала, что тебе известно, и выставила его лжецом, – сделал вывод Адольф.
 Пока Адольф говорил, лицо Рейчел становилось все серьезнее. То, что говорил Линдхауэр, было вовсе не лишено смысла. Если это было правда, то ее отец был участником заговора, направленного на то, чтобы уничтожить народ, к которому принадлежал Виктор.
 – Он же американский сенатор, – неуверенно возразила она. – Никто не называет его лжецом. Он просто допустил ошибку.
 Адольф с сочувствием посмотрел на нее. С непривычной нежностью он положил руку ей на плечо.
 У нее под глазами были темные круги – результат бессонной ночи. На щеке, на том месте, куда пришелся удар напавшего на нее человека, проступил синяк.
 – Рут, – тихо спросил Адольф, – почему кому-то понадобилось похищать Рейчел? Средь бела дня?
 Рут покачала головой.
 – Не имею понятия. Я никогда не слышала ни о чем подобном.
 – И никто из нас не слышал. Она была не единственной молодой леди, гулявшей по аллее в тот день, или вчера, или прежде. Женщины разного возраста, некоторые даже без сопровождения мужчин, гуляют по аллее перед Капитолием каждый день. Улицы всегда полны народа. Но ни на кого не нападали.
 – Ты хочешь сказать, что это было преднамеренно, – прошептала Рут.
 – Конечно. Я думаю, это было предупреждение.
 – Мне?
 – Да.
 – Мне кажется, мой муж прав, – подала голос Голубое Солнце на Снегу. – Если бы Рейчел увезли, то в конечном итоге ее освободили бы. Ей могли дать возможность бежать. Но не исключено, что она могла и погибнуть.
 Рут обхватила себя за плечи, чтобы сдержать дрожь.
 – Меня спас Виктор, – заявила Рейчел. Адольф взял со стола газету.
 – На самом деле не совсем он тебя спас. Нападавших было слишком много, чтобы он мог всех одолеть. В газете написано, что толпа окружила фургон и стащила кучера на землю. Таким образом тебя спасли.
 – Виктор выбил дверь фургона. У него был нож, – продолжала настаивать Рейчел. – Они бы не справились без него.
 – Мой сын очень смелый и сильный мужчина, – согласилась Голубое Солнце на Снегу, – но он не смог бы сразиться с двумя мужчинами и одновременно перехватить фургон.
 – Он настоящий герой, – заявила Рейчел. Адольф положил газету и улыбнулся Рейчел.
 – Ты очень милая девушка. Любой мужчина бросился бы спасать тебя, но... – он посмотрел на Рут, – ее надо увести подальше от опасности.
 – Нет. – Рейчел встала. – Мы с Виктором собираемся пожениться, – с гордостью сообщила она.
 Все удивленно уставились на нее.
 – Он сказал тебе что-то такое, чего он не должен был говорить? – спросил Адольф. – Я ему покажу! Он...
 – Нет. Но я уже сообщила о нашей помолвке. Это здесь, в газете.
 Рут взяла в руки газету.
 – О дорогая! Я подумала, что это романтическая выдумка репортера, чтобы сделать рассказ более волнующим.
 Рейчел просто сияла.
 – Нет. Это я сказала ему. Я хотела, чтобы в газете отметили заслугу Виктора в моем спасении. Правда, на репортера сообщение о нашей помолвке не произвело такого впечатления, как известие о том, что Виктор – воин из племени шайенов. – Она наклонилась над газетным листом. – А на рисунке он совсем не похож на себя. В жизни он гораздо красивее.
 – О Боже, – пробормотал Адольф. Рут покачала головой.
 – Рейчел, что ты наделала? Девушка гордо вскинула голову.
 – Я влюбилась в Виктора с первого взгляда. И я думаю, он тоже сразу же полюбил меня. Но он боится жениться на мне. Он считает, что общество от меня отвернется.
 – Вполне возможно, – тихо сказала Голубое Солнце на Снегу. – Большинство белых людей ненавидят и боятся индейцев. – Она посмотрела на своего мужа. – Так же как большинство индейцев ненавидят и боятся белых.
 – Мне все равно. Виктор – замечательный, и я люблю его.
 Адольф развел руками.
 – Еще одна причина, чтобы тебе уехать, Рут. Ты должна увезти дочь в Чикаго, где она сможет найти себе подходящего молодого человека.
 – Нет! – воскликнула Рейчел.
 – Нет, – одновременно с ней сказала Рут. – Это не причина для отъезда. Я была бы счастлива и горда иметь Виктора своим зятем, если бы они с Рейчел пришли к взаимному согласию.
 – О мама! – Рейчел радостно бросилась матери на шею. – Мы придем. Обязательно. Только подожди, пока я скажу ему, что ты согласна.
 Рут строго посмотрела на дочь.
 – Ты на одиннадцать лет моложе Виктора, дорогая моя. Он взрослый мужчина, уже имеющий собственный бизнес и политические устремления. Возможно, ему нужен кто-то более подходящий ему по возрасту.
 – Глупости. Ты тоже была гораздо моложе папы.
 – Но не твоего родного отца. Нас с ним разделяло всего несколько лет. Мы начинали жизнь вместе. Он был молодым лейтенантом, только что закончившим Уэст-Пойнт, а я прямо со школьной скамьи. У Виктора – насыщенная событиями жизнь и широкие возможности стать влиятельным человеком в Вайоминге. – Рут посмотрела на его родителей. – Возможно, даже в правительстве Соединенных Штатов.
 – Ему нужна подходящая женщина, – согласилась Рейчел. – А кто может быть лучше, чем дочь генерала?
 Адольф удивленно взглянул на жену. Голубое Солнце на Снегу рассмеялась. Ее муж только развел руками.
 – Как бы то ни было, но вы обе должны покинуть город. Кто-то очень старался напугать вас. Они причинили вам много неприятностей. В следующий раз они могут попытаться даже убить вас. Рут, взгляни в лицо фактам.
 Рут побледнела. У нее на глаза навернулись слезы. Она кивнула.
 – Пожалуй, ты прав.
 – Мама!
 Рут тяжело вздохнула.
 – Но это дело тянется слишком долго. Адольф, я уже убегала прежде. Мне следует остаться и рассказать правду о Бенджамине Уэстфолле. Мне не нужно было выходить за него замуж, когда он вновь появился в моей жизни в Чикаго. Мне надо было отказаться ехать с ним на запад в июне. Мне надо было действовать, но я все чего-то ждала. Я даже допустила, чтобы мою старшую дочь преследовали за его собственное преступление. Может быть, теперь я подвергаю опасности жизни многих шайенов и сиу. Я не могу снова убежать.
 – Все это было очень давно, – прервал Адольф поток ее слов, грозивших закончиться слезами. Он взглянул на свою жену, прося поддержки. Голубое Солнце на Снегу села рядом с Рут на диван и молча обняла ее за плечи. – С тех пор много воды утекло. И у сиу, и у шайенов есть другие защитники, кроме тебя.
 Рут подняла голову.
 – Все равно. Я допустила слишком много ошибок. Я хочу их исправить.
 – Но что ты можешь сделать?
 – Я вдова генерала, находящаяся в трауре. Для некоторых это имеет значение. Вспомни, что удалось сделать Либби Кастер. Я буду ходить всюду, буду разговаривать с разными людьми. Я встречусь с конгрессменами, сенаторами и репортерами. Я всем расскажу правду. Я хочу быть уверена, что шайенов и сиу не обвинят в смерти Бенджамина. А пока я буду этим заниматься, я могу быть весомой силой в борьбе за получение Вайомингом статуса штата.
 Эта речь утомила Рут. Она устало откинулась на спинку дивана. Голубое Солнце на Снегу встала и взялась за колокольчик.
 – Нам не помешает чашечка кофе или чая. Что ты будешь пить, Рут?
 – Кофе, пожалуйста. – Она прижала руки к вискам.
 Адольф перевел взгляд с одной женщины на другую и покачал головой.
 – Вы обе сошли с ума. – Он взглянул на Рейчел, глаза которой сияли от гордости за мать. – Нет, все трое.
 Когда Брат Белого Волка вошел в зал ресторана гостиницы, один из присутствующих узнал его. Он шепнул что-то своей спутнице, которая взволнованно начала обмахиваться веером.
 Метрдотель узнал его и велел официанту – чуть громче, чем следовало – «предоставить мистеру Вулфу самый лучший столик».
 Виктор почувствовал, что краснеет, когда люди за столиками начали поворачиваться в его сторону и перешептываться. Внезапно путь ему преградил солидный мужчина в смокинге. Встав из-за стола, он протянул Виктору руку.
 – Позвольте сказать вам, что Америке нужны такие люди, как вы. Я горжусь, что могу пожать вам руку.
 Виктор пожал протянутую руку, пробормотал слова благодарности и собрался идти дальше, но к нему подошел другой мужчина, и процедура повторилась. Наконец он сел за столик и попытался закрыться меню.
 Но тут к нему подошел официант с бутылкой шампанского на подносе.
 – С наилучшими пожеланиями от директора, сэр.
 Это было уже слишком. Виктор отложил меню и встал из-за стола. С пылающими щеками, глядя прямо перед собой, он покинул ресторан.
 Он стоял в полной нерешительности. Следует ли ему встречаться с ней? Пока он медлил, дверь отворилась.
 Рейчел улыбнулась ему.
 – Я увидела, как ты шел, – взволнованно зашептала она. – Я наблюдала за тобой из окна. Я высчитала время, которое тебе понадобится, чтобы подняться наверх, и вот я здесь.
 Она была одета в платье из тафты цвета пыльной розы. Ее щеки казались розовее, чем обычно, а глаза сияли удивительной голубизной. Ворот платья был отделан воланом из кружев. Он обрамлял ее шею и делал Рейчел необыкновенно привлекательной и желанной.
 Виктор проглотил вставший в горле комок.
 – Нам нужно поговорить. Она пленительно улыбнулась.
 – Да, нужно. Куда мы пойдем?
 Этот вполне естественный вопрос привел его в замешательство. Он был в полном отчаянии. Как он мог появиться здесь без конкретного плана? Он не мог пойти с ней в ресторан гостиницы, чувствуя себя неловко из-за оказанного ему там приема.
 Они не могли пойти на прогулку. Кто знает, что могло их ожидать на улицах Вашингтона?
 Идея зайти в номер, где она жила с матерью, ему тоже не нравилась.
 Вчера ему не следовало встречаться с Рейчел. Он поддался своим собственным чувствам, своим желаниям. Она была женщиной, о которой он мечтал всю жизнь. Он хотел ее. Он ее любил. И он должен был решительно отказаться от нее. Но он этого не сделал.
 – Я думаю, мы могли бы посидеть в холле. Она наморщила нос.
 – Я не заметила там ни одного подходящего места, кроме идиотского круглого дивана. Если мы будет сидеть на нем, то не сможем видеть друг друга. Ты будешь смотреть в одну сторону, а я – в другую.
 Виктор осмотрел холл, отыскивая подходящее место. Наконец он сказал:
 – Ладно, забудь о том, что я приходил. Он пошел прочь, но она бросилась за ним.
 – Мы могли бы пойти в твой номер.
 – Ты что, с ума сошла?
 – А кто будет об этом знать?
 – Я.
 – И я, но мы никому не скажем.
 – Мой отец спустит с меня шкуру или пристрелит меня. А потом отдаст мое тело моей матери.
 – Виктор. – У нее под глазами лежали тени, синяк на щеке был хорошо заметен в свете ламп. – Нам надо поговорить.
 – Как твоя мать?
 – Она рано легла спать. Она почти заболела от всех этих волнений. – Рейчел взяла его под руку и поднялась вместе с ним на следующий этаж. Линдхауэры занимали номера на четвертом этаже.
 Пока они вместе шли по коридору, оба напряженно молчали.
 Виктор откашлялся, но все равно его голос звучал глухо.
 – Нам не следует этого делать.
 – Ты ошибаешься, – возразила Рейчел. – Именно это мы и должны сделать.
 Он остановился у своей двери.
 – Когда дело касается тебя, я, кажется, все время поступаю не так, как надо. Я не хочу причинить тебе боль.
 – Этого не будет. Я уверена, что ты никогда не сделаешь мне больно.
 – Давай я провожу тебя назад. Мы поступаем неразумно.
 Она положила руку на ручку двери.
 – Не будем стоять в коридоре. Кто-нибудь может пройти мимо и увидеть нас.
 Поджав губы, совсем как отец, Виктор отпер дверь и впустил ее в номер. Закрыв за собой дверь, он указал ей на стул возле письменного стола.
 – Садись туда.
 Скромно сложив руки, она опустила голову и сделала, как он велел. Ее губы дрожали от едва сдерживаемой улыбки.
 Виктор спрятал руки за спину и отошел в другой конец комнаты. Внезапно комната показалась ему очень маленькой. Он мысленно выругался. Ему не следовало приводить ее сюда, не следовало заходить в ее комнату. Он вообще не должен был встречаться с ней.
 Рейчел выжидающе смотрела на него. Лицо Виктора было красным. Прекрасная светлая кожа, которую он унаследовал от отца, выдавала его смущение. Без сомнения, их дети будут очаровательными, светлокожими, с белокурыми волосами и голубыми глазами и такой же способностью мило краснеть, когда они взволнованы.
 – ...прекратить. Я уже говорил, почему тебя не должны видеть...
 Он что-то говорил ей, но она была так поглощена своими мыслями, что не слушала его.
 У него такие широкие плечи в этом прекрасно сшитом костюме. Он такой красивый.
 – ...приводить тебя сюда, но я не хотел оскорбить твои чувства. Ты такая юная. У тебя очень нежные чувства. Ты слушаешь меня? – У нее был совершенно отрешенный взгляд.
 Она заморгала глазами и улыбнулась.
 – Продолжай, Виктор.
 – Ты еще очень молода, поэтому твоя мать должна увезти тебя назад в Чикаго, где ты встретишь кого-нибудь более подходящего, чем я. Ты думаешь, что любишь меня, но скоро я стану для тебя лишь воспоминанием. Это нападение поможет тебе забыть меня. Ты забудешь его, как страшный сон, и меня вместе с ним. – Он помолчал, довольный своей речью.
 – Мне кажется, ты уже прежде говорил мне об этом, – пробормотала она.
 У него задрожали ноздри, когда он раздраженно втянул носом воздух.
 – Я индеец-полукровка. Это еще хуже, чем быть настоящим индейцем. Это все равно что быть собакой-дворняжкой.
 – Все газеты пишут о тебе как о герое.
 – Обо мне уже забыли, – солгал он.
 – Я хочу выйти за тебя замуж.
 Он вздрогнул. Его лицо еще больше покраснело.
 – Рейчел!
 – Ты считаешь, что я слишком молода, чтобы знать, чего я хочу. Ты считаешь меня ребенком, увлекшимся романтикой.
 – Ты только что закончила школу.
 – Да, но я закончила с отличием школу мисс Уилкокс для молодых леди из хороших семей. С первой минуты, как мы поступили туда, нас начали учить, как стать достойной женой для мужчины, за которого каждая из нас выйдет замуж. И нас так же учили, как выбирать мужчин.
 Виктор удивленно уставился на нее.
 – Ты станешь важным политиком от штата Вайоминг. «Политик – прекрасный выбор в качестве мужа. С соответствующими семейными связями он может стать членом правительства», – процитировала она. – Политику нужна хорошая жена. Я могу ею стать, поэтому нас ждет успех.
 Она загнула один палец.
 – К тому же, – она загнула второй палец, – я очень люблю тебя, значит, мы будем счастливы. И наконец, – она загнула третий палец, – я буду хорошей матерью, поэтому у нас будут красивые воспитанные дети. – Она показала ему свою руку с тремя зажатыми пальцами и встала со стула.
 Виктор отпрянул от нее и замахал руками.
 – Не вставай со стула! Сиди там. Я никогда не женюсь на тебе. Я не хочу испортить тебе жизнь.
 Она послушалась и молча опустилась на стул, сложив руки на коленях. Она напоминала ему кошку, приготовившуюся к прыжку.
 – Разве твой отец испортил жизнь твоей матери?
 – Нет, но это было другое дело.
 – Почему?
 – Он любил ее.
 – Разве ты не любишь меня? Он вздрогнул.
 – Люблю, но времена изменились.
 – За тридцать лет многое изменилось, – согласилась она. – Наши народы больше не воюют.
 Она медленно встала, расправив юбку.
 – Вулф. Брат Белого Волка. Виктор Вулф. Вулф Линдхауэр. – С каждым именем она делала один шаг к нему и при этом расстегивала по одной пуговке на своем платье.
 – Рейчел! – Его голос сорвался. Он отступил в самый угол. Теперь он уже не мог добраться до двери, чтобы выскочить из номера. Его взгляд был прикован к ее белоснежной шее. Его лицо исказилось от боли. Сейчас эта девушка была всем, чем он мечтал обладать.
 – Ты сказал, что твой отец любил твою мать настолько, что женился на ней несмотря на все проблемы. Ну так я хочу узнать, почему мужчины любят сильнее, чем женщины.
 – Он не... то есть... – Она была от него на расстоянии вытянутой руки.
 – Ага, значит, ты согласен, что женщина способна любить так же сильно, как мужчина?
 – Конечно.
 Она была уже всего в нескольких сантиметрах от него. Ее платье было расстегнуто до талии.
 – Тогда не кажется ли тебе, что я тоже могу выдержать все невзгоды, как твой отец или твоя мать?
 Виктор вытер пот со лба. Она стояла уже только в нескольких дюймах от него. Она расстегнула пуговки на рукавах и подняла руки, чтобы вынуть шпильки из прически. Ее груди поднялись; он видел розовые соски сквозь тонкую ткань ее сорочки.
 – Не делай этого, – взмолился он. Он стоял, прижавшись спиной к стене, разведя руки в стороны и повернув голову. Но он не закрыл глаза. – Прошу тебя. Застегни платье и уходи.
 Она тряхнула головой, и волосы пышной волной упали ей на плечи. Концы прядей доставали до самой груди.
 Он застонал, будто она обожгла его огнем, когда ее пальцы начали расстегивать пуговицы на его сюртуке. Потом она положила ладони ему на грудь и начала медленно поглаживать. Он опять застонал, так сильны были пронзившие его ощущения. Кровь болезненно пульсировала в его теле. Теперь он уже не мог двигаться. Он должен был стоять неподвижно и терпеть эту пытку.
 Рейчел встала на цыпочки и поцеловала его в подбородок.
 – Вулф. – Ее голос тоже дрожал. – Пожалуйста, люби меня. Прошу тебя. – Ее мелкие зубки нежно царапали его кожу. От этого прикосновения у него по спине побежали мурашки.
 Помимо своей воли он обнял ее, его руки сжали ее ягодицы, привлекая ее к себе.
 – Ради всего святого!
 Она почувствовала, как слезы радости застилают ей глаза. Он будет любить ее. Он дрожал словно в лихорадке. Рейчел знала, что причиняет ему душевную боль. Жаркая волна поднялась в низу ее живота и заставила ее ноги задрожать. Ей было и страшно и нет. Она содрогнулась, когда волна новых сладостных ощущений подхватила ее.
 – Прошу тебя, Вулф, люби меня.
 Он посмотрел ей в лицо: ее щеки раскраснелись, глаза стали влажными от слез.
 – Рейчел. Я люблю тебя.
 Она обвила руками его шею, когда он, приподняв ее, прижал к своей груди. Она приникла ртом к его губам. Ощущение, от которого она сходила с ума, было необыкновенным. Срывающиеся, стонущие звуки вырвались у нее из груди и слились с его стоном. Она сжала руками его плечи.
 Ее ноги оторвались от пола, когда он отклонился назад, прижимая ее тело к себе. Тяжесть ее тела привела его в такое возбуждение, что он почувствовал, что не может больше ждать. В глубине его существа родился крик. Больше похожий на вой, примитивный, животный, он вырвался у него из горла.
 Виктор выпрямился и, высоко подняв девушку, прижался лицом к ее талии. Его зубы впились в тонкую ткань рубашки и разорвали ее.
 – Виктор, – в испуге прошептала Рейчел. Он откинул голову назад.
 – Я хочу тебя. Боже, как я хочу тебя! – Его голос звучал хрипло. На негнущихся ногах он понес ее к кровати. – У меня никогда не было любимой женщины. Я уже и не мечтал ее найти. Из-за того, кто я есть, я всю жизнь был один.
 – Виктор, у меня еще не было мужчины.
 – Я знаю. – Он положил ее на кровать и лег сверху. Он был тяжелым и горячим. Его руки сорвали с девушки рубашку.
 Пока его губы ласкали ее груди, Рейчел гладила густую гриву его белокурых волос.
 – Я боюсь, – прошептала она. – Я ужасно боюсь. Ты совсем другой. Внезапно ты стал совсем другим.
 Стараясь сдерживаться, он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.
 – Я мужчина. У меня есть свои потребности. Я слишком долго отказывался от них, вероятно, для тебя.
 Она посмотрела на него. Его лицо было над ней: такое любимое, полное страсти.
 – Тогда все так и должно быть, верно?
 – Нет.
 Она похлопала его по щеке.
 – Скажи «да». Я хочу это услышать от тебя. Его синие глаза стали почти черными.
 – Да. Так и должно быть.
 Ее улыбка была как яркий свет.
 – Тогда делай то, что ты хотел сделать. Это должно быть чудесно.
 Он встал с постели и быстро разделся. Потом он развязал на ней пояс и одним быстрым движением стащил с нее юбку, потом нижнюю юбку и белье. Под сорочкой ему открылся ее плоский живот, а между ног – треугольник золотистых вьющихся волос.
 Он прижался к нему лицом и поцеловал, вдыхая ее запах.
 – Виктор, – едва выдохнула она от смущения.
 – Твое тело так прекрасно, – простонал он. – И твой запах такой... – Он не мог закончить фразу.
 – Виктор...
 Он раздвинул ей ноги и погладил то чувствительное место, что скрывалось там. Оно было влажным от желания. Он коснулся его языком.
 Когда он начал ласкать эту пульсирующую точку, Рейчел вскрикнула:
 – Я не знаю... я не понимаю...
 – Ты готова, – сказал он ей, – готова принять меня. Твое тело знает, что я иду.
 Она закрыла глаза, но он легонько встряхнул ее.
 – Смотри. – Приподняв ее бедра, он прижался к ним. – Смотри. Это сейчас войдет в тебя.
 Он дрожал от едва сдерживаемого желания. Сейчас было не время для объяснений, но он не хотел причинять ей боль больше, чем необходимо.
 Она как завороженная смотрела на светлую каплю, выступившую на кончике его члена.
 – Я тоже готов для тебя. Она взглянула ему в лицо.
 – Тогда иди.
 Когда он вошел в нее, то боль на удивление была незначительной. Рейчел лишь слегка вскрикнула и закусила губу. Он двинулся дальше, давая ей время привыкнуть, почувствовать его внутри себя, вздрагивая от собственного неутоленного желания.
 – Это все?
 Он усмехнулся.
 – Нет. Будет еще кое-что. – Он начал ритмичные движения. Ее тело только минуту лежало безучастно, потом она тоже начала реагировать и, подняв ноги, подалась вперед бедрами. Ее ноги сами обхватили его за талию.
 Вдруг тело Виктора содрогнулось, будто его поразил удар. Каждый его нерв, каждый мускул задрожал от непередаваемого наслаждения. Крик восторга вырвался у него из груди.
 А Рейчел продолжала удерживать его в себе, страсть бушевала в ней; волна ее собственного наслаждения все нарастала и нарастала, пока не накрыла ее целиком.

 Сцена третья


 Садитесь, и пусть каждый твердит свою роль. [59] 

 – «Бирсфорд-Плейерс» готовят постановку «Бури», – сообщил Джордж. – Тебе это идеально подходит, Шрив. Они сейчас как раз набирают актеров.
 Шрив лежал в шезлонге.
 – Да, идеально, за исключением того, что я не могу найти этот чертов театр, не говоря уже о том, чтобы выйти на сцену, если я все-таки доберусь туда. Взгляни правде в лицо, Джордж. Никто не возьмет меня. Черт! Они даже не захотят меня для начала послушать.
 – Я думаю, тебе не придется проходить прослушивание. – Джордж бросил быстрый взгляд на Миранду, которая знаками давала ему указания. – Я... э-э... уже поговорил с постановщиком. Он... э-э... слышал о тебе. И он в восторге оттого, что тебя заинтересовала его постановка.
 – Ну конечно, – вставила Ада.
 – Так и должно быть, – заметила Миранда.
 Не поворачивая головы, Шрив слабо улыбнулся.
 – Всегда преданная мне публика, но, боюсь, из этого ничего не выйдет.
 – Почему?
 – Черт возьми! Но вы-то должны видеть! Даже если я не могу. Что бы вы ни воображали, я никогда больше не буду играть. – Он провел рукой по лицу. – Весь мой мир черен как дно колодца. Я навсегда лишился зрения.
 – Шриви, мальчик мой, ты не можешь знать наверняка. Прошло всего несколько недель, – дрогнувшим голосом возразила Ада.
 – Прошло уже три месяца. По крайней мере, мне кажется, что прошло три месяца. День за днем я открывал глаза в надежде на чудо. До тех пор пока мог еще это вытерпеть. Но жить одной надеждой слишком тяжело. Поэтому я ничего не собираюсь делать. Я сдаюсь.
 – Все равно ты можешь играть, – сказала Миранда.
 Горькие нотки появились в его голосе.
 – Можете делать со мной что угодно, но бьюсь об заклад, они не захотят иметь актера, которого надо водить на веревочке. – Он резко повернулся и сел. – Вот вам и вся правда, друзья мои. Оставьте меня и занимайтесь своими делами. Я – человек конченый.
 Миранда притворно вздохнула.
 – Возможно, ты прав. Ада, как ты думаешь?
 Старая костюмерша неверно истолковала интонацию ее вопроса. Слезы потекли у нее из глаз.
 – О нет! Нет, дорогая! Сейчас у него просто плохое настроение. Он хорошенько все обдумает и придет к другому решению. Правда, Шриви?
 Он как тигр накинулся на женщину, которая все эти годы была ему почти что матерью.
 – Нет! Черт возьми! Нет! Что я должен еще вам сказать? Сколько раз я должен повторять? Я слепой, и больше никогда не буду видеть. Оставьте меня в покое.
 Ада побледнела и пошатнулась. Джордж поддержал ее под руку.
 – Осторожнее, дорогая.
 Миранда, кинувшись к ней, обняла ее за плечи.
 – Ада, прошу тебя, не плачь. Чудовище, – бросила она Шриву, который с красным от гнева и отчаяния лицом сидел на краю шезлонга. Потом она опять обратилась к Аде: – Почему бы тебе не выпить чаю, дорогая. Джордж, проводи ее вниз. Я сейчас догоню вас.
 – Конечно. Пойдем, Ада. – Джордж покачал головой, потом открыл дверь и вывел всхлипывающую женщину из комнаты.
 Миранда с силой захлопнула дверь и обернулась. При виде Шрива у нее заныло сердце. Воинственный дух покинул его. Он обмяк. Опустив голову, он сидел, бессильно уронив руки на колени.
 Ей было особенно больно смотреть на его руки. Они были такие красивые. Они могли делать замечательные вещи – нежно поправлять прядь ее волос, ласкать ее грудь, великолепно владеть шпагой. Их жесты так красноречиво дополняли каждую из великих строк Шекспира.
 Она хотела бы опуститься на колени перед ним и взять его руки в свои. Хотела бы омыть их слезами и покрыть поцелуями. Но она сдержалась. Жалость приносила только вред. Шрив уже достаточно ее получил. Сейчас ее любовь должна быть как твердый дуб, а не как плакучая ива. Она глубоко вздохнула.
 Шрив услышал ее вздох и поднял голову. Его черные глаза смотрели строго, настороженно, не просто в ее сторону, а прямо ей в лицо. Она не могла поверить, что он не видит ее. Его губы дрогнули.
 – Покончим с этим.
 – Тебе должно быть стыдно.
 – Не слишком оригинальное обвинение.
 – О, перестань! – Она скрестила руки на груди и принялась ходить взад-вперед по комнате.
 Он безошибочно следовал за ней глазами.
 – Твоему спектаклю не хватает оригинальности и хорошего сценария.
 – Я не играю, Шрив Катервуд. Ты разозлил меня. Я хожу по комнате, чтобы успокоиться. Я была готова растерзать тебя. Почему ты обидел милую старую женщину? Ада – твой самый лучший на свете друг.
 Шрив встал; его руки были сжаты в кулаки.
 – Ее слезы уже действуют мне на нервы, – сказал он. – Я не могу их больше выносить. Уже пора перестать меня жалеть. Я не нуждаюсь в жалости.
 Миранда подошла к нему. Подняв голову, она произносила свои слова прямо ему в лицо.
 – Верно. Тебе не нужна ни ее жалость, ни моя, ни Джорджа. У тебя хватит своей собственной.
 Его лицо побелело; губы плотно сжались. Он схватил ее за плечи. Никакой нерешительности, никаких сомнений. Вновь показалось, что он прекрасно все видит. Его пальцы впились в ее плечи, причиняя боль.
 – Отпусти меня. Ты делаешь мне больно, – спокойно сказала она.
 Он открыл было рот, словно собирался что-то сказать. Потом резко отпустил ее.
 – Это все, на что ты способен, – съязвила она. – Никаких объяснений, никакой защиты. Говоришь со мной лишь об отсутствии оригинальности и хорошего сценария.
 – Замолчи. – Он опять опустился в шезлонг.
 – Не замолчу. – Она встала рядом, обрушивая на него свой гнев. – Ты член нашей труппы. Даже более того – ты ведущий актер. Ты – Шрив Катервуд, Романтическая звезда трех континентов. Мы заботимся о тебе, потому что любим тебя и еще потому, что это наша обязанность. Мы оберегали тебя до тех пор, пока ты не поправился, чтобы продолжать работу. Ты не можешь покинуть нас. Мы тоже не бросим тебя.
 Она помедлила, чтобы посмотреть, как он воспринимает ее слова. Он смотрел прямо перед собой, его глаза были открыты, лицо невозмутимо.
 – Но сейчас ты бросаешь нас. Ты предлагаешь нам идти и искать работу без тебя. А что потом?
 – Я полагаю, вы будете делать то, что хотите делать, – язвительно заметил он.
 – Оставить тебя здесь? – Она повысила голос так, что почти сорвалась на крик. – Это мы должны сделать? Собрать чемоданы и оставить тебя здесь в номере гостиницы, чтобы через пару дней тебя вышвырнули на улицу? Оставить тебе несколько долларов на оплату счета? Или отвести тебя к дверям городского сумасшедшего дома, позвонить в звонок и убежать, оставив тебя на пороге?
 – Делайте что хотите, – закричал он в ответ после минутного колебания. Она улыбнулась. Он задумался. Ясно, что такие мысли не приходили ему в голову.
 – Ты хочешь, чтобы мы так поступили?
 – Если вы этого хотите. – Он скрестил руки на груди.
 – Чего мы хотим, так это вернуться на сцену, пока у нас не кончились деньги.
 – Ну так и возвращайтесь. Мне все равно.
 – Но ты хочешь, чтобы мы содержали тебя.
 – Я этого не говорил.
 – Нет, но ты подразумевал это. «Оставьте меня одного», сказал ты. Ты это имел в виду, до ужина.
 Его лицо помрачнело. Гнев начал уступать место боли и бессильной растерянности. Его голос смягчился.
 – Черт возьми, Миранда. Я не могу работать. Если ты и остальные хотите оставить меня, пожалуйста.
 Она готова была заплакать, видя ту боль, которую ему причинила. Но слезы не могли ему помочь. Леди Макбет добавила насмешки в свой голос:
 – Ты не это имел в виду. В твоих словах нет убедительности, и ты это знаешь.
 Он развел руками и безвольно уронил их.
 – Я не могу работать.
 – Можешь. И ты будешь работать. Бесплатная поездка кончилась. Помнишь, что ты сказал мне в Сент-Луисе, когда объяснял, почему актерская труппа не может быть моей второй семьей. Ты сказал: «Мы профессионалы, занимающиеся тяжелым ремеслом. Мы не благотворительная организация».
 Он молчал, страдая от справедливости слов, которые он сказал ей, когда она была еще юной девушкой.
 – Так вот, это не благотворительная организация. И ты не нуждаешься в милостыне. Ты должен сам встать на ноги. Ты ценный член нашей труппы, и мы собираемся использовать тебя.
 – Черт тебя побери!
 – Так ты боишься? Я тоже была напугана до смерти. У тебя не было ко мне сочувствия. Тебе нужна была актриса. А я оказалась под рукой.
 – Иди к черту!
 – Сейчас я спущусь вниз и пошлю Джорджа к продюсеру, чтобы договориться о прослушивании. Потом я вернусь с кофейником, полным кофе, и текстом пьесы, и ты будешь учить роль Просперо из «Бури». Для роли Фердинанда ты уже несколько староват. А я тем временем повторю роль Миранды.
 Она ждала, что он начнет спорить, но он молчал. Его губы были плотно сжаты. Он лежал в шезлонге, уставившись в потолок невидящими глазами.
 Миранда так сильно дрожала, что едва смогла дойти до двери. В коридоре она позволила себе поплакать, но только несколько минут. Она только что дала Шриву совет относительно жалости к себе. Сейчас она воспользуется им сама. У нее не было времени для слез. Ее ждала работа.
 – Он хочет встретиться с тобой, – сказал ей Джордж. – Его зовут Уильям Бирсфорд, но он просит всех называть его просто Билли.
 – Ты объяснил ему, что Шрив был Романтической звездой трех континентов?
 Джордж обиженно посмотрел на нее.
 – Я дал ему полную характеристику. Я представил рецензии и вырезки, и целую пачку фотографий.
 – И ты сказал, что я хочу играть Миранду.
 – Он захлопал в ладоши и сразу стал искать бланк контракта. Деньги его не волнуют. Он серьезно подходит к своей постановке. – Джордж замолчал.
 – И тогда ты все ему рассказал.
 – Да. Я ясно дал ему понять, что Шрив выглядит как раньше, и голос его звучит как раньше, и играет он по-прежнему.
 – И что сказал он? Джордж развел руками.
 – Он спрятал бланк контракта в стол с такой поспешностью, что оторвал от него уголок. Потом встал и направился к двери. Я сказал ему, что никто ничего не узнает. Публика ничего не заметит.
 – И...
 – Он остановился. Еще раз просмотрел фотографии. Особенно твои. – У Джорджа был расстроенный вид.
 – Мне не надо знать, что он сказал потом, так что ли?
 Джордж кивнул.
 – Он хочет встретиться с тобой. Наедине. Она поежилась.
 – Боже мой!
 – Мы найдем что-нибудь другое, – сказал Джордж, похлопав ее по плечу.
 – Нет. Эта работа нам подходит. Я встречусь с мистером Бирсфордом.
 – Я не позволю. Шрив мне этого не простит.
 – Нет. – Она взяла его руки в свои. – Я не пойду к нему одна. Но я встречусь с ним. И я постараюсь его убедить.
 Миранда чувствовала себя так, как в день премьеры в Сент-Луисе. Внутри у нее все горело и дрожало, будто она вновь была шестнадцатилетней девочкой и играла Офелию в ночной сорочке перед многочисленной публикой. С тех давних пор все дела в театре вели только Шрив и Джордж. Она никогда еще не встречалась с продюсерами.
 От всех практических дел она была ограждена другими людьми, которые работали с ней в театре. Джордж, Ада и, конечно, Шрив обращались с ней как с ребенком. Она подписывала бумаги там, где они ей указывали, одевалась так, как они ей советовали, даже говорила так, как они ей велели. Половину своей жизни она была для них ребенком.
 Теперь обстоятельства заставили ее внезапно повзрослеть. Она больше не была маленькой девочкой. Но если она не справится... Результат будет слишком плачевным. Им придется расстаться. Что станет с Джорджем? С Адой? Они оба уже не молоды. Они знали только театр. Любая работа, какую бы они ни нашли, будет очень трудной для них.
 Смогут ли они жить без театра? Она не знала, есть ли у них какие-либо сбережения. Она даже не знала, есть ли что-то у нее самой. Деньги хранились у Шрива. Или у Джорджа.
 Она должна спросить его об этом сразу же после встречи с продюсером.
 В театре было темно и очень холодно. Лондон казался сырым и промозглым после мексиканской жары. Она застегнула свое темно-синее пальто до самого подбородка.
 Джордж провел ее через вестибюль в контору, располагавшуюся в бельэтаже. Ковер на лестнице был местами потерт, люстры пыльными, по углам свисала паутина.
 Холод пронизывал Миранду до костей. Ее начала бить дрожь. Джордж смущенно посмотрел на нее.
 – Ты к такому не привыкла, Миранда.
 – Мы все к такому не привыкли.
 Его тонкие губы тронула слабая улыбка.
 – Поверь мне, я видел театры и похуже этого.
 – Но это было давно.
 Он кивнул. С непривычной теплотой он взял ее под руку и задержал на лестнице.
 – Ты не должна чувствовать свою вину, если из этого ничего не получится, – серьезно сказал он. – Ты не должна делать то, что тебе неприятно.
 От одного намека у нее застучали зубы. Джордж пристально посмотрел ей в лицо.
 – Помни, что скорее всего он блефует. Вероятно, он просто проверяет тебя. Негодяй. Возможно, он хочет посмотреть, не удастся ли ему получить больше выгоды от постановки.
 – Джордж... – начала она.
 – Но ты сразу поставь его на место. Сыграй перед ним леди Макбет. Она не стала бы мириться с его дерзкими намеками, и ты поступай так же. Прямо скажи ему, как должны строиться ваши отношения, и переходи сразу к делу.
 – А если он скажет, что мы ему не нужны? Джордж помедлил, потом пожал плечами.
 – В море есть и другая рыба, мисс Миранда. Тогда вступлю в разговор я и скажу ему об этом. Никто из нас – ни я, ни Шрив, ни Ада – не захочет, чтобы ты...
 Она прервала его.
 – Джордж. Я не стану делать то, что мне противно. Не будем больше говорить об этом. Я сделаю все, что в моих силах.
 Он опустил глаза и кивнул.
 – Конечно. Ты сделаешь все, что в твоих силах. Мы все это знаем.
 – Миссис Катервуд, – объявил Джордж, вводя ее в кабинет.
 Мужчина за письменным столом вздрогнул. Широко открыв глаза, он уставился на нее.
 – Позвольте представить вам мистера Бирсфорда, – продолжал Джордж.
 Миранда позволила Джорджу суетиться вокруг нее, будто она была настоящей примадонной. Она надеялась создать иллюзию, что она, как миссис Джон Дью, или мадемуазель Вестрис, или сама божественная Сара Бернар, оказывает ему честь своим присутствием в его кабинете.
 Мистер Бирсфорд вытер руки о свои брюки.
 – Мисс... э-э...
 – Миссис Катервуд.
 – Конечно, миссис Катервуд. – Он вышел из-за стола. Его бледно-голубые глаза с растущим интересом смотрели на нее. Его густые светлые усы коснулись ее руки, когда он склонился над ней. – Не желаете присесть?
 Джордж придвинул к столу самое удобное кресло. Бирсфорд усадил ее. Она сложила руки на медной рукоятке своего зонтика.
 Продюсер отошел.
 – Могу я предложить вам освежающий напиток? Может быть, чаю?
 – Нет, спасибо, – ответила она с чисто английской сдержанностью. С легким пренебрежением она посмотрела сначала на него, потом по сторонам.
 Он проследовал за ее взглядом, внезапно осознав убожество своего кабинета. Кругом были навалены горы книг и бумаг, театральных афиш и программ. Мебель была старой и потертой. Пол давно не мыт. Под окном шипел радиатор. Пальто, сюртук, свитер и зонтик висели в углу на вешалке для шляп. Бирсфорд покраснел. Сам он стоял в одной рубашке, но в шляпе.
 Смутившись, он снял шляпу и поспешил к вешалке. Шляпа заняла место сюртука, который он быстро надел.
 – Простите. – Его лицо стало красным от смущения. – Я не ждал вас так скоро.
 Будь снисходительна, Миранда, прости его.
 – Я не терплю промедления в делах, – сказала она, ее английский акцент стал еще заметнее. Так могла бы говорить гувернантка с весьма недалеким учеником. – Хотя, должна признаться, я редко веду дела лично. О всех деталях заботится мистер Уиндом. Он очень сведущий человек.
 – Благодарю вас, мэм, – подал реплику Джордж.
 – Конечно-конечно. – Бирсфорд вернулся к столу и достал листок бумаги. Он бросил его и тут же взял другой. – Ну, я... э-э... то есть, я, кажется, не могу найти...
 – Если вы не можете найти то, что вам требуется, то мистер Уиндом мог бы зайти к вам позднее. – Миранда слегка наклонилась вперед, будто хотела встать.
 – Нет-нет. Прошу вас. – Он прекратил поиски. – Я думаю, это не потребуется. – Он с минуту пристально смотрел ей в лицо. Потом взял себя в руки, вспомнив, зачем она здесь. – Дело в том, что я не смогу принять на работу мистера Катервуда.
 – Почему же?
 – Из-за его... Потому что он слепой, – выпалил он.
 – Ну, конечно, он слепой. В данный момент. Но это его состояние временное. Врачи уверены в этом. К тому же это обстоятельство не помешает ему играть, – продолжала Миранда говорить наставительным тоном.
 Он удивленно уставился на нее.
 – Что вы говорите! Конечно, помешает. Он не сможет видеть куда идет, может упасть на сцене. Он будет обращаться к кому-то, а этот человек будет стоять у него за спиной. Я очень сочувствую ему, но не могу допустить, чтобы публика начала смеяться посреди драмы.
 Миранда холодно взглянула на него.
 – Мне кажется, вы неверно Понимаете ситуацию, мистер Бирсфорд...
 Он улыбнулся ей.
 – Зовите меня Билли.
 Она позволила себе приподнять уголки губ словно в улыбке.
 – Так вот, вы неверно понимаете ситуацию. Мистер Катервуд всего лишь слепой. Он не хромой, так что он не упадет. Он не слабоумный. Если актер обращается к нему, он ответит, направив свой голос и лицо в ту сторону, как это сделали бы вы или я.
 – Ну, возможно. А как насчет передвижения по сцене и разных предметов?
 – Он запомнит мизансцены как всякий хороший актер. Мы все занимаем наши места, когда на сцене темно. Мы же не падаем...
 – Послушайте, миссис Катервуд. Я знаю о таких случаях. Поверьте и вы мне... – прервал ее Билли.
 – ...а если мы падаем, – в свою очередь прервала его она, – мы встаем в темноте и занимаем свои места.
 – А если он упадет перед публикой при полном освещении?
 Она покачала головой.
 – Он профессионал. Двигаться на сцене – его жизнь. Он работает в театре двадцать пять лет.
 Бирсфорд наклонился вперед. На его лице появилось упрямое выражение.
 – Может быть, для него пришло время уйти со сцены.
 От взгляда Миранды разрушился бы камень.
 – Он будет играть Просперо. Это роль, для которой он идеально подходит. У него подходящая внешность, высокий рост, голос, который не оставит публику равнодушной. Вам нечего бояться, потому что Просперо мало двигается по сцене. Это остальные исполнители суетятся вокруг него. Он всегда владеет ситуацией. – Только на секунду она вышла из образа и просительно наклонилась вперед. – Он создан для этой роли.
 Бирсфорд заморгал глазами, заметив в ней эту перемену, потом его губы скривились в хитрой усмешке.
 – Так-так, миссис Катервуд.
 В тот же момент она поняла свою ошибку. Она выпрямилась. Джордж поморщился.
 Бирсфорд откинулся на спинку стула и с улыбкой обозревал их обоих. Он задумчиво почесывал затылок.
 – В какой-то момент вы почти убедили меня.
 – Я не понимаю, о чем вы говорите, мистер Бирсфорд.
 Его улыбка стала хищной.
 – Понимаете. Вам кое-что надо от меня, миссис Катервуд. В моей власти дать вам это или отказать. Все зависит от вас.
 Она пристально смотрела на него. Ее глаза превратились в голубые льдинки. Она почти слышала, как Шрив ругается за кулисами. Она вышла из роли. Теперь уже ничего не поделаешь. У нее замерло сердце, но она сделала свою последнюю ставку.
 – Верно, мистер Бирсфорд. Все зависит от меня. Первую неделю постановки я готова играть у вас бесплатно.
 – Это как? – Он озадаченно посмотрел на нее.
 – Вы слышали, что я сказала. Вы заключаете контракт со Шривом Катервудом и Адой Кокс, моей личной костюмершей. Я буду работать бесплатно. Вы будете иметь двух ведущих актеров за одну зарплату. В конце первой недели, если игра мистера Катервуда удовлетворит вас, в чем я абсолютно уверена, я подпишу контракт на весь срок постановки.
 – Неделя – небольшой срок.
 – Еще включите три недели репетиций перед премьерой, – быстро напомнил Джордж. – Плюс общественный просмотр для рекламы постановки.
 Бирсфорд нахмурился.
 – А что, если он не сможет играть?
 – Сможет, – уверенно заявила она.
 – Нет, что будет с вами, если он не сможет играть?
 Миранда озадаченно замолчала.
 – Она будет получать его гонорар с того момента, как он перестанет играть, – тут же предложил Джордж.
 – Платить ей как актеру! – возмутился Бирсфорд.
 – Ее имя будет стоять первым в афишах в любом случае, – напомнил ему Джордж. – Если по состоянию здоровья он не сможет играть, она по-прежнему останется у вас.
 – Верно. – Он пристально посмотрел на Миранду. Его голова усиленно работала, подсчитывая экономию, которую он может получить за месяц. – Двое за одну плату?
 Она кивнула. Он усмехнулся.
 – Что я теряю?
 – Ничего. – У нее было такое чувство, будто она шагнула вниз со скалы и обнаружила, что находилась всего в одном футе от земли. Ей хотелось смеяться и прыгать от радости, но она не могла этого сделать. Она гордо подняла голову.
 Леди Макбет сейчас должна удалиться. Она величественно поднялась со стула.
 – Я оставляю вас, господа, обсудить все детали.
 Бирсфорд вскочил с места и, отодвинув Джорджа плечом, бросился открывать ей дверь.
 – Я провожу вас до экипажа. Вернусь через минуту, Уиндом.
 Миранда холодно кивнула. За спиной Бирсфорда Джордж поднял руку жестом победителя.
 В холле было довольно холодно. Сквозь стеклянную дверь она видела, что на улице начал падать легкий снежок. Она сжала зубы, чтобы сдержать дрожь.
 – Вы удивительная женщина, миссис Катервуд. – Бирсфорд положил руку на дверь, загораживая ей дорогу.
 Она смотрела прямо перед собой.
 – Благодарю вас.
 – Классная игра. Великолепная. Отдаю вам должное.
 – Еще раз благодарю. – Она почувствовала неприятное волнение.
 – Вы выглядите как девочка. – Он окинул внимательным взглядом ее лицо. – Но вы явно не девочка.
 Она почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки.
 – Пропустите меня.
 – Конечно. Но поймите меня. Вы у меня в долгу. Я не нанял бы вашего мужа ради него самого. С моей точки зрения он конченый человек. Я нанял его только ради вас.
 – Мистер Бирсфорд, Шрив вовсе не конченый человек. Вы не разочаруетесь ни в одном из нас.
 – Я знаю, что не разочаруюсь в вас. – Он поднял руку. Миранда видела, как его рука поднялась, приблизилась и коснулась ее щеки. Он повернул ее лицо к себе. – Я надеюсь, вы отплатите мне сполна.
 – В таком случае сделка отменяется.
 – Нет. Не отменяется. – Он провел пальцем по ее щеке. – Вы пришли ко мне искать работу и просто так не уйдете.
 Гнев начал закипать в ней. Никто, кроме Шрива, не имел права прикасаться к ней.
 – Советую вам немедленно убрать руку.
 Сталь в ее голосе заставила его остановиться. Он никогда не слышал подобных интонаций в голосе женщины. Он опустил руку.
 – Теперь слушайте меня, Миранда... Такая фамильярность покоробила ее.
 – Откройте дверь.
 – ...в газетах о вас говорят, что вы очень хорошая актриса, но вам еще надо научиться вести себя. Сейчас вы связаны со старым слепым человеком. Найдите себе другого. Я как раз нахожусь на пути к успеху. Я мог бы помочь кому-нибудь вроде вас подняться вместе со мной.
 Она смерила его взглядом.
 – Я уже и так наверху. На эту вершину меня поднял Шрив Катервуд.
 Лицо Бирсфорда помрачнело. Он не двинулся с места.
 Когда она протиснулась мимо него, он поймал ее за руку.
 – Я всегда получаю пташку, которую хочу, – пробормотал он. – Билли Бирсфорд знает, чего хотят дамочки вроде вас.
 – Билли Бирсфорд не имеет ни малейшего представления о том, чего хочу я, – заявила она и вышла на улицу.
 Она сидела в полумраке наемного экипажа и плакала. Она плакала и ругала себя за то, что плачет – и от этого плакала еще сильнее.
 Ей надо забыть о происшедшем. Ей приходилось общаться с более неприятными типами, чем Билли Бирсфорд. Ведь проклятая надзирательница из исправительного заведения унижала ее настолько, что ей казалось, будто она умрет от стыда. Билли Бирсфорд не столь ужасен и по сравнению с сержантом Траском. По крайней мере продюсер носит чистое белье и чистит зубы.
 Она попыталась приободриться, вспоминая свой жизненный путь. Она бежала из дома и поступила в труппу странствующих актеров в шестнадцать лет. Ей уже случалось убивать мужчин, которые заслуживали смерти. Билли Бирсфорду надо быть с ней поосторожнее. Она может быть опасной.
 Она заплакала сильнее.
 – Шрив... Шрив... Господи. Ну почему? Экипаж остановился перед гостиницей, но она велела кучеру ехать дальше.
 – Вы в порядке, мэм?
 – Поезжай вперед!
 Она устало забилась в угол экипажа. Чувство вины и горя волнами накатывало на нее, доводя до изнеможения. Потеря Шривом зрения была для нее как бы потерей части ее самой.
 Тем не менее, она заставила себя ради него быть сильной. Она взвалила на свои хрупкие плечи лидерство в их маленькой труппе. Она спрятала страх, боль и растерянность глубоко в себя и попыталась забыть о них. Но они ожили.
 Оскорбительное предложение Бирсфорда разрушило плотину, и теперь слезы лились без остановки. Душевная боль, терзавшая Миранду, была так сильна, что лишила ее сил. Ей не хотелось выходить из экипажа. Она чувствовала, что не может войти в гостиницу в слезах и предстать в таком виде перед Шривом и Адой. Она хотела ехать и ехать бесконечно. Она хотела бы добраться до Темзы и броситься в ее серые воды.
 Она по-прежнему плакала, крепко прижав к щекам руки. Ее горло болезненно сжималось, но желудок, обычно беспокоивший ее в минуты волнения, совсем не болел.
 Постепенно она успокоилась, выбралась из угла и выглянула в окно. Снег пошел сильнее. По улице шел фонарщик, и его следы быстро заметало снегом.
 Она постучала в крышу экипажа и велела кучеру ехать в гостиницу.
 Тот с облегчением вздохнул.
 Бедняга. Выходя, она сунула ему в руку гинею. Он уставился на сверкающую золотую монету, потом улыбнулся.
 – Простите за беспокойство, мэм. Она улыбнулась сквозь слезы.
 – Спасибо. Ты хороший кучер.

 Сцена четвертая


 Слишком тонкое блюдо для грубого вкуса. [60] 

 – «Все грешны, все прощенья ждут. Да будет милостив ваш суд» [61] . – Шрив с особым чувством произнес последние слова эпилога.
 – Прекрасно. Браво! Браво! – Миранда в восторге захлопала в ладоши и бросилась ему на шею. – Ты покажешь пример всем будущим Просперо.
 Он поцеловал ее. Сейчас его улыбка больше чем когда-либо походила на улыбку Ромео.
 – А ты сомневалась?
 Она энергично покачала головой.
 – Никогда.
 – Во всяком случае я подготовил роль. – Он высвободился из ее объятий и встал. – Я столько раз слышал эту пьесу, что, вероятно, мог бы вспомнить роль Ариэля или даже Калибана с двух попыток. – Настолько хорошо знакомый с расположением предметов в комнате, что уже не боялся споткнуться и упасть, он дошел до бюро и остановился у окна. Стоя к нему лицом, он теребил пальцами штору. Снаружи до него долетал шум улицы. – Как выглядит Фердинанд?
 Глядя на него, Миранда рассмеялась.
 – Ты ревнуешь? Тебе следует ревновать. Он – прекрасный юноша двадцати двух лет, очень милый мальчик, как раз подходящий для такой знаменитой актрисы, как я.
 Шрив сжал штору в кулаке.
 – Он поразительно красив, с чудесным голосом и длинными стройными ногами. И у него есть близкий друг, который сидит в заднем ряду зала и следит за ним как паук.
 – Озорница, – пробормотал он. Он слишком долго играл с ней в паре. Он был ее возлюбленным – Гамлет для Офелии, Макбет для леди Макбет, Бенедикт для Беатриче. В двух постановках, где она играла Миранду, он играл Фердинанда. Для него предстоящее испытание имело особый смысл. Все его чувства были напряжены до предела. Как он сможет сыграть роль ее отца?
 Он зажмурил глаза и начал молиться. Когда он открыл глаза, темнота не исчезла.
 – Шрив?
 – Не дразни меня, – сдержанно попросил он. – Не надо.
 Испуганная его дрогнувшим голосом она бросилась к нему и обняла его.
 – О любимый! Я не хотела тебя дразнить. Ты не должен расстраиваться. Ты же знаешь актеров. Они совершенно равнодушны к актрисам. Актрисы для них просто партнеры, с которыми они работают каждый день. Немногие пары вроде нас – исключение. Тебе нечего беспокоиться.
 Он оставался напряженным в ее объятиях.
 Она потерлась щекой о его плечо. Она не могла позволить, чтобы его подавленное настроение усиливалось ревностью. Ему и так было нелегко согласиться на роль Просперо. Шрив часто заявлял, что эта роль статична.
 – Шрив, – шепнула она. – Слава Богу, что есть роль Просперо.
 – Почему?
 – Потому что это прекрасное начало для тебя.
 – В ней нет ничего романтического, – возразил он.
 – Фердинанд тоже не слишком романтичен. Он только и делает, что играет с Мирандой в шахматы. А у тебя будет фантастический костюм. Ты будешь в золотом одеянии. Будешь стоять на сцене и взмахом руки вызывать громы и молнии. Все будут бегать вокруг и выполнять твои приказы. Я опущусь у твоих ног и буду просить о снисхождении. Ты будешь произносить самые прекрасные строки, которые когда-либо были написаны Шекспиром.
 Он отошел от окна, но его лицо оставалось мрачным.
 – Если только я не буду произносить их, стоя спиной к залу, или не налечу на декорацию.
 У него даже в перчатках были ледяные руки. Никогда еще в жизни ничто не пугало его так, как перспектива войти в театр и встретиться с труппой и техническим персоналом. Его охватила дрожь. Он почувствовал, что ему трудно дышать, а сердце бьется очень сильно.
 Что будет хуже? Смех или жалость? У него все дрожало внутри от мысли, что придется предстать перед ними. С самого начала ему следовало отказаться от этой идеи.
 Кеб замедлил движение, потом остановился. Экипаж качнулся, когда кучер наклонился и открыл дверь.
 Миранда ждала, затаив дыхание.
 – Все свободно? – спросил Шрив.
 – Один шаг вниз, но кеб стоит на проезжей части, так что ты спускайся прямо на тротуар.
 – Хорошо. – Сделав глубокий вдох, он собрался и шагнул на тротуар. Повернувшись, он протянул руку. Она подала ему свою и позволила помочь ей спуститься. Заплатив кебмену, она сделала вид, что Шрив провожает ее к двери.
 Внутри театра он услышал голоса на сцене. Актеры повторяли свои роли. Он почувствовал запах краски, скипидара и грима. Его сердце болезненно сжалось.
 Вдруг голоса смолкли, и сразу же раздался шепот.
 – Проклятье! – пробормотал Шрив, стоя рядом с Мирандой.
 – Все в порядке, – шепнула она ему. – Мистер Бирсфорд... – Она отпустила руку Шрива и протянула свою. – Дорогой, познакомься. Это продюсер спектакля, мистер Уильям Бирсфорд.
 – Зовите меня Билли, – раздался хриплый голос.
 Шрив изобразил улыбку на лице. Он безошибочно посмотрел прямо на источник звука и протянул руку.
 – Очень рад.
 Бирсфорд машинально пожал ее.
 – Я тоже. – В его голосе прозвучала легкая неуверенность.
 – Я с нетерпением жду начала работы с вами, – вежливо произнес Шрив.
 – Скажите, что здесь происходит? – Бирсфорд отошел, продолжая говорить.
 Шрив следил за звуком, устремляя свои невидящие глаза на то место, где находился его источник.
 – Уверяю вас, мистер Бирсфорд...
 – Билли.
 – Билли. – Он помедлил для большего эффекта. – Я не могу видеть.
 – Тогда, как вы узнали, где я нахожусь? Вы ведете себя так, будто видите меня. – Бирсфорд перебрался на другую сторону прохода.
 – По голосу. Если вы перестанете говорить, то я, вероятно, буду смотреть в пустоту.
 Продюсер замолчал и предпринял новую попытку. К несчастью для него, он слишком тяжело дышал и от него сильно пахло луком. Шрив сразу же его засек.
 – Эй! Вы видите меня! Вы опять за мной следите. – Бирсфорд обрушился на Миранду. – Вы обманываете меня?
 Она улыбнулась.
 – Я же говорила вам. Никто ничего не заметит.
 Бирсфорд помахал рукой перед лицом Шрива. Колебание холодного воздуха заставило Шрива отстраниться.
 – Вы лжете. Вы видели? Он отпрянул. Шрив пожал плечами.
 Сзади к ним подошел режиссер. Худой, седой мужчина с сутулой спиной и в очках. Он выглядел как бухгалтер, но когда он заговорил, его голос и выговор явно принадлежали человеку искусства:
 – Меня зовут Боутрайт, мистер Катервуд. Я много слышал о ваших успехах на сцене. Я рад, что мы будем работать вместе. – Стоя почти за спиной Бирсфорда, он протянул руку Шриву.
 Шрив медлил. В тишине Бирсфорд пристально смотрел на руку режиссера. Наконец Шрив протянул свою руку в направлении голоса и промахнулся. Режиссер тут же исправил положение, но этот промах убедил наконец Бирсфорда.
 – Значит, вам не всегда все так хорошо удается?
 Мысленно проклиная его, Миранда встала между продюсером и Шривом.
 – Меня зовут Миранда Катервуд, мистер Боутрайт. Мы с нетерпением ждем встречи с участниками спектакля и начала репетиций.
 Он верно истолковал ее слова.
 – Тогда давайте начнем. Я предлагаю пройти акты первый и второй, а потом я объясню свое видение этой пьесы.
 – Актеры готовы? – спросил Шрив. Миранда взяла его под руку, и они последовали за режиссером по проходу.
 – Да. – Она поднялись по ступеням из оркестровой ямы на сцену. Актеры и рабочие сцены сразу замолчали.
 Шрив помедлил на авансцене, понимая, что все взгляды сейчас обращены на него. Миранда почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, и увидела, как у него на горле заходил кадык. Он обратился к режиссеру.
 – Я бы хотел пройтись по всей сцене.
 – Это будет нелегко. – Голос режиссера звучал весьма скептически.
 – Вы же не хотите споткнуться обо что-то и сломать себе шею? – Голос Бирсфорда, долетевший из оркестровой ямы, прозвучал излишне громко. Его услышали все на сцене.
 И Шрив, и Миранда замерли. Потом Шрив медленно обернулся. Его невидящие глаза обратились к продюсеру. И Макбет своим королевским тоном произнес:
 – Нет. И поэтому мне надо изучить ее сейчас. Я буду обходить сцену перед началом каждой репетиции и каждого спектакля. Чтобы быть уверенным, что никакого несчастного случая не произойдет.
 – Добрый вечер!
 – Привет, Миранда.
 – Фредди? Фредди Франклин?
 Мужчина кивнул. Он попытался распрямить поникшие плечи и изобразить бодрую улыбку. Она выглядела очень странно на его испитом лице.
 Миранда вглядывалась в него, пытаясь увидеть в нем того блестящего молодого комика, танцора, певца, исполнителя шекспировских ролей, которого она знала. Наконец она осознала, что слишком пристально смотрит на него.
 – Входи.
 – Спасибо. Ты не против, что я пришел? Он едва переставлял ноги и был весь какой-то сгорбленный, помятый.
 – Ада, – крикнула Миранда. – Посмотри кто пришел нас навестить. Фредди Франклин.
 Костюмерша уставилась на него.
 – Боже правый, Фредди. Что с тобой произошло?
 Он пожал плечами.
 – То же, что и всегда. Влип в очередную историю.
 Миранда нахмурилась.
 – Я не...
 – Стыдно, Фредди, – продолжала Ада. – Ты так и не исправил свои дурные наклонности.
 Он усмехнулся: – Теперь уже поздно. Какое-то время все молчали. Потом он откашлялся.
 – Я услышал, что Шрив Катервуд и Великолепная Миранда играют Шекспира у Билли Бирсфорда. Поэтому решил зайти и узнать, какие неприятности свалились на вас.
 Ада поджала губы. Миранда глубоко вздохнула.
 – Никаких неприятностей у нас нет.
 – Театр Бирсфорда ведь не на Пиккадилли-Серкус, – заметил Фредди.
 – Дело в том... – начала Миранда.
 – Как бы то ни было, это никого не касается, – строго сказала Ада. – Спасибо, что зашли, мистер Франклин. Если вы подойдете к кассе в день премьеры, на ваше имя будет оставлен билет.
 – Все та же верная Ада, – фыркнул он. – По-прежнему оберегает своего мальчика Шриви. Или эту птичку? Ведь ты сама никогда не умела играть.
 – До свидания. – Ада открыла дверь.
 – Подождите, – обрела дар речи Миранда. Они оба посмотрели на нее. – Зачем ты приходил, Фредди?
 Он взглянул на открытую дверь и тяжело вздохнул.
 – Я подумал, что вы могли бы найти для меня работу. По старой дружбе.
 Миранда бросила на Аду удивленный взгляд через плечо Фредди.
 – У тебя странный способ обращаться с просьбой.
 – Я ненавижу просить. – Его бледно-голубые глаза были все покрыты сетью красных сосудов, которые, казалось, переходили в такую же сеть лопнувших капилляров на лице.
 – Ты трезвый?
 Он мысленно проклял ее, но кивнул.
 – Да.
 – Мы здесь из милости, – честно призналась она. – Я не знаю, удастся ли мне найти для тебя что-нибудь или нет. Но я попробую.
 Ада критически посмотрела на его костюм.
 – Это лучшее, что у тебя есть?
 – Да.
 – Хочешь, чтобы я нашла что-нибудь другое?
 – Это сойдет. Лучше сделай мне грим. Фредди попытался выпрямить свою сгорбленную спину.
 – Вы будете мной гордиться, – пообещал он, когда Миранда вышла. – Вот увидите.
 – Только бы нам не пожалеть об этом, – сказала Ада. – Теперь, Фредди, дружок, садись сюда и займемся гримом.

 «Буря»



 В первом акте 

 Пот струился по телу Шрива, даже подошвы его ног были влажными. Слава Богу, что он был в просторном одеянии, а не в лосинах. Иначе публика могла подумать, что он обмочил штаны.
 Ища поддержки, он поставил правую ногу на свою первую метку. Это был небольшой деревянный брусок, который плотник приколотил у края рампы. Поставив ногу на него, Шрив становился за занавесом лицом к зрительному залу и, что еще важнее, к свету прожекторов во время своего выхода в первом действии. На полу находилось еще восемь других меток, расставленных под нужным углом, чтобы он мог занять правильное положение, произнося свои монологи или ведя диалог с другими актерами.
 Миранда. Миранда! Черт бы ее побрал. Он хотел крикнуть ее, но занавес уже поднялся.
 Актеры изображали сцену кораблекрушения. Их голоса раздавались среди звуков грома и ветра, долетавших из-за кулис.
 – «Мы погибли! Молитесь! Погибли!»
 Где же она? Где она? Он ничего не слышал из-за шума. Она могла бы стоять с ним рядом. Черт возьми! Ее выходы всегда выводили его из себя с самого первого дня, как он выпустил ее на сцену. Ее никогда не было там, где она должна была находиться. Ему не следовало вообще выпускать ее на сцену.
 Нет! Это ей не надо было выпускать на сцену его.
 Он не сможет сыграть эту роль. Он больше никогда не сможет играть. Даже роль Просперо была для него недоступна. Он непременно упадет или натолкнется на декорации или споткнется о доску пола. Даже если каждая неодушевленная вещь будет на своем месте, он вполне мог столкнуться с кем-либо из актеров, забывших свое место на сцене. Любой уход за кулисы может сбить его с толку. Ведь он ничего не видел.
 Его секрет долго сохранить не удалось. Сначала об этом должны были знать только продюсер и режиссер. Потом пришлось рассказать художнику-декоратору и монтировщику декораций. И наконец, Бирсфорд, идиот, рассказал об этом всей труппе в первый же день репетиций. Несомненно добрая половина зрителей пришла посмотреть, как слепой попадет в дурацкое положение.
 – «Спасите!.. Тонем!.. Тонем!.. Прощайте, жена и дети!»
 – Миранда, – прошептал Шрив. Его голос потонул в грохоте тонущего корабля и криках актеров. Он позвал громче. – Миранда!
 – «Да свершится воля Господня! Но все-таки я бы предпочел умереть сухой смертью!»
 Актеры покинули сцену вместе с декорацией, которую словно бы унес ветер. Загрохотал гром. Именно в этот момент рука Миранды легла в его руку. Он содрогнулся всем телом.
 – Я люблю тебя, – прошептала она. – Наш выход.
 Он сделал глубокий вдох и вывел ее из грота. Они оба заняли место в центре сцены на возвышении. Новый раскат грома. Рабочие убрали затемнение с фонарей рампы, чей свет обжег лицо Шрива. Он все равно не видел его. Его глаза были закрыты, на веках лежали золотые блестки три четверти дюйма диаметром. Они отражали свет.
 У зрителей вырвался восхищенный вздох, и они разразились аплодисментами. Шрив был в длинном белом парике, в который Ада вплела золотые нити. Он отпустил руку Миранды и поднял руки вверх. Его накидка, отделанная золотой каймой и украшенная кабалистическими знаками, ниспадала до самого пола. В правой руке он держал золотой жезл с изображением языков пламени на конце. Он поднял его над головой.
 Тут же раздался раскат грома, и вновь вспыхнул свет.
 Миранда, с распущенными волосами и обнаженным плечом, осыпанным золотой пудрой, опустилась на колени у его ног.
 – «О, если это вы, отец мой милый, своею властью взбунтовали море, то я молю вас усмирить его».
 Он опустил жезл и посмотрел на нее. От этого движения золотые блестки упали с его век, и когда он поднял голову, его черные глаза невидящим взглядом обратились к зрителям.


 В третьем акте 

 Провал произошел не по вине Шрива. Стоя за кулисами, Шрив и Миранда слышали, как актер, игравший Калибана, бессвязно бубнил слова своей роли.
 Шрив по своей режиссерской привычке не выдержал.
 – Где Боутрайт? Что, черт возьми, происходит с этим человеком?
 Голос Миранды с отвращением произнес:
 – Он пьян.
 – Пьян? – возмутился Шрив. – Где режиссер? Кто позволил ему выйти в таком виде на сцену? – Он обвел невидящим взглядом кулисы, ища виновного. – Ты его видишь?
 Миранда посмотрела через сцену на противоположную сторону.
 – Вижу.
 Подошедший Лоренс Боутрайт в буквальном смысле рвал на себе волосы. Его обычно спокойное выражение лица сменила маска неподдельного отчаяния: – Мне кажется, сейчас он не захочет нас слушать.
 – Похоже. Публика замерла на своих местах. Прислушайся. Ничего, кроме редких покашливаний. Боже! Во что ты нас втравила?
 Миранда похлопала его по руке. Она решила воздержаться и не говорить ему, что зрителям безразлично, хорошо или плохо играет Калибан. Они ждали Шрива. После первого действия новость о его слепоте, как огонь, распространилась по залу. Увидев качество игры своей звезды, Бирсфорд сам распространил ее.
 К несчастью, отвратительная игра Калибана привела Шрива в такое настроение, что он появился на сцене, размахивая своим жезлом так, что задел им за декорацию. Миранда видела из-за кулис, как он сердито сжал губы. Он повторил этот жест, на этот раз опустив жезл пониже и скрыв свою ошибку за импровизированной строкой пятистопного ямба.
 Актер, игравший с ним в паре Ариэля, довольно улыбнулся:
 – Отлично сработано, старина.


 В антракте 

 Актера, игравшего Калибана, увели со сцены и сняли с него костюм.
 – Я тот, кто вам нужен, мистер Боутрайт. – Фредерик Франклин взял зеленое одеяние, покрытое чешуей.
 – Быстро в гримерную, – не раздумывая приказал режиссер.
 Фредди практически влетел в гримерную.
 – Ада, старушка, я выхожу на сцену. Она с подозрением посмотрела на него.
 – Это ты напоил его?
 – Ада! – Он прижал руку к груди. – Разве я мог сделать такое? Я не смог бы заставить напиться человека, который сам не хотел бы этого, верно?
 Она с силой шлепнула ему на щеку зеленый грим и начала втирать его в кожу.


 В пятом акте 

 В кульминационной для Просперо сцене великолепный голос Шрива звучал глуховато – верный признак того огромного напряжения, в котором он находился.
 Ада стояла рядом с Мирандой за кулисами и вытирала глаза платком.
 – О мой дорогой мальчик! Он играет, слава Богу. И так великолепно играет, – сквозь слезы проговорила она.
 Джордж обнял ее за плечи.
 – Конечно. Я ни минуты не сомневался, что он справится с этим.
 Миранда боялась испортить свой грим. Кончиками пальцев она осторожно вытирала слезы, готовые политься из глаз. Она никогда не сомневалась в Шриве. Она знала, что он вложит сердце и душу в свою игру. Шрив был настоящим актером. Он не выносил плохой игры. Но не ошиблась ли она, вернув его на сцену? Работа убивала его. Он весь покрылся потом. Его жесты были легкими, движения уверенными, как будто он все видел, но она понимала, чего это ему стоило.
 – «Но ныне собираюсь я отречься от этой разрушительной науки».
 Страсть в его голосе давала знать о его состоянии: он был измучен напряжением, умирал от волнения.
 – «А книги я утоплю на дне морской пучины, куда еще не опускался лот».
 С правой стороны находилась седьмая его метка. Поставив на нее ногу, он должен был бросить волшебный жезл в сторону кулис, где ждал рабочий сцены, чтобы поймать его.
 Шрив знал, что здесь существует множество возможностей для провала. Если он бросит его слишком сильно, то может поранить кого-нибудь за кулисами. Если он бросит жезл слишком слабо, тот упадет на пол, зазвенит и покатится в сторону. Если он бросит его вправо или влево, то может попасть в декорацию, от которой он отскочит опять на сцену. Черт, если он швырнет его прямо, но слишком сильно, то может поранить стоящего за кулисами рабочего сцены.
 После первого акта Шрив перестал потеть, но сейчас он почувствовал, что вновь покрывается потом. Он провел рукой по жезлу. Рука скользила. Он сжал ее крепче, потом наклонил голову. Рука поднялась к лицу, будто он оплакивал потерю своей власти. Все за кулисами затаили дыхание. Зазвучала музыка, раздался раскат грома. Свет опять отразился на золотых блестках, которые он положил на веки. Потом он поднял жезл над головой и отшвырнул его. Его конец задел за декорацию, но рабочий сцены успел перехватить его.
 Публика разразилась аплодисментами.
 – Мистер Катервуд, мы в восторге, что вы посетили наш город.
 – Какой спектакль! Я никогда не видела ничего подобного.
 – Я всегда говорил, что американцы не могут играть Шекспира, но сейчас я вынужден взять свои слова обратно. И рад этому.
 – После спектакля мы устраиваем ужин в тесном кругу. Всего человек сорок – пятьдесят наших друзей и поклонников искусства. Мы бы хотели, чтобы вы и миссис Катервуд тоже присутствовали.
 – Вы так молоды для роли Просперо! Вам, наверное, приходится много гримироваться.
 Кивая головой как павлин, Шрив принимал комплименты. Он широко улыбался. В своих ответах он ловко имитировал английский акцент. Стоя рядом с ним, Миранда тоже улыбалась.
 – Я никогда не видел ничего подобного, – господин в галстуке с эмблемой полка наклонился к самому лицу Шрива. – Я знал людей, которые могли хорошо видеть, но не видели так, как вы.
 Замечание, сказанное как комплимент, мгновенно отрезвило Шрива. Миранда сразу же взяла его за руку.
 – Вот как?
 – О да. Замечательно, как вам это удается. Поразительный спектакль. Я знаю, многие захотят увидеть вас и услышать, как вы рассказываете о своем творчестве. Вы – пример для всех нас.
 – Спасибо.
 Толпа начала редеть. Шрив приложил дрожащую руку ко лбу.
 – Я думаю, с меня хватит, – тихо сказал он Миранде.
 Она тут же подозвала Бирсфорда, который весь вечер по-обезьяньи улыбался, глядя, как они принимают комплименты.
 – Мы должны уйти, – сказала она ему бесстрастным тоном. – Я плохо себя чувствую.
 – Ну, конечно, вы можете идти, миссис Катервуд. – Его благодушие было наигранным. – Когда придет время, я сам провожу нашу звезду в гримерную.
 – Нет. Мы уйдем вместе. Шрив проводит меня.
 Публика, жаждавшая с ними встречи, почти вся разошлась.
 Улыбка исчезла с лица Бирсфорда.
 – Он останется до тех пор, пока не уйдет последний посетитель. Они распространят слухи о необычной постановке. У нас будет аншлаг до конца месяца. Я даже думаю, что нам придется продлить спектакль. – Он потер руки, на его лице появилась довольная улыбка в предвкушении прибыли, которую он мог получить. – Возможно, нам придется снять более просторное помещение и продолжать играть.
 Шрив взял Миранду под руку.
 – Мы уходим.
 – Эй, подождите минутку.
 Миранда приподняла юбку, поклонилась и улыбнулась оставшейся публике.
 – Очень жаль, но мы вынуждены вас покинуть. Благодарю вас за теплый прием. Спасибо.
 Слегка разочарованные люди тем не менее шумно зааплодировали.
 – Да, благодарю вас за то, что вы пришли. – Шрив поднял руку и, направляясь к двери, кивнул каждому из присутствующих.
 Когда дверь гримерной закрылась за ними, Шрив с трудом добрался до кушетки и почти упал на нее. Она накренилась. Миранде пришлось придержать ее, чтобы она не перевернулась.
 Миранда опустилась на колени у ног Шрива.
 – О любимый, ты в порядке? Он провел рукой по лицу.
 – Да. Только до смерти устал.
 – Еще бы. – Она встала и придвинула стул. – Ты был великолепен.
 – Разве? Я считал, что играю не более чем сносно. А вот ты, напротив, была великолепна.
 Она наклонилась вперед и потрогала его лоб.
 – Шрив Катервуд, у тебя жар?
 – Нет, в самом деле. – Он перехватил ее руку и поднес ее к губам. – Ты была именно такой, какой должна быть Миранда, и даже более того. И знаешь, почему?
 – Потому что ты не видел мои ошибки.
 – Нет. Ты не сделала ни одной. Ты по-настоящему играла. Впервые в жизни ты играла. Миранда Катервуд смогла отделить себя от Миранды, героини «Бури».
 – Ты так думаешь?
 – Да. В первый раз ты думала, рассчитывала. Ты начала это делать еще на репетициях, но я хотел посмотреть, сможешь ли ты сделать это на сцене перед публикой. И ты сделала! Ты настоящая актриса.
 Она почувствовала, как слезы навернулись ей на глаза.
 – Высокая похвала мастера.
 – Король умер. Да здравствует королева!
 – Не говори так. Ты же знаешь, кто ты. Если я королева, то ты – божество. Ты слышал, что сказал тот человек. Он знает людей, которые могут видеть, но не видят так хорошо, как ты. Подумай об этом. Подумай о том, что ты совершил. Ты стал для них примером.
 Шрив некоторое время молчал.
 – Я могу продолжать. Теперь я это знаю. И так прекрасно осознавать это. Но я бы отдал все что имею, только бы открыть сейчас глаза и увидеть твое лицо.
 Она опустилась на пол возле кушетки и прижалась мокрой щекой к его щеке.
 Бирсфорд резко постучал в дверь гримерной и ворвался в комнату, не дожидаясь ответа. Тишина в комнате остановила его только на мгновение. Расправив плечи, он бросился в атаку.
 – Послушайте, если я говорю, что вы должны остаться, то вы должны это сделать.
 Шрив поднялся и сел, опустив ноги с кушетки. Миранда попыталась встать, но ноги не слушались ее.
 – Моя жена устала, – спокойно сказал Шрив, вставая.
 – Я сказал ей, что она может удалиться в гримерную и отдохнуть, но вы... – Продюсер ткнул пальцем в грудь Шрива. – Отныне вы будет стоять и пожимать руки до тех пор, пока все не разойдутся.
 Разгневанная Миранда поднялась на колени.
 – Мистер Бирсфорд...
 – Я рисковал, взяв вас.
 – Да, – согласился Шрив. – Конечно. Однако... – Правой рукой Шрив схватил палец Билли Бирсфорда и начал с силой сгибать его.
 – Эй! Что вы делаете? Эй! Ой! Шрив заговорил громче:
 – Я благодарен вам за то, что вы сделали. Однако вы еще не заплатили мне за спектакль. И моей жене тоже.
 – Я ей вообще не плачу. Ой! Черт! Отпустите!
 Шрив нахмурился и повернул голову в сторону Миранды.
 – О чем он говорит?
 – Я заключила с ним сделку.
 – Ой! Ой!
 – Какую сделку?
 – Отпустите! – Бирсфорд уже стоял на коленях, лицо было искажено болью, в глазах стояли слезы.
 – Ты делаешь ему больно, Шрив.
 – Какую сделку?
 – Ой! Боже! Прекратите!
 – Я согласилась первую неделю работать бесплатно. Потом если ты не сможешь играть, ты уйдешь, а я останусь.
 – И ты ничего не получила за сегодняшний спектакль? И репетировала бесплатно?
 – Да.
 – Ради Бога! Отпустите мою руку!
 – А Ада и Джордж получили плату?
 – Да.
 – Слава Богу хотя бы за это. – Он обратил свое внимание на хнычущего Бирсфорда. – А теперь слушай, Билли. Утром я пришлю к тебе Джорджа Уиндома за деньгами, причитающимися миссис Катервуд. У него с собой будет текст контракта с ней, и я надеюсь, ты его подпишешь. Договорились?
 – Договорились! Договорились!
 – Отлично! – Шрив отпустил руку продюсера и поднял его на ноги.
 Лицо Бирсфорда покраснело. Он тяжело дышал. Он прижал к себе больную руку.
 – Вы еще пожалеете об этом. Я...
 – Нет, Билли, – прервал его Шрив. – Я никогда не пожалею об этом. Мы забудем о том, что случилось. Это останется в тайне между нами, тремя друзьями.
 – Друзьями?!
 – Друзьями. – Шрив отстранился. – Потому что каждый из нас имеет нечто, что необходимо другому. Поэтому мы не будем причинять друг другу лишние неприятности. Я, например, не стану избивать тебя до полусмерти за то, что ты пытался обмануть миссис Катервуд.
 – Но я...
 – Миссис Катервуд – эта хрупкая женщина – выросла в глуши американских гор, и ей, несомненно, хотелось бы выстрелить тебе между глаз, но она тоже не станет этого делать.
 – Я хочу сказать...
 – А ты не можешь уволить ни одного из нас, потому что у тебя в руках очень выгодное дельце. Такой умный человек, как ты, получит огромную выгоду оттого, что твой ведущий актер – слепой. Люди, которые не видели ни одной шекспировской пьесы, придут в театр, чтобы посмотреть, как я играю. Ты сделаешь на этом большие деньги. Разве я не прав? – Шрив улыбнулся своей самой ослепительной улыбкой.
 Миранда еще никогда в жизни не испытывала такой гордости.
 – Ну, в том, что вы говорите, есть доля правды. – Бирсфорд поправил свой сюртук и галстук. Потом наклонился, чтобы смахнуть пыль со своих брюк.
 Шрив кивнул. Он протянул руку, и Миранда подошла к нему. Он обнял ее за плечи.
 – Билли, это моя единственная на свете женщина. Она была со мной большую половину своей жизни. Для меня она больше чем партнерша и друг. Она моя жена. Пока я жив, никто не посмеет обидеть ее. Пусть я не могу видеть твое лицо, но если понадобится, я найду тебя где угодно.
 – Вы угрожаете мне?
 – Возможно. Я думаю, что ты все понял. У тебя все прекрасно получилось, так что иди домой и помечтай о тех деньгах, которые ты получишь. Убирайся отсюда, Билли.
 Мистер Бирсфорд ушел – громко хлопнув дверью.
 Шрив повернул к себе Миранду и поцеловал ее, как Ромео целовал Джульетту, как Бенедикт целовал Беатриче. Долго и страстно.
 – А теперь расскажи мне, что это за бредовая идея работать бесплатно?

 Сцена пятая


 А смерть – что рыночная площадь, где встречаются все. [62] 

 Из кабинета донесся звук, похожий на вой раненого волка. Когда Раймонд, секретарь сенатора Батлера, вскочил из-за стола, намереваясь броситься в кабинет к боссу, сенатор сам появился на пороге, сжимая в руке последний номер лондонской газеты «Таймс».
 – Найди мне этого негодяя де ла Барку! Скажи ему, чтобы он явился немедленно. – Лицо сенатора покраснело от гнева. Массивные щеки дрожали, как борода у индюка.
 Раймонд в ужасе смотрел на него, уверенный, что с сенатором сейчас случится удар.
 Тот, развернув газету, прочитал несколько строк и опять испустил ужасный вопль.
 – Слушаюсь, сэр. – Испуганный секретарь даже не стал ничего записывать. Он выскочил в коридор, разыскивая посыльного.
 Когда де ла Барка наконец явился, сенатор сунул ему под нос газету.
 – Устранил? Устранил, ты сказал? Вот, значит, как ты его устранил!
 Де ла Барка разгладил газету и начал читать.
 Батлер все еще тяжело дышал, будто ему пришлось пробежать много миль.
 – Ты говорил, что она тоже исчезла. Ты говорил, что они больше не будут стоять у меня на пути. Я поверил тебе на слово. А теперь скажи мне правду: ты в самом деле был в Мексике?
 Самообладание покинуло де ла Барку. Впервые сильные чувства отразились на его лице. Гнев на оскорбления сенатора. Недоверие к содержанию статьи. Злость на самого себя за свой провал.
 – Он был мертв, – упрямо произнес он.
 – Мертв – как же! Но ты не видел его тела, не проверил его пульс.
 – Нет, но...
 – Убирайся! – рявкнул сенатор. Опершись на край стола, он прижал руку к сердцу. – Ты никогда больше не будешь работать в Вашингтоне. Я заплатил огромную сумму за то, чтобы ты объехал все западное полушарие, а ты ничего не добился.
 – Я клянусь...
 – Ты клянешься! Он клянется! Много проку от твоих клятв! Я вижу, что тебе нельзя доверять. Убирайся!
 – Послушайте...
 – Убирайся!
 Секретарь открыл перед де ла Баркой дверь, потом поспешил к сенатору.
 – Сенатор, прошу вас, сядьте. Не надо так волноваться. Вам будет плохо. Пожалуйста, успокойтесь.
 Как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, Батлер опустился на стул. Пот выступил у него на лбу. Секретарь наклонился, чтобы развязать его галстук, и его поразило тяжелое дыхание сенатора. Он быстро достал свой платок, сунул его в руку сенатору, потом поспешил за водой и бренди.
 Когда он вернулся с тем и другим, Батлер уже сам развязал свой галстук и сидел, уронив голову на спинку стула.
 – Сенатор? Батлер открыл глаза.
 – Мне не следовало так волноваться.
 – Конечно, сэр. Налить вам стакан воды? А потом, может быть, бренди?
 – Да. Хорошо, – с трудом прошептал Батлер.
 – Я налью вам того и другого.
 – Хороший парень. – Батлер снова закрыл глаза. – Хороший парень. Таких хороших парней немного.
 Секретарь налил в стакан воды. Пока Батлер пил, он налил ему бренди.
 – Вызвать врача, сэр?
 – Нет. – Батлер проглотил бренди и откинулся на спинку стула, закрыв глаза. У него было такое ощущение, словно железные обручи сжимали его грудь, мешая дышать. – Нет. Просто задерните шторы. Я посижу немного в темноте.
 Его мысли путались. Конечно, эти актеры могли не иметь никакого отношения к смерти Уэстфолла, но по отчету де ла Барки он сделал вывод, что они все-таки как-то были связаны с этим делом. Теперь же, когда стало ясно, что де ла Барка не справился со своей задачей и солгал, чтобы скрыть свой провал, он не знал, чему верить.
 Да, он не знал, чему верить. И отсутствие точной информации пугало его больше всего.
 Постепенно самообладание начало возвращаться к де ла Барке. Внешне его лицо было словно вырезано из камня. Но горящие глаза выдавали гнев, бушевавший в нем. Он был похож на ацтекского идола, внутри которого горел огонь, требующий человеческой жертвы.
 Он сидел неподвижно в вагоне поезда, идущего в Балтимор. На коленях у него лежал чемоданчик вроде того, что он был вынужден оставить в Мексике, а на полке для багажа находился длинный ящик. Его одежда, кое-как засунутая в небольшой металлический сундук, была отправлена на почтово-пассажирский корабль, отплывавший на рассвете в Лондон.
 Они никогда не догадаются, что он туда едет. Они не увидят его до тех пор, пока он не нажмет курок и не отправит этого человека в преисподнюю. Потом он заберет женщину и доставит ее в Вашингтон, если она не будет сопротивляться.
 Если же она начнет кричать и царапаться, он уберет и ее тоже.
 Шрив потерся щекой о живот Миранды. Соприкосновение с ее прохладной шелковистой кожей пробудило в нем новый прилив желания. Со вздохом он провел ладонями по ее бедрам.
 Тихо стучавший за окном дождь вместе с порывом ветра с неожиданно удвоенной силой ударил в стекло. Отдельные желтые языки огня в камине поднимались вверх.
 Когда Миранда тихо застонала, Шрив повернул голову и прижался губами к золотистым волосам, отыскивая то чувствительное место, которое они скрывали. Запах их прошедшей ночи любви ударил ему в голову.
 – Шрив. – Она погладила его растрепавшиеся волосы.
 – М-м-м.
 – Мне холодно.
 Миранда полностью обнаженная лежала на кровати, свесив голову с подушки. Ее волосы касались пола. Шрив лежал рядом с ней, одеяло закрывало его до пояса.
 – Сейчас я согрею тебя.
 Нет. Мне холодно. По-настоящему холодно.
 Он вздохнул и поцеловал ее вновь, проводя языком по пульсирующей точке среди золотых завитков. Миранда подняла колено; скорее это был рефлекс, чем осознанное желание.
 – Мы так и не будем сегодня спать?
 Он просунул руки под ее ягодицы и приподнял ее.
 – Во всяком случае не сейчас. Она поежилась.
 Он дотронулся до ее спины. Она была покрыта гусиной кожей. С глубоким вздохом он прекратил любовную игру и притянул ее к себе. – Ну, хорошо. Иди ко мне.
 Когда они легли, тесно прижавшись друг к другу, закутавшись в одеяло до самых ушей, Миранда удовлетворенно вздохнула.
 – Сегодня ты должен быть очень счастлив. Он поцеловал ее в ухо.
 – Да. Счастлив. И я никак не могу насытиться тобой.
 – Даже после того, как ты дважды занимался со мной любовью. – Она тихо засмеялась. – Я думала, что ты уже стар для того, чтобы делать это дважды за ночь.
 Он легонько хлопнул ее по ягодицам. Она вскрикнула и сделала вид, что потирает это место.
 – Ну, уже очень поздно.
 – У меня на уме еще кое-что.
 – Не сегодня.
 – Я как никогда чувствую себя бодрым. И ненасытным. – Последнее слово он прорычал ей в ухо, потом начал языком водить по мочке ее уха.
 Она засмеялась и попыталась ускользнуть от него.
 – Нет. Нет. Нет.
 – Да. Да. Да.
 – Чудовище. – Она изогнула спину и с криком восторга устремилась к нему.
 – Я чудовище? – усмехнулся он. – Мне казалось, ты сказала «нет». – Он обнял ее за талию и крепко прижал к себе.
 – Но я имела в виду «да».
 – Я так и подумал.
 Они снова начали медленный любовный танец, который довел их обоих до высот наслаждения. Одна его рука ласкала чувствительное место у нее между ног, другая сжимала и потирала затвердевший сосок. Миранда издавала тихие крики и стоны.
 – Ты страдаешь? – с нежностью в голосе шутливо спросил он, продолжая свое занятие.
 – Да. О да! – Она стонала и извивалась, изгибаясь как лук, принимая его в себя. – О Шрив!
 Ее оргазм начался как прилив, поднимаясь из самой ее глубины. У нее из груди вырвался громкий крик.
 Совершенно неожиданно Шрив ощутил, что тоже достиг наивысшего наслаждения, и наступила разрядка. Он почти перестал дышать; его сердце стало биться в замедленном темпе.
 Только во сне Миранда отодвинулась, разрушив полное слияние их тел.
 – О чем ты думаешь? – Подбросив угля в камин, она забралась назад в постель.
 Шрив лежал на спине, закрыв глаза и сложив руки как в молитве.
 – О том, что я должен поблагодарить тебя за мою жизнь.
 – Глупости, – тихо сказала она.
 – И о том, что я люблю тебя больше самой жизни.
 Она устроилась рядом с ним и тоже закрыла глаза.
 – Ты говоришь обо мне как о святой. Я – обыкновенная, я – живая. Я такая, какой ты меня сделал.
 После минутного молчания зазвучал его красивый голос.
 – А о чем ты думаешь?
 – О том, что ты дарил мне жизнь десятки раз. Я люблю тебя сильнее, чем ты любишь меня.
 Он нахмурился.
 – Так было когда-то, но не сейчас. Сейчас все по-другому. Ты не можешь любить меня сильнее.
 – Я прошу прощения – за все. Он отмахнулся от ее извинения.
 – Не надо извиняться. Лучше вспомни, как это отразилось на моей карьере.
 – Шрив Катервуд. – Она приподнялась на локте и посмотрела на него. – Как ты можешь говорить такие вещи?
 – Ну, дорогая, разве говорил бы обо мне весь Лондон, если бы я не был слеп как летучая мышь? Конечно, нет. Я достаточно умен, чтобы понять, что я играл бы второстепенные или даже третьестепенные роли при какой-нибудь английской знаменитости. И критики едва ли снизошли бы до упоминания моей работы. А теперь я имею возможность играть главные роли при самых благоприятных отзывах.
 – Но за это заплачено такой дорогой ценой.
 – Ничего подобного, как говорят наши английские друзья. Я ввожу новый стиль. Актеры будут выстраиваться в очередь, чтобы их ударили по голове и они лишились зрения. И актрисы тоже. Появятся целые школы, изучающие метод Катервуда. – В его голосе не было ни капли горечи.
 Она притворилась, что обдумывает его слова, и вновь легла на спину.
 – Вероятно, ты преувеличиваешь.
 – Возможно, – серьезно согласился он, – но факт остается фактом: я стал чудом. Джордж сказал, что он получил несколько очень заманчивых предложений из Нью-Йорка, Парижа, Вашингтона, Мадрида. Фактически отовсюду, куда попали статьи из «Таймс», пришли предложения.
 – Значит, ты счастлив. Он с минуту медлил.
 – Счастлив как никогда.
 Она задумчиво посмотрела на него.
 – Почему бы тебе не показаться врачу здесь, в Лондоне? Говорят, у них самое лучшее...
 Он приложил палец к ее губам. Так безошибочен был его жест, что она в который раз усомнилась в его полной слепоте.
 – Если опухоль пройдет и зрение ко мне вернется, то это случится в свой срок. Если же у меня что-то более серьезное, то тут уже ничего не изменишь.
 – Но операция...
 – Никогда. – В его голосе зазвучала сталь. – Позволить им копаться у меня в голове! Ни за что. Даже и не думай об этом. Я могу вернуть себе зрение и потерять рассудок. Давай не будем больше говорить об этом. Будем жить как живем.
 Она встала рядом с ним на колени и начала жарко целовать его в щеки, в лоб, в подбородок, в губы.
 – Я люблю тебя.
 Он поцеловал ее в ответ, потом легонько оттолкнул от себя.
 – Мне нужна пища. Мне надо поесть, если я собираюсь сегодня играть. Вставай с постели, женщина, и закажи мне хороший обед.
 Джордж Уиндом осторожно спускался по винтовой лестнице, ведущей из гримерных вниз. По какой-то непонятной причине за кулисами было темно как в яме. Кто, черт возьми, погасил свет?
 Он услышал, что кто-то приближался к нему. Он видел треугольный контур света вокруг крышки фонаря.
 – Откройте фонарь, – крикнул он. – Это...
 В темноте просвистела дубинка. Удар пришелся ему прямо в висок. Он упал как подкошенный.
 Френк де ла Барка поднял крышку фонаря и направил свет на лежавшее на полу тело своей жертвы. Потом он посветил в направлении двери, откуда выглянул ночной сторож. Старик, каким-то образом почувствовав присутствие де ла Барки, попытался увернуться, но сыщик ударил его дважды, прежде чем тот упал. Теперь он лежал совершенно неподвижно.
 Де ла Барка вновь направил свет на человека у своих ног. Наклонившись, он пощупал у него пульс. Чем меньше трупов, тем лучше, решил он. Оставшиеся в живых будут давать противоречивые показания, запутают полицию и направят ее по ложному следу.
 Он поднял фонарь к железным перилам винтовой лестницы. Глаза сыщика сверкали как антрацит. Шрив и Миранда Катервуд были наверху одни, если не считать старой костюмерши.
 Не оставляя ничего на волю случая, он три ночи подряд дежурил у задней двери театра. В одну из ночей холод и сырость были таковы, что его ноги почти примерзли к тротуару. Однако он не оставил свой пост. Он сосчитал всех, кто заходил в театр, и отметил время, когда те его покидали. Поскольку чета Катервудов покидала зеленую комнату последней, они, их импресарио и костюмерша уходили из театра позже остальных. Потом де ла Барка проник в здание и обследовал его, стараясь не попадаться на глаза ночному сторожу. Он обнаружил, что вечером горят только два фонаря: один на сцене и один в каморке охранника. Он также выяснил, где находились гримерные.
 Сейчас с каменным лицом он начал подниматься по лестнице.
 Оказавшись на верхней площадке, он осмотрел коридор. Полоска света пробивалась из-под единственной двери – их двери. Оттуда доносился голос актера – веселый, энергичный.
 Будь он проклят! Де ла Барка слышал смех Миранды. Старая костюмерша что-то пробормотала. Опять послышался женский смех, которому вторил мужской.
 Проклятье на их головы/ Сыщик крепче сжал в руке револьвер. Он тщательно проверил его. На этот раз осечки не будет. Он распахнет дверь и выстрелит дважды. Сначала в старуху, потом в слепого. У него в кармане лежала бутылочка с хлороформом, которую он приготовил, чтобы Миранда не нарушила его планы.
 Он уже заказал каюту для себя и своей душевнобольной родственницы на отплывающем утром корабле. Никто в Лондоне не узнает, что с ней стало. Он оставит в живых лежащего у лестницы человека, чтобы он попытался объяснить, что произошло. Но поскольку он ничего не видел, то только запутает полицию. Скотленд-Ярд потерпит поражение.
 Де ла Барка поставил фонарь на ступеньку лестницы и бесшумно приблизился к двери. Сняв предохранитель с револьвера, он нажал на ручку двери и толкнул ее.
 Дверь должна была распахнуться и дать ему доступ в комнату. Вместо этого она открылась не больше, чем на фут. Дальше ее нижний угол застрял в прочерченной в полу канавке. Сквозь эту узкую щель он увидел лишь отражение женщины в зеркале.
 Их взгляды встретились. Она вскрикнула. С проклятием де ла Барка налег плечом на дверь. Она заскрипела и открылась еще на пару дюймов, но все равно осталась стоять как стена.
 Миранда вскочила на ноги и бросила в него первый попавшийся под руку предмет. Металлическая коробочка с пудрой попала ему в висок. Белое облако, ослепив сыщика, покрыло его лицо. Он начал чихать и кашлять.
 Шрив поднял голову.
 – Что происходит? Миранда!
 – О Боже! – Ада оглянулась и увидела мужчину с пистолетом, зажатого в дверях. Бросившись к нему, она ткнула ему в щеку горячими щипцами для завивки.
 Он взвыл и ударил ее. Она отлетела в сторону и, не удержавшись на ногах, упала на пол. Встав на колени, она поползла к нему.
 – Миранда! Что, черт возьми, здесь происходит?
 – Это де ла Барка, – крикнула она. Засунув тяжелую банку с кольдкремом в чулок, она изо всей силы ударила сыщика по голове в тот самый момент, когда Ада добралась до него и обхватила за колени руками. Он упал; пистолет оказался под ним.
 Миранда замахнулась для второго удара, но он, быстро перевернувшись, схватил револьвер и наставил на нее.
 – Отойди! Она замерла.
 – Отпусти меня, старуха, – крикнул он, – или я пристрелю ее.
 Ада разжала руки, и он отполз назад за порог.
 – А сейчас, – он встал на одно колено, продолжая держать револьвер нацеленным на Миранду, – сейчас...
 Вдруг дверь захлопнулась. В следующий момент свет за ней погас, и все погрузилось в темноту.
 Он растерянно смотрел во мрак. Он ничего не видел, абсолютно ничего. Глаза, привыкшие в свету, не успели приспособиться к темноте. Он услышал, как дверь вновь открылась, и выстрелил на звук.
 Громкий крик, вероятно, старой костюмерши, достиг его слуха. Потом дверь опять закрылась. Он слышал, как щелкнул замок.
 Громко ругаясь, он опустил револьвер и протер глаза. В голове у него гудело от нанесенного Мирандой удара. Будь прокляты эти бабы. Не только девчонка, но и старуха дралась как тигрица. Он тряхнул головой, проклиная их обеих.
 Он начал пробираться к тому месту, где оставил фонарь. Он доберется до него и разобьет его. На это потребуется больше времени, но результат будет тот же.
 Когда он повернулся, на него обрушился удар кулака. Он пришелся ему в челюсть и отбросил к лестнице.
 Де ла Барка выронил пистолет. Ногами он задел фонарь, и тот перевернулся. В какой-то момент он осветил лицо Шрива Катервуда. Его слепые глаза были открыты, лицо искажено гневом. Потом фонарь покатился вниз по лестнице и погас.
 Застонав, де ла Барка попытался встать. Новый удар обрушившийся на него из ниоткуда, пришелся ему под ребра, лишив возможности дышать. Другой удар попал в голову.
 Он даже не смог выругаться. Пошатнувшись, он упал с верхней площадки вниз. Отчаянно пытаясь найти опору, он покатился вниз по ступеням. Он не сразу ударился об пол; его правая нога застряла между перилами. Его лодыжка напряглась под тяжестью тела, и все мышцы и суставы начали трещать от напряжения. Наконец кость не выдержала и сломалась.
 Его отчаянный крик разнесся по всему зданию театра.
 Когда он пришел в себя, его голова опиралась о пол, а одно колено находилось у самого его лица. Горел свет. Когда он попробовал изменить положение, его тело содрогнулось от боли.
 Вокруг него толпились люди. Полицейский, судя по форме, склонился над ним. Другой мужчина протянул руку, чтобы проверить реакцию глаз де ла Барки.
 Он открыл рот, чтобы заговорить, но тут невыносимая боль в ноге резко обожгла его, когда кто-то энергичным движением высвободил его застрявшую между перилами ногу. Вместо слов у него вырвался лишь крик.
 В поле его зрения попала Миранда; ее лицо было бледным и злым. Она обнимала за талию Шрива Катервуда, который осторожно потирал разбитые костяшки пальцев.
 Когда тело де ла Барки приняло наконец нормальное положение, сыщик попытался заговорить. Сначала это ему не удалось, потом он попробовал еще раз.
 – ...слепой... – Язык плохо слушался его. – Ты должен быть слепым.
 Актер повернул голову в его сторону, и де ла Барке показалось, что он смотрит прямо на него.
 – Я в самом деле слепой. Ты не ошибся. – В его голосе слышалось удовлетворение. – Но если привыкнуть к темноте, можно жить и так.
 – Что, черт возьми, здесь происходит? – Билли Бирсфорд влетел в помещение. Под его распахнутым пальто была видна ночная рубашка, засунутая в брюки. – Кто это?
 – Какой-то человек пытался убить нас, – сказала Ада. – Он ударил беднягу Джорджа и поднялся наверх с пистолетом, но Шриви сбросил его вниз.
 – Ваш ночной сторож мертв, – сообщил полицейский. – Этот негодяй раскроил ему череп.
 – У этого человека открытый перелом ноги, – сказал врач. – Надо немедленно доставить его в больницу. Похоже, ногу придется ампутировать.
 Сквозь боль де ла Барка все же расслышал диагноз.
 – Нет! – Его обычно сильный голос прозвучал как шепот. – Нет. Не отрезайте мне ногу.
 – Вы сбили его с ног? – Бирсфорд недоверчиво посмотрел на актера. Потом наклонился к самому уху Миранды. – Это правда? Он спустил этого парня с лестницы?
 – Да, – прошептала она.
 – Ради Бога, не надо резать мне ногу. Послушайте меня, – повторил де ла Барка, но его голос звучал не громче шепота.
 Врач уже закрыл свой чемоданчик и направился к санитарам, чтобы дать указание забрать раненого. Шрив услышал мольбу де ла Барки.
 – Доктор, он не хочет, чтобы ему ампутировали ногу.
 Врач остановился, едва не столкнувшись с Бирсфордом, который стоял в дверях. Он раздраженно посмотрел на продюсера, потом обратился к Шриву.
 – Что вы сказали? Он не хочет, чтобы ногу отрезали? Ну, у него мало шансов выжить. Если ногу не отрезать, он умрет.
 Врач опять наклонился над раненым.
 – Послушайте, у вас осколки кости торчат из раны. Ваша лодыжка никуда не годится. Даже если кость срастется, она уже не сможет выдержать вес вашего тела.
 – Нет.– Лицо де ла Барки было так искажено, что походило на маску какого-то странного животного, чем человека. На голове у него появились две шишки в тех местах, куда Миранда ударила его. Нос и подбородок распухли от ударов Шрива, и все это было покрыто слоем пудры. – Не надо.
 Врач похлопал его по плечу.
 – Вам повезло, что ваше колено не пострадало. Мы сделаем вам деревянную ногу и наденем на нее ботинок. Никто и не догадается. Будет как новая. – Он попытался пошутить. – Только на ней не будет мозолей.
 – Напрасная трата времени, – мрачно заметил полицейский. – Его наверняка повесят.
 – Нет! – Голос де ла Барки слабел. – Вы не знаете, кто я. Вы не можете так поступить со мной.
 – Глупости. Будет не больнее, чем сейчас – зато в это время на следующей неделе вы будете живы и здоровы. – Врач поднялся и сделал знак санитарам. Не обращая внимания на протесты раненого, его положили на носилки.
 Де ла Барка в отчаянии схватил руку Шрива. Слезы и пудра оставили на лице сыщика белые полосы.
 – Скажите им, – попросил он. – Скажите им. Они не могут отрезать мне ногу.
 Актер поднял голову, уже не делая вид, что смотрит на хнычущего человека.
 – Я не вижу, насколько тяжела ваша рана. Если бы я мог видеть, я мог бы сказать им, делать операцию или нет.
 – О Боже! – Де ла Барка начал кричать слабым отчаянным голосом. – Помогите мне! – Он протянул руки к Миранде. – Скажите им.
 Миранда не смотрела на него; ее взгляд был устремлен на пистолет, лежавший у подножия лестницы. Санитары только что унесли тело ночного сторожа.
 – Вы планировали всех нас убить, разве не так?
 – Нет. Нет! Только не вас. Я собирался отвезти вас в Америку. Батлер хочет вас видеть. Я собирался отвезти вас в Вашингтон.
 Врач кивнул санитарам, и они понесли раненого. Тот отчаянно закричал.
 Полицейский поднял пистолет, взглянул на рану на голове Джорджа и начал записывать показания.
 – Кто-нибудь знает имя этого человека?
 – Его имя – де ла Барка, – сказал Шрив. – Он, очевидно, наемный убийца.
 Полицейский записал имя «Делла Баркер».
 – Он упал с лестницы?
 – Да...
 – Нет, – прервала Миранда Шрива. – Мистер Катервуд дрался с ним. Де ла Барка убил ночного сторожа, погасил все лампы в театре, ударил мистера Уиндома по голове и поднялся наверх в гримерную, чтобы убить нас. Я увидела его отражение в зеркале, когда он открыл дверь. Я закричала. Мистер Катервуд захлопнул дверь у него перед носом, а потом сразился с ним и сбросил его с лестницы.
 Пока она рассказывала, пришел Билли Бирсфорд, краснолицый и задыхающийся, и притащил с собой какого-то пожилого мужчину. Он шепнул ему что-то на ухо и указал на Шрива.
 – Понимаю, – полицейский записал все в своем блокноте. – А вы...
 – Он – Шрив Катервуд, – вмешался Бирсфорд, выступая вперед. – Он мировая знаменитость и исполнитель главной роли в моей постановке шекспировской «Бури». Я знаю, он против того, чтобы я говорил об этом, но, к несчастью, он – слепой.
 От удивления у полицейского отвисла челюсть. Он повертел головой справа налево, наблюдая за тем, следит Шрив за ним или нет.
 – Черт возьми! Он прав. Вы не видите. И вы отделали этого негодяя, сбросили его с лестницы и сломали ему ногу?
 – Верно, – внесла в рассказ свою лепту Ада. – Этот негодяй убил бы нас всех, но Шрив велел нам запереть дверь, а сам вышел и схватился с ним. Он дерется не хуже настоящего ирландца.
 Репортер «Таймс» едва успевал записывать.
 – Сколько ударов вы нанесли ему, сэр?
 – Я не помню, – ответил Шрив. – Это не имеет значения.
 – Пять или шесть, – сказала Миранда и вскрикнула, когда Шрив ущипнул ее.
 – А почему он пытался убить вас?
 – Не имею понятия.
 Миранда чувствовала, что он начинает дрожать. Она взяла его под руку и прижала к себе его поврежденную руку. Костяшки пальцев на ней были содраны в кровь.
 – Мне кажется, все вопросы можно отложить до утра. – Она посмотрела на продюсера. – Вы не думаете, что так будет лучше, мистер Бирсфорд?
 Странное выражение мелькнуло на лице Билли. Он распрямил плечи и кивнул.
 – Вы совершенно правы, миссис Катервуд. Господа, господа, я собираюсь вызвать кеб и отправить моих ведущих актеров в гостиницу. Им надо отдохнуть и прийти в себя, чтобы они могли завтра снова показать свое искусство на сцене.
 – Но... – начал репортер «Таймс».
 – Вы получили материал, – прервал Билли Бирсфорд, провожая Миранду и Шрива к дверям. – Постарайтесь ничего не перепутать.
 – Этот парень, кажется, собирался покинуть город, – добавил информации полицейский. – У него в кармане были билеты на «Гордость Портсмута», которая утром уходит в рейс. И он хотел забрать даму с собой. Я слышал, как он сам сказал ей об этом.
 Репортер присвистнул от удивления.
 – Позвольте мне помочь вам, мистер Уиндом, – обратился к Джорджу Билли Бирсфорд и помог ему встать, затем повернулся к одному из полицейских. – Не могли бы вы подняться в гримерную и принести их пальто.
 – Одну минуту, сэр.
 Миранда продолжала держать Шрива под руку. Она чувствовала, как он дрожит, и осознавала, что ее собственное самообладание тоже на исходе. Она протянула руку Билли.
 – Благодарю вас.
 Он взял ее за руку: она была холодна как лед.
 – Я обо всем позабочусь, – пообещал он. – Отвезите его домой и хорошенько отдохните.
 – Ты герой, – сказала Миранда Шриву. – «Звезда театра побеждает наемного убийцу».
 – О Боже! – Он потянулся. – Репортеры опять вернутся. Этот спектакль никогда не кончится.
 – Ах-ах, бедный мальчик.
 – Я знаю. Выходить на подмостки нелегко. Они лежали рядом, удовлетворенно улыбаясь.
 Потом Миранда повернулась и приподнялась на локте.
 – Я думаю, ты готов снова играть в «Макбете».
 – Играть Макбета? – Он опустил руки. Его черные глаза смотрели на нее, ничего не видя. Надежда на секунду озарила его лицо, потом померкла. – Я не могу играть Макбета.
 – Тот, кто смог до полусмерти избить человека в темноте, сможет сразиться на сцене бутафорскими мечами.
 Шрив фыркнул.
 – Никто не потрудился отметить, что перед этим ты уже ослепила его пудрой и ударила по голове банкой с кольдкремом. А до этого Ада ткнула его горячими щипцами и сбила с ног. Мне оставалось только толкнуть его, и он упал.
 Она поднесла его перебинтованную руку к своим губам.
 – Ты ударил его очень сильно и по меньшей мере дважды. Не старайся преуменьшить то, что ты сделал.
 – Не отрицаю, я ударил его. Я слышал, как он застонал и выругался. Этот дурак ничего не видел в темноте и считал, что остальные также беспомощны.
 – Вот именно.
 – Ты хочешь сказать, что актер, играющий Макдуфа, тоже мог бы издавать какие-то звуки?
 – Возможно.
 Он почесал подбородок.
 – Это мысль. На будущее.
 – На будущее?
 – Да. – Он нащупал ее руку. – Миранда, мы возвращаемся в Вашингтон.
 – Шрив! Мы не можем. – От страха у нее дрогнул голос. – Ты слышал, что сказал этот человек. Он приехал убить нас.
 – Вот поэтому мы и должны вернуться. Мы сделаем на это ставку. У нас впервые появилось имя – Батлер. Нам надо или встретиться с этим Батлером лицом к лицу, или нам придется всю жизнь скрываться от наемных убийц. Лично я хочу покончить с этим делом раз и навсегда.
 – Нет. – Она решительно покачала головой. – Нет. До этого я должна поехать одна. Я сдамся в руки правосудия.
 – Ты не сделаешь ничего подобного. – Он сел на постели и взял ее руки в свои. – Мне кажется, дело не в этом. Я думаю, этот Батлер планировал убить тебя.
 – Ты не знаешь этого.
 – Я в этом уверен. Ты тоже в этом убедишься, если как следует поразмыслишь. Неужели ты думаешь, что он послал де ла Барку расправиться с нами, похитить тебя и возвратить в Америку только для того, чтобы допросить, а потом отпустить живой и здоровой?
 Миранда замолчала. Наконец она тихо произнесла:
 – Пожалуй, ты прав.
 – Конечно. Пьеса еще не окончена. Еще мало трупов. Розенкранц и Гильденстерн могут быть мертвы, но Клавдий и Лаэрт ждут нас. Мы должны поехать и встретить их с гордо поднятой головой.
 Миранда прижалась к нему и положила голову ему на грудь.
 – «Если судьба этому сейчас, значит, не потом. Если не потом, значит – сейчас. Если же этому сейчас не бывать, то все равно оно неминуемо». [63] 
 Он сжал ее руку.
 – «Быть наготове, в этом все дело». [64] 

 Сцена шестая


 Они не трогают никого,
 кроме порядочных людей  [65] 

 – Почему он носит эти темные очки, Кэсси?
 – Как, разве ты не знаешь? Он – знаменитый снайпер. У него страсть к охоте. Все полагают, что таким образом он бережет свое зрение для меткой стрельбы.
 Слушая ответ хозяйки дома, Филлис Ли Мерритт не могла скрыть удивления. Она с благоговением взглянула на высокого, безупречно одетого англичанина, стоявшего в дверях и улыбавшегося ослепительной улыбкой.
 Он был определенно самым привлекательным и волнующим мужчиной среди привычного ей вашингтонского общества. Стоя в дверях с улыбкой на лице, сверкая белоснежными зубами под небольшими черными усиками, он притягивал к себе взгляды всех присутствующих женщин. От черных вьющихся волос, чуть тронутых сединой, до кончиков начищенных ботинок он был воплощением английского аристократа – или по крайней мере таково было представление миссис Мерритт об английской аристократии.
 – Как, ты говоришь, его зовут? – спросила Филлис, прикрываясь веером. Он смотрел в их сторону. Она помахала ему и ослепительно улыбнулась, потом нахмурилась, когда он не обратил на нее внимания.
 – Лорд Эджмонт-Канфилд, Морис Френсис Джон, – с гордостью произнесла хозяйка дома, отметив, какое впечатление это произвело на Филлис. – Он предпочитает, чтобы его называли просто «лорд Эджмонт».
 – А как ты познакомилась с ним, Кэсси, дорогая? – Южный акцент миссис Мерритт становился более заметным, когда она дулась. Она с шумом захлопнула веер и обвела взглядом комнату. – О, я не могу понять, как это тебе удается. Всякий раз новые в городе люди сразу же оказываются на твоем приеме.
 – О, не расстраивайся. – Кэсси Уолдрон мило улыбнулась. – У Честера везде связи. Как сенатор он должен принимать гораздо больше важных людей, чем простой конгрессмен.
 Филлис Мерритт стиснула зубы.
 – Возможно, но скажи мне правду. Как ты вышла на него?
 – Честно сказать, его жена – очень дальняя родственница этой скучной Рут Уэстфолл.
 – Нет, не может быть. – Филлис перевела взгляд на леди Эджмонт, которая приблизилась к мужу и встала с ним рядом. Если лорд Эджмонт был самым привлекательным мужчиной в зале, то женщина, стоявшая рядом с ним, была самой прекрасной дамой. Даже небольшое красное родимое пятнышко на ее левой щеке выглядело мило, а не уродливо.
 Филлис раздраженно нахмурила лоб.
 – Она не может быть родственницей Рут Уэстфолл, – прошипела она. – Эта старая карга все выдумала.
 – Согласна с тобой, – выразила свое собственное неудовольствие Кэсси, – но я не имею привычки заглядывать дареному коню в зубы. Миссис Уэстфолл заручилась поддержкой Честера в своей борьбе в защиту индейцев. Поэтому когда она сказала ему, что в город приезжает ее кузина, и объяснила ему, кто она такая... – Жена сенатора пожала плечами. – Несмотря на то что я советовала ему не вмешиваться, он продолжает помогать ей. Он говорит, что она вдова генерала и что пресса любит ее.
 – Не успела эта ужасная Либби Кастер покинуть город, как здесь появилась Рут Уэстфолл. Ты не думаешь, что конгрессу уже надоели плачущие пожилые женщины в черном?
 – Я-то так думаю, но Честер должен думать о своих избирателях. Зато по крайней мере с ее помощью мы познакомились с лордом и леди Эджмонт-Канфилд. Значит, не все ее связи так плохи. – Кэсси тепло улыбнулась кому-то знакомому в зале.
 Лорд Эджмонт предложил своей даме руку. Заученным жестом она подхватила свой шлейф. Филлис сжала руку Кэсси.
 – Боже мой!
 – Вижу.
 – О небо! Как она ходит в таком? Платье леди Эджмонт было из темно-синей тафты, с пышными рукавами и глубоким вырезом на груди. Юбка прямых строгих линий ниспадала от ее тонкой талии до самого пола, а сзади образовывала пышный турнюр. Из-под него складки ткани каскадом спускались вниз и переходили в длинный шлейф. Чтобы создать невероятно прямой силуэт спереди, юбка плотно облегала бедра и ноги.
 – Я, например, – голос Кэсси стал глухим от зависти, – надеялась, что она споткнется и упадет. – Она изобразила на лице изящную улыбку и поплыла навстречу гостям. – Леди Эджмонт, дорогая, как я рада, что вы пришли. Рада вас видеть, лорд Эджмонт.
 – Мы с удовольствием пришли к вам. – Пара улыбнулась сдержанной, но теплой улыбкой. Леди Эджмонт не спеша обмахивалась своим веером. Это был круглый веер из белого шелка в испанском стиле с ручкой из слоновой кости. Его центр был украшен кружевом и свежими белыми розами. Обеим дамам показалось, что они сейчас умрут от зависти.
 – Такое красивое платье, – пропела Филлис, с резким щелчком закрывая свой полукруглый веер, расписанный вручную.
 Миранда сдержанно улыбнулась и ответила с безупречным английским акцентом:
 – Вы так любезны.
 – Да, действительно. Мы польщены вашим приглашением. – Черные глаза Шрива за дымчатыми стеклами очков смотрели прямо в глаза хозяйки дома.
 Покраснев под его пристальным взглядом, Кэсси положила руку на локоть Филлис.
 – Леди Эджмонт, позвольте вам представить миссис Мерритт.
 Миранда кивнула и благосклонно, хотя и несколько сдержанно, улыбнулась женщине, которая обратилась к ней, не будучи представленной.
 – Филлис – моя лучшая подруга, – продолжала Кэсси. – Ее муж – конгрессмен Мерритт – член делегации от Алабамы.
 – Очень рада. – Британский выговор Миранды был таким четким, что жительница юга с трудом понимала собеседницу.
 – Лорд Эджмонт, позвольте представить вам Филлис Мерритт.
 – Бесконечно рад, дорогая. – Речь лорда Эджмонта была такой же отчетливой, но от звука его глубокого красивого голоса у обеих дам по спине пробежали мурашки.
 Хихикая и смущаясь, миссис Мерритт протянула руку. Миранда первой пожала ее, на что миссис Мерритт вовсе не рассчитывала.
 – Ваше платье тоже очаровательно, миссис Мерритт. Правда, Морис?
 Теперь руку Филлис взял лорд Эджмонт и склонился над ней. Его губы не коснулись ее, но миссис Мерритт почувствовала тепло его дыхания.
 – Без сомнения, очаровательно.
 В этот момент в зал вошла Рут Уэстфолл.
 – Ах, кузина Рут, – сказала Миранда, обращаясь к матери, – на какой замечательный прием вы нас привели.
 – Я рада, что вам здесь нравится, кузина Амелия.
 Обе дамы, миссис Мерритт и миссис Уолдрон, оказали теплый прием Рут, которая позволила себе чуть заметно иронично улыбнуться. Миссис Уолдрон дошла даже до того, что приобняла ее.
 – Лорд Эджмонт, я поняла, что вы – снайпер, – произнесла Филлис. – Я надеюсь, вы не откажетесь поохотиться в Алабаме. Плантация моего отца просто кишит белохвостыми оленями. Мы с удовольствием отвезем вас туда и дадим вам возможность вволю поохотиться. Вы сможете привезти домой оленьи рога, которым позавидуют все в Лондоне.
 – Благодарю вас за любезное приглашение, миссис Мерритт. – Шрив очаровательно улыбнулся. – Но время моего пребывания в Америке ограничено. Честно сказать, меня привлекает Запад. Я мечтаю поохотиться на бизонов.
 – О!
 Его голос стал серьезным:
 – Я уверен, что охота на оленей в равной мере захватывающая. Во всяком случае на наших английских оленей. У меня есть поместья в Шотландии. Там прекрасная охота. Но когда англичанин приезжает в Америку, ему хочется чего-то такого, чего нет в Англии. Бизонов, например. Великанов прерий. Косматых монстров из легенд и преданий. Земля трясется, когда они бегут. Их топот слышен за многие мили. Впечатление от встречи с ними остается на всю жизнь.
 Гости внимательно слушали, завороженные прекрасным голосом.
 Сзади к своему гостю подошел сенатор Уолдрон.
 – Я сказал своему другу сенатору Хью Батлеру, что именно этого вам бы хотелось. – Он фамильярно похлопал Шрива по плечу. – Нам троим надо будет собраться вместе.
 Шрив пристально взглянул на руку сенатора, опустившуюся ему на плечо, и отстранился.
 – Вы увлекаетесь охотой, сэр? Уолдрон поспешно убрал руку, потом несколько смущенно покачал головой.
 – Не особенно. В обычном смысле слова не увлекаюсь.
 Черные брови его гостя удивленно поползли вверх.
 – Не так целеустремленно, как вы, – добавил Уолдрон. – Несколько дней в лесах Вирджинии – это все, что я могу себе позволить при моей занятости. Не так ли, дорогая?
 Его жена широко улыбнулась.
 – О да, он очень занят. Заботы о делах штата.
 Шрив сделал вид, что задумался. Он точно рассчитал время, когда спросил:
 – Тогда, наверное, ваш друг сенатор Батлер увлекается охотой?
 – Он? – Уолдрон рассмеялся. – Нет. Ему уже за восемьдесят.
 Шрив нахмурился.
 – Тогда я не понимаю...
 Сенатор поднял руку, чтобы похлопать англичанина по спине, но передумал. Вместе этого он разгладил свои редеющие волосы.
 – Вам просто надо встретиться с нами и услышать от нас об одной очень заманчивой перспективе. Как насчет ленча на следующей неделе?
 Леди Эджмонт-Канфилд пожала плечами.
 – Я думаю, тебе надо пользоваться каждой возможностью.
 – Тогда, возможно... – неуверенно начал англичанин.
 – Хорошо-хорошо. – Сенатор протянул руку. Шрив не сделал попытки пожать ее. Уолдрон вопросительно взглянул в его красивое лицо.
 – Мой муж не признает рукопожатий, – с улыбкой произнесла Миранда.
 – Мне очень жаль, – сказал Шрив, – но на многочисленных королевских приемах я неоднократно получал вывих кисти, и рука потом болела. Поэтому я решил больше не прибегать к рукопожатиям. С поврежденной рукой невозможно охотиться. Трудно точно держать прицел.
 – Я не знал об этом. – Сенатор убрал руку. – Вполне понимаю ваши чувства. – Он обвел взглядом круг гостей и немного нервно рассмеялся. – Рукопожатия могут быть такой обузой и неприятностью. Удивительно, что у политиков руки еще целы.
 – Вот именно.
 – Мы справились, – прошептала Миранда, когда они отошли от сенатора. – Это известие скоро распространится повсюду. Никто больше не станет протягивать тебе руку. Можешь быть спокоен.
 Шрив улыбался, пока они медленно прогуливались по залу.
 – Все оказывается довольно просто, если как следует спланировать.
 – Я все время ждала, что кто-нибудь нас узнает. Я еще никогда так не боялась.
 – Люди видят то, что они ожидают увидеть. Ты это знаешь. Я – лорд Эджмонт-Канфилд с черными усами, в темных очках. Я лишь отдаленно похож на актера – как уж его звали? Ты – леди Эджмонт-Канфилд, совершенная английская роза, с очаровательным родимым пятном на левой щеке. Это все, что видят люди.
 – Ада может творить чудеса. – Миранда сжала руку Шрива. – Ты – главная достопримечательность вечера. Жена сенатора готова была убить меня и пригласить тебя на тайное свидание.
 Шрив усмехнулся.
 – Это у нее такой тягучий южный акцент?
 – Нет. Это была Филлис Мерритт. Они с мужем из Алабамы. Она приглашала тебя поохотиться на оленей на плантации своего отца.
 – Звучит интригующе, – пробормотал Шрив. – Но я приглашен на ленч. К сожалению, я не могу согласиться, но когда они пришлют приглашение с указанием времени и места, я отправлю его назад, договорившись о встрече в конторе одного из них.
 К ним приблизилась Рут.
 – Я не понимаю, зачем Уолдрону надо, чтобы вы встречались с Батлером. Я думала, что они стоят на противоположных позициях. – Она грустно вздохнула. – Два дня назад Кэсси Уолдрон едва замечала меня. Теперь можно подумать, что мы лучшие подруги.
 – Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, – заметил Батлер, складывая очки футляр. Тяжело дыша, он откинулся на спинку стула. Сердце громко стучало у него в груди, лоб вспотел, хотя в это утро город покрыл густой слой снега.
 – Это еще один английский богач, – продолжал Уолдрон. – По словам его управляющего делами, у него есть имения на юге Англии, в Уэльсе и в Шотландии. Доход более ста тысяч фунтов в год.
 – Его управляющий, – фыркнул Батлер. – А как насчет британского посла? Что он говорит?
 – Он не знаком с ним лично, но много слышал о нем. Он нашел его имя в справочнике английских аристократических родов. Эджмонт и Канфилд – очень старые фамилии. Большие земельные владения. Судя по имени, этот человек наследник обеих семей. Он идеально нам подходит. Идеально. – Уолдрон потирал руки в предвкушении выгодной сделки.
 – Но мы не знаем никого, кто был бы знаком с ним, – возразил Батлер.
 – Рут Уэстфолл знает его жену.
 – Это меня и беспокоит. Рут Уэстфолл родом из Чикаго. Ее родители...
 – Хью, расслабься, – посоветовал Уолдрон. – Это мы нашли его. Он даже отказался встретиться с нами за ленчем. Кажется, у него что-то другое на уме. Помяни мое слово, кто-нибудь другой попытается заинтересовать его своими сделками. Нам надо продавать Вайоминг энергичнее, чем он продавался прежде.
 Батлер вздохнул; сердце у него билось неровно.
 – Может быть, ты и прав. Я думаю, нам следует подождать, пока мы не проверим его...
 Уолдрон попытался что-то возразить. Старый сенатор жестом руки остановил его.
 – ...но все равно. Он здесь. Он никуда не денется. Я просто хочу, чтобы эта сделка шла своим чередом. – Батлер закрыл глаза.
 Уолдрон посмотрел на огромное тело в широком кресле. Хью Смит Батлер выглядел как труп. От него даже пахло как от трупа. Уолдрон с отвращением покачал головой. Чем скорее он покончит с этим делом и перейдет к другим, тем лучше. Сенатор собирался участвовать в ноябрьских выборах. Но у него был такой вид, что он вряд ли выдержит напряжение новой избирательной кампании.
 – То, что мы предлагаем – это дикая, неосвоенная земля. – Батлер закончил свое объяснение широким взмахом руки. – И эта земля полна диких животных.
 Батлер и Уолдрон посмотрели на Шрива Катервуда, который выпрямившись сидел в кресле, его глаза за темными очками были устремлены на Батлера.
 – Как вам это нравится, лорд Эджмонт? – Уолдрон толкнул Катервуда в бок.
 Шрив повернулся в направлении голоса. За Уолдроном легко было следить, потому что он постоянно прикасался к нему, хлопал по спине, тряс за руку, похлопывал по колену или толкал в бок.
 – Это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я думал, что единственные действительно хорошие земли остались только на территории индейских резерваций.
 Батлер откашлялся. Слишком много сведений от Рут Уэстфолл, как он понял. Уолдрон энергично покачал головой.
 – Вовсе нет. Вовсе нет. Огромные площади в Вайоминге и Монтане совершенно не населены. За исключением диких животных, конечно.
 – Великолепная охота. Лучшая в Америке, – заявил Батлер. – Реки полны форели, небо – птиц, а земля...
 – Разве я неправильно понял твою кузину, дорогая? Кажется, она сказала, что Вайоминг вот-вот станет штатом. – Шрив прервал дифирамбы Батлера.
 – Мне кажется, именно так она и сказала, – подтвердила Миранда. – Но, может быть, она называла Дакоту. Эти названия так трудно сразу запомнить.
 Батлер откинулся на спинку кресла, его толстые губы сжались в тонкую линию. Лорд Эджмонт явился не только со своим управляющим, мистером Уиндомом, но и со своей женой. Присутствие управляющего не сулило ничего хорошего, но присутствие леди Эджмонт его особенно раздражало.
 По его мнению, женщины всегда охлаждали энтузиазм мужчин. Женщины начинали выяснять сумму, объем сделки и всякого рода подробности. А Рут Уэстфолл – он был уверен в этом – была обречена стать его злым гением.
 Она не создавала ничего, кроме проблем, с того самого дня, как вернулась.
 Видя, что Батлер задумался, Уолдрон взял инициативу в свои руки.
 – Вайоминг станет штатом. В этом нет сомнения. Но срок еще не наступил. Они не могут стать штатом до того, как удовлетворят потребности своего населения, в число которого можете войти и вы с вашим мужем. Поверьте мне, они встретят вас с распростертыми объятиями.
 – Где находится эта земля? – Миранда взглянула на карты, разложенные на соседнем столе.
 Нахмурившись, Уолдрон толкнул в бок Батлера. Старик открыл глаза и недоуменно огляделся. Увидев ожидание на их лицах, он тяжело вздохнул, потом с трудом поднялся на ноги.
 – Э-э... если вы подойдете сюда, я покажу вам.
 Шрив сразу же встал, Миранда взяла его под руку. С другой стороны встал Джордж Уиндом.
 Батлер прошаркал к столу и начал показывать земли, которые он предлагал купить. Его указка двигалась по карте северо-восточной части Вайоминга, где он граничил с Южной Дакотой и Монтаной. Это были земли шайенов и сиу.
 Миранда почувствовала, что ее охватывает дрожь. Эти люди обвиняли себя каждым своим словом. Бенджамин Уэстфолл был послан туда, чтобы спровоцировать индейцев на войну. В этом случае можно было начать их уничтожение и захватить их земли. Поскольку он был мертв, они решили продать земли.
 Найти хорошего покупателя. Настоящий английский лорд выложил бы им свои фунты стерлингов и отправился на Запад охотиться на бизонов.
 Но там он нашел бы свою смерть. Туда послали бы войска, чтобы отомстить индейцам за его гибель, а тем временем – Миранда почувствовала, как у нее кровь прилила к щекам – Батлер и Уолдрон вновь продали бы землю.
 Шрив ощутил, как она дрожит. Несмотря на непроницаемую темноту, он посмотрел на нее и крепче сжал ее руку, которая неожиданно стала влажной.
 – Если возможно, пусть мистер Уиндом изучит эти карты, – сказал он.
 – Но это вы должны на них посмотреть, – начал Уолдрон.
 – Ты хорошо чувствуешь себя, дорогая? – обратился Шрив к Миранде.
 Она вздрогнула, и он почувствовал это.
 – Я...
 – Может быть, вызвать Раймонда, чтобы он проводил леди в гостиную? – Батлер едва скрывал свое раздражение.
 Шрив бросил взгляд в сторону старика, потом обнял жену за плечи.
 – Ты хочешь пойти туда, моя дорогая? Даже беспокоясь за нее, он не выходил из роли. Сознание этого придавало ей сил.
 – Нет. – Она прикоснулась рукой ко лбу. – У меня просто на мгновение закружилась голова.
 – Раймонд, – крикнул Батлер секретарю, – принеси леди чего-нибудь выпить.
 – Слушаюсь, сэр.
 – Нет, не беспокойтесь, я в полном порядке. – Она вновь взяла себя в руки. – Пожалуйста, продолжайте ваш рассказ.
 Неуверенно переглянувшись, Батлер и Уолдрон продолжили. Каждый из них расхваливал достоинства земли, ее возможности для земледелия и прежде всего для охоты.
 Шрив переводил взгляд с одного на другого, делая вид, что изучает карту. При этом он делал соответствующие замечания своим сдержанным британским акцентом, а Джордж Уиндом записывал. Миранда наблюдала за ними, ощущая в себе бурю эмоций, хотя внешне она сохраняла полное спокойствие.
 Когда сенаторы начали расписывать достоинства не только индейских земель, но и участков, принадлежавших американским поселенцам, Миранда удивилась, что комната не вспыхнула от ее гнева.
 Наконец презентация завершилась. Оба сенатора с надеждой взглянули на Шрива.
 Миранда холодно улыбнулась.
 – Я думаю, нам надо поговорить с кузиной Рут и, возможно, с ее другом, мистером Линдхауэром. Он родом из Вайоминга. Он может дать нам совет, какие земли лучше всего покупать.
 Шрив энергично закивал головой.
 – Великолепная идея, дорогая. Я не хочу сказать, что я не доверяю вам, сенатор Батлер и сенатор Уолдрон, но беседа с местным жителем может дать нам лучшее представление об этих местах.
 Миранда пожалела, что Шрив не видел их лиц. Раздражение, гнев, разочарование отразились на их лицах. Потом Уолдрон изобразил улыбку на лице.
 – Хорошая мысль, – выдавил он. – Но не затягивайте ваше решение. Эти участки будут быстро проданы.
 Хью Батлер резко бросил указку на стол. Не скрывая своего негодования, он бросился к своему столу и опустился в кресло. Там он зажег сигару, оставленную в пепельнице.
 Его поведение было высшим проявлением грубости в их присутствии. Провожая гостей до дверей, Уолдрон попытался загладить неловкость.
 – Вы должны извинить Хью, леди Эджмонт. Ему просто смертельно хотелось курить.
 – С этой Рут Уэстфолл надо что-то делать, – заявил сенатор Батлер.
 Уолдрон с сомнением посмотрел на него.
 – Я не понимаю...
 – Конечно, не понимаешь. А я понимаю. Мы не можем допустить, чтобы эта невежественная сука решала, будет ли успешным наше предприятие. Ты позволил английскому лорду искать совета у женщины, у которой в голове нет своих мыслей, кроме тех, что сложили туда проходимцы вроде Линдхауэра и другие члены делегации из Вайоминга.
 – Может быть, я поговорю с Кэсси...
 – Кэсси? Кэсси! Какое отношение имеет к этому твоя жена? Видишь проблему, решай ее. Так поступают настоящие мужчины. – Батлер наклонился вперед и положил руки на стол. Их бледная кожа была покрыта мелкими красными пятнами.
 – Я не вижу ничего, что мы можем легально сделать, – упрямо произнес Уолдрон. – Я не собираюсь...
 Батлер ткнул пальцем в Уолдрона.
 – Убирайся. Я вызову тебя, когда все улажу. Ничего не предпринимай. И не впутывай в это дело свою Кэсси. Прочь с глаз моих.
 – Но послушай...
 – Убирайся!
 – Что ты собираешься делать?
 – Ты же не хочешь об этом знать, – заявил Батлер. – Значит, тебе и не надо знать об этом.
 Раймонд зашел в кабинет, как только Уолдрон вышел.
 – Что-нибудь надо, сенатор?
 – Френк де ла Барка еще в городе? Раймонд пожал плечами.
 – Не знаю, сэр. Послать за ним?
 – Да. Если не найдешь его, вот имя человека, которого я хочу, чтобы ты нашел. – Он сложил листок бумаги и передал его секретарю.
 Раймонд сунул его в карман.
 – Слушаюсь, сэр. Что-то еще?
 – Отправляйся в сыскное агентство Пинкертона. Попроси прислать сюда одного из их лучших сотрудников.
 – Делегации всех западных территорий, претендующих на статус штатов, должны знать, что происходит, – с жаром говорила Миранда. – Ты должен рассказать им, Вулф.
 – Успокойся, Мирри. Она остановилась.
 – Успокойся! Ты что, не слушаешь меня? Члены сената Соединенных Штатов продают иностранцам земли западных территорий. Они сами не владеют землями, которые продают. Они – мошенники. Они – воры.
 Виктор посмотрел на Адольфа, который только пожал плечами. Мягко, терпеливо друг ее детства взял Миранду за руку и повел к дивану.
 – Мирри, мы уже знаем об этом. Она удивленно уставилась на него.
 – Что?
 – Нам все об этом известно.
 – Вы уже знаете? И вы ничего не делаете? Адольф несколько смущенно посмотрел на нее.
 – Это обычная спекуляция землей, – спокойно ответил он. – Люди, которые делают деньги, хотят потратить их на что-то. Они вовсе не собираются ехать на Запад и смотреть, что они купили. Они покупают землю, чтобы потом выгодно ее перепродать.
 – Но... – Его слова больно задели ее. – Наверняка не все люди спекулируют землей. Кто-нибудь может купить участок и поехать на Запад разыскивать его. Кто-то может оказаться обманутым.
 – Конечно, они очень расстроятся, – презрительно произнес Виктор. – Они приедут, ожидая увидеть вымощенные камнем улицы и добротные дома. Когда они предъявят свои права на землю, приобретенную у какой-нибудь компании на Восточном побережье, мы просто направим их на малоплодородные земли, и пусть природа возьмет свое.
 – Так и будет? – Миранда была поражена.
 – Конечно. – Будущий законодатель от Вайоминга лукаво усмехнулся.
 Вдруг ее друг детства показался Миранде чужим человеком. Ее голос дрогнул.
 – Но люди были обмануты.
 – Любой, кто был столь безумен, что купил землю, даже не взглянув на нее, да еще в таком отдаленном районе, как Вайоминг, должен быть готов к этому. Он просто полный идиот,– вставил Адольф. – Если сравнивать Вайоминг с этим штатом, то для здешних жителей он все равно что обратная сторона луны.
 – Но люди не заслужили того, чтобы их обманывали. – Голос Миранды дрожал. Он отвернулась от Виктора.
 Шрив услышал ее слова, обращенные к нему.
 – Миранда, – тихо сказал он. – Жизнь не похожа на пьесу.
 – Да, не похожа. У меня не укладывается в голове. Людей обманывают, и все об этом знают.
 Все сочувственно посмотрели на нее. Поистине ужасная мысль вдруг пришла ей в голову. У нее внутри все перевернулось.
 – Значит, войска посылают туда вовсе не для того, чтобы защитить людей, которые уже купили там землю? – Она посмотрела на Адольфа. – Это так?
 Он пожал плечами.
 – Это часть плана.
 – Но только его меньшая часть, – возмущенно воскликнула она. – Войска посылали туда, чтобы создать иллюзию, что эти земли надежно защищены. Тогда сенат мог бы продавать все больше и больше участков.
 Виктор грустно улыбнулся и обратился к ней.
 – Послушай, Мирри, когда мы добьемся статуса штата, весь этот обман с землей прекратится. Может быть, мы даже схватим нескольких мошенников, но сейчас, честное слово, мы ничего не можем сделать. И мы не можем привлечь к ответственности такого человека, как сенатор Хью Батлер из Вашингтона. По крайней мере Уолдрон ведет себя так, будто он на нашей стороне.
 – Ты ничего не понимаешь, Миранда, – вмешалась в разговор Рейчел. – Виктор многое мне объяснил.
 Ее жених бросил на нее предупреждающий взгляд, но она отказалась молчать.
 – Это политика. Вот я буду хорошей женой политического деятеля. Я разбираюсь в политике. На самом деле никто не делает ничего ужасного.
 Миранда проигнорировала замечание своей сестры. Она пристально смотрела в глаза своего друга детства и видела в них жестокую правду.
 – Ты ведь тоже обманываешь людей. Ты заботишься о них не больше, чем эти сенаторы.
 Краска смущения залила щеки человека, которого она знала как Брата Белого Волка.
 – Это не одно и то же.
 – Я не вижу разницы. – Голос Миранды звучал глухо, бесстрастно. – И в том и в другом случае страдают люди.
 Шрив встал и обнял Миранду за плечи.
 – Пойдем на прогулку, дорогая.
 – Да, – сказала Рейчел, – уведите ее и все ей объясните.
 Миранда поморщилась.
 Адольф сидел не поднимая глаз.
 – Рейчел, замолчи, – приказал Виктор.
 – Но...
 – Ты хочешь быть женой политика. Так веди себя соответственно. Жена политика никого не оскорбляет. И она никогда ни с кем не ссорится.
 – Виктор!
 – Пойдем, Миранда. – Шрив открыл дверь и вывел ее в коридор. И хотя она смотрела, куда они шли, вел ее он.

 Сцена седьмая


 Пусть вешают собак, не человека. [66] 

 – Мистер Генри Келлер, – доложил Раймонд.
 Батлер не встал со стула. У него ужасно болели ноги, и он чувствовал, что не сможет стоять. Он снял очки, расправил плечи и вежливо улыбнулся.
 – Мистер Келлер?
 – Да, сэр.
 – Прошу, садитесь. Вы из сыскного агентства Пинкертона?
 – Да, сэр.
 – Отлично. – Батлер посмотрел на человека в скромном коричневом костюме с весьма заурядной внешностью: каштановые волосы, карие глаза, невыразительные черты лица – он совершенно не был похож на детектива.
 Определенно он ничем не напоминал де ла Барку. Батлер поджал губы.
 – Вы давно работаете в агентстве?
 – Немногим более десяти лет. Сначала работал в Чикаго в главном офисе и теперь здесь, где мы открыли филиал. – Келлер уселся напротив огромного стола. Его взгляд сразу отметил очевидные признаки старости и болезни сенатора: землистого цвета кожа, трясущиеся руки, нервно дергающийся уголок рта и прерывистое дыхание.
 Прежде чем кивнуть, сенатор тоже пристально изучал детектива.
 – Отлично. Значит, у вас большой опыт. У меня для вас конфиденциальное задание.
 – Вся работа, которую выполняет агентство Пинкертона, строго конфиденциальна, – заметил Келлер.
 – Конечно-конечно, но это будет еще более конфиденциальным. Я хочу, чтобы вы навели справки о супружеской паре иностранцев, которая недавно появилась в городе. Все должно быть сделано очень тихо. Никто не должен об этом догадаться. Мы не можем никого оскорбить.
 – Наше агентство славится умением работать осторожно.
 Батлер поморщился оттого, что его прерывают.
 – Обо всем, что вы узнаете, будете докладывать только мне.
 Келлер кивнул; выражение его лица не изменилось.
 Батлер пристально посмотрел на него, пытаясь понять, дошло ли до него сказанное. Возможно, этот сыщик все-таки гораздо больше похож на де ла Барку, чем ему показалось вначале.
 – Это сугубо государственное дело. Келлер опять кивнул. Он не стал спрашивать, почему в таком случае дело нельзя было поручить сотрудникам государственной полиции.
 Батлер достал из кармана огромный носовой платок и вытер вспотевшие ладони.
 – Я хочу, чтобы вы тщательно проверили их происхождение. Выясните: те ли они, за которых себя выдают.
 Келлер вынул свой блокнот.
 – Назовите мне их имена, сэр, и потом скажите, почему вы думаете, что они не те, за кого себя выдают?
 Сенатор с шумом выдохнул и откинулся на спинку стула.
 – Просто у меня такое ощущение. Предчувствие.
 Келлер ждал.
 – Они англичане. Лорд и леди Эджмонт-Канфилд. – Батлер произнес это имя с презрительной интонацией. Подождал, пока Келлер его запишет. – Леди выдает себя за кузину миссис Бенджамин Уэстфолл.
 Карандаш в руке Келлера дрогнул; детектив слегка нахмурил брови.
 – Но Рут Уэстфолл родом из Чикаго. Как у нее может быть кузина-англичанка? По крайней мере она так утверждает. – Батлер наклонил голову, показав лысую и блестящую макушку.
 – Вы хотите еще что-то рассказать мне? – напомнил ему Келлер.
 – Мужчина утверждает, что он снайпер. Он носит темные очки, чтобы защитить свои глаза. Он не здоровается за руку. Боится повредить пальцы или что-то вроде того. – Батлер взглянул на детектива. – Вы слышали что-нибудь подобное?
 Келлер покачал головой.
 – Нет, сэр. Но я не охотник.
 Батлер раздраженно передернул плечами.
 – Я тоже никогда не слышал о таком. Хотя мой отец практически родился с ружьем в руках. Охотился высоко в горах... – Он замолчал. Его глаза покраснели. – Узнайте о них все. Каждую деталь их жизни с момента рождения.
 Келлер отложил карандаш и закрыл блокнот.
 – Слушаюсь, сэр.
 Миранда сидела у окна и смотрела на улицу.
 Джордж последний раз щелкнул ножницами, подравнивая усики Шрива, потом приложил горячее полотенце к его свежевыбритым щекам.
 – Ты отлично выглядишь, – похвалил он друга. – У тебя прекрасный цвет лица.
 – Спасибо, Джордж. – Шрив провел рукой по подбородку, проверяя эластичность кожи. – Кожа не обвисла?
 – Ни капельки. Крепкая, тугая.
 – Как ты думаешь, Миранда? – позвал Шрив. Он оттянул кожу на лице. – Кажется немного дряблой.
 Когда Миранда не ответила, Шрив повернул голову в ее сторону. Она, должно быть, задумалась. Вчера ей пришлось пережить жестокий удар.
 – Еще раз спасибо, Джордж. Ощущение прекрасное.
 – Я рад, – сказал бывший актер. – Когда человек по-настоящему стареет, ему приятнее работать с молодым лицом.
 Шрив усмехнулся.
 – Или с пожилым.
 – Это к тебе не относится, – улыбнулся Джордж, унося тазик и полотенца из комнаты.
 – Миранда?
 – Что?
 Шрив приблизился к ней и, положив руки ей на плечи, принялся нежно растирать их.
 – Не расстраивайся.
 – Я была дурой, – сердито прошептала она. – Идиоткой. Меня следовало изолировать. Я перестала взрослеть в тот день, когда погиб мой отец. Я не приняла ни одного верного решения с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет.
 – Это сейчас ты рассуждаешь как идиотка. – Шрив продолжал массировать напряженные мышцы ее плеч и шеи. – Дорогая, не вини себя...
 Она высвободилась, встала и взяла его руки в свои. В ее голосе звучал гнев:
 – Ты был прав с самого начала. Он усмехнулся.
 – Я сильно в этом сомневаюсь.
 – Не превращай все в шутку. Не надо!
 – Миранда, любимая. Клянусь тебе, я не шучу. – Он попытался успокоить ее звуком своего голоса. Как он жалел, что не мог видеть ее лица!
 Ее руки были холодны как лед, дыхание прерывалось, голос дрожал.
 – До сегодняшнего дня я свято верила, что то, что я делала, было правильным.
 Он нахмурился.
 – О, я знаю, меня переполняют сожаления, угрызения совести. Мне было невыносимо то, что случилось с тобой, невыносимо то, что случилось с Джорджем и Адой. Я ненавидела де ла Барку, сержанта Траска и Бенджамина Уэстфолла. Его я ненавидела больше всех на свете. Но я никогда не считала себя неправой. Я была борцом за справедливость. Я была принцем Гамлетом; Бог и духи были на моей стороне в отмщении за ужасный грех. – Она начала смеяться. Внезапно она оставила руки Шрива и обхватила себя за плечи.
 У нее в желудке было такое жжение, будто она проглотила горящие угли. Она застонала от боли.
 – Миранда. – Шрив потянулся к ней, но она отстранилась.
 – Нет, позволь мне это сказать. – Ее голос был глухим от сарказма. – Я никогда не считала цену слишком высокой. Потому что решив отомстить за смерть моего отца, спасти мать и убить человека, заслуживавшего смерти, я спасала весь Вайоминг ради живущих там поселенцев, сиу и шайенов.
 – Миранда, не будь столь жестока к себе!
 – Нет! Не смей оправдывать меня. Не смей! Будь честным со мной, как всегда. Ты всегда говорил, что я не могу играть роль. Я живу ею. Никакой интерпретации. Только чувства.
 Он услышал ее шаги по комнате. Они были неуверенными, спотыкающимися.
 – Ты заболела?
 – Да! – почти выкрикнула она. – Да, мне плохо! Меня тошнит от того, что я сделала.
 – Любимая...
 – Позволь мне сказать. Я произнесла свою блестящую речь перед Адольфом, моей сестрой и Братом Белого Волка – этим уважаемым законодателем, этим благородным варваром, этим честным, верным... – В своем отчаянии она не находила подходящих слов.
 Шрив опять шагнул к ней, но она удержала его.
 – И они посмеялись надо мной. Им безразлично, что Батлер и Уолдрон – пара мошенников, продающих землю, которая им не принадлежит. Это делалось и раньше. А когда бедные люди, которые купили землю, приезжали на Запад, местные власти не говорили им, что они были обмануты. Их просто направляли на неплодородные земли, где они погибали от голода и жажды, или были убиты грабителями или индейцами.
 – Если люди настолько глупы...
 – Индейцы! – возмущенно воскликнула она. – Их вожди, вероятно, давно продавали свои земли и смеялись над белыми.
 Шрив усмехнулся.
 – Наверное. Разве голландцы, или англичане, или кто-то другой не купил Манхэттен всего за двадцать четыре доллара?
 Миранда надолго замолчала. Шрив даже забеспокоился.
 – Миранда?
 – Теперь весь мир смеется надо мной?
 – Нет.
 – Я знаю, что ты многие годы смеялся надо мной. – Она села в кресло и низко опустила голову. – Я это сносила. Ты был ко мне снисходительным. Ты и сейчас, как всегда, снисходительно относишься ко мне. Я навсегда останусь для тебя Джульеттой.
 Шрив подошел к ней. Опустившись рядом с ней на колени, он погладил ее по щеке.
 – Миранда, – тихо сказал он. – Ты всегда будешь для меня Джульеттой и не потому, что ты не повзрослела. А потому, что я полюбил тебя как Джульетту.
 Она крепко стиснула зубы.
 – О Шрив, мне так больно. Я хотела совершить правильный поступок. Хотела, чтобы все было по справедливости. А теперь я поняла, – она тяжело вздохнула, – что эта справедливость никому не нужна.
 Он обнял ее за плечи и привлек к своей груди:
 – «Что же такое честь? Слово». [67] 
 – Что?
 – Я сказал: «Что же такое честь? Слово». Она резко отстранилась от него.
 – Не цитируй мне Шекспира, – раздраженно произнесла она. – Я слишком долго жила в его мире. Я убила человека, которого никто особенно и не хотел убивать, кроме меня.
 – Бенджамин Уэстфолл не был святым, – напомнил ей Шрив. – Уже за одно то, что он сделал с тобой, он заслуживал смерти.
 – Но погибли и другие люди.
 – Сержанта Траска я вполне могу тебе простить, – сдержанно сказал Шрив, поднимаясь на ноги.
 Она позволила ему поднять ее и прижалась к его груди. Он обнял ее за плечи.
 – Я больше не буду такой глупой, – пообещала она голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций и слез.
 – Я искренне надеюсь, что это не так. – Он поцеловал ее в макушку.
 – Я не буду... Что ты сказал?
 – Именно по глупости ты заставила меня отойти от борта корабля там, посреди Атлантики. Умная женщина решила бы, что я совершаю правильный поступок.
 Миранда подняла голову и посмотрела ему в лицо.
 Его глаза были закрыты, будто он вспоминал картины прошлого.
 – Практичная женщина забрала бы Джорджа и Аду и ушла бы из гостиницы в Лондоне навстречу новой блестящей карьере. Она никогда не стала бы связывать свою жизнь со слепым человеком, потерявшем веру в себя.
 – Шрив, я не...
 – Да, дорогая. Ты не знала ничего, кроме успеха. Ты верила, что жизнь – как пьеса: мечты сбываются, добро торжествует над злом. Ты верила в это так твердо, что это на самом деле происходило.
 Его слова были как бальзам для ее исстрадавшейся души.
 – Но если бы не моя вина, ты сейчас не был бы слепым.
 – Я много об этом думал. Может быть, это все равно случилось бы, – серьезно сказал он.– Может быть, это мне на роду написано.
 – Ты же этому не веришь. Он засмеялся.
 – Нет, но если тебе от этого легче... Она обняла его.
 – Чего бы мне ни стоило, я избавлю тебя, Аду и Джорджа от этого ужаса. Все остальное меня больше не волнует. Ни индейцы, ни Рейчел с Братом Белого Волка, ни Адольф...
 Он прервал ее патетическую речь.
 – Давай приляжем.
 – Да. Хорошо.
 Он подвел ее к кровати, уложил и снял с нее туфли. Потом сбросил ботинки и вытянулся рядом с ней, заключив в свои объятия. Нежными движениями он гладил ее спину, снимая напряжение ее мышц. Миранда задремала.
 Вдруг ее сон нарушился. Она что-то забормотала, заворочалась и, вздрогнув, проснулась.
 – Шрив!
 – Я здесь.
 Она успокоилась.
 – Я люблю тебя. Он затаил дыхание.
 – Достаточно для того, чтобы я мог заняться с тобой любовью?
 – Конечно. Всегда. Когда только пожелаешь. – Она подставила губы для поцелуя.
 Он поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. Его сердце билось учащенно. Он поднял голову, чтобы сказать:
 – Я хочу сделать тебе ребенка.
 – Шрив!
 – Я думаю, мы оба готовы стать родителями, и я очень хочу тебя.
 Она положила руки ему на грудь.
 – Ты действительно думаешь, что все будет хорошо?
 – Я уверен. – Он взял ее за плечи. – Все будет великолепно.
 – Трагедия на самом деле кончилась? Он громко засмеялся.
 – Все женятся. Рождаются дети. Начинается комедия.
 Вдохновленная его убеждением, она изогнула спину и потянулась к завязкам на юбке.
 Когда они оба освободились от одежды, она развела ноги, приглашая его. Но вместо того чтобы сразу войти в нее, он поднял ее ноги себе на плечи и обхватил ее бедра.
 – Шрив, – простонала она. – Что ты делаешь?
 – Отдаю всего себя, – выдохнул он. Ощущение полноты счастья исторгло у нее удовлетворенный стон. Никогда еще он не был так глубоко в ней. Он касался самой сердцевины ее существа.
 – Двигайся вместе со мной, – прошептал он. – Двигайся, любимая.
 Они вместе начали движение вверх-вниз. Напряжение нарастало, а с ним желание слиться друг с другом в единое целое.
 – Шрив, – шептала она. – Шрив!
 Его лицо было олицетворением страсти: мускулы были напряжены, белые зубы под черной щеточкой усов обнажены в улыбке, черные глаза устремлены в пространство куда-то за пределы комнаты.
 – Ромео, – прошептала она. – Мой Ромео.
 Слышал ли он ее или нет, она не знала, но он опустил голову и посмотрел прямо ей в глаза, создавая полную иллюзию, что он видит. Казалось, его глаза смотрели ей прямо в душу.
 – Ты готова? – выдохнул он.
 – Готова, – воскликнула она. – О да, готова!
 Он откинул голову назад и вошел глубже, чем прежде. Одной ногой он упирался в спинку кровати. Ее тело сжалось как пружина под его напором. Горячая, дающая жизнь жидкость устремилась в нее.
 Ее чрево сжалось, потом раскрылось, впитывая каждую драгоценную каплю жизни, которую он ей дарил.
 В эту чудесную минуту ощущения усилились, гул в ушах и в крови нарастал, перед глазами замелькали звезды и солнечные крути.
 Темнота, в которой он пребывал, ужасная темнота, на мгновение уступила место звездному дождю. Но это было лишь наваждение. Его прерывистое дыхание с трудом вырывалось из груди, пот покрыл тело. Миранда застонала.
 Приподнявшись, он нарушил слияние их тел. Она расслабилась, потом свернулась калачиком и положила руку себе между ног, будто хотела удержать пережитое ощущение в себе.
 Он лег рядом, обнял ее и закрыл их обоих одеялом.
 – Это ты Билли?
 Низкий голос позвал его из глубины экипажа. Надвинув кепку на глаза и скрестив ноги, Билли стоял у стены. Услышав голос, он повернул голову.
 – Кому какое дело?
 – Так ты Билли? – Голос стал более настойчивым.
 – Возможно.
 – Если ты Билли, то у меня для тебя есть пятьдесят долларов.
 – Это слишком мало.
 – Но их может быть больше, если я найду Билли.
 Билли наклонился к окну экипажа, заглядывая в глубину.
 – Я тот, кто вам нужен, но я ничего не делаю для человека, которого не вижу.
 Из тени высунулась рука с кошельком, в котором позвякивали золотые десятки. Билли уставился на кошелек.
 – Ты прекрасно все видишь, – сказал голос. – Ты видишь, что лежит в кошельке. А это то, ради чего ты работаешь.
 – Что вам нужно?
 – Некий мистер де ла Барка хорошо отзывался о тебе.
 – В самом деле? – удивился Билли. – Это для меня новость.
 Человек в экипаже медлил.
 – Нужно сделать одну работу.
 – Слушаю.
 – Одна женщина... Билли громко выругался.
 – Опять женщина. Черт. Почему вы не выберете более серьезного противника?
 – Ты хочешь получить эти деньги?
 – Конечно. Но я хочу пятьдесят за работу и еще пятьдесят потом за молчание.
 – Достаточно пятидесяти.
 – Мало, – бросил Билли. – Прошлый раз моим ребятам крепко досталось.
 – Вы глупо вели себя.
 – Прощайте! – Билли зашагал по улице.
 – Подожди! – В окне мелькнуло лицо.
 – Ну что еще?
 – На этот раз никаких проблем не будет. Она будет одна.
 Билли посмотрел в конец и в начало улицы. Переминаясь с ноги на ногу, он медлил. Потом приблизился к окну экипажа.
 – Я слушаю.
 Мужчина в темноте наклонился ниже. Нижняя часть его лица была чем-то закрыта.
 – Через два дня в восемь часов утра она будет выходить из гостиницы. На ней будет траурное платье. Она везде ходит одна, одетая во все черное. Черт бы ее побрал.
 Лошадь нетерпеливо переступала ногами. Она вертела головой и пофыркивала, выпуская из ноздрей густой пар. Экипаж сдвинулся вперед на пол-оборота колеса.
 Билли должен был последовать за ним.
 – Эй, держите лошадь на месте. Говоривший продолжал, будто ничего не заметил.
 – Вашингтон – опасный город. Перед гостиницами всегда интенсивное движение. С ней может произойти несчастный случай. Фургон, крытый, конечно, как тот, что вы использовали прежде, может случайно потерять управление.
 Билли злорадно усмехнулся.
 – Может, переехать ее и не остановиться. Такое часто случается.
 – Вот именно. – Кошелек открылся, и теплые золотые монеты потекли в руку Билли.
 – А потом вы приедете на это же место и принесете мне еще пятьдесят? – спросил он.
 – Точно.
 Билли выпрямился и спрятал деньги в карман штанов. Потом положил руку на окно.
 – Не вздумайте провести меня, сенатор. В экипаже наступила тишина. Уличный бродяга язвительно усмехнулся.
 – Вы не знаете, как сейчас трудно заработать. Если хочешь научиться добывать деньги, надо держать ухо востро.
 – Вот имя женщины и название ее гостиницы, – наконец произнес голос. – Сделаешь дело, и я или кто другой принесет тебе еще пятьдесят долларов.
 – Лучше, если это будете вы, сенатор. – Билли протянул руку за запиской. – Я не возьму деньги из руки, в которой может оказаться нож.
 Записка легла ему в ладонь, и в тот же момент раздался стук трости в крышу наемного экипажа. Кучер натянул поводья, и экипаж покатился в темноту.
 Билли со смехом спрятал деньги и записку поглубже в карман.

 Сцена восьмая


 Правда всегда скажется. [68] 

 По спине Миранды пополз холодок. Она поежилась. За ней явно кто-то следил. Она передернула плечами, но ощущение осталось. Резко обернувшись, она обвела взглядом вестибюль гостиницы.
 В кресле у противоположной стены сидел мужчина. Газета, которую он, видимо, читал, лежала на коленях, а пара страниц соскользнула на пол. Их взгляды встретились, и на его лице отразилось неподдельное удивление.
 Слишком поздно он осознал, что надо было прикрыться газетой, и покраснел. Потом, будто желая показать, что он не следил за ней, мужчина, наклонившись, поднял упавшие страницы, свернул газету, положил ее на колени и отвел глаза. Его взгляд остановился на пожилом мужчине, мирно дремавшем в залитом солнцем кресле.
 Миранда нахмурилась. Его лицо показалось ей знакомым.
 Мужчина сунул руку в карман и привычным жестом вынул сигару. Воспользовавшись серебряным ножичком, он отрезал кончик, зажег спичку о подошву своего высокого ботинка, а затем довольно затянулся.
 Опытная актриса, она сразу распознала игру. Возможно, он всего лишь обычный зевака. Она привыкла, что люди смотрят на нее. В роли английской аристократки она часто чувствовала на себе любопытные взгляды и слышала шепот за спиной.
 Однако здесь было нечто другое. Его игра была слишком хорошей, слишком рассчитанной. И с каждой минутой он казался ей все более знакомым. Облачко дыма закрыло его лицо.
 – Чем могу помочь, леди Эджмонт? – обратился к ней дежурный.
 Она повернулась к нему.
 – Мой ключ, пожалуйста.
 – Слушаюсь, мэм. – Он подал ей ключ.
 – Есть ли почта для лорда Эджмонта или для меня?
 Дежурный сунул руку в ячейку.
 – Нет, мэм.
 Вдруг озарение охватило ее. Накладная борода!
 – Генри Келлер.
 – Что вы сказали, мэм? – спросил дежурный.
 – Генри Келлер. – Она оглянулась. Кресло было пустым.
 Зажав ключ в руке, она бросилась через вестибюль. Запах сигары оставил след. На тротуаре он повернул налево. Она следовала за ним по запаху, пока не увидела его быстро удаляющуюся фигуру.
 – Генри Келлер!
 Он вздрогнул, будто получил выстрел в спину, но все-таки сделал еще один шаг вперед.
 – Генри Келлер! – Она уже подхватила юбку, чтобы бежать за ним.
 Он повернулся к ней, неуверенная улыбка появилась у него на лице.
 – Великолепная Миранда. Не могу поверить, что вы узнали меня.
 Она остановилась всего в ярде от него. Их взгляды встретились. Он изобразил полное неведение. Она сразу же почувствовала это; уже одна его попытка притворяться выдавала его. Раз он притворялся, значит, таким образом он хотел что-то скрыть. Она готова была держать пари, что его наняли, чтобы навести справки о ней.
 – Вам понравилась моя игра?
 Он открыл рот, будто хотел возразить. Потом пожал плечами.
 – Я пришел совсем недавно. У меня не было времени по-настоящему оценить вашу роль.
 – Она не менее хороша, чем роль леди Макбет, уверяю вас. – Она закусила губу. – Вы по-прежнему работаете в агентстве Пинкертона?
 – Да.
 – И кто-то нанял вас, чтобы навести справки о лорде и леди Эджмонт. – Это был не вопрос, а утверждение.
 Он кивнул.
 Она поежилась и постучала ногой об ногу, чувствуя, как холод начал пробирать ее через ботинки.
 – Не выпьете ли со мной кофе у меня в номере? Я как раз собираюсь туда подняться.
 Он медлил.
 – Мне кажется, с профессиональной точки зрения мне нельзя этого делать.
 Она взяла его за руку, будто они были старыми друзьями. Ее улыбка не выдавала волнения.
 – Но подумайте, как вам будет легко справиться с вашим заданием.
 Ему следовало высвободить руку и уйти, но ее голубые глаза удерживали его на месте; к тому же он никогда не забывал ее. Он кивнул.
 – Пожалуй, вы правы.
 – Тогда пойдемте.
 Она по-прежнему была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел; самой красивой женщиной, с которой ему доводилось сидеть рядом, и уж точно самой красивой женщиной, которая когда-либо угощала его кофе. Он следил за тем, как ее изящные руки брали чашку с блюдцем и наливали кофе.
 – Сахар?
 – Да, мэм.
 – Сливки?
 – Нет, спасибо.
 Она подала ему чашку, потом налила себе. Она пила черный и очень горячий кофе.
 Он смотрел на нее и ждал.
 Наконец она поставила чашку на стол и взглянула на него своими чудесными голубыми глазами.
 – Вас нанял сенатор Уолдрон или сенатор Батлер?
 – Я не имею права разглашать имя моего клиента.
 Она пожала плечами.
 – Батлер, я полагаю. Он весьма беспринципный человек. Он считает всех такими же бесчестными, как он сам, поэтому обо всех наводит справки.
 Келлер посмотрел в чашку, потом поднял глаза на свою собеседницу.
 – В этом случае он был прав. Она грустно улыбнулась.
 – Я помню, как вы наводили справки о Рейчел Уэстфолл для меня.
 – Я это тоже помню. – Он опустил глаза. – Помню это и кое-что еще. У Рейчел Уэстфолл была старшая сестра, девушка, которая когда-то давно неожиданно исчезла. Эту девушку звали Миранда Драммонд. – Он взглянул прямо ей в глаза. – Вы и есть Миранда Драммонд.
 – Я – Миранда Катервуд.
 Он попробовал кофе и убедился, что он прекрасно приготовлен. В гостинице готовили кофе гораздо лучше, чем он делал это сам.
 – Миранду Драммонд разыскивал Бенджамин Уэстфолл, – заметил он, припоминая все детали того запутанного дела. – Но вам об этом было известно.
 – Да, я это знала.
 Он закрыл глаза, отыскивая в памяти подробности.
 – Он нашел вас в труппе странствующих актеров. Вы играли на сцене, когда вам было всего семнадцать лет. Расследование проводил детектив по имени Паркер Бледсоу.
 – И он был убит.
 – С этим Бледсоу случилась ужасная вещь. – Он поставил чашку и сложил руки на коленях. – Он был убит на улице, возвращаясь из конторы в тот день, когда нашел вас. Он написал отчет, который, как теперь я понимаю, был неполный. Ваш отчим заплатил по счету, хотя дело не было по-настоящему закрыто. Или было?
 – Думаю, что было, – сухо заметила она.
 – А ваш отчим поместил вас в исправительный дом для малолетних проституток.
 – Я это тоже помню – очень отчетливо. И еще я помню, что Паркер Бледсоу погиб ужасной смертью.
 Келлер нахмурился, вспомнив описание события.
 – Его смерть так и не была расследована до конца.
 Выражение ее лица осталось спокойным.
 – Кажется, предполагаемым орудием убийства была сабля.
 – Это только предположение. Но Паркер Бледсоу действительно был... обезглавлен.
 Она с сочувствием посмотрела на него.
 – И вы, сотрудники агентства Пинкертона, еще называете себя детективами! Я абсолютно уверена, что это убийство совершил Бенджамин Уэстфолл. Я на себе испытала, на что способен этот человек.
 Келлер вспыхнул. Он достал из кармана блокнот.
 – Может быть, вы расскажите мне.
 – Зачем? – Ее тон явно задел его за живое.– Вы ничего не сможете сделать. Бенджамин Уэстфолл мертв.
 – Да, я слышал об этом в Чикаго. Застрелен каким-то озлобленным солдатом. Еще одно нераскрытое преступление.
 Значит, вот какова была официальная версия. Миранда опустила голову. Может быть...
 – Верно. Я тоже об этом слышала.
 – Но вы говорите, что он был способен на что угодно?
 – Он оказался способен упрятать меня в эту тюрьму для малолетних проституток.
 – Но вы выжили.
 – Через двадцать четыре часа меня вызволили оттуда Шрив Катервуд и Джордж Уиндом. Сейчас один из них – мой муж, другой – управляющий делами.
 Келлер не стал записывать их имена. Вместо этого он сказал:
 – То заведение уже несколько лет как закрыто, но насколько я помню, девушку можно было отправить туда только по решению суда.
 – Хозяйка этого заведения принимала любого, если из этого она могла извлечь выгоду.
 Генри Келлер кивнул.
 – Вероятно, в следующем отчете Бледсоу отметил бы это. Он был обязан представлять в агентство отчет о своей работе. По правилам агентства каждый детектив должен был сообщать обо всех преступлениях, которые он попутно раскрывал.
 – А если преступление совершали клиенты?
 – Особенно если клиенты совершали преступления. Прежде чем детектив берется за дело, всех клиентов предупреждают об этом правиле.
 – Значит, Паркер Бледсоу начал возражать... – для большего эффекта она сделала паузу, – и Бенджамин Уэстфолл убил его.
 – У нас нет никаких доказательств.
 – Нет. И никогда не будет. Так же как у нас не будет доказательств, что Арчи Доута нанял Бенджамин Уэстфолл.
 – Кто такой Арчи Доут? – Генри Келлер записал его имя.
 – Арчи Доут был отставным солдатом, который поджег театр в Чикаго.
 Келлер удивленно посмотрел на нее.
 – Вот этого я не знал.
 – Это он поджег театр, где играли мы со Шривом. Пожар начался за кулисами в конце спектакля «Макбет». К счастью, огонь удалось потушить с минимальными разрушениями и обошлось без жертв. В тот день вы приносили мне отчет. Арчи Доут был настолько глуп, что даже не думал скрываться, и его увидел директор театра. Полиция потом обнаружила следы керосина у него на ботинках, а в карманах – почти сто долларов. Он сказал, что его наняли, чтобы сыграть шутку.
 Келлер был озадачен.
 – И вы думаете, что его нанял Бенджамин Уэстфолл? У вас есть доказательства?
 Она покачала головой; у нее на губах появилась насмешливая улыбка.
 – Доут сам не знал, кто его нанял. Он только сказал, что это был армейский офицер.
 – А что сказала полиция?
 – Они арестовали Арчи и, кажется, отправили в тюрьму на несколько месяцев. Они могли и выпустить его. Поскольку все кончилось благополучно и никто не погиб, то, что он сделал, выглядело как глупая шутка глупого человека. И вообще, это был всего лишь театр.
 – Но это был поджог, – возразил Келлер.
 – Если бы погибли люди – а такое вполне могло случиться, – тогда бы его судили и казнили, но прежде федеральный прокурор потребовал бы найти того, кто его нанял. – Она грустно посмотрела на детектива. – Но раз никто не пострадал, судьба театра и актеров никого всерьез не волновала. Это не имело значения.
 – Это неправда.
 Она улыбнулась. Теплый свет появился в ее взгляде.
 – Значит, мистер Келлер, вас нанял сенатор Батлер?
 Он закрыл свой блокнот.
 – Я по-прежнему не имею права вам это сказать, миссис Катервуд.
 – Зовите меня Мирандой. А вы знаете, что сенатор Хью Смит Батлер был тем самым человеком, который направил Бенджамина Уэстфолла в Вайоминг? Уэстфолл жаждал мести. Он собирался восстановить форт Галлатин и спровоцировать индейцев на боевые действия. Тогда он мог бы с полным правом уничтожить их.
 Келлер смущенно заерзал на стуле.
 – Но индейцы...
 – Многие поколения индейцев терпели преследования со стороны американской армии. Только дважды они действительно совершили нападение – у форта Галлатин и в районе Малого Бигхорна. Но они заплатили за это, понеся большие потери в Вундед-Ни и Сенд-Крик. Был подписан договор, по которому они получили свои земли. Но сенатору Батлеру и подобным ему людям понадобилась эта земля. Так почему бы не послать такого закоренелого убийцу, как Бенджамин Уэстфолл, чтобы согнать индейцев с их земли?
 – У вас нет никаких доказательств.
 – Нет, но я пытаюсь их достать. Лорду и леди Эджмонт-Канфилд предложили купить участок земли в Вайоминге. Мы покупаем ее у сенатора Батлера из Вашингтона и сенатора Уолдрона из Вирджинии. Интересно, как эти люди получили доступ к землям в Вайоминге?
 – Не имею представления, – сказал Келлер.
 Миранда улыбнулась.
 – Они надеялись, что Уэстфолл обеспечит им владение этой землей. Когда тот был убит, они все равно решили продавать эту землю, в том числе одному богатому англичанину и его глупой жене.
 Келлер откинулся на спинку стула, бессильно уронив руки на колени.
 – Вероятно, поэтому меня и наняли. Мой клиент не оставляет ничего на волю случая.
 – Налить вам еще кофе, мистер Келлер?
 – Я был бы вам очень признателен, если бы вы называли меня Генри.
 Она улыбнулась, потянувшись к ручке серебряного кофейника.
 – Выпейте еще чашку кофе, Генри. Первая вам, кажется, пришлась по душе.
 Он замялся, потом неуверенно улыбнулся, будто не привык улыбаться.
 – Кофе мне очень понравился, Миранда. Молча они выпили по чашке кофе, потом он поставил свою чашку на стол.
 – Замечательно. Благодарю вас.
 – На здоровье. Хотите еще?
 Он покачал головой и поднялся.
 – Я должен идти, леди Эджмонт. Услышав из его уст это имя, она замерла с чашкой в руке. Потом вопросительно посмотрела на него.
 – Я бы не хотела, чтобы вы делали что-то такое, из-за чего у вас могут быть неприятности.
 – У меня не будет неприятностей. Просто мне потребуется более длительное время, чтобы проверить вашу историю. Письмо в Англию и обратно идет от шести недель до трех месяцев. А до тех пор я ничего не буду знать.
 Она проводила его до двери и протянула ему руку.
 – Спасибо, Генри.
 – Рад вам служить, Миранда. – Он пожал ей руку. – Могу ли я осмелиться сказать вам, что у вас самые прекрасные на свете глаза?
 Рут придержала концы своей густой вуали, подхваченной резким порывом ветра. Одного взгляда на небо было достаточно, чтобы увидеть тяжелые облака, грозившие новым снегопадом.
 Когда накануне вечером сенатор Уолдрон прислал ей записку, в ней проснулась надежда. Не представляя, что он может ей сказать, она провела в ожидании всю долгую ночь. Теперь она вышла пораньше, чтобы встретиться с ним.
 Как маленькая черная птичка она спешила по засыпанной снегом улице, осторожно обходя высокие сугробы.
 Из-за поворота позади нее выехал грузовой фургон, копыта лошадей громко застучали по мостовой. Рут не повернула головы, когда топот начал приближаться. Она слышала, как возница погонял лошадей. Засвистел кнут, лошади прибавили шаг, и вот они уже неслись галопом. Их подковы стучали совсем рядом.
 По-прежнему не сознавая, что происходит, Рут обернулась лишь в последнюю минуту. Лошади неслись прямо на нее. Она видела пар, вырывавшийся у них из ноздрей, видела их желтые зубы, закусившие удила. Одна из лошадей выскочила на тротуар. Фургон подпрыгнул и опасно накренился.
 Парализованная страхом, Рут застыла на месте.
 Удар пришелся ей прямо в грудь, и она упала навзничь, широко раскинув руки. Ее голова ударилась о край тротуара. По крайней мере четыре лошадиных копыта пригвоздили ее к земле, но колеса фургона прокатились по обе стороны от Рут, к счастью, не задев ее.
 Посыльный принес известие о несчастье сначала Миранде, а не Рейчел. В качестве леди Эджмонт, кузины пострадавшей, ее сочли более значимым членом этой семьи.
 Врач, невысокий, лысеющий мужчина с черной бородой, перехватил Шрива и Миранду в холле у палаты Рут. Он торопливо начал рассказывать о состоянии пострадавшей.
 – Сотрясение мозга, переломы ребер, перелом правой руки...
 Миранда слушала его белая как снег. Ее мать. Несчастный случай с ее матерью.
 – ...многочисленные ушибы, порезы и, возможно, внутренние травмы. Один удар, вероятно, копытом лошади пришелся в область селезенки.
 Миранда выслушала все, что он сказал, а потом впервые в своей жизни упала в обморок.
 Сквозь туман проступило лицо Шрива, склонившегося над ней. Врач с озабоченным видом держал перед ее носом нюхательную соль. Закашлявшись, она отстранила его руку.
 – Простите, – были первые ее слова.
 – Не извиняйтесь. – Врач закрыл бутылочку. – Это мне надо извиниться перед вами. Вы слабая женщина, а я перечислял все травмы, будто вы были моим коллегой.
 – Я хотела знать все, – возразила Миранда. – Я хотела знать самое худшее. Моя мать будет жить?
 Врач удивленно поднял бровь и посмотрел на Шрива.
 – Мне казалось, что вы – кузина пострадавшей.
 Внезапно Миранде стало все безразлично. Игра окончена. Генри Келлер все знал; он доложит обо всем Батлеру, как только пройдет достаточно времени на возвращение запроса из Англии. Они со Шривом узнали то, что хотели узнать. К несчастью, информация не принесла никакой пользы. Хуже того, пострадала ее мать.
 – Я ее дочь.
 Миранда потянулась и нашла руку Шрива. Он ободряюще сжал ее. Миранда спустила ноги с кушетки и встала, опираясь на руку мужа.
 Врач переводил взгляд с одного на другого. Глаза мужчины за темными очками смотрели на него, но что-то в их немигающем взгляде вызывало у него беспокойство. Он поежился.
 – Мой муж – слепой, доктор, – раздраженно сказала Миранда. Ее лицо было сердитым.
 Врач откашлялся, ему явно было неловко.
 – Он умело это скрывает.
 – Благодарю, – сказал Шрив.
 – Я бы хотела видеть мою мать.
 – Конечно. Следуйте за мной. Конечно, я не могу сделать... – Окончательно смутившись, он повернулся к двери и начал возиться с замком.
 Миранда равнодушно следила за его действиями.
 – Я понимаю, доктор.
 – Конечно. – Он вздохнул и повел их по коридору. – Сейчас, когда вы увидите ее, она вас не узнает. Она спит, потому что я дал ей опиум, чтобы облегчить страдания. При ней находится медсестра, которая делает холодные компрессы из снега, чтобы снять опухоль и жар.
 – А она не простудится?
 – Это маловероятно, особенно если в комнате тепло. Зима – хорошее время года для лечения ушибов, потому что много снега. – Доктор, очевидно, говорил о своем любимом методе лечения. – Мы не знаем, что слышат люди, находясь без сознания. Особенно если они находятся под действием лекарств. Говорите с ней так, будто вы верите, что она поправится.
 – А она поправится, доктор? – От слабости и страха за мать голос Миранды дрожал.
 Положив руку на ручку двери, врач тяжело вздохнул.
 – Она очень хрупкая женщина, а лошади такие огромные.
 Они прошли по коридору и чуть не столкнулись с Рейчел и Виктором.
 – Миранда! – Рейчел была бледна. Виктор поддерживал ее за талию, чтобы она не упала. Миранда, – жалобно повторила она.
 – Рейчел. – Миранда раскрыла объятия, и ее младшая сестра бросилась к ней. Слезы струились по щекам Миранды; она прижимала к себе сестру и что-то успокаивающе ей нашептывала. Трое мужчин беспомощно стояли рядом, не зная, чем утешить сестер.
 Наконец Рейчел взяла себя в руки и дрожащей рукой начала шарить в кармане в поисках платка.
 – Ты видела ее?
 – Еще нет. Мы как раз шли к ней. – Миранда продолжала обнимать Рейчел за плечи. – Доктор... простите, я не знаю вашего имени.
 – Томпсон, мадам.
 – Доктор Томпсон только что объяснил мне, что мама сейчас без сознания.
 – О! – Рейчел зажала рот рукой. Слезы опять потекли у нее из глаз.
 – Но это только потому, что доктор дал ей лекарство, чтобы она не страдала от боли, – поспешно успокоила ее Миранда.
 – Рейчел, это самое разумное, – впервые заговорил Виктор. Его голос был глухим и печальным. – Она такая хрупкая. Она не должна страдать.
 Рейчел перевела взгляд с одного на другого.
 – Но я хочу поговорить с ней. Я должна с ней поговорить. Она должна поправиться. Ведь она поправится, правда, доктор?
 Не зная, что ответить, врач посмотрел на Миранду.
 – Я обещаю сделать все, что в моих силах. Рейчел испуганно вскрикнула, и Виктор прижал ее к себе.
 – Тише. Ты должна быть мужественной.
 – Слезами горю не поможешь, Рейчел, – подтвердила Миранда.
 – Может быть, вам лучше не ходить к ней, пока она не придет в себя, – мягко посоветовал врач.
 Рейчел сразу же подняла голову и вытерла слезы.
 – Я должна ее увидеть.
 – Тогда вам придется быть очень мужественной и не плакать, потому что она может услышать вас и подумать, что умирает. Мы хотим внушить ей надежду, что она будет жить. – Врач открыл перед ними дверь.
 Сиделка как раз поправляла холодный компресс на голове Рут. Увидев врача и посетителей, она отошла от кровати.
 – О! – невольно вырвался у Рейчел сдавленный стон.
 Врач нахмурился, но и Миранда тоже с трудом скрыла свой шок.
 Голова ее матери была забинтована. Под глазами были большие темные круги. Правая рука была в гипсе и покоилась на подставке. Рут была обложена грелками со льдом. Грудь Рут тоже была перебинтована.
 Миранда почувствовала, как холодеет ее кровь, но она решительно взяла себя в руки.
 – Мама. – Продолжая обнимать Рейчел за плечи, она повела сестру к кровати. – Мама, мы здесь.
 Рут по-прежнему лежала неподвижно.
 Рейчел переводила взгляд с матери на сестру и наоборот. Кожа на лице Рут была почти прозрачной. Миранда сжала плечи сестры.
 – Поговори с ней, Рейчел.
 – М-мама, мы з-здесь, с тобой. Миранда взяла левую руку матери. Ногти были синими, а пальцы совсем холодными.
 – Мама, я обо всем позабочусь. Поправляйся быстрее, чтобы мы все вместе могли поехать в Чикаго. Мама, ты нужна мне. У нас со Шривом будет ребенок.
 Рейчел покраснела.
 – В самом деле? Миранда пожала плечами.
 – Да, – солгала она. – Правда, Шрив еще не знает.
 – Как замечательно! – Рейчел слабо улыбнулась. – Я стану тетей.
 – Да. Ты должна очень быстро поправляться, мама, – продолжала Миранда. – Ведь ты скоро станешь бабушкой.
 Может быть, ей только показалось, что уголок рта Рут чуть дрогнул.
 – О, это замечательно, мадам. Вы станете бабушкой. – Доктор Томпсон взял руку Рут и проверил пульс. – Очень хорошо, – сообщил он. – Вы сильная женщина. Сейчас вам надо отдыхать, чтобы процесс выздоровления не прервался.
 Миранда слабо улыбнулась.
 – Мама. – Она наклонилась и поцеловала мать в щеку. – Мы скоро вернемся.
 Рейчел тоже поцеловала мать.
 – Я люблю тебя, мама.
 В холле Миранда бросилась в спасительные объятия Шрива. Крепко прижав ее к себе, он ощутил, как ее тело сотрясает нервная дрожь. Миранде никогда еще не было так плохо. Внутри у нее все горело огнем. Страх волнами накатывал на нее. Если ее мать умрет, она будет виновата в этом. Неужели эта история никогда не кончится? Боже правый! Неужели ее мать – это Гертруда, королева Дании, безвинная жертва кровавой дуэли между Гамлетом и Клавдием?
 Мысленно она начала молиться.
 – Как она? – спросил Виктор у Рейчел. Девушка, как слепая, приблизилась к нему.
 – Ужасно.
 Виктор говорил очень тихо, но Миранда сразу же очнулась от своих мыслей.
 – Маловероятно, что кто-то мог сбить ее случайно. Она была в черном на покрытой снегом улице. Обледеневшая дорога? Сбежавшие лошади? И вообще что она делала на улице в этот ранний час?
 – Сенатор Уолдрон прислал за ней, – объяснила Рейчел.
 – Интересно, так ли это на самом деле, – задумчиво произнес Шрив.
 Лицо Виктора помрачнело; в нем четко проступили индейские черты.
 – Вы намекаете на то, что кто-то хотел ее убить. Но она – женщина, леди. Никто не воюет с женщинами.
 Миранда высвободилась из объятий Шрива. Ее гневный взгляд остановился на товарище ее детских игр.
 – Не говори глупости, Виктор. Индейцы и белые много лет убивали женщин друг друга. И детей тоже.
 – Но не на улицах Вашингтона.
 – Убийцы остаются убийцами, независимо оттого, где они живут. Я уверена, что в тех фургонах, которые вы с отцом отправили на неплодородные земли, тоже были женщины и дети.
 – Миранда! – воскликнула Рейчел. Виктор побледнел.
 – Я... я заслужил это.
 – Да, заслужил.
 – Нет, – прошептала Рейчел.
 Шрив положил руку на плечо Миранды.
 – Это ни к чему не приведет. Виктор провел рукой по лбу.
 – Как я понимаю, ты убеждена, что сенатор Батлер в ответе за это?
 Миранда попыталась привести в порядок свои мысли и чувства.
 – Я не могу доказать это, но если она получила записку, то эта записка пришла от него. Уолдрон, вероятно, не имел к этому никакого отношения. Он жаден, но не коварен. Не то что Батлер. Он мог убедить ее появиться на определенной улице в условленное время. А нанять кого-то, кто сбил бы ее, не составляло труда. Если они воспользовались грузовым фургоном, то могу поспорить, что это был тот же фургон, что и при попытке похищения Рейчел.
 – Но почему?
 – Он уже советовал моей матери покинуть город. Он рассчитывал, что страх за Рейчел заставит ее это сделать. Но он не знал, какая моя мать решительная. – Миранда улыбнулась сестре, которая сжимала руку своего возлюбленного. – И то, что моя сестра обручена со своим спасителем. Когда мама не уехала, он, вероятно, решил устранить ее окончательно, тем более что она уговорила свою «кузину» не покупать землю.
 – Ты представляешь его настоящим чудовищем.
 – Смерть одной женщины ничего не значит для людей, которые способны послать отряд солдат на гибель, поджечь театр, полный зрителей, или лишить индейцев их законной земли.
 – Миссис Катервуд!
 Услышав ее настоящее имя, все сразу обернулись и увидели приближавшегося к ним мужчину.
 – Мистер Келлер. – Миранда шагнула ему навстречу.
 – Рад вас видеть, миссис Катервуд, как ваша мама?
 – Кажется, она поправится, мистер Келлер.
 – Кто это? – спросил Шрив, приблизившись к Миранде и взяв ее за руку.
 – Это детектив из агентства Пинкертона, которого я нанимала в Чикаго. Сейчас он живет и работает в Вашингтоне. Так случилось, что по заданию сенатора Батлера он наводит справки о тебе и обо мне.
 Келлер посмотрел на актера, отметив неуверенность, с которой он дотронулся до руки жены, и застывший взгляд за темными стеклами очков.
 – Рад познакомиться с вами, мистер Катервуд. – Генри Келлер протянул руку и задержал ее на секунду, чтобы проверить свою догадку. Потом он взял правую руку актера и энергично потряс ее. – Я имел возможность видеть вас в Чикаго в «Макбете». Миссис Катервуд любезно предоставила мне билеты. Это был незабываемый вечер.
 – Благодарю, – улыбнулся Шрив.
 – Я рада видеть вас здесь, мистер Келлер, – сказала Миранда, – но как вы узнали о несчастном случае?
 – Я видел, как все произошло.
 – Боже мой! – шагнул к нему Виктор. – И вы не предотвратили катастрофу?
 Келлер позволил себе сдержанно улыбнуться.
 – Все случилось слишком быстро, но я задержал человека, который это сделал.
 – Я полагаю, он не знает, кто нанял его? – невесело усмехнулся Шрив.
 – Я думаю, знает, – ответил Келлер. – Он держит рот на замке, ничего не говорит, но ничего и не отрицает. Мне кажется, он ждет, что некто очень могущественный вызволит его из тюрьмы.

 Сцена девятая


 Первым делом мы перебьем всех законников. [69] 

 – Вы не можете сюда войти!
 Сенатор Уолдрон поднял голову, когда дверь в его кабинет распахнулась, и возмущенный возглас его секретаря возвестил о приходе группы разгневанных людей. Первой вошла леди Эджмонт-Канфилд в сопровождении другой молодой женщины, очень на нее похожей. Трое мужчин, один из которых был лорд Эджмонт, появились вслед за ними.
 Миранда остановилась перед широким письменным столом сенатора.
 – Сенатор Уолдрон, вы посылали за моей матерью сегодня утром?
 Он встал из-за стола, испуганный ее тоном. Все же он изобразил на лице вежливую улыбку. Лорд и леди Эджмонт-Канфилд были дорогими гостями, но трое других...
 Он пригляделся к ним. Рейчел Уэстфолл была родственницей леди Эджмонт. Вторым был какой-то мужчина неприметной внешности. Среднего роста, в коричневом костюме, с каштановыми волосами и карими глазами. Его лицо не выражало никаких эмоций, совершенно ничего. Уолдрон сбросил его со счетов. Другое дело – этот белый индеец Виктор Вулф. Уолдрон посмотрел на шайена со смешанным чувством неприязни и страха. У того был такой вид, будто он уже вступил на тропу войны.
 Сенатор перевел взгляд на двух дам. При пристальном рассмотрении ему показалось, что у них обеих нездоровый вид.
 – Так вы посылали моей матери записку с просьбой прийти к вам сегодня утром? – повторила леди Эджмонт.
 – Вашей... матери? Нет, конечно. Я не знаком с вашей матерью.
 – Вероятно, мне нужно сказать вам, что моя фамилия не Эджмонт. Меня звали Миранда Драммонд. Миссис Рут Драммонд Уэстфолл – моя мать.
 Сенатор удивленно поднял брови, не понимая причины обмана.
 – Что вы говорите?
 Шрив взял жену за руку. Его глаза за темными стеклами очков остановились на лице Уолдрона.
 – Она говорит вам, что мы никогда не собирались покупать землю в Монтане и Вайоминге, Уолдрон. Мы собирали информацию о незаконных сделках с землей. Мы вовсе не английские аристократы. Я – актер Шрив Катервуд.
 Лицо Уолдрона побледнело, потом покраснело.
 – К черту! По какому праву? Кто разрешил вам? Я хочу знать, кто нанял вас.
 – Они работали по заданию делегации от Вайоминга, – вставил Виктор.
 Уолдрон бросил на него гневный взгляд.
 – Если вы хотите получить поддержку в сенате, сэр, таким образом вы ее не получите.
 – Успокойся, Виктор, – одернула Вулфа Миранда. – Не ставь под угрозу будущее целого штата своим донкихотским поступком.
 – Миранда! – воскликнула Рейчел.
 – Дело в том, сенатор Уолдрон, что мы со Шривом ищем человека, который угрожает нашим жизням. Мы случайно столкнулись с этими обманными сделками с землей как частью заговора. Мы поняли, что именно по этой причине нас преследовали.
 Уолдрон обошел стол и протиснулся к двери.
 – Я не хочу разбираться в ваших загадочных утверждениях. Я требую, чтобы вы немедленно покинули мой кабинет.
 Прежде чем его рука коснулась ручки двери, Генри Келлер оказался там и загородил ему дорогу.
 – Мне кажется, вам лучше выслушать нас, сенатор.
 – Кто вы такой?
 – Генри Келлер, сыскное агентство Пинкертона.
 Его слова охладили пыл сенатора. Он вернулся к своему столу. Эти люди, должно быть, серьезно настроены, раз они наняли частного детектива.
 Своим красивым, хорошо поставленным голосом Шрив выдвинул формальные обвинения.
 – Вы и сенатор Хью Батлер предлагали нам большие участки земли вдоль реки Паудер в Монтане и Вайоминге. От мистера Вулфа и его отца, Адольфа Линдхауэра, я узнал, что эти земли либо уже заселены, либо являются частью индейских территорий.
 Уолдрон попытался выкрутиться.
 – Уверяю вас, они заблуждаются. Моя информация не может быть ошибочной. Она базируется на последних исследованиях картографов американской армии. Эти люди... – он презрительно кивнул головой в сторону Виктора, – без сомнения, заблуждаются. Может быть, даже преднамеренно лгут по каким-то своим причинам.
 Виктор заскрежетал зубами и, сжав кулаки, двинулся к сенатору.
 Уолдрон сразу попятился, но продолжал настаивать на своем.
 – Мои источники самые надежные.
 – Ваши источники лживы. – Виктор на пять дюймов был выше сенатора.
 Внезапно Уолдрон осознал, что он был самым низкорослым мужчиной в комнате. Его толстое тело невыгодно смотрелось рядом с остальными. Даже Генри Келлер выглядел так, будто его широкие плечи распирали пиджак.
 – По правде говоря, я знаю только то, что сообщил мне сенатор Батлер.
 Виктор Вулф презрительно скривил губы.
 – Оказывается, сенатор, вы ничего не знаете?
 – Сенатор Батлер – один из самых уважаемых людей в Вашингтоне, – начал оправдываться Уолдрон. – Он никогда...
 – Вы посылали записку моей матери? – прервала его Миранда.
 Уолдрон подозрительно посмотрел на нее.
 – Я хочу знать, о чем идет речь.
 – Грузовой фургон наехал на мою мать прямо на тротуаре. На тротуаре... – повторила Миранда.
 Молодая девушка, стоявшая рядом с ней, тихо застонала. Вулф обнял ее за плечи.
 – Возница пустил лошадей галопом и въехал на тротуар с целью сбить ее с ног. – После драматических обвинений Шрива и Миранды голос Генри Келлера был тихим и ровным, но в нем таилась куда более серьезная угроза.
 – О Боже!
 – Она шла на завтрак с вами, – продолжала Миранда. – Вы прислали ей записку.
 – Я прислал? – Уолдрон попятился. – Как вам пришла в голову такая мысль? Я посылал записку?! Нет. Уверяю вас, я этого не делал. Я не посылал ей никаких записок. Возница... Вы хотите сказать, что он сделал это намеренно? – Сенатор вынул платок и вытер вспотевшие ладони. – Вы уверены? Как могло такое случиться? Тем более с дамой? Она пострадала?
 – Очень сильно. – Голос Рейчел дрогнул. – Она в больнице без сознания.
 – Это ужасно. – Уолдрон посмотрел поочередно на обеих женщин. – Это самое ужасное происшествие, о каком мне только приходилось слышать. Бедняжка. – Он пристально посмотрел на Миранду. – Ваша мать, вы говорите?
 Она кивнула.
 – Прошу, садитесь. Садитесь. – Он придвинул стул Рейчел и взял ее за руку. – Вы дрожите. – Он поспешил к двери. – Принесите кофе и виски, – крикнул он секретарю. – Быстро.
 Виктор придвинул стул для Миранды и усадил ее рядом с сестрой.
 Уолдрон повернулся к остальным.
 – Господа, прошу вас, садитесь. Расскажите мне все с самого начала. Как вы знаете, с Рут Уэстфолл мы занимаемся общим делом. – Его взгляд остановился на лице Виктора. – Я сочувственно отношусь к проблемам индейцев.
 Вулф скептически усмехнулся.
 Удивительно, но у них не возникло трудностей в разговоре с сенатором из Вирджинии. Вскользь упомянув о смерти Бенджамина Уэстфолла в форте Галлатин, Миранда и Виктор рассказали о положении сиу и шайенов, а так же белых поселенцев в Вайоминге и Монтане.
 Уолдрон играл ножом для разрезания бумаги, слушая, как Виктор Вулф, стыдясь за свои прежние поступки, рассказывал, как жители этих территорий обращались с теми, кто по глупости купил там землю.
 – Мы видели, как они приезжали в своих дешевых фургонах, сделанных из невысушенной древесины. Молодые жены и дети сидели рядом с ними. Они показывали документы на свою землю и спрашивали дорогу. Мы посылали их колесить по округе. – Взгляд, который он бросил на Рейчел, был полон тоски. – Мы показывали им в сторону горизонта, перечисляли повороты и ориентиры и смотрели, как клубилась пыль за их повозками. Некоторые из них могли найти землю и поселиться на ней, но кто знает? Никого это не волновало, лишь бы они больше не беспокоили нас.
 – Конечно, в карты иногда вкрадываются ошибки... – начал Уолдрон.
 – Сенатор, – прервала Миранда его защиту, – вы пытались продать лорду и леди Эджмонт землю, которая вам не принадлежит.
 – Но сделка не состоялась, – быстро возразил сенатор. – Вы – двое самозванцев. Я по праву могу передать вас в руки закона.
 – Конечно-конечно. Пригласите его представителей. – Щеки Миранды запылали от гнева. Воплощенная Корделия, она издевалась над ним.– Я не просто Миранда Драммонд, а это не какой-то заурядный актер. Это Шрив Катервуд, Романтическая звезда трех континентов. И если вы не слышали о нем в вашей Вирджинии, позвольте заверить вас, что его знают в Нью-Йорке, Чикаго и Лондоне, не говоря уже о Мехико и Мадриде.
 – Ты заставляешь меня краснеть, – мягко упрекнул ее Шрив.
 – Мы оповестим прессу. Не забывайте, вы присылали нам письма, предложения, подробные описания участков земли.
 – Но сделка не состоялась, – упрямо повторил Уолдрон.
 – Я думаю, мы сможем найти юриста, который докажет ваши преступные намерения, особенно если его будет финансировать ваш оппонент.
 Уолдрон бросил на него убийственный взгляд.
 – Сенатор, – примирительно сказала Миранда. – Тяжело раненая женщина находится в больнице. Я клянусь, если вы не прекратите эту вендетту против нас...
 – Какая вендетта! – взорвался Уолдрон. – Я не посылал никакой записки вашей матери. Мне ничего об этом неизвестно. Можете спросить моего секретаря.
 – Наша мама верила, что вы помогаете ей. Поэтому она отправилась к вам в такой ранний час. Она думала, что вы поможете ей в защите прав индейцев, – с упреком сказала Рейчел.
 С неожиданной резкостью Уолдрон бросил нож на стол.
 – Ну, хорошо. Хорошо! Я признаю, что водил ее за нос. У меня не было намерений по-настоящему решать проблемы индейцев. – Он ткнул пальцем в сторону Миранды будто пистолетом. – Но это все, в чем я признаюсь.
 – Тогда кто же прислал ей записку? Сенатор пожал плечами.
 – Может быть, это был просто несчастный случай? Лошади понесли? Такое случается.
 Генри Келлер до этого молча стоял, прислонившись к стене. Он выпрямился.
 – Только не эти. Абсолютно неоспоримый факт, что человек, правивший этими лошадьми, сейчас находится в тюрьме. Имя, которое он назвал мне перед тем, как я передал его властям, Билли Стьюбен. Он, конечно, утверждает, что это был несчастный случай. Что касается всего остального, то он молчит.
 – Может быть, он не лжет, – пробормотал Уолдрон.
 – Нет, сэр. Двое мужчин, совершавших утренний моцион, видели, как он повернул лошадей и хлестнул их кнутом. Они покажут под присягой, что он пытался совершить убийство.
 От этого слова Уолдрона передернуло.
 – Все же это не имеет ко мне никакого отношения.
 – Если моя мать умрет... – у Миранды сорвался голос, но она закончила фразу, – Билли Стьюбен скажет, кто нанял его.
 – Верно, – подтвердил Генри Келлер. – Он ожидает, что его вскоре освободят. Поэтому он молчит. Если никто не вытащит его из тюрьмы, уверен, он не захочет идти на виселицу в одиночку.
 – Я не имею к этому никакого отношения. Боже мой! Я порядочный, цивилизованный человек. А вы говорите об убийстве.
 – Без сомнения, убийство. – Шрив со вкусом произнес это слово. – Злодейское убийство.
 Миранда опустила голову и сжала руки.
 – Если моя мать умрет, это будет настоящим убийством. Кто, по-вашему, сенатор, мог совершить такое?
 – Я не знаю. Я не знаю никого, кто мог бы совершить такой злодейский поступок.
 – А Хью Смит Батлер?
 – Никогда. Никогда. Он – сенатор. Он многие годы занимается политикой. Он – один из самых уважаемых людей.
 – Его уважают или его боятся?
 – Уважают. Уважают.
 – Но он замешан в мошеннических сделках.
 Уолдрон вытер платком вспотевший лоб.
 – А вы знали об этих сделках? – допытывался Шрив.
 – Ну, Батлер уговорил меня. Многие люди в Вирджинии хотели переехать в другой район, особенно после гражданской войны.
 – И конечно, кому они стали бы доверять, как не своему сенатору, – язвительно произнес Виктор.
 – Это была честная сделка, – возразил Уолдрон.
 – Она никогда не была честной, – заявил будущий законодатель от Вайоминга. – Вы ведь не были на Западе, верно? Это суровая земля: жаркое, засушливое лето и ревущие метели зимой. Ничего похожего на вашу мягкую Вирджинию.
 – Но люди живут там, – продолжал настаивать Уолдрон.
 – Конечно, живут. Но эта земля принадлежит им.
 Уолдрон опустил голову.
 – Меня уговорил Батлер.
 – И он обеспечил Бенджамину Уэстфоллу назначение в Горный район, – добавил Шрив.
 – Да. Он знал, что на Уэстфолла можно положиться там, где дело касается создания беспорядков, – пробормотал сенатор.
 – Что вы сказали? Говорите громче. Мы не расслышали.
 – Я сказал: «На Уэстфолла можно было положиться там, где дело касается создания беспорядков».
 Миранда поежилась.
 – Он уже был виновен в гибели восьмидесяти человек.
 Уолдрон поднял голову.
 – Драммонд? Ваше имя Драммонд.
 – Мой отец был зверски убит у форта Галлатин.
 Лицо сенатора стало красным, как огонь.
 – Это было еще до меня.
 Миранда обвела взглядом комнату. От нервного напряжения у нее кружилась голова. Рейчел тоже сидела, устало опустив голову. Мужчины выглядели утомленными. Только Генри Келлер сохранял невозмутимое выражение лица. Он был хорошим детективом, возможно, одним из лучших.
 – Вы хотите вызвать полицию, сенатор? Он встал и посмотрел на Миранду.
 – Вы хотите, чтобы я это сделал, леди... э-э... миссис Катервуд?
 Миранда почувствовала, как что-то оборвалось у нее внутри. Огонь в ее душе вспыхнул, и надежда, которую она так долго заглушала в себе, бурным потоком вырвалась на поверхность. Она впервые решилась поверить, что конец всем этим ужасам уже близок. Но сколько же прошло лет! Почти два десятилетия минуло с тех пор, как ее отец и весь его отряд погибли в скалах у форта Галлатин, выполняя преступный приказ тогда еще полковника Уэстфолла. Все смотрели на нее. Она глубоко вздохнула.
 – Я хочу, чтобы вы дали слово, что больше никто не потревожит мою мать, меня или кого-то из членов моей семьи.
 Уолдрон окончательно вытер пот с лица.
 – Насколько это в моих силах, я даю вам его.
 – В письменном виде, сенатор, – потребовал Шрив.
 Уолдрон бросил на актера недовольный взгляд, но на него смотрели все, включая детектива. Этот человек обладал такой властью. Черт возьми, все они, включая и женщину, обладали властью над ним.
 Взглянув на Виктора, Миранда добавила:
 – И я хочу, чтобы вы пообещали, что незаконные сделки с землей прекратятся.
 – Конечно-конечно. Вне всякого сомнения. Я обещаю.
 Виктор колебался. Под пристальным взглядом Миранды он чувствовал себя неловко.
 – Мы хотим, чтобы вы отдали свой голос за присвоение Вайомингу статуса штата. К тому же нам хотелось бы, чтобы в этом вопросе вы оказали влияние на других конгрессменов.
 Уолдрон неуверенно улыбнулся.
 – Это уже решено. Я всегда стоял за прогресс и объединение великой нации от одного океана до другого.
 Миранда с недоверием взглянула на него.
 – Мне нужно письмо к сенатору Батлеру. Как по волшебству, улыбка исчезла с лица сенатора.
 – Я не могу...
 – Этот человек замешан в убийстве, – прервала его Миранда. – Вы поможете поймать преступника.
 – Почему бы вам не сесть за стол и не написать то, что вы собираетесь сказать? – Шрив осторожно прошел вперед, пока не коснулся рукой стола.
 – Я не могу...
 – Садитесь! – приказал Шрив голосом Макбета.
 Сенатор сел. Дрожащей рукой вынув лист бумаги из ящика стола, он обмакнул перо в чернильницу.
 Генри Келлер пожал руку Шрива, потом взял за руку Миранду.
 – Я не поеду с вами в больницу.
 – Куда вы направляетесь?
 – Посмотреть, не решил ли наш друг Билли Стьюбен вспомнить имя человека, который его нанял.
 – А, может быть, он не знает. Келлер покачал головой.
 – Такие люди, как Стьюбен, обычно знают, кто их нанял, особенно если дело касается убийства. Если это был Батлер, то он должен был лично связаться с ним. Он не мог послать секретаря и таким образом выдать свои планы. Я думаю, что Билли, если не знал, кто его нанимает, не мог в таком случае не последовать за экипажем сенатора, когда тот возвращался в свой офис.
 – Как мог Батлер быть настолько глупым!
 – Он же остался без Френка де ла Барки, – напомнил ей Шрив.
 – Кто это такой? – Келлер нахмурил брови и беззвучно повторил это имя, чтобы запомнить его.
 – Этот человек следовал за нами от Вайоминга в Новый Орлеан, в Мехико и потом в Лондон, – объяснила Миранда.
 – А вы уверены, что его здесь нет?
 – В Лондоне он был схвачен. Он пытался убить Шрива и похитить меня. Шрив сбросил его с лестницы, и он сломал ногу.
 – Когда мы видели его в последний раз, – добавил Шрив, – врач увозил его в больницу, чтобы ампутировать ему ногу.
 Келлер присвистнул.
 – Не повезло бедняге.
 – Из-за него Шрив потерял зрение, – сердито сказала Миранда. – Я была бы рада, если бы ему отрезали обе ноги.
 Келлер сжал ее руку и улыбнулся.
 – Я дам вам знать, как только Стьюбен заговорит.
 – Мама. – Рейчел прижалась влажной от слез щекой к бледной щеке Рут. – О мама, ты узнаешь меня?
 – Да. – Слово было похоже на вздох. Миранда даже как следует не расслышала его. Она лишь видела, как дрогнули веки Рут. Затаив дыхание, она ждала, но Рут так и не открыла глаза.
 – Это хороший признак, – заявил доктор Томпсон. – Вы вернули ее в сознание. Поэтому очень важно, чтобы кто-то, кого она знает и любит, был рядом с ней. Говорил с ней. Душа лечит тело гораздо быстрее, чем врач.
 – О мама! – Слезы сильнее потекли из глаз Рейчел. Она вытирала их рукой. – О мама, я так боялась. Но у тебя все будет в порядке. – Она посмотрела на Миранду. – Она обязательно поправится.
 Миранда улыбнулась.
 – Мама гораздо крепче, чем кажется. Мы все такие.
 Рейчел поцеловала мать в щеку и выпрямилась.
 – Мы все похожи, верно? Миранда кивнула.
 – Конечно, у нас один отец и одна мать.
 – Я ужасно себя вела.
 – Ты поступала в соответствии с тем, во что верила. Ты оставалась преданной Бенджамину Уэстфоллу. Он был единственным отцом, какого ты знала. Он хорошо к тебе относился. Было бы гораздо хуже, если бы ты покинула его по одному слову сестры, которая сама покинула тебя. – Миранда грустно улыбнулась. – Тебе не за что просить прощения у меня.
 Сестры стояли по обе стороны кровати матери.
 – Я говорю это сейчас, – настаивала Рейчел, – чтобы мама могла меня слышать. Я вела себя глупо. – Она сжала руку матери. – Это я навела на тебя и Шрива Френка де ла Барку.
 Миранда удивленно посмотрела на нее.
 – Значит, это ты... Рейчел опустила голову.
 – Виктор знал об этом. По этой причине у нас был долгий неприятный разговор в Вайоминге. Я чуть не потеряла его навсегда из-за того, что предала тебя.
 Между ними воцарилось долгое молчание. Наконец Миранда заговорила.
 – Это все объясняет. Я всегда недоумевала, как де ла Барка нашел нас. Я не думала, что мы оставили какие-то следы, но тем не менее он появился в Новом Орлеане.
 – Мне очень жаль.
 – Я не могу на тебя сердиться. Ты мстила по-своему. Почему я должна отказывать тебе в праве на то, что совершила сама? – Уголки ее губ дрогнули. – Ты получила удовольствие?
 – Это было самое трудное из всего, что я совершила. Я чувствовала себя ужасно. Я не могла уважать себя. И Виктор был расстроен. Оглядываясь назад, я думаю, что он понял меня так же, как и ты. – У нее дрогнул голос. – Я вела себя как ребенок, поэтому ты прощаешь меня как ребенка.
 Миранда, державшая руку матери, почувствовала, как ее пальцы дрогнули, хотя рука почти полностью была заключена в гипс. Все будет хорошо! Она наклонилась и поцеловала мать в щеку.
 – Давай забудем об этом и будем жить дальше. Отныне мы с тобой сестры, а это наша мать.
 Веки Рут опять дрогнули. На мгновение обе девушки увидели, что они чуть приподнялись. Неподвижные губы слегка приоткрылись.
 Позднее, когда мать уснула, девушки пошли в больничную столовую выпить кофе.
 – Виктору очень стыдно признаться, что он ничего не предпринял против незаконной продажи земли, – сказала Рейчел, помешивая кофе в чашке.
 – Еще бы, – сказала Миранда. – Он мог бы давно это прекратить. Может быть, мама не пострадала бы, если бы они с Адольфом делали все как надо.
 Некоторое время сестры молча пили свой кофе.
 – Вероятно, им было просто выгодно – ведь они продавали много товаров этим переселенцам, – вдруг сказала Рейчел.
 – Думаю, ты права.
 – Когда приходит время принимать правильное решение, он прежде всего думает о деньгах.
 Глядя на сестру, Миранда тепло улыбнулась.
 Рейчел поставила чашку на стол и посмотрела куда-то в пространство.
 – Я ненавижу такой подход.
 – Но его ты не можешь ненавидеть. Рейчел взглянула на нее.
 – Я думала, ты скажешь мне, что я должна его оставить.
 Миранда покачала головой. Она потянулась через стол и накрыла своей рукой руку Рейчел.
 – Они всего лишь мужчины. Не святые и не герои. Мне кажется, они спасают нас скорее не потому, что они такие хорошие, а потому что мы принадлежим им и они не хотят расстаться со своей собственностью.
 – Наверное, это правда. Виктор ведет себя как собственник. – Она помедлила. – Особенно после того, как мы занимались любовью, – прошептала она. Из-под опущенных ресниц она следила за реакцией Миранды.
 Ее сестра лишь улыбнулась.
 – Шрив точно такой же. Он соблазнил меня, чтобы я влюбилась в него и осталась в труппе. Ему нужна была актриса.
 – О Миранда!
 – Я, конечно, вовсе не была актрисой, но зато ему не нужно было ничего мне платить.
 – Это ужасно.
 – Если посмотреть с его точки зрения, то нет. Труппа была для него самым важным в жизни. Я подозреваю, что для Виктора – это его магазин. Или может быть, конгресс, если его туда выберут. Или, может быть, пост губернатора.
 – Но он же безнравственный.
 – Вовсе нет, он просто самолюбивый. Тебе только надо заставить его увидеть, что ему же самому выгодно поступать по справедливости. В этом случае ты будешь ведущей силой в его жизни.
 – А если он не захочет обращать на меня внимания?
 – Он любит тебя?
 Рейчел на секунду задумалась.
 – Да, – уверенно сказала она. – Он меня любит.
 – Тогда он захочет, чтобы ты была счастлива, и сделает все, что принесет ему наибольшую выгоду, потому что он будет гордиться тем, как хорошо он обеспечивает тебя. Именно это тебе и требуется от него. – Миранда улыбнулась. – Все всякого сомнения.
 – Но это будет нелегко сделать, правда? – вздохнула Рейчел.
 – Легко! Конечно, нет. – Миранда рассмеялась. – Ничто по-настоящему стоящее не достается легко. Но я буду всегда помнить, что Шрив не хотел, чтобы я ехала в Вайоминг. Он испробовал все возможные способы, чтобы помешать мне уехать. Позднее я узнала, что он даже достал разрешение на наш брак. – Для большего эффекта она широко раскрыла глаза.
 – Но ты поехала.
 – В конце концов я вынуждена была сбежать от него. Но он все же последовал за мной и помог мне устроить этот маскарад в форте Галлатин. Он пострадал из-за меня. Он столько раз спасал мне жизнь, иногда рискуя своей.
 – Ты по-настоящему любишь его, – задумчиво произнесла Рейчел.
 – По-настоящему. Хотя я знаю, что он никогда не изменится. Помни, Рейчел: женщина выходит замуж за мужчину, а мужчина женится на своей работе.
 – Но вы счастливы вместе? – Уголки губ девушки поникли, будто она собиралась расплакаться.
 – Абсолютно. Со Шривом я всегда точно знаю, как он поведет себя, потому что мне известно, кто он.
 – И кто же?
 – Актер.
 Дверь за спиной Миранды открылась. На лице Рейчел появилась радостная улыбка.
 – Мы здесь, – помахала она рукой.
 – Наконец-то мы нашли вас. – Виктор подвел Шрива к столу. – О чем это вы тут так увлеченно беседуете?
 – О вас, – откровенно призналась Миранда. – Мы обсуждаем и взвешиваем все ваши достоинства и недостатки.
 Виктор помрачнел, а Шрив усмехнулся.
 – Звучит интригующе.
 – Действительно, – согласилась Рейчел, протягивая руку своему жениху и приглашая его сесть рядом. – Но мы решили, что оставим вас в неведении.

 Сцена десятая


 Всему конец! [70] 

 – Вам письмо, сенатор Батлер. Помечено «срочно». – Раймонд положил конверт на стол перед сенатором и отступил, с беспокойством глядя ему в лицо.
 Человек в кресле не пошевелился.
 – Сенатор Батлер? – тихо позвал секретарь.
 Послышался тяжелый вздох, и кресло угрожающе заскрипело, когда сенатор пошевелился, стряхивая с себя оцепенение. Он отложил очки и, поставив локти на стол, устало положил голову на руки.
 – Я слышу тебя, Раймонд.
 – Да, сэр. Могу я что-нибудь для вас сделать, сэр?
 Батлер поднял голову. Выглядел он ужасно. Сеть крошечных красных сосудов покрывала землистого цвета лицо. У него был явно нездоровый вид.
 Он безуспешно попытался откашляться и поморщился, когда боль пронзила его плечо и руку. Возможно, тяжелое, давящее ощущение в груди было вызвано начавшимся плевритом.
 – Ничего, Раймонд, ничего. Секретарь кивнул и удалился.
 – Если бы ты мог подарить мне несколько полноценных лет жизни, – пробормотал он, когда дверь закрылась. Он поднял руку и помассировал себе грудь. – Мне нужно еще несколько лет.
 Сенатор с интересом посмотрел на письмо. Оно было адресовано ему, но без обратного адреса и без указания имени отправителя. Взяв конверт, он некоторое время подержал его в руке, раздумывая, не бросить ли его в корзину для мусора. Наконец, пожав плечами, взялся за нож для разрезания бумаг.
 Содержание письма заставило его вскочить с места. Он еще раз перечитал его и громко выругался. Смяв листок и бросив его в корзину, он обошел стол и направился к вешалке.
 Когда-то он преодолевал это расстояние тремя шагами. Сейчас боль мешала ему, пронизывала спину с такой силой, что он должен был ухватиться рукой за край стола. Пот выступил у него на лице; он схватился за грудь и начал растирать участок в районе сердца.
 После нескольких глубоких вдохов он осторожно расправил плечи. Медленно ступая по полу, он дошел до вешалки, снял пальто, шляпу и открыл дверь.
 – Я скоро вернусь, Раймонд.
 – Хорошо, сэр.
 – Назначь от моего имени встречу с лордом и леди Эджмонт сегодня вечером здесь, в моем кабинете.
 – Сегодня вечером? – засомневался секретарь.
 – Да.
 Раймонд с трудом скрыл свое разочарование.
 – Мне остаться, сэр?
 – Нет-нет, мой мальчик. В этом нет необходимости. Я все сделаю сам. Ты не должен портить себе вечер. – Он даже сумел улыбнулся молодому человеку. – Почему бы тебе не взять выходной на вторую половину дня. Да, конечно. Напиши приглашение Эджмонтам и сам доставь его. После этого ты свободен. Начинается снегопад. Иди домой к теплому камину. Здесь не произойдет ничего важного. Ничего, что не могло бы подождать до завтра.
 – Хорошо, сэр. Спасибо, сэр. – Секретарь начал поспешно писать приглашение.
 Продолжая играть роль леди Эджмонт, Миранда своим мелодичным голосом с безупречным британским акцентом поблагодарила Раймонда и попрощалась с ним. Надорвав конверт, она прочитала послание.
 – Батлер хочет нас видеть. Шрив усмехнулся.
 – Приглашение, которого мы ждали. Миранда колебалась.
 – Мне кажется, нам не следует идти.
 – Что? – Он подошел к ней и обнял. – Ты уверена?
 – Я боюсь, что он каким-то образом узнал, кто мы. Хотя Генри ничего ему не сообщил, это мог сделать Уолдрон.
 Шрив провел рукой по ее шелковистым волосам.
 – Тогда мы не пойдем, если ты не хочешь. Она поежилась и прижалась к нему. Она закрыла глаза.
 Шрив поцеловал ее в лоб.
 – Я должна это сделать, – наконец произнесла она.
 Он вздохнул.
 – Всего лишь минутное угрызение совести. Она кивнула.
 – Но, Горацио, «ты не можешь себе представить, какая тяжесть здесь у меня на сердце». [71] 
 Шрив схватил ее за плечи и легонько встряхнул.
 – Не делай тех глупостей, которые совершил Гамлет. Ради мести он пошел прямо на отравленную шпагу. Но мы-то вовсе не обязаны идти на эту встречу.
 – Мне кажется, что мы должны. Это уже не месть. Это наша свобода. Мы выйдем очищенные из пламени костра, который я разожгла. – Она подняла голову и нежно поцеловала его.
 Улыбнувшись, он уступил.
 – Берегись, Электра, сейчас ты вступаешь в греческую трагедию.
 Когда Миранда и Шрив вышли из кеба, лишь половина окон в здании сената была освещена. Миранда взяла Шрива за руку и посмотрела на окна.
 – Не понимаю, почему он пригласил нас так поздно.
 Шрив похлопал ее по руке.
 – Вероятно, для того, чтобы иметь как можно меньше свидетелей, когда он попытается нас убить.
 – Не шути так. – Она ущипнула его за руку. – Даже не думай о таких вещах, тем более не произноси это вслух.
 – Дорогая, он не стал бы приглашать нас к себе в кабинет, если бы задумал нас убить. В его стиле нанять кого-то, чтобы устроить несчастный случай на улице, или похитить нас, а потом спокойно с нами разделаться.
 Миранда поежилась и плотнее запахнула меховой воротник.
 – Я знаю, что ты прав, но все равно я чувствую себя неуютно.
 Он обнял ее за талию.
 – Здесь холодно. Давай по крайней мере войдем в здание и спрячемся от этого ветра.
 Миранда оглянулась и на тротуаре в свете фонаря на один миг увидела мужчину в низко надвинутой на лоб шляпе и с поднятым воротником пальто, который защищал его от холодного ветра.
 Шрив постучал в дверь апартаментов сенатора Батлера, потом повернул ручку двери. Дверь открылась. На столе секретаря горела лампа, но его самого не было видно.
 – Здесь, кажется, никого нет, – заметила Миранда.
 – Сенатор Батлер! – позвал Шрив своим звучным голосом, который заставлял зрителей подниматься со своих мест даже на балконе.
 – Лорд Эджмонт. – Дверь в личный кабинет сенатора распахнулась. Батлер стоял на пороге, слабо освещенный единственной лампой, горевшей на его письменном столе. – А, и прекрасная леди Эджмонт здесь. Вы пришли точно в назначенное время. Прошу вас, входите.
 Миранда повисла на руке Шрива, но он повлек ее вперед.
 – Сенатор Батлер, моя жена не хотела выходить из дома так поздно после того, что случилось с ее кузиной.
 – Я вполне понимаю ее, – сказал Батлер. – Очень хорошо понимаю. Ужасное происшествие. – Он прошел в кабинет и повернулся к столу.
 Когда Миранда переступила порог, на нее обрушился ужасный удар, отбросивший ее в угол. Она споткнулась о низенький столик, стоявший между двумя стульями, и упала на пол. Столик свалился вслед за ней.
 – Шрив!
 – Миранда! – Он потянулся к ней, но ее не оказалось рядом.
 – А теперь твоя очередь, ублюдок! Посмотрим, как ты будешь играть в свои игры при свете.
 – Де ла Барка! – Шрив повернулся на звук голоса и получил сильный удар в подбородок.
 Удар отбросил его к двери, которая закрылась за ним. Он встал и, сжав кулаки, приготовился отразить удар.
 Его противник рассмеялся.
 – В чем дело, красавчик? Не можешь меня найти?
 Тяжело дыша, Шрив стал прислушиваться к шаркающим шагам де ла Барки. Размахнувшись, он нанес сильный удар по источнику звука, но сам нарвался на кулак противника, от которого его голова дернулась в сторону.
 С победным смехом де ла Барка пнул его. Деревянный протез больно ударил Шрива по ногам. Он тяжело упал на бок, но, быстро перевернувшись, встал на ноги.
 – Чувствуешь, красавчик, сукин сын? Эта деревянная нога – все, что мне досталось. Помнишь, как я просил тебя спасти меня. А ты спокойно стоял рядом. Ну, как тебе это нравится?
 Легкие шаги явно принадлежали приближавшейся Миранде.
 – А, очаровательная мисс Драммонд. – Де ла Барка повернулся к ней.
 Шрив услышал звук бьющегося стекла, когда какой-то предмет упал на пол. Затем раздался звук пощечины и женский крик.
 Разведя руки в стороны и выставив голову вперед, Шрив с громким криком бросился на сыщика. Его голова ткнулась в грудь противника. Под его мощным напором де ла Барка потерял равновесие. Они оба упали на пол. Шрив оказался сверху.
 – На помощь! – во всю силу своих легких закричала Миранда. – Помогите! Помогите! – Она попыталась пробраться к двери.
 – Стой на месте и закрой рот, – приказал сенатор Батлер. – Еще один звук – и я застрелю его.
 Миранда замерла. Сенатор сидел за столом, выставив вперед свою огромную руку, в которой был зажат пистолет.
 Де ла Барка уперся здоровой ногой в живот Шрива, одновременно схватив его за галстук. Он попытался нанести актеру новый удар, но расстояние было слишком мало, и сильного удара не получилось. Шелковый галстук выскользнул у него из рук. Он согнул в колене другую ногу и с силой пнул Шрива.
 Шрив отлетел в сторону. Виском он ударился об угол письменного стола. Боль обожгла его, и он бессильно остался лежать на полу.
 Поднявшись на ноги, де ла Барка рассмеялся.
 Миранда стояла у самой двери, прижавшись спиной к стене.
 – Сенатор Батлер, этот человек пытался меня убить.
 – Он не должен был этого делать, мисс Драммонд. Ему было поручено убить вас лишь в том случае, если вы станете сопротивляться. – Сенатор откинулся на спинку кресла. Рука, в которой он держал пистолет, дрогнула. Батлер схватился за сердце. – Я заплатил ему, – выдохнул он, – чтобы он доставил вас ко мне. Чтобы... вы назвали мне имена. Заговор... устроенный против меня.
 – Заговор? – Миранда рассмеялась. – Не было никакого заговора.
 Сенатор закрыл глаза и попытался дышать ровно. Но не мог. Прерывистые, короткие вздохи – это было все, на что он был способен.
 Шаркающим шагом де ла Барка приблизился к Миранде.
 – Она скажет все, что вы хотите узнать.
 На полу Шрив застонал и открыл глаза. Невероятная боль раскалывала его голову пополам. Боль была настолько сильной, что она имела цвет. Вспышки света – красные, желтые, как сверкающие шары. Он со стоном закрыл глаза. Боль была невыносимой, и он вновь потерял сознание.
 Видя страдания Шрива, Миранда побледнела.
 – Мне нечего сказать.
 – Она лжет. – Корявые пальцы потянулись к ней.
 – Кто? – рявкнул Батлер. К несчастью, его голос, когда-то гремевший в стенах сената, сейчас прозвучал как тихий стон. – Кто послал тебя? Кто заплатил тебе, чтобы ты убила Бенджамина Уэстфолла?
 Де ла Барка схватил ее за руку и начал выкручивать.
 – Скажи сенатору то, что он хочет знать. Дверь кабинета внезапно открылась.
 – Я думаю, мы имеем достаточно информации и без того, чтобы подвергать миссис Катервуд такому испытанию.
 – Генри. Слава Богу!
 – Кто вы такой, черт возьми? – зарычал де ла Барка.
 – Генри Келлер, – последовал спокойный ответ. – Обойдемся без этого. – Он перехватил руку де ла Барки, пытавшегося ударить его, и заломил ему за спину. Де ла Барка взвыл от боли.
 Взгляд Батлера на секунду остановился на человеке, которого он нанял, потом сенатор закрыл глаза. Его голова безвольно откинулась на спинку кресла.
 Де ла Барка извивался, попытаясь пнуть державшего его человека, но Келлер в отличие от Шрива не был слепым. Не был он и женщиной, которую легко можно было ударить и бросить на пол. В считанные секунды он надел на де ла Барку наручники.
 – Я частный детектив, – возмущенно запротестовал де ла Барка.
 – А я работаю в сыскном агентстве Пинкертона, – последовал спокойный ответ.
 Де ла Барка замолчал в замешательстве, устремив неуверенный взгляд на поникшего сенатора.
 – Шрив! – Миранда подползла к мужу. – Шрив, любимый! О Боже! У тебя кровь.
 – Болит, – простонал он. – Не трогай голову. Болит.
 – О мой дорогой.
 Шрив приоткрыл глаза. На этот раз к красному и желтому прибавился еще голубой. Несмотря на боль, в нем вспыхнула безумная надежда. От волнения он чуть не задохнулся.
 – Миранда.
 – Что, любимый?
 – Над головой справа от меня горит свет? От волнения она не смогла сразу ответить.
 – Да. – Она взяла его за плечи.
 – А потолок какого-то серого цвета? Она подняла глаза. О Боже, пожалуйста, пусть это будет правдой.
 – Да.
 – И ты. Ты в голубом платье.
 – Да. Да! О Шрив! О мой дорогой! – Она не решалась дотронуться до него, но не могла удержаться, чтобы не прижаться щекой к его лбу. – О любовь моя!
 – Ужасная боль, – пробормотал он. – Не могу встать.
 Миранда взглянула на Генри и указала на де ла Барку:
 Пожалуйста, арестуйте этого человека и вызовите для Шрива карету скорой помощи.
 Генри положил руку на плечо де ла Барки. Боевой дух, кажется, покинул инвалида. Не двигаясь, он смотрел на человека, распростертого за письменным столом.
 – Мисс Катервуд, я позабочусь обо всем, – Генри подтолкнул де ла Барку: – Пошли!
 – Я частный детектив, – опять запротестовал де ла Барка. – У меня лицензия. – Но ему ничего не оставалось делать, как последовать за Келлером.
 – Лежи тихо, дорогой, – уговаривала Миранда Шрива. – Не двигайся. Не открывай глаза, пока не приедет врач и не скажет, что тебе нужно делать.
 – Я могу видеть, – прошептал он. – Могу видеть. Еще не совсем хорошо, но могу. – Слезы радости текли по щекам.
 – Я знаю, дорогой, знаю.
 – Мисс... Драммонд. – Хриплый голос раздался откуда-то сверху.
 Она замерла. Как она могла забыть, что сенатор оставался в комнате? Вполне понятно, учитывая ее волнение, ее надежду.
 Продолжая держать руку на плече Шрива, она встала на колени и положила другую руку на край стола. Этот злобный старик не подойдет к ее любимому.
 Глаза Батлера были как щелки, лицо посерело, губы едва двигались.
 – Почему?
 Она с трудом разбирала, что он говорит.
 – Что «почему»?
 – Почему... Уэстфолл?
 Она упрямо вздернула подбородок.
 – Он убил моего отца. Он послал Френсиса Драммонда и с ним еще восемьдесят человек на верную гибель, чтобы потом жениться на моей матери.
 Налитые кровью глаза открылись.
 – И это... единственная причина?
 – Гибель восьмидесяти человек достаточно веская причина, сенатор. Они погибли ужасной смертью. Их семьи безутешно оплакивали их. Сколько вдов и детей осталось у них? Сколько семей было разрушено? Жизнь моей матери практически кончилась. Моя собственная жизнь навсегда переменилась.
 – Месть. Не... заговор. Только... м-месть. – Тяжело вздохнув, Батлер затих.
 Его глаза не закрылись. Зрачки расширились, превратившись в неподвижные черные дыры. Челюсть отвисла. На секунду он замер, потом его голова начала клониться назад. Наконец огромное безобразное тело упало на пол позади стола.
 Миранду передернуло.
 – «Меж тем как порча все внутри разъест незримо». [72] 
 Лежа на полу, Шрив слабым голосом произнес.
 – Мне в самом деле придется поставить для тебя «Гамлета». Ты знаешь роль лучше меня.
 Она опустилась рядом и вложила свои холодные руки в его теплые ладони.
 – Я знаю ее, потому что я жила ею.

 Эпилог


 Основа для любви – благополучье. [73] 

 – Моей жене это совсем не понравится. Я в буквальном смысле выкрал его из дома. – Шрив Катервуд бросил виноватый взгляд через плечо.
 – Отлично. Вы таким же образом потихоньку вернете его назад, и никто не останется внакладе. – Неемия Горовиц, владелец нового театра «Империал» в Чикаго, выразительно махнул рукой. – У нас в зале репортер. Газеты подхватят эту новость. У нас увеличатся сборы. Мы все разбогатеем.
 – У нас и так хорошо идут дела.
 – С «Юлием Цезарем»? – фыркнул Неемия. – В спектакле всего две женщины, которые появляются на пять минут. В крайнем случае, вы передадите Миранде – от меня – что это ее вклад в спектакль. Иначе мы потеряем публику.
 – Она разозлится, когда прочитает об этом в газетах, – возразил Шрив.
 – Ничего. Вы спрячете газету и не скажете, что она вообще выходила. Неужели я должен вам объяснять, как это делается? – недовольно проворчал Неемия.
 Шрив покачал головой. В золотом лавровом венке Брута отразились огни рампы.
 Из свертка, который он держал на руках, послышалось гульканье. Потом оттуда высунулась крошечная ручка и схватила висевшую на шее Шрива цепь. Малыш потянул за нее.
 На сцене Марк Антоний говорил миру о том, что Брут «римлянин был самый благородный» [74] .
 Шрив улыбнулся своему сыну.
 – Не можешь подождать, чтобы не испортить мой костюм, да?
 Малыш засмеялся.
 Шрив забрал у него цепь, пока она не оказалась в его маленьком ротике.
 – «Войска на отдых! И пойдем скорее делить счастливейшего дня трофеи», – закончил Октавий. Затрубили трубы. Актеры ждали занавеса.
 Вместо этого на сцену вышел Неемия Горовиц, призывая публику к тишине.
 – Друзья мои! Сегодня на сцене нового театра «Империал» мой добрый друг Шрив Катервуд хочет сделать одно очень радостное сообщение.
 Шрив вышел на сцену с младенцем на руках. На самом деле его сын родился две недели назад в доме Рут Уэстфолл в присутствии врача и сиделки, но как сказал Неемия, им надо было увеличить сборы. А «Юлий Цезарь» был тяжелым спектаклем.
 – Дамы и господа, позвольте вам представить. Впервые на сцене – мой сын. – Шрив поднял малыша. – Драммонд Катервуд.
 – Родился за кулисами! – крикнул Неемия, и по залу прокатились аплодисменты. Публика радостно вскочила.
 – Родился за кулисами!